Снэк [Эмми Бертон] (fb2) читать онлайн

Эмми Бертон Снэк Серия: ВНЕ СЕРИИ

Переводчики: Мария Прокопьева (пролог — 1 глава),

Юлия Цветкова (с 2 главы)

Редакторы: Яна Часовская (пролог — 1 глава),

Кристина (с 2 главы)

Вычитка: Амира Албакова

Обложка : Julia Polyakova

Оформитель : Юлия Цветкова

Переведено специально для группы: https://vk.com/book_in_style

Пролог

Мне нравится середина историй больше, чем остальные фрагменты. Если бы меня спросили, я б назвала своими любимыми частями (осторожно, зануда!) в «Звездных Войнах»: Эпизод V: Империя наносит ответный удар» и «Эпизод III: Месть ситхов». В литературе и фильмах мне нравятся развязка, кульминация и развитие сюжета. Я терплю начало, потому что, в общем-то, каждой истории нужна экспозиция и предыстория. Вот на счет конца я небольшой поклонник. Разве история когда-нибудь заканчивается? Я разрываюсь между сильным желанием узнать развязку или продолжить выяснять, что будет дальше. Ведь даже после окончания каждой истории есть какое-то продолжение.

В своей повседневной жизни я, напротив, абсолютно уверена, что желаю знать ответ, развязку. Я не могу оставить что-то недоделанным или незаконченным. О, конечно, я могу затянуть с чем-то, но мне нравится, когда все мои проблемы решены. Возможно, это имеет отношение к тому, как я росла. Но мне хочется пресловутого счастливого (или хотя бы удовлетворительного) конца.

Однако, помимо этого, я ужасно лицемерная. Во мне нет ни капли решимости. Есть лишь ее иллюзия. Я пытаюсь жить посреди жизни, оценивая начало и не зная концовки. Окончания всегда болезненны, даже когда они счастливые. Я часто размышляю о концах. Я зациклена на этом, если честно. Я думаю, как что-то могло бы быть лучше. Представляю то, что могло бы быть хуже, чем есть. Размышляю о том, что могло бы случиться, если бы Энакин поделился некоторыми из своих самых темных демонов не с Палпатином, а с кем-то другим. Я представляю, что могло бы быть, если у кого-нибудь из моих любимых антигероев или героев трагических романов (как, например, у Эпонина из «Отверженных») был счастливый конец. Они, конечно же, самые интересные персонажи в книгах, фильмах и пьесах. Их переполняют сдерживаемые эмоции и страхи. Как же драматично. Если перенести все на мой пример, то интересная жизнь или любовь для меня должны быть неопределенными, печальными и трагичными.

В реальной жизни я ненавижу таких людей. Мне неинтересны королевы драмы со своими разбитыми надеждами и рассказами о неразделенной любви и горечи. Это кажется незаслуженным и фальшивым.

Когда это произошло со мной, я поняла, что в реальной жизни такой вариант не очень привлекателен.

Глава 1: 2014 — восхождение на гору

Если раньше я не считала себя гребаной извращенкой, то сейчас этому есть подтверждение. Кто, черт возьми, фантазирует о Дарте Вейдере и при этом умудряется получать удовольствие от секса?

И это, на самом деле, эффективно помогает в девяноста процентов всех случаев. Когда я думаю о Дарте Вейдере (или иногда его можно заменить на Северуса Снейпа), могу подняться на гору Оргазма, как Шерпа. Но не этим утром. Прямо сейчас Генри между моими ногами пытается заставить меня кончить, а я даже не пыталась постараться. Я знаю, что может помочь мне. Не хочу этого делать. Но Генри получит растяжение языка, если я не кончу прямо сейчас. Я позволяю его образу всплыть в моем воображении.

Маркус Снэкенберг.

Снэк.

Словно что-то взрывается в моей голове, и я чувствую, что скоро достигну самого пика горы О.

Ооооо, боже! Да! Восхитительное, захватывающее головокружение настигает меня, когда представляю Снэка. Не Генри заставляет меня чувствовать все это. Скорее всего, мне понадобится больше воздуха, когда достигну вершины. Я кончила быстрее, чем когда-либо. Мое тело разгорячено, его охватывает дрожь. Чувствую себя удивительно.

Генри поднимает взгляд от моего центра удовольствия. Он доволен собой. Почти самодоволен.

А я? Чувствую легкую вину. Словно предала себя. И Генри. На самом деле, он прилагал невероятные усилия, чтобы я кончила, а я в это время думала о другом парне.

Черт подери! Снэк мое прошлое.

Правда, не знаю, является ли Генри моим будущим.

Рефлекторно я улыбаюсь ему. Генри чуть-чуть отодвигается, кладет голову мне на живот и вздыхает. Я провожу пальцами по его «идеально-уложенным-несмотря-на-то-что-сейчас-утро» темно-каштановым волосам.

В физическом плане секс с Генри неплох. Конечно, земля не уходит из-под ног. В последнее время мы доставляем друг другу удовольствие, не трахаясь, всего лишь много орального секса.

— Минни?

— Да?

— Как это было? Рискну предположить, что феерично. Казалось, ты действительно получаешь удовольствие.

Господи, иногда он такой самонадеянный.

— Было удивительно, Генри, — и я не лгу. Это на самом деле было удивительно. Его язык проделал великолепную работу. Вот только, к сожалению, не это толкнуло меня в пропасть.

Генри — мой сосед по комнате/друг/сексуальный партнер сразу засыпает, храпя сквозь свои дурацкие гребаные хипстерские усы. Я имею ввиду, они, конечно, чертовски хороши во время орального секса, но в повседневной жизни усы стереотипны и уже банальны. Знаете что, парни? Не каждый, далеко не каждый, выглядит привлекательно с растительностью на лице. Некоторые из вас выглядят просто-напросто как бездомные дровосеки.

Из моего описания наших отношений должно быть предельно ясно, что у нас пока не было ДТР. Мы встретились восемь месяцев назад, а потом стали жить вместе. Секс был удобным и ничем не осложненным. И каким-то непонятным мне образом Генри решил, что нам нужно съехаться. Словно он копил все это дерьмо, а потом просто сказал:

— Бессмысленно снимать две квартиры.

На что я ответила:

— Ну, ты мог бы переехать сюда.

Это было, скорее, бизнес-сделка. Но, наверное, это лучше, чем жить одной.

Мы даже недостаточно близки, чтобы говорить о наших отношениях. До сих пор. Думаю, мы оба стараемся не поднимать эту тему из-за нашего прошлого. По крайней мере, я уж точно. Позвольте заметить: у меня не особо много позитивных моментов, связанных с любовью и доверием.

Я люблю четырех человек во всем мире, но доверяю только двум целым семидесяти пяти сотым из них. Ноль целых семьдесят пять сотых — это мой старший брат. Иногда невероятно сложно доверять ему. Снэк входит в любовную часть. Генри даже не фигурирует в уравнении. Я продолжаю пытаться втиснуть туда его и выпихнуть оттуда Снэка. Никогда не разбиралась в гребаной алгебре.

Мой телефон звонит, вовремя спасая от размышлений о моем странном ритуале для достижения оргазма и отвлекая от собственной вины. Мне кажется, что чувство вины не очень сильное. Но все-таки, иногда, я не слишком стараюсь. Генри довольно хороший, привлекательный парень, и с ним выгодно жить. Так, может, он мое, хоть и неохотное, но обязательство. Тем более, что Генри согласен удовлетворять меня столько, сколько потребуется. Даже если в это время я думаю о ком-то другом. Ну, ладно, все в порядке, уверена, я смогу подумать обо всем позже. О вине. Может, и о странной штуке с оргазмом.

Телефон снова звонит. Судя по рингтону «Люк — это я, твой отец», на проводе мой папа.

Выпихнув своего ленивого соседа из положения между моих ног на его половину кровати, я хватаю свой айфон с тумбочки и с силой нажимаю на экран.

— Привет, — говорю я, затаив дыхание.

— Минни Маус — это папа, — он говорит это всегда, когда звонит, даже при том, что я знаю, что это он, и папа знает это тоже.

— Я знаю.

— Кажется, будто ты бежала. Все в порядке?

Я могла бы честно признаться: «Вообще-то, горное восхождение». Но не делаю этого. Заверяю его:

— Все в порядке.

— Минни, ты должна вернуться домой, — тон папы низкий, и проскальзывают командные нотки, что очень необычно для него. В основном, наши разговоры непринужденные и легкие. На самом деле, он никогда не добивался результата, пытаясь требовать что-либо от меня или братьев. «Что-то случилось с ними?» — немедленно приходит мне на ум.

— Зачем? Все в порядке? С мальчиками все хорошо?

Как единственная девочка в семье, я всегда испытывала материнские чувства по отношению к братьям, хоть никогда бы и не признала этого.

Папа тяжело вздыхает:

— Это Снэк.

После папиного звонка я знала, что нужно сделать: мы с Вуки должны были сесть на поезд сразу после работы.

Я вернулась в квартиру, закинула самые необходимые вещи в небольшой чемодан, положила Вуки в сумку и потащила свою задницу на Юнион Стейшн, чтобы успеть на поезд в 17:04 в Даунерз-Гроув. И только сев в автобус, позвонила Генри.

— Хей, хотела сказать, что еду домой навестить папу и друга семьи, который сейчас не в лучшем состоянии.

— Ты не хочешь, чтобы я ехал с тобой, правильно?

Я качаю головой. Что? Какого хрена? Что за странное предложение помощи? Он никогда не встречал моего папу или братьев и даже не проявлял интерес к ним. И думаю, поездка не займет много времени.

— Нет, полагаю, не стоит, — категорически отвечаю ему.

— Хорошо, — голос Генри звучит отстраненно и надломлено, — ну, увидимся.

Звонок сбрасывается, когда мы проезжаем по тоннелю.

Что это было? Даже не «скоро увидимся», а просто «увидимся»? Хуже всего, что это даже не бесит меня. Генри, может, еще не понимает, но, думаю, наши отношения только что были предрешены. Я очень не хочу этого, но, видимо, мы просто приятели, которые трахаются. Трахающиеся друзья, живущие по одному адресу.

***

Это мое самое любимое место в мире.

Во всем мире.

Я на северо-восточном углу Главной магистрали и Берлингтона в Даунерз-Гроув в Иллинойсе во внутреннем дворе вокзала.

Для чего?

Одно слово. Вы, наверняка, уже догадались.

Снэк.

Лучший друг детства. Любовь всей моей жизни. Потеря, о которой я сожалею больше всего. Снэк.

Я полюбила Маркуса Снэкенберга прежде, чем поняла, что такое любовь на самом деле.

Я заглядываю в свою огромную сумку, зацепившись взглядом за Вуки, моего йорки, и говорю ему:

— Мы прибыли, Вук. Это то место. Словно время сделало скачок в гиперпространство.

Нет других слов, чтобы описать возвращение домой. Вуки, соответствуя своей кличке, издает хриплое рычание. Да, его зовут Вуки. Какое еще имя могла дать девочка-ботаник, зацикленная на Звездных Войнах, миниатюрной версии Чубакки весом в семь фунтов?

Мы переехали в Даунерз-Гроув, когда мне было шесть. Этот переезд сложно назвать радостным или запланированным. К счастью, отец, как я думаю, был хорошим другом семьи Снэкенберг. И я удачно, не прилагая усилий, завела друга.

Маркуса Снэкенберга.

Никто не называет его Маркусом. Никогда. Даже его родители. Он действительно «Снэк» (прим. англ. snack — «лёгкая закуска» — в англоязычных странах общее название лёгких блюд, предназначенных для «перекуса»). Из кексика-ребенка он превратился в слоеный торт. И никто, ни один человек в городе, не мог противиться желанию жадно его рассматривать. Ни тогда, когда он был ребенком, и не в тот раз, когда я видела его фотографию на последней рождественской открытке, полученной мной. Увидев его ребенком, взрослые щипали его за щечки и гладили по голове и пророчески предвещали ему стать сердцеедом. С тех пор как мы выросли, девчонки, черт, даже их матери, чуть ли не стоят на гребаных головах и садятся на шпагат, лишь бы он хоть раз взглянул в их сторону.

И теперь я здесь, нахожусь в своем самом любимом месте в мире. Стою, словно приклеенная, выйдя из поезда и уставившись на знакомое кафе «Кэттикорнер». Мне сложно заставить себя сдвинуться.

Как парализованная я таращусь на вывеску над дверью «СНЭКИ», и очень надеюсь поймать взгляд человека, которого зовут так же. И которому всегда принадлежало мое сердце.

В течение последних четырнадцати лет я постоянно приезжала домой на поезде. Зимой, весной, летом, осенью. И просто стояла несколько секунд напротив кафе. Представляла его там. Мечтала на протяжении нескольких мгновений о том, чтобы сидеть с ним внутри, как мы делали это обычно. Иногда слезы появлялись на моих глазах. Боже, это бесит больше всего!

Плакать, черт возьми?

Над чем?

Над желанием, которое никогда не осуществится. Скорее даже мечтой, которая начала исполняться, и я, блядь, все испортила.

Я всегда ругаю себя: «Гребаная плакса. Покончи с этим! Избавься от этого чувства. Он никогда не был твоим».

Я уверена, что увижу его сегодня.

Хочу увидеть.

Нет, не хочу.

Я в чертовом беспорядке, если хотите знать правду. И я замерзаю. Январь в Чикаго адски холодный. Чувствую, как Вуки дрожит в сумке. Он собирается громко затявкать, чтобы поскорее войти в теплое место.

Но все, о чем я могу думать так это то, что Снэк вернулся!

Как это будет? Я не видела его несколько лет. С неохотой я отпускала чувства к нему. Точнее, мое сердце, питающее слишком много нереалистичных надежд. Друг.

Помни, Минни, ему нужен просто друг.

Я стою здесь, а вокруг меня кружатся снежинки. Уличные фонари в это время мерцают в сумерках, включаясь и выключаясь. Я мысленно переношусь к самому первому разу, когда я также стояла тут.

Глава 2: 1988 — Добро пожаловать в Даунерс-Гроув

Летом, перед тем как пойти в детский сад, мой папа потерял работу. И мою маму. Не в таком порядке. Сначала мы потеряли маму. Правда не совсем потеряли ее. Мы знали, где она была. Просто не были уверены, вернется ли она когда-нибудь к нам.

Год спустя, совершенно неожиданно, мы переехали из пригорода Бостона в родной город моего отца, Даунерс-Гроув, штат Иллинойс. Мы поменяли один спальный район на другой. Это как высшее образование, когда твой старший брат или сестра поступает в колледж. Переезд был скорее необходимостью, нежели чем-то долгожданным. Казалось, это было хорошо для моих братьев. По сей день я все еще не уверена насчет нас с отцом.

Не знаю, почему мы здесь стоим. Мы вышли из поезда, и теперь с отцом стоим у железнодорожного вокзала. Все мы: мой старший брат, младший сводный брат, Сид и я, не двигаемся и смотрим на какой-то ресторан через дорогу. Из моего рта идет пар.

— Клиппи, что происходит? — Спрашиваю я своего старшего брата.

Мой отец перебил меня. — Детка, его зовут не Клиппи или Клип, а Клиф или Клифтон. — Я не знаю, в чем проблема папы. Я всегда называла своего брата Клипом.

— Мне нравится называть его Клипом, папочка, — говорю я и сжимаю губы.

— Ничего страшного, папа. Мне это тоже нравится, — вставляет Клип.

— Да, и мне, — говорит папа и широко улыбается, смотря на меня сверху. — Это твоя мама всегда настаивала, чтобы мы называли его настоящим именем. Думаю, теперь мы можем называть его Клипом столько, сколько захотим.

Он опустил свою большую руку мне на голову и взъерошил волосы через вязаную шапку.

Малыш Сид начал плакать. Его щеки покраснели, а из такого же красного носа текут блестящие сопли. Ему, должно быть, тоже холодно.

— Пошли, дети, — говорит папа, и мы следуем за ним через улицу в ресторан.

Мой отец, Гил… был инженером в крупной компании в Массачусетсе. Однажды он пришел домой с работы и больше туда не возвращался. За день до этого моя мать вышла за продуктами и так и не вернулась. Сколько бы мы ни спрашивали, папа так и не сказал нам точно, куда ушла наша мама. Он говорил что-то неопределенное, как будто она уехала по делам или навещает своих родителей. Папа никогда не был склонен к длительным или тяжелым дискуссиям. Если мы дрались или плакали, он уходил в свою комнату. Может быть, он изо всех сил старался держать себя в руках перед нами. Я подкрадывалась и подслушивала у двери. Все, что я могла разобрать, — странный звук, похожий на то, как душат призрака. Я была слишком труслива, чтобы войти в его комнату и выяснить, что это был за шум, но почти уверена, что он плакал. До того, как мы переехали в Иллинойс, я иногда слышала, как он с кем-то разговаривал по телефону — умолял вернуться домой. Из нашего дома больше никто не пропадал, так что я могу только догадываться, что на другом конце провода была моя мать.

В Массачусетсе мы жили в большом старом доме, в котором даже летом пахло уютным огнем. В нем было два этажа с окнами, которые дребезжали, когда дул ветер, и полами, которые скрипели при каждом шаге. Мне нравилось. Нравился каждый шум, который производил дом. Папа часто говорил мне во время штормов, что бояться нечего. Я всегда отвечала «я знаю». Эти звуки действительно успокаивали меня. Мне было грустно покидать свой дом, которому сто пятьдесят лет. Я любила в нем все, звуки и запахи.

Долгое время в этом доме были только папа, мой старший брат и я.

Затем однажды, как гром среди ясного неба, моя мать появилась в дверях, передала ребенка моему отцу и ушла. Все, что она сказала, было:

— Его зовут Сид. Он не твой. — А потом — пуф! Ушла. Я все это отчетливо помнила, потому что стояла рядом с папой, держась за штанину его джинсов. Она никогда не смотрела на меня сверху вниз. Ни разу. Она никогда не просила о встрече с Клипом или со мной. Она доставила свою посылку и ушла. Вот так у меня появился сводный брат. Папа принял его без возражений, дал ему нашу фамилию и официально усыновил его. Будучи ребенком, ты никогда не понимаешь, как это удивительно — любить ребенка, который тебе не принадлежит.

Только много лет спустя я узнала, что моя мать была очень больна. Психически. Оставив Сида с нами, она была арестована несколько месяцев спустя за бродяжничество и публичное пьянство. Ее не арестовали. Судья постановил, что она слишком больна, и отправил ее в лечебное учреждение. Конечно, это не называется учреждением, это называется больницей. Прошли годы. Я не думаю, что она когда-нибудь выйдет.

Визит моей матери и приезд Сида запустили механизм в движение. Так как отец был безработным с тремя детьми, он решил перевезти нас обратно в свой родной город, Даунерс-Гроув. Клиппи сказал мне, что мы уже бывали в Даунерс-Гроув раньше, но я, честно говоря, не помню. Все, что я знала, это то, что мы собирали все наши вещи, уезжали далеко и собирались жить с моей Мими в ее подвале, и мне не разрешили взять с собой моего любимого хомяка, Эггролла (прим. переводчика — дословный перевод «Яичный рулет»), потому что мы летели на самолете. Это было в значительной степени воплощением кошмара для шестилетнего ребенка.

— Куда мы идем, папочка?

— Внутрь. В то кафе. Оно называется «СНЭК», и им владеют мои друзья. Мы можем что-нибудь выпить и согреться, — говорит мне папа, открывая дверь.

Приятный запах корицы, кофе и тепла сразу же окружили меня коконом ощущений, которые, уверена, я никогда не забуду.

— Гил! Гил Купер! Что ты тут делаешь? — Симпатичная дама с длинными светлыми волосами, убранными назад в красную бандану, обходит прилавок.

— Ты должен был позвонить по приезду в О'Хара. Я собиралась отправить Роберта за вами.

Когда она подходит к нам, то очень крепко обнимает папу, а затем целует его в щеку. Леди улыбается, но ее брови сведены вместе, а глаза влажные. Для меня ее лицо выглядит счастливым и грустным одновременно, поэтому не могу сказать, о чем она думает. Затем она слегка смеется. Взрослые такие странные.

Я никогда не видела, чтобы кто-то, кроме моей мамы, обнимал папу. И даже это я не очень хорошо помню. Почему эта леди обнимает и целует моего папу?

Думаю, что мой папа почти плачет, потому что я слышу, как он шмыгает носом, а затем его плечи опускаются. Его голос звучит забавно, когда он говорит:

— Колетт. Так приятно видеть тебя. Даже не представляешь, как я рад тебя видеть. Я не хотел беспокоить Боба или тебя нашим приездом. Мы доехали на поезде. Детям нравится поезд.

В поезде было правда круто, но я так устала, что заснула и ничего не видела в окне.

— О, Гил, посмотри на этих очаровательных мальчиков, — взволнованно щебечет хорошенькая леди, прикоснувшись к щеке Сида, а затем слегка присев на корточки, чтобы посмотреть на нас с Клипом. Я уже собираюсь поправить ее и сказать, что я девочка, когда она окликает меня через плечо.

— Снэк! Иди познакомься с Куперами!

Из-под прилавка показывается светлая голова, чуть не сбивая с ног леди Колетт.

— Я здесь, мам. Не обязательно кричать. — Это мальчик. Должно быть, сын Колетт. Он выглядит как ровесник Клиппи. Его волосы такого же цвета, как и у его матери и у него большие голубые глаза, которые выглядят… забавно.

Как будто у него множество идей для веселья… и, может быть, небольшие проблемы! Он мне уже нравится.

— Иди познакомься с мистером Купером и его мальчиками. Гил, это мой сын, Маркус или Снэк. Все зовут его просто Снэк.

Почему она думает, что я мальчик?

Мой папа говорит:

— Ээ, Колетт…, — Но не успевает договорить, потому что мальчик обрывает его и подходит, чтобы встать прямо передо мной.

Глядя мне прямо в глаза, он говорит:

— Мама, это не мальчик… Это девочка.

— Что? — Брови хорошенькой леди взлетают вверх.

— Да, — говорит мой папа. — У меня два мальчика и одна девочка, Колетт. Это мои мальчики, Клифтон и Сид. Мою дочь зовут Минни. Я понимаю, почему ты подумала, что Минни мальчик. Они все одеты одинаково. — Я смотрю на Клипа и Сида и понимаю, что мы действительно все одеты одинаково. Смотря на нас, казалось, наверное, что мы выглядим как трое маленьких осужденных. Джинсовый комбинезон. Кеды. Зимнее пальто. Варежки и вязаная шапка. Все мы в синем. Мне не нравится розовый, так что, наверное, папа просто одел меня в те же вещи, что и мальчиков. Я никогда по-настоящему не задумывалась об этом. Мне было все равно. До этого момента.

Светловолосый мальчик не переставал смотреть на меня. Хотя это заставляло меня чувствовать себя немного неловко, но я не хотела, чтобы он переставал на меня смотреть. Он не обратил никакого внимания ни на Сида, ни на Клипа.

— Видишь, мама, я же говорил, что она девочка. Она слишком хорошенькая, чтобы быть мальчиком. — Никто никогда не называл меня хорошенькой. Никто за все шесть лет моей жизни. Не то, чтобы я могла вспомнить. Мальчики не говорят о красивых вещах, а я всегда была только с мальчиками. Внезапно мальчик стягивает с меня варежки и пожимает мне руку.

— Привет, Минни! Меня зовут Снэк.

Меня зовут Вильгельмина Джейн. Кто так поступает с ребенком? Вильгельмина Джейн. Есть так много ужасных прозвищ, которые можно сделать из этого имени. Подсказать? Вилли Джейн. Минни Джейн. Все стало только хуже после того, как СМИ начали использовать прозвище JLo/Хип-хоп исполнительницы. Список можно продолжать. Затем добавьте мою фамилию — Купер. Ага, вы поняли. Минни Купер. Серьезно. Такого никогда не было, когда я была ребенком — только в 2000-х годах, когда появились автомобили Mini Cooper и вышел этот чертов фильм The Italian Job (1969). Так вот, мое имя — это большая шутка.

Снэк помогает мне снять пальто и шапку, бросает их на ближайший стул, а затем, без предупреждения, обнимает меня! Эта семья определенно любит обниматься.

— Я рад, что ты НАКОНЕЦ-ТО здесь, Минни, — говорит мне Снэк, драматично вскидывая руки в воздух. — Пойдем поиграем!

Я смотрю на своего отца. Он кивает, что означает, что мне можно пойти со Снэком. Я слышу, как мама Снэка говорит:

— О, прости, Гил. Она просто… Почему ты одеваешь эту милую малышку, как мальчика? Комбинезон? Стрижка эльфа? Серьезно, Гил?

Папа вздыхает, и я слышу, как он говорит ей:

— Я знаю, знаю. Просто я мало что знаю о девочках. И ей не нравятся розовое или куклы Барби.

Папа был прав. Мне не нравился и до сих пор не нравится розовый цвет. Жизнь в семье мальчиков не подготовила меня к тому, чтобы я много общалась с девчонками. Я предпочитала играть с «Горячими колесами», «Лего» и моими фигурками из «Звездных войн». Другие маленькие девочки в моем детском саду в Бостоне думали, что я странная. В итоге я стала тусоваться с мальчиками — совсем как дома.

Мы со Снэком идем в комнату на другой стороне кафе, подальше от окон, выходящих на железнодорожный вокзал. Там есть камин, и там намного теплее. У моего нового друга есть огромная коробка со всеми моими любимыми игрушками и еще множеством других. У него есть не только «Лего» и «Горячие колеса», но и электронный футбол и микромашины. Клип умолял о некоторых из них. Он проводит для меня экскурсию по всем своим вещам, и когда он, наконец, замолкает, он говорит:

— Во что хочешь сыграть?

Я знаю, что должна что-то сказать. Но я молчала; он говорил за нас обоих. Этот светловолосый мальчик такой шумный, суетной и интересуется мной. Это ново для меня. Никто никогда не спрашивал меня, чем я хочу заниматься. Папа всегда так занят Сидом, потому что тот еще совсем маленький. В последний раз, когда я видела свою маму, я, должно быть, была невидимкой, потому что она вела себя так, как будто не видела меня. Этот мальчик не думает, что я невидимка. Он такой… красивый и милый. Я не знаю, почему я не могу поговорить с ним. Я без проблем разговариваю со своими братьями.

Я уже собираюсь открыть рот, чтобы сказать ему, что не знаю, когда Снэк указывает на мою грудь и спрашивает:

— Что это?

Я опускаю взгляд на карман своего комбинезона. Маленькая, пушистая, золотистая головка с глазами-бусинками смотрит на меня снизу вверх. Попался! Я оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, смотрит ли мой отец.

— Это Эггролл, мой хомячок, — шепчу я.

— Твой хомяк? Ооооо, твой хомяк… э-э-э… Мне нравится, как ты это говоришь.

В то время я понятия не имела, что мой бостонский акцент был забавным или отличающимся от местного. На самом деле, я тоже думала, что Снэк разговаривает довольно забавно. Он никогда не дразнил меня по этому поводу. Он просто смеялся и пытался говорить то же самое. Через двадцать шесть лет после нашей первой встречи мой акцент стал далеким воспоминанием, появляющимся только тогда, когда я очень уставала или была пьяна, или и то, и другое вместе.

Снэк смеется слишком громко.

— Эггролл? Забавное имя. — Я снова поворачиваю голову, чтобы посмотреть, смотрит ли папа. У меня могут быть неприятности из-за того, что я спрятала Эггролла в кармане и взяла его с собой в самолет. Мы с папой договорились, что я отдам его. Я упаковала его в клетку и отвезла в школу, но потом просто не смогла этого сделать, поэтому солгала папе, и сказала, что отдала его своей воспитательнице в детском саду. Но это было не так. Я выбросила его клетку и спрятала Эггролла в коробке в своей комнате, пока не пришло время уезжать.

Потом я спрятала его в кармане своего комбинезона.

Я достаю Эггролла и показываю его Снэку, чтобы погладить, убедившись, что отец не видит.

Он улыбается Эггроллу, а затем мне.

— Почему ты называешь его Эггролл?

— Потому что он размером и толщиной с яичный рулет и вкусно пахнет. По крайней мере, я думаю, что он вкусно пахнет.

Папа, должно быть, подкрался ко мне сзади, потому что я подпрыгиваю, когда он говорит:

— Вильгельмина Джейн Купер! Это то, о чем я думаю?

Снэк мгновенно встает на мою защиту, говоря что-то вроде:

— Не злитесь, она просто не хотела быть одна, и я помогу ей позаботиться об Эггролле. — Вот так, Волшебный Снэк, мой герой в синих джинсах и кедах спасает положение в первый, но не в последний раз в моей жизни.

— Пожалуйста, мистер Купер. — Снэк сложил руки вместе, как будто молится. Его глаза стали большими, как у щенка. Мой папа, похоже, тоже бессилен против Снэка, потому что сразу сдается и соглашается с тем, что я могу оставить себе Эггролла, так как он должно быть суперхомяк, раз пережил путешествие на самолете.

— Минни, завтра мы купим новую клетку для Эггролла, — говорит мне папа с полуулыбкой. — Клянусь, вы, дети, убиваете меня.

Я вздохнула с облегчением. Благодаря Снэку, который встал на мою защиту. Папа почти никогда не сердится на меня, и мне очень не хочется его разочаровывать, но отказаться от Эггролла было слишком тяжело.

Мои полусонные братья сидят за столиком в кафе. Сид сидит, склонившись в сторону, на высоком стуле; его голова качается то вверх, то вниз. Клип едва притронулся к горячему какао. Его рука обхватывает кружку, но он смотрит куда-то в пустоту. Раздается звонок в дверь, и я вижу, что приехала моя Мими (бабушка), и папа прекращает обсуждение Эггролла. Он обнимает Мими и обсуждает с ней что-то, время от времени указывая на мальчиков и меня. Я не очень хорошо знаю Мими. Она присылает нам хорошие рождественские подарки, но я никогда не проводила с бабушкой больше одного-двух дней. Мы вообще никогда не видели родителей моей мамы.

— Я не знал, что мисс Дженис твоя бабушка, — говорит Снэк.

— Да, это моя Мими. — На самом деле я не знала ее, как кого-нибудь другого, кроме Мими. Дженис? Кто такая Дженис?

Затем Снэк задает логичный вопрос.

— Где твоя мама?

— Она не живет с нами… ну. Она в больнице. Болеет, — отвечаю я как ни в чем не бывало.

Мои шестилетние рассуждения были подсознательно заблокированы. Только факты. Никакого осуждения. Что есть, то есть. Намного позже всплывут чувства потери и предательства по отношению к моей матери.

Снэк, пожимая плечами и радостно восклицая «О», принимает мое объяснение, и мы решаем выпустить Эггролла на пол кафе, чтобы он размялся. Ему стоит больше бегать, так как он немного набрал вес.

Эггролл привык болтаться в моем кармане, так как я часто его туда сажала, но не так надолго, как в этот раз. Мы почти закончили нашу игру, когда папа говорит мне собрать вещи и разбудить мальчиков, потому что пора идти.

Снэк бежит к своей маме и громко спрашивает:

— Мама, моя девушка может переночевать у меня дома?

— Твоя девушка? Кто его девушка? — Мими смотрит на моего отца со странным выражением лица.

Стоя рядом со Снэком, я быстро поворачиваюсь, и смотрю на него с недоумением.

Колетт Снэкенберг кладет руки на плечо Снэку. Мне нравится ее большая и сияющая улыбка.

— Твоя девушка? — Она смотрит на меня, а затем касается моего подбородка. У нее такие мягкие руки.

— Ты имеешь в виду Минни? Она твоя девушка?

— Да, — говорит Снэк и обнимает меня, притягивая ближе к себе. Мне нравится, когда он обнимает меня. Все во мне говорит, что я всегда должна быть так близко к нему. Он веселый.

Колетт бросает взгляд на папу и Мими, а затем смеется. Они присоединяются. Я не знаю, над чем они смеются. В том, что он сказал, нет ничего смешного. Я хочу остаться со Снэком.

Если честно, с этого момента и в будущем… Я никогда не хотела быть вдали от него.

— Он никогда раньше так себя не вел, — говорит Колетт другим взрослым, а затем наклоняется, чтобы обратиться к Снэку.

— Сегодня будний день.

Снэк не отступает.

— Значит, в пятницу?

— Конечно, — отвечает Колетт. Она слегка качает головой и как бы улыбается и хмурится одновременно.

— Что на тебя нашло, Снэк?

Снэк с самого начала вел себя со мной очень властно. Я никогда никому не позволяла командовать собой, но со Снэком я была другой, как гончая, умоляющая почесать ей животик.

Я начала подозревать, что с этого момента Снэк завладел мной. Заявлял на меня права, владел мной. Разрушил меня для кого-то другого. В шесть лет.

Глава 3: 2014 — Возвращение домой

Звонок от папы? Этот звонок был сразу после секса с Генри, от которого у меня свело ноги, Темный Лорд, он работал языком? Он сказал что-то вроде: «Жена Снэка умерла».

Поток воздуха покинул мои легкие после того, как я бессознательно задержала дыхание, и с облегчением выпалила:

— О, слава Богу!

— Что? — в ужасе ответил мой отец.

— Нет, папа, я имею в виду… Боже, это ужасно, но я думала, ты собираешься сказать мне, что Снэк умер.

Папа вздыхает.

— С таким же успехом, он мог бы. Бедняга действительно расстроен. Это было неожиданно. Он недавно вернулся домой. Не могу поверить, что он снова проходит через это. — Папа вкратце рассказывает мне историю.

Меган Снэкенбург храбро боролась с раком молочной железы, который обнаружили у нее после рождения последнего ребенка, ремиссия, затем неожиданный рецидив и смерть от осложнений химиотерапии.

Я ошеломлена и думаю, черт возьми, не снова, но только чувствую, как у меня перехватывает дыхание в неудачной попытке подавить рыдание. Вероятность того, что молния ударит человека дважды за одну жизнь, составляет один на девять миллионов случаев. Шансы трагически потерять человека, которого ты любишь, дважды, намного ниже, но не делает это менее ужасным. Везение Снэка — отстой.

Как будто папа знает, о чем я думаю в этом всхлипывании, когда говорит хриплым голосом: — Да, парень не может передохнуть.

Это заставляет меня неуместно засмеяться внутри на полсекунды, прежде чем я одергиваю себя. Во многих отношениях на протяжении всей своей жизни из-за своей внешности и обаяния Снэк только и делал, что перерывы. Но в его нынешней ситуации, как и четырнадцать лет назад, — не так уж и много.

Так как я не знаю, что сказать, отец продолжает: — Не было ни поминок, ни похорон. Меган хотела мемориал, и они сделали его в ее родном городе около месяца назад. Он был маленьким и уединенным. Мама Снэка даже не знала об этом. Колетт очень расстроена из-за этого, но никогда об этом не скажет. Снэк вернулся в Даунерс-Гроув. Ты же знаешь, что у него маленькие дети, и ему нужно быть ближе к своей маме.

Меня поражает, что возвращение Снэка в ДГ мало чем отличается от того, что сделал мой отец много лет назад.

— Итак, Мин, ты можешь приехать? Этот парень — чертов бардак. Иногда он целыми днями не встает с постели. В те дни, когда он это делает, он бродит вокруг, как зомби. Я думаю, Снэк хотел бы тебя увидеть.

Я несколько раз сглатываю и отвечаю:

— Да, я приеду. Приеду сразу после работы.

***

«Снэк» прошел через несколько перерождений с момента своего открытия. В прошлом это был фонтан с содовой и винный бар, но я всегда знала, что это кофейня. Мне нужно просто перейти улицу и войти в эти двери. Сейчас я веду себя как перепуганная киска. Проверяю Вуки в сумке. Даже в своей маленькой красной клетчатой снежной куртке он дрожит. Он смотрит на меня и лает с просьбой «Пожалуйста, давай согреемся».

Я целую его холодный нос и говорю:

— Не волнуйся, через минуту будет тепло. — Затем снова поднимаю глаза.

В кафе мужчина в черной шапочке, с пышной светлой бородой, разговаривает с двумя маленькими детьми. Он выглядит знакомым, но более крупным, чем я запомнила. Судя по тому, как он двигается, не думаю, что это может быть кто-то, кроме него.

Мужчина поднимает глаза и смотрит на меня через большое стеклянное окно. Я стою с другой стороны улицы, вокруг меня танцую пушистые снежинки, наши глаза встречаются. Ни один человек во всем мире не смотрит на меня так. Визуальная связь — подтверждение того, что это он.

Снэк.

Я вдыхаю холодный, горький воздух. Он обжигает мои легкие, вызывая приступ кашля. Я прижимаю руку к груди, кашляю и пытаюсь прочистить горло. Когда ко мне возвращается самообладание, я вытираю слезящиеся глаза. Изящно. Снэк наклоняет голову, и на его лице появляется гигантская ухмылка. Он поднимает один палец, показывая мне стоять там, говорит что-то маленьким детям и бросается к входной двери кафе.

Если что-то может произойти в замедленной съемке и на сверхскорости одновременно, то это Снэк, бегущий ко мне. То, как движется его тело, его мышцы, натягивающие свитер, когда он идет, и его шаги парализуют мои чувства. Но не успеваю я опомниться, как он уже стоит прямо передо мной. Я не видела его восемь лет. Я поддерживала связь со своим отцом, Колетт и, признаюсь, несколько лет назад немного следила за его социальными сетями, но в течение восьми лет он был просто изображением на фотографии рождественской открытки.

— Минни? Это ты? — Его голос срывается от эмоций. — Это действительно… моя девушка?

Он не называл меня «своей девушкой» четырнадцать лет. С той ночи, когда я сказала ему, чтобы он перестал так меня называть. Я скучала по этому. Быть чьей-то. Мне нравится выразительность его голоса. То, как тепло окутывает каждое слово, как будто он выбрал его специально для меня. Мое сердце мгновенно узнает это и бьется о грудную клетку снова и снова, пытаясь выбраться из нее.

— Минни? — Он подходит ближе, когда я не двигаюсь.

Я понимаю, что не ответила. Скорее всего, даже не моргнула. Он звучит как Снэк, но этот человек выглядит немного по-другому — не такой «легкий», как Снэк, которого я видела, — измученный, избитый. Наконец, после того, что, должно быть, длилось целую жизнь, я киваю и неохотно выдыхаю:

— Угу.

— Ты, должно быть, замерзла, Мин. — Его морозное дыхание витает в воздухе, когда он говорит. — Я знаю, ты точно замерзла.

Он скрещивает свои большие руки на широкой груди, чтобы согреться, и я отвожу глаза от лица, по которому так скучала, не позволяя себе смотреть на него. Даже сквозь его темно-серый вязаный свитер, я могу сказать, насколько он выглядит лучше, чем раньше. Снэк подходит немного ближе, раскрывает руки и кладет их мне на плечи, потирая вверх и вниз. Замерзла? Он что, шутит? Тепло, о котором я думала, что забыла, наполняет мою грудь. Я быстро выдыхаю три раза. Что происходит? Почему у меня учащенное дыхание?

Я, наконец, издала глубокий смешок.

— Да, замерзла. — Это всего лишь маленькая ложь, но я бы сказала все, что угодно, лишь бы он продолжал прикасаться ко мне.

Когда я поднимаю глаза и смотрю в лицо Снэку, его глаза останавливают меня. Цвет его глаз, казалось, всегда зависел от количества облачности в тот или иной день. Если день был пасмурный или собирался дождь: темно-синий. Если на голубом небе не было и облачка на многие мили вокруг: ледяная синева, окруженная черным.

— Как сибирский хаски, — говорила я ему. Сегодня вечером они выглядели опухшими от усталости и темно-серыми, хотя он улыбается.

— Лгунья! — шепчет он достаточно громко, чтобы я услышала. Лгунья? Я как раз наоборот — становится теплее с каждым мгновением, рядом с ним? Как будто читая мои мысли, он говорит:

— Просто увидев тебя снова, я согрел свое холодное, печальное сердце. — Я сразу вспоминаю, как он всегда мог сказать что-то, чтобы заставить меня полюбить его, даже не стараясь.

— Как ты? — Я спрашиваю, потому что: а) я не могу сказать, о чем на самом деле думаю, а именно: «Боже мой, ты все еще чертовски великолепен и совершенен», и б) это социально приемлемая вещь, которую можно сказать кому-то, кто пережил потерю.

Снэк поджимает губы, а затем ухмыляется:

— Теперь, когда увидел тебя, лучше.

Я сейчас упаду в обморок.

Колетт Снэкенберг стучит в окно изнутри кафе. Она изображает дрожь, потирая руки о руки, и жестом приглашает нас войти. Снэк берет мою руку в перчатке в свою обнаженную. Я бросаю взгляд на наши вплетенные руки, а затем смотрю на его профиль, когда мы переходим улицу. Когда я в последний раз держала его за руку? Я чувствую то же самое даже сквозь перчатки. Электричество или что-то еще пронзает мою руку, и это знакомое тепло охватывает меня, начиная с сердца и заполняя всю грудь. Я не осознавала, что там образовалась пустота, до того самого момента, когда внезапно почувствовала целостность, которой не ощущала годами.

Зайдя в «СНЭК», я стряхиваю снег с ботинок на входной коврик. Я задерживаюсь на секунду, чтобы вдохнуть запах. Меня приветствует тот же запах корицы, как и тогда, когда я впервые вошла сюда, когда мне было шесть. Ни в одном другом месте на земле не пахнет так, как в «Снэк». После двора железнодорожного вокзала я почти уверена, что это мое второе любимое место. Снэк начинает стряхивать снег с моих плеч. Он оглядывает меня с ног до головы. Я сказала примерно пять слов с тех пор, как увидела его, но, похоже, они нам не нужны для общения. После того, как он снимает с меня перчатки и засовывает их в карманы моего пальто, совсем как в нашу первую встречу, я протягиваю руку и стряхиваю немного снега с его бороды. Снэк хватает меня за руку и прижимается к ней лицом. Я обхватываю ладонью его подбородок и провожу большим пальцем по его шелковистым усам, чтобы по-настоящему почувствовать их и его.

— Ты выглядишь так, будто никому не принадлежишь, как говорила моя Мими. — Я прикусываю губу и слегка улыбаюсь.

Глаза Снэка наполнились слезами. Затем он закрывает их, сжимает губы и пару раз сглатывает. Я не знаю, улыбается он или сдерживает слезы.

— Никому… больше.

Черт возьми! Я сказала что-то не то. Я никогда не была сильна в эмоциональных разговорах. Возможно, это результат жизни в доме, полном мальчиков.

Я бормочу извинения.

— Сн-эк, это было бесчувственно.

— Нет, все в порядке. Это правда, и я всегда мог рассчитывать на то, что ты поймешь это.

— Мне жаль Меган. Она всегда была очень мила со мной. Папа рассказал мне, что случилось.

Брови Снэка поднимаются.

— Да, потому что мы давно не общались.

— Знаю. Я просто… Не могла. Но сейчас я здесь. Мне жаль, что я не смогла приехать на поминки.

— Да, Меган не хотела похорон. На самом деле она ничего не хотела, но мы пошли на компромисс в отношении мемориала, только если он будет очень маленьким. Ее родители приехали после ее смерти и все это устроили. Честно говоря, я был в полном беспорядке. У меня было все, что я мог сделать, чтобы поддержать детей. Они удивительно стойкие, но с ними никогда не знаешь наверняка. Иногда они в порядке, играют в видеоигры или раскрашивают, а в следующий момент плачут и разваливаются на части. Я хотел бы сказать, что справился с этим лучше, чем они, но это не так. Горе — вот что это. Это беспорядочно и нелинейно.

— Мне правда очень жаль. — Нет более истинного чувства, которое можно было бы выразить.

Снэк поворачивает мою руку и нежно целует ладонь. Ощущение, которое я забыла, но чувствовала только во сне, возвращается с такой силой, что моей первой реакцией было отпустить его. Как бы мне это ни нравилось, мне также слишком приятно и неудобно быть настолько близко на публике с мужчиной, который только что потерял свою жену. Я пытаюсь отстраниться, но сладкий, грустный блеск в глазах Снэка и тепло его кожи не позволяют мне.

Это и тот факт, что Снэк тянется и подносит мою руку ближе к своему лицу.

Все еще поглаживая его бороду, я неловко хихикаю, чтобы поднять настроение.

— Серьезно, что это за гребаная растительность на лице? — И точно так же исчезла всякаянеуверенность, которую я питала по поводу того, что снова увижу Снэка после стольких лет и при ужасных обстоятельствах. Мы снова Снэк и Минни.

— Следи за языком, Купер. — Снэк ухмыляется и кивает в сторону, где рядом сидят маленькие дети. — Некоторые вещи никогда не меняются.

У меня всегда был рот, как у моряка. Снэк был больше похож на остроумного болтуна, бросающего обжигающие словесные выражения, не выражаясь при этом.

Я хихикаю и подхватываю его кивок «не-перед-детьми». Вытаращив на него глаза, я говорю:

— Я имею в виду… джиперс криперс, Снэк. Что за волосы на лице?

Снэк качает головой и закатывает глаза.

— Вау, Мин, даже когда ты говоришь «джиперс криперс», все равно звучит как ругань. — Снэк убирает обе наши руки от своего лица, но продолжает держать меня за руку. Все еще кожа к коже, наша связь становится почти непреодолимой.

— Р-р-р-р-р-р-р-р, р-у-уф!

— Минни, твоя сумочка лает. — Снэк хихикает.

— Боже мой, Вуки! — Вуки отвечает жалобным скулением. Я была так поглощена Снэком, что забыла о Вуки, болтающемся в моей сумочке. Я вытряхиваю себя из комы, вызванной Снэком, и открываю сумочку перед дрожащим щенком с широко раскрытыми глазами. — О, малыш, ты, наверно, уже превратился в маленький замороженный куриный окорок. — Я кладу сумочку на ближайший столик и снимаю пальто. Снэк забирает его у меня и бросает на стул. Я оставляю свою шапку на голове, не уверенная, в каком состоянии сейчас мои волосы.

Вуки делает мне выговор еще несколькими хриплыми полулаями, когда я поднимаю его, обнюхиваю и целую. Йорки в куртке, должно быть, сигнализируют о какой-то всеобщей симпатии, потому что я окружена прежде, чем осознаю это. Колетт хватает Вуки и меня и крепко обнимает нас. Снэк следует ее примеру и захватывает нас в свои массивные объятия, все его шесть футов три дюйма. Снэкенберги — семья, полная обнимашек — вы знаете, с носа до пят, каждая частичка вашего тела прижата к другому человеку. Никакого зазора в скромности или, как сказали бы мои самые классные братья, зазора в стояке. Объятия Снэкенберга были лучшим видом объятий, и мне повезло, что я получила их… их четверо? Две пары маленьких ручек, принадлежащих безошибочно узнаваемым золотоволосым девочке и мальчику, сжимают мои ноги. Я улыбнулась им обоим. Дети Снэка. Я видела их фотографии только на рождественских открытках. Каждый год я знала, что ожидаю милую открытку с их счастливыми лицами, широко улыбающимися в камеру. Только не в это последнее Рождество.

— Мы можем поиграть с твоим щенком? — спрашивает мальчик.

Снэк наклоняется и взъерошивает волосы маленького мальчика:

— Эй, приятель, дай Минни секунду.

Лицо маленького мальчика вытягивается. Вуки извивается, пытаясь освободиться, чтобы добраться до мальчика.

— Конечно можешь, — отвечаю я. Меня мгновенно встречает улыбка, которая возвращает меня в то же самое место в 1988 году, когда я провозила контрабандой другое животное в своей одежде. А этот маленький мальчик? Он точная копия своего отца. Отлично! Еще один крошечный убийца женщин, крадущийся по улицам Даунерс-Гроув. Я собираюсь положить Вуки на пол, но нет. В конце концов, мы в ресторане.

— Колетт, ничего страшного? Что Вуки здесь?

Колетт осматривает помещение. Кроме нас, в углу пара студентов колледжа, вероятно, дома на зимних каникулах, и парень у окна с гитарой, пишущий что-то в своем блокноте.

— Все в порядке, дорогая. Не думаю, что в снежный вечер пятницы по улице ходят санитарные инспекторы. Обычно, пока собака под присмотром, она может находиться здесь, так что можешь отпустить его. Пусть дети поиграют. Им не помешало бы немного повеселиться!

Снэк качает головой:

— Ты всегда появляешься здесь, пряча домашних животных в своей одежде?

— Очевидно, да.

Я ставлю Вуки на пол, и он бросается в погоню за детьми обратно на игровую площадку у камина. Он так же, как и они, рад новым товарищам по играм.

Как только дети и Вуки убежали играть, я осознаю, что Снэк не отстранился от наших объятий и кладет руку мне на поясницу, его внутренняя сторона предплечья касается моего бока. Его прикосновения нервируют меня. Он наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Я хотел познакомить тебя со своими детьми…

— Эйден и София, верно? — Я поворачиваю голову на дюйм, чтобы целенаправленно чувствовать его дыхание на своем лице. Я ненадолго закрываю глаза и впитываю покалывание, которое оно вызывает, прежде чем добавить:

— Но ты называешь Софию Фифи.

Снэк держится рядом, но, похоже, удивлен, что я знаю имена детей и прозвище Фифи.

— Откуда ты знаешь?

Я не понимаю, почему это его удивляет. Разве он не знает?

Затем его лицо расплывается в широкой зубастой улыбке, когда он понимает, и мы говорим в унисон:

— Рождественские открытки.

«Снэк» открыт еще час, и мой папа скоро должен приехать, чтобы забрать меня. На самом деле, я удивляюсь, почему он не встретил меня на вокзале, как обещал? Надеюсь, с ним все в порядке. Я перевожу взгляд в сторону окна, вытягивая шею в поисках его. Наверное, мне следует проверить телефон, но по какой-то причине я спрашиваю Колетт.

— Колетт, Вы говорили с моим отцом, да? — Колетт слегка краснеет, когда Снэк фыркает. Странно. — Он сказал, что встретит меня на вокзале, но его еще нет.

— О, Минни, дорогая, я совсем забыла со всем волнением от твоего приезда. Гил звонил. Он уже в пути. Его колеса замело снегом, и ему пришлось выкапывать их. Я сказала, что присмотрю за тобой…

Снэк поднимает бровь, глядя на маму.

— Подожди. Ты знала, что она приедет?

Колетт улыбается мне, а затем Снэку.

— Да, милый. Мы с Джилом подумали, что тебе нужен приятный сюрприз. — Она похлопывает Снэка по плечу и ведет нас к столику подальше от остальных посетителей. — Что я могу принести вам обоим?

Я начинаю протестовать, что Колетт не нужно меня обслуживать, но она мило настаивает, что это не проблема. Сначала я заказываю большой латте, но передумываю после того, как Снэк просит горячий шоколад. Мне придется пошутить над ним за то, что он заказал напиток для девочки-подростка, но это прозвучало хорошо в ту минуту, когда заказ покинул его естественно надутые и теперь розовые-от-разогрева-после-пребывания-снаружи губы.

— Хорошо, я сейчас все принесу, — щебечет Колетт. Она поворачивается, чтобы уйти, но оборачивается и наклоняет голову.

— Так приятно снова видеть вас вместе.

Колетт и Снэк разделяют невысказанный момент, прежде чем он говорит: — Спасибо, мама. — Его голос срывается, и он прочищает горло. Он улыбается.

— Ты уверена, мам? Ты не всегда была так рада видеть нас вместе.

Колетт поворачивается и уходит, отмахиваясь от комментария Снэка взмахом руки над головой.

— Да, уверена. Даже если я знаю, что ваша пара обычно сулила неприятности.

Глава 4: 1994 — Миндальная помадка из Хамоки

Колетт однозначно права. Наша пара равна, нет, мы и есть ходячие неприятности. Не серьезные проблемы с законом, скорее обычное баловство. Которое превратило нас в лучших друзей.

В детстве, со Снэком, мы похитили кошку его соседа. В голове пары шестилетних детей оправдания в пользу содеянного были достаточно убедительны. Котенок всегда плакал у соседской двери, а на улице становилось холодно. Мы решили, что соседу он просто не нужен, поэтому взяли его к себе. Он тайно жил в моей спальне в течение недели. Мы со Снэком отдавали ему свои обеды. Так было до тех пор, пока мой отец не почувствовал удушающий запах кошачьей мочи, исходящий из моей комнаты, и не обнаружил, что мое тело искусано блохами. Нам пришлось уехать из дома и провести в нем дезинфекцию. Именно тогда мы поняли, почему соседский кот жил на улице.

В другой раз мы собрали всех соседских детей и большого шоколадного лабрадора Ролло, который жил рядом с нами, в «Снэке» и отправились в парк, не сказав взрослым. В парке мы нашли большой улей, свисающий с ветки. В книгах о Винни-Пухе, Пух всегда ест мед и говорит, что он такой вкусный, поэтому мы убедили Пирсона, пожирателя козявок, который жил на углу, скинуть улей с ветки, чтобы мы могли съесть мед. Мы не рассчитывали, что там будут пчелы. Они атаковали всех детей, которые не успели убежать, когда улей упал на землю. Укусы были настолько сильны, что пришлось вызвать скорую. Нам повезло, что, когда наши родители нашли Снэка, мы с Ролло прятались в шкафу в спальне Снэка. Они скорее обрадовались, чем рассердились, что у нас хватило ума сбежать до того, как мы уронили улей, и не подвергнуться нападению пчел-убийц.

Когда нам было тринадцать, в День независимости 4 июля, мы подожгли газон мистера Гэри, соседа Снэка.

Тем летом была очень сильная засуха, и никому не разрешалось поливать свои газоны или клумбы. У всех соседей дворы пожелтели, при ходьбе был слышен характерный хруст высушенной травы. Мы не виноваты, что у него загорелся газон. Это было четвертого июля. Как можно не помахать бенгальским огнем, или двумя, или двадцатью?

Пожар был не сильный. Потребовалась небольшая пожарная машина, чтобы потушить его.

В каждом случае нас наказывали. Было бы легче, если бы нас наказывали физически. Но они выбирали более суровый приговор, они запрещали нам видеться друг с другом. Часто по утрам, когда я просыпалась, Снэк уже был у меня дома. Мы проводили вместе каждый день и вечер, и расставались только после того, как стемнеет. В редкие дни мы не виделись. Это убивало нас — быть вдали друг от друга. Что касается меня, то Снэк был моим лучшим другом и лучшим, что со мной случилось.

Больше всего бросается в глаза инцидент, который в наших семьях известен, как «инцидент на Женевском озере». Дело было не в том, что мы были непослушными. Ни один из нас на самом деле не был. Нет, инцидент на Женевском озере был из-за того, что Снэк не хотел оставлять меня, а я не хотела, чтобы он уходил. Это было в 1994 году. У детей не было мобильных телефонов. Тогда была электронная почта, но у родителей Снэка в хижине не было компьютера. Междугородняя связь была дорогой и это не то же самое, что находиться в одной комнате. Как мы должны были разговаривать друг с другом, когда нас собирались разлучить на восемь недель?

В гостиной Снэка повсюду разбросаны чемоданы на разных стадиях упаковки, коробки, полные скоропортящихся продуктов, и сумки с купальниками и ластами.

Мы со Снэком играем в Sonic the Hedgehog 3 и говорим об игре, чтобы избежать разговоров о разлуке. По крайней мере, это то, что делаю я. Возможно, он делает это, чтобы отвлечь меня, потому что в игре я надираю ему задницу.

— Снэк, мы уезжаем на Женевское озеро через сорок пять минут. Не уходи далеко! — кричит Колетт с лестницы.

— Мааааам! — стонет Снэк, а затем саркастически добавляет: — Мне двенадцать, женщина. Я больше никуда не «ухожу». Я знаю, куда иду. У меня есть направление!

Я хихикаю. Я не знаю никого другого, кому могло бы сойти с рук то, как Снэк разговаривает со своей мамой.

— Хорошо, мистер Сосредоточенный. — Колетт всегда знала, как реагировать на язвительные замечания Снэка.

Снэк наклоняет голову, делает глупое лицо и кивает в сторону двери. Он внезапно прекращает нашу игру, против чего я возражаю, открыв рот в шоке.

Я прихожу в себя в мгновение ока. — Что такое? Я выигрывала.

Снэк хватает меня за руку, поднимает с пола и выводит из своего дома.

Оказавшись снаружи, он тащит меня к нашим велосипедам, которые, как обычно, лежат на переднем дворе.

— Поехали за мороженным. — Снэк запрыгивает на свой велосипед. Когда я медлю, он смотрит на мой велосипед, а затем на меня.

У нас совсем немного времени, чтобы добраться до нашего любимого кафе-мороженого «Морозная станция», которая находится чуть дальше «Снэка»

Обеспокоенная, я прикусываю губу. — Уверен?

Снэк кивает. Его глаза блестят, когда он говорит:

— Да.

Мы направляемся вниз по улице в кафе-мороженое, но, когда мы добираемся до конца квартала, Снэк начинает крутить педали очень быстро, даже молниеносно. Как будто кто-то-быстро-преследует-его. А затем он поворачивает в прямо противоположном направлении от «Морозной станции». Очевидно, мы вообще туда не едем. Я кручу педали своего BMX так быстро, как могу, но я ниже и меньше Снэка, и мне приходится усерднее работать, чтобы оставаться наравне с ним.

Когда я, наконец, догоняю, то кричу:

— Снэк, какого черта ты делаешь? Мы едем не в ту сторону! И у меня болят ноги. — Я потираю икру. — Ты заставил меня ехать слишком быстро.

Снэк пожимает плечами.

— Я решил, что хочу поехать в другое место. «Морозная станция» надоела. Я захотел миндальную помадку. Только в одном месте можно купить это мороженое…

— Баскин-Роббинс, — заканчиваю я его предложение. — Но это довольно далеко. На другой стороне шоссе.

Снэк только кивает и снова начинает ехать быстрее.

— Эй, Снэк. Эм, ты не мог бы немного притормозить, — выдыхаю я. — Ты ведешь себя так, будто за тобой гонятся. От чего ты убегаешь?

Я не в восторге от езды на велосипеде по этим дорогам, тут достаточно большое количество автомобилей. Мы никогда раньше не ездили на велосипеде так далеко от дома, а машины едут слишком близко. Всякий раз, когда мимо проезжает грузовик, я боюсь потерять равновесие, упасть и что меня переедут. Снэк замедляется достаточно, чтобы я могла ехать рядом с ним, но мы все еще едем в тишине. Он не смотрит на меня. Наконец, он отвечает на вопрос.

— Я убегаю от поездки.

— Что ты имеешь в виду?

— Я убегаю от поездки.

Снэк ничего не объясняет, и я начинаю раздражаться. Он ведет себя странно. Может быть, дело не только в том, что он уезжает отдыхать. Снэк указывает на то, что мы прибыли в пункт назначения. Мы прислоняем велосипеды к почтовому ящику у входа и заходим в «Баскин-Роббинс». Снэк получает свой рожок с миндальной помадкой, а я заказываю дайкири со льдом в чашке. Когда я лезу в карман джинсовых шорт за мелочью, Снэк хватает меня за запястье.

— Я заплачу.

Опять же, странно. Он никогда раньше ни за что не платил для меня.

Я наклоняю голову и говорю: — Хорошо, — и делаю глоток своего дайкири со льдом. Он сладкий и кислый одновременно, освежающий после нашей долгой, жаркой поездки. Мы со Снэком сидим на обочине рядом с почтовым ящиком и спокойно наслаждаемся нашими десертами. Снэк ведет себя странно, и я почти уверена, что он, нет — мы, на самом деле, попадем в большие неприятности из-за езды на велосипеде так далеко от дома. Я даже не знаю, как долго нас не было. Когда я допиваю, Снэк забирает у меня из рук посуду и кладет их на поребрик рядом с собой.

— Я избегаю эту поездку так долго, как могу, потому что мне не хочется ехать в Висконсин. Я не в восторге от того, что уезжаю из Даунерс-Гроув на лето. Я… Я не хочу оставлять… тебя. Моя девочка. — Снэк запинается на последних словах, и я почти не могу поверить в то, что он говорит. Но чувствую то же самое.

Я сглатываю, а затем прикрываю свое неловкое возбужденное смущение смехом, в основном потому, что слова Снэка кажутся другими. Серьезными. Он никогда раньше так со мной не разговаривал, за исключением случая, когда впервые назвал меня своей девочкой, когда мы были маленькими. Это было сто лет назад. Сквозь хихиканье я говорю ему:

— У тебя будут большие неприятности. Поправочка: у нас будут неприятности!

Снэк тоже нервно смеется.

— Знаю. — Он снова становится серьезным и приближает свое лицо очень близко к моему. Я чувствую запах мороженого в его дыхании. — И мне все равно. — И с этими словами Снэк целует меня. Его губы крепко прижимаются к моим. Они холодные от мороженого и теплые внутри. И сладкие. Мило.

Я закрываю глаза. Возможно, это наилучшее чувство в мире. Лучше, чем мороженое, или когда Дарт Вейдер признает, что он отец Люка, или… Я не знаю. Думаю, что теряю способность сохранять рациональное мышление. Этот поцелуй не чмок, как мой младший брат целует меня в щеку. Это не грубый поцелуй с открытым ртом, как в фильмах, весь слюнявый и с языком. Это правильный поцелуй.

Когда я отстраняюсь, опьяненная от прикосновения, и медленно открываю глаза, то вижу перед собой мигающие красные и синие огни. Нет, не фейерверк, хотя именно об этом я подумала на секунду, все еще ощущая его губы на своих. Нет, мой первый поцелуй только что засвидетельствовал лучший из Даунерсов Гроувз. Патрульная полицейская машина с горящими мигалками подъезжает к нам, и полицейский выходит и направляется к нам.

— Маркус Снэкенберг? Минни Купер? — Выражение его лица суровое и бесстрастное.

— Да, — отвечаем мы одновременно.

Полицейский качает головой и посмеивается, что приносит облегчение. Возможно, у нас не будет проблем.

— Вы двое заставляете своих родителей волноваться. Бросайте велосипеды на заднее сиденье.

Снэк шепчет мне:

— Твой папа будет так зол! Он будет как Оби-Ван Кеноби!

— Снэк, Оби-Ван — один из хороших парней. Ты называешь себя мальчиком? Ты ничего не знаешь о «Звездных войнах»! Тем более, если у кого и страшный отец, так у тебя. Твой отец — Боба Фетт.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что он холодный, стальной и почти не разговаривает.

Снэк пожимает плечами.

— Есть такое.

Мы со Снэком пошли к машине. Его родители и мой отец ждали на подъездной дорожке. Нас встречают объятиями, слезами, повторными нравоучениями и предупреждениями о том, что, если бы Снэк уже не уезжал, мы бы еще долго не могли видеться.

Снек шепчет:

— Вот, почему я убежал. Этот отпуск похож на гигантское заземление. Запертый в заплесневелой старой хижине с гигантскими комарами, без Нинтендо, компьютера и Минни. — Я слышу его, и его мама тоже, за что он получает шлепок по заду.

Машина Снэкенберга упакована и готова к отъезду, за исключением продуктов Снэка. Колетт стоит у открытой двери машины, постукивая ногой.

— Снэк, возьми свою сумку, чтобы мы могли ехать.

Мистер Снэкенберг уже включил зажигание. Его раздражение из-за задержки, похоже, перевешивает любое облегчение, которое он испытал, когда мы нашлись и закричал в окно: — ПОТОРОПИСЬ!

Мой папа смотрит на меня сверху вниз и качает головой. Когда полицейский выгружает наши велосипеды, папа закатывает велик Снэка в гараж.

Я стою, замерев, прокручивая в голове весь день, особенно ту часть, где мы целовались. Я тру губы пальцами.

Когда папа возвращается, он наклоняет голову и, прищурившись, смотрит на меня.

— Ты в порядке, Мин? — Я киваю, и папа роняет трубку. Он подходит к Колетт, качая головой, и поднимает руки к ушам ладонями вверх.

Снэк выбегает из дома с набитым рюкзаком через плечо. Он на мгновение останавливается передо мной, глядя мне прямо в глаза.

Мое сердце бьется так быстро, и я не могу перестать думать о том, как его губы касались моих. Я знаю, что он тоже об этом думает. Я хотела бы снова поцеловать его прямо здесь, прямо сейчас.

Снэк наклоняется, обвивает свой мизинец вокруг моего и тихо говорит:

— Моя девочка.

Надеюсь, больше никто не слышал. Я надеюсь, что его слова предназначены только для меня.

Момент прерывается, когда Колетт кричит из машины:

— Снэк, давай! Я хочу добраться до наступления темноты.

— Иду! — Снэк отворачивается и направляется к машине.

Колетт еще не закончила.

— Ты сходил в туалет? — громко спрашивает она его.

— Да. — Снэк отвечает без смущения.

— Правда? Ты очень быстро вернулся.

В истинном стиле Снэка последнее слово остается за ним.

— Да, мам, я могу быстро пописать. Это чудо — иметь пенис!

Прежде чем сесть в машину, Снэк поворачивается и подмигивает.

— Это правда. Это потрясающе — иметь член! — Слава Богу, его родители уже в машине.

Смеясь, я преувеличенно закатываю глаза.

— Ты придурок!

Снек громко фыркает и говорит:

— Да, но ты все равно меня любишь. — Затем он поджимает губы, посылает мне воздушный поцелуй и исчезает в машине.

Он и понятия не имеет, насколько прав.

Глава 5: 2014 — Снег

Снэк тянется через весь стол и берет меня за руку, переплетая свои пальцы с моими. Такое знакомое и родное движение.

Именно так Снэк держал меня за руку в детстве — наши пальцы, переплетенные вместе.

— Боже, инцидент на Женевском озере… — Он качает головой, как будто не может поверить в то дерьмо, которое мы обычно проворачивали. — Какое первое свидание, а?

Я недоверчиво разеваю рот.

— Это было свидание?

— Эй, я заплатил за мороженое, — хихикает Снэк. Его смех такой приятный и заразительный.

Я хихикаю вместе с ним.

— Меня почти арестовали.

Смех Снэка затихает, и он берет меня за другую руку. Он крепко сжимает меня и понижает голос.

— После очень запоминающегося первого поцелуя.

Я чувствую, как волна возбуждения поднимается по моей груди и опускается вниз к животу, заставляя ерзать на сиденье. Я смотрю вниз на наши переплетенные пальцы, и воспоминание наших тел, делающих то же самое, вспыхивает у меня в голове. Я чувствую, как озорная ухмылка расползается по моему лицу.

Что я делаю? Этот человек только что потерял свою жену. Он не может флиртовать со мной? Я не должна думать о таком. А как насчет Генри? Кем бы он ни был… Парень? Сосед по комнате? Я чувствовала себя паршиво, просто представляя себе Снэка, пока была с ним этим утром. Теперь мы обнимаемся. Снэку просто нужен друг. Успокойся, Минни. Я быстро стираю с лица неподобающее, как я могу только догадываться, выражение.

— Да! — Я едва могу выдавить это слово, когда поднимаю взгляд от стола и смотрю в его темно-синие глаза с тяжелыми веками. Темно-синие глаза, которые выглядят немного влажными. Снэк сглатывает пару раз.

— Мин… Моя девочка… Я скучал… — Входная дверь кафе распахивается, и сильный порыв холодного воздуха врывается в теплое помещение. Снэк поднимает глаза, и я поворачиваюсь на стуле, чтобы посмотреть, кто пришел.

Мой отец, сильно припорошенный снегом, входит в дверь и отряхивает ботинки. Видимо, на улице погода стала еще хуже. Я была так поглощена Снэком, что даже не заметила.

Колетт выбегает из-за прилавка, чтобы поприветствовать моего отца.

— Гил, ты весь в снегу! Что, черт возьми, там происходит?

— Снег идет все сильнее. Скорее всего, будет метель. Я припарковал «Эль Камино» дальше по улице и прошел квартал пешком. Посмотри на меня! — Он разводит свои белоснежные руки в стороны. — Я снеговик.

Они смеются вместе. Это так здорово, что у моего отца есть такой хороший друг здесь, в городе. Колетт оттряхивает от снега моего отца кухонным полотенцем, который всегда припасен у нее в заднем кармане. Она и мой папа засмеялись, когда снег разлетелся по всему кафе, начал таять и стекать по папиному лицу. Колетт почти благоговейно вытирает полотенцем растаявший снег с его щек. Он улыбается ей, когда она это делает, и я чувствую, что вторгаюсь в личный момент. В конце концов папа отрывает взгляд от лица Колетт и встречается со мной взглядом. Он моргает так, как будто его поглотил туман, которым окутала его Колетт. Может, я и правда поймала его на чем-то. Он наклоняется и что-то быстро говорит Колетт.

Оглядываясь на меня, он кричит:

— Мышь! — Мышь — сокращенная версия папиного прозвища для меня, Минни Маус.

— Я не знаю, почему он так тебя называет. Ты совсем не похожа на мышь, — заявляет Снэк. Я наклоняю голову и сжимаю губы вместе. Мышь просто идет с Минни, но нет необходимости объяснять.

Я убираю руки от Снэка и встаю, чтобы поприветствовать отца. К тому времени, как я добираюсь до него, Колетт помогает ему снять пальто и шляпу, чтобы я могла обнять его, не намочив свою одежду.

— Добро пожаловать в Чиберию! Ну, технически, я думаю, что Даунерс-Гроув — это Внешняя Чиберия (Чикаго). — Папа обнимает меня своими большими руками и крепко сжимает. Видимо он проводит с Колетт больше времени, чем я думала, потому что это объятия Снэкенберга, а не Купера. Он целует меня в лоб и говорит:

— Похоже, вы с Снэком наверстываете упущенное.

— Да, немного, — отвечаю я.

— Не могу дождаться, чтобы наверстать побольше, — говорит Снэк позади меня, заставляя немного подпрыгнуть в папиных объятиях.

— Привет, Гил! — Снэк протягивает руку моему отцу и пожимает ему руку, придерживая его локоть. Все посетители, которые были в «СНЭКе», когда я приехала, ушли. Я даже не заметила, как кто-то выходил; я была так поглощена воспоминаниями со своим старым другом. Колетт перевернула табличку «Открыто» на «Закрыто» и выключила большую часть света, за исключением того, что за прилавком и сзади, где играют дети.

— Снэк. — Колетт кладет одну руку на плечо Снэка, а другую на плечо моего отца. — Уже поздно, может стоит отправить детей домой спать?

— Да, хорошая идея, — в унисон говорят папа и Снэк. Странно. Зачем папе отвечать на этот вопрос?

— Мне нужно закрыть магазин, — говорит Колетт, — а потом мы сможем уехать.

— Знаешь, что, мам? Почему бы тебе не позволить нам с Мин прибраться и не закрыться?

— Правда?

— Конечно, вы с Джилом можете отвезти детей в мам-мобиле.

— Мам-мобиль? — я изо всех сил стараюсь подавить хихиканье.

— Да, я вожу микроавтобус, — говорит Снэк. — Не начинай, Купер. У меня есть дети.

Мое хихиканье превращается в полномасштабный приступ смеха, когда я машу рукой и говорю:

— Я ничего не говорю. — Снэк снова обращает внимание на маму и моего папу.

— Как я и говорил, — Снэк бросает на меня нехороший взгляд, — Мам, ты можешь взять фургон. Мы с Минни вернемся домой на «Эль Камино». Если ты не против, Гил.

— Тогда я могу забрать тебя, и мы поедем домой, хорошо, пап? — Добавляю я.

Папа кивает Снэку.

— Конечно, звучит хорошо. Но, — Он пережевывает слова, — Ммм, Минни Маус, я вроде как… остаюсь… у Колетт. — Папа краснеет от признания.

Я смотрю на каждого человека в комнате в поисках какого-то объяснения.

Колетт добавляет:

— Гил помогал нам заботиться о детях вместе со Снэком, чтобы я могла работать в кафе, а Снэк — начать искать новую работу. Джилу было удобнее оставаться у нас.

Я думаю, странно, что папа не упомянул об этой жизненно важной информации по телефону. Точно, как долго Снэк был дома в Даунерс-Гроув. И как долго папа живет у Колетт. Что-то случилось. Я не могу понять, в чем дело, но не думаю, что понимаю всю историю целиком.

Папа заикается:

— Да, эм… Я помогаю, и ты знаешь, что наш дом такой большой… А Сид почти никогда не приходит домой с тех пор, как переехал и… Э-э…

— Итак, где я остановлюсь?

Папа отвечает:

— Мы разберемся с этим, как только вы, ребята, доберетесь до Колетт. В зависимости от шторма. Может быть, мы все просто останемся там на ночь и разберемся с этим утром.

— Фифи! Эйден! Собирайте игрушки и поехали. Уже поздно, пора домой, — зовет Колетт детей в задней части кафе. Вуки следует за ними, лая и прыгая от радости при виде своих новых друзей по играм. Он останавливается прямо у ног Снэка, садится и смотрит на него снизу вверх. Снэк наклоняется и поднимает его. Вук позволил Снэку обнять его, не рыча и не скуля. Он никогда не позволяет Генри обнимать его. Он едва позволяет ему гладить себя. Очевидно, что Снэк может очаровать как животных, так и женщин.

— Вау, с каких это пор ты стал укротителем Йорков?

— Минни, ты забыла, как я потрясающе отношусь к животным. Помнишь, как сильно Эггролл любил меня? А?

Он убивает меня. Отлично ладит с детьми и животными. Я могла бы поклясться, что у меня не было биологических часов, но у меня появились, потому что он только что завел их.

Снэк держит Вуки, как маленький пушистый футбольный мяч, и говорит своим детям, чтобы они взяли свою одежду. Дети идут и берут свои куртки со стола, за которым сидели, и одеваются самостоятельно, как учат в детском саду. Подбегая к нам, Эйден умоляет.

— Пожалуйста-пожалуйста, можно Вуки пойти с нами домой? — Фифи подпрыгивает вверх и вниз, сложив руки вместе, повторяя: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Я спасена от того, чтобы быть плохим копом, когда Снэк говорит:

— Вуки должен остаться со своей мамой, но вы скоро его увидите.

— Завтра. — Я обещаю им. — Ты можешь позавтракать с ним. — Эйден подпрыгивает от этой новости. Я все еще могу заметить легкую обиженность на лице Фифи.

Мой папа помогает Колетт надеть пальто, и они вдвоем выпроваживают детей за дверь, но только после того, как Эйден и Фифи поцелуют Вуки. Как раз перед тем, как они собираются уходить, Эйден подбегает и обнимает меня за ноги. Без слов. Просто обнимает за ноги и широко ухмыляется, как мини-Снэк. Его сонные, красивые голубые глаза сияют, глядя на меня.

— Ух ты, когда это ты успела стать укротительницей детей? — спрашивает Снэк.

— Ты забыл, какая я безумно крутая с… Нет, у меня ничего нет. Единственным ребенком, которому я когда-либо нравилась, был Сид, и это вроде как была обязанность, брат и все такое, ты знаешь.

— Не единственным, Минни. — Снэк указывает большим пальцем на Эйдена, выходящего за дверь. — Ты сделала его очень счастливым. Ну, ты и Вуки.

Вуки лает в знак согласия.

Снэк гладит Вуки за ушами и ставит его на пол, а затем он отворачивается и идет за прилавок. Я наблюдаю, как взгляд Снэка опускается на пол, когда он сжимает переносицу большим и указательным пальцами.

Когда наши родители и дети уходят, я начинаю собирать посуду, оставленную в кафе, и ставлю ее в раковину за стойкой. Снэк убирает чашки и тарелки с подноса.

— Что еще я могу сделать? — Он протягивает мне тряпку. — Протереть столы?

Снэк ведет себя так тихо. Слишком. Я неловко нарушаю молчание.

— У тебя великолепные дети. Эйден очень похож на тебя, но Фифи…

Снэк вздыхает и проводит обеими руками по лицу, последним движением вытирая немного влаги с глаз.

— Похожа на Меган?

Я киваю. Боже, он говорит о Меган. Его покойной жене, Меган.

— Я знаю. Иногда это бывает трудно. Видеть Меган в ее маленьком личике. Я люблю это. И ненавижу. Иногда это причиняет мне боль, а иногда это драгоценное напоминание. Правда в том, Минни… Я просто развалина. Ходячая чертова катастрофа. Я уволился с работы и перевез нас обратно в Даунерс-Гроув, думая, что у них будет больше стабильности. Хотя не продумал все до конца. Я просто не мог больше находиться в этом доме. И работать. Я не хотел видеть жалость на лицах коллег. И вот я здесь, живу в доме своей мамы и ищу новую работу. Я имею в виду, что с финансами у нас все в порядке, все будет хорошо, но… что я делаю? Как я собираюсь растить двоих детей в одиночку?

Он пытается сдержать печаль, застрявшую в горле. Но я слышу ее в дрожании его голоса. Он проглатывает слезы и отворачивается, протирая кофеварку. Его плечи двигаются вверх и вниз, сопровождаемые усталым вздохом. Я подхожу к Снэку и беру тряпку у него из рук, кладу ее на стойку рядом с нами. И разворачиваю его, чтобы обнять его в стиле Снэкенберга, думая, что от этого ему станет лучше. Я прижимаюсь щекой к его груди и слышу его ровное сердцебиение. Должно быть неправильно чувствовать себя так близко к нему — так интимно — но это не так. Это ощущается… правильно.

Я чувствую, как напряжение покидает его тело после нескольких глубоких выдохов. Я тоже расслабляюсь. Убрав щеку с его груди, я поднимаю лицо вверх, кладя подбородок на его внушительные грудные мышцы. Снэк опускает голову и смотрит мне в глаза. Его глаза влажные, но он смаргивает еще больше слез. Он смотрит мне в глаза, а затем его взгляд опускается на мои губы. Я бы с удовольствием поцеловала его полные губы и забрала часть его боли, но это было бы неуместно. Снэк наклоняется еще немного, и я приподнимаюсь на цыпочки. Если бы он поцеловал меня сейчас, я бы ни за что не смогла его остановить. Мое сердце полностью берет верх над разумом. Мы на расстоянии вдоха, поцелуй неизбежен, когда… Сотовый телефон Снэка звонит и вибрирует в кармане его брюк. Я слишком хорошо это чувствую! Вместо того, чтобы поцеловать меня, Снэк смеется, качает головой и говорит:

— Супер!

Отдаляясь достаточно, чтобы дотянуться до кармана и достать телефон. Он смотрит на имя, а затем проводит пальцем по экрану, чтобы ответить на звонок.

— Снэк на связи. Говори. — Снэк подмигивает мне, когда отвечает своим запатентованным телефонным приветствием. Я так давно его не слышала, но это все еще заставляет меня улыбаться. Я все еще немного не оправилась от «почти поцелуя». Мне кажется, я могу разобрать голос моего отца на другом конце провода. — В самом деле? Так плохо, да? Вы нормально добрались? Хорошо. Нет, думаю, ты прав. Держитесь.

Снэк закрывает рукой динамик телефона и говорит:

— Это твой отец. Он говорит, что шторм становится очень сильным. Он не думает, что мы должны куда-то ехать. Они с трудом доехали до моей мамы, а это всего в нескольких милях. У Эль Камино привод на задних колесах. Лучше не ездить в метель. Ты не против остаться здесь? Со мной? На ночь?

Не против ли я остаться со Снэком? Одна? Мое сердце говорит:

— Черт возьми, да! — Я просто хочу, чтобы мое логическое сознание заткнулось.

— Остаться… Здесь? — Я взвизгиваю. Как мы будем спать в кафе? — Где находятся…

— Не волнуйся, — перебивает Снэк. — У меня есть идеальное место. — Он возвращает свое внимание к телефону, потирая рукой вверх и вниз по моей спине. Я устала больше, чем думала, а его прикосновения так успокаивают, что я могла бы начать мурлыкать.

— Гил, ты все еще там? Мы останемся в кафе. Скажи маме, чтобы она позвонила мне утром.

Когда Снэк прощается, я кладу голову ему на грудь и протягиваю руку, чтобы схватить и накрутить прядь своих волос, которая торчит из моей шапочки. Я начинаю быстро крутить ее. На самом деле, я проворачиваю его полный оборот. Это то, что я делаю, когда устаю — я накручиваю волосы на палец.

Его рука опускается на мою и останавливает меня.

— Ты устала.

— Откуда ты знаешь?

— Ты накручиваешь волосы на палец. Ты делаешь так, когда хочешь спать.

— Ты помнишь. — Я улыбаюсь ему в грудь.

Снэк смеется — это глубокий, сексуальный рокот, который я чувствую через его грудь.

— Конечно, помню. Это странная вещь.

Я снова смотрю на него снизу вверх. Снэк больше не смеется. Он тихий, напряженный. Он проводит рукой по моей серой шапочке и снимает ее. На его лице появляется выражение удивления, глаза прищуриваются.

— Когда ты стала блондинкой-самоубийцей?

Я открываю рот, чтобы возразить и сказать:

— Что? — Потом я вспоминаю, что теперь я блондинка. Блондинка-самоубийца — это выражение, которое я когда-то использовала, чтобы описать старых подружек Снэка. Он берет прядь моих волос между большим и указательным пальцами и перебирает ее. И шепчет:

— Самая нежная вещь… моя блондинка-самоубийца.

Глава 6: 1999 — Блондинки-самоубийцы

Можно подумать, что тем летом, когда нам было по двенадцать, после того как он поцеловал меня, на этом все закончилось.

Влюбленные с детства наконец-то признались друг другу в любви и вуаля! Жили долго и счастливо. Если бы. Нет, как сказал Шекспир, — «Путь истинной любви никогда не проходит гладко.» — Но в двенадцать лет кто действительно знает, как определить, является ли то, что они чувствуют, любовью и как выглядит «спокойное течение» в их жизни? Я наконец убедила себя, что он забыл о поцелуе, и я, естественно, не собиралась поднимать эту тему и ставить его в неловкое положение.

В младших классах мы со Снэком вместе ходили в школу пешком или ездили на велосипеде. Мы тусовались после школы, играли в видеоигры или делали миксы на компакт-дисках. Я ходила на школьные дискотеки с группой ребят, в которую входили Снэк, Клип и другие парни, с которыми они еще бегали. О, и давайте не будем забывать о девушках, которые были очарованы ими. Каждый раз, когда я оборачивалась, очередная девушка набрасывалась на Снэка.

Даже несмотря на то, что он поцеловал меня в тот единственный раз, казалось, что я была просто еще «одним парнем» из компании. Я была в замешательстве. Зачем ему целовать меня и называть своей девушкой, а потом возвращаться к тому, чтобы быть просто друзьями.

К тому времени, когда мы пошли в среднюю школу, поцелуй превратился в поблекшее воспоминание. По крайней мере, я думала, что для него это так.

Снэк встречался с другими девушками. Каждая из них была блондинкой. И высокой. И стройной. У меня не было ни одного из этих качеств.

Я была ростом 163 см. У меня сине-зеленые глаза, а мои волосы — обычного пепельно-коричневого цвета. Я знаю это, потому что со времен колледжа у меня было множество цветов волос, и корни были намного темнее, чем в детстве. Из любопытства, пару месяцев назад я взяла свою фотографию из средней школы в супермаркет, чтобы выяснить свой настоящий цвет. Он соответствовал среднему пепельно-коричневому цвету L'Oréal 5A. Не то чтобы я хотела к нему возвращаться, мне нравится мой нынешний светлый цвет. Он определенно не хуже моего натурального.

Дело в том, что странным в Снэке и его блондинках было то, что после свиданий он приходил ко мне домой и тусовался со мной.

В то время я не придавала этому особого значения.

— Минни, Снэк здесь! — кричит мой папа с лестницы от входной двери.

— Отправь его в мою комнату, — кричу я в ответ.

Я слышу папины шаги, когда он приближается.

— Твою комнату? — кричит он.

Я кричу отцу в лицо, как только он входит в мою дверь.

— Господи, папа, это всего лишь Снэк!

Мой папа шепчет:

— О, точно. — Как будто мы со Снэком никогда раньше не зависали. Как будто это что-то новое. Снэк поворачивается боком и проскальзывает мимо моего отца, чтобы сесть на мою кровать.

Мой папа хмурится и тихо, но твердо добавляет:

— Дверь оставить открытой.

Я качаю головой и ухмыляюсь. Затем, когда он не двигается с места, я киваю, чтобы он ушел. Он пятится из моей комнаты и оставляет дверь приоткрытой. Снэк — просто мой друг. Мы все время тусуемся, и ничего не происходит. Не то чтобы я была бы против, если бы что-то произошло. Но этого никогда не происходит. И никогда не будет.

Однажды вечером, когда Снэк случайно зашел ко мне домой до того, как я вернулась с поздней работы над школьной газетой, я подслушала разговор между Снэком и Клипом, который заставил меня задуматься.

Я не хотела подслушивать, но услышала, как Клип сказал:

— А что насчет Джекси? — Характерный щелчок кнопок игрового джойстика эхом разносится по комнате. Когда я заглядываю за угол, они смотрят в другую сторону от меня, играя в Марио.

Снэк стонет и говорит:

— Дженнифер Джекси? Нет, ни за что. Она преследовала меня с первого дня. И она — закладка.

— Закладка?

— Да, девушка, которую парни используют, чтобы отметить место, где они остановились, когда расстаются со своей девушкой. Это Джекси. Это ужасно, но в случае с Джекси — правда.

Клип отвечает: — Ха! — а затем говорит: — Возьми ее, чувак. Ей понравится. Ей всегда нравится.

Я точно знаю, что Клип трахнул Дженнифер Джекси. Знаю, потому что слышала их. Однажды в выходные у Клипа была вечеринка, отец уехал в командировку на ночь. Боже мой, было ужасно слушать их по ту сторону стены.

— Пенни Дженни? Правда, Клип? — Снэк стонет.

— Конечно. Повеселись немного. Безобидная забава. Это обойдется тебе всего в пенни. (прим. переводчика — бесплатная Дженни)

Я тут же решаю, что мой брат настоящий придурок.

Я уже собираюсь войти и сказать им обоим, что они полные идиоты, и так нельзя говорить о девушке, когда Снэк меняет тему.

— Клип, это не та, кого я хочу. Ты знаешь, с кем я хочу быть. — Снэк наклоняет голову и кивает в сторону зала, где я нахожусь. Я делаю несколько шагов назад и прячусь за углом на случай, если он обернется. О ком он говорит?

— Этого никогда не случится. Нет, если только ты не прекратишь трахаться со своими блондинками и не станешь серьезным… И ты, блядь, слишком молод, чтобы быть серьезным.

— Да, — бормочет Снэк низким и покорным голосом, который я едва могу разобрать.

Когда я снова отваживаюсь двинуться вперед, Клип хлопает его по спине.

— Чувак, а как насчет Шарлотты? Знаешь, Шарлотта Карпентер, новенькая. Одно это качество делает ее в миллион раз интереснее местных цыпочек.

Ух ты! Клипи использовал слово «качество» в предложении. И правильно. Может быть, когда-нибудь он поступит в колледж.

— Я не знаю, — начинает Снэк, а затем его тон меняется. — Хм, Шарлотта Карпентер.

— О, да. Шарлота. Я вижу, что она заинтересовала тебя, просто по тому, как ты произносишь ее имя.

Господи, Клип может быть слизняком. Мой брат, сутенер.

Я больше не могу этого выносить. Я ненавижу шпионить за Снэком. Он ведь должен быть моим лучшим другом, верно? Я могу поговорить с ним о девушках, верно?

Беззаботно входя в комнату, я говорю:

— Кто-то упоминал Шарлотту?

Клип и Снэк поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Клип немедленно возвращается в игру и говорит:

— Да.

Снэк виновато отводит взгляд.

— Подумываешь о свидании с другой блондинкой-самоубийцей, Снэк? — фыркаю я. Я ничего не могу с этим поделать. Это выходит сопливо.

— Блондинка-самоубийца?

— Да, ты знаешь, эти чертовы блондинки, с которыми тебе нравится встречаться. Те, которые настолько великолепны, что заставляют обычных девушек хотеть покончить с собой.

Брови Снэка хлюпают вместе.

— Это довольно грубо, Минни.

Мне не нравится это чувство. Снэк — мой. Ну, не совсем. Я не могу этого вынести. Мне нужно убираться отсюда.

— Да, ну… — Я вылетаю из комнаты так быстро, как только могу, но пытаюсь вести себя беззаботно.

Шарлотта Карпентер. Она учится в северной средней школе Даунерс-Гроув всего три месяца и уже является желанной болельщицей и членом студенческого совета. Она прямая, как (хорошо, в этом мы квиты), блондинка, стройная и уверенная в себе. Носит макияж, как гребаную боевую раскраску, и одевается, как на подиум. Идеальная. Каждый день. Можно подумать, что в коридорах школы были красные дорожки, по которым она ходила. И, судя по всему, она была милой. Сука! Она сделала невозможным ненавидеть ее.

Она была всем, чем я не была. Превосходной. За исключением хороших оценок и умения писать, я всегда была средней. Вплоть до моих коричневых, не карамельных, не каштановых волос. Средней.

Снэк начал встречатьсяс Шарлоттой, блондинкой-самоубийцей, на следующий день.

Глава 7: 1999 — Осень

Снэк с Шарлоттой. Уже десять месяцев.

Мы больше не разговариваем друг с другом в школе. Вообще. Один раз, когда я спросила его, почему, он огрызнулся на меня и резко прошептал:

— Я не делю тебя. Не общайся с этими идиотами.

Я не знала, что ответить. Одной моей части это нравилось, потому что, если он не хотел делиться мной, это означало, что какая-то его часть все еще заботится обо мне. Конечно, он тусовался с суперпопулярной толпой спортсменов с тех пор, как начал встречаться с чертовски идеальной болельщицей Шарлоттой. В любом случае, популярная толпа — это сборище идиотов. Клип был частью этой толпы, но он учился в колледже. Снэк обычно подшучивал над ними вместе со мной. Теперь он был одним из них. Я не понимала, почему должна была быть невидимой для Снэка в школе. Или, может быть, на самом деле я ей не была. Несколько раз осенью нашего выпускного года, когда он думал, что я его не вижу, я ловила его на том, что он пялился на меня в коридоре. У него было такое выражение лица, которое я не могла расшифровать. Пустое? Злое? Смущенное? Конечно, я не могла спросить его. Неписаное правило гласило: не разговаривать друг с другом в школе.

Я подумала, может быть, он не разговаривал со мной, потому что это разозлило бы ее. Правда заключалась в том, что я не существовал для Шарлотты. О, она никогда не была груба со мной. С другой стороны, она никогда не была добра ко мне. Она никогда не проявляла ко мне никаких чувств. Наверное, потому, что у нее их не было. И вот как вы узнаете, что вы ничего не значите или, точнее говоря, ничего не стоите для человека. Когда вы даже не появляетесь в их жизни — ни на одну миллисекунду. Вы никогда не проходите через их сознание. Конечно, она знала мое имя. Я была Минни. Младшая сестра Клипа, если уж на то пошло, но она не знала об истории, которая была у нас со Снэком. Я думаю, он никогда не говорил ей, что я была его первой девушкой. Что он практически жил в моей спальне каждую ночь.

Черт возьми, Снэк научил меня, как получать удовольствие самостоятельно. Держу пари, Шарлотта разозлилась бы, если бы узнала эту историю.

Я никогда не могу пользоваться ванной у себя дома, когда захочу. Почему? Потому что мой младший брат постоянно там, принимает ванну и дрочит.

Я громко стучу в дверь.

— Привет, доктор Спанкенштейн (прим. переводчика — отсылка к Франкенштейну). Что ты там делаешь? Пытаешься оживить это существо?

— Секундочку, — стонет Сид через дверь.

Тьфу! Мне неприятно представлять, что он там делает.

Наблюдая за мной в коридоре, Снэк прислоняется к дверному косяку моей комнаты.

— О, дай ему немного расслабиться. Каждому время от времени нужно немного «саморазвлечься».

Я вскидываю руки в воздух, отворачиваюсь от двери ванной и топаю обратно в свою комнату, чтобы перекусить.

— Не мне, — гордо заявляю я, бросая на него косой взгляд.

— Что? Ты никогда этим не занималась? — Его глаза практически вылезают из орбит, а руки взлетают к волосам.

— Нет. — Мои щеки пылают, и я знаю, что становлюсь ярко-красной. Я плюхаюсь на край кровати и пытаюсь вести себя спокойно, но внутри у меня все горит. Этот разговор просто перешел в неудобное русло. Неудобное-потому-что-мы-говорим-о-сексе.

— Как никогда? — Он смотрит на свои ноги и качает головой. Мне кажется, я замечаю кривую ухмылку на его губах. Он внезапно уходит, и следующее, что я помню, — это как он колотит в дверь ванной. — Эй, Сид! Буксирная обезьяна! Мне нужно отлить. Открой.

Со своего места на краю кровати, плотно прижав бедра друг к другу, потому что все это меня как бы возбуждает, я слышу, как открывается дверь ванной, и они начинают шептаться. Затем дверь закрывается.

Снэк возвращается. Он стоит в дверях с моей электрической зубной щеткой, которую он вертит, держа между большим и указательным пальцами.

— У меня пахнет изо рта? — Я быстро поднимаю руку, чтобы прикрыть нос и рот, и вдыхаю в них. Нет, дыхание в порядке. Серьезно, почему он принес мне мою зубную щетку?

— Нееееет. — Снэк медленно качает головой и ухмыляется. — Ты определенно не собираешься чистить ей зубы. — Я не говорю ни слова. Я потрясена и заинтригована, и могу думать только о том, что… возбуждена. — Вот. — Снэк протягивает мне мою щетку. Его голос становится низким. — Когда я выйду, ляг на кровать. Представь свою любимую знаменитость или участника бойз-бэнда. — Я бросаю на него недовольный взгляд, потому что я не из тех, кто слушает бойз-бэнды. — Тогда закрой глаза, включи это и засунь себе в трусики. — Я почти уверена, что перестаю дышать, это заставляет его улыбнуться. — Позвони мне позже. Хочу знать твое мнение. Лично я считаю, что это лучший способ провести, — он показывает воздушные кавычки, — «время в одиночестве». Ты знаешь, если у тебя нет настоящего парня.

Нет. Я не знала.

Снэк это знает и говорит мне об этом. Ха! Сыплет соль на рану.

Прежде чем покинуть мою комнату, он опускается на колени у моих ног, проводит большим пальцем по изгибу и сжимает мой голый большой палец. Чертовски крепко.

Я дрожу и стону.

— Уууууух!

Снек поднимает взгляд со своего положения, подмигивает и шепчет:

— И когда ты издашь этот звук позже, помни, что я тот, кто сказал тебе, как туда добраться.

После того, как Снэк уходит, я смотрю на зубную щетку в своей руке. Засунуть ее мне в трусы? Я не могу этого сделать? Или могу? Думаю, мне придется потратить свои карманные деньги, чтобы купить еще одну зубную щетку для зубов.

Я встаю и запираю дверь спальни. С моей удачей Сид вошел бы прямо без стука, пока я пробовала «новый способ» использования зубной щетки.

Я возвращаюсь и сажусь на край кровати. Любопытствуя, я включаю зубную щетку. Вибрация в моей руке приятна. Забавно, как я никогда раньше не ценила это ощущение. Я провожу тыльной стороной щетки по руке, и волосы на ней сразу же встают дыбом. Низкое гудение отражается от стен моей маленькой спальни. Наверняка кто-нибудь заметил бы, если бы проходили мимо. Я быстро переворачиваю ее. Мне нужен способ замаскировать звук. Никто бы не поверил, что я на самом деле чистила зубы в своей спальне дольше пяти минут. Останавливаюсь на своей стереосистеме. Музыка! Она заглушит звук. Я встаю с края кровати и подхожу к своему CD-плееру. Никто ничего не заподозрит, если я включу музыку, которая всегда доносится из моей комнаты. Я осторожно запускаю саундтрек «Звездных войн» и закрываю крышку.

Инструкции Снэка прокручивались у меня в голове над строками сочинения Джона Уильяма.

— Ложись и думай о своей любимой знаменитости…

Я выключаю весь свет и на ощупь пробираюсь обратно к своей кровати. После того, как я сняла спортивные штаны и лифчик, оставив лишь майку, я, наконец, проскальзываю между прохладными простынями своей кровати с зубной щеткой в руке.

Я снова включаю щетку и провожу ею вниз по животу. Я засовываю ее под свои белые хлопчатобумажные трусики. Сначала она просто щекочет, но, когда я двигаю ее всего на долю сантиметра вниз и немного назад, толчок пронзает меня прямо до глубины души. Мои ноги подергиваются и расслабляются, когда ощущение за ощущением проносятся сквозь меня. Это даже лучше, чем на моей руке!

Зубная щетка попадает в особенно чувствительное место.

Я погружаюсь в эти ощущения. Когда звучит «Имперский марш», видение Дарта Вейдера, стоящего надо мной, усиливает мое удовольствие. Внезапно изображение Дарта превращается в Снэка. Мои ноги дрожат, а желудок сжимается. Я крепче зажмуриваю глаза, лицо Снэка окружено миллионом ярких цветов и стреляет лазерными огнями. Я вздрагиваю и выдыхаю долгий, громкий стонущий крик удовольствия. Тот же звук, который я издала, когда он погладил мой изгиб большим пальцем и сжал мой палец на ноге. После этого я стала зависимой. Я больше никогда не приставала к Сиду из-за его «одиночества». А еще я вынула батарейку из этой зубной щетки. Спасибо, Снэк.

Вот так Снэк и Лорд Вейдер подарили мне мой первый оргазм. Технически, моя вибрирующая чудо-щетка сделала это, но я не дошла до этого, думая о Джастине Тимберлейке и его волосах в виде лапши рамэн. Нет, когда я кончила в первый раз, я думала о лице Снэка.

***

Как я уже говорила, мне всегда больше нравилась середина историй. Любые истории: приключенческие, страшилки, романтика. Также мне очень нравится средняя часть моей истории со Снэком в 1999 году, но я бы предпочла, чтобы наша история любви тогда началась не так.

Я привыкла ходить на школьные танцы с компанией. Обычно это было с Клипом, Снэком и другими девушками, с которыми они общались в то время. Один из их друзей обычно и был моей официальной «парой» на вечер. Он был достаточно любезен, чтобы купить мне букет, если это что-то значило. У меня есть фотографии с каждого школьного бала с разными парнями. Парни, которые никогда не прикасались ко мне, кроме медленного танца, никогда не целовали меня, никогда не звонили мне, и теперь, когда я думаю об этом, даже не смотрели в глаза после танца. Даже если я думала, что нравлюсь им, и мы, казалось, поладили во время танца, после — ничего.

Осеннее возвращение домой 1999 года. За день до танцев у меня не было пары, так что я решила, что не пойду.

Вся эта история с групповыми танцами Клип /Снэк /Минни прекратилась с тех пор, как Клип окончил школу. Я уже почти отказалась от всякой возможности поехать, когда Адам Питерсон, фотограф из школьной газеты, пригласил меня. Мы всегда отлично ладили, стараясь уложиться в сроки. Я даже никогда не думала о нем как о возможной паре, но он был умен, и я могла с ним поговорить, поэтому, когда он пригласил меня, я согласилась. В конце концов, это было бы верхом жалости, если бы я не пошла на выпускной вечер в выпускном классе.

***

С порога я слышу его голос.

— Все в порядке, Адам. Я разберусь.

Снэк здесь. В затемненной журналистской комнате.

Я сижу на одном из освещенных макетных столов, мое платье для выпускного вечера задрано до колен.

Освещение в некотором роде, ну, романтичное. Адам стоит между моих раздвинутых ног. Он наклоняется для поцелуя, когда Снэк прерывает его. Я замираю.

Адам замирает, но затем быстро оглядывается через плечо и пренебрежительно говорит:

— Со мной все в порядке, Снэк. У нас все в порядке, верно, Минни?

Снэк подходит к нам. Я вижу его, когда заглядываю через плечо Адама. Внезапно Снэк хлопает Адама по плечу и крепче сжимает его. Адам морщится. Он не ощущает свою собственную силу.

Он прочищает горло.

— Наверное, я недостаточно ясно выразился. Когда сказал, что Я. Разберусь. Сам. Я не спрашивал, А-дам. — Снэк тянет Адама за плечо и разворачивает его так, чтобы теперь он был лицом к нему, а не ко мне. — Проваливай!

— Снэк! Какого хрена ты так груб с ним?

Снэк фыркает и подталкивает Адама к двери класса.

— Адам понимает. Не так ли? — Адам поворачивается ко мне и пожимает плечами. Как раз перед тем, как выйти, он оборачивается и говорит:

— Снэкенберг, ты псих. Перестань уже с ней играть. Боже! — Адам толкает дверь класса, громко хлопая по ней ладонью.

Я зла, но в то же время так взвинчена. Снэк всегда относился ко мне по-собственнически, как будто я его игрушка или домашнее животное, но сейчас я чувствую себя очень, очень по-другому.

— В чем твоя гребаная проблема? — Я собираюсь оттолкнуться от стола, но Снэк бросается на меня, занимая место, где только что был Адам, между моих ног. Волна тепла успокаивает мой гнев, но оставляет меня в замешательстве. И с каждой секундой становится все теплее. И я не думаю, что это потому, что я сижу на световом ящике. Я думаю, это потому, что Снэк никогда не нарушал подобных границ со мной.

Он берет мое лицо в свои руки и смотрит мне в глаза самую долгую минуту в истории. Я ищу в его глазах понимания происходящего. И как только я это осознаю, губы Снэка оказываются на моих. Его поцелуй неистовый, и вскоре его язык прижимается к моим губам, когда он молча умоляет меня открыться для него.

Что я и делаю. Этот поцелуй совсем не похож на поцелуй с миндальной помадкой из Джемоки. О, нет. Я чувствую тепло, и это не от светового стола. Я бы хотела целовать его вот так вечно. Весь гнев, который я испытывала, давно прошел, и на его место пришло горячее желание, гортанные стоны удовольствия и в высшей степени мокрые трусики. Поцелуй продолжается и продолжается. В конце концов Снэк прерывает его и заканчивается еще одним мягким сладким поцелуем.

— Что… — Я спрашиваю, затаив дыхание: —…что происходит? Что ты…мы… делаем?

У него есть девушка. Очень популярная подружка, которую, вероятно, коронуют королевой бала выпускников, пока мы говорим. Она убила бы его, если бы узнала. Мне пришлось бы прожить свою школьную карьеру как занудной шлюхи, которая приударила за чужим парнем. Жизнь в школе была бы несчастной.

— Шарлотта? — говорю я, даже не используя полное предложение, чтобы задать вопрос. Мне никогда не приходится это делать со Снэком. Мы разговариваем друг с другом по своего рода коду «Минни/Снэк».

— Все кончено. Мы расстались. Давно следовало это сделать.

— Что?

Снэк придвигается ближе, насколько это возможно.

— Ты сводишь меня с ума. Я скучаю по тебе, Минни. Я скучаю по общению с тобой. Я наблюдал за тобой в школе. Наблюдаю, как ты справляешься без меня. Наблюдаю, как ты двигаешься вперед без меня. Как будто я тебе больше не нужен. — С каждым словом, которое он мне говорит, он где-то трогает меня. Мои волосы. Моя щека. Мое бедро.

Я выдыхаю с каждым прикосновением, пока мне не перестает хватать воздуха и не закружится голова.

Его испытывающий взгляд не отрывается от моего. Снэк ждет моей реакции.

— Я думала, что ты не хочешь меня, что ты тот, кто «двигается дальше». — Часть меня хочет поцеловать все его страхи и прогнать прочь; другая часть невероятно зла. Я отталкиваю его. — Ты, блядь, издеваешься надо мной? — Я встаю и опускаю юбку своего платья вниз. — Ты не имеешь права говорить такие вещи. Ты не можешь заставить меня жалеть тебя и хотеть поцеловать. Снэк, ты игнорировал меня каждый день, все дни, в течение нескольких месяцев. Примерно десять месяцев. Ты оставил меня. Одну. И СЕЙЧАС ты говоришь, что скучаешь по мне? — Я заставляю себя не плакать, я так зла. Снэк отступает и несколько раз сглатывает. Он наконец отрывает свой взгляд от моего. Свет от настольной лампы освещает его глаза, и я вижу, что они мокрые. Он поднимает глаза, быстро моргает, и по его щеке скатывается слеза.

Снэк вытирает слезу тыльной стороной ладони, тяжело сглатывает и снова смотрит на меня.

Он целеустремленно делает несколько шагов ко мне, прижимая меня спиной к столу. Обняв меня за талию и притянув ближе к себе, он выключает свет. Мы находимся в полной темноте. Снэк берет меня за руки, и я пытаюсь вырваться, но он мне не позволяет. Я все еще злюсь на него за то, что он заставил меня думать, что перестал заботиться обо мне. Он обвивает мои руки вокруг своей шеи. Я задерживаю дыхание. Это те моменты, о которых я мечтала с тех пор, как нам исполнилось двенадцать.

Следующего поцелуя я так и не получила. Поцелуй, который он скрыл от меня. Его руки, обнимающие меня, — это ощущение, на которое я так долго надеялась и никогда не думала, что оно будет. Я беспомощна в его объятиях, и каждая клеточка моего тела физически отзывается счастьем, в то время как я борюсь со своим гневом в перетягивании каната между разумом и телом. Я наконец выдыхаю, и, к моему удивлению, это звучит как всхлип. Мое зрение затуманивается, и слезы начинают капать сквозь ресницы.

Черт возьми, Снэк! Почему он так со мной поступает?

Он скользит руками вокруг моей талии, и вскоре я полностью прижимаюсь к нему. Объятие Снэкенберга.

Я бестактно вытираю слезы о лацкан его пиджака.

— Снэк, придурок. Почему? Почему ты делаешь это сейчас?

— Потому что я скучал по тебе. Так сильно, — красиво признается Снэк, — Ты права. Я был мудаком, но с меня хватит. Я покончил с Шарлоттой. Я покончил с блондинками-самоубийцами, как ты их называешь. Мне надоело притворяться, что они — это ты, когда я должен был быть с тобой. Ты мой лучший друг. Моя девочка. — И с этими словами он находит мои губы в темноте и легко целует меня, наши губы соленые от смешанных слез. Мягкий, нежный поцелуй медленно набирает силу. Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы попытаться прижаться к нему еще ближе.

Все мое тело сотрясается. Я не знаю, чувствую ли я это, но это идет из глубины души. Глубоко внутри, в том месте, рядом с моим сердцем, где я храню все чувства, которые слишком боюсь выпустить наружу, опасаясь, что они убегут со мной. В последний раз я что-то оттуда выпускала, когда моя мать вернулась и даже не признала меня, когда я была маленькой. В тот раз мой подсознательный способ справиться с болью от ее отказа заключался в том, чтобы прыгнуть с лестницы и разбить губу. Сейчас это почти незаметно, но у меня все еще есть шрам. Я молю Бога, чтобы на этот раз у меня не было шрама.

Мы со Снэком стоим в темноте, держась друг за друга так, что наши лбы соприкасаются.

— Я всегда хотел, чтобы ты была со мной на танцах, но Клип отказал мне. Нет, пока он не убедился наверняка, что ты та самая. Что я завязал с любой другой девушкой. Со всеми остальными девушками. Потому что ты заслуживала быть чьей-то единственной и неповторимой. И я знал, что он был прав. Я пытался превратить Шарлотту в тебя. Я действительно думал, что это может сработать. У меня все было хорошо, пока я не понял, что у тебя нет пары на вечер, поэтому я убедил Адама позвать тебя.

Я недоверчиво смеюсь.

— Ты? Ты заставил Адама пригласить меня?

— Да, — говорит Снэк. — Это то, что я сделал.

Я полностью сбита с толку и очень хотела бы, чтобы горел свет, чтобы я могла прочитать выражение лица Снэка.

— Что ты имеешь в виду, говоря: «Это то, что я сделал»?

— Я позаботился о том, чтобы у тебя была пара… для танцев. Тот, кто, я знаю, не тронет тебя и не будет с тобой связываться. Позвонит тебе после.

Я отрываюсь от Снэка, подхожу к выключателю и включаю его взволнованным движением. Все это время я ругаюсь себе под нос. Проклиная Снэка, Клипа и всех глупых мальчишек, с которыми меня свели. В следующий раз, когда я увижу своего брата, я его задушу! Я поворачиваюсь лицом к Снэку, и, черт возьми, он выглядит раскаявшимся… и красивым. Весь мой гнев улетучивается. У меня не будет шанса выругать его до того, как он мне все расскажет.

— Минни, я всегда хотел побывать с тобой на танцах. Каждый танец я жалел, что не был с тобой. Больше ни с кем. Но я знал, что должен взять на себя обязательство. Я должен был выбрать быть только с тобой. Клип убедил меня, что быть с тобой — плохая идея. Что я буду обманывать. Что я был слишком молод, чтобы быть серьезным. Что я причиню тебе боль. И он поклялся, что убьет меня, если я причиню тебе боль. Итак, он познакомил меня с девушками, которые были готовы на все, и я, как идиот, подумал, что он прав. Я тоже не хотел причинять тебе боль. Я не хотел рисковать потерей нашей дружбы. — Снэк расхаживает по комнате и несколько раз проводит руками по волосам. — Я не хотел, чтобы ты встречалась с кем-то еще, поэтому я сам нашел тебе пару для танцев. Я просто никогда не понимал, почему за тобой все время не охотились парни.

Я настолько раздражена, что хочу его немного разозлить. — О, они бегали. — Я наблюдаю, как брови Снэка хмуро сходятся, но мне это не доставляет удовольствия. Я перестаю злить его и признаюсь. — Но они были не теми, кого я хотела.

— Кого ты хотела?

Я смотрю куда угодно, только не на него. Честность смущает.

— Давай, не заставляй меня говорить это.

Снова Снэк передо мной. На этот раз он прижал меня спиной к стене класса.

Он не прикасается ко мне, но его руки держат меня в клетке. Ловушка, в которую я рада попасть.

— Скажи это, — настаивает он.

Я наконец смотрю ему прямо в глаза.

— Тебя. Ладно… Тебя! — Я так долго отрицала и сдерживала это, что теперь, когда сказала ему, клянусь, мое сердце просто выпрыгнуло из груди и сделало круг по комнате. Я наконец-то сказала ему! Я не могу взять свои слова обратно. Я не хочу брать свои слова обратно. Я закрываю глаза, потому что это просто слишком давит на меня, чтобы продолжать смотреть в его глаза. И поэтому я жду его ответа.

Снэк наклоняется и снова крепко целует меня. Это его ответ. Я отталкиваюсь от стены, обнимаю его за шею и запускаю руки в волосы у него на затылке. Я посасываю нижнюю губу Снэка, и когда наши рты открываются друг для друга, каждое прикосновение наших языков, каждый глубокий вздох — это извинение друг перед другом за потерянное время.

Что за чертовски странная ночь! Чудесная, странная ночь. Ничего подобного я и представить не могла.

Снэк отстраняется и, без предупреждения, запрокидывает голову назад и воет:

— У-у-у! — Он хватает меня за руку и тянет нас через дверь комнаты журналистики в холл. Всем, кто покидает танцы, вообще всем проходящим мимо, вселенной, он кричит:

— Моя девочка! Минни Купер — моя девочка!

Глава 8: 2014 — Лофт

Снэк берет меня за руку и снова переплетает наши пальцы. Он начинает идти к лестнице в задней части кафе, я иду следом за ним. Лестница ведет в кабинет наверху. Вуки издает резкий лай, когда его крошечные лапки пытаются успеть за нами. Снэк подхватывает его на руки и прижимает к груди. Вуки прижимается к Снэку и зевает.

— Видишь, даже Вуки устал… Давай поспим.

Я даже не пытаюсь спорить. Я устала.

Когда мы поднимаемся по лестнице, я спрашиваю:

— Где мы будем спать здесь, в кабинете твоего отца?

Снэк бормочет что-то неразборчивое. Если бы я уже не знала, что он не ругается, я бы поклялась, что он сказал «ублюдок». Снэк прислоняется к задней стене наверху лестницы.

— Он был его, — Снэк поворачивается, чтобы продолжить восхождение, — пока он не изменил моей маме, и они не развелись.

Я знаю, что это не самая приятная тема для обсуждения. После многих лет брака у отца Снэка, Роберта, завязался роман, и он сбежал с одной из продавщиц кафе — женщиной лет двадцати. Моложе меня в то время. Худший факт во всей измене, на мой взгляд. Она выглядела точь-в-точь как Колетт, только более молодая. Я не знаю всех подробностей этой истории, но кто бы бросил такую женщину, как Колетт? Это как кинозвезды, которые трахаются со своими великолепными, талантливыми супругами. Для постороннего это нелогично, стыдно и чертовски подло.

Снэк щелкает выключателем наверху лестницы, и я удивляюсь тому, что вижу или не вижу. Исчез тесный, заваленный бумагами кабинет отца Снэка с потрепанным диваном и старым серым офисным столом. Исчезли стопки бумажных товаров и керамические кружки. Все это было заменено и переделано в великолепную просторную квартиру на чердаке. Если бы меня спросили, я бы сказала, что она имитирует площадь кафе внизу, которое не является крошечным по площади.

— Моя мама собиралась переехать сюда. Она сказала, что после того, как мой отец ушел, а я женился и редко бывал дома, дом казался слишком большим и нелепым.

— Это потрясающе! — Я кручусь на месте, чтобы оценить каждую деталь: обшивку из массива дерева, многоцветную отделку стен, легкое освещение. Каждый аспект был тщательно спланирован.

Потолок высокий и сводчатый. Это одно большое пространство. Большая открытая кухня с теплыми вишневыми шкафами, приборами из нержавеющей стали и столешницами из черного гранита — мечта шеф-повара. Большой кухонный остров сливается с открытым жилым пространством, в котором есть большой уютный диван из коричневой кожи, пара стульев и журнальный столик/пуфик — я никогда не знаю, как назвать этот конкретный предмет мебели. Окно от пола до потолка занимает переднюю часть мансарды. Уличные фонари снизу освещают падающий снаружи снег. Часть его прилипает к верхней части окна.

Я просто хожу вокруг в благоговейном страхе.

— Ух ты! Снэк, это так здорово.

Справа есть отгороженная зона. Я заглядываю за нее и вижу кровать королевских размеров. Мне сразу же захотелось залезть внутрь и расслабиться.

— Это спальня. — Снэк приподнимает бровь и жестикулирует, почти как Ванна Уайт (прим. — американская актриса и телеведущая. Наиболее известна как ведущая телевизионного игрового шоу «Колесо Фортуны»).

— Да? — спрашиваю я с таким же сарказмом. — Спасибо за уточнение, а то я не поняла.

Снэк смеется, утыкаясь носом в Вуки.

— От нее ничего не ускользает, да, Вуки? Умница.

Снэк указывает на большую ванную комнату, примыкающую к спальне, и гардеробную.

По дороге наверх я прихватила в кафе случайно попавшую газету. Вуки не ходил в туалет с тех пор, как мы сели в поезд, но я знаю, что он не испортит мебель. Я объясняю ситуацию Снэку, заскакиваю в смежную ванную и кладу толстый слой бумаги в угол.

Я указываю на газету, когда выхожу из ванной.

— Извини за это.

— Ну, мужчине нужно куда-то сходить. — Снэк целует Вуки в мордочку и осторожно опускает на пол. — Правильно, приятель. — Мое сердце растекается лужицей по полу. Снэк ласков с Вуки, и Вук ему это позволяет. Почему так не может быть с Генри? Генри. Признаюсь, я почти не думала о нем с тех пор, как вернулась в Даунерс-Гроув.

Я дрожу. Этот чердак красивый, но холодный. Не холодный, как непривлекательный, а действительно леденяще холодный. Мой мозг отбрасывает мои манеры в сторону, и я рявкаю:

— Черт, здесь чертовски холодно.

Снэк фыркает.

— Никогда не злоупотребляй этим чертовым словом, Мин.

Теперь моя очередь смеяться. Я просто намекнула на старую семейную шутку Куперов.

Я стою за дверью ванной и снова кричу на своего младшего брата.

— Сид, черт возьми, вылезай из гребаной ванной. Мне нужно собираться в школу. Снэк ждет.

— Вильгельмина Джейн, не говори этого гребаного слова! — кричит папа из коридора, направляясь ко мне.

— Ты имеешь в виду, не произноси слово на букву «Г», не так ли, папа?

— Черт! Да! Я имею в виду, не используй слово на букву «Г». Это звучит не очень приятно.

Мы с папой улыбаемся, чтобы заглушить наш взаимный смех, но он быстро одолевает нас.

Папа подмигивает мне и стучит в дверь ванной.

— Сид, убирайся из гребаной ванной! Твоей сестре нужно заняться своими гребаными девчачьими штучками.

— Хорошо употребил это чертово слово, папа.

— С тебя хватит, Мин.

Следующие слова Снэка вытряхивают меня из моей памяти.

— Ты права. Здесь чертовски холодно.

Чертовски холодно? Кто он такой? Монах? В некотором роде восхитительно, что он от природы не сквернословит. В отличие от меня.

Снэк движется к большому каменному камину, который огибает угловую стену из гостиной, так что он также частично находится в спальне.

— Я разведу огонь. Ты хочешь включить термостат? Он на стене у верхней площадки лестницы.

Я подхожу и повышаю температуру нагрева. Все еще дрожа, я скрещиваю руки на груди и потираю их вверх и вниз. Я топаю ногами.

Снэк садится на корточки и подкладывает пару поленьев в камин. Он поворачивается и улыбается мне.

— Замерзла?

— Почти. — Я отвечаю, почти стуча зубами.

— Мы не включаем здесь отопление на постоянке, так как здесь весь день никого нет.

Снэк зажигает спичку и бросает ее под скомканную газету. Конечно, он сразу же загорается. Это Снэк. Идеальный Снэк для гребаных Скаутов-Орлов.

Я наблюдаю, как двигаются его плечи и спина, когда он осматривает пространство вокруг огня. Я знаю, что под этим серым свитером. Мускулистый торс Снэка. Просто представив это, я тихо выдыхаю про себя. Я снова ругаю себя за то, что так думаю о нем, когда знаю, что он все еще горюет по своей жене.

Снэк встает, удовлетворенно вытирает руки о свою одежду, а затем поворачивается и шагает ко мне.

Он стоит примерно в футе от меня.

— Ложись в постель.

Что? Я чувствую, как все мое тело краснеет. Залезть в постель? Со Снэком?

Выражение моего лица, должно быть, выражает мое замешательство — если не восторг от его приказа, — потому что Снэк хихикает.

— Да, сними обувь, но оставь одежду и ложись в постель. Тебе будет теплее. И я знаю, что ты устала.

Вуки, не теряя времени, выполняет приказы Снэка. Он уже забрался на кровать и рявкает в знак согласия с идеей Снэка. Меня загоняют в угол.

Снэк еще немного подкидывает в огонь. Оказавшись в постели, я переворачиваюсь на другой бок, чтобы еще немного понаблюдать за спиной Снэка.

Что со мной не так? Почему я не могу избавиться от этих мыслей? Он склоняет голову и испускает долгий глубокий вздох.

Вуки подходит, чтобы свернуться передо мной в форме булочки с корицей, но не раньше, чем рявкнет на Снэка, чтобы тот прекратил то, что делает.

Снэк оглядывается через плечо на нас обоих. Одна из его бровей приподнимается, и тот же уголок губы приподнимается в усмешке.

— Ладно, приятель, я иду. Ух ты! Он властный малыш, Мин.

— Да, он держит меня в узде.

Снэк подходит к другой стороне кровати позади меня. Два громких удара говорят мне, что он снял обувь. Я не шевелю ни единым мускулом. Это происходит на самом деле. Он залезает в кровать! Порыв холодного воздуха обдувает меня, когда он приподнимает покрывало и одеяло, чтобы проскользнуть внутрь. Я вздрагиваю.

— Ты замерзла. Иди сюда. — Быстрым движением своей мощной руки он крепко прижимает мою спину к своей груди. — Давай в позу «ложки». Тебе будет теплее.

Я не могу или не хочу спорить.

Вуки перестраивается так, чтобы быть еще ближе ко мне, его голова покоится на моей шее. Он, должно быть, смотрит прямо на меня.

Мои подозрения подтверждаются, когда Снэк говорит:

— Эй, приятель! — Я слышу, как он целует Вуки в голову, и на мгновение испытываю ревность, пока не чувствую его дыхание на своих волосах.

Все во мне говорит, что нужно придвинуться ближе, в его объятия. Я хочу быть рядом с ним, я всегда хотела быть рядом с ним всю свою жизнь, но почти уверена, что он просто ищет утешения у старого друга, а не романтической связи. Вместо этого я принимаю свое обычное положение для сна. Я поднимаю нижнюю ногу к груди.

Снэк смеется мне в ухо.

— Ты всегда была ужасна в выборе позы для сна.

Я оглядываюсь на него.

— Что? «Ложки»? Я отлично умею спать в этой позе.

— Нет, это не так. Ты спишь, как консервный нож. Это все равно что пытаться залезть ложкой в ящик с кухонной утварью.

На самом деле он прав, и я хихикаю. Я никогда не была слишком хороша в этом. Протянув руку за спину, я шлепаю его по ягодице, или по бедру, или еще по чему-то, я не могу точно сказать, я просто знаю, что это было твердо. Снэк притягивает меня ближе.

Потом я слышу, как он шмыгает носом, и что-то капает мне на ухо. Он плачет? Да, это так. Его эмоции, должно быть, переполняют его повсюду. Я чувствую, как его грудь вибрирует, вздымаясь у меня за спиной. Он сжимает меня крепче.

Что мне делать? Что я должна сказать? Без предупреждения мои собственные слезы сначала текут тихо, а затем хлещут волнами. Мы обнимаем друг друга и плачем, кажется, часами. Я действительно не знаю точно, о чем мы плачем, но эмоции в комнате просто ощутимы. Источником этой общей печали может быть очень многое: смерть его жены Меган, наша всегда сбивающаяся с пути любовь, его дети, оставшиеся без матери, мое подавляющее одиночество и жалкие «отношения» с Генри, видимся после такого долгого времени или даже, в моем случае, по крайней мере, чувство вины за то, что меня влечет к недавно овдовевшему мужчине.

Я больше не могу этого выносить. Я захлопываю шлюзы и поворачиваю голову к нему, чтобы встретиться с ним взглядом. Я шмыгаю носом, сдерживая столько эмоций, сколько могу.

— Рыдание действительны не сексуальны. Ты можешь никогда больше ни с кем не переспать, если будешь делать это перед девушками.

Лицо Снэка расплывается в широкой ухмылке, и впервые за весь вечер я слышу его беззаботный смех, по которому так долго скучала.

— Минни, я действительно скучал по тебе. Ты даже не представляешь.

Наконец я признаюсь вслух ему и себе, что чувствовала то же самое.

— Я тоже скучала по тебе, Снэк.

Снэк испускает очищающий вздох и притягивает меня обратно к себе, крепче обнимая.

— Хорошо, консервный нож, мы поговорим об этом завтра. А теперь — спи.

Глава 9: 1999 — Так Счастлива, Так Печальна

Я счастливее, чем когда-либо. Я никогда и не думала, что смогу чувствовать себя настолько счастливой.

Снэк привел меня домой после выпускного прошлой ночью и поцеловал у двери, как на настоящем свидании. Заставить мой мозг отключиться и заснуть было настоящей проблемой. В конце концов я сдалась где-то после половины второго ночи. Это был последний раз, когда я посмотрела на часы.

Снэк появился у меня дома сегодня в семь тридцать утра. Я как раз выныривала из удивительного сна, с ним в главной роли, который прервал трескучий подростковый визг Сида.

— Минни, Снэк здесь! Я отправляю его в твою комнату!

— Нет! — Я кричу через дверь своей спальни. Внезапно я не хочу, чтобы кто-нибудь видел меня только проснувшейся и с не свежим дыханием.

Я вскакиваю с кровати и пытаюсь найти свою любимую серую толстовку штурмовика. Она где-то на полу, в куче одежды, которая не настолько грязна, чтобы ее можно было кинуть в стирку. Покопавшись на полпути в куче, я нахожу ее. Натянув поверх майки, я подхожу к своему комоду, хватаю резинку для волос и собираю свою непослушную каштановую копну в высокий хвост. Хорошо, мне просто нужно почистить зубы, и я буду выглядеть презентабельно…

— Эй, вот и моя девочка. — Я практически подпрыгиваю на фут. Я даже не слышала, как открылась моя дверь. Снэк в моей комнате. Это не должно удивлять. Ему всегда были рады, но по какой-то причине сегодня утром все по-другому. — Почему ты сказала Сиду, что я не смогу подняться?

Я погружаюсь в неловкую застенчивость, и оттягиваю низ своей огромной толстовки, пытаясь прикрыть боксерские шорты. Я никогда раньше не чувствовала себя незащищенной перед кем-то. Черт возьми, он видел меня в купальнике. Что не так?

— Я все еще была в постели. Я хотела одеться до того, как ты меня увидишь.

Снэк опускает голову и наклоняет ее набок. Он сжимает губы, но медленная ухмылка приподнимает уголки его рта. Он смотрит на мои босые ноги, и его взгляд блуждает по моим обнаженным ногам. Его прикрытые глаза наконец встречаются с моими.

— О, милая, жаль, что я не поднялся сюда на минуту раньше… Мне жаль, что я это пропустил. — Я чуть не свалилась в обморок.

Снэк плюхается на кровать рядом с тем местом, где я стою. Протягивая руку к моим боксерам, он берет край между большим и указательным пальцами и слегка дергает их. Тыльная сторона его пальца касается верхней части моего бедра, оставляя после себя покалывающее тепло.

— Хорошие боксеры, — говорит он. — Чьи?

Я понятия не имею. Наверное, моего отца или Клипа. Я пожимаю плечами.

— Я принесу тебе свои. Хочу, чтобы с этого момента ты носила только мое.

— Э-э, ладно, — заикаюсь я в ответ на его требование и, безусловно, на его прикосновение. У меня с этим нет проблем. Должно быть, это еще одна из странных притягательных черт Снэка.

Снэк обматывает ткань моих боксеров вокруг своих пальцев и притягивает меня к себе.

— Иди сюда и поцелуй меня. Не могу поверить, что ты еще не поцеловала меня.

Мое сердце бешено колотится, а мозг застыл. Я слышала, как актеры говорят подобные вещи в фильмах, но в реальной жизни? Я предполагаю, что это действительно происходит. Я ничего так не хочу, как толкнуть его обратно на свою кровать и целовать до обеда, но я еще не пописала, не почистила зубы и все остальное.

Выпутывая его пальцы из моих боксеров после сильного сопротивления со стороны Снэка, я отступаю к двери. Все во мне хочет двигаться в противоположном направлении — к нему, а не прочь, но физиология побеждает. Это и свежее дыхание.

— Мне просто нужно сбегать и сделать пару вещей, — говорю я, а затем формально добавляю: — Чувствуй себя как дома.

Снэк смеется.

— Я всегда так делаю.

Я бегу в ванную, чтобы пописать и почистить зубы.

Когда я возвращаюсь, Снэк сидит, скрестив ноги, на моей кровати. Он устроился поудобнее, как я и предлагала. Посреди моего одеяла стоит поднос с роскошным завтраком из апельсинового сока и вафли с шоколадной крошкой, политых маслом и кленовым сиропом.

— Эй! — говорит он.

— Эй! — Теперь, когда я воспользовалась ванной, мне стало удобнее.

— Я принес тебе завтрак.

— Вижу. Очень необычно. Я не знала, что ты умеешь готовить… или делать вафли, — добавляю я, взяв вафлю.

Снэк наклоняется вперед и откусывает кусочек вафли, его губы скользят по моим пальцам, когда он отстраняется. Он слизывает немного маслянистого сиропа, оставшегося на его губах.

Дзинь! Мое сердце берет верх. Я бросаю вафлю обратно на поднос и принимаюсь за Снэка. Я не могу поцеловать его достаточно быстро. Я толкаю его обратно на свои подушки из «Звездных войн» забавляясь тем, что его лицо находится прямо рядом с лицом Хана Соло, напечатанным на моей наволочке. Девушка-ботаник. Снэк целует меня в ответ с каким-то страстным энтузиазмом, о котором я только читала.

Он нежно целует мою верхнюю губу, а затем захватывает мою нижнюю губу своими зубами в мягком укусе. Вскоре его язык томно скользит по моему.

Каждый нейрон в моих губах, моем рту и моем теле возбужден. Внизу моего живота разливается тепло. Я выгибаю свое тело навстречу ему и скольжу ногой по одной из его. Шероховатость его джинсов на моих голых ногах возбуждает меня еще больше, заставляя тонкие волоски на всем моем теле вставать дыбом.

Снэк скользит рукой под мою толстовку и майку к пояснице. Я остро ощущаю, как его мизинец касается края пояса моих боксеров. Где-то на периферии моего сознания я слышу, как звонит телефон. Это слишком легко игнорировать, учитывая мою нынешнюю ситуацию.

Громкий стук в дверь моей спальни пугает нас, и мы со Снэком подскакиваем к краю кровати.

Я быстро поправляю растрепанную одежду, а затем кричу:

— Войдите!

Защелка открывается, и дверь в мою спальню распахивается. Мой папа стоит в дверях с непонятным выражением лица.

— Снэк, — произносит он ровным голосом. — Я не знал, что ты здесь.

Я не могу сказать, о чем думает папа. Взбешен? Расстроен? У нас будут неприятности из-за того, что мы останемся вдвоем в моей комнате? Не то чтобы это было так уж необычно. Я имею в виду, конечно, каждый раз до этого мы просто тусовались, а не целовались, но все же.

Мой папа садится на кровать рядом со мной.

Мне неудобно, настолько, что у меня мурашки бегут по коже, и я вздрагиваю. Мы со Снэком только что целовались на этом самом месте. Я изо всех сил стараюсь контролировать свое дыхание. Не знаю, как насчет Снэка, но так быстро нажать на тормоза непросто.

Мой папа обнимает меня и говорит, чтобы я держала Снэка за руку.

— Ребята, я не знаю, как вам это сказать, но мне только что позвонила твоя мама, Снэк. Родители Шарлотты Карпентер искали тебя, — мой папа крепче обнимает меня.

— Почему? — спрашивает Снэк тонким и растерянным голосом.

— Шарлотта не вернулась домой прошлой ночью.

— Что? — Снэк поворачивается всем телом, чтобы посмотреть на нас с отцом. — Она пошла домой с Адамом. Я видел, как они уходили вместе.

Мой папа продолжает смотреть в пол, а не на нас.

— Да… эм, Адам и Шарлотта попали в тяжелую аварию. Очевидно, они решили покататься после возвращения домой… Разве ты не должен был отвезти Шарлотту домой?

— Да, Гил, сэр, да, я был, но мы расстались на танцах… а потом я нашел Минни с Адамом… Да? С ними все в порядке? — Глаза Снэка расширяются, и краска отливает от его лица.

Мой папа вздыхает.

— Нет. Очевидно, Адам потерял контроль над машиной… вероятно, превысил скорость. Шарлотта не была пристегнута ремнем безопасности.

Я не могу унять дрожь во всем теле, хотя мой папа крепко держит меня.

Снэк что-то бормочет про себя.

— Они ей не нравятся.

— Они свернули с дороги и спустились по насыпи, — продолжает папа. — У Адама сломана рука и повреждены обе ноги. Шарлотта была ранена более серьезно.

— Она жива, не так ли? — Произношу я дрожащим голосом.

— Да, — тихо отвечает мой папа, но без надежды.

— Это все моя вина! — Снэк быстро встает с кровати и идет к двери моей комнаты. — Мне нужно съездить к Карпентерам.

Мой папа встает и идет к нему.

— Они в больнице с Шарлоттой. Ее доставили по вертолету в Детский мемориал в городе.

Снэк разражается громкими судорожными рыданиями, которые сотрясают все его тело. Затем он резко ударяет кулаком в дверь моей спальни. Когда он отдергивает руку, она вся в царапинах и крови. Мой отец хватает его и держит, что-то шепча ему.

Я ничего не делаю. Я не знаю, что делать. Я просто смотрю на сцену передо мной. Как я могла быть такой счастливой в одну минуту и парализованной страхом и печалью в следующую?

Я едва замечаю, когда они с папой уходят, кроме того, что папа целует меня в макушку. Я смутно припоминаю, как кивнула, когда папа попросил меня остаться дома с Сидом.

Я начала этот день самым счастливым человеком. А теперь я одинока и напугана.

Ну, не совсем одинока, потому что я слышу, как Сид играет в Марио Карт в другой комнате. Несмотря на то, что он бесит меня большую часть времени, я вдруг скучаю по Клипу и жалею, что он уехал в колледж.

Когда появляются слезы, они льются неконтролируемым потоком. Я точно не знаю, для кого или для чего они предназначены. Шарлотте? Снэку? Мне? Из меня вырываются звуки, которых я никогда раньше не слышала. К счастью, игра Сида достаточно громкая, чтобы он этого не услышал.

Глава 10: 2014 — Утро в лофте

Я просыпаюсь от ощущения, что кто-то облизывает мое обнаженное плечо. Мой мозг начинает работать быстрее, чтобы не отставать от скорости пробуждения тела. Где я? О, точно. Чердак над закусочной. И я в постели… со Снэком. Я заснула так крепко, как только позволила усталости овладеть мной, как будто сон рядом со Снэком был самымбезопасным и естественным местом для меня.

Облизывание. Облизывание. Как бы мне ни хотелось, чтобы меня облизывал Снэк, но это не так. Я слишком хорошо знаю, что это Вуки.

Лизать меня в лицо, шею или плечо — это его способ разбудить меня ранним утром, чтобы выйти на улицу.

Самое странное в этом то, что он устроился у меня за плечом и облизывает его. А это значит, что он спит между мной и Снэком. Вуки никогда, никогда не хочет спать между мной и Генри. Он спит в самом дальнем углу кровати от нас и подходит к моей стороне кровати только утром, чтобы разбудить меня. Только когда Генри не в городе, Вуки прижимается ко мне во время сна. Может быть, Вуки может чувствовать что-то, в чем я сама не могу себе полностью признаться. Может быть, Генри не тот, кто мне нужен. Я слышала, что животные могу быть настолько восприимчивы. Это означает, что Вуки устроился поудобнее рядом со Снэком. Похоже, даже крошечных собачек, причем самцов, привлекает Снэк.

Я поворачиваюсь, чтобы погладить Вуки, и прекратить облизывание моего плеча. За милой мордашкой Вуки скрывается еще одна. Снэка. Он все еще крепко спит. Наконец-то он выглядит спокойным и не таким усталым. Потрясающий мужчина. Его светлые волосы и щетина поблескивают в лучах лунного света, проникающего сквозь жалюзи.

Уголки его губ приподняты. Интересно, что ему снится?

Присмотревшись повнимательнее, я вижу, что Снэк снял свитер, который был на нем, когда он лег спать. На мне тоже только майка и мальчишеские шорты. Я вспоминаю, как мне было жарко посреди ночи, как я сняла топ и леггинсы и сбросила их с кровати. Я думаю, мы оба были измучены, потому что ни один из нас, казалось, не проснулся и не заметил, как другой раздевается. Очень плохо! Господи, Мин, что ты делаешь? Мужчина в трауре, оплакивает свою умершую жену, мать своих детей, а ты оплакиваешь тот факт, что у тебя не было полуночной связи с ним!

Вук настойчиво толкает меня своим холодным мокрым носом. От этого никуда не деться. Я должна встать и выгулять пушистый комочек. Я перекатываюсь на край кровати, сажусь и беру стакан воды, который Снэк, должно быть, поставил на прикроватный столик прошлой ночью. Вода прохладная и бодрящая. Я пару раз протираю глаза и встаю. Вуки потягивается и подходит ко мне, расхаживая по одеялу, когда я похлопываю себя по бедру, чтобы сказать ему, что пора вставать и идти заниматься своими делами. Надеюсь, снег прекратился, так что ему не придется прибегать к помощи газеты. Я тихо шикаю на него, зная, что он иногда лает, когда хочет, чтобы я собиралась быстрее. Не хочу, чтобы Снэк проснулся.

Через большое арочное окно в кухне/столовой я не вижу ничего, кроме белого снега. Я подхватываю Вуки и подхожу, чтобы выглянуть наружу. Центр города Даунерс-Гроув выглядит так, как будто на него напал зефирный человек. Даже несмотря на то, что снаружи все еще темно, я вижу, что это белый, пухлый зефирный мир свежевыпавшего снега, отражающий убывающий лунный свет. Очевидно, я проснулась на ледяной планете Хот (прим. переводчика — вымышленная планета из научно-фантастической киноэпопеи Джорджа Лукаса «Звёздные войны»). Здесь очень тихо. Я не слышу ни машин, ни людей. Когда смотрю на часы на кухне, они показывают 5:37. Примерно обычное время пробуждения Вуки. Обычные любители раннего утреннего кофе, вероятно, не появятся в ближайшее время, так как городские снегоуборочные машины, по-видимому, еще даже не выехали.

Я шепчу Вуки:

— Ладно. Пошли. — Я опускаю его на пол, и он бросается к стулу, где лежит моя сумочка. Он знает, что его поводок там. Я выкапываю его и надеваю на него. Затем одеваю его в красно-черную зимнюю куртку в клетку из буйвола. Я ухмыляюсь, надевая его куртку, зная, что эта прогулка будет очень короткой, если ее вообще можно считать прогулкой.

Я хватаю свои джинсы с кровати и натягиваю их, поднимаю с пола большой свитер Снэка, набрасываю его через голову и засовываю ноги в ботинки. Взяв Вуки на руки, мы на цыпочках спускаемся по лестнице и подходим к входной двери. К счастью, Снэк не закрыл дверь, так что мне не нужен ключ, чтобы открыть ее. Прямо перед зданием примерно в двух футах, лежат массивные сугробы после шторма, но не здесь, благодаря навесу над главным входом. Я кладу Вуки на землю, и он делает свое дело.

— Хороший мальчик, Вуки. Хороший мальчик. А теперь, давай, пойдем внутрь, — Вуки не двигается. — Вуки, давай! Мне холодно. Ты замерз. Пойдем!

Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами и стоит, дрожа, затем лает пронзительным, требовательным лаем. Он хочет, чтобы я пошла за ним. Черт возьми! Мне действительно не хотелось выходить за дверь.

Здесь чертовски холоднее, чем в левом орешке Таунтауна (прим. переводчика — уникальное животное с планеты Хот, сочетающее в себе признаки рептилий и теплокровных млекопитающих). Я подчиняюсь команде крошечного монарха и делаю два шага, чтобы поднять его. Когда я поворачиваюсь, чтобы вернуться в кафе, внезапный порыв ледяного ветра заставляет дверь хлопнуть, и я внезапно накрываюсь ледяным мокрым одеялом.

— Блядь! — Я думаю, а потом сразу же говорю вслух. Подняв глаза, я вижу, как сила хлопнувшей двери привела к тому, что куча снега оторвалась от навеса и упала на меня. — Вот черт! — Я стряхиваю с себя столько, сколько могу, но часть остается на спине.

Быстро, с Вуки под мышкой, я бросаюсь обратно в кафе. Осторожно, но твердо опуская его на пол, я показываю ему пальцем.

— Черт возьми, пес. Ты не мог вернуться? Мне обязательно было идти за тобой? — Не тронутый моим предостережением, Вуки стряхивает с себя всю упавшую на него влагу. Я делаю то же самое. Мне нужно снять эту влажную одежду и согреться.

Поднимаясь на цыпочках обратно на чердак, я снимаю с собаки куртку и поводок. Его лапы мокрые, как и мои волосы, шея и спина. Мне нужно полотенце. Здесь все еще довольно темно, и я двигаюсь осторожно, чтобы ни во что не врезаться и не разбудить Снэка.

Внезапно загорается свет. Я подпрыгиваю и хватаюсь за грудь, притягивая своего влажного Йорки ближе. Какой-то неразборчивый крик срывается с моих губ.

Снэк лежит на куче подушек в кровати, мягкое свечение прикроватной лампы отбрасывает тени на все красивые выпуклости и впадины его обнаженной верхней части тела. Должно быть, он разделся, пока я гуляла с Вуки. Скажу, что он выглядит съедобно.

Я признаю, что, во-первых, лишена дара речи. И, во-вторых, у меня необузданный голод. Приятный жар наполняет мое сердце. Я шумно выдыхаю.

— Что с тобой случилось? — Снэк хихикает и указывает на мои волосы.

Я, должно быть, ужасно выгляжу. Все мое желание оставляет меня в замешательстве, и я спотыкаюсь и заикаюсь, рассказывая ему о том, что Вуки не шел и мне пришлось за ним идти. Я стаскиваю свитер Снэка и осматриваю его на предмет повреждений. Он не выглядит слишком мокро. Я вешаю его на стул сушиться.

Когда я снова смотрю на Снэка, меня поражает смена его настроения. Его улыбка исчезает, глаза становятся темными, а взгляд — тяжелым. Он слегка ерзает в постели и позволяет своему взгляду скользить по всему моему телу. Оставшаяся на мне одежда, майка и узкие джинсы, не оставляют большого простора для воображения. Его пристальный взгляд заставляет меня чувствовать себя еще более обнаженной.

Снэк откидывает одеяло с той стороны кровати, на которой я спала, и похлопывает по матрасу.

— Тебе нужно согреться. Ложись в постель. — Голос Снэка низкий и серьезный. Ложись в постель. Те же самые слова, которые он сказал прошлой ночью. Почему-то я не думаю, что сегодня утром он имел в виду одно и то же. Все во мне хочет броситься вперед и скользнуть под простыни. Магнитное притяжение к нему очень сильно.

— Э-э… хорошо. — Я снова запинаюсь на словах. — Я, эм, я вытру лапы Вуки и протру волосы полотенцем. — Я указываю через плечо, а затем разворачиваюсь на месте, чтобы пройти в ванную. — Сейчас вернусь.

— Не задерживайся слишком долго, — кричит Снэк, когда я закрываю дверь.

О… Мой… Бог. Что происходит? Что-то должно произойти или он просто хочет поговорить. Неужели я представляю, как он оглядывал мое тело? Я думаю, что хочу, чтобы что-то произошло. Это нормально, учитывая, через что ему пришлось пройти? Я снимаю промокшие джинсы, машинально вытираю волосы полотенцем и вытираю влажные участки тела. Я вытираю лапы Вука, как могу. Взглянув в зеркало, вытираю пятна туши из-под глаз. Пописать! Мне нужно пописать. Я делаю это быстро, а затем встаю, чтобы вымыть руки. Делая это, я снова смотрю в зеркало и причмокиваю губами. Сухость во рту.

Наверное, и утреннее дыхание тоже. Открыв аптечку, я осматриваю ее в поисках зубной пасты и в мгновение ока нахожу немного. Я также вижу две зубные щетки, но не знаю чьи они, поэтому выдавливаю немного пасты и скребу ее по зубам пальцем, а затем размахиваю ею. Сплюнув, снова смотрюсь в зеркало. Я ловлю себя на том, что мне трудно дышать. Я понимаю, что не тороплюсь из-за неуверенности в том, что произойдет, когда я выйду из ванной.

Снэк кричит через дверь с беспокойством в голосе.

— Ты в порядке?

— Э-э, да, иду! — Такие слова вроде как заставляют меня смеяться. Потому что я практически кончаю (прим. переводчика — «coming» игра слов «иду» и «кончить/закончить»). Все, что потребовалось, — это несколько взглядов и мрачно произнесенные слова Снэка, что я промокла. Думаю, что у меня неприятности. Потенциально хорошие неприятности, но неприятности.

Я поднимаю Вуки и открываю дверь ванной. Я почти боюсь встретиться с ним взглядом, опасаясь, что сгорю раньше, чем подойду к нему. Бросив Вука на одеяло, я проскальзываю между простынями, сначала задом, но не раньше, чем украдкой смотрю на Снэка. Он визуально отслеживает каждое мое движение.

Как только я оказываюсь в постели, меня мгновенно тянет назад в объятия Снэк.

— Ты замерзла. — Снэк пыхтит мне в волосы возле уха.

— А ты — нет. — Я сглатываю. Даже не так. Снэк теплый, даже горячий. Его руки обнимают меня за талию, движутся вверх и касаются нижней части моей груди. Я выгибаю спину от ощущения, которое вызывает его прикосновение.

Мои соски напрягаются и твердеют почти болезненно. Он обхватывает мою грудь своими большими теплыми руками. Его большие пальцы восхитительно скользят по моим возбужденным соскам, вызывая еще большее бурлящее желание в моей груди.

Потянувшись назад, я провожу рукой вниз по изгибу задницы Снэка и по верхней части его бедра. Схватив его, я призываю его перекинуть через меня ноги и при этом с радостным удивлением ощущаю его твердую эрекцию в нижней части спины.

— Это нормально? — Его горячее дыхание обжигает мне ухо.

Я хочу сказать: «Более чем нормально». Но отвечаю, поворачиваясь к нему лицом и протягивая руку, чтобы взять его восхитительно неряшливую линию подбородка в свои руки.

— Это ты скажи. Я не хочу делать ничего такого, о чем мы будем сожалеть.

— Я знаю, думал о том же самом, но просто хочу снова что-то почувствовать. Что-то другое, кроме печали. Ладно?

Я открываю рот, чтобы ответить, но, очевидно, мои глаза уже все сказали.

Он целует меня. Это не сладкие, нежные поцелуи. Я чувствую отчаянное желание. Мы жадно пожираем губы и языки друг друга. Мы покусываем, лижем и кусаем, как будто никогда не пробовали никого раньше. Я помню, как целовала его в прошлом, но не с такой яростью — с таким уровнем потребности. Наши тела имитируют наши рты; мы не можем насытиться друг другом. Руки Снэка в моих волосах, потом бегут вниз по рукам, потом снова по груди. Я прижимаюсь к его значительной твердости медленными, скользящими толчками. Снэк наклоняет голову и посасывает кожу моего плеча. Я откидываю голову назад, чтобы дать ему больше доступа, и, когда это делаю, он оставляет мою ключицу, оттягивая бретельки моей майки вниз и обнажая мою грудь, чтобы поднести свой горячий, влажный рот к одному из моих сосков. Напевая, он глубоко втягивает его, обводя языком. Мой клитор пульсирует в ответ, и наши медленные толчки ускоряются до ритмичного покачивания. Ткань моих мальчишеских шорт и его боксерских трусов в сочетании усиливают уровень трения. Я просовываю руку в его боксеры и поглаживаю мягкую упругость головки его члена кончиками пальцев. Снэк стонет и толкается в мою руку.

Сквозь наш туман похоти Вуки начинает прыгать в ногах кровати и отчаянно лаять. Шум внизу становится громче, когда мы слышим, как кто-то ходит по кафе.

— Папа! — Ребенок кричит наверху по лестнице. Вот дерьмо! Это Фифи! Она открывает дверь и ищет своего папу. Это значит, что Эйден и, возможно, Гил и Колетт тоже там, внизу. Никогда не думала запирать дверь.

Мы со Снэком замираем. Мы остановились. Моя рука на его члене. Его рот на моей груди. Мы отстраняемся, смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами и начинаем заговорщически смеяться. Снэк закрывает мне рот рукой, и из моего носа вырывается фырканье.

Снэк кричит из-за его плеча умоляющим певучим голосом.

— Эй, Фифи, папа еще не одет. Оставайся внизу, с бабушкой. Хорошо?

— Хорошо, папочка! — кричит она, и дверь закрывается.

Я глубоко вздыхаю и стону от разочарования. Если бы Фифи не помешала, Снэк уже был бы глубоко внутри меня.

Снэк, очевидно, чувствует то же самое. Когда я пытаюсь убрать от него руку, он хватает ее и рычит.

— Мы продолжим. Знаешь что? Я приглашаю тебя куда-нибудь сегодня вечером. На настоящем свидании без детей или родителей поблизости. Поняла?

Я киваю и улыбаюсь. Затем он целует меня одним из легких, сладких поцелуев, которых у нас никогда не было раньше.

К сожалению, он скатывается с кровати и встает спиной ко мне под углом в три четверти, смотрит вниз на свой член и качает головой. Я согласна, это пустая трата времени. Он оглядывается через плечо и посылает мне воздушный поцелуй. Я отправляю один в ответ. Натягивая джинсы, термобелье и свитер, прогуливаясь по комнате, он готовится начать свой день.

Я, напротив, томлюсь полуголая в постели.

— Ты что, не встаешь?

— Нет. Я слишком расстроена. — Я скулю. Затем, прежде чем я успеваю сдержаться, добавляю: — Очень жаль, что эти зубные щетки не электрические.

Снэк смеется.

— Нет! Зубные щетки — нет. — Снэк подползает сзади и целует меня медленно и сладко. — И держись подальше от массажа в душе. Просто держись от этого подальше до сегодняшнего вечера. Я сделаю так, чтобы ожидание стоило того, обещаю.

— Хорошо, никаких зубных щеток. — Я рисую пальцем крестик у него на груди. — Я обещаю.

Снэк спрыгивает с кровати. Я бросаю в него подушку, которую он ловит одной рукой и швыряет обратно в меня. Я хватаю ее, подношу ко рту и выкрикиваю в него все свое сексуальное разочарование. Когда я выхожу со своего фестиваля криков, я замечаю Снэка, держащего Вуки и направляющегося вниз.

— Просто встань, оденься и спускайся к завтраку.

Я снова стону.

— Я буду знать, что ты делаешь, если мне придется ждать тебя дольше пяти минут. Не думай использовать. Массаж. В душе.

— ХОРОШО, ХОРОШО.

Я мысленно подсчитываю, сколько часов мне осталось ждать до нашего «свидания».

Глава 11: 2000 — Никогда не была готова к этому

Шарлотта умерла через три дня после возвращения домой.

Все это для меня было в новинку. Все эти события свалились на меня одновременно. Непреодолимое увлечение. Неожиданная смерть. Не думаю, что для восемнадцати лет это нормальные чувства. На самом деле, когда вы вплотную приближаетесь к влюбленности, вам должно быть комфортно? Я имею в виду, что первая часть этой фразы — падение, а падение — отстой. И смерть — мне кажется, что никто никогда не смирится с ней. Моя Мими все время говорила о похоронах, на которых присутствовала, и о смерти. Может она думала, что, когда я столкнусь с этим, то мне будет проще. Или, может об этом станет легче говорить, и мои голосовые связки смогут изобразить подобие звуков, и я не буду давиться своими словами.

Шарлотта умерла через три дня после возвращения домой.

Когда мой папа и Колетт отвезли Снэка навестить Шарлотту, его пустили в отделение интенсивной терапии Детской больницы. Он сказал мне, что она была неузнаваема — опухшая, волосы сбриты, трубки входят и выходят из ее тела, а одна в горле подключена к дыхательному аппарату. Он сказал, что разговаривал с ней и держал ее за руку, но знал, что на самом деле ее там не было. Он не мог чувствовать ее. Когда он вышел из комнаты, его вырвало в мусорное ведро возле ее палаты. Больше всего его удивило, что родители Шарлотты вышли и обняли его. После того, как он не смог позаботиться о ней и благополучно доставить ее домой, они утешали его. Мистер и миссис Карпентер сказали ему, что они знают, какой своенравной была Шарлотта. Они также знали, что они со Снэком расстались и что ее отвез домой Адам. Каким-то чудом она позвонила им, чтобы сказать о расставании прямо перед тем, как уйти с танцев. Это было слабым утешением, но Снэк сказал, что это заставило его чувствовать себя менее виноватым. Он мог только представить, как чувствует себя Адам.

Тихо, без объявления или предупреждения, семья Шарлотты решила отказаться от ее жизнеобеспечения после того, как врачи сказали, что сканирование мозга не было обнадеживающим, и у нее, вероятно, не было никаких шансов вернуться к жизни. Она будет находиться на аппарате искусственной вентиляции легких всю оставшуюся жизнь. Ее будут кормить через трубочку всю оставшуюся жизнь. Она никогда больше не пойдет и не скажет им, что любит их. Поэтому они сделали наименее эгоистичную вещь, которую могли сделать родители. Они отпустили ее.

Адам не вернулся в школу до конца своего выпускного года. У него были месяцы реабилитации и домашнего обучения, и он все еще не был уверен, будет ли он в состоянии поступить в колледж осенью. Мы со Снэком навещали его пару раз. Мы никогда не упоминали Шарлотту. И он тоже.

***

Если раньше мы со Снэком были близки, то после смерти Шарлотты мы стали неразлучны. Вероятно, это было больше похоже на то, что мы прятались. Мы прятались друг в друге и отгородились от остального мира.

Похороны Шарлотты состоялись через неделю после возвращения домой. Адам не мог пойти, потому что все еще был в больнице. Я слышала, что семья Шарлотты пришла к нему, чтобы сказать, что она умерла. Я даже представить себе не могла, как ему было тяжело. Когда мой чрезмерно активный мозг начал выдумывать фильм о том, на что это, вероятно, было похоже, я мысленно оттолкнула его. Было достаточно тяжело наблюдать, как он борется прямо у меня на глазах.

Мы со Снэком, даже не обсуждая это, никогда не прикасались друг к другу в присутствии кого бы то ни было — в школе, на публике, особенно на похоронах Шарлотты. Это было действительно тяжело. Я ничего так не хотела, как держать его за руку. Это должно подождать, пока мы не сядем в машину. Затем я держу его за руку в течение часа и постоянно повторяю ему, что в том, что случилось с Шарлоттой и Адамом, нет его вины. Наконец он указывает на свою голову и говорит:

— Это знает, — он прижимает руку к сердцу, — но это не знает.

Я беру его за руку, ту, что у него на груди, и целую ладонь.

— Я ничего не знаю о смерти, но знаю о потере. — Моя мать, моя больная, потерянная для меня мать, часто занимала мысли в течение прошлой недели. — Все станет лучше. Никогда не будет прежним, но станет лучше. — Затем я наклоняюсь и целую его в грудь, прямо над сердцем.

Он тянется и проводит руками по моим волосам, а затем вниз к моей щеке. Он приподнимает мое лицо, чтобы посмотреть на меня.

— Все, что я хочу сделать прямо сейчас, это пойти домой и лечь с тобой на диван в гостиной. И поцеловать тебя. Это может быть неправильно, но это все, чего я хочу.

— Я не думаю, что это неправильно, Снэк, может быть, потому что это все, что я тоже хочу делать.

Это был наш ответ на печаль и чувство вины из-за того, что мы были вместе после смерти Шарлотты. Повернулись друг к другу.

Сначала мы держали наши отношения в секрете. Нелегкий подвиг после того, как Снэк громко объявил студентам на встрече выпускников, что я его девушка, но мне казалось неправильным выставлять напоказ наши зарождающиеся отношения перед всем миром. Смерть Шарлотты Карпентер принадлежала всей школе и всему городу Даунерс-Гроув. Красивая, блестящая девушка — исчезла. Это еще довольно долго не выходило бы из цикла городской болтовни. Конечно, не в этом учебном году. Как редактор ежегодника, я сразу же заставила сотрудников работать над данью Шарлотте в качестве позднего дополнения. От меня не ускользнуло, насколько это было лицемерно. Она была мертва. Я была живой и встречалась с ее бывшим парнем. Я пожинала плоды этой ужасной трагедии. Хотя никто никогда не говорил этого вслух, я думала об этом, так что логично, что и весь остальной мир тоже.

Я должна поправить себя: никто никогда не произносил этого вслух, кроме Лорны Д'Инносенцио. Забавное имя для наименее невинной девушки, которую я знала. Лорна была занозой в моей заднице со второго класса. Она смеялась надо мной. Дразнила меня. Обычно называла меня «Беглой мышью». Она делала все и вся, чтобы привлечь внимание Снэка на автобусной остановке, когда мы были детьми. Она даже зашла так далеко, что продемонстрировала ему свои голые сиськи — как только они у нее появились, а это было довольно рано, примерно в пятом классе или что-то в этом роде. Она была действительно хорошенькой девушкой с действительно уродливой душой. Тогда я это поняла. Я убедилась в этом, когда она загнала меня в угол в туалете для девочек на первом этаже.

— Уродина, ты, должно быть, чертова дура. И бессердечна. Правда? Ты действительно думаешь, что Снэкенберг для тебя? Он принадлежал Шарлотте. Они были идеальны и великолепны вместе. А потом появляешься ты и разнимаешь их, и она внезапно умирает! Знаешь, это немного странно. Никто. Я имею в виду, что НИ-КТО не смирится с тем, что вы двое вместе.

К этому времени ее ухмыляющееся уродливо-красивое лицо оказывается прямо напротив моего. Еще ближе, и мы бы поцеловались. У меня нет никакой защиты, ни физической, ни словесной. Она всего лишь говорит то, что я уже сказала себе.

Единственное, что меня спасает, — удар двери женского туалета о стену.

Я никогда в жизни не была рада видеть чирлидерш, но когда их стадо врывается в туалет, Лорна отступает от меня, подходит к зеркалу и притворяется, что поправляет прическу. Я пользуюсь возможностью, чтобы проскользнуть вдоль стены мимо девчонок из группы поддержки.

Одна из них, Меган, которая всегда была добра ко мне, привлекает мое внимание, прежде чем я выхожу.

— Минни, ты в порядке? — Я даже не знала, что она знает мое имя.

— Да, — фыркаю я, не глядя на нее. Когда я выхожу, я слышу сильный шум. Громкий крик. Что-то вроде «Д'Иннокенцио, ты сука» или что-то в этом роде. Я всегда буду благодарна Меган за то, что она так защищала меня.

Уставившись в пол в коридоре и обдумывая то, что только что произошло, слеза скатывается с моего глаза и капает на линолеум. Когда я, наконец, оглядываю коридор, все, что я вижу, — это Снэк, стоящий у своего шкафчика и пристально смотрящий на меня. Коридор полон людей между классами, но все это исчезает, когда я вижу его. С таким же успехом мы могли бы быть единственными двумя людьми в школе.

Он пинком захлопывает свой шкафчик, когда я подхожу к нему. Без слов он притягивает меня в свои объятия прямо к своей груди. Я думаю, что шарада «не прикасаться на публике» закончена. Снэк спрашивает меня, что случилось, и я рыдаю о том, что только что произошло в туалете с Лорной и Меган.

Снэк поднимает мою голову и пристально смотрит на меня своими глазами сибирского хаски.

— Забудь о ней! Не обращай внимания на то, что сказала Лорна. Никто не знает, что происходит с двумя людьми, кроме этих двух людей. Она ничего не знает ни о Шарлотте, ни обо мне, ни о нас с тобой, если уж на то пошло. — Я проглатываю слезы и киваю. Мы идем, рука Снэка обнимает меня, обхватывает мое бедро. Снэк только что снова объявил всей школе, что мы пара.

Мы со Снэком проводим вместе каждую возможную минуту. Дни в школе. Вечера в его гостиной на первом этаже или у меня дома. Я подозреваю, что мой отец действительно может доставить нам неприятности, если мы останемся одни в моей комнате без открытой двери. Я предпочитаю ночи в доме Снэка. Колетт и мистер Снэкенберг в магазине. Весь дом в нашем распоряжении.

Я не знаю, как уговорила своего отца разрешить мне тусоваться со Снэком без присмотра. Может быть, это было потому, что он не хотел, чтобы я хандрила, думала о Шарлотте и Адаме и об остаточном чувстве вины, которое, к сожалению, сопровождало меня вместе со Снэком. Или, может быть, это потому, что я прямо сказала ему, что мы со Снэком не занимались сексом и не будем заниматься сексом, пока нам не исполнится двадцать три, потому что тогда мы закончим колледж, и мы, конечно, не сможем испортить нашу жизнь.

Не то чтобы я этого не хотела.

Я хотела.

Однажды мы были близки к этому, но Снэк помешал нам зайти слишком далеко.

— Не надо, разве ты не хочешь этого?

— Минни, когда я наконец буду с тобой — внутри тебя, я знаю, для меня это будет идеально. Я просто хочу убедиться, что это идеально подходит и для тебя тоже. Не просто какая-то случайная среда, когда ты приходишь после жеребьевки в этом сексуальном костюме Робин Гуда.

Я легонько шлепаю Снэка в грудь, и он хватает меня за руку.

— Это не Робин Гуд. Это отсылка к «Легенде о Зельде», и ты это знаешь.

— Честно говоря, мне было бы все равно, если бы ты была одета как брат Марио, но ты можешь пожалеть, если бы твой первый раз будет на плюшевом ковре 80-х годов в семейной комнате моих родителей, и ты будешь одета как Питер Пэн.

— Отсылка!

— Неважно.

Не имело значения, что на мне было надето, или где мы были, или какой это был гребаный вечер недели, я знала, что это будет идеально из-за Снэка. Но этого не произошло в ту ночь или вообще, потому что, хотя у него и раньше был секс с другими девушками, по благородным причинам он не занимался им со мной.

Просто потому, что у нас не было настоящего секса голышом, это не означало, что мы не дурачились и не занимались сексом в одежде. У нас его было много!

— Ааа, о, Боже мой, Минни! — закричал он, хватая меня за бедра, когда я качнулась в его твердости, и он толкнулся в мои шорты.

— Ммм, — удовлетворенно мычу я. Мне нравилось заставлять его кричать до небес мое имя, когда он кончал. Мне понравилось, как его голова откинулась на диванную подушку, когда я оседлала его, заметьте, частично одетого, на полу, прислонив спиной к дивану. Мне нравилось, как он смотрел на меня потом с полным расслаблением на лице.

Снэк наклоняется и целует меня, слизывая капли пота с моей верхней губы.

— Мне нравятся твои звуки.

— Я только что подумала то же самое о тебе, — шепчу я ему в щеку.

Снэк осторожно поднимает меня и сажает на пол рядом с собой. Я поправляю нижнее белье через брюки.

Он берет меня за подбородок и поворачивает мое лицо к себе, его глаза горят в моих.

— Насколько ты мокрая?

— Насквозь, — отвечаю я, опуская глаза, смущенная собственной возбужденностью. Его низкий тон и откровенность только заставляют меня хотеть его еще больше.

— Хорошо! Я тоже. — Взгляд Снэка перемещается к промежности его спортивных штанов. Там большое мокрое пятно.

Я хихикаю.

— Это я или ты?

— Немного тебя и большая часть меня. — Снэк хихикает и встает. — Я собираюсь подняться наверх и переодеться… снова. Ты меня измотаешь, Мин!

— Извини, — щебечу я, подходя, чтобы сесть на диван.

Снэк наклоняется и целует меня в лоб, а затем в нос.

— О, никогда не извиняйся за эту Минни. Никогда не сожалей о том, что заставила меня…

— Кончить?

— Я собирался сказать «осчастливить», но «кончить» тоже подойдет. Как насчет тебя?

Я улыбаюсь.

— Ты всегда делаешь меня «счастливой».

Я не лгу, он это делает. Каждый раз.

Глава 12: 2014 — Папа

Мы со Снэком не могли выглядеть более чертовски очевидными наутро после того, как провели ночь на чердаке. Он спустился вниз в одежде, которая была на нем накануне вечером, с моей собакой под мышкой. Я спустилась через пять минут в новой сменной одежде, но с самым ужасным птичьим гнездом на голове. Его удалось лишь частично приручить, заплетя в две крошечные косички. Мы выдержали понимающие взгляды моего отца и Колетт. Что ж, я знаю, что чувствую. И Снэк сказал мне позже, что чувствует то же самое. Он сказал, что мой отец на самом деле усмехнулся ему в лицо! Фифи и Эйден ничего не знали о нашем почти свидании — они были просто рады увидеть своего отца и поиграть с Вуки, пока мы быстро завтракали.

— Эй, Джил! — Снэк кричит через плечо. Мой папа снова погружен в глубокую беседу с Колетт.

Мой папа отвечает:

— Да?

— Что делаешь сегодня?

— Не знаю. Наверное, отвезу Минни в дом. Побудем там немного.

Снэк тянется через стол и сжимает мою руку, а затем встает и подходит к моему отцу. Они как бы встречаются на полпути и тихо разговаривают друг с другом, а потом папа подходит ко мне.

— Мышка, мы со Снэком собираемся откопать Эль Камино. Потом я отвезу тебя домой. Нам нужно провести немного времени вместе перед твоим сегодняшним свиданием. — Я широко открываю глаза и оглядываю своего отца.

Снэк направляется к двери, надевая свою черную шапку и пуховик. Он поворачивается и подмигивает мне.

— Я полагаю, он рассказал тебе об этом, да?

— Да, думаю, что это отличная идея. Вам, ребята, нужно чаще видеться друг с другом. Я не знаю, что происходит или не происходит между вами, но вы слишком долго были в разлуке. Мне будет приятно увидеть тебя на свидании, так как я никогда не видел и не встречал этого твоего Генри. Я начинаю думать, что его не существует.

Генри. За последние двенадцать часов я почти не думала о нем.

— О, он существует, папа. Если это тебя утешит, я тоже никогда не встречала его родителей.

Я заканчиваю свой завтрак, беру тарелку и кружку Колетт, которая обнимает меня в закусочной и ухмыляется. Боже! Все эти ухмылки и подмигивания, что, черт возьми, происходит?

— Я так рада, что ты здесь, милая. — Я на мгновение вспоминаю, каково это — иметь маму. По крайней мере, думаю, что это должно быть похоже на то, чтобы иметь маму.

У меня начинает складываться ощущение, что папа привезет меня домой не только для того, чтобы встретиться со старым другом. Нет. Думаю, что я, возможно, участвую в какой-то миссии типа «Принцесса-Лея-спасает-Хана-Соло-от-карбонита».

Я неловко вырываюсь из объятий.

— Я тоже. — Я поворачиваюсь, беру Вуки на руки и карабкаюсь вверх по лестнице.

Укладываю свою одежду в сумку и осматриваю чердак, чтобы убедиться, что ничего не оставила.

Вуки наблюдает за всем процессом со своего места на подушке, которая упала с кровати.

Как только я все положила, бегло заправляю кровать и спускаюсь вниз.

Папа и Снэк входят в парадную дверь — оба смеются.

Интересно, над чем они смеялись?

— О, хорошо. Ты готова идти, — говорит мне папа.

— Да, нужно надеть пальто… и —

Вуки лает.

— И…Вуки…

Папа снова хихикает, затем садится на корточки и гладит Вука по голове.

— Я думаю, ты тоже готов идти, великан.

Снэк зовет детей и говорит им, чтобы они собирались. Они ворчат и еще раз спрашивают, придет ли собака к ним домой, но выполняют указание Снэка.

Когда я подхожу к Снэку и папе, мой отец поднимает Вуки и направляется в сторону Колетт. Я слышу, как они разговаривают, но не могу разобрать, о чем они говорят.

Снэк обхватывает рукой мое предплечье и притягивает меня к себе.

— Я собираюсь забрать детей домой. После того, как ты поговоришь со своим отцом, я бы хотел заехать. Может быть, ты могла бы, э-э, подстричь мне эту бороду перед нашим свиданием? Я немного позволил себе расслабиться. — Я всегда стригла волосы своего отца и брата, но никогда бороду. Разговор о растительности на лице на мгновение напоминает мне о Генри. Он так чертовски придирчив к своим усам, что ходит к парикмахеру, чтобы их подстричь.

— Эм, конечно… Я попробую, — заикаюсь я. Не знаю, почему заикаюсь. Может быть, это предстоящая задача подстричь его бороду, голубые глаза Снэка, сверлящие меня прямо в этот момент, или его рука, сжимающая мою руку, как будто он никогда меня не отпустит? Совокупный эффект — моя нынешняя запинающаяся речь и растущая потребность прикоснуться к нему, поцеловать его. И пусть он сделает то же самое со мной.

Снэк целует меня в лоб — мягким, долгим поцелуем. Я закрываю глаза и позволяю теплу его губ посылать нейроны, возбуждающие все мое тело, вплоть до пальцев ног и где-то чуть выше.

Этот момент слишком короток, так как нас быстро окружают родители, дети и собака. Когда мы уходим, возникает шквал организованного хаоса, без Колетт, которая остается дежурить в кафе. Мы направляемся к нашим машинам — дети умоляют Вуки прийти к ним домой на целый день. Мы со Снэком обмениваемся легкой улыбкой.

***

В доме пахнет по-другому. Он похож на дом моего детства, но пахнет по-другому, выглядит пустым и немного запущенным.

Я ставлю Вуки на пол, и он убегает, чтобы исследовать новую территорию. Поворачиваясь к отцу, я вижу, что у меня на лице, должно быть, нарисован большой вопросительный знак.

— Мин… давай… э-э, давай поговорим. Я включу термостат и прогрею помещение. Почему бы тебе не положить свои вещи, и мы могли бы посидеть и поговорить.

Папа делает так, как он говорит. Он увеличивает температуру. Я слышу, как он включает, и сразу же чувствую запах неиспользованной печи в спертом воздухе. Здесь вообще никто не жил.

Папа снимает шляпу и пальто и вешает их на перила. Он уклончив. Его глаза опущены, и он избегает моих.

Теперь я боюсь. С ним что-то не так? Он на мели? Болен? Я чувствую странное дрожащее чувство в груди. Что это за разговоры шепотом с Колетт?

— Что случилось, папочка? Что происходит?

Я действительно не помню, чтобы мой отец так волновался. Походив взад-вперед и извинившись за состояние дома, он наконец переходит к делу.

— Минни, на самом деле я здесь больше не живу…

— Что-то не так? Ты теряешь дом? Почему ты мне не сказал? Я знаю, что не навещала тебя несколько месяцев, ну, больше, чем несколько месяцев, но я не понимаю… Что случилось? Что происходит?

Папа хмыкает и хмыкает, а потом говорит:

— С тех пор как Сид съехал осенью, дом стал слишком большим и… — Но потом он говорит об истинной причине. — Ты знаешь, что Колетт была одна с тех пор, как Боб изменил ей, и она выгнала его восемь лет назад?

— Да.

— Ну, с тех пор мы становились все ближе и ближе. Клип исчез. Тебя не было. Снэк редко приезжал домой. Единственным, кто был рядом, Сид, и он был так увлечен своими друзьями, видеоиграми и этим шумом, который он называет музыкальной группой…

— Папа, они на самом деле действительно хороши. Я слышала, как они играют в городе, — вмешиваюсь я из чистой нервозности.

Сид. Мы никогда не называли его Сидни. Он был Сидом. Имя Сидни чаще ассоциировалось с лихими афроамериканскими актерами и кинопродюсерами в очках с толстой оправой или, что более мрачно, с убитым панк-рокером, а не с кем-то вроде моего драгоценного, противного, рыжеволосого младшего брата. И все же оно идеально подходило ему.

— Знаю. Я хочу сказать, что Колетт была одинока, и я тоже. Нас тянуло друг к другу. Сначала мы просто проводили время вместе, но теперь… — И тут папа наконец выпаливает. — Я люблю ее, и она любит меня. — Он смотрит на меня, приподняв брови в ожидании моего ответа.

— Это хорошо, верно? Почему ты выглядишь испуганным, папа?

— Я просто не знал, как ты к этому отнесешься. Ты почти не бывала дома. Ты годами избегала Даунерс-Гроув и Снэков. В этом году мы собрались всей семьей только на Рождество за ужином. В отеле. Я просто не нашел подходящего времени, чтобы сказать тебе об этом. А потом я вернулся домой после смерти Меган, и все время был у Колетт и…

— Ты хочешь знать, что я думаю? О том, что ты с Колетт?

Папа застенчиво отвечает:

— Да.

— Я думаю… — Мне нужно избавить этого беднягу от страданий. Это действительно отличная новость. Я счастлива, что мой папа нашел кого-то. Он так долго был один и, насколько я знаю, никогда раньше не встречался с кем — либо. — Я думаю, что это здорово! Почему ты не сказал мне раньше?

— Я не знаю. Я хотел быть уверенным. Я боялся, что ты никогда не вернешься домой из-за того, что Колетт мать Снэка. Я не знаю. Я вел себя глупо.

— Папа, все в порядке. Я понимаю. Иногда трудно понять, что происходит в отношениях, или как это определить, или даже объяснить самому себе, не говоря уже о людях за их пределами. Правда, я так рада за тебя.

Лицо моего отца озаряется улыбкой облегчения.

— Спасибо тебе. Я чувствую себя таким счастливым с Колетт. Я никогда не думал, что снова влюблюсь.

Это замечательно и в то же время немного странно слышать, как мой папа говорит о том, что он влюблен. Это также зажигает маленький огонек надежды для меня и моей причудливой истории любви.

Мне вдруг приходит в голову одна мысль.

— Мальчики?

— Да. Они знают. Я уже сказал им.

Они узнали об этом раньше меня. Неудивительно, поскольку за последние несколько лет я не была так увлечена ими или своим отцом, как следовало бы.

— Минни, я надеюсь, что это не слишком рано, но… Я скоро выставлю дом на продажу, возможно, весной. Я потихоньку продавал или перевозил вещи к Колетт. Пока ты здесь, возможно, захочешь собрать все, что осталось в твоей комнате.

— Хорошая идея. Там, скорее всего, почти ничего нет.

— О, и еще кое-что… — Папа встает и тянет меня за собой, чтобы я повернулась к нему лицом. — Мы с Колетт собираемся пожениться.

У меня отвисает челюсть. Я закрываю ее, потому что ничего не получается произнести, а потом она снова открывается сама по себе. Я пытаюсь придумать слова, которые нужно сказать.

— Это законно? — Я спрашиваю, потому что у меня сложилось впечатление, что мой отец все еще женат на моей матери.

Папа наклоняет голову, и его брови сходятся вместе.

— Конечно, — говорит он смущенным голосом. — А почему нет?

— Разве ты все еще не женат на маме? — Я не знаю, почему застряла на этом вопросе. Я просто никогда не думала о том, что мой отец снова женится. На мой взгляд, он всегда был женат на моей матери.

— Да, Минни, я никогда тебе не говорил. Вы, дети, уже через многое прошли. Мышка, мне так жаль. Развод стал окончательным несколько лет назад. Ты помнишь, как иногда я уезжал в командировки на несколько недель, а Мими заботилась о тебе?

— Да.

— Ну, я думал о том, как позаботиться о твоей матери и как развестись. Это заняло много времени. Существуют очень специфические правила о том, как долго человек должен быть объявлен… сумасшедшим, — папа несколько раз сглатывает, — прежде чем, гм, судья разрешит развод.

Я прервала его. Теперь моя очередь исповедоваться.

— Я никогда тебе не говорила, но я тоже несколько раз навещала маму в больнице. Когда я училась в школе на востоке. Мне просто нужно было ее увидеть. Мне никогда не приходило в голову рассказывать тебе о своих визитах. Точно так же, как ты никогда не рассказывал мне о своих. Наверное, я подумала, что, поскольку мы никогда о ней не говорили, мы просто должны были вести себя так, как будто ее не существовало, но я никогда не переставала интересоваться ею.

Мой папа опускает голову на руки, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Да, я не буду отрицать, что боролся с тем, чтобы не хранить память о твоей матери, но женщина, которая была моей женой и твоей мамой, ушла. Я не хотел, чтобы тебе было еще больнее.

— Теперь я знаю, почему мы никогда не говорили о ней. Папа, когда я в первый раз пришла в гости, она меня совсем не узнала. Во второй раз она подумала, что я — это она, и спросила меня, как у тебя дела. Она действительно спросила: «Как Джил? Как поживают мои дети?»

Мой папа прижимает тыльную сторону костяшек пальцев к закрытым глазам и сглатывает. Затем, прокашлявшись, он говорит тихо и искренне:

— Минни, я никогда не хотел с ней разводиться, я был… мы были так влюблены, но после того, как она так сильно заболела и врачи сказали мне, что она никогда не поправится, никогда не выйдет, я подумал, может быть, просто может быть, мне повезет снова влюбиться… и теперь я влюбился. С тобой все будет в порядке?

Я потрясена, довольна и счастлива за него. Я бросаюсь в его объятия.

— Конечно, все в порядке. Лучше, чем в порядке. Это потрясающе. Поздравляю! — Я не могу не думать о своей матери. У меня никогда по-настоящему ее не было, но теперь у меня будет новая мать. Кто-то, кто был мне фактической матерью, хотя я никогда этого не признавала.

Затем мои эгоистичные мысли перелетают к тому факту, что у меня тоже будет новый брат. Ну что ж, сводный брат.

***

Вместо того, чтобы подстричь бороду Снэку, папа предлагает мне вернуться с ним к дому Колетт и высадить его. Тогда я побуду в Эль Камино до конца дня и вечером.

Когда мы прибываем с Вуки на буксире, меня встречают как давно потерянного родственника, вернее, так оно и есть.

Фифи и Эйден немедленно встают на колени, чтобы поприветствовать Вуки, когда он подходит к ним, более чем готовый принять их обожание. Папа выводит их всех из гостиной в семейную комнату.

Я собираюсь присоединиться к ним, когда из-за угла появляется босоногий Снэк в толстовке со Стэнфордом и джинсах. Он выглядит сонным и взъерошенным, как будто вздремнул. Я мгновенно настраиваюсь на то, как мое тело реагирует на него, как сексуально и непринужденно он выглядит.

Снэк проводит рукой по волосам, зевает и говорит:

— Эй, я тебя не ждал. Я подумал, что зайду к тебе домой после того, как вернется Джил. — Снэк наклоняет голову, поднимает брови и пожимает плечами. — Таааак, что ты думаешь?

На мгновение я растерялась. Что я думаю? О чем? И тут до меня дошло. О, что я думаю о своем отце и его маме?

— Я думаю, что это здорово. Я понятия не имела.

— Я тоже не знал, пока не приехал сюда с детьми. Было совершенно очевидно, что они были вместе, когда я застал их целующимися у кухонной стойки.

— О, нет. — Я пытаюсь выкинуть это видение из головы.

Снэк кивает и делает притворно испуганное лицо.

— О, да!

— Почему ты не сказал мне вчера вечером? — Я ругаюсь.

— Это была не моя новость, чтобы рассказывать.

— Да, я понимаю.

— Эй, как насчет стрижки? — Снэк проводит рукой по своей неопрятной бороде, приближаясь ко мне.

— Конечно.

— Я знаю, что не похоже, но я действительно помыл ее сегодня утром. — Он берет меня за руку и ведет в ванную.

— Тебеповезло. У моего отца все еще были ножницы, которыми я стригла волосы парням, когда они были младше.

Когда мы входим в ванную, Снэк снимает толстовку через голову и вешает ее на крючок с обратной стороны двери. Он закрывает дверь до упора, закрывая нас изнутри. Под толстовкой на нем надета белая футболка.

Она облегающая, и я могу разглядеть контуры его бицепсов, плеч, крепкой груди и тонкой талии. Если бы я не сглотнула пару раз, то, наверное, пустила бы слюни. Ванная комната — относительно небольшое пространство, и я, кажется, не могу оторвать глаз от его тела. Когда я наконец поднимаю глаза, я чувствую, что краснею.

— Что? — Снэк ухмыляется.

— Ой. — Я неловко хихикаю. Снэк поймал мой пристальный взгляд. — Эм… Итак, садись… — Я указываю на сиденье унитаза. Снэк делает, как ему говорят. Достав ножницы из сумки и положив их на туалетный столик, я набрасываю полотенце на плечи Снэка. Как только я собираюсь отойти, он хватает меня за запястья и кладет мои руки себе на грудь. Я резко вдыхаю, прикасаясь к нему. Удары такие сильные, что я ловлю себя на мысли, не установлен ли дефибриллятор в его груди.

Снэк обхватывает рукой мою шею сзади, наклоняя мое лицо, чтобы посмотреть мне прямо в глаза.

— Я говорил тебе, как счастлив, что ты… что ты здесь? — Снэк говорит тихим голосом.

— Да, говорил.

Снэк притягивает меня ближе и нежно целует в один уголок рта, а затем в другой, задерживаясь немного дольше на втором. Он отступает на волосок и собирается снова поцеловать меня прямо в губы. Он находится на расстоянии доли сантиметра, когда мои пальцы сжимаются на его груди, и я отталкиваюсь.

— Нет, сэр. — Я тычу в него пальцем. Он пытается оттащить меня назад, но я кладу руку ему на плечо.

— Мы никогда не покинем эту ванную, если ты будешь продолжать в том же духе.

Каким-то чудом мне удается сохранять хладнокровие и убирать руки от Снэка достаточно долго, чтобы подстричь его усы и бороду до более приемлемой длины ближе к подбородку. Меньше Зи-Зи Топ, больше посетитель кофейни. Кажется подходящим для того, кто частично вырос в одном из них. Но держать руки при себе не значит, что я не могу воспользоваться любой возможностью, чтобы коснуться его тыльной стороной ладони, оседлать его бедро, чтобы встать под правильным углом, или коснуться его руки своей грудью. Снэк издает низкое рычание при каждом «случайном» прикосновении.

Стрижка бороды наконец завершена, объявляю я.

— Вот! Все гот…, —

Снэк выхватывает ножницы у меня из рук, осторожно кладет их на туалетный столик и, снимая полотенце со своих плеч, тянет меня вниз, чтобы я оседлала его. Его твердость сразу же прижимается к моей разгоряченной сердцевине. Я провожу пальцами по его бороде, а затем по волосам, наслаждаясь их густой, плюшевой шелковистостью. Снэк вздыхает, и все его тело расслабляется. Я чувствую, как напряжение покидает его, когда я прижимаюсь к нему — моя грудь к его груди, мои бедра к его бедрам — а затем я начинаю двигаться.

Наши губы врезаются друг в друга с еще большей настойчивостью. Он проводит языком по складке моих губ, умоляя меня открыться для него, что я и делаю без сопротивления. Наши языки находят друг друга и танцуют так естественно. Время от времени мы останавливаемся, чтобы прикусить нижнюю губу. Я провожу руками от его волос вниз к его твердым, рельефным плечам и бицепсам. Он крепко сжимает мое тело, чтобы обхватить одну из моих грудей. Когда он проводит большим пальцем по моему набухшему соску, я стону. Возможно, немного громче, чем следует.

— Снэк, — говорю я между поцелуями.

— А? — отвечает он, затаив дыхание.

— Ты оправдываешь свое имя. Чертовски вкусно.

— Я не могу дождаться, чтобы узнать, какая ты на вкус, Мин.

Вот. Прямо Здесь. Это классический Снэк! Совершенно простые слова, пропитанные сексом.

Я готова сорвать с себя одежду прямо в гостевой ванной и позволить ему узнать. Интересно, как будет ощущаться его борода? Там, внизу.

— Знаешь, что это мне напоминает? — Снэк целует меня в шею между каждыми сказанными фразами.

Я киваю и продолжаю прелюдию так же, как и он. Мы оба смеемся в наши поцелуи и теряемся в ощущении того, что снова вместе, когда, как крошечные ясновидящие, знающие, что что-то происходит, дети колотят в дверь ванной.

— Папа, ты там?

Я выпрыгиваю из его объятий, но он прижимает меня к себе.

В дверь снова стучат.

— Что. Ты. Там. Делаешь? Выходи! — Тоненький голосок Фифи звучит раздраженно.

— Минни, кажется, в Силе произошли беспорядки. — Он подмигивает. Ссылка на «Звездные войны» — идеально. Парень научился. Затем он направляет свои комментарии к двери. — Я сейчас выйду, ребята.

Снэк утыкается лбом мне в плечо. Я чувствую его дыхание, как горячий бриз, на своей груди.

— Ааааа! Я сойду с ума, если в ближайшее время не смогу остаться с тобой наедине.

Я смеюсь, потому что он никогда не говорил более правдивых слов.

***

Я еду домой в Эль-Камино и приезжаю в возбужденном состоянии. На данный момент я серьезно подумываю о том, чтобы воспользоваться зубной щеткой или массажем в душе. Я решаю подождать и выместить все это на Снэке на нашем свидании. У меня такое чувство, что после нашего поцелуя в ванной комнате он, наверное, чувствует то же самое прямо сейчас. Наша химия реальна.

Не так как с Генри. После прошлой ночи и сегодняшнего дня в ванной со Снэком мне стало совершенно ясно. Мне нужно порвать с Генри.

Вуки сегодня останется с папой, Колетт и детьми, так что я совсем одна в доме, где провела свое детство. Чтобы занять себя — и не слоняться без дела, — я начинаю собирать вещи в своей спальне. Их осталось не так уж много. Кроме моей кровати, есть только несколько ящиков и полок, которые нужно вычистить. В основном книги, безделушки и коробки с воспоминаниями. Просматривая одну из них, я натыкаюсь на фотографию Снэка и меня с выпускного вечера. Мы были так молоды и влюблены, одетые в нашу официальную одежду. Это заставляет меня задуматься, что мне надеть сегодня вечером. Найдя свой телефон, я отправляю ему сообщение.

Минни: Я забыла спросить, куда мы идем?

Снэк: Я не скажу.

Минни: Хорошо, что мне надеть?

Снэк: Что-нибудь, что мне понравится.

Минни: О!

Снэк: Возьми с собой теплое пальто. У меня сюрприз. Осталось всего 3 часа!

Я прикусываю губу, перечитывая его сообщения. Что-то, что ему понравится? И теплое пальто? Что, черт возьми, мы делаем сегодня вечером? Что у меня есть такого, что ему бы понравилось? Я бросаю свои вещи и роюсь в своей сумке. Надеюсь, я привезла что-то, что подойдет. К тому времени, как я добираюсь до дна, я почти уверена, что уже готова! Я так взволнована, что начинаю готовиться, хотя Снэка здесь не будет еще довольно долго.

Я принимаю ванну, частично потому, что мне нравится ванна в этом доме, а частично для того, чтобы избежать соблазна массажа в душе. Ванна дает мне время расслабиться, подумать и побаловать себя. После того, как я собрала волосы высоко в хвост, я использую немного дизайнерского геля для душа, который привезла с собой, и взбиваю гору пузырьков. Я брею все возможные места, которые, как мне кажется, я могла бы увидеть — или коснуться, — а затем откидываюсь назад и закрываю глаза. На ум приходит короткая мысль о Генри и нашей квартире, но также быстро уходит. Мой разум и тело, кажется, полностью сосредоточены на сегодняшнем вечере и на том, что может сегодня произойти.

Понежившись некоторое время в ванне, я выхожу, вытираюсь, а затем наношу небольшое количество духов на каждую точку пульса, о которой я могу думать: запястья, шея, декольте, за коленями. Для верности, хотя я и не уверена, что это точка пульса, я поставила точку прямо под каждой из моих тазовых костей.

Мой наряд полностью спланирован, поэтому я поправляю волосы, укладывая прямые волосы в свой обычный длинный боб, но с немного большим изгибом и текстурой. Я делаю макияж простым, но сексуальным.

К счастью, каким-то чудом во время поспешных сборов мне каким-то образом удалось подобрать подходящий комплект бюстгальтера и трусиков. Они совсем не черные, не кружевные и не модные. Они с атласной окантовкой того же цвета и маленьким бантиком между чашечками бюстгальтера и еще одним в верхней части трусиков. Я надеюсь, что Снэк захочет их увидеть. Надеюсь, они ему понравятся!

Глава 13: 2000 — Распад

— Я люблю тебя. — Слова просто вылетают из моего рта.

Ни в какое-то особенное время. А сразу после поцелуев в подвале закусочной. За два дня до того, как я собираюсь уехать в колледж. Я не хотела их говорить, но они выскользнули.

Реакция Снэка?

— Я знаю.

Должна сказать, это очень похоже на Хана Соло, но потом он замолчал, сделал три медленных глубоких вдоха и сказал:

— Иногда мне кажется, что я скучаю по ней.

Скучаешь по ней? Скучать по кому? Шарлотта? Подожди, что?

Я действительно это слышу? Все, что я могу сказать, это:

— Что? — А потом я начинаю, блядь, плакать!

Снэк, в дерьмовой попытке прояснить ситуацию, снова говорит мне:

— Я скучаю по ней.

Я всегда могла поговорить с ним, когда мы были наедине. Никогда никакой неловкости. Но когда он сказал, что скучает по Шарлотте сразу после того, как я призналась ему в любви, стена поднялась с быстротой джедая, машущего мечом. Я видела, как он разговаривает со мной, но сообщение не доходило. В этом не было никакого смысла.

Я встаю и быстро иду к двери, на ходу поправляя одежду. Он, по сути, только что порвал со мной.

— Я знаю? Я только что сказала тебе, что люблю тебя, а ты говоришь, что знаешь? А потом ты говоришь мне, что скучаешь по Шарлотте на одном дыхании? Когда я спросила: «Что?» — это было не потому, что я не поняла, — огрызаюсь я.

Снэк вскакивает на ноги и подходит ко мне.

— Я не знаю, действительно ли я скучаю по ней. Я… я просто чувствую себя виноватым в ее смерти… И колледж не за горами… — В голосе Снэка слышится нотка раздражения, когда он произносит свои последние слова. — Кроме того, ты все равно уезжаешь от меня…

Мы никогда не говорили о том, что произойдет, когда мы поступим в колледж. Я в Мидлбери в Вермонте, он в Северо-Западном. Он расстается со мной из-за Шарлотты или колледжа? Черт, я в замешательстве.

— Ты бросаешь меня? — Когда он просто смотрит на меня, я фыркаю, поворачиваюсь и выплевываю ему свои мысли: — Сейчас? Ты делаешь это сейчас? — Я вбиваю себе в голову мысль о том, как он жесток. — Ты бросаешь меня, потому что я поступаю в колледж? Ты тоже уезжаешь!

Снэк уставился в пол перед моими ногами.

— Ты уезжаешь далеко — через всю страну. Я просто еду на пятьдесят миль. Мне невыносима мысль о том, что ты так далеко.

Тяжелые рыдания сотрясают мое тело.

— Итак, ты расстаешься со мной? Просто так? Мы даже не собираемся это обсуждать? — Это не тот момент, которого я ожидала после того, как сказал, что люблю его. — Я должна идти, пока мои гребаные глаза не стали слишком опухшими, чтобы вести машину.

Протягивая ко мне руку, он тихо говорит:

— Позволь мне отвезти тебя домой.

Я отстраняюсь от него.

— Нет, мне нужно привыкнуть к тому, что тебя нет… — Я подавляю рыдание. — Нет тебя рядом.

— Это ты уходишь! — Снэк кричит. Я не могу сказать, злится он, расстроен или что-то в этом роде.

Я сразу же возвращаю ему.

— Ты тот, кто расстается!

Снэк качает головой.

— Мы никогда не расстанемся. Никогда.

— Что, черт возьми, это значит? Неважно! Мы будем «друзьями», — сердито говорю я с воздушными кавычками. Я делаю глубокий вдох. Я не могу оставаться здесь и слушать все это, но отказываюсь позволять ему видеть, как я разваливаюсь на части, и я действительно вот-вот развалюсь. Сарказм сочится из моего голоса, когда я говорю ему: — Я буду присылать тебе рождественские открытки. — Рыдания скоро захлестнут меня. — И Снэк, когда ты получишь эти рождественские открытки, ты должен знать, что это не просто рождественская открытка. Когда ты получите ее, ты должен знать, что кто-то помнит о тебе. Таким, каким я тебя считала, а не трусом, каким ты являешься в этот момент! Мое сердце, черт возьми, разбито! Я бы никогда за миллион лет не подумала, что ты так поступишь со мной! Я думала, ты любишь меня… Я думала…

Я сильно прижимаю ладони к глазам, а затем поворачиваюсь и ухожу, шепча себе:

— Ты был моим лучшим другом. Ты должен был быть тем единственным.

Снэк зовет:

— Минни! — Но я не оборачиваюсь.

— Прощай, — говорю я через плечо и выхожу.

***

Я не видела его ни на следующий день, ни большую часть дня после этого. Он появился на вокзале, когда я ждала отъезда, чтобы добраться до аэропорта.

Я стою на платформе, разговариваю со своим отцом и Сидом и рассказываю своему сумасшедшему рыжеволосому брату, как сильно буду скучать по нему, когда я чувствую его присутствие. Мое ощущение Снэка подтверждается тем, что Сид смотрит мне через плечо, быстро машет руками, а затем быстро отворачивается от меня.

— Минни? — Голос Снэка грубый и надтреснутый. — Прости. Я не это имел в виду. Я не скучаю по Шарлотте. Я скучаю по тебе. Я скучаю по тебе, а ты даже не уехала. Ты ненавидишь меня за те слова?

Он такой искренний, и его глаза выглядят красными и опухшими, как будто он плакал, но это не имеет значения. Мы расстались, и я всегда верила, что, если кто-то расстается с тобой, пути назад нет. Все кончено. Я хмурюсь и качаю головой.

— Нет, я не ненавижу тебя. Совсем. Но я больше не могу быть с тобой. Я больше не могу быть девушкой, которая встречалась с парнем мертвой девушки. Я не могу здесь оставаться. — Мои глаза начинают наполняться слезами, и я чувствую, как сбивается мое дыхание. Это сложно. Я имею в виду, серьезно, чего я ожидала? Что мы будем вместе навсегда? Я очень стараюсь подавить рыдания, подступающие к моему горлу.

Снэк смотрит в землю, а потом на меня.

— Я тоже не могу.

Я в замешательстве.

— Что?

— В конце концов, я не останусь в городе. Я собираюсь в Стэнфорд. Я получил письмо в тот день, когда мы поссорились. Они вычеркнули меня из списка ожидания. Минни, я клянусь, мы будем звонить друг другу. Электронная почта. Мы увидимся на День благодарения.

— Это не имеет значения, мы все еще расстались.

— Нет.

— Какого хрена?

— Никогда не расстанемся. Мы никогда не расстанемся!

Он наклоняется и целует меня. Я знаю, что это последнее, что у нас будет. Я не знаю, что это значит для него, но для меня это настоящий прощальный поцелуй. Мой мозг кричит: «Отпусти меня, Снэк!» — в попытке убедить мое сердце, но я не произношу этих слов вслух.

И с этими словами я, по сути, исчезла из жизни Снэка. С этого момента я посещала Даунерс-Гроув только по несколько часов за раз, редко оставаясь на ночь. Конечно, моя семья жила там, но долгое время находиться там было слишком больно. Я не видела его в тот первый День благодарения. Я осталась в Вермонте.

Глава 14: 2014 — Дата

Я открываю дверь, чтобы впустить Снэка, но упираюсь взглядом в его спину, он машет «Хонде Одиссей», отъезжающей от тротуара. Я легко могу разглядеть своего папу, две маленькие белокурые головки и маленькую йоркширскую мордочку, смотрящую в ответ. Эйден улыбается и машет рукой, Фифи — нет.

Снэк проскальзывает в дверь.

— Может ли быть что-то более неловкое, чем твой тридцатилетней парень, высаженный из минивэна твоим отцом, детьми и собакой на буксире, и все они наблюдающие за происходящим?

— О да, это действительно задает тон вечеру. — Я дразню.

— Давай начнем сначала… — говорит он. Прежде чем я успеваю согласиться, Снэк поднимается по лестнице, обнимает меня за талию и притягивает к себе. — Думаю, мне просто придется приложить чуть больше усилий, чтобы стереть это воспоминание из твоей памяти.

И с этими словами он наклоняется, не отрывая взгляда, и облизывает, покусывает, а затем с жаром сосет мою нижнюю губу. Из меня вырывается всхлип, и это, кажется, подпитывает наш поцелуй. Он кладет ладони мне на затылок, прижимая меня к себе. Я, напротив, похоже, потеряла контроль над своими конечностями. Серьезно, я такая… такая… Даже не знаю. Мои руки безвольно свисают по бокам. Мозг кричит протянуть руку и обнять его за шею, но я сосредоточена на том, чтобы целовать и пробовать его на вкус, и, по-видимому, у меня нарушена моторика. Как только мозг приходит в себя, я кладу руку на его напряженное мускулистое предплечье. Когда я прикасаюсь к нему, он прерывает поцелуй и отступает назад.

— Почему я не потратил больше времени на поцелуи с тобой? — спрашивает он, задыхаясь. — Я действительно был глуп тогда.

Я громко смеюсь.

— Мы на самом деле много целовались, Снэк. — Я делаю шаг к нему, но Снэк отступает, поднимая руки, чтобы остановить меня.

— Минни, если ты прикоснешься ко мне, мы никогда не пойдем на это свидание.

Мысль о том, чтобы взять его прямо здесь, на лестничной площадке, является очень даже привлекательной. Я снова подхожу к нему.

— Все в порядке, — многозначительно говорю я.

— Нет, нет, нет! Нет, это не так! Мы не будем целоваться на лестничной площадке или в твоей спальне. У меня на тебя еще кое-какие планы. Мне нужно многое наверстать. Возьми пальто и дай мне ключи от машины.

Он действительно берет на себя ответственность сегодня вечером.

— Такой властный. Мне нравится!

Мое пальто уже было перекинуто через перила, поэтому я хватаю его, надеваю, роюсь в кармане и протягиваю ему ключи от «Эль Камино».

Когда он отворачивается, я не могу удержаться, тянусь вперед и хватаю его за задницу.

Через плечо Снэк говорит:

— Вот это хватка. Мне это нравится! — Затем он наклоняется и добавляет: — Мне также нравится твой наряд!

На мне узкие джинсы, заправленные в высокие черные ботинки на высоких каблуках, и черная кашемировая туника с глубоким V-образным вырезом. Тот факт, что ему нравится мой наряд и я ему понравилась, заставляет меня улыбнуться.

Снэк тянется ко мне и берет меня за руку. Он подносит ее к губам и целует каждый из моих пальцев. Затем, все еще склонив голову, он поднимает прикрытые веки.

— Готова?

Я могла бы легко сказать: «Больше, чем ты думаешь», учитывая трепет в моей груди и растущую потребность в моем сердце, но не делаю этого. Я просто тихо шепчу в ответ:

— О, да.

Снэк улыбается и тянет меня вниз по лестнице к двери.

— Тогда поехали!

***

Мы едем на север по шоссе около двадцати минут. Я неоднократно спрашиваю его, куда мы направляемся, на что он всегда отвечает: «Увидишь». В перерывах между расспросами я слушаю радио и играю в гляделки со Снэком.

— Я прочитал кое-что из твоих записей в Интернете. Я так рад, что ты занялась любимым делом. Ты всегда отлично справлялась со школьной газетой, Минни.

— Кажется, я стала Джин Моос из повествовательной журналистики инди-хипстеров. — Мне очень повезло, что я работала в ряде прогрессивных газет и журналов, освещающих всевозможные новости и события. — Моя любимая вещь, которую я пишу, — маленькая непонятная история, которая трогает твое сердце. Крошечные сказки, которые эпично заканчиваются и содержат в себе некую тайну. — Я не говорю ему, но думаю, что наша история именно такова.

Снэк планирует остаться в Даунерс-Гроув навсегда. Он оставил свою работу инженера-механика в крупной автомобильной компании в Дублине, штат Огайо, с достаточными сбережениями, чтобы потратить несколько месяцев на то, чтобы дети приспособились и устроились. Он говорит, что не уверен, где будет работать дальше, но его активно зовет чикагская автомобильная консалтинговая фирма. Очевидно, он был главным инженером по большей части внутренней работы некоторых из самых популярных автомобилей, продаваемых в Америке. Я была так далека от Снэка, что понятия не имела, насколько успешным он стал.

Когда звучит песня «Fall For You» группы Secondhand Serenade, первая строчка останавливает нашу болтовню. Певец поет о той ночи, когда он снова влюбился в свою девушку. Это чувство так знакомо, что я чувствую, как краснею. Снэк делает радио погромче. Затем берет меня за руку и проводит большим пальцем по моей ладони. Каждое его прикосновение заставляет меня пожалеть, что я не подняла этот вопрос в доме моего отца и не настояла, чтобы он занялся со мной любовью. Мои мысли совсем не об ужине.

Мы въезжаем на стоянку очень оживленного пригородного торгового центра. С каждым мгновением я все больше запутываюсь. Это не может быть правильно. Я собираюсь выдать ему кучу язвительных поддразниваний, когда он останавливается у знака парковки служащего. Не то, что я ожидала увидеть в торговом центре, рекламирующем кафе «Леголенд» и «Тропический лес».

— Добро пожаловать в паб Гинза, — говорит тощий камердинер-подросток, открывая мою дверь. Когда я смотрю ему за спину, то вижу небольшой ресторан с таким названием. Снэк обходит машину, чтобы присоединиться ко мне. Я слышу, как камердинер с энтузиазмом говорит:

— Эта машина такая классная, — садится в «Эль Камино» и уезжает.

Снэк ведет меня в паб Гинза, направляя меня, положив руку на поясницу. Даже через пальто и тунику, он все еще заставляет меня немного дрожать.

Паб Гинза маленький и темный, в нем около десяти столиков разной высоты. Декор и атмосфера представляют собой сочетание высококлассной ночной жизни Токио и паба Изакая (прим. — обычные места для выпивки после работы, похожие на британский паб или ирландский паб, испанские тапас-бары и американские салуны, и таверны). Что-то вроде стильного паба в центре города, где можно поужинать в непринужденной обстановке. Повсюду неоновые рекламные вывески японского пива, большие плакаты с более традиционными гейшами и сценами боев самураев вперемешку с современными плакатами концертов на серых стенах. Слабое освещение делает его интимным, в то время как домашняя музыка наполняет пространство энергией. Мне сразу же начинает здесь нравиться.

— Неожиданное место в торговом центре, — громко шепчу Снэку, как только мы складываем наши пальто и садимся. Я могу либо придвинуться к нему поближе и прошептать ему на ухо, либо крикнуть через стол. Первый вариант гораздо более привлекателен, и у меня есть ощущение, что я планировала сделать это именно так.

— Да, я нашел его случайно, когда вернулся. Дети не любят суши, и мне нужно было на несколько часов отвлечься от роли папочки. Не пойми меня неправильно. Я люблю своих детей — больше всего на свете. — Я улыбаюсь ему. Я рада, что он так сильно любит своих детей.

Снэк прочищает горло и кладет руку на спинку моего стула.

— Больше, чем что-либо — пока. — Я поворачиваюсь к нему так, чтобы наши лица были в нескольких дюймах друг от друга. Его зрачки расширены, а радужная оболочка — цвета глубокой ночи, какой я раньше не видела. — В любом случае, — продолжает он, — я пришел сюда по рекомендации, чтобы поесть суши и выпить пива. Все время, пока был здесь, я продолжал думать, как здорово было бы поделиться этим местом с кем-нибудь. Я надеялся, что ты оценишь, когда согласилась пойти со мной на свидание сегодня вечером.

— Мы еще даже не поели, а мне уже нравится.

— Просто подожди, пока принесут еду. Возможно, ты не захочешь уходить.

Я протягиваю руку и глажу бороду Снэка и провожу большим пальцем по его нижней губе, губе, которую я хотела бы поцеловать прямо сейчас.

— Я в этом очень сомневаюсь.

Снэк ерзает на стуле. Надеюсь, я влияю на него так же, как он на меня.

Молодой официант-американец азиатского происхождения, который, я уверена, не случайно выглядит как персонаж аниме, прерывает наши ласки. У него высокая иссиня-черная прическа и огромные глаза.

— Добро пожаловать в паб Гинза! — говорит он. — Я Рен. Сегодня вечером я буду вашим официантом. Мы работаем здесь как одна команда, так что вы встретите множество других официантов. Вы всегда можете обратиться к ним, если вам что-то понадобится, хорошо? Что я могу предложить вам выпить?

Снэк заказывает нам бомбы с саке. Я не пробовала его со времен колледжа, и надеюсь, что вспомню, как это делать, не испортив свою одежду. Он также заказывает что-то под названием тако с летающими тигровыми креветками, даже не заглядывая в меню.

После того, как Рен ставит наши шоты с порцией саке, сбалансированной на палочках для еды над нашим пивом из Саппоро, я прошу инструкцию. Он дает нам несколько советов, и мгновение спустя мы стучим по столу, считая по-японски: ичи, ни, сан, пока рюмка не падает в пиво. Мы со Снэком оба кричим: «Бомба!» и сразу же выпиваем. Когда я ставлю стакан обратно на стол, комната кружится. Хм, может быть, мне следовало сначала поесть. Рен спрашивает, не хотим ли мы повторить, и оба отказываемся. Я заказываю большую порцию воды и еще один «Саппоро». Снэк заказывает колу. Я бросаю на него взгляд.

— Я за рулем, и мы не хотим вызывать такси, не так ли? — шепчет он мне на ухо.

«Точно нет», думаю я, но не говорю. Когда я смотрю на него и киваю, его брови приподнимаются, и на его лице появляется дьявольское выражение.

Еще немного изучив меню, мы заказываем несколько видов суши и горячие камни. Горячие камни — это как раз то, что написано в меню. Горячие круглые речные камни на ложе из каменной соли доставляются к вашему столу, и вы кладете на них кусочки мяса или рыбы, чтобы приготовить их до нужного вам уровня.

Наш ужин веселый и интерактивный. Приготовление пищи за нашим столом и совместное использование тарелок дает множество возможностей прикоснуться и накормить друг друга палочками для еды.

Рен возвращается и спрашивает:

— Хотите счастливый конец? — Я недоверчиво смотрю на него. Снэк громко смеется. Рен тоже смеется и быстро успокаивает мои страхи. — Не волнуйтесь, счастливый конец — это то, что мы называем десертом в пабе Гинза. — Снэк говорит Рену, что нам просто нужен чек.

— Мы оставим счастливый конец на потом. — Я хлопаю Снэка по плечу.

Рен приподнимает бровь.

— Я понимаю. — Я снова бью его кулаком.

Он потирает руку и снова смеется.

— Что? Я имела в виду десерт!

Должна сказать, что его способность выводить меня из себя великолепна — во всех смыслах.

Вернувшись в машину, я начинаю расспрашивать Снэка о нашем следующем пункте назначения, и он наконец говорит мне:

— Я знаю лучшее место для счастливого конца. — Я решаю не бить его снова. Это причиняло боль моей руке.

***

По ориентирам могу сказать, что мы возвращаемся в Даунерс-Гроув. Как только мы сворачиваем с шоссе в другой район, заполненный торговыми центрами, в глубине души у меня возникает чувство, что я точно знаю, куда мы направляемся. Мое внутреннее предчувствие подтверждается, когда мы останавливаемся перед Баскин-Роббинс. Наш Баскин-Роббинс. Много лет назад.

— Отлично, — говорю я, когда Снэк паркует машину.

— Я подумал, что тебе это понравится, — говорит он, помогая выйти из машины. Он снова кладет руку мне на поясницу, а другой придерживает, чтобы я не поскользнулась и не упала на обледенелой парковке. Когда мы проходим мимо обочины, где мы впервые поцеловались, я замечаю, что почтовый ящик украшен оберткой, чтобы он выглядел как R2-D2. Я качаю головой.

Снэк должен заметить.

— Что?

Я хихикаю.

— Это может быть самое идеальное свидание на свете.

Мы останавливаемся рядом с почтовым ящиком.

— Я рад, что ты так думаешь. Я бы с удовольствием остался здесь и целовал тебя рядом с этим почтовым ящиком дроида всю ночь ради ностальгии, но думаю, что мы оба замерзнем. Так как насчет одного поцелуя, а потом мы войдем и получим этот счастливый конец — я имею в виду десерт.

Он едва заканчивает слово «десерт», как мои губы встречаются с его. Наши губы холодны, но быстро согревают друг друга. Мой мозг возвращается к нашему первому поцелую, виртуально вздыхает, а затем меняет направление и начинает фантазировать о том, что может быть в самом ближайшем будущем. К чему может привести этот поцелуй.

Я чувствую, что ни один из нас не хочет прекращать целоваться, но он проявляет некоторую сдержанность и между поцелуями говорит:

— Давай. Возьмем. Ту. Миндальную помаду. — Только мой смех прерывает поцелуй.

Сейчас девять часов вечера, и «Баскин-Роббинс» набит битком. Почему все эти семьи покупают мороженое в разгар зимы? Вдобавок к семьям там собралась вся команда по синхронному катанию на коньках Даунерс-Гроув. По их чрезмерно накрашенным лицам и сильно уложенным волосам могу сказать, что они, должно быть, только что устроили шоу и празднуют. Несколько человек останавливаются и разговаривают, чтобы перекусить. Я остаюсь почти незамеченной. Должно быть, я выгляжу иначе, чем в старших классах. Снэк заказывает наше мороженое. Точно такой же заказ мы сделали, когда нам было по двенадцать.

Снэк оглядывает магазин и наклоняет голову, чтобы поговорить со мной.

— Не знаю, как ты, но я не хочу сидеть в Баскин Роббинс со всеми нашими бывшими одноклассниками и их отпрысками. Давай убираться отсюда.

— Ты уверен?

— Да, я умею водить и лизать.

Ух ты, кажется, мой лед для дайкири только что растаял у меня в руке. Не пытаясь быть слишком встревоженной или очевидной, я спрашиваю:

— Еще свидание?

Снэк долго, целеустремленно облизывает свое мороженое и глотает.

— Гораздо больше свиданий.

***

Мы приезжаем в центр Даунерс-Гроув, и Снэк разъезжает в поисках места для парковки. Похоже, старый спортивный бар дальше по улице был преобразован в новый бар/ресторан под названием «Виски, пиво и барбекю», и он стал очень популярным. Должно быть, сегодня вечером здесь оживленное место, потому что парковка в центре города стоит дорого. В конце концов мы отказываемся от уличной парковки и соглашаемся на место на пригородной стоянке по другую сторону железнодорожных путей. Я полагаю, мы едем на новое место.

Мы идем рука об руку обратно по рельсам, и я понимаю, что приближаюсь к своему любимому месту в мире — с любимым человеком в мире. Как только мы добираемся до площади, я останавливаюсь. Снэк продолжает идти, но из-за того, что я останавливаюсь, ему приходится остановиться и обернуться.

Он поворачивается и ничего не говорит, но одаривает меня потрясающей улыбкой, а затем притягивает меня в свои объятия. Я смотрю через его плечо и замечаю, что закусочная закрыта. Обычно Коллетт все еще была бы внутри и убиралась. Я вдруг начинаю немного беспокоиться. Надеюсь, что все в порядке.

— Снэк! — внезапно говорю я. — Почему кафе закрыто? Все в порядке? Тебе не звонили, не писали или еще что-нибудь, не так ли?

Снэк отступает назад, чтобы отпустить меня, и наклоняет голову вперед, так что наши лбы соприкасаются.

— Успокойся, Минни. Все хорошо. Я попросил маму сегодня вечером закрыться немного пораньше. Хотел, чтобы это место и чердак были в нашем полном распоряжении.

— Ой. — Я вздыхаю. Тогда я понимаю, почему Снэк хотел, чтобы его мать закрыла заведение пораньше, и издала более понимающее «Ооооооо».

Снэк хихикает и целует меня в лоб, а затем в нос и в каждую щеку, пока, наконец, не находит мои губы. И вот он. Поцелуй, которого я ждала годами. Поцелуй на морозе со Снэком в тени железнодорожного вокзала. Мое любимое место в мире. Я обхватываю его бородатую челюсть руками в перчатках. Поцелуй начинается медленно и сладко и переходит в горячее неистовое переплетение губ и языков. Этот момент становится еще более особенным благодаря звуку поезда, проезжающего через город и сигналящего клаксоном.

— Ты знал, что это мое любимое место в мире? — спрашиваю я, когда мы выходим подышать свежим воздухом.

— Нет, не знал, — отвечает он с интригой в голосе.

— Это то место, где я стояла, когда впервые увидела дом твоих родителей. Это место, где я всегда чувствую легкую надежду и испытываю трепещущее чувство внутри, что должно произойти что-то хорошее.

Снэк проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. Когда он достигает моего подбородка, то приподнимает мое лицо и пригвождает меня своим горячим взглядом.

— Не борись с этим чувством, Минни.

Хотя это мое любимое место, я больше не хочу здесь находиться. Я хочу побыть наедине. С ним. Я крепко хватаю его за руку и тащу через улицу.

***

В закусочной темно, если не считать нескольких тусклых лужиц света по всей площади. Я следую за ними в заднюю часть и поднимаюсь по лестнице на чердак. Снэк где-то позади меня. Он сказал, что я могу подняться и устроиться поудобнее, так как ему пришлось запереть все и сбросить сигнализацию.

Лунный и уличный свет смешиваются и проникают через окна на чердак.

Направляясь на кухню, я замечаю коробку с выпечкой с логотипом закусочной на ней. На верхней части коробки есть записка, но я не могу разобрать, что там написано.

— Остановись! Оставайся на месте. Не двигайся, — командует Снэк с другого конца комнаты. Я замираю. — Ты выглядишь как ангел в этом свете.

Я уверена, что полностью покраснела. В комнате становится жарче за считанные секунды.

Снэк шагает ко мне, стаскивая с себя пальто и шапку, бросая их на диванчик по пути. Я отворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в лицо. Он подходит прямо ко мне. Так близко, но не прикасается. Я полностью под его чарами, все глубже погружаюсь в его пристальный взгляд. Он осторожно снимает мое пальто с плеч и спускает вниз по рукам. Он быстро целует меня в губы, вешая пальто на барный стул.

Я издаю смешок, когда Снэк поднимает меня с пола и усаживает на кухонный остров.

Он стоит между моих ног; его руки раскинуты на перекладине рядом с моими бедрами, по сути, заманивая меня в ловушку. Пробегая пальцами по его бороде и гладким густым светлым волосам, я притягиваю его к себе для глубокого затяжного поцелуя. Я хочу попробовать на вкус каждый дюйм его рта.

Не прерывая нашего поцелуя, Снэк расстегивает длинную молнию на моем ботинке. Стон срывается с его губ. Он делает то же самое со вторым и, сдернув его с моей ноги, стаскивает меня со стойки. Я медленно опускаюсь вниз, все мое тело скользит вниз по его телу. Меня встречает приятная твердость внизу его живота, и я ахаю.

— Господи, Мин. Мне было тяжело просто расстегивать молнию на твоих ботинках, у меня будут большие неприятности!

Я не могу удержаться от хихиканья.

— Я не знала, что у тебя фут-фетиш.

— Ноги, попка, грудь — любая часть, которая прикреплена к тебе!

В последний раз, когда мы были на чердаке, я замерзла. А теперь я вот-вот воспламенюсь.

Я наклоняюсь, чтобы снять свитер, но Снэк хватает меня за руки.

— Нет, позволь мне.

Он медленно, мучительно стягивает мой свитер вверх через голову. Куда он делся после этого? Кто знает? Кого это волнует.

— Спасибо. Я… мне было так жарко.

Он целует меня в шею и вдыхает прямо под моим ухом.

— Ты такая горячая.

Я дрожу. Как можно быть такой горячим и дрожать одновременно? Только Снэк мог так поступить со мной. Я никогда так не реагировала на мужчину — никогда!

Он продолжает целовать и посасывать мою кожу до самого плеча. Он спускает бретельки моей кофточки вниз и покусывает мое плечо. Точно так же, как и в случае со свитером, моя кофточка вскоре исчезает. Я стою посреди чердака полуголая, с босыми ногами, в лифчике, трусиках и джинсах, с мужчиной, о котором мечтала всю жизнь.

Он обхватывает мою грудь обеими руками. Его большие пальцы скользят по моим напряженным и измученным соскам.

Когда он начинает расстегивать мои джинсы, моя сдержанность подводит, и я начинаю подталкивать его.

К кровати.

Мне нужно, чтобы он разделся, и как можно скорее. Мои пальцы не могут работать достаточно быстро, чтобы расстегнуть его темно-синюю пуговицу. Снэк отступает назад ровно настолько, чтобы снять футболку. Мои руки немедленно возвращаются к нему, исследуя каждую выпуклость и рельефность его мускулистой груди и крепкого пресса. Я бы хотела встать на колени и лизнуть их, но это означало бы прекратить то, что я делаю. Я делаю себе пометку сделать это позже. Осмотрев обнаженный торс Снэка, я наклоняюсь, чтобы расстегнуть молнию на его джинсах, но не раньше, чем прикоснусь ладонью к его эрекции. Я почувствовала ее у себя на животе, теперь хочу почувствовать ее в своих руках. Я могу разглядеть жесткий ствол и набухшую головку даже через ткань его джинсов.

Снэк откидывает голову назад и стонет от моего прикосновения.

Мы срываем друг с друга джинсы. Снэк ведет нас назад к кровати. Я спотыкаюсь, когда мои джинсы собираются вокруг лодыжек, болтаясь, как джинсовый осьминог. Я падаю ему на грудь, и он падает обратно на кровать. Идеальное расположение. Мы оба визжим от смеха. Не совсем соблазнительное поведение с нашей стороны.

Между смешками и фырканьем я признаюсь:

— Я… Я просто так нервничаю. Ты такой… Боже, ты такой красивый, и я такая… — Я зажмуриваю глаза, не зная, как противостоять своим сомнениям в себе. — А что, если это неправильно? — Снэк качает головой и ухмыляется.

— О чем ты? Ты прекрасна. Самая прекрасная в моем мире. Мин, это будет потрясающе!

Я снова провожу руками по его груди, смотрю на его губы, а затем в глаза.

— Перестань читать мои мысли.

— Заставь меня.

Наши джинсы исчезают в считанные мгновения, как и его боксеры и мои трусики. Больше никаких преград для нас!

Снэк обхватывает меня своей большой рукой за талию и хорошо рассчитанным поворотным движением укладывает меня горизонтально на кровать под собой. Его рот обрушивается на мой, и наши языки танцуют и кружатся.

Я извиваюсь под ним, толкаясь и вращаясь вокруг его бедра. Член Снэка настойчиво упирается в меня. Я так сильно хочу, чтобы он был внутри.

Мое желание только усиливается, когда губы Снэка покидают мои, и он опускает лицо к моей груди. Он быстро оглядывается на меня и выгибает бровь, показывая свое намерение дразнить меня дальше.

Снова обхватывая и разминая мои груди, он дышит на них, и я выгибаюсь и стону. Когда я выгибаюсь, Снэк берет один из моих сосков в свой горячий рот и глубоко сосет. Так глубоко, что мне приходится закрыть глаза и сильно вытянуть шею, чтобы справиться с этим ощущением. Мучительно болезненное удовольствие пронзает мой клитор, и я клянусь, что чувствую, как он пульсирует. Снэк снова повторяет это изысканное движение с другой грудью. Я вцепляюсь ему в спину, невербально умоляя его дать мне больше. Мои руки скользят вниз к его круглой, упругой заднице, и я притягиваю его к своему тазу. Я собираюсь взять все в свои руки, если это не произойдет в ближайшее время.

— О Боже, Минни. Я больше не могу ждать.

— Хорошо! Я… Потому что я тоже не могу. Пожалуйста, Снэк. Маркус, пожалуйста!

Снэк остановился.

— Боже, ты назвала меня Маркусом.

— Я серьезно, Снэк, — стону я. — Сейчас, пожалуйста!

Снэк не нуждается в большем поощрении. Он ставит свой большой член у моего входа, и как только собирается войти, я кричу:

— Подожди! А как насчет защиты?

Снэк застывает в своей почти неподвижной позе и смотрит на меня выпученными глазами.

— О черт! Мне она давно не была нужна.

Почему? Потому что у него не было секса или потому что он был женат?

— У тебя нет?

В отчаянии качает головой.

— Неееет!

Я приподнимаю его голову обеими руками и улыбаюсь.

— Не волнуйся, у меня есть!

— Слава Господу, потому что нам пришлось бы прибегнуть к какой-нибудь профилактической ситуации с сумкой Макгайвера на молнии, если бы ее не было! Я никак не могу остановиться сейчас!

Мысль о самодельном противозачаточном устройстве Снэка просто уморительна! Я выкатываюсь из-под него и тянусь через край кровати за своими джинсами. Годы наблюдения за сексуальными сценами моих братьев научили меня держать одного из этих плохих парней наготове. Никогда не знаешь наверняка, но в случае с сегодняшним свиданием я что-то заподозрила.

Я сажусь, и Снэк опускается на колени обратно на пятки. Мне представляется его великолепный, твердый, подергивающийся член, на который я быстро надеваю презервативом. Это занимает слишком много времени. Пока я прикрываю своего зверя, он скользит пальцем между моими складками, а затем присоединяется его большой палец, кружа и надавливая на мой уже набухший клитор.

Я откидываюсь назад, позволяя ему продолжить восхитительную прелюдию еще немного, но затем изливаю свою потребность, не сводя с него глаз. Снэк отвечает, накрывая меня всем своим телом и одним медленным движением толкая свою пульсирующую эрекцию. Мы оба стонем. Я ждала этого целую вечность, и наконец это случилось. Мы со Снэком наконец-то занимаемся сексом. Нет, не просто сексом. Мы занимаемся любовью.

Сознательно Снэк не двигается. Он остается неподвижным.

Затем, глядя вниз в течение долгого времени, он тихо и глубоко произносит:

— Привет!

Я хихикаю, что вызывает приятное сокращение внизу живота, а затем говорю:

— Привет! — в ответ. Я никогда раньше так много не смеялась во время секса. Это довольно приятное чувство.

А потом смех заканчивается. Я погружаюсь в медленные, ритмичные толчки, с каждым сокращая свои самые чувствительные внутренние мышцы.

— Боже, Минни, ты вся горишь.

— Мммм. — Мои дар речи ослабевает. Я чувствую, как нарастает мой оргазм. Это не займет много времени. Я повторяю что-то вроде. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — когда он целует меня в шею прямо под ухом.

— Не волнуйся, детка, я доставлю тебя туда. — Снэк встречает меня вращением за вращением, и как только я поднимаюсь и хватаюсь за простыни, он замирает, и мы оба вскрикиваем в глубоком гортанном неразборчивом высвобождении эмоций.

После нескольких долгих выдохов он выходит из меня, и я вздрагиваю от потери, сразу же скучая по его близости. Он тянется в постели, а потом я чувствую, как он вытирает меня между ног. Я могу только догадываться, что он схватил откуда-то кусок одежды. Я зеваю и улыбаюсь ему. Его лицо спокойно и счастливо в теплом сиянии окружающего света.

— Почему мы не сделали этого раньше? — Я зеваю ему в грудь.

— Так много причин, — шепчет он мне в волосы. — Причины, которые, хоть убей, я не могу четко вспомнить. Я ругаю себя за то, что заставил нас так долго ждать.

— Мы больше не будем долго ждать, — с надеждой говорю я.

Снэк смеется.

— Нет, мы этого не сделаем!

Снэк целует меня в лоб и тянет под руку, так что моя голова оказывается между его грудью и плечом. Он нежно накрывает меня пуховым одеялом.

И я быстро проваливаюсь в сон.

Глава 15: 2005 — Пятилетняя встреча выпускников Средней школы

Люди произносят банальности вроде «Всегда говорить о том, что я люблю тебя» своему супругу и детям, когда вы куда-то уходите. Как насчетчеловека, который вас игнорирует? Например, моя мать. Как насчет человека, которому вы действительно хотите понравиться? Как Шарлотта. Как насчет человека, которого вы любите, но на самом деле не можете выносить его присутствия рядом? Снэка. Да, как насчет Снэка? Я сказала ему, что люблю его, и посмотрите, как хорошо это сработало.

Мы несколько раз недолго виделись во время учебы в колледже, когда я возвращалась домой в Даунерс-Гроув во время каникул на День благодарения и Рождество. Мы говорили о нашей раздельной жизни, но никогда о совместной жизни, больше нет. Я не знаю, почему мы не остались вместе. Мы просто этого не сделали.

Я вела наши разговоры вежливо и неглубоко, потому что разговоры о чем-то слишком глубоком наверняка погрузили бы меня в любовный туман, но я была полна решимости оставаться в своем уме и сосредоточенной, когда дело доходило до Снэка. Я просто не могла смириться с тем, как он порвал со мной. Сломал меня. Хотя в глубине души я все еще любила его, всегда буду, он не мог быть моим. У нас было свое время, но мы были детьми, и обстоятельства наших отношений были неправильными. Все неправильно. Всякий раз, когда мы находились в присутствии друг друга, возникало напряженное притяжение.

Клип сказал мне, что в колледже у него было много девушек. Я встречалась с несколькими парнями. Хотя он никогда не спрашивал, а я никогда не говорила, он знал, что я больше не девственница.

Я проучилась четыре года в Миддлбери, получив диплом по английскому языку, который в основном был посвящен повествовательной журналистике. Затем провела год, путешествуя и сочиняя в Европе благодаря подарку от моей Мими. Именно тогда — вдали от штатов, вдали от моей семьи и друзей, я потеряла девственность.

Я была в Англии. Его звали Тедди. Он очень хорошо ко мне относился. Он был очень обеспокоен, когда мы это сделали — он удостоверился что я действительно хотела заняться сексом и что он не причинил мне вреда. На самом деле он попросил меня остаться с ним в Англии, но, когда я получила приглашение на пятилетнюю встречу выпускников средней школы, меня охватила странная тоска. Я приняла приглашение и поехала домой. Я действительно не знаю, что меня вдохновило. Может быть то, что я скучала по дому и скучала по своей семье, или, может, я чувствовала, просто может быть, я наконец смогу пережить пребывание в комнате со Снэком больше часа и мы могли бы нормально поговорить. Что бы это ни было, притяжение было неоспоримым, поэтому я покинула милого британского Тедди и вернулась домой.

Я опоздала на встречу выпускников. Я решила, что пойду, и если это будет ужасно, то просто уйду. Приехав в город, я поймала такси и поехала домой. Мой отец был очень удивлен, увидев меня, если не сказать больше. Сид был единственным ребенком, живущим дома, который учился на первом курсе колледжа, так что дома бывал редко. Папа был на седьмом небе от счастья, увидев меня. Прошли месяцы, а звонки за границу стоили дорого. Я признаю, что не очень часто заходила в интернет-кафе, чтобы написать ему по электронной почте.

Наверное, мне следовало бы остаться дома с папой, но я этого не сделала. Я быстро переоделась в сшитое на заказ голубое коктейльное платье с юбкой-трубой, собрала свои длинные каштановые волосы в высокий хвост, взяла "Эль Камино" и поехала на встречу выпускников.

Пятилетняя встреча выпускников средней школы Норт-Даунерс-Гроув 2000 года проходила в «Архитекторе», банкетном зале на Баттерфилд-роуд. Зал для приемов принадлежит семье моего одноклассника и слишком мил для кучки псевдо-взрослых, окончивших год назад колледж.

Когда я прихожу, меня встречает за столом в приемной не кто иная, как Лорна Д'Инносенцио. Серьезно? Мой заклятый враг — первая, кого я годами избегала.

Я очень довольна тем, как плохо она выглядит, и почти сразу же чувствую отвращение к себе за то, что подумала о такой подлой вещи. Как могли пять лет так сильно изменить кого-то? Она выглядит опухшей и немного облысевшей. Она выглядит намного старше двадцати трех лет.

Еще более странно то, что она добра ко мне. Никакой «Серой мыши». Никакого запугивания.

— Минни? Минни Купер? Ты выглядишь потрясающе!

— Спасибо, Лорна. — Не могу поверить, что благодарю Лорну.

— Мы не видели тебя с момента выпуска. В городе ходили слухи, гадая, куда ты уехала. Держу пари, Снэк будет рад тебя видеть. Он сегодня особенно хорош.

— Я была за границей. И тоже буду рада всех видеть. — Что я говорю? Я здесь не для того, чтобы видеть кого-то, я здесь чтобы увидеть Снэка.

Свободно скрестив руки на груди, я ущипнула себя за мягкую часть подмышки, потому что, должно быть, мне это приснилось. Неужели Лорна действительно добра ко мне? И что она имеет в виду, под тем, что Снэк «особенно хорош»?

Этот вопрос не успевает всплыть у меня в голове, как я слышу его. Сквозь весь шум толпы и музыку ди-джея я слышу его голос громче всего остального. Глубокий и ровный, в его голосе слышалась характерная хрипотца, даже когда он говорил тихо, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

Должно быть, он заметил меня в толпе в вестибюле, ведущем в главный зал.

— МОЯ ДЕВОЧКА! — кричит он, но придерживает язык, прежде чем закончить. — Все, Минни Купер здесь! Она решила почтить своим присутствием Даунерс-Гроув!

Его последнее заявление звучит саркастично, но мне все равно. Это правда. Я нечасто бывала в городе.

Как в одном из самых киношных моментов в моей жизни толпа действительно расступается, и он идет через толпу выпускников средней школы Норт-Даунерс-Гроув прямо ко мне. На нас смотрят сотни пар глаз.

Снэк подхватывает меня на руки и кружит.

— Ты здесь! Ты действительно здесь! Почему ты мне не сказала? Кто-нибудь знал?

— Я отправила подтверждение на приглашение, но видимо, оно не успело дойти. Приглашение пришло ко мне всего за день или два до отъезда из Англии. Интересно, почему оно не пришло по электронной почте?

Снэк кричит на весь бальный зал:

— Кто знал? Кто здесь знал?

Голос из толпы говорит:

— Я, но только сегодня днем. Не хотел тебе говорить на случай, если она не придет. — Снэк все еще держит меня в крепких объятиях, и думаю, что президент нашего старшего класса — тот человек, который ему ответил.

Как только он ставит меня на ноги, я говорю ему:

— Эй, даже мой отец не знал. Я удивила его.

— Потрясающий сюрприз. Давай выпьем! — Снэк хватает меня за руку и тянет к барной стойке.

Снэк уже явно пил, судя по едва уловимой невнятности его слов.

— Минни? — Позади меня раздается очень знакомый голос.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть еще одно лицо, которое не видела целый год. Клип!

Он поднимает подбородок на Снэка.

— Эй, чувак!

Затем с гораздо большим удовольствием он кричит:

— Эй, Мышка! — Я заключена в еще одно объятие. — Папа позвонил. Сказал, что ты приехала в город и будешь здесь. Знаю, что это не встреча выпускников моего класса, но я смог пробиться мимо Д'Иннокенцио.

Конечно, он был способен на это. Он Клип Купер. Неотразим для любого, у кого две Х-хромосомы.

— Да, Клип, что с ней такое? Почему она такая милая?

— О боже, Минни. У нее волчанка. Это действительно изменило ее. Ей пришлось бросить курсы в школе красоты. Работает в библиотеке. Ты могла себе это представить?

Я качаю головой.

— Нет. Я бы не пожелала этого своему злейшему врагу, которым, я думаю, она и была.

Снэк тянет меня за руку.

— Минни! Клип! Давайте! Давайте веселиться! Можете посплетничать позже.

Я качаю головой и, повернувшись так, чтобы он не мог видеть, одними губами спрашиваю:

— Что с ним?

Клип шепчет мне на ухо.

— Он расстался со своей девушкой Меган.

— О, Меган? Как чирлидерша из старшей школы Меган? — У меня не было ни одной негативной мысли в мире о Меган. Она спасла мою задницу от Лорны. Конечно, она была великолепна и популярна, и ей легко было бы позавидовать только по этим причинам, но она всегда была со мной мила. Не удивлена, что они начали встречаться. Интересно, как долго они были вместе?

— Ага.

Снэк идет в бар. Он кричит на нас в ответ.

— Эй, вам что-нибудь взять? Клип? Минни?

— Я выпью пива. — Я привыкла пить пиво с тех пор, как прожила в Европе последний год.

— Я тоже. — Добавляет Клип.

Давайте посмотрим правде в глаза. Встречи спустя пять лет — отстой. Вы только закончили колледж. Половина здешних людей вместе учились в колледже Иллинойского университета, как и Клип, и, вероятно, видели друг друга вчера. Если бы они даже закончили колледж за четыре года! Большинство из них работают на своей первой работе. Я не должна судить. У меня еще даже нет работы. Я удивлена количеством супружеских пар. Да, пятилетние встречи выпускников — это отстой, но я отлично провожу время — танцую, смеюсь и тусуюсь с двумя моими любимыми парнями. Иногда кто-то еще из моего класса подходит, здоровается и комментирует, что они меня едва узнают. Как я отличаюсь от старших классов. Забавно, я знаю, что внутри я другая, нежели раньше, но не думаю, что выгляжу так уж по-другому.

— Я знаю, — говорит Снэк однокласснику. — Она была милой в школе, но, черт возьми, сейчас она огонь! Я имею в виду, посмотри на эту задницу. Это платье потрясающее!

Он дает пять чуваку, а затем обнимает меня за талию. Очевидно, что Снэк разбит вдребезги. Мне следовало бы обидеться на комментарий про задницу, но я действительно наслаждаюсь его прикосновениями.

Пока я танцую под Fall Out Boy со своим братом, он наклоняется, чтобы прошептать/прокричать сквозь музыку подробности недавнего расставания Снэка, но недостаточно громко, чтобы кто-то еще мог услышать.

— Снэк был с Меган довольно долгое время. А потом пуф — они расстались. Это странно, потому что Снэк, который был инициатором расставания, вел себя очень подавленно. Много пил. Часто встречался с разными девушками. Ну, на самом деле не встречался. Больше похоже на то, чтобы много трахаться. — Хм… может я вернулась в Штаты в нужное время.

— Эй, Клип! Свали. — Снэк небрежно врывается внутрь.

Я сразу же решаю бросить пить. Наверное, мне придется отвезти его домой.

Песня меняется на Мэрайи Кэри «Мы принадлежим друг другу», и Снэк притягивает меня прямо к себе. Он может быть пьян, но держит меня и танцует уверенно. Слова песни заставляют меня резко вдохнуть. Мэрайя поет все, что я чувствую по поводу того, что мы со Снэком принадлежим друг другу.

Снэк невнятно произносит, когда он спрашивает:

— Минни, я сплю? Потому что не могу поверить, что ты здесь. И выглядишь великолепно. — Он поглаживает мою поясницу, а затем притягивает меня еще ближе. Он шепчет мне на ухо: — А пахнешь еще лучше.

Любая сила воли, которая, как я думала, у меня была, когда дело доходило до Снэка, тут же растворялась. Я дома. Он одинок. Я одинока. Мы оба закончили колледж. Это то, чего мы ждали.

Мы отстраняемся ровно настолько, чтобы посмотреть друг другу в глаза. Наши губы в миллиметрах друг от друга, и, как будто наши мысли сливаются, мы оба говорим страстным тоном:

— Давай уберемся отсюда.

Снэк тянет меня к двери, и я поворачиваюсь, чтобы помахать Клипу на прощание. Он окружен всеми незамужними дамами выпуска 2000 года в Норт-Даунерс-Гроув, но поднимает глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как я машу ему рукой.

Мы только-только добрались до «Эль-Камино». Я отворачиваюсь, чтобы открыть дверь со стороны водителя, когда Снэк убирает мои руки с дверцы машины. Он кладет мои руки сверху на крышу машины, прижимается спереди к моей спине и нежно, но настойчиво целует мою обнаженную шею от уха до ключицы. Я ударяюсь о дверную ручку, и это не так уж неприятно, возможно, потому что я также чувствую, насколько он возбужден, когда его член упирается в мою задницу. Так же быстро, как он прижал меня, он поворачивает меня лицом к себе, и теперь его твердость ощущается еще лучше!

Я прижимаюсь губами к его губам, и мы целуемся, мы оба держим лица друг друга. Это ощущение, которое я хорошо знаю и по которому тоже очень скучала. Теперь все кажется возможным!

Когда мы наконец отодвигаемся друг от друга, оба задыхаясь от вожделения и предвкушения, Снэк проводит большим пальцем по моей нижней губе.

— Мне нравится, как выглядят твои губы, когда я их целую — припухшие и рубиново-красные. Всегда так было. Я почти забыл об этом. — Ему не нужно было говорить больше ни слова. Я принадлежу ему.

А потом все рушится.

— СНЭК? — раздается пронзительный страдальческий голос в нескольких машинах от нас.

Мы со Снэком поворачиваемся на него.

Миниатюрная женщина с длинными светлыми волосами стоит, дрожа и держась за живот.

Снэк полностью поворачивается к блондинке.

— Меган? Что? Что ты здесь делаешь?

Она отвечает тонким, прерывистым голосом:

— Нам нужно поговорить.

Снэк поворачивается ко мне и одними губами произносит:

— Прости. Затем, не глядя на нее, говорит: — Правда, Меган? Тебе нужно со мной поговорить? Прямо сейчас?

— Да! — Эта девушка выглядит очень расстроенной.

Он тихо шепчет:

— Это моя девушка. Ну, бывшая девушка.

— Знаю. Я помню Меган со школы. — Как бы мне ни хотелось, чтобы он отослал ее подальше, очевидно, что-то не так. Я делаю глубокий вдох.

— Иди, Снэк. Ты должен пойти и поговорить с ней.

Снэк уходит и направляется к Меган, которая начала плакать. Он берет ее за руки, и когда она снова держится за живот, его глаза становятся большими и испуганными. Я не слышу, о чем они говорят, но начинаю понимать, что наше время вместе, вероятно, закончилось. Из того немногого, что я знаю о Меган, она хороший человек, и их расставание произошло совсем недавно. Моя интуиция подсказывает мне уйти.

Снэк провожает Меган до ближайшей машины, а затем возвращается в «Эль Камино». Сейчас он вполне в здравом уме и, похоже, ни капельки не опьянен.

— Мин, боже. Мне очень, очень жаль, но нам с Меган нужно… Нам нужно поговорить. Может быть, мы сможем увидеться завтра?

Я вздыхаю.

— Да.

— Да? — Голос Снэка звучит с надеждой.

— Я имею в виду… — Я качаю головой. — Нет… Я не могу пройти через это снова.

— Минни, пожалуйста.

Расправив плечи и проглотив слезы, которые я отказываюсь показывать ему, я устанавливаю полный зрительный контакт и говорю:

— Прощай, Снэк.

Убегая в «Эль-Камино», я поворачиваю ключ в замке зажигания и выезжаю со стоянки так быстро, как только может моя нога на высоком каблуке нажать на газ. Руки Снэка слетают с машины, за которую он пытался ухватиться.

Я не уезжаю далеко. Прямо к торговому центру через шоссе. По иронии судьбы, я паркуюсь прямо перед Баскин-Роббинс. Наш Баскин-Роббинс. Я достаю телефон и пишу Клипу, а затем отцу.

В ту ночь я не остаюсь у отца. Оставив машину и захватив свою одежду, я возвращаюсь в Чикаго с Клипом. Я ни за что не останусь в Даунерс-Гроув, зная, что Снэк снова отвергнет меня.

***

Клип за рулем. Мы с ним молчали, пока почти не добрались до его квартиры.

Наконец он нарушает молчание.

— Что, черт возьми, произошло? В последний раз я видел, как ты уходила со Снэком и в довольно большой спешке.

В попытке отвлечься я приношу извинения за то, что оторвала его от компании девушек.

— Черт, Минни. Меня не волнуют цыпочки. Просто перестань уклоняться от ответа! — Клип практически кричит.

— Уклоняться. Хорошее слово. Твой словарный запас улучшается.

— Да пошла ты, Минни. Как тебе такой словарный запас? — Клип снимает одну руку с руля, чтобы толкнуть меня, заставляя машину вильнуть.

— Черт! — Теперь я разозлила его и чуть не стала причиной несчастного случая, а это значит, что мой единственный выход — начать говорить правду.

Тихие слезы скатываются по моим щекам, и я сглатываю.

— Я… не думаю, что нам суждено быть вместе. — Слезы наворачиваются еще быстрее, когда я открыто высказываю то, что сдерживала в течение долгого времени — надежду на то, что однажды мы со Снэком сойдемся, — теперь разбитую. Я вынуждена рассказать Клипу об эпизоде на парковке со Снэком и о том, как он пошел к Меган.

Когда мы останавливаемся возле его квартиры, Клип паркует машину.

— Должно быть какое-то объяснение. Снэк не жестокий парень. Он просто… Он просто всегда старается всем угодить. Быть героем. — Клип протягивает руку и хватает меня за руку.

Я киваю и признаюсь в правде.

— Время просто не наш союзник. — Я срываюсь и рыдаю.

Клип заключает меня в утешительные братские объятия.

— Черт возьми, Минни, я люблю тебя. И Снэка. Но не знаю. Похоже, вам двоим не суждено быть вместе. Сначала я чувствовал себя мудаком, потому что держал вас, ребята, порознь, но даже после того, как вы сошлись в старшей школе, силы просто не были на вашей стороне. Твой возраст. Смерть Шарлотты. Колледж. Твое гребаное упрямство. И его.

Я смеюсь сквозь слезы и бью его по бицепсу.

— Я подумал, увидев вас вместе на встрече выпускников, что, может быть, просто может быть, так и должно быть. Это было бы твое время. Но теперь, когда появилась Меган… Я не знаю, Мин. — Я тоже не знаю.

Глава 16: 2014 — Утро после СВИДАНИЯ

Я просыпаюсь в той же позе, в которой заснула, прижавшись к Снэку. Я только смотрю на него, чтобы не разбудить. Он прекрасен. Он всегда был таким. Даже когда я была ужасно зла на него или разочарована. Для меня он всегда был самым великолепным из всех, кого я когда-либо знала. Я изо всех сил пыталась вытеснить эту реальность из своего сознания, но теперь, когда мы были вместе, по-настоящему вместе, отрицать это больше невозможно. Я навсегда влюблена в Маркуса Кристофера Снэкенберга. Я отрываю взгляд от его пухлых губ, чтобы рассмотреть линию подбородка, а затем опускаю глаза на его крепкую грудь. Я могу пялиться на него весь день.

Было все еще темно, немного лунного и уличного света проникало через большое окно в столовой и падал на пол перед кроватью. Света как раз достаточно, чтобы увидеть силуэт всего чердака. Я удивляюсь, почему я не сплю, и вскоре понимаю, что у меня пересохло во рту. Я несколько раз облизываю губы, но это не помогает. Мне нужно выпить воды.

Я отталкиваюсь от него так аккуратно, как только могу, чувствуя прохладу, находясь вдали от тепла его тела. Несмотря на то, что я голая, я не надеваю футболку, и не могу взять простыню, так как она запуталась вокруг ног Снэка. Я просто возьму немного воды и проскользну обратно в постель рядом со своим… Кто он для меня теперь?

Я пробираюсь на кухню и открываю дверцу холодильника так тихо, как только могу. Когда я поворачиваюсь назад и выхожу из-за острова, вижу, что Снэк проснулся. Он приподнялся на кровати и наблюдает за мной. И прикусил губу.

Стоя голышом посреди открытого пространства, я чувствую себя неуверенно. Я поднимаю бутылку с водой, которую достала из холодильника.

— Хочешь немного?

— Нет. — Голос Снэка хриплый ото сна и, надеюсь, от желания. — Я хочу посмотреть на тебя. Не двигайся.

Я останавливаюсь. Взгляд Снэка заставляет мою кожу мгновенно покраснеть. Я поворачиваю голову, как будто то, что я не смотрю на него, заставит энергию, гудящую между нами, уменьшиться. Нет. Мои соски твердеют, и клянусь, что чувствую, как пламя горит от внутренней стороны моих бедер до самой сердцевины.

— Ты хоть представляешь, как потрясающе сейчас выглядишь? — Снэк рычит.

Я продолжаю смотреть в сторону. Я и раньше была обнаженной с мужчинами, но это никогда не сочеталось с эмоциями, которые я сейчас изо всех сил пытаюсь контролировать. Я могу только покачать головой, потому что комок в горле не позволяет мне говорить.

— Я представлял себе, что только что произошло, почти двадцать лет.

Я смеюсь и спрашиваю, прежде чем успеваю остановиться:

— Правда, ты думал об этом, когда был двенадцатилетним? — О чем я говорю? Каждый двенадцатилетний мальчик думает о сексе.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, он говорит:

— Я не имею в виду просто секс, а про то, что я представлял это с тобой. Больше похоже на то, когда мне было тринадцать лет, конечно после того, как я впервые поцеловал тебя. А потом все лето на Женевском озере. — Все еще приподнявшись на кровати, он тянется ко мне ладонью вверх. — Минни, я хочу, чтобы ты вернулась в мою постель.

Я медленно подхожу к нему и беру его за руку. В моем рту засуха усилилась еще больше, чем раньше, но не думаю, что вода — это то, что решит проблему. Есть кое-что другое, что я имею в виду, чтобы утолить свою нынешнюю жажду.

Снэк тянет меня к себе, но в последнюю минуту встает и поднимается мне навстречу. Его руки в моих волосах, его губы на моих веках, висках, щеках и, наконец, на моих губах. Он целует меня долгими, медленными движениями языка, от которых у меня перехватывает дыхание. Когда мы отрываемся, чтобы глотнуть воздуха, он убирает руки с моих волос, чтобы обхватить мою челюсть, большие пальцы касаются моего подбородка.

— Итак, мне нужно знать… Пока мы были… вместе. Может быть, ты думала… о ком-то другом?

— Что? — Я пищу. — Нет!

Снэк криво ухмыляется мне.

— Может быть, высокий темноволосый незнакомец? А? Позволь дать подсказку. — Одна из рук Снэка ложится мне на спину, а другая скользит от моей челюсти к груди и широко расставляет пальцы над моей грудью. Мое тело полностью зажато между его руками и находится под его контролем. Он откидывает меня на кровать и начинает напевать тему из «Дарта Вейдера».

Я поднимаю голову и хихикаю.

— О Боже, ты знаешь? Когда ты узнал?

— О, конечно, я знал. Я понял это сразу после того, как вручил тебе ту зубную щетку. Я слышал, как она жужжала, и Джон Уильямс регулярно играл в твоей спальне после того дня.

— Ты серьезно?

— Да. Было жарко.

Я наклоняю голову и улыбаюсь ему в ответ, хотя уверена, что сильно краснею.

— Спасибо.

— Ладно. Будь тихой. Расслабься. Позволь показать, насколько я лучше вибрирующей зубной щетки.

Снэк толкает меня назад еще сильнее. Моя голова свисает с кровати, и я вижу наше совместное отражение в зеркале на другом конце комнаты. Он оставляет след из медленных глубоких поцелуев от моей ключицы и вниз между грудей. Он разминает обе, а затем щиплет и без того чувствительные соски.

Его рот поглощает мое тело, пробуя и посасывая мою кожу, пока не достигает вершины моих бедер, пульсирующих от желания. Борода Снэка щекочет и царапает внутреннюю поверхность моих бедер и вдоль моего холмика, пока он не опускает голову дальше и не лижет мой клитор, прежде чем мощно пососать и начать вырисовывать алфавит своим языком. Я крепко зажмуриваю глаза, чтобы справиться с непреодолимым напряжением внутри. Я пытаюсь принять все это во внимание. Он физически удерживает меня, хватая за бедра, чтобы остановить мои движения. О! Он. Нет. Остановился. Завибрировал. Нет, пока я не кончаю яростно и не запускаю руки в его волосы, чтобы удержать его рядом.

Когда я позволяю ему уйти, он смотрит на меня снизу вверх. Его волосы и борода выглядят как у эвока, пробудившегося от глубокого сна.

Я качаю головой.

— Вау, это было… лучше, чем зубная щетка.

— Тебе лучше поверить в это, юный падаван.

Я не могу сдержать улыбку, которая расползается по моему лицу.

— И ты привёл в порядок свой жаргон по Звездным Войнам. Очень сексуально.

— За последние несколько лет я взял за правило смотреть все фильмы.

— Почему?

— Я знал, как это важно для тебя. Наблюдая за ними, я чувствовал себя ближе к тебе, даже когда мы не были вместе.

Снэк ползет вверх по моему телу и молниеносным движением усаживает меня себе на ноги, оседлав его. Мы оба поворачиваем головы направо и смотрим друг на друга из наших отражений в зеркале.

— Посмотри, как хорошо мы подходим друг другу, — комментирует Снэк.

Я напеваю.

— Угу. — Я опускаю голову к изгибу его шеи, чтобы вдохнуть его восхитительный аромат. В нем есть что-то пряное, похожее на запах корицы в кафе.

Раскачивать мой уже мокрый центр против его настойчивой твердости недостаточно. Я хочу его. Сейчас.

— Боже, Мин. — Он рычит мне в волосы, его руки лежат на моей спине, прижимая нас друг к другу. Его рот, кажется, везде. — Я думаю, что мне всегда нужно зеркало, когда я занимаюсь с тобой любовью. Клянусь, я получаю удовольствие, просто наблюдая, как ты двигаешься на мне!

— Держу пари, было бы еще лучше, если бы ты был во мне.

Это простое приглашение вызывает огненную бурю. Сильная рука Снэка обхватывает меня за талию и быстро поднимает, а затем так же быстро он оказывается во мне. Я вскрикиваю от внезапной полноты, но продолжаю наклонять и отпускать свой таз, изо всех сил стараясь вобрать в себя как можно больше его большого члена.

— Минни, положи руки за голову.

Команда Снэка настолько прямолинейна, что я отвечаю без промедления. Затем он ложится на спину, но продолжает водить рукой по моему телу от груди, по животу, а затем вниз, туда, где мы соединены. Там он останавливается и обоими большими пальцами проводит медленные круги по моему клитору, один большой палец следует за другим в бесконечном круговороте. Мой центр сжимает его твердость, а затем сотрясается в конвульсиях, что заставляет его толкаться вверх и внутрь с еще большей страстью. Достигнув своего пика, Снэк кончает за мной. Я запрокидываю голову и выкрикиваю его имя, когда он еще крепче сжимает мои бедра и глубоко погружается в меня.

Тяжело дыша, он говорит:

— Я никогда ни с кем не подходил так идеально. И почти уверен, что ты тоже.

— Ты прав. Я тоже.

Снэк выходит из меня, приподнимая меня, а затем садится. Мы в середине кровати, я на нем. Лицом к лицу. Полностью обнаженная и открытая.

— Минни, могу я тебе кое-что сказать?

Я смеюсь. Мы только что занимались захватывающей любовью, и он спрашивает, может ли он мне что-нибудь сказать?

— Конечно! Ты можешь рассказать мне все, что угодно.

Снэк выглядит задумчиво.

— Я был так связан с тобой в течение двадцати шести лет. Я знаю, что активно отталкивал тебя, когда ты уехала в колледж, и даже после этого, но я никогда не мог отпустить тебя.

У меня отвисает челюсть.

— Что значит «оттолкнул меня»? Ты сказал, что скучал по Шарлотте. Ты сказал…

Он опускает голову так, что его лоб оказывается на моем плече, его губы касаются моей ключицы.

— Я солгал, — признается Снэк. — Знаешь, почему мы никогда не занимались любовью в старших классах? Знаешь, почему я затеял с тобой ссору прямо перед твоим отъездом в Миддлбери?

Замешательство — единственное слово, обозначающее этот момент. Он сказал мне, что скучает по Шарлотте, чтобы оттолкнуть меня. Он сказал, что специально затеял со мной эту ссору. Я качаю головой.

— Нет, я не знаю почему. Нет, не могу поверить, что это то, что держало нас порознь.

— Сначала это был Клип. Все то, что он сказал мне до того, как мы начали встречаться. Все его предупреждения остались со мной, но на самом деле это был просто… откровенный страх. Страх потерять тебя. В конце концов, мой страх по-настоящему потерять тебя привел в ту минуту, когда тебя приняли в колледж.

— О, Боже мой. — Я подношу обе руки к голове и качаю ею взад-вперед. Что я слышу? — Кажется, я начинаю понимать. Для тебя, если мы никогда не расстанемся, ты никогда не сможешь потерять меня. Если бы ты никогда не брал на себя обязательств передо мной или даже рисковал не выполнить их, ты не смог бы потерять меня.

— Вот именно.

Это было извращенное, нелогичное мышление, но все это было слишком по-человечески. Полагаю, в каком-то смысле я сделала то же самое. Я никогда не связывала себя обязательствами ни с кем и ни с чем надолго. Все это потраченное впустую время вдали друг от друга, но опять же, он все еще заботится обо мне. Он никогда не переставал заботиться обо мне. Точно так же, как я никогда не могла избавиться от него. Меня больше не смущает то, что я чувствую. Я выпрямляюсь и тычу пальцем в его великолепную грудь.

— Во-первых, никогда больше не слушай моего глупого брата.

Снэк кивает и поднимает руку, как будто принимает присягу.

— Не буду.

— Во-вторых, думаю, что понимаю. Я тоже боялась потерять тебя. Однажды я уже потеряла тебя из-за Шарлотты. А потом вернула обратно. Но когда мы расстались…

— Мы никогда не расставались. Я никогда не произносил этих слов. Как ты думаешь, почему я писал ННР на каждой рождественской открытке, которую посылал тебе?

Мне всегда было интересно, что это такое. Почему на каждой рождественской открытке, на чем угодно, что я когда-либо получала от него, были буквы ННР. ННР имел в виду Никогда. Не. Расстанемся.

— Как я и сказала… когда мы расстались… У меня было разбито сердце, потому что я потеряла своего парня и лучшего друга. Но я выжила. Действительно, чего я ожидала? Что мы поженимся в восемнадцать? Что мы будем ждать друг друга четыре года во время учебы в колледже? Что мы оба откажемся от образования нашей мечты только для того, чтобы пойти в один колледж и быть вместе? Нет, моя рациональная сторона понимала. Я пережила потерю своего парня, хотя часто тосковала по тебе. Эта мечта действительно развалилась, когда я подумала, что у меня есть еще один шанс, но вместо этого я оказалась свидетелем того, как ты женился на Меган.

— Ты была там? На свадьбе? — Я киваю.

— Я не знал. Мне жаль.

Я меняю тему. Углубляться в эмоции, которые я испытывала во время его свадьбы с Меган, — это не то что, я хочу вспоминать прямо сейчас.

— Я скучала по тебе, Снэк. Я скучала по своему лучшему другу.

Он запускает руки в мои волосы и прижимается лбом к моему. Его глаза закрываются, как будто он молится.

— Он прямо здесь. Твой лучший друг. Твой парень. Называй меня как хочешь, Минни. Я буду тем, кем ты захочешь.

— Я просто хочу, чтобы ты был со мной, — говорю я, прежде чем снова завладеть им своими губами, руками, телом.

Глава 17: 2005 — Жених

Снэк позвонил на следующий день после встречи выпускников. Через миллисекунду после нажатия кнопки разговора я переключаю его на голосовую почту. Я очень рада, что не стала с ним говорить, потому что его сообщение сломало меня. Я была спасена от того, что он не услышал боль, которая наверняка была бы в моем голосе после его слов: «Мы с Меган снова вместе. Она, эм… Нет другого способа сказать это, Минни. Меган беременна. Я не знал, когда мы расстались. Она нашла меня прошлой ночью, потому что боялась потерять ребенка…». Я стерла его, не прослушав остальную часть сообщения.

Свадьба Снэка и Меган состоялась через месяц после нашей встречи. Сказать, что это было слишком быстро, было бы преуменьшением. Многие из приглашенных постарше, вероятно, пребывали в блаженном неведении о причине поспешного бракосочетания. Меган была на девятой неделе беременности.

Я получила свое приглашение и, после борьбы с моим первоначальным желанием порвать его или сжечь нераспечатанным, повесила его на холодильник в крошечной однокомнатной квартире на Бельмонте, в которой жила в то время. Я смотрела на него каждый день. Снэк был полностью потерян для меня. Вся надежда на наше будущее была потеряна навсегда. Мне нужно было решить, хочу ли я стать свидетелем этого или пойти в один или два моих любимых дайв-бара в Норт-Холстеде, чтобы выпить в этот день вместо того, чтобы тащить свою несчастную задницу в Болингбрук на «Благословенное событие». Я никогда не ОТВЕЧАЮ НА ПРИГЛАШЕНИЕ.

В последнюю минуту я решаю пойти. От меня не ускользает ирония того, что свадьба проходит в церкви Святого Бенедикта, поэтому я чувствую себя полной предательницей своего сердца.

Я жду на другой стороне улицы, наблюдаю, как входят последние гости, и прокрадываюсь внутрь через дверь сбоку от церкви. Я слышу, как играет органная музыка, пока пробираюсь через несколько пустых классов воскресной школы и поднимаюсь по лестнице, ведущей в заднюю часть церкви.

К счастью, здесь есть дверь у бокового прохода, через которую я могу проскользнуть внутрь. Все взгляды устремлены на невесту, когда она идет по центральному проходу. Никто не замечает цыпочку, одетую во все черное, в задней части церкви, прячущуюся за колонной. Никто, кроме Адама Питерсона. Мое злополучное свидание на выпускном.

— Привет, Купер, — шепчет Адам, приближаясь. — Черный на свадьбу, да? Классно.

— Да, мне действительно следует перестать черпать вдохновение для своего стиля у Дарта Вейдера.

— Я думаю, ты выглядишь великолепно.

Я заставляю его замолчать, а затем быстро наклоняю голову в сторону передней части церкви, показывая ему, чтобы он заткнулся и слушал. Я не хочу его слушать, что бы он еще ни хотел мне сказать.

Из своего укрытия я могу разглядеть затылки моего отца и Колетт. Рыжая копна волос Сида была пылающим пятном. И мой слишком красивый для старшего брата Клип, стоял рядом со Снэком. Лучший друг. Я тихо хихикаю, думая про себя: «Шафер, который прижмет к ногтю каждую подружку невесты в поле зрения».

Клянусь, я дышу не чаще трех раз в течение следующих двадцати минут, наблюдая, как единственный мужчина, которого я когда-либо любила, женится на другой. На самом деле, это супружеский эквивалент того, чтобы подшучивать над несчастным случаем со смертельным исходом на шоссе. Это вызывает у меня тошноту и головокружение. Я уже сожалею о своем решении прийти на эту церемонию.

Снэк целует свою невесту.

Пастор объявляет:

— Дамы и господа, позвольте мне представить мистера и миссис Маркус Снэкенберг. — Прихожане разражаются аплодисментами.

С этими словами я поворачиваюсь к Адаму.

— Давай убираться отсюда к чертовой матери. — Я думаю, мне лучше произнести слово на букву «ч» по буквам, так как я в церкви и все такое.

В тот день я не осталась, чтобы поговорить ни с отцом, ни с Сидом, ни с Клипом, ни с кем-либо, кроме Адама. Я почти уверена, что больше никто меня там не видел. Что касается свадьбы Снэка — меня там никогда не было.

Мы с Адамом запрыгиваем в его Тойоту Короллу и мчимся день и ночь напролет обратно в Даунерс-Гроув. Мы покупаем пятый Jack Daniel's просто потому, что я хочу напиться, а Адаму надоело ходить на свадьбы, так что это такая же веская причина, как и любая другая, присоединиться к моей вечеринке жалости.

Пока Снэк, его новая невеста и остальная часть моей семьи веселились в местном загородном клубе, я сидела на корточках в три часа прекрасного осеннего субботнего дня в дерьмовой маленькой квартирке Адама над сигарным магазином в центре Вашингтона. Адам поступил в Иллинойский университет и окончил его, но по-настоящему так и не покинул Даунерс-Гроув. На самом деле, сейчас он писатель, репортер и фотограф в местной газете Suburban Life, которая документирует все, что происходит в западных пригородах Чикаго. Когда он сказал мне об этом, он также сообщил, что нам придется придумать какую-нибудь чушь о свадьбе Снэкенберга, потому что он должен был подробно описать всю свадьбу и вечеринку для газеты. С его стороны было мило добавить, что он предпочел бы выпить со мной. Я согласилась помочь ему сфабриковать детали.

Со всей честностью я могу сообщить, что понятия не имела, сколько стаканов Джека я выпила в тот день. У меня было твердое намерение выпить несколько коктейлей с кока-колой, а затем сесть на поезд обратно в город. Все это вылетело в окно, когда Адам не упомянул, что у него дома нет кока-колы, и я решила, что это только замедлит столь необходимый процесс обезболивания.

Я сбрасываю туфли и поджимаю ноги под себя в углу футона Адама. Бутылка Джека в одной руке, стакан из-под виноградного желе Welch's в другой. Адам выбирает пластиковый мерный стаканчик в качестве бокала. Меня не удивляет, что вся посуда Адама состоит из банок, пластиковых стаканов из баров или какого-либо кухонного оборудования. Если бы он предложил мне поужинать, я почти уверена, что ела бы рамен из переоборудованного контейнера Cool Whip. На мгновение я задаюсь вопросом, почему я здесь, а не на торжественном свадебном приеме. Но только на мгновение. Я знаю, что никогда не смогла бы поддерживать вежливую беседу, не говоря уже о том, чтобы оставаться трезвой и удерживаться от рвоты, если бы мне пришлось смотреть первый танец Снэка с его невестой.

Чтобы избежать обсуждения свадьбы, мы с Адамом пьем с полудня до заката или до тех пор, пока не исчезает пятая бутылка. Или, если быть более точной, пока мы можем говорить.

— Ну, — бормочу я невнятно, пытаясь вытащить ноги из-под себя, — Черт возьми, я должна идти!

В ту минуту, когда мои ноги касаются пола, мои колени, а затем и лицо быстро присоединяются к ним, когда я падаю на деревянный пол.

— Черт! Мои ноги затекли! — Я заставляю себя взять под контроль свои конечности, больше напоминающие лапшу аль денте и поднимаюсь на четвереньки. Я очень некрасиво отталкиваюсь назад, пока не плюхаюсь на задницу, благодарная за то, что матрас поддерживает меня. Я начинаю хохотать, как сумасшедшая.

Адама забавляет то, как я падаю с футона, и он посмеивается. Он ползет, как пьяный, через всю квартиру, чтобы опуститься рядом со мной на пол.

— Минни, ты самая смешная и забавная цыпочка, которую я когда-либо знал.

— Забавная — это не то слово.

— К черту. Я писатель, ты писатель. У нас есть творческая лицензия. Забавная — это то слово. — Я кладу голову на плечо Адама и закрываю глаза. Он протягивает руку и гладит меня по щеке. Затем проводит большим пальцем по моей челюсти и поворачивает меня лицом к себе. Я чувствую, как его губы касаются моих, и немедленно открываю свои губы, позволяя Адаму поглотить меня. Это мило. Приятно, когда тебя целуют. Приятно быть оцепеневшей.

В разгар нашего поцелуя Адам хихикает.

— Не думаю, что на этот раз Снэк вломится и остановит нас, — говорит он, вспоминая наш сорванный сеанс поцелуев на выпускном вечере в журналистской комнате. Тот, который закончился тем, что я стала девушкой Снэка и, в конечном счете, несчастным случаем с Адамом и Шарлоттой.

Я согласна.

— Нет, я так не думаю. И думаю, что это нормально.

Я бросаюсь к Адаму, и он медленно кладет меня на пол.

Я чувствую себя так расслабленно, как будто пол поглощает меня. Все кружится, когда я закрываю глаза. Я больше не чувствую своих губ. Или Адама.

Где-то я слышу, как кто-то зовет меня по имени.

— Мин. Минни!

Я не могу открыть глаза. Они отекли. Я прикасаюсь языком к небу. Черт! Такое ощущение, что мне в рот нагадили кошки. На вкус примерно так же.

— Привет, Минни! Просыпайся.

— Что случилось?

— Не знаю. В одну минуту, клянусь, мы собирались переспать, а в следующую я уже сплю, наполовину на футоне, а ты лежишь на боку на полу в луже слюней.

Я могу только быть благодарна за то, что лужа слюны — это не рвота, потому что я бы не удивилась, если бы это оказалось так.

— Ну, это чертовски угнетает. Какая пустая трата хорошей выпивки.

— Ты действительно можешь сказать, что это была хорошая выпивка, если все, что мы сделали, это немного поцеловались, а потом потеряли сознание?

— Я думаю, что нет. Адам, не думаю, что это когда-нибудь случится. — Я вяло машу указательным пальцем взад и вперед между нами.

Адам кивает, признавая поражение.

— Я думаю, ты права, Мин. Лучше просто остаться друзьями… и собутыльниками.

Подражая движениям Адама прошлой ночью, мне удается доползти до ванной, каким-то образом взобраться на унитаз и пописать. Моя голова пульсирует, но я не позволю себе ныть по этому поводу, потому что, на самом деле, я заслуживаю эту боль. Я, во всех своих действиях отдавала себе отчет в том, что пригласила его, чтобы приглушить боль в моем сердце. На самом деле я должна быть благодарна ему. Это отвлечение помогло, хоть и на короткий срок.

В разгар увещевания накатывает проливная волна тошноты, и я отрываю свою голую задницу от унитаза и падаю на пол как раз вовремя, чтобы меня вырвало, выплескивая блевотину в унитаз. Брызги попадают мне в лицо и попадают в волосы.

У меня нет выбора, кроме как запрыгнуть в душ. Вода приятно ощущается на моем лице и в моих спутанных, скомканных, пропитанных рвотой волосах. Моя головная боль почти прошла. С порцией кофеина и картофелем фри из Макдональдса я была бы почти как новая к пяти часам вечера.

Адам готовит кофе, ожидая меня, когда я, наконец, выхожу из его ванной. У меня не было выбора, кроме как облачиться в костюм Лорда Ситхов, в котором я щеголяла на свадьбе.

Он протягивает мне кружку.

— Лучше?

— Меня вырвало.

Адам приподнимает бровь и ухмыляется.

— Я слышал.

— Прости. Я все убрала.

— Спасибо, наверное, это первый и последний раз, когда этот туалет когда-либо чистили.

Мой желудок сводит от этой мысли.

— Не говори мне этого, скорее всего, меня снова вырвет. — Я выпиваю чашку кофе, а затем еще одну, прежде чем объявить, что мне пора уходить.

Адам кладет руку мне на плечо.

— Минни, я серьезно. Мне бы не помешала помощь в истории со свадьбой. — Как бы мне ни было неприятно думать об этом еще хоть секунду, я обещала. Я знаю, что могу получить некоторые детали от Клипа и Сида, которые мы можем использовать для написания статьи.

— Позволь поговорить с моими братьями, и я напишу тебе вечером. Мне действительно пора домой. — Моя головная боль всерьез подумывает о возвращении. Я просто хочу быть несчастной и убитой в одиночестве в своей собственной постели.

— Давай я провожу тебя до поезда, — говорит Адам. Я уступаю.

***

Апартаменты Адама находятся за углом, в паре километров от железнодорожного вокзала и закусочных. Как только мы входим во внутренний двор, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на кафе. Мое любимое место в мире внезапно перестало быть таким уж любимым. Через окно Закусочной я вижу людей: моих людей. Моя семья и семья Снэка. И его новая семья — Меган. Должно быть, завтракают после свадьбы. Они стали очень популярными. Я должна знать, потому что я была на нескольких с тех пор, как началась «свадебная фаза» моей жизни — фаза, когда каждые два выходных месяца проходит чертова свадьба. Отвернувшись от празднества, я хватаю Адама за руку и тяну его, чтобы мы могли пойти на вокзал и скрыться из виду, но я опоздала.

Голос, который я знала большую часть своей жизни, доносится с другой стороныулицы.

— Минни! — Попалась! Моим младшим братом Сидом во время моей псевдо-позорной прогулки. Черт!

Я поворачиваюсь и машу рукой. Я уверена, что на моем лице написано ненужное чувство вины. Сид присвистывает.

— Чувиха, выглядишь дерьмово!

— Долгая ночь, — кратко объясняю я.

— Ты была в городе и никому не сказала? — Сид задает мне вопросы с оттенком гнева, который становится очевидным в его голосе. Я киваю. Он показывает большой палец на Адама. — С этим парнем?

— Этот парень — Адам. Он мой новый… партнер по сценарию, — говорю я, защищаясь.

Сид оттаскивает меня от Адама и шепчет мне на ухо:

— Ладно, ладно. Я видел тебя в окно. Хотел, чтобы ты проведала нас.

Я провожу рукой вверх и вниз по одной из рук Сида, заставляю себя улыбнуться, плотно сжав губы, и качаю головой.

— Сид, скажи ему, что я в порядке. Я всегда в порядке. Скажи ему, не забывать про рождественские открытки. Даже несмотря на то, что он теперь женат, он все еще может это делать.

Сид совершенно сбит с толку, когда я крепко обнимаю его.

— Что?

Я продолжаю держать его.

— Просто скажи ему это. Он поймет.

***

София Мари Снэкенберг родилась 22 мая 2006 года. В объявлении о рождении говорилось, что они собираются назвать ее Фифи. В нижнем углу были буквы ННР.

Глава 18: 2014 — Позорная ночевка

Колетт, вместе с выпечкой, которую мы со Снэком съели в качестве ночного десерта, любезно оставила на чердаке еще и кое-какую сменную одежду. Должно быть, он сказал ей, что привел меня сюда прошлой ночью, и она взяла на себя ответственность позаботиться о том, чтобы я не появилась на второе утро в той одежде, в которой выходила прошлой ночью.

На этот раз мы Снэком выходим из лофта вместе. Рука об руку.

Папа и Колетт стоят за прилавком, обнявшись. Колетт заглядывает папе через плечо и машет рукой.

Мой отец поворачивает голову и поднимает подбородок.

— Эй, смотрите, кто здесь, дети. Как раз к позднему завтраку.

Нас встречают Эйден и Вуки. Они радостно подпрыгивают вверх-вниз, радуясь нашему появлению.

— Папа! Минни!

Вуки лает несколько раз и бегает восьмеркой вокруг наших ног. Я беру его на руки, и мой пушистый мальчик покрывает мое лицо влажными поцелуями.

Папа предупреждает.

— Тебе лучше быть поосторожнее. Эта собака — серьезная конкуренция за ее привязанность.

— Папа!

Снек обнимает меня одной рукой.

— Пока он единственный соперник, думаю, что справлюсь с этим. — Он целует Вуки в голову, а затем меня.

Мой разум заполняет мысли о Генри.

Я получаю благодарную передышку от своих мыслей, когда Фифи тянет меня за руку.

— У вас с папой была ночевка?

Насколько я помню, ночевки — это довольно большое дело, когда тебе семь лет. Я обращаюсь за советом, как реагировать.

Снэк откидывает голову назад с искренним хохотом.

— Просто смирись с этим!

Я наклоняюсь, чтобы быть на ее уровне.

— Да, да, ночевка. Вот почему мы попросили тебя присмотреть за Вуки. — Фифи подбегает и обнимает Снэка.

— Ты счастлив, папочка? Твое лицо больше не такое грустное.

— Да, Фифи.

— Когда у тебя будет еще одна ночевка?

Каждый раз, когда я слышу слово «ночевка», я могу только представить свое отражение в зеркале, как мы со Снэком сплетаемся вместе. Немного тревожно визуализировать во время разговора с ребенком.

Я смотрю на него, мои брови приподнимаются в надежде.

— Надеюсь, скоро.

Фифи обнимает меня за талию.

— Минни, ты можешь остаться с папой на ночь в любое время. Я присмотрю за Вуки, когда ты захочешь.

Снэк шепчет мне на ухо:

— Я думаю, мы должны назначить следующую встречу прямо сейчас.

Фифи понятия не имеет, на что ей только что дали разрешение. Этот парень на самом деле самоуверенный.

От слов Снэка я практически таю. Я бы хотела вернуться на чердак и снова «остаться с ночевкой».

Фифи смотрит на меня своими большими глазами.

— Скоро, — говорю ей. Она хлопает в ладоши и идет играть с Вуки.

Я приподнимаюсь на цыпочки и целую его.

— Очень скоро.

Он рычит себе под нос, и мы обмениваемся понимающей ухмылкой.

— А теперь принеси мне кофе.

— Да, мэм, — говорит он.

Вся эта неистовая семейная энергия первым делом с утра перед моей первой чашкой кофе ошеломляет, но мне нравится. Мой разум начинает блуждать, фантазируя о том, каково было бы просыпаться с этим ощущением каждый день вместо первозданной тишины моей квартиры.

Наш поздний завтрак с моим папой, мамой Снэка, детьми и Вуки — как будто из телевизионного шоу. Идеальная смешанная семья, счастливая и довольная друг другом, — это то, чего я бы хотела. Чтобы это никогда не заканчивалось.

***

Мне нужно собрать вещи в доме отца, а Снэк собирается провести день с детьми. Он убеждает меня остаться в Даунерс-Гроув еще немного. Он хочет снова пригласить меня на свидание сегодня вечером. После проверки моего расписания я соглашаюсь, но сообщаю ему, что мне нужно вернуться в понедельник утром.

Я не могу сказать ему, но есть еще одна причина, по которой мне нужно вернуться в город. Мне нужно поговорить с Генри. Мне нужно понять, было ли воссоединение со Снэком лучшим, что когда-либо случалось со мной, или я совершила ужасную ошибку. Думаю, что надо решить это как можно скорее. Я никогда не считала себя лгуньей, и мы с Генри никогда даже не обсуждали обязательства друг перед другом. Зная, как Снэк относится к измене, поскольку он не слишком стеснялся своих чувств по поводу измены своего отца, я хочу, чтобы все, что у нас с Генри, было улажено, прежде чем я поговорю со Снэком о каком-либо будущем, которое у нас может быть.

***

Я примеряю туфли и прикидываю, что надеть на сегодняшнее свидание, когда раздается звонок в дверь. Для Снэка еще слишком рано. Он должен был заехать за мной только через два часа.

Надев одну пару туфель-лодочек и держа другую в руках, я спускаюсь по лестнице и выглядываю в одно из окон рядом с дверью. Это Снэк. Я даже не успеваю открыть дверь до конца, когда он целенаправленно распахивает ее.

— Привет.

Я качаю головой, глядя на великолепного, чрезмерно напористого и пунктуального мужчину передо мной.

— Привет!

Он прижимает меня спиной к двери.

— Все, о чем я мог думать весь день, это ты — то, как ты выглядела этим утром в зеркале, голая.

От одних его слов мои бедра нагреваются, а сердце воспламеняется. Его руки в моих волосах, его глаза на лице и губах заставляют меня стонать.

— Я тоже. — Он мог бы легко прижать меня к этой двери без каких-либо жалоб с моей стороны. — Ты рано.

— Как я уже сказал, я не мог ждать.

— Я даже не одета.

— Даже лучше.

Я подталкиваю его к лестнице. Поднимаясь за ним, я нахожусь в очень выгодном положении, чтобы полюбоваться его упругой круглой попкой, идеально очерченной джинсами.

Когда мы возвращаемся в мою спальню, я спрашиваю:

— Ну, что думаешь? Черные или открытые? — Я держу черные туфли в руке и соблазнительно моделирую ногами в открытых лодочках. Снэк не отвечает. Он стоит в другом конце комнаты и смотрит на меня. Он переводит взгляд с моих ног на мое тело. Может быть, он меня не расслышал.

— Снэк? Какие?

Снэк крадется ко мне.

— Э-э… что? Я отвлекся после того, как ты сказала «открытые».

О… Боже. Он неисправим! Я бросаю в него одну из черных туфель. Он ловит ее, отбрасывает в сторону, а затем бросается ко мне.

Он практически рычит, когда говорит мне:

— Это хорошие туфли. Интересно, как бы они выглядели в качестве сережек?

В вихре движений Снэк подхватывает меня, сбивает с ног, швыряет на кровать и нависает надо мной.

Он берет одну из моих ног и поднимает ее вверх, пока моя ступня не оказывается у моих ушей. Он делает то же самое с моей другой ногой. Я смеюсь на протяжении всего этого навязанного занятия йогой, пока он не опускается и не втирает свой затвердевший, обтянутый джинсами член в мои теперь уже влажные трусики. Я покачиваюсь, прижимаясь к шероховатости его джинсов.

— Вот, теперь твои туфли — это серьги. И я могу снять их с тебя.

Снэк за несколько секунд превратился в игривого. Я могу ругаться, как моряк, но это было просто грязно, и мне хочется кончить на месте.

— Нам нужно что-то сделать с трусиками. — Снэк целует и сосет мою ключицу, покачиваясь рядом со мной. Он щелкает резинку на моих трусах, что только побуждает меня тереться еще больше. — Но я не хочу, чтобы ты двигала ногами.

Едва прервав наш обжигающий контакт, Снэк хватает горсть кружев и быстро срывает мои темно-синие трусики с моей попки, бросая их через голову. Я наблюдаю за всем этим с изумлением и восторгом.

Вскоре я остаюсь без своего большого свитера и не могу понять, как он его снял и умудрился выскользнуть из джинсов, боксеров и футболки, в то время как мои туфли все еще на мне и подняты над головой. Возможно, все дело было в отвлекающем покусывании моей груди и живота. Как бы он это ни сделал, мне все равно. Снэк управляет моим телом и растущими потребностями. Он делает все медленно, чтобы довести меня до изнеможения. Я просто хочу прикоснуться к нему. Я провожу рукой по его пульсирующей и достаточно твердой плоти и провожу большим пальцем по головке его члена. Он шикарный, и клянусь, что чувствую мельчайшие пульсации под своей ладонью. Просто держа его и прикасаясь к нему, я разрушаю любой контроль, который пытаюсь сохранить.

Снэк стонет.

— Да!

Очевидно, что он тоже едва контролирует себя.

Я направляю его в себя, не заботясь о том, что мы даже не подумали об использовании презерватива. Прямо сейчас мне все равно. Снэк заполняет меня полностью. Как он и обещал, он входит в меня по самую точку G и нажимая на мой клитор большим пальцем. Неумолимое сокращение и высвобождение моего оргазма посылает волны удовольствия из моей сердцевины, и я вся дрожу. Весь контроль официально утрачен.

Снэк выкрикивает мое имя и отпускает свою руку. Прекрасно видеть, как он расслабляется и восстанавливается, насытившись. Снэк опускает голову в пространство между моим плечом и шеей, утыкаясь в меня носом.

— Открытые, определенно открытые.

Я громко смеюсь. Поскольку он все еще во мне, это вызывает еще несколько легких сокращений и последнюю волну экстаза.

Я думаю, он слушал.

***

Прижавшись к нему, я переплетаю наши пальцы. Я могу заметить углубление от его кольца на безымянном пальце левой руки.

— Где твое обручальное кольцо?

На несколько мгновений воцаряется тишина. Я собираюсь повторить вопрос, когда он убирает руку.

Он кладет его на свой вздувшийся живот с чмокающим звуком, как будто он шлепает себя, наказывая.

— Ты не захочешь это слышать.

— Да, знаю, — говорю ему и сажусь рядом, забирая его руку обратно. Я провожу другой рукой по тому месту, куда он ударил, чтобы успокоить боль. — Но хочу.

Снэк приподнимается на кровати, пока не садится, прислонившись спиной к изголовью. Мы находимся лицом к лицу и обнажены. Я не верю, что было бы возможно быть еще более незащищенным.

Грубым и полным боли голосом Снэк рисует трагическую картину.

— Я снял его и отдал Меган в больнице прямо перед тем, как она умерла. — Он несколько раз сглатывает и переводит взгляд с моего лица на наши руки. — Я надел его ей на большой палец, а потом они начали выключать все машины, и она… — Голос Снэка напрягается и практически исчезает. Я нежно сжимаю его руку, и он смотрит на меня покрасневшими глазами. — Она сжала мою руку. Точно так же, как ты сейчас. Вероятно, это был просто рефлекс или что-то в этом роде. — Он делает долгую паузу, выдыхает. — А потом она ушла.

Проводя большим пальцем по его щеке, чтобы поймать одинокую слезинку, которая только что упала, я говорю:

— Это все разрушило.

— Да, мы много общались ближе к концу. Долгие разговоры. О том, как я должен продолжать жить? Быть счастлив. Найти свою любовь. Хочешь верь, хочешь нет, но она даже упомянула тебя. Я думаю, она знала, как я к тебе отношусь. Она даже сказала, чтобы я не расстраивался из-за этого. Это была последняя просьба. — Снэк говорит, вытирая глаза тыльной стороной ладони, прежде чем вытекает новая слеза.

— Она была замечательным человеком. — Я говорю с полной честностью. Даже из могилы, как и при жизни, Меган была добра ко мне. Она вернула мне Снэка.

— Минни, что я сказал тебе прошлой ночью? Это правда. Я боялся перейти с тобой на другой уровень, боясь потерять тебя навсегда. От того, что тебе больно. Но это было нечто большее. Твой брат постоянно говорил мне не причинять тебе вреда и это всегда сидело у меня в голове. Я никогда не хотел причинить тебе боль.

Я беру другую руку Снэка в свою.

— Теперь я это знаю.

— Я попытался воспроизвести связь, которая у нас была с… с Меган, но я не смог.

Я полностью понимаю, что значит пытаться заставить другие отношения работать так же, как старые, как я чувствовала, когда была со Снэком. Разве это не то, что я искала? Пыталась что-то построить с Генри? И с треском проваливалась. Этот разговор подходит слишком близко к сути.

— Итак, ты оставил меня в резервном списке. Ты хотел убедиться, что у тебя длинная скамейка!

Он улыбается и смеется, натянутым смехом, полным подавленных эмоций, но все же смехом. Он тянет мои руки к себе.

— Посмотри на себя! Используешь спортивную метафору.

— Я всю свою жизнь прожила среди мужчин. Я разбираюсь в спорте, — защищаясь, произношу я. Дело в том, что я не лгу. Я все еще живу с мужчинами. Ну как. Лицо Генри вспыхивает в моем сознании. Мне действительно нужно рассказать о нем. Или нет? Если я собираюсь расстаться с Генри завтра, почему я должна говорить ему об этом?

Разве это не причинит ему боль? Я прекращаю внутренние дебаты и смотрю на Снэка.

— Нет, ты не на скамейке запасных. Я… я почти уверен, что ты мой самый близкий человек.

— Близкий? — Честно говоря, я действительно не так уж много знаю о спорте.

— Боже, Минни. Ты знаешь о спорте столько же, сколько я о «Звездных войнах». Питчер, который закрывает игру. Приносит все это домой. Выигрывает. Это ближе.

Закинув ногу на ногу, я сажусь ему на колени.

— Мы говорим о футболе или бейсболе?

Снэк отпускает мои руки и кладет свои на мои бедра, рисуя круги большими пальцами вокруг моих тазовых костей.

— Мы вообще не говорим о спорте. Мы говорим о нас.

— Я в замешательстве. Не знаю, быть ли мне оскорбленной или польщенной.

Снэк хихикает. Он обхватывает меня за талию одной рукой, поднимая меня вверх по своему телу.

— Польщенной. Всегда польщенной. Ты всегда говорила: «Если мы расстанемся — это конец!» Вот почему я всегда говорил, что это не так. ННР, никогда не расстанемся. Потому что игра, наша игра, наша любовь, никогда не заканчивалась, и ты выиграешь ее для нас. Ты всегда рядом. Моя девочка.

Неужели он только что метафорически сказал, что любит меня?

Наклонившись ближе, я беру его лицо в ладони и смотрю глубоко в голубизну и безмолвно сообщаю, так ясно, как только могу, что он замечательный человек.

Вуки проходит вдоль кровати и устраивается прямо у руки Снэка. Он издает мягкое низкое рычание. Снэк взъерошивает мех на макушке Вуки.

— Не волнуйся, приятель. Я бы никогда не причинил вреда твоей маме.

Так говорит он. Сейчас я так помешана на Снэке, что подвергаюсь большей опасности пострадать, чем когда-либо прежде.

Глава 19: 2014 — Возвращение домой в Чикаго

Снэк высадил нас с Вуку возле вокзала. Я сказала ему, чтобы он не ждал со мной поезд. Это только усложнило бы отъезд. Он поцеловал меня так крепко, как будто заявляет свои права, а затем более нежно, чтобы показать, как сильно он заботится обо мне. Когда он отстранился, то прошептал:

— Я люблю тебя.

Он сказал, что любит меня! В этот момент, я почти уверена, взорвался фейерверк, как на Четвертое июля под аккомпанемент Лондонского симфонического оркестра под управлением Джона Уильямса. Я была вне себя от счастья. Снэк любит меня!

Я хихикнула и направила Хана Соло, как он делал это много лет назад.

— Я знаю.

Снек ухмыльнулся.

— Я это заслужил.

Положив голову на плечо Снэка, я вздыхаю.

— Даже сейчас, как бы я ни был счастлив, я так боюсь, что все повторится. Я боюсь потерять тебя. Как я могу заслуживать тебя после того, как бросал тебя уже дважды?

Поднимая голову и поворачиваясь на сиденье, чтобы полностью повернуться к нему лицом, я целую его еще раз.

— Ты знаешь, я не могу обещать, что этого не произойдет, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить это. Я буду скучать по тебе.

Он нежно целует меня и шепчет:

— Я не хочу, чтобы у меня было время скучать по тебе. Я скоро увижу тебя… очень скоро!

Поездка на поезде обратно в город была похожа на пробуждение ото сна. Чем ближе я подъезжала, тем больше осознавала предстоящую неприятную задачу.

***

Когда я наконец возвращаюсь домой после затянувшихся выходных со Снэком, меня не встречают у двери. Нет, Генри сидит на диване, пьет, я уверена, какое-то претенциозное крафтовое пиво ручной работы из пинтового стакана, стучит по своему ноутбуку и смотрит какой-то эпизод в сети Esquire. Он едва поднимает глаза, когда я вхожу.

— С возвращением. Почему задержалась в Даунерс-Гроув?

Я не ожидала, что он будет таким прямолинейным, но не чувствую, что он злится. Он все еще не смотрит на меня. На самом деле он ведет себя так, как будто это просто обычный поздний вечер, а я не уезжала почти на четыре дня.

— Эм, я тусовалась со старым другом.

— Старым другом?

— Да. Маркус Снэкенбург.

— Снэк?

— Да.

— Ну, я бы сказал, что он больше, чем старый друг, не так ли? — Он наконец перестал печатать и смотрит, как я снимаю пальто и убираю свои вещи.

— Эм… да, — бормочу я и отворачиваюсь, делая вид, что ищу что-то в своей сумочке. О Боже, он знает! Откуда он может знать? Насколько я виновна? Я живу на Среднем Западе, но прямо сейчас я далеко, лежу на пляже вины с песчинками, сделанными из вины. Вода, состоящая из чувства вины, плещется у моих ног. Когда кажется, что, ситуация не может стать еще хуже, гигантская морская волна вины неожиданно обрушивается на меня, заливая чувством вины. Я должна чувствовать вину. В этот момент все, что у меня есть, — это чувство вины. Вина, которую я активно игнорировала все выходные.

— Он твой лучший друг, верно? — Генри пожимает плечами.

О, слава Богу. Он не знает. Я должна сказать ему. Не могу придумать с чего начать разговор. Это все кажется таким неправильным. Или так оно и есть? Потому что, ну, на самом деле я не говорила, что мы настоящая пара. Последнее, что он сказал перед тем, как я села в поезд домой, было то, что он скоро увидит меня… очень скоро. Это не обещание будущего. Не то чтобы у меня есть или действительно были какие-то обещания от Генри.

Генри продолжает говорить, в то время как мой мозг — и сердце, если я говорю правду — вернулись к Снэку на чердак над кафе, заново переживая нашу ночевку.

— Я так и думал, учитывая все те истории, о которых ты мне рассказывала, когда были детьми.

Когда я прохожу мимо дивана, Генри протягивает руку и тянет меня вниз, чтобы поцеловать в губы. Вуки громко рычит на него из моей сумки в знак протеста. Поцелуй — это автоматическое, продиктованное поведение, лишенное смысла. Мне ясно, что я не испытываю к Генри тех чувств, которые испытываю к Снэку. Тем не менее, я нахожусь с ним в каких-то отношениях.

— Да. Он мой лучший друг.

Вуки озвучивает свое возражение против моего заявления низким, раздраженным лаем.

— О, извини, приятель. — Я вытаскиваю Вуки и утыкаюсь в него носом, извиняясь. Он лижет меня в знак согласия.

— И ты! Ты, маленький меховой мальчик с обезьяньим личиком, ты мой самый лучший, самый лучший друг.

Генри потерял интерес, как только я переключила свое внимание на Вуки, и вернулся к ноутбуку.

— Что ж, я рад, что ты вернулась. Я даже скучал по крошечному террористу.

Вуки снова пронзительно рычит на Генри, когда тот смотрит ему в глаза.

Генри не обращает на это внимания. Он никогда не обращает внимание. А потом резко меняет тему.

— Хочешь трахнуться позже? У нас давно не было секса.

Хочешь трахнуться? Неужели мы действительно так разговариваем друг с другом? Это действительно то, с чем я была согласна? Раньше это заводило. Теперь это просто кажется… странно.

— Может быть, — уклончиво отвечаю я. — Я немного устала.

— Ладно, как скажешь.

Я в полном порядке, действительно испытываю облегчение от его ответа. Думаю, что у меня есть ответ на мою дилемму, потому что «Ладно, как скажешь» — это не ответ того, кто скучал по тебе. Для кого-то влюбленного реагировать на отказ фразой «ладно, как скажешь», тоже как-то не нормально.

Глава 20: 2014 год — Слишком рано

Как бы мне ни хотелось позвонить или написать ему после того, как я покинула Даунерс-Гроув, я этого не сделала. Для начала, я хотела уладить все с Генри прежде, чем продолжать общение со Снэком. Я не хотела, чтобы что-то стояло у нас на пути. Снэк тоже не связывался со мной. Я надеюсь, что он скучал по мне, но давал пространство. Я поклялась себе, что напишу ему сразу после того, как поговорю с Генри сегодня вечером после работы. Прошло чуть больше двадцати четырех часов с тех пор, как я в последний раз видела его. Это было не так уж давно.

Я не могла сосредоточиться на работе. На то, чтобы написать пять абзацев о моем последнем задании, ушел весь день. Мое сердце не участвовало в этом, и мозг продолжал прокручивать в голове выходные со Снэком, одновременно пытаясь собрать воедино слова для разрыва с Генри.

Войдя в квартиру, я бросаю сумочку и телефон на барную стойку на кухне, хватаю Вуки, чтобы поцеловать его, а затем направляюсь в ванную.

Освещение в ванной комнате довольно слабое, но света проникает достаточно, чтобы я не подумала включать его. И мне действительно нужно пописать после долгой поездки из центра Чикаго в Гайд-парк. Генри, должно быть, нет дома. Я даже не переживаю по этому поводу, потому что втайне счастлива, что у меня есть еще несколько минут, чтобы подумать перед разговором с ним.

Вуки лает на дверь ванной, пока я мою руки. Я провожу руками по волосам и быстро чищу зубы. Я смотрю на часы: 4:36. Генри, должно быть, пришел домой.

Глядя в зеркало, я немного подбадриваю себя.

— Давай, Минни! С каких это пор ты стала слабачкой? Возьми себя в руки. Ты должна его отпустить. И действительно, что ты отпускаешь? Ты же знаешь, что не любишь Генри. — Я киваю один раз, а затем поворачиваюсь, открываю дверь и уверенно шагаю внутрь.

В комнате стало еще темнее, но теперь все вокруг освещено мягким светом свечей и играет музыка. Генри выскакивает из-за стойки на кухне с противнем в руках и в рукавицах.

— Хорошо, ты наконец-то вышла.

Какого хрена! Что происходит? Романтика? Свечи? Генри ударили по голове?

— Вау, — говорю я.

Генри ставит противень на стойку и снимает прихватки, бросая их на барный стул, когда проходит мимо.

— Я хотел сделать сюрприз. — Генри указывает на наш обеденный стол. На нем расставлены мои самые красивые тарелки и столовые приборы, тканевые салфетки, свечи и цветы.

Я в замешательстве качаю головой.

— Ну, я определенно удивлена. — Будет намного сложнее сказать Генри то, что я планировала, теперь, когда он организовал все это. — Что все это значит?

Генри подходит прямо ко мне. Он убирает прядь моих волос, упавшую мне на лицо, и заправляет ее за ухо. Затем он берет меня за обе руки. Настроение в комнате меняется от сюрреалистического к серьезному.

— Минни, — говорит Генри и выпрямляет спину. — Мы были вместе сколько… восемь, девять месяцев? Ты мне нравишься. Мы работаем, да? Ты делаешь свое дело, я — свое и у нас действительно горячий секс. И что ж, я думаю, что это тоже довольно важная вещь. Думаю, я скучал по тебе в эти выходные. Я никогда по-настоящему не скучал по тебе раньше, поэтому подумал, может быть, мы могли бы… — Генри отпускает одну из моих рук и лезет в задний карман.

Раздается настойчивый стук в дверь квартиры. Генри пытается не обращать на это внимания.

— Я подумал, может быть, мы могли бы… — Снова стук. — Черт возьми! — Он топает к двери и распахивает ее. Я не вижу, кто это, потому что Генри загораживает обзор. — Чего надо?

— Минни здесь? — О, нет. Это Снэк.

— Да, а ты кто?

— Я Снэк.

— Снэк, чувак, рад с тобой познакомиться. Сейчас как бы не самое подходящее время. — Я слышу, как он спрашивает:

— Кто ты?

Я бегу к двери и подхожу как раз вовремя, чтобы услышать, как Генри заявляет:

— Я парень Минни. Она моя девушка.

Мы со Снэком в унисон спрашиваем:

— Что? — с недоверием и гневом.

Я опускаю взгляд на руку Генри и вижу открытую черную бархатную коробочку с блестящим кольцом, лежащим на подушке из белого атласа.

У меня голова идет кругом. Чертов Генри. И какого черта Снэк здесь делает?

— Снэк, что ты здесь делаешь?

Голос Снэка напряженный, лишенный эмоций.

— Я спросил адрес у твоего отца. Я писал тебе. Разве ты не видела?

— Нет, я не заглядывала в телефон с прихода домой. — Я похлопываю себя по карманам, а затем поворачиваю голову и смотрю на бар. — Где он?

Снэк берет телефон, что-то набирает, и в кармане Генри загорается свет. У него мой телефон! Он вытаскивает его и протягивает мне. Я выхватываю его из его рук, кипя от злости.

— Ты взял его? Ты прятал его?

— Он был на стойке. Я видел сообщение от Снэка. — Я смотрю на сообщение.

Еще не слишком рано? Иду за тобой, прямо сейчас!

Пока я читаю это, Генри продолжает говорить.

— Это только убедило меня, что нужно было задать этот вопрос раньше.

Снэк огрызается на Генри.

— Какой вопрос? Предложение? Минни, что происходит? А как насчет прошлых выходных?

— Это не то, что ты думаешь, Снэк, — говорю я.

— Да, — добавляет Генри. — Что, черт возьми, произошло в прошлые выходные?

Вуки вмешивается в словесную перепалку, лает на Снэка и рычит на Генри, прыгая и бегая вокруг их ног.

Я поднимаю палец.

— Подожди, просто подожди, — я смотрю на Генри, — Ты мой парень? Черт! Серьезно, Генри? Это слово никогда, никогда не срывалось с твоих губ до сегодняшнего дня. О чем ты думаешь? Твоя девушка? Я никогда не была твоей девушкой. Что на тебя нашло? — Когда я разворачиваюсь после срыва на Генри, Снэка уже нет.

— Снэк? — кричу я в коридор. В коридоре тихо, и его нигде не видно. Несколько соседей приоткрыли двери, чтобы посмотреть на происходящее.

Я рявкаю на них:

— Не лезьте не в свое гребаное дело! — Вуки больше не лает. Где он?

Я протискиваюсь мимо ошарашенного Генри и осматриваю квартиру. Вуки нигде не видно! Должно быть, он последовал за мной по коридору. Я могу только надеяться, что он не вошел в лифт.

Я бегу по коридору. Никакого Вуки. Он, должно быть, уже на первом этаже. Надеюсь, Снэк подобрал его и вернет обратно. Я бегу вниз по семи лестничным пролетам, чтобы попытаться успеть раньше лифта, в котором находятся два самых важных человека в моей жизни.

Когда добираюсь до первого этажа, в вестибюле никого нет. Когда я выхожу из здания, я слышу визг шин и вижу, как Honda Odyssey Снэка отъезжает от тротуара, но Вуки нет… пока позади меня не раздается громкий удар и визгливый крик боли. Я отворачиваюсь от машины Снэка как раз в тот момент, когда тело Вуки взлетает в воздух и с ужасным шлепком падает на бордюр. Я реву в голос! Мотоцикл, который только что сбил его, с жужжанием отъезжает, и я кричу.

— Вуки! — Я подбегаю к обочине и падаю на колени; я уже слышу его жалобные стоны. Он явно ранен, но, к счастью, кажется, в сознании. Его дыхание поверхностное, а одна из передних лап вывернута под странным углом. Его маленькое тело было таким неподвижным. Ужас в его глазах душераздирающий. Он так напуган. Я не знаю, что делать. Безопасно ли его перевозить?

— Вуки, щеночек. Я здесь. Все будет хорошо. — Я глажу его по голове и провожу тыльной стороной ладони по его мордочке. Я боюсь прикасаться к нему слишком сильно, но мне нужно, чтобы он знал, что я здесь. — Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, Вуки. — Мое зрение затуманивается от слез.

Я чувствую, что кто-то нависает надо мной, и могу разобрать голос Генри. Я не понимаю, о чем он говорит.

Вуки рвет кровью, и когда она стекает на землю, его глаза закрываются. Нельзя терять ни минуты. Я прижимаю Вуки к груди, вскакиваю на ноги и кричу Генри, чтобы он подгонял машину. Я только надеюсь, что не причинил ему еще больше вреда, но не могу просто оставаться здесь и смотреть, как он умирает.

Я осторожно ощупываю ребра Вуки и вижу, что он все еще дышит, но не глубоко. Несмотря на то, что его глаза закрыты, он тихо скулит, и я ослабляю хватку.

Генри звонит ветеринару, и как только они отвечают, он сообщает им, что мы в пути.

Я не могу дышать. Не могу думать. Не могу представить себе жизнь без Вуки. И я не хочу этого делать.

Вполне возможно, что я была на улице и в кабинете ветеринара еще до того, как Генри остановил машину. Все, что я знаю, это то, что у двери нас встретила медсестра, которая забрал Вуки.

— Дайте минуту. Мы вернемся за Вами, — говорит она.

Я запускаю руки в волосы и падаю на пол в приемной. Я смотрю вниз и вижу, что передняя часть моей туники покрыта кровью Вуки, мои леггинсы порваны и мокры от снега. Я почувствовала, как меня подняли, а затем усадили в кресло, но я бы никогда не смогла рассказать, как или кто меня туда доставил.

— Минни?

Моя голова спрятана в ладонях, и я крепко зажмуриваю глаза. Когда я, наконец, открываю их, моему взору предстает пара знакомых туфель. Я не хочу с ним разговаривать. Если бы мы не поссорились из-за того, что он назвал меня своей девушкой, нас бы здесь не было.

Я не поднимаю глаз на Генри.

— Твое дерьмо должно быть убрано из моей квартиры к моему возвращению. Ты меня слышишь? Уходи!

Генри начинает плакать.

— Что насчет Вуки?

Сейчас? Сейчас он, наконец, проявляет какие-то эмоции. Я даже не могу смотреть на него. Я просто качаю головой.

— Он не твоя забота.

— Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой, — Генри садится на корточки передо мной. Он протягивает руку к моему колену, но, когда я вздрагиваю, он отдергивает ее.

— Зачем? — Я поднимаю голову и плюю в него. Затем встаю, пошатываясь на ногах. — Что ты можешь для меня сделать? Или для Вуки? Если бы ты не взял мой телефон и не спланировал это гребаное предложение, Вуки не пострадал бы. Уходи, Генри, сейчас же!

— Если бы ты не трахнула Снэка, нас бы здесь тоже не было! — Он прав.

Я откидываюсь на спинку стула и закрываю глаза руками. Сквозь рыдания я говорю:

— Не думай, что я об этом не думала. — Когда я наконец поднимаю глаза, Генри уже нет.

Прошло больше часа, когда ветеринар вышел поговорить со мной. Я каждые десять минут ругаюсь с медсестрами за стойкой. Они были так терпеливы со мной.

Доктор проводит меня в небольшую комнату.

— Мисс Купер, я доктор Джерард. Вуки стабилен.

Я, наконец, выдыхаю всю тревогу, которую держала в себе с тех пор, как Вуки был ранен. Долгий всхлипывающий вздох вырывается из моего рта.

— Слава Богу, — продолжает доктор Джерард, — состояние критическое, но стабильное. У него сломано несколько ребер, пробито легкое и сломаны две лапы, которые придется восстанавливать хирургическим путем. Нам нужно обсудить, что делать дальше.

Нет никаких вопросов о том, что должно быть сделано, и я просто говорю врачу:

— Делайте все. Что угодно. Делайте все, что нужно, чтобы ему стало лучше.

Доктор Джерард поднимает брови и наклоняет голову.

— Он тяжело ранен. Следующие двадцать четыре часа имеют решающее значение. Это будет долгое восстановление. И может быть довольно дорого.

— Мне все равно.

Когда я спрашиваю, могу ли я его увидеть, мне говорят, что Вуки ввели в кому. Я смогу увидеть его, когда он проснется, но прямо сейчас они поддерживают его в удобном положении и следят за его дыханием из-за легкого. Ветеринары и все медсестры умоляют меня вернуться домой, но я этого не делаю. Клиника открыта двадцать четыре часа. Даже если я не смогу увидеть Вуки, я хочу быть здесь, когда он проснется, поэтому я сплю, сидя на жестких стульях в приемной.

***

Я просыпаюсь оттого, что солнце льется сквозь окна в приемной. Чертовски яркое солнце! Это выводит меня из себя. Все сводит меня с ума. Погода, отказывающаяся спонтанно отражать мое настроение, просто все наваливается на меня. Боже, я не могу дышать. Несмотря на то, что Вуки очнулся, печаль в моем сердце и чертово неотъемлемое счастье прекрасного дня душат меня. Снаружи должен быть гребаный ураган. Это было бы единственным подходящим метеорологическим ответом на то, что я чувствую прямо сейчас.

Черт возьми, Генри! К черту его дурацкое предложение и его дурацкое, блядь, слишком запоздалое, недоделанное признание в любви.

Черт, Снэк! Почему он убежал? Если бы он просто остался и послушал, с Вуки все было бы в порядке!

Несмотря на то, что я злюсь на все и всех, в особенности я злюсь на себя. Все мои планы и мечты полетели к чертям. Я изменила Генри. Я солгала себе. И Вуки! Я так долго сосредотачивала столько энергии на Снэке и своей глупой безответной любви к нему, что не замечала, что все это время жила с мужчиной своей мечты.

Вуки.

Мой маленький гвоздик.

Мне чертовски повезло — я влюблена в мужчину, которого, уверена, у меня никогда не будет, и в маленькое существо, которое я могу потерять.

Я оглядываю зал ожидания. Я здесь единственная. Проверяя время на своем телефоне, вижу, что уже без четверти семь. Я бы никогда не встала так поздно, если бы была дома. С Вуки. Я бы встала час назад для нашей утренней прогулки. Если с Вуки все будет в порядке. Внезапный непроизвольный всхлип вырывается из моих легких.

Я снова смотрю на телефон. Два сообщения. Одно от Генри.

Я забрал самое необходимое. Позже заберу остальное. Как Вуки? Я знаю, мы никогда не ладили, но я бы никогда не хотел, чтобы ему было больно. Пожалуйста, дай мне знать как он. И когда я смогу забрать свои вещи.

А на вопрос Снэка я так и не смогла ответить.

Еще не слишком рано? Иду за тобой, прямо сейчас!

Я начинаю рыдать еще сильнее, пытаясь решить, на какое сообщение ответить в первую очередь.

Я решаю отправить сообщение, но тут подходит ветеринар и мягко кладет руку мне на плечо.

— Мисс Купер, доктор Джерард оставил инструкции после операции прошлой ночью, чтобы привести Вас к Вуки, как только он очнется.

Я удивлена и рада, что доктор остался и прооперировал. Я вскакиваю со своего места.

— Он проснулся?

— Да, — говорит медсестра. — Он проснулся, но все еще довольно слаб. Он загипсован, и он интубирован. Когда он увидит Вас, он, вероятно, попытается пошевелиться. Не поощряйте его.

Я киваю, и она провожает меня в заднюю часть здания. Я замечаю Вуки в ту же минуту, как переступаю порог зоны восстановления, но боюсь подойти к нему. Даже с такого расстояния я вижу трубку, приклеенную скотчем к его рту, и большой лимонно-зеленый гипс на задней ноге.

— Все в порядке, можете подойти поближе. — Медсестра кладет руку мне на плечо.

— Мне страшно.

— Все будет хорошо. Вуки — сильный мальчик.

С каждым шагом мое сердце разбивается. Гипс наложен не только на его заднюю лапу, но и на переднюю, которая была сильно согнута. На обеих его загипсованных лапах, а также на другой передней лапке, где у него капельница, есть огромные участки шерсти, сбритые около его ребер, из которых выходит трубка. Медсестра объясняет назначение всех трубок, и пока она это делает, Вуки открывает глаза. Испуганный взгляд исчез, и он признает меня пьяным взглядом и почти неслышным хныканьем.

Она была прав. Вуки пытается пошевелиться. Он поднимает голову, но я говорю ему полным слез шепотом:

— Привет, Вук. Привет, мой храбрый мальчик. Не двигайся. Я здесь… Я… — Я не могу остановить рыдания. Я поворачиваюсь к медсестре. — Можно я поцелую его в макушку?

— Да, осторожно.

Я целую его прямо между глаз, и он закрывает их и со вздохом опускает голову. Он такой неподвижный.

Слишком тихий. Я в панике бросаю взгляд на медсестру.

Она смотрит на монитор.

— С ним все в порядке. Он просто спит.

Я смотрю вниз на своего драгоценного мехового мальчика и прижимаю руку к груди. Надеюсь, что принимаю правильное решение. Прямо сейчас я не знаю. Он так плохо выглядит. Неужели я эгоистична, заставляя его остаться со мной? Но опять же, его прохождение операции должно что-то значить.

— Мисс Купер, — медсестра прерывает мою внутреннюю борьбу. — Вуки сегодня нужно отдохнуть — весь день. Да и Вам тоже. — Я начинаю спорить, но она продолжает и указывает на мою окровавленную рубашку. — Вам нужен душ и свежая одежда. Они не пустят Вас к нему снова, пока он не придет в себя и не будет дышать самостоятельно. — После еще нескольких отказов уйти я подчиняюсь, но только после того, как меня заверяют, что я смогу быть с Вуки, как только все будет в порядке, и что у всех, кто работает на следующий день, есть мой мобильный.

***

Я хмуро смотрю на стол, все еще накрытый для предложения Генри, и направляюсь в ванную. Я быстро сворачиваюсь калачиком в ванне с бутылкой Absolut Citron, которую достала из морозилки. Смотрю на телефон, мечтая о звонке, сообщающем, что Вуки чудесным образом выздоровел. Не повезло. Только два сообщения от Генри и Снэка, на которые я не заинтересована отвечать прямо сейчас. Я пью, пока не засну, что не требует много времени.

Когда я просыпаюсь, первое, что делаю — хватаюсь за телефон; боюсь, что я проспала звонок. По-прежнему ничего. Я проспала в ванне четыре часа. Чувствуя себя не совсем в своем теле и, возможно, немного с похмелья, я делаю еще один глоток прямо из бутылки, вылезаю из ванны и включаю воду. Я автоматически раздеваюсь и неохотно иду в душ. Я боюсь отходить от телефона даже на несколько минут. Быстро принимаю душ, заботясь только о самом необходимом. Не затягиваю с бритьем и прихорашиванием. Промыть, прополоскать, убрать. Как будто это заставит телефон зазвонить. Когда я выхожу, я снова разочарована. Ничего. На всякий случай включаю звонок на максимум и надеваю штаны для йоги, толстовку Middlebury и толстые носки. Я бездумно провожу расческой по волосам и оставляю их мокрыми.

Я и не подозревала, что буду повторять эту процедуру дома еще четыре дня между визитами к ветеринару. Каждый день, когда я хожу, убирают по одной трубке. Сначала дыхательная трубка, затем грудная и, наконец, капельница. Как только Вуки может есть и пить самостоятельно и терпеть недолгое пребывание на ногах, мне разрешают забрать его домой. Я уже сообщила, что буду отсутствовать и работать из дома до дальнейшего уведомления. Слава Богу, у меня накопилось много неиспользованных статей. Немного поднапрягшись, я могу без особых усилий отправить два снимка своему редактору.

Возвращение Вуки домой было горько-сладким и полным сюрпризов. Первый был, когда я пошла оплачивать счет, который, как мне сказали, будет оцениваться в пять-восемь тысяч долларов. Мне сказали, что он был оплачен полностью. Это должно было быть ошибкой, и я сказала об этом девушке за стойкой, но она настояла на своем. Я покачала головой в недоумении и благодарности. Это мог быть только один человек — Генри.

Второе, что я поняла наверняка, было, когда принесла Вуки в квартиру, что все следы Генри исчезли. Он, должно быть, узнал, когда будут выписывать Вуки и договорился забрать остальные вещи, пока меня не было. Очень внимательный. Очень не по-Генри.

Может быть, следующая девушка, с которой он будет, выиграет от наших неудачных отношений. На кухонной стойке лежит конверт с его ключами и без записки. Устроив Вуки в гнезде из одеял на диване, я достаю телефон из сумки и отправляю Генри сообщение из двух слов, на которое он отвечает: «Пожалуйста». Это меньшее, что я могла сделать.

Осталось поговорить со Снэком, но я не готова. Я пока не знаю, что сказать. Все, на чем я могу сосредоточиться — Вуки. Одеваюсь, все время остаюсь немного уставшей, как и Вуки. Может быть, через несколько дней у меня появятся силы на звонок Снэку.

Глава 21: 2014 — Сид и Клип спешат на помощь

С момента несчастного случая произошедшего с Вуки прошло девять дней. Я не отхожу от него даже для того, чтобы принять душ. В те редкие случаи, когда мне нужно было в душ или туалет, с того момента как я привезла его домой, его импровизированная собачья кровать переезжала в ванную. Мне приходится выглядывать из-за занавески каждые несколько секунд или около того, чтобы убедиться, что он все еще там. Что глупо, потому что он двигается не очень быстро и не хочет находиться в дали от меня. Вуки просто наклоняет голову и смотрит на меня каждый раз, когда слышит скрежет крючков душа. Я воспринимаю выражение его милой мордочки как нечто среднее между усталостью и «Думаю, моя мама сошла с ума».

Вытираясь, я слышу, как открывается входная дверь. Это не может быть Генри. Он оставил свой ключ. Мой начальник? Почему он не постучал, прежде чем войти? Я быстро вытираюсь и надеваю грязную толстовку и штаны для йоги, которые только что сняла. Вуки навостряет уши, но, как ни странно, не лает. Он был довольно тихим с тех пор, как вернулся домой.

Я крадусь по маленькому коридору между моей спальней и ванной и слышу знакомые голоса.

Сид говорит:

— Как ты думаешь, где она?

Клип роется в моей почте на барной стойке.

— Я не —

— Я здесь, придурки! Почему вы вламываетесь в мою квартиру?

Клип, после большого вздоха облегчения, бросается ко мне и обнимает.

— О да, мы придурки. Где, черт возьми, ты была? Папа ничего не слышал о тебе с тех пор, как ты уехала больше недели назад. Никто не смог до тебя дозвониться. Снэк ведет себя как гребаный псих.

— Я была немного занята.

— Слишком занята, чтобы с кем-то общаться?

Как по команде, Вуки, прихрамывая, выходит из ванной. После одного взгляда Клип и Сид падают на колени, чтобы поприветствовать его.

— Черт возьми! — Сид гладит Вука по голове.

— Мин, что случилось? Что, черт возьми, случилось с Вуком? — Спрашивает Клип.

Я спокойно указываю на Вуки, когда он дрожит и, наконец, неуклюже садится в модифицированную позу перед ними.

— Это моя вина.

Мы сидим на полу, пока я пересказываю всю историю несчастного случая с Вуки, ничего не упуская.

Клип тянется и сжимает мою руку, а Сид обнимает меня одной рукой, одновременно гладя Вука по голове. Я позволяю накопившимся эмоциям выйти наружу — кладу голову на плечо моего, гораздо больше, чем я, младшего брата. Мне приходится смахивать потоки слез, которые текут по моим щекам. Трудно заново пережить несчастный случай с Вуки, но боль от воспоминаний о произошедшем, с каждым днем становится все меньше и меньше. В комнатетемно, только слабый свет пробивается сквозь шторы, которые я держу задернутыми. В раковине и на стойке бара валяются пустые бутылки из-под водки и коробки из-под спагетти, а также сваленные в кучу бутылочки с лекарствами Вуки, выписанными по рецепту, и почта. Это так не похоже на меня.

— Боже, посмотри на это место! — Клип ругает меня. — Посмотри на себя! Господи, вы заслуживаете друг друга. Вы двое самых глупых и умных людей, которых я знаю!

После упоминания имени Снэка, и я начинаю серию психопатических расспросов.

— Как он?

Почему, черт возьми, меня это волнует?

— Неважно. Мне все равно.

Да, я хочу знать. Я скучаю по нему.

— Подожди! Как он?

— Так же плохо, как и ты, если не хуже. Он много пил, игнорировал детей, задерживался допоздна, — вставляет Сид. Они оба встают и начинают убирать мою квартиру, чего я никогда не видела, чтобы кто-то из них делал без угрозы смерти со стороны нашего отца. Я осторожно поднимаю Вуки, чтобы прижать его к себе.

Клип на кухне моет посуду, а Сид раздвигает занавески и ослепляет меня туманным блеском зимнего солнца.

Я прикрываю глаза.

— Ой!

Сид упирает руки в бока.

— Черт! Минни, выглядишь дерьмово!

— Спасибо! — Саркастически выдавливаю я. — Я вроде как чувствую себя дерьмово, поэтому выбираю одежду, соответствующую настроению.

Клип складывает последние тарелки, банки и, да, бутылки из-под водки на кухонное полотенце и выходит из кухни.

— Ты облажалась. Снэк опустошен. Черт, таинственный невидимый не парень облажался. Но вы все еще живы. Единственный, кто действительно пострадал в этой передряге, Вуки. — Вуки тихо скулит при упоминании его имени.

— Я думаю, что на этот раз все действительно испортилось со Снэком навсегда, — говорю я, опуская голову в знак поражения.

Клип становится на колени передо мной на полу, протягивает руку и берет меня за подбородок, чтобы я посмотрела на него.

— Мин, он всегда был влюблен в тебя. И я знаю, что ты чувствуешь то же самое.

— Ты не очень-то помог с этим.

— Да, я знаю. Ладно. Тебе нужно разобраться в этом дерьме. Чего ты хочешь? — Клип приподнимает бровь.

Сид добавляет:

— Потому что, если ты забыла, у нас скоро свадьба.

Я перевожу взгляд с одного на другого.

— Что? У одного из вас?

— Нет, идиотка. Ты что, забыла? Папа и Колетт. Он скоро станет твоим сводным братом. Так что, что бы ни случилось с вами, ребята, любите вы друг друга или ненавидите, вам придется терпеть друг друга, потому что вы скоро станете родственниками.

Затем Сид шепчет Клипу:

— Так или иначе.

Клип поднимает меня на ноги, осторожно забирает Вуки из моих рук и передает его Сиду.

— Какого хрена ты делаешь? Верни его обратно.

— Мы подождем здесь, пока ты примешь душ.

— Пошел ты, Клип. Я только что вышла из душа.

Мой брат хватает меня за руку и тащит в сторону ванной комнаты. Не выпуская моей руки, он включает воду.

— Еще один. Используй немного шампуня. И почисти свои зубы. Господи, Минни, сейчас всего три часа, а от тебя пахнет, как от гребаного винокуренного завода. Накрасься, если не для себя, то для меня. Ты меня угнетаешь!

— Что насчет Вуки?

— Не волнуйся, мы будем следить за ним. Просто возьми себя в руки.

Мои жесткие братья на самом деле милые. Это и действительно горячий душ быстро отрезвляют меня.

***

В такси, по дороге на Юнион Стейшн с Клипом, Сидом и тщательно упакованным для транспортировки Вуки, я звоню отцу, чтобы сообщить, что со мной все в порядке. И мне приходится еще раз пересказывать события прошедшей недели. На самом деле становится легче говорить о несчастном случае, и мне больше не хочется рыдать на протяжении всей истории.

Мой папа терпеливо слушает после того, как почувствовал первоначальное облегчение, услышав мой голос. Наконец он говорит:

— Снэк звонил. Он даже приходил сюда и расспрашивал о тебе очень личные вещи. Ты и Генри.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что никогда не встречал этого парня и что ты, похоже, не относилась к нему серьезно.

— Спасибо, папа.

— Почему спасибо, это правда, верно?

— Да. Я никогда не относилась серьезно ни к кому, кроме Снэка. Я просто пытаюсь прожить жизнь без него с тех пор, как он меня подвел.

— Я знаю, Мышонок.

— Откуда ты знаешь?

— Я стар, но не глухой, немой и не глупый. Это чертовски очевидно. Мы с Колетт давно знаем, что вы двое любите друг друга. Все еще любите друг друга. — Я смеюсь. Это приятно.

— Удачно употребил слово «черт», пап.

***

Итак, я еду в Даунерс-Гроув. Может быть, чтобы навсегда распрощаться с возможностью быть со Снэком. А может, и нет. Может быть, у меня просто будет еще один брат?

Жить вот так. Охраняя свое сердце? Охранять все, как будто ты боишься, что сумасшедший соседский ребенок подойдет и сломает твою игрушку, убивает меня. Поверьте, у меня были годы, чтобы довести это до совершенства. Я охраняла свое сердце, чтобы защититься от любви. Знаете что? Хватит. Честно говоря, я готова быть влюбленной и беззащитной. Из того немногого, что я испытала, я уже знаю, что это будет лучше, чем то, что есть сейчас.

Глава 22: 2014 — Любовь всей моей жизни

Грязный снег. Это первое, что я замечаю, когда мы сходим с поезда в Даунерс-Гроув. Он утратил всю свою кристальную чистоту. Примерно так же сложились мои возобновившиеся отношения со Снэком. Я думала, что в нем есть чистота и потенциал, но, похоже, ошиблась. Я все испортила, обманув и солгав. Он все испортил, сбежав.

Второе, что я замечаю — Снэк. Он уходит от меня по другой стороне Главной улицы, а за ним бежит хихикающая девушка. Джекси, Дженнифер Джекси. Самая распущенная девчонка, которая когда-либо ходила в северную среднюю школу Даунерс-Гроув. Когда она догоняет его, то обнимает его сзади.

Я стою на своем любимом месте. Идет отвратительный снег. Сейчас время как раз перед сумерками, когда солнце стоит низко и светит достаточно ярко, я смотрю на уходящего Снэка. Я знаю, он понятия не имеет, что я здесь, но это просто слишком… тяжело. Как будто, в очередной раз, мы не рассчитали время.

Стою здесь, держу на руках свою раненую, измученную собаку — и в этот момент мое израненное, измученное сердце сдается. Это больше не может быть моим любимым местом. Я должна найти новое, потому что я больше не хочу жить надеждой.

Мои братья окружают меня, как в тот день, когда мы переехали в Даунерс-Гроув. Они видят то же, что и я: Снэк и Джекси идут по улице, вероятно, в сторону «Виски, Пива и Барбекю».

Я говорю вслух со смирением:

— К черту. Забудьте.

Я разворачиваюсь, чтобы вернуться на станцию и дождаться следующего поезда обратно в город, когда Сид засовывает пальцы в рот и свистит.

Клип кричит:

— Эй, Снэкенберг! Иди сюда!

Голова Снэка поворачивается к нам, но я не могу на него смотреть. Я опускаю голову и целую Вуки в макушку, а затем шлепаю их обоих свободной рукой.

Я стискиваю зубы.

— Черт возьми, ребята. Просто отпустите это!

Снэк подбегает, и не успеваю я опомниться, как он уже перед нами. Его аромат вдохновляет — уникальное сочетание чистоты, корицы и самого Снэка.

Я смотрю куда угодно, только не на его лицо, потому что боюсь того, что увижу в его глазах. Ненависть. Разочарование. Отказ.

Снэк приветствует моих братьев кивком. Становится тихо. Тишина, которая длится слишком долго.

Я снова поворачиваюсь, чтобы уйти, но твердая рука хватает меня за плечо, прежде чем я успеваю сдвинуться хотя бы на один шаг.

— Минни?

Я, наконец, поднимаю глаза. Я не вижу ничего из того, чего боялась увидеть. Только беспокойство.

— Что случилось? Что с Вуки?

Вуки хнычет и вырывается из моих рук к Снэку. Я крепче прижимаю Вуки к себе.

Затем по какой-то причине во мне закипает гнев, и вместо того, чтобы рассказать ему о несчастном случае с Вуки, я набрасываюсь на него.

— Серьезно? — Я указываю на другую сторону улицы. — Дженнифер Джекси? — Мои братья оба отступают. Трусы.

Снэк пожимает плечами в знак поражения.

— Она из магазина 7-11. Знаешь, всегда доступна. Удобно. Можно быстро получить желаемое и отправиться домой. Это то место, куда ты идешь, когда нужно что-то быстрое, и ты не хочешь прилагать усилий и идти в магазин. И думаю, что магазин, в котором я должен был делать покупки с самого начала, вот-вот закроется, так что я собирался пойти с Джекси.

Этот разговор нелеп и на самом деле немного комичен. Я нахожусь где-то между злостью и весельем, стараясь не улыбаться.

— Ты, блядь, сравниваешь меня с продуктовым магазином?

— Нет, это не так. Я сравниваю Джекси со старшеклассницей. Это шутка, Минни. Ничего не произошло. И не произойдет с Джекси. И я никогда даже близко не подходил к тому, чтобы сравнивать тебя с продуктовым магазином. — Мы со Снэком пристально смотрим друг на друга. Не знаю, что именно он чувствует, но я счастлива, зла, сбита с толку и внезапно полна надежды.

Клип и Сид смеются, переводя взгляд с нас на друг друга.

Сид говорит:

— Вы, ребята, такие странные.

Хлопнув Снэка по руке на ходу, Клип убегает к ожидающей его Джекси. Он кричит через плечо:

— Знаете что? Мне всегда нравились холодные коктейли и эти хот-доги на палочке. Думаю, что прямо сейчас мне бы хотелось чего-нибудь из 7-11.

Сид смеется и тоже уходит.

— Эм, мне кажется, я слышу, что Колетт зовет меня. Да, это определенно Колетт. — Сид вбегает в Закусочную, но Колетт нигде не видно, не говоря уже о том, чтобы звать его.

Снэк и я остаемся наедине с Вуки. Я больше не могу контролировать шевеление Вуки. Снэк берет его из моих рук, и я не сопротивляюсь. Это буквально облегчение, когда кто-то еще хоть на мгновение заботится о нем. Я качаю головой и позволяю хихиканью, которое я подавляла, вырваться наружу.

Видеть Снэка перед собой, треплющего Вуки за ушами и говорящего, что ему так жаль, что он пострадал; торнадо эмоций закручивается снова.

— Расскажи, что случилось… с Вуки… с нами, — умоляет Снэк.

Мы сидим на одной из скамеек на вокзале, ветер начинает дуть немного сильнее.

Это третий раз, когда я рассказываю историю Вуки за один день, и на этот раз я делаю это всего с несколькими всхлипами. Снэк, с другой стороны, — похож на рыдающий беспорядок. Через каждое мое слово он целует Вуки и извиняется, или гладит его по шерсти и извиняется. Это трогательно.

Снэк трижды глубоко вздыхает, а затем спрашивает:

— Почему ты мне не позвонила? Или написала? Я бы помог.

Я качаю головой. Почему я не позвонила ему? Я думала, он ненавидит меня. И, честно говоря, Снэк был одной из причин, по которой Вуки был ранен так же сильно, как и я.

— Я начинала писать тебе миллион раз, и то или иное чувство останавливало меня. И ты убежал.

— Похоже, тебе нужно было разобраться с этим парнем.

— Генри.

— Генри. Ты… Ты любишь его? — Снэк делает движение, чтобы взять меня за руку, но в последнюю минуту отдергивает и осторожно придерживает гипс на передней лапе Вуки.

После долгой паузы и слишком долгого созерцания восьмиугольных плиток на ж/д вокзале я говорю медленно и правдиво:

— Снэк, я не могу любить Генри, потому что я никогда не разлюблю тебя. — Затем я излагаю это как можно яснее. — Мы были приятелями по траху. — Это звучит грубо, когда я это говорю. Я перефразирую. — Друзья с привилегиями. Хотя, не думаю, что мы были даже друзьями. Мы были просто двумя людьми, которые жили вместе, иногда делали что-то вместе и спали вместе, но между нами не было настоящей связи, никаких обязательств. Этого никогда не было и никогда не будет, потому что все кончено. И мне жаль, что я изменила, но я не смотрела на это так — часть меня все это время изменяла ему — с тобой, эмоционально.

Снэк внезапно спрашивает.

— Когда следующий поезд?

Странный вопрос.

— Скоро. Где-то в шесть сорок пять, думаю. Следующий за этим — около восьми. — Я в замешательстве. Он хочет, чтобы я уехала? Он ничего не сказал о том, что я ему только что сказала. Он кажется взволнованным — даже сердитым.

— Хорошо, поехали, — говорит Снэк без эмоций.

Он действительно хочет, чтобы я уехала. Я сглатываю слезы, текущие по горлу.

— У меня нет билета.

Снэк хватает меня за запястье и твердо, безмолвно умоляет сесть обратно. Я не понимаю.

— Минни, я паникую внутри, разговаривая с тобой здесь. Как будто ты можешь сбежать. Я имею в виду… давай оба уедем… уйдем куда-нибудь еще.

Он хочет, чтобы я осталась с ним.

— Почему ты спросил о поезде?

— Потому что не хочу говорить то, что мне нужно сказать, хочу сказать, на вокзале, полном пассажиров. Секундочку. — Снэк поднимает один палец, достает телефон и набирает сообщение.

Что он делает?

Снэк читает мои мысли.

— Я подыскиваю для нас тихое местечко.

Вуки, в меру своих нынешних физических возможностей, свернулся калачиком в объятиях Снэка, его глаза удовлетворенно закрыты.

Он встает и смотрит своими усталыми, но сверкающими глазами прямо в мои. Он протягивает руку, я беру ее, и он поднимает меня на ноги как раз вовремя, чтобы бросить взгляд через улицу и увидеть, как Сид и Колетт садятся в машину Колетт. Сид на нас не смотрит, но Колетт посылает нам воздушный поцелуй и машет рукой. Затем она, кажется, смотрит на Снэка пару долгих секунд, прежде чем подмигнуть ему.

— Она закрылась пораньше?

— Я сказал ей, что нам нужно уединенное место. Кроме того, Джил будет в восторге от того, что она вернется домой пораньше. Они редко проводят вместе целый вечер.

Я благодарна за пространство, но будет трудно отказаться от Снэка посреди Закусочной, если это то, что должно произойти. Он кладет руку мне на поясницу. Я не двигаюсь, пока он не оказывает небольшое давление, подталкивая меня вперед.

Глава 23: 2014 — Мы снова здесь

Мы поднимаемся на чердак, и мне сразу же хочется уйти. Это ошибка. Это все слишком для меня. Здесь так много воспоминаний.

Снэк говорит:

— Я любил только двух женщин в своей жизни.

Я подхожу к Снэку и беру Вуки из его рук.

— Я не могу сделать это снова. Не могу снова быть второй, после призрака. Шарлотта мертва. Меган мертва. Но я жива, и я все еще недостаточно хороша. Я всегда была влюблена в тебя, Снэк. Как будто ты моя единственная любовь. До того, как ты стал моим другом. До того, как ты понял, что я тебе нравлюсь. До того, как ты разбил мое сердце в первый раз. Но я не буду ничьим вторым вариантом. Мне жаль, что я солгала тебе. Я не хотела, чтобы это закончилось тем, что все мы пострадаем. Итак, я хочу попрощаться. Прощай, Снэк. Пожалуйста, попрощайся за меня с детьми. Я обещаю продолжать посылать рождественские открытки.

Снэк забирает Вуки обратно из моих рук и осторожно сажает его в кресло у камина. Вуки мгновенно начинает ходить по кругу и чувствует себя как дома, сворачиваясь в клубок. Он закрывает глаза — устал от сегодняшнего приключения.

Снэк преграждает мне путь к отступлению.

— Нет, ты больше не будешь присылать мне рождественские открытки, и я не буду прощаться с детьми за тебя.

— Но…

Голос Снэка становится низким.

— Дай мне закончить. Это правда. Я любил только двух женщин в своей жизни, Мин…

— Я знаю, знаю. Меган и Шар…

— Просто заткнись на хрен, Мин! — Снэк подчеркивает каждое слово и кричит в сторону. Он проводит руками по волосам.

О Боже, он только что выругался. Он никогда не ругается. Это была моя прерогатива. Он всегда считал, что это свидетельствует о нехватке словарного запаса. Я не согласна. Я утверждала, что вы можете использовать слово «хрен» наиболее эффективно и во многих смыслах.

Снэк нервничает. Кажется, он не может перестать ходить по чердаку. Я стою на том же месте, практически парализованная. Он начинает снова.

— Как я уже говорил, две женщины, — Снэк поднимает два пальца, — Кроме моей матери — только Меган… и ты. Мин, мне так жаль, если я когда-либо заставлял тебя чувствовать себя недостаточно хорошей для меня. Мне плевать на Генри. Я знаю, что ты никогда бы никому не причинила вреда намеренно, и даже не считаю то, что мы сделали, изменой теперь, когда ты сказала мне правду.

— Но я солгала. Ложь и недосказанность.

— Я лгал себе в течение многих лет. Это легко. Мин, я через многое прошел и слишком долго решался, чтобы вернуться к двери твоего сердца. Я так устал. Мне было интересно — если я попробую постучать, ты впустишь меня? А если бы ты это сделала, смог бы я не уйти? Я хочу быть с тобой. Я думал о тебе, даже когда был с Мег… — Голос Снэка срывается на имени жены.

— Ты можешь произнести ее имя, Снэк. Меган. Снэк, ты только что потерял свою жену. Я просто… Не знаю? Рассталась со своим… Я не знаю, кем был Генри. Вук чуть не умер, у нас было только одно настоящее свидание, и я не разговаривала с тобой больше недели. — Теперь я просто несу чушь.

Снэк останавливается передо мной, проводя пальцами по волосам.

— Меня, блядь, все это не волнует!

О боже мой! Он действительно взвинчен. Он только что снова сказал «блядь». Снэк даже не обратил внимания на ненормативную лексику; он просто продолжает.

Снэк наказывает себя.

— Я такой упрямый! Я был без ума от тебя с той самой секунды, как встретил. Я не знаю времени, когда бы не любил тебя. Даже когда ненавидел тебя, а ты ненавидела меня, я любил тебя.

— А как насчет Меган?

— Минни, я очень любил ее. И она была матерью моих детей, но она была плохой имитацией тебя. Звучит ужасно. Мои дети никогда этого не узнают. Люди, особенно те, кто нас не знает, скажут, что это неправильно. Мы, вместе. А родители Меган? Они будут против, но мне так одиноко. Мне уже давно одиноко. Но не одиноко из-за кого-то. Одиноко из-за тебя. Пожалуйста, дай мне еще один шанс. Ты знаешь меня, Мин. Ты моя девочка. Ты никогда не была моей девушкой. Я люблю тебя. — Он смотрит на меня, ожидая какого-то ответа.

Это то, что я ждала услышать с тех пор, как он впервые поцеловал меня в Баскин-Роббинс. У меня даже нет желания сказать что-нибудь остроумное, я просто хочу сказать правду. Я хватаю Снэка, когда он делает шаг ко мне, и притягиваю его к себе. Обхватив его щеки ладонями, я провожу ими вниз по его бородатому подбородку, а затем по плечам. Он наклоняет голову, и наши лбы соприкасаются. Я закрываю глаза.

— Я не просто твоя девушка. Я твой человек. И ты мой. И я тоже тебя люблю. Так, так сильно.

Затем нахожу губы Снэка и целую его, как в первый раз, прежде чем позволяю его языку проникнуть в мой рот и ритмично скользить с моим. Я стону от счастья и желания.

Снэк отстраняется.

— Мы не должны делать это прямо сейчас. Дело не в этом.

— Нет. Я хочу. Так и должно быть. — Успокаиваю его, а затем снова нахожу его рот.

Теперь, когда между нами больше нет секретов или скрытых эмоций, наши поцелуи становятся более возбуждающими, более разрушительными. Они проникают прямо в мое сердце и посылают толчки страсти до глубины души. Не говоря ни слова, мы со Снэком раздеваем друг друга. Я стаскиваю с его плеч плотный темно-синий кардиган с воротником-шалью и практически накрываю Вуки, когда бросаю его на стул.

Вуки поднимает голову, но тут же опускает ее обратно. Как будто он доволен, зная, что мы со Снэком вместе.

Я провожу пальцами и руками по бороде Снэка, а затем по его груди.

Он прерывисто выдыхает от моего прикосновения и целует меня от уха, вниз по шее, к плечу. Каждый поцелуй его губ усиливает мое желание.

Я хватаюсь за край белой футболки Снэка, проводя кончиками пальцев по коже прямо над его джинсами.

Снэк стонет.

— О, боже, Минни. — Он хватает меня за задницу, притягивая к себе. Я чувствую его настойчивую твердость сквозь поношенные джинсы. — Опять у нас проблема со штанами.

Я посылаю ему свою лучшую улыбку, и он принимает ее за приглашение. Он расстегивает молнию на моих джинсах. Они вместе с моими трусиками были сняты и отброшены через всю комнату в мгновение ока. Я обнажена ниже пояса, прикрыта только своим огромным кашемировым свитером.

— Черт, это так сексуально! — Снэк дышит мне в ухо, когда он поднимает одну из моих ног и закидывает ее на свою талию. Он проводит кончиками пальцев вверх и вниз по моей ноге, и я вздрагиваю.

— Ух ты, я никогда не слышала, чтобы ты так выражался. — Я дразню его.

— Кто-то однажды сказал мне, что это очень эффективно. Я пришел к этому выводу за последние несколько минут.

Когда я откидываю голову назад в искреннем смехе, он целует меня в шею. Одна из его рук скользит вверх по моему боку под свитером. Он проворно снимает лифчик и обхватывает мою грудь. Я прижимаюсь своим тазом к его. Снэк хватает мою вторую ногу и подтягивает к своему бедру, так что он переносит весь мой вес. Он идет к кровати, все еще целуя меня.

Я наклоняюсь и снова хватаю его за футболку. На этот раз успешно натягивая его вверх и через голову, лишь на наносекунду нарушая восхитительность его рта на моем.

Снэк улыбается в наш поцелуй. Мой свитер снимается таким же образом, прямо перед тем, как Снэк бросает меня на спину на кровать.

Я лежала там, совершенно счастливая, с улыбкой глядя на самого красивого мужчину в мире. Единственный мужчина, которого я когда-либо любила. Или когда-нибудь полюблю. И я разочарована, потому что на нем слишком много одежды.

— Снэк, — приказываю я, — штаны. Сними их. — Я указываю на его промежность.

Снэк не тратит впустую ни секунды. Его джинсы сняты и присоединились к моим где-то на чердаке. Вот он, весь он. Я приподнимаюсь на локтях, чтобы лучше видеть. Мои глаза не могут перестать изучать его тело. Они переходят от одного великолепного элемента к другому, вбирая в себя всю его полностью подтянутую, мощную сущность. Я даже могу хорошо рассмотреть его упругую, мускулистую задницу в зеркале позади него.

Должно быть, он делал то же самое, потому что, когда он, наконец, прикасается ко мне, наши взгляды встречаются. Он проводит рукой от моего колена вверх к внутренней стороне бедра, проводя ногтем большого пальца по своему пути. Моя кожа покрывается мурашками, и волосы встают дыбом по всему телу. Когда он достигает вершины моих бедер, то проводит пальцами от одной тазовой кости к другой, а затем обратно и, наконец, скользит большим пальцем вниз, находя мой клитор. Оттуда он кружит и кружит, и я больше не могу держаться на локтях.

Я откидываюсь назад и втягиваю удовольствие. Это так ошеломляет, что мне приходится закрыть глаза.

Он поднимает одну из моих ног к себе на плечо и опускается на колени. Он заменяет круговые движения большого пальца языком. Круг за кругом, безжалостно. Делая паузу каждые несколько оборотов, чтобы глубоко пососать мой клитор. Я вцепляюсь в его волосы и спину, когда мое освобождение настигает меня, и я невольно прижимаюсь к нему, каждый мускул в моем теле сжимается.

— О Боже мой, Боже мой, Боже! — Я повторяю, как молитву, но это не прекращается. Он убеждается, что я еще несколько раз прокручиваюсь в этом ощущении, прежде чем остановиться. И мне ни разу не пришлось думать о Дарте Вейдере! Это был только Снэк!

Снэк ползет вверх по моему телу с широкой улыбкой на губах. Я наклоняюсь и беру его член в одну руку, а яйца — в другую, оценивая твердость и взвешивая тяжесть. Он стонет, когда я провожу большим пальцем по полноте головки его члена. Я хочу сделать для него то, что он только что сделал для меня, и делаю движение, чтобы сесть. Я не могу дождаться, когда он окажется у меня во рту, но он просто наклоняется и кладет свои предплечья рядом с моей головой.

Он прикусывает губу.

— Нет, не сейчас, Минни. Если ты хотя бы подышишь на мой член, я кончу. Мне нужно быть в тебе.

Я не даю никаких аргументов и только направляю его в себя. Я такая влажная и готовая, что он легко входит в меня двумя толчками. Затем он замирает, и я чувствую, как его обхват увеличивается, даже когда он во мне. Снэк закрывает глаза, наклоняет голову и сжимает губы.

— Ммм, — стонет он. Как будто он только что попробовал что-то вкусное. Он выглядит таким счастливым.

Я толкаюсь к нему, и он идет мне на встречу. Мы медленно погружаемся друг в друга, пока нам не хочется ускориться. Я хватаю его за задницу, и ритм становится бешеным, страстным, идеальным! У меня кружится голова, когда мы оба испытываем оргазм, выкрикивая имена друг друга, хватаясь руками друг за друга.

Боже, я так рада, что мои братья заставили меня принять душ и привести себя в порядок!

Стыдно признаться, но думаю, что, возможно, этот комплект нижнего белья была на мне три дня. Я посмеиваюсь про себя.

Снэк попытался отдышаться.

— Над чем смеешься?

Я не могу рассказать ему о грязных трусиках.

— Просто кое-что, что сказал Клип.

Снэк ухмыляется.

— Я не хочу это слышать. Ты сказала никогда больше не слушать его.

Я кладу голову Снэку на грудь и улыбаюсь.

— Он сказал, что мы двое самых глупых и умных людей, которых он когда-либо встречал.

Снэк громко смеется. Его смех — музыка для моих ушей.

— Мне неприятно это говорить, но в данном случае, думаю, Клип прав.

Глава 24: 2014 — Последняя ночевка

Спускаться вниз утром после нашей ночи признаний, откровений и еще большего количества занятий любовью было совсем не неловко. Это было идеально.

Мы проспали, так что Закусочная была забита к нашему приходу. Снэк несет Вуки, который, за исключением того, что немного поскуливал и нуждался в обезболивающей таблетке посреди ночи, прекрасно справлялся с поездкой в Даунерс-Гроув.

Эйден и Фифи прибежали, как только увидели нас.

Фифи останавливается как вкопанная при виде Вуки, забинтованного и сломленного:

— О нет, Вуки. Гил сказал, что его ранили. Бедный малыш!

Вуки виляет своим коротким хвостом, и я клянусь, его глаза заблестели.

— Могу я подержать его?

Снэк смотрит на меня, и я киваю.

— Давай присядем и посадим его тебе на колени. Мы не хотим, чтобы он упал.

— Хорошая идея. — Фифи забирается на один из стульев в кафе. Снэк сажает Вуки ей на колени. Фифи целует его снова и снова и говорит ему, какой он храбрый мальчик и как сильно она его любит. Эйден подходит и целует Вуки в макушку, как самый милый маленький мальчик. Они действительно любят моего мехового друга.

Я сажусь рядом с Фифи и Вуки на случай, если он будет слишком сильно дергаться и ей понадобится помощь.

Снэк берет у Колетт кофе и булочки и возвращается к столу. Он садится рядом с Эйденом, который тут же спрашивает:

— У вас была ночевка?

Снэк улыбается и наклоняется, чтобы поцеловать сына в лоб.

— Да, Эйден.

— Я рад. Ночевки делают тебя счастливым. Теперь ты перестанешь грустить?

Кивая, глядя на меня, Снэк говорит ему:

— Минни делает меня счастливым. И да, теперь я определенно перестану грустить.

Дверь открывается, и входят мой папа, Сид, Клип и Дженнифер Джекси. Папа останавливается, чтобы взять Колетт за руку, и они подходят к столу.

Голова Фифи двигалась взад и вперед, внимательно отслеживая все элементы разговора, вербальные и невербальные, когда она вдруг щебечет:

— Ты будешь моей новой мамой, Минни?

Остальные подходят к столу как раз в тот момент, когда Фифи задает вопрос. Они, все до единого, начинают улыбаться.

Моя челюсть отвисает от недоверия, а Снэк смеется в голос.

— Не могу поверить, что мой семилетний ребенок только что сделал тебе предложение. — Но после паузы он добавляет: — А ты что думаешь?

Вуки громко лает в знак одобрения. Первый настоящий лай, вырвавшийся из него после несчастного случая.

Приподняв бровь и оглядев всех людей, которые мне дороги больше всего в этом мире, я говорю:

— Я думаю, что, по крайней мере, один из вас меня подкупил.

КОНЕЦ???

(Потому что это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО Конец?)

Эпилог — Десять минут спустя

Cнэк

Я знаю только те слова, которые хочу сказать.

— Минни, ты моя лучшая подруга. Я люблю тебя с того самого дня, как мы встретились. С тех пор я влюблялся в тебя каждый день. Когда мы учились в колледже и знакомились с другими людьми, я все еще любил тебя, даже несмотря на то, что ты совершила прыжок через гиперпространство времени. Понимаешь, о чем я? — Подмигивает.

— Но в моем сердце мы всегда ННР. Я люблю тебя сейчас самым невозможным, отчаянным образом. Никогда не покидай меня. Я думаю, что ты, я, Вуки, Фифи и Эйден — отличная команда. И я каждый день скучаю по своей команде. Я хочу большую команду маленьких Снэков. Пожалуйста, сделай меня самым счастливым, каким я когда-либо мог быть, и выйди за меня замуж.

Я встану на колено и подарю ей маленький блестящий камень в бирюзово-голубой коробочке.

Да, и, скорее всего, я заплачу.

Что думаете? Она скажет «да» через двадцать шесть лет, три недели и одиннадцать дней?

КОНЕЦ

Оглавление

Эмми Бертон Снэк Серия: ВНЕ СЕРИИ

Пролог

Глава 1: 2014 — восхождение на гору

Глава 2: 1988 — Добро пожаловать в Даунерс-Гроув

Глава 3: 2014 — Возвращение домой

Глава 4: 1994 — Миндальная помадка из Хамоки

Глава 5: 2014 — Снег

Глава 6: 1999 — Блондинки-самоубийцы

Глава 7: 1999 — Осень

Глава 8: 2014 — Лофт

Глава 9: 1999 — Так Счастлива, Так Печальна

Глава 10: 2014 — Утро в лофте

Глава 11: 2000 — Никогда не была готова к этому

Глава 12: 2014 — Папа

Глава 13: 2000 — Распад

Глава 14: 2014 — Дата

Глава 15: 2005 — Пятилетняя встреча выпускников Средней школы

Глава 16: 2014 — Утро после СВИДАНИЯ

Глава 17: 2005 — Жених

Глава 18: 2014 — Позорная ночевка

Глава 19: 2014 — Возвращение домой в Чикаго

Глава 20: 2014 год — Слишком рано

Глава 21: 2014 — Сид и Клип спешат на помощь

Глава 22: 2014 — Любовь всей моей жизни

Глава 23: 2014 — Мы снова здесь

Глава 24: 2014 — Последняя ночевка

Эпилог — Десять минут спустя