Вертихвостка (СИ) [Shamal] (fb2) читать онлайн

========== 1. ==========

— Итак, сейчас я научу тебя нескольким фразочкам, которые ты должен выучить и периодически повторять себе, чтобы прожить долгую и счастливую жизнь, — Влас ухмыльнулся и выкинул окурок в окно. — Запомни эти фразы, это важно… Серый, ты меня слушаешь?

— Слушаю, — пробурчал Сергей, сосредоточенно объезжая ямы.

— Первая: «Ну и похуй». Вот случилось какое-то говно, а ты говоришь «ну и похуй» и живешь дальше. Запомнил?

— Угу.

— Гуд. Вторая: «Поебать». Когда ее применять, сам разберешься, не маленький. Третья: «Да в пизду». Тебе стоило бы произнести ее вчера, когда босс тебя отправлял в этот ебаный Дальнезалупинск!

Сергей только головой покачал и сознательно промолчал. Он знал, почему Влас так бесится и, наверное, даже мог его понять.

— Босс тебе лапшу на уши вешает, а ты жрешь ее, как бык помои, лох недоделанный! Думаешь, тебе прибавочка будет или повышеньице? Не-ет, дорогой мой!

— Слушай, заткнись, — не выдержал Сергей и невольно взглянул на фирменные часы на своей руке. Нет, Влас несправедлив. Какой бы тварью не был их босс, но работников он любил баловать, и потому у него все, от телохранителя до уборщицы ходили в тряпках «от кутюр», с золотом-брильянтами на руках.

«Миллионера видно по запонкам на костюме его слуги» — любил повторять он, щедро осыпая подарками всех, кто ему прислуживал. В нем были зачатки великолепного бизнесмена, он умел находить язык с любым человеком, но деньги и вседозволенность сыграли с ним злую шутку. Наркотики, алкоголь, секс и азартные игры сделали свое дело. И получилось то, что получилось. Беспринципная сука.

Сергей его терпел, а Влас же ненавидел всем сердцем, но все равно не уходил. Может, потому что на самом деле не было у него этого сердца? Разбили, когда он впервые за всю свою жизнь решил довериться и позволил себе влюбиться. В тридцать с лишним-то лет!

Весь ужас был в том, что не было никакого ужаса. Была только всепрощающая любовь и нечеловеческая верность с одной стороны, и насмешливая лживая дрянь — с другой.

Да уж, Сергей помнил, каким Влас был до встречи с милым мальчиком Сашей Яновским.

Спокойным, рассудительным, справедливым, готовым прийти на помощь. Он наивно полагал, что, встретив любовь всей своей жизни, прекрасного принца, черт бы его побрал, проживет с ним долгую и счастливую жизнь.

Но Сашенька Яновский, молодой и перспективный врач-онколог, волонтер, рубаха-парень и просто красивый мужчина, как будто бы никогда не был очарован Власом. Он не цеплялся за него, как утопающий, не навязывал свое общество и категорически отказывался съезжаться с ним; запросто мог без предупреждения уехать с группой добровольцев на Дальний Восток кормить голодающих детей.

…А еще он умел загнать в ловушку. Это получалось так непринужденно, что нельзя было заподозрить его в намеренности. Влас плавился в его руках как пластилин, выполнял любую прихоть и вообще изменился до неузнаваемости. Превратился в овцу.

Сергей видел, что он до крика мечтает обладать Яновским, но тот каждый раз выскальзывал из его рук, с самым независимым и легкомысленным видом уносился на противоположный край необъятной.

Влас не выдержал. О, это был пиздецовый разрыв! Сергей не знал, что Саша наговорил ему, но после расставания Влас начал ебашить со злости, потому что злость — это единственное, что заставляет пахать до кровавых соплей…

— Слушай, Громов, — после почти получасового молчания, произнес Сергей. — Я правда совсем забыл, что он работает в этой больнице. Из головы вылетело.

— Угу, — мрачно буркнул Влас, отворачиваясь к окну. Он выглядел сосредоточенным, будто думал о рабочих делах, но в глазах его горел яростный желтый огонь, и становилось понятно, что он просто в бешенстве. — Мне похуй на него. Два года прошло. Пусть работает, где хочет. Я просто планировал провести выходные с пивом и телевизором, а приходится ехать в этот чертов Зажопинск!

— Ну конечно, — сухо бросил Сергей, — может, Яновский вообще в отпуске или командировке, и мы с ним не пересечемся.

Влас помолчал немного, а потом тихо произнес:

— Пересечемся. Он только что вернулся из какого-то села на севере. Помогал строить поликлинику и обучал местных врачей.

Сергей не стал уточнять, откуда друг знает, чем занимается его бывший, на которого ему вроде как плевать.

Они как раз проехали указатель, что до пункта назначения осталось двадцать два километра. На первой же заправке Влас попросил остановиться, чтобы купить кофе.

— До города не потерпишь? — проворчал Сергей, но покорно зарулил на парковку. Конечно же, он понимал, что друг просто хочет выдохнуть и морально подготовиться к встрече с Яновским.

Они потратили минут десять. Пили крепкий кофе из картонных стаканчиков, курили одну за одной, устроившись на капоте машины и глядя на затянутую седой мглой заправочную станцию.

Раннее утро. Наверное, Яновский только заступил на дежурство.

— Влас… — позвал Сергей, глядя в одну точку.

— М-м? — друг ответил недовольным мычанием.

— Только не срывайся, ок? Босс сказал, ему очень нужно с ними сотрудничать.

Спустя почти минуту Влас произнес:

— С чего бы это вдруг я срывался? Все кончено.

— По тебе не скажешь, что все кончено.

— А тебя ебет? — агрессивно отреагировал мужчина. — Он не хочет серьезных отношений, ясно тебе? Что мне теперь, привязать его к батарее? Запереть в подвале? Молиться на него?

— А может быть, он просто боится? — предположил Сергей, хоть он и не был экспертом в голубых делах. Он сам не имел даже самого невинного опыта романтических отношений с мужчинами, да и единственный гей, которого он знал, это Влас. Ну и Яновский, возможно. — Ты же своей любовью и контролем просто измучил его.

— А ты у нас дохуя психолог? Я последний раз прошу тебя заткнуться, потому что я за себя не ручаюсь.

Оставшееся расстояние они проехали в тягостном молчании. Уже когда подъехали к больнице, выбрались из салона и направились к древним дверям, выкрашенным омерзительной рыжей краской, Сергей заметил, что друг становится все бледнее с каждым шагом.

— Нам к главврачу, — произнес он тетке в регистратуре. Та указала дорогу, и мужчины направились к лестнице.

У главврача было закрыто. Пробегающая мимо медсестра сообщила, что он на срочной операции, и повела их в ординаторскую.

И встреча состоялась.

Саша Яновский, как всегда безупречный в своем белом медицинском костюмчике, поднялся им навстречу, улыбаясь кроткой теплой улыбочкой, а вот Влас наоборот исказил губы в оскале и выглядел так, будто готов был наброситься на него в тот же момент и перегрызть ему глотку. Да уж, его не обмануть этой напускной доброжелательностью.

— Здравствуй, — произнес Саша, протягивая руку Сергею и глядя ему в глаза прицельным взглядом.

— Здравствуй, — мужчина пожал его ладонь, растерянно осматривая с ног до головы. Да, белый медицинский костюм просто идеально подходил под его холодную северную внешность, и он почему-то подумал, что они с Власом как два полюса, две крайности. Изящный и осанистый Саша, светловолосый и голубоглазый, будто сошедший c обложки глянцевого журнала, образец утонченной мужской красоты; и грубый неотесанный мужлан Влас, темноволосый, с тяжелым мрачным взглядом, словно он только что сбежал из мест не столь отдаленных.

Яновский, сохраняя невозмутимость на лице, протянул руку и своему бывшему любовнику, с таким видом, будто тот был самым обычным человеком, потенциальным партнером и не более.

Влас сперва даже замялся, не зная, стоит ли протягивать свою ладонь. Он смотрел на Сашу с недоверием и замешательством, но в итоге все же пожал его руку.

— Борис Николаевич освободится через час, вероятнее всего, — сообщил Яновский и приглашающе махнул в сторону диванчика, а потом направился к стоящему у окна столику. Влас следил за его перемещением как зверь, неотрывно глядя исподлобья, и Сергей не знал, чего в этом взгляде было больше, ненависти или обожания. — Кофе, чай?

— Чай, — произнес он и посмотрел на молчаливого друга. Тот будто даже не расслышал вопрос, поэтому Сергей добавил: — Два.

Саша заварил им чай, достал из шкафа вазочку с печеньем, а потом, расставив чашки на столике рядом с диванчиком, поближе подтащил расшатанный стул и сел напротив гостей, закинув ногу на ногу.

— Надолго планируете задержаться? — будничным тоном поинтересовался он, поднеся кружку к губам.

— Завтра уезжаем, — размешивая сахар в чашке, ответил Сергей.

— Завтра… — задумчиво повторил Саша и бросил один короткий взгляд в сторону своего бывшего любовника. — Приходите вечером в ординаторскую на первом этаже. У нашей медсестры день рождения, она накрывает стол.

***

В маленькой провинциальной больнице еще дореволюционной постройки были большие комнаты, с высокими потолками, ординаторская тоже представляла из себя длинный кабинет с квадратными окнами и старой советской мебелью с потертыми углами.

Сильно разгуливаться не хотели, бутылка водки, дамам — вино, немудреная закуска, состоящая из бутербродиков, и домашний пирог с мясом и грибами, который испекла именинница.

Сергей чувствовал себя немного неловко в чужой компании, но все равно пытался участвовать в разговорах, зато Власа будто подменили. Если бы Сергей не знал его, подумал бы, что тот накидался. Влас презрительно изгибал губы и сверлил Яновского таким зверским взглядом, будто сожрать хотел. Правда, столичные гости без внимания все равно не остались, и, если Сергею было приятно женское общество, то Влас на кокетливые вопросы дородных медсестричек и престарелых санитарок отвечал коротко и односложно.

А вот Яновский разгулялся не на шутку. Он шутил, игриво флиртовал с девушками, и его звонкий смех подхватывали все, а, учитывая то, что коллектив был в основном женским, если не брать во внимание пожилого анестезиолога, женатого главврача и алкаша-травматолога, то он не был обделен женским вниманием. Но нужно ли оно ему было? Если судить по тому, сколько сил он прикладывал, чтобы игнорировать попытки Власа просверлить в нем взглядом дыру, то можно было сделать вывод — он тоже не был равнодушен. Старался казаться безучастным, но внутри…

— Сашенька, сыграй нам на гитаре что-нибудь! — попросила именинница, как маленькая девочка захлопав в ладоши.

Сергей удивленно приподнял бровь. Он не знал, что Яновский умеет играть.

Пока девчонка бегала за инструментом, Саша закурил, что стало очередным шоком для Сергея. Он помнил, какие скандалы парень закатывал Власу, пытаясь отучить его от пагубной привычки. И вот теперь этот активный борец с курением сам с удовольствием затягивается дымом и выдыхает его в открытое окно.

Сергей только успел кинуть беглый взгляд на пачку довольно дешевых «West», а Влас уже перегнулся через стол, бесцеремонно вытаскивая у него изо рта сигарету и переломив ее пополам.

Саша оторопело нахмурился, готовый ответить на столь дерзкий поступок, но, когда мужчина взамен протянул ему пачку своих дорогущих «Lucky Strike», ухмыльнулся и, не разрывая зрительного контакта, вытянул одну и прикурил, с наслаждением затягиваясь горьким дымом.

Сергей облегченно выдохнул, радуясь, что буря миновала, приобнял девицу, которая на протяжении всего вечера кокетничала с ним, и приготовился слушать. Как раз принесли гитару.

Зажав сигарету зубами, Саша какое-то время повозился с настройкой, и, положив ногу на ногу, небрежно откинулся на спинку стула, затушил сигарету в пепельнице и начал тихий перебор, плавно перетекающий из одного звука в другой.

Волна волос прошла сквозь мои пальцы,

и где она — волна твоих волос?

Я в тень твою, как будто зверь, попался

и на колени перед ней валюсь.

Он улыбался, переводя взгляд с одной девушки на другую, вонзаясь в их тупенькие личики томными сладкими взглядами, а девки млели, пряча глаза, думая, что песня предназначается каждой из них.

Я победил тебя игрой и бредом

и тем, что был свободен,

а не твой.

Теперь я за свою свободу предан

и тщетно трусь о призрак головой.

В мелодию вплетались резкий бой, похожий на игру Высоцкого, а голос Яновского становился резче и грубее.

Теперь я проклинаю эти годы,

когда любовь разменивал на ложь.

Теперь я умоляю несвободы,

но мстительно свободу ты даешь.

Я ревности не знал.

Ты пробудила её во мне, всю душу раскровя.

Теперь я твой навек.

Ты победила.

Ты победила тем, что не моя…

Сергей, который и сам имел за плечами годы, проведенные в обнимку с гитарой, видел, что Саша не профессионал, играл от силы лет пять, но зато обладал инстинктивной природной способностью попадать в такт. Последние строки затихали, так что нельзя было распознать, когда заканчивался звук.

В наступившей тишине раздалось пьяненькое «браво!» травматолога, и его аплодисменты подхватили остальные, наградив Яновского заслуженными овациями.

Только Влас молчал, все также сверля бывшего любовника полным злобы взглядом, и, казалось, что тьма сгущается вокруг его мощного и будто закаменевшего тела. Даже девушка, которая весь вечер ластилась к нему, отсела подальше. Это выглядело так, будто все присутствующие были по одну сторону баррикады, а Влас — по другую, несмотря на то, что сидел в самом центре шумной компании. Он выглядел одиноким, ощетинившимся, точно хищный зверь, попавший в капкан своей болезненной зависимости.

— Идем выйдем, — вдруг зарычал он, вставая с места.

Разговоры стихли, только пьяный в хламину травматолог поправил очки и строго спросил:

— Молодой человек, вы напрашиваетесь на конфликт?

Саша помрачнел. Он на секунду замялся, исподлобья глядя в глаза бывшего любовника, но потом тоже медленно поднялся на ноги, поставив гитару позади себя на пол, и, сухо кивнув присутствующим, первый вышел из ординаторской.

========== 2. ==========

Они медленно шли по коридору, и их шаги гулким эхом отражались от выкрашенных в унылый голубой цвет стен.

Яновский держал спину прямо, смотрел перед собой, не опуская взгляд, но по его лицу уже было понятно, что напускная беззаботность и любезность остались там, в шумной ординаторской, и под овечьей шкурой начали проглядываться очертания хищного волка.

Влас ненавидел это. Ненавидел Сашу за лицемерие и всех вокруг за то, что они верят этой лживой твари. Да, Яновский был хорошим актером, но и Влас был опытным зрителем. Он слишком хорошо изучил его уловки и за два года, проведенные в разлуке, сумел проанализировать его поведение. Демонстративная робость и беззащитность в сочетании с почти с ангельской внешностью были козырями этого дьявольского отродья.

Он довел бывшего любовника до комнатки, которую приметил еще днем и, распахнув дверь, втолкнул его вовнутрь.

Саша удивленно вскинул бровь, но спорить не стал.

— Подсобка? — осматриваясь вокруг себя, переспросил он. — Мог бы поискать место получше.

Влас направился к окну, чтобы распахнуть его, впустить свежий воздух в помещение.

— Думал, я тебя сразу трахаться потащу?

— Надеялся, — ухмыльнулся Яновский и, смахнув со стола какие-то бумажки прямо на пол, уселся на край. — Чего хотел? Поговорить?

Взглянув на его самодовольную ухмылку, Влас процедил:

— Не мог больше смотреть, как ты флиртуешь с девками.

— Ревнуешь? — Саша склонил голову к плечу и окончательно растерял последние клочки шерсти невинной овцы, которую самолично загрыз и ободрал до костей, безжалостно сдирая шкуру.

Теперь он снова был хищником. Диким, сексуальным и опасным. Он обнажал шею, чтобы казаться беззащитным, но в глазах его плескался только азарт охотника.

Влас понял, что пялится так уже продолжительное время и, кажется, даже не способен сделать вдох. Он резко отвернулся и только тогда воздух наполнил легкие.

— Ты не изменился.

— А ты хотел, чтобы я изменился? — ласково поинтересовался Яновский и бесшумно спрыгнул со стола. Медленно приблизился к Власу и впервые за все время с момента того короткого рукопожатия коснулся его, прижался всем телом со спины, положив подбородок на плечо. — Признайся, что ты просто обожаешь меня!

— Я тебя ненавижу, — тихим, злым голосом прошипел мужчина, млея от запаха его дорогого одеколона и ощущения обвивших его тело крепких рук.

Влас слышал, что от любви до ненависти один шаг. В его случае, любовь и ненависть срослись, как сиамские близнецы. Он испытывал что-то схожее с безропотным подчинением древнему инстинкту — убить или укротить все, что сильнее тебя и способно причинить тебе боль. Люди боялись огня и приручили его, люди боялись волков и одомашнили их, люди боялись богов и избороздили небесные просторы.

Влас до дрожи боялся того влияния, которое Яновский оказывал на него, и вот сам пришел к нему в руки.

— Почему ты так говоришь? — капризно протянул Саша, касаясь губами его шеи, уха, опаляя дыханием затылок. — Мы давно не виделись, я тебе ничего плохого не сделал, а ты «ненавижу!» За что ты так?

Влас ничего не смог ответить. Он плавился в руках Яновского, превращаясь в безвольную куклу. Вопреки принятому заранее решению держаться с ним холодно и сдержанно, его напускная суровость буквально испарялась, рассеивалась, как туман под палящими лучами солнца, стоило Саше коснуться его своими руками, губами…

Так и не получив ответ, Яновский горестно вздохнул:

— Как жаль, что мы не можем быть вместе…

Влас сразу ухватился за эти слова.

— Почему не можем?

— Ну, потому что я не хочу, — независимо ответил Саша, расцепляя руки у него на животе, но только для того, чтобы обойти кругом и встретиться уже лицом к лицу. — Ты хотел власти надо мной, я этого не терплю. Ты же знаешь.

Он положил руки мужчине на плечи, повел выше, обвил шею, снова прильнул всем телом, буквально извиваясь змеей вокруг неподвижного, как античная статуя, Власа и едва ли не повиснув на нем.

— Мы можем заниматься сексом, тусоваться, ходить на свиданки, ночевать друг у друга, ездить вместе в отпуск, но не встречаться, я не готов к серьезным отношениям, — с придыханием произнес Яновский, вжимаясь пахом в бедро бывшего любовника, позволяя почувствовать свое возбуждение.

Влас медленно отвел взгляд от пейзажа за распахнутым окном, изрезанным на полоски ржавой решеткой, и посмотрел в глаза парня, различая в глубине зрачков все то же пьянящее предчувствие славной охоты.

— Значит, не готов к серьезным отношениям? — ледяным тоном процедил он и положил руки ему на талию, чувствуя, как Яновский дрожит всем телом то ли от возбуждения, то ли от удовольствия. — И два года назад был не готов?

Саша будто закаменел. На лице его сияла все та же соблазнительная самодовольная улыбка, но ей противоречил неподвижный взгляд потемневших глаз.

— Это ты меня бросил, а не я тебя, — напомнил он, и шальная улыбка вдруг сменилась злобным оскалом. — Я говорил тебе, что не потерплю контроля и не собираюсь оправдываться, куда и с кем еду. Ты согласился на мои условия, так чего сейчас жаловаться?

Покачав головой, Влас только сильнее сжал руками талию Яновского и плотнее прижал к себе. Пальцы скользили по ткани белоснежного медицинского костюмчика, и он даже чуть отстранил парня от себя, взглянул вниз, на белые штаны, которые сейчас оттопыривал его твердый член, и легкие белые кроссовки…

Вообще-то у него пациенты, вообще-то он на дежурстве и должен заниматься своими профессиональными обязанностями, а не…

Влас не успел додумать. Саша снова прильнул к его груди, заглянул в глаза преданным взглядом и промурлыкал:

— Ну давай же, Вла-ас, ты же хочешь меня. Я так давно не трахался, ты себе представить не можешь! Тут вообще мужиков нет, понимаешь? Тут все такие зашоренные, боятся любого намека…

— Раньше ты и бабами не брезговал, — процедил Влас, сильнее сжимая пальцами его бока. До ужаса хотелось сорвать с него эту тряпку и ощутить кожей его трепетное тело…

Саша вздохнул, отвел взгляд.

— Не то. Сам же знаешь, что не то. Я другого такого, как ты, не найду, ты же знаешь.

Влас тут же ухватился за его слова.

— Какого такого? Терпилу?

Но Яновский на шпильку внимания не обратил. Приподнялся на носочки и почти лег на бывшего любовника всем телом, так что мужчине пришлось опереться о подоконник и отклониться назад. Руки сами собой переместились с талии Саши на спину, а потом соскользнули к ягодицам. И, раз уж там оказались, сжали, развели в сторону.

— Того, кто знает, что мне надо, — прохрипел Яновский, потираясь членом о бедро мужчины.

— Тебе нужно, чтобы тебя пороли, а еще ебали до крови, — рявкнул Влас, еще грубее хватая парня за задницу, надавливая на расщелину, насколько позволяла ткань. Саша застонал, ткнулся носом ему в ключицу и еще крепче обнял за шею, с силой сжимая короткие волосы на затылке Власа. — Что, твои трахали слишком нежные? Жалеют тебя, боятся навредить? Спрашивают, можно ли засунуть в твою похотливую дырку член, не нужно ли замедлиться, и все ли тебе понравилось?..

Голос Власа срывался на рычание. Он уже ненавидел всех тех, кто оказывался в одной кровати с его мальчиком, то ли за то, что они посмели посягнуть на его любовника, то ли за то, что не смогли удовлетворить.

Катастрофически не хватало контакта, и Влас не выдержал. Сдался соблазну с потрохами, подчинился своей страсти и отдался во власть голубоглазого очаровашки.

— Или, может, тебе не нравился размер? Слишком маленькие для тебя? Ты же привык к большому члену, да? Так попросил бы этих своих ебарей взять тебя в два смычка, уверен, тебе бы понравилось… — продолжал шептать он, засовывая ладонь в штаны Яновского, проникая под резинку белья, скользнув прямо к жадной дырке… Которая оказалась скользкой от смазки и растянутой. — Ах ты сучка, готовился?

— Конечно, — промычал Саша, потираясь носом о его шею. — Для тебя.

Влас ничего не ответил, грубо вогнав пальцы в непроизвольно сжавшуюся задницу. Яновский всхлипнул, выгибаясь в спине, как течная кошка. Ему было и больно, и хорошо, но Влас хотел довести его до состояния, когда тот сам попросит остановиться.

— Пожалуйста, трахни меня! — взмолился Саша, когда в нем уже свободно двигались три пальца. — Я так скучал по твоему члену!..

Эти слова мгновенно отрезвили Власа. Ему будто крепкую пощечину отвесили. Скучал по члену. Не по нему, Власу, а по его блядскому члену!

Он медленно по одному вытащил из распаленного тела пальцы и снова весь оцепенел. Яновский задрожал, ноги его подкосились. Потираясь о его бедро пахом, он балансировал на грани оргазма, но без дополнительной стимуляции никак не мог переступить эту черту.

— Влас… — прошептал он, поднимая на мужчину ошалевшие пьяные глаза.

— Нет.

Саша замер на секунду, а потом оттолкнулся руками, выскользнул из объятий, и, можно было подумать, что он готов уйти, но все было не так. Он попятился к столу, на котором сидел ранее, и быстро расстегнул ширинку своих штанов.

— Сам справлюсь, не маленький, — ухмыльнулся Яновский, освобождая от плена белья истекающий смазкой член. — Ты стал таким скучным, Влас. Наверное, в постели никто не просит тебя придушить, потому что ты и так душнина невероятная…

Влас промолчал, сложил руки на груди, намеренно игнорируя собственный стояк. Смотреть, как Саша себя ласкает, доводя до разрядки, было невыносимо, но как же приятно было ощутить ту сладкую мелочную мстительность, когда, кончив, парень остался неудовлетворен и возбужден.

— Дрочи сколько влезет, кроме меня все равно никто не сделает тебе по-настоящему хорошо, — ядовито ухмыльнулся Влас, глядя в горящие злобой глаза.

— Да? — запальчиво вскрикнул Саша. — А что насчет тебя? Хочешь сказать, есть те, кто лучше меня трахается? Ты хочешь секса не меньше, так почему отказываешься? Что за херня? Почему я должен уговаривать? Чего ты обиженку корчишь? Это ты меня бросил!

Влас промолчал. Да, он предложил расстаться, потому что больше не мог это терпеть.

Саша вытравил из него все человеческое, уничтожил веру в добро, любовь, справедливость, затолкав вместо них громадную, всепоглощающую ненависть и недоверие, что со временем будто окаменело, деформируясь в нечто иное, более масштабное, более вечное.

— Мы почти три года встречались, а ты…

— Встречались? — Влас едва ли не закашлялся от удивления. — Ты называешь это «встречались»? Сучка, как я был у тебя в телефоне записан все это время, а? Как клуб, в котором мы познакомились! «Каприка»! Черт, Саша, я целый год не знал, где ты живешь, кем ты работаешь, да и узнал случайно, встретив тебя в больнице! Ты после секса даже на ночь не оставался, просто уезжал на такси, не позволял провести тебя! Ты… ты, черт, ты смеялся, когда я предложил познакомить с друзьями и родителями, Саша! Ты не отвечал на звонки, СМС, пропадал месяцами хуй знает где…

Яновский помрачнел, сильнее сжимая свой все еще крепкий член, бессмысленно размазывая ладонью собственную сперму.

— Хватит, Влас… — прошептал он, отводя взгляд.

— Почему хватит? Тебе же нравились скандалы, разве нет?

— Мне не нравились скандалы, мне нравился ты, — так же тихо продолжил Саша, кидая на него заискивающий взгляд из-под ресниц. А потом, заправив под край медицинской жилетки член, не стесняясь спрыгнул со стола и быстро приблизился к едва ли не пышущему от злости мужчине. Взгляд его потеплел. Он вытер испачканную ладонь о кусок какой-то тряпки на подоконнике и только потом положил ее Власу на плечо. — Хватит о былом. Я люблю тебя, В…

Договорить он не успел. Его крутануло и со всей силы вжало в стену, так, что он ударился не только головой, грудью, животом, но и членом, заскулил от боли, крепко зажмурившись.

— Не смей говорить мне о любви, тварь. Ты ничего о любви не знаешь! — прошипел Влас, опаляя его затылок горячим дыханием. — Ты любишь только себя.

— Неправда! — возмущенно зарычал Яновский, пытаясь выкрутиться, но его снова грубо приложили виском о стенку, так что перед глазами звездочки полетели. Звякнула пряжка ремня, потом раздался звук расстегивающейся молнии. Саша рванулся прочь, но не столько от испуга, сколько из упрямства.

— Тише, тише, малыш, не дергайся, сейчас мы будем заниматься этой твоей “любовью”…

С него стянули штаны, потом подтащили ближе к подоконнику, планируя уложить грудью, но с улицы вдруг донеслись смех и разговоры. Народ повалил на улицу подышать ночным ветерком…

— Тут курилка… — прохрипел Саша, прижимаясь щекой к прохладной стене, уже не пытаясь вырываться.

— Тогда тебе придется вести себя, как мышка, — горячий шепот опалил ухо. Влас не стал медлить. Сплюнул на ладонь, размазал слюну по своему члену и, приставив головку к сжимающейся дырке, надавил.

Яновский зашипел, поднялся на носочки, пытаясь соскользнуть, — все-таки, смазки было маловато, да и отвык он от такого размера, — но все-таки принять смог, пусть даже кусая губы и пыхтя от натуги.

Влас мстительно улыбнулся, облизывая взглядом профиль его искаженного мукой лица. Теперь уже любовник был не таким самодовольным гордецом, теперь ему не до язвительности.

— Нравится? — шепотом поинтересовался он, наклоняясь ниже к покрасневшему ушку, выглядывающему из золотых кудрей растрепашихся волос.

— Заткнись, — процедил Саша, сжимая кулаки. Он весь покраснел, напрягся, но Власу было этого мало. Он прислушался к голосам на улице.

Стоят в метрах трех, совсем близко. Так, что он даже мог почувствовать сигаретный дым…

Чудесно, то, что надо.

Он сильнее сжал пальцами плечи парня, резко вытащил член, а потом, не давая опомниться, задвинул почти до половины. Яновский хотел возмущенно заорать, но Влас предусмотрительно закрыл ему рот ладонью и пару раз толкнулся, пропихивая член глубже.

Саша замычал, по его виску скатилась капелька пота, на шее вздулись вены. Он тяжело дышал, жмурился, матерился, когда мужчина убрал руку от его лица, но все равно подавался навстречу, подмахивал и дрожал от кайфа.

— Ты хочешь, чтобы нас услышали? — прошептал Влас, на секунду замирая. Это был не издевательский вопрос. Нет, он не шутил, а действительно хотел знать ответ.

— Н-не знаю, — прохрипел Саша, не открывая глаз. — Если ты… и я…

Влас снова закрыл ему рот одной рукой, а другой сжал бедро, не позволяя двинуться, и всунул член еще глубже. Он давил и давил, протискиваясь, делая наверняка неописуемо больно, но Яновский смиренно терпел, только жалобно всхлипывал и жмурился.

— Не смей говорить мне об этом, понял? Ты и я? Нет никаких «ты и я».

Он отпустил, отстранился чуть и, сжав пальцами его талию, принялся размеренно трахать, и Саша, который секунду назад, казалось, вот-вот заплачет от боли, тихо зарычал и принялся активно двигать бедрами навстречу, оттопыривая задницу.

— Сучка, — удовлетворенно протянул Влас, а потом обнял его за шею, притягивая к себе, придушив сгибом локтя. — Тебе так нравится это, да?..

— Да-а, — выдохнул Яновский, одной рукой упираясь в стену, а другой сжимая свой член. — Еще, пожалуйста…

Влас ускорился. Он прислушивался к разговорам за окном, и вот, когда он был уже почти готов кончить, до него вдруг донесся голос одной санитарки:

— Ой, а почему окно в подсобке открыто?..

— Брось, Глаш, пусть проветрится.

— Не, надо закрыть!

— Та докури хоть, боже мой! Никуда твои швабры не убегут…

Влас зарычал, буквально вколачивая член в уже не сопротивляющегося любовника, а, кончив, оттолкнул, не позаботившись о его удовольствии. Яновский, впрочем, жаловаться не стал, спустив в свой кулак. Прижался лбом к стене, восстанавливая дыхание и позволяя натянуть на себя штаны. Он был измотан и до безумия уязвим, но, видимо, не желая показывать это, оскалился:

— Ты любишь меня. Я знаю, что ты все еще меня лю…

Он задохнулся, согнулся пополам, когда в бок ему прилетел удар кулаком, а потом, жадно, с присвистом вдыхая воздух в скованные спазмом легкие, взглянул на Власа, который тоже уже оделся и был готов уносить ноги из подсобки.

— Идем, — скомандовал мужчина и схватил его за руку, попытался увести, но Саша был слишком слаб, чтобы двигаться самостоятельно.

— Сам иди, — устало пробурчал Яновский, хватаясь пальцами за стену. — Я уж как-нибудь объясню, что здесь делаю.

Влас постоял пару секунд, задумчиво рассматривая вмиг потерявшего весь запал парня, а потом, что-то для себя решив, закинул его руку себе на плечо и буквально поволок его прочь, как пещерный человек, поймавший себе самую лучшую, но самую строптивую самку.

========== Бонус ==========

Комментарий к Бонус

Автор никакого отношения к медицине не имеет, поэтому на чрезмерную реалистичность не претендует

— Хочешь мне что-то сказать? — прорычал Влас, даже не поднимая головы на вошедшего, и продолжил сосредоточенно шнуровать берцы. Вообще-то было бы неплохо переодеться — в провонявшейся дымом и порохом экипировке, которую, к тому же, ему одолжил один из товарищей, так как его куртка была порвана на лохмотья, — было, мягко говоря, не комфортно. Но до дома ехать часа два, а терять драгоценное время было некогда.

— Влас, ты ебанутый, — раздался усталый голос Сереги.

Он постоял немного в дверном проеме, а потом вошел в палату, тщательно прикрыв за собой дверь.

Отвечать ему что-то не было никакого смысла. Влас заправил шнурок и осторожно разогнулся. Тело не болело, вовсе нет. Ножевое ранение в бочину, глубокий скользящий порез на бицепсе, рассечение на брови — все это не ощущалось. Видимо, в его крови сейчас плескался такой коктейль из разных медицинских препаратов, что нервная система просто валялась в отключке.

Влас поднялся на ноги, всеми силами удерживая свое тело в вертикальном положении. Мир немного качался, плавал, но разум был на удивление чист.

— Не стоит тебе к нему ехать сейчас, — попытался вразумить его Серега. — Ты же все равно не в кондиции.

— Все хорошо, — сдержанно ответил Влас, рассовывая свои немногочисленные вещички по карманам. Кошелек, телефон, ключи от машины, от квартиры, сигареты… — Завтра вернусь.

— Неужели так трахаться хочешь, что это не может подождать хотя бы пару дней? — проворчал друг, но остановить не пытался. Так и стоял посреди палаты, сложив руки на груди.

Влас глянул на него неодобрительно, но не стал ничего объяснять. Все равно не поймет ведь, что увидеться с Яновским до его отъезда куда-то в ебеня на полгода-год представляется просто жизненно необходимым. Потому что хер знает, как повернется жизнь. Может, в следующий раз нож проткнет его тело на десяток сантиметров левее? Или это вообще будет не острое, но короткое лезвие, а пуля?

Он замер, неотрывно пялясь на разбитый экран своего телефона. Возможно, в другой ситуации он бы поступил иначе. Не поехал, не увиделся с ним перед отъездом и послушно ждал бы хозяина своего сердца побитой собакой, но ситуация ведь была такая, что — боже, и подумать страшно, — Яновский впервые за все эти пять лет сам позвонил и предупредил, что уезжает. И сказал, что хочет увидеться.

Да и как это было сказано! Не как обычно «приедь и трахни меня, потому что я потом буду тосковать по твоему члену», а… робко, что ли. Будто он сам стеснялся своей инициативы.

Крепко зажмурившись, Влас мотнул головой, а потом выковырял дрожащими пальцами из мертвого мобильного телефона симку и карту памяти и, сунув их в кармашек на груди, направился к двери, вовсе забыв про существование Сергея.

— Стой, — проворчал тот, догнав его в два шага и положив руку на плечо, — Влас, подумай еще раз.

— Я подумал. Нужно ехать.

Серега только головой покачал.

Уже в заботливо пригнанной к больнице машине Влас выудил сигареты и закурил. Пальцы действительно дрожали, и он решил, что это от лекарств. Дураком он не был, понимал, что ехать в таком состоянии опасно, и стоило бы взять такси или попросить кого-то другого отвезти его, но терпеть присутствие левого человека просто не было сил. Он и так был на взводе, а приехать к Сашке в дерьмовом настроении гарантировало скандал.

Он ведь как склад боеприпасов. К нему ведь только в мягких тапочках можно подходить, да без всяких зажигательных коктейлей эмоций…

Влас вставил ключ в замок зажигания и повернул. Дорога предстояла длинная, а он за эти сутки валяния в больнице съел только пресную кашицу на воде да куриную котлету на пару. А еще у него тряслись руки. И все тело будто онемело. И ногу сводило судорогой.

Когда Влас выехал на трассу, стало полегче. Он врубил пятую скорость, вжал педаль газа и рванул вперед, старательно концентрируясь на дороге.

Мысли водили хороводы вокруг приближающейся разлуки, и Влас невольно попал в этот замкнутый круг, принялся метаться из края в край, пытаясь найти выход.

Саша позвонил ему сам. Позвонил и попросил приехать, потому что… потому что… соскучился? Вряд ли. Они не виделись пару недель, и прошлая их встреча закончилась небольшим скандалом. Влас толком не помнил что произошло. Кажется, он снова в чем-то проебался, Яновский врезал ему по лицу, он заломал ему руку за спину и…

Что было дальше Влас помнил смутно. Все смешалось в кашу, хотя он был уверен, что воспоминания раньше были четкие упорядоченные. А теперь он почему-то забыл.

Странно, вчера ведь он не получал в морду. Может, правда лекарства?

Он сжал зубы и притормозил, въезжая в черту города.

Блять, а он хотел бы помнить все подробности. Почему-то это казалось важным.

Мысли немного отпустили, когда он взглянул на часы и понял, что приехал вовремя. До конца Сашкиного дежурства оставалось примерно полчаса, а значит он мог смело подниматься и идти к нему, чтобы не терять ни минуты.

Только вот выбраться из машины оказалось не таким простым заданием.

Ноги не слушались, шов на животе пульсировал, а руку он почему-то и вовсе перестал ощущать до самых кончиков пальцев.

Влас шевельнул запястьем. Оно было будто чужое…

— Хуйня какая-то, — выругался он, ставя машину на сигнализацию.

Первые несколько шагов дались с трудом, а потом, стиснув зубы, он шел уже механически.

— …Халат хоть наденьте! — раздался возмущенный и обиженный женский голос. Влас поднял голову и посмотрел в расплывающееся перед глазами лицо уже хорошо знакомой медсестры, с которой, видимо, совсем забыл поздороваться.

Или не забыл, а просто ее не заметил.

— Здравствуйте, — кивнул он ей, но напоминание о халате проигнорировал, прошел мимо, к лестнице на второй этаж.

Подъем по ступеням тоже стал той еще задачей. Он вдруг понял стариков, у которых ноги уже настолько слабые, что кажется, обувь весит несколько десятков килограмм.

Раньше он взлетал по этим ступеням, а теперь…

Он дошел до ординаторской, заглянул в абсолютно пустое помещение, поздоровался с пробегавшей мимо санитаркой и вдруг почувствовал, что перед глазами все белеет.

Влас схватился рукой за стену и судорожно втянул носом воздух, пытаясь успокоиться, но ноги подогнулись.

— Вам плохо? — к нему, кажется, кинулся какой-то пациент в кислотно-зеленом свитере. — Врача!

Его голос доносился откуда-то издалека, хотя руки, настойчиво расстегивающие змейку на тактической куртке, были близко. Вот они, тут, на груди.

Боль полыхнула перед глазами, когда мужчина нечаянно задел пальцами рану, и Влас вдруг почувствовал то, чего не замечал ранее. Тонкая футболка, надетая под куртку, была влажная и неприятно липла к бинтам. Это же…

— …Кровь! Врача, черт возьми! Тут человек умирает!

Пациент надрывался уже истерически. Влас улыбнулся. Да конечно, умирает! Куда там, не дождетесь. Он дышит, чувствует, вон даже на ногах стоит. Правда…

Влас осторожно шевельнулся, понимая, что нихера он уже не стоит, а очень даже сидит на полу, прижимаясь спиной к стене. И перед глазами белесая пелена.

Он моргнул, всматриваясь в лицо встревоженного пациента. Усатый дядька с добрыми глазами годился ему в отцы. Наверное, его отец сейчас выглядит так же, только откуда Власу знать? Батя кинул его с матерью, как только узнал, что он этим самым батей стал. А отчим на усатого дядьку был совсем не похож, потому что был гораздо старше и вообще никакой растительности на голове не имел. Кроме густых бровей и ресниц.

Послышались торопливые шаги.

Дядьку со смешными усами отодвинули в сторону, над Власом склонилась женщина в белом халате. По ярко-рыжим волосам и боевой раскраске на лице он узнал в ней хирурга Марию Васильевну.

Она, не задавая лишних вопросов, задрала на нем футболку, поморщилась, видимо, недовольная тем, что увидела, и похлопав его по щекам, сообщила:

— Кровотечение открылось. Боюсь, внутреннее тоже.

Влас кивнул, полностью с ней соглашаясь. Он слабо ощущал свое тело, но все равно догадывался, что дело пахнет керосином.

Дышать было тяжело. Он слышал грохот каталки, видел столпившихся вокруг людей, но искал одно единственное важное лицо. И увидел. Яновский влетел в эту толпу и буквально рухнул возле него на колени. Он будто только-только вышел из операционной, потому что, пусть на нем и не было синего хирургического халата и латексных перчаток, но вот на лице все еще была маска, которую он забыл снять, а кудрявые светлые волосы были скрыты под шапочкой.

— Влас, — позвал он, растерянно всматриваясь в лицо. Он выглядел слишком потерянным. Таким, к какому Влас попросту не привык.

Возможно, это был глюк. Очень хотелось продлить момент, растянуть его, будто резинку, пусть даже она обязательно лопнет, больно ударит по пальцам, но…

Тьма вокруг сжалась плотным комком и обрушилась камнем на голову, по ощущениям, проломив череп.

***

Выходить из бессозналки было не менее гадко, чем в эту самую бессозналку вползать. Влас очнулся от того, что его буквально трясет от холода. Он провел рукой, пытаясь понять, какого хрена его раскрыли и оставили валяться в полностью неотапливаемом холодном подвале, но пальцы коснулись теплого шерстяного одеяла. Не в морге, уже хорошо.

Он выдохнул, понимая, что его просто морозит от температуры, и все это наверняка последствия воспаления, и стоило бы оставаться в кровати, потому что попытки подняться хрен знает как отразятся на его и без того попорченной тушке, но никаких модных кнопок вызова медсестры в больнице и в помине не было, а кричать он не мог да и не хотел. Что он, совсем ужеслабак?..

Еще раз окинув взглядом палату, он рассудил, что это далеко не реанимация, а значит, ничего страшного.

Влас отбросил край одеяла, обнаружив под ней свое почти полностью обнаженное тело, разве что одетое в какие-то свободные штаны и перемотанное поперек живота бинтами, и, опираясь на локоть здоровой руки, спустил ноги на пол.

Видимо, с головой у него действительно было не все в порядке, потому что, только почувствовав режущую боль в сгибе локтя, он осознал, что вырвал иглу капельницы и немного надорвал вену.

А вот это было уже хуево, потому что кровь… кровь начала капать на пол.

— Сука, ну что за еблан! — выругался он на себя и попытался подняться на ноги, чтобы дойти до двери и позвать кого-нибудь, но ноги его не удержали.

Влас схватился рукой за воздух, зацепил штатив капельницы и с грохотом рухнул на пол.

Боль, будто ядерная боеголовка, взорвалась внутри его тела. Он глухо зарычал, зажмурившись, и хотел уже предпринять новую попытку подняться, но дверь вдруг распахнулась, и в палату с громкой руганью «ну Влас, ну еб твою мать» влетел уже знакомый ему алкаш-травматолог.

А следом с выражением вселенской скорби на лице зашла уставшая медсестра.

Вдвоем они усадили Власа в кресло, и пока прибежавшая следом санитарка перестилала заляпанную кровью кровать, медсестра останавливала кровотечение.

— Где Яновский? — хрипло спросил Влас, когда травматолог с медсестрой в четыре руки смогли уложить его обратно в кровать.

— Спит твой Яновский, — проворчал мужчина, упирая руки в бока. — Александр Николаевич сидел у твоей постели почти сутки и это после ночного дежурства. Мы его выгнали спать в соседнюю палату.

Влас выдохнул, прикрыв глаза. Не уехал. Еще не уехал.

Медсестра поставила ему новую капельницу и приказала лежать, не вставать, потому что «операция была серьезная и риск для жизни тоже был очень серьезный, а вы хотите все старания врачей пустить коту под хвост», и Влас клятвенно заверил, что будет лежать и ждать, пока Александр Николаевич проснется.

И он действительно планировал ждать, только вот, стоило двери закрыться, как он почувствовал, что веки становятся просто неподъемными. Он прикрыл глаза, решив что подождет и в темноте, и сам не заметил, как уснул.

***

Когда он очнулся в следующий раз, в палате было уже совсем темно.

Шумно выдохнув от досады, понимая, что так по-свински вырубился, Влас полежал еще немного, а потом шевельнулся, пытаясь лечь удобнее, но чьи-то сильные руки вдруг настойчиво придавили его к кровати.

— Не вставай! — раздался хриплый ото сна и долгого молчания до боли знакомый голос.

— Не встаю, — пообещал Влас, открыв глаза. Сашкино лицо было очень сосредоточенным, хмурым, и даже в полумраке было видно, насколько парень бледный и измученный. Его обычно горящие азартом голубые глаза потускнели, погрустнели, и Влас даже немного испугался таких перемен: — Ты чего?

— Ничего, — мотнул головой Яновский, выпрямляясь и расправляя плечи. Его белый халат выглядел помятым, таким же измочаленным, как и его обладатель. — Как себя чувствуешь?

— В норме, — сухо ответил мужчина, не задумываясь даже над тем, насколько этот ответ честный, — когда уезжаешь?

Саша сел на край больничной кровати, устремляя пустые глаза в непроглядный мрак ночи за окном.

— Группа уже уехала, — тихо произнес он, а потом вдруг изогнул губы в улыбке.

Влас понятия не имел, чему тут радоваться. Насколько он знал, билеты на самолет были очень недешевые, а к тому же проживание и все остальное, но… не уехал, значит не захотел, верно? Может, повзрослел, перерос все эти метания?

Он хотел задать какой-нибудь вопрос, но Яновский опередил его.

— Зачем ты приехал?

Влас пожал плечами, а потом спокойным голосом произнес:

— Хотел увидеться…

Он не сказал, что, если ему суждено умереть в ближайшее время, он бы хотел умереть с его именем на губах, вспоминая его лицо, голос, запах. Хотел бы держать за руку, ощущая тепло кожи.

Он хотел бы все это объяснить, но промолчал, только сжал зубы и отвернулся. Яновскому наплевать с высокой колокольни на все его слова. Он их просто не слышит, не воспринимает. Для него в кайф, когда его любят, когда из-за него страдают, и Влас не хотел доставлять любовнику подобного удовольствия.

— Ты… как ты вообще доехал? — сдавленно пробормотал Саша, растерянно взглянув на скрытую одеялом и бинтами рану на животе. — Ты понимаешь, что запросто мог потерять сознание по дороге и впечататься в первый попавшийся тополь? Ты… черт, Влас, швы совсем свежие, тебе сделали операцию только-только, а ты… неужели ты не…

Он вдруг замолчал и рвано выдохнул. Влас глянул на него с интересом. Эмоции Яновского не были похожи на банальное удивление хирурга изумительной регенерацией тканей. Нет, он не просто был ошарашен. Он был в ужасе.

— Да чего ты? — раздраженным от непонимания ситуации голосом проворчал Влас.

— Ты… — Саша резко поднялся на ноги, подошел к капельнице, которая, как оказалось, уже вот-вот должна была закончиться, и принялся заменять флакон, — ты чуть не умер на операционном столе вчера. Я лично ассистировал Журавлевой и предпринимал реанимационные меры.

Он замолчал, и эта последовавшая тишина оказалась такой густой и пугающей, что Власу показалось, будто он действительно уже умер. Умер и попал в рай. Никак иначе объяснить все происходящее он не мог.

— А почему тогда я очнулся не в реанимации? — опасливо поинтересовался он, но в ответ получил только ироничную улыбку.

— Фильмов американских насмотрелся, где в каждом захудалом селе есть полноценная навороченная реанимация с модным окошком, за которым сидит медсестра двадцать четыре на семь? Оглянись вокруг, у нас дефибриллятор и ИВЛ появились только в прошлом году. А в некоторых больницах даже операционных столов нет, оперируют на неотёсанных досках!

Он пнул со злости старую советскую тумбочку, так что с той едва ли не свалились наваленные кучей коробочки с лекарствами, и отвернулся к окну, рассерженно втянув воздух сквозь сжатые зубы.

Влас замер, напряженно глядя на едва ли не искрящего от злости парня. И осторожно уточнил:

— Я правда едва не умер?

— Да! — рявкнул Саша, обнимая себя руками за плечи. — Я думал, что поседею, когда понял, что мне придется тебя реанимировать!

— Делал мне дыхание «рот в рот»? — хмыкнул Влас и протянул руку, хватаясь за край медицинского халата Яновского.

— Нет, у нас есть мешок Амбу, — прошептал тот и послушно подошел. — Ну что?

— Ложись со мной. Ты устал.

Саша кинул взгляд на закрытую дверь.

— Я не могу, — надломленным голосом буркнул он, — сюда могут зайти.

— Яновский, все и так знают, что мы трахаемся. Им плевать, — Влас еще настойчивее потянул парня на себя, заставляя сесть на край кровати. — Ничего с твоей репутацией не случится. Ты первоклассный врач, добровольно торчишь в этой дыре, когда давно мог бы оперировать где-то в столице, ездишь в еще более убогие дыры, помогая людям. То, что ты спишь с мужиками, вообще не имеет значения.

Яновский слабо улыбнулся и кивнул.

Пока он разувался, Влас, стараясь не морщиться, чуть подвинулся, поднял повыше подушку и приглашающе откинул одеяло.

— Немного только полежим, — произнес Саша, осторожно укладываясь рядом. Он положил голову ему на плечо и облегченно выдохнул.

Влас сперва замер, боясь пошевелиться. Мозг все еще немного притормаживал, так что осознать, что Яновский добровольно лег в его объятия, сразу не получалось.

Он осторожно приобнял его за плечи, зарылся носом в светлые вихры волос, вдыхая запах шампуня и дорогого парфюма, и прикрыл глаза.

Саша положил руку ему на грудь, прямо там, где стучало сердце, и отчаянно прошептал:

— Не могу поверить, что почти на минуту оно перестало биться.

— Но ты его оживил, — хмыкнул Влас, целуя его в златовласую макушку. — Спасибо, мой ангел-спаситель.

***

На следующий день Влас чувствовал себя значительно лучше. Он очнулся на той же кушетке, но Сашки в его объятиях уже не было.

В горле пересохло, жрать хотелось зверски, да еще и спина от лежачего положения болела просто невыносимо. Ко всему прочему ему срочно нужно было отлить.

Влас заморгал, пытаясь разогнать мутную пелену, потянулся рукой к глазам, а потом услышал тихий шорох рядом с собой.

Он повернул голову и улыбнулся, заметив Яновского на кресле. Тот был уже без халата, в нежно-голубом вязаном свитере и светлых джинсах. Такой уютный… сидел, подобрав ноги, читал что-то из распечатки.

— Привет, — хрипло произнес Влас, привлекая внимание любовника. — Что читаешь?

— Привет, — встревоженно ответил Яновский, мгновенно отложив бумажки в сторону. Спустил ноги на пол, быстро надел излюбленные белые кроссы на резинке и приблизился к кровати. — Материалы конференции… Как ты?

— Надо в уборную. Хочу встать, — заявил мужчина, понимая, что, если Яновский сейчас побежит за санитаркой с «уткой», то с ним придется спорить, а может, даже драться, но…

Саша только понимающе кивнул, видимо, правильно сопоставив ситуацию и нрав любовника.

— Я тебе помогу.

Это оказалось не такой сложной задачей, как Влас думал изначально. На ногах он держался достаточно твердо, раны болели, но у него вся жизнь была с подобной болью связана, потому он просто стойко терпел.

Когда они вернулись в палату, Саша усадил его на кровать и произнес:

— Не двигайся, я принесу бинты, сделаем перевязку.

И он, как-то странно изломанно улыбнувшись, вышел из палаты, а вернулся уже в белом халате и с целой кучей каких-то бутылочек, коробочек и мешочков.

— Мне звонил Сергей, — тихо сообщил он, принимаясь разматывать старые бинты.

— Да? И… м-м… что он хотел? — стараясь не шипеть от боли, поинтересовался Влас.

— Спрашивал, куда ты пропал. Тоже не понимает, зачем ты поехал… — пробормотал Яновский, осторожно обрабатывая шов. — Я ему пообещал башку свернуть за то, что он тебя в таком состоянии отпустил. И все же, зачем ты так рисковал?

Влас вскинул бровь и хмыкнул. Саша мгновенно поднял на него глаза, ожидая пояснений.

— А ты не понимаешь? — насмешливым тоном протянул мужчина, но никакой реакции не получил.

Эмоции Яновский снова спрятал под маской невозмутимости и принялся аккуратно бинтовать вокруг туловища, каждый раз приближаясь к Власу еще ближе, так, будто хотел обнять его…

Закончив с самой серьезной раной, он переместился вбок и занялся раненой рукой.

— Так ты все-таки не понимаешь? — настойчиво повторил Влас, скосив на сосредоточенного любовника глаза.

— Это ты не понимаешь, — устало ответил тот, не поднимая взгляда. — Я… ты мог умереть. Ты едва не умер. Клинически ты был уже мертв, понимаешь?

— И что?

— Да как «что»?! — дернувшись от него, вскричал Саша. — Я едва не потерял тебя! Я реанимировал тебя, блять, понимаешь?! Знаешь, как часто мне приходится реанимировать людей? Никогда! И никому здесь не приходится, потому что я хирург-онколог, я не… я не…

Он вдруг отвернулся и торопливо заморгал, так как вытереть слезы перчаткой или краем халата не мог.

Влас протянул руку к его лицу и осторожно стер слезинку с щеки.

Саша… плакал? Яновский, блять, никогда не плакал!

— Ты чего? — растерянно прошептал он. Говорить гадости не хотелось, но мозг работал, видимо, еще не в полную силу, а потому Влас ляпнул: — Можно подумать, будто ты стал бы скуч…

Он замолчал, потому что Яновский вдруг ударил его ладонью по лицу, а потом крепко обнял и зашептал:

— Не смей! Не говори так!

— Не буду, — пообещал Влас, приобнимая его за талию. Он чувствовал, как дрожит тело любовника, слышал редкие нервные всхлипывания и никак не мог поверить, что все это происходит в реальности. Да черт, он был готов получить еще сотню ножевых, лишь бы Саша вот так же обнимал его…

Комментарий к Бонус

Вообще-то у меня есть идеи, о чем еще можно рассказать, так что не гарантирую, что это конец ;)

========== 2.1 ==========

Комментарий к 2.1

Нас тысяча! Да, в масштабах фикбука это не очень много, но я шла к этому 8 лет, честно и плодотворно работая над собой. Я люблю и ценю каждого читателя и очень благодарна как за похвалу, так и за критику, потому что вы — моя мотивация творить. Вы лучшие вдохновители, вы потрясающая аудитория, вы люди, которых я хочу радовать! Так что спасибо, котята, за то, что вы у меня есть! Люблю вас!

Черт.

Влас чувствовал себя глупо. Так глупо, что хотелось сквозь землю провалиться, но гордость не позволяла краснеть и смущаться. Ну же! Он ведь такой весь из себя альфа-самец брутальный! От него же другие самцы шарахаются, как волки от огня, а самочки, наоборот, глазками стреляют, оценивая, как неплохую кандидатуру для спаривания…

Черт.

Влас на секунду крепко зажмурился и спрятал одну руку в карман. Вторую не мог: в кулаке был зажат трогательный бело-синий букетик из крохотных ромашек и васильков, который он так торопливо собирал в поле по пути в аэропорт. Букетик этот казался еще более хрупким и нежным, поскольку находился в руках у человека, который доверия не вызывал совершенно.

Как там говорится? Мужик должен быть угрюм, волосат и вонюч? Что ж, Влас не считал себя злым человеком, да и правила гигиены соблюдал, но все равно такого в темном переулке встретишь — добровольно телефон и деньги отдашь. Ему, конечно, побриться бы и выбрать менее вызывающе-агрессивную одежду, а то будто не любовника с самолета встречать пришел, а на рок-концерт собрался. Слэмить.

Черт.

Вот идиот! Специально ведь остановился, шатался по полю, собрал все колючки, пальцы травой изрезал, едва не подрался с пчелами, и все ради чего?.. Стоило бы бросить эти дурацкие цветы в ближайшую урну, а лучше оставить их там, на поле. Нетронутыми.

Да, он пару раз действительно подумывал выкинуть, ведь Яновский точно не оценит, учитывая их последнюю ссору по телефону, но Влас оправдывал себя тем, что пока у него в руке цветы, вон та молодящаяся престарелая дамочка, которая все это время посылала ему горячие взгляды, будет держаться на расстоянии.

Влас устало выдохнул и свободной рукой протер глаза. Спать хотелось зверски, но собственные потребности уходили на второй план, как тогда, с ранением, ведь Яновский сам попросил забрать его из аэропорта. Попросил, даже несмотря на то, что они опять поцапались!

— Боже, ну что за уродцы? — раздался рядом до зубного скрежета родной голос, и Влас резко распахнул непонятно когда закрытые глаза и уставился на Сашку, который неотрывно смотрел на букет каким-то странным задумчивым взглядом. — Ты их зачем вместе с корнями из земли доставал?

— Привет, — улыбнулся Влас, не делая попыток приблизиться, хотя обнять идиота белобрысого хотелось невыносимо. Сашка был такой уютный и милый… Его дутая нежно-голубая курточка так ярко контрастировала с кожанкой Власа, и в ней Яновский, облаченный в широкие модные белые брюки, казался облачком… — Как долетел?

Яновский сделал еще один маленький шаг вперед, наконец-то оторвал взгляд от цветов и глянул мужчине в глаза.

— Нормально. Ты… где ты их нашел? В клумбе?

— В поле, — Влас только глаза закатил, а потом протянул букет. — На, тебе. А я дай сумку понесу.

Яновский отшатнулся от него, посмотрел почти испуганно и бросил:

— Я справлюсь. А ты сам неси своих… уродцев!

И, удобнее перехватив дорожную сумку, направился через зал к выходу из аэропорта.

Влас посмотрел ему вслед долгим пришибленным взглядом, заметив, что обычно едва ли прикрывающие уши волосы Саньки теперь заметно отросли, закрутились в барашки и были перехвачены резинкой, чтобы не мешались. Видимо, в том мухосранске, куда Яновский отправился на полгода, не было нормальных парикмахерских, а черти кому Саша бы не доверил свою шевелюру…

Влас еще раз придирчиво осмотрел букет в своей руке. Ромашки чуть подвяли от тепла, а вот васильки выглядели неплохо. Ну да, стебли разного размера и кое-где земля видна, но…

Он осторожно убрал сухую травинку из букета и, выкинув ее в урну, положил цветы на металлическое сиденье.

Черт.

Знал же, что так и будет.

Боже, ну какой идиот! Как бы он сам отреагировал, если бы ему цветы подарили? Да никак! Сказал бы сухое «спасибо», поставил в вазу и забыл о них до тех пор, пока они не сгниют, и вода не завоняется.

Еще раз мстительно покосившись на сиротливо лежащие на сиденье цветочки, он кинулся догонять Сашку.

— И что, вернемся к нашему разговору вчерашнему? — спросил Яновский, глядя прямо перед собой. — Я нормально поживу и в гостинице, пока не найду квартиру.

— Зачем, если у меня есть свободная кровать? — доставая из кармана ключи от машины, проворчал Влас.

Саша заправил выпавшую из хвоста прядь волос за ухо и буркнул:

— Нет, меня это не устраивает. Я хочу… эй, а куда ты букет дел?

Влас остановился, оглянулся.

— Вон на скамейке лежит.

Яновский тоже посмотрел на яркое пятнышко посреди серого великолепия аэропорта и шикнул:

— Пойди и забери! — требовательно воскликнул он, насупившись, и после небольшой заминки добавил: — Не нужно тут… мусорить…

Пришлось вернуться за цветами. Правда, нести их Яновский все равно отказался. Забрал букет когда они уже были в машине.

— Я везу тебя к себе, — безапелляционно заявил Влас, заводя двигатель. Саша только равнодушно дернул плечом, устало развалившись на сиденье. Понимая, что возмущений не последует, он тихо произнес: — Вот и хорошо…

Доехали они быстро. На пятый этаж без лифта сумку все-таки пер Влас, воспользовавшись тем, что Яновский едва ли не уснул в машине.

Сумка, конечно, была такая тяжелая, что казалось, там кирпичи, но он был близок к правде. Всю необходимую одежду Яновский покупал там, где останавливался, а потом просто отдавал ее бедным, возвращаясь с одной сумкой, в которой возил инструменты и аппаратуру. Весила она немало, но Влас был готов и на Бурдж-Халифа ее тащить, лишь бы Сашка сжимал в руке этот букетик и плелся рядом…

— Ваза какая-нибудь имеется? — деловито спросил Яновский, разуваясь.

— Только пивная кружка, — вздохнул мужчина, оставляя сумку в коридоре. — Пойдет?

Сашка ничего не ответил, пошел на кухню хлопать шкафами, шуметь водой… И это было так необычно, что Влас замер и выдохнул, прикрывая глаза. Он все еще не верил, что ему удалось его уломать. Пусть на одну-две ночи, но они будут вместе спать. Не трахаться, как кролики, а…

— Я не нашел стакан, поставил в банку, — сообщил Яновский, выныривая из кухни, и потащил цветы в спальню.

— Хорошо, — растерянно пробормотал Влас, не зная, куда себя деть. Он бы так и топтался посреди коридора, если бы Саша не позвал его. Пришлось расшнуровывать ботинки и идти, прихватив и сумку. — Что?

— Мы завтракать будем?

Яновский взглянул на него мельком и продолжил раздеваться. Скинул куртку на кресло, стянул мягкий кашемировый свитер…

Прикипев взглядом к его обнаженной спине, линии позвоночника, широким плечам, Влас напрочь забыл, что должен был ответить.

Подошел ближе, прижался…

— Ай, холодно, блять! — дернулся Сашка, когда куртка мужчины коснулась его теплой спины, но не стал отстраняться, наоборот, прижался ближе, потерся обтянутой брюками задницей о пах Власа, раздразнив и без того блуждающие в горизонтальной плоскости кровати желания.

— Я скучал, — прошептал Влас, касаясь губами оголенного плеча.

Яновский выдохнул сквозь зубы, откинув голову назад и закрыв глаза. Он был явно уставший и голодный, и тащить его в кровать было бы совершенно неправильно, как бы сильно Власу этого не хотелось. Он на самом деле буквально дрожал от осознания уникальности момента. Вот такой вот тихий и умиротворенный Саша — явление редкостное. За все их почти шесть лет знакомства он был таким от силы раза четыре.

Можно было даже вспомнить все. Первый — когда Влас так загонял его в постели, что тот и пальцем пошевелить не мог, превратившись в безвольное желе. Он тогда сам льнул к рукам, позволяя гладить себя и целовать так, как хотелось. Второй раз — когда они оба напились прямо в пустой палате в больнице и почти час валялись на полу, целуясь, как ненормальные. Третий — когда Сашка уснул в его руках после того неудачного ранения. И четвертый…

Влас хотел, чтобы этот раз был четвертый, но Яновский вдруг дернулся, будто очнулся, потом выкрутился из хватки, оказываясь лицом к лицу, и ядовито протянул:

— Белкового коктейля мне будет маловато. Хочу чего-нибудь посущественнее.

— Блять! — выругался Влас, расцепляя объятия и отстраняясь. Он чувствовал, что закипает, что вот-вот не сдержится и врежет придурку, который будто специально провоцирует его на агрессию… И тогда Яновский наденет свои шмотки, возьмет сумку, сделает «ручкой» и свалит в гостиницу, конечно! Не дождется, сука! Влас выдохнул, глядя в насмешливые глаза, и миролюбиво поинтересовался: — Чего хочешь?

— Уж явно не пельмени с мазиком или бутеры с колбасой, — закатил глаза Саша, а потом пояснил: — Я там только этим говном и питался. Хочу нормальную еду. Не умеешь готовить, давай закажем доставку.

— Ладно, закажем доставку.

Влас отступил назад, снял куртку, а потом направился на кухню, чтобы немного привести мысли в порядок и решить, куда звонить.

Службами доставки он пользовался регулярно, в списке контактов номеров хватало, но нужно было ведь выбрать то, что понравилось бы Яновскому, а уж это задача со звездочкой.

Они редко вместе ели и пили. Вернее, почти никогда. Когда в самом начале их «отношений» Саша хоть иногда и приходил к нему домой, то строго на несколько часов. Поебаться, не больше и не меньше.

Иногда, правда, он приносил пиццу или бутылку вина «под фильм», но никогда они этот фильм и до середины не досматривали.

Итальянская кухня? Или просто вок? А может, лучше из любимого вьетнамского ресторана? У них чудесные фо бо…

Да, точно. Влас нажал на зеленую кнопку и, дождавшись ответа, произнес:

— Здравствуйте, девушка, я бы хотел заказать доставку…

Он даже не успел договорить: телефон вдруг выхватили из рук.

— Эй! — воскликнул Влас глядя на уже переодетого в домашние шмотки Сашку, который деловито скинул вызов, заблокировал телефон и небрежно бросил его на стол: — Сань, ты…

— Передумал, — отмахнулся он, открывая дверь холодильника. — Сам приготовлю. Что тут у тебя?..

Влас застыл, не понимая, что ему делать. Ему невыносимо хотелось рявкнуть, чтобы Яновский перестал обращаться с ним, как с мальчишкой, но он понимал, что позволить себе протест сейчас не может. Нет, только не сейчас.

Он присел на стул, наблюдая, как Саша раскладывает по столу продукты из холодильника, сует замороженное мясо в микроволновку размораживаться, а потом спокойно поинтересовался:

— И что это будет?

— Не знаю, буду импровизировать, — Сашка только плечами пожал, а потом, достав с верхней полки турку, поставил ее перед Власом и попросил: — Свари кофе, будь добр.

Пришлось, действительно, варить кофе, да еще и по всем правилам, так, как любил этот гребаный кофейный критик.

Влас тихо хмыкнул, вспоминая, как Яновский критиковал его, когда впервые попросил сварить кофе, а получил чашку растворимого сублимата.

— Ну что еще? — ворчливо пробурчал Саша, закончив натирать на терке морковь и принимаясь за тесто.

— Ничего. Думаю… о всяком, — отмахнулся Влас, прикручивая огонь под туркой.

— А ты не думай, а лучше расскажи, как ты тут… — Яновский вдруг резко замолчал, будто хотел сказать «без меня», но вовремя остановился. — В общем, как? Мы ведь толком и поговорить по телефону не могли. Там связи нет совсем. Я в такой дыре еще никогда не был.

Он сдул со лба выпавшую из пучка прядь волос, вытер тыльной стороной запястья с щеки муку, лишь больше размазывая ее по лицу, и скосил глаза на Власа, который, к тому же, тоже наблюдал за ним украдкой.

— Нормально, — неожиданно хриплым голосом пробормотал мужчина, опуская взгляд на уже покрывающуюся пузырьками кофейную гладь. — На работе все по-прежнему, родители в норме, я, как видишь, тоже не кашляю.

Яновский улыбнулся, по одному разбивая в миску с мукой яйца, потом влил молоко и принялся осторожно вымешивать тесто руками.

— Стой, — пробормотал Влас, заметив, что прядь волос упрямо падает Сашке на лицо, лезет в глаза. Он схватил непонимающего любовника за плечо, разворачивая к себе, а потом подцепил пальцами непослушный локон и осторожно заправил за ухо. Посмотрел в глаза…

— Как мило, — едко бросил Яновский и, удостоив Власа лишь мимолетным взглядом, насмешливо-вопросительно вскинул бровь, замер, будто ожидая, когда его отпустят и дадут спокойно заниматься тестом…

Влас, впрочем, отступать не планировал, зачарованно глядя в лицо любовника. Длинные светлые ресницы подрагивали, мучная пыль на гладкой щеке так и притягивала взгляд.

Он снова потянулся рукой, стирая пальцами муку. Потом переместил ладонь Саше на шею, заставляя чуть поднять голову. Попытался перехватить взгляд…

— Ну что?! — раздраженно выдохнул Яновский и уставился на него в ответ.

— Ничего, — растерянно пробормотал Влас, глядя в горящие холодным пламенем глаза. — Ты будто… Ты так странно себя ведешь, будто…

Саша вдруг дернулся вперед и впился поцелуем ему в губы, вынуждая заткнуться. Он не пытался прижаться или уж тем более обнять запачканными тестом руками, но даже так, почти на расстоянии, Влас почувствовал, как он дрожит.

Он не понимал его, не понимал этого дурацкого вызывающего поведения, будто Яновский нарочно делал все, чтобы взбесить, подчеркнуть свое равнодушие к банальной чувственности, еще раз напомнить, что между ними только секс, а никакие не «любови», но…

Влас не понимал, зачем Яновскому было все это нужно, но знал, что расспросами ничего не добьется, поэтому просто обнял за талию, притягивая к себе ближе, зарылся пальцами в растрепавшиеся его же стараниями волосы и принялся целовать-целовать-целовать, сминая губы своими губами, воруя дефицитный кислород, сталкиваясь зубами, языками. Характерами.

— Придурок… — прошептал Саша, когда они все же смогли отлипнуть друг от друга. — У меня все тесто уже засохло.

— А у меня кофе сбежал, — Влас поморщился от запаха гари и осознания, что теперь ему придется отмывать плиту.

— Да брось уже. Обойдусь.

Яновский наконец-то закончил с тестом, накрыл миску полотенцем и, вымыв руки, присел возле духовки.

Дальше они работали молча. Влас, который даже кофе сварить нормально не смог, просто стоял у подоконника, курил в распахнутое окно, наблюдая за движениями любовника. Он понятия не имел, что именно Саша творит, как с тестом, так и с ним. Ну если из теста наверняка еще получится что-то вкусное, то он… То его просто размочалит в фарш. По крайней мере, это ощущалось именно так.

— Пирог? — наконец-то понял он, глядя как Яновский аккуратно разравнивает в форме для выпечки заготовку.

— Ага, — отозвался Саша, сосредоточенно подравнивая края. — Меня научили там разным вкусностям, но на все нужно время, а времени катастрофически мало было. Вот я и ждал, пока приеду, чтобы опробовать рецепты. Но… да ладно. Забей.

Он снова погрузился в свою прежнюю задумчивость, и Влас решил его пока там оставить, не трогать, дать возможность разобраться.

Пирог получился действительно вкусный, и к нему чудесно шло вино «на особый случай», но молчание портило всю картину.

— Саш… — позвал он, поигрывая вином в бокале.

— Не надо, — сдавленно ответил Яновский, отталкивая от себя тарелку. — Не начинай.

— Нет, я должен спросить, — упрямо мотнул головой Влас. — Я предположу, а ты скажешь да или нет. Только честно. Хорошо? Итак. Ты не хочешь больше общаться? Нашел там себе кого-то? Поэтому отказывался пожить у меня?

Слова срывались с губ легко, потому что крутились на языке последний час. Услышать «да» хоть на один из вопросов было страшно, но Влас смело смотрел своему страху в красивые, до краев наполненные болью серые глаза.

— Нет. Нет. Нет, — отрывисто прорычал Яновский. — Не мучай меня. Давай оставим как есть.

— А как есть? — понимая, что зря повышает голос, рявкнул в ответ Влас. — Ты у меня есть или тебя нет? Или ты есть, но специально ведешь себя, как капитан истерика, преследуя какие-то одному тебе известные цели? Или тебя у меня никогда не было? Или я не твой вариант? Или я твой вариант, но запасной, и есть кто-то получше?!

Саша вдруг резко вскочил на ноги и изо всех сил шарахнул ладонями по столу, так что подпрыгнула посуда.

— Хватит, придурок! Жить он со мной собрался, как же! Да я тут два часа от силы, а уже раздражаю тебя до чертиков!

И, оттолкнув стул так, что он с грохотом упал на пол, Саша ушел из кухни в спальню и там принялся шуршать шмотками, видимо, планируя…

— Яновский, твою душу мать! — выругался Влас, кидаясь следом. — Никуда ты не пойдешь! Я не отпущу тебя, пока ты мне все не расскажешь! Какая бешеная блоха тебя укусила?..

Он вырвал из рук Саши свитер, швырнул его куда-то назад, а потом схватил побледневшего от ярости парня за плечи и с силой тряхнул, пытаясь привести в чувство.

Но Яновский, как и прежде, на кухне, вдруг кинулся ему на шею и прижался губами к губам, целуя с такой страстью, что из башки куда-то пропала вся злость.

Влас очнулся только когда они оба уже лежали на кровати почти полностью обнаженные.

— Ты что… творишь?.. — прохрипел он, но продолжил настойчиво стягивать с Саши мягкие домашние штаны.

— Тише, — попросил Яновский, снова утягивая его в поцелуй. — Потом. Давай потом? Я так скучал по тебе, так хотел тебя. Хотел к тебе.

Он раздвинул колени, подпуская любовника еще ближе, укладывая на себя. Так плотно, что, когда Влас потянулся рукой вниз, чтобы растянуть, подготовить под себя, то едва ли смог протиснуть ладонь между их телами.

Но готовить, как оказалось, не пришлось. Между ягодиц Яновского было скользко и растянуто, а еще очень горячо.

— Как ты… успеваешь? — прохрипел мужчина, с трудом отрываясь от сладких губ. Он достал из прикроватной тумбочки смазку и, согрев ее в ладони, размазал по своему члену

— Для тебя я всегда готов, — простонал Саша, почувствовав прикосновение горячей головки к своей пульсирующей дырке, и легонько прикусил кожу на плече Власа, пытаясь куда-то деть нахлынувшие чувства.

Руки Яновского, обвившие шею мужчины, сжались, почти перекрывая дыхание, а зубы еще сильнее впились в твердое мускулистое плечо, когда Влас одним сильным, выверенным движением бедер ввел в его распаленное тело член.

— Блять! — с шипением выдохнул сквозь зубы Саша, задыхаясь от распирающей боли. — О боже… Ай!

Он попытался инстинктивно отползти, но тяжелое тело мужчины всем весом прижимало его к кровати, и все, что он мог, это беспомощно извиваться и сжиматься на члене.

— Тише, — прорычал Влас, слизывая капельки пота с его виска. — Не двигаюсь, даю привыкнуть.

Саша от его слов замер, а потом вдруг задрожал и нервно рассмеялся, источая яд каждым звуком:

— Жалеешь меня?.. Неужели ты раскис, как…

Влас не дал ему договорить, схватил за горло одной рукой, сжимая от злости с такой силой, что Яновский захрипел и испуганно задергался, а потом двинул бедрами, вгоняя член еще глубже, еще грубее.

— Заткнись! — рявкнул он, и казалось, его голос идет откуда-то из груди, берет исток в его зверином начале, в том океане кровавой боли, что возник на месте его треснувшего пополам сердца.

И так, удерживая любовника за горло, он принялся двигаться, отдаваясь во власть инстинктов. Все сливалось перед глазами, закручивалось, как в водовороте, и только когда он услышал жалобные просьбы замедлиться, он вдруг осознал, что творит.

Он убрал руку с горла Яновского, а потом опустился ниже, лизнул соленую кожу, на которой уже расцветали пятна от его неоправданно грубых пальцев, царапнул зубами…

— Изверг! — беззлобно прошептал Саша, вновь обвивая руками его шею и с негромкими стонами удовольствия подаваясь бедрами навстречу.

Влас улыбнулся, целуя распахнутые губы, извиняясь за слепой животный порыв, а потом, опираясь на руку, приподнялся, чтобы скользнуть второй рукой между их телами и стиснуть член Яновского в кулаке.

Первое прикосновение его пальцев заставило Сашу вскрикнуть, но этот крик быстро перешел в стон.

— Я изверг, а ты мазохист, — хрипло рассмеялся Влас, размашисто и быстро надрачивая истекающий смазкой член, отчего Яновский конвульсивно схватил его за руку, будто просил быть поласковее со столь нежной плотью, и откинул голову назад. — Нравится ведь, да? Да-а, нравится, когда с тобой обращаются, как с грязной дешевой шлюхой!

Саша только зарычал в ответ на его громкое заявление, но не стал спорить, а наоборот принялся двигать бедрами, то насаживаясь на член, то наоборот двигаясь навстречу грубым рукам.

Влас хотел помучить его подольше, перевернуть, поставить на колени, схватить за волосы, отхлестать по заднице, но Яновский вдруг вскрикнул и кончил, кажется, даже неожиданно для самого себя.

— Да ладно! — почти разочарованно выдохнул мужчина, продолжая водить кулаком по сверхчувствительной плоти. — Я еще не наигрался!..

Но Саша, едва ли сумев отдышаться, вдруг проникновенно заглянул ему в глаза и прошептал:

— Пожалуйста, Влас, хватит…

— Хватит? — мужчина удивленно замер, приподнимаясь. Яновский лежал под ним, безвольно раскинув руки и ноги, и при ярком дневном освещении, незамутненном пеленой похоти, было видно, что он действительно измучен.

Влас оставил в покое его уже мягкий член, стер своей футболкой жемчужную сперму с впалого живота и принялся осторожно двигаться, не отрываясь завороженно глядя на любимое лицо. Черная бездна страсти разверзлась под его ногами, и он падал-падал-падал, изучая взглядом очаровательного обнаженного любовника.

Саша никакого удовольствия от телодвижений уже не получал, но сопротивляться не планировал, только закрыл глаза и стиснул зубы, позволяя мужчине бесчинствовать. А потом, будто что-то для себя решив, снова обнял Власа за шею, потянул на себя, укладывая сверху, и, вслепую найдя его губы, поцеловал.

Возбуждение прострелило Власа насквозь. Он не стал тянуть, просто сжал медовые кудри Яновского в кулаке и, зажмурившись, кончил, вдавливаясь в дрожащее тело.

Когда дыхание немного восстановилось, а в голове прояснилось, он осторожно вышел и лег рядом, глядя на безмятежного Сашку.

— Эй… — позвал он, но Яновский уже засыпал, а потому только невнятно, но отрывисто прошептал:

— Все понравилось. Ничего не болит. А теперь отвали, завтра поговорим.

Не открывая глаза, он подтянулся, укладываясь на подушку, и, отвернувшись от растерянного мужчины, затих.

========== 2.2 ==========

Звонок в домофон раздался спустя пару часов. Влас подскочил на кровати и, взглянув на завозившегося во сне Яновского, кинулся в коридор, даже не потрудившись одеться.

— Да? — громким шепотом спросил он.

— Чего ты телефон не берешь? — проворчал в трубке домофона голос Сергея. — Я тебе тут принес бумажки. Глянь, раз уж работу решил прогуливать. Мне твою задницу перед шефом прикрывать…

— Ладно-ладно! — шикнул Влас, потирая заспанные глаза. — Поднимайся.

Он нажал на кнопку, потом повернул щеколду на двери, а сам пошел одеваться.

Саша, к счастью, все еще безмятежно спал, уткнувшись носом в подушку. Его светлые волосы разметались во все стороны, и сквозь золотистые колечки виднелась его разукрашенная синяками и наливающимися засосами шея…

Влас сжал зубы, едва удерживаясь от желания кинуться к нему и умолять о прощении. Не уместно и не своевременно. Вряд ли Яновский будет рад такому повороту событий. Пришлось засовывать этот порыв куда подальше, до лучших времен.

Натянув на себя штаны, Влас вышел из спальни и прикрыл дверь, мысленно сокрушаясь от того, что не может насладиться моментом и понежиться в кровати с таким уютным спящим любовником. Конечно же, считая минуты до того, как этот пушистый котеночек проснется, выпустит когти и ощерится, превращаясь в дикого обезбашенного зверя…

Входная дверь распахнулась, и в квартиру вошел Сергей со стопочкой мятых распечаток.

— Вот, короче, твоя работа на сегодня и завтра. Твой ноут до сих пор наши починить не могут, так что я лично за неудобства извиняться не буду, ты там его… — с порога начал он, кинув бумажки на полку, но потом замолчал, с любопытством глянул на полуголого взъерошенного Власа и ехидно поинтересовался: — А ты чего это спишь в такое время? Уже как бы обед…

— Иди к черту, — вздохнул тот, зарываясь пальцами в волосы. — Лучше скажи, что там шеф? Сильно орал, что я на планерку не явился?

— Не ссы, я все уладил, — отмахнулся Сергей, улыбаясь краем губ. А потом вдруг глянул поверх плеча Власа и улыбнулся еще шире: — Ого, а ты не говорил, что Саша вернулся… Здоро́во, Александр Николаевич, как долетел?

— Чудесно, — сухо и как-то смущенно ответил Яновский, подойдя ближе. Он был таким милым, по самые глаза замотанный в одеяло, будто стеснялся своего обнаженного вида. Из одеяльного кокона вдруг вынырнула рука, и Сергей с радостью ее пожал, улыбаясь во все тридцать два.

Влас вдруг почувствовал, что начинает ревновать. Он и сам не понял почему и как так, ведь Сергей давно в браке, да и вообще никакой заинтересованности к людям своего пола не испытывал никогда, но сам факт, что он улыбался его мальчику…

Сжав зубы, Влас отвесил себе мысленную пощечину. Ну дебил, что тут еще скажешь! Теперь будет к каждому столбу ревновать, на каждого мужика и бабу волком смотреть!

Он так глубоко погрузился в процесс самобичевания, что совсем потерял нить разговора, а у Сашки с Сергеем, между прочим, даже состоялся какой-то диалог!

— …да и вообще очень красиво. Закаты, рассветы, северное сияние. Холод, конечно, просто невыносимый, но избы, печи, бани… А еще подводы. Я лошадей вообще побаиваюсь, как-то присутствовал на операции, когда мужику пытались спасти руку. Ему лошадь пальцы отхрумкала… — Сашка нервно рассмеялся, а потом подтянул сползающее одеяло повыше и глянул на выползшего из оцепенения Власа. — А этому лишь бы отношения повыяснять!

— Ну да, самокопанием Громов заниматься любит, — хохотнул Сергей, поглядывая на охеревшего от такого поворота друга. — В некоторых ситуациях помогает.

— А в некоторых нет, — снова злобно фыркнул Яновский, отведя взгляд.

Влас даже растерялся.

— Что происходит? — нервно поинтересовался он, но Сашка только плечом дернул, демонстративно отворачивая от него лицо. — Ну что еще?..

— Ничего.

И, обворожительно улыбнувшись, Яновский коротко кивнул Сергею, а потом, развернувшись так резко, что полы свисающего одеяла взметнулись вверх, обнажив узкие белые щиколотки, ушел на кухню, громко захлопнув за собой дверь.

— Ну ты это видел?! — обреченно застонал Влас, опираясь локтем о тумбу. — И так весь день! У меня уже крыша едет!

Сергей, впрочем, продолжал беззаботно улыбаться, глядя ему вслед, а потом, отведя взгляд от закрывшейся двери, достаточно серьезно, пусть даже с понимающей ухмылкой, поинтересовался:

— Не будь он таким, ты бы любил его?

— Что за бред?! — проворчал Влас, устало потирая пальцами виски. — Я же люблю его не за то, что он мне мозг ебет с особой жестокостью. И не нужно говорить про то, что он — добыча, которую я, как полоумный охотник, просто обязан захомутать. У меня были мальчики, которые ни в какую не шли на контакт, и я на них просто забивал хер. Не хочет — не надо.

— Я не об этом, — мотнул головой Сергей, — я как раз таки понимаю, почему ты на него запал.

— Понимаешь? — холодно спросил Влас и сам удивился тому, насколько угрожающе звучал его голос. Он же не собирался… черт, он не планировал выставлять себя ревнивым придурком, но друг казался опасностью, с которой нужно было что-то делать. Устранить?..

Он даже дернулся, настолько его ударило осознание собственной гнилости.

Устранить?!

Серегу? Друга, который был с ним и в горе, и в радости? Человека, ради которого был готов убить?..

Но тот будто намеренно не замечал его метания, просто спокойно произнес:

— Ну да,знаешь, Саша ведь очень интересный человек. Он много знает, не только в плане медицины. Он потрясающе цитирует стихи, особенно Бродского, он сам научился играть на гитаре, а еще бегло говорит на английском и…

— Откуда ты знаешь? — бросил на друга косой взгляд, почти прорычал Влас. — Про Бродского?

Сергей вздохнул, покачал головой, а потом дипломатично произнес:

— Не суть важно. Просто у меня ощущение, что он только с тобой… такой. С другими он ведь не так себя ведёт. Он обычный человек, разговаривает нормально, очень вежливый, любезный. И всегда поможет и поддержит, и никогда никто слова от него дурного не слышал. Так может, дело в тебе или?..

— …Или у него такая манера поведения со всеми любовниками, — закончил Влас. Шестеренки в башке крутились с бешеной скоростью. Сергей отправил его мысли в нужную сторону, теперь оставалось только позволить им дойти до правильного вывода. — Думаешь, у него проблемы с доверием?

— Думаю, тебе стоит чекнуть его прошлое, — мягко улыбнулся друг, похлопав Власа по плечу. — Ладно, я пошел, а ты не наседай на него. Лучше расспроси поподробнее, как он съездил, что видел, кому помог. Он ведь ждет, что ты спросишь.

Влас замер, почувствовав, что захлебывается в накатывающем волнами жгучем стыде. А ведь и правда, он ни разу не спросил про поездку, а Сашка столько раз пытался завести этот разговор, но, натыкаясь на стену, отступал. И, отказавшись от доставки, взялся сам готовить скорее всего просто чтобы они смогли побыть вдвоем, поговорить, потому что знал, что, едва тарелки опустеют, они сразу же начнут или ругаться, или полетят в кровать.

Он столько раз был готов к нормальному разговору, а Влас все испоганил. Опять.

— Я понял, — хриплым голосом произнес он, устремив невидящий взгляд в пол.

— Вот и молодец, — улыбнулся Сергей, а потом, еще раз сжав его плечо, ушел, прикрыв за собой дверь.

Постояв еще немного в тишине и одиночестве, Влас с силой потер лицо ладонями, пытаясь прийти в себя, и направился на кухню только когда щеки перестали пылать от стыда.

— Прости, — начал он сходу, глядя на сидящего на стуле, как и прежде замотанного в одеяло, Сашку. — Я идиот.

— Не буду врать, я все слышал, — произнес в ответ Яновский, поглядывая на любовника поверх кружки с кофе. — Каждое слово.

Он кивнул на стоящую на столе вторую чашку сваренного для Власа кофе и, только когда мужчина сел напротив, добавил:

— Хочешь «чекнуть мое прошлое»? Я бы и сам рассказал, если бы ты хоть раз спросил о нем.

Не чувствуя в себе силы, чтобы что-то ответить, Влас просто замер, пялясь в стол. Нужно было начать не так, но он боялся испортить всё.

А Саша тем временем медленно пил кофе, устало привалившись плечом к стене.

— Я уеду, — сообщил он спустя какое-то время.

— Зачем? — мертвым голосом поинтересовался Влас и тоже взял в руки свою чашку. — Даже шанса не дашь?

Яновский будто даже задумался, поскольку надолго замолчал. Правда, когда Влас поднял на него взгляд, то обнаружил во взгляде любимых серых глаз только боль, разделенную напополам со странной насмешливостью. Саша все это время смотрел на него и… и вдруг протянул руку, коснулся нагретой кофейной кружкой ладонью лица мужчины, погладив покрытую щетиной щеку.

Эта ласка, это первое нежное действие, проделанное не с целью соблазнить, а с целью утешить, вызвало у Власа такую бурю эмоций, что он не сдержался, накрыл теплую ладонь своею, сжимая изящные пальцы любовника…

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — тихо признался он, с беспомощным обожанием глядя на Яновского, понимая, что вполне может напороться на шипы безразличия и тогда…

— Так нужно, — печально улыбнулся Саша, но руку отнимать не стал, — нам обоим нужно время, чтобы выдохнуть. Я должен ехать. Меня ждут.

Власу было глубоко плевать на всех, кто ждет. Он хотел запереть двери на все замки, забаррикадироваться и выкинуть в окно всю одежду, технику, а Яновского — привязать к себе цепями.

Но он лишь раздраженно поморщился и отстранился, замечая, что в ответ на его эмоции Саша тоже нахмурился.

— Ладно, мне пора, — произнес он, поднимаясь на ноги. Мельком выглянув в окно на улицу, где уже начинал накрапывать мелкий дождик, он, решительно заявив: — я вызову такси, — ушел в спальню, придерживая одеяло на плечах.

Влас посидел еще секунды две, а потом подорвался следом.

— Стой! А к кому это ты собрался? — почти рявкнул он, дергая за угол пуховой накидки. Край выскользнул у Яновского с рук, и одеяло упало с плеч с тяжелым глухим звуком. — Черт…

Саша стремительно развернулся, глаза его полыхнули дикой яростью, но всего на секунду, а потом все снова затопила горечь, только такая густая и благородная, будто терпкий высокоградусный ликер.

— Нравится? — гордо и невозмутимо поинтересовался Яновский, расправляя плечи и откидывая волосы назад, чтобы Власу было лучше видно…

А посмотреть было на что.

Мельком увиденные засосы и следы от пальцев на шее оказались еще цветочками. Синяки были по всему телу и особенно много на боках. Но хуже всего была корка запекшейся крови на белой коже бедра.

Нет, конечно, у них и раньше не было нежного секса, но Власу все равно казалось, что сегодня он перешел грань. От легкого удара такие синяки не расцветают.

— Вот и хорошо, — прошипел Яновский и отвернулся, складывая руки на груди. — А теперь выйди.

Пока Влас ждал его на кухне, успел в сотый раз прокрутить события утра, раскладывая по полочкам каждое слово, каждый жест, пытаясь найти ответы на вопросы. По всему выходило, что он просто скотина похотливая, которая не умеет член в штанах держать. Но Саня тоже хорош! Затыкал его поцелуями! Знал же, что после воздержания длиной почти год у Власа уже пар из ушей валил от желания кого-нибудь трахнуть!

Нет, не «кого-нибудь», а конкретно этого провокатора!

— Я все, — сообщил Яновский, торопливо обуваясь. Он снова был в своей дутой голубой курточке и белых штанах, скрывающих преступление, совершенное Власом в припадке беспричинной жестокости. — Такси вызвал, приеду — позвоню…

— Угу, — холодно отозвался мужчина, небрежно прислоняясь к дверному косяку. — Телефон взял?

Саша хлопнул себя по карману, проверяя, и кивнул.

— Да, так… — он резко развернулся и ушел в спальню за вещами, а когда вернулся, то в одной руке у него оказалась тяжелая сумка, а в другой — оживший ромашково-васильковый букетик.

Заметив устремленный на цветы взгляд Власа, Яновский мучительно покраснел и, неловко переступив с ноги на ногу, вздохнул.

— Я пошел, — наконец-то заявил он, понимая, что от мужчины комментариев не дождется.

Влас шагнул вперед, повернул щеколду и распахнул дверь пошире, а потом отступил, давая пройти.

Он не хотел ничего говорить. Ему и не было чего сказать, ведь он сам не понимал, что за херня творится с Яновским.

Все, что он мог, это беспомощно смотреть ему вслед.

***

— Александр Николаевич, вот Кольцов в пятой палате опять спрашивал за эти дурацкие капельницы. Говорит, хочет «прокапаться», а я ему объясняю, что назначать можете только вы или Мария Владимировна! А он…

— Хорошо, Настя, я поговорю с ним, — ответил Яновский, делая пометку в блокноте. — Журавлева как-то высказывалась по этому поводу?..

— Да я не успела спросить, — кисло промямлила девушка. — Она и так себя неважно чувствовала, я уже не стала ее дергать.

— Ясно, — отмахнулся Саша, просматривая свои записи. — Знаете что? Покапайте ему физраствор, хуже не будет. Только не врите, что это лекарство. Скажите, я прописал и объясните пользу. Ну, поубедительнее, с огоньком, как умеете.

Настя просияла, заулыбалась и, кивнув, убежала в процедурную. А Яновский выдохнул, на секунду зажмурился, восстанавливая дыхание, и резко развернулся к нетерпеливо переминающемуся за спиной Власу.

— Ну что еще?!

— Двадцать минут уже, — сообщил тот, постучав ногтем по циферблату своих часов. — Твоя смена закончилась двадцать минут назад.

Саша только глаза закатил, поднял повыше медицинскую маску и прошествовал мимо мужчины, намеренно задев его плечом.

Влас такого терпеть не стал. Он с самого утра был на взводе: на работе выдрючили по полной программе, навязав никому не всравшуюся командировку, от которой Серега, безропотный баран, конечно не стал отказываться! Серега согласился, а Влас был вынужден ехать прицепом!

Эмоции переливались через край, и сдерживать их не получалось. Он был зол не потому, что зря ехал к Яновскому, который не соблаговолил сообщить, что остается дежурить в ночь, но потому, что тот, блять, на это подписался! Подписался после двух полноценных смен!

Влас схватил Сашку за плечо и толкнул к стене, наплевав на то, что их могут увидеть. Что их увидят, блять, ведь они стояли посреди коридора!

Санька не сопротивлялся, позволил толкнуть себя и прижать к стене, только вскинул на любовника покрасневшие воспаленные глаза, сияющие на бледном лице невыразимой усталостью.

Упершись руками в стену по обе стороны от головы Яновского, Влас напомнил:

— Ты сутки на ногах и собираешься еще на ночь остаться?

— Как будто впервые, — фыркнул Саша, стукнувшись затылком в стенку. — Ты же понимаешь, что у нас и врачей толком нет. А если кого тяжелого привезут?.. Иваныч же не справится. А Борис Николаевич сам не может. У него операция утром серьезная, ему выспаться надо. Я ему ассистировать должен…

— Саш… — прорычал Влас, понимая, что ничего уговорами не добьется.

Яновский взглянул на него виновато и почти жалобно простонал:

— Я люблю свою работу, она мне совсем не в тягость, правда. Мне нравится помогать людям, и я рад, что нужен им…

— Мне ты тоже нужен! — громко произнес мужчина, так, что проходящая мимо медсестричка глянула на них с интересом, но торопливо отвернулась и сосредоточенно зашуршала бумажными листами, которые сжимала в руках.

Саша на какое-то время замер, а когда она скрылась за поворотом, вдруг с силой оттолкнул любовника от себя и высокомерно поинтересовался:

— Нужен? В качестве кого? Тёплой дырки? Грелки постельной? Болтливого рта, который ты при желании можешь заткнуть членом?

Он покрутил в руках свой блокнот, отвернулся, но уходить, кажется, не планировал, и Влас осторожно спросил, понимая, что опять скатывается в мозгомойку:

— Сань, что заставило тебя так думать?

Яновский горько хмыкнул, приспустил маску и ядовито протянул, понизив голос до шепота:

— Ты же только потрахаться приезжаешь ко мне! Разве нет?

— Я тебя не понимаю! Быть вместе тебя не устраивает, свободные отношения тоже… — рявкнул Влас, чувствуя, как переполняется чаша терпения. Саша смотрел на него почти растерянно, будто действительно удивлялся, как можно быть таким тупым. Между ними воцарилось искрящее молниями грозовое молчание, а потом Яновский шикнул дрожащим от обиды голосом:

— Неужели ты не видишь?.. Боже, Влас, я так много учился, работал, чтобы стать тем, кто я есть сейчас, но тебе всего этого не нужно. Такой я тебе не нужен.

И, когда мужчина хотел уже начать протестовать, Яновский вскинул руку, заставляя заткнуться, и продолжил:

— Тебе нужен удобный мальчик, который всегда под рукой, чтобы ты мог оберегать его от переутомления и потрахивать в свое удовольствие. «Саша не едь туда, Саша не делай то, Саша останься на ночь, Саша забей на работу, Саша хватит читать, отсоси мне…»

Яновский едва ли не звенел от ярости, а Влас не находил в себе силы прекратить это.

— Тебе нужен любовник, который будет дарить тебе только яркие эмоции, чтобы ты мог отдыхать от работы, а такой я, вымотанный и заебавшийся со смены, отсыпающийся после дежурства, постоянно разъезжающий по конференциям и миру не нужен… — он почти грустно улыбнулся, а потом вдруг снова нахмурился, еще раз оттолкнул Власа, освобождая себе дорогу.

— Откуда тебе вообще знать?..

Всего секунду подумав, Яновский тихо ответил:

— Я уже проходил это. Поэтому я не хочу съезжаться, допускать быт между нами. Он убьет наши отношения.

Влас иронично вскинул бровь:

— А у нас с тобой отношения?

Это было, кажется, той последней каплей, из-за которой густая пузырящаяся смола перелилась через край, плеснула кипятком, порождая воспаленные, бугрящиеся язвы.

Саша всегда неохотно отвечал на вопросы, словно опасаясь сказать что-нибудь лишнее, но теперь плотина переломилась, эмоции брызнули лимонным соком в глаза, и он почти закричал, наплевав на то, что вокруг ходили люди:

— Да прекрати издеваться, сука! Как же ты меня бесишь своей невнимательностью, эгоистичностью, грубостью!

Блокнот выпал у него из рук, листочки разлетелись во все стороны, но он не обратил на это внимание, только резко шагнул вперед и с силой ударил Власа в плечо. Мужчина отступил, ошарашенно глядя на любовника, который никогда не пытался ответить силой, а тут…

От второго удара в солнечное сплетение он шарахнулся назад, сшибая собой кривой алое в цветочном горшке, установленном на хлипкую табуретку, и согнулся, хватая ртом воздух, а Сашка в ярости закричал:

— Тебе бы только отношения выяснять, когда все, что ты должен делать, это любить меня!

Влас даже забыл о боли, о том, что его организму нужен воздух, лишь услышав два последних слова, попытался приблизиться к разъяренному любовнику, но тот вдруг с размаху врезал Власу в челюсть и ударил бы второй раз, если бы унылый больничный коридор не наполнился топотом ног, криками, а потом подскочивший врач не схватил его поперек груди и не оттащил назад.

— Ублюдок! — хрипло завопил Яновский, пытаясь вырваться, чтобы продолжить избиение, но столпившиеся вокруг люди не позволили ему это сделать.

А Влас только и мог, что стоять да таращиться на Сашку, безуспешно пытаясь вытереть разбитые в кровь губы.

— Яновский! — гаркнул главврач Борис Николаевич. — Что это вы устроили?! Я закрывал глаза на ваши похождения, но больше я этого не потерплю!

Но Саша его будто и не слышал. Он уже не пытался высвободиться, кричать что-то, нет, он просто смотрел на Власа с такой невыразимой тоской и обидой, что и собравшиеся вокруг зеваки тоже обратили внимание на это беспомощное выражение обычно улыбчивого лица…

Влас невольно дернул плечом, потому что все тело буквально чесалось от устремленных на него недобрых взглядов.

Никто не понимал толком, что произошло, но все заняли позицию Саши. Все, кроме главврача, который едва ли ядом не плевался от злости.

Он подошел ближе и схватил Яновского за руку.

— Руки! Что с руками?! Вы мне завтра будете ассистировать! Ну вот, костяшки повредили… — негромко ругался он сквозь зубы. — Обработайте, а потом в мой кабинет! Немедленно!

Он почти оттолкнул Сашку, и тот наверняка бы даже упал, поскольку ноги его не держали совершенно, если бы его не подхватила под локоть медсестра и не потащила куда-то прочь. А Борис Николаевич, взмахнув руками, будто голубей разгоняя, грозно потребовал:

— А вы чего собрались на бесплатный цирк?! У вас у всех работы нет?!

Народ почти мгновенно рассосался, осталась только санитарка, пытающаяся засунуть рассыпавшиеся комья земли обратно в треснувший горшок алое.

Главврач выдохнул сквозь зубы и подошел к Власу.

— А вас я попрошу немедленно убраться из больницы и впредь появляться здесь только в случае, если вашей жизни и здоровью будет угрожать опасность.

— Но… — попытался вставить слово Влас, но Борис Николаевич только хлопнул его по плечу и предельно вежливо добавил:

— Всего хорошего, будьте здоровы!

========== 2.3 ==========

забери меня за забор,

напиши мне на груди, чья я собственность,

и хватит с официальностями…

подготовимся к совместной жизни,

но ты не женись на мне, найди себе актрис,

закажи стриптиз за кулисами,

выпей вермута за мои несчастья.

давай не поженимся, не расстанемся, не испачкаемся,

давай недоскажемся, пусть разгадывают нас.

Эстер Китс — в городе ноль

— Так значит, допустим, ваши счета, Макар, арестованы, а наличные, предположим, были вывезены… — очень хладнокровно и деловито осведомился Сергей, взирая на сидящего по другую сторону стола мужчину поверх строгих прямоугольных очков в серебряной оправе. Влас, когда эти очки у него увидел впервые, сперва даже посмеялся, потому что друг в них выглядел, совсем как строгий школьный учитель, разве что кевларовая черная куртка никоим образом не походила на старый отутюженный пиджак.

— Да, все так и есть! — торопливо заверил Макар Анатольевич, весь подаваясь вперед, будто надеялся таким образом выглядеть более убедительно. — Вывезены за пределы дома! Я не знаю кем, камеры…

— Да что ты лепишь?! — скривился Влас, шарахнув кулаком по столу. — Мы эту песню слышали уже сотню раз, придурок!

Сергей накрыл его руку своей ладонью и терпеливо попросил:

— Подожди, дай человеку договорить…

— Хоть бы чего новенького придумал, — пробурчал Влас, подпирая голову кулаком.

Они с Серегой посмеивались с того, что работают как «хороший коп, плохой коп» сами того не желая, но ведь они и правда не играли, а были такими в жизни. Один — спокойный, рассудительный, вежливый, а второй… второй Влас.

— Так вот, весь дом вверх дном, сейф с мясом вырвали и вывезли! — пожаловался Макар Анатольевич, вытирая рукавом потную лысину. — Я вашему шефу так и сказал по телефону, а он…

— А он прислал нас, чтобы мы разобрались со всем на местах, — спокойно закончил Сергей, мягко улыбаясь. — Хорошо, давайте посмотрим. Я надеюсь, вы ничего не убирали?

Пришлось тащиться на второй этаж и осматривать устроенный в кабинете бедлам.

Влас бегло окинул взглядом помещение и только глаза закатил. Боже, ну какая бессовестная ложь! Явно же сами раскидали все.

Он такую картину видел бесконечное количество раз. Когда на самом деле что-то ищут, не тратят время на переворачивание безвкусного бара в виде глобуса!

Положив руку на кобуру, Влас резко спросил:

— Что еще украдено?!

Макар Анатольевич округлил глаза и согнулся в каком-то кривом униженном поклоне.

— Украдено?.. — смущенно спросил он.

— Ну да, — хмыкнул Влас, сжимая пальцами рукоятку пистолета, просто чтобы успокоить нервишки. — Сейф вон на самом видном месте, а они искали что-то маленькое, раз даже статуэтку со шкафа сбросили!..

Сергей тихо хохотнул в кулак и отвернулся, а Макар Анатольевич даже покраснел от осознания, что проебался на всех фронтах и никакой защиты от строгого, но справедливого «хорошего копа» не дождется.

Он что-то заблеял, но Влас не стал слушать. Хотелось поскорее закончить со всем этим и вернуться домой.

Улыбаться разбитыми губами было еще больно, все же за два дня ранка только-только взялась коркой, но он все равно не смог сдержать ухмылки.

Он с меланхоличной неторопливостью вытащил из кобуры пистолет и небрежно обронил:

— Мы с тобой не собираемся играть в игрушки, Тимошин. Тебе стоило понимать это еще когда ты только-только решил поиметь с нас бабла!

Зажав крепче рукоятку пистолета, он ударил мужика по плечу, заставляя сесть в кресло, а потом не обращая внимания на его болезненное подвывание, приставил дуло к виску.

— Значит так, Тимошин. Не нужно заставлять меня делать это!..

Договорить он не успел: в кармане завибрировал телефон. Глухо выругавшись, Влас отвернулся, вытащил мобильный и, увидев на экране «Сашка», вышел из кабинета, никому ничего не объясняя.

— Да? — мягко произнес он, опираясь спиной о стену.

— Привет, — раздался в ответ тихий печальный голос. — Что делаешь?

Влас удивленно вскинул бровь и замолчал на секунду, глядя на оружие в своих руках. Из кабинета выглянул Сергей и недовольно покривился, но, заметив обалдевший взгляд друга, понимающе кивнул.

— Работаю, — вздохнул Влас, пальцами с силой сжимая корпус телефона. Он не мог поверить, что Яновский позвонил ему сам после того скандала, той драки…

— М-м, — протянул он, а потом спросил с робкой надеждой: — Ты приедешь сегодня ко мне?

Влас прикусил губу от досады и дернулся от боли. Провел языком, собирая кровь из открывшейся ранки, а потом мягко произнес:

— Прости, я бы очень хотел, но я так далеко, что физически не смогу приехать сегодня. Завтра?..

— Я дежурю, — шумно выдохнул Яновский и замолчал.

Влас прислушался к звукам на другом конце провода, а потом поинтересовался:

— Ты что, куришь?

— А что, нельзя? — резко вскинулся Саша, по своему обыкновению обнажая воображаемые клыки.

— Разве я сказал, что нельзя? — вздохнул мужчина, потирая глаза. — Что, плохой день?

— Угу, — промычал Яновский, затягиваясь дымом. Выдохнул и поделился: — Дерьмовый день. Сегодня… сегодня умер мой пациент. У него была длительная стабильная ремиссия, а сегодня…

Саша нервно хмыкнул, помолчал, а потом добавил:

— Ты не думай, он не первый, кого я потерял. У каждого врача есть свое кладбище, это нормально, я знаю. Просто приходила его дочь, и я вспомнил себя, когда умерла моя мать.

На пороге снова появился Серега, показал на запястье, намекая, что пора закругляться, но Влас демонстративно убрал пистолет обратно в кобуру и направился к лестнице. Он был просто обязан выслушать Сашку.

— Знаешь, почему я пошел в медицинский? Я ведь из крохотного села. У нас была только одна школа, и у меня было всего две одноклассницы, одна из которых забеременела в пятнадцать и бросила учебу, а вторая кое-как закончила десять классов и ушла в техникум. А я поступил. Сам сдал все экзамены. Знаешь, почему? Моя мать умерла, когда мне было двенадцать. Я сам ухаживал за ней, никого рядом не было. Ее даже было некому обследовать, никто не знал, что это, а она не могла выехать на обследование. Не хотела, может быть. Может, боялась…

Влас слышал в голосе Яновского слезы, но ничего не отвечал, понимая, что помочь на расстоянии не может. Не может успокоить, не может обнять. Все, на что он сейчас способен — это дать высказаться.

— Сейчас я уже понимаю, что это был рак груди, — выдохнул Саша, а потом торопливо произнес: — Ты прости, что я тебе это все рассказываю. Оно ведь тебе…

— Не говори так! — прорычал Влас, сжимая кулаки. — Ты же знаешь, как важен для меня. Да, я придурок невнимательный, да, я не умею задавать нужные вопросы, но я буду учиться, если ты позволишь!

Яновский, кажется, даже улыбнулся от его слов.

— Ладно, — пробормотал он спустя непродолжительную паузу, — так значит, ты далеко… Кем ты вообще работаешь?

Влас зажмурился от стыда. Признаться в том, что он, подобно коллектору, мелкому преступнику, выбивает долги со всяких ублюдков, которые имели наглость наебать его босса?..

— Не нужно, — сдавленно попросил он, вытаскивая пачку сигарет из кармана и ловким отработанным движением прикуривая. — Не нужно тебе этого знать…

— Эй, я не нежный воздушный цветочек, который боится правды! — процедил Сашка.

Зажав сигаретный фильтр зубами, Влас тихо хохотнул. Затянулся, выдохнул дым в серое небо и сообщил:

— Да уж я заметил, что ты не мальчик-зайчик. Челюсть до сих пор болит…

— Прости, — слабо пробормотал Яновский, но потом взял себя в руки: — Так кем ты там работаешь? Я уже понял, что не в консерватории скрипачом. Я просто хочу знать, чтобы… Ну, если у нас… Короче, на перспективу.

Это было произнесено с такой болью и дрожью в голосе, что у Власа мурашки побежали по телу и, не в силах усидеть на месте, он принялся ходить из стороны в сторону по двору.

На перспективу. Вот значит как. Саша верит в их общее будущее.

Нет, Влас не строил иллюзий. Он знал, что с этой язвой будет непросто, что нрав Яновского не перекроить, но маленький шаг навстречу друг другу они все-таки умудрились сделать.

— Ладно, — осторожно начал он, тщательно подбирая слова. — Ну, моя работа просто противоположна твоей.

— Ты убиваешь людей? — взволновано прошептал Яновский, но Влас тут же поспешил его успокоить:

— Я за свою жизнь никого не убил. Ну, кроме того времени, когда я был на войне. Но и тогда лично никого. Понимаешь?

— Ага, — отозвался Сашка. — Тогда что?

— Делаю грязную работу за шефа, — коротко ответил Влас и пояснил: — Иногда силовым путем решаю возникающие в бизнесе проблемы.

— А как… — хотел что-то спросить Яновский, но его, судя по всему, позвали, потому что он торопливо произнес: — Я позже перезвоню. Должен идти. А лучше… лучше приезжай ко мне как сможешь. Буду ждать.

Саша нажал на отбой прежде, чем дождался ответа, но мужчина не слишком расстроился. Обдумывая, что скажет и сделает при встрече с этим обворожительно истеричным агентом провокатором, он направился обратно в дом.

Сергей с Макаром Анатольевичем как раз мило беседовали, и по взгляду напарника Влас понял, что это не помогает.

— Ну что, друг мой, — рявкнул он, подходя ближе. — Пряники кончились, теперь пойдут кнуты.

И, глядя в распахнутые от ужаса глаза, он снова медленно вытащил из кобуры пистолет…

***

— …И это надо бы заканчивать, понимаешь? — Саша потер лицо ладонями, глухо застонал, будто сам удивился тупости того, что сказал. Но, тем не менее, продолжил: — Это нас обоих разрушает.

— Ну, мы пытались разбежаться, — хмыкнул Влас, ни капельки не переживая по поводу того, что Яновский там бормотал. Сто грамм водки поверх салата из супермаркета делали свое дело.

— Да черт, неужели ты не понимаешь?! — он повернул лицо, и мужчина тоже оторвал взгляд от никому не нужного экрана телевизора.

Глаза в глаза.

Сашка был рассержен до крайности. Брови сдвинуты, под глазами залегли тени…

— Я просто не мог, понимаешь? — прорычал он и вдруг резко одним движением подсел ближе, а потом перекинул ногу через бедра любовника и сел ему на колени. — Я не мог влюбиться в такого придурка, как ты! Грубого, заносчивого, жестокого… — он судорожно вздохнул и замолчал, понимая, что выдал себя со всеми потрохами.

Яновский крепко зажмурился, хватаясь пальцами за крепкие плечи, а потом подался вперед, глубоким поцелуем впиваясь в рот. Язык прошелся по языку, губы смяли губы…

Влас любил такие сладкие влажные поцелуи, но только с ним.

Рука скользнула под футболку, чтобы почувствовать тепло кожи. Мужчина царапнул ногтями напряженную спину, плечи, стиснул в объятиях, заставляя прижаться ближе, почувствовать сумасшедший ритм беспокойного сердца.

Мозг, как обычно бывало, притормаживал, и Влас еще не успевал среагировать на события, сообразить, что вообще происходит, а вот тело все понимало и уже вовсю наслаждалось процессом. Мощный прилив возбуждения захлестнул, едва ли он ощутил вес мужского тела на себе.

Яновский все еще был рассержен, это прослеживалось в его грубости, торопливости, в матерном возмущенном шепоте. Он целовал, без нежностей и от любовника тоже не ждал излишней ласки.

— Почему, блять, ты так на меня действуешь?! Я же не хотел… не хотел…

Влас не позволил договорить, обнял за спину и уложил на диван, а сам опустился сверху, потираясь своим пахом об его. Было не совсем понятно, что он там бормотал, но Влас уже был как универсальный солдат, готовый к любому варианту. А пока хотелось просто целоваться.

Почему-то этот факт переворачивал весь мир с ног на голову. Он ведь, действительно, не любил целоваться. Никогда не любил, воспринимая это действие скорее как нудную обязанность, но почему-то с ним все было иначе.

…Стоп! «Не хотел»?

Сашка и сам понял, что этот момент нужно оговорить. Он скрестил ноги на его пояснице, прижимая к себе плотнее, а вот руками принялся отталкивать. Приоткрыл осоловелые глаза, и Влас почувствовал, что может позорно кончить в штаны, от одного его вот такого вида. Растрепанного, раскрасневшегося, с блестящими мутными глазами и влажными приоткрытыми губами. Он дышал тяжело, загнанно, будто они уже час трахались, как кролики.

— Подожди… — прошептал он, комкая пальцами рубашку. — Я не готовился. Я не планировал сегодня заниматься сексом.

Власу чертовски не хотелось его отпускать, но он привык уважать это право нижнего. Здесь давить не стал бы никогда.

— Хочешь в душ? — спросил он отрывисто, но достаточно спокойно.

Яновский прикусил губу, обдумывая, прислушиваясь к себе.

— А потом мы поговорим? — как-то робко прошептал он, протягивая руку и касаясь пальцем поджившей ранки на им же разбитой губе.

Покачав головой, Влас схватил его за запястье, поцеловал костяшки пальцев и резко произнес:

— Больше никакой головомойки. Я просто буду тебя любить.

И Сашка… черт, он действительно покраснел, отворачиваясь. Да, милый, Влас тоже умел слушать и слышать.

Он ушел в ванную, оставив любовника наедине с мрачными мыслями. Саша хотел расстаться? После разговоров о перспективах? Может, испугался его не слишком законной профессии? Решил, что от такого человека стоит держаться подальше?..

Подумать только! Он хотел расстаться!

Но все сомнения и страхи куда-то делись, когда Сашка вышел из ванной и, даже не дав рассмотреть себя, сразу толкнул к дивану, усаживаясь сверху, как делал буквально пятнадцать минут назад.

— Я готов, — сообщил он и принялся сосредоточенно расстегивать пуговицы на рубашке Власа.

Сжав ладонями его бедра, мужчина с силой провел к паху, наслаждаясь щекочущими пальцы жесткими волосками, сжал в кулаке уже твердый член, и Яновский глухо выдохнул от этой ласки.

Влас обожал, блять, мужиков. Крепких мужиков, которые не рассыпаются от звонкого шлепка по ягодице, агрессивного напора, жестокой дрочки, укусов и засосов. А Саша порой, может, и выглядел, как невинный ягненок, но неженкой не был, и это было просто охуенно.

Он уже был растянут, поэтому только быстро размазал смазку по затянутому в презерватив крупному члену и устроился поудобнее, не спеша опускаться на него, просто потираясь задницей, намеренно дразня.

Но Влас тоже не хотел излишней спешки. Ему нужно было время насладиться взглядом горящих похотью глаз, сладостью приоткрытого манящего рта, ощущением влажной распаленной кожи под пальцами…

Притянув за талию, он снова ласкающе поцеловал уголок его рта, и Сашка послушно прильнул ближе, обнимая руками за шею и отвечая на поцелуй. Улыбнулся в губы, перебирая пальцами волосы, и принялся неторопливо раскачиваться, потираясь членом о твердый живот мужчины. Предэякулят прочертил влажный след по коже, и Влас снова схватил нежную плоть в кулак, растирая прозрачную капельку по головке.

— Даже не думай, блять, о расставании! — его голос прозвучал хрипло и рассерженно, но Сашка только ухмыльнулся и выдохнул в губы:

— Сейчас я ни о чем думать не могу, кроме как о том, чтобы ты вставил мне…

Влас мстительно сжал в кулаке его яйца, и парень болезненно поморщился, замер, но, стоило отпустить, принялся тереться с удвоенной силой.

— Давай, — скомандовал мужчина, и Яновский послушно, прикрыв глаза и вцепившись в его плечи одной рукой, другой направил в себя член и принялся медленно опускаться.

Решив не давить и не торопить, Влас только прижался губами к прослеживающейся жилке на его шее и придержал за спину, успокаивающе поглаживая.

Поза была для них, можно сказать, новая, как и темп, и Влас чуть отстранился, чтобы посмотреть на эмоции Сашки. Он тоже был сосредоточен, осторожен, но ему, кажется, происходящее нравилось.

Наконец-то он выдохнул, замер, привыкая к размеру, и мужчина снова с какой-то невнятной печалью осознал, что вел себя просто по-идиотски с ним. И он несомненно прав: Влас эгоистичный, грубый, заносчивый и жестокий, и почти каждый раз делал ему больно, а Сашка… Сашка отвечал на это так, как умел.

Но о собственной придурковатости думать не хотелось, а хотелось, как говорится «груд в соски целоват и чут чут кусат», что он, собственно, и сделал.

Потом перешел к шее, потянулся выше, целуя за ухом, прихватил губами мочку и вдруг понял, что Сашка молчит. И смотрит. На него.

— Все нормально? — вопрос прозвучал слишком громко и встревоженно.

Яновский даже немного улыбнулся и наклонился ниже, касаясь губами покрытой жесткой щетиной щеки.

— Да, просто я в шоке от того, что происходит. Ты… нежный? Ты так умеешь? Охереть.

Влас только вздохнул и взял его за руку, поднес к лицу, касаясь губами подушечек пальцев, глядя в глаза. Сашка сладко сжался и всхлипнул, а потом вдруг зарычал, будто от возбуждения, и, ринувшись вперед, грубо поцеловал, напоминая, что не нежная фиалка, пусть и обидчив до крайности.

Нужно было начинать, и Влас, двинув бедрами, обозначил движение, а Яновский понимающе улыбнулся в поцелуе, спружинил на ногах, чуть приподнимаясь и медленно опускаясь вниз. Зажмурился от первых не самых приятных ощущений, но продолжил двигаться.

Он был настолько идеален по всем параметрам, что Власу казалось, они два кусочка одного глупого пазла. Пазла, состоящего всего из двух этих сложных кусочков.

Эта промелькнувшая мысль показалась ему такой глупой и романтичной, что самому смешно и жутко стало от того, что он существовал только когда взаимодействовал с ним, с другим кусочком пазла. Ведь без него он был просто неполноценной картинкой, куском никому не всравшегося бесполезного картона.

Сашкины глаза, губы, запах, биение сердца — все это будто его другая, потерянная и вновь обретенная часть.

Влас будто впал в ступор, наблюдая за ним, кайфуя не столько от физической, сколько от эмоциональной близости. Яновский задал свой темп, то полностью расслабляясь и быстро-быстро двигаясь на члене, то со всей силы сжимая плоть внутри, медленно и плавно поднимаясь и опускаясь.

Оргазм накрыл внезапно. Влас только успел схватить его за талию, предупреждая, и тот ободряюще улыбнулся, прикрыв глаза. Откинулся назад, выгибаясь, демонстрируя себя во всей красе, и принялся быстро дрочить себе, прикусывая губу.

Когда же он обессиленный, мокрый и горячий упал на Власа сверху, уткнулся носом в шею, хрипло дыша, мужчина обнял его руками, прижимая к себе плотнее, наслаждаясь весом и теплом.

— Ты еще во мне, — прошептал Яновский, но Влас в ответ только едва слышно промычал, давая понять, что прямо сейчас ему нормально. Пусть даже это не очень приятно физически.

Двигаться не хотелось, но он все равно провел рукой по его спине, считая позвонки, коснулся ягодиц, своего члена, погладил пальцами растянутое колечко мышц, не проникая вовнутрь, просто лаская.

Сашка хмыкнул, но не стал сопротивляться, только инстинктивно сжался.

Такой теплый, такой измотанный…

— Влас, надо поговорить… — едва слышно произнес он.

Мужчина только глаза закатил и равнодушно бросил, демонстрируя свое отношение к тому, о чем Яновскому позарез нужно было «поговорить»:

— Ну давай, наваливай. Придумывай миллион оправданий, почему мы не можем быть вместе.

Яновский шевельнулся, будто пытался встать, но Влас только крепче сдавил его в объятиях, не позволяя вырваться. Потом точно останутся синяки.

— Нет, — отрезал он, — ты будешь говорить только так, на моем члене.

— Влас! — уже всерьёз взмолился Сашка, но, понимая, что все впустую, пробормотал: — Ты же сам понимаешь, да? Я не нужен тебе!

— И это все? — с подчеркнутой пренебрежительностью переспросил он.

Яновский снова завозился, но в итоге замер. Расслабился, положив голову на плечо Власа, вслушиваясь в мерное биение его сердца, и тихо произнес:

— Нет. Я боюсь привязанности. Я боюсь потерять тебя, как тогда, на операционном столе. А еще боюсь, что скажут люди, и что ты изменишь мне, и…

— Боже, милый, — простонал мужчина, зарываясь носом в его растрёпанные волосы, — ты просто ходячая катастрофа! Мне же не надо объяснять тебе, что все это полная херня?..

— Ну почему херня?! — возмущенно воскликнул Сашка, впиваясь пальцами в его предплечье. — Ты что, не понимаешь?..

— Понимаю, — улыбнулся Влас, прекратив сжимать в объятиях с такой силой. Ведь Яновский больше не собирался вырываться. — Но у нас есть шанс. Знаешь почему? Во-первых, ты ни разу не сказал, что ты не хочешь. Ты боишься, да, но я тоже боюсь… — Сашка приподнялся, посмотрел ему в глаза, растерянно моргнул, но спорить не стал, внимательно слушая. Да, он только и мечтал, чтобы его уговаривали, переубеждали! — А во-вторых, я тебя уже неплохо изучил. Когда ты что-то перечисляешь, на первое место ты всегда ставишь то, что имеет для тебя первостепенное значение. Говоришь, что не нужен мне? Что быт убьет нас? Саш, помнишь тот разговор с Серегой в коридоре?

Яновский медленно кивнул, недоумевающе вскинул бровь. Ну да, там Сергей много говорил.

— Так вот, — вздохнув, продолжил Влас, — я дословно помню. Он спросил: «Не будь он таким, ты бы любил его?». Я тогда подумал, что он имеет в виду твой характер. С тобой ведь, милый, как не мордобой, так бой стаканов. У тебя же шило в заднице! Как отношения с таким человеком могут остыть? Но он говорил не об этом.

Он поднял выше и потрепал растерянного парня по волосам, притянул ближе, ласково касаясь губами зацелованных губ.

— Ты интересен мне как личность, просто я… не знаю, я пытался втянуть тебя в свою жизнь, но не пытался войти в твою. В этом моя ошибка, признаю, — закончил он спустя какое-то время.

Сашка кивнул, снова положил голову ему на плечо, а потом прошептал:

— Ладно, я понял.

— Убедил? — с надеждой спросил Влас, но Яновский только фыркнул:

— Мне нужно подумать. А теперь иди в душ и вали. Мне завтра в семь утра нужно быть в больнице, я должен выспаться…

Уезжать не хотелось, но Влас понимал, что им обоим действительно нужно подумать.

Он ехал по трассе, размышляя о случившемся. Тот разговор его насторожил, но не слишком сильно. Он неплохо изучил Сашкин нрав и знал, что да, он склонен драматизировать, убегать от разговоров, заставлять бегать за собой, метаться между диагонально противоположными решениями, но это от того, что он был всегда чересчур, даже можно сказать сверхчувствительным и все воспринимал близко к сердцу. Нежный и ранимый мальчик, напарываясь на иглы человеческой жестокости, обрастал панцирем…

Влас уже почти подъезжал к городу, когда вдруг осознал, что забыл телефон. А телефон ему нужен был, без него никак!

Глухо выматерившись, мужчина резко развернулся и рванул обратно, благо, трасса была пустая и хорошо знакомая, можно было вдавить педаль газа в пол и со спокойной душой гнать на полной скорости.

Он резко затормозил только под подъездом Сашки, вдавил кнопки на домофоне…

— Я телефон забыл, — виновато произнес он, когда раздался ответный сигнал.

Яновский ничего не ответил, но по тому, как быстро взял трубку домофона, можно было сделать вывод, что спать он еще не лег.

Дверь в квартиру была открыта, Влас шагнул вперед и… напоролся на злобный взгляд.

— Тебе звонила «Киса», — звенящим от напряжения голосом выдал он.

Влас замер, уставившись на забытый на тумбочке телефон.

— И…?

— Я не брал трубку, — холодно протянул Саша, а спустя почти десяток секунд тягостного молчания добавил: — Она много раз звонила. Наверное, что-то важное?.. А потом написала сообщение.

Понимая, что ничего не сможет объяснить едва ли не рычащему от бешенства парню, Влас шагнул вперед и схватил его за руку, прокрутил, прижал спиной к стене. Яновский с трудом, кажется, держался, чтобы не заорать. Но держался, пытаясь не скатиться в истерику.

— Кто такая «Киса»? — пытаясь высвободить намертво стиснутые в кулаке мужчины пальцы, процедил Сашка. — Кто такая, блять, «Киса» и почему она зовет тебя на кофе?!

— Тише, — попросил Влас и, схватив длинные светлые волосы парня в горсть, задрал ему голову, заставляя взглянуть в глаза. — «Киса» звала меня на кофе?..

Они оба замерли, а потом парень закричал, зверея все сильнее и сильнее, потому что с каждым словом непонятная мягкая улыбка на губах мужчины становилась шире.

— Да, блять! Звала на кофе, писала, что очень соскучилась! И я ответил ей, что ты гей, у тебя есть мужчина, и мы обязательно пойдем на кофе все втроем, посидим, мило побеседуем, и… да что ты смеешься?!

Он наконец-то смог высвободить руку и со всей дури оттолкнул Власа от себя, посмотрел таким взглядом,что не разобрать, чего там больше: злости, обиды, бешенства или тоски.

— А у меня есть мужчина? — ухмыльнулся Влас, притягивая разъяренного Яновского к себе за талию.

— Да, есть! — захлебываясь яростью, зарычал он, а потом вдруг сам резко подался вперед, схватил за шею, целуя грубо и напористо, вкладывая в этот поцелуй всю свою боль.

Мучить его не хотелось, и Влас сам резко отстранился, чтобы произнести с нежностью:

— Дурашка! «Киса» — это моя родная сестра Катя. И ты ей только что назначил аудиенцию… Так что, когда на кофе идем? Буду с родственниками тебя знакомить, мой истеричный мужчина.

========== 2.4 ==========

— Я чувствую себя глупо.

Голос Сашки показался Власу необычайно громким, резким на контрасте со сладкой мурлыкающей песней, льющейся из сабвуфера.

— Да, глупо и некомфортно, — добавил он, сжимая пальцами свои колени, обтянутые светлыми чуть потертыми джинсами.

Влас кинул на него изучающий взгляд и слабо улыбнулся. Он никак не прокомментировал его выбор наряда, но заметил, что Сашка, который всегда предпочитал если не медицинские рубашки и штаны, то удобные брюки или классические «момсы», вдруг выудил из шкафа зауженные джинсы, под которые надел белую дизайнерскую рубашку. Влас не слишком разбирался в стиле, но даже он знал, что это можно окрестить «кэжуал».

Вот Катя точно определит, да еще и оценку выставит каждой детали по десятибалльной шкале. Главное, чтобы не вслух.

На самом деле он был так окрылен тем, что Сашка согласился познакомиться с его сестрой, что совсем упустил из виду то, что «Киса» тоже была той еще сучкой и коготки имела нехуевые…

— Ты отлично выглядишь, — улыбнулся Влас, снова возвращая внимание дороге.

Саша нервно подергал пуговицу на рукаве рубашки, потом повздыхал горестно и отвернулся к окну.

Они ехали какое-то время в молчании. Навстречу, ослепляя фарами, проносились машины, так полюбившийся обоим Шон Джеймс пел о том, что справедливость и милосердие не живут бок о бок{?}[имеется в виду песня Shawn James — The Guardian (Ellie’s Song)], а Влас совсем не чувствовал напряжения. Вернее, он и чувствовал, и понимал причину, но впервые был спокоен именно потому, что он чувствовал и понимал причину.

Дорога не была слишком увлекательна, а потому он снова вернулся к прерванному занятию — украдкой разглядывать Сашку, пока тот весь занят самокопанием.

Да, Яновский постарался. Видимо, кучу времени убил, пытаясь решить, что надеть. Влас даже позволил себе пару минут пофантазировать, как он нервничает и психует, доставая из шкафа очередную шмотку.

Влас скользнул взглядом по его тонким напряженным пальцам, стискивающим колени. Хах, даже надел кольцо на средний. Он-то на работе украшения не носил, а вот вдруг решил надеть. Почему? Не так важно, в принципе. Главное, что Власу до дрожи нравилось, как выглядела рука Сашки с этим лаконичным кольцом. Вот бы еще переместить его на безымянный…

— Хватит пялиться! — рявкнул Яновский, сердито насупившись. — Когда мы там уже приедем?..

— Да вот уже сворачиваем, — хмыкнул мужчина и действительно спустя пару поворотов заехал во двор элитной многоэтажки.

Саша нервно прикусил губу и выдохнул.

— Мы будем у нее дома? — осторожно спросил он, вслед за любовником выбираясь из салона.

— Ага, — спокойно ответил Влас, ставя машину на сигнализацию. Снова мягко улыбнувшись, он подошел к Сашке ближе, так что тот отступил на шаг, чего-то испугавшись. Влас только глаза закатил и, показав раскрытые ладони в миролюбивом жесте, мягко произнес: — Успокойся, никаких проявлений чувств на людях не будет.

Яновский на это почему-то только глаза округлил и почти оскорбленно выдохнул:

— Ты думаешь, я стесняюсь того, что гей?!

И, не дав ничего даже ответить, развернулся и направился к подъездам. Влас догнал его за пару шагов и, взяв за локоть, чуть потянул на себя:

— Нам вон туда, — бросил он и повел к третьему, на ходу размышляя, а как теперь вообще быть. Яновский не давал конкретного ответа, кто они друг другу, ограничившись короткой фразой о «перспективах». Это вселяло надежду, но не давало конкретики. А Катя спросит. Обязательно, черт возьми. Опрокинет пару бокалов и спросит!

Пока они ехали в лифте на девятый этаж, Влас успел всего себя изжевать тревогой. У него не было четкого видения предстоящего ужина, не было заранее вызубренного текста, оформленного сценария. Черт, да он раньше-то никогда своих любовников с сестрой не знакомил! Наверное, стоило бы заранее договориться с Сашкой о плане.

Он уже подумывал предложить спуститься на этаж ниже и обсудить, но такой возможности не представилось. Дверь в квартиру сестры была приоткрыта. Должно быть, она видела, как они подъехали.

Влас выдохнул, как перед прыжком в воду, и открыл дверь, на нервах, почти силой затаскивая Сашку в коридор.

Сестра, как всегда великолепная, в темных джинсах и легкой блузке, выпорхнула из кухни с бутылкой вина в руках и улыбкой на губах, но, стоило ей встретиться взглядом с Яновским, как всю беззаботность мгновенно будто ветром сдуло.

— Кхм, — откашлялась она, на секунду зависнув, и, мотнув головой, снова попыталась вернуть себе гостеприимное ни разу не искреннее выражение, — Екатерина, — представилась она, протягивая Сашке руку.

Тот осторожно пожал ее ладонь, тепло улыбаясь. От него не укрылась ее реакция, поэтому он выглядел растерянным, но все же не таким растерянным, как она.

— Александр… — произнес он, — можно Саша.

— Можно Катя, — ответила женщина, окончательно возвращая самообладание, а потом, бросив, — раздевайтесь, мойте руки и проходите в гостиную, — упорхнула куда-то.

Влас провел ладонью по спине Яновского, успокаивая, и принялся снимать с себя куртку и обувь.

— Она милая, — тихо произнес Сашка, вешая куртку на крючок, — может, нужно было что-то принести?..

— Успокойся, доставку оплатил я, — хмыкнул мужчина, подталкивая его в сторону ванной комнаты, — просто расслабься и постарайся насладиться вечером. Катя умеет выбирать вино к еде и вообще живет со вкусом, так что сегодня все должно быть красиво… Кстати, ты куришь кальян? У них есть кальян. А еще куча крутых настолок. И гитара.

Яновский только нервно кивал на каждое слово. Было видно, что расслабиться пока что плохо получалось, но он хотя бы старался.

И Влас, действительно, сам начал верить в хорошее, в то, что вечер пройдет без эксцессов, особенно, когда они сели за стол, выпили по бокалу вина и начали мирную ни к чему не обязывающую беседу о какой-то ерунде. Сашка улыбался и совсем будто не стеснялся высказываться, а Катя вполне искренне смеялась от его остроумных комментариев.

— Ну, так значит, нас все-таки ждет глобальное похолодание, после этого краткого потепления? — подпирая голову кулаком, протянула женщина, постукивая ногтями по столешнице. — Что ж, не зря я все-таки шубку купила…

Она не стала развивать шутку и разлила еще немного вина по бокалам. Влас взял свой, поболтал немного по стенкам, сделал глоток, пристально наблюдая за сестрой.

Киса. Катя. Екатерина Вяземская, в девичестве Громова, тридцати девяти лет отроду. Начальница финансового отдела, карьеристка, трудоголичка, убежденная чайлдфри. Острая на язык, остроумная и даже близко не осторожная в высказываниях. Катя, которая Сашку знала даже не по рассказам, а по реакции брата на него. Катя, которая своими холеными, унизанными кольцами руками отхлестала Власа по щекам, жестко и безапелляционно заявив, что если он продолжит пить, то она запрет его в клинику к каким-то сектантам, где из него быстро выбьют любовь к высокоградусному пойлу и стервозным мальчикам. Катя. Катя. Катя…

— …И что, они в итоге выиграли суд? — с улыбкой поинтересовался Сашка, расслабленно откидываясь на спинку стула. Влас скользнул взглядом по почти пустому бокалу в его руке, по тонким изящным пальцам, которые его с ума сводили, и вверх, к крепким, покрытым светлым волосом обнаженным предплечьям, по небрежно закатанным рукавам рубашки к плечам, к шее, к выглядывающим из-за ворота ключицам…

Влас с трудом отвел взгляд, взглянул на одинокую канапешку, сиротливо лежащую на большой сервировочной доске, и, переложив ее в свою тарелку, встал с места. От выпитого вина его вдруг чуть повело, но он устоял на ногах и уже более твердым шагом направился к мойке, чтобы отнести ненужную посуду и отвлечься.

Сашка. Подумать только! Сашка сидел на его кухне, болтал с его сестрой о всяком, пил, даже выходил с Катей на перекур, но…

Влас оставил доску на столе и вернулся к остальным. Яновский поднял на него блестящие хмелем глаза, улыбнулся тепло и солнечно и взъерошил свои светлые волосы. Он даже едва заметно повел ногой, касаясь коленом колена любовника, когда тот сел на свое место, но потом…

Катя как раз убирала очередную пустую бутылку вина и доставала новую, когда Сашкин телефон зазвонил.

— Пардон, — пробормотал он, доставая мобильный из кармана узких джинсов. Прищурился, взглянув на экран, а потом выдохнул устало и произнес: — Где я могу поговорить?..

— В спальне, — мягко произнесла женщина, распечатывая бутылку.

Влас весь подался вперед, желая помочь ей, но, стоило двери захлопнуться, как она вдруг с шумом поставила бутылку на стол и, упершись ладонями в столешницу, зашипела, мгновенно меняясь в лице:

— Ты… ты притащил сюда эту шваль?! — от былого благодушия не осталось и следа. Она едва ли ядом не плевалась от злости. — Его? Этого ублюдка, который тебе яйца выкручивал, доводя до истерики?!

Изящная ладонь с выкрашенными в красный цвет острыми ногтями вдруг схватила его за ворот рубашки и подтащила ближе. В суженных до щелок глазах пылала почти запредельная ярость, и Влас даже растерялся от такого резкого контраста.

— Да если бы я знала, что это он пишет с твоего телефона, я бы ему такую «простыню» расписала, да еще и скрины переписок скинула! С тобой, с врачом, с Серегой, с матерью! — зашипела Катя, встряхнув брата с невесть откуда взявшейся силой. — Ты последние мозги растерял? Хуем своим думаешь теперь, да? Ты кого ко мне в дом привел, братишка?..

Влас осторожно отцепил ее пальцы от своей рубашки и мягко погладил сжатую в кулак руку.

— Катя, все иначе. Теперь все иначе.

— Три раза ха-ха! — рявкнула она, покосившись на дверь. — Харе заливать мне, что он изменился и стал чертовски славным парнем! Я все знаю, Влас, и я ему не верю. Он виктимный до самой глубины своего гнилого сердца!..

— К…

— Что «Катя»?! — громче, чем стоило, рявкнула сестра, ударяя кулаками в столешницу. Сейчас она была похожа на разъяренную фурию. От благодушия не осталось и следа. — Он не изменится, Влас, никогда! Для него лучшим доказательством любви есть твои эмоции. Он будет выводить тебя до такого состояния, пока ты его за горло к стенке не прижмешь, но так ты долго не продержишься, понимаешь?..

Влас обошел стол, чтобы обнять ее, но она только упрямо сжала губы и отступила на шаг назад. А потом резко остановилась, пальцами зачесала назад искусно уложенные волосы и, выдохнув, произнесла:

— Значит так, ты сейчас же сворачиваешь всё это и валишь вместе с ним, а иначе…

Это было уже слишком. Просто слишком. Влас не хотел конфликтовать с сестрой, понимал, что ей нужно время, чтобы свыкнуться, что ее примерное поведение весь вечер далось ей с большим трудом, но…

— Катя, я…

— На раз собрались, на два съебались! — зашипела она, складывая руки на груди и замирая, всем своим видом показывая, что демоверсия доброжелательности подошла к завершению. — И если ты еще раз приведешь сюда свою подстилку…

— …Прос…тите, — пробормотал Сашка таким потерянным, испуганным голосом, что у Власа сердце сжалось от боли.

Он медленно развернулся на месте и хотел шагнуть вперед, но Яновский только головой мотнул и отступил назад, опуская взгляд в пол.

— Нет! — выдохнул Сашка, с силой закусывая губу. Из его груди вырвался мучительный стон. Он пошатнулся, едва ли не завалившись на бок, ударился спиной о стену, а потом быстро направился в коридор, будто ему не терпелось покончить с этим, укрыться в своем одиноком уютном мирке.

— Катя! — рявкнул Влас, кинув злой взгляд на сестру, а потом бросился в коридор за любовником, который уже шнуровал кроссовки. — А ну-ка стой!

— Поговорим позже! — отмахнулся он, снимая куртку с крючка и старательно пряча глаза.

— Ебал я ваши именины — отдайте шляпу и пальто! — донесся из гостиной уже не такой едкий, несколько даже смущенный женский голос, но Влас все равно закричал:

— Замолчи! Замолчи, блять! — а потом схватил Яновского за локоть, не позволяя выйти из квартиры. Саша посмотрел на него горящими бешенством сухими глазами, но Влас только попросил: — Подожди меня.

Вдвоем они покинули квартиру, даже не закрыв за собой дверь.

Это был полнейший провал. Фиаско, как говорится. Проебались по всем фронтам.

На улице Влас закурил, протянул сигареты любовнику, и тот будто на автопилоте вытянул одну, сунул в рот…

— Не буду даже извиняться за нее, — невнятно из-за зажатого между зубами фильтра промычал мужчина. — Это непростительно.

Сашка тяжело опустился на скамейку и уперся локтями в колени, спрятав лицо в ладони.

Влас сел рядом с ним, уже морально готовясь к словесной схватке, не совсем уверенный, что сможет убедить Яновского в своих чувствах, но тот вдруг едва слышно прошептал, не меняя положения тела и не отнимая ладоней от лица.

— Извини. Я не знал.

— О чем?

— Что ты… что ты так перенес наш разрыв.

Влас хмыкнул едва слышно и осторожно вытащил тлеющую сигарету из пальцев Сашки, понимая, что курить ее тот не собирается. Струсил пепел и, аккуратно затушив, положил на край скамейки.

— Это не важно. Теперь все хорошо. Если ты со мной.

Яновский напрягся всем телом, а потом едва слышно облегченно выдохнул и, резко выпрямившись, развернулся к мужчине всем корпусом, схватил за шею и поцеловал грубо и напористо. Влас выронил свою сигарету из рук, от неожиданности выдохнул дым ему в рот, но Сашка этого будто и не заметил, проскользнув горячим языком между губ, посылая искорки блаженного удовольствия по всему телу.

Осмелев, Влас осторожно притянул его к себе, обнимая за талию одной рукой, вторую же запуская в растрепанные светлые волосы, успокаивающе поглаживая по голове. Тепло распаленного тела любовника, его родной запах, перемешанный с легким флером парфюма, успокаивали, вселяли уверенность, что все будет хорошо.

— Не бросай меня… — лихорадочно забормотал ему в губы Яновский, отчаянно хватаясь за широкие плечи мужчины.

Влас улыбнулся, невесомо скользнув губами по его щеке, зарылся носом в волосы, а потом склонившись чуть ниже к выглядывающему из спутанных прядей розовому ушку, прошептал:

— Люблю тебя. И никогда не брошу.

========== 1/3 ==========

Комментарий к 1/3

Посвящаю мясорубке

— Куда ты собрался?! Куда ты, блять, собрался?! — Влас уперся рукой в стену, не позволяя пройти, а когда Яновский, злобно зыркнув из-под взбитой ворвавшимся в окно порывом августовского ветра челки, попытался под руку поднырнуть и выскользнуть в коридор, жестко схватил его за плечо с четким намерением не отпускать никуда. Никуда и ни в коем случае не пускать совсем слетевшего с катушек любовника!

— Немедленно убери руки! — рявкнул Сашка непривычно низким, хриплым, насквозь прокурено-простуженным голосом, но попыток вырваться не предпринял. Проходили уже. Понял, что Влас заломает и запрет где-нибудь на ключ. — Я взрослый человек и я сам решаю, куда мне ехать!

— Тебя там убьют, малахольный!

Влас тряхнул его с такой силой, что голова Яновского мотнулась из стороны в сторону и едва ли не стукнулась виском о стену.

— Убьют?! — зашипел в ответ Сашка, напряженно глядя горящими бешенством глазами. — Пусть убивают! Моя жизнь ничего не значит сама по себе!

У Власа даже зубы свело от желания стукнуть этого идиота. Забрало медленно опускалось, очередной скандал разворачивался с угрожающей стремительностью.

— Твоя самоотверженность впечатляет, — сухим как осенний лист голосом процедил мужчина, — но ты, кажется, забываешь, сколько жизней ты способен спасти тут.

Яновского эти слова будто отрезвили немного. Он прищурился, обдумывая что-то, но… поздно. Влас понял, что допустил фатальную ошибку. Теперь для Сашки стало делом принципа пойти наперекор его словам. Может, если бы все было иначе, если бы тона изначально не были повышены, а фундамент диалога был более крепкий, все получилось бы иначе. Но теперь…

— И что, ты собираешься лететь в самое пекло? — уже более спокойным и миролюбивым тоном поинтересовался Влас, разжимая пальцы на плече Яновского, убедившись, что бежать он не собирается.

— Нет, блять, потусуюсь там, где безопасно, — фыркнул Саша, удобнее перехватывая лямку рюкзака с вещами. Как всегда, перед отправкой куда-то в качестве волонтера он приводил в порядок дела и забирал личные вещи с работы. Потому что «а вдруг?». Да, раньше было всякое. Суровые погодные условия, очаги заражения, трудная дорога, но… религиозная война в захваченном ультрарадикальными происламскими боевиками регионе?.. — Уйди с дороги, Влас. Я еду в любом случае.

Мужчина действительно посторонился, давая дорогу. Сашка совсем по-детски вздернул подбородок и, ни на кого не глядя, прошествовал мимо. И замер, услышав слова любовника:

— Но один ты туда не поедешь.

Яновский медленно обернулся, злобно сверкая глазами из-под насупленных бровей.

— Мне не нужна нянька!

— А я поеду как доброволец, — дернул плечом Влас. — У меня есть воинский опыт. Я надеялся, что с этим покончено, но жизнь вносит свои коррективы.

Рюкзак с документами выпал у Сашки из рук. Он обессиленно сгорбил плечи и простонал:

— Какие еще коррективы вносит жизнь?! К чему она тебя обязывает, идиот?!

— Ты. Ты моя жизнь, — совершенно серьезным ледяным голосом отозвался мужчина без капли пафоса или пустой бравады. Но едва заметную улыбку сдержать не смог, когда заметил, как смущенно зарделись щеки любовника.

— П-прекрати, — буркнул Яновский, наклоняясь за своими вещами. — Не говори так. Я не хочу вынуждать тебя. Меня туда зовет долг, клятва, а тебя… ты вообще не должен…

Влас промолчал, не стал повторять то, что Сашке и так было известно. Они оба знали, что не смогут друг без друга жить, а если и смогут, то каторга это будет, а не жизнь, и нахер она такая надо.

Яновский помолчал какое-то время, а потом, вздохнув, прошептал:

— Ладно. Завтра самолет, но ты не успеешь собрать все необходимые документы. Следующим рейсом…

— Посмотрим, — дернул головой Влас, направляясь к выходу, задевая пальцами плечо любовника, мимоходом поправляя его куртку. — Идем, отвезу тебя куда ты там собирался.

— Домой, — бросил Сашка, зашагав рядом. Он все заглядывал в решительное лицо Власа и только уже у самой машины поинтересовался: — И как ты собираешься решить вопрос с работой? И документами? Там бюрократия страшная. Мне чуть глаза не выцарапали в налоговой.

Мужчина только улыбнулся, нажав на брелоке кнопку разблокировки дверей. Забравшись в салон, он черкнул пару текстовых сообщений и туманно ответил:

— Ну, каждый обзаводится полезными знакомствами в определенных кругах к нашему возрасту…

— Нихуя себе, к нашему возрасту?! — злобно буркнул Сашка, забираясь в салон. — Ты себя в старики записать решил?

— А разве нет? — хмыкнул Влас, заведя двигатель. Он мазнул взглядом по обтянутым узкими джинсами ногам парня, по судорожно сжатым на ремешке рюкзака изящным пальцам и колечку на среднем, и как бы невзначай бросил: — Между прочим, у всех моих сверстников уже давно есть семьи, дети, кредиты, ипотеки…

Сашка как обычно вскинулся:

— Так кто тебе мешает найти себе женушку, наплодить детей?! Давай, вперед, раз так не терпится! Раз уже пора…

Влас внутренне ухмыльнулся, выруливая с парковки. Выводить любовника на эмоции, а потом выливать на него ушат нежности, наслаждаясь его смущением, стало зависимостью.

— А что, правда, брак — это правильно, — дернул плечом он, искоса поглядывая на едва ли не искрящего яростью Яновского. — Брак дает супругу право наследования в случае чего, да и в больницы же пускают только родственников. И официально зарегистрированные пары имеют право, например, на льготы при получении кредитов.

Саша обиженно засопел и отвернулся к окну, кусая губы. Влас мстительно оскалился, помолчал, давая ему время провести внутренний гневный монолог с собой, прежде чем небрежно произнести:

— Было бы хорошо, будь мы официально зарегистрированной парой.

Яновский, видимо, так глубоко ушел в свои мысли, что не сразу понял смысл слов. Он непонимающе заморгал, недоуменно уставившись на Власа, и хриплым, слабым тоном пробормотал:

— Не придумывай. Не в нашей стране.

— Но ты бы хотел? — продолжал ехидно улыбаться мужчина, украдкой кидая на Сашку быстрые взгляды.

— Я бы… — Яновский откашлялся, крепче сжал пальцы на лямке рюкзака и мотнул головой: — Это не имеет значения. Мы все равно не сможем.

— Но… — Влас не успел договорить. Парень снова рявкнул, озлобленно глядя на него почти в упор, повернувшись всем корпусом.

— Ты мне предложение делать собрался?! Блять, Громов, что за вопросы? Что за идиотские вопросы?

Он с силой ударил кулаком по дверце машины и отвернулся, весь сжавшись, как свернувшийся в клубок, выставивший колючки ёж, и Влас решил его пока не трогать. Может, перегнул, правда. Тема отношений для них всегда была больная и неприятная, а они оба сейчас и так на нервах.

Откинув мысли о том, что неосуществимо, мужчина задумался, как бы ему собрать документы в кратчайшие сроки и с кем бы еще об этом можно было перетереть.

Да и на работе будет скандал. Серега покрутит пальцем у виска, снова начнет петь песню, что Влас с катушек слетел, помешался, ёбнулся, а шеф будет орать о его безответственности и нерассудительности. Взять отпуск? Вряд ли на полгода ему дадут отпуск.

…И в качестве кого летит Яновский? Он же не военный медик. Наверное, сейчас берут всех, нужна любая помощь.

Так, в молчании и раздумьях они добрались до квартиры Яновского.

— На сколько завтра самолет? — спросил Влас, когда Сашка уже открыл дверь и выбрался из салона.

— Ночью, — хмуро буркнул тот, опираясь локтем о крышу машины, — но, если не успеешь, я лечу без тебя.

— Успею, — уверенно ответил Влас, улыбнувшись уголком губ. На улице уже начинало смеркаться, последние лучи солнца путались в Сашкиных отросших волосах, завивающихся колечками на кончиках, а огонь в ясных глазах пылал искорками на хмуром лице. — Скинь мне на телефон контакты.

— Угу, — пробурчал Яновский, отлипая от машины. Он выпрямился, закинул рюкзак на плечо, а потом, подумав немного, подавшись вперед, оперся коленом о сиденье, а рукой о бедро Власа, и коснулся губами губ любовника.

Мужчина ответил моментально, зарываясь пальцами в мягкие золотые кудри, притягивая к себе ближе, целуя настойчиво и сладко, но насильно удерживать не стал.

— До завтра, — улыбнулся он, глядя в печальные глаза.

— До завтра, — прошептал Сашка. Он напоследок еще раз нежно поцеловал Власа в приоткрытые влажные губы и выбрался из салона, не оглядываясь направился к подъезду.

Мужчина посидел без движения еще немного, наслаждаясь невесомым ощущением, а когда уже положил руки на руль, его телефон зазвонил.

«Киса» — высветилось на экране.

Глубоко вздохнув, Влас провел пальцем по экрану, отвечая на звонок, и скривился, услышав:

— И что ты задумал?

— И тебе добрый вечер.

— Не уходи от ответа. Мне позвонил Валерьяныч, сказал, ты попросил его об услуге. Скажи на милость… нет, не говори! Я и так знаю! Я знаю, кто в этом замешан! — голос ее, как и градус ненависти, повышался с каждым словом.

Влас отодвинул трубку от уха, чтобы не оглохнуть. Катя все еще ненавидела Яновского, но он понимал, что у нее были основания для этого.

— Да, это из-за Саши, и что?

— И что?! — заорала в ответ женщина. — Это все, что ты можешь сказать?!

— Нет, не все, — Влас ухмыльнулся, трогаясь с места. — Хотел попросить тебя помочь с бюрократический фигней. У тебя же есть контакт с налоговой?..

— Сука ты паршивая! — прошипела в ответ «Киса». — Он тебя в могилу сведет!

— Может быть. Так ты поможешь?

Катя помолчала немного, а потом буркнула «посмотрим» и бросила трубку.

***

— Поразительно, я собирал документы почти месяц! — пробурчал Яновский, но Влас только снова мысленно посмеялся над его возмущениями. Бубнеж на самом деле продолжался всю дорогу до аэропорта и, кажется, прекращаться не собирался и в самолете.

— Тебе будет жарко в этой кофте, — сообщил мужчина, чуть откидывая кресло. Модная толстовка Яновского была очевидно новая, из последней коллекции какого-то именитого бренда, и надета специально, чтобы покрасоваться.

— Зато тут холодно, — бросил Сашка, пристально глядя на стюарда, вещающего что-то с блаженной улыбкой на тонких губах. — Ну а вообще я обычно катаюсь туда, где холодно, а не туда, где жарко. И нам выдадут одежду.

— Не сомневаюсь, — вздохнул Влас, кидая беглый взгляд на напряженный профиль любовника. — Что-то не так?

Яновский дернул головой и ничего не ответил, но по тому, как заострились черты его лица и углубились тени, становилось очевидно, что его что-то тревожит.

Полет прошел в молчании. Влас вяло перебирал в голове предположения, что так сильно могло расстроить любовника, откидывая догадки одну за одной. Ну ведь не из-за того, что он сумел избежать бюрократической волокиты, ведь так?.. И это он еще не знал, что Власу пришлось прибегнуть к помощи сестры.

Недружелюбная восточная земля, прогретая едва ли не круглогодичным солнцем, пустынная и неплодородная, но богатая на полезные ископаемые, встретила их песчаной бурей.

Влас зажмурился, ступив на трап, Сашка позади него закрыл лицо рукавом.

Координатор, который встречал их группу в здании, радостно расцеловал каждого прибывшего и весело произнес:

— Ну, вам повезло приземлиться! В бурю самолеты не летают, ни вражеские, ни наши, так что мы вполне в безопасности, но с аэропорта нужно скорее уезжать…

Он тарахтел еще много чего, но Влас его не слушал. Сашка, стоящий рядом, был все так же задумчиво печален, смотрел на засыпанную песком плитку под ногами и вообще не реагировал на окружающих.

— Яновский, что за херня? — когда они уже шли к автобусу, резко спросил Влас, сжав пальцами его локоть.

— Ничего, — буркнул тот, дернувшись, чтобы освободиться. Потом, правда, помолчав немного, признался: — Женщина, которая всегда ездила со мной, вчера погибла. Она сопровождала раненых, и их эвакуационную колонну расстреляли.

— И…

— И это ничего не меняет, — упрямо буркнул Сашка, забираясь в салон. — Ты… ты хоть слушал, куда мы едем?

— В Мабур, — тихо отозвался Влас. — Пока в тыл, получим вещи, инструкции, я — оружие, ты — инструменты. Оттуда распределят, но, вероятнее всего, нужно будет там пожить какое-то время.

Яновский только кивнул и, откинув голову на спинку кресла, прикрыл глаза.

Было уже раннее утро, но для их биологических часов — глубокая ночь. Конечно, разница во времени в три часа была не столь значительна, но Влас уже начинал чувствовать усталость. А Сашка и вовсе вырубился, кажется, как только автобус тронулся.

Оторвав взгляд от изучения расслабленного лица любовника, мужчина покрутил головой, осматривая салон автобуса, и вдруг заметил пристальный интерес с соседнего сиденья.

— Простите, вы медик или?.. — робко поинтересовалась девушка, заправляя прядь смоляных волос под кепку.

— Я больше как военный, — отозвался Влас, вежливо улыбаясь.

— А, — протянула незнакомка, а потом сообщила тихим, мягким голосом: — А я журналистка. Камилла.

— Очень приятно. Влас, — представился он и, чтобы поддержать разговор, заметил: — Вы местная?..

— Очень заметно? — рассмеялась Камилла, кокетливо поправив заплетенные в косу волосы.

На самом деле ее происхождение можно было без проблем угадать в восточном разрезе темно кофейных глаз и золотистом цвете кожи, но сбивало отсутствие платка. Одежда девушки хоть и была закрытая, но все же не по шариату.

— Вы с сопровождением? — уточнил Влас, понятия не имея, что будет делать, если она ответит, что сама. Не будет же он с ней нянчиться! Но и бросать девушку одну в стране, где к женщинам относятся как к мясу?..

— Моя группа уже ждет, — с улыбкой ответила Камилла. — А ваш спутник?..

— Медик, — с готовностью сообщил Влас и обернулся на Сашку, тут же натыкаясь на его пристальный колючий взгляд. И без того хмурое с утра лицо любовника стало донельзя бледным и смурным. Глаза сузились, щеки впали, четче обозначив скулы, а улыбка застыла, стала неприятной, не сулящей ничего хорошего.

Влас едва ли не застонал. Он бы очень хотел, чтобы Сашка мысленно четвертовал его, злился, оскорблял, но не смотрел с таким холодным смирением и разочарованием. Увы, казалось, что он вот-вот выдохнет «я так и знал» и, отвернувшись к окну, закроет глаза, погружаясь в сон.

— Не придумывай, — процедил Влас, наклоняясь к нему ниже.

— Как скажешь, — бросил Яновский, дернув плечом. А потом, действительно, отвернулся и закрыл глаза.

Влас почувствовал себя неловко. Камилла явно ожидала продолжения их разговора, но болтать обо всякой ерунде, зная, что Сашка внимательно слушает каждое слово, пытаясь угадать полутона и малейший намек на интерес, было невозможно.

— Простите, я очень устал, надеюсь поспать немного, — выкрутился Влас. Девушка понимающе закивала.

Спустя почти минуту он процедил, не открывая глаза:

— Доволен?

— Нет, — огрызнулся Сашка. — Иди нахер.

— Сам иди нахер! Что мне теперь, вообще с людьми не общаться? Или только со старухами и стариками?

Яновский резко распахнул глаза и уставился на Власа требовательным озлобленным взглядом.

— Хуле ты начинаешь? — гневно зашептал он. — Я тебе хоть слово сказал?!

— Нет, но ты так красноречиво смотрел! — в тон ему ответил мужчина, глядя в ответ.

— Мне уже и смотреть нельзя! Ладно…

Саша достал из кармашка рюкзака, лежащего на коленях, солнцезащитные очки и нацепил, едва не выколов себе глаза.

— Доволен?! — шикнул он, снова отвернувшись к окну.

Влас промолчал. Он не хотел скандалить, знал, что ничего этим не добьется, только будет трепать им обоим нервы и привлекать лишнее внимание. А сейчас любое внимание было лишним.

— Саш, — позвал он, когда спустя почти два часа автобус остановился в Мабуре.

— Что? — пробурчал тот, ступив на раскаленный солнцем растрескавшийся асфальт.

— Если кто-то узнает, что мы педики, нам пизда, — прошептал Влас, забирая свою дорожную сумку из багажника.

— Я знаю, не дурак, — фыркнул Яновский, поморщившись. Глаза его были скрыты за темными стеклами, но даже так угадывался несколько встревоженный взгляд. — Тебя могут направить куда угодно…

— Не направят, — пообещал мужчина, доставая из кармана джинсов сложенные вчетверо документы. — Я все уладил. Куда ты — туда и я.

Сашка только ухмыльнулся.

— Ты мой сопровождающий типа?

— Нет, я твой личных охранник, — сухо отозвался Влас, заметив, что к ним направляется Камилла. — Пожалуйста, веди себя прилично.

Парень нацепил на лицо доброжелательную улыбку, но очки так и не снял.

— Хочешь сказать, тебе придется ее выебать, чтобы подтвердить легенду о своей гетеросексуальности? — шепнул Сашка, удобнее перехватывая сумку.

— Я выебу тебя, чтобы подтвердить факт моей гомосексуальности… если ты не замолчишь… — пообещал Влас, а, когда девушка подошла ближе, сообщил, — Камилла, это мой друг Александр, виртуозный хирург, а это Камилла, журналист.

— Журналистка, — поправила она, мило улыбаясь. — Я думаю, будет правильно, если мы начнем использовать феминитивы.

Саша дернулся. Влас почувствовал его напряжение и захотел, как в фильмах, пнуть или наступить на ногу. Жаль, они сидели не за столом, а стояли перед блокпостом, ожидая своей очереди.

— Конечно, журналистка, — сдержанно отозвался Саша, протягивая руку. — Приятно познакомиться.

— Приятно, — кивнула она, пожимая его ладонь.

Наконец-то очередь дошла и до них. Проверив документы и отыскав имена в распечатках, их троих пропустили, и, как бы Яновский ни старался идти быстрее, пытаясь оторваться от Камиллы, она все равно шла рядом. Шаг в шаг.

— А вы сюда приехали с какой целью? — поинтересовалась она.

— Цель здесь у всех одна, — не скрывая уже раздражения в голосе, бросил Сашка. — Думаю, ваши сюжеты должны быть об этом, раз вы приехали в самое пекло. Разве нет?

— Конечно, — немедленно согласилась девушка. — Задача журналиста ведь в том, чтобы отображать действительность. Поэтому и спрашиваю. Хочу знать, что вас мотивировало.

— Бабло, — резко ответил Яновский и ускорил шаг.

Камилла удивленно округлила глаза, а Влас виновато улыбнулся и пояснил:

— Он шутит. Извините его, устал, видимо. Поговорим позже, всего хорошего.

И, кивнув несколько разочарованной девушке, он бросился догонять любовника.

Нагнал его уже в здании. У Яновского как раз проверяли документы военные.

— Что ты устраиваешь? — прошипел Влас ему на ухо, хватая за локоть. Мужчина в форме посмотрел хмуро, но продолжил вчитываться в текст, делая себе какие-то пометки на смятом листе бумаги.

— А что? — прошипел Сашка, ненавязчиво освобождая руку. Эта манера мужчины хватать его за руки уже начинала выбешивать. — Ты хотел, чтобы я любезничал с ней? Я, в отличие от тебя, верен тебе!

Влас опешил.

— Я тоже тебе, блять, верен! Если мы будем ползать, как грозовые тучи, огрызаться со всеми и общаться только друг с другом, очень скоро нам начнут задавать вопросы. А мы, если ты не забыл, в Мабуре! На расстоянии ста километров стоит артиллерия ублюдков, и каждый местный видит в тебе вражеского диверсанта. И если ты не…

Пришлось замолчать. Мужчина в форме отдал документы Яновского и попросил паспорт Власа, и Сашка, мстительно ухмыльнувшись, пользуясь моментом, смылся куда-то.

— Вы входите в состав добровольного воинского подразделения. Вас распределили в двадцать пятый батальон обороны города Мабура, но с пометкой, что вы специализируетесь на обеспечении безопасности группы военных медиков. Мы не встречали подобного. Это?.. Не могли бы вы пояснить? — несколько удивленно протянул на ломаном английском военный.

Влас вежливо кивнул, а потом, мысленно поблагодарив своего босса, которого обычно проклинал за излишнюю барственность, за то, что заставлял их задрачивать на английский, чтобы держать марку и не падать в грязь лицом перед иностранными партнерами и клиентами, спокойно пояснил:

— Яновский Александр высококлассный хирург. У нас на родине он очень ценен. Его безопасность в интересах нашего государства.

Боевик удивленно вскинул кустистую бровь и посмотрел в ту сторону, куда ушел Сашка.

— Да? Такой молодой. Я бы никогда не сказал, что он профессионал.

Влас только вежливо кивнул.

— Он молод, но талантлив, — заверил мужчина, силясь улыбнуться. Только сейчас он осознал в полной мере, в какую задницу они попали.

Сашка отличался от боевиков. Светловолосый, кудрявый, с большими широко распахнутыми васильковыми глазами и молочной кожей. Изящный и гибкий как лоза. Даже щетина на его щеках, хоть и была жесткой, казалась золотым пушком и не добавляла ему ни капли маскулинности. И это было херово.

По сравнению с заросшими черноволосыми бородатыми мужиками с квадратными челюстями и ломаными ушами он выглядел как в том интернет меме и становился легкой мишенью если не для сексуальных домогательств, то для пренебрежительного отношения. И от одной этой мысли Влас начинал по-настоящему злиться.

— Да? — неуверенно пробормотал боевик. — Ладно, можете идти в казарму, оставить вещи. Потом вам выдадут форму и введут в курс дела.

— Спасибо, — кивнул мужчина, закидывая дорожную сумку на плечо. — Туда, да?

— Прямо по коридору, — указал военный.

Влас так и сделал, планируя бросить вещи, а потом поискать Сашку и обсудить с ним вопросы его личной безопасности. Вероятнее всего он разместится вместе с коллегами в казарме где-то возле медотсека. В любом случае, ни на какие двухместные апартаменты они рассчитывать не могли.

Влас пожал руку парню, который выходил из общей комнаты, и убедившись, что ему именно туда и надо, вошел, снова чувствуя себя солдатом.

Он старательно запоминал имена тех, кто ему представлялся, рассказывал легенду кто он и зачем здесь, а потом кинул вещи на нижнюю полку и вздрогнув, услышал сзади высокий женский голосок.

— О, Влас, как чудесно, что и вы здесь! Казармы общие, нашу группу пока поселили к военным…

Вздохнув, мужчина обернулся и старательно натянул на лицо маску доброжелательности.

— Отлично, Камилла, я рад.

— И я рада, — девушка мило улыбнулась ему, потом ответила на какую-то невинную шутку парню, кажется, американцу, и капризно надула губки. — Блин, нижних полок не осталось… А я так не люблю верхние.

Вздохнув, Влас поднял свою неразложенную сумку наверх и любезно предложил ей свое место.

Она тут же рассыпалась в благодарностях, защебетала что-то о настоящих мужчинах, а Влас, который и так-то женского внимания не особо желал, после Сашкиной реакции и вовсе едва сдержался, чтобы не ответить этой особе что-то эдакое.

— Пойду получу форму.

— Я с вами! — вызвалась девушка, кинув сумку на кровать.

— Э-э-э, я имел в виду военную форму, — уточнил Влас, попятившись к двери. — Вы же журналист…ка?

— Мне сказали, что для моей безопасности стоит надеть что-то более закрытое, — дернула плечом Камилла и решительно направилась к выходу. А Влас подумал, что для безопасности и Сашке тоже стоит надеть что-то более закрытое.

Пришлось идти следом в большой зал, где им под подпись выдали одежду. Ей — платок и мешковатое худи, ему — камуфляж.

— Потом вас обеспечат более подходящим комплектом, — пообещала женщина в хиджабе, доброжелательно улыбаясь. — А пока вы можете пройти получить оружие. А потом позавтракать в столовой.

— Хорошо, — кивнул Влас.

Камилла и тут увязалась следом за ним.

— Вам не обязательно сопровождать меня, — мягко произнес мужчина, спускаясь по лестнице на склад.

— Я же журналистка, хочу прочувствовать все это! — горящими огнем глазами глядя на Власа, ответила она. — А ведь, знаете, я хотела служить в вооруженных силах. Но меня бы не взяли.

— Правда? — удивленно приподнял бровь Влас. — Почему?

— Я мелкая, меня бы автомат перевесил, — пошутила она и хотела шмыгнуть следом в помещение, где были оборудованы сейфы, но ее остановил суровый боевик.

— Да, подождите здесь, пожалуйста, — спокойно произнес Влас, доставая документы.

Вся процедура получения оружия заняла много времени. Он знал, что проверки дело не быстрое, особенно в военное время, но каждая секунда растягивалась на века. А Сашка тем временем был совсем один! И стоило бы поскорее с ним все обсудить, и защитить в случае чего, да и самому от навязчивого внимания Камиллы избавиться…

— Все, — произнес он, прикрыв за собой дверь. На самом деле он надеялся, что журналистке надоело ждать и она ушла, но она все еще стояла в коридоре, торопливо набирая текст на экране своего смартфона. — Теперь можно и позавтракать.

— Да, — улыбнулась девушка, пряча телефон в карман и с восхищением уставившись на автомат. — Вот это да! Тяжелый?

— Нормальный, — отозвался Влас.

На самом деле вес оружия ему всегда нравился. Это давало какую-то уверенность.

Они направились к столовой, и мужчина подумал, что, если не найдет Сашку там, то пойдет искать по комнатам. Но в шумном зале, наполненном людьми, кудрявую светловолосую макушку отыскать он сумел буквально за секунду.

Да и Яновский будто почувствовал его присутствие. Он был уже в форме, и Власу, который привык видеть любовника в белых медицинских костюмах, придававших его фигуре строгость и четкость линий,камуфляжная куртка и штаны показались слишком мешковатыми и какими-то совершенно нелепыми. Их захотелось с Сашки сорвать к чертям собачьим.

Впрочем, у Яновского на этот счет было свое мнение. Он, спокойно сидевший за длинным столом в компании хохочущих, судя по шевронам, медиков, обернулся к Власу, и его лицо, на котором обычно сохранялось бесстрастное выражение, изменилось всего на мгновение.

Что-то неуловимое промелькнуло во взгляде, когда он заметил, как его любовник вошел в столовую в сопровождении женщины, а потом… пустота.

Влас кивнул ему, но Сашка лишь прищурил глаза. На губах его играла все та же легкая будто приклеенная улыбка, а чуть напряженное лицо стало напоминать восковую маску.

Он медленно отвернулся и спустя секунду уже сказал какую-то смешную реплику, от которой все присутствующие за столом прыснули со смеху.

Сжав зубы, Влас попросил Камиллу найти ее съемочную группу и присоединиться к ним, а сам подошел к Сашке, навис сверху, упираясь рукой в столешницу.

— Надо поговорить, — произнес он тихо, улыбаясь всем за столом.

— О чем?.. — процедил Яновский, вскидывая на него обиженный взгляд. — Иди к своей журналистке.

— …Вы прибыли вместе? — поинтересовался какой-то веселый рыжебородый мужчина за столом, приподнимаясь и протягивая Власу руку. — Андреа.

— Приятно познакомиться, — вежливо улыбнулся в ответ тот.

Сашка молчал, сердито потягивая сок из стакана, пока его коллеги втягивали Власа в водоворот болтовни, из которой выпутаться было трудно.

И так получилось, что разговор подошел к своему логическому завершению тогда, когда все доели.

Яновский тоже поднялся из-за стола, но Влас надавил ему на плечо, заставляя сесть на место.

— Надо поговорить, — настойчиво повторил он, выразительно округлив глаза.

— Мне нужно идти работать, — фыркнул Сашка, — привезли много гуманитарки. Лекарства. Я должен их разбир…

— Пять минут, — пообещал Влас, убирая руку с его плеча и позволяя встать. — Идем.

Они вышли на курилку и вдруг заметили, что оба не взяли сигареты.

— Блять, — выругался Саша, засовывая руки в карманы и подпирая спиной стену. — Чего ты хотел?

Влас покрутил головой и, убедившись, что никто не подслушивает, прямо сказал:

— Ты прям роза среди навоза. Как коллектив принял?

— Как всегда, — процедил Яновский, пялясь в одну точку. — Люди как люди.

— Не все, — мотнул головой мужчина, подходя ближе. — Здесь многие женщин не видят месяцами. А если и видят, то те замотаны в тряпки по самые глаза.

— Мы в международном легионе и здесь много европейцев. Им до меня и дела нет. А остальные мусульмане, — фыркнул Сашка, скривившись. — У тебя паранойя, что ли? Думаешь, они спят и видят… меня?

Влас вздохнул, мучаясь от невозможности прикоснуться. Любовник был так близко, только руку протяни, но обнять его нельзя.

— Не все боевики такие верные Аллаху, что будут честно исполнять все предписания. И в остальных смыслах…

— Иди нахуй, — рявкнул Сашка, — ты меня жизни учить собрался?! Я без твоих советов справлюсь! Я не в первый раз командированный…

— Но ты никогда не был в подобных местах, а я был, — миролюбиво произнес Влас, понимая, что Яновский не изменит своего мнения, пока сам не столкнется с чем-то подобным. — И я не собираюсь мешать тебе работать. Просто будь осторожен, держись тех, в ком ты уверен. Хорошо?

Яновский скрипнул зубами от злости и невозможности возразить, и лишь кивнул, направляясь прочь. Уже у железных входных дверей он обернулся и процедил:

— Хорошо, папочка. Буду осторожен. Можешь не переживать, никто на мою невинность покушаться не станет. А ты… развлекайся.

Он хлопнул дверью, скрывшись в здании, а Влас стоял в ахере еще какое-то время. Развлекайся?! Блять, что за…

— Курить? — спросил у него возникший будто из ниоткуда седой мужчина в военной форме, протягивая пачку импортных сигарет.

— Спасибо, — отозвался Влас. — Свои забыл.

— Здесь курево на вес золота, — хмыкнул тот. — Травы больше, чем табака.

Они помолчали какое-то время, а потом мужчина протянул руку, будто опомнившись:

— Халиг.

— Влас.

— Приятно познакомиться, Влас. Ждем возвращения?

— Возвращения?

Халиг взглянул в ясное небо, выпуская облачко дыма.

— Тут в паре десятков километров аэродром наш. Туда возвращаются самолеты. Как летят они — едут и наши следом. Меняют место дислокации. Вообще-то перемещаются ночью, как обычно, но сегодня мы их здорово придавили, да и буря эта… Тут такие бури, что никакие БПЛА не выдержат. Я сюда прихожу, жду самолетов. У меня сын летчик…

Он говорил еще много чего, но Влас слушал вполуха.

— Тебя в курс дела введут, но так, чтобы ты ориентировался, как дела обстоят… Они сейчас, чтобы хоть как-то скорректировать наступательную операцию, предпринимают попытки окружить отдельные группировки наших войск. Мы их лупим артой.

— Раненых много?

— Много, — поджал губы Халиг. — Завтра вас, вероятнее всего, переведут. Куда не знаю, но там будет жарко. Главное, чтобы наши самолеты прилетели…

Но до самого вечера самолетов все не было. Из распахнутого настежь окна казармы Влас видел, как на курилке одну за одной нервно курит Халиг, глядя в сияющее лазурью небо.

Влас тоже нервничал. Он несколько раз за день проходил мимо медотсека, желая убедиться, что с Сашкой все в порядке, но там царила рабочая атмосфера, и в общей кутерьме сложно было выцепить хоть кого-то.

Он увидел Андреа, сортирующего коробочки с таблетками, какую-то чернокожую девушку, гремящую инструментами в стерилизаторе, перестилающего кровать старика, а Сашка… Сашка был везде. Он порхал как бабочка, раздавая указания и, судя по всему, был там самым образованным и квалифицированным. Но совершенно не подготовленным к оказанию помощи в полевых условиях.

Его откровенно бесил не идеальный порядок, он жаловался на отсутствие каких-то инструментов, которые, как оказалось, были даже в самых захудалых местах, где он когда-то бывал.

— Мы не можем оперировать без брюшистого скальпеля! — констатировал Яновский, упирая руки в бока. — Это как же так?

— Ну, обычно вместо него используются ампутационные, если уж на то пошло, — возразил ему старик в белом халате.

— И набор для лапароскопии…

Улыбнувшись, Влас уже хотел пройти мимо, в столовую, чтобы взять себе кофе и выйти перекурить. Благо, сигареты нашлись в кармане сумки.

— Влас!

Мужчина, едва не застонав, обернулся к счастливо улыбающейся Камилле, которая едва ли не бежала к нему по коридору с камерой в руках.

— Мне разрешили фотографировать некоторые процессы! Сам начальник штаба разрешил! — совершенно счастливым голосом сообщила она, демонстрируя камеру. — Наш оператор поехал снимать эвакуационные колоны, а я решила немного запечатлеть работу в волонтерском центре. Такой, какая она есть. Здорово, правда?!

Ее глаза сияли, а юное и миловидное личико, с острым носиком, напоминало мордочку ласки. Ее можно было бы заподозрить в лицемерии и каких-то корыстных мотивах, но поразительная искренность и нежность в ее взгляде выбивали у Власа почву из-под ног. Он искал подвох, привыкший, что в отношениях с Яновским всегда было двойное дно.

— Это… здорово, — промычал мужчина, растерянно глядя в блестящие восторгом глаза. Он хотел отвернуться. Ему никогда не нравились женщины, он много лет любил только Сашку своей странной животной, эгоистичной, искаженной любовью. Любил и не знал пресыщения.

— Думала начать со столовой, — уже серьезнее произнесла Камилла, что-то выискивая в настройках камеры. — Мне дали огромный список того, что фотографировать нельзя. Какая же это работа?..

— Действительно, — отмороженным тоном побормотал Влас, с такой силой сжимая в кармане сигареты, что они, кажется, раскрошились. — Знаете, вы, наверное, идите, а я пойду… поговорю с начальством.

— Так никого из представителей высшего офицерского состава нет, — растерянно пробормотала Камилла.

— Я поищу, — тупо отозвался Влас и почти сбежал куда глаза глядят.

На курилку не пошел, зато отправился на другой конец базы. Сел на сколоченную из досок скамейку и, выудив уцелевшую сигарету из кучки табака и папиросной бумаги, закурил. Небо было ясное, будто и не наблюдалось никакой бури, но самолеты все не возвращались, а солнце тем временем медленно клонилось к горизонту, утопая в песках.

Сашка нашел его сам. Сел рядом, достал свои сигареты, прикурил, расслабленно откидывая голову назад.

— Я все слышал, — сообщил он на выдохе. — Твой разговор с этой дурочкой.

— Правда? — нисколько не удивился Влас. — И что думаешь?

— Ты ей понравился, и она не понимает, почему ты отказываешь. Она красивая, фигуристая…

Влас дернул плечом, посмотрел на напряженный профиль Сашки и улыбнулся.

— Может, я женат?

— Так и скажи ей, — немедленно предложил Яновский, упрямо продолжая смотреть вперед. — Или ты все же не против…

— Никаких «или»! — резко оборвал его Влас. — Я гей, мой милый, и вряд ли это изменится.

Сашка медленно кивнул, выдыхая облачко дыма. И, казалось бы, тема закрыта, но нет. Нет. Нет.

— Идем, кое-что покажу, — бросил он, выкидывая недокуренную сигарету в картонную коробку, которая служила переполненной урной.

Влас безропотно последовал за ним обратно к зданию и дальше, мимо медотсека, туда, куда еще не заходил.

— Прошу, — Сашка распахнул хлипкую на вид дверь и вошел в комнатку, которая очень уж напоминала ту подсобку в его больнице, где они наконец-то смогли помириться.

— Неплохо, — ухмыльнулся мужчина, щелкнув выключателем. — Ты нашел нам место для уединения? Неплохой уголок…

— Да, — Яновский закрыл дверь на защелку и резко толкнул любовника к стене, сжав пальцами воротник его расстегнутой камуфляжной куртки, — и я собираюсь опробовать его прямо сейчас.

Его глаза загадочно блестели, сладкие приоткрытые губы так и манили, а жар тела, прижимающегося с почти животной страстностью, ощущался даже через слои одежды.

Сашка приблизил лицо, с вызовом глядя Власу в глаза, и прорычал непривычно низким и решительным тоном:

— Я тебя ей не отдам. Понял?

Он толкнулся бедрами, давая почувствовать твердость своего намерения, и Влас только сейчас понял, что и сам до болезненного отупения возбужден.

Серьезно кивнув на свои же слова, Сашка медленно опустился на колени и принялся сосредоточенно расстегивать ремень и ширинку. А потом без разговоров, смочив губы слюной, поймал твердую и истекающую смазкой плоть в горячий рот.

— Ох, блять, — выдохнул Влас, зарываясь пальцами в светлые, нагретые солнцем пряди. Он понимал, что продержаться долго, когда Сашка сидит перед ними на коленях, опустив ресницы, и сосредоточенно отсасывает, не сможет.

Он закусил губу, наслаждаясь каждым мгновением, ощущая, как головка его члена раздвигает влажные губы, проезжается по ребристому нёбу и наконец погружается в горло. Не сразу, но через пару поступательных движений Яновский старательно взял до основания и с усилием сглотнул, отчего у Власа задрожали ноги.

Руки сами скользнули по светловолосой макушке вниз, на щеку, на напряженное горло, и Сашка поднял глаза, влажные и блестящие от рефлекторно выступивших слез, а потом зажмурился и снялся с члена, вдыхая воздух, быстро откашлялся и насадился снова.

Влас потрясенно охнул, дернувшись, и кончил, едва сумев устоять на ногах.

— Ты… просто… — хрипло прошептал он, падая на колени рядом с тяжело дышащим любовником.

Сашка вцепился пальцами в его куртку, порывисто обнимая, и всхлипнул как-то совершенно жалобно, будто собирался разреветься.

— Эй… эй, детка! — испуганно пробормотал Влас, пытаясь заглянуть парню в лицо. — Ты чего? Все нормально! Сань… Сашенька…

— Иди… нахуй, — промычал тот, ткнувшись носом ему в шею. — Лучше подрочи мне.

Вздохнув, Влас, продолжая одной рукой обнимать любовника за талию, второй расстегнул ему штаны и обхватил пальцами горячую плоть, но, стоило лишь погладить головку, как Яновский кончил, обессиленно оседая в его руках.

Они еще какое-то время пообнимались, пытаясь собрать мысли в кучу, а потом, приведя себя в порядок, вышли из подсобки и разошлись по комнатам. Как раз должны были объявить отбой.

А ночью их подняли по тревоге.

Привезли раненых с передка, нужно было помочь транспортировать их в медотсек.

Первое, что увидел Влас, когда, одевшись, выскочил в коридор — горящие отчаяньем широко распахнутые глаза Халига, несущего на руках раненого парня. Ноги его были окровавлены и, кажется, держались на одной лишь ткани плотных штанов. Кровь заливала присыпанный песком пол.

Он нес его, не чувствуя тяжести, не понимая, что может делает даже хуже, что не выиграет время таким образом.

Заметив Власа, Халиг кинулся к нему и принялся что-то объяснять на родном ему языке, а потом, так и не договорив, побежал по коридору, но споткнулся. Мышцы его ослабевали, тяжелый солдат выскальзывал из рук. Влас едва успел подхватить раненого, с ужасом обнаружив, под тканью штанов обнаженную кость.

Он почти побежал и успел сгрузить парня на стол прежде, чем тот упал.

Над парнем тут же возникли руки в синих латексных перчатках, вооруженные ножницами.

Влас поднял глаза, узнав выбившиеся из-под наспех надетой шапочки кудрявые пряди и внимательные глаза на скрытом маской лице.

Халиг подоспел мгновение спустя и снова что-то жалостливо залепетал, в приступе безумия хватая Сашку за руку.

— Не мешайте! — резко ответил ему на английском Яновский, отмахнувшись.

— Спасите ему ноги! Спасите! — ответил ему Халиг, но Саша, разрезая штанины, прямо и без утайки произнес:

— Я не смогу спасти его ноги, но я смогу сохранить ему жизнь.

Резко запахло паленым мясом, Влас поморщился, взглянув на обугленную черную плоть, и потащил рыдающего в голос отца прочь.

Усадив его на пол подальше от операционной, он кинулся на улицу, чтобы узнать, нужна ли еще помощь.

Он потерял счет, сколько людей помог транспортировать на носилках в здание, но, когда наполненный болью и кровью двор опустел, а все раненные были хотя бы перемещены в помещение, наступило какое-то отупение. И апатия.

— Вы весь измазались, — раздался за спиной тихий голос.

Влас обернулся, взглянув на Камиллу, потом опустил глаза вниз. Он действительно будто искупался в крови.

— Ерунда, — пробормотал он, поднимая глаза к ясному ночному небу. — Отстираюсь.

— Был бой. И мне запретили фотографировать.

— Не удивительно, — вздохнул Влас, устало потирая глаза тыльной стороной ладони, которая была более-менее чистая. — Я, наверное, пойду переоденусь.

Он хотел уже пройти мимо, но Камилла шагнула в сторону, перегородив ему дорогу.

— Что? — устало спросил он, глядя в печальные глаза.

— Мы так близки к смерти, — прошептала она, зябко обнимая себя за плечи.

— Вам здесь небезопасно, — заметил мужчина, — уезжайте, пока есть коридор.

Она только улыбнулась и прошла мимо, сообщив:

— Я военная корреспондентка. Это моя работа.

Влас не стал больше с ней вести светские беседы. Он направился к казармам, потом схватил сменку, принял душ и переоделся. Вода текла из крана едва теплая, а футболка и легкая камуфляжная куртка оказались слишком холодными, учитывая, что температура ночью в пустыне опускалась ниже нуля.

В том крыле, где находились казармы, было спокойно, многие легли спать, пытаясь впрок запастись силами, но зато возле мед.отсека было людно и шумно.

Трехсотые лежали на полу, в операционную их вносили по степени тяжести.

Влас не стал заходить в наполненное белым светом помещение, где одновременно работало несколько врачей. Он лишь заметил, как Яновский склонился над каким-то солдатом и быстро шил его, орудуя пинцетом и иглой.

— Разве профессиональные врачи зашивают самостоятельно? — раздался над ухом знакомый бас. — Я думал, этим занимается младший персонал…

Посмотрев в сторону говорившего, Влас сразу узнал в нем того боевика, что проверял у него документы на входе.

— Может, сложный какой… — пробормотал мужчина, привалившись плечом к дверному косяку.

— Может быть, — задумчиво отозвался он и вдруг, пройдя к одному из лежащих на носилках людей, от души пнул его по почкам. Раненный даже не смог застонать, только охнул глухо.

— Ты что делаешь? — рявкнул Влас, нахмурившись.

— Это пленный пилот бомбардировщика. Пидорас, наших валил. Катапультировался, но неудачно. Мы его подстрелили, нашли полуживого. Притащили сюда, может, сгодится для обмена. Они пилотов ценят.

— …Несите следующего! — раздался из операционной решительный голос Яновского.

В коридор тут же метнулась та чернокожая ассистентка в платке, окинула взглядом всех претендентов на место на столе, и ткнула пальцем в пленного.

— Этого!

— Этот падла подождет!

Но она лишь покачала головой и заявила:

— У остальных несерьезно, а этот уже белеет. Несите этого.

— Он вражеский пилот, тупая ты сука! — взорвался боевик, нависая над ней грозовой тучей.

— Эй, ты на девушку-то не ори! — оборвал его Влас, хватая за рукав.

— Что сказал?!

— Вы что, блять, здесь устроили? — рявкнул Яновский, выглядывая из операционной. Он как раз сменил халат и перчатки, и теперь надевал маску. — Лейла, чт… Влас! Мехмед! Раненого быстро на стол!

— Ничего, — буркнул мужчина, отпуская рукав боевика. — Несем.

Сашка кивнул и вернулся на место, и даже Мехмед заткнулся. Они подняли носилки и внесли пленного в операционную, и Яновский с Лейлой принялись колдовать над ним.

Влас не знал, нужно ли ему уйти или остаться. Сашка его не выгонял, и потому он рассудил, что никому не помешает, если сядет на пол у стены в дальнем углу, наблюдая, как ловко любовник управляется с инструментами и разорванной плотью.

Он возился с ним долго. За это время оперирующий на соседнем столе Андреа успел заштопать троих с легкими ранениями и еще одному наложить гипс.

Когда наконец пленного перетащили в лазарет, Яновский произнес, не поднимая головы от следующего пациента:

— Иди спать. Я здесь надолго.

— Ты уже оперируешь почти шесть часов.

— Не страшно, — пробурчал Сашка, оставляя Лейлу зашивать рану. Он стянул перчатки, маску, снял одноразовый халат, а потом взял новый. — Иди, Влас, ты завтра будешь никакой.

— Ты тоже, — заупрямился мужчина, слабо улыбаясь. — Много там еще?

— Два с переломами и еще два с контузией и сотрясением, — вздохнул Яновский и выглянул из операционной, приглашая раненых войти. Те уже шли сами, хоть и подпираемые более целыми сослуживцами.

— Может, хоть перекуришь?

— Некогда, — отмахнулся Сашка и погрузился в работу.

Влас успел задремать, прислонившись виском к стене. Ему даже снились сны, в которых он таскал свиные туши и вешал их на крюки, а разбудило нежное прикосновение теплой ладони к щеке.

— Утро доброе, — раздался родной уставший голос.

— Блять, я уснул, да? — сонно моргая, спросил Влас, пытаясь сфокусировать взгляд на лице Яновского. — Долго проспал?

— Пару часов, — дернул плечом Сашка, подавая ему руку и помогая подняться. — У вас летучка через полчаса. Иди хоть умойся…

— Иду, — немедленно согласился Влас, а потом окинул взглядом чистую и пустую операционную. — Как твои пациенты?

— Увы, минус три, один из которых мой, — совершенно спокойно отозвался Яновский, не опуская взгляда. — Не выдержало сердце, да и крови потерял много.

— А что тот пилот?

— Жить будет, через недельку сгодится для обмена.

— Нет, то что наш, — пояснил Влас, пряча руки в карманы штанов. Он все еще ощущал под пальцами обугленные кости…

— А, этот, — Сашка поморщился, — ноги я ему не верну. Ампутировали. Надеюсь, его быстро переведут в нормальную клинику. Тут нет возможности его полноценно обслуживать. Отца его отпаивали успокоительными, с трудом уложили. Спит пока. Постелили ему на полу у койки сына.

Влас еще раз окинул взглядом операционную и, убедившись, что они точно одни, шагнул ближе, обхватывая лицо Яновского ладонями.

Тот не воспротивился, как обычно, а расслабленно прикрыл веки, хватаясь пальцами за куртку любовника.

— Ты можешь пойти поспать? — шепотом спросил Влас, наклоняясь к розовым губам.

— Да, — так же тихо отозвался Сашка подставляя лицо под поцелуи. Таким покорным и спокойным он бывал редко. У Власа даже дыхание перехватило от восторга. Он медленно целовал приоткрытые мягкие губы, и Яновский отвечал ему. Робко, неуверенно, будто это был его первый поцелуй.

Лишь спустя минуту он отстранился.

— Нет, стой… нас могут увидеть, — хрипло бросил он, отшатнувшись от Власа. Тот удержал его на месте, коснулся поцелуем лба и наконец-то отпустил, улыбаясь шальной улыбкой.

— Иди поспи. Поговорим вечером.

========== 2/3 ==========

Комментарий к 2/3

Полагаю, ошибок тут достаточно, но у меня уже сил не хватает это дело вычитывать трижды. Возможно, я подыщу бету.

— Весь батальон материально-технического обеспечения уничтожен. Командный пункт уничтожен. Основные логистические центры уничтожены… — хмуро вещал командир, заложив руки за спину. — Выдвигаться нет смысла, там выжженная земля. Логично остаться здесь. Поступила команда удерживать позиции, именно этим мы и займемся.

Влас молчал, сложив руки перед собой. Он вперед не лез, вопросы не задавал, твердо решив, что единственная его цель — сохранить жизнь и здоровье любовнику, а не мир во всем мире. Мир вообще его мало волновал, он не понаслышке знал, что зла в нем больше, чем добра, и побороть зло, не примкнув к нему, невозможно. И зачем тогда пытаться?..

— У нас почти не осталось огневых средств, — веско заметил Мехмед, перевесив автомат на другое плечо. — РСЗО не в счет.

— И ПВО наши едва ли ползают, — добавил другой боевик. — Мы тут как в котле скоро будем.

Влас поморщился. Ситуация действительно была дрянная. И он совершенно бесполезен.

Говорили еще много и долго, но в итоге так ни к чему и не пришли. Первым делом, куда Влас направился после, — это в мед.отсек, дабы убедиться, что любовник все же пошел спать.

Но Сашка ожидаемо был на рабочем месте и раздавал указания.

— …если нет ничего из опиоидов, колите кетамин, — произнес он, торопливо собирая в кюветку перевязочные материалы. — Ему оторвало ноги! Но-шпа не прокатит.

— Так ведь запасы на исходе! — в отчаянье вскричал Андреа, который хоть и был лет на десять Сашки старше, но его лидерство признавал. — У нас пустой холодильник! Гумконвои не доезжают до нас, вся гуманитарка, в том числе и лекарства, воруется целыми фурами и продается в магазинах и аптеках тыловых городов!

— Значит надо поднимать этот вопрос с начальством! — резко оборвал его Яновский.

— С начальством?! Ты хочешь, чтобы я пошел к полковнику и заявил ему, что он вор?

— Я хочу, чтобы раненые не умерли от болевого шока!

Сашка резко развернулся и едва не впечатался в грудь Власа. Вскинул на него покрасневшие от бессонной ночи глаза с темными кругами под ними и, обойдя, прошел мимо.

Влас зашагал следом по коридору к лазарету.

— Ты не спал, да? — спросил он спокойным голосом.

— У одного из солдат открылось внутреннее кровотечение, — пояснил Сашка, толкнув дверь в достаточно просторный лазарет, в котором не было уже привычного блеска скальпелей, зажимов и ножниц, но зато глазам было почти больно от обилия белого цвета, — я прооперировал его второй раз и потом просто не мог оставить одного, а Лейла должна выспаться. Мы с ней договорились, что пока ситуация сложная — я дежурю, а во второй половине дня, когда все стабилизируется, — она.

— Разумно, — кивнул Влас, скользнув взглядом по лежащим на отделенных ширмами койках пациентам. В одном даже узнал того пленного. Сейчас он был пристегнут за руку к металлическому каркасу панцирной сетки кровати, хотя даже на вид выглядел слишком болезненным.

Сашка оставил перевязочные материалы и подошел к каждому, наклоняясь, прислушиваясь к дыханию, проверяя капельницы, откидывая простыни и изучая взглядом повязки.

Когда он вернулся к койке пленного, Влас поймал его за запястье, ласково сжав и погладив пальцем внутреннюю сторону ладони.

— Что? — Яновский поднял на него совершенно разбитый взгляд и вздохнул судорожно, качнулся вперед, будто хотел упасть в объятия.

— Ты молодец, — улыбнулся ему мужчина, вторую руку положив на покрытую жесткой светлой щетиной щеку. — Ты просто потрясающий человек.

Сашка слабо усмехнулся, прикрыв глаза на мгновение, наслаждаясь лаской, а потом, будто опомнившись, отпрянул.

— Надо работать, — заявил он, склоняясь над пленным и… застыл.

Влас посмотрел вниз и тоже замер.

Карие глаза пленного были приоткрыты. Мало того — в них мелькало незамутнённое болью и медикаментами осознание.

— Кхм, — откашлялся Сашка, а потом, делая вид, будто ничего не произошло, продолжил свое инспектирование, старательно не обращая внимание на пристальный взгляд боевика.

Влас, который ранее не собирался оставаться до самого конца процедуры, теперь просто не мог позволить себе бросить любовника одного с этим мужчиной. Хер знает, чего от него можно ожидать. Он хоть и ранен, но точно в своем уме.

— Надо сделать перевязку, — на английском сообщил ему Яновский, подтаскивая поближе стул и столик со всякими баночками, бутылочками и бинтами.

— Хорошо, — кивнул пленный, метнувшись взглядом к Власу. Вооруженному и настроенному очень решительно. — Ты меня лечил?

— Да, я, — тихо ответил Сашка, разрезая ножницами бинт. Изучив рану, он констатировал: — Отторжения нет, воспаление тоже спадает.

Он занялся перевязкой, погружаясь в свою стихию, а Влас все никак не мог понять, во что может вылиться их проеб.

— Отстегни, — потребовал боевик, когда Сашка закончил с перевязкой.

— Не могу, — покачал головой Яновский, снимая одноразовые перчатки.

— Я хочу отлить… — резко бросил тот, задергав руками так, что наручники зазвенели.

Правда, после обещания прислать санитара он успокоился, отвернув посеченное осколками лицо к стене.

Покинув лазарет, Влас с Сашкой одновременно посмотрели друг на друга и синхронно нервно выдохнули.

— Нужно быть осторожнее, — пробормотал Яновский, быстрым шагом направляясь в сторону мед.отсека.

Было очевидно, что он, человек, который не любит афишировать личную жизнь, воспринял эту ситуацию болезненно. Влас же больше волновался, как бы боевик не болтнул где-нибудь лишнего.

***

— В ста километрах на северо-запад есть спецсклад. Говорят, там можно взять все, что нам нужно. Броники, плитоноски, разгрузку и прочее, но забирать, увы, придется самостоятельно.

— Северо-запад? — пробормотал задумчиво Влас, окинув задумчивым взглядом наполненную народом столовую. — Там же сейчас наши, разве нет?

— Да, — кивнул Давид, — дорога открыта, ехать можно, но они к нам боятся соваться. Поэтому поедем мы к ним.

— Ну, так в чем проблема? — фыркнул Мехмед, нервно барабаня пальцам по столу. Он был весь какой-то нервный и напряженный, вены на его смуглых, покрытых жестким черным волосом руках вздулись. — Если командир дает позволение, поедем, пока тихо. Раций уже нихуя нет и в остальном наши запасы поредели. Если пидорасы начнут валить артой, то будем мы здесь сидеть и жопу сосать, потому что ни жратвы, ни питьевой воды, нихуя.

— Ни лекарств, — добавил Сашка, подходя ближе. — Там медикаменты есть?

Мехмед взглянул на него озлобленным взглядом и бросил раздраженно:

— Ты все на пленного потратил!

— Я должен был дать ему умереть? К тому же его обменяли на двух наших! — окрысился в ответ Яновский, вскинув голову. — И ваши запасы были жалкими и до боя! Двадцать ампул трамадола! Да это вообще что такое?..

— Нужно чтобы с нами поехал кто-то из ваших, — вставил Давид, миролюбиво подняв раскрытые ладони, а потом покосился на уже готового возразить Власа и добавил: — Это глубокий тыл, там безопаснее.

Мехмед глухо что-то процедил на своем языке, а потом, развернувшись, ушел из столовой.

— Что он сказал? — напряженным голосом спросил Влас, глядя ему вслед.

— Хуйню, — безэмоционально ответил Давид, засовывая руки в карманы. — Ну, парни, значит я получу от командира разрешение, оформлю заявку и, может, если повезет, к вечеру выдвинемся? Чтобы успеть до комендантского часа.

Сашка медленно кивнул и сделал глоток кофе из картонного стаканчика, который держал в руках. Влас видел, как подрагивали его пальцы. Он знал, что Сашка упорно учит местный язык и, поскольку память у него была потрясающая, получалось просто великолепно. По крайней мере простые слова и нецензурщину он понимал.

Когда Давид ушел, он подошел ближе к любовнику и уточнил:

— Ты понял, что сказал этот черножопый?..

— Назвал нас ебаными пидорасами, — прошипел Яновский, устремив взгляд в пустоту. — Лейла сказала, что Мехмед допрашивал того пленного, Аро. Приходил и разговаривал с ним якобы чтобы выведать военные тайны.

Влас поджал губы и, быстро проведя рукой по плечу Сашки, ушел из столовой. Им действительно нужно было вести себя осторожнее, чтобы не навлечь беду.

Увы, к вечеру им разрешения не дали. День был неспокойный, воздушная тревога выла каждый час, где-то вдалеке раздавались взрывы, а окраины маленького городка лупили из РСЗО.

За пару минут до начала комендантского часа, когда канонада уже, казалось, не прекратится никогда, командир подразделения собрал всех на срочное совещание. Всех, и медиков в том числе.

— Думаю, сейчас ни для кого не секрет, что по окраинам Мабура наносят авиационные, артиллерийские удары по объектам гражданской и военной инфраструктуры. Пытаются выманить наши группировки на открытую местность. Боюсь, у них заканчиваются огневые средства и они кидают все, что есть. Нашими была уже замечена легкобронированная техника, а значит коверных бомбардировок не предвидится до тех пор, пока они не пополнят запасы.

Влас слушал внимательно, но то и дело кидал взгляды на замершего Яновского. Тот стоял чуть в стороне рядом с Андреа, вторым медиком, и становилось очевидным их отчаяние.

Бои всегда означали, что будут везти трёхсотых, а если их нечем латать, значит придется смотреть, как они медленно умирают.

Сашке клятва не позволяла смотреть, как умирают люди. Больше всего он ненавидел быть бесполезным.

— Мы потеряли половину отдельной мотострелковой бригады, уничтожен их командный пункт. А еще треть нашего артиллерийского полка. Командование планирует провести ротацию, но для этого сперва необходимо отогнать противника подальше от города.

Голос командира звенел от напряжения. Влас покосился на Мехмеда. Совершенно спокойного, если даже не сказать заскучавшего. Да, уж этому явно плевать на все. Он выглядел даже невозмутимее, чем обычно, глубокая морщина на лбу разгладилась, а недовольный изгиб тонких, темных, будто у собаки, губ стал ровнее.

— Поэтому я решил до ротации отправиться на помощь нашим войскам. Это необходимо сделать, учитывая всю сложность ситуации на передке. Это касается и всего состава артиллерийский роты двадцать пятого батальона обороны города Мабура.

Влас заметил, как встрепенулся Давид, который вообще не собирался вступать в бои тем более такие ожесточенные, но противопоставить ему было нечего. Технически он из Мабура не выходил.

— Но часть останется для защиты волонтерского центра и медиков, — продолжал командир, закладывая руки за спину. — Несколько добровольцев из международного подразделения и бойцы вооруженных сил нашего государства.

Он назвал несколько фамилий, и Влас удовлетворенно кивнул, услышав свою фамилию.

Командир наконец-то замолчал, давая возможность задать уточняющие вопросы, а потом вышел из переговорного кабинета. Народ потянулся следом.

— Останешься на базе? — хмыкнул Мехмед, подходя к Власу вплотную. Тот даже не заметил его сразу, погруженный в свои мысли, хотя такую громадину сложно было не заметить. Высоченный, с широкими плечами и бычьей шеей, поросшей жестким черным волосом, с длинной курчавой бородой и такими озлобленными пылающими глазами, что становилось жутко даже самым стойким. — Будешь отсиживаться с калеками и бабами?..

Сашка возник будто из ниоткуда, воинственно поинтересовавшись:

— Я, по-твоему, калека? Или баба?

Мехмед ухмыльнулся и нараспев процедил:

— Ты педик.

Без предупреждения, не меняясь в лице, Сашка со всей своей немаленькой силой, скрывающейся в изящном подтянутом теле, ударил кулаком ему в искаженное кривой ухмылкой лицо.

Мехмед пропустил удар от неожиданности. Он явно даже не мог допустить мысли, что этот милый кудрявый мальчик может не бояться его. Но Влас давно уяснил, что у Яновского душа агрессивного кота, которого шарахаются даже матерые алабаи.

Правда, второго удара Мехмед бы не прозевал, потому Влас метнулся вперед, отталкивая Сашку подальше и вставая между ним и разъяренным боевиком, который пытался стереть с лица кровь, сочащуюся из рассеченной брови. Может, и не было бы никакого рассечения, но Яновский с хирургической точностью попал куда надо кольцом на пальце.

Боевик заорал что-то на своей тарабарщине, позабыв английский, мужики уже схватили его за руки и усадили на стул, а Сашка… Сашка только злорадно улыбнулся, скрестив руки на груди.

— Блять, Саня! — зашипел на него Влас, пытаясь вытолкнуть из кабинета. — Ты в своем уме?!.

Он злился от страха, а не потому что реально не одобрял поступок любовника.

И Яновский, к счастью, это понимал.

Он закатил глаза и вышел, но вернулся уже через пару минут с чемоданчиком.

Мехмед, который все это время громко ругался и пытался донести что-то сослуживцам на родном ему языке, уставился на него огромными ошарашенными, вполне в буквальном смысле слова, залитыми кровью глазами, но Сашка, в свойственной ему манере, сделал вид, что ничего не произошло.

— На лице много крупных сосудов, — произнес он, поставив чемоданчик на стол и раскрыв его, принялся надевать перчатки. — Если я не зашью рассечение, кровь будет идти еще долго.

— Да пошел ты! — заорал Мехмед.

— Успокойся, он же врач! — рявкнул один из удерживающих его парней, ударив мужчину в плечо.

Влас встал рядом с любовником, готовый в любой момент осадить боевика. Он бы не позволил ударить Сашку или вообще как-то навредить ему. Он не особо-то и хотел, чтобы тот Мехмеду помогал. Но спорить не стал, наблюдая, как сосредоточенно и аккуратно работает Яновский.

Некоторые военные из кабинета ушли, но кое-кто остался, чтобы не допустить нового кровопролития. И те, кто остался, тоже завороженно смотрели на ловкие руки медика. Саша не пытался сделать больно намеренно, он был предельно осторожен, шил каким-то сложным швом, от которого шрам в итоге получался максимально незаметным, а в конце даже облегченно выдохнул, удовлетворенно осматривая свою работу. Даже Мехмед притих. Когда он открыл глаза, которые ему дали промыть водой от крови, то в них уже не было злобы. Но и благодарности не было.

И это насторожило Власа больше всего.

***

— Я не хочу, чтобы он ехал с нами! — зашипел Влас, шагая рядом с Давидом. — Ты же видишь, как он смотрит! Этот Мехмед…

— Я сейчас тебя расстрою еще больше, — пробурчал мужчина, глядя куда-то перед собой.

Влас тоже посмотрел в сторону ожидающих их джипов и едва не застонал. Возле машин уже крутилась Камилла с маленькой ручной камерой.

— Она там зачем?! — спросил он, мученически сведя брови.

— Полагаю, она хочет посмотреть на спецсклады, — безэмоционально ответил Давид. — Начальник штаба разрешил. Он вообще любит журналистов. А особенно журналисток.

Они подошли ближе к внедорожникам, и девушка восторженно произнесла, кидаясь вперед:

— Ребята, это просто потрясающе! Мы проедем по узкой косе, прямо к Джакару!

— Камилла, это очень опасно! Там открытая местность! — строго оборвал ее веселье Влас. — Это не шутки и не приключение! Мы едем за жизненно необходимыми препаратами и вещами!..

— Я все понимаю, — уже серьезнее кивнула она, натягивая сползающий платок, который она, совершенно очевидно, завязывать не умела, — и поэтому я тут. Я же военная корреспондентка! И вообще я еду не с вами, а со своей группой!

— Здорово, — кисло пробурчал Влас, покосившись на улыбающегося Давида, который от Камиллы взгляд не отрывал. Ему девушка явно нравилась. — Тогда, полагаю, вы поедете вместе со своей командой, да?

Ответить ему никто не успел, как раз подошла галдящая вразнобой толпа журналистов.

Влас заглянул в салон. Мехмед уже устроился за рулем и теперь напряженно курил, глядя куда-то вдаль. Лицо его по-прежнему было задумчиво-отрешенным.

Закрутив головой, Влас так и не заметил Сашку, потом, правда, обнаружил его в курилке. Он беседовал о чем-то с военными, одним из которых был их командир.

Подойдя ближе, Влас услышал:

— В составе холинолитики… Эти… эти препараты применяются при отравлении нервно-паралитическими веществами, — тихо пробормотал Яновский, читая названия на листке, который ему передал капитан. — Там еще атропин и антидоты. Я боюсь, они могут применить что-то вроде зарина.

Повисло напряженное молчание, а потом командир поинтересовался:

— Мы сможем достать лекарства от отравления такими веществами?

— Сомневаюсь, что они будут на спецскладах.

Полковник кивнул, а потом, взглянув на Власа, произнес:

— Можете ехать. Берите все, что есть. На связи.

Дорога была трудная на самом деле. Веселой прогулки, которую видимо себе рисовала Камилла, не случилось. Внедорожники подкидывало на ухабах, постоянно приходилось объезжать бетонные блоки и сложенные стенками мешки с песком, а на каждом блокпосту был очень тщательный досмотр автомобилей и документов.

На спецсклад они прибыли уже ближе к обеду.

Складом оказался неприветливый амбар, продуваемый всеми ветрами, стоящий на отшибе, на самом краю города.

К ним сразу же вышли военные, вооруженные до зубов, и досмотр на блокпостах показался Власу мирной беседой. Их обшмонали, заставили оставить оружие в машине, связались по рации с руководством, потом с командиром, оставшимся в Мабуре, и только потом пустили на склад.

Влас заметил и окопы по краям, и технику, замаскированную в песках, и понял, насколько обманчиво было запустение.

Уже внутри они разделились. Военные направились за брониками и прочим, а Сашка — за медикаментами.

Камилла же была очень расстроена. У прессы изъяли камеры и записывающие устройства и строго приказали дожидаться на улице.

— Серьезные люди, — заметил Давид полушепотом, наблюдая, как им собирают заявку. — Все на высшем уровне.

— Не то слово, — пробурчал Влас, покосившись на хмурого Мехмеда, наблюдающего за действиями работников склада. — Но ему я не доверяю.

— Я тоже, — согласился Давид. — Он вообще наемник, но как война началась, вернулся сюда. Типа, гражданский долг зовет. Ага, конечно.

Влас кивнул. Хотелось поскорее вернуться на базу. Там хоть к линии фронта и было ближе, но, как не парадоксально, спокойнее.

Забив внедорожники коробками и мешками, они выдвинулись на базу.

Влас сидел на переднем сиденье рядом с Мехмедом, который вел машину одной рукой, в другой же удерживая сигарету, и буквально кожей ощущал исходящее от него напряжение. Тучи сгущались, предчувствие чего-то нехорошего буквально звенело в салоне.

Сашка вдруг с заднего сиденья передал ему свой телефон, на котором в заметках была написана строчка: «Пропала связь. Мне это не нравится».

Кинув взгляд в зеркало заднего вида на следующий за ними внедорожник с журналистами, Влас коротко по-звериному осмотрел горизонты и, повернув голову к Мехмеду, замер. Тот искоса поглядывал на него, и лицо его вновь было задумчивоотрешенным.

В следующую секунду машину качнуло от взрывной волны, а следом до ушей донесся звук. Тело действовало машинально: как только внедорожник резко затормозил, Влас рванул на себя ручку двери и вывалился наружу, дернув затвор автомата.

Он не знал, где враги, из чего обстреливают, и даже не имел достаточно времени чтобы хоть что-то предпринять. Вокруг раздавались взрывы, хаотичные автоматные очереди, крики, которые звучали все глуше, и среди них очень четко различался громкий мат Сашки. Живого еще и, судя по негодованию в голосе, вполне здорового. Влас же был определенно контуженный и даже не смог подняться на ноги. Даже обернуться.

Он услышал хруст песка за спиной, а потом тяжелым ботинком его ударили в плечо и еще чем-то твердым — по затылку. Последнее, что успело запечатлить ускользающее сознание — нависшую над ним черную тень.

***

— …Мехмед! Ублюдок! Как собака сгниешь! Предатель чертов! — продолжал рычать Влас, уже не понимая, что говорит. Он вообще ничего не соображал, инстинктивно дрожащими после контузии руками хватая Сашку и пряча его за собой, пусть даже самого ноги не держали, а перед глазами все расплывалось.

Омерзение к бородатому боевику затмило все остальные чувства. А еще страх за Сашку, который будто в ступор впал, хватаясь пальцами за стену. И за Камиллу, которая оказалась так беспомощна в грубых лапах изголодавшихся по нежной плоти террористов. И за Давида, который все никак не приходил в себя, с тех самых пор, как его сюда приволокли и кинули в каменную камеру.

Сейчас страх за Камиллу был сильнее, чем за остальных, потому что она пока оставалась по ту сторону решетки. Прижималась к прутьям спиной и смотрела в морды боевиков. Вероятнее всего, те как раз решали, что с ней делать.

Но Мехмед и не слышал. Он был где-то далеко, наверное, разгружал машины с вывезенными со склада брониками, медикаментами и прочим.

— Молчи, тварь! А не то мы с твоей красоткой развлечемся! — на корявом английском заявил бородатый боевик и захохотал, схватив Камиллу за плечи. По щекам девушки потекли слезы, но черты лица ее заострились, а взгляд стал колючим. Пухлые губки оскорбленно поджались, и она даже вскинула голову, без страха посмотрев мужчине в глаза.

Влас застыл, не зная, что сказать. Он пытался установить зрительный контакт с тем ублюдком в песочной камуфляжной куртке, пленником по имени Аро, которого лечил Сашка, но тот будто специально избегал этого. Хотя вряд ли это имело бы смысл.

Бывший пленный как раз наклонился к одному из поодаль стоящих боевиков, вероятнее к командиру, лысому и с обожженным лицом, и что-то произнес, скаля беззубый рот. Покосился на Яновского, который, как почувствовал Влас, даже задрожал от обиды. Он, блять, жизнь ему спас! И все ради чего?..

Вокруг захохотали, а вот обожженный стал серьезнее и задумчивее, и Влас сухо спросил у стоящего рядом Сашки.

— Что он сказал?

— Что она тебя не интересует, — мертвым голосом обронил Яновский, — что ты по мальчикам.

— Я журналист, — процедила Камилла в лицо боевика. — Пресса.

— Ты грязная шлюха! — сплюнул на пол один из террористов и шарпнул девушку за кофту, отталкивая к стене. Она ударилась спиной о каменную кладку и непроизвольно сжалась, ожидая удара, но у кого-то из группы, видимо, то ли совесть проснулась, то ли здравый смысл.

И только когда ее бросили в камеру к Власу, Сашке и валяющемуся в отключке Давиду, она села у стеночки и, обняв колени руками, заплакала.

А боевики принялись что-то обсуждать на повышенных тонах. Даже ни слова не различая, становилось очевидным, что тот обожженный — один из высшего командного состава. Это было видно и по более качественной ткани его формы, и по обуви, и по золотому перстню на пальце, и по тому, что слушали его внимательно и с уважением.

Влас бездумно пялился на него какое-то время, прислушиваясь к их лающим голосам, пытаясь догадаться, о чем они совещаются. Яновский тоже слушал и что-то даже понимал. Влас боялся смотреть ему в лицо, боялся увидеть ужас или отчаяние. Нет, он бы обязательно спросил. Потом.

Но он не успел.

— Ты! — дуло автомата ткнулось в Сашку через прутья решетки, — на выход.

— Нет! — рванулся вперед Влас, закрывая любовника собой. Позволить им увести Сашку в неизвестность? Сашку? Вот этого милого молодого мужчину, изящного, кудрявого и голубоглазого отпустить с неотесанными мужланами? — Он никуда не пойдет!

— Да кто тебя спрашивать будет? — хмыкнул обожженный, в упор глядя на него льдистым взглядом.

Яновский почти ласково коснулся плеча Власа ладонью и прошептал на ухо:

— Все нормально. Я пойду.

— Нет! — рявкнул тот, оборачиваясь. В глазах Сашки светилась такая уверенность и нежность, что стало физически больно от сожаления, что Влас не смог добиться этого взгляда в мирное время. Если бы чуть раньше…

— Не зли их, — попросил Яновский и, сильнее сжав плечо любовника, обошел его по дуге и бесстрашно шагнул из камеры, сопровождаемый боевиками.

Влас схватился за прутья решетки, обессиленно повиснув на ней, сгибаясь под грузом вины. Не уберег. Слабак. Жалкий слабак, неспособный защитить того, кого любит.

— Он вернется, — раздался хриплый, слабый голос Давида.

Камилла тут же подползла к нему, шепотом спрашивая, как он себя чувствует.

Но Давид на вопрос девушки не ответил. С трудом приподнявшись, он занял сидячее положение и, отдышавшись, произнес:

— Он медик. Им нужен медик. Они не навредят ему.

Влас рухнул на каменный пол и привалился спиной к стене.

— Вы… не понимаете, — покачал он головой, закрывая глаза. — Этот пленный. Как там его? Аро? Он кое-что знает о Сашке.

После непродолжительной паузы, Камилла произнесла:

— Я тоже знаю, Влас. О нем и о тебе.

Он поднял веки и кинул на нее недоумевающий взгляд. Потом посмотрел на Давида. Тот кивнул.

— Все на базе знают. Или догадываются. Сложно было не заметить, что вы вместе. Он так на тебя смотрит…

— Что? — нахмурился Влас. Смотрит? Сашка? Тут правильнее было бы сказать наоборот.

Уж кто-кто а влюбленными глазами самодостаточный Яновский точно не стал бы смотреть.

— Да, — улыбнулась Камилла. — Когда ты не видишь. Поглядывает на тебя постоянно, в толпе взглядом ищет. Это заметно. А уж когда я с тобой разговариваю…

— Вы друг друга стоите, — поддержал Давид, придерживая наверняка раскалывающуюся от боли голову. — И он умный парень. И сильный. Он справится.

Влас поджал губы, ничего не ответив. Пока Яновский там будет «справляться», он тут поседеет. Неизвестно, вернется ли вообще…

Они сидели до глубокой ночи, если судить по ощущениям. Камилла с Давидом уснули, повернувшись друг к другу спиной, а Влас все сидел, старательно сражаясь со сном. Но в итоге усталость и его свалила с ног.

Очнулся он от звука поворачивающегося в замочной скважине ключа.

Резко распахнув глаза, он вскочил на ноги, придерживаясь за решетку. Сашку буквально втолкнули в камеру, и он бы, наверное, упал, если бы Влас не схватил его за плечо и не прижал к себе.

— Саня… Санечка… — прошептал Влас, пытаясь заглянуть любовнику в лицо.

Яновский что-то промычал, упрямо пряча глаза, но потом все же поднял голову. В уголке губ его запеклась кровь, а на скуле виднелся синяк.

— Суки! — рявкнул Влас, метнув гневный взгляд в спину удаляющемуся боевику. — Что?! Что они сделали?

— Ничего, — прохрипел Сашка, отстраняясь. — Я просто оперировал их раненых. А потом хлопнулся в отключку. Прошло… не знаю сколько времени. Я просто вырубился.

— Ложись! Ложись спать! — Камилла, подошедшая сзади, обняла его за плечи. — Давайте все рядом ляжем, чтобы теплее было. В глазах ее сияла тревога и искреннее беспокойство.

Яновский коротко кивнул, потерев пальцами глаза.

Влас невесомо провел пальцем по лиловому синяку, желая забрать всю боль, и Сашка действительно слабо улыбнулся.

Эту ночь они все же спали обнявшись.

***

Влас проснулся рывком, чувствуя, как любовника буквально вырывают из его рук. Резко распахнув глаза, он схватил Сашку за запястье, пытаясь удержать и не позволить увести, но в лицо впечатался приклад автомата. Острая боль опалила щеку, челюсть онемела.

— Суки, отпустите! — заорал Яновский, выкручиваясь из хватки. Влас заморгал, прогоняя мошек перед глазами, и рванулся вперед, но боевик ударил его кулаком в живот, а потом холодно и расчетливо — в лицо коленом.

Нос хрустнул, верхний боковой зуб, который чудом пережил первый удар, выпал, и Влас сплюнул его на пол вместе с кровавым сгустком.

Сашка кинулся к нему, но мужчина его уже не слышал. Еще один удар уже ему в висок.

Влас зарычал и повалил боевика на землю. Пронзительно закричала Камилла.

В камеру ворвались остальные террористы, и Власа отпинали в угол, а Сашку с окровавленным лицом и едва живого вытащили из клетки. Но до лестницы не довели.

На шум вниз спустился обожженный.

Взглянув дикими глазами на висящего между двумя боевиками едва живого Сашку, на Власа, который мог стоять лишь подпираемый Камиллой, на растерянных бородатых ублюдков, обожженный заорал что-то. Видимо, отчитывая за учиненный бардак.

Печатая шаг, он подошел к Яновскому, грубо задрав его голову, поднимая за слипшиеся и потемневшие от грязи и пыли волосы. По бледному лицу парня текла густая кровь из раны на виске, сочилась из носа и рта. Влас, вероятно, выглядел не лучше.

— Ты слышишь меня? — спросил боевик на английском.

Яновский с трудом разлепил губы и прошептал:

— Да.

Обожженный приказал что-то своим прихвостням и те уволокли его наверх. Влас дернулся следом и, если бы не Камилла, наверняка упал бы на пол, потому как ноги его не держали.

Главарь подошел к самым прутьям решетки, поморщился, будто от омерзения, а потом, спустя почти минуту высокомерного молчания, процедил на удивительно чистом английском:

— Он будет военным медиком у нас. Он останется у нас. Вас троих обменяют на второго медика из вашего волонтерского центра. Вместе с врачом ваше командование передаст нам медикаменты из спецсклада.

— Нет, — выдохнул Давид, подтягивая свое тело на руках и усаживаясь у стенки. Не так давно он понял и признался, что вовсе не чувствует ног. — Мы не стоим того.

— Нет, не стоите.

Влас прищурился, пытаясь понять, что не так с мордой обожженного. А потом понял. Он был белокожим, светловолосым с тонкими, явно европейскими чертами лица. В его седой густой бороде, которая росла на нетронутой огнем коже, компенсирующей отсутствие волос на голове, можно было при желании рассмотреть почти рыжие волосы.

А еще он, наверняка, был красив когда-то. Под песочной формой прослеживались крепкие мускулы, а пальцы, удерживающие автомат, были изящными и ровными.

Перебежчик.

Влас скривился, отворачиваясь. Его раздражал не столько этот человек, сколько интеллект, светившийся в его голубых глаза. Он дураком не был и с ним можно было вести диалог, только вот не хотелось.

Обожженный заметил его реакцию и хмыкнул. А потом произнес:

— Мы соблюдаем конвенцию о поведении с военнопленными. Вас переведут в лучшие условия, дадут возможность вымыться и поесть.

— Ему нужна помощь! — вскричала Камилла, хватая Давида за руку. — Нужно…

Боевик, который секунду назад казался беззаботным и благосклонным, взъярился:

— А ты, подставка под микрофон, вообще молчи! А не то в этой конуре останешься! Будешь гнить тут до конца своих дней! Твою пишущую братию раскатали по асфальту, от них не осталось и косточки целой! И тебя тоже в расход пустим! Только сперва развлечемся…

Сплюнув на пол, он взбежал по ступеням вверх и скрылся в коридоре. С управлением гневом у него явно были большие проблемы.

***

Спустя почти полдня в камеру вошел Мехмед. Поморщившись от неприятного запаха, он посмотрел на поднявшегося ему навстречу Власа, на воинственно сгорбившуюся как кошка Камиллу, и процедил:

— О Аллах, какие вы жалкие.

— Не смей поминать имя Аллаха, ты, кафир! — взревела Камилла, пытаясь встать, но Давид удержал ее за руку.

Мехмед на ее слова не отреагировал. Снова посмотрел на избитое лицо Власа, все в запекшейся крови, и насмешливо протянул.

— Полкан, сука, вас бы всех на смерть отправил! Вы же лесные, привыкли к зеленке, а тут пески! Как строить блиндаж в песке знаешь, нет?

— Что будет дальше? — проигнорировав его вопрос, прорычал Влас, глядя прямо перед собой.

— За шлюху свою переживаешь? — понимающе кивнул Мехмед и отшатнулся, ловко уворачиваясь. Его лицо от встречи с кулаком спасло только то, что Влас все еще не оправился после легкой контузии и избиения.

Боевик оттолкнул его к стене и достал пистолет из кобуры. Снял с предохранителя, удерживая наготове.

— А тебя так и бесит, да? — огрызнулся Влас, оставаясь на месте. Он знал, что злить Мехмеда не стоит, но остановиться уже не мог. — Так может ты того? Латентный?

— Чего, бля? — рявкнул боевик, поморщившись так, что края косметического шва на его брови закровили. — Ты договоришься, капитан!

Они замолчали, глядя друг на друга с неприкрытой неприязнью, а потом Мехмед как бы невзначай обронил:

— А я хотел предложить тебе вступить в наши ряды. Был бы рядом со своей «девочкой».

— Нахуй иди, — отозвался Влас ни на секунду не сомневаясь в своих словах. Он знал, что, во-первых, никто не поверит в его предательство, а во-вторых, отвоевать Сашку сможет только на воле, потому цеплялся за обмен. А там… там что-то придумает.

— Ну, как знаешь, — дернул плечом Мехмед, но уходить не спешил. Взглянув на Камиллу, он оскалился: — А ты все же красотка. Я бы тебя…

— Слышишь, ты, падла!.. — тут же отреагировал Давид, прижимая девушку к груди.

Боевик расхохотался.

— Да что ты мне сделаешь, паралитик? Видишь, Влас, ты все же среди баб и калек. Как я и говорил, помнишь?.. Ну ладно, немощные! Вас велено по очереди отвести в душ, непонятно только за какие заслуги. Здесь вода на вес золота, знали? Дороже нефти!

Кто-то открыл, видимо, словесный шлюз, потому как Мехмед не затыкался. Наконец он пальцем поманил к себе Камиллу, но она только прищурилась и помотала головой. Давид для надежности еще крепче прижал ее к груди.

— Ладно, вдвоем пойдете, — фыркнул боевик, а потом звучно свистнул. Вниз спустились еще два бородача.

Они подхватили Давида под локти и поволокли к выходу, а Камилла, обняв себя за плечи, пошла следом.

Влас оставался неподвижным, наблюдая, как товарищей по несчастью уводят в неизвестность. А когда остался один на один с Мехмедом, посмотрел в его горящие насмешливые глаза, спросил прямо:

— С чего такая щедрость?

— У ваших в плену один из наших командиров.

— Быстро же ты поменял местами «ваших» и «наших», — процедил Влас, поморщившись от боли в разбитом лице. Кровь засохла, взялась коркой, запечатывая нос. А говорить и дышать одновременно он не мог.

Но Мехмед только хмыкнул:

— Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Кажется, так говорят у вас?

Влас высокомерно промолчал, не желая вести с ним светские беседы. Мехмед понял, что ничего не добьется. Ему и самому уже надоело торчать в этой камере.

— Ладно, капитан, дам тебе совет: веди себя хорошо, и получишь достойное содержание. А может, даже больше. У каждого человека есть слабости, и у нашего главного тоже. Тебе повезло, что он понимает, что верный пес полезнее сидящего на цепи голодного волка.

Боевик ушел, а Влас еще долго крутил в голове его последние слова. Слабости? Какие нахуй слабости?

Он сидел в углу, привалившись к ледяной каменной стене спиной так долго, что успел заснуть.

А очнулся от уже знакомого скрежета.

Через маленькое узкое окошко пробивалась полоска света, можно было наверняка сказать, что солнце клонилось к горизонту. А значит, он проспал почти весь день.

Тело занемело, все мышцы ныли, а в голове никак не прояснялось.

Влас поморщился, покрутил головой, пытаясь размять шею. Позвонки неприятно хрустнули.

— Подъем! — рявкнули над ухом.

Проморгавшись, Влас поднялся на ноги, придерживаясь за стенку. Все тело ощущалось как один сплошной синяк.

— Идем, — дуло автомата ткнулось ему под ребра.

Влас посмотрел на молодого боевика, понимая, что, наверное, смог бы вырвать автомат из его рук, только вот смысл? У них Сашка в заложниках.

Подгоняемый боевиком, он вышел из камеры и поднялся по ступеням. Яркий свет резанул по глазам, и потребовалось время, чтобы к нему привыкнуть. Его повели по длинному коридору безоружного, но при этом не связанного. И это казалось чем-то нереальным. Террористы его не боялись. Были уверены, что Яновский для него много значит?

Запах хлорки ощущался, даже учитывая то, что лицо все еще было окровавленным, и носом дышать он не мог.

Он зашел в обыкновенную и на удивление чистую раздевалку и быстро осмотрелся. За дверью обнаружилась душевая комната. Никого не было, но пар, который все еще не ушел в вентиляцию, явно намекал, что тут кто-то недавно мылся.

— Раздевайся и жди, — небрежно бросил боевик и вышел за дверь.

Влас недоуменно посмотрел ему вслед и принялся расстегивать тонкую камуфляжную куртку. Она вся задубела от крови и теперь неприятно хрустела под пальцами, как бумага.

Стянув отвратительно воняющую футболку, Влас взялся за ремень штанов, но тут дверь снова распахнулась, и в помещение вошел Сашка.

— Епт, — выдохнул Яновский, огромными глазами глядя на любовника. Он даже покачнулся и едва не завалился назад, но успел вовремя схватиться за стену. — Что у тебя с лицом?

— Это с утра, — пробормотал Влас, рассматривая Сашку с ног до головы. Его переодели в чистое, но он и новую одежду успел запачкать кровью. Видимо, халаты боевики достать не смогли. Зато они, видимо, позволили ему принять утром душ. Новые ссадины и синяки выглядели воспаленными и болезненными, но зато кожу не покрывала корка крови. — Они дают нам побыть вместе? Зачем?

— Я не знаю, — шепотом отозвался Яновский, подходя ближе и на ходу стягивая через голову футболку. — Меня пугает это все, но давай хотя бы вымоемся. От тебя несет, как от дохлого скунса. Да и от меня уже тоже.

Влас тихо рассмеялся, спуская штаны и белье. Сашка последовал его примеру.

Вода была едва теплая, но все же не ледяная. Влас долго оттирал кровь с лица, Сашка — с предплечий. Из кабинок они вышли почти одновременно.

Видеть любовника обнаженным почему-то казалось непривычным, хотя раньше, до этой злосчастной поездки в неприветливую пустынную страну они почти не одевались, все свое свободное время валяясь в кровати без одежды.

Возбуждение сбивалось от поселившейся в теле боли, да и синяки на боках любовника тоже не возбуждали, а пробуждали злость на тех, кто их оставил.

Но Влас все равно не мог оторвать взгляда от его округлых крепких ягодиц, стройных ног и тонкой талии. Яновский сосредоточенно вытирался найденным в шкафчике полотенцем, отвернувшись, и, когда он все же развернулся к любовнику, его член тоже был уже затвердевший, а в глазах пылало желание.

— Здесь нельзя, — произнес он твердым голосом, будто мысли прочитал.

Влас согласно кивнул. Он знал, что нельзя. Ни в коем случае. Не среди ублюдков, которые свои злодеяния прикрывают великой миссией. Не среди тех, кто подобные отношения воспринимает как личное оскорбление.

Но все его существо все равно тянулось вперед.

— Я так сожалею, что мы здесь. Ведь мы здесь из-за меня, — с вымученной улыбкой прошептал Саша, взглянув в потемневшие глаза мужчины.

Влас ничего не ответил, только шагнул еще ближе, прижимая любовника спиной к холодной кафельной плитке. Тот вздрогнул и, чтобы уйти от контакта с поверхностью, подался вперед, прильнув грудью к груди.

— Мы выберемся, — не слишком уверенным тоном добавил Яновский, прикрывая глаза от удовольствия, когда грубые пальцы нежно скользнули по его щеке, шее, плечу. — Мы… выберемся.

Влас прижался плотнее, касаясь его приоткрытых губ поцелуем, заставляя замолчать и хотя бы на минуту забыть обо всем. Тепло разливалось по телу, жар передавался через кожу, а от несвойственной их отношениям нежности кружилась голова. Сашка вцепился в любовника обеими руками и застонал ему в губы от отчаянного желания.

Его член упирался в бедро мужчины, чертил влажный след, и Влас опустил руку вниз, обхватывая ствол пальцами.

— Если бы ты знал, как я хочу вытащить тебя из этого проклятого места, — прошептал он, крепче сжимая хватку и принимаясь грубо дрочить ему, оставляя нежные поцелуи на покрытых светлой щетиной щеках любовника.

Сашке много времени не требовалось. Он был измотан и кончил не столько от наслаждения, сколько просто сбрасывая с себя накопившееся напряжение.

Отдышавшись, он попытался опуститься на колени, но Влас остановил его, схватив за плечо и прижав к себе плотнее.

— Не нужно, — прошептал он, касаясь крепким поцелуем губ. — Одевайся.

— Во что? — растерянно отозвался Яновский, а потом кинул расфокусированный взгляд на лежащую неровной стопкой на скамейке одежду. Видимо, пока они были в душе, ее кто-то принес. Ничего особенного: растянутый свитер с застиранными пятнами крови, чуть рваная трикотажная кофта, пара синих спортивных штанов «прощай молодость» и почти одинаковые стоптанные кроссовки такого большого размера, что даже Власу были великоваты. Ни белья, ни носков.

Но они и этому были рады. Не хотелось бы на чистое тело натягивать вонючие берцы и грязную форму…

Одевшись, они подошли к двери. Сашка постучал костяшками пальцев и тихо пояснил:

— Такие правила. Необходимо соблюдать их, чтобы они оставили нас в живых.

Влас понимающе кивнул, готовый даже к тому, чтобы его руки сковали наручниками. Но боевик только взял их на мушку и скомандовал шагать вперед.

Их завели в простую комнату без окон, больше напоминающую тюремную камеру только вместо нар на полу были постелены тонкие матрасы, кажется, набитые соломой. Навстречу тут же поднялась Камилла, сидящая рядом с Давидом. Ей тоже выдали одежду: длинное закрытое платье, на несколько размеров больше, от чего казалось грубым мешковатым балахоном.

— Вы целы! — облегченно вздохнула она, делая шаг вперед, будто собиралась обнять идушего впереди Власа. Но взгляд ее карих глаз скользнул ему на спину, зацепился за Сашку… Девушка слабо улыбнулась и спрятала руки за спиной.

Влас только приветливо кивнул ей, потом Давиду, а Яновский тут же бросился к лежащему мужчине.

— Ну что? Они проверили реакции? — взволнованно спросил он, падая на колени рядом с его матрасом.

— Да, — хрипло отозвался Давид, подтягиваясь на локтях, чтобы занять более удобное положение. — Чувствительность потеряна не полностью. Их этот… медбрат, конечно, криворукий.

— Это точно, — хмыкнул Сашка, а потом принялся выпытывать подробности.

В конце он резюмировал:

— Без полноценного обследования не обойтись. Но я надеюсь, вас завтра-послезавтра обменяют. Потерпите.

— А ты? — прямо спросил Давид.

Яновский обернулся, мельком взглянул на с нетерпением ожидающего ответа Власа, а потом, силясь улыбнуться, выдавил:

— Я пока просто оперирую и смотрю за их ранеными. Ничего сложного, да и я им нужен целый и невредимый. А там посмотрим.

— Ты после этой работы едва на ногах держишься! — вскричала Камилла. — Думаешь, они будут давать тебе отдохнуть? Они будут использовать тебя, пока ты не выдохнешься окончательно!

Влас сложил руки на груди, неотрывно глядя на кусающего губы Сашку. Тот и так все это прекрасно понимал. Он вообще был на редкость умным и талантливым парнем, и такого профессионала боевики не отпустят. Может, даже увезут в глубокий тыл, где он будет батрачить без отдыха, штопая шкуры террористов, спасая их жизни…

Яновский поднял на него обреченные голубые глаза и слабо виновато улыбнулся, а Влас вспомнил совсем другую улыбку. Ту самую первую, завлекающую. А еще оценивающий заинтересованный взгляд, брошенный с другого конца барной стойки ночного клуба. И демонстративное пренебрежение. И как он намеренно не смотрел в его сторону, а стоило подойти, весь подался вперед.

И первый секс. Влас помнил как пропускал мягкие волосы сквозь пальцы, грубо хватая и наматывая на кулак длинные пряди, насаживая ртом на свой член. И как горячо было в нем. И его искренний тихий стон.

И первый поцелуй, который случился только через месяц, когда Влас прижал его к стенке возле дома и, не стесняясь соседей, прорычав что-то про одноразовых шлюх, поцеловал напористо и грубо. И боль от удара в челюсть за это. И кровь из собственной прокушенной внутренней стороны щеки.

И постоянное подвешенное состояние, когда он не знал, вместе они или нет. Истерики, драки, дикий животный секс, громкие скандалы с расставаниями, а потом встречи, будто ничего и не было.

И наконец перерыв в два года, за которые Влас едва не спился и лишь чудом не сошел с ума.

Пощечины сестры, угрозы, ледяной душ, бой посуды, ощущение собственной ничтожности. Смелое «подглядывание» за жизнью Яновского через соцсети и общих знакомых.

Встреча в провинциальной больнице.

Самый счастливый и относительно спокойный год.

И вот…

— Иди сюда, — прохрипел Влас, рухнув на колени рядом с любовником и заключив его в крепкие объятия. Яновский замер на мгновение, а потом обессиленно уронил голову ему на плечо, ткнувшись носом в шею.

— О, парни! — умильно протянула Камилла и обняла их обоих, а Давид в знак поддержки сжал пальцами предплечье Власа.

***

Эту ночь Влас спал не крепко. Он не хотел снова быть застигнутым врасплох, потому, отпинав свой матрас поближе к матрасу Яновского, он повернулся к нему лицо и протянул руку.

Сашка иронично вскинул бровь и даже рот открыл, чтобы пошутить про всяких слюнявых любовников с их сопливыми нежностями, но потом, подумав, вложил свою ладонь в ладонь мужчины.

Влас крепко сжал его пальцы, с нажимом провел по безымянному, будто надевал кольцо, и улыбнулся, даже в темноте заметив, как Яновский покраснел, пряча лицо в тонкую сбившуюся подушку.

Посреди ночи Влас резко очнулся. Сашка во сне перевернулся, высвободив свою руку из хватки. Он сжался в комочек под тонким шерстяным одеялом, слишком коротким для его роста, и ему явно было холодно. Власу одеяло, разумеется, тоже едва ли доставало до груди, а потому, рассудив, что возмущений не последует по крайней мере до пробуждения, встал, подтянул матрас вплотную и, накрыв Сашку вторым одеялом, лег рядом, прижимаясь со спины.

Яновский завозился во сне, устраиваясь поудобнее, и Влас обнял его рукой.

Проснулся он от приглушенных голосов.

Поморщившись, мужчина повернул голову в сторону говоривших и быстро заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд.

Камилла замолчала, а потом, улыбнувшись, помахала рукой.

— Блять, — прошептал Влас, приподнимаясь на локте. Сашка, который под одеялами угрелся и перевернулся к нему лицом, приоткрыл веки.

— Не переживайте, никто не заходил, — хмыкнул Давид.

Присмотревшись, Влас понял, что их с Камиллой матрасы тоже были сдвинуты.

— Так теплее, — закивала девушка, обнимая колени руками. Она помолчала немного, а потом продолжила разговор с Давидом, а Влас развернулся к Яновскому, который, видимо, был удивлен тому, что выспался.

— Давно так комфортно не спал, — откашлявшись, сообщил парень, блаженно потянувшись всем телом. — Но надо вставать. А не то засекут.

— Все знают и так, — отозвался Влас, падая обратно на подушку. Он тоже выспался и даже чувствовал прилив сил. Особенно после ужина, который им принесли в камеру. Там, кажется, даже мясо было… Он и не понял, проглотив свою порцию супа в рекордно короткое время. — Если сегодня будет обмен… Я не знаю, как смогу оставить тебя тут.

Яновский выдохнул резко, а потом сел, сбрасывая с себя одеяло, всем своим сосредоточенным видом показывая, что это обсуждать он не собирается.

Им принесли ужин — черствый хлеб и что-то напоминающее паштет. Воду по-прежнему приходилось пить из крана, который находился в крохотном помещении, примыкающем к камере. Там же был и туалет по типу дырки в полу.

За Яновским пришли, когда он еще даже не успел дожевать свою кусочек странного бутерброда.

— На выход, — мотнул головой боевик, незаинтересованным взглядом окинув камеру.

Сашка поднялся на ноги и, ни на кого не глядя, вышел.

Влас не стал его останавливать, просто морально готовился к невероятно длинному дню, наполненному ожиданием. Ближе к вечеру, от скуки уже готовый на стены лезть, он занял упор лежа и принялся отжиматься.

Камилла наблюдала за ним со своего матраса, а потом тихо спросила:

— Что делать будем?

— Ждать, — отрывисто бросил мужчина, через боль продолжая сгибать и разгибать руки. Мышцы дрожали, спина против воли прогибалась. Он сел и уставился на девушку испытывающе. — Или у тебя есть предложения?

Она закусила губу, пряча улыбку.

— Я имела в виду, как будем Александра спасать?

— Я буду его спасать, — произнес Влас и начал очередной подход.

Но не успел он отжаться и трех раз, как дверь в камеру распахнулась и вошел Сашка.

Бледный и какой-то совершенно невеселый.

Влас резко вскочил на ноги, всматриваясь в его лицо.

— Что случилось? Тебя отпустили раньше?

— Да, работы не было.

Света, пробивающегося через узкое окошко под потолком, было достаточно, чтобы увидеть…

— Что это? — холодно процедил мужчина, шагнув вперед. Он коснулся пальцами правой щеки любовника, погладив свежий длинный красноватый след.

…Значит, бил левша?

— Это старое, — буркнул Яновский, убирая его ладонь от своего лица.

Влас тут же зацепился взглядом за такие же свежие следы на запястье, будто кто-то крепко сжимал его руку…

Он мягко взял его за локоть, почти не надавливая, притянул поближе к себе, рассматривая. На костяшках изящных Сашкиных пальцев уже подсохли корочки, царапины от осколков тоже заживали, и вот какая-то сука решила оставить новые повреждения…

Почувствовав, что начинает злиться, Влас посмотрел в растерянные голубые глаза любовника и потребовал:

— Рассказывай.

Яновский бросил смущенный взгляд ему за спину, на Камиллу и Давида, и почти прошептал, пусть даже те его все равно не понимали:

— Нечего рассказывать! Один придурок шлепнул меня по заднице, пошутил, что перепутал с девкой. Я развернулся, чтобы ему врезать, но он перехватил за руку и ударил по лицу. Всё.

Влас, бешенство которого с каждым словом становилось все ощутимее, даже не дослушал до конца. Он отпустил руку любовника, подошел к двери и с силой постучал кулаком.

— Не надо! — вскричал Сашка, хватая его за локоть и пытаясь оттянуть назад.

Но дверь уже распахнулась и боевик с автоматом спросил, что ему нужно.

— Поговорить с твоим начальством хочу! — рявкнул Влас, упираясь ладонью в стену.

— Ну идем, — дернул плечом мужчина.

Влас мягко высвободился из хватки Сашки и, оставив его в камере, пошел вслед за террористом.

Его завели в комнатку, такую крохотную, что там места едва хватало для немногочисленной мебели, не то что для комфортного существования.

Но тем не менее все будто было на своих местах. Стол, стул, диван. На стене даже висела карта.

— Шарль, тут пленный хочет с тобой поболтать…

Обожженный сидел за столом и что-то быстро печатал в телефоне.

— Да? — удивленно приподнял он бровь, взглянув на Власа. — Ты что-то хотел? Решил остаться?

Он махнул рукой сопровождающему боевику, и тот быстро ретировался, прикрыв за собой дверь.

— Яновского кто-то ударил, — прямо произнес Влас, упираясь костяшками в стол и почти нависая над командиром. — И к нему цеплялись. Думаю, тебе известно, что будет, если они перейдут грань.

— А что будет? — невинно переспросил обожженный.

— Сомневаюсь, что он будет в состоянии держать скальпель или иглу, если с ним что-то сделают.

Главарь поморщил нос. Ему очевидно не нравился тон и попытки ставить какие-то условия.

— Да что ты говоришь? — хмыкнул он, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди. — Ты имеешь в виду, если кто-то нагнет его и хорошенько поимеет?

Влас скрипнул зубами, пытаясь подобрать правильные слова и успокоиться, чтобы не заорать и не врезать.

А обожженный тем временем поднялся на ноги, встав в зеркальную позу и приближая свое изуродованное лицо к лицу Власа.

— Твоей сучке нужен секс, — доверительным вкрадчивым голосом сообщил террорист, — иначе она станет раздражительной и рассеянной. А мне нужна полная концентрация на деле.

— Не говори… так, — прорычал Влас, сжимая пальцы в кулаки с такой силой, что зажившие ранки на костяшках снова лопнули. — Не смей…

— А не то что? — высокомерно, прекрасно осознавая, что все в его власти, хмыкнул Шарль, и в его холодных злых глазах заплескалось глубокое удовлетворение.

Влас почувствовал, что его всего трясет. Кровь отлила от ног, ударила в голову. В ушах зашумело, а горло сжалось. Он прилагал колоссальные усилия, чтобы не врезать обожженному, и тот это понимал. И проверял границы.

А еще, видимо, испытывал низменное удовольствие завистливого и мстительного человека…

Зацепившись за эту мысль, Влас привязал к ней еще парочку: Шарль, вероятнее всего, француз, а еще точно перебежчик и… гей.

Осознание щелкнуло, будто лампочка зажглась.

Влас скривил губы в недоброй усмешке, а потом процедил:

— Ты ведь и сам был на моем месте, верно?.. Ты…

— Нет! — резко оборвал его Шарль, а потом снова сел в кресло и бросил на мужчину злобный взгляд. — Я не был на твоем месте. Увы, но не был.

Они помолчали какое-то время, а потом Влас уже спокойнее произнес:

— Он дорог мне. Нет… даже не так. Я его люблю.

— Поздравляю, — сухо отозвался обожженный, глядя в одну точку. — Предложение остаться у нас все еще в силе. Будешь защищать его. Даже оставлю вам ту камеру, все равно мы пленных больше не берем.

Влас поморщился, а потом прошел к тахте и сел на край. Провел пальцем по своим костяшкам, размазывая кровь, и подумав немного, спросил:

— Неразделенная любовь?

— Если бы, — бросил Шарль, хотя, очевидно, что мог бы и не отвечать. Но, видимо, боль, которая грызла его многие годы, прорвалась наружу. И он заговорил. — Я был в составе одного из первых добровольческих международных легионов в качестве снайпера. Мой парень был летчиком. Мы не афишировали, не палились, как вы. Мы даже не виделись толком. Он совершал по несколько боевых вылетов за день. Был профессионалом… Только язык за зубами держать не умел.

Обожженный взял со стола карандаш и принялся нервно крутить между пальцами, обдумывая что-то. А потом продолжил:

— Наши… теперь уже не мои, а твои, капитан, надрались как свиньи бухлом, которое после очередной вылазки нашли в каком-то супермаркете для приезжих. Местные ведь здесь не пьют. И… — Шарль поморщился, сжал зубы, будто воспоминания причиняли ему физическую боль. — Они базировались возле аэропорта. Начали к нему цепляться… это мне уже позже рассказали. Эти ублюдки… они… — обожженный захлебнулся словами, схватил ртом воздух, судорожно втягивая его в легкие.

Влас молчал и даже боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть.

— Когда командование узнало, то просто закрыло на это глаза. Много вопросов бы возникло, да и никому не нужно было раздувать скандал. Они просто сожгли его тело. Облили бензином и сожгли. А когда я вернулся, я как обезумел. Схватил пистолет, начал стрелять. Они открыли огонь в ответ. Канистра с бензином упала на пол и начался пожар. Я не хотел жить и не хотел выходить из пылающего лагеря. Мне было плевать. Жана больше не было.

Обожженный потер виски пальцами, устало прикрывая глаза. Он выговорился. Возможно, впервые за много лет.

— Ты… — начал Влас, но голос внезапно охрип. Он откашлялся и спросил: — Ты ведь не желаешь мне того же?

— Нет, конечно же! — рявкнул боевик, метнув на него оскорбленный взгляд, мол, как ты мог такое вообще обо мне подумать. — Но нам нужен медик!

— А мне нужно, чтобы Яновский был в безопасности, — безапелляционно отрезал Влас. — Найди того ублюдка. Он, возможно, левша.

Шарль медленно кивнул, глядя куда-то в пустоту.

Поднявшись на ноги, Влас уже направился к двери, но обожженный вдруг бросил ему вслед:

— Скажи охраннику, что я приказал дать вам «люкс».

— Люкс? — удивленно переспросил Влас, оборачиваясь.

— Он поймет. Просто скажи ему. И да… завтра обмен. Уже все оговорено: ты, девка и калека уедут в Мабур, Яновского я отправлю к нам в тыл, можешь даже не пытаться его искать.

Влас застыл. Буквально обомлел, с ужасом понимая, что это… да, это всё.

— Даю вам ночь на прощание, — добавил обожженный, выразительно поднимая бровь.

Уже на подходе к камере Влас вспомнил, что должен был передать охраннику. Тот даже не удивился. Кивнул и повел его в другой конец лагеря, давая возможность осмотреть здание.

Решив воспользоваться моментом, мужчина у него спросил:

— Почему меня не водят в наручниках?

— Потому что я тебя не боюсь, — небрежно бросил охранник, доставая связку ключей. — Ты можешь убить меня и попытаться с боем прорваться, но у тебя ничего не выйдет. Это надежная крепость.

Он открыл металлическую дверь, напоминающую вход в какой-нибудь карцер, и кивнул, предложив войти. Влас, не долго думая, взялся за дверную ручку, открыл и замер, ошарашенный.

Это была комната. Простая, чистая комната с большой кроватью, тумбой, зеркалом, стулом. В общем, обыкновенная комната во второсортной гостинице.

— Люкс? — иронично поинтересовался Влас, взглянув на безучастного охранника.

— Здесь останавливается высшее руководство, когда приезжает на базу, — дернул плечом тот. — Входи. Я приведу второго.

Влас послушно вошел и щелкнул выключателем на торшере. Комната оказалась без окон, не считая, конечно, узкого, под самым потолком, но оно и неудивительно ведь половина этажа была погружена под землю.

Дверь закрылась, потом послышался поворот ключа… Все же его заперли. Ну, ничего, он все равно не собирался никуда бежать.

Он опустился на край кровати и задумался, переваривая все услышанное. Значит Шарль, прекрасно понимая, что он чувствует, дает какие-то послабления, но отпустить не может, ведь им нужен медик. Определенно, на это стоило давить. Простые манипуляции он раскусит, а что-то более сложное… По этой части был Сашка.

Стоило Власу подумать о любовнике, как открылась дверь, и в комнату вошел удивленный Яновский. Мужчина поднялся ему навстречу, слабо улыбнувшись.

— Это… что? Завтрак перед казнью? — нервно хмыкнул он, скрестив руки на груди.

— Нет. Как я предполагал, их командир из наших, — отозвался Влас, подойдя к нему вплотную и взяв за талию. — Мы можем поспать, можем принять душ, а можем заняться сексом. Как захочешь.

Сашка не реагировал какое-то время, пялясь в пустоту, а потом дернул головой и, изогнув губы в усмешке, поправил:

— Порядок неправильный. Душ, секс, сон. Только так. И я первый иду.

Влас кивнул и отпустил его, позволяя пройти в ванную комнату, а сам принялся изучать комнату. Сперва внимательно посмотрел по всем углам, нет ли где камер и прослушки, а потом занялся комодом. В нем не обнаружилось ничего интересного, разве что, может, расческа.

Его-то волосы отросли не сильно, им расческа не требовалась, а вот Сашкины кудри скоро рисковали превратиться в сплошной колтун.

Вообще Власа удивляли чистота и порядок на базе. Среди песков это низкое замаскированное здание больше напоминало каменный дом бедуинов, но внутри все оказалось не так, как снаружи. И плитка, и коммуникации, и приличная еда. Да и, что уж говорить, относились к ним сносно.

— Я все, — сообщил Сашка, выходя из ванной комнаты в одних штанах и на ходу просушивая волосы полотенцем. — Там бойлер, так что не слишком долго купайся… О, расческа!

— На, — улыбнулся Влас, наблюдая восторг в голубыхглазах. Яновский принялся расчесывать еще мокрые волосы, свернувшиеся барашками, и он уже предвкушал, какой красивой волной они лягут, когда высохнут. Сашка вообще мало изменился. Да и видеть его с бородой кстати, было хоть и непривычно, но все равно как-то сладко.

Хотя, может, ему просто Сашка нравился любым, а в нынешней ситуации он ценил каждый момент.

— Иди уже, чего ждешь, — фыркнул тот, отворачиваясь.

Влас справился в кратчайшие сроки, а, когда вернулся, застал Яновского лежащим поперек кровати, раскинув руки в разные стороны.

Забравшись с другой стороны, мужчина подполз ближе и навис над ним, рассматривая расслабленное лицо, запоминая каждый синяк и ссадину, чтобы напомнить себе, за что должен будет отомстить ублюдкам.

Сашкины губы манили. Розовые, чувственные, приоткрытые. Влас склонился ниже, и вот, когда он уже почти коснулся их поцелуем, Яновский прошептал:

— Это ведь прощание?

— Нет, — выдохнул Влас, отстраняясь. Сашка открыл глаза и уставился на него испытывающе.

— Пообещай мне, что это не прощание, — потребовал он, прищурившись.

Они долго смотрели на перевернутые лица друг друга, а потом, не дождавшись продолжения диалога, одновременно потянулись навстречу.

Влас поцеловал мягко, постепенно увеличивая напор, и оторвался лишь чтобы дать Сашке возможность сесть на кровать и снять штаны. Потянул на себя, прижимая грудью к груди, затащив на колени. Он любил позу наездника, любил рассматривать красивое подтянутое тело Яновского и давать ему свободу действий тоже любил. Но сегодня хотелось грубо. Хотя бы этот первый раз, когда они были изголодавшимися по близости.

Сашка не протестовал, когда его толкнули лицом в подушку, лишь оттопырил задницу, шире расставив ноги. А потом потянулся рукой к брошенным на край кровати штанам.

Влас перехватил его руку машинально, прижимая к матрасу, и Яновский задушенным шепотом произнес, даже не пытаясь вырваться:

— Смазка. Возьми, я прихватил из медчасти.

— Какой предусмотрительный, — хмыкнул Влас и, склонившись, поцеловал его в плечо, а потом выцарапал из кармана спортивок баночку. Быстро зачерпнув пальцами немного жирной субстанции, он наскоро смазал сжатый, сухой, уже отвыкший от проникновения вход и медленно проник сначала одним пальцем, но потом сразу вторым.

Яновский дернулся и выше поднял бедра, уткнувшись носом в подушку. Влас видел, как напряжены его плечи, как он тяжело дышит, и не хотел усложнять его положение, а потому не спешил, тщательно растягивая и готовя под себя. Хотелось войти одним слитным движением, как раньше, когда любовник всегда была мягким и расслабленным для него, способным принять на всю длину без растяжки.

Он добавил третий палец, и тогда Сашка зарычал, подаваясь навстречу, насаживаясь.

— Давай уже, черт возьми!

Влас хмыкнул и шлепнул его по округлой заднице, вырвав чувственный стон, а потом вынул пальцы, вытирая остатки смазки о свой болезненно пульсирующий член, и, приставив к приоткрытой блестящей дырке, начал входить, наваливаясь сверху.

Яновский охнул, сжимая пальцами подушку, но потом принялся отчаянно подаваться навстречу, так что мужчине даже пришлось его придержать за бедра, чтобы глупость не сделал.

Привыкнув друг к другу, они начали двигаться в одном сладком знакомом ритме, удовлетворяя первую нахлынувшую волну желания. Влас и сам не заметил, как кончил, и тем более не заметил, когда кончил Яновский. Тот потянулся рукой к брошенному на край кровати мокрому полотенцу, и вытер испачканную ладонь, а потом обессиленно упал лицом в подушку. И так его можно было бы оставить, но Влас не спешил вытаскивать член и отстраняться.

Он подхватил его рукой под грудь, заставляя прижаться к себе, и медленно опустился спиной на матрас.

— Эй, — хрипло прошептал Сашка и пошевелился, пытаясь встать.

— Лежи, — попросил Влас, не позволяя любовнику сползти с его груди. Яновский давил на него всем своим весом, но это ощущалось правильно. Так, как и нужно, как и должно быть. — Лежи, ты не тяжелый.

Сашка фыркнул, но все равно осторожно положил голову ему на плечо и ткнулся носом и губами в колючую щеку. Тело его постепенно расслаблялось.

Рука Власа, лежащая на впалом от странной позы животе, поползла вниз, прослеживая пальцами кубики пресса, дорожку светлых волосков.

— Щекотно! — возмутился Сашка, схватив его ладонь.

— Тш-ш, — улыбнулся мужчина, добравшись до мягкого члена. Сжал в кулаке и, получив одобрительный стон, скользнул рукой вниз, туда, где колечко мышц растягивалось вокруг его так и не потерявшей окончательную твердость плоти. Погладил по гладкой натянутой коже, не пытаясь просунуть пальцы, а потом спросил: — Не болит?

— Нет, — прошептал в ответ Сашка, двигая бедрами, устраиваясь поудобнее. — Но смазки добавить не помешает.

— Обязательно, — пообещал Влас, поцеловав любовника в плечо. — Ты знал, что нам дадут побыть вместе?

— Я знал, что их командир педик, — ухмыльнулся Яновский, опуская руку ниже и переплетая пальцы с пальцами Власа. — Я их сразу в толпе нахожу. Как ты думаешь я тебя нашел? В тебе же невозможно было определить гея.

Мужчина хмыкнул и вскинул бедра, толкаясь в чувствительную дырочку.

— Тц! — шикнул Сашка, дернувшись. — Смазку!

— Точно, извини.

В этот раз они двигались медленно, плавно, наслаждаясь контактом кожа к коже. Влас гладил окрепшую плоть любовника, слушал музыку его голоса, касаясь губами белого плеча.

Сашка дошел до разрядки быстрее, и Влас едва успел перехватить свободной рукой брызнувшие капли, чтобы они не попали парню на лицо. А потом и сам кончил, всем телом ощущая дрожь, прошившую каждую клеточку любовника.

— Мне тебя мало, — произнес он, поднимая бедра, чуть глубже проникая в пульсирующую натруженную дырочку. Яновский протестующе замычал, прогибаясь в пояснице, и снова ткнулся влажными губами в щеку Власа, коротко целуя, отвечая тем самым на признание.

Он полежал смирно еще буквально с минуту, восстанавливая дыхание, а потом ледяным, обиженным голосом спросил:

— Ты же соврал мне, когда сказал, что это не прощание?

Влас обреченно застонал, понимая, что лимит кротости и умиротворенности исчерпан. Сильнее перехватил Сашку за живот, он строгим тоном произнес:

— Конструктивные предложения имеются?

— Может быть, — огрызнулся Яновский и попытался встать, но Влас только крепче сжал хватку. — Почему я должен спорить всегда с твоим членом в моей заднице?! Это не очень удобно, знаешь ли!

— Потому что, — хмыкнул мужчина и укусил за выгодно подставленное плечо.

Сашка вскрикнул, но замер, сердито засопев. Помолчав немного, он уже спокойнее заявил:

— Я целиком и полностью за то, чтобы тебя обменяли. И против того, чтобы ты меня попытался силой отбить.

— Это еще почему? — резко спросил Влас.

— Потому что ты погибнешь, — отрезал Яновский. — У них много живой силы и много оружия. А я… я подписал контракт. И отказ от обмена.

— Но…

— Контракт на год, — уже тише добавил Сашка.

Влас сжал зубы, крепко зажмурился и, лишь сделав глубокий вдох, заставил себя сбавить градус напряжения, чтобы ровным голосом произнести:

— Милый, у тебя вообще мозги имеются? Я, конечно, понимаю, что ты у нас не юрист и не политик, и уж тем более не военный, но базовые какие-то вещи должен понимать. Саш, они — террористы. Любая добровольная форма сотрудничества с ними делает террористом тебя. Это раз.

Он чуть ослабил хватку, провел ладонью по груди любовника, к горлу. Погладил ключицы, прижал пальцы к пульсирующей артерии.

— А два — это то, что все бумажки, заверенные их нотариусами — это всего лишь бумажки и не могут считаться…

— Они угрожали тебе, — бросил Яновский, перехватывая его руку, оттягивая от своей шеи. — Поэтому замолчи. Я и слышать не хочу никакие претензии! Не один ты тут такой благородный и кем-то дорожишь! Я тоже, знаешь ли!.. — он задохнулся словами, а потом злобно буркнул: — Я тоже не хочу тебя потерять.

Влас улыбнулся, погладил по щеке, давая понять, что услышал, а потом разомкнул объятия позволяя встать.

Сашка оперся на локти и с кряхтением приподнял бедра, осторожно снимаясь с члена.

— Блять, если я встану, с меня потечет! — пожаловался он и тут же рявкнул: — Я знаю, что ты самодовольно ухмыляешься, чертов извращенец! Нравится, да? Нравится ставить меня в дурацкое положение?

Тихо рассмеявшись, Влас помог ему сползти на кровать, силясь убрать с лица улыбку удовлетворенного собственника.

Да, он был фетишист, и весь его фетишь заключался в одном человеке.

— А ты бы хотел забеременеть от меня, если бы смог? — невинно поинтересовался он, протягивая Яновскому полотенце.

Тот успел провести им между бедер, прежде чем до него дошел смысл вопроса.

Он уставился на любовника огромными удивленными глазами и прошипел:

— Что за идиотский вопрос уровня: «Ты бы любил меня, будь я дождевым червем?», Влас? Зачем обсуждать то, чего не будет?

— Ладно, — немедленно согласился мужчина, расслабленно раскидывая руки в стороны. — Тогда так сформулирую: ты бы хотел детей?

Сашка бросил на него злобный взгляд и не ответил, ушел в ванную, прихватив штаны. Зашумела вода…

Влас и сам не знал, зачем спросил. Он о детях никогда не думал раньше, с самой юности свыкнувшись с мыслью, что отцом ему не стать. Хотя детей он любил, возился с двоюродными сестренками и очень расстроился, когда узнал, что Катя матерью становиться не планирует.

Но если просто представить, что он будет растить, воспитывать и любить ребенка Сашки… Маленького кудрявого голубоглазого малыша или малышку, что может быть лучше?

Но вряд ли Яновский вообще когда-либо думал о подобном. Он ведь карьерист, да и безумно занятой парень. Весь в учебе, саморазвитии, пациентах, желании помочь всем и каждому. А теперь он еще и в плену.

Влас сел на кровать, услышав, что вода перестала шуметь. Яновский вышел из ванны уже одетый и, уперев руки в бока, резко произнес:

— Да, я бы хотел детей. И если бы я мог, я бы забеременел от тебя. И вступил бы с тобой в брак. Если бы ты предложил…

— Очень много «бы», — поморщился мужчина, поднимаясь на ноги, чтобы тоже одеться.

— Но все это не имеет значения, — не позволил себя перебить Сашка. — Потому что я не женщина.

— Это единственная причина отказа? — уточнил Влас, цепляясь за слова.

— Отказа? — фыркнул Яновский, скрестив руки на груди. — А что, поступало предложение?

— А если поступит?

Сашка устало прикрыл глаза, выдохнул, обессиленно привалившись плечом к дверному косяку.

— Влас, пожалуйста… — прошептал он умоляюще, — не нужно всего этого. Ты же понимаешь, что в нашей стране это невозможно. Или ты предлагаешь уехать? Сменить гражданство? Расписаться где-нибудь в Швеции и прибегнуть к услугам суррогатной матери?

— Тебе давно пора применять свои таланты на тех, кто в тебе действительно нуждается, а не штопать террористов и боевиков! Саш, ты же не этого хотел.

— Я хотел помочь людям, — окрысился Яновский. — Я хотел работать в больнице для гражданских!

— Здесь почти не осталось гражданских. Все, кто мог, уехали. В этой стране и раньше было преобладающее число мужчин, и сейчас все они на войне. А женщины… ты видел здесь хотя бы одну, кроме Камиллы и той тетки на базе? Ты не тем занят, Саш! Не тем и не там!

Яновский скривился, отворачиваясь. Он и сам понимал, что ошибся, но Влас чувствовал на себе не меньший груз ответственности. Потому что он знал, что Саша ошибается, и все равно не сумел переубедить. А должен был, черт возьми!

— Ладно, — сдавленно произнес Яновский. — Сейчас не время говорить об этом. Иди… в душ. А потом спать.

— Да, — согласно кивнул Влас.

Когда он вернулся спустя пару минут, Сашка уже лежал в кровати, пялясь пустым взглядом в потолок, но, стоило ему забраться под одеяло и лечь рядом, тут же подполз ближе и положил голову ему на плечо.

Влас улыбнулся и ткнулся носом в его чуть влажные волосы. До безумия хотелось еще немного поговорить, побыть вместе, но глаза слипались. Он чертовски устал.

Яновский тоже лежал неподвижно, обнимая его за живот, и когда Влас уже засыпал, он вдруг спросил:

— Ты серьезно говорил?

— Да, — хрипло отозвался мужчина, целуя его в светловолосую макушку.

— И зачем оно тебе?

— Помимо тех плюсов, что я перечислил тогда в машине? Ну, я не знаю. А зачем люди вообще вступают в брак и детей заводят? Чтобы быть вместе, чтобы стать друг другу еще ближе, создать нечто общее. Создать семью.

Ладонь Яновского поползла ниже, к затянувшемуся шраму от ножевого ранения, которое едва не оборвало жизнь Власа.

Он будто хотел сказать что-то еще, но решил промолчать. Вскоре его дыхание выровнялось, сердцебиение замедлилось, и Влас тоже погрузился в сон.

========== 3/3 ==========

Влас проснулся и обнаружил, что он в комнате один, а за узеньким окошком уже вовсю светит солнце.

Он прислушался к себе и понял, что зверски голоден, ведь не ел ничего с обеда. Немного повалявшись в кровати, Влас поднялся на ноги, потянулся, впервые за долгое время ощущая себя выспавшимся. Еще бы Яновский был под боком… Он бы его трахнул пару раз. Сладко, медленно, на боку. Целовал бы подставленную шею, гладил руками плоскую грудь и твердый живот, терзая своей требовательной любовью. Сашка только делал бы вид, что возмущен излишней нежностью, на самом деле подставлялся бы под поцелуи и выгибался навстречу, млея от желания.

Но Яновский уже упорхнул на службу, а Влас… Влас подошел к двери, постучал костяшками, но, когда спустя минуту ожидания ему никто не ответил, он взялся за ручку двери и обнаружил, что та не заперта. В коридоре никого не было.

По привычке бесшумно ступая по бетонному полу, он наугад пошел коридорными лабиринтами, исследуя базу. Впереди была неизвестность, но он сумел обнаружить медотсек быстрее, чем ожидал.

У него уже были подозрения по поводу того, почему никто не контролирует его перемещения. Должно быть, они прекрасно понимали, что он все равно останется, и что Яновский — этот тот сдерживающий фактор, из-за которого Влас будет вести себя смирно, как овца.

Распахнув неплотно закрытую дверь медотсека, он прикипел взглядом к спине Сашки, обтянутой тканью раздобытого боевиками белого халата.

Яновский как раз что-то втолковывал боевику, тыкал пальцем в какую-то коробочку лекарств, а тот злобно зыркал на него из-под кустистых бровей и, казалось, вот-вот разразиться грозной бранью.

Заметив Власа, он оскалился, прищурив темные недобрые глаза, а потом насмешливо процедил что-то и, вырвав у Сашки из рук коробочку, вышел из медотсека.

Тяжело вздохнув, Яновский медленно обернулся к Власу и устало улыбнулся.

— Привет, — тихо произнес он, опираясь рукой о стол. — Выспался?

— Есть такое, — кивнул мужчина, внимательным взглядом окидывая любовника с ног до головы. — Чего он хотел?

— Я хотел, — отозвался Сашка, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Хотел, чтобы он начал пить антибиотики, иначе умрет от воспаления легких. И так бегает с температурой.

— Зачем ты их лечишь? — недоуменно поинтересовался Влас. — Они же презирают тебя.

Яновский поджал губы и поморщился. Отвечать, конечно же, не было смысла. Ответ тут был один: клятва Гиппократа.

Вместо этого он произнес тихим голосом:

— Я под защитой их главного.

— Он не успеет помешать, если они решат…

— Я знаю! — огрызнулся Сашка. — А ты, если такой умный, может, скажешь, как мне быть?! Да и вообще, с чего ты решил, что тут все вокруг педики, которые спят и видят во сне меня, надетого на член?

Влас скрипнул зубами и с такой силой сжал пальцами запястье Яновского, что тот от неожиданной боли вскрикнул.

Мужчина мгновенно разжал хватку, испугавшись своей реакции, но картинка, которую описал Сашка, невольно возникла в голове. Яновский в объятиях какого-то джихадиста. Или нескольких. Светловолосый, утонченный, нежный мужчина… и эти ублюдки, и…

От ярости перехватило дыхание, легкие сковало спазмом. Влас с трудом разжал челюсти и произнес достаточно грубо:

— Я не думал, что должен объяснять, что порой мужчины насилуют просто с целью унизить.

Яновский побледнел еще сильнее, чем прежде, и будто тоже дар речи потерял. Отвернулся, уткнувшись взглядом в пол, а потом, судорожно вздохнув, прошептал:

— Влас, не надо.

— Что «не надо»? — не понял тот, недоуменно уставившись на поникшего любовника.

— Не надо… пугать. Ок?

Обречённо простонав, Влас убедился, что рядом никого нет, и порывисто обнял Сашку, запуская пальцы в светлые волосы.

Яновский прильнул в ответ, но быстро отстранился, услышав шаги в коридоре.

Власу пришлось уйти, его повели в камеру к Камиле и Давиду готовиться к обмену. По пути туда он все крутил в голове слова Сашки, его интонации, жесты и мимику и вдруг понял, что было что-то неправильное в поведении Яновского. Влас знал его слишком хорошо и видел, что что-то не так. Но не мог понять, что именно.

Он шагнул в камеру и, пребывая в глубокой задумчивости, даже не ответил на приветствия радостной женщины, которая уже предвкушала возвращение на относительно безопасную землю.

Наконец вяло махнув рукой, он сел на край матраса и, уставившись на соседний, Сашкин, принялся с удвоенной силой крутить в голове весь сегодняшний день.

И это жалобное умоляющее «не надо пугать».

— Влас, ты в норме? — осторожно спросила Камила, присаживаясь рядом с ним.

— Да.

— Через час нас отвезут к месту обмена.

— Отлично.

Влас лег на матрас, раскинув руки. Он чувствовал себя выспавшимся, но не отдохнувшим. Морально он был уставшим еще сильнее, чем ранее.

— Ты поможешь отвести Давида к машине? — тихо спросила девушка.

Влас помолчал. Он не знал, как должен поступить. Ошибка могла стоить слишком дорого.

Остаться или уехать? Уехать, чтобы вернуться, или остаться, чтобы защитить?

Яновский, конечно, не дурак и понимает все прекрасно. И ему бы, наверное, стоило вести себя иначе, он ведь мог, черт возьми, зарекомендовать себя, как врача! Как незаменимого человека, которого нужно беречь! Но…

«…не надо пугать…»

Влас крепко зажмурился, потер пальцами глаза до ярких пятен под закрытыми веками.

«Детка, я вернусь» — мысленно обратился он к любовнику, — «вернусь, вернусь, вернусь.»

Он повторял это как мантру и сам не заметил, как уснул.

А очнулся, когда Камила мягко потрясла его за плечо, нависая сверху. Лицо ее было сосредоточено-печально, веселье исчезло из красивых кофейных глаз.

За ее спиной уже стояли боевики с автоматами. Морды их были закрыты балаклавами, но Влас все равно узнал и Мехмеда, и Аро.

Он хотел бы увидеться с любовником перед тем, как уедет, но не думал, что это хорошая идея. Они не прощались, они и не должны были прощаться. Это не прощание, не расставание, не конец. Это просто…

— Ладно, нужно идти.

Он закинул руку Давида на свое плечо, плотно прижал его к своему боку. Камила подпирала его с другой стороны.

— Быстрее! — скомандовал боевик, подгоняя их автоматом, но стоящий неподалеку Обожженный что-то раздраженно буркнул, и террорист, скрипнув зубами, отошел в сторону.

— Давай, осторожно, — Влас повел молчаливого Давида вперед, через коридор, — совсем ноги не двигаются?

— Могу немного пальцами шевелить, — процедил мужчина. — Значит не все потеряно?

— Надеюсь, — пропыхтела Камила. — Ты меня еще должен научить танцевать.

Они наконец-то добрались до микроавтобуса и, с трудом затолкав Давида на сиденье, забрались следом.

Влас закрыл глаза. Он не хотел смотреть, как затерянная в песках база будет удаляться, как будет увеличиваться расстояние между ним и Яновским.

— Кеп, — раздался знакомый голос Обожженного, усевшегося рядом, — ты уверен в своем выборе?

Влас промолчал, и главарь понял его правильно:

— Будешь отбивать силой?

— А что мне еще остается?

— Остаться.

Хмыкнув, Влас открыл глаза, взглянув на задумчивое лицо перебежчика, но тут же отвернулся, почувствовав, как завелся двигатель, и автобус тронулся с места.

— Зачем я тебе вообще? — тихо спросил он, опуская веки.

— Мне нужен твой мальчик, а твоему мальчику нужен ты.

— Он справится без меня несколько дней.

— А если не справится? Если Яновский уже едет в другое место?

Влас резко развернулся к нему, схватив за воротник камуфляжной куртки. Боевики, сидящие вокруг, тут же повскакивали, так что даже микроавтобус закачался, начали что-то громко кричать, но главарь поднял руку, призывая к тишине. Он смотрел Власу в глаза без страха и насмешки, он просто будто говорил: «Мне жаль, что это происходит с тобой, но у меня тоже нет выбора».

— Они его не любят, — тихо произнес Шарль, так, чтобы услышал только Влас. — Они знают, кто он. И кто ты.

— Не смей!..

— Я не могу запретить им.

— Не смей! — повторил Влас, с трудом разжимая побелевшие от напряжения пальцы. — Запрети им! Пригрози…

— На чем, как ты думаешь, держится моя власть? На страхе? На уважении? На религии? Нет! На деньгах. Им выгодно быть со мной, но как только я начну качать права, их гордость победит их алчность. Я не могу запретить им, потому что они не боятся меня.

Он говорил правильные слова, но Влас не мог воспринимать их адекватно.

Спустя пару минут они приехали. Представители официальной власти Мабура уже стояли возле автомобилей, груженных всем необходимым.

— Выходим, — скомандовал один из боевиков.

Влас плохо помнил, как выбирался из салона, как помогал выбраться Давиду. Первое по-настоящему яркое воспоминание — это сосредоточенное смуглое лицо Халига, отца летчика, потерявшего ноги.

Старик почему-то был в форме военного медика.

Покосившись на Давида, который тоже был несколько озадачен этим обстоятельством, Влас еще раз окинул взглядом присутствующих и его внезапно осенило. Он понял, что это неспроста.

Шагнув назад, к Шарлю, он решительно, не давая себе времени передумать, произнес:

— Я хочу остаться с Яновским. Ты ведь, блять, реально увезешь его в ебеня, и я больше его не увижу.

— Правильный выбор, — кивнул мужчина, прищурившись.

— Но не думай, что я брошу попытки спасти нас.

Обожженный только плечами пожал.

— Что ж, попробуй. Но раз мы уж говорим честно, то и я хочу предупредить тебя, что с миром тебя они не отпустят.

Влас на это только фыркнул.

— У нас вам будет лучше, чем где-либо, — добавил Шарль уже более миролюбиво. — Отдельная комната, работа…

— Лучше нам будет вернуться домой.

— Попробуй! — немедленно согласился Обожженный, засовывая руки в карманы широких брюк. Ветер трепал его одежду, как и одежду Власа, бросал в лицо мелкий пустынный песок, но оба мужчины предпочитали игнорировать все неудобства. — Не могу осуждать тебя за стремление к свободе. И, конечно же, ты имеешь полное право защищать свою самку.

Влас скрипнул зубами. У этого перебежчика на все был заготовлен ответ.

Они молча наблюдали за обменом, стоя чуть поодаль. Камила была немного озадачена, но не слишком шокирована решением Власа, а вот лицо Давида стало суровым. Он коротко кивнул ему, давая понять, что одобряет решение и сам поступил бы так же.

Власу было плевать на всех. Он просто с нетерпением ожидал возвращения в лагерь и встречи с любовником. Сашка наверняка будет злиться на него. А еще в его глазах зажжется облегчение. И радость. И грусть. Он как всегда будет искрить эмоциями и скрывать одну другой. А потом, ночью, когда они будут вдвоем, Влас овладеет им так, как хотел. Медленно, сладко, позволяя забыть обо всем.

— Это впечатляет, — раздался рядом тихий, насмешливый голос Шарля. — То, как ты его любишь.

Влас только плечом дернул. Ему вообще-то было плевать, кто там что думает. Он хотел быть рядом с Яновским и не представлял, как мог даже допустить возможность расстаться с ним. Пусть даже ненадолго. Бросить его одного среди агрессивно настроенных боевиков.

— Хочешь поскорее вернуться? — ухмыльнулся Шарль, когда они шли назад к машине. — Вижу, что хочешь.

— А ты бы не хотел? — рявкнул Влас, которому уже осточертела эта болтовня. — Ты не уберег своего парня, а теперь завидуешь? Или…

— А ты бы не завидовал? — тут же нашелся с ответом Обожженный. Слова мужчины будто совсем не задели его. — Ладно, скоро увидишь своего красавчика. Кстати, он действительно красавчик. Не хочешь поделиться?..

Влас резко развернулся к нему, сжимая кулаки, готовый кинуться, но Шарль только рассмеялся, выставляя вперед руки.

— Тише-тише, я же просто шучу. Привыкай, кеп. Здесь многие были бы не прочь трахнуть эту принцессу. Сзади он совсем как девочка, особенно с такими красивыми длинными кудрями. И эти белые халатики, брючки… ну чисто ангел-хранитель! Уверен, тебе нужно более тщательно присматривать за ним. Боюсь, как бы кто не…

— Я сам знаю! — процедил Влас, забираясь в автобус.

Обратная дорога, казалось, заняла целую вечность, но, к счастью, Яновский был в полном порядке.

Правда, Влас не успел заметить, промелькнуло ли в его глазах ожидаемое облегчение.

Сашка в своем медицинском халате, шапочке и маске, взглянул на любовника уставшими больными глазами, нервно выдохнул и отвернулся, зазвенев инструментами в кюветке.

— Джахиза, вколи ему антистолбнячную сыворотку, — скомандовал он старой медсестре в цветастом хиджабе, затягивая жгутом голень стонущего об боли в раздробленной кости бородатого террориста. — И обезбол. Полкубика.

Влас хотел шагнуть к Сашке, но его выгнали из медотсека, буквально вытолкав за дверь, буркнув, что привезли раненых, и Яновский занят.

Хотя, на правду это похоже не было. Никто не суетился, не кричал, не ругался. Лагерь жил привычной жизнью, в своем обычном ритме. С улицы в распахнутое настежь окно доносился многоголосый хохот курящих гашиш боевиков.

— Сегодня большой праздник, — раздался рядом знакомый голос Аро, которого когда-то спас Яновский, — наши расхреначили нефтебазу и взяли крупный город.

— Праздник? — скривился Влас. — И сколько детей вы убили? Сколько женщин изнасиловали? Сколько домов разрушили?

Аро посмотрел на него с какой-то слишком понимающей снисходительной ухмылкой и, наклонившись ниже, сообщил доверительным тоном:

— Это война, если ты еще не понял. И все это лишь издержки войны.

Влас только презрительно скривился. Ну да. Конечно. Война. За что эти черти воюют? За бабло, блять.

Его отвели в камеру, но не ту, где они жили с Камилой и Давидом, и не ту, где провели ночь, а в другую, поменьше, но с общим матрасом. Влас, оставшись в одиночестве, напряжено смотрел на эту общую импровизированную кровать какое-то время, пытаясь решить, что все-таки чувствует.

С одной стороны он хотел спать рядом, обнимать Яновского хотя бы ночью, чувствуя тепло его тела, но с другой стороны, он не считал правильным афишировать их отношения.

А потом мысль как-то соскользнула на Халига, наряженного в форму военного медика…

Влас медленно сел на край матраса и сжал голову руками. Он чувствовал себя больным, но не от простуды или мигрени, а от какого-то бессилия.

Ночь медленно наползала с пустыни, и он видел, как стремительно темнеет небо, как на нем зажигаются мерцающие звезды, такие пугающе яркие, что создавалось впечатление, будто это последняя ночь на земле.

В шум голосов с улицы вплеталась музыка, арабские мотивы смешивались с современными, можно было расслышать звон бутылок. И пусть Влас не был хорошо осведомлен в исламской культуре, он знал, что и музыка, и алкоголь — харам.

По коже пробежал холодок, какое-то нехорошее предчувствие заставило мужчину подняться на ноги и подойти к двери. И, когда он уже был, гонимый паникой, готов начать громко требовать выпустить его, дверь распахнулась. На пороге стоял боевик, уже под хмельком. Он попытался на корявом английском объяснить что-то, но вскоре бросил попытки, махнул рукой и жестом приказал последовать за ним.

Влас пошел следом, неотрывно глядя на оружие в руках пьяного террориста. Он мог был обезоружить его, мог бы убить и оттащить тело в угол, мог бы взять в плен, но был ли в этом смысл? Да даже если бы он взял в плен самого Шарля, ничего хорошего из этого бы не вышло. А ошибка могла стоить дорого. Очень дорого.

Потому Влас не стал ничего предпринимать, смирно, как баран на заклание, следуя за боевиком в зал, из которого доносился нестройный гомон голосов.

Да, были и музыка, и алкоголь, и даже женщины. Не слишком симпатичные, одетые в какие-то тряпки, явно шлюхи из ближайших деревень, но все же женщины.

Правда, они Власа не интересовали. Он покрутил головой и нашел сидящего в углу на низком диванчике Сашку, окутанного клубами густого кальянного дыма. В руки ему кто-то сунул бутылку пива, но парень к ней будто даже и не притрагивался. Рядом, скрестив по-турецки ноги, сидел хмурый старик Халиг.

Влас опустился рядом с любовником, мимолётно коснувшись его колена, но тот, будто впав в транс, не отреагировал, глядя перед собой пустыми глазами.

— Что случилось? — спросил мужчина у Халига.

— Многих не удалось спасти, — буркнул в ответ тот, а потом, подумав, тихо уточнил: — пленных. И гражданских. Их привозили пошматованными.

Кивнув, Влас снова посмотрел на бледного и совсем пришибленного Сашку и уже хотел сказать хоть что-нибудь, пытаясь успокоить и отвлечь, но в зал вошел боевик и заорал что-то неестественно радостным тоном.

Все присутствующие разразились аплодисментами, засвистели, начали кричать в ответ, а вот Халиг, который определённо понял о чем речь, презрительно скривился.

— Что? — нервно спросил у него Влас.

— Бача-бази, — процедил старик, — старая жестокая традиция. Их еще называют по-вашему «танцующие мальчики». По сути, торговля детьми, когда мальчиков подростков покупают и используют в качестве развлечения, заставляя танцевать. А потом и все остальное делать.

Как раз включилась восточная музыка, все затихли, рассевшись вокруг, только Халиг продолжил вполголоса:

— Один из полевых командиров в качестве награды привез своего «воспитанника»…

В зал медленно вошел мальчик. Свет был приглушен, но даже в полумраке Влас смог рассмотреть макияж на его молодом лице, и то, что мальчику, возможно, не было и четырнадцати лет. Он был низенький, худенький, по-подростковому нескладный, и разительно отличался от крепких мускулистых солдат и от полнотелых грудастых шлюх. Он был будто хрупкий мотылек, который порхал среди хищных тварей.

Глаза его ничего не выражали, зато облаченное в шелка тело двигалось в ритм музыке, руки взлетали, подобно крыльями, а по-детски худые бедра покачивались.

Влас чувствовал, как сидящий рядом Сашка весь сжался и обомлел от ужаса, глядя на ребенка, танцующего в зазывающем полупрозрачном одеянии перед толпой изголодавшихся пьяных боевиков, и спросил у Халига:

— Будет только танец?

— Если на то будет милость Аллаха, иншааллах, — хриплым голосом отозвался старик, украдкой стирая слезу с изборождённой морщинами смуглой щеки.

Они втроем замерли в ожидании, остальные присутствующие — в исступлении.

Ребенок танцевал, колокольчики на его широких атласных сатиновых штанах звенели, вскрикивали и посмеивались шлюхи, которых тискали и щипали сгорающие от разыгравшейся похоти боевики, а Влас, который ни в какого Аллаха не верил, молился ему, уповая на его божественную милость к мальчику, который будто и не смыслил, что делает, а может, давно уже смирился со своей незавидной участью.

Когда танец закончился, и боевики разразились бурными овациями, парня позвали ближе и даже усадили на колени к одному из бородатых террористов.

Влас слышал, как нервно выдохнул сидящий рядом с ним Сашка.

— Тише, — прошептал мужчина, неотрывно глядя на хохочущего боевика, обнимающего смущённо улыбающегося покрасневшего мальчишку. С такого расстояния можно было рассмотреть и белизну его лица, и подведённые черным карандашом зеленые глаза, и даже тщательно замаскированный синяк на скуле.

Влас и сам глухо выматерился, испуганный тем, что может произойти, и уже был готов вмешаться, когда понял, что дело пахнет жареным, а паренек пытается ненавязчиво скинуть руку мужчины со своего плеча.

Влас вдруг понял, что юное лицо бача-бази, сохранявшего бесстрастное выражение, оказалось лишь маской, под которой скрывался страх слабого перед сильным, беззащитного перед власть имущим, мальчика перед мужчиной.

Но тут дверь в зал снова распахнулась, пропуская суетливого мужичка в гражданской одежде. Он очень тактично высвободил ребенка и, взяв его за руку, увел прочь.

Колокольчики на одежде мальчишки звенели, заглушая нездоровый смех несколько разочарованных боевиков, но даже они не были в состоянии скрыть облегченный вздох Яновского.

— Боже, — сипло прохрипел Сашка, — мне еще, наверное, никогда не было так страшно.

Влас коротко кивнул. Он не мог с ним согласиться, но все равно это было уже слишком. Он был уверен, что случилось бы страшное, не приди вовремя тот человек.

Правда, разочарованные боевики, разгорячённые танцем, теперь жаждали мяса. Их аппетит возрос, их темные желания прорывались на свободу, и вот уже из зала увели одну шлюху, потом другую…

Сашка нервно вздохнул и отпил пиво, которое неосознанно грел руками все это время.

Влас покосился на него, мучаясь от желания прикоснуться, успокоить, но он не мог. Не посмел. Хотя внутри все буквально пылало внезапно вспыхнувшей неуместной страстью. Сейчас, на контрасте с тем размалеванным тощим мальчишкой, с грубыми грязными боевиками, со стариком Халигом, с потрепанными жизнью шлюхами, Сашка казался еще прекраснее, моложе и здоровее. Он пробуждал влажные фантазии и, сам того не понимая, манил к себе, как огонек, на который слетаются мотыльки.

С трудом оторвав взгляд от любовника, Влас посмотрел вокруг себя и понял, что к ним направляются двое пьяных мужчин.

Один из них, остановившись перед Сашкой, опустился на корточки и что-то спросил ехидным голосом. Халиг мгновенно разразился гневным криком и, кажется, даже Яновский, который уже немного понимал местный язык, растерянно заморгал, удивленный и испуганный этой ситуацией.

Влас поднял глаза на второго ухмыляющегося боевика и сказал на английском:

— Идите отсюда.

— Только с твоей куколкой. Шлюх на всех не хватит.

Яновский, кажется, задохнулся от возмущения. Он вскочил на ноги, едва не упал, перецепившись через низкую скамейку, застеленную коврами, и Влас тоже встал, сместившись чуть вправо, закрывая собой любовника.

— Он под защ… — попытался сказать он, но Халиг снова что-то хрипло закричал, толкая сидящего на корточках боевика в плечо. Тот повалился назад, выставив руку, но только заржал, и его смех подхватили другие, пришедшие посмотреть на бесплатный цирк.

— Что он говорит? — напряженно спросил Саша у старика.

— Что это не грех, потому что… — Халиг не договорил: боевик вскочил и врезал ему в скулу кулаком. Брызнула кровь из лопнувшей губы…

Влас тоже переступил через скамейку, подойдя к Сашке ближе, и сжал кулаки, понимая, что стычки не избежать. В зале почти не осталось народа, а те, кто остался, окружили их, как стая гиен.

— Какой ты смелый, раз бьешь стариков! — на английском закричал Яновский, дернувшись вперед. Кто-то, подошедший сзади, звонко шлепнул его по заднице, и парень, оскорбленный подобным, не обдумывая, развернулся и со всей силы ударил его в челюсть.

Влас тут же отреагировал, оттеснил Сашку, принимая ответный удар на себя. Удары теперь посыпались со всех сторон. Влас и сам не понял, в какой момент началась драка, но боевики накинулись на него скопом.

Однако мужчина не чувствовал боли. Он методично отбивался, с яростным желанием перекинуть их гнев на себя. Правда, думать о том, что будет с Сашкой, когда они забьют его самого до смерти, не хотелось. Влас надеялся выжить.

Один из особо сильных ударов в висок как-то очень неожиданно отправил его в нокаут. В глазах потемнело, сознание будто выключили, а когда включили, картинка оказалась перевернутой и от того еще более страшной.

Сашку, отчаянно бьющегося в лапах террориста, уже подняли над землей, будто он совсем ничего не весил, будто он был хрупкой девушкой, и со всей дури швырнули на стол. Парень вскрикнул, завозился, пытаясь встать. Боевик заломал его руки, ткнув лицом в стол, и резко стянул штаны, оголив округлые белые ягодицы, на которых наверняка еще остались следы страсти от грубых сильных пальцев Власа.

По лицу Яновского текла кровь из разбитого носа, он, кажется, беззвучно вскрикнул и попытался отползти, но его схватили за талию, подтягивая ближе к краю. Еще один удар ладонью по ягодице, потом еще один.

Сашка снова закричал, попытался перевернуться на спину…

Звук включился позже, но показался приглушенным и булькающим. Влас машинально провел рукой по щеке, понимая, что из уха течет кровь.

Но все это было не важно.

Влас поднялся на ноги, зашатавшись. Боевики были целиком и полностью поглощены созерцанием омерзительной сцены, кто-то уже откровенно щупал себя в штанах, глядя на то, как Сашку раскладывают по столу и вот-вот…

А Сашка…

На его лице не было уже злости, только страх. Он не плакал, смотрел круглыми глазами в пустоту и зажмурился от стыда и безысходности лишь когда мужчина сжал пальцами его бедро, отведя в сторону.

На него это было непохоже. Отчаявшимся и смиренным Влас его видеть не привык. Яновский всегда бился до последнего, а тут он будто опустил руки, покоряясь воле судьбы, пусть даже эта судьба решила в прямом смысле нагнуть его.

А боевик тем временем уже расстегивал ширинку одной рукой и вот-вот готов был залезть на него, как конь на племенную кобылу, а пока просто тискал своими грубыми грязными лапами белые крепкие ягодицы Яновского, пользуясь тем, что парень от ужаса даже дергаться перестал, и его руки уже не нужно было держать.

У Власа внутри все сжалось. Он кинулся вперед, сметая боевика в сторону, и, повалив на землю, начал избивать, пока его бородатое смуглое лицо не превратилось в кровавую кашу.

— Влас! — истерически закричал Сашка.

Мужчина обернулся на крик, успев заметить, как любовник, скатившись со стола, торопливо натягивает на себя штаны дрожащими руками. А еще заметил блеснувшее оружие…

Хотя на этой «вечеринке» все должны были быть безоружными.

Влас успел перехватить пистолет и выстрелить. Одного. Потом второго.

Он не целился, толком даже не соображал, что делает. В башке гудело и звенело, будто она была колоколом, в который ударили.

Все, что он осознавал четко, — так это то, что Сашка сидит в углу, обхватив себя руками, а боевики отступают, рвутся из зала, но в отместку входят новые, с оружием.

— Через те двери! — крикнул Влас, схватив любовника за локоть и потянув прочь. Халиг, кажется, шел за ними.

Пуля просвистела мимо и врезалась в стену, во все стороны полетели осколки.

— Влас… — позвал Сашка, еще крепче вцепляясь в его руку. Голос его был таким слабым и безжизненным, что мужчина не останавливаясь ни на секунду, стал быстро ощупывать его всего, ожидая, что почувствует под пальцами липкую и влажную от крови ткань.

— Ты ранен? — напряженно спросил он, так ничего и не обнаружив.

Они продолжали путь по коридору, но теперь Влас буквально тащил Сашку на себе, обхватив за талию.

— Ты живой… — прошептал Яновский едва слышно, так, будто и не хотел быть услышанным. Он вдруг крепче встал на ноги и пошел уже сам, постоянно оборачиваясь.

Влас улыбнулся. Старик Халиг догнал их почти возле самых душевых.

— Они пьяные и не соображают ничего, но скоро придут в себя, и тогда нам крышка! — злым тихим голосом рявкнул он.

— Что ты вообще здесь делаешь?! — в тон ему ответил Влас, проверяя патроны. Осталось два.

— Вас спасаю! Посольство вашей страны на ушах стоит, тетки какие-то приехали, международные организацииподключают, журналистов! Через два-три дня вас должны были вытягивать, а вы… устроили!

— Что утроили?! Что, блять, устроили? Я должен был позволить им его трахнуть?

Влас уже едва ли не рычал на Халига, а тот волком смотрел в ответ.

— Да не было бы ничего, если бы ты драку не затеял! Наверное… Они же мои единоверцы, им…

— Ага, конечно! Любовника Обожженного поимели толпой твои единоверцы! Не все такие, как ты…

— Да хватит! — шикнул Сашка, хватая Власа за плечо. Голос его снова дрожал, он явно начинал отходить, понимая, какого кошмара избежал лишь чудом. — Нам надо выбираться!

— Выбираться? Как?

— Коридор пока свободен. Если мы…

— Надо попытаться…

Они говорили отрывистыми фразами, полушепотом, прислушиваясь к звукам в коридоре. Они слышали далекий шум, но выглянуть за дверь не решались. А здесь, в душевых, они были как в ловушке.

Про это им еще раз любезно напомнили боевики, которые уже закончили осматривать верхний этаж и теперь спускались по лестнице вниз. Кто-то дал команду осмотреть подвал, это даже Влас понял.

— Уходите! — резко и без страха дернув дверь на себя, прошипел Халиг. Он схватил Яновского за руку и буквально силой выволок в пока что пустой коридор.

— А ты?! — оттесняя Сашку в сторону запасной лестницы, спросил Влас, уже понимая, что старик останется.

— За сыном моим присмотрите!..

Яновский кивнул и пошел за Власом, как в бреду. Ноги его заплетались, а дыхание сбилось, но он шел.

Грохнул выстрел, звук прошил все здание, эхом отбиваясь от стен. Влас крепче сжал одной рукой пистолет, а второй ладонь Сашки и буквально волоком потащил его наружу. Впереди послышались лающие отрывистые голоса… Влас резко дернул парня к себе, забился в угол. Мир вращался перед глазами, И мужчина держался только на силе воле и бегущем по венам пламенном адреналине.

Мимо них промелькнула тень и скрылась за углом. Как только все затихло, Влас бесшумно скользнул следом, осматриваясь по сторонам. До спасительной двери во двор оставалось всего несколько метров и…

Он буквально почувствовал, как закаменело тело Сашки, которого он все еще судорожно прижимал к себе. На напряженном лице любовника не дрогнул ни один мускул, но эта его неподвижность испугала еще сильнее, чем какая-либо другая эмоция.

Тихо лязгнула дверь, освещенный тусклым электрическим светом коридор на миг озарился мягким светом луны.

Влас посмотрел в ту сторону, куда смотрел Яновский и поднял пистолет повыше.

— Нет, Влас… — прохрипел Сашка. Мертвецкое, неестественное спокойствие дрожало в его голосе. — Там кодовый замок. Код мы не знаем, зато знает… он.

— Да, Александр, ты умный мальчик, — хмыкнул Шарль, криво улыбаясь. — Может быть, ты еще догадаешься, почему стало так тихо?

— Блять, дай пройти! Все кончено! — рявкнул Влас, до синяков сжимая локоть любовника, пытаясь завести его себе за спину, прикрыть собой.

— Да, все кончено, — коротко кивнул Шарль и выудил пистолет из кобуры. Взвесил на ладони, а потом… протянул его Сашке. — Это тебе. Там полный магазин, но, думаю, использовать не придется.

Сашка машинально протянул вперед руку, высвобождаясь из хватки Власа. Пальцы его дрожали, когда он брал в руки оружие. Подержал на весу, растерянно покосился на любовника, который тоже не знал, что сказать, а потом тихо и совершенно разбито признался:

— Я не умею стрелять. Даже… даже не знаю, как заряжать. И где этот… предохранитель.

— Влас научит, — хмыкнул Шарль и как-то даже смущенно провел ладонью по своей шее. А потом, мотнув головой, достал еще что-то из кармана, покрутил, задумчиво пожевал тронутые пламенем губы и с холодной деловитостью произнес: — Ладно, парни, идите, не задерживайтесь. На улице стоит тачка. Не включайте фары и не останавливайтесь, чтобы не зажигались задние габариты. Не съезжайте с дороги, потому что увязнете в песках. Езжайте не менее часа и вы достигнете скалистой местности. Там можете переночевать…

Влас коротко кивнул, понимая, что это их шанс. Единственный, блять, шанс! Он снова крепче сжал руку Сашки и сделал шаг к двери, которую Шарль уже успел разблокировать для них, а вот Яновский снова уперся в пол, неотрывно глядя на Обожженного.

— Спасибо, — хрипло прошептал он, глядя на мужчину огромными круглыми глазами.

Шарль поморщился, как от зубной боли, покачнулся, потоптался на месте, словно не знал, что ответить. И все же произнес:

— Я видел, что именно они едва ли не сделали. Мне жаль.

Сашка побелел, мотнул головой и промолчал, а вот Влас благодарно кивнул ему и протянул руку.

Обожженный замер на секунду. Губы его дернулись, на сморщенном как печеное яблоко, покрытом густой бородой только наполовину лице отразились по очереди чувства: зависть, колебания и наконец-то решимость. Он сделал шаг вперед и крепко пожал ладонь Власа, передавая то, что достал за минуту до того из своего кармана.

Влас принял без вопросов и, быстро сунул в свой карман, а потом, кивнув на прощание, вышел вместе с Сашкой под купол звездного неба.

***

— Такая тьма густая…

Сашка протянул ему флягу с каким-то крепким местным пойлом, найденную в бардачке, и снова уставился широко раскрытыми ясными глазами в ночь.

— Звезд нет. Небо как… Так не должно быть, здесь же антициклоны, здесь не должно быть облачно.

— Ты-то откуда знаешь? — ухмыльнулся Влас, украдкой поглядывая на любовника. Яновский сейчас был особенно красивый, хоть и измученный. Его рубашка была расстегнута на верхние пуговицы, обнажая острые ключицы и белое горло, которое так и манило, вызывая древнее, первобытное желание прокусить зубами тонкую кожицу, подчинить, сделать своими.

— Географию в школе любил, — дернул плечом Сашка, повернув к нему лицо. На его покрытой светлой щетиной щеке четко выделялся свежий синяк, а под носом так до конца и не стертая кровь. — Ты был прав, Влас. А я упрямый баран.

— Да, баран, — хмыкнул мужчина и коснулся пальцами его кудрявых волос, наматывая на палец локон. Отвел в сторону, открывая лицо. Яновский прикрыл глаза и прижался щекой к его ладони, подставил губы. Влас осторожно коснулся поцелуем уголка его губ, стараясь не потревожить ссадины, и прошептал: — У меня есть кое-что для тебя.

— Надеюсь, это можно будет съесть, — хмыкнул Яновский, немного отстраняясь. — Что там у тебя?

Мужчина улыбнулся и достал из кармана то, что ему дал Шарль. Взял Сашку за руку и… осторожно надел на указательный палец простенькое кольцо. Старое, чуть великоватое для изящных Сашкиных рук, но сейчас другого не было, а Влас чувствовал, что больше всего на свете хочет видеть на безымянном пальце любовника кольцо.

Яновский замер, непонимающе глядя на свою ладонь. Спустя десяток секунд он заторможенно пробормотал:

— Да, это точно нет смысла есть. Влас, это… Ты уверен? Ты серьезно?

— Абсолютно, — пожал плечами мужчина, а потом дрожащим от нехарактерного для него волнения голосом поинтересовался: — Ты выйдешь за меня?

Сашка помолчал, сжимая пальцы в кулак и снова распрямляя, будто не мог решить, нравится ему носить кольцо или нет. Спустя целую вечность он поднял на любовника светлые глаза и прошептал, разом растеряв всю свою спесь:

— Да. Да, Влас.

Он подался вперед, обнимая мужчину за шею и впиваясь в губы поцелуем. Влас пытался осторожничать, чтобы не задеть ранки, но бешеная радость от этого «да» срывала все стоп-краны. Он подмял парня под себя, уложив на плед спиной, и, нависнув сверху, принялся целовать все, до чего мог дотянуться. А Сашка несколько скованно подставлялся под поцелуи и безостановочно что-то неразборчиво шептал, но выгибался навстречу рукам и рвано возбужденно выдыхал, всхлипывая.

Влас был опьянен алкоголем, ночью, свободой и безграничным счастьем. Не прекращая ласкать и целовать Яновского, он стянул с него медицинские штаны и уже привычным движением закинул его ноги себе за спину, укладываясь сверху.

О, сколько раз он делал это! Сколько раз! Но каждый будто впервые. Его сердце ухнуло вниз, будто оборвались тросы, удерживающие его в подвешенном состоянии. По телу пробежалась сладкая волна. Знакомое давление вокруг члена, дрожь, до одурения голодные поцелуи.

Он медленно качнул бедрами, не в силах сдержать порыв, а потом еще и еще, чувствуя себя больным извращенцем, у которого совсем тормоза отказали.

И Сашка в его руках, такой сильный, страстный и красивый… наконец-то он снова в его руках! И кольцо на пальце, и…

— Тш-ш… — раздался едва различимый задушенный шепот.

Влас не вслушивался, не прекращал движение и не отрывался от сладких искусанных губ.

Он вплел пальцы во влажные кудрявые волосы на затылке Яновского, потянул к себе, и вдруг почувствовал, как руки Сашки, которые все это время цеплялись за его плечи, переместились вниз, легли на бедра, мешая двигаться.

Зарычав, Влас перехватил его ладонь и завел наверх, прижимая к земле, но поцелуй вдруг стал скованным и соленым, а колени Яновского плотно сжали его бока.

Мужчина замедлился, отстранился, непонимающе глядя в лицо любовника. Сашкины глаза были плотно закрыты, а светлые ресницы дрожали и блестели от слез. Он нервно выдохнул и прошептал:

— Тише, Влас, тише… Больно.

Только теперь Влас осознал, что Яновский все это время не притягивал его к себе, а пытался оттолкнуть, зажаться, и вряд ли вообще получал хоть каплю удовольствия.

— Блять! — рявкнул мужчина так, что Сашка закрыл лицо руками и весь напрягся, будто инстинктивно ожидая удара.

Возбуждение резко пропало. Влас вынул член и схватив Яновского за плечи, заставил приподняться, прижал к своей груди, испуганный его реакцией. Он не сразу сообразил что нужно делать в такой ситуации, но инстинктивно понимал, что должен действовать. Может, масштаб катастрофы был не такой уж и значительный, но он действительно испугался за Яновского, ведь он совсем не узнавал его. Парень был всегда страстным, любил грубый секс и даже в самые казалось бы жестокие моменты оставался порывистым и жадным к любым прикосновениям и любой ласке, а тут…

— Тише, тише, — прошептал Влас, раскачивая его из стороны в сторону. — Ну ты чего?..

— Прости, — невнятно пробубнил Сашка, шмыгнув носом. — Я почему-то не мог никак расслабиться. Я… то есть я понимаю, что это ты, а не они, но…

— Я кретин. Идиот полнейший! — выругался мужчина, пытаясь заглянуть любовнику в глаза. — Не подумал.

Яновский слабо улыбнулся, пряча заплаканное лицо. Он пробурчал что-то, плотнее прижимаясь к Власу, и они оба затихли. В первозданной наготе, под безграничным небом, свободные, как никогда.

Сашка медленно засыпал, и Влас вдруг понял, что впервые за многие совместные ночи он наблюдает этот процесс. Яновский расслаблялся в его руках, тяжелел, дыхание его выравнивалось, а на лице разглаживались морщинки. Он сам весь стал будто моложе и беззащитнее, и Влас осторожно отвел прядь волос от его лица, осторожно, чтобы не потревожить, уложил его себе на колени, а потом накрыл краем пледа, скрывая обнаженное, будто светящееся в лунном свете тело любовника, усеянное россыпью синяков, оставленных грязными пальцами насильников и убийц.

***

Они проснулись с первыми лучами солнца. Влас немного замерз, но смог дотянуться до своей рубашки и кое-как натянуть на себя. Ночи в пустыне могли быть невыносимо холодными, но солнце очень быстро прогревало землю.

— Привет, — хриплым от сна голосом поздоровался Сашка, протирая глаза кулаком. — Будем ехать?

— Будем, — улыбнулся Влас, но улыбка мгновенно исчезла с его лица, стоило Яновскому, попытавшись встать, зашипеть от боли. — Черт… Сильно?

— Все нормально, — пробормотал парень, — просто за ночь запеклась и стянулась и… — он осекся, прикусил губу, а потом будто невзначай бросил: — Бывает. Переживу. Думай о том, сколько раз мы будем трахаться, когда доберемся домой. У нас будет душ и смазка, и вино, и мягкая кровать, и, самое главное, уединение.

Последнее, чего Влас сейчас хотел, так это трахаться. Он снова сделал Сашке больно, но теперь еще и испугал его. Он с ужасом вспоминал прошлую ночь и понимал, что целью его наглых собственнических поцелуев было лишь желание заявить свои права. Ну или главенствующим желанием…

— Как ты будешь сидеть? — спросил он отстраненно, тоже поднимаясь с земли и натягивая на себя штаны.

Сашка помолчал, застегивая пуговицы рубашки, а потом спокойным тоном, констатируя факт, произнес:

— Влас, я пассивный гомосексуалист на протяжении уже почти двадцати лет. Я справлюсь, не нужно делать из этого трагедию. Я больше испугался. Не знаю, чего именно. Не думаю, что ты переживал нечто подобное, чтобы понять меня, но, когда тебя собираются выебать без смазки десяток возбужденных мужиков — это, пиздец как, страшно. После такого быстро настроиться на секс не получается.

— И…

— А еще я думал, что ты умер, — прошептал Сашка уже тише, направляясь к пассажирской двери. — Он ударил тебя в висок, и ты отключился минут на пять. Я врач, Влас, и я знаю, что от удара в висок можно умереть. Я снова успел попрощаться с тобой, и со своей жизнью тоже. Так что боль после грубого секса — это ерунда.

— Это не было сексом, — отрицательно мотнул головой Влас.

— Возможно, — не стал спорить Сашка, — но ощущения, поверь, те же.

Он серьезно кивнул и забрался в салон, старательно сохраняя на лице бесстрастное выражение лица.

Влас вздохнул и сел за руль. Дорога предстояла неблизкая, и он уже морально готовился к тому, что придется осторожничать и лишний раз не ловить ямы и кочки, коих на пути предстояло великое множество.

Но сосредоточиться не получилось.

Скосив глаза на любовника, он заметил, что тот неотрывно смотрит на кольцо на своем пальце, будто недоумевая, откуда оно взялось.

— Ты уверен в своем решении? — не удержался от вопроса Влас.

— А ты? — мгновенно вскинулся Сашка, а потом, помолчав немного, добавил: — Я не знаю, подходящее сейчас время или нет. Я… не знаю, слишком много всего.

Влас кивнул, ничего не ответив, стараясь не показать, как больно его ударили эти слова. Но, наверное, Яновскому, действительно, нужно дать время.

Они ехали молча и замедлили ход только когда впереди мелькнула черная точка — это ехал навстречу автомобиль.

— Наши? — напряженно вглядываясь вдаль, спросил Сашка.

— Не знаю, — пробурчал Влас, поднимая глаза к небу. — Квадрокоптер. Видимо, наши.

Их, действительно, встречали. Несколько людей из международной организации, бойко и весело разговаривающие на английском. Они сказали следовать за ними и, круто развернувшись на заметенной песком трассе, рванули в сторону Мабура.

…Влас, в принципе, и не ждал, что их будут встречать с цветами, но такого гробового молчания и холода во взгляде тоже не ожидал. Боевики смотрели на них со странным осуждением и недоверием, и даже те, с кем он успел сблизиться, сейчас держались в стороне.

Напряжение чувствовал и Сашка. Он незаметно встал чуть ближе и будто боролся с желанием и вовсе прижаться боком или взять за руку. Почувствовать защиту. Влас стиснул зубы до скрипа, мельком взглянув на побледневшего любовника, который будто не мог перестать всматриваться в насупленные неприветливые лица военных. Он боялся, несомненно. Боялся намного сильнее, чем раньше. И Влас едва ли не кипел от злости, осознавая, что сам виноват в этом. Не смог уберечь, не смог защитить.

От нахлынувших эмоций человеческая речь куда-то исчезла. Он не мог не то что на английском, он даже на родном языке не мог спросить ничего.

Почувствовав, как падает забрало, как накатывает злость и желание разорвать потенциально опасных для его пары существ, Влас наощупь нашел ладонь Сашки и крепко сжал, твердо решив, что не отпустит. Не отдаст, лучше сам сдохнет.

— В… — прошептал Яновский неразборчиво, опустив глаза в пол.

Влас еще сильнее сжал зубы и шагнул вперед, желая вывести любовника из этого кольца.

Но дорогу ему преградил Андреа.

— Влас, — начал он достаточно тихим и миролюбивым тоном. Но мужчина ему не ответил, продолжая волком смотреть в глаза. — Мы рады, что вы…

— Дай пройти, — процедил он, подходя вплотную.

— Мы не желаем вам зла, — Андреа поднял вверх раскрытые ладони.

— Да? И именно потому вы нас окружили со всех сторон и смотрите, как на врагов? — цыкнул Влас, чувствуя, как ладонь Сашки в его руке сжалась сильнее, а горячее тело прижалось к боку. — Дай пройти.

Андреа поджал губы, помолчал, а потом, действительно, отступил. Но вперед тут же вышел другой… другая…

Катя.

Влас удивленно вскинул бровь, глядя на мрачную сестру. Как всегда идеальный макияж, укладка, нетронутая ветром пустынь, сдержанный костюмчик.

Она скользнула взглядом на их сплетенные пальцы, потом по потрепанной одежде, к озлобленным глазам на осунувшихся лицах и поморщилась.

— Не удивлена, — дернула плечом Катя и посторонилась, давая дорогу.

Не веря своему счастью, что избежал прилюдных нравоучений, Влас потянул за собой не менее шокированного Сашку, желая вывести из кольца.

Но Киса не была бы Кисой, если бы не бросила презрительное:

— Я говорила, что твоей шлюхе будет мало одного члена. Вот его и потянуло на…

Влас дернулся к ней, запоздало осознавая, что готов и ударить за такие слова, но Сашка в последний момент схватил его поперек живота, удерживая на месте.

А Катя даже не шевельнулась, продолжая смотреть на него все так же пристально и презрительно.

— Пойдём, пожалуйста, пойдём! — умоляюще прошептал Яновский, потянув любовника к себе.

И Влас пошел, воспринимая адекватно только его просьбы и потребности.

Он выдохнул и опустил плечи только, когда они оказались наедине в какой-то пустой казарме.

Яновский обессиленно приземлился на ближайшую кровать, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. Влас же принялся ходить из угла в угол, как запертый в клетку зверь.

— Не маячь, — шепотом попросил Сашка, и Влас сразу же послушался, как робот, мгновенно выполняющий команду. Встал у окна, всматриваясь вдаль. — Когда мы сможем уехать?

Мужчина дернул плечом. Он действительно не знал ответ. В этом неприветливом краю многое зависело от погоды. Если начнется буря — самолет не взлетит.

Пока что горизонт был чист, но это вовсе не означало, что ветер не поднимется к вечеру.

— Узнать? — тихо спросил Влас.

Сашка резко вскинул голову. Он явно не хотел оставаться один. Но и выходить из относительно безопасного помещения тоже не хотел.

И все же узнать стоило.

— Я пойду договорюсь, — пробормотал Влас, делая шаг к двери.

Яновский тут же схватил его за руку и посмотрел… нет, не жалобно. Загнанное выражение из его глаз пропало, будто и не было. Теперь Сашка смотрел твердым взглядом, и будто говорил: «больше ты меня одного не оставишь. Я тебе не позволю.»

— Хорошо, — слабо улыбнулся мужчина, присаживаясь рядом с ним и обнимая неожиданно покорного любовника за талию. — Соберем мозги в кучу сперва.

— Твоя сестра та еще сука, — с претензией в голосе сообщил Яновский, положив голову ему на плечо. — Зря хуйню сморозила. При всех.

— Да, — немедленно согласился Влас, прижимая его еще ближе к себе. — Она никогда за языком не следила. И не знаю, почему она до сих пор не…

Сашка поморщился, сосредоточенно принимаясь крутить кольцо на безымянном пальце. Он будто знал ответ, но не был уверен, стоит ли говорить. Влас его не торопил. Они помолчали какое-то время, и, когда тишина стала раздражать, Яновский глухо выдохнул:

— Я знаю почему. Я сам виноват.

— Правда?..

— Да, я должен тебе признаться кое в чем. Я бы не хотел, чтобы между нами оставались недосказанности. Это… боже… — он закусил губу, поднимая глаза к серому казарменному потолку с тусклой лампочкой, болтающейся на длинном шнуре. — Я шлюха, Влас.

— Нет, ты не шлюха! — резко оборвал его мужчина, встряхнув так, что Сашка едва не повалился на бок. — Не смей.

— Я шлюха, и это правда, — виновато улыбнулся Яновский, не поднимая глаза. Он уже почти снял кольцо с пальца, но Влас резко накрыл его руки своей ладонью, крепко сжимая, не позволяя стянуть полностью. — Я изменял тебе. Когда мы… когда мы были отношениях. После той встречи в больнице, но до твоего ранения. Когда еще ничего не было решено, но мы уже спали иногда вместе. Я изменял тебе. Мы ничего не обсуждали, мы не договаривались быть верными, но подразумевали это.

Влас похолодел, замерев. Он честно пытался сохранить бесстрастное выражение на лице и ровный голос, но получалось, откровенно говоря, хреново.

— Ну, мы ведь тогда еще не…

— Да, мы не встречались, но это еще полбеды, — буркнул Сашка, а потом покривившись будто от зубной боли, признался: — Я встретил твою сестру случайно в клубе. Она была с мужем, а я… а я… черт, прости, я был с двумя парнями. И у меня был секс втроем и… — Яновский нервно выдохнул, захлебываясь словами, и не смог закончить, но Влас закончил фразу за него, резко, будто отрубая слова топором:

— И тебя выебали в два смычка. Я понял.

Он резко поднялся, сложив руки на груди, и снова подошел к окну, устремив невидящий взгляд вдаль. В голове было пусто, только эхом, будто в колоколе, звучали его же последние слова.

Нет, он знал, что у Сашки был богатый сексуальный опыт, и уж точно не находил чего-то ненормального в групповом сексе, но не думал, что в то время, как сам с ума сходил от разрывающих его пополам чувств, с нежностью вспоминая каждый совместно проведенный момент, Яновского ебали в два члена какие-то незнакомые мужики.

— И как? Понравилось? — резко спросил он, сам того не желая.

— Блять… — прошептал Яновский, пряча красное от стыда лицо в ладонях.

— Нет, ты ответь! Чтобы я знал, достаточно тебе меня или нет!

Злые слова сами собой вырывались из глотки, грязевым потоком заливая душное помещение оказавшейся тесной для двоих казармы.

Сашка не отвечал. Он вообще будто утратил связь с реальностью и, наверное, даже жалел о том, что признался.

А вот Влас по-прежнему не жалел о своем предложении, только о ядовитых словах.

Он сел на кровать рядом с любовником и прижал его к груди, зарываясь пальцами в скрученные барашками влажные и жесткие от ветров пустыни волосы.

— Идиот, — фыркнул он, насильно убирая ладони парня от его лица и целуя в покрытую светлой щетиной щеку. — Я идиот.

— А я шлюха, — всхлипнул Яновский, поднимая на него влажные от слез глаза. — Твоя сестра права во многом. Я втягиваю тебя в неприятности, и я виктимный. Но я не хочу других мужиков. Я давно понял, что мне хватит одного.

— Какое счастье, — сухо, но не без улыбки пробормотал Влас. — Так мне не нужно покупать дилдо, чтобы удовлетворять твои потребности?

Сашка закусил губу и шмыгнул носом, отвернулся, краснея от стыда.

— Нет, — прошептал он грустным голосом, — мне не нравится двойное проникновение. Мне и с тобой одним иногда… больно. Но тебя я хочу, тебя я… люблю и готов потерпеть, а с ними… это было ужасно, Влас. Жаловаться глупо, да, но это было мерзко. Тогда я был пьяный, но все равно чувствовал себя грязным. И до сих пор чувствую. Это был опыт, о котором я жалею.

Влас только застонал от досады и притянув Яновского к себе, упал на кровать. Было не слишком удобно, но все же лучше матраса на полу.

Они лежали какое-то время молча, пялясь пустыми глазами в пустоту, а потом Влас вдруг почувствовал, как Сашку сотрясает мелкая дрожь. Испугавшись, что тот плачет, он резко не задумываясь схватил его за подбородок, заставляя поднять лицо.

Но, увидев улыбку на губах, ласково погладил по щеке.

— Ты чего? — нервно пробормотал мужчина скользнув пальцами по скуле, к шее. Зарывшись в волосы, он сильно, до приятной боли натянул пряди.

— Вспоминал наше первое знакомство, — с придыханием отозвался Яновский, зажмурившись от острых ощущений. — Это был… это был худший день в моей жизни, наверное. Я встретил тебя и мгновенно понял, что все, пиздец, приплыли.

— Очень смешно, — фыркнул Влас, склоняясь ниже, к обнаженному горлу. Прихватил кожу возле уха, не оставляя засосы, просто обозначив свое желание. — У меня чуть крыша не поехала, когда я понял, что ты так со всеми.

Яновский тут же напрягся в его руках.

— Не со всеми.

— Трахался.

— А… это да.

Влас сильнее сжал хватку, понимая, что его намеренно злят. Но радовало то, что Сашка определенно успокоился и начинает показывать свою стервозность. Скоро выпустит коготки и тогда…

— Не говори мне о других, — попросил мужчина, утыкаясь носом в спутанные ветром волосы, — больше ничего не хочу о них знать.

Яновский только устало кивнул. Он выглядел вымотанным, и ему определенно нужно было поспать, да и Влас, все еще толком не смывший с лица кровь от побоев, был бы не прочь вздремнуть, перед тем сгоняв в душ, но металлическая дверь вдруг щелкнула.

Сашка инстинктивно дернулся, приподнимаясь на локтях. Влас же, даже не раскрывая глаза, притянул его обратно. Плевать. Пусть приходят.

— Я не хочу вас отрывать, но… нам помощь нужна.

— Помощь? — поморщился мужчина, услышав голос Андреа. Уж этот медик по пустякам не сунется.

Яновский, предчувствуя пиздец, все же сел, устало сгорбившись.

— Наши позиции попали под РСЗО, есть раненые, хирурги не справляются. Там…

— Су-ука, — взвыл Влас, закрывая лицо руками. Кровать спружинила, Сашка уже встал на ноги. — Мы хоть в душ сходить успеем?

Вопрос оказался риторическим.

***

В этом грубом солдатском быту звонкие каблучки, отстукивающие по заметенному безжалостным песком бетонному полу, казались крайне неуместны.

Но Влас был рад услышать приближение сестры и спрыгнул с подоконника, щелчком отправляя едва ли начатую сигарету в окно.

Сашка тоже поднялся навстречу, уже готовый отчаливать. В легкой рубашке, джинсах, белых кроссовках и кепке он скорее напоминал туриста, чем парня, который был в плену. Разве что разбитое лицо и плескавшаяся во взгляде боль выдавали истинное положение вещей.

А еще его угловатые движения, ведь после ночи, проведенной у операционного стола, все мышцы ныли.

Дверь тихо скрипнула, Катя вошла в комнату, выделенную лишь для них двоих.

— Самолет через два часа, — сообщила она, перехватывая маленький дорожный чемоданчик другой рукой. — Машина уже ждет нас.

Ее волосы были искусно завиты, а на лице сияла свежая улыбка и такой же свежий макияж. И даже спокойствие и благосклонность в голосе казались вполне искренними.

Влас, который с трудом боролся с желанием оттеснить Сашку плечом, закрывая собой от любой нечисти, все же остался на том же месте, где стоял. Яновский все-таки не нуждался в его защите, особенно, когда был готов к нападкам. Но Катя, судя по всему, нападать не планировала.

— Хорошо, — выдохнул Влас, пряча руки в карманы. — Мы сейчас спустимся.

— Да, — кивнула женщина, глядя только на него. — Я хочу поговорить с тобой наедине. Выйдем?..

— Нет, я выйду, — решительно бросил Сашка. — Хочу попрощаться с ребятами.

Влас удивленно приподнял бровь. Буквально час назад любовник заявил, что видеть никого не хочет, что он оскорблен и обижен, и не понимает, какого хуя на него все смотрят как на прокаженного, после того, как буквально каждому стало известно, что он гей. И вот он решил попрощаться с ребятами.

Но останавливать его мужчина не спешил.

Когда дверь закрылась, Катя резко произнесла:

— Я никогда не одобрю твой выбор. И да, я заметила кольцо на его пальце. И я знаю, сколько лет вы уже вместе. Но я все же думаю, что он худшее, что ты мог найти.

Влас промолчал, категорично складывая руки на груди. Сестра почему-то решила, что, если он ее младший брат, то она до старости имеет право отчитывать его, как мальчишку.

Хер с ней. Лишь бы поскорее домой добраться.

— Но он профессионал, это отрицать не буду, — продолжила Катя, презрительно наморщив нос, будто признание заслуг Яновского было для нее мучительно. — И я буду идти на контакт с ним только из любви к тебе. Но пусть только попробует оступиться еще раз…

— Не слишком ли много ты на себя берешь? — хмыкнул Влас, делая шаг вперед. — Каждый имеет право на ошибку.

— Он делает ошибку за ошибкой, и это приводит к катастрофе. Если бы не я, вы бы были уже мертвы или бы сидели там до скончания веков.

— Да ладно? — закатил глаза мужчина. — Мы здесь еще и потому, что их Обожженный оказался геем. Он пропустил нас.

— Если бы вы подождали один чертов день, вас бы вывезли по-тихому из базы, потому что с Шарлем договорились. Он не потерял бы лицо, все скинули бы на другого. А так из-за вас передохло много прекрасных людей! — вскричала Катя, бросив чемоданчик на пол. — И Халиг тоже! И медики, которые были захвачены в плен ранее!

Влас почувствовал, что начинает злиться по-настоящему.

— Я должен был позволить им изнасиловать его?

— Ты… — Катя захлебнулась словами, не зная, что сказать, а потом выдохнула: — Он вертихвостка! Он как магнит для озабоченных вроде тебя! Посмотри на него! В нем есть что-то, что притягивает людей, а вместе с ними и проблемы!

— Ой, только не надо представлять моего любовника в своей пост… — Влас резко замолчал, прижимая руку к щеке. Сестра сжала пальцы в кулак. Да, она отвесила ему такую пощечину, что у самой ладонь горела. — Прости.

Женщина мотнула головой и, подхватив чемоданчик, вышла из комнаты.

Больше она с ним не разговаривала. Ни по дороге в аэропорт, ни в самолете. Даже уже выходя из здания аэропорта она лишь махнула рукой не глядя и направилась в сторону парковки, где ее уже наверняка ждало такси. Или муж.

Плевать.

Влас покосился на Яновского, который смотрел в затянутое грозовыми тучами небо и тихо спросил:

— Поедем домой?

— К тебе? — немедленно уточнил Сашка, будто только этого вопроса и ждал.

— Да, я… Я думаю, мы должны решить, как быть дальше.

Яновский опустил глаза в пол и хмыкнул. Пальцами заправил прядь выжженных на солнце волос за ухо, и Влас уставился на его руку. Кольцо на безымянном поймало ускользающие лучи пробивающегося сквозь облака солнца, блеснуло, переливаясь всеми цветами радуги. Лаконичное, строгое и при этом изящное.

Отведя взгляд, мужчина достал из кармана пачку сигарет и выудил одну. Руки его дрожали от разом нахлынувших чувств и желания схватить любовника, сжать в объятиях и целовать-целовать-целовать его красивое лицо, загорелые на солнце щеки, искусанные губы.

Но он не посмел притронуться. Они проводили взглядом такси, которое увезло Катю домой, а потом одновременно достали телефоны.

— Звони ты, — пробормотал Влас, выдыхая дым в небо, и подошел ближе к урне, делая последнюю короткую затяжку. Взглянул на сигарету в своей руке, на смятый в нервном ожидании чего-то фильтр и, затушив о край, утопил в горке таких же жалких окурков, уже вымокших в дождевой воде. От зрелища потянуло блевать, а тошнота и так периодически накатывала из-за недавнего сотрясения.

Влас обернулся на любовника. Тот как раз разговаривал по телефону, улыбался, хотя, подумать, о чем можно смеяться и разглагольствовать с диспетчером?

Укол неправильной ревности пришлось потушить так же, как он поступил с сигаретой: он просто утопил свою блядскую ревность в куче таких же дрянных эмоций.

Яновский ему подобного дерьма не простит. Такой уж он, трахался с какими-то парнями, флиртовал направо и налево, ни во что его не ставил, даже в известность, и при этом яростно отстаивал свои права на подобное поведение.

Влас сжал зубы так, что эмаль заскрипела, и не так давно поврежденная челюсть взорвалась болью. Яновский тихо рассмеялся, отворачиваясь от ветра, который беспощадно рвал собранные в хвост отросшие волосы и трепал полы расстегнутого пальто.

Влас подошел ближе, замер напротив, а потом схватил за края. Сашка тоже застыл, забыв даже, что разговаривает по телефону. Он был против выражения чувств на людях, но…

— …ожидайте, машина будет через минут 5, — раздался в трубке мелодичный девичий голос. Влас ухмыльнулся, соединил края куртки и принялся медленно застегивать.

Сашка машинально нажал на отбой и улыбнулся. Несколько нервно и…

— А мне не холодно было, — дернул он плечом и отвернулся, чтобы — Влас знал наверняка — спрятать смущенный румянец.

Уже дома, кинув вещи, он первым ушел в душ, а Влас… да он даже и не знал что делать. Руки чесались от желания пробить какие-то варианты с переездом в другую страну, но он не хотел подключать ко всему этому Сашку. Знал ведь, что тот и соскочить может, что будет искать миллион вариантов, почему это невозможно. Нет, здесь нужно было максимально нарыть информацию самому.

У него были друзья за границей, он мог бы определенно поузнавать про условия, да и денег для переезда сперва стоило бы скопить. И тогда Яновский уже не сможет сказать «нет».

Хотя… блять, это же Яновский! Он мог сказать «нет», даже тогда, когда больше всего на свете хотел бы сказать «да».

Влас заказал доставку еды на дом и только потом медленно прошелся по квартире, открывая окна на проветривание. Погода, конечно, не то что в Мабуре. На улице вот-вот должен пойти дождь, но это все ерунда. Главное, что не выжигающий легкие зной и не скучный желтый песок.

Яновский вышел из душа, кинул, что ванна свободна, и упал на диван, блаженно простонав что-то про его любимые пружины.

Когда Влас закончил с водными процедурами и вышел в гостиную, Сашка уже спал на неразложенном диване, укрывшись тонким пледом, а на столике стояла нераспакованная и нетронутая еда.