Последние звёзды уничтоженного мира [Мария Александровна Ушакова] (fb2) читать онлайн

Мария Ушакова Последние звёзды уничтоженного мира

«Благими намерениями вымощена дорога в ад».

Глава I. Лолита

1

Хотели бы вы знать своё будущее? И стали бы вы избегать всего плохого, что может с вами случится? А если после плохого должно произойти то, что изменит вашу жизнь в лучшую сторону? Каким бы ни был ответ, все прекрасно знают, что плохие времена создают сильных людей. Так и плохие события делают человека сильнее. Если бы Лолита Босстром когда-нибудь задумывалась об этом, то события, случившиеся с ней, вряд ли вызывали столько переживаний и разъедающих мыслей.

Лолита имела необыкновенные фиалковые глаза, на которые каждый смотрящий невольно обращал внимание и долго не мог вырваться из загипнотизированного состояния. Глаза — были самой яркой частью юной девушки. Сколько бы раз она не перекрашивала свои светло-русые волосы в ядерные цвета, два сияющих иолита всё равно были намного ярче. Лолита стала любительницей диет и здорового питания. Многие пророчили и скорое пополнение в рядах вегетарианцев, но девушка смеялась на подобные размышления. Но, благодаря подобному питанию и каждодневным физическим упражнениям, она смогла достигнуть необходимых параметров в фигуре, к которым она стремилась.

Двадцатитрехлетняя девушка училась в медицинском университете на четвёртом курсе в столице Норвегии. Осло был прекрасным городом, в котором она смогла познать вкус жизни во всём её разнообразии: горечь первых разочарований, сладость успехов, поперчённая бессонными ночами и зубрёжкой. И к своим годам Лолита обзавелась близкими друзьями и любящим человеком, которым доверяла как себе.

Самым близким человеком для Босстром был Пётр Павлов. Парень, приехавший из глубинки России и, благодаря собственному упорству, сумевший поступить в университет в Осло с четвёртой попытки. Его возраст уже приближался к тридцати годам, что часто было для Петра поводом для критики в собственную сторону. В его годы многие уже нашли свой жизненный путь: устроились на работу, купили дом, посадили дерево и начали воспитывать сына. Когда он приехал в Осло, его неуверенность подкреплялась лишним весом, несовершенным знанием норвежского языка, который был необходим для поступления в университет, и свежим шрамом на правой щеке, полученный в аварии около трёх лет назад. Ему в целом везло на аварии. В раннем возрасте, когда Пётр ещё даже не ходил в начальную школу, он вместе с родителями попал в жуткое ДТП. Инспекторы ГАИ ещё долго удивлялись, как пассажиры остались целы после лобового столкновения с грузовой машиной и последующим вылетом с моста. Также он дважды попадал в аварии на своём любимом мотоцикле, а на третий раз и получил свежий шрам на лице. Хоть Пётр очень трепетно относился к собственной безопасности и ни разу не оставлял шлем дома, щека была беспощадно разрезана стеклом того самого головного убора. Конечно, будь юный мужчина без него, то наверняка бы он мог спокойно получить сотрясение мозга. В лучшем случае.

Несмотря на то, что современное общество стало реагировать на подобные мужские украшения более спокойно, никто из студентов Осло не смог не заметить нового русского с отличительной чертой на половину щеки. Задирать его никто не стал, не только из-за сочувствия и большой гуманности, но и из-за больших габаритов этого парня. Лолита тоже была одной из тех, кто заметил Петра в привычных стенах университета. Они часто встречались в коридорах, и вскоре девушка выяснила, что незнакомец учится на психолога. Когда он выступал со своей работой в конце года, Лолита тоже слушала его речь. Из его слов, она поняла, что мужчина планировал работать с такими же людьми, как он — пострадавшими от аварий, пожаров и прочих непредвиденных ситуаций, чтобы вытащить их из посттравматического синдрома и депрессии. Так как ему помог только он сам, Пётр знал, как это сложно. По виду и разговорам он — типичный психолог. Это Лолита смогла понять и после того, как однажды решилась на разговор с ним. Он постоянно расспрашивал её, но сам отвечал на вопросы вскользь и многое обобщал. Девушка с необычными глазами не собиралась так оставлять это. Азарт и интерес к этому персонажу только возрастал, и Лолита сама проявила инициативу к их дальнейшему общению.

На жизнь Петра Лолита Босстром повлияла очень сильно. Сам мужчина ни раз говорил об этом своей новой подруге, которая следила за его питанием и физическим состоянием. В скором времени, юный психолог вернул себе подтянутое тело, поднял уровень норвежского языка и стал полноценным членом небольшой компании из студентов разных факультетов. Две сестры Ребекка и Селма Витте из Германии, Стефан Ковский и Габриэль Гайос из Польши не ожидали, что всегда хмурый Пётр окажется таким…

— Сладкий, — выразилась на немецком Реббека в первый день их знакомства, и в последствии это выражение она использовала, как второе имя Петра, — Долей вина, пожалуйста.

Мужчина, сидевший рядом со всем купленным алкоголем, с радостью выполнил просьбу и под шутки Стефана в жёлтой толстовке разлил красный напиток по бокалам. Они сидели во дворе дома Ребекки, который она снимала вместе с Селмой. На улице уже стемнело несколько часов назад, но летний тёплый воздух продолжал согревать и так разгорячённую компанию. Стол был завален самыми простыми закусками в виде чипсов, нарезки из овощей, сыров и колбас и остывающим мясом, приготовленным на гриле, которое манило всех соседей своим запахом. На свой день рождения Ребекка решила не скупиться и снесла добрую половину лучшего вина со всех магазинов Осло. Она была очень близко знакома с таким понятием, как отравление палёным алкоголем, поэтому дала слово, что больше не будет покупать дешёвые напитки. Селма, стоящая в тот момент над девушкой, чьё лицо размазалось по ободку унитаза, ничего не поняла из сказанного, но кивала головой. Как раз эту историю с истеричным хохотом рассказывал Стефан.

— О-о, — тянул он, — Как она потом бегала по сугробам в своей безразмерной куртке и огромным шарфом! Она выбежала на дорогу, к счастью, пустую, и начала кричать, что ей жарко, и знаешь, что?

Пётр не знал. Все остальные ждали, пока Стефан наберётся сил и расскажет продолжение, чтобы потом всем вместе посмеяться.

— Это кареглазое создание стало раздеваться, разбрасывая одежду, как камни для обратного пути. И это ещё половина беды… Мы все были тоже не трезвые, на веселе, поэтому не заметили, как сзади к нам подъехала полицейская машина. Как мы бежали с этой одеждой! Кто-то даже прочесал своим лицом по снегу, когда мы спускались с холма.

— Это был ты, — усмехнулся Габриэль, поднимая свои тонкие брови, — Нам потом пришлось тащить твою разъевшуюся кабанью тушку под руки.

— Да, да, Стеф, — закричала Ребекка под звон бокала, — И ты обронил мой «огромный» шарф где-то там! Я до сих пор не могу найти такой же…

Парень, рассказывающий историю, загадочно улыбнулся, заигрывая с Ребеккой бровями. Он потрепал свои кудрявые волосы и достал из-под стола подарочный пакет с огромным оранжевым бантом на ручках. У виновницы торжества округлились глаза, и её плотное тело замерло в немом ожидании. Стефан, как волшебник, засунул руку в пакет и начал шарить по нему, не отводя игривого взгляда с сидящей перед ним девушки. Он стал медленно вытаскивать пушистую и мягкую на вид кремовую ткань. Ребекка потянула руки к прекрасному подарку, но даривший его подвинул его к себе и показал на свою щёку.

— Ой, да иди ты! — шутливо сказала девушка, смущаясь.

— Давай! — толкнула её в бок Лолита, зная, что её подруга неровно дышит к этому кудрявому парню, — Не глупи.

Делая вид, что она не смущается и, что её руки не трясутся, Ребекка медленно подошла к Стефану и робко поцеловала его в щёку. Все думали, что прозорливый рассказчик обхитрит наивную кареглазую девушку и подставит вместо щеки свои губы, но он поступил, как настоящий рыцарь, который не меняет условия во время процесса. После милого представления Стефан всё-таки вручил подарок в руки подруги и крепко зажал её в своих объятиях.

Пётр посмотрел на Лолиту, которая не сводила глаз с счастливой пары. Так приятно иногда наблюдать за тем, как в глазах близких тебе людей зарождается что-то столь прекрасное и порой ослепительное. Лолите самой нравилось чувство беззащитной влюблённости, когда днями и ночами думаешь о предмете обожания. Влюблённость, пусть она и сводит с ума в самом начале, потом превращается в более серьёзное чувство, которое возвращает тебе мозги на место, а иногда, если человек умеет пользоваться этими самыми мозгами, выносит какие-то уроки для себя. После двух лет общения с Петром она уже чувствовала, как влюблённость постепенно уходит и уступает место спокойной любви.

Босстром представила в своём воображении, как Стефан и Ребекка пройдут точно такой же путь, и улыбка растеклась по лицу девушки. Селма подняла свой бокал и произнесла:

— За любовь!

Каждый повторил за ней, а у студента из России заиграла соответствующая этим словам песня. Он не смог сдержаться и пропел её вслух, после чего вся компания разразилась диким пьяным смехом и стала подпевать, используя несуществующие слова.

Ближе к рассвету, когда сон стал затягивать в свои мягкие объятия всю компанию, Селма предложила прокатиться до озера Согнсванн и встретить утро там, наблюдая за переливающимися лучами Солнца в синей глади. Все с энтузиазмом согласились на такую авантюру. Все, кроме Петра.

— Это плохая идея, — сразу же остановил он пьяных друзей, — Среди нас нет того, кто мог бы сесть за руль.

— В каком смысле? — засмеялся в ответ Габриэль, делая несколько жадных глотков пива из банки, — Вон, Стефан вроде самый трезвый.

— Относительно нас, да. Но он врежется в первый же столб. И поэтому будет лучше, если вы все останетесь здесь.

— Пётр, сладкий, ну, не будь таким скучным. Тебе же всего лишь тридцать, а ты уже становишься стариком. Занудным стариком.

— Мы же не будем гнать, как сумасшедшие, — продолжал успокаивать Габриэль, но Пётр только хмыкнул.

— Для того, чтобы попасть в аварию, не обязательно гнать. Вы должны поверить тому, кто испытывал это на себе и ни один раз.

— Я думаю, он прав, — Лолита была склонна доверять словам Петра, — Нам в этом может не повезти так, как ему.

Селма закатила зелёные глаза с пышными нарощенными ресницами и села обратно за стол рядом с сестрой. Два парня из Польши молча допивали свои напитки, разочарованно посматривая на «обломщика». Спустя несколько выпитых бутылок все забыли о поездке к озеру. Солнце лениво вставало из-за горизонта, постепенно касаясь своими сияющими ручками до лиц друзей. Когда шесть пар глаз были направлены на восток, зазвучали первые звуки просыпающейся природы. Все молчали, вслушиваясь в ноты жизни, которые они никогда раньше не замечали. Поэтому сейчас, пусть и не полностью в трезвом рассудке, собравшаяся компания медленно понимала, что сейчас проходит прекрасный период их жизни. С каждым годом они будут всё дальше от него, и ностальгия станет единственным спутником к этому времени. Лолита осмотрела всех за столом и подумала, будет ли их небольшая группа существовать и дальше? Или жизнь распределит каждого из них по разные стороны? Второй вариант ей нравился меньше. Ей хотелось бы и дальше жить так. Беззаботно и весело, собираясь с друзьями на заднем дворе чьего-нибудь дома.

Первым сдался Пётр. В голове русского студента уже перемешались все мысли, и язык не мог ясно выразить ни одну из них. Хоть у многих и было мнение о том, что если он русский, то он должен никогда не пьянеть, после общения с Петром это клише было разбито. Лолита собиралась идти следом за своим молодым человеком, но Стефан тут же её остановил.

— Так что, погнали? — шёпотом, как заговорщик спросил он оставшихся, — Я ничего почти не пил всё это время специально, чтобы быть вашим шофёром.

— Нет, ты разве не понял…

— Т-с, — парень ударил своим указательным пальцем о край губ Лолиты, и тогда она поняла, что трезвым его точно не назовёшь, — Мы вернёмся до того, как он проснётся. И никто ничего не скажет ему.

Почему-то девушка и не подумала, что пьяный Стефан может говорить какую-то чушь и лучше к ней не прислушиваться. Расслабленный мозг отказывался рационально мыслить, и Лолита поддалась искушению без предупреждения уехать к озеру Согнсванн. Если бы юный психолог не отключился сразу после соприкосновения с кроватью, то смог бы услышать, как его друзья вместе с Лолитой уезжают на машине Ребекки.

Когда Пётр проснулся, не было восьми. Жители Осло ещё не проснулись, высыпаясь за рабочие дни. Кто-то, конечно, уже бродил по пустым улочкам, но этот шум никак не мешал спящим жителям. Павлов нехотя открывал слипающиеся глаза и онемевшей рукой искал рядом Лолиту. По его предположению, она должна была уже быть рядом с ним. Но осмотрев комнату, которую им любезно предоставили Ребекка и Сэлма, мужчина убедился, что девушка ещё не была здесь. Сонным и ещё не до конца трезвым рассудком Пётр набрал номер Лолиты, но спустя десяток гудков, ответа не последовало. Это начинало настораживать. Тот разговор о пьяной спонтанной поездке всплыл мгновенно, будто кто-то щёлкнул переключатель. Электрические мурашки скользнули от макушки до пяток и странный туман застелил широко распахнутые глаза мужчины. Как он вскочил с постели и побежал во двор, Пётр уже не помнил. Только ужасающие картинки воображения. Его тело стало трястись ещё сильнее, когда он нигде не нашёл своих друзей. Он звал Лолиту, но никто не отвечал ему. Взрослый студент ощутил себя в гробу. Такая же тишина и нехватка воздуха. Несмотря на то, что он находился на открытой местности, невидимые стены сдавливали его. Знания в области психологии всё-таки пригодились ему. Он смог успокоиться и схватить сбегающий рассудок за хвост. Услышав в очередной раз пустые гудки, Пётр взял велосипед, стоящий возле него и двинулся к тому месту, где предполагалось находилась вся компания.

По дороге мужчина уверял себя, что ничего плохого произойти не могло. С кем угодно, только не с ними. Рядом с Петром всегда было что-то невидимое обычным людям, что охраняло его. И если бы в их мире существовало такое слово, как «религия», то это невидимое именовалось бы «ангелами-хранителями». Но Пётр, не зная подобного, придумал себе подобных существ, которые охраняют своих подопечных. У всех они есть. У всех! До озера оставалось недолго. Уже можно было бы спокойно выдохнуть, но последний поворот стал роковым. Как для Петра и его рассуждений, так и для всех, кто был в двух побитых машинах.

Он был первым, кто наблюдал последствия лобового столкновения двух легковых автомобилей. Чьё-то искривлённое тело живописно распласталось по потрескавшемуся стеклу чужого авто. Судя по знакомой жёлтой толстовке, водителем был Стефан. И это его тело так изощрённо разломало от столкновения. Пётр не видел его лица, но был уверен, что от него не осталось ни одного живого места. Приехавший мужчина стал оббегать остатки средств передвижения, в надежде найти кого-то живого.

— Лолита! — кричал он, дёргая за ручку заблокированной пассажирской двери, — Ребекка!

Осмотрев салон, Пётр увидел Селму, которая также, как и Стефан вылетела вперёд и, скорее всего, неплохо повредила череп о смятую панель. Тому свидетельством были пятна крови на чёрной пластмассе. Сидевшему недалеко от неё Габриэлю хотя бы пришла идея пристегнуться, и его это спасло. Парень начинал приходить в себя и от боли стал кривить лицо в гримасе, подкрепляя это тихими стонами. Пётр сразу подбежал в сторону той двери и постарался поговорить с другом.

— Габриэль, ты слышишь меня?

Парень, не поворачивая головы, медленно моргнул в знак того, что он всё слышит. Психолог достал телефон и стал звонить в службу спасения, чтобы они вывали скорую и полицию. Несколько раз он нажимал не на ту цифру, совершенно забыв про горячую клавишу специально для таких случаев.

— Сто двенадцать, что у вас случилось? — голос спокойной девушки на той стороне провода сейчас не казался Петру привлекательным.

— Авария возле озера Согнсванн, — пытался как можно чётче ответить мужчина, не отводя взгляда от Лолиты на заднем сидении, — Дорога к Осло.

— Пострадавшие есть?

— Да, пятеро в одной машине и, — протянул Пётр, подбегая ко второму забытому автомобилю, и увидев, что происходит внутри, ругнулся по-русски, — Сука… Во второй — семья из троих человек. Все без сознания.

— Ждите спасателей. Они уже выехали. Не пытайтесь вытаскивать пострадавших из машин. Ничего не трогайте и постарайтесь сохранять спокойствие. Если вам нужна поддержка, могу направить вас к специалисту.

— Нет, спасибо. Я в порядке.

Но он был не в порядке. Голова шла кругом от происходящего. Ноги сами тащили его трясущееся тело из стороны в сторону, лишь бы время ускорило свой черепаший ход. Петру казалось, что он ждёт спасателей уже несколько суток, будто вечность прошла со того момента, как он разговаривал с той неизвестной женщиной, которая по несколько раз в день выслушивает всякие тревожные новости. Возможно, она уже привыкла к подобному. Если, конечно, к такому можно было привыкнуть. Солнце встало из-за высоких деревьев вокруг места отдыха приезжих и жителей Осло, и две смятые машины ещё чётче стали отпечатываться в глазах мужчины. Сколько раз он подходил к заблокированным дверям? Сотни? Тысячи, пока эти бесполезные люди из спасательной службы приехали на место?

Павлов стоял в стороне, когда его друзей и случайную семью из второго автомобиля вытаскивали на землю. Их выложили в один ряд подальше от дороги, часть которой сразу перекрыли, как выставочные экспонаты. К Петру подошёл сотрудник полиции с подготовленным блокнотом. Его безразличное лицо не выделялось от тех, кто лежал перед ним на земле. Да и здоровым его студент не мог назвать. На стандартные вопросы о том, как Пётр оказался здесь и какие действия предпринимал после обнаружения места аварии, мужчина отвечал односложно, в тон уставшему полицейскому.

— Среди пострадавших есть ваши знакомые или родственники?

— Да, все они, — кивнул на свою компанию он.

— Можете назвать их имена?

Пётр назвал. Последней лежала Лолита и почему-то её имя назвать он не смог. Только невнятное кваканье вырвалось из его рта. Мужчина в форме не стал подгонять его и уставился на дрожащего человека в ожидании. Студент зажал рот рукой и закрыл опухшие глаза. Быстрее бы всё это кончилось.

— Лолита Босстром. Двадцать три года.

Полицейский поблагодарил мужчину и отошёл к своей машине. Медицинские работники продолжали копаться возле тел. Стоящий рядом молодой парень записывал за ними, иногда хмуря свои тонкие брови. После осмотра к Петру подошла главная бригады, пока другие загружали пострадавших в машины. Она закурила тонкие женские сигареты, дым от которых сразу обволок уставшего мужчину.

— Вы же не против? — спросила женщина, показывая на сигарету.

— Раз вы уже начали, — он подумал, что этот вопрос был уже бессмысленным, — Что с ними?

— Ну, — покосилась в сторону врач, — Парень в жёлтой толстовке, которого, как мне сказали, звали Стефан, погиб. Скорее всего от перелома носовой кости и последующей асфиксии от кровотечения. Так же очень вероятно черепно-мозговая травма. Сейчас мы точно ничего не узнаем. Покажет только вскрытие. Габриэль, который сидел на переднем пассажирском сидении отделался переломами рёбер. Спасибо за это ремням безопасности. Ребекка: черепно-мозговая, но в больнице скажут всё точнее. Селма, — врач тяжело вздохнула, — в крайне тяжёлом состоянии. После удара о панель, я не уверена, выживет она или нет. И Лолита… ей частично повезло. Она сидела за водителем и, может быть, как и Ребекка отделается небольшим сотрясением.

— Крис, мы уезжаем! — закричал кто-то из машины скорой.

Женщина бросила сигарету и размазала сгоревший табак по обуви и асфальту.

— В какую больницу их везут? — успел спросить Пётр перед тем, как врач ушла.

— В какой есть свободные места. Большего сказать пока что не могу, но ваш номер есть у наших служб. Вам позвонят.

Они уехали и звуки сирены медленно растворялись в ещё не прогретом летнем воздухе. Пётр не стал долго стоять возле места аварии и отправился домой, не помня дороги туда. Случившееся тоже размывалось в его памяти. Мозг не хотел верить в это, поэтому решил, что сегодняшнее утро — ночной кошмар. И стоит только проснуться.

2

Ему позвонили родители Лолиты на следующий день. Они сразу же направились в больницу, где находилась их дочь и пробыли там всю ночь и утро. Когда врачи вынесли неутешительный диагноз, до самого вечера семейство Босстром собиралось с силами, чтобы обзвонить близких. Пётр, узнав о местонахождении Лолиты, двинулся к ней на такси, которое обычно он позволял себе крайне редко. На зло ему по всему городу загорелись красные светофоры, а водитель, крепко вцепившийся за руль, как новичок, еле давил на педаль газа. Мужчина был готов сорваться с сидения и бежать в больницу на своих двух, уверенно предполагая, что так будет быстрее.

— Нервничаете? — спросил мужчина за водительским сидением, поглядывая на дёргающуюся ногу пассажира.

— Что? — грубо переспросил Пётр, и его бровь дёрнулась.

— Может вам дать воды? Нельзя так нервничать.

— Нет, спасибо. Я просто хочу доехать до места, как можно скорее!

Намёк был настолько прозрачным, что его не смог бы расслышать только глухой. И этот водитель. Он ехал также медленно, ещё больше раздражая Петра. Но поездка не могла длиться вечно, несмотря на ощущения мужчины, и белоснежное здание больницы уже было в его поле зрения. Наконец-то добежав до стойки регистрации, студент назвал себя и направился к палате, где разместили Лолиту. Он с таким рвением добирался до неё, что на секунду затормозил возле двери. Страх заморозил его конечности и сделать шаг было огромным испытанием. Что он узнает, когда окажется по ту сторону? В сознании ли вообще его возлюбленная? Пётр закрыл глаза и схватился за ледяную ручку. С выдохом он открыл дверь и оказался в обычной больничной палате. Хотя, чего он ещё ожидал?

Койка находилась у левой стены. Два стула стояли возле окна и ещё один, на котором сидела мать Лолиты, находился по правую руку пострадавшей. На прикроватной тумбе стоял букет из розовых камелий. Лепестки этого цветка только начали распускаться, отчего запах в пустом белом помещении играл только сильнее. Женщина, сидевшая к Петру спиной, заметила посетителя только когда он неуверенно поздоровался с ней.

Лолита лежала на койке, как кукла с нездорово-белоснежной кожей. Возле глаз и на переносице выделялись синие пятна. Её всегда розовые, как эти камелии на столе, губы сливались с простынёй. Если бы Пётр не дотронулся до неё, и не убедился в том, что она тёплая, то мог бы думать, что её кожа холодная.

— Как добрался? — спросила мать Лолиты Мэрит, не поднимая взгляда на него.

— Очень медленно, — ответил Пётр, и сразу перевёл тему, — Что врачи сказали?

— Компрессионный перелом позвоночника в шейном отделе. Есть шанс того, что она не сможет ходить.

Мэрит прервалась и стала облизывать потрескавшиеся губы. В её пустом взгляде была видна безысходность и усталость. После слов врачей ей не верилось в лучшие исходы. Кайо Эстебан — её муж и отчим Лолиты, тоже был очень впечатлительным и разделял состояние своей супруги.

— Пойду возьму себе стаканчик кофе, — встала женщина, и противный скрип стула заставил Петра скривиться, — Тебе что-нибудь взять?

— Спасибо, не стоит.

Юный мужчина взял стул около окна и поставил напротив места ушедшей женщины. Он был так подавлен собственными мыслями, что не слышал пищащие датчики возле уха. На месте своей Лолиты он видел себя после каждой аварии. Но он выходил без единой царапины. Как же эти существа, охраняющие людей? Почему они не спасли Лолиту и всех остальных?

«Нам в этом может не повезти так, как ему».

— Если бы ты послушала саму себя, глупая, — шептал Пётр, поглаживая исцарапанную руку девушки, — Но всё будет хорошо. Я знаю, что ты проснёшься, и всё будет так, как раньше. Я отведу тебя в парк аттракционов, как ты и хотела. Мы покатаемся везде, попробуем все сладости, которые только найдём. На один день забудем про нашу диету. Рванём во все тяжкие!

Он посмеялся, представив во всех красках этот счастливый день, которого даже не было в реальности. Когда осознание этого пришло ему в голову, улыбка растворилась в прохладном воздухе. На этот монолог никто не ответил. Лолита всё также лежала, подключенная к кардиомонитору.

— Надо было остаться с вами, — продолжил мужчина, — Я не подумал, что вы всё-таки сделаете это.

Картина с разбитыми машинами, вылетевшим Стефаном, размазанной кровью на панели и с бессознательными телами внутри двух автомобилей вновь мелькнула перед глазами. Пётр облокотился головой на руку. Такая поза обычно помогала ему собраться с мыслями. После долгой ночи, наполненной кошмарами, мысли разлетались в разные стороны, а ему ничего не оставалось, кроме как метаться из стороны в сторону.

— Хотя знаешь, нет. Устроим не один разгрузочный день, а целую неделю! Отправимся туда, куда ты только скажешь. Я не поеду домой в этом году. Хочу провести лето с тобой. Может быть, нам удастся съездить на море. Будем купаться в тёплой морской воде, пить холодные напитки, есть мороженое. Это будет самое прекрасное лето за все мои тридцать лет. Я постараюсь сделать его таким и для тебя.

Снова молчание. Тяжёлый комок поднялся от самой груди и остановился поперёк горла. Глаза застелила пелена из слёз и вскоре две большие капли скатились по лицу мужчины и упали на белые простыни. Он быстро вытер мокрые дорожки дрожащей рукой и посмотрел в окно. Чувствительные глаза резко отреагировали на дневной свет болью. Голубое чистое небо было ярким, но Пётр видел его серым. Как и всё, что было вокруг. Даже эти прекрасные камелии на тумбе ничем не отличались от неба.

Дальше Пётр сидел в палате молча. Он боялся поднимать опухшие глаза на сливающуюся со стенами этой комнаты девушку. Розовый цвет привлёк внимание мужчины, и тогда он понял, что совсем забыл купить что-то своей Лолите. Той, из-за которой он стал таким, какой есть: общительным, в хорошей форме и влюблённым. Она подарила ему столько разных эмоций, которые сжигали своей насыщенностью те, что были в прошлых неудачных отношениях. Это прекрасное создание украсило собой блеклый мир, в котором Пётр ни раз разочаровывался. Именно Лолита вывернула всё наизнанку и дала второй шанс жизни мужчины. А что он? Оступился. И так глупо. Он же знал, что они собирались ехать к озеру. Знал, что пьяные студенты непредсказуемее бури. Он мог их остановить! Но он ушёл. ОН! ОН! ОН!

Рука сама сжала тёмно-русые локоны. Ещё немного морального самобичевания, и голова Петра осталась бы без клока волос, но вовремя вернувшаяся Мэрит, остановила неизбежное. В руках женщина держала бумажный стаканчик с кофе. Садиться на место она не стала и подошла к приоткрытому окну. Пётр краем глаза взглянул на неё. Собранные в низкий хвост волосы на затылке уже седели и их белые нити блестели на солнце больше остальных. Уставшие глаза глубокого синего цвета начинали потухать. С каждым годом они становились всё более тусклыми, и мужчина иногда задавался вопросом: неужели яркие фиалковые глаза Лолиты тоже когда-нибудь потеряют свою насыщенность? Ответ, конечно, был очевидный, но Пётр даже не хотел принимать это неизбежное. Её глаза для него всегда будут самыми прекрасными.

— Как думаешь, как скоро она проснётся? — неизвестно кого спросила Мэрит, смотря сквозь всё перед ней, — И есть ли шанс…

— Не стоит думать о чём-то плохом, — сразу прервал Пётр, понимая, что мать Лолиты уже начала загонять себя в самые тёмные уголки воображения, — Люди и не из такого выпутывались. А Лолита точно не сдастся. Но мы тоже должны верить в неё. В её силу. Наша любовь…

— Ты рассказываешь мне сказку, Пётр?

— С чего бы это?

— Любовь спасает только в сказках. Как бы грубо это не звучало. Я многое видела в жизни и почему-то ни разу не встречала случаи, когда любовь спасала людей. Всё, что угодно, но не любовь.

— Мне вас жаль, — вдруг рыкнул мужчина, смотря на женщину исподлобья, — Лично я знаю много подобных историй. И этот случай, — он посмотрел на Лолиту, — будет вам показательным уроком.

Мэрит Босстром ничего не ответила самоуверенному мужчине, а только одарила его брезгливым взглядом. Ей нравился Пётр, но иногда его слова казались ей чем-то нереальным, приправленным блёстками и конфетти, и гримаса брезгливости сама возникала на её лице. То, что он учился на психолога многое объясняло, и спорить с мужчиной было слишком энергозатратным действием, что для Мэрит, что для Кайо. Сначала они пытались донести до парня своей дочери свою «правду» на некоторые вещи, но спустя несколько горячих разговоров, забросили бесполезное дело.

Вскоре пришёл отчим Лолиты, и Пётр решил оставить родителей с дочерью, договорившись о том, что они будут навещать девушку поочерёдно. Для них это было шансом отдохнуть, а для Петра побыть наедине с Лолитой, подумать о произошедшем и постараться с помощью разговоров вывести девушку из комы. Если одни сутки он находился с Лолитой, то вторые нужно было куда-то распределить. Пётр прекрасно понимал, что находится наедине с собой сейчас нельзя, иначе депрессия накроет своей вязкой волной и выбраться из неё самостоятельно будет сложно. Пусть он и проделывал это ни один раз. Поэтому мужчина решил устроится на подработку. Как раз его звали в психологический центр на полставки, пока он не закончит университет. Так он убьёт двух зайцев одним выстрелом: заработает денег на непредвиденные ситуации (о которых он боялся подумать) и отвлечётся от собственных мыслей.

— Вот оно как, — сказал директор этого самого центра, когда Пётр пришёл к нему, — Конечно, мы с радостью возьмём тебя. Мне же нужно выплатить свой долг.

Мужчина по-дружески подмигнул Пётру, сидевшему на стуле перед ним. Роберт Нильсен часто заглядывал в университет, где обучался Пётр, на факультет психологии, чтобы найти хорошие кадры в свой центр. И когда он услышал выступление Павлова, то сразу понял, что хочет видеть его своим работником. Он не стал терять времени и сразу познакомился со смышлёным студентом и рассказал всё, что думал. Пётр не стал ничего заранее говорить Роберту, но такие связи были необходимы. Ещё студентом Павлов помогал Нильсену и его сотрудникам. Ничего сверхъестественного он не делал, но его рвение к своему делу нравилось директору. И в благодарность за помощь, Роберт и согласился взять его на полставки к себе. Пётр надеялся, что не придётся работать во время учёбы, но сейчас поменял своё решение.

— У нас как раз есть люди, которым бы не помешала твоя помощь, — Нильсен достал из верхнего ящика стола несколько дел и бросил перед студентом, — Отец одной девочки обратился к нам. Они недавно попали в аварию, и девочка перестала разговаривать после того, как узнала о смерти матери. Никаких эмоций, никаких слов. Ничего. Работа будет сложная, но лёгких, к сожалению, в таком деле нет.

Пётр взял стопку бумаг в руки и застыл, держа фотографию пациентки перед собой. Во второй машине…

— Пётр, — позвал его директор, — Ты в порядке?

— Да, всё нормально. Я позвоню им и назначу встречу.

— Отлично. Ключи от кабинета тебе дадут, когда придёшь на сеанс. Если будут вопросы, заходи.

На ватных ногах мужчина вышел из здания. Он ещё раз взглянул на лицо, смотрящее на него сквозь время. У Петра не было сомнений в том, что это именно та девочка, которая сидела на заднем сидении второй машины у озера Согнсванн. Он хотел хотя бы на некоторое время забыть про это, но видимо, ничего не оставалось, кроме как встать грудью вперёд к этой проблеме. Если он не сможет от неё сбежать, то будет достойно сражаться с ней.

3

Лолита не приходила в сознание около двух месяцев. Дни Петра превращались в зацикленную плёнку, которую лучше бы зажевало. Родители пострадавшей девушки уже открыто разговаривали о том, чтобы отключить её от аппарата искусственной вентиляции лёгких. Мешал только юный психолог, воздействуя на них своими громкими словами, так как другие на них не действовали.

— Если вы это сделаете, то на ваших руках будет кровь ДВУХ людей! — кричал уже от бессилия Пётр, не стесняясь главного врача рядом.

— Не неси чушь, Пётр, — злобно отвечал Кайо, сжимая руку жены, — Она будет инвалидом, если проснётся. Нужно ли такое ей самой?

— Дайте хоть шанс!

Мэрит тогда взглянула на него с такой грустью в глазах и с таким сожалением, что всё внутри психолога рухнуло. Это был тот самый раз, когда он почувствовал свою беспомощность. Злость куда-то пропала, как сахар растворяясь в горячем от спора воздухе. В этот день нужно было проводить сеанс с юной Беатрис Стейро, но Пётр не знал, что делать с собой, не говоря уже о ком-то другом. Когда холодный ветер пробудил мужчину от гипноза, он понял, что работу выполнять нужно, несмотря на все свои внутренние невзгоды.

И сейчас, сидя напротив маленькой девочки двенадцати лет, Пётр понял, что поступил правильно. Он сможет решить свои проблемы самостоятельно, а Беатрис нет. Она же не виновата в том, что сейчас происходит у него внутри? В какой-то степени даже Пётр виновен в том, что та авария произошла. Если бы…

Психолог покачал головой в разные стороны, вытряхивая все эти мысли из головы. Сколько бы он ни пытался прекратить винить себя, неизведанная нереальная часть тела ныла только при одном воспоминании о том дне. Габриэль все два месяца не общался с ним, хоть и вышел из больницы почти сразу. Как и говорила та женщина из скорой, он отделался только переломами рёбер. Ребекка вышла совсем недавно. Несколько дней назад, если Петру не изменяла память. Но она не разговаривала даже с родственниками, как и Беатрис. Нельзя было точно сказать, останется ли она в Осло или же вернётся обратно в Германию. Была бы возможность, то, может быть, Пётр бы тоже…

— Ты сделала то, что я тебя просил? — мягким голосом спросил мужчина, что было большим усилием для него.

Карие глаза взглянули на него. Беатрис имела такую необычную способность, как быстро хлопать своими длинными густыми ресничками, и очаровательно стрелять глазками в разные стороны. Она выглядела, как испуганный маленький зверёк, которого загнали в ловушку. Но когда она понимала о чём идёт речь, тихий смешок разносился по маленькому кабинету. Рядом с белым креслом, на котором обычно сидела девочка, стоял розовый рюкзак с большим количеством брелоков на бегунке. Из него Беатрис достала папку, набитую рисунками и разными поделками, которые они стали делать по совету Петра. Раньше девочка очень любила играть на фортепиано, но после смерти матери прикасаться к чёрно-белым клавишам она не могла. Пётр понимал это. Этот предмет ассоциировался с умершей матерью и стоило найти другое развлечение для ребёнка. Этим развлечением стало рисование.

В самом начале рисунки содержали много красных и чёрных оттенков, что было тревожным звоночком. Никаких точных фигур, только абстрактные каракули. Пётр даже подумал, что такие рисунки можно выставить на аукцион современного искусства. Ведь в них так много эмоций и скрытого смысла. За этим же гонятся все эти люди, посещающие подобные мероприятия?

Спустя два месяца результат был виден на лицо. Даже в прямом смысле. Юная Стейро стала показывать свои эмоции и вести диалог. Не так, как раньше, без умолка, но это тоже было достижением.

— Что ты нарисовала?

— Мы с папой ходили в зоопарк и там были львы и жирафы, — тыкала девочка на нарисованных животных своими пальчиками, — У меня не было жёлтого, поэтому лев у меня получился не такой, какой был там. Теперь он розовый.

— Я думаю, что он выглядит даже лучше с таким окрасом, — подбодрил Пётр, — Очень необычно. Кого вы видели там ещё?

Беатрис немного подумала и воскликнула:

— Голубей!

Психолог задумался, а потом громко рассмеялся. Да, голубей можно увидеть только в зоопарке. Удивительные дети. Мужчина долго не мог убрать улыбку с лица после такого заявления.

— Тебе нравятся голуби?

— Мы, — замялась она, — всегда кормили голубей с мамой, когда ходили гулять в парк.

Кареглазая девочка стала медленно превращаться в тень. На её детском лбу появлялись морщинки, а в уголках глаз застыли кристаллики слёз.

— Беатрис, — Пётр положил свою большую руку на руку девочки и посмотрел в её глаза, — Настало время поговорить, как взрослые люди. Давай так, я поделюсь с тобой своими мыслями, а ты своими. Можешь говорить мне всё, что захочешь. И делать, что хочешь. Я не буду тебя держать.

Она молчала. Её рот слегка приоткрылся и краткое: «Не хочу» вырвалось из недр её грудной клетки, как рык того самого нарисованного льва. Психолог понимающе покачал головой и взял с тумбы лист со своими записями.

— Это задания на четверг. На другой стороне я написал задания для твоего папы, поэтому вам двоим нужно постараться. Проследи, чтобы он всё выполнял хорошо!

Пётр коснулся холодного кончика носа Беатрис, и она улыбнулась. Её увлекали все задания, которые давал ей психолог и с огромной радостью выполняла их. Беатрис всегда была занята, поэтому времени на то, чтобы думать не было. Главное, найти оптимальное количество заданий, чтобы не перегрузить ребёнка и ещё больше не вогнать его в депрессию. Когда-то Пётр согрешил таким неразумным действием, но повезло, что на тот момент он лечил себя.

— Я всё сделаю! — пообещала девочка, складывая всё в рюкзак.

После сеанса, когда в центре все расходились по домам, Пётр столкнулся в коридоре с Робертом. На его фоне студент выглядел, как единственная грозовая туча на чистом небе. Даже белая джинсовая куртка не могла затмить светящееся лицо директора. Заметив своего сотрудника, Нильсен своим громким голосом позвал его. Пётр зажал ключи в кулаке и с округлившимися глазами повернулся к мужчине.

— Испугался? — с улыбкой во все тридцать два зуба спросил Роберт, — Как всё прошло?

— Бывало и лучше, но прогресс есть, — ответил психолог на второй вопрос.

— Ты домой?

— Ага.

— Давай подвезу. Нам всё равно по пути.

— Я хотел бы прогу..

— Пошли! Я хочу с тобой поговорить.

После последней фразы Пётр грубо ругнулся про себя. Скорее из-за такого стечения обстоятельств, а не конкретно на Роберта Нильсена. Почему это всё должно было произойти именно сегодня? Именно так?

Машина директора психологического центра блестела так, словно её облили маслом. Но чёрный цвет был действительно чёрным. Возможно, эта машина не знает, что такое пыль, не говоря уже о грязи. Роберт с задорным свистом сел за водительское место, ожидая своего пассажира. Павлов запрыгнул внутрь и сразу почувствовал запах спелых яблок. Воображение уже само нарисовало целую корзину красных плодов, которые только сняли с мощных веток дерева. Осталось только протянуть руку к яблокам и откусить, чувствуя уже на зубах сладкий сок.

— Что там у тебя случилось? — спросил Нильсен студента, пока тот был в руках своего воображения.

— Ничего особенного. Беатрис просто нужно время, чтобы она могла довериться мне, поэтому…

— Я не про это, — поменял тон мужчина, нахмурив брови, — Про Лолиту.

Некоторое время Пётр не мог ничего ответить. Он смотрел на директора, на его уложенные гелем смоляные волосы, светлую куртку с расстёгнутыми карманами, чёрные глаза, которые иногда казались пустыми. Он смотрел и не мог понять, что этот мужчина спрашивал у него. Говорил ли он вообще на его языке? Как же сильно наш мозг может шутить над нами.

— Не понимаю…

— Я работаю в психологическом центре. Через меня прошло столько людей, что я вижу их насквозь. Эти два месяца, пока ты работаешь с нами, твоё состояние было обеспокоенным, но сегодня ты будто в мумию превратился. Вряд ли ты стал таким только из-за Беатрис. Поэтому могу предположить, что что-то случилось с Лолитой.

Ну да, Пётр совершенно забыл, что здесь психолог не только он. Пассажирское сидение превратилось в кресло в кабинете у психолога, где пациентом был он. Теперь он понимал, что чувствовала его кареглазая девочка, когда её попросили рассказать всё, что она чувствует. Это было чертовски сложно. Хотя бы потому, что тебе приходится рассказывать это самому себе. Признаваться в тех вещах, которые ты держал под замками, как ящик Пандоры. Павлов поник и тяжело вздохнул.

— Кое-что есть, — признался мужчина, — И может быть, вы что-то мне подскажите.

Нильсен довольно кивнул головой, ожидая таких слов. Естественно, он не стал бы давить на своего работника, если бы тот отказался излагать свои мысли. Пётр всё держал в себе и редко разговаривал с кем-то на откровенные темы. Роберт это видел и понимал пагубность такой ситуации. Ему нужен был тот человек, который выслушает его, иначе Пётр мог бы замкнуться в себе. Это не сыграло бы на руку ни Роберту Нильсену, как его работодателю, ни ему самому, как личности.

За прозрачными стёклами, наличие которых можно было подтвердить только прикоснувшись к ним, во всю разгорался красный закат. Широкие линии уходящего солнца сливались с небесным разноцветием, не доходя до высоких зданий, населявших Осло. В окнах квартир отражалось небо, и дневное светило иногда протягивало свои святящиеся руки в голубые глаза Петра, отчего он постоянно хмурился.

— С каждым днём состояние Лолиты ухудшается, — Павлов проводил рукой по шраму на щеке и смотрел на себя в зеркало, — Врач сказал, что пока она находилась в коме, у неё случилось кровоизлияние в мозг. В сочетании с переломом позвоночника это… почти жизнь овоща. Родители хотят отключить её от ИВЛ, чтобы…

— Не мучать её, — продолжил Роберт, когда голос Петра осип, — И себя.

— Да. Я не могу позволить случится подобному. Она должна сама решить. Если Лолита скажет мне об этом решении, которое она примет самостоятельно, то…

Он замолчал, не зная, что говорить дальше. Сейчас он мог только отрицать подобные обстоятельства. Ему не хотелось даже думать о том, что такое может произойти.

— Тебе не кажется, что это эгоистично?

— Что именно?

— Твоё желание вернуть Лолиту к жизни несмотря на то, что она почти со стопроцентной вероятностью будет инвалидом? Или что ещё хуже, как ты сказал, овощем?

— Она не будет…

— Она серьёзно пострадала. Твоя уверенность меня удивляет, скорее всего, как и родителей твоей девушки. Подумай об этом с другой стороны: с её. Поставь себяна её место и подумай, хотел бы ты продолжать свою жизнь в парализованном состоянии, сидя на шее своих родственников?

Нильсен кинул вопросительный взгляд на пассажира и снова уставился на дорогу. Пётр множество раз представлял себе подобное. Со своей первой аварии. Он воображал себе, что находится в таком состоянии, когда костлявая рука Смерти уже перетягивает его на свою сторону. И один раз даже протянул ей свою. В мыслях, конечно же. Но Пётр понимал, что не хотел бы быть обузой для своих родителей и каждый день видеть их угасающие взгляды на протяжении всего времени, что он будет сидеть на коляске. Конечно, можно подумать, что со временем все привыкнут, но… Пётр любит себя винить во всём. Не самая лучшая его черта характера.

Сделав определённые выводы, Павлов тяжело вздохнул, давая немой ответ на вопросы директора. Тот сразу его понял и сжал губы в тонкую линию.

— Не все готовы брать на себя подобный груз, понимаешь? И нельзя винить в этом людей. Если родители Лолиты сделали подобный вывод, это не значит, что они её не любят. Я даже думаю, что им это решение не далось так легко, как ты можешь подумать.

— И что мне? Принять это? Сдаться и настраивать себя на то, что она скоро умрёт? Что я останусь без неё?

— У меня есть хороший друг в этой больнице. Я могу поговорить с ним. Последнее слово всё равно идёт за врачами, как странно бы это не было. Если мне удастся его убедить в том, что в отключении аппарата ИВЛ нет необходимости, то Лолита останется жива.

В сердце юного психолога защемило, и приятная волна прошла по всему телу, расслабляя напряжённые мышцы. Слова Нильсена зажгли в Петре новую надежду, и почему-то после них он точно поверил, что Лолита проснётся. Обязательно проснётся! Он хотел расплакаться от облегчения, но солёный комок застыл в горле, отчего мужчина не мог ничего сказать. Только в конце поездки мягкое «спасибо» вылетело из уст Павлова. В этом слове не было столько эмоций, как в сияющих молодых глазах этого парня, на которого Роберт мог наконец-то посмотреть с прежней улыбкой. Чёрный автомобиль скрылся за многоэтажками города, и Пётр весь оставшийся вечер представлял, как фиалковые глаза вновь посмотрят на него.

4

Кайо и Мэрит выслушали Петра и уже около десяти минут стояли молча. В этот раз студент говорил всё спокойно и уверенно. Слова вылетали так легко, что родители Лолиты слушали его, будто околдованные. Чары подействовали благодаря утренней репетиции у зеркала в ванной комнате. Пётр никогда раньше так не делал, но решил, что этот случай требует серьёзной подготовки, которые дали свои плоды. Седеющая женщина громко вздохнула, давая понять окружающим, что слова мужчины не очень ей нравились.

— Доктор сказал, что есть шанс на то, что с ней всё будет в порядке, — продолжил Пётр, — Я буду за ней ухаживать, когда она проснётся. И если Лолита сама решит, что не может так жить дальше, то я позабочусь о её желании.

— Лучше сделать это, пока она БЕЗ сознания, — вставил своё слово глава семейства, стрельнув карими глазами, как стрелами, которые Павлов сразу ощутил.

— Один шанс. Почему вы так упорно пытаетесь игнорировать его?

— Потому что мы видели это, — уже с грустью начал своё откровение Кайо, — Мой отец умирал также. После инсульта он превратился в клетку с маленькой обезьянкой внутри. Его разум был заперт в его же теле, и я даже не знаю, было ли ему больно делать какие-то элементарные вещи? Дышать? Сидеть? Он молчал и смотрел своими намокшими от слёз глазами. Признаюсь, он был обузой для нашей семьи. С каждым днём он слышал всё больше ссор из-за него, хотя он ничего не делал. Вообще ничего. Просто сидел и ждал своего часа. Только повзрослев я стал понимать, что ему было не легче, чем нам. Именно поэтому я не хочу, чтобы подобное повторилось.

Мэрит Босстром сверлила ошарашенного Петра уставшим взглядом, передавая короткое послание: «Теперь-то тебе всё понятно? Поменял своё мнение?». Но даже подобная история не разрушила крепкую стену веры Павлова.

— Мне очень жаль, — искренне сказал он, — Но нельзя всё мерять по одному случаю.

Кайо закатил глаза и резко встал со своего места, чуть не уронив стул.

— Да сколько можно тебе повторять, чтобы до тебя дошло?!Мы только испортим ей жизнь! Ты изверг, если хочешь этого!

Женщина держала мужа за тонкую ткань рубашки, считая, что это удержит его от внезапного приступа злости и желания выразить свою агрессию. Пётр спокойно сидел на месте, разглядывая округлившиеся, налитые кровью глазные яблоки. Он, как и отчим Лолиты, сжимал кулаки до белых пятен на коже, но старался держать всё внутри. Устроить драку в коридоре больницы, где и без этого всегда происходит что-то не очень приятное, не лучшее решение. А что если сама Лолита видит это всё, находясь в бестелесной оболочке? Юный мужчина думал о чём угодно, стараясь пропускать мимо ушей оскорбительные слова Кайо. Но тот и не собирался останавливаться.

— Как ты мог не уследить за ней?! Если ты так рвёшься спасти её сейчас, то почему не спас тогда?!

— Именно поэтому, — ответил Пётр и перед глазами растекались кровавые пятна на чёрном кожаном кресле и блестящей панели салона машины, — Именно потому, что не смог спасти её тогда.

Глава семейства Босстром остыл после этих слов, но не убирал гневную гримасу с лица. Психолог почувствовал, как в груди образуется острый камень, рвущий мышцы горла. От боли к глазам подступали такие же острые кристаллики слёз. Пётр подскочил со скамьи и бросился к выходу. По пути его встречали образы Лолиты, Стефана и Селмы. Они стояли у стен, провожая убегающего мужчину сочувствующими и одновременно осуждающими взглядами. Их лица были изуродованы кровью и раскрытыми черепными коробками. Только Лолита почти не отличалась от обычной себя. Она старалась остановить убегающего Петра, но её неосязаемые тонкие пальцы не могли ни за что ухватиться. Павлов ощущал на своей спине, как тонкие прохладные потоки воздуха касаются его. Он не хотел никого видеть. Никого!

Вывалившись на улицу, где ветер сразу заморозил мокрое от слёз лицо Петра, мужчина громко и жадно задышал. В стенах этой больницы был отравленный воздух, как и вся атмосфера. Павлов схватился за живот, сдерживая дрожь. Воздух в лёгких клокотал, перед глазами всё становилось в чёрную точку, будто сломался старый телевизор. Психолог прижался к стене и медленно сполз по ней к холодным плитам. Он уставился на пустое голубое небо, читая про себя стихотворение.

«Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…».

— Мне понравилась ваша речь, — Лолита стояла перед ним в день его первого выступления, и её фиалковые глаза смотрели куда-то вглубь Петра, словно выискивая что-то, — Всё очень понятно и не заумно, как любят некоторые.

«Оттого что лес — моя колыбель, и могила лес…».

— Я всегда рассказываю о себе и хочу услышать что-нибудь о тебе, — в тот день Лолита сама пригласила его прогуляться и всю прогулку загадочно улыбалась, — Расскажи откуда ты?

«Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,

Оттого что я о тебе спою — как никто другой…».

— Хм, — фиалковые глаза сузились, и Лолита о чём-то задумалась, — Я могу тебе кое-что предложить. Как насчёт того, чтобы вместе тренироваться? По одиночке это скучное занятие. Думаю, вдвоём было бы веселее.

«Я тебя отвоюю у всех времён, у всех ночей,

У всех золотых знамён, у всех мечей…».

— Мои друзья пригласили нас к себе, — девушка сидела перед зеркалом, рассматривая себя с разных сторон, — Да, НАС. Поэтому ничего не знаю, мы идём вдвоём. Развеемся, отдохнём. Знакомства никогда лишними не будут.

«Я закину ключи и псов прогоню с крыльца –

Оттого что в земной ночи я вернее пса…».

Небо вернуло себе прежний цвет и, может быть, в нём появился какой-то смысл. Пётр хотел видеть в этих размытых серо-белых облаках любую подсказку о том, что делать дальше. Что думать, как поступать, как мыслить. Отдать бы своё тело кому-то на пользование, чтобы сознание отдохнуло от размышлений на пустые темы. Чтобы кто-то управлял оболочкой Петра за него самого, пока разум витает в небытие. Несмотря на то, что Павлов смог отвлечься от воспоминаний о дне аварии, слёзы вытекали, как будто он забыл выключить кран внутри себя.

— С вами всё хорошо?

Голос пожилой женщины появился из неоткуда. Пётр повернул голову и увидел слева от себя обеспокоенную старушку. Судя по больничному халату, она была здесь одной из многих пациентов.

— Да, спасибо. Нужно было немного отдышаться.

— На холодной земле сидеть плохо, — ласково отчитала она, как родная бабушка, — Пошли лучше сядем под тем деревом. Я всегда там сижу после обеда.

Пётр послушно встал и вместе с женщиной направился к деревянной скамейке под деревом с пышной листвой. Его тень укрывала бо́льшую часть больничной аллеи. Они сидели так некоторое время, вслушиваясь в шелест зелёных молодых листьев и в пенье невидимых им птиц. Туда-сюда ходили люди в таких же халатах, как и на новой спутнице Петра, вместе с родственниками или друзьями, пришедшими навестить их. Все они, совершенно незнакомые мужчине люди, ходили перед ним и улыбались. Так искренне, как не должны делать люди перед такими, как Пётр: обиженными и сгоревшими изнутри. Будь у него силы, он бы заставил всех их надеть на себя маску траура.

«Ужасно», — подумал он и опустил голову на ладони, — «Лучше бы я вылечил Лолиту, чтобы никогда не существовало такого понятия, как траур».

— Правда здесь хорошо? — сладкий голос рядом сидевшей женщины вызвал отвращение внутри Павлова, — Так тихо и спокойно.

— Ага, — тихо и сквозь зубы согласился мужчина, продолжая смотреть в пол.

— Я даже не против отметить здесь своё столетие.

— Вам уже сто лет? — удивился Пётр. На вид она не выглядела даже на девяносто. Хотя… часто ли он видел девяностолетних женщин?

— Да, послезавтра будет. Мой муж придёт ко мне, и мы отпразднуем его вместе.

— Поздравляю, — злость на окружающий мир понемногу спадала, — Всем бы дожить до ста лет и так хорошо сохраниться.

— Главное — верить в то, чего ты хочешь. Если ты делаешь что-то и не веришь в собственный успех, то это не будет иметь смысла. Хочешь долго жить и хорошо выглядеть — следи за собой и верь в то, что делаешь всё правильно.

— Я верю, но каждый раз натыкаюсь на то, что меня останавливает. Что убивает мою веру. И иногда мне кажется, что я беспомощен.

— «Если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть трупы проплывающих врагов», — с улыбкой произнесла женщина, бросив кроткий взгляд на Петра.

Мужчина не до конца понял смысл этих слов и нахмурился, ничего не сказав в ответ.

— Иногда лучше ничего не делать, — пояснила спутница, — Время всё расставит на свои места.

Ничего не делать в такой ситуации было для Петра, как предательство. Но… он ничего и не может сделать сейчас. Только терпеливо ждать, сидя на берегу реки в ожидании того, пока время расставит всё по своим местам. Мужчина кивнул головой, соглашаясь с высказыванием женщины.

В кармане завибрировал телефон. Пётр одним резким движением, больше от испуга, вытащил его и трясущимися пальцами провёл по экрану. По ту сторону женский радостный голос пытался что-то донести до него, и будь Пётр в спокойном состоянии, он бы ничего не понял. Но стресс помог ему сложить слова в логическое предложение. Юный психолог на ватных ногах рванул обратно в сторону больницы, забыв попрощаться со столетней женщиной, сидевшей в тени большого дерева.

5

Лолиту после пробуждения отправили на обследования. Пётр не успел увидеть её в сознании, и остался в больнице на всю ночь, пока ему не разрешили навестить пациентку. Девушка спала, пока психолог охранял её ночной покой. Он всматривался на двигающиеся через закрытые веки глазницы и каждую секунду надеялся на то, что они откроются. Но Лолита до самого утра спала.

Если бы врач не пришёл в палату, то Пётр отправился в царство снов вместе со своей возлюбленной и не заметил бы того момента, когда это произошло. Главный врач Марк Баскевич, следящий за состоянием Босстром, был ровесником директора Нильсена и его другом, с которым тот разговаривал о состоянии интересующей пациентки. С недавнего времени он стал носить очки, которые делали его лицо ещё более круглым и добрым. В глазах юного мужчины, сидевшего рядом с Лолитой, всё расплывалось и черты лица врача были настолько неразличимы, будто отсутствовали совсем. От такой пугающей картины по спине Павлова прошла дрожь, добравшись до самой макушки, и несколько волосков на голове встали дыбом.

— Что я могу вам сказать, — тяжело вздохнул Баскевич, потирая густую левую бровь, — Как мы и диагностировали, перелом позвоночника привёл к парализации всего, что находится ниже шеи. Мысли она выражает ясно для человека, перенёсшего инсульт. Частичная потеря зрения — это нормально для её состояния, и, скорее всего, оно пройдёт в ближайшие дни. Её будет немного мутить, тошнить, но медсёстры будут за этим следить.

— А паралич, — неуверенно начал Пётр, — он… навсегда?

Мужчина в белом халате посмотрел на спящую Лолиту и скривил губы, сомневаясь в словах, звучавших в его голове. Кажется, он и хотел приободрить юного психолога, но внутренняя неуверенность в своей правоте останавливала Баскевича.

— Я не могу вам ничего обещать, — наконец-то пробубнил врач, — Но я знаю случаи, когда человеку удавалось встать на ноги.

— Ясно.

— Вам пора отдохнуть, Пётр. Родители Лолиты уже здесь, поэтому как врач, рекомендую вам поспать. Она проснулась, а это уже хороший показатель.

Но в этот раз психолог в этом сомневался. Сомневался в том, что он сделал правильно. Слова Мэрит и Кайо звучали поверх музыки из наушников. «Мы только испортим ей жизнь!». Он портил жизнь не ей, а самому себе, подобными мыслями. Уже ничего не сделать. Лолита — человек, вернувший его к жизни, подаривший ему столько ярких впечатлений. И теперь он сомневается в том, что правильно поступил?! Что сохранил ей жизнь?! «Ты изверг, если хочешь этого!».

Он бежал до дома, направляя всю свою злость в ноги и руки. Его пальцы на ногах чувствовали каждый камешек на дороге, пусть он и был в обуви. Жар разносился по всему телу от самого сердца. Там разгоралось пламя, которое не способно потушить ничего в этом мире! Хотя нет, способно. Если бы Лолита неожиданно выздоровела, то это помогло бы. Но подобное просто невозможно! Холодный утренний воздух царапал горячее лицо Петра. Лёгкая куртка висела на плечах подобно тяжёлому мешку. Павлов в спешке снял её и услышал треск. Взглянув на рукав, он увидел торчащие в разные стороны нитки вокруг дыры. В этот момент что-то щёлкнуло. С подобным треском, как и куртка, но внутри мужчины.

Не выдержав напряжения, Пётр разорвал куртку окончательно. Швы расходились, издавая приятный слуху звук. Из рта сам вырывался дикий животный рык, от которого царапалось горло. Павлов швырнул верхнюю одежду на землю и, так как ничего больше под руку не попалось, стал топтать её горящими ногами. Ещё немного, и он сам превратиться в человека-пламя. Неплохо подошёл бы для какой-нибудь вселенной супергероев. Человек-пламя, питающийся гневом и уничтожающий всё вокруг.

— Сука! — закричал Пётр, отшвырнув клочки ткани подальше от себя.

— Так-то люди ещё спят, — спокойный голос прозвучал сзади, и если бы Пётр был бы в таком же подогретом состоянии, как несколько минут назад, то этот комментатор получил бы по своей спокойной физиономии, — Никогда не видел тебя таким.

Павлов замер, понимая, кто с ним разговаривает. Он успокоился, но теперь стоял возле двух разбитых машин, судорожно перебегая с одной стороны на другую.

— Давно не виделись, — выдавил улыбку он, поворачиваясь к Габриэлю, — Я думал, ты отправился обратно в Германию.

— Я собирался, — сказал он и подошёл к Петру ближе, поглядывая на порванную куртку, — Но хочу закончить университет. Последний год остался.

— Да, разумно.

Павлов медленно собрал куски одежды, иногда тяжело вздыхая. Видеть Габриэля живым и здоровым, как глоток свежего воздуха после газовой камеры. Он даже выглядел, будто ничего не произошло. Только потухшие глаза говорили о чём-то, что он носит в своём сердце, и что мешает ему спать. Габриэль криво улыбнулся и сказал:

— Может посидим, поговорим? Вижу, что нам двоим это нужно.

Не согласиться с таким было нельзя. Когда вообще в последний раз Пётр разговаривал с кем-то так откровенно? За время после аварии он помнил только односторонние разговоры с Беатрис, ссоры с семейством Босстром и одно откровение с Нильсеном. Скудно для подобных событий. А со своей бабушкой (его единственной живой родственницей) разговаривать об этом совсем не хотелось. Расскажешь обо всём, и едь обратно в Россию навещать её в другую больницу. Поэтому для неё у Петра всё хорошо.

Два друга зашли в магазин, открывавший свои двери намного раньше других. Послушав гениальные мысли подпитых мужиков, они всё-таки смогли купить несколько баночек безалкогольного пива. Пётр предложил что-нибудь покрепче, но Габриэль наотрез отказался, скривив брезгливую гримасу. Не стоило труда догадаться почему парень был против алкоголя, но до Петра эта элементарная мысль доходила крайне долго. Они шли по сверкающим от раннего солнца улицам и восхищались красотой расцветающего неба.

— После аварии весь мир даже ярче стал, — оглядывался друг Петра, иногда поправляя непослушные волосы, — Как много я не замечал раньше. На многое закрывал глаза, будто так и должно быть. Есть ли смысл сожалеть о том, что я давно упустил?

— Сомневаюсь, — ответил Пётр, — Есть смысл не упустить всё это теперь.

— Не могу поверить, что их теперь нет.

Юный психолог посмотрел на Габриэля и заметил блестящие от слёз глаза. Одна солёная капля покатилась по поцарапанному лицу, но тут же была стёрта краем рукава куртки. Габриэль несколько раз шмыгнул носом и прочистил горло, отвернувшись от Петра в другую сторону, будто стесняясь.

— Всего лишь мгновенье отделяет от того момента, когда они все были ещё живы. Кажется, проснёшься и всё будет, как раньше. Мы вновь соберёмся во дворе Ребекки и Селмы. Но я просыпаюсь и никого нет. Только воспоминание об этих людях. И о той аварии. Я иногда думаю, что мне было бы легче, если бы и я погиб вместе с ними, — внутри Петра зашевелились внутренности от того, что кто-то ещё испытывает подобные чувства, — Будто это я виноват в этом всём и теперь живу с этим чувством вины, как убийца. Но это же не так… Да?

— Да, — кивнул Павлов, отвечая и самому себе, — Никто не виноват в этом.

— Ну, как же, — засмеялся парень, отглотнув немного безалкогольного напитка, — МЫ ВСЕ были виноваты. Эту идею с озером поддержали все. Кроме тебя, конечно.

— Вы виноваты все вместе — это верно, но нет смысла винить себя одного. К тому же, вы все были пьяны.

— Это не оправдание, ты сам знаешь.

Пётр не ответил. Недалеко от них сверкало озеро, окружённое высокими, слегка пожелтевшими, деревьями. По рядом проложенной дороге гнали машины, создавая лёгкий ветер, который касался спин двух друзей. Они молча смотрели на воду и видели в его отражениях свои мысли, которые в отличие от воды были не такими чистыми. «Сброситься бы сейчас», — мысль промелькнула, но Пётр ощутил её, и сердце быстро забилось, пальцы рук сильнее сжали банку пива, будто она могла спасти его от падения.

— О чём думаешь? У тебя такие большие глаза, будто чего-то испугался.

— Да так, — замахал головой психолог, — Беспокоюсь о Лолите.

— Она жива? — удивился Габриэль и сразу напрягся.

— Ага, — кивнул Пётр, — Но парализована.

— Но ведь доктор говорил, что скоро её…

— Я отговорил. Благодаря моему директору, Лолита осталась жива, — Павлов отпил, — А ты откуда знаешь, что её должны были отключить от ИВЛ?

— Ну, — протянул парень, — я позвонил родителям Лолиты и узнал в какой больнице она лежит. Нашёл доктора и спросил о её состоянии.

— Почему ты ни разу не был у неё в палате?

Габриэль замешкался и вновь отвернулся от Петра. Он залпом выпил остатки пива и выбросил пустую банку в урну, стоящую достаточно далеко от них. Пётр в это время терпеливо ждал, запрокинув голову и наблюдая за летящими в небе птицами. Мысль о том, чтобы сброситься в озеро ещё раз проскользнула у него в мыслях. Когда один из выживших в аварии встал на своё место и закурил сигарету, Пётр удивлённо поднял брови. Габриэль заметил это и сразу ответил на немой вопрос.

— Начал после того, как проснулся в больнице. Больше меня ничего не успокаивает. Так хотя бы отвлечься могу. Так о чём это я?

— О Лолите.

— Да, — кашлянул парень, — Я боюсь видеть хоть кого-то из них. Сразу становиться не по себе. Я с тобой-то заговорил только потому, что увидел твоё состояние. Да и… честно сказать, идти было некуда. А с Лолитой всё настолько плохо?

— У неё сломан позвоночник и был инсульт, пока она находилась в коме. Она вроде как может разговаривать, ясно выражать мысли, но не может двигаться. Всё ниже шеи парализовано. Её родители ненавидят теперь меня за то, что я оставил её в таком состоянии в живых.

— Бывали же случаи, когда полностью парализованные люди начинали ходить, — докуривал сигарету Габриэль, — С твоей поддержкой у неё всё получится.

— Слышали бы твои слова её родители.

Они постояли в тишине, пока Габриэлю не позвонили. Он ответил на звонок и почти сразу попрощался с Петром.

— Я рад, что мы встретились, — улыбнулся парень, пожимая руку Павлова, — Всё-таки я решил, что зайду к Лолите и Ребекке на неделе. Вместе нам будет легче со всем этим справиться.

Пётр утвердительно кивнул. Сразу стало легче. Они разделили свой груз на двоих, и теперь озеро уже не было так пленительно. Павлов решил, что единственное, кому он хочет сейчас посвятить себя — Лолите. Той, кому он нужен сейчас. Живой. Хватило уже того эгоизма о том, что она должна жить. Да и подло было бросать Лолиту после этого.

Юный мужчина улыбнулся и направился к своему дому, настраивая себя только на позитивные мысли.

6

Наконец-то сон принёс то, что должен был — бодрость и силы. Посмотрев на экран телефона, Пётр нахмурился.

— Серьёзно?

Когда он успел отключить будильник, оповещения и звук? Он даже не помнил, чтобы он просыпался. Несколько пропущенных от Нильсена не были чем-то неожиданным, тем более Павлов пропустил утреннюю встречу с Беатрис. Но он не сожалел об этом, ведь встречу можно наверстать, а здоровый сон ещё неизвестно.

Сонный, ещё не полностью соображавший, Пётр перезвонил Роберту Нильсену и почти заснул, пока слушал длинные гипнотизирующие гудки. Голос директора отогнал сон, как хорошая пощёчина.

— Ну наконец-то! Я думал с тобой что-то случилось.

— Простите, я спал, — Пётр не собирался искать оправдание.

— Спал? — сначала в голосе Нильсена проскользнули нотки агрессивного негодования, но в следующих словах уже звучало профессиональное спокойствие, — Я надеюсь, что тебе это помогло восстановить необходимую энергию, и ты готов приступить к работе.

— Да, конечно.

— Я перенёс встречу с Беатрис на шесть часов вечера. Не проспи.

Пётр с неохотой начал собираться. Проспать целые сутки — это рекорд для него. Даже в самый разгар юности, когда ходишь с одной тусовки на другую, не было такого, чтобы Пётр спал больше двенадцати часов. Что ж, зато он смог насладиться этими сутками сполна.

Выйдя на улицу, Павлов ощутил то, о чём недавно говорил Габриэль: весь мир стал ярче. Теперь зная, что Лолита проснулась, жилось как-то легче. Он не смог этого ощутить сразу, но теперь чувствовал каждой клеткой. Музыка в наушниках звучала на полную. Пётр подпевал, воображая себя в музыкальном клипе.

В кабинет он вошёл с растянутой улыбкой. Беатрис сидела на своём привычном месте. Женщину в дальнем углу на кресле Пётр заметил только осмотревшись.

— Добрый день, доктор Павлов, — поприветствовала женщина и встала, грациозно стуча каблуками по полу.

— Добрый, — ответил психолог, поставив портфель рядом со своим рабочим местом, — А вы собственно кто?

— Я тётя Беатрис. Сестра погибшей. Отец Беатрис очень просил, чтобы я посидела на сеансе с ней.

— Я думаю, это лишнее. Такие сеансы не будут иметь эффективности, — сразу отрезал Павлов.

— О, — разочарованно протянула женщина, — Не волнуйтесь, это только один раз. Я просто тоже хотела записаться к вам. Но я не могу сделать это сразу, не узнав специалиста, и не увидев его в деле.

Пётр тяжело вздохнул. «Вот и первый странный клиент», — подумал он и наклонился к уху Беатрис.

— Она будет тебе мешать? — спросил он очень тихо.

Девочка отрицательно покачала головой, отчего её хвостики смешно растрепались. Мужчине всё равно не нравилась эта идея, но раз его юной пациентке это не мешает, то не будет мешать и ему. Он сел напротив Беатрис, и следом за ним села женщина. Психолог кинул кроткий взгляд в её сторону и увидел любопытные округлившиеся глаза. Первые несколько минут он чувствовал тяжесть этого взгляда, но увлёкшись беседой с кареглазой девчушкой, он забыл о существовании третьего человека в кабинете. Пётр задумался о том, что после сеанса стоит зайти к Лолите. Мыслями он уже был полностью там.

«О чём интересно сейчас думает Лолита?», — его внутренний голос на несколько минут перебивал голоса Беатрис, — «Спит она? Или нет? Надеюсь, что она хорошо себя чувствует».

На последнюю мысль Пётр отреагировал незаметной насмешкой. Его отвлёк громкий, буквально режущий уши, звук телефона. Брови сами переместились ближе к переносице, когда оказалось, что звонящий телефон принадлежал той самой тёте Беатрис, сидящей в углу. Она подскочила с места и виновато выбежала из кабинета, слегка подгибая ноги в коленях и отвратительно стуча каблуками. Психолог проводил женщину взглядом и про себя отметил, что она не создаёт впечатление серьёзной женщины. Даже лицо глуповатое.

— Ей не нужен психолог, — вдруг тихо, но уверенно произнесла Беатрис.

Павлов это понял сразу. Так как он не понимал настоящей причины её прихода, он спросил:

— Зачем же она пришла с тобой на сеанс?

— Она хочет подлизаться к отцу, — со скрытой агрессией ответила девочка и скрестила руки на груди, — Раньше ей было на меня всё равно, а как только мамы не стало, она только и делает, что покупает мне подарки. Но это не искренне.

«Всё же хорошо было», — вознегодовал Пётр. Они ещё не до конца решили проблему со смертью матери, как тут нарисовалась совершенно другая проблема в виде «доброй тётушки». Даже если она не хочет подлизаться к отцу, как сказала Беатрис, а действительно хочет помочь в сложной ситуации, то ребёнок всё равно обрисует ситуацию в таких красках. Другая женщина рядом с отцом автоматически становится врагом. Особенно когда после смерти матери не прошло достаточно времени.

— Возможно, твоя тётя просто ищет утешение в вас. Ведь раньше, как ты сказала, она с вами почти не общалась, да?

— Угу.

— А после аварии она поняла, что была не права и нужно было больше времени проводить с вами. И сейчас через подарки она хочет загладить свою вину. Как думаешь, может быть такое?

Девочка тяжело вздохнула. В уголках глаз застыли блестящие капельки. Беатрис долго ждала прежде, чем ответить. Её глазки застыли на одном месте, и Петру почудилось, что перед ним сидит не живой человек, а робот, осуществляющий перезагрузку. Но маленькая Стейро вновь посмотрела на него и пробубнила:

— Я не хочу, чтобы она так часто встречалась с отцом. Когда они рядом, мне становится грустно.

— Ты можешь поговорить с ним об этом, — Павлов наклонился ближе к девочке, — Он тебя поймёт.

— Он…

Дверь распахнулась и с грохотом вернулась в прежнее положение. Легкомысленная на первый взгляд женщина влетела в кабинет, как подбитая кукушка, щебеча что-то себе под нос, и упала на кресло. Ещё несколько секунд Пётр наблюдал за тем, как она ругается на свою сумку, пытаясь что-то в ней найти, но поиски обвенчались неудачей, и ей ничего не оставалось, кроме как обратиться к мужчине.

— У вас случайно нет зарядки для телефона? — смеясь просила она.

Но её смех не вызвал нужного эффекта, на который она, скорее всего, рассчитывала. Этот тонкий рокочущий голосок поднял целый рой мурашек на спине Петра, отчего он сразу захлопнул свою тетрадь. Посмотрев на часы, мужчина с облегчением вздохнул.

— Время сеанса закончилось, поэтому вы можете подзарядить свой телефон дома.

— Я просто хотела вызвать такси, чтобы мы с Беатрис смогли спокойно доехать, — всё не успокаивалась женщина.

Пётр согласился задержаться на пару минут, чтобы потенциальная клиентка смогла наконец-то уехать. Он вышел в холл, чтобы морально передохнуть от происходящего и подготовиться к встрече с Лолитой. Возле автомата с кофе психолог встретил директора Нильсена. Пока машина трудилась приготовить напиток, он уткнулся взглядом в телефон, но проходящего мимо сотрудника смог заметить боковым взглядом.

— Добрый вечер, или можно сказать утро, — засмеялся он, убирая телефон в карман пиджака, — Была тяжёлая ночка?

— Были тяжёлые два месяца, — не скрывал Пётр, — Я наконец-то смог нормально поспать. Даже побил свой рекорд.

— Эх, — потянулся директор, — была бы у меня возможность выспаться, я бы неделю спал. Тоже побил бы свой рекорд в трое суток.

— Трое суток?! Да, я с вами точно не сравнюсь.

Нильсен посмеялся и забрал свой приготовленный кофе. Он сделал два больших глотка, хотя напиток был безумно горячим. Юный психолог почувствовал, как его собственный язык прожигается несуществующей жидкостью.

— Как там Беатрис? — аппетитно причмокнул мужчина.

— Продвижения есть, но и сложности только прибавляются.

— Так всегда, — согласился директор, — Ты уже видишь финишную прямую, а потом всплывает невидимое препятствие, которое кардинально меняет твой маршрут. И финиш уже не так близко, как хотелось бы. Зато, когда почувствуешь, как рвётся лента у тебя на поясе, всё станет совсем неважно. Только радость и облегчение, что ты смог проделать такой путь.

Пётр не мог ничего ответить. Возможно, Нильсен был прав. И эти слова относятся не только к его работе, но и ко всему остальному, даже к быту, к любому маленькому делу.

— После сеанса куда?

— В больницу. Лолита проснулась, и я хочу побыть с ней. Думаю, ей нужна поддержка.

— Конечно, ты ей сейчас нужен.

Из-за угла выбежала та женщина, что весь сеанс сидела в кабинете Петра, а за ней вышла Беатрис, волоча по полу свой розовый рюкзак. Отдав зарядное устройство владельцу, женщина попросила номер Петра, а затем радостно выбежала на улицу, потянув за собой племянницу. Нильсен хмыкнул и похлопал по плечу своего сотрудника перед тем, как оставить его в холле.

7

Здание больницы выглядело, как башня, в которой сидит принцесса и ждёт своего рыцаря. Только вот рыцарь, каким себя представил Пётр, не спешил спасать заточённую. Он остановился рядом с главным входом и долго смотрел на пустые окна. Бывало из них выглядывали медсестра или медбрат, резким движением задёргивая шторы.

Павлов щёлкал пальцами, смотрел на экран смартфона, чтобы узнать сколько времени он уже торчит здесь, но всё время забывал обратить внимание на четыре цифры во весь экран. Мозг был занят совсем не этим.

До сегодняшнего дня… нет, до этого момента Пётр был уверен в том, что он прилетит к Лолите, как только она проснётся. Но теперь вокруг зловещего замка с красным крестом навис невидимый купол, и мужчина был готов дать голову на отсечение, что даже видит его чёрный силуэт.

— Вы кого-то ждёте? — женщина вышла из больницы и уже несколько минут стояла у белой стены, закуривая тонкую сигарету.

— Нет, — Пётр ответил только после того, как женщина посмотрела на него.

Работник хмыкнула, рассматривая подозрительного мужчину. Пётр в ответ пробежался глазами по тонкой фигуре и нахмурился, узнав в женщине командира бригады, которая приехала в день аварии. Они замерли на пару секунд, вглядываясь друг другу в глаза. Женщина отвернулась первая.

— Так это вы, — улыбнулась она, потушив сигарету, и сразу же начала новую, — Ваша подруга проснулась. Я так полагаю вы к ней?

— Вы проницательны, — безэмоционально ответил психолог, — И память у вас хорошая.

— Врачу это полагается, — она протянула пачку с остатками сигарет, — Угощаю.

— Спасибо, не курю.

— Что-то вы не похожи на радостного человека, который добился своего.

— О чём вы? — сразу напрягся Пётр.

— Это же по вашей просьбе приходил Роберт Нильсен? — услышав положительный ответ, сотрудница продолжила, — Он зашёл в наш кабинет как раз, когда у меня был обеденный перерыв. Мы всегда сидим вместе с Баскевичем, так как время обеда совпадает. Нильсен не отводил его в сторону, а стал рассказывать всю ситуацию при мне и ещё парочке врачей. Хоть Баскевич и не любитель подгибаться под кого-то, но Нильсен довольно хорошо разбирается в нейрохирургии, — женщина вдохнула дым и выпустила его через нос, — Вообще не понимаю, зачем он ушёл в психологию. Но дело не в этом. Нильсен уверил своего бывшего коллегу в том, что случай Лолиты не безнадёжный, и что она проснётся без искажений в памяти и сознании. И ведь он оказался прав!

Крис (так звали женщину, как во время её рассказа вспомнил Пётр) улыбалась до конца своего повествования о Нильсене. О том, что директор психологического центра раньше работал в нейрохирургии, Пётр не знал. И почему-то эта информация приятно его удивила. Стало понятно почему Роберт был так уверен в том, что сможет переубедить Баскевича. Ведь он и сам разбирался в этой области.

— Так что радуйтесь, что человек проснулся и находится в ясном уме, — подытожила врач, и направилась внутрь больницы, — До встречи!

— До встречи, — глубоко вздохнул Пётр и всё-таки смог разрушить чёрный барьер, окружавший больницу.

Внутри всё уже не было таким страшным. Вопреки ожиданиям Павлова никто не смотрел на него, как на человека, разрушившего жизнь девушки. На него вообще не смотрели. Только молодой парень на входе поинтересовался куда тот направляется и попросил надеть халат. Пётр быстро выполнил указания и побрёл по коридорам дальше. Его остановила открытая дверь, из которой доносились громкие всхлипывания.

В палате вокруг пожилой женщины, которая недавно разговаривала с Петром о том, что время расставит всё по местам, стояло пять человек. Одна женщина, что была тоже в преклонном возрасте, сидела, уткнувшись в грудь мёртвой. Остальные походили на внуков, пришедших попрощаться с бабушкой. Каждый смотрел в пол, то ли боясь, что женщина воскреснет, то ли, что смерть передаётся от взгляда к взгляду. Пётр вспомнил, что очаровательная столетняя незнакомка говорила про своего мужа, которого психолог не наблюдал в этой комнате. Павлов тряхнул головой, стараясь не забивать её мрачными воспоминаниями.

Мужчина оказался в палате Лолиты быстрее, чем рассчитывал. Он шёл медленно и тихо, всматриваясь в закрытые веки девушки. Её грудь вздымалась медленно, почти незаметно. На тумбочке всё ещё стоял букет из синих и фиолетовых цветов, которые принёс Павлов в свой последний визит. Пётр сел на маленький стул, в котором у него каким-то образом получалось спать, и коснулся тонких пальцев пациентки. Она не отреагировала. На фоне пищали датчики. Иногда после посещения больницы Пётр слышал эти высокие ноты дома и во время сна (если его можно назвать таким громким словом). Они стали частью его жизни на эти бесконечные два месяца. И сейчас к векам словно прилило раскалённое железо. Что-то такое же горячее и тяжёлое. Перед глазами всё размывалось и превращалось в едва различимые пятна. Цвет блек. Датчики затихали. Тело становилось легче, невесомей. Последние мысли были едва слышимы в сознании Петра.

— Мой бедный Пётр.

Этот бархатный ослабший голос вернул мысли Петра. Он стал представлять Лолиту. Её фиалковые глаза, смотрящие на него с нежностью и тоской. Небольшие синяки под глазами, которые уже были видны. Слабую улыбку на больном похудевшем лице. Он чувствовал холодное дыхание, исходящее из её губ, на своих щеках, будто её лицо было в нескольких сантиметрах. Наверняка она скажет, что не хочет, чтобы он видел её такой. Она всегда так говорила, когда болела. Но даже в таком виде она была по своему очаровательна. Как там говорят: красота в глазах смотрящего?

Лолита в его воображении стала шмыгать носом. В глазах скопилось целое море слёз, которое стекало красивыми ручейками по бледной коже. Звуки становились только отчётливей, и Пётр понял в чём дело. Он открыл глаза и увидел то, что представлял: заплаканная девушка с двумя блестящими иолитами.

Сердце забилось в горле. По груди будто прошёлся великан, растоптав кости и всё, что было внутри. Пётр не мог говорить. Он глотал воздух, заставляя себя поверить в то, что видел перед собой.

— Не смотри так, — Лолита повернула голову в противоположную от Петра сторону.

— Я… — выдавливал из себя каждый звук мужчина, — Так рад, что ты проснулась.

Девушка улыбнулась, но быстро убрала радостное выражение с лица. Она вытерла глаза об плечи и снова повернулась к Павлову. Его восхищённый взгляд так и не пропал, что вызвало более широкую улыбку Лолиты, которую она уже не убирала.

— Прекрати, — смущённо прошептала она, склонив кокетливо голову, — Я так хотела увидеть тебя. Боялась, что ты ушёл. Насовсем. Пока я была в коме, я видела такие ужасные сны. Мои родители спорили с тобой. Они хотели отключить меня от ИВЛ, а ты отговаривал их. Такая глупость.

Пётр кивнул. Говорить о том, что всё это — не сон, он не собирался. Пусть лучше она никогда об этом не узнает. Он готов был держать это в секрете до последнего.

— Я хотела выспаться, но не два месяца, — посмеялась Лолита, — Что ты делал это время? Рассказывай.

— Я пошёл работать к Роберту Нильсену на полставки, — наконец-то он мог поговорить с ней, услышать её голос по-настоящему, увидеть её внимательный взгляд, — Пока что я работаю с одной девочкой и, возможно, у меня скоро появиться ещё один клиент.

— Ого, — искренне удивилась девушка, но через эту эмоцию очень сильно просачивалась слабость и усталость, которую сразу увидел Пётр, — Но я не сомневалась, что вы будете работать вместе с Нильсеном.

— Он оказался именно тогда, когда нужно и там, где нужно, — разговоры с директором центра пролетели перед глазами в виде картинок, — Надеюсь, он разрешит работать по полной ставке в следующем месяце.

— Но ты же ещё учишься.

— Договорюсь с ректором университета закончить курс экстерном. Ничего нового они мне уже не дадут.

— К чему такая спешка?

Мужчина вздохнул больничный горький воздух, от которого сжались лёгкие. Он подавился, обдумывая более удачный ответ. Нельзя же сказать, что «твои родители отказались оплачивать твоё лечение, поэтому это буду делать я»?! Верно, это прозвучит ужасно и неизвестно, что будет после этих слов.

— Я хочу, — всё ещё прочищал горло психолог, — Покататься с тобой по миру.

Лолита молчала, но одна поднятая бровь говорила всё, что она думает. Пётр незаметно укусил себя за щеку в наказание за такой ответ. Нужно было ещё немного покашлять.

— Ты это сейчас серьёзно? — крепкий голос девушки наконец-то дал о себе знать, — Я прикованная к кровати, Пётр. Нет, даже не так! Я парализована!

— Поверь, я это знаю, — также уверено ответил он, — А ты уже решила всю жизнь так пролежать?

На это девушка ничего не сказала. Пётр смог произнести это с такой интонацией, что Лолита почувствовала упрёк в свою сторону. В неё будто ткнули палкой, как по спящему животному. Серьёзный взгляд мужчины сжимал тело Лолиты, пусть она его и не чувствовала.

— Мы сделаем всё, чтобы твоё тело вновь было твоим. Чтобы ты его чувствовала, — сейчас Пётр будто вернулся в свой кабинет и начинал разговор с новым пациентом, — Для учёбы я найду время, поверь мне.

— Да…

— Не смей так вздыхать, — перебил Павлов, и с каждым словом его брови опускались всё ниже и ниже, — Всё получится, если ты этого захочешь.

Он щёлкнул девушку по носу, отчего она вновь одарила его лёгкой улыбкой. Минуты разговоров давались Босстром тяжело и уже через полчаса бодрствования, она еле открывала губы. Пётр решил остаться с ней на ночь, чтобы она смогла насладиться сном. В отличие от неё, сам Павлов долго вслушивался в равномерное тихое дыхание своей возлюбленной. Ему было так хорошо слышать его, что даже сон казался не таким сладким.

8

Договориться с деканом об обучении экстерном получилось без лишних проблем. Павлов подробно описал всю ситуацию, и уже после него подписал необходимые документы. На окончание обучения Петру дали три месяца, за которые он должен был сдать экзамены и написать дипломную работу. У мужчины уже были наброски и проблем возникнуть не должно было. Но почему-то, когда он приступил к выполнению работы, мозги будто испарились. На девственно белом электронном листе была только тема и точки, выстроенные друг за другом, как солдаты. Пётр не отпускал клавишу, рассчитывая на то, что совсем скоро вдохновение придёт, и он сотрёт этот несчастный отряд недосказанности.

Сколько времени он уже сидит так? Час, два? Сутки? Пётр откинулся на спинку стула и закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Перед ним расстилалась только темнота. Никаких образов. Если бы что-то подобное произошло в течении прошедших двух месяцев, то он непременно обрадовался этому. А сейчас, когда собранность была необходима… куда она пропала?

Психолог направился на кухню. За окнами уже разгорался закат. Через несколько минут он окончательно погаснет, и тогда может быть свет появиться в голове Петра? Было бы неплохо. Заварив крепкий чай, Павлов встал напротив окна и смотрел на красные облака у горизонта. Солнца уже не было. Такой же закат был, когда их компания сидела во дворе Ребекки. Сидеть бы сейчас на тёплой земле вместе с Лолитой и смотреть на это чудо природы. Петру так захотелось ощутить эту красоту на всём своём теле, что в конце концов он открыл окно. Свежий воздух ударил в уставшую голову мужчины, и в первые секунды боль протянулась от висков до затылка. По обнажённой коже рук ласково пробежал ветер.

Правая нога Петра завибрировала. Он не обратил на это внимания, пока не понял, что это вибрирует вовсе не нога. На экране смартфона Павлов увидел незнакомый номер. Уже вечер. Кто мог нарушить такое блаженное состояние?

— Слушаю вас, — без интереса ответил Павлов.

— Ой, здравствуйте, доктор Павлов!

Только не этотглупый голосок! Нужно было не отвечать. Пётр молчал, стараясь не высказать своё недовольство. Но… это же потенциальный клиент.

— Доктор Павлов! — продолжала женщина, — Это тётя Беатрис. Кирстен Юхансен. Простите, что так поздно, доктор. У меня просто целый день не было возможности вам позвонить, и вот наконец-то смогла уделить этому важному делу немного времени…

— Я занят. Вы могли бы говорить по существу? — Павлов глотнул чай и поставил кружку на стол так, что собеседница помедлила со своим ответом, услышав громкий стук.

— Эм… Знаете, я вам говорила, что думаю над тем, чтобы записаться к вам. Так вот, — она нервно засмеялась, — Мы можем провести сеанс завтра утром?

— Позвоните завтра в наш центр и запишитесь.

— Это значит да?

— Если они назначат вам это время, то мы проведём беседу, — спокойно отвечал Пётр, не отводя взгляд от уже темнеющих красных пятен на горизонте.

— Ой, это прекрасно! Ну что ж, простите за мой поздний звонок. Надеюсь, что не отвлекла вас от важных дел, — мужчина видел перед собой улыбающуюся во все тридцать два зуба глуповатого вида женщину, которая, по его мнению, сидела перед зеркалом, — Приятных снов, доктор Павлов!

— Приятных снов, Кирстен, — закончив разговор, Пётр сказал сам себе, — Зачем было звонить?

Вдохновение так и не пришло. Пётр смотрел на потолок, лежа на диване. В последние дни он спит только на нём. Может, он подсознательно считал его удобным? Ведь именно на нём после разговора с Габриэлем Павлов смог нормально уснуть. Сон подкрался неожиданно, пока Пётр представлял Лолиту рядом. Как она своими нежными руками гладит его непослушные отросшие волосы. Его голова лежит на её груди, и он слышит равномерное биение сердца, которое в один момент прекращается…

Пётр вскочил с места. Перед ним пустота. Именно та, которая была в его голове целый день. Тишину разбавляет чьё-то громкое тяжёлое дыхание. Пётр сгибается, ощущая нехватку воздуха и жжение в груди. Он уже не чувствует своё тело, а чужое дыхание превращается в высокие писки аппарата в палате Лолиты. Воздуха остаётся на считанные секунды. Пётр ползёт куда-то вперёд, не видя ничего перед собой. Силы покидают его перед возникшей ниоткуда дверью, из которой льётся тёплый свет. Павлов тянется к нему, но тот растворяется после вспышки.

Мужчина открыл глаза вновь. Улыбка непроизвольно появилась на его лице, ведь перед ним закат. Не пустота, поглощающая его! Закат…

— Пётр, — лёгкая призрачная рука каснулась плеча мужчины, — Смирись.

Павлов повернулся к голосу. Он не удивился, когда увидел погибшего Стефана в его жёлтой толстовке. Пётр знал, что увидит его. Ни бледная, разлагающаяся кожа, ни разбитая голова, ни стеклянный глаз не вызвал должной реакции психолога. Он смотрел на него, как на других людей.

— Смириться с чем? — спросил Пётр, смотря на один широко раскрытый глаз друга.

— Она всё равно поедет с нами, Пётр, — из рта погибшего вылилась кровь и смачно шлёпнулась о белую плитку.

— Нет, она останется здесь.

Пётр не совсем понимал о чём они разговаривали. Он посмотрел на окровавленный пол, затем вокруг себя. Только плитка и закат. И Стефан.

— Но ты же мёртв, — неуверенно сказал Павлов, делая шаг назад.

Холодная рука схватила его за запястье. Мужчина застыл на месте, а фигура парня в жёлтой толстовке приближалась. Из рта мертвеца продолжала кусками шлёпаться на пол кровавая масса, а он сам повторял, как заевшая пластинка:

— Смирись. Она поедет с нами. Смирись. Она поедет с нами. Смирись…

Потный, с дрожью по всему телу Пётр проснулся на диване. Рядом на столе звонил телефон. Павлов смотрел на движущийся вокруг себя смартфон и горящий экран, но отвечать не спешил. Руки не могли прийти в статичное состояние, как и сердце не могло вернуться в прежний ритм. Комната не изменилась. Всё было на своих местах. Посчитав пальцы, Павлов убедился, что их десять. Ни больше, ни меньше. Значит, кошмар закончился.

— Доброе утро, Пётр, — громкий голос Нильсена успокоил мужчину, — До тебя не могли дозвониться. Опять спишь?

— Лучше бы не спал, — сам себе ответил Пётр, боясь закрыть глаза и опять увидеть Стефана.

— К тебе записалась Кирстен Юхансен на сегодня. Умоляла нашего администратора записать на десять часов, но я полагаю, ты на это время не успеешь?

— Нет, я успею, — ответил мужчина, посмотрев на часы, — Время ещё есть.

— Хорошо.

— У меня вопрос.

— Давай, — Нильсен явно улыбался.

— Могу я сегодня зайти к вам? Хочу кое-что обсудить.

— Конечно. Подходи после сеанса. Если опоздаю, подожди у кабинета.

— Спасибо, — поблагодарил Пётр и попрощался с директором.

Во время сборов и пути до психологического центра Павлов прокручивал сон момент за моментом. Возвращался к разговору со Стефаном. К тёплому свету, просачивающемуся через тонкую линию между приоткрытой дверью и пустотой. У Петра не было сомнений, что этот сон был олицетворением его переживаний. Прошлых и нынешних. Такой страх, как после этого сна был только в день аварии.

Возле его кабинета уже сидела тётя Беатрис. Сияющая изнутри, накрашенная, как на охоту, одетая… ещё хуже.

— Вы сегодня необычайно… красива, — другие прилагательные звучали грубо, поэтому Пётр решил сказать что-то банальное.

— Ой, перестаньте! — хихикнула женщина, поправляя тонкую лямку облегающего красного платья, — Я проснулась с таким прекрасным настроением, что не могла не показать это всему миру.

Пётр занял своё место и пригласил женщину сесть напротив него. Кирстен, как леди, положила ногу на ногу, а руки аккуратно опустила на колени. Её осанке могли позавидовать многие, как и тонким щиколоткам.

— Что ж… давайте начнём со знакомства. Ко мне можете обращаться просто Пётр. Никаких формальностей. Простые разговоры на простые темы, — женщина хлопала глазами и улыбалась, — Как я могу обращаться к вам?

— Кирстен. Просто Кирстен. И лучше на «ты».

— Отлично, Кирстен. С каким вопросом ты пришла ко мне?

— Люди не воспринимают меня всерьёз, — улыбка на её глупом лице стала ещё шире, — Все считают меня глупой и легкомысленной при нашем первом знакомстве. Хотя все знают, что первое впечатление обманчиво.

— У меня на родине обычно говорят: «Встречают по одёжке. Провожают по уму». Поэтому первое впечатление очень сильно влияет на дальнейшее отношение к человеку. Как бы многие не отрицали это. А ты как думаешь? Почему так происходит?

Кирстен поменяла позу, и обе её ноги коснулись пола. Её взгляд упал на масляные картины природы на стене возле окна. Уголки губ по-прежнему тянулись к ушам.

— Потому что я всегда весёлая и улыбаюсь, — засмеялась она, — Все думают, что взрослые должны быть всегда серьёзными, с каменными лицами, с заботами. А когда появляется кто-то, как я, то все начинают думать, что он несерьёзный и вообще ребёнок.

— Тебе не нравится такое отношение?

— Нет! — взмахнула руками Кирстен, — Кому понравится каждый раз быть отвергнутым? Я сейчас даже не о мужчинах говорю. А обо всех. Все мои подруги отвернулись от меня, потому что я до сих пор не замужем, у меня нет детей, да и вообще ничего об этой жизни не знаю! Я же такая глупая!

— Ты пыталась общаться с такими же, как ты? — что-то в этой женщине начинало нравится Петру. Как профессионалу. И теперь он уже был уверен, что не сойдёт с ума во время работы с ней.

— Пыталась, — призналась Кирстен, — Но с ними обычно не о чём говорить. Они были действительно глупыми. Не только на вид.

— То есть ты чувствуешь себя брошенной?

Женщина помолчала, изображая мыслительный процесс, а затем хмыкнула:

— Да, думаю, что так и есть. А можно вас спросить?

— Спрашивай, — быстро ответил Пётр.

— А вы чувствовали себя брошенным?

Павлов нахмурился и кинул быстрый взгляд на часы. Стрелки не нарезали круги, как на Формуле-1, цифры не менялись местами, и понять время можно было без проблем. Все предметы в кабинете стояли на своих местах. Значит это не продолжение кошмара, как сначала подумал Пётр.

— У всех такое бывало. Я не исключение, — кратко ответил психолог, не смотря на собеседницу, — Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня, верно?

— Да, простите, — засмеялась женщина так громко, что в ушах мужчины зазвенело, — Я привыкла задавать встречные вопросы.

Через полчаса отец Беатрис позвонил Кирстен, и она убежала забирать свою племянницу из школы. Пока женщина прощалась с Петром, она всё время извинялась, что пришлось прервать сеанс, но обещала, что в следующий раз точно просидит до конца. Павлов в этом не сомневался. И когда посетительница всё-таки вышла из кабинета, психолог направился к директору Нильсену, которому обещал встречу. Как и говорил Роберт на месте его не оказалось, и Петру пришлось ждать. Если бы не ночной кошмар, то психолог без сомнений запрокинул бы голову назад и вздремнул на удобном диване. Но вместо этого приходилось листать новостную ленту на смартфоне и пить кофе из автомата.

Роберт Нильсен застал своего сотрудника с головой, лежащей на руке, и закрытыми глазами. Его тело покачивалось в разные стороны и, пока директор наблюдал за ним по пути в кабинет, Пётр несколько раз чуть не упал носом в пол. Мужчина аккуратно положил руку на плечо психологу. Тот вздрогнул, будто до него дотронулся мертвец. Округлённые испуганные глаза с непониманием смотрели на директора, который испугался не меньше, чем сам Пётр.

— Зачем же так пугать? — Нильсен схватился за сердце и глубоко вдохнул.

Пётр помедлил с ответом, приходя в себя. Фигура испуганного Роберта даже немного развеселила Павлова, но сердце продолжало отбивать ритм рока.

— Простите, — голос юного психолога дрогнул, — Я сегодня дёрганный.

— Благодаря тебе, остаток дня я буду разделять это состояние с тобой, — засмеялся Нильсен, обвиняя Петра, — Что ж, пойдём. Ты хотел со мной о чём-то поговорить?

Они зашли в кабинет директора, где по периметру были разбросаны бумаги и файлы, канцелярские принадлежности и стаканчики от напитков из автомата. Нильсен заметил изучающий взгляд Петра и извинился за беспорядок, назвав его «творческим». Помимо «творческого» беспорядка в уголке управляющего психологического центра стояли огромные цветы. Среди них Пётр без труда узнал любимое бабушкино растение: драцену. Только та, что стояла у его единственной родственницы была значительно меньше этой. Внезапная грусть опустилась на Павлова. Со всем произошедшим он совсем забыл о том, чтобы хотя бы раз в неделю позвонить бабушке. Она там наверняка вся на иголках.

«Какой же ты дурак!» — подумал он и слегка ударил себя по лбу.

— Не хочу тебя торопить, но я могу уделить тебе только двадцать минут. Затем мне нужно бежать на следующую встречу, — Нильсен отодвинул шторы, и мягкий утренний свет проник в тёмное царство директора, — Не люблю опаздывать.

— Я недавно узнал о том, что вы раньше работали нейрохирургом, — начал Пётр, и лицо мужчины за столом директора в мгновенье поменялось: оно вытянулось, стало неестественным, а глаза впали, отчего выглядеть он стал на десяток лет старше, — И я хотел бы…

— Я к этому не вернусь, — грубо отрезал директор, смотря на человека перед собой исподлобья, как на врага.

— Я не хотел, чтобы вы возвращались.

Не заметить перемену настроения Нильсена мог разве что слепой. Пётр не хотел строить какие-то теории по этому поводу, но мысли сами невольно нарисовали пару картин, где Нильсен уходит из нейрохирургии. Воспоминания об этом у него неприятные, значит, случилось что-то плохое. Хотел бы знать Пётр что именно? Может быть в другое время, но сейчас ему хватало и своих забот, с которыми стоило разобраться в ближайшее время.

— Я хотел лишь попросить вас дать мне пару советов по поводу реабилитации Лолиты. Вы хорошо разбираетесь в этой теме и…

— Прости, но в этом я тебе не помощник. Проси профессионалов в больнице.

«Надо было начать с другого», — подумал Павлов, понимая, что дальше разговора не будет.

— Если это всё, то я хочу отдохнуть.

— Но вы же смогли уговорить Баскевича на то, чтобы не отключать Лолиту от аппарата! — вознегодовал психолог громким голосом, переходящим в крик, — Почему не можете просто дать совет? Я не прошу вас возвращаться туда! Не прошу проводить операции! Вам же не сложно поговорить со мной, как с очередным человеком на кресле пациента? Вам хуже от этого не станет, а мне сейчас нужна хоть чья-то поддержка, потому что я уже не вывожу! Везде покойники! Везде их осуждающие лица! Я не знаю, как справиться с чувством вины, а вы просто берёте и…

Пётр замолчал. Во рту чувствовался песок. Его вот-вот смочит горький ком в горле. Мужчина не смотрел на директора. Он опустил плечи ещё ниже и коснулся подбородком до выпирающей кости ключицы. Нильсен молчал, а Павлов сказал всё. Даже больше. Мир закружился, когда Пётр развернулся к выходу. Он так ничего и не услышал в напутствие.

9

Пётр был на взводе. Он бежал по коридорам центра, крепко сжав кулаки. Ему встречались другие сотрудники, которые здоровались со своим коллегой, но в ответ они слышали удалённое тяжёлое дыхание. Со стороны это выглядело, как испанская коррида, где Пётр был быком, а проходящие мимо него сотрудники — матадорами. Не хватало разве что красной натянутой ткани, хотя вместо неё можно было считать пелену злости перед глазами Павлова.

Не прогревшийся утренний воздух сразу успокоил психолога. Светло-голубое небо с редкими оранжевыми пятнами действовали не хуже успокоительного. Дыхание замедлилось. Пётр сел на скамью рядом с небольшими кустами неизвестных ему цветов, от которых шёл лёгкий сладкий аромат. Пётр прокрутил всё произошедшее и понял, что его злость взялась из неоткуда, что это так глупо, что лучше не надо было начинать этот разговор. На что он рассчитывал?

«На простой разговор», — ответил сам себе мужчина, рассматривая пушистые белые облака, — «Почему всегда всё идёт не так?».

Он перевёл взгляд на цветы и потянулся к телефону во внутреннем кармане пиджака. Быстро отыскав нужный номер в контактах, Пётр стал вслушиваться в долгие гудки. Спустя время на той стороне послышался до боли любимый хрипловатый женский голос:

— Я думала, что ты совсем пропал, — Вера Александровна, как и все люди её возраста, громко говорила в свой старенький телефон, — Как ты там, Петя?

Петя… Как давно он не слышал такую интерпретацию своего имени. Но именно оно всегда возвращает его в то время, когда он жил в России. Дома. Тогда он мог сесть на автобус и уже через пятнадцать минут сидеть в уютной маленькой однушке, где всегда пахнет домашней свежей едой. Живя гордой холостяцкой жизнью, Пётр всегда питался как попало. На приготовление еды не хватало времени. Что уж там говорить, ему не хватало времени, чтобы отдохнуть с друзьями. Каждый раз приходилось отказывать в очередной встрече в каком-нибудь популярном баре. Вместо этого он раз в неделю отправлялся к Вере Александровне. К бабушке со стороны отца. Единственной, кто осталась с ним после смерти родителей. Пока Пётр готовился к поступлению в норвежский университет и копил на переезд туда, Вера Александровна помогала ему морально и финансово. Пусть Пётр и отнекивался каждый раз, когда родная бабушка приезжала к нему с огромными кастрюлями готовой еды, она всё равно добивалась своего и давала небольшую сумму, чтобы внук не голодал. Благодаря такой заботе Павлов не только не исхудал, но даже наоборот набрал лишние пару килограмм. Но это стало даже плюсом, ведь потом из-за этого Пётр смог сблизиться с Лолитой.

— Всё в порядке, бабуль, — ласково ответил мужчина на русском, почувствовав колющую грусть, — Устроился на работу в центр психологической помощи. У меня уже два клиента есть.

— Ох, как хорошо! — искренне радовалась женщина за внука, — А как с учёбой дела?

— Через три месяца сдам свою работу и получу диплом. Я решил, что нет смысла долго сидеть на одном месте, если я могу сделать всё намного быстрее. Тем более, если я начал работать.

— Правильно! Так хотя бы денежку начнёшь получать побольше, — поддержала Вера Александровна, — Приедешь, побалуешь старую бабку!

Искренний смех разлился из динамика смартфона. Пётр расплылся в улыбке. Именно этого ему сейчас и не хватало. Смеха. Радости. Чьего-то тёплого слова. Чего-то, что отвлекло бы его от мыслей.

— Перевезу тебя лучше к себе поближе. Чего ты там одна делать будешь?

— Перестань! Мне и тут хорошо.

— Как ты-то себя чувствуешь? Как здоровье?

— Потихоньку, — голос пожилой женщины скатился по эмоциональной горке вниз, — Давление в последнее время скачет. Да сны тревожные снятся. В последний раз тебя видела.

— Меня? — взволновано переспросил Пётр.

— Да. Ты бегал из стороны в сторону, как безумный. Я пыталась тебя успокоить, но ты ни в какую! Кричал что-то, рвал на себе одежду, — немного подумав она добавила, — У тебя точно всё хорошо?

Павлов вспомнил день, когда порвал свою любимую куртку. Как же тогда бушевали внутри него эмоции! Он готов был весь мир порвать, как свою одежду. Да, иначе, как безумцем, его в тот момент и не назовёшь. Бабушку в этом плане обмануть не так просто. Она всегда всё чувствовала.

— Всё хорошо. Ты просто беспокоишься обо мне, вот тебе и снится подобная чушь, — постарался уверено сказать мужчина, в то время, пока в его голове скользили воспоминания прошлых месяцев.

— Может ты и прав, — вновь согласилась Вера Александровна, — Я сделала перевод пару дней назад. На днях тебе должно прийти.

— Ты с ума сошла?! Лучше бы о себе позаботилась. Поверь, сейчас я могу себя обеспечить.

— Я тебе не отдаю все деньги, — сразу буркнула женщина, — Если они мне понадобятся, то вернёшь обратно. Ты молодой, тебе гулять да гулять. А мне что? Я только в магазин хожу иногда. Много не ем, одежда у меня есть. На крайний случай возьму деньги из отложенных на похороны. Помирать я пока не собираюсь.

Она посмеялась, но Петру это показалось несмешным. Он никогда не понимал этого юмора. Для него это было жутко. «Откладывать на похороны». Звучит намного ужаснее, чем сам процесс.

— Ну ладно, Петруш, звони, если что-то случится. Да если и не случится, тоже звони.

— Хорошо, бабуль. Целую, — мужчина смотрел на активированный экран, где была установлена фотография с Лолитой.

Перед тем, как отправиться в больницу, Пётр зашёл в кафе недалеко от работы. Аппетита не было, но мужчина понимал, что это обманчивое чувство, вызванное стрессом. После разговора с Верой Александровной заметно полегчало. Пока психолог пытался запихнуть в себя кусок мяса, в кафе зашла девушка с неестественной походкой. Она ходила, как на палках, не сгибая ног. На правой стороне лица разлился фиолетовый цвет, переходящий в красный возле уха. Если бы не карие глаза, которые Пётр изучил вдоль и поперёк, то он оставил бы девушку без внимания.

Ребекка заметила Петра и на секунду остановилась возле входа. Тот, кто был рядом с ней, посмотрел в его сторону и отвёл девушку подальше. Павлов не понял эту реакцию и наблюдал за уходящими людьми, которые бежали от него, как от прокажённого. Обдумав всё, Пётр решил, что не стоит сейчас разбираться в эмоциях Ребекки и просто дать ей возможность привести мысли в порядок. Ведь, если он всё-таки захочет с ней поговорить, то это может оставить отпечаток в её психоэмоциональном состоянии. Чего Павлов совсем не хотел.

Он собирался уходить. За столиком, где сидела подруга Петра, он не следил, поэтому вышел из заведения с полной уверенностью, что оставил Ребекку позади. Погрузившись в свои мысли, мужчина отошёл на несколько метров от входа в кафе, и услышал, как знакомый голос позвал его по имени. Он остановился. Но некоторое время не поворачивался к источнику звука, посчитав, что он доносится из его головы.

— Пётр, — уже тише прозвучал голос за спиной Павлова.

— Я думал, что ты не хочешь меня видеть, — вместо приветствия произнёс Пётр с улыбкой.

— Не совсем так, — девушка медленно подошла к нему, — Не знаю почему, но мне очень тяжело тебя видеть. Да и не только тебя, всех, кто остался. Но я решила, что если встречу кого-то, то обязательно поговорю.

Она не смотрела на него. Вместо её глаз, Пётр видел гематому на лице. Ребекка пыталась выглядеть уверенно, но голос её выдавал. После каждого слова она глотала накопившиеся слёзы. Всё её тело дрожало, но Павлов не до конца понимал от того ли, что она волнуется или от того, что ей было сложно стоять.

— Ребекка. Я рад видеть тебя, — он хотел добавить «живой», но в последний момент промолчал, — И благодарен тебе, что ты решила со мной поговорить.

Девушка посмотрела на собеседника, не поворачивая головы. Она обняла себя руками и еле заметно улыбнулась. Из-за повреждения на лице улыбка продержалась недолго, но этого хватило, чтобы Пётр ответил тем же.

— Ты встречался с кем-нибудь? — видно было, что этот вопрос Ребекка выдавила из себя.

— Да, — кивнул Павлов, — Габриэль в полном порядке. Он остаётся здесь, чтобы доучиться. Лолита пока что, — он тяжело вздохнул, вспомнив в каком она состоянии, — Прикована к кровати, но в сознании.

— Это… хорошо, — Пётр не понял был это вопрос или утверждение, — А… Стефан?

— Он погиб на месте. Его тело забрали родственники, чтобы похоронить на родине.

Ребекка невнятно промычала что-то себе под нос. Пётр боялся, что сказал что-то не то, но… других вариантов и не было! Рано или поздно она сама бы обо всём узнала. Девушка жевала свои губы, как до этого Пётр жевал кусок мяса. Карие глаза превратились в кукольные: без признаков сознания, с маленькими стразами в уголках.

— Ребекка?

— Почему ты нас не остановил? — этот вопрос поставил Петра в тупик, — Ты должен был нас остановить! Если бы ты это сделал, то все остались бы живы! Мы жили бы, как раньше, но твоя тупость всё разрушила! Неужели у тебя не было яиц, чтобы настаивать на своём! Ты должен был остаться с нами тогда!

Она кричала. Размахивала руками. Через её уста сейчас говорило подсознание Петра. Он думал также, когда произошла авария. Когда не было пути назад. Когда не было выбора. В этих разъярённых пылающих глазах он видел себя. Свои терзания. Он ждал, когда это скажет кто-то другой, чтобы убедиться, что он невиновен. Эти обвинения — реакция на беспомощность. Он и Ребекка прекрасно знали, что виноват не он, но продолжали кидать обвинения только потому, что это был единственный козёл отпущения.

— Почему ты нас не остановил?! — взревела Ребекка, давясь слезами, — Ты же знал, чем это закончится! Почему ты молчишь?! Ответь хоть что-то в своё оправдание!

— Эй!

У входа в кафе появился тот самый провожающий Ребекки. Мужчина средних лет. Непримечательный, с седеющими висками. Но как только он подошёл ближе, Пётр понял, что это отец Ребекки. Дочь была неотличимая копия его.

— Чего пристал к ней? — рыкнул мужчина на Петра, — Проваливай, пока твоим родственникам не пришлось искать тебя по помойкам!

Он увёл раскрасневшуюся дочь обратно в здание, оставив Петра снаружи. Внутри психолога заныло. Он не мог понять, что ощущает. Всё перемешалось в одну чёрную слизкую массу без запаха и вкуса, но вызывающую отвращение от вида. Мужчина поплёлся к больнице оставляя позади себя следы из этой самой массы.

10

День Лолиты состоял из двух чередующихся действий: потребления пищи и сна. Кормили в больнице неплохо. Это не домашняя еда, конечно, но лучше, чем синтетика из пищи быстрого приготовления, которой она иногда грешила в студенческой жизни. И это несмотря на то, что Лолита Босстром придерживалась правильного питания. Когда она стала оставаться дома у Петра, кулинария заиграла новыми красками. Ей никогда особо не нравилось готовить, но для него старалась сделать блюдо, если не ресторанного качества, то хотя бы съедобного.

Мэрит кормила дочь с ложечки. Лолита никогда не могла представить, что такое может случиться. Взрослая женщина кормит своего взрослого ребёнка. Беспомощное состояние. Единственное, что девушка могла делать самостоятельно — крутить головой. И разговаривать. Хотя последнее делать уже не хотелось самой Босстром. С матерью она обменялась парочкой слов относительно её самочувствия. Но что могла ответить Лолита? «Всё отлично. Я просто ничего не чувствую ниже шеи. Не могу самостоятельно есть. Да что там… приходится ходить под себя. А так, просто замечательно!».

Эти мысли мелькали каждую минуту. Каждый раз, когда Лолита вспоминала о своём парализованном теле. Эти мысли висели перед ней, как вывеска о приближающемся празднике. Разноцветные буквы из блестящей бумаги, растянутые на всю стену, гласящие: «Поздравляем! Ты — овощ!». И шарики с конфетти внутри. Ах да, и пиньята в уголке. Специально для неё.

— Спасибо, — Лолита отвернула голову от тарелки с супом, — Я наелась.

Мэрит Босстром опустила тарелку и тяжело вздохнула, расстроенная тем, что дочь так мало ест. Но врач уверил, что аппетит со временем вернётся. Женщина некоторое время молча сидела рядом, не двигаясь, как тень, всматриваясь в бледное лицо Лолиты. Она встала и направилась к двери, чтобы отнести тарелку в столовую, но дверь открылась раньше, чем её рука коснулась ручки.

Пётр, как и Мэрит, застыл на месте. Ни один из них не хотел видеть другого и, чтобы не выяснять отношения при Лолите, они просто кивнули друг другу и разошлись. Павлов смотрел на дверь, когда та была уже закрыта. Он не понимал, что тут делала Мэрит, ведь в последнюю их встречу, они с Кайо буквально «отреклись» от своей дочери, передав её в его руки. Неужели совесть? Или материнский инстинкт?

— Привет, — тихо произнесла Лолита, и уголки её губ немного поднялись, — Ты какой-то напряжённый. Что-то случилось?

Пётр поставил на стол белую орхидею в горшке цвета горчицы, которую он купил по дороге сюда. Он молча снял упаковку, поправил каждый листик, посмотрел издалека, подвинул горшок правее, потом левее, снова правее. Лолита наблюдала за странным поведением мужчины, но не стала его перебивать. Павлов, добившись идеального расположения цветка, поставил портфель подальше от себя, чтобы не вспоминать произошедшее сегодня. И наконец-то сел.

— День очень странный, — улыбнулся Пётр, стараясь не пугать Лолиту своим состояние, хотя было уже поздно, — Я рад, что наконец-то с тобой.

— Почему же странный?

Пётр потянулся и рёбра несколько раз хрустнули.

— Как сказать… Сначала мне приснился кошмар, потом незапланированный сеанс, — он загибал пальцы, и лицо всё больше кривилось в гримасе ужаса и отвращения, — Небольшой спор с Нильсеном и… странная сцена в кафе.

— Вы поссорились с Нильсеном?

— Не поссорились. Небольшое недопонимание. Всё уже хорошо.

— А что за сцена в кафе? — продолжала расспрашивать девушка, тревожно всматриваясь во взъерошенные пряди волос Павлова.

— Одна девушка устроила истерику на всё кафе. После её криков у меня голова чуть не взорвалась. До сих пор болит, — он дотронулся до лба, как бы доказывая свои слова, — Но ещё мне звонила бабушка. Так что всё не так плохо.

— Как она? Ты рассказывал ей о том, что случилось?

— Нет! Ещё чего! Не хочу, чтобы она беспокоилась.

Пётр подвинулся ближе и чмокнул Лолиту в щёку. Лицо девушки сразу окрасил румянец, и в глазах появилась еле заметная искра.

— Давно Мэрит пришла? — решил перевести тему мужчина.

— С самого утра вместе с отчимом, — ответила Лолита и заметно погрустнела, — Они сказали, что уедут на полгода к Алите в Амстердам. У неё там какие-то проблемы с учёбой… или чем-то там ещё.

Алита, сводная сестра Лолиты, была немного младше неё и училась в Амстердаме. Дочь Кайо Эстебана — очень капризная девушка, требующая от отца как можно больше внимания. Он всегда баловал её, отдавал всё самое лучшее, но не понимал, чем это может для него обернуться. Теперь уже взрослая Алита не может сделать шаг самостоятельно, без совета папочки. Она просит, чтобы Кайо решал все проблемы за неё, даже когда проблема может решиться без его участия. Из-за большой ли любви, но Кайо всегда спешит спасать свою дочь. А Мэрит следует за ним, как зачарованная. Так получается и в этот раз.

— Как всегда, — не сдержался Пётр и высказал своё мнение.

— Да уж… Она могла бы и остаться. Но Кайо для неё всегда был важнее, чем я…

— Одна ты точно не останешься! — очень громко, сам того не ожидая, сказал психолог и откашлялся, — Врач приходил?

— Приходил. Сказал, что будет навещать каждое утро и вечер и ещё прописал массаж, чтобы мышцы не атрофировались окончательно. Он пытается дать мне надежду, но… мне кажется, он сам себе не верит.

— Надежда умирает последней, — сказал Пётр по-русски.

Лолита знала значение этих слов. Она неуверенно сжала губы.

Мэрит вернулась в палату. Её взгляд скользнул по нахмуренному Петру, и лицо, как у хамелеона приняло такое же выражение. Спортивная сумка, доверху наполненная вещами, оказалась на плече женщины.

— Мы постараемся вернуться раньше, — Мэрит попыталась поцеловать дочь, но Лолита отвернулась от неё к Петру.

— Конечно, — рыкнула девушка, косо смотря на мать, — Иди. Тебе уже Кайо сигналит. Боится, что с ненаглядной Алитой что-то случится за это время.

— Не смей на это обижаться, Лолита! — сразу поменялась в настроении женщина, — За тобой тут постоянный уход. А Алита одна в чужой стране.

— Так и оставайтесь там! Живите втроём и не смейте появляться в моей жизни! Не хочу видеть ни их, ни тебя!

Лолита закричала во всё горло, чувствуя, как от её крика содрогаются стены. Она пыталась поддаться всем телом вперёд, но двигалась только голова. Мэрит сжимала лямки от сумки. Её дыхание Пётр слышал даже через крики Лолиты. Женщина закусила губу и кратко ответила:

— Я тебя поняла. Но знай, что потом будешь жалеть об этом.

— Мэрит, — Пётр встал с места, — Вы куда-то спешили.

Их разделяла только больничная койка. Если бы не она, то Мэрит кинулась бы на «мальчугана» и выдрала все волосы. Из-за него они с Лолитой сейчас ссорятся. Если бы он не появился в жизни её дочери, то она бы не оказалась здесь. И не пришлось бы выслушивать такие обидные слова от неё.

— Лучше бы ты не появлялся здесь.

Это были её последние слова перед уходом. Как только захлопнулась дверь, Петру стало легче. Та атмосфера, которую всегда носила с собой Мэрит, хотела поглотить как можно больше жертв. Лолита рассказывала, что она появилась после их знакомства с Кайо. Это он постоянно находился в напряжении и считал, что всё плохо. Королева драмы в их семействе. И этот синдром подхватила и Мэрит из-за своего слабого характера.

— Как насчёт стаканчика кофе? — улыбнулась Лолита сквозь слёзы, но не смогла долго держать улыбку и разрыдалась.

11

Лолита перестала верить в своё выздоровление. С её уст всё чаще звучали фразы об отказе от лечения и бессмысленности всего, что предлагают врачи. Она перестала держать себя в руках, когда Баскевич в очередной раз приходил проводить беседу. Доктор передавал все слова Павлову, который не мог поверить, что они принадлежали Лолите. Нецензурная брань стояла каждый раз, когда Пётр выходил из палаты. При нём девушка не позволяла себе даже косого взгляда в сторону медсестры. Но Петр верил Баскевичу, ведь ему не зачем было врать. К тому же, пусть Лолита и сдерживала своего внутреннего зверя при нём, её глаза врать не могли. В потускневших иолитах осела ненависть, страх и горечь. Придёт время и на Петра выльется всё это.

— Здравствуйте!

Психолог не заметил, как в кабинет залетела Кирстен. Пока она копошилась возле своей сумки, Пётр успел надеть на лицо привычную маску Петра Павлова — психолога без собственных проблем, который всегда сосредоточен только на пациентах.

Женщина плюхнулась на диван и игриво закинула ногу на ногу. Лицо, как всегда, сияло от беззаботности и счастья. Пётр уже успел привыкнуть к нему, а сейчас оно даже обрадовало. Настолько заразительной была её улыбка до ушей. Сразу и не подумаешь, что такой счастливой женщине нужен психолог.

— И всё-таки я удивляюсь тебе, Кирстен, — не скрыл Пётр своих мыслей, — Как хорошо ты можешь скрывать свою внутреннюю боль за этой очаровательной и правдоподобной улыбкой.

— Мне так легче, — ответила она, но не убрала улыбку, — Смотреть в зеркало на грустную физиономию — неприятное занятие.

— Я и не говорю смотреть на неё ТЕБЕ. На неё хочу посмотреть Я.

Кирстен замялась и сразу отвела взгляд от мужчины. Её брови дёрнулись и медленно стали подниматься, будто их тянут за верёвочки. Было видно, что женщина боролась сама с собой. Каждая мышца на её лице дёргалась в конвульсиях, борясь за своё место. Но в итоге уголки всегда улыбающихся губ опустились. Теперь глаза не были искусственно распахнуты, как у наркозависимого. Кирстен тяжело вздохнула и всё-таки не смогла сдержаться, и нервный смешок вырвался из груди.

— Я вспомнила недавно, — не стала дожидаться комментария Петра женщина, — Что у меня давно…очень давно была подруга, которая не считала меня легкомысленной и глупой. Она меня всегда поддерживала, хоть и была других взглядов на жизнь. Мы с ней виделись почти каждый день. Я жаловалась ей на окружающих, она — на своего мужа. Нам была необходима поддержка друг друга. Может быть наша дружба держалась только на этом, но… нам было этого достаточно.

— Почему вы перестали общаться? — спросил Пётр и долго наблюдал за двигающимися губами, но абсолютно молчаливой пациенткой.

— Её убил муж, — тихо, будто тот, о ком она говорила, стоял за дверями, — Она никогда мне не говорила о том, что муж бьёт её. Возможно, такого и не было до того дня. Как сказал мне следователь, он обвинял её в измене, и из-за этого они стали ссориться. Они жили на пятом этаже. Окно было открыто. Он просто вытолкнул её из окна.

Тишина зазвенела в ушах Петра. Он чётко видел картины, о которых рассказывала Кирстен: лицо озверевшего мужа, испуганную девушку и её тело, лежащее на асфальте, как сломанная кукла. По коже пробежал холод, который скорее всего ощущала на себе погибшая, пока летела из окна. Пётр налил в стакан холодной воды и поставил на стол перед пациенткой. На его удивление глаза Кирстен были сухими и не было даже намёка на слёзы. Видимо рана уже давно зажила.

— Я была готова убить его собственными руками, — женщина сжала стеклянный стакан с водой, — Но этот урод решил закончить всё легче. Вскрыл себе вены перед приездом полиции.

— И после неё у тебя уже не было таких людей, с которыми бы ты могла поделиться своими переживаниями?

Кирстен отрицательно покачала головой.

— Нет. После этого я…

— Боялась, что подобное может повториться? — предположил Павлов после долгой паузы.

— Да, — призналась она, — Я боялась, что вновь привяжусь к человеку, а он уйдёт. Неважно как. Он просто перестанет существовать в моей жизни.

— Ты когда-нибудь задумывалась о том, что не люди отвергают тебя, а ты — людей? Может даже неосознанно, не специально.

Женщина смотрела в пол. Она дышала через рот, иногда глубоко вздыхая. Пётр молчал, понимая, что знает ответ. Улыбка на лице Кирстен вновь дала о себе знать, чем Павлов был недоволен.

— Видимо и вправду я отталкивала всех сама, — губы Кирстен дрожали, отчего слова смазывались, — И что мне теперь делать?

Этот вопрос был адресован не столько Петру, сколько самой себе и неизвестной всезнающей сущности. Женщина впервые за весь разговор подняла взгляд на Павлова. И в этом взгляде он наконец-то смог разглядеть настоящую Кирстен: с её болью и радостью, разочарованием и надеждой.

— Тебе нужно принять тот факт, что люди уходят. Горевать об утрате — нормально, но не стоит переносить весь негативный опыт на последующие отношения. Иначе ты продолжишь отталкивать от себя людей просто потому, что знаешь, что они уйдут. Ведь может быть, именно тот человек должен был остаться с тобой.

На этот раз Кирстен одарила Петра благодарной улыбкой, в которой не было неестественности и наигранности. Павлов видел, что их разговоры приносят пользу не только ему, как профессионалу, но и Кирстен, как женщине, нуждающейся в его помощи.

После сеанса вдохновлённый Пётр быстро направился домой, чтобы начать писать выпускную работу, до которой не мог долгое время дойти. Сейчас же миллионы мыслей кружились в голове, и они мгновенно попадали на белые электронные листы. Павлов не отходил от ноутбука до самого вечера, пока не увидел горящий за окном алый закат. Кто бы мог подумать, что Кирстен, которая в первые встречи раздражала его, сейчас станет источником вдохновения? Пётр был благодарен ей, ведь теперь он может быстрее закончить университет и отправиться с Лолитой в небольшое путешествие. Куда? Он пока не знал, но очень хотел, чтобы его возлюбленная с фиалковыми глазами вновь посмотрела на этот мир с прежней любовью.

12

Мечты о том, как они с Лолитой отправляются изучать мир, разбились о холодный жёсткий разговор с ней. Пётр стоял возле койки, как статуя, без возможности двигаться. Всё потяжелело внутри. Даже воздух в лёгких давил на внутренние органы, как бетонный блок. Пётр не смог долго стоять на ногах и упал на колени перед Лолитой. Он продолжал молчать. Язык онемел. Даже глаза не двигались с места. Они застыли на худой фигуре девушки, которая безразлично смотрела в противоположную от Петра сторону. Всё то, что он хотел сказать, улетучилось в леденящем воздухе. Наконец-то он смог протянуть руки к постели. Он гладил гладкую кожу рук Лолиты, зная, что она не почувствует этого.

— Зачем ты это говоришь? — Пётр не смог сдержать дрожь в голосе.

Каждое слово выговаривалось с трудом. Павлов хотел думать, что сейчас Лолита развернётся к нему и скажет, что шутит. Но… такие слова не могут быть шуткой. Только очень жестокой шуткой, на которую не способна Лолита.

— Я уже решила, — отчеканила девушка и продолжала смотреть в сторону.

— Лолита, — мужчина подскочил с места, из-за чего Босстром одарила его холодным безразличным взглядом, — Ты даже не дала себе шанс, чтобы встать на ноги! Почему ты так быстро сдаёшься?

— Нет никакого шанса на это, Пётр, — оскалилась она, — Это приговор, поэтому я хочу скорее закончить всю эту похоронную процессию, которая затянулась на долгие годы.

— Какая глупость! — не смог сдержать крик Павлов и опёрся на стену кулаком, — Мы даже не попробовали ничего! А ты уже говоришь об эвтаназии!

— Я не хочу ничего пробовать.

Эта короткая фраза, сказанная с завидной уверенностью, полоснула, как ножом, по сердцу Петра. Он не думал, что она сдастся так быстро. Война проиграна, даже не начавшись. Павлов бегал внутри собственного сознания в поисках карты, решебника, который даст верный ответ на такие громкие слова Лолиты. Но все листы, что он находил были пусты или перечёркнуты чёрными чернилами так, что ничего нельзя было разобрать.

Спустя время, которое мужчина потратил на размышления, огонь внутри успокоился, и Пётр спокойно сел на прежнее место. Лолита знала, что Пётр не станет устраивать спектакли, как любили делать Мэрит и Кайо, поэтому она могла озвучивать мысли так уверенно и безразлично. Пусть это и не соответствовало тому, что творилось у неё внутри. Сколько раз она прорепетировала этот разговор за эти две недели? Сколько раз успокаивалась после очередной истерики? Она видела реакцию Петра столько же, сколько думала об этом, но его глаза полные боли наносили больше урона сейчас, когда он рядом. Настоящий.

— Я не могу, Лолита, — прошептал он, приклонив голову на сложенные в кулаках руки, — Не могу потерять тебя второй раз.

— Прошу, — с теплотой, уже не сдерживая ком из слёз, взмолилась парализованная девушка, — Я только обуза для тебя. Я не могу ничего делать самостоятельно. Ты приходишь только вечером. И это сейчас. А что будет, когда ты будешь завален работой? Клиенты с утра до вечера, а потом заполнение документов. Если ты будешь находиться здесь ночью, то тебя вскоре уволят, потому что ты спишь на рабочем месте, — хмыкнула Лолита, — Нам… Тебе и мне будет намного легче, если я сделаю то, что хочу. Зачем откладывать, если исход уже понятен?

Пётр почувствовал зов озера, возле которого они стояли с Габриэлем. Вновь захотелось полететь вниз в его объятия. Туда, где темно и никого нет. Чтобы звуки внешнего мира не доходили до его уставшего рассудка. Последние слова Лолиты гудели, словно он уже был под водой.

Мужчина поднял голову. Одним грубым движением он вытер две мокрые дорожки от слёз, поцарапав пуговицей на рубашке щёку. Скривившись от боли, Пётр потёр пораненный шрам. После этого он отрезвел. Девушка перед ним испуганно смотрела на то, как он размазывает кровь по лицу.

— Поговорим об этом завтра, хорошо? — Пётр достал из ящика салфетку и приложил её к ране, — Поговорим пока о другом. Габриэль звонил мне вчера. Сказал, что вы виделись.

— Д-да, — опешила Лолита, но решила, что сейчас действительно необходимо охладить накал, — Он был так рад видеть меня, что чуть не скупил весь магазин в качестве подарка.

Она кивнула на стол возле окна, который Пётр сразу заметил, но после слов Лолиты об эвтаназии, стол сразу слился с окружением. Теперь Павлов смог подойти к нему и разглядеть фрукты, аппетитно лежащие в чаше, сладости в подарочных упаковках и ярко-красные розы. Да, Габриэль всегда был щедр в плане подарков. Радостно скачущий по всей палате парень, как призрак, мелькнул в воображении Петра. Что бы сказал он, если бы узнал о решении Лолиты?

«Бывали же случаи, когда полностью парализованные люди начинали ходить, — Габриэль уже отвечал на это, потягивая сигарету, — С твоей поддержкой у неё всё получится».

«Как бы не так», — отвечал уже иначе, чем в первый раз, Пётр.

После слов Лолиты опустились руки. Неужели теперь нужно было пустить всё на самотёк? Оставить как есть? И тогда вся эта борьба была бессмысленной. Пётр сам создал проблему, которая решилась бы быстрее без его участия. Мэрит и Кайо были правы. Всё пришло именно к этому.

Павлов уставился на подарки, но его мысли находились не в этой комнате и даже не в его голове. Они летали далеко отсюда, вне досягаемости Петра. Лолита не видела его уставшего небритого лица с опухшими глазами, но видела поникшую голову и опущенные плечи. Ей стало стыдно за всё, что случилось и за свой сделанный выбор, но он уже был сделан. Она считала, что Петру будет лучше, если он испытает это сейчас, чем всю последующую жизнь. Рано или поздно раны залечатся, а вот вылечится ли она — большой вопрос.

— Пётр, — позвала девушка его, но он даже не шевельнулся, — Я знаю, что это сложное для тебя решение, ноповерь, для меня тоже.

Ничего в ответ не последовало. Статуя у стола ожила только спустя минуты молчания, когда Лолита уже не рассчитывала на ответ. Пётр поднял голову, и его взгляд упал на скамью возле дерева, под которым они сидели вместе с пожилой женщиной. Она говорила о том, что иногда нужно просто ждать, пока время всё сделает само. Но как можно ждать неизвестно чего сейчас? Ждать дня, когда Лолита заснёт и больше никогда не проснётся? Ждать, пока лекарство будет течь по её тонким венам? Ждать, зная, что ты мог бы всё изменить?

Солёные капли стекали по мраморному лицу безразличной на вид статуи. Мужчина чувствовал взгляд девушки на койке, но не мог повернуться к ней. Боялся, что скажет что-то не то, не сдержится, закричит, в истерике начнёт бить стены, разбросает молодые цветы и станет беспощадно топтать их лепестки, выжимая из них последние соки.

— Зачем всё это? — спросил сам себя Пётр, но Лолита не услышала этого.

Зубы заскрипели. Вены вздулись на висках. Руки сами сжались в кулаках. Пётр сорвался с места и схватил портфель. По дороге он хотел закричать во всё горло, как тем ранним утром до встречи с Габриэлем, но рассудок ещё не покинул его.

— Не уходи! — вдруг испугалась парализованная девушка внезапной перемене настроения Петра, — Не оставляй меня одну!

Он остановился возле двери. Одна часть Петра хотела остаться здесь с ней, но вторая понимала, что ему необходимо подумать наедине. Этот разговор вывел его из колеи и нужно было вернуть себе управление, чтобы не слететь вниз с обрыва. Он послушал второй голос и вышел из палаты, не взглянув на Лолиту.

Ноги сами несли его в сторону бара. В самый центр, где, как всегда, будет огромное количество людей, среди которых можно затеряться. По дороге туда мужчину чуть не сбила кучка велосипедистов. Они кричали что-то в его сторону, находясь уже за его спиной, но он даже не заметил этого.

«Я приняла важное решение, Пётр. И я надеюсь, что ты меня поддержишь или хотя бы поймёшь».

Слова Лолиты крутились в голове. Её спокойный голос сводил с ума, как и её пустой взгляд в этот момент. Два прекрасных иолита, которые раньше дарили тепло, теперь сожгли Петра заживо, не успел он опомниться.

«Я собираюсь подписать документы на эвтаназию, — она тогда замялась, потому что физически подписывать будет не она, а юрист, — В лечении нет смысла».

«Уже ни в чём нет смысла», — мгновенно ответил Пётр Лолите из прошлого.

— Эй! Мужчина!

Кто-то одёрнул его за рукав пиджака, и он сделал огромный шаг назад. Настолько сильным был окликавший его.

— Ты хоть смотри куда идёшь! Это проезжая часть, — голос принадлежал мужчине в его возрасте, стоящему с маленьким мальчиком, глаза которого буквально вылетали из орбит.

— Простите, — извинился психолог и попытался изобразить улыбку, но судя по хмурому виду спасшего его мужчины, у него это не получилось, — Задумался.

Бар был на другой стороне улицы. И если бы никто не окликнул Петра, то он не дошёл бы до него. Проиграл бы гонку, врезавшейся в него машине. Иронично.

Павлов не собирался напиваться до беспамятства. По крайней мере, он себя убеждал в этом. Он сел за столик в углу. С этого места он видел всех посетителей этого заведения. Сейчас их было немного, но время шло к ночи, поэтому наплыв скоро начнётся. Пётр сделал заказ и достал смартфон, чтобы не закапываться в воспоминаниях. Но фотография на экране пошатнула мужчину ещё раз, и некоторое время он смотрел на широкую улыбку его Лолиты. Той Лолиты, которая никогда не сдавалась. Никогда до недавнего времени. Напиток принесли сразу. Павлов выпил его залпом, только бокал коснулся стола. Официант ещё стоял возле него.

— Есть что-то крепче? — спросил мужчина и подвинул бокал обратно официанту.

— Коньяк? — вопросом на вопрос ответил парень в тёмно-синем фартуке.

— Неси. Бутылку.

— Мы не продаём бутылками, — возразил работник бара, жалостливо подняв брови.

— И что ты мне предлагаешь? Ждать каждый раз, пока мне принесут обновлённую стопку?

— Вы можете сесть за стойку.

— Там нет мест, — недовольно рыкнул Пётр.

Парень убедился в правдивости слов мужчины и, глубоко вздохнув, извинился и попросил немного подождать. Павлов запрокинул голову. На потолке висели декорации в виде виноградных лоз. Мягкий свет сверху подсвечивал их, как солнце. Если не слушать окружающий шум, то можно представить себя на юге. Может быть, в собственном доме, где у тебя каждый год вырастает сладкий виноград, из которого потом можно сделать потрясающее вино. Каждый летний вечер проводить на веранде, потягивая из хрустального бокала домашнее вино. Разговаривать с женой о всяких пустяках. Слушать её длинные истории о том, как она болтала с подругами сегодня за обедом. Отвлекаться, чтобы проверить спящих детей. Смотреть на их улыбающиеся во сне лица. И знать, что ты счастлив…

— Бутылка коньяка будет стоить сто долларов, — скрипучий голос вырвал Петра из мечтаний.

— Неси.

После всех мыслей об идеальной жизни этот бар казался грязным, а само присутствие Петра здесь — ошибкой. Заветный напиток оказался перед глазами Петра мгновенно. Он сам налил себе полную стопку и, не колеблясь, выпил её. Эффекта от неё не было. Вторая стопка опустошилась так же быстро. Третья — аналогично.

— Эхей! Привет! Один сидишь?

За его стол сел парень с параллельного курса. Они иногда общались, но дальше стен университета их дружба не выходила. Его звали Томас и на вид был, как Томас, по мнению Петра: кудрявый, светловолосый с носом картошкой. Болтливый парнишка, получающий от своей молодости всё, что можно: тусовки, алкоголь, девушки, мальчишники и прочее, о чём Пётр даже думать не хотел.

— Привет, — без интереса ответил Пётр, проглатывая коньяк.

— У тебя есть планы на вечер?

— Смотря для чего спрашиваешь.

— Ну, — засмеялся Томас, — Я остался один. Девушка бросила. Мы должны были встретиться здесь, но она написала сообщение и… я не хочу вот так отсюда уходить.

Пётр подумал, что в компании Томаса нет ничего плохого. Он не из тех людей, после разговора с которыми чувствуешь опустошение и ненависть к окружающему миру. Скорее, даже наоборот.

— Отлично! — крикнул парень, после утвердительного ответа психолога и поставил свой алкоголь на стол, — Я вот не понял. Ты ушёл из универа?

— Нет. Я закончу всё экстерном. Нашёл себе работу. Хочу посвятить себя ей, — кратко рассказал всё Павлов.

— Тогда за твою работу!

Они выпили. Томас сразу начал рассказывать про свои похождения. Временами его истории были смешными (или это коньяк подействовал?), а когда этот кудрявый парень стал приставать к двум девушкам за соседним столиком, Пётр не стал успокаивать его, а наоборот проявил инициативу. Вскоре они уже сидели вчетвером, распивая напиток за напитком. Две новые знакомые бесконечно болтали о бесполезных вещах, которые в трезвом состоянии быстро наскучили бы Петру. Одна из них уже почти сидела на коленях пьяного мужчины, заливая в его широкую улыбку всё больше опьяняющей жидкости. Когда она потянулась, чтобы поцеловать его, Павлов остановил её, схватив одной рукой её за щёки. Он рассмеялся, увидев её обиженное лицо. Томас по-дружески отчитал его за это и сказал, что стоит загладить свою вину перед девушкой.

— И что же ты хочешь, прекрасная женщина? — спросил Пётр, произнеся последние два слова по-русски, — Золото? Мир под ногами? Путёвку на острова?

— Я была бы не против получить это всё, но мне нужно кое-что большее, — шептала она на ухо мужчине.

Пётр улыбнулся, понимая, чего же так желает брюнетка рядом с ним. Как там её зовут? Они вообще представлялись или просто присоединились к ним с Томасом? Павлов достал смартфон, собираясь вызвать такси до дома. Та, о ком он забыл, смотрела на него. Она смотрела на него из прошлого, сверля пустыми глазами.

— Ой, а у тебя уже есть подружка? — сразу затрепетала девушка рядом, — А она не будет против, что мы с тобой так близко общаемся?

— Прости?

— Или у вас свободные отношения? — продолжала подкидывать новые варианты брюнетка.

— А-а-а, — протянул Пётр, заливаясь пьяным смехом на весь бар, — Ты действительно подумала, что мы поедем ко мне? Вдвоём? Девочка, — он погладил её по щеке, — Я поеду домой один. Спасибо за прекрасную компанию. Приятного вечера, Томас!

Он вышел. Его разгорячённое тело даже не ощущало ночной холодный воздух. Недалеко от мужчины стояла компания, где каждый затягивался сигаретой. Павлов попросил сигарету и себе. Тяжёлый дым после первого вдоха осел в лёгких, но как же легко от этого становилось! Лучше всякой медитации и дыхательных практик. Пётр забыл, когда сознание отключилось. Он помнил только обрывки его пути до дома. Как шаркал ногами и перебегал от дерева к дереву. В это время людей было мало, но, кажется, он кого-то встретил. Беспокойный женский голос окутывал его. Прохладные руки касались горящих щёк. Мир кружился, и опора окончательно пропала из-под ног. Он слышал только голос, просящий не уходить. Не оставлять.

13

Произошедшее ночью стёрлось из памяти Павлова. Тёмное затягивающее забытие овладело его разумом, и вся ночь пролетела, не успел бы Пётр назвать своё имя. Но сладкое безмятежное состояние продолжалось до того, как мужчина ощутил первые признаки пробуждения. Первым признаком была головная боль, которая сжимала мозг, словно щипцами для прессовки чеснока. Вторым — тошнота. Несмотря на то, что эти два чувства Пётр различил быстрее остальных, остальные побочные эффекты алкоголя смешались в общую слабость. Павлов постарался открыть опухшие глаза. Ядовитые солнечные лучи были перекрыты плотными синими шторами, которые Пётр не узнал. И списал это на похмелье. Через маленькие щёлочки опухших век виднелись абстрактные картины. Справа стоял мольберт с такой же, но незаконченной, картиной. Это точно была не его комната. Он никогда не увлекался живописью и уже точно никогда бы не повесил такие «шедевры». Или вчера он был настолько пьян, что поменял свои взгляды на подобное? В таком случае, Пётр многого о себе не знал…

Мужчина попытался встать, но его вестибулярный аппарат решил устроить выездную карусель, не выходя из дома. Из-за этого Пётр медленно лёг на прежнее место, стараясь делать как можно меньше резких движений. Только сейчас, повернув голову влево, психолог заметил на прикроватной тумбе стакан воды и целую упаковку таблеток. Это был прекрасный подарок от того, кто приютил у себя «пьянчугу» (как назвал себя сам Пётр, размышляя о происходящем).

— Твою мать, — вздохнул он, схватившись за голову, после принятия лекарства.

В дверь кто-то постучал. Пётр не хотел дёргаться, но сердце учащённо забилось. От страха, что он не знает человека за этой дверью или от того, что ему стало стыдно, что его видели в неподобающем состоянии? А если это Роберт Нильсен? Только этого не хватало…

Не дождавшись ответа, в комнату вошла Кирстен Юхансен. Пётр сначала не узнал её в домашнем виде и не отводил любопытного и удивлённого взгляда. В обычной, некричащей одежде (а не в той, которая иногда переходила грань скромности) Кирстен выглядела совсем иначе. В лосинах и футболке оверсайз она была даже женственней, чем в том красном платье, которое Пётр почему-то запомнил. Волосы она завязала в высокий хвост, который открывал её милое обеспокоенное лицо.

— Ох, я думала, что вы ещё спите, — как бы извинилась она, — Как вы себя чувствуете?

— Обычное похмелье, — Пётр не мог смотреть ей в глаза, — Мне так стыдно… Прости меня, Кирстен.

— Я вас прощу, если вы останетесь здесь до полного выздоровления, — улыбалась женщина, садясь на край кровати, — Я приготовила ужин. Думаю, вам стоит немного подкрепиться.

— Уже вечер?

— Да, вы проспали целый день.

Павлов застонал, удивляясь своей глупости. Как он вообще смог себе позволить такое?! Даже в студенческое время в России такого не было. Он сел, пытаясь словить хоть одно воспоминание о прошлой ночи. Но ничего после их встречи с Томасом он уже не помнил. Хоть бы пронесло, и он не…

— Как я вообще здесь оказался? — раздосадовано спросил психолог, поправляя майку.

— Я возвращалась от Стейро. Мы с отцом Беатрис очень долго обсуждали их переезд. Но несмотря на то, что было поздно, мне захотелось прогуляться. И по дороге домой я заметила качающегося из стороны в сторону человека. Я хотела пойти другой дорогой, но вы окликнули меня, — брови Кирстен сразу поднялись, а на глазах уже почти наворачивались слёзы, — У вас были такие печальные глаза. И улыбка… Я не могла вас так оставить.

Головная боль ушла на второй план. Чувство беспомощности и отчаяния вновь нахлынули с ещё большей силой. Он вспомнил ужасные слова Лолиты, и сейчас перед ним стоял, заваленный подарками, стол с красными розами, лепестки которых он хотел безжалостно растоптать. От той злости ничего не осталось. Только в сердце щемит.

— Я принесу вам ужин, — после долгой паузы, во время которой Пётр думал, сказала Кирстен и встала с кровати.

— Не стоит нести сюда, — остановил её психолог, — Я подойду сам.

Женщина утвердительно кивнула и вышла. Павлов смотрел на дверь и закрыл рот рукой, боясь, что не сможет сдержать внутренний крик. По горлу прошлись несколькими маленькими ножами, разорвав мягкие ткани до крови. Пётр даже почувствовал этот неприятный водянистый вкус металла. Мысли уносили его в самые чёрные представления о будущем. Он отчётливо видел каждую букву на её надгробии…

Резкая пощёчина вернула его в реальный мир. Звук от неё отскочил от всех стен комнаты и вернулся к Петру вдвойне. Правое ухо от такого удара заложило. Павлов вскочил с места, забыв о мучавшем его несколько минут назад головокружении, и стал натягивать на холодное тело костюм.

«И в нём я разгуливал по улицам Осло пьяным… Как отвратительно, — думал Пётр, застёгивая пуговицы на рубашке, — Удивительно, что не порвал. Молодец, Пётр. Хоть в чём-то преуспел».

Мужчина отодвинул шторы. За окном солнце уже касалось горизонта. Желтеющие листья летали по улице. Осень наступила неожиданно рано в этом году. Но для Петра это не имело никакого значения. Он так увлёкся своей работой и свиданиями с Лолитой, что совсем не обращал внимания на изменения в природе. Иногда разве что красный закат притягивал его, когда он писал дипломную работу. Не успел он опомниться после аварии, как уже наступила осень.

Он вышел из спальни в гостиную совмещённую с кухней. За барной стойкой, которая заменяла обеденный стол, уже стояли две порции обещанного ужина. Пахло по-домашнему, и улыбка сама появилась на лице Петра. Кирстен перемешивала салат, смотря по телевизору какое-то популярное скандальное шоу, где все люди ведут себя, как последние твари. Павлов сел на стул незамеченным, поэтому, когда хозяйка повернулась к стойке, она вздрогнула, чуть не уронив из рук тарелку.

— Вы меня напугали! — обиделась в шутку она, — Нельзя же так внезапно появляться.

— Прости. Ты так внимательно смотрела это шоу, что мне не хотелось тебя отвлекать.

Кирстен сделала звук телевизора тише и села напротив Павлова. Стол она накрыла, как для президента: первое, второе, закуски, салат, сок. Наверняка она приберегла что-то для десерта. Пётр хмыкнул, рассматривая весь арсенал этой необыкновенной женщины.

— Ой, вам что-то не нравится? — сразу запаниковала она, — Я могу предложить что-нибудь другое.

— Нет-нет, — Пётр замахал руками, понимая, что Кирстен уже сорвалась с места, чтобы нести всё содержимое холодильника, — Просто… Это восхитительно! Пока я не увидел всё это, аппетита не было, но сейчас… Готов съесть всё, что здесь есть!

Хозяйка облегчённо вздохнула и, они принялись ужинать. Всё проходило в молчании, только на фоне звучали голоса из телевизора. Пётр иногда посматривал на свою спасительницу и удивлялся её преображению. Он считал, что она ходит дома в каком-нибудь вызывающем пеньюаре, накрученными волосами и боевым раскрасом, пытаясь таким образом спрятаться от своих проблем. Но он ошибся. Дома она была собой.

Пётр продолжал смотреть на Кирстен, забыв об ужине. Женщина заметила долгий взгляд и вопросительно взглянула на гостя. Он не реагировал. Тогда её щёки покрылись алым румянцем.

— Я испачкалась? — Кирстен потянулась за телефоном, чтобы посмотреть на себя.

— Что? Нет, — засмеялся Пётр, — Ты просто хорошо выглядишь. Не мог это не заметить.

Она отвела взгляд и заметив, что тарелка Петра пуста, принялась убирать всё со стола. Павлов не прекращал улыбаться, наблюдая за смущённой женщиной. Покрасневшее лицо с кокетливой улыбкой делали её моложе на несколько лет. Как странно, что первое впечатление о ней было столь не схоже с тем, что он видел сейчас.

— Десерт? — спросила Кирстен, боясь встретиться взглядом с психологом.

— Не смею отказаться.

Когда на столе оказались чашки с зелёным чаем и пирожные, Кирстен решилась на то, чтобы спросить Петра о вчерашней ночи.

— У вас была весёлая ночка?

— Можем уже на «ты», Кирстен, — сказал Пётр, разрезая десерт на маленькие части, — А насчёт ночи, то могу сказать, что она была совсем не весёлой. Скорее наоборот.

— Вот как? — сразу понизила тон женщина, — У вас… у тебя что-то случилось?

— Не думаю, что тебе нужны мои проблемы…

— Да ладно! Дай и я побуду твоим психологом. Я может и не дам какой-то умный совет, но выслушать могу.

Пётр посмотрел на серьёзную Кирстен. Она въелась в него таким уверенным взглядом, что отказать было невозможно. Да и рассказав всё вслух, у него, возможно, получится решить проблему.

— Моя девушка попала в аварию больше трёх месяцев назад, — первые слова дались очень сложно, но останавливаться было уже поздно, — Она повредила позвоночник, и теперь всё ниже шеи парализовано. Родители этой девушки хотели отключить её от ИВЛ, но я был против, и её оставили на меня. Я пообещал сам себе, что сделаю всё, чтобы она встала на ноги, но… После её пробуждения прошло немного времени, и она приняла решение делать эвтаназию.

— Почему так быстро? Что-то подтолкнуло её к этому? — спросила Кирстен, не отводя взгляда от поникшего Петра.

— Её мать и отчим уехали к её сводной сестре в Амстердам. Оставили. И она решила, что я со временем поступлю также. «У тебя будет работа. И если ты вечером будешь приходить ко мне, то тебя уволят за то, что ты спишь на работе». Примерно так звучала её фраза. Но это настолько глупо! Она считает, что я её брошу!

— Может, она так ещё не считает, но боится, что это произойдёт, — задумчиво произнесла и себе, и Петру женщина, — Думает, что, если оттолкнуть человека самой, расставание пройдёт менее болезненно. Потому что, если ТЫ это сделаешь, она не будет к этому готова.

Кирстен улыбнулась.

— Но знаешь, ты можешь предложить ей отложить это на некоторое время. Спешить некуда, но зато она сможет успокоиться, а ты — доказать, что эвтаназия в данной ситуации — не выход.

— Возможно, ты права, — закивал Пётр, запивая застрявший кусок пирожного в горле, — А говорила, что не сможешь дать совет. Не думала пойти в психологию?

Они посмеялись. Но мысль, подкинутая Кирстен показалась Петру хорошей. Лолита может согласиться с этим. В конце концов, подготовиться к тому событию, которое предлагала Лолита, нужно было не только ей, но и ему.

— Но готовишь ты прекрасно, — решил перевести тему Павлов.

От этого Кирстен вновь покраснела. Оставаться в доме Юхансен ещё на одну ночь Пётр не хотел, поэтому после ужина он направился домой. По дороге он думал о том, что скажет Лолите на следующей встрече и как она отреагирует. Его предчувствие в этот раз предвещало что-то хорошее. То, что изменит его жизнь и жизнь Лолиты в лучшую сторону.

И всё-таки Кирстен совсем не та, кем кажется.

14

Вся ночь прошла в размышлениях. Придуманные диалоги с Лолитой крутились в ещё не до конца трезвой голове Петра. Его сердце отбивало ритм тяжёлого рока, заставляя вибрировать всю грудную клетку. После долгих раздумий, ему всё-таки удалось заснуть.

Утром Павлов чувствовал себя лучше, чем рассчитывал. Осталась только жажда и лёгкая отрешённость от реальности. В психологический центр он пришёл раньше обычного. Беатрис ещё не было, поэтому было время зайти к Роберту Нильсену. Последний разговор с ним получился не очень удачным. Было бы неплохо поговорить с ним об этом, чтобы у них не возникло недопониманий. В конце концов Нильсен его начальник. А с начальством лучше дружить.

С такими мыслями Пётр зашёл в свой кабинет, чтобы оставить вещи. Дверь оказалась открыта. Мужчина настороженно открыл её, напрягая все свои мышцы. Никого страшного он не надеялся за ней увидеть, но кто знает, что ещё может произойти, учитывая все события? Кто добьёт Петра? Вор, который шарился у него в кабинете? Или может полицейский, который пришёл арестовать Павлова за убийство, совершённое в состоянии алкогольного опьянения?

Психолог размышлял об этом, пока открывал дверь. И конечно же, эти мысли сразу показались бредом, как только он увидел около окна директора психологического центра. Нильсен повернулся к Петру только, когда тот зашёл в кабинет. В этот день он не был таким улыбчивым и спокойным, как всегда. Видимо, и в его жизни происходило что-то, что испытывало его.

— Доброе утро, Пётр, — сказал он добрым тоном, но лицо его ничего не выражало, — Решил сегодня прийти раньше?

— Доброе, — нахмурился Пётр, ставя свой портфель на место возле дивана, — А вы решили меня встретить в моём же кабинете?

На это Нильсен улыбнулся. Очень вяло, но всё же…

— Я не просто так пришёл. Есть разговор.

Роберт Нильсен прошёл к креслу и медленно опустился на него. Пётр всматривался в его спину, пытаясь понять, чем в этот раз закончится эта беседа. Тон директора не нравился ему. Если Нильсен решил уволить Петра после того, как тот не смог сдержать свой пыл, то… может оно и к лучшему? Павлов устал как-то реагировать на боль, которую он испытывает при падении. Это уже становится рутиной, не иначе.

— Так о чём вы хотите поговорить? — спросил Пётр, садясь напротив него.

— Во-первых, ко мне приходил Стейро. Он сообщил, что они переезжают, поэтому ваши сеансы с Беатрис закончились. Он оставил тебе конверт, — Нильсен вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, о котором говорил, и отдал своему сотруднику.

Он был достаточно плотным. Пётр на секунду напрягся. Открывать конверт он не решился, поэтому отложил его в сторону.

— А во-вторых? — спросил мужчина, после паузы.

— Во-вторых, — Нильсен глубоко вздохнул, — Я пришёл извиниться.

— Извиниться?

— Я понимаю твоё негодование, относительно моего ответа на твою просьбу, — будто заучено проговорил директор, но затем продолжил более спокойно, — Но хочу, чтобы ты понял меня и не принимал мои слова, как оскорбление в твою сторону.

— Роберт, вы не обязаны оправдываться, — вдруг перебил Пётр, чувствуя себя виноватым, что директор извиняется перед ним, — Это я взорвался без повода.

— Ты называешь это «без повода»? — засмеялся мужчина в кресле и подвинулся к Павлову торсом, — Нет, Пётр. Я просто должен был тебе всё объяснить.

Пётр молчал. Нильсен, понимая, что собеседник готов выслушать его историю, продолжил:

— Я работал нейрохирургом вместе с Баскевичем, но ты это и сам прекрасно знаешь. У меня никогда не было такого, чтобы на моём операционном столе погиб человек. Я был морально готов к подобному. Меня предупреждали мои наставники, что это случается, и не стоит винить себя. Потому что иногда врачи не властны над всем, как бы не хотелось. У меня была дочь…

Нильсен встал. Его руки дрожали. Пётр заметил это, когда тот стал наливать воду в стакан. Выпив содержимое за два больших глотка, будто он блуждал в пустыне несколько недель, директор сел на место. Он видел обеспокоенное лицо Павлова, поэтому продолжил прежним спокойным тоном:

— Ей было неполные двенадцать лет, когда появились первые признаки гипертонического криза. Но на тот момент, мы не знали, что это именно он. У неё болела голова, ухудшалось зрение. Со временем давление стало скакать, как сумасшедшее. Нам удавалось привести его в норму лекарствами, но это действовало недолго. Мы подбирали лекарства, консультировались с другими врачами, но оставалось только продолжать искать методы эффективного лечения. Она медленно умирала, пока я метался, пытаясь найти хоть тонкую нить, чтобы зацепиться за неё и выбраться из этого. Когда диагноз был поставлен, нашлась ещё одна болезнь — опухоль в спинном мозге. Я сразу бросился оперировать.

«Ты чёкнулся, Роберт! Мы вдвоём не справимся с этим!», — он помнил, как Марк Баскевич кричал это, брызгая слюной.

«Нам нужно сделать это! — не менее агрессивно отвечал Нильсен, подготавливая бумаги к операции, — Эта опухоль может повлечь за собой ещё худшие последствия».

Баскевич подлетел к молодому нейрохирургу и влепил ему тяжёлой пощёчины. Бумаги полетели, как опавшие с дерева листья. Нильсен округлившимися глазами смотрел на своего партнёра, онемев от неожиданности. Баскевич схватил Роберта за плечи и прижал к стене.

«Слушай сюда, — сквозь зубы процедил он, — Ты должен мыслить трезво. Я понимаю, что она твоя дочь, и ты хочешь её спасти, но этой необдуманной операцией ты сделаешь только хуже. Давай пригласим других хирургов, которые смогли бы нам помочь?»

«Тогда будет слишком поздно, — не унимался Роберт, — Я не могу ничего не делать, пока моя Ханна страдает».

— Зря я его тогда не послушал, — с сожалением вспоминал Нильсен, скрыв лицо руками, — Ханна умерла, как только я закончил удалять опухоль. Мне дали недельный отпуск, за который я решил, что больше никогда не вернусь в больницу, как нейрохирург. Мы с женой решили ходить к психологу, чтобы никто из нас не наложил на себя руки. И когда мы смирились с утратой, жена предложила открыть свой центр психологической помощи. Я прошёл обучение, и теперь вот, — он раскинул руки в сторону, — это здание стало прекрасным местом, где мы помогаем другим людям справиться с их проблемами.

— Сожалею вашей утрате, — только и мог сказать Павлов.

— Поэтому я понимаю твоё рвение что-то сделать для Лолиты, — не ответил Нильсен на слова Петра и стал снова рыскать в карманах пиджака, — И в качестве моего извинения прими это.

Ещё один конверт оказался в руках Петра. Он подумал, что его содержимое схоже с тем, что оставил отец Беатрис, но открыв его, увидел два билета в Дели. Пётр смотрел то на билеты, то на Нильсена. Он не понимал зачем директор решил подарить ему билеты в Индию.

— Ты хотел совет от меня, — пояснил Нильсен, легко улыбаясь, — Я разговаривал с Лолитой вчера. Она мне всё рассказала об эвтаназии, и я подумал, что перед тем, как это случится, вам необходимо встретиться с моим другом из Сонагири. Он джайн, и, возможно, сможет поменять мировоззрение Лолиты. Думаю, увидев его, Лолита поймёт, что жизнь не заканчивается.

Мужчина со шрамом на щеке встал с места и подошёл к Нильсену. Когда директор встал, Павлов обнял его, как своего отца: крепко и с любовью.

— У меня нет слов, чтобы отблагодарить вас, — дрожащим голосом говорил Пётр, не отпуская директора.

— В благодарность я хочу, чтобы вы вернулись вдвоём. Нет ничего лучше, чем твой совет, который помог людям, верно?

— Несомненно! — почти вскрикнул от радости Пётр, — Ещё раз спасибо, Роберт! Вы не представляете, как мне была необходима ваша поддержка.

Нильсен кивнул головой, провожая радостного Петра, бегущего к своей Лолите, а сам остался наедине с гнетущей мыслью о будущем.

15

Таким вдохновлённым Лолита не видела Петра очень давно. Он никогда не был скупым на эмоции, но в этот раз они захлёстывали его, он захлёбывался ими, пытаясь рассказать Лолите о предстоящей поездке. Когда он несколько раз переходил на русский, чтобы высказать всё более красочно, девушка смеялась. В итоге, она не смогла отказать Петру и согласилась на небольшое путешествие в Индию. Пётр умолчал о конкретном месте, куда они направятся, желая оставить это в тайне.

До дня X оставалось около недели. Петр искал необходимое оборудование для Лолиты, но оно стоило невероятно дорого, даже с его отложенными деньгами. Нельзя было тратить их сейчас. Они понадобятся на обратный путь, потому что билеты, подаренные Нильсеном, были в одну сторону.

Пётр был дома, зачитывая законченную дипломную работу. Защита уже завтра. Павлов благодарил тот день, когда его посетила муза. Без неё он так бы и сидел у разбитого корыта. Быстрее бы всё это прошло. Сейчас время тянется, как резина, почти невыносимо медленно. Пётр был уже полностью в Индии. Ему не было дела до этого глупого диплома и того, что в нём написано. Да и самой комиссии будет всё равно. Они давно всё решили.

Мужчина поправил висящий пиджак, и что-то зашелестело в его карманах. Тут Павлов вспомнил о конверте, который оставил ему отец Беатрис. Психолог поспешно вытащил его и сел обратно на диван, всматриваясь в белый лист. Аккуратно разорвав верхушку конверта, Пётр вытащил из него сначала сумму нескольких его сеансов, а затем письмо. Взгляду сразу бросились нарисованные цветными карандашами цветы, выведенные по краям листа.

«Здравствуйте, доктор Павлов!

Мы с папой переезжаем в Му-и-Рана, где папе предложили работу. Он сказал, что купил нам дом, в котором у меня будет большая комната. Больше, чем сейчас (улыбающийся смайлик). Сначала я не хотела туда ехать, потому что у меня здесь много друзей. Но папа сказал, что я могу приезжать сюда к тёте Кирстен. В последнее время она стала другой. Она говорила, что работает с вами. И после разговоров с вами ей становится легче, но её всё ещё беспокоит история с её ребёнком. Я не знала, что у меня есть брат (удивляющийся смайлик). Прошу вас, сделайте так, чтобы её это больше не беспокоило! Она мне сначала не нравилась, но после того, как вы сказали, что ей одиноко, всё поменялось. Честно-честно.

Я снова играю на фортепиано. Я всё ещё вспоминаю маму, но теперь все песни я играю для неё. Может она всё-таки слышит? Вы были правы, когда сказали, что мама не хотела бы, чтобы я грустила так долго. Грусть — это хорошо, но только когда она не затягивается на долгое время (рисунок Петра с длинными усами, как у знатока).

Я решила написать вам письмо, чтобы вы не грустили, когда узнаете, что мы уезжаем. Когда я приеду к тёте Кирстен, я привезу вам мой рисунок жирафа (маленький рисунок жирафа). Там будет ещё кое-что, но это сюрприз (смеющийся смайлик).

Спасибо! Вы самый красивый, добрый и весёлый доктор!

Беатрис».

Внизу были нарисованы голуби, вокруг которых стояли клетки с животными. Пётр сразу понял значение этого рисунка. На протяжении всего прочтения он улыбался, но, когда Беатрис говорила про ребёнка Кирстен, мужчина отвлёкся, смотря сквозь цветной лист с аккуратно выведенными буквами. Кирстен не упоминала, что у неё есть ребёнок. Да и в её доме не было даже намёка на маленького жителя.

Мысли о грядущем разговоре Пётр носил всё следующее утро, пока сдавал свой последний экзамен перед тем, как стать дипломированным специалистом. Как и ожидалось, долгого разговора с комиссией не произошло. Пётр быстро рассказал тему его работы, коротко описал содержание и забрал уже готовый пакет документов. Не было даже лишних вопросов. Стены университета он покидал с лёгкостью. Теперь его точно ничего не держало в этом городе. В этой стране. Он мог отправиться куда угодно! И первой остановкой была Индия.

Но перед этим стоило поговорить с Кирстен. После первой же их беседы у Петра появилась профессиональная заинтересованность к ней. Что эта женщина может скрывать в себе, помимо того, что он знал? Как минимум историю с ребёнком.

В кабинет Пётр зашёл первый. Но не прошло и пяти минут, как появилась Кирстен, о которой он думал без перерывов. Она только поздоровалась и сразу села на своё привычное место. Пётр стоял к ней спиной, и мог только поздороваться в ответ, не увидев глаза собеседницы. Он заботливо поставил две чашки с чаем на стол и сел напротив. Увидев её наряд, опускаться на диван ему пришлось медленно. Женщина была ещё прекраснее, чем дома. Обычные джинсы и лёгкая кремовая блузка с маленьким чёрным бантом, воздушные кудри и нежный макияж делали её лучшей версией себя. Вместо дурацкого натянутого оскала, лицо Киртсен украшала милая улыбка.

— Ты прекрасно выглядишь, Кирстен, — не сводил взгляда Пётр, — Хорошее настроение?

— Мне понравилось ваше выражение лица у меня дома, — флиртовала она в ответ на комплимент, — Поэтому хотела увидеть его ещё раз.

Павлов кашлянул. Такая прямолинейность смутила его. Та мысль, что той ночью у них что-то было, не отпускала его. Мужчина заёрзал, но быстро взял себя в руки.

— Я узнал, что вы с Беатрис стали хорошо общаться. Ты с ней всё-таки поговорила?

— Да. Я призналась ей, что мне нужен кто-то, с кем бы я могла разделить свою боль. Поэтому я часто гостила у них, — Кирстен говорила это очень серьёзно. Её будто бросало в разные состояния, как маятник, — Это её отец рассказал?

— Нет, она сама мне это сообщила, — Пётр смотрел на женщину и не мог понять, что в ней поменялось, помимо внешнего вида, — Тебя что-то беспокоит сейчас? Мне кажется, ты очень напряжённая.

Кирстен смотрела в глаза Павлова. И не моргала. Её лицо выражало сразу всё: напряжение, недоверие, грубость, неуверенность. Пётр думал, как можно было бы подвести их разговор к нужной теме, но это лицо выбило его из равновесия. Он также смотрел в её зелёные глаза и не мог думать. Она гипнотизировала его, манила к себе. Но разум вернул Петра в то время, когда они с Лолитой гуляли по Осло, разговаривали о глупостях, которые ему были интересны, потому что их говорила она. Её глубокие иолиты, которые сразу отпечатались в глубинах его сердца. С этими глазами ничего не сравниться. С этой любовью, которая таилась в их омуте.

— Скажи мне, Кирстен, ты готова быть откровенной со мной? — спросил Пётр без прежнего смущения.

— Да, — быстро ответила она, будто ждала этот вопрос, — Я готова!

— Что было первым толчком к тому, чтобы ты закрылась в себе?

Огонь в глазах, появившийся на секунду, погас. Кирстен вновь смотрела на своего психолога отречённым взглядом. Гримаса ужаса медленно проступала на ещё молодом лице Юхансен. Она сидела, уставившись в пол, пока Пётр рисовал ломаные линии на пустом листе.

Так прошло пять минут. Павлов посматривал на часы каждую минуту, в надежде, что она станет последней для этой удушающей тишины. Он не мог торопить Юхансен не только потому, что должен был дать ей время на размышления, но и потому, что язык прилип к нёбу, а воздух застрял между лёгкими и ртом. Из-за этого дыхание Петра сбивалось, и ему приходилось контролировать этот процесс, чтобы не задохнуться.

— Наверное, если я не расскажу вам, то не смогу решить эту проблему, да?

Она спрашивала это, зная ответ. Её испуганный взгляд пугал мужчину. Он чувствовал биение сердца, что уже было ненормально. Воздух всё ещё пытался выбраться из тюрьмы.

— Я, — робко начала Киртсен, рассматривая ногти, — забеременела в семнадцать. От взрослого мужчины, который обещал жениться на мне в подобном случае. Но, как только это «подобное» случилось, он исчез. Я долго не рассказывала о беременности родителям, потому что надеялась, что мой «муж» вернётся, — она засмеялась, но из глаз покатились крупные слёзы, — Он не вернулся. Родители узнали о ребёнке, когда уже был виден живот. Они закатили мне скандал. Я хотела просто… умереть, лишь бы не слышать их слова.

В тот день семнадцатилетняя Кирстен сидела на полу, схватившись за живот. Над ней стояли родители с изуродованными гневом лицами. Их глаза прожигали беззащитное тело дочери, зубы скрипели каждую секунду их молчания. Отец нахмурил нос и стал ходить из стороны в сторону, пока мать продолжала причитать беременную девушку.

«Нечего было по мужикам, как шлюха, ходить вместо университета. Только и знаешь, как глазки строить и тело оголять».

«Это твоё воспитание! — взревел отец с другой стороны комнаты, — Ты разрешала ей носить юбки, которые больше на стринги похожи! Теперь получай, что воспитала!»

«А не ты ли пускал её ночью в клуб с «подружками»? — отвечала женщина с отвращением, — И что- то я не помню, чтобы ты был против этих самых юбок. Как ты там говорил: «Пусть ходит, пока есть чем хвастаться». А? Что, сказать нечего, умник хренов?»

«На что ты нам? — схватился глава семейства за голову, кинув презренный взгляд на девушку на полу, — Неужели нельзя было просто быть копией своей сестры? Закончить университет, найти хорошего парня… Просто не создавать проблем, Кирстен!»

Он наклонился и закричал во весь свой голос. Кирстен отодвинулась, боясь, что отец ударит её, но он только глубоко дышал, пуская в неё горячие потоки воздуха из ноздрей. Её начинало тошнить. Она дрожала, уже не понимая где находится, и почему эти люди кричат на неё. Хотелось просто лечь на кровать, закрыть глаза и не слышать ничего.

«Вы чё разорались? — голос сестры Кирстен уже почти не слышала, — Почему она плачет?»

«Стыдно, вот и плачет», — почти плюнул отец.

«Не поняла».

«Беременна», — ответила мать, отходя от младшей дочери.

— Она вывела меня из родительского дома и отвезла в больницу, — Юхансен не убирала платок от глаз, — Я пролежала там какое-то время, а потом Хельга привела меня к себе домой. Они с мужем заботились обо мне, но… уже под конец беременности что-то пошло не так, и ребёнок родился мёртвым. Врачи сказали, что из-за сильного стресса. Оставаться в Осло я не могла. Хельга и её муж дали мне немного денег на первое время, чтобы я могла встать на ноги в новом городе. Я работала… работала… лишь бы не оставаться наедине с собой. А потом… какой-то мужчина сказал, что уродливей женщины он не видел, и у меня что-то щёлкнуло в голове. Я посмотрела на себя в зеркало и… действительно! Я тоже никогда не видела такой уродливой женщины.

— И тогда ты решила, что нужно поменяться? — Пётр пытался скрыть сочувствующий взгляд, но внутри он чувствовал всё, что чувствовала Кирстен.

— Да, — кивнула женщина, выпрямляясь, — Я решила, что хочу быть беззаботной. Чтобы все проблемы этого мира проходили мимо меня.

— Ты заигралась, и беззаботность превратилась в легкомысленность.

— Получается, что так и есть. Но я не думала, что это принесёт мне столько проблем. Окружающим не нравится, когда у тебя нет забот, но им и не нравится, когда у тебя их слишком много, и ты всегда о них рассказываешь, — негодовала Кирстен, размахивая платком в разные стороны, — И что тогда делать?

— Жить с таким количеством забот, с каким тебе комфортно, — казалось бы очевидную вещь сказал Пётр, но Кирстен вылупила на него свои покрасневшие глазки, будто он раскрыл всемирный заговор, — Всем не угодишь, Кирстен. Прекрати угождать всем. Даже мне. Если кому-то не нравятся твои заботы, то прекрати общаться с этими людьми. Ищи дальше. Рано или поздно нужные люди найдутся. Тебя назовут хорошим человеком только у твоей могильной плиты, когда тебе уже ничего не будет важно. Поэтому в жизни необходимо найти тех людей, которые всегда будут ЗА тебя, какую бы глупость ты не сотворила. Чтобы за твоей спиной они говорили только о лучших твоих качествах, а в глаза — правду. Но не чтобы уколоть тебя резким словом, а чтобы тебе стало лучше. Найди этих людей, Киртсен, и ты никогда не будешь несчастна. Они скрасят твой самый ужасный день в тёплые цвета. И ты должна отдавать им всю себя. Без скупости на чувства.

Юхансен молчала. Уголки губ медленно поползли вверх, а глаза немного сузились. Пётр видел, как лицо женщины, которое ещё минуту назад было похоже на тень, начинает проясняться. Ещё немного и яркий свет ослепит его, согреет. Кирстен некоторое время посидела в тишине. Она не смотрела на Петра. Её мысли полностью погрузились в прошлое, где она была той «уродливой женщиной», где она работала, пытаясь скрыться от себя, где она потеряла ребёнка. Когда перед ней оказалось самое начало, она вскинула голову и тихо произнесла:

— Это всё прошлое, верно? Пора искать тех, о ком вы говорили, доктор Павлов.

— Пора, Кирстен, — с улыбкой ответил Пётр, — У тебя всё получится.

Последняя слеза скатилась с лица женщины, когда Пётр произнёс слова. В последний раз их говорила погибшая Хельга, которая теперь охраняет её. Кирстен хотелось в это верить.

16

Денег, что оставил Стейро хватило на оборудование для Лолиты. Когда Пётр объявил о такой недешёвой покупке, девушка долго смотрела на него округлившимися глазами и молчала. Она не представляла откуда у её Петра такая большая сумма, учитывая то, что совсем недавно он окончил университет. Лолита пошутила о богатом покровителе и спросила, что же такого Пётр дал ему взамен. Павлов с кроткой улыбкой ответил: «Психическое здоровье».

Утром вещи двух молодых людей уже были собраны. Лолита сидела на кресле, которое приобрёл Пётр. Несмотря на то, что позвоночник был повреждён, его опорная функция не пострадала.

Внизу их ждало такси. Девушка не могла поверить, что наконец-то покидает стены этого здания, которое успело порядком надоесть. Когда медперсонал предлагал ей прогуляться, она категорически отказывалась. Лолита не знала почему, но внутреннее чувство подсказывало ей, что на улице станет только хуже. Не физически, а морально. Сейчас всё было иначе. Босстром ненадолго забыла о своём решении, которое довело Петра до отчаяния.

— Ты готова? — нежно спросил Павлов, закидывая на плечо единственную сумку с вещами Лолиты.

— Думаю, что да, — ответила она, смотря на желтеющие листья во дворе больницы, и неуверенно добавила, — Я очень надеюсь, что эта поездка изменит нашу жизнь.

— Всё будет так, как ты того захочешь, милая, — мужчина чмокнул девушку в холодную щёку и взял управление креслом, — Но одно я знаю точно: наше путешествие запомнится нам надолго.

Лолита кивнула. Они спустились, и перед девушкой предстала странная картина: на одной скамье сидела женщина, а рядом с ней маленький мальчик (скорее всего её сын), у которого не было рук. Рядом с ним стоял мольберт для пленэра. И несмотря на отсутствие рук, мальчик спокойно справлялся с кистями с помощью ног. Лолита знала о существовании таких людей, но в этот раз подобная картина сильно и с болью отозвалась в её сердце. Мать с сыном были счастливы. Это было видно по их сияющим глазам.

Когда такси уже было на расстоянии вытянутой руки, Пётр остановился. Лолита была так поглощена своими мыслями, что не услышала, как кто-то звал Павлова. Женский голос донёсся до неё, только когданезнакомка оказалась рядом.

Женщина показалась Лолите приятной, даже с её обеспокоенным покрасневшим лицом. Судя по стекающему со лба поту, она бежала несколько кварталов.

— Я боялась, что не успею, — пыталась отдышаться Кирстен, опираясь на колени, — Улетели бы без прощального подарка.

Пётр посмеялся:

— Мы бы вернулись, Кирстен. Жить в Индии я не планировал.

Юхансен словила на себе удивлённый взгляд Лолиты и сразу обратилась к ней с широкой улыбкой.

— Ой, я совсем не представилась! Всё из головы вылетело, пока бежала к вам. Меня зовут Кирстен Юхансен. Я клиент доктора Павлова.

— Приятно познакомиться, — холодно ответила девушка, — Лолита. Если бы я могла, то пожала бы вам руку.

— Поверьте, мы это наверстаем! — с уверенностью сказала Кирстен, — Я не знаю, увидимся ли мы ещё в скором времени, поэтому решила сделать вам подарок.

Она протянула две небольшие белые коробочки, перевязанные золотистыми лентами. Они оказались очень лёгкими. Пётр попытался открыть свою сразу, но Кирстен положила на его руку свою. Коробку Лолиты он раскрыл без подобных жестов.

Мужчина вытащил из подарочной коробочки простое кольцо из белого и жёлтого золота, на внутренней стороне которого было выгравировано имя «Пётр». Удивление с каждой секундой нарастало. Когда Пётр надел его на палец Лолиты, девушка вопросительно посмотрела на Кирстен, которая внимательно следила за реакцией девушки.

— Я подумала, что такой подарок будет самым лучшим. Так как я последние восемь лет работала ювелиром, то сделать такие кольца было легко.

— Как ты угадала с размером? — воскликнула Лолита, — Мы же с тобой ни разу не виделись!

— Великая штука — интернет, верно? — улыбнулась она, смотря на Петра, — У доктора Павлова в соц. сетях есть ваши совместные фотографии. Его размер я определила на последнем сеансе, а потом всё сопоставила. Я много раз так делала, поэтому не сомневалась в своём глазомере и в этот раз.

— Прекрасный подарок, Кирстен, — похвалил Пётр, — А ты куда-то уезжаешь?

— Да, я решила, что поеду в Германию на обучение. Хоть я и «гениальный» ювелир, — она посмеялась, — но знания никогда лишними не будут.

— Молодец. Но ты же всё равно вернёшься в Осло?

— Не знаю, — пожала плечами Кирстен, — Меня здесь уже ничего не держит. Буду приезжать к Беатрис в Му-и-Рана. И к вам загляну, если вы останетесь жить здесь.

— Мой номер у тебя есть, так что звони. Мы с Лолитой будем рады тебя видеть.

— Да, доктор Павлов.

Пётр загрузил вещи в машину. Водитель помог с погрузкой Лолиты. Кирстен наблюдала за ними, и когда Пётр собирался сесть в такси, она поймала его за рукав. Несколько секунд она молчала, смотря на мужчину испуганными детскими глазами. Её губы иногда открывались, но каждый раз из них вырывались только тяжёлые вздохи. Павлов напрягся. Он не знал, чего можно ожидать от этой женщины.

— Открой подарок, когда прилетишь. Не раньше, — Юхансен отпустила его и стыдливо опустила голову, — Было очень приятно с тобой познакомиться. Спасибо.

— Будь осторожна, Кирстен, — ответил Пётр, — Не теряй себя.

Он сел в машину. Лолита уставилась на палец с кольцом, рассматривая его издалека. А свой нераскрытый подарок Пётр отложил в дорожную сумку. Он не знал, что приготовила для него Кирстен, раз она так разнервничалась, когда он попытался открыть коробку. Но зато он знал, что там будет то, что поможет понять её стыдливый опущенный взгляд.

— Это она потенциальный клиент, о котором ты когда-то рассказывал? — спросила Лолита, когда больница оказалась позади.

— Ага, — подтвердил Пётр.

— Видимо, ты помог ей, раз она приготовила такой щедрый подарок.

— Очень на это надеюсь.

— Говоришь это без особой радости, — нахмурилась девушка, всматриваясь в потускневшие глаза мужчины.

— Я до сих пор время от времени вижу в ней эту глупую женщину, — кривился от отвращения Пётр, — Этих сеансов было недостаточно.

— Люди не меняются за такое короткое время. Если есть хоть какой-то результат, то… хорошо. Наверное…

— Не важно, — переключился Пётр и повернулся к Лолите с сияющей улыбкой, — Мы едем с тобой в Индию, Лолита! Вдвоём. Мы будем вдали от всех забот и мыслей. Это ли не прекрасно?

Лолита улыбнулась. Её сердце приятно ёкнуло, и тёплая кровь разлилась по всему телу. Лицо украсил лёгкий румянец. На этот раз Пётр почувствовал тепло живого человека, прикоснувшись к щеке девушки.

17

Поездка давалась Лолите тяжело. От большого количества людей голова начинала гудеть. Пётр дал ей обезболивающее, после чего Босстром быстро заснула.

Самолёт ещё только готовился ко взлёту. Нильсен не поскупился и выбрал места в бизнес-классе. Как только мысль о директоре промелькнула в разуме Павлова, смартфон завибрировал в кармане куртки. Сообщение было от него, как и следовало ожидать. Директор психологического центра написал короткое: «Удачной поездки». Почему-то в голове Петра сразу появилась странная картина, где Роберт Нильсен с опущенной головой сидит в своём кабинете. По груди со всей силы ударило сердце. Недолго рассуждая, Павлов набрал номер.

— Я думал, вы уже вылетели, — сразу ответил Нильсен, и страх Павлова растворился в прохладном воздухе.

— Да, немного задержали рейс, — выдохнул Пётр, — Я решил позвонить, чтобы ещё раз поблагодарить вас за всё.

Мужчина на той стороне хмыкнул, и голос сразу приобрёл радостный оттенок:

— Мне нужны счастливые работники. Я рад, что смог помочь вам хотя бы этим.

— Хотя бы? — крикнул неосознанно Пётр, и сразу замолчал, переведя взгляд на спящую Лолиту, — Простите Роберт, но вы буквально спасли мне жизнь. Может быть, она всё же передумает.

— Дай ей понять, что ты всегда рядом. Поверь, ей этого не хватало за то время, пока она находилась в больнице. Пусть она и сама этого не скажет.

— Да, согласен.

По всему самолёту раздался голос главного бортпроводника, объявляющий скорый взлёт самолёта. Нильсен услышал это и поспешил попрощаться. Пётр по непонятной ему причине не хотел класть трубку, будто боялся потерять связь с директором. Навсегда?

Но чтобы успокоить нервы, которые, по его мнению, были возбуждены незапланированной поездкой, Павлов достал недавно купленную книгу и стал внимательно всматриваться в хаотичный порядок букв. Иногда ему приходилось по несколько раз прочитывать страницу из-за мыслей о том, что их ждёт в Индии.

Когда Лолита проснулась, они пролетели только половину пути. Девушка тяжело вздохнула, но улыбка сразу скрасила эту тень на лице. Она сказала, что слышала разговор с Нильсеном и обеспокоенный голос Петра. Мужчина признался, что почувствовал беспокойство и сразу списал это на скопившиеся эмоции. Они стали разговаривать о прошлом. Лолита вспоминала те дни, и тёплая волна умиротворения окутывала её тело. Это было единственное, что она могла ощущать. Петру же было достаточно, что его Лолита улыбается. А это уже давало небольшую надежду.

В Дели солнце зашло уже несколько часов назад. С высоты птичьего полёта город переливался тёплыми цветами уличных фонарей, которые обрисовывали удивительную архитектуру древних мавзолеев и дворцов. Такие произведения искусства были возведены в честь великих людей, и Лолита не могла поверить, что любовь или уважение к одному человеку может породить подобное. Но подумав над этим, она решила, что порой этого кажется недостаточно. Босстром посмотрела на Петра, который читал книгу, и улыбнулась, почувствовав невероятный прилив чувств. Да, пожалуй, даже таких величественных дворцов не хватит, чтобы показать всему миру свою любовь.

Получив багаж, и очутившись наконец-то на свежем ночном воздухе, Пётр стал осматриваться по сторонам. Он понятия не имел, как выглядел друг Нильсена, который должен был встретить их. Когда Павлов спросил о том, как он выглядит, директор загадочно улыбнулся и сказал, что тот сам их найдёт. А вдруг он забыл? Или опаздывает? Продолжая смотреть в разные стороны, мужчина не мог сконцентрироваться на лицах. Ведь он не знал, кого ищет. Пётр уже достал телефон, чтобы вновь побеспокоить Роберта Нильсена, но хриплый мужской голос прервал его.

— Добрый вечер!

Лолита и Пётр синхронно повернулись к мужчине. И увидев этого человека стало понятно, почему Нильсен тогда ничего не сказал о своём друге. Лицо Лолиты незаметно для неё вытянулось в удивлении, а рот приоткрылся.

Мужчине было за тридцать, но только из-за живых сияющих глаз Пётр подумал, что он моложе его. Длинные пушистые русые волосы падали на широкие плечи. Футболка и спортивные брюки хорошо сидели на его подкаченном теле. На кистях мужчины Пётр сразу заметил браслеты с крупными чёрно-белыми бусинами. Но самым главным было то, что у него полностью отсутствовали ноги. Он сидел на инвалидной коляске, как и Лолита.

— Здравствуйте, — поздоровался Павлов, протягивая руку, — Пётр Павлов. Работник в центре доктора Нильсена.

— Исаак Гатри, — ответил на рукопожатие мужчина, — Я буду вашим проводником к Сонагири.

— Лолита Босстром, — смущённо представилась девушка, когда Исаак посмотрел в её сторону, — Просто Лолита.

— Что ж, по первому впечатлению вы очень приятные молодые люди, — осматривал с ног до головы мужчина прибывших, — Сразу хочу сказать, что вы должны будете получить разрешение у ачария, чтобы попасть к нам. А единственный способ — быть честным.

— Простите, у кого? — переспросил Павлов.

— Ачарий. Иначе говоря, тот, кто посвящает в монахи тех, кто желает этого.

— Но мы же не собирались становиться монахами, — возразила девушка, но Исаак остановил её, показав свою ладонь.

— Вам всё расскажут, — склонил голову Гатри, — Следуйте за мной.

Павлов перекинулся взглядом с Лолитой. Делать было нечего, и они последовали за мужчиной, как тот того и хотел.

Сев в машину, где водитель обменялся с Гатри несколькими фразами на хинди, они поехали по переполненным дорогам Дели. По глазам Босстром Пётр сразу понял, что она если не испугана, то очень удивлена. Девушка несколько раз непонимающе смотрела на мужчину, пытаясь найти в его взгляде ответы на вопросы. Но Пётр знал не больше её.

— Как долетели? — решил спросить друг Нильсена, когда разговор с водителем прекратился.

— Утомительно, — ответил Пётр, посмотрев на время. Было уже за полночь, — Но оно того стоит. Хотелось уже поменять обстановку.

— Понимаю, — кивнул Гатри в зеркало, где видел лицо собеседника, — Кажется, что сам только недавно приехал сюда.

— Так вы не отсюда?

— Нет! Я с Осло, как и вы. Сюда я приехал только три года назад.

— А что вас сюда привело? — решила спросить Лолита.

— То же, что и тебя, дорогая Лолита, — улыбнулся во все зубы Исаак, — Желание вновь полюбить эту жизнь. Принять себя.

Лолита поменялась в лице, когда их новый знакомый говорил это. Она будто не верила его словам. Её глаза бегали по его фигуре, а внутренний голос отталкивал от себя все слова мужчины. Девушка отвернулась к окну, не желая дальше продолжать этот разговор. Исаак Гатри увидел это и ещё более широко улыбнулся.

Они выехали за пределы сияющего города. Впереди был тёмный коридор, где иногда мелькали фары встречных машин. Павлов смотрел на однотипный пейзаж за стеклом, еле удерживая своё сознание в трезвом состоянии. Спать двое суток было легче, чем не спать. В конце концов, мысли утихли, и он заснул.

Он стоял в центре огромного зала. В нос бросился насыщенный древесный запах. Перед ним стоял чёрный трон, на котором сидел второй он. На голове двойника сияла корона. По разные стороны от него стояли люди, чьих лиц Пётр не мог различить. Яркий красный свет лился в зал через открытые окна, и пол окрасился в кровавый цвет. Человек в железной маске позади коронованного Петра схватил корону и медленно, торжественно (и Петру показалось, что с трауром) снял её. Он замер на некоторое время, а затем надел головной убор королей на себя. Второй Павлов встал с места и направился к наблюдающему. Его глаза были пусты, а губы двигались, как искусственные, но тишина в помещении до сих пор давила на уши.

Настоящий Пётр не мог двинуться. Между ним и его двойником осталось совсем мало места. Паника охватила мужчину, когда расстояние сократилось до минимального. Сердце било по грудной клетке, и Пётр мог иногда слышать хруст рёбер. Шум крови, протекающей по венам и капиллярам, звучал громче его дыхания. Эти звуки напоминали бушующее устье реки, а красное освещение ещё больше заставляло верить в её существование. Пётр видел глаза своего двойника, себя в их отражении и понимал, что он в тупике. Он обречён на вечное одиночество. На печальную судьбу, которая сожмёт его в своей грубой руке, миллионы тонких спиц проткнут его тело, а затем он останется лежать бездыханный на огромном сожжённом поле. Когда двойник прошёл сквозь него, несколько слёз скатились по лицу Павлова. Он не знал откуда эта боль. Но он её чувствовал по всему телу, и всему нематериальному из чего он состоит.

«Souhlasíte s přijetím titulu krále?»

«Souhlasit»

«Souhlasíte s tím, že se budete rozhodovat na základě dobré víry a lásky ke své zemi?»

«Souhlasit».

«Souhlasíte s tím, že budete chránit svou zemi a její obyvatele jako své děti? Chránit před nepřáteli a být vždy na straně lidí?»

«Souhlasit».

«Souhlasíte s tím, že budete ctít a poslouchat církev?»

«Souhlasit».

«Ať je to tak».

Павлов вскочил. На него с испуганным взглядом с разных сторон смотрели Исаак Гатри, Лолита и водитель. На улице светлело. Не говоря ни слова, Пётр выбрался из остановившейся машины. Его дыхание долго не могло прийти в норму. С глаз продолжали стекать солёные ручьи. Грудь до сих пор сжимала невероятная боль. Мужчина упал на колени и сжался в клубок. Стоны боли сами вырывались из него.

— Я почувствовал вашу боль ещё до вашего приезда, мистер Павлов, — говорил мягким голосом на хинди мужчина, а затем добавил на норвежском, — Добро пожаловать в Сонагири.

18

Обескураженный внезапной болью, Пётр поднял взгляд. Над ним, освещённый красным восходящим солнцем, стоял смуглый мужчина с собранными в хвост каштановыми волосами до поясницы. Его голубые глаза сияли ярче, чем дневное светило в разгаре дня. Облачение мужчины состояло из нескольких белых тканей, полностью покрывающих тело.

Незнакомец подал руку Павлову. Она была жёсткой. Округлые костяшки ощущались при лёгком прикосновении. Петру передалось спокойствие, окружающее внезапно появившегося мужчину. Он не знал, как это произошло, но как только он ощутил тепло худощавой ладони, мысли перестали терроризировать разум, а дыхание успокоилось. Павлов встал и хотел сразу направиться к Лолите, чтобы посадить её в кресло, но мужчина в белом сделал тот же знак, что и Исаак в аэропорту, останавливая его.

Позади незнакомца уже стояли другие монахи, которые быстро выполнили задуманное Петром. Вскоре рядом с ним уже находились Лолита и Исаак. Тогда загадочный монах сложил ладони вместе и наклонил голову. За ним последовали остальные монахи, и Гатри в том числе. Лолита и Пётр, не знающие местных правил, решили, что будет правильно повторить за ними.

— Мы рады видеть вас в Сонагири — колыбели джайнов, — с едва заметным акцентом произнёс мужчина перед ними на норвежском, — Вам подготовили комнаты. Следуйте за Исааком. Будьте готовы. В полдень за вами зайдут.

Он развернулся и направился к месту скопления множества белых сооружений, на крышах которых сияли розово-красные пятна. Все здания находились на небольшой возвышенности, отчего изначально казалось, что это небесный город опустился на безжизненные земли. Заворожённые происходящим, Пётр и Лолита молча направились за Исааком, рассматривая экзотическую архитектуру. Крыши зданий были искусно украшены художественными шпилями. Плавные линии переходили в прямые, вырисовывая незамысловатые формы. Простые сочетания форм закладывали внутри прибывших доверие к этому месту и всем, кто живёт здесь. Спокойствие царило в каждом сантиметре белого камня, из которого были построены здания Сонагири.

Путь лежал через триста ступенек, которые каждый приехавший человек должен был пройти босиком. Пётр послушно снял обувь, когда Исаак сказал об этом правиле. Лолита задрала голову, чтобы увидеть конечный путь и обратилась к Павлову:

— Ты сможешь так далеко пройти со мной?

— Конечно, — без сомнений ответил он, — Буду поднимать тебя туда хоть каждый день, если это потребуется.

Преодолев часть пути, Пётр всё-таки остановился на отдых. Монах, что поднимал Исаака встал рядом. Его лицо было непоколебимо, будто он каждый день совершал этот ритуал. Пока Пётр вытирал пот со лба и снимал куртку, Лолита всматривалась в город джайнов. Целый город, который стал их колыбелью! Если бы она жила в нём, то, возможно, её негативным мыслям пришёл конец. Свежий утренний воздух пробуждал бы её ото сна, солнце, поднявшееся из-за горизонта, давало бы стимул.

— Как тебе тут? — спросил Пётр, продолжая непростой путь наверх.

— Тут очень… спокойно, — ответила девушка, прерванная на размышлениях, — В отличие от больницы, где каждый день что-то случается.

— Согласен.

— Почему ты выскочил из машины? — спросила она, резко поменяв тон, — Я не видела твоего лица, но ты трясся, как загнанный в угол кролик.

— Аргх! — рыкнул Пётр на тяжёлую коляску и снова остановился, — Сон. Я видел себя со стороны на троне. Там не было ничего страшного, но… Такая паника разбушевалась внутри меня, что я просто не мог сдержать слёз. Я слышал чей-то голос, но было сложно что-то разобрать. Язык напоминал либо украинский, либо чешский.

— Вам нужно рассказать об том ачарию! — вмешался в разговор Исаак, заинтересовавшийся сном Петра, — Перед тем, как ступить на эти земли, лишь немногие видят сны.

— Немногие и спят по дороге сюда, — возразил Пётр.

Гатри пожал плечами. Отдышавшись, они направились дальше. Оставшийся путь Пётр проделал без остановок. Наверху их ждал не менее завораживающий вид. Пейзаж раскрывал равнину, на многие километры которой ничего не росло. Возвышенность с белыми зданиями джайнов была, как оазис посреди пустыни, где каждый желающий мог насытиться, чтобы продолжить свой путь. Воздух наверху приветствовал прибывших свежестью и чистотой, которой не всегда мог похвастаться воздух внизу. По небольшим тропинкам, проложенным от здания к зданию, ходили монахи в сверкающих белых одеяниях, как и тот мужчина, что встретил Петра с Лолитой. Иногда встречались простые туристы, восхищающиеся местной архитектурой, в руках которых всегда был либо смартфон, либо фотоаппарат. Они обычно ходили небольшими группами в сопровождении экскурсовода.

Но путь Павлова и Босстром лежал в более отдалённое место, где им предстояло жить неопределённое время. Обычно Лолита не была любителем спонтанных поездок и решений. Всё должно было идти по чёткому плану, который она составила, иначе всё шло не так. Но в этот раз подобная поездка не вызывала в ней ту бурю разочарования, как в прошлом. Наоборот, сейчас она готова была отдаться течению и плыть. Не важно куда.

В отдалённой части Сонагири стояли маленькие дома, не отличающиеся ничем, кроме размеров, от остальных в этом месте. Скопление холмов с огромными, обработанными ветром, камнями окружали участок с жилыми домами. Проходя мимо них, они встретили нескольких монахов и тех, кто на них не был похож: простых людей, но с таким же спокойным взглядом. У Петра мелькнула мысль, что это место гипнотизирует, и каждый прибывший сюда человек не захочет уезжать, чтобы не потерять это безмятежное состояние.

— Мы на месте, — Исаак показал на дом, — Здесь вы будете жить. Могу сразу сказать, что никаких удобств здесь нет. Но специально для новеньких ачарий сделал отдельное помещение для ванных процедур. Оно находится прямо по этой тропинке, — он указал на дорожку с густыми деревьями, — Если вам понадобится моя помощь, то приходите в главное здание. Оно недалеко от лестницы, по которой мы поднимались.

— Спасибо, — тихо произнесла Лолита, заглядывая внутрь дома, в котором не было двери.

— Я зайду за вами в полдень. Отдыхайте.

Они остались вдвоём, рассматривая новое жилище. Назвать цивилизацией подобное было сложно. Пётр уже предвкушал сон на каменных кроватях, вкус жаренной на костре еды, купание в общей ванной. Путешествие не из обычных. Хорошо, что в это время года здесь достаточно тепло, чтобы позволить себе такой образ жизни.

Как и думал Пётр внутри всё было сделано из камня: кровать, стол, стулья (или лучше сказать — большие обработанные камни) и углубления в стенах для вещей. Этажа было два: первый представлял из себя подобие гостиной вперемешку с кухней, второй — спальная с двумя отдельными кроватями. Окна в доме были просто дырами без ограничения в виде стекла или штор. Об электричестве и речи не было. Павлов подумал, что Лолита сейчас мысленно разрывает его за то, что он привёл её сюда, но взглянув на неё, он засомневался.

— Мило, — сказала она, когда увидела разочарованный взгляд мужчины, — Это будет целое романтическое путешествие. Мы в окружении природы, согревающего огня и вкусной необычной еды!

Павлов расслабился. Последнее, что хотелось делать в таком месте — беспокоиться, быть разрушителем такой невероятно сильной атмосферы, которую создавали все живущие в Сонагири люди. Он хотел стать частью этого места. Впитать в себя окружающую любовь, чтобы потом разделять её с Лолитой.

19

Сон долго принимал Петра в свои объятия. Пока Лолита посапывала на одной из кроватей, которую психолог постарался сделать как можно мягче с помощью привезённого постельного белья, он осмотрел прилегающую к их жилищу территорию. В отдалённом месте Сонагири было мало людей, но много деревьев с широко раскинутыми ветвями. Солнце встало из-за горизонта, и уже чувствовались его греющие лучи. Белые верхушки зданий сияли ещё сильнее, и приходилось щуриться. На секунду Пётр почувствовал, будто он находится в лагере. В детстве он часто ездил в подобные места, и первые дни там сопровождались тоской по дому. Незнакомые места, незнакомые лица. Но стоило завести друзей, как это чувство пропадало. И когда он возвращался домой, наступала тоска по лагерю.

«Занесло же меня» — подумал Пётр, всматриваясь в чистое голубое небо.

Он вспомнил Россию. Свой город, где осталась его бабушка. Совсем одна. Как сильно она удивится, когда узнает, что её внук сейчас в Индии? Пётр хмыкнул и достал телефон. Облокотившись на выемку, которая должна была служить дверью, он стал слушать гудки.

— Да?

— Здравствуй, бабуль. Как ты там?

— Здравствуй, Петя! Да хорошо! Только что вернулась с магазина. Закупилась продуктами. Собираюсь, вот, наготовить себе царский обед, — она засмеялась.

— Я надеюсь, ты не сама сумки таскала? А то зная тебя…

— Что ты! Мои ноги уже на такое не способны. Я такси вызвала. Ты же не зря меня учил.

Пётр помнил, как долго он уговаривал Веру Александровну обучиться этому навыку. Она никогда так не упрямилась, как тогда! Ей не нравились любые манипуляции с интернетом, потому что там могли «украсть данные». Поэтому Павлов решил устроить ей урок грамотности в интернете. И не зря. Вера Александровна стала обучать этому всех своих подружек из подъезда. А когда началась «волна мошенников из банка», они знали, что делать. После этого бабушка Петра и согласилась на его уговоры заказывать такси.

— Может скоро и продукты станешь заказывать, — усмехнулся Пётр, вспоминая эту ситуацию.

— Посмотрим. Как твои дела?

— Ну, — протянул он, но Вера Александровна его перебила.

— Что-то случилось? Ты заболел?

— Нет! Я более, чем здоров. Я не это хотел сказать, — Павлов вдохнул больше воздуха и быстро отчеканил, — Я сейчас в Индии.

На это последовало молчание. С той стороны было слышно только тяжёлое дыхание явно недоумевающей женщины.

— В Индии?! — переспросила она, — Как тебя туда надуло, Петя?

— Случайностью, — признался мужчина, — Мой начальник купил нам с Лолитой билеты, чтобы мы отдохнули. Как он сказал: «Я хочу, чтобы мои сотрудники были счастливыми». Отказываться было уже поздно. Билеты же куплены.

— Не начальник, а золото, — всё ещё обескуражено отвечала Вера Александровна, — Нам бы таких начальников. А как там Лолита? Ты про неё совсем перестал рассказывать.

Павлов боялся этих вопросов. Он давно заготовил ответы, но желания озвучивать их не было. Говорить правду он не собирался изначально, но и врать, чтобы потом самому запутаться в своих показаниях, Пётр не хотел. Поэтому пришлось выбирать великую Мисс Недосказанность.

— Она уже в порядке. Несколько месяцев назад она попала в больницу. Но сейчас всё хорошо.

— Что случилось?

— Какой-то идиот врезался в машину, где была Лолита и наши друзья. Но всё обошлось небольшими ранами.

Голос садился. Вера Александровна могла легко понять, что внук врёт. Петру казалось, что она сейчас читает его мысли. Видит то же, что и он: разбитые машины после лобового столкновения, испачканную кровью чёрную панель, вылетевшего Стефана, и его окровавленную жёлтую толстовку, Лолиту без сознания. Девочку в соседней машине, которая потом придёт к нему на сеанс, потому что в той аварии потеряла мать. Родителей Лолиты, стоящих над ним, и убеждающих его в том, что их дочь стоит отключить от ИВЛ. И… её слова об эвтаназии. Всё это промелькнуло за секунду. Павлов видел это так отчётливо, будто он прожил это заново.

«Я не мог ничего сделать», — собственный голос вернул его в реальность.

— Сейчас точно всё хорошо? Почему ты об этом не говорил? — с лёгкой дрожью в голосе спросила пожилая женщина, пока Пётр всматривался в мелькающие воспоминания.

— Не хотел тебя беспокоить, — ответил он без эмоций в голосе, — Да и сам не хотел этого говорить вслух.

— Главное, что сейчас всё хорошо. Если это так, как ты говоришь. Но смотри, если что-то случится, звони мне. В крайнем случае, я всегда готова вас принять.

— Спасибо, бабуль. Я это очень ценю.

— Иди отдыхай, — скомандовала Вера Александровна, а затем ласково добавила, — Целую тебя, Петя.

— Целую.

Когда Пётр пришёл в себя, он ощутил, как заледенели его конечности. Несмотря на то, что на улице стояла жара (хоть и было утро), его тело тряслось от холода. Он не чувствовал пальцев ни на руках, ни на ногах. Поэтому он сразу вернулся в дом и укутался в тонкое одеяло.

Рядом лежала Лолита. Её лицо во сне было спокойным. Такому спокойствию Пётр сейчас завидовал. Он считал, что уже давно решил свои проблемы с аварией, и такие яркие воспоминания, граничащие с галлюцинациями, прекратились.

До полудня оставалось около трёх часов. Мужчина перевернул Лолиту на другой бок и лёг спать сам. Он отключился сразу, несмотря на страх, что ему вновь приснится авария.

20

Исаак Гатри, как и обещал, появился в полдень. Он передвигался уже без помощи монаха, а свою повседневную одежду поменял на ту, что похожа на одеяния всех джайнов в округе.

На улице пекло солнце. Сопровождающий Лолиту и Петра мужчина посчитал, что это хороший знак и предупредил, что с ачарием стоит быть честнее, чем с самим собой. Любую ложь он чувствует, будто знает правду. Пётр напрягся, хотя скрывать ему было нечего. Пока они шли по каменным дорогам Сонагири, Лолита молча рассматривала проходящих людей. Было что-то в их глазах, чего она никогда не видела. Они были полны смысла и знаний, но что-то более глубокое лежало за стеклянной радужкой.

Здание, где всегда можно было найти ачария, было закрыто. Рядом с ним сидели медитирующие монахи, больше похожие на скульптуры. Любопытные туристы, всматривались в их безмятежные лица, а кто-то даже пытался вывести их из этого состояния, но безуспешно.

— Дальше вы сами, — сказал Исаак, показывая на белоснежную дверь с растительными узорами, — Уберите эту гримасу, Пётр. Это же не суд!

Только после этих слов Пётр почувствовал, как сильно его лицо напряглось. Он выдохнул. Лолита смотрела вперёд, и её глаза не двигались. Она даже не моргала! Павлов двинулся вперёд.

За тяжёлой дверью в освещении сотни свечей спиной ко входу сидел ачарий в такой же позе, как и монахи при входе. Пётр закрыл дверь и застыл. Небольшая комната, в которой они находились, пропахла еловыми запахами. В ней было прохладно, и по коже вошедших сразу пробежали мурашки. В отличие от всего Сонагири внутреннее убранство здания было сделано в красно-чёрных оттенках. Возможно, это делалось для того, чтобы было удобнее медитировать или ачарию просто нравились эти цвета. Свечи были расставлены по полу, как звёзды. Перед прибывшими лежала одна красная подушка. На висящих у стены перед ачарием тканях отбрасывались тени тех, кто присутствовал. Петру даже показалось, что тень сидящего мужчины встала и обернулась на него. Но мираж быстро исчез, как только он услышал голос.

— Надеюсь, вы смогли немного отдохнуть после дороги.

— Да, спасибо, — ответил Пётр, как можно естественнее.

— Я рад, — тут мужчина действительно встал, и его глаза отразили весь огонь, находящийся в комнате, — Сначала бы я хотел поговорить с вами, мисс Босстром.

Он показал на место перед собой, и Пётр переместил девушку. Лолита приподняла голову, чтобы лучше разглядеть лицо мужчины. Ачарий был молод, и в отличие от всех живущих здесь, имел восточные черты вперемешку с европейскими. Его ещё не коснулись возрастные морщинки, будто он был совсем мальчишкой, недавно окончившим школу. Но небесные глаза говорили об обратном — он был старейшим человеком. Тем, кто видел зарождение мира. Тем, кто мог ответить на все вопросы. Широкая улыбка украсила лицо мужчины, пока Лолита изучала его.

— Я не психолог, — вдруг сказал ачарий, кинув быстрый взгляд на Петра, — Я — ваш друг. Пока что. Расскажите мне, как это произошло.

Лолиту ударило током. Даже мимолётное упоминание о том дне, заставляло её парализованное тело вздрагивать. Это могло быть фантомной болью, но жгучая волна шла от головы до ног. А затем девушка сжималась, желая закрыть себя от воспоминаний. Но тело, как капризное дитя, не слушало её. И сейчас даже без упоминания аварии, Лолита ощутила все эти чувства. Она вновь попыталась принять позу эмбриона, но… оставалась на месте.

Ачарий терпеливо ждал. Его глаза впились в фигуру девушки и потеряли живой блеск. Если бы Пётр видел Лолиту, то заметил бы сходство между ними. Свечи затрещали от сильного потока воздуха, возникшего из ниоткуда. Ткани позади учителя джайнов разлетелись в разные стороны. Они, как руки, потянулись к Лолите, желая обнять её, но девушка подняла голову, и ткани обмякли.

— Мы с друзьями попали в аварию, — начала Лолита, не смотря в глаза мужчине перед ней, — До этого мы выпили, и водитель не смог справиться с управлением. Двое погибли, двое остались живы, а я… И не жива, и не мертва. Чувствую себя так, будто застряла в плену собственного тела. Словно… меня залили бетоном и бросили в могилу.

— И что вы решили? Почему оказались здесь? — бесстрастно спросил ачарий.

— Хотела посмотреть на мир. В последний раз.

— Решили умереть?

Такая формулировка, да ещё из уст малознакомого мужчины звучала ужасно. Но говорил он это так, будто нет ничего плохого в подобном плане. В его голосе не было жалости, как у Петра.

— Если это так, то, — учитель посмотрел на колеблющийся огонёк, — Наслаждайтесь последними днями. Смотрите на мир.

Большие капли заблестели на щеке девушки. Она почувствовала, как ужас сдавливает грудь, и солёный поток под таким напором выливается через её глаза. Ачарий посмотрел на неё тем же безразличным взглядом. В мелькающих оранжево-красных бликах мужчина приобретал угрожающий лик. Девушка с испуганными красными глазами продолжала смотреть на него, обездвиженная подобной игрой света до конца.

— Не плачьте, мисс Босстром. Ваше решение никто оспаривать не будет, вы это сами знаете. Но и жалеть вас тоже не за что. Вы сами творец своей жизни. Любое действие имеет последствия. Иногда не самые приятные. И если вы прибыли сюда, чтобы вас отговорили, то можете уходить прямо сейчас. Здесь нет места людям, которые хотят жалости к себе.

— Я не… — прошептала Лолита, давясь слезами, — Я не хочу жалости.

— Тогда что вас так напугало в моих словах? Вы решили умереть, а значит, это будут последние дни. Разве не так?

Девушка промолчала.

— Значит, скажу я, — громко произнёс ачарий, — Ваше решение было необдуманным, хоть вы и убеждали себя в обратном. Вы приняли это решение потому, что хотели, чтобы вас отговорили. Ваши родители отвернулись от вас, а в скором времени, отвернулся бы и Пётр. Вы так думали. И вы остались бы одна! Но узнав о вашем решении, все вновь были бы рядом с вами! Уговаривали поменять его! Но вместо этого все согласились. Даже родители. Верно, мистер Павлов?

Павлов стоял, вросший в белый пол. Слова ачария, ударили, как пощёчина. Откуда он знал об этом? Пётр скрывал разговор с родителями Лолиты об эвтаназии даже от Нильсена. Но мужчина в белых одеяниях был прав. Родители действительно согласились с выбором их дочери, потому что изначально они сами были подобного мнения. Петру и слушать было тошно их слова. Но это было не так обидно, как то, что они не согласились приехать в Осло, чтобы отговорить Лолиту от такого страшного решения. Или хотя бы попытаться. Лолита, конечно, об этом не знала. Сейчас она приняла это уже, как данность, будто догадывалась о повторном предательстве.

— Поэтому я дам вам время на то, чтобы вы переосмыслили свой приезд сюда, мисс Босстром, — ачарий развёл руки.

По сторонам появились монахи, которых сложно было заметить в тёмных углах. Джайны выпроводили Лолиту из здания. Павлов дёрнулся, чтобы остановить их, но Исаак, стоящий недалеко от входа, кивком дал понять, что всё в порядке.

Он боялся поворачиваться. Ачарий знал так много о Лолите, и ему ничего не мешало знать столько же о Петре. Он мог услышать страшное откровение о самом себе, которое не хотел бы слышать. Но они приехали. И давать заднюю, когда финишная полоса уже перед тобой — глупо.

— Садитесь, — ачарий показал на ту самую примеченную Петром подушку.

Павлов послушался. Лёгкий ветер гулял от угла в угол, касаясь холодных рук мужчины. От свечей иногда шли тонкие струйки тепла, но они обжигали. Учитель сел напротив, положив руки на колени. Он молчал, ожидая слов от Петра. Но Павлов даже не знал с чего начать. Причина его приезда была прозрачна, как вода в источнике, и вряд ли загадочный мужчина перед ним не знал её. Всё было слишком просто даже для него.

— Мне сказали, что вы видели сон перед тем, как попасть в Сонагири. Расскажите мне о нём.

— Я видел себя на троне. С короной на голове, — начал Пётр, вновь видя всё, о чём он говорил, — кто-то в железной маске позади меня снял корону и надел на себя. А я пошёл вперёд под чей-то голос, который был везде. Всё было в красных оттенках, как кровь. Затем страх. Нет, даже не так… Ужас! Я чувствовал, будто остался совсем один, лежащим на сожжённом поле. Брошенным.

— Все сны, которые видят в Сонагири, это прошлые жизни. Или будущие, — повествовал учитель, — Мы все умираем, чтобы переродиться. Рождаемся, чтобы прервать этот порочный круг. Помимо обычной человеческой жизни есть то, чего мы, джайны, пытаемся достичь — полного познания истинного «Я» и природы. Когда это случится, смерть отступит. И сны перестанут нас тревожить.

— Значит я видел одну из своих жизней? — переспросил Павлов.

— Именно так. Не стоит этого бояться, как не боитесь завтрашнего дня. Но то, что вы почувствовали боль так ярко… удивительно, — нахмурился мужчина, — Обычно сны о жизнях очень скудны в образах и размыты по ощущениям.

— Что это значит?

— То, что вы, мистер Павлов, один из тех, кто без своего ведома, затронул истинное «Я». Вы могли бы быть первым, кто раскроет его.

— Я здесь не для этого, — отрезал психолог, забыв о страхе, — Я хочу только, чтобы с Лолитой всё было в порядке.

— Это ваше дело, — ачарий встал. Пётр последовал за ним.

Оставив учителя позади, Павлов открыл дверь. Но внезапная мысль остановила его. Ачарий уже стоял спиной к нему и внимательно разглядывал плывущие на ветру ткани.

— А вам что-нибудь снилось?

Долгое молчание заставило понять мужчину, что вопрос был задан в пустоту. Свечи потухли, и вместо елового аромата в нос ударил запах сгоревшего фитиля. Фигура в белом одеянии медленно развернулась, как призрак. Свет с улицы падал только на половину лица ачария.

— Возможно, вы об этом узнаете. Все рано или поздно встречаются в последующих жизнях, мистер Павлов.

21

Лицо Лолиты напугало Павлова. Бледная кожа с синими венами, полузакрытые впавшие глаза без единой эмоции, бледные губы. Все признаки мёртвого. Девушка смотрела вниз — в то место, где они поднимались по ступеням, осматривая белый город. Слёзы на её щеках ещё не высохли, и прозрачные дорожки блестели на солнце. Взъерошенные волосы путались на ветру. Пётр сел рядом с ней на тёплую землю, не боясь запачкать свои спортивные штаны. Исаак Гатри покинул их, как только психолог вышел от ачария. Он был обеспокоен состоянием Лолиты не меньше, чем Павлов.

Мужчина рядом с Лолитой долго молчал, наслаждаясь природой Сонагири и прекрасной погодой. В это время в Осло начался бы сезон дождей, который Пётр так не любил. Сразу появлялись усталость и апатия. А когда согревающее солнце освещало небо, они проходили сами, будто боялись этого горящего шара.

Смешанные чувства наполняли Лолиту. Ачарий разрезал её и показал все внутренности, вид которых ужасал. Те мысли, что он озвучил, были как окровавленные органы, которые хирург вытащил из пациента, когда тот был в сознании: отвратительные, пугающие, не столько из-за своего вида, сколько от того, что они — твои. Босстром не задумывалась над тем, откуда у учителя джайнов информация о ней. Когда он взглянул на неё своими сверкающими голубыми глазами, она ощутила, как он проник в сознание и стал изучать её изнутри. Ей с самого начала хотелось спрятать мысли, сказанные им, вглубь себя. Там, где даже она не сможет их найти. Ни разу за время принятия решения об эвтаназии Лолита не озвучивала свои сомнения и желание быть отговорённой. Это было стыдно. Она же взрослый человек, который знает, чего хочет. Который не зависит от других. Который несёт ответственность за свои слова.

— Лолита, — мягкий голос Петра вывел её из размышлений, — Скажи мне, всё, что сказал ачарий — правда?

Выражение лица Лолиты не поменялось. Она одарила Павлова быстрым взглядом и тяжело вздохнула, собираясь что-то ответить. Но Пётр перебил:

— Только честно.

Губы девушки сомкнулись. Она минуту молчала и выдала на одном дыхании:

— Да, правда. Ты можешь читать мне свои психологические нотации сколько угодно, только я сама всё прекрасно знаю.

Её хриплый голос звучал угрожающе. Непривычно грубо. Пётр уставился на неё в недоумении. Что это было?

— К чему эта злость? — спросил он, хмуря густые брови, — Я же просто спросил…

— Не надо ничего спрашивать сейчас, Пётр! — закричала Лолита, и её лицо скривилось в гримасе гнева, — Я не хочу сейчас никого слушать! Мне не нужны твои слова! Твоя жалость! Твои грустные глаза! Оставь меня!

Павлов слушал громкие слова с неменяющимся непонимающим лицом. И когда Лолита закончила, он встал и молча ушёл. Он слышал её всхлипы, но продолжал делать шаги от неё. Пётр понимал, что ему придётся вернуться за ней, но не сейчас.

Босстром долго не могла успокоиться. Слёзы не давали ей вздохнуть, из-за чего она иногда задыхалась. Вокруг уже не было людей, будто они избегали этого места, где сидела она: прокажённая девушка, которая отталкивает от себя всех. Все уйдут рано или поздно. Хочет она или нет. От неё это не зависит, как говорил ачарий.

«Тоже мне всезнающий! — думала Лолита, выдавливая из себя улыбку, — Ничего он обо мне не знает! Не хочу я, чтобы меня отговаривали! Ничего не хочу! Хотя нет! Хочу сдохнуть!»

Закусив губу, она подумала, что эта поездка — ошибка. Стоило просто настоять на эвтаназии в самое ближайшее время. Подписать эти дурацкие бумаги и покончить с этим. Она бы заснула и не проснулась, как миллиарды миллионов людей до неё. Все бы немного погрустили и приняли, как данность. Забыли через некоторое время и жили дальше. Зачем Пётр придумал это путешествие? Зачем она согласилась? Они этим только отсрочили неизбежное.

Лолита запрокинула голову назад. Приступ и шторм мыслей успокоились. Девушка смотрела на чистое небо и понимала, как несправедливо обошлась с Петром. Вылила на него весь свой гнев, который на самом деле принадлежал ей. Он всеми силами старался спасти её, а она…

Кресло двинулось с места. Девушка обернулась и увидела Павлова, который со спокойным лицом вёз её, будто ничего не произошло. Ей тоже нечего было сказать ему. Они дошли до небольшой аллеи, засаженной молодыми деревьями. В их тени гулял холод и пахло свежей травой. На пути встретились несколько медитирующих монахов, которых Лолита не сразу заметила. Они сливались с окружающей природой, будто хамелеоны. Пётр продолжал везти девушку вглубь аллеи.

На её окраине открывался вид на каменные глыбы, собранные в холм. Даже с такого далёкого расстояния его размер поражал. Тень падала на пустую равнину. Это тёмное пятно походило на силуэт девушки, лежащей в позе эмбриона. Именно так, как хотела лечь Лолита при разговоре с ачарием.

Пётр остановил кресло рядом с большим камнем, на который он сел сам. Он продолжал молча изучать скалы, не смотря на девушку. Шмыгающая Лолита виновато поглядывала на мужчину, не решаясь начать разговор. Тишина длилась невыносимо долго. И с каждой секундой вина всё больше заливала сердце Босстром.

— Прости меня, — промычала она, надеясь, что её услышат.

Пётр молчал.

— Пётр, — позвала его девушка, но всё также тихо, — Я не знаю, что на меня нашло.

— Всё в порядке.

Так холодно. От того ли, что здесь густая тень или от тона Павлова? Разговор не клеился. Солнце сошло с зенита. Ветер доносил едва слышимые восторженные голоса туристов, гуляющих недалеко от них. И они, сидящие у обрыва, отягощённые мыслями. Если можно было бы нарисовать картину местности по общему настроению, то где-то в углу стояло бы чёрное растекающееся пятно. Эта та часть картины, которую захочется сорвать, чтобы она не мешала общей красоте и гармонии.

— Пётр, — вновь попыталась стереть это пятно девушка в кресле, — Я правда не была до конца уверена в эвтаназии. Меня всё так разозлило, когда мама уехала с Кайо. Ты тоже приходил уставший, замотанный. В больнице долго держать меня не стали бы, и что тогда? Я сиделабы у тебя на шее. Пришлось бы оплачивать сиделку. Я подумала, что выход только один — эвтаназия. Но мне стало страшно, как только я подумала о том, что это конец. Я подумала, что, сказав об этом, ты позвонишь родителям. И вы… скажите какая я дура.

Психолог сидел с отвёрнутой от Лолиты головой. Он несколько раз смахивал что-то со своего лица, и Лолита заметила это только, когда закончила свой монолог. Она сказала всё и надеялась, что Пётр хотя бы сейчас ответит ей. Но он упорно продолжал молчать. Мелкая дрожь прошла по телу девушки, и на секунду ей показалось, что она смогла пошевелить кончиками пальцев на руках. Но попытавшись сделать подобное снова, результата не последовало.

— Я… — начал Павлов, не поворачиваясь к девушке, огрубевшим голосом, — Разве стал бы я так бороться за твою жизнь, если бы не был готов к подобной ответственности? Стал бы я устраиваться к Нильсену, надеясь заработать как можно больше денег для нас? Стал бы уговаривать на эту поездку? — он неуверенно взглянул на Лолиту мокрыми глазами, — Нет, Лолита. Не стал бы я ничего из этого делать, если бы не был уверен.

Пётр протёр глаза и встал. Он оказался у ног Лолиты. Взяв её бесчувственные руки, мужчина покрыл их поцелуями. Она знала, что чувствительность не вернулась, но фантомные чувства проскользнули по её разуму.

— Я не могу злиться на тебя, потому что не знаю какого это, сидеть в инвалидном кресле. Не знаю, что делал бы, случись подобное со мной. Но тебе я могу сказать, что мы справимся со всем. Не знаю как, но мы вернём тебе всё, что было отобрано. Я всегда рядом с тобой. Даже когда ты принимаешь такие глупые решения.

— Глупые — это мягко сказано, — улыбнулась Лолита.

— Да уж, — усмехнулся в ответ Пётр и немного подумав, спросил, — Как ты смотришь на то, чтобы понежиться в горячей воде?

— Отлично, — согласилась девушка, не прекращая улыбаться.

22

Лолита и Пётр находились в Сонагири уже неделю. Это время они проводили общаясь друг с другом, наблюдая местные пейзажи. Они уже привыкли к каменным кроватям, холодным ночам и средневековым удобствам в виде деревянных ванн, в которые нужно самостоятельно набирать воду. Пётр с улыбкой и иронией рассказывал Босстром про дни в России, когда могли отключить воду на всё лето, и сделал вывод, что в этом плане город джайнов недалеко ушёл от его родины.

За неделю Лолита смогла немного успокоить свои мысли. Открываться самой себе оказалось не так легко, как могло изначально показаться. Она думала, что знает себя, принимает все свои мысли, но как оказалось многое она трепетно скрывала, зарывая вглубь своего сознания. Несмотря на то, что Пётр уверял её, что не держит обиды, его частые уходы «в себя», заставляли Лолиту сомневаться в этом. О том, что происходило за дверью во время беседы с ачарием, Пётр упоминал вскользь. Он вздрагивал, как только девушка упоминала об учителе джайнов или о сне, который видел Павлов по прибытию сюда.

На восьмой день к ним в дом пришёл Исаак Гатри. Его сопровождал монах с блаженной улыбкой. Мышцы Павлова напряглись, что было хорошо заметно по его сжатому лицу. Он не видел ни Исаака, ни ачария всё это время, будто сама судьба разводила их по разным путям. Но рано или поздно все пути вновь сходятся, и все встречаются…

— Сегодня восхитительная погода! — вместо приветствия произнёс Исаак, заглядывая внутрь дома гостей, — Я приглашаю вас на прогулку по Сонагири.

— Поздновато для экскурсии, — выдохнул Пётр, расставляя посуду по местам, — Но мы как раз собирались выйти на улицу.

Ширины каменной дорожки хватало для четверых. Какое-то время Исаак молчал, иногда посматривая то на Лолиту, то на монаха, который вёз его. С последним он перекидывался короткими фразами и, если верить эмоциям, говорили они о чём-то весёлом. Когда Исаак всё-таки понял, что их не понимают, он обратился к гостям:

— Простите. Мой друг рассказывал о том, как прошла его медитация в саду. Знаете, монахи часто сидят посреди природы, пытаясь слиться с окружением. Так к нему подлетела птица и попыталась залезть клювом в ухо. И теперь она часто прилетает к нему, садиться на плечо и поёт! Честно сказать, меня всегда умиляли такие истории.

— Да, сразу становиться тепло внутри. Будто вновь влюбляешься в эту жизнь, — подтвердил Пётр, представляя картину с птицей.

— Именно! — воскликнул мужчина и даже немного подпрыгнул на кресле.

— Будьте осторожны, — строго, но не меняя безмятежного лица, сказал монах.

— Простите, мой друг, — сразу извинился Гатри, а затем взглянул на Лолиту, — Вы сегодня выглядите прекрасно, мисс Босстром. Солнце Индии идёт вам на пользу.

— Спасибо, — улыбнулась девушка, — Климат здесь действительно прекрасен, хоть раньше я не любила жару.

— Бывает так, что мы меняемся. Пусть многие и говорят, что стабильность — признак профессионализма, я считаю, что стабильность — признак застоя. И это относится ко всему. А как вы себя чувствуете?

Лолита вспомнила прошедшую неделю. Она пролетела так быстро несмотря на то, что в Сонагири нет интернета, книг, которые она могла бы прочитать, телевизоров. Девушка была поглощена своими мыслями и Петром. Особенно им. За то время, пока она находилась в больнице, они будто всё больше отдалялись. Возможно, Лолита сама строила невидимую и непреодолимую стену. А сейчас сама же её разбирала. И как было приятно вновь ощутить чьё-то тепло, от которого она отгородилась.

— Намного лучше, — призналась девушка, — Будто пелена спала. Мои мысли стали более… лёгкие?

— Рад это слышать. Значит ваше нахождение здесь уже даёт свои плоды, — кивал Исаак и обратился к монаху, — Останови здесь. Солнце уже не опасно, поэтому можем посидеть.

Напротив того места, где они расположились возвышалось сооружение, напоминавшее своей ломанной конструкцией неравномерно распускающийся цветок. Здание было древним, если судить по осыпающимся кусочкам мозаики, из которой состоял весь белый фасад. Под ними сияла своей контрастностью голубая краска. Видимо, изначально Сонагири вовсе не был «белым городом».

— В этом здании царь Нангананг Кумар смог освободиться от цикла перерождения, — любуясь зданием, повествовал Исаак, — Иногда наш ачарий ходит туда медитировать, в надежде повторить его путь.

— Как вы понимаете, что прервали цикл? — спросила Лолита.

Гатри кашлянул. Его лицо сморщилось, будто он посмотрел на яркий диск солнца. Но оно находилось с другой стороны, поэтому Пётр предположил, что вопрос девушки заставил задуматься мужчину.

— Этот процесс постепенный, — подбирал слова Исаак, смотря в пол, — Человек полностью меняется. Меняются его привычки, мысли, потому что ему открывается само Знание. К сожалению, я не знаю, что произошло с Нанганангом после его освобождения. Лучше спросить у ачария. Он вам лучше это объяснит.

— Как вы попали сюда, Исаак? — спросил Пётр, всматриваясь в лицо знакомого с ещё неглубокими возрастными морщинками, и посмеялся — Тоже отправил Нильсен, как и нас?

Исаак усмехнулся:

— Нет, но он тоже причастен к этой истории.

— Расскажите? — вдруг просияла Лолита.

— Пятнадцать лет назад, — мужчина вновь поднял голову на небо, словно видел там свою прошлую жизнь, — я попал под поезд в метро. Это была случайность. Рядом со мной стояли подвыпившие мужчины, и в какой-то момент один из них стал агрессивно себя вести. Между ними завязалась драка, и эта кучка пьяни вытолкнула меня на рельсы.

— Вы не слышали, что они рядом с вами? — спросил Пётр.

— Я был в наушниках, — быстро ответил Гатри, — В те годы я любил громко слушать музыку. И это сыграло со мной злую шутку. Поезд был уже недалеко, а у меня туфля застряла между шпалами. Все вокруг паникуют, пытаются остановить вагон, но он же не может остановиться за секунду. Возможно, если бы я успокоился и прекратил дёргаться, то смог бы вытащить ногу, но…

Он замолчал. Вспоминать подобное было сложно, пусть это и произошло почти пол жизни Исаака назад. Гатри разминал вспотевшие руки. Мелкая дрожь пронзала его тело, отчего у него тряслись поджилки на челюсти. Лолита переняла его состояние и мысленно сжала руки в замке. Чувствовала бы она ноги, стала бы нервно стучать ими по каменным плиткам.

— От болевого шока я потерял сознание, — продолжил Исаак, — А проснулся уже в больнице. Без ног. Меня охватила такая паника, что держал меня весь медперсонал, пока не подействовало успокоительное. Я послал всех, кого можно было. И Нильсена в том числе, потому что он был дежурным врачом в тот день.

«Ты — ублюдок! Сучий сын, которого следовало кастрировать при рождении! Как только я выйду из этой ублюдской больницы, в которой работают одни недоумки, я сразу засужу тебя! Ты слышишь меня или мозгов мне ответить не хватает?» — кричал молодой Исаак, кидаясь на Нильсена.

Нейрохирург набирал в шприц лекарство, пропуская мимо ушей обидные слова, сказанные в его адрес. То есть, всё, что кричал Исаак. Ему уже приходилось однажды видеть подобное поведение, когда он был интерном. В те годы Роберт принимал каждое слово пациента близко к сердцу, до того момента, пока у него самого не случился нервный срыв.

«Мы с вами поговорим, как только вы успокоитесь, мистер Гатри, — Нильсен вводил лекарство с невозмутимым лицом, — А пока что поспите».

В своё следующее пробуждение Исаак был более спокойным. От лекарства он чувствовал себя разбитым и тратить свои силы на кого-либо не хотелось. Поэтому парень лежал на койке в сонном состоянии, каждые пять минут уходя в сон. К нему приходили медсёстры, копошились возле него и спешно уходили, услышав угрожающие рыки Гатри.

Около недели Нильсен старался поговорить с ним, но ничего, кроме краткого «Отвалите» услышать не удавалось. Кроме того, все родственники, приходившие с плотной тенью на лице, уходили с дополнительной дозой отчаяния. Ведь Исаак совершенно не собирался с ними разговаривать. Пусть ситуация парня и не была той, которую должен был отслеживать Нильсен, он взял его под свой контроль.

«Мистер Гатри, — вновь пытался поговорить Роберт, сев напротив пациента, — Давайте говорить, как взрослые люди. Прошло уже больше месяца, а нормального диалога у нас с вами так и не получилось. Если вы будете и дальше молчать, то сделаете хуже только себе».

«От..» — начал Исаак заученную фразу, но его перебил Нильсен.

«Отвалите. Да, я это уже слышал. Вы же знаете, что я продолжу приходить к вам каждый день и доставать одним и тем же вопросом».

«Что вы хотите от меня? — вдруг всколыхнулся Исаак, жалобно подняв брови, — Не легче просто выписать меня отсюда и отправить домой?»

«Так вы хотите домой?».

«Я… ничего не хочу».

«Почему же?».

Гатри одарил Нильсена удивлённым взглядом. Его глаза распахнулись так широко, что от такой неестественности у доктора всколыхнулось в груди. И словно для равновесия, брови Роберта опустились.

«Скажите, а вы точно доктор? Вы понимаете, ЧТО со мной произошло?» — кипятился парень, скалясь.

«Прекрасно понимаю, — не поддавался на манипуляции нейрохирург, — Но моё мнение может отличаться от вашего. И для полного понимания вас я и хочу слышать ВАШИ ответы».

«Вы вроде хирург, а разговариваете, как психолог», — фыркнул Гатри и вновь упал на подушку.

«Нейрохирург», — поправил мужчина.

«Да хоть ХЕРохирург. Мне плевать!»

— Ох, — засмеялся Исаак, вытирая капельки пота с лица, — Я не представляю, как он терпел меня. Когда он мне недавно рассказывал об этом, я вновь послал его. Но уже, конечно, по-дружески. Я, честно, не мог бы подумать, что был таким злым. Видимо, пубертатный период немного опоздал.

Исаак задумался. Улыбка долго не сходила с его лица, пока он не продолжил рассказ.

— Мы стали хорошо общаться с Робертом даже после моей выписки. Мне пришлось сменить работу, поменять свой образ жизни. И во всём он меня поддерживал. Был, как брат. Часто заходил к нам в гости вместе со своей семьёй. Они нравились и моим родственникам тоже. Мы хотели поехать в небольшое путешествие по Индии, но заболела Ханна. Роберт целыми днями пропадал в больнице. А позже Ханна умерла. Тогда с ним уже сидел я, удерживая его над пропастью, — мужчина тяжело вздохнул, закинув голову на сложенные на затылке руки, — В Индию я поехал один, когда убедился, что Роберт оправился.

— Он не захотел поехать с вами? — спросил Пётр, узнавая новые детали из жизни своего начальника.

— Нет, — покачал головой Исаак, — Он сказал, что появилось важное дело. Как я потом узнал, этим делом оказались курсы по психологии. Ещё через пару лет он открыл свой центр.

— Вы не возвращались в Осло? — удивилась Лолита.

— Сонагири был последним местом моего путешествия. Я собирался вернуться до того момента, пока не попал сюда. Я приезжал в Осло два раза, чтобы повидаться с моими родителями и с Робертом, но эти поездки длились недолго.

«Я рад, что ты нашёл своё место», — искренне улыбался Нильсен после рассказов Исаака о Сонагири.

«Как насчёт того, чтобы поехать туда вдвоём? — предложил Исаак с энтузиазмом, — Тебе там понравится! Такого чистого воздуха, такого умиротворения в каждом сантиметре этого города ты нигде не видел! А когда познакомишься с нашим ачарием, точно захочешь жить там!»

«Нет-нет, — уклонялся Нильсен, — Теперь я уеду отсюда только, когда найду подходящего человека на своё место».

«У тебя нет заместителя? Или хотя бы… не знаю… секретарши, которая ведёт все твои дела?»

«Секретарша-психолог? — посмеялся мужчина на диване, — Звучит интересно, но, увы, такого работника у меня нет».

— Он всегда был упрямым, — подвёл итог Исаак, — Но рано или поздно этот заместитель найдётся. Я надеюсь.

Лолита многозначительно посмотрела на Петра. Мужчина в ответ улыбнулся, но не подал виду, что понял значение этого взгляда.

— Поэтому, мисс Босстром, не спешите с выводами. Иногда ответы приходят спустя годы.

Лолита не ответила. История Исаака была чем-то схожа с её. Но девушка не до конца была согласна с тем, что они в одной лодке. Одно дело, когда отсутствует только одна пара конечностей, и совсем другое, когда…

— Пора ужинать! — хлопнул Исаак Гатри и схватился за коляску, — Не отставайте! Я договорился с поварами на особенное блюдо!

23

Какое отвратительное щемящее чувство в груди! Чьи-то руки проникают внутрь тела и исследуют, безжалостно разрушая данное природой строение. Немощное состояние разбавляет только темнота. Тёплая и убаюкивающая. Сквозь голову проходят стрелы мыслей, поражающие своей быстротой. Они твердят проснуться, выйти из этого сковывающего состояния. И Пётр под давлением разрезающих голосов решается открыть глаза.

Он видит привычный белый потолок, который встречает его каждое пробуждение. По освещению становится понятно, что утро ещё не скоро. Та самая темнота, которая во сне была спасательным кругом для него, остаётся им и сейчас. Глаза медленно стали смыкаться под напором усталости. Но неожиданный голос Кирстен разбудил психолога.

«Прочитаешь, когда будете на месте».

Пётр лениво встал с кровати. Лолита спокойно посапывала на соседней кровати. По традиции Пётр перевернул её, заботливо укрыв и поцеловав. Сквозь сон девушка расплылась в улыбке, видимо почувствовав приятное прикосновение.

Чтобы не разбудить сладко спящую Лолиту, Павлов спустился на нижний этаж. Взяв коробку с подарком, он сел за стол. Холодный воздух мгновенно пронзил мужчину, но первые строчки письма так заинтересовали психолога, что он остался сидеть на месте.

«Дорогой доктор Павлов,

Я надеюсь, что вы читаете эти строки, когда между нами не только километры, но и часы. Хочу сразу сказать вам ОГРОМНОЕ СПАСИБО (дважды подчёркнуто) за то, что вы вернули мне прежнюю уверенность. Я поняла, что всю свою жизнь я была искусственной. Пряталась за улыбкой и вызывающими вещами, чем и отталкивала окружающих. Мне не хотелось признавать этого до того дня, пока вы не оказались у меня. Как я и говорила вам лично, мне понравился ваш удивлённый взгляд. И я хотела видеть его… каждый день.

Но после вашего рассказа о Лолите я поняла, что наши пути должны разойтись. Вы уедите в Индию, я — в Германию. И рассчитывать на что-то большее я не смела с того момента, когда поняла свои чувства к вам. Могу заверить, что это не было любовью, но могло иметь такое развитие. Поэтому в Осло я больше не вернусь. Чтобы не быть тем клиентом, который принял вежливость за флирт. И чтобы не терзать себя смутными надеждами.

Я искренне надеюсь, что у вас с Лолитой всё будет хорошо, и вы вернётесь в Осло вместе. Кольца, что я сделала для вас — знак вашей любви. И хочу, чтобы вы берегли их и друг друга.

С наилучшими пожеланиями — Кирстен Юхансен».

Пётр расплывался в улыбке. Читая эти строки, он видел, как эта женщина сидела за столом и выводила каждую букву. Он знал обо всём, о чём писала Киртсен. Это было заметно по неуверенному взгляду, касаниям. Если всё написанное — правда, то всё не так потерянно, как считал Пётр. Она поступила правильно, решив оборвать связи. Если бы Павлов узнал об этом раньше, то поступил также.

Он решил проверить Лолиту ещё раз и направился к тому месту, где открывался вид на скалы. Он посчитал, что будет правильно уничтожить письмо, доверив его обрывки ветру. Пусть лучше слова Кирстен останутся только в его памяти. Кольца на пальце в качестве воспоминания о ней будет достаточно.

На том месте, куда направлялся Павлов, сидел какой-то медитирующий монах. Со спины в темноте Пётр не сразу признал в нём ачария. Только по худощавой руке, которой учитель позвал его, Павлов узнал его. От неожиданности мужчина запихнул письмо в карман. Опустившись рядом, Пётр разглядел умиротворённое лицо собеседника. Начинать разговор первым он не решался.

— Почему не спите в такой поздний час? — спросил ачарий, открыв глаза.

— Проснулся из-за сна. Опять, — не стал скрывать психолог, — А потом уже не мог лечь обратно. А вы всегда медитируете ночью?

— Я медитирую всегда, независимо от времени суток. Ночью совсем другая природа, которую нужно познавать отдельно от дневной, — мужчина взглянул на Петра, — Я хотел с вами кое-что обсудить.

— Конечно, — согласился Павлов, но внутри напрягся.

— Мы оставляем гостей на десять дней, полностью обеспечивая их. И по прошествии десяти дней, они должны решить: остаются ли они в Сонагири или покидают его.

Пётр понимал к чему ведёт учитель джайнов. Если верить последним словам Лолиты, то она согласилась бы остаться здесь. Но как долго может здесь находится он? В Осло у него остался арендованный дом, за который нужно платить, и работа в центре Нильсена.

— Если решите остаться здесь, — продолжал ачарий, — то придётся принять джайнизм, став одними из нас и приняв определённые обязательства.

— Стать джайном? — нахмурился Павлов, совсем не ожидая этого, — То есть чего-то среднего нет?

Ачарий снисходительно улыбнулся, оставив собеседника без ответа. Пётр смотрел на мужчину, не веря в то, что он говорит серьёзно.

— Если мы согласимся стать джайнами, то… мы должны будем остаться здесь навсегда?

— Ваш дом будет здесь, — уклонился от точного ответа учитель, — Все ваши пути будут вести сюда. Но если у вас есть хоть небольшое сомнение, мистер Павлов, то я не смогу провести необходимый обряд.

— Я просто… не готов к этому, — признался Пётр, бегая глазами по мелким камешкам рядом с ним.

— Я вас не принуждаю, — засмеялся ачарий, увидев обескураженное лицо психолога, и резко изменился в лице, вспомнив о чём-то, — Но… мисс Босстром…

— Что с ней не так?

Стоило учителю джайнов упомянуть Лолиту, как Пётр сразу забыл об ультиматуме. Его не так интересовало посвящение в джайны, как внезапно строгий голос ачария. Даже глаза смуглого мужчины вдруг потускнели.

— Вы спрашивали, что снилось мне. Я видел мисс Босстром с длинными белыми волосами, сияющими, как Луна, глазами и голубыми символами по всему телу. Мы с ней были в тёмном помещении. Она возвышалась надо мной, вдавливая в пол одним взглядом, — ачарий говорил это с восхищением и страхом.

— Она была зла на вас? — уточнил Пётр.

— Похоже на то, — усмехнулся учитель, пожимая плечами, — А в конце я почувствовал то же, что и вы: печаль и обречённость, словно я остался лежать на огромном сожжённом поле. Это был короткий сон, больше похожий на картинку. Обычно так и бывает, поэтому я удивился, когда вы рассказали ваш сон. Столько образов и чувств.

— И что значит ваш сон? Как это связано с тем, что происходит сейчас, если сны — это одна из жизней?

— Хороший вопрос, мистер Павлов, — кивнул ачарий, — Именно поэтому я хочу, чтобы Лолита осталась с нами. Завтра за ней зайдёт Исаак Гатри. Я хочу с ней побеседовать ещё раз. Естественно, настаивать я ни на чём не буду.

— Она не останется здесь одна, — уверенно ответил Пётр, — Если уеду я, то уедет и она.

— Жизнь бывает непредсказуемой, мистер Павлов.

Учитель встал, вдохнув ночной воздух. Пётр хотел что-то ответить на загадочные слова мужчины, но ачарий быстро удалился, оставив после себя только больше вопросов. Павлов вытащил из кармана скомканное письмо и, разорвав его, направился в дом, где всю оставшуюся ночь размышлял о будущем и Лолите, которую видел ачарий в своём сне.

24

Узнав, что учитель джайнов желает поговорить с ней, Лолита ощутила короткое сжатие мышц всего тела. Она помнила тот взгляд, которым мужчина пронзал её, и слова, эхом разносящиеся до сих пор. Пётр умолчал о многих подробностях, таких как: сон ачария, его желание, чтобы девушка осталась здесь, и то, что она с Петром должны будут принять джайнизм, в случае их решения остаться в Сонагири. Павлов посчитал, что он может неправильно выразить смысл слов, и сразу оттолкнуть Лолиту от ачария. Он знал, что девушка не останется здесь одна, но необоснованные сомнения сидели в голове. С самого утра, как только взошло солнце, тело психолога тряслось. Воздух был тяжёлым. Вдыхать его становилось только сложнее. И паника. Она не покидала его даже, когда Лолита зашла в здание, где ждал ачарий.

Пока Пётр пытался собраться с мыслями, и узнать природу внезапно возникшего страха, Босстром вновь сидела в окружении зажжённых свечей. На этот раз мужчина стоял сразу к ней лицом и тень, падающая на красные ткани, не казалась такой устрашающей, как в первый раз. По разные стороны стояли два монаха, склонив головы.

— Как прошли ваши дни в Сонагири, мисс Босстром? — спросил мужчина, сложив руки в замке.

— Намного лучше, чем я ожидала, — призналась девушка, неуверенно улыбнувшись, — У вас здесь очень спокойно.

Ачарий кивнул.

— Мистер Павлов не рассказывал вам по какой причине я позвал вас?

— Нет.

Ответив, Лолита почувствовала, как сердце с невероятной мощью ударило, как таран о ворота средневекового замка. На секунду даже закружилась голова. Мужчина не отводил своего безмятежного взгляда от девушки. Он замечал каждую эмоцию на её круглом лице с тонкой кожей, через которую виднелись пульсирующие синие венки.

— Тем лучше, — продолжил ачарий, — Вы пробыли здесь уже десять дней. А это означает, что дальше вы должны принять решение: остаться или уйти. Мы выполнили свои обязательства, настала ваша очередь.

— Наша? — переспросила Лолита, кривя непонимающую гримасу.

— Да. Если вы решите остаться, то должны будете принять джайнизм. Если решите уехать, то мы разойдёмся по разным путям.

— Пётр об этом знает?

— Да.

Они дали так мало времени на раздумья. Ответить сходу не получилось ни у Петра, ни у Лолиты. Решиться на подобный шаг было сложно. Бросить всё, чтобы остаться в Сонагири и принять джайнизм? Хоть Лолите и нравилась эта атмосфера безмятежности, но…

— Почему вы не сообщили об этом заранее? — возмутилась Лолита, не находя нужного ответа на вопрос учителя.

— Когда человек много размышляет, его мысли понемногу превращаются в запутанный клубок. Он говорит «да», подразумевая «нет», соглашается, когда его истинное «Я» отрицает. И чаще всего делает верный выбор, не думая. Он выбирает то, что чувствует. Это и есть истина.

Босстром задумалась. Она пыталась услышать своё истинное «Я», но оно будто поровну разделилось между двумя противоположными понятиями. Мысли кружились в черепной коробке, пока она стояла посреди этого вихря безумия. Лолита открывала рот каждый раз, когда одна сторона перевешивала другую, но единого ответа не было.

— Я не могу сходу ответить, — качала головой девушка.

— У вас есть время до завтрашнего утра, — успокоил её ачарий и сел на пол, — А пока что, я хочу спросить у вас ещё кое о чём.

— Мне уже страшно, — шепнула Лолита, не смотря на мужчину.

— Помните, я рассказывал о том, что люди видят сны о прошедших и будущих жизнях?

Лолита кивнула.

— Вы, — запнулся неожиданно ачарий, выпучив глаза.

Всё замерло, будто зритель их жизни поставил на паузу. Но осмотревшись по сторонам, и увидев движение маленьких огоньков, Босстром поняла, что застыл только учитель джайнов. Он смотрел сквозь неё. Монахи у стен одновременно подняли свои взгляды на него. Уголки губ голубоглазого мужчины опускались вместе с бровями. Полная тишина давила на уши. Маленькая капелька пота скатилась по намокшему за секунду лбу ачария.

Спустя время мужчина сложил ладоши вместе и устремил взгляд вверх. За ним последовали монахи. Лолита продолжала удивлённо смотреть на происходящее. Она тоже на секунду ощутила что-то странное, щемящее внутри. Спрашивать об этом Босстром не хотела, будто боялась услышать ответ.

Ачарий взглянул на девушку прежним взглядом, словно ничего не происходило.

— Вы, — вздохнул мужчина, — видели сон, пока находились здесь?

— Н-нет, — неуверенно ответила Лолита, — Это плохо?

— Ни в коем случае. Но вы снились мне, мисс Босстром.

— Я?

— Да, как только я стал ачарием. Я видел вас совсем другую, — серьёзно сказал мужчина, нахмурив брови, — У вас были белые волосы, голубые глаза и сияющие символы по всему телу. Я думаю, это может быть как-то связано с тем, что вы ничего не видели.

— Каким образом?

— К сожалению, этого я пока что не знаю, но у меня есть предложение, — учитель встал и повернулся к девушке спиной, — Останьтесь в Сонагири. Я помогу вам вновь встать на ноги.

После этой фразы истинное «Я» Лолиты сразу закричало тысячекратное «ДА!». Теперь не было никаких препятствий для того, чтобы она осталась здесь. Ничего не было важно так, как вернуть себе тело. Босстром была готова выполнить всё, что скажет этот неизвестный мужчина, с которым она знакома только несколько дней. Да плевать! Она бросит всё: Осло, университет, родителей, которые бросили её раньше, прошлую жизнь, привычки. Но тут мысли прекратились. Ликование снизошло на нет. Всё же она не может ВСЁ бросить. Петра Лолита не променяет даже на такую возможность. К тому же, он вероятнее всего поддержит её. Они же преследуют одну цель, верно?

— Неужели я не буду ничего должна?

— Всё, что вы должны будете сделать — это стать одной из нас, что уже влечёт за собой определённые обязанности. Всё прочее — мои заботы.

— Я должна обсудить это с Петром, — скрывая радость, отвечала Лолита.

— Конечно, — согласился ачарий, — У вас есть время до завтрашнего утра. Жду вас здесь на восходе солнца.

Учитель джайнов махнул рукой, и один из стоящих рядом монахов вывез Лолиту на улицу. Девушка увидела Петра, сидящего на земле с опущенной головой. Он не обратил внимания на неё, даже когда коляска поравнялась с ним. Пугающее состояние мужчины заставило Лолиту вновь почувствовать сжимающую боль.

— Пётр? — обратилась она к нему.

Её окутал холод, когда Павлов поднял на неё свои красные заплаканные глаза. Миллионы мыслей сверкнули в голове девушки, но самую ужасную озвучил Пётр.

— Бабушка умерла.

25

Павлов стал собирать вещи. Парализованная девушка наблюдала за медленными движениями мужчины, который время от времени замирал посреди действия. Она чувствовала его ватные ноги, ставшее чужим, тело и сжимающие мысли в голове. Когда Пётр сел на кровать, Лолита решила заговорить с ним.

— Я останусь здесь, — говорила она это неуверенно, опасаясь, что может ещё больше навредить ему.

— Что?

Пётр повернулся к Лолите.

«Как сильно поменялось его лицо за эти часы», — подумала Босстром, рассматривая посиневшую кожу вокруг глаз.

— Я останусь здесь, — повторила она, — Там я точно буду для тебя лишним грузом. Едь сам. За мной присмотрят.

— Неизвестно, когда я приеду сюда снова, Лолита, — скалясь отвечал Павлов, — И приеду ли вообще. Ты не останешься здесь, и это не обсуждается!

— Я так не думаю. Я ХОЧУ остаться в Сонагири. Это мой выбор.

— Твой прошлый выбор чуть не убил тебя! — вскочил Павлов, размахивая руками, — Дважды, Лолита! Дважды! Сначала авария, затем эвтаназия! А сейчас ты хочешь остаться в неизвестно месте с неизвестными людьми! Это апогей глупости! Хоть один раз послушай свой мозг! Поразмышляй!

Мужчина, брызжа слюной, выкрикивал слова, всё больше нависая над испуганной Лолитой. В ответ она не могла ничего ответить, чувствуя только мелкую дрожь губ. Когда Павлов заметил страх в иолитах, он замолчал. Злость на его лице уступила месту сожалению. Но извиняться Пётр не стал, а только отошёл в дальний угол комнаты.

Лолита тихо всхлипывала, боясь, что любой громкий звук сможет вновь зажечь гнев мужчины. Она не думала, что эти слова так поменяют ситуацию.

— Пойми, если с тобой что-то случится, — тихо заговорил Пётр, — я не смогу приехать за пару часов. Тут путь на сутки минимум. Я не могу так.

Девушка молчала. Она слышала только половину сказанных Павловым слов. Над ней до сих пор стоял Пётр с изуродованным гневом лицом.

— Мне спокойнее, когда ты рядом, — продолжал монолог мужчина, — Когда я вижу, как ты себя чувствуешь, как ты улыбаешься, как грустишь, как плачешь. Пусть мне от последнего и не по себе, но… так я хотя бы знаю, что с тобой ничего не случится.

Он сел к её ногам, взяв ласково ладони. Будь у Лолиты контроль, то она бы выдернула их. Но вместо этого ей приходилось беспомощно сидеть в кресле и наблюдать, как Пётр в очередной раз старается объясниться. Сейчас его слова только раздражали Лолиту. Как и то, что он смог позволить себе такой приступ гнева.

— Мы вернёмся сюда, — пошёл на компромисс мужчина, — Немного позже, если ты хочешь. Примем этот джайнизм, станем жить, как монахи…

— Я. Не поеду. С тобой. — Она говорила это отчуждённо и даже с ненавистью, — Я останусь здесь. А ты можешь не возвращаться.

— Не руби с плеча.

— Видеть тебя не хочу.

После этого Пётр встал. Разговаривать дальше он посчитал бессмысленным и не благодарным делом. Всё было сказано прямо и понятно. Перечить словам Лолиты или пытаться как-то её образумить Павлов не стал. Ему надоело это делать. Каждый раз он пытался сделать их жизнь лучше, но в итоге это привело к подобному: Лолита изъявила желание никогда его больше не видеть. Что ж…

«Это будет последнее желание, которое я выполню для неё», — думал психолог, схватив вещи.

Перед тем, как спуститься со ступенек, он сообщил о своём внезапном отъезде Исааку Гатри. Тот искренне удивился подобному, а ещё больше его повергло в шок то, что Лолиты не было рядом. Пётр сказал, что она остаётся и ждёт ачария в доме. С учителем Павлов прощаться не стал, зная, что он обязательно скажет какие-нибудь умные слова в напутствие, которые сейчас Петру не нужны. Пусть последнее впечатление о нём останется, как о мудром человеке.

Исаак пришёл в сопровождении монаха и вывел заплаканную Лолиту на улицу. Она ничего не говорила мужчине, потому что знала, что Пётр уже успел кратко рассказать о случившемся. Когда они оказались в тени сада, Исаак отпустил сопровождающего и стал разглядывать деревья, будто был здесь впервые. Босстром же наоборот: склонила голову, повторяя их последний с Петром разговор. Ей пришло осознание того, что зря она наговорила ему такие обидные слова. Ведь в действительности она так не думала, но Павлов теперь будет считать иначе.

— Почему мы не можем возвращать время вспять? — спрашивала саму себя Лолита, — Мы бы стольких ошибок могли избежать. Столько всего сказать и… не сказать.

— Возможно, именно поэтому, — отвечал Исаак, — Всем давно известно, что ошибки необходимы людям. На них мы учимся.

— Я, видимо, исключение, — хмыкнула девушка и залилась слезами, — Он ведь прав. Я каждый раз принимаю глупые решения, не думая о последствиях. Как можно за такой короткий промежуток времени сломать жизнь, Исаак? Я осталась без всего, даже без собственного тела!

— Там, где убыло, прибудет. Нужно просто время.

Девушка мало верила словам Гатри. Всё шло к одному: печальному концу, в котором она останется без ничего. Как она и думала изначально. Всё-таки эвтаназия помогла бы этого избежать. А теперь Лолита была вынуждена сидеть под деревьями Сонагири, попивая коктейль из солёных слёз.

— Я вижу, Пётр уже покинул город, — голос ачария доносился издалека, но он сам стоял рядом.

Ему не ответили. Исаак печально кивнул, поджав губы.

— Иногда судьба сама ведёт нас к нужной двери, пусть многие джайны и не согласны с этим. Мисс Босстром, — зашептал учитель, наклонившись к девушке, — Он вернётся за вами. Для него будет большой неожиданностью и подарком — увидеть вас, стоящей на ногах.

Ачарию она верила. Он не мог врать ей.

26

Монахи Сонагири были в недоумении от решения ачария самостоятельно ухаживать за Лолитой. И когда Лолита при всех заявила о желании принять джайнизм, на неё уставились около сотни удивлённых глаз. Они находились в здании ачария в освещении сто одной свечи, как сказал сам учитель. Исаак Гатри из толпы улыбался испуганной девушке, стараясь хоть как-то успокоить её.

— Это прекрасная новость, учитель! — сказал иссохший старик, кашляя, — Ты многому нас научил, поэтому мы верим тебе.

— Что он говорит? — тихо спросила Лолита, посматривая на улыбающегося ачария.

— Они рады, что вы приняли такое решение, — отвечал он, а затем подняв незажжённую свечу, заговорил на хинди, — С этого момента в Сонагири проживают сто два джайна, которые посвятят свою жизнь познанию Вселенной и своего истинного "Я". Со временем каждый из присутствующих здесь сможет вынырнуть из океана Сансары, как однажды смог Нангананг Кумар.

В тенях толпы мелькнуло знакомое лицо, от которого сердце Лолиты на секунду остановилось. Но надежда быстро погасла, ведь она знала, что Пётр сейчас находится далеко. Возможно, он уже прилетел в Россию и находится в пути к своему городу. Будь он здесь, всё происходящее воспринималось бы, как праздник. Но… из-за смерти бабушки всё пошло по другому руслу. Может ачарий был прав? Всё это лишь план судьбы, который рано или поздно сведёт их вместе?

Учитель джайнов зажёг свечу. Она светила ярче всех, но совсем скоро её свет сравнялся с остальными.

Монахи разошлись, оставив в здании только Лолиту и ачария. Мужчина сел в свою привычную позу, заранее посадив Лолиту напротив. Выглядел он удручённым несмотря на то, что при всех показывал свою радость.

— Я чувствую вашу тревогу, мисс Босстром, — сразу начал он, — Вы можете поделиться своими мыслями со мной. Теперь я ведь и ваш учитель.

— Моя тревога до сих пор связана с Петром, — быстро ответила девушка, — Не могу перестать думать о том, как отвратительно прошло наше прощание.

— Тогда я бы начал ваше обучение медитации. Она помогает избавиться от наших земных сожалений и очистить сознание. Закройте глаза, — Лолита послушно выполнила указание ачария, — Что вы видите сейчас?

— Ничего… Только чувствую, как меня кружит.

«Вам страшно?», — голос учителя затихал и эхом отдавался по невидимому водовороту, в котором плыла Лолита.

Страх не просто существовал в сердце девушки, он поглотил её и разрывал хрупкое тело острыми зубами. Страх был огромной акулой, состоящей из чёрных вод сознания Лолиты. В его плавниках мелькали сцены прошлой жизни. На гладкой шкуре остались пятна свежей крови, а на зубах — тела погибших друзей. В глубине нутра акулы кричали ещё живые люди, обречённые на мучительную смерть в желудочном соке.

И что могла сделать Лолита против такого существа? Убить его было нереально, противостоять — сумасшествие, тянущее за собой самоубийство. Оставалось только запоминать, как акула сознания заглатывает тебя, что и делала Босстром.

«Всё, что сейчас перед вами — есть вы, — продолжал тихий голос ачария, — Ваши внутренние страхи, ваше прошлое. Примите это существо, как принимаете своё отражение в зеркале».

Челюсть огромной акулы продолжала раздвигаться, изрыгая из себя отвратительные запахи протухшей рыбы и крови. Водоворот, в котором происходила схватка, ускорялся. К ужасу прибавилось давление, будто со всех сторон стены сжали девушку. Она была в ловушке, из которой не было возможности выбраться. Клык акулы, предназначенный для неё, медленно входил в мягкую плоть. Но вместо физической боли Лолита проглатывала моральную. Глоток за глотком, как послушный ребёнок.

«Лолита! — звал обеспокоенный ачарий, — Лолита, просыпайся! Этого нет! Слушай мой голос! Сосредоточься на нём!»

Но зачем? Она проснётся с огромной раной в животе. Боль захлестнёт Лолиту с новой силой, но уже в реальном мире. Так может, лучше закончить это сейчас?

«Пётр ждёт тебя в этом мире».

Лолита закричала. Она всем телом поддалась вперёд и чуть не упала с кресла. Испуганный не меньше, чем сама девушка, ачарий схватил её. Босстром превратилась в дрожащий комок. Мужчина посадил её на место.

— Дышите глубже, мисс Босстром, — говорил он, показывая дыхательные упражнения, — Всё позади.

— Что это было? — проглатывая холодный пот, стекающий со лба, спросила девушка.

— Медитация, — неуверенно ответил ачарий, — Должна была быть. Я поспешил с этим.

Акула приближалась к Лолите снова. Она распахнула свою пасть и уже почти поглотила её, но в паре сантиметров она растворилась в свете свечей. Тело девушки вновь дёрнулось.

— Оно, — забыла про страх Лолита, — двигается. Дёргается от страха…

Ачарий тоже обратил на это внимание. Когда она сама вскочила с кресла, он сначала опешил, но, к счастью, смог словить её. Тело девушки будто посчитало выдумку за реальность и попыталось сбежать от выдуманного врага. Учитель нахмурился, понимая в чём дело.

— Да, — кивнул он, — Я попрошу отвезти вас в дом. Вам стоит отдохнуть.

— Вы же что-то поняли, да? — вдруг разозлилась Лолита, — Почему не говорите об этом мне?

Мужчина не отвечал. Он открыл дверь и позвал монаха, но девушка продолжала кричать ему:

— Это несправедливо, что вы молчите, учитель! Что-то же произошло и пошло не так, как вы рассчитывали! Я должна об этом знать, потому что это касается меня! Если вы и дальше будете молчать, то я откажусь от джайнизма и уеду!

Глаза мужчины засияли. Они распахнулись так сильно, что кричащая Лолита сразу замолчала. Ачарий заткнул её взглядом, невидимой пощёчиной. Холод пронзил чувствительную часть тела Босстром. Солнце освещало строгого мужчину за его спиной. Его силуэт возвышался над Лолитой, отчего она почувствовала себя ещё более беспомощной, чем до этого.

Монах медленно повёз парализованную девушку по узким дорожкам Сонагири, где становилось всё меньше и меньше людей.

27

До Петра было невозможно дозвониться. Его номер был недоступен, а другого способа связаться с ним Лолита не знала. Она не оставляла попыток и просила Исаака звонить Павлову каждый день, но итог не менялся. Босстром выдумывала причины, по которым Пётр был недоступен. Она пыталась не думать о плохом. Честно, пыталась. Но морское существо возникало в голове всякий раз, когда Лолита думала о мужчине.

Учитель джайнов позвал к себе Лолиту спустя неделю после первой попытки медитации. Девушка уже посчитала, что ачарий избегает её или держит обиду из-за последнего разговора. Но Исаак Гатри утверждал, что их учитель не обладает свойством обижаться или испытывать другие земные чувства в этом роде.

«Как однажды рассказывал сам ачарий, — Гатри был постоянным спутником Лолиты во время прогулки и делился с ней историями, — Он не испытывает жалости, обиды или злости на других людей, потому что эти чувства держат нас на одном уровне. Это могло бы быть хорошо, если бы мы не хотели чего-то большего. Например, вечной жизни. Насколько я помню, ачарий даже страха никогда не испытывал с тех пор, как получил этот титул».

Насчёт страха Лолита не верила. Ведь учитель испугался, когда она не выходила из транса. И это точно был страх, его ни с чем другим не перепутаешь.

Ачарий назначил встречу возле обрыва, около которого Лолита сидела с Петром после первой встречи с учителем. Мужчина сидел на камне с закрытыми глазами. Если бы не ослепительные жёлтые одежды, Босстром не сразу бы заметила его. Когда они остались наедине, учитель вздохнул и без вступительной речи начал:

— Вам нравится ваше состояние, мисс Босстром?

Лолита опешила от такого вопроса. Он показался таким глупым, что девушка с сарказмом ответила:

— Конечно. Обожаю не чувствовать своё тело, — затем серьёзно добавила, — Нет. Никому бы не нравилось подобное состояние.

— Тогда почему сопротивляетесь?

— Я не сопротивляюсь. Наоборот, я осталась здесь, чтобы вы помогли мне встать на ноги.

— Помните, что я сказал при нашей первой встрече? — ачарий посмотрел на неё и сразу отвёл взгляд, — Вас жалеть никто не будет. Поэтому сегодня я хочу, чтобы вы мне подробно рассказали, как так произошло, что вас парализовало.

Босстром не понимала о чём говорил учитель. Какой нормальный человек всерьёз будет доволен состоянию овоща? Одно дело, когда ты — ребёнок и симулируешь болезнь или хочешь «немного заболеть» перед экзаменом, но совершенно другое — попасть в аварию и сломать позвоночник. Тем более, Лолита не хотела этого.

— Мы решили поехать к озеру. Водитель был пьян. На повороте нам навстречу летела другая машина, — кратко пересказывала девушка, — Лобовое столкновение. И вот.

— Вы с друзьями были близки?

— Да, мы с первого курса универа были друзьями.

— Сколько погибло в той аварии? — продолжал опрос ачарий.

— Двое, — неуверенно ответила Лолита, — А в другой машине я не знаю.

— Что вы чувствовали, когда узнали об этом?

На глазах девушки сразу появились солёные капли, раздражающие слизистую. От этого Босстром стала интенсивно моргать. Вспоминая те чувства, онипоявлялись, будто авария случилась вчера. Ей хотелось бы избежать этого разговора и не вспоминать об этом хотя бы год. Но складывалось впечатление, что всё вокруг наоборот возвращает её в то роковое утро.

— Я будто умерла вместе с ними. Вернее, я даже этого хотела. Мне было так больно. Они были живы для меня ещё мгновенье назад, а потом мне сообщают, что они… погибли. Это был такой абсурд и бред. Весь мир превратился в издевательство. Двое погибли, одна сошла с ума, я — инвалид и только один повредил несколько рёбер. Я же… не хотела ехать, но почему-то согласилась.

— Выжившие всегда винят себя в том, что погибли другие, думая, что могли бы это предотвратить. Но, доверяя собственному опыту, обычно если смерть предотвратят, то она настигнет в ближайшее время. Это особенно понятно по вашему случаю.

— Хотите сказать, что они бы всё равно погибли?

— Рано или поздно. Мы смертны. О мёртвых горевать уже бессмысленно, мисс Босстром, — мужчина на некоторое время замолчал, — Вы сказали, что хотели умереть вместе с ними. Почему? Вы же не остались одна.

— Нет, не осталась, — согласилась Лолита, — Но… я не знаю. Я думала, что всё неправильно.

— Что именно?

Босстром молчала. В первые дни после ужасной новости она размышляла о «неправильности» происходящего, но до последнего не понимала, что её так смущает. Девушка прокручивала внутренние монологи, боясь собственных мыслей. Неужели она думала о таком?

— Что я осталась жива, а они нет, — со страхом озвучила Лолита, — Я думала, что было бы правильно, если бы…

— Если бы погибли все, — закончил фразу ачарий, заметив неуверенность собеседницы, — Главное, во что верят джайны — это в бесконечное перерождение. Смерть — это новая жизнь, тянущая за собой смерть. Поэтому мы не плачем, когда умер кто-то. Потому что верим, что он вернётся. А такая скорбь, как у вас, мисс Босстром, мешает. Вы же это понимаете?

Лолита кивнула.

— Примите смерть друзей, как должное, — слова учителя звучали грубо, и Лолита сморщилась, — Встаньте на ноги, примите своё истинное «Я» и продолжайте путь. Иначе вы сами себя погубите.

Ачарий взмахнул рукой, подозвав монаха. Он послушно встал позади Босстром, ожидая дальнейших указаний.

— Пока вы этого не сделаете, все наши встречи будут бесполезны, — заключил учитель, — Если захотите чем-то поделиться, я жду вас здесь.

Лолите нечего было отвечать. Всё звучало сложно и не понятно. Она не понимала, как можно просто по одному желанию «принять смерть друзей»? Это не то, что подчиняется ей. Но другого выбора и не было. Оставалось только способствовать заживлению внутренних ран, чтобы скорее получить желаемый контроль над собственным телом.

28

Учитель джайнов запустил ужасный процесс внутри Босстром. Она не могла спокойно спать, ведь её мысли были заняты «принятием смерти». Это само по себе звучало ужасно. А что ещё хуже, Лолита стала думать о погибших друзьях намного больше, чем до медитации. Учитель джайнов, как и обещал, самостоятельно присматривал за девушкой, лишь изредка оставляя её на Исаака. Но в остальное время он молчал. Никогда мужчина не спрашивал о самочувствии своей ученицы, не говоря уже о простых приветствиях. Он будто забыл норвежский. Даже когда Лолиту посещали кошмары, он молча приносил воды, поил её и, погладив по голове, уходил.

Начинать разговор первой Лолита не собиралась. Ей нечего было сказать. Пока что. Попытки дозвониться до Петра она делала только в отсутствии ачария. Он бы выполнил её просьбу, если бы она попросила, но… она не просила.

— Учитель что-то говорил тебе? — спросила Лолита, когда её вновь оставили с Исааком.

Гатри нарезал салат. Он так ловко справлялся со всеми домашними делами, что Лолита невольно завидовала ему. Зависть была, конечно, белой, но девушка была бы не прочь встать хотя бы на его место. Ей было достаточно хотя бы одной пары конечностей. Научилась бы всё делать ногами, если руки остались бы без контроля. Но слишком много «бы». Сколько не мечтай, но Лолита была до сих пор привязана к коляске и лишена всего тела, кроме головы. Её могли бы отрубить и поставить на полку. Смысла могло быть и то больше. Что легче: носить целую коляску с пятьюдесятью килограммовой девушкой или колбу с головой? Ответ очевиден.

— Кроме некоторых его раздумий, нет. Ничего, — отвечал Гатри, — А что? Должен был?

— Последнюю неделю он молчаливый. Это немного пугает.

Гатри нахмурился. Он прервался от своего занятия и развернулся к девушке.

— Я думаю, это из-за вашего разговора.

— Какого разговора?

— Учитель стал много времени медитировать, — Исаак замолчал, а затем поправил себя, — То есть, он и до этого много медитировал, но сейчас… Он даже есть перестал. Совсем. Джайны любят такие практики, но, мне кажется, это может закончится для ачария плохо.

— А при чём здесь наш разговор? — не понимала Лолита.

— Медитируя, он хочет найти способ вернуть тебе контроль над телом, — мужчина почему-то рыкнул, — Но такими темпами, он лишится своего. Что будет для нас большой утратой…

Слова Исаака звучали обидно. Он будто обвинял в этом Лолиту. Ревность? Но ачарий принял Исаака, сделал его джайном. Наверняка изначально учитель также часто общался с ним.

— Вы часто разговариваете с учителем? — спросила Лолита, стараясь вывести Гатри на откровенный разговор.

— Конечно, — быстро ответил он, но отрицательно покачал головой, — Но с каждым днём меньше. Он уходит в себя всё чаще. Не я один заметил это.

Исаак Гатри развернулся к столу и стал с большим усердием резать овощи. Это была жирная точка в их разговоре со стороны мужчины. Но Лолита не собиралась его так быстро заканчивать.

— Когда вы приехали в Сонагири ачарием был уже он?

— Да.

— Он располагает к себе с первой встречи, — вспоминала Лолита сияющие глаза ачария, когда они только приехали в Сонагири, — Иногда он говорит странные вещи, но это из-за разных взглядов. Наверное.

— Ачарий знает намного больше, чем мы все, — в голосе Исаака зазвучали мягкие нотки, — Если бы Нильсен приехал сюда, то понял, что всё это время ему не хватало нашего учителя. Его разговоров, тяжёлого осмысленного взгляда. С учителем должен познакомиться каждый! Все должны познать его величие! Он смог бы превратить мир в прекрасный сад, где все люди были бы счастливы! Даже смерть отступила бы!

«Сгоняем на озеро?» — внезапно возникший голос Стефана заставил внутренности девушки сжаться с режущей болью.

«Да ладно, не будь таким скучным! — Ребекка впилась в неё своим безумным взглядом и дрожащими руками схватила похолодевшее лицо Лолиты, — Мы все умрём! Весело же будет!»

«Не все, — цокнул Габриэль позади, — Мы втроём останемся».

«Ну да, ну да. Только я окажусь в психушке! Там стены такие мягкие, пресную еду приносят и таблетками кормят. Но знаешь, я привыкла добиваться своих целей, поэтому ничего из этого не сможет меня остановить. Смотри!»

Костлявые пальцы Ребекки с неухоженными ногтями потянулись к губам. Она стала слой за слоем срывать тонкую кожицу. Кровь сначала стекала тонкими струйками по обезумевшему лицу девушки, а затем превратилось в красный водопад, в котором стала захлёбываться сумасшедшая. Лолита закрыла глаза, как только алые капли появились на губах, но она слышала капающие звуки, и сама додумывала происходящее. Её трясло от страха и непонимания. Откуда они появились? Где Исаак?

«Лолита, прекрати прятаться от нас!» — вскричала Селма издалека.

Босстром осторожно открыла глаза и увидела вдалеке погибшую подругу. Всё было в темноте, кроме неё. Она приветливо махала рукой и через секунду уже оказалась перед Лолитой. При увиденном у Босстром сработал рвотный рефлекс: раскроенный череп с вываливающимися мозгами и стекающей прозрачной жидкостью. Она сразу же отвернулась, боясь, что увидит новые отвратительные детали.

«Почему ты не смотришь на нас?»

Что-то желеобразное плюхнулось на колени девушки и мокрое пятно увеличивалось в размерах. Холодные руки исследовали дрожащее тело Лолиты. Она чувствовала эти прикосновения, но вместо радости испытывала отвращение.

«Посмотри! Посмотри!» — допытывали голоса Ребекки и Селмы.

Живот сворачивался от очередной попытки сдержать рвоту. В горле уже чувствовался разжижающий желудочный сок. Лолита рыдала. Солёные слёзы жгли кожу. От постоянных всхлипов всё болело.

«Почему ты себя так мучаешь? — вдруг раздался голос Стефана и все другие голоса замолкли, — Взгляни на нас, Лолита».

Девушка медленно открывала глаза, готовая к тому, чтобы вновь погрузиться во тьму. Она прозябла до костей и стала ледышкой. Но после слов Стефана тонкий поток тёплого воздуха пробился к ней. Перед ней стояли четверо. Те, кто был в машине в день аварии. Такие, какими она их помнила: без ссадин и открытых переломов. Они одарили её улыбками, как только Лолита прекратила плакать.

«Вот видишь, — продолжал парень, — Не такие мы страшные».

«Что случилось, то случилось, — легко говорила Селма, — Пора идти вперёд!»

«В скором времени всё наладится, — подтвердила Ребекка, — Если мы остались, значит так нужно».

«Мы должны жить дальше, иначе, к чему всё это? — Габриэль в привычной ему манере хмыкнул, — Пора, Лолита».

Парализованная девушка вдохнула свежий воздух. Она ударилась головой о спинку кровати и легла обратно. Образы друзей до сих пор были перед ней, но уже в воспоминаниях. Её мокрое лицо горело. Всё увиденное так впечатлило Босстром, что она долгое время молча смотрела на белый каменный потолок. Она не слышала, как Исаак разговаривает с кем-то. Не слышала и голос его собеседника. Только те образы, те слова, что посетили её.

Ачарий встал над Лолитой, с любопытством разглядывая её лицо. Несколько раз он утвердительно кивнул головой и снова что-то сказал Гатри. Лолита медленно повернула голову, не веря тому, что находится в Сонагири. В доме.

Исаак нервно стучал пальцами и встревоженно наблюдал за девушкой.

— С ней всё в порядке, — успокоил его ачарий, — Я бы сказал, ей стало намного лучше.

— В-в каком смысле? — даже голос Исаака дрожал сильнее, чем листья во время шторма.

Ачарий кивнул на руки Лолиты. Они сжимали каменную кровать с такой силой, что сквозь кожу виднелась каждая кость. Исаак мгновенно успокоился и тихо засмеялся.

29

Учитель джайнов проводил горячими пальцами по шее девушки. Они скользили вниз по телу, и Лолита не могла насладиться этим восхитительным чувством. Но как только рука мужчины оказалась возле локтя, она с печалью сообщила:

— Всё. Дальше ничего не чувствую.

Ачарий убрал руку. На его лице сияла лёгкая улыбка. Он разделял радость Лолиты из-за возвращающейся чувствительности. После кошмара с друзьями Лолита рассказала учителю всё, что видела. Её мысли не останавливались и продолжали крутиться, как рой, загнанных в коробку, мух. Ачарий успокоил Босстром, сказав, что она смогла сделать трещину в той стене, что построила вокруг своего сознания, и дальше будет легче.

— Это может ещё повториться? — обеспокоенно спросила девушка, наблюдая, как мужчина зажигает свечи.

— А вы этого боитесь? Если да, то ещё не раз.

— Не боюсь, — грубо ответила Лолита, — Ничего не боюсь.

Ачарий ничего не ответил. Казалось, что поджигание свечей ему важнее всего происходящего. Босстром хотела что-то сказать, но, всматриваясь в глаза джайна, задумалась. Мужчина думал о чём-то тяжёлом. Настолько, что веки уже были наполовину закрыты. Хотела бы Лолита узнать, что происходит в его голове. О чём он думает каждый день? И не сходит ли он с ума от постоянных мыслей? Лолита знала по себе, что мысли забирают силы. Ты их кормишь, и они становятся всё больше, как снежный ком. И в конце концов, этот космических размеров шар вдавливает тебя в землю, не успел ты этого понять. А если ачарий стал ачарием в таком раннем возрасте…

— Могу я задать вопрос? Он касается вас.

— Задавайте, — без интереса сказал мужчина.

— Сколько вам лет?

Учитель наконец-то повернулся к собеседнице и одарил её удивлённым взглядом, будто она спросила о чём-то интимном, о чём нельзя спрашивать.

— Почему вы интересуетесь?

— Вы мой учитель, но я почти ничего не знаю о вас. Это… странно, разве нет?

— Недостаточно того, что я знаю о вас?

Лолита скривилась. Ачарий действительно думал, что этого достаточно? Увидев искривлённое лицо девушки, учитель хмыкнул.

— Двадцать восемь, — ответил он и вновь вернулся к своему занятию, — Это если переводить на ваш календарь.

— А во сколько вы стали ачарием?

— В двадцать один.

— Вы были так молоды? — удивилась Лолита.

— Возраст не играет никакой роли в этом, — мужчина потушил спичку и сел напротив Босстром, — Иногда дети могут знать больше, чем пожилые. Понимание мира не всегда приходит с возрастом. Может это зависит от прожитых жизней или от уровня принятия истинного «Я».

— Как вы можете понять, что познали «Я» и «вынырнули из океана Сансары», как вы выразились?

— Когда Нангананг Кумар смог освободиться от цикла перерождения, вместе с его мыслями стало меняться и тело. Учёные говорят, что раньше люди были намного выше наших современников. И в этом они правы. До нас жили люди, освобождённые от цикла, но потом они пали: стали грязными мыслями и поступками. Рост Нангананга после преображения был два с половиной метра. Потом он мог увеличиться, но Нангананга никто больше не видел. Последний, кто видел его, рассказывал о всепоглощающем огне, который вызвал Нангананг, уничтожив в нём своих последователей.

— Он их убил? Зачем? — Лолита представляла, как горят тела людей в огне, их крики, и высокого мужчину, смотрящего на агонию людей с отвратительным спокойствием.

— Они стали сходить с ума после познания истинного «Я», — с грустью ответил ачариий, смотря в пол, — Хотели подчинить себе обычных людей. Они были почти всесильны и не смогли устоять перед искушением. Нангананг обрубил всё на корню. Поэтому джайны с трепетом и ужасом ждут следующего, кто сможет освободиться от цикла.

Лолита задумалась. Освобождение от цикла несло не только бесконечную жизнь, но и силу, у которой «почти» нет границ. Звучало заманчиво. Лолита могла бы заняться этим, как только вернёт себе тело. Тем более, сейчас это уже не выглядело чем-то невозможным. Она не хочет поставить на колени весь мир. Наоборот, можно было бы помочь людям сделать его лучше. И в скором времени каждый станет «освобождённым».

— Вы готовы к медитации? — спросил ачарий, пока Лолита размышляла о новом мире.

— Да! — дёрнулась она.

Образы Нангананга и его сторонников долго не покидали Босстром. Огонь, в котором горели последователи, обжигал сквозь мысли. Было сложно поверить, что обычный человек смог подчинить себе стихию. Вряд ли на одном огне его силы заканчивались. И если «освобождённые» живут вечно, то где он может быть сейчас? Зачем он скрывается?

Лолита стояла посреди бесконечной морской глади. Источник света шёл из-под воды. Управлять телом даже в мыслях было сложно. Любая его часть весила в десять раз больше, чем в действительности. Она чувствовала эту тяжесть каждый раз, когда видела сны. И каждый раз понимала, что это не реальность, а только насмешка мозга.

Тяжёлые шаги звучали вдалеке, куда не попадал свет. Лишь иногда Лолита могла различить широкую мужскую фигуру, уверенно приближающуюся к ней. Хоть девушка знала, что всё происходящее выдумка, страх сковал и так тяжёлое тело. Она старалась дышать размеренно, успокаивая ускоряющееся сердцебиение. Но массивная фигура пугала своей уверенной походкой, будто это палач идёт к своей жертве. Казалось, что ещё немного, и Лолита сможет увидеть лицо, но незнакомец пропал, как и страх. Девушка осмотрелась, в надежде, что вновь увидит силуэт. Теперь над ней издевалось не только сознание, но и зрение. Силуэты были повсюду, куда бы она не посмотрела. Но они растворялись, как только Лолита вглядывалась в них.

Вокруг снова только бесконечное море и темнота.

«Тебе не стоит прерывать цикл, — мужской голос прозвучал, как разрыв земной коры: оглушительно и внезапно, — Все, кто смог сделать это, рано или поздно погибают, или сходят с ума. Переходная форма человеческой расы опасна. Она ломает сознание».

— Кто вы? — спросила Лолита с любопытством.

«Прислушайся к моим словам, — проигнорировал вопрос незнакомец, — Не повторяй ошибок, которые чуть не погубили мир».

— С чего вы взяли, что подобное произойдёт снова? Может в этот раз всё будет иначе.

Некоторое время Лолита слушала своё дыхание, но она была уверена, что ответ скоро прозвучит.

«Люди по своей природе хотят чего-то большего. И никогда не могут насытиться. Поэтому переходная форма опасна. Им даётся сила, но они знают, что могут получить больше. И совсем не важно, какими способами».

— Я не из таких людей, — уверено ответила Лолита, сложив руки на груди, — Мне не нужна власть. Или бесконечная сила.

«Тогда забудь про свою идею прервать цикл! — разразился гневом голос и всё вокруг затряслось, — Иначе ты сгоришь, как многие желающие и получившие сгорели!»

Всё пропало. Лолита летела в пустоту, чувствуя на коже нагревающийся воздух. В первые минуты он грел, но затем вспыхнул, как недавно спичка в руках ачария. Огненный вихрь медленно сжигал верхние слои кожи девушки. Кровь вскипала, органы превращались в расплавленный жир.

Лолита очнулась в руках учителя. Он стоял в неестественной позе, стараясь удержать девушку. Босстром ощущала острую режущую боль в руках и от неё не могла сдержать стоны. Ачарий аккуратно посадил ученицу на кресло и поправил её волосы. Взяв кусок чистой ткани, он стал вытирать горячее вспотевшее лицо Лолиты. Она дышала неровно, несмотря на спокойное лицо.

— Видимо, ваш Нангананг не хочет, чтобы кто-то пошёл по его стопам, — усмехнулась Лолита, потирая болящие руки.

30

После видения Лолиты ачарий перестал появляться на глазах монахов. Даже присмотр за девушкой он переложил на Гатри. Тот в свою очередь очень переживал за учителя. Его внезапно поменявшееся поведение беспокоило самого преданного джайна. Исаак проводил с Босстром много времени, бо́льшую часть которого уделял разработке рук. Девушка постепенно научилась делать простые дела по дому, не требующие мелкой моторики. Руки больше походили на протезы, отчего возникали сложности.

Учителя джайны не видели около недели. Пошли слухи, что он пытался связаться с Нанганангом, как это сделала Лолита. Но ответа он не получал. Во время разговора с Исааком, Лолита неловко посмеялась, выдвинув версию о том, что увиденное ей — только игра воображения. Ведь до этого ачарий рассказал историю о Нангананге. Если бы рядом был Пётр, то смог бы логично всё объяснить. Ему бы точно поверили. Но он до сих пор не выходил на связь.

Лолита считала, что он всё ещё в обиде на неё за тот разговор. Но на самом деле Пётр даже не знал о том, что до него пытаются дозвониться. Он попытался набрать Лолиту, как только прилетел в Россию, но женский голос оператора сообщал о выключенном телефоне. И так постоянно. Поверить в то, что Лолита до сих пор в обиде за то, что он не хотел оставить её в Сонагири одну, Пётр просто не мог. Она никогда не обижалась настолько, чтобы отключать телефон.

Похоронив Веру Александровну, Пётр стал разбираться с наследством. Квартиру он сразу выставил на продажу и стал ждать, пока на неё найдётся покупатель. Денег на то, чтобы уехать в Осло (не говоря уже про Сонагири) не было. Павлов устроился администратором — единственную высокооплачиваемую работу, на которую можно устроиться быстро и также быстро уволиться. После месяца работы стали появляться заинтересованные в покупке квартиры люди и уже намечалась сделка.

— Я надеюсь, что скоро смогу приехать в Осло, — голос Петра осип, и он иногда прочищал горло, — Но сразу в центр я не вернусь. Мне нужно ещё к Лолите. Вы звонили Исааку?

— Да, — отвечал в тон Нильсен, — Такая же история, как у тебя.

— С ними же не может ничего случиться?

— Не думаю. Может связь барахлит. Сонагири — это не центр цивилизации. Для подобного места это нормально, — Нильсен отвлёкся, обращаясь к сотруднику центра, а затем продолжил, — Прости. О чём я?

— О связи.

— Да. Не волнуйся. Заключишь сделку, прилетишь в Осло и сразу отправишься в Индию.

— Да уж, — Пётр отхлебнул кофе, — Жизнь меня будто кирпичом огрела. Всё, как в тумане.

— Ты справишься. Главное, не опускай руки.

Петра отвлёк продавец. Он звал его обратно в магазин, чтобы разобраться с очередным агрессивным клиентом. Павлов тяжело вздохнул и попрощался с Робертом:

— На следующих выходных у меня сделка. Я позвоню вам, если всё сложится удачно.

— В любом случае позвони. Я волнуюсь за тебя.

— Спасибо, Нильсен. До свидания.

— Пока, Пётр.

Люди, которым Павлов продавал квартиру, перевели оговорённую сумму и подписали необходимые документы. Пётр сразу собрал вещи и отправился в аэропорт. Ему пришлось ждать ещё несколько дней до отправления самолёта, но эти дни были ничем, по сравнению с тем месяцем, что он провёл в пустой квартире, оставшейся без хозяйки. Он забрал альбомы с фотографиями, которые хранила Вера Александровна, как люди её возраста. Там были те немногие снимки с родителями. Удивительно, что они так мало фотографировались, ведь они всегда ездили по разным местам. И от всех них остались только пара фотографий и постепенно исчезающие воспоминания. Павлов уже сейчас не помнил многого. Бывало бабушка вспоминала о том, как маленький Пётр прибегал к ней, садился на колени и рассказывал, где они были с родителями. Вера Александровна сама редко ездила с ними, но, когда родители были заняты на работе, она героически отправлялась с Петром в любое выбранное им место. И вот в альбоме есть одна фотография с их совместной поездки в аквапарк. «Петруша. 8 лет. Поездка в аквапарк». Тогда Вера Александровна еле уговорила Петра остановиться и сделать фото. Маленький Павлов вытянулся и задрал подбородок. Пожилая женщина успела один раз щёлкнуть, пока Пётр не помчался кататься дальше. В тот день он ещё сломал передний зуб, который не хотел выпадать.

Пётр улыбнулся. Какое тёплое воспоминание. Глаза заслезились, и мужчина быстро смахнул надвигающуюся волну слёз.

Объявили посадку на рейс. Психолог в последний раз посмотрел на заснеженный пейзаж за панорамными окнами аэропорта и попрощался с Россией.

31

Нильсен ждал Петра в кабинете. Когда психолог увидел знакомое лицо директора, он бросился к нему в объятия. Роберт поддерживал его даже на расстоянии. Если бы не он, то Павлов точно сошёл с ума. Нильсен широко улыбнулся возвратившемуся сотруднику. В кабинете пахло заваренным чаем. На столе уже стояли две чашки с напитком.

— Я рад, что ты решил зайти ко мне перед отъездом, — признался директор, — Как себя чувствуешь?

— Я весь трясусь от предстоящей поездки, — слова Петра подтвердила трясущаяся рука, в которой он держал чашку, — Не знаю, чего ожидать от этого. Опять. Лолита так и не вышла на связь.

— Исаак тоже молчит. Но раньше такое тоже бывало.

Пётр осмотрелся. Что-то в кабинете поменялось. Будто чего-то не хватало. Павлов выискивал пропавший предмет, а потом его взгляд остановился на книжной полке, где раньше стояли фотографии с семьёй Нильсена. Сейчас там осталось только фото с Ханной. Роберт Нильсен заметил изучающий взгляд психолога и кашлянул. Пётр ничего не сказал, а только удивлённо посмотрел на мужчину. Он смотрел долго, надеясь на ответ. И в конце концов, Нильсен нехотя процедил:

— Я развёлся с женой.

— Что? Почему?

— Она устала от меня, — немного раздражённо продолжал Нильсен, постукивая пальцами по столу, — Мы думали, что всё со временем вернётся на прежние места, но всё только усугублялось. Ссоры каждый день, упрёки, косые взгляды. В общем, ничего хорошего.

— Вы были к этому готовы?

— Старался к этому подготовиться, но это случилось, когда я не ожидал.

— Так всегда происходит, — согласился Павлов.

— Не будем о плохом, — перевёл тему Нильсен, — Я уже становлюсь твоим посыльным. Может бросить этот центр и взымать плату с тех, кто хочет отправить тебе что-то?

Директор засмеялся и достал из ящика стола письмо. Пётр уже боялся одного его вида. Кому ещё понадобилось обращаться к нему таким несовременным образом? Телефоны совсем отменили? Павлов недоверчиво покрутил послание в руках. С виду обычное письмо в самодельном конверте. Без имени отправителя и получателя.

— Та девушка была немного, — Нильсен запнулся, — Не в себе. У неё постоянно бегал взгляд, и она не могла нормально выразить свою мысль. Я сказал ей, что она может позвонить тебе, но она замотала головой, стала повторять: «Не могу. Не могу». И её вывел какой-то мужчина.

С описания Нильсена стало ясно, от кого это письмо. Но что хотела сказать Ребекка Петру? Ему хватило той встречи с ней, когда она бросилась на него с претензиями в духе: «Почему ты нас не остановил?». Теперь даже читать это письмо не хотелось.

— Спасибо, — скривился Пётр.

Психолог открыл конверт, когда остался наедине с собой. Он сидел в новой для него обстановке, потому что прежний договор об аренде жилья он расторг. На деньги, что Павлов получил с продажи квартиры в России, он смог приобрести студию на окраине Осло. Этого было достаточно на первое время.

Чемоданы стояли возле дивана, на который упал Пётр. Он смотрел на белый конверт, прокручивая в мыслях их последнюю встречу с Ребеккой. Нужно ли ему сейчас читать это? Вдруг письмо опять введёт его в то ужасное состояние, от которого всё внутри превращается в чёрную липкую жижу.

— Плевать! — Павлов развернул лист бумаги.

«Привет, Пётр.

Я могу писать сколько угодно о том, что я сожалею о нашем последнем разговоре. Ты всё равно скорее всего будешь держать на меня обиду. И я тебя понимаю. Я не в (зачёркнуто) После аварии я плохо контролирую своё поведение. Мне пришлось пролежать в психушке полгода. Сейчас меня отправили домой, но только под присмотр отца. Я видела страшные (зачёркнуто) У меня были галлюцинации. Ужасные. Мне кололи много лекарств, от которых мне становилось немного лучше. А в тот день наша встреча показалась мне очередной галлюцинацией. Я думала, ты ненастоящий, а потом и вовсе перестала себя контролировать. Мне стыдно перед тобой. Я не знаю, что случилось с остальными. Мне говорили, Габриэль приходил ко мне, но я этого совсем не помню. Я написала письмо и ему, чтобы вы не думали обо мне совсем уж плохо. Я не сумас (зачёркнуто)

Я надеюсь на то, что у тебя всё сложится хорошо. Пожалуйста, не держи на меня зла.

Ребекка».

Всё встало на свои места. Павлов догадывался о состоянии Ребекки, но если бы не другие проблемы, то он бы понял её. Значит, сейчас с ней всё относительно нормально. Отец любит Ребекку и сделает всё, чтобы она выздоровела. Даже сейчас прогресс на лицо.

Пётр кивнул на свои мысли, а потом перевёл взгляд на часы. Вылет уже через два часа, а он до сих пор валяется на диване! Психолог вскочил с места и схватил приготовленный чемодан, оставив письмо раскрытым на газетном столике.

32

В Сонагири шли жаркие споры об учителе и новой ученице. Все не понимали, почему Нангананг решил связаться именно с ней? Лагерь разделился на два мнения: одни считали, что освобождённый от цикла не связывался с Лолитой, и её слова — ложь, вторые высказывали мнение о том, что до Лолиты просто не было подходящего проводника. Конечно об этом знал ачарий. Он несколько раз выходил к джайнам с обращением, но от его слов теорий только прибавлялось.

Лолита чувствовала на себе большое давление и подумывала о том, чтобы уехать. Но как? На какие средства? Ачарий пытался объяснить ей, что вскоре эти разговоры сойдут на нет. Сплетни долго не продержаться. В последний раз учитель пригрозил изгнанием из Сонагири за подобные слухи. И казалось, угроза подействовала. Но Босстром чувствовала, что это затишье перед бурей.

Погода в Сонагири перестала радовать, будто тоже настроилась против Лолиты. Это могли быть просто её домыслы, но как в такие времена думать иначе? Девушка надеялась, что уже все беды позади, и в городе, где изначально царило спокойствие, не может происходить подобных интриг.

— Может не стоило мне приезжать? — спрашивала она сама себя, пока ачарий перелистывал очередную книгу, — Из-за меня многие джайны настроились против вас.

— Проблема не в вас, мисс Босстром. Эти люди слабы и ищут слабости у других, чтобы казаться сильнее на их фоне. Что вы видели в последнюю медитацию?

Лолита медитировала каждый день по четыре раза в надежде вновь связаться с Нанганангом, но ни у неё, ни у ачария этого не получалось. Босстром смирилась с этим и последние медитации приносили ей просто внутреннее успокоение. На некоторое время. Медитация стала своего рода наркотиком. Девушка убегала от изучающих взглядов живущих в городе монахов, от постоянных усмешек, которые они пытались скрыть.

— Ничего, — призналась она, поправляя волосы, — И мне так спокойнее. А вы нашли что-нибудь?

— Нет, — с сожалением ответил мужчина и положил книгу на стол, — Если Нангананг жив, то почему скрывается?

— Учитель, — голос Лолиты задрожал, — Вы мне правда верите? Что это видение не было моим воображением?

Ачарий замер над девушкой. В комнате горела только половина свечей, а с улицы слышались громкие удары капель о землю. Мужчина не отвечал, прислушиваясь к звукам природы. Лолита тоже напрягла слух, но ничего, кроме дождя не слышала. Обычно внезапная перемена взгляда мужчины говорила о том, что сейчас что-то происходит. Босстром не знала как, но ачарий чувствовал происходящие события до того, как они происходили. Такого давно не было, и сейчас подобный жест напрягал Лолиту.

— Не верить вам — значит, не верить себе, — сказал наконец-то мужчина, — Я тоже время от времени вижу видения, но не так ясно и отчётливо. Поэтому вы с Петром так заинтересовали меня.

При упоминании Петра взгляд Лолиты опустел. С каждым днём его имя всё сильнее било по сердцу и всё больше хотелось плакать. Какое-то время она всё ещё пыталась дозвониться до него, но после пронёсшихся слухов о послании Нангананга, кто-то выкрал её телефон, лишив последней надежды. Возможно, это была та крайняя точка, после которой она решила покинуть город.

— Можно странный вопрос? — вдруг спросила Лолита, понимая, что нужно отвлечься от мыслей.

— Странных вопросов не бывает, — почему-то улыбнулся учитель.

— Я всё время называю вас учителем. Но как вас на самом деле зовут?

Мужчина зажёг свечу и аккуратно поставил возле себя. Тёплый свет обрисовал его округлое лицо. Голубые глаза сверкнули либо от радости, либо от дополнительного источника света.

— Моё имя Анаш, что означает «высший».

— Высший?

— Да, — кивнул он, — Это означает человека, превышающего могуществом нас. Но, как видите, я всё ещё обычный человек.

— Вы учитель и лидер, — возразила девушка, — Вы сильно отличаетесь от всех современных людей.

Ачарий засмеялся. За последние недели он нечасто показывал свою улыбку. Но она была такой искренней, что Лолита хотела бы сохранить фото с улыбающимся мужчиной, чтобы в тяжёлые времена смотреть на неё. Лолита только подумала об этом, и ачарий сразу поник. Босстром даже показалось, что в его глазах заблестели слёзы. Она хотела спросить об этом, но мужчина сразу отвернулся и кинул:

— Я хочу кое-что обдумать. Оставьте меня, пожалуйста.

— Что-то случилось? — забеспокоилась Лолита.

— Не задавайте вопросов.

Девушка выполнила его просьбу и покинула здание. На улице бушевал ливень. На всегда людных тропинках никого не было. Только под деревьями можно было заметить медитирующих джайнов. Но даже их было значительно меньше, чем обычно. Лолита прошла мимо спуска и краем глаза заметила поднимающуюся фигуру, но не придала этому значения.

— Лолита?

Босстром остановилась. Ноги за секунду превратились в камень. По её телу пульсировала кровь с удвоенной силой. Свежий воздух обжигал лёгкие и оседал в них песком. Слёзы поднимались к глазам через сердце, разрезая его тонкую плоть кусочками соли. Лолита поворачивалась медленно, дрожа от страха. Она боялась, что это может быть обман. Она повернётся и никого не увидит.

Пётр застыл в удивлении. Сначала он подумал, что ему показалось, что это видение. Прекрасное видение. Но когда она остановилась, услышав своё имя, он понял, что всё наяву. И не мог поверить, что это случилось.

— Лолита, — повторил Павлов, делая шаг навстречу, — Это всё правда?

Лолита не могла ничего ответить. В горле зажегся огонь, от которого она не могла говорить. Девушка только тряслась, а её лицо меняло гримасу каждую секунду. Всё расплывалось. Этому поспособствовал не только дождь, но и стекающие ручьём слёзы. Когда она рассмотрела знакомый шрам на щеке, тело вздрогнуло и обмякло в объятиях Петра. Мужчина сжал похудевшее тело девушки, чувствуя собственное биение сердца.

— Ты здесь, — шептала Лолита, проглатывая стекавшие слёзы, — Ты приехал.

— Я не мог поступить иначе. Я до сих пор виню себя, что оставил тебя здесь одну.

— Сейчас это не важно. Я так рада видеть тебя.

Лолита сжала мокрую куртку Павлова. Она снова посмотрела в его глаза и наконец поняла, что всё это правда. Пётр не прекращал улыбаться. Увидеть Лолиту на ногах — чудо, на которое он надеялся со дня аварии. Теперь всё вернётся на свои места.

33

Лолита неумолкая рассказывала обо всём, что с ней произошло: о первом опыте медитации, о том, как к ней возвращался контроль над телом, Нангананге, который связался с ней. Пётр попросил подробнее объяснить, кто это, и что он говорил девушке. Она запнулась, подумав, что Павлов принимает её за сумасшедшую. Но по серьёзным глазам психолога она поняла, что он ей верит и продолжила повествование.

Петру не нравилась перспектива быть сожжённым каким-то «человеком, освободившимся от цикла». Ещё больше он волновался за Босстром, ведь Нангананг сделал акцент на том, что он не хочет, чтобы Лолита повторяла его путь. Вообще вся эта история с Кумаром звучала безумно особенно для Петра — человека науки, психолога в конце концов.

Тогда ранним утром Пётр решил поговорить с ачарием. Он мог умолчать о невыгодных для себя подробностях. Это же джайны хотят прервать цикл.

Учитель сидел на краю обрыва. От влажной земли пахло сыростью. Холодный ветер пронзал до костей, но мужчину в жёлтых одеждах это не пугало: в отличие от Петра, который вышел совсем недавно, он не дрожал. Павлов встал рядом. Кинув быстрый взгляд он удивился: учитель не медитировал, как всегда, а просто смотрел на горизонт, где всходило солнце. Его глаза были полны печали и тяжёлых мыслей. Ачарий не взглянул на нежданного гостя, но обратился к нему почти сразу:

— С возращением, мистер Павлов. Вы приехали вовремя.

— Вовремя? Для чего?

— Я чувствую приближение чего-то столь неизбежного сколь и ужасного.

— Вы про Нангананга? — догадался Пётр. От этого имени его уже тошнило.

— Запах крови повсюду, но я не знаю откуда он исходит, — не слышал его мужчина.

— Ачарий?

— Мы поплатимся за своё рвение к вечному. Он придёт уничтожить нас, как сорняк. Мы сгорим, как сгорели сотни до нас.

Пётр не выдержал и схватил учителя джайнов за тонкие ткани одежды. Лицо ачария не поменялось. Он продолжал бредить:

— Мы поплатимся за это. Цена вечности слишком высока, — голос мужчины становился всё ниже, — Вы не понимаете к чему стремитесь. Получив силу и вечность в своё распоряжение, вы обрекаете себя на сумасшествие.

Голубые глаза засияли, ослепив Павлова. Он отпустил учителя и отошёл, прикрываясь руками. Низкий голос звучал всё громче. Его могли бы слышать за сотни километров от Сонагири, но никто не выходил даже из своих домов.

«Даю вам последний шанс обдумать свои действия. Надеюсь на ваш здравый смысл».

Ударная волна откинула Петра в ближайшее дерево. От боли психолог потерял сознание.

Только не снова. Эта темнота. Этот знакомый красный свет из окон падал на белые плитки пола. Впереди боком стояли люди в безликих масках с сияющими глазами. По центру был Пётр, развёрнутый корпусом к наблюдающему. На его голове гармонично смотрелась корона с шипами, которые впивались в тонкую кожу. По лицу стекало несколько струек крови. Высокая фигура позади устрашающе возвышалась над ним, протягивая свои невероятно большие пальцы к короне. Пётр подумал, что она снова снимет головной убор смерти, но фигура только больше вдавливала шипы. Павлов не почувствовал боли. Появившиеся помехи не давали ему видеть всё, что было перед ним. Красная вода щипала глаза. На языке возник неприятный вкус протухшей плоти. От запаха становилось нечем дышать. Павлов пытался докричаться до людей рядом, но они стояли, как картонные фигурки на съёмочной площадке. Он был совсем один. Снова. Один при жизни и один при смерти.

Сияющая рука, как спасательный круг, вытянула его из кошмара. Пётр не мог надышаться свежим воздухом и буквально стал задыхаться от него. Взглянув на своего спасателя, он улыбнулся. Ну конечно, кто же это мог быть ещё?

Лолита печально смотрела на него, будто… не смогла спасти. А затем он понял. Он мёртв. Его тело лежало на огромной кровати. Возле него была Лолита и ещё кто-то. Несуществующее сердце ускорилось. Почему при упоминании этого «кого-то» становилось так плохо?

Павлов с огромным усилием повернул голову ко второму человеку. Это был молодой мужчина. При всех усилиях психолог не мог увидеть всего лица. Он различал только чистые небесные глаза, окровавленное лицо от недавно полученных ран и…

«Nemohla jsem se s ním ani rozloučit», — охрипший голос незнакомца напугал Петра.

Мужчина зажмурился, но небесные глаза продолжали преследовать его. Знакомое чувство грусти и страха зародилось внутри. Оно разрывало его, но сшивало. Терзало, но не убивало.

Он вскочил с кровати. Рядом стояла испуганная Лолита. Она держала мужчину за руку, и увидев, что он проснулся, бросилась к нему в объятия. Павлов находился между сном и явью. Он ничего не помнил после пробуждения.

— Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? Хочешь, чтобы я что-нибудь принесла? — Лолита заваливала Петра вопросами, но он её не слышал.

Девушка это поняла и, не дожидаясь ответа, направилась на кухню. Павлов осмотрел комнату. Недалеко сидел Исаак Гатри. По его взгляду нельзя было сказать, что он взволнован или напуган. Мышцы мужчины дёргались от злости или даже гнева.

Внутри головы психолога взрывались фейерверки, бомбы. Там проходила война за воспоминания и адекватность. Он не слышал собственного голоса, только обрывки фразы незнакомого мужчины, истекающего кровью.

Босстром вскоре прибежала со стаканом воды и лекарством. Она долго пыталась влить жидкость в проснувшегося Петра, но он был не в состоянии даже на такое простое действие. Вода стекала из полуоткрытого рта. Мокрое пятно образовалось на коленях психолога.

— Пётр, — Лолита не оставляла попытки достучаться до него, — Что случилось? Расскажи нам.

Смутные воспоминания о встрече с ачарием начали проявляться, но их сопровождала сильная головная боль. Сил не хватало даже на то, чтобы разговаривать. Но Лолита терпеливо ждала. Спустя время первым сдался Гатри.

— Да отвечай ты уже! — кричал он, подъехав к кровати, — Если учитель не проснётся, в этом будешь виноват ты!

— Исаак, — зарычала девушка, — Он не виноват в этом. Там явно был кто-то ещё.

— Не пытайся его отгородить!

— Иначе что? Ты побежишь за другими монахами, и вы целой толпой скинете нас со скалы?

Гатри замолчал, гневно вылупив наполненные кровью глаза. Он уже почти разразился новым потоком желчи, но слабый голос Петра прервал его.

— Был кто-то ещё, — повторил Павлов слова Лолиты, — Он, будто захватил сознание ачария и говорил через него. Его глаза засияли, а потом произошёл взрыв. Дальше я мало что помню.

Мужчина взялся за голову и застонал. Исаак и Лолита переглянулись, обменявшись презрительными взглядами. Гатри не стал дальше слушать Петра и ушёл к ачарию. Лолита тоже прекратила попытки получить от психолога ответы, понимая, что сейчас ничего вразумительного не услышит. Оставалось только ждать, пока кто-нибудь из пострадавших не придёт окончательно в себя.

34

Гроза бушевала третий день. Для монахов это был знак о грядущих переменах. Их беспокоило, что глава до сих пор не приходил в себя, как и Пётр. Оба мучились от кошмаров и высокой температуры. Кто-то со стороны мог бы сказать, что они подцепили инфекцию, но даже врачи только накидывали новые диагнозы. Никакой конкретики.

Лолита мало отходила от Петра. Иссак Гатри стал часто заходить к ним. Он мог просто молча просидеть какое-то время и исчезнуть. Босстром уже не выдерживала его осуждающего взгляда, но ссориться с ним тоже было глупым решением в данной ситуации. Она разговаривала сама с собой, отрекаясь от плана освободиться от цикла, но лихорадка двух невинных людей продолжалась.

«Прекрати это, — думала она, надеясь, что нужный человек услышит, — Я сдаюсь. Я покину Сонагири и оставлю все попытки стать, как ты. Только прекрати это».

Но Пётр вновь закричал во сне, изгибаясь от боли. Он за секунду покраснел, и жар можно было почувствовать, не касаясь его. Лолита побежала за жаропонижающим, и чуть не упала с лестницы, подвернув ногу. Слёзы появились мгновенно. Сквозь плотную пелену девушка вернулась обратно и влила лекарство Павлову. Лолита не прекращала плакать, даже когда состояние мужчины стабилизировалось. Она сидела, поджав колени. От губ осталось кровавое месиво. Кожа вокруг глаз опухла и не хватило бы недели отдыха, чтобы снять отёк. Босстром не могла перестать дрожать. Ей надоело это чувство беспомощности. Надоело, что все несчастья происходят из-за неё.

Чтобы не разбудить Петра, Лолита вышла на улицу. Сдерживать внутренний голос уже было невозможно. Она кричала, стуча кулаками по белым камням дома. Гром вторил её крику. Ветер разносил высокие ноты голоса в разные уголки Сонагири, но их не слышали. Все монахи сейчас были около ачария. Ждали, пока произойдёт хоть что-то, что уничтожит гложущее чувство неизвестности.

Девушка сползла по стене. Она растягивала кожу лица в разные стороны, чтобы стереть лишнюю влагу. Но из-за ливня это действие могло превратиться в порочный круг. Лолита хрипела, кашляла в перерывах между короткими вздохами. От бессилия онаположила голову на колени. Время от времени она вздрагивала от резких неконтролируемых всхлипов.

Сколько она так просидела? Час? Два? Секунда казалась вечностью. Тогда Босстром поняла, что чувствовал Пётр после аварии. Как он это вообще выдержал? Тем более с её вредным характером подобное было подвигом. Лолита тихо посмеялась. Но улыбка вызвала новую волну слёз, но уже без вытекающей истерики.

Девушка хотела вернуться в дом, но громкие крики ужаса остановили её. Это был мужской голос. Кажется, она уже слышала его. Не постоянный ли сопровождающий Исаака издал такие полные отчаяния крики? Что могло произойти такого, что монах вышел из обычного состояния спокойствия? Лолита двинулась в ту сторону. Звуки выстрелов заглушала гроза, и Лолита услышал их только на полпути. Страх сковал её.

Она бежала обратно с мыслями, что с Петром могло что-то случиться. Но забежав в комнату, она увидела совсем не то, что рисовало ей воображение. Психолог сидел на краю кровати, не отводя взгляда от одной точки в полу. Он был, как кукла на полке в комнате ребёнка.

— Пётр, — испуганная девушка попыталась его поднять, — Послушай, нам нужно уходить. Пётр!

Он был неподъёмным. Босстром упала на колени и стала говорить более спокойно и медленно, считая, что так мужчина поймёт.

— Услышь меня, пожалуйста! Сейчас происходит что-то страшное. Я слышала выстрелы. Пётр! Да прошу тебя!

Паника. Она овладела ей. Лолита не знала куда податься, что делать? Бросить Петра здесь, а самой бежать? Нет, она так не поступит. Дать отпор человеку с ружьём — тоже плохой вариант. Сидеть здесь и надеяться, что про них просто не вспомнят? Наверное, это был единственный выход, учитывая состояние Павлова.

Лолита спустилась на кухню и взяла нож. Не зря она точила его несколько дней назад. Как знала. Босстром села напротив Петра так, чтобы вошедший в комнату видел только его. Тогда она нанесёт удар, и… они спасутся.

Некоторое время была тишина. Только ветер усилился. Павлов до сих пор сидел, погружённый в мысли. Тихие шаги взбодрили Лолиту. Её мышцы одновременно напряглись, дыхание сбилось. Голова закружилась, и девушка испугалась, что может упасть в обморок от таких сильных эмоций. Но она сильно ущипнула себя, и чёрные звёзды — предвестники обморока — пропали.

Незваный гость медленно поднимался по ступеням, видимо, тоже готовый к неожиданным поворотам. С каждым его шагом сердце затаившейся девушки ускоряло темп. Она даже слышала дыхание убийцы — громкое, неровное. На секунду гость остановился возле входа в спальную. Руки Босстром тряслись, как деревья на улицах Сонагири сейчас. Убийца уверенно направился к Петру, и тогда Лолита решила, что пора.

Она кинулась с криками на мужчину. Острие ножа проткнуло руку, которую гость успел подставить, чтобы защититься от атаки. Кончик кухонного прибора остановился возле лица того, кого Босстром приняла за убийцу. Она прижала к стене ачария.

Учитель только закусил губу от боли. Кровавая лужа образовалась под его ногами. Лолита не сразу поняла, что произошло и отходила от шока, пока ачарий вытаскивал нож из руки.

— Твою мать! — вдруг запаниковала Лолита и бросилась искать аптечку.

Она смогла обработать раны подручными средствами. Учитель джайнов за всю свою жизнь не слышал столько извинений, как сейчас от Лолиты. В другое время он бы посмеялся, но сейчас у него не двигался ни один мускул на лице.

— Что вы здесь делаете? — спросила Лолита, вытирая лужу крови, — Я думала, что вы — тот стрелок.

— Из-за него я и пришёл, — ответил ачарий, посматривая на Петра, — Исаак перестрелял половину монахов, когда те выходили от меня.

— Исаак? — прервалась Лолита, вылупившись на мужчину, — Зачем?

— Он сам не знает. Сказал, что вообще этого не помнит.

— Не удивительно, — Пётр «ожил» и сразу включился в разговор, но его взгляд до сих пор был пуст, — Ваш Нангананг выполняет свои угрозы.

— Как ты себя чувствуешь? — Лолита предложила ему стакан воды, но психолог отказался, — К тому же я отказалась от своей идеи. Почему он продолжает?

— Не верит? — спросил сам себя Павлов.

Ачарий не стал отвечать на это. Он поднялся и, всматриваясь в гнущиеся ветви, задумчиво задвигал челюстью. В комнате повисло молчание. Лолита отложила грязную тряпку и грозно посмотрела на учителя.

— Мы уедем. Не могу дальше подвергать вас опасности.

— Нет, — отрезал ачарий, — Вы останетесь здесь. Мы встретим Нангананга вместе. Джайны давно готовились к этой встрече.

35

Ночью того же дня погибших монахов сожгли, предав их сознание следующему циклу. Выжившие медитировали рядом со зданием, где сидел ачарий. Лолита с Петром пытались заснуть, но неуёмный поток мыслей мешал им. Было уже за полночь, когда Босстром в очередной раз спросила у мужчины:

— Ты спишь?

— Нет, — ответил он с закрытыми глазами, — Я хочу, но не могу.

— Понимаю, — девушка замолчала.

Плитка, испачканная кровью, была у неё перед глазами. Сонагири никогда не видел столько смертей. Тела джайнов к её приходу уже убрали, но Лолита знала, насколько ужасной была картина. Несчастных монахов разложили в линию. Каждому воздвигли отдельный костёр. Босстром видела только спину ачария, но знала, что даже он не смог сдержать эмоций. Как сильно поменяется мировоззрение монахов после этого? Ведь раньше они считали Нангананга великим, уподоблялись ему.

— Что с Исааком?

Пётр ответил, но не сразу. Он вспомнил, как вошёл к нему после стрельбы и увидел обезумевшее лицо, полное страха и тревоги. От увиденного можно было самому сойти с ума, но Павлов был закалён.

— Его посадили под замок. Оружие забрали, и монахи охраняют его по очереди.

— Я сомневаюсь, что это может помочь.

— Я тоже.

Девушка сильнее прижалась к Петру. Он и забыл какого это — лежать в её объятиях, чувствовать тонкие руки на груди. От нахлынувших чувств мужчина зарылся в её волосы. Его дыхание обжигало. Но в такую погоду не хватало именно этого — тепла.

— Тебе что-то снилось за те дни, пока ты был без сознания?

— Да, — кратко ответил Павлов, вспоминая сны, — Мне снилась ты.

Лолита засмеялась.

— И что там было?

— Это продолжение того сна, что был в первый день нашего прибытия. Но… в конце я видел тебя, стоящей над кроватью, где лежал я, — Пётр напрягся, — Там был третий человек. Мужчина.

— Ачарий? — сразу спросила девушка.

— Нет. Но я думал, что знал его. Мне было его жаль. И больно, от того, что я оставил его.

— Думаешь, что это тоже одна из твоих жизней?

— Не знаю.

Он действительно не знал. Ачарий говорил, что сны, что посещают в Сонагири — отголоски бесконечных жизней. Но почему только Пётр так часто видит их? Даже учитель удивился тому, какие яркие эмоции в этих снах. Если это признак того, что он познаёт истинное «Я», то Нанганангу следовало гневаться ещё и на Павлова. Только проблема в том, что Пётр делал это неосознанно. Ему вообще всё это не нужно. А убивать того, кто пьёт воду, потому что это естественно и необходимо — верх безумия. Пётр подскочил с кровати.

— Ты чего? — Лолита испугалась, подумав, что Пётр опять слышит голос Нангананга.

— А что если Кумар тоже сошёл с ума, как его последователи, которых он сжёг?

— Что?

— Или только на пути к безумию, — поправил психолог, — Просто он видел, что ты отказалась от идеи прервать цикл, но не остановил свои козни. Это странно для могущественного человека. Или просто адекватного человека.

— Это даже хуже, — потирала голову Лолита, — Мы в любом случае не сможем быть с ним наравне.

Пётр упал обратно, но сразу пожалел об этом. За время его отсутствия он забыл, что кровати здесь отнюдь не с ортопедическим матрасом.

Их мысли зашли в тупик. Неужели действительно не было выхода? Нет ничего отвратительней ожидания. Но ачарий думал иначе.

Учитель сидел почти в полной темноте. Он оставил гореть две свечи по обе стороны от себя. Кроме него в комнате никого не было. Все монахи были заняты медитацией снаружи. Ачарий старался привести мысли в порядок, но как оказалось в мире осталось то, что может нарушить его самоконтроль. Во время бреда мужчина видел поистине страшные картины. В одних его обезглавили, во вторых — закололи охотничьим ножом, в третьих и вовсе немыслимым образом разорвали на части. Он чувствовал всё, что было во снах и теперь мог не бояться любой пытки. Но истинное «Я» трепетало от мысли, что ему предстоит встретиться с Нанганангом Кумаром и отдаться случаю.

Но что, если помимо него существовали другие люди подобные ему, а может и сильнее? Если Нангананг смог узнать о мыслях Лолиты, то и о мыслях ачария могли узнать.

Учитель слышал голос своего сознаниях, надеясь на то, что получит ответ. Но спустя два часа ему показалось это пустой тратой времени. И идея того, что они все сошли с ума уже не была такой бредовой. Учитель сжал кулаки и обругал себя за то, что посмел усомниться в этом.

«Неудача постигает в тот момент, когда перестаёшь верить в то, что делаешь», — приободрил он себя и продолжил попытки связаться с теми, кто поможет.

Ветер на улице утих. Из тёмных туч выходили пушистые розовые облака. Наступало новое утро, но ачарий этого не заметил. Когда первые лучи светила упали на мокрые земли Сонагири, свечи в комнате погасли. Мужчина сидел в полной темноте, вслушиваясь в свои слова. Из медитации его вывел сильный поток холодного ветра, коснувшийся спины. Он хотел повернуться, но не мог — тело, будто парализовало.

— Не поворачивайся, Анаш, — мягкий женский голос разносился возле его уха.

Она говорила на хинди. Несмотря на то, что такая ситуация могла бы вызвать ужас, ничего, кроме замешательства ачарий не ощущал. Ему было даже интересно, что это за женщина явилась к нему. Помимо неё в комнате появился яркий цветочный запах. Ачарий будто стоял посреди цветущего сада.

— Кто вы? — спросил он, обдумывая ситуацию.

— Та, кого ты звал, — ответила незнакомка, — Обычно я не вмешиваюсь, но здесь не могла остаться в стороне.

— Почему? Вы знакомы с Нанганангом?

— Я знакома со всеми, дорогой Анаш.

От стен отскакивал мужской смех. Ачарию он не принадлежал.

— Адам будет не доволен тем, что мы лезем в это, — голос был строг, несмотря на явную насмешку, — Ты уверена, что хочешь этого?

— Он нам ничего не сделает. Тем более тебе, — отвечала женщина.

— Что ж, учитель Анаш, ты хотел, чтобы вам помогли с победой над Нанганангом, верно? — мужчина сразу успокоился и грубые нотки появились в голосе.

— Да, — ответил ачарий, как можно уверенней.

Повисла тишина. Двигаться учитель до сих пор не мог. Значит эти двое ещё здесь.

— «Эти двое», — рыкнул мужчина, озвучив мысли учителя, — Проблема в том, что победить Кумара может только подобный ему. Мы можем сделать тебя таким, но есть небольшое «но».

Ачарий не мог и подумать, что этого «но» может не быть. Сейчас ему было это не интересно. Он готов был пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы остальные джайны продолжили свой путь. Лолита и Пётр не должны были умирать. Ачарий знал, что Лолита может привести мир к новой эре, где человечество наконец-то обретёт гармонию с истинным «Я» и природой. Сейчас этому мешал только Нангананг. То ли из-за собственного недоверия к людям, либо из-за безумия. Учитель тоже предположил, что Кумар мог лишиться разума после потери своих последователей.

— Ты погибнешь, как только истратишь энергию, — продолжил женский голос.

Он слышал этот голос раньше. Но где? Ачарий отвлёкся от насущной проблемы. Женщина, стоящая за его спиной… Учитель рисовал её портрет и понимал, что она была в его снах. Он видел её смерть. Кровь на её груди и его руках. Как же это страшно. Хрупкое тело обмякло и повисло в его объятиях. Не мог он потерять её. Не мог. Не мог. НЕ МОГ!

На красных тканях перед ачарием он видел женский силуэт. Детали он дорисовывал сам — длинные волосы, пышные ресницы и осмысленный взгляд. Вокруг неё было что-то невероятное. Это чувство, которое она хранила — было всем для него. И он это потерял.

Тёплые руки опустились на его плечи и обвились вокруг шеи. Стало так спокойно, так уютно. Только она могла так сделать — уничтожить тревогу и разогнать тёмные мысли. Ачарий положил свою руку на ладонь незнакомки. Странное чувство. Никогда он не чувствовал так ярко желание прижаться к кому-то. Он влюблялся и никогда этого не скрывал. Были мимолётные влюблённости, которые ачарий контролировал без усилий, но сейчас… он бы набросился на эту женщину, слыша только её голос.

— Тебе стоит решить, готов ты к борьбе с Нанганангом или нет, — тёплый воздух окутал учителя, — Времени остаётся совсем мало.

— Кто вы? — вновь спросил мужчина, не желая отпускать руку женщины.

— Всему своё время, дорогой Анаш. Так что?

Она отошла, и тело ачария вновь застыло. Разве у него был выбор? Он пытался связаться с ними не просто так, чтобы потом отказаться. В груди стало так пусто, словно внутри не было никаких органов, никаких чувств. Ачарий был сосудом, который забыли наполнить.

— Я готовился к этому с самого детства, — его голос менял тональность на каждом слове, но потом он выдохнул и успокоился, — Мне это суждено, и я приму свою судьбу.

Женщина не ответила. Резкая боль возникла по всему телу ачария. Он свернулся пополам, скребя ногтями по белому камню. Он слышал, как рвутся внутренние органы, ткани, как ломаются кости. Это отвратительно. Но прожигающее мучение мешало ему думать. Мужчина упал на пол и закричал. Истошно, громко, насколько позволяли ему разорванные связки. Кровь потекла по горлу, заставив замолчать. Голову опоясали железные кольца, всё сильнее сжимая череп. Ачарий не видел перед собой ничего — цвета исчезли и все предметы слились в одну серую массу. Эта серость вскоре превратилась в красный ковёр. Алая жидкость, как кислота, прожигала кожу. Так думал учитель, но эластичный слой кожи просто разрывался, а затем срастался, оставляя небольшие шрамы. Из-за разломанных костей фиолетовые и красные кровоподтёки могли бы заменить палитру художника. Волосы на голове выпали одновременно — одним клоком. На их месте за секунды появились другие.

Когда пытка прекратилась, ачарий услышал снаружи громкие крики монахов. Если бы не они, он с радостью подарил бы себе несколько часов спокойствия. Новое тело было тяжёлым, неудобным. Подойдя к дверям, мужчина ощутил необычный прилив энергии. Руки заискрились, и тогда он понял, что имеет ту самую «сводящую с ума» силу.

36

Пётр разбудил Лолиту с первыми криками, доносящимися с улицы. Они побежали к главному зданию. Этот момент ждали, заранее ненавидели встречу с гостем, готовились к ней. Признавать своё поражение никто не хотел, безнадёжно надеясь на победу. Босстром уже решила, что предложит Нанганангу при встрече. Он должен был согласиться на обмен, если хотел сохранить мир.

Монахов разбросало по земле. Все были без сознания. Маленькие огоньки потухали на зелёной листве деревьев. Пахло гарью. Чёрный дым исходил из земли.

Опоздавшие увидели только одного, кто стоял на ногах. Лолита покачнулась от неожиданности. Этот человек был именно таким, каким она его представляла. В высоту мужчина был явно больше двух с половиной метров. Эта величина пугала. Огромные сильные руки. Широкие плечи. Белые волосы мужчины доставали до пят, но были точно длиннее, так как были собраны в тонкую косу. Неряшливая борода не подходила к его благородному лицу. Голубые глаза сияли, как тот самый огонь вокруг. На лбу Нангананга образовались морщины, а его полузакрытый и пустой взгляд почти заставил Лолиту закричать.

Пётр встал вперёд, ограждая собой девушку. Нангананг поворачивался медленно, наслаждаясь эмоциями двух людей. Огонь на деревьях вновь воспылал, почти касаясь языками Петра. Павлов хотел броситься прочь отсюда, но он отгонял мысли, зная, что они принадлежат не ему.

Тяжёлые шаги Кумара сопровождались землетрясением. Дело было не в его размере, конечно. Лолита даже подумала, что воздух вокруг него сотрясается. Он менял само пространство. Она вышла вперёд, оттолкнув Петра. Психолог попытался схватить её за руку, но девушка ловко увернулась, оказавшись перед Нанганангом. Ей пришлось задрать голову перед тем, как начать говорить.

— Я вроде ясно выразилась, что отказалась от своей идеи, — кричала она, контролируя дрожь, — Почему вы продолжаете убивать невинных людей?

Мужчина возмущённо цокнул. Тело Босстром взлетело в воздух, сравняв её с Кумаром. Она видела пылающие безумием глаза, взгляд которых был, как рентген: он изучал её изнутри, рыскал по мыслям, больно раздвигая рамки сознания. Разрывная волна прошла по всему телу, и Лолита закричала. Она чувствовала, как чьи-то острые когти рвутся через её плоть, прорывая себе путь наружу. Их было тысячи, сотни тысяч. Она так напрягла мышцы, что услышала хлопок в правом ухе. Писк заглушил её крики на время.

Стоявший всё это время в стороне Павлов, не мог двинуться. Он смотрел на то, как трёхметровый мужчина мучает Лолиту, издевается над беспомощной девушкой. Но за что? Она даже ничего не сделала! Сосредоточенный на этом, Павлов не заметил позади Нангананга другую фигуру его размера. Только когда Кумар отлетел с невероятной скоростью в деревья сада, Пётр смог кинуться к Лолите.

— Следует выбирать себе противника по силе, Кумар, — громогласно произнёс ачарий, окружённый синим свечением.

Нангананг ответил смехом. Он исчез, но вскоре появился позади учителя. Ачарий это почувствовал и повернулся к нему. Кумар нападать не собирался. Он застыл, рассматривая мужчину перед ним. Было видно, как он пытается найти ответ на какой-то вопрос.

— Ты не должен был стать таким, — Нангананг рыкнул, — Почему я не почувствовал твоей метаморфозы?

— Это повод одуматься. Вдруг может случиться так, что ты проиграешь?

— Ты новичок, Анаш. Не лезь в это, — он протянул руку, — Отдай мне силу, и я прекращу.

Лицо «освобождённого» поменялось: стало добрым? Звуки пылающего огня позади прекратились. Даже солнце осветило Нангананга, будто показывая, что это шанс подписать мирный договор. Но ачарий замешкался. Его тело не выдерживало той силы, что дали ему неизвестные, и решать стоило быстрее.

«Он не прекратит, — мужской голос, чей смех разносился совсем недавно в стенах его комнаты, зазвучал в голове учителя, — Не верь ему. Безумие уже давно овладело им».

Ачарий сложил руки и сильный поток воздуха ударил в грудь Кумара. Послышался хруст рёбер, но пострадавший проворно отскочил в сторону, и земля под его ногами превратилась в лаву. Жидкий огонь поднялся в воздух и стрелами направился к ачарию. Стоило только мужчине направить силу в нужное место, его тело перемещалось туда.

Преобразившийся учитель джайнов висел в воздухе. Это было непривычно, но тело вело себя так, будто давно привыкло к подобным выходкам. Да и всё, что бы он ни делал, происходило само. Поменялась не только оболочка, но и разум. Мозг знал, что и как делать.

— Вы уничтожите человечество! — заорал Нангананг, стремительно приближаясь к мужчине, — Я должен избавить мир от опухоли!

Кумар превратился в тень и прошёл сквозь ачария. Учитель харкнул кровью. Внутренние органы застонали от боли, но быстро восстановились, забрав часть силы. Анаш чувствовал потоки неизвестной ему силы, которая текла по их телам в бо́льшей мере, чем у обычных людей. Он видел их своим поменявшимся взглядом и мог поменять течение по своему усмотрению. Рука ачария потянулась к Нанганангу, смотревшего на окровавленного противника с усмешкой, и когда колющее чувство прошло по коже, учитель стал забирать энергию себе. В первые секунды это приносило удовольствие, но затем стало убивать, прожигать изнутри.

Нангананг почувствовал вмешательство ачария и одним движением руки смог предотвратить это, оставшись с дополнительным выигрышем — частичкой силы этого новообращённого. Кумар схватил ачария за горло и с силой бросил вниз.

Мужчина проделал своим телом огромный кратер рядом с подъёмом в город. Его кости были разломаны вдребезги, но спустя секунды срослись. Нервные окончания быстро блокировали боль, не давая ему потерять сознание. Когда фигура «освобождённого» оказалась над учителем, он уже мог подняться на ноги. Но этому было не суждено сбыться. Земля под ним провалилась, замуровав половину его тела. Руки удовлетворённого Нангананга загорелись.

Из-за быстрой потери силы ачарий долго не мог прийти в себя. Голова кружилась. Ноги ослабли и не слушались его. Воздуха не хватало, чтобы нормально вздохнуть. Силуэт Кумара уже был совсем близко.

Ачарий быстро привёл себя в порядок. Ударная волна, исходящая из его ладони, смогла оттолкнуть Нангананга на несколько сотен метров. От кратера теперь шло продолговатое углубление в сторону Сонагири. Учитель освободился из плена земли и сразу оказался рядом с нападавшим. Он схватил его за руку, подкинул в воздух и ударом в живот откинул в прежнее место. Кровавая рвота выплеснулась изо рта Нангананга, и несколько капель попали на белоснежные одежды ачария. Но лежащий мужчина, несмотря на своё положение, радостно засмеялся.

— Как это глупо с твоей стороны, Анаш! Ты должен вести человечество к просветлению, а не к гибели.

— Это не значит, что нужно убивать Лолиту. На её месте может появиться другой.

— Не появится. Я видел. Я всё видел! — наполненные кровью глаза Нангананга вылезали их орбит, — Ты способствуешь концу мира, Анаш! Жизни миллиардов ценой одной жизни — это разве много?

— Ты сошёл с ума, Нангананг, — спокойно отвечал ачарий, но начинал верить словам безумца, — Ты же не остановишься на одной жертве.

— Глупый мальчик, — скорчил грустную гримасу «освобождённый», — Вот к чему ведёт неведение.

Он снова исчез, оставив после себя только кровавую лужу. Ачарий напряг чувства. По коже прошлись мурашки, и через время он смог проследить путь Кумара. Учитель успел заблокировать атаку сверху. На него летели огромные горящие камни, били молнии. Его вдавливали сильнейшие потоки воздуха, но он продолжал стоять. Вскоре подобное начало происходить с правой стороны, затем с левой и в конце концов, ачарий стоял полностью заблокированный атаками Нангананга.

Сам Кумар висел высоко над ним вписанный в солнечный диск. Его спокойному лицу в такой момент можно было позавидовать. Неужели он вообще не ощущает тяжести, так используя силу? Такими темпами ачарий не сможет долго бороться с ним.

«Не отступать, — проговаривал про себя он, чувствуя, как тело подводит, — Не сейчас».

«Если хочешь, могу помочь», — предложил мужской голос с непонятной ачарию радостью.

«От помощи в такой ситуации не откажусь».

Перед ним появилась фигура мужчины с такими же белыми волосами. Ачарий расслабился, и защита спала. Но ему ничего не навредило. Камни и всё прочее зависло в воздухе. Белоснежный плащ незнакомца развивался по несуществующему ветру. Мужчина не поворачивался и молнией направился к Нанганангу, сбив его, как ракета. Прозвучал оглушающий взрыв, и пыль перекрыла видимость, ошеломлённому ачарию.

Понимая, что нельзя терять времени, он переместился к месту взрыва. В центре лежал Кумар, а над ним, как победитель, стоял мужчина в белом плаще. Нангананг, придя в себя, тотчас отполз от него. Он был в ужасе от того, что видел. Ачарий подошёл ближе, и незнакомец пропал, оставив их вдвоём.

— Как ты это сделал? — истерично спросил Кумар, продолжая отдаляться от Анаша.

— Сделал что? — ачарий не понимал, чего так испугался самодовольный «освобождённый».

— Ты… ты, — заикался Нангананг, — Это же был ты…

Ачарий вновь потянулся к потокам силы. На этот раз мужчина не сопротивлялся, даже когда ощутил слабость. Учитель джайнов подошёл ближе, ведь энергия становилась всё слабее. Нангананг скривился. Белые волосы медленно опадали, глаза тускнели. Вся кожа захватчика Сонагири скукожилась и повисла на хрупких костях. Он пытался что-то сказать, но выходили только сухие хрипы и свисты. Кумар старел ежесекундно, и вскоре от него остался бы только прах. Учитель нависал над иссохшим телом старика, продолжая поглощать силу.

«Сколько энергии! — восклицал ачарий, — Она — источник вечной жизни! Она есть в каждом, а значит — я мог бы поглощать её. Как и сейчас! Её много! Всё во вселенной — энергия! Источник… вечной жизни! Вечной».

Мысли оглушали его. Их было больно слушать. Ачарий старался думать о другом, но голоса продолжали бить по сознанию, захватывая разум. Скрипя зубами, он продолжал забирать силу Нангананга, который уже был на грани жизни и смерти.

«Энергия Петра останется на потом. Они с Лолитой со временем станут обладателями огромного количества энергии, я поглощу её. Но надо не дать им стать, как я!».

Учитель закричал, прерывая сумасшедшие мысли.

«Ох, — застонал он, — Уже предвкушаю это удовольствие, когда их энергия потечёт по мне. Их эмоции, их мысли станут моими! Это же невероятно! Все… все будут моими! Мне будут поклоняться миллиарды! Сами звёзды будут под моими ногами! Ничего не будет могущественней меня!»

Ачарий схватился за голову. Из носа пошла кровь. Столько голосов разрывали его голову! Он не мог остановить их. Не мог заглушить. Контроль медленно переходил к ним, оставляя сознание ачария позади, как зрителя. Мелькали воспоминания из жизни: как он впервые познакомился с джайнами, как стал ачарием, приехал в Сонагири, своих учеников, учителей. А потом он услышал голос той женщины. И лёгкий запах цветов скользнул перед ним.

Он вновь сидел перед красной тканью. Он видел театр теней, где была эта незнакомка и он. По крайней мере, ачарий думал, что это он. Его фигура прижимала к себе фигуру женщины. Затем кадр поменялся, и он остался без головы. Другой кадр — он на скале, под ним бушующее море. Следующий — дом королей, тот самый, который был в его сне. Фигура в окружении сотни других женских фигур. Свет погас.

Маленькие огоньки, появившиеся на кончике фитиля, вели его через длинный коридор. Он летел сквозь сумрак, не зная, что ждёт его в конце. В этом пространстве не было чувств, не было эмоций. Ачарий делал то, что должен был. Или то, что от него хотели.

Тропа привела его к картине. Это был портрет мужчины. Его лицо художник не посчитал должным прорисовать, поэтому выделил только самое важное: голубые светящиеся глаза. Да и глазами это было сложно назвать. Просто два мазка. Мужчина изображённый на полотне, показывал свои руки. Учитель долго не мог понять зачем, но спустя время на картине появились кровавые ручьи. Ачарий отошёл дальше, когда лужи крови оказались под ним. Безумный смех мужчины наполнил бесконечное пространство. Около Анаша стали мелькать образы того самого мужчины, который помог ему в борьбе с Нанганангом. Они появлялись с разных сторон, разрезая его тонким невидимым ножом. Когда ачарий был полностью истерзан, всё вновь погрузилось во мрак.

Когда появился источник света, в виде одинокой свечи, две тени оказались перед ним. Они обе принадлежали мужчинам. На одном был длинный плащ, другой держал за спиной нож. Раны на нематериальном теле учителя заныли. Тени обнялись, и ачарий бросился, чтобы предотвратить неизбежное. Но слишком поздно.

Он вернулся в реальность. Из груди торчала сморщенная рука, стремительно молодевшая. Ачарий упал на колени от внезапной волны слабости, а затем и вовсе шлёпнулся лицом о землю. Тело стало бесполезной тряпкой. В последние секунды сознания он услышал только негодующий голос Нангананга:

— Нет! Что не так с этой энергией?!

Дальше только темнота, из которой его так беспощадно вытащили. И то, ради того, чтобы услышать голос Кумара. Но, может быть, это того стоило.

37

Бездыханное тело учителя лежало на белых простынях. Ветер вновь завывал свою песню. Монахи, пришедшие в чувство, воздвигали новый костёр. Пётр успокаивал разрыдавшуюся Лолиту. Они прибежали к месту сражения, когда оба мужчины уже были мертвы. Босстром первая бросилась к ачарию, пытаясь привести его в чувство. Но Пётр знал, что он уже не проснётся. От Нангананга осталась только мумия. Иссохшая, с навеки застывшим страхом в пустых глазницах. Лицо ачария наоборот, передавало спокойствие и благоговение.

Мир Босстром пошатнулся. Она столько не узнала, столько не успела. Ачарий вернул ей то, что она потеряла во время аварии: понимание себя, своих истинных желаний. Несмотря на то, что при первом разговоре, учитель был неприятно прямолинеен, в последующие встречи Лолита стала воспринимать его слова совсем иначе. И теперь потерять его было ударом ниже пояса. Что делать дальше?

Сжигать тело решили вечером. Сонагири закрыли для туристов, и город погрузился в сон до прихода нового ачария. Лолита весь день провела рядом с возведённых костром, тайно надеясь на воскрешение учителя, но… ждала она, конечно, напрасно. Пётр иногда приходил к ней, чтобы уговорить хотя бы немного поесть, но Босстром отказывалась. Тогда он садился недалеко от неё, но так, чтобы не попадаться ей на глаза. Под вечер погода ухудшилась. Ветер принёс армию грозовых туч, но дождя ещё не ощущалось.

Пётр подошёл в очередной раз и увидел, что Лолита медитирует. В отличие от других монахов в подобном состоянии, она была напряжена. На покрасневшем лице вздулись вены, а под глазами ярко сияли фиолетовые круги. Павлов понимал, что не стоит её сейчас трогать и направился к дому, чтобы взять несколько тёплых пледов. Внутреннее чувство завело его к дому Гатри. Вообще он не планировал туда заходить, но в последний момент Павлов свернул с маршрута. Возле дома не было монахов, которые должны были следить за жителем.

В доме было тихо.

— Исаак! — закричал Пётр, проходя по пустым комнатам.

Возле спальной повис лёгкий, еле заметный запах железа.

— Исаак! — вновь позвал мужчину Павлов, чувствуя, что плохие новости не закончились.

Лужа крови вытекала из спальной. Пётр побежал по ней к изрезанному Гатри, лежавшему посреди комнаты. Павлов поднял шею Исаака и увидел тонкую линию от ножа. Само орудие он обнаружил в руке погибшего.

— Сука, — ругнулся мужчина, понимая, что ничем помочь уже не сможет.

На кровати лежала записка. Несмотря на то, что письмо Исаак писал на хинди, почерк выдавал волнение. Ведь свести счёты с жизнью тоже не так просто.

«Я подвёл вас, учитель. Не хочу после случившегося продолжать жить в этом теле. Я убил людей своими руками. Но даже то, что я не осознавал, что делаю, не снимает с меня ответственности за содеянное. Я приму наказание. И всю следующую жизнь посвящу тому, чтобы познать истинное «Я», как истинный джайн».

Пётр показал записку монаху, но, к несчастью, никто не знал норвежский, чтобы перевести написанное. Джайны сами провели обряд, избавив мир от двух тел. Лолита с Петром стояли в стороне. И когда последние искры отдали своё тепло, они поняли, что в Сонагири их больше ничего не держит.

По дороге в аэропорт Лолита не проронила ни слова. Будто ничего с момента их приезда не поменялось. Конечно, Пётр был рад, что теперь ей не приходилось сидеть в коляске, чувствовать себя беспомощной, но её психологическое состояние вернулось на прежнее значение. Если бы это был график, то по нему можно было бы отследить те американские горки, по которым каталось сознание девушки. И конец пути пришёл к началу. А ведь путь был неплохим.

Пётр надеялся, что состояние Лолиты вскоре придёт в норму (под нормой он имел в виду состояние без апатии, которая уже перерастала в депрессию), но с каждым новым днём её взгляд всё больше покрывался тёмным туманом, в котором он боялся потеряться. Босстром устроилась на работу, забросив последний год учёбы. Павлов долго пытался донести до неё, что этого не стоит делать, но разве она слушала его?

Вскоре Босстром перестала выходить из комнаты. Когда Павлов начинал разговор, она молчала. Мужчина старался понять её, влезть в её шкуру, но она только отталкивала. Молча, одним взглядом. В Павлове зарождалось чувство, будто он всё делает зря. И стоит это всё прекратить. Он рассчитывал, что, когда расскажет об этом Лолите, она скажет хоть что-нибудь. Но нет, она продолжала молчать, и Пётр не выдержал.

— Мне это всё надоело, Лолита, — он уже собирал вещи девушки, — Я устал делать вид, что всё в порядке. Сидеть на месте ровно, ожидая, что ты… поговоришь со мной, — он повернулся к ней, — Твою мать, да это даже звучит смешно! Я прекрасно понимаю, что у тебя была депрессия, из которой ты вроде вышла. Заметь, я ПЫТАЛСЯ… ЛОЛИТА, ПЫТАЛСЯ! Вылечить тебя хоть как-то, но… Как я это сделаю, если ты сама этого не хочешь?! Прошло два года, но с каждым днём ты всё больше пропадаешь куда-то. Что мне с этим делать?! Скажи мне хоть что-то!

Он посчитал, что снова услышит тишину, поэтому долго не стал задерживать взгляд на девушке.

— Ты прав, — вдруг голос Лолиты дошёл до него, — Будет лучше, если мы разойдёмся. Навсегда.

Пётр застыл. Он чувствовал облегчение вперемешку с тревогой. От него ускользала последняя нить, которая связывала его с Лолитой. В горле встал поперёк комок слёз. Почему ему вдруг захотелось заплакать?

— Ты заговорила, — апатично ответил мужчина, прикусывая губы, — Может тогда ответишь мне, что с тобой происходит?

— Не сто́ит.

Лолита бросила в чемодан последние вещи. Павлов был возмущён её поведением. Снова. Но может после её ухода полегчает? Жить с постоянной тревогой о ней — не было идеальной жизнью, о которой он мечтал.

— У тебя всё будет хорошо, Пётр, — её голос эхом разносился по сердцу Петра, — Без меня.

Она ушла. Ушла, оставив после себя только воспоминания. Несмотря на боль, Пётр знал, что продолжит жить, но уже не так, как раньше. Он никогда не видел её больше. Только иногда ему виделся образ молодой Лолиты, даже когда ей было за семьдесят. Ему перешёл центр Роберта Нильсена, где он проработал до конца жизни. Построить крепкую семейную жизнь Павлову не удалось. Но на его похороны пришла его единственная дочь, а также сотрудники, друзья, среди которых была Ребекка, и Лолита.

Босстром стояла вдалеке, чтобы Ребекка, единственная, кто помнит её, не увидела. Она бы очень сильно удивилась, увидев Лолиту такой же, как в день аварии. В ней ничего не поменялось, кроме нескольких локонов белых волос. Голос подсознания Лолиты стал громче после происшествий в Сонагири. Это заставило её вернуться туда после ссоры с Петром и заняться познанием истинного «Я».

Она смотрела на новенький могильный камень с именем «Павлов Пётр», возле которого уже никого не было. В последний раз Лолита видела его уже совсем старым: полысевшим, сморщенным старичком с потускневшими глазами. Как жаль, что она не смогла разделить с ним старость.

«Мой бедный Пётр. Прости меня».

Адам

1

Их назвали высшими. Люди, чьи способности стали невообразимых масштабов. Одни, которых прозвали «создающие», управляли материальным миром: меняли агрегатные состояния, создавали предметы из ничего и сами перемещались по пространству. Другие, с таким же говорящим титулом «знающие», обладали знаниями вселенной: в их доступности были знания о бесконечной временной ленте, поступках других людей в любой точке времени. Но высшие не были лишены слабостей. Так, для использования своих сил им приходилось тратить энергию, запас которой мог закончиться.

Лолита Босстром была первой высшей, о которой узнал мир. Когда она стала управлять своей энергией, то решила подарить знания всему миру, надеясь, что сможет таким образом сделать его лучше. Так за восемьсот тридцать лет все люди познали истинное «Я», или как это начали называть «подсознание», и теперь наступила Эра Высших, которую посчитали пиком человеческой эволюции. Перестали существовать отдельные государства. От существовавших стран остались только названия и границы, которые были необходимы для уточнения местоположения.

Во избежание массовых конфликтов, высшим запрещалось использовать силы для противозаконных действий: убийств, вымогательств, разжигания ненависти, управления разумом других высших, предсказания будущего. Так же запрещалось медитировать, так как медитация могла привести к безумию. Подобные случаи уже случались, и Высшее Правительство выпустило этот закон. Во главе Правительства стояли трое: Лолита Босстром, как первая высшая, и главный Судья, Тайлер Дайсон — молодой парень, отвечающий за предотвращение будущих преступлений, иными словами Оракул, и Уоти Габр — учитель в Институте, обучающий «знающих», которые в будущем станут Оракулами.

В этом новом мире остался только один человек, который не вписывался в общество высших. Адам Давет был последним обычным человеком. Его приходили обучать известные личности в среде высших, но никто не смог ему помочь в познании. В первые двадцать лет это расстраивало Адама, но затем он повстречал Еву Розенфельд, и с того момента перестал комплексовать из-за отсутствия у себя способностей высших. В жизни они никак не помогали, тем более, существовал запрет на использование большинства способностей «создающих», так как они были по мнению Высшего Правительства опаснее «знающих». Адам работал над своим проектом, в котором ему помогала Ева, как «знающая». В нём он хотел узнать причину, из-за которой не может стать высшим.

Несмотря на то, что все имели силы, энергии на многие действия не хватало в силу неопытности человечества в подобных вопросах. Так, все «знающие» не могли видеть дальше года вперёд и пятнадцати назад. Для решения этой проблемы были созданы институты, где специально обучали «дальности провидения». Поэтому Адам имел все шансы сделать открытие первым.

О том, что существует некая «энергия», которая питает всё живое и неживое, уже все знали. Был вопрос только в количестве этой невидимой пищи. Давет смотрел на схемы, нарисованные на экране. В голове было множество мыслей, но через полчаса они скручивались в клубок, завязывались в узел и логика быстро исчезала. Уходить в фантастику ему не хотелось. Хотя, что есть фантастика в современном мире?

— Эй, — позвал Адама женский голос, ласково растягивая первую гласную, — Там обед остывает.

— Секунду, — ответил он, не упуская из виду линии схемы, — Возможно, я уже близок к разгадке.

— Ты говорил это несколько месяцев назад, — Ева медленно подошла к мужчине и начала гладить его русые волосы, — Тебе следует отдохнуть.

Давет опустил голову. В порывах мозговой активности он действительно забывал об усталости, точнее, он её совсем не ощущал. Хотелось, как можно скорее, найти ответы, прийти в Министерство и показать всё, что он открыл.

— Успеешь ещё, — сказала женщина.

Адам развернулся на стуле и одним движением усадил Еву на колени. Она вылупила яркие голубые глаза с маленькой зелёной точкой у края радужки и мило улыбнулась. Длинные белые волосы были собраны в высокий хвост. Кожа на вытянутом лице немного загорела, а нос и вовсе стал красным от двухнедельного отпуска. Адам помнил их свадьбу, будто это было вчера. В тот день она тоже была загоревшей и такой же прекрасной.

— То есть я не всегда прекрасная? — наигранно хмыкнула Ева.

— Ты опять за старое? — Адам поднял одну бровь, — Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты читаешь мои мысли.

— Тогда думай подсознанием, чтобы я не слышала, — она хлопнула его по носу, — Это же непроизвольно происходит.

Это была единственная особенность высших, которая раздражала Адама. Они слышали всё, о чём он думал. Чтобы подобного не происходило, нужно было думать «тихим голосом» или иначе подсознанием. Это играло с Адамом злую шутку, особенно в подростковом возрасте, когда родители (тоже высшие) могли слышать его мысли. Никакого личного пространства. Всё дошло до того, что Давет перестал думать совсем. И только в последние годы начинал понимать смысл слов «думать подсознанием». С другой стороны, из-за своего неумения он познакомился с Евой. Он краснел ещё месяц после того, как юная Ева Розенфельд подошла к нему и сказала, что тоже заметила его. Это было на улице. В окружении толпы высших.

— Как дела в Институте? — спросил Адам уже за обедом.

— Я невероятно устала, — вздыхала Ева, расплываясь по стулу, — Но пока что я ближе всех к тому, чтобы быть следующим Оракулом в Правительстве.

Адам не ответил. Ева знала, как он к этому относится. Обычно те, кто попадал в Правительство, как «знающий» не выходил оттуда. О том, как всё происходит внутри, знали только трое. И если Ева станет следующим Оракулом, то возьмёт на себя судьбу предшественников.

— Ещё неизвестно как долго продержится Дайсон, — пыталась успокоить мужа Ева, — Может он останется в Правительстве навсегда.

— Сомневаюсь в этом. Ты же знаешь, что Оракулы — это расходники. И этот расходник скоро придёт в негодность.

— Не говори так. Они поддерживают порядок среди высших.

Давет покачал головой. Ему было непонятно, почему высшие — люди, которые являются апогеем разума и силы, не могут жить без всяких ОРАКУЛОВ — этакой мамашей, присматривающей за своими детьми.

Ева доела свой обед и, чмокнув Адама, ушла медитировать. Несмотря на запрет, обучающимся это было разрешено. Ещё одна странная вещь, которой не понимал Адам. Никто почему-то не обсуждал, что делают с теми, кто ослушался закона Правительства. Единственное, что было у всех на слуху — это справедливость Судьи, которая карает всех непослушных граждан.

Адам направился в кабинет, прихватив с собой тарелку с обедом. Перед ним лежала книга в чёрной обложке, в которой он держал записи о высших. Хоть технологии в мире после преображения человечества сделали огромный скачок вперёд, мужчина держал всё на бумаге — в том месте, которое не смогут взломать.

Давет открыл первую страницу.

2

«Всё состоит из энергии. Теоретически её можно измерить в любом объекте, даже в неживом. Разница между человеком-древним, человеком разумным и высшим в количестве той самой энергии. В прошлом человеку был доступен лишь небольшой запас этого невидимого источника, но со временем он стал увеличиваться, так как затраты на физические и умственные действия становились больше.

Человек древний мог выполнять лишь простейшие действия, на которые он тратил малые запасы энергии. Они могли восполниться с помощью пищи и сна.

Человек разумный стал решать многие проблемы с помощью разума, и так список его задач становился обширнее. Но он всё также мог пополнить энергию с помощью пищи и сна.

Высший человек познал истинное «Я», подсознание. В отличие от предыдущих двух эволюционных видов человека, они имеютодинаковые отличительные черты: белые волосы, голубые глаза и рост от двух с половиной до трёх метров. Высшему открылись дополнительные рецепторы для отражения в сознании действительности: подсознание и энергетические потоки, пронзающие всю плоть человека. С помощью подсознания высшие исследуют пространство-время — переносятся в разные места, времена, чтобы увидеть возможные «исходы» (прим. так называют варианты будущего). А энергетические потоки люди используют для изменения материального пространства и перемещения собственного тела в любую его точку (прим. перемещение невозможно для других живых объектов). Использовать сразу два рецептора не представляется возможным современному высшему, поэтому их разделили на две категории: знающих и создающих.

Знающие. Те из высших, которые через медитацию могут узнать прошлое или будущее. Под «прошлым» понимается не только отрезок времени из нашей вероятности, но и всех существующих. Вероятность — цикл перерождения энергии от рождения до смерти (иначе говоря, от «большого взрыва» до «великого сжатия»). Именно поэтому знающие при медитации тратят огромное количество энергии.

Создающие. Чаще всего они не используют энергию, но при этом нельзя отрицать их огромную силу. Если бы не запреты Правительства и, возможно, человеческий разум (но иногда я в нём сомневаюсь), то мир бы уже давно перешёл в последнюю стадию вероятности. С помощью потоков энергии создающие могут менять характеристики предметов (к предметам я отношу всё живое и неживое). Для создающих манипулирование потоками — нечто простое и элементарное. Обычно это сравнивают с ходьбой: мозг посылает импульсы — нога двигается — человек идёт. Стоит им только подумать о нужном потоке и действии, которые они хотят провернуть, как всё меняется по их желанию. Несмотря на то, что звучит это крайне просто, многие создающие, практикующие частое использование потоков в повседневной жизни, утверждают, что для всех действий нужны глубокие познания в физике и химии. Если быть конкретнее, создающие должны знать, как сделать то, что они хотят. Для примера: чтобы создать из огня воду, необходимо знать, что входит в состав каждого, а затем поменять состав огня так, чтобы вышла вода. А энергетические потоки — лишь инструмент в руках создающих.

Но для того, чтобы все высшие могли пользоваться своими приобретёнными навыками, необходима энергия, которая при частом использовании сил заканчивается. В этом случае обойтись сном и пищей не получится, поэтому необходима медитация (прим. у знающих различаются медитация для восстановления энергии и для познания исходов).

Для каждого эволюционного вида человека присуща норма энергии, порог которой лучше не переступать ни в одну сторону. Переизбыток энергии также вреден, как и её недостаток. Именно из-за этого Правительство строго относится к медитации. Если недостаток энергии приводит к слабости и неспособности использовать силу, то её переизбыток намного страшнее. Человек начинает сходить с ума. Грубо говоря, перестаёт контролировать подсознание. Подсознание для человека в любой момент эволюции — фильтр собственных мыслей, который помогает нам не делать всё то, о чём мы думаем. Многие говорят, что убили бы кого-то, но не делают это, потому что подсознание фильтрует эту информацию и сознание приходит к логической цепочке: убью — получу наказание. При переизбытке энергии подобной цепочки не складывается, и человек превращается в зверя. Делает то, что хочет.

Есть ли способ измерить энергию? Увеличить её или уменьшить без последствий для организма человека?»

3

В дверь кто-то нетерпеливо тарабанил. Адам подскочил с места. В очередной раз он заснул при прочтении своих записей. Тарелка с обедом пропала, а на мужчине лежал тонкий лавандовый плед. Ева позаботилась о том, чтобы Адаму было комфортно. Хотя бы немного.

Когда мужчина встал, спина сразу заныла. Если он и дальше продолжит спать в таком положении, придётся идти к матери, которая работала доктором. К счастью, сейчас доктора чаще всего лечили с помощью силы, не прибегая к хирургическим вмешательствам.

Мужчина спустился, и всё это время нежданный гость продолжал стучать. Адам подумал, что опоздает и дверь просто вылетит. Пусть заходит кто хочет, сейчас же самое мирное время, так?

— У нас что-то горит или у вас есть другая причина так стучать? — от подобных пробуждений у Адама всегда пропадало настроение.

Лицо мужчины сразу поменялось, когда он увидел Уоти Габра. Того самого учителя из Института для «знающих». Везде, где его показывали и изображали, Уоти был грозен и высокомерен. Он всегда ходил прямо на несгибаемых ногах и стоял, будто его насадили на штык. Таким он предстал и сейчас. Рост Адама был средним среди высших: два с половиной метра, но рост Уоти Габра составлял два восемьдесят. И когда Адам стал высказывать своё недовольство, то столкнулся сначала с грудью гостя, а затем поднял голову и увидел знаменитое лицо с широкими усами.

— Есть, мистер Давет, — осипшим голосом ответил Габр, — Нужно поговорить.

Адам пригласил его в дом. Рядом с участком, на котором они с Евой жили, уже скопилась толпа сплетников, которые потом будут перешептываться за спиной Адама. Мужчина показательно захлопнул дверь и вернулся к гостю.

Габр встал посреди гостиной, ожидая приглашения сесть. Адам со спины стал разглядывать белоснежный мундир, в котором так любил расхаживать Уоти. Ни одной складки, ни одной ниточки. Интересно, сколько лет этой одежде? Если Адаму не изменяла память, то Уоти Габр носил её ещё со времён своего преображения, а это неполные восемьсот лет. Или у него весь шкаф увешан однотипной одеждой? Для приличия мог уже поменять свой гардероб.

— Присаживайтесь, — пригласил Адам, — Вам что-нибудь налить?

— Нет, я ненадолго, — Уоти закинул ногу на ногу, — Пока ваша жена находится на обучении, хотел бы с вами обсудить ваше положение.

— Наше положение?

— Не ваше, в смысле: вы и Ева, а конкретно ваше, мистер Давет, — странная ухмылка скользнула по лицу Габра.

— А что с ним не так? — напрягся Адам.

— Вы единственный человек, не побоюсь такого выражения, на планете, который не смог познать истинное «Я». Это может быть немного проблематично для нас, как для высших.

— Каким это образом? — Уоти хотел ответить, но Адам неожиданно засмеялся, — Вы же не хотите сказать, что я ОПАСЕН для высших?

— Это, действительно, смешно, мистер Давет, но реальность другая. Вы несёте генофонд обычного человека. А это может означать, что ваши возможные дети могут быть тоже обычными людьми. То есть, вы можете вернуть человечество на ступень назад.

— И вы меня обвиняете в том, что я, — медленно произносил Адам, — обычный человек?

— Это слишком грубо. Не обвиняем, а скорее хотим предложить свою помощь. Мисс Босстром приглашает вас к себе, чтобы обсудить обучение. Она великий человек, и наверняка после бесед с ней, у вас всё получится.

В ушах звенела тишина. Адам не мог ничего ответить на слова Уоти, которые, несмотря на смысл, звучали грубо. Гость заметил замешательство собеседника. Его глаза медленно изучали увеличенные зрачки, дрожащие мускулы лица и расширенные ноздри. В отличие от Адама, Габр слышал его тяжёлое сбитое дыхание.

— Не стоит так волноваться из-за этого, — пытался успокоить Давета мужчина, но хитрые глаза совершенно не вписывались в этот образ благородного спасителя, — Мы заботимся о вас также, как и об остальных.

Адам только кивнул. Габр не стал долго задерживаться, как и обещал, и, снова осмотрев озадаченного Адама, исчез. Исчез, как все высшие: за секунду в никуда. Адам остался один. Он знал, что он только портит статистику Правительства, и, как сказал Уоти, может быть началом деградации человечества. Но что они будут делать, если он всё-таки не сможет стать высшим?

До главного здания Правительства от дома было недалеко. Из-за недавнего разговора Адам шёл, уткнувшись в пол, не желая видеть кого-то с белыми волосами и голубыми сияющими глазами. Он знал многих и многие знали его благодаря тому, что он «не такой, как все». Он совсем не удивится, если в скором времени в новостных заголовках будет его имя с надписью: «Последний человек на Земле».

Перед Адамом было здание Правительства. Над ним постаралось много знаменитых людей и всем, кому нравится незамысловатая архитектура, это творение пришлось бы по вкусу. Но Адам относился к нему скептически и в какой-то степени недоверчиво. Острые шпили пристроенных башен всегда вызывали в нём тревогу. Они протыкали небо, а маленький Адам всегда считал, что небо — живое существо. Как-то бесчеловечно получается со стороны Правительства соглашаться на подобные постройки, но… Был и плюс. Один. Здание было белоснежно-белым и сияло в солнечные дни, а в пасмурные — выглядело, как источник жизни и надежды. Когда Адам разглядывал здание в раннем возрасте, он заметил отсутствие окон. Любых. Только на тех самых нелюбимых ему башнях были панорамные окна. Но чаще всего эта часть скрывалась плотными облаками. Он видел, что там была некая библиотека. Без книг, конечно, потому что, кто в супер-технологичном мире будет хранить эти бесполезные бумажные источники, когда они такие уязвимые? Никто, верно. Кроме Адама.

Единственный коридор, по которому шёл Давет, пустовал. Он удивился, когда на длинных полках, развешенных вдоль стен, заметил свечи. Обычные восковые свечи. На потолке висели массивные люстры, от которых и исходила бо́льшая часть света. Помимо мраморного пола в узком пространстве Адам ничего не заметил. Но чувствовал он себя в безопасности, будто свечи были его маленькими охранниками на протяжении всего пути.

Он пришёл в главный зал. Что-то сразу заставило посетителя здания Правительства взглянуть вверх. Солнечный диск находился ровно в центре стеклянного витража, заменявшего крышу. От цветного стекла всё помещение окрашивалось в голубо-зелёные цвета. В отличие от пустого коридора по периметру зала стояли высокие деревья с шарообразной стрижкой листвы. Журчащий звук доносился от искусственного водопада вдали комнаты. Недалеко от него стоял длинный стеклянный стол.

Пока Адам рассматривал внутреннее убранство здания появилась Лолита Босстром. Адам повернулся к ней, когда услышал лёгкие шаги. Лолита имела самый выдающийся рост среди высших: без десяти сантиметров три метра. Если рядом с Уоти Габром Адам чувствовал себя неуверенно, то что говорить про Судью? Он так и ощущал давление с её стороны. Но взглянув в её добрые глаза, Давет немного расслабился.

— Приветствую, мистер Давет, — мило улыбалась Босстром, остановившись немного дальше положенного, чтобы Адаму не пришлось сильно задирать голову, — Я думала, вы не придёте.

— Это бы выглядело, будто я иду против Правительства, — сразу бросил мужчина, но потом протянул руку, — Я рад с вами познакомиться лично.

— Взаимно, — пожала руку Лолита, — Присядем?

Они сели напротив друг друга за тот самый примеченный Адамом стол. Мужчина рассматривал Судью в надежде увидеть её насквозь: прочитать её мысли, планы на него, отношение к нему. Но во всех движениях он чувствовал только одно: тревогу и смиренность. Но это могла быть только маска. О Судье Высших он слышал много интересного.

— Если мистер Габр был слишком груб с вами, то прошу за него прощения, — тихий голос Босстром красиво переливался со звуком воды, — Он только на первый взгляд такой страшный.

— Ничего страшного не было, могу вас заверить. Тем более, он обучает мою жену. Косвенно я его знал до нашей личной встречи.

— Что ж, — Лолита собрала ладони в замок, — Основную мысль Габр уже вам рассказал. Поэтому я перейду к сути. Я изучила все ваши попытки познать истинное «Я» и могу сказать, что понимаю, почему все они увенчались неудачей. У меня была такая же проблема, когда я только начала этот путь. И, чтобы всё решить, я хочу у вас спросить: вы хотите стать высшим?

— Да, — без раздумий и интереса ответил Адам, как заученный билет.

— Насколько искренен ваш ответ?

Адам заёрзал на месте.

— Я не вижу никаких проблем быть обычным человеком, — ответил он сквозь зубы, — Но если бы у меня получилось стать высшим и познать истинное «Я», то был бы безумно этому рад. Но после разговора с Уоти Габром мне сложно сказать, что я ЖЕЛАЮ преображения.

— Давайте забудем про разговор с Габром, что бы он вам там ни говорил. Мы просто попытаемся обучить вас познанию собственного подсознания. Если не получится, то ничего страшного. Правительство будет на вашей стороне до последнего.

Давет не знал, говорила ли Судья от чистого сердца или просто хотела доверия с его стороны? Может она просто пытается влить больше воды в его разум, чтобы он сам не стал заваливать его мыслями антиправительственного характера? Но если есть шанс обучаться у самой Лолиты Босстром — первой высшей, то почему нет? Нельзя же ставить крест на всём?

— Я нашла свои записи, — перед Адамом появилась папка, — Прочтите на досуге. Вы ведь знаете норвежский, насколько мне известно?

Адам кивнул.

— Там есть про медитацию. Про внутренние ощущения. Про голоса сознания и подсознания. Вам, как человеку изучающему высших, это может быть полезно.

— Откуда вы знаете, что я изучаю высших? — с сомнением спросил мужчина.

— Нам сообщил об этом Оракул.

— Вот как, — Адам открыл папку. Внутри прозрачных файлов были оторванные листы из обычной тетради в линейку. Уже прошло столько времени, а они выглядели так превосходно, — Спасибо. Я прочту.

Он смотрел на первые страницы рукописи. На аккуратно выведенные буквы, на сохранённую пунктуацию, заглавные буквы. Перелистнув в конец впечатление становилось неоднозначным. Написанное было сложно разобрать, несмотря на своеобразный шрифт, где каждая буква была на расстоянии, как слово от слова.

Давет встал, прижав папку одной рукой к груди. Ему было интересно прочитать всё, поэтому он решил поспешить домой. К тому же, Ева должна была скоро вернуться.

— Было приятно с вами встретиться, мисс Босстром, — искренне сказал Адам, — Но мне пора.

— Будьте осторожнее, мистер Давет, — ответила Лолита и исчезла.

Адам почувствовал слабый поток энергии, оставшийся от женщины. Холодный и режущий. Странная мысль проникла в разум Адама, и он быстро зашагал по уже изученным коридорам, осмысливая произошедшее.

4

«После встречи с Судьёй я кое-что надумал.

Энергия постоянно ощущается по-разному. Несмотря на то, что я не высший, иногда при сильных потоках энергии, я чувствую её. Когда Ева медитирует, я чувствую холод и тяжесть по всему телу. И когда Ева выходит, она выглядит уставшей и загруженной. От своих родителей в детстве я чувствовал тёплую энергию, которая переливалась по мне, как море. А от Судьи я ощутил режущее чувство и холод.

Может, ощущение энергии зависит от состояния высших? Или это относится не только к ним, но из-за большой концентрации можно почувствовать эти различия так детально?»

Адам записал это, как только ворвался в кабинет. Он кинул папку на диван, и принялся выливать мысли. Ева зашла, когда он закончил. Она стояла у входа в комнату и боролась с желанием что-то сказать.

— Что с тобой? — спросил Адам, заметив состояние жены.

— Я просто… — неуверенно начала Ева, не смотря на Адама, — Сегодня я решила посмотреть на то, что происходит у тебя. И…

Она медленно прошла к тому месту, где лежала папка, и взяла её в руки. Ева крутила данную Адаму рукопись и жевала слова, которые хотела сказать. Мужчина сел рядом и приобнял женщину.

— Я просто видела, что к тебе приходил Уоти Габр, и что он говорил. И про Судью знаю.

— Почему ты этим так взволнована? — не понимал Адам, — Ничего же не произошло.

— Да, но, — Ева открыла папку на первой попавшей странице и стала нервно гладить переработанный пластик, — Я чувствовала, что ты волнуешься, что тебе некомфортно в обществе Габра и Босстром. Поэтому я волнуюсь за тебя.

Адам улыбнулся и прижал Еву к груди. Она уже не в первый раз заводит подобный разговор. Видимо, Ева тоже различает энергию по ощущениям и неосознанно соотносит её к состоянию человека.

— Ты права, — согласился Адам, — Иногда я чувствую себя не в своей тарелке рядом с высшими, а тем более «создающими». Я будто мышь, за которой постоянно ведётся охота. Но Лолита дала мне надежду на то, что скоро я стану высшим. Вполне возможно, что всё получится, и обо мне забудут.

— Мне главное, чтобы ты не делал это только потому, что этого хочет Правительство, — вдруг рыкнула Ева, отодвинувшись от мужа, — Я не вижу ничего плохого в том, чтобы человечество вновь было, как восемьсот лет назад! Всё, что сейчас происходит — это лишь иллюзия на идеальный мир! Я смотрю в будущее, а там всё такие же люди! Ложь, лицемерие, воровство, зависть, убийства! Многие болезни остались с нами, потому что мы не знаем сколько энергии в высшем! Да в чём вообще смысл быть высшим, если всё остаётся на своих местах?! Мы движемся вперёд, но в итоге возвращаемся назад!

Ева устало опустила голову и закрыла глаза. Адам слушал её с удивлением. Такого никогда не было.

— Ты просто устала, дорогая, — мужчина коснулся горячей руки женщины, — Всё решится. Ты же знаешь, что один человек не может поменять мир так, чтобы из него исчезли все человеческие пороки. Это дело времени. Может даже не одного тысячелетия.

Адам отвёл Еву в спальную комнату и сам того не ожидая, заснул в её объятиях, забыв про отягощающие мысли про преображение, познание истинного «Я» и человечество, которое никогда не избавится от изъянов.

5

«Я вновь в Сонагири, но теперь совсем одна.

Сонагири превратился в город-призрак. Единственный страж в нём — я. Первый день я провела в здании, где всегда медитировал ачарий. Иногда мне казалось, что я слышу его голос. Чего уж там, я слышу его голос с тех пор, как он погиб. Эта была одна из причин уйти от Петра.

Он видел, что я отстраняюсь. А я не могла ему объяснить, что дело в голосах, которые я слышала днём и ночью. Я думала, что сойду от них с ума. Пётр был одним из тех, кому я могла сказать обо всём, но здесь… Я таила от него план ухода ещё с того дня, как забрала документы с университета. Я оттягивала. Боялась неизвестности. Может быть, даже надеялась, что Пётр сам начнёт этот разговор. Но когда он пришёл домой и начал собирать мои вещи, я испугалась. Я готова была расплакаться, но смогла вовремя взять себя в руки.

Денег на обратный путь у меня нет. В Сонагири осталось немного припасов. Потом придётся что-то думать. Пётр бы сказал, что я опять поступила необдуманно. И он был бы прав.

Мне жаль. Истинно жаль.

Это было двадцать восьмое марта. Первого года в Сонагири».

«Прошла почти неделя.

Запасы постепенно заканчиваются. В Сонагири приехали какие-то туристы, я кое-как договорилась с ними о поездке в город. Там я купила немного еды и то, что можно выращивать. На мясо я даже не рассчитываю.

Всё свободное время я медитирую. Стараюсь заглушить голоса. Обычно они звучат тихо, как музыка на фоне, но бывает, что я просыпаюсь от оглушительных криков. Даже слов разобрать не могу.

Если при медитации слушать тишину, представлять её, то можно взять над голосами контроль. Сейчас это сложно. Максимум, что я могу, это просидеть так несколько минут. Затем крики, будто звери, выбравшиеся из клеток, нападают на моё сознание и разрывают.

Это было четвёртое апреля. Первого года в Сонагири».

«Я чувствую, что уже теряю обладание над собой.

Я не помню бо́льшую часть дня, будто его проживает кто-то другой. Очнувшись в последний раз, я обнаружила себя на краю обрыва, где иногда сидел ачарий. Ещё бы шаг, и я полетела бы с этого обрыва. Представить страшно, как моё разломанное тело лежало бы на огромных окровавленных камнях.

Мне страшно от того, что происходит. У меня нет нормального сна. Я вскакиваю, как только начинаю засыпать, потому что боюсь вновь оказаться в неизвестном месте на пороге смерти.

Это было тридцатое апреля. Первого года в Сонагири».

«Я РАЗОБРАЛА!

Я ПОНЯЛА, ЧТО ОНИ ГОВОРЯТ!

Это ужасно! Не понимаю, откуда берутся такие мысли! Я никогда в жизни не думала о подобном! Я боюсь себя, своих мыслей, внезапных приступов гнева, которые возникают в последнее время. И я не знаю, как это остановить. В последний приступ я подожгла все деревья в саду… На мне уже загоралась одежда, когда я заметила, что происходит вокруг. Теперь не осталось никаких фруктов. Совсем.

Я не знаю, что делать. Только уйти. Снова. Но куда? И зачем?

Если я уйду, то могу навредить кому-нибудь. Меня могли бы положить в психушку или вроде того. Привязать к кровати и кормить таблетками. Но если бы голоса замолчали, то я согласилась бы на такое. Но гарантии нет, что я ничего там не разнесу. И никого не убью.

Это было семнадцатое мая. Первого года в Сонагири».

«Я

Нет, не могу.

Всё вокруг другое.

Все другие.

Голоса.

Голоса.

Они тут.

Все смотрят. Они видят меня.

Я так хочу домой.

Обратно.

Он был прав.

Прав. Прав. Прав.

Это было…

Было. На моих глазах.

На руках кровь. Много крови.

На этом листе кровь.

Я хочузабытьвсё.

ЗАБЫТЬВСЁ… Яустала. Голоса. Кричат. Голоса».

«Последние дни, как бред.

Я всё меньше ем и сплю, и всё больше медитирую. Это единственное спасение для меня, иначе я совсем теряю контроль. У меня выходит просидеть в тишине около двенадцати часов, затем разум устаёт. Тело совсем пришло в негодность. Я, словно опять перестаю чувствовать его. Я могу упасть на дороге и до нужного места добираться ползком. Ко всему прочему, голова трещит по швам. Если я умру здесь, то… поделом мне.

Это было тринадцатое июля. Первого года в Сонагири».

«Для того, чтобы получилось нормально медитировать нужно слушать тишину. Я это уже писала в самом начале. Но ещё я не учла одну важную деталь.

Для медитации (и для того, чтобы не слышать голоса) нужно забыть про своё тело. Забыть, что оно существует. Есть только тишина и твоё сознание. Если всё делать правильно, то первые несколько минут (а то и часов) можно ощутить тяжесть своего сознания и подсознания. Я поняла, что то, что джайны называли «истинным «Я»» учёные называют подсознанием. И голоса, которые я слышу, идут из него.

Та тяжесть при медитации со временем пропадает, как и голоса. Она накапливается, но теперь я хотя бы вижу надежду, что не сойду с ума.

Это было второе августа. Первого года в Сонагири».

«Моё тело.

Оно вновь перестаёт работать. Несколько дней назад отказала правая рука, поэтому я не удивлюсь, если эти записи будет сложно прочитать. Левая рука тоже работает со скрежетом, как машина на последнем издыхании. Если так пойдёт дальше, то придётся учиться делать всё ногами.

От медитации я стала отрываться только для написания новой страницы в дневнике. Не ем уже три дня. И не хочется. Со сном тоже самое. Я понимаю, что это плохо, но не вижу другого выхода. Подсознание диктует свои чудовищные правила, по которым я не хочу жить.

Я стала часто вспоминать Петра. Я не представляю, как он живёт и чем занимается. Сложно представить, что он смог быстро восстановиться после нашего расставания. Но это я сужу по себе. До сих пор считаю себя последней тварью. Он столько пережил из-за меня. А я закрылась от него. Я думала о том, чтобы вернуться к нему, но понимаю, что только наврежу. Пусть Сонагири будет для меня последним пристанищем. И могилой.

Это было пятнадцатое октября. Первого года в Сонагири».

«Этот мир окажется под моими ногами. Он сгорит, как только я подожгу свечу. Я никого не убью, но люди всё сделают за меня. Я буду смотреть на их лица, корчащиеся в агонии, на их беспомощные тела, ползущие через другие трупы ко мне, на их губы, произносящие мольбу о помощи.

Я сыграю набат на их костях и спою колыбельную, под которую с неба польётся кровь. Все земли омоются ей, и солнце в последний раз коснётся тёплыми лучами оледеневших тел. Нет ничего в этом мире, что было бы достойно жизни. Всё должно умереть, чтобы потом дать возможность другим построить идеальный мир»

«Всё дошло до того, что я стала писать подобные вещи. Даже нет… Не я писала это. Это подсознание. Именно оно нашёптывает мне такие ужасные вещи, от которых мне становится плохо физически. Теперь нет времени на реальную жизнь. Если я выхожу из медитации больше, чем на час, контроль берёт подсознание. Я была уже на пути в город, когда пришла в себя вчерашним вечером. Даже представить не могу, что я собиралась сделать.

В желудке не было еды уже давно, но он отчаянно пытается выдавить из себя все соки. Теперь он отказывается даже от воды. От постоянной рвоты болит горло. С лёгкими тоже что-то не так. Я простудилась неделю назад и была температура. Это, конечно, только по ощущениям. Но рассудок покидал меня, и я падала без сознания. Кашель настолько ужасен, что вместе с мокротой выходит кровь. Я уже знаю, что это может означать.

Это было шестнадцатое декабря. Первого года в Сонагири».

«Было ли это в приступе бреда или нет, но я видела его.

Я лежала в здании, где всегда находился он, с жаром и ломкой по всему телу. Затем дверь открылась, и я услышала мужской голос. Я не признала его, но это был он! Учитель.

Из-за своего состояния я не разглядела его лицо. Я видела только белый плащ и собранные в низкий хвост белоснежные волосы. Так он выглядел после преображения в день битвы с Нанганангом. Только когда ачарий коснулся лба, я смогла увидеть его огорчённые глаза. В них было столько боли и печали… Могла ли я его так разочаровать?

Затем я заснула. Никогда так сладко и крепко не спала. Это чудо, но правая рука вновь под моим контролем! Я выплакала весь свой запас слёз. Не знаю, что именно заставило меня так растрогаться: внезапное выздоровление или появление ачария. Может он не умер после битвы?

Это было одиннадцатое февраля. Первого года в Сонагири».

«Я вновь стала медитировать.

Голоса уже не такие громкие, но боюсь, что они могут вернуться в любую минуту. Я заметила странную вещь: во время медитации я стала ощущать разряды вокруг. Будто воздух электризуется. Я даже слышу треск. Ещё медитация стала заменять мне еду и сон. Я могу искоренить эти чувства, как только они подадут первые признаки.

В последнее время в Сонагири стало приезжать много людей. Я слышала разговор джайнов и, кажется, смогла разобрать несколько слов. Я не совсем понимаю как, но я будто услышала их мысли и поняла смысл. Джайны хотят вернуться в Сонагири. Но я тогда не знаю, что делать мне.

Это было восемнадцатое марта. Третьего года в Сонагири».

«Выход из этой ситуации нашёлся сам.

Когда джайны вернулись, я ждала их возле главного здания. Они сразу обратились ко мне с вопросом о том, кто я и что тут делаю. На что я смогла сделать что-то невероятное…

Нет, я даже не знаю, как это объяснить. Будто с помощью своего сознания я передала им свои мысли, которые они поняли. Все джайны сразу переглянулись. Я видела их огромные глаза и трясущиеся конечности. Признаюсь, я даже посмеялась. Я дала им понять, что я им не враг. Дала им всю еду, что выращивала всё это время. Её, конечно, было немного, но…

Я сказала, что теперь в этом городе, среди них, я — ачарий. И в этот же день поведала им историю об Анаше и Нангананге. Про них двоих пришедшие джайны знали, но удивились от услышанного (если можно так назвать то, что они слышали мои мысли, а не голос). Джайны поверили мне. Но другого после подобного представления я не ожидала. Я просила беспокоить меня только в особенных случаях.

Это было второе апреля. Третьего года в Сонагири».

«Это происходит. Действительно происходит.

Если бы ачарий видел это, то сказал бы, что я близка к познанию истинного «Я». С каждой медитацией я всё лучше различаю строение любого материального предмета. Стоит мне только закрыть глаза и сосредоточиться, как молекулярная составляющая предстаёт передо мной. Я вижу все атомы, все сгустки энергии между ними. И… иногда я чувствую, что могу поменять их местами так, как того захочется мне.

Разряды вокруг меня становятся в эти моменты неконтролируемыми. Поэтому я сразу прерываю медитацию, как только до этого доходит.

Голоса. Теперь они стали частью меня. Они не исчезли. Да и сомневаюсь, что когда-нибудь это случится. Возможно, что в этом и сила познавшего — жить в гармонии с голосами подсознания?

Это было двадцать второе июня. Третьего года в Сонагири».

«Джайны просят меня научить их познанию.

Благодаря своим новым силам я могу вылечить любую болезнь, создать всё из ничего. Главное, понимать, как это сделать. Вся энергия вокруг меня, которую я постоянно ощущаю, это и есть мой главный инструмент. С помощью энергии я могу менять энергию. Это сложно. Силы быстро заканчиваются, и приходится снова идти медитировать.

Учить джайнов сейчас я не намерена. Я сама не разобралась с познанием, поэтому не могу их учить. Как только я пойму всё, то изменю мир. Как и хотела. Нангананг уже не помеха. Даже если и появится кто-то похожий на него, я уверена, что справлюсь с ним. Как однажды это сделал ачарий.

Это было восьмое августа. Пятого года в Сонагири».

«Я старалась как можно больше медитировать, но это плохо закончилось.

Животное подсознание снова овладело моим телом. К счастью, я вовремя пришла в себя. Джайны стояли рядом и со страхом наблюдали за моими действиями. Молодой парнишка Савитр, с которым я часто общаюсь, рассказал мне обо всём, что произошло.

Джайны заметили меня на крыше здания. Я раскинула руки в разные стороны, и чёрные тучи затмили солнце. Поднялся сильный ветер, и я бросилась вниз, будто он поддерживал меня. Когда Савитр подбежал ко мне, то заметил сияющие голубые глаза. Он сразу понял, что со мной что-то не так.

«Вместо цветущих цветов шафрана были холодные осколки льда». Так он сказал.

Ветер становился всё сильнее. Я не отводила взгляда от бедного мальчика, но вместо того, чтобы убежать, он схватил меня за руку и прислонился к ней лбом.

Пока это происходило, моё сознание было в том дне, когда мы поехали на озеро Согнсванн. Я вновь увидела Петра. В самом расцвете сил, влюблённого, с искрой в глазах. Моего бедного Петра. Мне было так хорошо рядом с ним, что возвращаться в реальность совсем не было желания. Хотя… я воспринимала происходящее, как реальное.

Савитр вернул меня в реальность одним словом: ачарий. Он обращался ко мне, но сознание сразу нарисовало образ другого человека.

Юный джайн врезался в меня обеспокоенным взглядом. Я долго не могла понять, что происходит. Последнее, что я помнила были качающиеся огоньки свеч. Весь остаток дня я провела с джайнами. Они редко слышат мой голос, ведь использовать его для общения мне не приходится. Но Савитр вывел меня на обычный человеческий разговор.

Это было двенадцатое октября. Пятого года в Сонагири».

«Время беспощадно с людьми.

Со всеми, кроме меня. За эти пять лет во мне ничего не поменялось. Разве что цвет глаз стал немного отдавать голубым. Если я всё правильно делаю, то через некоторое время они полностью поменяют цвет на небесный, а волосы на белоснежный.

Медитацию я стала разбавлять тренировками. Я старалась заставить дерево цвести, и, честно, я считала, что это легче. Для подобного требуется много энергии, которой у меня пока что нет. Меня хватает только на пару цветов.

Даже в лечении джайнов мне легче, потому что бо́льшую часть энергии они выделяют сами, а я просто выступаю проводником. Но после этого приходится восстанавливать свою энергию, потому что практически сразу голоса меня оглушают. Джайны теперь на постоянном контроле моего состояния, чтобы не повторилась та сцена со штормом.

Это было двадцать пятое января. Пятого года в Сонагири».

«Какой-то джайн рассказал обо мне туристам.

Не описать все те эмоции, что я испытала, когда узнала об этом. Бедный Савитр услышал от меня столько незнакомых слов, значение которых я бы побоялась пояснять. Я вызвала этого сплетника к себе. Но он долго не понимал, почему подобная сила должна находиться в тайне.

Иногда завидую глупым людям. Они так беззаботны и наивны. До сих пор трясёт. Надеюсь, что эти приезжие не станут много распространяться обо мне, а ещё лучше примут слова монаха, как очередную легенду. Я не готова к тому, чтобы обо мне узнал весь мир. Мало ли что за этим последует.

Я, конечно, понимаю, что рано или поздно придётся показаться миру. Но это время точно ещё не настало.

Это было тринадцатое февраля. Пятого года в Сонагири».

«Голоса мыслей людей становятся чётче даже на большом расстоянии.

Мне будто с каждым днём подкидывают всё больше голосов, которые приходится игнорировать, как шум. Раньше я слышала только то, что было в непосредственной близости, но теперь я слышу тех, кто только подъезжает к Сонагири. Голоса конечно не такие громкие, но различать то, о чём думают люди, я могу.

Стала часто болеть голова. Ко мне приходит Савитр, чтобы спросить о каких-то важных ему вещах, но иногда я не могу даже слушать его. К счастью, он не обижается, а даже наоборот, каждый раз спрашивает, может ли он мне помочь. Если бы… каждый раз думаю я.

Ночью я выхожу медитировать в сад. Я стараюсь его восстановить после пожара, который давно сама же и создала. Пару деревьев уже прижилось и пускают почки. Я отдаю им небольшие порции энергии. Вроде помогает. В саду я вспоминаю разговоры с ачарием. Пару раз задумывалась о том, что вдруг я заняла его место? Вдруг это всё неправильно? Мне не хватает его совета.

Это было восьмое мая. Шестого года в Сонагири».

«По миру пошли слухи о всемогущем джайне.

Думать долго не пришлось. Я сообщила джайнам, что покидаю Сонагири на неопределённое время. Савитр сразу откликнулся, чтобы отправиться со мной. Я, конечно, отказала ему. Здесь он нужнее.

А я посмотрю на мир. Может, это большая возможность для познания. Деньги теперь не проблема. Не знаю, насколько это законно создавать деньги из ничего. Могла бы я перемещаться, то не было бы даже таких забот.

Первой остановкой станет Египет. Давно хотела посмотреть на пирамиды. В детстве просто обожала эту солнечную страну, истории о фараонах и их политике.

Это было шестое августа. Шестого года в Сонагири».

«Покидать Сонагири оказалось сложнее.

Я уже стала одним целым с этим городом. И теперь приходится отрывать его от себя. Но, оказавшись, в Египте тоска вроде ослабла.

Я взяла с собой только рюкзак с этим дневником и ручкой, паспорт и визу. Нужно же хотя бы сделать вид, что я нормальный человек. Пока есть возможность, я решила пожить достойно: забронировала хороший номер в отеле с бассейном. Завтра буду гонять по дюнам на квадрациклах. А затем долгожданные пирамиды.

Звучит, как что-то нереальное.

Это было двадцатое августа. Шестого года».

«После Египта я направилась в Японию.

От долгого перелёта я потеряла контроль над сознанием. Это было недолго. Всё прошло совсем не так, как раньше. Я вышла из аэропорта и словила первую машину. Доехала до небольшой деревушки, где поставила на уши все семьи, проживающие там. Из носа текла кровь ручьём, я билась в конвульсиях, из-за чего теперь на теле остались огромные синяки. У меня уже несколько дней ужасно болят кости. В глазах полосы, как помехи на телевизоре. Меня сразу отправили в больницу. Конечно, страховки у меня никакой не было, но я уверила врачей, что деньги у меня есть. Они выделили мне палату, где я смогла восстановить энергию. Я покинула это заведение сразу же после этого.

Состояние до сих пор странное. Ноги заплетаются, часто возникают помутнения рассудка. Если я вновь буду лежать в бреду, то сомневаюсь, что ачарий придёт спасать меня и в этот раз.

Это было первое ноября. Шестого года».

«Я…

Этого просто не должно было произойти.

Я убила. Человека.

Я не оправдываю себя, но он сам попытался ограбить меня. Я отдала ему рюкзак, но не обнаружив в нём ничего ценного, он просто накинулся на меня с ножом. Он успел прочертить на моём горле остриём, поэтому я испугалась. Подсознание включилось неожиданно, но я видела всё, что оно делало. Мои руки прошли сквозь грудную клетку грабителя. Я ощущала тёплую кровь и пульсирующие вены. А потом поток колющей энергии дошёл до меня, и этот мужчина… упал. У него лопнули глаза. Как воздушный шар. Я слышу эти хлюпающие звуки даже сейчас…

Мне пришлось бежать. Я не верю, что он мёртв… Я не хотела. Билеты на самолёт уже куплены. Мне просто нужно бежать. Но я не хотела…»

«Во время медитации я вижу этого грабителя.

Я пытаюсь смириться с тем, что на моих руках кровь, но получается пока не очень. Я смотрю на руки и вижу красные пятна. Передо мной лежит его тело. А потом эти хлопки. Хлоп-хлоп-хлоп… Они выводят меня из себя! Медитация превращается в пытку похуже голосов! Я не знаю, что делать. С двух сторон издевательства над сознанием!

Возвращаться в Сонагири ещё рано, да и с таким состоянием я могу навредить джайнам.

Твою ж… Да с таким состоянием, я могу навредить кому угодно. Хоть запрись, привяжись и сиди на месте! Но подсознание сможет выбраться даже из этого! Это опасно. Нангананг был прав в чём-то…»

«В Сибири мне удалось прийти в себя. Не курорт, но всё же свежий воздух и тишина придают мне сил. Бесконечные леса успокаивают, а холодный ветер возвращает ясность рассудка. Людей здесь нет, если не считать небольшие поселения. Но так я чувствую себя в большей безопасности, чем в больших мегаполисах.

Я посетила столько городов, но от каждого остались только плохие воспоминания. Если бы не эта сила, зарождающаяся во мне, то я была бы счастлива от подобных поездок. Если всё так будет дальше, то…

Мне ничего не останется, кроме как покончить с этим. Видимо, я рано или поздно прихожу к этому. Судьба?

Третье июня. Десятого года».

«Возможно, пришло время возвращаться в Сонагири.

Джайны могут меня не узнать. Как я и думала, моя внешность стала меняться. От моих «иолитов» почти ничего не осталось. Теперь холодные небеса. Интересно, что стало с Петром? Как он теперь живёт? Искренне надеюсь, что лучше, чем я.

Я бы встретилась с ним, но решимости вернуться в Осло не хватает. Даже представляя нашу встречу, меня пробивает дрожь. Боюсь, что он никак не отреагирует на меня. Пройдёт мимо. И я даже ничего не услышу.

Я так хотела бы увидеть его глаза. Кроткую улыбку, которой он одаривал меня, чтобы поддержать. Коснуться его огрубевшей кожи. Как сильно его поменяли эти годы? Стал ли он директором того центра? Или хотя бы заместителем? Не могу больше…

Это было семнадцатое января. Десятого года».

«В Сонагири всё поменялось. Джайны отказывались ставить другого на место ачария. Я до сих пор существовала для них, несмотря на то, что не поддерживала с ними связь.

Савитр так вырос. Возмужал, стал высоким. Он заметил голубые глаза и локоны белых волос. Я в этом и не сомневалась. Новые джайны приняли меня за туристку и долго обходили стороной. Но когда я представилась (с помощью мыслей), они извинились и пытались наклониться, как можно ниже. Мне было так неловко, что стала кричать на своём языке, чтобы они прекратили. Савитр долго смеялся.

Теперь, когда я познала азы, я смогу начать обучение джайнов. Не знаю, что из этого выйдет.

Это было девятое мая. Одиннадцатый год».

«Савитр сообщил мне о паре, которая искала меня.

Когда я вышла из здания, мои ноги приросли к земле. Я двинуться не могла! Мама и отчим стояли, опустив головы. Они ужасно постарели за это время. Увидев меня, их глаза увеличились так, что стало как-то не по себе. Мама сразу бросилась ко мне в объятия. А Кайо стоял в стороне, неуверенно поглядывая на меня.

Они удивлялись тому, как я поменялась, что я вновь стою на ногах. Они подумали, что я ношу линзы и крашу волосы, но уверять в другом я их не стала. Пусть думают так.

Отчим сообщил ужасную вещь. Алита погибла от передозировки несколько месяцев назад. Как бы сейчас ужасно это не звучало, но… я так и думала. Сначала, я считала, что мне кажется, но голос Алиты я слышала громче других. Поэтому я узнала об этом раньше, чем сами мама и Кайо.

На вопрос о том, как они нашли меня, я услышала о Петре. Он знал, где я. К сожалению, он единственный, чей голос для меня тише шелеста листвы. Мама попыталась узнать о том, почему мы с Петром расстались, но я коротко ответила классическую фразу в подобных ситуациях: не сошлись характерами. Они уговаривали меня вернуться в Осло. Сказали, что Пётр волнуется. Но… если я вернусь, то будет только хуже.

Я сказала, что оставаться в Сонагири они могут только на десять дней, а затем либо покинуть город, либо принять джайнизм. Конечно же, они выбрали первое. Почему-то я не сомневалась.

Это было двадцать седьмое сентября. Одиннадцатый год».

«Джайны быстро усваивают всё, что я им даю.

Это и не удивительно. О медитации они знают в какой-то степени даже больше, чем я.

Я задумалась о том, а что, если голоса будут у всех? Что если их присутствие — естественно для «познавших»? Тогда мне придётся как-то оберегать всех джайнов, которые смогут познать истинное «Я». Вряд ли все одновременно начнут слышать подсознание. Наверное.

Мама и Кайо уехали через пять дней. Они чувствовали моё безразличие и не смогли с ним смириться. Мама вновь закатила истерику о том, что я несправедлива к Кайо. Я не стала этого отрицать и просто сказала, что Кайо украл у меня самое ценное, что у меня было: мать. А она и рада была быть украденной. Я никогда не была против того, чтобы у неё снова завязались отношения с мужчиной, но я не думала, что этот мужчина будет перетягивать её на свою сторону подальше от дочери. Зато о своей он никогда не забывал и каким-то образом заставил маму думать, что Анита важнее меня. Поэтому я призналась ей, что после того, как она оставила меня в больнице парализованной и отправилась следом за ненаглядным Кайо, я осталась сиротой.

Я видела её полные боли глаза, и моё подсознание заставляло сделать ей ещё больнее. Показать ей, что я чувствовала в те моменты, когда оставалась одна, что было, пока они спокойно отдыхали в Амстердаме. Она ни разу не попыталась связаться со мной…

Я думала об этом, и всё вокруг вспыхнуло, как спичка. Пока мама кричала мне, что нужно выбираться из здания, я смотрела в её глаза. Смотрела и не понимала. Ничего не понимала.

Стоило мне поднять руку и коснуться потоков энергии, огонь потух. По всей комнате распространился тяжёлый чёрный дым, в котором задыхалась мама. Я приказала ей уходить и никогда больше не появляться здесь.

Она сбежала, поджав свой продажный хвост! Я так хотела его подпалить. Превратить его в пепел, а затемподжечь снова! Меня до сих пор переполняет гнев! Я весь день пыталась прийти в себя, но ничего не помогало! Голоса вторили моему сознанию: найди их, накажи! Но…

Я захлёбывалась слезами, но ничего не делала. Имеющие такую силу не должны использовать её во зло…

Это было первое октября. Одиннадцатого года».

«Я прочувствовала всю мощь, которой меня наделило подсознание.

Это просто нечто. Настолько же красиво, насколько страшно. Чтобы никому не навредить я ушла на равнину западнее Сонагири. Из-за эмоций управлять потоками было легче. Энергия будто чувствовала моё состояние и действовала по моему настроению.

Мои мышцы напряглись настолько, что теперь от разрыва в некоторых местах появились огромные синяки. От перенапряжения белки глаз превратились в красное море и отломался кусочек зуба.

Сначала поднялся вихрь. С каждой секундой он становился сильнее, поднимал в воздух маленькие камни. В голове тогда мелькали воспоминания, которые вызвал приезд мамы и Кайо. От этого в горле встал стеклянный ком. Вскоре рядом со мной в безумном танце закружился ураган. Он был совсем рядом, но не трогал меня, как покорный раб. Огромные булыжники летали рядом и превращались в пыль, как только оказывались около меня. Я дышала горячим песком и чувствовала, как маленькие его частички царапают кожу.

Небо затянули тучи. Гремел гром. И как сказал Савитр, все в Сонагири посчитали, что начался конец света. Молнии били по землям вокруг города джайнов, освещая при этом алые тучи. От солнца осталось только едва заметное пятно, отличающееся по яркости.

Я остановилась, когда услышала незнакомый голос внутри сознания. Голос принадлежал мужчине. Он говорил: «От этого ничего не изменится, Лолита. Ты только зря тратишь энергию. А она тебе понадобится».

Не знаю, кто это был, но… Адам… Адам!»

6

— Адам! — голос раздражённой Евы вырвал мужчину из воспоминаний Лолиты.

Её лицо было совсем рядом с ним. И как он мог не заметить?

— Прости, я зачитался, — признался Адам и отложил папку в сторону. От неожиданного «пробуждения» он чувствовал диссонанс, будто находится не в том времени и не в том месте.

— Я заметила, — буркнула женщина, нахмурившись, — Сегодня я буду поздно. У нас последние занятия перед тем, как выберут первого кандидата на место Оракула. Поэтому не беспокойся обо мне и не потеряйся в бумажках.

Адам поднялся с дивана и поцеловал Еву. Он боролся с желанием остановить её, сказать, что не нужно идти в этот Институт, но он знал, как ей это важно. Скрепя сердцем, Адам отпустил жену из объятий.

— И выбери сегодня не меня объектом своих наблюдений! — крикнул Адам вслед.

— Ничего не обещаю, — засмеялась Ева, послав воздушный поцелуй. Через несколько секунд она скрылась за фасадами домов.

Адама объяла тоска. От того, что он остался без любимой Евы, и от того, что он прочитал. Информации о медитации было немного, но принцип его работы Адам знал ещё с тех дней, когда к нему приходили другие высшие учителя. Но насчёт «голосов подсознания» он слышал впервые. О них никто никогда не говорил. Либо они есть не у всех, либо высшие настолько привыкли к ним, что считают их естественной частью человека.

В любом случае, у себя в голове Адам подобного не наблюдал. Никаких голосов никогда не было. Тогда может ему и не следует пробовать снова стать высшим?

День только начался, и тухнуть в квартире в полном одиночестве Давет не хотел. Поговорить о прочитанном он мог только в одном месте: в Научной Академии, которая спонсировала его проект по изучению энергии. Многие учёные после появления высших интересовались этой темой, но пока что только Адам подошёл к разгадке об энергии ближе всех. Как бы это не было иронично. Были, конечно, и такие, кто не верил в способности «обычного» человека и прямо высказывал своё мнение. Но «настоящих», как называл их Адам, учёных, которым главное было найти ответы, было больше. И благодаря им, он получил работу.

Первая исследовательская группа, изучающая энергию, находилась недалеко от здания Правительства. Из-за того, что город перестраивали одновременно по проектам одних и тех же архитекторов, филиал Академии представлял такое же угловатое белое здание без окон.

«Неприступная крепость высших», — хмыкнул Адам, сканируя сетчатку глаза.

Датчик пискнул, и стеклянные двери открылись. Внутри было заметно холоднее. Давет вздрогнул и побежал к нужному кабинету, боясь замерзнуть. По пути он никого не встретил, и это было не удивительно. Чаще всего все находились в кабинетах и выходили только в случае крайней необходимости. Все естественные потребности у высших были занижены. И это был их единственный плюс для Адама.

— О, Адам! Опять бегал по коридорам?

Профессор Гюстав Идо отвлёкся от осмотра подопытного. Этот эмоциональный мужчина, которому на вид было лет шестьдесят, занимал должность научного руководителя не только Адама, но и всей группы. Он был одним из тех, кто стал высшим в позднем возрасте, поэтому он провёл примерно пятьсот лет в теле пожилого. Гюстав об этом никогда не жалел, а даже наоборот, благословил тот день, когда смог значительно продлить себе жизнь. От признаков старости осталась только дряблая кожа и небольшая залысина на висках. От своей изначальной версии его отличал только рост, а в остальном он был таким же: голубоглазым зрелым мужчиной с белыми волосами.

— Если бы вы прекратили так настраивать кондиционеры, то мне бы не пришлось бегать, — улыбнулся в ответ на широкую улыбку профессора Адам.

— У тебя какое-то срочное дело или это может немного подождать?

— Сегодня я свободен и никуда не спешу.

— Отлично, — Гюстав отвернулся от Адама и продолжил осматривать высшего на кушетке, — Подойди сюда!

Давет послушно подошёл. Гюстав нависал над неизвестным высшим с раскрытой грудной клеткой. На первый взгляд с внутренними органами было всё в порядке, но Адам заметил ранение на правом желудочке сердца.

— Откуда это?

Адам был удивлён. Высшие имели быструю регенерацию и подобное не могло существовать в их организме.

— Этот человек согласился стать нашим подопытным, потому что в последнее время плохо себя чувствовал, — начал пояснять профессор Идо издалека, — Мы его обследовали и нашли это. Врачи попытались заживить рану, но проходило несколько дней и ранение появлялось снова.

— Он давно стал высшим?

— Уместный вопрос, — Гюстав передал планшет с данными подопытного, — Высшим он стал недавно. Относительно. Мы все подумали, что дело в этом.

Давет пробежался глазами по досье. Ничего подозрительного или такого, что могло бы привлечь внимание не было. Он положил планшет на прежнее место вместе с дневником Лолиты и вновь оказался перед богатым внутренним миром высшего.

— Тогда могу сделать предположение, что дело в энергии, — пожал плечами Адам, — Иначе других мыслей у меня нет.

— Ты хочешь сказать, что организм не принимает энергию? — скривился профессор.

— Да. Может энергия действует, как отдельный орган или гормон. Сами посудите: от количества энергии зависит самочувствие высших. А организм этого высшего, — Адам кивнул на неизвестного, — Отвергает её. Может быть, это даже новая версия рака.

— Ты представляешь, насколько ужасны твои заявления?

Об этом и говорила Ева. Пока что огромных преимуществ у высших нет. С каждым годом проблем в виде болезней становится больше, но из-за ограничений Правительства народ мало что может сделать. Замкнутый круг.

На вопрос Гюстава Адам не ответил, зарывшись в собственные мысли, поэтому профессор только тяжело вздохнул и начал зашивать высшего на кушетке. Адам наблюдал за сосредоточенным взглядом мужчины, и плавными движениями рук. Воздух рядом с ними искрился и медленно нагревался. Внешний вид подопытного постепенно превращался в приемлемый.

Когда операция почти подошла к концу, в кабинет вошёл Рейн Вайс. Один из тех, кто сначала высказывал Адаму своё пренебрежение. Рейн был чуть ли ни лидером «восстания» против Давета, но его пыл вскоре угас после нескольких разговоров с «обычным человеком» с глазу на глаз. Он честно признал свою неправоту и больше никогда не возвращался к этой теме.

Вайс плыл по стерильным белоснежным плиткам операционного кабинета, застыв взглядом на экране планшета. Только подойдя ближе к столу, он заметил Адама.

— Давно не видел тебя здесь, — басом вместо приветствия произнёс он, — Я думал, ты проводишь свои исследования дома.

— Так и есть, — согласился Адам, — Но я пришёл кое-что обсудить.

— Нужен совет? — усмехнулся Рейн.

— Возможно.

Работник скорчил удивлённую рожу и отпил из стакана. Адам почувствовал запах свежего кофе. Живот громко забурчал. Если бы Адам так не спешил покинуть дом, то успел бы позавтракать. Рейн кинул быстрый взгляд на него и протянул планшет. Давет опешил, но взял в руки гаджет.

— Твою мать, — громко выразился он, когда только увидел то, о чём недавно думал.

— Что будешь с этим делать? — спросил Рейн с сочувствием.

А что тут сделаешь? Теперь весь мир высших будет трубить о нём — последнем человеке не открывшего подсознание. И какая тварь решила написать об этом? Давета переполняли эмоции. Он смотрел на статью с отвратительным заголовком «Последний человек» и чувствовал, как к горлу подступает ком злости и негодования. Адам вернул планшет хозяину и отвернулся.

Гюстав закончил работу и, заметив поменявшуюся атмосферу, обратился к Рейну:

— Что случилось?

Рейн ничего не ответил, а только показал статью. Адам услышал многозначительный смешок профессора Идо.

— Никогда не любил СМИ, — подытожил он, обрабатывая рабочую поверхность, — А ты, Адам, будь аккуратней сейчас. От такого внимания редко бывает прок.

После недолго молчания Гюстав вновь спросил:

— Так что ты хотел обсудить?

Они вышли из операционной. Вайс пригласил всех в свой кабинет, который Академия наконец-то выделила ему после стольких ссор. Пока они шли, профессор озвучил идею Адама об энергии, как отдельном органе или гормоне. Рейн посмотрел на Давета, чтобы услышать что-то от него, но мужчина молчал, прижав к груди папку.

— Как бы не было, нам необходимо это либо подтвердить, либо опровергнуть. Эта идея, как гипотеза, мне даже нравится, — работник хлопнул, и в кабинете зажегся свет, — Это бы объяснило очень многое.

У Рейна был идеальный порядок. На экранах, которые заменяли книжные полки, высвечивались последние просмотренные документы. Судя по ним, он тоже интересовался историей высших. На самом ближнем к компьютерному столу экране Адам заметил свою последнюю работу. И он позволил себе улыбнуться. Вместо окна позади проецировались пейзажи с разных уголков мира. Это было красиво, но вместо восхищения вызывало тоску.

Все сели за кофейный столик в центре кабинета. Адам аккуратно положил папку и откинулся на спинку кресла. Заголовок статьи всё ещё витал перед глазами, как надоедливый комар. Так и хотелось прихлопнуть его и увидеть всю кровь, что он выпил на завтрак.

— Недавно я встретился с Судьёй, — начал Адам, смотря в потолок, — Она дала мне свой дневник. Там она описывает всё, что с ней происходило во время преображения. Я бы мог всё спокойно прочитать и отдать обратно, потому что ничего нового там не написано, но кое-что я всё же заметил.

Давет открыл папку.

— В начале она постоянно упоминает о каких-то голосах. Она считает, что это подсознание. Насколько мне известно, никто не говорит о них, когда подразумевает подсознание. И это странно. Хорошо, что вы здесь вдвоём, потому что смогу услышать разные точки зрения.

Работники Академии перекинулись взглядами. Профессор прочистил горло и тяжело вздохнул.

— Гюстав, вы что-нибудь знаете о них? — спросил Адам, сверля мужчину взглядом.

— Да, — с нотками грусти ответил он, — Самое сложное в познании истинного «Я» — это держать под контролем подсознание. В противном случае, ты можешь навредить не только себе, но и окружающим. Тому яркий пример Исмем Хаци.

— Её стараются вспоминать, как можно реже, — вставил Рейн, — Но даже если упоминают, то я не слышал, что она была под контролем голосов подсознания.

— Ты и не услышишь. Когда высшие только начали появляться, о них говорили, как о всемогущих существах, не имеющих пороков. И чтобы все начали познавать подсознание было невыгодно говорить о возможном сумасшествии. Вместе с Уоти Габром появилась цель — вывести человечество на новый уровень, уровень высших. Он пропагандировал изменение генофонда человечества, акцентируя внимание общества на том, что все проблемы исчезнут, как только люди познают истинное «Я».

— И все поверили, — подвёл черту Адам и вновь перевёл разговор на интересующую его тему, — Так что насчёт ВАШИХ голосов?

— Я боролся с ними, когда началась метаморфоза, — ответил профессор, — И все, кого я тогда знал, также вели подобную борьбу.

Адам перевёл взгляд на Вайса. По его застывшей фигуре Давет прикинул возможный ответ.

— Я родился с ними. У меня никогда не было такого, чтобы они… сводили меня с ума. Я воспринимал их, как и голоса сознания, но более тихие. В целом, как о них и рассказывают в источниках. Поэтому от этого разговора мне немного не по себе.

Вайс скрестил руки на груди и упёрся взглядом в пол. На лбу мужчины появились глубокие морщины, а уголки губ потянулись вниз. Ему были неприятны те открытия, которые он услышал в своём кабинете. Он чувствовал себя обманутым. Все вокруг благословляли Лолиту за то, что она дала возможность подняться человечеству так высоко, но почему она не подумала о цене, которую всем пришлось заплатить?

— Я догадывался об этом, — кивнул Адам и словил на себе озлобленный взгляд Рейна, — Ты не проходил метаморфозу, верно? Твои родители высшие, и ты сразу родился высшим. Следует расспросить об этом как можно больше людей, чтобы быть уверенным в догадках.

Вайс схватил папку и с жадностью стал перелистывать файлы. Голубые глаза с дикой скоростью бегали по строчкам. Адам не был уверен, понимает ли Рейн написанное или просто ищет что-то определённое? Профессор Идо наблюдал за этим, но его мысли находились в прошлом, в то время, когда он был на пороге сумасшествия.

Рейн остановился также резко, как начал. Папка в его руках тряслась. Лицо мужчины сморщилось и поменялось настолько, что любой вошедший в эту секунду человек, мог не узнать его. Адам испугался, что в порыве непонятной для него агрессии, Рейн может разорвать ценные документы, и потянулся, чтобы забрать их, но мужчина отдёрнул папку.

— Что ты там пытаешься найти? — уже не выдержал Адам и рыкнул на сотрудника Академии, — Отдай.

Глаза Вайса округлились. Адам попытался заглянуть на ту страницу, где Рейн смог найти что-то настолько шокирующее его, но листы схлопнулись, и рукописи оказались в руках Давета. От убегающего сотрудника остался только ветер и энергия, приносящая ноющую боль по всему телу.

Оставшиеся только проводили его взглядом.

— Не понимаю, что его так расстроило, — озвучил мысли Адам.

— Если это понадобится, он расскажет, — профессор встал, — А насчёт всего этого… Я проведу опрос, как ты сказал. Но боюсь, мы можем нарваться на гнев Правительства. И если придёт Уоти, то прости, я прекращу это исследование.

— Я всё понимаю.

Они попрощались. Адам двинулся в сторону дома, где планировал дочитать историю Лолиты.

7

«…«От этого ничего не изменится, Лолита. Ты только зря тратишь энергию. А она тебе понадобится».

Не знаю, кто это был, но я подумала, что знаю его. Неужели это могут быть голоса других высших? Тех, кто подобно Анашу существуют вне времени? Если это так, и они наблюдают за мной, то помогут мне, если я буду делать что-то не так. Во всяком случае, я на это надеюсь. Любая помощь мне пригодится.

Это было десятое декабря. Пятнадцатого года».

«Несмотря на все тренировки и знания, что я им дала, никто до сих пор не познал истинное «Я».

Они быстро усваивают информацию, но что-то мешает. Даже Савитр, который сверхурочно медитирует, не достиг никаких результатов. И самое печальное то, что я не понимаю, в чём дело. Я не могу им ничем помочь.

Мои же силы стабильны. После большого скачка наступила стабильность. У меня до сих пор мало энергии, поэтому приходится ограничиваться проверенными тренировками. Из-за того, что сад уже полностью восстановлен, мне пришлось найти другую цель. И она нашлась. Есть одинокая скала, которую я хочу немного украсить растительностью. На её вершине в моём воображении рисуется Ашока с его ароматными оранжевыми цветами.

Всё ближе становится тот день, когда мне придётся открыть свою историю миру. Но я до сих пор не уверена в том, что это правильно.

Это было двадцать второе июля. Пятнадцатого года».

«Один из джайнов, который обучался познанию, сошёл с ума.

Всё же было бы лучше, если бы никто из них так и не смог ничего достичь, чем всё это… Я до сих пор удивляюсь тому, как подсознание может за мгновенье накопить невообразимое количество энергии и сделать с ней столько всего. В основном ужасного.

Джайн напал на другого во время медитации. Он просто сжёг его. Огонь поглотил беднягу за секунды. Я услышала его громкие мысли перед смертью. Он звал меня…

Безумный джайн бросился и на меня, как только я оказалась достаточно близко. Он атаковал сгустками энергии, будто знал, что большая концентрация её в организме — верная дорога к смерти. Джайн кружился вокруг меня, пока я отбивалась и старалась уловить его потоки. Его отвлёк Савитр, прибежавший на огонь вместо того, чтобы бежать от него. И это помогло мне.

Я не знала, что делать, поэтому направила свою энергию в него. Джайн сразу упал и стал биться в конвульсиях. Его глаза наполнялись кровью, пока я наблюдала и пыталась найти в своём сознании способ помочь ему. Но он погиб.

Это было третье сентября. Восемнадцатого года».

«Поразительно, но до последнего я считала, что не смогу перемещаться, как это делали Анаш и Нангананг.

Это очень непривычно и ощущается так, будто меня заново собирают на кузнице. Тело прошибает жар, а затем — холод. Ток проходит даже по волосам. Мой вестибулярный аппарат не привык к подобным фокусам. В ту миллисекунду, когда происходит перемещение, сознание кружится в колесе, а потом ты стоишь на плоской поверхности, не двигаясь. В этот момент притяжение действует с ещё большей силой. В первые несколько перемещений я еле стояла на ногах из-за этого.

Безумие джайнов больше не повторялось. Среди некоторых я заметила только разочарование из-за череды неудач. Мне остаётся только подбадривать их.

Это было восемнадцатое октября. Двадцать первого года».

«Начали погибать те, кто был совсем молод.

Когда джайны вернулись в Сонагири, я даже не думала о том, что когда-то увижу их смерть. Единственный пожилой джайн, который был у них ачарием до меня, скончался во время моего странствия. И тогда мне это показалось естественным. Ведь он был немолод. Но все остальные для меня до сих пор молоды. Я не вижу их сморщенных лиц, исхудавшего тела, сухой кожи. Я смотрю в их глаза и вижу тех самых молодых людей, что пришли в Сонагири двадцать лет назад. Боюсь даже представить, когда…

Я не позволяю себе думать о подобных вещах. Они отвлекают меня и делают слабой. Но сердце ноет, и я не могу не думать.

Это было двадцать первое января. Двадцать пятого года».

«Я не сдержалась.

Я поддалась порыву и отправилась в Осло. Многое изменилось, но столько же осталось прежним. Город стал значительно шире и выше. От прежних маленьких домов остаётся всё меньше. Там, где раньше был мой дом теперь стоит высотка с десятками квартир. Наверняка в одной из них, живёт мама с Кайо… Я этого даже знать не хочу.

То здание, где был психологический центр Нильсена осталось неизменным. И директор там Пётр. Мой Пётр. Сначала я думала заговорить с ним, но увидев рядом с ним женщину с юной девочкой… Всё стало ясно. Когда он повернулся в мою сторону, я убедилась, что связь всё ещё есть. Как же это грустно звучит даже в моих мыслях.

Конечно же он не увидел меня. Для него я уже зрелая женщина с потухшими глазами цвета иолита. И беловолосая версия меня с небесными глазами никак не вписывается в его представления.

Из интернета я узнала, что центр перешёл ему после самоубийства Нильсена, что у него действительно семья, что он написал несколько работ по психологии и теперь выдающийся учёный в этой области.

Несмотря на трудности, у него всё неплохо. И я рада, что он живёт нормальной человеческой жизнью.

Я бы нашла тебя в следующей жизни, если бы люди имели свойство перерождаться.

Это было одиннадцатое марта. Двадцать пятого года».

«Я похоронила Савитра.

Он до последнего верил, что сможет познать истинное «Я», но, к сожалению, его ожидание не оправдалось. Я не могла смотреть в его потухающие глаза, когда он лежал при смерти. Савитр чувствовал это и держал мою руку до конца. Джайны соорудили костёр, и я подожгла его с помощью силы, как у нас с недавних пор положено.

Он был последний джайн из тех, кто пришёл в заброшенный Сонагири. Я чувствую, что многие джайны перестали видеть во мне обычного человека. Скорее кого-то высшего…

Высшего. Ачария звали Анаш, а это имя переводилось, как высший. Возможно, то, во что я превратилась стоит назвать именно так?

Это было двадцать пятое апреля. Тридцатого года».

«Я боялась показываться миру до тех пор, пока… пока Пётр был жив.

Не знаю, с чем бы это могло быть связано, но теперь.

Раньше я чувствовала его. Хотя бы иногда могла услышать его тихие голоса сознания. А сейчас же… Ужасная тишина. Раньше я знала, что могу встретиться с ним в любое время. И зря, что не сделала это. Надо было поговорить. Хотя бы.

Теперь от моего Петра осталась только холодная могильная плита. Я стояла в стороне на похоронах. Долгое время я думала, что подобное невозможно. Пётр не мог умереть. Но он умер. Как все, кто когда-то окружал меня.

Я решила, что дальше нет смысла тянуть. Мои силы давно обрели стабильность. Подсознание знает своё место, а я контролирую его. Я уверена… уверена.

Это было тридцатое мая».

«Оказывается, моё появление было как раз вовремя.

Живя жизнью высшего-джайна, я не интересовалась внешней обстановкой в мире. Мне был интересен только свой мир и мир моих учеников. Я даже не заметила, как стало заметно меньше туристов в Сонагири. А объяснение вполне простое, но ужасное — война. На границе Франции и Германии развязались военные действия, в которые были втянуты другие страны. Если бы я опоздала хотя бы на насколько дней, то неизвестно к чему бы это привело. Я знаю, что так говорить не есть хорошо, но… всё обошлось малыми потерями.

Может, это был знак. И мне пора действовать.

В сознания властей я направила своё сообщение о желании встретиться. Они мне не откажут. В политике я так себе, но мои слова будут смотреться убедительнее после произошедшего.

Это было первое сентября».

«За один день обо мне узнал весь мир.

После встречи с главами государств меня прозвали Судьёй. Меня слушали, как никогда внимательно. По бо́льшей части, конечно, из-за того, что боялись. Я бы на их месте тоже боялась.

Страны подписали мирный договор. Все остались ни с чем, только потеряли людей. Как жаль, что я не могу их воскресить. Также я сообщила о том, что собираю учеников для обучения познания истинного «Я». Первыми согласились главы государств, но я им отказала. Возможно, я поступила неправильно, как учитель, но они должны понять своё место. Они развязали войну из-за ничего, а высшие не должны так поступать. Высшие должны стать образцом для обычных людей.

Это было второе сентября».

«Я приняла к себе около сотни новых учеников в пятнадцати городах.

Теперь я знаю, что всё получится. Многие уже достигли результатов. А это всего за год обучения!

Весь мир мне не обучить даже с помощью Интернета, поэтому те, кто обучаются у меня, обучают других. Так будет правильно.

Самой выдающейся ученицей является Исмем Хаци. Я чувствую энергию, которую она имеет. Она огромна! Я сразу заговорила с ней об этом, потому что тревожусь о её состоянии. Но она уверила, что пока что никаких голосов не слышит, а если такое случится, то она сразу сообщит мне.

По характеру Исмем очень похожа на меня. Когда она рассказывала, как пряталась в разрушенных бомбами домах, я ощутила её тревогу на себе. В свои неполные пятнадцать она мыслит, как созревший взрослый. И взгляд у неё наполнен смыслом. Единственное, что плохо — её беспокоят сны. Исмем рассказывала, что в них ощущает, как умирает, как в неё стреляют, как она взрывается… Первое время она не могла спокойно рассказывать об этом, постоянно прерывалась на всхлипы и слёзы. Её родители погибли в год войны вместе с братом… Я не представляю, как она справляется с этим.

Это было семнадцатое декабря».

«Ко мне приезжают люди с разных уголков планеты для того, чтобы я им помогла.

Они видят во мне последнюю надежду, но я не могу помочь всем. Моей энергии не хватает, чтобы сделать всё, что они просят. Как бы я этого не хотела. От перепадов у меня пропадает контроль, и голоса становятся громче. Боюсь, что если я продолжу, то уничтожу мир, который сама спасла.

Исмем помогает мне в медитации. Она чувствует, когда у меня остаётся мало энергии и выводит людей. Несколько раз она упрекнула меня в том, что я не слежу за уровнем энергии, и её претензия мне понятна. Она сама недавно стала слышать голоса, но благодаря моему опыту, может не поддаваться им.

Стали появляться люди, которые, как и джайны, создали культ меня. Это отвратительно, и я обратилась ко всем. Не все поняли. Может быть, со временем что-то изменится.

Это было третье марта».

«Уже появились первые ученики, кто познал истинное «Я».

Не могу описать ту радость, что я испытываю! Я думала, что мне суждено остаться единственной высшей и сойти с ума, как Нангананг. Но! Исмем и Уоти Габр доказали обратное. Они справляются с энергией намного лучше меня в первые годы. У Исмем уже меняется цвет волос и глаз. Только голоса становятся всё более неуправляемыми. Возможно, это связано с большим количеством энергии в ней.

Иногда она теряет контроль над подсознанием, и мне приходится сдерживать её. В отличие от меня, Исмем не хочет сжечь мир, её целью является она сама. И это даже сложнее. Потоки её энергии мне приходится сдерживать, как голодного зверя. Но она быстро приходит в себя. Единственный плюс…

Это было двенадцатое июня».

«Как я могла не заметить изменения в ней?

Долгое время Исмем уверяла меня, что не слышит голоса подсознания, и я верила ей. Она всегда была со мной искренна.

Глубокой ночью я вышла из состояния медитация от оглушительных криков людей. Я слышала не столько их реальные голоса, сколько поражающие своей громкостью мысли. Переместившись к ним, я увидела Исмем. Она стояла в странной позе, как обездвиженная кукла, ждущая кукловода. Когда я позвала её, безумные глаза сверкнули в темноте. Я испугалась… Но смогла увернуться от атаки. Исмем кричала в унисон своим резким движениям. Энергии было так много в маленькой Исмем…

Я долго не отвечала на её атаки, а только блокировала. Мне и в голову не пришло, что моей энергии не хватит до конца схватки. Только когда голоса подсознания вырвались на свободу, я поняла, что настало время действовать. Но как я могла навредить моей Исмем?

Взять под контроль её энергию у меня не вышло. И на эту попытку ушла последняя часть моих сил. Сверкающие безумием глаза Исмем пронзали меня. Она подходила всё ближе, и я чувствовала, что проиграла. Я могла бы стать её трофеем.

Но Исмем остановилась в нескольких шагах от меня. У неё продолжали бегать из стороны в сторону глаза, но тело оставалось камнем стоять на разрушенном асфальте. Я думала, она смогла победить своё подсознание, но мои надежды не оправдались.

За моей спиной кто-то уверенно шёл в нашу сторону. Я была уверена, что все люди смогли сбежать в безопасное место, и начала уже винить себя, что не уследила за беженцем. Но когда Уоти Габр отгородил меня от Исмем, я опешила. Когда он смог познать истинное «Я», я была удивлена не меньше. Ведь его энергия почти не ощущалась. А сейчас Уоти спасает меня…

Стоило ему коснуться до лба Исмем, как её тело упало. Я бросилась к моей Исмем, чтобы развеять свои худшие опасения. Но Уоти уверенно сказал, что она мертва. Я подумала, что он шутит, но по его потухшим мокрым глазам стало ясно, что нет…

Мы сожгли тело Исмем…

Это было седьмое января».

«Мы умолчали об истинной причине сумасшествия Исмем.

Уоти выступил вместо меня на обсуждении по безопасности дальнейших учений. Он смог уверить всех, что это произошло из-за неконтролируемой жажды власти самой Исмем. А я промолчала. Сейчас виню себя из-за этого… Правду мы раскроем, когда люди успокоятся. А ещё лучше, пока все не станут высшими. Уоти думает, что так будет лучше. Насчёт себя же… я не уверена. Ещё одна смерть из-за безумия подкосила меня. С одной стороны, я должна была привыкнуть к этому, но с другой… К смерти не привыкнешь. Особенно, когда она боится подступиться к тебе.

Это было девятнадцатое января».

«Помимо высших, которые могут создавать, существуют и те, кто знают.

Пока не уверена, как именно происходит распределение, но недавно один из познавших, Панкрат Бородин, попросил отдельный разговор. Я думала, что дело в голосах, но как оказалось, во время медитации он смог увидеть, как он утверждал, «будущее». И в отличие от голосов подсознания у нас с Уоти, голоса Панкрата шепчут ему информацию о вселенной. По его словам, вычленить что-то понятное сложно так же, как и искать иголку среди сена.

Надеюсь, он поможет нам понять природу высших.

Это было семнадцатое сентября».

«Высших становится всё больше.

Уоти предложил создать своё правительство, в состав которого будем входить мы и Панкрат. Так как он может видеть будущее, пусть и недалёкое, мы сможем предотвратить многие преступления и возможные происшествия. Власти отдельных стран не были готовы к подобным новостям от нас, но видимо, предугадывали это. Никто не ответил категорическим отказом, и понятно по каким причинам. Власть не хочет иметь над собой другую более могущественную власть. Но это было вопросом времени.

Чтобы решить эту проблему быстрее и справедливее, я предложила создать голосование, где все желающие могут проголосовать за будущее.

Я бы никогда не подумала, что когда-то встану во главе правительства. И тем более всемирного.

Это было двадцать восьмое декабря».

«Голосование завершилось в нашу пользу.

Единственным условием власти стран было их обучение познания истинного «Я». Мы согласились. В лучшем случае, высшими должны стать все. Но по словам Уоти это невозможно из-за «отсталости в мышлении» некоторых людей, в число которых входят дикие племена и те же отшельники. Думаю, что со временем это решится. В конце концов, есть мы — те, кто может им помочь.

Панкрат в последнее время ходит, как сам не свой. Я попыталась с ним поговорить, но он хотел внушить, что всё в порядке. Единственный минус общения высшего с высшим — это невозможность слышать мысли сознания друг друга. Просто по одной причине — их нет до тех пор, пока высший этого не захочет. Иногда мы общаемся, как раньше было модно говорить, «телепатически». Это спасает на больших расстояниях.

Это было тридцатое января».

8

Схемы. Расчёты. Таблицы. Записи. Формулы.

Как всё это вместить в одну голову? Голову обычного человека?

На столе лежала записная книга, в которой Адам недавно сделал заметку:

«Если жизнь течёт в нас благодаря энергии, то можно ли воскресить мёртвого? Будут ли последствия и какие? Если воскрешение возможно, то какой крайний срок? И сколько времени потребуется для того, чтобы мёртвое ожило?»

Адам уставился на экран, установленный на всю стену кабинета. В руке он крутил стилус и несколько раз хотел что-то написать, но тут же останавливался. От крутящихся в голове мыслей страдал не только мозг, но и внутренняя часть щеки мужчины: он прикусывал её и совсем не ощущал боли.

«Это что кровь?», — подумал он между другими размышлениями и наконец-то пришёл в себя.

Адам был уверен, что почти составил уравнение, которое сможет показать точное количество энергии. Но что-то не хватало. Мужчина смотрел сквозь папку с записями Лолиты, вновь прокручивая прочитанное. Увидеть прошлое глазами Судьи — это действительно увлекательное занятие. Но Давет смог понять только Лолиту, как личность, а не разобраться с понятием «энергия».

«Энергия, — повторял он это слово, словно от этого могло что-то измениться, — Она есть во всём. В живом. Неживом. Мёртвом. Пустом и полном. Вопрос только в том, есть ли смысл указывать это в уравнении?».

Мужчина снова взял стилус и записал цифры по порядку от нуля до двадцати и стал решать выявленное уравнение с каждым коэффициентом. Решив первые десять, Давет сделал скриншот экрана и удалил записи. Оставшуюся половину он решал с возрастающим энтузиазмом. Его так поглотила идея, что он совсем не заметил, как в комнате появился кто-то ещё.

— Понятно, — грубый женский голос напугал Адама, отчего тот дёрнулся, — Я уже думала, что ты не хочешь впускать меня. А оказалось, ты опять занят своими расчётами.

Давет выдохнул:

— Привет, Лизи. Ты, как всегда, подкрадываешься со спины. Когда-нибудь, я в тебя что-нибудь кину от испуга.

— Если ты считаешь, что тарабанить в дверь и кричать на весь дом имя «Адам», да так, что голос потерять можно, это «подкрадываться», то могу смело называть тебя чёкнутым.

Женщина, которую Адам назвал Лизи, подошла ближе и заключила его в крепкие объятия. Благодаря сильным рукам, Лизи вправила другу пару рёбер. Посмотрев на исписанный экран, гостья хмыкнула, сложив руки на груди.

— Я вижу, работа идёт.

— Вроде того, — Адам тоже взглянул на плод своей работы, проверяя всё ли на месте, — Если всё сработает, я отнесу это в Академию.

— Шуму-то поднимется, — протянула Лизи, — Та шайка до сих пор метит на тебя. Особенно после новостей о…

— Не надо.

Вспоминать этот дурной заголовок совсем не хотелось. Поэтому Адам решил перевести тему:

— Лучше расскажи, что у тебя. В заголовках не только моё имя, но и какой-то «Лизистрейт Гатаки». Говорят, что она получила повышение! — Адам рассказывал это с широкой улыбкой, — Ты бы поучилась у неё.

Они прошли в гостиную, где Лизи сразу развалилась на диване, закинув ноги на журнальный столик. Помнится, когда она сделала так впервые при Адаме, он был жутко недоволен. Он высказал это Еве, ведь это её подруга, но жена сразу сказала, что характер у Лизи вредный. Самый вредный из всех вредных. Но несмотря на это, Ева всё равно поговорила. Лизи тогда пришла к Адаму и заставила его высказать ей всё в лицо.

Настоящий командир.

— Я столько лет ждала, пока меня повысят до генерала, что сбилась со счёта, — буркнула она, — Из всех работающих там, у меня был самый высокий рейтинг, а они ставили только тех, кого выбирал Габр. Сукин сын!

— Он же сам был когда-то главнокомандующим, — пожал плечами Адам, — Тем более он единственный, кто имеет доступ к записям Оракула.

— Не совсем единственный. Судья тоже.

— Да, но… — Адам вспомнил записи. В них Лолита как раз говорила, что не сильна в политике. Но поменялось ли что-то за восемьсот лет? Или весь политический груз был взвален на Уоти Габра? — Отрядами распоряжается не она.

Лизи раздражённо рыкнула.

— Может, на этот раз он выбрал тебя? Увидел твой потенциал?

Женщина кинула быстрый взгляд на Адама. В это верилось слабо. За три века службы Габр только сейчас заметил Лизи и её достижения. Ведь она была одной из тех, кто удостоился награды «Семи звёзд» и единственной, кто получил её не посмертно.

В истории высших было смутное время, как всегда, когда начинаются радикальные изменения. Когда обычных людей было немногим меньше половины, они подняли восстание против высших. Сомнения в том, что преображение безопасно, возрастали. А вместе с этим и доверие к высшим. Людям было мало войны друг с другом, и они подняли оружие на высших, тех, кто им служил.

При изучении этой темы в школе, Адам ни раз удивлялся глупости восставших. Но с возрастом стал понимать, что высшие для них были ровно что инопланетные существа. Они не понимали друг друга. Одни читали мысли других и знали всё, что положено и нет, а другие чувствовали себя голыми и безоружными обезьянами.

Единомышленники пошли против Высшего Правительства. А те, собрали свою армию для урегулирования отношений. В эту армию попала и Лизи.

Адам не представлял, как она смогла справиться со всем. Потерять своих друзей на поле битвы с обычными людьми, которые ничего не могли противопоставить им.

— А где Ева? — прервала размышления женщина своим громким голосом, — Опять медитирует?

— На практике, — сухо ответил Адам, пытаясь вылезти из водоворота прошлого, — Скоро выборы. Она хочет…

— О нет, не хочу это слышать! Все эти выборы — бесполезная трата энергии знающих. Сейчас выберут её, потом какой-нибудь левый человек перепрыгнет её по силе и… как оно там называлось, дальности? — Адам кивнул, — Дальности. А она куда? В какое-нибудь подразделение, как наше, где никому твои способности не нужны?

Лизи замолчала. Адам разделял её взгляды на этот счёт. Возможно, они поэтому хорошо общаются?

— Почему ты её не отговорил?

— У нас уже был подобный разговор, — Адам вспоминал тихие, но уверенные ответы Евы, а затем ручьи холодных слёз на её щеках, — Она очень… ОЧЕНЬ хочет стать Оракулом. Ей кажется, что в верхушке всё не так чисто, как мы думаем.

— Тоже мне открытие, — фыркнула женщина, — Её наивность меня начинает пугать. Ладно, с ней всё ясно. А что у тебя с Правительством? Я уже слышала, что к тебе сам Габр пожаловал.

Адам наконец-то сел напротив гостьи. Он не смотрел на неё, но чувствовал пронзающий взгляд, который был подарен Лизи природой.

Чем больше он задумывался о разговоре с Габром, тем больше ему хотелось исчезнуть. Что-то подсказывало, что от надоедливого высшего избавиться не получится, пока тот не достигнет желаемого. Но и в своих способностях высшего Адам сомневался. Нельзя взять то, чего не существует! Даже если удастся рассчитать количество энергии, и её недостаток или переизбыток станет причиной, по которой Адам такой, какой есть, проблема не решится. Нужно будет привести энергию в «норму».

— Адам? У тебя слишком загруженный взгляд.

— Правительство хочет помочь мне.

— Помочь с чем? — Лизи расплылась в улыбке.

— С метаморфозой.

— Как?

— Я не знаю. Лолита дала мне свои записи. Она сказала, что возможно, по ним я смогу понять, как медитировать, и что ожидать. Но… ни о чём, кроме голосов я не узнал.

— Голосов?

Адам выпрямился. О них он совсем забыл за то время, пока думал о формулах.

— Да. Голоса подсознания. Те, которые подталкивают человека на разные вещи, — он замолчал, но потом дополнил, — В основном, на плохие вещи. Ты их слышишь?

— Не прислушивалась… Но иногда, особенно, когда злюсь, я теряю контроль. И тогда возникает чувство, будто кто-то завладел телом.

Сердце ускоренно застучало. Это именно то, что было с Лолитой! Значит, голоса подсознания есть даже у тех, кто уже родился высшим.

— Попробуй сосредоточиться, — с энтузиазмом заговорил Давет, наклонившись корпусом ближе к гостье, — Вдруг ты можешь их услышать сейчас!

Лизи сразу села скромнее. Несмотря на то, что до этого времени, она не знала ни о каких «голосах подсознания», ей это казалось чем-то страшным. Будто Адам хотел, чтобы она совершила опасное путешествие вглубь себя без возможности вернуться обратно. Она смотрела на карие бешенные глаза друга и только из-за уважения и доверия к нему, последовала «указаниям».

Адам внимательно всматривался в каждый сантиметр лица Лизи. Долгое время оно не менялось: точёные скулы, тонкие губы, гладкая кожа. Но, когда уголок рта опустился, Давет решил, что процесс пошёл. Он не спешил спрашивать её, дожидаясь конца. Через секунду лоб женщины превратился в сморщенное полотно с маленькими капельками пота. Лизи вцепилась пальцами в ноги. Будь у неё длинные ногти, то наверняка на ногах остались бы кровавые следы. Зубы впились в тонкую розовую кожу губ и беспощадно отгрызали её.

Когда кровь полилась по лицу Лизи, Давет подорвался к ней. Он пытался привести её в чувство, звал по имени, просил очнуться. Его руки уже были испачканы красной жидкостью. Ничего не оставалось, кроме как звать помощь.

Адам бросился на кухню, попутно мысленно призывая кого-нибудь на помощь. Он успел только включить кран, но после кто-то со спины отбросил его в гостиную. Своим весом он разбил только стеклянный стол, и, к счастью, не пострадал сам. Только несколько осколков впились в руку, когда мужчина попытался встать.

Попытка оказалась неудачной. Над ним сразу появилась Лизи, сжимающая его горло. Адам хрипел, стараясь выбраться из плена обезумевшей подруги. Но все его действия против неё были бессмысленны. Он воткнул несколько крупных стеклянных осколков в живот нападающей, но она будто не почувствовала. Даже если бы Лизи не имела силы высшего, то смогла бы победить Адама.

Женщина замахнулась на Давета огромным кулаком, не отпуская его шею. Удар оказался почти оглушающим. В глазах поплыли разноцветные звёзды, перекрывая собой всё окружение. В ушах зазвенело так, что Адам подумал, что останется глухим, если повезёт вылезти из этой передряги живым. Мысли путались. Он несколько раз пытался вновь позвать кого-нибудь, но удары нового генерала выбивали всё, что могло претендовать на существование в голове Адама.

Лизи прекратила избивать Давета и слезла с него, осматривая большую красную лужу. Её дыхание сбилось, и она дышала ртом. Мощная грудь вздымалась от нагрузки и вспышке гнева, природу которого она не могла понять.

Осознание того, что это она избила Адама, пришло нескоро. Только когда тихие знакомые шаги послышались позади, Лизи поняла, что это всё реально.

Волна энергии ударила Лизи со всех сторон. Боль проникла в каждую клетку, и, не чувствуя своего тела, Гатаки упала. Её парализовало. Она видела только белые вычищенные ботинки, которые появлялись на каждом собрании, на каждых выборах.

— Адам! Адам, нет!

9

Он бродил на ощупь по холодной пустоте. Иногда тишина разрушалась звуком упавшей капли. Только это помогало Адаму не запаниковать. Мысли о смерти пролетали мимо него ещё болеечёрными пятнами, царапая чувствительные от холода руки. Под ногами была слизь, затягивающая Адама куда-то вниз, как зыбучие пески. Он знал, что нужно идти вперёд, чтобы выжить или хотя бы не потерять остатки сознания. Это было важно, иначе… Он застрянет здесь навсегда. В неизвестном месте, где он полностью под властью тьмы и холода.

«Пора просыпаться», — чей-то тёплый голос коснулся его.

Ноги сами набрали скорость, и Адам уже летел через плотную пелену пугающей тьмы. Это был шанс выбраться отсюда. Только бы голос не замолкал.

— Просыпайся, дорогой.

— Мама, — ослабшая рука Адама коснулась тёплой ладони женщины. Это касание окончательно вывело Адама из сна.

— Я боялась, что ты не проснёшься, — женщина поглаживала русые волосы сына, — Как себя чувствуешь?

Мужчина осмотрелся. Он лежал на койке в больнице, где работала Эль Давет — его мать. Он размыто увидел типичные этому заведению картины с изображением высших, энергии (в представлении художников), которые должны были придавать моральных сил, но на Давета в данной ситуации всё действовало иначе. Картина с высшим прямо перед ним напомнила о произошедшем. Если бы Адам знал, что Лизи может напасть, то не стал бы говорить про голоса.

— Вяло, — ответил мужчина, отвернувшись от картины, — Как я тут оказался?

— Мистер Габр принёс тебя, — женщина ловким движением переместила стакан с дальнего стола к себе и протянула Адаму, — Он сказал, что ты с кем-то подрался. Раны могли быть смертельными, если бы мистер Габр хоть ненадолго задержался.

Адам опустошил стакан, попутно слушая мать и вспоминая яростные удары подруги. Челюсть заныла.

— Что произошло? Это опять из-за того, что ты не высший? — не унималась Эль.

— Не совсем, — Адам приподнялся. Голову наполнили писки от давления, и пульсирующая боль заставила Давета остановиться.

Женщина с беспокойством смотрела на раненного сына, боясь, что он вновь потеряет сознание. Но Адам сел, превозмогая боль.

— Я разговаривал с Лизи о голосах подсознания. Попросил её сосредоточиться на них, и она… напала на меня, — Адам только сейчас понял, как опасны эти тихие голоса, — Это моя вина.

— Голоса подсознания?

— Давай не будем. Пока что.

Эль Давет кивнула, понимая отказ Адама отвечать.

— Что с моим состоянием?

— Уже всё хорошо. Немного будет болеть голова.

Мужчина встал. Ноги ощущались слабыми, почти ватными. Главное, чтобы они донесли его до дома. Оставаться в больнице он не планировал (да и всё произошедшее, не входило в его to do list). Куртка уже была на плечах, когда Эль Давет спросила его:

— Чем-нибудь хочешь поделиться?

Адам не сомневался, что этот вопрос прозвучит. В связи с последними событиями Эль прекрасно знала о состоянии сына. И, как мать, боялась, что это может плохо повлиять на него. До глупости, конечно, не дойдёт (в это хотелось верить), но его отношение к высшим в последние годы менялось не в лучшую сторону. И если Оракул узнает о намерениях Адама, которые будет противоречить их планам, то суда не избежать.

— Нет, мам, не сейчас, — он подошёл к ней и чмокнул в щёку.

Женщина не отводила от Адама взгляд.

— Прекрати так смотреть, — злился мужчина, как ребёнок.

— Адам, — Эль встала и с высоты своего роста строго посмотрела на сына, — Новости о тебе напугали нас с отцом. Такое повышенное внимание…

— Не приводит ни к чему хорошему, — перебил он, взмахнув руками, — Я знаю. Но что я по-твоему могу сделать? По щелчку пальца стать высшим? Или вы все думаете, что я не познал истинное «Я» из вредности? Чтобы быть «особенным»? Да в жизни у меня никогда не было мысли, что я хочу отличаться от других! Мне бы сидеть среди всей этой серой массы и не высовываться! Вот чего я истинно желаю! Но я вынужден гореть в лучах славы! Читать дурацкие заголовки! Извиваться, как змея в предсмертной агонии, чтобы обо мне забыли! Я уверен, что даже после сегодняшнего дня полетят статьи обо мне!

Эль получила, что хотела.

Адам успокаивал взбудораженный рассудок, глубоко вдыхая больничный воздух. Он вылил все мысли на одном дыхании. Это крутилось в голове всё чаще и мешало нормально жить. Давет думал, что все высшие, сама энергия насмехаются над ним. Как только на горизонте появлялись русые волосы высшие сразу думали о нём: «О, это тот самый неудачник, не сумевший познать истинное «Я».

Женщина прижала напряжённого Адама к себе. Его тело было горячим, будто действительно «горело» в лучах чёрной славы. Эль приложила ладонь ко лбу и с помощью силы успокоила сына.

— Мне всё равно на то, высший ты или нет. Мне главное, чтобы ты был спокоен.

Адам отошёл. На улице уже темнело. Попасть в Научную Академию уже не получится. Надежда осталась на то, что Ева будет дома. Иначе Адам снова проведёт ночь в размышлениях об энергии и формулах.

— Спасибо, — тихо сказал Адам, смотря на белые головы во дворе больницы, — За всё.

Он вышел из палаты. В этот раз Эль Давет не стала останавливать его.

10

Прошла неделя с тех пор, когда Адам в последний раз видел Лизистрейт Гатаки. Ева, узнав о сумасшествии подруги, предложила мужу узнать возможные исходы, но тот отказался. Он был уверен, что беспокоится было не о чем. А если Лизи действительно не сможет противостоять голосам подсознания, то они ничего не смогут сделать. Наверняка, об исходах уже позаботился Тайлер Дайсон.

Ева не могла ничего с собой поделать, и решила навестить Лизи. Её молчание пугало женщину. Мог ли Уоти Габр сделать с ней что- то?

— Сомневаюсь, — соврал Адам, вспоминая, как он поступил с Исмем Хаци, — Лолита придержит его.

Высшая одарила мужа недоверчивым взглядом. Адам постарался скрыть свои сомнения на этот счёт. Он ненавидел врать, даже когда ложь была во благо.

Ева поверила, но больше потому, что сама хотела в это верить. Подобные разборки были сейчас совсем не вовремя. Но с другой стороны, бывают ли они когда-нибудь вовремя?

Когда жена ушла, Адам решил нанести визит Рейну и Гюставу. В Академии было, как всегда тихо и пугающе безжизненно. Последнее замечание Давета не прошло бесследно, и кондиционеры поставили на более высокую температуру.

В операционной никого не было. Адам обошёл несколько таких же одиноких кабинетов и внутренние ощущения заводили беспокойную песнь. Но пропавших работников Давет нашёл в кабинете Рейна.

Когда он увидел знакомые лица, Адам вздохнул с облегчением. Он застал Рейна и Гюстава за горячими обсуждениями. Это подтверждало красное потное лицо Идо и нахмуренные брови Вайса. Работники исследовательской группы заметили вошедшего, когда дверь закрылась.

— Я вовремя, — сказал Адам, не прекращая разглядывать мужчин, — Что обсуждаете?

— Рейн сошёл с ума на этом исследовании энергии! — рыкнул Идо, плюясь ядовитой слюной.

— В каком смысле?

Адам напрягся. Если ещё и Рейн решил послушать голоса подсознания, то эти исследования придётся заканчивать. Но спокойный голос молодого работника развеял все страхи:

— Я медитировал, чтобы увидеть исходы. А Гюстав боится, что об этом узнает Правительство, и нас всех отправят на суд.

— Этого нельзя исключать, — Адам хоть и успокоился, но боялся того же, что и Идо, — Зачем ты это сделал?

Вайс глубоко вздохнул. Ему уже надоело объяснять одно и тоже. Он немного помедлил, подбирая правильные слова. Прошлая попытка оказалась провальной, что подтверждали бешенные глаза Гюстава. Но Рейн знал Адама, и верил, что тот не вспыхнет, как спичка.

— Я хочу выдвинуть это исследование с мёртвой точки. Мне надоело торчать на одном месте и ждать, пока кучка «недовысших» придумает способ лечения появившихся болезней. Этот закон, которому все почему-то подчиняются, тормозит нас.

Гюстав Идо отошёл в сторону, чтобы не слышать подобные высказывания. После них Академии точно придётся отвечать перед судом. И следом за Рейном отправят Идо, за то, что тот не доложил о противоправительственных взглядах Габру или Босстром. Мужчина схватился за голову.

— Поэтому я решил самолично посмотреть исходы, — закончил Рейн.

— И к чему это нас приведёт?! — вновь взревел Идо, — Все исследования коту под хвост!

— Да с чего ты взял?! — кричал в ответ Рейн, — Если бы твои опасения подтвердились, Уоти уже давно был бы здесь! Но мы одни в этом кабинете, Гюстав! Не наводи панику!

— Не наводить панику… Как просто ты это говоришь, невероятно!

Адам кинул флешку с формулами на стол. Ссорящиеся прекратили словесный поединок, и в кабинете повисла тишина. Рейн вставил накопитель в разъём в столе, и экран позади загорелся. Знакомые Адаму цифры и буквы показались на белом электронном листе.

Вайс сел в кресло и, осмотрев все строчки, утвердительно кивнул. Что означало это движение Давет ещё не знал. Идо успокоился. И сев рядом с Адамом, принял изучающую позу.

— Все коэффициенты не нужны. Нам будет достаточно вот этих, — Рейн удалил все формулы, кроме четырёх, — Единица описывает неживое. Двойка — живое, вплоть до Homo sapiens. Четвёрка — Homo sapiens и его подвиды. Шестнадцать — высшие.

— Ты ЭТО видел в исходах? — уточнил Гюстав с ноткой недовольства в голосе.

— Да.

Адам ощутил, как вспотели ладони. Он не мог поверить, что формулы оказались верными! Но так ли близко разгадка, как кажется? Или это только иллюзия, и конец будет постоянно удаляться, чувствуя приближение чужого? Давет тряс ногой, придумывая способы испытать формулу практическим путём. Он уже видел, как компьютеры выдают желаемый результат, как они находят норму энергии, вычисляют энергию Адама и… И что тогда?

— Что ж… поговорю с программистами, — Идо встал и выгнулся так, что затрещали позвонки, — Они напишут нужную программу, и как только она будет готова, испытаем её. Да, Адам?

Ему никто не ответил. Давет продолжал пялиться на экран потухшим взглядом. Он сидел, как замороженный, только иногда быстрое моргание убивало неподвижный образ.

Вайс вытащил флешку, и экран потух. Он кинул её обратно Адаму, но тот не словил, и накопитель упал на пол.

— Эй! — крикнул Рейн и замахал рукой перед мужчиной, — Ты где летаешь?

Адам словно не слышал работника и без слов поднял флешку, затем сунув её в карман.

— Ты думаешь над тем, что покажут результаты? — догадался Рейн.

Давет кивнул.

— Я жду и боюсь, что покажут результаты. Я не знаю, что делать дальше, если проблема будет в энергии.

— Не думай об этом раньше времени. Ты уже и так сделал больше, чем должен был. Если что, то я готов ещё раз взглянуть исходы.

— Только не это, — с болью протянул Гюстав, — Адам, прости, но я больше не могу это слушать. Я извещу тебя, как только работа начнётся. Передавай Еве «привет»!

— Хорошо, обязательно передам.

Они остались с Рейном вдвоём. Работник проследил за уходящим руководителем, и долго не начинал разговор. Он бегал глазами по экранам вдоль кабинета. Зацепившись за какую-то статью, он отошёл от Адама. Давет подумал, что Рейн забыл про его существование, и решил покинуть здание.

— Послушай, — вдруг начал Вайс, не отрываясь от экрана, — Ты уже отдал записи Лолите?

— Какие записи? — не сразу понял Адам, но потом опомнился, — А! Её записи ещё у меня. Хотел на днях отдать. А что?

— Я хочу одолжить их у тебя.

То, что в записях Лолиты Рейна что-то заинтересовало было понятно с прошлой встречи. Но этот своеобразный дневник Судьи был, как документ, который не следует давать «почитать» кому попало. Пусть там и не было чего-то секретного в мировом масштабе.

— Я даже не знаю…

— Я отдам их тебе на следующий день, — рыкнул Рейн.

Не ожидав от себя подобного поведения, Вайс повернулся к Адаму с испуганными глазами. Если бы Давет сейчас ему отказал, то было бы даже понятно почему.

— Ладно, если тебе это так важно, — медленно, всё ещё обдумывая, ответил Адам, — Только при условии, что с записями всё будет в порядке.

— Само собой.

11

Он уже стоял возле двери с прижатыми к груди записями. В них не было ничего, что могло бы поменять Адама, но он чувствовал, как на каждой странице осталась частичка памяти Судьи. Память длинной в почти девятьсот лет. Интересно, как сложилась бы судьба человечества, останься Лолита обычным человеком? Не отправься она обратно в Сонагири вдогонку за призраком ачария? Адам был бы счастлив родиться в то время, когда не было высших. Не знать об их существовании. Не думать о том, что ты остался один в своём роде. Как жаль, что даже высшим не подвластно время.

Его мысли прекратились, когда дверь открыла улыбающаяся женщина в красном платье. Она попутно пыталась надеть серьги, но давалось ей это тяжело.

— Адам! — протянула она, отходя к зеркалу, — Рейн не предупреждал, что ты придёшь.

— Я ненадолго, — кратко ответил мужчина, проходя в небольшую квартиру, обвешенной зеркалами, — А где сам Рейн?

— Рейн! — вместо ответа крикнула хозяйка, — Спустись. К тебе гость.

Со второго этажа донеслись громкие шаги. Адам удивился, ведь обычно Вайс, находясь в Академии, ходит тише звука ветра. А тут к Адаму спускался целый медведь.

Увидев Давета с записями, Рейн заметно напрягся. Его жена этого не заметила, потому что была слишком увлечена собой. Но Адам, увидел короткое движениями мышцами лица, которое было характерно только Вайсу. Это было первое выражение, подаренное Адаму.

— Что ж, я убежала, — женщина чмокнула мужа и скрылась за дверью.

Вместе с ней испарилась вся легкость, царившая в квартире. Вайс ничего не говорил, но не отводил взгляда от папки в руках Давета. Он словно пытался прочитать её сквозь файлы и листы. Адаму показалось, что они стояли так час, но на самом деле Рейн опомнился достаточно быстро и пригласил гостя в кабинет, из которого он только что вышел.

На втором этаже была единственная комната, которую Рейн превратил в своеобразный чердак для размышлений. Адам бы это и кабинетом не мог назвать. Единственная схожесть была в компьютерном столе, на котором царил хаос. Адам удивлённо рассматривал беспорядок, не понимая, как Вайс может быть настолько разным. Ведь в его кабинете в Академии стерильная чистота, почти до тошноты, а здесь… разбросанные бумаги, флешки и другие носители, бумажные стаканчики из-под кофе, исписанные ручки, бумаги от еды быстрого приготовления.

Вайс протянул руку. Она немного дрожала, несмотря на то, что мужчина был спокоен внешне. Адам помедлил, всматриваясь в работника исследовательской группы. Заметив, что его изучают, Рейн скривился и ушёл вдаль комнаты к окну.

— Я вновь медитировал, — грубо сказал он, скрестив руки на груди.

— Что ты хотел увидеть на этот раз? — Адам не удивился подобному откровению.

— Не знаю… Я почувствовал, будто смогу узнать больше, нежели правильный коэффициент в твоей формуле. Будто смогу помочь себе.

— И что тебя беспокоит?

— Я не знаю! — вскричал он, резко развернувшись к Давету, — Я не знаю!

Рейн прислонил ладонь ко лбу. Она была такой холодной, что обжигала намокшую кожу. Мужчина закрыл глаза и о чём-то задумался. Адаму ничего не оставалось, кроме как наблюдать за поведением друга.

— Я хотел увидеть прошлое. Найти ответы, но, — он усмехнулся, — увидел будущее. То, что поможет нам менять энергию в высших и поможет тебе. Я долго думал над этим…

Рейн стал копаться в разбросанных бумагах. Он что-то бурчал себе под нос, пока не нашёл маленькую металлическую флешку. Мужчина победоносно вставил её в разъём.

— Посмотри, — он указывал на экран, где был фиолетовый кристалл, сделанный в графике, — при образовании нашей вселенной, да и любого исхода, большое количество энергии скапливается в прародителе материи — я назвал его инитиум. Энергия в нём настолько велика, что не истратилась до сих пор и не истратиться ещё столько же. А самое главное — энергия в инитиуме подходит всем! Как нулевая группа крови, понимаешь?

— Потому что эта энергия до сих пор в нас? — уточнил Адам, рассматривая переливающийся камень.

— Частично, — поправил Рейн и переключил на следующий слайд с изображением карты мира.

— Это ещё что?

— Места, где можно найти инитиум! Наша планета ни раз сталкивалась с древними космическими телами, в которых был инитиум. А значит, мы можем найти немного этой золотой жилы где-то здесь.

Бо́льшая часть находилась в океане, а если быть точнее — под ним. Адам не знал, как он сможет достать инитиум оттуда. Разве что просить помощи у создающих. Хотя небольшой кусочек, отмеченный Рейном, был и в Греции на острове Крит. Туда он мог бы отправиться вместе с тем, кто вытащит древний инитиум из-под тысячелетней пыли.

Пока Адам размышлял, как достать необходимый расходный материал, Рейн выхватил из его рук записи Судьи. Давет дёрнулся, намереваясь забрать документы обратно, но Вайс смог быстро отскочить в сторону.

— Спасибо, — улыбнулся наконец-то он, пряча папку за спиной, — Я её верну тебе завтра же.

— Перед тем, как я уйду, скажи мне, зачем тебе эти записи?

— Люблю читать личные дневники, — ёрничал мужчина, — Давай без лишних вопросов, Адам. Доверься мне. На!

Он кинул флешку с записями об инитиуме. Давет положил её во внутренний карман и посмотрел на Вайса. Ему никогда не понять, что происходит в его голове. Иногда поведение мужчины менялось так стремительно, что Адам терялся. Будто в Рейне был какой-то турбо-переключатель, который он щёлкал, как маленький любознательный ребёнок.

Адам покинул квартиру Вайса и направился к Судье. Пора было обсудить с ней всё прочитанное. Может быть, Адам не понял написанное, и автор мог бы объяснить непонятливому читателю?

Улицы были как никогда полны высших. Все старались игнорировать «другого» человека рядом, но получалось у них это скверно. Адам каждую минуту ловил косые взгляды на себе. Он согнулся, приближая подбородок всё ближе к груди. Он хотел скрыться, но как? Со своими русыми волосами и карими глазами он чувствовал себя голым. Ведь разницы совсем нет! Белые волосы, как признак силы и превосходства, а заодно и издевательство над ним.

Когда двери позади скрыли его от любопытных глаз, он выдохнул. Всю дорогу сюда Адам, будто не дышал. Воздуха не хватает на него. Мужчина встряхнул головой. Мысли, пусть они и звучали достаточно тихо, навевали на него тоску.

«Единственный, — думал он, — Это слово могло бы звучать так гордо, будь у моей жизни другая история! Но нет. Единственный — это оскорбление в моих реалиях. Аргх!»

Адам взъерошил волосы. Взглянув на спокойное колыхание огня на фитилях свеч, Давет ощутил легкость в мыслях и на плечах. Он выпрямился и двинулся по коридору.

В холле никого не было. Мягкий свет струился из окна на крыше. Адам стоял под лучами и ощущал приятное тепло, словно кто-то обнял его. Стоило ему обратить внимание на солнечный диск, как за столом появилась Лолита. Ту секунду, в которую появилась Судья, Адам заметил. Еле ощущаемая волна энергии прошла по его плечам.

— Здравствуй, Адам, — поприветствовала Босстром, — Присаживайся.

Мужчине показалось, что Лолита обеспокоена. Её улыбка не могла скрыть тень в голубых глазах, которая причиняла боль.

— Вы знали, что я приду? — уточнил Адам.

— Нет, я почувствовала твоё присутствие. Как успехи?

— К сожалению, стабильно, — Адаму вдруг стало стыдно, и он отвёл взгляд, — Я медитировал, но никаких результатов это не дало.

— Что ж, если так, то мы можем медитировать вместе…

— Нет, я не хочу, — отрезал Адам, мотая головой в разные стороны, — Я не готов.

— Почему ты так решил?

— Я чувствую.

Стул, на котором он сидел, стал, как место для пыток. Из него росли острые шипы, впиваясь в ноги, руки, между позвонков, а затем вырывались из тёплой плоти со звуком, который слышат мясники, отрезая сухожилия. Давет прочувствовал это, и как показалось ему, резко вскочил на ноги. Лолита не обратила внимание на внезапное волнение собеседника.

— То безумие, которому подвержены все высшие, пугает меня, — он закрывал рот рукой и говорил тише обычного, — Я готов им помогать, но не готов подвергать себя такой опасности.

— Ты не можешь помочь высшим, — Босстром сжала руки в замке, — Безумие могут победить только они сами.

— Пусть так! Это не меняет того факта, что я не хочу!

Судья отвернулась от мужчины. Она смотрела на сверкающую воду в фонтане, на зелёные отражения листвы рядом стоящих деревьев. Она до последнего надеялась, что проблема с Адамом решится. Конечно, его выбор и есть один из вариантов решения, но не совсем тот, на который надеялось Высшее Правительство.

— Мисс Босстром, — с мольбой в голосе говорил Адам, — не заставляйте меня. Вы говорили, что будете на моей стороне.

— Верно. Говорила, — разочаровано отвечала Лолита себе под нос, — Но всё же, если вдруг решишь продолжить обучение, я помогу.

Адам кивнул. Он верил Судье, но внутреннее чувство (возможно, истинное «Я») подсказывало, что его возращения не произойдёт. Безумие, которое лишает рассудка. Голоса подсознания, шепчущие страшные вещи. Этого можно было бы избежать, родись Адам высшим. Но так как этого не произошло, он должен был пройти метаморфозу во всех её красках. Но желания не было. А если не было его, то от результата нельзя было ожидать чего-то хорошего.

Вернувшись домой, он застал Еву в компании Лизи. Вместо привычной формы служащего на Гатаки были обычные широкие брюки и майка. По глазам Евы Адам понял, что что-то не так.

— Почему-то я хочу извиниться, — вместо приветствия сказал Адам, остановившись недалеко от женщин.

Лизи усмехнулась и подошла вплотную к Давету. Мужчина напрягся, и был готов к резким движениям и словам Лизи.

— Эй! — она схватила его за плечи, — Не страдай фигнёй, Адам! Это я должна извиниться за то, что я сделала. Голову не ты сам себе разбил, верно?

— Лизи…

— Прекрати, — уже рыкнула Гатаки, усаживая Адама рядом, — Сейчас со мной всё в порядке. С тобой, к счастью, тоже.

— Где твоя форма?

Лизи отпустила Адама. Она недовольно цокнула от того, что этот парень может так испортить непринуждённую беседу. Но его любопытство можно было оправдать чувством вины.

— Габр отстранил меня от работы. На неопределённый срок.

Этого Адам и боялся. Лизи несильно расстроилась потерянной работе. Тем более, отстранение не так страшно, как увольнение. Но несмотря на это, Адам не мог избавиться от скребущих монстров внутри. Ева не отводила взгляда от мужа.

— Ева сказала, что ты продвинулся в своих исследованиях, — перевела тему Гатаки.

— Можно и так сказать, но не знаю, правильно ли я всё делаю.

Он вспомнил, что ему говорил Вайс о новом веществе — инитиуме, и карту с его местонахождениями.

— Если ты сейчас отстранена, планируешь где-то работать? — подобие улыбки скользнуло по лицу Адама.

— Придётся, — пожала плечами Гатаки, — Я могу ещё тысячелетие прождать, пока Габр соизволит вернуть меня.

— Тогда у меня есть к тебе предложение.

Лизи засмеялась.

— Надеюсь, ты не заставишь меня слушать голоса подсознания? Или хочешь снова оказаться у своей маман?

Шутка была неудачной. Лизи посмотрела на супругов и замолчала. Но сдержанная улыбка всё равно не сходила с лица.

— Говори, — скомандовала она.

— Мне нужно найти материал для исследований. Сам я его достать не смогу, поэтому мне не помешает помощь создающего.

— Я надеюсь, это не опасно, — строго сказала Ева.

— Я люблю опасности, Ева, — остановила её Гатаки, — Я всю жизнь гонялась за высшими. Раскопки — самое простое, что я когда-либо делала. И если там будут трудности, я только поблагодарю Адама, — она посмотрела на мужчину, — Я в деле.

12

Чертёж был на столе перед работниками исследовательской группы, Лизи и Адамом. Последний не смыкал глаз уже несколько ночей. Знакомые линии расплывались в разные стороны, образуя новые конструкции, применение которых было бы бесполезно. Как и кофе, который Адам пил вместо воды.

От больших трат энергии Лизи выглядела не лучше Адама. Иногда она спала с открытыми глазами. Чертёж, выведенный на экран в столе, совсем ни о чём ей не говорил.

Внимательными были только Вайс и профессор Идо. Они молча изучали размеры и характеристики нового творения Давета.

— И как оно работает? — недоверчиво спросил Рейн.

Адам медленно открыл записную книгу в чёрной обложке. Свой почерк не мог разобрать даже он, но из памяти всплывали мысли, пришедшие в момент вдохновения.

— Эта капсула будет вычислять количество энергии. При недостатке она будет восполняться с помощью инитиума. Из ваших же записей я понял, что он очень непостоянный в жидком состоянии, поэтому вот эта коробка наверху, — от ткнул пальцем в экран, — поддерживает высокое давление, а эти внутри корпуса — посылают электрические импульсы. Так инитиум будет всегда готов к переливанию.

— А что насчёт количества? — спросил Идо.

— Это мы вычислим экспериментальным путём, когда программа будет написана.

— Корпус тоже из инитиума? — Вайс был удивлён такому решению Давета.

Мужчина кивнул.

— Энергию жидкого инитиума может сдержать только инитиум. Поэтому я попросил Лизи откопать всё, что есть у нас на Земле.

Гатаки с ужасом вспоминала огромные глыбы, которые ей пришлось размалывать в пыль. В итоге найденного материала было не больше тонны, хотя сами камни помещались в багажник легковой машины. Путешествие было долгим и не всегда простым. Если количество энергии зависело только от Лизи, то перевозка этих камней через границы — от посторонних людей. Профессору Идо пришлось потрудиться над документами, которые подписывали спонсоры их исследований. Людям при деньгах обычно никто не перечит. Изначально Лизи надеялась только на себя, посчитав, что энергии хватит на перемещение этих камешков. Но инитиум оказался сильнее генерала в отставке.

— А что мы будем делать при переизбытке энергии? — логичный вопрос прозвучал из уст Гюстава, — Инитиум только прибавляет её.

Адам нажал несколько сенсорных кнопок и перед наблюдающими возник второй чертёж, который по своему строению напоминал механическую перчатку. Вайс нахмурился.

— Перчатка?

— Можно назвать и так. Мы могли бы создать такую же для инитиума, но он достаточно тяжёлый и даже подобная конструкция на руку будет весить чуть меньше полутонны. А вот летум лёгкий и можно сделать портативное средство для «лечения» переизбытка энергии.

— Погоди, как ты это назвал? — скривился Идо.

— Летум, — перебил Адама Рейн.

Гюстав недоверчиво посмотрел на коллегу, который в ответ на его взгляд искренне рассмеялся.

— Не-ет, — протянул профессор, — Рейн…

— Спокойно, профессор, — нарочито наигранно произнёс мужчина, изображая монаха, — Это было один раз.

Идо скрестил руки на груди. Он знал, что Рейн врёт и никогда не признается в этом. Этот парнишка, сколько помнил его Гюстав, всегда делал всё по-своему. Его не волновали мировые порядки и законы. Но с другой стороны, Рейн жил по совести. И Идо до сих пор не мог определиться, хорошо это или плохо. Ведь он сам всегда очень осторожно относился ко всему, что может навредить ему. Правительство тоже входило в список потенциальных вредителей.

— Так, — профессор почесал голову, — и что такое ваш летум?

— Это вещество, которое окружает нас. Оно, наравне с инитиумом, поддерживает гармонию вселенной, — рассказывал Вайс, не отводя взгляда от экрана, — Большое количество можно найти в чёрных дырах. Вопреки многим теориям, чёрные дыры содержат внутри себя не только сингулярность и пустоту, но и летум, который раньше любили называть тёмной энергией или антивеществом. Летум есть во всём и поглощает энергию в любом её проявлении. Поэтому энергия никогда не исчезает в никуда, а просто поглощается летумом.

— И где его взять?

— Летум можно создать из инитиума, — подхватил Адам, — если разделить его ядро с помощью протонов водорода. После небольшого взрыва энергии начнётся её поглощение, — он провёл рукой по изображённой металлической конструкции, — Вот тут будет происходить разгон протонов. Здесь — он столкнётся с инитиумом. А в этих маленьких капсулах будут инитиум и протоны водорода.

По чертежам места хранения материала были чуть ниже плеча. Вниз от них к кисти шли: один прямой путь в виде трубки для инитиума, и второй с многочисленными поворотами и закруглениями — для протона. На кисть надевались специальные доспехи для защиты от незапланированного поглощения энергии. По ним проходили трубки и сходились в центре ладони — в плоском металлическом механизме, от которого шли провода. В них и будет происходить процесс поглощения.

— Чтобы запустить процесс достаточно будет нажать на эту кнопку, — он указал на точку возле места хранения, — Всё произойдёт быстро. Даже понять не успеете.

— Звучит просто, — сказал Вайс и повернулся ко входу.

В комнату переговоров вошла молодая девушка. На ней была форма Академии и прикреплённый к груди бейдж. Она поздоровалась со всеми присутствующими и обратилась к профессору Идо:

— Программа написана. Останется только проверить её на деле, когда будет готова вычислительная машина. Там уже будет известно, что нужно исправить.

— Спасибо, Клара, — улыбнулся Гюстав, — Перенесите на главный компьютер в конфиденциальную учётную запись Академии, чтобы наши товарищи сверху знали, что мы не сидим на месте.

Девушка кивнула и ушла. Адам был приятно удивлён, что программу написали так быстро. Оставалось дело за малым.

— Я займусь перчаткой, а вы — капсулой, — скомандовал Давет, полностью пробудившись, — Если что, я на связи. Ещё я хочу поговорить с тобой, Рейн.

Вайс дёрнул бровью. Они остались в комнате одни. Адам протянул ему руку, как некогда сделал работник. В ответ на это Рейн демонстративно закатил глаза и отвернулся. Он долго о чём-то думал, рассматривая белые напольные плитки. Когда мужчина развернулся, взгляд его стал серьёзным. Даже для него это было необычно.

— Ты собираешься к Судье? — басом спросил он, как робот.

— Да, чтобы отдать записи, — скривился от ужаса Адам, — Так что я жду.

— Я пойду с тобой.

Это было неожиданно. Неужели Рейн смог найти в них то, что пропустил Адам? Давет мог это допустить. При прочтении записей он думал совершенно не о них, а о своих проблемах. Взгляд Уоти Габра постоянно был на старых листах записной книги Лолиты.

— Ладно. Говорить мне причину своего похода туда, ты не будешь, верно?

Вайс не ответил, но хитрая улыбка говорила сама за себя. Адам наоборот удивился бы, если бы Рейн сказал всё сейчас. Он любил ставить всех перед фактом или, когда дело было уже сделано. Отказывать ему было бесполезно. Что мешало бы ему пойти следом? Ничего.

— Ты больше не медитировал? — спросил Адам, когда они были возле здания с острыми башнями.

— Ты бы ещё при Лолите спросил это, — рыкнул Вайс, — Хочешь, чтобы меня под суд отправили?

— В прошлый раз ты этого не боялся, — засмеялся Давет.

Рейн помолчал, рассматривая высокие потолки и свечи в коридоре здания Правительства. Он остановился. Адам смотрел в ту же сторону, что и он. Почему-то взгляд мужчины был беспокойным. Уголки рта опустились, и мышцы на лице задёргались.

— Рейн? — позвал Давет друга, положив руку ему на плечо, — Всё в порядке?

— Да, — шёпотом ответил Вайс, закрыв глаза и опустил голову, — Просто… странное чувство. Я стал слышать чьи-то разговоры. Эти голоса кажутся мне знакомыми.

— Они не говорят о чём-то ужасном?

Рейн отрицательно покачал головой.

Он встряхнулся и быстро пошёл вперёд. Адам снова не успел среагировать на его внезапно поменявшееся настроение. Поэтому в холл первый влетел работник исследовательской группы. Там их уже ждала Лолита.

Она медитировала посередине холла под мансардным окном. На бледных оголённых плечах женщины сияли разноцветные пятна от витража. Белые волосы, подстриженные по плечи, вздымались от высвобождаемой энергии.

«Мы все равны, но кто-то равнее», — хмыкнул про себя Адам, увидев фигуру Судьи в воздухе.

Почувствовав присутствие посторонних, Босстром приземлилась на ноги и медленно развернулась. После медитации её лицо выглядело отдохнувшим и умиротворённым. Адам встал рядом с другим мужчиной.

Рейн не отводил взгляда от Лолиты в то время, пока она изучала его. Давет почувствовал, что в этой комнате лишний он, и ноги уже дёрнулись, чтобы направить его в обратный путь.

— Не ожидала вас увидеть здесь, — обратилась Босстром к мужчинам, — Я могу вам чем-то помочь?

Адам не успел ответить, как Рейн вытащил из-под куртки знакомую папку. Лолита сразу перевела встревоженный и озлобленный взгляд на Давета. В это время его сердце могло разорваться от внезапного страха. Как же он ненавидел находиться в компании создающих! Эти сияющие голубые глаза с маленькой чёрной точкой были у всех создающих одинаковые, когда те злились. Пусть Адам и не высший, но иногда он видел испускаемые потоки энергии. Так и сейчас, энергия заискрилась вокруг Судьи.

— Почему они у вас? — сквозь зубы спросила Лолита, морща нос.

— Простите, мисс Босстром, — неожиданно ласково проговорил Рейн, чему Адам сильно удивился, — Адам по дружбе одолжил ваши записи для изучения. Я очень сильно настаивал на этом, так как чувствовал необычную энергию от них. Я хотел лично отдать их вам.

Лолита расслабилась. В сознании сразу проскользнула мысль об ачарии. Это услышал Вайс и почему-то разозлился. Он постарался аккуратно отдать записи, но сам того не осознавая, почти кинул их. Босстром виновато посмотрела на уходящего Вайса и запаниковала.

— Постойте! — вдруг закричала она, бросаясь за ним следом.

У выхода Рейн столкнулся с встревоженным Уоти Габром, лицо которого сразу поменялось при встрече с неожиданным гостем. Вайс кинул быстрый взгляд и скрылся за поворотом. Учитель знающих выпрямился и медленно провёл Босстром на её прежнее место.

— Мистер Давет, — обратился он, встав рядом с Судьёй, — Я как раз хотел поговорить о вас.

— Обо мне? — Адам не был рад такой новости. Он так же, как и Лолита, хотел догнать Рейна.

— Да. Оракул видел недалёкое будущее и, к сожалению, там были вы. В плохом для нашего общества свете.

— И что же там было? — дерзко спросил Давет.

— Ваши исследования приведут к гибели цивилизации высших. Вам стоит прекратить свои разработки сегодня же. Иначе нам придётся использовать менее мирный способ.

Адаму нечего было сказать. Он окаменел от таких слов Габра. Особенно пугали последние слова. Всё-таки мысль о том, что Адам опасен для них — не такая абсурдная и смешная, как изначально казалось Уоти.

— Мои люди конфискуют все ваши наработки, чтобы вы не попытались воспользоваться ими, — добивал Давета учитель высших, — Они обыщут не только Академию, но и ваш дом. Надеюсь, что мои слова понятны для вас, иначе смерть Тайлера Дайсона напрасна.

Лолита, всё это время стоящая в обнимку с папкой, с испугом посмотрела на Уоти. Он сказал это в самом конце, будто это было что-то второстепенное. Адам тоже очнулся после стольких пронзающих фраз Габра. Мужчина чувствовал на себе эти взгляды, но оставался спокойным. Его гордо поднятый подбородок выводил из себя.

— Что ты такое говоришь? — спросила Лолита, смотря ему в глаза, — Что значит «смерть Тайлера»?

— То и значит, дорогая Лолита, — продолжал холодным тоном Уоти, — Энергия Тайлера вышла из-под контроля. Он не заметил, когда уровень опустился ниже допустимого. Я нашёл его уже мёртвым.

— Я мог бы использовать свои знания, чтобы подобного не повторилось, — решил попытать удачу Адам, — мы сейчас работаем как раз над этим! С помощью капсулы можно измерить энергию и вернуть нужный уровень!

— Я не понятно выразился? — зарычал Уоти.

— Мисс Босстром! — Адам пытался достучаться хотя бы до неё, — Это же только один из возможных исходов! Я могу помочь высшим!

— Высшим не нужна помощь от обычного человека! — закричал Уоти Габр, и эхо от его голоса пронеслось по коридору, — Высшие на то так и называются, что стоят выше обычного человека! А ваши разработки, мистер Давет, погубят нас! Хватает проблем от ваших генов, которые могут вернуть человечество на шаг назад! — он подошёл ближе к Адаму и навис над ним, — Поэтому, живите жизнью обычного человека и не высовывайтесь.

Адам выслушивал всю желчь, борясь с гневом. Картины того, как он размазывает Уоти Габра по белоснежным стенам этой комнаты, немного успокаивали его. Сейчас он по-настоящему пожалел, что не родился создающим высшим. Будь в его руках такая сила, то давно бы избавился от этих насмешек.

Давет в последний раз посмотрел на Лолиту, которая обещала всегда быть за него, и ушёл, сжимая челюсть как можно сильнее. Он горел изнутри. Злость и обида пульсировали в груди. Рукам не хватало чьей-то мягкой плоти. Сжать её, настолько сильно, чтобы она лопнула, как воздушный шар. Адам ненавидел всех высших, что встречались на пути. Он хотел, чтобы одно звено ушло навсегда. Одно звено человечества, чтобы наступил порядок.

Он ворвался в кабинет и раскидал все записи. Какая разница в каком порядке лежат страницы, если их всё равно конфискуют? Вот высшие будут удивлены, когда увидят обычные листы! Адам рассмеялся. Не заметив он скинул со стола обломок инитиума. Он с грохотом упал на пол. Давет поднял его. Великолепная мысль, как он думал, пришла к нему.

Сварка быстро нагрелась. Её температуры было достаточно, чтобы расплавить это хранилище энергии. Как жаль, что капсула не готова! Он ведь мог просто воспользоваться ей.

Давет раскрыл шприц и влил в него нестабильный инитиум. Думать долго не пришлось. Рука сама воткнула тонкую иглу во вздутую вену. Когда это произошло, Адам испугался и понял, какую глупость натворил.

Прошло время, но ничего не происходило. Адам усомнился в своих догадках и разочарование коснулось его. Он хотел написать об этом в своей книге, но ноги онемели. Мужичина упал, и глубокая темнота поглотила его сознание.

13

«Да кем себя возомнили эти высшие? Без них мир был более свободным, чем сейчас!»

«Вот именно. Какой смысл от высших, если Правительство запрещает пользоваться силой?»

«Их не должно было стать столько. Расплодились, как сорняк, а теперь хвалятся своим открытым подсознанием!»

«Они не видят своей глупости. Но могут указать на недостатки обычных людей. Так всегда было».

«И так останется. Эта переходная форма самая отвратительная. Каждый пытается стать лучше других».

Голоса заполняли мысли. Чем дольше Адам слышал их, тем меньше понимал. Они превращали обычный разговор в невыносимый гул. Хотелось закрыть уши и не слышать. Но уши помогали избавиться только от чьего-то тихого дыхания неподалёку.

Боль разрасталась, как корни дерева, по всему телу и не исчезала. Она становилась только сильнее в очаге, который находился в районе головы. Адама бросало в жар. Он чувствовал себя выкованным мечом в руках потного оружейника. После пекла по телу бил пронзающий холод. Это повторялось раз за разом, и Давет уже подумал, что привык к подобной пытке. Но на этом она не закончилась.

Стало нечем дышать. Лёгкие словно накачали плотным дымом. Он расширял их, отчего мышцы грудной клетки свело. Адам услышал хруст. Но откуда он шёл? Звуки до сих пор терялись в споре голосов.

«О, посмотри, вот эта!»

Голос засмеялся:

«Да-да! Возомнила себя той, кто сможет поменять мир. Как бы не так!»

«Взяла на себя слишком много ответственности. Совсем не думала об Адаме. Вот это я понимаю жена!»

«От неё даже родители отказались, когда узнали, что она обычный человек».

Адам открыл рот, чтобы закричать. Но он не услышал себя. Он схватился за голову и стал стучать ей об твёрдую поверхность. Эта боль была ничем по сравнению с той, что он чувствовал по всему телу. Она будто даже становилась меньше.

Его толкнули. Он не смог удержать равновесие и упал. Руки и ноги сразу кто-то схватил. Он бы и хотел встать, но сил не осталось. Но было кое-что другое…

Тишина. Сладкая, согревающая тишина! Давет не смог удержаться и широко улыбнулся.

— Переложите его на койку, — скомандовал знакомый женский голос, — Ты в порядке?

— Да, я больше испугалась.

«Опять эта картина. Найти бы художника этого уродства и избить его испорченным холстом», — подумал Адам, глядя на изображение высшего.

Он опомнился. Такие мысли были ему нехарактерны, а злость — отвратительна. Он сам себе вдруг стал отвратителен.

Его тело мотало из стороны в стороны, как на корабле. Если оно остановится, то корабль потонет. Пойдёт ко дну вместе со всем грузом. А этот груз был ценен. Нельзя было стоять. Нельзя…

Мужчина повернул голову. Недалеко от него стояли Эль Давет и Ева. Они закрывали второе творение неизвестного художника с энергией.

— Ева? Что ты тут делаешь?

Женщина обнимала себя руками. Её муж выглядел так, будто употребил запрещённые вещества. Но даже не это пугало знающую, а то, что Адам изменился. Они виделись несколько часов назад. Что с ним произошло?

— Адам, — обратилась она к мужу строго, — Что ты сделал?

— В каком смысле? — пытался отдышаться Давет, — Я… ничего не делал.

Ева осмотрелась. Не найдя нужного предмета, она вытащила из кармана смартфон. Включив фронтальную камеру, женщина направила экран на Адама.

Взгляд долго фокусировался. Сначала мужчина увидел белые волосы. Затем проступили голубые радужки глаз с лопнувшими капиллярами на белках. Давет затаил дыхание.

— Не может быть…

Он попытался дотронуться до лица, но руки оказались зафиксированными к койке. Новая волна гнева мгновенно захлестнула Адама. Он с яростью стал рвать ремни, как бешенный зверь. Он чувствовал боль, но не останавливался. Ева отошла.

Горло будто кто-то сжал. Лицо мужчины покраснело, и вздутые вены показались через мокрую кожу. Поняв, что сын ничего не сделает, Эль прекратила использовать силы. Давет перевёл на мать озверевший взгляд.

«Пора показать, на что ты способен, Адам».

— Нет! — закричал он, стуча головой об изголовье кровати, — Замолчите! Замолчите!

«Не сопротивляйся. Лучше действовать сообща, а не против друг друга».

«Адам. Ты же сам хотел показать Уоти, кто есть кто. Вспомни, что он говорил тебе».

«Или ты готов смириться со статусом обычного человека?»

«Человека, не способного ни на что?»

«Ты останешься ни с чем. Уоти заберёт у тебя всё, что есть».

«И всё, чего ещё нет».

— Прекратите, — умолял Адам, захлёбываясь слезами, — Я не хочу…

— Адам! — к нему подошла матьи хватила за лицо, — Послушай меня.

— Я не хочу, — повторял он, — Я хочу тишины.

— Адам! Думай о своём. Вспомни детство. Как мы ездили к морю. Вспомни маяк, на котором ты провёл несколько дней. Как мы тебя потом искали…

«Детство. Проблемы начались с самого рождения».

«В детстве были самые жестокие люди — дети, что родились сразу высшими».

«Глупые, хвастались тем, что в скором времени потеряют свою личность».

— Вспомни, как в четырнадцать ты отправился с друзьями путешествовать. Ты столько всего рассказывал про поездку! Про города, про людей. А природа. Вспомни то озеро, где ты признался Еве в чувствах.

«Людей. Они всегда смотрели сверху-вниз. Высшие же».

«Да, ещё вспомни ту кучку людей, что чуть не убили тебя. А они всего лишь хотели показать тебе, на что способны».

Тот день, когда Адам понял, что любит Еву, никогда не пропадёт из памяти. Он был совсем мальчишкой, но уже строил взрослые планы на жизнь. Он был уверен, что женится на юной Розенфельд. Ева была всегда искренна с ним, и, даже когда Адам думал сознанием, делала вид, что не слышала этого. Давет восхищался упорством девушки. В двенадцать она познала истинное «Я». Может эта была одной из причин, почему Ева поддерживала его.

— Вспомни, как мы съехались, — взволнованно говорила Ева, — Как ты сделал предложение. Свадьбу…

Он помнил не только это, но и первый поцелуй, первую ночь, первый танец, первую ссору.

«Если бы она по-настоящему любила тебя, то не пошла к Уоти Габру на обучение».

«Она не уважает твои чувства. А ты и рад».

«Вспомни, что она тебе сказала в тот день».

Адам долго обдумывал решение Евы. Они ещё не были женаты, но Ева сразу предупредила его, что, если их взгляды на этом расходятся, то лучше прекратить общение сейчас. Розенфельд всю осознанную жизнь посвятила тому, чтобы в будущем стать новым Оракулом. И не хотела изменять своим взглядам.

Голоса загомонили. Они превращались в ужасную массу, разрывающую разум. Он окончательно перестал слышать свои мысли. Ему было сложно даже видеть то, что происходит вокруг. Фигуры сливались воедино.

Чудовище, сотворённое из всего существующего, распахнуло на Адама свои красные глаза. Они были огромны! В чёрных зрачках можно было утонуть и никогда не вернуться. Разноцветные линии сплетались внутри радужки, и выглядели, как потоки энергии. Примерно так их Адам и представлял.

Энергия искрилась, зажигая всё, до чего сможет коснуться. Давет потянулся к ней, в надежде, что она освободит его от голосов. Но потоки избегали его. И вот это чувство снова пробудилось в Адаме. Чувство отверженного, изгнанного из мирового порядка. Он останется единственным во всей вселенной, кому будет недоступна энергия.

Чудовище отступило назад. Энергия испарилась в чёрных водах, где находился мужчина наедине со своим монстром. Вокруг никого не было, кто мог бы помочь. Даже голоса испугались красных глаз.

Давет постарался расслабиться и отдаться чёрных водам подсознания. Он был готов к тому, что чудовище раскроет пасть и поглотит его. Тогда он будет скитаться по склизким внутренностям вечность, пока рассудок окончательно не покинет его.

Но после долгой тишины, Адам всё-таки решил открыть глаза. В палате было темно. За окном стояла глубокая ночь. Рядом никого не было. Паника возродилась в сознании Давета, но он быстро взял себя в руки.

Тело было удивительно лёгким. Когда он пробудился с болью, оно казалось неподъёмным. Адам смог быстро встать на ноги. Электронные датчики вызывали зуд. Мужчина попытался снять их, но они были приклеены на совесть.

— Плевать, — шепнул он себе охрипшим голосом.

По полу бродил сквозняк. Это показалось Адаму странным, ведь двери, как и окна, не пропускали воздух. Если бы не кондиционеры, то находившиеся в палатах пациенты, могли бы задохнуться.

Щелкнув переключатель, Адам зажмурился. Свет сжигал его глаза.

В интерьере палаты ничего не поменялось. Адам почему-то считал, что тут проходила драка. Ему в глаза бросилась стена напротив больничной койки. На уровне немногим выше его головы были трещины. Кто-то кинул туда что-то тяжёлое?

Давет подошёл к зеркалу. Он отшатнулся, увидев лысую голову. Руки сами потянулись ко рту, чтобы не разбудить всю больницу криками. Испуганные карие глаза смотрели на Адама через зеркало. Немного успокоившись, мужчина стал изучать облысевшую голову. Может это обман зрения?

Нет. Кожа была идеально гладкой. Тело задрожало. Ноги снова стали ватными, и, боясь упасть, Адам двинулся к спальному месту. Черные мерцающие звёздочки появились, как только он сел на мягкий матрац. Давет ощутил рвотный позыв и уже схватил первый попавшийся горшок с цветами. Чувство оказалось ложным, но Адам продолжал сидеть в обнимку с цветком.

Новые приступы тошноты помешали ему услышать, как кто-то вошёл в палату. Плеча коснулась лёгкая женская рука. Адам медленно повернулся, отыскивая подходящую скорость поворота головы, с которой ему вновь не станет плохо.

Движение мужа было прерывистым. Голова тряслась отдельно от тела. Больничная рубашка полностью пропиталась холодным потом. Ева видела красные глаза и пелену из слёз. Она провела рукой по щеке Адама. Он отреагировал только спустя время.

Давет упал на колени, прижавшись ртом как можно ближе к горшку. Булькающие и рычащие звуки наполнили комнату. Адам давился слюной, пытаясь продышаться. То, что находилось в его желудке, жгло расцарапанное горло. После нескольких «подходов» очищения мужчине полегчало. Он откинул голову и положил её на кровать.

Розенфельд аккуратно вытерла рот Адама, подняла его на кровать и ушла, прихватив с собой потерпевшее растение. Давет всё это время смотрел на зеркало, в котором он увидел чудовище… себя. Почему с ним это произошло? Неужели в этом мог быть виноват инитиум? Если это так, то использовать его — опасно. Адам вдруг вспомнил, что до своего решения ввести инитиум, он разговаривал с Уоти. О чём?

Он не понимал, где реальность, а где бред, в котором обитал тот зверь с красными глазами. Могло быть и так, что всё, что связано с энергией и исследованиями — сон. А эта больничная палата — постоянное жилище Адама. Он — безнадёжно больной. Мужчина даже решил, что такое развитие событий лучше, чем…

«Мои люди конфискуют все ваши наработки», — прозвучал голос Габра, который вызвал новый приступ тошноты, — «То и значит, дорогая Лолита. Энергия Тайлера вышла из-под контроля».

Оракул мёртв.

Ева вернулась. Вместе с ней были родители Адама. И если присутствие одного он понимал, то что тут забыл второй? Отец Адама, несмотря на самоконтроль, увидев сына поменялся в лице: всегда прикрытые глаза округлились, уголки рта потянулись вниз, а гладкий лоб изуродовали три кривые складки. Ягве Давет громкими шагами, чуть шатаясь, подошёл к Адаму.

— Отец? — спросил Адам, и его глаз дёрнулся, — Ты же должен быть на работе.

— Какая работа, когда ты здесь, Адам? — строго произнёс мужчина, не прекращая морщиться.

— Как самочувствие? — перебила Эль Давет, проверяя энергию сына.

— Отвратительно.

По внешнему виду Адама можно было догадаться, что он ответит, поэтому все промолчали.

Ягве подвинул стул и сел, положив руки на колени. На его лице читалась неуверенность, которая была нехарактерна для него. Хоть Адам и был слаб, но заметил такую мелкую деталь. Это выражение уже появлялось на лице Ягве, когда он хотел извиниться. Но сейчас просить прощения было не за что.

— Закрой дверь, пожалуйста, — не смотря на Еву, сказал мужчина, а затем поднял свои голубые глаза на сына, — Скажи мне одну вещь, зачем ты сделал это?

Давет-младший услышал сказанное, только когда его мать прекратила обследование. После стресса организм чувствовал энергетическое вмешательство, и Адам понял, что это чувство не из приятных. Сразу появлялся шум в ушах и боль пронзала глаза. Но как только Эль Давет закончила, весь дискомфорт исчез.

— Я не хочу об этом сейчас разговаривать.

— Мне плевать, что ты хочешь, Адам, — грубо ответил Ягве, — Меня волнуют твои действия. Чего ты хотел добиться?

— Ты говоришь об этом так, будто знаешь, ЧТО я сделал, — Адам попытался сесть, но слабое тело не было способно удержать себя, — К чему эти вопросы?

Давета раздражало, когда отец начинал опросы. Ему стоило идти не в учителя, а в Судьи или в отделение предотвращения противозаконных действий (ОППД), где работала Лизи. Они бы там спелись.

Тон Давета-старшего убивал любое желание общаться с ним. Он обвинял собеседника в первые секунды, не давая возможности оправдаться. А что ещё хуже, невиновный чувствует себя виновным и порой может признаться в том, чего не совершал. Обычно подобные беседы заканчивались ссорами, где Адам не мог терпеть обвинений от собственного отца. С годами сын превзошёл отца, научившись уходить от разговора без последствий.

— Я хочу понять тебя, — ответил Ягве, — Насколько мне известно, эксперименты на себе не ставят.

— Плохо тебе известно, — огрызнулся Адам.

Мужчина, сидевший на стуле, промолчал. Злой взгляд сына обрубил желание допрашивать. Тогда он сказал в своё оправдание более мягким голосом:

— Я волнуюсь за тебя. Шутки с энергией опасны.

— Я знаю, — мужчина откинулся на спинку кровати, — Это было в порыве злости. Не больше.

— И этого оказалось достаточно, чтобы навредить не только себе.

— Что? Я кого-то…

— Ничего страшного не произошло, — вмешалась Ева.

— Но могло, — голос Ягве стал громче, — Я видел исходы, и повезло, что ты остался жив.

— Исходы? — повторил Адам, — Ты медитировал?

Видимо, был удивлён только он. Ева и Эль Давет стояли неподвижно, пока мужчина бегал глазами по окружающим его людям. Резкая головная боль прервала Адама, и он сжался в клубок, прижимая голову к коленям. Гудение пронзало. Сквозь него только отдалённо можно было услышать голоса присутствующих. Особенно голос Ягве.

Снова эти глаза. Снова уходящая от него энергия. Снова голоса, повторяющие одно ненавистное Адаму слово: «обычный». Он начинал терять себя, своё прошлое, мысли. Вокруг были только потоки энергии и красный свет, проходящий сквозь его тяжёлое тело, которое с каждой секундой становилось сложнее держать. Адам утопал, теряя последний свет.

14

Когда доктора убедились в стабильном удовлетворительном состоянии Адама, его выписали. В строке диагноза под знаком вопроса стояла «метаморфоза». Никто, кроме семьи Давет и Евы не знал об инитиуме.

За неделю мир высших потерял Оракула. Его похороны прошли без лишних глаз. Правительство по давней традиции джайнов сожгло тело Тайлера. Теперь вопрос стоял о том, кого поставить на его место. Экзамены в университете Уоти Габра ещё не прошли, но по слухам учитель уже предложил несколько вариантов. Из-за состояния Адама Ева не могла сконцентрироваться на заданиях Уоти и успешно их провалила. Поэтому она не надеялась на то, что Высшее Правительство выдвинет её кандидатуру.

Как Габр и обещал, все материалы по исследованию об энергии были изъяты. Когда Адам вошёл в кабинет, он встал посреди комнаты и стал всматриваться в пустой стол. Давно на нём не было так чисто. Давет никогда бы и не подумал, что чистота может вызывать тоску. Он провёл рукой по стеклянному столу, а затем по экрану, где недавно записывал формулы. Включив его, мужчина обнаружил, что документы также беспощадно были удалены. Ничего не осталось. Только потраченные впустую годы исследований. Убитые нервы вследствие постоянных мыслительных процессов и бессонных ночей. То, что он предпринимал при поиске спонсоров в Академии — бессмысленно. Горячие споры с людьми из научного мира. Зачем всё это, если в итоге ты остаёшься с пустым ведром перед иссохшим колодцем?

Адам истошно закричал, схватившись за экран и скинув его со стены. Он перевёл бешенный взгляд на стол и перевернул его, обсыпав осколками весь пол. Отломанная ножка послужила ему хорошим оружием уничтожения полотна экрана. Звук трескавшегося металла был усладой для ушей Адама. Он с остервенением бил по нему, представляя себя.

— Неудачник! — кричал он, иногда захлёбываясь воздухом, — Ошибка, которой не должно было произойти! Зачем? Зачем ты делал это? Ненавижу! Ненавижу! НЕНАВИЖУ!

Ева прибежала на ужасные звуки погрома. Она подумала, что у Адама снова приступ, поэтому связалась с Эль, чтобы она была наготове. Открыв дверь в кабинет, Ева увидела, как муж с гневом и наслаждением уничтожает экран. Но когда он закричал о том, как ненавидит себя, она поняла, что не может стоять в стороне. Он мог бы навредить себе.

— Адам, — Ева незаметно подбежала к нему и схватила за руку, — Что ты такое говоришь?

— Я их всех уничтожу, — тише ответил Адам, опуская ножку стола, — Они во всём виноваты. Они забрали у меня всё…

— Не говори глупостей, — женщина забрала из рук Давета «оружие» и выкинула в сторону, — Пойдём вниз. Отдохнёшь.

Адам, как послушный мальчик, последовал за Евой. Они сели в гостиной в обнимку. Ева чувствовала, как муж трясётся и слышала некоторые его мысли. Он часто повторял: «ненавижу» и «уничтожу». А между этими словами была только пугающая тишина. Женщина боялась, как бы Адам снова не попал в больницу с признаками метаморфозы.

Она предупредила Эль о том, что Адам успокоился и, что лучше сейчас его не беспокоить. Эль усомнилась в этом, но Ева убедила, что опасность миновала.

Последующие дни Ева изолировала Адама от кабинета и всяческих воспоминаниях о его деятельности. Любое упоминание об энергии или Высшем Правительстве вызывало у него приступ гнева, который он вымещал на попавших под руку предметах. Розенфельд пыталась медитировать, пока Адам спал, но ей мешали мысли. Об университете пришлось на некоторое время забыть. Поэтому появление Уоти Габра было предсказуемым.

— Я пытался с вами связаться, но вы не слышали, — без приветствия сказал он, когда Ева открыла дверь, — Меня это беспокоит, мисс Розенфельд.

— Вам не следует здесь находиться, — прямо ответила Ева и попыталась закрыть дверь.

Взгляд Уоти изменился. Ева застыла на месте. Её тело не слушалось, отчего в груди вспыхнула паника. Но когда незваный гость вошёл в дом, она снова получила контроль над собой.

— Я не прихожу просто так, — рыкнул он, грозно развернувшись.

— Говорите, что хотели. Побыстрее.

— Мы с мисс Босстром обсуждали будущее Оракула. И пришли к выводу, что лучший претендент на его место — вы.

Ева молчала. В глубине подсознания она понимала, что подобное возможно. Но сейчас это было совсем не то, чего она хотела. Если бы эта новость появилась несколько недель назад, то она бы начала прыгать от счастья и метаться из стороны в сторону. Но после того, что произошло с Адамом — предложение Правительства звучало, как издёвка.

— Нет, — кратко ответила Ева, — Теперь уходите.

— Это не вопрос и не предложение, мисс Розенфельд. Это наше решение.

— С каких пор Правительство, в котором замечу только два высших, принимает решение за всех?

— Если бы не «два высших», как вы выразились, — сохранял спокойствие Габр, — то вас всех не существовало бы.

— Оно было бы и к лучшему, — огрызалась Ева, но затем поменяла тон, — Спасибо, что сообщили мне, но я…

Позади Уоти Габра стоял Адам. И как Ева не заметила его? Он был похож на тень, медленно плывущую по стенам от сияющего солнца. Уоти, уловив испуганный взгляд женщины, повернулся. Давет смотрел на него пугающими своей безжизненностью глазами. Также Уоти не смог не обратить внимание на облысевшую голову. И энергии в нём почти не чувствовалось, как у мертвеца.

— Соглашайся, — громко приказал Адам, не отводя взгляда от члена Правительства.

— Я, — неуверенно начала Ева.

— Ты всегда этого хотела, — Давет попытался выдавить улыбку, — Не убегай от такой возможности.

Уоти скривился от отвращения, но никто не заметил это.

— Рад, что ваш муж это понимает, — сказал он, уходя, — Мы с мисс Босстром ждём вас завтра утром. И надеюсь, вы решите проблему со своим самообладанием.

Ева ничего не ответила и захлопнула дверь. Она боялась смотреть на Адама. Когда он появился в комнате, Ева уже просчитывала вероятность того, что он нападёт на Габра. Но своим спокойствием Давет удивил её.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, наблюдая, как муж разгуливает по кухне, готовя кофе.

— Прекрасно по сравнению с тем, что было недавно, — ответил он.

Розенфельд села за стол. Адам вскоре присоединился. Он до сих пор находился в своих мыслях, но исходя из того, что было сегодня, можно сказать, что результат отдыха на лицо.

— Ты разве не был против того, чтобы я стала Оракулом?

— Был, — согласился Адам, — Теперь передумал.

— Почему?

Давет посмотрел на жену исподлобья. Ева уже несколько раз успела пожалеть, что задала этот вопрос.

— Во-первых, ты не должна отказываться от этого из-за меня. Прошлый Оракул увидел исход, в котором я представляю угрозу, и Правительство должно было решить эту проблему. Спасибо и на том, что не убили меня, — хмыкнул Адам, — Во-вторых, если на месте Оракула будешь ты, то я смогу узнать об исходах из первоисточника.

— Погоди, — нахмурилась Ева, — то есть ты не доверяешь тому, что увидел Оракул?

— Оракулу я доверяю. Но Габру нет.

Это было предсказуемо. Их общение не задалось с первой встречи. Если и был способ это поменять, то точно не в этой вероятности.

— Не могу так сразу сказать. Вдруг я не справлюсь?

— Ты проделывала это столько раз, Ева. Так почему можешь не справиться сейчас?

В этом Адам был прав. Она медитировала с двенадцати лет, и ничего страшного не произошло. Но ведь все Оракулы до неё также медитировали всю жизнь, и всё равно что-то убивало их. Неизвестная болезнь высших, которую бы мог вылечить Адам. Может она могла бы убедить Лолиту и Уоти в том, что Адам не представляет опасности?

Ева не стала рассказывать о своих планах мужу, поэтому огласила своё окончательное решение только утром. Давет одобрительно кивнул, ведь иного он и не ожидал.

Судья ждала Еву в главном зале. Несмотря на то, что прошло достаточное количество времени после смерти Тайлера Дайсона, тоска не покидала её. Лолита не верила в то, что его нет до тех пор, пока не увидела перед собой Еву Розенфельд. Она, как и думала Босстром, была в плохом расположении духа, поэтому её приветствие звучало сухо.

— Здравствуйте.

— Рада видеть вас, — Лолита натянула улыбку, — Честно сказать, я думала, что вы откажитесь.

— Было такое желание, — не стала скрывать Ева.

После такого откровения Лолите нечего было сказать. Она нервно усмехнулась, бегая глазами по предметам интерьера. Ей было неловко разговаривать с Розенфельд не столько потому, что погиб Оракул, сколько из-за обстоятельств с Адамом. Они с Уоти узнали о состоянии Давета, как только он попал в больницу. Лолита частично понимала его необдуманное решение, но соглашалась и с мнением Габра.

«Как необдуманно. Его спасла смелость», — сказал он, когда новость об этом дошла до их ушей.

— Раз вы пришли, — собралась Босстром, — То пройдёмте за мной. Я проведу небольшую экскурсию.

— Можно на «ты». Мы же теперь работаем вместе. Не люблю эти формальности.

— Конечно, — кивнула Судья, ведя Еву по ещё одному коридору, который отличался от главного длиной — этот был намного короче.

Света было так много, что становилось жарко. Но Босстром этого не замечала, словно вообще не чувствовала это пекло. Ева осмотрела лицо Лолиты, покрытое тенью, и злость, кипевшая всю дорогу до Правительства, остыла. Еве совсем не хотелось злиться на неё, в отличие от бесцеремонного Габра, который ворвался к ним в дом. Как они вообще смогли найти общий язык?

— Сам по себе наш второй дом, если можно его так назвать, небольшой, — Лолита вышла из минутного транса, — Из этого коридора два пути: один в библиотеку, другой в комнату Оракула. Интересное оставим напоследок.

Они повернули к лестнице, которая с ветерком перенесла их на верхний этаж. Там была та самая комната, которую приметил Адам. Она была круглая и полностью обшита стеклом. Это выглядело завораживающе — вся столица была видна, как на ладони. Но потом Ева нашла сходство этой комнаты с аквариумом. Все, кто находится внутри — рыбки, за которыми постоянно ведётся наблюдение. Каждое действие под контролем кого-то невидимого.

По центру «аквариума» расположились четыре мощных компьютера, про который постоянно разговаривали высшие. Какая секретная информация хранится на их жёстких дисках? Сколько тайн скрывало Правительство на протяжении восьмиста лет? Теперь Ева была совсем близка к разгадке.

— Неужели никто не пытался подсмотреть за тем, что тут происходит? — спросила Ева, продолжая разглядывать компьютеры.

— Пытались, — согласилась Лолита, — Но на самом деле никто никогда не увидит, что происходит здесь. Даже сейчас, когда на улице светит солнце. Эти стёкла имеют голографическую внешнюю сторону. Поэтому данные под хорошей защитой. Прячь на виду у всех, и никто не найдёт.

Розенфельд прошла до дальнего окна. Внизу бегали высшие. И это было так странно. Ведь ничего не поменялось с того момента, как появился новый вид человека. Они до сих пор ведут себя, как муравьи. Что-то делают. Копошатся. Ева, как знающая, видела, что они из себя представляют. Стоили ли те жертвы, которые погибали при метаморфозах, всего этого?

— Пойдём, — позвала Лолита, и Ева послушно последовала за ней.

Путь лежал к другой башне. Коридор был идентичный, только без удушающей жары. Ева облегчённо вздохнула, смахнув пот со лба. Лолита была непринуждённо спокойной.

Нижний кабинет принадлежал Уоти Габру. Комната без окон с тусклыми источниками света, в которых едва ли можно было различить что-то. Лолита взмахнула рукой, и свечи одна за одной зажглись. Теперь Ева увидела несколько экранов на дальней стене, два книжных шкафа по бокам с книгами (которым было больше, чем самому Габру) и знакомая записная книга в чёрной обложке.

— Он редко здесь бывает, — пояснила Лолита пустую обстановку, — Только иногда медитирует, чтобы восстановить силы.

— Но ведь медитация запрещена, — скривилась Ева.

— Да, но не высшим из Правительства. Нам приходится тратить много энергии, которую мы не можем восполнить только едой или сном. Если бы мы не медитировали, то уже давно потеряли бы контроль над подсознанием.

— Но всем остальным ведь тоже нужно восстанавливать запас энергии.

— Все остальные не должны тратить её без причины.

— Тогда в чём смысл всей этой метаморфозы?

Лолита замолчала. Ничего не ответив, она вышла из кабинета. Ева посмотрел на книжку Адама и хотела забрать её. Она двинулась к ней, но пронзающая энергия остановила её. Ощущение было настолько неприятным, что из глаз брызнули слёзы.

Ева поняла, что они с Судьёй теперь не одни

— Здесь не на что смотреть, мисс Розенфельд, — зашипел Габр за спиной, — Проследуйте за нами.

— Вы тоже решили поработать экскурсоводом? — скалясь спросила Ева.

До кабинета Лолиты Босстром они прошли молча. Сверлящий взгляд Уоти Ева чувствовала всем телом. Даже волосами. В окружении двоих высших из Правительства Ева ощущала себя заключённой. Теперь она понимала Адама. Рядом с двумя создающими было действительно некомфортно. Будто ты и есть тот муравей, который бегает внизу с постоянным чувством, что сейчас тебя прихлопнут.

Судья медитировала в более светлом месте. В этой комнате совсем пропали электрические источники света. Только свечи. Бо́льшая часть света попадала сюда из окон вдоль стен, как и в библиотеке.

— Как много свеч, — удивилась Ева вслух, — Сколько их? И зачем так много?

— Привычка, — ответила только на последний вопрос Босстром, — Осталась с прошлой жизни.

О прошлой жизни Лолиты Ева, конечно, не знала. Когда Адам изучал её записи, Ева была занята и не интересовалась прочитанным им. Розенфельд аккуратно прошла между свеч к небольшому уголку с белыми цветами, похожими на орхидеи. Это место напоминало японский буцудан, где обычно семья располагала фотографии или таблички с именами усопших. От этого по коже Евы пробежал холодок. Чьё имя должно было быть здесь?

— Этот сад скоро поглотит всё здание, — улыбнулся Уоти.

— Я к этому стремлюсь, — поддержала его Лолита.

Обстановка разрядилась, когда Уоти Габр пошёл рядом с Лолитой. Разговаривая с ней, он улыбался и выглядел намного привлекательней, чем в остальное время. Его распрямлённые плечи расслаблялись, а в глазах появлялась жизнь. Сияющая и цветущая.

Уоти даже открыл дверь перед Евой, когда они оказались возле кабинета Оракула. Её кабинетом. В ней однозначно не хватало света. Экранами были обвешаны все стены. Компьютеры стояли с каждой стороны. И если встать посреди этой маленькой комнатки, то пространство зажимало в холодных тисках. Совсем неуютное место для постоянной медитации.

Ева остановилась, как только вошла. Ей захотелось убежать обратно. Домой.

— Ты можешь обустроить всё под себя, — успокоила её Лолита, — Я помогу тебе.

— Да уж, — зажалась Ева, — Как тут медитировал Дайсон?

— Он редко выходил из медитативного состояния, — Уоти прошёл к компьютеру и нажал на кнопку, — Поэтому обустроил всё так.

На экранах показалось лицо Габра. Он включил запись и сразу выключил. Пощёлкав по клавишам, мужчина нашёл папку с записями Тайлера Дайсона и включил одну из них.

«Следует внимательнее присмотреться к египетскому министру Бутросу Гали. В ближайшие месяцы он может потерять контроль над подсознанием», — на присутствующих смотрел молодой парень очень уставшим взглядом, — «Также я не стал бы терять из виду спонсоров Академии. Они могут пустить свои деньги не в те проекты, тем самым подвергнув опасности нас».

Запись прервалась.

— Он записывал частями, — объяснил Уоти, — Вы можете делать, как угодно. Главное — оповещать нас о всех возможных угрозах.

— Бутрос Гали ведь был отстранён, — нахмурилась Розенфельд, — Он потерял контроль?

Лолита с Уоти переглянулись. В их молчании было больше ответов, чем нужно. Ева тяжело вздохнула.

— Вынужден вас покинуть, — Габр снова напрягся, — Нужно нанести кое-кому визит.

Он испарился в воздухе, оставив после себя вспышку колющей энергии. Ева ещё некоторое время смотрела на выключенный экран, где совсем недавно была запись с погибшим Тайлером Дайсоном. Скоро в архивах появятся записи и с ней. И следующий Оракул также будет просматривать их, с ужасом понимая, что его ждёт.

15

Ева протянула книгу в чёрной обложке. У Адама спёрло дыхание. Его охватила мелкая дрожь. Он не мог отвести взгляд от сборника своих трудов, который беспощадно оторвали от сердца люди Габра. Когда руки Адама коснулись холодной обложки, мужчина не смог сдержать облегчённого вздоха.

— Ты… украла её у Правительства? — удивлённо спросил Давет, поглаживая книгу.

— Не украла, а отдала её хозяину, — уверенно ответила Ева, — Написанное по праву принадлежит тебе.

— Да… А как же Габр?

— Мне всё равно. Я теперь тоже член Правительства и имею полное право распоряжаться их вещами.

Адам отложил книгу и притянул к себе жену. Он не знал какие подобрать слова, чтобы показать ей, как он благодарен. Несмотря на мягкий характер, было в Еве что-то девиантное, но по-своему справедливое. Розенфельд чмокнула Адама в щёку, вдыхая его естественный запах.

— Как часто я теперь буду видеть тебя? — с грустью в голосе спросил мужчина.

— Я не знаю, — призналась Ева, — Мне надо будет много медитировать. Часами. Днями. Я надеюсь, что получится видеться хотя бы пару раз в неделю. Ты можешь сам приходить иногда. Посмотришь на ту отвратительную обстановку, — женщина посмеялась.

— Ты можешь сразу уйти, — ни то спрашивал, ни то утверждал Давет, — Как только почувствуешь, что тебе не нравится.

— Всё будет в порядке, Адам, — Розенфельд отошла.

Она и сама часто думала о том, сможет ли она просто так уйти из Правительства? Или эта должность будет пожизненная? И будут ли охотиться на неё, если она просто исчезнет? Так много вопросов, на которые никто не даст точного ответа. Даже Лолита, услышав вопрос, удивлённо подняла брови, словно не рассчитывала когда-нибудь услышать его. «Если найдём подходящую замену», — ответила она. Это «если» не означало ничего. А Ева терпеть не могла неоднозначные ответы.

Адам скрепя сердце отпустил Еву. Он подумал, что лучше бы поменял её на свои записи. Но последние никому не нужны были, кроме него. Давет посмотрел на книгу. Она лежала на белоснежном диване и была похожа на чёрную дыру. Чем ближе к ней, тем сильнее затягивались мысли. Что должен был сделать с записями Адам, если Правительство запретило исследования?

Он шёл по привычному маршруту, спрятав книгу под куртку. Небо затягивали серые тучи, и беловолосые высшие буквально ослепляли Адама. Ему приходилось щуриться до самого здания Академии. Вопреки типичной для неё тихой обстановке, в холле толпились работники. Адам был не готов к этому и на секунду застыл у дверей. На него никто не обратил внимания, и он сумел проскочить через группы высших.

Чем ближе он был к заветному кабинету, тем больше людей мешали ему. Вскоре он увидел знакомое лицо.

— Что тут происходит? — нервно спросил Адам, поправляя одежду.

Вайс посмотрел на него потухшими глазами, по которым Давет понял, что произошло что-то серьёзное. Не дождавшись ответа, он протолкнулся в кабинет. Внутри стоял отряд из ОППД. Адам в панике начал осматриваться, надеясь зацепить как можно больше подробностей. Но его взгляд упал сразу в нужное место.

Огромная капсула стояла посреди помещения, присоединённая к десяткам компьютеров. Оборудование было выключено, но запах сгоревшего пластика витал в воздухе. Пол залила неизвестная жидкость. В ней лежало тело мужчины в халате учёного.

— Покиньте помещение, — женщина в форме, как у Лизи, подошла к Адаму, пока тот рассматривал тело Гюстава Идо.

— Что с ним произошло?

— Я не имею права оглашать вам эту информацию, мистер Давет. Прошу вас, выйдите.

Адам подошёл ближе к мёртвому Гюставу. Сотрудница ОППД пыталась докричаться до Давета, но, понимая, что тот не слышит, схватила его за рукав. Адам отреагировал моментально. Секунда потребовалась, чтобы тонкая женская шея оказалась в его руке. Часть группы, которые видели происходящее, были готовы устранить опасность, но жертва Адама сделала знак рукой, чтобы никто не вмешивался.

— Спрашиваю ещё раз, — шипел мужчина, — Что с ним произошло?

— Силы не равны, мистер Давет, — спокойно отвечала сотрудница ОППД, — Вы даже не высший, чтобы сражаться.

Она была права. Что он мог сделать против них? Адам отпустил женщину и спешно вышел из кабинета. По пути он выхватил Рена. Вайс пытался выбраться из его хватки, но Адам остановился только оказавшись наедине.

— Ты что творишь? — зарычал Рейн возле лица Адама.

— Эта капсула была сделана по моему чертежу?

— Тебя ЭТО сейчас волнует? Адам, Гюстав погиб!

— Меня это волнует, как никогда! — закричал Адам, — А знаешь почему? Потому что Правительство запретило мне продолжать исследования и уничтожило все данные о них!

— Что? — успокоился Вайс, — Впервые слышу об этом. Гюстав сказал, что сам Габр настоял на том, чтобы капсула была готова, как можно скорее.

— Габр? Он был здесь? — Адам уже не удивлялся этому.

— Ну да. Он посмотрел все документы, а потом сказал, что капсула должна быть готова…

— Не понимаю, — хмурился Давет.

Как бы не хотел Адам, но пазл не складывался. Неужели был кто-то, кто противостоит появлению капсулы? Даже сам Габр решил сохранить её! Но никто, кроме сотрудников Академии и спонсоров не знал о ней.

Группа ОППД решительно шла через толпы обеспокоенных глаз. Женщина, горло которой совсем недавно было в руках Адама, сразу нашла их и одарила высокомерным взглядом. Она — яркий представитель тех самых высших, которые любили показать своё превосходство, а Адам был идеальной жертвой.

— Не нравится мне это, — тихо сказал Вайс, — Восстановлю энергию и посмотрю, что там было на самом деле.

— Кто его нашёл? — спросил Адам, вспомнив то ужасное чувство, когда он увидел Гюстава мёртвым.

— Я. До этого мы провели эксперимент с тем подопытным, чьё тело отвергало энергию. Он показал отличные результаты, и я пошёл делать отчёт для спонсоров, чтобы они продолжали выделять деньги. А когда вернулся, Гюстав был в капсуле, — Рейн встряхнул головой, — Не могу понять, как это произошло.

Толпа загомонила. Увидев капсулу в «руках» создающих, Рейн бросился к ним.

— Эй! — кричал он всем, — Какого хрена вы делаете?

— Не ваше дело, — продолжая идти, отвечал один из группы.

Вайс не сдержался и врезал ему с кулака. В тишине Адам отчётливо услышал хруст. Капсула упала с грохотом, заглушив маты мужчины. Другие создающие, чьей силы не хватало на то, чтобы перемещать капсулу из инитиума, окружили нападавшего.

— Ты чё охренел, ублюдок?! — взревел тот, кого ранил Рейн, — На твоём месте я бы сидел, как мышь, хренов знающий!

Вайс не мог двигаться, но несмотря на это, он плюнул на кричащего незнакомца. Лицо создающего приобрело багровый оттенок. Адам понимал, что ещё немного, и бык набросится на красную ткань, разодрав её на маленькие части. Пока все стояли в стороне, наблюдая за происходящим, Давет встал между создающим и Вайсом.

— Жертв на сегодня достаточно, — уверенно сказал он, но не был уверен, что не улетит в стену.

Пострадавший немного успокоился. Он кивнул своим коллегам, и они отпустили Рейна. Мужчина упал на колени. Адам подумал, что на этом всё закончится, но как только его друг встал, оглушительный крик раздался в холле Академии.

Рейн схватился за руку и снова сложился пополам, всё ближе прижимаясь к полу. Как только группа с капсулой скрылась из виду, несколько высших подбежали к Вайсу. Адам видел, как его рука болталась на нескольких сухожилиях. Лужа крови быстро подползла под ноги Давета. Увидев её, он очнулся, и бросился к Рейну. Он знал, что делать.

16

На оторванной руке плохие новости не закончились. Из-за частых медитаций у Вайса началось энергетическое истощение. Врачи успокаивали сходящего с ума Рейна, но ничем помочь не могли. Эль Давет сообщала Адаму неутешительные диагнозы, готовя его к тому, что Рейн может не выкарабкаться. Но Адам не хотел это слушать. Он строил планы отмщения, подсознание рисовало красивые картинки, где он ставит всех по местам. Не хватало только инитиума.

Давет отправился к Лолите. У него не было сомнений, что она поможет. Она должна была!

Он вломился в главный зал, где собрались все члены Правительства, в том числе и Ева. Они испуганно смотрели на вбежавшего Адама, и Габр сразу встал в позицию готовности, закрыв собой Лолиту. Розенфельд, в отличие от Уоти, понимала, что Адам не несёт опасности, и подошла к нему.

Сказать, что Адам был в бешенстве — ничего не сказать. Из широко распахнутых ноздрей со звуком выходил нагретый воздух. Маленькие зрачки были сосредоточены только на Габре. Адам даже не заметил жену, и как она положила на него холодную ладонь.

— Мерзкий ублюдок! — взревел Адам, широкими шагами приближаясь к Уоти, — Из-за тебя началось всё это! Ты виноват в смерти Идо! Ты управляешь ОППД, из-за которых пострадал Рейн! Сколько ещё крови на твоих костлявых руках, сучий сын?!

Адам кричал это в лицо Габру. Все слушали его, не предпринимая никаких действий. Лолита, как и Ева, была ошарашена громкими словами Давета. Она не хотела верить сказанному. Уоти долгие столетия служил во благо высших, и сомнений на его счёт не могло быть. В свете недавних событий верить Адаму было сложнее.

— Мистер Давет, — вышла Лолита, — Вы же понимаете, что за подобное можете попасть под суд?

— Подожди, дорогая Лолита, — спокойно, с отвратительной улыбкой отвечал Габр, — Если мистер Давет предоставит доказательства, то я признаюсь во всём. И даже откажусь от места в Правительстве в пользу обычного человека.

Он знал, чем можно надавить на Адама. Слово «обычного» Уоти произнёс с бо́льшим удовольствием, всё больше показывая зубы. Давета трясло. Остатки критического мышления кричали ему, что стоит прекратить неравный бой. Но тихие голоса подсознания говорили более приятные мысли рассвирепевшему мужчине. От них шли мурашки. В груди переливалась согревающая волна удовольствия.

«Не надо», — повторял Адам сам себе, — «Он не сто́ит этого».

— Молчание в зале суда означает, что оппоненту нечего сказать, — Габр разочаровался, что Адам не зашёл дальше, — Зачем вы пришли, мистер Давет? Не для того же, чтобы покричать на меня?

— Мне нужно поговорить с мисс Босстром, — Адам старался не смотреть на Уоти.

Члены Правительства переглянулись. Оставлять Лолиту наедине с «сумасшедшим учёным»? Уоти не видел в нём угрозы. Его уже обидела сама природа, дав гены обычного человека. Подумав об этом, Габр усмехнулся и вышел.

— Ты в порядке? — шёпотом спросила Ева.

— Да, не волнуйся.

Выполнить его просьбу было нелегко. Но Ева надеялась, что муж знает, что делает.

Адам долго приводил мысли в порядок. Когда в зале был слышен только звук искусственного водопада, он остыл окончательно. На секунду Давет даже почувствовал стыд за свою неконтролируемую злость. Но лицо Уоти Габра было, как раздражитель, от которого Адам вспыхивал. В этот раз ему удалось взять себя в руки, но будет ли так всегда?

Лолита терпеливо ждала. Она всё ещё слышала разносящиеся крики Адама, и не могла понять, почему она невольно верит ему? С виду Адам в самом деле был похож на сумасшедшего. У него только начинали отрастать волосы, что придавало ему большей чудаковатости. А эти глаза? В них вообще осталось что-то живое?

— Мне нужна капсула, — уверенно сказал Адам, но продолжал смотреть в пол, — И весь конфискованный инитиум.

— Мы конфисковали это не просто так.

— Вы хотите узнать правду о смерти Гюстава Идо? — почти переходя на крик, спрашивал мужчина, — Попросите Еву посмотреть прошлое.

— Но при чём здесь капсула? — не понимала Лолита.

— Я воскрешу Идо, если вы предоставите её.

От таких слов Лолиту передёрнуло.

«Он точно чёкнулся», — подумала она.

— Мистер Давет, прошлый Оракул сказал, что ваши работы не приведут к хорошему исходу. Я не могу поставить под угрозу весь мир.

— Почему-то вас это не интересовало, когда вы решили создать высших.

Он снова терял контроль. Образ Лолиты размывался. Тело Давета становилось тяжёлым, как и мысли, оседавшие в разуме.

— Прошу вас. Я просто хочу помочь Рейну и Гюставу. Вы можете проконтролировать весь процесс, только…

— Нет.

Это было бесполезно. В Правительстве собрались бесчувственные твари, по мнению Адама, которым было интересно только сотворить целую цивилизацию из высших. Только Ева была лучиком надежды.

— Я попрошу Розенфельд посмотреть, что произошло с Идо, но члены ОППД уже выявили причину, — Лолита запнулась.

Слова Адама прокрутились заново. Он обвинял Габра в том, что он управляет ОППД. Частично это было правда, ведь из-за заявления Уоти была отстранена Лизистрейт Гатаки. И именно он управлял этим отделением до того, как появился университет.

— Простите, что помешал вам, — Адаму было невыносимо находится здесь.

Пусть он не получил всё, что желал, но было кое-что лучше — зародившиеся сомнения Судьи. Инитиум он мог бы достать через Еву. Ещё был не обследован остров Крит, где Вайс обнаружил залежи инитиума. Если создали одну капсулу, то что мешает создать вторую?

17

Инитиум лежал на столе в кабинете Адама. Давет смотрел на него уже около часа. То, что принесла Ева было ничтожно мало, и создать из этого куска целую капсулу — невозможно.

Чёрная книга лежала раскрытая на схеме аннигилирующей перчатки. Давет надеялся, что материалов хватит хотя бы на неё. Он взял небольшой кусок. Фиолетовый кристалл светился изнутри. Острые края были будто созданы для того, чтобы разрезать кожу. Примерно такой кусок Адам поместил в руку. А что если…

Мужчина, недолго думая, собрал необходимое и побежал в больницу. Эль Давет остановила возбуждённого сына в коридоре. С лица Адама не сходила радостная улыбка.

— Куда ты так несёшься?

— Пойдём! — он сразу потащил женщину в палату Вайса, — Я придумал, что можно сделать!

Давет закрыл дверь на замок и спешно стал вытаскивать кристаллы, спрятанные в сумке. Сильные потоки энергии Эдь Давет почувствовала, как только Адам оказался рядом с ней, но посчитала, что она исходит от него. Инитиум не вызывал такого восхищения у женщины, как у Адама.

— Что это? — продолжала задавать вопросы Эль.

— То, что вернёт Рейну энергию.

Адам отломал небольшой кусок инитиума и схватил руку Вайса, лежавшего без сознания. Эль быстро сообразила, что придумал сын и бросилась остановить его. Адам успел сделать только небольшой надрез. Острый обломок оказался в руках женщины.

— Ты хочешь, чтобы с ним случилось то же, что и с тобой? — повысила голос Эль.

— На себе я использовал кусок побольше, — спокойно отвечал Адам, не отпуская руку Рейна, — Поверь мне. Прошу.

— Если с ним что-то случится, то отвечать буду я.

— Да какие же вы упрямые!

Адам не стал ждать и достал из кармана ещё один обломок инитиума примерно такого же размера. Не успела Эль что-либо сказать, как Давет сделал то, что хотел. Порез быстро затянулся, а инитиум растворился в крови. Адам заворожённо наблюдал за тем, как небольшой бугорок в руке уменьшается. Эль встала за спиной сына, тревожно бросая взгляд с руки Рейна на него самого.

Изменений видно не было. Давет понимал, что эффект появляется не сразу, но всё равно нервничал. Он верил себе и в свои идеи.

— Лолита, — прошептал Вайс.

— Рейн! Ты слышишь меня? — Адам подскочил.

Эль Давет осмотрела энергетические потоки и поняла, что Адам оказался прав. Они вернулись в норму. Но надолго ли? Ведь врачи всеми силами пытались сделать подобное. Неужели дело было в невосприимчивости к энергии?

Вайс медленно приходил в себя. Ломота сковывала его движения. Непривычно яркий свет резал глаза. Рейн хотел коснуться головы руками, но, когда ладони должны были уже ощутить горячую кожу, он не почувствовал. Не почувствовал прикосновение правой руки. Свет уже не мешал открыть глаза, и боль в костях не была такой сильной. Рейн посмотрел на руку или на то, что от неё осталось. Она по локоть была ампутирована.

«Не может быть», — подумал он,принимая происходящее за ночной кошмар.

— Послушайте меня, мистер Вайс, — Эль отодвинула Адама и села на его место, — Вы прибыли к нам с травмой руки. Мы пытались вживить её, но вашей энергии не хватало на то, чтобы заживить клетки. Наши врачи отдали часть энергии, но ваш организм отвергал её. Рука начинала гнить, и нам пришлось её ампутировать. Но не волнуйтесь в ближайшее время мы можем поставить вам протез.

Вайс слушал её через слово. Сейчас его волновал только тот создающий. Плевка было недостаточно.

— Когда меня выпишут?

— Не раньше, чем через неделю.

Рейн встал, открепляя от себя датчики. Адам вспоминал, как тоже пытался отцепить их, но в отличие от него, у Рейна это получалось прекрасно. Вайс ходил медленно, с тяжестью переставляя ноги. Одной рукой он стал натягивать свою одежду.

— Я был не в ней, — нервничал мужчина, и повернулся, — Адам…

Давет удивлённо поднял бровь. Неужели Рейн заметил его присутствие только сейчас?

— Это ты принёс одежду?

— Нет, твоя жена, — Адама пугало состояние друга.

— Жена, — повторил тот, — Она была здесь?

— Да, приходила каждый день. Ты нормально себя чувствуешь?

Вайс на секунду замер. Он облокотился на стену и тяжело задышал. По его лицу казалось, что вот-вот он расплачется. Дёргалась каждая мышца, губы тряслись, а кожа покрылась красными пятнами. Мужчина мотал головой, отгоняя от себя мысли. Эль Давет встала, готовая к тому, что у Вайса начнётся такой же приступ, как у Адама.

Рейн засмеялся, но тут же упал на пол и в голос разрыдался. Адам с трудом перетащил его на кровать. Вайс всё больше срывался на крик, хватая себя за волосы. Эль Давет связалась с другими врачами. К их прибытию Адам собрал раскиданные куски инитиума.

Пациента быстро успокоили, но крупные слёзы продолжали выкатываться из опухших глаз. Адам пробыл в больнице ещё два часа, пока Рейн окончательно не пришёл в себя.

Вайс смотрел в окно, за которым горел закат.

— Открой окно, — попросил он Адама.

Адам с радостью выполнил его просьбу. Он сам стал ощущать, что в палате становится душно. Некоторое время они молчали.

— Сидеть бы сейчас на траве и наблюдать за этим чудом, — без эмоций, как робот, сказал Рейн, — Но теперь я заложник белых стен.

— Это временно, — пытался поддержать его Адам, — Как только ты почувствуешь себя лучше, тебя выпишут.

— Да.

Снова молчание. Тяжесть, что давила на Рейна, передавалась Давету. Хотелось думать о чём-то несбыточном, грустном, о чём-то столь быстро угасающем, как закат. А завтра забыть об этом. Мысли Адама постоянно возвращались к тому дню, когда Уоти Габр вынес свой приговор относительно исследований. В ту секунду, когда он произносил его, было понятно, что мир не останется прежним.

— Что мы будем делать теперь? — сам себя спрашивал Адам.

Вайс наконец-то обратил на него внимание. Они смотрели друг на друга, отыскивая ответы в мелких деталях. Но все ответы были сложными, и нельзя было озвучить их сразу.

— Я многое понял. Что делать дальше мне, я знаю. Но что будешь делать ты?

Давет оставил вопрос без ответа.

Вайс вскоре уснул. Адам отправился домой, но подойдя к знакомому двору, свернул в другую сторону. На улице стемнело, но неоновые вывески освещали переполненные высшими переулки. Возле высотного здания стояли несколько подростков, бурно обсуждающих свои проблемы. Заметив знаменитую облысевшую голову, они замолчали и с интересом провожали взглядами Адама до дверей.

Датчик пискнул и дверь открылась. Лизистрейт Гатаки стояла в домашней одежде, совсем убивающей её привычный угрожающий вид.

— Адам? — удивилась она, — Проходи.

Давет прошёл до гостиной и упал на кресло. Лизи заметила, что он был совсем плох и пошла на кухню. Она взяла по бутылке алкоголя и поставила перед гостем. Адам лишь кинул потухший взгляд на неё.

— Как ужасно ты выглядишь, — не стала скрывать Лизи, — Я не про лысину. Хотя она тоже довольно странная.

— Я решил сделать вторую капсулу.

Женщина стала вглядываться в Адама. Отпив из бутылки, Лизи ближе наклонилась к мужчине.

— Ты хочешь, чтобы Уоти лично убил тебя?

— Я хочу прекратить это.

— Прекратить что?

Давет не выдержал тяжёлого взгляда Гатаки и сделал несколько глотков напитка.

— Адам, послушай, — Лизи встала возле окна, — если ты хочешь попросить меня забрать этот грёбанный инитиум из Крита, то…

— Хочу, — ответил мужчина, и лёгкая улыбка скользнула по лицу, — Твоя помощь нужна, как никогда.

Прежнее осуждающее выражение пропало с лица Гатаки. Честность Адама выбила из колеи. Лизи недолго молчала, выпивая алкоголь. Ответ уже был подготовлен. Риски взвешены.

— Прости, — хриплый голос Лизи смутил Адама, — Но я не могу отказать тебе.

Лизи громко засмеялась и упала на кресло, сложив ноги на столе.

— Я думала, что мне так и придётся работать с этими документами! Охренеть какое скучное занятие, ты бы знал!

18

Пока Ева медитировала, Адам вместе с Лизи отправился на остров Крит. Он никого не предупреждал об этой поездке. Родители старались не беспокоиться, но первым сдался Ягве. Он решил узнать исходы, которые могут поджидать сына. Как бы ни отговаривала Эль, Ягве был непреклонен. В медитации он провёл около двух недель. Выйдя из транса, мужчина ощутил резкий упадок сил. На обследовании выявили критический минимум энергии. У Ягве, как и у Рейна отвергалась чужая энергия. Эль пришлось наблюдать за тем, как муж медленно сходит с ума.

— Мы должны спасти! — кричал он, прикованный к кровати, — Спасите её!

Эль Давет держалась первые дни, показывая свой железный внутренний стержень, но однажды он треснул. И выйдя из палаты после очередных криков, она расплакалась.

— Мы все умрём из-за него! Уничтожить капсулу! — слышался приглушённый крик Ягве.

Была глубокая ночь. Эль сидела напротив двери, откуда кричал Ягве. На халате образовалось большое мокрое пятно от постоянных слёз. Она никогда не чувствовала себя настолько разбитой. Адам не отвечал ей, она даже не знала жив он или уже нет? Всё начало рушиться после того, как Уоти Габр сообщил о конфискации капсулы. Или ещё раньше? Когда Адам создал её…

— Адам! Беги! Беги! Они найдут тебя!

Эль закрыла уши. Дверь не спасала от этих криков. Даже несмотря на то, что Ягве содрал всё горло, он продолжал истошно кричать.

«Когда же он охрипнет?», — думала Давет, жмуря глаза.

— Мама?

Эль слышала Адама, словно он находился здесь. Совсем рядом. Но он далеко. Там, где его никто не найдёт.

— Мама! — Адам подскочил к матери и упал перед ней на колени, — Что случилось? Ты в порядке?

Женщина аккуратно открыла глаза. Адам ужаснулся тому, как много в них было усталости. Стоило ему отлучиться на несколько недель, как всё полетело с обрыва, чтобы в итоге разбиться на мелкие кусочки. Давет взял трясущиеся руки Эль.

— Мам, ты слышишь меня?

Эль долго смотрела сквозь него.

— Что с ней? — Лизи напряжённо наблюдала за происходящим.

— Ты опоздал, Адам! Ты опоздал, — громкий хохот напугал присутствующих, — ОПОЗДАЛ!

Адам слышал крики, когда поднимался. Но только сейчас различил знакомый голос. Сердце учащённо забилось. Тело пульсировало в унисон. Эль стала приходить в себя.

— Адам, — ласково позвала она сына, поглаживая его руки, — Ты пришёл.

— Да, — кивнул он, — Что случилось? Скажи мне, пожалуйста.

— Твой отец…медитировал…А потом…

Она говорила каждое слово через длинную паузу. Вытягивать из неё информацию было бесполезно.

— Посмотри за ней, — скомандовал Адам.

Лизи заменила его, но Эль стала вырываться. Она поцарапала Гатаки, и побежала за Адамом. Давет уже был в палате и увидел Ягве. Адам замер. Он совсем не узнал отца. От знакомого образа Ягве почти ничего не осталось. Он был стариком. Безумным стариком с большими глазами, вылезающими из орбит. Зубов почти не осталось, но от этого оскал становился только более жутким.

— ТЫ! — закричал отец, подпрыгивая на кровати, — Зря ты пришёл! Новости тебе не понравятся! Надо было бежать! Бежать! Без оглядки! Тебя найдут! Ты бесполезен! Не должен быть здесь! Уходи! Они умрут! ВСЕ!

Ягве через силу засмеялся. Он закашлялся и замолчал. Его грудь тяжело вздымалась, слышались хрипы. Адам стоял без возможности двинуться. Эль Давет забилась в угол, спрятавшись за спину Лизи.

— Что у него с энергией? — Адам сразу понял, что отец, как и Рейн потерял много энергии.

— Её ничтожно мало, — ответила Лизи, — Это даже отсюда чувствуется.

— Габр ещё не приходил?

Эль отрицательно покачала головой.

Адам достал из рюкзака кусок инитиума. Он планировал применить его в случае, если кто-то из людей Габра нападёт (они с Лизи уже обдумывали этот сценарий). На Ягве его должно было хватить. На этот раз Эль Давет не стала мешать сыну. Она послушно стояла в стороне, обнимая себя руками.

Давет сделал привычную процедуру. Порез зажил, как только инитиум рассосался. Теперь нужно было ждать, пока энергия вернётся на прежний уровень или хотя бы допустимый. А если бы Уоти разрешил продолжить исследования, то Адам смог бы помочь стольким высшим! Но приходится делать это подпольно.

Адам позаботился о том, чтобы мать отдохнула. Он пообещал ей, что никуда не уйдёт, и оставил рядом с ней Лизи. А сам наблюдал за Ягве. Давет-старший проснулся к вечеру следующего дня. Он ничего не помнил. Появление Адама его не удивило так, как Эль. Прежняя внешность никогда уже не вернётся ему, но он был хотя бы жив. Увидев себя на экране смартфона, Ягве ужаснулся и в голос ахнул.

— Неприятно быть по ту сторону, верно? Я тебя прекрасно понимаю.

— Прости, Адам.

— Не сто́ит. Но зачем ты медитировал?

— Я беспокоился о тебе. И подумал, что смогу помочь.

Адам молчал. Ещё совсем недавно этот человек уверял его в глупости введения инитиума, а сам решил медитировать, зная, чем это может закончится.

— Послушай, — вдруг подскочил Ягве и схватил сына за плечи, — Вам стоит пойти в Правительство.

— Зачем? — Адама пугала такая срочность.

Ягве замолчал. Его глаза забегали. Он стал мотать головой в разные стороны. У Адама спёрло дыхание. Он чувствовал, как за спиной вырастает волна, которая совсем скоро накроет его. А там красные глаза монстра. И его острые когти, которыми он проткнёт Адама.

— Адам! — Лизи влетела в палату, — Адам… Тебе нужно это увидеть.

19

Еву пугала ситуация с Идо. Как и то, что она могла увидеть за ширмой прошлого. О том, что произошло на самом деле знал только Габр. И если он причастен к убийству, то почему так спокоен?

Розенфельд села по центру кабинета. Единственное окно было распахнуто, но воздуха не хватало даже так. Ева закрыла глаза, готовая к медитации, но невидимая рука выдернула её. В комнате никого не было, кроме неё. Мониторы, висевшие по периметру, создавали ощущение постоянной слежки. Ева смотрела на закрытую дверь. Если кто-то захочешь войти, она не остановит. Создающих ничто не остановит.

Что так напугало Еву? Она искала ответ в своём сознании, но ничего не находила. Считать это место опасным — глупо, тем более для Оракула. Если Еву захочет кто-то убить, то Лолита предпримет меры, чтобы найти убийцу.

Розенфельд повернулась к окну. Холодный осенний воздух вернул ей трезвость. В такую чудесную солнечную погоду не могло произойти что-то плохое. Ева старалась убедить себя в этом, но подсознание кричало об обратном. Ей пришлось дольше обычного вводить себя в состояние медитации.

Воздух вокруг стал тёплым. Чувствовались летние лучи солнца. Запах зелени. Странно, ведь убийство произошло не летом. Ева распахнула глаза. Перед ней был незнакомый город. Судя по архитектуре, Ева заглянула слишком далеко. На узких улицах всё ещё стояли кирпичные дома в пару этажей.

Но позади высилась центральная часть города. В нём тоже не было современных сооружений, но стеклянное здание показалось Еве знакомым. Она сосредоточилась и в следующую секунду оказалась в нём.

Теперь Розенфельд поняла откуда она помнила его: в учебниках о становлении Высшего Правительства были фотографии сооружения, где изначально располагалась троица высших.

Ева стояла у входа в зал совещаний. Первым она увидела Уоти Габра. Он стоял к ней спиной, сложив руки в его привычной властной манере. За столом переговоров сидел первый Оракул — Панкрат Бородин. Один его глаз поменялся после метаморфозы, а второй так и остался карим.

Поза, в которой застыли оба высших, говорила о напряжённом разговоре. Панкрат смотрел на Уоти с испугом и отвращением. Когда Ева осмотрела присутствующих, первый Оракул медленно поднялся с места.

— Ты так просто говоришь об этом? — шипел он.

— А что я должен расплакаться? — Уоти посмотрел через плечо, как стервятник на добычу, — Мы все хотим создать идеальный мир, но для этого нужно избавиться от грязи.

— От грязи?! Уоти, ты…

— Мне казалось, что ты был не против, когда я рассказывал план! — заревел Габр, но тут же успокоился, — Эти люди будут держать нас на одном месте. Они отсталые в мышлении! Им никогда не откроется подсознание!

— Это не значит, что нужно было поступать с ними так…

Оракул отступил. Уоти не отводил от него взгляд.

— Что мы наделали?

Ева не понимала о чём говорят высшие. Ещё больше её беспокоило то, что она смогла так далеко заглянуть. Будет ли всё в порядке, когда она вернётся? Во всяком случае, Адам смог помочь Рейну.

— Не понимаю, чем ты так расстроен, — голос Габра отвлёк Розенфельд.

— Мы не об этом договаривались.

— Эти племена, которые никогда не славились разумом, должны были погибнуть. Мы просто ускорили этот процесс.

— Мы должны были сделать это ГУМАННО!

Бородин стоял вплотную к Уоти, но его роста не хватало, чтобы смотреть ровно в безразличные глаза. Ева видела, как у него тряслись руки. Он сжимал кулаки, сдерживая внутри гнев. Панкрат понимал, что не мог бороться с Габром, и снова отошёл. Но Уоти посчитал иначе и схватил его за горло. Тело Оракула поднялось и с грохотом упало на стол. Габр навис над Панкратом.

— Убийство не бывает гуманным, дорогой Панкрат, — тихо говорил он, возле лица парня.

— Лучше было их просто убить, а не создавать этих отвратительных чудовищ, — почти плакал Оракул.

— Я не знал, что они создаются из людей.

Габр отпустил Панкрата. Тот с большим усилием встал на трясущиеся ноги. Уоти ходил по залу, иногда останавливаясь возле окна. Бородин посматривал на него, боясь, что снова окажется на столе.

Холод ударил по лопаткам. Розенфельд развернулась. Ход прошлого не повиновался ей и шёл так, как удобно было ему. Толстый слой снега лежал на земле. Метель, которая могла бы помешать обычным людям, была совершенна бесполезна против самых первых высших, чьи организмы полностью изменились.

Огромный костёр был возведён на пустом поле. Огонь пробивал плотный слой тумана. Дым наравне с ним скрывал двух людей. Но Ева могла узнать их из тысячи. Лолита и Уоти склонили голову, провожая кого-то в бесконечный путь.

— Они опасны! Их нужно уничтожить!

— Да! Пока они не уничтожили нас!

— Одной атомной бомбы будет мало!

Толпа зашумела за спиной. Ева пошла на их голоса, ведомая невидимой рукой.

Обычные люди держали оружие. Сотни тысяч танков стояли напротив того самого здания Правительства. Город был наполовину разрушен. В руинах покорно стояли высшие. В истории не умолчали об этом моменте, поэтому Ева сразу поняла, что за событие разворачивается на её глазах.

Взрывы звучали повсюду. Ева знала, что она — лишь наблюдатель, но всё равно вздрагивала каждый раз, когда рядом взрывались снаряды. Обороняющиеся высшие стояли, как стены. Среди множества лиц Розенфельд заметила Лизи. Она только недавно поступила в ОППД, но была сразу же направлена на бой с людьми. Но вопреки всем ожиданиям, Уоти Габр — на тот момент главнокомандующий, приказал ничего не делать. Бомбёжка продолжалась несколько дней без перерывов. Силы высших быстро заканчивались. Им не хватало времени даже на медитацию.

— Нам уже нужно что-то с этим сделать, — Лолита наблюдала за боем издалека и чувствовала себя виноватой.

— Людям нужны жертвы, — отвечал Уоти.

— Люди боятся. Нам нужно показать им, что мы не желаем зла.

Габр легко улыбнулся. Лолите показалась эта улыбка неуместной.

— Это мы им и даём, дорогая Лолита.

— Они там погибнут, — Босстром начинала паниковать, — Им нужен отдых.

Главнокомандующий навёл руку на Судью. Она сразу же замолчала. Потоки энергии коснулись Евы, и она стала понимать какую ужасную вещь сейчас совершал Уоти.

— Людям нужно убедиться, что они сильнее, — продолжал говорить Габр, не убирая руку, — Эти жертвы будут им доказательством. Нельзя останавливаться сейчас, когда наша цель почти достигнута. Ты же помнишь о ней?

— Помню, — как кукла, отвечала Лолита, — Мы должны вести всех, чтобы создать…

Из-за громких аплодисментов Ева не услышала, что хотела сказать Лолита. Люди восторженно закричали, но лишь один человек выбивался из общей массы торжествующих. Ева не сразу узнала девушку недалеко от сцены. Журналисты стояли каждые несколько метров. Их камеры изредка направлялись именно на примеченную девушку. На ней была форма ОППД высших.

— Лизистрейт Гатаки! — голос Габра пронёсся по всей площади.

Все проводили Лизи до сцены аплодисментами, но в отличие от предыдущих эти отличались читаемым трауром. На лицах толпы отражалось выражение единственной выжившей.

— Награду «Семи звёзд» мы присуждаем двумстам тридцати восьми высшим посмертно, — Уоти смотрел в пол, — И одну Лизистрейт Гатаки. Единственной, кто смог выжить. Мы всегда будем помнить ваш подвиг. Благодаря вам, между высшими и людьми подписан мирный договор. Почтим погибших молчанием.

Все опустили головы. Молчание повисло над площадью. Такой мощной энергии, пронзающей насквозь с силой тысячи ножей, Ева никогда не чувствовала. Горячие слёзы скатились по щекам. Они все могли выжить, но из-за желания одного человека их нет. Только воспоминания и цифровой код на очередной странице в интернете.

Ева вытерла мокрые дорожки. Пространство вновь поменялось. Тёплый солнечный свет проходил сквозь окна и падал на белые волосы собравшихся высших. В отличие от толпы на площади, от этих людей Ева ощущала мягкие волны энергии. Все смотрели на Лолиту и Уоти с радостью и восхищением.

— Мы рады, что вы решили поступить сюда, — Лолита сияла изнутри, — У вас будет шанс стать новым Оракулом и защищать мир от возможных катастроф. Но это не единственный путь, который ждёт вас. ОППД также принимает способных знающих.

Плотная тень опустилась на всех. Холод окутал Розенфельд, отчего ей пришлось сжаться. Вскоре ничего не было видно. Связь с происходящим поддерживали только голоса. Их было так много, что нельзя было разобрать о чём они спорят. Они говорили на разных языках, но это бы не помешало Еве понять их.

Тень стала спадать, как туман. Первым из неё показался Уоти, а затем и второй Оракул Люциан Амато, которого вскоре заменил Тайлер Дайсон. Сам Тайлер стоял недалеко от них, облокотившись на стену.

— Ты пришёл мне угрожать? — с явной усмешкой спросил Габр.

— Не угрожать, а предупредить. Лолита вскоре узнает обо всём, — говорил Люциан.

Второй Оракул всегда вёл себя более уверено, чем Панкрат. Он верил, что знания наделяют высшего бо́льшей силой, чем управление потоками. Габр искренне соглашался с этим, поэтому Оракул не боялся его. Не боялся он и после того, как посмотрел в прошлое. И увидел он далеко не всё, ведь сил ему не хватало.

— Узнает, а потом забудет. Как и всегда.

— Я доложу ей об этом. Сегодня же.

Оракул направился к выходу. Дверь захлопнулась перед ним, но Габр не почувствовал должной реакции.

— Уоти, — вздохнул Люциан, — Твои игры для детей. Прекращай.

Ева видела, как быстро меняется лицо создающего. Он наклонялся в сторону Амато, словно вот-вот прыгнет на него, а затем разорвёт на куски острыми клыками. Потребовалось меньше секунды, чтобы Уоти оказался рядом с Оракулом. Он мог бы снести его вместе с дверью, но между конфликтующими появился другой создающий. Ева его не знала.

Оракул повернулся. Медленно, растягивая удовольствие увидеть удивлённое лицо Габра. Улыбка на лице становилась всё шире, и Люциан в конце концов не смог сдержать смех. Энергия искрилась вокруг Уоти, и, если бы это издевательство продолжилось, всё взлетело бы в воздух. Но Оракул замолчал, одарив бывшего главнокомандующего ОППД сожалеющим взглядом.

— Не обижайся, Уоти. Все иногда проигрывают.

Напряжение быстро пропало с лица Габра. Уголки рта потянулись вверх. Он выпрямился и поправил пиджак. Тайлер Дайсон подошёл ближе и что-то шепнул ему. Второй создающий был готов к нападению.

— Ты прав, — согласился Уоти, протягивая руку, — Все иногда проигрывают.

Стоило ему сжать ладонь, как воздух переместился в одну точку, а затем с огромной скоростью распространился по комнате. Оракул вместе с его помощником отлетели в сторону, как и планировал изначально Габр. Распахнутая дверь упала следом.

Тайлер Дайсон закрыл лицо руками. На секунду он засомневался, что Уоти сможет спасти его от волны.

Габр переместился к создающему. Несмотря на то, что тот использовал силы, полностью заблокировать ударную волну ему не удалось. Зато он потратил достаточное количество энергии.

Уоти коснулся потока энергии бедняги, и кровь закипела в его венах. Краснота в мгновенье проступила на всём теле парня. Маленькие пузырьки то и дело появлялись на коже. В нескольких местах они лопнули, высвободив кровавые сгустки. Габр уже праздновал победу, но парень выставил руки.

Слабость растеклась по всему телу учителя знающих, и он потерял контроль над создающим. Уоти отступил, пытаясь понять, что случилось. Парень подходил к нему с ужасающей скоростью. Раны на видимых частях его тела быстро зарастали.

Сил не осталось совсем. Габр упал на пол, отползая как можно дальше. Возрастные морщины проступали на лице, кожа лишалась влаги и эластичности. Ещё совсем немного и от знаменитого Уоти Габра ничего не останется.

Создающий опустился к поверженному, чтобы в последний раз посмотреть в его пустые нечеловеческие глаза. Но вместо смиренности он увидел звериный оскал. Сухие пальцы прошли сквозь глазные яблоки. Парень закричал от боли, и вскоре был под Габром. Уоти забрал часть энергии, а затем стал колотить по ослепшему парню. Он не использовал силы, а поддался гневу и пачкал руки кровью. Глухие звуки исходили от ударов по лицу. Когда брызнула кровь, Габр услышал лишь хрипы, похожие на слова. Но останавливаться он не собирался.

Тайлер видел, как худое тело парня быстро перестало сопротивляться. Уоти дышал полной грудью. Вскоре рядом лежал второй труп. Габр забрал энергию Люциана Амато и вздрагивал от удовольствия. Но неожиданно он резко развернулся в сторону Евы. Широко распахнутыми глазами он смотрел на неё. Розенфельд стало не по себе. Уоти не мог увидеть её. Но мужчина уверенными шагами пошёл к ней, разрушая устоявшееся мнение о «зрителе».

Оракул интуитивно зажмурилась. Звуки шагов звучали отчётливо и с каждой секундой становились ближе. Он уже должен был стоять перед ней. Ева даже с закрытыми глазами видела его: белый окровавленный воротник рубашки, растрёпанные волосы и местами отвисшую кожу.

Девушка осмелилась открыть глаза, когда шаги затихли. Уоти сидел за письменным столом вместе с Лолитой и Тайлером. Судья смотрела на двух высших с удивлением и тревогой. Габр был чем-то недоволен, но старался скрыть это.

— Ты представляешь сколько энергии нужно потратить, чтобы уследить за всеми? — Босстром сверлила Уоти взглядом.

— Представляю, но на то мы и нужны. Чтобы поддерживать порядок. К тому же ОППД был создан не просто так.

— Это неправильно.

— У нас нет выбора, мисс Босстром, — вмешался Дайсон, — Мы видели к чему привела бесконтрольная медитация. Даже такой сильный Оракул, как Люциан Амато, не смог удержать контроль.

Лолита не ответила, надолго задумавшись. Ей до сих пор не верилось, что второй Оракул так скоро погиб. В его последней записи тоже не было ничего подозрительного. Но Уоти с Тайлером были правы. Чрезмерное злоупотребление медитацией — опасно. И если знающие будут знать исходы, то преступности не избежать. Так даже Оракул не поможет.

— Что ж, — Судья встала и без желания ответила на предложение двух членов Правительства. — Подготовьте необходимые документы.

Босстром исчезла, и Ева уже стояла возле знаменитой капсулы. Оракула поражал масштаб этой машины и то, как она блестела. Ни один из известных ей металлов не испускал такой странный холодный свет. «Обработанный инитиум», — подумала она, не отводя взгляда от изобретения Адама.

Двери распахнулись. Гюстав Идо шёл, уставившись в планшет. Он на память переступал через провода и датчики, разбросанные по полу. Когда он встал возле стола, Уоти Габр появился за его спиной. Идо развернулся и громко вскрикнул, схватившись за грудь.

— Я вас сегодня не ждал, — выдохнул профессор и обошёл Габра, — Что-то хотите? Я просто немного занят.

— До меня дошла информация, что вы планировали уничтожить капсулу.

Идо пожал плечами.

— Не понимаю откуда у вас такая информация.

Уоти сделал два больших шага и оказался рядом с Идо. Он навис над ним, и Ева почувствовала, как вспышка колющей энергии распространилась по комнате.

— И это ещё не всё, что я знаю, — голос Габра становился ниже, — Ещё меня интересует, почему вы, мистер Идо, скрывали от нас тот факт, что ваш сотрудник Рейн Вайс нарушил одно из главных правил?

— Вы и так всё знаете, — Гюстав не смог скрыть дрожь в голосе, — У меня много своих дел.

— Что с капсулой? — вдруг перевёл разговор Уоти.

Идо с облегчением вздохнул. Руки до сих пор дрожали, и он не мог нажимать на нужные кнопки. Уоти терпеливо ждал ответа, рассматривая капсулу. Она не оставила безразличным даже его. В голубых холодных глазах отражались страшные намерения. И если бы Идо не был так увлечён данными на планшете, то заметил бы это.

— С ней всё в порядке! — наконец-то радостно воскликнул Гюстав, — Она работает так, как и говорил Адам! Он гениальный парень! Энергия будет высчитываться здесь, а потом по решению врачей будет подаваться определённая доза инитиума. Он хранится в специальном отсеке, где в соединении с железом сохраняется в жидком виде. Мы начнём с малого количества, чтобы опытным путём вычислить необходимую дозу. Но нам понадобятся подопытные, которые…

Габра не интересовали такие подробности. Пока Идо восторженно рассказывал о капсуле, тыча ему в лицо планшетом с какими-то бесполезными данными, он представлял эту машину в действии. Будет ли эффект похож на то, что произошло с теми аборигенами?

Уоти выхватил планшет из рук профессора. Идо не мог пошевелиться, застыв перед Габром в позе солдатика. В сознании звучал только голос Уоти, вытесняющий голос сознания Идо.

«Ты был бы полезен, но, увы, из-за тебя могут произойти ужасные вещи. Ты можешь, как Адам, разрушить мир, который мы с Лолитой создавали долгие столетия. А я ценю потраченную энергию».

Гюстав вошёл в капсулу. На его лице не отражались эмоции. Только повиновение. Уоти не понадобилось долго рассуждать, чтобы закрыть профессора в капсуле. Он даже не посмотрел на планшет перед тем, как нажать кнопку. Его интересовал только результат.

Как только процесс был запущен, тонкие трубки капсулы проткнули позвоночник Гюстава Идо. Плотная слизкая жидкость, похожая на смолу, поглотила профессора. Датчики запищали. Тут Уоти всё же пришлось посмотреть на планшет. Он отыскал интересующую кнопку и снова коснулся её. То, как инитиум протекает по тонким путям в вены Идо, видно не было, но мужчина задёргался в конвульсиях. Он почти освободился от вжившихся трубок, из которых вытекал инитиум, окрашивая жидкость в кровавый цвет, но на пути к освобождению Идо замер. Зрелище пугало. Гюстав был похож на насекомое, попавшее в ловушку. Через столетия это насекомое превратилось бы драгоценный экспонат в янтаре. Но Идо…

Двери капсулы тяжело раскрылись. Жидкость вылилась наружу. Тело Гюстава упало. Никаких признаков жизни.

Уоти некоторое время постоял рядом с тёплым трупом, но, поняв, что больше смотреть не на что, скрылся.

Ева ещё долго смотрела на Гюстава. На его открытые глаза, застывшие в ужасе. На растерзанную спину, из которой стекали ручьи крови и инитиума. Вскоре вместо писка датчиков она слышала своё неровное дыхание и сердцебиение. В глазах медленно начинало темнеть. Воздух нагревался, и дышать было всё сложнее. Розенфельд вытирала пот с лица и шла к выходу. Но он уходил от неё. Каждый последующий шаг давался сложнее. На плечах Ева чувствовала тяжесть, из-за которой переставлять ноги она уже не могла. Последний шаг, и она падает, но не чувствует тела.

«На место Тайлера нужен новый человек», — голос Лолиты доносился эхом.

«Да, у меня есть несколько вариантов».

«Я уже решила кого поставить».

Затяжное молчание. Ева стала слышать то, как кровь стучит по стенкам вен. Чем-то напоминает волны, бьющиеся о скалы.

«Ева Розенфельд, — произнесла Босстром, — Она идеально подойдёт».

«Мы не можем поставить её. Они с Адамом могут стать сообщниками».

«Или наоборот».

«Лолита, я бы не стал поступать столь опрометчиво».

«Я решила, Уоти! Не хочу слышать, что ты там думаешь!»

«Вот оно что… Ты поверила Адаму».

Море. Слышать его перед забвением — прекрасно. Особенно, когда это море внутри. Солёный запах вперемешку с еле заметным запахом водорослей. Синяя блестящая гладь на восходе. Странно, что Ева видела именно восход, ведь для неё это был закат.

— Не бойся смерти. Она — путь к новой жизни.

Вспышка разбудила Еву. Жгущая боль пронзила глаза. Девушка закрывалась руками, но свет проходил сквозь тело. Тот голос, который она слышала, исходил из света. Глаза уже привыкали к освещению, и вдалеке Ева увидела мужскую фигуру. На нём была мешковатая одежда. На глаза натянут капюшон.

— Пойдём, — незнакомец протянул руку.

Розенфельд потянулась к нему, но тут же замерла, вспомнив о чём-то важном.

— Не сейчас. Мне надо вернуться.

20

Он смотрел на смартфон Лизи и не мог поверить в услышанное. В секунду он потерялся в пространстве и времени, перестал ощущать реальность. Всё внутри замерло. Пустота поглощала Адама целиком, а он даже не старался от неё убежать. Он не мог. Теперь ничего не мог.

Адам пошатнулся и опёрся плечом о стену, по которой сполз вниз. Он сел на холодный больничный пол и укрылся в своих руках. Смартфон упал. Звук от него был единственным, что слышала Лизи.

Давет с усилием давил на лицо, переходя на голову с короткими отросшими волосами. Если бы они были длиннее, он бы содрал их. Вырвал с корнями, как прогнившее дерево.

Он перекатывался взад и вперёд. Боль в груди с каждым движением только усиливалась. Ничего не помогало. И ничего не поможет. Всё пропало. Всё…

Адам больше так не мог. Он закричал. Грудная клетка клокотала от резких вдохов. Давет прижимался к стене и скрёб ногтями по гладкой поверхности. Он рыдал и не мог остановиться. Он просидел бы в таком состоянии всю жизнь, даже если бы она длилась вечно. Пусть с ним делают что угодно, сейчас это уже не важно.

Лизи видела, как трясётся Адам, но не могла ничем ему помочь. Она понимала, что сейчас его не успокоят даже самые искренние слова. До последнего Лизи уговаривала себя сдерживать слёзы, но не смогла. Увидев Адама, прижимающегося к стене, услышав его крики, слёзы ручьём потекли из глаз. Гатаки отошла к другой стене. Она уже не видела Давета, но слышала короткие, полные горя, всхлипы.

Адам потерял счёт времени. Вся жизнь пронеслась перед глазами. И теперь он здесь: в конце пути. Он надеялся не на такой конец. Ева… в её смерти был виноват он! Зачем он дал согласие на то, чтобы она стала Оракулом? Ведь Адам знал, что ничего хорошего из этого не выйдет!

Давет снова взорвался приступом криков и кашля. Слёзы не успевали вытекать и часть из них попадала в горло, где Адам чувствовал их отвратительный вкус горечи. Раньше, когда он слышал выражение «в сердце щемит» он представлял лёгкую боль. Но теперь эта боль выворачивала его изнутри, рвала на части. Но он до сих пор жив! Зачем?!

Ева…

Сколько радости она дарила ему все годы совместной жизни! И сколько забрала с собой! Никто не был так искренен с Адамом, как она. Никто не был так чист, как она. Никто не достоин жизни так, как достойна она!

«Верно, Адам, никто не достоин жизни. За Еву надо отомстить».

«Наверняка в её смерти виновато Правительство».

«Они забирают всё».

«И заберут ещё больше».

Адам соглашался с голосами. Ева не могла умереть от того, что посмотрела в прошлое. Прошлое ничем не отличается от будущего. Она сильная. Она не могла.

Давет вскочил и направился к выходу. Идея, внезапно загоревшаяся, была безумна и в какой-то степени невыполнима. Но это мало волновало Адама. В таком состоянии он чувствовал себя бессмертным, всемогущим и неуязвимым. Если кто-то встанет у него на пути, он тотчас разорвёт на куски этого человека.

Лизистрейт Гатаки перекрыла ему путь. Давет схватил её за руку, собираясь откинуть девушку в сторону, но вместо этого он сам полетел в стену.

— Куда ты собрался?

Лизи заметила изменения в друге, как только тот встал. Безумные движения тряпичной куклы и стеклянные глаза были ярким признаком неадекватности Адама. После того, как Лизи на собственной шкуре ощутила действия голосов подсознания, она могла предположить дальнейшие действия «обезумевшего». Особенно ей казались опасны действия Адама, который не являлся высшим и был в бо́льшей части подвержен голосам подсознания.

— Отойди Лизи, — даже голос Адама был не похож на него, — Не мешайся.

— Нам нужно убираться. Ты слышал, что сказала Ева в обращении? Тебя объявили в розыск, Адам.

Давет развернулся к стене. Лизи готовилась к любым решениям Адама. Его потоки были нестабильны. Энергия увеличивалась, а затем резко падала. От этого стало понятно, почему Адам шатался из стороны в сторону.

— Она не могла этого сказать, — отчаявшись, еле слышно сказал Давет, — Не могла.

— Да, — согласилась Гатаки, подойдя к Адаму, — Но за нами всё равно ведётся охота.

— Не за нами.

Адам развернулся. В глазах застыл траур. Вместо мужчины Лизи видела чёрную субстанцию, которая перестала верить не только в реальность происходящего, но и в себя. За те минуты, пока они находились в принятии смерти Евы, он скинул половину веса. Он растворялся на глазах и совсем скоро исчезнет, если не случится чудо. В то, что оно произойдёт Лизи не верила, но верила в самого Адама.

— Послушай, — Лизи уже ощущала присутствие других высших, — Мы либо убираемся отсюда, либо отдаёмся в руки ОППД. Но знай, если ты выберешь второе, смерть Евы и Гюстава останутся напрасны.

— Ты права. Нужно убираться.

Пусть Давет и сказал это больше для того, чтобы Лизи перестала уговаривать его, это устраивало Гатаки. Главное, что он хотя бы слышал её.

Они спустились на первый этаж. Из сотрудников больницы были только дежурные врачи. Эль Давет была предупреждена об исчезновении Лизи и Адама, только когда сотрудники ОППД были в больнице. Несколько из них остались для допроса, остальные отправились на поиски.

Гатаки быстро нашла машину. Адам шёл следом, но часто останавливался, озираясь по сторонам. Он испугано смотрел на башни здания Правительства. Иногда просто вставал на дороге и смотрел в пол. В эти моменты Лизи замечала в его глазах менявшееся состояние, но стоило ей окликнуть его, как он быстро приходил в себя. Сев в машину, Давет согнулся и заплакал, прижимая голову к коленям.

— Адам, — позвала его Лизи, когда они только взлетели, — Адам!

Он не откликался. Лизи ударила его по голове, и от такой силы Давет стукнулся о приборную панель.

— Возьми себя в руки, твою мать! — закричала Гатаки своим командным голосом, — Я понимаю, что тебе сейчас плохо, но, сука, нам нужно решить одну МАЛЕНЬКУЮ проблему!

Снова молчание в ответ, но Лизи смогла завоевать внимание Адама. Уже прогресс. Он смотрел в её сторону, но избегал зрительного контакта.

— Так, — более спокойно говорила женщина, смотря на карту в навигаторе, — Если нам нужно отдалённое от цивилизации место, то можно выбрать… Израиль. Или вот Египет. Но это слишком предсказуемо. Однозначно оставаться на материке нельзя.

— Крит.

— Крит, — повторила Лизи, — Почему нет? Там есть, конечно, небольшие поселения высших, но среди них можно легко затеряться. Да, полетим туда.

Лизи только успела набрать адрес, как машину качнуло, и они оказались посреди воздушного пространства. На капоте стояла женщина. Адам сразу вспомнил её. Именно она была в кабинете с капсулой, где лежало тело мёртвого Гюстава. Одежда генерала ОППД говорила сама за себя.

— Сара, — плюнула Лизи, а затем быстро сказала Адаму, — Вали отсюда.

Гатаки оказалась снаружи и скинула нового генерала вниз. Они летели, держа друг друга за плечи. Сара поворачивалась, чтобы удар пришёлся на Лизи, но Гатаки каждый раз возвращалась в прежнюю позицию. Когда столкновение с землёй было неизбежно, две высшие переместились. Теперь они стояли друг напротив друга. С прошлой встречи энергии в Саре стало больше. Не удивительно, что Уоти поставил её вместо Лизи.

Поднимался ветер. Он вырывал самые мощные деревья с корнями и несколькими сотнями килограмм земли. Лес рос в воздухе, скрывая яркий солнечный диск. Острые куски камней пролетали мимо Лизи, как дождь. Ей удавалось избежать ударов, перемещаясь в пространстве. Ей приходилось кружиться вокруг Сары, чтобы не быть постоянно в её поле зрения. Но Саре не нужны были глаза, чтобы видеть соперницу.

Когда Лизи оказалась за спиной высшей, яма, с которой было выдернуто дерево, заросла корнями. Они тащили женщину под землю, превращая её в мумию. Энергия от корней шла невероятная. Такого количества не должно было существовать в них!

Сара развернулась, и деревья грохнулись на прежнее место, похоронив под собой Лизи.

Гатаки знала, что генерал ОППД поступит именно так. Оказавшись позади Сары, она ударила по спине, схватив несколько позвонков. Высшая отлетела в то самое дерево, которое могло бы стать могилой Лизи. На пальцах Гатаки осталась свежая светло-алая кровь.

Генерал встала на ноги, опираясь на ствол растения. В это время Лизи переместилась к ней и, создав огонь в руках, прижала Сару к дереву. Высшая истошно закричала, чувствуя, как горит кожа. Приятный запах горелого ударил в голову Лизи.

Сначала она подумала, что голова кружится из-за этого, но затем появилось резкое ощущение слабости. Она разлилась по телу, как холодные волны. Лизи пришлось отойти, чтобы заметить двух других высших, подоспевших на помощь своему генералу.

Они набросились одновременно. Один контролировал потоки энергии Гатаки, оставляя её в неподвижном состоянии, а второй — наносил удары. Его руки проходили сквозь кожу, мышцы и кости и били ровно по внутренностям. Уязвимые ткани разрывались, но благодаря энергии быстро срастались. Боль от этого становилась более острой и ощутимой. Та кровь, что успевала выйти из повреждённых сосудов оставалась внутри мышц. В лёгких также образовались кровавые скопления, и Лизи уже через несколько ударов харкала кровью.

Когда высший прекратил нападать, энергии в теле Гатаки уже почти не оставалось. Все ранения можно было увидеть невооружённым глазом: сломанный нос и челюсть, повреждённые сосуды в глазах, яркие кровоподтёки и постоянно стекающая кровь изо рта.

По этим признакам вернувшаяся в норму Сара и поняла, что Лизи повержена. Тот, кто контролировал потоки, ослабил хватку. На даже так Лизи была не в состоянии что-то сделать.

— А ведь ты могла стать генералом, — злорадствовала Сара, схватив Лизи за горло и подняв её в воздух, — Но Адам потянул тебя за собой. Он — обычный человек, а ты шла за ним. Почему?

Гатаки с каждой секундой всё хуже ощущала себя. Ей было сложно даже просто быть в сознании.

— Молчишь. Тогда я вытяну из тебя всю информацию сама.

Сара схватила Лизи за череп и с нечеловеческой силой сжала его. Это было больно не физически. Боль перешла на более сложный уровень, который Гатаки не смогла бы объяснить простыми словами. Сара вторгалась в сознание, разрывая все воспоминания. Нейронные окончания в мозге перестраивались, менялись, завязывались в узел. Всё, что Лизи когда-либо знала, забывалось, а затем вспыхивало, как новое воспоминание. Все ощущения при этом возникали здесь и сейчас. Лизи чувствовала всё, что когда-то чувствовала: уныние, злость, ревность, согревающий ветер и режущий холод, любовь и горе от смерти близких, уважение и ненависть к Правительству, угасание энергии и новая вспышка, удовольствие от жизни и тяжесть надвигающейся смерти.

Щелчок. Пустота. Полное затишье.

Гатаки будто проснулась в коробке. Несмотря на темноту, она чувствовала насколько мало пространство вокруг. Она вообще не должна была поместиться в него. Может быть, она и не поместилась полностью? Может, она частично здесь?

Лизи подумала, что было бы неплохо вдохнуть воздух, но чем? Ведь не было ничего, чем бы она могла это сделать. Да и воздуха никакого здесь не было. Здесь. Где здесь?

В другой ситуации она бы запаниковала, пусть и не подала бы вида. Но сейчас ей было всё равно. И как же прекрасно это чувство безразличности! Ведь совсем недавно Лизи беспокоилась о чём-то. Очень сильно, почти до безумия. Но теперь она будто отдыхает. Так легко, когда ничего нет.

Даже когда перед Лизи появилась она сама, ничего внутри не колыхнулось. Женщина перед ней больше напоминала смазанную фотографию, каких во время жизни Лизи никто не делал.

— Ты должна нас вытащить, — женщина перед Гатаки не открывала рта, но по звуку казалось, что говорит она.

— Зачем? — Лизи тоже не нужно было открывать рот, чтобы вопрос прозвучал в пространстве.

— Если мы останемся здесь, то совсем скоро исчезнем.

— Это плохо?

— Неужели тебе не страшно?

Отражение Гатаки подошло ближе и хотело коснутся её, но что-то мешало.

— Нет.

— Мы должны остановить это! — закричал кто-то с другой стороны.

Лизи повернулась к голосу. Снова отражение. Только на этот раз Гатаки видела себя злой. Силуэт также был размыт, но яркие голубые глаза освещали добрую часть пустоты.

Отражение подскочило близко к Лизи и замахнулось. Удар пришёлся по пустоте,который звучал почему-то как что-то металлическое.

— Правительство должно было получить по заслугам ещё после Седьмой Войны!

— Да прекрати ты, — снова голос, но уже безразличный, — Не видишь, что её это мало волнует. Легче сбежать от проблемы, чем решить её.

— Если мы вернёмся, то что будем делать? — испуганная копия Лизи смотрела снизу, свернувшись в клубок, — Мы ведь не справимся в одиночку против целой армии. А так хотя бы мы здесь. В безопасности.

— Какая, к чёрту, безопасность?! — забарабанило по пустоте отражение, — Ты даже не знаешь, что это за место!

— Мы исчезнем…

Молчание. Лизи наблюдала за странным диалогом, в котором сама не принимала участия. Но её отражения почему-то решили, что она может вытащить их отсюда. Но с чего такая уверенность?

— Она совсем не в себе! Нахрена я пытаюсь сделать хоть что-то?!

— Я тоже не понимаю, — засмеялся двойник, смотря куда-то вверх, — Всё решено.

— А что если мы здесь застрянем навсегда? Что если эта темнота никогда не исчезнет? И мы тут…

— Да завали ты! Сиди и жуй колени!

— Если бы она хотела выжить, то выжила бы. Какая жалость, что она оказалась такой бесполезной.

— Послушай! — отражение снова попыталось схватить Лизи, но без результата, — Как насчёт того, чтобы собрать свою хренову волю в грёбанный кулачок и вытащить нас из этого невероятного курорта?

Лизи нравилось здесь даже в компании этих нечётких отражений. Она помнила то состояние, в котором пребывала до этого места, и снова ощущать его не было никакого желания. Так что, двойник был прав, это место походило на курорт.

— Да твою мать! — закричало отражение, — Ты чё совсем тупая?! Какой нахрен курорт?

— Так ты сама сказала об этом, — хмыкнуло другое, — А она просто согласилась.

Свирепый крик заполнил пустоту, а за ним протянулось молчание. Все Лизи наблюдали друг за другом.

— Кажется я знаю один способ, как вытащить нас, — вдруг подала голос первая копия Лизи, появившаяся здесь, — Но не знаю, насколько это будет безопасно.

Настоящая Лизистрейт Гатаки почувствовала, как по всему пространству заискрилась энергия. Она покрыла всё тело Лизи, которое она стала ощущать. Тяжесть опускала её в неизвестность, где до этого существовали все воспоминания Лизи. Все картинки жизни промелькнули перед глазами, и одна осталась перед ней надолго.

Лес был сожжён. Вместо ровной земли возвышались холмы с перевёрнутыми деревьями. Их корни находились сверху, и подобные пейзажи напоминали фильмы ужасов про инопланетян. Дым поднимался из-под толстого слоя почвы, который скрывал застывающую лаву.

Лизи перевела взгляд вниз и увидела трёх мёртвых высших. Прислушавшись, Гатаки услышала шипение. Забыв про страх, она развернулась.

Три существа, напоминавшие тени, высунув длинные языки, извивались рядом с Лизи. Из глаз вытекали водопады белого дыма. Из нутра каждого доносились хрипы и стоны, как у настоящего человека. Но вряд ли они были таковые. Разве что в прошлом.

21

Весь мир проснулся, когда Адам Давет был объявлен в розыск. Правительство не рассчитывало на такой ажиотаж вокруг обычного человека, но и устраивать на него охоту тоже не планировало. Однако, узнав о смерти трёх высших из ОППД, среди которых была и Сара Коган, Уоти Габр поклялся лично выследить Адама. Он выступал перед высшими, часто упоминая, что «такие, как Давет» не опасны, но те, кто следуют за ним, несут большую угрозу.

О творениях Адама сразу узнали. Вокруг капсулы и перчатки строились целые легенды, услышав которые, сам Давет удивлённо бы ахнул. Но всех интересовало не столько применение этих устройств, сколько то, куда они подевались. Конечно, Габр не мог позволить высшим знать истину, поэтому создал слух о том, что капсулу уничтожили.

Читая статью об этом, Рейн Вайс хмыкнул. Если бы он знал, что останется жив после выступления о настоящем местоположении капсулы, то с радостью бы плюнул в лицо Габру. Но в сегодняшних реалиях его — бывшего сотрудника Академии, которого уволили за нападение, никто слушать не будет. Скорее упекут куда-нибудь в больницу, где он и прожил бы свои последние деньки.

— Ты какой-то загруженный сегодня, — улыбающееся личико выглянуло из-за угла.

Рей отложил планшет в сторону.

— С такими новостями по-другому быть не может.

Жена Рейна — Эрика, медленно вышла, показывая новое красное платье. Она извивалась вокруг Рейна, надеясь, что сможет вывести мужа из напряжённого состояния. Эрика села на колени Вайса, но тот лишь печально улыбнулся. Желание продолжать сразу пропало, и женщина уныло опустила плечи.

— Ну что такое, милый? — чувственно целовала Эрика холодную щёку, — Мне не нравится твоё состояние в последнее время.

Рейн не знал, как описать то, что он чувствовал. Ему хотелось помочь Адаму, но с другой стороны, он не мог вот так оставить Эрику. Но и к ней чувства в последнее время поменялись. Всё перевернулось вверх дном. Вайс не мог понять самого себя. Он блуждал в лабиринте, разыскивая верный путь, но постоянно натыкался на тупик. Могло ли быть так, что выхода нет?

— Не знаю, — ответил наконец-то Рейн, — Я, будто не в своей тарелке.

— В каком смысле?

— Всё это — неправильно. Я должен быть в другом месте.

Эрика пересела на диван. Её взгляд сразу поменялся. Стал сосредоточенным и серьёзным. Эрика редко была такой, и Рейну это нравилось. Он влюбился в простую, весёлую и жизнерадостную девушку. И так больно было наблюдать за тем, как он меняет её сам.

— Я так понимаю, — каждое слово давалось Эрике тяжело, — Этого не избежать?

Она поняла Рейна даже не услышав ничего конкретного. Великолепная женщина. Жаль, что их пути расходятся вот так. После десятков лет совместной жизни понять, что вы не подходите друг другу… И всё только по внутренним ощущениям, терзающим Рейна продолжительное время. Но лучше так, чем верить в иллюзии о взаимной любви.

— Эрика, — с теплотой в голосе произнёс Вайс, сидя рядом с ней на коленях, — Ты — прекрасна. Но я…

Что он? Он не знал, чего хочет, но решил говорить такие ужасные слова! Рейн всматривался в намокшие глаза жены и долго не решался открыть рот.

— Не надо ничего говорить. Делай, что должен.

Вайсу было сложно поступить так, как она сказала. Но он готовился к этому дню. И знал, что он рано или поздно настанет.

Он пришёл в свою квартиру поздно вечером. Эрика не стала устраивать скандал и даже помогла собрать вещи. В квартире было одиноко, но Рейн свободно вздохнул. Да, возможно, этот путь окажется верным.

Допоздна он сидел над работами Адама. Учитывая шумиху вокруг него, Рейн предполагал, что к нему могут заявиться люди из Правительства. Поэтому, услышав стук в двери, Вайс не вздрогнул, а с уверенностью пошёл открывать.

Но вместо Уоти и Лолиты, или хотя бы ОППД, Рейн увидел испачканную в крови Лизистрейт Гатаки. Из новостей Рейн знал, что она сбежала вместе с Адамом.

Лизи без приглашения вломилась в квартиру и скинула с плеча тяжёлую сумку, в которой что-то звенело. Без удивления наблюдать за этим нельзя было. Вайс замер, рассматривая перепачканную одежду бывшего сотрудника ОППД.

— Знала бы, что ты живёшь хрен знает где, потащила бы тебя с собой, — недовольно процедила сквозь зубы Гатаки.

— Странно, что ты вообще пришла ко мне.

— Не странно. Адам передавал привет.

Рейн пригласил в комнату. Лизи сразу поменяла одежду, которую принесла с собой в рюкзаке, и упала на кровать. Вайс не переставал наблюдать за странным поведением новой знакомой.

— Почему именно сегодня ты свалил от жены?

Мужчина хотел ответить, но Лизи продолжила:

— Я думала: «Отлично! Дом Адама как раз находится недалеко от Рейна». Но хрен там! Пришлось тащиться с этими кристаллами через весь город!

— Кристаллами?

Рейн бросился к сумке. Она была действительно тяжёлой, и Вайс удивился, что Лизи смогла донести её. Внутри сияли фиолетовые кристаллы инитиума. Странно, что Рейн не сразу почувствовал исходящую от них энергию. Хотя после того, как Адам ввёл инитиум в него, он мало что ощущал.

— Нас же сразу найдут! — разозлился Вайс, надвигаясь на Лизи, — Что мы будем с этим делать?

Гатаки расплылась в улыбке. Было в этой женщине что-то сумасшедшее, но сейчас Вайс понял, что ему это нравится.

— Не мы, а ты, — продолжала лыбиться Лизи, — Мы заставим поволноваться Правительство.

22

«Мы должны бороться не за Правительство, а за себя. Адам Давет объявлен в розыск за то, что хотел помочь нам! Но для этого необходимо было открыть шкаф, в котором Правительство прятало скелеты. Нам запрещают пользоваться силой, потому что бояться потерять власть. Среди нас есть создающие, которые могут восстать против тысяч. Среди нас есть знающие, которые могут посмотреть на тысячелетия в прошлое и будущее. Но это запрещено. А всё почему? Потому что Уоти Габр выстроил идеальную систему, в которой всё подчиняется ему! От нас скрывали сумасшествие высших, чтобы никто не восстал против них. Нас ставили, как пушечное мясо, чтобы высших стало больше. Нас убедили в том, что смерть Исмем Хаци не связана с безумием. Что смерть Гюстава Идо — случайность…»

Лолита вслушивалась в громкие заявления Вайса и понимала, что восстание неизбежно. Нужны были какие-то аргументы против его слов, но здесь она была бессильна. Сейчас они потеряют контроль над высшими. Все начнут беспорядочно медитировать, и тогда начнётся настоящий хаос, который они с Уоти не смогут подавить. Экран потух.

— Скажи мне, есть хотя бы что-то в чём он не прав?

Позади стоял Уоти Габр. Увидев обращение Рейна, он пришёл в ярость от такой наглости. Он мог бы убить его, как всех до этого, но теперь это было бы слишком подозрительно. На вопрос Лолиты Уоти не ответил. Он уже понял, что она не захочет его слушать. Даже если бы Габр решил сказать правду.

— Зачем я тебя послушала?

— Я хотел только сохранить порядок в мире…

— И что мы получили в итоге? — громко спросила Лолита, пронзая Уоти взглядом, — Первыми на казнь пойдём мы.

— Я могу ответить перед Судом.

Габр склонил голову. Босстром удивлённо смотрела на него. Неужели он решил во всём раскаяться? А если так, то Уоти действительно был виновен.

Когда Лолита Босстром объявила о Суде над Уоти Габром, многие были обескуражены. Чаще всего Суд заканчивался приговором и путёвкой в один конец — в неизвестность. Вайс и Гатаки были со стороны обвинения. Был приглашён и Адам, но его местоположение никто не знал.

В качестве Оракула был выдвинут сам Вайс, чему тот был не рад. Последние медитации плохо закончились, а инитиума не осталось. И пользоваться им никто не умел.

Суд проходил в просторном зале. Первое заседание посвятили обсуждению всех деяний Уоти Габра. Все присутствующие высшие с жадностью впитывали слова Рейна и Лизи. Сам обвиняемый же не поднимал голову на протяжении всего обсуждения.

Многие согласились на то, чтобы избавиться от Уоти без приговора. Ведь было понятно, что он виновен и не достоин дальше находиться в Правительстве.

Лолита пришла к Габру поздно вечером. Он медитировал в своём кабинете, из которого ему было запрещено выходить. Мужчина поднялся, как только ощутил присутствие высшей. На нём не было белого костюма, в котором он обычно ходил. В спортивной одежде Уоти выглядел скорее мягким, нежели грозным.

Судья обошла его, не проронив ни слова. Её ученик выглядел удручённым и уставшим.

— Хочешь сказать мне что-то? — спросил Уоти.

— Я не могу поверить в то, что услышала. В суде ты молчал и ни разу не попытался оправдаться.

— А нужно было? Разве меня стали бы слушать?

Настроение высших в суде было и вправду скептическим. И никто не стал бы слушать то, как член Правительства со слезами на глазах пытается оправдаться.

— Что с Вайсом?

— А с ним должно что-то случится?

— Ведь его выбрали в качестве Оракула для моего дела. Следующее слушание уже через три дня.

— Он отказался, — Босстром недовольно цокнула языком, — На его место можно поставить только кого-то из Университета.

Габр улыбнулся. Это было логичное решение. Неподготовленные высшие не смогут далеко заглянуть в прошлое, чтобы подтвердить слова Рейна и Лизи. А если и смогут, то закончат плохо.

— Но я не уверена, что присяжные согласятся приглашать их.

— У них не будет выбора. Иначе это дело обернётся против истцов, а это уже клевета.

Лолита не ответила. Она знала, что Уоти не стал бы идти под суд без плана. Кроме слов не было ничего, что могли бы предъявить против него. Босстром хотела, чтобы дело закончилось мирно, без жертв и громких скандалов. Но внутреннее предчувствие не давало ей покоя. Все три дня до суда, она не выходила из своей комнаты, как Габр. Она чувствовала ответственность за него и за то, что он совершил. Ведь она — его учитель.

Сторонников Адама становилось больше. Им нужен был не только уход Уоти из Правительства, но и полное изменение законов. Последнее Лолита не могла выполнить, потому что боялась, что высшие выйдут из-под контроля. Хотя, она уже теряет над ними контроль. Без Оракула невозможно было узнать об обстановке. Может она что-то упускает? Вдруг уже где-то разгорелась война?

Было ясно, что, если не решить проблему с Уоти Габром, она действительно может наступить. И тогда никто её не остановит.

«Нангананг был прав», — говорило Лолите подсознание в день суда.

От этих слов ей становилось только хуже. Многие заметили подавленное состояние Судьи, но считали, что это из-за бывшего главнокомандующего, который снова стоял перед ними.

Присяжные перешёптывались, когда несколько человек из ОППД вывели Габра в центр комнаты. Лолита, сидевшая немногим выше остальных, положила голову на ладонь и пыталась сосредоточиться на происходящем.

«Это не первый и не последний высший, осуждённый за убийство, — внутренние голоса были громче тех, что блуждали по залу заседаний, — Поступим с ним также, как и с остальными».

«Или можно его убить. Как он убивал».

«Собаке собачья смерть».

— Можем начинать, — один из присяжных коснулся руки Лолиты, отчего она вздрогнула.

Любопытные высшие, среди которых было множество журналистов, заняли все места. Прибыли и Лизистрейт Гатаки с Рейном Вайсом. Даже они выглядели уставшими несмотря на то, что Лолита считала их дело самым простым: придумывай и обвиняй. Тем более, они были так уверенны в своей правоте.

— В связи с тем, что Рейн Вайс отказался быть Оракулом в деле Уоти Габра, — начала Судья, когда в зале повисал тишина, — Я предлагаю взять подготовленных знающих из Университета.

Тишина разрушилась неодобрительным гулом. Присяжные стали активно переговариваться, но догадаться о их решении было несложно.

— Насколько нам известно, — встал один, — В Университете преподавал мистер Габр. А это значит, он там имеет свои связи, в том числе из-за которых он находится здесь.

— Но с другой стороны, у нас нет другого знающего, кто смог бы без вреда для себя посмотреть прошлое, — возразила другая.

— Мы можем отложить дело до тех пор, пока не найдём подходящего человека, — предложила Лолита, и снова все замолчали.

— Это дело не может ждать! — воскликнул Вайс, и его попыталась успокоить Лизи, но безуспешно, — Он — убийца, который может в любую секунду убить нас!

— Осторожнее со словами, мистер Вайс, — остановил его грозный голос присяжного, — Ещё не доказано, что мистер Габр — убийца.

— Какие ваши предложения? — обратилась к Рейну Лолита.

Рейн долго держал паузу, будто ждал чего-то. И когда дверь распахнулась, он облегчённо вздохнул, упав на прежнее место.

Увидев живого профессора Идо, весь зал встал. Прошло уже около месяца с его смерти, и никто не мог подумать, что сейчас он окажется здесь. Гюстав передвигался медленно, хромая на одну ногу. На его шее блестел маленький фиолетовый кристалл, и все чувствовали исходящую волну энергии от него.

Смотреть на Уоти было одно удовольствие для Рейна и Лизи. Столь сильного удивления и непонимания они никогда не видели. В холодных глазах Габра засверкал страх, который вскоре сменился гневом. По напряжённым мышцам лица стало понятно, что он сдерживается, чтобы не убить Идо второй раз.

Гюстав встал рядом с обвиняемым и хлопнул его по плечу. Вблизи было заметно, как Уоти трясся. Его ноздри раскрывались, как у быка. Стоило только дать ему команду, чтобы он разорвал воскресшего профессора.

— Как такое возможно? — Лолита спросила шёпотом, но вопрос всё равно прозвучал громко, и каждый находящийся в зале услышал его.

— Всё благодаря тому, кого вы объявили в розыск, — слабо улыбнулся Идо, — К счастью, моё тело долго держали в морозильнике и не успели сжечь.

— Это не может быть Идо, — кривился от отвращения Уоти, — Людей не могут воскрешать даже высшие!

— Адам не высший, но прекрасный учёный. И это помогло вернуть меня к жизни.

Лолита сидела среди гула других высших. Перед ней был прекрасный пример великого ума. Почему же Тайлер и Ева сказали, что Адам опасен? Или может, они свернули с того исхода и теперь всё совсем иначе?

— Раз вы здесь, — сосредоточенно говорила Босстром, — Расскажите нам о том, что случилось на самом деле.

— Я находился в Академии. Изучал капсулу, которую по приказу Уоти Габра мы оставили. Он хотел, чтобы мы закончили работу, как можно быстрее.

— Зачем?

— Нам не сказали, а мы не спрашивали.

— Продолжайте.

— Уоти Габр появился в кабинете и спросил о проделанной работе. Я ему всё доложил. Тогда он взял под контроль мой разум и заставил войти в капсулу. А потом…

Идо замер, а затем быстро стал крутить в руках кристалл. Его руки тряслись, на лбу проступили крупные капли пота. Вайс встал с места, чтобы успокоить Гюстава, но Судья остановила его жестом.

— Мистер Идо, с вами всё хорошо? — спросила она.

— Он не в себе, — хмыкнул Уоти, — Вы уверены, что его сознание сейчас не находится под чьим-то контролем?

Идо оглядел всех присутствующих. Только Лизи и Рейн заметили, что с их первой встречи после воскрешения, профессор ослаб. Энергия в нём быстро падала несмотря на то, что инитиум на шее должен был сдерживать её. Перед Судом Гюстав даже забыл для чего они пришли сюда.

— Я в порядке, — вдруг сказал Гюстав, — Сложно прийти в себя после воскрешения.

— Скажите нам, мистер Идо, вы жили в то время, когда погибла Исмем Хаци. Что вы об этом знаете? — спросила после бурного обсуждения женщина.

— Да, — неуверенно протянул Идо, — Я жил тогда. Нам говорили, что она хотела власти, поэтому пошла в ученики к Лолите Босстром. Что она обсуждала это со сторонниками. Но на самом деле это всё из-за голосов подсознания, с которыми борются все высшие. Они толкают нас делать то, что может навредить окружающим.

На этот раз все уставились на Босстром. Она знала, что это рано или поздно вскроется, но всё-таки надеялась, что эта история затеряется.

— Почему-то никогда не слышал об этих голосах, — сказал кто-то из присяжных, — Как вы объясните это?

— Я…

Идо снова запер кристалл в вспотевших ладонях. Уоти заметил это повторяющееся движение и улыбнулся.

Вайс встал перед Судьёй и присяжными. Сердце почему-то больно ёкнуло в груди Лолиты, когда она увидела его серьёзный пронзающий взгляд.

— Я могу ответить вам, — громко заговорил Рейн, — Потому что рождённые высшими привыкают к ним с самого рождения. А те, кто прошёл метаморфозу в позднем возрасте могут подтвердить их существование. Только вот проблема — многие погибли во время Седьмой войны, а остальные сейчас служат в ОППД.

Рейн встретился взглядом с Уоти. Габр был отвратительно спокоен даже сейчас, когда рядом стоял убитый им человек! За это хотелось избить его, чтобы он наконец-то сказал правду.

— Единственная, кого я убил была Исмем Хаци, — с удовольствием отвечал Уоти, — Но и это было для спасения Лолиты и мира.

— А этот человек? — Рейн указал на Гюстава.

— Он вроде ещё живой. Вопрос только, надолго ли?

Он издевался! И знал, что Рейн поведётся на его провокации. От этого зрелище становилось только интереснее. До какой степени можно разозлить Вайса, и к чему это может привести? Этими вопросами задавался Уоти, пока остальные обсуждали сказанное. Единственной, кто не открывал рта, была Лолита. Она застыла в немом недоумении. Голоса подсознания всё глубже зарывали семя сомнения.

В зале становилось душно. От стольких разгорячённых людей буквально шёл пар. Так думала Лолита, закрыв лицо рукой. Давно не было такого, чтобы она ощущала изменения в температуре. От шума у неё кружилась голова, а из-за жара ручьями стекал пот.

«Только бы уйти отсюда», — думала она, и уже была готова встать.

— Заседание окончено! — вскрикнул кто-то рядом с Судьёй, — Мы откладываем дело до тех пор, пока не найдётся знающий. Всех прошу пройти на выход.

Охраняющие порядок в зале Суда увели высших. Вайс бросил Лолите озлобленный взгляд и хотел что-то сказать Уоти, но Лизистрейт вывела его, что-то шепча на ухо.

Босстром, не дождавшись обсуждения с присяжными, исчезла. Ей показалось, что энергии становится всё меньше, а контроль над ней теряется. В последний раз, когда она ощущала подобное, было после Седьмой войны. Каждая смерть высшего сопровождалась выплеском небольшого количества энергии, но страх бил пронзающей стрелой. Восстановиться Лолите помогла долгая медитация. Уоти тогда взял на себя все её обязанности. А сейчас вскрываются такие ужасные вещи. Лолита доверяла ему, как себе. Она знала, что они преследуют одну цель — создать мир, где сведутся к минимуму войны, болезни и аморальные действия людей. Так что же поменялось в Уоти?

Лолита упала на колени перед орхидеями в своей комнате. Сознание медленно отключалось. Перед глазами были только размытые белые пятна цветов. Почему это так страшно? Дышать… воздух… вдох…выдох…

«Только не теряй сознание, Лолита, — повторяла она себе, тяжело дыша, — Нет. Не надо».

— Ну и дела, — смеющийся мужской голос пробился сквозь писк в голове Судьи, — Никогда бы не подумал, что такая грозная Лолита окажется в таком положении.

Босстром хотела повернуться, но вместо этого упала на бок. Лицо коснулось холодной плитки, и сознание ненадолго вернулось. Громкие шаги звучали возле Лолиты. Теперь ей было страшно не только от того, что она находится на грани жизни и смерти, но и от этих шагов. Такими обладал только один человек. Но он не мог быть здесь. За Уоти следят.

Белое пятно, напоминающее силуэт человека, было совсем близко. Незнакомца окутывала тёплая искрящаяся энергия. Её хотелось коснуться, и тогда Лолита вернулась бы в реальность. И страх пропал бы. Но тело снова парализовало. Как тогда после аварии.

— Силы высшего зависят не только от энергии, — учил мужчина, — Но и от внутреннего состояния. Ты ослабла, Лолита. Ослабла и твоя энергия. Если не возьмёшь себя в руки, то вернёшься в то беспомощное состояние.

— Я не хочу… Опять…

— Я знаю.

Незнакомец замолчал. Время шло на секунды, а он ничего не делал. Почему?

Будто услышав мысли, голос ответил:

— Потому что тебе пора самой действовать. Иначе, придётся всегда надеяться на чью-то помощь.

Судье было тошно от собственной слабости. Чёрное полотно уже наполовину затмило взгляд. И на секунду пришло осознание того, что это будет конец. Мир останется без неё, а она — без мира. Лолита не могла оставить созданное ей дитя одно, особенно в том состоянии, в каком оно оказалось сейчас. Было множество проблем, которые не давали ей права уходить. Но, с другой стороны, если Лолита исчезнет, то может исчезнут и проблемы?

«Вставай! — кричали ей в унисон голоса подсознания, — Умереть можно и позже! Вставай!»

Босстром билась головой об пол. Смотря на это со стороны, можно было бы подумать, что подобные действия не принесут пользы. Но конечности Лолиты «отмерзали», неприятная мелкая дрожь шла по всему телу. Когда чувствительность вернулась, Судья расслабилась. Пелена перед глазами пропала, как только прозвучал отвратительный хлопок. Лолита вскочила, прижав ладони к глазам. Резкая боль медленно растворилась. Писк остался только в левом ухе, как и должно. Опустив руки, Босстром увидела тёмно-алую кровь.

23

Уоти Габр находился под присмотром в выделенном ему помещении. Но если бы он хотел сбежать, то давно сделал бы это. Все были наслышаны о его силе, поэтому охрана была только условностью. К нему приходили несколько людей из числа присяжных, которые участвовали в Суде, но не найдя нужного подхода быстро исчезали. Кто-то даже имел смелость взять под контроль сознание Габра. Не стоит и говорить, что нужного результата добиться не удалось. Уоти только усмехался на такие «жалкие» попытки.

Босстром решилась встретиться с ним только спустя неделю после последнего заседания. На это повлияло не только её состояние, но и разочарование в ученике. Когда Уоти увидел Лолиту, он искренне улыбнулся. Комната хоть и была тёмной, но искусственных источников света в виде разнообразных ламп (прямиком из прошлого тысячелетия) было достаточно.

— Я думал, что не увижу тебя, — произнёс Уоти, приглядываясь к Судье, — Ты неважно выглядишь, дорогая Лолита.

— Замолчи, Уоти.

От такой грубости мужчина опешил. Он сидел за обеденным столом и читал какую-то книгу. Он отложил её сразу, как Лолита села напротив.

— Может уже признаешься во всём? — отстранённо спросила Босстром.

— Я признался во всём, — упрямился Габр, — А то, что мне предъявляют, даже не доказано.

— Убийство Гюстава Идо — это уже доказательство того, что ты способен на подобное. Кого ты ещё убил? Люциана Амато, Еву Розенфельд, Тайлера Дайсона?

— Я не убивал Тайлера! — вскричал Уоти, ударив со всей силы по столу, — Что ты несёшь!? Он мне был, как сын! Он был единственный, кто понимал меня! А ты говоришь, что Я его убил?

— Значит, ты не убивал только Тайлера? — хмыкнула Лолита и наконец-то посмотрела на бешенный бегающий взгляд Уоти.

Габр сразу не ответил. Он погладил отросшие усы трясущейся рукой и заходил по комнате. Его тень отбрасывалась в разные углы, и складывалось ощущение, что он — везде. Вездесущий высший, следящий за мировым порядком. Он чувствует, что трон власти разваливается, и тогда начинает бегать вокруг него, чтобы вставить отваливающиеся кусочки на места. Но вряд ли это может помочь.

Мужчина резко остановился. Лолита видела только то, как он двигал челюстью, словно жевал собственный язык. Ей было не по себе наблюдать за тем, как взгляд Уоти всё больше поглощается пустотой. Габр стоял так несколько минут, то и дело смахивая с щёк скупые слёзы.

— Я не уничтожил капсулу только потому, что знал о возможности воскрешения людей, — его голос был отстранён и пугающе тих.

— Откуда? — от неожиданности Лолита охрипла.

— Прочитал в изъятой книге Адама. Там не было ничего конкретного, только намёки на воскрешение. Но не нужно быть гением, чтобы сложить два и два. Капсула — идеальное устройство для воскрешения. Могла бы быть.

Энергия сжимала Босстром в острых пальцах. Лолита никогда не видела своего ученика таким. Сочувствие проскользнуло в сознании Судьи, но тут же растворилось, как только она вспомнила о преступлениях, совершённые Уоти.

— Но как бы ты воскресил его, если мы сожгли тело?

Уоти оскорбительно усмехнулся.

Лолита вспомнила, что Габр не предупредил её о том, что решил начать прощание раньше. И когда Босстром пришла, костёр вовсю разгорался. Уоти позаботился даже о том, чтобы никто не мог присутствовать на церемонии. Отряды ОППД окружили местность. Никто не мог проникнуть к костру.

— Я не сжигал его тело, — подтвердил Габр догадки Судьи, — Оно до сих пор хранится на нижних этажах Академии.

«Он пытается обвести нас вокруг пальца!»

«Наивный. Думает, что мы до сих пор верим ему».

«Он был слишком спокоен, когда говорил о смерти Тайлера».

«Вот именно. А это — очередной спектакль одного актёра».

— Что же тебе помешало воскресить Тайлера? — спросила Лолита, но слышала свой голос лишь отчасти.

— То, что никто, кроме Адама не знал, как усовершенствовать капсулу, — рыкнул Уоти, скрипнув зубами, — Когда Адам оказался в больнице, я собирался обратиться к нему, но… Я не смог.

— Ты не смог переступить через свою гордость даже для того, чтобы вернуть Тайлера?

— Ты лично видела последнюю запись об исходах. Я заботился о мире, но не хотел этого! Я боролся сам с собой! МЫ строили этот мир долгие столетия! Да, пришлось создать кровавую опору, но разве это того не стоит?! Разве достоин НАШ МИР погибнуть от рук ОБЫЧНОГО ЧЕЛОВЕКА?! Смерть Тайлера должна принести плоды! Он погиб ради нашего будущего!

— Уоти, для того, чтобы будущее наступило, не стоит убивать…

— Да неужели?! — сорвался Габр и скинул светильник со стола, — А что насчёт Нангананга, дорогая Лолита? Разве ачарий не убил его для того, чтобы мир имел будущее?!

Лолита потеряла дар речи. О Нангананге она писала только в своём дневнике, который давала Адаму (согласие для Вайса она не давала). Босстром никогда не вспоминала при ком-либо своё прошлое. А когда кто-то интересовался, она кратко отвечала: «Джайнизм». Конечно, вокруг первой высшей ходило множество теорий, но ни одной, которая была хотя бы близко похожа на истину. Поэтому, когда Уоти назвал Нангананга Кумара, Лолите в секунду стало плохо. Будто Нангананг появиться снова, стоит только произнести его имя.

— Сам Нангананг истребил своих учеников для того, чтобы мир спал спокойно! — Габр закрыл глаза и глубоко вдохнул спёртый воздух, — Неужели ачарий не стал бы убивать для того, чтобы защитить то, что ему дорого?

— Откуда ты это всё знаешь?

Лолита подходила к Уоти ближе. Мужчина оставался на месте и с восхищением наблюдал за ней.

— Ачарий был прав, все рано или поздно встречаются в последующих жизнях.

С каждым словом Габра не имеющая логичного объяснения злость закипала внутри Босстром. Она задевала органы, растягивала мышцы, и единственным способом избавиться от неё было избиение Уоти. Он перешёл все границы дозволенного! Если его боялись неопытные высшие, не умеющие справляться с энергией, то Судье это было чуждо. Для неё затраты энергии, которая понадобилась бы для выбивания самоуверенности из этого ублюдка, минимальны. Она бы даже не почувствовала изменений.

Искры от энергии вспыхивали возле высшей. Уоти продолжал стоять, как монумент. Лолита уже представляла те пытки, которым подвергнется её ученик. Представляла и то, как он будет рассказывать всё, что ей потребуется. Без этих насмешек!

«Да свершится правосудие!»

«За него не стоит беспокоиться. Он получит по заслугам».

«Пусть все узнают настоящую Лолиту!»

«Судью должны бояться. К Судье должны идти со страхом!»

Лолита увидела образ ачария позади Уоти, и голоса резко замолчали. Ком злости тоже растёкся по всему телу и исчез, оставив после себя неприятное чувство стыда. Босстром не видела чёткие черты лица учителя джайнов, но по фигуре, по позе она понимала, что это не может быть кто-то другой. Только ачарий!

Ей пришлось остановиться. Пойти против себя и послушать голоса подсознания? Разве так должны поступать высшие? Вряд ли. После полной метаморфозы Лолита поняла, что цель высших — быть примером для всех. Кто, как не высшие смогут направить людей? А так как Лолита была первой среди познавших истинное «Я» (не считая Нангананга), то именно она — пример для высших.

Лолита вышла, оставив Уоти Габра в недоумении. В главном зале здания Правительства её остановили двое незнакомцев. Рядом с молодой женщиной стоял уродливый старик с трясущимися конечностями. Босстром удивилась, что он вообще смог стать высшим.

— Добрый вечер, мисс Босстром! — поприветствовала женщина с холодной улыбкой.

— Добрый вечер, — ответила Лолита, ещё не понимая, где она находится, — Вы меня ждёте?

— Да. Мы, как, наверное, и большинство, наблюдаем за делом Уоти Габра. И, как говорят, суд ищет знающего.

— Так и есть, — согласилась Судья, — Вы готовы взять на себя такую ответственность?

— Не я, — женщина запнулась и посмотрела на старика, — Мой муж.

Босстром вновь оглядела незнакомца. Он не мог просто стоять на месте, не говоря уже о таких действиях, как медитация!

— Простите, но это опасно даже для молодых знающих…

— Поверьте, этот человек, как никто хочет помочь в этом деле.

Лолита подавила в себе желание сразу ответить отказом. А разве у них был выбор? Присяжные категорически против того, чтобы в роли Оракула выступал кто-то из Университета. А другие высшие после шумихи о голосах подсознания боятся пользоваться своими силами. С одной стороны, Лолита и Уоти именно этого добивались — чтобы высшие правильно пользовались энергией. Но с другой, высшие не должны боятся самих себя.

— Что ж, — потирала виски Судья, — Пройдёмте за мной. Как мне вас называть?

— Ягве Давет, — ответил старик.

24

Уоти шёл по коридорам здания Правительства, размышляя о планах. Если Ева расскажет о том, что было на самом деле в день смерти Гюстава Идо, его непременно ждёт смерть. От рук Лолиты или других высших. Уоти мог бы противостоять им с помощью ОППД, но… это может привести к ужасным последствиям. Нет, уничтожать мир он пока что не хотел. Он не для этого так долго пытался идти против самого себя, чтобы вот так просто придать всё огню.

Он остановился возле кабинета Оракула. Совсем недавно он мог бы увидеть за этой дверью Тайлера, но теперь его нет… Уоти поправил воротник дрожащими руками. Он простоял возле кабинета долгое время, приводя мысли в порядок. Может, он смог бы договориться с Евой? Пусть она недолюбливала Габра после того, как он изъял все работы Адама, но она должна будет понять, что всё делалось для мира.

Габр вошёл. Ева лежала рядом с экранами. Запись была включена.

Уоти подбежал к своей ученице. Розенфельд была на грани сознания. Энергия еле ощущалась. Габр дотронулся до лба Евы и попытался вернуть энергию на прежний уровень. Ева закашлялась, приходя в себя. Она только открыла глаза, и сразу же отползла от Габра в другую сторону.

— Что ты тут делаешь? — слабым голосом спросила Оракул.

— Пытался привести тебя в чувство, — лицо Уоти сразу приняло привычную гримасу безразличия, — Полагаю, твоей энергии не хватило на…

— Замолчи.

Габр послушно закрыл рот. Он наблюдал, как жизнь в Еве Розенфельд медленно угасает. В её глазах всё больше расцветала пустота и всё меньше сверкала осмысленность. Скоро сознание покинет её. Тогда на некогда живом лице отпечатается тень последних мыслей. Уоти видел подобное, когда нашёл Тайлера мёртвым.

— Скоро все узнают, что ты натворил, Уоти, — смеялась Ева с трудом, — Я… увидела всё…всю твою жизнь. Все твои убийства. Ты тонешь в крови, Уоти. Когда-нибудь ты захлебнёшься в ней.

— Возможно. Но со мной на дно пойдут все.

Ева с ужасом посмотрела на приближающегося учителя. Он сел рядом, не отводя взгляда от неё. Голубые глаза сверкнули, как огоньки, и сразу потухли, превратившись в мёртвые угли.

— Я никогда не делал ничего просто так. Все мои действия были ради одного — мира. Лолита говорила, что всё будет иначе, что высшие смогут контролировать себя. И я дал ей второй шанс. Я не убил вас всех только потому, что поверил в вас.

— О чём ты говоришь?

— О том, дорогая Ева, что этот мир существует только благодаря мне. Вы бы поубивали друг друга в первые лет десять. Поверь, я знаю, чем заканчивается беспорядок среди высших.

Горячая рука коснулась бледной щеки Евы. Слабость разлилась по всему телу Розенфельд. Искры от энергии прошли от кончиков пальцев до макушки Габра. Уоти не посмотрел на мёртвую Еву и сразу направился к экранам.

«Адам, послушай меня, Уоти… он опасен. Он убил не только Гюстава Идо, но и Люциана Амато, обычных людей, которые не смогли познать истинное «Я». Его нужно остановить, иначе он… он…. Капсула в его руках может превратиться в средство для пыток. Надо…»

Всё, что происходило дальше Уоти уже знал. Эту запись нельзя было так оставлять.

25

Суд решил принять на роль Оракула несколько высших, согласившихся участвовать в медитации. Ягве Давет был занесён в список, а вместе с ним несколько учеников Уоти Габра, члены ОППД и около десятка высших «из народа». О рисках сообщили сразу, и Лолита признала, что у знающих возможен не самый лучший исход в виде сумасшествия. Заявление об этом вызвало волну негодования, на которую Судья и рассчитывала. Пора уже сказать высшим всю правду, которую они с Уоти скрывали долгие столетия.

Оракулов распределили по кабинетам здания Правительства и поставили рядом с ними охрану. Сколько продлится медитация никто не знал, тем более многие в этом деле новички. Даже у учеников Университета уходило не меньше недели на подобные трюки.

Чтобы узнать истину, от которой зависел приговор Уоти, присяжные решили, что каждый оракул будет давать показания отдельно от остальных. О проделках Габра уже слышали, и нельзя было допустить, чтобы одна из них снова сошла ему с рук.

Чем больше проходило времени, тем больше волновался народ. Лолита Босстром на постоянной основе обращалась к нему, чтобы успокоить волнения, но её слова были бесполезны. Больше всех эти эмоциональные качели раскачивали Рейн Вайс и Лизистрейт Гатаки. Их лица постоянно мелькали на экранах, их громкие фразы разлетались, как пыль в ветреную погоду. Босстром не знала, что делать с этим.

Если бы рядом был Уоти, он бы сразу предпринял необходимые меры. Ему всегда удавалось навести порядок. Лолита не сомневалась, что поступки Уоти — чудовищны, но несмотря на это, все восемьсот лет царствовал порядок. Да, были жертвы. Но как без них?

«Может Уоти и прав? Иногда стоит убрать кого-то, чтобы спасти мир? — думала Лолита, смотря на город с высоты здания Правительства, — Но если Оракулы увидят настоящего Габра, то от него точно живого места не останется. Всё рухнет… Я останусь одна. Но надолго ли? Ведь я — сообщница».

Людей было больше обычного. Их шаги звучали отчётливо, словно на Правительство идёт армия. Потоки высших стекались на центральную площадь, как ручьи. Пронзающая энергия вывела Босстром из спокойного состояния. От страха подкосились ноги, и Судья чуть было не упала. И если бы подобное случилось, никто бы не стал поднимать её, а наоборот — прошлись по ещё тёплому телу. От отвращения пробежали мурашки.

Стоило Босстром спуститься вниз, как её сразу атаковал один из охранников.

— Вам стоит это увидеть, — его тон совместно с серьёзным взглядом ударил не хуже меча.

Они быстро прошли к ближайшему месту, где медитировали Оракулы. Охранник медленно открыл дверь, будто боялся показывать то, что находилось за ней. У Лолиты спёрло дыхание от того ужаса, что творился в комнате. Впервые ей захотелось закричать. От безысходности. От ярости.

Судья проскочила через лежащие друг за другом изуродованные трупы. Кровь окрасила стены, будто недавно тут был неумелый моляр. У всех погибших были одинаковые раны. Убили их одновременно и быстро. На их лицах не было даже страха. Они не знали, что убийца в комнате.

Отец Адама лежал дальше всех. Босстром перевернула его на спину и увидела пустые глазницы. Лужа крови расползалась дальше к другим трупам. Совсем скоро здесь мог бы образоваться красный ковёр. От ушей Ягве тоже шли тонкие струйки алой жидкости. Лолита положила руку на морщинистый лоб и тихо произнесла:

— Прости, Адам…

Позади Босстром послышался шум. Судья развернулась, заранее зная, кого увидит. Охранники синхронно упали на пол, продолжая харкать кровью. За их спинами показался Уоти Габр в своём белом мундире. Передвигался он, шатаясь из стороны в сторону. Пустым опьянённым взглядом исподлобья Уоти пронзал Лолиту. С его лица не сходила лёгкая улыбка.

«Он не в себе», — подумала Босстром, дыша, как можно тише.

Габр остановился в центре комнаты, упираясь ботинком в лицо одному из погибших Оракулов. Он стоял, склоняясь корпусом влево, как марионетка. Стоит невидимой руке дёрнуть за нитку, как «кукла» рванёт с места.

Они долго обменивались взглядами. Лолита уже стала слышать не только недовольные голоса снаружи, но и неровное дыхание её ученика. Иногда он начинал смеяться, а потом резко замолкал. Но лицо всегда было одинаковое.

— Уоти, — позвала его Лолита, надеясь, что ей ответят, — Это ты сделал?

— Я, — кратко ответил он.

— Зачем? Они же ни в чём не виноваты.

— Никто не должен знать… никто.

Хриплый рык прозвучал из груди Габра, и он скорчился от боли. Его руки сжимали голову. Выглядело это так, будто он пытался открутить её от тела. Это было, конечно, невозможно, и когда Уоти это понял, он стал со всей силы бить себя кулаками.

Уоти закричал, от чего затрещали стены. Даже не слышащее ухо Лолиты услышало это. Тишина застыла внутри здания и снаружи. Габр стоял отвёрнутым и не двигался. Босстром медленно продвигалась к нему.

Оставалось лишь несколько шагов до него, как огненная ударная волна откинула Судью на прежнее место. Сломанные кости грудной клетки впились в мягкую плоть лёгких. Позвонки сдвинулись, передвигая внутренние органы. Находясь одной ногой на стороне смерти, Лолита восстановила себя, ловко управляя потоками энергии. Но за это время Уоти успел приблизиться к ней и замахнуться.

Босстром переместилась за его спину и увидела, как целая стена рухнула от удара Уоти. После такого она бы точно не смогла вернуться. Габр, как обезумевший, перемещался с одной точки в другую, путая Лолиту. В последнюю секунду ей удалось проследить путь мужчины и заблокировать очередной удар.

Сила Уоти всегда поражала Босстром. Откуда её столько? Что он делал, чтобы накопить энергию в таком количестве?

Судья схватилась за ближайший поток Уоти и кинула его вниз. Плитки пола подлетели в воздух. Когда пыль осела, в центре кратера никого не было. Габр захватил Лолиту и стал сжимать энергию внутри неё. Так же действовал Нангананг, когда впервые появился в Сонагири.

«Быть не может!», — воскликнула Лолита про себя, пытаясь выбраться из плена.

В ухе снова зазвенело. И исход уже был понятен. В прошлый раз её спас ачарий, но теперь его нет…

«Ты опять надеешься на кого-то».

«Уже тошно от твоей беспомощности».

«Сделай что-нибудь!»

Энергия испарялась вместе с жизнью из Лолиты. И шансов на то, чтобы сделать что-то, становилось меньше. Лолита дрожала. Чем меньше было энергии, тем больнее былоумирать.

— Уоти, — Босстром почти не слышала себя, — Прошу, остановись…

Никто не отвечал.

— Уоти, — продолжала она, — Я не желаю тебе зла… Миру не нужны такие жертвы. Тайлер бы согласился со мной…

Лолита упала на руку, сломав несколько костей. От боли в глазах вспыхнула темнота, которая вскоре превратилась в туман. Зная, что Габр может в любой момент напасть, Босстром отползала в сторону. Это мало бы помогло ей, если бы Уоти не замер от прозвучавшего имени.

Бывший генерал ОППД висел в воздухе, ловя отскакивающее от стен эхо. Он получал пощёчину каждый раз, когда слышал в сознании имя Тайлера. Холодный пот проступал на всём теле мужчины, которое он всё меньше контролировал. Ему не было страшно то, что он делал. Страх выпускал свои шипы только, когда Габр вспоминал Тайлера. Шипы пронзали изнутри и первым, что хотелось с ними сделать — вырвать вместе с костями, кожей и мышцами. Больнее уже не станет. Уоти был в этом уверен.

Пока Габр был поглощён воспоминаниями, Лолита восстановилась. Но не до конца. Ей пришлось оставить немного энергии для схватки с Уоти. Она сомневалась, что он остановится, пусть ей и удалось создать трещину в сознании ученика.

Уоти осмотрел лежащие трупы. Спустившись, он всё ещё неуверенно стоял на ногах. Так и не скажешь, что недавно он перемещался по пространству. Холодные голубые глаза потухли, как костёр. Уоти услышал доносящиеся с улицы крики борьбы. В отличие от Босстром, он спокойно вслушивался в них, как в красивую музыку.

— Выходит, — Габр выговаривал каждую букву, — Тайлер был прав. А мы нет.

Совсем рядом прозвучал взрыв, от чего стены здания задрожали. Лолита отошла от неустойчивых построек, не отводя взгляда от Габра. После каждого шага хрустели незажившие кости, и Лолита корчилась от боли. О чём говорил Уоти она не понимала.

— Мы действительно погибнем из-за Адама. Только вот не из-за его действий, а наших. Даже не так… Из-за моих. Я так испугался, что Адам разрушит наш идеальный мир своими изобретениями. Боялся, что мы вернёмся обратно к тому времени, когда мы были никем… Я был никем. Я настолько испугался обычного человека, что САМ разрушил мир, — очередь из взрывов прозвучали в доказательство слов Уоти, — Я имею право, потому что Я создал его.

— У нас есть время исправить это, — маленькая надежда блеснула в сердце Лолиты, — Ты можешь это остановить.

Уоти кивнул.

Теперь Босстром могла расслабиться. Сейчас Уоти Габр остановит начавшуюся войну, и все вскоре забудут про это. Но придётся понести наказание. Мир стоит того.

В разрушенную комнату влетело что-то сбившее Уоти с ног. Стена тут же рухнула, похоронив под собой Габра. Рядом с грудой строительного мусора стояла Эль Давет. Вокруг неё взрывались потоки энергии, которые доходили даже до Лолиты. Не успела Судья удивиться внезапному появлению Эль, как заметила Рейна Вайса и Лизистрейт Гатаки.

Рейн остался на месте, пока Лизи и Эль разбирались с Уоти. Лолита бросилась к ним, надеясь спасти Габра. Но на месте, где он должен был лежать, никого не было. Только пыль и горячие от энергии камни. От сильных потоков энергии Эль Лолита не могла сосредоточиться на других. Из-за этого она не отреагировала, когда огненные стрелы полетели в их сторону. Лизи удалось остановить их в нескольких сантиметрах и превратить в пар. Уоти стоял между Вайсом и тремя женщинами. Криво улыбаясь, он театрально аплодировал. Но услышать хлопки было невозможно. Из-за разрушенной стены Лолита и все присутствующие слышали оглушительные взрывы вперемешку с редкими возгласами.

Было невыносимо жарко. Горячие пары кружились вместе с вихрями энергии, которые то и дело высвобождали высшие.

«Я знал, что вы явитесь, — голос Уоти Габра проникал в сознание, — Но слишком поздно».

«Нас больше, Уоти, — отвечала Лизи, — Остановись, иначе…»

«ИНАЧЕ ЧТО? ВЫ НЕ УМЕЕТЕ ДАЖЕ КОНТРОЛИОВАТЬ ЭНЕРГИЮ! ВЫ ПОЧТИ НИЧЕМ НЕ ОТЛИЧАЕТЕСЬ ОТ ОБЫЧНЫХ ЛЮДЕЙ! ВЫ ВСЕ — ХРАНИТЕЛИ БЕСПОЛЕЗНЫХ ГЕНОВ!»

Поднимался ураган, вздымая огромные глыбы от бывшего здания Правительства. Солнце скрылось за огненными тучами, и всё окрасилось в красный. Задрожала земля, и высокие вибрации раздражали слух. Вокруг Уоти Габра сверкали молнии, ударяя в землю и создавая языки пламени.

Из его груди высунулась металлическая рука. Кровь стекала по тонким пластинам перчатки. Уоти перевёл взгляд на неё и удивлённо выпучил глаза. Вайс стоял за его спиной. Камни одновременно упали, и чтобы избежать столкновения с ними, Эль и Лизи пришлось уничтожить их.

Уоти поднял вверх руку, и энергия отбросила всех в стороны. Лолита столкнула собой какого-то высшего. И не успев опомниться, ей уже пришлось отбиваться от члена ОППД. Он агрессивно пытался ухватиться за потоки энергии, но Лолита успевала отбиваться. В состоянии, в котором была Босстром, это было единственное, что она могла. Ей пришёл на помощь тот высший, которого она сбила. Переместившись за спину отвлечённого бойца ОППД, высший взял под контроль поток энергии и рассеял в воздухе. От этого силы бойца ослабили, и Лолита смогла забрать его энергию.

В это время Лизи, как можно быстрее, переместилась к Вайсу. Уоти подвесил бывшего сотрудника Академии, схватив его за горло. Из уха Рейна уже вытекала кровь. Лизи взорвала землю под ними, и Уоти отвлёкся от своей жертвы. Переместившись к Вайсу, Гатаки подхватила его. Уоти двинулся за ними, но Эль Давет бросила в него руины здания. Осколки разлетелись, скрывая Давет от глаз Габра. Мужчина был готов нападать, но внезапная боль в позвоночнике обескуражила его.

Уоти упал на колени перед Эль Давет. Не дожидаясь, пока соперник придёт в себя, Давет схватила его за голову и большими пальцами надавливала на глаза. Габр был парализован. Его крики могла услышать только Эль Давет. Подобное она слышала в больнице, но никогда не получала удовлетворение. Больным людям хотелось помочь, но не Уоти. Его Эль хотела заставить страдать ещё больше.

Опьянённая местью Давет потеряла контроль над энергией, и Габр свёл руки вместе, замахнувшись на женщину. Сжатый воздух сдавил органы Эль. Кровавая масса выплеснулась из её рта, попав на ботинки Уоти. Быстро залечить подобные раны было сложно для Давет. Такие операции она могла завершить не меньше, чем за полчаса.

Габр наблюдал за скривившейся от боли женщиной. Он почувствовал, как из глаз потекли две мокрые дорожки. Аккуратно смахнув их, Уоти усмехнулся. А ведь Давет действительно могла бы выдавить ему глаза.

«Это была хорошая попытка, — похвалил Уоти, продолжая рассматривать блестящее красное пятно на руке, — Но это не отменяет того факта, что вы с Ягве были хранителями слабых генов. Адам — прекрасное доказательство».

Лолита оказалась рядом слишком поздно. Эль Давет замертво упала, уткнувшись лицом в острые осколки от мансардного окна. Уоти выдохнул. Пар быстро растворился рядом с его лицом. Босстром перешла к атаке. Габр не поворачивался, и она посчитала, что это шанс. Сосредоточив энергию рядом с бывшим генералом, Лолита краем глаза заметила движение. Рядом с Уоти материализовывалась какая-то тень. И сначала Босстром решила, что это всё проделки самого Габра, и продолжала нагревать пространство вокруг него.

Из тела мёртвой Эль Давет вылезало чёрное существо. Увидев его пустые дымящиеся глаза, Лолита отступила. Ноги сами сделали несколько шагов назад, подальше от неизвестного чудовища. Существо не успело полностью встать на свои тонкие длинные конечности, как уже метнулось в сторону Судьи. Лолита не ощущала энергии от него, как от чего-либо живого. Но оно было таким! Существо прыгало даже по воздуху, отскакивая от невидимых стен. Длинные когти несколько раз пронзили кожу Босстром. Лолита не успевала проследить перемещения этого зверя, но создала вокруг воздушный барьер. Понимая, что она не выберется из него, Лолита создала ударную волну, которая должна была поразить тёмную сущность.

После удара рядом действительно никого не было. Босстром прислушивалась ко всем звукам, но слышала лишь крики и дрожь земли от ударов. Уоти рядом тоже уже не было.

Лолита потеряла равновесие из-за того, что кто-то схватил её за ноги. Придя в себя после удара головой, Босстром увидела над собой существо. Оно вытащило свой язык, которым и была связана Лолита. Одного удара хватило, чтобы чудовище завизжало и растворилось в воздухе, как туман.

— Помогите мне!

«Оно разговаривает?!», — с ужасом спросила себя Лолита.

«Это остатки человека, — Лизистрейт подняла Судью, после того, как убедилась, что рядом нет тёмных сущностей, — Адам предположил, что это происходит из-за быстрого убывания энергии».

«Так вы встречались с подобным?!»

«Можно и так сказать».

Огненный ветер обжёг кожу. Земля сильнее прежнего затряслась. Появлялись трещины, с каждой секундой увеличивающиеся в размерах. Из них пробивались фонтаны лавы, сжигая всё вокруг. Многие высшие не смогли скрыться от огненного дождя.

«Высшие выходят из-под контроля, — Лизи кивнула в сторону, — Их энергия совсем мала. Вы знаете, к чему это может привести».

Обезумевшие высшие бросались друг на друга. Они рвали братьев на куски, сжигали их тела и уже было совсем не важно с кем воевать: с ОППД или с мирным жителем. Среди всех прочих высших ползали те чудовища, которые Лизи назвала «остатками человека». Они хватали высших языками, и те падали без чувств. А вскоре появлялись другие чудовища.

«Видишь, к чему это привело?», — голос Габра сейчас чуть не заставил Лолиту расплакаться.

Лизистрейт Гатаки бросилась в самую гущу боевых действий. И пока она одного за другим убивала обезумевших и «остатки людей», Лолита вслушивалась в голос Уоти.

«Печальное зрелище, правда?»

«Ты же хотел сохранить мир, который был создан титаническим трудом, — недоумевала Босстром, — Что же поменялось?»

«Я и до сих пор хочу, дорогая Лолита, — в его голосе прозвучали нотки сожаления, — Но безумие уже ничем не остановить».

«Ты даже не пытался».

«Пытался. Дважды».

Босстром увидела рядом фигуру в белоснежном мундире. Они теперь оба наблюдали за тем, как разрушается мир. Их обходят стороной все высшие, будто не видят их. Они — наблюдатели великой трагедии.

«Ты говорила, что всё будет иначе, — хмыкнул Уоти, — К сожалению, освобождение от цикла всегда ведёт к этому».

«Должен быть способ, чтобы остановить их».

«Есть. Их остановит лишь огонь».

Лолита почувствовала, как ускорилось сердцебиение. От страха поперёк горла встал каменный ком. Босстром посмотрела на Габра испуганными глазами. Он ответил грустной улыбкой. Лолита поняла всё, и он это знал.

«После того, как Тайлер рассказал о моей прошлой жизни, — Уоти чувствовал давящую энергию, исходящую от Босстром, — Я всё вспомнил. Поверь, я искренне пытался дать тебе второй шанс. Я думал, что ошибся, а ты — права. Я надеялся, что высших не коснётся безумие. Что они минуют судьбу моих последователей. Но слова Тайлера о будущем меня всё больше убеждали в обратном. Он сказал, что капсула, созданная Адамом, станет источником безумия. И, как следствие, мир погибнет. Одного высшего легко усмирить. Но когда их тысячи… Невозможно».

Лолита не могла поверить, что перед ней Нангананг, которого много лет назад убил ачарий! Почему он переродился, а ачарий нет! Где он, когда так нужен?!

«Тайлер был прекрасным учеником. Он был согласен с моей теорией о генах. Слабые гены — ведут к безумию. И мы решили избавляться от слабых».

«Ты сам безумец! — не выдержала Лолита и схватила Уоти за горло, — Ты убийца! Ты убил ачария! Ты — безумец!»

Она откинула Габра. Он проделал длинный путь, скользя на ногах. Лолита взлетела и обездвижила Уоти, а затем стала наносить удары камнями, оставшимися от города. Они пробивали тело Габра насквозь. Подобные раны могли бы быть смертельными, но цель Лолиты была совсем не в смерти бывшего генерала. Ей хотелось, чтобы он ощутил на своей шкуре всё, что он причинил когда-либо другим. Она не могла заставить страдать его морально. Не могла передать всё, что она чувствовала из-за него.

«Ты не должен был переродиться! Ты не достоин этого! — даже в сознании голос Лолиты ревел от гнева, — На твоём месте должен был быть другой! Кто угодно!»

Раны мгновенно затягивались на теле Уоти. Он упрямо молчал, не давая Лолите в должном объёме ощутить удовольствие. Её изуродованное от ненависти лицо с покрасневшими глазами размывалось, но Уоти мог представить его даже, если бы был слеп. С каждым новым ударом тело восстанавливалось всё медленнее. От белоснежного мундира остались лишь ошмётки.

«Всё это время хранителем слабых генов был ты, Нангананг! — продолжала атаковать Лолита, находя камни побольше, — Нужно было избавиться от тебя, чтобы спасти мир!»

Босстром задыхалась от чрезмерного количества пепла. Слёзы лишь немного смачивали пересохшее горло. Лолита направила энергию, чтобы уничтожить Уоти, но ничего не произошло. Габр медленно поднимал голову. Его рот был перепачкан кровью, которую он выплёвывал каждый раз, когда каменная глыба проходила сквозь него. Лолита попыталась снова разорвать полуживую плоть Уоти. Но снова ничего.

Габр исчез, оказавшись совсем рядом с Босстром. Его рука прошла сквозь грудь Судьи, но ничего кроме потоков энергии не было задето. Уоти впился взглядом в испуганную жертву.

«Высшие обезумели. Мир — пал», — сказал он перед тем, как забрать энергию Лолиты.

В глазах резко потемнело. Уши ласкала тишина. После всего этого шума войны тишина — глоток свежего воздуха. Энергия не сдавливает тело. А может, тела и вовсе нет? В любом случае, состояние, в котором оказалась Босстром — превосходно.

Уоти победоносно стоял над Лолитой Босстром. Если в конце поддалась безумию даже она, то что думать об остальных? Габр нагнулся, чтобы закрыть безжизненные глаза Судьи.

На поле боя почти никого не осталось, кроме страшных тёмных сущностей. Уоти тоже боялся их, но пока есть другие более слабые жертвы, нападать на него они не станут. Процесс запущен. А что будет в конце, уже не важно. Главное, чтобы Габр не увидел его.

Он повернулся и увидел Рейна Вайса. Он был побит, но решителен. Если бы Уоти выдохся хотя бы наполовину, то у него могли быть шансы на победу. Но что может сделать знающий высший, да ещё и с протезом вместо руки?

«Неужели Лизистрейт не присоединится к нам?» — Уоти знал, что тело Гатаки давно растворилось в лаве.

Вайс неспешно приближался к Уоти, и это сбивало с толку Габра. Чтобы не искушать судьбу, бывший генерал напал первым. Один направленный поток воздуха должен был разнести упрямого Рейна по разным сторонам. Но он устоял!

«Я не настолько глуп, Уоти, — натянуто ухмыльнулся Вайс, показывая протез, — Мне хватит одного касания, чтобы убить тебя».

Габр засмеялся, сотрясая воздух. Звуковые волны превращались в настоящее средство для пыток. Рейн скривился и отбил следующую атаку Уоти. Габр создавал огонь повсюду, но не мог дотянуться до потоков энергии Вайса, чтобы поджечь его изнутри. Это только больше заводило его.

Рейн не стал ждать момента, пока закончится инитиум в усовершенствованной перчатке, и переместился ближе к Уоти. Прыжки по пространству давались тяжело. Устоять на ногах после них было тем ещё испытанием. Но в этот раз это сыграло на руку Рейну. Если бы он не покосился, то Уоти ударил бы ровно в лицо. А по искажённому воздуху вокруг руки Габра, было понятно, что удар не самый слабый.

Вайс схватил Уоти за ногу и был готов нажать на заветную кнопку, но в следующую секунду он уже летел по сожжённым полям. Приземление оказалось болезненным. Вспаханная, как во время сбора урожая, земля прожигала сквозь одежду. Во рту тоже оказалось немного земли, отчего Рейн закашлялся.

Почва взлетела в воздух вместе с Вайсом. Он успел во время полёта перепрыгнуть в другую точку пространства. На этот раз ему даже не стало плохо. Рейн только выпрямился, как получил удар в спину. Он кубарем покатился вниз, ударяясь лицом о протез. Острым краем он расцарапал себе щеку.

Уоти ухватился за ближайший поток Рейна и притянул его к себе. Вайс выставил протез вперёд. Но оказавшись перед Уоти, протез отлетел в сторону.

«Я не настолько глуп, Рейн, — мерзко засмеялся Габр, широко распахнув рот, — Тебе нечего спасать».

Пронзающая боль растеклась по телу Вайса. Он перестал чувствовать руку и ноги. В голове стали неразборчиво кричать голоса. Мышцы горла опухали, во рту чувствовался вкус сожжённой листвы и металла. Сердце стучало всё медленнее.

В последнюю секунду, когда неизвестность почти поглотила Рейна, он дотянулся до кристалла инитиума, который дал ему Адам, и воткнул в Уоти. Силы хватило, чтобы загнать его наполовину.

Габр закричал и отпустил Вайса. Кристалл жёг, и огонь проходил по венам. Ту часть, что торчала из шеи, Уоти удалось вытащить. Он уже направился к ползущему Рейну, но упал. Голоса появились, как по щелчку. Их давно не было в таком количестве!

«МИР СГОРИТ!»

«НЕ ДАЙ ЕМУ УБИТЬ СЕБЯ!»

«ТЫ СНОВА ПРОИГРАЛ!»

«НИЧТОЖЕСТВО!»

«ВОТ К ЧЕМУ ПРИВОДИТ ПОЗНАНИЕ!»

«ТЫ ЭТО ЗНАЛ, НО ВСЁ РАВНО ПОЗВОЛИЛ ЛОЛИТЕ СОЗДАТЬ ЭТОТ МИР!»

Рейн Вайс навис над Габром. Он смотрел в красное небо, раскрыв рот. Единственный признак жизни, который он подавал, было тяжёлое дыхание. Кожа начала синеть от лица. Рейн сжал горло Уоти и нажал на кнопку протеза. Когда создался атом летума, высвободилась энергия. Согревающие волны заставили Рейна улыбнуться. Но тут он понял, что что-то не так. Мёртвый Уоти держал Вайса за руку.

Теперь земля не казалась такой обжигающей. Она согревала, как горячий чай в холодные вечера. Как объятия любимого человека. Как надежда в страшные времена. Как жизнь в мёртвом мире. Но пройдёт время и огонь потухнет. Тогда Рейн останется лежать один в сожжённом поле. Он сгниёт и вряд ли на этом месте что-то вырастет.

— Рейн, — слабый знакомый голос донёсся до него, и чувство дежавю стряхнуло его.

Человек, которому принадлежали тяжёлые шаги, шёл долго. Мучительно долго. Он ведь мог не успеть.

— Рейн, — Лолита упала перед ним на колени.

Она была совсем без сил. Рейн видел это даже находясь в предсмертном состоянии. Лолита была плоха: опухшие красные глаза, израненное бледно-синее лицо с синяками, сломанные кости, которые можно было заметить на кистях невооружённым взглядом, сожжённые клоки волос, глубокие раны от лопнувших пузырей после ожогов.

— Я постараюсь… тебя, — Босстром еле дышала.

— Остановитесь, мисс Босстром. Вы себя вылечить не можете.

Лолита опустила голову. Слёзы затмили взгляд. От всхлипов дышать было сложнее, но от этого она не могла перестать плакать.

— Эти слёзы ни к чему, — спокойно говорил Рейн, чувствуя, как энергия иссякает, — Мы встретимся. В следующей жизни или в следующей вероятности.

Тихие писки стали перебивать звуки завывающего ветра. Рейн смотрел на Лолиту и от того, что она плачет ему было плохо. Не так, как должно было. Спокойствие медленно обволакивало Вайса. Он не мог этому сопротивляться. И страдания Лолиты Босстром теперь не казались ему такими ужасными. Это лишь эмоция.

— Как жаль, — Рейн дотронулся до дрожащей руки Лолиты, — Что ты меня не узнала…

Лолита до последнего не смотрела на него. Она боялась увидеть, как он умирает. Ей было страшно в прошлый раз, и страшно в этот.

— Я узнала, — с трудом произнесла она, решившись взглянуть на пустые, лишённые жизни, глаза, — Мой бедный, Пётр…

26

«Адам… он опасен».

Он пялился в экран уже несколько часов. Запись Евы Розенфельд, которая разлетелась по сети, повторялась раз за разом. И Адам никак не мог понять, почему Ева говорила это. Неужели она действительно видела, как он убивает высших? Или что ещё хуже?

«Капсула в его руках может превратиться в средство для пыток».

Какой абсурд! Адам даже не думал создавать капсулу в таких целях! Скорее наоборот, он хотел спасти высших… И почему вдруг Ева решила посмотреть исходы? Если Давету не изменяла память, то ей было поручено узнать кто убил Гюстава Идо. Что подвигло её на такую самовольность?

Погода на Крите была отвратительна. Солнце слепило. Дул тёплый ветер. От такого спокойствия было тошно. Адам почти не выходил на улицу, чтобы не видеть всего этого «великолепия». После того, как Лизи улетела обратно для встречи с Вайсом, Адам снова погрузился в размышления о Еве.

Последняя запись, где она произносила его имя, пронзала размякшее сердце мужчины. Адам не должен был настаивать на том, чтобы она уходила в Оракулы. Он хотел развалить Правительство изнутри, но…

Адам откинулся на стуле, которое стояло здесь по меньшей мере лет двадцать. Кто-то тоже постоянно качался на нём, и теперь при каждом движении Давета, оно скрипело. Из-за размышлений Адам почти не замечал этого, но сейчас почему-то возникло сильное желание выбросить это жалкое подобие стула. Давет сжал челюсть сильнее, и порыв сошёл на нет.

Отдалённый дом на малонаселённом острове был пуст и заброшен, когда Адам прилетел. Те поселения, что обитали здесь, были подобием аборигенов среди высших. Кто-кто, но именно они были эталоном законопослушания. Если на материке многие хотя бы раз пытались медитировать, то здесь — никто даже об этом не думал.

Но когтистые лапы цивилизации добирались и до сюда. И об Адаме знали даже на Крите. Лизи сразу сказала ему, что выходить без надобности в люди, не стоит. Да он и не хотел. Если бы Гатаки не приносила ему еду, то он бы не почувствовал, как умирает от голода.

— Адам! — Лизи зашла в дом, протаскивая капсулу, — Смотри-ка, что я тебе притащила.

Давет встал. При виде капсулы, чертёж которой он с такой любовью создавал, волосы встали дыбом. А что если Ева права? И Тайлер Дайсон не просто так упомянул её?

— Никто не заметил, что она пропала? — без радости в голосе спросил Адам.

— Пф, — прыснула Гатаки, — Из-за разборок с Уоти теперь некому следить за ней. А бойцы ОППД не подходят ни к Академии, ни к Правительству.

На самом деле Адам до последнего не верил, что план сработает. Если бы он не хотел докопаться до правды, то Адам просто остался бы жить на Крите, пока его не найдут, или пока не умрёт. Но то, что Габр что-то скрывает — ясно, как любой из дней на этом острове.

Адам обошёл привезённую Лизи капсулу, внимательно осматривая её на наличие дефектов. Хотя, если бы Уоти планировал воспользоваться ей, то вряд ли он стал бы её ломать. Но кто знает?

— Как там Рейн?

— Не поверишь, но он с радостью согласился судиться и стать лицом восстания, — Лизи смотрела на машину через окно, — Видимо, у него какие-то личные счёты с Уоти.

— Возможно.

Адам подошёл к столу и записал что-то в дневнике. Он застыл над записями, а потом резко перечеркнул всё написанное. Написав всё заново, Давет утвердительно кивнул.

— Тело Гюстава здесь?

— В машине. На улице оно быстро разморозится.

— Мне понадобиться примерно месяц, чтобы вернуть Гюстава.

— Многовато, — нахмурилась Лизи и кинула взгляд на чёрный дневник.

Адам захлопнул книжку и громко скомандовал:

— Иди отдохни. Я настрою капсулу.

«Трансдефференциация — второстепенное свойство капсулы. В любое тело генетически всторена подобная функция. Капсула служит активатором и поддерживает жизнедеятельность даже при наличии небольшого материала. Если в теле мало энергии, капсула восстанавливает её с помощью инитиума. Но сохраниться ли личность человека после воскрешения?»

Как оказалось, личность человека сохраняется, но энергия в воскресшем теле не может долго находиться в необходимом количестве. А из-за этого человек погибает. Гюстав Идо сразу после пробуждения чувствовал себя великолепно, но затем стал медленно всё забывать. Адам снова накачал Идо инитиумом и повесил кристалл этого вещества на шею, заметив интересное его свойство — он сдерживал энергию поблизости. Но надолго ли?

— Они ищут Оракула.

Лизи и Идо сидели в маленькой комнате дома Адама. И пока Гатаки активно рассказывала Давету всё произошедшее в суде, Идо молчал, всматриваясь в фиолетовое украшение на шее. Адам сразу заметил отречённое состояние профессора и понял, что кристалл вскоре перестанет помогать. Если бы у них были бесконечные запасы инитиума, то Гюстав просто мог постоянно вкалывать его.

— Рейн отказался, — продолжала рассказ Лизи, — Да и Уоти высказал логичную точку зрения: Рейн против него, то что мешает ему соврать?

— Ты разговаривала с кем-нибудь из присяжных? — спросил Адам.

— Да, та дамочка сказала, что они не в праве самостоятельно медитировать для таких целей. Всегда это делал Оракул или кто-то со стороны.

— Тогда передай ей, что Оракулов может быть и несколько, — Давет одарил Лизи высокомерным взглядом, но она знала, что сейчас он смотрит на ту самую «дамочку», — Так Уоти будет сложнее подкупить кого-то…

— Простите, — Идо медленно поднялся с места, — Я вас покину. Что-то мне нехорошо…

Он упал, не сделав и шага. Адам тут же подскочил к нему, осматривая ослабшего Гюстава. Не было никаких признаков, по которым бы Давет мог понять, что с профессором не так. Тогда он побежал за шприцом, чтобы вколоть немного инитиума, но вернувшись, Лизи отрицательно покачала головой. Гюстав Идо погиб во второй раз. Воскрешать его снова Адам не решился. Это было бы издевательство над мёртвым.

После этого Адам без раздумий ступил в капсулу. Он надеялся, что станет высшим и сможет внести свет в дела Правительства. Он знал, что исход может быть печальным, и после искусственно созданной метаморфозы, он мог умереть. Но это не было так важно. Если Ева не побоялась пожертвовать собой, то и он не боится. Он последует за ней. Даже в пугающую неизвестность.

После нападения Уоти на Оракулов войны ОППД направились в разные уголки мира на поиски Адама. Найти его было принципом для Габра. И когда новый генерал сообщил о найденном мёртвом теле Адама Давета, Уоти понял, что не сможет простить себя за содеянное. Габр знал, что Адам ненавидел его, как и все, кто в атмосфере войны пытался убить его. Но именно перед Адамом он хотел извиниться лично. И если бы Рейн Вайс не набросился на него, то, возможно, голоса подсознания, не захватили Уоти. И не пришлось бы им лежать на сожжённом поле. Бывший генерал ОППД, учитель Университета знающих и член Высшего Правительства — Уоти Габр. Бывший заседатель комитета по изучению энергии, работник Научной Академии и член первой исследовательской группы во главе профессора Гюстава Идо — Рейн Вайс. Первая высшая, основатель Высшего Правительства и Судья Высшего Суда — Лолита Босстром.

Мир погиб намного быстрее, чем он думал. Хоть наблюдать подобное — не в новинку, грусть всегда опускалась на его плечи тяжёлыми блоками. Ещё обидней было наблюдать за тем, как мир каждый раз расцветал, а затем за секунду сгорал, как засохшая ветвь. Он чувствовал боль всего, что умеет чувствовать. Проживал всё, что проживал каждый. Но было и нечто прекрасное в этом, ради чего всё живое живёт. Это нельзя понять, если ты помнишь только одну свою жизнь. А он жил уже долго. Бесконечно. Из раза в раз возвращаясь в эту вероятность. И видя одну и ту же картину: скорбящую Лолиту над мёртвым телом Рейна.

Может, он мог бы что-то поменять в этот раз?

Он шёл медленно. Под его ногами ничего не ломалось, его не касались горячие пары, исходящие из почвы, его словно не было. Поэтому, когда он уже стоял над Босстром, она не обратила на него внимания. Разве что воздух рядом стал свежее и чище.

Он коснулся её плеча, отчего Лолита отскочила в сторону. Она думала, что осталась единственной выжившей, но увидев рядом неизвестного мужчину, Лолита не смогла сдержать радости. Она не одна!

— Вы тоже живы! — воскликнула она, резко вскочив на ноги и близко подойдя к незнакомцу, — Я думала, что…

— Понятие жизни относительно, — из-под капюшона были видны только губы, но и те не двигались.

Радость Лолиты вдруг пропала. Она осмотрела мужчину и подумала, что он — проводник к смерти. На нём была странная коричневая ряса, объёмный капюшон, а на ногах — старинные сандалии на кожаном ремешке.

— Как вас зовут? — неуверенно спросила Лолита.

Губы растянулись в доброй улыбке, которая снова подарила Босстром надежду. Как же неоднозначны были эмоции к этому неизвестному мужчине, взявшемуся из ниоткуда!

— У меня много имён, но ты меня знаешь, как Адама Давета.

Он снял с себя капюшон. От того Адама, которого помнила Лолита, не было ничего! Острые черты лица с чёткими линиями скул, вытянутые пустые глаза с сияющими белка́ми, тонкие губы и белоснежные волосы по плечи, развивающиеся по воздуху. От неожиданности Лолита забыла, как дышать. Ей в голову пришла мысль, что человек перед ней — галлюцинация. И человек ли это?

Стоило Лолите почувствовать страх, как перед ней появился Адам. Настоящий Адам, которого она помнила, но с небольшими изменениями. Голубые глаза выглядели чужими.

— Прости, — мягкий голос Давета звучал отовсюду, — Мне стоило сразу так сделать.

— Как это произошло?

Вместо ответа отдалённо зазвучали звуки волн, бьющихся о скалы. Появился одинокий дом. И по старому виду было понятно, что он заброшен. Но всплески энергии говорили об обратном. Адам подозвал Лолиту за собой. Она послушно шла следом, разглядывая неизвестную ей природу. Когда она в последний раз уезжала с материка? Солёный воздух действовал расслабляюще, но несмотря на это Лолита продолжала быть начеку.

В доме рядом со столом, на котором скопилось множество хлама, стоял беловолосый мужчина. Когда он повернулся, Босстром узнала Адама. Стоящая рядом капсула навела её на определённые мысли.

— После того, как я прошёл метаморфозу в капсуле, — рассказывал Адам в рясе, — Множество вероятностей открылось мне. Будущее было также недостижимо. Но из полученных знаний я узнал, что высшие — это не последняя ступень.

Адам Давет из прошлого что-то поджёг и стал раскалять знакомые фиолетовые кристаллы. Он постучал несколько раз по шприцу, а затем замер в ожидании неизвестного.

— Чем выше человек поднимается, тем больше энергии ему необходимо контролировать. И как бывший учёный, я решил поставить эксперимент. Мой отец Ягве не одобрил бы подобное.

Он хмыкнул. Второй Адам набрал инитиум и резким движением ввёл всё содержимое в вену. Долго ждать не пришлось. Давет скрючился, хватаясь за голову, в которой кричали голоса подсознания. На теле проступали синие пятна. Вздувались вены, маленькие капилляры лопались под тонким слоем кожи.

По щелчку наступила темнота. Теперь Адам стоял посреди моря, разглядывая надвигающиеся волны. Они были невероятных размеров и могли бы потопить весь остров. Но они повиновались движениям Давета, и когда он развёл руки в стороны, в глади океана образовалась тропа.

— Я увеличивал количество энергии не только с помощью инитиума, но и медитациями. Вскоре из знающего высшего я частично стал создающим. Но…

Адам медитировал. Не было ничего необычного. Но как только за его спиной село солнце, кровь хлынула фонтаном. Она стекала из носа, рта, глаз и даже ушей. И на удивление Лолиты, Давет поднялся на ноги и смог дойти до дома. Он протянул руку до своего дневника и упал.

«Истинные. Вот к чему нужно стремиться. Высшие — лишь переходная форма, после которой не все выживают. Держаться в ней долго не получится, голоса подсознания рано или поздно убьют ненужную оболочку, чтобы высвободить энергию. В форме истинного такого недостатка нет…»

Лолита прочитала несколько строк из раскрытой страницы, и они с Адамом снова оказались посреди поля. После морских пейзажей эти выглядели ужасно. Где голубое чистое небо? Почему вместо волн вокруг волнуются языки пламени?

— Я могу предложить тебе стать истинной. В этом мире уже нечего делать.

Босстром хотела сразу согласиться. Выбора было немного. Если она останется здесь, то быстро сойдёт с ума.

— А я смогу? — спросила она, смотря на тело Рейна, — Вдруг я не выдержу…

— Тогда ты просто переродишься в другой вероятности. Поверь, ты ничего не теряешь.

— Да…

А может и не стоит становиться истинной? Все воспоминания об этом мире останутся. Останется и всё, что она помнила о Петре… об ачарии. О войне, к которой она причастна. Это будет самое долгое наказание и самое ужасное. Память. Ей станут доступны все вероятности, в которых будут происходить вещи и ужаснее.

— Если ты боишься этого, — оборвал её размышления Адам, — То я могу сделать так, что знания будут поступать постепенно. Вероятности не будут открыты перед тобой, как перед настоящей истинной. И тогда у тебя больше шансов пройти этот барьер между перерождением и окончательной метаморфозой.

— Я согласна, — наконец-то в её взгляде появилась уверенность, — Я должна…

Давет не стал дожидаться, пока Босстром договорит. Земля вздрогнула, как заведённая машина. Солнце быстро перемещалось по небу, и вскоре свет от него превратился в чёткую полосу. Поле, которое казалось стало неплодородным после войны, зацвело, и маленькие ростки за доли секунды превращались в ковёр зелёной молодой травы. Засохшие деревья перерождались и от прежнего сожжённого поля ничего не осталось. Трупы высших остались погребёнными под густыми садами.

Вспышка ослепила Лолиту. Вокруг на долгие километры простирались пустыни с сильными ветрами. Пыль стеной поднималась перед ней, но она не чувствовала маленьких режущих песчинок. Адам стоял рядом, смотря на скрытое под слоями песка небо.

«Где-то там умирают последние звёзды уничтоженного мира», — сказал он, и яркие пятна показались сквозь пыль в небе, — «Никогда не привыкну к этому».

Ветер стал невыносим. Лолита только по звуку понимала, насколько он силён. Обманутый подобными эффектами мозг заставлял Лолиту двигаться на месте.

Пронзающая боль возникла по всему телу, когда время остановилось. Посреди пустоты стоял лишь Адам, вцепившись в Босстром печальным взглядом. Его фигура всё больше отдалялась. В абсолютно тёмном пространстве обездвиженная Лолита слышала вздымающиеся пузырьки воздуха. Как в воде. Гудящие звуки вызывали тревогу. Сохранялось ощущение, что на Босстром уставились тысячи пар глаз.

Свет возник позади. Красное свечение освещало пустоту впереди. Что-то тяжёлое стало давить на плечи бывшей Судьи. Она погружалась глубже, где колющий холод убивал всё живое, превращая в блестящие ледяные скульптуры. На самом дне хранилась выставка умерших, которую никогда никто не посетит.

Лолита обернулась, когда ноги коснулись холодного песка. Она пошатнулась и наткнулась на застывшего Петра. Это шокировало её больше, чем знакомое существо с красными глазами позади. Подводный хищник, который когда-то явился Лолите, раскрыл свою пасть, засасывая будущую пищу. Лолита зарылась пальцами в заледеневший песок, сломав несколько ногтей. Скульптура Петра улетела вглубь монстра. Из темноты появлялись другие фигуры прошлого: Ребекка с Селмой, Стефан и Габриэль, Мэрит и Кайо, Иссак, Уоти, Тайлер, Панкрат, Исмем, Люциан… Они пролетали мимо, чему Лолита была удивлена. Но радость продлилась до того момента, пока в красное освещённое пространство не попала навсегда замороженная фигура ачария. Но в отличие от остальных, она была повреждена. Одна большая трещина образовалась на груди Анаша, и из-за этого скульптура стала стремительно рассыпаться. Осколки летели на Босстром. От первых она не смогла скрыться, и они глубоко впились в лицо. Лолита закричала от боли и укрылась в песке. Полностью закрыть её от ударов замёрзшие песчинки не могли, и осколки от ачария разрезали неприкрытые части тела. Руки полностью покрылись ранами. Кровь живописно растекалась в воде.

Боль была невыносимой, до потери сознания. Но Лолита пережила это. Так она думала, пока не посмотрела вдаль, откуда вылетали скульптуры прошлого. Фигура ачария до сих пор стояла на том месте. Целая!

Босстром успела только взглянуть на неё, как этот фигурный кусок льда полетел на неё. Он сбил её и понёс за собой в глубину голодного существа.

Там было даже теплее, чем Лолита могла подумать. И тише.

«Сейчас будет немного неприятно», — знакомый голос Адама разрушил тишину.

Лолиту будто четвертовали. А затем соединили, не используя инструкцию! Немного. НЕМНОГО!?

Босстром было некомфортно от того, как её собрали. Вместо головы — ноги, вместо ног — руки. Что это?! Голова кружилась, хоть и не было понятно, где эта голова находилась. Лолита чувствовала каждый атом, проходящий сквозь неё, каждый поток энергии, которые испускают атомы. Любое движение не проходило мимо неё. Жгучее чувство переливалось по ней, разжигая само сознание. Внутри собирались молекулы, а те образовывали вещество. И она это чувствовала! Ветер из энергии создавал ураганы, разносящий только что собранные воедино атомы. И всё по новой.

Резкая вспышка света. И всё словно встало на свои места. Хаос превратился в порядок. Лолита видела полотна пространства, развёрнутые в разные стороны. Время в них шло по разному, но они были едины. Тысячи миллиардов потоков энергии сплетались в узор, чтобы каждое полотно жило. Каждая миллисекунда предстала перед Босстром. И каждая последующая накладывалась на предыдущую. Слой за слоем. И вскоре энергия с прозрачными силуэтами пространства была неразборчивой картиной.

«Так выглядит пространство-время», — образ Адама оказался рядом, — «Сначала будет сложно ориентироваться в нём, но затем ты вольёшься в этот бесконечный поток».

«Это выглядит… Страшно».

Лолита посмотрела на руки. Обычные. После всего, что она чувствовала, это казалось даже странным.

«Ты будешь выглядеть так, как хочешь. Теперь ты истинная. Разум в виде энергии».

Адам улыбнулся.

Она всё-таки сделала это… Босстром до последнего не могла поверить, что это получится.

«Невероятно», — она коснулась своего лица. По ощущениям ничем не отличается от плоти.

«Эти ощущения лишь воспоминания, которые сохраняются в энергии. Во многом это схоже с фантомными болями», — Давет осмотрел Лолиту, — «Я рад, что ты смогла отпустить прошлое».

«Я сделала это лишь в конце», — призналась она.

«Это не важно. Главное результат».

Они замолчали, смотря на бесконечные исходы одной вероятности. Нового мира.

«Что мы теперь будем делать?»

Лолита поняла, что возможностей бесконечное множество, но… Такие, как они, могут создавать целые миры, управлять им! Создавать прекрасное! Творить! Не будет войн и ничего, что могло бы навредить.

Она думала об этом и видела, как выражение лица Адама меняется. Он становился более серьёзным и напряжённым. Прежняя внешность исчезла, и перед Лолитой вновь появился неизвестный мужчина с белыми пустыми глазами.

«Тебе предстоит решать самой, Лолита», — сказал он, впившись грубым взглядом в неё, — «Учиться легче на своих ошибках. Я могу лишь направить».

Лолита Босстром знала, что впереди вечность. Перед ней бесконечность вероятностей, где она может столько всего узнать! И возможно, побывать там, где она всегда мечтала побывать. Встретиться с теми, кто навсегда остался в прошлой вероятности.

Эпилог

1

Лолита гладила волосы погибшего короля. Каждый раз, когда он умирал, Босстром умирала вместе с ним. Когда Адам предложил ей стать истинной, она знала о возможности видеть людей, с которыми давно была знакома. Но в другом облике. Она чувствовала их, как только те рождались. Ей хотелось сопроводить их через весь жизненный путь и осчастливить. В отличие от Адама, который постоянно стоял в стороне, не принимая участие даже в те моменты, когда человечеству нужна была помощь.

И вот Пётр лежал на кровати. Рядом с ним совсем недавно сидели жена и сын, а сейчас этот… высший, которого Адам решил сделать таковым, подкинув кристалл со своей книгой. Лолите он сразу не понравился своей упорностью и врождённой уверенностью, что он может всё изменить! И вместо того, чтобы погибнуть от большого количества энергии, он стал высшим! И приблизился к Петру. Лолита всеми способами предупреждала короля о том, что не стоит верить беловолосому незнакомцу, но он не слушал! И вот к чему это привело.

Высший сидел недалеко от кровати. По его лицу стекала кровь от недавно нанесённых ран. Рядом лежала железная маска, которой этот самоуверенный мужчина и получил. Несмотря на то, что высший скорбел по королю не меньше, чем Лолита, она не верила ему.

Лолита наблюдала за ним, ища недостатки. И их было куча!

«Зачем ты сделал это?!», — Босстром была в гневе после битвы с этим высшим, — «Он уничтожит всё, что будет стоять на его пути! Я должна с ним покончить! Иначе всё закончится, как в прошлой вероятности!»

Они с Адамом стояли в тронном зале, в котором обосновался ненавистный Лолите высший спустя почти тысячу лет. Беловолосый сидел на троне, на котором сидел Пётр! От этого Босстром злилась только больше. Её останавливал лишь Адам, который мог рассыпать её на мелкие кусочки. И даже тот факт, что истинные — энергия, не помог бы.

«Затем, Лолита, что помогать нужно нуждающимся», — ответил Давет, — «Душам, которые идут к свету не нужно показывать путь, в отличие от тех, кто заблудился в темноте».

Лолита была уверенна в том, что самопровозглашённый Император — перерождение Уоти Габра. Сходства на лицо — маниакальное желание создать идеальный мир. Но вместо положительного результата — массовый геноцид.

Убить его стало главной целью Лолиты. Месть за то, что он сотворил в прошлом, затмила ей глаза. Адам же не стал её останавливать, потому что знал, чем это закончится.

Когда Император вместе со своей женой стали истинными, Лолита немного успокоилась. Она до сих пор не могла понять решение Адама, но сделать теперь ничего не могла. Долгое время Босстром избегала всяческого контакта с новыми истинными, во избежание новой битвы.

«Я не понимаю тебя, Адам», — Босстром смотрела на огненный шар в холодном космосе и наблюдала, как планеты медленно проходят свой начертанный путь, — «Почему ты всегда остаёшься в стороне? Ты же ведь можешь сделать что угодно! А ты просто наблюдаешь за тем, как люди убивают друг друга. Как льётся кровь. Я думала, истинные должны помогать».

«Я побывал в стольких вероятностях», — Адам принял привычную для Лолиты внешность, — «И самое печальное в этих путешествиях было то, что люди не хотели меня понимать, что бы я ни говорил. Я призывал их к просветлению и изучению собственного сознания, но они сделали из этого культ. С помощью веры в Бога я старался из раза в раз объединить их, но брат шёл на брата, вопреки моим словам, которыми они пользовалисьтолько тогда, когда это было удобно. Я учил их добру и любви друг к другу, но они распяли меня. Хоть моё учение и ходило по той вероятности долгие тысячелетия. И потом после стольких неудач я понял истину: мы не должны вмешиваться в жизнь людей. Они нас всё равно не поймут так, как мы бы того хотели. Нужно дать им свободу, чтобы они сами нашли путь к нам».

Лолита не нашла, что ответить. Она ведь не знала, что пережил Адам. В отличие от неё, он — настоящий истинный, который способен перемещаться по вероятностям. Это было так странно, ведь раньше Адам был обычным человеком, а она — первая высшая (не считая Нангананга с его последователями, конечно). Как же там любил говорить Адам: «Первый станет последним, а последний — первым»? Истина, в которой Лолита теперь не сомневалась.

«Скоро ты всё поймёшь. Не бойся».

2

Он смотрел на возвышающийся белый город джайнов. Удивительно, что даже в этой вероятности многое не поменялось. Но как известно, некоторые вероятности так похожи друг на друга, что могут отличаться лишь одним взмахом птицы. Но есть куда более серьёзное изменение. Теперь он не ачарий, обучающий джайнов. Теперь он не тот, кто может кого-то посвятить в джайны. Его нынешняя жизнь не была похожа от слова совсем на ту, что была в прошлом. Он бы и подумать не мог, что когда-то помог Лолите Босстром встать на ноги. Победить Нангананга, с помощью себя из будущего. Узнай он об этом во времена правления, то сошёл бы с ума. И как Мари всё это держала в голове?

Лолита заметила его. На нём были белоснежные одежды, как при первой встрече. Тогда у неё были неоднозначные чувства. Впрочем, как и сейчас. Ничего не меняется даже спустя вероятности. Если бы она была в теле человека, то уже расплакалась. Но даже на уровне энергии было тяжело.

«Я почувствовал ваше волнение за километры, мисс Босстром», — в привычной манере сказал он, не отводя взгляда от Сонагири, а затем засмеялся, — «Не могу поверить, что когда-то разговаривал подобным образом».

«Ты мне нравился таким больше», — грубо ответила Лолита, но быстро поменяла тон, — «Как давно ты помнишь всё это?»

Мужчина нахмурился. Лолита только сейчас, когда разум остыл, заметила сходство между ним и ачарием. Даже эти сияющие голубые глаза, отличающиеся оттенком от глаз других высших!

«Как только стал истинным», — он посмотрел на неё с таким теплом, с каким никогда бы не посмотрел при жизни, — «Между смертью и перерождением я увидел все свои прошлые жизни. И жизнь ачария в том числе».

«Я до последнего думала, что ты — Нангананг!» — снова злилась Лолита, — «Ты совсем не похож на ачария! Ачарий не стал бы убивать невинных людей!»

Истинный печально отвёл взгляд. Ему вспомнилось всё, что он пережил в последнюю земную жизнь. Да, действительно. Будь он ачарием, не стал бы убивать.

«Я уже давно не ачарий, Лолита. Я мстил миру за то, что они сделали с близким мне человеком», — он ненадолго замолчал, а потом с усмешкой продолжил, — «Ведь мы с тобой похожи».

«У нас нет ничего общего! Совсем!»

«О, не-ет!», — мерзкая улыбка становилась всё шире на его лице, — «Ты мстила мне, считая, что я — Нангананг, за то, что он сделал в прошлой вероятности. Он отобрал у тебя всё! Так чем же я хуже, Лолита?»

Босстром отвернулась, чтобы не видеть его пронзающий взгляд. Мужчина глубоко вздохнул.

«Мы все ошибаемся», — говорил он спокойно, — «Главное, что мы смогли опомниться и признали свои ошибки. На моих руках кровь, которую я буду стирать многие вероятности, пока душа не успокоится. Поверь, я сожалею о том, что сделал. Но сожалениями ничего не изменишь».

На вершине Сонагири появилась другая женская фигура, от которой энергия вокруг мужчины заволновалась. Истинный расплылся в улыбке и исчез.

«Именно про это я и говорил», — Адам появился на его месте, — «Для этого в стаде нужен пастырь. Чтобы направлять заблудших овец».

«Какая грубая аналогия», — цокнула Лолита, наблюдая за двумя истинными в Сонагири.

«Ты расстроена?»

«Слабо сказано. Получается, что я тоже заблудшая овца?»

Давет пожал плечами. Они стояли, смотря на то, как красное солнце исчезает за белыми сооружениями Сонагири. Лолита видела отражения из воспоминаний, где Пётр тащил коляску с парализованной возлюбленной. Как они прогуливались по узким дорожкам вместе с Исааком. Как в дождливый день Пётр вернулся с России. И появление Нангананга в городе джайнов. Недалеко от Сонагири в тот день лежало тело ачария, спасшего её от смерти.

«Как из ачария получилось это?» — хмыкнула Лолита.

«Прошлые жизни не откликаются. И в этом есть большой плюс».

«Какой? Если бы мы знали свои прошлые ошибки, то не совершали бы их снова».

«Вот именно», — Адам печально посмотрел на Лолиту, — «Неужели ты до сих пор не поняла, что ошибки важны?»

Босстром не ответила. Она смотрела на истинных вдалеке. Та женщина, которую так берёг бывший ачарий, почувствовала взгляд Лолиты и обернулась. В её глазах сверкнул огонь.

«Порой мы можем измениться настолько, что не узнаём самих себя», — сказал Давет, почувствовав тревогу Лолиты, — «И мне кажется, Мари — яркий пример».

Давет собирался уходить, но увидев оцепеневшую Босстром, добавил с усмешкой:

«Прими прошлое, Лолита. Иначе будущее будет тебе недоступно».

Оглавление

Глава I. Лолита

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

Адам

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

Эпилог

  1

  2