Нормальные герои [Юрий Александрович Горюхин] (fb2) читать онлайн

Юрий Горюхин Нормальные герои

Двое в лодке, не считая палатки

Путевые заметки уфимского горожанина

Отпуск

Раз в год этот день наступает почти у каждого честного трудящегося нашей страны. Честный трудящийся выходит из здания своей любимой работы, непринужденно останавливается на крыльце, щурится на ласковое солнышко и нежно пересчитывает хрустящие купюры отпускных. Но хмель выпитого с сослуживцами шампанского проходит с первым ветерком, и тут, словно нежданная дождевая туча, подступает тревожная мысль, как же провести уже начавший стремительно таять отпуск так, чтобы последующие одиннадцать месяцев не было мучительно больно за его бесцельность.

Мне повезло, не успел я привыкнуть к послеобеденному сну и сериалам про бандюгов в погонах и без, как позвонил мой старый товарищ Вова и предложил сплавиться по реке Большой Инзер. Редкий горожанин, втискиваясь в переполненный потными пассажирами троллейбус, не мечтает оказаться на берегу горной речки у костерка в окружении спортивных загорелых туристок, поющих под гитару про «солнышко лесное». Я не заставил себя уговаривать и сразу же согласился приобщиться к загадочному миру таежной романтики.

У Вовы были в наличии новенькая, склеенная на заказ надувная лодка, новенькая шатерообразная палатка, новенькие болотные сапоги и новенькая книжечка с описанием самых популярных башкирских маршрутов известного уфимского туриста Марушина, то есть, к походу он был подготовлен основательно, поэтому я проникся к нему заслуженным уважением и стал его во всем слушаться. Единственно, что сразу же меня огорчило, так это отсутствие других опытных туристов и особенно туристок, но, в конце концов, Грушинский фестиваль можно посмотреть и по телевизору, а то, что «барину пора жениться», так об этом уже лет 15 говорят все мои родственники.

Подготовка

Любой серьезный турпоход начинается с составления серьезного списка необходимого снаряжения, продуктов и прочих очень важных вещей. На составление списка мы потратили полтора часа кропотливого труда, затем отправились в ближайший магазин реализовывать задуманное. В продуктовом отделе, вывернув друг у друга карманы, мы обнаружили, что список потерян. Пришлось все покупать по памяти, благо у нас, туристов, она, как правило, феноменальная. Продукты мы выбирали исключительно диетические, чтобы на свежем воздухе в наших организмах не завелся вредный холестерин. Меньше всего холестерина оказалось в баночном пиве, видимо, поэтому мы забили наши рюкзаки именно этими консервами. Для распилки дров была куплена пила с огромными зубьями, для укрытия от ненастья – двадцатиметровый рулон полиэтиленовой пленки. Долго приглядывались к компасу, но, здраво рассудив, что без астролябии он как-то не к чему, решили плыть исключительно с помощью хорошо развитой интуиции. Заглянув, напоследок, в парфюмерный отдел и купив там с десяток тюбиков кремов для загара, от загара, для бритья, после бритья, от комаров и от облысения, мы, наконец, выползли из торгового центра в полной боевой готовности.

Заброс

Когда Вова, затолкав в свой необъятный рюкзак третий спортивный костюм, произнес таинственное слово «заброс», я немного разволновался, потому что представил вертолет с вездеходом и километров двадцать непроходимой сельвы. Но оказалось, что мачете нам не понадобятся, потому что заброс будет осуществлен на автомобиле одного доброго знакомого, который довезет нас по асфальтированной трассе до самого места назначения.

Ранним утром, когда еще не было и десяти часов, мы стали осуществлять заброс. Успешно выехав со двора, мы вдруг хлопнули себя по лбу и вернулись назад, потому что забыли котелки, кружки, плошки и ложки. Смекалистый турист сделает котелок из чего угодно, Вова выбрал из подаренного жене на восьмое марта цептеровского набора две никелированных кастрюли, прикрутил к их ручкам стальную проволоку, навсегда преобразив посуду сытых буржуа в походные котелки голодных туристов. Теперь нас уже ничего не задерживало, и в полной экипировке мы помчались к горам южного Урала.

Жить в Башкирии и не видеть Уральских гор – это преступная халатность, которая должна караться выселением на два года в пустыню Гоби.

Хотя бы раз даже самый ленивый и тяжелый на подъем житель Уфы должен прокатиться с какой-нибудь оказией по трассе Уфа – Белорецк. Вид древнейших на Земле гор обязательно перевернет устоявшиеся суетливой жизнью образы и разрушит стройные ряды мыслей о ценах на продукты, проблемах ЖКХ, образования, здравоохранения и такого коварного курса доллара. Мое сознание, например, было перевернуто, впрочем, наш автомобиль тоже чуть не перевернуло на крутом повороте с подъемом, носящим романтическое название «Тещин язык». За «Тещиным языком», через несколько спусков и подъемов мы по ошибке чуть не повернули в поселок Межгорье, про который чего только не говорят, но никого никогда не пускают, поэтому проверить есть ли там урановые шахты, подземные города с подземными аэродромами и правительственными бункерами нам не удалось. Не успел я определить какая из окружающих вершин является горой Ямантау – самой высокой точкой южного Урала, как мы запрыгали на колдобинах проселочной дороги и через 10 минут были на берегу Большого Инзера напротив деревни Карталы.

Большой Инзер речкой оказался быстрой, шириной метров в тридцать, но глубиной не более полуметра и то, из-за прошедших недавно дождей, вода считалась очень большой.

День первый. Судовой журнал

Долго искали швартовы, чтобы отдать их оставшемуся на берегу доброму знакомому, но не нашли, поэтому сунули ему в руки банку пива, помахали носовыми платочками, еще раз уточнили, что в следующую пятницу в 15-00 встречаемся в конечной точке нашего пути и бросились в бурную пучину Большого Инзера. Деревня Карталы неспешно проплыла за кормой, женщины, как в фильмах про тяжкую дореволюционную жизнь, полоскали в студеной воде белье и не обращали на нас никакого внимания.

Я начинаю вести судовой журнал. Честно записываю в блокнот, что при отплытии случайно пролил в лодку целую банку пива, после чего Вова сказал все, что думает о моих интеллектуальных способностях, и мне пришлось вступить с ним в дискуссию, в которой каждый из оппонентов до самого ужина остался при своем. Наверное, я бы еще чего-нибудь записал в судовой журнал, но перед Карталинской Запанью нас ждало первое испытание – под водой лежал деревянный остов старой переправы с торчащими из бревен гвоздями. Искушенный в судоходном искусстве Вова резко гребанул веслом вправо, мой судовой журнал улетел влево, лодку мы, слава богу, спасли, а мой блокнот, по всей видимости, разорвали на части злобные пираньи.

Карталинская Запань была последней деревней на нашем стокилометровом пути, выпивающие на берегу местные жители на языке межнационального общения пожелали нам счастливого пути, и мы на целую неделю остались один на один с дикой природой.

Как только солнце стало клониться к верхушкам гор, мы начали присматривать место для стоянки, и как только мы его стали присматривать, безлюдная река вдруг сразу же превратилась в оживленный тургородок – стоило нам завидеть симпатичную полянку, как над ней начинал виться дымок от костра конкурентов. Наконец, за очередным поворотом наши мрачные лица просветлели – уютный луг, оборудованное костровище и дурманящий коктейль горного воздуха и запахов разнотравья. Быстро ставим палатку и тратим вечер на неспешное приготовление макарон с тушенкой и на неспешное их поедание. Не обошлось и без ложки дегтя, диетические шпроты в каком-то едком желе оказались редкостной гадостью, поэтому, исключительно в целях дезинфекции, пришлось применить популярную в народной медицине специальную жидкость, под которую можно съесть любую гадость.

День второй. Поэтическое слово

Словно жаворонок я выпорхнул из нагретой утренним солнышком палатки, глянул на часы и понял, что выпорхнул скорее как сова. Мой опытный товарищ крепко посапывал, и я решил разжечь костер без его помощи. Результат меня поразил: если накануне вечером на добывания огня мы потратили сорок минут и два коробка спичек, то я смог уложиться всего в один коробок и пятнадцать минут. Кипячу воду, стучу плошками, опытный товарищ Вова спрашивает, какого черта я вскочил в такую рань и рассказывает о том, как важно саккумулировать силы перед тяжелым марш-броском.

На завтрак и сборы времени уходит немного. Пытаемся по солнцу определить, где Север, но солнце стоит в зените. Появления Полярной звезды решаем не ждать и идти строго по фарватеру.

Я закрыл глаза и, вдыхая прозрачный горный воздух, который не вообразим в бензиновых облаках города, стал мысленно определять мимо какого леса мы проплываем. Но тяжелый, как двухпудовая гиря, запах отечественной парфюмерии быстро вывел меня из блаженного состояния. Я открыл глаза и от неожиданности чуть не выпал за борт – Вова покрыл свое лицо сантиметровым слоем крема от загара и настоятельно посоветовал мне сделать то же самое. Я слабовольно отказался. Не успел мой товарищ закончить косметическую процедуру, как тяжелые черные тучи заволокли небо. Мы налегли на весла и попытались оторваться от непогоды. Два часа длилась погоня, на третий – стена воды все-таки нас настигла и обрушилась всей своей свирепой мощью. Мы думали, что дождь нам не страшен, потому что взяли с собой непромокаемые китайские плащи-накидки, но накидки при накидывании тут же разошлись по швам, в очередной раз подвергая испытанию и без того некрепкую дружбу между супердержавами второго эшелона. Тогда мы взялись ожесточенно делить меж собой кусок полиэтилена. Товарищ Вова, стащив с меня пленку, тут же убедил себя и меня, что ему необходимо укрыть лежащие около него продукты и скрылся с головой в ворохе шуршащего полиэтилена. Но дождь имеет свойство заканчиваться, выглянуло солнышко, и мы причалили к берегу около нарядного катамаранчика, чтобы обсохнуть, перекусить, покупаться и позагорать. Поставив пиво в шумно впадающую в Инзер речку Суран, знакомимся с туристами.

Ох, говорила мне мама, не знакомься на улице. Парочка туристов оказалась мужем с женой, что было удивительно, но основной сюрприз ждал впереди. Туристка-жена представилась и тут же добавила, что она поэтесса. «Только не это» – не успело пронестись в моей голове, а мой товарищ уже выдал мою книжно-издательскую профессию. Поэтесса сказала, что она ни в коим случае не навязывается и достала из рюкзака огромную кипу стихов, предложив ознакомиться с ее творчеством. Я загрустил сразу, мой товарищ загрустил на десятом стихотворении, на двадцатом мы стали вздыхать и с тоской смотреть на студеную речку Суран, в которой бултыхались наши баночки с пивом. Потом муж поэтессы робко кашлянул и предположил, что неплохо бы поплыть дальше, поэтесса с ненавистью посмотрела на благоверного, а мы воодушевлено пожелали им попутного ветра, быстрого течения и семь миллионов футов под килем. Поэтесса помахала нам рукой, крикнула, чтобы мы их догоняли, тогда она нам прочитает свои самые последние и большие поэмы. Мы крикнули в ответ, что догоним всенепременно и устало сели в тенек пить холодное пиво и молча кормить хлебными крошками тучи прожорливых мальков.

День третий. Каменные водопады

Лениво гребем среди умиротворяющей природы, зеленые берега и живописные скалы радуют глаз, все располагает к неспешной беседе о вечном. Но только мы собрались в очередной раз потравить правдивые истории о своих бесчисленных победах на фронте с инакополым противником, как стало нам жутковато. Весь правый берег вдруг превратился в каменные потоки и водопады, казалось, что эти глыбы застыли на мгновение и вот-вот стронется один маленький камешек и весь Большой Инзер с маленькими туристами будет навсегда погребен.

Как кролики к удаву, подплываем к берегу и разбиваем лагерь. Только что прошедший дождь превратил приготовление пищи в серьезное металлургическое занятие, один из нас нагнетал воздух лодочным насосом, второй, направляя шланг в разные стороны, поднимал в воздух пепел, мелкий мусор, чай, соль, перец и лавровый лист. После приготовления пищи, идем осматривать мрачную достопримечательность. Когда-то несколько прибрежных скал рассыпались на кубы, октаэдеры, тетраэдеры и гексаэдеры, оставшиеся скалы подпирают со всех сторон их прах и по внешнему виду готовы и сами в ближайшее время рухнуть. Идти по этим геометрическим образованьям чрезвычайно опасно, даже самые крупные из них слегка пошатываются, а покрывающий их скользкий мох просто создан для туристического травматизма. В полной мере насладившись инопланетным пейзажем и собственными ловкостью и бесстрашием, решаем заняться добычей пропитания.

Первым добыл пропитание я – грибы росли на дереве около нашего очага. Они аппетитно пахли и были очень похожи на вешенки, которые продают во всех супермаркетах. Опытный Вова долго мял крепкими пальцами мою находку и неожиданно легко согласился сварить их для меня в отдельной плошке.

Потом мы занялись таким мерзким делом, как расхищение природных богатств страны. В сумерках, кое-как распутав десятиметровую сеть, опасливо озираясь, пошли ее ставить вдоль тростниковых зарослей, где рыба должна была кишмя кишеть.

Всю ночь мне снились гринписевцы, которые защелкивали на моих запястьях наручники и под барабанный бой вели на эшафот. Я просыпался, будил Вову и спрашивал, что мы будем делать с рыбой, которую не сумеем сразу съесть. Умудренный товарищ отвечал, что в его рюкзаке есть пара килограммов очень полезной йодированной соли, и наш улов никак не пропадет.

Утром, в азарте шагнув к затонувшим поплавкам сети, набираем полные сапоги холодной воды и достаем из сетей килограмм десять отборных водорослей. Водоросли очень водянисты, совершенно безвкусны, но, как уверяет Вова, чрезвычайно полезны.

День четвертый. Сарыштинские пороги

Самое живописное и самое опасное место на всем маршруте – это начало Сарыштинских порогов. Большой Инзер лоб в лов сталкивается с речкой Сарыштой, вместе они поворачивают на 90 градусов и несут с удвоенной скоростью беспечного туриста на торчащие из воды огромные валуны. Поэтому беспечные туристы обычно в устье Сарышты делают стоянку, выкладывают из камней печь для походной бани, как следует намываются, стирают тренировочные штаны и только после этого направляют свои суденышки в грохочущие буруны порогов. В книжке туриста Марушина написано, что пороги эти второй категории, некоторые профессионалы называют их всего лишь безкатегорийными шверами, мы же единогласно, а потому объективно, решили меньше чем на четвертую категорию их не оценивать.

Капитан нашего корабля ловко отгреб от огромного камня, тут же мы налетели на другой и сломали весло о третий. На четвертый камень нас вынесло могучей волной, и мы оказались в каком-то смысле на суше. Капитан крепко высказался по поводу команды, которая никуда не смотрит, команды выразила вотум недоверия паникующей администрации. Общими усилиями мы спихнули наш пароход на воду, чтобы через десять метров опять повиснуть над водой. Так мы и плыли километров пять, хотя, кажется, их было двести – не меньше. Голоса наши охрипли, лексика сократилась до трех морских терминов, вместо весел мы орудовали огромными шестами, и я никогда не мог предположить, что недоброжелательное отношение к камням может достичь в моей душе таких астрономических размеров. Словно в насмешку, из прибрежных кустов периодически шумно выскакивал выводок утят и шпарил по воде на своих ластах, как будто под ними была не бурлящая вода, а гаревая дорожка.

День пятый. Добыча

Но никакие пороги, шверы и перекаты не сравнятся с мелкими плесами, когда течения почти нет, а под днищем всего сантиметров десять прозрачной водицы, и так хочется, чтобы уровень ее был хотя бы на пару сантиметров выше, но он почему-то все падает и падает. И вот два туриста, ухватившись за веревки по бокам своей баржи, волокут ее по камням, смоченным водой. Хорошо, что наш хронометр бьет файв о клок, и необходимо делать привал, чтобы заварить крепкий восстанавливающий силы зеленый чай.

Сначала бивак в окружении густой высокой травы нам понравился, но тучи огромных разъяренных комаров тут же изменили наше мнение. Поджигаем разрекламированные спирали "Раптор", противный дым режет глаза, раздражает носоглотку, но на комаров не воздействует никак, они даже не уворачиваются от этих хваленых дымовых шашек. Проводим экстренное собрание коллектива и выносим: рано поутру снимаемся с якоря.

Рано утром наша надувная лодка сдулась как первомайский воздушный шарик после изнурительной демонстрации. Новенькая пила, которой мы еще не распилили ни одного бревнышка, впилась своими огромными зубьями в нежный бок нашей лодки. Выразительно смотрим в глаза друг другу – расхлябанный, безалаберный и безответственный виновный не сознался в содеянном. Начинаем ремонтные работы и выясняется, что лодка наша сделана из какого-то особого материала, который нужно нагреть до ста градусов, нанести клей, прижать и выдерживать 48 часов под прессом. Вместо пресса на заплатку сел Вова. Чтобы скоротать время забрасываю на мелководье сеть и жду дичь. Жгучее солнце прогнало комаров в тень, и на смену им прилетели слепни. И чем невыносимее становился зной, тем крупнее оказывались эти кровососущие монстры. Скоро в воздухе появились экземпляры, на которых размашистый удар ладонью почти не действовал, они небрежно расправляли свои крылья и летели к следующей жертве.

Хорошо, что в дикой природе все уравновешено – безнадежно, а оттого безрадостно тащу сеть. Вдруг огромная белая рыбина запуталась в самом конце снасти. И сразу все приобретает смысл, инстинкт охотника-рыболова впрыскивает адреналин в кровь, хочется в кого-нибудь стрельнуть отравленной стрелой или хотя бы снять скальп.

Посовещавшись, ласково назвали рыбину голавлем, почистили, распластали на углях и запекли. На какое-то время мы забыли про слепней, комаров и прочие неприятности, а, закончив трапезу, решили, что заплатка приклеилась уже намертво.

День шестой. Пещера Максимовича

Лодка предательски спускает, подкачиваем ее на ходу, но воздух уходит быстрее, чем мы его подкачиваем. Через час баллоны с моей стороны из упругого состояния превращаются в нечто бесформенное и желеобразное.

Проползаем по километровому плесу мимо того, что осталось от деревни Кызылярово. Черный от солнца одинокий житель одинокого хуторка молча провожает нас взглядом. Причаливаем на противоположной стороне. Утоптанная тропа ведет к охраняемой государством, а значит ни кем, пещере им. профессора Максимовича. Друг Вова отказывается посетить очередное чудо природы и остается латать лодку. Надеваю штормовку, сапоги, беру фонарь и иду креститься в спелеологи. Лаз в пещеру почти неприметен, из черный дыры веет холодом и Аидом. Лезу. Сначала иду на корточках, потом на четвереньках, потом протискиваюсь между камнями ползком. Остается только гадать, как профессор Максимович решился ползти вглубь по этому шкуродеру неизвестно куда – развернуться нет никакой возможности, кажется, что еще чуть-чуть и застрянешь в этом склепе навечно. После жутких тисков лаза, начинается расширение и подъем вверх. Открываются просторные своды, хочешь, иди направо, хочешь, иди налево, но лучше стой, где стоишь. Я не устоял и зашагал вперед, разглядывая галереи, стены и ходы. Только я собрался спуститься в огромный зал, в котором отражалась какая-то холодная вода, как тут же сам покрылся холодным потом, потому что мой фонарь вдруг мигнул и погас. Коварство пещеры было в том, что свет входного отверстия в нее не проникал, запираясь сифоном спуска и подъема. Нервно встряхиваю фонарь, дрожащий лучик прыгает по сырым стенам, от волнения не могу вспомнить, из какого нагромождения булыжников я вполз в эту пещеру. Иду почти наугад, ноги сами проваливаются в лаз, проскальзываю, ползу, постукивая головой о потолок, фонарем о пол, зубами друг о дружку, вижу свет, выползаю и кубарем скатываюсь на поляну с зеленой травой, синим небом, стрекочущими насекомыми и таким радостным ярким солнцем. Отчетливо понимаю, что сочетать водный туризм со спелеотуризмом для меня еще рановато.

Лодка с каждым гребком сдувается все больше и больше. Успокаивает только то, что плыть осталось всего ничего, и завтра мы будем в поселке Усмангали, где пересядем в сухопутное средство передвижения. Напротив громады скал, выстроившейся полукругом, делаем последнюю стоянку, съедаем все продукты, оставив только на легкий утренний перекус. И тут у меня закрадывается легкое сомнение: начинаю считать количество пройденных нами дней и прошедших дней недели. Выясняется, что в Усмангали мы приплываем в четверг, а забрать нас должны в пятницу. Костлявая рука голода показалась из пустой банки тушенки.

День седьмой. Усмангали

Грустные и голодные плывем на спущенной лодке, кажется, что держит нас только постеленный на дно надувной матрасик. Вова показывает мне последнюю достопримечательность, от которой плыть до Усмангали всего ничего. По левому берегу прямо из-под скалы вырывается река. Как не приглядываемся, не можем понять из какой расщелины или пещеры она вытекает, кажется, что она просто просачивается сквозь каменную стену.

Несколько поворотов и основательно садимся на мель. Но это не страшно, потому что уже слышна цивилизация: петухи кричат, коровы мычат, овцы блеют. Стоящие на перекате рыбаки молчат, только дергают вверх свои удилища, но их присутствие тоже вселяет уверенность в завтрашнем дне.

Останавливаемся на окраине Усмангали, недалеко от моста, по которому несутся почти стершиеся из памяти автомобили. Напротив красуется недавно возведенная на горе мечеть, знающие люди утверждают, что родившийся в этом селение премьер-министр не имеет к этому строительства никакого отношения.

Разжигаем костер с одной спички, в пять минут кипятим воду, завариваем чай и заливаем им голодный желудок. Но Вова говорит, что настоящий турист никогда не пасует перед трудностями, достает из недр своего рюкзака джинсовый костюм и, преобразившись, отправляется вместе с проходящим стадом искать поселковый магазин.

Через час у нас на пеньке стояла бутылка сухого вина и коробка печенья –

видимо, остальные продукты местные жители просто не употребляют.

Быстро приканчиваем печенье и приступаем к досугу. Но проталкиваемая внутрь пробка создает избыточное давление, и наша бутылка разлетается в разные стороны, окрашивая сочным гранатовым цветом все окружающие предметы и нашу одежду. Вова опять замечает, что настоящий турист никогда не унывает, и у него есть другое средство для активного отдыха. Он снова нырнул в свой рюкзак и вынырнул с бадминтонными ракетками. Пораженный абсолютной предусмотрительностью товарища, спрашиваю, сколько же раз он спустился по Большому Инзеру, прежде чем приобрел такой всеохватный опыт? Вова на мгновение пришел в замешательство, но тут же из него вышел, заявив, что настоящему дерсу узале достаточно пройти по маршруту один раз, чтобы быть готовым идти по нему в любое время дня и ночи.

К обеду следующего дня мы погрузились в автомобиль и помчались с берегов Большого Инзера к берегам Агидели и Уфимки. Всю дорогу я осмысливаю свое перевоплощение из простого смертного в опытного туриста.

Бензиновая марь бетонного города быстро сжирает остатки моего отпуска. Всезнающим Чингангчуком с достоинством всхожу на крыльцо своего бледнолицого учреждения. Охранник, подозрительно вглядываясь в мой кавказский загар, требует удостоверение личности. Достаю из кармана с позвякивающей послеотпускной мелочью пропуск и, разглядывая хлипких неприспособленных к настоящей жизни окружающих, снисходительно размышляю о том, что теперь я тоже запросто смогу провести какую-нибудь группу филологов-стоматологов по нехоженым тропам Южного Урала, главное не забыть взять с собой теннисные ракетки с пинг-понговыми шариками.

Октябрь 2003

В тысячу и первый раз про Египет

Пролог

Замельтешила неспешно тянувшаяся жизнь пролетария. Вышел мусорное ведро вынести – вернулся, а суровый ноябрьский праздник октября уже подменили сопливым днем примирения и согласия. Вот и иду теперь нержавеющим Железняком навстречу промозглому ветру в полном одиночестве. Зюйд-вест срывает с головы бескозырку и выдувает из бушлата зыбкое тепло – огонь пролетарского гнева гаснет, а капиталистическое солнце все никак не выглянет из-за туч. Чеканный шаг совсем завяз в каше мокрого снега, сподвижники рядом не маршируют, транспаранты не несут, шарики в небо не пускают, и ни один комбайнер не обещает с высокой трибуны отдельную квартиру к концу пятилетки. Куда иду – не знаю. До самого горизонта не видать ни одной теплой рюмочной, ни одной ароматной пивнушки, – отдохнуть гегемону негде. И только собрался гневно поразмышлять о жирных буржуях, нежащих свои рыхлые тела на горячем белом песочке у синего теплого моря, как сквозь залепленные мокрым снегом очки расширенный зрачок поймал неоновый лучик вывески с магическим словом «Крекс». Какой пролетарий не читал в детстве «Золотой ключик»? Только самый плохой, имя которому – люмпен. Тут же в голове вспыхнули зловещим огнем коварные буквы древнего заклятия фараонов: «Крекс, фекс, пекс», и пройти мимо нарядного помещения уже не было никакой возможности.

Перерождение за свой счет

Кожаное кресло глубоко всосало в себя озябшее тело. Пиво в «Крексе» не продавали, паленую водку не отмеряли мензурками, предлагались лишь направления в некоторые из сторон белого света. В тепле и уюте, в гипнотическом щебетании недавно перекованных комсомолок быстро раскис в груди Че Гевара и стал разлагаться, как мелкобуржуазный завлаб перед контрольным пакетом государственной монополии. «Мне бы в Африку» – беспринципно предал свои мозолистые принципы и розовую мечту накопить на «москвич» с пробитым глушителем. Из всей Африки в наличии оказалась только северная. Сложил в уме праздники, отгулы с прогулами и махнул рукой: «Заверните». Сбросил с плеч тяжелый бушлат и балансирующим на шатких ступеньках карьерной лестницы «белым воротничком» быстро засеменил на пуантах в ближайший банк оплачивать всегда солнечный Египет.

В путь

Предстоящие трудности капиталистического отдыха решил встретить во всеоружии, поэтому, пересчитав на широкой ладони остатки наличности, купил маску, ласты, шорты, сомбреро и кипятильник с фонариком, обязательно купил бы чего-нибудь еще, но искушенные люди предупредили, что ввоз в Африку спиртного строго ограничен, и нарушители караются насильственным бальзамированием в глубоких подвалах пирамиды Хеопса.

Легкий, как снежинка, самолетик разбежался по асфальтовому полю, и вместе с другими снежинками взмыл над заледенелыми садовыми домиками в направлении знойного города Хургады.

Пять часов лета мучили тревожные сомнения, насколько дружественной является далекая Арабская Республика. Сомнения развеялись только тогда, когда, слава Аллаху, колеса нашего ТУ-134 коснулись африканской земли, и за иллюминатором замелькали солдаты с родными «калашниковыми». «Дружественная» – отлегло от сердца. Пассажиры вдруг завизжали и зааплодировали экипажу. Недоуменно спросил у сидящей рядом пухленькой туристки из Екатеринбурга: «Не проспал ли фигуры высшего пилотажа или стриптиз командира корабля под минералку с леденцами?» Оказывается, пассажиры всего лишь радовались не прерванной меткими украинскими, или какими-другими израильскими зенитчиками жизни.

Заграница

Зал хургадского аэропорта был набит отдыхающими, как бочка сельдями, наверное, поэтому гудел, как встревоженный медведем улей.

Длинный черный египтянин весело кричал на южно-уральском диалекте, что он белый ангел по имени Мохамед и берет под свою гидовскую опеку всех других белых ангелов. Прочитал штамп на путевке и тоже радостно присел на правую ножку: «Белый ангел из Башкортостана». Мохамед протянул лиловый листок с длинными строчками арабской вязи и сказал, что необходимо все заполнить именно так, как там написано. От поставленной сверхзадачи чуть не бросился обратно в самолет, но стоявшая позади белый ангелочек из Екатеринбурга поймала в свои пухлые объятия и показала алым коготком, что в листке есть еще знакомые глазу интеллигентного человека буквы латинского алфавита. Переписал весь загранпаспорт в листок, купил за хрустящие доллары две почтовые марки госпошлины и получил на сдачу ветхие разноцветные тряпочки, расползающиеся от прикосновения. «Неужели всем иностранцам при въезде выдаются экспонаты Национального музея?» – мелькнула в голове радостная мысль. «Это твердая египетская валюта – фунт» – опять пришла на помощь ангелочек из Екатеринбурга и помогла втиснуться в длиннющую очередь таможенного контроля между буржуями всех мастей и народностей.

Ответственность момента осознал только тогда, когда увидел размер звезд на погонах таможенного офицера – стало немного обидно за Иосифа Виссарионовича. Хургадский генералиссимус шлепнул печать в паспорт и чиркнул что-то в лиловом листке, следующий генералиссимус прочитал в листке то, что чиркнул первый, сказал, что этот анекдот он уже слышал, бросил листок в урну и спер выигранную в соцсоревновании авторучку. Потянулся было за тайваньским паркером, но ангелочек из Екатеринбурга шепнула, что доверие уже оказано и на землю одной из колыбелей человечества пропущен.

Первый заграничный друг

Не успел в первый раз в жизни ступить в магазин образцовой торговли свободной от пошлин, как быстрые египтяне водрузили на плечо ящик пива и уверили, что наступивший недавно священный для всех мусульман великий пост Рамадан не касается бледнолицых неверных.

Грузимся в микроавтобус и летим в стареньком Фольксвагене белыми ангелами по встречной полосе прямо в отель «Золотая пятерка».

Консьерж «Золотой пятерки» ласково перекрыл раскрытыми объятиями вход: «Так много пива нельзя, у нас священный месяц Рамадан, поэтому пиво можно покупать только плохого качества и по десятикратно завышенной цене в баре отеля!» Упал ящик с плеча, заскакали алюминиевые банки по мраморным ступенькам. Но консьерж сомкнул объятия и сказал, что он друг и, всего за десять долларов тайными лесенками и коридорчиками пронесет в номер всю контрабанду. Поторговавшись, сдружились за доллар.

В номере консьерж бросил сумки на пол, пробежался по периметру комнаты, включил и выключил все выключатели, открыл и закрыл все краны, стукнул кулаком по зашипевшему телевизору, ослепительно улыбнулся на вопрос «А где стакан?» и умчался в сторону заходящего солнца.

Первое погружение

Маленькая зеленая ящерка серой мышкой прошмыгнула через комнату, бесстрашным рыжим тараканом поднялась по стене и исчезла в плафоне электроосвещения. «Только бы ее током не ударило» – устало присел на одну из двух огромных кроватей, взглянул на белую простыню соседней и остро ощутил всю полноту одиночества отдыха на чужбине. Выпил в задумчивости пива, срезал ножницами верхушку освободившейся банки, вскипятил в полученном стакане воду, но заварить чифирь из тайно привезенного зеленого чая не успел, потому что задребезжал телефон, и гид Мохамед позвал на внеочередной судьбоносный пленум коллектива отдыхающих.

Ангелоподобный гид Мохамед рассказал новоприбывшим, какие мошенники другие гиды, таксисты, торговцы, вкратце напомнил историю арабо-израильского конфликта и тут же предложил с огромной скидкой путевки к различным достопримечательностям своей почти такой же необъятной как Ханты-мансийский автономный округ родины. Коллектив российских туристов достал кошельки и оптом откупил всю культурную программу. Стыдливо покинул выгодную распродажу – наличность все еще была зашита конспиративными белыми нитками в черном нижнем белье. В расстроенных чувствах пошел искать Красное море. Указатели долго кружили по гостиничному комплексу и вывели, в конце концов, к морю Серому, выяснять есть ли тут еще один водоем не стал, натянул маску, взял в зубы дыхательную трубку и нырнул в пучину. В пучине плавало множество живых организмов, каждый живой организм держал в зубах дыхательную трубку и бултыхал ластами. Если бы было подводное ружье, то непременно привез домой пару трофеев.

Первая информация к размышлению

Часы показали 17-00 местного времени, солнце заползло за верхушки песчаных гор, и появился почему-то лежащий на боку ятаган полумесяца. Решил, что это как-то не по-русски и побрел в сумерках домой. Дорогой познакомился с милыми арабскими товарищами, которые в порыве расположения чуть не продали за пять долларов барабан из крокодиловой кожи, кальян из чистого золота и оригинал автографа Тутанхамона на пачке «Кэмела». На первом этаже отеля заглянул в туристическую конторку, где почти непреступная для любвеобильных египтян девушка из ближнего Подмосковья пускала в потолок сизые никотиновые бублики и предлагала те же туры, что и гид Мохамед, только почему-то в два раза дешевле.

В долину царей

Черной египетской ночью, задребезжал черный телефон и черный голос прохрипел, что тур в Луксор вот-вот начнется и необходимо спуститься в холл, получить сухой паек и познакомиться с товарищами по туристическому счастью. Парящим сомнамбулой выскользнул из номера и спланировал в холл под странным названием «рецепшен», достал русско-английский разговорник и, уткнувшись в него, стал знакомиться с ожидающими автобус иностранцами. «Сорри» – многозначительно прочитал на первой странице и вопросительно взглянул на пухленькую иностранку. «Да это ж я», – сказала иностранка из Екатеринбурга, и показала на подъехавший автобус. Автобусы со всех отелей собрали в огромную колонну и под прикрытием автоматчиков повезли через горы к могучей реке Нил в древнеисторический город Луксор.

Мохамеды

Маленький толстенький араб сказал, что он гид Мохамед и поведал, какую площадь занимает Египет, сколько населения в нем проживает, об обманчивости видимой за окном автобуса нищеты, потому что в каждом сарайчике есть телевизор, а если бы не сокрушительная победа в арабо-израильском конфликте, то был бы и так необходимый крестьянам Интернет. Потом он завез группу в музей сувениров, в котором был бесплатный туалет. После сувенирного магазина Мохамед представил нового гида.

Нового гида звали Мохамед, он рассказал несколько солдатских анекдотов, какую площадь занимает Египет, сколько населения в нем проживает, вкратце напомнил историю арабо-израильского конфликта, дал 15 минут пофотографироваться на фоне колоссов Мемнона и привез тургруппу в музей парфюмерии. После музея парфюмерии в автобусе появился мрачный усатый человек, сказал: «Меня зовут Мохамед» и молча повез группу в «Мертвый город».

«Мертвый город» представлял собой песчаные холмы, изрытые норообразными гробницами. Простые египтяне лежали с краю, те, что познатнее подтягивались к центру, где уже покоились сами фараоны. Солнце в «Мертвом городе» выжгло все живое, оно попыталось выжечь и сознание из екатеринбургской туристки, но вовремя удалось дотащить ее до прохладной гробницы Рамзеса III и там ненадолго спрятать от безжалостных лучей.

Вход в гробницы великих фараонов был бесплатным, только в маленькую гробницу малозначительного Тутанхамона почему-то не пускали даже за отдельную плату. Фотографировать в покойницкой было запрещено, но разрешалось, разглядывая разрисованные пляшущими человечками стены, пройти весь туннель и упереться в стену. У стены туристы вдруг осознавали, что топчутся на том самом месте, где лежал великий Рамзес номер три, и многим становилось дурно, поэтому опять пришлось тащить нелегкую екатерибуржку на крепком пролетарском плече.

Страшнее солнца в «Мертвом городе» оказались только торговцы сувенирами, они выкручивали туристам руки и рвали на них одежды – без сувениров вырывались единицы.

После изнуряющего «города Мертвых» долго приходили в себя в прохладном музее ювелирных изделий, благодарили усатого Мохамеда за то, что спас и килограммами скупали золото с серебром.

Каменный жук

Совершенно лысый немолодой человек сказал, что его зовут Мохамед и он гид. Лысый Мохамед посадил туристов в баржу под названием фелюк и переправил через полноводный Нил, в котором местные рыбаки ловили крокодилов, но он не ловился, потому что, как объяснил гид, русские гидростроители около Асуана коварно запрудили самую длинную реку в мире.

Гид угостил платноотдыхающих бесплатным обедом, но напитками угощать не стал. Обезвоженным караваном двинулись в Карнакский храм. Огромные развалины проглатывали туристов, как Сфинкс двоечников, не разгадавших его загадку. Бурный поток людей разбивался на маленькие ручейки и исчезал в лабиринтах колонн, вновь бурление возникало только около небольшого постамента, на котором сидел каменный жук скарабей с отполированным задом. Если скарабея ласково хлопали по филейной части, то он исполнял сокровенные желания, если обходили его три раза, помогал удачно выйти замуж. Желающие забеременеть обходили семь раз. Мечтающие благополучно развестись нарезали сорок девять кругов. Пухленькая из Екатеринбурга обошла скарабея три раза, слегка порозовев, пробежалась еще четыре. Грузные мужчины в черных очках, тяжело передвигая ноги, все шли и шли…

Уже в полной темноте, после посещения музея папируса, где туристы поменяли остатки ветхих фунтов на новенькие папирусы, покатили в обратный путь.

Веселые парни – водители автобусов, радостно сигналя друг другу и загоняя встречные тяжелые тягачи на обочину, затеяли между собой игру в догонялки, перегонялки и подрезалки. Было задремавшие пассажиры приободрились и, вцепившись побелевшими пальцами в кресла соседей, не сомкнули глаз до самого финиша.

Мир Кусто

«Деньги – не главное» – уговаривал сплавать на коралловые острова египтянин Гриша. «Неужели бесплатно?» – не поверил своим ушам. Оказалось, что деньги – не главное только для тех, кто с ними расстается. «Мохамед!» – нетерпеливо позвали Гришу соплеменники, пришлось быстро закивать головой и согласиться, что деньги – не главное.

Кораблик бросил якорь у кораллового острова, Гриша опустил в воду лесенку и сказал, что плавать можно ровно 45 минут, а за отдельный бакшиш хоть до Курбан-байрама.

Подводный коралловый городок казался ласковым и гутаперчивым, как в доброй морской сказке с хорошим концом. Кругом плавали аквариумные рыбки, ползали черные ежики с длиннющими иглами, и ни одна белая акула злодея Спилберга не откусывала конечности бултыхающимся туристам.

Но все было не так уж и благостно в бесчеловечном мире Дарвинских законов. Кораллы на ощупь оказались совсем не такими милыми и игрушечными, – словно слесарь шестого разряда вдруг снял заусенцы наждачной бумагой с незащищенных пальцев. Хорошо, что пухленькая девушка из Екатеринбурга еще на палубе предупредила, что смешные черные ежики очень ядовитые и ласково чесать их между иголками совсем небезопасно. Миновал хитрых ежиков и замер – какая-та странная ракушка, словно дыша, открывала и закрывала свои створки. Вдруг в эти створки свалился маленький симпатичный моллюск. Задерживаю дыхание и, толкаемый справедливым и оттого безрассудным гневом, пытаюсь освободить из плена моллюска. Створки захлопываются волчьим капканом. Указательный палец зажат зубастыми тисками хищника. Кислород в раздутых легких от страха превращается в углекислый газ. Ужас генерирует в сознании недалекое будущее, как за отдельную плату Гриша привозит японских туристов пофотографировать обглоданный скелет русского водолаза с исконно самурайских Курильских островов. Вырываю из пасти хищника палец и со всей способной скоростью плыву на кораблик, красный кровавый след остается висеть в воде, и наверняка его тут же почуяли акулы, барракуды, мурены, касатки и, быть может, сам Моби Дик.

Гриша осмотрел высокоподнятый палец и сказал, что по возвращении на берег всего долларов за сто-сто пятьдесят будет оказана высококвалифицированная медицинская помощь. «А как же медстраховка?» – задал бестактный вопрос и по лицу Гриши понял, что тогда смертельный исход не сможет исключить никто. Ладно у пухленькой из Екатеринбурга нашлись в косметичке ватка с йодом, и родная Федерация, и так каждый год убывающая в количестве, не потеряла еще одного своего члена.

Гриша на глаз прикинул, сколько человек на корабле, поднял лесенку, и корабль повез туристов-подводников к следующему острову. У следующего острова на дне лежал остов утонувший кораблика, вокруг которого плавали аквалангисты с еще не утонувшего кораблика и, наверное, искали осколки айсберга и личные вещи, выпавшие из карманов Леонардо Ди Каприо.

Большая стальная бочка медленно проплыла мимо аквалангистов, выяснилось, что это подводная лодка в которой сидят два десятка туристов и разглядывают через иллюминаторы как, свободные от удушливого заточения отдыхающие ныряют, кувыркаются и резвятся в прозрачной воде.

На последнем, перед отплытием на Большую землю, острове был разбит пляж и несколько баров. По пляжу перемещались темпераментные молодые люди и предлагали бесплатный массаж аппетитным девушкам и очень не бесплатное пиво их френдам, девушки на массаж охотно соглашались, их френды кисло и неохотно покупали кислое египетское пиво и тянули его в тенечкедекоративных хижин. «Не вреден ли массаж после морской воды?» – зачем-то спросила пухленькая. «Вреден» – зачем-то раздраженно соврал.

Зов фараонов

Прошли сутки, сонливое лежание у накатывающих на берег волн восстановило силы для дальнейшего отдыха, поэтому когда черной египетской ночью опять зазвонил телефон и портье сообщил, что пора в Каир смотреть пирамиды, это почти не вызвало отрицательных эмоций. Опять выдали сухой паек и повезли в длинной колонне, обгоняющих друг друга автобусов.

Верткий парень сказал, что он гид Али. «Али?!» – хором переспросил весь автобус. «Мохамед Али» – подтвердил Али. Али с Мохамедами менялись до самого Каира, сообщали географические и этнографические данные о своей стране и снова менялись, превращаясь в мутный, расплывчатый образ, который некоторые женщины со среднерусской возвышенности принимали за мираж.

Золото Тутанхамона

Каир был громаден, многолюден и чрезвычайно шумен. Автобус, протяжно просигналив, притормозил около Национального музея, охранники с пристрастием всех обыскали и на полчаса запустили к культурному наследию. Сначала грустно постояли у стеклянного параллелепипеда, в котором лежал засушенный мальчик, явно замученный несколько тысячелетий назад тамошними эксплуататорами до такого жалкого состояния. Оказалось печалились зря – под стеклом лежал злодей фараон, лишенный разбойниками сотен поколений золотых знаков отличия.

Давка в зарешеченной комнате с золотом Тутанхамона напомнила битву за яблочной бормотухой времен полусухого закона начала перестройки. Вспомнил молодость, ткнул локтем в солнечное сплетение пузатому немцу, отпихнул бритую датчанку, отдавил ногу японцу и, толкая перед собой упругие ягодицы девушки из Екатеринбурга, купил две по ноль семь, в смысле, выбрался наружу.

Бакшиш

После Тутанхамона помчались в институт папируса, купили папирус и отправились к пирамидам, до закрытия которых оставалось сорок минут. Бегом сфотографировались на фоне трех пирамид Гиз, постояли около одной из них и помчались к безносому Сфинксу, сфотографировались на его фоне, закралось, было, подозрение, что популярную во всем мире болезнь привезли из Америки задолго до Колумба, но очередной гид объяснил, что это дело рук возмущенных профилем правоверных. Солнце зашло, державшие весь день уразу правоверные, стали разговляться, пирамиды закрыли, очередной гид завез группу в институт парфюмерии. Чтобы не дышать очередными приворотными и отворотными маслами остался на улице. Чумазый мальчуган широко и белозубо улыбнулся. «Привет» – тоже улыбнулся мальчугану. «Бакшиш» – ответил мальчуган. Тяжело вздохнул. «Бакшиш» – подошел еще один мальчуган. «Бакшиш» – вырос из-под земли третий, а когда появилось еще с десяток, понял, что, либо сбакшишут чего-нибудь, либо забакшишут в ближайшем парадном подъезде. Но выплывшая на крыльцо пухленькая екатеринбуржка крикнула пацанам: «Алла берса» и погрозила алым коготком.

Пацаны испуганными воробьями рассыпались по закоулкам. Вышедший из института-магазина гид вдруг произнес с некоторым пафосом, что за то в их республике бесплатное образование. Вывалившиеся следом за гидом братки с Нижнего Тагила в недоумении парировали: «Так и мы за свое ниче не платили!»

Контрабанда

Голубое теплое прозрачное море с кораллами, теплый песочек, палящее солнце и всегда освежающий ветерок незаметно доели остатки предназначенных для этого дней. Ранним утром искупался в последний раз в море, бросил в девятый вал неразменный рубль, чтобы непременно за ним вернуться, встретил на берегу тоже бросающую в набежавшую волну монетку екатеринбуржку и грустно пошел собирать вещи.

На «рецепшене» сказали, что надо заплатить десять фунтов за утерянный стакан, что вывоз даже самых мелких даров Красного моря карается штрафом в тысячу долларов и что с нетерпением ждут в следующий раз. Сумма штрафа произвела впечатление. Весь таможенный контроль обильно потел в ожидании, когда таможенник полезет беспрекословной рукой в штаны расхитителя морских недр. Таможенник долго выворачивал карманы, долго водил по телу позвякивающим детектором, но все же не добдил и выпустил в заснеженные башкирские степи несколько кусочков мертвых кораллов.

Курортный роман

Самолетик разбежался и желтой песчинкой вместе с другими песчинками взмыл по направлению к Уральскому хребту.

Пухленькая туристка из Екатеринбурга громко пожаловалась соседке: «Отель попался очень большой, почти ни с кем так и не познакомилась». Решил, что, действительно, как-то неудобно получилось, и ущипнул туристку из Екатеринбурга за целюлит, затянутый в джинсы. Туристка из Екатеринбурга спросила, все ли южноуральцы такие быстрые разумом Невтоны, потом сообщила, что зовут ее Клеопатра и подарила фотографию топлес с домашним адресом, e-mail-ом и расчетным счетом на обратной стороне.

Эпилог

Рассохшимися половицами скрипит под ногами февральский снег, крепкий морозец перед наступающей весной выкручивает на память о себе загорелые уши – иду отмечать годовщину буржуазной революции, освободившую рабочих и крестьян от самодержавного гнета для свободного купеческого отдыха. На пешеходном переходе чуть не сшиб розовый урчащий Мерседес, и протяжно, как хургадский автобус, засигналил. В ответ матерно ругаться не стал, напротив, желая счастливого пути, поправил белый целлулоидный воротничок с манишкой и благодушно помахал вслед голубой ластой. В тихом баре с приглушенным до восточного полумрака светом отдал ужин врагу, выпил три рюмки абсента, закусил осьмой ногой осьминога, достал из внутреннего кармана сложенную пополам фотографию, раскрыл ноутбук, через радиомодем сконектился с провайдером и быстро настучал письмецо пухленькой в Екатеринбург.

Сентябрь 2004

Батюшка

Путешествие на Байкал

Этого момента ждет рабочий на заводе, крестьянин в поле, чиновник в кабинете, планктон в офисе, ждет его, конечно, и редактор, даже если он главный. Все ждут начала отсчета сакральных двадцати восьми дней, положенных по трудовому законодательству, а дождавшись, тут же начинают тревожиться: как их провести так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитый отпуск.

Мы с женой после яростных споров отмели Турцию, доступную Европу, черноморское побережье, теплоходы, катамараны, велосипеды, подводную охоту, фитнес, салоны красоты, шопинг и неожиданно сошлись на самом глубоком в мире озере Байкал. И – о чудо цивилизации Интернет! – не выходя из дома, купили билеты, забронировали номера, посмотрели отзывы: положительные – рассеянно, отрицательные – внимательно. Одним словом, не прошло и дня, как мчимся в аэропорт города Уфы имени Мустая Карима, а оттуда прямиком к Байкалу-батюшке!

«В обход идти, понятно, не очень-то легко, не очень-то приятно и очень далеко!»

А куда деваться?! Прямой телепортации из Уфы в поселок Хужир на острове Ольхон, а именно там была конечная точка нашего пути, нет! Нет даже прямого рейса Уфа – Иркутск. Поэтому три часа летим до Новосибирска, познаем на себе турбулентность – вещь в воздухоплаванье вредную, ко сну совершенно не располагающую.

В Новосибирске пересаживаемся на самолет до Иркутска. Звучит легко и бодро, в действительности шесть часов ночного времени проводим в аэропорту, ожидая рейс. Тут необходимо заметить, что «русский с китайцем – братья навек!», это к тому, что, начиная с Новосибирска, все официальные вывески и табло исполнены в трех языках: русском, английском и китайском. И не удивительно, «братья» – кругом! Не примите за неполиткорректность, очень милые, дружные люди, очень общительные между собой и ничуть не смущаются присутствием окружающих.

От Иркутска до Байкала есть два пути: один короткий – вдоль единственной вытекающей из озера-моря реки Ангары в поселок Листвянку, другой длинный – в обход через Усть-Ордынский Бурятский автономный округ на остров Ольхон. Мы, как уже было сказано, выбрали – в обход.

Если Новосибирск удивил толерантностью к задорно шагающему по Сибири южному соседу, то Иркутск поразил неожиданной раскованностью: весь город увешен рекламой: «Одна поза – 60 рублей, двадцать поз – 1000 рублей, а пятьдесят…». Вытирал пот со лба напрасно, оказалось, что позы – это огромные бурятские пельмени, такие же, как наши манты или грузинские хинкали, и правильно называть их по-бурятски буузами. Позы на прибайкальских просторах готовят везде, каждое придорожное кафе непременно будет называться «Позная».

Третья часть пути – автодорожная. Автовокзал в Иркутске классический – старенький, советской постройки, микроавтобусы современные – мерседесы, фиаты, форды, чехарда – азиатская. Наш автобус на 7.15 не пришел, и мы с боем взяли автобус на 7.30, тут же какой-то «заказной» уехал на остров Ольхон полупустым. Но все уселись, и ничего, что места не совпадали с местами в билетах, в конце шестичасового пути – последний час по стиральной доске бездорожья – это не имело никакого значения. По дороге остановились на автостанции в столице Бурятского автономного округа селе Усть-Ордынском. Выкрашенный белой известкой сельский туалет, в который зайти можно только при крайней необходимости, пункт оплаты всех операторов телефонной связи сразу, пустая бутылка из-под водки на лавке для пассажиров – все! Чингиз-хана на вас нет, сказал бы добрый урус, мы с женой промолчали. Но уже через полсотни километров вполне себе цивильное кафе и расторопное обслуживание барменом с бейджиком «Давид» на груди.

Остров Ольхон отсекается от наплыва организованного и неорганизованного турья, помимо длинной дороги, еще одним естественным препятствием – проливом Ольхонские Ворота. Три парома безостановочно курсируют от берега к берегу, паромщики утрамбовывают автомобили как сельдь в бочку, но в пиковые июльские дни очереди могут достигать километров, ожидание растягивается на сутки. Так, в 2017-м, по свидетельству очевидцев, триста изможденных китайцев подрались с капитаном парома, кто кого поколотил неизвестно, но капитан после этого уволился.

«Караванка». Первый заныр

Наша турбаза называлась гостевым домом «Караванка». Вначале профессионально поморщился – что за бурятские упражнения с русским языком! Оказалось, название историческое, аутентичное, когда-то поселок Хужир стоял не на пригорке около мыса Бурхан, более известном как Шаман-скала, а рядом с нашей «Караванкой», которую прозвали так, потому что вытаскивали на это место рыбацкие лодки пережидать суровые зимы. На месте же нынешнего Хужира бурят не то что строиться, пройти без надобности боялся, а женщин так и вовсе близко не подпускали, но об этом позже.

Заселились. Корпус из добротного бруса, все удобства в номере, вся мебель из дерева – живи и радуйся! Огорошила звукопроницаемость, и, выяснилось, во всех гостевых домах Хужира это общая проблема. Вполне себе толстостенные апартаменты, а слышимость в них как в фанерном домике какой-нибудь уфимской турбазы «Солнечный УНПЗ». Возможно, завозимая на остров древесина из каких-то особых пород, проводящих звук, словно железнодорожный рельс, возможно, технология строительства, создающая резонансную конструкцию. Загадка осталась, а соседей мы продолжали слышать до осязаемости.

Наконец-то попробовали с женой бурятские позы-буузы, позы оказались питательным и вкусным блюдом, качество которого, как, впрочем, и любого другого, зависит от качества первоначальных продуктов. Любопытно, что буряты говорят по-русски совершенно без акцента, наверное, фонетика монгольских языков созвучна с русской, а может быть, как сказал бы Александр Исаевич, двести сорок лет вместе сделали свое дело. Напомним, что, кроме бурятов, в Российской Федерации только калмыки принадлежат к монгольской группе. Так что ольхонский официант в юрте-кафе говорил хорошо, а вот считал съеденные позы плохо, сначала выписал четыре блюда в блокнот, потом просуммировал на калькуляторе, но забыл прибавить хлеб, опять все выписал, опять на калькуляторе, сумма вышла меньше, чем в первый раз. Опять по новой. Пришлось отнять у него калькулятор и с помощью десятью пальцев заново пройти с ним курс арифметики за третий класс. Ничего смешного! Раньше на острове во всех девяти населенных пунктах были начальные школы, сейчас осталась только одна – средняя школа в Хужире. Парадокс времени: до 2006 года на Ольхоне не было ЛЭП и электричество давали только дизель-генераторы, но работали школы, в советское время редкий турист добирался до Шаман-скалы, но летал из Иркутска рейсовый Ан-2. Почему так, спросили у хозяина острова – старшего из тринадцати хаагов царя всех шаманов Хана Хутэ-баабая. Зашумел в ответ ветер. Оптимизация – поняли мы.

Теперь необходимо сделать паузу, вытряхнуть из головы мусор, из карманов – скомканные квитанции ЖКХ, после чего преодолеть двухсотметровую песчаную полосу и с почтением подойти к цели нашего путешествия. Все как в песне «Славное море – священный Байкал!». Шум набегающих волн, бриз можно вдыхать, вдыхать и еще раз вдыхать, вода от прозрачности кажется льдом. Бейсболку – налево, рубаху – направо, сандалии – через себя! Ух в самую большую и самую прозрачную волну! И вода действительно оказалась льдом! Пробкой шампанского вылетел назад на нежный теплый песочек, по нему скорее к высушенному солнцем до самой сердцевины уютному приветливому бревнышку. Через полчаса тантрических покачиваний на бревнышке в такт набегающим волнам приходит первое просветление: на красоту Байкала надо смотреть, не надо трогать ее руками, тем более нырять в нее потным телом…

Эндемики под ногами

Помнится, Робинзон Крузо, после того как перетащил на свой остров полтрюма с разбившегося о рифы корабля, все-таки решил осмотреть свой остров. Утром следующего дня после прибытия мы предприняли ту же попытку. Для нас уже все было приготовлено – на ближайшей горе виднелась подходящая смотровая беседка. Как и многое на острове Ольхон, легкость задачи оказалась обманчивой. Чтобы забраться на ближайшую гору, пришлось не раз останавливаться и переводить дух, с каждым привалом остров открывался все больше. Южная половина Ольхона почти сплошь песчаная, северная – лесная. Растительность на песке скудная, но почти вся сплошь из эндемиков. Миленькие желтенькие цветочки, рассыпанные вокруг, оказались растущим только в этих краях маком Попова. Удивило отсутствие пчел, от цветка к цветку летали исключительно шмели, возможно, их меховые шкурки более приспособлены к морозам и ветрам острова.

Раз уж зашла речь о ветре, то он вместе с Ханом Хутэ-баабаем властвует над этой землей. Ветер сдувает все: летом – почву, зимой – снег, круглый год – крыши. Плодородный слой не удерживается на поверхности и вместе с песком уносится в озеро. Зимой на Ольхоне не играют в снежки, не катаются на лыжах, ветер сметает снег с острова, как и песок, голым бесснежным льдом, словно стеклом, сковывает берега – уазики-буханки носятся по нему, как по автобану. Половину крыши нашей смотровой беседки тоже унес ветер; подъехавший с группой китайских туристов гид уверил, что это был самый страшный ветер Прибайкалья – Сарма. Он разгоняется на противоположном берегу в Сарминском ущелье до ураганной силы в 40 м/с, несется через пролив Малое море на Ольхон и сносит все на своем пути. Именно из-за ветров порой невозможно осенью и весной перебраться с острова на большую землю и обратно – огромные тяжелые паромы накрепко швартуют к причалу, для могучих волн Байкала в это время они не более чем щепки. Мы с женой поежились и пошли с горы вниз к поселку Хужир. Перед уходом хотели поправить желтую ленточку на остроконечном столбе сэргэ, вкопанном рядом с беседкой, но гид китайских туристов предостерег нас: «Не трогайте того, о чем ничего не знаете! Ленточку завязал шаман для духа-эжина, и только тот, кто ленточку завязал, может ее развязать, всем остальным это принесет одни беды». Кому нужны беды вдалеке от дома? Никому! Отдернули руки и пошли в райцентр.

Земной дворец Хана Хутэ-баабая

Самый главный поселок Ольхона Хужир вовсю строится. Кругом гостевые дома, магазины, кафе, ну и, конечно, везде продают позы, запрещенный к вылову омуль, кстати говоря, тоже продают – копченый, жареный, вяленый, в ухе и даже в пельменях! Почти в каждом заборе местных жителей имеется маленькое окошко-дверца. Поинтересовались, что за васисдас такой? Были поражены: в поселке проблема с водой! Время от времени по улицам ездит водовозка, через окошки-дверцы протягивают шланги и наполняют емкости водой из плещущегося за Шаман-скалой Байкала. Закралось первое подозрение: не месть ли Хана Хутэ-баабая за то, что посмели потревожить его покой? «И стоять вам по горло в воде, не имея возможности напиться ею!» Решили прояснить ситуацию непосредственно во дворце главного из тринадцати хаагов. «Может, не пойдешь?» – спросил у жены, помня о запрете для женщин подходить к мысу Бурхан. «Двадцать первый век на дворе!» – перекрестилась жена и смело шагнула к тринадцати столбам-сэргэ, плотно обвязанным разноцветными ленточками.

Как не трудно догадаться, тринадцать сэргэ посвящены тринадцати хаагам, сыновьям небожителей тэнгриев. Хааги спустились на землю, чтобы все тут наладить: излечить от болезней, избавить от голода и совершить над людьми небесное правосудие.

Главным среди них был самый старший и самый сильный сын главы пятидесяти пяти западных небожителей-тэнгриев Хана-Хурмаса тэнгри Хан Хутэ-баабай. Хан Хутэ-баабай поселился в земном дворце, который нам, простым кафырам, виден как Шаман-скала, а покои великого хаага – в виде сквозной двенадцатиметровой пещеры. Не лишне заметить, что мыс Бурхан признан одной из девяти святынь Азии, наряду с монастырем Шаолинь, семикилометровой горой-свастикой Кайлас на Тибете, стометровой золотой ступой в Мьянме и др. Для бурят значимость этого места сопоставима с Меккой для мусульман, Иерусалимом для христиан. Путешественники прошлого описывали, что ни один из местных жителей не решался проскакать верхом на коне мимо мыса Бурхан. Буряты спешивались и проводили коней следом за собой на поводу, копыта при этом обвязывались сверху кожей, чтобы не цокали и не тревожили Хана Хутэ-баабая.

Но что нам, туристам, предрассудки прошлого, если за это не закидывают камнями и не сажают в тюрьму! Каюсь, и мы позволили себе взять в прокат водный велосипед и объехать по воде Шаман-скалу. Кроме замечательных видов, увидели сакраментальное «Вася + Анжела = любовь до самого утра», двух туристов, сопя лезущих по скале к входу в священную пещеру. А наверху у тринадцати столбов-сэргэ в это время уже развертывали аппаратуру питерские музыканты, явно приехавшие специально, чтобы поднабраться энергетики.

Водный велосипед, шурша дном о песок, ткнулся в берег. «Зачем? – грустно кивнула пожилая бурятка на скалолазов, скрывшихся в пещере царя всех шаманов, – мы же не ходим по вашему алтарю, не лезем за иконостас». Ответить ей было нечего. У тринадцати священных сэргэ психоделическая рок-группа из Питера затянула свои псалмы.

Остров танцующей Трома Нагмо – самой гневной из дакинь

Да, мы плывем на кораблике «Иркутск» именно к ней, женскому духу, небесной танцовщице. Точнее, на остров Огой, где в 2005 году всем миром – в прямом смысле этого слова – установили ступу просветления.

Чего только жители нашей планеты в эту ступу не забетонировали! От частичек волос Будды Шакьямуни до осколков авиационных бомб, но самое главное – бронзовую статуэтку дакини Трома Нагмо. Можно было обойтись без статуэтки, потому что сам вытянутый, изгибающийся Огой с высоты птичьего полета – вылитая танцующая дакиня. Культ Тромы Нагмы распространен вокруг другой святыни Азии – тибетской горы-свастики Кайлас. Возможно, таким образом была осуществлена связь между святынями… А то, что гневная дакиня своенравна, может наказать, может и благословить, испытали на себе. При подходе к острову дакиня чуть не столкнула за борт трехлетнего мальчугана, в последний момент сжалилась, и дремавшие на палубе тетушки вдруг встрепенулись и завопили отцу-оболтусу: «Держи ребенка!»

По канону, чтобы Трома Нагмо рассмотрела ваше желание, вокруг ступы надо пройти босиком 108 раз, гиды щадят туристов и говорят, что достаточно семи раз, а совсем грузным, промокающим платочком пот – одного и не обязательно на босу ногу. Как бы то ни было, туристы проникаются чувством сопричастности и даже шепотом покрикивают на своих капризных чад: «Нельзя драться, ругаться, плеваться и не набивайте разбросанной кругом мелочью карманы – она заколдованная!»

Отплываем от изгибов гневнотанцующей Тромы и плывем к святому источнику на противоположном берегу Малого моря, точнее – к двум источникам: женскому и мужскому. Преодолеваем за час двадцать километров и встаем на якорь у Щучьего озера, рядом с нами полно разнокалиберных судов, но привлекает внимание оранжевая надувная лодка с мотором. Два пенсионера, муж с женой, в одиночку идут от Иркутска до Северобайкальска. Шестьсот километров на суденышке, которое любой легкий байкальский ветерок может либо разорвать в клочья о скалистый берег, либо утащить в море к полуторакилометровым глубинам. Пока восхищался мужеством мореплавателей, жена сходила к источникам. Обещали, что женская вода будет сладкой, а мужская – соленой, или наоборот, главное: не перепутать! Жена разницы не почувствовала и пошла вверх по течению. Два деревянных желоба сошлись в один журчащий ручеек – но ведь любая святость не в факте, а в вере, решили мы и выпили на двоих одну рюмку бурятской молочной водки тарасун. Жене двадцатиградусная водка, слегка отдающая крестьянским подворьем, не понравилась, а мне понравилась, и я сразу нырнул в Щучье озеро, которое соединяется с Байкалом небольшим перешейком. Наконец-то я вволю наплавался! Щучье прогрелось, как колхозный пруд к вечеру знойного дня, даже не верилось, что всего лишь через песчаную косу в два метра плещется арктический «батюшка».

В завершение нашего путешествия проплыли мимо островка Ижилхей. Небольшая торчащая из воды скала вся облеплена черными бакланами, которые вернулись сюда всего четыре года назад, когда запретили вылов омуля, и у них опять появилась кормовая база. Сколько мы ни бросали хлебных корочек, ни один баклан не сдвинулся с места, в отличие от чаек, клянчащих подачку до последнего. Стало обидно за эту гордую птицу, именем которой уголовники называют людей никчемных и недостойных своего общества, впрочем, что взять с бандюков, они наверняка на уроках зоологии не были достаточно внимательны.

На причале в Хужире стали свидетелями примечательного диалога. Пенсионеры на надувной лодке искали, кому заплатить за «парковку», а капитан «Иркутска» предлагал им оставить лодку так, потому что в Хужире за время его проживания не было ни одного случая воровства: «Мы дома не закрываем, автомобили оставляем на улице с ключами!» Без Хана Хутэ-баабая тут явно никак, догадались мы. И действительно, самой страшной клятвой для бурят всегда была клятва у мыса Бурхан, после подтверждения намерений перед Шаман-скалой не нужно было письменных договоров, потому что солгавший перед пещерой старшего их хаагов домой возвратиться живым не мог никак…

Как топором убить медведя

От «Караванки» нас забрал уазик, и мы караваном из внедорожных «буханок» поползли вдоль Ольхона к самой северной оконечности острова – мысу Хобой. На мыс, кроме русских туристов, ехали французы, немцы, хорваты, но это не важно, потому что ехали и китайцы. Лет семь назад ольхонцы обрадовались наплыву китайских туристов, предполагая, что гости из второй экономики мира приедут не только с постоянной претензией, мелочной придирчивостью, беспрерывным гомоном на пределе возможности голосовых связок, но и с юанями. Выяснилось, что китаец китайцу рознь, на Байкал едут в основном из небогатых северных районов по профсоюзным путевкам. Но мы отвлеклись.

Переваливаясь с боку на бок, ползем между корней вековых сосен. Всеобщая остановка. Смотровая площадка. Один маленький скалистый остров – Львенок. Все фотографируются на фоне Львенка. Второй плоский скалистый остров – Крокодил. Все фотографируются на фоне Крокодила. На противоположном берегу Малого моря на белой горе угадывается знакомый контур. «Путин!» – все бросают Львенка с Крокодилом, фотографируются на фоне Путина.

В таком тоне можно было бы описать все остановки, но виды без всякой иронии завораживают. И не сфотографироваться на таком фоне – э… только бы китайский турист не влез в кадр!

На мысе Хобой, что в переводе с бурятского Клык, мы, свесившись с двухсотметровой высоты, увидели греющихся на большом плоском камне нерп, они, как и бакланы, появились после природоохранных мероприятий. Дрожа от восторга и пережитого высотного страха, делимся с нашим водителем-гидом впечатлениями. «Есть у нас еще зайцы, волки, косули, изюбры и в прошлом, когда разрешали бурятам иметь тысячные отары овец, были рыси», – ответил водитель. Ответил и тут же вспомнил, как не так давно, спасаясь от лесных пожаров, переплыл двадцатикилометровый пролив Малое море медведь. Когда о медведе узнали охотники-браконьеры, то посмеялись у костра за трапезой: «Да появись он сейчас, я его вот этим топором!» И медведь появился. Встал на задние лапы около уазика-буханки и посмотрел на охотников, медведь был выше уазика на голову, то есть на всю свою здоровенную башку. В общем, первым бежал охотник с топором, за ним бежал охотник с алюминиевой кружкой в руках (потом неделю не могли его пальцы разжать, чтобы кружку вытащить), пробежали мимо опешившей охотинспекции, охотинспекция обернулась и тут же вспомнила, что в Иркутске есть специальные ученые по медведям и тоже побежала, возможно, в Иркутск. Ученые приехали, поставили клетку с привадой, медведь в клетку залез, приваду съел, клетку есть не стал, только разломал, как спичечный коробок. Вторую клетку сварили из толстенной арматуры, медведь с ней не справился. Три дня бушевал он в клетке, на четвертый, в сопровождении ученого из Иркутска медведя перевезли на большую землю. Говорят, ученый после этого на работу не вышел и вроде бы кто-то его видел у Шаман-скалы с бубном в руках.

Покидаем Хобой, бросаем на прощание взгляд в синеву сибирского моря, неизвестно где переходящую в синеву неба. В декабре 2018 года на этом месте могли поставить бронзовое дерево бурятского скульптора Даши Намдакова, но экологи с народом Ольхона воспротивились, и детище Намдакова и иркутского галериста Бронштейна установили недалеко от поселка Узуры. Едем в Узуры. «Хранитель Байкала», выступающий из бронзового дерева, теперь стоит на скалистом обрывистом восточном берегу острова и пронзает туристов взглядом. В дереве есть большое дупло, внутри дупла – колокол, в который гиды советуют не бить, но все бьют, не давая духам, и без того недовольным вторжением на их землю, дремать. От «Хранителя» спускаемся к единственному с восточной стороны выходу к морю, здесь метеостанция, несколько домов и жилая монгольская юрта. Как это часто бывает, потомки воинов, захвативших полмира, торгуют сувенирами, травками, пошитой в Китае монгольской одеждой. За сто пятьдесят рублей купил три выстрела из лука. На третий раз попал в натянутую в тридцати метрах шкуру ягненка. «Теперь я могу служить великому Темучину?» – спросил продавца выстрелами. Молодой розовощекий монгол тут же записал меня в рекруты: «Пригодишься».

«Что за могила на холме за Узурами?» – спросила жена нашего водителя. «Рыбак утонул, глубина тут двести пятьдесят метров, найти невозможно, да и придонные рачки вмиг съедают все, что к ним спускается, – почти равнодушно объяснил водитель, – я и сам позапрошлой зимой чуть не утонул, въехав в проталину на льду. Двери сразу же зажало с двух сторон, хорошо, что у старенького москвича окна опускались вручную – машина тонет за пятнадцать секунд!» Улыбка сама собой сползает с лица – суров ты, Байкал-батюшка!

Тофалары и их олени

Мы их встретили! Тихих, интеллигентных китайцев. Экскурсия проводилась в декоративном стойбище оленеводов из Тофаларии.

С десяток оленей ели из наших рук капусту, яблоки и морковку, китайцы молча фотографировали, лишь один, хорошо говорящий по-русски, остроумно шутил, опять же по-русски. Тофалары оленей не забивают, рога-панты для настоек не спиливают, государство им платит за восстановление поголовья. Платить, впрочем, необходимо не за оленей, а за самих тофаларов. «Сколько?!! – переспросил китаец, – всего восемьсот тысяч?!» Гид-тофаларка грустно улыбнулась: «Нет. Не тысяч, нас осталось просто восемьсот…»

Заползли в чум, тут как в монгольской юрте: очаг – посередине, справа – женская половина с детской люлькой, слева – мужская половина с медвежьей шкурой. Потом селфи с вожаком оленей и на нем же торжественный променад верхом для туристов легче пятидесяти килограмм. Кроме моей жены, по периметру маленького стойбища проехал лишь один из китайцев. Проехал, спрыгнул с оленя и расхохотался, показывая пальцем на карту, растянутую для туристов со всего света около чума. Оказывается, его родной город с населением в полторы Москвы обозначен тем же кругляшком, что и маленькая деревенька размером с Иркутск.

Каждый сам выбирает, на каком острове ему умирать…

Трясемся по проселку стиральной доски Хужира. Водитель пугает: «Никому не говорите, но со следующего года бесплатный въезд на остров будет стоить пять тысяч рублей!» Киваем на кочках головой. В смартфоне выплыла звезда: визажист Сергей Зверев против загрязнения Байкала! Известный стилист, сам родившийся в селе Гужиры под Иркутском, в одиночном пикете!

Вот и пролив «Ольхонские ворота». Паром, китайцы, автомобили, китайцы… Сейчас мы сядем в свой автобус и возможно больше никогда не увидим Ольхон. Мысли путаются в голове: пришли на остров буддийские ламы и поставили в пещере Хана Хутэ-баабая свои жертвенные чашечки и курительницы, стены пещеры сдвинулись. Пришли расхитители гробниц, вынесли что могли, стены еще сдвинулись. Пришла Советская власть и поставила напротив Шаман-скалы нефтебазу, а в Песчанке выстроила зону для заключенных, стены опять сдвинулись. Потом власть опять сменилась, на самом высоком месте Хужира поставили вышку сотовой телефонной связи, советский поселок потеснили беззастенчивые доходные дома, стены пещеры… – да и так понятно! Шаманы говорят, что, когда стены окончательно сдвинутся и пещера закроется, умрет их вера, а умрет вера, умрет остров. Сколько осталось ждать?

PS

Промелькнула неделя-другая, иду в ближайший в магазин за хлебом, авоську на пальце кручу и вдруг слышу связку слов, которой на Байкальском острове Ольхон почему-то не слышал, – ну не привелось!

И неожиданно осознаю: а ведь тот бурый мишка, что напугал браконьеров с егерями ниоткуда не приплывал! Это же был бессмертный медведь, охраняющий священную и самую высокую гору Ольхона – Жиму, и Хан Хутэ-баабай всего лишь спустил его с цепи за порядком посмотреть!

Август 2019

Звёздное небо над головой…

Уфа – Калининград – Уфа

Королевская гора

«А не слетать ли нам в праздники куда-нибудь на Запад или Восток?» – предложила жена.

«Чукотка, Анадырь, край земли Уэлен, киты, моржи, американский берег в бинокль…» – стал тут же мечтать. Посмотрел цену билетов и твердо решил: летим в Калининград!

Собирались недолго. Долго регистрировались. Сначала рейс отложили на час, потом на два, потом… одним словом, вместо 11:00 вылетели в 16:00. Виной всему оказалась барышня по имени Ида. Шторм по-русски. «Ида» завалила снегом не только аэродром с говорящим названием Храброво, но и всю Калининградскую область вместе со столицей Кёнигсбергом. Чувствую, как нахмурился читатель, поэтому маленькое отступление.

Кёнигсберг (Королевская гора) долгое время был столицей Восточной Пруссии, по решению Потсдамской конференции после Второй мировой войны был передан Советскому Союзу вместе со всей провинцией, а 4 июля 1946 года после смерти Всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина переименован в Калининград. Конечно же, Всесоюзный староста никакого отношения к Восточной Пруссии не имел, но понятно, что просто вернуть все немецкие названия по прошествии стольких трагических событий и лет – малореально. Я бы предложил компромиссный вариант – Королевец. Именно так с XIII века звался на Руси Кёнигсберг, но кто меня послушает! Поэтому будем употреблять все названия, сложившиеся в обиходе у жителей этой земли. Кстати говоря, с «горой» тевтонские рыцари, заложившие замок, явно погорячились. Даже если учесть, что ее верхушку срыли бульдозерами для советской стройки века, все равно выше холма не тянет.

240 евро за шторм

Не могу не возвратиться к злополучной Иде, потому как штормы для Балтики тема весьма актуальная. Как заявлено в заголовке, именно столько заплатили за Иду. Разумеется, безобразий она натворила на сумму многократно превышающую, а вот присвоение циклону своего имени обошлось счастливчику как раз в 240 евро. Почему счастливчику? Потому что после оплаты заявки проводится розыгрыш, и только потом объявляется, что ближайший шторм выиграла, к примеру, Ида Хофманн! До нее победила Эльза Виллиус, а следом будет Надя Дукали, как сейчас выяснилось, тоже пронесшаяся по Европе и нашему Калининграду совсем не по-женски. Раз уж была упомянута гендерная принадлежность, то поясним: в нечетные года циклоны называются мужскими именами, в четные, такие как нынешний 2022 год, женскими. Антициклоны, соответственно, наоборот. Кстати, быстрые, злые циклоны дешевле, чем добрые, медленные антициклоны – те стоят 360 евро за штуку! Занимается этой коммерцией Свободный университет Берлина, собранные деньги идут на поддержку малоимущих студентов.

Сразу хочется спросить, правда, непонятно кого: почему бы нам тоже не продавать имена бурь, затяжных дождей, палящего зноя, града с куриное яйцо, постоянно присутствующих на просторах нашей необъятной Родины? Или торговать «счастливыми» номерами для автомобилей в ГИБДД как-то проще?.. Вопросы, разумеется, риторические.

В общем, своей очереди ждут штормы «Одетт» и «Филина», а мы благополучно приземлились в аэропорту Храброво имени императрицы Елизаветы Петровны. Капитан нашего воздушного корабля так и сказал: «Наш самолет приземлился в аэропорту храброго Калининграда!» Услышанное мне понравилось. Но для чего капитану, как и всем другим капитанам нашего воздушного флота, надо повторять свои добрые пожелания на странном языке, который англичане наверняка принимают за русский матерный, – ну совершенно не понимаю, ну совершенно не андэрстэнд!

«У России две беды: дураки и дороги»

Это сказал сатирик Михаил Задорнов, а вовсе не Гоголь, не Пушкин, не Карамзин, что не умаляет остроумия фразы Задорнова, а его самого вписывает в список выдающихся афористов!

Но к дорогам. Дороги в Калининградской области ну прямо не русские! Ну не бывает в России таких дорог! Вызвали мы с женой такси по «Яндексу» еще из самолета – кого сегодня этим удивишь! – побежали к автомобилю, по пути в какой-то мокрый сугроб провалились, решили, что все по-нашенски! Ан-нет! Плывем по трассе – дороги ровненькие, ни одного кратера, ни одной трещинки, белые стрелки на черном асфальте соответствуют стрелкам на синих дорожных знаках, никто не обгоняет, никто не подрезает! Шепчу жене: «Не по-русски как-то!»

Гостиницу выбирали недолго, раз город Калининград, решили, то и гостиница должна быть «Калининград» – старейшая, центральная, приличная. Весь город от нее расходится радиальными достопримечательностями. В первый день выбрали две из них: экспозицию музея Мирового океана под открытым небом в виде пришвартованных к причалу реки Преголя кораблей и ресторан «Тётка Фишер».

Кораблей у причала немного, но все они за умеренную плату доступны для посещения любознательных туристов. Но ни подводную лодку Б-413, ни судно космической связи имени первого космонавта-астронома Виктора Пацаева, погибшего при посадке «Союза-11», мы посещать не стали. С берега всё оценили, подивились, восхитились и пошли осматривать вторую достопримечательность.

«Тётка Фишер», как было заявлено, немецкий ресторан с русской душой, подивил и восхитил замечательным немецким грибным супчиком, поданным в только что выпеченном каравае. Что до русской души, то, рассчитываясь за «большой графин», сказал по-русски голосом Кисы Воробьянинова из «Двенадцати стульев»: «Однако!»

Вопрос «Может еще куда?» никто не задал: трехчасовая разница между нашими часовыми поясами сделала свое дело, третьей достопримечательностью могла быть только постель.

Да, про «дураков»! Нет, не встречались. Впрочем, дурака и на «большой земле» не так просто увидеть – хитёр, шельмец!

Амалиенау

Город спал. Выпавший ночью снег превратил все тротуары в контрольно-следовую полосу. Наши диверсантские следы рельефно отпечатывались в мокром снегу и безошибочно указывали на секретный пункт назначения. Мы шли в Амалиенау. «Историческое место Калининграда, которое даже в своём нынешнем виде воспроизводит атмосферу довоенного Кёнигсберга и тем самым привлекает многих туристов», – прочли мы на сайте-путеводителе и, решив стать первыми из «многих», вышли затемно.

«Сколько здесь вороньих гнёзд!» – подивилась жена. Действительно, на фоне ночного неба кругом темнели деревья, облепленные причудливыми вороньими гнёздами сферической формы. «Ворон только почему-то нет…» – подивился я в ответ. Оказалось… Но об этом чуть позже.

«Нам налево, под горку», – сказала жена. Выслушал жену и сделал наоборот. Пошли направо в горку. И правильно сделали, потому что вышли к мемориальной плите ученика самого Гаусса, выдающегося астронома Фридриха Бесселя. Потом, конечно, пришлось назад возвращаться, но какой умный не пойдёт в гору, если там увековечен человек, вычисливший годичный параллакс для звезды № 61 в созвездии Лебедя, эллипсоид Земли, и это в Кёнигсберге, где непроглядная облачность почти круглогодичная! Так и сказал жене. Хмыкнула.

Брусчатка. Какая брусчатка в Калининграде! На Красной площади в Москве нет такой брусчатки! Но явно она не по душе автомобилистам, велосипедистам и вездесущим электросамокатчикам, и потому градоначальники потихоньку меняют ее на ровный и скучный европейский асфальт. Прошли брусчатку и оказались в долгожданном районе малоэтажного строительства. Надо сказать, Калининград и сам не очень высок, даже хрущевки и те четырехэтажные. Ну а бывшие довоенные виллы-усадьбы, к которым мы так стремились, впечатления не произвели. Либо отштукатуренный новодел, либо облупленный, ставший советским домик с одним подъездом на четыре квартиры. Хотелось немецкой аутентичности. «Сейчас, дойдем до Амалиенау, вот тогда!..» – мечтали мы и опять заплутали. «Вот от этих мусорных ящиков идете до перекрестка, – выручил нас дворник, – потом направо до следующей мусорки, потом налево, упретесь опять в мусорные ящики, и считай, что дошли!»

И мы дошли. «2ГИС» ткнул на экране телефона в территорию, огороженную забором, за которым мы увидели одинокий, но, согласен, симпатичный дом и гектар пустыря… Возможно, мы не туда зашли, возможно, не так смотрели, но как-то не окунулись в прусское бюргерство, не ощутили дух. Спору нет, дома вокруг замечательного пруда «Поплавок» сплошь двухэтажные, со свежим ремонтом, даже несовершеннолетние правонарушители слушают нравоучения инспекторов в очень милом особняке, но, как сказал бы герой советского мультфильма: «Маловато будет!»

Омикрон

А оказалось… Это я про «вороньи гнёзда». Оказалось, что вороны тут совсем ни при чём.

Когда окончательно рассвело, мы увидели, что почти все деревья в городе, независимо от породы, в странных зеленых шарах. «Болезнь! Паразиты!» – тревожно мелькнуло в голове. «Лет пять назад появилась эта напасть!» – грустно рассказал нам потом лютеранский пастор в Кафедральном соборе. «Это что же, за грехи наши тяжкие и флора наказана растительным омикроном?» – бестактно усмехнулся. Пастор нахмурился и продал мне маленькую бестолковую карту Калининграда с достопримечательностями за двести пятьдесят рублей. Диковинным для жителей Урала оказался распространённый в Европе паразит омела. Она проникает сквозь кору и высасывает из дерева соки, пока оно не засохнет, но у многих западных народов почитается как лечебное и даже культовое растение. Англичане, к примеру, на Рождество целуются именно под омелой.

На этом ковидная тема не закончилась. Поразило, как строго и четко в каждом, даже самом маленьком заведении с нас требовали QR-код о вакцинации, и никаких полицейских, секьюрити – обычные девчушки и пареньки. И как все дисциплинированно этот код демонстрировали, никто скандалов не устраивал, стекол не бил, дорог не перекрывал. «Пруссия!» – поднял вверх палец. «Ordnung muss sein», – произнесла в ответ жена. «А?..» – глубокомысленно переспросил. «Порядок прежде всего!» – перевела главную немецкую заповедь супруга, а я, потупившись, тут же предложил продолжить осмотрдостопримечательностей.

И тут мы увидели его! Омикрон, застывший в бетоне!

Неожиданно выглянувшее из-за туч солнце осветило огромный двадцатиэтажный куб, возвышающийся и подавляющий всё вокруг. Это был знаменитый на всю Россию калининградский Дом советов, о стройке которого я упомянул в первой главке. Пустые глазницы окон на некоторых этажах явно показывали, что здание, если принадлежит кому, то непонятно, кто он есть, этот рачительный хозяин. Как у нас водится, Дом советов возвели на том месте, где до этого в 1967-м взорвали Кёнигсбергский замок, заложенный тевтонскими рыцарями в 1255 году. В Уфе таким же образом в 1956-м взорвали храм XVI века – Смоленский собор и возвели монумент Дружбы. Что тут скажешь, не любил Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев ни современную живопись, ни памятники истории!

Перед горбачевской «перестройкой» Дом советов был готов на 95 %, денег в него вбухали столько, что не один микрорайон для трудящихся можно было бы построить, но сам Дом достроить не успели. Последующая областная власть периодически заявляла о непременном сносе «куба» в ближайшее время, чтобы, скорее всего, опять вбухать во что-нибудь на том же самом месте. Но «дом-омикрон» стоит до сих пор, и, возможно, в его фундаменте сокрыта знаменитая Янтарная комната, которую всю жизнь искал создатель русского разведчика Штирлица Юлиан Семёнов!

Остров Кнайпхоф имени Иммануила Канта

Вот мы и добрались до «звёздного неба над головой». Иммануил Иоганнович безусловно наше калининградское всё! Никакой иронии. Хотя, нужно ли было давать имя философа острову Кнайпхоф? Не знаю. Аэропорт его имени звучал бы лучше, но пишут, что тогда во время всенародного голосования вдруг взбунтовались влиятельные фигуры – «судьба негероическая, книжки писал ни черта не поймёшь!» – и лидирующий до этого Кант неожиданно уступил дочери Петра I Елизавете.

Но к острову. Остров Иммануила Канта сегодня является безусловным и неоспоримым культурным центром Калининграда. Здесь расположен Кафедральный собор с самым большим органом в Российской Федерации. Собор выполняет функцию концертного зала и музея одновременно, сразу у входа в двух маленьких комнатках ведутся службы: слева православная, справа евангелическая. Когда-то остров Кнайпхоф был густонаселенным городком, в узких улочках которого фрау в своих пышных юбках расходились только с помощью специальных ниш в стенах. Но 30 августа 1944-го сто восемьдесят девять Ланкастеров Британских Королевских ВВС сбросили на исторический центр, где не было ни одного военного объекта, 480 тонн бомб – остров Кнайпхоф и всё в округе перестало существовать. Да, война, страшная война! Не до сантиментов, но отчего никак не мог забыть такую же бомбардировку Дрездена в 1945 году американский писатель Курт Воннегут? Тогда все те же Британские ВВС и их американские союзники бессмысленно отутюжили историческое культурное наследие. Свидетель бомбежки Воннегут, как ни странно, не порадовался сокрушительному удару соотечественников. Всё это описано в его знаменитом романе «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей». Не лишне заметить, что в самой свободной из стран роман подвергся цензуре.

Теперь на острове Иммануила Канта стоит одно единственное здание – восстановленный Кафедральный собор, каждый год в августе все колокола собора бьют тревожный набат, словно ждут очередного налёта Королевских ВВС. К основному зданию примыкает помпезная могила Канта. Недалеко от собора небольшой худенький Петр I и крепко сбитый последний великий магистр Тевтонского ордена герцог Альбрехт Бранденбургский, создавший Кёнигсбергский университет. Всего в парке Скульптуры на острове двадцать три работы. Ну и конечно поделки из янтаря! Кругом бронзовые фигурки с благородной вековой смолой. Еще Кант в цитатах, медалях, буклетах, конфетах, в фас и в профиль. Тут же прейскурант и кассы. От касс наш брат турист обычно сразу движется в собор слушать орган!

Иоганн Себастьян Бах, гопота, речной трамвай

Не знаю по какой причине, но организаторы в соборе практикуют органные мини-концерты. Будем считать, что исключительно для охвата всех прибывших на остров Канта гостей и жителей Калининграда. Тем более до начала мини-концерта можно походить по собору, осмотреть тут же представленные экспонаты: от надгробных плит, до уникальных витражей. Скепсис по поводу часовой программы пропал почти сразу, отрывки и небольшие произведения были подобраны очень разумно и органично. Казалось, все 122 регистра были задействованы, каждая из 6301 трубы Большого органа и 2224 труб Малого «продудела» свою ноту! Кроме обязательного величественного Баха были представлены различные популярные мелодии, апофеозом которых, по задумке, являлось последнее произведение, когда органист нажал какую-то хитрую кнопку, и скульптуры, украшающие фасад, начали двигаться в такт музыки! И нас, безусловно, обрадовало, что титулярным органистом Кафедрального собора, заставившим танцевать позолоченных купидонов, оказался наш родной Мансур Юсупов! Почти родной…

Что огорчило? Как всегда, наш брат турист, который нам не брат! Ну зачем покупать дорогие билеты, чтобы потом весь концерт мучиться, ёрзать на скамейке: «Вась, долго еще?» Зачем тащить детей, в скуке пинающих соседние сиденья уже после первых аккордов? И для чего парочкам усаживаться посреди зала с тончайшей акустикой, втыкаться в свои телефоны и весь концерт хохотать над тик-токовскими ужимками сверстников! Одну пару таких любителей прекрасного моя хрупкая жена просто выдворила из зала, положив им на плечи свои маленькие ладошки и смерив каждого взглядом, – трухнули тристан с изольдой!

После пережитого необходимо было проветриться. Как нельзя кстати нас поджидал экскурсионный речной трамвайчик. Не успели мы отчалить от пирса, как наша калининградская «подруга Ида» опять напомнила о себе. Оказывается, шторм нагнал волну в реку Преголя, и вода поднялась настолько, что мы сначала не смогли проплыть под Медовым мостом, а потом с трудом протиснулись под Железнодорожным. «А если вода еще поднимется?» – спросили капитана с тревогой. «А на такси вернетесь!» – бодро пошутил капитан и включил магнитофонную запись экскурсовода. Магнитофонный экскурсовод тоже все время шутил, будто мы плыли не в задумчивом пасмурном Калининграде, а в солнечной юморной Одессе! Но всё обошлось, опять осмотрели могучие корабли, вернулись к «Рыбной деревне» и решили, что пора к морю!

К морю!

Выехав из Калининграда, подумал: «Может, подремать дорогой, когда еще приедем!?» Не успел глаз сомкнуть, а водитель уже тормозами заскрипел: «Приехали!» Скажу откровенно, даже расстроился: «Как же так, я летним вечером за город, чтобы в речке поплескаться, час добираюсь, а тут двадцать минут – и ты на море!» Но что горевать! Заселились, разместились, пошли Балтику смотреть – вот она, за окном на расстоянии вытянутой руки в укрепленный огромными камнями берег бьёт, волнорезы снести пытается!

«А что, – наивно спросили на ресепшене, – нынешний шторм сопоставим, к примеру, с Идой?» Рассмеялись на ресепшене: «Какой же это шторм! По нашим меркам это штиль!» Раз штиль, то пошли совершать променад. Набережная городка Кранц, Зеленоградска по-нашему, так и называется: «Променад». Туристы сначала идут вдоль берега в одну сторону до упора в виде кафешек с обязательной строганиной из пеляди, потом в обратную сторону до стремительно возводимых гостиниц и будущих очагов культуры. Насмотревшись на бушующее море, все начинают разглядывать влажный песок под ногами. Но при нас не было ни одного истошного вопля: «Нашёл!», никто не пробежал с выпученными глазами, зажимая в кулаке заветный желтый камешек с застывшим внутри комариком Юрского периода. Наверное, нам просто не повезло.

Меж тем, Кранц оказался вовсе не морской державой, а кошачьей!

Рассказывают, что началось всё с водонапорной башни. Когда-то безнадежно влюбленный житель Зеленоградска продал дом и кров, но купил не миллион алых роз, а заброшенную башню, отремонтировал и подарил возлюбленной, где она, страстная любительница домашних животных, устроила музей кошек. И сказали жители курортного городка, что это хорошо! Теперь огромные, лоснящиеся коты по всему Кранцу! Их кормят, чешут, ласкают, строят им домики, всячески оберегают, но перед этим вроде как стерилизуют, иначе это же Содом и Гоморра наступит!

На излюбленное отдыхающими место «Куршская коса» решили не ехать, январская погода не располагала к гулянию в национальном парке. «Танцующий лес» и многокилометровые песчаные дюны оставили на следующий приезд, а пока по-простому, без затей поселились в замке.

Нессельбек

Действительно замок. Да, не старинный – стилизованный. Но выстроен с любовью, по средневековым эскизам. Получился вполне себе аутентичным и колоритным – с огромными залами для пиров калининградской знати и уютными номерами для отдыха этой же знати. Впечатлили, впрочем, не своды с мечами, щитами, кольчугами на стенах. Впечатлили чердак и подвал! Чердак, а точнее одна из башен замка Нессельбек, представляет собой ни больше ни меньше – музей пыток!

Чего только не изобрел человек, чтобы другому человеку побольнее сделать! И не только помучить, но и унизить при этом! Экспонаты в музее соответствовали оригиналам один в один, с подробным описанием и копиями литографий, как этими экспонатами при случае пользоваться. Некоторые тронутые временем колюще-режущие «инструменты» не вызывали сомнения, что пару столетий назад применялись по назначению. Кроме традиционных «испанских» сапог, воротников, щеток и пауков были различные «флейты», «скрипки», мантии пьяниц, маски позора, кляпы, ошейники. В отличие от радикальных пыточных средств эти применялись в воспитательных целях: «флейту» – клеветнику, «скрипку» – сплетницам, «ожерелье» – картежникам, железные маски – всяким хулиганам, нарушающим нормы прусского поведения. И тут меня озарила, точнее, смутила мысль: а не зиждется ли знаменитый немецкий «порядок прежде всего» на этих «флейтах» и «скрипках»?! Чуть что не по «порядку» – железную маску свиньи на голову – и ходи неделю на всеобщее посмешище!

Но пора в подвал. Не пугайтесь, там не страшно, там – спа! И не просто спа, там пятисотлитровые медные ванны, наполненные сваренным тут же горячим пивом. Холодное подается отдельно, когда руку из ванны протягиваешь!

Одним словом, я в этом средневековом подвале весь пропитался натуральным, совсем не порошковым немецким напитком и в благодушии напрочь забыл, на каком этаже Нессельбека находится наш номер. Хорошо, что жена помнила, она, кстати, кроме ванны записалась на массаж какими-то хрустальными палочками и на какое-то обертывание пивной дробиной… – но кому интересны эти женские забавы!

А поутру, вскочив на коней… Мы сделали под присмотром конюха три круга вокруг замка за двести рублей и помчались смотреть других лошадей – водяных! Гиппопотамы называются.

Гиппопотамы и другие лошади

Не трудно догадаться, что помчались мы осматривать один из самых старых и больших зоопарков в России – Калининградский. Мчались, как обычно, мимо достопримечательностей. Например, мимо построенного в 1912 году здания полицейского президиума. С 1933-го в здании располагалось Гестапо, с 1945-го – НКВД, с 1954-го – КГБ, а с 1995 года… Правильно! ФСБ! Ну не курсы же кройки и шитья было в нём открывать!

Зоопарк впечатлил! Двести восемьдесят шесть видов, более двух тысяч особей на шестнадцати гектарах в центре города! Перечислять особей не стану, слоны, жирафы, крокодилы, орангутанги – все были! Водные лошади оказались подводными, минут десять ждал, пока бегемот вынырнет из своего мутного бассейна и смерит ленивым равнодушным взглядом. Меж тем, говорят, от этих увальней в Африке погибает народу больше, чем от крокодилов и львов вместе взятых! Ну и сразу как бы про безопасность. Она меня насторожила! Медведи и львы находятся в бетонных ямах-вольерах глубиной метров пять-шесть, зрители наблюдают за ними сверху. Зрителей отделяет от ямы метровый бортик с наклонной решеткой, кругом надписи: «Не ставьте детей на ограждение, это небезопасно!» Зная наших мамаш и папаш, первое, что приходит в голову: «Обязательно ведь поставят!» Лично у меня тряслись руки, когда фотографировал через решетку спящего медведя: а вдруг кто толкнет ненароком, и прощай мой верный друг телефон! Всё сказанное могло бы вызвать улыбку, если бы не ошеломляющая новость, настигшая нас по приезде домой: полоумная мамаша в Ташкентском зоопарке столкнула ребенка в такую же, как в Калининградском, яму к медведю. Обошлось, медведь обнюхал и не тронул. Но каково ребёнку!

Чтобы отвлечь от ужасов, повторю вслед за многими: честь и хвала Герману Клаассу, предложившему в 1895 году не разбирать павильоны Северо-Восточной немецкой промышленной выставки, а создать с их помощью зоосад. Так и поступили, 21 мая 1896 года открылись. И ведь ни пфеннига у государства не попросили!

«А не пора ли вам домой?!» – спросил нас говорящий попугай в птичьем павильоне. Оттянул рукав, глянул на часы, полез во внутренний карман за билетами на самолёт и, конечно, поблагодарил попугая: «Спасибо, друг! С меня бурзянский мёд!»

Елизавета Петровна – Мустай Карим

Помахали жирафу, с аппетитом жующему новогоднюю ёлку, и затряслись по брусчатке в аэропорт. Брусчатка быстро закончилась, мысли скакать перестали, потекли ровно. Что это такое Калининградская область? Кусок суши, изолированный от России морем, Литвой и Польшей, который вроде бы наш российский и в тоже время не наш – европейский? Территория, где на душу населения столько замков, сколько нет во всём Евросоюзе? Да, они разрушены, заброшены, но их притягательная сила неоспорима. А тут еще и Балтика с песчаными пляжами, косами, дюнами, янтарём, соснами. И кругом домики словно из телепередачи про жизнь фрау и гер Мюллеров в пригороде Гамбурга. Мечта туриста! И турист мечту воплощает! Гостиницы бронируются, туры раскупаются, самая западная часть России становится, то есть уже стала, одной из самых привлекательных курортных зон. И никакой Кавказ и черноморское побережье ей не конкуренты, потому что южный отдыхающий северному не товарищ.

Всё хорошо. Но никак не мог понять, что тревожило меня, пока ехали в аэропорт. Беззастенчивый капитал? Начнет застраивать-перестраивать, цены взлетят, заборы поднимутся? Нет, не это…

Вдруг наш водитель подрезал другого, вылетел на трамвайную линию, обогнал чинно стоящие на своей полосе автомобили, проскочил на жёлтый и лихо свернул под «кирпич». «Не по-немецки как-то…» – шепнул жене. Супруга показала пальцем на приклеенную к спинке сиденья бумажку с простой человеческой просьбой «вместо спасибо давать побольше бакшиша».

«Вы коренной калининградец?» – не смог не спросить водителя. «Нет, из Узбекистана! Но давно здесь живу, года полтора. Своих родственников уже всех перевёз, осталось родственников жены перевезти!» – белозубо улыбнулся водитель. И всё в моей голове стало на свои места.

Наш самолёт зашёл на посадку, спичечные коробки повсеместных в Российской Федерации садово-огородных домиков замелькали под крылом. «А ведь в Калининградской области, – озадаченно повернулся к жене, – СНТ нам как-то не попадались! Как же они там без садов, огородов, дач, бань, шашлыков и караоке?!»

Супруга усмехнулась: «Смотрел плохо, не может Россия без них! Ручную кладь с полки доставай!» А капитан нашего воздушного судна сказал по-русски, потом, наверное, по-английски, что мы приземлились в аэропорту имени Мустая Карима города Уфы и нас ждёт лёгкий морозец минус двадцать пять градусов по Цельсию.

Январь 2022 года

Из Башкирии в Лапландию

Записки отпускника

Ctrl+Alt+Del

Описывать пересадки, ожидания, задержки рейсов – дурной тон сочинителей путевых заметок. Но удержаться не могу!

Яркий, почти игрушечный автобус увез половину пассажиров рейса Москва – Мурманск на борт самолета. Вторая половина, расслабленно помахивая билетами, двинулась ко второму яркому автобусу, но вдруг встала. Девушка за электронной стойкой постучала пальчиком по клавиатуре и нахмурилась. Сканер перестал считывать билеты, вместо веселого блюм-блюм-блюм повисло гробовое молчание. Девушка опять постучала пальчиком по клавиатуре, потом присела и подергала какие-то провода. Сканер равнодушно светил фиолетовым светом в потолок и не реагировал. Девушка стучала ноготками по клавишам, приседала, дергала провода. Очередь робко пыталась помочь: «Может, компьютер перезагрузить?» Девушка очередь игнорировала. Первая половина пассажиров, не зная, что произошло, нервно всматривалась в иллюминаторы самолета и гадала: «Что? Где? Когда? Инопланетяне?» Нагадала! Взвыла сирена, и всем находящимся в московском аэропорту голосом следователя по особо важным делам приказали срочно покинуть здание через запасные выходы. Пассажиры в очереди промокнули холодный пот на лбу уже размякшими билетами и стали озираться в поиске этих самых запасных выходов. «Учебная тревога», – равнодушно зевнул голос следователя по особо важным делам. Очередь сначала облегченно выдохнула, потом возмущенно взревела: «Ctrl+Alt+Del!!!» и, ощетинившись ручной кладью, двинулась на девушку. На девушку это не произвело никакого впечатления, она опять присела, подергала провода, потом вскочила, куда-то убежала и вернулась с распечатанным списком пассажиров. Так, безо всякого блюмканья фиолетового сканера вторая половина нашего рейса была посажена на давно ждущий самолет и отправлена в город-герой Мурманск.

Сталин и Ленин

Впечатление о городе начинается с вокзала, аэровокзала или морвокзала. «Наверное, Мурманск небольшой, но чистенький», – сделал я предположение, ступив на твердую землю. «Советский», – скорректировала жена и кивнула на урну, мертво стоящую у самого выхода из аэропорта. Урна была знатная! Чугунная, на шарнире, раз сто покрытая синей краской, и весом не меньше центнера! «Только бы ее не заменили на какую-нибудь хайтековскую плевательницу из китайской пластмассы, – мелькнуло в голове, – в нее, наверное, еще Сталин пепел “Герцеговины Флор” стряхивал!»

Мурманск оправдал наши ожидания. Суровый, лаконичный, прибранный. Первая центральная улица – Ленина, вторая центральная – Маркса, на пересеченье – администрация. Все, как и в других городах провинциальной России.

Недоуменно проводили взглядом братьев-туристов с желтыми дождевиками под мышками – заполярное солнце над головой палило не хуже тропического. Через десять минут мы все поняли, когда прижались к стене под козырьком подъезда: из непонятно откуда взявшейся тучки обрушился ливень, видимо тоже тропический. По тротуару неслись сначала ручейки, потом потоки, потом бурные реки. «Без плавсредства никак!» – решили мы с женой и помчались на такси к морскому вокзалу.

Не успели! Единственный рейсовый теплоход «Клавдия Еланская» уже уплыл в закрытый для иностранных шпионов поселок Островной. Кстати, для шпионов мурманские пограничники придумали коварную западню, но о ней позже. А пока мы пошли к Ленину. Нет, не к одному из памятников, а, как сказал бы Маяковский, к товарищу Ленину, ледоколу и человеку! Именно в Мурманске прямо у морвокзала на вечную стоянку пришвартован первый в мире атомный ледокол «Ленин». Теперь это музей, в который очень странно или совсем не странно, а по-нашенски, по-советски запускают экскурсантов. Три раза в день, по двадцать человек! Никак не более – три раза и по двадцать! Наивные туристы в первый раз приходят на пирс минут за десять, а там уже очередь человек в сто, и никакая лампочка Ильича им не светит. Они приходят во второй раз за полчаса – очередь в пятьдесят человек. Они приходят в третий раз за час, очередь в девятнадцать человек, и тут начинается! «Вы тут не стояли!», «Да мы с прошлого утра тут дежурим!», «Куда прешь, шляпа!», «Я не посмотрю, что вы женщина!», «А ты попробуй не посмотри!» При нас дородная исследовательница атомного кораблестроения чуть не сбросила с трапа тщедушного фаната вождя мировой революции. Поняв, что Ленин жил, жив и будет жить, мы полистали фотки внутреннего интерьера знаменитого ледокола на сайте корабельного музея, хмыкнули и пошли в привокзальный буфет пробовать морепродукты.

Щи из крабов

Были и крабьи щи, но позже. Пока же мы увидели в ваннах с проточной водой монстров. То есть устриц, виденных, конечно, и раньше, но эти были в каких-то уродливых громадных раковинах. «Дикие», – пообещал молоденький продавец. Поверили. Молодой человек ловко вскрыл моллюска, взбрызнул лимонным соком и протянул. Устрица была под стать панцирю, и я с трудом ее проглотил. «Дикая!» – подтвердил я слова продавца и тут же представил, как в морской пучине она меня в себя всасывает, поменяй нас размерами. На жену мурманские устрицы тоже произвели впечатление, особенно, когда нам объявили стоимость морского обеда. «Дикие!» – согласилась супруга.

Продолжая кулинарную тему. У Фенимора Купера в романе «Следопыт, или На берегах Онтарио» есть сцена, где за ужином подают жареное мясо, а прибывшие из Старого Света принимают его за свинину. Следопыт, он же Соколиный Глаз, он же Зверобой, смеется и раскрывает тайну жаркого: чопорные англичане только что съели ежика!

Так вот, мы тоже попробовали ежей… Нет, конечно, не этих милых топающих и пыхтящих созданий с грибами и яблоками на спине – американцы мы, что ли! Морских ежей. Едят, собственно, не их, а икру в сыром виде под соусом. Вкус ежей, да и всех остальных продуктов моря определяется просто: чем свежее, тем вкуснее! Когда по возвращении домой, зашел в наш магазин и увидел искореженные во льду тушки серых рыбин, то, даже не пробуя, ощутил правоту этого утверждения.

А щи из морепродуктов мы вкусили в последний день нашего путешествия, когда уже купили в мурманском рыбном магазинчике спинки вяленых заполярных ершей, которые оказались обычной камбалой, но настолько вкусной, что килограмм, привезенный домой для раздачи вместо сувениров знакомым, был нами уничтожен еще до того, как мы этих знакомых увидели.

Да, про щи: они оказались легкими, в тоже время сытными, морское многообразие в необычном сочетании с классической кислой капустой дало впечатляющий эффект. «Чувствую себя капитаном Немо!» – объявил официантке. «Дерсу Узала не хотите?» – она раскрыла меню и ткнула пальчиком в медвежатину под брусникой. Жена мягко, но настойчиво вытянула из моих рук бумажник. Замотал головой: «Некуда! Объелся!»

Алёша

В каждом городе есть культовое место, с которого город как на ладони. Определить его легко, следуя за вереницей машин свадебных кортежей в пятницу или субботу. В Москве это Воробьевы горы, где когда-то Герцен и Огарев поклялись в дружбе до гроба, правда, потом эти горы переименовали почему-то в Ленинские. В моей родной Уфе это, разумеется, Черкалихинская гора с самой большой в России конной статуей – десятиметровый и сорокатонный Салават Юлаев на коне оглядывает с высоты все Забелье. Ну, а весь Мурманск открывается от сорокаметрового «Алёши». Мемориал «Защитникам Советского Заполярья в годы Великой Отечественной войны» сооружен на сопке Зеленого Мыса, и с высоты 172 метров гости, жители и молодожены Мурманска делают видовые фотографии и бесконечные селфи. Сделали их и мы. Трудно представить, как противостояли советские солдаты авианалетам люфтваффе, ведь им даже окопаться не было никакой возможности – кругом не подающиеся саперной лопатке гранитные плиты! Сто восемьдесят тысяч бомб сбросили самолеты нацистской Германии на Мурманск – больше только на Сталинград! Гитлер любой ценой хотел заполучить незамерзающий порт за полярным кругом, город был фактически стерт с лица земли, но так и не взят.

Тем временем опять пошел дождь, и опять выглянуло солнце! Промокнув и просушившись, мы поняли, что проголодались. Нет-нет, про еду больше ни слова! Мы всего лишь отправились на главную площадь Мурманска с замечательным названием «Пять углов», поднялись на 17-й этаж самой высокой в Заполярье восемнадцатиэтажной гостиницы «Арктика», подошли к разрекламированному ресторану «7 небо» и прочли объявление, что все ушли на фронт! В смысле уехали на арктический фестиваль «Териберка-2022». «Ничего! – подбодрила меня жена. – Порт Мурманска виден и через окно туалета, а продукты в сетевом купим!»

И действительно, купили всё! Только вдруг странно загудела касса, и продавщица сказала, что алкогольные напитки у них до 21:00. В общем, все самое вкусное пришлось выложить и тут же принять решение ехать в Териберку.

Териберка

Незаходящее полярное солнце, хотел написать, взошло, но оно ночью всего лишь оттолкнулось от горизонта и опять поползло по небосводу. Лично меня круглосуточный день нисколько не раздражал, напротив, ощущая прилив бодрости, был в настроении. Но каково тут зимой в беспрерывной темноте несколько месяцев?! «До скольки, сказали, у них алкоголь продается?» – озадачено переспросил жену. «Не переживай, зимой в Мурманске – Северное сияние! – успокоила супруга. – Со всей средней полосы России едут его смотреть!»

В общем, полярное солнце двинулось к зениту. Микроавтобус собрал по гостиницам всех желающих увидеть китов – именно их мы и поехали смотреть в Баренцевом море, и помчался в поселок Териберка. Одноименный природный парк – единственное место в Мурманской области, где без пропуска можно окунуться в Ледовитом океане – границы между Баренцевым морем и океаном не существует в принципе, поэтому именно так: в океане! Есть еще доступный для туристов полуостров Рыбачий, но, несмотря на свою очевидную туристическую привлекательность, добраться до него без внедорожной техники невозможно, и опять же необходимо оформлять какие-то документы. «Маловато будет!» – скажут гости Кольского полуострова, и я с ними соглашусь.

Итак, мчимся, мы мчимся, и вдруг водитель спрашивает на полпути: «Паспорта все взяли?» И конечно же, московская парочка из самой выпендрёжной гостиницы их не взяла. Разворот на 180 градусов за паспортами. Оказывается, даже в «свободной» Териберке при выходе в море они обязательны.

Дорогой поразило, как за стокилометровый путь полностью поменялся ландшафт. Почти полноценные деревья при движении на север сначала стали пониже да потоньше, потом пошло полуметровое криволесье. Московская парочка заспорила: «А я тебе говорю: у нас в гостиной точно такой же японский банзай!», «А я тебе говорю: у нас он в сто раз лучше!» «Если вы про комнатные деревья в горшочках, то они называются бонсай», – поправил их водитель, и спор закончился, потому что началась тундра и знаменитый лишайник – ягель. В тундре около санкционных и оттого безжизненных ветряков фирмы «Сименс» мы остановились «до ветру». «Девочки налево, мальчика направо!» – объявил водитель. Объявить-то объявил, но ведь тундра она и есть тундра – ни одной, даже карликовой, березки на горизонте! Пожевали мы с женой совершенно безвкусный, но калорийный ягель и решили терпеть до цивилизации. То, что цивилизация рядом, было видно по классическим васям белой краской на скалах вдоль дороги и по… пирамидкам. Пирамидки, пирамидки, пирамидки!

Если на Байкале просят пирамидки-турики не ставить, чтобы не осквернять чуждым буддизмом чистый дух шаманизма, то здесь это вроде как приветствуется, хотя бессмысленное нагромождение плоских камешков тоже искажает своеобразный «каменный» язык саамов – с помощью этих маленьких сооружений северные народы указывали не только направление пути, но и сообщали о важных событиях: рождении, смерти, свадьбе, бледнолицых людях с ружьями и огненной водой…

Звягинцев – наше териберское всё!

Первым делом нас подвезли к туалетам. Замечательные кабинки со всеми удобствами и даже электрическими розетками! Увы, больше туалетов в Териберке не было, то есть встречались, конечно, в природном парке синие и зеленые пластмассовые будки, но, как принято в России-матушке, они все были на замках. Ладно, не привыкать!

Перед тем как выйти в море на ловлю китов, осмотрели достопримечательности природного парка. Их немного, и главная достопримечательность – Андрей Петрович Звягинцев. Кинорежиссер именно в Териберке снял свой знаменитый фильм «Левиафан» и тем самым, как нам по секрету поведали, спас депрессивный поселок от полного исчезновения. Териберка привлекла внимание, потянулись любознательные первопроходцы, вслед за ними туроператоры, инвесторы, и при нас на собственных вертолетах прилетели какие-то любители подводной охоты! Посреди поселка лежит центральный персонаж фильма – белый муляж скелета кита. Он красив и фотогеничен. В стороне от поселка у дороги к деревянному настилу прикручены части настоящего скелета кита.

Настоящий почему-то не белый, а черный, фрагменты его на болтах, селфи около него почти не делают – кому нужна правда, если она нефотогеничная? Вторая достопримечательность – «яйца дракона». Но указатели настойчиво рекомендуют сначала сходить к Батарейскому водопаду. Ничего, красивый, бурливый, девятиметровый, с тучей прожорливых комаров. Тут же можно взобраться на сопку и оглядеть окрестности. Хитрые инструкторы пугают медведями, видимо, чтобы экскурсанты далеко не забредали и путешествие уложилось в оплаченный трафик.

А «драконьими яйцами» оказался «пляж» из белых, круглых камней размером с детскую головку, взрослую голову, и больше всех было с голову великана. На них накатывают студеные волны Ледовитого океана, что очень романтично и живописно. Из аутентичного в Териберке – кладбище кораблей с какой-то легендой, расхожая душещипательность которой сразу вылетела из головы. А из новостроя – огромные качели перед рестораном и хвост кита из отесанных бревен на месте дома главного героя фильма Звягинцева «Левиафан». Про заколоченную школу в старой Териберке, разваливающиеся дома и про то, что вся земля в поселке якобы скуплена «Газпромом», можно написать отдельно, но изменит ли это что…

Левиафаны

Взволнованно достали паспорта и ступили на пирс. Нас никто не остановил, паспортов не потребовал. Прошли весь причал, спустились по ржавой лестнице – некоторые женщины бледнели и вскрикивали – на морской кораблик, больше похожий на речной трамвайчик. Опять никто ничего не проверил. «Может, нас везут на кормление касаткам?» – сделал предположение, потому что спасательных жилетов не выдали, но разрешили беспрепятственно находиться на открытой корме, борт которой был чуть выше колена. «Случаи нападения касаток на людей документально не подтверждены!» – оповестила московская парочка и чуть не выронила свои смартфоны в набежавшую волну. Мерно стуча дизелем, наш «трамвайчик» вышел из бухты Лодейная губа, пассажиры стали напряженно всматриваться в колышущуюся синеву за бортом. «Вон!» – вскрикнули с правого борта. «Чайка», – усмехнулся капитан. «Черная голова!» – вскрикнули с левого борта. «Тюлень», – пояснил капитан. Долго плыли молча. По кораблику поползла измена: «Нет тут никаких китов!..» В отчаянии фотографировали медуз.

И вдруг все потеряли дар речи, забыли про свои телефоны и фотоаппараты, только мычали и указательными пальцами показывали на горбатую спину кита-полосатика, вынырнувшего из воды. «Молоденький, – капитан направил судно в открытое море, – сейчас мы его догоним!» Но китенок вынырнул в противоположной стороне. Ихтиологи заметались по судну. Около самого борта вынырнул еще один подросток, все бросились к нему, «трамвайчик» накренился. Стал искать глазами спасательный круг, разглядел на носу под кучей хлама. «Н-да! – сказал я китенку, – выныривал бы ты, брат, по курсу, а не где попало!» Тем временем жена применила охотничью тактику: включила видео, направила объектив в морское пространство и стала ждать. Оказалась права! У нее единственной получился полноценный видеоролик, потому что полосатик вынырнул прямо перед ней, пропыхтел: «Пых-пых!» и перед ней же занырнул.

Нафотографировавшись, взяли курс на Териберку. Кораблик затарахтел и безмятежно поплыл домой. Не тут-то было! Я обещал рассказать про коварную западню мурманских пограничников – вот она! На нашем пути появился быстроходный катер с молодыми людьми в морской форме. Офицеры приказали остановиться. С капитана вмиг сошла беспечная шутливость: «Доставайте паспорта! Скорее!» Пограничники к нам перепрыгивать не стали, потребовали лишь раскрыть документы и прижать их к иллюминаторам «трамвайчика». Сосчитали наши испуганные лица на палубе и еще более испуганные в паспортах, вроде сошлось. Выдохнув, мы затарахтели дальше. Западня: «А если бы у меня не оказалось паспорта?» – спросил капитана. «А не пустили бы в Териберку!» – без тени юмора ответил капитан. «То есть выбросили бы за борт или высадили на необитаемой скале, торчащей в океане?» Капитан на вопрос не ответил, а я понял, как незавидна судьба шпиона без российской прописки!

Юдычвумчорр

Начался отлив, океан пополз вслед за луной к горизонту. Мы смотрели на огромные качели перед рестораном и ждали, когда нас обслужат. Официанты бегали вокруг столика прилетевшей на вертолетах молодой российской буржуазии. «Знали бы, взяли с собой бутерброды, бутылку сухого вина и пошли бы на самый северный пляж страны дышать океаном!» – мечтала супруга. «При таком раскладе не успею в Баренцевом море искупаться!» – поддакивал я. И действительно, чуть успел! Скидывая на ходу одежду, забежал по колено в Ледовитый океан, нырнул, убедился, что вражеских подводных лодок нет, и назад, стуча от холода зубами, на берег к белому скелету левиафана.

Раз матрасный отдых в Лодейной губе нам не удался, решили идти в горы! Выбрали самые знаменитые в Мурманской области – Хибины. В пять утра были уже на железнодорожном вокзале, а через четыре часа были уже в поселке Кировске и садились в знаменитый по фильмам про белых охотников в черной Африке джип «Дефендер». Глаза слипались, но мысли о том, что мог в это время продолжать лежать на пляже Териберки, мужественно отгонял. Когда же мы въехали в русло реки Вудъяврйок национального парка «Хибины» и, мотаясь из стороны в сторону, поползли по валунам на дне реки, вдруг вспомнил слова пожилого водителя перед экскурсией. «Ты, Данила, главное, мотор не глуши, – напутствовал он молодого напарника, – потом не заведешь этот английский птеродактиль!» Сонливость как рукой сняло. А после остановки у креста на краю дороги – «Отец с сыном в июне шли по хребту, накрыло тучей, дождь перешел в мокрый снег, оба в летних курточках и кроссовочках, замерзли…» – мобилизовались все мои способности к выживанию.

Почему Юдычвумчорр? Потому что это самая высокая гора в Хибинах – 1208 метров.

Да, не Джомолунгма. Наша уральская Ямантау и то выше! Да и не были мы на ней. А были около более остросюжетной горы Куэльпорр, которую подрывали ядерными зарядами в 1972 и 1984 г. – нужны были стране апатиты, как без фосфора!

Сто двадцать четыре ядерных взрыва

Из открытых источников известно, что с 1965 по 1988 г. в СССР для промышленных нужд было произведено сто двадцать четыре «мирных» подземных ядерных взрыва, у нас в Башкирии для интенсификации нефтедобычи и для захоронения отходов – семь. Бежать в магазин за счетчиком Гейгера, наверное, нужды нет, но лучше о взрывах знать, чем не знать…

«Вот здесь и взрывали!» – высадил нас на смотровую площадку горы Куэльпорр Данила. Немного взволновались. «В 1999 году активность трития в воде из нижней штольни превышала норму в 15 раз», – поведал водитель. Мы нахмурились. «Потом три раза мерили, в 2008, в 2013 и в 2019-м – теперь для питья пригодная!» – успокоил Данила. «Не стоит!» – шепнула жена. Пить не стал, но в озере Гольцовом, что не так далеко от рудника Куэльпорр, искупался. Может быть, зря…

К слову, про озеро Гольцовое. Оно было конечной точкой нашего маршрута, и добирались мы до него вплавь! Наш «Дефендер» заныривал в попадающиеся на пути водоемы, раздвигал тупым носом воду и к нашему ужасу: «Только бы не заглох!» – мчался к противоположному берегу. Накрытые волной, пешие туристы провожали нас осуждающими взглядами и, возможно, чуть погодя, крутили пальцем у виска.

Что еще было красивого в национальном парке «Хибины»? Водопад «Красивый»! К нему вереницей шли все те же пешие туристы, а также велосипедные, мотоциклетные, квадроциклетные и наш брат – на джипах! Наверное, это не очень хорошо, потому что все-таки национальный парк – это национальный парк! «Что-то у вас даже шлагбаума нет, – удивились мы свободе передвижения, – не говоря уже о пропусках и обязательных сборах. На Байкальском острове Ольхон, к примеру, так просто не поездишь! Да и у нас в Башкирии аусвайс в заповедные места обязателен!» Данила усмехнулся: «Пробовали и здесь свои порядки установить, да не на тех напали!..» Водитель не договорил, впереди в речке брюхом на валуне сидел маленький нарядный автомобильчик, а маленькая нарядная хозяйка стояла рядом на другом валуне и ждала спасателей. У эмчеэсовцев в Хибинах целое поселение, они добродушны, гостеприимны, всегда готовы прийти на помощь, и, судя по всему, бездействовать им не приходится.

Агидель и хибинское коварство

Не заглохший ни в воде, ни на суше «Дефендер» благополучно вернул нас в Кировск, который, как и Уфа, стоит на Агидели! То есть на реке Белой – в России больше сотни «белых» рек. Это очень обрадовало, но, к сожалению, на этом сходство с малой родиной закончилось. Аккуратный небольшой поселок почти весь состоит из хрущевок, потому что строился целевым методом для шахтеров-апатитчиков. Хибины подступают прямо к домам, и зимой, которая тут с сентября до июня, сюда слетаются любители горнолыжного спорта. Почти все гостиницы «заточены» под них – в коридорах специальные шкафчики для лыж и обмундирования. А утром мы увидели то, о чем нам рассказывали местные жители, – коварство казалось невысоких и нестрашных хибинских гор. По небу поползли клочковатые тучи и полностью заволокли вершины своей серой мокрой «ватой». Тем, кто в это время мог оказаться на склоне, было не позавидовать. В памяти невольно всплыл крест отцу и сыну на берегу реки Вудъяврйок.

Что ж, Кировск-Апатиты-Мурманск. Опять солнце сменяет дождь, а дождь опять сменяет солнце. Сидим на скамеечке у небольшого пруда. Чайки выпрашивают хлеб, утки выпрашивают хлеб, какие-то серые «альбатросы» выпрашивают хлеб. Вдруг к воде подходит молодой человек и выпускает в водоем маленького утенка. Взрослый гомо сапиенс наверняка нашел птенца где-то в траве и искренне решил тому помочь. Он наивно думал, что раз этот животный микромир существует в современном толерантном городе, среди добрых-предобрых людей, то все кругом братья и сестры. Увы, утенок тут же погиб, став обедом для прожорливых собратьев. Это я к тому, что не надо лезть «добрыми руками» в биоценоз, не имея о нем никакого представления. Тем более за полярным кругом, где даже ягель растет по несколько миллиметров в год.

Ягель на дорожку

Попрощавшись с городом, отправились в обратную дорогу. Пожилой таксист грустно ворчал, что Мурманск не развивается, коренные жители уезжают, чужаки приезжают, но разве южанам постичь Заполярье!

Аэропорт. «Сталинская» чугунная урна на месте. В зале ожидания визжат дети, клюют носом их родители, жарко и скучно. Подхожу к прилавку со снедью и сувенирами. Какая-то невзрачная коробочка непонятно с чем, но за восемьсот рублей. «Что это?» – спрашиваю без особого интереса. «Это очень полезный для здоровья ягель! В нем полно витаминов, к тому же он посыпан сахарной пудрой!» Я не стал рассказывать, что жевал этот лишайник в тундре совершенно бесплатно и сыпать на ягель пудру почти то же самое, что на мозг. Отошел от смотревшей мимо меня продавщицы, подошел к окну. Солнце оттолкнулось от горизонта и опять поползло по небу. Объявили посадку…

Оглавление

Двое в лодке, не считая палатки

  Отпуск

  Подготовка

  Заброс

  День первый. Судовой журнал

  День второй. Поэтическое слово

  День третий. Каменные водопады

  День четвертый. Сарыштинские пороги

  День пятый. Добыча

  День шестой. Пещера Максимовича

  День седьмой. Усмангали

В тысячу и первый раз про Египет

  Пролог

  Перерождение за свой счет

  В путь

  Заграница

  Первый заграничный друг

  Первое погружение

  Первая информация к размышлению

  В долину царей

  Мохамеды

  Каменный жук

  Мир Кусто

  Зов фараонов

  Золото Тутанхамона

  Бакшиш

  Контрабанда

  Курортный роман

  Эпилог

Батюшка

  «В обход идти, понятно, не очень-то легко, не очень-то приятно и очень далеко!»

  «Караванка». Первый заныр

  Эндемики под ногами

  Земной дворец Хана Хутэ-баабая

  Остров танцующей Трома Нагмо – самой гневной из дакинь

  Как топором убить медведя

  Тофалары и их олени

  Каждый сам выбирает, на каком острове ему умирать…

  PS

href=#t40>Звёздное небо над головой…

  Королевская гора

  240 евро за шторм

  «У России две беды: дураки и дороги»

  Амалиенау

  Омикрон

  Остров Кнайпхоф имени Иммануила Канта

  Иоганн Себастьян Бах, гопота, речной трамвай

  К морю!

  Нессельбек

  Гиппопотамы и другие лошади

  Елизавета Петровна – Мустай Карим

Из Башкирии в Лапландию

  Ctrl+Alt+Del

  Сталин и Ленин

  Щи из крабов

  Алёша

  Териберка

  Звягинцев – наше териберское всё!

  Левиафаны

  Юдычвумчорр

  Сто двадцать четыре ядерных взрыва

  Агидель и хибинское коварство

  Ягель на дорожку