Притворись моим другом [Иоланта Палла] (fb2) читать онлайн

Притворись моим другом

Глава 1

Евангелина

— Лови, Макс!

Мой рюкзак пролетает над головой, и я тщетно трачу силы, чтобы схватить его. Сердце гулко долбит в ребра. Лицо печет от эмоций. Хочется броситься к двери, выскочить из класса и спрятаться в каком-нибудь темном углу. Непозволительная роскошь для меня. И вместо трусливого побега я возобновляю попытки забрать свое имущество.

— Опа-па-а-а, — выкрикивает Максим и с улыбкой орангутанга перекидывает рюкзак Кристине, которая фыркает, глядя на то, как я иду в ее сторону, — Майор, давай! Забери его уже!

По помещению пролетают смешки ребят. Максим Резников издевается, конечно, а не выступает лидером моей группы поддержки. К слову, таковой здесь нет. Я — новенькая в классе. Изгой. Предмет для насмешек и издевательств.

— Ну же, Евангелие, — Крис кривится и дарит мне презрительный взгляд, когда я подхожу ближе, — ой…

Рюкзак падает на пол из ее рук.

Роняет намеренно. Все замолкают в ожидании, а я сжимаю трясущиеся руки в кулаки.

— Упал, надо же, — Романова строит из себя бедную овечку и разводит руки в стороны.

Слышу, как Максим еле сдерживает смех, и все органы пускаются в усиленную работу. Мне становится жарко. Смотрю то на Крис, то на свой рюкзак у ее ног.

— Забирай, Майор, — ласково говорит она, указывая на рюкзак длинным ноготком, — мне твое рванье не нужно.

Ничего не произношу, стараясь держать себя в руках. Их много, а я одна. Классной руководительницы нет, и новые одноклассники творят, что хотят.

Опускаюсь, чтобы забрать грязный, благодаря стараниям Макса, рюкзак, и жалею об этом. Кристина пинает его. Футбол возобновляется. Выпрямляюсь. Кажется, комната начинает кружится, а голоса девчонок и парней сливаются в один болезненный гул. Хочу уйти, но дорогу перегораживает Саша Стрельников. Играет со мной, как с тем рюкзаком.

Сердце подпрыгивает до горла. Паника охватывает каждую клеточку тела, и я отскакиваю от парней, которые зажали меня между собой и смеялись.

В ушах звенело, и я прикрыла их руками, чтобы ничего не слышать.

Рюкзак летал из стороны в сторону, пока не зацепился за парту. Макс дернул его на себя.

Хруст ткани резанул последнюю струну, на которой держались мои нервы.

Внутри все задрожало от еле сдерживаемых слез.

— Хватит! — закричала во всю мощь своих легких. — Хватит! Прекратите!

Все затихли и уставились на меня, как на ненормальную. Я же дрожащими руками начала собирать свои принадлежности и запихивать их в испорченный рюкзак.

— Идиотка.

— Да, она больная, наверное.

— Справку бы надо принести, Майорова, а то скоро пена изо рта пойдет.

— Бешеная.

Меня всю трясет. Еле как поднимаюсь на ноги, и несусь к выходу. Как раз в этот момент дверь открывается, и я впечатываюсь в широкую грудную клетку. Глаза застилает пелена. Не посмотрев, кто это, я выскакиваю в коридор и бегу в туалет. Позади раздается голос классной и гомон ребят.

— Влас вернулся!

— Рус!

— Майорова, вернись немедленно!

Крепче прижимаю к себе рюкзак, залетаю в уборную и закрываюсь в одной из кабинок. Опускаю крышку на унитазе и медленно сажусь на нее.

Внутри жжет от боли и непонимания.

Я опускаю голову на рюкзак и плачу.

Теперь можно.

Теперь они не видят.

Беззвучно ронять слезы я научилась за две недели пребывания в одиннадцатом «Г».

То, что я не «зашла» новым одноклассникам, стало ясно в первый учебный день. Линейку и классный час я успешно пропустила. Поздно приехала, и тёть Оля не стала мучить меня. За что я ей очень благодарна. Зато на следующий день знакомство с ребятами все же состоялось.

Наша классуха, Величко Лидия Петровна, выставила меня перед доской, словно древнее ископаемое, и представила всем.

— Майор, — прилетело сразу, когда классная сказала занять место рядом с Максимом Резниковым.

Мне было неловко, волнительно и, что греха таить, страшно. Девчонки и парни разглядывали меня с ног до головы, будто пытались найти дефекты. И нашли в итоге…

Максим сначала показался мне довольно милым. Симпатичный темноволосый парень с зелеными глазами и смуглой кожей. В синей рубашке, черных брюках и начищенных туфлях в тон вполне мог сойти за голливудского актера, который вышел на красную дорожку за долгожданным Оскаром. Я немного успокоилась, но к концу четвертого урока поняла, что напрасно.

— Красивая, — вздрогнула от шепота на ухо и от того, что рука парня поползла от моей коленки вверх.

Подскочила, удивив учителя, а Резников состроил невинные глазки и пожал плечами.

— Паука испугалась, — его ответ все восприняли за правду, а учитель продолжил урок.

Остаток занятия я просидела, словно на иголках, одергивая плиссированную юбку. Такие носили девчонки в школе. Не все, но большинство. Кристина Романова не стеснялась задрать ее повыше, оголив бедра по максимуму. Соня Максименко, как и я, постоянно дергала подол, чтобы прикрыть ноги. Она не выделялась, часто поправляла очки и не участвовала в громких разговорах на переменах. Да, и я тоже.

Резников в тот день выловил меня в коридоре, когда я возвращалась из уборной. Шел урок, и кроме нас в ближайшем радиусе не было ни души. Он без каких-либо слов прижал меня к стене и попытался поцеловать. Я, естественно, его оттолкнула, но далеко уйти не смогла. Макс снова прижал меня к стене, заставляя отвернуть голову в сторону и зажмуриться.

Его поведение было противным, хотя сам парень симпатичный. Я чувствовала, как сердце трепыхается в районе горла, пока он шипел каждое слово мне на ухо.

— Будешь сопротивляться, и я устрою тебе ад в классе.

Четкая фраза, которую он прекрасно воплощал в действие. Не знаю, каким образом, но Макс настроил всех парней против меня. Они дружно издевались надо мной, подхватывая его слова и любое телодвижение в мою сторону. Противно до одури.

Через три дня наблюдений к ним присоединилась компания Кристины — Ингрид Гаврилова и Лариса Никольская. На переменах подключались девчонки из параллельных классов. Их имен я не знала, да и не хотела.

В общем, за эти дни я дважды искала свою форму после занятий физкультурой, сменила сумку на рюкзак, отмывала шкафчик, где хранились выданные мне учебники, и застолбила третью кабинку в уборной, которая стала для меня укрытием от парней. Туда они не совались в отличие от девчонок.

Сегодняшний день не стал исключением. Я долго сидела на унитазе и вытирала влажные от слез щеки. Когда немного успокоилась, вышла из своего укрытия и подошла к раковине. На зеркале были разводы, но я увидела свои припухшие веки и слегка красные глаза. С шумным выдохом опустила порванный рюкзак на пол и умылась.

Остудить горящую кожу прохладная вода смогла, а вот избавить от последствий рыданий нет, поэтому, подняв свой скарб, я выглянула в коридор. Никого из наших не заметила и, поправив юбку, уверенно направилась к служебному входу. До него всего с десяток шагов, если быстро спуститься по лестнице и свернуть направо. Обычно через ту дверь входят технички, иногда учителя и другой персонал.

И вот… я.

Смогла найти удачный путь для побега. До двери я иду спокойно, но, когда пальцы касаются ручки, включается скорость. Дергаю ее на себя и буквально выпрыгиваю на крылечко, спотыкаясь обо что-то. Ойкаю, прижимая к себе рюкзак, чтобы смягчить падение. Коленками ловлю твердое бетонное покрытие и кривлюсь от боли.

— Черт… — подбородок снова предательски подрагивает, но слезы застывают в глазах, когда я вижу ботинок, о который споткнулась.

Нервно сглатываю и поднимаю взгляд выше. Черные брюки. Белая рубашка с расстегнутым воротом. Шея. Вздернутый подбородок. Прищуренные глаза.

Незнакомый и о-о-очень красивый парень стоял, прислонившись к стене, и курил. Он ничего не говорил, но смотрел на меня так, словно я подставила ему подножку, а не наоборот.

— Влас, ты тут?

Из-за открытой двери послышался голос Резникова. По коже мгновенно прокатились мурашки, и я, несмотря на жжение в области коленок, спешно подскочила и вжала в себя рюкзак. Парень отлип от стены и сделал шаг в направлении входа, чуть перекрывая обзор на меня. Неужели решил спасти меня?

Только не выдай меня, пожалуйста…

Повторяла эти слова, зажмурившись и слушая бешенный ритм своего одичавшего сердца.

— Да, я здесь, — спокойный голос с легкой хрипотцой заставил распахнуть глаза.

Он снова меня разглядывал. С интересом.

Только не выдай меня… Пожалуйста…

— Ты новенькую нашу не видел?

Сердце замерло в этот момент. Незнакомый парень кинул сигарету под ноги, затушив ее носком ботинка, и поместил руку на дверное полотно. Нет. Он не скажет, что я здесь. Нет.

— Видел.

Одно слово, а меня будто ведром ледяной воды окатили. Все органы разом упали вниз. Я отступила назад, а Влас толкнул дверь в сторону. Мои глаза тут же поймали знакомые туфли и брюки. Макс спускался по лестнице.

— Вот она.

Интерес в глазах парня сменился равнодушием, от которого у меня ноги подкосились. Он развернулся и скорее всего вошел в здание, но этого я уже не видела, потому что бежала к воротам, чтобы покинуть чертову школу.

Глава 2

Руслан

— Вижу своё восемнадцатилетие ты отметил с размахом, — Борис Власов с бесстрастным видом ставит руки в бока, осматривая комнату, и пинает жестяную банку.

На хате у Серого полнейший бедлам. Пацаны отрывались на полную катушку. В помещении полумрак. Гордость Серёги — огромная колонка, убивающая мегагерцами, валялась на полу и хрипела.

Он не будет в восторге, когда проснется.

Присаживаюсь на диване и запускаю руку в волосы, смачно зевая. Сколько спал?

Часа два от силы. Мышцы ноют, а мозг просит о пощаде.

— Черт! — шиплю, когда батя проходит к окну и сдвигает плотную портьеру в сторону, пропуская в комнату яркий солнечный свет.

Слепит, как вампира. Не реагирует на моё возмущение и открывает створку, позволяя свежему воздуху сметать смрад от ночного гуляния. Присвистываю, смотря на окружающий меня беспорядок. В полутьме все казалось вполне презентабельным, а сейчас взгляд блуждал по горе мусора на полу, банках, бутылках, кальяну и закускам. Стол перевернут. Лампа валяется около тумбочки. Вряд ли Серый сможет ей воспользоваться. Разбили в хлам.

— Страшно подумать, что вы здесь вытворяли, — отец выдергивает шнур от колонки из розетки и брезгливо бросает его на пол, погружая окружающее нас пространство в звенящую тишину.

— Ты знаешь, что я не пью, — тру глаза и с прищуром смотрю на предка, который, засунув руки в карманы идеально наглаженных брюк идет в мою сторону.

— Что еще удивительнее, — он останавливается напротив меня и давит своим энергетическим полем.

Предсказуемо. Навис надо мной, как стервятник над своей добычей. Только теперь я не прячу глаза, а поднимаю голову и жду его лекций, что сын известного Бориса Власова, сбился с пути истинного и позорит своего отца.

— У тебя на все полчаса, — он оглядывается по сторонам, словно оценивает масштаб шабаша, — не спустишься, Олег поднимется и притащит в машину за шкирку.

— Я уже совершеннолетний и в няньке не нуждаюсь, — выплевываю каждое слово, ощущая, как напрягается каждая вена под кожей.

— Спорное заявление, — одна бровь Власова изгибается в чертовом вопросе, заставляя мою верхнюю губу подрагивать от нерва, — тридцать минут, Руслан, — он разворачивается, но тут же смотрит на меня снова, потирая переносицу пальцами, — и да, приведи себя в порядок. Нужно, чтобы ты выглядел приемлемо, хотя бы.

Фыркаю, смотря ему в спину.

Предок задерживается около выхода, достает из кармана портмоне и отсчитывает несколько красных купюр.

— Это, — поднимает руку, не глядя на меня, — твоему дружку за организацию праздника для моего сына. Судя по всему, ему пригодится.

Уходит, оставляя после себя удушливое чувство непоколебимого авторитета. Только в этот момент расслабляюсь и тру виски пальцами.

Как папашка узнал, где я нахожусь?

Просто. Вчера столько камер было направлено на нас во время гонок, что в пору вносить свое имя в список селебрити. Черт! Иногда до жути ненавижу социальные сети и быстро развивающуюся всемирную паутину.

Около пяти минут сижу и не двигаюсь, разглядывая результат суточного зависания на квартире Серёги. Самого его не видно. Поднимаюсь и иду в комнату напротив. Храп. Перегар. Две пары ног из-под одеяла. Усмехаюсь и тихо прикрываю дверь.

Повинуясь зову желудка, бреду в кухню и вкидываю в себя пару кусков пиццы, которая осталась целой и покоилась в холодильнике. Пока закипает вода в чайнике, прибираю в кухонной зоне. Завариваю крепкий кофе и смотрю на часы. Есть еще двадцать минут до исполнения приговора от отца.

Повиноваться его воле не хочется, но и иметь дело с Олегом не в моих планах, поэтому беру несколько больших мешков для мусора и убираю весь хлам в гостиной. Поправляю сдвинутую со своего места мебель и с звонким равнодушием заваливаюсь в душ. Пару минут стою, упираясь руками в холодную стенку кабинки. Теплая вода ударяет по лицу, прикрытым векам.

Резко открываю их, гася воспоминания, и тут же принимаюсь натирать тело гелем для душа. Механические действия всегда помогают отгородиться от прошлого. Заметил, поэтому действую на автомате. Задерживаюсь на минуту из-за кроссовок. Шнурки никак не поддаются.

В этот момент входная дверь распахивается. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, кто за мной прибыл.

— Иду я, — говорю, не поднимая головы.

Из подъезда буквально вываливаюсь. Всеми легкими втягиваю свежий воздух и прикрываю глаза. Есть в наступившей осени что-то притягательное. Кайфую, пока сигнал тачки не возвращает в реальность. Опускаю голову и врезаюсь взглядом на надпись, оставленную прямо на стене около входа в здание. Красный, черный, белый. Одного баллончика тогда не хватило.

Сглатываю противную слюну с привкусом кофе. Пару раз моргаю, чтобы сбить помутнение, которое моментально приводит к сжатию всех органов за ребрами.

Сиплый выдох.

Иду к тачке. Олег протягивает руку, не садясь за руль.

— Ключи, — голос робота.

Скриплю зубами, но лезу в карман. Протягиваю амбалу связку и намеренно роняю.

Никак не реагирует. Не положено.

Сажусь на пассажирское. Предок тут же выезжает со двора, а я в боковом зеркале слежу за Олегом, который мастится за руль моей девочки.

— Где мне в этот раз выступать в качестве обезьяны? — спрашиваю равнодушно, а Борис Власов указывает на ремень.

Пристегиваю и развожу руки в стороны с немым вопросом. Доволен?

Может, на задние лапки встать и прыгнуть через горящий круг?

— Веди себя достойно, сын, — умело ведет машину, осторожно сворачивая по знакомым улицам, что заставляет нахмуриться.

Движемся не по тому маршруту, который я держал в голове.

— Зачем мы к ней едем?

— Видимо, твоя мать еще надеется на то, что из тебя можно вылепить человека, — сухо бросает, не глядя на меня, — половина сентября пролетела, а ты пропадаешь. Телефон где?

— Не знаю, — пожимаю плечами, отворачиваясь к окну.

Сбоку слышится тяжелый вздох.

Не трогает от слова совсем.

Пялюсь на пролетающий пейзаж, пока машина не тормозит около двери, впечатавшейся в память, как едкое вещество. Сердце предательски подпрыгивает и усиленно стучит в груди.

— Я уже не надеюсь на возвращение в твою голову разума, — говорит отец, глуша мотор и открывая дверь, — но Верочка…

— Не называй ее так, — хриплю, сжимая кулаки, — не имеешь больше права.

— Твоя мать больна, Руслан, — спокойнее произносит предок, уставившись в лобовой стекло, — анализы показали ухудшение. От лечения она отказывается.

— И?

— Поговори с ней.

— А сам?

— Меня Верочка не слушает, а тебя слишком любит, чтобы отказать, — переводит на меня взгляд, в котором теплится мольба вместо привычного холода, — Руслан, — он отворачивается, а у меня руки немеют от слова «ухудшение», в ее случае оно плачевно, — пожалуйста, найди слова, которые вернут прежнюю Веру.

Глава 3

Евангелина

— Как твои коленки, Лин? — тётя Оля заботливо затрагивает моё плечо, когда ставит чашку горячего чая рядом с тарелкой с панкейками, политыми мёдом.

— Нормально, — вымучиваю из себя улыбку и приступаю к поглощению наивкуснейшего завтрака.

К тому, что мамина подруга усиленно меня балует, я уже привыкла, поэтому не могу представить другого утра. Одни сырники с бананом чего стоят. Слюной можно изойти лишь от аппетитного вида, а уж от вкуса и вовсе тронуться умом. Тётя Оля очень старается сделать мою жизнь максимально привычной, хотя я сомневаюсь в этой затее, но и обидеть ее не хочу.

— Как в школе? — она присаживается на стул напротив меня и заправляет за ухо темный локон, выбившийся из прически.

— Нормально, — отрешенно пожимаю плечами, стараясь не вспоминать о том, как закончился вчерашний учебный день.

Мой трусливый побег можно было на камеру снимать и отправлять в юмористическую программу. Жаль, что спрятать разбитые коленки не удалось. Тётя Оля увидела и заохала, а мне пришлось скрыть часть правды. Запнулась, мол, с кем не бывает.

— Третья неделя пошла, — она с полуулыбкой смотрит на меня, грея руки о кружку с горячим чаем, — неужели друзей не завела?

Да уж… Есть у меня «друзья». С такими не соскучишься.

— Как-то не до них. Пытаюсь врубиться в программу.

Тётя открывает рот, но не озвучивает следующий вопрос, а их у нее много. Некоторое время мы завтракаем в тишине под мирное тиканье настенных часов. В кухне у тёти уютно. Небольшая площадь, на которой умещается кухонный гарнитур с мойкой, стол, стулья, холодильник, плита и вытяжка. Лаконичная трёшка на окраине города. До школы мне добираться далековато. На автобусе трястись минут двадцать пять, но я не жалуюсь. Конечно, я бы предпочла остаться в маленьком поселке городского типа, где мы раньше жили, только, увы, судьба распорядилась иначе.

— Папа звонил?

Отрицательно качаю головой, глядя на панкейк. Его часть проглатываю с трудом при упоминании отца. Мы не общались с того самого момента, как он посадил меня на автобус и отправил к тёть Оле.

— Ему тоже сейчас тяжело, Лина, — с тяжелым вздохом произносит тётя и поднимается, — позвонит обязательно.

Киваю в ответ и отодвигаю от себя тарелку. Аппетит пропадает так же внезапно, как и возник. Все мысли концентрируются на прошлом, которое давит на меня каждую ночь.

— Ты, — тёть Оля подходит ближе и приобнимает меня за плечи, — ни в чем не виновата, слышишь?

Слышу, но не воспринимаю. Я виновата. И эти события с моим участием уже никогда не исчезнут из памяти, как ни старайся. Я не удивлена тому, что после случившегося папа не хочет со мной разговаривать. Отсутствие бесед самое малое, что я заслужила.

— Все наладится, Лин, — с улыбкой произносит тёть Оля и целует меня в макушку, — доедай. Поедем вместе. Мне нужно в больницу к Артёмке заскочить.

Я стопорюсь. Кажется, все системы моего организма решают дружно отключиться. Пульс зашкаливает, и дыхание прерывается. Я тянусь к кружке, чтобы погасить жажду, опаляющую рот и гортань. Жадно пью, пока тётя собирается, продолжая говорить о маленьком Артёмке. Не помогает. Чтобы успокоиться, поднимаюсь и убираю со стола, за что получаю по рукам.

— Что ж такое, Лина, — осуждающе смотрит на меня мамина подруга, которая от одного имени Артёмка расцветает, словно роза в саду, — вдруг форму вымажешь ненароком. Пойдем, потом приберу.

Она подталкивает меня к выходу. Не сопротивляюсь и бреду за ней подобно сомнамбуле. День сегодня снова солнечный, но тётя вручает мне ветровку. Заботится. Я лишь скупо благодарю и жду, когда она выйдет на своей остановке.

Вообще у маминой подруги есть свой автомобиль, но уже два года она не садится за руль из-за трагедии, которая перечеркнула ее жизнь. Всего я не знаю, но мама говорила, что тёть Оля была беременной, когда они с мужем попали в аварию. Выжила только она. Врачи спасли мать, а ребенка не удалось. Муж умер еще до приезда скорой на место происшествия. Глядя на то, как тёть Оля улыбается и живет после этого, у меня внутри просыпается надежда на то, что и у нас все получится. Не сейчас, так со временем.

Погрузившись в размышления, я пропускаю свою остановку. До школы приходится идти пешком. В итоге, я опаздываю на первый урок и не решаюсь войти в класс. Так и стою в коридоре с поднятой рукой. Нет сил стучать. Я просто отхожу к окну и набираюсь сил для встречи с «наидобрейшими» одноклассниками.

Я не была круглой отличницей. Никогда, но и до троечницы не скатывалась. Плавала между этими определениями, довольствуясь отметкой «хорошо». Родители не требовали большего. Я же старалась, как могла, но некоторые предметы попросту не осиливала. Не на то мозг заточен. Так отец говорил.

В новой школе приходилось находить общий язык с учителями. Они все были чужими и не особо обращали внимания на новенькую. Не удивительно. Столько учеников…

С одной стороны, это было хорошо. Никто ко мне не цеплялся и не пытался вытянуть. Училась, как могла.

После звонка в коридоре стало шумно, и я, чтобы не столкнуться с одноклассниками раньше времени, пошла к кабинету английского. Там заняла свое место у окна на последней парте и, поместив руки на стол, изучала пейзаж за окном. Хотелось слиться с окружающей обстановкой, как хамелеон, но, увы, не получилось. Через пару минут нагрянули ребята. Стрельников и Резников с хохотом кидали чей-то рюкзак. Я же сжалась в комок.

— А где Влас?

— Не видел его сегодня. Говорил, что придет. Опять тусуется где-то.

— Я слышал, он все лето пропадал на хате у Серого.

— Удивительно, что брательник Димона его принимает у себя после…

Их голоса затихают, как и все другие шумы в классе. Я против воли поднимаю голову и натыкаюсь взглядом на парня, который сдал меня Максиму. Он стоит на пороге, а когда шагает вперед, то Резников первым протягивает ему руку.

— Привет, бро!

Гул приветствий забивает мои уши. Осознание того, что этот парень еще один из круга Макса, выбивает почву из-под ног. Я даже шевельнуться боюсь. Еле заставляю себя опустить глаза на учебник по инглишу, который сжимаю, словно спасательный круг. Раз-два-три-четыре… Охаю, когда рядом скрипит стул. Удивленно моргаю, а Влас, не обращая внимания на всех, садится рядом.

— Я это место со второго класса застолбил, — говорит спокойно и пробегает по мне взглядом, — это так. Для справки.

Снова скрипит стул. Влас поднимается и отходит к своим друзьям, а я выдыхаю. Пересаживаться сейчас точно не намерена.

Глава 4

Руслан

Школа № 104 встретила меня привычным гулом голосов, смехом и хаосом, сплетающим в себе наивные мечты о светлом будущем и черную, как земля, реальность, где слабость закапывают без лопаты.

Ничего нового.

При входе в класс яро ощущаю на себе множество взглядов, от которых должно коробить, но они не вызывают во мне ни единого чувства, словно выжгли все к чертям, оставляя тлеющие былинки.

Пацаны принимают так же, как и раньше, с возгласами и твердым рукопожатием. Улыбаюсь, хотя понимаю, что большинство тупо идут на поводу у лидеров. Никто не хочет быть изгоем. Слабаков, не имеющих сил высказать свое мнение, в 104 гнобят, причем сильно.

Мне, в принципе, ровно на то, что делают остальные, поэтому не впрягаюсь ни за, ни против. Несколько месяцев назад переступил черту и забаррикадировал вход в подвал, где уснули эмоции.

Так было удобно и спокойно.

Только толстая преграда начала вибрировать, когда за партой, где мы с Димоном рубились в гонки ни один урок по инглишу, нарисовалась какая-то девчонка. Нет, не совсем какая-то. Видел вчера, когда травился за черным входом, но никак не ожидал повторения в классе.

Но она там была.

На месте Димона.

У окна.

Скрипнул зубами от недовольства, но прошел к ней и сел рядом.

Не привык, да и не видел смысла сражаться с девчонкой за стул, поэтому просто сообщил, место мое. Если не тупая, то поймет и освободит.

Даже отошел подальше, освобождая ей путь и наблюдая боковым зрением за поведением.

Новенькая метнула на нашу компанию взгляд и, кажется, глубоко вдохнула, после чего пробежала глазами по помещению и сжала учебник пальцами.

Сильно сжала. Даже на расстоянии видел, как побелели костяшки ее длинных пальцев.

Нахмурился, не понимая реакции, и осмотрел класс.

Все места были заняты, кроме стола Макса и ботанички Сони.

Новенькая не двинулась, словно ее прибили к чертовому стулу, а я почувствовал злость.

Стараниями матери я пришел на занятия в душной форме и рюкзаком с книгами, которые не хотел открывать. За лето привык к свободе действий, а удавка отца смыкалась на горле все сильнее, не давая вдохнуть полной грудью.

Кринжово, только матери я не мог отказать, и предок это знал. Тупая семейная зависимость друг от друга, когда можно надавить на гнильцу, решая любой вопрос.

— Майор, — в класс вошла Романова, которая везде и всюду любила привлекать к себе внимание, начиная с первых дней в школе, когда вместо формы пришла в ярком платье, затмив всех девчонок, — неужели новый рюкзак прикупила?

Крис прошла мимо нас и уперлась руками в парту, за которой сидела новенькая. Девчонки из компании Романовой тут же оскалились в ожидании цирка, Максим толкнул меня в бок, кивая на Кристину, а я наблюдал за реакцией длинных пальцев.

Еще вчера впечатал в память ее испуганные глаза размером с глобус каждый.

Ростом чуть ниже меня. Длинные стройные ноги. Русые волосы сегодня были подняты в высокий хвост и чертовски тяжелыми. Юбка чуть ниже середины бедра. Белая блузка. Туфли без каблука. На лице ноль косметики. Смуглая кожа. Густые брови. И красивые губы. Таких тьма по всей сто четвертой. Куда ни плюнь такая же новенькая. Отвернулся, но Резников толкнул меня в плечо, прогромыхав:

— Смотри, — он достал телефон и включил камеру, которую тут же направил на новенькую, — ща запилим видос. Чат снова взорвется.

Веселье нашего с Димоном друга почему-то меня не зацепило. Невольно повернул голову в сторону плюющей ядом Романовой и убрал руки в карманы брюк.

— А нет, — Кристина потянулась к рюкзаку новенькой, но та ударила красавицу класса по руке, — фу! Не трогай меня грязными руками!

— Она, наверное, не помыла их после туалета, Крис. Лови антисептик.

Кто-то из одноклассниц кинул ей бутылек, который та демонстративно поймала и принялась прыскать чуть ли не новенькой в лицо. Та молчала, опустив глаза, а внутри меня просыпался вулкан.

Злость.

На нее.

Чего ты сидишь?! Какого черта молчишь, пока тебя обливают помоями?!

Шизоид в моей черепушке кричал, но в реале я без слов наблюдал за происходящим. Полнейшее равнодушие и отключение системы, отвечающей за эмоции.

Макс ухмылялся, сидя на парте, и не сводил телефон с шоу, которое устроила Романова.

Другие подначивали Кристину, чтобы та продолжала унижать новенькую, и никто не совался в очередной буллинг.

— Э-э-э, Влас, ты чего?! — Резников удивленно раскрыл глаза, когда я забрал его телефон и удалил видео. — Какого вообще?!

Он развел руки в стороны, а я кинул его айфон на парту и подошел к Крис, которая уже успела закинуть ногу на стол рядом с моим рюкзаком.

— Так и будешь сидеть? — сказал и вперся взглядом в новенькую, которая уперто сжимала учебник по инглишу, словно он ее спасет.

— Да ухожу я, — фыркнула Романова, сползая со стола, — не ворчи, Рус.

Пока она шевелила ягодицами, прозвенел звонок, и все принялись рассаживаться по местам. Я не исключение. Устроился на стуле, не смотря на девчонку, которая намеков точно не улавливала.

— Слабачка, — вырвалось с долей злости.

Откинулся на спинку стула, продолжая фокусировать взгляд на Наталье Дмитриевне, которая вошла в помещение, с ходу начиная вещать на английском.

Глава 5

Евангелина

Ненавижу новую школу.

Своих одноклассников ненавижу.

И Руслана Власова тоже.

Именно так зовут парня, который сдал меня Максиму, и намекнул на то, чтобы я освободила место на английском. Красивый. И как все привлекательные внешне люди, внутренне испорчен. Не знаю, с чего я сделала такие выводы, но его слова на протяжении всего урока звучали в голове, не давая покоя. Наталью Дмитриевну я слышала через раз, и когда она спросила меня, я не нашла ничего лучше, чем сказать, что я ничего не понимаю. Учительница лишь покачала головой, явно не одобряя мою рассеянность.

И пусть.

Так и будешь сидеть?

Слабачка…

Я долго не могла переключиться. Причиной тому стало нахождение Власова рядом. Парню было все равно. Я чувствовала его равнодушие. Руслан с задумчивым видом чертил линии в тетради, не обращая внимания на Наталью Дмитриевну. Не хотела следить за ним. Все получилось само собой. Смотрела за движением его ручки, из-под которой простые линии превращались в очертания здания, точнее крыши, неба и силуэты людей. Черный и мрачный рисунок, за разглядыванием которого он меня поймал, подняв голову.

Щеки моментально обдало жаром, и я отвела глаза на свои руки. Сердце чертыхалось за ребрами, как раненная птица. Я ждала, что он, как и все остальные, выдаст что-то обидное, но Власов промолчал. Просто закрыл тетрадь и откинулся на спинку стула, делая вид, что слушает учителя, а может, и правда слушал в отличие от меня.

Неловкость. Именно ее я ощутила каждой клеточкой тела. Сидела в напряжении целое занятие и, услышав звонок, быстро схватила свои вещи и покинула класс первой. Домашнее задание решила посмотреть в чате и пожалела об этом. Первым, что я увидела, было видео, на котором мой рюкзак пытались превратить в птицу, а потом особо умные поработали над роликом и вместо моего отчаянного вопля наложили другой звук, заменив при этом голову мемом.

Я чуть телефон из рук не выронила, просмотрев видео несколько раз. Во рту пересохло, а за ребрами опустело. Надеяться на то, что меня перестанут замечать, теперь не стоило.

Шум в коридоре отвлек от рассматривания моего позора. Я убрала телефон в рюкзак и вошла в класс, где у нас проходила химия. Прошмыгнула к последней парте и снова заняла место у окна. Так риск быть зацепленной ядом, исходящим от Романовой, уменьшался в два раза. Ребята входили в помещение один за другим и долго не задерживались, скидывая сумки и рюкзаки на парты. Большинство одноклассников тусовались в коридоре до самого звонка, а иногда бессовестно задерживались, чтобы не слушать нужные речи учителей.

— Итак, одиннадцатый «Г», — вместе с химиком в класс вошла завуч, полная женщина лет сорока в очках, с короткой стрижкой, Александра Владимировна, — мне нужны добровольцы, — она обвела всех взглядом.

— Чтобы пополнить ряды армии? — усмехнулся Резников.

Власов, стоящий с ним рядом, смерил дружка странным взглядом, но уголок его губ дернулся в улыбке.

— Максим, — женщина оскалилась, иначе ее улыбку нельзя было назвать, — не бойся, еще несколько месяцев и ты сможешь отдать долг родине, — Александра Владимировна снова переключилась на разглядывание ребят, — мне нужны несколько добровольцев для уборки территории.

По классу прошелся гул недовольства. Понятно, что никто не горел желанием возиться с мусором. В старой школе я с удовольствием шла приводить в порядок территорию около здания, но не потому, что можно было пропустить уроки. Мне нравилась чистота после коллективной уборки. Школа становилась другой. Роднее что ли.

— Неужели желающих нет? — завуч усмехнулась, а я облизала пересохшие от волнения губы и, преодолев волнение, подняла руку.

Женщина кивнула. Меня она знала по последствиям травли. С первых учебных дней. Только сквозь пальцы смотрела на происходящее и наказывала тех, кто первым попадал в поле ее зрения. К слову, справедливости в сто четвертой не замечалось.

— Майорова, отлично, — она рукой указала на место рядом с собой, и я сгребла вещи, чувствуя на себе десяток взглядом, и приблизилась к завучу, — кто еще? Еще двое.

— Больная, — послышался девичий шепоток рядом, но я его проигнорировала.

Разглядывала свои лодочки черного цвета и ждала, когда смогу покинуть класс. Александра Владимировна не любила ждать, поэтому уже открыла рот, чтобы принудить кого-то, но Резников вышел вперед, даря мне многозначительный взгляд, от которого по спине поползли мерзкие мурашки.

— Решил отслужить раньше времени? — саркастически отметила завуч, на что Максим отвесил поклон под звучные смешки одноклассников.

Павлин. Я снова увлеклась рассматриванием своей обуви, но из-за Резникова начала нервничать.

— Поможешь другу? — не видела к кому обратилась завуч и старалась не реагировать на Максима, стоящего рядом со мной и касающегося моего локтя своим.

Сжималась со всех сил, чтобы избежать этих касаний. Мне было мерзко.

Послышался шум. Власов сгреб свой рюкзак и с равнодушным видом прошел мимо нас к выходу.

Так и будешь стоять?

Слабачка…

— И я пойду, — вдруг пропела Романова, чуть ли не выпрыгивая из своей юбки, но завуч ее тут же осадила.

— Поздно опомнилась, Кристина, идем, — женщина легонько подтолкнула меня к выходу.

Власов успел уйти к лестнице, и я успела увидеть лишь его спину.

— Переодевайтесь и марш на улицу, — Александра Владимировна, не глядя на нас, спешила в другой конец коридора, — вас Тамара Яковлевна ждет.

Я крепче сжала лямку от рюкзака и хотела пойти к шкафчикам, где хранилась спортивная форма, но Максим схватил меня за запястье. Больно сжал, не дав вырвать руку.

— Готова, Майор? — тихо спросил, наклоняясь к уху.

Молчала, чувствуя, как пульс набирает обороты. Противно, но шевелиться не считала нужным. Резникова такое поведение только раззадоривает. Подняла глаза и заметила Руслана, который стоял на первой ступени лестницы и смотрел на нас.

Так и будешь сидеть?

Слабачка…

— Оставь меня в покое, — прозвучало совсем уныло.

Не так, как звучало в моей голове. Щеки раскраснелись. Да что там! Вся кожа горела, словно меня вставили на аукцион.

— У тебя голос есть? — Резников удивленно отстранился, со смехом пробегая по мне глазами.

Я снова промолчала, борясь с внутренней агонией. Да, мне страшно. Их много, а я одна и защитить меня некому. Только слова Власова противно карябали органы, словно я ему противна. Может так и есть.

— Продолжаешь сопротивляться, Майор, ну ок, — Максим усмехнулся и дернул меня за хвост.

Я отшатнулась. Это не то детское заигрывание, где мальчики дергают девчонок за косички. Боль. Он намеренно ее мне причинил.

— Будет еще хуже, хочешь? — Резников снова потянулся ко мне.

— Макс, ты идешь или как? Там Яковлевна лютовать будет.

Максим обернулся к Руслану и с недовольством отступил назад, позволяя мне вдохнуть полной грудью.

— Иду, — он усмехнулся, — а ты подумай, Майор. Одно слово, Евангелие, всего одно слово, и все закончится.

Глава 6

Максим

Максим Резников не терпел поражений. Ни в чем. Для парня проигрыш приравнивался к смерти. Будучи сыном модели нижнего белья и бизнесмена, он пользовался всеми соответствующими привилегиями в обществе. Мог опоздать на урок, а то и вовсе прогулять школу. Учителя сначала отчитывали несносного наглого ученика, но после нескольких звонков от Резникова старшего и материальной помощи простой сто четвертой школе затихали, как мыши, пряча свое недовольство и скрипя зубами.

Семнадцатилетний подросток считал себя взрослым. Большую роль сыграли родители, разбаловавшие единственного отпрыска. Все началось с садика, где мальчишка хвастал новыми игрушками, которые по меркам других родителей были непозволительной роскошью и показухой. Максим быстро научился использовать свои внешние данные, поэтому среди девчонок средней школы номер сто четыре он был вторым парнем, которого хотели прибрать к рукам. Гадкий характер и мерзкие методы, которые предпочитал Резников, естественно, не волновали юных представительниц прекрасной половины человечества. Они западали на его красивое лицо и тело, дорогую одежду и перспективы.

Самого Максима не устраивало, что пальма первенства перепадала Руслану Власову, и парень избрал самую выгодную тактику — дружба. Хотя тот факт, что так называемый друг вступился за новенькую, удалив хайповое видео, крепко его задел. Максим еле сдержался, хотя хотел завязать разборки, только события мая его остановили. Вспоминая, как Руслан и его дружбан Дима попали, Резников улыбался. События не слишком радостные, но они позволили ему приблизиться к звездному мальчику одиннадцатого «Г». Лучше держать врага под боком, чем находиться в постоянном напряжении и вести борьбу с сильным противником.

По этой причине Максим выбрал себе новую жертву. Евангелину Майорову. Новенькую. Красивую девчонку, которую он с первого дня захотел присвоить, застолбить и никому не отдавать до конца учебного года. Отсутствие Власова Резников счел за везение и приступил к усиленной травле. Убеждать людей он умел, поэтому практически все одноклассники подхватили буллинг и не стеснялись в выражениях.

Так он рассчитывал получить согласие Майоровой, которой он дал кличку Майор, не прикладывая для этого особых умственных сил. Ее упрямство и постоянные отказы доводили Максима до бешенства. Он так сильно злился, что начал следить за Евангелиной. Когда она пропадала с радаров, у него внутри бурлили эмоции. Вдруг девчонка по дороге домой вдруг встретит парня, и тот ей приглянется. От одной мысли у Максима сносило крышу.

Он буквально стал ее тенью. Шел следом по пятам, усердно прячась в толпе, наблюдал по вечерам, пялясь на окна, и сталкерил ее странички в социальной сети. Сначала Майор была для него очередной игрушкой. Получил и забыл, но сейчас чувства парня перекочевали в другое русло. Он был на ней помешан. Рассматривал немногочисленные фото в профиле, на уроке отслеживал каждое движение и с каждым днем все сильнее надеялся на простое слово «да» с ее стороны, поэтому стеб над новенькой становился жестче, и злость сильнее.

Сегодня, повинуясь желанию не терять Евангелину из вида, Резников вызвался на уборку территории. Парень не любил марать руки и, в принципе, не знал, что это такое. В прошлом году, как и до него, Максим успешно сливался с обязанностей. Он ненавидел это слов — обязанности.

— Ты чего поперся? — Власов с равнодушным видом шел впереди, а Максим скрипел зубами, вышагивая за его спиной.

— Не хочу на уроках штаны просиживать, — с поддельной ленцой ответил он, выходя из здания и ища глазами Евангелину.

— Да? — Руслан усмехнулся, смерив друга странным взглядом. — Выглядело так, будто ты на новенькую запал.

— Чего? — Резников громко рассмеялся и наконец-то выцепил Майорову взглядом. — Она мне нужна для новых видео. Знаешь, как хейтеры хапают. Закачаешься.

В этом была доля правды. Максим нагло заливал видео в группы и делал на этом деньги, которые его мало интересовали. Унижал он Евангелину с другой целью. Хотел, чтобы она сама к ему пришла и согласилась стать игрушкой. Все же так просто.

К его разочарованию Тамара Яковлевна, школьный завхоз, отправила парней в одну сторону. А девчонок в другую. Первым пришлось таскать мешки с листьями и прочим мусором, а девочки сортировали его. Резников недовольно пыхтел, стараясь по минимуму участвовать в работе. Руслан без эмоций орудовал инструментами и руками, словно ему было плевать, что после уборки территории модный спортивный костюм будет испорчен.

— Макс, — голос Кристины вывел его из размышлений.

Романова являлась примером прилипалы. Красивая. Модно одетая девушка давно сходила с ума по Резникову, но он упорно ее не замечал. Она же находила любой повод, чтобы находиться рядом и даже травлю Майоровой восприняла на ура. Так сильно хотела стать его девушкой. Максим знал о симпатии Романовой и избегал ее. С такой нужно по серьезному, а он не хотел портить свою репутацию ловеласа и пожирателя девичьих сердец.

— Кто тебя отпустил? — Резников нахмурился, когда одноклассница подошла к нему.

Он стоял, опираясь спиной о старый дуб и рассматривал Майорову, согнувшуюся в три погибели, а Кристина испортила весь вид.

— Вышла по нужде, — девушка улыбнулась, но, не получив восхищенного взгляда, напряглась и поняла, за кем наблюдает Максим.

Ей это не понравилось. Она хотела топнуть ногой и толкнуть Резникова, чтобы не уделял внимание новенькой, только так оттолкнула бы парня еще больше. Взяв себя в руки, Кристина улыбнулась.

— Хочешь, устроим ей очередной тест-драйв?

Резников переключился на Романову, у которой внутри все ликовало от того, что парень мечты удостоил ее взгляда.

— Какой? Что задумала?

— Есть у меня одна идейка, — пропела она, со злостью посмотрев в сторону ни о чем не подозревающей Евангелины.

Глава 7

Евангелина

Мама часто говорила мне, что свежий воздух, пешие прогулки и физический труд помогают привести мысли в порядок, лучше концентрироваться на важной задаче и избавиться от переживаний. В какой-то мере она была права. Находясь за пределами класса, где любой мог кинуть в мою сторону нелестное словцо, здесь, под чутким надзором Тамары Яковлевны даже деловые девчонки из параллельных помалкивали и кидали недовольные взгляды на завхоза. Полноватая женщина с колючим взглядом отталкивала, поэтому я решила усердно работать и очень обрадовалась, когда парней отправили на соседнюю площадку. Так вероятность столкновения с Резниковым сводилась к минимуму.

Единственное, что меня сильно раздражало, — его внимание. Даже здесь Максим умудрялся причинить мне дискомфорт, находясь на довольно-таки безопасном расстоянии. Как бы я ни старалась уйти с поля его зрения, он все равно находил точку, с которой вел наблюдение. Пусть я не показывала, что вижу его, но ощущала остро.

Всего одно слово, и все закончится.

Слова Макса крутились на репите в моей несчастной голове, пока руки орудовали. Я сгребала листья, рьяно запихивала их в мусорный мешок и иногда бросала взгляд на Власова. В отличие от своего друга Руслан работал и, судя по равнодушному выражению лица, не испытывал в этот момент ничего. Я смогла немного успокоиться и отогнать от себя страхи, глубоко вдыхая свежей осенний воздух.

Солнышко сегодня радовало теплом, и я начала наслаждаться работой. Как раз в этот момент ко мне подошла девочка из параллельного.

— Слушай, — она жевала жвачку, сложив руки на груди, и смотрела сверху вниз, будто я букашка под ее ногами, — Яковлевна сказала, чтобы ты мешки унесла на мусорку. Туда, — она указала за угол, где стояли большиемусорные баки.

— Этим занимаются мальчики, — я нахмурилась и замерла, поглядывая по сторонам, но завхоза нигде не было видно.

— Хм, ну смотри. Я тебе передала. Получать сама будешь от нее, — с этими словами она надула еще один пузырь, взяла один из наполненных мешков мусора и поволокла его за угол.

Я медленно поднялась, постучала ладошками друг о друга, чтобы сбить с перчаток прилипшие листья, и огляделась. Парней и правда стало меньше. Руслан и незнакомый мальчишка из старших классов таскали лавочки в здание. Несколько девчонок гребли листья. Я перевела взгляд на огромный мешок, который набила мусором и листьями до отказа, и тяжело вздохнула. Получать выговор от тётки с цепкими глазами и отменным басом мне не хотелось, поэтому я, приложив все усилия, закинула ношу на плечо и побрела к мусорным бакам.

Возможно, идея с уборкой территории была не такой уж и удачной, ведь стоило мне свернуть за угол, как пара рук выбила у меня мешок. Сзади кто-то крепко прижал к себе за талию и прикрыл рот ладонью в вонючей грязной перчатке. Я замахала руками и издала нечленораздельные звуки, ощущая, что сердце подпрыгнуло до горла и застряло в нем, отчаянно вибрируя и выплевывая кровь в жалкой попытке продолжать свою жизненно-важную функцию.

— Майор-Майор, — голос Максима надорвал во мне всякие надежды на лучшее.

Я испуганно смотрела, как одноклассник вышагивал передо мной с довольным лицом. Еще один парень из параллельного стоял на шухере. Третий крепко удерживал меня, лишая возможности закричать. Страх — не то слово, которым можно описать то, что я испытала в этот момент.

— Ко всему нужно подталкивать, — Максим подошел ближе и провел пальцем по моей щеке, от чего я дернулась и замычала, пытаясь наступить гаду за спиной на ноги, но тот умело уворачивался.

— По ходу она хочет сказать, что ей не нравится, — над ухом раздался смех, а я попыталась укусить его обладателя за руку, — эй! Дикая совсем?!

Часто дышала и упиралась, когда парень оттолкнул меня прямо Максу в руки.

— Подумала, Майор, или еще стимул нужен? — Резников прошептал мне на ухо каждое слово, вызывав волну отвращения, и я тут же оттолкнула его от себя, открывая рот, чтобы позвать на помощь.

Макс не дал этого сделать. Схватил меня. На губы легла теплая ладонь. Паника и оглушительная работа всех органов. Кажется, я даже успела что-то пропищать, когда друг Максима взял меня за лодыжки. Сопротивлялась, что есть сил, но их было больше. И что я могла? Одна против двоих парней?! Глаза увлажнились от обиды. Что я им сделала?!

— Открывай, Кирюх! — Резников кивнул на мусорный бак.

О нет… Я активнее забарахталась в их руках, но так и не смогла вырваться. Третий помог им. Нажал на педаль, и крышка плавно поднялась вверх. Пара движений и меня кинули внутрь. Благо всем телом я приземлилась на мешок с листьями внизу, но ногой все же ударилась о стенку и застонала, схватив ее руками.

— Посиди, Майор, и подумай, — Максим заглянул внутрь и улыбнулся.

— Нет… — прошептала, ощущая приступ парализующей паники, но крышка уже опускалась.

Темнота наступила резко. Я слышала, как мое сердце в безумии вырывается из груди, но все же поднялась и попыталась поднять злополучную крышку, не смотря на обжигающую боль в ноге. Она не поддавалась.

— Эй! Выпустите меня! Это не смешно! — Закричала во весь голос и ударила кулаком по стенке бака, тут же об этом пожалев.

Костяшки лишь ободрала и вымазалась в чем-то липком. Меня никто не слышал. Я еще некоторое время пребывала в скрюченной позе, практически не дыша, но ничего не изменилось.

В бессилии села и прижала голову к коленям. Слезы беззвучно и скупо стекали по щекам. Я не понимала, чем заслужила такое отношение? Почему Максим выбрал меня для издевательств? Из-за отказа? Это же бред… В школе полно красивых девчонок, которые с ума по нему сходят.

Я такая глупая…

Меня заманили. Специально. Все продумали. В груди жгло от обиды и бессилия. Я еще несколько раз ударила рукой по стенке бака и позвала на помощь. Послышались шаги, но после скрипа соседнего бака они стихли, и я расплакалась, размазывая слезы по щекам.

Ведь у меня даже телефона с собой не было…

Глава 8

Руслан

Уборка территории никогда не была обязаловкой. Никто из взрослых не мог заставить нас горбатиться на благо школы. Для выполнения грязной работы имелись соответствующие сотрудники. Наверное, поэтому Яковлевна скрипела зубами, глядя на Резникова, слоняющегося по периметру с невинной рожей, и не произносила ни слова. Все, на что хватало ее гнева, это грозный взгляд, который Макс удачно игнорил.

Я спокойно занялся делом, чтобы не загружать мозги событиями последних дней. Быть равнодушным у меня хорошо получалось. К тому же погодка располагала к душевному расслабону. Солнце светило вовсю, позволяя наслаждаться осенними деньками. Холод в Сибири — обычное дело, и когда удается урвать немного тепла, невольно начнешь получать удовольствие.

— А она не задохнется, Макс? — услышал голос Мишки из параллельного и перевел взгляд в их сторону, отставляя тяжелый мешок в сторону.

Резников и Миха стояли в нескольких шагах от меня. Первый сиял, словно сорвал джекпот, а второй явно нервничал.

— Пусть сидит, — Максим криво улыбнулся, — не вздумай ее выпускать. Я сам.

Одноклассник потер руки, а я посмотрел по сторонам, выискивая новенькую. Почему? Сам не знаю. Хотел убедиться, что парни обсуждают кого-то другого, вот только Майоровой не было в ближайшем радиусе. Может, Яковлевна ее отпустила? Вон девчонки расходятся после сбора листьев и мусора, но среди них нет новенькой.

— Власов, — завхоз машет мне рукой, — на сегодня заканчиваем. Уноси этот мешок, — указывает на черный пак передо мной, — и можешь быть свободен.

Киваю, завязываю мешок и несу его к мусорным бакам. Один из них загружен под завязку, а второй закрыт железным прутом. Додумались же. Обычно замки вешают. Совсем школы обнищала. Убираю железяку, нажимаю на педаль, слыша, как скрипит крышка при поднятии, и мешок вырывается из рук, падая на землю. В мусорке сидит новенькая и смотрит на меня заплаканными глазами.

Лицо в грязи. Волосы разлохматились. Взгляд такой, словно я ее туда запихал. Даже теряюсь на несколько мгновений.

— Пусть сидит… не вздумай ее выпускать. Я сам…

Макс — придурок! Скриплю зубами от внезапно нахлынувшей злости. Не мое дело, в принципе, но сажать девчонку в мусорный бак уже всяко перебор. Протягиваю ей руку и жду, когда сообразит, вот только Майорова голову в плечи вжимает. В глазах столько страха плещется, что ощущаю себя мерзким ублюдком. Эмоции отчаянно гашу. Помогу выбраться и пусть катиться подальше.

— Хочешь и дальше сидеть среди мусора? — в голосе, как бы я ни старался ее скрыть, проскальзывает злость.

Майорова отрицательно качает головой, но не спешит подавать руку, словно опасается. Я же в этот момент готов зубы стереть в пыль, и мне не нравится это чувство. Слишком сильно жжет в груди, поэтому шумно выдыхаю и повторяю мысленно, что плевать на нее. На всех.

— Ты тратишь мое время, новенькая, — чеканю каждое слово, наблюдая за тем, как спина Майоровой выравнивается, — руку давай!

Неловко приподнимается и с видом побитой собаки вкладывает холодную ладошку в мою. Вздрагиваем одновременно. Контраст ее холода и моего жара пускает волну адреналина по крови. Смотрю на нее, а она на меня. Чертовщина какая-то! Прокашливаюсь и помогаю новенькой выбраться, сразу отпуская и не думая о том, что у нее талия, как у балерины, тонкая. Хотя так и не скажешь. Шмотки все скрывают.

— Спасибо, — мямлит еле слышно, а я фыркаю, закидывая мешок в бак.

— Не обольщайся, — убираю ногу с педали и прохожу мимо нее, — мне нужно было выбросит мусор.

Не глядя на нее, иду вперед и останавливаюсь из-за всхлипа. Только не это… Терпеть не могу слезы. Проявление слабости во всей красе. Отец привил мне стойкое неприятие к такой черте характера, поэтому всхлипы и злополучная влага вызывают у меня раздражение. Поворачиваюсь и вижу, как Майорова согнулась в три погибели, держась за ногу. Уйти совесть не позволяет. Возвращаюсь.

— Чего ревешь? — спрашиваю, а она машет головой. — Говори.

Не отвечает. Бесит конкретно.

— Все в порядке? Язык проглотила что ли?!

Снова головой крутит, а когда поднимает, вижу кровь на ее штанах. Во дела…

— Ты ударилась? — ответом служит кивок. — Идти можешь? — пожимает плечами и прикусывает губу, сдерживая слезы.

Бездомные псы и то лучше выглядят, чем Майорова в этот момент.

— Покажи, что там.

— Нет! — сипит и дергается в сторону, когда моя рука оказывается поблизости.

Еле успеваю ее подхватить. Видимо, хорошенько приложилась ногой и не могла на нее наступать. Сжимается в комок, пока выравниваю ее. Отпускать не спешу, хотя самого охватывает непонятный триггер.

— Опирайся на меня, — говорю, смотря в сторону, — помогу до медпункта дойти.

— Не надо в медпункт! — взвизгивает, а я все же перевожу на девчонку взгляд.

— Почему?

— Я не хочу врать.

Тихо произносит, а мои брови ползут вверх. Боится Макса? Вот же черт.

— Хорошо, до девчачьей раздевалки доведу, — пожимаю плечами, а новенькая шумно сглатывает и напрягается, когда моя рука касается ее талии, — мало того, что слабачка, так еще и трусиха.

— Что? — часто дышит, разглядывая меня, как инопланетянина. — Я не трусиха. И не слабачка. Идти против толпы в одиночку — глупо. — Отталкивает меня, но и шага сделать не успевает, падает на асфальт и кривится от боли.

— Глупая, — дарит мне злобный взгляд, когда присаживаюсь на корточки рядом, — слабая, трусливая, но не крыса. Уже радует. — Снова протягиваю ей руку, убивая внутри каждую эмоцию. — Последний раз предлагаю помощь. Нет? Или да? — Майорова скрипит зубами, пока я рассматриваю ее подрагивающий подбородок, и задирает голову вверх, показывая свой ответ. — Я же говорю, глупая. — Поднимаюсь и, не глядя назад, ухожу подальше от мусорных баков и проблемы, которая упала на мою голову.

Глава 9

Евангелина

Мне больно. До ослепляющих пятен перед глазами. Невыносимо.

Но я терплю изо всех сил, потому что и так опозорилась перед Власовым.

Не обольщайся. Мне нужно было выбросить мусор.

Его слова крутились на повторе. Снова и снова. Оседали ядовитой пылью на моем мозге. Губы дрожали от обиды, а грудную клетку жгло. Никогда я не чувствовала себя настолько ущербной и слабой.

Глупая… Слабая… Трусливая…

Смотрю через пелену слез за угол, где скрылся Руслан, и кусаю кулак, чтобы не завыть, как раненное животное. Сижу на асфальте, ощущая гадкий запах, которым пропиталась моя одежда, да и я сама, и трясусь. Меня сделали натуральным отбросом.

Он.

Макс.

Снова давлю в себе стон отчаяния, вонзая зубы в кулак, и пытаюсь успокоить поднявшуюся истерику. Нельзя здесь оставаться. Резников придет рано или поздно, а попадаться ему на глаза мне не хотелось, поэтому шумно выпустив воздух из легких, я сделала упор на здоровую ногу и поднялась. Не видела, что именно было со второй, но вид крови наводил на печальные мысли, да и боль не отпускала.

Пришлось прыгать. Вот только, как бы я ни старалась быть сильной, слезы предательски катились из глаз. Кожу на щеках жгло от соленой влаги, и я провела по ним ладошкой, кривясь от противных ощущений. Сердце колотилось на максимуме своих возможностей. Было бы прекрасно, если бы в асфальте появилась трещина, и я провалилась в нее. Все равно, куда. Хуже уже точно нельзя было представить.

Допрыгав до угла, я выглянула и увидела, как около главного входа толпятся ребята. Среди них были и мои «любимые» одноклассники. Они с радостными воплями и смехом направлялись к выходу. Значит, мне нужно было в обратную сторону. Чтобы успеть до появления Максима, я изо всех сил ускорилась и прыгала к черному ходу. От него совсем недалеко до раздевалки, в которой я спокойно смогу переодеться.

Мне удалось добраться до нужной двери, но там, как на зло, стоял Власов. Снова травился.

Около него я замерла, но голову не опустила. Наоборот. Задрала так высоко, что оступилась и чуть не убилась о ступеньки. Руслан не дал. Подхватил в тот момент, когда мое лицо чуть не прикоснулось к углу ступеньки. Я широко распахнула глаза. Все тело затрясло. То ли от страха, то ли от того, как горячие пальцы впились в талию. Перевела взгляд на Власова, и слова благодарности застряли в горле, и я лишь тихо сглотнула.

Нахмурившись, Руслан перевел меня в вертикальное положение, но руки с талии так и не убрал. Без слов посмотрел на открытую дверь и ступеньки, а после на меня. Не знаю, какие мысли проскочили в его голове, но я лишь вздрогнула, когда он меня поднял над землей и понес внутрь. Как статуэтку, которую нужно срочно переместить, чтобы не испортить общую картинку. Сердце вовсе перешло на аварийный режим работы, обливаясь кровью. Ощущения убивали, и почему-то хотелось плакать навзрыд. Все из-за обиды. На него и его слова.

Глупая… Слабая… Трусливая…

Я так сильно напряглась, что все мышцы онемели. Власов донес меня до раздевалки, где я оставила форму и так же, не произнося ни слова, ушел.

Странный.

Наверное, от меня несет после нахождения в мусорке, и это еще обиднее. Открыв дверь, я на одной ноге допрыгала до лавочки и рухнула на нее. Все тело покрылось испариной от того, сколько сил я прилагала для передвижения. Хорошо, что старшие классы отправились домой. Меня никто не будет доставать, и можно спокойно привести себя в порядок. Несколько раз вдохнув и выдохнув, я все же поднялась и решила по-быстрому сходить в душ. Тёть Оля задаст слишком много вопросов, если я явлюсь в таком виде. Мне это ни к чему.

В шкафчике было все необходимое. Я быстро пропрыгала к душевой и поразилась тишине, которая там стояла. Сердце крутилось и прыгало, пока я раздевалась и кривилась от боли. На лодыжке была огромная рана. Штаны испорчены. От окровавленной кожи стало слегка дурно, и я медленно вдохнула и выдохнула, чтобы не расплакаться. Не теряя времени, запрыгнула в душевую и смыла с себя грязь.

Если с тела получилось удалить следы издевательства, то внутри все равно оставался зловонный след. Было противно от всего: себя, одноклассников, школы, обстоятельств. Выходить из укрытия не было желания, но нужно было. Если не приду вовремя, то тётя начнет волноваться.

Я спешно скидала испорченную одежду в рюкзак и уставилась на ногу. Кровь вновь сочилась из раны, а средств для обработки у меня не было. Прикусила губу, соображая, как прикрыть полученную травму, но ничего путного в голову не приходило. Так и сидела на лавочке в раздевалке, пока не прозвенел звонок. Именно с ним в помещение вошел Руслан. Без слов закрыл дверь на замок, подошел ближе, кинул свой рюкзак мне под ноги и присел на корточки, разглядывая мою лодыжку.

— Волосы убери, — пропыхтел сквозь зубы.

— Что?

— Волосы убери свои, пока я сам не убрал, — он отвел в сторону влажные пряди, и я спешно откинула их за спину, краснея, — не пищи, о’кей?

— А что… ты собрался делать? — с удивлением смотрела на то, как одноклассник достает из рюкзака пакетик с эмблемой аптеки, и рот открылся.

— Глупая, — с уставшим выдохом сказал он и принялся обрабатывать рану перекисью.

Я зашипела от того, как сильно зажгло, но прикусила губу, вонзая ногти в лавочку. Чертовски больно. Вот только Власов не церемонился, быстро орудовал спреем, после чего наклеил пластырь с бинтом и поверх натянул специальную повязку. Что думать об этом я не знала, поэтому растерянно рассматривала его профиль.

— Готово, — он похлопал руками, словно стрясал с них невидимую пыль, и заглянул мне в глаза, продолжая хмуриться, — встать можешь? — Я приподнялась на руках, но Руслан без слов притянул меня к себе за талию. — Давай, помогу, — он странно сверкнул глазами и добавил, — гордячка.

— Я и сама могу, — попыталась аккуратно отодвинуться от него, но Власов не отпускал, — с-с-спасибо…

Сама еле расслышала свои слова, а Руслан кивнул. Вид у него был такой, будто он через омерзение ухаживает за бездомным котенком.

— Сама так сама, — он пожал плечами, скользя рукой по моей талии, — Макс шарит по территории. Тебя ищет, — будто невзначай добавляет, а я напрягаюсь, — можешь и дальше задирать нос. Предлагать дважды не буду. Так что, новенькая, со мной? Или как?

Глава 10

Руслан

Раньше отец всегда чему-то учил меня. Мы часто ходили в тир, где я сначала стрелял из лука, а потом перешел на более серьезное оружие — пистолет. Для тринадцатилетнего пацана не было больше счастья, чем хвастать перед друзьями своими навыками, и я выставлял грудь вперед, нагло заявляя о своих способностях. Чрезмерная гордость за себя распирала, и меня это нисколько не смущало. Почему я должен скрывать очевидное, если можно открыто о себе заявить?

В то время мне нравились восхищенные взгляды девчонок и их внимание. Ничего круче не было. Разве что игра в приставку с Димоном. Тот меня поддерживал. Мы были теми самыми двумя из ларца. Вместе на уроках и дополнительных занятиях. Рубились в гонки, пока учителя заясняли нам важные темы по предметам. Большую часть инфы мы тупо пропускали мимо ушей, и, если я мог на лету схватывать материал, то Димка шлифовал на месте, как лысая резина по асфальту. Отличник и троечник. Все поражались нашей дружбе, настолько разными мы были.

Я — сын Бориса Власова, известного на весь город юриста, а Димон простой пацан с неблагополучного района. Его мать запивалась со своим хахалем, а отец умотал куда-то на север в надежде заработать миллионы. Так и не вернулся. Мне было плевать, ведь не смотря на не особо радостную жизнь, Димка умел ловить кайф от каждого момента. Вечно улыбающийся и оптимистичный пацан с глазами, в которых мелькало много боли, даже когда на лице сверкала широкая улыбка. Именно такие вспышки я увидел в глазах новенькой.

Что-то схожее с грустью друга.

Что-то цепляющее и выворачивающее нутро.

Что-то, что заставило пройти на поводу у эмоций и помочь Майоровой.

Несчастные глаза? Глупость, конечно, но мало мальское оправдание моей слабости. Именно так бы назвал случившееся отец. Он умел учить. Однажды мы шли пешком из тира. На тропинке лежал щенок. Он жалобно скулил. Пытался подняться и снова падал. Я сорвался с места, чтобы помочь, но отец остановил меня, схватив за запястье. Сердце рвалось на куски от криков раненного животного. Казалось, что я сам валяюсь на холодном асфальте и вою от боли.

— Нет, Руслан, — холодный тон без намека на сострадание вырывал все живое из грудной клетки, вынуждая смотреть на мучения щенка, — смотри.

И я смотрел, пытаясь вырвать руку из мертвой хватки предка. Животное извивалось, но все же через некоторое время поднялось на лапы. Одну заднюю щенок поджал и, скуля на всю улицу, захромал, передвигаясь вперед.

— Теперь можешь ему помочь, — отец отпустил мою руку и указал на бедное создание.

Я рванул вперед, но замер. Сердце грохотало так, что я до сих пор помнил это надрывный громкий звук.

— Почему сейчас? — спросил его, обернувшись.

— Помочь слабому, нашедшему в себе силы подняться, это подарок, — отец прищурился и перевел взгляд на несчастное животное, — а помочь сильному, ждущему манны небесной, — медвежья услуга. Умей отличать притворство от настоящей боли.

Уроки Бориса Власова порой были не только приятными, как стрельба в тире, но жестокими. Случай со щенком был первым. Наверное, поэтому запомнился.

— Так что, новенькая, со мной? Или как? — спросил без эмоций.

Майорова тряслась. Разглядеть её нешуточный триггер мог даже слепой. После имени Макса девчонку буквально заколошматило, а я напрягся. Резников в край ополоумел. Он и раньше не был ласковым с новенькими, да и другие тоже, но сейчас озверел. Я должен был наплевать на происходящее и ехать домой к матери, которой пообещал быть примерным мальчиком, только почему-то вернулся. Думал, что новенькая будет реветь около мусорки, а она поднялась и, как цапля, капитулировала. С красными глазами и припухшими веками, но с высоко поднятой головой. Гордячка.

— С тобой, — наконец-то выдала, а я сделал вид, что мне плевать.

Кивнул. С равнодушным видом открыл дверь, которую закрыл на замок, чтобы нам никто не помешал, и притянул Майорову к себе за талию, ощутив, как подушечки пальцев прошибло током, а влажные волосы практически невесомо коснулись щеки. Задержал дыхание и сцепил зубы покрепче. Я слишком долго оттачивал мастерство и подавлял эмоции. Они всегда мешают. Всегда. И сейчас не исключение. Помогу ей добраться до дома, а потом пусть идет лесом. Подальше от меня.

— Рана глубокая, — механически чеканил каждое слово, чтобы не думать о том, как кожа горит в местах, где происходит соприкосновение с новенькой, — нужно будет обрабатывать. Есть чем?

Какого черта спрашиваю?! От собственного слюнтяйства сводит мышцы. Ожидаемо напрягаюсь, а Майорова пыхтит, подпрыгивая рядом. Вроде облегчаю ей задачу, а она противится. Злит и бесит.

— Есть, — выдавливает из себя слово и старается на меня не смотреть, словно я ей противен.

Еще бы. Ободранные коленки. Порезанная лодыжка. Не девчонка, а одна сплошная травма.

Когда выходим из здания, натыкаюсь взглядом на компашку Макса. Он стоит спиной. Майорова зеленеет и бледнеет. Вид такой, что готова просочиться через асфальт прямиком в ад, но я держу. Не обращая внимания на пацанов, веду новенькую к мотоциклу, на котором частенько гоняю.

— Смотри, Макс!

Кто-то из шестерок сдает нас. Лица Резникова не вижу, но знаю, что они краснеют от злости.

— Это что? — Майорова оживает, когда аккуратно отпускаю ее и подаю свой шлем.

— Хочешь погуглить? — одна бровь взлетает вверх, пока глаза новенькой скользят по черному, как смерть, моту.

— Я про него, — тычет в транспорт так, будто перед ней инопланетное существо возникло, — хочешь, чтобы я на него села?

— У тебя есть другие варианты? — спрашиваю, намекая на застывшего Макса.

Майорова бледнеет, а её щеки покрываются румянцем.

— Ты можешь не отвечать вопросом на вопрос? — тихо возмущается, но глаза отводит в сторону, не выдерживая моего взгляда.

— А ты можешь не задавать глупых вопросов? — надеваю на ее непробиваемую голову шлем, заправляя волосы и защелкивая ремешок. — Вцепишься в меня, как в маменьку родную, и доедешь до дома целой и невредимой.

Раздраженно прозвучало.

Именно это чувство перекрыло все остальные.

Раздражение.

Майорова опустила глаза и поникла после последней фразы. На удивление даже не пикнула, когда я помогал ей сесть на мотоцикл, и зажала меня мертвой хваткой, стоило железному зверю сорваться с места.

Видимо, со сравнением «как маменьку родную» я переборщил.

Глава 11

Евангелина

Пунцовый. Именно в этот цвет окрашиваются мои щеки, когда Руслан оказывается рядом, и ведь ничего такого он не делает, просто помогает, а я вся напрягаюсь и стремительно краснею, выдавая странные реакции, которые выставляют меня еще большей дурой, чем до этого момента. Вожусь с поиском ключа от двери несколько минут из-за того, что руки дрожат. А еще я стояла некоторое время, как вкопанная, и смотрела на ступеньки, по которым спустился Власов.

Мало того, что он выступил волонтером, так еще и по до входа в квартиру донес. Выбил своим поступком все, что я скопила в коробочку с названием «засранцы 11 «Г»». Его внезапная забота в сочетании с грубыми ответами ввели меня в состояние шока. Не такого, какой я получила от глумления Резникова, а другого. Противоположного.

Я слова не смогла произнести, пока он не скрылся из виду, и пребывала в непонятном для меня состоянии. Во-первых, я первый раз каталась на мотоцикле, и не абы каком, а на дорогущем черном байке. Откуда он у Власова? Никто из одноклассников не приезжал к школе на таком виде транспорта. Да, и утром я не заметила его, потому что спешила. Сейчас ощущения захлестнули. Страх и восторг так смешались, что мой мозг превратился в дешевое желе за двадцать рублей. Я не могла мыслить связно и, как переварить случившееся, тоже не представляла. Наверное, по этой причине застыла на пороге, забыв о том, что от глаз тёть Оли не укроется моё очередное «боевое» ранение.

— Ой, а кто это у нас пришел? — услышала её ласковый голос, как только захлопнула входную дверь.

Скривилась. Не получилось войти в квартиру тихо из-за ноющей лодыжки. Сердце забарабанило о ребра, грозя выбить их. Я медленно повернулась на голос тёть Оли и замерла от того, что увидела.

— А мы тебя ждем, — осведомила меня мамина подруга, стоявшая неподалеку, — не стала тебе звонить, чтобы не отвлекать, — она покачивала в руках ребенка, завернутого в светло-голубую пеленку, и улыбалась, — представляешь, всё. Артёмку забрала. С ним все хорошо. Вес постепенно наберет. Такой маленький…

Она перевела взгляд с моего лица на крохотный комок, который не издавал ни звука, а может, моё несчастное сердце заглушало все звуки. Колотилось так, что и до полной остановки не далеко. Да, что там! Меня всю затрясло. Заколошматило внутренние органы. Кровь застывала в венах и снова бурлила.

— Лин, — тёть Оля сделала шаг в мою сторону, а я вжалась в дверь, отступая и крутя головой, — это же твой братишка. Посмотри, какой хорошенький.

Её ути-пуси с комком, который она называла моим братом, окончательно сбили все ориентиры. Сердце облило жаром. Раз. Второй. Глаза увлажнились.

— Мне нужно сходить в магазин и купить все необходимое для него, — голос тёти проникал сквозь преграду, которую я неосознанно выстраивала, — коляску, кроватку, кое-какие вещи. Ты же с ним посидишь? Я смесь приготовила. Должно хватить, пока меня не будет…

— Нет! — выпалила так, что чуть не оглохла, а тёть Оля вздрогнула. — Нет. Нет. Нет.

Пробежать мимо нее не получилось из-за болит в ноге. Я неловко проскакала к своей комнате и скрылась в ней, как в крепости. Специально не смотрела на брата, когда находилась рядом. Я не могу. Не могу!

Хорошо, что тёть Оля не стучалась и не входила в комнату, пока я сидела на краю постели и качалась, пытаясь себя успокоить. Все неправильно! Нет! Так не должно быть! Это не моя жизнь, а я чья-то чужая!

— Ева, скоро уже пойдем по магазинам и скупим все, что там есть! — мама с восторгом в глазах расчесывает мои длинные волосы, а я смотрю на ее живот, где то и дело мелькает ножка будущего футболиста. — Отец так рад. Видела? Ох, мои родные, как же я вас люблю! — Она крепко меня обнимает, а я чувствую через скромную преграду пинок от брата.

— Можно? — тёть Оля входит медленно, дожидаясь моего кивка.

Подходит и садится на некотором расстоянии от меня. Уже привыкла к тому, что я, словно дикая, отталкиваю всех. Не всегда. Лишь в такие моменты, когда все живое оголено.

— Я позвала Арину, — соседку по лестничной клетке, ее ровесницу, — она посидит с Артёмкой, пока я куплю все нужное.

Снова киваю, уставившись на пальцы. Толком ничего не вижу из-за слез, которые предательски застилают глаза.

— Все хорошо, Линчик, — тёть Оля тяжело вздыхает, но произносит каждое слово бодро и оптимистично, — примешь со временем. Отцу звонила?

— Нет, — хриплю в ответ и закусываю губу.

Глупая… Слабая… Трусливая…

— Позвони.

— Нет, — качаю головой, а тётя жалостливо смотрит на меня, — он меня не простит. Они меня не простят. Никогда.

— Не правда, Лин, — она придвигается и приобнимает меня за плечи, вынуждая напрячься, — ты ни в чем не виновата.

— Виновата, — произношу вслух, буквально выталкивая из себя слова, — из-за меня она умерла. Все из-за меня!

Прикрываю лицо руками и плачу. Не могу сдерживать в себе скопившуюся боль. Мамино счастливое лицо. Радость отца при виде снимков УЗИ. Каждый момент проносится перед глазами вместе с потоками соленой влаги. Меня ломает и кромсает заново. Как в тот день. Безумно больно.

— Хочешь, я останусь и поговорим? — тёть Оля гладит меня по спине, и я заставляю себя хоть на миг успокоиться.

Отрицательно качаю головой, делая вид, что со мной все в порядке, пока системы органов визжат о повышенном уровне опасности.

— А придется, — спокойно говорит и указывает на повязку на моей ноге, — я скоро вернусь. Завари ромашкового чая, Лин. Не плачь больше, пожалуйста. Аришка Артёмку к себе забрала, если что.

Она поднялась и дошла до двери, пока мое сердце отчаянно искало себе приют. Я даже дышала через раз. Рвано хватала кислород и затихала.

— Я быстро, Линчик, — тёть Оля выдавила из себя улыбку, — куплю тебе что-нибудь вкусного или суши закажу.

Моего ответа она не дожидается. Уходит.

Я жду несколько минут и падаю лицом в подушку. Кричу, что есть сил. Не знаю, сколько это продолжается. В легких свистит. Жжение внутри не шуточное. Переворачиваюсь, понимая, что исчерпала весь запас эмоций. Сейчас их попросту нет. Именно в этот момент слышу оповещение из мессенджера. На автомате достаю телефон и смотрю на сообщение из чата, не в состоянии дать хоть какую-то реакцию на увиденное.

Глава 12

Максим

Настроение Резникова находилось в минусе из-за того, что Власов сунулся, куда не просили. Равнодушный Руслан вдруг проявил себя настоящим героем в сверкающих доспехах и помог Майоровой. Максим не успел лишь на несколько минут, а все из-за училки, которая задержала его по поводу исправления полученной двойки на днях. К мусорным бакам он буквально бежал, чтобы вызволить оттуда свою игрушку, а когда увидел, что ее там нет, сорвался с катушек и каждый метр школьного двора облазил.

Его трясло от злости и отчаяния. Эмоции тесно сплетались и превращали парня в сторожевого пса, которого хозяева натравливали на людей и намеренно злили, вылепливая из простого ласкового животного машину для убийства. Он пропускал мимо ушей то, что говорили его друзья, и глаз не сводил с парочки, которая появилась во дворе. Да, для него их выход был эффектным. Удар ниже пояса. Запрещенный прием, и хоть сам он не гнушался разных методов достижения цели, но тут взбесился. Хотел проследить за мотоциклом Власова, вот только планы парня нарушили родители.

У семейства Резниковых намечался прием в честь победы отца Максима в тендере. Сам парень был не в восторге, думал лишь о Евангелине и о том, почему к какому-то Власову она прижималась словно к родному, а его, такого распрекрасного, избегала и даже презирала. Мысли роились в голове несчастного Максима. Он не слушал мать, занимающуюся организацией торжества, и, как только с него сняли мерки для костюма, быстро ушел из салона, не удосужившись чмокнуть ошарашенную мать в щеку.

Такси доставило его по нужному адресу, и парень долго смотрел на окна в надежде увидеть Майорову. С сумерками его пыл поубавился. Девчонки не было дома. Так он думал, рассматривая темные окна, где одноклассница так и не мелькнула. Максим разозлился еще сильнее и позвонил знакомому, который организовывал нелегальные гонки. Власов стал частым гостем на гоночной трассе. Уже несколько месяцев Руслан пропадал там вместе с братом их одноклассника Димы. С чего вдруг? Резников не знал, да и не интересовался душевным состоянием так называемого друга. Ему было все равно. Он продолжал придерживаться легенды об их дружбе. До определенного момента, который наступил сегодня.

По мнению Резникова, Власов перешел черту, тронул его игрушку и сам нарвался на неприятности. Максиму не терпелось отправить однокласснику ответочку. Он еще не представлял, каким образом это сделает. Сначала решил поучаствовать в гонках и уделать чемпиона. Опозорить его перед всеми, но уже через час понял, что выйти на трассу ему не дадут.

— Макс, сорян, — один из оргов заезда развел руками, смотря на то, как пара мотоциклов поднимает пыль на пяточке, — тебе восемнадцати нет. Меня потом подвесят за те самые.

Резников скрыл свой гнев, убрав руки в карманы джинсов, и наклеил на лицо слащавую улыбочку, чтобы попытать судьбу. Родители научили его играть на публику. Мать была ярким примером. Отец не отставал. Сын урвал свое.

— Если вопрос в деньгах, то скажи, сколько? — он пожал плечами с деланным равнодушием, на что его собеседник фыркнул.

— А гонки тебе зачем? От нечего делать решил полихачить? Или адреналина в жизни не хватает, а? — нагло усмехнулся парень, возвращая свое внимание пыльному облаку, в котором еле различались силуэты мотоциклистов.

— Вроде того, — хмыкнул Резников, теряя остатки терпения, — так что? Сколько?

— Я бы с удовольствием, Макс, но есть верхушка, — парень закатил глаза и кивком указал на машину, в которой кто-то сидел.

Резников не смог разглядеть лиц. Тонировка стекол. Плюс плохое освещение.

— То есть, — протянул Максим, потирая подбородок, — отвалить нужно им?

— Не получится, — орг усмехнулся, — там свои принципы. Приходи, когда восемнадцать стукнет. Влет пойдешь.

Такой вариант Резникова не устраивал, но он сделал вид, что отказ мелкой сошки не затронул его царское самолюбие.

— Можешь приходить и делать ставки, — парень развернулся к Максиму и кивнул на гонщиков, оттачивающих маневры на пустой трассе, — ажиотаж здесь не шуточный. Все байкеры достойные. Никогда не знаешь, кто придет первым. К тому же намечается реконструкция полосы препятствий.

— Сложнее?

— Да, вот они, — парень ткнул пальцем в клубы пыли, — сейчас и тренируются. Через пару недель, наверное, первые начнут гонять.

— Интересно, — протянул Максим, думая о том, как действовать дальше, — обязательно приду.

На его лице появилась кривая улыбка, которая мгновенно улетучилась, когда рядом остановился знакомый мотоцикл.

— О! Рус! Ты вовремя, — орг быстро переметнулся на сторону победителя и отошел от Резникова, — новости есть по поводу твоего заезда с Михой. Пойдем перетрем с Рустамом.

Власов кивнул, повесив шлем на руку, и задержался, когда увидел уходящего Резникова. Руслан протянул ему руку, но тот лишь гадко усмехнулся, подарив однокласснику взгляд, полный ненависти. Влас убрал руку и прошел мимо, оставляя Максима наедине со своим тараканами, которые затевали революцию.

Оба парня поняли, что видимость дружбы пала подобно крепости. Если Власов ни капли не удивился, то Резников ожидал другого. Вопроса, к примеру, из-за чего так? Оба знали ответ.

Девчонка с красивым именем.

Евангелина.

Максим долго смотрел в спину Руслану и лихорадочно соображал. Ему казалось, что поезд уходит, а он не успевает прыгнуть в последний вагон. Только ему очень нужно остановить движение и стать его участником. Резников сел в такси с четким пониманием того, что ему необходимо устроить Власову провал в гонках. Вопрос был в другом. Как это сделать?

Глава 13

Руслан

После всего, что произошло в течение дня, я ожидаемо для себя теряюсь. На звонки предков не отвечаю намеренно, а позже и вовсе отключаю телефон, чтобы нервная система не взвизгивала каждый раз, когда вибрация гаджета оповещала о новом входящем вызове. В квартиру матери не еду, а сворачиваю в район, где живёт Серёга. Его маленькое жилище в пятиэтажке стало для меня временно постоянным пристанищем. Практически все шмотки уже перетащил в берлогу к Лазаренко и не представлял на данный момент другой жизни.

Да, посещение матери и слова отца на меня повлияли. Решение о том, что я теперь буду жить с ней и верну прежнего сына в дом, было принято на эмоциях. И как еще? Когда перед глазами ее несчастное посеревшее от болезни лицо и надежда в серо-зеленых омутах. Вернусь и сыграю возложенную на меня роль, но не сейчас.

Внутри настоящий апокалипсис. Равнодушие пытается загасить вспыхнувшие ощущения, а все из-за новенькой. Из головы не выходят ее глаза, полные слез, упрямо вздернутый нос и стальные объятия, которыми она меня наградила. Я отчаянно ищу пути, которые помогут вытравить из груди противный скрежет, возникающий от легкого касания. Это не нормально. Так не пойдет.

Друга дома нет. Я скидываю с себя школьную форму и влезаю в джинсы с толстовкой. По-хозяйски штурмую холодильник Серого и набиваю желудок едой, стараясь не думать о том, как там Майорова с ее растерзанной лодыжкой. Рана глубокая, но от такой хромать не будешь. Значит, еще и вывих, как минимум. Даже жевать перестаю, когда в памяти всплывает момент обработки раны. Тонкая лодыжка. Влажные волосы, вкусно пахнущие сладостью, и полыхающие щеки новенькой. Остатками бутерброда чуть не давлюсь. Закашливаюсь и прилипаю губами к кружке с чаем. К черту Майорову с ее травмами! Всё, что должен был, я сделал!

Со злостью сгребаю кожанку и сажусь на мотоцикл. Маршрут выбираю неосознанно. Вливаюсь в поток транспорта и слежу за движением. В пригород попадаю быстро. Скорость мотоцикла и возможность маневрировать среди машин позволяют избежать пробок и потери времени. К дому бабули подъезжаю с улыбкой. Оставлю мотоцикл во дворе и быстро поднимаюсь по ступенькам. Входная дверь, как всегда, открыта. Сколько бы не читал нотации отец, она не спешила его слушать.

Уже с порога глубоко вдыхаю и ощущаю, как рецепторы блаженно танцуют. Пирожки с вишней. Наверняка. Скидываю кроссы и не успеваю двух шагов сделать. Из коридора доносится топот, и вот я валяюсь на полу, сбитый с ног довольной мордой. Шершавый язык проходится по моему лицу. Лапы придавливают. Смеюсь, не предпринимая попыток скинуть с себя псину. Бесполезно. Пока не покажет, насколько он соскучился, не успокоится.

— Граф, место! — бабуля появляется следом и тут же ругает наглую морду.

Доберман с неохотой садится рядом и смотрит на меня, свесив язык набок. Дышит так, словно стометровку пробежал, а я треплю его за уши. Давно не приезжал. Вот мой четвероногий друг и взбесился. Перевожу взгляд на бабушку, которая сложила руки на груди и изучала мое лицо. Всегда так делает, стоит мне появиться на пороге без предупреждения. Семейные правила, чтоб их, — звонить перед приездом. Папочка так учил.

— Руки мой, — бабуля кивает в сторону кухни, — и за стол. Как знала, твои пирожки с вишней спекла.

Улыбаюсь, продолжая мучить уши пса. С ним невозможно сдержать эмоции. Душу наизнанку выворачивает своей наивной мордой. За мной следит, пока я тщательно мою руки, и выполняет обязанности охранника на все сто процентов, заземляя свой зад рядом с моим стулом. Знает, что и ему перепадет вкусного.

— Не смей этому гаденышу даже маленький кусочек дать, — усмехается бабуля, расставляя на столе вазочки и чашки, — я тут отвернулась, так он стащил два пирога, наглая морда!

Она смешно грозит Графу пальцем, от чего тот демонстративно отворачивает морду, но косит взгляд на стол. Продолжаю улыбаться, а бабуля устраивается напротив меня и в миг становится серьезной. Не к добру явно.

— Боря сказал, что Вера совсем плоха, — начинает прямо с больной темы.

Совсем не любитель ходить вокруг, да около. Улыбка тут же сплывает вниз к лапам Графа. Не за душевными разговорами я приехал. Только вряд ли родственницу это интересовало. Мозгоправство — семейное ремесло.

— Что еще он сказал? — с равнодушием принимаюсь за пироги.

Бабуля тяжело вздыхает, убирая седую прядь со лба. Хмурится, от чего по ее лицу разбредается сеть возрастных морщин. Для своих шестидесяти выглядит она отменно. Не молодится, как многие, да и бабками отца не пользуется, чтобы покорить бьюти-сферу, чем мне нравится.

— Что ты с катушек слетел, — спокойно добавляет и наливает нам чай по чашкам.

Знакомый аромат разлетается по кухне и оседает в легких. Разваливаюсь на стуле, не спеша с ответом. С катушек я не слетал. Батя утрирует.

— Снова дезинформирует тебя, — пожимаю плечами и отламываю большой кусок для Графа.

— Ой ли? — бабушка поднимает одну бровь, но тоже не игнорирует пирожки.

Любовь к выпечке с вишней у нас взаимная, поэтому некоторое время сидим в молчании.

— Надо было с Серёжей приехать, — отставляет от себя чашку с чаем и смотрит на меня рентгеновским взглядом, — как он?

Проглатываю тугой ком в горле и прочищаю горло. Еда так и поперек может встать.

— Нормально.

Снова треплю Графа за уши. Есть у меня такая слабость. Собака — единственный верный друг. Теперь.

— А ты?

Вопрос удушающий. Тисками легкие зажимает, но я пожимаю плечами.

— Тоже, — на нее принципиально не смотрю, чтобы не выдать ненужных эмоций, — жив и здоров, как видишь.

В отличие от Димона. Тот уже несколько месяцев землю парит.

— Врать ты у кого научился? — не унимается бабуля, пока я стискиваю челюсти. — Пора уже поговорить о произошедшем, Руслан.

— О чем? — всё-таки поднимаю голову и ловлю посыл, ощущая, как за ребрами лопается каждая клетка.

— О твоём душевном состоянии, внучок, — скребет по открытой ране, — я же вижу, как ты изменился. Еще и Вера…

— Х-х-х, — вылетает со свистом, когда поднимаюсь, — о чем говорить, бабуль? Димка умер, благодаря моим стараниям. Мать болеет раком. Батя живет с молодой девочкой. Это ведь жизнь, так? Что ты хочешь от меня услышать? Я. В полном. Порядке. — Указываю рукой на дверь, и псина тут же срывается с места, понимая меня без слов. — Я с Графом погуляю. Пироги отпад, как всегда, — подхожу к ней, целую в щеку и иду к верному другу, который топчется около двери.

Глава 14

Руслан

Прогулка с Графом по окрестностям вызывает прилив энергии. Псина не сидит на месте и заставляет меня то подбрасывать палку, то следить за тем, чтобы он не разодрал в мелкие клочья соседского кота, который норовил позлить моего четвероного друга. За час я так уматываюсь, что еле ноги волоку к дому. Двор у бабули просторный. В саду растёт черёмуха, из которой она делает умопомрачительные пирожки. До тех, что с вишней, дотягивают, а если пропитаны домашней сметаной, то и вовсе переплевывают. Она после смерти деда блещет добротой и снабжает всю округу своей выпечкой. Днями и ночами готова пропадать на кухне, создавая очередной кулинарный шедевр.

Глушит боль и тоску, как может. Я нашёл другое занятие — гонки. Экстремалом я не был, но адреналин в крови творил чудеса. Скорость и шквал эмоций выносили из мозга страшные картинки прошлого, меняли восприятие реальности и убивали воспоминания. С посещением гоночной трассы я не частил. Серый был против, но запретить не мог, потому что сам завяз в погоне за трэшем. Сегодня сам скинул мне инфу, что организаторы решили усложнить гонщикам задачу и работают над созданием полосы препятствий. Он с пацанами уже пробует нарезать пробные круги и мне предложил не затягивать, чтобы не убиться на первом круге.

И я намеревался поехать, только вот с Графом никак не мог попрощаться. Пёс словно чувствовал моё состояние и терся об ноги,не давая прохода, пока мы брели к дому.

— Отец звонил, — с порога огорошивает бабуля, смотря на меня так, будто я её любимые мягкие тапочки разорвал, а не Граф, — что с твоим телефоном?

— Батарея села, — пожимаю плечами и треплю собаку за уши, намыливаясь сразу сорваться в путь, но родственница не отступает.

— С моего перезвони, — протягивает мне телефон, на который я смотрю, как на удавку, — я так понимаю, домой ты пока не собираешься?

— А у тебя открылся дар экстрасенса, бабуль, — криво улыбаюсь, присаживаясь на корточки у порога, и обнимаю довольного пса, — пора на битву, не считаешь?

Кряхтит и качает головой, показывая своё отношение к смене темы разговора. На данный момент у меня не возникло желания пообщаться с родителями. После трассы подумаю о том, как дальше себя вести. Настроюсь на нужную волну. Видеть, как мать пожирает болезнь, оказалось не так просто.

— Я Вере позвоню, чтобы не беспокоилась, — стучит телефоном по руке и, видимо, теряет надежду меня вразумить, — а то с ума там сойдет в ожидании.

— Спасибо, — скупо киваю и поднимаюсь.

— Здесь ночевать будешь? — развожу руки в стороны и улыбаюсь вполне искренне.

Умеет бабуля считать эмоции и понять ход моих мыслей, за что ей благодарен. Вот только Граф не унимается и обходит меня, перекрывая путь к выходу. Что за дела? Хмурюсь. Он редко так делает. Знак не особо хороший, как в тот день, когда Димка погиб.

— Серёжу позови. Вдвоём не скучно будет пироги есть, — бабуля усмехается, а я еле сдвигаю Графа в сторону, чтобы выйти на улицу, — не задерживайся, Руслан. Завтра на занятия.

Вместо ответа ограничиваюсь кивком и иду к мотоциклу. По пути жадно втягиваю вечерний воздух. За городом он совсем другой. Наполненный свежестью и ароматом засыхающих листьев. Особый шарм увядающей к зиме природы очаровывает. Некоторое время зависаю около дороги, остановившись на пустующей трассе у обочины. Тишина. Закат. Мотоцикл. Всё, что нужно для перезагрузки мозга. Впитываю в себя атмосферу спокойствия и только после этого отправляюсь в путь. К нужному месту подъезжаю, когда на город опускается ночь.

Первое, что бьет по глазам, фигура Макса около Верного. Последний — важная шестеренка в отлаженном механизме. Юрка Верный агитирует молодых ребят на гонки. Одних зовёт участвовать, а других поглазеть. Естественно, руководствуется сугубо выгодой, а не любовью к ремеслу. Увидев меня, Верный переключает внимание и переходит к делу. Скоро новый заезд, и мне предстоит выйти в пару с Михой. Сильный противник с гнилыми методами. Некоторые пацаны в больничке по месяцу валялись после гонок с ним, но меня эти факты мало пугают. Наблюдательный. Основные маневры Михи знаю, поэтому остаюсь спокойным.

Резникову подаю руку из принципа, чтобы проверить, насколько сильно его задел инцидент с новенькой. Рожу кривит и игнорит мой жест. Вполне ожидаемо, на что я отворачиваюсь и с равнодушной миной иду за Юркой. В грудине невпопад стучит сердце. Картинки дневных событий ослепляют яркими вспышками, и я проглатываю вязку слюну, прогоняя их прочь.

Решил ведь, что максимум сделал. К черту Майорову!

Разговор с Рустамом, который являлся одним из владельцев конторы, пролетает мимо ушей. Как бы мозг не старался отбросить не нужное, я эмоции утягивали его обратно на дно мусорного бака. Зареванные глаза и кровь. Трассу по итогу я так и не опробовал, а лишь глазел со стороны, как Серый выделывается на пару с Антохой.

— Попробуй! — кидает Сергей, скинув шлем, и смотрит на дорогу, которая в темноте выглядела не хуже взлетной полосы. — Улёт!

— Пока не гонки, — усмехаюсь, поглядывая на улыбающегося друга, — там опять завизжишь.

— Я тебе что? Тёлка? — заявляет вполне серьезно, на что я поднимаю руки, капитулируя.

Спорить с Серым всё равно, что добровольно удавиться резинкой для волос. Не реально, но вполне возможно.

— Куда после? — интересуюсь из-за бабули, которая хочет и в Серёгу впихнуть пироги добра.

— Есть дела, — отвечает размыто, а я понимаю, что там очередной кураж с девчонками намечается, — а что?

— Аглая Михална видеть вас желает, сударь. Пирожки стынут.

— О-о-о, ну это святое, — смеется Серый и стучит по шлему, — тогда погнали. Только на квартиру заскочим. Переоденусь.

Бабулю мою братья Лазаренко любили, как никто другой, да и она отвечала им взаимностью, будто родным внукам. Полнейшая идиллия. С радостью сопливого ребенка наблюдал за сборами Серого, да и себе сумку собрал, чтобы не мотаться сюда перед школой. К бабуле мы прибыли в тот момент, когда вода в чайнике закипела. Аглая Михайловна встретила нас улыбкой, а Граф чуть опять не сшиб с ног, но я выстоял, а то перед Серым как-то стрёмно.

Пирожки улетели за пять минут. Я отправился спать, а Лазаренко еще с бабулей трещал, после чего поднялся ко мне и создал видимость спящего себя. Свернул одеяло на диване и прикрыл его пледом, вызывав у меня приступ идиотского смеха.

— Заткнись, Рус, — кинул в меня подушкой прежде, чем свалить через окно к своей очередной девчонке.

Я долго лежал и таращился в потолок, на котором мелькали тени от дерева. Не хотел думать о том, как там новенькая, и телефон не включал, чтобы не сорваться. Интересоваться чужим самочувствием нормально, но мне оно зачем? Долго ворочался и уснул глубокой ночью.

Пробуждение оказалось сладким из-за аромата, доносящегося с кухни. Блинчики с мёдом. Чуть слюной не изошёл, пока умывался, а вот Серый с довольным лицом сидел за столом и лопал блинчики, окуная их в малиновое варенье. Медведь.

От бабули мы выкатились с трудом, и я опоздал на инглиш. Когда вошёл в класс, услышал приветствия от всех, кроме Резникова. Тот демонстративно отвернулся. Обиженка. Я прошёл к нашему с Димоном столу и сел на своё место. Соседний стул пустовал.

Урок уже был в самом разгаре. Я провёл глазами по классу и понял, что Майоровой нет. Макс усмехнулся, поймав мой взгляд. Наверное, травма всё-таки тяжелее, чем показалось…

От чего-то эта мысль неприятно корябнула внутри. Я достал телефон и включил его. Несколько пропущенных от предков и куча сообщений из разных чатов. В основном загружен был мессенджер нашего класса. Открыл, чтобы удалить их ересь, но палец завис над экраном.

Глава 15

Евангелина

Я долго лежу на кровати, глядя в стену, и рассматриваю линии на обоях. В правой руке зажимаю телефон, на экране которого застыл очередной мем со мной в главной роли. Не знаю, кто постарался, но приятного от увиденной картинки мало. Судя по оповещениям, которые поступают на смартфон, обсуждение в чате в самом разгаре. На фоне убийственных эмоций после новости о брате этот момент кажется никчемный, глупым и ничего не стоящим.

Сил для переваривания происходящего у меня не осталось. Очевидно, они вышли вместе со слезами, следы от которых уже высохли, и кожа на щеках молила о том, чтобы я умылась, но я просто лежала. В таком положении меня и застала тёть Оля. Она подошла ближе и села на край постели, а я продолжала смотреть в стену, словно она моё спасение.

— Что с твоей ногой, Лин? — простой вопрос, на который нужно ответить, но мне не хочется открывать рот и шевелить языком.

— Упала, — всё, на что меня хватает.

— Опять? — с сомнением в голосе спрашивает Ольга, а я киваю в ответ. — Нужно в больницу съездить. Вдруг что-то серьёзное?

— Всё хорошо, — проговариваю, как робот, — мне помогли. Сейчас уже не болит.

Вру. Нагло. Только сейчас это не вызывает во мне чувства стыда. Внутри пусто.

— Кто помог?

Тётя не унимается, а я прислушиваюсь к звукам в квартире. Теперь мы не одни. С нами Артёмка…

— Одноклассник.

— Друг?

— Нет. Просто. Одноклассник.

Чеканю каждое слово, вспоминая Власова и его поведение. Грубость. Забота. Такое ощущение, что он переступил через себя, чтобы мне помочь. Будто я ему противна, но поступить иначе не мог.

— Я разогрею поесть, — через минуту молчания произносит мамина подруга и гладит меня по спине, — принесу сюда.

Ничего не отвечаю и жду, когда тёть Оля уйдёт. Услышав, как дверь за ней закрылась, я повернулась и аккуратно села. Боль в ноге заставила скривиться. Рана небольшая, но глубокая. В груди такая же, и, если первая заживет, вторая вряд ли. Снова тянусь к телефону и смотрю на фото. Кто-то из компании Резникова сфотографировал меня и Руслана в тот момент, когда он помогал мне сесть на мотоцикл. «Умный» пиарщик подрисовал детали на интересных местах и приписал нецензурные определения тому, что мы делали. Сама картинка носила название «Как получить звание майора». Сообщения после я не читала, но заметила, что самой активной была Кристина.

Убрала телефон на тумбочку и еле поднялась, чтобы переодеться в домашнюю одежду. Картинка из чата пеленой застилала глаза, и в другое время я бы расплакалась, но сейчас попросту не могла. Прежде чем вернулась тёть Оля с подносом в руках, я успела допрыгать до ванной и ополоснуть лицо холодной водой. Вид у меня был такой, будто я работала метлой во дворе. Помятая. С красными глазами и опухшими веками. Что бы сказала мама, если бы увидела меня такой?

— Ты в школе хоть что-то ешь? — тётя наблюдает за тем, как я вожу ложкой в тарелке с супом, и хмурится.

Киваю, запихивая в рот еду, чтобы не разговаривать. Глаза опускаю. Вкуса практически не ощущаю. Рецепторы отказываются работать. Так и сижу, чуть ли не давясь супом, который, к слову, у Ольги всегда вкусный.

— Хорошо, — соглашается она, хотя в голосе проскальзывает недовольство, — со всеми проблемами в больнице я замоталась. Теперь буду внимательней к тебе.

Замираю. Внимания со стороны тёти мне хотелось меньше всего, особенно, когда она спрашивала про школу.

— Всё хорошо, — вымучиваю из себя улыбку, но в ответ получаю лишь хмурый взгляд.

Ольга хочет сказать что-то еще, но из её комнаты слышится детский плач. Буквально цепенею, ощущая, как в груди сердце принимается лихорадочно набирать обороты. Артёмка…

— Я позже заберу, — кивает на поднос, — отдыхай.

Чувство того, что я настоящее чудовище, накрывает тяжелой волной. Я еле сдерживаю слёзы и скручиваюсь калачиком на кровати, затыкая уши. Слышу своё безумное сбившееся дыхание и успокаиваюсь, как только плач за стеной затихает. Лишь на мог прикрываю глаза и погружаюсь в сон, из которого выныриваю так же внезапно. Тело тяжелое. На лбу тёть Олина ладонь.

— У тебя жар, — говорит и отходит к светильнику, — я врача вызову. Это не обсуждается.

Я лишь открываю рот, но тут же закрываю. Чувствую я себя, действительно, не лучшим образом. За окном ещё темно, и рука сама тянется к телефону, чтобы посмотреть время. Четыре часа ночи. Я снова прикрываю глаза и открываю лишь, когда меня будит Ольга. Врач, мужчина средних лет, внимательно осматривает мою ногу, ставит какой-то укол, вправляет смещенный сустав, фиксирует его повязкой и дает рекомендации тёте. Я же смотрю на свою отекшую лодыжку и жду, когда за мужчиной закроется дверь.

— Классной я позвоню утром, — с порога говорит Ольга, а я киваю, ощущая себя максимально неудобно из-за того, что происходит, — школа отменяется. Отдыхай. Поговорим позже.

Она делает упор на последние слова, и я соглашаюсь. Выбора нет. Засыпаю я опять быстро. Может, потому что мне не придется сегодня терпеть насмешки одноклассников или из-за укола, который мне поставили. Будит меня плач за стеной. Он постепенно затихает, а я лежу с открытыми глазами, пока не открывается дверь в комнату.

— Соня-засоня у нас появилась, да, Артёмка? — смотрю во все глаза на маленькое тельце в руках у Ольги, пока она зазывает меня на завтра.

Сердце так сильно грохочет, что я мигом подскакиваю и на одной ноге несусь в ванную, чтобы привести себя в порядок.

— Не наступай на ногу, — кричит в спину тётя, — пока не снимут повязку, нельзя…

Остальные слова теряются в потоке моих мыслей. Артёмка тут, и мне нужно преодолеть себя. Вот только мысли от реальности далеки. Я так и не могу посмотреть на брата во время завтрака. Он рядом, угукает, кряхтит, а я, словно статуя, не могу пошевелиться. Скрываюсь в комнате сразу, как заканчиваю с завтраком. Тёть Оля ничего не говорит. Мне вроде отдых прописали, поэтому прячусь в комнате, имея на то вескую причину. После обеда в дверь звонят. Наверное, соседка. Слышу, как Ольга открывает дверь, что-то говорит, а потом случается то, чего я никак не ожидала. Она появляется на пороге моей комнаты и не одна.

— Лин, к тебе тут гость, — тёть Оля странно улыбается и отходит в сторону, пропуская в комнату Власова, — одноклассник.

Глава 16

Руслан

— Почему Лина? — спрашиваю у новенькой без приветствий, как только женщина за мной закрывает дверь.

Молчит. Смотрит ошарашенно, сжимая тонкую тетрадку пальцами, пока мой взгляд скользит по её домашней одежде, широкой футболке с какими-то надписями, бермудах и стопорится на поврежденной лодыжке. С памятью у меня все нормально. Изменения сразу замечаю. Всё-таки не просто рана, а вывих. Сжимаю челюсти крепче и хмурюсь. Сам не понял, как оказался на пороге их квартиры. И уж точно не представляю, как себя вести дальше.

— Не понимаю твоего вопроса, — выдыхает Майорова и откладывает в сторону тетрадку, прекращая зрительный поединок.

— Почему Лина, а не Ева? — вздрагивает на последнем слове и отрицательно качает головой.

— Мне так не нравится, — судя по тону, который я слышу, видеть меня новенькая не рада.

— Ясно, — я все еще стою у двери, поместив руки в карманы штанов, и рассматриваю окружающую меня обстановку.

Серо-белое сочетание цветов, хотя я думал, что наткнусь на комнату в розовых тонах, где стены испоганены плакатами BTS или кем-то вроде них. Как по мне, там все исполнители на одно лицо.

Комната небольшая с минимальным количеством мебели. Возле окна стоит стол и компьютерный стул. Неподалеку у стены расположился шкаф, на дверцах которого были зеркала, и я видел себя в полный рост. Напротив кровать, где напряженно сидела Майорова. Около нее маленькая тумбочка с ночником. В углу кресло-пуф и полка с книгами. На этом все. Не так я себе представлял девчачьи покои.

— Это не я отправила, — вдруг выпаливает новенькая и дергано складывает руки на груди.

Перед глазами тут же всплывает злополучная фотка, от вида которой мне напрочь снесло крышу. Майорова подумал, что я разбираться с ней пришел. Усмехаюсь такому раскладу.

— Я знаю, — пожимаю плечами и снова фокусирую взгляд на растерянном лице Евангелины, — не поэтому пришел.

— Да? Тогда зачем? — голос новенькой буквально пропитан неподдельным удивлением, что вызывает у меня раздражение.

Неужели я похож на того, кто из-за стремной картинки придет разбираться со слабой девчонкой?! Сжимаю кулаки в карманах и гашу в себе поток злости. Она здесь не причем. Эмоционирую сугубо в сторону Макса.

— Как нога? — киваю на фиксирующую повязку, а глаза Майоровой становятся шире.

Молодец, Рус, зарекомендовал себя далеко не спасателем. Мне, собственно, должно быть все равно, но почему-то удивление новенькой и другие эмоции, которые она очевидно скрывать не умеет, затрагивают за живое. Что я зверь что ли? Не я ее в мусорный бак затолкал, если на то пошло.

— Нормально, — отзывается глухо, прищуривается и, громко сглотнув, указывает пальцем на мое лицо, — у тебя тут… Что?

Касаюсь щеки пальцами. Усмехаюсь. Об очевидном-то я забыл.

— Это ты?! — не смотря на то, что идет урок, из моего рта вырывается дикий рёв.

Наталья Дмитриевна замирает у доски с открытым ртом. Одноклассники смотрят на меня и на Резникова, который откидывается на спинку стула и не произносит ни слова. Всем видом показывает, насколько ему плевать. Если не он, то кто-то из окружения. Ума хватит всем недалеким. Стул со скрипом отлетает в сторону, когда я поднимаюсь. Макс не шевелится. Наверное, думает, что при училке ему ничего не грозит.

— Руслан, что происходит? — вопрос Натальи Дмитриевны пролетает мимо моих ушей и разбивается на стенде с правилами английского языка.

Я сосредоточен лишь на самодовольной роже Макса. То, что война началась, я понял по его вчерашнему закидону. Стоило мне к нему приблизиться, и Резников тут же подскочил на ноги.

— За нее впрягаешься, Власов? — нагло бросает мне в лицо с мерзкой улыбочкой. — Так хороша? До полковника повысил?

Сжимаю кулаки, стараясь не реагировать, но контролировать эмоции крайне тяжело, когда напротив тебя стоит провокатор, а я никогда не отличался огромной выдержкой в словесных батлах, особенно после того, что произошло с Димоном.

— Удалишь все, или… — рычу, с трудом узнавая свой голос.

— Или что? На друга кинешься из-за девки? — со смешком хляпает Макс, и я тут же подаюсь вперед.

Сталкиваемся лишь лбами, как быки. У Резникова все вены вздуваются и проступают на коже, как доказательство агрессии. Сомневаюсь в том, что я в этот момент выгляжу лучше.

— Мальчики, немедленно сядьте на свои места, — Наталья Дмитриевна повышает тон, но он лишь волну шепотков по классу запускает.

— Она же никто, — цедит сквозь зубы Макс, — просто девка, о которой забывают на следующий день после…

Левый кулак взлетает без моего ведома и приземляется четко в челюсть Резникова. Отец всегда говорил бить туда, откуда противник меньше всего ожидает. Я не левша, но удар поставлен на обе руки отменно. Макс падает на пол, но быстро поднимается. Девчонки визжат. Парни не пытаются встрять. Одиннадцатый «Г» любит подобные зрелища.

— Власов! Резников! Прекратите немедленно! — верещит Наталья Дмитриевна, когда бывший «друг» подскакивает и кидается на меня. — Господи… Мальчики-и-и…

Тру пальцами по ссадине на скуле.

— А что тут? — зеркалю вопрос Майоровой, нарываясь на хмурый взгляд.

Видно, что шестеренки в её голове принялись работать с утроенной силой. Сказать правду язык не поворачивается. Не тот поступок, которым стоит гордиться. Не было у меня такой привычки выставлять грязь на показ, а вот Макс наверняка состроит из себя жертву.

— Синяк и царапины, — выдыхает новенькая, глубоко вдыхая, и я ловлю догадку у нее в глазах, но равнодушно пожимаю плечами.

— Так я упал.

— Упал? Как?

— С лестницы.

— С лестницы, — повторяет за мной, глядя в глаза, — как такое возможно?

— Сам в шоке, — усмехаюсь больше тому, как вранье слетает с губ, а не из-за того, как смешно сходятся брови Майоровой на переносице, — представляешь, Ева, шел, запнулся и упал. Нелепая случайность.

Глава 17

Евангелина

От собственного имени, которое срывается с губ Власова, становится не по себе. Он произносит его непринужденно. Так, словно знает меня сто лет, и мы закадычные друзья. Вот только воспоминания мгновенно бьют по сердцу, которое принялось радостно чертыхаться в груди. Убивают его попытки вновь отправиться в полет. Сглатываю и увожу взгляд в сторону. Руслан, как что-то чужеродное, стоит на месте. Тут. В моей комнате. Выбивается из окружающей обстановки. И пусть у меня нет беспорядка, но почему-то становится неловко. Я поднимаюсь, чтобы проявить ответную заботу и не заострять внимание на том, как короткое Ева вывернуло нутро наизнанку.

— Тебе нужно лед приложить, — указываю на его скулу, где красуется след от падения с лестницы.

В случайности я не верю, хотя мысль о том, что Власов подрался прогоняю.

— Сядь, — говорит с напором, и мои глаза округляются, — лёд уже не поможет, — давит дальше, но не так агрессивно, — но спасибо.

Сводит брови на переносице, пока я замираю в позе цапли. На больную ногу наступать не решаюсь и садиться тоже не хочу, поэтому недовольно скриплю зубами, не желая подчиняться. Смотрим друг на друга. Я пытаюсь угадать, что же скрывается в голове у Власова. Ведет себя так, словно я ему противна, но появляется в моей комнате, да еще и про ногу спрашивает. Не парень, а коробка, полная противоречий.

— Давно ты стала столь популярна в чате? — не отрывает от меня взгляда, заставляя щеки гореть.

Мне не стыдно. Не я кидала видосики и фото в чат класса. Если честно, я даже не знала, кто там админ. Комментарии просмотрела полностью лишь раз, когда залили первое видео, а потом перестала. Я одна. Их толпа. Что я могу сделать? У меня нет авторитетных родителей или поддержки друзей. Новенькая. Одноклассники по щелчку пальцев Резникова принялись меня травить. Даже самые спокойные не упускали случая кинуть острую шпильку в мой адрес.

— Ева? — снова прибивает интонацией, с которой произносит мой имя.

Сердце пропускает удар. Потом еще один. Я так и молчу, пока Руслан делает шаг ко мне. Нелепейшее состояние, которое сковывает все конечности, не дает шанса сдвинуться с места. Смотрю на Власова во все глаза и отмечаю каждую деталь. Пару родинок справа у виска. Русые пряди, торчащие в сторону. И глаза. Они не голубые. Серые с примесью зеленого. Ресницы темные, не длинные, но густые.

— Давно? — Власов не отличается терпением и интонационно это выдает.

— Почти с первого дня в школе, — отвечаю, не переставая смотреть на него, — а что?

Нос автоматически задираю, потому что мне не нравятся эти вопросы. Не хочу обсуждать тему буллинга. Ни с ним. Ни с кем-то другим. Позиция Власова понятна. Я для него слабачка, которая не в состоянии дать отпор. Что он и поспешил мне сообщить в первый же день.

— Причина? — его правая бровь привлекает мое внимание идеальным изгибом.

Сглатываю и пожимаю плечами. Сейчас никто не станет разбираться, почему вдруг я стала изгоем. И кто мне поверит? Они с первого класса друг друга знают, а меня… Ни дня. Внутри неприятно скребет от обиды, и я складываю руки на груди, стараясь держать равновесие.

— Конфликт с Максом? — молчу, пока Власов скользит изучающим взглядом по моему лицу, от чего оно выдает все эмоции.

Припекает фейс очень сильно. Я лишь медленно выдыхаю, а Руслан делает еще один шаг, сокращая между нами расстояние. Дергаюсь от неожиданности. Власов поддерживает за плечи, но тут же на них давит, вынуждая сесть на край.

— Больше отдыхай, тогда быстрее поправишься, — произносит, отдергивая от меня свои горячие пальцы, словно вместо ткани затронул раскаленные угли.

Меня его отношение задевает. Неприятно, когда от тебя шарахается красивый парень, и да, я признала, что Власов красивый. Глупо было бы спорить.

— Может, я не хочу быстрее, — бубню под нос, а Руслан усмехается.

— Тебе придется вернуться в школу через неделю или позже, — он внимательно смотрит сверху вниз.

Кажется, у меня будет сердечный приступ от его взгляда. Даже не моргает, как и я. Что касается дыхания, то оно давно сбилось с привычного рабочего ритма. Если бы не тёть Оля, то моё бездыханное тело упало бы на жесткий матрас, но она появилась на пороге с подносом в руках.

— Подумала, что вам захочется чего-то вкусного, — Ольга проходит внутрь и ставит поднос на стол, — я уже не надеялась увидеть Лининых друзей, — обращается к Руслану, выражение лица которого, как маска хамелеона, невозможно считать эмоции верно, — спасибо, что помог ей, а то она слишком гордая у нас. Будет на краю пропасти висеть, но помощи не попросит.

— Тёть Оль! — пытаюсь возмутиться, но она лишь отмахивается.

— Ну-ка, — кидает мне с улыбкой, — пока чай не остыл, лучше садитесь за стол. Тебе помочь?

Она идет в мою сторону, но на мое удивление Власов подает мне руку.

— Я помогу ей сесть, — вежливо так произносит, что у меня глаза готовы выпрыгнуть.

Чудеса трансформации хмурого Руслана в милого одноклассника.

— Хорошо, — тёть Оля бросает на меня двусмысленный взгляд, от которого у меня конечности холодеют.

Не хочу знать, о чем она там думает. Не день, а бред какой-то.

— Чай стынет, — Власов кивает на свою руку, когда дверь за Ольгой закрывается.

— Я сама могу, — поднимаюсь и упрямо смотрю на Власова, который убивает меня взглядом, но все же отходит в сторону, позволяя допрыгать до стола и даже отодвинуть стул.

В молчании садимся за стол, и я ставлю перед одноклассником чашку с чаем и вазу с пирожными. Не знаю, что говорить и как вообще реагировать. Разумные правила гостеприимства вылетают из головы. Руслан же, кажется, чувствует себя в своей тарелке. Рассматривает стопку книг на краю стола, а я нервно стучу пальцами по столу.

— Скажи, — выдавливаю из себя, потому что тишина напрягает, — почему ты пришел?

— Узнать, как твоя нога, — упирается взглядом в меня, и оставшиеся вопросы комом застревают в горле.

— Я тебе не нравлюсь, — набираюсь смелости и выпаливаю, игнорируя жар, который при этом приливает к щекам, — почему помог?

— Еще вопросы? — он наклоняет голову и делает глоток чая, пока я не знаю, куда запихать свои руки от нервов.

— Ты на этот не ответил, — упрямо складываю руки на груди, чтобы не трястись перед ним, как заяц.

Власов усмехается и слегка подается вперед. Я тут же теряю весь запал и фокусирую взгляд на пострадавшей скуле. Только не выдерживаю. Снова возвращаюсь к глазам.

— А с чего ты взяла, что ты мне не нравишься? — серьезно так спрашивает, что я лишь рот открываю.

Глава 18

Евангелина

— Хороший мальчик, — тёть Оля активно расставляет тарелки, а я комком сжимаюсь, стараясь не смотреть на маленькую коляску, которую она взяла для удобства, чтобы дела по дому делать и следить за Артёмкой, — вежливый. И глаза красивые.

— Ага, — там и кроме глаз есть на что поглазеть, добавляю мысленно и выставляю перед собой руки, принимаясь рассматривать заусеницу на большом пальце.

Руслан ушёл сразу после звонка на телефон, так и не уточнив, что имел в виду. Зато я ломала голову над его вопросом. С чего я взяла? Серьезно?! Может, с того, что он смотрит на меня, как на жалкую букашку. Или с четких определений, которые мне дает. Теряюсь даже, какую из причин поставить на первую строчку списка.

— Линка, мне бы твои годы, — усмехается тёть Оля, откидывая со лба прядку волос, после чего садится за стол и поглядывает в коляску, где агукает мой брат, — ешь, пока не остыло.

Напрягаюсь всем телом, кога Ольга поднимается и орудует за моей спиной, мило называя братишку по имени. Еда колом в горле встает, но я медленно выдыхаю, чтобы успокоиться. Артёмка здесь и никуда больше не денется. Либо я смирюсь, либо сойду с ума. Третьего не дано.

Только думать проще, чем осуществлять. Я на протяжении всего ужина поглядываю то в тарелку с борщом, то в окно, за которым уже стемнело. Кухню покидаю первой, что вполне ожидаемо, и баррикадируюсь в комнате. Долго сижу в темноте на краю кровати и перевариваю случившееся.

Сознание верещит от того, что Руслан Власов сегодня был в моей комнате. Здесь. Прямо передо мной. Цепенею от шока. Слишком запоздалая реакция, но она бьет по груди, как молот.

Боже…

Падаю на постель спиной и изучаю тени на потолке до тех пор, пока не тяжелеют веки, и сон не накрывает теплым покрывалом.

Следующие дни проходят монотонно. Я ем, сплю, читаю и по какой-то неведомой причине заглядываю в чат класса, где властвует тишина. Пару раз кто-то спрашивал домашнее задание, а потом ни одного сообщения. Даже странно. В пятницу мы с тёть Олей идем на прием к врачу, который скрупулезно осматривает моё боевое ранение и оставляет дома до вторника. Я блаженно выдыхаю. У меня появляется возможность настроиться на «радушный» прием одноклассников после долгого отсутствия.

С одной стороны, я испытываю радость, а с другой, почему-то ловлю себя на мысли, что пошла бы в школу прямо сегодня. Наверное, причина в Руслане, который после того, как наведался в гости, не давал о себе знать. Не то, чтобы я особо переживала. Просто Власов странно себя вел, и это вызывало множество вопросов.

Приходил узнать, что с моей ногой?

Тогда почему больше не интересуется?

Или это очередной прикол одиннадцатого «Г»?

Откуда у него на самом деле синяк и царапины на скуле?

Правду сказал?

Или, скорее всего, солгал?

Меня так сильно тревожили мысли, что я, не будучи фанатом социальных сетей. Все-таки полезла в свой профиль. Долго думала прежде, чем найти страничку Власова, и столько же смотрела на зеленый кружочек на аватарке. Он был в сети, а я не моргала, борясь с собой, и вышла из сети, так и не зайдя к нему в профиль.

Зачем?

Если висит «онлайн», то все в порядке, так ведь?

После минутной роли сталкера в груди неприятно скребет, и я усиленно отталкиваю ощущение. Какая разница, чем занимается Власов?! Убедился, что его помощь была не напрасна, и до свидания!

Теперь ступать на порог школы мне не хотелось еще больше, но пришлось. К концу следующей недели мне сняли повязку. Ступать на ногу было все еще не особо приятно, но боли не было. Тёть Оля радовалась и говорила о хорошем однокласснике, с которым я непременно должна была подружиться. Слушала ее в пол уха, потому что по дороге в школу заглянула в чат класса, чтобы сверить расписание, и не увидела там ни одного видео или фото с моим участием. Все медиа были удалены так же, как и сообщения.

Глазам своим не поверила. Несколько раз перезагрузила телефон, но ничего не поменялось.

Кто-то удалил историю моего позора в одиннадцатом «Г».

Невероятно…

И страшно…

Очередная шутка из разряда «закидаем Майора тухлыми помидорами»?

— Когда закончишь, позвони. На такси обратно. Хорошо? — Ольга проводила меня до ворот и скрылась в машине после кивка согласия.

Я проводила ее взглядом и поежилась, пропуская учеников вперед. Около пяти минут простояла перед воротами. Столько же перед зданием. Вошла только тогда, когда до звонка оставалось около трех минут, а то и меньше. С гулко бьющимся сердцем подошла к классу и услышала, как одноклассники разговаривают и смеются. Неимоверных усилий стоило войти в помещение и пройти к своему месту. Как ни старалась, но слегка прихрамывала, боясь полностью наступить на ногу.

Тишина, с которой меня все проводили глазами, пугала до чертиков, но я справилась. Села на свое место и достала принадлежности. Никто ничего не сказал. Руслана не было.

И Макса тоже…

Все слушали учителя, и лишь Романова сверлила меня взглядом несмотря на то, что ей несколько раз делали замечания. Сразу после первого урока она подошла ко мне и нависла над партой, словно коршун.

— Довольна, Майорова? — едко бросила мне, пока я собирала ручки с тетрадями и складывала их в рюкзак.

Я проигнорировала ее вопрос, понимая, что это очередная провокация. Не удивлюсь, если вскоре появится Резников, и да начнется шоу-у-у!

— Молчишь, — Кристина усмехнулась и перегородила мне дорогу, когда я хотела уйти.

Вокруг нас собрались одноклассники. Очередная клетка, в которой меня собирались травить. Ладошки предательски увлажнились от волнения и толики страха, но я вздернула нос и посмотрела в глаза Романовой.

— Стравила друзей и радуешься? — прошипела Крис, презрительно оглядывая меня. — И что он в тебе только нашел? Волосы секутся. Ногти, как у доярки. Про шмотки вообще молчу. Мышь.

Она сделала шаг вперед, намереваясь задеть меня, но так и замерла, потому что ее одернул Алан.

— Крис, оставь ее в покое, — одноклассник хмурился, пока все на него смотрели в ожидании, — не наше дело. Пусть сами разбираются.

Романова шумно выдохнула и скрипнула зубами прежде, чем развернуться. Только когда за ней громко захлопнулась дверь, я пришла в себя. За меня молчаливый Алан заступился?! Что это было вообще?!

Глава 19

Руслан

Раньше времена года меня не интересовали. Только со стороны комфорта. Грязь и сырость вызывали отвращение, и где-то на подкорке сознания всплывала надпись «Осень». Было плевать на то, что происходит вокруг. Никогда не смотрел на то, как опадают листья с деревьев, а сейчас слежу за каждым, которое отрывается от ветки и летит в безжизненную стопку ему подобных. Различия лишь в цвете. Одни желтые, другие красные, а третьи уже совсем плохи. Некоторые смешались с грязью и прилипали к ботинкам.

Капли дождя сначала мелкими крапинками оседали на стекло, а вскоре забарабанили так, что я тяжело выдохнул и отвернулся от окна. Взгляд упёрся в капельницу и остатки жидкости в пакете. Тонкий проводок, по которому стекала спасающая химия, вел прямо к вене. Нет зрелища ужаснее. Мама лежала в своей постели и, не произнося ни слова, рассматривала моё лицо. Она была похожа на тот самый листок, вот только неизвестно, когда он сорвется с дерева от порыва ветра, а может, отвалится сам.

Наверное, в этот момент я понял, что буду всегда ненавидеть осень. До скрежета зубов друг о друга. До резкого прилива крови ко всем органам. До чёрных пятен перед глазами. До умопомрачения. Настолько сильно, что стану другим человеком.

Заметив моё напряженное состояние, мама печально улыбается. Действия знакомые. Её полноватые губы растягиваются в улыбке. Глаза в этот момент похожи на лисьи. Хитрые. Разница лишь в том, что раньше я всегда видел в них смешинки, которые заражали и буквально призывали к ответному растягиваю лицевых мышц, а сейчас там чернота. Чёртово болото, из которого не выберешься, и названием ему «рак».

— Тебе нельзя пропускать школу, Руслан, — говорит с напором, разрушая тишину между нами.

Ничего не отвечаю на её выпад. О какой школе может идти речь, если ей плохо?

Я даже думать связно не смогу, находясь на расстоянии и представляя, что может случиться в моё отсутствие.

— С кем ты подрался? — спрашивает с видом грозного родителя, но не выглядит так совсем.

Её блестящие русые волосы давно перестали быть такими. Сейчас на голове и вовсе платок, под которым она спрятала остатки былой красоты. Лицо бледное, как полотно, за которое так и не сел художник, и оно покрывается пылью в дальнем углу мастерской.

— Можешь не говорить, — выдыхает она, переводя взгляд на пакет с раствором, которым её регулярно пичкают, словно он подарок от бога для исцеления тела, которое пожирает болезнь, — мне звонили из школы, — я крепко сжимаю челюсти от нахлынувшей волны злости, — Максим? Зачем? Я думала, вы дружили.

— Мы никогда не были друзьями, мам, — произношу без эмоций, откидывая картинки с рожей Резникова, — с ним Димон общался больше, чем я.

Мама прищуривается и подтягивает свободной рукой одеяло. В последнее время она стала мерзнуть и плохо ела. Молоденькая медсестричка, которая приходила к нам, чтобы провести все процедуры, списывала все на химию. Что-то вроде побочного эффекта. Я не верил.

Как и в чудо, о котором твердил отец.

Волшебства в этой жизни нет, иначе Димка был бы жив, а мама давно светилась здоровьем.

Только предок при каждой встрече говорил, что все будет хорошо. Произносил эту фразу, погружая меня в атмосферу дешёвой мелодрамы, где главные герои страдают, а в конце становятся до слёз и соплей счастливыми. В реальности так не получится.

Поднимаюсь и иду к стулу, на котором лежит плед, сложенный в несколько слоев. Накрываю им маму и получаю благодарный взгляд, от которого злюсь. Её благородные порывы доводят меня до высшей степени злости, и я не знаю, на что именно злюсь: на нее, на себя, или на сложившиеся обстоятельства, а может на чёртовых учёных, которые не могут создать чудодейственный эликсир, способный убить раковую опухоль.

— Кроме Сергея, у тебя есть друзья? — мама буровит меня испытывающим взглядом, когда я замираю около спинки кровати и поправляю плед в её ногах. — Руслан?

— Нет, — поднимаю голову и сталкиваюсь с осуждением в родных глазах, — у меня нет друзей.

Серый мне тоже не друг. Он больше. Брат, наверное. Нельзя называть человека, с которым вас связала одна смерть, другом. Сергей — такая же потерянная душа, как и я.

— Может, поговорим о том, что произошло с Димой? — повторяет вопрос, который звучал в нашей квартире не раз, но я равнодушно пожимаю плечами, убирая руки в карманы джинсов.

— Не вижу смысла.

— Руслан, так нельзя, — качает головой и хочет сказать что-то еще, но в комнату входит Алиса.

Та самая медсестричка, которую нанял отец, чтобы мама не моталась по больницам и сохраняла побольше сил. Девушка спрашивает маму о самочувствии, словно за два часа ей резко полегчало. Спустился ангел с небес и взмахнул своими огромными божественными крыльями, унося горести и смертельные заболевания, и все стало до жути радостно. Нет. Она по-прежнему лежала в постели и была мертвенно бледной.

Капельница исчезает с горизонта вместе с Алисой, а я столбом стою на том же месте, рассматривая родное лицо. Каждую черточку. Морщинку. Родинку.

— Я бы очень хотела, чтобы у тебя появились друзья, — наконец произносит она, — тебе всего восемнадцать, — на её лице снова появляется улыбка, — ты должен тусить, так ведь вы говорите?

Хмурюсь. Не нравятся мне такие беседы. Словно в драмтеатре, кто-то разыгрывает новую пьесу.

— Руслан, — мама хлопает по месту рядом с собой, забивая гвоздь в мою несчастную голову таким движением, — иди сюда, пришло время поговорить. Ложись тут.

— Нет, — стараюсь говорить спокойно, но у меня ничего не получается.

— Сынок, мне не так много…

— Хватит, мам! — лёгкие взрываются от эмоций, и я дергаю руками, как неврастеник. — Думаешь, я не знаю, что ты сейчас пытаешься сделать?!

Её глаза тускнеют, а улыбка сплывает с лица так же медленно, как и появилась на нем.

— Прощание, как в идиотских фильмах?! — говорю на повышенных тонах, захлёбываясь болью. — Что изменится от того, что я полежу рядом?! Ты поправишься?! Нет! Ты… Ты… Ты все равно…

Горло сдавливает, и я не могу выдавить из себя это страшное слово. Сердце сжимается, отказываясь дальше работать.

— Что здесь происходит? — горе-папаша открывает дверь в комнату, как всегда вовремя. — Верочка?

Пролетаю мимо него быстрее пули. Несусь к выходу. Впихиваю ноги в кроссовки и вылетаю на лестничную клетку. Ступеньки сливаются. Слышу свое рваное дыхание. Меня будто на костер кинули. Дверь. Улица. Холодные капли дождя мгновенно превращают одежду в мокрые тряпки. Подставляю лицо под адову прохладу, но глаза все равно печет…

Глава 20

Руслан

— У тебя такой вид, будто ты на похоронах был, — Серый ставит чайник на стол, особо не церемонясь и не подбирая выражения, пока я кидаю пару кубиков сахара в кружку и тщательно стучу ложкой по ее краям, выбивая этим звуком дурные мысли из головы, — без изменений?

Киваю. То, что не лезет ко мне со слезливыми разговорами, уважаю. Нет смысла вести задушевные беседы о том, что уже не исправить, а в случае матери у нас и шансы были нулевые. Болезнь не спрашивает разрешения на появление. Она просто приходит и впивается острыми ногтями в здоровые клетки организма, постепенно пропитывая их ядом.

— Через сколько заезд? — меняю тему разговора, а Серёга падает на стул и закидывает ноги на соседний, шумно выдыхая.

— Погода плохая. Тебе лучше дома остаться, Влас, — говорит без намека на приказной тон.

Знает, что не сработает. Если я решил перекрыть эмоции, то не отступлю, а адреналин мне сейчас нужен, как никогда. Плюс деньги, чтобы не зависеть от отца-предателя.

— А с трассой что? — не обращаю внимания на его реплику и кидаю в себя ужин. — Вроде не все готово было.

— Пока без препятствий, — Серый тоже принимается за еду, странно на меня поглядывая, — погода — вот наше препятствие.

Друг кивает на окно, по которому бьют крупные капли дождя. Не самое лучшее время, чтобы лихачить, но другого не дано. Решено. Сегодня я выжму из своего мотоцикла всю мощь.

— Слушай, Рус, — Лазаренко прищуривается, замирая с вилкой в руке, — Макс зачастил на место гонок. Не в курсе, что ему надо?

Самому не по душе видеть Резникова. Везде. После нашей стычки прошло несколько дней. Мы не пересекались, а вот война между одноклассниками началась не шуточная. Мне, в принципе, было наплевать, кто встанет на мою сторону, а вот Максу нет. Наверное, поэтому так тщательно скрывается и продумывает тактику поведения. В его стиле. К тому же семейка Резниковых сейчас занята работой, где и сынок задействован. Торговать лицом — это ответственное дело, ради которого Макса даже от уроков освободили. И если я тупо прогуливал, то он отсутствовал «по уважительной причине».

— Хочет ещё раз получить по роже, — жму плечами и продолжаю есть.

— Ты так и не сказал, из-за чего вы кулаками махали? — с интересом в глазах спрашивает Серый, а я хмурюсь.

Озвучивать причину мне не хочется. Серёга засыплет меня ненужными вопросами, на которые я сам ответа не знаю. После эмоционального порыва увидеть Майорову я больше не появлялся в том районе и не пытался анализировать ситуацию. Пришел и пришел. Узнал и узнал. Все хорошо. На этом стоит перелистнуть страницу.

— Его шутки тупые слишком далеко зашли, — по сути говорю правду, — надо было прекращать.

— Для этого обязательно морду бить? — усмехается друг и пьет чай, пока я теряю аппетит и складываю руки на груди.

— Некоторые по-другому не понимают.

— Некоторые, — выделяет это слово Серый, слегка подаваясь вперед, — и так не понимают. Макс вечно на своей волне. Стоит, улыбается, а в голове сто процентов план мести рисует.

— С чего бы? — задаю вопрос, хотя и сам знаю, что Резников так просто не оставит нашу драку.

— Никогда он мне не нравился. Особенно рожа его лощеная. На девку смахивает, — друг откидывается на спинку стула, а я криво улыбаюсь.

— Завидуешь?

— Нечему, — улыбается, как монах, познавший цзен, и указывает на спортивное тело, — пусть лицом не ягодка, зато остальным удался.

Улыбаюсь, вспоминая дурацкие шутки Димона. Видимо, у них это семейное. Даже при тяжелых обстоятельствах скрашивать серые будни юмором. Жаль, что мне помогает ненадолго, и вскоре мы собираемся на любимую трассу. Сумерки скрашивают обилие темных красок вокруг, отдавая пальму первенства черному. Так не видно мокрого серого асфальта, коричневых стволов деревьев, грязных оттенков желтого и красного. Все слилось в монолит.

Под куртку залетает ветер, но я не обращаю внимания на такую мелочь и вдавливаю газ, маневрируя по дороге за Серёгой. Он, как опытный гонщик, оставляет меня позади, но несколько раз тормозит, позволяя сократить расстояние. Поддавки. С Димкой он во всем так делал. Бег. Игра в баскетбол или карты. Серый выставлял случайностью или везением любой плюс для брата, и только я видел, что он делал.

— Народа мало, — говорит Лазаренко, когда мы прибываем на место, — не понимаю, что за…

Я снимаю шлем и смотрю по сторонам. Трассу отгородили. Людей собралось человек двадцать. Это не мало. Это слишком мало. Так было разве что на закрытых гонках, когда резину жгли об асфальт за приз.

Неприятный липкий холодок пробегает по позвоночнику, стоит только моим глазамзаметить знакомую фигуру в толпе.

— Как-то вы не в тему прибыли, — вместо приветствия бросает Юрка и протягивает каждому из нас руку, — у нас тут небольшие изменения.

Он вытирает рукавом куртки капли дождя с лица, а я хмурюсь. Не нравится мне, что Резников тусуется на территории.

— Какие? — Серый пытается прикурить, пока мелкие капли гасят его попытки.

— Тут мажорам захотелось зрелища, но-о-о, — Юрка достает зажигалку и подает Серёге, — всё закрыто. Только для тех, кто не треплет языком.

— Говори уже, — недовольно ворчит друг, — знаешь, что мы не любители свистеть.

— В общем, у нас сегодня не просто гонки ради выигрыша, — он играет бровями, — не ради бабла, а еще и…

Юрка оглядывается и чешет подбородок, словно размышляет, а стоит ли нам доверять, но в итоге кивает, чтобы шли за ним. Оставляем мотоциклы и следуем за хитрым оргом. Он подводит нас к небольшому навесу и тычет пальцем вперед, пока у меня усиливается тахикардия.

— Победитель получает деньги и её, — голос Юрика теряется в пространстве.

Я смотрю перед собой, чувствуя, что сегодня кого-то убью. Только не знаю, с кого начать. С Резникова, который тусуется неподалеку? Или с Майоровой, сидящей на лавочке под навесом?

Глава 21

Максим

Несколько нервозных дней, растоптанное самомнение, истерзанный мозг, плохой сон — вот чем наградила судьба Резникова после драки с Власовым. Парень был вне себя от злости и придумывал идеальный план мести бывшему «другу». Сначала Максим хотел настроить против него весь класс и даже создал отдельную группу в социальных сетях, но на его удивление больше половины одноклассников слились. Всему виной речь Греха. Алан высказал своё мнение, и остальные подтянулись. Никто не захотел лезть в конфликт между парнями.

Макс был в бешенстве и кинул телефон в стену прямо на одном из мероприятий, которые устраивал отец. Дома в очередной раз разразился тихий скандал по поводу дурного поведения. Виноватых не нашли, но младшего Резникова решили оставить под присмотром из-за его нервозности.

Парень не находил себе места и часто заходил на страничку Майоровой в соцсети. Он не мог следить за ее окнами, поэтому ограничивался всемирной паутиной, где мог остаться незамеченным. Его вполне устраивало положение вещей. Евангелина находилась дома и не светила перед глазами Власова. Идеальный вариант. За это время эмоции Максима поутихли, и гнев сменился циничной жаждой мщения.

Он не мог представить, что уже вскоре ему подвернется такая возможность. На уроке истории всем дали задание — написать доклад по указанной теме. Вся фишка заключалась в том, что работать нужно было в паре, и на его удачу Майорова работала с заядлой тихоней Соней Максименко. Все считали девчонку невзрачной и скучной, и лишь Резников знал позорную тайну одноклассницы.

— Сонь, — Максим дёрнул одноклассницу за руку, скрываясь за поворотом в нескольких метрах от ворот школы.

— Чёрт! Ты меня напугал!

Соня поправила очки на носу и утихомиривала, разбушевавшееся от испуга, дыхание. Она не была красавицей. Обычная девочка-подросток с горой комплексов за плечами. Светлые русые волосы собраны в высокий хвост. За очками виднелись серые глаза, обрамленные темными ресничками. Губы сложились в тонкую полоску от вида пропавшего с обзора красавчика-одноклассника. Соня дернула края пиджака, прикрывая им несовершенства своей фигуры и непонимающе уставилась на Резникова.

— Максименко, у меня к тебе дело есть, — перешел к делу Максим и, прищурившись, посмотрел по сторонам, — иди сюда.

Он грубо потянул Соню к тропинке. Ему жутко не хотелось, чтобы кто-то увидел их вместе. Репутация пострадает, да и свидетелей договора не должно быть. Она еле поспевала за парнем, который вцепился в её руку мертвой хваткой, но слова не молвила, пока школа не осталась позади.

— Можешь пояснить, что происходит? — Соня выдернула ноющее запястье из крепких пальцев Резникова и потёрла его, косясь на одноклассника. — Ты меня пугаешь, Максим.

— Извини, — на лице парня растянулась фирменная улыбка, от вида которой Соня нервно сглотнула, — просто мне нужно было с тобой поговорить.

— О чем? Что случилось? — девушка всё ещё с недоверием смотрела на Резникова.

Сейчас он был похож на маньяка. Глаза странно блестели, а с губ не сходила улыбка. И пусть он ей нравился, но в этот момент сердце стучало не от трепета. Виной всему был липкий страх. Что-то подсказывало девушке, что Максим не просто так поджидал её за углом.

— Мне нужно, чтобы ты дала Майоровой кое-что, — парень испепелял одноклассницу взглядом, от чего она нервно вцепилась в лямки рюкзака.

— Я? Майоровой? Мы с ней не общаемся, — непонимание слишком отчетливо читалось на лице Максименко, поэтому Резников сжал кулаки.

Парень не любил «недогоняющих», а Соня в это мгновение казалась ему верхним звеном в цепочке самых тупых. Он скрипнул зубами и накинул на голову капюшон от толстовки, снова хватая девчонку за руки, чтобы их не заметил Алан, четкий профиль которого мелькнул в окне новой иномарки, проезжающей рядом.

— Ты больной! Отпусти меня! — Соня отчаянно заколотила маленькими кулачками по стальным плечам Резникова, но тот лишь сильнее прижал ее к себе.

— Тише ты! — гаркнул ей на ухо, от чего та вся сжалась. — Помнишь весной у Раевского была вечеринка?

Парень начал издалека, наслаждаясь каждым произнесенным словом. У молодёжи всегда находился компромат. На любого. Особенно на девочек, которые уходят в отрыв, чтобы насолить родителям.

— Нет, с чего бы? — еле выдавила из себя Максименко.

По её затравленному голосу Резников понял, что одноклассница не просто вспомнила тот вечер, но еще и в красках представила.

— А я помню, — продолжил Максим стискивая девичье тела до хруста в ребрах, — твой показательный номер в ту ночь.

— Хватит! — девушка застучала кулаками так же сильно, как трепыхалось испуганное сердце в груди, но Резников лишь усмехался, удерживая её мёртвой хваткой.

— Да ладно тебе, Сонь, — он опалил горячим дыханием её ухо и в миг стал серьезным, — чтобы у тебя не осталось сомнений, какой ответ мне дать, — Резников грубо оттолкнул от себя одноклассницу и достал телефон из кармана, — посмотри.

Максим отыскал среди многочисленных видео-роликов нужный и ткнул им в лицо Максименко. Девушка побледнела от увиденного и поджала губы. В памяти мгновенно возникли картинки того вечера и её фееричное выступление перед немногочисленной публикой. Кто же знал, что там окажется Максим, да еще и заснимет по привычке минуты «славы»?!

— Думаю, не стоит говорить, что я сделаю, если ты откажешься, — пожал плечами Резников, убирая гаджет обратно в карман.

На его лице светилась победоносная улыбка, которая теперь вызывала у Сони раздражение. Ей хотелось ударить Максима. И не раз.

— Что я должна сделать? — глухо спросила девушка, поникнув.

— Я же сказал, передать кое-что Майоровой.

— Что именно?

— Подробности потом, — Резников приобнял Максименко за плечи и повел по тропинке вперед к скромной кофейне, где планировал угостить одноклассницу вкусным десертом, — вам же дали задание по истории?

— Да, но откуда ты…

Попытка перебить Максима провалилась.

— Так вот, — продолжил он громче, намекая на то, чтобы девчонка молчала и не издавала звуков, — всё, что от тебя нужно, позвать Майорову в библиотеку вечерком и передать то, что я тебе дам. Миссия очень проста.

Резников улыбнулся, останавливаясь перед дверью в кофейню, и смотрел на бледное лицо Сони. Будь она стройнее, он мог бы позвать её на свидание. Так. Для пополнения списка, но, увы…

— Хорошо, — выдавила из себя девушка и снова поправила очки, оправа которых уже впивалась в нежную кожу.

— С тобой приятно иметь дело, Сонечка, — Резников галантно открыл дверь и пропустил одноклассницу вперед.

Его лицо буквально сияло от удовольствия. И не только потому, что он добился своего. За десерт и горячее какао в этот раз платил не Максим. В его планах был поход в кофейню, и угостить он хотел одноклассницу, вот только не ту, которая сейчас смотрела на него оленьими глазами, а другую. Ту, которая никогда не скажет ему «да».

Глава 22

Руслан

— Стоять! — рука Юрика отталкивает меня на шаг назад. — Трогать трофей запрещено!

Порываюсь вперед на наглого орга, но Серый меня стопорит.

— Знаешь её? — тихо спрашивает, пока Юра с нескрываемым презрением смотрит на меня, отряхивая с рукавов невидимую грязь.

Знаю? Да лучше бы не знал!

— Правила не мной прописаны, — Юрик хмурится, наверняка жалея, что показал нам тот самый трофей, — девчонка — приз, который достанется победителю. Захотелось искупаться в лучах славы и помацать девчулю? Гоу к Рустаму. Если хорошо попросишь, то он внесет тебя в список участников, но туда, — он указал на Майорову, которая обнимала себя руками, — ни ногой.

Юрка отошёл, а Серый хмуро перекочевал на его место, странно на меня поглядывая.

— Кто она?

— Одноклассница, — процедил сквозь зубы, запуская пятерню в намокшие волосы, — новенькая.

— Я чего-то не знаю? — Лазаренко тушит окурок ботинком и запихивает руки в карманы джинсов, пока я ищу глазами Рустама.

— Вряд ли она пришла сюда по своей воле, — нахожу нужного мне мужика в толпе и иду туда.

— Стой, — Сергей задерживает меня, помещая руку на плечо, — Рус вряд ли внесёт тебя в список. Для этого ему придётся кого-то бортануть.

— И что ты предлагаешь? — слежу за Рустамом, который привычным колючим взглядом проходится по каждому присутствующему, и возвращаю внимание другу.

— На закрытых гонках всегда определены пары для заездов, — Серый подходит ближе и говорит тише, — я уже видел, как это происходит. Сначала первая двойка, потом вторая. Победители сражаются в финале. Влас, ты прогоришь, если повезёт все-таки попасть в список.

— Других вариантов у меня нет, — усмехаюсь, пока Серёга чешет затылок, — мы сейчас теряем время.

— Тогда вдвоём впрягаемся, — Лазаренко прищуривается, обдумывая безумную идею, — при таком раскладе у нас будет преимущество. Двойной шанс на победу. Я так понял, ты спасти эту… — он бросает взгляд на Майрову, — девушку хочешь? Тогда я сам договорюсь. Жди здесь.

— Я сам пойду, — порываюсь идти за ним, но друг с кривой улыбкой отталкивает меня.

— Ты сейчас проблем наделаешь, — Серый становится серьезным и делает шаг в сторону Рустама, — жди здесь и не вздумай к ней соваться.

Сжимаю челюсти сильнее и киваю. Лазаренко прав, сейчас я хочу найти Резникова, который затерялся в толпе, и разбить ему нос, как минимум. Желание настолько велико, что я пронырливо ищу глазами нужный объект, но натыкаюсь на хрупкую фигурку Майоровой. Она, заметив меня, поднимается и смотрит так, словно чудо разглядела. Ежится от ветра. На ней лишь тонкая водолазка и брюки. Так и до воспаления лёгких недалеко.

— Уладил вопрос, — с довольной миной сообщает Серёга, а я прерываю зрительный контакт с новенькой, — если не покажем шоу, то в следующий раз отфутболят.

— Она несовершеннолетняя, — говорю за каким-то чертом, — Рустам в курсе?

— Не смеши, — Лазаренко снова тянется к пачке, — ты сюда тоже не аленьким цветочком пришёл.

Шумно втягиваю воздух, раздувая ноздри. Серый прав, но от этого не легче.

— Не поверишь, Миха тоже участвует, вот только, — друг прищуривается, — он кроме своей Лизоньки никого видеть не может.

— На что намекаешь?

— Я не намекаю, а прямо говорю, — Лазаренко фыркает и кивает в сторону толпы, — за кого-то впрягается. Улавливаешь?

Ещё бы. Делаю разворот на сто восемьдесят и ловлю взгляд Резникова. Он доволен.

Наверняка отвалил кучу бабок за то, чтобы забрать трофей.

Чёрт!

От скорости мыслей и осознания того, что может произойти дальше, сушит в горле.

Зачем я снова в это лезу?

— Началось, — Лазаренко толкает меня в бок локтем, призывая к действиям.

Толпа народа смещается к линии старта. От резкой вспышки волнения появляется дрожь в пальцах. Организаторы выставляют людей, как нужно, после чего называют первую пару гонщиков. Неизвестные нам имена виснут в воздухе. Мотоциклы поблескивают от капель дождя, а гул голосов давит на психику.

— В общем, — Серый рассматривает участников заезда, — следи за дорогой. Полосы препятствий нет, но тем хуже. Они будут подрезать и…

— Я понял, — отвечаю ему сухо и замираю, когда Майорову, держа за локоть, приводит один из верных псов Рустама.

Перепугана.

Понимаю это по взгляду. В огромных глазах плещется столько эмоций, что мои ноги превращаются в вату для набивания игрушек.

— Сконцентрируйся на гонках, Руслан, — пробивает Серёга, щелкая перед глазами пальцами, — нас восемь, значит, четыре первых заезда, два после и один финальный. Выдержишь?

Бросаю на него хмурый взгляд. Кивает с тяжелым вздохом и что-то еще хочет сказать, но рёв моторов перекрывает другие звуки. Мотоциклы срываются с места. Гонки начались.

Адреналин прыскает в кровь, когда слышу своё имя, произнесенное Рустамом. К моему удивлению, он сам руководит гонками, оставляя Юрика и других пацанов подальше от руля. Ещё одна причина вырвать Майорову из дыры, в которую сегодня превратили трассу. Если сам Рус встал во главе заездов, то важность мероприятия в разы выше, чем все предыдущие.

Слышу своё дыхание, будто меня закрыли в маленькой комнатушке, усиливая звук. Сердце барабанит на максимуме, пытаясь разорвать грудную клетку на части. Выжимаю газ, стараясь сконцентрироваться на дороге и заглушить напрочь все посторонние звуки. Серый прав. Мне нужно думать лишь о гонках, иначе провал будет на первом круге. Противника я не знаю, да и ни к чему лишние эмоции. Смотрю перед собой и по сигналу жму на газ.

Капли дождя барабанят по шлему, пока тело на автомате рулит всеми процессами. Обзор хуже некуда. Я с трудом лавирую по дороге и всё-таки приезжаю первым с разрывом в считанные секунды.

Победе в этом круге не радуюсь. Жду Серого, который выезжает с другим гонщиком в четвертой паре. Тот явно его обходит, и не зная я Лазаренко, уже бы матерился во все лёгкие, но тот снова проворачивает знакомый трюк и финиширует первым. Толпа гудит.

— Рано радоваться, — Серый бросает взгляд на Миху, с которого не сводит взгляд Резников, — что-то ту не так, Влас. Рустам легко согласился нас взять. Ещё и Макс тут.

Закончить свою мысль он не успевает. Нас ставят в пару первыми. Сражаться с другом нет смысла. Техника у него отточена, да и опыта больше. Не сговариваясь, даём жару публике, а возле финиша Серый сдает обороты, пропуская меня вперед. Диалога не получается, потому что Юрик уводит его в сторону, чтобы не мешал участникам. Словно на зло в следующем круге первым приезжает Миха. Меня откровенно триггерит от совпадения. Смотрю лишь на дорогу. Дождь усиливается, делая трассу опасной. Один неверный поворот и перелом, как минимум, обеспечен.

Старт наступает слишком быстро. Мотор подо мной вибрирует, пока наравне с Михой проезжаем круг, а на втором он принимается высекать опасные маневры. Уверен, что публика в этот момент ликует. Я же впиваюсь пальцами в железного коня. Каждая мышца напряжена до такой степени, что от столкновения наверняка разорвется. Несколько раз до финиша Миха подрезает меня, но у меня получается вырваться вперед.

Всего пара метров остается до заветной черты…

Миха резко газует и толкает ногой мой мотоцикл, подъезжая так близко, что зрители вряд ли могли разглядеть его мухлёж. Не успеваю вывернуть руль и скольжу по асфальту, ощущая дикую боль в правом боку…

Глава 23

Евангелина

Я не могла представить себе ничего ужаснее того, что происходило вокруг. Кричали люди. Их голоса сливались со смехом и шумом дождя. Меня сильно трясло. От страха, а еще от холода, который пробирался мерзкими пальцами под промокшую одежду. Пока сидела на лавочке было еще терпимо, но сейчас даже собственные руки, которыми я себя усердно обнимала, ни капли не согревали.

Вокруг мужчины и парни. Все пялятся на меня, словно на товар, который только что выставили на витрину бутика. Мерзкие ощущения вместе с воспоминаниями доводят до истеричного состояния. Я готова разрыдаться в любую минуту, и только присутствие Руслана слегка подбадривает.

В голове сидит мысль о том, что я сделала не так? За что даже скромная Соня меня подставила?

Все началось с доклада по истории. Одноклассница, с которой меня поставили в пару, сначала обходила стороной, а потом ближе к вечеру сама позвонила и позвала в библиотеку. Я согласилась и не подозревала о том, как она поступит.

Соня была милой и общалась так, словно хотела со мной подружиться. Она угостила меня молочным коктейлем после библиотеки. После в памяти провал…

Я открыла глаза уже здесь. На чертовой лавочке.

Вокруг шум. Незнакомые люди.

Попыталась сбежать, но меня осадили.

Коленки превратились в вату, когда несколько парней окружили меня. Такого первобытного ужаса я никогда не испытывала. Бесполезно дергаться, когда силы не равны.

Паника прогрессировала с каждой секундой до тех пор, пока в поле зрения не появился Максим. Он стоял около ограждения и смотрел на меня, не моргая и не двигаясь. От его взгляда кожа мерзко горела, а сердце прекращало работу в ожидании очередной гадости.

До меня дошло…

Увидев Резникова, я все поняла. Кто и зачем решил снова выставить меня посмешищем.

Боже… Как я его возненавидела в этот момент…

Мне очень хотелось сорваться с места, подбежать к нему и ударить. Очень сильно ударить.

Так, чтобы сбить надменность с красивого лица. Навсегда. Напрочь. Чтобы больше он не смог никого мучать…

— Давно Рустам закрытых заездов не устраивал…

— Повода не было.

— Девочка зачет.

— Да ну… Малолетка…

От разглядывания и мысленной казни Макса меня отвлек разговор парней неподалеку. Я скосила взгляд в их сторону и поежилась. Один с интересом смотрел на меня, а второй был увлечен телефоном.

— Жаль, меня в список не поставили, — он подмигнул мне, заставляя отвернуться, — я б с удовольствием…

— Заткнись, а, — второй повысил тон, — раздражаешь.

— Мих, да ладно тебе! Сам зачем впрягаешься, если с девкой на постоянке…

Я зажмурилась, чтобы не слышать их мерзкого разговора. Внутренности задрожали с утроенной силой, потому что до сознания доползала мысль, я — игрушка на гонках. Приз.

Подняла голову, чтобы увидеть Максима, но вместо победоносного взгляда увидела злой и растерянный одновременно.

Власов.

Он был здесь и не отрывал от меня взгляда. Мне показалось, что сердце захотело вырваться на свободу, но застряло где-то в районе горла. Так сильно застучало, что заглушило посторонние звуки, оставляя для внимания лишь Руслана.

Помоги мне…

Помоги, пожалуйста…

Но он растворился в толпе, оставляя меня в растерянности и страхе среди холода.

А потом все завертелось, как на ненавистной мне карусели.

Парни потащили меня под дождь к линии старта.

Даже пискнуть не успела, да и вряд ли бы меня кто-то услышал. Просто стояла и смотрела на то, как гонщики лихачат на дороге. Когда среди них оказался Руслан, впилась в него глазами.

Это опасно…

Ехать на высокой скорости по мокрому асфальту. Дождь становился сильнее, и вероятность погубить себя увеличивалась.

Зажмурилась и молила бога, чтобы с Русланом ничего не случилось. Так сильно впивалась пальцами в водолазку, что они занемели. Финиша Власов достиг без происшествий. А вот потом…

Финальный круг.

Линия, которую должен был пересечь Руслан находилась очень близко, и я широко распахнула глаза, ожидая победы одноклассника, но его соперник подъехал ближе и толкнул его ногой. Я видела его гадкий поступок и прикрыла рот рукой, когда мотоцикл Руслана вильнул в сторону…

Крик людей. Эти чертовы голоса чуть не разорвали голову. Обзор загородили, и как бы я не пыталась увидеть, что с Власовым, у меня не получалось. Еще на запястье легла рука того самого парня, который грубо разговаривал с другом. Он, не глядя в мою сторону, потащил куда-то. Я семенила ногами, но оглядывалась.

Мне нужно увидеть Власова… Нужно…

— Шевелись! — гаркнул на меня победитель и дернул вперед.

Больно. Кожу зажгло под его пальцами.

— Жди здесь, — он подвел меня к какому-то ветхому сарайчику и, открыв дверь, толкнул меня внутрь.

Сердце зашлось в бешенном ритме. Вокруг темно. Дверь с грохотом закрылась. Я стояла около нее, широко распахнув глаза. От дикого ужаса не понимала, что делать дальше. Сделала шаг вперед, касаясь деревянной поверхности руками, и застопорилась, услышав голос Резникова.

— Она там?

— Да.

— Как и договаривались.

После послышались шаги, и я отшатнулась от двери. Она медленно открывалась, а я открывала рот, чтобы громко кричать.

— Макс, стой! — незнакомый голос разрезал пространство, а мне на лицо легла холодная рука. — Ты Руса не видел?

— Какого?

Дверь прикрылась, а меня прижали к себе, не смотря на сопротивление.

— Тс-с-с, Ева, — Власов зашипел мне на ухо, — успокойся. Не дергайся. Все. Убираю руку.

Задрожала всем телом и резко развернулась к нему, как только он ослабил хватку. Не знаю, какое чувство во мне проснулось в этот момент, но я, на удивление себе, прижалась к Власову и обняла его.

Глава 24

Евангелина

Я слышала, как быстро бьется его сердце. Гулко ударяет по ребрам в такт моему ошалелому мотору, который внезапно ожил и работал на пределе мощности. Каждая мышца Власова напрягалась. Он никак не отреагировал на мой эмоциональный порыв и стоял, словно каменная глыба. Даже хорошо, что вокруг нас была темнота, ведь я боялась представить, какие у него в этот момент глаза.

— Нужно идти, — сказал Руслан, но продолжал стоять на месте, и мне стало неловко, — давай руку.

Я быстро отстранилась и почувствовала горячий захват правой кисти. От контраста температуры наших тел меня прострелило током, но Власов не дал шанса уловить эмоции и потащил меня за собой. Казалось, что на ноги накинули по десятикилограммовой гире. Каждый шаг давался с трудом. В результате Власов поднял две доски и вывел меня из сарайчика, за которым в нескольких метрах виднелась лесная полоса. Темная и жуткая. Капли дождя вновь ударяли по лицу, и я молила бога о том, чтобы меня не накрыло последствиями переохлаждения.

— Слушай, — Руслан повернулся ко мне и смотрел в глаза, — я вызвал тебе такси, — одноклассник указал в сторону леса, — пройдешь к дороге и поедешь домой, поняла?

— А ты? — выдавила из себя.

Голос осип и заставлял скривиться. Руслан нахмурился, а я внимательно всматривалась в его лицо.

— Ты же упал…

— Майорова, если не свалишь сейчас, то другой возможности не будет, — сказал с недовольством и не моргал, пока я часто дышала, борясь с эмоциями.

— Ты…

— Спалят, — уже менее сдержано процедил сквозь зубы, убрав с моего лба прилипшую прядь волос, — беги, Ева, пока Макс не прочухал, что к чему.

Отрицательно завертела головой и часто заморгала от душивших меня слез. Вот только Власов кивнул и, услышав громкие голоса, подтолкнул меня в сторону леса.

— Майорова…

Еле слышный словесный толчок, и я рванула со всех ног к лесу, не представляя, как найду путь к трассе. Сердце подскакивало каждый раз, когда нога касалась земли. Лёгкие обжигало от того, как часто я хватала необходимый кислород ртом. Бежала с такой скоростью, что чуть не упала, поскользнувшись на мокрой листве, но вовремя схватилась руками за ветку дерева и замерла. С опаской посмотрела назад. Руслана не было рядом с сараем, и это пугало.

Если останусь, то его помощь будет напрасной. Еле заставила себя отвернуться и бежать через лес к дороге, которая оказалась ближе, чем я думала. Не чувствовала ни рук, ни ног, когда вышла к трассе, где стояла машина желтого цвета. Не знаю, почему, но повернулась к лесу, словно оттуда следом за мной должен был выйти Власов, только одноклассник не появился. Я сжала кулаки и приблизилась к машине.

— Ну молодежь, — пожилой мужчина с интересом посмотрел в зеркало заднего вида, когда я забралась на заднее сиденье, — чего вам дома не сидится? Родители, небось переживают, пока вы ерундой страдаете?

Промолчала на его словесный выпад. Мне даже говорить адрес не пришлось, потому что Руслан оплатил проезд и указал адрес в заказе. Обнимала себя руками всю дорогу, сдерживая эмоции, которые рвались наружу, а когда выбралась из машины, тихо расплакалась, зажимая рот рукой. Даже всхлипов не было слышно. Так и стояла около подъезда, стараясь успокоиться. Зря. Наверное, такова была реакция на стресс. Меня трясло. Зубы стучали друг о друга.

Я несколько раз вдохнула и выдохнула, поднимая голову вверх. В моей комнате горел свет. Тёть Оля переживает, а я не могу пошевелиться.

Как объяснить ей свой вид и отсутствие?

Нет рюкзака и телефона…

Боже…

Новый приступ слез накатил огромной волной. Я сжалась, чтобы не издать и звука, и услышала рев мотора. Широко распахнула глаза, когда к подъезду подъехал мотоцикл.

— Я подожду, — незнакомый голос из-под шлема водителя, а пассажир…

— Недолго.

Парень снял шлем, и я чуть не рванула навстречу, пугаясь своей реакции. Власов подошел ко мне и нахмурился.

— Я думал, ты уже дома, почему тут стоишь?

— Не знаю… как все объяснить… Рюкзак… и теле… фон…

Обняла себя крепче, пока Руслан раздувал ноздри.

— Пойдем, — он кивнул на дверь, — холодно.

— Но…

— Я буду говорить, а ты поддакивать, поняла?

Руслан внимательно смотрел мне в глаза, и мне не оставалось ничего другого, как последовать внутрь здания. Тепло лестничной площадки и присутствие Власова рядом убивали не хуже холода. Не представляла, что он собирался говорить тёть Оле, и около двери замерла.

— Хочешь заработать воспаление легких? — тут же пробубнел Руслан, разглядывая меня, как новогоднюю игрушку на елке.

— Нет, просто потом… — осеклась от его вида.

На правой щеке ссадина. Куртка другая. Не та, которая была на нем во время гонок.

— Как я могу тебя отблагодарить? Ты помог мне в очередной раз.

Власов шумно выдохнул и проскрипел зубами, показывая, насколько я ему дорога в этот момент.

— Простого спасибо будет достаточно, Майорова.

— Спасибо, — сказала и громко сглотнула, глядя Руслану в глаза.

Снова поддалась порыву и обняла его. Плевать, что потом мне будет стыдно. Сейчас мне хотелось передать ему через объятия свою благодарность. Пусть злится на меня и…

— Есть кое-что, — вдруг тихо произнес Власов, поместив мне руку на талию и крепко ее сжав, — что ты можешь сделать для меня.

— Что? — не спешила отлипать от одноклассника и рассматривала молнию на куртке.

— Притворись моим другом.

Глава 25

Евангелина

— Это правда? — тёть Оля задает этот вопрос, наверное, в десятый раз и смотрит на меня так, словно впервые видит, пока я усердно кутаюсь в плед и пытаюсь не думать о Руслане, да и вообще о том, что сегодня произошло.

Киваю. Нагло лгу без слов человеку, который пытается заменить мне мать. Стыдно. Мне так стыдно, что под ложечкой сосет. Только правда губительнее, и я держу язык за зубами. Страшно представить, какая реакция будет у маминой подруги, если она узнает, где я провела вечер.

— Поверить не могу, — Ольга выжимает из себя улыбку, хотя в глазах плещется беспокойство, — влюбилась в этого мальчишку?

Мотаю головой, отталкивая само слово любовь от сознания.

— Мы подружились, — говорю, протягивая руки к кружке с горячим чаем, — ты ведь хотела, чтобы у меня появились друзья.

— Хотела, — повторяет за мной тёть Оля и хмурится, наблюдая за тем, как я отпиваю чая и грею руки о кружку, — но не думала, что ты с таким усердием примешься их искать.

— Я не искала, — звучит, словно оправдание, — так получилось.

— Хорошо, просто… — Ольга тяжело вздохнула и нахмурилась. — Я твоему отцу позвонила.

У меня чуть кружка не вылетает из рук, которые резко немеют от ужасающей новости. Только не папе. Я не хочу, чтобы он в очередной раз пожалел о моем рождении.

— Лин, я волновалась. Тебя не было долго. Трубку не брала, — тёть Оля шумно выдыхает, глядя на, застывшую в шоке, меня, и присаживается рядом, — в связи с последними событиями я посчитала нужным с ним связаться.

Молчу, изучая белую кружку, а Ольга обнимает меня. На самом деле мне хочется узнать, как у отца дела, и когда она наконец приедет, но язык прилипает к нёбу. Все изменилось, и я уже не его любимая дочурка. Теперь у него есть сын, который в этот момент заходится плачем за стеной. Тёть Оля тут же срывается с места, оставляя меня в одиночестве. Ставлю кружку на тумбочку и падаю на подушку, разглядываю настольную лампу, которая освещает комнату.

Мысли вращаются в голове со скоростью света. Руслан. Соня. Резников. Папа. Артёмка.

Прикрываю глаза, моля бога, чтобы все оказалось дурным сном, а не реальностью, которая придавливает меня, как бетонный слиток.

Концентрируюсь на Власове и его поступке, откидывая всех остальных. Другие люди стремятся причинить мне боль, а Руслан… Он не такой. Участие в гонках за приз стоит многого. Власов спас меня.

Переворачиваюсь на бок и вожу пальцем по стене, прикусывая нижнюю губу изнутри.

Притворись моим другом.

Его слова бьют в висках пульсом. Я медленно выдыхаю, чтобы успокоиться.

— Зачем?

— Позже объясню. Ничего плохого. Просто сыграешь роль перед моей мамой. Раз. Больше не попрошу.

Мы жмем друг другу руки, скрепляя договор, и в это мгновение дверь открывается. Ольга растерянно смотрит на нас. Я даже рта не успеваю открыть, а вот Власов широко улыбается. Сказать, как я удивляюсь разительным переменам, значит, промолчать. Он мастерски берет инициативу в свои руки и извиняется за то, что задержал меня. Звучит все так правдоподобно, что я киваю, как он и просил, а Ольга подозрительно поглядывает в мою сторону.

По версии Руслана мы загулялись. Да, все вот так просто. Если бы я озвучила этот вариант, то тёть Оля не поверила бы ни одному слову, но одноклассник вывернул каждый факт наизнанку и спас меня от ненужных вопросов. Он нас обоих спас, по сути, а я, как слабачка со стажем, помалкивала в сторонке. Впервые мне не нравилась такая позиция, но и выдавать правду о гонках и чудо-коктейле, которым меня напоила Соня, я не могла.

И мне бы переживать нужно, а я вспоминаю улыбку Руслана.

Он умеет улыбаться.

Пусть не мне и ради общего блага, но…

Ему очень идет. Лицо преображается. Я поймала себя на том, что когда Власов не хмурится, а ведет себя, как нормальный человек, мне хочется улыбнуться в ответ, а еще…

Снова обнять.

Пусть он и стоял, словно огромная каменная глыба, убивающая напряжением. Будто его ни разу не обнимали…

Я натянула плед на голову и прикрыла глаза, продолжая думать о Руслане. Так было легче.

Уснула я быстро. Может, сказался стресс, или всему виной одноклассник с его очаровательной улыбкой. Эффект был на лицо. Я выспалась.

Когда привела себя в порядок, поняла, что у меня нет рюкзака и телефона, и где их искать, я не представляла. Пришлось искать старую сумку, чтобы сложить учебники и тетради. Только учеба последнее, о чем я думала. Если вечером я старательно отгоняла от себя мысли о Резникове, то теперь они нахлынули новой волной, заставляя содрогаться от его имени. Максим…

Что он сделал, когда не нашел меня?

И зачем устроил этот цирк с гонками и призом?

Столько вопросов крутилось в голове, а ответов на них у меня не находилось. Лишь один. Он — псих.

— Доберешься сегодня сама, — Ольга крутилась на кухне с Артёмкой на руках, пока я жевала овсяную кашу с ягодами, избегая взгляда, — Тёма капризничает. Плачет и плачет.

Угукаю и спешно покидаю квартиру, испытывая облегчение. Вопросов про телефон не возникло, благодаря брату, но мне придется вернуть телефон или хотя бы попытаться сделать это. Сумка непривычно била по бедру, пока я, слегка прихрамывая, спускалась вниз. Уже привыкла к рюкзаку. С ним удобнее. Закинешь на спину и спокойно шагаешь.

С подъезда вышла с неохотой, рисуя в голове план по возврату своего имущества, но, когда спустилась по ступенькам вниз, замерла. Руслан стоял около мотоцикла. Снова травился никотином.

— Привет, — сказала не громко, подходя к однокласснику.

Он промолчал. Только прищурился и кивнул на мотоцикл.

— Подумал, что тебе понадобится.

Я перевела взгляд на сиденье. Глаза сами расширились от удивления. Там лежал мой рюкзак.

— Как? — только это и смогла выдавить из себя, но власов пожал плечами.

— Пришлось повозиться, — он протянул мне шлем, на который я смотрела, словно на диковинку, — садись.

— Но…

— Есть другие варианты быстро добраться до школы?

— Нет.

— Садись, Ева, — Руслан усмехнулся, когда я взяла шлем и подарила ему взгляд, полный непонимания и удивления, — нам, видимо, нужно еще обсудить вчерашнее. Желательно до начала уроков.

Глава 26

Руслан

Чувствую себя отвратительно.

Правая сторона ноет, напоминая о вчерашнем падении, но я стараюсь не замечать этого. Плохой сон и разговоры с Серым дают о себе знать желанием вырубиться в любой момент. Только не могу. Есть дела важнее сна. Майорова, например, которая прижимается ко мне, пока я аккуратно перестраиваюсь в потоке транспорта.

Вчерашний эмоциональный порыв сделать Еву временным другом кажется убогим и ненужным, но слова назад не вернуть. За них придется отвечать так же, как и за поступки. Слова отца звенят в голове, пока мы не достигаем цели. Школа всего в нескольких метрах, и я помогаю Майоровой слезть с мотоцикла.

— Откуда у тебя мой рюкзак? — с подозрительным спокойствием спрашивает новенькая, а я шумно выдыхаю.

— Виновница торжества отдала, — бросаю взгляд на кафе неподалеку и оцениваю масштаб трагедии, если мы прогуляем один урок.

— Соня? — в голосе Евы слышится неподдельное удивление.

Киваю в ответ. Глаза Майоровой превращаются в блюдца. Будь я на ее месте, тоже бы удивился такому раскладу, но меня сегодня вряд ли чем-то прошибешь. Подготовился.

— Сдалась с повинной, — говорю и иду в сторону кафе, оставляя мотоцикл около школы.

Новенькая ожидаемо следует за мной. Любопытство побеждает.

— Не понимаю. Можешь мне нормально рассказать? — ворчит Ева, ускоряясь, чтобы меня догнать.

— Соня позвонила вчера, когда мы на гонках были. Она все рассказала. Забрал твое имущество. Вот и все. — Открываю дверь и пропускаю Майорову вперед.

— Зачем ей это? — вижу, как на лице новенькой отражаются все эмоции.

Непонимание. Удивление. Неприязнь.

— Считай, что ее замучила совесть, — ограничиваюсь кратким ответом, занимая столик у окна.

Майорова хмурится, но садится напротив. Вид у нее замученный. Бледная. Под глазами синяки. Ни грамма косметики. Всматриваюсь в ее лицо, словно вижу впервые. Ресницы длинные. Чистая кожа. И глаза, в которых читается целый спектр эмоций. Прокашливаюсь, чтобы не зависать на воспоминаниях о вчерашних обнимашках, и утыкаюсь взглядом в меню, которое знаю наизусть.

— Что теперь будет? — спрашивает Ева, а я жму плечами.

Что еще вытворит Макс, только ему известно, но проигрывать Резников не умеет. Вчера всю территорию прошерстил, упорно выискивая свою жертву. Мне даже стало казаться, что у него не все дома. Глаза безумные. Лицо искривлено. От очередной драки спасли лишь пацаны. Мне должно быть все равно. Наверное, любой другой уехал бы, наплевав на то, что девчонку выставили перед толпой, как лот на торгах. Не мог объяснить самому себе, что именно меня остановило. То, что Макс устроил гонку на приз, чтобы поставить меня на место, или надежда в глазах Майоровой.

— В школе он тебя не тронет, — сообщаю деланно равнодушно, заказывая нам по чашке какао, — можешь не беспокоиться.

— С чего такая уверенность?

Снова пожимаю плечами. Говорить о том, насколько Резников гнилой, не собираюсь. Очернять того, кто сам себя закапывает своими поступками, не особо красиво, да и зачем? Все очевидно. Майорова не глупая.

— Когда мне нужно притвориться твоим другом? — спрашивает в лоб, пока я изучаю картинку за окном.

— На счет этого, — хмурюсь, подбирая слова для плавного слива, — уже не нужно.

— Почему? — звучит расстроено, а я пододвигаю к ней чашку с какао и киваю, мол, пей, а не задавай мне вопросов.

— Глупая затея была, — пью горячий напиток, пока Майорова его гипнотизирует, — правда, но спасибо, что не отказала.

Ева поднимает взгляд на меня, и какао становится поперек горла от того, как прошибает эмоциями.

— Зачем? — говорит и не моргает, от чего я чувствую себя еще гаже.

— Зачем, что? — брови ползут наверх, а Майорова краснеет.

— Ты мне помогаешь, — чеканит каждое слово, водя по ободку кружки пальцем, — зачем?

— Хочешь услышать что-то конкретное? — увиливаю, как могу.

Ощущаю себя загнанным оленем, который мечется по трассе, не зная, в какие кусты прыгнуть, чтобы спрятаться от прицела.

— Никто из класса не стремится со мной дружить. Они даже не разговаривают и не смотрят в мою сторону. Максим открыто смеется надо мной, делает из меня… — Майорова осекается, и ее щеки вновь алеют, что выглядит очень мило. — Соня играла хорошо, хотя я поверила, что она со мной хочет подружиться. А ты?

— Что я? — хмурюсь, пытаясь уловить ее посыл, и он мне отнюдь не нравится.

— Зачем ты мне помогаешь? — сканирует взглядом, а я скриплю зубами.

У каждого поступка есть мотив. Отец с самого детства научил причинно-следственным связям. Когда ты прыгаешь с тарзанки, тебе хочется адреналина. Одна причина. Может, ты слегка поехал крышей, вторая. Возможно, кому-то проспорил. Третья. И так до посинения, пока не найдешь верный вариант.

— Потому что сама себе ты вряд ли поможешь, — продолжаю хмуриться и поднимаюсь, — пойдем, пока не опоздали.

Плевать, что урок уже начался, а Майорова так и не прикоснулась к какао. Она поднимается следом и подходит ближе, когда я расплачиваюсь за заказ.

— Руслан, — говорит еле слышно, а я напряженно убираю руки в карманы брюк, — спасибо.

Она в очередной раз бьет мне под дых объятиями. Стопорюсь. Все системы слетают с прежних установок, как вчера. Майорова отстраняется и идет к выходу, пока я продолжаю слушать работу свое сердца.

Что за чудо-олень…

Кривлюсь и иду следом за ней. Вместе переступаем порог школы и ждем следующего урока. В классе гробовая тишина при виде нас. От Резникова буквально сквозит ненавистью, на которую мне плевать. Сажусь рядом с Евой без слов и каких-либо других пояснений.

Зачем?

Бросаю взгляд на Майорову и хмурюсь. Сердечная мышца сжимается, тормозя на мгновение все процессы.

Отворачиваюсь.

Если бы я сам знал ответ на этот вопрос, то не чувствовал бы себя идиотом.

Глава 27

Евангелина

Сама себе ты вряд ли поможешь.

Почему-то слова Руслана застревают в моем несчастном мозгу, и я никакими усилиями не могу избавиться от них. Они, словно на повторе, взрывают черепную коробку, заставляя меня нервно вертеть ручку пальцами. Присутствие Власова рядом на непростительно близком расстоянии ухудшает мое состояние. Как я должна понимать его слова? Что он ими хотел выразить?

Помогает из-за жалости, так я понимаю. Иначе, как еще интерпретировать его ответ?

Я настолько рассеяна, что зарабатываю трояк по алгебре, хотя прекрасно знаю решение, но усердно пропускаю речи учителя. Ухудшает положение шушуканье Кристины с девчонками. Про Резникова вообще молчу. Он на меня ТАК смотрит, что хочется самовольно пойти, привязать себя к столбу и поджечь его. Как Макс сдерживается, даже представить не могу. Наверное, причина в Руслане, который на протяжении дня находится, если не рядом, то где-то неподалеку, не оставляя меня без присмотра.

И мне бы радоваться, но я начинаю злиться.

Да, я слабая и не даю отпор, потому что считаю самоубийством идти против толпы, но это не значит, что меня, как собаку, нужно водить на поводке. Возможно, я бы относилась к его вниманию иначе, если бы не эти чертовы слова.

Сама себе ты вряд ли поможешь.

Я злюсь еще сильнее, когда вижу, что многие одноклассники разговаривают с ним так, словно ничего не было. Та же Кристина Романова. Она активно следует за ним и бросает взгляды на Максима, не закрывая рот ни на минуту. Власов хмурится и редко улыбается. В основном парням. Меня это ни капли не задевает. Хотя хочется, чтобы хоть раз в беседе со мной, Руслан искренне улыбнулся. Но нет. На меня он смотрит задумчиво и сводит брови на переносице, словно думает о том, как избавиться от ненужной обузы.

Перед уроком физкультуры, от которой у меня временное освобождение, ко мне подходит Соня. Я ни капли не удивлена тому, что одноклассница дожидается момента, когда раздевалка опустеет. На мне спортивный костюм, который я поправляю с особым усердием, чтобы не заводить с ней разговор. Не вижу в нем никакого смысла. Да, будь на моем месте Кристина, то разборки были бы в самом разгаре. Но я не она, поэтому молча стряхиваю пылинку с олимпийки и направляюсь к выходу, около которого встает Соня.

— Евангелин, — виновато смотрит на меня и выжимает из себя слова, краснея и сминая футболку пальцами, — прости, что так вышло, но я не могла по-другому.

Она поправляет очки. Создается впечатление, что Соня не знает, куда деть свои руки. Я молчу. Не знаю, чего жду от нее, но и уходить не спешу.

— Макс… Он… Он просто заставил меня…

— Неужели? — все-таки вылетает изо рта вместе с кривой улыбкой. — Нож к горлу приставил?

— Нет, — Соня мотает головой, и ее щеки вспыхивают, — я не могу сказать, что именно он сделал. У меня не было выбора. Все ведь обошлось, да?

— Не делай вид, что тебе жаль. Я могу простить, но для начала сама себя прости.

Прохожу мимо и иду в спорт зал под оглушительную работу сердца. Только сейчас ощущаю, как сильно припекает щеки. Хочется плакать. Моргаю, чтобы прогнать навернувшиеся слезы. Никто не должен видеть моей слабости. Оказавшись в зале, сажусь на скамейку и смотрю, как разминается Руслан. Подтягивается на турнике около шведской стенки и выглядит агрессивно. Откровенно пялюсь на него и вспыхиваю, когда мой взгляд ловит Максим, стоящий недалеко от Власова. Он прищуривается, а у меня кровь в жилах холодеет. Резников хоть и красивый, но пугает меня до чертиков, находясь на приличном расстоянии. После его выходки с гонками и тем коктейлем, который подсунула мне Соня, я не знала, чего еще можно ждать от одноклассника. Казалось бы, мусорный бак — этопредел издевательства, но нет. Максим решил добить меня гонками.

Я не прерываю зрительного контакта с Резниковым, который злорадно ухмыляется и медленно шагает в сторону Руслана. Моё сердце делает быстрый кувырок, а пальцы вжимаются в скамейку от накатившего волнения. Власов подтягивается еще пару раз и спрыгивает с турника. Максим как раз проходит мимо и делает вид, что случайно сталкивается с Русланом. Начало конфликта положено…

Я резко поднимаюсь, но ноги не идут вперед. Как на зло, физрук вышел из зала, и некому остановить это безумие. Максим провоцирует словами, которых я не слышу. Вижу лишь, как сжимает кулаки Власов, только Резникову мало. Он толкает Руслана руками в плечи, и тот не остается в долгу. Летит на Макса, собираясь ударить. Я шагаю вперед на автомате, слыша, как ускоряется пульс. От вида драки у меня трясутся не только руки, но и ноги превращаются в желе.

— Правда, глаза режет, да, Рус? — получив по лицу, Максим вытирает кровь с губы и улыбается, пока Власова удерживает Алан.

— Иди к черту! — Власов подается вперед, но не нападает из-за препятствия в виде Алана.

— А она знает? — указывает на меня пальцем.

В этот момент все одноклассники поворачивают головы в мою сторону. Если до этого сердце скакало, как бешенное, то сейчас остановилось. Одного взгляда Руслана хватило, чтобы понять, ему чертовски неприятно. Он зол и не в силах себя сдерживать.

— Знаешь, Майор, каков рыцарь в сияющих доспехах? — Резников шагает в мою сторону, от чего кожа сразу покрывается мурашками. — Наш Руслан, — Максим театрально разводит руки в стороны, пока все на него смотрят, открыв рты, — не хороший мальчик. Он рассказывал, что произошло с его лучшим другом?

— Заткнись! — цедит сквозь зубы Власов, пока я перевожу взгляд с одного на другого, совершенно не понимая, о чем идет речь.

— Ох, сколько экспрессии! — Резников смеется, направляясь ко мне.

Он не сводит с меня взгляда, заставляя чувствовать себя не просто неловко, а ужасно.

— Слушай, Майор, наш Влас так сильно любил своего друга, что столкнул его с крыши.

— Перестань, Макс, — вклинивается издалека Алан, а у меня в ушах их голоса, словно разлагаются на гаркающие звуки.

— Чего перестань? Я правду до девочки донести хочу.

Максим останавливается около меня и наклоняется слишком близко. Так, что задевает своим носом мой нос.

— Он — убийца, а не рыцарь. Слышишь, Майор?

— Чем ты лучше? — произношу, но не понимаю, как губы шевелятся.

Они, будто чужие. Есть движение, а ощущений нет.

— Я сразу говорю, что мне нужно, а он притворяется хорошим мальчиком, чтобы…

Успеваю отскочить в сторону, когда Макс отлетает от меня и падает на пол. Все происходит настолько быстро, что парни не успевают остановить Власова и Резникова. Завязывается драка, и меня оттесняют от них. Алан берет меня за руку отнюдь не дружелюбно и толкает к выходу:

— Физрука зови. Быстро!

Глава 28

Евангелина

Чувствую себя дешевой безделушкой, которую выставили на витрину в дорогом бутике. Все одноклассники косятся в мою сторону, не скрывая неприязни, и от этого становится не по себе. Я обнимаю себя руками, прикусывая нижнюю губу изнутри. В голове гул. Пытаюсь успокоиться, только получается из рук вон плохо. Перед глазами мелькают кулаки парней, кровь на лицах и нескрываемая ненависть.

Он — убийца, а не рыцарь.

Хочется встряхнуть головой посильнее, чтобы прогнать прочь голос Резникова, но он, словно яд, впитывается в каждую клетку организма и медленно отравляет его. Не понимаю, о чем именно говорил Максим, и всячески отговариваю себя верить его словам. Ничего кроме гадкого поведения и отвратных фраз я от него не слышала, и сейчас не должна поддаваться эмоциям.

— Прекрати, — рычит рядом Романова, даря мне самый презрительный взгляд, на который только способна.

Я замираю около нее.

— Прекрати мельтешить перед глазами, — цедит сквозь зубы, привлекая внимание Алана, который тут же направляется из противоположной стороны в нашу, — если бы не ты, то они бы и дальше дружили. Уйди, чтобы не видела…

— Я никуда не уйду, — говорю уверенно и громко, показывая свою позицию, но Крис резко подскакивает и толкает меня в грудь.

— Пошла вон, убогая! — тихо шипит, а я врезаюсь спиной в грудную клетку Алана, который удерживает меня за плечи, когда я хочу отскочить от него подальше.

— Крис, — Грех произносит каждое слово спокойно, но с нажимом, — одной драки хватит. Оставь ее в покое. Неужели не видишь, что Макс лезет к ней, а не наоборот.

Романова скользит взглядом по моему лицу и криво улыбается.

— Больные, — Кристина тычет пальцем в Алана, который не дает мне сдвинуться с места, — и ты туда же, Грех?! Только слепой не заметит, что в нашем классе одна белая ворона, и из-за нее мы все переругались!

— Крис, — доносится сбоку голос Лёни Филатова, — вали уже домой. Макс твоей щенячьей преданности не оценит. Проходили уже.

Романова краснеет, но через пару секунд разворачивается и уходит. С моих плеч тут же исчезают руки Алана. Хочется повернуться к нему и спросить, что это было? С чего вдруг заработал аукцион невиданной доброты и заботы? Но я продолжаю стоять на том же самом месте, прислушиваясь к работе своего сердца.

В коридоре перед кабинетом директора остались единицы — я, Алан Грех, Лёня Филатов и Соня Максименко. Все сохраняли молчание. Соня посматривала на меня и показывала всем видом, что хочет поговорить. Я игнорировала. Все слова уже были произнесены, и после ее поступка вряд ли можно нормально общаться. Подругами мы точно не станем. Я гипнотизировала дверь взглядом, за которой находился Власов. Считала себя виноватой в произошедшем. Руслан, что бы он ни говорил, перешел на мою сторону, и пробудил во мне странные чувства, от которых я не могла избавиться.

Прошло около получаса с того момента, как ребят забрали к директору. За это время мимо нас прошла красивая женщина, и по внешности с манерами я поняла, она была матерью Резникова. К тому же все одноклассники поздоровались с ней, а я получила безразличный взгляд. Начала нервничать еще больше. Если появились родители Максима, то и к Руслану должны приехать. Я не ошиблась.

К тому времени, когда по коридору прошла бледная женщина в платке, я осталась одна. Алан и Лёня ушли за пару минут до ее появления, а Соня еще раньше. Из ожидающих осталась лишь я, и то секретарь попыталась прогнать меня. Тщетно, конечно. Мать Руслана шла медленно и привлекала внимание. Было в ней что-то цепляющее взгляд с первого мгновения. Широкие брюки, высокие каблуки, теплое пальто. И чего я взяла, что она его мать?

Наверное, интуиция сработала, не иначе. Женщина скрылась за дверью, а мое сердце лихорадочно выстукивало на ребрах непонятные иероглифы. Уйти? Или остаться? Теперь сомнения закрадывались в душу, и я принялась заламывать пальцы.

Он — убийца, а не рыцарь.

Не верю! Что бы ни имел в виду Резников, я не верю ему! Не верю!

Словно услышав мой мысленный крик, из кабинета вышел Максим, а за ним и его мать. Он направился ко мне, пока его родительница разговаривала по телефону.

— Майор, — Резников остановился от меня в паре шагов и выглядел через чур спокойным, — я правду сказал.

Я отрицательно замотала головой, на что он лишь скривился. Выглядел Макс не очень хорошо. Разбитый нос и синяк под глазом.

— Посмотри в интернете. Там много интересного про героя Руслана.

Резников хотел сказать еще что-то, но его позвала мать, одарив меня презрительным холодным взглядом. Я нервно сглотнула и смотрела им в спины, пока они не исчезли с поля зрения. Очередная уловка Максима? Да. Не буду я ничего смотреть. Я лучше спрошу у Руслана, о чем говорил Макс.

— Зачем?! — взбудораженный голос Власова ворвался в уши, и я моментально вытянулась струной, глядя на взбешенного парня, который выскочил из кабинета. — Тебе нельзя! Что за уроды?!

— Руслан… — его мать вышла следом.

— Вытащили тебя, когда… — его взгляд застыл на мне.

Секундное сражение, в котором я проиграла. Руслан сжал челюсти, а у меня внутри все оборвалось.

— Кто это? — спросила его мать, слегка хмурясь.

Они находились близко, и я четко слышала каждое слово.

— Руслан? — она приподняла брови, потому что Власов промолчал, убивая меня взглядом.

— Это Ева, — он тяжело вздохнул, — мой друг.

Глава 29

Евангелина

Мать Руслана удивлена не меньше, чем я. Перевожу взгляд с изумленной женщины на хмурого Руса, пытаясь прочитать его мысли, но, увы, одноклассник не дает мне ни единого шанса проявить себя в качестве экстрасенса. Просто непробиваемая стена с красивыми глазами, в которых я теряюсь. Наверное, эмоции отчетливо проявляются на моем лице, потому что мать Руслана улыбается и дотрагивается рукой до моего плеча. Совсем невесомо. Так, словно боится, что я внезапно растворюсь в воздухе.

— Ева, значит, — произносит она и слегка покачивает головой, поглядывая на своего сына с непонятным для меня подтекстом, — я — Вера, мать этого хулигана.

В ее голосе слышится усмешка, и я вновь бросаю взгляд на Власова. Он убирает руки в карманы брюк и привычно выдает всем своим видом полнейшее равнодушие.

— Очень рада, что кроме товарищей по дракам, у него есть приличные друзья, — с нажимом в его сторону, — думаю, нам стоит пригласить Еву к себе.

Руслан пожимает плечами и буквально прожигает меня взглядом. Стоит ответить нет, иначе Власов будет недоволен. Он ясно дал понять, что затея с притворством его больше не интересует, хотя сам обозначил меня таковой… Мой мозг усиленно фильтровал информация, а рот не открывался, и, видимо, по этой простой причине, Вера кивнула и пошла вперед.

— Поспешите, ребята, — кинула нам, стуча каблуками по полу, — нам еще нужно в кондитерскую заехать. Давно гостей не было, да, Руслан?

— Угу, — буркнул Власов вместо внятного ответа и подхватил меня под локоть отнюдь не нежно, — пойдем, Ева.

Его мать шла впереди, а мы плелись позади нее. Я не могла понять, почему Руслан злится. Из-за того, что его мама пригласила меня в гости, или же причина в драке? И что он имел в виду, когда рычал, выходя из кабинета? Вопросы крутились в голове и не давали успокоиться. На миг мне показалось, что мой организм превратился в одну большую нервную клетку и остро реагировал на любое движение, но стоило нам оказаться в салоне дорогого автомобиля, и я немного расслабилась.

Возможно, из-за того, что Руслан сел на переднее пассажирское сиденье и перестал убивать тяжелой аурой. Это он мог. С его матерью было проще. Она улыбалась и задавала вопросы о школе. Как я учусь. Чем увлекаюсь. Нравится ли мне новая школа. Я отвечала честно, но на последний вопрос обошлась размытым словосочетанием. Нравится ли мне новая школа? И да, и нет. Сама школа устраивает, а вот недружелюбные одноклассники с их еле скрываемой агрессией — нет.

— Вы давно переехали? — Вера бросает на меня взгляд, крепко сжимая пальцами сумочку.

Костяшки белеют, а лицо становится серым. Я внимательно смотрю на нее и отмечаю бледность кожи с тяжелым дыханием.

— Нет…

— О, у меня к тебе много вопросов, — посмеивается мама Руса, и тот пыхтит впереди.

— Мам!

— Не надо мамкать, сынок, — она отмахивается от него, как от назойливой мухи, но так смешно, что я невольно улыбаюсь и ловлю хмурый взгляд Руслана в зеркале заднего вида, — вот здесь останови, Олег.

Водитель покорно сворачивает к кондитерской, на которую я смотрю во все глаза. Ни разу не была в ней. Девчонки между собой говорили, что здесь за баснословные суммы изготавливают разные сладости на заказ. Мол, кондитер, основавший ее, обучался за границей, а потом все свои знания и умения привез в Сибирь. Волшебная история, больше смахивающая на продуманный пиар-ход.

Мы идем туда втроем, и я теряюсь среди обилия ароматов. Мои рецепторы моментально реагируют на раздражители, и желудок подает сигналы о том, что не прочь переварить каждый сладкий шедевр. Вера смотрит на меня с улыбкой, а вот Руслан хмурится. Не поддерживает моего щенячьего восторга, который для меня самой становится каким-то чудесным открытием.

Мама Руса набирает гору вкуснятины, которую Власов вырывает из ее рук и несет к машине. Около нее стоит водитель. Я не знаю, что происходит, но Вера пошатывается, и Олег успевает ее подхватить. Руслан бледнеет, а его мама отшучивается.

— От счастья опьянела, сынок, — женщина с улыбкой садится в машину, а я поглядываю на Власова, который превращается в грозовую тучу.

— Садись, — приказывает мне и хлопает дверью так, что у меня по телу проносится дрожь.

Почему он себя так ведет? Все ведь нормально.

— Твои родители кем работают? — слышу вопрос и каменею, оставляя рюкзак и сумку в коридоре, когда мы прибываем на квартиру Власовых.

Руслан идет за матерью, а я за ним. Мы попадаем в светлую гостиную, где пахнет жасмином. Отчетливо чувствую аромат, который ни с чем не спутаю. Мама любила зеленый чай с жасмином. От воспоминаний в груди слегка покалывает, но я тут же натыкаюсь на вопросительный взгляд Веры и прокашливаюсь.

— Папа — майор.

Брови Руслана ползут на лоб от удивления, и хорошо, что его мама этого не видит. Я пожимаю плечами. Вот так вот. Фамилия полностью соответствует профессии отца.

— Как интересно, — Вера позволяет Руслану снять с себя пальто, — в местной полиции сейчас?

— Нет, — сжимаю пальцами форму, — уехал работать по контракту.

— А, так ты с мамой живешь?

— Я сделаю чай, — Руслан встает так, чтобы его мать не смогла отойти от дивана.

— Хорошо, — кивает она и с той же улыбкой садится, — будь, как дома, Ева.

Я устраиваюсь на кресле, надеясь на то, что мама Руса не повторит вопрос, но, видимо, Власов пошел упертостью в родительницу.

— Сейчас живу с маминой подругой, — выдавливаю каждое слово с трудом, упираясь взглядом в кружевную салфетку на стеклянном столике, разделяющем меня от мамы Руслана.

— Она уехала куда-то?

— Умерла.

Поднимаю глаза и вижу, что на лице женщины появляется растерянность, смешанная с жалостью. Ребра попадают в тиски, и я перестаю дышать. Не думала, что произносить это слово так сложно, будто кто-то проводит по коже тупым ножом, оставляя рваную рану.

— Прости, — Вера переключается на Руслана, который застыл в дверном проеме с подносом в руках, — мы уже чая заждались.

Власов проходит вперед, и его действия с беззаботным тоном матери улучшают атмосферу. Будь я наедине с собой, то скорее всего истязала бы подушку слезами. Может, всему виной сладости, которые мы пробуем. Вера смеется, рассказывая о том, как Руслан в детстве объелся шоколада и после смотреть на него не мог. Тот отстраненно рассматривает кружку, пока мы беседуем. Как бы мне не нравилось у Власовых, приходится с ними прощаться из-за звонка тёть Оли. Руслан идет со мной к машине и просит Олега довезти нас до школы, где без слов помогает сесть на мотоцикл. Прижимаюсь к нему и прикрываю глаза, пока мы не достигаем пункта назначения. Хочется задать множество вопросов, вот только Власов с тем же задумчивым видом снимает с меня шлем.

— Спасибо, — говорит, вводя меня в состояние шока, — давно не видел ее такой.

Я открываю рот и застываю, глядя поверх плеча Руслана. Чувствую, как дрожат губы и колотится сердце. У подъезда стоит он. Мой папа. Майор.

Глава 30

Руслан

— Её мать умерла, — говорю Серёге, который нарезает колбасу толстыми ломтиками, и свожу брови на переносице, пытаясь переварить произошедшее.

Впервые сложно дается этот процесс. Обычно я отключаю эмоции и прихожу к определенным выводам, но с появлением Майоровой все покатилось в пропасть. Вся моя выдержка и хваленый самоконтроль. Все в топку. За ребрами такая агония, что в пору вызывать пожарных.

— И? — Серый спокойно закидывает кусок колбасы в рот и смачно жует.

— А батя майор, — продолжаю выдавать мысли вслух, на что друг пожимает плечами, — теперь мама думает, что Ева мой друг.

— Друг, — усмехается Лазаренко, пододвигая тарелку ближе, — видел я, как ты смотришь на друга, и поверь, дружбой между вами не пахнет.

— Что ты имеешь в виду? — хмурюсь еще сильнее, а Серёга усмехается.

— Когда пацан за девчонку башкой рискует, это по-другому называется.

— Пф-ф-ф, — выдаю, улавливая его логику, и отгораживаюсь руками, сложив их на груди.

Ничего подобного. Была б на ее месте другая, я бы тоже вытащил из лап Резникова. Только больной на голову чел может так упорно травить девочку, которая ему нравится, а он к ней точно не ровно дышит. В этом сомневаться не стоит. Стоп! А она, как к нему относится? Идиотский вопрос оседает в мозге пеплом, и я выпрямляюсь, хватая кусок докторской. Ева его боится. Факт, но причину их конфликта я не знаю. На мой вопрос она так и не ответила. С чего вдруг резко Макс принялся травить ее хлеще других?

— Это, — Серый очерчивает на своем лице круг в области щеки и указывает на меня, — откуда? С Максом опять пересеклись?

— Да.

— Из-за нее?

— Нет.

Почти не вру, пожимая плечами.

— Тогда из-за чего?

— Из-за Димона.

Лазаренко отодвигает от себя кружку и прищуривается. Костяшки белеют от того, с какой силой он сжимает кулаки.

— Не понял.

— Он при всех наших решил поднять этот вопрос, — говорю спокойно, пока внутри образуется огромный шар, покрытый острыми иглами, — сказал, что я убийца.

Смотрю в глаза другу, ожидая реакции. Почему сейчас поднимаю эту тему? Не знаю. Наверное, пришло время раскрыть глаза на очевидное. Добить себя по всем фронтам. Серёга продолжает молчать, но злится знатно. Вижу по телесным реакциям и огню в глазах, который так отчетливо прошибает, что первым отвожу взгляд. Тема болезненная для нас. Пофигизм пролетает лишь в голосе, а внутри просыпается вулкан. Все клокочет.

— Тоже так считаешь? — выдаю с идиотской улыбкой, хотя на самом деле каждый орган замирает в ожидании.

— Выбью зубы, если услышу этот вопрос еще раз, — цедит сквозь зубы Серый и со скрежетом отодвигает стул.

Две секунды, и я остаюсь в гордом одиночестве. Сглатываю горькую слюну, но не волочусь следом. Мы были вместе достаточно долго, чтобы изучить поведение друг друга. Например, сейчас Лазаренко сто процентов взял пачку с сигаретами и вышел, чтобы покурить. После священного ритуала успокоения он вернется, только разговаривать по-прежнему не нужно. Соберется с мыслями и, возможно, к вечеру мы выстроим неплохой диалог, в котором вероятность выбить друг другу зубы сократиться до минимума.

Тяжело выпустив воздух из легких, откидываюсь на спинку стула и смотрю в окно. Воспоминания о том дне не пускаю в голову, блокируя их. Запечатываю в дальнем углу черепной коробки. Есть сегодня, а назад в прошлое отмотать я не смогу, как бы не хотелось. Чудес не бывает, и мертвые не воскресают. Так уж повелось. Живи и мучайся.

Как нельзя вовремя, звонит мама, и я, забрав рюкзак, еду к ней. После посещения Евы во мне что-то треснуло. Их общение и мамины глаза, в которых впервые за долгое время я увидел настоящую не показную радость, вывернули все мое нутро наизнанку. Большую часть гостеприимной беседы я отмалчивался и занимал наблюдательную позицию. Казалось, что я нахожусь в другом измерении и изучаю интересный объект. Этакий Джеймс Бонд с инопланетного корабля. Их голоса долетали порой искорёженным звуком, но я все понимал, ощущал и впитывал, осознавая, что такой миг может не повториться.

Реальность убивала. Медленно просачивалась в организм и засоряла его гнойными мыслями. Я все чаще представлял ТОТ день, когда её не станет… Как я буду себя вести? Что испытаю? Как жить после этого? Опять…

— Не думала, что ты вернешься, — прилетает мне с порога, и я вопросительно поднимаю брови, глядя на маму, застывшую в дверном проеме.

Сейчас она не выглядела стальной леди. Была домашней. В свитере и теплых штанах. Без улыбки, но с заботой в глазах. Её отношение будоражило, вскрывало вены тупым ножом, нагло брало башню штурмом. Только я выстоял. Прошел вперед и, открыв дверь в свою комнату, швырнул туда рюкзак.

— Поужинаем вместе? — спросил с невозмутимым видом, запихивая руки в карманы брюк, а мама открыто удивилась.

— Я… — растеряно произнесла, впиваясь пальцами в дверную ручку. — Конечно, Руслан. Вот только…

На родном лице проскользнула вина, но я отмахнулся.

— Я сам приготовлю, ну, — пожал плечами, — если боишься отравиться, то закажу доставку. Что там тебе врач прописал?

Мама ничего не говорит и смотрит так, что я начинаю нервничать. Не то ляпнул? Хотел же, как лучше…

— Хорошо, — вытирает наступившие на глаза слезы и кивает, стягивая на пальцы рукава свитера, — хорошо…

От увлажнившихся зеленых глаз по сердцу скользит острая бритва. Я кривлюсь. Мама продолжает кивать и всё-таки не сдерживается. Крупные слезы скатываются по бледным щекам и падают на пол, разлетаясь мелкими брызгами по паркету.

— Прости… — шепчет тихо, затыкая рот рукой, и я тут же оказываюсь рядом.

Переступая через свою злость и чертову тучу других эмоций, в которых меня топит, обнимаю её.

— Прости… Ты уже совсем взрослый у меня… — Поднимает воспаленные глаза и хватает ртом воздух. — И девушка появилась. Я так боюсь…

— Чего? — хриплю, изображая сильного.

— Что не увижу того, как ты будешь счастлив, — снова ее глаза застилают слезы, — видишь, — разводит руки в стороны, отталкивая меня и истерично улыбаясь, — ты не хотел, чтобы я притворялась. Тебя это раздражало. — Ее губы подрагивают, и я чувствую, что взгляд становится мутным. — Я боюсь… Сынок, я так сильно боюсь… Не хочу, чтобы из-за этого, — она указывает на себя трясущимися руками, — ты страдал…

— Мам… — хриплю, пока сердце крошит ребра глухими ударами. — Не надо…

— Давай поужинаем, — она вытирает глаза рукавами свитера, судорожно успокаиваясь, — принимая то, что будет. Я стараюсь, Руслан. Лечение это… Бесполезное… Ты же понимаешь.

Отрицательно качаю головой, а мама подходит ближе. Я настолько сильно сжимаю челюсти и кулаки, что перед глазами все плывет.

— Я хочу любимую китайскую лапшу, — улыбается уголком губ, — и картошку фри с соусом, которым ты бросался, — усмехается от воспоминаний о моем баловстве с едой, — а еще, как ты говорил? — Мама прищуривается. — Сточить? — Киваю, выдавливая ответную улыбку, которая наверняка выглядит жалкой. — Так вот, я хочу сточить лимонный чизкейк и безе. То самое, к которому мы с Евой не притронулись.

Покорно киваю, а она меня обнимает. Мне больно, но я обвиваю ее руками в ответ, понимая, что хочу провести с ней как можно больше времени и запомнить каждый чертов момент.

Глава 31

Евангелина

За столом висит напряжение. Папа ест, не обращая ни на кого внимания. Тёть Оля периодически посматривает за Артёмкой, и лишь я ковыряю вилкой в салате. Аппетита нет. Может из-за того, что я наелась сладостей у Власовых, или всему виной скованность, вызванная внезапным появлением майора Майорова. Я даже Руслану ничего толком не смогла сказать. Все мысли вылетели из головы, как только я увидела отца. Он ни капли не изменился за месяцы, которые мы не виделись. Все те же морщины на лбу. Голубые глаза. Русые волосы с сединой. Хмурый вид. Кажется, я забыла, как он выглядит, когда улыбается. Да, и доведется ли мне еще хоть раз ощутить радость, исходящую от него в мою сторону.

— Очень вкусно, Оль, — доносится до моих несчастных горящих ушей его голос, — даже не знаю, как тебя благодарить за все.

— Что ты, Вань, — скромно улыбается Ольга, посматривая на меня, — я только рада вам помочь.

Снова виснет молчание, которое разбавляется лишь непонятными звуками, которые издает мой брат. Я так же упорно не смотрю в его сторону. Не могу себя пересилить. Хотя он ни в чем не виноват в отличие от меня…

— Как дела в школе? — отец обращается ко мне, но его взгляд направлен куда-то в сторону.

Мне в глаза он не смотрит, как и я ему. От вины и стыда горят щеки. Тахикардия медленно, но верно, наступает на пятки, и дыхание затрудняется. Комната резко сужается, заставляя меня хватать ртом воздух, и я резко сглатываю.

— Нормально, — выдавливаю из себя и откладываю вилку на стол.

Руки некуда деть, и я принимаюсь с особым усердием сминать пальцами воротник от худи. Я так долго его не видела и теперь не знаю, как себя вести. Вот он, Иван Майоров, сидит напротив меня. Все тот же. НО словно чужой. Не мой отец, а дядя из соседней квартиры. От этого нестерпимо больно, и глаза жжет.

— Не считаю нормальным, что ты постоянно ходишь с разбитыми коленками и, — он говорит быстро с некоторым недовольством, от которого я сжимаюсь, потому что по отношению ко мне он никогда не был груб, — теряешься до поздней ночи с парнем.

— Вань, — Ольга дотрагивается пальцами до папиного локтя и тот пуще прежнего сводит брови на переносице, — Руслан не плохой парень.

— Неужели? Поэтому, наверное, он гоняет на байке и возит на нем мою дочь по ночам? — снова переходит на рык отец, а мне становится до чертиков обидно.

Сильно так, что в груди жжет, будто туда серной кислоты залили и наблюдали за процессом.

— Он меня защищает, — всё-таки нахожу в себе силы выдавить каждое слово и задрать голову, бросив на папу огорченный взгляд.

— Серьезно? — отец складывает руки на груди.

— Да, — зеркалю его движение, набравшись немереной храбрости, — ты ведь не можешь.

— Лина… — ахает Ольга.

— Всё нормально, Оль, — он помещает руки на стол и не прерывает со мной зрительного контакта, — можешь нас вдвоем с Евой оставить?

— Да, — тёть Оля осторожно поднимается и забирает Артёмку, напоследок сочувственно пожимая плечами.

Дверь за ней закрывается, и в комнате снова молчание берет бразды правления в свои руки. Мои внутренности не просто меняются местами, а играют в бильярд. Бешенный пульс ударяет каждый раз в виски так, будто эти минуты последние в моей жизни. Мне не хочется, чтобы папа ТАК на меня смотрел. Я для него пустое место или источник злости. Сложно понять, когда теряешь связь с близкими. Он для меня подобен неизученным водам океана. Неизвестно, что ждет при погружении на глубину. Смерть или же очередной открытие.

— Ева…

— Не называй меня так!

Не знаю, откуда берется агрессия, но именно она выплескивается из краев чаши, где бурлят все мои эмоции. У отца округляются глаза. На пару мгновений мне показалось, что он начнет на меня кричать, только майор кивнул и шумно выдохнул.

— Не знаю, что у тебя в голове, Ева, но так не пойдет, — говорит, словно робот, — Ольге тяжело с маленьким ребенком. Ты прекрасно знаешь, что она испытывает. Не нужно себя вести, словно безмозглая девочка. Я понимаю, что у тебя возраст такой, когда гормоны бушуют, но…

Отец резко замолкает, а я часто дышу, ощущая, что кожа горит. Жду его слов, не моргая и не двигаясь. Наверное, в это мгновение работает лишь мое сердце, которое в лихорадке перегоняет кровь.

— Я хочу быть спокоен за вас. Когда я уеду…

— Что?! — сиплю в крике.

— Лина… — папа проводит рукой по лбу, когда я поднимаюсь, скрипя стулом.

— Куда? Ты же только приехал?

— Мне нужно поднимать вас на ноги…

— А здесь нельзя этого сделать?! Разве мало работы? С твоим званием…

— С моим званием больше всего я получу, работая по контракту! — повышает на меня голос и тоже поднимается, опираясь руками о стол.

— Ты… Ты просто нас бросаешь… Опять…

— Лина…

— Я должен обеспечить семью. Артёму нужно проходить лечение. Это не дешево.

— Тебе только причина нужна, — мои плечи опускаются, когда говорю это.

— Что?

— Ты меня ненавидишь и не хочешь видеть. Я знаю.

Глаза отца расширяются, а я выскальзываю из кухни в коридор, чтобы не наблюдать за тем, как в них плещется гадкое чувство. Он считает меня виноватой. Ничего не изменилось.

— Лина!

Летит в спину, пока я запихиваю ноги в кроссовки и стягиваю ветровку с вешалки. Несколько поворотов замка, и я уже бегу по лестнице прочь из подъезда. Грудная клетка сгорает, но я не обращаю на это внимания. Мне срочно нужно сбежать и побыть одной, что я и делаю. Передвигаю ноги и останавливаюсь, когда вокруг меня незнакомая местность. Двор одного из домов. Замираю посредине и озираюсь по сторонам, восстанавливая дыхание. Щеки влажные от слез, и я тру их тыльной стороной ладони.

Оглядываюсь назад в поисках погони, но там лишь полумрак и шум листьев, опадающих с деревьев. Телефон в кармане штанов вибрирует. Я медленно вынимаю его и смотрю на экран несколько минут.

Ольга.

Он сам мне даже позвонить не может. Прикусываю губу от боли и обиды, открывая сообщение от Власова. Буквы расплываются перед глазами, и мне приходится несколько раз выдохнуть прежде, чем я четко различаю слова.

У тебя всё в порядке?

Глава 32

Евангелина

Руслан вот уже минут десять сидит рядом на качеле и смотрит на небо, не произнося и слова. Я тоже молчу, будто горло перетянули веревкой. Мне до жути неловко за то, что я сорвалась и написала ему о своем побеге из дома, но понимаю я это слишком поздно, когда назад дороги уже нет. К слову, на вызовы тёть Оли я так и не ответила. Не то состояние. К тому же я не знаю, что говорить. И стоит ли?

— Все так плохо? — Власов продолжает изучать темноту, а я его профиль.

Пожимаю плечами и отвожу взгляд в сторону, когда Руслан обращает на меня внимание. Стягиваю рукава ветровки и прячу туда свои пальцы. Мне не холодно. Просто дурацкая привычка.

— Я удивлен, — продолжает разговор с присущим ему равнодушным выражением лица, — тому, что ты не убежала после слов Макса, — поясняет под мой немой вопрос в глазах.

— Я ему не верю, — прислоняюсь головой к холодной балке и смотрю на Власова, стараясь не стушеваться под его изучающим темным взором.

— Зря, — выдыхает, — от части он прав.

— Расскажешь? — спрашиваю больше для поддержания разговора, ведь по виду парня могу понять, что посвящать меня в эту историю он не хочет.

— Нет.

— Ясно.

Замолкаем. Скрип несмазанных механизмов разрушает тишину вечера, но мне снова не по себе. И да, очень интересно узнать, что же произошло в жизни Власова. Из-за чего вдруг Резников имеет наглость назвать друга убийцей. Я тяжело вздыхаю. Телефон в кармане оживает, но я не предпринимаю попыток его достать.

— Не ответишь?

— Нет, — хмурюсь, пока Руслан внимательно на меня смотрит, — не сейчас.

— Ясно.

Власов тоже вздыхает и с задумчивым видом складывает руки на груди. Общение между нами напряженное. Не удается поймать нужную волну. Кажется, что ему все равно, но, тогда зачем он приехал? Скольжу взглядом в сторону его мотоцикла и кусаю губы. Внутренняя агония не прошла, наоборот, разрастается и постепенно сжигает меня.

— Я не знаю, что у тебя произошло, — начинаю, прищуриваясь и глядя на мотоцикл, — и в интернет не полезу смотреть.

— Почему?

— Хочу, чтобы ты сам рассказал.

— Не могу.

— Почему? Все же об этом знают.

— Я. Не хочу. Об этом. Говорить.

Чеканит каждое слово с нажимом, а я смахиваю слезу, которая назойливо скатывается по щеке. Сегодня точно не мой день. Дыхание учащается вместе с пульсом. Во мне столько обиды скопилось, что я уже попросту не выдерживаю.

— А знаешь, о чем я не могу говорить? — резко поворачиваюсь к нему и натыкаюсь на холодный взгляд.

— О чем?

— О дне, когда мама умерла.

— Почему? — сводит брови вместе, сжимая после вопроса челюсти.

— Потому что я виновата в том, что произошло. Из-за меня все! — выпаливаю и отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы, но Власов ведь упертый.

Он соскакивает с качели и садится на корточки, всматриваясь в мое лицо.

— Говори, — произносит эмоционально, будто ему нужно, чтобы я высказалась.

Верчу головой. Он не хочет, тогда почему я должна?!

— Ева, — доносится до ушей его требовательный тон, и я вновь теряю контроль.

— Представляешь, мам, — я верчу сумку по кругу, пока мы идём к дому, — Ленка на уроке Самвела поцеловала.

— Серьезно? — её улыбка придает солнечному дню красок, и я киваю в ответ с особым усердием.

— На спор, — усмехаюсь проделкам одноклов, но не сочувствую Лене, которая мастер ставить других в глупое положение, в том числе, и меня.

— Вытворяете вы, ребята. Надеюсь, меня не вызовут на ковер к директору? — в глазах плещутся смешинки, и я отрицательно качаю головой.

Я же примерная дочь. Ни прогулов. Ни плохих оценок. Обычная хорошистка. Таких пруд пруди.

— Что-то не так? — хмурюсь, открывая перед мамой дверь в подъезд, и смотрю, как она потирает живот рукой.

— Все хорошо. Артёмка наш пинается что-то, пройдет, — отмахивается от меня рукой и проходит вперед.

Я некоторое время смотрю за тем, как она идет, но всё же успокаиваюсь и следую за ней. Лифта в нашей пятиэтажке нет, поэтому топаем на последний этаж и по традиции, которая у нас появилась еще в то время, когда родители отводили меня в сад, я начинаю прыгать по ступенькам. Мама смеется, а я улыбаюсь тому, что смогла поднять ей настроение. Она ведёт счёт вместе со мной, и вот, когда заветная последняя ступенька сверху перед нами, моя нога соскальзывает…

Всё, как в замедленной съёмке. Я кидаю сумку и пакет с продуктами, пытаясь схватить маму за руку, но провожу лишь подушечками пальцев по ногтям. Она не успевает. Большой живот. Слишком узкие ступеньки. Моё сердце падает вместе с ней.

— Мам! — кричу во все лёгкие. — Ма-а-ам!

Кажется, этот крик навсегда застрял в моём горле. Я до сих пор вижу её глаза и лужу крови. Мама держалась до последнего. Единственное, о чем она попросила, чтобы спасли Артёмку, словно знала, что не выживет.

— Это случайность, Ева, — Власов смотрит мне в глаза, а я вот с трудом различаю черты его лица, потому что реву, не стесняясь, — уже ничего не сделаешь.

— От этого… Не… Не легче… — задыхаюсь от боли, а Руслан берёт мою руку и крепко сжимает её.

— Мне жаль, — пара слов, а меня опять размазывает, словно картофельное пюре по тарелке.

Власов поднимается и вдруг тянет меня к себе. Я, словно кукла на веревочках, попадаю к нему в руки. Обнимает, а я плачу, вспоминая злополучную воду, на которой поскользнулась и толкнула маму ногой. Если это случайность, то глупая! Почему со мной?! Почему я?! Я же её убила…

— Ты думала, — говорит над ухом Руслан, от чего его грудная клетка вибрирует, — что бы сказал твоя мама, если бы увидела тебя такой?

Сказать я ничего не могу, поэтому в знак отрицательного ответа верчу головой, утыкаясь носом в куртку Власова.

— Наверное, тоже самое, что и моя, — глухо отзывается, — что не хотела бы видеть тебя несчастной из-за случившегося.

Всхлипываю и замираю. От его слов? Да, а еще от того, что телефон снова вибрирует. Не отвечаю, но отстраняюсь от Власова, стыдливо вытирая щеки.

— Я тебя провожу, — всё ещё хмурится, а я пытаюсь успокоиться.

— А если мотоцикл угонят?

— Пусть рискнут, — усмехается Руслан и протягивает мне руку.

Глава 33

Евангелина

У Власова горячая ладонь, жар от которой передается мне по невидимым нитям. Мы идём к зданию, сохраняя молчание, и, как бы ни было парадоксально, мне сейчас не нужны его слова. К тому же, Руслану нельзя приписать такое качество, как болтливость. Я успела заметить, что парень скуп на эмоции. Зато всегда готов действовать.

Что бы сказала твоя мама, если бы увидела тебя такой?

Кручу его вопрос в голове, смотря под ноги. Мама была добрейшим человеком. Сомневаюсь, что она одобрила бы моё депрессивное состояние и нежелание сражаться. Наоборот, она бы искала позитив в каждой мелочи, даже если эта мелочь причиняет боль и становится причиной заломов на сердце. Стыд за своё поведение острыми когтями прорывается наружу, и я сильнее сжимаю руку Власова. Не специально. Просто поддаюсь мимолетному порыву, но тут же себя одёргиваю, бросая на одноклассника быстрый взгляд. Он и бровью не ведёт. Наверное, считает меня проблемной девчонкой, у которой тараканы в голове больше материка, на котором мы живём.

При виде двери в подъезд внутренности сковывает спазмом. Что я сейчас скажу тёть Оле и отцу? Как посмотрю в глаза после трусливого побега?

— До двери проводить? — словно читает мои мысли Руслан и вопросительно поднимает правую бровь.

— Не надо, — голос после надрывных рыданий осип, и я еле шепчу ему в ответ, — ты и так много для мня сделал.

— Ерунда, ты только, — слегка заминается, глядя на пальцы, из захвата которых я освобождаю свои, — не плачь больше. Тебе не идёт.

И вот снова. Пара фраз от Власова, и я чувствую себя до жути неловко, сжимая ветровку пальцами и качаясь на носочках. Руслан же абсолютно спокоен. Без отрыва смотрит на меня и будто чего-то ждёт.

— Я… — начинаю и замолкаю, потому что выдала ему весь запас своих эмоций. — Ты…

Нелепее положения, пожалуй, я не могла представить. Мало того, что я ревела у него на глаза, как последняя размазня, так еще и двух слов благодарности связать воедино не в состоянии. Руслан не помогает, молча наблюдает за тем, как я открываю и закрываю рот, и не издает и звука. Раньше я бы подумала, что он издевается надо мной таким образом, как и другие, но сейчас понимаю, дело не в этом. Власов не такой, как Резников или Грех. Он другой. Не похож на остальных парней нашего возраста. Надёжный что ли, и я усилием воли заставляю себя поднять глаза и столкнуться его тёмными, после чего шагаю вперёд и обнимаю. Невесомо. Прикрываю веки в ожидании его реакции и слышу, как бешено бьётся сердце.

Удары эхом пролетают в ушах, и я уже хочу отстраниться, когда Власов обнимает меня в ответ. Сердцебиение отсутствует по причине остановки сердца в этот момент. Ресурсы исчерпаны. Работа мозга на нуле. Он уже не справляется с поставленными ему задачами. Зато эмоции и ощущения перекрывают все остальные показатели. Впервые за долгое время внутри образуется комок счастья, но он настолько мал, что я прикусываю губу намеренно. Так я хотя бы повторно не разревусь и не затоплю нас слезами.

Я теряюсь еще больше, когда Руслан опускает голову и глубоко вдыхает, пуская по коже бунтующие мурашки. Не двигаюсь, боясь потерять связь, которая между нами настраивалась. Неужели я смогла пробить бетонную стену?

Может, мне всё чудится, и я окончательно сошла с ума от горя?

Но нет. Власов через некоторое время отстраняется и изучает моё лицо, словно видит в первый раз. Еще миг, и он поднимает руку, заправляя выбившийся из хвоста локон мне за ухо, от чего щёки припекает. Хотя, возможно, они горят из-за обилия солёной влаги, которая по ним стекала. Руслан сам прерывает наш зрительный контакт, стопоря взгляд на моих губах.

Это странно.

Я даже дышать перестаю, настолько меня накрывает разными эмоциями. Власов сглатывает и шагает назад, помещая руки в карманы джинсов.

— Завтра увидимся, — произносит, кивая на дверь в подъезд, — не заставляй предков нервничать.

Я принимаюсь часто моргать и делаю несколько неуверенных шагов к дому. Сердце так тарабанит, что я начинаю бояться. Вдруг разорвется на части.

Власов ждёт, пока я скроюсь в подъезде, и лишь после уходит. Вижу, глядя в небольшое окошечко на лестничной площадке. Решительности сейчас не хватает, но я достаю ключ из кармана и все же открываю дверь. Стараюсь делать все тихо, только не учитываю того, что меня потеряли. Ольга с порога смотрит с укором, а папа…

Он просто уходит в гостиную, не произнося и слова, чем выбивает положительные заряды, полученные от Руслана, а я очень не хочу их терять!

— Ты должна с ним поговорить, Лина, — Ольга идет за мной и прикрывает дверь в комнату, чтобы отец нас не услышал, — я долго входила в положение и не срывалась на крики и ругань, но всему есть предел. Я устаю, Евангелина, а твои побеги… — Она шумно выдыхает, пока я стою перед ней и не двигаюсь. — Ты в себе закрылась. Ничего не рассказываешь. Сбегаешь. Возвращаешься то с травмами, то мокрая и продрогшая, как мышь. Лина, так нельзя. — Тёть Оля подходит ближе и гладит меня по плечу. — Я не твоя мать и вряд ли когда-то смогу её заменить, но ты не представляешь, как сильно я хочу облегчить вам жизнь и не прошу многого. Просто, сделай пару шагов мне навстречу и Ивану. Знаешь, — Ольга криво улыбается, пробирая до костей болью, отражающейся в её глазах, — я справлялась с потерей одна. У вас другой случай. Вы по-прежнему семья, Лина, и если объединитесь, то вам будет проще бороться и принять действительность. Я знаю, о чем говорю. У меня такой роскоши не было.

Мне стыдно. Я даже ответить ничего не успеваю. Тёть Оля выходит из комнаты, оставляя после своих слов горький осадок. Некоторое время стою посреди комнаты и дышу через раз. Лицо полыхает с такой силой, что можно пожарить на нём яичницу. Кончики пальцев неприятно покалывает, когда я принимаюсь теребить край худи. Если бы не вибрация телефона, то, наверное, стояла бы, словно камень целую вечность.

Мне вернуться?

Удивлённо таращусь на экран смартфона, не сразу понимая, что от меня требуется, но все же набираю отрицательный ответ и следом отправляю сообщение с благодарностью. Да, так проще, чем произносить каждое слово, глядя в темные глаза. Власов читает, но не отвечает. Карандашик двигается и замирает, а после Руслан исчезает из сети, так и не ответив мне.

За рёбрами неприятно жжет, но я отмираю и убираю телефон на тумбочку. Подхожу к двери, стою около нее некоторое время и отхожу к постели. Выходить не решаюсь и попросту переодеваюсь в пижаму. Сон не идёт и прежде, чем уснуть я долго ворочаюсь, комкая простыни. В голове помойка из мыслей, и я никак не могу навести там порядок. В итоге просыпаюсь совершенно разбитой от противного рингтона на будильнике, который сама же и установила.

За дверью слышны голоса. Папа басит на кухне. Ольга периодически ему отвечает. Я же тихо открываю дверь и крадусь в ванную вместе с рюкзаком. Сталкиваться с кем-то из них не хочу, поэтому наспех умываюсь и натягиваю на себя форму. Словно шпион иду по коридору на носочках и кусаю губы. Да, слова Ольги на меня подействовали, и теперь нужно было элементарно извиниться, только не перед отцом. Нужно морально подготовиться и расставить все по полочкам.

Мне удалось пройти мимо кухни и выскользнуть из квартиры незамеченной, хотя хлопок входной двери разлетелся по всему этажу. Я быстро спустилась вниз и вылетела из подъезда, сразу свернув к остановке, чтобы не попасть в область обзора, который открывался с тёть Олиных окон. Дойти до пункта назначения не успеваю, потому что дорогу мне перегораживает мотоцикл. Еле сдерживаю вдох, а Власов снимает шлем и приподнимает бровь.

— Далекособралась?

Глава 34

Максим

Стены роскошной крепости Резниковых давили парню на психику. Он метался по комнате и сжимал кулаки, желая разнести к чертям что-то из мебели. К слову, стеклянный журнальный столик уже пострадал от его пинков, но Максу этого было катастрофически мало. Злость перемешивалась с ненавистью и попадала кровь, которая закипала в венах, стоило ему представить Майорову с Власовым.

Ведь она не поверила ему! Хотя Максим говорил правду!

Он был настолько уверен в своей правоте, что решил любыми путями доказать Евангелине своё мнение, а для этого необходимо было выбраться из тюрьмы, которую ему обеспечили родители, и увидеть девушку, сводящую его с ума.

Резников никогда не рисковал собой. Старательно избегал драк, где могли испортить его модельную внешность, не совался в гонки и стоял в стороне, если кого-то нужно было защитить. Не царское это дело. НО сейчас его разрывало на части от эмоций, которые бурлили внутри, и он, выглянув в коридор и убедившись, что его никто не заметит, поспешил к балкону. Там, накинув капюшон на голову, парень спустился вниз по лестнице, не боясь высоты.

Отойдя от дома на довольно приличное расстояние, Максим попросил у прохожего телефон и вызвал такси. С некоторых пор отец отслеживал его звонки и любые услуги, оплачиваемые картой, поэтому парень шифровался с особой тщательностью.

У Резникова не хватало терпения спокойно добраться до цели, и, чтобы не напугать новенькую, он попросил остановить машину за несколько домов до нужного адреса и шёл, соображая, как ему выманить Майорову на разговор. Можно было нагло позвонить в дверь. Тогда Евангелина точно не отвертится, но, вспомнив, сколько раз она сопротивлялась, Резников откинул этот вариант. Решил, что придумает годный план, когда окажется у нужного здания.

Вот только там его ждал неприятный сюрприз.

Парочка, держащая друг друга за руки. Атмосфера доверия и розовых соплей.

Макс так взбесился, что готов был снова кинуться в бой, но сдержал себя. Победила лютая ненависть, и вместо того, чтобы отправиться к себе домой, где и не подозревали о пропаже сына, Резников поехал к Романовой. К той, которая падала его ногам, словно снежинки.

— Одна? — спросил вместо приветствия, пока Кристина растеряно хлопала ресницами и не могла поверить своему счастью.

Не дождавшись ответа, он вошел внутрь. Парень знал, где находится комната девушки, поэтому побрел туда и упал на кровать, поместив руки под голову. Перед его глазами ярким красным полотном возникала картинка, где Майорова и Власов обнимаются.

Злость крепла, и с каждой секундой ему все больше хотелось убить этих двоих. Он совершенно не понимал своих чувств, поэтому видел лишь один выход — отомстить за то, как больно ему было.

— Что-то случилось? — Романова стала хуже навозной мухи, и Макс скривился от звука её голоса.

— Мне нужно, чтобы ты включила свою фантазию, — сказал он, глядя в потолок, — и устроила Майоровой настоящий фаер.

— Что? — Крис снова захлопала ресничками, на что Макс сжал челюсти.

— Даю тебе шанс, Романова, — Резников перевел взгляд на одноклассницу, которая не вызывала в нем ничего, кроме раздражения, — устроишь новенькой трэшачок, и, возможно, станешь моей девушкой.

Глава 35

Евангелина

Этот день в школе наполнен удивительными моментами. Все началось с приезда Руслана, который перехватил меня по пути к остановке. Затем самое шоковое для меня — приветливые одноклассники. Не все, конечно, но и парочки хватило, чтобы я впала в оцепенение.

— Всё норм, Рус? — Алан подсел к нам на перемене и кивнул мне с подобием улыбки. — Мы с Филом ждали, но, сам знаешь, допы, чтоб их.

— Нормально, — усмехнулся Власов, откидываясь на спинку стула, пока я пребывала в том же положении, боясь слово сказать, — не в первый раз ведь.

— О, пацаны! — выкрикнул с порога Лёня Филатов, заметив Алана и Руслана, подошел к нашей парте и, скинув с плеча рюкзак, кинул его в противоположную сторону, где обычно садился.

— Совсем крыша потекла, Фил! — взвизгнула Никольская и покрутила у виска, отодвинув его «бомбу» подальше. — Больной! Я, вообще-то, испугалась…

Филатов растянул по лицу довольную улыбку и запихнул руки в карманы брюк, снова обращая внимание на парней.

— Итак, — он нагло оперся о плечо Алана и подмигнул мне, — у меня отличная новость.

— Мне уже страшно, — усмехнулся Грех, скинув руку друга.

— Мы в ожидании, Лёнь, — бросил Власов.

Я же сидела, чувствуя себя не в своей тарелке. Руслан без каких-либо разговоров сел со мной, когда мы вошли в класс, и не понимала, какое между нами общение. Я постоянно попадаю в неприятности, а он меня из них вытягивает. Такого подвида отношений, наверное, не существует в природе.

— Тут вечер намечается у нашей компашки, — Фил взъерошивает волосы и играет бровями, — то, что нам всем надо.

— Пас, — звучит со стороны Алана.

— Начало-о-ось, — тянет Лёня и толкает Греха в плечо, — слушай, учебка в этом году просто отстой. Вокруг одни гиены, — кивает в сторону Романовой, которая не тушуется и показывает средний палец, — я ж говорю. — Шлёт Крис воздушный поцелуй и изображает пошлое телодвижение, поэтому я отвожу взгляд в сторону. — Ай, чего?! — вопит, получив пинка ногой от Власова. — Ну так вот, на чем я закончил? А-а-а, начали не хорошо как-то. Всё-таки последний год учимся вместе, слава богу, и нужно провести его огненно. Так, чтоб запомнился, а? — с улыбкой от уха до уха смотрит то на парней, то на меня. — Ну? Чего вы? Новенькая, ты хоть меня поддержи?

— А вот к ней лучше не суйся, — проскрежетал зубами Власов.

— Этеншн плиз, — поднимает руки вверх, — я с добрыми намерениями.

— Не думаю, что вечер нас резко сплотит, сори, друг, — Алан поднимается, и в это время звенит звонок.

— Чтож вы… — кривится Филатов. — Подумайте, ок? И ты тоже, — указывает на меня.

— Скройся, Фил, — рычит Руслан, а я упираюсь взглядом в тетрадь.

Не к добру внимание одноклассников. После того, как Соня со мной поступила, меня теперь их улыбки заставляют думать о плохом. Что-то опять задумали… С чего бы вдруг Лёня Филатов звал меня на вечеринку? Это же бред…

К счастью, травить себя мыслями я не успеваю, так как учитель устраивает нам тестирование. Приходится выкинуть из головы лишнее и погрузиться в учебу. Следующие перемены проходят спокойно. Наверное, причина кроется в отсутствии раздражителя, которым для меня является Резников. А еще в том, что Власов наконец мне улыбнулся. Открыто. Не зажато. Не равнодушно. С таким блеском в глазах, что я покраснела. Ему идёт улыбка. Определенно.

После последнего урока у меня начинает вибрировать телефон.

Ольга…

С утра от нее много пропущенных…

Не готова я разговаривать, но приходится переступать через себя и идти домой, хотя мне бы хотелось зарядиться уверенностью от Власова, которому пришлось остаться по просьбе физрука. Я неохотно плетусь на остановку и добираюсь до дома. Больше боюсь столкнуться с отцом, чем с тёть Олей. Снова испытывать те эмоции у меня нет сил, и когда я переступаю порог квартиры, застываю на месте и прислушиваюсь. Из кухни летят умопомрачительные запахи, и желудок моментально на это реагирует урчанием. Приходится зажать живот руками, чтобы никого не оглушить.

— Можешь не прятаться, — звучит из кухни голос Ольги, — Ивана нет.

Я растеряно моргаю, но снимаю ботинки и иду к ней. Сердце громко стучит от волнения, и ладошки увлажняются. Чувство стыда такая неприятная штука, от которой не скроешься, даже забив голову в землю, а мне очень стыдно перед ней.

— Так, Лин, садись давай, а то утром не поела, — Ольга суетится около плиты и стола, а я стопорюсь в дверном проёме, заламывая пальцы, — что-то случилось?

Поворачивается ко мне и разглядывает с паникой в глазах. Отрицательно качаю головой, на что Ольга шумно выдыхает.

— Тёть Оль, — делаю шаг вперед, и сердце тут же подскакивает к горлу, — я…

Теряюсь от того, как она смотрит на меня. С ожиданием. Ком в горле стремительно увеличивается, а уж запал и вовсе идет прахом по ветру.

— Прости… — пожимаю плечами и дышать перестаю, потому что тёть Оля молчит.

— Линка-Линка, — подходит и улыбается, — все в порядке. Садись за стол.

— А папа когда вернется?

С таким напряжением спрашиваю, что сбиваю к чертям все настройки. Если так и дальше продолжится, то буду в обморок падать от впечатлений.

— Не знаю, — Ольга пожимает плечами и как-то грустно поджимает губы, — он на работу поехал, Лин. Не уточнял, когда вернется.

— Ясно, — отворачиваюсь, чтобы скрыть обиду.

Уехал…

Опять…

— Лин, мне к Аришке нужно. Буквально на пять минут. Артёмка спит. Позовешь, если что.

Слышу уже из коридора и киваю. После тотального напряжения наступает опустошение, а за ним и расслабление, словно я экзамен сдавала и волновалась, зная все ответы. Шумно выдыхаю, но стоит входной двери закрыться, как из комнаты раздается громкий детский плач. По позвоночнику тут же пробегает разряд тока. Я выпрямляюсь и выхожу в коридор.

— Тёть Оль! — кричу, но, естественно, что она не слышит.

Дохожу до двери и касаюсь ручки пальцами. Не спешу открывать. Медленно вдыхаю и выдыхаю.

Я должна это сделать.

Разворачиваюсь и иду на душераздирающий крик младенца. Руки потеют сильнее обычного, когда пересекаю комнату и останавливаюсь около кроватки. Пухлощекий малыш весь покраснел. Его щечки влажные от слез, и я растерянно смотрю по сторонам.

— Тише-тише, — говорю скорее себе, чем ему, находя рядом соску, которую он удачно выплевывает и продолжает кричать, — что же делать-то?

Начинаю качать кроватку, но Артёмка не унимается, а у меня все дрожит. Он такой маленький. Крошечный совсем.

Что нужно делать?

Тянусь к нему и тут же одергиваю руки. Страшно брать его на руки. Вдруг я…

Фух-х-х…

Прикрываю глаза, вспоминая, как тёть Оля аккуратно качала его на руках, и набираюсь сил повторить этот трюк. На всякий случай оглядываюсь, но никого нет, чтобы помочь.

— Тёма, — произношу, сокращая его имя, и тихонько беру на руки, придерживая головку.

Напрягаются все мышцы и органы. Сердце в таком ужасе, что я рвано выдыхаю, и смотрю на братишку. Он же мой брат… Маленький… Я его без мамы оставила, и сама отвернулась… Пару слезинок попадают ему на личико, и малыш замирает. Начинаю качаться из стороны в сторону.

— Прости меня, Артёмка… Прости, пожалуйста… — шепчу, часто моргая и выдыхая. — Прости…

Удивляюсь тому, что он успокаивается. Не засыпает. На меня смотрит. Сердце сегодня установило рекорд по произведенным ударам. Не знаю, каков его лимит, но волноваться не перестаю. Даже когда появляется тёть Оля, не замечаю. Не могу оторвать от него глаз.

Глава 36

Руслан

Внимательно смотрю на то, как Ева, прикусив кончик языка, пишет в тетради. Вот уже несколько дней подряд мы зависаем по вечерам в квартире моей матери, вместе грызем гранит науки и проводим время втроём.

Я неизменно становлюсь наблюдателем, когда мама принимается с усердием следака задавать Майоровой вопросы, и нет, я не рассказал ей о том, как трагично погибла родительница Евы.

Я не имею права болтать на каждом углу или осуждать, потому что понимаю её чувства. Сам сижу в такой шкуре и давлюсь виной, как косточкой от рыбы. Ты вроде ее проглатываешь, но в гортани все равно колет до потемнения в глазах. До встречи с Евой мне удавалось быть равнодушным ко всем телодвижениям рядом. После случая с Димкой я несколько раз дрался с парнями в школе, только из-за того, что они имели наглость упомянуть о нём в паршивом смысле, и пару раз бил по носу тем, кто называл меня убийцей.

А потом «эйфория» прошла… Вина проявилась во всей красе, и я запечатал все эмоции под замок.

— Ты решил, куда будешь поступать? — моргаю, приходя в себя, и прокашливаюсь, замечая взгляд Евы.

— Нет, — и правда не задумывался над этим вопросом.

— Тёть Оля сегодня спросила, а я не знала, что ответить, — продолжила Майорова с задумчивым видом, — ни один предмет меня особо не привлекает.

Ева тяжело вздохнула. Наверное, беседы о будущей профессии становятся некой традицией в каждой семье. О моих желаниях осведомлялась лишь мать, а отец был уверен, что в дальнейшем я пойду по его стопам.

— Я вообще не понимаю, как можно сейчас определиться со своим будущим, — вдруг выдала Ева с такими яркими эмоциями, что мои брови полезли на лоб, — мне даже восемнадцати нет. Я не знаю, какое платье выбрать, а от меня требуется взвешенное решение о деле всей жизни.

— Слишком близко к сердцу принимаешь.

— А ты? — теперь удивлена Майорова, а я спокойно растягиваюсь вдоль кровати и помещаю руки под голову. — Мне кажется, ты так спокоен, потому что все решил.

— С чего такие выводы?

— Не знаю, — она пожимает плечами, — просто создается такое впечатление.

Ева замолкает, а я сажусь, проводя рукой по лицу.

— Не вижу смысла думать о том, чего может и не быть, — выражение лица Майоровой меняется, и я хлопаю по покрывалу, призывая поваляться и забить на уроки, — иди. Давай, история никуда не убежит, а вот момент легко.

Она мешкает, но всё-таки поднимается и идёт ко мне. Аккуратно ложится, и я разваливаюсь рядом.

Притворись моим другом.

Ничего глупее нельзя было придумать. Именно это лезет в голову, когда я поворачиваю голову и смотрю на Майорову, щеки которой розовеют с каждой секундой. Ловит меня на том, что я пялюсь на алые губы. Приходится отвернуться и изучать потолок, погрязая в чисто пацанских мыслях, где главная героиня Майорова. Знала бы она, что со мной происходит в данную минуту, не лежала бы рядом так спокойно.

— Раз мы не можем определиться с будущей профессией, — говорю ей и тянусь к выключателю, — тогда давай решать вместе.

Хлоп! Свет гаснет, и Майорова вскрикивает.

— Тише ты, — смеюсь врубая светодиоды на потолке, — любуйся.

Звезды и разноцветные огни. Рай для детей. Я когда-то был в восторге от того, какой сюрприз мне сделали родители. Не давал убирать и делать ремонт. Воспоминания из детства. Пусть отец преподавал мне жесткие уроки, но знал толк в подарках и организации праздников.

— Красиво, — шепчет Ева, и я поворачиваюсь на бок, чтобы видеть искренние эмоции.

— Да, — киваю в ответ, — ты о чем мечтаешь?

— В каком смысле? — она бросает на меня взгляд.

— Чтобы определиться с профессией, нужно понимать, кем ты будешь, — Ева внимательно рассматривает мое лицо и слушает, — что хочешь принести миру. Какой вклад ты бы хотела внести?

— Руслан, ты говоришь, как директриса на собрании в актовом, — Майорова сдерживает улыбку, но после мы одновременно прыскаем со смеха.

— Точно, — первым прерываю дикий хохот, — но это ведь верно.

— Не знаю, — шумно выдыхает Ева и тоже поворачивается на бок, подпирая рукой голову, — мне бы хотелось помогать людям.

— Хм, врач? — выдаю вариант.

— Нет, слишком большая ответственность.

— А ты боишься ответственности? — искренне удивляюсь, а Ева краснеет.

Вот так открытие!

— Нет, но не хочу, чтобы из-за моих пробелов в знаниях, кому-то стало хуже.

— Ладно, медицина отпадает, тогда, может быть, диетолог? — она открывает рот, но ничего не говорит. — А что? Тоже помощь людям.

— Так можно любую профессию сюда приплести, — толкает меня в плечо и улыбается, — продавщица в магазине тоже помогает.

— Я б не сказал, — кривлюсь, вспоминая, как нас благим матом покрыла стокилограммовая тётя в круглосуточном ларьке около Серёгиного дома.

— Из тебя бы получился идеальный спасатель, — между тем выпаливает Ева с огоньком в глазах.

— Хочешь записать меня в отряд МЧС? Чтобы я прыгал с крана в горящую квартиру? Или взламывал замки на дверях одиноким женщинам? О, — тру подбородок, — хороший вариант!

Очередной толчок в плечо и смех на всю комнату.

— Я серьезно. Ты бы был прекрасным спасателем.

— А ты врачом.

Смотрим друг на друга. Не знаю, что говорить. Мысли улетают, потому что глаза сползают на ее губы. Прикусывает. Матерь божья… Меня в пот бросает от того, что она рядом. Это естественно и ненормально одновременно. Я же просил быть другом, а с друзьями не возникает таких проблем и фантазий.

— Обещай не бить, — выдвигаю, слегка приподнимаясь.

— Что? — непонимающе изгибает бровь. — А…

Не даю договорить. Наклоняюсь и целую, удерживая ее за затылок.

Не ток. Меня чем-то более сильным ударяет. В каждую мягкую ткань. Чертов космос ничто по сравнению с тем, где я оказываюсь.

Впитываю. Поглощаю. Выбрасываю. Отдаю. Искрим так, что дышать нечем.

— Кх-кх, друзья мои, — мамин голос прибивает, как пыльным мешком по голове, — там ужин прибыл — моя лапша и ваши суши.

Улыбка матери. Хлопок двери. Пунцовое лицо Майоровой. Очередной срыв на поцелуй.

Чертовы светодиоды…

Глава 37

Руслан

Дни пролетают слишком быстро. Мама улыбается и дарит нам столько счастья, что мысли о скором прощании вылетают из моей головы. Я про них забываю. Виной тому Майорова и её сладкие губы. Для меня она стала новым видом удовольствия. Крайне затягивающим. Настолько, что его можно назвать зависимостью. Я летаю в пространстве. Забываю про гонки. С Серым, конечно, общаемся, и друг удивляется изменениям, которые якобы во мне произошли. Сам не выделяю ничего необычного в своем поведении. Просто проживаю каждый день по полной. Так, как хочется. Чтобы запомнить ощущения.

Все идёт ровно и гладко до той поры, пока я не прихожу домой. Уже на пороге сталкиваюсь с медсестрой. Она всегда приветлива, но сейчас смотрит так, словно случилось что-то плохое. Сглатываю слюну и направляюсь в комнату матери. Она лежит в постели. Рядом отец. Хмурый. Держит её за руку и что-то говорит. Как только замечает меня, замолкает, а мама выжимает из себя улыбку.

Её лицо подобно белым простыням. Смотрится неестественно, и я понимаю, что райские деньки остались позади. Стою в дверном проеме и смотрю на этих двоих, которые вознамерились скрыть правду. Чувствую это.

— Что случилось? — чеканю каждое слово, ощущая вибрацию органов внутри.

Случилось. Точно.

— Ничего, сынок. Все в порядке, — мама, как всегда, полна показного оптимизма.

Отец отворачивается. Показывать спину в его стиле. Рюкзак падает около ног. Делаю пару шагов вперед, скрывая, как на самом деле меня ломает.

— Тогда почему ты все еще в постели?

Мама облизывает сухие губы и пожимает плечами. Уродливая улыбка доброжелательности портит её лицо, а не украшает. Она настолько фальшива, что я готов снести стену кулаками.

— Хочется поваляться.

— Мам, — выжимаю из себя, — мы же договаривались не притворяться.

Плюю на то, что подумает отец. Мне хочется вернуть настоящую мать, а не храбрящуюся леди, в которой нет ни капли МОЕЙ матери.

— Руслан…

— Что случилось? — повторяю вопрос, но он застывает в воздухе.

Во взгляде мамы читается сожаление и боль. Видеть тяжело, а ощущать и вовсе смерти подобно.

— Вере стало плохо, — отец поднимается и берет со стула пиджак, — я вызвал Алису. На этом все.

В груди долбит сердце. Гулко. Мощно. Смотрю на то, как отец выходит из комнаты, и после некоторого замешательства следую за ним. Он ничего не говорит больше, скрывается на кухне и сразу открывает шкафчик с коллекционными бутылками. Откупоривает одну и даже стакан взять не удосуживается. Делает несколько глотков прямо с горла. На него это совсем не похоже. Никто из нас не начинает разговор, и напряжение свистит, как чайник на плите.

— Вера отказывается от госпитализации, — трет лицо руками и бросает на меня расфокусированный взгляд, — думаю, и ты не сможешь её переубедить.

Сглатываю противный шар, которые застрял в горле, сдавливая его настолько сильно, что процесс дыхания прервался.

— Каковы шансы, что ей станет лучше, если она будет в больнице? — хриплю, глядя на отца.

Как бы я к нему не относился, сейчас хочу, чтобы он сотворил чудо. Только Борис Власов не волшебник. Он тяжело выдыхает и упирается руками в край стола. В глазах нечитаемые эмоции. Я сжимаю кулаки, потому что тишина хуже тикающей бомбы.

— В прошлый раз нам сказали, что осталось два-три месяца, — произносит отец, впиваясь взглядом в окно, — это было летом, Руслан.

Он смотрит на меня. Не нужно быть великим математиком, чтобы понять, время вышло…

Холодею. Стены стремительно сужаются. Отступаю назад.

— Руслан…

— Мне нужно, — сиплю, продолжаю просачиваться в коридор, — одному побыть.

Не слышу, что отвечает предок. В ушах звон, будто кто-то неудачно провернул фокус с бокалами. Бреду к своему мотоциклу и на автомате завожу мотор. Еду заторможено. В спину несколько раз сигналят. В пору сменить транспорт, но я так сильно горю, что не замечаю холода. Лавирую между машинами и останавливаюсь около дома Серого. Долго сижу в одном положении и рассматриваю памятную запись. Прихожу в себя, когда друг трясет за плечо и кивает на дверь.

Идёт снег. Мокрый. Превращающий пейзаж в грязное месиво. В душе так же гадко.

— Тёть Вера? — спрашивает, стоит нам оказаться в квартире.

Киваю. Он без слов хлопает по плечу. Идём в гостиную, где я сажусь на диван. Мысли разбредаются, и я пытаюсь вернуться к источнику позитива. Майоровой, но она молчит. Не отвечает, когда я набираю ей со смартфона Серого. Свой гаджет я неосмотрительно забыл дома.

— Может, она на незнакомые номера не отвечает, — слышу голос друга через пелену и опускаю голову, с усердием потирая пальцами виски, — сейчас напишу, что это ты пытаешься дозвониться.

Лазаренко говорит еще что-то, но я не слышу. Два-три месяца…

Они прошли.

Слишком быстро. Время вышло. Гейм овер, Власов.

Как не договаривайся принимать реальность, это не так легко. Меня крошит изнутри. Сворачивает внутренности так, что я готов орать во все горло, но я сижу. Процессы разрушения не видимы другим. Скрыто убивают меня. Во второй раз.

— Рус, — Серый входит в комнату и останавливается на пороге, — тут это…

Поднимаю голову и смотрю на него. За окном уже сумерки. Сколько я так просидел?

— Что?

— Твой батя звонил.

По позвоночнику пробегает холод. Сглатываю, пытаясь держать себя в руках.

— И?

— Тёть Веру увезли в больницу, — подскакиваю на ноги, а Серый добивает, — стало хуже.

— Стоять! — рычит, загораживая мне выход. — В таком состоянии за руль не сядешь.

— Пусти, — пытаюсь его оттолкнуть, но он бьет мне ладонями в плечи, откидывая назад.

— Я брата уже потерял из-за тупой случайности, не хватало еще и друга на тот свет отпустить!

Сражаемся взглядами недолго. Поднимаю руки и сжимаю челюсти. Соображать ясно просто не способен.

Мы приезжаем в больницу через полчаса, и я сразу несусь к палате, в которой находится мама. Не пускают. С ней работают специалисты. Сижу в коридоре вместе с Серёгой. Запах медикаментов въедается в одежду и давит легкие. Отец стоит у окна. Видок у него не лучше, чем у меня.

— Держи, — друг приносит стаканчик с кофе и сам устраивается рядом, вертя аналогичный в руках, — не знаю, как помочь.

Виновато звучит, но я отрицательно качаю головой. Чем тут поможешь?

— Руслан, — от неожиданности дергаюсь и проливаю кофе на пол.

Майорова часто дышит и поправляет больничный халат. Глаза испуганные. Перевожу взгляд на друга.

— Я написал, где мы.

— Что с ней?

— Она не в курсе? — Серый удивленно поднимает брови и поднимается. — Отойду-ка я.

— Руслан?

Делаю глоток кофе и обжигаюсь. Черт!

— У моей матери рак, Ева, — смотрю на нее, поднимая тему, которую при Майоровой не затрагивали, — но я думаю, ты и так догадывалась.

Вертит головой. Глаза такие, что меня скручивает еще сильнее.

— Нет. Нет. Нет. Это дурацкая шутка… — ищет во мне что-то огромными глазами, но тут же опускает плечи. — Скажи, что это шутка…

Если бы. Обнимает себя руками, а я поднимаюсь и подхожу ближе. Впечатывается в меня и всхлипывает. Одним словом — добивает.

Глава 38

Евангелина

Известие о болезни Веры стало для меня сильным ударом. Я только узнала её и полюбила, и сейчас вынуждена смириться с тем, что этого чудесного человека скоро не будет на белом свете. Такого пинка даже от врагов нельзя ожидать. Лишь судьба-злодейка способна в один миг разрушить всё хорошее, что было за последние недели, в течение которых я думала лишь о Руслане. Да, я и теперь о нём думаю, но мысли эти совершенно другого плана.

До больницы я витала в облаках, наслаждалась вечерами, которые мы проводили в уютной семейной атмосфере, и, конечно, ждала момента, когда мы с Русланом оставались одни в скромном освещении от светодиодов. Я даже в самом откровенном сне не могла представить, чем обернется наше общение.

В доме Власовых я снова ощущала дикое счастье. Такой энергетический подъем у меня был, когда мама еще была жива, а папа мог улыбаться. Я будто попадала в сказку. Только теперь волшебного финала не стоит ждать, но мне бы очень хотелось.

Я не находила слов, чтобы поддержать Власова. Он вновь стал отрешенным, и это видела не только я, но и его друзья. Мы по-прежнему сидели за одной партой в школе, только Власов находился где-то за пределами здания.

— Ева, — Лёнька игнорирует любую просьбу Руслана не называть меня так, в принципе, как и сам Власов в своё время не принял к сведению мои слова, а теперь мне даже нравится, — что с Русом творится?

Филатов хмуро смотрит в спину удаляющегося из кабинета Власова, берет стул, переворачивает его и садится, помещая руки на спинку. Я уже не реагирую остро на внимание одноклассников. Алан и Лёня вполне нормальные парни. Про других ничего не могу сказать. Резников появился в школе не так давно. Слышала, как Кристина со своим подружками обсуждала его отдых за границей. Мне все равно, где он был. Главное, что сейчас он ведет себя так, словно не было никакого буллинга с его стороны. Вот только показной игнор после убийственной травли заставляет слегка нервничать.

— Думаю, тебе лучше спросить у него самого, — выбираю самый нейтральный вариант ответа и не успеваю рот закрыть, как в класс влетает Романова и, выглянув в коридор, громко хлопает дверью.

— Я вам сейчас такое расскажу, — на её лице нет радости или привычной стервозной ухмылки, наоборот, оно слишком серьезное для Крис, — просто жесть.

Все притихают. Большая половина класса здесь. Нет лишь Власова, Сапронникова и Уваровой. От чего-то я напрягаюсь. С Кристиной у меня нет ничего общего. Она сплетница и завистница. Эти два определения идут вперед нее.

— Не тяни уже, — фыркает Никольская и складывает руки на груди.

— Я тут была у мамы на работе и кое-что слышала, — Кристина снова выглядывает в коридор, — в общем, у нашего Власова горе.

Резников громко усмехается, а у меня по спине пробегает неприятный холодок. Видимо, выражение моего лица меняется, и это не укрывается от взгляда Алана. Он хмурится, но ничего не говорит.

— Горе у него еще с прошлого года тянется, — будто невзначай бросает Сашка Потешный, — как и у нас всех, если ты забыла, Романова.

— Ой, заткнись, Потеха! Я сейчас не об этом говорю, — Кристина качает головой и посматривает в сторону Максима, который откинулся на спинку стула и впился в нее своим взглядом, от которого у меня бежали мурашки по коже, — у его мамы рак. Не долго осталось.

По классу проносится гул. Ребята удивлены. Лёня и Алан впиваются в меня взглядами, от которых мне становится не по себе. Да, может, друзья и должны знать о таких вещах, но я не в праве трещать о болезни Веры на каждом углу. Руслану решать, говорить ли кому-то или нет.

— Как же так… — слышу со стороны Сони.

Она ошарашена. Грех и Филатов расстроены. У меня внутри все холодеет, но сердце работает исправно, отколачивая чечетку на углях эмоций.

— Трэш…

— И за что Русу такое…

— Жаль его маму…

— И сколько ей осталось?

— Чёрная полоса у Власова…

— Рак… Это же… Ой, как страшно…

Голоса одноклассников сливаются в какой-то гул. Без комментариев остаемся лишь я, Алан, Лёня и Максим. Внутренняя дрожь усиливается, когда в классе возникает бурное обсуждение. Я смотрю с одного лица на другое и часто втягиваю в себя воздух.

— Перестаньте! — резко вскакиваю, привлекая внимание каждого.

Медленно за мной поднимается Филатов и подходит Грех. Тишина такая, что у меня появляется легкое головокружение. Не впервой ловить на себе такие взгляды.

— Это не та новость, которую нужно обсасывать, как сплетню! — лицо вспыхивает, когда Резников разворачивается и приподнимает одну бровь. — Что вы за люди такие?!

— Чем ты лучше, Майор? — Макс надменно смотрит на меня, словно я сейчас упала в его глазах ниже плинтуса.

— Правда, ребят, — Алан встает рядом со мной, запихивая руки в карманы брюк, — не та тема, чтобы языки чесать.

— С каких пор ты за Власова впрягаешься, а Грех? — криво улыбается Резников, на что Алан хмурится.

Я напрягаюсь, и зря. Грех сдержан в плане драк. Я уже заметила, что он по большей части выступает миротворцем. Пока я давлюсь своим бешенным сердцебиением, Алан выходит к доске, перекрывая Романову и кидает на каждого присутствующего тяжелый взгляд.

— Руса поддержать нужно, — говорит спокойно под фырканье Макса, который демонстративно поднимается и выходит из класса.

— Есть идеи? — подхватывает Филатов.

Все переглядываются и пожимают плечами. Как можно поддержать человека, у которого такое горе? Все впадают в ступор.

— Предлагаю, остаться после уроков и сообразить, что и как, — слова Алана вызывают оживление по классу.

Он идет к своему месту, ведь звенит звонок на урок. Лёня слегка толкает меня в плечо и выжимает из себя улыбку.

— Стопэ хмуриться, Ева. Все сделаем в лучшем виде.

Глава 39

Максим

Спокойствие давалось Резникову с трудом. Он игнорировал тот факт, что Власов и Майорова стали парочкой. Точнее, усердно делал вид, что их не существует, хотя внутри сильно бесился. В его мозгу не укладывалось, что вместо того, чтобы выбрать его, Евангелина запала на Руса. Больше всего парня вывело из себя то, как она заступилась за Власова. Болеет мать? И что в этом печального?

Каждую минуту в мире кто-то умирает или наоборот рождается. Чужие проблемы не должны мешать жить.

К слову, Резников не представлял, что это такое — потерять кого-то из близких людей. В свою душу он никого не пускал. Даже родителей, да и они не особо интересовались тем, что творится у их сына внутри. Сыт, одет, обут, получает образование и не знает отказа в деньгах. Все ведь нормально, не так ли?

Через пару дней после новости о смертельной болезни Веры Власовой Максим подкараулил Романову около выхода из дамской комнаты и потащил в сторону лестницы, где можно было скрыться от посторонних глаз. Девчонка сопротивлялась, как могла, но силы у парня было больше, поэтому вскоре он навис над ней, как коршун.

— Чего тебе, Резников? — пробормотала Кристина, потирая плечо, на котором пару секунд назад лежала рука Макса.

— Будто ты не в курсе, — его брови вопросительно изогнулись.

Резников поместил руки по обе стороны от головы одноклассницы и смотрел прямо ей в глаза. Ему нужно было сделать Майоровой больно. Сильно. Чтобы так же распирало от эмоций, как и его, но для этого требовалась помощь Романовой, хотя бы для отвода глаз. Нарываться на неприятности и получать по носу от Власова он не хотел. Прямо, а вот косвенно… Почему бы и нет? В результате все закидают камнями Романову, а не его. Идеальный вариант.

— Не понимаю, о чем ты, — Крис вздернула миниатюрный носик и сложила руки на груди.

— Не надо из себя дуру делать, — прорычал Резников.

— Ты ведь меня именно за такую принимаешь, да? — с болью в голосе произнесла Романова. — Влюбленной дурочкой, которая ради тебя на многое пойдет?

— Крис, че несешь? — скривился Макс, понимая, в какое русло утекает разговор.

— Правду, — ее нижняя губа начала потрясываться от обиды, — и я не собираюсь больше унижаться, понял?! — Она толкнула его руками в грудную клетку раз и потом второй, пока не смогла сдвинуть с места удивленного парня. — Сам делай грязные дела! Без меня! Я не собираюсь Руслану пакостить!

— С каких пор ты стала такой добренькой? — усмехнулся Резников, не веря своим ушам, но рисуя на лице полнейшее безразличие, которое, безусловно, задевало Романову.

— У него мама болеет, Макс, — покачала головой Романова, удивляясь тому, что Резникова ничем не пробить, — в тебе ничего святого не осталось?

Максим чуть смехом не захлебнулся от того, как Кристина выглядела в этот момент.

— Его никто трогать и не собирается. Майорову вымани из класса хотя бы, и попрощаемся, — одарил одноклассницу презрительным взглядом.

— Да иди ты… Знаешь куда?

Романова отступила от парня, понимая, что ужасно разочаровалась в нем. Он просто помешан на Евангелине, и это ненормально.

— Куда?

— К черту!

Кристина направилась в сторону кабинета, оставляя Резникова наедине со своими демонами, а он гипнотизировал ее спину, будучи уверенным, что Романова вернется. Просто набивает цену. Вот только одноклассница исчезла за дверью и больше не появилась. Максим метался из стороны в сторону, придумывая план, и ему в голову пришла прекрасная идея. Только обдумав каждую деталь, он побрел в класс.

После уроков он первым поспешил в раздевалку и нашел одного из своих друзей. Быстро договорившись об услуге, он указал на черное пальто. Загородил подельника и насвистывал веселую песенку, после чего накинул на плечи куртку известного бренда. В этот момент показался Власов, к которому он побрел расслабленным шагом.

— Слушай, Рус, — он играл мастерски, изображая сожаление, — слышал о твоей матери… — Макс помедлил, наблюдая, как исчезает маска равнодушия с лица Власова. — Понимаю, что между нами давно дружбы нет, но мне жаль. Правда. — Для убедительности Резников похлопал одноклассника по плечу, и это стало запуском нужного эффекта.

Руслан прошел мимо раздевалки к запасному выходу, а Майорова растерянно искала ненаглядного, застегивая молнию на куртке. Резников вышел из школы и направил взгляд на соседнее здание. Подождал несколько минут, нервно постукивая ботинком по бетону. Заметив на крыше знакомую фигуру, он округлил глаза и дернул за рукав Евангелину, которая как раз вышла из здания.

— Майорова, — он убрал пальцы, потому что девчонка мгновенно ощетинилась, — да не пугайся ты. Мне вообще дела нет, но там, — он кивнул вперед, — Власов на крышу полез.

— Что? — она непонимающе прищурилась и принялась поглядывать по сторонам, нервируя Максима своим поведением.

— Вон, — он ткнул пальцем наверх, и Майорова проследила за его движением, останавливая взгляд на нужном объекте, — он ведь?

Несколько секунд Евангелина всматривалась в силуэт парня и после мгновенно побелела. Максим усмехнулся, но тут же сменил выражение лица.

— Не дай бог задумал что-то плохое, — протянул в ожидании реакции. — С мамой такое… Пойду к нему. — Направился к воротам и, услышав хруст снега за спиной, злорадно улыбнулся.

Идеальный план пришел в исполнение.

Глава 40

Руслан

Сглатываю горечь, убирая одну руку с зажигалкой в карман. На крыльце служебного выхода пусто, кроме меня и ветра, пробирающегося под одежду, никого. К лучшему. Внутренний триггер проявляется в вибрациях органов и отдает позорной дрожью в пальцы. Втягиваю отраву с такой силой, что лёгкие жжёт, хотя обещал матери бросить и обязательно бы это сделал, если бы часики так громко не тикали, отдавая гулом в голове.

Сжимаю зубы крепче и пытаюсь поймать цзен. Нельзя вестись на провокацию Макса. Все закончится очередной дракой, и меньше всего мне хочется забить последний гвоздь в гроб матери. Вчера я слышал, как батя договаривался о поминальной службе, а ведь мама еще жива! Может, я чего-то не понимаю в этой жизни, но зачем хоронить человека раньше времени. Она еще дышит и иногда смеется. По большей части держится только на препаратах. На чертовой химии, которая убивает и одновременно поддерживает жизненные процессы. Парадоксы современной медицины!

Я каждый день вижу бледное лицо и умираю вместе с ней. Все клетки в моем организме отчаянно протестуют принятию неизменного, как бы мы не договаривались. Нельзя просто взять и переключить чувства. Может, есть равнодушный робот, который по щелчку пальцев рисует улыбку на лице, но я не такой. Я не могу смириться и принять. Меня крошит от несправедливости.

Отца видеть не могу. Почему он живет с малолетней девкой, а мама, которая вечно ему верной была, в шаге от тьмы?! Не понимаю! Не принимаю!

Со злостью бросаю окурок под ботинок и стираю его практически в пыль, которая тут же смешивается со снегом и превращается в грязную кашу. Опять идет снег. Под тонким покрывало снежинок корка льда. Погода гаже не придумаешь. Убираю руки в карманы брюк и ежусь от порыва ветра. Все-таки нужно было накинуть пальто прежде, чем выходить из здания.

В коридоре уже не так пусто, и я хмуро направляюсь к раздевалке, где сталкиваюсь с Аланом.

— Рус, ты телефон забыл на столе, — подает мой айфон и хмурится, — а где Майорова?

Его вопрос прилетает кирпичом по голове. Смотрю по сторонам и не вижу знакомой фигурки.

— Во дворе ждет, — говорю, все еще рыская по коридору глазами, — наверное.

Иду за пальто и стопорюсь, обнаруживая пустой крючок. Что за чертовщина?! Прохожу между рядами дважды, но своей верхней одежды не нахожу. В грудной клетке неприятно скребет, но я отталкиваю это чувство.

— Ты чего завис? — Лёня накидывает свою куртку и смотрит на меня.

— Пальто пропало.

— Да? Прикололся кто-то что ли? Совсем малышня попутала…

Я бы согласился, если бы на глаза не попала Романова. Взгляд виноватый. Стоит у двери и сумку нервно мнет пальцами. Иду к ней явно не с благими намерениями.

— Говори, — цежу сквозь зубы, пока Крис открывает и закрывает рот, — по-хорошему говори.

— Руслан, я не причем, правда, — начинает совсем тихо, — это Макс. Он просил выманить новенькую из класса, а я отказалась. Не знаю, что он придумал, но за ворота они вышли вместе.

— Черт! — вылетаю из здания и смотрю по сторонам.

Майоровой нет возле тачки и с Аланом нет. Он замечает мой взгляд и отходит от пацанов.

— Здоровья много? — спрашивает, сводя брови вместе. — Что случилось?

— Ева с Максом ушла. Видел? — ком в горле давит так, что я еле его проглатываю.

— Нет, но…

— Пальто пропало, и Резников Еву увел. Я в такие совпадения не верю, — шарю глазами по сторонам, наплевав на то, как холод пробирает до костей.

— Спокойно, — помещает руку на мой плечо и кидает рюкзак пацанам, — сейчас найдем. Фил!

Из здания выходит Лёнька, сообщая, что какой-то парень вышел в моем пальто из школы. Следом Макс. Филатов оперативно осведомился у охраны. Мы втроем принимаемся искать Майорову, но в периметре ее нет. От досады готов разнести все вокруг. На звонки она не отвечает, хотя не так давно звонила мне сама.

— Рус, воспаление легких заработаешь, — заботливый Алан дает мне куртку.

Не знаю с кого снял, но я не отказываюсь. Накидываю на плечи и, когда поднимаю голову, каменею. На крыше здания через дорогу вижу две фигуры. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, кто там находится. Эту желтую шапку с помпоном я из тысячи узнаю.

— Больной! — выплевывает Лёнька, заметив, куда я смотрю.

Пары секунд хватает, чтобы переглянуться с пацанами и рвануть с места. Каждый удар ботинка об асфальт напоминает о том, что произошло прошлой весной. Та же компания. Семиэтажка. Гадкая погода. Крыша. Мы взлетаем вверх на скорости, которой бы позавидовали опытные гонщики. Моё сердце подбрасывает, словно на батуте. Лёгкие и вовсе прощаются с жизнью. Горят огнём.

Пинаю дверь ботинком и вылетаю на крышу, где вижу Макса с Евой. Слишком близко к краю. Следом появляются парни. Мы стопоримся, а Резников кривится.

— И чего тебе не горевалось внизу, а?

— Руслан, — тихо выдыхает Майорова, — все хорошо.

— Хорошо? — рычу, сжимая кулаки, и делаю шаг вперед. — Ты на крыше в компании с психом. Считаешь, что все хорошо?

— Рус…

Алан кладет руку мне на плечо, но я ее скидываю и иду к Еве. Макс дергается, и она цепляется за его рукав, чтобы остановить, но тот отталкивает ее. Майорова поскальзывается и с огромными глазами падает вниз. Все эти действия настолько быстры, что я не успеваю подскочить. Зато Макс хватает ее за руку и падает на край.

— Держу-у-у! — орёт так, что у меня в ушах свист от рвущейся ткани. — Рус, хватай её!

Пацаны реагирую моментально. Подлетаем к краю крыши. Макс дергает Майорову вверх. Снова слышу треск. Передаю парням Еву и вижу, что тело Резникова перевешивает. Хватаю его за куртку, но в руке остается лишь лоскуток ткани. Глухой удар. Мой мозг взрывается воспоминаниями, не смотря на крики Евы.

— Максим!

Глава 41

Евангелина

Я стою на ногах и могу дышать.

— Ты меня обманул…

— Если с тобой нельзя иначе! Хочешь сказать, что если бы попросил о разговоре, то ты бы с радостью согласилась?!

Молчу, озираясь по сторонам. В компании Резникова мне некомфортно, тем более, что на крыше мы теперь одни…

Глубоко вдыхаю и поднимаю голову вверх, чтобы слезы не выливались из глаз. Я уже успокоилась, но соленая влага стекала по щекам, и нос припух от того, что я его терла рукой.

— Где Руслан?

— И чего ты в него вцепилась? Героя нашла?

— Что с Русланом? Где он? Его же здесь нет…

— Без понятия, где твой рыцарь. Плачет где-нибудь в углу по другу и по мамочке.

— Не надо так…

— А как? Почему к нему ты в ручки прыгнула, а меня бортанула, Майор? Ну скажи? Чем я хуже?

— Ты мне не оставил выбора.

— Че за бред…

— Не оставил выбора, чтобы относится к тебе по-другому. Если унижаешь человека, то не жди, что он будет тебя любить.

— Но некоторые же любят.

— Нормальные люди так не делают.

— Я смотрю, ты осмелела. Думаешь, сейчас прилетит Власов на крыльях любви и спасет тебя? Так я тебя обломаю. Спасать не от чего.

— Тогда почему мы на крыше?

— Чтобы не сбежала.

— Я могу уйти?

— На все четыре.

И я пошла бы, вот только один вопрос не давал покоя.

— Еще не вышел? — Алан стряхивает снежинки с волос, подходя ко мне и отвлекая от размышлений.

За ним идет Филатов. Непривычно хмурый. Мы в отделении полиции. Власов дает показания. Его отец приехал полчаса назад. Все на нервах. Я уже все губы искусала вожидании Руслана. Не представляю, что сейчас с ним происходит. После падения Макса Власова, словно подменили. Он стоял и смотрел вперед, не слыша нас. Лёня звонил в скорую, а Алан пытался достучаться до Руса. Резников упал на балкон третьего этажа. Лежал неподвижно, и я думала, что это конец, но когда его сняли и погрузили на каталку, один из медицинских работников сообщил, что парень жив. С поправочкой «пока жив».

— Нет.

— Насчет Макса, — Фил проводит рукой по лицу и убирает руки в карманы брюк, — еще ничего неизвестно. Романова пробивает обстановку, пока инфы зеро.

Киваю в ответ и смотрю на дверь, за которой находится Руслан. Каким бы не был Макс, я не хотела ему смерти. Думаю, никто из нас не хотел бы.

— Почему его держат так долго? — спрашиваю у парней, которые переглядываются.

— Все из-за прошлого дела, — Лёня отводит нас к окну, чтобы не было лишних ушей, — когда Димка Лазаренко упал с крыши.

— Как это произошло?

— Мы тусовались там, — Филатов присаживается на подоконник и сводит брови на переносице, — в том же месте, где были сегодня. Обычно там собирались. Я, Рус, Димка, Макс, Алан и Романова вечно хвостом цеплялась. В общем, эта парочка ушла, ну Резников с Кристинкой, когда пошёл дождь, а Димку на приключения потянуло. Он постоянно рисковал. То паркуром увлекся. То с тарзанки ему захотелось прыгнуть, а тут решил поспорить, что пройдет по краю и не упадет. Рус его отговаривать начал, тот уперся. Пошел все-таки.

Лёня замолкает. Шумно сглатывает и отводит взгляд в сторону.

— Димка шел, а Рус за ним следил. Мы даже не поняли, как это произошло. Димон прикольнулся, что падает. Влас его обматерил и отвернулся, а тот… Поскольнулся в общем. Рус ближе всех был, но даже он его поймать не успел.

Алан выдыхает, а я сжимаюсь. Те же обстоятельства. То же самое место. И друг, пусть и бывший.

— Я до сих пор слышу этот удар. — Фил прочищает горло. — Мы не так близко общались с Димкой, а вот Влас пропадал с ним. Как-то так. Если еще то дело поднимут, то…

— Ничего не будет, — цедит сквозь зубы Алан, — это глупая случайность.

Ежусь в очередной раз и пишу тёть Оле сообщение, что все хорошо, и я немного задерживаюсь. Не представляю, как рассказывать ей обо всем. Да и мозг сейчас не лучший работник. Бушуют лишь эмоции.

— Одинаковые показания.

— Да понимаю…

Парни замолкают, когда дверь открывается. Сначала выходит Руслан, а затем и его отец.

— В машину, молодежь, — приказывает старший Власов, а я жду, когда Руслан поравняется со мной.

— Все нормально? — спрашиваю у него и беру за руку, на которую он смотрит с равнодушием.

Кивает и идет вперед. Я не знаю, что говорить. Ребята рядом и его отец. Мы втроем садимся в машину. Парни уезжают на спорткаре Алана. Руслан близко со мной на заднем сиденье, а его отец на переднем пассажирском. В салоне гнетущая тишина. Я лишь пальцы Власова сжимаю. Сегодняшний день перевернул все верх дном. Я посмотрела на Максима с другой стороны. Узнала о том, что произошло прошлой весной, и почему Руслана называли убийцей. Чуть не упала с крыши. И, кажется, совсем растеряла силы и способность мыслить.

— Да, — старший Власов отвечает на звонок, когда машина трогается с места, — да, это я. Что?! Да. Я понял. Скоро приеду.

Руслан косится в сторону отца, а я на наши руки.

— Кто звонил?

Спереди слышится тяжелый вздох.

— Пап? — Рус громко сглатывает.

Его отец прокашливается, но его голос все равно скрипит.

— Вера умерла.

Глава 42

Евангелина

— От Руслана есть новости? — тёть Оля ставит передо мной кружку с горячим какао и садится в соседнее кресло.

Выходные. Мы решили посмотреть вместе фильм, точнее, все решила Ольга, а я безропотно согласилась, потому что хотела отвлечься от мыслей, которые терзали мою несчастную голову. После похорон Веры Власов пропал. Не выходил на связь. Его телефон был недоступен. Ребята тоже переживали. Я даже позвонила Сергею, чтобы узнать, может, Рус был с ним, но нет. Власов уехал за город и не хотел никого видеть. Я пару раз порывалась поехать к нему, но Сергей сказал, не нужно. Ему необходимо время, чтобы побыть одному и свыкнуться с тем, что его матери больше нет.

— Нет, — отпиваю глоток горячего напитка и подтягиваю ноги к себе вместе с пледом.

Зима вошла в свои законные права, и я начала мерзнуть даже тогда, когда отопление в квартире работало на полную мощь. Хоть Артёмка сладко спал и не плакал. Он вообще стал очень спокойным. Агукал, кривился и смешно улыбался. Чудесный малыш с пухлыми щечками отвлекал от самопоедания и боли, которая никак не хотела проходить. Я думала, что после смерти матери, ничто не сможет ранить так же сильно, но нет. Уход из жизни Веры стал не меньшим ударом.

— Бедный мальчик, — вздыхает тёть Оля, отвлекаясь от фильма, сути которого я не могу уловить, — хорошо, что с полицией все обошлось.

Киваю. Случай на крыше не остался тайной. СМИ пестрили о сыне того самого Власова. В школе вели бурные обсуждения о том, что Руслан специально подстроил падение Максима. Несли такую несусветную чушь, что я багровела от злости. Это все наглая ложь! Власов хотел его спасти, а в итоге все обернулось нелепой случайностью. Кто же знал, что Резников зацепился за кусок арматуры и порвал куртку. Маленькие детали стали губительными.

— Как другой твой одноклассник? В родительском чате такое писали, что волосы дыбом, — Ольга закатывает глаза, а я делаю еще один глоток какао, — его мать рвала и метала. Конечно, я ее понимаю, но так набрасываться на чужого ребенка, не зная правды, глупо.

— Алан сказал, что Максима увезли в столицу, — повторяю то, что слышала от парней, и не могу сдержать дрожи в голосе.

Да, Резников тот еще негодяй, но такого даже он не заслужил. Перелом правой руки. Проблемы с позвоночником. Неизвестно сможет ли он вообще ходить. Плюс ко всему сотрясение мозга. Состояние стабильно тяжелое. Мне от осознания становится плохо. Получается, вместо того, чтобы отойти и самому себя сберечь, Макс меня спас, а ведь мог упасть не на балкон… Тогда последствия были бы совсем другими.

— Это не твоя вина, Лина, — тёть Оля смотрит с таким пониманием, что у меня все переворачивается внутри, и какао теряет вкус, когда я делаю большой глоток, — по крышам лазить очень опасно. Я вообще удивлена, что ты там оказалась.

Я отвожу взгляд в сторону, чтобы не выдать своего напряжения. Конечно, я не сказала ей всей правды. Например, что сама висела на волосок от смерти. Все мы скрыли подробности от родителей, даже не договариваясь.

— Это к тебе? — спрашивает тёть Оля, когда раздается звонок в дверь.

Сердце в груди срывается с места и принимается громко стучать. Я ставлю кружку с какао на стол и поднимаюсь. Ребята не говорили, что зайдут. Может, это Руслан.

— Я открою, — произношу дрожащим голосом и спешу быстрее к выходу.

Не хочу, чтобы от звонкой трели проснулся братишка. Руки трясутся, когда открываю дверь. Ожидаю увидеть хмурого Власова, но на пороге совсем не он. Замираю с открытым ртом от удивления.

— Пап…

Напротив меня стоит отец и смотрит с ожиданием. Брови сведены на переносице. На лице легкая щетина. Вид уставший. Через плечо перекинута спортивная сумка. Возле ног лежит еще одна.

— Впустишь отца? — спрашивает, и я тут же отскакиваю в сторону, пропуская его в квартиру.

— Иван, — Ольга идет навстречу и улыбается, — почему не сказал, что приедешь?

— Сюрприз вам решил устроить, — он не улыбается.

Бросает в мою сторону странный взгляд и ставит сумки около полки с обувью.

— Ты голодный? — папа кивает в ответ. — Хорошо, тогда на стол накрою.

Тёть Оля суетится, а я все так же стою на месте и разглядываю отца, как чудо. Смущает то, что у него столько сумок. В прошлый раз он приезжал налегке. Несколько секунд он смотрит на меня и, кажется, хочет что-то сказать, но после снимает куртку с шапкой и идет на кухню. Я плетусь следом, хотя желание скрыться в своей комнате перевешивает на чаше весов. Только перед Ольгой будет стыдно за такое поведение, поэтому вскоре я потягиваю какао, сидя за столом в кухне.

— У тебя отпуск? Или просто решил отдохнуть? — тёть Оля ставит перед папой тарелку с пирожками и садится на стул.

— Нет, работа не ждет, — пожимает плечами, пока я вожу пальцем по ободку кружки.

На несколько минут виснет молчание. Я не отрываю взгляда от какао, которое стремительно заканчивается, и чувствую себя неловко. Не знаю, как разговаривать с папой. Мы столько не виделись и не общались нормально… Может, он и не хочет разговаривать…

— У вас тут в городе несчастные случаи один за другим, — вдруг произносит отец, а я, будто палку проглатываю, выравнивая спину, — знакомый из отдела скинул видео, — он откладывает ложку и достает телефон, — ничего не напоминает?

Двигает смартфон ко мне и ждет реакции. На экране высвечивается семиэтажка. Видимость плохая, но мою желтую шапку видно. Сглатываю.

— Это видео уже весь интернет облетело, — Ольга, заметив, как у меня кровь от лица отлила, подтянула гаджет к себе, — не хотите рассказать, как тут дела у моей дочурки?

— Иван… — тёть Оля начинает, а он останавливает ее, поднимая руку.

— Я уже все знаю, Оль, — папа переводит взгляд на меня, — удивляет, что вы об этом промолчали.

— Как будто тебе интересно, — фыркаю с дрожью по всему телу.

— Лина! — округляются глаза Ольги.

Сама себе удивляюсь, но обида на папу накатывает так же внезапно, как и его приезд. Мамы больше нет. Я в чужом городе. В новой школе. С братом и тётей, а он где? Подальше от нас. Из-за меня… Это несправедливо!

— Поэтому я и приехал, Лина, — говорит уверенно и спокойно, глядя мне в глаза, — этот случай, — папа убирает телефон в карман с тяжелым вздохом, — показал, что может произойти всякое. Я договорился насчет работы. С понедельника вступаю в обязанности. — Он не отрывает от меня взгляда, заставляя сердце чертыхаться за ребрами. — Теперь буду работать в местном отделении полиции.

Бух… Так последний раз ударяет сердце, а потом долгая тишина и гул в ушах. Бух… Бурное движение крови по венам, и как следствие жар по всему телу. Бух… Не выдерживаю. Громко всхлипываю. Ольга с папой растеряно смотрят на меня, вот только картинка перед глазами размывается. Я плачу во весь голос.

— Линка, ты чего? — ощущаю, как меня охватывают крепкие руки.

Папа прижимает меня к себе. Что-то говорит, но я не слышу. Только собственное дыхание и сип внутри.

— Я уже никуда не уеду, — говорит чуть ли не шепотом, — не оставлю ни тебя, ни Артёма. Всех денег мира не заработаешь. Прости меня… Я не должен был уезжать…

Эти слова вызывают во мне еще большую волну эмоций. Они топят и выворачивают наизнанку. Я не могу остановиться. Не знаю, сколько времени проходит, но после вижу, что Ольга ушла, оставив нас одних. Хочется пить, и папа наливает мне очередную порцию какао. Кажется, что я и слова не произнесу, настолько силы покинули, только когда он спрашивает про Руслана, оживаю. Мнусь с ответами, но потом вижу понимающий взгляд отца и говорю. Долго. Эмоционально. Обо всём.

Глава 43

Руслан

Открываю глаза, когда в щеку упирается холодный нос Графа. Не двигаюсь. Лишь сглатываю противную слюну.

Очередной день, который мне нужно вынести, как последние… Сколько?

Пять? Десять? Я потерялся в них.

Не знаю, какое число сегодня, и не хочу знать, что, наверное, самое страшное. Лежу и пялюсь в потолок, пока четвероногий друг не закидывает на меня свои лапы, намекая на то, что готов прогуляться. Наглая морда. Аглая Михална выпускает его во двор ни свет, ни заря, а ему все мало.

Игнорирую животное, переключая внимание на фотографии на тумбочке. Там мама.

Улыбается. Обнимает меня. Таких куча в телефоне. С ней. И с Евой.

Лёгкие мгновенно сжимает. Ком в горле размером с тенисный мяч. И глаза режет так, словно я залез в луковицу.

Черт!

— Перестань, — тихо говорю Графу, который снова утыкается носом в мою щеку и скулит.

Мне от его поддержки становится хуже. Псина не отходит от меня ни на секунду, словно боится, что я растворюсь в воздухе. Я бы с удовольствием, но это же из области фантастики. В реальности нам не дано такой функции, хотя многие были бы не против исчезнуть, избавив и себя, и окружающих от страданий.

Граф забирается на кровать и ложится рядом, жалостливо поглядывая в мою сторону. Но сейчас ничто не способно сдвинуть меня с места, потому что я попросту не хочу, и будь я один, сгнил бы к чертям. Только бабуля подобно батарейке вертится днями около меня, пытаясь достучаться и донести до притихшего мозга, что в мире нет ничего вечного. Нужно принять то, что Веры больше с нами нет. И не будет.

Я все понимаю. Мы с мамой много говорили до того, как она ушла из жизни. Я, казалось, был готов ко всему. Только сознание и чувства находились по разные стороны баррикад. Разум холодно вещал успокоиться и жить дальше, ведь мама осудила бы мое поведение. Ей было бы нестерпимо больно за меня. Я знаю. А вот чувства подводили…

Внутреннюю агонию можно было сравнить с иглоукалыванием. С небольшой поправочкой — в каждый орган вонзали по тысяче острых иголок и загоняли их так глубоко, что я дышать не мог. Стоило лишь вспомнить черты ее лица, смех и голос, меня подкашивало.

— Скоро обед, а ты все валяешься, — бабушка с порога завела старую песню, — Руслан, вставай! — В лицо прилетела подушка с дивана, который Аглая Михална приводила в порядок, разглаживая покрывало. — Не смотри на меня так. Поднялся и пошел выгуливать это несносное животное. Ему мало двора. Хочет все кусты в округе пометить. И вообще, пшел отсюда, — прилетает Графу, который тут же спрыгивает с кровати и несется к выходу, где тормозит и ждет меня, высунув язык.

Поднимаю свое тело и накидываю на себя теплую одежду. Тру лицо руками и, не заглядывая в ванную комнату, иду с Графом вниз. Механические действия и ничего больше. Раньше прогулки с псиной помогали отвлечься от эмоций, а сейчас нет. Я просто жду, когда четвероногий друг нагуляется и набесится. Попросту говоря, стою пнем около лесной полосы в течение получаса, может и дольше.

Сегодня не исключение. Я иду за Графом, слушая хруст снега под ботинками. Максимально отгораживаюсь от реальности, вбивая в мозг одну установку — жить дальше. Я ей обещал, а слово нужно держать. Наверное, только это удерживает меня от безумных поступков. В первые дни хотелось запрыгнуть на мотоцикл и вжать газ на полную, но вместо этого я вызвал такси и поехал к бабуле. Так было всегда. Зализывал раны там, где меня не жалели.

Не было у Аглаи Михалны такой привычки. Да, она любила меня и понимала, но никогда не вынуждала раскрывать душу. Не было слов о том, что ей жаль, и как бы она хотела забрать мою боль. Нет. Бабушка пинала меня, говоря прямо в лоб, что каждому необходимо выговариваться, особенно в таких ситуациях. Нужно искать свой якорь и идти дальше. И я, собственно, шел, а вот что происходило внутри, успешно маскировал под маской безразличия.

И пока вроде получалось.

Когда Граф нагулялся, я направился в сторону дома, где стопорнулся. Около ворот стояли две машины — спорткар Алана и Бэха Лёни.

— Дождались, — Фил выглянул из-за ворот, — ребят он здесь! — кинул за спину и подошел ко мне. — Здорова!

Жесткое рукопожатие и хлопок по спине. Следом еще одно от Греха. Тяжелое от Серого.

— Привет, Рус! — Романова вжимается в меня, как в родного, удивляя своим порывом.

— Привет, — это уже несмелое слово от Сони Максименко.

Киваю, рассматривая их, и натыкаюсь на бездонные глаза. Ева стоит поодаль и не подходит. Их появление, как кость в горле. Не хочу, чтобы начались причитания и объятия жалости. Я этого попросту не вынесу.

— Дороги полный отстой, — Филатов кладет локоть мне на плечо и усмехается, — думал, Греха тащить на себе придется.

— Не преувеличивай, — Алан улыбается уголком губ, — мы тут к тебе на пикник приехали, — уже в мою сторону.

— Какой пикник? — хмурюсь, поглядывая на тихую Еву, которая писала мне постоянно и звонила, вот только я не был многословен и трубку не брал.

Неправильно? Да.

— За городом, Влас, с веселой компанией, — Лёня притягивает к себе Кристину и улыбается во весь рот, — у тебя во дворе так-то. Ты же не против?

Все смотрят на меня, а я растерянно моргаю. Граф гавкает, приводя меня в чувство, и садится рядом с Майоровой, которая дергается, когда он утыкается носом в ее ладонь.

— Нет. Не против, — хриплю, а Фил свистит так, что уши закладывает.

— Лёня! — кривится Романова и бьет его по голове. — Зубы выбью!

— Не свисти, денег не будет, — подхватывает Серёга.

— Примета такая, — добавляет Соня, и пространство взрывается от хохота.

Не смеемся лишь мы с Евой. Смотрим друг на друга, даже когда вся компания скрывается за воротами. Она не спешит подходить, и я понимаю, что должен сделать это сам. Шагаю к ней, и сердце странно вибрирует.

— Привет, — произношу, останавливаясь ближе, чем нужно было.

— Привет, — говорит с полуулыбкой, — Лёнина идея, — показывает в сторону двора, но я от нее глаз не отрываю, — мы не могли его остановить.

Филатова вряд ли что-то в жизни остановит. Фонтан энергии и бешенного оптимизма. Всегда им был и будет.

— Я рад тебя видеть, — переступаю через себя, выдавливая эти слова.

Нисколько не лгу. Майорова всегда действовала на меня так. Пробивала броню одним взглядом. Только сейчас понимаю, что скучал по ней до болезненного спазма за ребрами.

— Правда?

— Да, — притягиваю ее к себе, сжимая так, словно она сопротивляется.

— Я тоже. Мне тебя очень не хватало.

Слова Евы ножом по сердцу. Кривлюсь, понимая, что я тот еще сказочный идиот. Граф гавкает и чуть не сбивает нас с ног, словно подтверждая мои мысли. Приходится отпустить Майорову и идти к друзьям, которые устроили настоящий шабаш во дворе под руководством, кто бы мог подумать, Аглаи Михалны.

Глава 44

Десять месяцев спустя

Руслан

— Я поступаю на журфак, — Романова оповещает всю нашу компанию и прикладывает губы к трубочке, через которую пьет молочный коктейль, — родители не против. Кажется, им вообще плевать, где я буду и кем.

— Мы не сомневались, что ты продолжишь совать нос в чужие дела, Крис, — усмехается Лёнька, вынуждая всех улыбнуться.

— Тебе обязательно портить мою речь? — кривится Кристина и прищуривается, испепеляя взглядом довольного Фила. — Сам-то не хочешь нам сказать, кем станешь.

— Клоуном, — произносит за Фила Серый, и помещает руки на спинку диванчика.

Смех разлетается по кафетерию, где мы собрались всей компанией. После пикника у бабули во дворе такие посиделки стали традицией. Мы сплотились. Даже, не особо дружелюбный Лазаренко, влился в этот круг и стал чаще улыбаться.

— Определенно, в этой сфере я бы блистал, — пропускает колкость в свою сторону Лёнька и почесывает затылок, — но у меня другие планы.

— Какие? — Соня поправляет очки и следит за каждым движением Фила.

Только слепой не заметил бы, что девчонка в него влюблена, а у Филатова похоже проблемы на обо глаза и уха. Игнорит ее по полной программе, отвечая нам.

— Сорян, братва. Пока сказать не могу.

— Сонь, — прижимаю к себе Еву и кладу ей подбородок на плечо, глубоко втягивая в легкие аромат волос, — а ты? Куда собралась?

— Филологический, — не удивляет своим выбором.

— Кто бы сомневался, — Серый хмыкает, — кажется, среди вас идеальных бюрократов, я единственный раздолбай.

— Зато трудоголик, — Романова отвешивает другу комплимент, а тот ей подмигивает, вызывая на щеках румянец.

Она чертовски права. Серый пропадает на работе. Хватается за любую. Не важно, что это будет, ремонт машины или груз, который нужно перетаскать. Если он видит цель, то препятствия его мало волнуют.

Мы сидим с друзьями еще некоторое время, а когда расходимся, у меня звонит телефон. Отец.

После смерти матери он решил продать квартиру, где жила наша семья. Я там не появлялся, да и он, судя по всему, тоже. Как бы я ни старался понять и принять то, что у него есть молодая девчонка, не мог. Свербело чувство обиды внутри. За маму. За то, что променял ее на другую, когда был очень нужен.

— Покупатель требует ключи, — без предисловий оповещает, — жду тебя у себя через полчаса. Поторапливайся.

Гудки. Я даже сказать ничего не успеваю. Привычный разговор с отцом. Видимся мы нечасто. Я больше пропадаю у бабули или Серого. Один бываю крайне редко. Оказывается, одиночество не моя стезя. Да и зачем мне оставаться одному, когда есть Ева?

— Дядь Боря? — спрашивает она, и я киваю в ответ.

По какой причине она хорошо относится к папе, не знаю, да и не хочу знать. Я не имею права менять ее мнения. С чувством омерзения сажусь в такси и пялюсь в окно, пока мы движемся к дому предка. Нервы раскалены до предела, ведь желания сталкиваться с подстилкой отца у меня нет. Только выбора нет. Мне нужно забрать остатки вещей из комнаты. Тянул до последнего, даже когда пришли деньги на карту за продажу квартиры, пальцем не пошевелил. Будто это что-то могло изменить.

Около двери предсказуемо застываю, но Ева жмет на звонок, не оставляя мне выбора. Не проходит и минуты, как дверь распахивается, и я вижу ЕЁ. Смазливая брюнетка старше меня на три года. Омерзительно.

— О, привет! — искренне улыбается, а я кривлюсь.

— Привет, — вместо меня влезает Ева, — мы к…

— Дядь Борь! — кричит она, рассматривая меня. — Ваш сын пришёл, — бросает взгляд на Еву и добавляет, — с девушкой!

Она отходит, а я недоумеваю. Дядь Боря? Серьезно? Решили спектакль разыграть?

Отец выплывает из кабинета, когда мы входим внутрь. За ним идет еще один мужик чуть ниже ростом, седой, с колючими глазами.

— Спасибо, что присмотрел за моей занозой, — говорит неизвестный, поглядывая на брюнетку, — а ты будешь еще бунтовать, сядешь под замок.

— Ага, — она пожимает плечами и усмехается.

До моего несчастного мозга доходит информация, но он отвергает ее, как чужеродный предмет. Этого ведь не может быть? Они переговариваются о работе, после чего девушка и мужчина уходят. Виснет тишина, которую нарушает отец.

— Сейчас ключи тебе отдам, — он хлопает по карманам брюк, — проходите. В кабинете оставил, видимо.

Мы идем следом за ним. Сердце с каждым шагом грохочет. Ева замечает мое состояние и выходит вперед.

— Дядь Борь, я водички попью?

— Да, в холодильнике на кухне, — указывает в нужном направлении рукой, а я смотрю вслед Майоровой, пока она не скрывается за дверью, — вот, — связка ключей появляется перед моим носом, — от квартиры, мотоцикла и тачки.

К моему великому позору, предок забрал ключи от всех транспортных средств после того, как мама умерла. Не знаю, чего опасался, но отдать решился только сейчас.

— Почему? — он понимает мой вопрос и пожимает плечами.

— Сейчас ты готов.

Киваю. Внутри все сжимается. Разворачиваюсь, чтобы уйти, ведь меня вроде ничего больше здесь не держит, но все-так поворачиваюсь около двери.

— Кто эта девушка?

— Дочь друга детства, но я тебе уже говорил, когда ты разбил стекла Лексуса, и нет, она не была моей любовницей. Никогда.

— Тогда почему…?

— Я никогда никому ничего не доказываю, сын. Это удел слабаков. Ты не был готов воспринимать мои доводы. Я не посчитал нужным оправдываться в том, в чем не был виновен.

Не хватает слова — квиты. Очередной урок от Бориса Власова усвоен. Сглатываю ком в горле и хочу уйти.

— Руслан, — смотрю на отца, который приближается ко мне и неожиданно обнимает, похлопывая по спине. — Я тобой горжусь.

Сначала напрягаюсь, но хлопаю в ответ, чувствуя, что внутренности поменялись местами. Внутри настоящий хаос, но он не убивает, а наоборот окрыляет. Общения с отцом и чаепития не жду. Он ценит свое время и вряд ли бросит серьезное дело ради посиделок с сыном. Я его не виню в этом. Наверное, теперь по-настоящему принимаю его позицию, как и он мою.

— Куда теперь? — спрашивает Ева, когда мы входим из подъезда.

— Последний раз к светодиодам? — улыбаюсь и тащу ее к гаражу.

Кивает. И да. Мне нужна скорость. Сладкие губы. И чертовы светодиоды.

Эпилог

20 лет спустя

— Артём! Немедленно неси свою пятую точку сюда, иначе я приволоку тебя за уши! — рычу, глядя на разбитые коленки Надюшки и еле сдерживаю порыв убить брата за то, что не усмотрел за ней.

— Да здесь я, — братишка появляется в дверном проеме и складывает руки на груди, сводя при этом брови на переносице.

Ольга с отцом в коем веке решили отдохнуть и отправились в санаторий, куда им взял путевки Руслан, а исчадие ада в виде моего родного братца отжигает по полной программе в их отсутствие. Сегодня он явился далеко за полночь и не потрудился объяснить, почему взял с собой нашу несовершеннолетнюю дочурку, которая шмыгала носом и ойкала, когда я обрабатывала ей раны. Никогда бы не подумала, что увижу снова такие ранения, но не на себе, а на родной дочери. Ей недавно исполнилось шестнадцать лет. Бунтовать не бунтовала, но в последнее время все чаще стала убегать из дома. Как ей это удается, одному богу известно.

Руслан уже все двери и окна проверил, но зеленоглазая бестия все равно оказывалась в компании Артёма. Моего терпения хватает ровно на пять минут, а после слова сами вылетают изо рта.

— Я жду объяснений, — посмотрела на испуганную Наденьку и обернулась к брату, который прилип к косяку, наградив меня взглядом «отвалите», — от обоих.

Для убедительности пригрозила пальцем. Из нас двоих самым грозным родителем стала я. Руслан во всем потакал маленькой принцесске. Любил ее до умопомрачения, а внешнее сходство с Верой делало Наденьку и вовсе неприкосновенной. Дочка походила на мать Руслана не только внешностью, но и характером. Добрее девочки не сыскать на целом свете.

— Она опять увязалась за мной, — ворчит Артём, и темные прядки волос спадают ему на лоб, — привяжите ее на цепь. Достала уже. Позорит меня перед друзьями.

— Я?! Ничего я не позорю! — подскакивает Надя и пыхтит так, что щеки краснеют от гнева, с которым она смотрит на своего дядю. — Если бы ты мне помог, то ничего бы не случилось, и никто бы про это не узнал! Ой… — осекается, а я поднимаюсь, бросая ватный диск на диван.

— Так, — тру виски пальцами и прожигаю взглядом обоих, — мне ваши ночные приключения уже вот здесь, — показываю на горло, — я хочу знать, почему ты снова без проса ушла из дома, это раз, — это для летит в сторону Нади, — и два, какого черта ты не привез ее домой, Тёма?!

— Я же говорю, — тычет в Надю пальцем, — достала! Все пацаны надо мной уже ржут! А ей мало! С каждым разом умудряется прилепить на нас марку криндж!

— Я?! Да ты…! Ты просто хамло!

— Надя, — предупреждаю ее, — Артём, ты старше. Ты должен был проследить за ней.

— За ней есть кому следить, да бесячая? — усмехается, а Надя закипает у меня на глазах.

— Заткнись…

— Надя? Я жду объяснений.

— Я могу идти? — Тёма уже разворачивается, чтобы оставить меня один на один с зеленоглазой проблемой.

— Нет. Мы еще не поговорили. Я не хочу, чтобы ситуация повторилась.

— Так и не повторится, — с той же усмешкой произносит брат и смотрит на Надю, которая складывает руки на груди, — она сама расскажет. Ев, у меня дел еще по горло…

— Не ной мне тут!

— Ев…

— И не Евкай!

— Да ***… - закатывает глаза.

— Это еще что за новости?! — округляю глаза от того, что до ушей долетают ругательства от братишки.

— Не будь душнилой, систер, — кривится и запихивает руки в карманы рваных джинсов (ему их точно деть некуда), — и маме не говори. Короче, бесячая за парнишей бегает.

— Артём! — взвизгивает Надюшка, а я хлопаю глазами.

Понимаю, что моя дочь уже взрослая, но к такому повороту точно не была готова, поэтому теряюсь.

— Мне идти нужно, бесячая, а ты, как заноза в… в пальце, — смотрит на меня, — но ты не беспокойся, систер, Резников ее побрил сегодня. Так что таскаться, я очень надеюсь, за мной она больше не будет.

— Кто? — еле шепчу, услышав эту фамилию.

— Даня Резников, — брат спокойно пожимает плечами, — мы в одной компании. Он, правда, младше, но… — Тёма снова кривится. — Рили идти нужно, Ев.

— Куда?

— Пацанам объясню все и вернусь.

— У тебя час. Не вернешься, позвоню Ольге и о каждом твоем косяке расскажу.

— Жалкий шантаж… — пытается разжалобить меня, но я складываю руки на груди.

— Ок. Вернусь. Довольна?

С видом мученика удаляется, а я переключаю внимание на Надю. Дочка с пунцовым лицом стоит рядом и отводит взгляд на ковер под ногами. Ольга стала для Артёма не только матерью, но и идолом. К ее мнению он прислушивался. Ее же боготворил. Папа не был таким авторитетом, как тёть Оля, но и от нехватки любви сына не помирал.

— Надя…

— Мам, да… — нервно взмахивает руками. — Тёма предатель…

Хотела солгать, но, видимо, язык не повернулся. Я же глубоко втянула в себя воздух.

— Кто такой этот Даня? — спокойно спросила и села на диван, похлопывая рядом.

Дочка тяжело вздохнула и осталась на прежнем месте.

— Парень.

— Логично.

— Мам…

— Я жду.

Надя посматривает в сторону коридора. Надеется, что Руслан придет и спасет ее, как всегда, но мы одни в квартире, и я вопросительно поднимаю брови. В груди полыхает пожар. Беспокоюсь от того, что рядом с моей девочкой находится сын Максима. До ужаса боюсь, что он пойдет по стопам отца. После того случая на крыше мы не виделись. Руслан говорил, Макс вернулся в город полгода назад, и его сын учится в одной школе с нашей Надей. В разных классах. Только, видимо, это их не спасло от столкновения.

— Мам, все не так, как Артём выставил, — нижняя губа у Надюшки подрагивает, — не бегаю я ни за кем. Просто…

— Просто, что? — подталкиваю ее к ответу, но она супится и закрывается.

По глазам вижу, что ответа не добьюсь.

— Просто по-другому там все.

Поговорить с ней так и не удается. Отправляю дочку спать, а сама поглядываю на часы. Три часа ночи. Уже Артём вернулся, а Руслана все нет. Он у меня осторожный, и волноваться не о чем, но я то и дело бросаю взгляд на телефон. Мой Власов стал идеальным спасателем, начиная с малого, и сейчас был главным в их спасательном отряде. Руководил и учил парней. Помог мне открыть свой медицинский центр. Как мой? Скорее наш. Во всех нюансах управления он разбирается сам, а я привыкла к роли зама и хорошего диетолога. Дядь Боря пытался переманить сына к более прибыльному делу, но Руслан уперся и по сей день с этого места не сдвинулся.

Я клюю носом и практически погружаюсь в сон, когда слышу шаги рядом. Руслан поднимает меня, как пушинку, садится в кресло, а меня усаживает к себе на колени. От его одежды пахнет гарью. Вид уставший. Я утыкаюсь носом в его шею и дышу родным запахом. Не виделись почти сутки, пока он находился за городом со своим ребятами. Разбирали завал. Искали людей в разрушенном здании.

— Что у вас нового? — спрашивает, поглаживая рукой по моей спине.

— Из нового у нас лишь Резников.

— Что? — чувствую, как напрягаются мышцы, и тяжело вздыхаю.

— Даниил Резников. Не знаю, что у них там с Надей. Она опять сегодня сбежала.

— А причем тут Резников?

— Артём сказал, что Надюшка за ним бегает.

Руслан удивленно округляет глаза, а я развожу руки в стороны. Да, я сама не думала, что судьба столкнет наших детей лбами, но так вышло, и как разбираться, я не знала.

— Я с ней поговорю.

— Поговори.

— И почему не Грех? Или Уваров?

Больше для себя бубнит, вспоминая одноклассников Нади, а я пожимаю плечами. Алан, Лёня и Сергей так и остались друзьями. С ними часто видимся и выезжаем за город на шашлыки. Семьи отличные. Правда, в каждой свои чертята, но, а как же без них?

— Лазаренко, в конце концов. Нет, именно Резников.

Руслан бубнит еще некоторое время, но после того, как принимает душ и набивает желудок едой, становится спокойнее. Я убираю последнюю чашку в посудомойку. Когда он подходит ко мне и обнимает, прижимаясь подбородком к затылку.

— Помнишь, как я предложил тебе притвориться моим другом?

Улыбаюсь и киваю, наслаждаясь моментом.

— Надеюсь, что у принцессы с Резниковым такого не будет, — усмехаюсь его словам, но сама молю бога о том же, — очень надеюсь.

Поворачиваюсь к нему и целую, откладывая все мысли на потом, даже не предполагая, какой сюрприз преподнесет нам эта парочка.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Эпилог