Вступительная статья,
составление и примечания
В. С. Бахтина
МОСКВА-ЛЕНИНГРАД-19 65
М. Исаковский — один из виднейших со
ветских поэтов, стихи и песни которого
(«Катюша», «Провожанье», «И кто его
знает...», «Огонек» и многие другие) знает
вся страна. Эта книга является наиболее
полным собранием стихотворений Исаков
ского. В особом разделе помещены избран
ные переводы поэта. В книгу включено не
сколько неопубликованных и малоизвестных
произведений.
М. В. ИСАКОВСКИМ
Около сорока лет назад, размышляя над тетрадью своих стихов,
молодой Исаковский спрашивал себя:
Сумеют ли они
в такой суровый век,
В такое трудное,
ответственное время
Пробиться в глубь больших библиотек
И покорить читательское племя?
(«Командарм»)
Трудно представить сегодня любую сельскую и городскую
библиотеку без книг Михаила Исаковского. В век всеобщей грамот
ности лучшие стихи его шагнули за пределы печатной страницы и,
став, подобно произведениям фольклора, общенациональным до
стоянием, живут и распространяются в устной форме.
Когда героям фильма «Судьба человека» понадобилось дока
зать, что они помнят родину и верны ей, они, не сговариваясь,
запели песню Исаковского. Польский поэт Крыштоф Гущинский,
взявший в качестве эпиграфа строку Исаковского, негры, запевшие
«русскую „Катюшу“, ту, что Исаковский написал», японцы, разу
чивающие в профсоюзных хорах «Под звездами балканскими», чеш
ские, румынские, венгерские, английские поэты, переводящие стихи
Исаковского, — фактов и имен тут не перечесть! — все они видят
в творчестве советского автора выражение каких-то основных черт
национального характера. Поэзия Исаковского стала для них сим
волом советского и русского.
5
1
Михаил Васильевич Исаковский родился 6/19 января 1900 года
в глухой деревне Глотовке Ельнинского уезда Смоленской губер
нии. Семья была большая и очень бедная. Впрочем, и у соседей
дела шли ненамного лучше. Недаром о ельнинских мужиках гово
рили: «оглоблю облапил и ездит в побирашки».
«Своего хлеба у нас никогда до «нови» не хватало, его прихо*
дилось покупать, — вспоминал впоследствии поэт. — Поэтому с осе
ни, когда кончались сельскохозяйственные работы, отец вынужден
был уходить на заработки...»1 Позднее в течение пятнадцати лет
Василий Назарович Исаков (такова его настоящая фамилия) был
почтарем Осельского волостного правления. На своей лошади он
еженедельно ездил на станцию Павлиново, что в двадцати верстах
от Глотовкй, и привозил оттуда почту. Сам немного грамотный, Ва
силий Назарович приносил иногда домой газеты и журналы, кото
рые любил рассматривать сын. Так, незаметно, самоучкой, овладел
будущий поэт грамотой.
В 1910 году неподалеку от Глотовкй, в соседнем селе Оселье, в
специально нанятой крестьянской избе открылась начальная земская
школа. Как умеющего читать и писать Михаила приняли сразу во
второй класс. Однакр от ученья вскоре пришлось отказаться. Ме
шало не только отсутствие зимней одежды, но и болезнь глаз. Тогда
пришла на помощь учительница Е. С. Горанская. Она прислала все
необходимые учебники на дом. С осени следующего года мальчик
стал посещать занятия регулярно; весной 1913 года он успешно сдал
все выпускные экзамены.
С детства был окружен поэт стихией народного творчества. «Смо
ленский этнографический сборник» В. Н. Добровольского показывает,
что к началу нынешнего столетия в деревнях Смоленщины еще со
хранились основные богатства русского фольклора. Молодежь соби
ралась на гулянки, распевала частушки; по обычаю, со всеми обря
дами, песнями, причитаниями и заговорами справляли свадьбы, кре
стины, похороны, провожали рекрутов, начинали и заканчивали
полевые работы.
Даже в наши дни на родине М. В. Исаковского можно записать
немало старых припевок и плачей, прекрасных лирических и свадеб
ных песен...
Не река ли моя речушка,
Не река ли моя быстрая.
1 М. Исаковский, Краткая автобиография. — Сочинения в
Двух томах, т. 1, М., 1959, с. 5.
6
Течет речка — не волнуется,
С бережками не сравнуется,
С желтым песком не смешается.. .1
Трудно, разумеется, говорить сейчас о том, какие именно песни
слышал подросток. Но то, что народное поэтическое слово широко
вошло в его сознание с самых первых лет жизни, — несомненно.
Сочинять Михаил начал рано, и «сочинительство» это шло сра
зу, так сказать, в двух жанрах.
«Из окрестных деревень ко мне приходили отцы, матери, жены
писать письма своим близким, уехавшим в города, «на заработки».
За письмо мне платили три или пять копеек. На эти деньги в со
седней лавчонке покупалась обычно селедка или четверть фунта
сахару, и тогда в семье наступало торжество».2
Писал Михаил и стихи. В 1913 году по просьбе учительницы
мальчик прочел на выпускном экзамене в начальной школе такое
стихотворение:
В бедном уголочке
На краю села
Со внуком Ванюшей
Бабушка жила.
Хижину плохую
Имели они —
Прозябнут, бывало,
В ненастные дни.
Дровец у них нету, —
На чем привезешь?
На себе из леса
Много ль принесешь? 3
Через год один из учителей послал в московскую газету «Новь»
его стихотворение «Просьба солдата», которое и было напечатано.
Стихи и письма по своему содержанию не слишком, вероятно,
отличались друг от друга. Нужда и забитость, горечь разлук и по
терь (шла первая мировая война), родительские и сыновние чув1 Записано автором настоящей статьи в 1959 г. в Глотовке.
2 М. Исаковский, Краткая автобиография. — Сочинения в
двух томах, т. 1, с. 6.
3 А. Д е р м а н, Михаил Исаковский. — «Новый мир», 1945, № 9,
с. 103.
7
ства — с какой поразительной глубиной и чуткостью говорится о
них в «Просьбе солдата»! — все это была сама жизнь.
Книга, с которой довольно рано подружился Исаковский, дала
ему немало. Она раздвинула границы его знаний, познакомила с ми
ром больших человеческих чувств и исканий.
Хотелось учиться дальше. И тут снова пришли на помощь от
зывчивые люди. Несколько лет, страшно нуждаясь и тяготясь непри
вычной обстановкой и одиночеством, провел деревенский парень в
гимназии (сначала в смоленской, а затем в ельнинской). Но окон
чить ее не удалось. Небольшое пособие, которое выплачивала ему
земская управа, в результате инфляции военных лет превратилось
буквально в ничто...
Некоторое время восемнадцатилетний юноша учительствовал в
той самой глотовской школе, в которой когда-то занимался сам.
Октябрьская революция явилась для Исаковского, как и для
миллионов других людей из народа, не только освобождением от
нищеты и гнета, но и открыла путь к знаниям, к полной и богатой
духовной жизни, к утверждению собственной личности.
Недавний гимназист и учитель становится редактором и почти
единственным сотрудником ельнинской уездной газеты. Молодежь
избирает его секретарем ельнинской организации РКСМ. В 1918 го
ду он вступает в партию. Если бы кто-то за год, за два до рево
люции предположил, что крестьянский сын Исаковский в 21—22 го
да будет редактором, скажем, официальных «Смоленских губернских
ведомостей», это было бы воспринято как нечто невероятное. Но в
начале 20-х годов Исаковский действительно возглавлял (хотя, изза болезни, и недолго) губернскую газету — только это была совет
ская, коммунистическая газета. В «Рабочем пути» он писал фелье
тоны, очерки, передовые статьи. Он стал убежденным пропаганди
стом и строителем новой жизни. О значении Октября для него как
для человека и поэта лучше всего сказал А. Твардовский: «Всем
свойм творчеством... Исаковский как бы заявил во всеуслышание:
«Самым дорогим для меня является то новое, светлое, передовое и
по-новому красивое, что принесла с собой советская власть в тем
ный, убогий и горький мир старой деревни. Я люблю это, и это пою,
и на это положу всю душу, в этом вижу призвание моей жизни, и
вне этого не могу представить себя как художника».1
С 1921 по 1931 год проработал Исаковский в смоленской об
ластной газете. Он принимал активное участие в местной литера1 Поэзия Михаила Исаковского. — А. Твардовский, Статьи и за
метки о литературе, М., 1961, с. 25.
8
турной жизни, где в малом масштабе повторялось все, что проис
ходило в большой литературе. Смоленские газеты тех лет пестрят
сообщениями о его выступлениях перед читателями; на «литератур
ных страницах» неизменно появлялись его стихи и критические
заметки.
Смоленский период был хорошей подготовкой для поэта. Здесь
в боях с мелкобуржуазными и декадентскими взглядами (кото
рые культивировались в местной группе «Арена») прояснились его
собственные литературные воззрения, сложилась собственная ма
нера письма.
Самые ранние стихи Исаковского вышли отдельными брошю
рами в местном издательстве в 1921 году («По ступеням времени»,
«Взлеты», «400 миллионов»). Справедливо признавая эти сборники
художественно неполноценными, автор не включает их в библиогра
фию своих произведений. Таким образом, его литературным дебютом
принято считать сборник «Провода в соломе», вышедший в 1927 году
в Москве.
Критика встретила книгу довольно холодно, но ее заметил
Горький, живший тогда в Сорренто. В начале 1928 года в «Изве
стиях» (от 27 января) и одновременно в журнале «Сибирские
огни» (№ 1) появилась его очень одобрительная «Рецензия». Рас
терявшийся, обескураженный было молодой автор почувствовал себя
гораздо увереннее.
Затем вышел его сборник «Провинция» (Смоленск, 1930), а
через год — сразу два: «Мастера земли» и — как первый итог —
«Избранные стихи» (оба в Москве). Смоленский поэт предстал
перед всесоюзным читателем. Тем не менее долгое время — вплоть до
конца 30-х годов — критика писала об Исаковском очень мало.
В 1931 году по приглашению издательства «Крестьянская газета»
он переезжает в Москву и в течение года редактирует журнал «Кол
хозник». Однако болезнь глаз прогрессировала, и работу пришлось
оставить.
С этого времени М. Исаковский целиком отдается творчеству.
2
Два фактора обусловили характер ранних произведений поэта:
книга и жизнь. «Мое знакомство с поэзией было крайне ограни
ченным, — вспоминает он о своих детских годах, — я лишь прочел
несколько случайно попавших ко мне стихотворений, в которых фигу
рировали Музы, Фебы и т. д. ... И у меня в то время сложилось
9
такое мнение, что стихи без Муз, Фебов, Вакхов и проч. — это не сти
хи и что для стихов требуются слова необыкновенные, красивые и
проч.».
«Справедливость требует сказать, — пишет Исаковский далее, —
что Фебами... я увлекался недолго и перешел на вещи, более мне
близкие и понятные».1
Тематически поэт действительно отошел от литературных об
разцов. В своих стихах начала 20-х годов он агитирует за помощь
голодающим крестьянам Поволжья, призывает к участию в суб
ботниках, он говорит о дружбе с революционной Германией, рас
сказывает о поездке в дом отдыха, борется с неполадками в де
ревне и т. д. и т. п. Но избавиться от литературщины в стиле,
от искусственной усложненности, вычурности Исаковский смог да
леко не сразу. Однако работа в газете, активное отношение к жиз
ни, сама действительность потребовали от поэта произведений дру
гого характера — боевых, острых и понятных для любого неиску
шенного читателя.
Если лирические стихи в большинстве своем появлялись в
результате субъективных размышлений и переживаний автора
(«Ель», «Двенадцать трав», «Подснежники» и другие), то в основу
каждого публицистического и сатирического стихотворения, как
правило, положен факт, взятый из жизни, но непосредственно не
связанный с внутренним духовным опытом поэта. И те и другие
произведения создавались параллельно, но вскоре ведущими в
творчестве Исаковского стали произведения иного характера.
В новых стихах Исаковского личная, лирическая тема неотде
лима от общественной, публицистической. Это свойственно и неко
торым вещам переходного периода, но для произведений, создан
ных после 1924 года, — типично.
Теперь поэт редко и неохотно покидает в своих стихах дерев
ню. Тематика его творчества даже как будто сужается. Однако
именно в этих стихотворениях молодой автор выходит на самую
стремнину жизни. Он пишет о главных событиях эпохи. Но делает
это по-своему, на том материале действительности, который ему
ближе всего.
Вот, к примеру, стихотворение «Ореховые палки» (1925). Точны
ми словами рассказывает здесь автор о старой деревне, об осенней
рабочей поре... Все шло по заведенным порядкам. И вдруг, возвра
щаясь в родные места, герой замечает: орешник, который из года в
1 А. Д е р м а н, Михаил Исаковский. — «Новый мир», 1945, № 9,
с. 104.
10
год шел на изготовление цепов, стоит нетронутый. Раз не нужны
цепы, значит нечего молотить...
Ужели голод в этой стороне?
И сердце дрогнуло
И вдаль рванулось пылко...
За речкой
На общественном гумне
Отчетливо стучала
Молотилка.
Нет тут ни единого слова об отсталости, бедности, примитивно
сти старого крестьянского хозяйства, ни слова о революции, о кол
лективизации. Но все это высказано, выражено с помощью одной
детали. И никак не отделить здесь переживания героя от большой
жизни страны.
«Началом своей сознательной деятельности я считаю 1924
год, — говорит поэт, — именно в этом году я написал несколько
стихотворений, которые хоть и были далеко не совершенными, но
заключали в себе определенный поэтический замысел, определенную идею... Я как бы впервые почувствовал, что .такое поэзия, и
понял, какой линии мне надо держаться, к чему стремиться, по
какой дороге идти».1
В своих стихотворениях Исаковский обращается к мелким, не
заметным, повседневным фактам. Вот ребята-подпаски заиграли
на пастушьем рожке вместо старой песни — новую, революционную
(«Подпаски»); вот «от избы и до избы зашагали торопливые стол
бы» («Вдоль деревни»); мужики слушают радио, и этот день, за
мечает автор, «деревню поднял ввысь» («Радиомост»); в поле вы
шел первый трактор, и — «здесь окончила свой век однолошадная
Россия» («Утро»).
Мало ли было других фактов! Но Исаковский все наше вни
мание сосредоточивает именно на этих, казалось бы не слишком су
щественных, но на самом деле многозначительных деталях нового.
20-е годы — труднейшее для страны время. Листаешь «Рабо
чий путь» — и видишь статьи о товарном голоде, об отсутствии
кирпича, о шайках недобитых кулаков, наводящих ужас на отда
ленные уезды (за короткое время только на Смоленщине было раз1 М. Исаковский, Краткая автобиография. — Избранные
стихотворения, М., 1947, с. 9.
И
громлено тридцать девять банд и выловлено двести с лишним уча
стников этих банд!); еще обсуждается вопрос: построим ли мы со
циализм? ..Ив той же самой газете читатель находил уверенные,
полные оптимизма строки Исаковского. В отличие от многих кре
стьянских писателей поэт в годы нэпа не растерялся, не растратил
революционного энтузиазма.
Удивительна чуткость Исаковского к самым незаметным, к са
мым изначальным, еще далеко не массовым проявлениям нового.
Пусть в 1925 году только начиналась электрификация деревни, —
стихотворение-песня Исаковского тотчас рассказало об этом всей
стране. Пусть в 1928 году единицы из единиц колхозов могли зани
маться преобразованием природы хотя бы в местном масштабе, —
Исаковский опоэтизировал труд колхозников, и это делает его сти
хотворение актуальным, злободневным в продолжение нескольких
десятилетий.
«Сила настоящего искусства, — говорил Горький, — в том, что
оно, взяв простейшее, обыденное явление, вскрывает его глубокий
социально-драматический смысл, показывает его крепкую зависи
мость от общих условий жизни, от ее коренных основ».1 Эти сло
ва имеют прямое отношение к творчеству Исаковского. Но главная
заслуга поэта все-таки не в следовании за внешним ходом исто
рии. Исаковский шаг за шагом прослеживает внутреннюю историю
советского человека. Его стихотворение каждый раз было художест
венным выражением новых чувств и мыслей, которые порождались
новыми условиями, новой обстановкой.
Его герои — крестьянин, раздумывающий о необходимости
вступить в колхоз; тракторист, радующийся тому, что он проведет
сегодня первую борозду на общественном поле; девушка-комсо
молка, борющаяся с кулаками. Автор воссоздает обстоятельства,
где прямо сталкиваются старые и новые представления.
Солдатчина... Сколько сложено о ней горестных песен, сколь
ко слез выплакали матери! А тут сама мать обижена: почему ее
сына не берут в армию? («Как вошла в приемный зал...»).
«Моя хата с краю» — говорили раньше... А вот загорелась соб
ственная хата, полыхает на глазах у хозяина — колхозного сторо
жа, а он все-таки не оставил поста, не побежал спасать свое имуще
ство («География жизни»).
Подобный взгляд на проблему личного и общественного, когда
одно как бы поглощалось другим, характерен для психологии лю1 А. М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 25, М., 1953,
с. 267.
12
дей, начинавших творить новый мир в условиях, которые требо
вали от них непрестанного самопожертвования. Но Исаковский
чувствовал и другое: революция совершилась для того, чтобы каж
дый член общества был счастливым.
Стихотворение «В лесном поселке» — своего рода литератур
ный манифест Исаковского. Медвежий угол... Все детали, под
черкнуто наводящие грусть: «Завяли травы. Лето миновало. Лес
ные тропы осень замела...» Но люди полны иными чувствами:
А мы живем. А нам и горя мало.
А наша радость мимо не прошла.
... И угол наш не тесен,
И плечи нам не давит небосклон,
И много есть еще не спетых песен,
И много есть не названных имен.
О том же — стихотворения «Девушка из Всходского района»,
«Ой вы, зори вешние...». Никто не отторгнут, не должен быть от
торгнут от большой, настоящей жизни. Нет тут и отречения от
самого себя. Эти мысли и эти герои нисколько не утратили своего
значения сегодня.
Исаковский обращается не к исключительным судьбам, не к
выдающимся примерам доблести и геройства. Заурядная девушка,
рядовая колхозница, трудовой люд — это-то как раз и есть самая
глубь, самый корень жизни. Народ.
Внешне непохожие, герои Исаковского — люди одного склада.
Где увидел поэт именно такие характеры — цельные и естествен
ные, небойкие, мягкие и одновременно твердые? Конечно, в род
ных деревнях, на скудных полях старой Смоленщины. В их обы
денности столько человечески привлекательного, многоцветного...
Сохраняя что-то, какую-то трудно определяемую словами основу
(это, по-видимому, и есть национальный склад характера), они ме
няются, распрямляются под влиянием новой действительности, об
ретают силу и уверенность в себе. Исаковский поэтизирует своих
героев, нисколько и ни в чем не прикрашивая их. Он знает, что
народ состоит из непохожих друг на друга людей. Но он видит
и воспевает лучших. Это с самого начала было его сознательным
устремлением, и это вытекает из всей его идейной и эстетической
концепции.
С середины 30-х годов одна за другой разнеслись по стране
песни поэта — «Вдоль деревни», «И кто его знает...», «Прово
13
жанье», «Катюша». Чувства, которые переполняли сердце худож
ника, обрели свои крылья в музыке.
В конце 30-х годов, когда в Европе уже полыхала вторая
мировая война, Исаковский с какой-то поистине одержимостью пи
сал о советской родине, о том счастье, которое пришло к людям.
Вероятно, есть известная односторонность в том, что автор стихо
творений «Вишня», «Морячка», «Я глядела в озеро...», «Что за
славные ребята...», «В гости приехала дочь...» замечал только
светлое, только солнце и радость: было в жизни и другое. Но по
нять его можно:
Я вырос там, где мой отец и дед
Бродили робко у чужих поместий,
Где в каждой хате — может, тыщу лет —
Нужда сидела на почетном месте.
Это было живым ощущением поэта. И именно потому, чувствуя
надвигающуюся грозу, он не устает повторять: «всё, что нынче
держим мы в руках, Мне с каждым днем становится дороже»
(«Я вырос в захолустной стороне...», 1941); «всего дороже сторо
на родная...» («Пели две подруги...», 1941).
Война заставляет его искать новые действенные формы стиха:
он создает ряд публицистических писем-посланий, обращенных к
бойцам на фронте («Наказ сыну», «Одна дорога есть у нас...»),
к героям рабочего тыла («Припомним, друзья и подруги...»), к
жителям временно оккупированных мест, к землякам, к партиза
нам («Украина моя, Украина!..», «Здравствуй, Смоленск!..» и
другие). Многие его стихотворения имеют сюжетную основу. Это
как бы рассказы в стихах («Старик», «Поросята», «Рассказ про
Степана и про смерть»).
И с первых дней войны зазвучали прекрасные песни Иса
ковского: «Походная», «Ой, туманы мои...», «Огонек», «Слушайте,
товарищи...», «В прифронтовом лесу». В этих песнях было все, чем
жил народ, — и горе его, и ненависть, и великая любовь к отече
ству, и тоска по оставленным близким, по погибшим...
Одно из лучших стихотворений Исаковского — глубокое и
скорбное «Враги сожгли родную хату...». Когда говорят, что лите
ратура — совесть народа, нельзя не вспомнить этих строк:
Стоит солдат — и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,
Героя — мужа своего...»
14
И этих:
«Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришел к тебе такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам...»
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил — солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
«Я шел к тебе четыре года,
Я три державы покорил...»
Если бы в хоре радостных стихов, встретивших нашу победу,
не было этих горестных слов, народ никогда не простил бы этого
поэзии. Но они прозвучали, и прозвучали именно тогда, когда дол
жны были прозвучать. И совсем не случайно их выговорил Иса
ковский — в те трудные военные годы один из самых близких наро
ду поэтов. Точно так же не случайно и то, что это стихотворение
сразу подверглось осуждению: трагедия личного, по мнению то
гдашней критики, была совсем неуместна в пору торжества госу
дарства.
А ведь тут нет ни слабости, ни пессимизма, а есть лишь под
линная любовь к человеку, к людям, с великими жертвами спас
шим свою страну. Эта же важная мысль, это же чувство восхи
щения и благоговения перед подвигом народа одушевляли Шоло
хова, когда он писал «Судьбу человека».
Образ русской женщины — один из центральных в поэзии Иса
ковского.
В своих переложениях фольклора («Песня о девушке», «Песня
о несчастной любви», «Песня о замужестве») он обращается толь
ко к прошлому. В других стихах — и это чаще — поэт сопостав
ляет старую и новую судьбу женщины-труженицы («Настасья»,
«Разговор на крыльце»). Но еще чаще в стихах Исаковского мы
встречаемся с образом девушки нового поколения, милой и скром
ной, вроде Любушки, Катюши. Со временем меняется ее облик.
Еще недавно она билась над букварем, училась жить по-новому
(«Первое письмо»). А теперь она уже вовлечена в малые и боль
шие дела страны («Уезжает девушка»).
15
Война...
А тучи свисают всё ниже,
А громы грохочут всё ближе,
Всё чаще недобрая весть.
И ты перед всею страною,
И ты перед всею войною
Сказалась — какая ты есть.
(«Русской женщине», 1945)
Поэт не просто продолжает некрасовскую тему. Героиня его —
не только верная жена и мать, не только хозяйка в поле и дома...
Исаковский всегда был чуток к настроениям своих современ
ников. Еще шли бои...
Еще и артиллерия гремела
И мины рвались на краю села,
А ласточка уже взялась за дело
И, хлопоча, гнездо себе вила.
( «Ласточка» t 1944)
В людях, окаменевших от горя на целые годы, стали просы
паться обычные, естественные чувства. Они опять увидели солнце
и небо над головой; весна, нерастраченные молодые силы рожда
ли какие-то новые ощущения и стремления. «Девичья песня» («Не
тревожь ты себя, не тревожь...»), «Живет у нас в поселке...»,
«Лучше нету того цвету...» — задушевные песни, в которых нет
ни одного слова о боях и даже о победах, — написаны в 1944 го
ду. А в 1945 году, когда большинство других авторов по-преж
нему продолжало говорить о войне, поэт создает стихотворениепесню «Услышь меня, хорошая...» и поразительные по своему ли
ризму строки «Одинокой гармони».
Первое послевоенное пятилетие отмечено новым творческим
взлетом поэта. Активно продолжается его переводческая работа,
начатая еще в середине 30-х годов. К переводам из Т. Шевченко,
Л. Украинки, И. Франко, Я. Купалы, Я. Коласа, белорусских и
украинских песен прибавились переводы произведений А. Кулешо
ва, А. Малышко, П. Воронько, К. Хетагурова, Ш. Петефи, поль
ских, словацких, венгерских народных песен и баллад. Прекрасный
пример общественного и культурного значения переводческой дея
тельности поэта — песня «Будьте здоровы...», написанная А. Руса
ком, но облетевшая всю страну лишь после того, как ее предста
вил русскому читателю Исаковский.
16
Здесь нет возможности разбирать мастерство Исаковского-пе
реводчика. 1 Заметим только, что его работа над драмой «Лесная
песня» Л. Украинки, над стихами и поэмами Т. Шевченко и А. Ку
лешова стала значительным явлением в русской поэзии.
. Знакомство с художественным опытом других литератур — и
в первую очередь славянских — обогатило и самого Исаковского
(например, популярнейшая песня «И кто его знает...», как свиде
тельствует сам автор, связана с одной украинской песней). Но во
прос этот гораздо сложнее, и, к сожалению, он еще совсем не раз
работан.
z
Интересны теоретические и критические выступления Исаков
ского— статьи о работе над песней, о поэтическом мастерстве,
заметки о языке, литературная полемика.
То, что направление послевоенного творчества Исаковского как
нельзя лучше отвечало вкусам и потребностям народа, доказывает
беспримерная популярность его песен в это время. Именно тогда
были созданы превосходная «Песня о Родине», песни «Летят пере
летные птицы...», «Каким ты был, таким остался...» и многое дру
гое. От самой дальней деревни до аудитории столичного вуза — вез
де знали, любили и постоянно пели песни, созданные поэтом и ком
позиторами М. Блантером, Б. Мокроусовым, В. Захаровым и другими.
Конечно, огромное значение имела и прекрасная музыка этих ком
позиторов. Но то, что песенная лирика Исаковского сама по себе
была важна для слушателей и исполнителей, — тоже несомненно.
Ничье творчество не вызывало прежде такой могучей волны ответ
ного творчества безымянных авторов. «Катюша», «Морячка», «Ого
нек», «Девичья песня», «Прощальная» породили и в годы войны, и
1 О деятельности Исаковского как переводчика см.: Д. Политыко, О мастерстве поэтического перевода. Поэзия А. Кулешова
в переводах М. Исаковского («Советская Отчизна», 1952, № 2,
с. 133—143); В. Глотов, Сшвдружшсть двох поепв («Жовтень», 1952, № 11, с. 108—111); И. Козлова, Стихи поэтов
Украины в переводах М. Исаковского и А. Твардовского («Лит.
Смоленск», 1954, кн. 13, с. 199—203); А. Белецкий, Новый пе
ревод «Лесной песни» («Лит. газета», 1954, 20 мая); В. Петров
ский, Стихотворения А. Малышко «Лешнське слово» и «Весна
цього року» в переводе на русский язык М. Исаковским («Вопросы
русского языкознания», издательство Львовского университета, 1956,
кн. 2, с. 80—88);В. Адамович, Михаил Исаковский — перевод
чик белорусских поэтов («Дружба народов», 1957, № 3, с. 200—207);
А. Молчанов, Украинская поэзия в переводах М. Исаковского
(«Советская Украина», 1958, № 8, с. 154—158); В. Кириленко,
Поэма «Катерина» в русских переводах Н. Гербеля и М. Исаковского
(в кн.: «Голос Шевченко над cbîtom», КиТв, 1961, с. 34—40).
17
после войны великое множество подражаний, переделок, «продол
жений», «ответов». Голос поэта и голос народа сливались и расхо
дились и снова сливались в одну песню.
В последнее время поэт, который и раньше писал не слишком
много, печатает свои новые произведения совсем редко. Зато все
большее значение приобретает его литературно-общественная дея
тельность. Исаковский стал одним из самых уважаемых наставни
ков молодежи. К нему обращаются за советом, поддержкой. Ве
лики его личное обаяние, авторитет честного и принципиального
писателя.
3
Новаторские, всецело принадлежащие нашей эпохе, стихи Иса
ковского неотделимы от традиций русской классической литерату
ры. Не подражая, но с любовью и благоговением изучая, общался
поэт с Пушкиным, Некрасовым, Кольцовым, с бессмертным укра
инцем Шевченко. Нет нужды приводить здесь многочисленные вы
сказывания Исаковского о писателях, чьи стихи сопровождают его
на протяжении всей его творческой жизни. Важно только напом
нить, что Пушкин и Некрасов явились для него ориентирами, по
которым он находил свою дорогу, продираясь, по его собственным
словам, сквозь дебри формалистической зауми, неоправданной слож
ности, непонятности.
«Живая и ясная поэзия» Пушкина (название статьи Исаков
ского о поэте) учила простоте и точности, чувству слова и сораз
мерности. Некрасов показал ему пример «умелого, умного, творче
ского использования фольклора».1 В своих беседах с начинающими
авторами Исаковский постоянно ссылается на опыт Некрасова. Он
говорит о его сердечной отзывчивости, о понимании поэтом души
народа, об умении взволновать читателя, вызвать его гнев и лю
бовь. Некрасов и Шевченко, пишет поэт, еще со времен сельской
школы «стали для меня близкими, родными. И у того и у другого
я учился и учусь глубокому проникновению в народную жизнь, в
человеческую душу, простоте, лиричности и музыкальности стиха».2
Есть немало работ, исследующих взаимосвязи поэзии Исаков-
1 М. Исаковский, О советской массовой песне. — О поэти
ческом мастерстве, М., 1952, с. 19.
2М. Исаковский, Высокий пример. — «Правда», 1961,
10 марта.
18
ского с классической поэзией.1 Но как бы ни сближали авторы
художников века нынешнего и века минувшего, все они обяза
тельно подчеркивают конечную самостоятельность советского поэта,
современный характер его творчества. И дело не в том, что он
может сказать «застыло у ворот Стриженое детство», как никогда
не сказали бы ни Пушкин, ни Некрасов. Дело в неповторимом
жизненном опыте поэта, в его мировоззрении, в его индивидуаль
ности, во времени, в которое он жил и живет.
Когда Исаковский входил в литературу, Владимир Маяковский
и Демьян Бедный продолжали оставаться самыми влиятельными
поэтами. Их боевая партийность, страстная публицистичность, все
гдашняя злободневность служили примером для молодых писате
лей, в том числе и для Исаковского. Еще в 1927 году Исаковский
называл Маяковского «большим поэтом нашего времени» и сове
товал начинающим авторам изучать его опыт.2
Позднее в своей публицистике, в фельетонах начала 30-х го
дов, обращаясь к темам города и рабочего класса, Исаковский ино
гда близко подходил к манере Маяковского. Но это не более чем
эпизод в его творчестве, — он искал свой путь.
Главное в стихе Маяковского — непосредственное выражение
общественных эмоций. Это стих ораторский, рассчитанный в боль
шинстве случаев на громкое чтение, тысячную аудиторию. Между
тем Исаковский шел к стиху напевному, к стиху песенного склада.
Его лирика, раскрывающая ясные и простые чувства людей, тре
бовала совсем иных интонаций, разговора доверительного, как бы
с глазу на глаз.
Как любил массовый читатель 20-х годов Демьяна Бедного!
Однако не странно ли, что современные ему талантливые молодые
поэты так мало взяли из его художественного опыта? Ленин ценил
Д. Бедного, но он же, как вспоминает Горький, сказал о нем: «Гру
боват. Идет за читателем, а надо быть немножко впереди».3 Этот
недостаток, не слишком опасный в первые послереволюционные
1 Т. Беседина, О некрасовских традициях в творчестве
М. Исаковского и А. Твардовского. — «Ученые записки Вологод
ского гос. пед. института», т. 7, 1950, с. 91—134; Н. Ровенский,
Традиции Некрасова в творчестве Исаковского. — «Советский Ка
захстан», 1953, № 1, с. 127—134; Т. Акимова, Народные основы
песенного творчества М. Исаковского. — «Ученые записки Саратов
ского гос. университета», т. 11, Саратов, 1954, с. 31—66.
2 М. Исаковский, Как надо и как не надо писать стихи. —
«Рабочий путь», 1927, 4 декабря.
3 М. Горький, В. И. Ленин. — Собр. соч. в 30-ти томах,
т. 17, М., 1952, с. 45.
19
годы, оборачивался все большей, все более видимой слабостью.
Читатель, гигантски выросший за какое-то десятилетие, обгонял
поэта.
Исаковский довольно рано сформулировал свое «первое пра
вило»— «писать в максимальной степени просто и понятно, не
спускаясь, однако, до примитива».1 Он сознательно старался не по
вторить ошибки Д. Бедного, и не его ли имел в виду Исаковский,
когда писал в одной из статей 20-х годов: «Дать произведения,
которые были бы понятны для всех слоев деревенских читателей
и в то же время высокохудожественны, дело невозможное или
почти невозможное... Здравый смысл подсказывает, что мы долж
ны ориентироваться только на передовую, наиболее культурную и
развитую часть деревни — на молодежь. Иначе мы будем плестись
в хвосте у малограмотной массы, а не тянуть ее за собой».2
Разумеется, можно найти и переклички в стихах обоих поэтов
(ср., например, строки «Разгадки» Бедного и «Радиомоста» Исаков
ского, напечатанных в одном и том же году). Их роднит общий
интерес к фольклору, к Некрасову, к теме новой деревни. Исаков
ский учел песенный опыт Демьяна Бедного.3
Критика 20-х годов справедливо относила молодого Исаков
ского к группе крестьянских писателей. Но вот стихи Н. Клюева,
одного из видных и талантливых крестьянских поэтов:
Как ярый спрут, ползет по свету
Слепая мертвенная сталь.
Ужели вам, как мне, поэты,
Цветка измятого не жаль?
Одно — железные колеса,
Другое — радуга равнин.
Что ж слаще чувственному носу:
Черемуха или бензин?
Клюеву вторит С. Клычков: «Не за горами пора, когда чело
век в лесу всех зверей передушит, из рек выморит рыбу, в воз
духе птиц переловит и все деревья заставит целовать себе ноги —
1М. Исаковский, Заметки о моем творчестве. — Избранные
стихи, М.—Л., 1931, с. 13.
2М. Исаковский, Еще о крестьянской поэзии. — «На ли
тературном посту», 1928, № 24, с. 52.
3 М. Исаковский, О советской массовой песне. — О поэти
ческом мастерстве, М., 1952, с. 22.
20
подрежет пилой-верезгой: тогда-то и отвернется бог от опустелой
земли и от опустелой души человечьей, а железный черт... при
вертит человеку на место души какую-нибудь шестерню или гайку
с машины... С этой-то гайкой заместо души человек, сам того
не замечая и ничуть не тужа, будет жить и жить до скончания
века!» 1
Ни под одним из этих слов никогда не подписался бы Иса
ковский! Ему чуждо, враждебно было стремление многих так на
зываемых поэтов деревни идеализировать старую сермяжную Русь
с ее патриархальным укладом. Он никак не мог согласиться с
тем, что город, машина убивают красоту природы и живые чело
веческие чувства. Они замыкались в себе, грустили, приходили в
отчаяние от того, что рушится вековое, а Исаковский радовался:
«В Москве звенят такие ж песни, Такие песни, как у нас...»
Очень сложную позицию занимал С. Есенин. В его символических
образах трогательного тонконогого жеребенка и бездушно мчаще
гося поезда заключена мысль о неотвратимой гибели старой деревни.
Всей душой стремился Есенин слиться с новой жизнью. Но это
оказалось выше его сил. Есенин был не в состоянии порвать с
прошлым, где, как ему казалось, только и могло жить его искус
ство. Здесь истоки трагедии одного из самых больших поэтов Рос
сии: «Отдам всю душу Октябрю и Маю, Но только лиры милой
не отдам».
Могучий дар Есенина не мог не заворожить и Исаковского.
В его ранних стихах мы найдем немало подражательных строк.
И тем не менее сначала робко, а потом все смелей и смелей Иса
ковский вступает в открытый спор с «последним поэтом деревни».
Для Есенина «железный гость» на полях имел «неживые, чужие
ладони»; Исаковский, конечно, не случайно используя схожую ме
тафору, писал: «Здравствуй, город, — наш железный брат!» Даже
говоря о сборнике «Провода в соломе», автор с полным основа
нием утверждал: «Если в моем творчестве и были какие-нибудь
отдельные черточки «от Есенина», то общие тенденции его (твор
чества) ничего общего с Есениным не имели».2 Есенин все-таки
ярче всего рассказал о Руси уходящей, о герое, далеко еще не
определившем своего отношения к изменениям в жизни. Исаков
ский, нужно опять подчеркнуть это, стал выразителем новой дей-
1 С. Клычков. Чертухинский балакирь, Роман, М.—Л., 1926,
с. 158.
2 М. Исаковский, Заметки о моем творчестве. — Избран
ные стихи, с. 13. О связи поэзии Есенина и Исаковского см.: Е. Н а,умов, Сергей Есенин. Жизнь и творчество (Л., 1960, с. 281—285).
21
ствительности, певцом нового, идущего навстречу ветрам револю
ции человека.
Горький рецензию о «Проводах в соломе» начал именно с
противопоставления творчества Есенина и Исаковского: «Вероят
но, и еще не один талантливый человек погибнет, если не сумеет
понять, почувствовать глубокое и всем ходом истории обусловлен
ное значение того, что называется «смычкой» города и деревни», —
писал он. Исаковский, «мне кажется, хорошо понял необходимость
и неизбежность «смычки», хорошо видит процесс ее и прекрасно
чувствует чудеса будних дней».1
Именно в силу остро ощущаемых идеологических различий мо
лодой смоленский поэт не поддался сколько-нибудь заметному вли
янию своего знаменитого современника. Более того, художественная
система Исаковского, его «объективная» лирика (был такой термин
в 30-е годы) складывалась в процессе преодоления субъективной
поэтики, субъективной лирики Есенина. Сложная метафоричность,
олицетворения, чаще всего именно есенинского склада, постепенно
уступают в его стихах место простому слову, образу с прямым
смыслом.
Отчасти были близки к Исаковскому некоторые молодые
крестьянские поэты, например Иван Доронин, писатель, несоиз
меримый по своему дарованию ни с Бедным, ни тем более с Есе
ниным, однако для того времени примечательный. Доронин еще в
середине 20-х годов написал поэму «Тракторный пахарь». Его пес
ня «Ой цвети, цвети, кудрявая рябина...» — о любви деревенской
девушки к посланцу города («он из города Ко мне пришел, Я —
с полей») — сразу же стала популярной. Это одна из первых совет
ских лирических песен. Доронин писал просто, особенно часто об
ращаясь к песне, частушке. Он именует себя «советским Кольцо
вым». Но у него не хватило таланта, художественного вкуса и
чувства меры.
Внимательно приглядывался молодой Исаковский к тому, что
создавали его современники. Он учился у них — главным образом,
общим принципам творчества. Еще чаще он спорил с ними — и
это тоже была учеба. Ни к кому из тогдашних поэтов Исаковский
особенно не тяготел. И тут нет ничего удивительного. Советская
литература только еще рождалась, и сам он явился одним из тех
художников, творческая индивидуальность которых формировала
ее облик, ее направления и стили.
1 М. Горький. Рецензия, — Собр. соч. в 30-ти томах, т. 24,
М., 1953, с. 310.
22
4
Нигилистический взгляд на фольклор, на старые традиции,
столь характерный для многих деятелей литературы 20-х годов,
не был воспринят Исаковским. Правда, его отношение к содержа
нию и идеям народной поэзии тоже было подчас отрицательным.
Но лирическая стихия, поэтика фольклора с самого начала вос
принималась им как нечто живое, близкое его собственным устрем
лениям. В дальнейшем народное творчество привлекает поэта все
больше и больше. Этому способствовал и общий ход развития со
ветского искусства.
Советский строй, рожденный народной революцией, как ни
один другой строй, выражает самые коренные интересы народа.
Человек труда стал хозяином своего государства. Социалистиче
ское искусство с первых дней своего существования обратилось к
изображению этого нового героя. Интерес к человеку из народа,
внимание к народу в целом должны были породить и действитель
но породили усиленный интерес и внимание и к народной культуре.
Еще в 1929 году в речи на Всероссийском съезде крестьянских
писателей А. М. Горький подчеркнул, что у фольклора учиться не
обходимо. Старое народное творчество он назвал первоисточником
литературы. Особенно важное значение в этом смысле имел Пер
вый Всесоюзный съезд советских писателей и знаменитое выступле
ние Горького на этом съезде. После 1934 года фольклорная работа
в центре и на местах резко активизировалась. Ясно обозначился
общий поворот советской литературы к народному творчеству.
Писатели самых различных взглядов принимаются собирать
фольклор, изучают его, подражают ему, по-своему перелагают пе
сенные, сказочные, легендарные сюжеты (вспомним «Страну Муравию» А. Твардовского, «Золушку» С. Кирсанова, стихи И. Сельвинского, А. Прокофьева, первые сказы П. Бажова). Смоленский
поэт Д. Осин задумал создать поэму, построенную на основе под
линных частушек, — Горький одобрил и этот замысел. Рассказывая
о своей работе, Д. Осин писал: «Сколько можно сделать интерес
ного! Во-первых, сюжетная лирическая поэма-частушка; во-вторых,
песни, сделанные опять-таки из отдельных частушек, композиционно
связанных между собой; в-третьих, обработка лирических народных
песен... Так давайте же, — звал поэт, — станем не только собирать,
изучать и любить наш фольклор, но и обрабатывать его грамотно,
культурно, талантливо».1
1 Д. Осин,
1935, 6 января.
Поэма-частушка. — «Большевистский молодняк»,
23
Это было напечатано в той самой смоленской газете, где —
в то же самое время! — были опубликованы стихотворная сказка
Исаковского «Царь, поп и мельник», его же переделки народных
песен, напоенная фольклором поэма «Четыре желания».
Таким образом, фольклорные интересы Исаковского должны
рассматриваться как часть очень широкого явления в советской
поэзии. Не случайно один из видных критиков тех лет писал в
1935 году: «Фольклор сейчас не только объектнаучного изучения,
не только документ массового творчества, — но и потенциальная
часть «большой литературы», и задача советского поэта — в том,
чтобы ускорить переход возможности в действие».1
Каковы бы ни были теоретические предпосылки, из которых
исходил молодой Исаковский, в его творчестве песня всегда зани
мала большое место.
Уже в середине 20-х годов он опубликовал несколько стихо
творений народно-песенного склада («Двенадцать трав», «Где ты,
лето знойное?..»). Но автор, по собственному позднейшему при
знанию, слишком перенасытил их образами. Ни одно из них не
стало популярной песней.
В 1927 году Исаковский написал стихотворение «Я не клала
в печку дров...» (подзаголовок: «Песенные мотивы») :
Я не клала в печку дров,—
Писем не жалела,
Наша прежняя любовь
Хорошо горела.
Плакал Ваня у огня,
Словно речка хлынула:
— На кого же ты меня,
На кого покинула?
... — Не тумань, Ванюша, глаз,
Не суши сердечка, —
Не течет назад у нас
Никакая речка.
Хорошо с тобой ходить
По деревне с песней,
Но учителя любить
Много интересней.
1 А. Селивановский, В литературных боях, М., 1963, с. 581.
24
А за два года до этого в литературно-художественном кресть
янском сборнике «Целина» (1925) в анонимной заметке «О частуш
ках» было напечатано такое четверостишие:
Печку письмам истопила,
Не подкладывала дров,
Хорошо, милой, горела
Наша прежняя любовь.
Первые строки стихотворения Исаковского могли быть взяты
отсюда: поэт был участником этого номера журнала.1 Однако воз
можно, что автор знал частушку и раньше, так как она вообще
имела широкое бытование.
Народный текст послужил здесь исходным пунктом для напи
сания сюжетного произведения. Хотя близость остальных строф к
частушке очевидна, все они подчинены определенному замыслу.
Этот прием поэт иногда использовал впоследствии. Так, известная
песня «Лучше нету того цвету...» тоже начинается с подлинной
народной частушки (кстати, поэт сам и записал ее на Смоленщи
не). Однако прямое усвоение народных текстов — не главный и
далеко не единственный путь. Исаковский, разумеется, понимал это.
Он стремился по-разному подойти к художественным богатствам
фольклора.
Наиболее крупным произведением Исаковского, написанным по
мотивам народного творчества, является стихотворная сказка
«Царь, поп и мельник».2 Сюжет ее довольно точно повторяет сю
жет народной сказки.3 При всем том акценты здесь другие. Так, разъ
евшийся на даровых хлебах поп, резко отрицательный персонаж
1 «Целина», 1925, № 1. Интересно, что заключительная строфа
стихотворения «Я не клала в печку дров...» по построению напо
минает частушку, приведенную в статье Александра Мигунова
«Лицо деревни» («Жернов», 1927, № 2):
Хыть ты в колокол звони,
Хыть кол и ты тресни,
Мне в народный дом идти
Много интересней.
В этом же номере «Жернова» напечатал Исаковский свое сти
хотворение «Родное».
2 В. Сидельников сообщает, что сказку «Царь, поп и мельник»
Исаковский слышал от своего отца («Смоленский альманах», 1951,
№ 8, с. 144).
3 См.: Б. и Ю. Соколовы. Сказки и песни Белозерского края,
СПб., 1915, с. 174—175.
25
фольклора, под пером Исаковского стал просто славным, хотя не
много и хитроватым, стариком, нечаянно попавшим в беду. Царь
в народной сказке — положительный образ (недаром он иногда фи
гурирует под именем Петра I). У Исаковского же царь не вызы
вает никакой симпатии.
До некоторой степени этот случай кажется закономерным. Об
щественные отношения, не имеющие связи с нашей современно
стью, точность их воспроизведения здесь не так уж важны. Глав
ное, что привлекает автора, — остроумный сюжет. Недаром столько
внимания уделяет он юмору. Большинство комических эффектов
построено на внутреннем противопоставлении современности и про
шлого (особенно в языке). Вот, например, как изъясняются царь и
мельник:
— Я тебя с твоей расценкой
В подземелье заморю!..
— Зря вы лезете на стенку,—
Мельник вымолвил царю...
и т. д.
В том же 1935 году Исаковский создал цикл «Из песен про
шлого». Поэт попытался здесь содержание старинных текстов об
лечь в более современную литературную форму. Но позднее сам
Исаковский сказал о подобной работе: «Некоторые товарищи про
сто копируют народную песню... Я думаю, что это труд беспо
лезный. Надо не копировать, не подделываться... Надо создавать
свои, новые и по замыслу и по выполнению произведения».1
Пробовал поэт и стилизовать свои произведения под фольклор.
Такова поэма «Четыре желания», стихотворения «Настасья», «Бе
лорусская песня», лирическая песня «Услышь меня, хорошая...»
и другие. Некоторые из них имеют искусственный характер, напри
мер стихотворение «Калина». Тема его — трагическая судьба совет
ского человека, попавшего в фашистское рабство. Но «калина и
соловей», «девушка и змея» — эти образы применительно к данной
ситуации воспринимались как чисто условные, литературные.
Там, где речь идет о прошлой жизни, нарочитое обращение к
тематике, а вместе с тем и поэтике старого фольклора художест
венно оправдано. Стихотворение «Настасья» (1935) построено на
символическом сопоставлении старой жизни русской крестьянки с
ее новой жизнью:
1 М. Исаковский, О советской песне. — «Октябрь», 1944,
№9, с. 119.
26
Ой, не про тебя ли пели скоморохи,
Пели скоморохи в здешней стороне:
«Завяла березонька при дороге,
Не шумит, зеленая, по весне»?
Поэма «Четыре желания» насквозь пронизана старой фольк
лорной традицией. Образы народной поэзии воссоздают здесь кар
тину безрадостной жизни батрака. Но что такое эти старые образы,
как не художественное обобщение той же самой прошлой жизни
того же угнетенного и забитого крестьянина:
Хоромы ему не построены,
хлеба для него не молочены,
Хмельная не сварена брага,
на свадьбу не звана родня...
... Холодный, голодный —
я в людях зимую и лётую,
Чужие поля убираю,
чужую скотину пасу.
А где мое счастье — не знаю,
а где моя радость — не ведаю, —
В каком они скрылись
дремучем лесу?
Слова и образы народной поэзии так органично
общим тоном рассказа, что почти невозможно сказать,
исконно народное и что принадлежит автору.
В дореволюционном фольклоре есть много песен о
милым, отправляющимся в солдаты. Солдатчина была
народу. С горечью пела крестьянская девушка:
связаны с
что в нем
разлуке с
ненавистна
.. .Разлучили нас люди сильные.
Увезли его, сдали в рекруты.
Во солдатках я одинешенька
Буду век свой коротать.
Знать, в чужой избе состарюся
Я без молодца суженого,
Знать, то доля моя, сиротинушки,
Вечно плакать и рыдать!1
1 Е. Блинова, Сказы, песни, частушки, Челябинск, 1937, с. 206.
27
Тема «Катюши», на первый взгляд, старая, традиционная —
любовь и разлука. Но Катюша говорит: «на дальнем пограничье» —
Пусть он вспомнит девушку простую,
Пусть услышит, как она поет,
Пусть он землю бережет родную, —
и с этими словами она сразу же обретает черты нашей современ
ницы, советской девушки.
Фольклорные краски (психологический параллелизм, повторы
и т. д.) придают песне аромат народного текста. Но впечатления
старой народной песни стихотворение все-таки не производит, по
тому что герои его — современные люди, потому что идея созна
тельного, советского патриотизма по-новому осветила старые тра
диционные личные взаимоотношения. Здесь нет ложного в своей
основе стремления дать текст, похожий на фольклорный.
Если мы обратимся к лексике, то увидим, что ни одного сло
ва, которого мы не могли бы употребить в разговорной речи, тут
нет. Нет здесь и архаичных фольклорных образов.
К 1941 году фольклорная стихия в творчестве Исаковского зна
чительно ослабевает. Таковы «Зимний вечер», «Вишня», «Что за
славные ребята...», «У самой границы». Все менее заметной ста
новится грань между «городской» и «деревенской» тематикой. В сти
хотворении «Морячка» вообще нет указаний на место действия этой
песни.
Отечественная война, всколыхнувшая все Советское государ
ство, вызвала к жизни и воспоминания о героическом прошлом
народа. Вместе со старыми национальными и патриотическими тра
дициями на службу народу был поставлен фольклор. Возросла
роль старого фольклора и в литературе. Известные и неизвестные
нам создатели песен гражданской и Отечественной войн должны
были и действительно обратились к старой военной песне. Герои
ческие стихотворения, опирающиеся на фольклор (в частности, на
солдатские песни), пишет и М. Исаковский.
Походная песня «До свиданья, города и хаты...» (1941) по
теме очень традиционна. Только одно слово (отряд — «комсомоль
ский») говорит о том, что она написана в советское время. Однако
те приемы использования фольклора, которые в некоторых песнях
(например, «Калина») отмечались как неплодотворные, здесь, наобо
рот, весьма уместны. Главное в этой песне — бодрый воинский дух,
как бы подготовляющий бойца к подвигу в близком бою.
Сама тема, традиционный строй стиха помогают автору вы
28
звать это чувство у читателя. В таком контексте нарочитые неопре
деленности, мешающие точному историческому восприятию стихо
творения, также художественно оправданы: «враг», «вражеские
тучи», «нас дорога дальняя зовет» и т. д. Здесь автору важно
подчеркнуть преемственность героических традиций народа, напо
мнить о прошлом и подчеркнуть общее, а не говорить о различии
старого и нового строя и т. п.
Творчески, каждый раз по-новому, подходит поэт к старой
народной традиции.
5
У Исаковского есть такие строки:
Я потерял крестьянские права,
Но навсегда остался деревенским.
Критики, писавшие о поэте, часто цитировали эти слова. Од
нако они упускали из виду замечание Горького о том, что Исаков
ский— поэт смычки города и деревни. Исаковский не отошел от
старой деревенской тематики, он не стал поэтом-урбанистом, но эта
тематика изменилась, расширилась; сама деревенская тематика ста
ла отражать судьбы всей страны.
Как видите, не так уж мы просты,
И не по дедовским живем уставам.
У нас и бабы ткут теперь холсты,
Чтоб Чемберлену
Подарить на саван,—
пишет Исаковский в стихотворении 1927 года.
Именно в силу объективного развития нашего общества, в силу
все большего сближения городской и сельской жизни, «городской»
и «деревенской» психологии, творчество Исаковского, сохраняя «де
ревенский» колорит, смогло удовлетворять духовные запросы всего
народа, иными словами — стать общенародным.
Такой широкий смысл имеет и песня «Летят перелетные пти
цы. ..». Автор и здесь близок к народной поэзии, но он преиму
щественно использует лишь приемы фольклорной поэтики (повто
ры, параллелизмы), не прибегая к традиционным фольклорным
образам, поскольку элементы устной поэзии не несут здесь основ
ной смысловой нагрузки (как в «Калине»). Тема, легшая в основу
стихотворения, потребовала соответствующего языкового оформле-
29
ния: здесь использованы только те понятия и слова, которые яв
ляются общими и для колхозника, и для рабочего, и для интел
лигента. Все понятия (слова) подобраны именно такие, которые
были бы на месте и в фольклорном произведении, и в произведе
нии литературном, и в живой разговорной речи:
Летят перелетные птицы
Ушедшее лето искать.
Летят они в жаркие страны,
А я не хочу улетать,
А я остаюся с тобою,
Родная моя сторона! —
Не нужно мне солнце чужое,
Чужая земля не нужна.
Если мы обратим внимание хотя бы на эпитеты приведенной
строфы, то увидим, что некоторые из них непосредственно взяты
из устно-поэтического обихода. Но фольклорная окраска этих строк
мало ощутима. И именно поэтому они могут быть восприняты как
обычное стихотворение. Неизменная любовь народа к своей роди
не, отразившаяся в старом фольклоре и отлившаяся в привычные
формулы (родная сторона, чужая земля), как бы растворилась в
содержании современного стиха, усилив тем самым его патриоти
ческое звучание.
Однако элементы фольклора выполняют в песне не только
роль средства, повышающего идейно-художественный уровень про
изведения, — этого можно было бы достичь и иным путем. Глав
ная заслуга автора состоит в том, что он создал подлинно нацио
нальное, именно русское стихотворение. Но национальная форма —
это еще не все. Тема стихотворения — опять-таки тема традицион
ная, то есть национальная. И здесь автор снова взял такую тему,
которая может быть и современной и традиционной, но которая
не имеет черт архаики (как, например, в песне «Что же ты, лучи
нушка, не ясно горишь...»).
Обращаясь к событиям Отечественной войны («Немало я стран
перевидел, Шагая с винтовкой в руке...»), Исаковский незаметно
осовременивает эту тему, но повторение первого куплета в конце
как бы снова возвращает песню в рамки традиции.
В «Катюше», в «Любушке», в песнях «Где ж вы, где ж вы,
очи карие? ..», «Ой, туманы», «Огонек» и в других произведениях
песенного жанра свое поэтическое задание Исаковский в общем
выполняет теми же средствами.
30
В 1944 году, обращаясь к советским поэтам-песенникам, Иса
ковский писал: будут ли ваши произведения «построены на фольк
лорной основе или на какой-либо другой — это роли не играет.
Важно, чтобы они обогащали песню, а не перепевали то, что уже
пето и перепето».1
Стихотворение Исаковского «Снова замерло всё до рассвета...»
отстоит от фольклора еще дальше. Но и оно написано в своеоб
разной манере, имеющей все признаки национальной. Это дости
гается прежде всего мастерским выбором лирической темы, кото
рая опять-таки может иметь и традиционный и самый современный
смысл. Место действия, картина вечера, детали, образы — все эго
имеет именно национальную окраску: «дверь не скрипнет, не вспых
нет огонь», «на улице где-то одинокая бродит гармонь», «словно
ищет в потемках кого-то», «ты признайся, кого тебе надо, ты ска
жи, гармонист молодой». «Ты признайся, ты скажи», «гармонист
молодой» — эти еле заметные остатки старой поэтической традиции
(повтор; сам герой — гармонист; постоянный эпитет «молодой») при
дают стихотворению какой-то едва уловимый оттенок старой на
родности. «Потемки», «гармонь» — слова и понятия живого разго
ворного языка; в то же время это традиционная, привычная
народно-поэтическая лексика. Эти же слова входят в состав лите
ратурной речи. Не говорю здесь о прозрачности мысли и настрое
ния, вложенных в песню, об удачно найденном размере и ритме,
о замечательно простом синтаксисе (тот же принцип отбора, что
и в лексике) — все это делает песню Исаковского образцовым про
изведением, в котором сочетаются простота и народность, худо
жественность и глубина.
Сам поэт считает, что его обращение к песне произошло слу
чайно, но нам кажется, что этот поворот вытекает как из всего
хода развития советской литературы, так и из творческой инди
видуальности Исаковского.
Народная песня как жанр в наше время еще достаточно про
дуктивна. Важно и то, что лирические народные песни — один из
самых реалистических жанров устного народного творчества. Со
держание старой песни (лирической) — разлука с милым, неудач
ная любовь, шуточное — звучит сегодня более современно по
сравнению, скажем, с содержанием былины или сказки. Наконец,
песня (а еще более частушка 1) является одним из немногих жан
ров народного творчества, который сохранил, хотя и не в таком
1 М. Исаковский, О советской
№9, с. 119,
31
песне. — «Октябрь», 1944,
объеме, как прежде, устную форму передачи и, разумеется, уст
ную форму исполнения. А из этого вытекает устойчивость ее тра
диционных особенностей. Чтобы хорошо запомниться, песня долж
на иметь простой текст, небольшое число куплетов, повторы как
строф, так строк и слов; постоянные эпитеты, привычные сравне
ния, символику.
«Известная часть композиторов считает, что главную роль в
песне играет музыка, а слова — дело десятое, — пишет Исаков
ский. — А ведь это глубоко ошибочно... Текст песни должен иметь
самостоятельное художественное значение».1 А раз так, то он не
может излишне осложняться специально песенными приемами, ко
торые способны помешать восприятию песенного текста в качестве
стихотворного.
Но, — говорит Исаковский, — «стихи ... предназначенные для
песни, наряду со своими поэтическими качествами должны заклю
чать в себе и некоторые песенные особенности: простоту, напевность
и прочие вещи, свойственные песне».2
К простоте и доступности Исаковский стремился постоянно.
В этом направлении он добился больших успехов. Возрастало и
мастерство поэта. Его песни становятся по-настоящему напевными.
Исаковский не из тех поэтов, что добиваются удач ощупью,
стихийно. Он много размышляет над творческими проблемами.
Излагая свои споры с композитором Захаровым, поэт пишет:
«Я ... отдавая должное художественным достоинствам народно-пе
сенной классики, доказывал, что следует более пристально вслу
шиваться и в то новое, что возникает в быту современной деревни.
Ведь все на свете непрерывно меняется, и нынешняя сельская мо
лодежь уже не поет, а зачастую и не понимает старинных песен.
Я утверждал, что надо смелее искать новые выразительные сред
ства для воплощения современного содержания».3
Исаковский отказывается от традиции, от фольклора? Конечно
же нет! Есть другой возможный путь его усвоения.
Исаковский не раз настаивал на том, что текст песни должен
быть сюжетным. В качестве авторитетного свидетельства поэт ссы
лается на старую песенную практику: «Все или почти все народ
ные пеони, — пишет он, — имеют свой сюжет, они о чем-то рас-
1 М. Исаковский, О песне. — «Правда», 1944, 4 сентября.
2М. Исаковский, О советской песне. — «Октябрь», 1944,
№ 9, с. 120.
3 М. Исаковский, Из воспоминаний о В. Захарове. — «Со
ветская музыка», 1958, № 12, с. 44.
32
сказывают, и это повышает интерес к песне».1 Так родились,
сюжетные стихи самого автора, частью ставшие популярными пес
нями, не имеющими внешних (тематических и формальных) при
знаков близости к фольклору.
Исаковский постоянно говорит о том, что поэзия должна быть
действенной, а следовательно, общедоступной. Имея в виду худо
жественные средства стиха, образ в частности, он пишет: «Образ
должен быть простым, непосредственным, искренним. Только тогда
он сразу будет укладываться в сознании. Возьмите, например, та
кой чрезвычайно простой, но в то же время глубокий образ дере
венской частушки:
За окном стоит береза,
Всем ветрам покорная.
Здесь нет никакой фальши. Здесь все естественно и в то же
время художественно. Именно к такой естественности и должны
стремиться крестьянские „образотворцы“».2
Юмор многих песен и стихов М. Исаковского близок по духу
народному юмору. Отстаивая право на жизнь подобных стихов, он
пишет: «В деревне много недостатков и смешных сторон. Их не
только надо бичевать и «проклинать»... но, может быть, в большей
степени умело высмеивать. Высмеивание вовсе не чуждо деревне.
Это можно видеть на примере частушек, добрая половина которых
составлена в юмористических и сатирических тонах».3
По такому пути, по пути усвоения мастерства, усвоения прин
ципов художественного творчества народа и шел Михаил Исаков
ский в своих лучших произведениях.
* ♦ *
Индивидуальная поэтическая манера Исаковского сложилась,
как мы видели, в результате соединения богатейшего опыта худо
жественной культуры прошлого с опытом советского писателя,
активного участника новой жизни. Основные особенности этой ма
неры выявились довольно рано. С годами она менялась мало. Точ1М. Исаковский, О советской песне. — «Октябрь», 1944,
№ 9, с. 120.
2М. Исаковский, Еще о крестьянской поэзии. — «На ли
тературном посту», 1928, № 24, с. 52.
3 Там же, с. 53.
33
нее сказать, она обогащалась, дополнялась. Поэт овладевал новыми
формами, жанрами, темами. Но главное, то, что присуще именно
произведениям Исаковского, оставалось.
Оставалась неповторимая интонация Исаковского — задушев
ная и чаще всего спокойная, повествовательная, чуждающаяся
внешней аффектации. Не услышишь в стихах поэта громового го
лоса— даже там, где он стремится к этому (например, в финале
поэмы «Четыре желания»), нет в них кипящих страстей. Они го
рят ровным, добрым и теплым светом.
В полувековой истории советской литературы эти стихи зани
мают особое место. Талант Исаковского признали самые автори
тетные современники — Горький, Фадеев, Шолохов, Твардовский.
Но дело не только в его собственных достижениях: Исаковский —
родоначальник целого направления в советской литературе. В рус
ской поэзии последнего тридцатилетия оно несомненно было одним
из ведущих.
Разговор о художественных течениях в советской литературе
еще до войны начал А. Фадеев. Он отметил тогда творческую бли
зость, родство таких поэтов, как Исаковский, Твардовский и Сур
ков. В послевоенные годы этот разговор был продолжен, но редко
завершался удачно. Попытки разобраться в своеобразии одного
направления вызывали обвинения сторонников другого направления
в желании кого-то выделить, кого-то кому-то противопоставить. При
этом смешивались широкие понятия, скажем, влияния Маяковского
на советскую поэзию со школой Маяковского в узком смысле. На
правлению Исаковского — Твардовского посвящена специальная ра
бота А. Македонова.1
Учеником Исаковского считает себя А. Твардовский. На сти
хах Исаковского выросли смоленские поэты Н. Рыленков, Д. Осин,
С. Фиксин и другие. Возникла школа, которую условно называют
«смоленской». Позднее ее особенности находим в стихах А. Яшина,
С. Викулова и других поэтов-вологодцев, в стихах А. Недогонова,
отчасти Н. Грибачева, Вас. Федорова и других. Если говорить
кратко, общность названных поэтов простирается на основные
элементы художественного творчества, составляющие специфику
поэтического искусства: выбор темы, героев, образную систему,
ритм, язык, склонность к определенным жанрам, обращение к од
ним и тем же традициям.
1 А. Македонов, О «смоленской» поэтической школе, о ее
месте в развитии советской поэзии и о трех юбилеях. —«Очерки
советской поэзии», Смоленск, 1960, с. 3—33.
34
Творчество Исаковского, общественное й литературное значе
ние многолетнего подвига поэта невозможно переоценить. На про
тяжении нескольких десятилетий в его стихах находили себя, вы
ражение своих чувств не отдельные читатели — народ. Недаром
его стихи с 1925 года вошли в школьные хрестоматии.
Исаковский возвысил жанр массовой (профессиональной) песни,
бывший до него в некотором небрежении, до уровня подлинного ис
кусства, вызвал уважение и невиданный интерес к нему. Русская
советская песня с ее новым миропониманием и мироощущением, на
чиная с Исаковского, впервые так широко и свободно шагнула за
рубежи нашей страны. Создатель народной лирики, поэт-песенник,
один давший народу целую книгу песен, больше, чем любой дру
гой русский поэт, — Исаковский воспроизвел в своих стихах при
влекательный образ нашего современника. В этом образе не только
живые черты эпохи, но и качества, которые для многих поколений
войдут в понятие нравственного идеала.
Душевная чистота, благородная сдержанность, жизнерадост
ность и юмор... Песня и Родина — вот что такое поэзия Исаков
ского.
Голос поэта услышали, усилили миллионы людей. Вот оно —
еще одно чудо искусства!
Владимир Бахтин
СТИХОТВОРЕНИЯ
1. ПОДПАСКИ
Рассекая тишь хлыстом,
В тень ушли подпаски.
Свежий ветер из кустов
Говорил им сказки.
Солнце сыпало овес
Из горячей печи.
Клял жару лохматый пес
На своем наречье.
Все коровы через луг —
В лес поодиночке.
Утомился дед-пастух
И заснул на кочке.
Уж давно сошла роса,
Торопиться надо.
«Протирай-ка, дед, глаза,
Да погоним стадо!
Ждут в деревне молока
Свежего к обеду...» —
И подпаски в два прыжка
Подскочили к деду.
Ванька вмиг трубу схватил,
Сжал губами туго;
Звонкий, радостный мотив
Забурлил над лугом.
39
В такт Алешка бил кнутом,
Надрывая глотку:
«Эй, гражданки, из кустов
Выходи на сходку!»
Лес, оторванный от сна,
Эхом взвыл протяжно.
На поверку, как одна,
Шли коровы важно.
Дед смеется: «Ей-же-ей!
Музыка что надо.
Хорошо, Ванюша, к ней
Приучил ты стадо.
Заиграешь — враз придет
Из лесу буренка, —
Ведь коровы, что народ,
Понимают тонко».
Солнце сыпало овес...
По дороге, рядом,
Шли подпаски, дед и пес
Со своим отрядом.
1924
2. НА УЛИЦЕ
Апрель ударил голубым крылом
О городскую черствую дорогу.
И вот со звоном выкатился лом
Из шумной двери солнцу на подмогу.
И целый день в руках играет сталь,
Вздыхают глухо ледяные глыбы.
Сегодня день — прозрачный, как хрусталь.
Сегодня день приветливых улыбок.
40
Весь город напоен ласкающим теплом.
Неугомон у каждого порога...
Апрель ударил голубым крылом
О городскую черствую дорогу.
1924
3. ШКОЛЬНЫЕ НОЧЕВКИ
Припомнишь всё — и сердце радо,
И вновь возникнут в тишине
И снег, и школьная ограда,
И перелесок в стороне.
Как хорошо, оставив дроби,
Бежать от грифельной доски
Туда, где месяц на сугробе
Рассыпал звездные пески;
Идти знакомыми местами
Всё дальше, дальше от жилья
И в полный голос петь с друзьями:
«Трансвааль, Трансвааль — страна моя»;
Подобно путникам усталым,
Кого застигла ночь в пути,
Наметить место для привала,
Охапку сучьев принести;
Извлечь кусок газеты старой
Из-под худого зипуна,
Чтоб не истратить спичку даром —
Она всего у нас одна;
Потом стоять у тихой елки,
Глядеть в огонь, на лунный свет
И ждать — вот-вот завоют волки,
Хотя волков в округе нет;
Мечтать о радостях нежданных,
Нагнувшись, руки согревать
41
И говорить о дальних странах,
Где нам вовеки не бывать...
Но вот костер шипит и тухнет,
Набился в лапти колкий снег,
И мы несемся к школьной кухне,
Где на полу у нас ночлег;
Где по ночам темно и тихо,
Где нет ни елки, ни костра
И где на печке сторожиха
Ворчит о чем-то до утра.
1924
4. ДВЕНАДЦАТЬ ТРАВ
Хорошо походкой вялой
Мять в лугах шелка отав,
Под Ивана под Купала
Собирать двенадцать трав.
Под подушку — травы в клети,
И в прохладной тишине,
Может статься, на рассвете
Милый явится во сне...
Ночь проходит. День стучится.
Просыпается народ.
Только суженый не снится,
Только ряженый нейдет.
Небо радостно над хатой,
А на сердце — грусть-тоска.
Знать, напрасно были смяты
Те отавные шелка.
1924
42
5. МОЛЕБЕН
Вся деревня за околицу
Вышла с низкими поклонами,
Вся деревня богу молится
И с попами и с иконами:
«Долети до божьей пристани,
Наше горе непокрытое,
Прошуми ты, дождь, монистами
Над полями позабытыми;
— Сохрани от года черного
Край наш, солнцем отгороженный,
Бился дед в траву покорную
Головою нескороженной.
— Унеси беду народную,
Пронеси беду крестьянскую...»
На молитву хлебородную
Гром ответил перебранкою.
И когда попы с иконами
На другое поле ехали,—
Молотила рожь зеленую
Туча белыми орехами.
1924
6. РОДНОЕ
Сыплет спелые орехи
Мне орешник в кузовок.
Лес рябиновые вехи
Расставляет у дорог.
По оврагам, по обрывам,
Через пальцы ивняка
Льется тихо и пугливо
Желтолистая река.
43
На ветвях танцуют белки,
Лес обветренный молчит.
Солнце в облачные щелки.
Шлет раскосые лучи.
У опушки дремлют кони,
Подпирая боком ель.
Снится им, что в поле стонет
Безголосая метель.
Школьный дом одноэтажный
Улыбается окном.
Грач по нивам бродит важно,
Словно сельский агроном.
Гусь степенный в луже моет
Свой гусиный красный нос...—
Всё мое и всё родное,
Чем я жил и где я рос.
1924
1. «ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА»
(Деревенская быль)
нас в районе и сейчас
Живет и будет жить вовеки
Простой, бесхитростный рассказ
О справедливом человеке.
У
Его припомнит вам любой,
Расскажет тихими словами,
И Ленин — близкий и родной —
Как будто сядет рядом с вами.
1
В тот боевой и славный год,
За тыщи долгих лет впервые.
И власть, и землю брал народ,
И счастье в руки трудовые.
44
А здесь, в глухом селе Ключи,
Лишь с кривдой были мы знакомы,
А здесь творили богачи
Свои особые законы.
У них во всем — своя рука,
Они везде найдут основу.
И сельсовет у мужика
Забрал последнюю корову.
Остался двор совсем пустой, —
Один петух стоит на страже...
Хозяин ходит сам не свой,—
Куда пойдешь, кому расскажешь?
Его и слушать не хотят:
Мол, хватит нам с тобой возиться...
Да тут в село один солдат
Пришел с передовых позиций.
— Я, — говорит он, — научу,
Где правду отыскать людскую.
Ты, — говорит он, — Ильичу
Пиши записку докладную.
Пиши подробно: так и так,
Мол, всё пошло бы в лучшем виде,
Да власть у нас забрал кулак,
И мужики — в большой обиде.
Товарищ Ленин разберет
И в долгий ящик не положит.
Горой стоит он за народ
И мужику всегда поможет.
Он — человек такой души,
Какой не сыщешь в целом свете.
Ты только сядь да напиши,
А он уж знает, что ответить.
А если сам ты не горазд,
Пера не брал, быть может, в руки,
45
Так я тебе составлю враз,
Как полагается в науке.
Недаром я на свете жил,
Понятна мне твоя кручина...—
Солдат писал, мужик светил
Сухой березовой лучиной.
Он так и так возился с ней
И повторял всё ту же фразу:
— Ты не мельчи... Пиши крупней,
Чтоб Ленин всё увидел сразу...
2
Заглянет вечером сосед,
Поговорит про то, про это
И спросит вдруг: «Ну, как ответ?
Да и не зря ль ты ждешь ответа?
Не выйдет, видно, ничего, —
Поторопился ты некстати:
Без нас с тобою у него
Про каждый день заботы хватит...»
А богачи, срывая злость,
Заводят речь при всем народе:
— Смотри, запеть бы не пришлось,
Как солнце всходит и заходит.
Товарищ Ленин — главный вождь,
За всю державу отвечает,
А ты с коровой пристаешь,
А что корова означает?
И сердце падает опять,
Опять сомненье душу гложет:
Быть может, лучше б не писать,
Себя напрасно не тревожить?
Но на своем стоит солдат,
Не уступает, не сдается:
46
— Готов я биться об заклад,
Что молоко к тебе вернется!
Товарищ Ленин — он такой,
Что силы слабому прибавит,
А кто упал — своей рукой
Поднимет, на ноги поставит...
Но дни идут, проходят зря,
Летят вперед неудержимо.
Взойдет заря, зайдет заря,
А почта проезжает мимо...
8
Это явь или только во сне?
Всё село говорит об этом:
Нарочный, в ночь, на коне
Прискакал из уезда с пакетом.
Ленин прислал приказ —
Строгий, короткий, точный:
«Корову вернуть тотчас
И донести мне срочно.
Всех виноватых — под суд,
Раз не по-честному жили.
Пусть, — говорит, — понесут
Всё, что они заслужили».
Ходят весь день мужики,
Словно на праздник, по хатам,
Стали и ноги легки,
Стали и думы крылаты.
Те, что молчали весь век,
Сделались вдруг говорливы:
«Вот он, родной человек,
Вот он какой справедливый!»
47
4
Так говорят у нас в селе
Про Ильича, про жизнь былую...
В какой стране, на чьей земле
Вы правду сыщете такую?
1924
8. ПОДСНЕЖНИКИ
Я сегодня буду очень нежным
И, к тебе прильнувши головой,
Расскажу про синие подснежники,
Улыбающиеся на мостовой.
Мы вот жили и совсем не знали,
Что весна на поле расцвела,—
Маленькая девочка в сандалиях
Нам ее в корзинке принесла.
Ах, апрель, апрель голубоглазый Не дает он спать мне по ночам,
Хоть его веселые рассказы
Только отголосками звучат.
Где-то там звенят лесные чащи
И по пашне прыгают грачи.
Здесь весну большую, настоящую
Лишь пожарник видит с каланчи.
Я пойду на городскую площадь,
Где чрез камни прыгает ручей,
И скажу: «Свези меня, извозчик,
Погостить немного у грачей...»
Он в порыве гневного припадка
Пустит ругань колкую по мне
И ударит, просто для порядка,
Кнутовищем лошадь по спине.
48
Отойду. И стану грустным:, нежным
И, к тебе прильнувши головой,
Расскажу про синие подснежники,
Что грустят на пыльной мостовой.
Апрель 1925
9. РАЗДУМЬЕ
Дом у Вани с железною крышей,
Сапоги у него под лак.
А за что же любить мне Мишу,
Если Миша простой батрак?
Знает сердце, что он хороший
И не сгубит моей красы.
Но зато у Ивана — калоши,
Но зато у Ивана — часы.
Я и Миша — хорошая пара,
Если б только земля да кров...
Но у Вани ведь два самовара,
Но у Вани ведь столько коров!
И во всем у него излишки,
Всё в избытке — куда ни взгляни.
А у Миши лишь только книжки,
Да и то без картинок они.
И приходят к нему по делу
Всё такие ж, как он, голыши,
У Ивана же — пять наделов,
А семья-то — четыре души.
Полон сад его яблонь и вишен,
Кошелек у него не пустой.
А за что же любить мне Мишу,
Если он комсомолец простой?..
Разрываются мысли на части,
Навалилось раздумье вдруг:
49
Ну, какое тут выбрать счастье,
Ну, какое же взять из двух?
Сердце девичье правду слышит
И цветет, словно алый мак:
Я люблю, я люблю тебя, Миша,
Я люблю ни за что тебя, так!
1925
10. ОРЕХОВЫЕ ПАЛКИ
Когда июль раскидывал навес
И золотилась рожь
От солнечной закалки,
Отец мой шел по воскресеньям в лес
И вырубал
Ореховые палки.
Он гладил их ножами по коре,
Чтоб стали ровными, как детские ручонки.
Он их сушил под солнцем на дворе,
Чтоб стали палки
Веселы и звонки.
А после к ним дубовые бичи
Привязывал ременною полоской.
И цеп готов.
Он скоро застучит
По кудрям ржи
Уверенно и хлестко.
И под крылом овинной тишины,
На старом развалившемся помосте,
Нетерпеливо ждал он у стены,
Пока снопы к нему
Приедут в гости.
Пока возьмут его две крепкие руки,
В которых много силы и смекалки...
Так каждый год
Ходили мужики
50
Рубить в лесу
Ореховые паЛки.
Но вот теперь я очень удивлен,
Как будто сын родителей нездешних:
Я был в лесу,
И мне со всех сторон
Спокойно кланялся
Нетронутый орешник.
Он позабыл набеги топоров,
Его лишь ветры теплые качали.
И в полусумраке овинов и дворов
Цепы заброшенные
Замолчали.
Ужели голод в этой стороне?
И сердце дрогнуло
И вдаль рванулось пылко...
За речкой
На общественном гумне
Отчетливо стучала
Молотилка.
1925
11. «БОЛЬШАЯ ДЕРЕВНЯ»
«Москва — большая деревня»
( Старинная
крестьянская присказка)
». .И всё слышней и всё напевней
Шумит полей родных простор.
Слывет Москва «большой деревней»
По деревням и до сих пор.
В Москве звенят такие ж песни,
Такие песни, как у нас;
В селе Оселье и на Пресне
, Цветет один и тот же сказ.
51
Он, словно солнце над равниной.
Бросает в мир снопы лучей,
И сплелся в нем огонь рябины
С огнем московских кумачей.
Москва пробила все пороги,
И по зеленому руслу
Ее широкие дороги
От стен Кремля текут к селу.
И оттого-то всё напевней
Шумит полей родных простор,
Что в каждой маленькой деревне
Теперь московский кругозор.
Москва в столетьях не завянет
И не поникнет головой,
Но каждая деревня станет
Цветущей маленькой Москвой.
1925
12. ХУТОРА
Проплывали дни и вечера
Без больших забот и без тревоги.
И стояло сорок три двора
По обеим сторонам дороги.
Жили вместе. Было всё с руки.
Только вдруг — скандал из-за покоса.
И тогда решили мужики
Каждый двор поставить на колеса.
Был поселок — сорок три двора,
А теперь — такая перемена! —
На полях застыли хутора,
Как стога несвезенного сена.
Кто куда — рассыпались они
В полевом мужицком океане.
Редкие неясные огни
В одиночку светятся в тумане.
52
Здесь и плачь и радуйся один,
Что ни делай — сам себе вояка...
Здесь у каждого земли свой клин
И своя сердитая собака.
«Дескать, нас не беспокой, не тронь, —
Нам плевать на суету мирскую...»
Отчего ж вечерняя гармонь
О широкой улице тоскует?
Отчего ж, когда падет роса
И закат раскинется над лугом,
Звонко молодые голоса
Созывают в тишине друг друга?
И спешат из темного угла,
Из глухой и одинокой хаты,
В те места, где улица была,
Где поселок высился когда-то.
И я знаю, что придет пора,
И ее я праздником отмечу:
Снимутся с причалов хутора
И друг другу полетят навстречу.
1925
13
«Я целый год живу в такой глуши,
Где даже песни бойкой не услышишь.
Болото. Лес. Речные камыши
Да серые соломенные крыши.
Порой медведь, как закадычный друг,
Придет, в калитку постучит от скуки.
У нас считали самодельный плуг
Последним достижением науки.
А то недавно бились об заклад:
Как домовой — в рубашке или голый?
Но ничего. Три месяца назад
Мы создали ячейку комсомола.
53
В ячейке десять молодых ребят
Работают и учатся бессменно.
Теперь бюро ребята теребят
Насчет динамо, трактора, антенны.
У них большая дума об одном:
Освободиться из медвежьей шкуры.
В четверг сюда приехал агроном,
.Читал доклад про новые культуры.
Но сразу всех не убедишь никак, —
Легко ль сквозь лес прокладывать дорогу?
Вот если б ты, окончивши рабфак,
Приехала весною на подмогу!
Согласна ль ты? Немедленно пиши.
Я буду ждать вестей твоих упрямо».
Вдоль деревни, от избы и до избы,
Зашагали торопливые столбы;
Загудели, заиграли провода, —
Мы такого не видали никогда;
Нам такое не встречалось и во сне,
Чтобы солнце загоралось на сосне,
Чтобы радость подружилась с мужиком,
Чтоб у каждого — звезда под потолком.
Небо льется, ветер бьется всё больней,
А в деревне — частоколы из огней,
54
А в деревне и веселье и краса,
И завидуют деревне небеса.
Вдоль деревни, от избы и до избы,
Зашагали торопливые столбы;
Загудели, заиграли провода,—
Мы такого не видали никогда.
1925
15. РАДИОМОСТ
Каждый день суров и осторожен,
Словно нищий у чужих ворот...
Был наш край от мира отгорожен
Сумрачным безмолвием болот.
Эта глушь с тоскою неразлучна:
Ветер спал на старом ветряке,
Падал дождь, и было очень скучно,
И дремали мысли в тупике.
Но взметнулись, вспыхнули зарницы,—
Чрез болота, пашни и кусты
К деревням и селам из столицы
Протянулись радиомосты.
И в углу прокуренном Нардома,
Сбросив груз соломенной тоски,
Вечером доклад из Совнаркома
Слушали, столпившись, мужики.
Грудь полна восторженного гула,
Но кругом — такая тишина,
Будто всех внезапно захлестнула
Голубая радиоволна.
А когда невидимые скрипки *
Зазвенели струнами вдали,
Теплые широкие улыбки
На корявых лицах зацвели.
55
Этот день никто не позабудет,
Этот день деревню поднял ввысь.
И впервые неохотно люди
По своим избушкам разбрелись.
1925
16. У НАС В ДЕРЕВНЕ
Сентябрь окно через леса просек
И хмурым взглядом посмотрел на ниву...
У нас в деревне восемь человек
Уходит по осеннему призыву.
Их ждет шинель, казарма и ружье,
Шум городов и белые палатки;
Им сестры шьют дорожное белье,
Отцы готовят новые укладки.
По крашеным доскам ложится ровно жесть
Блестящими полосками в обтяжку.
И только мать, давая сыну есть,
Слезу роняет в глиняную чашку.
У ней о сыне дума есть одна,
Чтоб здесь он был — у своего окошка,
И всё, что начинается за полосою льна,
Ей страшноватым кажется немножко.
Ее пугают по ночам, в бреду,
Огни далеких городов и станций...
У нас в деревне в нынешнем году
Большой почет имеют новобранцы.
Им всюду лучший подают кусок,
Их не посадят на плохое место.
И каждому каемчатый платок
На память вышивает нежная невеста.
Когда же осень срежет без ножа
Лесные кудри с яркой позолотой,
56
Их вся деревня выйдет провожать
До дальнего крутого поворота.
И под гармонь, под мерный скрип телег
Они споют: «Прощай, родная хата...»
У нас в деревне — восемь человек,
И все они — хорошие ребята.
1925
17. МАТЕРИ
Не думай, мать, об убежавшем сыне,—
Я лучших дней у жизни не прошу.
Всегда, всегда к Октябрьской годовщине
Я благодарные стихи пишу.
Пишу про те скрипучие полати,
Где по ночам ворочалась нужда.
Пишу о том, что к нашей низкой хате
Плывут огни по медным проводам;
Пишу о том, как межи нас душили,
Как ставил голод серые кресты,
И что теперь в поля идут машины,
И что хлеба высоки и густы.
Родная мать, молящаяся небу!
Родная мать, покорная судьбе!
Скажи, не ты ль приклеивала хлебом
Портреты Ленина в своей избе?
И вечерами, примостившись к свету,
Не ты ль стыдливо просишь у снохи
Прочесть тебе ту самую газету,
В которой сын печатает стихи?
И если б старость утопить в пучине,
Ты побежала бы за мною вслед.
Вот почему к Октябрьской годовщине
Я каждый раз пишу тебе привет.
1925
57
18. В ДНИ БОЛЕЗНИ
Комсомольцам
Мне не встречать закатов у ручья,
Не рвать весной ромашек на поляне.
Ты пролетела, молодость моя,
Как пролетают гуси над полями.
Я в мир возил бы радость на возах,
Да вот настало время роковое —
И меркнет свет и гаснет свет в глазах,
Что так любили в мире всё живое.
И черств мой хлеб, и горек мой рассказ,—
Я болен, слаб и так немного значу...
Но всякий раз, когда встречаю вас,
Я радуюсь, я радуюсь и плачу.
Мне больно потому, что от своей судьбы
Не получил закалки я железной,
Что сил не остается для борьбы,
Что дни мои проходят бесполезно.
Недугом тяжким к месту пригвожден,
Я думаю, что всё мое пропало,
Что та земля, которой я рожден,
И без меня беднее бы не стала.
Но нет же, нет! Не рано ли, друзья,
Склоняться мне в печали неизбывной?
И легче боль и меньше скорбь моя,
Когда я слышу голос ваш призывный.
Любую ношу в силах вы снести,
Друзья мои, товарищи, соседи!
Вы наизусть запомнили пути,
Пути борьбы, ведущие к победе.
Идете вы, куда зовет вас цель,
Позабывая и покой и отдых,
И в летний зной, и в зимнюю метель
Готовые на труд и на бессмертный подвиг.
58
Хвала вам всем! Великая хвала!
Вы в жизнь вошли бушующим прибоем,
И всё, чего нам жизнь недодала,
Вы у нее теперь возьмете с боем.
1925
19. В НАШЕЙ хате
За окном опять метель метет
И, видать, не скоро перестанет...
Зимний вечер. Мать холстину ткет
На старинном самодельном стане.
До полуночи не спит она,
А когда забудется немного,—
Перед нею вместо полотна
Белая расстелется дорога.
Та дорога от родных полей
В дальний край зовет еекуда-то,
Хорошо бы побежать по ней,
Да под старость как-то страшновато.
Жизнь прошла. Недалеко конец,—
От него — попробуй — убеги-ка!..
На скамье усевшийся отец
Для лаптей обделывает лыко.
Он то молча глянет на окно,
То вздохнет—и за работу снова,—
Будто всё уж сказано давно,
Будто больше нет уже ни слова.
Так идут, проходят вечера
В нашей старой, в нашей хате темной,
И всю ночь тропинки у двора
Заметает ветер неуемный.
1925
59
20. ПАМЯТИ H.
Расскажи, далекая моя,
По какой дороге, у какого дерева
Русая головушка твоя,
Умная головушка потеряна?
Ночь росу на травы нанизала,
Сумрак плыл — застенчивый и кроткий.
В этот сумрак ты пришла с вокзала
Тихою усталою походкой.
Сколько было песен перепето!
Как смеялась старая гармошка! —
Ты сюда приехала на лето
Отдохнуть от города немножко.
А как только ласточки к отлету
Соберутся стройной вереницей,
Полетишь, помчишься на работу
В шумную далекую столицу.
Ты не шла к богатым на поклоны,
К тем, что прячут ложь за образами.
И они следили неуклонно
За твоими ясными глазами.
В праздники под липою тенистой
Потекла беседа с мужиками —
Как договорились коммунисты
На селе бороться с кулаками;
Как деревне выбиться из мрака,
Чтоб поля без хлеба не грустили,—
В светлый дом московского рабфака
Мы тебя недаром отпустили.
Молодым дыханием согрета,
Жизнь шумела радостным прибоем.. <
Проплывало голубое лето,
Уходило лето голубое,
60
Заклубились белые туманы
По ночам над скошенной травою.
И следила злоба неустанно
За твоею русой головою.
Но по-прежнему смеялись лица
На зеленом дедовском кургане.
Кто же знал, что для тебя хранится
Семь смертей в заржавленном нагане?
Кто же думал о такой разлуке,
Кто же знал, что к нам идет невзгода,
Что в кустах сжимают чьи-то руки
Мертвую прохладу самовзвода?..
Плакал лес над русой головою,
Плакал до холодного рассвета,
Прошумело лето голубое,
Отшумело голубое лето.
Затрубили ветры на просторе,
На деревьях листья пожелтели.
Ласточки, собравшись на заборе,
Без тебя, родная, улетели.
1925
21. ГДЕ ТЫ, ЛЕТО ЗНОЙНОЕ? ..
Где ты, лето знойное,
Радость беспокойная,
Голова курчавая,
Рощи да сады? ..
Белая метелица
За окошком стелется,
Белая метелица
Замела следы.
Были дни покосные,
Были ночи росные,
Гнулись ивы тонкие
К светлому ручью;
61
На лугу нескошенном,
На лугу заброшенном,
Встретила я молодость,
Молодость свою.
Встретила нежданную,
Встретила желанную
Под густою липою,
Под копной волос.
Отчего горела я,
Отчего хмелела я —
. От зари малиновой
Аль от буйных рос?
Разожгла головушку,
Разбурлила кровушку,
Думы перепутала
„Звездная пурга...
До сих пор всё чудится —
Сбудется, не сбудется —
Белая рубашка,
Вечер и луга.
По тропе нехоженой
Дни ушли погожие,
Облетели рощи,
Стынут зеленя.
Саночки скрипучие
Да снега сыпучие
Разлучили с милым
Девушку, меня.
Разлучили-бросили
До весны, до осени.
х До весны ль, до осени ль,
< Или навсегда
Закатилась, скрылася,
Скрылась, закатилася
Молодости девичьей
Первая звезда?
Ласковый да радостный,
Молодой да сладостный,
62
Напиши мне весточку —
Любишь или нет? ..
А в ответ метелица
По дорогам стелется,
Белая метелица
Заметает след.
1925
22. У СТУДЕНЧЕСКИХ ОБЩЕЖИТИЙ
Без всяких планов и программ
Я, бывший деревенский житель,
Люблю бродить по вечерам
У закипевших общежитий.
Люблю, зайдя в густую тень,
Ловить отрывистые звуки.
Сюда из сел и деревень
Сошлись просящие науки.
Течет и льется разговор
Про урожай и про экзамен.
И снова полевой простор
Встает, встает перед глазами.
И снова хата в два окна,
И вечер тих, и запах трав густ,
И вновь в груди моей весна,
Хотя уже проходит август.
И мысли жарки, как огонь,
И пьяно сердце без похмелья.
А в общежитии — гармонь
И деревенское веселье.
За переплетом старых рам
Мелькают молодые лица...
Люблю бродить по вечерам,
Где жизнь поет и веселится.
1925
63
23
Не прошу иного, не гонюсь за славой,—
Хорошо с тобою под сосной кудрявой.
Хорошо смеяться солнышку навстречу,
Русую головку класть себе на плечи;
Хорошо тихонько слушать шелест лета,
Знать, что наша песня до конца не спета,
Что для нас немало будет дней веселых,
Дней неповторимых, в городах и селах.
Так зачем же гнаться за ненужной славой?
Хорошо с тобою под сосной кудрявой.
1925
24. ХОРОШО В ЗАСТЕНЧИВОЙ ПРОХЛАДЕ...
Хорошо в застенчивой прохладе
Слушать шелест дальних голосов.
Задрожали золотые пряди
В волосах притихнувших лесов.
Стали сосны сдержанней и глуше,
Всё о чем-то шепчутся во сне,
Словно чьи-то старческие души
Загрустили о былой весне.
Я стою и вслух слагаю строчки —
Как чеканит осень пятачки,
Как брусника спелая на кочке
Открывает нежные зрачки.
А вверху, над сонными лесами,
Далеко от вянущей земли,
Облака плывут под парусами,
Словно в синем море корабли.
1925
64
25. ПОПРОЩАТЬСЯ С ТЕПЛЫМ ЛЕТОМ...
Попрощаться с теплым летом
Выхожу я за овин.
Запылали алым цветом
Кисти спелые рябин.
Всё молчит — земля и небо,
Тишина у всех дорог.
Вкусно пахнет свежим хлебом
На току соломы стог.
Блекнут травы. Дремлют хаты.
Рощи вспыхнули вдали.
По незримому канату
Протянулись журавли.
Гаснет день. За косогором
Разливается закат.
Звонкий месяц выйдет скоро
Погулять по крышам хат.
Скоро звезды тихим светом
Упадут на дно реки.
Я прощаюсь с теплым летом
Без печали и тоски.
1925
26. В. ГЛУШИ
В сентябре не скроешься от хмари
Даже днем, в двенадцатом часу.
Догорают в медленном пожаре
Клены в мокром и пустом лесу.
Лес шумит задумчиво и строго,
На веселье сделался он скуп.
Гонит ветер по глухим дорогам
Желтую осеннюю тоску.
65
Дождь, который никому не нужен,
Беспрерывно хлещет, как назло,
И в туманы по холодным лужам
Уплывает к вечеру село.л
Утопают в океане мрака
И огни, и люди, и слова,
Разве только чья-нибудь собака
Лаем скажет, что она жира,
Да от скуки друг мой на гитаре
Пробренчит про девичью красу..'.
В сентябре не скроешься от хмари
Даже днем, в двенадцатом часу.
1925
27. ВЕСНА БУШЕВАЛА. ..
(Рабфаковское)
Весна бушевала метелью черемух..
Сошлись мы с тобой невзначай.
В тяжелых альбомах .
искали знакомых
И пили без сахара чай.
Читали стихи под мигающим светом,
Какие-то споры вели...
Мы оба любили. Но только об этом
Не смели сказать, не могли.
И мы промолчали, и мы не сказали,
И полночь меж нами легла...
Я утром билет покупал на вокзале,
Ты утром на лекцию шла.
С тех пор мы не видим друг друга
не слышим,
По разным дорогам идем;
Ни писем друг другу с тобой мы
не пишем,
Ни даже открыток не шлем;
66
Но часто, в глуши деревенских просторов,
Лишь вспыхнет весенний ручей,
Мне хочется снова простых разговоров
У лампы в шестнадцать свечей.
1925
28. У РЯБИНЫ
Смотрит дед на дальние овины,
На лесную желтую кайму.
Скуйно деду у своей рябины
Поджидать холодную зиму.
Не понять, что сделалось на свете. —
Всё взметнулось, вышло за предел:
Сын сидит за главного в Совете,
А сноха вписалась в женотдел.
Тут бы дома приложить старанье.
Чтобы шло не со двора — во двор.
А у них — доклады да собранья,
О кружкёх да школах разговор.
Видно, им своей заботы мало,—
О других задумали радеть.
А того уж и совсем не стало,
Чтоб со старым в хате посидеть...
Дед один. И взгляд у деда дымный,
Как туман на утренней заре.
Был у деда пес старорежимный,
Да подох недавно в конуре.
Дед могилку на задворках вырыл,
Схоронил питомца своего.
И. теперь у деда в этом мире
Не осталось больше ничего.
Вот и холодё не за горами,—
Залезай на печку, за трубу,
67
Кирпичи приглаживай боками,
Молча думай про свою судьбу.
Да клубком заматывай кручину
На погибель сердцу своему...
Скучно, скучно деду у рябины
Поджидать холодную зиму.
1925
29. АПРЕЛЬ В СМОЛЕНСКЕ
Прокатилась весна тротуаром,
Расколола суровые льды.
Скоро, скоро зеленым пожаром
Запылают на солнце сады.
Всё шумнее ватага воронья,
Всё теплей перелив ветерка,
И в квадрате ожившего Блонья 1
Зашумела людская река.
А вдали — за стеной крепостною,
У сверкающей солнцем стрехи,
Петухи опьянялись весною,
И поют о весне петухи.
1926
30. ВСЁ ТА ЖЕ ДАЛЬ...
Всё та же даль. Всё та же синева.
Но болен я утратою вчерашней:
Я потерял крестьянские права
И на луга родные, и на пашни.
В какую бы ни постучался дверь,
В какой бы суд ни обратился с иском —
1 Б л о н ь е (теперь сад им. Серафимовича) — название город
ского сада в Смоленске.
68
Везде одно: душа моя теперь
В родном селе не значится по спискам.
Мне говорил на сходке бородач:
«Тебе не быть уж больше деревенским,
Без черного труда и неудач ,
Ты проживешь, Васильич, и в Смоленске»
В ответ ему я тихо бросил: «Пусть!
Я знаю сам, что мне не сеять хлеба!..» —
И закачалась пред глазами грусть,
Такая грусть-^- широкая, как небо.
И вот теперь — иду ли я межой,
Иль слушаю в лесу зеленый шелест— ••
Мне всюду кажется, что я чужой,
Что будто я непрошеный пришелец.
Когда же в ночь над городом л*уна
Гудит широким полевым набатом,
Меня зовет родная сторона,
Опять зовет к дымящимся закатам.
И сердце жадно ловит этот зов\ ;
И у смоленских каменных порогов
Я слышу звон косы и дальний Скрип возов
По запоздалым луговым дорогам.
В лицо мне дышит свежая трава,
И теплой песнею струится голос женский...
Я потерял крестьянские права,
Но навсегда остался деревенским.
1926
31. УЖЕЛИ?
Борису Бурштыну
Ужели в сердце нету браги?
И как мне это всё понять,
Что лишь казенные бумаги
Теперь ты можешь сочинять?.
•69
Я знаю, что ты чутко слышишь
Весенний шорох на лугу
И что тоска четверостиший
В твоем качается мозгу.
Но отчего ж, склонившись низко
И погасив тревожный жар,
Ты продиктуешь машинистке
Всего лишь новый циркуляр?!
1926
32. О ГИБНУЩИХ ЛЕСАХ
Самовольные порубки при
няли массовый характер. Ча
сто уничтожаются целые рощи.
(Из смоленской хроники)
Словно слезы, капает смола,
Грустен шум зеленокудрой сходки:
По ночам жестокая пила
У деревьев разгрызает глотки. ....
Каждый раз —до утренней поры —
Стонет лес от нестерпимой муки:
Жадные шальные топоры
У берез отхватывают руки.
До утра стоит и шум и гром —
Великаны падают лесные,
Будто грозный ветер-бурелом,
Разошлась крестьянская стихия.
Был здесь лес. И больше нет его,
Только пни печальные белеют.
И никто не скажет ничего,
И никто о нем не пожалеет.
70
Лишь порою, в лунную метель,
Забредет нахмуренный лесничий,
Где стоит оставленная ель
И другую безответно кличет.
Бросит он неторопливый взгляд
На туман, повисший над лугами,
И бессильно побредет назад
Тихими, беззвучными шагами.
1926
83. ТЕМНОЙ НОЧЬЮ
Солнце село в тучу за оградой,
Ночь пришла — без песен и огня.
В эту ночь решили конокрады
Увести крестьянского коня.
Конь был дружный, послушной и пегий,
Жил на свете пятую весну.
Он шагал безропотно в телеге
И таскал и плуг, и борону.
За его надежною спиною
Дом не знал ни голода, ни слез.
И хозяин меркой расписною
Иногда давал ему овес.
На лугу, где серебрится речка,
От людского говора вдали,
На коня накинули уздечку
И в кусты зачем-то повели.
Было их, неторопливых, двое,
Не привыкших голоса ронять.
Крутит конь покорной головою
И не может ничего понять.
Он идет и думает с укором:
«Словно деготь, эта ночь темна.
71
Для чего же в этакую пору
Увели меня из табуна? ..»
Привязали пегого в овраге,
Где стоит корявая лоза.
В небе молния стелила флаги,
И гудела гулкая гроза.
Конь не знал, что человек лукавил,
Что в крови его горела ложь,
И послушно голову подставил
Под широкий конокрадский нож.
И не вышел больше из засады,
Не услышал шелеста полей.
Ободрали шкуру конокрады
И продали за десять рублей.
1926
34-36. РАЗДЕЛ ЗЕМЛИ
(Наброски)
1
В ДЕРЕВНЕ СЛОБОДЕ
В ручьях и речках отгремела
Весенняя вода.
И ожидает землемера
Деревня Слобода.
Земли прибавилося много, —
Пахать бы без забот.
Но поделить никак не могут
Уже который год.
Не раз весной ее топтали
И вдоль и поперек,
Не раз размерили шестами,
Да только всё не впрок.
72
Не раз, не два о ней судили,
Вели горячий спор:
И по скоту ее делили,
И — поровну на двор;
По едокам, и по наделам,
И даже просто так...
Но как ни мерь и что ни делай, —
Не делится никак.
Тут и такой нашелся кто-то:
Мол, раз пришла земля,
То хорошо б на ней работать
Всем миром, не деля.
Ему ж кричат: мол, эти штуки:
Известны нам давно!
Нет, лучше дай нам землю в руки,—
Надежнее оно, —
Чтобы своей, навеки данной.
Она была у нас...
Ну, вот и делят беспрестанно
Ее и посейчас.
Весною ранней выйдут в поле,
Разделят, а глядишь —
То тот, то этот недоволен,.—
На всех не угодишь.
И распря новая готова,—
На сходках шум, галдеж.
И как весна наступит снова,
Так снова и дележ...
Земля! Да нету с ней порядка,
И нет, и не слыхать...
А может, правда, — в том разгадка,
Чтоб сообща пахать?
73
2
ПОКИНУТЫЕ НЕВЕСТЫ
В деревне землю решили
делить по едокам. На каждого
предполагалось по две деся
тины.
Почти что у каждого парня у нас —
В своей же деревне зазноба.
И каждый зазнобу уверил не раз,
Что будет ей верен до гроба.
И кажется — свадьбы совсем уж близки.
И счастье гадалка пророчит...
И вдруг объявили отцы-старики,
Что замуж не выдадут дочек:
Какая, мол, польза от вашей любви?
На землю ж — высокие цены,
И лишние две десятины земли
Дороже любви и измены...
И девушки грустно выходят на крест,
Одни вечера коротают.
И сватают парни нездешних невест,
А их навсегда покидают...
з
НА СЕЛЬСКОМ СХОДЕ
В деревне Загорье —сугубая глушь,
Ее не пробить и из пушек.
В деревне Загорье — сто семьдесят душ,
Считая детей и старушек.
Молчало Загорье — ни «против», ни «за»,
Застыло в порядках нестройных
И лишь недовольно косило глаза
На всяких людей беспокойных.
Однако ж сегодняшний день не в пример:
Сегодня приехал сюда землемер.
74
А раз человек заявился такой,
Тогда уж прощай тишина и покой!
И к школе Загорье спешит прямиком,—
Всех жажда одна обуяла.
И школа в Загорье набита битком,
Как раньше едва ли бывало.
И бабы, и дряхлые деды пришли,.
И всем обязательно надо земли! .
Шумят у окошек, галдят у дверей,—
Попробуйте всех их уймите!
Грудные и те — на руках матерей —
Кричат: мол, и нас наделите!..,
Сидит землемер молчаливо в углу
Над картой земельных угодий.
И видит: всё ближе подходят к столу
Две бабы — беременных вроде.
— Любезный товарищ, послушай-ка ты,—
Кричат они громко и смело,
Потом выставляют свои животы
И требуют по два наделН.
И сход, удивленный, мгновенно притих,
Но кто-то заметил спокойно:
«Просили б уж сразу земли на троих,
А вдруг да народится двойня?!»
И хохот пошел от стены до стены —
Задорный, безудержный, едкий...
Но тут землемер попросил тишины
И встал не спеша с табуретки.
Он стал говорить о земле, о весне,
И люди почти не дышали.
И сделалось слышно, как мухи в окне,
В стекло ударяясь, жужжали.
1926
75
37 —45. МИНУВШЕЕ
Минувшее проходит предо мною.
А. С. Пушкин
1
В НАШЕЙ МЕСТНОСТИ
В нашей местности — ни весною, ни летом —
По вечерам нигде не увидишь огней.
Люди ужинают, не зажигая света,
И ложатся, калитки закрыв поплотней.
В нашей местности — песни на зорях редки,
А гармошки и вовсе нет ни одной.
Иногда соловей, пригорюнясь на ветке,
Разговаривает вполголоса с тишиной.
Иногда перепелка загрустит одиноко
И во ржи затеряется без следа,
И где-то за лесом — далёко-далёко —
Падает чья-то неосторожная звезда.
Стоишь — ни ответа тебе, ни привета,
Только ночь надвигается — темней и темней...
В пашей местности — ни весною, ни летом —
По вечерам нигде не зажигают огней.
2
НУЖДА, НУЖДА..
Нужда, нужда нас режет без ножа
И гонит всех валандаться по свету.
Земля теперь скупа на урожай,
Да и земли-то этой самой нету.
Болота топкие пошли на нас войной,
Деревню обложили полукругом.
И стало в поле тесно с бороной,
И стало негде развернуться с плугом.
76
И каждый год у нас одно и то ж:
Мы нищи, как бродячие собаки.
С травой, с мякиной смешиваем рожь
Да шьем себе смерётные рубахи.1
Бывало, лес за всё держал ответ,
Он награждал нас щедрою рукою.
Теперь леса посведены на нет
И только пни чернеют за рекою.
Кого просить? Кого в беде винить?
За лучший день никто не даст поруки.
И некуда нам голову склонить,
И не к чему приткнуть незанятые руки.
И оттого из наших деревень,
Где нищета орудует безбожно,
Уходят все, кому уйти не лень,
Уходят все, кому уйти возможно.
И каждый раз — всё новых провожай,
Своих сынов распихивай по свету...
Земля, земля скупа на урожай,
Да и земли-то этой самой нету.
з
РАССКАЗ О СИБИРСКОЙ ЗЕМЛЕ
Осенний день свернулся и погас,
Ночь подошла и стала на пороге.
Григорий вел медлительный рассказ,
Рассказ о том, что слышал он в дороге:
«В Сибири счастье многие нашли,
В Сибири — жизнь совсем иного рода:
Там не народ страдает без земли,
А там земля тоскует без народа.
1 Смерётные р у б а х и — рубахи, приготовленные на слу
чай смерти: Обычно они шились заранее.
77
Куда ни глянь, куда ни кинь рукой —
Не попадешь в-чужую подворотню.
Там от одной деревни до другой,
Пожалуй, будет верст около сотни.
Мы здесь, в болоте, каторгу несем
И про удачу никогда не слышим.
А там земля — отборный чернозем,
А там хлеба-—один другого выше.
Там так ведется испокон веков —
Ни в чем не знают люди недостачи.
И если есть на свете рай для мужиков,
То этот рай — в Сибири, не иначе...»
Сосредоточенно молчали мужики,
Не двигаясь, сидели на скамейке
И лишь сильней сосали мундштуки,
Окутываясь дымом самосейки.
Как будто в этом медленном дыму
Они искали мудрого ответа
И видели сквозь призрачную тьму
Сибирское желтеющее лето.
4
КРАЙ ЛЮБИМЫЙ...
Край любимый, ты совсем зачах, —
Ни огней, ни говора, ни стука.
И в твоих соломенных ночах
Шелестит лишь горькая разлука.
Вот стоят забытые дворы —
Тихие и темные, как старость.
В каждом был хозяин до поры,
А теперь и крысы не осталось.
Только старый одинокий пес,
Позабывший, как его — по кличке,
Охраняя собственный погост,
На прохожих лает по привычке.
78
Он всю ночь дежурит у окна,
Угодить хозяину желая...
Далека сибирская страна,
И хозяин не услышит лая.
Извела хозяина нужда,
И от доли злой и неуемной
Убежал хозяин навсегда ■-
Последние комментарии
2 часов 52 минут назад
5 часов 11 минут назад
7 часов 42 секунд назад
12 часов 46 минут назад
12 часов 51 минут назад
12 часов 55 минут назад