Собственность сводного брата [Елена Гром] (fb2) читать онлайн

Собственность сводного брата

Пролог

— Ярослав? — она стояла в дверях, ничего не понимая. Красивая, сладкая, моя. Неужели отец думал, что я просто так откажусь от нее? Думал, что забуду о своих чувствах? Желаниях? — Куда ты собираешься?

И вот здесь очень важный момент. Если скажу правду, Мира может решить, что это к лучшему. Что все так и должно быть. Что жизнь на расстоянии пойдет нам на пользу. Но я не могу этого допустить. Сейчас придется использовать ее состояние, чувство вины и чувства ко мне, которые она так упорно подавляет.

— Хочу убежать. С утра за мной приедут, чтобы отвезти в тюрьму.

— В тюрь… Что? Нет! Отец бы не допустил этого! Ты его сын!

— Не настоящий. А скоро появится родной. Он не будет портить отношения с австрийцами. Так что да, мне лучше исчезнуть.

— Тогда я сейчас пойду и скажу, что это я…

— Нет, — догнал ее и к себе спиной прижал. Такую маленькую, хрупкую. — Ты не должна портить себе жизнь. Ты должна блистать, как и мечтала. Всегда мечтала. А я не пропаду. Денег смогу заработать, выживу везде.

— Но стой, стой, — ее плечи затряслись, на руки стали капать горячие капли. Да, малыш. Плачь из-за меня. Плачь. — Ведь потом ты вернешься, вернешься ко мне? Потом, когда все уляжется?

— Нет, Мира. Это будет слишком рискованно. Сейчас я уйду и больше никогда не вернусь.

Она ахнула, развернулась и сама налетела вихрем, буквально снесла все запреты и стала сама меня целовать в губы. Неумело, так по-детски. Но так приятно, что я не смог не ответить, наслаждаясь вкусом ее губ, сладостью слез, гибкостью тела.

Как я отпущу ее? Как буду жить без нее?

Я сам оттолкнул Миру, давая пищу для размышлений.

— Мне пора. Времени совсем не осталось, — отвернулся к своей сумке и стал пихать туда остатки вещей, ноут, свои документы и, конечно, наличные. Картам отца я никогда не доверял.

— А как же школа?

— Я сам себе школа, не волнуйся за меня, — стер со щеки слезу и стал подходить к окну. Нарочито медленно. Открывать его.

В этот момент послышались шаги, и я запаниковал, что отец, а судя по звуку, это он, может сболтнуть лишнего. Но если увести разговор в нужное русло, то Мире будет проще решиться. Она должна уйти со мной. Но это должна быть ее идея. Ее мысль.

— Спрячься. Сама все услышишь.

Она кивнула и залезла в шкаф, а я кинул сумку на кровать и сел. Через несколько секунд зашел отец, и я сразу встал в оборону.

— Если ты пришел еще раз сказать, что я тебе больше не нужен…

— Я пришел узнать, не надумал ты ли какую-нибудь глупость. Помни, все имеет последствия.

Последствия. Я посмотрел в сторону кровати, понимая, что то, что сейчас сделаю, навсегда перекинет Миру на мою сторону. Обратного пути не будет.

— А когда ты убивал людей, сжигал их в печи, ты думал о последствиях? Ведь этого пижона я убил случайно, так ли поступал ты?

— Не тебе меня судить. Не делай глупости, и, возможно, скоро я смогу тебя вернуть.

— Да-да, я буду вести себя хорошо и больше не стану нарушать закон.

— Верно. Собрался? За тобой приедут утром. Поэтому ложись спать.

— Понял. Я все отлично понял. Теперь могу еще немного побыть в своей комнате?

— До завтра, сын.

— Отец, — кивнул я насмешливо, и тот скрылся за дверью. Потом убедился, что никого нет, и вытащил Миру из шкафа. Она ревела не переставая.

— Это правда? Он убивал?

— Большой бизнес имеет большие последствия, — гладил я ее по спине.

— А мама? Мама, наверное, не знала. Не знала, с каким человеком живет.

— Все она знает. Всегда знала. Но ты понимаешь, у нее выбора особо не было. А у меня есть. Я хочу стать свободным.

— А я? Ты оставишь меня здесь? С ними?

— Я не могу тебя заставить, — как же внутри все горело, как же хотелось закинуть ее на плечо и бежать далеко и долго.

— А если… — она сглотнула и прикрыла глаза. — А если я сама хочу? Хочу с тобой.

— Ну не знаю, ты ведь другого хотела. Фигурного катания, славы.

— Но мне все это будет не нужно без тебя, — она резко обняла меня, прижалась всем телом, словно боялась, что исчезну. — Возьми меня с собой. Возьми. Возьми.

— Уверена, малыш? Обратного пути не будет. Никогда.

— И не надо. Главное — с тобой. Всегда с тобой, — поцеловала она меня, и я буквально вжал ее в себя, а затем поднял на руки и закружил по комнате.

— Ты не пожалеешь, малышка. Никогда не пожалеешь.

****

Спасибо тем, кто терпеливо ждал)) Обязательно ставьте лайк.

Всех с наступившим Рождеством и Новым годом!

Глава 1.

Ярослав.

Сидеть в темноте привычно. Здесь нет уродов, которые регулярно нарывались на драку. Не было преподавателей, которые думают, что умнее всех. Сидеть в карцере закрытой школы Швейцарии мне нравится больше, чем находиться в ее стенах.

Здесь проще погружаться в свои мечты.

Воображение работает на сто процентов. Доставляет удовольствие картинками о большом дворце. Красивой принцессе, живущей там под зорким глазом Дракона. Принцессе самой доброй. Самой нежной.

Моей сестре Мирославе.

Но сегодня мне не суждено погрузиться в водоворот своих фантазий. Не успели меня посадить в карцер за очередную драку, как свет из открытой двери разбил тяжелую мглу.

— Распутин, — слышится голос гер Келлера, смотрителя нашей закрытой школы. — Твой отец приехал. Выходи.

Я тут же поднимаюсь. Отец. Неужели. Только сложно называть отцом человека, которого видишь два раза в год.

Глупо верить, что он заберет меня, что простил мое предательство. Но помечтать-то можно?

— Распутин. Ты знаешь, что, рассказывая о школьных конфликтах отцу…

— Ничего я не собираюсь болтать, — фыркаю и спешу по каменному подземелью к воротам большого замка, который за два года так и не смог назвать домом.

Ведь мой дом там, где принцесса.

Поэтому я жажду узнать у отца Бориса Распутина, когда он меня заберет. Мне кажется, пять лет приличный срок для наказания.

Пять долгих лет.

Я даже с ней переписываться не могу. До пятнадцати лет в этой школе запрещены переписки. А мне только тринадцать.

Тут вообще много всего запрещено. И мальчики, которых отправляют сюда, вечно бунтуют, пытаясь сломать систему, которой уже двести лет.

Часто пытаются и меня подзуживать, но я не ведусь.

Мне привычна обстановка дисциплины, таким меня вырастили. До того как я узнал настоящего отца.

Я кутаюсь в фирменную тонкую куртку школы и спускаюсь по лестнице во внутренний дворик.  Колонны не позволяют продувать его ветром. Это видно по спокойному меху на пальто отца, который стоит у одной из них.

До сих пор удивляюсь, как можно быть таким огромным. Я бы хотел таким стать. Огромным драконом для своей маленькой принцессы.

— Ярослав, — скупо приветствует он, и я даже не успеваю поздороваться. — Сходи накинь что-нибудь. Сходим прогуляться.  Холодно сегодня.

Не приветствия, не рукопожатия. Очевидно, я все еще никто для него. И тест ДНК это не изменил.

Я киваю и убегаю за вещами. В нашей комнате не смотрю на пацанов, которые буквально вскакивают при моем появлении. Боятся они меня. А нападать могут только толпой. Вместе ведь на физическую подготовку ходим.

Знают, что поодиночке задавлю.

Я обуваю зимние ботинки, накидываю форменное пальто и сбегаю вниз, слыша в спину голос Ника Фогеля, которому я сегодня сломал нос:

— Русский ублюдок.

Мы все принадлежим к одной расовой категории, но меня не любят только потому что мой отец русский.

К ним здесь отношение такое себе. Будем честными. Совсем хреновое. Иначе не тусил бы я постоянно в карцере, чтобы ненароком не убить никого.

Сломанный нос результат моей несдержанности.

— Ну как ты тут? — спросил отец, когда мы вышли с территории школы. Она высилась замком над окрестностями, забитыми в основном деревушками и одним большим озером.

Мне эти места нравились в особенности зимой. Уж больно сказочным все казалось. Мире бы понравилось.

Мы бы бегали по заснеженным дрожкам, кидались бы снежками и громко хохотали, выпуская пар изо рта.

Хотя, впрочем, там в Сибири, где она сейчас живет, все то же самое.

Может быть поэтому я еще способен здесь находиться. Мысли о ней спасают. Я должен скоро ее увидеть.

— Нормально. Кормят хорошо. Недавно возили нас на хоккейный матч местных команд.

— Как учеба? Не отстаешь? Ты же младший в своем классе…

Стоит ли говорить, что не возраст показатель ума.

Обычно взрослых пугают такие выражения из уст подростка. А если я хочу, как можно быстрее отсюда выбраться, то нужно просто вести себя как простой тринадцатилетний мальчик, а не маленький робот. Хотя те, кто взял меня на воспитание в младенчестве, именно этого и добивались. Но Мира все изменила. Одна маленькая девочка, при взгляде на которую я впервые стал чувствовать.

— Пока справляюсь.

— Есть хочешь? — он останавливается возле мясного ресторанчика, в который мы ходили в прошлый его приезд. Здесь очень вкусный бифштекс, а после ваты, которой нас кормят, настоящий кусок мяса был бы блаженством.

— Да, было бы здорово. Надеюсь, за полгода вкус мяса не стал хуже, — сам не знаю, зачем я упомянул то, когда он приезжал последний раз. Наверное, от обиды. Глупой, не по возрасту детской. Но других родители навещают раз в месяц. А я, получается, не особо-то и нужен.

Хотя за пять лет мог бы привыкнуть.

— Как Мира? — жадно спрашиваю я, как только нам подали меню.

Глава 2.

Я не видел ее так долго и каждый раз просил рассказать в подробностях, чем она занимается, чему научилась. Думает ли обо мне. Хотя за такой срок актуальнее — помнит ли.

— Мира прекрасно. Занимается спортом, учится.

— А ей можно? Спортом-то? — она же маленькая, как фея. Хрупкая. Надави и сломаешь.

До сих пор помню, как удивился, когда ее увидел, такую крошку, что сломать боишься.

Не зря ее мать Нина оберегала, как кошка оберегает только что родившихся котят.

Не зря она с самого начала мне не доверяла.

Я ведь в их дом пришел с одной целью.

Выкрасть Миру, чтобы с ее помощью враги отца шантажировали его и отобрали завод, которым тот владеет.

Именно для этого меня растили.

Как и многих таких как я.

Для ловушки для таких вот магнатов как мой отец.

Кто же знал, что роль сына, которую мне дали, станет настоящей?

Кто знал, что я смогу обрести семью.

Но пока я здесь. Жду, когда смогу вернуться. Жду, когда отец простит.

— Можно. В щадящем режиме, — отец сделал заказ, а я в уме начал перебирать всевозможные варианты того, чем бы она могла заниматься. Танцами? Волейболом? Плаваньем? — Закажи, что хочешь.

Я быстро попросил принести бифштекс с картошкой и салатом и снова принялся думать о видах спорта. Ну точно не прыжки в воду. И точно не боевые виды спорта.

— Мира занимается фигурным катанием.

— Нет, — картинка того, как Мира падает на лед и ломает шею, буквально ослепляет. — Ты же не позволишь!

— Она уже четыре года занимается. Весьма успешно, хотя скорее всего тренер просто хочет больше денег и врет о ее способностях.

— Где они сейчас живут? В прошлый раз, я помню, ты говорил, что уговариваешь их вернуться в Усть-Горск? — именно там был комбинат отца, которым, по его словам, однажды мне предстоит управлять.

Я не против, мне там понравилось. Это не просто предприятие, это целый город, в котором своя жизнь. И сейчас там король Распутин Борис Александрович. Мой отец. Как оказалось.

— Еще в Новосибирске. Но я работаю над тем, чтобы они вернулись домой. Сейчас строю ледовый дворец в нашем городе. Думаю, за полгода-год закончим. Лучше расскажи, какие предметы тебе лучше всего даются.

— Все. Но больше всего нравится основы управления бизнесом и экономика, — на самом деле программирование. Но я буду говорить то, что отец хочет услышать.

— Это хорошо. Бизнес — это хорошо, хотя умение уйти от налогов лучше, — чуть посмеивается он, и я подхватываю. Наверное, это инстинкт. Делать все, чтобы отец начал доверять мне.

Но я знаю, что для этого должен пройти не один год.

Но я подожду. Я довольно терпеливый. А иначе не смог бы торчать в этом забытом богом месте так долго. Все из-за нее.

— Как с остальными пацанами? Находишь общий язык?

Странно. В прошлый раз он не спрашивал ничего личного. А сейчас словно выведывал что-то. Не увидь я анализы, что он мой настоящий отец, мог бы подумать, что он пытается меня проверять. От меня избавиться.

— Не совсем. Основная масса регулярно бунтует, пытается облегчить жизнь.

— А ты к такому привык. Я знаю. Мира просила тебе передать, — достает отец большой розовый конверт, и онемевшими руками его забираю. Смотрю какое-то время и убираю к себе на колени. — Не откроешь? Она там это письмо выводила несколько часов.

— Она еще помнит меня.

Ей было пять, когда меня сюда отправили. И глупо думать, что пятилетний ребенок оставит в памяти новоявленного брата. Что бы мы с ней при этом не пережили.

— Помнит, конечно. Постоянно жужжит, спрашивает, когда вернется и убьет всех чудовищ.

— У нее все еще кошмары?

Я жду ответ, но отец замолкает.

Молча доедает свое мясо, пока я пытаюсь есть свое. Но теперь все мои мысли ниже стола. Там, где на коленях лежит ее письмо. Ей всего десять. Интересно, она пишет так же старательно, как раскрашивала кукол в раскраске?

— Не откроешь? — прожевав, спросил отец. — Мне же тоже интересно.

— Я потом. Вдруг расплачусь.

— Сомневаюсь, но дело твое.

— Как она учится?

— Отлично.

— Почему ты не хочешь отдать ее в частную школу? — к ней только прикоснись, она в слезы. Очень чувствительная кожа. Как она занимается фигурным — не ясно… - Что ей делать в обычной? Выживать?

— Да, — отец стирает с губ жир от мяса и пьет чай. — Ты против?

— А я разве могу высказывать свое мнение?

— Сможешь, — только и сказал отец, перед тем как попросить счет, оставляя меня всего в сомнениях.

А потом проводил до замка и уехал, пообещав вернуться. Карлсон чертов.

Еще одна любимая книжка Мирославы, она вечно просила не улетать. Как будто у меня был выбор.

Я прячу конверт в пальто и в поисках места долго осматриваюсь по сторонам. Нашел свободный подоконник на третьем этаже. Забрался туда с ногами и достал вожделенный конверт. Он пах бабл-гамом. Розовый, расклеенный единорогами и радугами.

Глава 3.

Пальцы не слушались, но я все же смог открыть его и достать пару жвачек «Love is». Я тут же зажевал одну, почему-то думая, что как раз в этот момент Мира может делать то же самое.

Она дула пузыри, и пару раз мне приходилось снимать тонкую пленку жвачки с ее лица. Кайф.

«Ярослав, — начинается письмо, написанное прописными буквами. С идеальным наклоном. Правильного, одинакового размера. Идеально. — Пишет твоя сестра Мира. У меня все хорошо. Я больше не кашляю. И редко хожу в больницу. Теперь я хожу на лед и уже пытаюсь делать тулупы. Митя надо мной смеется. Говорит, я неуклюжая. Я раньше плакала, но сейчас просто толкаю его. У нас скоро очередное выступление. Я просила папу, чтобы ты приехал. Чтобы посмотрел. Но он все время говорит «нет». Надеюсь, когда ты приедешь, мы обязательно покатаемся вместе. Я очень тебя жду. Твоя сестра, Мира.».

Митя? Какой еще Митя?

Страшно представить, сколько она училась писать так каллиграфично. Но я не могу не думать о Мите, с которым у нее выступление. Она не успела начать кататься, а ей уже поставили пару? Серьезно?

Мысли, жгущие мозг, отвлекли настолько, что я не заметил опасности. Мой однакашник Ник успел вырвать письмо из пальцев и потряс его перед моим лицом.

— Эй, парни! Этот русский баран читает девчачьи письма. Не удивлюсь, что он сам пишет такие же.

Я спрыгнул с подоконника, не совсем понимая, с кем он болтает, но вскоре понял, что отвоевывать свое мне придется в драке, потому что оскал белобрысого мальчишки не сулил ничего хорошего. А иначе откуда этот хохот гиен?

Я даже не понял, как все случилось.

Была толпа парней, и вот они уже летели в разные стороны. В голове в это время шум, а слух воспринимал хруст чужой кости.

В моей руке запястье Ника Фогеля. Я сжал его все крепче, пока другие стояли не дыша.

— Носа тебе мало. Выбирай, какую кость ломаем следующей?

— Тебя опять посадят в карцер.

— Лучше так, чем рядом с таким уродом как ты.

Они боятся меня. Поэтому нападают все вместе. На уровне инстинктов толпа травоядных пытается забить хищника.

Я сделал рывок, и по коридору раздался оглушающий вопль, отлетая эхом от каменных стен. Остальные сбежали, а я сложил драгоценный лист в карман, пока Ник повалится с ног.

Уже уйти хочу, но он так вопит, что я невольно морщусь. Не умирает ли? Оборачиваюсь посмотреть на убогого и замечаю, что вывихнуто плечо. Хорошо же я дернул.

Скоро сюда сбежится народ. Меня в очередной раз посадят в карцер. А значит на входе обыщут. Достанут письмо и снова будут глумиться.

С этой мыслью наклоняюсь над Фогелем и надавливаю на плечо, тем самым делая агонию не такой острой.

— Хочешь, чтобы боль совсем прекратилась? Я вправлю твое плечо. Но скажешь всем, что здесь ничего не было. То же самое сделают твои прихвостни.

— Да пошел ты! Помогите!

— А еще я могу вырвать твою руку, — продолжаю то давить, то чуть ослаблять. — С корнем. Так что кровь зальет твое лицо, а фантомные боли будут мучать всю оставшуюся жизнь. Как тебе будет жить без правой руки, а? Как ты будешь баловаться со своим дружком? Помощи у парней попросишь?

— Ты… — его глаза с каждым словом становятся больше. Над губой выступает пот. Нравится мне его страх. Нравится чувствовать себя главным. Видеть, как этот слизняк бьется в конвульсиях от бессилия. — Ты не посмеешь. Сил не хватит.

— Давай проверим? — я двумя пяльцами беру его плечо там, где самое мягкое место, и начинаю нажимать так, что он снова заливается криком, а мне ничего не стоит сдавить чуть сильнее и вырвать кость к чертям. Она здесь очень хрупкая. Сквозь вопли Фогеля я слышу шум шагов по лестнице. Уже идут.

— Ладно! Ладно! — орет он, и я рывком вправляю ему руку, слыша характерный хруст вставшей на место кости. Фогель тут же прекращает орать, сжимает и разжимает пальцы. Смотрит на меня и почти шепотом. — Псих. Ты просто псих, Распутин.

В этот момент в коридоре появляются Келлер и воспитатель нашей группы Шмидт. Толстые. Запыханные. Смотреть смешно.

Но при своей власти они способны на все.

Потому что родителям, которые отдают своих детей сюда, плевать, что с ними будет. Мы все трудные дети, будущие отморозки. С нами всегда разговор короткий. И они правы. Если они дадут слабину, их просто уничтожат.

— Что здесь происходит! Распутин! Фогель!

Глава 4.

Мы молчим какое-то время. Если он скажет правду, я не буду его жалеть. Я вырву его руку.

— Ну!

— Мы поспорили, кто громче крикнет, — придумывает Фогель. — Я выиграл.

* * *

Нас наказали ночным дежурством на плацу, прямо на морозе и это было неплохо. Особенно когда Фогель в итоге захрапел, я смог снова достать письмо и любоваться тем, как блестит бумага, как красиво выведены буквы. Но прелесть всего этого перебивали мысли.

Кто такой этот Митя? И какое он имеет право смеяться над Мирой? В голове уже мелькают картинки того, как этот незнакомый мальчик вопит, когда я вырываю его руки.

Правда и Мира орет от страха и больше никогда на меня не смотрит.

Так что лучше не мечтать о таком. Не хочется пугать маленькую девочку. С ней я могу быть только рыцарем.

Закончив созерцание своего сокровища, я разбудил Фогеля, как раз перед сменой караула. Мы поплелись в свою комнату, которую занимали еще два парня. У одного был сломан нос, а другой хромал. Фогель тут же рухнул в кровать, но спать было поздно.

Прозвенел звонок на подъем, и воспитатель Шмидт уже ходил по комнатам и проверял, все ли встали.

Мы оделись, умылись и поплелись уже на утреннее построение.

— Ты вообще можешь не спать? Как робот? — вдруг спросил Фогель. Впервые заговорил со мной с тех пор, как мы попали сюда. То есть за пять лет. Я настолько удивился, что даже обернулся по сторонам.

— Ты со мной разговариваешь?

— С тобой. Не с этими же трусами.

Вот так просто кинул он слабых, чтобы быть поближе к сильному. Я даже не удивлен. И, пожалуй, чтобы перестать тусить в карцере, можно сделать вид, что я принял дружбу невольного лидера нашей возрастной группы.

Тем, кто постарше, было наплевать на малышню, а те, кто младше, жили в другом корпусе, очевидно трясясь как осиновые листы на ветру.

В военную школу Швейцарии попадали в десять лет. Меня отправили в восемь. Проблем с обучением и адаптацией у меня не было. Я все детство провел в подобном месте.

Меня подобрали совсем младенцем и отправили в лагерь, где были несколько десятков таких малышей. Первое, чему мы научились, это подчиняться хозяину как собаки. Потом уже стрелять. Ломать кости. Выживать. Убивать. И когда приходил заказ на нужного человека, нас покупали. Именно так я оказался в доме Распутиных. Они были моим заданием. И для меня до сих пор загадка, каким образом я оказался сыном главы семейства.

Я планирую эту загадку разгадать, потому что сейчас меня устраивает Мира как сестра. Но я не уверен, что хочу, чтобы так было всегда.

Я доберусь до правды.

Надо только выбраться отсюда.

— Сядем вместе на занятиях? — предлагаю Фогелю, и он словно этого и ждал. Кивнул довольно бурно и растолкал тех, кто с ним дружил.

С тех пор он стал повсюду за мной ходить. По ночам мы вылазили из замка, шатались по деревне в поисках приключений, а днем много занимались спортом. Остальные парни тоже вскоре подключились. Мы даже стали участниками местных соревнований среди обыкновенных школ. И выиграли, за что нам снова разрешили посетить хоккей.

До появления отца оставалось еще пара недель, а весна во всю вступала в свои права. Но озеро было еще замершим, и рыбаки там тусовались как пчелы возле варенья.

— Мой отец ненавидит рыбалку, — заметил Фогель, пока мы ехали на хоккей на автобусе. — Говорит, только бездельники могут вот так часами сидеть и страдать хренью.

— Твой отец гораздо удачнее рыбачит в озере проституток, — усмехаюсь я, отворачиваясь. Он много рассказывает о своей семье. Сестре. Младшем брате. И, конечно, родителях, настоящих королей ювелирного мира Европы.

— Так делают все богатые люди. Если он может себе это позволить, почему бы ему не иметь много женщин? Тем более он еще ничего.

— Пивное брюхо и второй подбородок?

— Он много работает.

— Мой отец тоже много работает. Но у него одна женщина и нет пивного пуза, — и это все, что он узнал о моей семье, хотя мы и провели вместе по сути четыре месяца.

— Может у него просто нет сил на других? — смеется Фогель, а мне хочется его смех ему в глотку засунуть, но я как обычно сдерживаюсь. За последнее время я был в карцере всего один раз. Я надеюсь, что когда отец приедет, то, увидев, что мне можно доверять, заберет меня отсюда.

— А может просто он не хочет унижать женщину, которую выбрал, грязью проституток? Тем самым не давая установку своим детям, что так поступать норма?

— У тебя же сестра?

— Да. И она не станет той, кто будет терпеть измены.

— Ты этого еще не знаешь. Ей сколько?

— Десять лет. И да, я много чего не знаю. Но уверен, что ее муж ей изменять не будет.

На этом разговор как-то завершился. Тем более что мы подъезжали к ледовому дворцу, и парни со всех сторон начали гудеть в нетерпении.

Через пару минут нас высадили, и мы вместе с обычными болельщиками спешили внутрь занимать свои места.

Мне нравилась атмосфера хоккея. Здесь был драйв. Была своя бешенная энергетика. Мужская сила, снова и снова разбивающаяся об лед. Это был тот вид спорта, в котором можно было выместить злость, когда совсем припекает. Когда от несдержанности и гнева хочется лезть на стенку. А хоккей давал возможность выместить излишки энергии.

А еще в голову капали мысли, что Мира уже умеет кататься на льду. Но когда я приеду, а она обязательно позовет меня с собой, я не смогу даже встать на коньки. Опозорюсь. Именно в этот момент на глаза попадается один из игроков из запаса. Он несет коньки, чтобы переодеться.

А мне нужны коньки.

Глава 5.

Я должен научиться кататься на коньках, как Мира. Чтобы, если надо, толкнуть этого самого Митю и не видеть превосходства в его глазах.

— Пойдем, — тяну Фогеля, когда наши забивают гол, и многотысячная трибуна громко ликует. Тот даже вопросов не задает. Ему всегда любопытно, каким интересным делом мы займемся сегодня. Чему научимся. Что увидим. И впервые за долгое время это обучение плохому. Но ради благой цели.

Мы подождали, пока все покинут раздевалку. Хотели прошмыгнуть внутрь, но нас придержал один из запасных игроков с номером семьдесят пять. Тоже не видел его на поле.

— Мальцы, вы откуда?

— Мы, мы, — заблеял Фогель, а я решил, что быстрее будет этого хоккеиста вырубить, чем объяснять что-то… Судя по форме лица он тонкокостный, именно поэтому в запасе.

Я быстро посмотрел вокруг и обошел парня сзади и поднял руку целясь в затылок, в нужное место, пока Фогель все еще что-то мямлил.

Удар пришелся на затылок. Четкий. Сильный. Парня срубило мгновенно. Фогель замер, выпучив глаза.

— Че стоишь? Бери за ноги, — говорю ему, и он беспрекословно подчиняется.

— Где ты так научился? То есть, как это вообще… — пыхтел он.

— Помолчи, — закрыл дверь раздевалки и начал смотреть на обилие коньков. Сразу понятно, что у команды всегда две пары. При такой скорости катания должна быть смена.

Я оборачиваюсь на подбитого игрока и смотрю его номер, нахожу с таким же сумку и забираю коньки.

— А если он скажет? — доносится голос Фогеля, стоящего на стреме. — Скажет, что нас видел. У нас форма. Нас вычислить несложно.

— Шутишь? — беру сумку для сменной обуви и кое-как пихаю туда коньки. О том, что я делаю, и совести, которая, возможно, будет меня покусывать, я подумаю позже. — И что он скажет? Что двое подростков вырубили его и обворовали? Его тогда обсмеют и никогда на лед не пустят.

— Все равно. Опасно это все.

— Не ссы. Пойдем, — чуть отталкиваю его и прохожу первым. Тут же тяну трясущегося Фогеля за собой.

Мы возвращаемся на места как раз, когда наши забивают очередной гол, и я тут же вместе со всеми начинаю ликовать, делая вид, что был здесь все время. Фогель бледный как полотно, но все равно поддерживает меня. Смешной.

Как толпой нападать, так он всесильный, а как на настоящее дело выйти, так кишка тонка.

— Суши трусы, — подталкиваю его плечом. — Весело же было.

— Да уж. С тобой не соскучишься. И что ты собираешься с ними делать?

— Хоккеистом хочу стать, — вру сразу и в лоб. Мне бы хоть научиться стоять на этих штуках. Не то, что на скорости кататься. Главное, чтобы Мире было со мной нескучно.

Наши одерживают сокрушительную победу, и все опьяненные адреналином плетутся по своим машинам. Мы же в автобус. На входе нас обычно проверяют, не приносим ли мы ничего в школу запрещенного, но в этот раз даже Келлер расслабленный. Так что мы просто загружаемся и едем в замок.

Сумка со мной.

В своей комнате я убираю коньки под кровать и ложусь, чтобы помечтать о том, как удивится Мира, узнав, что я тоже кое-что умею. Представил холенное лицо ее партнера. А каким еще может быть лицо у фигуриста? Нет, серьезно, чем думают родители, отдавая мальчиков в балет или фигурное катание? Все эти вида спорта девчачьи, как по мне.

Вот, то ли дело хоккей.

* * *

С утра, когда еще все спали, я достал несколько пар теплых носков и выбрался из комнаты затемно. Прошел по карнизу и спустился по выступам на углу стены. Смешно вспомнить, как боялся здесь лазать Фогель. Но мое уважение стало его навязчивой идеей, и он чаще всего подавлял свой страх.

Пройдя до ворот, я нашел туннель, который сделал еще по осени, и вылез за каменный забор. Пробежавшись до озера, я надел носки, натянул великоватые коньки и попытался встать. Тут же свалился, больно ударившись копчиком.

Встать с первого раза мне не удалось, и я почти врезался мордой. В итоге только к рассвету я более-менее научился стоять на коньках, а потом снял их, нашел приличный тайник под камнем и ушел на утреннее построение.

Фогель — пес заметил мое отсутствие, но вопросов не задавал.

Теперь каждое утро я на озере.

На протяжении следующих двух недель пытаюсь учиться кататься. Чувствую, что с каждым разом все лучше и лучше. Даже жаль, что озеро скоро растает. Судя по сократившемуся количеству рыбаков, очень скоро.

Сегодня я наконец понял, как разгоняться. Поэтому ношусь по озеру как угорелый.

Последние несколько тренировок меня не отпускает чувство, что за мной наблюдают. Но тут рыбаки только и подумать больше не на кого. Хотя я часто посматриваю в сторону холма, на котором стоят большие дома богачей. Оттуда должен открываться прекрасный вид.

У отца дом раза в три больше. Огромная такая махина. Под стать металлургическому комбинату, которым он управляет. Но даже после того, как тесты подтвердили родство, а я получил фамилию Распутин, я не могу считать себя богачом.

Пока что я придаток, который неизвестно зачем существует в этой семье.

Сегодня солнце палит уже с самого утра, хотя до построения еще сорок минут. Я качусь в центре озера по кругу, так же плавно, как по собственным мыслям, невольно замечая, что рыбаки ушли с озера.

И тут крик, разорвавший тишину весеннего утра:

— Парень! Уходи! Лед ломается!

Я торможу, чувствую на лице ледяные брызги и оборачиваюсь на голос. И вижу, что ко мне змеей подползает трещина. Дьявол!

Я тут же набираю скорость. Еду в сторону берега, но я как назло в самом центре.

Лечу из последних сил, стараясь успеть, но в самый последний момент задеваю носком лед. Падаю лицом вниз.

Только мои руки пытаются смягчить падение, как лед подо мной расходится, и я теряю ориентиры, соприкоснувшись с ледяной пучиной.

Глава 6.

Мирослава

— Малышка, ты собралась?

— Да, мама. Почти оделась, — только главу дочитаю «Грозового перевала».

— Мира. Ты лежишь в одних колготках. Нам выезжать через десять минут.

— Через десять и буду готова.

— Мира, — мама все-таки злится и забирает книжку. — Я попросила тебя одеться!

Я сглатываю и снова чувствую себя виноватой.

Она так смотрит. Порой кажется, что она вот-вот ударит меня. Но нет, конечно. Другие девочки рассказывали, что мамы шлепают их по заднице. Ну так вот моя мама никогда на меня руку не поднимает.   Она как обычно садится рядом со мной на колени и крепко обнимает. А я прижимаюсь к ней.

— Прости меня, мамочка. Такая книжка интересная.

— Знаю, милая. Но если я прошу поторопиться, то нужно так и сделать.  Запомни это раз и навсегда.

Сама она уже готова. Надела обыкновенный спортивный костюм цвета персика. Но мне кажется, что при ее внешности в таком и на бал можно идти. Она очень красивая. Зовут ее Нина.

Я буду бесконечно рада, если, когда вырасту, стану такой же. Я очень хочу вырасти. Но не только чтобы красивой быть, а, чтобы самой решать, что можно и что нельзя. Порой сплошные запреты обижают до слез. Особенно запрет разговаривать по телефону с братом.  Я пишу ему пять лет. По этим письмам даже можно отследить, как я училась писать. Но отправить мне разрешили только одно — последнее. Оно не отражает всего того, что я хочу ему сказать.

Знать, что у тебя есть старший брат, и не иметь возможности с ним общаться — ужасно.

Ярослав в другой стране. В военной школе. Отец злится на него, не доверяет, потому что он пришел в наш дом как враг. Он приехал с бывшей женой моего отца, втерся в доверие ко мне и выкрал. Оказывается, это все было спланировано врагами отца.

Но оказалось, что Ярослав действительно его сын и мой брат. Только это не помогло. Его все равно отправили в так называемое исправительное учреждение. Считай тюрьму.

От мыслей меня отвлекла мама, тихонько меня позвавшая.

Мы наконец собрались и поехали на каток. Мне нравится кататься. Нравится скорость. Красивый купальник. Когда все на меня смотрят и восхищаются. И Митя нравится, пусть он и забияка. Но мама порой такая строгая. Они вместе с тренером почти не слезают с меня. Я должна постоянно тренироваться. И все остальное неважно.

Стало легче, когда я познакомилась с Митей. Ему уже двенадцать лет. Он похож на принца из сказки про золушку. Такие же белые волосы. Голубые глаза. И катается лучше меня. Теперь нас ругают на пару, когда мы что-то делаем плохо. Ну или не стараемся, а нужно стараться.

Пока едем, смотрю на небо. За окном серое все такое. А вроде поздняя весна. Я мечтаю о лете. Тогда мы с мамой поедем на море. Всего две недели, но мне можно делать все, что я хочу. Читать. Купаться в бассейне. Учиться писать брату письма.

Он хороший. Хотя один раз очень сильно обидел меня. Но разве не для этого существуют родные, чтобы прощать друг друга?

— Привет, — мама по телефону говорит, и мне интересно с кем.

— Мам, кто это?

— Я разговариваю, Мира. Не перебивай. Я очень рада. Когда открытие? — она разговаривает с папой. Я точно слышу его голос. Грозный как гром. Папа и сам такой. Большой, как медведь, и в гневе страшный как гром. Иногда мне снится, как он приказывает убить Ярослава, моего брата за то, что тот меня обидел.

Но это сон. Мама так говорит. И папа тоже так же говорит. Не будут же они мне врать? Родители не врут никогда.

— Мам, это папа? Дай мне с папой поговорить!

Глава 7.

Свой телефон у меня в виде часов и папиного номера там нет, потому что папа занят. У него большой завод, где делают металл. Он много работает и очень богатый. А значит я принцесса.

— Мира, подожди. Пока нет, Борис. Мы уже говорили на эту тему. Она должна дожать сезон и выступить на первенстве. Нет, она не может его пропустить. Что?! — мама буквально становится прямой как палка. — Когда? Что случилось?

— Мама, что случилось? — чувствую, как дрожат руки. Мне кажется, я знаю, о чем они говорят, а понять не могу. Слов подобрать. И это обижает. Так обижает, что в глазах щипет, и горло болит.

— Мира! Борис, я перезвоню. Ну и чего ты опять нюни развела? На тебя и прикрикнуть нельзя?

— Я тоже хочу знать, что случилось! И с папой поговорить.

— Давай после тренировки. Мы сразу ему позвоним. У него сейчас совещание.

— Совещание?

— Да, милая, — вытирает она мне слезы, а я смотрю в ее красивое лицо и чувствую, как в груди болит. И ощущение такое, словно у них от меня секрет. Как у Машки — подружки моей из школы. — Давай вытрем слезки. Тем более, что уже приехали. О, и Кузнецовы здесь. Митя тебе уже машет.

Я, конечно, машу ему в ответ. Подбегаю поздороваться с его мамой Ларисой, и мы бежим переодеваться.

Мне не хочется слушать его дурацкие рассказы про взрослых друзей, игры на компьютере, но похоже нет выбора.

— Учитель хотел нажаловаться на меня маме, а я, — гордо вскинул он подбородок, — предложил позвонить ей прямо сейчас.

— И что он?

— Струсил. Ведь поверят родители мне, а не этому слабаку.

— Зачем ты их пугаешь? Что в этом классного?

— Не знаю, — почесал репу Митя. — Это просто весело. Смотреть на их перепуганные лица. Хочешь, напугаю тебя?

— Не надо меня пугать. Я папе позвоню. И тогда страшно станет тебе.

— Врешь ты все. Не позвонишь ты ему. У тебя и номера нет.

— А вот и позвоню. Мама обещала.

— Да родители постоянно врут.

— Неправда! Мои не врут, — топаю я ногой. — Мои родители никогда мне не врут.

— Докажешь? Посмотрим, выполнит ли твоя мама обещание.

Я поворачиваюсь к маме, которая разговаривает с мамой Мити. Они обе с улыбками поворачиваются к нам и почти хором.

— Ну что застыли, тренер вас уже ждет.

Глупый спор, но я все равно повелась. Думала об этом всю тренировку. Летела по льду, а невольно размышляла о том, даст ли мама позвонить папе.

Мы раздельно с ним жили. Он в Усть-Горске, а мы в Новосибирске.

Мама говорила, что так удобнее. Что заниматься там негде. Значит, так и есть. Разве можно не верить маме?

Именно поэтому, когда тренировка закончилась, а Митя посмотрел на меня, словно говоря, что он выиграет, я показала ему язык.

Потом пошла переодеваться. Мне было хорошо и спокойно. Ведь мама сказала, что даст позвонить отцу.

— Мама, — надевая пальтишко, спросила я под внимательным взглядом мальчишки. — Дай позвонить папе.

— Что? — отвлеклась мама от разговора. — Подожди.

— Ты обещала после тренировки, мам.

— Ты не видишь, я разговариваю. Ладно, пойдем, ехать надо, — увела она меня, со всеми прощаясь, а я чувствовала, как смотрит на меня Митя. Насмешливо. С издевкой. Так обидно….

Я пошла к машине и не смогла сдержать слез. Мне все равно, что обо мне подумает Митя, просто мама соврала.

— Мам.

— Сиди спокойно, — проверяет она ремень безопасности, но я не могу так. Мне нужно сказать. Очень нужно сказать.

— Ты меня обманула.

— Что? — поднимает она глаза.

— Ты меня обманула. Ты сказала, что я могу позвонить папе сразу после тренировки, и не дала. Митя смеялся надо мной. А ты меня обманула.

— Мира, дочка, я же…

— Зачем ты меня обманываешь?! — разревелась я, а она меня обняла, поцеловала в макушку и вложила телефон в руку, заставляя почти сразу успокоиться. — Ты меня не любишь? Родители же никогда не врут. Ты говорила…. Говорила-а…

— Да, милая, да, прости меня. Я просто не хотела… Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

— Проблемы? Какие проблемы?

— Держи телефон. Позвони папе. Он наверняка будет очень рад.

— Ладно, — шмыгнула и тут же нашла нужный номер и нажала вызов. Папа ответил не сразу. Я слушала гудки почти минуту.

— Нина?

— Папа, это я. Папа…

— Принцесса моя, — прозвучал его грубый, низкий голос, и я, как обычно, съежилась. — Как дела? Приехать не хочешь?

Я быстро посмотрела на маму, которая уже сидела в салоне, но отвернулась от меня. Словно слушать не хотела разговор.

— Хочу, конечно. Просто фигурное катание. Школа. Мы же летом приедем. Правда?

— Заканчивай учебный год и приезжай. У меня для тебя сюрприз.

— Сюрприз? Какой? Подарок? — даже в голову не могло прийти, что это.

— Приедешь, узнаешь. Милая, мне пора…

— Стой, — резко вспомнила о Ярославе. Интересно, он будет таким же большим как папа, когда вырастет?  — А письмо от Ярослава не приходило? Он же должен был мне ответить.

— Ответит, не переживай. Увидимся скоро.

Он отключился, а я передала телефон маме.  Наконец смогла улыбнуться Ответит. Он скоро мне ответит.

Именно этой мыслью я стала жить. Ходить в школу, заниматься фигурным катанием и ждать.

Глава 8.

Я ждала этого с таким трепетом, с такой бурей чувств внутри, что спать почти не могла.

Смотрела в потолок и мысленно представляла, что Ярослав мог бы написать в письме.

Рассказал бы о своей школе.

О друзьях.

О том, как там в Швейцарии красиво.

О том, как их кормят и какое у него любимое блюдо.

* * *

Месяц пролетел так быстро. Выступление прошлое успешно, хотя мы и заняли только третье место. Но даже это вылетело из головы, когда я оказалась в вертолете над лесами и реками по пути домой.

Смотрела вниз с открытым ртом. Я часто летала на вертолете, но каждый раз это захватывает дух.  Хотя вроде бы все уже видела.

Особенно в душе радость расцветала, когда вдалеке показывалась черная точка, а потом увеличивалась.

Увеличивалась.

И вот передо мной дворец, в котором я принцесса. Я так широко заулыбалась, что заболело лицо.

— Мама, мама, мы уже близко! Смотри, там видно дом! А вон то, что за здание?! Белое такое, я его не помню.

— Папа тебе расскажет, — посмотрела мама в ту сторону. Она была недовольна. Город она любила больше нашего маленького городка.

Стоило вертолету приземлиться, как я почти с него спрыгнула. Я боялась папу, но любить это мне его не мешало. Так что, когда он появился на вертолетной площадке, я понеслась к нему.

— Папа! Мы приехали!

Он подхватил меня на руки и крепко обнял, опаляя запахом терпкого одеколона.

— Да я твой визг еще с вертолета слышал.

— Ты шутишь! Вертолет же такой громкий.

— Это верно, — спустил он меня на пол, и я рванула к дому, пока они с мамой обнимались. Я иногда думаю, что они очень друг друга любят, а иногда, что мама тоже его боится. Странно это…

На пороге дома меня встретила тетя Маша. Она заправляет горничными и готовит. Очень вкусно готовит. И очень любит поесть. За последние пару месяцев она, кажется, стала еще шире.

— Вот она, наша принцесса приехала! Мы тебя очень ждали. Я смотрела твое выступление. Ты такая молодец!

— Спасибо, — улыбнулась я и поцеловала ее в щеку, пахнущую ванилином и мукой. Скорее всего будут пирожки. Супер!  — Если честно, мне так не терпелось приехать, что я и не заметила, как прошли эти соревнования.

— Ну ясно, а ты разве уже знаешь…

— Нет, сделаем ей сюрприз, — перебил Машу папа. Я обернулась и увидела, что мама почему-то была невероятно серьезной. Лицо словно исказилось в напряжении, словно она подняла что-то очень тяжелое.

Она тепло поздоровалась с Машей, но в дом зашла, словно там водились приведения.

— Какой сюрприз? — подбежала я к ним. Мне не терпелось узнать.

— Ты голодная? — вместо ответа повела меня на кухню Маша, отвлекая, и я кивнула. Ладно. Все равно ведь узнаю.

— Пирожки с яблоками будут?

— Я знала, что ты их попросишь. Они уже готовы. Садись за стол, расскажи…

— Так какой сюрприз? — не очень красиво, о чем сказал ее взгляд. Но мне так важно знать.  Я тут же села за стол и виновато посмотрела. — Извини, теть Маш.

— Ответ на твое письмо, — проговорил папа, заглянув на кухню, и я прижала ладошки к горящим щекам. Не может быть! Уже!

— Правда?

— Конечно, когда я тебе врал?

— И где он?!  Ответ?

— Скоро придет. Поешь пока.

Придет? У письма выросли ноги? Пирожки объедение. Такие мягкие, пышные. Нигде таких нет. И яблоки у нас свои. Папа давно нанял семейную пару, они живут где-то рядом и следят за садом.

Я уплетала один за одним, чувствуя, что живот набит до отвала, но мне так хотелось еще.

Но что-то отвлекло меня. Пальцы. Грубо обрезанные ногти. Широкие. Тонкие пальцы на очень жилистой руке. С кожей на пару тонов темнее моей. Эти пальцы опустили белый конверт без марок. С четкой выведенной надписью. Для принцессы.

Сердце застучало.

Горло перехватило.

Есть сразу перехотелось. Наоборот. Внутри образовалась тошнота. Я, часто дыша, стала поднимать взгляд, скользя по вытянувшемуся телу, облаченному в обыкновенный спортивный костюм серого цвета. И все так медленно, с таким трепетом, пока мой взгляд не коснулся синихкак морская пучина глаз.

— Привет, сестренка.

Глава 9.

Это не просто письмо Ярослава. Это сам Ярослав. Но не тот, каким я его смутно помню. И не такой, каким я ожидала его увидеть. В моих фантазиях он был рыцарем с залихватской улыбкой, копной темных волос и мягким взглядом. В моих мечтах он был рыцарем. А сейчас перед собой я вижу Дракона, стрижка которого до невозможности короткая, а острый взгляд обжигает кожу в тех местах, где она видна.

Я не ожидала.

Я действительно не ожидала увидеть его вот так. Таким.

Письмо это одно, а смотреть на него почему-то больно.

Плакать захотелось. Воспоминания вспышками пронеслись в голове. Разговоры, крики, побег и постоянные упреки, что я плакса. Он был не братом, а врагом. Так может он и сейчас такой, просто претворяется?

Я не выдержала.

Сорвалась с места, опрокинув стул, и убежала.

Сама не знаю, что на меня нашло.

Я рада брату.

Очень рада!

Но я не знаю этого юношу. Он не такой, каким я себе его представляла. Совсем не такой.  Для меня почти чужой.

Я бегом добралась до комнаты и плюхнулась на кровать, уткнувшись в подушку. Слезы тут же ее намочили. Но спустя пару минут пришло обжигающее чувство вины.

Ну вот что он подумал?

Что я не рада?

Рада. Очень рада, что теперь он дома.

Но он так вырос. Я помню его совсем другим.

Маленьким, почти одного роста со мной.

А теперь он стал выше. И лицо словно не его. Без улыбки. Без намека на радость. Бледная маска человека, который почти не видел солнце.

— Доча, — зашла мама, закрыла за собой дверь. — Ты чего так ломанулась? Испугалась?

— Нет, нет, конечно. Просто я не ожидала и растерялась.

— Это и понятно. Вы так долго не виделись. Но теперь вы будете жить вместе, — она села на кровать, погладила мою спину, но я продолжала чувствовать ее напряжение.

— Правда? — до сих пор не верится.

— Да. Борис так решил. И я с ним согласилась.

— Жить в Усть-Горске? А как же тренировки?

— Это еще один сюрприз. Но оставим его на завтра. Хочешь погулять в лесу?

— Да, — села я на кровати. — Только…

— Не бойся. Вы пойдете с отцом. Если повезет, увидите оленя или зайчика.

— Здорово, но тогда нужно переодеться.

— Давай так и сделаем, — улыбнулась мама, но в глазах не было и тени радости, но в тот моменты я об этому не задумывалась, слишком возбужденная предстоящим приключением и уже готовая извиниться перед Ярославом.

Но стоило мне увидеть его, как извинение терялось за полной тишиной, которая возникала между нами.

Отец приготовил рюкзак, который повесил за спину. Еще два надели охранники.

Они тоже были готовы идти за нами.

Мы с Ярославом стояли друг напротив друга. И если он смотрел на меня прямо, словно ждал чего-то, то я не могла даже взглянуть на него.

Может, все дело в том, что я забыла его.

То есть, не забыла, конечно, но внешность, некоторые черты стерлись из памяти. Я просто помнила, что с ним надежно, что он черноволосый, что одного со мной роста. Разве можно было так вырасти за пять лет? Ему сейчас тринадцать, а кажется он старше. Ни в какое сравнение не идет с Митей.

— Ну что, дети, готовы к походу? — собрался отец, и тут же вышла мама, принесла мне рюкзак, а Ярославу передала бутылку воды, которую он тут же убрал в свой.

— Спасибо, — от его голоса стало немного не по себе. Грубый, чуть хрипловатый.

— Не за что. Осторожнее, Мира, — поцеловала меня мама, и я все-таки решилась взглянуть на Ярослава. Он все еще смотрел на меня. Так, словно боялся потерять из виду. И мне было перед ним жутко неудобно.

За свое поведение. Молчание. За побег.

Я никогда не была настолько невежливой.

Но даже в лесу, пока мы шли по тропинке, я не могла себя заставить открыть рот. Даже на вопросы отца о фигурном катании отвечала с большим трудом. Я не могла разобраться, что не так.

Почему внутри образовался неведомый ранее страх? Может быть, это все из-за воспоминаний того, как легко Ярослав увел меня от матери, чтобы отдать врагам?

Но я простила его. И родители простили, тем более, что он оказался сыном папы.

Но что-то удерживало меня от общения с ним.

Стена, которая выросла за столько лет разлуки.

— Аа! — вскрикнула я, когда одна нога потеряла землю, и я начала падать.

Глава 10.

Но тут сильная рука дернула меня на себя, а грубый голос свернул внутренности простым:

— Смотри, куда идешь.

— Прости, — еле выговорила, когда подоспели отец с охраной. Ярослав тут же пошел вперед и убрал руку так, словно ему противно меня касаться.

Мы еще час шли вперед, когда Ярослав остановился и указал рукой в сторону.

— Тот самый мост? — спросил папа, и Ярослав кивнул. Мы свернули и нашли бурную речушку, через которую был перекинут навесной чуть просевший за время мост.

Место было очень красивым. Столько зелени. Солнечного света.

Я бы с удовольствием здесь сфотографировалась.

И пока мужчины осматривались, я стала спускаться за красивыми цветочками. Розовыми такими. Можно венок сплести, пока они обсуждают, в какую сторону идти.

— Мира! — позвал отец, и я обернулась. — Там скользко, поднимись наверх.

— Все нормально, пап, — подняла я ногу, чтобы сделать шаг к папе, который уже протягивал руку, но меня качнуло назад.

В следующий миг я уже задыхалась от холодной воды, поглотившей меня с головой.

Точно так же как страх, который буквально сковал по ногам и рукам.

Я ловила ртом воздух, пытаясь вспомнить, чему меня учили на плаванье, но речушка была такой бурной, что выбраться на берег или хотя бы зацепиться за что-то никак не удавалось.

Меня просто кидало из стороны в сторону, как листик на ветру.

В какой-то момент я ощутила, что теряю сознание, силы были на исходе. Неужели все годы, проведенные в больнице, зря? Неужели мне зря пересадили сердце?

Тут жесткая рука сильным движением сжимает мой комбез, крепко держит. А через мгновение буквально выталкивает на берег.

Я откашливалась, выплевывала воду, часто-часто дыша, чувствуя, как от холода продолжает потряхивать.

— Спасибо, папа, — сказала я, но в ответ услышала не голос отца.

— Сказал же, смотри, куда идешь.

Я села и посмотрела на насквозь мокрого Ярослава. И странное чувство сковало по рукам и ногам. Он действительно вырос. Того мальчика, каким я его помню, больше нет. Он молодой мужчина и сейчас в мокрой одежде это видно, как никогда. Можно только представить, как будут волочиться за ним девчонки. Но нужно прекращать вести себя как глупая дурочка. Он ведь мой брат. Да, такой вот взрослый. Но надежный как скала и в этом я могу быть теперь точно уверена.

Весь страх ушел, словно стек по мне каплей. Да, вода впиталась, но теперь на коже сухо. Я пододвинулась ближе и положила голову ему на плечо, так как делала раньше, когда мы отдыхали во дворе дома. Когда он клялся, что сделает все, чтобы я выжила и не пострадала. Тогда я не понимала, о чем речь, но была рада это слышать. А сейчас рада, что он вернулся. Мой брат.

— Я скучала, Яр.

— И я, дуреха. Как ты выжила-то тут без меня?

— Наверное, знала, что убьешь, если не выживу.

— С того света бы достал.

— Знаю, — улыбнулась я и вдруг увидела, что его губы сильно посинели, а сам он дрожит гораздо сильнее, чем я. — Что с тобой?

— Тупой вопрос, учитывая, что мы искупались в недавно растаявшей реке.

— Мира! Ярослав! — прибежал насквозь мокрый отец. Тоже нырял. — Ярослав, я что сказал! Ждать на берегу. Ты только выздоровел. Мира!

— Прости, там скользко…

Отец, наверное, мог бы долго орать, но он был не из тех, кто надрывает горло. Он просто взял меня на руки, а Ярослава, несмотря на сопротивление, один из охранников. Нас понесли как трофеи, и я уже предчувствовала, как мама испугается и будет ругаться.

* * *

— Чем ты думала? — раздевала она меня и обтирала полотенцем, пока я в своей комнате дрожала от холода, хотя было уже тепло. — Никакого инстинкта самосохранения.

— Там были цветочки. Я забыла их название.

— Ну какие цветочки, Мира! Ты могла погибнуть. Там в реке. Могла удариться головой. И Ярослав тоже хорош! Только после воспаления легких.

— Это что такое?

— Это очень серьезная болезнь. Он в Швейцарии тоже решил искупаться подо льдом. Еле откачали.

— Зачем тогда вообще было идти к реке? — пробурчала я и отвернулась от мамы. Опять я во всем виновата.

А как он провалился под лед в своей Швейцарии? Надо спросить.

Мама намазала меня всем, чем только можно, чтобы я не заболела. Потом еще надела на меня шерстяную смешную пижаму и шапку.

— А есть шуба? А то мне холодно.

На секунду она даже поверила мне.

— Шутить изволите, ваше высочество, — усмехнулась она и поцеловала меня, оставив на тумбочке молоко. — Спокойной ночи. И чтобы больше не рисковала своей и чужой жизнью.

— Обещаю, — сказала я уверено, еще не зная тогда, сколько раз нарушу это обещание.

Как только мама вышла, я тут же выпила молоко и поднялась с кровати. Воспаление легких. Что это вообще такое? А если Яр умрет? Из-за меня умрет!

Я открыла створки окна и посмотрела на широкий карниз. Комната Ярослава через гостевую спальню. И добираться туда страшно, но по коридору опасно. Услышат.

Так что я, преодолевая страх, от которого пришлось избавиться, прыгая тулуп на льду, просто сняла носки и прошла по карнизу. Ярослав сидел на окне и, увидев меня, улыбнулся, а потом словно очнулся и широко раскрыл глаза.

Открыл резко створку. Я чуть не упала, но он снова подхватил меня и затащил в комнату.

Глава 11.

— Вот же ты дура! — выплюнул Яр, осматривая меня со всех сторон. — Да еще и без носков.

— Они у меня с собой, — достала из карманов, попытавшись улыбнуться. И на всех обычно это действовало.

Мне прощали любые глупости. Но с Яром не получилось.

Даже обидно.

Он силой заставив сесть на свою расправленную кровать. Сам мне надел на ноги носки, несколько раз пригрозив, когда я захихикала от щекотки.

Потом он сел на кровать и тяжело упал на спину. Я невольно посмотрела на подросшего брата.

— Ну ты и дылда. Вытягивали тебя там что ли.

— Что со мной только не делали, — усмехнулся он и посмотрел на меня, закинув руку за голову. — А как тебя угораздило стать фигуристкой при твоей удаче.

— Мама привела. А что с удачей?

— Плохо с ней. Ты ж с пороком сердца родилась. Забыла?

Наверное, из памяти ребенка многое стирается со временим. Остаются самые знаменательные дни, как вот этот, когда Ярослав вернулся, и мы снова стали дружить как раньше.

Но я не забывала никогда ни дня из тех, что провела под капельницей. Наверное, если есть на свете ад, то у меня он будет именно таким.

Под вечной капельницей. В больнице. В окружении медсестер и врачей. Так что день, когда это закончилось, я тоже запомню. День, когда в нашем доме появился Ярослав.

— Ну и что. Не умерла же. Чем не удача, — пожала плечами и нагло пошла копаться в его вещах. И сразу нашла то, что искала.

Яр и слова не сказал, когда я села за его стол, включила настольную лампу, чтобы открыть конверт.

Но читать было нечего. Пустой лист.

— Ты смеешься надо мной? Я так ждала твое письмо, а тут ни строчки.

— Ну и правильно. Зачем письмо, когда я здесь.

И правда. Глупо обижаться. Но я все равно надулась и стала копаться в других вещах, иногда поглядывая на брата.

Тут были учебники, записи предметов, которые мы еще не проходим. И большинство на иностранном языке.

— Что такое воспаление легких?

— Пневмония. Ну, в общем простуда, только очень сильная.

— А почему ты заболел? Тебе было плохо?

— Знаешь, да, плохо было, сознание терял, даже когда в туалет ходил, но у всего этого есть один большой-большой плюс.

— Ты дома, — догадалась я и повернулась, чтобы ему улыбнуться. Он так смотрел. Словно изучал меня. И мне это нравилось, пока я не задала вопрос. — Я стала красивой?

— Нет. Ты мелкая и курносая. Кто говорит, что ты красивая, льстят.

— Вот же ты! — кинулась я к кровати и взяла подушку. Кинула в него и не попала. — Ты же мой брат! Ты должен говорить мне приятные вещи.

— Нет, Мира. Я буду говорить тебе только правду. И давай спать, пока родоки не пришли разобраться, чего ты визжишь как резанная свинья.

— Ярослав! Я не визжу! И я не свинья!

— Маленькая хрюшка?

— А ты невоспитанный боров!

— Вот и решили. Теперь прыгай в лужу и накрывайся одеялом. Не хотелось бы завтра снова слечь на пару недель.

— Так давно приехал?

— Неделю как, — укрыл он меня одеялом, когда я легла. — Правда ходить разрешили пару дней назад.

То есть он только выздоровел, а я вынудила его броситься за мной в реку. Ну чем не дура. Но зато мы снова вместе. Дружим.

— Почему ты кинулся за мной? Папа бы спас меня.

— Не-а. Он большой и неповоротливый. А там нужно было спешить.

— А если бы ты умер?

— Тогда я бы умер, спасая прекрасную принцессу.

Я нахмурилась, чувствуя, что он лгал.

— Ты же сказал, что я страшная. И нос у меня курносый.

— Это не мешает тебе быть прекрасной принцессой, Мира. Спи давай.

— А ты чего не ложишься?

— Сейчас лягу, — сидел он на кровати и смотрел на меня, а я на него. Только уже одним глазом. А потом и его закрыла, насколько быстро сморил меня сон. Но еще никогда я не засыпала так спокойно.

Теперь в моей жизни было все, чего я хотела.

Глава 12.

Спустя месяц.  Ярослав

— Мира! Спускайся, а то задницу надеру, — орал я в один из июньских дней, когда она на спор с девчонкой решила забраться на дерево.

Эту рыжую Диану я бы придушил на месте, но меня неправильно поняли бы.

На меня и так смотрели достаточно косо. Но я пытался вести себя как обычный подросток. Но порой, такие вот ситуации, когда Мира вела себя как девчонка, которой моча в голову ударила, просто выводили из себя. Хотелось ударить ее, чтобы понимала, где заканчивается игра, и начинается опасность.

— Мира, я кому сказал!

— Я не могу! — закричала она, и тут же визг чуть не разорвал мне сердце, когда одна ее нога в розовой туфельке соскользнула. Идиотина.

— Твою ж… Ты зачем с ней поспорила? — повернулся я к рыжей дуре. Боже, какие они мелкие все страшные.

— А зачем она сказала, что все умеет? Пусть доказывает.

— Я бы тебе показал, что умею. Черт… Мира, держись за ветку! — скинул я спортивную кофту и начал залезать по дереву. Надо отдать ей должное, она молодец, что залезла. Но, очевидно, не подумала, что придется слезать.

Детский сад на выезде.

И с чего бы отец так начал мне доверять?

Ладно мне. Но Мире.

Он теперь отпускал ее недалеко в лес, где на большой поляне соорудили детскую площадку. А если пройти дальше пол километра, то можно уткнуться в огромную ледовую арену, тоже, по сути, построенную для Миры.

Теперь рядом с домом постоянно ошиваются дети. Меня это бесит. Общаться с ними мне не интересно, а Мира уже со всеми перезнакомилась.

А с этой рыжухой прям сдружилась.

И как Нина это позволила, учитывая ее маниакальное желание опекать дочь?

— Яр, мне страшно!

— Потому что ты дура! Не смотри вниз.

— Ты опять меня ругаешь.

— Ну кто-то же должен, раз предки носятся с тобой как с единственным подснежником, — выплюнул я и без особых усилий добрался до Миры, схватил ее запястье, уже привычно чувствуя покалывание.

Это всегда так, стоит коснуться ее мягкой кожи.

— Ты будешь орать на меня или спасать?

— Когда-нибудь я перестану тебя спасать и всеку.

— Это вряд ли. Если честно, с таким братом мне вообще ничего не страшно, — улыбнулась чертовка. Да так, что в груди запекло.

— Очень здорово, — съязвил я. — Не забудь выйти на дорогу и закрыть глаза, может быть и там моя братская удача сработает.

— Дурак.

— Это точно. Хватит там торчать, лезь мне на спину.

— На спину? — в глазах мелькнула паника. — А может, позвоним папе? Он пригонит пожарную машину и…

— Слушай меня. Если я сейчас позвоню отцу, гулять выйдешь, только когда тебе стукнет восемнадцать. И знаешь, я очень хочу это сделать, потому что ты меня из себя выводишь. Думаешь, я буду вечно за тобой присматривать?

— Можешь вообще ничего не делать. И я, — она быстро посмотрела вниз. Сглотнула.  — Я… Я короче потом тебе все выскажу.

— Не сомневаюсь. Забирайся на спину и обхвати мою шею, — скомандовал я. Мира медленно, но верно сделала как надо.

Я спустился с этой обезьянкой на землю, и вместо благодарности эта егоза показала язык Диане. Тут же убежала в сторону площадки с криком:

— Догоняй, Диана!

Я сжал челюсть, кулаки и потопал в сторону дома. Достала. Это дерево уже крайняя точка. То она по карнизам лазает. То на велосипеде катается, то проходит по турнику без страховки. Это все, конечно, здорово, ее бесстрашие поражает, радует, но порой переходит все границы.

В какой-то момент снова решился поговорить с отцом, чтобы тот запер ее дома. Или с Ниной. Они наверняка в кабинете.

Но подойдя к двери, желание предавать Миру пропало.

Отец за дверью с кем-то общался по телефону. Я тихонько подслушал. Судя по всему, разговаривал он на английском.

— Да, все нормально с ним будет. Ну подхватил пневмонию. Оклемался же. Зачем он тебе там? Пусть пока живет, жизни радуется. После пяти лет в той тюрьме самое то. Все Джейсон, мне идти надо. Спасибо, что позвонил.

Это названный брат отца, который помешал ему убить меня, когда выяснилось, что я предал его. Что работал на врагов. Отличный мужик, хотя больше на киборга похож. Даже улыбаться не умеет. Хотя я и сам такой же. Пытался, конечно, сделать вид, что обычный ребенок, но часто выдавал себя с головой.

Лучше всего это знали отец и Мира. Нина ко мне все еще относилась настороженно. Поэтому я удивлялся, как это позволили остаться с дочуркой. Ведь однажды я пригрозил забрать себе, когда мы станем достаточно взрослыми.

Своего решения я не поменяю, если раньше не убью Миру за ее несносный характер. Хотя и глупо на это злиться. Просто я ждал, что увижу ту же послушную девочку, какой она была в пять лет. Но ведь и тогда она уже проявляла свой норов.

Я отошел от двери, когда послышались шаги отца, но он все равно застал меня на лестнице.

— Ярослав.

Я развернулся и посмотрел ему в лицо.

«Интересно, каким он будет в старости, — размышлял я в тот момент, но чаще: — Стану ли похожим на него?».

— Джейсон звонил. К себе тебя забрать хочет.

— В качестве кого?

— Смешно, — даже не улыбнулся. — Хочет из тебя агента сделать тайного.

— Мне казалось, я буду учиться на руководителя завода.

— Этого хочу я. А самому тебе что интересно?

«Мира», — возникла первая мысль. Дать ей леща, чтобы перестала рисковать собой. Фигурное катание это... Я чуть коньки не отбросил, когда увидел, как она прыгает.

— Мне интересно на заводе. Хотя я подзабыл, что там да как…

— Завтра поедешь со мной?

— Конечно.

— Тогда в семь будь готов.

Глава 13.

— Отлично, — кивнул я, и отец ушел в сторону выхода из дома. — Мира на площадке?

— Да.

Я поднялся к себе в комнату и стал высматривать Миру в окно, но ничего не видно.  Сердце вечно скакало как бешеное из-за волнения о ней.

Она словно усиленно старалась себя покалечить. С этим нужно было кончать, и способ был только один.

Брать измором.

До вечера я сидел дома и изучал историю нашего металлургического комбината. Созданный еще до войны, в нее он стал одним из ключевых объектов для противостояния фашистам. С тех пор прошло много лет, но он так и остался важнейшим предприятием в стране. Со временем директора не хотели ничего делать для комбината, и он рассыпался на глазах.  Много лет был в предаварийном состоянии. Но все изменилось, когда директором стал Распутин — мой отец.

Он потратил миллионы долларов на новое оборудование, ремонт. Что сделало его вторым в мире металлургическим комбинатом. Как отец получил эту работу, непонятно до сих пор. Ведь должность директора всегда переходила от отца к сыну, что и сделало его умирающим предприятием.

Подробностей я не знаю, а отец пока что меня не посвящал, но уже сейчас ясно, что, если ему что-то нужно, он этого добьется.

И я очень хочу заиметь такое же качество. Оно мне точно понадобится, особенно в отношении Миры. Эта егоза уже пару раз забегала в мою комнату и хотела что-то рассказать.

Но я все время ее игнорировал. Вот и снова ее запах забил носовые пазухи, а распущенные длинные волосы ласкали кожу лица.

— Ты не устал читать? Пойдем погуляем? Ярослав. Ярослав! — в нетерпении топнула она.

Терпеть не может, когда на нее не обращают внимания. Ей нужно, чтобы ее хвалили, смотрели на нее, восхищались.

— Ярослав, я же обижусь!

— Флаг в руки. У тебя там целый двор, есть, с кем пообщаться.

Она застыла за спиной и так громко сопела, что впору подумать, что мы завели собаку.

— Ну и ладно! И найду! А с тобой больше разговаривать не буду! — закричала она и потопала на выход.

Я сжал челюсти, сдерживая желание остановить ее, обнять, сказать, что она будет дружить только со мной.

И лишь на миг повернул голову, чтобы убедиться, что она ушла. Но она стояла и смотрела на меня. Тут же отвернулся, а она убежала, оставляя вокруг меня только ауру неудержимой энергии.

Казалось, что она отыгрывается за все то время, когда ей нельзя было даже лишнего движения сделать.

Мира родилась с пороком сердца и постоянно находилась под врачебным наблюдением, пока ей не сделали пересадку. Теперь она может заниматься, чем хочет и, очевидно, решила себя угробить. Но я не позволю, как бы мне ни хотелось догнать ее и помириться.

Ссора продолжалась несколько дней.  Мы не разговаривали даже за ужином. На вопросы родителей отмалчивались, обиженно посматривая друг на друга. В итоге Мира сегодня не выдержала напряжения и убежала в слезах, а я сидел как приклеенный, чтобы не рвануть за ней и не успокоить ее.

— Ярослав, расскажешь, что случилось? — задал вопрос отец, но мне осталось только пожать плечами.

— Понятия не имею. Может, ПМС?

— Ярослав! — напомнила о себе Нина. — Ей как минимум еще рано.

— Понял. Я могу идти?

— Конечно. Завтра не забудь. С утра снова на комбинат со мной, — последнюю неделю мы все время там тусили. Это помогало хотя бы уходить раньше и не думать о желании видеть, как она просыпается.

— Понял, — кивнул я и поднялся в свою комнату. Занимался, слушал музыку, читал все, что можно найти в сети о создании металла, и ждал, что постучится Мира. Но ни в этот день, ни на следующий она не показала, что имеет что-то против ссоры. Кажется, что ее действительно все устраивало.

По утрам она целовала папу, а потом мама уводила ее на тренировку. И если раньше она все время звала меня с собой, то теперь я как будто перестал для нее существовать.

Это злило.

Доводило до грани.

Сводило с ума.

Днем после очередного посещения комбината, где отец посвящал меня в тайны ведения бизнеса, я бегал по лесу, потом тренировался в зале с отцом.

Мы отрабатывали удары, владение мечом, шпагой, ножом. Он знал, что и стреляю я отлично, но настолько он мне еще не доверял.

Но даже, загоняв себя до полусмерти, я не мог избавиться от навязчивой идеи наказать Миру за ее поведение. За то, что так быстро стал ей не нужен.

Глава 14.

Подружки, с которыми она играла в куклы, оказались ей дороже, чем я.

Я боялся, что не сдержусь, что выскажу ей все в самой грубой форме. Меня останавливало только то, что она ребенок и многое не понимает.

Например, того, что ей никуда от меня не деться, сколько бы друзей она себе ни завела.

А еще она продолжала влипать в неприятности, но вместо того, чтобы спасать ее, я стал нагло стучать отцу.  Как-то заметил, как она лезет по лестнице на самый верх игровой площадки и машет своей Диане рукой с крыши.

Я сфотографировал эту обезьянку и отправил фото отцу.

Он примчался через десять минут с несколькими людьми. Они не только оперативно сняли Миру с крыши, а просто спилили ее, оставив площадку не такой красивой.

Мира оказалась под домашним арестом.

Я был доволен, что она дома, но ей это было не по душе.

Она подловила меня после ужина в коридоре и толкнула в грудь.

Нет, больно не было, но ком образовался, и очень захотелось толкнуть ее в ответ.

— Это ты, да?! Ты наябедничал отцу?! Как ты мог?!

— По-хорошему ты не понимаешь, пришлось по-плохому.

— Точно. Бойкот не сработал, и ты нашел другой способ привязать меня к кровати! Да я ненавижу сидеть дома! Я гулять хочу, с другими детьми общаться.

— О чем с ними общаться?

— А о чем с тобой!? Ты же сидишь целыми днями в своей комнате и ничего не делаешь! Ты… ты… — она долго подбирала слово. — Диана говорит, что ты задрот!

— А Диана у нас эксперт, да? Так иди, может, она знает, как вызволить тебя из дома. А когда тебя поймает маньяк, позови ее, пусть спасает.

— Я ненавижу тебя! Ты сам маньяк! Хочешь, чтобы я дружила только с тобой?! А я вообще не хочу с тобой дружить. Ты предал меня. Ты снова предал меня!

Спокойно, Ярослав. Она девчонка, нужно это понимать, нужно осознавать, что она легко забыла все, что я для нее сделал. Она увлеклась новой подружкой, как новой игрушкой, и забыла, что такое настоящий друг, брат.

— Тогда почему ты еще здесь?

Она еще несколько мгновений смотрела на меня, словно ждала, что я заберу слова обратно, что перестану вести себя как мудачило, но ничего не произошло. Я просто молчал. В итоге она стерла слезы и убежала в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Я повернулся к своей двери, но увидел на лестнице Нину. Она все видела. Наверное, она очень тщательно следит за нами. Я даже думаю, что меня приставили к Мире надсмотрщиком, чтобы она мне надоела. Чтобы мы ссорились. Ну что ж. У них пока очень неплохо получается.

— Девочки такие непостоянные. Сегодня дружат, завтра ненавидят.

— Верно. Поэтому рядом должен быть мальчик, который всегда уверен в своих привязанностях. Доброго вечера, Нина.

Она поджала губы и кивнула. Я прошел в свою комнату, где долго сидел на кровати и смотрел в одну точку. Размышлял. Просчитывал варианты, как скорее закончить этот конфликт и не идти на поводу у родителей. Потом на ум пришла идея, как вернуть расположение Миры.

Правда после того, как я закончу, ей придется искать другую подружку.

Глава 15.

Мирослава

— Не помирилась с братом? — спросила Диана, когда после тренировки мы обедали в кафе. Сюда все ходили после тренировок. Оно на втором этаже и отсюда через стекло можно наблюдать, что происходит на льду.

Я посмотрела на Диану. Мне не хотелось отвечать, но мы с ней вроде как стали еще ближе. Она тоже решила ходить на занятия по фигурному катанию.  Тем более, что отец сделал их максимально льготными для работников завода. Ее отец Дмитрий Сергеевич Помазов был начальником производства.

— Нет, — пожала я плечами. И не хочется. Ну… Почти. — Он наябедничал на меня папе. Я с ним вообще никогда разговаривать не буду.

— Да, придурок, — поддержала меня Диана. — А правда, что он раньше жил с матерью?

Тайны нашей семьи никогда не давали покоя окружающим. Особенно такое неожиданное появление брата спустя пять лет.

— Да.

— И его сразу отправили в военную школу? А почему?

— Я не знаю, — лгу я.  Решения родителей я не обсуждала, а говорить мне об этом запрещено. — Зато теперь он здесь.

Порой мне кажется, лучше бы он там и оставался. Я и так не могла ничего решать, а теперь папа наказал меня до конца месяца. И все из-за него.

— Да уж. Радости полные штаны.

Мы с Дианой переглянулись и прыснули со смеху, а потом вдруг услышали его голос.

— Привет, спортсменки. Диана, как дела?

Ярослав. Не знаю, но даже если бы не его голос, я бы узнала его по запаху обыкновенного хвойного шампуня. Он идеально сочетался с его ароматом кожи, по которому в разлуке я очень скучала. Но я не собиралась мириться. Это он наябедничал на меня. Значит, он виноват. Пусть сначала извинится.

И почему он собственно у Дианы спросил, как дела?

Да еще и наклонился над столом, прямо между нами.

Так, чтобы я не могла посмотреть ему в лицо, если не поверну голову. Зато Диане очень удобно на него смотреть.

Она резко расцвела, что меня просто поразило, но дальше больше.

— Я видел, как ты катаешься. Мне кажется, у тебя настоящий талант.

Талант? У нее? Да она катается как корова!

— Спасибо, Ярослав. Я думала, ты не хочешь со мной дружить.

— Чушь. Очень хочу.

— Что ты здесь делаешь? — спросила резко, не сдержавшись. Где там мама, я уже хочу домой. И не хочу видеть, как Ярослав лебезит моей подружке.

— Решил тоже пойти по твоим стопам.

Что?

— Кататься будешь? — с лучезарной улыбкой спросила Диана, а я не выдержала.

— Ты же не умеешь кататься.

Но моего вопроса словно не заметили, продолжая разговаривать.

— Да, буду играть в хоккей. Папа одобрил, так что, — я повернулась посмотреть, а рядом с ним стояла сумка. Огромная. И клюшка, которую он держал в сильной руке.

Почему-то при мысли о том, как он забивает гол, сердце забилось чаще.  А ведь раньше я считала хоккей глупой игрой. А теперь мне очень хочется посмотреть. Очень.

— Ну, мне пора, — вдруг улыбнулся он Диане. Улыбнулся? Диане? Серьезно? Меня как холодной водой облили. Он же никогда не улыбается. Никогда!

Я смотрела ему вслед, когда Диана шепнула.

— А твой брат не такой уж и мерзкий.

— Это только так кажется, — резко возвращаюсь к своему чаю, но тут появляется мама.

— Мира, нам пора. Вы покушали?

Я посмотрела на лед, который сейчас чистила машина. Скоро должны выйти хоккеисты. И я могла увидеть, как это обманщик будет падать на каждом шагу.

— Мира? — мама повторила уже громче, а я стояла как вкопанная. От его улыбки было двоякое чувство. Радость, что он вообще умеет выдавать подобную эмоцию, и обида, что она предназначалась не мне.

— Мам, там Ярослав будет кататься. Я хочу посмотреть.

— В следующий раз, Мира. Нам надо идти. Мы записаны к врачу.

— Мам, ну пять минут…

— Мира! — прикрикнула мама, и я поплелась за ней, таща свою сумку на колесиках, но постоянно смотрела в огромное окно, за которым был лед, тренеры ставили ворота, но так и не успела увидеть Ярослава.

Терпеть его не могу.

И почему я думала, что мы будем дружить.

Правильно говорят, что мальчишкам и девчонкам не суждено стать лучшими друзьями. Слишком они разные.

В тот день мы больше не увиделись ни с Ярославом, ни с Дианой.

На мои вопросы, как вообще решили, что он будет заниматься хоккеем, мама пожимала плечами, мол папа так решил. А мама никогда ему не перечила.

Даже странно, что мы столько времени жили отдельно от него. Хотя он и часто ночевал в квартире, и мы сами не редко приезжали в Усть-Горск.

Вечером, разбирая сумку, я не обнаружила там своих перчаток. Хотя точно помнила, что складывала их в боковой карман.

— Разобрала? Помощь нужна?

— Да, я, кажется, потеряла перчатки. Может оставила на льду? — расстроилась я, но мама только улыбнулась.

— Не переживай. Найдутся. Возьми завтра другие.

— Но мне нравятся эти. У них стразиками фигуристка сделана. И они блестят.

— Ничего страшного. Найдем. Давай мне все сюда, — забрала она грязные вещи. — Ложись уже отдыхать.

Маме было все равно, что я потеряла перчатки, а мне они очень нравились.

Все девочки в группе завидовали мне из-за них. И ложилась я спать с тяжелыми мыслями, куда они могли пропасть. В какой-то момент мне даже подумалось, что Диана могла их взять, но я отмела эту глупость.

Глава 16.

Она бы не стала.

Странно, но на следующий день Диана мне даже не позвонила, хотя мы постоянно болтали по телефону. На мой звонок ее мама ответила, что она ушла гулять. А мне нельзя было. Пришлось остаться дома, но хотя бы я могла читать, сколько захочу, сидя на своем окне.

В какой-то момент я посмотрела за стекло, на небо, по которому прогуливались словно слоны огромные тучи, потом на шапки деревьев, на площадку, что виднелась среди листвы, и вдруг заметила, как с нее бежит Ярослав.

Странно, что он вообще пошел гулять. Он же вечно зароется в свои книжки, компьютерные программы и сидит в комнате, только иногда соглашаясь со мной поиграть.

Как, интересно, он вчера покатался. Понравилось ли ему? Не падал ли, как я в первые часы тренировок, когда мама только привела меня на лед. Эти вопросы жужжали в голове роем, и я по своей наивности решила, что могу задать их и получить ответы.

Я вышла из спальни, тихонько прошла по широкому, устланному ковру коридору и остановилась у его двери, то и дело поправляя свою футболку и юбку. Хотя и так знала, что все идеально.

Ярослав должен уже подниматься по лестнице. И верно, он шел сюда.

Он увидел меня и замер. Но только на мгновение. Потом просто развернулся и стал спускаться обратно.

Я открыла рот, чтобы выкрикнуть его имя, но обида настолько сдавила горло, что я просто убежала в свою комнату, распластавшись по кровати. До вечера погружалась в мир любимого фэнтези, где друзья не игнорируют, а братья не предают.

Диана так и не позвонила. И я тоже не собиралась.

Зерно сомнения из-за ее поведения стало прорастать и достигло своего предела на следующий день.

Мы переодевались на тренировку, уже надели коньки, шапочки и дело дошло до перчаток. Я, сморщившись, надевала без блесток, как вдруг увидела, что Диана спокойно натягивает мои.

Те самые. С красивыми стразами.

Я сначала даже подумала, что мне это снится, ведь не могла она быть такой наглой. Я хотела успокоиться, но теперь ее игнор стал понятен. Он просто стащила мою вещь и решила, что общаться и извиняться не обязательно.

— Диана, это мои перчатки, — начала я негромко, но вместо того, чтобы согласиться, Диана посмотрела на меня как на дуру.

— Это мои, ты что.

— В смысле твои?! У меня такие были. Точно такие же. И на прошлой тренировке я их потеряла.

— Я твои не брала. Это мои. Зачем ты кричишь?

— Я не кричу, — почти. — Просто ты взяла мои перчатки, а теперь врешь! Ты же подруга моя?

— И что? Я должна отдавать тебе свою вещь? Это мои перчатки!

— Нет, мои. Отдай! — потянулась я к ней, но она сделала шаг назад. — Отдай, воровка!

— Так, — прибежали тренер Мария Степановна и мамы. — Что вы раскричались. Мира. Диана.

— Она взяла мои перчатки, — тут же направила я на нее палец. Точно. Сейчас разберутся взрослые и ее накажут. — Мама, я же потеряла их.

— Это мои! — заплакала Диана. — Мне их подарили. Вчера подарили. Мама, скажи им.

— Это правда.

— Зачем ты врешь! Это мои! Со стразами!

— Мира. Но таких перчаток полно. Не у одной же тебя со стразами. Твои были подписаны? Нина Леонидовна?

Мама осуждающе на меня смотрела и покачала головой.

— Нет, мы не подписывали.

— Тогда не вижу причин не доверять Диане. Зачем ей воровать, когда мама может купить такие же. Верно?

Все кивнули, а я села на скамейку и сложила руки на груди. Не могла я поверить, что все купились на сказки о подарке. Да и кто ей мог подарить? Ей!

— Если ты дочь Распутина, это еще не значит, что все в этом городе принадлежит тебе, — выплюнула Диана и ушла на тренировку, а я осталась с мамой.

Глава 17.

— Мира, ты что устроила?

— Ничего! — закричала я. — Ничего, я просто хотела свои перчатки! Мне их папа подарил, когда я только на лед встала, а теперь она их…

— Она не стала бы воровать у тебя.

— Да, точно. Диана святая, а Мира плохая. Ну и ладно, — резко надела простые черные и вышла, не сказав матери и слова. Сначала брат, теперь мама.

«Никому я не нужна, — поняла я в тот момент. — Никому».

После этого случая с Дианой я больше не могла общаться. И дело было даже не в проклятых перчатках, которые внезапно обнаружились в моей сумке в дальнем, боковом кармане. Теперь все девочки сплетничали обо мне, называли зазнайкой и не раз толкали на льду.

Нет, травм не было, но обида на них была настолько острая, что я нередко плакала, когда оставалась одна.

И мне даже пожаловаться было некому. Я ведь сама была виновата, потому что недоглядела, сама на ровном месте устроила истерику.

Но в тот момент я была уверена, что все ополчились на меня, что все ненавидят меня. Сама не понимала в какой момент я стала почти изгоем, одинокой девочкой, которую никто не любит.

Нет, конечно, с виду все было как обычно.

Я ходила на тренировки. Я обедала в кафе, но теперь с Мамой.

На вопросы папы о тренировках я всегда отвечала бодро, да и результаты были замечательными.

Чтобы не обращать внимания на постоянные смешинки в мою сторону от девчонок, я старалась делать все лучше всех. Быть лучше всех. Особенно лучше Дианы, которую похвалил Ярослав.

Мы с ним не разговаривали. Столько раз я хотела подойти, просто посидеть с ним рядом, чтобы не ощущать себя столь угнетающе одинокой, но каждый раз вспоминала то, как на лестнице он развернулся и просто ушел, даже не поздоровавшись.

Оставалось только представлять те моменты, когда мы дружили, а еще как все-таки он играет в хоккей. Мне так и не удавалось увидеть его тренировки, а мама была скупа на рассказы. А папу спрашивать я не решалась.

Даже, когда он сам поинтересовался рада ли я за успехи брата.

— Рада, конечно, — ответила я, когда мы ужинали за столом в один из июльских будней. Сам Ярослав на это только хмыкнул, не поднимая головы. — Ты молодец.

— Ты тоже, — вдруг посмотрел он на меня, цепляя синими глазами, внимательными, и порой очень страшными. Наверное, впервые за последний месяц он обратился ко мне лично. — Теперь ты не рискуешь башкой просто так, а уже осмысленно, чтобы показать всем то, что они и так знают.

Я не поняла его в тот момент. Мне казалось, что он издевается. Поэтому я вскочила и убежала из столовой, но затормозила, когда услышала слова отца.

— Считаешь фигурное катание опасным видом спорта?

— Борис, — заговорила мама, откашлявшись. — Ничего он не опасный. И вряд ли мнение Ярослава может быть авторитетным в этом вопросе.

— Не может, конечно, — заговорил как никогда серьезно сам Ярослав. — Но последний месяц она на тренировках постоянно делает не то, что нужно, постоянно рискует собой, мне кажется, после той операции можно было выбрать спорт попроще.

— И какой же, Ярослав? Может быть шахматы? Или…

— Да то же плавание или фехтование. Такие нагрузки…

— Достаточно, — я услышала, как мама отодвинула стул, и я была солидарна с ее гневными высказываниями. — Я, конечно, понимаю, Ярослав, что ты мальчик умный не по годам, но нам и врачам виднее, что нужно и можно нашей дочери. У тебя здесь нет права голоса.

— У него есть право голоса, Нина. Он мой сын. Но насчет Миры, пожалуй, нам лучше знать.

Я зажала кулак зубами, сдерживая крик и слезы.

«Почему, почему он снова пытается сделать мне плохо? Что я ему сделала?», — кричала я про себя, а когда дождалась его у лестницы, вылила на него поток обиды и самой искренней детской ненависти.

— Ты лишил меня прогулок! Теперь хочешь, чтобы я вообще из дома не выходила? Почему ты меня так не любишь?!

— Я люблю, дурная твоя башка…

— Ага, так я тебе и поверила. Ненавижу тебя! — толкнула я его, отчего тут же заболели руки, потому что он даже не сдвинулся, лишь продолжал смотреть на меня свысока.

Я убежала в свою комнату и пообещала себе не думать больше о Ярославе.

Никогда…

И весь следующий месяц у меня почти получалось, пока однажды вечером я не заметила, как во всем черном Ярослав тайком выбирается из своей комнаты, оглядываясь по сторонам.

Я направилась за Ярославом, не обращая внимания на то, что была босой. Мне важно было знать, что он задумал. Почему встал посреди ночи. Куда идет. Мы спустились на первый этаж и прошли на кухню.

В какой-то момент он застыл, повернул голову четко в мою сторону. Но я стояла за лестницей, меня не должно было быть видно. Я на это надеялась.

И когда он все-таки стал идти дальше, меня словно перестали держать над пропастью. Отпустили. Я выдохнула и сделала шаг.

Страшно было, вокруг темно, но любопытство было сильнее страха.

Я следовала за Ярославом по территории нашего участка, чувствуя ногами влажную траву, маленькие камушки. Вплоть до домика для персонала. В некоторых окнах горел свет, и я сильнее задумалась. Зачем Ярославу сюда идти?

Что он ищет?

Глава 18.

Он обошел дом и вошел через дверь черного хода.

Я тенью скользнула за ним. Сразу на второй этаж, но вдруг я его потеряла из виду.

Обернулась вокруг себя, поднялась на пролет и снова оглянулась.

Именно в этот момент меня дернули в сторону, и я хотела закричать от испуга. Но мой рот зажала знакомая, грубая рука, а чуть выше послышался гнусавый голос Ярослава, и я мгновенно успокоилась. С ним, несмотря ни на что, никогда не было страшно. Он словно та, стена, которую никто никогда не обрушит. Может быть поэтому, даже катаясь, даже лазая по деревьям, я не имею привычки бояться. Он был той бесстрашной силой, которая мне помогала.

— Малявка, ты чего за мной поперлась? Молчи и стой здесь. Поняла?

— А-ам…

— Я сейчас тебе все расскажу, но стой здесь и молчи!

Мне оставалось только кивнуть, и он отпустил меня. Зыркнул в темноте своими глазами. Затем скрылся за ближайшей дверью, единственной из которой не лился свет. А я так и стояла, прижавшись к стене, пока тело немело от страха, что кто-то меня заметит. Я даже не понимала, как объяснить свое присутствие в доме прислуги.

Мама, я заблудилась… Даже мне смешно.

— Все, погнали, — отвлек меня Ярослав и потянул вниз, крепко ухватив за руку. И я, почти не глядя, снова последовала за ним. Наверное, так же я последовала в ту ночь, когда от отвел меня к врагам. За ним я готова была идти куда угодно.

Остановились мы, только когда добрались до кухни. Ярослав сразу налил себе стакан воды и, отпив немного, протянул мне. Словно знал, что мое горло пересохло. Только осушив стакан до последней капли, я готова была заговорить, но вдруг оказалась прижатой к стулу, а Ярослав у меня в ногах.

— Ты совсем дурная? Босиком? — он взял полотенце и обтер мои ноги, потом включил приглушенный свет, чтобы осмотреть стопы с разных сторон. Все было в порядке, но он все равно злился. — Ты ведь могла пораниться!

— А ты представляешь, завтра может прилететь метеорит, так что может случиться все, что угодно.

— Ну точно… Вроде все в порядке. Зачем ты пошла за мной?

— Зачем мы туда ходили? — одновременно спросили мы друг друга. А ноги я отняла, он бы так и держал их в своих руках. Иногда он казался мне странным. Вот и в тот момент.

— Ну нет. Туда ходил я, а ты меня преследовала. Зачем? Настучать хотела?

От возмущения у меня выступили слезы. Но мне так надоело плакать, ведь последние недели я делала это постоянно.

— Я не ябеда, в отличие от некоторых!

— Да не ори ты. Всех перебудишь. Тогда зачем ты за мной пошла? — настаивал он на ответе,снова схватив меня, но на этот раз за коленку и как не дергайся, не отпускал. Я в тот момент даже пожалела, что не спала в пижаме, а надела сорочку, которая почти не грела. Теперь, когда его руки были на моей коже, я ощущала себя беззащитной. И так было всегда, стоило ему нарушить мою зону комфорта.

— Откуда я знаю? — фыркнула я чисто по девчачьи. — Мне же интересно, зачем ты бродишь по ночам. А вдруг с тобой, что-нибудь случилось. Отпусти, — прошипела. — Мне больно!

— Как будто тебя это волнует, — встал он.

— Конечно, волнует! Ты дурак что ли? Ты, конечно, тот еще олух, но ты мой брат! И я люблю тебя!

— Точно? — приподнял он бровь, выражая весь скептицизм, на который был тогда способен.

— Мог бы просто ответить, что тоже меня любишь, — мне постоянно хотелось обидеться на него. Вечный раздрай рядом с ним.

— Люблю, конечно. Хочешь узнать, зачем я ходил?

— Ты еще спрашиваешь? Я сейчас умру от любопытства! Расскажи!

— Ладно, ладно, — усмехнулся он и аккуратно поднял меня со стула. — Пойдем ко мне. Все расскажу.

Ярослав взял меня за руку, и я сразу почувствовала небывалое ранее счастье. Ведь он сейчас посвятит меня в тайну. Печали всех недель, обиды, слезы, все резко стерлось, словно ластиком с белой бумаги.

Мы поднялись в его спальню, но постоянно оглядывались, чтобы нас никто не застал. Несмотря на юный возраст, мы уже знали, что прогулки по ночам ни к чему хорошему не приведут.

Уже в самой спальне мы уселись на кровать, не включая яркий свет, а оставив только лампу. И страх того, что нас могут застать, наругать, наказать, добавлял подобному общению ощущение запретного, нашей личной тайны.

— Ты же дальше своего носа не видишь, — вдруг заговорил он, когда я наслаждалась возвращением в комнату брата. Словно домой.

— Ты обижать меня решил?

— Я правду тебе говорю. В доме полно слуг и у них там настоящие интриги.

— А с чего бы им интриги плести? Разве у них нет работы?

— Ну, на тебя в день тратится больше, чем их месячная зарплата, как бы…

— Эй. Хочешь сказать, я виновата?

— Нет, я хочу сказать, помолчи и послушай. Так вот у Нины работает горничная. За одеждой присматривает и вообще. Но ее хотели подвинуть, потому что место жирное.

— Жирное? — не поняла я.

— Да, Мира. У нее самая высокая зарплата в доме. Так вот, ее хотели подставить. Выкрали у Нины бриллиантовое колье и спрятали у этой девушки Эли под подушкой в комнате. Я услышал про это в разговоре Оли, которая метила на ее место, и охранника, — Оля. Эля. Словно про сериал слушаю, которые так Диана любит. — Я забрался в комнату Эли и взял это ожерелье.

— Зачем?! При чем здесь ты? — спросила я, но в следующий миг не смогла выговорить и слова.

Он достал украшение, которое даже в темноте сияет ярче звезд. Такое красивое, что дух захватывало.

Глава 19.

— Я даже не знала, что у мамы такое есть. Красиво….

— Это да, — хмыкнул Ярослав. — Ты тоже однажды будешь такое носить.

Он посмотрел на меня, и я смутилась. К щекам в такие моменты всегда приливал жар, и хотелось рассмеяться. Всегда, когда он смотрел вот так. Так что я быстро опустила взгляд и погладила красивые бриллианты. Ух…

— И как теперь его вернуть к маме в комнату? — спросила я в недоумении, но Ярослав пожал плечами.

— Я думал врубить пожарку. Все бы собрались на улице, и я бы успел, но если ты мне поможешь…

— Помогу, конечно, только…

— Что?

— Почему ты так заботишься об этой горничной? Она кто тебе?

— Она хороший человек и не заслужила лишиться работы, только потому что кто-то метит на ее место. Ну и еще у нее маленький ребенок в детском доме. Она ждет возможности его забрать.

— Ого… Ты же тоже был в детском доме! — вспомнила я. — Ты скучаешь по маме? Она так внезапно уехала.

— Ага, уехала, — усмехнулся Ярослав и убрал мою прядь волос за ухо, легонько коснувшись моей кожи, вызвав прилив мурашек. — Нет, я не скучаю, ведь у меня есть ты.

— Но ты ведь со мной не разговаривал даже! Я думала, ты меня обидеть хочешь!

— Я всего лишь хочу, чтобы ты не убилась. Ладно фигурное катание, это я еще могу принять. Но лазать на высоту реально опасно. Одно неверное движение…

— Ладно, ладно. Ты просто зануда. Так что мне нужно сделать?

— Когда?

— Сейчас!

— А… Вернуться в свою комнату

— И все?

— И закричать так, как будто тебе очень больно. А когда прибегут родители, нужно сказать, что тебе приснился плохой сон.

— Какой?

— Не знаю, Мир. Любой. Скажи, что снова оказалась на операционном столе.

— Каком столе?

— Операционном. Операцию свою помнишь?

— Нет, если честно. Я вообще мало помню из детства.

Он был удивлен, долго выискивал в моем взгляде искры лжи и, не найдя их, почти улыбнулся.

— Не важно. Важно закричать как можно громче, поняла?

— Поняла, — кивнула я. Потом спрыгнула с кровати, последний раз взглянув на ожерелье. — А кричать надо громко?

— Очень громко, Мира. Иначе ничего не получится.

Я улыбнулась и вышла из спальни, осторожно пробравшись к себе. Было в этом действительно что-то дерзкое. Словно мы с Ярославом шпионы и выполняем важное задание.

Глава 20.

Ярослав

Иногда мне казалось, что между Мирой и мною пропасть.

И ведь дело не в том, что она младше меня. Разница-то небольшая. Тут скорее широта взглядов, интеллект, как ни крути, а самое главное — внимательность. И порой ее наивность раздражает, она не видит дальше своего носа, не может порой признать очевидных фактов, но чаще всего я доволен тем, что она растет в закрытом, по сути, мирке, даже не знает, кем был наш отец, а кем, возможно, он является сейчас, хорошо скрывая свои садистские наклонности.

А может быть я действительно много требовал от нее?

Ведь ей всего десять лет. Чертовых десять лет! И, я уверен, что лучше она сохранит в себе наивность, чем будет как я замечать каждую пылинку на чистом столе этого мира.

Так что она такая какая есть. И когда надо, она возьмет себя в руки и сделает все, как надо.

Вот как тогда.

Она закричала так, что даже я сорвался к двери, чтобы проверить, все ли с ней в порядке.

Только услышав топот ног, я пришел в себя. Схватил ожерелье и стал ждать, когда вся орава беспокоящихся пронесется мимо. Как только все стихло, я выбрался из спальни и побежал в нужное крыло.

Добрался до родительской спальни, и в нос ударил запах горячих тел. Судя по всему, Мира выдернула взрослых прямо из постели. Я взглянул на кровать, и она действительно была не то что не заправлена, на ней как будто играли подушками. Хотя даже я понимаю, что здесь были далеко не детские игры.

Я осмотрелся, нашел гардеробную и положил ожерелье на свое место. Затем тут же направился ко входу в подвал, который зачем-то разместили в спальне отца. Это был наилучший выход, потому что объяснить свое присутствие в крыле родительской спальни я не смогу.

Но я не смог пройти и метра, как мое внимание привлекла чуть сдвинутая картина с обыкновенным пейзажем сибирского озера. Я помню его. В это место возил нас отец, когда я только появился в доме.

Я быстро обернулся на запертую дверь, прислушался к шагам. Но все было тихо.

Только после этого я отодвинул картину полностью и увидел сейф. Нет, воровать я не собирался, но меня разбирало любопытство, что может храниться в этом месте, если меня спокойно допускал к сейфам на работе и в кабинете на первом этаже.

На лбу выступила испарина. Я очень хотел узнать, что здесь находится. Попробовал ввести все кода, которые мне были известны. День рождение Миры. Нины. Отца. Даже своей матери. Потом дату свадьбы, но и она не подходила.

Я выругался совершенно не по-детски и вернул картину на место.

Какая дата могла подойти? Какие документы там хранятся?

В этот момент я услышал шаги и нырнул в угол, где находился люк в подвал, но он был заперт, и я даже на миг запаниковал. Пришлось спрятаться в гардеробе матери и стать частью этого богатства. Я зарылся в шубу и замер, прислушиваясь к тому, что происходит в самой спальне.

— Ты водила ее к врачу? Точно проблем нет?

— Почему ты спрашиваешь? Из-за этого крика? Так она же сказала, плохой сон…

— Ей снова стали сниться плохие сны? Может быть, ты давишь на нее своими тренировками?

— А ты на Ярослава нет? Ты уже даешь ему документы по комбинату. Он не мал для этого?

— Ты прекрасно знаешь, что мозги у него далеко не как у тринадцатилетнего. К тому же ему самому нравится, а Мира стала закатывать истерики.

— Ей десять, а не два. Пусть привыкает, иначе…

— Нет. Лето на то и дано, чтобы отдыхать. Пусть снова выходит на улицу, только с Ярославом. Он ее защитит от любой напасти. А с тренировками до осени стоп.

— Ты несерьезно! Как отменить тренировки? Она не согласится!

— Вот и спросим завтра. И без твоего хищного взгляда, Нина, хотя, — голос отца внезапно изменился, стал глуше, напряженнее как будто. — В определенные моменты мне так даже больше нравится…

— Борис, — недовольно заворчала Нина, но вскоре ее голос тоже стал нежнее. — Борис.

Меня скрутило от плохого предчувствия, и я сразу закрыл уши руками, стараясь абстрагироваться от происходящего в комнате. Я знал все процессы, но слышать этого не хотел, тем более от родителей. Но вдруг отец выругался, а Нина заворковала.

— Что, моя хорошая? Не спится?

— Не-а. Можешь со мной полежать? — канючила Мира, и я закрыл глаза от облегчения. «Моя умная девочка», — подумал я и приготовился выйти. Всем известно, если Нина спит с Мирой, отец идет работать.

Так и вышло. Вскоре комната опустела, и я смог выбраться. Как только Нина все-таки покинула комнату Миры, очевидно, убедившись, что она спит, я тут же занял ее место. Зашел в темную спальню, стараясь двигаться бесшумно, и прикрыл крохотные ступни.

— Яр? — пробурчала Мира, почти не открывая глаза.

— Да, детка. Ты умница. Спасла меня.

— Значит, и я на что-то гожусь.

— Даже не сомневайся, — даже улыбнулся я и присел рядом с Мирой, легонько поглаживая ее шелковистые кончики свободных косичек.

— Значит, у нас все получилось?

— У нас всегда будет все получаться, — вздохнул я, но подумал про сейф. Как же его вскрыть. Какая дата стоит там? Как это узнать? Стоит ли посвятить в эту тайну Миру, чтобы вместе ее разгадывать. И не пожалеем ли мы о том, что все узнаем.

Глава 21.

Мирослава

Это лето я вспоминала очень долго. В моем сердце оно оставило значительную печать. Ту самую, которую оставил на мне Ярослав. Не было ни дня, чтобы не провели вместе. И мне даже не пришлось покидать тренировки по фигурному катанию. Просто теперь он был на каждой, смотрел только на меня, а я смотрела на него, когда он играл в хоккей. Мама вечно пыталась сделать нашу жизнь сложнее, придумывала новые правила, порой напрямую пыталась развести нас в разные стороны, даже намекнула однажды, что именно Ярослав подставил Диану. Но я не поверила ей. Теперь верила только Ярославу. С ним у меня словно выросли крылья. Он ничего не запрещал мне, не бегал жаловаться, а все потому, что теперь все время находился со мной. Каждый миг, каждое мгновение. Разбитая коленка, сломанная рука, ссора с Дианой, которой, оказывается, Ярослав очень нравится. Он словно мой фотоальбом, в котором хранились самые яркие и не очень моменты этих двух месяцев. Ссоры забылись, мы стали по-настоящему близки. И главное — он мог ответить на любой вопрос в отличие от родителей, которые постоянно просили посмотреть в Гугле. И только одно омрачало нашу дружбу. Его неумное желание забраться в сейф в родительской комнате. Он порой просил узнать ту или иную информацию, в основном цифры значительных дат. И злился, когда очередной набор цифр не подходил.

— А не проще узнать у папы? Он так тебя любит, неужели откажет? — спросила я в последний день лета, пока крутилась в новом школьном костюме. Завтра мне предстояло пойти в новый класс и не хотелось выполнять дурацкие поручения Ярослава. Тем более что они ни к чему не приводили.

— Он тут же перестанет мне доверять, если я начну спрашивать прямо. Тебе не надоело на себя пялиться? — читал он свою книгу по бизнесу. Но я-то знала, что у него там комиксы. Он делает все, чтобы заслужить расположение папы, хотя я не понимала, куда уж больше. Тот даже его на охоту брал в чисто мужской компании.

— Я же красивая. Мне нравится смотреть на себя. Разве я не красивая?

— Свет мой зеркальце, скажи, — усмехнулся этот дурак и посмотрел на часы. — Ладно, давай на боковую. Завтра в школу.

— Ты волнуешься? — спросила я вслед, и он пожал плечами.

— Я же не девочка, чтобы волноваться.

— Но ведь будут новые одноклассники. Ты мне вообще ничего про старых не рассказываешь.

— Они мне были не интересны. Впрочем, не думаю, что что-то изменится здесь.

— А ты не боишься, что тебя будут обижать?

— Главное, чтобы не обижали тебя, Мира, — последний раз оглядел он мои белые носочки, юбку солнышком и рубашку. — А я сын хозяина города. Кто меня тронет…

И то верно. Он кивнул и вышел, а я еще раз крутанулась перед зеркалом и стала все снимать как раз, когда пришла мама.

— Наболтались? — тогда я еще не понимала, почему она была так недовольна нашей крепкой дружбой и обижалась на нее.

— Почему ты не любишь Ярослава?! Ведь он такой хороший! Заботится обо мне.

— Порой мне кажется, что чересчур заботится.

Мама помогла мне развесить вещи, расчесать перед сном волосы.

— Это плохо?

— Это… — она посмотрела на меня в зеркало, но не отрыла рот, словно не знала, что сказать. — Неплохо. Просто у каждой девочки должны быть подружки, а ты со своими уже не дружишь.

— Потому что они дуры, — пробурчала я, вспоминая девчонок с катка. Они думают, что, если будут на меня косо смотреть и смеяться за спиной, а в глаза лебезить, меня это устроит. Но Ярослав рассказал, что они про меня думают. Считают, что, если бы не деньги папы, ничего бы у меня не получалось. Что деньги никогда не заменят настоящий талант. — Мне с ними не интересно. В школе я обязательно заведу новых.

Но я ошибалась. Вся радость первого дня школы омрачилась тем, что со мной никто не хотел разговаривать. Кто-то дружил с Дианой, и она всем обо мне рассказала, а кто-то боялся сказать мне лишнее слово, как только узнавал, кто мой папа. Словно папа — какой-то дьявол. К концу первого дня я не пошла со всеми запускать шары, а осталась реветь в туалете, сдергивая банты. Которые мне с такой тщательностью завязывала бабушка Лара. Они с дедушкой пришли проводить нас с Ярославом в школу.

Я утирала слезы, обхватив колени, ненавидя все на свете, особенно Ярослава, который ни на одной перемене не зашел ко мне.

Может быть, если бы одноклассники увидели моего брата, что-нибудь бы изменилось. Ну хоть что-нибудь. Я сразу забыла радость любимых уроков. Прелесть лучшего в классе ответа. Я не хотела быть одной, я хотела иметь друзей. Много друзей, с которыми можно просто шутить, обмениваться наклейками и беззаботно смеяться над котиками в ленте сети.

Внезапно дверь открылась, и мои и без того растрепанные волосы взметнулись. На пороге женского туалета стоял Ярослав, почти не запыхавшийся, но, судя по волосам, он бежал.

— Я не понял. Ты почему здесь? Кто обидел?

— Никто. Выйди, это женский туалет. И вообще, уйди от меня. Дай поплакать.

Глава 22.

Ярослав

Мне все кажется это таким детским садом. Я вообще не понимаю, зачем люди плачут. Как будто это что-то изменит. Сделает лучше. Не проще ли решать проблемы, а не ныть о них?

Но Мира не так часто плачет. Неужели действительно что-то серьезное?

Я сел на корточки, убрал с влажного лица локон и поднял пальцем лицо, чтобы она посмотрела на меня.

Хотелось встряхнуть ее, потребовать ответа. Но я, как можно мягче сказал.

— Да ты плачь на здоровье, просто скажи, чего ноешь?

— Они… — всхлипнула она, и я напрягся всем телом, готовый бежать и бить морды. — Они не хотят со мной разговаривать. Боятся меня, считают, не знаю… У меня нет друзей. Была Диана, а теперь она смеется за моей спиной. Ну, что ты так смотришь?! Зачем я тебе это рассказала? Чтобы ты тоже надо мной смеялся?!

Да, с Дианой может и нехорошо получилось. Но ничего... Той гнилой девчонке нечего делать рядом с моей Мирой.

Да и остальные не достойны ее.

Никто.

— Когда я над тобой смеялся? М?

— Ну, ты порой издеваешься.

— Лишь любя, ты же знаешь, — взял я ее маленькую ладонь и потянул на себя. — Зачем тебе дружить с этими придурками. Я всегда буду с тобой. Хочешь, посмотрим сегодня твой дебильный сериал про пони?

— Он не дебильный, — пробурчала она, но улыбнулась и встала. — Правда посмотришь? А наденешь со мной рог розовый? Поиграем?

Мысленно закатил глаза, уже представляя, как меня будет бесить эта игра.

— Конечно, поиграю.

Она вдруг выглянула в окно. Там ребята уже начали запускать воздушные шары. Десятки самых разноцветных взмывали в небо.

— Ну вот, пропустила самое интересное…

— Ничего ты не пропустила. Пойдем, — потянул ее на выход, на ходу достав платок и передав ей. Она в него высморкалась и привычно отдала мне.

Мы быстро спустились на школьный двор, с которого постепенно начали уходить взрослые и дети. Вдали уже стояли, приехавшие за нами, отец с Ниной. Высматривали нас. Но я потянул Миру в сторону, и через арку вышел на задний двор.

Именно там был приготовлен мой подарок.

Мира ахнула и посмотрела на меня счастливыми глазами. Подбежала, впрыгнула в объятия. Крепко прижала к себе, а потом рванула к связке гелиевых шаров.

— Сколько здесь? — почти прыгала она от счастья, а я наслаждался ее радостью, буквально пил, как пьет воду путник в пустыне. Жадными глотками. Почти не дыша, боясь спугнуть это невероятное мгновение.

— Девяносто. За каждый день этого лета, что мы провели вместе.

— Но мы столько дней были в ссоре, — повернулась она ко мне, делая свои синие глаза еще больше.

— Не важно, Мира, в ссоре мы или нет. Мы вместе. Для меня это самое главное.

Она подняла руку, провела самыми кончиками по паре шаров и повернулась ко мне, закусив губу. Дурацкая привычка. Но очень, очень милая.

— Отпустим их? Можно?

— Сделай это. Прямо сейчас. Ведь это все для тебя.

Она кивнула и развязала сложный узел, сдерживающий охапку разноцветных шаров. Именно в этот момент я взял телефон и запечатлел ее такой. Словно запоминая вместе с фотоаппаратом моего гаджета. Солнечной, счастливой, с высохшей слезой на щеке.

Красивая. Уже тогда я мог сказать, что она будет невероятно красивой.

Особенно, когда улыбалась вот так. Особенно, когда улыбалась мне.

Но волшебство в тот момент прервали так резко. Словно ножом полоснули по горлу.

— Мира! Ярослав! Вот вы где. А мы вас ищем. Ох, как красиво, — заулыбалась Нина. И даже вполне благосклонно посмотрела на меня. Да, она приняла меня, но любви от нее я никогда не дождусь. Возможно, потому что участвовал в похищении Миры два года назад, а может быть, потому что наговорил лишнего о своих планах на Миру.

И да, я больше не упоминал об этом. Сносно играл роль старшего брата. Но мне всегда казалось, что она видела меня насквозь. Даже в тот момент она улыбалась. Но улыбка фальшивая и словно торжествующая поселилась на ее миловидном лице.

— Мира, пойдем, сюрприз есть для тебя.

Глава 23.

Знала, куда бить. Мира обожала сюрпризы. Она тут же забыла про шарики, про меня. Убежала за матерью, а я смотрел, как взлетали шарики выше трехэтажной кирпичной школы. Я снова взглянул на фото. На тот самый момент, когда нам с Мирой еще никто не помешал. Когда она принадлежала только мне. Потом поплелся за отцом, который был сегодня необычайно серьезен.

— Справишься в новой школе?

— Ну, если карцера не будет, то вполне.

Он не знал про карцер. А когда узнал, приехав за мной, был в ярости. Буквально вытряс дух из моего наставника, любителя наказаний, так что его увезли в больницу с переломами. Директора же каким-то чудом сместил с должности, сделав так, чтобы тот никогда больше не мог устроиться на работу директора в Швейцарии. В тот момент я понял, что уважаю его. Как никогда. Он может быть каким угодно подонком, но за свою семью он порвет любого.

Настоящий вожак стаи. Однажды и я стану таким.

— Главное не катайся по озеру, — намекнул он на мое падение под лед. Именно тогда он приехал, когда я чуть не умер от обморожения, а затем от воспаления легких.

— Постараюсь, — хмыкнул я, пока мы выходили из арки. И в тот момент же я застыл от шока, когда увидел Миру, обнимающую какого-то белобрысого хлыща.

Внутри что-то взорвалось, в груди образовалась дыра, которая могла заполниться, только когда я оторвал бы руки тому, кто гладит мою миру.

— Это кто? — спросил требовательно и зло. Отец даже усмехнулся, что выбесило меня еще сильнее.

— Это Дмитрий Зеленцов. Ее партнер по фигурному катанию. Теперь будет учиться в вашей школе. С тобой в одном классе.

А есть хорошие новости? Например, что этот придурок скоро уедет.

— Нафига? — вырвалось у меня. Отец пожал плечами.

— У меня был выбор. Или отпустить Миру с Ниной жить в Новосибирск и тренироваться там. Или выписать этого болвана сюда.

Уничижительное слово «болван» из уст отца почти согрело душу, но ни на миг не успокоило.

Выбор, конечно, правильный.

— А что, ей обязательно с ним кататься?

— Танцы на льду, я так понимаю, легче, чем одиночное катание. Там нет прыжковых элементов, а значит, не так травмоопасно. Так что, думаю, сам понимаешь…

— Ну да, что тут сказать. А может быть я смогу с ней кататься? — вдруг подумал я вслух, и отец усмехнулся.

— Ты хоккеист. Катаешься грубо и резко. А он катается как девчонка. То, что нужно для такого спорта. Так что забудь.

Я сжал челюсть и потопал вперед знакомиться. Как раз Мира прокричала.

— Ярослав, Ярослав! Митя мой приехал!

Мой… Ну зашибись. Будут еще сюрпризы. Надеюсь, этот клоун жить с нами не будет?

Я взглянул на белобрысого мальчишку, который был примерно моего возраста и телосложения. Даже рост был почти одинаковый. Только он выглядел как принц из сказки, а я скорее злым драконом. И я надеялся, что он это понимал, потому что в случае чего, я готов был просто его сожрать.

— Хочешь в приставку сегодня рубанемся? — заговорил со мной Зеленкин впервые за неделю в школе. И это учитывая, что он теперь гостит у нас чуть ли не каждый день, раздражая меня одним своим присутствием. Его спасает только то, что Мира тянется больше ко мне, а над ним порой даже смеется. И вот этот дрыщ решил со мной подружиться. Ну что ж, прием, Герман. Дубль два.

— Да, идея отличная.

— Ну ты позвонишь родителям? Отпросишься.

Да, обычно так и делают, но пожал плечами и просто кивнул на выход.

— Отец мне доверяет, — сказал я и просто набрал на телефон ему кроткое сообщение. Этого было достаточно. — Погнали. А то и правда. Ты у нас был. А мы у вас дома еще не были.

— Да мы там пока коробки разбирали. Мама еще в депрессии. Не хотела переезжать в эту глушь.

— А чего ж переехали? — не то, что я сам считал это место таким уж сказочным, но и пренебрежение слышать было неприятно. Как, впрочем, и находиться с ним в одном месте. Сразу нападают как осы воспоминания о том, как проходят тренировки Миры и этого малахольного. Зубы до скрежета сводит от их держаний за ручки.

— Да ты бы знал, сколько моему папаше баблишка насыпали за работу на вашем заводе. Мы таких денег нигде больше не заработаем. Тем более я надеюсь, через пару лет после соревнований нас с Мирой в Москву возьмут.

— А что там? Медом намазано?

— Там тренера. Там другой уровень.

Глава 24.

— И что тебе эта Москва сдалась?

— Да ты шутишь? Там же весь мир перед тобой открыт. Папа там жил. Столько всего рассказывал. Там все деньги России. У вас даже там офис завода есть.

Судя по всему, у папы не срослось, он сына туда толкает. Да и вообще, я вижу это и в Нине. Желание в ребенке реализовать то, что не получилось у нее.

— Это-то понятно. И что, вот ты приехал в Москву, выиграл пару соревнований, и все такие, бац, и стали тебе задницу лизать.

— Ну, в идеале, да, — рассмеялся он. — Но скорее всего самому придется изрядно зад полизать. Вот мы и пришли.

Меня от него и от его папаши тошнит. Тот такой же гелем вылизанный. Дом у них большой. Не сравнить, конечно, с тем, в котором жила наша семья, но тоже добротный. Чего только стоил внутренний двор. Машина мне их не нравится, не люблю корейские. Отец предпочитает немецкие тачки, мне тоже они нравились. Грубые, надежные машины. Они по крайней мере не смотрятся женскими аксессуарами. Мира, если водить решит, тоже будет на такой ездить. На надежном джипе, чтобы все ее боялись.

— Проходи. Мама, у нас гости, — открывает Дима двери, и я захожу внутрь, снимая кроссы. — Это…

— О, Ярослав! Как приятно тебя видеть. Дима постоянно о тебе говорит, — да ну? — Говорит, хочет с тобой дружить, но больно серьезным ты выглядишь. А я ему сказала, стоит только попробовать, и все получится.

Она была миловидной, но видно, что не привыкла к какому-либо труду. Но вот как она смотрела на Диму. Черт, я даже позавидовал ему. Она так потрепала ему волосы, что стало видно, как она любит сына. Я видел это и в глазах Нины. Но там была какая-то маниакальная одержимость, а здесь просто тепло.

Мы неплохо сыграли в приставку, пару раз я даже дал Диме выиграть, а потом мы долго рассматривали карточки в его комнате, пока его мама Лена не позвала нас на ужин. И я очень удивился, увидев на нем Миру с Ниной. И если пару минут назад я готов был признать, что Дима неплохой пацан и рядом со мной ведет себя вполне нормально. То стоило ему увидеть Миру, как его будто подменили. Он стал хвастаться буквально всем. А свои две победы вознес в ранг чемпионского титула страны.

— Ну, короче, я же поддавался, ну твой брат не хотел портить отношения, — толкнул он меня в плечо. — Так что теперь можем гулять втроем. Раз тебя одну не отпускают со мной.

И так бы оставалось и дальше. Но Мира росла, вела себя отлично, редко вызывая беспокойство, а ее успехи на тренировках радовали и Нину, и отца. Дружба Миры и Димы радовала всех, кроме меня. На семейных вечерах, называемых ничем иным как сводничеством, я сидел в телефоне, читая статьи по военной истории или бизнесу, и поглядывал на то, как мило все они общались. Нет, отец, конечно, не вел себя как тупой придурок, отец Димы, пузо которого скоро в дверь не будет помещаться, поддерживал этот фарс, а я пока не знал, как его закончить. Если бы Мира хоть взглядом дала понять, что ей все это не нравится. Что она против этой дружбы. Но благодаря ему у нее появились другие друзья, с которыми ей действительно было весело.

Она, конечно, не забыла про меня, а я, как мог, участвовал в этом дерьме, но я буквально сходил с ума от желания вернуть лето, когда мы были только вдвоем.

Теперь это казалось нереальным. Даже ночью, раньше я мог прийти и просто поговорить с ней, а теперь это стало невозможно. Она так выдыхалась за день, что отрубалась сразу, как ложилась спать.

И я бы и дальше терпел, сжимал зубы и терпел, как Дима держит ее на тренировках, как Диана снова стала виться вокруг Миры, а та спокойно все простила, как Нина поощряет интерес Миры к фигурному катанию, возя нас на все чемпионаты страны и мира. Я бы все стерпел, если бы однажды не услышал разговор Нины и Бориса.

Глава 25.

Это случилось год спустя. Бегом с тренировки, пока родителей не было дома, я в очередной раз подбирал код к сейфу в спальне родителей, когда спустя пол часто оба вошли туда. Я спрятался в люк подвала, уже давно сделав запасной ключ. Но вместо того, чтобы просто спуститься и пройти через кухню в прихожую, а потом к себе, вслушался в разговор.

Наверное, в тот момент мне нужно было сосредоточиться не на своей болезненной ревности, но рациональность покидает мой разум, стоит услышать, как Нина связывает Миру и Митю в одном предложении.

— А ты знал, что очень многие пары в фигурном катании, взрослея, женятся, — говорит Нина, и я сжимаю кулаки, прекрасно понимая, на что намекает мать Миры. Даже не намекает.

— Ты решила сосватать свою двенадцатилетнюю дочь? — усмехается отец и приглушенно продолжает: — Не рановато?

— Я никого не сватаю. Но Мира тянется к нему.

Что? В смысле, черт возьми, тянется!

— Она тянется ко всем своим друзьям, в том числе к Ярославу. После тех лет, что жила в изоляции, это и неудивительно. И если тебе интересно мнение мужа, — гораздо грубее начинает он и, очевидно, делает Нине неприятно, потому что она вдруг стонет, — мне не нравится эта дебильная семейка. Ты видела его отца? Он же жирный лентяй, в жизни ничего не добившийся, только расписывающий свою жизнь в каких-то несуществующих красках. И все, что я вижу, это как пацан пытается втереться в доверие к тебе, льстит Мире и пытается вылизать мой зад. Я таких ненавижу.

— Боже, Борис, я просто упомянула простой факт. А мальчик делает успехи. С ним Мира замечательно катается.

— Она каталась бы так же с любым. Не стоит сватать мою девочку этому молокососу. Я вообще не хочу слышать о ее замужестве до восемнадцати лет, ясно?

— Конечно. Ты, если я правильно помню, тоже дождался моего восемнадцатилетия, чтобы сделать меня своей

— Своей я сделал тебя гораздо раньше.

— Я до сих пор помню тот день. И что бы мы не пережили после, он был лучшим в моей жизни. Иногда... — шепчет Нина, пока я сжимаю челюсти от злости и горячего желания вырваться и выкрикнуть, что Мира не выйдет замуж за своего партнера по фигурному катанию, за Диму! — Мне хочется повторить тот день.

— Мы можем устроить это прямо сейчас. Еще достаточно тепло. И я очень хорошо помню дорожку к тому самому дереву.

Они уходят, а я буквально вываливаюсь из люка в их комнату и несколько раз ударяю по полу кулаком, почти не чувствуя руки. Внутри горит костер, и я пытаюсь потушить его силой мысли, чтобы не наделать дел. И в тот момент мне это удается. Но слова Нины, пусть даже просто ничего незначащая информация, поселяют в моей душе темное сомнение, словно яд, стремительно распространяющийся и убивающий меня каждый раз, когда я вижу Миру и Диму вместе. Господи, они всего лишь дети. Их отношения чисто физически ни к чему не могут привести, но меня ломает, когда я наблюдаю за тем, как они катаются. Как ловко Дима держит Миру за руку, как делает поддержку, в которых она ему на сто процентов доверяет. На то, как они порой закачивают друг за другом фразы. Смеются над одними и теми же шутками, которые я не понимаю.

Я терпел. Держал в узде тьму, что рвалась изнутри рядом с этим принцем, несколько месяцев, пережил несколько успешных выступлений в Новосибирске. Первенство в Москве. Я всегда был рядом, они считались со мной, но порой казалось, я лишний. Они дети, они смотрят мультики, играют в компьютерные игры, которые на тот момент я разбирал на двоичные коды. Мне казалось, что еще пару лет — и я стану просто братом, которому можно позвонить раз в год и не беспокоиться более. А я не хотел этого! Я не хотел быть братом, не хотел быть лишним. И не хотел видеть Диму рядом с Мирой.

На обратном пути из Москвы мы летим частным самолетом комбината, и Мира привычно садится рядом со мной и во сне укладывает голову мне на плечо, чтобы поспать. Эти мелочи спасали, но Нина всегда мешала, делая вид, что заботится обо мне.

— Мира, милая. Ты наверняка мешаешь Ярославу.

— Что? — спрашивает она сонно и поднимает голову, но я буквально насильно кладу ее на место и гляжу на Нину так, как не смотрел очень давно.

— Она мне не мешает.

Глава 26.

— Никогда? Ты мог не ехать с нами, — замечает она, но я качаю головой.

— И пропустить триумф моей малышки? — спрашиваю я, на что Нина чуть елозит. — Ни за что.

— А как же твои соревнования? Тренер очень ругал тебя. Даже отцу звонил.

— Мне не быть профессиональным игроком, мы с вами это хорошо знаем, — напоминаю я о своем предназначении. — Так что не вижу повода волноваться. Мира важнее.

Важнее всего.

— Да. Я знаю, — сникает Нина и отворачивается к иллюминатору, вкладывая в уши наушники, а я принимаюсь заниматься тем, что люблю больше всего в полетах через страну. Смотреть, как спит Мира, порой улыбаясь во сне и подергивая невероятно длинными ресницами, что оставляли тени на ее щеках. В какой-то момент она просыпается, смотрит на меня и улыбается.

— Ты опять не спал?

— Есть дела поинтереснее.

— Опять твои книжки по программированию? Только не пойму, почему ты скрываешь их?

— Отец ждет от меня интереса к другим сферам.

— Иногда, — поднимает она свои бесконечно синие глаза, — мне кажется, что ты намного старше меня. Гораздо старше. И это пугает.

— Пугает?

— Ну знаешь. Все время думаю, что скажу что-то не то, что ты меня осудишь за очередную глупую мангу. Или страшилку, что мне таскает Дима. Я хотела, чтобы и ты почитал, но он говорит, что тебе такое неинтересно.

Я мельком смотрю на дрыхнущего Диму. Мы общались. Я не выказывал негатива. И волей-неволей он узнал, что я люблю, а от чего впадаю в тоску. Но он не имел права указывать Мире, что мне показывать, а что нет.

— Страшилки? Мне очень интересно. Почитаешь мне?

— Я? Знаешь, как я страшно читаю? Ты будешь писаться по ночам, — смеется она в мое плечо, а я прыскаю со смеху. Ребенок. Боже.

— Я приду писаться в твою кровать.

— Фу… — корчит она рожицу и снова смеется. Шум беспокоит Нину и Диму, но они не просыпаются. — Я видела у тебя книгу Стивена Кинга. Говорят, что это пострашнее страшилок. Расскажешь мне?

— Обязательно, когда подрастешь. Да и разговоры, знаешь, часто преувеличены, — по телу бежит ток, потому что я вспоминаю о другой байке. — А слушай. Про разговоры. Правда, что фигуристы женятся на партнерах?

— Ой, не все, конечно, — отмахивается она, но вдруг смотрит на Диму, который во сне выглядит еще более смазливым. — Но да, такое часто бывает. Просто, когда катаешься, нужно чувствовать партнера. Верить ему. Может быть, даже любить его. Так учит нас тренер, — смущается она, а я ощущаю, как кровь вскипает во всем теле, как внутри растет гнев, так долго подавляемый.

— Прилетели? — вдруг спрашивает «принц», и я смотрю на него. — О, наш ботан опять не спал? Иногда ты напоминаешь мне робота.

— А ты мне девчонку, — сам не понимаю, зачем говорю, но Дима ожидаемо напрягается.

— Я не девчонка.

— Ну помнишь песню, что только мужчины играют в хоккей?

— Ты что, думаешь, не смогу сыграть в эту варварскую игру? — смеется он, но мне не смешно. И Мире тоже.

— Не надо, Дима. Ярослав, это глупо.

— Ну разве детство не для этого дано, чтобы совершать глупости? — усмехаюсь я и наклоняюсь к Диме. — Ну что, забьемся, что ты не забьешь мне ни одной шайбы?

— А если забью?

— Забирай, что хочешь, — говорю, не подумав. И Дима, словно прочитав мои мысли, мельком смотрит на Миру, что толкает меня.

— Ярослав, хватит! А если он ногу повредит?

— Ничего со мной не будет. Если забью тебе гол, ты отдашь мне свой скутер.

Хороший выбор. Жаль, что ему никогда не видеть этой игрушки.

— По рукам.

— Придурки, — обижается Мира, и тут просыпается Нина, как раз, когда пилот объявляет снижение в Новосибирске.

Глава 27.

Мирослава

По началу мы забыли про тот глупый спор. Нет, я не считала Митю слабаком, но ему было далеко до жестких хоккеистов, которые врезались в друг друга на полной скорости, чтобы отбить шайбу.

Я ни словом, ни намеком не напоминала мальчикам. Только Ярослава попросила отказаться от спора, когда он как-то вечером заметил, что Дима струсил.

— Ну знаешь, — разозлилась я, отодвигая от себя шахматы, в которые он пытался меня научить играть. — Это как просить суслика нападать на льва. Смешно и глупо. А главное опасно.

— То есть, ты меня считаешь львом? — его самодовольную рожу в тот момент я запомнила на всю жизнь.

Ну вот словно он не знал, что его боятся. В его команде. В классе. Даже старшеклассники не задирали его, как других. И дело даже не в том, кем является его отец. Ведь не все знали в лицо сына Распутина.

Это подсознательная осторожность перед хищником. Я и сама порой сжималась, если чувствовала его холодный гнев. А чем чаще я общалась не с ним, тем он становился сильнее.

— Можно подумать, ты не знаешь, — закатила я глаза. — Мне надоели шахматы. Пойдем лучше порисуем.

— Значит, лев? — встал он и пошел за мной, пока я продолжала жалеть о сказанном. Хотя.

— Да, лев. А львы мудрые. Не провоцируй Митю.

— Не буду. Но если он напомнит или заденет меня, то я отказываться от спора не буду.

И он не отказался.

Через неделю к нам в раздевалку зашел Ярослав, тем самым обратив на себя внимание всех девчонок. Но ему было плевать на них всех. Он коротко кивнул, просто сел и стал ждать нас с Митей, подкидывая в руке шайбу.

— Ярослав, ты сейчас кого-нибудь ударишь.

— Трусишка. Это ничего. Все вы фигуристы такие, — я даже внимания не обратила. Он вечно смеется над нами. По-доброму. Ну ведь и правда в его словах есть. Чем надо думать, чтобы играть в эту жестокую игру?

— Подожди нас там, пожалуйста, — он щелкнул меня по носу и сразу встал, даже не пытаясь возражать.

— Яр, — начал Митя, и у меня от нехорошего предчувствия задрожали руки.

— Митя, одевайся. Мы же хотели пончики поесть.

— Что?

— Лед сейчас сможешь выбить?

— Зачем?

— Дима, прекрати!

— Ну так у нас вроде спор был. Про то, что я тебе шайбу забить не смогу.

— Ты не забыл?

— Мальчики! Ну, пожалуйста! — закричала я. — Ярослав!

— Да не парься ты. Просто детские шалости. Кстати, я схожу за снаряжением для тебя.

— Стой, — остановил его Ярослав и кивнул на свои коньки. — А без снаряжения боишься?

— Ты с ума сошел?! — повернулась я к Диме, но в глазах горел такой дикий азарт, что остановиться он бы не смог даже под страхом смерти. — Ярослав, скажи ему!

— Эй, Мира, — позвал меня Дима, а я, вслух рыдая, повернулась. Он вдруг поцеловал меня в щеку и пошел за Ярославом, который сжал руку в кулак, толкая двери и смотря на меня волком. — На удачу.

— Ярослав… Будьте осторожны.

— Все будет нормально, — вышли они, и спустя минуту гнетущего молчания в раздевалке все ломанулись смотреть, как все произойдет.

Ярослав сказал, что все будет нормально. Но впервые соврал.

Конечно, его никто не винил. Никто ему и слова не сказал, когда после трех забитых шайб в ворота Ярослава следующая была откинута клюшкой прямо в незащищенное колено Димы.

Все просто замерли, ожидая развязки.

Даже спустя много лет я помню этот ужасный крик. Боли, отчаянья, страха. Я чувствовала нутром его страдания и беззвучно кричала вместе с ним.

Обыкновенная детская игра сломала парню карьеру, а мне возможность выступать на первенстве в Москве. Я никогда так не ревела.

Никто не мог меня успокоить, а когда вошел Ярослав, я закричала не своим голосом.

— Уходи! Это ты виноват! Я же просила! Я просила тебя!

Он ушел и несколько дней ко мне не приближался. А я переживала утрату, пыталась прийти в себя, не хотела ходить в школу. А тем более на тренировки. Пока мама не сказала мне одну важную вещь. Просто зашла перед сном на четвертый день после трагедии и стала расчесывать волосы, мягко их поглаживая следом за расческой.

— Если ты планируешь сдаться после первого поражения, то тебе не стоит становиться спортсменкой. Будешь как Диана или другие твои подружки. Приходить на лед, чтобы покрутить задницей и покривляться с новой повязочкой. Кстати, я уже заказала тебе несколько.

— Мама, — разревелась я пуще прежнего и обняла ее. — Я не хочу повязочки. Я не хочу кривляться. Мне нравится побеждать! Но ведь я не смогу одна, я привыкла в паре. А Дима…

— Дима поедет на лечение, а тебе найдем другого партнера.

— Правда?

— Я уже говорила с папой. Он все устроит.

Папа у меня самый лучший. Он вообще не расстроился и сказал, что мы найдем мне партнера. Не какого-то смазливого принца, который лижет зад, а нормального парня, который поможет мне стать чемпионкой. Казалось, что он готов ради меня на все. И это было правдой.

К Ярославу я пришла мириться сама. Через день после отъезда Димы, который ни на кого не смотрел, пока его затаскивали в самолет. Даже на меня.

Я тихонько вошла в комнату, пока Яр опять сидел за ноутбуком, и обняла со спины. Мне всегда было страшно к нему прикасаться. Казалось, что он колется, как ежик. Но сегодня я должна была извиниться за свою истерику. Ведь не было вины Ярослава в том, что Дима дурак. Он такой же мальчишка, он просто хотел проучить его. Он тоже мог пострадать.

— Прости меня, — шепнула я ему на ухо, пока он сжал в своих ладонях мои.

— Не извиняйся. Всякое бывает. Без формы это мог быть и я.

— Тогда хорошо, что не ты. Как бы мы лазали по деревьям? — посмеялась я и чуть отошла в сторону. Села на его окно, чтобы посмотреть в сторону леса.

— Что дальше? Бросишь фигурное? — спросил он вдруг, и я посмотрела на него как на дурака.

— Нет, конечно. Папа мне обязательно найдет нового партнера.

— Нового? — поднял Яр брови. Сделал вид, что удивился, но я уже тогда видела, как он сжал челюсть. Но потом, заметив мой взгляд, пришел в себя. — Ну и отлично. Надеюсь, он будет кататься лучше.

Глава 28.

Ярослав

Я чувствовал, что начинаю терять ориентиры. Раньше я видел границы, за которые мне нельзя переступать. Но чем старше становился, тем они становились бледнее. Словно кто-то ловко настраивал на гаджете режим прозрачности.

И я ведь понимал, что поступаю плохо, я понимал, что в тот день спровоцировал Диму, но я не мог остановиться. Не мог сказать своей дикой ревности «стоп». В мозгу горел зеленый свет любым решениям, которые помогут быть рядом с Мирой.

Пусть Мира катается одна. Она лучшая в группе. Всего добьется. Я же буду рядом. И по началу все шло по моему плану. Она каталась сама, но почти нигде не выступала, была все время рядом, радуя меня улыбками и вниманием. Я знаю, что ее расстраивало, что она безвылазно сидит в Усть-Горске, не надевает своих расшитых бисером и стразами платьев. Но она смирится. Меня ей будет достаточно. Не словами, но действиями я убеждал себя и ее, что нам никто не нужен. Что она самая лучшая. Самая красивая. Само совершенство. И она верила и почти стала счастливой, принимая все как данность.

Несмотря на своих подружек, которых я почти ненавидел, большую часть времени она проводила со мной. Сидела на моих тренировках, улыбалась, пока я сидел и ждал на ее занятиях. Она учила меня играть в ее игры, я научил ее рубиться в приставку. Это было действительно потрясающее время. Мой день рождения. Ее день рождения. Каждый день вместе. Почти неразлучны. Я ее тень, она мой свет. Мы не расставались до такой степени, что она порой засыпала в моей кровати, пока мы без умолку болтали, а я пол ночи смотрел, какона спит. Просто смотрел и наслаждался тем, как приоткрываются ее губы во время вздоха, как трепещут длинные ресницы, как кожа светится при лунном свете.

И я мечтал, что это будет всегда. Жаждал того, что Мира больше никуда от меня не денется. И не важно, что она просто мне сестра и мне никогда ее не тронуть. Мне было достаточно этого. Платонического единения душ.

Но все оказалось зря. Я просчитался. В октябре в Усть-Горске появился новый Плющенко. Напыщенный и высокомерный. Он даже волосы отращивал, как чемпион. Он был на год старше меня и учился в другом классе. Пообщаться с ним мне толком не удалось. Но меня радовало, что к Мире он был совершенно холоден. Скорее всего потому что она для него малолетка, да и тусить он здесь вечно не собирался.

Некое временное пристанище, пока он восстанавливается после травмы. И все бы ничего, но однажды Мира как никогда счастливая приехала с соревнований. Я помог донести ее сумку до комнаты и наткнулся взглядом на блестящий блокнот, выглядывающий сбоку. Он был немного помятый, весь в сердечках. Странно, но я трусил туда заглядывать, подсознанием догадываясь, что именно я там увижу.

На первой же странице была приклеена фотография этого «Плющенко», а именно Павла Богатенко. В тот момент меня как парализовало, особенно от того, как Мира обклеила весь блокнот сердечками, а наверху подписала «Мира плюс Паша».

Когда? Как? Почему я не заметил, как раздражение от того, что этот хлыщ ее не замечает, переросло во влюбленность?!

Как я мог быть настолько невнимательным?

Руки сами сжались в кулаки, сминая злосчастный дневничок юной влюбленной девочки. И внутренний голос подсказывал, буквально кричал, что нет в этом ничего страшного, что это просто детская влюбленность в того, кто впервые не восхитился ее внешностью и талантами. Просто обратный эффект его безразличности.

Голос кричал, что мне нужно это пережить, не обращать внимания. И скорее всего, будь я постарше, я бы так и сделал, но я не смог.

Глава 29.

Я забрал из комнаты дневник и сжёг его в ближайшей каменной урне, что стояли на придомовой территории. А потом мозг поплыл, границы разумного стерлись, и я стал думать, как избавиться и от этого партнера. Не будь я сыном Распутина, я бы просто убил его. Искромсал его рожу ножом, чтобы он перестал привлекать Миру, чтобы она даже взглянуть на него боялась. Но даже я понимал, что так делать нельзя.

А вот случайность может произойти с каждым.

Но я решил выждать, попытаться обуздать свой гнев на этого мальчишку, который скорее всего даже не знал о влюбленности Миры. При этом злиться на нее даже не получалось. Скорее всего перекинь я свой гнев на нее, с парнем бы ничего не случилось.

Идей, как нейтрализовать Павла, с которым Мира стала проводить все больше времени, у меня не было. И я даже радовался этому, потому что она мне доверяла и, несмотря на свое увлечение, была бесконечно предана мне. Рассказывала все-все. Все свои тайны, кроме той, что хранилась в ее дневнике. Об его утере она спросила горничную, но так, чтобы никто не слышал. И скорее всего просто завела новый, но я его не нашел, хотя и перерыл всю ее комнату.

У нас получалось проводить вместе воскресенье. Один чертов день в неделю, когда ее внимание было полностью моим.

С утра я приходил к ней в спальню и просто смотрел, как она спит, а когда она открывала свои глазки, то тянулась ко мне. И я, забывая про обиду, про гнев, что горел во мне как действующий вулкан, просто ложился рядом и прижимал ее к себе. Все существо тут же наполнялось полным упоительным удовлетворением. В такие моменты мне хотелось, чтобы время замерло, мир исчез, а мы так и лежали вместе. Всегда вместе.

— Жалко, что мне на воскресенье поставили тренировку, — вдруг сказала она, высвобождаясь из объятий.

Ее слова были как удар молота по наковальне. Громкими. Почти разрывающими меня изнутри.

— Ладно. Но потом-то мы пойдем гулять, — я ощущал себя щенком, которого просто кидают. Закрывают в комнате, чтобы не мешал. Черт. Я не нуждался во внимании окружающих, не пытался заслужить уважение отца, любовь Нины. Мне было плевать на всех, кроме Миры. Только ее присутствие рядом делало меня подобием человека, без нее тьма все сильнее закручивала гайки, взращивая монстра.

— Нет, Яр. Потом у меня примерка нового костюма. Но можем, кстати, вечером сыграть в твои шахматы.

Мои шахматы. Ее благосклонность убивала. Занимая все высшее положение в ранге спортивных побед, она менялась. Ей были интересны только тренировки, наблюдение за другими спортсменами, она все реже могла общаться на другие темы. И да, я тоже изучил досконально этот вид спорта, понял, что с ее талантами она добьется славы, если будет кататься в паре, никак иначе.

Но это все не имело значение, потому что из обычной девочки медленно, но верно Мира превращалась в зазнавшуюся звезду, которой остальные люди были не интересны.

Я вспылил. Нет, кричать я не стал. Встать и уйти показалось мне наилучшим решением. Я просто брат. Человек, который через несколько лет станет тем, кому звонят пару раз в год, рассказывая друзьям только лишь о его наличии. И я не хотел этого. Я хотел Миру. Свою Миру, а не эту зазнавшуюся дрянь, которая все чаще делала вид, что ей со мной интересно, а на деле лишь выполняла социальный долг.

Тогда я настроился на сейф. Он стал занимать все мое внимание, а Мира даже не заметила, как мы почти перестали общаться. Я все так же приходил ночью, смотрел, как она спит, вспоминал о том времени, когда я был единственным для нее. Самым важным. Но чем больше мы отдалялись, тем больше я понимал, что если что-то не сделаю, то потеряю ее насовсем.

И я начал думать активнее, как убрать препятствие в виде ее Богатенко, одновременно подслушивая разговоры отца с Ниной и пытаясь понять, каким может быть код сейфа.

И если здесь мне не везло, то решение насчет Павла нашлось случайно.

Это было зимой. Мы с пацанами после очередной тренировки тусили за ледовым дворцом. Там стояли гаражи, с которых мы прыгали прямо в глубокие сугробы. Такие моменты меня расслабляли. Парни в команде были отвязными, готовыми на подвиги и приключения. Их не нужно было брать на слабо, они сами за любую движуху. Может быть, поэтому в будущем почти каждый из команды добился успеха.

Мимо шли Богатенко с одним из своих приятелей, тоже фигуристом. За последние пару лет ледовый дворец стал привлекать много новых спортсменов. Они просто зашли за угол и курили тайком, наверное, думая, что это делает их круче.

Наверное, я должен был отвернуться и продолжать развлекаться, но один вид этого хлыща вызывал стойкое желание блевануть, и я толкнул приятеля Ваську.

— Глянь, гомики пришли. Только и могут, что курить и жопами вертеть на льду.

Грубо было, конечно, но это сработало. Мне больше делать ничего не пришлось. Пацаны стали подначивать фигуристов прыгать с нами, если те, конечно, не боятся. Я сразу отошел в сторону, чтобы никто не понял, что причиной шутки стал я. Я не был уверен, что это закончится плохо, но, когда на крышу гаража влез Богатенко, готовый продемонстрировать свои акробатические умения, я тайком забрался на дерево и застыл в ожидании.

Я сломал ветку ровно в тот момент, когда он делал сальто спиной.

Крик боли взбаламутил ворон, сидевших в своих гнездах, а я довольно быстро спустился с дерева и через черный ход поднялся в кафе, достав планшет.

Спустя минуту мимо пробежал наш тренер, вместе с тренером Богатенко. Ко мне подошла сама Мира и спокойно села рядом.

— Не знаешь, что случилось? Кто это кричал?

— Кричал? — поднял я голову, делая самое беззаботное выражение лица. — Нет. Может, наши парни развлекаются. Они пошли с крыш прыгать.

— Опять? — нахмурилась моя девочка. — Жаль, вы меня не берете с собой, я бы попрыгала.

— Вот поэтому и не берем. Тебе здесь, — кивнул на лед за стеклом, где занималась малышня, — мало травмоопасности?

— Ты просто зануда, — фыркнула она. — Вон, даже с парнями не ходишь прыгать. Скоро совсем станешь как папа, будешь только в кабинете сидеть и отчеты читать.

Вот оно что. Я для нее скучный. Как папа. И ведь она не далека от правды. Отец активно готовит меня к управлению заводом. Уже выбрал факультет, на котором я буду учиться.

— Мира! — вдруг раздался крик Дианы, которая влетела в кафе как ошпаренная, а я напрягся всем телом. — Там Паша!

— Паша!? Что с ним? — вскочила Мира, волнение в ее глазах я воспринял как личное оскорбление. И что бы ни случилось с Богатенко, мне не было его жалко. Больше не было.

— Он там… Там скорая приехала.

Мира даже не взглянула на меня, просто помчалась за Дианой, а я вздохнул, пододвинул к себе недопитый чай и вдохнул аромат, который, кажется, с ней сросся. Лимон, с которым она ела и пила почти все. Кисленький, но с таким приятно сладким привкусом, что буквально тает на языке.

Теперь мы снова будем вместе.

Глава 30.

Мирослава

Мне казалось, я умираю.

Следом за скорой уносился и мой шанс на завоевание победы где бы то ни было. Перед глазами мелькали картинки несбывшихся грез о победах, о медалях, о всемирной славе. Мне хотелось стать кем-то. Доказать миру, папе, брату, всему Усть-Горску, что я не просто папина дочка, капризная принцесска, а настоящая спортсменка, готовая идти ради своей цели на все.

И я шла, шла, буквально бежала, пожертвовала любимыми часами с братом. Прогулками с мамой. Игре в шахматы с отцом. Я всем пожертвовала, чтобы каждый день приходить на лед и тренироваться. Тренироваться. И еще раз тренироваться.

Через три года я могла бы попасть на Олимпиаду, а теперь все, что меня ждет, это разряд и скудные поздравления от тех, кто вряд ли вспомнит, что такое фигурное катание.

Я обняла себя, глотала слезы и смотрела на уже пустую дорогу. Такую же пустую, как моя душа, в которой словно все замерзло.

Позвоночник. Боже. Паша повредил позвоночник. И теперь, чтобы встать на ноги, ему придется немало потрудиться, но о спортивной карьере придется забыть.

А ведь он только начал проявлять ко мне интерес, даже улыбался на глупые замечания. Еще несколько месяцев и мы бы стали кататься как единое целое, а теперь я снова останусь одна.

«После второй неудачной попытки работы с партнером со мной вряд ли согласится кто-то кататься», — думала я в тот момент и была права.

Еще долгое время мне приходилось довольствоваться одиночным катанием, которое без прыжковых, сложных элементов было бессмысленным. Ни на одни соревнования я не попала бы. А мне нельзя было прыгать из-за нагрузки на сердце. Получается, парное катание единственный шанс оставаться кем-то в мире этого вида спорта. Но теперь и он для меня был закрыт.

На затылке в тот момент я ощутила небольшой дискомфорт, покалывание, словно по волосам водили электрической расческой «Дарсонваль». И так было всегда, когда в зоне видимости появлялся Ярослав. Я обернулась и заметила, что он стоит на крыльце без куртки и смотрит прямо на меня.

Мне не было стыдно перед ним за то, что я отдалилась, ведь я делала это ради цели. И он, как мой брат, как тот, кто всегда добивается своего, должен был это понять. Но в тот момент его взгляд мне не понравился. В нем было некое превосходство пополам с обидой. Словно я бросила его. Но теперь он мог радоваться, теперь я почти свободна и могу проводить с ним много времени.

Только вот самой мне от этого легче не становилось. Скорее наоборот, погружало в полную, непроходимую безнадегу.

Я вернулась на полноценный день в школу. Даже подтянула предметы, по котором мне и так ставили пятерки, учила языки, но продолжала тренироваться. А еще начала умолять тренера, родителей дать мне возможность стать одиночницей. Но у всех был один ответ, что здоровье не позволяет. И это бесило. А особенно бесил Ярослав, который вообще считал, что весь этот большой спорт дурь и не стоит внимания.

Я не хотела с ним ругаться, потому что знала, что в любом споре он найдет тысячу аргументов против моего десятка и мой самый важный, что мне это нужно как воздух, для него не считался даже стоящим внимания.

— Ты маленькая еше, Мира. Твоя страсть угаснет, закончится, как кончается все в нашем мире, — говорил он как-то во время очередной прогулки.

Мы много гуляли. Просто шли рядом и держались за руки. Иногда мне казалось, что он сжимает меня слишком сильно. И в тот момент, словно прочитав мои мысли, он ослаблял хватку.

— Это не закончится, — стояла я на своем.

— Твоя мать мечтала быть актрисой. Вон, довольствуется местным театром на радость отцу и зрителями Усть-Горска.

— Ты думаешь, она счастлива? — спросила я зло. Я видела на лице матери постоянную муку, она заперла себя здесь ради мужчины, которого любила, отрезав себе крылья. Но я люблю Усть-Горск и бесконечно люблю родителей и брата, но прозябать здесь всегда я не желала.

— У нее любимый муж и дочь. Огромный дом и уважение всех жителей города. Она здесь королева. Что еще женщине нужно для счастья?

— Не знаю, — задумалась я тогда о матери и о слове «счастье». Я была счастлива рядом с Ярославом, он дарил мне тепло, порой огонь своей заботы. Но ведь у меня были мечты. Они точно были далеки от желания стать старой девой под надзором строгого брата. А то, что он строг, не сомневался никто. Парни сторонились меня, на день святого Валентина я получила шикарный подарок от Ярослава, кулон с агатом на золотой цепочке, но ни одной Валентинки от одноклассников. Стоило кому-то из них открыть рот, как он словно вспоминал, кто я такая, и рот закрывался сам с собой.

Я росла, хотела мужского внимания, восхищения, а на вопросы Ярославу, красивая ли я, получала всегда стандартный ответ.

— Посмотри в зеркало.

Ярослав нечасто был рядом, но его око незримо присутствовало со мной всегда. Чем старше он становился, тем серьезнее становилось между нами отличие. Я любила сериалы, любовные романы про принцев, танцы и фигурное катание, а он как одержимый изучал техническую литературу, системы программирования, а развлекал себя сложнейшими головоломками. С мамой я продолжала посещать тренировки, искать себе партнера, заниматься театром, а он занимался бизнесом. В свои годы создал приложения на гаджет, зарабатывая свои первые деньги. Отец гордился им, а я так и осталась глупой принцессой, которой вряд ли удастся надолго вырваться из этого городка.

Глава 31.

Время, когда отец брал короткие отпуска, и мы ездили по миру, было самым счастливым для меня. Ярослав уделял мне время, мать не причитала о новых партнерах, которые боялись меня как огня. А самое главное я видела что-то помимо нашего Ледового дворца, дома, школы и бесконечных сибирских лесов.

В одной из таких поездок в Австрии, катаясь на лыжах, когда все еще спали, я взяла коньки, которые всегда были со мной, и пошла кататься на Ледовую арену, что находилась рядом.

Записку я оставила, так что даже не волновалась. Да и телефон был рядом. Надев коньки и выскочив на лед, я почти сразу врезалась в твердое, чуть худощавое тело.

— Простите, фрау, — заулыбался светловолосый парень, заговорив на чистом немецком. Мне не нравился этот язык, но он словно шептал, и я почти растаяла. Особенно, когда он обнажил ровный ряд зубов и поинтересовался. — И что такая красивая девушка не спит в столь ранний час?

И действительно, мы были вдвоем. Меня это немного смутило, впрочем, я же не собиралась навязываться. Он сам по себе. Я сама.

— Хотела немного размять косточки.

— Отличное решение. Зарядка, — отъехал он чуть дальше и сделал превосходный тулуп. И секунду назад мне чего-то не хватало, чтобы в него влюбиться, то в этот момент я пропала окончательно. Он был похож на героя сказки. Чернобровый, голубоглазый, высокий. И я не смогла придумать ничего лучше, как проделать вращение, подняв ногу выше головы. Выпендривалась, да. Но оно того стоило…

Он раскрыл рот, а потом протянул руку, и следующий час мы катались вместе. Смотрели друг на друга, рассказывали о своих семьях. У нас нашлось столько общих тем для разговора, что я поверила в судьбу. Я решила, что с утра нас свело само провидение.

— Проклятие? — рассмеялся Элиас Тодеско, когда мы сели пить чай в кафе рядом с катком, и я рассказала, где и как катаюсь. — Я не верю в это. Просто этот Дима зачем-то повелся на провокацию и сглупил, а Павел любил повыпендриваться. Это все не достойно настоящего фигуриста. Этот спорт для тех, кто готов добиваться своего.

Он говорил, говорил, а я слушала, впитывая голос, каждое слово, влюбляясь с каждой секундой все сильнее и страдая, потому что нельзя было попросить его стать моим партнером. Желательно навсегда.

Поначалу я даже испугалась, что Ярославу Элиас не понравится. Он не любил фигуристов, да и что скрывать, не особо был расстроен тем, что я стала кататься одна.

Наверное, будь у него возможность, многое бы сделал, чтобы я перестала кататься. Для него даже хоккей был скорее развлечением, чем серьезным занятием. Но я ошиблась. К моему удивлению, Ярослав был весьма дружелюбен с Элиасом. У них тоже нашлось много общего, в особенности любовь к компьютерам и дорогим машинам. Чуть позже к нам присоединилась сестра Элиаса Оливия. Она оказалась старше меня, выше меня и гораздо красивее с копной густых рыжих волос... Она сразу забрала на себя все внимание тем, что тоже разбиралась в машинах.

— Мне кажется, двигатель СРТ 8 самый мощный. Отец обещал подарить мне джип на восемнадцатилетие, — щебетала она, раздражая меня все сильнее. Но самым неприятным в ней было симпатия к Ярославу. Это было видно по заинтересованным взглядам, которыми она то и дело в него стреляла. И Ярослав снова меня удивил. Он заулыбался, даже предложил этой Оливии покататься на лыжах вместе.

— Прямо сейчас? — похлопала она ресницами.

— Если фрау не занята и сможет уделить время скромному школьнику.

Глава 32.

Странное ощущение тогда меня настигло, как приливная волна о прибрежные камни. Глупая обида на то, что не позвали меня. Хотя ведь могли покататься вчетвером.

— Ей сколько лет? — спросила Элиаса, глядя вслед Ярославу, который о чем-то смеялся с Оливией.

Сразу вспомнилась Диана, которая после короткой дружбы с моим братом ни разу о нем не заговорила. Порой казалось, что она вообще делает вид, что его не существует. А здесь что?

— Шестнадцать. Она, кстати, не особо с парнями дружбу водит, а твой брат ей понравился. Круто, да? Он сначала на меня так посмотрел, думал, убьет только за то, что я заговорил с тобой, — расхохотался Элиас, а мне почему-то было не смешно. Ведь я подумала о том же. Но теперь, получается, все при деле, подружились... Даже родители наши позже вечером познакомились.

Следующие несколько дней мы с Элиасом почти не расставались. Много разговаривали, катались на коньках, гуляли и смотрели фильмы. Казалось, что мы одно целое, созданные в разных странах две половинки одного целого. С ним я совершенствовала свой немецкий и немного учила его русскому языку. И всего несколько раз за эту неделю к нам присоединялись Яр с Оливией.

И мне бы радоваться, что Яр наконец подарил мне свободу, что не грубит Элиасу, поощряя мою любовь к фигурному катанию и влюбленность. Но не получалось. Каждый день, улыбаясь Элиасу, меня грызло ощущение опустошенности.

Просто получается, что брат забыл обо мне, стоило на горизонте появиться более красивой девочке? Он больше не защищал меня, не ругал, когда я делала что-то опасное. А на мои вопросы отвечал кратко и по существу, тут же убегая.

— Знаешь, что я подумал? — спросил вдруг Элиас, когда поездка подходила к концу. Мы сидели на балконе, откуда были видны горы. Я не знала, что чувствую. С одной стороны, радость, что наконец еду домой, что не будет больше идеальной Оливии, которая умудрилась даже с мамой моей подружиться. С другой стороны, я надеялась, что Элиас предложит вместе кататься, и в глубине души надеялась на предложение руки и сердца. Хоть и были эти фантазии из области фантастики.

— Что? — повернулась к нему и вдруг почувствовала, как руке стало тяжелее. Элиас смотрел на меня, держа за пальцы, и душе бы петь, что я ему тоже сильно нравлюсь.

Я лишь думала, что рука у него какая-то неприятно влажная. Как бы попросить ее убрать. Обычно мы держались за руку на льду, а там всегда разделяли нас перчатки. А вот так, кожа к коже, мне не очень было комфортно. Но вырываться я не стала. Все-таки Элиас такой красивый и так смотрел на меня, словно впитывая каждую черточку.

— Что?

— У нас в Гальштате большой дом, а рядом озеро... Есть еще арена недалеко. Можем попробовать покататься вместе. Теперь не для развлечения. Если хочешь, конечно…

— Не знаю, — конечно, хочу. Ведь именно этого я хотела. Но почему в душе кошки скребли, я не знала. — Мама может не разрешить… Это же жить там придется.

— Придется. Ну и слово ты выбрала. Знаешь, какой у нас дом крутой. А арена. Ты такой, наверняка, никогда не видела.

— Ты просто не был на нашей, — посмеивалась я его наивности. Он почему-то уверен, что вся жизнь сосредоточена в Европе. А все, что за ее пределами, фигня несовременная.

— Ну как-нибудь посмотрю. Родители твои, кстати, разрешили. Даже Ярослав готов ехать.

Что? Я была в шоке.

— А когда вы успели поговорить? Почему без меня?

— Так ты спать идешь в девять всегда. Мы потом еще сидим в карты рубимся или в монополию играем. Твои брат с отцом вечно в паре всех разбивают, — он посмеялся, а я готова была расплакаться.

Монополия. Я, конечно, терпеть не могу эту игру. Но почему даже не знала, что все собираются.

— Да не дуйся ты, — продолжил улыбаться он, но уже поздно. Внутри горела такая обида, что кричать хотелось. А вот ехать с этими предателями никуда не хотелось. — Знаешь, мне очень нравится, что ты вся такая правильная. Послушная мамина дочка.

Что на меня нашло, не знаю, но я вскочила и бросила на него уничижительный взгляд. Знал бы он, какая я непослушная. Они уже все решили, а я должна просто согласиться. И вроде бы здорово провести с ним еще время, возможно, найти себе еще одного партнера, но то, как было все решено без моего ведома, убило все желание не просто кататься с ним, а даже говорить. А еще высказать все Ярославу. Да, ему я многое хотела высказать.

Так что рванула в сторону нашего люкса, где помимо гостиной было еще три комнаты. Но его там не оказалось. Скорее всего, он снова тусил с этой Оливией, совершенно забыв про сестру.

Слезы полились, и я не могла их остановить. Закрылась в своей комнате и даже отказалась идти на ужин. И, конечно, маме это не понравилось.

— Солнышко, ты что плачешь? — зашла она в мою комнату и закрыла дверь. — Тебя кто-то обидел?

— Все. Все меня обидели! — не дала я себя обнять. — Вы все считаете меня маленькой. Даже играть не позвали. Он мне все рассказал.

— Мира, детка. Ну мы же звали.

— Ты все врешь! Вы не звали! Я бы не отказалась!

Глава 33.

— Да ну? А кто сказал, что ваша монополия фигня, я лучше мультик посмотрю? — слезы тут же высохли, а рот приоткрылся в немом шоке. Потому что я помнила эту свою реплику, брошенную всем.

— А насчет поездки. Почему меня не спросили?

— Ну ведь я была уверена, что ты обрадуешься. Вы все так сдружились, что я не хотела вас так скоро разлучать. Тем более, он может стать твоим партнером. Разве можно упускать такой шанс?

— Нельзя…

Когда мама ушла, а я съела принесенный ужин, то задумалась о ее словах... Решила, что, наверное, глупо обижаться, ведь никто ничего плохого не хотел. От этого у меня появилось желание потребовать ответа у Яра. Ладно мама, но почему он мне слова не сказал?

Я дождалась, когда все лягут спать, и пробралась в комнату Яра. Он мылся в душе, и я залезла под одеяло. Странно, но я боялась, что он выгонит меня.

И почему все, что делаю, я рассматриваю с его позиции. Даже если мы в ссоре.

Я затаила дыхание, слушая его шаги, как он открывает комод и одевается. В этот момент я думала, что он выше Элиаса. В этот момент я их почему-то сравнивала. Одеяло сорвали мгновенно, а надо мной навис Ярослав в шортах, влажной майке.

Страх смешался с каким-то новым чувством, когда я смотрела на него вот так. Снизу-вверх. Наверное, его можно было принять за влюбленность. Но вряд ли можно испытывать подобное к родному брату. Так что я отмахнулась и стерла каплю с лица, что брызнула на меня с мокрых волос Ярослава.

— Что ты здесь делаешь?

— А что, нельзя? Или теперь тебе интересно общаться со взрослыми девочками, а я не нужна?

— А сказать это можно где-то в другом месте? Не в моей комнате. И тем более не в моей постели.

Он вдруг сдернул меня с кровати и буквально отпихнул в сторону двери. А я ничего не понимала. Пыталась его оттолкнуть, но, конечно, он неизмеримо сильнее.

— Да что случилось? Почему ты себя так ведешь?

Ярослав замер, глядя на то, как я сижу на полу и лью слезы, а затем вдруг ругнулся очень по-взрослому и поднял меня, усаживая на кровать.

— Прости, блин. Я не хотел.

— Не хотел, что?

— Обидеть тебя. Просто, наверное, не стоит больше заходить ко мне в комнату без позволения и тем более ложиться ко мне в кровать.

— Но почему? Я не понимаю.

Ярослав шумно выдохнул, упираясь лбом в мом колени, и засмеялся.

— Блин, че ж ты такая мелкая?

— Да в смысле?!

— Блин, Мира. Я старше. Я мальчик.

— Ты мой брат.

— А еще мальчик. Просто запомни, что нельзя входить к мальчикам и оставаться с ними наедине.

— Это я и так знаю. Мама говорила. Но ты-то мой брат! — я правда не понимала. — Ты не причинишь мне вреда!

— На самом деле, меня тебе стоит опасаться больше всего. Ладно, — взял он мои ладошки и поцеловал каждую по очереди. И если с Элиасом было неловко, то прикосновения Ярослава приносили почти счастье. Ощущение окрыленности. Может быть, потому что мы стали так редко друг друга касаться. И редкие моменты близости стали особенно ценны. — Расскажи, что тебя беспокоит.

— Мама сказала, что мы поедем к Элиасу с Оливией. Ты ведь тоже знал?

— Я думал, ты рада будешь. Он же тебе так понравился, — процедил он.

— А тебе его сестра, — пробурчала я. — Она красивее меня. И старше.

— Старше, это да. Но не красивее, — убрал он с мокрого от слез лица прядь волос. — Ты мне нужна. Просто ты хотела свободы, и я дал ее. Ты хотела кататься, я не мешаю. Ты себе даже партнера так быстро нашла.

— Ты странный. Словно не ты.

— Почему?

— Еще пару недель назад ты говорил, что фигурное катание фигня…

— Да и ты начала отдаляться. А я не хочу, чтобы ты отдалялась.

— Значит, это военная хитрость? — рассмеялась я. — Вроде как сделать вид, что я лишняя, чтобы ревновала и стала просить проводить со мной время.

— Думай, что хочешь, малыш. Если катание для тебя так важно, разве могу я препятствовать.

— А что важно для тебя?

— Только ты.

— Иногда ты меня пугаешь, — прыснула я со смеху и обняла его сама. Крепко-крепко. И ушла, довольная тем, что он сказал. — Значит, едем к семье Тодеско?

— Едем, конечно.

Глава 34.

Ярослав

Это была хорошая идея успокоиться и перестать думать, что в возрасте двенадцати лет Мира будет думать про замужество или взрослые отношения.

И когда это осознание пришло, дышать стало легче, а смотреть на ее нового кавалера Элиаса проще. Я уже не сжимал зубы при встрече и их катании, а скорее воспринимал его благосклонно, а за счет коротких отношений с его сестрой появилась возможность доказать себе, что я нужен Мире.

Теперь, даже катаясь со своим убогим, она всегда то и дело смотрела на меня и потихоньку ненавидела Оливию.

Мы поехали в дом Тодеско. Он выглядел почти так же шикарно, как наш. Несколько месяцев мы провели там с Ниной, обучаясь в их школе, подтягивая немецкий язык и занимаясь спортом.

Мира стала кататься намного лучше и приняла участие в нескольких соревнованиях, пока я вплотную занялся изучением информатики, а именно программирования и внедрения вирусов в разные системы. Отец считал, что самые большие деньги можно зарабатывать на его комбинате и играя в оффшорные игры с налоговой. Но я уже тогда знал, что гораздо больше денег приносит интернет и информация. Когда я это понял, мне даже стало жалко людей, которые жаждали поиметь отца и забрать его завод. Он ничто по сравнению с тем, какие возможности и власть могут предоставить владение информацией. Заикнулся я об этом только однажды, незадолго до отъезда в Россию. Отец больше не собирался терпеть наше отсутствие. На тот момент прошло уже больше года нашего пребывания в семье Тодеско.

— Просто выслушай. Это поможет…

— Даже слушать не собираюсь, — довольно резко заявлял отец по видеосвязи. — Ты не дорос еще, чтобы мне указывать. Твое будущее здесь, на комбинате, а не в этом самом интернете. И не забивай себе голову, понял?

— Понял.

А что еще мне оставалось. Я только кивнул, как созданный по запросу болванчик, и резко отключился. Отец точно не обидится, а вот я боялся вспылить. Порой мне сложно было себя сдерживать.

— Папа бушует? — зашла Мира тихонько и привычно обняла меня за шею со спины. В такие моменты я замирал, чувствуя покалывание во всех нервных точках, и старался не думать о том, что делает со мной эта девчонка одними своими прикосновениями.

Можно было сколько угодно твердить себе, что она просто моя маленькая сестра. И я воспринимал ее именно так: защищал, ругал, прикалывался, но этого было мало, чтобы запретить самое главное.

Чувствовать…

— Наверное, просто соскучился по Нине, вот и лютует. Уверен, одна ее улыбка и он даже не вспомнит о том, что злился на меня.

— Это очень похоже на наши с тобой отношения, — чертовка совершенно спокойно поцеловала меня в щеку и села на колени. — Помнишь, тот парень в школе хотел обидеть меня, и ты его избил. Если честно, я думала, ты убьешь его. Но я обняла тебя и попросила остановиться.

Она рассмеялась, а мне было не до веселья. И ей тоже сейчас станет. Я пододвинул к себе другой стул. Обычно мы с Элиасом вместе рубились в онлайн игры. Пересадил недовольную Миру туда, но она все равно нашла на моем ноуте игру и протянула мне джостик. Мортал Комбат. Единственная игра, в которую она соглашалась со мной играть.

— У тебя, смотрю, боевой настрой? — начал атаковать, но она довольно ловко увернулась и нанесла свой удар. — Перед завтрашним финалом?

— Это последние соревнования вместе с Элиасом. Я буду по нему скучать.

«Спокойно, спокойно, Ярослав», — говорил я сам себе, но все равно не смог сдержаться и со злости убил мутанта Миры.

— Э! Ты обещал поддаваться!

— Случайно, малыш, прости. Давай еще раз.

Она кивнула и запустила все снова.

— Но знаешь, я поняла, что, если бы у меня был выбор, с кем расстаться с тобой или Элиасом, я бы рассталась с ним.

Дыхание выровнялось мгновенно, а я посмотрел на нежный профиль сестренки. Замер, просто наслаждаясь тем, как краски с экрана играют на нежной коже.

Она улыбнулась и посмотрела на меня в ответ. Долго, не отводя взгляда.

— Только ему не говори. Не переживет.

— Он, кстати, даже не расстроен нашим предстоящим расставанием. Так что я решила, что зачем мне переживать. После успеха в Европе со мной захочет кататься любой.

— Какая самоуверенность, — усмехнулся я и снова повалил ее монстра.

— Ты обещал! Обещал! — закричала она, а я рассмеялся над ее праведным гневом. — Ты просто врун! Старый врун-пердун!

Она показала язык и хотела сбежать, но я не дал и потянул к себе.

Щекотал и наслаждался ее смехом. Она тоже не осталась в долгу, но бесилась, что на меня это не действует. Я повалил ее на кровать и стал мучить, слушая хохот. Но вдруг она вывернулась и скрутила мои соски. На моем совершенно не чувствительном теле это простая игра стала атомным взрывом. Внутри загорелась лампочка «опасность», а Мира продолжила смеяться…

Я оттолкнул ее пальчики и перекатился, подмяв под себя…

— А если я сделаю так же?

— Дурак! Я и так боюсь щекотки, а на тебя ничего не действует. Одна девочка в школе рассказывала, что можно сделать так.

Мира, снова рассмеявшись, попыталась тронуть меня, но я зажал обе руки в своей ладони и поднял над ее головой.

Знал бы, кто учил ее подобным глупостям, потому что приводит это к совсем не смешным последствиям. Взрыв нервных окончаний кого-то может заставить просто случайно, на автомате ударить ее, а другого кое-что похуже…

— С Элиасом вы тоже в такие вещи играете? — спросил я грозно. И меня действительно волновал этот вопрос.

Глава 35.

— Шутишь что ли? Это было бы неприлично, да и щекотки он боится, только тронь.

— То есть то, что неприлично с ним, прилично со мной?

Я начинал задыхаться, а Мира еще и ерзала на кровати, пытаясь выбраться. Но если бы я захотел, она бы никуда не делась. Если бы я только захотел… Но возраст. Я постоянно напоминал себе про возраст. Я же не животное. И мне реально достаточно просто быть рядом. Просто смотреть, как смех в ее глазах зажигается чем-то более глубоким. Чем-то совсем не детским.

— Просто ты мой брат и за глупости не осудишь, — откашлялась она и замерла, не смея отвести глаза. Часто-часто дышала…

— Так делать нельзя.

— Так же, как и оставаться с мальчиком наедине. Но мы же здесь. Одни. Что может случиться?

Я выдохнул. Раз. Другой. Пытаясь успокоиться, пытаясь сдержать желание показать, что может случиться.

Но мозг может контролировать тело и действия, но не инстинкты, которые в присутствии Миры просто вопили.

Я лишь сдвинулся, чувствуя дискомфорт, а она дернула коленкой.

— Ой! — посмотрела она вниз и тут же заалела. В этот же момент я отпустил ее и вскочил с кровати, отвернувшись.

— Вот тебе и ой.

— Тебе может помощь нужна?

— Мне нужно, чтобы сейчас ты вышла, — взбесился я. Черт, как можно было быть настолько наивной в тринадцать лет. Неужели мама не может объяснить ей элементарного? Или девочки? Главное, чтобы подобных игр не было с Элиасом, иначе я просто лишу его любых инстинктов, оторвав один важный орган.

После этого случая Мира не прекратила ко мне приходить, не стала меня стесняться. Но она стала вести себя сдержаннее. Хотя я и жалел, что теперь не имею возможности просто валяться с ней ночью в кровати. Теперь, если мы и лежали рядом, то только перебирая пальцы друг друга и больше не позволяя никаких вольностей.

На самом деле таких вот идеалистических моментов я боялся больше всего. Каждый раз после подобной нирваны я ждал подвоха. И он случился через два месяца после нашего возвращения в Усть-Горск. Элиас приехал к нам, да еще привез свою неумную сестру.

Глава 36.

Это был обычный день. После тренировки мы привычно пошли тусить к одному приятелю из команды. Мира брала с собой кое-кого из девчонок. Уходили мы всегда, когда кто-то из парней сажал фигуристку себе на колени. Переглядывались, неловко отводили глаза и, не сговариваясь, уходили, не желая смотреть на продолжение банкета. Я прекрасно знал, что будет происходить там дальше. Да и Мира не дура. Но мы не обсуждали это, словно боясь перейти ту грань, по которой ходили, просто находясь рядом. На тот момент я снова начал искать зацепку, как открыть сейф, и надеялся, что Мира мне поможет.

— Слушай, а ты не знаешь, какие у предков есть памятные даты?

— Вроде чего? Свадьба? День знакомства? Мое рождение. И день, когда тебя усыновили. Вроде больше и нет.

— А когда они познакомились?

— Двадцать шестого июня, на мамин выпускной. Она рассказывала, как он ее спас от какого-то урода.

Странно было это слышать, потому что я очень четко помнил, что разговор шел про лес.

— Уверена?

— Ну мама говорила. Да и зачем им скрывать эту дату.

— Логично, — сказал я, хотя и думал иначе.

Но в любом случае вопрос интересный. Были нестыковки, и я жаждал во всем разобраться. Как любил разбираться с кодами и взламывать самые сложные системы. Например, система защиты комбината нашего завода была просто смешной. Любой хакер мог вмешаться и просто сбить все настройки разработки продукта. Отец слушать, конечно, не хотел, считал, что даже спустя столько лет его завод безупречен. В итоге я взломал систему без его ведома и внедрил червя, который в случае электронной атаки фактически уничтожит данные нападающего.

— Кто-то приехал, — удивилась Мира, когда мы по заснеженным улочкам возвращались домой.

Действительно, в дом въезжала большая немецкая тачка, и мы побежали посмотреть. Посмотреть на Элиаса с сестрой, которые выходили из машины.

— Элиас! Оливия! Как же здорово!

— Привет, моя рыбка, — залепетал он, и если за границей, прекрасно зная, что вскоре они расстанутся, мне он почти понравился, то здесь я моментально напрягся. А еще Оливия. Мы не очень хорошо расстались, и я сказал правду, что рад, что мы видимся в последний раз.

После одного-единственного инцидента, когда я лишь проверил, смогу ли сподвигнуть ее на нечто неприличное, мы почти не общались. Она оказалась довольно бойкой и после недели обидок пришла ко мне в спальню снова, но была отвергнута. Далее она начала встречаться с парнями, очевидно, пытаясь развести меня на ревность, но с каждым новым ухажером становилась как будто старше. Что и кому она собиралась доказать, неясно. Именно она надоумила меня не торопиться с Мирой. Она должна сама прийти ко взрослой жизни. Никому ничего не доказывая. И точно не бегая за кем-то, как Оливия бегала за мной весь год. Нет, неявно, конечно, но ночные случайные встречи были слишком частыми. И, конечно, не будь я уже тогда помешан на Мире, воспользовался бы каждым случаем, но ей не повезло с выбором объекта внимания. Я однолюб.

Глава 37.

Они поселились в нашем доме, заняли две гостевые спальни, стали частью нашей жизни и каждый день меня раздражали. Элиас тем, как начал смотреть на формировавшуюся Миру. Да, я тоже замечал все нужные бугорки и холмики, но никогда не придавал этому значения. Для меня Мира была бы желанной в любом обличии. Можно даже сказать, ее красота мешала. Отвлекала ее от меня. Привлекала слишком много внимания. Каждый раз, когда она смеялась или случайно обливалась, Элиас рассматривал капли, текущие по коже, грудь, видневшуюся под влажной тканью. А может быть, я просто сходил с ума и не понимал, что лишь я замечаю подобные мелочи, а Элиас только смотрит на внешнюю оболочку.

— Я почему-то был уверен, что вы с Оливией нашли общий язык, — вдруг заговорил отец, когда мы месяц спустя принимали на заводе новое оборудование. На самом деле здесь, сейчас и всегда я видел, что можно сделать с этим комбинатом, как можно вывести его не просто на уровень страны, а на уровень мира. В том числе речь шла о переплавке металла, а значит, избавления от части мусора. Меньше всего я любил свалки. Но отцу не нужны были изменения. Он и на это оборудование согласился спустя три года, после того как я предложил.

— С Оливией? — странно было это слышать, учитывая, что только что мы обсуждали паровую обработку металла. — А ты уже стал рассматривать ее как будущую невестку?

— Нет, меня не особо волнует, на ком ты женишься и женишься ли вообще, — верно. Его волновало только, чтобы я все знал о заводе и следовал традициям. — Просто заметил, как она на тебя смотрит. А ты даже внимания не обращаешь. Тебе шестнадцать, и я не уверен, что стоит говорить о том, что происходит между мальчиком и девочкой.

Мне хотелось рассмеяться. Впервые рядом с отцом. Я был уверен, что на подобный разговор его надоумила Нина. Ведь она же и с Мирой разговаривала. Она пересказывала мне этот диалог, и мы неплохо так поржали, обсуждая пестики и тычинки.

— Ты правильно заметил, мне шестнадцать. Так что я все сам знаю.

Мне даже показалось, что отец вздохнул.

— Ну и отлично. Это правильно, что ты сам все узнал.

И тут мне в голову пришла идея, пока отец находится в относительно спокойном состоянии.

— Отец, а когда вы с Ниной познакомились?

— На весеннем празднике в девяносто втором.

В следующий момент он опомнился, потому что я поднял брови.

— А разве Нине не было шестнадцать в том году?

— Именно так.

— А тебе…

— Ты чего хочешь добиться? Подробностей ты все равно не узнаешь…

Да мне было и не нужно. А вот дата, так тщательно охраняемая сознанием отца, весьма кстати.

— Я и не хотел. Просто было интересно.

В этот же вечер я планировал устроить нападение на сейф в родительской спальне. Во время ужина, когда отец в очередной раз расписывал преимущества своего комбината Элиасу, словно тому могло быть интересно, я отпросился в туалет и помчался на второй этаж. Но стоило дойти до комнаты, как сзади послышались шаги, и я обернулся.

— Оливия. Я вроде объяснил по-немецки. Могу и по-русски, если хочешь. Свалила от меня на хрен.

— Ты меня использовал! Удовлетворился, а я осталась ни с чем.

— Ты для этого увязалась с Элиасом? Рассказать, как тебе плохо живется?

— Ты везде меня заблокировал. Бросил, как последнюю девку!

— Ты придала большое значение тому случаю. Тем более я не принуждал, лишь поинтересовался, хочешь ли ты попробовать это.

— Это, это. Весь такой приличный мальчик, аж тошнит. А я знаю, почему тебя не интересую. Думаешь, не видела, как ты пялишься на свою сестренку? Элиас тоже как будто помешался на ней. Ведь она такая красивая, такая старательная, такая талантливая. Не то что я, да?

— Не стоит себя с ней сравнивать. Вы разные.

— А что, если Элиас сделает с ней то же, что сделал со мной ты?

Если до этого момента сдерживаться и просто не вломить ей было довольно легко, то одна фраза все изменила. Я сделал шаг к ней, толкнул к стене и сжал рукой горло. Тонкое. Одно движение, и так легко его сломать. Одно движение — и она сдохнет.

— Знаешь, почему этого не будет.

— Потому что ты сам хочешь это с ней сделать?

Я толкнул ее снова, отчего Оливия затылком ударилась о панель на стене.

— Нет. Потому что Мира не такая, как ты! Она никогда на это не согласится только из любопытства. Никогда не станет вставать на колени только потому, что кто-то об этом попросил. Она не курва, ясно?

— Ох, как мы ее защищаем… Как любим. Верим в лучшее, да? Только ты забываешь, что она влюблена в Элиаса, и стоит ему только попросить…

Я сжал горло сильнее, готовый в любой момент его сдавить до конца, лишить ее воздуха. Жизни. Лишь бы заткнуть и не слышать озвученные сладким голосом самые отвратительные потаенные страхи.

В следующий момент она вдруг оскалилась и поцеловала меня, пытаясь толкнуть язык в рот.

— О, ну вы, конечно, нашли место, — услышал я голос отца и в момент отпрянул.

Глава 38.

Ловко это было, ничего не скажешь. А еще теперь отцу не докажешь, что между нами ничего нет, и мне плевать на нее.

Можно, конечно, но для этого нужно упомянуть суть разговора. А пока еще рано. Очень рано.

Но больше всегоменя выбесило не то, что нас застукал отец, а светлые волосы, мелькнувшие за углом, и топот маленьких каблучков балеток.

Вряд ли сейчас кто-то бы его расслышал, но я понял, что за отцом сюда поднялась и Мира.

— Раз такая пьянка… — начал я отцу, который при всей своей сдержанности выглядел очень довольным. Еще бы знать, почему. — Ты не оставишь нас? Мы закончим…

Можно ее выгнать и продолжить то, что начал. С Мирой разберусь позже.

— Прости, сын, но пойдите лучше прогуляйтесь, не стоит заниматься этим прямо в коридоре, тем более рядом с родительской спальней.

— Борис Александрович. Вы такой мудрый, — улыбнулась дрянь, и я повел ее вниз, мимо стола, за которым все сидели, прямо на улицу. Там и оставил с открытым от возмущения ртом. — Как ты со мной обращаешься?! Ты хоть понимаешь, что теперь нас будут считать парой?

— Можешь всем сказать, что бросила меня. Или я тебя. Придумай сама. Я в этом не участвую.

Но все обернулось не так, как мне бы хотелось. В тот вечер я так и не нашел Миру. А ночью ее дверь оказалась закрыта. Окна тоже. Я бы мог разбить их. Дверь взломать или вообще выбить. Но это создало бы шум, который мне не нужен.

Странно, я должен был злиться на всех, что теперь они будут подсовывать мне Оливию при каждом удобном случае. Но это дало возможность понять, как легко можно вывести на эмоции одну маленькую девочку. Один поцелуй, а она уже разговаривать не хочет и скорее всего накрутила себя до такой степени, что уверена, что мы с Оливией поженимся, и я брошу её.

Наивная.

Теперь Мира избегала меня, смотрела волком, все чаще улыбалась Элиасу, не понимая, что почти доводит меня до стадии бешенства. До той границы, когда убийство не кажется мне слишком жестокой мерой. Особенно, когда неделю спустя после ужина, когда Оливия в очередной раз на мне висла, поцеловала Элиаса в щеку.

Будь она посмелее, она бы и в губы поцеловала, что говорит о том, что обида ее ни на каплю не уменьшилась. Наоборот, только усиливалась.

— Мира, у тебя мой плеер, — оказался я возле нее раньше, чем она успела подняться по лестнице на второй этаж. Я бы и дальше наслаждался ее ревностью, но дарить губы другим не стоит, как бы она не была обижена.

— Нет у меня никакого…

— В тумбочке, ты просто забыла…— взял ее под локоть и буквально потащил в ее комнату. Элиас и Оливия ни с чем. И вообще, пора их выживать из дома. Начали напрягать.

— Да отпусти же. Мне больно, — заныла она, пытаясь вырваться, но я вместо разговора повел ее в ванную и включил воду. — Ярослав! Ты что…

Я просто намылил ее рот и тут же смыл водой, кинув в нее полотенце.

— Сволочь! За что!?

— А ты подумай! И вообще думай всегда, когда лезешь трогать других своими губами.

— Это просто поцелуй в щеку! Я постоянно так делаю.

— Нет, Мира. Я могу отличить поцелуй в щеку, от поцелуя, который ты даришь Элиасу на показ. Не звезди мне тут.

— Дурак, — отвернулась она и зарылась в полотенце, чтобы я ее слез не видел. Моя эмоциональная девочка.

— Мира, — подошел сзади и прижал к себе, обняв тонюсенькую талию. — Мне вообще не нравится, когда ты целуешь других.

— Хорошо ты устроился. Тебе значит можно, а я…

— Она сама меня поцеловала. Набросилась как анаконда, именно тогда, когда шел отец по коридору.

Мира хрюкнула в полотенце, отняла его и рассмеялась.

— Почему анаконда?

— Змея она.

— И тебе не нравится, как она целуется?

— Нет. Вряд ли кто-то будет целоваться лучше тебя, Мира.

Глава 39.

— Но… Я же никогда. И мы никогда… — она смутилась, опустила глаза и приоткрыла губы, сквозь которые показался язычок, облизавший их. Ни одна голая девка на плейбое, который так любит Элиас, не сравнится с этим завораживающим зрелищем. Ни одна Оливия никогда не сравнится с моей Мирой. — Да и вообще. Откуда тебе знать, как я целуюсь?

— Мне и не нужно знать. Я уверен, что твой поцелуй понравится мне больше.

— Ты постоянно смущаешь меня, — попыталась она отстраниться, но я не дал. Прижал ее сильнее, распластав пальцы по плоскому животу, и посмотрел в глаза через зеркало.

— Я еще даже не начал…

— Что? — задышала она чаще, замерев в моих руках.

— Смущать тебя. Когда начну, обратного пути не будет.

— Не понимаю.

— Пока и не надо, — продолжил смотреть вперед и коснулся тонкого плеча губами, ощущая дрожь в юном теле. Меня самого уже потряхивало, сдерживаться было все сложнее. Иногда появлялись мысли уехать, пока она не вырастет, чтобы не травмировать ни психику, ни тело.

— Мира, Ярослав.

Я спокойно отстранился, услышав напряженный голос Нины. А вот Мира словно ошпаренная и застигнутая врасплох испугалась и встала по струнке прямо.

— Мама, мы просто…

— Искали плеер, я поняла. Нашли?

— Он в моей комнате. Я забыл, — пожал я плечами и просто вышел из комнаты, еще только раз взглянув на белое полотно лица Нины. В отличии от отца она все понимает. В отличии от Миры она знает, что ждет ее дочь. Но не знает, как уберечь ее.

На первом этаже отец вел беседу с отцом Элиаса, а Оливия о чем-то шушакалась с самим братом. Но стоило ей заметить меня, улыбка стала плотоядной.

— Покажешь плеер? — сговорились они, что ли?

— Потом. Уже убрал. О чем разговор? — спокойно сел и налил себе горячего чая.

— Да вот подумали, что неплохо было бы в поход сходить летом.

— А чего лета ждать? Можем и зимой, — под снегом вас будут искать очень долго…

— Ну нет, — наморщила нос Оливия и снова наклонилась ко мне, опаляя душным запахом сладких духов. — Холодно. У вас завтра игра? Хоккей?

— Да. А у Элиаса с Мирой финальная тренировка перед чемпионатом юниоров в России. У тебя талант говорить самые очевидные вещи.

— Пытаешься меня обидеть?

— Получилось?

— Я не обидчивая, — она наклонилась к самому уху. — А самое главное уже не маленькая и ждать, пока я вырасту, не нужно.

— Я терпеливый.

— Многое теряешь… Можешь упустить то, что схватит вскоре другой.

— Ревнуют тех, кто что-то значит. Так что, Оливия, не обольщайся.

— А я не про себя, милый, — провела она пальчиком по моему бедру, но я остановил ее, пока она не забрела дальше.

— Не понял.

— Все ты понял. Скоро долгая, долгая поездка с выступлениями, где Элиасу и Мире не будет мешать твоя ревнивая тушка. Тебя не возьмут.

— И с чего бы это? Меня всегда берут.

— Не знаю. Не знаю. Считай это предчувствием…

— Ты что натворила?

— Я? Ничего. Просто обратила внимание вашей матери на ваши такие близкие отношения с Мирой… — подняла она взгляд, и я последовал за ней. Нина спускалась, и выражение ее лица не было радостным. Скорее даже обозленным. Судя по всему, Мира не стала скрывать от матери ничего. Даже своих медленно, но верно зарождающихся чувств.

Тороплюсь. Все время тороплюсь. Идиот.

Нет, Нина не будет ничего говорить Борису, но она умеет воздействовать на него другими методами.

Поэтому через три дня, когда Элиас с матерью и Нина с Мирой собирались на самолет, о моем участии в поездке не могло идти и речи. И уговоры отца не помогли.

— Ты мне нужен здесь и точка. В последнее время ты словно потерял интерес к комбинату. Мне это не нравится.

— А что на него смотреть? Он стоит там же. Работает так же, — злился я, смотря, как Мира машет мне рукой из окна вертолета. Дело дрянь. — Я и так все про него знаю.

— Еще скажи, что и управлять сможешь и мое наставничество тебе не нужно.

— А разве нужно? Что нового ты можешь мне сказать?

— Ты зарываешься, пацан! Я не для этого взял тебя… — он резко замолчал.

— Ну что ты. Заканчивай. Не для этого сделал меня сыном? Не для этого оставил в живых?! Заканчивай!

В следующий миг я получил удар по щеке. Хлесткий, хоть и не особо болезненный. Но обидный до чертиков. Я отвык от побоев очень давно. И привыкать к ним не собирался.

— Не смей повышать голос на своего отца.

— А ты мне отец?!

— А ты сомневаешься?

Мы похожи. Да и характеры как один. Но порой мне так хотелось, чтобы я был приемным. Чтобы не имел общей с ними крови. Ради Миры. Ради ее психики.

— Иногда, — сказал я уже спокойнее. — Иногда мне кажется, что ты взял меня только для того, чтобы было кому передать дело, и совершенно не паришься о том, что волнует меня самого.

— Технологии? Обновление завода?

Мира.

— Вроде того.

— Ты поставил защиту от вирусов?

— Откуда…

— Это мой завод. Здесь нет ничего, чего бы я не знал. И твоя защита спасла нас от взлома, так что… Покажи, чему еще научился за мои деньги.

Мы усмехнулись и пошли в сторону машины. Но я все равно еще раз обернулся туда, где минуту назад скрылся вертолет.

Глава 40.

Мирослава

— Четвертое место — это не трагедия, — убеждала меня мама, пока я остервенело расшнуровывала коньки. Не трагедия. Как можно было так глупо отвлечься. Почему мне вдруг показалось, что здесь Ярослав? Хотя я прекрасно понимала, что его здесь быть не может. Почему вместо того, чтобы считать, я думала о нем? — Мира, не плачь.

— Мам! Может хватит чушь нести?! Не ты ли мне говорила, что это единственное, чего я могу достигнуть. А кто я буду, если не стану чемпионкой?! Никто! Просто женой богатого мужчины!

— Мира…

— Прости, я не хотела. Просто не надо мне про трагедию. Четвертое не первое. Точка. Я пойду, — оставила вещи и вышла в коридор.

Оттуда выбежала на улицу.

Подышать.

Руки сами закрыли лицо, а слезы полились.

Я действительно не понимала, что творится у меня в душе, в сердце. Казалось, что я запуталась. Что с одной стороны я хочу стать чемпионкой, а порой казалось, что мне просто нужно быть рядом с Ярославом и ничего больше не надо. Это все Оливия с ее поцелуем. В тот момент мне показалось, что меня макнули в холодную воду. В таком я шоке была. И намеки, которые она бросает о нас с Ярославом. Я действительно не понимала, запуталась, а мама не могла помочь. Все твердила, что эти чувства просто глупая привязанность и стоит мне чуть подрасти, как все это пройдет. Тем более рядом такой красивый Элиас.

Да. Он мне нравился, но мысль о том, что он может кого-то поцеловать, не вызывала в груди боли, а мысль о нашем поцелуе не приносила такого трепета в душе. Мне скорее было просто любопытно, а как это, когда, когда по-взрослому.

Носа коснулись табачные нотки, и я обернулась. Элиас бросил сигарету и шагнул ко мне. Я даже испугалась, что он будет меня обвинять. Ведь он не меньше меня хотел этой победы.

— Мне кажется, ты не серьезна.

— В смысле?!

— Ну не нужно все это тебе. Отвлекаешься. Своего брата к Оливии ревнуешь, из-за этого невнимательна. Тут нужно выбрать, Мир. Ты либо спортсменка. Либо простая девочка. Заурядная. Такая как все.

— Это не так! Я хочу быть лучшей!

— Тогда зачем перед прокатом ты ему позвонила?! Что он сказал тебе такого, чего не смог бы сказать потом?

— Ты не понимаешь…

— Я тоже брат! Но у меня нет такой болезненной привязанности. Мы здесь уже неделю, и ты почти круглосуточно с ним общаешься. Не будь он твоим братом, я бы даже заревновал.

— Все не так. Мы просто… Близки. И когда я с ним поговорю, волнение проходит.

— Да? Именно поэтому ты сегодня отвлеклась и чуть не упала с поддержки. В общем, — он потер лицо, а я испугалась, что он откажется со мной кататься. Я не выдержу этого. — В общем, тебе пятнадцать. У нас два года до Олимпийских. Если ты хочешь на них попасть, пора решать, что тебе дороже. Чего ты хочешь.

— Хочу стать лучшей. Не хочу быть заурядной фигуристкой.

— Это хорошо, но придется чем-то жертвовать. Уехать со мной. Тренироваться. Там у нас получалось лучше. Он не отвлекал нас.

— Ярослав не отпустит меня, — как бы ему объяснить. — Он поедет со мной. А его отец не отпустит, поэтому он и меня не отпустит. Ну то есть…

— Я понял.

— Слушай. Я поговорю с ним, объясню, что мне нужно больше заниматься.

— Не получится. У вас эта одержимость взаимная. Тут только уезжать. Или ему. Или нам. Короче, я придумаю что-нибудь. Но мне нужно твое согласие.

— На что?

— Я пока не знаю. Но нужна твоя поддержка, чтобы ты в случае чего подтвердила мои слова…

— Какие слова?

— Любые, Мира! Даже если они будут ложью.

Я недоумевала, что именно он имеет в виду. А он вдруг обнял меня и прижал к себе. Поцеловал в макушку.

— Порой, чтобы добиться победы, чтобы добиться своей цели, нужно идти на жертвы. Нужно поссориться с Ярославом. Сильно, понимаешь. Так, чтобы рядом находиться было невыносимо. И тогда у нас с тобой будет шанс на победу, — он посмотрел мне в глаза. Потом на губы. — Мы будем чемпионами. Вместе, Мира. Ты хочешь этого?

Я кивнула, понимала, что сейчас он меня поцелует. Но стоило ему приблизиться, отвернулась.

Глава 41.

Мне казалось, что я соглашаюсь на предательство. Может быть, поэтому вечером я обсудила этот момент с мамой. Мне нужно было одобрение моего согласия на будущее вранье.

— Я просто не понимаю Элиаса. Не знаю, прав ли он.

— Прав, конечно. Я тебе даже больше скажу. Ярослав никогда не даст тебе стать чемпионкой.

— Какая глупость.

— Да ну? А куда делся твой первый партнер?

— Митя сам виноват.

— А кто его спровоцировал?

— Ну пусть даже так. Но второй раз…

— Ярослав был там. И я не удивлюсь, что он причастен к сломанному позвоночнику. Ярослав помешан на тебе больше, чем ты на нем. И, если потребуется, он и ноги тебе сломает, чтобы ты не стала чемпионкой и не укатила в другую страну. Тем более, чтобы вышла замуж за кого-то вроде Элиаса. Не смотри так, ты и сама должна понимать, что твой брат не агнец божий. В нем намного больше от Бориса, чем можно себе представить. Он не остановится ни перед чем.

И если есть шанс не засесть в Усть-Горстке на всю жизнь под наблюдение старшего брата, то я бы его использовала. Поэтому…

— Мам, хватит. Мне нужно… — я встала с кровати и ушла в ванную. — Мне нужно побыть одной.

Я не могла поверить в то, что говорила мама. Я не хотела верить, что Ярослав так сильно не хочет отпускать меня от себя. Да, мы семья, брат и сестра, но ведь нужно давать свободу, возможность исполнять мечты. А моя мечта не жить в Усть-Горске. Я хочу дышать.

Я снова ему позвонила. Наверное, потому что хотела услышать правду от него. Хотела, чтобы он сказал все, как есть.

— Привет, малышка. Почему еще не спишь? — даже не спросил про победу. Он никогда не интересуется.

— Четвертое место.

Он помолчал, но тут же фыркнул.

— Ты богаче всех этих чемпионов. Можешь купить все, что хочешь. Не парься о медальках. Все равно это увлечение быстро пройдет.

Увлечение. Для него это просто увлечение.

— Мира?

— Ответь на вопрос. Только честно.

— Ну? Что случилось-то?

— Ничего. Просто ответь. Если бы я сказала, что не хочу больше тебя видеть, потому что буду кататься на коньках, что ты сделал бы?

— Сломал бы тебе коленную чашечку, — сказал он зло, но после короткой паузы рассмеялся, а я вскочила. — Шучу, конечно. Я бы просто подождал, когда ты перебесишься.

— Для тебя моя мечта «перебесишься»? Ты настолько несерьезно все воспринимаешь?! Четвертое место?! Четвертое! Это ни фига не хорошо! Это плохо! Это не победа! А ты говоришь «перебесишься».

— Мира. Успокойся.

— Я не хочу успокаиваться! Я не хочу думать о тебе во время проката! Я хочу быть лучшей! А ты мне мешаешь! Мешаешь, понимаешь! И все мне это говорят!

— Кто говорит, что я тебе мешаю?

— Элиас! Мама! Они говорят, что я должна уехать, иначе не быть мне чемпионкой, а судя по твоим словам, не быть и фигуристкой, потому что все, что тебе нужно, это держать меня возле себя. Только я не понимаю, зачем?

— Не понимаешь, вот и бесишься. Так, приедешь, поговорим.

— Я плачу, а тебе по фигу! Я не хочу с тобой разговаривать! Никогда больше не хочу! — бросила трубку и тут же услышала стук в дверь.

— Мира.

— Отставьте меня все в покое! Оставьте!

Глава 42.

Ярослав

После разговора по телефону что-то изменилось. Меня начинало ломать без разговора с ней. Казалось, что еще немного и я просто сорвусь. Убью нахрен Элиаса, ходящего со слишком довольной мордой. Даже Нину, которая со мной была как никогда холодна. Меня раздражал даже отец, который советовал переждать истерику Миры. Я не хотел ждать. Я устал ждать. Еще и в сейф попасть не удавалось. Нина внезапно слегла с простудой и не выходила из комнаты несколько дней.

— Мира, — поймал я ее перед выходом на очередную тренировку, но она лишь мельком взглянула на меня.

— Мне нужно идти, Яр. Потом поговорим.

— Нет, мы поговорим сейчас, — увлекаю ее к стене и шумно выдыхаю. Злит вся эта ситуация чертовски. А самое главное, что вижу, как ее ко мне тянет, но она упорно сопротивляется. — Тебя все это устраивает? Серьезно?

— Не понимаю, о чем ты.

— Мира! — дергаю ее, чуть ударяя затылком о стену. — Прекрати врать мне. Прекрати врать себе. Хочешь кататься — катайся. Зачем меня игнорировать.

— Потому что только так я смогу быть лучшей, Яр.

— Зачем? Кому это нужно? Тебе? Или твоей матери? Ты ведь не этого хочешь.

— Тебе, конечно, виднее, чего я хочу.

— Свободы. Вырваться из этого города. И я смогу тебе это дать. Ты же знаешь, я умею взламывать системы, могу достать билеты в любую страну, даже сделать новые документы.

Мира молчит, жует губы, смотрит в глаза, краснеет.

— Мама сказала, что ты не дашь мне никогда выйти замуж, потому что помешан на мне. Сказала, что ты одержим мною, поэтому вывел из строя Митю. Спровоцировал травму. Только не ври мне сейчас. Не ври, пожалуйста. И по телефону ты сказал, что сломаешь мне ногу. Да, ты, конечно, пошутил, но ведь в каждой шутке…

Эта Нина… Мозги есть только на то, чтобы на ребенка давить.

Я резко прижимаю ее к себе. Обнимаю крепко-крепко, словно, если отпущу, она исчезнет. А я не могу этого допустить.

— Малышка. Ты еще такая маленькая. Я не могу объяснять тебе всего.

— А ты попытайся, Яр. Пожалуйста. У меня уже мозг взрывается, — знала бы ты, на каком я пределе.

— Хорошо, ты права. Я должен все объяснить. Но не сейчас. Давай после тренировки. Вечером. Спокойно поговорим. Иначе тренироваться ты точно не сможешь.

Мира отошла, кивнула.

— После ужина?

— Да, после ужина будет отлично.

Она убежала, а я повернулся, посмотрел туда, где была спальня родителей. Мне нужно выкурить оттуда Нину. Срочно. Для этого я подошел к пульту климат-контроля и снизил температуру в доме до тринадцати градусов. Только потом спокойно ушел в школу. На пересменке мы снова столкнулись с Мирой. Я ей подмигнул, а она мне улыбнулась.

Это дало мне надежду, что еще все может закончиться хорошо.

Придя домой, я обнаружил в гостиной только Оливию и больше никого. Но тишина была подозрительная. Обычно в это время Тамара готовила ужин и довольно громко слушала телевизор.

Я стянул с Оливии наушники.

— Где все?

— Нину увезли в больницу, — как по нотам. — Борис Александрович приехал. Ей стало хуже.

— А почему, не знаешь?

— Мне никто не докладывал. Но выглядела она довольно плохо.

И тут Оливия словно очнулась. Встала и подошла ко мне вплотную.

— Так мы одни.

Глава 43.

Вот сейчас у меня точно нет времени.

- Я соскучилась, Яр. Я хочу повторить то, что мы делали.

- Думаешь я хоть раз захочу это испытать снова с тобой. Думаешь я не знаю, что ты делаешь это всем, кто предложит.

- Что ты сказал?  - шипит она, а я не могу остановиться.

- Ты и твой брат тля, которую я скоро выведу из нашего дома, а если придется убью. И брату скажи, что пусть не смотрит на Миру так. Она моя. Всегда была моей и будет.

- Ты извращенец! Не смей угрожать мне, я все про тебя расскажу.

- Да? Как только ты это сделаешь, я покажу твоему папочку фото, которые ты скидываешь взрослым мужикам за деньги. Ты делаешь все, что они просят. И некоторые вещи очень пикантны, я бы сказал.

- Откуда,… Откуда…

- О, я ради прикола взломал твою социальную сеть. – толкаю ее обратно на диван. – Поэтому сиди тихо. Иначе…

Я оставил Оливию внизу и помчался по лестнице, сразу сворачивая в сторону родительской спальни. Теперь мне никто не мог помешать. Я очень надеялся найти там то, что мне нужно. То, что нам с Мирой нужно.

Глава 17. Ярослав

В комнате никого. Но я все равно крадусь, словно по тонкому льду, переживая, что меня могут застать. Боюсь, что код не подойдет, что отбросит меня назад. Боюсь, что Мира не согласится и испугается. Сейчас, стоя перед картиной, которую я вскоре сниму, понимаю, что информация, хранящаяся здесь, изменит всю мою жизнь. Всю нашу жизнь.

Сглатываю и протягиваю руку к цифрам. Ощущаю себя сапером, который не знает, какой провод обрезать. Красный или синий. Синий или красный. В голове стучит таймер, отсчитывая, как часто и глухо бьется мое сердце.

И вот наконец пальцы нажимают на кнопки с цифрами, выученными до автоматизма, буквально светящимися в мозгу последнее время. Задерживаю дыхание. Сердце словно замирает, ладони становятся влажными. Еще никогда не боялся так дико, так отчаянно хочу узнать секрет.

Секунда. Вторая. Третья. Щелчок.

Дверца открывается, и я наконец могу выдохнуть. Шумно. С облегчением. Но впереди другое испытание, и я открываю дверцу шире, начиная перебирать содержимое.

Бумаги, документы на завод, кое-какие акции сторонних компаний, которые дают понять, что, даже лишившись завода, Борис не станет вдруг нищим. В тот момент, когда я похитил Миру, был уверен, что он отдаст все за свою дочь и новоявленного сына. Но теперь понимаю, что ему плевать на все, кроме завода. А мне плевать на всех, кроме Миры.

О да. Заветный конверт из лаборатории. Не тех трех, кому было заплачено за положительный тест ДНК, а сторонний, скорее всего, по навету Нины, которая с первого дня мечтала от меня избавиться.

Открываю конверт и буквально падаю на колени, чувствуя, как голова разрывается от боли. Странное ощущение при счастье, которые меня ослепляет.

Глава 44.

Прижимаю бумагу с тестом к груди. Все сомнения, все страхи подтвердились. Между мной и Мирой нет ни капли родства. Ни единой капли крови, которая помешала бы мне обладать ею. Ни единой, которая помешает мне ее забрать.

Настроение растет с космической скоростью, и я почти подпрыгиваю от счастья. Улыбаюсь, убирая тест в карман, несколько раз похлопав. Туда же конверт. Закрываю сейф, помещаю на место картину и выхожу из комнаты. Спускаюсь и возвращаю нормальную температуру в дом.

Оливия сидит на том же месте. Но сейчас даже она меня не раздражает. Сейчас меня бы и появление Гитлера не расстроило. Я в нетерпении захожу на кухню и наливаю себе воды. Мира в школе. Может быть, ее встретить? Может быть, обрадовать новостью прямо сейчас?! Плевать на уроки, на тренировки. Нет ничего важнее этого. Нас…

Ожидание мучает меня все больше. Я то и дело достаю тест и любуюсь им, как самым заветным сокровищем. Фантазирую, как Мира бросится мне в объятия, как скажет, что любит. Я и о многом другом фантазирую. Знаю, что Мира еще маленькая, но теперь ожидание может проходить уже легче. Теперь без угрызений совести я даже смогу ее поцеловать.

В этот момент на телефон поступает звонок от Миры. Я вскакиваю и тут же отвечаю.

— Да, малыш?

— Ярослав! Ты знал, что мама в больнице?

Черт. Знал, конечно.

— Знал, но ты вроде в школе была, не хотел отвлекать.

— Отвлекать моей мамой?! Ты шутишь?! Я уже бегу в больницу!

— Да, ну я тоже уже в пути, — остаюсь на месте и делаю еще глоток. — До встречи. У меня, кстати, для тебя новость есть!

Последние мои слова уже никто не услышал. Мира отключилась.

Но я быстренько доехал до нее в больницу. Она была напряжена, а я сидел рядом с легкой улыбкой, чувствуя себя пьяным, видя все словно сквозь стекло. Но не ее. Она была ярким пятном.К Нине не пускали, отец был в палате, а мне не терпелось все рассказать.

— Может, прогуляемся? — вдруг предложил он. — Мы же вроде поговорить хотели.

— Ты издеваешься? Нет, ты вот сейчас серьезно? Наша… ну хорошо, моя мать в больнице, твоя мачеха, в конце концов, а ты мне предлагаешь прогуляться и поговорить о каких-то там больных чувствах?

— Ничего не больных. Не кипятись. Подумаешь, простудилась.

— И давно ли из-за простуды в больницу отправляют?

— Мира. Жену Распутина даже с занозой в больницу отправили бы, — усмехнулся я  и чуть крепче сжал ее руку. Кажется, ее успокоил мой веселый тон. Наверное, потому что она сразу вспомнила, какой паникер папа, стоило коснуться здоровья мамы.

— Прямо как ты, — решила подколоть она, когда немного пришла в себя. Даже положила голову мне на плечо, чертовски кайфово.

— Прям как я. Дождемся, когда маме станет легче, а потом поговорим.

Я снова тронул внутренний карман ветровки, и я знал, что ей станет интересно, что там. Мира даже попыталась незаметно достать секретик, но мимо меня даже мышь бы не пролезла. Я тут же схватил ее пальцами и принялся щекотать, отчего в итоге и проиграл. Мира выдернула лист из внутреннего кармана и убежала в сторону.

— Мира. Не время сейчас, а ну отдай.

Убежала чуть дальше, попыталась закрыться в кладовой, но я дернул дверь на себя и зашел внутрь.

— Не отдам.

— Ну и читай, неугомонная моя.

— Ты специально, да? Специально привлек к карману внимание, а потом сделал вид, что я не должна смотреть?

— Как же хорошо ты меня знаешь, — подошел я ближе, почти прижал к стене. Она чаще задышала

— Ну так что? Посмотришь? — кивнул я на листок, но продолжал разглядывать худенькое лицо, а она почему-то застеснялась, по телу прошла дрожь, когда я убрал выбившийся локон из прически. И я чувствовал, что и она дрожит.

Она развернула тест. Я светил фонариком с телефона.

— Что? Не понимаю…

— Когда мне заказали вашу семью, а конкретно ваше похищение, были подкуплены несколько лабораторий, чтобы тесты на отцовство, которые сделал Распутин, были положительными.

— Сложно, но вроде понятно.

— Ну так вот, а твоя мама мне не доверяла. И, естественно, сделала другой тест. Вот это и есть тот тест. Отрицательный тест, понимаешь? — говорил я с таким воодушевлением, что почти не замечал, как в ее глазах полыхало пламя неприятного удивления.

— То есть…

— Мы не родные, Мир. Не родные брат и сестра. Представляешь, как круто?! Я так надеялся, — прижал яе к себе, вдавливая в себя и целуя щеки, лоб, нос, мои дрожащие губы. — Я знал, чувствовал, что не могу чувствовать все это к единокровной сестре, а теперь…

— Это сейф, да? Ты его взломал?

Глава 45.

— Понял, какой код, и открыл.

— Когда мама уехала в больницу?

— Ну да, комната освободилась, и я…

— Мира! Ярослав! — услышали мы голос отца, и у Миры появилась возможность сбежать, не отвечать на вопросы, которые будут неизбежно задаваться. А врать ей не хотелось. Она выбежала на свет и рванула к отцу. Он на лету обнял ее и закружил, еще и подкинув.

— Папа, что случилось?

— Ребята, это просто чудо. Реально. Нина беременна. Уже три месяца. Сегодня сделали УЗИ. Мальчик. У нас будет здоровый мальчик!

Я никогда его не видел таким. Никогда даже не думал, что смогу увидеть на его жестком лице такую искреннюю улыбку. И Мира тоже.

Но она не могла разделить и эту радость. Просто не могла последовать моему примеру, когда я искренне поздравлял отца. Ведь теперь часть внимания перейдет на другого ребенка, на здорового ребенка. Я то буду свободен в своих желаниях и в своем выборе. А Мира боиться, что перестанет быть любимой дочкой мамы, ведь теперь она будет постоянно занята.

Папа ушел к маме, а я повернулся к Мире с улыбкой.

— Это прям день сюрпризов какой-то. Столько хороших новостей.

— Да, сдохнуть можно от счастья, — прошептала она и ушла в туалет.

Нину выписали спустя два дня, за которые я видел Миру постольку поскольку. Она явна была ошарашена новостями и не хотела со мной разговаривать.

Я не стал ее торопить, решил дать время все обдумать.

Тем более у нас теперь было его целый океан. Бесконечный и бескрайний.

Теперь все встало на свои места, больше ничего не могло меня потревожить.

Я спокойно занимался созданием защитных программ для крупных организаций, тренировался взламывать самые сложные системы. Находил друзей среди хакеров всего мира, радуясь, что отец занят и больше меня не дергает.

Это настолько увлекло, что я еле успевал присматривать за Мирой, ходить на учебу и тренироваться в команде по хоккею.

Только иногда я позволял себе пробраться в комнату Миры и посмотреть, как она спит. Но забил на ее тренировки и больше не присутствовал. Теперь она все знала о нас, и я мог не волноваться насчет Элиаса.

Даже подкаты Оливии теперь меня только смешили. Впрочем, как и отец, который в следующие пару недель разве что не пел, как был счастлив. Он выписал премии всем мужчинам, которые вскоре должны стать отцами. Принялся за постройку нового родильного отделения областной больницы на окраине города. Кроме этого он организовал фестиваль фигурного катания, в котором должны были участвовать подростки со всей области.

Мира активно стала готовиться к нему. Это была возможность отработать новую программу, можно сказать устроить генеральный прогон перед европейским чемпионатом юниоров, на который они с Элиасом собирались поехать.

— Как репетиции? — остановил я ее как-то после тренировки, уже готовый к своей. Весь в форме, с удовольствием смотря на обтягивающий как вторая кожа купальник. Все-таки есть плюс в этом ее катании.

— Тренировки ты хотел сказать, — устало приложилась она к стене. — Устала, если честно. Ты как? Ваша команда тоже выступит?

— Да, тренер готовит нас к чему-то грандиозному. Даже отец на лед выйдет.

— Это будет эпично, — звонко рассмеялась она, став еще красивее. Еще желаннее. Удивительно, как я держался вдали от нее эти три недели. Невозможно больше терпеть. Я снял шлем, сбросил его и перчатки на пол. Затем закрыл Миру телом от всех лишних взглядов.

— Мира, — она потерялась, засмущалась, стала смотреть, не подглядывает ли кто. — Ничего не хочешь мне сказать?

— О чем?

— Я дал тебе много времени, чтобы все обдумать. О том, что мы не…

— Тише… Ты же не хочешь, чтобы начали ходить слухи. Папа не любит этого.

Глава 46.

— Да мне в общем-то плевать. Пусть никто не знает. Главное, что знаем мы. Ты рада?

— А должна?

Сказать, что я расстроился от ее вопроса, ничего не сказать. Я почти взбесился.

— Должна, твою мать. Хотя бы потому что ясно, что те чувства, которые мы испытываем, вполне закономерны. Или я ошибся?

— Ярослав… — как бесит это ее напряженное «Ярослав». — Просто это было неожиданно. И я не понимаю, что именно решает этот тест. Ты все так же мне брат, верно? Мы носим одну фамилию и всегда будем вместе, как родные люди.

Кулак сам собой вбивается рядом с ее головой, заставляя ее вздрогнуть.

— Этот тест решает, что мы можем быть вместе. Может не просто быть братом и сестрой. Мы можем любить друг друга.

— Но я и так тебя любила. Всегда любила.

— Я не о той любви говорю, Мира! Не о братской. О настоящей. О любви мужчины к женщине. И не говори, что ни разу не думала обо мне в этом плане.

— Ты можешь говорить тише? — совсем покраснела Мира и опустила взгляд. Но я толкнул ее подбородок выше, заставляя смотреть на себя.

— Мира… Мне нужна правда.

— Правда? Правда в том, что мне пятнадцать лет. И сейчас не то время, чтобы отвлекаться на романтику. У меня чемпионат, подготовка и я…

— Точно, точно. Именно поэтому ты заклеивала дневники с именем Дима сердечками.

Мира застыла с открытым ртом, часто задышала, буквально сопела от ярости.

— Это ты его выкинул?

— Допустим.

— Кто дал тебе право копаться в моих вещах?! Кто вообще дал тебе право решать за меня, хочу ли я терять брата? А именно он мне нужна не одержимый парень, который контролирует каждый мой шаг, — он ударила меня кулачками по защите на груди. Не больно, скорее забавно. — Верни мне брата!

Мы стали привлекать внимание, и я увел ее в сторону коридора, который вел к запасному ходу. Там обычно никого не было, и стоял приятный полумрак. Там я хотел ей кое-что доказать.

— Я твой брат, — прижал я ее к себе. — Я буду для тебя, кем захочешь. Братом, парнем. Кем угодно, Мира, только чтобы ты была рядом.

— Ты не понимаешь, — заревела она, дрожа в моих объятиях, пока меня самого потряхивало от терпкого, еще такого призрачного желания. — Брат — это навсегда. А парень — это временно. Ведь если ты брат и мы поссорились, то мы помиримся. А если ты парень, то рано или поздно все закончится. Так всегда в книжках бывает.

— А ты книжки меньше читай и больше меня слушай. Я никогда никуда от тебя не денусь. Всегда буду рядом. Всегда, малыш, — поднял ее заплаканное лицо, чувствуя, как дрожат собственные пальцы. Смотрел на крупные капли, что в темноте кажутся кристаллами. В голове шумело, в горле ком, а внутри жажда, которую смогла бы утолить только эта девчонка. Такая красивая девчонка. Моя. Малыш.

— Всегда? — прошептала она, облизав пухлые, мягкие губки. Что стало фатальной ошибкой. Следующий миг я помню плохо, только вкус ее губ, который стал для меня наркотиком, ее мягкий стон, который породил внутри настоящее чудовище, словно долго сидевшее в клетке.

Руки сами понеслись в дали фантазии по изгибам юного тела, а желание превратилось в фантомную боль. Я уже чувствовал, что делаю ей неприятно, но остановиться не мог.

— Мира, — напряженный голос Элиаса вырвал меня из полумрака, затягивающего меня все дальше. — Можно тебя?

Глава 47.

Мира отвернулась, обняла себя руками, вздрагивая плечами. Мне хотелось выругаться на придурка, который нам помешал, но я лишь попытался тронуть свою малышку, но она убежала и скрылась за поворотом, даже не взглянув на меня.

— Тебе не противно? Она твоя сестра.

— Не лезь не в свое дело и будешь и дальше носить свои лосины.

— Угрожаешь? — выдохнул блондин, прищурившись. И чего же они все такие сладкие. До тошноты.

— Нет, — усмехнулся. До сих пор чувствовал вкус ее нежного поцелуя. Она отвечала мне с той же страстью. Так что хрень все эти ее страхи. — Лишь желаю тебе добра и здоровья.

На льду прозвучал предупреждающий сигнал, и я пошел забирать свой шлем и перчатки, не забыв при этом толкнуть Элиаса в плечо.

На тренировке я буквально рвал и метал от возбуждения. Казалось, что нет преград для нашего с Мирой счастья. Но я не забыл Элиаса, взгляд которого чувствовал даже через стекло на втором этаже.

Я знал, что он захочет стукнуть отцу или Нине, это точно. Поэтому нужно с ним побеседовать и дать понять, что язык нужно уметь держать за зубами. Ради себя и своей семьи, которая, кажется, слишком задержалась у нас в доме.

Позже вечером Мира сидела с матерью, которая буквально закопалась в каталогах колясок, детской одежды, позже к ней присоединился отец, а я ушла в свою комнату. Чуть позже постучался я. Но сначала, конечно, привычно дернул двери. Она редко от меня закрывалась. Но это был тот самый случай.

Сам не заметил, как в ожидании прошло три часа. И я не мог понять, что происходит. Она никогда так не поступала, всегда открывала. А сейчас? А если ей плохо? А если она умерла? По коже холод, сердце вскачь, и я бегу за родителями.

— Мира! Мира! – стучим уже мы все, орет что есть сил. И остается только одно. Выбить двери!

Мира в шоке смотрела на нас, снимания наушники.

Нина подошла, взяла ее лицо в свои руки.

— Солнышко, ты почему не отвечаешь? Зачем закрылась. Мы испугались.

Она ее обнимала, а Мира смотрела на меня. Наверное, поняла, чья была идея выбить двери.

— Мам, я просто делала уроки. Ты сама сказала, что нужно заняться учебой. Ну что вы наделали.

— Другую завтра поставят, — отмахнулся папа, и они с мамой ушли, оставляя меня с Мирой.

— Я не хочу об этом говорить.

— И вместо того, чтобы об этом сказать, ты меня игноришь? Мне надоело.

— А мне надоело, что ты на меня давишь. Хватит… — она взяла пауза и сказала спокойнее. — Пожалуйста.

Я вошел в комнату и почти подошел вплотную.

— Ты отвечала. И не говори, что тебе не понравилось. Или может, — я прищурился. — Элиас тебе нравится больше?

— При чем тут он. Речь о нас. Все, что происходит, не правильно, ясно тебе. Я этого не хочу. Я не готова к такой буре.

— Значит, буря есть? — улыбнулся я, довольный собой.

— Есть. Но она меня пугает.

— Ничего, — коснулся я нежной щеки. — Со мной тебе нечего бояться. Ты не смотри так, я же не чудовище. Я могу ждать сколько угодно, если буду знать, что ты моя. Ты ведь моя?

— Зачем отвечать на вопрос, если выбора особо нет? — рассмеялась она напряженно, а я ответил улыбкой.

— И то верно. Пойду работать, а ты давай, занимайся.

— С вышибленной дверью

— Можем ко мне пойти.

— Нет, не надо, — села она обратно за стол и открыла учебник.

Глава 48.

На следующую неделю я оставил е в покое. Они тренировались с Элиасом, готовились к выступлению, Нина продолжала радоваться жизни внутри себя, а я почти все время сидел за ноутбуком, лишь за ужином держа Миру за руку, и недобро поглядывая на Элиаса.

И не зря. Элиас вырыл себе яму, когда на выступлении у всех на глазах поцеловал Миру.

Я тут же сорвался в раздевалку, хотел набить морду, убить уродца, но застыл, когда услышал крик Миры.

— Зачем ты это сделал? Это все видели. Все!

— Зато вспомни, как все аплодировали. Сколько скандировали наши имена, — придурок. — А как мы выступили, Мира. Ты была просто великолепна. Сама невесомость и легкость. Ты только представь, если мы так выступим на соревнованиях. Мы точно будем первыми, Мира.

— Ты меня даже не предупредил.

— Зато ты бы видела свое лицо.

В этот момент слышаться шаги тренера и Нины и я зашел за угол.

— Я, конечно, считаю, что это слишком рано, но я рада, что ты влюбилась именно в Элиаса. Он хороший парень, — продолжала Нина одобрять нелепость, случившуюся на льду. Вот так. Все ее хвалят. Все считают, что ей лучше будет с ним. А я еле сдерживаюсь. Мне срочно требуется разрядка, лучше в виде жидкого огня.

Я довольно быстро оказался в нужной компании, где пару девочек очень хотели сделать мне приятно, среди которых появилась и Оливия. Но я только смотрел на телефон, решая, когда могу позвонить Мире и не оскорбить ее. Когда смогу вернуться домой и не совершить преступление.

Все как в тумане, но я набираю дом. Снова и снова, но слышу бесконечные гудки. На колени мне плюхается Оливия и шепчет:

— Твоя Мира теперь не твоя. Мой братец успел первым сорвать вишенку.

— Что ты несешь? – оттолкнул я ее!

— А ты сходи и проверь, — кивнула она на выход, и я даже не спросил куда бежать. Начал открывать каждую дверь, в панике чувствуя, как задыхаюсь, пока вдруг не услышал крик. До боли знакомый.

Глава 49.

— Мира! Мира! — ору я и с ноги выбиваю нужную дверь. — Ты совсем идиотка, сюда заявляться?!

— Прости, что помешала вам с Оливией, — язвительно бросила она, а я не понял.  — Вместо того, чтобы поговорить со мной, ты пошел сюда с ней.

— Я пошёл сюда, чтобы не убить этого гандона, — тыкнул я пальцем в Элиаса. — Оливия же появилась минут десять назад.

— И ты по доброте душевной посадил ее к себе на колени.

— Она сама села и начала говорить о тебе с Элиасом. Я решил послушать. Потом узнал, что он привел тебя сюда. Где, кстати, он.

— Да, вон, лежит, притворяется. Наверное, потому что ему стыдно. Он хотел меня напугать.

Я нахмурился и отстранил Миру к стенке. Затем прошел к Элиасу и сел рядом.

Все это не вызвало облегчения. Все как-то нарочито медленно.

— Ярослав?

— Он ударился о комод? — спросил я, подняв взгляд, она только кивнула, не понимая, как реагировать. — Затылком?

— Ну да. Ему скорая нужна?

— Нет, Мира. Боюсь, скорая тут уже не поможет.

— Нет, — покачала головой, словно пытаясь проснуться. — Не может быть.

— Он не дышит. Под головой кровь.

— Хватит шутить!

— Так иди, проверь сама!

Она подлетела к Элиасу, села на колени и стала его трясти, отчаянно надеясь, что это розыгрыш, сон, иллюзия, что угодно, только не реальность.

— Ну хватит, хватит, Мира, — отдираю ее от тела Ярослав и прижимаю к себе, пока она стучит зубами.

— Я не хотела, я не специально. Я не специально. Ярослав.

— Он приставал к тебе? Пытался раздеть?

— Я… Я не знаю. Он налетел, начал говорить гадости, и его я укусила, а потом оттолкнула, я даже не предполагала, я не хотела, не хотела этого!

— Ну все, все. Конечно, ты не хотела. Ты не специально, — успокаивал. Как вдруг дверь скрипнула, и зашла Оливия. Вот теперь мне стало страшно. Потому что она впустила в комнату свет, который тут же высветил Элиаса. Вернее, его тело.

— Что это?! Что это такое! — закричала она. —Вы? Вы убили его?!

— Это я, — заговорил я и убрал Миру за спину. — Мы подрались, и он упал.

— Ты убил моего брата!? Ты убил Элиаса! — глотала слезы Оливия, сев рядом с ним. Взяв его за руку, скорее всего уже ледяную, и с ненавистью взглянув на меня — Не думай, что тебе сойдет это с рук. И мне плевать, сколько тебе лет. Ты сгниешь в тюрьме!

Она кричала и кричала, привлекая внимания, а мы стояли, словно статуи, в окружении вспышек. Мне не было видно, но я все слышал. Слышал и понимал, что возьму вину за случайность на себя. А Мира не должна произнести ни слова.

Глава 50.

Я сидел перед отцом, который отцом мне не был. Он с кем-то, активно жестикулируя, ругался по телефону. Особо не поднимал на меня взгляд. Семья Элиаса требовала крови, и будь это рядовой парень, никто бы и слова не сказал, я бы даже продолжил ходить в школу, но Элиас не просто парень, а будущий чемпион. И, наверное, мне должно быть его жаль, а я только рад. Потому что теперь жизнь Миры изменится. Потому что теперь она обязана мне репутацией, теперь она вряд ли сможет найти себе партнёра для катания и будет делать это одна, не вызывая у меня патологического желания убивать.

— Ярослав, — я поднял взгляд на отца, который внимательно на меня смотрел. Кажется, за последние пару дней он постарел на пару лет. — Теперь, когда все успокоились, расскажи, как все было на самом деле.

— Думаешь, я убил его нарочно, — даже не вопрос, а в глазах я читаю подтверждение. — И зачем мнеэто?

— Из-за Миры. Ты не всегда адекватен по отношению к ней.

— А Элиас долбанный принц, да? Вы с Ниной и свадьбу им, небось, запланировали. Так вот я тебе больше скажу, я очень огорчен, что его смерть случайность. И не говори, что тебе за меня стыдно. Сложно представить, что ты делал с соперниками.

— Запомни, Ярослав, Мира тебе только сестра.

— Черта с два. Она мне такая же сестра, как тебе Нина. Я залез в сейф в вашей спальне. Не знаю, почему ты все не сжег, но я нашел лабораторный анализ и показал его Мире. Так что и она в курсе.

— Ясно, — лишь на миг лицо отца стало белее, но вскоре вернулось к своему привычному отстраненному выражению. — Тебе придется уехать. Я уже поговорил с дядей Джейсоном. Он возьмет тебя к себе. Через год поступишь в армию. Потом сможешь вернуться.

Я рассмеялся. Зло. Обиженно. Для своего сына он бы сделал все. Закопал бы всех австрийцев, сжег в своей печи, а меня можно и в ссылку. К человеку, который меня не знает. Подальше, чтобы не мешал рождению настоящего наследника. Только он забыл про одну вещь. Без Миры я не уеду.

— Класс. Теперь я престал быть нужным. Теперь у тебя появится родной ребенок.

— Я всегда относился к тебе как к сыну. И ты не перестанешь им быть. Но убийство ребенка, а Элиас ребенок, тем более такое прилюдное не скрыть, не замести следы. Здесь только время. И убийцу никогда не примут как директора завода обычные работяги.

— Вот оно что, — мне снова смешно. Как будто у них выбор будет. — А когда твой собственный сын станет убийцей, ты заведешь нового.

— Замолчи!

— А что я не так сказал?! Я защищал Миру!

— Ее не требовалось бы защищать, держи ты ширинку закрытой, а ты провоцировал. Ее. Элиаса. Все время. Ты думаешь, я слепой и ничего не видел!? Ты думаешь, я не замечаю, как ты на нее пялишься?

— Тебе напомнить, во сколько ты напялил Нину?

— Рот закрой! И не смей так говорить о Нине. Ей было не пятнадцать. И если я узнаю, что ты ее хоть пальцем тронул, я убью тебя, я не посмотрю, что ты мне сын, я убью тебя.

— Если я не убью тебя первым.

Отец сорвался с места и буквально вломил мне кулак в челюсть, а я не стал отвечать. Просто вытер кровь рукой с губы и понял, что нельзя быть таким безбашенным. Нужно все обдумать. После такого заявления он меня к ней не подпустит.

— Нет, я, пожалуй, не буду тебя убивать, а заставлю ее написать на тебя заявление. В тюрьме тебе быстро объяснят, что маленькие девочки табу. Ты вырос слишком уверенным в своей безнаказанности.

— Учусь у лучших.

— Все, на этом закончили. Собери свои вещи. Сегодня ночью вылетаешь.

— Так торопишься от меня избавиться? Даже с Мирой не дашь попрощаться? Она же моя сестра, — язвительно напомнил я.

— Выметайся, пока мозги на место не встанут, в этом доме я видеть тебя не хочу.

— Ярослав? — она стояла в дверях, ничего не понимая. Красивая, сладкая, моя. Неужели отец думал, что я просто так откажусь от нее? Думал, что забуду о своих чувствах? Желаниях? — Куда ты собираешься?

И вот здесь очень важный момент. Если скажу правду, Мира может решить, что это к лучшему. Что все так и должно быть. Что жизнь на расстоянии пойдет нам на пользу. Но я не могу этого допустить. Сейчас придется использовать ее состояние, чувство вины и чувства ко мне, которые она так упорно подавляет.

— Хочу убежать. С утра за мной приедут, чтобы отвезти в тюрьму.

— В тюрь… Что? Нет! Отец бы не допустил этого! Ты его сын!

— Не настоящий. А скоро появится родной. Он не будет портить отношения с австрийцами. Так что да, мне лучше исчезнуть.

— Тогда я сейчас пойду и скажу, что это я…

— Нет, — догнал ее и к себе спиной прижал. Такую маленькую, хрупкую. — Ты не должна портить себе жизнь. Ты должна блистать, как и мечтала. Всегда мечтала. А я не пропаду. Денег смогу заработать, выживу везде.

— Но стой, стой, — ее плечи затряслись, на руки стали капать горячие капли. Да, малыш. Плачь из-за меня. Плачь. — Ведь потом ты вернешься, вернешься ко мне? Потом, когда все уляжется?

— Нет, Мира. Это будет слишком рискованно. Сейчас я уйду и больше никогда не вернусь.

Глава 51.

Она ахнула, развернулась и сама налетела вихрем, буквально снесла все запреты и стала сама меня целовать в губы. Неумело, так по-детски. Но так приятно, что я не смог не ответить, наслаждаясь вкусом ее губ, сладостью слез, гибкостью тела.

Как я отпущу ее? Как буду жить без нее?

Я сам оттолкнул Миру, давая пищу для размышлений.

— Мне пора. Времени совсем не осталось, — отвернулся к своей сумке и стал пихать туда остатки вещей, ноут, свои документы и, конечно, наличные. Картам отца я никогда не доверял.

— А как же школа?

— Я сам себе школа, не волнуйся за меня, — стер со щеки слезу и стал подходить к окну. Нарочито медленно. Открывать его.

В этот момент послышались шаги, и я запаниковал, что отец, а судя по звуку, это он, может сболтнуть лишнего. Но если увести разговор в нужное русло, то Мире будет проще решиться. Она должна уйти со мной. Но это должна быть ее идея. Ее мысль.

— Спрячься. Сама все услышишь.

Она кивнула и залезла в шкаф, а я кинул сумку на кровать и сел. Через несколько секунд зашел отец, и я сразу встал в оборону.

— Если ты пришел еще раз сказать, что я тебе больше не нужен…

— Я пришел узнать, не надумал ты ли какую-нибудь глупость. Помни, все имеет последствия.

Последствия. Я посмотрел в сторону кровати, понимая, что то, что сейчас сделаю, навсегда перекинет Миру на мою сторону. Обратного пути не будет.

— А когда ты убивал людей, сжигал их в печи, ты думал о последствиях? Ведь этого пижона я убил случайно, так ли поступал ты?

— Не тебе меня судить. Не делай глупости, и, возможно, скоро я смогу тебя вернуть.

— Да-да, я буду вести себя хорошо и больше не стану нарушать закон.

— Верно. Собрался? За тобой приедут утром. Поэтому ложись спать.

— Понял. Я все отлично понял. Теперь могу еще немного побыть в своей комнате?

— До завтра, сын.

— Отец, — кивнул я насмешливо, и тот скрылся за дверью. Потом убедился, что никого нет, и вытащил Миру из шкафа. Она ревела не переставая.

— Это правда? Он убивал?

— Большой бизнес имеет большие последствия, — гладил я ее по спине.

— А мама? Мама, наверное, не знала. Не знала, с каким человеком живет.

— Все она знает. Всегда знала. Но ты понимаешь, у нее выбора особо не было. А у меня есть. Я хочу стать свободным.

— А я? Ты оставишь меня здесь? С ними?

— Я не могу тебя заставить, — как же внутри все горело, как же хотелось закинуть ее на плечо и бежать далеко и долго.

— А если… — она сглотнула и прикрыла глаза. — А если я сама хочу? Хочу с тобой.

— Ну не знаю, ты ведь другого хотела. Фигурного катания, славы.

— Но мне все это будет не нужно без тебя, — она резко обняла меня, прижалась всем телом, словно боялась, что исчезну. — Возьми меня с собой. Возьми. Возьми.

— Уверена, малыш? Обратного пути не будет. Никогда.

— И не надо. Главное — с тобой. Всегда с тобой, — поцеловала она меня, и я буквально вжал ее в себя, а затем поднял на руки и закружил по комнате.

— Ты не пожалеешь, малышка. Никогда не пожалеешь.

Улыбнулся, поставил ее на ноги и дал рекомендации, что нужно собрать в рюкзак. Я до последнего боялся, что она передумает, но в назначенный час мы уже перелезали через ворота и бежали в сторону места, откуда я когда-то ее украл. Теперь мы бежали вместе. Она была со мной добровольно. И не было для меня большего счастья. Потому что теперь нас никто никогда не найдет.

Только почему же она так горько рыдает, словно страшиться того, что ждет нас впереди.

Глава 52.

Мы сели на попутку и смогли добраться до Бердска, где я снял номер. Мира смотрела свой сериал, пока я старательно влезал в разные финансовые системы и потихоньку сливал деньги на свой счет. Я хотел, чтобы мы поскорее уехали из России, потому что понимал, что рано или поздно Борис будет нас искать. Это неизбежно. Очнулся я, когда услышал шум воды в душе. Мозг отключился, в голове был только бесконечный писк , и я почти не глядя шел в сторону двери ванной. Стоило мне ее открыть, увидеть юное тело под тугими струями воды , как я окончательно потерял ориентиры в пространстве. В груди адски пекло, штаны разрывало, а руки требовали взять свое, то , что всегда принадлежало только мне. Я сначала даже не понял, почему щеку обожгло, не понял, почему Мира кричит мне в ухо, не понял, почему ее ногти врезаются в спину снова и снова. Мне просто нужно было это. Я слишком долго ждал, чтобы останавливаться , и ее возражения не имели значения. Ничего не имело значения, кроме полного восторга соединения двух любящих сердец и той кульминации, которую я в нее излил.

Только что-то было не так. В голове начало проясняться и тогда я открыл глаза. Взгляд Миры не был радостным, в нем была ненависть, обида, такая глубокая, что я сначала даже не понял. Потом только увидел, что на ней ничего нет, как и на мне.

Она толкнула меня. Раз, другой.

— Отпусти, прошу отпусти меня.

— Мира, я же, — даже сказать ничего не мог. — Я не понимаю, как это произошло.

— Да? Зато я понимаю, слезь с меня!  — закричала она не своим голосом и, как только оказалась свободна, сбежала в комнату. На полу в душевой я увидел насколько капель крови, стекающих в канализацию.

Не может быть. Не может быть.

— Мира! — поднялся я.  — Мира! Я не хотел.

— Врешь! Ты хотел, ты всегда именно этого хотел от меня. Зачем плести про любовь, если ты сделал то же, что хотел сделать Элиас! Только я не смогла тебя остановить.

— Мира, все не так.

— Не подходи ко мне. Никогда ко мне больше не подходи! — остервенено одевалась она, натянула сапоги и посмотрела с такой огненной ненавистью, что будь я сеном, вспыхнул бы в миг.  — Ненавижу тебя.

Она выбежала из номера, а я не мог просто так ее отпустить. Я рванул вперед, но вспомнил, что без одежды. Натянул штаны и босиком побежал на первый этаж... Выскочил из отеля и услышал крик и визг тормозов.

— Нет! — закричал я, увидев, как подлетает Мира, как ее тело ломается.  — Мира! Мира! Мира! Мира!

Ее глаза не открывались, по губам стекала струйка крови, а я тряс ее, потому что это не могло произойти вот так. Не могло, не могло, не могло. Я все сидел и сидел над ее телом, чувствуя, как замерзаю, а скорая не едет.

— Где же вы, твари! Спасите мою девочку, спасите, я все сделаю, я никогда не буду искать правды, я никогда не буду трогать, я стану самым лучшим братом, только спасите мою девочку, — ревел я впервые в жизни, чувствуя, как утекает жизнь вместе с той, кто была дороже всего.

Глава 53

Сначала я не понял, куда все исчезло. А когда очнулся, понял, что в больнице. Медсестра проверяла мою капельницу, а когда увидела, что я открыл в глаза и смотрю на ее, тут же убежала. Слезы тут же потекли по щекам, когда я понял, что теперь один. Навсегда один.

— Очнулся, пап! Он очнулся! — этот голос мне снится, потому что я прекрасно помню, как она умирала у меня на глазах, как бледнело лицо, как последние силы уходили из оскверненного мною тела.

В палату, отдельную за видением, заходит отец. Я уже жду, что он выстрелит в меня, но тот наоборот выглядит обеспокоенным. А видение не исчезает. Оно берет меня за руку, словно я не делал ничего плохого, словно я ее не убивал.

— Ярослав, ты слышишь нас?  — отец хмурится, выглядывает и кричит врача. Мужичок в очках приходит, осматривает мне глаза.

— Ярослав. Как вы себя чувствуете?

Мне сложно описать одним словом, и я пожимаю плечами.

— Ясно. Кома нарушила моторные функции, но я уверен — явление временное.

— Какая кома, — не понял я, и Мира снова погладила мою руку. И я чувствовал ее. Она словно живая. Такая, какой я ее помню в доме, до того, как мы сбежали, до того, как я нашел тест, в котором говорится, что мы не брат и сестра. До того, что я с ней сделал. В ее глазах нет боли.  — Какая кома?

— В доме был пожар, — объясняет отец, а я пытаюсь понять, что здесь вообще происходит. Какой пожар?

— В марте. Мы были в больнице с Ниной, Мира в школе. Оливия ударила тебя по голове, и ты не помнишь, как дом начал полыхать. Я приехал вовремя, успел тебя вытащить, но наглотался дыма знатно.

— Пожар? Но как он мог случиться?

— Это все Оливия.

— Случайно.

— Да-да, случайно подожгла штору в комнате, где был Ярослав. Хорошо, что они уехали.

— Уехали? — чувствую себя дебилом.  — Элиас жив?

— Ну, конечно, — смеется она, крепко сжимая мою руку.  — Он встал на сторону сестры и разорвал наш договор, потому что вместо тренировок с ним, я проводила время с тобой. Ты все время звал меня, я не могла не прийти.

— То есть, — горло пересохло, внутри горел огонь непонимания. Мира тут же принесла воды и помогла напиться.  — То есть ты хочешь сказать, что в тот момент, когда мы были в доме с Оливией, она ударила меня сзади.

— Вы же ругались?

— Ну допустим, но как она смогла меня вырубить. Стоп, получается, я с марта в коме. Получается, все, что случилось там — нереально.

— А что случилось? — интересуется Мира, а отец вторит.

— Да, что ты такого увидел?

— Кошмар, — не стал я даже пытаться рассказывать, все смотрел то на Миру, то на отца, то вокруг. Она жива. Ничего не было. А я так и не добрался до сейфа. Получается, просто сформировал сон как самую заветную фантазию, которая кончилась смертью Миры.

А здесь все по-прежнему, теперь нам даже Элиас не может помешать, но есть одно «но». Она все еще моя сестра и нет документа, подтверждающего обратное, но в моем к ней отношении это ничего не меняет. Я хочу ее. Именно такой, всегда. И помня, что произошло, единственно верное решение это после окончания школы уехать. Не допустить повторения своей ошибки. Судьба дала мне шанс, и я не могу снова ее потерять. Я хочу видеть в этих глазах только любовь. Хоть и сестринскую. Только не ненависть.

— Расскажешь? — присаживается Мира, и ее длинная юбка чуть натягивается на коленях, и я сразу чувствую себя насильником.

— Нет. Я могу отдохнуть? Или вам здесь постелить?

Мира хмурится, поворачивается к отцу, а тот кивает на выход.

— Ярослав только очнулся, давай дадим ему отдохнуть.

Мира поджала губы, видимо, обижаясь, а я решил, что потом, когда буду на расстоянии, когда смогу себя контролировать, обязательно стану самым лучшим братом.

Глава 54.

Мирослава

Я до сих пор пытаюсь осознать простой факт. Ярослав уехал. Чуть-чуть пришел в себя, сдал экзамены, несмотря на кучу пропущенного материала, и уехал в Москву. Отец отпустил его, ну конечно, ведь он будет учиться на управление бизнеса, у него появятся друзья, девушка, и, конечно, новая жизнь, а сестренка, которая живет в заднице мира, больше станет не нужна. И не важно, что сестренка сидела у его кровати неделями, молясь, чтобы он пришел в себя, обещая себе больше никогда на него не обижаться.

И я старалась, правда старалась не обижаться, что летом он не поехал с нами отдыхать, а мне пришлось торчать возле беременной мамы, чтобы, не дай бог, та не расшиблась. Я старалась не обижаться, что он звонит папе, а обо мне только спрашивает. Я правда старалась не обижаться, когда вместо того, чтобы приехать на мой день рождения, он остался в Москве. Я правда старалась, но у меня ничего не вышло. И в какой-то момент я просто его возненавидела, решив, что нет у меня больше брата. Спокойно пошла в сентябре в школу и продолжала тренироваться каждый день, чтобы поехать в Москву на сборы и высказать ему, что больше ему не сестра, раз ему так трудно взять телефон и набрать мой номер. Сволочь!

Но все очень быстро изменилось, когда, собираясь на тренировку в середине сентября, я услышала шум звонка скайпа. Это был Ярослав. Я не верила своим глазам.

Бросила сумку и рванула к экрану, сразу отвечая на звонок.

Он сидел в футболке и улыбался, когда я помахала рукой.

— Привет!

— Привет, малая. Уже на тренировку бежишь? Отвлекаю.

— Я могу и опоздать.

— Ну вот еще. Я просто наконец узнал свое расписание. Так что могу болтать с тобой, если хочешь.

— Ты еще спрашиваешь?! Конечно, хочу! Ты где живешь? Как учеба? Завел друзей? Почему ты мне не звонил? Ты больше не хочешь быть моим братом? — сыпала я вопросами, а я этот черт только улыбался, смотря на меня с другой стороны экрана.

— Притормози, тарахтелка. Я тебе все расскажу, но и отвлекать тебя от тренировок не хочу. Так что придешь домой, звони. Я сегодня дома, выходить не собираюсь.

— Точно?

— А когда я тебе врал? Давай беги, а потом придешь и будешь слушать мои нелепые оправдания.

— Они будут?

— Обязательно. Не могу же я допустить, чтобы сестра таила на меня обиду.

Странно все так. Раньше он проявлял ко мне другой интерес, редко называл сестрой, а порой прикасался совершенно не по-братски. А теперь мне кажется, что все это мне приснилось, что такого не было, что я сама себе все придумала.

— Тогда я позвоню.

— Я буду ждать, Мира. Тебе идут косички. А еще…

— Что?

— Скажу, когда веренешься.

— Ну так нечестно, как я буду тренироваться?

— В нетерпении от встречи со мной, — улыбается он, и я замираю.

— Когда ты приедешь?

— Я имел виду видеосвязь. Ну все, малая, беги давай.

Я киваю, срываясь с места. Внутри гаснет обида, давая место радости. Он будет мне звонить. Он не пропал, не забыл меня. И пусть он теперь далеко, интернет делает эту страну меленькой. Самое главное, что теперь я могу его видеть. Общаться. Ждать с нетерпением встречи.

Но, конечно, все так, как я хочу, не получается. Он выходит на связь далеко не каждый день, да и тогда наше общение короткое. Он почти ничего не рассказывает о себе, зато с удовольствием слушает мои подробные рассказы. Задает кучу вопросов, порой наши диалоги кажутся моим непрерывным интервью. Но я рада. Рада, потому что в этот момент я могу смотреть на него. Видеть, как незаметно, но явно он меняется. Порой кажется, становится другим, более жёстким, чужим. Но я верю, что при встрече все будет как прежде. Ссоры, примирения. Он мой самый близкий человек, пусть сейчас и далеко.

— Ты приедешь на новый год? — требовательно спрашиваю я, когда он отвечает на мой бесконечный дозвон. После душа, мокрый, он сидит в мокрой футболке, что облепила его тело, а я чувствую, что мне жарко. Просто смотреть на экран.

Я все еще зла на него. В ноябре я приезжала на соревнования, но его не было в городе. Так он сказал.

— Мира, — он уже собирается оправдываться.

— Если ты не приедешь на праздник, если оставишь меня с помешавшимися на детской теме женщинах, то я тебя убью. Возьму вертолет, сяду на крышу твоего дома и убью тебя.

— Посмотри, у меня мурашки, я уже испугался, — проводит он по руке, а я хмурюсь.

— У тебя там грязь?

— Нет.

— Покажи.

— Это просто тату.

— Тебе сложно показать?  — не выдерживаю я.  — Ты ничего мне не рассказываешь. Неужели ты меня совсем не любишь?

— Очень люблю. Ты даже представить не можешь, — вздыхает он, одним движением снимает футболку, демонстрируя покрытое мышцами тело. И тату дракона, вылетающего из-подо льда. Рисунок тянется от живота к руке. И это красиво. Так красиво, что хочется коснуться пальцами. По руке. По его твердому телу. Я сглатываю, снова смотрю в лицо Ярослава и на какой-то момент мне кажется, что в его глазах я вижу почти черный огонь, словно злость, трансформирующуюся в нечто опасное для нас. Но это быстро проходит. В следующий миг он снова улыбается.

— Ну все, мелочь, мне пора, — а мне только и остается, что хлопать глазами, пытаясь понять, что это было

Глава 55.

Ярослав

Дышать тяжело. Словно в душной комнате, за которой слепит солнце. Улыбка с лица спала, как только экран опустел. Рука сама потянулась к паху, но я усилием воли отнял ее. Нет. Нет. Никаких больше похабных мыслей в отношении сестры, никаких фантазий, как бы они не лезли в голову, как бы не затмевали разум, как бы не мешали быть добрым, понимающим братом.

Я снова иду в душ, а потом на учебу. Она меня спасает. А еще хоккей, в игре, в который меня уже прозвали бешенным. И это не случайно. Только там я могу выместить все внутреннее напряжение. Только там я могу без утайки наказывать себя за похоть в отношении Миры. Нельзя. Это единственное слово, которое теперь вполне равноправно встает в один ряд с люблю.

Перед тренировкой тренер Милохин тормознул нас и ввел в раздевалку уже полностью переодетого светловолосого парня.

— Парни, это Николас Фогель, он перевелся к нам из Германии. Будет тренироваться с вами. Пока в запасе. Но я уверен, что он себя покажет, Николас?

— Да, тренер, — ломает он русский язык, а я приглядываюсь. Сначала мне кажется, что показалось, но нет. Реально Ник.

Тот самый, с которым мы своровали коньки несколько лет назад на выезде военной школы. Он меня не узнает, или делает вид. Но в любом случае без вопросов приступает к изнурительным тренировкам, очень хорошо себя рекомендуя.

Нет, друзей я так и не завел, да и этот мне не нужен. Но любопытство гложет, как он жил эти года. Чем занимался. Почему перевелся в Россию. Каким образом судьба свела нас снова, а главное зачем.

Но я терпеливый и набрасываться с вопросами не стану. Пока я просто наблюдаю. Неделю. Вторую. Смотрю, как он набирает вес в нашей команде, знаю, что на ближайшем матче его уже выпустят на лед. И скорее всего он оправдает ожидания.

Но меня больше заинтересовал не гол, который он забил в ворота соперников, а то, что после победы он не пошел отмечать с остальными. Я тоже не хожу. Так что после душа мы остались одни в раздевалке и молча переодевались. Коротко взглянув друг на друга, вышли из ледового комплекса.

— Я бы выпил чай, — заговорил он на ломаном русском, и я кивнул. Мы, не сговариваясь, пошли в ближайшее кафе и усмехнулись, увидев большие глаза официанток. Они бы, наверное, подрались, если бы первый к нам не подошел администратор. Мы сделали заказ, и я нарушил неловкое молчание.

— Почему отмечать с пацанами не стал? Твой первый год в нашем клубе.

— Да я не любитель шумных компаний.

— А чего любитель?

— Интервью решил у меня взять, Распутин? Или хочешь узнать, как сын мажора превратился из задиры в адекватного парня.

Я откинулся на спинку кресла и рассмеялся.

Значит, узнал. Хотя фамилия Распутин не такая распространенная.

— Да, Ник, я бы хотел узнать. Хрен знает, чего мне стоило не вытряхнуть из тебя, как ты провел эти годы.

Глава 56.

Ник тоже рассмеялся. И я даже подумал, что он бы обязательно понравился бы Мире. Светловолосый. Симпатичный в ее понимании. Даже смазливый.

— Ты мог просто спросить. Знаешь, я ведь следил за тобой, когда ты на коньках учился кататься. Потом обиделся, что ты меня с собой не взял. Я ведь старше, а чувствовал себя маленьким. Это бесило. Но когда я вернулся домой, то понял, что ты во всем был прав. И что время, проведенное за разговорами с тобой, гораздо ценнее, чем все, чему меня учит отец.

— Я сейчас расплачусь.

— Да, как-то сильно мило для меня. Но я говорю, как есть. Короче, начались конфликты. Я отказывался принимать его образ жизни, сбегал, потом меня взяли в хоккейную команду.

— А сюда чего приехал? Если давно в спорте, тебя бы везде с руками бы забрали.

— Честно? Узнал, что ты здесь. Давно хотел увидеться.

— Ты мог просто позвонить? — удивился я.

— Да, но тогда я бы не познал таинственную русскую землю, — усмехается он и пьет чай, потом вдруг замирает, словно увидел приведение. А я чувствую на себе две нежные ладошки.

— Теряешь хватку, братец, раз даже не почувствовал, как я болела сегодня за тебя.

— Мира, — в горле пересыхает, хочется скрыть ее с глаз, хочется укрыть собой, бесконечно вдыхать сладкий нежный аромат ее кожи. Но все, что я теперь могу, это улыбнуться и делать вид, что люблю ее только как брат.

— Вот это сюрприз так сюрприз.

Встаю, чтобы крепко ее обнять, и вспоминаю о Фогеле. Он сидит и со спокойной улыбкой смотрит на нас.

— Это моя Мира, — представляю я, выдвигая для нее стул, но тут же оговариваюсь.  — Моя сестра Мира.

— Та самая? — хмурится он, а я быстро вспоминаю, что именно он о ней знает, а главное о моем к ней чувстве. Ничего критического.

— Та самая? И много ли Ярослав говорил обо мне?

— Постоянно. Сильно задолбал этим в детстве. Но я ведь не знал, что ты настолько хороша.

Хочется сломать ему шею, вырвать язык и выколоть глаза. Но я знаю, как Мира тащится от комплиментов.

— Ты главное помни, с кем разговариваешь.

— Да я-то что. Все приставания только после свадьбы, — широко улыбается он и снова смотрит на меня. Наверное, не видит моей скрытой убийственной ярости, — но, если, конечно, брат разрешит.

Не разрешит.

— Мы его уговорим, — смеется Мира, но в момент переходит ко мне.  — Мама через две недели рожает. Так что, считай, я приехала за тобой. И отказа не приму. Отец настаивает.

— А, ну раз отец.

— Как у вас отношения, — вклинивается Фогель.

— Ну, на этот раз он меня не выгонял, я сам решил пожить в Москве. Так что, полагаю, нормально. Ты вообще, как здесь оказалась.

— У нас завтра соревнования. Я приехала на день раньше, чтобы посмотреть на твой матч. Не все же по телевизору. Ты придешь?

То, что она спросила именно меня, а неё нас, смягчает мой гнев. И особенно то, что на Фогеля она больше не смотрит. Флирт с ним не был серьезным. Скорее это ее привычное поведение. Построить глазки, получить комплименты, на которые я всегда был скуп.

— Цветы покупать?

— А как же. Я планирую стать первой. Ты веришь в меня?

— А в кого мне еще верить, — усмехаюсь, и она широко улыбается, заставляя мое сердце нестись галопом туда, где нет границы, нет цели, туда, где мне нет места. Она поднимается, целует меня в щеку и убегает, уже забыв про Фогеля. Чем меня безумно радует.

— Потрясающая, — говорит он ей вслед, и я киваю. А что еще я могу сказать, если он прав.  — Бережешь ее для себя?

Этот вопрос выбивает из колеи. Хочется правду сказать, но я молчу, поворачиваюсь.

— Она мне сестра. Родная.

— Всякое бывает.

— А ты почву прощупываешь?

— Ну нет. Рисковать жизнью и становиться мужем твоей сестры я не хочу.

— Хм, — странно.  — Чего это?

— Люди не идеальны. Ошибиться может каждый. И от измен никто не застрахован. А если я оступлюсь и даже случайно обижу эту бабочку, ты меня убьешь, верно?

Я молчу. Еще год назад я бы перегрыз ему глотку, я бы выкрикнул: «Да», не смей даже думать о ней. А теперь я смотрю на этого кена и вижу, что сейчас он не врет, не лукавит, не пытается выкрутиться, как делал это в детстве. Он честен и это подкупает.

— Верно.

Глава 57.

Я сам не знаю зачем, но предложил ему пойти со мной на выступление Миры. Наверное, это был второй шаг к падению в бездну, я словно сознательно отдалялся от неё, а ещё хотел проверить, не брешет ли Фогель. Он почти влюбился. Я видел это, знал, что у него участилось дыхание, когда эта бабочка вылетела на лёд, когда взмахнула крылышками и запорхала. Я знал это, потому чувствовал всё, но гораздо острее, сильнее, а ещё помню свой бред, в мельчайших подробностях, порой казалось, я до сих пор в ней, а её ногти режут мне кожу на спине. И я долбанный извращенец, если возвращаюсь снова и снова на место преступления, туда, где впервые ощутил себя настоящим, туда, где потерял связи с реальностью. Это Мира мне сестра, а моё присутствие в её жизни только усложнит всё, особенно, если она будет смотреть на меня так, как смотрела через экран на мокрое тело, разглядывая тату.

Я цветы не принес, зато Фогель смотался. Хотел мне вручить, но я лишь буркнул:

— Сам подаришь.

И был повод. Моя девочка стала первой. Не нужны ей никакие партнёры, она сама всё может, стоило только поверить в себя.

— Честно, по мне немного слащавый вид спорта, — заговорил Фогель, когда мы вышли из дворца. Мира закатила глаза, и этот подхалим тут же исправился. — Но ты выступала как тигрица.

— Вот так бы сразу. Ну, куда тут можно сходить?

— Вы, ребята, как хотите, а я пойду заниматься. Вы, я так понял, давно не виделись.

Фогель ушёл, и Мира, пожав плечами, взяла меня под руку, и мы пошли гулять.

— Ты отдалился от меня.

Вот так с места и в карьер. Она всегда была чересчур прямолинейной. Может и правда пора дать ей понять, что тех отношений, когда мы спали вместе, и я спокойно мог себя контролировать, больше не будет? Теперь, находясь со мной, она в опасности, потому что, вкусив наслаждение раз, я вряд ли смогу себя легко сдерживать.

— Это после комы. Я понимаю, ты многое пережил, — хочет она взять меня за руку, я стискиваю до боли её пальцы, чувствуя, как по венам хлещет адреналин.

— Мира, — я так много готов сказать, еще больше сделать, но перед глазами она. Разбитая бампером проезжающей мимо тачки, поломанная мною, правдою, моей одержимостью. Нахрен ей эта правда не нужна. Ей нужен брат, и я буду братом. Лучшим. Настоящим. Тем, к которому она сможет обратиться всегда.  — Просто.

— Просто?

— Просто мы взрослеем. У меня появляются интересы, которыми я с тобой не могу поделиться.

— Девушки?

Хочется скорчить гримасу. Наверное, придется завести девушку или прикинуться геем.

— Девушки.

Она дует пухлые губы, бьет меня кулачком в плечо. Не больно.

— Я так и знала. Кто она? Ты нас познакомишь?

— Я же сказал, — усмехнулся я, чуть наклонившись к негоднице.  — Девушки.

— Фу! Я не думала, что ты будешь Казанова.

— А кто?

— Скорее граф Монте-Кристо, который всю жизнь любил лишь одну.

— Ну это точно не про меня, — поднимаюсь, смотрю по сторонам и подмигиваю засмотревшейся на меня девушке. Мира тут же берет меня под руку и дальше ведет по набережной. Ревниво прижимаясь к боку. А пока она рядом, я могу немного пофантазировать о том, как она требует бросить всех своих телок и быть только с ней.

— А откуда ты этого Ника знаешь? Акцент у него смешной.

Бесит. Но не ответить будет странно.

— Он немец. Учились вместе в военной школе. Когда детьми были. Сначала врагами.

— Правда?  — она широко раскрыла глаза, внимая каждому слову, и я решил рассказать о нем без утайки. Все самые неприятные подробности. Как других подставлял. Как нападал исподтишка. В общем все, чтобы она не смогла даже подумать о нем в романтическом плане.

Глупо это. Рано или поздно появится кто-то, кто будет с ней рядом. Но может к тому времени я смогу смириться со своей участью брата.

Но не сейчас. Не сейчас. И это точно будет не Фогель. С ним я не собираюсь водить дружбу.

Но судьба складывается иначе. Рождение брата подкосило меня.

Глава 58.

Мирослава

Было так странно видеть отца и мать бесконечно счастливыми. Нет, они улыбались и раньше, но последнюю неделю их было не узнать. Рождение Платона словно ознаменовало новый период в отношениях нашей семьи. Более того, мама даже к Ярославу стала мягче. Спросила, как у него продвигается учеба, поздравила с последней победой. Это удивило нас обоих. Мы даже замерли, когда она с улыбкой всем этим интересовалась.

— О, кстати, Ярослав молчит, но в его команде появился Фогель, бывший враг из военной школы.

— О, тот самый?

— Да, — кивнул Ярослав.  — Он стал неплохим парнем. Играет вообще классно.

— Мне кажется, люди не меняются. А в детстве он был примерзким.

— Ну, Мира, — смеется мама. — Ярослав в детстве вообще тебя похитил, а меня пугал, что заберет тебя из семьи.

Маме весело, а мы с Ярославом неловко переглядываемся. Что значит заберет. И когда он ей это говорил. И что имел в виду. Ужин закончился, а вопросы остались.

— Ярослав, — я без стука зашла в его комнату, но его не было. Зато открыта переписка с кем-то. Наверное, с девушкой. Мне стало любопытно, и я подошла к экрану. Хм. Фогель И о чем с ним вообще можно разговаривать.

Они общались в основном о хоккее, местах, в которые пойдут вместе, девушке Ника. И когда только успел. А еще обо мне. Но ничего криминального. Лишь общие фразы. Даже стало обидно, что ничего важного я не узнала. Кроме разве что того, что, несмотря на прошлое, они продолжали общаться.

— Мира? Ты чего тут, — Ярослав был в одном полотенце, и я не смогла сдержать повышения температуры. Мозг кипел, а в груди росло нечто большое, мягкое. Хотелось потянуть это ощущение как можно дольше, уж больно приятным оно было. Но Ярослав нахмурился и надел халат, потом взглянул на мой вид. На мне шорты и майка без бюстика. Я спать же собиралась.

— Больше не приходи ко мне в комнату. В таком виде.

— Почему? Раньше мы вообще в одних трусах вместе спали...

Ярослав каким — то невероятным образом оказался возле меня, стиснул запястье и прошипел прямо в губы.

— Ты дура? Или прикидываешься? Хватит говорить о том, что было раньше. Раньше мы были детьми. Или тебе показать, что бывает с девочками, которые приходят в комнату взрослых мужчин в таком виде? — он прижимает меня к себе, а я не могу двигаться. Нужно оттолкнуть его, сказать, чтобы он не хватал меня вот так. Но вместо этого голос в голове словно кричит сказать «да». Попросить показать, что его изменения не только внешние, что он покажет, что за волнения меня беспокоят рядом с ним. Что же такое я чувствую, и куда это может привести.

Я сглотнула, облизала губы, чувствуя, что его вот-вот коснутся моих, но Ярослав оттолкнул меня. Не сильно, но обила была такой силы, таким жгутом стянуло горло, что я не смогу сдержать порыва. Подняла руку и дала хлёсткую пощечину. А затем выбежала. Долго вертелась в своей постели, не могла уснуть. Понимала, что сама спровоцировала его, поступила неправильно, глупо. И стоило извиниться. Но на утро, когда я постучалась в его комнату, уже в приличном виде, дверь была снова открыта, а его и его вещей уже не было. Он просто сбежал. Даже не дал возможности извиниться за детский порыв.

Глава 59.

Я вернулась в Москву только спустя две недели, за которые ни разу не решилась написать или позвонить Ярославу. Я должна была извиниться лично. Сначала приехала к нему на учебу. Но его не было три дня. Потом в клуб, где простояла час в ожидании, надеясь, что он будет рад меня увидеть. Но вышла вся его команда.  Даже Ник, который лишь махнул мне. И вот, когда я поплелась обратно к дороге, возле которой вызвала такси.

— Бабочка, — привлекает мое внимание Фогель из своего внедорожника.  — Брата ищешь?

— Ну да.

— А знаешь, что уже создали телефоны. Они могут связать тебя с человеком на огромных расстояниях.

— Очень смешно. Это не телефонный разговор.

Он усмехается, тарабаня по рулю.

— Могу довезти.

— Куда? На луну? Мне не интересны твои игры.

— Какие игры, Бабочка. Просто последние пару недель этот дурак живет со мной.

— Почему?

— Потому что после возвращения сломал ногу на матче, а я при нем как нянька.

— Что же ты сразу не сказал! — крикнула я и прыгнула в машину.

— Полегче, — ржет Ник, а я замечаю, что смех у него красивый. Искренний, без искусственности. — Какая прыткая.

Его рука словно случайно касается моего колена, а я тут же бью по ней пальцами.

— Не боишься, что брату расскажу?

— Боюсь. Но ведь можно и не рассказывать, — я закатываю глаза.  — Ладно, шучу. Трогать сестру лучшего друга себе дороже. Да и ты этого не стоишь.

— Ты охамел? Что значит не стою!

— Ха, — ржет Ник плавно лавируя в плотном московском движении.  — Тебя так легко цепануть, просто прелесть. Сколько тебе лет?

— Семнадцать. Так что полегче на поворотах.

— Понял, бабочка, — дальше мы ехали молча. Потом заехали в мак и купили еды для Ярослава. Он встретил нас на костылях, замерев. Я тут же бросилась ему на шею и стала шептать бесконечное «прости».

— А ты меня. Я скучал.

— И я. Почему ты живешь с ним? — скорчила я лицо, и Ник вновь рассмеялся.

— Это чтобы тебя раздражать. Должно же в твоей жизни быть хоть немного проблем. Так вот считай я одна из них.

— Дурак, — посмотрела я ему вслед, а потом на Ярослава. Он снова был зол, но тут же улыбнулся.  — Как ты с ним уживаешься.

— Нормально. Он отличный парень. Присмотрись к нему.

— Вот еще. Ты сам сказал.

— Я помню. Что вы вкусного принесли?

— Да из мака еду. Если скажешь, где кухня, я пойду все выложу на тарелки.

— Вон там, — показал Ярослав и потопал к дивану напротив телека, где шел хоккей.

На кухне орудовал Ник, и я лишь подвинула его бедром, чтобы сделать все самой.

— Такая самостоятельная.

— Хочу сделать приятное брату.

— А мне?

— А тебе, — я взяла пальцем соус и измазала его нос. Он не остался в долгу и измазал мою щеку. А потом вдруг наклонился и слизал соус.

— Ты что делаешь?

— Исправляю свою ошибку, — шепчет он. — Вдруг Яр увидит.

— Я же не стою… Этого.

— Я солгал, — улыбнулся он и вдруг поцеловал меня в губы. Легко так, непринужденно, а я замерла. Это был мой первый поцелуй. Небрежный. Не такой как в мечтах. И в них никогда не было принца, лишь дракон.

Когда мы вышли в комнату, Ярослав спал. Будить его мы не стали, собрались и пошли гулять. Странно это было. Но Ник мне нравился. Он казался совершенно обычным. Рядом с ним я не думала, как себя вести, и просто была собой. В какой-то момент он поцеловал меня снова, и я поняла, что он скорее будет мне хорошим другом, но ни чем-то большим. Но тогда я не думала, каким настойчивым он может быть.

Нет, он не был назойливым. Просто всегда был рядом с Ярославом. И так получается, что всегда рядом со мной. В какой-то момент мне даже показалось, что он тоже мне брат. Только вот за влечение к нему мне не было стыдно. Мы часто проводили время втроем. Я смеялась и называла нас золотым трио. Они не болтали рядом со мной о девушках, часто подвозили, когда это было нужно, часто ходили в кино. На каток, на матчи и соревнования. Через полгода я уже не представляла себя без них, я не представляла свою жизнь без этих двоих. И все чаще ловила себя на мысли, что Ярослав словно специально подталкивает нас к друг другу. Окончательно я в этом убедилась в день рождения Ника.

Глава 60.

Мы собирались съездить в ресторан и отметить его двадцатидвухлетие. Я как обычно час провела перед зеркалом. Рядом со своими мальчиками я должна выглядеть идеально. Ярослав заехал за мной в семь. Сев в машину, я его поцеловала и чуть подтянула юбку. Его взгляд всегда делал воздух вокруг душнее, особенно, когда мы оставались наедине.

— Это пояс?

— Это юбка. Между прочим, очень дорогая. Не нравится?

— Главное, чтобы Нику понравилось, у него же день рождения.

— А мне хочется, чтобы нравилось тебе. Нравится? — сама не знаю, откуда все время эта настойчивость. Мне хочется слышать от Ярослава комплименты, а я слышу только упрёки. Зато Ник пичкает меня нежностью регулярно. Равновесие, мать его.

— Нормально, — зло сжимает Ярослав руль и бросает. — Пристегнись.

— Не хочу. Мне давит.

— Да как же ты достала, — тормозит он, наклоняется ко мне, почти касается губами. От него всегда так пахнет. Словно скручивает внутренности в узел. Заставляет сердце биться чаще. И так не должно быть. Он мне брат, но против природы не попрешь. А может просто я всегда знала, кому на самом деле принадлежу.

Яр пристегивает меня, хочет вернуться обратно в свое кресло, но я не могу позволить. Последние полгода он ко мне не прикасался, даже не обнимал, и я не могу упустить такую возможность. Беру в кулаки его куртку, держа его рядом со мной. Близко. Невыносимо близко. Яр смотрит на меня пристально, часто выдыхает мятный аромат изо рта.

— Что ты творишь, Мира?

— Сама не знаю. Просто мне порой кажется, что ты больше не любишь меня.

— Люблю.

— Тогда…  — вот я дура.  — Докажи.

— Как?

— Поцелуй меня.

Ярослав отталкивает меня, точно как в прошлый раз. Но я не рвусь его бить, теперь знаю, что сама виновата. Зачем мне это. Он мой брат. И любые волнения на его счет ненормальны. Лучше подумать о Нике. Он мне подходит.

— Больше не проси меня об этом, поняла? — шипит он, а я молчу.

— Поняла, я спрашиваю? Мира! — хватает он меня за запястье.

— Поняла! Не просить тебя меня поцеловать! Попрошу Ника. Он не откажет.

— Вот и попроси.

— Отлично, раз ты разрешаешь.

— Отлично, — бесится он и нажимает на газ, почти за пол часа довозит меня до ресторана, но вместо того, чтобы выйти, остается в машине.  — Иди, поздравь именинника, я скоро подойду.

— Прости, Яр.

— Все нормально, иди.

Но стоит только выйти мне из машины, как она срывается с места, так и не вернувшись даже через пол часа. Обида от такого поступка жжет горло, а когда рядом оказывается Ник и настойчиво узнает, что случилось, я поворачиваюсь и прижимаюсь к нему всем телом. Мне восемнадцать, я хочу нравиться, любить хочу. Любимой быть хочу. Не по-братски.

— Ник, поцелуй меня.

— Ну вот еще. Яр убьет меня.

— Ну и пошел ты, трус! — ору я ему в лицо и бью ладонью. Дура, боже. Вижу, как темнеют его глаза, как поджимаются губы. Хочу рвануть назад, но его пальцы вжимаются в мои предплечья.

— Прости, я не хотела.

— Подарок принесла?  — рычит он, а я мотаю головой. Забыла.

— Значит, ты сегодня мой подарок.

Он целует меня. Резко, порывисто, с языком, и я тону в его вкусе. Сладком, кофейном, густом. Радуюсь, что нравлюсь, радуюсь, что любима. Пусть на эти несколько минут. Последние года после того, как все узнали, что мама беременна, а Яр уехал, у меня было ощущение, что я никому не нужна. Но сегодня оно исчезло, и это доказывают губы, которые властвуют надо мной.

— Ну что? В ресторан? — часто дышит он, прижимая меня к себе, и я киваю.

— Да, да, я бы чего-нибудь поела. С днем рождения.

— Спасибо, Бабочка.

Глава 61.

Ярослав

«Яр, брат, я хочу пригласить ее на свидание. Ничего криминального, ты меня знаешь», — шайба летит в стену.

«Яр, брат, я реально влюбился. Если для этого придется сдохнуть от твоих рук, я готов», — телек летит на пол.

«Яр, брат, я хочу сделать ей предложение», — стул летит в окно, оставляя меня на ветру.

«Яр, она согласилась. Будешь свидетелем?».

Год. Я был уверен, что, если не буду мешать, они расстанутся. Все расстаются. Я был уверен, что делаю лучше. Для всех. Сам держусь подальше, а Миру отдал самому надежному человеку. Я был рядом все это время, был самым лучшим братом, никогда не пытался сказать или показать, что на самом деле чувствую. Но теперь, когда она сказала «да» другому, я понял, что окончательно ее потеряю. Потеряю, если не скажу главного. Нарушу собственное слово. Нарушу клятву не мешать ей жить.

В голове возникают опасные мысли, но от них отвлекает звонок в дверь. Я отхожу от края и иду к двери.

Мира. Как всегда,красивая. Давно уже чужая. Интересно, они уже спали? Она уже раздвигала свои спортивные ноги перед Ником. Я не могу его ненавидеть, я сам отдал ему самое ценное, я сам убил себя.

— Что с тобой? Все нормально, — она хочет войти, но я перекрываю ей путь.

— Все нормально. Если ты пришла сказать, что вы женитесь, могла не утруждаться.

— Он уже отчитался перед тобой? — рассмеялась она, но как-то зло, грустно.  — Все нормальные парни отчитываются перед отцами, а мой перед братом. А когда он будет меня иметь, включить видеосвязь, чтобы ты подсказывал, как нужно?

Гнев буквально топит меня. Хочется в стену ее вжать, вытрясти все дерьмо. Что ее не устраивает? Она же счастлива!  И я, блять, счастлив, что она удачно выйдет замуж.

— Ничего не скажешь? Ничего?

— Ничего.

— Думаешь, я передумаю, а вот и нет. А еще знаешь, что?! Я уеду с ним. Он уже поговорил насчет меня, и я буду выступать за Германию на Олимпийских. Ты рад?

— Очень, — как же тошно. Как же все внутри болит, как же хочется запихнуть ее в себя и никому больше никогда не отдавать. Я реально думал, что будет легче. Чем она дальше, тем больше я буду воспринимать ее как сестру, а по итогу все только хуже. Потому что кроме того сна, который продолжает являться в кошмарах, кроме собственных страхов меня ничего не сдерживает. А чем она старше, чем дальше от родителей, тем тоньше становится эта стена. А ее чувства, которые она уже не скрывает, делают все только хуже. Но стоит только разбить эту стену, как все рухнет. Она думает, что влюблена в меня, а по факту ее просто бесит мое мнимое равнодушие. Она любит Ник как друга, но выходит замуж. И правильно. Правильно, что она уедет. Чем дальше, тем лучше. С Фогелем у нее все будет хорошо.

— Ярослав!

— Думаю, свадьбу лучше провести в Усть-Горске. Родители будут рады.

— А им разве не наплевать? Они настолько поглощены Платоном, что забыли про нас.

— Ты преувеличиваешь.

— Ясно, — усмехнулась она и выпрямилась, расправляя складки на идеальной юбке.  — До встречи, тогда.

— До встречи.

Они торопились. Хотели уехать в Германию до лета. Так что мальчишник мы отмечали уже через месяц в одном из клубов Новосиба. Мира была в соседнем, бдила за будущим мужем. Хотя при мне он ничего не станет делать. А зная его, он даже думать про это не будет. Ведь скоро его ждет ночь с самой желанной девушкой в его жизни. В моей жизни.

— Еще выпьешь? — спросил он, а я покачал головой. Встал и, сам не зная, что творю пошел на выход.

— Яр?

— Скоро вернусь, — кинул я в ответ и выбежал на улицу, в клуб, где зажигали девчонки. Нашел в толпе Миру и вытянул ее в угол. На ней потрясающее платье из шелка, оно буквально стекает сквозь пальцы.

Глава 62.

— Ты что?! — удивилась она и вскрикнула, когда я вжал ее в угол.

— Ты уверена?

— Что? В чем?

— В том, что хочешь за него выйти? А может ты решила отомстить мне, потому что я не понял твою грязную фантазию?

— Да как ты смеешь.

— Слушай! Я спрошу раз и больше не буду. Один чертов раз.

— Яр, ты делаешь мне больно, — да, это я могу.

— Ты уедешь со мной? Не говори, дослушай.  Уедем, сегодня же. В другую страну. Возьмем новые имена и больше никогда не увидим никого из родителей. Туда уедем, где знать нас не будут. Туда, где никто не будет знать, что мы брат и сестра. И там мы сможем быть вместе.

Она сделала большие глаза, облизала губы.

— Мира

— Вместе? Я никогда не думала…

— Да что ты мне лечишь, — ору на нее.  — Зачем ты здесь, что тебя в Фогеле не устраивает, разве не то, что он не я? Разве ты с ним не потому, что я не могу быть с тобой.

— Прекрати, я не хотела этого. Никогда не хотела, — отталкивает она меня. Ревет. Не понимает. Реально не понимает.

— Скажи, что не любишь меня.

— Не так!!! Не так!

— А как?! Почему ты вертишься возле меня, когда у тебя есть парень, почему ждешь от меня первого шага. Вот он, я здесь, я предлагаю уехать.

— Но так нельзя! Нас не поймут!

— Вот именно. Это тебя волнует. Что скажут и подумают другие. Хочешь быть всегда на виду, получать комплименты, тогда беги к Фогелю, он идеальный вариант.

— Ярослав, ты все не так понял.

— Свали, я сказал, отсюда! — толкаю я ее, и она срывается и убегает, стуча высокими каблуками.  А я часто дышу, смотря ей вслед. Признался. Сделал то, на что она не решилась никогда бы в жизни. Сделал то, что обещал себе не делать. На губах еще ожог от насильного поцелуя, в груди дыра, потому что она не согласилась. Потому что она завтра станет чужой.

Я прижимаюсь к двери туалета, часто дышу, пытаясь сдержать слезы. Я никогда не плакал. Повода не было, но сегодня он есть. Сегодня я могу себе это позволить. Скатываюсь по стене вниз, прижимаю голову к коленям. А одна маленькая дрянь решила меня добить.

— Я люблю тебя, — открыл глаза, чтобы увидеть ее зареванные глаза.  — Наверное, всегда любила.

— Мира, свали по-хорошему.

— Но ты мой брат. Мы с детства вместе, и я знаю, что чувствую к тебе, знаю, что хочу быть с тобой, хочу тебя...

— Мира!

— Но я не могу! Ты мой брат! А Ник, он похож на тебя… Он тоже всегда рядом со мной, он будет мне отличным мужем, потому что ты моим мужем никогда стать не сможешь. Понимаешь? Не сможешь! Даже если мы уедем, нам придется прятаться, скрываться, стыдиться того, что может быть между нами. Я никогда не смогу родить от тебя, — орет она сквозь слезы.  — Ты хоть представляешь, сколько раз я думала об этом. Грязные фантазии, ты прав, но я не могу себе их позволить, мы не можем.

Я, шатаясь, поднялся, держась за стену. Слушал все это, знал, что она права. Но мысль, что она родит от кого-то другого, пусть даже от положительного Ника убила во мне все разумное.

Я сорвался к ней и поцеловал, вкусил запретный плод, снова и снова сминая губы, кусая их, слушая такие сочные стоны, те самые, о которых я мечтал так долго. Но как бы я не хотел продолжения, я все услышал. Она любит меня, но я брат и она выходит замуж за другого. Так, наверное, лучше.

— Все, — отстранился я и махнул рукой в сторону коридора.  — После твоего признания я вряд ли смогу быть сдержанным и смотреть, как ты целуешь другого.

— Ярослав, пожалуйста.

— Я не смогу больше быть рядом, просто быть братом. Сегодня ты видишь меня последний раз.

— Не надо так, Яр. Ты нужен мне.

— Теперь у тебя будет Ник, — шагаю я мимо нее и выбегаю на улицу, прыгаю в тачку и несусь сквозь ветер и череду деревьев. Спешу за светом дальних фар, петляя по дороге, снова и снова обгоняя такие медленные тачки. Лучше бы Борис убил меня. Лучше бы я сам умер в том лагере. Или, когда шел ко дну на озере много лет назад. Или шагнул в выбитое окно. Зачем существовать, если ее не будет рядом. Зачем насиловать себя, смотря, как рано или поздно ее чрево заполнит семя другого. Смотреть, как она будет растить ребёнка, которого я никогда не смогу ей дать. Зачем?

Наверное, это и было последней мыслью перед тем, как я снова обогнал фуру, совершенно не подумав, что на меня может лететь другая.

Глава 63.

Мирослава.

Я надеялась, что он придет на свадьбу. Переборет себя и пожелает мне счастья. Что будет рад за меня, будет рядом со мной. Это эгоистично, я понимаю. Я знаю, что мне давно нужно было отпустить его, но мысль не видеть его сообщений, не видеть его ухмылки, не ощущать его запах кажется невыносимой. Я бы убежала, не знай, что рано или поздно стыд и страхи возьмут верх над любовью. Над вспышкой счастья, что накроет нас, как только мы рванем к свободе.

— Мира, — мама проходит в комнату, где я стою возле зеркала и рассматриваю потрясающей красоты платье. Подходит сзади, чуть поправляя вьющийся локон на шее. — Ты великолепна, Николас будет счастлив.

— Ярослав не пришел?

— Может еще появится. Не переживай,

— Я не знаю, правильно ли поступаю. Я люблю Ника как друга, а Ярослава...

— Солнышко, — мама поворачивает меня к себе и обнимает.  — Мы говорили, и я повторю, запретный плод всегда кажется сладким, но стоит его вкусить, и все разрушится. Ты пойми, ты сама не сможешь жить с ним, зная, что в ваших венах течет одна кровь. А если ты забеременеешь. Даже если вы будете предохраняться. Как ты будешь смотреть им в глаза? А если с ними будет что-то не так? Николас любит тебя, он надежный и замечательный. Даже Ярослав одобряет его, неужели ты упустишь шанс стать счастливой?

— Нет, не упущу, — кивнула я, обняла ее. Она права. И Яр прав. Это влечение я долго пыталась задушить в корне, и брак с таким замечательным Николасом поможет мне в этом. Поможет перестать думать о брате, мечтать о нем.

Мама помогает мне закончить все приготовления, и мы вместе выходим в холл, спускаемся на первый этаж украшенного дома, во двор, где нас ждут сотня гостей, где родственники Ника и сам он у алтаря. Мне нужно только вздохнуть, набраться в легкие воздуха и прошагать к нему по выстеленной ковром дорожке. Улыбнуться отцу и матери, которой он передает шумного Платона. Приятелям и главное фотографу, который сделает фотографии для газет и журналов, где обязательно выставят нашу свадьбу как событие года. Не смотря на короткую подготовку, все вышло действительно сказочно. И я похожа на принцессу, иду к своему принцу, который улыбается искренне, радушно, который любит меня.

И вот я уже возле жениха, беру его за руку и краем глаза замечаю, что отец ответил на звонок, несмотря на недовольный взгляд матери. А потом вдруг сорвался с места.

Теперь вместо того, чтобы спокойно выйти замуж, я волнуюсь, почему отец ушел. Что могло заставить его пропустить мою свадьбу. А еще не связанно ли это с Ярославом, которому я так и не смогла дозвониться.

— Мира, — целует меня Ник, ведет к столу. Где ждут тамада и гости.  — Все нормально?

— Ярослава нет. Волнуюсь просто. Звонил ему?

— Звонил, отключён. Просыхает поди где-то. Он вряд ли готов пожелать нам счастья, — улыбается он, пытается поцеловать меня. — И вряд ли готов к тому, что сегодня ты наконец станешь моей.

Да, Ник помешан на этом. Более того он и предложение сделал, потому что ложиться с ним в постель я отказывалась. Просто каждый раз, когда он прижимал меня к себе, я ощущала себя предательницей. Надеюсь, что свадьба это изменит.

— Мира, детка, — сзади подошла Маша, ее глаза были испуганными.

— Что такое? Ты не заболела?

— Отец уже готовится к отлету.

— Что? Куда он?

— Ярослав вчера разбился на машине. В операционной.

Глава 64.

— Что? — крик отвлек всех от праздника. Но мне было плевать на внимание. Я подняла юбки и сделала шаг в сторону вертолётной площадки.

— Мира, он выживет. У нас свадьба. Мира.

— Ник, я не смогу радоваться жизни, не зная, все ли с ним будет хорошо. Я уверена, что до вечера я вернусь.

— Тогда я полечу с тобой. Надеюсь, гости нас поймут, — он злится, говоря с гостями и объясняя ситуацию. Но вполне спокоен, когда мы спешим сесть в вертолет.

— Мира? Николас?

— Почему ты сразу не сказал?

— Тогда ты бы сорвала свадьбу, — поджимает он губы и дает лётчику отмашку взлетать.

В больницу мы прилетаем через два часа, за которые я столько всего передумала, столько слез пролила, а главное не понимала, как могла спокойно выходить замуж. Ведь он уже был в больнице.

— Почему нам сообщили так поздно.

— Авария была на трассе, машину не сразу обнаружили, — отец тоже волнуется. Хотя кажется, что после появления Платона мы с Яром перестали его волновать. Так, побочные элементы. А теперь у него есть идеал.

В больнице в свадебном платье я выгляжу странно, но меня не это волнует. Я сразу бегу в сторону операционной, возле которой встала и принялась ждать. Кусала ногти, не могла дать новоявленному мужу себя обнять. Лишь смотрела на дверь, как безумная, потому что оттуда должен выйти врач.

И вот он появляется. И мы с отцом к нему бросаемся,

— Как он? Доктор!

— Спокойно... Чудо, что он сумел сгруппироваться. Есть несколько рванных ран от стекла, сдавлена грудная клетка от ремня, и он потерял очень много крови, ему нужна пересадка почки, но… Жить будет. Сейчас нам нужно взять у вас анализы, если вы, конечно, готовы стать донорами.

— Конечно! — почти кричу. — Куда идти.

Меня ведут в кабинет, где присоединяют катетер, рядом отец, лицо которого очень напряженно.

— Не волнуйся, пап, доктор сказал, что с ним все будет хорошо. Может, после этого случая перестанет гонять.

— Ну да, — у него берут кровь, как и у меня. А потом врач подходит к нему отдельно и показывает результаты. Отец хмурится сильнее и кивает. Я подхожу ближе и смогла только уловить.

— Ну тогда мы возьмём подходящего донора в базе. Но на это нужно время.

— Какое время?! Мы же сдали кровь, я готова отдать почку.

— Понимаю, милая леди, но не все так просто.

— Я сам, Михаил Борисыч. Спасибо. Очень ждем другого донора.

— Ну какого другого! — уже не сдерживаясь кричу.  — Мы его родственники, мы, а не кто-то, мы должны подходить!

— У тебя была пересадка, ты не можешь стать донором, — напоминает Ник. Боже, я про него уже забыла.

— Ну и ладно! А отец? Он-то точно должен подходить.

— Не все так просто, Мира, — повторяет он слова врача, я чувствую, что на грани истерики.

— Что может быть не просто. Твой сын находится при смерти, ему нужна помощь. Помоги!

— Я не подхожу.

— Быть не может. Он твой сын.

— Нет. Я не подхожу, потому что он мне не родной.

— Ты врешь, — теряюсь я в зарослях немого удивления. Там темно и узко. А хлесткие плетки жалят кожу.  — Скажи, что ты врешь.

— Прости, детка. Мы просто хотели, чтобы вы стали настоящими братом и сестрой.

Глава 65.

— Но мы и так стали, зачем было врать? — я не могу прийти в себя. Я ведь. Я ведь любила Яра, но вышла замуж, чтобы держать это чувство в узде. Постоянно стыдилась этого. И он так же. А подучается, что родители обманывали нас.  — Мама знает.

— Знает.

Я отхожу на шаг, не даю обнять себя Нику и просто падаю на кушетку, прижимая ладони к лицу. В такой позе не знаю, сколько сижу, думая о том, сколько лет провела, ненавидя себя за неправильные мысли, фантазии, за больную любовь, которую мы так давно к друг другу испытываем.  А теперь что? Поздно? Теперь у меня есть муж, и я не могу его предать, только потому что в моей семье живут манипуляторы.

Нас так и не пускают к Яру, приходится только ждать, когда найдут донора. И когда это происходит, еще приходится ждать, когда все подготовят и проведут операцию. И только когда врач вышел и сказал, что все прошло успешно, я смогла оторвать себя от кушетки и сходит в туалет. А затем в отель, номер в котором снял для нас Ник. Он помог снять мне платье, принес новой одежды.

— Пойдем, помогу принять душ.

— Я сама, — почти немые губы, почти пустой взгляд на человека, с которым я планировала семейную жизнь. А теперь все изменилось, и я не знаю, как ему об этом сказать. Как дать понять, что каждый день с ним я буду думать о другом. Только теперь без вины и с огромным желанием.

В душе я долго чередую холодную и горячую воду, пытаясь прийти в себя. Все так сложно, как дальше быть. А еще стоит ли говорить Яру. Конечно, стоит, я не буду как родители врать, ни секунды.

Выйдя в халате, я замечаю Ника, который не разделся и сидит в том же костюме у окна. Рядом на столике ключи от номера и билет на самолет. Мы должны были лететь завтра. Вместе. А эту ночь тоже должны были провести вместе.

— Я знал, что рискую. Знал, что ты общаешься со мной, только чтобы быть ближе к Яру.

— Ник… Все не так.

— Не так. Мы были отличными друзьями, мы втроем, но я подумал, что у нас может что-то получиться. И подучилось бы, если бы уехали. Но теперь.

— Мы можем уехать позже.

— Да ну, не смеши. Стоит Яру узнать правду, он тебя не отпустит. И тут даже бумажка о браке не поможет.

— Он не может меня заставить, — даже как-то странно думать обо мне как о собственности Ярослава.

— Тут бесспорно. Поэтому я отложил отлет. Я хочу, чтобы еще раз подумала, еще раз решила для себя, чего ты хочешь. Завтра Яр очнётся, и ты скажешь ему правду. Но пойми одно, рядом с ним ты никогда не сможешь быть свободной. Рядом с ним ты будешь его добровольной пленницей, бабочкой в банке. А со мной будешь свободной. И нужно решить, чего ты хочешь.

Ник встает, подходит ко мне и целует меня глубоко и сильно. Так, как никогда. Так, словно прощаясь.

— Я могу принять любой твой выбор, потому что действительно люблю, Мира. А если он узнает правду, то у тебя будет только один выбор. Быть с ним. Не отвечай сейчас ничего, просто подумай, прежде чем признаешься ему, — он провел рукой по моему лицу и ушел, оставляя билет и тяжелые думы.

Ночь я провела беспокойно, постоянно ворочаясь, постоянно вспоминая все то, что с нами было. Все злодеяния Ярослава, которые были направлены только на одно. Не дать мне быть с кем-то еще. Но в какой-то момент все изменилось. После его удара по голове. Он стал относиться ко мне совсем иначе. Никаких случайных прикосновений, намеков... Более того, он уехал. Почему. Почему такая резкая перемена. Что он увидел, пока был в коме?

Именно это я спросила первым, когда он открыл глаза.

Я пришла с самого утра, сидела, пока он не зашевелился. Позвала врачей, и когда они посчитали его состояние стабильным, то спокойно оставили нас наедине. Отец пока не приехал. А на звонки матери я не отвечала, демонстративно сбрасывая. Я помню, прекрасно помню, как она кормила меня сказками, что любые проявления моих чувств неправильные. Что счастлива я буду только с другим.

Глава 66.

Ярослав

Это мне знакомо. Пиканье датчиков, запах хлоргексидина. Я настолько привык просыпаться в больнице, что это ненормально. Еще более ненормально беситься из-за этого. Я хотел умереть, даже был рад этому. И меньше всего я сейчас хочу видеть счастливо замужнюю сестру, которая гладит меня по щеке. Я здесь дня два, вряд ли она успела отменить свадьбу и не провести брачную ночь с другим.

— Как прошла свадьба? — это первое, что приходит в голову. Фантазия о том, как я снимаю с нее свадебный наряд, не давала покоя последние пару месяцев. До тошноты часто я прокручивал ее в голове.

— Нормально, — отвечает она столь же грубо, а потом пододвигает стул и садится рядом.  — Врачи сказали, что ты будешь жить.

— Ты, наверное, сильно этим расстроена. Гораздо удобнее забыть человека, когда его нет в живых.

— Не будь ты пациентом, я бы тебя ударила. А так я спрошу тебя и хочу получить честный ответ.

— Бойся правды.

— Теперь, если честно, я боюсь только лжи. И твоя правда решит, скажу ли я тебе свою.

— Ты испугалась за меня, ты любишь меня, это я все знаю.

— Ты не все знаешь. Но, впрочем, если ты настроен столь негативно, то я зайду попозже, — встает она, но я удерживаю ее, вцепившись в запястье. Странное ощущение не знать чего-то. Еще хуже видеть в ее глазах огонь, который полыхает и во мне. И если раньше угли скорее тлели в ее зрачках, то сегодня они буквально пылают.

Любопытно.

— Не кипятись. Я рад, что ты здесь.

— Ты очень бурно это показываешь.

— Слушай, я чуть не умер, я имею право злиться.

— Не имеешь, особенно, если ты хотел умереть, — выдернула она руку из моей и села на свое место.

— Что ты хочешь знать? — перевел я тему.

— Обещай, что скажешь все без утайки.

— Это манипуляция.

— Да, но если ты хочешь знать правду, то придется на нее повестись. Обещаешь?

— Допустим.

— Яр!

— Обещаю, — а что еще остается. Эта девочка всегда добивается своего.

— До пожара в доме ты относился ко мне иначе, — так, начинается.  — Ты намекал, что я твоя. Ты делал все, чтобы я это поняла и осознала. Ты не хотел, чтобы ко мне вообще кто-то прикасался. Но потом все изменилось.

— Мира…

— Ты обещал! Все изменилось. Ты делаешь все, чтобы не прикоснуться ко мне лишний раз. Ты делаешь все, чтобы держаться от меня подальше. Более того, ты спокойно отдал меня другу.

— Я никого не отдавал, ты сама…

— Но ты позволил!

— А какой у меня выбор! В нем я по крайней мере уверен!

— Но что изменилось? Почему ты готов был отдать меня другому, тогда как раньше готов был убить любого, кто ко мне прикоснется.

Вот и все. Назад пути нет. Она хотела правды, она ее получит.

Глава 67.

— Потому что лучше сдохнуть от ревности самому, чем видеть, как умираешь ты.

Она облизывает губы, хмурится, выпрямляя спину. Часто дышит, от чего ее рубашка натягивается на груди. И как с ней рядом вообще можно находиться спокойно.

— Объяснишь? Потому что я не понимаю.

— Когда меня ударили по голове, я впал в кому.

— Я помню.

— Я не знал, что сплю. Мои больные фантазии сформировали свою реальность, в которой я жил все то время.

Мира сглотнула и кивнула.

— И что ты видел?

— Тот сейф. Помнишь?

— Твоя навязчивая идея.

— Да, в той реальности я нашел то, что искал. Документ, в котором говорится, что мы с тобой неродные.

— А на самом деле сейф был пустой.

— Да. Но в моем сне я был бесконечно рад, что нам больше не придется беспокоиться о крови, о родстве. Мы могли быть вместе, несмотря ни на что. И меньше всего меня в тот момент волновал твой возраст. Я показал тебе документ, я все сказал, но тебя это испугало. Ты не была готова, а мне не терпелось сделать тебя своей. Но Элиас ревновал тебя, пытался изнасиловать, а ты случайно его убила.

— Боже!

— Да, хоть роман пиши. Мы сбежали, потому что я взял вину на себя. И все бы ничего, мы бы протянули, денег нам бы точно хватило, но сдержанным я не был. И как только мы заселись в отеле, я взял тебя силой.

— Да, всегда был страх, что ты на это пойдешь.

— Ты устроила истерику, выбежала на улицу почти голая и попала под машину.

— Ярослав, Господи, почему ты столько времени держал это в себе.

— Проснувшись и увидев тебя живой, счастливой, я понял, что больше никогда не смогу подвергнуть тебя опасности.

Она облизнула губы, прикрыла глаза, из которых градом катились слезы, и вдруг аккуратно легла рядом. Я автоматически подвинулся, я так делал много раз. Но это было давно, и сейчас это кажется дикостью.

— Что?

Она вдруг поднимает лицо и тянется к губам. А я никогда не мог устоять перед таким соблазном. Вобрал в себя пухлые губы, лаская их языком, отсчитывая бешенный ритм сердца.

— Наверное, теперь, чтобы ты взял меня, придется тебя связать.

— Не шути так, Мира. Мой рассказ ничего не меняет.

— Ничего, ты прав. Зато рассказ отца изменил все.

— Что за рассказ.

— Когда тебе понадобилась пересадка почки, он не подошел.

— Почему? — сердце замирает, а ее кожа больше не кажется волшебной. Наоборот, живой, настоящей, которую хочется сжать и пробовать на вкус снова и снова. Не может быть.

— Потому что он тебе не отец, а это значит…

Я даже ждать не смог, подмял ее под себя, несмотря на боль в боку, и стал целовать настойчивее, грубее и то, как она мне отвечала, только сильнее кружило голову. Не было страха, а информацию, которую я ждал столько времени, я принял спокойно, я поверил ей не глядя. И пусть это новый бред, сон, кома, главное сейчас моя девочка со мной, безоглядно отдается слиянию губ и языков, совершенно не стеснятся того, что я коленом раздвигаю ей ноги.

— Так! — врывается в нашу идиллию голос, и я выругиваюсь. Мог ведь суть позже зайти.  — Что здесь происходит. Пациент Распутин.

Глава 68.

Я отстраняюсь, Мира вся краснущая спрыгивает с кушетки и пробегает мимо отца, который совершенно бесстрастный стоит за врачом.

Тот проверяет мои показатели, что-то причитая о развратной молодежи.

— Вы поберегите себя. Пересадка почки — это не растяжение.

— Я понял.

Врач ушел, а отец прошелся по палате, потом повернулся ко мне.

— Оправдываться я не буду. Так было лучше для всех. У Миры должен был быть выбор.

— А Нине ты дал выбор?

— Нет, — усмехается он.  — Не дал. Но в отношении Миры скорее всегда решала она.

— Полагаю, с Платоном так не будет?

— Нет. Как ты? Принести что-нибудь?

— Мира, — пожал я плечами. — Сейчас я хочу только ее. Ну, в том смысле, что быть с ней.

— Я понял. Думаю, Нине это не понравится, но вряд ли это вас сейчас будет волновать. Можно сказать, что она сделала все, чтобы уберечь от тебя дочь. Ты всегда ее пугал.

— Главное, что я не пугаю Миру, а на остальных мне плевать.

— Останетесь в Москве? У тебя учеба.

— Пока не думал об этом. Но если ей предложили место в Германии, думаю, надо ехать.

— Готов дать ей шанс стать чемпионкой?

— Нельзя обрезать крылья той, кого любишь, потому что потом она будет пытаться сделать несчастными всех, кого любит.

— Не учи меня.

— Даже не пытаюсь, — я протянул руку. — Несмотря на желание врезать, я благодарен, что ты не убил меня тогда.

Отец пожал руку, оглянулся и, увидев Миру, пошел к ней. Удивительно, но обнял ее и что-то прошептал на ухо.

— Что он сказал?

— Чтобы решила вопрос с мужем, — она сглотнула, а я вздохнул. Точно. Замуж-то выйти она успела.

— Я поговорю с Ником. Он не идиот, все понимает.

— Да, ты прав и знаешь… Он сказал, что ты посадишь меня в клетку, и я этого действительно боялась, а ты…

— Еду с тобой в Германию?

— Да! Почему? Я уже готова была отказаться от всего ради тебя, потому что желание быть рядом неравноценно желанию блистать на Олимпийских.

Я приманил ее пальцем и заставил лечь рядом, хоть она и сопротивлялась.

— В этой жизни я привязан только к тебе. И я буду рядом, чего бы ты не захотела. И буду стоять рядом, когда тебя назовут Олимпийской чемпионкой.

— Думаешь, у меня есть шанс?

— Да, и для этого тебе не нужны никакие партнеры.

— Сказал тот, кто устранил всех.

— Просто я всегда верил, что ты сама способна на успех, а твои партнёры лишь костыли, от которых давно нужно было избавиться, — целую ее в губы и крепко прижимаю к себе, бросая взгляд на дверь. Не будь мы в клинике, я бы взял ее, и плевать на боль в боку.

— Яр, я люблю тебя.

— Ох, и я люблю тебя, жить не смогу без тебя.

— И не надо без меня. Только со мной.

Эпилог.

Николас

Время подходит к вылету. Посадку уже объявили, а я все еще жду Миру. Глупо было в нее влюбляться. Нужно было оставить формат дружеских отношений с ноткой флирта. Но одобрение Яра меня смутило. Я всегда хотел равняться на его непоколебимость, стойкость, принципиальность. И сам попал в ловушку, влюбился в ту, о ком он грезил многие годы. И если у него никогда бы с ней ничего не вышло, то у меня был шанс. Разве я мог его упустить? Разве мог не попытаться? И что теперь? Ну поженились мы, а первой брачной ночи так и не было. Более того, без этой ночи наш брак не более чем фарс, чтобы заставить Яра действовать. И к чему это привело?

К правде, которая мне очень не нравится. К ней я не готов. Потому что если есть реальный шанс, что Мира не сестра Ярославу, то он никогда ее не отпустит. А она всегда будет его добровольной пленницей.

Я пью уже четвертый кофе, все время поглядывая на телефон. Вижу последних опаздывающих на рейс и беру свою сумку. Оформить развод на расстоянии не проблема, если претензий нет. Не пришла, значит, осталась с ним. В какой-то момент начинаю злиться.

Ведь все уже было ясно! Все понятно. Она была почти в моих руках. Это как играть в хоккей и на последних секундах продуть матч.

Но вот я слышу, как меня окликают. В душе рождаются огонь и надежда.

— Ник! Ник! — кричит Мира, это ее густой, обволакивающий голос. Я уже с улыбкой оборачиваюсь. Но лицо превращается в маску злобы и растущей ненависти.

Мира, да. А рядом ковыляет Ярослав. Ему бы в больнице лежать, а он уже на ногах. Робот, не иначе. Как с ним вообще можно соревноваться?

А есть хоть шанс, что он просто пришел ее проводить и пожелать нам счастья? Хоть один шанс из миллиона?

— Привет. — Улыбка до ушей. Не удивлюсь, если у меня уже украли брачную ночь.

— Привет. — Напряжение столь густое, хоть ножом режь.

— Привет. — А вот и герой ее романа. А я так, банальное приложение. — Ты зла не держи на Миру.

— На Миру не буду, — цежу сквозь зубы, слыша, как окликают мою фамилию. Яр достает из сумки документ и протягивает мне. — Будь другом, подпиши.

Развод. Как быстро в этой стране все делается. У нас пришлось бы ждать три месяца.

А может, не подписывать?

— Точно? — смотрю на Миру. А вдруг завтра, как в «Диком Ангеле» кто-то скажет, что вы брат и сестра? Может, мне подождать?

Мира ласково мне улыбается, словно я непослушный ребенок. А на самом деле просто тупая замена ее настоящей любви. Долбаная игрушка.

Она вдруг обнимает меня и шепчет в ухо:

— Я очень тебя люблю. — Обнимаю ее крепче, вжимая в себя и видя, как скрипят зубы Яра, как сжимаются его кулаки. — Но я всегда выбирала его. И всегда буду.

— Ну хватит. — Яр буквально выдергивает из моих рук Миру и снова протягивает мне документ. Я почти не читаю. Лихо расписываюсь, чувствуя ком в груди, чувствуя, как трещит по швам дружба.

— Спасибо.

Я навсегда запомню ее такой и буду желать счастья. Но не уверен, что оно будет с ним. Больно на его клетке широкие прутья.

— Мы еще увидимся. — говорит Яр. — Я тоже подал заявление в Канаду. И меня взяли.

Еще бы лучшего игрока не взяли.

И в этот момент я решаю, что в Канаде моей ноги не будет. Не собираюсь смотреть на их счастье.

— Ладно, там и увидимся, — натягиваю маску и поднимаю сумку. — Счастья вам, ребята.

Они кивают, тянутся к друг другу и провожают меня взглядами. А я поджимаю губы и только надеюсь, что когда-нибудь смогу думать о них без тлеющей, как угли, обиды.

Эпилог. Много лет спустя

*** Мира ***

— Давай поженимся? – расческа замирает в руке, и я перевожу взгляд на Яра, который лежит полуобнаженный и смотрит как я расчесываю волосы. Вернее, делала это.

— Привет. А познакомиться не хочешь? Мы так-то женаты лет двадцать? Пожалуй внуки скоро пойдут.

Яр подскакивает, демонстрируя совершенство тела и наклоняется ко мне, смотрит через зеркало. Гипнотизирует взглядом, запахом геля после бриться. С ума по нему схожу.

Пальцы Яра собирают мои волосы в хвост, тянут. Запрокидывая мою голову. Его губы прижимаются к пульсирующей венке. И я ощущаю легкое давление, перерастающее в боль. Он ставит мне засос, который ярким пятном горит на белой коже.

— Животное, — поднимаю я руки, потянув его за волосы. Хочу его. Всегда его хочу. Он двигает мои крема, духи, не обращая внимание на мое ворчание и наклоняет меня вперед, ласково проводя по шелку сорочки.

— До сих пор не могу смириться с тем, что с Ником у тебя была свадьба, а нас позорно расписали в пригороде Москвы.

— Почему позорно, — задыхаюсь я, пока его пальцы задирают мне подол. Гладят лодыжки, бедра. – Было очень мило. И родители нас быстро простили. Праздник устроили.

— Хочу по — настоящему. Венчаться хочу.

— От твоего хочу по телу дрожь.

— Хочу, хочу, хочу, — шепчет он мне в ухо, касаясь ягодиц, стискивая их сильнее. Столько лет вместе. Я все жду, что страсть утихнет. Но каждый раз Ярослав опровергает статьи о браке, которые я читала. Вот оно, то самое исключение. Трется об меня, готовый вот-вот ворваться, но я не даю. Отпихиваю его и отбегаю.

— Что за фокусы. Тебе сколько лет?

— Хочешь, чтобы я стала твоей, встань на колено. Все как положено.

— Не вопрос, — садится он у моих ног, но я думаю, что этого мало.

— А еще никакого секса, пока не обвенчаемся.

— Ты шутишь надеюсь? — давно не видела его таким злым. Наверное, последний раз, когда парни решили взять его ноутбук поиграть вместо ракетки. Близнецам по пять лет. Мы не нуждаемся ни в чем, но постарались привить детям уважение к тому, что имеешь.

— Не-а. Венчание вещь серьезная. Требует тщательной подготовки.

— Можем начать прямо сейчас, — дергает он сорочку, роняя меня на пол, накрывая своим телом. В голове уже туман и я готова сама отказаться от своего условия, так мне хочется ощутить мужа внутри. – Готовиться.

— Секс только после венчания, — отвечаю на поцелуй, когда Яр стискивает мое тело в стальных объятиях. Но тут же отваливается и издает громкий стон.

— Ненавижу тебя. Жестокая.

— Ну, ты ведь всегда можешь фантазировать.

— Я надеялся, что истязания себя фантазиями кончилось, как только мы узнали правду. А тут снова. Я не выдержу.

— А я верю в тебя. И вообще идея с венчанием мне нравится. Я не прочь надеть снова подвенечное платье, но уже для тебя. Тем более свадьбу Насти мы еще не скоро увидим.

— И правильно. Она еще наивная как ребенок. Какая ей свадьба.

— Но она живет одна, учится, недавно даже в ремонт машину отвозила.

— А чего мне не позвонила? — бесится он. Я накрываю его грудь ладонью, целую в щеку. – Что было с машиной?

— Да все нормально. Она со всем справиться. Или всегда может позвонить тебе.

— Да уж. Не знаю, что должно произойти, чтобы она разрешила вмешиваться в свою жизнь.

— Ты сам виноват. Совершил классическую ошибку и не дал ей совершать своих ошибок. Вот она и закрылась. Ребята, наверное, нас психами посчитают из—за венчания.

— Ну и пусть. Пусть видят, что любовь и счастье возможно даже через двадцать лет, — поворачивается он, пытаясь коленом раздвинуть не ноги, но я качаю головой.

— Уверена, что ты покажешь мастер класс по силе воли, любимый.

— Вот еще. Я просто организую венчание за несколько дней. Так что ищи платье уже завтра.

Яр поднимается и несет меня на кровать.

— Точно не хочешь? На пол пипеточки?

— Очень хочу, но еще больше хочу, чтобы венчание прошло правильно.

— Тогда спокойной ночи, – отворачивается Яр, а я прижимаюсь к его спине телом, пряча смешок. Сам предложил и сам обиделся. А я не могу заснуть. Тело ноет, словно не дополучило чего – то очень важного.

— Спишь?

— Молчи. Меня даже твой голос возбуждает.

— Ну, я просто подумала, что поститься можем начать с рассвета.

Яр резко оборачивается, силком сдергивает с меня сорочку, оставляя совершенно обнаженной.

— Как хорошо, что до рассвета еще очень далеко.

Оглавление

Пролог

Глава 1.

Глава 2.

Глава 3.

Глава 4.

Глава 5.

Глава 6.

Глава 7.

Глава 8.

Глава 9.

Глава 10.

Глава 11.

Глава 12.

Глава 13.

Глава 14.

Глава 15.

Глава 16.

Глава 17.

Глава 18.

Глава 19.

Глава 20.

Глава 21.

Глава 22.

Глава 23.

Глава 24.

Глава 25.

Глава 26.

Глава 27.

Глава 28.

Глава 29.

Глава 30.

Глава 31.

Глава 32.

Глава 33.

Глава 34.

Глава 35.

Глава 36.

Глава 37.

Глава 38.

Глава 39.

Глава 40.

Глава 41.

Глава 42.

Глава 43.

Глава 44.

Глава 45.

Глава 46.

Глава 47.

Глава 48.

Глава 49.

Глава 50.

Глава 51.

Глава 52.

Глава 53

Глава 54.

Глава 55.

Глава 56.

Глава 57.

Глава 58.

Глава 59.

Глава 60.

Глава 61.

Глава 62.

Глава 63.

Глава 64.

Глава 65.

Глава 66.

Глава 67.

Глава 68.

Эпилог.

Эпилог. Много лет спустя