Звери Стикса. Часть 2. Мемориум [Мира Брат] (fb2) читать онлайн

Мира Брат Звери Стикса. Часть 2. Мемориум

Глава I. Город лун

– There are many things, stronger than you.

– Like what?

– Like me.

(Из спора двух богов.)

– Приехали, – буркнул Фауст и пихнул развалившуюся на соседнем кресле, неженственно храпящую кошку.

Коляска встала с тихим свистящим шипением.

Кира скучала всю дорогу, донимала пса разговорами обо всем на свете и долго сокрушалась о том, что именно сейчас, перед этим их путешествием, биобук пришлось оставить на Стиксе для обновления питательной среды грибка. Когда она наконец вырубилась, пес сначала вздохнул с облегчением. Но вскоре и сам заскучал. Так что разбудить ее было сейчас в удовольствие.

Девушка вздрогнула, открыла бессмысленные после сна глаза и уставилась на преграждающую дорогу деревянную стену с узкими воротцами, явно предназначенными для всадников или пешеходов, но совершенно точно не для тележек, кибиток, повозок и прочего более массивного транспорта.

Несколькими днями ранее, в глубинах библиотеки КС-СМЕРТЬ.

Неизвестно, сколько бы продлилось их тихое существование в Блуме, если бы не случай.

Кошке пришлось поблуждать некоторое время по черным проходам и меж соседними столами, прежде, чем она обнаружила своего телохранителя. Фауст мужественно боролся с сонливостью за одним из отдельно стоящих столиков, который оказался совсем рядом с ее рабочим местом. Лампа с зеленоватым пыльным абажуром, украшенная потемневшим от времени черепом с проломленным теменем, была выключена, что не мешало псу изучать старый фолиант по «Истории некромантии северных народов».

– Не меня ищите, барышня, – он включил свет, когда она в очередной раз, крутя бестолково головой, прошла мимо. Она не виделась и не общалась с Фаустом уже больше недели.

– Раньше не мог отозваться? – буркнула она, присаживаясь рядом на кривоногий табурет.

– Все думал, что же скучнее – продолжать читать древнескандинавскую ересь или с тобой разговаривать. Сложный выбор. Почти одинаково.

– Спасибо за комплимент. Есть что-нибудь? – она кивнула на толстый фолиант.

Пес отрицательно покачал головой, поддел длинным костяным когтем обложку и захлопнул книгу, подняв в воздух облачко желтой пыли.

– Нет. Только жуткие и подробные описания ритуалов, как при помощи человеческих жертв призвать более скорое пришествие бога весны и лета – Сары и умилостивить Томаса, чтоб зима была не холодной и не уничтожала посевы.

Кира рассеяно покивала головой. Древние божества Зоома – Сара и Томас представлялись в облике двух небольших коней черно-синего и черно-рыжего цвета и встречались практически во всех культурах, разве что имена иногда немного варьировали. Она знала эту легенду, хотя даже такие невинные старые сказки порицались и изымались из общественных читален. Было поразительно и прекрасно, что хоть здесь, в КСной библиотеке не поддерживался этот общемировой маразм и гонения. В древности люди верили, что все в мире пронизано разными энергиями и даже состоит из них. Современная биоэнергетика это доказала и легализовала. Только почему-то истории о том, что живой сознательный человек или зверь может не только состоять из энергий, но и управлять ими, были высмеяны, затерты, а затем и вовсе попали под ранг опасных заблуждений.

Боги Солнца и Луны также отвечали за смену времен года. Это заставило Киру вспомнить, что ей предстоит дорога домой по морозной слякоти, и мелькнула мысль остаться ночевать где-нибудь тут. Осень-таки добралась и до оранжевой зоны. Золотое лиственное убранство сменилось мокрой и холодной наготой. Дожди не прекращались. Зома медленно, но верно поворачивалась западным боком к вытянутой элиптической части траектории солнца. Еще несколько дней – и выпадет снег.

– Тут кое что случилось намедни… И я вот решила с тобой посоветоваться, – Фауст стал серьезным и обратился в слух. – Смотри.

Кошка протянула ему смятую бумажку. На обмякшем клочке было написано следующее:

«165` СШ 57`ЗД

Здесь Вы найдете ответы на любые вопросы»

– Это мне вчера кто-то подсунул. Я открыла справочник по галлюциногенным растениям, а там прямо в оглавлении лежит записка. А это, – она разложила перед псом заготовленный атлас и раскрыла на странице с какой-то из лесных зон. Там черной гелевой ручкой размашисто было обведено место в глубине лесного массива и указан стрелкой поворот с близлежащего шоссе. – Это было среди книг, которые я взяла. Как ты понимаешь, я этого не заказывала.

Пес хмурился. Он полистал атлас, перечитал записку.

– А кто тебе книги выдавал?

– Вчера куда-то делась, а сегодня внезапно в отгуле. Такая невысокая темноволосая женщина в глухом сером платье и с пучком на голове. Библиотекарис вулгарис. Я ее часто тут видела.

– Ну что ж. Пахнет засадой. Прямо-таки разит за полкилометра какой-то ловушкой. Хочешь поехать?

Кошка улыбнулась и энергично закивала.

Пес пожал плечами.

– Ну едь. Будучи твоим верным телохранителем, я в любом случае отправлюсь за тобой – мне все равно где быть. Только Волфтейн тебя не пустит. Если это опасно хоть в малой мере – он упрется рогом и запрет тебя на острове. А это – он обвел лапой разложенный на столе атлас – по всему выходит, что не спроста. Записки, подброшенные книги… Это приглашение в какую-то тайну.

Кошка нервно жевала губы.

– Я с тобой полностью согласна, но поехать все равно хочу. Можешь считать это актом отчаяния. Мне опостылело топтаться на одном месте. Вся эта книжная возня не приносит никакого эффекта. Лучше уж с головой да в омут, авось хоть новые впечатления наведут на какую-нибудь идею. Да и погода на той стороне Зомы сейчас получше… И мне не нужен верный телохранитель, Фауст. Мне нужен партнер.

Он пытливо уставился на нее своим черным непроницаемым взглядом. Кошку передернуло.

– Ты… отвечаешь за мою шкуру, но уже давно перестал быть просто телохранителем, пес, – она с усмешкой кивнула на его стол, заваленный книгами. Длинная прядь ее шелковистых волос легко взметнулась и красиво легла на лицо, накрыв глаз.

Судья долго молчал и не сводил с нее глаз. Но она уже сказала все, что хотела, и теперь ждала приговора. Наконец, он усмехнулся, покачал головой и поднял лапы, словно сдавался.

– Волфтейн нас живьем сожрет, если узнает, что я был в курсе сомнительности мероприятия.

– Ключевое слово «если», – она с облегчением расплылась в довольной улыбке и расслабилась.

– Рано или поздно все равно узнает. Я соглашусь на это только при одном условии – он облокотился на стол и подался к ней. – Ты должна признаться, что боишься темноты.

Кошка удивленно вылупилась.

– Ничего себе заявление?! Я – КОШКА! Как я могу бояться темноты!?

– Да ты иной раз без ночника заснуть не можешь и готова скакать по всему миру в погоне за летом.

– Я просто люблю, когда тепло!

– Нет, не только. Ты не любишь, когда рано темнеет.

– Пффф!! – Кира заерзала на стуле, не зная как себя поставить. – Не хочешь никуда ехать, так и скажи, – буркнула она. – Я и одна справлюсь.

Но лицо пса по-прежнему лучилось озорством. Он нарочито медленно протянул лапу к лампе и нажал на выключатель, снова погрузив свой угол в пыльный мрак.

– Бу-у-у.

И теперь они приехали. По указанным на записке координатам не находилось ничего ни на одной из карт, которые они просмотрели. Однако отмеченный стрелкой поворот действительно существовал, а теперь объявились еще и эти ворота.

Фауст вышел на улицу и с удовольствием потянулся. Стикс с его покрывшейся уже ледяной коркой осенью остался с другой стороны планеты. А здесь, в смешанных лесах на западе Лесной зоны, царила мягкая комфортная погодка, пели птицы, и толстые белые облака почти неподвижно висели в синем ленивом небе. Ссохшиеся ворота впереди выглядели совершенно заброшенными. Высокая стена из потемневших серых досок и калитка посредине, разделенная к тому же столбиком, вбитым в щель между бетонными плитами дороги. Большой плакат рядом с въездом гласил следующее:

«Вы въезжаете в Город Лун.

Сообщаем Вам, что на территории нашего города запрещается использование любого частного транспорта, рассчитанного более чем на одного пассажира. Вы можете воспользоваться одним из административных верховых животных или общественной конкой.

Также на территории города запрещается мусорить, наносить вред живым существам, публично исполнять или прослушивать музыкальные произведения любой формы.

Добро пожаловать!

В нашем городе расположена самая крупная в северном полушарии Библиотека и пекутся самые вкусные в мире блинчики!

Население составляет 356 человек»

– Многообещающе, – буркнул пес. Он обернулся, чтобы спросить Киру, довольна ли ее душенька и обнаружил, что дверца в коляске распахнута, а кошки нигде нет. Ее действительно нигде не было, он вдруг понял, что не ощущает ее присутствия. Ноздри и зрачки Судьи мгновенно расширились, в кровь ворвалась легкая будоражащая волна адреналина, и в груди тут же запылало.

«Что-то я в последнее время много волнуюсь. Так и до сердечного приступа недалеко».

– Кира? – Фауст опустился на четыре ноги, оббежал повозку. След ее запаха вел на обочину и скрывался в лесу. Деревья стояли не очень плотно, и в целом массив был светлым, прозрачным, легким. Но сразу за границей тени, отбрасываемой первыми кустарниками, след исчезал – растворялся. Была кошка и не стало кошки. Пес настороженно всматривался в лес, напрягал все свои органы чувств, но все равно не чуял, куда она делась. Только появилось ощущение, что и лес в ответ всматривается в него.

– Пст! – раздалось откуда-то справа. Он обернулся и увидел, что кошка выглядывает из зарослей орешника в нескольких метрах от него. – Иди, чего покажу, пес, тут что-то странное!

Сказала она и снова нырнула в густую листву. Фауст кинулся за ней, боясь, что стена леса снова спрячет свою приемную дочь от его пригляда.

– Кира! Погоди!

– Чего?

«Я тебе башку твою ушастую откручу, если еще раз исчезнешь вот так внезапно, зараза, вот чего!» – подумал он, но собрав всю свою волю в кулак, вслух сказал иначе:

– Не уходи от меня в лес. Я тебя там не чую и не вижу и не могу понять, куда ты делась. Пожалуйста.

Кошка слегка наклонила голову и застыла, вглядываясь в лицо телохранителя. Лицо это, хмурое, с нехорошо блестящими глазами и онемевшими сжатыми челюстями, казалось, пыталось высказать какие-то другие, гораздо менее миролюбивые слова.

– ОК! – в итоге беззаботно отмахнулась она.

Кошка углубилась в чащу и привела его к нескольким диким яблонькам, заросшим крупным вьюном, островком стоявшим посреди берез и орешников.

– Глянь-ка, – она отодвинула лопухи и высокую в рост человека крапиву, и Фауст увидел, что за сорняками скрывается проржавевший остов заброшенного автомобиля. – И еще вон там что-то есть.

Пес обошел находку со всех сторон, залез внутрь, обнюхал сидения, руль, все ручки, какие нашел. Он потянул за рычажок под водительским сидением и услышал мягкий щелчок открываемого багажника. Кира все это время терпеливо ждала. Когда, наконец, пес удовлетворенно вылез из машины и смачно чихнул от пыли, Кира провела его еще немного вглубь, где они обнаружили целое кладбище таких заросших авто, телег, карет и прочего транспорта.

– Судя по всему, все, кто сюда приехал, тут и остались, – задумчиво сказал Фауст, оглядывая поляну, густо поросшую бурьяном. Он глубоко вздохнул. – Не знаю, как ты, но я не чувствую здесь Смерти. Ни крови, ни убийства…

– Я, посмею напомнить, вообще ничего такого не умею чувствовать. По крайней мере сама! Черт возьми, как неудачно, что прототип на базе! Очень бы сейчас пригодился. Заодно и опробовали бы.

Действительно, Кирина разработка на этот раз осталась на Стиксе. Кошка провела пару бессонных ночей в лаборатории, но подготовила целый пак новых данных в «библиотеку чувствительности» своей машинки. И теперь чудо-ноут надежно встал на стоянку и обработку нового и вкусного под чутким надзором ассистентов. По словам кошки, его недели две трогать нельзя. Да, медленно. Но прокладывать новую дорогу всегда тяжело и долго.

Они вернулись на дорогу. Послушно отогнали коляску на обочину под специально установленный здесь навес для личного транспорта. Лошадь страшно возбудилась и возрадовалась от перспективы продолжить путь не запряженной, а Кире пришлось брать привязанного к тому же навесу с обратной стороны ослика. Такой вот честной компанией – Фауст на высоконогой гарцующей кобыле и Кира на старом печальном осле – они и вошли в город Лун.

Городок открылся им после очередного поворота совершенно внезапно. Лес просто расступился, начались аккуратные изгороди небольших стареньких особнячков, больше похожих на дачные угодья. Домики и домишки, все с небольшими садиками облепили главную дорогу пестрой гроздью. Невысокие заборчики все были выкрашены белой краской, ухоженные газоны, беседки, садовые гномики и такое невообразимое богатство цветов, какое можно увидеть скорее на картинке в журнале по ландшафтному дизайну, чем в жизни. Пес вертел головой, принюхивался, присматривался – и все больше и больше настораживался. Было что-то очень неестественное в том, что их никто не встречал. Притом, что город не вымер – это точно. Фауст видел нескольких жильцов. Один старик усердно подкапывал высокие в рост человека помидорные кусты. Еще одна «дачница» сидела на крыльце. Потом его внимание привлек мужчина, стоявший посредь своего участка и сосредоточенно рассматривавший собственные руки. И ни один из них даже не обернулся в их сторону.

– Что ты думаешь? – спросил он свою спутницу, когда усадьбы сменились трех- и пятиэтажными постройками из крупного камня.

Кошка обернулась к нему, и пес увидел, что спрашивать бесполезно – Кира была совершенно очарована.

– Фауст. Это город моей мечты. Я хочу остаться здесь жить.

Пес негодующе сморщился.

– А по-моему город какой-то… оглушенный.

– Сам ты оглушенный, – буркнула она. – Ты посмотри только! Какое чудо!

Они выехали на крохотную площадь, вокруг которой и кучковались все каменные здания поселка.

Домики были потрепанными, но аккуратными. Краска и штукатурка кое-где облупилась, а многие окна, как заметил Фауст, были тусклыми и мертвыми, за ними точно никто не жил. Практически по центру площади высилась старая потемневшая часовня, явно не. C одного краю площадь представляла собой мощеный грубым камнем полукруглый балкон, выходивший к заросшему лилиями и рогозом пруду. Живописный тихий берег был обрамлен старыми плакучими ивами. С того места, куда выехали путники, хорошо просматривалась огибавшая дальше по берегу пруд дорога, с обеих сторон обсаженная высокими свечками серебристых тополей. То, что высилось на другом берегу и освещалось сейчас вечерним персиковым солнышком, Фауст сначала принял за Колизей. Огромный, выстроенный кругом, словно действительно спортивная арена пятиэтажный замок с высокими башенками нависал над водой. Солнце отражалось в высоких готических окнах, делая картину не просто романтической, но прямо-таки сказочной.

– А вот там и живет местный Дракула… – буркнул пес. Кира шутку не поддержала. Она как громом пораженная смотрела на замок и расширившиеся черные зрачки делали ее влюбленные глаза совершенно черными.

Чуть позади них тихо стукнули деревянные ставни, и раздалось невнятное кудахтанье. Пес обернулся и невольно отшатнулся, так что чувствительная Лошадь под ним крутанулась вокруг себя. Как это они сразу не заметили ЭТО! Самый крайний дом, после которого сразу начиналась тополиная аллея, резко выделялся на фоне остального пастельного городка. Ярко желтое, совершенно ассиметричное сооружение, наполовину увитое сочными листьями девичьего винограда. Мало того, что оно было, видимо, несколько раз надстроено, так еще и без всяческой оглядки на первоначальный план. Здание казалось нагромождением коробок. Не было в нем ни одного одинакового окошка и ни одной пустой стенки – либо лесенка какая-то, либо терраска, а последняя, выделявшаяся свежей, чуть более светлой краской модернизация представляла собой и вовсе одинокую квадратную башню с высокой треугольной крышей, очень напоминавшей скворечник. Но более всего поражала воображение огромная фанерная луна, венчавшая плоскую часть крыши рядом с этой башней. Луна была мультяшной, с оттененными гигантскими кратерами, а над красным резным крыльцом горела красная же неоновая надпись «Лунная Блинная». Как раз из этого-то крыльца и выкатился, наконец, источник глухого кудахтанья и быстро посеменил к ним.

– Боже мой, Боже МОЙ! Позор-то какой! Гости- гости приехали! А у меня! У солохи старой, ничего не накрыто! Ничего не готово! Да как же это вы, ребятки! Голодные же, небось! А у меня тут – ПОЗОР!

Маленькая, круглая женщина с короткими абсолютно седыми волосами быстро подбежала к ним, смешно хлопая себя по бедрам, от чего в воздух поднимались облачка муки от ее замызганного серого фартука. У нее было открытое приветливое лицо начинающей бабушки и широко поставленные большие глаза, такие же серые, как и ее кухонная амуниция.

Подойдя ближе, женщина приветливо заулыбалась, цепко схватила невозмутимого ослика за уздцы и потянула в сторону своего удивительного терема. Лошадь под Фаустом предостерегающе храпнула и снова крутанулась вокруг своей оси.

– Ребятки! – продолжала причитать женщина, волоча медлительного осла за собой, и потом почему-то добавила – Дети! Дети приехали!

– Простите… – Кира, наконец, слезла с осла и настороженно подошла к женщине. – Но… мы не Ваши дети…

Женщина на мгновение уставилась на нее, широко распахнув свои здоровенные глаза, а потом расхохоталась и махнула на нее рукой.

– Ну конечно не мои! Деточка! Вы наверное решили, что я сумасшедшая бабка, которая живет одна и все время ждет своих несуществующих детей!?

Кира смутилась и глянула на Фауста в поисках поддержки. Тот слез с Лошади и отцеплял от седла сумку, угрюмо наблюдая за их новой знакомой. Ему явно все это было не по нраву.

– Ой, рассмешила! – бабушка утерла слезу и уже гораздо более спокойно пошла к дверям, на ходу накинув уздечку на вбитую у крыльца высокую стойку. – Просто для меня все, кто приезжает в Город Лун – это мои дети. Ну, мегаторически говоря… – она запнулась, задумалась и устремила взгляд куда-то перед собой. – Метаморически?… Ну, как-бы мои дети, понимаете? Я – старая, вы – молодые… То есть – дети! Проходите, проходите! У меня в городе единственная гостиница, и она же таверна, так что вам в любом случае сюда.

Убранство таверны оказалось подстать внешнему обличию – яркое и вычурное. Пять простых деревянных столиков с орнаментом, стены, обитые некрашеным деревом, и стеллажи с книгами до самого потолка. А на подоконнике и по углам была расставлена целая коллекция телескопов и миниатюрных моделей планет. В глубине высокого зала, щедро украшенного деревянными изразцами, словно сцена, красовалась кухня-бар. Там шипело и шкворчало, поплевывалось маслом и источало дивные кондитерские ароматы. Задняя зеркальная стенка его была уставлена не бутылями с алкоголем, а всевозможными баночками и пузырьками с вручную наклеенными и подписанными этикетками. А на столиках были расставлены разномастные маленькие вазы со свежесрезанными астрами. Пес вдумчиво осматривался, в то время, как Кира, забавно поводя носиком и шевеля усами, тут же сунулась сначала в книги, потом вверх по лестнице, в окно и, наконец, плюхнулась за столик, выхватила салфетку из треугольного держателя в виде космического шаттла и стала быстро на ней чего-то записывать, полностью уйдя в это занятие. Хозяйка дома в это время уже встала обратно за плиту и поверх маленьких прозрачных очков наблюдала за суетливой девушкой с какой-то загадочной проницательной улыбкой. Псу вдруг стало неловко. Он поймал взгляд старушки и виновато пожал плечами.

– Да, что вы! Не смущайтесь! Они все такие, эти ученые. Боятся, что если не запишут, то мысль потеряется! А потом разобрать не могут, чего написали в спешке! – хохотнула она – Я привыкла. Хотя, конечно, не все такие симпатиШные!

– Ученые? – Пес насторожился. Пора было выкачивать информацию и он включил обаяние на полную. Подошел, облокотился о стойку. Теперь ему стало видно, что на плоской плитовой платформе жарились круглые румяные блинчики. – С чего вы взяли?

Женщина хмыкнула, словно он сказал совершенную несуразицу.

– Молодой человек! Ну а кто еще здесь может оказаться?! Сюда добираются только ученые. А впрочем… – Она пытливо уставилась в глаза Фаусту. – Я, кстати, Луна.

Кира оторвалась от салфетки и взглянула на женщину.

– Луна? Вас так зовут, правда?

– Не Луна, А ЛУна, детка, ударное на У. Ну, да, так и зовут, как же еще? А вы кто? – и она снова с каким-то чрезмерным вниманием уставилась огромными глазами на пса, так, что он вновь почувствовал приступ смущения и даже подавился на вдохе.

– Азиз. Азиз Кроули, мэм.

– Азиз, значит… хм? – старушенция явно ему не поверила и по-отечески продолжала на него глядеть, а он под этим серым спокойным взглядом никак не мог откашляться. – Ну ладно. Азиз.

– А я Кира – подала голос кошка. Луна взглянула на нее с умилением, а пес зыркнул мельком и раздраженно. Слово «Дура» только что из глаз у него не вывалилось. А потом перед его носом возникла тарелка с дымящимися блинками, выложенными башенкой. Луна шаровой молнией метнулась к столику кошки и поставила перед ней точно такую же. Быстро полила лакомство чем-то желтовато–белым и густым, как карамель. Подойдя к псу, она на секунду в нерешительности застыла, оглядывая его с ног до головы.

– Нет-нет. Это вам не подойдет, дорогуша. Желтый, белый – интеллект и истина это не про вас, нет… – бубнила она, оглядывая свой арсенал скляночек и бутылочек в баре. – Тут надо другое. Пожалуй, тут лучше синий. Да! Синий и фиолетовый подойдут! Горечь! Печаль и потеря!

Не успел Фауст ничего сказать, как на блинную горку пролилась чернильная тягучая патока и тут же была присыпана какими-то темно–синими кристаллами. В воздухе остро запахло миндалем и анисом.

Луна, наконец, успокоилась, установила руки в широкие бока и довольно воззрилась на произведение своего кулинарного искусства.

– Ну? Ешьте! Что я, зря, что ли старалась!?

– О БОГИ! – пес обернулся и увидел, что Кира натолкала полный рот еды и теперь жадно пыталась все захваченное проглотить. – Это восхитительно, Луна! (Вофхифительно, Уна!)

– А то! У меня лучшие блины в мире! – гордо заявила она. – Ну ладно, вы, детки, кушайте, я пойду, комнатушки проверю вам.

Когда она вышла, и бодро проскрипела куда-то наверх по устланной вязаным ковриком лестнице, пес накинулся на кошку и злобно зашипел на нее.

– Ты что, разум потеряла!? Ты забыла, как и зачем мы сюда приехали!? В засаду сунулись в самую сердцевину, а ты сразу и имя выкладываешь, да еще и еду ешь! Мышьяку давно не пробовала, идиотка!?

Он попытался отнять у Киры тарелку, но получил ощутимый укол вилкой в руку, да к тому же вдруг почувствовал, как в грудь ему уперлась ее когтистая нога, удерживая на расстоянии.

– Отвали, хамло зубастое – довольно холодно парировала она ему в ответ, преспокойно развалившись в кресле и подцепляя еще один блинчик. – Кто бы тут заикался про мышьяк! После того, что ты со мной сделал, я вообще к пище без предварительной инъекции Безоара-13 не притрагиваюсь. А что касается имени, то мне незачем скрываться. Я личность безызвестная, в отличие от тебя. А еще у меня есть сильное подозрение, что они тут прекрасно знают, кто мы. Если нас целенаправленно сюда заманивали, то уж наверное именно нас и ждут, как ты думаешь?

Фауст уже готов был не то что возразить, а и вовсе вцепиться кошке в глотку, но наткнулся на ее спокойный уверенный сизый взгляд и как-то сразу остыл. Даже как будто просто забыл, что хотел сделать. К тому же на лестнице послышалось шебуршание, и к ним спустилась Луна, а с нею вместе худенькая глазастая негритянка средних лет в традиционной косынке вокруг головы и очень старомодной форме служанки. Женщина несла на голове корзину с бельем и даже не подняла взгляд на гостей, а сразу шмыгнула в боковую дверь.

– Шасси! Ты бы хоть «здрасте» сказала! Не видишь, радость у нас! Новые люди в библиотеку приехали! – Хозяйка извинилась за недружелюбие прислуги движением пухлых плечей и протянула Кире и Фаусту по ключу. – Вот, как хорошо. Девочка дом третий, а мальчик дом номер восемь. Это совершенно точно.

Кира и Фауст переглянулись. «Как это? Целый дом? Что ли?…»

– А почему Вы ничего не поели, мистер Кроули? Неуж не вкусно, я в вас ошиблась? – круглое подвижное лицо Луны выразило такое отчаяние, будто большего несчастья с ней во век не происходило. – Вы, наверное, думаете, что я хочу вас отравить?

Пес упрямо молчал и не двигался с места.

– По правде говоря, Луна, он именно так и думает, – сладко жмурясь, беспечно сказала кошка и облизнула вилку. – Давайте без обиняков. Мы работаем в одном из подразделений КС-СМЕРТЬ и я действительно из научного цеха, что вам, дорогая Луна, прекрасно известно, как я полагаю.

Бабушка сложила руки на животе и благосклонно кивнула головой. Кошка стала серьезной и деловой. Она так быстро обернулась в эту концентрированную собранность из видимого рассеянного очарования, что пес даже не сразу понял, о чем она говорит. А когда понял – решил, пусть она ведет дело так, как ей нужно. В конце концов, это он здесь с ней, а не она – с ним.

– Я приехала сюда, ведомая весьма загадочной запиской. Ну а мистер Кроули был выделен мне в сопровождение в это путешествие с целью всячески оберегать мое здоровье.

Тогда все понятно. Дорогуша Азиз, я смотрю сложная вам досталась работенка! – Луна спокойно отправилась обратно за стойку и весело подмигнула Фаусту. – Ваша подопечная, видимо, скорее помрЁть отравленная сгущенкой, нежели будет вас слушаться!

– Да, это точно, – Фауст лучезарно улыбнулся, смирившись с таким раскладом сценария. – У меня действительно есть ряд принципов, связанных с безопасностью. Но должен признаться, что с выбором продукта вы полностью угадали. Я действительно очень люблю лакрицу.

– Фуууу! Боже мой, ты серьезно!? – Кира аж поперхнулась и с омерзением зажала рот. Пес пожал плечами и взглянул на своенравную кошку с укоризной.

– Да. Но из чужих рук я, как хороший пес, еду не беру, – Луна сочно хохотнула и одобрительно закивала, протирая какие-то склянки. – Ну. В том, что у вас блины лучшие в мире и самый проницательный на свете повар, мы убедились. А как насчет библиотеки? Собственно, она где? – Фауст перешел к сути вопроса.

– Ну как же! Вы же при въезде ее должны были видеть!

– Неужели в часовне!? – удивилась Кира.

– Да нет же! Там, за водохранилищем, на той стороне.

– В замке? – уточнил пес.

– Я бы сказала так, что замок – это и есть библиотека.

Кира резко встала из-за стола и хлестнула хвостом.

– Целый замок с книгами, – прошептала она глядя перед собой. – Я должна это увидеть! Прямо сейчас!

*            *       *

– Всю задницу отбила на этих костях! Что за чудовище эта твоя Лошадь!? Мало того, что по характеру шкодливая, как енот, так еще ведь и неудобная!

– В седле – удобно, – лениво парировал Фауст.

– Вот бы и уступил мне седло, а сам ехал на крупе!

– Нет уж. Мне мои яйца дороже твоей задницы. Тебе никто не мешал ехать на осле, ты же сама хотела побыстрее.

Пес открыл тяжелую высокую дверь и первым прошел во дворец. Он принюхивался, прислушивался и напрягал все свое чутье, в поисках любой опасности. Кошка шла позади, затаив дыхание, восхищенно крутила головой. Потолок вздымался на два пролета вверх. Огромный холл, в который они вошли, был разделен внутри на два яруса. Влево и вправо шла длинная галерея. Высокие узкие окна давали много света, но весь он быстро рассеивался, растворялся при соприкосновении с бесконечной батареей стеллажей с книгами, которые уходили в пыльную глубину замка на обоих ярусах и там терялись.

– Здрасьте! – зычный голос пса, в очередной раз нацепившего на себя какую-то полудурскую роль, разнесся по коридорам эхом. Вслед за этим приветствием последовал грохот, будто чемодан сверзся с гардероба. Кошка вздрогнула и посмотрела в сторону, куда более прагматичный Судья направил уже свое внимание.

Прямо напротив входа было расположено роскошное широкое бюро из тяжелого красноватого дерева для выдачи книг посетителям. А за ним сидела женщина-библиотекарь. Во всяком случае, по логике вещей она должна была быть библиотекарем.

Женщина была невысокой, пониже Киры и совершенно неопределенного возраста, точно можно было сказать только, что не молодого. Она была до крайности нелепой. И дело было даже не в том, что темно-зеленая бархатная блуза с широким декольте совершенно не сочеталась с прямой красной юбкой и общим весом в 200 с лишним фунтов. И не в том, что ее длинные, расчесанные, но все равно неопрятные волосы лохматым веником были распущены по спине и только по бокам головы прихвачены двумя не по возрасту легкомысленными розовыми «крабиками». Даже не в том, что она обладала колоссальным, просто невероятным размером груди – наверное 10м или 12м – при относительно узких бедрах. Да не понятно в чем было дело! Она просто была нелепой от начала и до конца. Кошка сразу же, с первого взгляда, с первой секунды почувствовала раздражение от одного ее вида.

– И вам здрасьте – улыбнулась та, выходя им навстречу. Лицо сразу же стало треугольным, глазки сощурились, но не стали ни милее, ни добрее. Улыбка ее выглядела так, словно была вызвана защемлением лицевого нерва, а не радостью. А уж голос каким оказался противным! – А что вы так поздно? А мне не сообщили, что вы будете…

Женщина нагнулась и подняла по пути толстенький COSMOPOLITANO. Видимо, от неожиданного приветствия пса она выронила журнал, и это именно он упал с таким жутким грохотом.

«Боже мой! Хорошо, что она сама не свалилась, а то б, наверное, пол треснул. И вообще, что за глупость – сидеть в самой великолепной библиотеке мира и читать такую дрянь!» – подумала Кира.

– Меня Лена зовут, – библиотекарша кокетливо протянула псу пухлую руку, унизанную кольцами с блестящими камнями.

– Очарован, мадам! – сухо сказал тот, пожимая конечность, и тоже представился.

Лена картинно захихикала, махнула на него ручкой и даже слегка зарумянилась. Затем, наконец, обратила свой взор на Киру. Кошка мысленно добавила к достоинствам этой особы отталкивающе бледные глаза, надменность и дряблую кожу на шее.

– А я Кира, очень приятно. Мы, собственно, только приехали и сразу сюда… Нам сказали нужно найти Веронику. Она здесь?

– Здесь, конечно! Где ж ей еще быть, как не здесь, – Лена бесцеремонно оттеснила Киру в сторону и по-хозяйски подхватила Фауста под руку, потянула направо по галерее. – Пойдемте, я вас провожу.

Замок был поистине огромным. Строение имело форму замкнутого кольца и восемь широких башен, каждая из которых была посвящена своему разделу. Внешняя галерея, по которой они шли, опоясывала все здание и проходила башни насквозь. Все это Кира узнала, настойчиво выспрашивая у Елены «Прекрасной». Крупицы информации давались ей очень тяжело, потому что вместо того, чтобы знакомить посетителей с замком, Лена щебетала о том, что у них в городе редко бывают гости, что ей не сказали об их приезде, спрашивала, откуда они и где остановились и пробовали ли уже блинчики у Луны. Но даже и эту беседу вела она преимущественно с Фаустом, отвлекаясь на Киру лишь от необходимости.

– А какие разделы у вас есть? – спрашивала кошка, с трепетом дотрагиваясь до стен, старых лакированных подоконников и стеллажей.

– Что? А, так биология там, физика, социальные науки… Скажите Азиз, а Вы, наверное очень хорошо владеете искусством верховой езды? У вас такая выправка…

– Это только три, а башен больше.

– Что?..

– Какие еще разделы есть у вас, спрашиваю.

– А, ну так история еще есть. Эзотерика.

– А биоэнергетика есть?

– Ну, наверное, в эзотерике. Девушка, у нас все есть. А скажите Азиз, откуда вы родом? У Вас такой необыкновенный цвет… кожи.

– А куда ведет эта витая лестница? Это ручная выделка, век Ежа, да?

– Что? А, так на второй этаж лестница.

– А туда можно?

– Нет, там реконструкция.

– А в другом разделе можно на второй этаж?

– Нельзя, девушка, там тоже реконструкция.

– Что, везде?

– Ну конечно, замок же круглый! – отвечала Лена, уже не скрывая своего раздражения.

– А скажите, Лена, Вы здесь что-то вроде администратора? – не выдержала, наконец, Кира.

– ЧТОО? – обернулась на нее Лена, но разбилась о ледяной взгляд умных серых глаз, и, собрав все свое достоинство, наконец, выпустила ни слова не сказавшего за все это время Фауста из рук. Тот, пользуясь моментом, немного отступил и отвернулся, чтобы хоть как-то отдышаться от душащего его смеха. – Да, что-то вроде того, – сказала она с такой брезгливостью, как будто говорила с вокзальной побирушкой. – А вот мы и пришли! Сейчас я вас представлю…

Их взору открылся огромный круглый зал. Башня, в которую они пришли, была полая внутри – вся, до самой вершины. Каменные стены были украшены флагами черно–фиолетового бархата с какой-то серебристой вышивкой или эмблемой. В центральное пространство выходили балконы анфилад всех четырех этажей, и венчала все это великолепие стеклянная остроконечная крыша. Кира ахнула. Она смотрела вверх, на уходящие к вечернему небу ярусы книжного рая, и ее голова шла кругом.

Потом она почувствовала тычок под ребра и ойкнула – пес пытался обратить ее внимание на землю. Оказалось, что башня уходит вниз еще на один этаж! Кира снова ахнула.

– Слушай, у них, наверное, и подвалы есть! Для древних свитков, чтобы легче было температуру поддерживать и влажность, – прошептала кошка.

– Наверное. А еще чтобы содержать пленников и предавать их разным мучениям – также шепотом ответил пес.

На пути сюда они не встретили ни одной души – замок вымер и казался заброшенным. Видимо, потому что все собрались тут. Посреди круглого выложенного мелкими квадратными камнями пола зала внизу кипела работа, в которой копошилось человек, наверное, тридцать. Работяги и мастера трудились над обрамлением входов в нижние залы, маскировкой каких-то труб, утеплением и реставрацией стен. А в самом центре всего этого шебуршания с помощью системы блоков устанавливался огромный, величиной с торговый ларек, макет луны! Люди работали тихо, быстро и слаженно, как муравьи. Центр управления муравейником был сосредоточен в одном единственном человеке, к которому и направилась их проводница. Вихляя бедрами, она спустилась по широкой плавной лестнице вниз и шепнула на ухо высокой статной женщине в очень строгом наряде. Та гаркнула что-то невразумительное в самодельный картонный матюгальник работягам, обернулась и направилась к ним.

Эта женщина, казалось, была полной противоположностью Лены. Если та была нелепой, то эта была в высшей степени правильной. Высокая, стройная и элегантная. Большие, выразительные темные глаза, тонкие черты лица и ясная красивая улыбка. Высокие скулы подчеркивались еще и манерой держать голову высоко и гордо. Черные волосы без намека на седину убраны в очень тугой пучок на затылке. Кира обалдела при более тщательном осмотре ее костюма: оказалось, что платье было годов этак 20х эпохи Льва. Коричневое с ванилью, с высоким воротом, совершенно глухое одеяние со встроенным тугим корсетом и множеством нижних юбок. Носить такое, наверное, было настоящим искусством, но эта дама владела им в совершенстве. Легко и непринужденно она поднялась к ним на балкон – быстро, но и без лишней суеты. Совершенно обворожительно улыбнулась, пожала руки сначала Кире, потом Фаусту и представилась.

– Вероника. Добро пожаловать в Момеориум! Вы, видимо, Кира? Мы очень надеялись, что Вы примите наше приглашение! Но и рассчитывать не могли, что Вы прибудете так скоро!

Вероника была в том возрасте, когда женщина еще полностью сохраняет черты своей изначальной красоты, но не остается сомнений, что она находится на пороге старости. Казалось, еще несколько дней и она неуловимо изменится – окончательно и бесповоротно. Но сейчас Вероника застыла на границе этого страшного мгновения, и, возможно, оставалась на этом тонком мостике уже давно.

– Должен сказать, что вы сделали очень специфическое приглашение.

Вероника одарила подавшего голос Фауста лучезарной улыбкой, демонстрируя небольшие красивые зубы и горделивый наклон аккуратной головки.

– Настолько специфическое, что вы не устояли и приехали, так?

– Именно, – Кира улыбалась до ушей. Она была очарована и не сводила глаз с новой знакомой. «Вот! – кричало все ее естество. – Вот что я искала всю свою жизнь! Вот какими людьми я всегда хотела быть окруженной!».

Вероника обвела рукой стройку внизу.

– Как видите, замок в разгаре реконструкции. Я порой здесь практически ночую. Однако сегодня уже поздно для настоящих экскурсий, господа. Я понимаю Ваше нетерпение, Кира, поэтому давайте мы с Вами вместе пройдем до выхода более длинным путем, чем вы пришли и вместе отправимся обратно в деревню. Вы остановились у Луны, я правильно понимаю?

И они отправились в путь. На этот раз все было «правильно». Хозяйка медленно и торжественно шествовала через главный холл своего замка, величественно поводя тонкими руками в стороны, чтобы показывать на различные достопримечательности.

– Замок принадлежал моему отцу. Мне было пять лет, когда он умер, и мой дядя отправил маленькую наследницу учиться в Европу. Там я и прожила всю свою жизнь, и вернулась в родовое гнездо несколько лет назад, чтобы найти земли распроданными, деревни запущенными, а дворец полуразрушенным. Мне удалось скопить кое-какой капитал за жизнь, и теперь я занимаюсь перестройкой здания. Видите ли, самым удивительным, чарующим и поистине волшебным занятием в этом странном мире я нахожу чтение, – Вероника произнесла слово «чтение» с придыханием, словно гурман, рассказывавший о каком-то неземном кушанье. – Поэтому я и решила сделать из замка батюшки библиотеку, в которой были бы собраны труды по самым разным направлениям науки, а также художественные произведения. Однако такой серьёзный проект мог вызвать интерес у кого-то, кто… больше любит деньги, чем само искусство сбережения знаний. Поэтому мы здесь действуем тайно, словно члены какого-то древнего запретного ордена.

– Вы говорите так, словно уже убедились в таком развитии событий на действительном опыте, – Кира во все глаза разглядывала необыкновенную обстановку замка. У нее создавалось впечатление, что дворец построен по образу и подобию торта – слоями и секторами. Они минули уже несколько разных арок и переходов, после которых стиль и дизайн помещений менялся. Минули еще одну башню, посреди которой была установлена огромная модель молекулы воды, а теперь входили в круглый зал, все стены которого были облеплены различными плакатами с анатомическими схемами различных подвидов живых тварей, грибов и цветов.

Вероника горько усмехнулась.

– Вы правы, Кира. Действительно был в моей жизни такой огорчительный опыт, но он меня многому и научил. В частности, теперь я очень осторожна в подборе людей и обладаю широкой сетью единомышленников по всему миру. И непосредственно в это место приглашаю только избранных… Людей, движимых страстью поиска и сбора информации. Многие, приехав, остались тут и теперь помогают мне в моем большом деле, возглавляя отделы библиотеки, руководя закупками, строительством и так далее. Так что деревенька рядом с замком ожила как-то сама собой.

Ну, я думаю, что это все лирика. К фактам! В Мемориуме 8 башен: Астро, Тео, Социн, Медикс, Биола, Чемоз, Ариф и Фило. Каждая башня и часть прилегающего к ней замка посвящена своему отделу, своей науке. Башня, из которой мы ушли, Астро, относится, например, к отделу физики. В этой части замка на втором этаже и выше хранится вся собранная литература, касающаяся астрономии, астрологии, астрометрии и прочих имеющих отношение к космосу, наук. А весь первый этаж посвящен непосредственно физике. Стеклянный купол, который вы видели, выполнен из хезусского хрусталя и являет собой обсерваторию. Если идти от башни вправо, как идем сейчас мы с Вами, то попадаете в отдел, посвященный Химии. Сейчас мы проходим отдел…

– Биологии! – воскликнула счастливая кошка, давно уже догадавшаяся, что необычный прямоугольный бассейн с круглым камнем в центре и медленно плавающими разноцветными гелевыми предметами, украшавший собой центр этой башни, был ничем иным, как моделью клетки.

– Именно так. Это башня Биола, – Вероника благосклонно кивнула головой и довольная покосилась на кошку.

– А что находится в центре замка? – женщины так увлеклись взаимными восхищениями, что совсем позабыли о том, что был еще и пес. Фауст немного отстал, потому что коротконогая Лена цепко держала его под лапу. Кира чуть не прыснула в голос, когда, обернувшись, увидела выражение лица пса – оно не оставляло никаких сомнений в том, что Лена все это время «развлекала» его интеллектуальной беседой.

Вероника на секунду остановилась, огляделась, взглянула на окно и решительно произнесла.

– А ведь Вы совершенно правы. Давайте срежем путь через центр, а то скоро уж ночь будет на дворе, – она повела своих спутников по винтовой лестнице на второй этаж (и не было там никакой реконструкции!) и затем вглубь замка. Они шли мимо уносящихся к потолкам стеллажей, затем насквозь через огромный круглый читальный зал (такой был в каждом отделе, как не забыла отметить хозяйка) и, наконец, вышли во внутренний двор, где был разбит чарующий аккуратный сад, полный редких растений. Солнце как раз скрылось, и в сиреневых сумерках медленно кружились желтые и зеленые точки светлячков.

Как они дошли до выхода Кира уже даже не заметила. Ароматы дивного сада вскружили ей голову и ввели в состояние близкое к нирване. Сознание ее только изредка давало рваный отчет о происходящем. Вероника продолжала рассказывать. Об истории создания арки и комнаты из красного дерева. О несчастном случае при ремонте стены, выходящей на озеро, после чего было принято решение разобрать балкон, чтобы при падении из окна человек летел прямо в воду, а не на каменный бортик и имел хоть какой-то шанс остаться живым. О попытке создать небольшой зоологический уголок в центральном саду, но мадарские мартышки спарились с сороками и их крылатое, белобокое, визжащее потомство разорило целый стеллаж со старинными скандинавскими свитками, после чего от идеи отказались. В конечном итоге Кира и Вероника сели в небольшой открытый экипаж, которым к немалому удивлению кошки правила та же Лена и, должно признать, довольно ловко. Пес эскортом ехал позади них на своем синем чудовище, которое по какому-то недоразумению звалось лошадью.

– У вас уже глаза слипаются, Киронька? Утомила я Вас?

– Нет, что Вы! –встрепенулась кошка, обнаруживая, что действительно позорно задремала, а деревянные рассохшиеся колеса уже стучат по камням площади на подъезде к удивительному домику Луны. – Все было очень интересно! Просто мы несколько дней к ряду были в пути…

– Ох, какой ужас! – всплеснула руками эта удивительная женщина и заботливо подтолкнула сонную кошку к выходу. – Что же Вы не сказали, что не отдыхали с дороги! Это мой порок – о своем детище я могу говорить бесконечно. Идите отдыхать, дорогие. Завтра приезжайте в Мемориум в любое время. Я всегда там, найдете меня в башне Астро – тогда и будем думать, как решить ваши вопросы. Вы ведь приехали искать ответы, не так ли?

Вероника загадочно улыбнулась напоследок и с грохотом укатила куда-то в переулки, оставив Киру и Фауста на пороге гостиницы.

Комнатка пса оказалась совсем крохотной, но уютной. По крайней мере, идеально уютной для него – практически аскетичной. Здесь было крайне мало вещей, а те, что были, были изысканными. Никаких рюшей, кружев и картинок на стенах, чего он втайне опасался. Лаконично окрашенные в светлый матовый фиолет стены, темно-сиреневая ажурная композиция на потолке. Простая узкая кровать, тумба, кресло с деревянными подлокотниками а-ля 60е и шелковый квадратный ковер на полу.

Пес удовлетворенно кивнул, открыл окно, подтянулся на руках и выбрался на черепичную крышу.

Комнатка кошки оказалась совсем крохотной, но уютной. По крайней мере, идеально уютной для нее. Какие-то веселенькие обои, яркий полосатый коврик, мягкая перина на высоченной кровати. Кресло-мешок в углу. Кира обожала такие кресла. И воздушный балдахин. И большой рабочий стол с зеркалом и кучей ящичков. А самое главное – балкон. Кошка выглянула на улицу. Пахло медуницей. Небо обложило облаками, и темень стояла совершенно непроглядная. Свет не горел нигде, кроме далекой библиотеки. Звонко щелкали сверчки, и шуршал на озере рогозом ветер. Кира глубоко вздохнула. Она бы хотела простоять вот так на балкончике, ширины которого хватало аккурат, чтобы выйти наружу и облокотиться о чугунную опору, до самого утра. Но спать уже хотелось отчаянно.

– Ну как?

От неожиданности кошка шарахнулась в комнату и своротила табурет. Пес выглядывал сверху с козырька крыши прямо над ней.

– Твою мать, пес! – зашипела она, хлопая распушенным хвостом. – Ты уверен, что твоя задача состоит именно в том, чтобы сберечь мою жизнь, а не наоборот?

– К сожалению да. Гробить у меня получается лучше, я это знаю.

Фауст уцепился за брус под крышей и, мягко кувыркнувшись, бесшумно приземлился к ней. Кира уже взяла себя в руки. Но была недовольна его присутствием, о чем ясно свидетельствовали напряженные, отведенные назад уши и недовольно топающий по полу хвост.

– Это крайне бесцеремонно с твоей стороны врываться в покои незамужней девы среди ночи, – пробурчала она, усевшись на кровать. Точнее, погрузившись в нее – такая была мягкая перина. Пес осматривал комнату.

– У меня совершенно все по-другому. Интересно, она сама декорирует каждую комнату? Что ты думаешь об этой Луне? … – пес вдруг встретился взглядом с кошкой и спотыкнулся.

– Фауст… У тебе энергии, конечно… бьет ключом. Но у нас с тобой, видимо, разные биоритмы – я по ночам сплю. Да и днем еще иногда. И я уже просто не знаю, как тебе намекнуть, чтобы ты оставил меня одну.

Пес растерянно хлопнул глазами, молча кивнул и вышел обратно в окно, ничего не сказав.

«Дожили, – недовольно заметила Кира про себя. – То я к нему лезла с расспросами да разговорами, а теперь наоборот!».

Кира посидела еще немного на перине, обдумывая, не слишком ли резко она поступила. Затем осторожно выглянула на балкон и осмотрелась. Тихая ночь была все также безмятежна, пса нигде не было. Успокоившись, она, наконец, залезла под одеяло и тут же уснула.

Глава II. Вопросы без ответов

Даниэль Бюве. Доктор юридических наук. Глава Отдела Социальных Знаний Мемориума.

– Мир намного проще, чем вы думаете и не нужно ничего усложнять! Здесь есть овцы, которых нужно пасти, стричь и доить. А есть пастухи, которые этим занимаются. И есть волки, которые занимаются тем же самым. В обход пастухов. И есть еще овчарки, которые помогают пастухам сохранять монополистическое право стричь, доить и есть овец за долю от добычи и похвалу. Видите, сколько нахлебников на одних овец? И все же – овец в мире намного больше, чем всех хищников вместе взятых. И главное в жизни – лишь определиться со своей ролью и исполнять ее так, чтобы и другие участники спектакля и зрители знали, кого вы играете.

Даниэль Бюве, крохотный, щуплый, но исполненный жизни пожилой профессор экономики и юридических наук приник к кружке с таким видом, будто уже все сказал и всем все ясно. Бюве был уже третьим консультантом, к которому обратилась здесь Кира. Когда вчерашним утром она, вылупив глаза, принеслась в библиотеку и пристала к Веронике, та ее вежливо выслушала и, немного подумав над рассказом о черной субстанции, преследующей девушку, посоветовала обратиться в отдел социальных наук, теологии и истории.

Глава отдела теологии, моложавая хипповая дама с длинными нечесанными волосами и приветливым открытым лицом представилась как Линда, сказала, что мир проще, чем кажется, и что призраки прошлого иногда преследуют души своих обидчиков даже в следующих жизнях. Она посоветовала вспомнить, не обидела ли кого-нибудь кошка сама, а также постараться проследить историю своей семьи по женской линии в этом отношении, потому что она могла взять на себя карму своей мамы или бабушки. Уходя из большого читального зала отдела теологии, под потолком которого были развешаны на ниточках вырезанные из цветной бумаги цветы, фигурки ангелочков, Будды и Шивы, она шипела, плевалась и сдавленно материлась к вящему удовольствию пса.

В отделе истории царил жуткий кавардак. Пришибленные, тихие служки с книжками шныряли туда-сюда, с благоговейным ужасом поглядывая на пузатого старика с растрепанными кустами седых волос, торчавших по бокам от сверкающей лысины. Михаил Иванович Самсон-Блюмцвейг выслушал запинающуюся Киру строго, в конце концов, поправил круглые очки на толстом пористом носу, помолчал и изрек: что мир проще, чем кажется на первый взгляд и не нужно ничего усложнять. Все, что происходит с людьми ныне, происходит по естественным причинам и, скорее всего, уже не раз происходило раньше. И примеры событий такого рода без сомнения можно обнаружить в жизнеописании древних жрецов, средневековых царей или на худой конец, политиканов последних десятилетий. Он также обещал заняться таковым поиском, но не раньше, чем в следующем квартале, потому что в этом ему необходимо выставить все имеющиеся книги на полки в порядке увеличения количества страниц, а не в порядке алфавита, потому что предыдущая классификация омерзительно неаккуратно смотрится.

И сегодня уже, тайком глотая зевки, потому что спалось ей на новом месте плохо, она добралась до отдела социальных наук и познакомилась с очередным колоритным представителем местной научной элиты – профессором Даниэлем Бюве. Фауст появлялся и исчезал, шнырял кругом, что-то вынюхивал и в разговоры не вмешивался. Как подозревала Кира, потому что с трудом понимал, о чем толкуют эти ученые люди.

Кира вздохнула, пытаясь уложить в голове это новое ученье о волках и овцах.

– Бюве… я не очень понимаю, каким образом это связано, ну, с моим вопросом.

Старый профессор приподнял кривую чернявую бровь и развел руками.

– Вы овца, Кира!

Кошка аж поперхнулась. Но Бюве продолжил развивать аналогию, совершенно не обращая внимание на то, что сказал бестактность.

– Волк вьется вокруг Вас. Подумайте, во-первых, чего он с Вас хочет получить – молоко и шерсть или же мясо.

– А какая разница? Любой вариант предполагает меня жертвой.

– Не скажииииите, Кира, не скажиииите! – профессор воодушевился, отставил кофий и стал иллюстрировать свою речь бурной жестикуляцией. Он явно получал от лекции удовольствие. Видимо, застоялся в уединении. – По большому счету совершенно все равно, кто именно стрижет с овцы шерсть и доит молоко, согласны? Если пастух не обижает свою овцу, корми ее, ухаживает – то какая разница, как его зовут! Для овечки самое страшное – это мясо, потому что ради этого ресурса ее забивают.

– Вы хотите сказать, что если мой преследователь хочет, например, получить мои результаты исследований… то бишь шерсть. И мне следует их просто отдать? А трепыхаться стоит только в случае, если он желает моей смерти?

– Конечно!

– Но это как-то… некрасиво что ли. Трусливо и… продажно.

– Эээээ, девочка! Вот Вы и попались в ловушку! Сантименты! – он торжествующе поднял вверх указательный палец. – Это отличный механизм управления людьми! Честь и честность! Достоинство! Обиды и личные счеты, желание кому-то что-то доказать, любовные привязанности, в конце концов – все это манипулятивные приемы, используемые пастухами, чтобы удерживать при себе стада.

Какое-то время Кира молчала, размышляя над услышанным. Да, в некоторой степени профессор был прав. Если отбросить сантименты и сфокусироваться только на фактах, то так и получается – она дойная овца. КС-СМЕРТЬ ее пастух и будет ее защищать и поддерживать до тех пор, пока она ему выгодна. Кому еще она интересна? Какому хищнику, который мог бы сравниться по силе и власти с КС?.. Пожалуй, что только КС-СОЗНАНИЕ?

– Как это, профессор у Вас получается – раздался позади бодрый голос Фауста. – Весь вечер вы обзываете эту бестию тупым жвачным животным, а она только радуется! Дайте и я попробую. Кира! Ты – овца!

Кошка зашипела и наугад боднула локтем за спину, надеясь попасть по какому-нибудь больному месту. Попала в живот – ушибла локоть и зашипела снова, сконфуженно потирая пострадавшее место. Фауст весело крякнул и добавил.

– Курдюшная!

Пес беззаботно подставил к их столу кресло спинкой вперед и вульгарно уселся на него верхом, положив руки на резную деревянную спинку.

Профессор Бюве не скрывал брезгливости в своем выражении лица. Однако Судья не обращал на это никакого внимания. Он вел себя нарочито развязно.

– Профессор, а мне можно задать вопрос?

– Ну, попробуйте, молодой человек.

– У меня за спиной, там возле стойки на Е–Ж стоит высокий лысый человек в серой робе с тележкой. Кто это такой?

– Это?… – Бюве совершенно растерялся. – Так это Джеймс. Он тут работает.

– Тут – это где? В чьем отделе?

– Ну, в отделе медицины в основном. А так, везде, собственно. Он расставляет новые поступления.

– А откуда вы берете новые поступления? – заинтересовалась Кира.

– Закупаем в издательствах, конечно! У нас почти каждый день новая почта со всех концов света.

– Какой же ты хам! Кофе-то зачем его отпил!? И вообще, какая была необходимость вмешиваться в разговор! – недовольно бурчала кошка, когда Даниэль, вежливо извинившись, распрощался и откланялся под предлогом какой-то внезапной необходимости.

Фауст пожал плечами.

– Такая, что я так решил, – неожиданно жестко сказал он. Его тон совершенно не вязался ни с расслабленной позой уверенного в себе раздолбая, ни с легкомысленным выражением лица. Только глаза, пожалуй, выдавали остроту его восприятия. – Ты ведь ничего у себя под носом не замечаешь. Этот мужик следовал за тобой по всей библиотеке, планомерно, из зала в зал со вчерашнего дня. Да не оборачивайся ты! И удивленную физиогномичность прикрой. Мы просто беседуем. Я хамло тупое, а ты вся такая интеллигентная этим недовольна. Давай, подыгрывай.

Кошка сконфузилась. Нельзя сказать, что ее знакомство с псом было поверхностным, однако он по-прежнему ее удивлял своей многослойностью и поистине великолепными способностями в актерской игре. Фауст тем временем доброжелательно поднял брови и протянул ей экспроприированную у Бюве чашку эспрессо.

Кошка брезгливо поморщилась. И как бы невзначай, словно бы с отвращением от него отвернулась, бросила взгляд назад, туда, где копошился высокий человек с тележкой.

Мужчина стоял к ним спиной и флегматично расставлял книги из своей тачки по алфавиту и гостями, нужно сказать, совершенно не интересовался.

Кошка вздохнула и перевела взгляд на пса.

– Я ничего не заметила, потому что ничего нет.

– Как скажешь, солнышко, но просто хоть сейчас обрати внимание. На будущее.

Кошка кивнула.

– Это все? Больше ничего интересного не заметил?

Пес неопределенно пожал плечами.

– Да так… по мелочам. Только то, что ничего путного тебе и здесь пока не говорят.

– Твоя правда, – вздохнула кошка.

– Ну как вы тут поживаете, дорогие мои? – звонкий противный голос резанул по ушам, и материализовался возле них в виде Лены. Она облокотилась на черную поверхность стола короткопалыми ручками, явственно перекрывая обзор псу своим гигантским бюстом. Ко всему прочему, эта сорока+летняя (или больше?) тетка покачивалась, словно пританцовывая из стороны в сторону, как часто делают девочки лет десяти, если сильно волнуются. Киру передернуло от отвращения к этой женщине. – Я пришла сказать, что Вероника приглашает Вас на ужин, Кира. Она распорядилась, чтобы накрыли в Художественном зале прямо в замке. Я уверена, Вам понравится.

– О! Как это вовремя. Мы с удовольствием примем приглашение, – тут же отозвался пес, не давая кошке сориентироваться.

Лена вытаращила глаза и замялась.

– Вы знаете, Азиз, это мероприятие только для девочек, – она заговорщицки подмигнула Кире. – Они там посекретничают… а мы с вами прогуляемся по городскому парку, возможно?

Кошка выдавила из себя улыбку и беспомощно воззрилась на пса.

– А я тоже женщина, – тут же парировал пес. –Просто уродливая и с членом. Лена, предложение заманчивое, но инструкции диктуют мне необходимость сопровождать мисс Форестер всюду и неотступно. На место за столом я совершенно не претендую, но присутствовать обязан.

С секунду поколебавшись, Елена скорчила свою треугольную рожицу с глазками–щелками и противно захохотала.

– А вы шутник, однако, Азиз. Но я уверена, что это все можно легко уладить. До вечера! – она напоследок растянулась в улыбке Кире, бросила Фаусту томный взгляд и удалилась, вихляя круглыми ягодицами.

– Боже мой, какая же она противная! – презрительно фыркнула кошка.

– Просто у нее грудь 8го размера, а тебе завидно.

– Чего завидовать-то, у меня тоже есть грудь!

– Да!? Где?

*            *      *

Огромные холлы, облицованные камнем. Полутемные коридоры, выложенные великолепной мозаикой из панелей красного, рыжего, белого и черного дерева. Длинные, почти бесконечные стеллажи, с пола и до потолка выставленные пыльными книгами. И этот потрясающий запах – старых книг и рассохшегося дерева полок, или напротив – свежей типографской краски и клея. Одинаково привлекательные атрибуты жизни для заядлого книгомана. В этих лабиринтах можно было ходить бесконечно, и Кира ходила. Она блуждала, методично притрагиваясь к корешкам с идиотической улыбкой на лице.

Почти до темноты кошка предавалась чтению. Она переходила от стеллажа к стеллажу в отделе социальных наук, брала книги и пролистывала их, читала урывками строчки, абзацы, а иногда, увлекшись, целые статьи, садясь по-турецки прямо на черно-белую каменную плитку пола. Пес ей не докучал. Более того, вынырнув из чтения, словно из воды уже на закате дня, она с удивлением обнаружила телохранителя сидящим у противоположной стенки также с книгой в руках. Фауст почувствовал ее взгляд, и тоже поднял голову. Видимо, она совсем утомила зрение, потому что в первую секунду ей показалось, что его глаза сверкнули синевой. Они оба долго обдумывали колкости или гадости, которые могли бы сказать друг другу. Но усталость взяла свое и пес, наконец, просто спросил:

– Пойдем?

Кошка кивнула, зевнула, потянулась до хруста в спине, поставила книгу по соционике на место, и они направились к главному выходу. Но на полпути встретили Веронику, которая искренне обрадовалась им, взяла обоих под руку и, игнорируя вялое вежливое сопротивление, повела в художественный отдел.

– Вы ведь здесь еще не были, да? А это, между прочим, самый большой и, пожалуй, самый уютный отдел моего дворца!

– Вероника, спасибо Вам, за гостеприимство и приглашение, но я столько сегодня нового впихнула в свою голову, что никакого ужина не… УХТЫЫЫ!!!

Высокие резные двери распахнулись, открывая длинную галерею из полукруглых арок, уходящую вдаль лучами от обширного светлого зала башни, посвященной художественной литературе. Книги здесь заполняли каждый клочок свободного пространства. В каждом свободном уголке, в каждой нише приткнулась полка, стопка, рядок из плотных разноцветных корешков. С помощью искусственных стенок и стеллажей были устроены целые мини-залы, закутки и читальные углы. Эти небольшие комнатки не были так помпезны, как залы других отделов, но Вероника была совершенно права в том, что здесь было уютно. Тут практически нигде не было длинных массивных столов с маленькими лампадками, зато было множество ковров, мягких кресел с вязаными подушками, диванчиков и ярких пледов, раскиданных тут и там, словно фантики от конфет.

В том же настроении была выполнена и главная башня. Здесь на полу были расстелены косматые шкуры, расставлены кресла и журнальные столики. Великолепной работы огромные настенные часы представляли собой скорее обширную скульптурную композицию, изображавшую скопище разных сказочных сюжетов, нежели мерило времени. А самое главное – здесь горел камин. В глубине каменного жерла полыхал огонь, предусмотрительно прикрытый снаружи жаропрочной стеклянной заслонкой. Как и обещала Лена, перед камином в центре зала был установлен длинный стол, накрытый вышитой скатертью цвета слоновой кости. У стола крутилась Луна и три тихие негритянки, сервируя блюда под серебряными колпаками, доставляя тарелки и приборы, потому как собрание, планировавшееся как девичник, превратилось в большой званый ужин. Помогала им Линда со своей неизменной расслабленной улыбкой на лице. По случаю импровизированного праздника она украсила свои бесцветные длинные волосы венком из искусственных маргариток. В креслах напротив камина попыхивали трубками и вяло перебранивались профессор Бюве и Самсон-Блюмцвейг. Еще по гостиной медленно дефилировали другие, еще не знакомые обитатели замка.

–…А я говорю – что это неправильно! Если есть возможность приукрасить, раскрыть, оцветнить, так сказать, повествование, то писатель обязан это сделать!

– То, как вы говорите, дорогой братец, создает неисчислимое количество совершенно пустых россказней вместо настоящей литературы! Бездарных, к тому же чаще всего! Безынформативных, то бишь не содержащих в себе никакой истинной информации! Лишь кружево витиеватое – а ткани текста как такового и нет.

– Может оно и так, дорогая сестрица, но смотрю я на ваше платье, однако, и вижу, что весь ворот у вас тем самым кружевом и расшит. Что-то вы дерюгу серую не демонстрируете на своих телесах?

– Аххх! – картинно возмутилась маленькая женщина, больше похожая на девочку по своей фигуре. Белокурая, востроносая пигалица с лицом как у мыши и действительно одетая в весьма роскошные, чуть ли не королевские одежды. Спорила она с молодым человеком, до смеху на нее саму похожим.

– Ба-бахх! А все к тому и сводится, что именно кружево и придает удовольствие нашей жизни. А не только сухая, скуШная простота.

– Ой, да хватит вам! – возмутилась низким поставленным голосом плотная коренастая женщина с жемчужно-белым каре и ярким макияжем, читавшая что-то, сидя на диване. – Оба вы хороши, как всегда. Шумите, как грачки на гнездовье!

Рядом с ней сидела еще одна женщина, казалось полная ей противоположность – вся какая-то бежевая, тонкая, длинная. В одобрение позиции соседки, она громко хмыкнула, не отрываясь от своей книжицы.

– Вы, братец, вздор несете. Как всегда, впрочем, – процедила маленькая женщина, яростно обмахиваясь веером, из которого от столь немилосердного обращения во все стороны летели куски страусового пуха.

– А! А вот и гости! Вот их и спросим нас рассудить!

Кира и Фауст оторопело переглянулись. Но Вероника с присущим ей тактом разрешила ситуацию.

– Друзья мои, знаю, что примирить вас не удастся, но проявите уважение и, по крайней мере, отложите спор на после ужина! А то право стыд.

Брат с сестрой переглянулись и действительно притихли. Словно разыгравшиеся дети, взяли себя в руки и совершенно синхронно, шаг в шаг подошли к КСникам знакомиться. Даже вежливые улыбки на лицах появились одновременно, с точностью до миллисекунды. Только когда они подошли достаточно близко, стало заметно, насколько они действительно одинаковые, а еще, что они отнюдь не молоды.

– Это наши хранители отдела художественной литературы. Как я уже говорила, отдел этот самый обширный, так что здесь у нас хозяйничают целых четыре сотрудника. Близнецы Хельга и Ганс Фукс…

– Как поживаете, – совершенно синхронно произнесли востроносые человечки. Притом Ганс совершил отточенный полупоклон перед Кирой, а Хельга автоматический книксен перед Фаустом.

– … И сестры Вальта и Измаэль Рахмановы, – женщины на диванчике кивнули в знак приветствия, но особого энтузиазма не проявили. Что до бесцветной Измаэль, то она даже не оторвалась от томика Ахматовой, который пролистывала.

Ну что-ж! Коль уж все в сборе, давайте начнем пир! – торжественно объявила Вероника.

– Пир! Ну разве не здорово! – захлопала в ладоши экзальтированная Хельга, и взяла Фауста под руку. Ганс также мягко под локоток сопровождал Киру до ее места.

В целом ужин прошел прекрасно. Кушанья и вина подавали изысканные, люди за столом собрались интересные. Кира и Фауст были посажены друг напротив друга и единственное, что омрачало жизнь псу, но в то же время веселило кошку, так это то, что слева от него сидела балаболка Хельга, трещавшая не прекращая, а справа (и это было ужаснее всего) плюхнулась Лена, бесцеремонно заняв место флегматичной Измаэли. Обе женщины постоянно влезали в личное пространство Фауста. Если непосредственная Хельга просто все время пыталась ему что-то рассказать, подложить на тарелку, попросить положить ей чего-то на тарелку, и так далее, то Лена к нему откровенно льнула. Кира с удовольствием слушала разные истории, которые рассказывали собравшиеся, и про себя ухахатывалась над несчастным своим телохранителем, вынужденным молчать, терпеть и вежливо улыбаться.

Наконец, Луна шикнула по-генеральски на своих помощниц и те засуетились в два раза быстрее. Вихрем унесли приборы, и на столе появились розеточки с ореховым мороженым и фруктами.

– Мммм… Как в сказке! Луна, Вы просто волшебница! – разлилась благодарностью Кира, отдав дань сливочному лакомству. – И вообще – этот дворец, книги… и люди! Извините, если я излишне эмоциональна, но меня не покидает ощущение, что я попала в страну грез!

От бдительного Фауста не ускользнули взгляды, которыми мельком, совсем мимолетно, но все же обменялись коллеги-библиотекари.

– Друзья! – торжественно сказала Вероника, поднимаясь из-за стола. – На сей чудесной ноте я предлагаю наш ужин в честь дорогих гостей закрыть и отправиться спать! Потому что время уж давно за полночь, нам всем нужно отдыхать.

– А давайте пойдем до деревни пешком! – воодушевленно предложила неугомонная Хельга. – Такая чудесная ночь!

– Правда, а то сидим как грибы. Так и мхом недолго зарасти, – поддержала ее Вальта. Сестра ее одобрительно кивнула и хмыкнула.

Кошка, нужно отдать ей должное, сразу обратилась взором на Фауста, словно бы спрашивая его разрешения. Умученный пес безразлично пожал плечами.

– Если честно, то я бы с удовольствием прошлась! – радостно заулыбалась она.

Предложение, таким образом, было принято на ура. Все зашумели, засобирались и, разбившись на небольшие группки по двое-трое, отправились на улицу. Благо, что отдел художественной литературы находился очень близко от главного входа.

Вся процессия в итоге растянулась чуть не на пол дороги. Люди понесли в ночь свои вялые, привычные, уютные споры, кокетливый смех, слабо прикрытый флирт. Лунины негритянки и еще двое молодых, атлетического склада мулата несли для всех факелы, освещая путь. Огни красиво отражались в ровной глади воды. Лягушки, ночные певуньи, недовольно замолкали, пропуская пылающую светом и взрывающуюся хохотом толпу, а затем снова возобновляли свою песню. Ночь густо пахла сладким миндалем и кутала, ласкала мягкой прохладной свежестью.

У Киры голова шла кругом от обилия впечатлений. Но в какой-то момент она обернулась назад и увидела, что Фауст плетется в самом хвосте. К одной его руке пристала Вальта, а на другой повисла гиря-Лена. Каждая из женщин попеременно пытались склонить его в свою сторону и что-то нашептать. Их взгляды встретились и кошка чуть не прыснула – нет, пес был слишком горд, чтобы молить ее о помощи. Но в этом коротком взгляде было столько тоски по свободе, что она сжалилась над несчастным. Она дождалась, когда троица поравняется с нею и просто сказала:

– Извините, девушки. Но я, пожалуй, на правах коллеги по цеху украду у вас кавалера.

Недовольные дамы воззрились на пса. Тот очень галантно поцеловал обеим ручки, виновато пожал плечами, де скать, что поделать – начальственный произвол, и отпустил обеих вперед – чуть только не пихнув в спину.

Женщины, хохоча, ушли дальше вперед, а кошка с псом отстали так, что шествовали практически на грани освещенного ореола. Замыкавший группу факелоносец хотел было их дождаться, но Фауст махнул ему в знак того, что им обоим свет, в отличие от уединения, совершенно необязателен.

Пес осторожно взял ее руку и положил к себе на локоть.

– Конспирация, – пояснил он. – Да и удобнее так, ты не находишь?

Кошка кивнула, а про себя отметила, что ей приятно и такое обращение и то, как он это сделал. Очень легко и естественно ему удавалось быть приятным, галантным и просто хорошим, когда того требовало дело.

Какое-то время они шли молча. Просто шли по тропинке, шаг в шаг, наслаждаясь моментом своих жизней, прислушиваясь к суете шедших впереди немолодых людей.

– Да всем известно, что вы пустомеля! – донеслось до них откуда-то с изголовья отряда очередное препирание близнецов.

– А вы глупы-с, – и новый всплеск доброжелательного смеха поднимается в небо, словно пух, сдутый с одуванчика.

Кира блаженно улыбалась, подставляя лицо еле слышному ветру, густому, как сахарный сироп. Ей было хорошо. Просто хорошо – спокойно, тепло и не одиноко. Сердце в груди распускалось ночной лилией, отказываясь думать о будущем, о прошлом, об опасностях, об очередном наметившемся тупике. Сейчас и здесь ей было хорошо. Да что кривляться – им обоим было хорошо. Бросив тайком взгляд на пса она гордо удостоверилась, что и на его лице бродит сытая умиротворенная улыбка.

«Может, все-таки не конспирация…?»

Откуда-то со дна души донеслась мысль, но сразу же была забракована, как розово-сопливая и глупая.

Со стороны озера послышался всплеск. Это был уже не первый всплеск, но до этого момента он как-то не привлекал ее внимания.

– Что это там?

– Жабы, я думаю.

– Больно громко, – кошка вывернулась из конспирационного захвата пса и нырнула во тьму. На траву у берега уже опала роса. Лапы тут же намокли и стало холодно. В воде отражались блики огня от удаляющегося факела, смутные дрожащие тени – но это только у самой кромки. Когда Кира подошла ближе к самому озеру, она увидела, что на самом деле в нем отражается – небо! Кошка, позабыв даже дышать, не то, что о каких-то всплесках, задрала голову, и тут же унеслась в глубину млечного пути. Миллиарды сияющих, перемигивающихся точек мгновенно подхватили ее сознание, и медленно закручивая, понесли вверх, дальше, глубже, в неизведанные миры.

Дыхание космоса коснулось ее лица и, не встретив никакого сопротивления, увлекло ее сознание в грезу. Звезды перед глазами стали двигаться быстрее, складываться в сюжет и вот она оглядывается и понимает, что стоит в парящей над вселенной крылатой колеснице, переливающейся сиреневыми и черными перламутровыми волнами. А рядом с нею стоит возница. Его лицо скрыто бежевым капюшоном и пахнет он карамелизированным печеным яблоком. Клоки живого плаща хлопают и вьются на несуществующем ветру. Из-под этой гутаперчивой массы периодически мелькают тонкие бежевые кости, словно покрытые карамельной кожицей. Он смотрит на простирающееся пространство перед ними пустыми глазницами голого черепа. Она тоже переводит взгляд на лежащую впереди вселенную и тут только понимает, что точки звезд кучкуются, скапливаются и складываются в рисунок. И этот рисунок – глаз. Любопытный глаз в треугольнике космических завихрений, который с интересом вглядывается в нее…

Легкий толчок под головой заставил ее очнуться. Кошка открыла глаза и с удивлением обнаружила, что сидит у самой воды, обхватив коленки. А рядом, прижавшись вплотную теплым боком, в такой же точно детской позе сидит пес. Она успела не только усесться тут, но и даже задремать у него не плече, очарованная гипнотическим танцем звезд на черно-синем небе и успокаивающим ритмичным плеском озерной воды.

– Я уж думал нести тебя до кровати на руках придется. Ты совсем вымоталась?

Кира рассеяно кивнула, протирая глаза. Как это она умудрилась так выключиться? И зачем она вообще сюда отошла?

– Очень красиво, – тихо, на грани слышного сказал пес. Он тоже мечтательно вглядывался в небо. – Гипнотизирующе красиво.

– Да… потрясающе. И я правда не помню, зачем я сюда свернула, – подивилась Кира схожести их ощущений. Ночной холод прокрался уже ей в подшерсток, и все ее тело пошло крупной дрожью. Зеленая пора в этой части света не сильно менялась в зависимости от сезона. Но все же в ночном холоде чувствовалась осень. А может быть, холод и сырость тут были ни при чём. Иногда ведь тело дрожит от невероятной, исключительной важности момента или от ощущения близости, настолько плотной, что сама ткань выстроенной разумом реальности рассыпается в прах. – Я… честно говоря, удивлена тебе.

Пес вяло пожал плечами, продолжая смотреть на сияющий бриллиантами небесный свод.

– Почему?

– Ну, ты… не производишь впечатление человека, склонного к созерцанию красот природы.

– Наверное, это потому что я последние *дцать лет все время убиваю людей, – ехидно усмехнулся он. – Но я же не всегда таким был. Хотя нет… почти всегда. Но… можно сказать так: это не весь я. Я вырос на севере. Там небо… это невозможно описать. Но я очень любил в детстве и в юности поваляться под звездами, подремать, помечтать. Да и сейчас люблю, как видишь.

Он обернулся к ней. Глаза уже привыкли к темноте, и она снова явственно увидела синие отблески в его роговицах.

– Предлагаю все же дойти до гостиницы. А то задницу себе застудишь, а мне потом отчитываться, – он решительно поднялся, подал ей руку. Девушка послушно согласилась, чувствуя себя совершеннейшим ребенком. Это волшебное ощущение – то ли спишь, то ли проснулся, когда засидишься, подслушивая взрослых, и незаметно уснешь. А открываешь глаза и понимаешь, что горячая взрослая лапа держит тебя за руку, куда-то тащит, да и еще что-то выговаривает. Но что именно, ты не понимаешь, потому что по-настоящему и не просыпался. Незачем просыпаться. Горячая взрослая лапа и отведет куда надо и баиньки уложит… Все будет сделано в лучшем виде, и тебе совершенно не нужно для этого даже просыпаться, не то, чтобы суетиться.

Она напоследок еще обернулась на берег, подаривший им несколько минут нирваны, чтобы запечатлеть, запомнить, сфотографировать этот момент на будущее. Чтобы в случае страшной нервотрепки ее душе можно было сюда быстро вернуться. И чтобы снова – звезды, вода, блики, камыш, роса на траве… и горячее ироничное плечо под головой.

И все это романтическое состояние было бы совершенно прекрасным, если бы в последнюю секунду, буквально мгновение, словно бывшая болезнь ума, сквозь замедляющую пелену транквилизатора, не прорвалось в ее сознание ощущение, что озеро пристально смотрит им вслед.

Глава III. Покой нам только снится

Что-то тряхнуло, и Кира проснулась. Разлепила глаза. Приподнялась на кресле, осмотрелась. Коляска мерно гудела, покачивалась на ухабах дороги. Впереди маячили острые ушки Лошади – довольно привычное зрелище в пути.

«Мне что, все это приснилось? Сказочный город, замок с книгами… Луна? Блины? Вероника?»

– Где мы? – через силу буркнула она.

– А хрен его знает, – бросил в ответ Фауст. – Уже черт знает сколько едем. Нет здесь этого поворота.

Кошка выглянула в окно – там было совершенно черно, даже обочины дороги было не разглядеть. Они были совершенно одни и их коляска единственным источником света на дороге.

– Мне сон снился… такой ясный. Как будто мы уже добрались. И там был целый дворец, забитый книгами по самую крышу.

– Это очень захватывающе, кошка…

Кира кивнула и уткнулась в окно. Она была озадачена своим сновидением – настолько оно представилось ей реальным. Поворота в нужном месте не оказалось, и это было плохо. Она надеялась, что записка куда-то хоть, но приведет и любые последующие события наведут или вдохновят ее на ответ. А теперь она снова не имела представления, что делать дальше. Однако мысль о том, что ей удалось вырваться из душных, опостылевших одинаковых дней, и теперь ехать в коляске насквозь, через черную, непроглядную ночь… в полную неизвестность… Приключение!

Кошка обнаружила, что сон выветрился из головы окончательно, а на лице расползается улыбка. За окном полнейшая, непроницаемая чернота.

«Как у него в глазах…»

Она взглянула на пса, чувствуя, как в груди разливается теплота.

Спокоен, как скала. Как обычно. За окном ни единого лучика, ни единой искры, ни намека на жизнь. Только густая, бездонная вечность. А ей опять не страшно. Должно было быть просто невыносимо жутко – она прилагала в своей жизни огромные усилия, чтобы никак, никоим образом не показывать своего страха темноты, ведь считала его своим личным позором. Но сейчас… Нет. Не с ним. Возбужденные мурашки побежали по коже.

Фауст напряженно вглядывался в дорогу и еще почему-то все время оглядывался назад. Кира тоже оглянулась и увидела в заднем крохотном овальном окошке две яркие белые точки.

– Что это там?

– Фары. Уже полчаса на одном расстоянии держатся. И там еще одни, сразу за этими. Не нравятся они мне. Пусть ка проедут уже, наконец.

Пес включил соответствующие сигналы и притормозил Лошадь. Кира могла бы поклясться, что скорость кобыла сбросила еще до того, как он натянул поводья. Возможно в момент, когда он об этом подумал. Может ли такое быть? Теснейшая, телепатическая связь, между транспортным животным и хозяином. КС-СМЕРТЬ больше всего славится своими генно-моделирующими, модифицирующими биотехнологиями. Возможно ли, что для повышения эффективности боевой единицы, для Судьи создается индивидуальный, идеально подходящий ему транспорт, с внедренной с самого начала телепатической…

В этот момент коляску сотряс мощный удар сзади. Кира от неожиданности вскрикнула, а пес выругался. Лошадь впереди сердито захрапела и начала оглядываться, тревожно вертеть длинной черно-фиолетовой головой.

– Заснул он там что ли? Дубина стое…

Начал ругаться пес, но его прервал новый удар. На этот раз не из-за того, что они тормозили, а потому что их преследователь сам пихнул их сзади. Пес сразу собрался, замолчал, сосредоточился – это был не несчастный случай – и пришпорил Лошадь. Только теперь хищные фары припустились за ними, и коляску сотряс еще один легкий удар. Потом еще один, более увесистый… Кошка услышала рев механизмов неведомого преследователя и сжалась в ожидании новой встряски, но пес пришпорил еще, и Лошадь вырвалась вперед. Кира обернулась. Фары сзади сначала отстали, потом вильнули несколько раз по дороге (за ними действительно оказались еще одни точно такие же фары), потом стали быстро приближаться и, наконец, их преследователь рванул на обгон. Справа от Киры из темноты выплыла огромная автоматическая фура. Она и раньше видела грузовые автомобили, хотя редко бывала в зонах, где практиковался этот громоздкий и зловонный шумный транспорт. И уж точно она не ожидала, что они так незаметно въедут в такую зону. Гигантская машина с чадящими в воздух черным дымом трубами по бокам от кабины, ревела словно самолет. Фура поравнялась с их коляской, а вторая прижалась сзади, подпирая и отрезая путь к снижению скорости. Пес открыл окно с ее стороны и, держа в руке фонарь, перегнулся через кошку, чтобы сказать пару ласковых водителю фуры. Грузовик в ответ на его телодвижение боднул их в бочину. Кошка ойкнула и несильно стукнулась виском о держатель ремня, но все же успела рассмотреть их преследователя. В луче электрического фонаря мелькнул салон дальнобойной фуры, обклеенный мягкой засаленной тканью под бархат и картинками с голыми тетками. Он весь был заляпан черной маслянистой требухой атипичного некроза, к сожалению, уже хорошо знакомого кошке и псу. В салоне мягкой волной шелохнулась бесформенная тьма.

– Да чтоб вас черти драли! Всем составом в одну жопу и до второго пришествия!!! Они нас сейчас с дороги выпихнут – ПРИГНИСЬ!

Фауст успел одной рукой довольно жестко нагнуть ее голову чуть не к полу как раз в тот момент, когда последовал еще один удар, на этот раз одновременно и справа и сзади. Коляска заскрежетала днищем по асфальту. Дверца с ее стороны вогнулась внутрь от удара, откуда-то из-под них полетели искры. Пес зарычал, вытягивая поводья лошади на себя и вправо. Одновременно с этим он как-то умудрился отстегнуть ее ремень, рванул на себя ручку регуляции ее сиденья, так что спинка безвольно опрокинулась в лежачее положение.

– Назад! Быстро! – все это, да плюс кошкино неловкое переваливание через кресло, заняло, казалось целую минуту. На самом деле уместилось в несколько мгновений. А потом все закрутилось, завертелось. Грохот стоял такой, будто весь мир начал рушиться и разваливаться на куски. Она почувствовала, как пес с силой толкает ее в спину. Кира закричала, ударилась обо что-то плечом и головой и, видимо, потеряла сознание.

Когда открыла глаза, вокруг уже было тихо, ничего никуда не летело, не кувыркалось и не падало. В салоне горел матовый апельсиновый свет, поэтому кровь на ладонях она увидела сразу. Девушка обнаружила себя на полу между задним и передними креслами потерпевшей аварию коляски, целой и невредимой в луже ярко–красной крови, стекавшей обильным потоком сверху. Если бы Фауст не выпихнул ее с переднего места, ее ноги бы сейчас зажало между сиденьем и приборной доской. Как это произошло с его собственными ногами.

– Фауст! – Кира быстро выкарабкалась наружу, выбив сильно погнувшуюся дверь, и оббежала остатки их транспорта. Лошадь некоторыми своими частями влетела в салон через лобовое стекло, послужив им буфером между толстым деревом и корпусом коляски. Фуры, по всей видимости, проехали дальше по дороге. По крайней мере, рядом их видно не было, но где-то впереди она усмотрела блики на листьях от габаритных огней.

– Пес! Давай, напрягись, выковыривай свои ласты и бежим! – она рванул на себя дверь водительского сиденья, и та послушно открылась. Сначала она подумала, что он упирается руками в приборную доску и скалится в попытке высвободить пленённые конечности. Несколько мгновений она просто не могла сообразить откуда взялась эта палка и почему он так за нее держится, так неестественно ровно сидит, прижавшись к спинке, и почему на нем столько крови, хотя истекающий круп лошади его совсем не задел, а находился как раз на том месте, где могла оказаться она.

Все кусочки пазла вдруг сложились в ее голове и огорошили разом, одной мгновенной вспышкой. Это была оглобля. Оглобля из упряжи сломалась и влетела в салон, пришпилив Фауста к спинке кресла острым концом, словно бабочку к панно. Проткнула его прямо посреди грудины. Проломила его ребра и пластины экзоскелета на них, впилась занозистыми спицами в сердце, продрала легкое. Защитный жилет с кевларовыми вставками, который он так не любил и пытался забыть надеть при любом удобном случае, валялся на заднем сидении.

Кира медленно осела на траву, усыпанную битым стеклом, и протянула руку к псу.

Теплый. Сильные, крепко свитые из стальных мышц руки уперлись в приборную доску в попытке выдернуть штык из груди и так и застыли. Голова отпущена и даже кровавая пена еще не опала на губах. Но уже не колышется.

Где-то недалеко на дороге хлопнуло, как если бы кто-то, выходя, закрыл за собой дверцу большой автоматической фуры. А еще позади, в полной, кромешной тьме щелкнула сухая ветка, как если бы кто-то, кто подкрадывался к девушке со спины, по неосторожности наступил на валежник.

– П-пес?… – она нерешительно погладила его по руке. Ей казалось… ей казалось, что сейчас он очнется. Просто от боли вырубился, но сейчас откроет глаза, заскрежещет зубами. Матюгнется. Напряжет плечи и выдернет эту дрянь из своей груди.

«Нет. Очнись. Очнись! ВСТАВАЙ! МЕНЯ ИДУТ УБИВАТЬ ТВОЮ МАТЬ, ФАУСТ, ВСТАВАЙ! ОТКРЫВАЙ ГЛАЗА! ЖИВИ! ВОЛФТЕЙН ТЕБЯ НИКУДА НЕ ОТПУСКАЛ! Я ТЕБЯ НЕ ОТПУЩУ!»

Голова взрывалась. Она прекрасно осознавала, что тьма сейчас медленно и не таясь приближается к ее спине, чтобы, наконец, настигнуть ее. Что ей нужно разворачиваться и бежать в лес, под спасительный покров деревьев, искать лешего и просить о схроне. Но вот странно – это ее как-бы и не волновало. Это было далеко. Единственной явью, на первом плане, так близко, что до тошноты. Стала смерть… ее телохранителя? Ее друга? ЕГО смерть. Кира вдруг осознала, что последние несколько недель ее жизни были тесно связаны с отношениями с НИМ. Она думала о нем, она злилась на него, удивлялась ему, была ему благодарна, терпела приступы омерзения от его характера и глотала слюни, украдкой пялясь на его фигуру. Это он сопровождал ее на любой концерт, на любую выставку, на любое мероприятие, даже на балет. И это он никогда не увиливал от обсуждения этих мероприятий, хотя чаще всего раскритиковывал все в пух и прах. Он был умен. Это именно он рассказал ей о механизме обратного тока энергии по телу при сильном стрессе, что позволило ей высчитать погрешность и оформить в программе ключ исправления помех – она вообще иногда забывала, что он не работает с ней в лаборатории, а по сути является оперативным агентом. Пес был ей критиком, советчиком, мог привести ее в чувства от бабьей истерики одним словом и мог поддержать одним взглядом. Он понимал ее черный английский юморок и сам частенько рассказывал забавные байки из своего прошлого. Это именно он был с ней рядом в эти несколько месяцев, когда ей казалось, что мир утратил надежность и постоянство – и он удержал ее от отчаяния своей собственной надежностью и постоянством. После того, что она видела в Ганолвате, Блуме и Дродорфе, она не могла и представить, что что-то на этом свете может сломать этого человека.Да, в конце концов, он спас ее жизнь и не отказался от нее, когда Волфтейн предложил бросить это безнадежное дело (она была на сто процентов уверена, что он предложил). Ее жизнь переплелась с его, пропиталась его присутствием. Этот грубый, но умеющий, казалось, все на свете, надежный, как земля и вспыльчивый как огонь человек незаметно проник в самый центр ее мира. Как же она этого не заметила?

– Фауст?…

Мертв. Умер. Осталась телесная оболочка, пробитая, поврежденная – и пустая. В этом теле не было уже Фауста. И что самое ужасное, его теперь нигде больше не было. Когда погиб Джекоб, так не было. Был страх, было острое горе и вина – но такой бесконечной, черной и безнадежной пустоты не было. Отупляющей пустоты, заполонившей сначала грудь и живот, потом все тело до кончиков пальцев. Это не было горем, которое накрывает волной, провозит мордой по гальке. После горя-волны больно, но можно очнуться, отплакаться, оклематься, зализать раны и выбраться на берег. А сейчас она чувствовала такую тяжесть, от которой не поднимаются.

Лапа пса вдруг дернулась и безвольно опала вниз. Что-то шевельнулось на нем. Глупая надежда, конечно, взметнулась фонтаном в ее сердце, но она знала, что не ошиблась. Пес был по-прежнему мертв. Фауст был залит кровью весь, и кровь стекала под кресло, по ногам вниз в большую липкую лужу на полу. И это в его крови она очнулась, и она стала уже подсыхать и стягивать кожу на руках и на щеке, затвердевать колючими иглами на шерсти. Багровая дыра на груди продолжала истекать. Но только что-то изменилось – истекать не кровью, а… тьмой!

Ужас подполз к ней по холодной земле и поднялся вверх по телу до самого сердца, глуша последний огонек ее жизни. Густая материя тьмы начала капать, а потом и струиться из раны, изо рта сквозь застывшую зубастую пасть, из носа и ушей, собираясь в единое… плотное… черное, растущее…

«Только не ОН. НЕТ! НЕТ!НЕТ!НЕТ!НЕЕЕЕЕТ!»

Горячая сильная рука схватила ее за плечо.

Что-то тряхнуло, и Кира проснулась. Разлепила глаза и приподнялась… и резко подскочила на кровати.

Вокруг было по-прежнему темно. Сердце грохотало так, что ничего больше она просто не слышала в первые мгновения. А потом поняла, что все еще кричит и, всхлипнув, остановилась.

– Кира?

Горячие сильные руки осторожно трясли ее за плечи.

– Боже, Кира, ты цела? Что с тобой? Я никогда не слышал, чтобы так кричали от обычного сна.

– Свет! Включи свет! Пожалуйста, скорее свет!

Тень мгновенно бесшумно откатилась от ее койки к стене, и в следующий миг яркий холодный свет энергосберегающей лампы залил ее маленькую комнату, ее цветастый пододеяльник, который она тут же машинально натянула до подбородка. И Фауста. Пес сильно щурился и выглядел очень встревоженным. Но живым и здоровым. Он вернулся к ее кровати и снова положил руку ей на плечо. Горячую, тяжелую, жесткую – живую руку.

– Ты дрожишь вся, тебе точно не больно? – он легко провел ладонями по ее щекам, смахивая слезы. Только сейчас она поняла, что все ее лицо липкое и мокрое.

«Кровь! Это его кровь на моей щеке! Я проснулась в луже его крови»

– Перепугала меня до смерти.

– Сон… приснился. Страшный, – просипела она, не сводя с пса взгляда. Она все еще не могла сориентироваться – что же было реальностью?

– Я догадался. Что ты на меня так вылупилась? Гадаешь, не спишь ли до сих пор? Не дрейфь, я настоящий, – с этими словами он бесцеремонно и очень больно дернул ее за ус.

– ААаау! – взвыла она и схватилась за нос. Было и больно и щекотно и обидно, и ужасно хотелось чихать. Пока она боролась со всеми этими эмоциями, пес уселся на пол, пристроив кресло-грушу в качестве подушки под спину.

– Ты уж извини, что ворвался в «спальные покои незамужней девы» среди ночи, но ты так орала, что я, признаться, решил, что тебя тут Луна живьем для блинной начинки шинкует. Слушай, а тебе здесь впервые какие-то пакости снятся?

Все еще потирая нос и с укоризной глядя на пса, кошка призналась.

– Нет. Я вчера и позавчера тоже плохо спала. Это все воздух озерный…

– Ну да, ну да… Мне тоже чисто из совпадения ночные ужасы являются.

– В смысле? – заинтересовалась Кира.

– В смысле – что тебе снилось-то?

Кошка стушевалась и сконфузилась. Сон она прекрасно помнила во всех подробностях. И особенно ярко она помнила свой ужас не от того, что черная неведомая тварь все-таки достала ее, а от того, что она может потерять его. Из чего следовало, что этот бесцеремонный мужлан ей в некоторой степени дорог. А уж в этом ей сознаваться совершенно не хотелось, тем более непосредственно ему.

– Не твое это дело, – буркнула она, пряча взгляд. Фауст устало прикрыл глаза и демонстративно громко выдохнул, словно сдерживал сильное раздражение от ее глупости. На спектакль она не повелась и продолжала партизанить.

– Ну, ясно. Что-то про сексуальное насилие значит.

И на эту провокацию она не повелась. Уселась на кровати поудобнее и пожала плечами, глядя на него с вызовом.

– Какая разница?

– Мне снились родители. Как они умирают сотней различных способов. А потом как я их собственноручно убиваю. А потом моя собственная смерть – очень ярко и правдоподобно.

Кира внутренне сжалась, но внешне безразлично пожала плечами.

– Фауст, сейчас три часа ночи, я не соображаю и не понимаю, к чему ты клонишь.

– Я к тому, что сегодня решил пробежаться по городку, послушать дыхание спящих людей. И мне кажется, в этом городе практически всем жителям снятся кошмары. Даже не кошмары, а ночные ужасы. К тому же когда я вернулся, услышал твой душераздирающий вопль.

Пес снова выжидающе смотрел на нее.

– Иии… что это может значить? Какой-то болотный газ психоделический?

– Возможно. Но у меня сложилось впечатление, что это насылаемый морок. Притом по совершенно конкретному сценарию. Люди в постелях плачут и зовут своих мамочек и папочек. А что касается меня лично, то такой сюжет возник точно не из моего подсознания, а скорее был мне… транслирован.

– Почему ты так самоуверен, – хмыкнула Кира. – Ты, безусловно, бесконечно крут, но папы и мамы в подсознании есть у всех и здесь ты не исключение!

– У всех, и я не исключение, – согласился пес, а затем как-то нехорошо улыбнулся – хищно и печально одновременно. – Правда, они там в несколько ином настроении. Сон о том, как я убиваю отца, мне снился лет с четырех, и это отнюдь не было кошмаром. Так что эта сопливая лабуда, которая лезла мне в голову прошлой ночью, явно возникла не в моей голове. Но если бы я хотел нагнать на население ужасу и печали, и у меня был какой-нибудь моделирующий сновидения аппарат, я бы использовал тот же самый сюжет. Смерть близких или смерть самого сновидца – беспроигрышно. Поэтому и спрашиваю, что тебе снилось?

– Ты действительно думаешь, что…

– Я спрашиваю, что тебе снилось, кошка, что сложного?! – рыкнул он.

Кире стало обидно, она поджала губы и уши. Опять он на нее повышал голос. Пес вздохнул, заметив ее движение и, поняв свою ошибку, примиряюще выставил ладони вперед и мягко сказал:

– Извини. Мое любопытство, конечно, сейчас лопнет, потому что я представить себе не могу, из-за чего можно так орать. Но я спрашиваю для пользы дела.

– Мне снилась моя смерть, – опустив взгляд на свои руки, нашлась кошка. – Как я разбиваюсь в автокатастрофе.

Она нашла в себе силы посмотреть ему в глаза. Пес внимательно разглядывал ее, серьезно и наклонив голову. Ей показалось, что он был разочарован.

– И все? В смысле… ты ТАК боишься смерти?

– А ты нет? – с вызовом подалась она к нему, радостная, что удалось пустить его по ложному следу. Пес пожал плечами.

– Боюсь, как не бояться? Все бояться. Просто… Это же так естественно! Я, ты, любой человек – можем умереть в любую секунду. Наверное, я об этом просто никогда не забываю. Привык.

Он был расслабленный, спокойный… честный и настоящий. Кошку его откровенность трогала. И усиливала смущение от ее собственной неискренности.

– Ладно, – он нарочито бодро хлопнул себя по коленям и поднялся по направлению к двери. – Время позднее, ты уже не так напугана, если я не ошибаюсь. Ложись спать и ни о чем не волнуйся – я больше никуда не отлучусь и буду бдительно стеречь твой покой. Свет оставляю, потому что знаю, ты любишь.

Остаток ночи прошел спокойно.

Глава IV. Все страньше и страньше

– Ну вы, Киронька и соня! Смотрите вон, мистер Кроули, какой молодец! В 6 утра уж на ногах. И зарядку сделал, и на пробежку вышел! И даже мне, старой солохе, по кухне помог. А вы только светлы очи разомкнули! Вон как надо!

Такой вот тирадой встретила кошку Луна.

«Ну точно, бабушка. Еще и с братиком сравнила».

Женщина царствовала на первом этаже, создавая, по всей видимости, очередной шедевр кулинарного искусства в объемах, больше соответствующих роте солдат, чем двум скромным гостям. Хотя… возможно она кормила обедом и других жителей, ведь, в конце концов, это была таверна, хотя никого из посетителей они здесь еще ни разу не встретили. Фауст сидел за одним из центральных столов, хмурый и неприветливый, как обычно, и уплетал толстые пышные оладьи со сметаной.

– У него работа такая, – буркнула недовольно кошка и плюхнулась напротив него, продолжая яростно протирать глаза. По собственным меркам она встала вовсе не поздно. – А я – работник умственного труда. Мне нужен сон, покой и хорошая еда.

Суетливая полная Луна крякнула от удовольствия, выворачивая как раз из-за стойки, с тарелкой кефирных пышек.

– Ну, тогда вы по адресу, дорогая моя. И в этот дивный день чудесный, еще ты спишь мой друг прелестный! Пора, красавица, вставай, открой сомкнуты негой взоры, и под сиянием Авроры, пора готовить каравай! – неожиданно продекламировала она, ставя блюдо перед кошкой.

Пес поперхнулся и закашлялся.

– Ты чего? – шепнула ему кошка, когда он пришел в себя.

– Это ж Пушкин. Александр Сергеевич. «Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный…» ну и так далее. Только безбожно перевранный. Или модифицированный. Я не понял, – также шепотом ответил ей он.

Кира задумчиво отпила немного молока из запотевшего холодного стакана.

– Луна, а вы и поэзией зарубежной увлекаетесь? – спросила она.

– Что? – женщина мурлыкала что-то себе под нос. – Чем?

– Поэзией.

– Это стихи что ли? – Луна смущенно маханула ручкой. – Да о чем вы. Сроду никаких стихов не знала. Это просто в голову пришло почему-то. Мне больше всего нравится слово Аврора. Интересно, что оно обозначает?..

– Это утренняя звезда, – подал голос пес.

– Чушь! – неожиданно энергично и зло фыркнула Луна. – Утренняя звезда это Венера.

– Тогда это северное сияние – быстро парировал Фауст.

– Aurora borealis северное сияние, молодой человек, а Аврора – астероид. 94й астероид из главного астероидного пояса! – Лицо Луны стало очень сухим и жестким. Глаза сверкнули – не кухарка, а не меньше чем доцент кафедры национального университета перед ними, обозленный на нерадивость учеников. Кошка так и застыла с открытым ртом. Фауст также притих.

Луна вела себя странно, противоречила сама себе, что-то творилось с ней. Вдруг послышался треск стекла. Она так сильно разволновалась, что сломала бокал, который протирала фартуком. Это событие словно вывело ее из транса.

– Ой… – рассеянно сказала она и виновато взглянула на агентов. Взгляд ее снова был по-детски наивным, подслеповатым и простецким. – Извините, ребята, я тут маленькую катастрофу устроила, кривые мои руки, будь они неладны.

Продолжая причитать, женщина удалилась в подсобную комнатку, осторожно неся в руках осколки. Кошка и пес недоуменно уставились друг на друга.

– Ты понял, что сейчас произошло?

– Нет. Пока не понял. Но нужно это прибавить к тому, что вся таверна битком набита астрологической символикой, – он кивнул в сторону книжных полок.

«Звездный мальчик». «Расширенная вселенная Звездных войн». «Происхождение названий созвездий и звезд». «Учебный звездный атлас». «Занимательные вопросы по астрономии (для детей 5–7 лет)». «Большой ковш и Дракон Зодиака, Монография по мифологии Древних». Также на полках были расположены разные безделушки – детский калейдоскоп с цветными стекляшками, но очень похожий на подзорную трубу. Штангенциркуль и другие приборы для черчения в красивой шкатулке. Набор линз. Целая коллекция шариков и мячей из разного материала, выложенных в ряд. Только сейчас, в данном контексте, кошка поняла, что ряд этот и внешний вид шариков полностью соответствует порядку расположения больших и малых планет их галактики – начиная с черного карлика Ворлакса, представленного почти идеально круглой матовой галькой, и заканчивая 12м Хвостом Гагарки – стеклянным прозрачным шариком для аквариумов нежно зеленого цвета. Кира встала и взяла с полки полосатый вязаный шарик для игры в сокс.

– Смотри! Это же наша Зома! – кошку от предчувствия прояснения всю трясло.

– Вот и я о том же, – спокойно сказал пес. Он ее энтузиазма не поддержал или просто не подал виду.

В этот момент вернулась Луна.

– Луна! – сразу же обратилась к ней сияющая Кира. – А кем вы были до того, как осели тут?

– Как это кем? – удивилась женщина, снова принимаясь шуршать за стойкой своего необыкновенного бара.

«Названия специй за барной стойкой! Звездная пыль – соль, Дыхание Марса – видимо, красный перец, слезы Юпитера…».

– Да все тем же… – женщина явно была выбита из колеи и обескуражена. – Собою я и была.

– Ну, это понятно, что не Павлом Первым. Но чем вы занимались? – спросил пес. Он цепко ловил каждый ее взгляд, мельчайшие изменения в ее лице.

– Я?…Я… – она нахмурилась, дрожащей рукой дотронулась до виска. Весь вид ее выражал огромное напряжение. Но, в конце концов, она тряхнула головой, осела на ближайший стул и обреченно произнесла.

– Ох, ребятки. Я такая старая… я не помню.

– Как… совсем ничего? – удивилась кошка.

Луна смиренно покивала коротко стриженной головой.

– Совсем ничего.

– А как же ваши астрологические коллекции? – спросил пес.

– Какие-какие? Азиз, мальчик мой, вы сладкого переели! Это просто разные книжки и вещи – для украшения. Так ведь уютнее!

– Но Луна, он прав. В вашей гостинице все связано со звездами, включая даже ваше имя!

– Да? Вы знаете… – взгляд женщины снова уплыл. – Может быть… Может быть вы и правы. Но, если честно – я ведь совершенно не обращала на это внимания. Я просто собираю то, что мне нравится!

Из-за дверей в подсобку послышался мелодичный звон, и Луна встрепенулась.

– О! А это мясо, между прочим! Окорок подоспел, – мгновенно оживившись, она споро отправилась к печи.

Они остались одни. Кира положила мячик на место и сама тоже вернулась к своей тарелке.

– Такое ощущение, что она от нас убежала.

– Вполне возможно, – пожал плечами пес.

– Спрошу сегодня Веронику о ней.

– Нет, – категорично заявил Фауст. – Я против. Я понимаю, что Вероника тебе нравится, но мы ее совершенно не знаем. Мы здесь никого не знаем! Нельзя ей доверять. Ты очень легко поддаешься действию обаяния, Кира.

– Это, наверное, с непривычки, – буркнула она, явно намекая на его колючий характер. Но скорее просто из мести за то, что он так точно подметил ее слабость.

– Эй! – пес наставил на нее вилку с кусочком оладьи. – Я стараюсь, между прочим. Может быть, обаяния тебе в моем окружении и не хватает, зато я тебя все еще не убил, согласна?

С этими словами он бесцеремонно макнул еду в ее мисочку с белым густым соусом и отправил в рот.

– М. А это неплохо. Как она сказала это называется? Сгущка?

– Сгущенка. Популярный молочный соус в странах Севернолесья. Кстати, а откуда ты знаешь что Аврора – это северное сияние?

Он как-то нехорошо на нее посмотрел из-за чашки с изображением улыбающегося месяца и промолчал.

– Ах, да… вырос на севере, точно. А стихи Пушкина? – продолжала допытываться девушка.

– А когда у тебя первые месячные начались?

На секунду кошка прямо-таки остолбенела. Но быстро поняла, на что намекает пес и нашла в себе силы спокойно отступить.

– Я поняла. Слишком много личных вопросов, да?

– Какая ты умничка иногда бываешь, – Фауст скомкал большую салфетку, ознаменовав тем самым финал трапезы. – Давай, засоня, завтракай. Я подожду снаружи, попробую уговорить Лошадь перестать жрать известку с домов.

Он постоял, подумал, затем обреченно вздохнул.

– Хотя вряд ли удастся, – сказал он картинно и трагично и, наконец, вышел.

Первая половина дня прошла совершенно бездарно. Ничего путного она не обнаружила и вообще никак не могла сконцентрироваться на задаче. Да даже просто поставить себе четко очерченную задачу не могла! Осознав сей прискорбный факт, она с силой захлопнула пыльный толстый том и устало оглядела маленькую комнатушку, в которую забралась, исследуя просторы замка.

Фауст стоял в проходе в соседний зал прямо напротив нее, прислонившись плечом к косяку и тоже что-то читал. Он почти сразу уловил ее взгляд и захлопнул книжку в ясно-голубой обложке.

– Что читаешь? – не надеясь на ответ, спросила она.

– Стихи, – серьезно ответил Судья. – Поедем гулять, – неожиданно предложил он. – У меня от букв рябит в глазах, а ясности не прибавляется ни на йоту.

– Аналогично. Поедем.

День был совершенно чудесным. Цветочные ароматы стояли в воздухе плотным облаком. Солнце быстро нагрело темно-сизую шерсть кошки и убаюкивало, ласкало, успокаивало. Она тихонечко качалась в седле на ослике и блаженно жмурилась. Они решили объехать озеро и посмотреть, где заканчивается город с другой стороны. Оказалось, что одноликих каменных трехэтажек, почти полностью заселенных, довольно много. Но за ними также начинались небольшие дачные домики, как и со стороны главного въезда.

– Вот, а теперь смотри, – подал голос пес, кивая на приближавшийся темно-вишневый домик, весь утонувший в старых диких яблоньках. – Присмотрись к хозяйке. Мне интересно знать твое впечатление.

– А кто она?

– Я почем знаю. Я был здесь ночью. Помнишь, я говорил, что всем снятся кошмары? – кошка кивнула. – Так вот они снятся всем вплоть до этого домика. Отсюда и дальше – люди спят блаженно, как младенцы. Но в то же время они, по всей видимости, почти не покидают домов. А те, кто живет в каменной части – почти все работают в замке.

– Откуда ты это знаешь?

– Они пахнут, как в замке. Их квартиры пахнут старыми и новыми книгами, – дальше дорога с одной стороны примыкала уже к лесу и Фауст, не мешкая, увел Лошадь в тень и там только с облегчением смог проморгаться. Яркое солнышко, по-видимому, доставляло ему массу неприятных ощущений. – А эти дома пахнут только своими старыми хозяевами, землей, да овощами.

Они поравнялись с участком, огороженным крупной сеткой-рабицей. В глубине сада на одной из крупных коренастых яблонь были подвешены качели. И на них тихо покачивалась маленькая старушка. При этом она мечтательно улыбалась. А когда заметила напротив своего дома путников, то восторженно замахала им рукой. Кира помахала в ответ и недоуменно покосилась на Фауста. Но пес мрачно ехал по теневой стороне и упорно молчал, дескать, сама все увидишь. Следующий домик был сделан в старинном скандинавском стиле из почерневшего некрашеного дерева. К дому примыкала небольшая крытая пристройка, в которой расположилась мастерская. Совершенно седой старик с длинными, убранными ободом волосами, старательно пилил что-то за верстаком. Увидев путников напротив своего дома, он только хмуро взглянул на них своими чуть ли не такими же белыми, как волосы, холодными глазами и продолжил заниматься своим делом. Третий дом на этой улочке представлял собою английскую мечту. Только его краешек и был виден из-за огромного количества различных цветов. А над клумбой с ирисами пыхтела, окучивая густой куст, черная молчаливая служанка, которую они встречали в таверне Луны – Шасси. Кира немного задержала на ней взгляд, затем подняла его выше, увидела хозяйку, ахнула и резко затормозила осла.

– В чем дело? – встрепенулся Фауст.

– Я ее знаю! – оторопело воскликнула девушка и, спрыгнув с осла, подскочила к ограде. – Мисс Гонсалес?!

На дорожке, ведущей в домик, стояла невысокая сгорбившаяся женщина в старом заношенном халате. У нее был нездоровый цвет лица, растрепанные, почти полностью седые длинные волосы, а в лице ее угадывались индейские корни. На голос кошки она не отреагировала никак. Более того, как стояла, вперив взгляд ни то в землю, ни то в работающую служанку, так и осталась.

– Мисс Гонсалес? Минерва Гонсалес? – более робко уже снова позвала кошка. Когда же она приникла к низкому заборчику, женщина затравленно глянула на нее. Ее глаза были пусты и совершенно безумны.

– Щуууу! – закричала старуха и махнула на Киру тонкими сухими руками, словно пыталась отогнать голубей или злых духов.

– М-мисс Гонсалес? Вы меня не помните? Вы целый год вели у нас травоведение в Зеленом Доме! Я училась у Вас! Мисс Гонсалес? Как Вы здесь очутились? – Кира попробовала найти защелку на калитке изнутри, но хозяйка в ответ на ее действия вдруг истошно закричала и бросилась к дому. Кира отшатнулась и ощутила жесткую ладонь пса на своем плече – и, нужно отметить, сразу успокоилась. Он каким-то образом очутился уже у нее за спиной и тоже не сводил глаз с женщины.

– Не надо… не иди за ней. Это может быть опасно – может для тебя, а может и для нее.

Девушка послушно кивнула.

– Шасси, кто эта женщина? – спросил пес у служанки. Но и та отреагировала на его обращение подстать хозяйке участка – вся съежилась, будто так ее не узнают, быстро побросала какие-то луковицы в подол и, тревожно озираясь по сторонам, тоже убежала в дом.

– Что это такое было? – наконец опомнившись, спросила Кира.

Пес пожал плечами.

– Не знаю. Я же говорю, с ними что-то не так. Я тебе это сказал еще когда мы только въехали.

Кира медленно кивнула. Теперь ему удалось привлечь ее внимание. Она словно бы опомнилась от какого-то помутнения и увидела городок с другой стороны. Еще немного постояв на дороге, прислушиваясь к абсолютной, невозможной тишине (в лесу не пела ни одна птица, не стрекотал ни один кузнечик в траве!), она решительно произнесла:

– Давай углубимся в лес. Может быть, он что-то скажет мне?

Но и этот эксперимент не принес никаких результатов. Кира медленно бродила от одного дерева к другому, ласково и нежно притрагиваясь к грубой рыхлой коре дубов, к гладкой поверхности ольхи, шелушащейся шкуре редких берез. Фауст сел на землю, где она ему указала, и пристально следил за действиями ведьмы. Она обещала не уходить и не исчезать и честно держала обещание. И все равно, он с удивлением наблюдал, как то и дело она пропадает из его поля зрения. Вот она есть – и вот ее нет. Слилась, стала частью леса, веткой, прутиком, клочком запоздалого тумана. Он совершенно не мог засечь момент, в который это происходит. Но когда она не проявилась больше минуты, немедленно вскочил и позвал ее.

– Я здесь, – практически сразу девушка отозвалась и вышла откуда-то сбоку. – Лес какой-то… приглушенный. Словно в трансе или очень сильно напуган.

– Забавно, – хмыкнул Фауст. – Я увидел то же самое в людях, а ты в деревьях. Ты можешь спросить его, что происходит?

– Я спросила, – кошка вздохнула. Она была не на шутку встревожена состоянием лесного существа. – Эффект примерно такой же, как у мисс Гонсалес.

– А ты уверена, кстати, что не обозналась? Кто эта женщина?

Кира кивнула.

– Вообще уверена. Всякое может быть, но… нет, думаю это она! Я это лицо никогда не забуду! Такая сволочь была с нами, ты себе не представляешь! – доверительно созналась она. – Она заставляла зубрить все названия на трех языках, все подвиды, все сроки созревания, все классификации. А когда она засекла, что я при ответе спрашиваю совета у самих растений, то, по-моему, вообще меня возненавидела. Моя единственная тройка была из предметов класса ботаники.

Пес хмыкнул. Эмоции девушки были ему знакомы до нельзя. Правда, не с ботаникой, но с иными предметами. Он тоже хлебнул преподавательской ненависти за свою излишнюю продвинутость в некоторых вопросах.

– Что будем делать? Ты можешь как-нибудь успокоить лес? – поинтересовался он.

Кошка на мгновение задумалась, но потом просияла.

– Фауст, вот я дура-то! Здесь же самая огромная библиотека мира под боком – наверняка там есть сборники лесных заговоров на все случаи жизни! И труды Гонсалес есть точно, это же можно очень просто проверить! – она было рванулась к дороге, но нерешительно остановилась. – Есть одно заклинание! Оно не успокаивающее само по себе, но побочный эффект имеет. Дай-ка я его сейчас попробую, а потом уйдем. Хуже не будет.

Пес безразлично кивнул. Ему было все равно, но посмотреть на колдовство он был не против. Кошка встала спиной к пышному кусту орешника и закрыла глаза руками, начала что-то быстро неразборчиво шептать. Буквально через несколько секунд остановилась, громко зашипела и отняла руки от лица.

– И все? – он был несколько разочарован.

– И все, – насмешливо ответила кошка. – Ты ждал шоу типа как в Блуме?

Пес растерянно пожал плечами.

– На самом деле таких серьезных заклятий, как там я сделала, очень мало. Таких сложных и… емких, что ли. Лесная магия в основном очень простая и конкретная. Сейчас, например, я попросила любого, кто не со мной, не подпускать к городку. Беспутянка называется. Основа основ.

Кошка тем временем отвернулась и покопалась под орешником, против которого стояла. Отрыла небольшой корешок и аккуратно отсекла. Послюнявила срез отростка и осторожно убрала в карман.

– Это заклинание для безопасности от хищных зверей или от погони. Оно призвано успокоить людей, оказавшихся под покровом леса, но как побочный эффект успокаивает и сам лес немного. Пусть будет. А в качестве платы – она похлопала себя по карману – я должна буду посадить детку той породы, к которой обратилась в далеком краю, чтобы его род расширил свои владения.

Она сделала всего три или четыре шага обратно к деревне, но тут же исчезла из виду. Пес хотел было последовать за ней, но с удивлением обнаружил, что не может протиснуться сквозь густой куст, взявшийся прямо-таки ниоткуда. Прорваться ему не удалось – ветви больно кололись, просвета впереди видно не было, а густота куста представлялась совершенно непреодолимой.

Он уже набрал воздуху в легкие, чтобы позвать кошку, но она и сама возникла рядом.

– Извини, – мягко произнесла она. И осторожно взяла его за руку. – Чуть не забыла. Теперь ты со мной. И если пойдешь в лес один обязательно заблудишься… в ближайшие три дня точно, по крайней мере.

Как только она к нему прикоснулась, то от строптивого куста не осталось и намека. Ничего похожего впереди не наблюдалось – чистое, открытое пространство между деревьями, уж пройти точно можно. Нечто похожее на вредное растение оказалось где-то в полутора метрах от них. Дивясь могуществу женщины, Судья послушно следовал за ней. Быть ведомым было для него непривычно, ново, но от ее горячей лапки ему было очень даже приятно.

*       *      *

– Вот она! Черт возьми, Фауст, я нашла! Подержи эту долбанную лестницу.

Кошка спрыгнула с верхотуры, мягко приземлилась рядом с псом на три лапы, подмышкой четвертой держа темно-красную энциклопедию. На обложке большими золотыми буквами значилось «1000 имен, перевернувших науку!». Они сели на пол, опершись спинами о стеллаж, и Кира открыла том на нужном месте. С фотографии на всю страницу им ясно улыбалась черноокая индианка Минерва Гонсалес. Доктор биологических наук, вундеркинд в области травоведения, знавшая наизусть более 40 тысяч пород растений, подарившая миру 15 томов иллюстрированного атласа лечебных трав с подробным описанием их свойств и способов применения.

– Вот она…– Кира провела рукой по портрету. – Старая стерва. Она всегда повторяла, что у меня нет будущего, потому что я выскочка.

– Ну, она была права в каком-то смысле, нет? – не удержался пес от колкого замечания. Кошка дежурно пихнула его локтем. – Не злорадствуй, – парировал пес. – Видишь, что с ней теперь стало. Интересно, она сошла с ума и потом сюда попала или наоборот?

– Думаешь, она сошла с ума?

– А ты думаешь, нет? Она, хочешь сказать, всегда так себя вела – шикала на людей, а при попытке приблизиться убегала, размахивая руками?

– Нет, ну не так… – кошка перебирала свои воспоминания. Пес взял книгу к себе на колени и стал ее пролистывать. – Довольно нелюдимой всегда была. И очень тщеславной. Она была гением и обладала феноменальной памятью. Но по-настоящему чувствовать лес, ей было не дано. Думаю, она из-за этого так относилась к студентам-ведунам, не только ко мне.

– Ты не поверишь… – пес протянул ей книгу, показывая на другую страницу. – Узнаешь?

У Киры глаза округлились.

– ЛУНА!? – воскликнула она. На что пес строго на нее цикнул, напоминая, что они прокрались в отдел истории и автобиографий, договорившись ни к кому не обращаться и желательно, не попадаться на глаза. По пути в библиотеку после короткого спора Кира все-таки согласилась не афишировать любых их находок, умозаключений или подозрений и не советоваться без псова согласия с местными светилами. «Если тебе так хочется что-то обсуждать, так обсуждая со мной! – сказал ей тогда Фауст. – Это ведь ты там рассуждала о партнерстве, так вот и будь мне тоже адекватным партнером. А я просто прошу не лезть на рожон».

Кошка зажала рот и уже шепотом повторила и без того очевидный факт, беря у Фауста книгу.

– Луна! Это ведь Луна!

– Ну, или ее сестра близнец, – Судью что-то насторожило, он прислушался и, оставив кошку читать статью, тихо подкрался к краю стеллажа, выглянул в проход.

А подпись под фотографией гласила примерно следующее: «Амалия Анагард Принстон. Астрофизик, астролог. Первая в мире женщина, получившая ученую степень в области астрономической физики. Создала теорию силовых энергетических линий, доказала принцип фиксации каждой линии на силовой точке. До открытия Принстон считалось, что силовые точки планеты – это точки пересечения различных энергий, несущие в себе дополнительный заряд. Но теория Клубка Принстон приводит доказательства того, что пересечения линий не только не несут дополнительной энергии, но и порой вообще не существуют, т.к. различные типы энергий могут проходить в разных слоях реальности. Таким образом, энергии мира не пересекаются, а накладываются одна на другую, и энергетическое поле планеты напоминает скорее многослойный клубок, нежели сеть с узелками пересечений. Однако теория не дает объяснения тому, что из себя представляют истинные силовые точки, а лишь указывает на то, что каждый поток энергии привязан («фиксирован» в терминах самой Принстон) к какому-либо реальному неодушевленному, а в некоторых случаях и к живому объекту на земле, в воде или в воздухе. Теория была подвергнута критике за попытку интерпретации и популяризации учения древних о Богах Зоома и многими учеными так и не была принята. Также Амалия Принстон написала множество книг по астрологии и теории Зодиака. Она объясняет связь характера человека с датой и местом его рождения тем, что душа, летящая из конкретного созвездия (Амалия ввела термин «Дом» для обозначения астрологической зоны информационного поля) в конкретный час, день и точку, последовательно проходит через все энергетические слои планеты, словно игла через клубок, «цепляя» именно эти энергии на себя, приобретая соответствующие качества и таланты…»

– Что значит – ты не знаешь!? – донеслось до ее слуха откуда-то из зала. Кира отложила книгу и тоже подползла поближе Фаусту. А затем, не в силах устоять перед собственным любопытством, и вовсе протиснулась к самому краю, оттеснив пса.

На красной ковровой дорожке показалась разъяренная Лена в компании притихшего профессора Самсон-Блюмцвейга, главы этого самого отдела, и совсем раздавленного, казалось, ее тирадой Джорджа.

– Тебе ясно же сказали, чтоб следить и глаз не спускать! Где теперь их искать, дубина ты старая! И что эти КСные твари задумали? Кто мне расскажет? Может ты, урод немой? Ты мне скажешь!?

Джордж еле переставлял вялые ноги, с трудом поспевая за полной энергии женщиной.

– Леночка… ну, ну не кипятитесь вы так!

– Я тебе не Леночка! – взорвалась она. – Тоже хорош! Бочка пузатая. Совсем охренел со своей паранойей! Ишь, задумал, чтоб все книги по алфавиту выстроить! Кто тебе дал право архив распечатывать!? Черт их знает, что они уже успели вычитать тут. Где гарантия, что они сейчас не здесь?

– Ну-так, по-моему именно ваша задача нас такими гарантиями обеспечивать, – сухо и холодно процедил профессор. Видимо он попал в точку. Потому что Лена сначала покраснела, а потом и вовсе почернела вся. Она обернулась к профессору, который уже, по всей видимости, пожалел, что вякнул, беспомощно озирался по сторонам в поисках укрытия. Она нависла над ним, несмотря на то, что вроде бы была ниже ростом.

– Ты забываешься, старик. Тебе напомнить? Напомнить, кто я такая?

Прогремела она страшным голосом.

– Нет, – дрожащими губами, из последних сил стараясь сохранить хоть какое-то достоинство, тихо и смиренно произнес он. На его лице читалось глубокое отвращение пополам со смертельным страхом. – Не нужно. Я помню.

– Вот и ладушки, – немного успокоившись, но, все еще сверкая глазами, сказала она. – Теперь за работу, бездельники. И зачем вас она только держит, два бесполезных кретина… нужно было разделаться с вами еще в прошлом кризисе!

Лена царственным движением отправила мужчин вперед, а сама пошла вглубь замка по направлению к читальному залу отдела.

Кого именно искали эти хранители знаний, сомнений не возникало. А вот для чего – выяснять совершенно не хотелось. Кошка быстро спряталась и прижалась спиной к стеллажу.

«Ты был прав» – собиралась сказать она псу, но его рядом не оказалось. Кира тревожно поозиралась по сторонам, не понимая, куда он мог деться.

Однако времени на раздумья не оставалось, потому как она уже могла различить приближавшиеся грузные шаги и злобное бормотание профессора Самсон-Блюмцвейга. Не найдя других вариантов, она залезла на самый верх лестницы, почти до крышки широкого дубового стеллажа, и застыла, постаралась слиться с пыльными старыми книгами.

Мужчина прошел мимо пролета, в котором она пряталась, лишь мельком в него заглянув. Как она и надеялась. Но все же, несмотря на то, что его приглушенные проклятия в сторону Лены быстро удалялись, сердце ее продолжало бешено стучать. Видимо сейчас только она поняла, что-таки ввязалась в какую-то заварушку. А еще, что вся ее прежняя уверенность была замешана на том, что она была тут не одна.

«Однако быстро я избаловалась. Ну и ничего. Всю жизнь как-то одна справлялась…» – тоскливо подумала она, судорожно прикидывая, куда мог деться пес. А что если он вдруг исчез насовсем? Как ей выбираться? Куда идти, как связаться со Стиксом? Нет, ну на этот счет у нее были инструкции.

Трудно сказать, что привлекло ее внимание, и из-за чего она посмотрела вверх. Суть в том, что она-таки посмотрела. И встретилась глазами с черной бездной. Прямо над ней в тени под потолком на крыше стеллажа кто-то сидел. Черные потусторонние глаза уставились ей прямо в душу. Она не разобрала что это такое, ее мозг только высветил глаза и невероятное количество длиннющих жутких зубов. Только и успела, что судорожно набрать воздуху в легкие, а крик так и застрял в глубине, не родившись. Ноги ее тут же подкосились, пальцы рук разжались, выпуская перильце лестницы, и кошка полетела вниз. Но существо очень быстро и ловко поймало ее за запястье и подтянуло к себе. Стеллаж под ними опасно покачнулся, однако устоял.

– Ты что! Кира, дурочка, это же я! – шепнул он ей в ухо.

Неизвестно, каким чудом на краю удержался сам пес, но он удержался и кошка тоже, крепко обвив его за могучую шею. Страх тут же улетучился. Она облегченно ткнулась лбом ему в ключицу, нащупала ногой лестницу и снова обрела равновесие.

– Ты что!? – снова зашептал на нее пес, удостоверившись, что она стоит крепко и все в порядке.

– Перенервничала и испугалась, – зашептала в ответ кошка, чувствуя, что расплывается в улыбке. Пес ее расслабления не поддержал, а наоборот скептично покачал головой.

– А если бы грохнулась!?

– Ну, упала бы на лапы. Спасибо, что поймал, конечно… Я совершенно не заметила, когда ты туда забрался. Оглянулась, а тебя нет.

– Ну-так! – гордо приосанился успокоившийся Судья, намекая, что при его выучке так и должно быть. – Ладно. Давай выбираться отсюда поскорее. Попробуем сделать вид, что нас тут не было…

Глава V. Навязчивые гости, друзья и сновидения

Нужно сказать, что в целом их гешефт удался. Проскользнув незамеченными к выходу из замка, они сделали небольшой крюк и спокойно выехали со стороны леса к гостинице Луны, нарочито беззаботно смеясь и всячески демонстрируя, что весь день провели на прогулке. Луна немного пороптала на то, что они так поздно и не ужинавши, накормила «детей» пельменями в горшочках, и, пожелав им спокойной ночи, отправилась спать.

У Киры в голове было совершенно отчетливое раздвоение реальности. С одной стороны – теплый уютный городок вокруг волшебного замка с книгами. Добрая и мудрая хозяйка, идеальная, как Мэри Поппинс, и, что немаловажно, благосклонная к ней. Потрясающая природа и интересные люди. С другой… эти люди на поверку оказываются не теми, кем кажутся. Город полон обезумевших ученых с мировыми именами (Фауст подтвердил ее подозрение, сказав, что пока пролистывал добытую ей энциклопедию, встретил еще 3 или 4 знакомых лица горожан). Где-то работает аппарат, создающий ночные кошмары, которые держат в напряжении почти все население. Зачем? Для чего? Что за игру ведет эта чертова Лена? Что это за кризис, о котором она говорила? И кто она такая, что профессура замка так ее боится?

Они с Фаустом просидели в ее комнате, обсуждая и споря по всем этим вопросам, чуть ли не до полуночи. Кира настаивала на том, что именно Лена и есть корень зла. А Фауст же говорил, что за ней стоит кто-то еще и скорее всего это Вероника. Но оба они не могли предположить, для чего вообще здесь мутится вода. В открытое окно, чуть-чуть колыша занавеску, доносились ночные ароматы, лягушачьи и сверчковые песни. Когда же звери стихли и основным звуком остался мистический шелест рогоза, пес решительно поднялся.

– Все. Спать ложись, а я покидаю «покои незамужней девы»… – ехидно добавил он и полез в окно по своему обыкновению.

– Дались тебе эти «покои»! – сконфузилась у него за спиной Кира. Пес мысленно поставил себе «отлично», оставив за собой последнее слово. Перебрался по черепичной крыше в свою келью.

Спать ему не хотелось. Слишком много мыслей вертелось в голове. Он вышел в узкий коридорчик, умылся холодной водой в крохотной общей уборной, с надеждой, что в голове прояснится. Не прояснилось. Его все время мучила, терзала какая-то мысль, но он никак не мог за нее ухватиться. Пребывая в такой вот задумчивости, он вернулся в комнату, но там его ждал сюрприз.

– Привет, – кошка робко стояла у окна, прижав уши.

– Привет… – под ложечкой внезапно засосало. Вот что это была за мысль! Вчерашний Кирин вопль на самом деле что-то перевернул в нем и до сих пор стоял у него в ушах. Ему было дискомфортно оставлять ее без пригляду, ему хотелось что-то делать, как-то действовать. Лишь бы только быть уверенным, что такой вот крик он больше не услышит. – Что случилось?

– Ничего. Просто спать не хочется и… есть еще несколько моментов, которые мы не проговорили. Вот я и решила проверить, вдруг ты тоже еще не спишь.

– Не сплю. Проходи, раз пришла, – нацепив искусственную суровость, пригласил пес. Она оглядела комнатушку и уселась по-турецки на кровать.

– Дааа, у тебя и правда тут все совершенно по-другому. Ты верно подметил.

– Я вообще практически все время прав, кошка. Ты удивляешь меня своей способностью так долго игнорировать этот простой факт. И о чем же ты хотела поговорить?

– Мы не проговорили, как будем действовать дальше! Я считаю, что нужно пройтись по дачам, подтвердить или не подтвердить твою мысль о том, что все это ученые. Порасспрашивать их.

Пес задумался. Это был хороший вопрос. Что им делать дальше? Он подошел к окну и оперся о подоконник. Нежный озерный воздух освежал и бодрил голову. Ему нужно было как следует все обдумать.

– Нет. Думаю, лучше прикидываться валенками. Завтра поедем в замок как ни в чем ни бывало и будем продолжать поиски по поводу основного твоего вопроса – это твое преследование черной тварью, атипичный некроз и так далее. Кстати, о некрозе! Как тебе насчет отдела медицины? Может быть, в патологоанатомических справочниках что найдется?.. – Вопрос остался без ответа, но Фауст уже скорее просто рассуждал сам с собой, чем беседовал. – А по поводу ученых… можно и проверить, конечно. Но я заранее уверен, что так оно и есть – в дачах живут престарелые выжившие из ума светила наук, притом самые разные. Выращивают помидоры. И транспортное кладбище здесь тоже очень логично. Притом им кошмары не снятся… Возможно, это место – действительно своего рода дом престарелых? И Вероника таким образом меценатствует, или напротив – предлагает спокойную старость бывшим ученым в замен на сбережения. Этот ремонт и новые книги – это же все стоит безумных денег! Кстати, ты заметила, что город весь заселен стариками, в крайнем случае людьми на пороге старости? Тут нет ни одного ребенка! Даже прислуга, эти кухарки, служанки – они все крепкие, но зрелые люди. Ты здесь, по-моему, вообще самая молодая, – его вдруг осенила идея. – Да ты вообще выбиваешься из всей этой картины! Молодая, здоровая, умственно полноценная… ну, почти. Нахрена-то она тебя вообще сюда позвала?

В комнате было подозрительно тихо.

– Кира? – пес обернулся. Она спала. Мерно посапывала, подложив лапки под голову, скрутившись комочком на гладком покрывале. Фауст вздохнул, подошел и присел рядом с кошкой.

«Спать ей не хочется, как же…»

Очевидно, что девушке было страшно оставаться одной. Вот она и проникла к нему в окно. Задала вопрос. И оказавшись в безопасности тут же вырубилась.

– Эх, Кира… – внезапный порыв вдруг заставил его протянуть руку и погладить ее по голове, по мягким шелковистым светлым волосам между ушами. Кошка взмахнула хвостом. Слегка заворочалась, поежилась, скрутилась еще сильнее, зарылась носом в лапы, совсем как домашняя зверушка. Он умильно улыбнулся.

– Ты могла просто попросить меня не уходить, глупая…

Судья влез в окно ее комнаты, осмотрелся, схватил с кровати цветастый плед, за которым, собственно, сюда и пришел, и уже собрался уходить, когда что-то привлекло его внимание.

Пес оглянулся, прислушался, принюхался… Какой-то шорох доносился от входа. Словно кто-то тихо скребся об косяк или осторожно ковырял дверную ручку. Или пытался вскрыть замок. Фауст опустил взгляд, и на секунду у него сперло дыхание. Емупоказалось, что из щели под дверью извиваются плотные теневые щупальца, словно осьминог, скроенный из черноты, пытается найти что-то по эту сторону, слепо шарит по полу и пролезает все глубже в комнату, подбираясь к кровати. Он встряхнул головой – и все пропало. Посмотрел прямо на дверь – и на периферии зрения оно опять появилось. Судья бесшумно подкрался к двери и взялся за ручку. С той стороны доносилось нетерпеливое дыхание и какой-то странный шепоток.

Пес нажал на ручку и решительно открыл дверь.

Лена от неожиданности отшатнулась и даже грохнулась о стенку коридора.

– Что вам здесь нужно в такой час? – сурово глядя на женщину сверху вниз строго спросил Судья. Он внимательно следил за ее лицом, за ее запахом, за всем, что с ней происходило. Он был удивлен, что она вот так нагло сунулась в комнату кошки, но скорее заинтригован. Он удержал себя от прямого нападения, потому что хорошо помнил, как легко и сильно его отделало в Ганолвате. Хватит с него внешне безобидных толстячков, неосмотрительность ему слишком дорого стоила.

– О, мистер Кроули!… – женщина судорожно выдумывала отмазку. – А я как раз к вам! – нашлась она.

«Врать до последнего, вот ваша тактика… хорошо, подыграем. Чем больше наврешь, тем больше запутаешься».

– Вот как? И чем обязан?

– Ну, вас сегодня совсем не видно было. И, кажется, ваша эта мисс умница вас совсем загоняла, – Лена уже оправилась, прислонилась к стене совсем близко к псу. Его прямо-таки обдало большим количеством душных запахов ее тела.

– Вы полагаете, что я сильно устаю.

– Ну, это очевидно! – она начала откровенно строить глазки, глубоко и чувственно дышать, и жеманно тушеваться. – И я, конечно, беспокоюсь, чтобы вы чувствовали себя в нашем городе комфортно и отдохнувшим. К тому же жизнь человека вашей профессии связана со многими опасностями и лишениями. Я уверена, что немного женского общества вам пошло бы на пользу…

По мере произнесения этого бреда она томно подавалась все ближе к псу и даже (нет, не кажется, это было уже слишком очевидно) вставала на изготовку для принятия романтического поцелуя.

– Вот я и решила… прийти и…

– И предложить себя?

Фауст тоже слегка подался вперед, приблизился к ее немного одутловатому рыхлому лицу почти вплотную. Поэтому сейчас он с удовольствием лицезрел очень крупный план выкатившихся ошарашенных глаз и выражения крайней обескураженности.

– Что?..

– Лена, если Вы пришли искать близости со мной, то почему ищите меня в комнате мисс Форестер?

Женщина быстро захлопнулась, но то, ради чего был устроен спектакль, Фауст получил. Прежде, чем она взяла себя под контроль, на ее лице промелькнула такая чудовищная злость и досада, что у пса даже уши «зажглись». Для того, чтобы она начала совершать глупые ошибки, все сделано. А чтобы ускорить процесс осталось ее только смертельно обидеть.

– Это раз. Два: это у вас в городе так принято – среди ночи проникать в чужие комнаты без стука, вскрывая замок шпилькой? С кем мне следует обсудить эту странную традицию – с Луной? С Вероникой? Может быть с Бюве?

– Знаете, Азиз, вы совсем ничего не понимаете. Обсуждать можете что угодно и с кем угодно, я тут сама по себе. И если вы пытаетесь запугать меня, то напрасно, – сухо ответила женщина.

– Боюсь, Леночка, вы тоже чего-то не понимаете. И обо мне и о нашей умнице… Вам лучше отступить. – Видимо он попал в точку, потому что от этой его фразы у нее прямо даже скулы свело от злобы.

– Нет, дорогой мистер Кроули, это все же вы чего-то недопоняли. Я никогда не отступаю, – злобно продекламировала она. – Я всегда добиваюсь своего – миром или войной.

Совершенно деревянная, но невозможно гордая, она медленно повернулась и пошла по коридору. К удивлению пса – не назад, а вперед. Лестница вниз была совсем рядом. За углом. Но она почему-то предпочла пойти вдоль всех комнат длинным путем, но не несколько шагов назад. Неужели это чтобы не отступать? Но это уж совсем как-то глупо.

– Да, и Лена, – окликнул ее вдогонку пес, чтобы дожать все запланированные гайки. – Еще три. Относительного женского общества… Не дай Бог мне когда-нибудь так оголодать.

Это, по всей видимости, была последняя капля. Лена вся пожелтела, будто от злости у нее печенка отказала. Ни слова больше не говоря, она скрылась за поворотом, неся остатки своего достоинства.

В комнате кто-то был. Она это чувствовала. Лежала, не дыша на спине, и боялась слишком громко хрустнуть ресницами.

«Нельзя сбиться с дыхания, – думала она, чувствуя, как ледяные пальцы ужаса сковали горло. – пусть думает, что я все еще сплю».

С величайшей осторожностью она осмотрелась в темноте. Окно открыто, легкий тюль слегка колышется. В озере тихо переругиваются самые запоздалые лягушки – остальная живность уже заснула. Мертвый час, час быка… видимо около четырех. На потолке оранжевые и красные тени от горящей над входом вывески. Ночь уже не такая плотная. Воздух пронизан еще не видимыми, но ощутимыми холодными нитями тумана. Небо неуловимо прозрачно и с каждым мгновением становится светлее. Она повела взгляд вниз, в глубь комнаты. В голову закралась мысль о том, что возможно, ей придется заглядывать под кровать, но она отогнала ее, как только смогла быстро.

Вот.

Вот оно. Не померещилось. Темное пятно, глыба чего-то в углу возле двери…

Кира судорожно думала, как быть и прикидывала, как быстро сможет выскочить в окно. И как высоко лететь.

Оно шевельнулось!

Кошка почувствовала, как дыхание ее совсем застопорилось.

Густая тень в углу медленно выпустила вверх щупальце… и щелкнула выключателем.

Зажегся свет. Фауст, щурясь, развалился в кресле со смутно знакомой книгой в руках, а щупальцем была, естественно, его рука.

– И чего ты так сопишь?

Кошка с облегчением выдохнула и даже слегка взвыла от пережитого страха.

– Ты! Я чуть не описалась от страху!

– Ну что ж, ты? Надо было. Авось те, кто на тебя тут глаз положили, одумаются. Решат, что ты умственно отсталая.... Тебе за клеёночкой сбегать? – устало отозвался пес в своей обычной манере.

– Пшел к черту, – беззлобно буркнула кошка, и потом вдруг встрепенулась. – Ты вообще охренел! Что ты тут делаешь посреди ночи?

– Э… – обескураженный пес даже не нашелся, что съязвить от таковой наглости. Он недоуменно развел руками, как бы демонстрируя кошке великолепные и безграничные пейзажи ее неправоты. – Это моя комната, вообще-то.

– Да!? Ой! – наконец Кира нашлась и присмотрелась. Несмотря на введшее ее в заблуждение цветастое одеяльце, комната действительно была псова, строгая и без излишеств. – Ой… Фауст, извини. Я… Я заснула?

– Заснула. И не переживай, спи дальше.

– Да нет… и так разлеглась тут, место твое заняла, – смутилась кошка и начала медленно собирать в кучу одеяло.

– Нет, не уходи. На самом деле хорошо, что ты тут задрыхла. Я хочу сказать, что будет лучше, если ты будешь у меня на виду. Особенно когда спишь.

– Тебе так… нормально? Точно?

Кошка изобразила колебания. Но от Фауста не укрылся крохотный, робкий и сдержанный вздох облегчения.

– Расслабься. Если бы ты не подразумевала возможности заснуть здесь, ты б и не пришла.

Для подтверждения своего намерения, пес дежурно улыбнулся, кивнул, как бы прощаясь, и выключил свет. Кошка еще какое-то время посидела столбом на кровати, затем медленно улеглась, шурша одеялом. Когда ее глаза привыкли к темноте, она рассмотрела, что телохранитель как будто бы углубился в чтение книги.

– Спи. Я буду рядом,– еще немного погодя сказал он.

*       *       *

«…Современная теория ЖИЗНИ и СМЕРТИ представляет собой эталон дихотомического подхода к явлениям в науке. Я напомню, что эта концепция постулирует, что ЖИЗНЬ – есть активная энергия, имеющая направление и количественное значение. А СМЕРТЬ – это состояние тела, когда в нём не остаётся жизненных ресурсов. Т.е. сегодня принято считать, что СМЕРТЬ – есть тьма, отсутствие ЖИЗНИ. Однако для общего развития вы должны знать, что есть и альтернативные теории. Одна из них предполагает, что СМЕРТЬ – это тоже активная энергия, имеющая количественное значение и направление. В этом учении энергия смерти – как соль. Она кристаллизуется в теле по мере того, как оно живёт. Накапливается по чуть-чуть, особенно в опасные для жизни часы, во время болезней, при сильных стрессах, во время депрессии и унынья. Когда её концентрация превышает определённый лимит, критическое количество, то тело умирает, так как ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ по сути своей хоть и не противоположны, но несовместимы. СМЕРТЬ вытесняет связующую компоненты личности ЖИЗНЬ, словно противоположно заряженный магнит. Критика данной теории очевидна: не существует приборов, которые могли бы замерить количество этой самой СМЕРТИ, т.е. фактически её существование не подтверждено. Однако в пользу учения говорит то нескончаемое количество случаев, когда человек по всем законам биоэнергетики должен уже умереть, но продолжает жить, не уходя в отрицательный баланс (о нём мы поговорим позже). Любопытно, что теория не предполагает чёткого ограничения количества СМЕРТИ, которое может выдержать тело, напротив, утверждаются широкие индивидуальные различия и даже рассматривается вариант энергетической подмены ЖИЗНИ на СМЕРТЬ в качестве связующего звена энергий личности. Данная теория называется в литературе теорией Активной Смерти, но вряд ли вы часто встретите…»

Кира лениво накручивала прядь волос на палец, бегло просматривая очередной текст. На этот раз приближение своего телохранителя она заметила сильно заранее. Пес медленно вывернул из широкой арки выхода, возвратившись из своего очередного широкого круга обхода. Он стучал когтями по полу, семеня на всех четырех ногах, словно обыкновенная овчарка. К тому же старая и загнанная. Он устало проковылял к ее столу, совершенно по-собачьи сел да к тому же положил голову на столешницу.

– У нас при кухне в общежитие жила старая дворняга Альма. Она только при мне 8 лет прожила. Вот она точно так же голову на стол клала утром за завтраком и выпрашивала у всех масло.

Пес проигнорировал ее издевательское воспоминание и только глубоко вздохнул, еще больше подчеркнув, что, в общем-то, все собаки похожи друг на друга иногда.

– Нет серьезно, – обеспокоилась Кира. – Выглядишь, как говно.

– Чувствую себя аналогично, если уж на то пошло, – Фауст попытался протереть глаза. Но от этого резь и жжение в них только усилились, да еще красные пятна замельтешили. – Сплю на ходу.

– Не высыпаешься? У меня вроде бы кошмаров больше и не было.

Пес как-то странно на нее посмотрел. Он удержался. Ему хотелось выразить ей все негодование относительно ее неблагодарности и тупости, так как это он героически дежурит вторые сутки у ее изголовья, оберегая ее сон, не смыкая глаз. Но стоило ему представить, как бы это выглядело, тут же пришел к выводу, что совершенно недостойно.

«Мужчина совершает подвиги молча. Мужчина не ищет славы. Мужчина делает, что должен, и слава сама находит его, – шипели в его смутной голове слова Снэйка. – Такова романтическая доктрина средневековья. И она крепко сидит в головах у женщин. Женщины падки на таких мужчин».

Он снова вздохнул, мысленно похвалив себя за сдержанность и решил, что вообще-то спать спокойно совершенно естественно с ее точки зрения, и нет ни одной причины, чтобы она догадывалась, о том, что за это ей следовало бы поблагодарить именно его.

– Это очень хорошо, Кира, – отстраненно сказал он. – Что ты читаешь?

– Не важно, – она обеспокоенно закрыла книгу и полностью обернулась к нему, стараясь понять, что с ним не так. – Ты заболел?

– Нет. Я устал.

– Так поспи сейчас, – пожала она плечами.

– А знаешь, ты права. Это будет простым и элегантным решением, – неожиданно принял ее предложение пес. И к еще большему ее изумлению забрался под стол. Она даже отшатнуться не успела, как уже почувствовала его жесткую горячую спину тяжело навалившейся на ее ступню. Ну, точно, как старая овчарка! Кошка заглянула под массивную столешницу.

– Ты прямо здесь спать собрался?!

– Конечно. Где ж еще? Ты же здесь. И более того – я тебе накажу глаз с меня не спускать, не отходить и ни при каких обстоятельствах никого ко мне не подпускать!

– Ага… конечно. А кофейку тебе к пробуждению не сварить?

– Ну, свари, если хочешь. Если сможешь это сделать, не отходя отсюда.

– Это был сарказм, Фауст! – взорвалась кошка. – Какой же ты чертовый шовинист!…

– Да. Ну, я серьезно, Кир. На самом деле. Тебе придется покараулить… Кто-то из здешних милых людей насылает на горожан мерзкие кошмары. И мы понятия не имеем… кто, – его голос становился постепенно тише, а паузы между словами дольше. – И я… не хотел бы…

Кира еще прислушалась, но что именно пес не хотел бы, так и не узнала – Фауст уснул мертвецким сном, свернувшись подле ее ног под столом, словно обычный домашний сторожевой пес. И даже когда она мстительно выдернула у него из-под отяжелевшей головы затекшую ступню, только глухо стукнулся виском об пол и даже не шевельнулся.

Так или иначе, а он уснул. Уснул крепко и без сновидений. Провалился в небытие, оглох, ослеп и вообще исчез. Ему казалось, что он спал несколько дней, так что когда сознание начало постепенно возвращаться в затекшее тело, он не мог сразу вспомнить, где он и кто он. Он лежал на холодном полу под столом и разглядывал красивые резные ножки кресел, причудливые узоры текстуры старого дерева. И в этих узорах ему мерещились фантастические лица ни то леших, ни то еще каких страшилищ. А когда, наконец, он осознал, что он и где находится, и, что самое главное, что находится в полном одиночестве и звенящей тишине, то мгновенно вскочил на ноги и сильно треснулся головой о стол, под которым лежал.

А затем явственно ощутил, как сердце сжалось до размеров изюма и опрокинулось куда-то в пятки.

«Проспал! Я что-то важное проспал!!!!!» – с ужасом подумал он.

Пес огляделся и прислушался – в замке было мертвенно тихо и пусто. Неужели кошка уехала в гостиницу и оставила его здесь, а он так глубоко уснул, что ничего не заметил?

– Кира!? – истошно выпалил он. Голос Судьи улетел в бесконечные коридоры замка и только оставил за собой небольшой след эхо. Пес тревожно оглядывался и старался напрячь все свои чувства. Взгляд хаотично переключался с обыкновенного спектра на более глубокий, энергетический и обратно. Видимо, из-за воцарившейся в его теле паники, он никак не мог сконцентрироваться на каком-то одном варианте. И вся эта свистопляска ко всему прочему сопровождалась жуткой резью в глазах, искрами и плавающими красными пятнами, не давая ровно никакой полезной информации.

Тут что-то было не так. Фауст было решил, что все происходящее нереально, но быстро отбросил эту мысль по одной простой причине – ему очень хотелось, чтобы это было именно так. А он не мог себе позволить верить в то, во что хотелось верить. Умом пес понимал, что все происходящее было очень логичным: то черное с щупальцами, что охотилось за Кирой, не могло к ней подобраться из-за него. В открытой схватке его не победить. Тогда его вымотали, дождались, когда он вырубится, и забрали ее.

«Забрали».

Паника стремительно трансформировалась в гнев.

«Нельзя было ей доверять меня охранять. Нельзя было засыпать! Нельзя было сюда вообще ехать! Глупец! Самонадеянный дурак!»

Фауст отправился на поиски. Не прекращая звать девушку, он трусцой пробегал по коридорам, надеясь только, что интуиция все же выведет его к ней. Но с каждым новым пустующим темным пролетом, тяжелое предчувствие лишь укоренялось в нем все сильнее. А когда в следующем узком проходе между стеллажами он увидел кучу рассыпанных по полу книг, окончательно утвердилось в правах.

Пес свернул. Тихо прошел мимо беспорядка, заметив краем глаза, что некоторые книги, валявшиеся тут и там на полу, были повреждены, если не сказать, растерзаны. Коридор вел вглубь замка, во внутренний читальный зал. Свет здесь не горел, но ему это и не было нужно. Липкая ледяная мгла разливалась по его животу, в ознаменовании того, что поиски подошли к концу. А когда он увидел впереди на полу распластанную фигурку, то почувствовал себя так, словно вообще все подошло к концу.

Мебель в зале была разворочена и хаотично сдвинута в стороны. Кошка лежала ровно по середине зала на спине, раскинув руки. Ее брюшная полость была аккуратно вскрыта. А беловатые изнутри блестящие стенки брюшины растянуты в стороны и, видимо, чем-то прибиты прямо к полу. Словно в анатомическом музее, чтобы все посетители могли видеть внутреннее устройство экспоната. А вместо внутренностей все чрево девушки было плотно набито скомканными страницами из книг.

Все было кончено. В горле появился толстый болезненный комок. Не чувствуя ног, да и самого себя, оглушенный биением своего сердца, Фауст подошел ближе и сел рядом с мертвым телом, лежавшим в луже холодной, ярко–красной, наполовину уже свернувшейся, крови. Зрелище было тошнотворным. Горло кошки, ее окоченевшие щеки выглядели раздутыми, распертыми изнутри, так что не оставалось никаких сомнений – все ее тело целиком было нафаршировано скомканной мятой бумагой.

«Кошка-кошка… да как же так-то?»

Пес осторожно выдохнул. А набрать воздух снова уже не смог – грудь была словно камнями набита. Не понимая, как ему быть, что делать, поддавшись импульсу, осторожно провел по ее испачканным в крови белесым волосам.

Провел еще раз. Провел пальцем по короткой шерстке ее лба. Приподнял веко и заглянул в стекло желтого глаза.

И снова провел по волосам. Закрыл глаза и сосредоточенно запустил руку в ее шевелюру.

Есть множество способов обмануть чувства, и особенно зрение. Даже, как оказалось, его зрение. Пикантная приправа в виде нешуточного испуга за жизнь, вверенную ему, и вдобавок ужас от того, что он эту жизнь совершенно по-идиотски проспал, создала для такого обмана все необходимые условия. Но другое дело – осязание.

Он отлично помнил, как гладил Киру по волосам совсем недавно, поддавшись неожиданному приступу сентиментальной нежности, как, собственно, и сейчас. Он помнил в мельчайших подробностях ощущения на пальцах, как ее гладкий мягкий пух щекочет ладонь, как шелковистые непослушные волосы рассыпаются между пальцами.

Сейчас ощущения были совершенно такими же, живыми, обдающими его душу огнем. А этого не могло быть. Потому что мертвая плоть разительно отличается от живой на ощупь.

Это тело на полу – не его знакомая кошка, прикосновение к которой его почему-то всегда обжигает. Это была утка, манекен, образ, построенный на основе его собственной памяти, сворованный оттуда и чудовищным образом извращенный.

Внутренние оковы, начавшие было сжиматься, мгновенно спали и Фауст выдохнул с огромным облегчением. Это значило, что он попросту все еще спит, и некто все же проник в его сознание… и сейчас тоже где-то здесь.

Пес открыл черные глаза. На его губах теперь играла ухмылка. Чувствительность и зрение снова работали на полную катушку. Сердце стучало медленно и ровно.

«Раз два три четыре пять…

Я иду тебя искать…

Не надейся не беги,

От Судьи – не уйти…»

С громоподобным треском все двери в замке захлопнулись, закрывая пути отступления для того, что мнил себя охотником. Пес был обучен искусству управляемого сновидения как раз на такой вот случай. Он гневно оскалился, и бутафорское тело кошки на полу, которое к этому моменту уже преобразилось до плюшевой игрушки, съежилось, почернело и превратилось в горстку пепла. Солнце за окнами исчезло, погрузив мир во тьму. Кто-то дорого заплатит за этот обман, за игры с его чувствами и за пережитый им страх. Фауст встряхнулся и хищной мягкой походкой направился на поиски. Он чувствовал темную маленькую сущность. Слабенькую, жалкую сущность, которая пряталась где-то в зале. В груди зародился рык, довольный рык победителя. Шкафы и книги на полках, каждый камень под его ногами, стулья, столы и пыль по углам ожили, обрели сознание и затрепетали от ужаса перед Судией. Предметы мебели еле заметно дрожали и старались расступиться, отодвинуться от него подальше, а лучше вообще исчезнуть из его поля зрения. Наконец за одним из «втянувших» в себя собственные стенки шкафов мелькнула черная тень, не успевшая спрятаться, и пес с азартным рыком кинулся в погоню.

Темная сущность была очень похожа на тот полупрозрачный черный студень, с которым Фаусту пришлось иметь дело в Ганолвате, только был он много мельче. Рассмотреть тварь псу пока не удавалось, потому что она довольно проворно вихляла между стеллажами, а затем рванула на второй этаж по винтовой лестнице. Фауст с силой толкнулся от пола, оставив на камне глубокие следы когтей, и запрыгнул на парапет балюстрады, бросился дальше за своей целью. Он спешил. Он предвкушал конец. Он уже не ожидал никакого отпора. Поэтому когда на скорости и даже с небольшим заносом влетел за угол очередного стеллажа, огромная шершавая клешня с легкостью вцепилась в его горло.

Ужас его памяти мгновенно парализовал пса. Перед лицом мелькнул большой, сияющий зеленью и безумием глаз. Шипастая суставчатая башка разевает жвала. А хвост со сверкающим жалом, с которого сочится чудовищная отрава, занесен над ним, готовый ударить. Снова. Второй такой удар он вряд ли переживет, но даже и не это страшно. Второй такой боли он уже не вынесет – и тогда сойдет с ума окончательно. Картины прошлой травмы одним комом пролетели перед его глазами, быстро лишая его сил и погружая в беспомощность.

Фауст захлебнулся, попытался пятиться, разжать гигантскую клешню мутанта. А когда жало, брызгая гнойной жижей, мелькнуло в воздухе и уже почти вонзилось в его лицо, просто зажмурился и что есть мочи заорал, рванувшись назад.

…И с силой ударился затылком об ножку стола, под которым спал. Дернулся вверх – вскочить, бежать! – и треснулся еще сильнее о саму столешницу.

– Боже, Фауст! – он еще не пришел окончательно в себя и не понял что явь, а что нет. Но, ощутив на затылке горячую ладонь Киры, мгновенно успокоился. От лапки девушки словно исходили волны заботы и сочувствия, а пострадавший затылок тут же будто бы заглох. Во сне такого быть не могло.

– Я не отходила никуда, а тебя все равно достало, да? Очень больно? Посиди, я быстро воды принесу…

– Нет! – он ухватил ее за руку и крепко сжал. С удовольствием ощущая, как энергия прикосновения к ее живому, настоящему телу привычно будоражит его. – Не уходи никуда от меня. Это всего лишь шишка! Я спал под столом на полу, чтобы не оставлять тебя одну, и ты собираешься теперь одна куда-то уйти?

Он привалился к креслу по соседству и постарался отдышаться, прийти в норму после такого неожиданного и неприятного кунания в лики памяти.

– Сколько я спал?

– Часа три, – кошка сидела рядом и озабоченно вглядывалась в его лицо, трогательно сложив тонкие брови домиком. Он невольно окинул ее взглядом, быстро отметив трепетный блеск в огромных серых глазах, выразительные скулы и белые локоны ее одновременно хулиганской и аккуратной прически, в которые снова захотелось запустить руку.

– Кто-нибудь заходил сюда?

– Да. Приходила Вальта, белая такая из отдела худлита. Брала книгу в другом конце зала. Потом заезжал со своей тачкой тот странный долговязый мужик, который молчит все время. Встал вон там, в проходе, и долго пристально смотрел на меня. Я попыталась с ним заговорить, но он как всегда ничего не ответил, развернулся и ушел. Потом еще пробегала мимо эта гнусная Лена. Буквально минут 10 назад приходила Вероника. Представляю, конечно, как это выглядело со стороны…

– Что именно?

– А ты сам представь. Сижу я тут, читаю тихонько. Ну, она хотела ко мне подойти и что-то сказать. Но как только приблизилась, ты зарычал из-под стола, как вулкан. Я сама испугалась! А она-то и вовсе спала с лица, ведь сначала, видимо, тебя не заметила. Бледная как простыня стала, я даже испугалась, что в обморок грохнется. Но когда поняла, что к чему, вежливо улыбнулась и шепотом сказала, что зайдет попозже.

Пес вздохнул. Он окончательно оклемался и теперь смотрел пустым взглядом перед собой, осознавая, прокручивая заново свой сон. Ругая себя за поспешность. Содрогаясь в который раз от воспоминания о том Ужасе, который местный умелец достал из недр его прошлого.

– Зря мы сюда приехали. Зря тут сидим. Нужно уезжать или звать подмогу. Или разнести здесь к чертям собачьим все, и разбираться уже потом, – по крайней мере, спать здесь точно небезопасно.

– Что тебе снилось? – робко подала голос Кира, надеясь, что он поделится с ней своими сакральными тайнами хотя бы под воздействием момента.

Пес мельком глянул на любопытную кошку и опустил взгляд.

– То, что я бы предпочел больше никогда не видеть, кош, – вздохнул он. – Нужно уже вычленить, кто из них главное говно и убить. Или просто всех убить. Я таких игр не прощаю со своей головой, – жестко рассуждал пес.

Киру передернуло – что-то было в его голосе непререкаемое. Словно он произносил приговор.

– Пес?

– Чего?

– Руку отпусти мою.

Фауст смутился донельзя. Действительно, он продолжал машинально сжимать ее лапку в своей когтистой ручище. Видимо именно из-за неловкости, порожденной этим моментом, поднимаясь на ноги, он своротил со стола огромный том, который все это время читала девушка. Продолжая суетиться, тут же нагнулся, чтобы поднять, выхватил глазами несколько строк… и так и застыл с открытым ртом.

«…Если человек не умирает, его ЖИЗНЬ не отпускается из тела, ведь именно ЖИЗНЬ удерживает, связывает меж собой все остальные энергии, в этом ее основная, да пожалуй, и единственная функция. А так как ЖИЗНЬ ресурс ограниченный, то кто-то и не рождается. Напомню тем, кто всё ещё находится в прострации: основная задача Контрольной Службы – СМЕРТЬ следить за соблюдением именно этого баланса.

Что же такое энергетически-отрицательный баланс? Дело в том, что выкраденная из чужого баланса энергия по каким-то причинам не приживается в новом организме-хозяине и стремится покинуть его при любом удобном случае. Ворованная ЖИЗНЬ как имплантированный орган – работает, но совсем не так, как родной. Этот резонанс простым глазом не виден, но проявляется в энергетических анализах. Также есть люди, вроде энергетических экстрасенсов, которые могут видеть и чувствовать этот дисбаланс без использования специальной техники. Сами понимаете, что такие уникумы очень ценятся в КС-СМЕРТЬ. Ну и, конечно, есть особое силовое подразделение, полностью состоящее из таких экстрасенсов. Все вы прекрасно это знаете. Я говорю о Судьях…»

– Что это, Кира?

–Ээээ книга, Фауст.

Пес, наконец, оторвался от текста и посмотрел на нее. Он был так бледен и ошарашен, что ей тут же расхотелось шутить.

– Не смешно. Откуда ты ее взяла? – он весь подался к ней и впился взглядом так, словно не книгу, а яйцо дракона в руках держал.

– Ты не волнуйся так, – кошка машинально выставила вперед руки. – Не напирай на меня, уж не украла я ее, в конце концов, чтобы ты меня с таким пристрастием расспрашивал!

Пес сдержанно кивнул и постарался взять себя в руки.

Опустился на стул, пролистал книгу дальше и прочел еще немного.

«Многие из вас уже знают, что в Судьи нельзя записаться, как в кружок по интересам. Отбор происходит в 4-8-летнем возрасте. Дальше в процессе подготовки, постоянного общения с другими Судьями, из-за специфики работы они обучаются этому видению. Хотя, на мой взгляд, объяснение не очень толковое, однако факт: это происходит. Иногда с первого же убийства, иногда позже, но молодые Судьи начинаю видеть, слышать и чувствовать дисбаланс. Многие из них отмечают, что вместе с этим чутьем приходит и понимание неприкосновенности и ценности человеческой ЖИЗНИ. Я хочу сказать, что Судьи могут убить энергетически-положительного человека только по трагической случайности или в случае крайней необходимости и самозащиты.»

– Да. Извини, просто… этой книги не может быть! – он открыл титульный лист в поисках автора, издательства, редактора – хоть чего-нибудь! Но вступительная страница была девственно чистой. Пес растерянно поднял взгляд на Киру. Девушка пожала плечами.

– Я ее просто за компанию схватила, обложка такая бархатная, привлекательная, зеленая и ничего на корешке не указано. А начав читать, не смогла остановиться. Очень интересно. Такое повествование, вроде бы очень легко написано, но в то же время стиль какой-то странный, как будто…

Пес наугад открыл книгу и прочел:

«…но это большое заблуждение. К примеру, существует традиция, распространенная повсеместно. О ней не пишут в книгах, но передают на словах старейшины семей. МЭТО, сам вездесущий дух, глава КС-СМЕРТЬ, бессменный, как вы знаете, уже три столетия, входит в дом перед закатом солнца. Он указывает на любого ребенка и делает родителям предложение отдать чадо на обучение. Отказаться можно! Но никто не отказывается. Считается, что это такой рекрутский долг, который общество платит СК-СМЕРТИ. Это легенда, которая продолжает свершаться и по сей день. Вся соль истории заключается в том, что всеведущий МЭТО видит в ребёнке этот дар с рождения и забирает именно таких детей. Большая часть из них и становится Судьями. Они не научаются видеть – они развивают свои врождённые экстрасенсорные способности.»

– Как будто читаешь конспект, – тихо закончил он за нее и закрыл книгу. В горле образовалась локальная Сахара. Он прекрасно знал, что это за конспект и мог продекламировать продолжение лекции наизусть. – А где ты ее взяла хоть помнишь?

Они перекопали всю полку, с которой кошка ухватила конспекты лекций по биоэнергетике, и нашли еще несколько книг без автора и любых других отметок на корешках. Одна была полностью посвящена описанию брачного танца и полового сношения у вымерших в конце прошлого столетия чуманских бабочек. А вторая и вовсе содержала коротенькие эссе на самые различные жизненные темы. Словно дневник философа, который комментировал все, что видел и затем опубликовал все свои записи совершенно без разбору, без редакторской правки и без отсылки к реальным событиям.

На этот раз Фауст углубился в чтение не меньше самой Киры и был несколько обескуражен, когда звук упавшей книги вывел его из этого анабиоза.

– Простите! Это вы уронили, да?

Долговязый библиотекарь обернулся и вперился в девушку немигающим взглядом. Взгляд этот не был сердитым. Скорее даже каким-то страдающим.

– Вы уронили книгу из тележки, – Кира улыбалась так приветливо, как только умела, и даже побоялась, что губа треснет, но ни один мускул на его лице не дрогнул. – Вот… Я подобрала. Возьмите.

Библиотекарь медленно, словно с усилием повернул голову в сторону наблюдавшего пса, затем обратно на книгу в Кириных руках в черной потрепанной кожаной обложке. Он не совершал никаких телодвижений, словно застыл или был под каким-то сильнодействующим психотропным веществом. Не пытался ни взять книгу, но и не отказывался. Кира заметила, что на его лице было ужасное напряжение. Она почувствовала себя неловко.

– Вас ведь Джордж зовут, да?.. – никакой реакции. Она посмотрела на название книги. «Общая демонология (под редакцией Шивара Нимана Акх’хаби Шансара)».

– Ээээ… это, наверное, очень интересно.

Ей показалось на долю секунды, на одно мгновение, будто выцветший взгляд Джорджа загорелся жизненной силой, и даже тонкая безгубная щель рта как-то дрогнула. Но уже в следующую секунду, он снова был отстраненным и никак не отреагировал на ее слова.

– Ну… я вот сюда положу, хорошо? – она медленно положила книгу на тележку, поверх стопки других. Теперь библиотекарь показался ей недовольным. – Сюда будет нормально?

– Джордж?! – звонкий сильный голос Вероники пронзил, казалось время и пространство, так что и пес и кошка вздрогнули одновременно от неожиданности. Так, что кошка даже снова выронила многострадальную книгу. – Джордж! Не приставай к гостям. Тебя заждались на складе, а ты здесь общаться изволишь!

Кира еще ни разу не видела Веронику такой сердитой, поэтому инстинктивно прижала уши. Она осторожно положила книгу под измученным тоскливым взглядом несчастного отчего-то Джорджа на тачку и спрятала руки за спину, как будто эта строгая тетенька уличила ее, школьницу-первоклашку, в воровстве конфет. Вероника стремительным шагом подошла к ним. Она нервно теребила оборку на собственном рукаве, только что не отрывала ее с корнем, и наградила мужчину таким тяжелым взглядом, как будто он был инкарнацией Гитлера и снова принялся за старое.

– Иди же! Сколько можно тебе повторять, неповоротливый ленивый старик! – шикнула она на него, в конце концов. Джордж бросил еще один затравленный взгляд на Киру и Фауста, сгорбился над своим грузом и медленно покатил дальше по коридору.

Вероника теперь натянуто улыбнулась, с трудом скрывая какое-то волнение.

– Однако, какие вы неистовые чтецы. Совсем до ночи просидели! – сказала она, осторожно беря Киру под локоток.

Только теперь Фауст с удивлением отметил, что за окнами уже не только стемнело, но и даже появился толстый бок низкой в этих краях луны.

– Зная Луну, я уверена, что она места себе не находит. Она же не ляжет спать, пока вас не покормит!

– Да. Мы увлеклись… – пробормотала Кира, уже снова очарованная харизмой этой невероятной женщины.

– Ну, Киронька, не печальтесь! – Вероника умудрилась подцепить под вторую руку поднявшегося им навстречу Фауста и довольно настойчиво повела их к выходу. – Завтра тоже будет день. Вернетесь и дочитаете, все что хотели, я не буду убирать.

Кира хихикнула.

– Мне так в детстве нянечка Нани всегда говорила.

– Вероника, – неожиданно подал голос Фауст, показывая ей книгу странных мемуаров. – А почему на некоторых книгах нет ни автора, ни названия?

Женщина очень хищно, как ему показалось, глянула на книжку в его руках.

– Где это вы взяли? – сухо процедила она.

– Да так. Наткнулся. В спортивном отделе по бодибилдингу.

Вероника наградила его скептичным взглядом.

– Это брак, Азиз. Иногда бывают такие бракованные экземпляры, когда тираж очень маленький… Или реставрированные еще иногда могут быть книги, если авторство попросту утеряно. Вы давайте, я сама на место уберу.

Она протянула узкую ладонь к книге, но пес прижал ее к груди.

– Нет-нет. Мне понравилось. Я не много прочитал, правда. Но я бы хотел взять ее на ночь, если можно.

– Нет, мистер Кроули. Вот этого категорически нельзя! – в подтверждение своих слов она даже покачала перед его лицом пальцем. – Это очень принципиальный момент. Извините, если я резка, но у нас есть несколько правил, которые мы никогда не нарушаем! Никогда и ни при каких обстоятельствах не выносить книги из замка – одно из них.

Пес и кошка переглянулись.

– А теперь, пора спать, ребята. Завтра возвращайтесь, а сейчас я должна закрыть на ночь, потому что будут работать увлажнители. 9 часов нужно дать помещениям отдохнуть.

Они и оглянуться не успели, и понять, как оказались выпихнутыми, хоть и очень мягко, на улицу. В следующее мгновение дверь у них за спинами снова быстро открылась, Вероника выхватила из руки изумленного пса книжку, улыбнулась дежурно на прощанье и, пробормотав еле слышно «спокойной ночи», захлопнула высокую тяжелую створку и громыхнула задвижкой с той стороны.

Глава VI – Ночная вылазка

С минуту они тупо пялились друг на друга.

– И что это такое было? – наконец отреагировал пес.

– Не знаю. Но моя гордость задета, – в тон ему ответила кошка.

– Взаимно, коллега – он продемонстрировал жутковатую зубастую улыбку.

Возможность проникнуть в замок они нашли не сразу. Бить окна не рискнули, а иных подступов во время первого обхода не обнаружили. Даже сымитировать падение дерева на балкон было невозможно, потому что дворец был предусмотрительно окружен низким садовым кустарником. А вся западная сторона здания нависала над водой, и подхода к ней не было вовсе. Однако, когда они крались вдоль бесконечной стены в обратную сторону, удача улыбнулась им в виде почтового хода. Когда-то давно, во времена дедушки Вероники тут, по всей видимости, была подсобная дверь и вела она в подвалы, погреба и кухни. Сейчас же этот вход был предназначен для почты. Невзирая на поздний час, к воротцам как раз со скрипом подъехала тележка, запряженная хромым тягловым зверем, похожим одновременно на мула и быка. Несколько человек, коих легко можно было отнести к «темным» личностям, споро разгружали телегу и спускали тяжеленные квадратные коробки в широкую металлическую трубу, встроенную прямо в дверь и уносившую посылки вниз, в недра библиотеки, с тихим сиплым вжиком.

– Щщщщ! – пес первым усмотрел полуночных почтальонов, нырнул в кусты и дернул туда же Киру. Ворота находились в небольшом углублении, так что КСники чуть было не вывалились на подъездную дорожку, прямо на ничего не подозревающих людей.

Кошка не переставала ворчать и возмущаться с момента поворота в обратный путь вдоль стены. Так что от такого наглого прерывания своего недовольства не удержала равновесия и со звонким шебуршанием листвой, повалилась на Фауста, ударившись ко всему прочему об его голову носом и прикусив язык.

– Тихо ты! – пес раздраженно оттолкнул ее в сторону и прижал палец к губам. – Заткнись уже! Мало того, что весь мозг мне своим бурчанием вынесла, а теперь еще и шуршишь, как пакет с пакетами!

В темноте он увидел, как зарделись красным гневные огоньки в глазах у Киры. Он даже уже прижал уши еще плотнее к затылку, а она набрала побольше воздуху в легкие, чтобы разразиться, видимо, лихой тирадой на предмет его общекультурного около нулевого уровня.

– Кто здесь? – голос раздался почти над ними. Высокий человек тревожно теребил в руках что-то вроде лома и слепо вглядывался в темноту зарослей. Пес и кошка замерли.

– Че там? – подошел к нему второй, у которого в руках красовался огнестрельный обрез.

– Не знаю. Говорю тебе, я что-то слышал. Болтают, что в деревне гости. Госпожа велела быть начеку, – он сделал шаг вперед и грозно сунул в куст свой лом. Кира вцепилась в лапу Фаусту, приготовившемуся уже выскочить на незадачливых курьеров из укрытия. Краем глаза он видел, как она мерцает, то появляясь, то исчезая и сливаясь с кустом. Наверное, теперь он тоже под сенью леса, раз она его держит. Ведьма прижала руку ко рту, издала утробный кошачий вой и сделала резкий выпад в сторону. Словно бы бросила камень блинчиком по воде. И действительно, ее негромкий рык, шурша палой листвой, унесся куда-то в сторону.

Охранники-почтальоны облегченно выдохнули.

– Всего лишь лесной кот. Их тут полно, – один дружески хлопнул второго по плечу и повернулся к телеге. – Айда. Спать охота. Гости не гости… она нам и так слишком мало платит за ночную разгрузку.

– Я мог поклясться, что слышал голоса!

– Да и хрен с ними! Мы ж просто книги привезли. Ладно бы наркоту грузили.

– Это-то да. Только вот страшно тут все равно. Говорю тебе, хоть деньги и хорошие, а я сюда в крайний раз суюсь. Колдовство тут, я тебе говорю! Болтают, в замке живут пауки, ростом с лошадь!

– Бряхня…

Голоса удалялись. Люди вернулись к разгрузке телеги.

– Неплохо, – с уважением произнес пес. Кошка с максимально скучным видом отпустила его руку, демонстративно игнорируя комплимент. Но он почувствовал, как кровь прилила к ее голове и ладоням, мгновенно разогревая и ее и воздух вокруг. Ей было приятно его признание.

– Как будем действовать? – шепнула она. – Я смогу прокрасться на другую сторону и снять тех двоих…

– Нет. Не будем светиться лишний раз. Подождем, когда они уйдут. Теперь ворота от нас никуда не денутся.

– Вообще странно. Как мы оба не заметили этого хода в первый раз…

Вскоре люди закончили свою работу и отправились в обратный путь. Двое знакомых охранников чуть отстали. С помощью багра один подцепил что-то у основания каменного портика, укрывавшего сверху подъезд. из-под каменного борта, словно роликовые жалюзи, опустился вниз плотный тяжелый холст с изображением стены. Охранники укрепили картинку по бокам и внизу специальными крючьями и, удовлетворенные проделанной работой, расслабленно пустились вслед за телегой.

– Вот так мы ничего не заметили, – хмыкнул Фауст. Они вышли из укрытия и теперь разглядывали замаскированный участок стены. Если бы они не знали, что здесь есть вход, никогда бы не заметили. Тропинка подъездной дорожки тут сворачивала и шла дальше вдоль стены в сторону парадного подъезда. Края холста были так мастерски вырисованы, словно плющ вьется по стенке или тень залегла в древней каменной кладке.

– Однако, качественно спрятали, – не переставал восхищаться Фауст.

– Пойдем внутрь? – кошка нетерпеливо била хвостом по бокам, щекотно задевая ноги Фауста.

– Нет, – поразмыслив еще, наконец, сказал он. – Я пойду. А ты останешься…

– Ну уж дудки! Это меня тоже касается, причем касается в первую очередь! – возмущенно перебила его девушка.

–…А ты останешься тут, – терпеливо продолжил пес, – и дождешься, пока я открою тебе вон то окно. Или соседнее. Мы не знаем, что там внутри и сколько там народу.

– Ты боишься, что я не справлюсь с парой книжных червей!? Сколько раз тебе нужно доказывать, что я совершенно не нуждаюсь…

– Нет! Я боюсь покалечить лишние души, – строго перебил ее он. Его тон был непререкаем. – Если я один спущусь в подвал, полный библиотечных клерков, я убегу. Меня даже не заметят. А если вдвоем… я буду отвлекаться на тебя и устрою резню. Оттуда пахнет люднями. Они хрупкие, ломкие. Мухи, и те живучее. Я бы этого не хотел. Я не привык работать в группе, так что не усложняй мне задачу.

Кира представила описанную картину и вынужденно согласилась. Пес тем временем нагнулся, убрал маскировочную траву от нижнего края панно… перекусил дужку амбарного замка, приподнял холст и пролез в образовавшуюся щель.

– А что мне делать, если ты не вернешься? – он уже почти нырнул в жестяную квадратную трубу, предназначенную для посылок, когда почувствовал ее горячую ладонь на плече.

– Я не вернусь только в случае, если там, внизу, сорок забытых падишахом девственниц, изголодавшихся по любви.

На секунду он замер и попался в цепкие объятия ее взгляда. Глаза у кошки были большущие, серые, блестящие. Она хорохорилась, пытаясь сделать вид, что сердится и рвется в бой. Но на самом деле, там, под этой фальшивой пленкой, затаился страх. Перед темнотой, которая ждет Фауста внизу и внутри замка. Перед темнотой одинокого ожидания в полной неизвестности. Перед темнотой, которая подстерегает за углом каждое живущее существо.

Пес запнулся и увяз в этом взгляде, потеряв чувство времени. У каждого мужчины есть слабое место. Есть что-то, что делает его мягким. Что-то, что совершает женщина, и он понимает, что попался. Кто-то попадается на плач, кто-то, наоборот, на гнев, спор, на внезапность, любовь к авантюрам или непосредственность. Для других это музыка,танец или беспрекословное послушание. А для Фауста запускающим механизмом был страх. Как бы он ни брыкался в руках у Волфтейна, тот уже давно вычислил, что истинное призвание пса – защищать боящихся. С самого детства было так – если рядом кто-то боится, у пса включался какой-то бешеный кураж. Вот и сейчас он мгновенно ощутил прилив силы. Ему захотелось разнести замок по камешку и свернуть горы, чтобы эта маленькая женщина снова почувствовала себя в безопасности.

Он попался. Пес вдруг с абсолютной ясностью понял, что до этого момента постоянно сопротивлялся. Она уже задействовала, казалось, все его струны (хоть и не специально, конечно): она притворялась смелой и была сильной; она выпускала живую музыку из пальцев и искрометно шутила на чернушные темы; она была любопытной и всеми силами старалась ему помогать; в конце концов, она была гибкой, гладкой и красивой по всем его личным критериям, включая небольшой размер груди и смешной полосатый хвост. Всему этому он еще как-то сопротивлялся. Но сейчас что-то рухнуло в его душе. Он чувствовал, что дыхание спирает, как если бы он окунулся в ледяную воду или вдохнул разреженного воздуха. И больно, но почему-то сладко, заломило в глубине груди.

– Если я не вернусь, – наконец сказал он, превозмогая и отгоняя знакомую уже боль. – То мы крепко недооценили опасность и о ней нужно будет сообщить в контору на Стикс. Сама внутрь не лезь. До утра сиди тут, в лесу. Потом отправляйся в город. На дороги не выходи! В городе свяжешься со Стиксом через любой полицейский или ритуальный участок.

Она с достоинством кивнула и отступила на шаг назад.

Пес сверкнул в темноте синей искрой в глазах, уже перестроившихся к кромешной тьме, и нырнул головой вперед в трубу. Кира прислушалась к глухому грохоту где-то внизу. Еще один раз из глубины черного лаза до нее долетели звуки как будто рыка и какой-то возни, но потом все стихло окончательно.

Ожидание было тяжелым и томительным. Ей все время что-то казалось, что-то мерещилось. Уши на голове так и крутились в разные стороны, тревожно выхватывая разные шорохи. В уме проносились самые разные варианты развития событий, от открываемой дверки под тентом, до падающего с крыши замка ей под ноги трупа пса. Всякие такие фантазии только подогревали ее беспокойство. Сердце так и стучало в груди, все больше и больше набирая обороты.

«А вдруг, их там было много, его окружили и он не смог убежать?»

«А вдруг он сразу нарвался на эту их чудодейственную машину-преобразователь снов, а она может воздействовать еще и на мысли, и ему внушили уже, что он сторожевой пес замка, а я – вор?!»

«А вдруг он неудачно приземлился и сломал ногу, потому что труба ведет на полмили вниз, в ров с крокодилами? Не, у него такие кости, что и на милю упадет, не сломает…»

«А вдруг….»

В этот момент окно над ее головой-таки открылось. Высокая створка звонко треснулась о каменную стену, а кошка тут же шмыгнула под куст, по примеру собственного сердечка, которое шмыгнуло в пятки. Через массивный подоконник перевалилась тяжелая ткань гардины, приглашая кошку влезть внутрь, а затем в проеме на фоне звездного неба появилась остроухая голова пса. Кира не стала тратить время, вспрыгнула, выпустив когти, и быстро вскарабкалась наверх. Так быстро, что не заметила, где заканчивается занавеска и начинается Фауст. Пес сдавленно зашипел и изогнулся весь, пытаясь не закричать от вскользь впившихся в плечи и спину когтей. В который раз он поймал себя на мысли, что, невзирая на весовое и, в общем-то, классовое преимущество, не хотел бы он встречаться с такими когтями в бою.

Кошка быстро поняла свою ошибку, когти втянула и спрыгнула на пол. Встала на ноги и машинально убрала руки за спину. Он весь взъерошился, оторопело смотрел на нее, разведя руками, как бы спрашивая всем своим видом: «Ну как так-то!?».

– Извини, – виновато буркнула она, забавно опустив уши в стороны.

Света почти не было. Только лунные лучи отражались от лесной стены за окном и немного озаряли пространство замка. Но даже при этом скудном свете она заметила, что пес не сердится. – Что лыбишься?!

– Смешная. Нахохлилсь вся, – шепнул он в ответ, сверкнув то ли глазами, то ли зубами.

Кира фыркнула.

– Ну тебя. Все нормально прошло? Что было внизу?

Они оба опустились на четвереньки и бесшумно поскользили вдоль окон.

– Внизу полноценные катакомбы. Лабиринты из коридоров и комнат. На приеме посылок была эта, длинная такая, сестра Вальты из худлита.

–…И? – нетерпеливо поторопила кошка замолкнувшего пса. – Убил!?

– Конечно. И съел в придачу. Я же всех убиваю и ем на своем пути! – оскорбленно буркнул пес.

– Не тяни! Что случилось?

– Да ничего не случилось! Ты разве видишь бегающих по замку в панике людей? Вопли о вторжении не раздаются со всех этажей. Значит все нормально прошло. При необходимости я умею быть незаметным, – и немного помолчав, он все же сознался. – Я ее вырубил и запер в чулане. Она меня не видела, но два плюс два они сложить, думаю, сумеют, так что наше время здесь закончится, когда ее найдут. Попадаться с поличным я не хочу.

– Это ты называешь «все нормально прошло»??!..

В этот момент впереди послышалось шарканье ног, и ночные авантюристы как по команде метнулись в разные стороны – Кира за занавеску, Фауст за ближайший стеллаж. Громоздкая неуклюжая фигура проковыляла по проходу. Профессор Самсон-Блюмцвейг нес огромную кипу свитков и каких-то чертежей и тихо ругался себе под нос. Когда шаги полностью стихли, Кира осторожно выглянула из-за бархатного своего убежища. Как она ни старалась, а Фауста в темноте рассмотреть ей не удалось. Крамольная мысль, что его тут и нет вовсе, холодным полозом вкралась к ней в душу. Нужно сказать, что все это приключение в ночи и так держало ее в напряжении. Довольно приятном и будоражащем, впрочем. Но все же, холодок то и дело пробегал по ее спине, а мысль, что их обнаружат, все время покусывала за пятки, не давая спокойно стоять на месте.

– Эй! – шепотом позвала она. – Где ты тут?

– Рядом, как обычно, – кошка чуть не взлетела вверх до самого карниза от неожиданности, потому как голос Фауста раздался прямо над ее ухом.

– Незаметным, говоришь быть умеешь… Я смотрю, темнота это прям твоя родная стихия, – язвительно буркнула она, когда одышка от испуга прошла. Пес очень серьезно и почему-то печально посмотрел ей в глаза.

– Ты даже не представляешь себе, насколько ты права.

– Кстати, – она почувствовала себя неловко и поспешила сменить тему. – А не напомнишь мне, какой у нас план?

– План?

– Ну да. Что мы сюда залезли-то?

– Ах да… нужен же какой-то план… – пес картинно почесал в затылке. Хоть он и шутил, чтобы немного расслабить спутницу, но ее вопрос прозвучал для него серьезным укором. Они действительно не обговорили своих дальнейших действий и даже не поставили целей дальше, чем просто проникнуть внутрь.

«Мы как дети с тобой, кошка, ей-богу. Обиделись и залезли ночью к вредным соседям в огород, малину воровать да посевы топтать».

– Я, конечно, понимаю, что нам нужно найти ответ на сакральный вопрос: «Какого черта здесь происходит». Но ты не думаешь, что нужно как-то четче сформулировать….

– Значит так, – пес собрался и уверенно кивнул. – Ищем машину или прибор, способный транслировать ночные ужасы всему поселку. Действуем по обстоятельствам, друг от друга далеко не отходим. А еще ищем странные книги, как те, которые давеча Вероника не дала нам унести отсюда.

Кошка кивнула, довольная столь четкой инструкцией.

– Кстати о машине и транслировании… Ты помнишь, когда мы только приехали Вероника рассказывала про обсерваторию?

Пес от очевидности ее догадки аж отвел и без того всегда прижатые к затылку острые уши еще больше назад и стукнул самого себя в лоб.

– Точно! Это же как на ладони! Можешь ведь, когда хочешь!

Ночными татями, полуночными крысами они быстро двигались вдоль стеллажей в направлении астрономической башни. В замке было тихо и пусто. Все кругом спало, и Киру не покидало ощущение, что спало на самом деле всегда.

– Здесь наверх, – кошка шмыгнула к подъему. Наконец-то ей представилась возможность взобраться на второй этаж по старинной винтовой лестнице. Она с удовольствием прислушивалась к тому, как из-за крутых поворотов ее вестибулярный аппарат кренится и сходит с ума. Сияя неуместной широкой улыбкой, она обернулась на пса. Но Фауст отстал. Он застыл в нескольких шагах от лестницы и завис над чем-то, что внимательно рассматривал на полу.

– Что там?

Пес поднял на нее растерянный взгляд.

– То, чего быть не может.

– Лепреконье говно что ли? – смутилась Кира и вернулась к партнеру. На каменных плитах прямо под балконом красовался глубокий след от когтей. Прямо-таки вмятина. Такая, словно это был не камень, а пластилин. Пес сосредоточенно присел рядом, прицелился и неожиданно взметнулся с места наверх, легко запрыгнув на парапет. Кошка отшатнулась от такого внезапного маневра и чуть не уронила стоявший тут же на старинном бюро подсвечник.

– Ты… Ты… – задохнулась она, но так и не высказала ни один из мелькавших в голове эпитетов, так как ни один из них не подходил достаточно хорошо, чтобы описать как ее удивление, так и оторопение таковой прыткостью. Пес же полностью ее игнорировал, занятый своим странным экспериментом. Он быстро спустился по лесенке, впрочем, также сократив путь наполовину и спрыгнув со второго же витка. И снова уткнулся носом в пол. Погладил ладонью поверхность, откуда только что совершил взлет. Камень был холодный и гладкий.

– Пусто. Странно.

– Это ты странный. Объясни хоть, что творишь?

– Это мой след. Я здесь запрыгивал, когда гнался… – он запнулся, вспомнив подробности погони, а главное, то, что поджидало его там, на втором этаже за первым же поворотом. Его тут же прошиб холодный пот, и жесткая короткая шерсть взъерошилась на холке.

– Когда это ты тут гонялся за кем-то?

– Во сне, – он серьезно посмотрел на нее. – В том-то и дело, что во сне, сегодня днем, помнишь – я уснул под столом. Этого следа здесь не может быть.

Он снова поднял взгляд на парапет балкона. На этот раз от кошки не ускользнула его тревога.

– И там наверху было что-то, что тебя напугало? – робко поинтересовалась она. На это пес ощерился и глянул на нее снова, уже с уверенной хищной искоркой в черных глазах.

– Проверим?

Вопреки предостережениям Лены, никаким ремонтом на втором этаже и не пахло, хотя стеллажи казались гораздо более заброшенными, чем в нижней галерее. Плотный слой белой пыли отражал все их движения, словно волшебная карта.

– Это нехорошо… – немного подумав, кошка попыталась было заметать следы хвостом, но только подняла столб пыли и закашлялась. А на полу теперь вместо аккуратных круглых следочков красовалось мутное драное пятно чистоты.

– Так только хуже стало.

– В мультиках всегда получается…

Пес сдавленно хрюкнул от смеха и покачал головой.

– Кир, какая же ты…

– Что?!

– Чудная и… потешная.

За тем самым поворотом не обнаружилось ничего – никаких ядовитых монстров, как и следовало ожидать. Хотя короткий вздох облегчения у Судьи все же вырвался.

Периодически засовывая нос в глубину стеллажей в поисках «особых» книг, они пробирались все дальше, пока не дошли, наконец, до астрономической башни. К их обоюдному разочарованию никакой адской машины здесь не оказалось. Конечно, картина звездного неба сквозь стеклянный купол была поразительной. Космические светлячки в этот час, в самом начале ночи, были лишь фоном для почти круглого белого месяца. Серебристо-голубой герцог света шествовал по самому центру черного небосвода, заливая все вокруг магическими, успокаивающими синими лучами. Отбрасывая на стены четкие вытянутые тени от тонких прожилок хрустального купола, этот фантастический свет манил остановиться, застыть и смотреть на него – навсегда. Кира на этот соблазн практически сразу и повелась. Стоило им выбраться на ажурную балюстраду по контуру купола, как она задрала в небо голову и так и застыла с широко распахнутыми глазами и ртом. Деловитый Фауст вел себя совершенно не романтично: осмотрел все стены и нашел панель с несколькими кнопками. Одна из них выдвигала плотный тканый заслон в круглом проеме башни. Вероятно, он был нужен, чтобы изолировать обсерваторию от света с нижних этажей. Другая кнопка выдвигала и задвигала замысловатую конструкцию в самый центр башни, туда, где должен был висеть телескоп.

– Видимо, раньше это было кресло, а теперь только держатель для него остался, – изрек он после тщательного осмотра механизма. Сам телескоп также был снят с крепления и лежал тут же у стенки, раскрученный на части и покрытый пылью.

– Мда. Ничего необычного, просто телескоп. К тому же всем этим хозяйством давненько не пользовались. Слышишь? Кир!

– Фауст, ты веришь в Бога… какого-нибудь?

– Нифига себе вопросик, – пес оторопело посмотрел на замечтавшуюся кошку. Встал возле нее и тоже посмотрел на сияющий небосвод сквозь легкий хрусталь купола. – Здесь ничего нет. Пойдем, пока есть еще время, обшарим еще пару башен.

– Я вопрос задала, пес, – Кира казалась очень серьезной.

– Эк тебя вштырило, кошатина. Может быть, обсудим это в более… непринужденной обстановке что ли?

– Я ни во что не верю, – кошка игнорировала его слова. Видимо космос успел затянуть ее сознание в свои просторы, и время для нее потекло совсем иначе. Раз она не только успокоилась, но и принялась философствовать. – Я просто вдруг вспомнила богословие в средней школе. Знаешь, почему я так люблю библиотеки? Только в библиотеке я могла спасаться от чертового богословия. Я всегда думала, что на этом предмете должны были рассказывать, как устроен этот мир. А там старый девственник в течение двух часов пытался нас убедить, что мы будем наказаны, потому что грешны от рождения. Нет, я пыталась… Я задавала вопросы поначалу. Угадай, какой я получила ответ.

– Что ты бестолочь, и будешь гореть в аду за свои сомнения, – с уверенностью предположил пес. О да, он хорошо понимал, о чем она говорит.

Кошка подмигнула ему и сделала забавный жест пальцем, словно попала в цель.

– Как будто вместе учились, черт возьми. Я прогуливала и пряталась в библиотеке. Читать начала, от нечего делать. Залезла в самый дальний угол и вдруг увидела такую завлекательную обложку – старую-старую, красного бархата с золотом. Вот там-то я и прочитала о них… Ну, знаешь, все эти старинные легенды, о священных первоконях, превратившихся в луну и солнце. О Драконах, населявших мир в древности, способных управлять разными стихиями. О Катаклизме перевоплощения… Книга называлась «Легенды Зоома». Я как-то сразу во все поверила. Видимо возраст был такой, что брошенные зерна прорастают мгновенно. Это сейчас считается старыми сказками, глупо, да. Но вот я сразу же поверила с первой и до последней строчки. Все эти волшебные истории гораздо больше подходят к этому миру, чем трагические россказни о самопожертвовании и грядущем апокалипсисе.

Она глянула на Фауста. Пес вытянулся в лице и уставился пустым взглядом перед собой. Казалось, что мыслями он унесся куда-то очень-очень далеко. В дебри, в дальние запретные для самого себя закоулки своего разума.

«Не бывает таких совпадений, черт подери. НЕ БЫ–ВА–ЕТ!» – пульсом билось в его голове.

– Фауст?

– Идти надо, – выдавил он из себя сухим голосом.

Она печально кивнула и посмотрела в черноту прохода. И непроизвольно сглотнула.

– Туда, да?…

Наконец до него дошло. Он даже хлопнул себя по лбу.

– Вот я дурак-то! Тут же светло…

«Дурак это слабо сказано… Вот почему она тут время тянет. Это она всю дорогу сюда мужественно держалась, даже книги какие-то искала. А как на свет вышла, обратно в темноту возвращаться не хочет».

– Я боюсь темноты, Фауст. Ты был прав.

Кошка вся поникла – и уши и хвост безвольно опустились, признавая свое поражение. Псу стало не по себе. Он почувствовал, что слишком грубо обращается с ее сокровенными секретами.

– Извини. Давай быстро проскочим лестницу и выйдем обратно к галерее с окнами.

– От меня нет никакого толку, да? – поджала она губы.

– Кончай рефлексию, – рассердился пес. – Я тебе не нянька, успокаивать не собираюсь. Дам в лоб щас и все дела. Раз ты сюда пришла со мной, так знала, на что идешь, разве нет?

Кошка благодарно и задорно на него глянула.

– Спорим, я первая внизу окажусь?

Она внезапно сделала резкий выпад в его сторону, как если бы хотела вцепиться в морду. Пес изумленно отшатнулся, но оказалось, что маневр был отвлекающим, потому как увидел он только мелькнувший в проеме кончик хвоста. Она неслась по узкой каменной лестнице, как полоумная, раззадоривая, отвлекая саму себя, разгоняя себе кровь в жилах и развеивая таким образом свой душный страх перед окружающей тьмой. Но она все равно проиграла. Потому что когда выскочила на широкий, залитый лунным светом пятачок балкона, от которого отходили лесенки вниз и вверх и ход на балюстраду второго этажа, пес уже поджидал ее тут. Он прислонился к стене у выхода, так, чтобы она его сразу не заметила, и не упустил шанса легонько дернуть ее за хвост.

– Не честно! Ты спрыгнул! – возмутилась Кира. И задумчиво посмотрела наверх, на стеклянный купол, который Судья не забыл снова открыть. Обсерватория возвышалась над ними футов на 20.

– Спустился по стенке, – признался он. – Все равно считается, ты не уточняла, как именно нужно спуститься. Продула.

– Но я не уточнила также на что спорим. Так что наслаждайся пустой победой, – съехидничала кошка и показала язык. Потом еще разок посмотрела наверх.

– А чего боишься ты? – снова серьезно спросила она.

Пес тоже задрал морду к небу. Драматически помолчал, чтобы раззадорить ее любопытство.

– Я Судья. Я ничего не боюсь, – наконец пафосно и гордо произнес он. Кира фыркнула и шутливо хлопнула его по груди.

– Не честно. Я призналась.

Пес вспомнил свой дневной сон и поежился.

– Ничего не боюсь, – упрямо повторил он. – Пауков только… недолюбливаю. И скорпионов.

Глава VII. Горячо-холодно

В башнях химии и биологии также не обнаружилось ничего из ряда вон выходящего. Только что в маленьком пруду в виде живой клетки красиво фосфоресцировала вода. Кира держалась ближе к окнам, подставляя под свет луны книжки наугад. А Фауст то нырял в черные зевы коридоров, то выныривал обратно, скакал все время с первого этажа на второй и обратно. Вся их добыча, несмотря на эти ухищрения, составила одна лишь тонкая брошюрка про кремниевые формы жизни, которую пес обнаружил, забившуюся под стеллаж.

И вот, наконец, они добрались до сектора медицины. Почему-то этот отдел все время ускользал от внимания кошки. То ли она до него никак не доходила, все время сворачивая в сад, то ли ее что-то отвлекало. Но к своему стыду она поняла, что за за все время, проведенное в замке, она здесь так ни разу и не побывала.

Пожалуй, это была самая запущенная и захламленная часть дворца. Невооруженным глазом было видно, что целительная ремонтная сила Вероники сюда еще не добралась, а вот коллекция, тем не менее, пополнялась. И то, что предстало перед кошкой больше напоминало склад музея, нежели библиотеку.

– Ты только посмотри… на все это! – громким шепотом воззвала она к псу. Но ответа не последовало. Она с трудом оторвала взгляд от заставленного всякими штуковинами кунскамерного вида пространства башни и оглянулась. – Фауст? – пса нигде не было. Видимо, он увлекся и шарахался теперь где-то по второму этажу. Она повела ушами, но не уловила ни шороха.

Кира почему-то мешкала. Топталась на пороге, снедаемая любопытством и предвкушением. Она пошла в биотехнологии именно из-за страсти к медицине. Хотя кошка и не сожалела, что судьба привела ее в Сестры Леса, но лекарское искусство, хирургия и восхищение механикой тела было ее властным несбывшемся. И теперь она поймала себя на мысли, что добралась до «сладенького», но отчего-то медлит. Позже, когда она пыталась восстановить последовательность дальнейших событий, она пришла к выводу, что некое предчувствие, какой-то неосознаваемый страх все это время удерживал ее подальше от этого места. Потому что уже с этого первого шага на черные мраморные плиты пола в этой башне, она почувствовала, что с нею происходит что-то не то. То чувство, когда понимаешь, что если пройти еще пару шагов – обратной дороги не будет. Но списала опасение на счет возбуждения.

Кошка сделала шаг вперед и сразу же словно окунулась в некий информационный бульон. Горячий и бурлящий. Ничего подобного она еще не испытывала в других отделах. С первого шага, вздоха, взгляда на все эти экспонаты, ее душа встрепенулась и завибрировала. Горячий ком завязался где-то в животе, дышать было тяжело и липко. Сердце взметнулось вверх и ударило в голову, словно в колокол, и этот очищающий звон разлился по всему ее телу горячей трепетной дрожью.

«Если бы я играла сама с собой в «горячо–холодно», это было бы кипятком, – подумалось девушке. – Но раз я играю в эту игру, то что я ищу? Ведь наверное ищу, раз меня так колбасит-то…»

Она медленно двинулась по холлу.

По периметру зала жутковатыми стражами стояли за стеклянными витринами анатомические скульптуры – модели внутреннего строения самых разных существ, населявших планету. Рассеченный надвое кентавр. Целый выводок антропоморфных скелетов. Большая подсвеченная зеленым колба с замаринованным вскрытым русалом. Чучело гарпии с раскрытой грудной клеткой…

Все это хлынуло в ее мозг, как ливень в пустыню. Может быть, нервное напряжение от самого факта этого их ночного приключения, может быть атмосфера замка или просто давление огромного количества всего, что она за эти дни нового прочитала, – но видимо какая-то внутренняя грань ее психики совсем истончилась и сейчас со звоном струны лопнула. Голова вдруг так закружилась, что Кира чуть не упала. Она явственно услышала, увидела, ощутила кожей нити информации, которые потянулись к ней со всех сторон. Перед глазами с чудовищной скоростью замелькали виды кровяных частиц, латинские названия мышц и костей. Древо нервов, переплетаясь с упругими артериальными сосудами и гибкими тягучими венами взметнулись ввысь. Ее взгляд перескакивал с одной фигуры на другую и тут же проникал глубже, гораздо глубже, чем это было возможно. Она каким-то невероятным образом видела каждое сухожилие на лапе серого волколака, каждую пораженную раковой заразой клетку в глубине левого легкого подземного дварфа, каждую трубочку и колбочку в фиолетовом глазу засушенной головы элева. Ноги сами несли ее вперед, мимо всех этих чучел, моделей и формальдегидных мумий…

«Не то… не то… – шептал голос в ее голове. Забытый, но древний, как сама ее душа. Нет! – Источник душ! Запертый глубоко внутри и ждавший долгие годы подходящего случая. Подходящего ключа. – Ищи.. Ищи… где-то здесь!»

…Ноги несли ее к высокому постаменту, щедро освещенному заглядывающим в окно месяцем. Ей казалось, что вот-вот произойдет что-то очень важное, что изменит всю ее жизнь, но чего она в тайне уже давно дожидалась.

Дракон.

Гигантский беленый скелет. Голова, щедро увенчанная сотней мелких острых рогов. Хищный загнутый клюв. Тонкие длинные кости стрелок сложенных крыльев. Могучий киль…

«Не оно…» – разочарованно угасал голос в душе. Круговерть ощущений быстро улетучивалась, как ураган, так и не набравший достаточной силы.

Ее большие уши уловили звук. Быстрое скрежетание множества жестких колючек или коготков по мраморным плитам. Кира обернулась лицом к темному проходу, ведущему дальше, в сторону теологического и художественного отделов. Что-то приближалось. Двигалось быстрыми перебежками по длинным роскошным холлам, обитым деревянными панелями.

– Исмаилл!… – услышала она скрежещущий зов. – Исмаилл, где ты?…

Странная одержимость быстро покидала ее. Но уходящего следа этой фантастической чувствительности хватило, чтобы ощутить нечеловеческую природу того, что с минуты на минуту должно было показаться в проеме. Что бы там ни приближалось, оно было не отсюда.

Кошка запаниковала и рванула прочь на всех парах. Шустро перебирая лапами по холодному полу, она судорожно пыталась сообразить, где находится и куда ей бежать, где прятаться.

«Фауст, где ты!? Где ты–где ты–где ты!? Мне так страшно!»

Кошка металась от одной полки к другой и впопыхах, кажется, навернула пару совершенно ненужных кругов.

– Исмаил? – послышалось совсем рядом. И к вящему ужасу девушки, хруст множества коготков прошуршал прямо за соседним с ней стеллажом. Словно толстый том перелистывали в темноте и его пыльные рыхлые странички быстро хлопали одна о другую. – Куда ты запропастилась? Я досочинила главу! Ты должна записать…

Дыхание застряло комом в груди. Девушка в два скачка отпрыгнула чуть не в другой угол зала, прижалась спиной к книжному ряду и медленно, на мягких лапах стала отступать в глубь галереи, в темноту, подальше от неведомого не пойми кого.

Пес навалился на нее всем телом и зажал рот лапой так быстро, что она не успела и пикнуть.

– Тссс! – он прижал палец к губам. Дождался, когда она чуть успокоится, осознает, что это он, и кивнет. Тогда он осторожно отпустил ее, взял за руку и повлек за собой еще дальше в самые недра темного лабиринта библиотеки. Казалось, он совершенно спокойно ориентируется в этой кромешной тьме. Кошка потерла шею у основания затылка. На позвонках осталась ноющая боль от хватки пса.

«А он ведь мог случайно сломать мне шею. Просто передавил бы чуток сильнее. И все. И конец всем проблемам».

Фауст резко свернул, рванув ее с собой так, что рука чуть не вылетела из сустава. Они оказались в узкой, совсем темной щели между стеной и стеллажом. Кошка вжалась в стенку рядом с ним. Убежище было что надо, она сразу успокоилась и стала осторожно выглядывать в зал, всматриваться в пыльную темноту, пытаясь рассмотреть в ней движение.

– Что это такое было, ты не рассмотрел?

– В смысле – что такое? Это Вальта, сестру ищет.

– Нет, – шепотом возмутилась Кира. – Нет! Не может быть. Это был не человек! Я видела!.. – и тут же поймала себя на мысли – а видела ли? Или только слышала шорохи в темноте?

– Ну конечно. А у меня крылья и две головы.

– Измаэль! Где ты, черт тебя подери! Бездельница!

Сильный голос Вальты раздался неподалеку и, к большому облегчению кошки, начал быстро удаляться.

– Действительно… она, – недоуменно прошептала девушка.

– Да–а–а, темнота вытаскивает наружу жутких чудищ из твоего подсознания, кошка.

Кира поджала губы и снова выглянула из-за угла.

Бух–Бухх… Бух–Бухх… Бух–Бухх…

Пес привалился сбоку к ее плечу и тоже выглядывал поверх ее головы из их укрытия. В ушах запищало. Она вдруг почувствовала, что слышит его сердце. И не просто слышит, а чувствует его биение рядом с собой, сквозь кожу.

Странно, что она вообще обратила на это внимание. Она ведь и раньше слышала это биение – медленное, спокойное, практически сонное. Когда они неслись на Лошади по спящему Ганолвату. Когда он вывез ее, выжатую до капли Лесным Зовом, из пылающего Блума. Но сейчас отчего-то было по-другому. Словно время остановилось или она спряталась от его неумолимого течения здесь, за этим старым шкафом и вдруг оказалось, что она тут не одна. Её поразило – громом, вспышкой – осознание, что Фауст вообще-то мужчина. И она впервые заметила… как близко к ней был этот мужчина.

Бух–Бухх…Бух–Бухх…Бух–Бухх… Бух–Бухх…

Жар окатил ее от кончиков ушей до кончика хвоста и осел где-то в глубине живота. Кира ошарашенно уставилась на пса. Она увидела его как впервые – широкую грудь с жестким панцирем экзоскелета под мягкой бархатистой шкурой, напряженные мышцы могучей гибкой шеи, угловатая тесно сжатая челюсть, сосредоточенное лицо с тонким чуть горбатым носом.

Бух–Бух!! Бух–Бух!! Бух–Бух!! Бух–Бух!!

Так близко, что могла бы дотронуться губами.

Пес, видимо, почувствовал ее взгляд и посмотрел на нее тоже. Прямо в глаза. Без вызовов. Без масок. Черные умные глаза. Кивком спросил – «Что?».

– Ничего! – шепотом смутилась Кира. – Я просто…

Он нахмурился.

– Зная тебя, ты никогда ничего «просто» не бываешь. Интересно, почему тут так много смотрителей тусуется ночью? Ладно, пойдем, посмотришь, чего я нашел.

Пес бесшумно скользнул в обратную от прохода сторону.

«Просто – Что?»

БухБУХ!!БухБУХ!!БухБУХ!!БухБУХ!!

Фауст удалялся, у плеча стало холодно… а сердцебиение, грохочущее в ушах, в груди, в голове – осталось.

«ЧТО!?»

Потому что это было ее сердцебиение. А не его.

«Нет. Нет! Я просто… тут темно и я испугалась».

Кира, слегка пришибленная, поплелась вслед за Фаустом, ошарашенная, пристыженная собственными чувствами. И не на шутку встревоженная ими.

«Надо быть честной с собой. У меня просто так давно не было мужика, что я стала засматриваться на все, что под руку попадается».

Бух–Бух!… Бух–Бух… Бух–Бух…

Успокоившись немного этой мыслью, она, наконец, обратила свое внимание на то, что пытался ей показать пес. Вслед за неугомонным Судьей, она протиснулась дальше по щели. Расстояние до стены было таким маленьким, что Кира обтерлась и спиной и грудью. Темень была кромешная. Кошка цеплялась за ощущения камня под ладонями да негромкое цокание лап пса, чтобы отвлекаться от маячащей на периферии паники. А потом вдруг впереди забрезжил свет – белая лунная полоса сверкала в стене, как если бы там был просвет от неплотно закрытой двери. Послышалось глухое урчание – это пес сдвигал в сторону один из сегментов шкафа. Затаив дыхание Кира прошла внутрь потайного хода в залитый луной коридор. Пес юркнул следом и придвинул тяжелый шкаф обратно.

– Как ты его нашел? – кошка осматривалась по сторонам.

– Он был приоткрыт. Я уже давно заметил, что второй этаж не так глубоко уходит к центру замка, как первый. К тому же из внутреннего двора видно, что здесь есть окна.

Кошка кивнула и провела рукой по ближайшей стопке книг. Пыли почти не было. В лунном свете им открылась обратная сторона второго этажа. Это был не тайный закуток, а полноценный большой зал. Книги здесь были свалены кучами, стояли в стопках от пола и до потолка без всяких шкафов и прочей мебели. Но и помимо макулатуры, здесь, как на волшебном чердачке, лежали кучи разного барахла. Тут и там стояли какие-то сундуки и чемоданы. Картины, дипломы, какие-то вырезки из газет висели под потолком и просто лежали в кучах. Фауст взял небольшой журнал из ближайшей стопки и пролистал. Половина страниц была пустой. Примерно то же самое оказалось под обложками и других, взятых наугад книг.

– Это свалка бракованных экземпляров.

– Не кажется мне это обычным браком, Кир, – задумчиво протянул Фауст. Он пролистывал какой-то толстый фолиант, добытый из середины большой колонны. – Посмотри.

Кира подошла к нему и взяла том в руки. И сразу ощутила ,что материал, из которого он сделан был далек от простой бумаги или картона. Книга в руке была как живая, шелковистая, мягкая, какая-то тряпичная. Страницы были большей частью заполнены, но при пролистывании некоторые прямо-таки оставались в руках, потому что таяли, истлевали, словно сладкая вата от прикосновения теплой рукой.

– Фууууу…. Это как… похоже на…

– Паутину, – закончил за нее Фауст, отряхивая руку от цепких липких нитей, прилипших к нему из следующей книги.

Сколько времени они прокопались там, в этих бесчисленных кипах бракованных книжек, оценить было сложно. По крайней мере, Кира тут же счет времени потеряла. Она переходила от одной стопки к другой, выхватывала начальные строки, названия, где они вообще были, откладывала обратно или набирала в быстро разраставшуюся охапку для дальнейшего хищения.

А затем, завернув за импровизированный угол, состоящий из огромной колонны адресных справочников, все разом уронила.

Потому что увидела его…

«Оно, это оно!» – взметнулся в голове угасший было голос, снова погружая все окружающее в звенящий транс. В серый мёд. Звуки, движения, само время – почти застыло. Она чувствовала, как тяжелая, будто бы сырая, стопка книг медленно планирует к полу, выскользнув из ее внезапно ослабевших рук. Прорезая воздух, полный жизни – вихри мелких пылинок, на которых расселись тысячи невидимых глазу микроорганизмов, разлетались во все стороны, прочь от тяжелых бумажных кип, медленно планирующих к полу. Как же она раньше не замечала, что воздух прямо кишит высокоорганизованными белковыми соединениями?

Ее взгляд судорожно выхватывал отдельные части из стоящего в углу на громоздком дубовом постаменте скелета. Взгляд выхватывал, но некое внутреннее зрение тут же достраивало увиденное до первоначального, истинного варианта.

Она отчетливо видела, каким было это божественное создание при жизни.

Зубы. Непропорционально огромная квадратная челюсть с сильно выдающимися вперед нижними зубами. А в мозг ее тут же спроецировалась причудливая сетка атомного соединения. Невозможная, нереальная сетка… Она видела каждый элемент в отдельности и их соединение, создающее материал более нерушимый, чем любой из минералов на планете. Зубы, способные сломить гранитную плиту… или перекусить стальную дужку замка.

Экзоскелет. Широкие пластины крепкой кости, более плотной, чем броня на многих военных машинах у техногенных рас, наслаиваются друг на друга, создают внутренний полый каркас. А мозг проникает все глубже… в расположение органов прямо внутри этих костей. Тесно сбитые простые соединительные ткани слоями окутывают белесый остов перед ее внутренним взором, заполняют костяные поры. Неуязвимые, кровеносные сосуды, печень, мозг, легкие… сердце. Медленное, почти сонное биение. Все тщательно изолировано и укрыто костяной тюрьмой. Заостренные позвонки как шипы вдоль всей спины и совсем уж здоровенные зубья на кончике длинного хвоста. Только уже поверх кости – мышцы, тягучие волокна, как жвачки протягиваются между косточками, слой за слоем, перекрещиваются, и переплетаются. Обрастают, формируют тугую худую фигуру. И серая с полосами тут и там, бархатистая шкура…. Именно так это когда-то было.

Когти. Ее взгляд прямо-таки прилип к виду естественного кастета на лапах существа. Длинные белые шипы на костяшках пальцев не многим уступают кинжалам… Она такие уже где-то видела.

Под жутким скелетом, упрятанным с глаз долой в самый потаённый уголок этой кладези знаний, значилось только одно слово: «Древний». И Кира прекрасно понимала, что это значит.

«Вот он. Дракон. На этот раз истинный. Зоома.»

Кира чувствовала, что ее голова уже почти переполнена образами. А взгляд выхватывал все новые детали, а мозг с поразительной точностью достраивал все новые подробности. Расположение мышц и сухожилий. Атомная сетка костей, совершенно иная, нежели у современных пород. Она чувствовала запах аминокислот и белков, причудливых и странных, бежавших по сосудам перводракона. Она видела каким-то новым зрением каждое соединение клеток, бывших частью древнего бога.

Она пила и пила, заглатывала информацию жадно, большими глотками. Кошка как будто открывалась этому потоку, и он быстро заполнял ее – не только голову, а всю ее целиком. Она проникала в самую суть. Она понимала, ощущала и знала – как именно работало это тело, когда было живым. И не только это… все тела. Любое тело на свете. Потому как именно перводраконы и стали прародителями всех остальных созданий. И если раньше она в это просто верила, то теперь точно знала. Она также знала, что лишь взглянув сейчас на любое создание на планете, она сможет распознать все его эволюционные звенья. Она просто увидит их.

«Как это может быть… Как он здесь оказался!?» – ни то подумала, ни то прошептала девушка. Она завораженно тянула руку к драгоценному экспонату. Книги наконец-то достигли пола и с глухим хлопком рассыпались у ее ног. Ведь в реальном мире прошло всего несколько мгновений. Древний Бог словно гипнотизировал ее пустыми глазницами. Эти существа составляли основу их мира в незапамятные времена. Существа, оставшиеся лишь в запрещенных ныне легендах, наследившие в сказках и преданиях практически всех мировых культур. Он стоял перед ней, настоящий, подтверждая своим существованием то, что сказки, которые она тайно приняла в качестве своей персональной религии, на самом деле являлись истиной. И она могла поклясться, что он каким-то образом звал ее. Все это странное приключение – записка, замок, какие-то мутные проблемы местных обитателей – все только для того, чтобы она нашла его тут. Оставался вопрос – зачем?

Как только рука девушки прикоснулась к бугристой глянцевой поверхности черепа, мир вокруг нее схлопнулся и исчез. А Кира полетела куда-то вниз, в бесконечную звенящую бездну.

Небольшое отступление. О ночных хищниках.

Сверчки стрекотали, как сумасшедшие. Прятались в кронах деревьев, среди прутиков ивового кустарника, в щелях скамьи, заваленной сухими лепестками плетистой розочки, завившей стену почти до самой крыши. Это только на первый взгляд старый замок кажется вымершим. На самом деле же нет, он полон скрытой жизни. Вездесущие и всеядные крысы носятся по подвалам. Летучие мышки притаились стройными сонными рядками под каждой башенкой. Короеды и жучки скребутся за старинными деревянными панелями, украшающими холлы и залы библиотеки. Небольшую чашу запущенного фонтана в глубине сада заполонили водомерки, жабы и тритоны. И хотя эксперименты по заселению обширной зеленой зоны в центре дворца провалились, она заселилась со временем как-то сама. В основном, конечно, птицами.

Вот и сейчас пухлая хохлатая сова прислушивалась к ночным звукам, сидя на ветке старого уже клена. Внезапно, ее чуткий слух был оскорблен хлопком резко открывшегося окна во внутренний двор. Это было неслыханно – на ее памяти эти окна никогда не открывались – именно поэтому она и поселилась в этой части сада. Тут росли самые старые и высокие деревья, а двуногие хозяева замка практически не появлялись.

Сова обернула к источнику своего раздражения круглую голову и уставилась немигающим взглядом на темный зев распахнувшегося окна. Она неодобрительно наблюдала, как ловкий и гибкий хищник, словно Кинг–Конг, держа под мышкой безвольно обмякшую жертву, поспешно выскочил из проема. Как предусмотрительно, видимо, опасаясь погони, он прикрыл за собой окно. Как приземлился на острые когти, сдавленно рыкнул, перекатился через плечо и споро скрылся под сенью ближайшего размашистого кустарника. Сова недовольно нахохлилась и ухнула. Ей было неприятно, что в ее маленьком лесном островке появился еще хищник. Это сейчас он почему-то ищет убежища, но она-то знает, что хищники всегда охотятся. Это лишь вопрос времени. Делиться угодьями ей ужасно не хотелось. Она вздохнула и снова посмотрела на окно. Много ночей она сидела тут на этой самой ветке и слушала. Слушала уродливых хозяев замка, ветерок в листве, полевок в земле – и, главное, неустанное шуршание там, за стенами, внутри. Она никогда не бывала внутри, но если верить слуху, то мышей там было просто видимо-невидимо. Подстегиваемая невеселыми мыслями о том, что сильный и ловкий пес, который только что выскользнул из этого окна, скоро оклемается, дожрет то, что он там нес в руках дохлое и примется за ее полёвок (ну а зачем же еще он мог сюда сунуться!?), сова бесшумно вспорхнула на подоконник. Она была смелая сова и умная. Поддела старое дерево крючковатым клювом. Рассохшаяся рама открылась легко, благо прикрыта была наспех только для виду. Из открывшегося зева замка пахнуло сухостью. Оглядевшись по-хозяйски, сова сделала вывод, что ничего интересного в этом таинственном «внутри» не было. Какие-то картинки на стенах, сундуки, пыль, да кучи так называемых книг, валяются повсюду неряшливыми стогами. Книги совершенно бесполезны, так как в них никто съедобный не живет. Во всяком случае, для нее, для совы. Так вот осматриваясь, переводя взгляд с одного куска теней на другой, сова неожиданно наткнулась на белый скелет. Кости выглядели мертвыми, но все равно угрожающими. К тому же ее чуткий слух различал некий потусторонний звук. Звук был новый, раньше его не было, она бы заметила. Звук исходил от костей. Они как будто вибрировали и гудели, так низко, что только сова и могла бы это услышать. Звук этот становился громче и очень не нравился сове. Он был еще хуже, чем холод, который она ощутила, когда увидела первого хищника. Этот звук тревожил ее. Она вдруг почувствовала, как кишочки внутри ее пушистого круглого живота сжимаются в тугой узел, хвост непроизвольно задирается и из под него вылетает сильная белая струя клейких останков вчерашнего ужика. Сова нерешительно переступила когтистыми чешуйчатыми лапами по подоконнику, опасливо вглядываясь в кости неведомого монстра. Это она еще могла бы стерпеть, мало ли чего с голодухи прислышится. Но когда в глубине черных глазниц на черепе вспыхнули два синих льдистых огонька, птица прямо-таки сорвалась с места и взмыла вверх. По крайней мере, мысленно, она судорожно хлопала крыльями, жалобно ухала и удирала подальше от обжитого старого сада. Но реальность оказалась куда плачевней. Во всяком случае, для неё – для совы. Неведомая и непреодолимая сила творила нечто невообразимое с ее телом. Сначала рассыпались перышки на спине. Расслоились до состояния пыльцы и вихрастыми нитями полетели в сторону напугавшего птицу скелета. Ну а за ними потянулась и кожа… Нет, ей не было больно. Скорее, она была просто очень удивлена. К тому же ощущения закончились довольно быстро. Все маленькое тельце ночной птицы рассыпалось в разноцветный прах. Мельчайшие пиксели органического вещества – круглые бусины воды, желчи и крови, белковые соединения, костный мозг, нервные волокна – все, что раньше составляло тело живого мыслящего существа, теперь представляло собой облако влажной сверкающей пыли. И оно быстро двигалось, влекомое новым притяжением. Скелет древнего дракона как будто всасывал в себя весь биологический материал, до которого мог дотянуться, включая и несчастную сову, а также рой тараканов из подпола, несколько летучих лисиц, дремавших этажом выше под крышей, большую жабу и тот самый старый клен. Во мгновение ока дерево раскрошилось и влетело в открытое окно, как если бы ветер сдул с холста кучку песка. От него осталось только неровное отверстие в земле. К слову сказать, почва также изменилась ровным полукругом с центром в том самом окне – земля стала пеплом. Вода, микроскопические грибы, корешки растений и насекомые – все это тоже рассыпалось в прах и всосалось внутрь потайной комнаты. Соприкасаясь с поверхностью кости древнего существа, все эти частицы обретали новое свое место. Они видоизменялись, мгновенно копируя генную информацию дракона. Вот уже соткались жилы и серые мышцы. Нервные трубки пролегли в пазы позвоночника, заполняя костные поры нейронами и ликвором. Язык соткался в глубине длинной зубастой пасти. Внутри поджестким панцирем скелета быстро росло восьмикамерное сердце, черная печень и пористое легкое. Тонкие сосуды оплетали каждый щиток броникости.

А затем волшебство стихло. Всколыхнувшись, разбуженная сила снова задремала. На полпути тонкий поток мясного конфетти расплескался еле заметной кляксой на камнях, так и не достигнув нового носителя. Дракон в глубине секретного зала оброс мышцами и органами почти в полном объеме. Жесткие, как резина сосуды пульсировали в лунном свете, растягиваемые жиденькой кровью. С хрипотцой, но легкое сокращалось, и из носовых пазов вырывался розовый пар. Багряные полупрозрачные веки медленно сомкнулись – голубоватое свечение пробивалось сквозь них. Зоу вздохнул и с хрустом пошевелил длинными пальцами с двумя рядами когтей и перепонками. Новообретенные жилы отозвались и задвигались, как струны на арфе. Он попробовал взмахнуть хвостом, и стопка книг легко разлетелась, разбитая мощными шипами на его кончике. Не хватало ему по большей части только кожи.

– Ну что ж…. Бывало и хуже, – пророкотал Древний. Дракон сделал два нерешительных шага вперед, проверяя, как работает новое тело. И оно работало вполне справно. Большие лапы с длиннющими сильными пальцами прекрасно держали щуплое крепко сбитое длинное туловище.

Ожившее чудовище беспрепятственно и особо не таясь промелькнуло по темным коридорам замка и выбралось наружу через одно из западных окон. Слегка обтянувшийся серой плотью скелет скрылся в лесной гуще, а за его спиной теперь призывно зияло настежь распахнутое окно.

Глава VIII. Размежевка

Зеленоватый свет потрескивал. Его было отчаянно мало. Рассмотреть что-либо сквозь густой черный воздух подземелья было решительно невозможно. Подземелья? Почему подземелья? Почему-то она была в этом уверена. Просто знала.

Тело было каменным. Она ощущала гранитный холод, тяжесть и жесткость каждой клеточкой своего организма. Дышалось с трудом и как-то… вязко. И очень горько и солоно. Она не помнила, кто она и не понимала, где находится. Одно она ощущала четко и ясно с той самой секунды, как открыла глаза – она есть. Она существует и она проснулась. Так ясно она этого не ощущала, казалось, никогда на протяжении своей жизни. Это было странно, потому что жизни-то она и не помнила.

Глаза колола багровая тьма. Ресницы с трудом разрезали для себя путь. Звуки глухие, далекие. Отчетливо слышно только биение ее собственного сердца, да как кровяные тельца гонят по сосудам молекулы газов, белков и углеводов…

«МЛЕКО ЕСМЪ СУБСТРАТ ЛЮБОГО ТЕЛА НА ЗЕМЛЕ, ЖИВОГО АЛИ МЕРТВОГО. МЛЕКО ЕСМЪ ПИЩА И ВОДА. МЛЕКО ЕСМЪ ЖИЗНЬ И РОСТ»… – бубнил кто-то академичным нудным голосом строки из древнего медицинского трактата.

Кира изо всех сил пыталась повернуть голову или хотя бы взглядом осмотреться. Но в итоге голова только сильнее заболела. Ей не терпелось сделать хоть что-нибудь, только бы окружающая тьма как-нибудь изменилась. Она подумала, что если бы у нее были руки, то она начала бы ими бить по стенам неведомой темницы до тех пор, пока она бы не разбилась. И еще она подумала, что наконец-то воочию видит ту самую, изначальную тьму, которой боялась всегда. Когда лежала на кровати в общем зале с 20-ю другими воспитанниками интерната ни жива ни мертва, и думала только о том, не свисает ли с края железной рамы кончик ее ноги. Не сможет ли тьма, густо разлившаяся под кроватью ухватиться за него.

Воспоминание о детстве мгновенно вернуло по ассоциативным цепочкам в ее голову память и об остальной жизни. Она ощутила толчок в спину и очнулась, глотая свежий хвойный воздух посреди сырого, обласканного поздним солнышком леса.

– Ты лжешь.

Фауст хмурился, прислонившись спиной к березе и скрестив могучие руки на груди, отчего его бурые мышцы надулись, и казалось, что кожа вот-вот лопнет от напряжения. Кира пила воду из ручья – взахлеб, но никак не могла напиться. Ей хотелось молока. Сливок и пожирнее. – Я чувствую себя с тобой как папа шестнадцатилетней дочери, – он обреченно покачал головой. – Снова. Я слишком часто, черт возьми, себя так чувствую, Кира.

Солнце закатывалось за холмы на горизонте. Днем прошел сильный короткий ливень, и теперь все кругом было не только залито теплым апельсиновым светом, но еще и поблескивало бриллиантовыми каплями. Зелень казалась яркой, словно на глаза был наложен какой-то специальный, повышающий четкость фильтр. А с запада готовилась к выступлению толстая сизая туча. Облако уже набухло и вот-вот разродится новым потоком обильных вод.

Повинуясь очередному позыву, Кира повалилась головой в ближайший куст. Ее отчаянно рвало. С момента, как она очнулась, ее постоянно рвало, а затем мучила жажда. Фауст с сочувствием и укоризной посматривал на партнершу. К концу второго часа такого полоскания злости на кошку у него уже не осталось. Она ничего не помнила и утверждала, что ничего не трогала. И он сделал вывод, что в таинственном зале ночью ее незаметно ужалила какая-то ползучая ядовитая тварь. Естественно он бросил все, подхватил внезапно рухнувшую на пол девушку и выскочил в сад, в надежде, что на воздухе ей станет лучше. Этого не случилось. Как он ее не тряс, она, будто тряпичная, свисала с его рук. Проглотив досаду, Судья вернулся в замок, прокрался к выходу, и, незамеченный, с Кирой под мышкой, скрылся в ближайшем лесу. Он решил так: если она не очнется в течение дня, он повалит ее на седло и увезет обратно на Стикс, в лазарет. Но, к счастью, не пришлось.

– А ты не беременна? – догадка вспыхнула в его мозгу по ассоциативной связи с шестнадцатилетней дочкой, и он внезапно обрадовался. Ведь это бы все объяснило – обморок, слабость, тошноту… вредный характер.

Но кошка грозно сверкнула на него желтым глазом и покачала головой.

– Нет, Фауст, я не беременна. Для этого нужна активная личная жизнь, а в моем случае эта опция недоступна с некоторых пор.

– А, ну да…

Фаусту стало неловко. Спросил не подумав. Больно уж хорошо подходила версия, все ставила на места. Он вообще любил, когда все понятно и на своих местах.

Небольшая поляна, на которой он обосновал лагерь, была в то же время и самой высокой точкой в округе. Половина лужка была занята давно завалившейся исполинской сосной, под которой с горем пополам пес спрятал кошку от ливня. С места, где он сейчас стоял, был отлично виден и замок и подъездная дорожка. Весь день, пока кошка, вся зеленая, лежала рядом без сознания, изредка только вздрагивала, словно от судороги всем телом, он наблюдал за дворцом. За тем, как рано утром, чуть после рассвета длинной грустной вереницей абсолютно молча сюда притащились архивариусы – человек 40. Как приехала в конке противная Лена и была встречена обеспокоенной Вальтой. Жаль, что он не мог подкрасться ближе, чтобы послушать. Да и подсмотреть в окошко тоже не мешало бы. Ведь получается, что и сама Вероника и некоторые другие главы отделов ночуют прямо там, в замке? И почему почта ночью? Когда он спустился ночью по трубе в подвалы, ему удалось проскользнуть у дежурной Измаэли прямо под носом – просто повезло, что та как раз ставила пачку свежих глянцевых журналов на тележку и не смотрела в его сторону. Что и позволило ему так чисто и тихо «выключить» ее и затолкать в ближайшую подсобку. Также мельком пес заглянул в большой полутемный зал. Там сидело человек пятнадцать за столами и в полной тишине читали. Посреди небольшого зала стояла тележка с почтой и, возможно, предыдущими пополнениями. Клерки, видимо, просто брали без разбору с нее все подряд и прочитывали. Зачем? Предположим, что сортировка. Но зачем ночью? Явно, они читали не из интереса, лица у всех были пресные и скучающие, даже выстраданные. Также он помнил, что его еще смутило – в подвалах пахло страхом. Прямо разило.

– …о с ..нигами? – раздался из кустов усталый голос. Пес так увлекся мыслями, что вообще позабыл про Киру.

– Если хочешь, чтобы я тебя понял, не бубни под нос!

– С книгами, Фауст, что с книгами? Ты забрал нашу добычу?

Пес развел руками в недоумении. Кира уселась на толстый выступающий корень ивы, обвилась распушенным хвостом и уронила голову на колени. Выглядела она изможденной.

– Ты их не забрал. И весь день тупо провозился здесь без дела. Фауст, ты идиот! Мы упустили драгоценное время! И вся наша вылазка насмарку!

– Провозился без дела!? Да ты…! Да я…! Да как ты только!… Кира!!!

– ПСУ ПОД ХВОСТ вся вчерашняя работа, Фауст! Потому что ты вырубил и запер Исмаэль в чулане. И нас, скорее всего, весь день ищут. И уж точно всюду ждут. Твою мать, псина…. Ну что тебя заставило все бросить-то? Ну, упала, ну, отрубилась – и что с того? Не подохла же…

«Я испугался» – конечно, вслух он не скажет. И без того длинная морда пса вытянулась еще больше. От недоумения и растерянности. Да и обидно было как-то. Спорить не было никакого желания. Хотелось вообще забыть этот эпизод, скомкать его и выбросить в урну, чтобы никогда на него даже случайно не наткнуться. Он также опустился и сел по-собачьи на теплую землю.

– Ну и что теперь делать-то? Мы даже в гостиницу вернуться не можем. А к открытому противостоянию мы не готовы – предъявить нечего. Гипно-машина не найдена, странных книг на руках тоже нет. Нихрена нет, Фауст, черт бы тебя задрал!

Кира горестно ворчала. Фауст молчал и смотрел, как закатные оранжевые лучи отражаются в высоких окнах загадочного дворца, полного книг, известных и не очень. И даже таких, которых на планете быть не может… не должно и не может.

«Я тот…

Я тот, кто миг последний жизни

Твоей спокойно наблюдает»

Он прочел это несколько дней назад. Выхватил откуда-то и сунул томик обратно в бесконечные разноцветные ряды потрепанных и свежих, глянцевых, пахнущих типографией корешков. Строки нехитрого стихотворения буквально впаялись в его ум и всплывали периодически перед глазами. Странное у него было чувство от них. Это воспоминание навело его на еще одно – о другом прочитанном недавно тексте.

Пес решительно поднялся на ноги. День пролетел в тягостном ожидании и тревоге, но теперь, когда кошка-таки очнулась и снова загнусавила свои пакости, его мозг быстро трезвел и переходил в режим нападения.

– На руках доказательств нет. А в голове есть. Твое лесное заклинание защиты ведь все еще действует? Если я уйду на полчаса, ты в состоянии ни во что не вляпаться?

Кошка глянула на него из-под своего остренького белесого чупа. Вымотанная и злая, она, тем не менее, выглядела трогательно и хрупко.

– Что ты задумал?

– Посоветоваться кое с кем, – сухо бросил он. – Сходить на разведку заодно.

Кира смотрела на него молча, поджав губы.

– Хорошо.

– Дождись меня и никуда не уходи отсюда.

– Хорошо.

– …Ты не будешь спорить? – подозрительно спросил пес.

– Нет, зачем, – пожала она плечами. – Ты все решил. Иди. А я, пожалуй, еще полежу.

С этими словами она опустилась на землю и осторожно положила тяжелую голову в мох. Деревья шумели и гнулись под все более частыми порывами холодного ветра. Пес сделал пару шагов в сторону города, но остановился.

– Ну, иди уже, что?

Фауст мялся.

– Отведи меня к дороге, ведьма.

Луна тащила на чистку добытый из недр кладовой огромный серебристый самовар. На улице очень резко похолодало и потемнело, полил сильный дождь. Вдруг входная дверь распахнулась с жутким грохотом. В проеме, слегка запыхавшийся от бега, в эффектных пульсирующих волнах острого ливня и клубах пара стоял Фауст. У самовара благополучно лопнула одна из витых ручек, и он феерично грохнулся об пол с чудовищным лязгом, дополненным испуганным визгом пожилой женщины.

Немая сцена. Луна испуганно держит руки у лица и смотрит на пса. Пес раздувает ноздри, скрежещет зубами и сверлит взглядом ее. Самовар печально лежит. Буря за окном набирает обороты.

– Есть телефон, Луна?

«Глупый пес. Дурацкий план. Не хочу ждать.»

Кошка поежилась. Вокруг похолодало и потемнело очень резко. Чтобы согреться, она решила пройтись по краешку леса. И разведать обстановку заодно.

«Перестраховщик. Он ожидает, что я просто буду тут сидеть, только потому, что обещала его дождаться и не ходить одна! Столько времени упущено, и книги все там остались…»

Больше всего ей было жаль книг. Ей просто свербило в одном месте, как хотелось достать их, пролистать при свете дня, отправить страницы на анализ, на худой конец! Эти книги не были похожи на книги, и это не давало ей покоя.

На задворках сознания всплыла еще одна мысль – что хорошо бы снова увидеть тот потрясающий скелет. Да, она помнила. Но соврала псу и глазом не моргнув – слишком личное что-то с нею случилось, слишком интимное. Это невероятное событие, которое внезапно обрушилось на нее из-за угла и тронуло пыльные струны давно запертой в самых дальних глубинах тайны ее естества.

Кира словно тигр вдоль клетки шла по лесному краю, голодными глазами смотря на замок. Она судорожно придумывала способ обойти данное псу слово и не быть при этом виновной. И тут на ее счастье полил дождь. Косые острые капли резали пространство между листьями и тонули ледяными иглами в ее шерсти. Клены, орешники и даже елка, обступившие кошку незамедлительно потянулись со своих мест, растопырили ветви, раскрыли листочки, чтобы укрыть лесную ведьмочку от неудобства. Кошка благодарно ухмыльнулась и задрала мордочку. Ей на нос тут же шлепнулась толстая холодная капля.

«Спасибо, мои дорогие. Вы всегда были моими настоящими друзьями».

В своем нежном порыве посмотреть на верхушку красно-бурой ели, она вдруг заметила то, что стало решающим аргументом в ее маленькой этической проблеме.

Рядом с ближайшей башней призывно зияло настежь распахнутое окно.

Когтистая мощная лапа с наростом природного кастета подцепила трубку старомодного дискового телефона, выполненного из китовой кости.

– Внимательно?

– Джон?

Этот голос он не ожидал услышать. Ему захотелось встрепенуться, вскочить, радостно закричать в трубку, но вместо этого он медленно отложил сборник докладов с последней конференции по биоэнергетической медицине и крепче сжал трубку в лапе, с трудом удерживая ровный тон в голосе.

– Привет, сын. Как ты?

– Fine. Мне нужен совет. Вот послушай:

Я тот, кто с глубины бездонной ямы

В глазах твоих таинственно чернеет.

Я тот, кто в бесконечном небе,

Как ветер, поднимаясь, исчезает.

Я тот, кто миг последний жизни

Твоей души спокойно наблюдает.

Я тот, кто ночью плачет на луне,

Кто в свете дня твою слезу поймает.

Я знаю, что такое Бог.

Я знаю, что такое Дьявол.

Я – тот, кто знает,

Стоит в сторонке и молчит…

– «Я тот, кто знает всё, и ничего не может» – ошеломленно закончил за него Джон.

– Да, точно. Что это?

– Это… Фауст, откуда ты это знаешь?

– Нашел в одной книге. У меня такое ощущение, что я эти строчки помню, как если бы заучивал их в детстве.

– Это невозможно, малыш. Это отрывок из Пророчества Анжеллама. В середине века Лисы, немногим позднее Зикфридовой войны несколько человек независимо друг от друга в разных точках света начали пророчествовать о Богах Зоома. Это и положило начало концу эры Драконов – учения были запрещены, все книги уничтожены. Пророчества Анжеллама входят в пятерку литературных произведений полностью и безвозвратно исчезнувших с лица планеты. А конкретно эти стихи прокляты женой падшего Зикфрида – Порчей. Ну, по преданию, конечно. Проклятие заключается в том, что стихи невозможно нигде записать.

– Ну, значит, легенда врет, я их вычитал в книге …

– Она сейчас у тебя в руках?

– Нет, мне… не дали ее вынести из библиотеки.

– Судье КС-СМЕРТЬ не дали вынести книгу. Из библиотеки. Это очаровательно уже само по себе. Ты попытался его переписать?

– Да, но… – растерянно протянул сбитый с толку пес. – Перо пересохло, потом бумага порвалась…

– То-то и оно. И так всегда – что бы ты не делал, оно не запишется.

– Но я же не сумасшедший…

– Это вопрос спорный, можно сказать теологический, не будем касаться. А вот со стихом история очень интересная. Что за книга, кто автор?

– Какой-то сборник, она старая, автора не помню.

– Потому что его нет, и не может быть. Стих передается из уст в уста на память и нигде не может быть записан.

– Но я же прочитал!

– Малыш, я горд, конечно, что ты все еще не забыл, как складывать буквы в слова. Но это невозможно.

– Он был там записан! – настаивал Фауст.

– Значит, в твоих руках была не книга!

На несколько секунд Фауст застыл на месте, лихорадочно соображая. В его голове выстроилась окончательная стройная картинка, в которой все складывалось правильно. След на камне от его когтей. Незаполненные страницы, похожие на паутину. Откровенные на первый взгляд бессмысленные повествования, больше всего похожие на праздные размышления. Оставался еще только один вопрос. Так, просто, чтобы окончательно расставить все точки над i.

– Ты ведь не давал разрешения на издание конспектов своих лекций?

– Нет, Фауст, – устало вздохнул Джон. – Ты прекрасно знаешь, что я думаю по этому поводу.

– Спасибо… пап, – наконец сдавленно сказал он и бросил трубку.

Наконец, ему стало ясно, в чем была их ошибка. Это просто были не книги, а живая память, вытянутая каким-то образом из людей. Мемориум не был библиотекой или даже замком – он был живым существом.

В замке по-прежнему было тихо, и в целом судьба Кире благоволила – кошка с успехом прокралась в тайный лаз. Открытое окно оказалось очень удачно расположено – прямо напротив фальшпанели хода. При свете дня место это показалось еще более странным и загадочным, чем ночью. Незаполненные книги, книги без названий и авторов, неформатные журналы, расписанные неясными картинками, и масса тонких, словно живых шелковистых брошюрок, содержащих совершенно бессмысленные странные рассказы. Больше похожие на бессвязные размышления.

Свои отобранные с ночи экземпляры она нашла рассыпанными на полу, однако никакого скелета в тайной кладовой не оказалось. На месте тяжелой дубовой плиты постамента обнаружилась лишь серая горстка какой-то трухлявой пыли.

«Но был же скелет! Мне не могло привидеться!»

Притворяясь самой себе, что ищет более интересные книжки, кошка пробиралась сквозь завалы все дальше, шаря глазами по всем закоулкам и углам. Часто ей встречались какие-то чемоданы, мешки с рухлядью, головы неведомых зверей на стенах и даже одно набитое соломой весьма убогое чучело лисы. Никакого скелета не было и в помине.

Возможно, она проглядела его, и он остался где-то позади. В конце концов, она сильно торопилась. Ей хотелось во что бы то ни стало вернуться в лес и быть там, где ее будет искать пёс – и быть раньше его. С добычей. С победой. Вот это она его уроет так уроет. Мысли о предстоящем торжестве будоражили ее.

Все эти лихорадочные поиски оказались не бесполезными. Она нашла еще два входа в этот потайной уровень – как раз напротив башен. И когда она выглянула в один из них (судя по полке с атласами звездного неба, то рядом с башней Астро) ее чуткое ухо уловило голоса.

…Пожалуйста, сынок, – тихо сказал Джон, слушая гудки на той стороне линии.

Он медленно положил трубку на место. Вздохнул. Взял и пролистал журналы снова. Пробежался взглядом по строкам, совершенно не вникая в содержание. Наконец решительно поднял трубку и набрал три четверки – код справочной службы КС-СМЕРТЬ.

– Вечность слышит ваш зов – ответил свистящий шепот в аппарате.

– Добавочный 666 – 01 – 3, пожалуйста. Джонатан Death, судья первого порядка третьего подразделения бистов.

У заведующего кафедрой высшей биоэнергетики Академии КС-СМЕРТЬ, профессора, доктора биоэнергетических и философских наук был прекрасно обставленный кабинет. Пока сигнал вызова летел на Стикс, пока Маркус Волфтейн заканчивал орать на проштрафившегося техника-зомбика из исследовательского корпуса, сожравшего по неосторожности только что выведенный перспективный штамм ядовитой плесени, взгляд старого Судьи ласкался упругими изгибами антикварной мебели из черного дуба. Цеплялся за округлые башенки на углах полок с книгами, за изрезанные в плотное объемное кружево рамки старинных документов. Скользил по шелковым темным обоям с проступающими рисунками анатомического характера. И, наконец, уперся в большую стеклянную витрину, в которой была подвешена на магнитных держателях легкая темно-бордовая коса, где и застыл. Где и ожесточился. Конец рукояти оружия был обломлен, а внешняя сторона лезвия опалена.

К старости он становился все более и более сентиментальным. Фотографии семьи он, несмотря на весьма привилегированное свое положение, все же не мог себе позволить развесить по стенам. Но вот эту чудом сохранившуюся вещь держал на самом видном месте.

– Привет Марк! … Я тоже рад слышать тебя в мире живых. Как твоя Подагра? … Да, ты прав, я не для этого звоню. Есть у меня такое чувство, что ты понятия не имеешь, где сейчас Фауст. … Нет, я тоже не имею. Но у меня есть серьезные основания полагать, что он собирается вляпаться во что-то вонючее и размером со слона. … Нет, не до такой степени сильное чувство. Не надо меня лечить, я знаю, что мальчик справится с чем угодно. … Однако в этот раз мне кажется, что он что-то такое нашел, чем могут заинтересоваться наши любимые контр-коллеги из СОЗНАНИЯ, и вот они с ним точно не справятся. Как бы конфликта не вышло. Так что не сочти за труд, подготовь сетевые узлы связи, скорее всего в ближайшее время он даст о себе знать. … Если он не хочет, чтоб ты его нашел, ты не найдешь. Но даю подсказку – он только что мне звонил.

Его тон был сладок, как медовая пастилка. Возраст придал его низкому голосу еще большую внушительность и импозантность, а неимоверный опыт одного из лучших и старейших убийц в КС обточили его характер, сделав Джона надежным, спокойным и, что особенно важно, добрым. Но сейчас в застывших глазах его был лед, плохо вязавшийся с мягкостью его тона.

Ему бы очень хотелось иметь фотографию сына на стене, как и любому отцу. Но фотографий не было, зато было первое оружие Фауста. Первый астральный клинок-Коса, который сменился, «отмер», оторвался от хозяина как сброшенная змеей шкура после того страшного момента в Ледяных Пещерах, когда Фауст спас ему жизнь ценою своего зрения и рассудка.

Он безумно любил сына. Но, пожалуй, именно Джон лучше кого-либо знал, что на планете вряд ли сыщется еще более опасное существо. Поэтому он довольно часто совал свой длинный нос в сыновьи дела. Да, он знал, что из-за этой постоянной опеки его щенок подвергается непрекращающимся нападкам со стороны сослуживцев и является неизменным участником непрекращающихся сплетен. И отношения их и без того сложные это лучше не делало. Но ему было плевать, хотя он и понимал, что парню от этого жизнь слаще не становится. Он прекрасно понимал. Ему бы в голову не пришло выгораживать или спасать от неприятностей сыночка – тот выжил после его муштры, так что теперь он выживет где и как угодно. Но порой он стремился защитить мир от своего чада. Которое просто еще не осознало до конца, сколь велика была его мощь.

– Да, Марк, и ты тоже береги себя.

Он положил трубку, удовлетворенно вздохнул и снова посмотрел на косу с ее опаленным лезвием.

Астральный клинок невозможно повредить. И уж тем более невозможно выжить при столкновении с той силой, которая все-таки его повредила.

А Фауст временно повредился умом, практически полностью ослеп – но выжил.

Кира расстелилась по холодному полу балюстрады, затаила дыхание и старалась не производить ни звука. Она тихонько выглянула между двумя массивными балясинами, чтобы как следует рассмотреть, что происходило внизу.

Вероника, одетая как всегда старомодно – в длинное темно-вишневое платье, застегнутое на все пуговки под самый подбородок, беспокойно металась по Лунному залу. Огромная модель луны поразившая девушку в первый день их визита в Мемориум, сейчас была раскрыта, словно апельсин на множество долек. А посреди нее было установлено странного вида кресло, больше всего похожее на парикмахерское, чтобы мыть голову – с присоединенной раковиной.

«Так вот она где, эта машина! Все это время под носом у нас была!»

В кресле сидела женщина с лицом грызуна и то ли спала, то ли была в отключке. Кира уже видела эту женщину – она работала здесь одним из архивариусов. Над головой женщины производил какие-то манипуляции щуплый профессор Бюве. То ли он там косички заплетал, то ли блох искал. Но был полностью поглощен своим занятием.

– Я умираю с голоду! – шипела Вероника, мечась по залу, заламывая красивые гибкие руки.

– Наберись терпения… – голос Лены прозвучал откуда-то снизу, прямиком из-под балюстрады, на которой улеглась Кира.

Вероника остановилась и медленно обернулась в ее сторону. Ее лицо было серым и застывшим от гнева.

– Какого же черта ты так затянула? Почему эта кошка еще не в кресле? Ты совсем нюх потеряла? Не можешь у девчонки пульс Страха нащупать?

– Пфф! Причем здесь девчонка! – по звуку Лена томно потянулась и вольготно вышла в обозримую Кирой область. – Эта сломалась просто на два щелчка. Она боится темноты, как ребенок. Уж не знаю почему.

Кира почувствовала, как холодок побежал по ее спине, и волосы зашевелились на затылке. Она еще плотнее прижалась к полу, отведя уши к самой спине, и впервые ужасно пожалела, что сунулась сюда без поддержки пса. Ей бы сейчас очень хотелось увидеть его зубастую морду где-нибудь поблизости.

– Кошка, которая боится темноты. Оригинально, – Вероника приподняла тонкую бровь. – Я прямо-таки предвкушаю узнать ее историю. Так в чем тогда проблема?

– Да эта псина от нее не отходит! Днем и ночью дежурит у ее головы как будто. – Лена медленно прохаживалась вокруг стола с рассыпанными по нему листками и пустыми обложками. Проводила по ним пухлыми пальцами и произносила все слова с интонацией обиженного ребенка.

– Но так и в чем проблема? – снова нетерпеливо повторила Вероника.

– Ну в нем и проблема. Эта скотина ничего не боится. Я уже все перепробовала.

– Все – это все оба варианта? – язвительно скривилась Вероника. – Я тебе уже сотню раз повторяла, что у людей гораздо больше страхов, чем ужас смерти и одиночества. Да и эти, в конце концов, можно обыгрывать тысячью различных способов, а не одним единственным. Я спорить готова, что ты снова пичкаешь гостей сказками о гибели родителей?

– Что эффективно, то не противно – скривилась Лена. – И вообще, это дело тонкое. В отличие от вас, падальщиков, я работаю с живым и острым материалом.

И вот тут вдруг произошло нечто невероятное. Кира явственно увидела, как тень за спиной Вероники мгновенно выросла, расширилась и метнулась в сторону тени Лены. Два темных пятна, трепещущих в тусклом свете ламп. Одно словно бы придавило другое. Голова Лены взметнулась вверх в неестественное положение, словно что-то осязаемое действительно схватило ее за шею.

– Ты дерзишь мне, шмакодявка. Не забывай, с чьей руки ешь свой кусок, дрянь, – прогремела Вероника каким-то запредельным голосом. Тень за ее спиной распалась черными искрами на множество частей, как будто корни мангрового древа вцепились в окружающий мир, и навалилась с еще большим напором на Лену. И та действительно крякнула от боли, хватая руками несуществующую в этом мире удавку и более того, как показалось кошке, немного приподнялась в воздух над полом.

– Вероника… Готово – Бюве устало отер пот со лба, но выглядел довольным. Только тут Кира обратила внимание, что на голове у женщины-мышки за это короткое время вырос сероватый блестящий кокон, как если бы она вымыла волосы и замотала их полотенцем. Вероника мгновенно оживилась и тут же обратилась к «процедурному» креслу. Лена сразу же опустилась на пол и начала откашливаться, злобно поглядывая на противницу, но не смея больше ничего говорить. Вероника же благоговейно взялась за кокон обеими руками и начала что-то любовно нашептывать. Кире показалось, что невидимые тени вихрем разлетались вокруг женщины и ее добычи, закручивались, словно она стояла посреди маленького смерча. Вдруг кокон треснул со звуком надломленного печенья и разломился на две части. Вероника, вся трепеща, осторожно опустила руки внутрь… и достала книгу.

От новоиспеченной тонкой книжки с синей обложкой к кокону тянулись тонкие нитки, которые вероника брезгливо стряхнула. А затем открыла и стала жадно пролистывать, тщательно просматривая каждую страничку. Процесс этот полностью овладел женщиной. Кира не сразу поняла, что та просто читала. Очень быстро, она прямо-таки поглощала слова и буквы, заглатывая короткие главы повести целиком, не прожевывая. Бюве робко стоял рядом и наблюдал за насыщающейся хозяйкой с завистью. От Киры не ускользнуло то, как он облизнул пересохшие губы, ожидая, видимо, когда та закончит. Много времени на это не ушло, всего несколько минут. Дочитав, Вероника захлопнула книгу и блаженно, сыто вздохнула. Она не глядя протянула книжку Бюве, и он тут же вцепился в литературное произведение с такой же, если не с большей, жадностью. Киру передернуло. Зрелище было жутким. Она любила читать. Она знала, что такое жажда информации… но чтобы так впиваться в книги!

Лена в это время брезгливо фыркнула. Она приводила себя в порядок, подтирая расползшуюся тушь, глядя в маленькое карманное зеркальце.

– Жалкое зрелище, – Вероника бросила в ее сторону уничтожающий взгляд. – Если все так плохо, почему не усадить ее в кресло силой. Тюкнуть чем-нибудь тяжелым по голове… все равно она потом все забудет.

– Ты же знаешь, что она должна согласиться по доброй воле, – скривилась Вероника и устало потерла лоб. – Таково условие.

– Дурацкое условие. Вообще зря ты ей эту моральность оставила. Или как там – совесть.

– Так устроено. Каждый донор имеет право оставить за собой что-то одно… Уж кто бы говорил на эту тему. Ты со своей живой сексуальностью всех же затрахала в поселке в прямом смысле слова.

Лена с достоинством передернула плечами, любуясь своей неземной красотой в крохотное зеркальце.

– Ну и что. Они все равно ничего не запоминают… Зато это простое условие. А заодно и удовольствие приносит и для здоровья полезно.

– Судя по твоим последним успехам с этим Азизом, не такое уж и простое, – вставил свое слово Бюве. Он тоже уже дочитал книгу и теперь осторожно снимал сухой опустевший кокон с головы архивариуса. Как и следовало ожидать, под бумажной коркой не оказалось ничего специфического – приглаженные тусклые волосы.

Вероника присоединилась к его веселью.

– Да уж. А правда, что он погнал тебя, как привокзальную девку?

– Я бы на это посмотрел. Интересно, что он тебе сказал, Елена-прекрасная ты наша, – продолжал язвить математик. – Видать не по зубам он тебе.

Лена насупилась и вся почернела от гнева. В этот момент высокая дверь прохода в темные коридоры открылась, и в башенный зал вошел молчаливый Джордж.

– Во. Явился. Вот уж лучше кого сожрите, – обрадовалась Лена смене цели.

– Сожрать не сожрать… а наказать надо, – жестко сказала Вероника, подходя к смотрителю вплотную. – Что это за самодеятельность, чучело ты немое? Тебе было приказано собрать все книги по демонологии, чтобы девчонка на них случайно не наткнулась. Собрать, ты слышишь меня, олух! А не принести и бросить к ее ногам!

Джордж весь сжался, но не отступал, только смотрел в сторону. Вероника злобно влепила ему звонкую затрещину, а потом жестко схватила мужчину за подбородок и развернула к себе.

– Смотри на меня! – до бела сжав губы, сверкая очами, крикнула она. – Ты сохранил при себе право размышлять! Но не делать! Слышишь! Я хорошо помню условия договора, умник. И я помню, что слуха тебя никто не лишал! Погоди-ка… или…

Она вглядывалась в дряблое бледно лицо, словно высматривала что-то под микроскопом.

– Неужели, Джорджи! – в ее голосе появилась притворная мягкость. – Неужели ты до сих пор сопротивляешься. Столько лет! Неужели там за шторой твоего подлого молчания все еще теплится надежда, а?

На этот раз она схватила мужчину за затылок. Это было странно, такое движение требовало бы аномально длинных пальцев, коих Кира ранее не замечала. Вероника и была высокой, но сейчас Кире показалось, что она еще увеличилась в размере, стала выше дедка почти на голову. А судя по тому, с какой легкостью она развернула его лицо к себе, силища в ее тонкокостных руках была нечеловеческая.

– Смирись, смирииись глупый старик! Ее уж нет! Ничего уже не осталось от твоей Вероники, слышишь? Ничего! Одно только глупое условие – сохранять знания, да соблюдать свободу воли! Ха!

На этот раз и голос женщины изменился. К своему ужасу Кира услышала в нем знакомые нотки – множественные голоса словно слились в этот один, неоднородный, голос с другой стороны этого мира. Такой голос она уже слышала и совсем недавно. Так кричал ей вслед маэстро Мантичини в опере Ганолвата, за несколько секунд до того, как…

На мгновение девушкой овладела паника. Кошка дернулась от края парапета, случайно задела локтем все собранные книги и стопка с глухим топотом развалилась.

Все люди (люди ли?) внизу разом подняли свои головы в ее сторону.

«Ну вот и кирдык мне пришел» подумала Кира и рванула в глубины книжного лабиринта что есть мочи.

Однако бегство ее кончилось не начавшись, так как, лишь только обернувшись, она сразу же налетела на плотное круглое брюхо профессора Блюмцвейга. В следующее мгновение она уже ощутила как огромная крепкая лапень вцепляется в ее холку. Как пережимаются в сизой шкуре под шерстью парализующие волю точки. Как ее зрачки расширились и помимо ее желания, невзирая на бешено колотящееся сердце, руки, ноги и шея бесчувственно обвисают, и хвост предательски поджимается к животу.

– Попалась – пробасил профессор и улыбнулся. Широкая улыбка разъехалась до самых ушей и поплыла черной клубящейся тьмой.

Глава IX. Face your fears

Пес быстро скатился по лестнице обратно в бар-кухню. Луна в этот момент как раз закончила накрывать на стол. Она поставила два прибора друг против друга, как обычно. В одну тарелку уже было сгружено полкило ароматного лобио с индейкой, а над другой она зависла в нерешительности и задумалась, как если бы вдруг забыла, сколько же человек приглашено к ужину.

– А! Азиз. Вы один? А что, Киру уже забрали?

Сердце его оборвалось.

– Что значит «забрали»? – отчеканил он мертвым голосом.

– Хммм, – Луна как будто не услышала его. Женщина стала вяло убирать со стола второй прибор. – А жаль. Она мне почему-то нравилась.

– Что. Значит. Забрали? – более настойчиво прохрипел он.

Сначала он услышал гулкий звон. Потом почувствовал слабость в ногах, припал на колено и сдавленно крякнул. Только теперь появилась боль в основании затылка. Провел когтистой ладонью по голове – обошлось без кровоподтека. Обернулся и взглянул в глаза Шасси.

Пес был удивлен столь грубому и безрассудному выпаду. Но служанка была удивлена сильнее. Она переводила взгляд своих огромных негритянских глаз с пса на тяжелый стальной сотейник в своих руках и обратно, никак не веря тому, что он не лежит на полу с раздробленной костью в черепе. Наконец, котелок на ее плечах переварил полученную информацию и выдал дальнейшие инструкции. Женщина задрала с шумным вдохом все свое тело к потолку для нового удара, вбросила в него весь свой тщедушный вес. Но кухонное оружие ее на этот раз до псовой головы не докоснулось. Удар он просто смахнул костистой рукой. Когда же она, нечленораздельно рыча от натуги, неуклюже и тяжело повела кастрюлю вверх для нового удара, то ее грозное орудие просто разлетелось в разные углы, рассеченное надвое зловещей зазубренной косой, которая соткалась из пыли и тени прямо в его руках. Шасси чудом успела разжать пальцы, а то бы улетела тоже по инерции. Она снова была удивлена. А потом на смену удивлению пришел страх.

Женщина оцепенела, словно перед ней оказалась разозленная гремучая змея. К слову, недалека она была от истины.

– Маски сброшены, – как мог спокойно, превозмогая раздражение, сказал пес. – Объяснитесь.

Он видел, как судорожно она пытается сообразить, что же теперь делать. И чуял, как адреналин из ее надпочечников впрыснулся в кровь. Как сердце ее загрохотало, ритмично раздувая синеватую жилу на шоколадной шее. Легкие тут же переполнились кислородом, но мозг, несмотря на гипервентиляцию, отказывался отдавать дальнейшие приказы. Он был скован – сначала неверием, теперь страхом. Ужасом. Она просто обледенела. Ноздри пса расширились, раздразнились запахом страха. Страх воняет. Люди этого не чувствуют обычно, но страх жутко воняет – кислым уксусом, прогорклым маслом, застарелой мочой.

Внезапно Луна засмеялась. Сначала нервно и тихо, но потом просто залилась звонким безумным хохотом.

– Вот это… Вот это ты просчиталась, дрянь! – сквозь слезы бросила она. – Вот это да! Ну наконец-то! Неужели я дожила до этого дня! Это ж Судья! Ахххх… ха! Ха–ха–хахаха! Судья на моей кухне!

Она смеялась и смеялась, и даже оперлась о барную стойку, чтобы не упасть.

Он лишь на одно мгновение отвел взгляд от негритянки, и та кинулась. Но Судья увидел движение тени на стене – размазанное, черное, широкое – периферическим зрением и успел отбить острые ножи-когти. Вместо хрупкой служанки перед ним уже откуда ни возьмись клубился струящийся черный монстр. Огромные белые глаза вылупились на пса, словно сваренные вкрутую тухлые яйца. Тварь тяжело переступала по очереди пятью или шестью кривыми ногами и пыталась впиться в тело пса острыми тощими лапками. Два стола с грохотом опрокинулись, стулья разлетелись в щепки, маленькую гостиницу сотряс грохот разбитого стекла. Фауст увернулся от нескольких выпадов, а затем коротким сильным ударом оттолкнул чудище от себя и, получив немного пространства для маневра, отсек ему обе руки. Черный монстр взвыл – многослойным гудением, похожим на то, что пес уже слышал совсем недавно в опере Ганолвата.

– Так! Так! Тесни его, тесни! – внезапно зло вскричала Луна. Волосы старушки растрепались, а взгляд приобрел остроту и блеск. – Эта дрянь должна отступить!

Фауст подумал, что не понял, к кому именно обратилась безумная астрологичка.

– ТЫ ОПОЗДАЛ! – заклокотала черная тварь. Пес оскалился. Однако внутри него, за броней из зубов и костей, ёкнуло в груди. Не надо было уходить от кошки.

Словно в ответ на его беспокойство, из черного студенистого тела мерзкого создания с сухим хлопком выросло еще несколько новых рук на месте прежних двух. Чудище изобразило подобие ухмылки и ринулось вперед. Пес не отступил. Он бросился на врага со всем рвением, привычно трансформируя возникшие чувства – и гнев и страх, все – в силу атаки, в скорость. В смерть.

Гадкое создание неведомых богов недолго выдерживало натиск разгневанного Судии. Пёс со свистом и рыком просто разорвал врага на мелкие мокрые части голыми руками буквально за несколько мгновений. Быстрая и легкая победа ударила в голову, как молодое вино. Зверь внутри него встряхнул лохматой спиной, расправляя плечи.

– Не стой столбом, дурень! – снова воткнулась Луна и бросила в пса луковицей. Овощ стукнулся о его голову и с шелестом откатился. Старая повариха судорожно рылась в ящиках с кухонным инвентарем.

– Определись уже, на чьей ты стороне, женщина!

– Чувства, дуболом, ей нужны твои чувства! – донеслось из глубины шкафов сквозь металлический лязг. – И не вздумай бояться!

– Опоздал…. – среди бесформенных кучек темного вещества громоздилась оторванная часть склизкого тела с головой и пастью. Она и не думала подыхать, а только вылупила толстые белые глаза и, слегка захлебываясь, снова принялась дразниться. – Опоздал, опоздал, ОПОЗДАЛ!!!

С каждым словом сердце Фауста замирало и падало все ниже и ниже. А чтобы усилить его ужас, из головы начало стремительно расти новое черное тело. Вытекать и струиться густой тьмой. И в этот момент к твари подскочила Луна с небольшим двузубцем и ножом. Женщина довольно неуклюже, но как могла быстро опустилась перед существом на колени и уверенным движением вогнала острие вилки в его глаз. Тварь взвыла, а свежеиспечённое-было тельце немедленно скукожилось и втянулось обратно. Опытным хозяйским движением, кулинар поддела глаз ножом, вырвала его из тела, подрезав пуповину из черных трухлявых сосудов ножиком, и быстро проделала то же самое со вторым. Куски черной плоти немедленно задымились и испарились, а вместо головы на полу оказалось изуродованное, разорванное пополам тело служанки Шасси. На месте глаз зияли две багровые дыры.

Луна тяжело смахнула пот со лба и удовлетворенно всмотрелась в два склизких белых шара, размером с теннисный мяч, насаженных на вилы. Глаза чудовища мелко дрожали.

– Михаил! Немедленно отпусти девочку!

Горло Киры уже пульсировало от перенапряжения, в ушах звенело, а перед глазами поплыли цветные пятна. Поэтому, когда она увидела парящую в воздухе на уровне перил Веронику, то решила, что асфиксия вызвала галлюцинации. Однако Блюмцвейг неохотно разжал пальцы, и Кира, судорожно вдыхая и откашливаясь, повалилась на мозаичный пол. Дыхание скоро восстановилось, темные круги перед глазами пропали. А летучая Вероника нет.

И без того тонкие белые губы женщины были сжаты в едва заметную бледную щель. Большие темные глаза сверлили Киру и прямо-таки полыхали сдерживаемым гневом. Слегка покачнувшись, владычица Мемориума плавно опустилась на пол перед кошкой. В этом маневре, Кира рассмотрела, наконец, что женщина не левитировала сама по себе – ее держала в воздухе собственная тень. Темная клякса, расплескавшаяся по стенкам, отрастила себе тысячи ножек-ниточек, и, цепляясь за каждую неровность интерьера, каждый маленький уступ светотени, переносила свою хозяйку прямо по воздуху.

– Нравится фокус, дорогая? – Вероника усмехнулась, как показалось кошке, вполне доброжелательно. – Это далеко не все наши чудеса. Если ты позволишь, я все тебе объясню. Давно следовало бы, наверное. Как я понимаю, господин Азиз тоже где-то поблизости. Как всегда?

У кошки засосало под ложечкой. Какая же она дура, что удрала от пса. Но, может быть случилось чудо? Может быть, он действительно уже тоже здесь – пришел к назначенному месту, не нашел ее и… и все понял? Она вдруг очень ясно увидела, как глупо себя повела. Снова. Однако, раз ее спросили, значит у нее есть шанс хотя бы блефовать. Она посмотрела на Веронику снизу вверх, как могла вызывающе, и медленно кивнула.

– Как всегда.

Несколько мгновений две женщины боролись на взглядах. Затем Вероника слегка усмехнулась, иронично приподняв бровь.

– Ist das so?… – бархатно и хищно протянула она. Затем слегка повернула голову в сторону зала. – Леночка? Вы нашли нашего второго гостя?

Кира посмотрела вниз сквозь лакированные балясины. Лена застыла на своем месте, расслабленно запрокинув голову назад, словно была в трансе. Ее глаза были открытыми – белесые, без зрачков, раздувшиеся на пол лица.

– М.Это вопрос нескольких минут, я полагаю, – сказала Вероника и снова перевела свой темный взгляд на девушку.

Лена внизу вдруг болезненно вскрикнула и начала яростно тереть лицо, как если бы ей в глаза сыпанули перцу.

– Тварь зубастая, – прошипела она.

– Ну так!?

Лена посмотрела наверх. Киру передернуло, как изменилось и без того противное лицо – эти огромные, с гусиное яйцо глаза – стеклянистые, без зрачков. И кривая ухмылка сквозь расширившуюся темную щель пасти.

– Он в городе – Луну, кажется, разговорил. Пешку мою сожрал, скотина, зато его пульс теперь у меня как на ладони. И у него есть слабое место.

На словах «слабое место», это жуткое существо почему-то посмотрело прямо на Киру. У кошки мурашки поднялись по всей спине.

Вероника сразу же расслабилась. Кира отметила, как опустились с облегчением ее плечи. Черт возьми, как же было глупо сюда соваться одной! Очевидно, что она была все это время в безопасности, только благодаря псу. А он все это время был абсолютно прав – и по поводу засады и по поводу того, кого здесь действительно стоит опасаться. Страх запустил ей под кожу свои юркие холодные щупальца.

– Вот как. И что же ты ждешь? Вперед, моя дорогая, забирай его. Лена растянула морду в огромной черной зубастой улыбке.

– Да хоть обоих. Твоя кухарка слишком много болтает….

– Не вздумай, мразь! – внезапно Вероника взвилась. Тень за ее плечами вновь расширилась, выросла и угрожающе затмила половину зала. – Договор есть договор, мужчина – тебе. Но чтобы до Луны и палец твой поганый не докоснулся!

– Твоя сентиментальность… опасна, – пробормотала Лена.

– Твоя гиперсексуальность тоже. Просто убей его. Он явно для тебя слишком… умен.

Лена внизу вся задрожала от гнева и досады, но перечить не посмела. Она взмахнула рукой и ближайшее высокое окно с грохотом распахнулось, впуская в зал вой ветра в потоках дождя. Она выскользнула в проем, превратившись в комковатую тень, и унеслась в сторону города.

– Надо солью присыпать, – сказала она самой себе.

– Не лучше ли дустом и сжечь? – недоверчиво буркнул пёс. Он подошел к хозяйке гостиницы и помог ей подняться.

– Нет, Азизик. С этой дрянью только соль, – Луна, тяжело переваливаясь, пошла за стойку и действительно щедро сыпанула соли на свою добычу. Глаза запищали, словно сырые головешки в костре, съежились и потемнели.

– Сдохло? – пес с интересом наблюдал за действиями повара.

– Нет, – вздохнула старушка. – Это всего лишь дочка. Дочка умрет, когда мама приставиться. А мама теперь знает твое слабое место, дурачина ты, простофиля! Ты ведь испугался, да? Ты же за девочку свою испугался? – Луна с укоризной ткнула в пса пальцем.

– Луна, – оскалился в ответ пес. – Я не Азиз…

– Да уж ежу понятно!….

– И не просто телохранитель. Я по-хорошему прошу объяснить, какого черта здесь происходит!

– Да хоть по-плохому, мальчик! – Луна вдруг вся спала с лица и устало плюхнулась на табурет, оперлась локтями о стойку и обхватила руками голову. – Я не помню какого черта здесь происходит…

Фауст совершенно по-песьи наклонил голову вбок.

– Я не помню… ничего. Ничегошеньки. Только сердце… так болит с момента, как вы приехали. Как эта твоя девочка… такая умненькая, хрупенькая, непослушная, сильная, своенравная…. – женщина уставилась перед собой невидящим взглядом. – Такая живая, любопытная… Азиз, я боюсь представить… Я не хочу представлять ,что они сделают с ней. Не хочу. Почему-то это так больно, Азиз. Одна только радость была, что ты тут. Сильный, острый, крепкий. Мощный такой скорпионище. Я уж грешным делом подумала, что может быть, теперь это все закончится.

«Такое ощущение, что она не о Кире говорит. А о ком-то своем, на нее похожем», грустно отметил про себя пес. Луна ему нравилась.

– Все это закончится, – в его голосе сквозило низкое рычание. – Расскажи, что знаешь.

– Ты оглох, касатик? – она раздраженно посмотрела на него. – Я не помню! Я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ ИЗ СВОЕЙ ЖИЗНИ! И вообще из жизни. Из того, из внешнего мира. Обрывки. Временные просветления…

– Амалия?

– НУ ЧТО!?

– Кто хоть мама этой дочки можешь сказать? – Фауст кивнул на водянистые шары, насаженные на вилку. Он решил зайти с другой стороны не теряя больше времени.

– Елена. А то сам не догадался? Все слуги здесь – ее дочки. Немые и безъязыкие. Они все – ее глаза и руки. Следит за всем и всюду. Все знает про всех.

– Зачем?

– Чтоб в страхе держать, зачем еще. Чтоб не разъехались, не разбежались, пока память еще не вся утеряна. Страхи – это инструмент. Инструментик такой, Азиз. Вот как у меня вилки всякие. Я этими вилками такое делать умею – уух! Закачаешься.

Луна, казалось, успокоилась. На лицо ее возвращался румянец, но в то же время из взгляда быстро улетала сосредоточенность, а из речи смысл.

Фауст задумался. Да, действительно. В каждом доме, где по ночам снятся кошмары, были слуги. Тогда он не отдал себе отчета, снится ли что-нибудь им. Сейчас он осознавал – машина, которую они с кошкой безрезультатно искали все это время, не машина вовсе, а люди. Именно слуги под предводительством Лены и насылали на жителей страшилки, выбивавшие почву у тех из-под ног. Внушали, что здесь единственно безопасное место? Возможно, почему нет. Он бы так и поступил.

И это объясняло то, зачем Лена приходила тереться под дверью Кириной комнаты в ночи. И его кошмары тоже. Эти люди каким-то образом влезали в головы, находили потаённые страхи и приводили их в сновидения. Его передернуло. Получается, что он уже дважды себя выдал. Первый раз в замке, когда испугался призрака своей давней травмы. И второй раз – сейчас. Вот только что, когда подумал о Кире.

«Опоздал» – вспомнил он и в груди что-то немедленно сжалось.

«Надо бы поскорее возвращаться в лес, к кошке. У нее терпение слабо развито, не ровен час, не дождется… и… – он похолодел. – И упрется в замок одна, назад за книжками». От простоты и логичности догадки у него закружилась голова, а в ноги словно ваты набили.

«Твою ж мать… да она меня специально, спровадила… снова.»

– Луна, я должен…

– Ты это, – старушка перебила его, решительно взяла за руку и заглянула в глаза. – Знаешь, хватит с меня. Пока я не забыла – ты вот что запомни: у них контракт. Чтобы их убить нужно контракт нарушить.

– Эммм… а в чем суть контракта?

– У всех разная, – добродушно пожала она плечами. – Вот что бы ты попросил – у демона?

Оглушительный звон стекла прервал ее на полуслове. В таверну ворвалось нечто огромное и черное, выломав не только окно, но и, кажется пол стены заодно. Гигантской многосуставчатой черной лапой существо толкнуло Луну. Та с силой влипла в стену и опала на пол безжизненным комом. Пес не стал дожидаться, пока и ему окажут должное внимание. Он быстро материализовал косу и, запрыгнув твари на спину, начал кромсать ее темную плоть. Но, к его огромному сожалению, как и в случае с маэстро в Ганолвате, его обычно безотказное и смертоносное оружие лишь проходило сквозь чудище с легкими хлюпами, как если бы оно было сделано из густой болотной жижи. Судья поспешно соскочил на землю и занял оборонительную позицию. Он судорожно думал над подсказкой Луны, а пока решение на ум не пришло, оставалось только два варианта – тянуть время и попытаться разболтать тварь или ринуться в лес. Возможно, Кирино защитное заклятие поможет ему скрыться среди деревьев.

– И не надейся удрать, сученок, – тварь проследила за его взглядом. Или за мыслью?

– Невозможно об этом не думать рядом с такой уродиной, – огрызнулся пес. Душный запах выветрившихся слащавых подростковых духов сразу выдал, кто это пожаловал на огонек на самом деле. А Фауст тоже умел играть в игру «ударь-по-больному».

Огромное черное существо, больше всего похожее на длинную гусеницу с сотней мелких шевелящихся ножек и гигантскими тухлыми яйцами-глазами возмущенно взвыло и бросилось на Фауста. Они катались по первому этажу закусочной, как дворовые коты, сметая и разбивая все на своем пути. Тварь облепила пса своими черными ножками и все пыталась присосаться к шее, а тот вцепился обеими руками в белый выпуклый глаз и выкручивал его, словно пуговицу. Остальное тело вновь оказалось лишь студенистым веществом, неуязвимым для зубов и когтей. Наконец в глазу у гусеницы что-то треснуло, она с визгом извернулась и отбросила пса в сторону. Пока черная мерзость извивалась и корчилась, Фауст попытался по стеночке проскользнуть к выходу.

– Ах ты гаденыш!!! – взвыло многоголосое нечто, заметив его маневры и выстрелив в его сторону щупальцем. Черный студень обвил пса на манер гигантского змеиного хвоста, с силой грохнул о стены, так что у него звезды из глаз посыпались, и, повалив на пол, придавило всей своей темной массой. – Ты хоть знаешь, как долго заживают синяки под глазами!?

– Господи Боже, тебя только это беспокоит в отношении твоей внешности?

В ответ на это мега-гусеница злобно зашипела и сжала свои кольца на теле пса еще сильнее. Фауст стиснул зубы от боли.

«Как так-то! Кук укусить, так насквозь я прохожу, как ребра мне переломать, так пожалуйста – вполне ощутимое… нечто. От чего зависит ее плотность, интересно?» – подумал Судья. Тем временем прямо над ним зависла черная башка твари и быстро преобразилась, обретя черты бестолковой администраторши Елены.

– И что же тебе не понравилось в моей внешности? – проворковала башка уже более-менее человеческим голосом.

– Ослабь хватку, – просипел пес. – Мне нужно оооочень много воздуха, чтобы все перечислить.

– Хмммм…. Какой ты все-таки дерзкий, – кольца хватки как ни странно действительно немного ослабли. И в тоже время к своему ужасу Фауст ощутил некоторое волнообразное, видимо ласкающее движение в самой что ни на есть своей интимной зоне. Гигантская голова с довольной миной вдруг выпустила длинный раздвоенный по-змеиному язык и лизнула его в щеку. – И какой сладкий. Твой страх на вкус как лакричный сироп. С горчинкой.

– Фубля, – только и смог выдавить из себя пес. Но в то же время его и осенило.

«Ну конечно! Страх! Этому чучелу нужен мой страх! Ну, тварь, не дождешься».

Пес сконцентрировался на чувстве омерзения. Он выхватывал взглядом черты лица врага и старался припомнить и усугубить в уме его подробности. Рыхлое и одутловатое лицо. Пот в уголках глаз и на носу. Губы, густо измазанные комковатой помадой. Варикозная сетка на щеках. Он физически ощущал, как брезгливость заполняет все его сознание и даже страх быть изнасилованным этим ползучим ужасом стал растворяться, замещаться отвращением.

– Ты что это такое делаешь, милый? – нахмурилась башка, подтверждая, что путь избранный Судьей совершенно верен. Фауст явственно ощутил, как кольца, сжимающие его, теряют свою плотность.

– Я? Бегу из-под венца, похоже. Нет, ну правда, неужели ты не могла прописать в контракте внешность получше?

В ответ на эту провокацию, создание гневно завизжало и садануло слабеющими, но все еще осязаемыми щупальцами Фауста об стену и снова об пол. Пес больно стукнулся и без того ушибленным затылком.

– Ты будешь бояться!! – завыла Лена. – Мне не нужна внешность, дурачок! Ты будешь так бояться, что только со мной обретешь покой! У меня идеальный контракт!!!

Справившись с дурнотой, накатившей от удара, пес сначала плюнул в черное лицо, затем призвал косу и изо всех сил рванул тяжелое оружие вверх, распарывая на этот раз полужидкую плоть живой тьмы. Лена взвыла и расплескалась бесформенным студнем. Но лишь на мгновение. Пес только успел подняться на ноги, а гусеница уже метнулась к нему, целясь всей своей массой прямиком ему в грудину.

Удара не последовало. Только обдало холодом, и дыхание сперло в горле. Темная тварь прошла через жертву насквозь, практически не причинив никакого ущерба.

«Вот как это работает. Есть страх – я уязвим. Нет страха – она уязвима. Что там Луна говорила про контракт? Как я заборол ее служку? «Эта тварь должна отступить», сказала она? Вот задачка же».

– Я не буду тебя бояться, Лена. Ты жалкая и уродливая, а не страшная.

В ответ съежившееся было чудовище расплылось в довольной ухмылке.

– А меня и не надо бояться, сладкий ты мой – отсеченные части темной плоти уже подползли к хозяйке и влились обратно в ее тело. Она снова возвысилась над псом полупрозрачной черной горой. – Меня ты будешь любить. Знаешь почему? Потому что ты уже опоздал, телохранитель недоделанный.

Пес изменился в лице. Ужас мгновенно заполнил его всего и взвинтился внутри ледяным вихрем. Он ничего не успел сделать. И конечно, Лена атаковала. Она врезалась в него снова, и на этот раз ощущения были, как от столкновения с грузовиком.

– Опоздал! ОПОЗДАЛ! Её уже не спасти!

Черный студень вдавил захлебывающегося пса в пол. Наконец, Фауст как смог взял себя в руки.

– Ты… лжешь. Это.. блеф. Просто блеф.

На это Лена запрокинула голову за спину, выгнувшись длинной дугой, так, что могла бы рассмотреть свою толстую черную спину, и визгливо расхохоталась. Но то, что ее хватка постепенно ослабевала, все же она заметила. Она плотно обвила шею пса щупальцами, как осьминог и начала сдавливать.

– Блеф, говоришь!? Ну так сам посмотри!

С этими словами она впилась острыми, как иглы зубами в его лицо. Боль и мрак захлестнули Фауста. Он взвыл и ощутил, как все его тело онемело, словно укус был отравлен.

Но вот хлопок. Он открывает глаза и видит…

И видит чужими глазами. Что он стоит в углу одной из башен, судя по антуражу – астрономической. Он держит в руках какой-то поднос. И дрожит от страха. Потому как в нескольких шагах от него висит в воздухе Вероника с глубоко изодранным лицом. Ее тень занимает пол залы и частично уже материализовалась, заняла место некоторых ее конечностей. Так из-под ее чопорных юбок торчат и гаденько шевелятся пол сотни черных тоненьких ножек, а в одной из черных многосуставчатых рук она сжимает… хрупкое горлышко Киры.

Его собственное горло перехватило, и он с горечью ощутил, как черная масса демона страха становится ощутимее и тяжелее, а хватка ее – туже и болезненнее.

Кошка цеплялась за черную руку и брыкалась что есть мочи, пытаясь выкрутиться из хватки. Глубокие царапины, которые она поставила на лице у хранительницы здешней мудрости, затягивались на глазах.

– Прекрати сопротивляться, Кира! – голос отдавал потусторонним воем, но в целом был скорее человеческим и даже пытался как-то успокоить жертву. – Неужели ты не видишь, что это бесполезно? Я безгранично сильна.

От порезов уже не осталось и следа. Вероника старалась улыбаться добродушно, но выходило довольно надменно.

– И я не собираюсь тебя убивать. Напротив – лишь предложить тебе разделить со мной мою силу. Ты слышала наш разговор, ведь так? Против твоей воли, я не заберу ни строчки из повести твоей жизни.

– Нет! Я не согласна! – прохрипела кошка. – Я не даю разрешения!

Вероника устало вздохнула.

– Ну что ты будешь делать. Хоть дослушай, глупая…

– Довольно болтовни! – внизу в зале раздался громкий голос Вальты. На шум сюда пришли хранители худотдела. Повыползали из своих нор. Они изменились… Нижняя половина тела Вальты разрослась клубящейся тьмой и сейчас она более всего была похожа на толстую морскую ведьму из сказки про Русалочку. А вот ее сестра наоборот вытянулась и высохла еще сильнее и походила на палочника с человеческим лицом. Кира посмотрела вверх, расслышав неясное скрежетание тысячи лапок, которое она уже слышала здесь раньше. И к своему ужасу увидела, как из прохода на четвертый этаж, прямо по потолку и стенам быстро скользит уродливое двухголовое чудовище – Ганс и Хельга Фукс напоминали гигантского паука, и кажется, даже потирали тощие лапки в предвкушении обеда.

– Довольно уже, Вера…. Мы голодны, – вторила сестре Измаэль.

– Это твой договор не позволяет идти против воли. А мой – вполне, – хищно улыбнулась Вальта. – Отдай девчонку. Я обещаю соткать книгу… первый глоток достанется всем!

Глаза Вероники сузились, обозревая этот бунт. Она инстинктивно прижала кошку к себе, словно стараясь защитить свою добычу.

– Но ведь так часть знаний будет растеряна…

– Но только часть! Отдай! Один том, Вера! Только один, потом будешь с ней торговаться за остальное! – твари стали подступать ближе. Их глаза горели лихорадочным безумным светом.

– Мы голодны, матушка! – жутким хором вторили Вальте близнецы Фукс, подбираясь к ним сзади. – Отдай… Накорми…

Вероника нахмурила брови. Кира не теряла времени даром. Сдаваться она не собиралась. Оказавшись так близко к телу Вероники, она извернулась и снова вцепилась всеми когтями на руках в голову этого матриарха, а нижними лапами очень по-кошачьи с силой диранула несколько раз ту по животу. Вероника взвыла от боли и неожиданности. Платье разлетелось в лоскуты, а из под него брызнула ни то кровь, ни то черный маслянистый некроз. Кошку она из рук выпустила. Кира приземлилась на все четыре лапы и дала деру.

Все происходило так быстро, что пес просто не успевал за своими эмоциями. Ему никак не удавалось взять под контроль свою разволновавшуюся душу. Вид плененной кошки просто выбил почву у него из-под ног. Он твердил себе: «Она справится. Она вырвется. Это вообще блеф, наваждение. Она сидит в лесу и дожидается меня, как и обещала». Но сердце не прислушивалось к голосу разума, а лишь грохотало в ушах, разгоняя по телу гормоны страха, делая его уязвимым для Лены. Черная бесформенная туша наваливалась все большим весом, становилась все ощутимее и тяжелее, постепенно накрывая и задавливая его. Рук и ног он уже не чувствовал. Но в момент, когда кошка впилась когтями в голову злосчастной библиотекарши и та ее выронила, он прямо-таки воспрял, и тьма на груди слегка отступила, дав Судие глубоко вздохнуть.

Однако уже в следующую секунду он снова был поглощен, на этот раз совсем беспросветным отчаянием. Потому что прямо тут, в нескольких, казалось, метрах от него белобрысая паучиха Вальта схватила Киру удлиннившейся рукой–щупальцем и с торжествующим воем вцепилась в ее голову. Он отчетливо видел, как сотни мелких волосков-присосок вонзились в умненькую головку кошки, подминая под себя ее легкие сизо-белые волосы, которые ему так нравились на ощупь.

– Дааааа……. Мдааааа!..... – разлилось довольное шипение прямо у него над ухом, а затем он задохнулся от боли. Он явственно ощущал, что телесно никакой раны нет, но чувство было таким, как если бы Лена вонзила раскаленный кол в его сердце. Он чувствовал, как будто что-то истекает из него через эту глубокую рану.

«Да она меня жрёт…» – пес собрал все силы и отвернул голову от созерцания расправы над своей нерадивой подопечной. Он не хотел, не мог на это смотреть. И уперся взглядом в белые бессмысленные студенистые глаза.

Что-то шевельнулось у него внутри. То, что оживало в самых темных глубинах его души в самые темные моменты его жизни. Он чувствовал, как глубокое отчаяние и ужас невосполнимой потери засасывают его. И в то же время пробуждают его иную, потаенную сущность. Дикую, не подвластную эмоциям вообще. Это был его секрет.

Темная масса Лены на его груди дрогнула, и рябь пошла по всей её поверхности от низкого рыка, зародившегося в животе пса.

И в эту секунду в их маленькую дуэль ворвался визг. Иллюзорное зрение одного из слуг Лены все еще заполняло пространство вокруг. И пес и его мучительница одновременно взглянули на то, что происходило в зале астрономической башни…

Вальта валялась по полу, вернув себе человеческий облик, и визжала. Ее рот и пол лица были словно обожжены. Она судорожно царапала пальцами собственное горло, словно глотнула кислоты. Кошку она отбросила в сторону, и за нею шельфом разлетелась и рассыпалась по полу целая пачка… нот.

Пасть пса непроизвольно растянулась в торжествующей улыбке…

Профессор Бюве, все это время скромно стоявший в стороне, дрожащей рукой поднял широкие листы.

– Это… это что такое? Это информация? – как будто сам себя спросил он. Человеческого облика он особенно не потерял, но глаза его черными дырами величиной с блюдца быстро и недоуменно считывали значки и закорючки с листов живой Кириной памяти. – В ней нет никакого смысла… – пробормотал он. – НИКАКОГО СМЫСЛА ИЛИ СОДЕРЖАНИЯ! Это нонсенс!

– Это музыка, – холодно сказала Вероника. Она уже опустилась на землю и за исключением страшно изорванного платья, да растрепанной прически ничто не выдавало того, что вечер проходил как-то необычно. – Это яд для нас. Умная девочка. Как же ты догадалась?

Двухголовый монстр в это время всеми шестью своими лапами изловил кошку и держал сейчас навесу. Нижними лапками он быстро связывал ее тело шелковой нитью. Кира с вызовом смотрела прямо на Веронику желтыми, полыхающими гневом глазами.

– Я знаю наизусть весь репертуар 70х, мразь. Подходи по одному, у меня на всех вас хватит, чертовы насекомые….

Хельга, а может Ганс, не стали слушать кошку дальше, а просто оглушили ее сильным ударом по голове. Кира безвольно повисла в их руках.

Вероника печально улыбнулась и подошла к конвульсивно дёргающемуся телу Вальты. Исмаэль с залитым слезами лицом, сидела над сестрой и неверяще качала головой. Вальта еще несколько раз вздрогнула и затихла. А затем ее тело тихо опало на пол, словно сдувшийся шарик, и превратилось в густую черную кляксу. Исмаэль со стоном вжалась в пол рядом.

– Вот что бывает, если не слушаться мамочку, – строго и звонко сказала Вероника. Остальные хранители библиотеки пристыженно переглядывались, постепенно обретая человеческий облик. – Нельзя недооценивать врага. Мой договор составлен максимально точно. И продуманно. В нём нет ненужных условий. И я гарантировала вам безопасность, при условии соблюдения моих требований! Свобода воли неприкосновенна, дети мои, я повторяла вам это неоднократно! И вот вам доказательство! – она со злостью указала на черное мокрое пятно, оставшееся от одной из их сестер. – Люди способны на все ради любви и ради свободы. Разве тонны прочитанных вами романов не достаточно, чтобы это уяснить?

Она устало потерла переносицу. В замке, казалось, воцарилась мертвая тишина.

– Ладно. Сделанного не воротишь. Пусть смерть Вальты будет нам всем уроком. Мы должны быть терпеливыми. Уведите вниз, с глаз моих, – кивнула она на Киру. – Проснется, будем торговаться, благо есть еще рычаги воздействия.

Близняшки Фкус послушно поклонились и унесли кошку куда-то вглубь замка. Вероника же опустилась на пол рядом с рыдающей Исмаэль и сдержанно похлопала ту по спине.

– Ну-ну. Поплачь, дорогая, поплачь, – вздохнула она. И тихо добавила, – Что-то от нашей «Прекрасной» вестей нет. Надеюсь хоть на том фронте без сюрпризов.

Amazing spiderman 3 (против электро)

«Да! ДА-ДА-ДА! Отлично, девчонка, какая же ты умница! Отлично!»

От страха или отчаяния естественно не осталось и следа. Картина, показанная ему Леной, стала источником его воодушевления. Конечно же, все изображение быстро схлопнулось, и они вновь оказались на полу развороченной таверны. Только на этот раз не Страх и его жертва, а Смерть и его жертва. Даже если бы кошке не удалось выкрутиться сейчас, и он бы увидел, как ее огонь погас или исказился, ничего бы не изменилось. Он приготовился мстить. Внутренне, приговор всему здешнему поселению уже был вынесен и пес был готов к исполнению.

Бесформенная черная туша вздрогнула, когда разгневанный пес схватил ее за руку, которую она только что запустила в его душу, чтобы испить нектара ужаса. А ее глаза встретились с его – с черными пропастями, еще более глубокими, чем тот мир, из которого явился сам демон.

– Ты… так не бывает!

В ответ рык и хватка только усилились. Пес чувствовал, как темная его сторона берет верх, и сила наполняет его, начиная с точки в глубине живота, и до кончиков пальцев. Это было его секретом. Все Судьи умели видеть энергетику людей. Но он умел видеть еще дальше. Такая странная побочка была у его старой травмы. Он моргнул, и его зрение перешло на другой уровень восприятия, восприятия энергетического баланса. Предметы вокруг зажглись разноцветными, постоянно движущимися огнями. Он моргнул снова – и перешел на еще более глубокий уровень – восприятие сути вещей. Это было опасно и вредно для его зрения, но процесс был уже запущен. Мир стал серым, звенящим. Насквозь пронизанным гудящими потоками энергий – некоторые поярче, некоторые побледнее. В загустевшем воздухе мельтешила какая-то мошкара. И сквозь нее он, наконец, увидел своего врага и саму Лену. Две пары глаз смотрели на него. Обычные человеческие на глуповатом пресном лице, укутанном тьмой, как защитным костюмом. И два ярко–белых пятна чуть выше. Демон гнездился глубоко в сердце и мозге женщины. Сейчас Фауст отчетливо видел, как потусторонний паразит оплел черными корнями органы человека. От самого человека осталось, пожалуй, всего две яркие искры, лениво плавающие в теле, как полудохлые рыбки – багрово-красный огонек страсти в низу живота и крохотная звездочка сознания в голове. Все остальное демон уже выпил и заменил собой.

– Что ты такое?… – прошелестела темная фигура. В ответ Фауст оскалился и сжал в полную силу руку твари, погруженную в его тело. Сейчас он ясно видел, как действовал монстр: демон проникал в энергетический слой и впивался в одну из эмоций, составлявших душу – в страх или ненависть, например… или заполнял собой пустоту души, как раскаленный чугун. Видимо, это и случилось с ним в Ганолвате, как не грустно было признавать. Но сейчас в Фаусте не было пустоты – он был целостен. Конечность демона разлетелась маслянистыми брызгами. Тварь взвыла и скорчилась. Пес быстро материализовал косу и нанес несколько широких рассекающих движений по телу Лены. Однако астральный клинок вновь был отражен полупрозрачным студенистым телом демона, не давая Судье добраться до человека внутри.

–Тыыыы… – Прошипела черная древняя тварь. Фауст видел ее слова, как круги на воде, расходившиеся по густому пространству. Энергетический сор, мошкара, закручивались мелкими вихрями от этих звуков. – Ты не такой, как они… Они хотят, чтобы их боялись… И за это готовы отдать самих себя! Но тыыы…. Хочешь договор? Тебя и так боятся. Тебе не придется ничего отдавать… Мне нужен страаахххх! Только страхххх!! Я дам тебе все, что пожелаешь, если ты позволишь мне… путешествовать по твоей жизни вместе с тобой!

Пес ничего не ответил, но лишь бросился в атаку на Лену, плотно скрытую в защитном коконе демона. И снова неудача – когти и зубы утонули в густом пресном желе. С другой стороны, он ощущал, как демон бестолково тыкается щупальцами в его тело, пытаясь найти брешь и не находит ее. Теперь и он был неуязвим.

«Договор… Ее защищает договор!» – вспомнил он.

– Ты всего лишь человек, Лена, – пророкотал он. – И тебе пора отступить.

– Никогда!!! – провизжал тоненький голосок откуда-то из недр демона. По-видимому, она была совсем еще девчонкой, подростком, максималисткой, желавшей получать все, что ей захочется, когда на ее пути повстречался демон и предложил контракт. Такой она и оставалась по сей день. От ее гневного крика по поверхности черного кокона пошла рябь и демон, повинуясь своим обязанностям, с новой силой ринулся к псу, пытаясь вонзиться в его тело.

– Я тебе не по зубам, Леночка… – он опустился на четыре ноги и стал медленно приближаться, пока не уперся носом в темную упругую оболочку. Щупальца тщетно и довольно вяло пытались его оттолкнуть, но без подпитки страхом, сил у них на это не хватало. Так что Лена просто стояла столбом и принципиально не отходила назад.

– Я тебе не Леночка!!! – с ненавистью пискнул человечек внутри черной твари. –Я никогда не отступаю, я всегда беру то, что мне хочется! Слышишь!!

– Слышу… Слышу как бьется твое сердечко. Я прекращу его стук.

Пес сделал медленный и настойчивый шаг вперед, без страха погружаясь в плотную мутную черную жижу демона. Тварь над его головой взвилась к потолку с диким многослойным воем. Щупальца разрослись на всю залу и стали лихорадочно сшибать немногочисленные целые предметы. Книги, полки, посуда, изуродованное тело служанки – все взлетело в этом урагане и со звоном крушилось об потолок, пол и стены.

– Аааааххххххх!!!..... не смееей!!!! Не приближайся! Что ты хочешь? Ты можешь получить все, что захочешь!

– Ты слышишь, Лена? Она не пытается тебя спасти. Только ищет новое пристанище для себя. Даже твой демон в тебя не верит. Она уже знает, что ты отступишь, – он медленно сделал еще шаг. Тело демона дрожащей жижей, словно вода под ветром неохотно и болезненно расступалось перед ним, подпуская все ближе к своему носителю.

– Я могу дать тебе все, глупеццццц!! Молодость! Силу! Справедливость! Месть! Хочешь, я даже спасу для тебя эту кошку! Только пожелай! – бесновалась черная тень, снова и снова пытаясь оттолкнуть нацелившегося Фауста от своего дома.

– Силы мне не занимать. Справедливость и месть я вершу сам. А моя кошка…. Она и сама отлично справляется.

– АААААААхххххххаааааааа….. она не твоя! И никогда твоей не станет, слышишь меня, Судья!????

Черная тварь взвыла и вцепилась-таки длинными иглами в его грудь, проткнула как будто насквозь над ключицами с обеих сторон. Пес скрежетнул зубами. Боль была острой, но сносной. Он понимал, что это не физическая травма, что демон в прямом смысле уколол его словами. И он решил, что лучше не отвлекаться от цели, не играть с судьбой и с демоном на всякий случай ни в какие переговоры не вступать.

– Ты всего лишь человек, Лена. Избалованный и испорченный. Люди смертны. Каждый из нас, и смелые, и трусливые, рано или поздно подходят к черте. А знаешь, что там, за чертой? – еще один крохотный упрямый шажок. – Там лишь тьма, холод и одиночество! Сказать, откуда я это знаю? – еще шажок и теперь уже всего один дюйм отделяет его зубастую морду от лица женщины. – Потому что я и есть эта грань! – прошептал он грозно и вкрадчиво. А потом молниеносно дернулся чуть вперед и звонко щелкнул зубами, словно бы собирался откусить ей нос. Женщина перед ним инстинктивно зажмурилась и отступила на один шаг.

Она отступила. Всего на один крохотный шажок. От неожиданности. Но этого было достаточно, чтобы разрушить контракт. Темная броня мгновенно исчезла. Лопнула, словно пузырь, и ошметки медленно опускались на пол.

– Нет… – только и успела сказать она. Перед взором Фауста мелькнули ее расширившиеся от ужаса глаза. Был соблазн перекусить ее полное короткое горло, но брезгливость сыграла свою роль. Ему вообще не хотелось прикасаться к этому человеку. Одним взмахом астральной косы он пересек тоненькую еле теплящуюся ниточку, державшую вместе красный и белый огонек. И Жизнь оборвалась. Все немногое, что осталось от Лены – всего три малюсеньких огонька – Страсть, Сознание и Жизнь, державшая их вместе – больше похожих на светлячков, немедленно распались и, влекомые притяжением к силовым линиям планеты, тихо полетели, каждая в свою сторону. – Ты же обещала… что мне больше никогда не придется отступать! Ты обещала!…

Это были ее последние слова, полные обиды и разочарования. После чего тело затихло и начало таять, превращаясь в черную полусгнившую слякоть.

Пес глубоко прерывисто вздохнул. Он испытал огромное облегчение. Но в то же время в груди саднило весьма ощутимо. Со стороны барной стойки послышалась какая-то возня. Пес подошел и обнаружил, что это вяло копошилась Луна. Она выжила, хотя без слез на старушку теперь было не взглянуть. Скорее всего она что-то из ног поломала, а может и спину. Этого пес не мог бы увидеть. Но вот то, как она выглядела сейчас в спектре его особо глубокого зрения, вызвало в нем настоящее обледенение.

По сравнению с Луной, энергетический слепок Лены был совершенно полноценным. Здесь не было ничего! Практически ничего! Только один серебристый огонек. Все остальные составляющие этого умного, доброго, интересного человека напоминали мелко нарезанную окрошку. Части ее личности, энергии, составлявшие ее суть, выглядели как горстка сильно подпорченных и понадкушенных яблок. Пес судорожно сглотнул.

«Чтоб меня!… Жуть какая. Никогда такого не видел… постой–ка… А это что?»

Он подошел вплотную, осторожно усадил застонавшую женщину, оперев спиной о стенку, и приподнял двумя когтистыми пальцами за подбородок, чтобы лучше рассмотреть тот единственный огонек, что теплился в самом центре ее темечка.

И в эту секунду Луна открыла глаза и сфокусировалась на нём. Пес сам испуганно отпрянул, когда она в ужасе закричала.

– Я… ээээ Амалия, извините, это я! Всё хорошо, Лены больше нет…

Но Луна кричала и закрывала лицо, уши, глаза ладонями и даже пыталась пятиться. Она ничего не слушала, а лишь вопила в панике во все горло.

«Хм. Хорошо, что она только сейчас проснулась. Если бы она такую волну страха при живом демоне выдала, я бы мгновенно лёг». Он отошел на несколько шагов, чувствуя, как зрение постепенно возвращается в обычный спектр. Расплата за столь долгое пребывание в особом боевом режиме его ждала очень серьезная.

Позади в проеме стены требовательно фыркнула Лошадь и, саданув копытом, обвалила неровный край бывшего фасада здания.

«Интересно… Что она сейчас перед собой увидела?» с грустью подумал Судья, несясь очертя голову сквозь наступившую уже ночь к замку, полному живой человеческой памяти… и демонов.

Небольшое отступление

– Бабушка!! Бабушкааа!! А Лизка пугается–я–я!

– Фууууу! Ябеда-корябеда! – девочка была постарше и сейчас при виде осторожно поднимающейся к ним в детскую бабушки стыдливо сняла маску адского гончего, которую родители подарили ей на этот Хеллоуин. Они отмечали праздник в настоящем замке с привидениями, обожрались конфетами и самыми вкусными пирожными на свете, которые могла готовить только их удивительная и неповторимая бабуля. В общем, дети были счастливы и вместо сна стояли на ушах.

– Ну-ну, детки, тише. Ночь на дворе. «Посреди небесных тел Лик Луны туманный. Как он кругл и как он бел! Точно блин в сметане.»

Она умиротворяюще приобняла обоих и чмокнула в высокие лбы.

– Бабушка, а давай сказку! – завел свою любимую пластинку мелкий. – Про что-нибудь страаашненькое! Хеллоуин же.

– Да! – подхватила старшая. – Расскажи! Расскажи, что самое страшное есть на свете?

Дети вбежали в свою комнатку, крохотную, с нежными цветастыми обоями, балкончиком и креслом-грушей. Вспрыгнули в мягкую кровать, как волчата, взрыли одеяло, и вот уже две пары предвкушающих глаз пытливо уставились на бабулю.

Луна покорно уселась на краешек кровати и потрепала Лизу по коротким русым волосам.

– Куда вам еще страшненькое! Кто утром от гусей моих через весь город несся, да кричал, что это Ведьмины посыльные? Глаза-то у обоих что мои плошки для яблок, на пол лица были. Вот вам и страшненькое.

Дети заулыбались, вспомнив свои утренние приключения. Им казалось, что это было так давно.

– Ну нет. Это не страшное. Гуси просто щиплются больно. А вот что ты самое страшное в жизни видела, бабуль?

– Самое страшное?… – Луна посмотрела в окно. Воспоминания вкрались в ее сознание и быстро стерли с ее лица и радость и нежность.

– Да!… Самое-самое! – не унимался мальчик. – Ты видела… труп!?

– Видела, милый.

Дети задорно переглянулись.

– А он страшный был?

– Я много видела, – сказала бабушка серьезно. – И страшных, и спокойных. И даже без глаз. И перекушенных пополам…

Лицо ее теперь было совсем не таким, к какому привыкли малыши – глубокие морщины пролегли по нему, а в глазах появился какой-то холодок. Так что Лизка даже поежилась. – Но самое страшное, самое страшное, что есть на этом свете, дети – это Судья.

Ветер тихо колыхнул занавеску при этих словах.

– Как это – перекушенный пополам, – в ужасе прошептала впечатленная девочка.

– Какой он? Ты сама видела? Прям живого!? Близко? – допытывался мальчик. Его любопытство только раззадоривалось.

– Близко, милый. Как тебя. Вот так, – она тихо ткнула мальца пальцем в нос. – А живой ли он был… Вот этого я уж и не знаю. Может быть, Судьи в мире так много видят смертей, что сами постепенно перестают быть живыми… А может быть, именно этот был таким. Черный. Черный как северная ночь он был. Пес. Но огромный, как дракон. Уши длинные, острые. И зубы такие же, серебром отливают – и в пасти их видимо–невидимо. И ноги с руками – могучие. И острые голые кости из них торчат, вместо ногтей. А в руке – коса острая, с зазубринами кровавыми, да с полумесяцем из черного камня на торце. А шерсть – длинная, смоляная, и волнами ходит, словно ветер ее треплет, хотя не было ни сквознячка тогда вокруг. И как только пройдет такая волна по его шкуре, как будто небосвод звездный в ней отражается. Но самое страшное, ребяты мои – это глаза. Ничего в мире нет глубже и чернее их. Ничего от них не скрыть. Все они знают. И когда кому конец придет тоже знают. Как два бездонных колодца. Взглянул он на меня – вот так – она нарочито вылупила глаза и цапнула неожиданно Лизу за ручку. Та взвизгнула и нырнула под одеяло. – И чувствую, что земля у меня из-под ног уходит. И я смотрю не в лицо ему, а в могилу свежую. И могила эта – для меня приготовлена. Насквозь он меня видит. Все, что во мне есть, ничего не скрыто от него. И вроде как не осуждает, а просто вглядывается. И взглядом своим как будто схватил меня, и холодом могильным обдает. Ох, детки, и натерпелась же я страху тогда….

– И что дальше-то было? – заворожено прошептал Майкл.

– Ну, что. Отвернулся он. Судья невинного человека никогда не тронет. Потому и зовут Судья, что справедливый. Вскочил на коня своего…

– Черного? – с надеждой спросил паренек.

– Неет. Синего. Без гривы, без хвоста… А глаза – почти белые. И швы кривые по всему телу, да скобки железные прям на живую плоть…

– Ой, мамочки… – пробормотала вконец напуганная девчушка.

– А храпит и землю роет так, что стены трясутся.

– НУ!?

– Ну, вскочил он в седло, да унесся прочь, обгоняя ветер. Только пыль столбом поднял, да ямы от копыт остались такие, что потом еще целую неделю в них лужи стояли.

– Вааааааааау…. – мечтательно протянул парень.

– Страшно, бабуль, – всхлипнула девочка. – Не надо больше.

– Страааашно тебе!? – возмутился вдруг мальчик и вскочил на ноги прямо на кровати. – А вот сама-то меня только что как пугала! Вот я вырасту и стану Судьей! И будут меня тогда все бояться!

– Чу, Майкл! – строго шикнула на него бабуля и опасливо оглянулась на открытое окно. – Чу! Не говори так! Даже думать не смей! А то услышит тебя МЭТО, дух вездесущий да всезнающий, возьмет да и подшутит – и правда заберет тебя на пустынный остров Стикс и работать на себя заставит век, да еще два века сверху!

Мальчик немного пристыженно осел обратно в кровать.

– Век – это же долго.

– А то ж. Почти бесконечно долго, милый.

– А еще ты ни маму, ни папу больше не увидишь. И со мной больше играть тебе никогда не разрешат.

– Да? И даже к бабуле нельзя приехать будет?

– Конечно, – миролюбиво подтвердила бабуля и погладила мальчика по мягкой щёчке. – Не может быть у Судьи ни родни, ни друзей. Ни жены любимой. Они только охотятся, да убивают тех, кто на свете этом зажился.

Мальчик еще немного серьезно подумал над всем услышанным и, наконец, согласился.

– Ну, жены мне и не надо, конечно. Но по тебе Лизка я скучать, наверное, буду, – девочка в ответ улыбнулась и обняла своего мелкого смешного брата.

– Ба, а кем мне тогда стать, чтобы все меня боялись?

– Да в полицию иди, все бояться и будут! – Лизу озарила совершенно гениальная мысль.

– ТОЧНО!

– Все бояться? А ты точно хочешь, чтобы все тебя боялись?

– Ну да, конечно, надо чтоб все боялись. А что, тут тоже какой-то подвох есть? – недоверчиво спросил наученный только что горьким опытом малыш.

– Ну…. – загадочно протянула бабуля. – Вот давайте я вам какую сказку расскажу. Поучительную. Только вы ложитесь, да глаза зарывайте. Я расскажу так, чтобы очень страшно не было.

– Чуть-чуть страшно будет? – с надеждой спросила зевающая Лиза, устраиваясь под одеялом поудобнее.

– Чуть-чуть будет, конечно. Хеллоуин же. Ну, слушайте. Жила была одна девочка, и звали ее – Леночка…

*            *      *

В нос ворвался резкий запах нашатыря и она очнулась. Голова трещала. Она обнаружила себя сидящей на стуле, руки ноги ее были залеплены цепкой клейкой веревкой. В памяти вихрем пронеслись все недавние события. Кошка дернулась, но сильная лапа с длинными многосуставчатыми пальцами усадила ее назад. Профессор Бюве источал раздражение. Он стоял рядом, положив на ее плечо одну из – пяти? шести? – длинных дополнительных тоненьких черных рук, торчавших теперь из его спины. Попивал чаек из фарфоровой чашки и демонстративно смотрел в высокое окно с цветным рисунком, изображавшим падающую звезду. Его поза как бы говорила: не рыпайся, хуже будет. Да, без сомнений она снова оказалась в башне Астро.

– Очнулась. Сколько пальцев ты видишь?

Вероника сидела в высоком кожаном кресле с витыми ножками напротив нее, доброжелательно улыбалась и показывала раскрытую ладонь с загнутым большим пальцем.

Кира насупилась и приподняла связанные кисти, выставив на правой руке только один палец – средний.

– А ты?

– Фу, как вульгарно, – Вероника откинулась на спинку стула и взяла с крохотного круглого столика чашечку с блюдцем. Ну а Кира услышала хруст своей челюсти и чуть не упала со стула от удара Бюве. Боль была оглушительная.

– Я бы предложила и тебе чаю, но предполагаю, что ты попытаешься вылить его мне в лицо. Что ж, могу тебя понять. Надо же, как интересно складывается твоя судьба… столько лет удирать от одного демона, чтобы в конечном итоге попасться к другому…

Она мечтательно вздохнула и обратилась к Бюве.

– Даниэль, мальчик мой. Принеси, пожалуйста, книги. Джордж снова увиливает от своих обязанностей. Где-то его носит интересно?

Бюве молча ушел в другой зал своей упругой моложавой походкой.

Вероника помолчала. Кира судорожно соображала. Голова просто звенела от боли. Она никак не могла собраться, мысли были рассеяны. Только вспомнила, что близнецы Хельга и Ганс не стеснялись в своей ярости, как только приволокли ее в подземные кельи, видимо, служившие здесь темницей. Она осторожно дотронулась до правого бока – парочка ребер точно была сломана.

«Мысли путаются. Видать сотрясение. Не удивительно, меня крепко припечатали… Или… а вдруг, пока я была в отключке, они-таки влезли мне в голову?»

– Что вы со мной сделали? – злобно промямлила она. Язык тоже плохо слушался.

– Пока ничего, – Вероника элегантно отпила из чашечки. – Уясни одно, Киронька – пока я с тобой беседую, с тобой ничего плохого не случится. Но вот мои дети…

Она удрученно покачала головой.

– Они не столь терпеливы. Ну, ты ужеэто и так поняла, верно?

Она вздохнула и постучала тонкими пальцами по фарфоровому блюдцу.

– Я постаралась убедить их, что смогу договориться с тобой по-хорошему. Но если мы не придем к соглашению в ближайшее время, нам придется пустить в ход иные методы. И в отличие от морально-этичной фанатички Вероники, остальные здесь не гнушаются никакими методами.

– Ты говоришь о себе в третьем лице?

Вероника печально улыбнулась и посмотрела Кире в глаза. О, это был не человеческий взгляд. Глаза были ярко-золотого цвета и немного светились. Сердце кошки в испуге забилось сильнее.

– Ты демон. Вы все здесь демоны…

– Ну, не все, нет. Не весь город, я имею ввиду. Но все хранители замка, да. Давай сразу и без обиняков, Кира, я собираюсь быть с тобой максимально честной и откровенной. Я – просто торговец. Я могу ответить на любые твои вопросы и дать тебе все, что ты только пожелаешь, – женщина решительно отставила чашку и подалась всем корпусом к девушке, демонстрируя интерес к беседе и расположение к собеседнице. Кошка прекрасно осознавала, что каждое движение этого существа есть выверенный жест, имеющий целью ее расслабить и уболтать. Как жаль, что она почти ничего не знала о демонах… Эх, сейчас бы хоть ту «Общую демонологию» Шивара, которую она, как последняя дура в руках держала, да так и не открыла.

Создание перед ней вдруг ожило и прямо засияло.

– Оооо! Вот о чем я и говорю. Да, Киронька. Желай, деточка! Я открою тебе любые знания. В твоем распоряжении будут любые книги – и о демонах и о чем еще захочешь. Именно поэтому я и пригласила тебя! Даже в такой сложной ситуации как твоя, ты думаешь не о том, как выжить, а сожалеешь об упущенных знаниях! Именно такие люди действительно достойны знаний.

– Ты что, мысли мои читаешь? – кошка инстинктивно подалась назад.

– Только те, которые касаются жажды информации. Не беспокойся, твое личное пространство все еще при тебе. За годы, проведенные в обществе Вероники, я поняла, что это почему-то для людей очень важно. Эти ваши… секретики. Тайны. Личные мысли.

– А что же с самой Вероникой? Она вообще существовала когда-нибудь?

– А как же! Она и сейчас есть! Она здесь, прямо перед тобой!

Женщина в кресле также откинулась на спинку, а руки расслабленно положила на подлокотники, развернув ладонями к ней. Словно показывала, что вот она вся перед нею, честная и открытая.

– Просто она с некоторых пор… не очень разговорчива. Но, как видишь. Я прилежно берегу это тело. И этот образ. Я срослась с ней по-настоящему. Это мой дом и я люблю его, в конце концов. Демон без дома, это черт знает что такое, знаешь ли.

– Демон без тела… гибнет? – кошка цепко ухватилась за полученную информацию.

Вероника поняла, что ее обыгрывают, и покачала аккуратной головкой.

– Какая же ты умненькая… глупышка. Конечно, гибнет. Задыхается и исчезает… ну или просто возвращается обратно в Хаос.

В этот момент в залу вошел профессор Бюве. Перед собой он катил тележку Джорджа, по-прежнему доверху набитую книгами, фолиантами, атласами и журналами – даже комиксами, как, приглядевшись, заметила Кира – о демонах. Вероника гордо хлопнула по стопке книг сверху и подняла тучку пыли.

– Вот. Только посмотри – и я уверена, что это еще не все. А сколько еще есть там, в мире, не прочитанного нами! Мы закупаем новые тома всего, что только пишется и издается каждую неделю, но все равно не успеваем все освоить. Видишь ли… нам катастрофически не хватает людей.

– И вы хотите, чтобы я к вам присоединилась ,чтобы собирать эту… коллекцию?

Тут Вероника покачала пальцем.

– Не совсем так, детка. Этого хочу Я. И предлагаю тебе это лично я. А вот они – она качнула головой в сторону Бюве, который сейчас отошел к столику с напитками. Налил себе в стакан бренди и развалился на кожаной софе у стены. – Они просто голодны. И они тебя просто сожрут.

– Как?

– Как? Ну, ты ведь видела наших почетных пенсионеров в поселке. Вот так. Память, события, информация, размышления, факты – это пища для нас. Мы питаемся ими. Но, к сожалению, все, поглощенное демоном безвозвратно исчезает из головы носителя. Они, конечно, в некоторой степени счастливы – опять же, благодаря идеально составленному контракту Вероники. Видишь ли, она очень настаивала на том, что у человека всегда есть талант. Иногда даже тайный. Садоводство, любовь к фэнтэзи, холодное оружие… кулинария, на худой конец. – На этих словах в ее лице что-то дернулось. Словно проснулось что-то человеческое. – И она поставила условие, что мы можем выпить всё, всё до самого донышка, но оставить что-то одно, что будет тешить душу до конца их дней.

– Луна!?… – кошку осенила догадка.

Вероника вздрогнула. Снова это ощущение. И по лицу ее даже, как показалось кошке, промелькнуло выражение бесконечной горечи и печали. Но это было лишь мгновение. После чего она встряхнулась и снова вежливо улыбнулась.

– Да, Луна. Луна, это вообще неординарный случай.

– Она была одной из вас… – кошка припомнила подслушанный разговор. – Вы оголодали… и… и сожрали одного из себе подобных?

– Ей просто выпал жребий! Он мог пасть на кого угодно из нас. Это был единственный способ пережить кризис с минимальными потерями. И этого бы не случилось, если бы люди вроде тебя были поумнее и посговорчивее, – она внезапно строго ткнула в нее указательным пальцем. – Вернемся к нашим делам. Выбор у тебя не велик. Ты можешь присоединиться к нам. Стать хранителем. Ты будешь допущена к любым знаниям – у нас они все общие! Это была действительно гениальная придумка – не съедать знание, а ткать его копию, чтобы и другие могли его исследовать. Наш анклав – уникален и я отдаю за это Веронике должное. Такого еще никто раньше не делал. Это приведет нас к величию… уже привело! Я Мать двенадцати дочек! Двенадцати! Никому еще не удавалось вырастить такую семью! Просто не хватало пищи. А мы не только смогли, но и продолжаем развиваться и даже не привлекли до сих пор внимание всяких охотников и недоброжелателей. У нас практически нет жертв! По крайней мере, теперь. Почти все они живы и довольны!

– И волки сыты и овцы целы, как говорится, – вставил свое слово Бюве, и поднял бокал.

– Вот именно, мой дорогой. Кира, это твой уникальный шанс стать чем-то бОльшим, чем может стать обычный человек! К тому же… У тебя ведь действительно непростая жизненная ситуация сложилась, не так ли?

Она лукаво подмигнула ей.

– Как я сегодня уже обмолвилась, ты давно являешься мишенью для другого демона. Да-да, не смотри на меня так. Как только ты рассказала мне свою историю, я сразу же поняла, что к чему. Мне ли не знать, да? – она гордо обвела рукой тележку с книгами. – К слову сказать, он совсем не такой, как мы. И церемониться не будет. Это совершенно очевидный контракт на смерть, девочка. Тебя кто-то очень серьезно проклял, вот и все. Но не могла же я тебе сразу все рассказать! Я хотела, чтобы ты провела в Мемориуме несколько дней. Прикоснулась к нему, почувствовала его. И, возможно, сама захотела тут остаться. Это было бы самым лучшим вариантом для всех нас, детка. Тут многие остаются. Ну признайся – тебе же здесь нравится.

Кошка сглотнула. Она вспомнила кладбище автомобилей в лесу. Сколько же народу они поймали в свои сети?

– И, что, неужели никто не захотел уехать?

– Некоторые хотели, конечно. Но для этого у нас есть Лена, – Вероника брезгливо улыбнулась. – Как ты понимаешь, она не мое дитя и не имеет к нам вообще никакого отношения. Просто симбионт с весьма… полезными свойствами. В отличие от меня, она всегда умела припугнуть человека тем, что ему по-настоящему дорого. Это грязная игра, да, не спорю. Она стоит свеч. Вот, кстати, ее заготовка для тебя.

С этими словами она указала себе за спину. У одной из стен стояло сооружение, никак не вписывавшееся в общий интерьер. Это был наспех сваренный металлический ящик величиной с двустворчатый холодильник, с тяжелой крышкой на засове сверху.

– Настоящая броня – 50 мм, – гордо сказал Бюве. Даже от радиации защитит. Внутри тихо, как в танке.

– Да. И темно. Абсолютно темно, Кира.

Кошка похолодела. Страх мгновенно сковал все ее тело. Если все предыдущие разговоры для нее были еще чем-то далеким, то вот этот ящик был реальной угрозой.

– Собственно – выбирай. Либо ты становишься хранителем и получаешь все – вечную молодость – да-да, и это тоже! – неограниченные знания, дело жизни и защиту от твоего преследователя. Или… ты станешь просто пищей.

– Меня не устраивает ни один из вариантов, – злобно прошипела кошка.

Вероника раздосадовано всплеснула руками и встала с места.

– Ты считаешь меня такой дурочкой? Это такой план на любой случай – не знаешь, что делать, просто тяни время! Фу. Ты меня разочаровываешь. А это последнее, что тебе следует делать – меня разочаровывать, девочка.

Она подошла вплотную к Кире и наклонилась к самому ее лицу. Сейчас она казалась гораздо выше обычного. И нехорошо так улыбнулась.

– Ах, да… я же забыла тебе сказать. Можешь не ждать. Он не придет. Он погиб. Лена размазала его по стенкам Луниной конуры. Ну, или забрала его в свое сексуальное рабство, что суть одно и то же. Она, конечно, мерзкая тварь, но дело свое знает. А благодаря тебе – она ткнула удлиннившемся темным пальцем ей в грудь, прямо туда, где должно было быть сердце. Только оно сжалось в горошину от ее слов и обрушилось куда-то вниз. Ну зачем, зачем она вышла из-под сени деревьев!? Зачем она сюда полезла одна? Она остро почувствовала стыд и отчаяние, оттого, что подвела своего сторожевого пса. Горячая слеза внезапно быстро скатилась по ее щеке. – Благодаря тебе у нее есть отличный рычаг давления. Благодаря твоей гордости и любопытству… Он не придет, Кира. Не печалься так. Парень, конечно, симпатичный, но он тебе не ровня.

Кошке было так больно от ее слов. Злое лицо Вероники, надменное, с этими сияющими золотом глазами было прямо над ней. Ну уж нет. Без бою не сдамся. Кира сжала зубы. И замычала себе под нос мелодию из телесериала «Симпсоны». Бюве на другом конце зала в гневе вскочил с кушетки, как ошпаренный. А Вероника вся потемнела, оскалилась и жестко схватила девушку за подбородок, сжав длинные сильные пальцы на ее щеках. Ее лицо потеряло часть человечности.

– Какая вредная… упрямая девчонка. Ты сядешь в это кресло все равно. И ты сама согласишься. Ты просто умолять об этом будешь, чтобы мы забрали у тебя воспоминания о том, что мы с тобой сделаем. Пой, сколько влезет. Рано или поздно ты все равно заснешь! Просто представь. Представь как следует! – она встряхнула Киру, приподняв ту над землей. – Как ты попоешь с полным горлом моей паутины! Она отлично склеивает голосовые связки.

Демоница с силой обрушила девушку на пол и злобно выплюнула в сторону Бюве: «В шкаф ее. Пусть посидит, подумает денек».

Глава XIII. По всем пунктам договора

Ветер отрезвлял. Пока Фауст несся к замку, он успел дважды вспыхнуть яростью к непослушной кошке и дважды же остыть. С одной стороны сам факт того, что она нарушила данное слово и опять влезла в проблемы с головой, просто потому что не захотела его подождать, выводили из себя. С другой стороны – это пресловутое «опоздал».

«Найду – убью, стерву» – ворчал он.

Сколько времени прошло с момента, как Лена показала ему иллюзорную трансляцию из замка? Минут десять… а может и сорок. Час? Он не знал. И вот тоже вопрос – в курсе ли эти твари, что одного из них он все-таки загубил? Или у него есть фора?

«Если она еще живая – точно убью».

…А если они ее пытают? На месте демона он бы точно прибегнул к пытке. Это наиболее логичный и эффективный метод получения чего угодно. Сердце его на эту мысль отозвалось болезненной судорогой.

Он не знал, что собирается делать в замке и как вообще туда попадет, конкретного плана не было. Но все же приветливо открывшаяся ему на встречу дверь стала сюрпризом. Значит, его все-таки ждут?

В любом случае, пес решил действовать наверняка. Он влетел в открытую дверь на полной скорости. В последнюю секунду Лошадь просто исчезла из-под своего хозяина. Словно бы ступила в тень и мгновенно провалилась в нее, как в болото. А пес оттолкнулся от седла и с силой пушечного ядра влетел в того, что так заботливо распахнул перед ним вход. Они кубарем прокатились через весь холл, а когда остановились, Судья на всякий случай еще встряхнул как следует свою жертву за грудки и влепил оплеуху со всей тяжестью своей руки.

– А ну отвечай, скотина, куда кошку дели!!!???

Какого же было его разочарование, когда он, наконец, рассмотрел, что трясущаяся под ним сухая фигурка принадлежала глухонемому Джорджу. Фауст удрученно опал и выпустил из рук вяло трепыхавшегося библиотекаря. Но затем передумал и поднял человека на ноги все также за грудки.

– Ладно, неразговорчивый ты мой. Слушай сюда. Я в школе был чемпионом по игре в шарады. Я буду задавать вопросы, а ты объясняйся, как умеешь. Кивни если понял.

Опешивший мужчина, казалось, никак не мог окончательно прийти в себя, но все-же кивнул.

– Хорошо, вопрос первый: где она? Где кошка, с которой я сюда приехал?

Джордж, не спуская широко распахнутых глаз с разъяренного пса, нарочито медленно показал пальцами обеих рук вниз, на пол.

– Она в нижних этажах? В катакомбах?

Старик кивнул.

– Точнее?!

Тот круговым движением обвел потолок.

– Что? Небо? – тот закивал – Звездное небо? Она в подвалах астрономического отдела?

Джордж снова кивнул. И затем стал медленно и успокаивающе кивать на Фауста раскрытыми ладонями, пристально глядя тому в глаза. Большие усталые глаза старика на его изможденном лице словно кричали в немой боли. Пес нахмурился. Что-то тут было странное.

– Почему ты открыл дверь? Тебе приказали? Меня там поджидают? – уже намного спокойнее спросил он, даже слегка ослабив хватку.

Джордж отрицательно покачал головой и только настойчивее требовал его успокоиться. А затем его вдруг словно молния пронзила. Старик вытянулся в руках Судьи струной, вылупив глаза в потолок. Первое, что пес подумал, так это что деда кондратий хватил. Он отпустил руки. Джордж сделал несколько слабых скорченных шагов в сторону деревянного бюро, затем рухнул на колени и обхватил руками голову. Его явно что-то терзало. Пес решил не терять времени. Он сконцентрировался и моргнул – мир вокруг засветился мягким серым равномерным светом. Еще небольшое усилие. Организм уже насыщен адреналином и готов к бою, так что переход происходит легко и непринужденно. И вот его глаза уже настроились на спектр сути вещей. Время замедлило свой ход для него. Голову заполнил ровный неприятный гул. Стены замка, предметы, все кругом превратилось в один сплошной минерал – темный и плотный, как бетон, только густо бордового оттенка, в котором были высечены границы предметов. Это было очень странно. А прямо перед ним корчился человек, обуянный демоном. Во всяком случае это было первое, что пришло на ум псу – ведь он только что видел, как это было у Лены. В этой фигуре тоже слились два существа. Но присмотревшись, он обнаружил, что дело тут обстоит ровным счетом наоборот. Если там Демон надежно укоренился в сердце носителя и обволакивал ее тело, защищая ото всего, то здесь… Он отчетливо видел, как черная жирная пиявка засела в солнечном сплетении старика. И сейчас она набухала и извивалась, пытаясь вырваться наружу. Но человек – Человек… Пес видел, как сияет в нем созвездие личности. Ярко-синяя Воля полыхает в голове. Мягко светится в сердце Доброта… Много огоньков, он умел распознавать и даже различать лишь некоторые. Внутренний свет человека яростно мигал, стараясь задавить, подавить демона, поселившегося в своем теле. Нет, это не человек, обуянный демоном… это демон, пойманный в ловушку человеком.

«Невероятно… – только и подумал пес. – Похоже вот он – наш единственный союзник здесь». Он припомнил, как старик по пятам следовал за кошкой и как к самым ее ногам приволок книгу по демонологии. А они, дурачки, так ничего и не поняли.

Джордж более менее совладал с собой и как раз обернулся. В руках у него был нож для бумаги, видимо взятый со стола только что.

Пес недоуменно задрал бровь. С канцелярским ножом на него еще никто не ходил. Но инструмент старому библиотекарю, оказывается, был нужен не для нападения на Судью. Уверенным движением он взрезал собственные вены – сначала на одной руке, потом и на второй. Пес от неожиданности даже воскликнул. Но когда подскочил и зажал лапищами запястья старика, тот отрицательно покачал головой. На лице его расцветало торжествующее выражение. Пес теперь видел, как шипит, визжит и корчится в человеке черная злобная пиявка, бессильно стараясь высвободиться, взять тело под свой контроль, хотя бы на последнюю секунду, но тщетно.

– Ты что ж наделал, старый… – горько прошептал Фауст. Он совсем не знал этого человека, лишь мельком видел. Но то, что он сейчас в нем рассмотрел, заставило его пожалеть, что он не удосужился обратить на него внимание раньше.

Джордж быстро терял силы и бледнел. Он повис на руках у Фауста и внезапно хрипло произнес:

– Ты должен уничтожить книги. Она хранит знания. По контракту – она должна хранить знания. Надо нарушить… условия договора, понимаешь? Уничтожь…

Он закашлялся и выгнулся от напряжения. Сквозь его бледную кожу проступило хищное черное лицо демона. Видимо тварь старалась помешать ему выполнить задуманное предательство. Но Человек победил. Отбил для себя еще несколько секунд.

– Ты должен уничтожить хранилище. Тогда она снова будет свободна, – он по-дружески положил истекающие жизненной силой руки на плечи псу. Фауст кивнул.

– Хорошо. Я понял. Спасибо.

Лицо старика просветлело. Он так и умер – с блаженной улыбкой, с разгладившимися морщинами, с чувством победы и выполненного долга.

Фауст осторожно опустил умиротворенное тело на пол.

«Спасибо» – тихо повторил он. А затем осмотрелся. Каменный гигант площадью в полгектара, 4 этажа плюс башни и хрен-еще-его знает сколько уровней катакомб вниз целиком и полностью забитый книгами, свитками, глиняными табличками и прочими – хранилищами знаний… И как это все уничтожить?

Она закрыла лицо руками. Вжимала ладони в глаза так, чтобы под веками темные пятна пошли. Ей думалось, что если создать иллюзию того, что это не вокруг нее темно, а она сама закрыла глаза, то страшно не будет. И на какое-то время это сработало. А потом ей стало тяжело дышать. Вот этот момент как-то ускользнул от нее с самого начала. А теперь тот факт, что бронированный шкаф, в который ее поместили не только темный и закрытый… но еще и не проницаемый… Она мгновенно пожалела, что все это время дышала так часто и глубоко, пытаясь успокоиться. Кошка резко отняла руки от лица и инстинктивно задрала нос кверху. Но ничего не изменилось. Руками она ощущала, что мышцы сократились и она двигалась, и веки разомкнулись, а вот кругом нее по-прежнему была кромешная тьма. Бесконечная, душная темнота. Ей тут же стало казаться, что стенки стали сдвигаться. Кира несколько раз махнула перед собой руками, чтобы убедится, что это не так. Но не помогло. Просто стенка вот-вот – уже тут, уже возле самого носа и сейчас, пользуясь секундой, пока она не шевелит рукой, раздавит ее в лепешку и мокрого места не оставит. Кошка шумно выдохнула и снова помахала перед собой. Паника готова была рвануть с низкого старта.

И тут вдруг сверху послышалось движение.

Лязг, тяжелые элементы железного люка приходят в движение. И наконец, дверка в крыше открывается.

– Привее-е-ет, красотуля? – злорадное лицо Бюве растягивается в хищной улыбке. – Неуж ты думала, я оставлю тебя в одиночестве? Такую хорошенькую….

И Кира прыгнула.

Пес обшарил все. Коридор за коридором, не отрывая носа от пыльного затхлого пола. И он нашел камеру, в которой ее держали. Здесь всюду остался ее запах. Ее и несколько других. Перед его глазами проигрывалось представление того, как все было. Как ее притащили сюда – судя по следам на полу, она не сопротивлялась. Как потом она пришла в себя и, видимо, здесь была потасовка. Он даже нашел несколько капель крови, но быстро отвернулся. Не хотел думать даже об этом. И рванул обратно наверх, куда вел его след. И в конечном счете он привел его в зал Луны. Большой нелепый макет спутника стоял посреди башни, темный и забытый. Здесь след прерывался чем-то очень сильным. Картина была смазанная и очень агрессивная. Не то, чтобы следы на полу свидетельствовали о серьезной драке или тем более убийстве, нет. Тут все просто кричало о насилии, но Смерти Фауст не чувствовал. Скорее всего она была еще живая. Но вот где? Куда ее отсюда дели?

В этот момент из западных ворот показался Даниэль Бюве. Моложавый профессор тревожно озирался, словно беспокоился, что его заметят. И пес не стал смущать его – тихо скрылся в тени. Бюве тем временем подтащил стул к стальному нелепому шкафу, неприметно примостившемуся у стены, и залез на крышу. Затем, злорадно и восторженно улыбаясь своим мыслям, с трудом отомкнул засов и открыл крышку.

До пса дошло.

«Темный ящик. Эти твари прочитали ее страхи и засунули в темный ящик».

– Привее-е-ет, красотуля? Неуж ты думала, я оставлю тебя в одиночестве? Такую хорошенькую…. – донесся до пса липкий голос библиотекаря.

Гнев уже начал вскипать и пениться в его душе перед броском, но его опередили. Сизая тень молниеносно и совершенно молча, не издавая ни единого звука, взметнулась из черного провала люка в крыше ящика.

Сильно позже Маркус Волфтейн, заполняя характерологические бланки на подопечных, задаст ему вопрос: «Ты видел ее в бою?». «Видел», – ответит он. «И как?» – диабл поднимет от бумаг взгляд. Пес помолчит, а потом только коротко скажет: «Впечатлен. Я бы не хотел оказаться ее противником».

Неистово. Наверное, это было самое подходящее слово. Он просто застыл от неожиданности, когда кошка выскочила из тьмы, как чертик из табакерки. Тихо – первое, что она сделала, это вырвала Бюве глотку вместе с голосовыми связками. А потом множество быстрых коротких атак когтями по всему телу, но в основном по голове и груди. Демон внутри человека все-таки очнулся. И Тьма стала подниматься на защиту своего пристанища.

– Привее-е-ет, красотуля? Неуж ты думала, я оставлю тебя в одиночестве? Такую хорошенькую….

Она спешила. Уроки о поведении в экстремальных условиях сразу же взметнулись из небытия в ее голове. Она твердо знала, что ее единственный шанс – это скорость. Внезапность и бессердечность, но главное – быстро, как только первый луч тусклого серого света проник во тьму ее гробницы. Она стремительно выскочила вверх и сразу же вцепилась в горло человеку, не разбирая, что он там говорит. Брезгливость и осторожность были убраны в дальний ящик. Сейчас перед ее взором лишь стояла темнота, от которой она должна была – просто обязана была – убраться как можно дальше. И это было единственным, что ее волновало на данный момент. Когти легко и скоро входили в лицо одного из профессоров, затем взрезали рубашку на его щуплой волосатой груди. Кожа летела лоскутами. А за ней и жилы и ошметки мышц и даже поперечная мускулатура сердца. Мужчина начал падать. Но затем что-то темное, совсем не телесное взметнулось из него вверх, порываясь раздробить ее голову. Кошка уклонилась в сторону, и поэтому не увидела, как черное лезвие прилетело откуда-то сбоку. Пересекло шею и отделило голову от тела. Голова удивленно полетела дальше, и вслед за ней обескураженный пульс темной крови из шейных артерий. А вот темная тень наоборот отхлынула, как вода в реке от плотины, и быстро куда-то слилась, так и не успев полностью развернуться. Кошка оттолкнула от себя изодранное тело и нырнула обратно в ящик.

Побыл тюрьмой, теперь побудет и убежищем.

«Вот и еще один способ убить демона, – отметил про себя Судья. – Убить надо быстро и неожиданно». Пес удовлетворенно отметил, что демон не успел раскрыться и взять на себя урон. Произошедшее напомнило ему, как умер Джекоб. Пес тогда действовал интуитивно и также не позволил черной мгле полностью выйти из тела горе-бойфренда Киры.

Из уродливого стального шкафа послышалось утробное кошачье рычание. по-видимому, она его не заметила и не поняла, что случилось с Бюве.

– Кира? – пес помахал лапой перед темным зевом люка. – Не атакуй, это я.

Рычание прекратилось и все смолкло. Пес осторожно запрыгнул на крышку шкафа и с опаской заглянул внутрь.

– Ты слышишь? Кира? – он видел, что кошка вжалась в дальний угол и больше всего сейчас напоминала сильно испуганную шапку с выпученными глазами.

– Фауст? – наконец нерешительно переспросила она.

– Ну а кто еще, – буркнул он. Торопить ее он не хотел. Жопой чуял, что не следует.

– Они сказали, что ты умер, – донесся со дна самодельного комнатного танка недоверчивый голос.

– Конечно. А что еще они могли тебе сказать? – молчание. – Ты вылезать собираешься, или тебе там комфортно?

Со дна донеслось робкое шуршание, и он различил движение в сторону выхода. Нехотя, но в то же время как-то машинально он протянул руку внутрь и помог кошке выбраться. Несколько секунд они друг друга разглядывали. Пес хмурился. Гнев в нем боролся с сочувствием. Такой ящик и без развитой клаустрофобии страшная штука. Чего же стоило там посидеть ей. Наконец он заметил на ее лице и теле ссадины и чаша милосердия перевесила.

– Тебя что, били? – и сразу же снова раздражение захлестнуло его при мысли о том, какой опасности она себя подвергла. – А вот не жалко ни капли. Ты зачем из лесу ушла?

– Они сказали, что ты умер, – упрямо повторила кошка. Ее ощутимо трясло.

– Меня трудно убить. Но в этот раз я был к этому близок, черт возьми. Кира, мать твою за ногу! Ты не представляешь, что мне пришлось пережить там из-за тебя! Почему ты не дождалась меня?

– Я… – она съежилась и виновато опустила взгляд.

– Ты же лес заколдовала, дура! Я не мог отступить! Понимаешь, нет? Мне некуда было отступать! Что ты свою жизнь ни во что не ставишь, это я уже понял. Но тут же ты не одна! Это вообще ни в какие ворота не пролезает, Кира! – он эмоционально махал руками перед ее застывшим лицом. – Это не этично, это не профессионально и просто… просто глупо! Если мы партнеры, то я хочу рассчитывать на тебя! Я хочу быть в тебе уверенным – что если мы о чем-то договорились, то ты это сделаешь. Если ты сказала, что будешь ждать в лесу на поляне, то там я тебя и найду.

Он потер переносицу, сжал лапами виски. Глубоко вздохнул и продолжил.

– Хорошо, что я вовремя вспомнил про твой лесной заговор. А потом еще и догадался, что тебя там и след простыл. А то бы сейчас был там и блуждал в трех соснах. Ты об этом подумала? Или в этом был твой план, и тебе зачем-то понадобилось от меня избавиться?

– Что? Нет, Фауст, глупостей не говори, я не хотела тебя обидеть! Я…

– Обидеть? – пес отшатнулся от этого слова. – Да ты не обидела меня. Ты меня подставила, Кира! Мне из-за тебя некуда было бежать. Мне просто повезло, что я ее укокошил, а не она меня, ты это понимаешь, нет?

У кошки и так было на сердце погано. И страшно. И стыдно одновременно. А теперь и совсем все опустилось.

Пес тем временем деловито спрыгнул со шкафа, по-хозяйски свалил с крышки тело Бюве (труп шмякнулся с неприлично бытовым звуком), и требовательно протянул к Кире лапы, не прекращая недовольно ворчать.

– Героиня-блядь-хероиня. Начитанная баба, а ума, как у сушеной корюшки. Я там чуть не сдох из-за тебя. Просто вот живи с этим.

Кошка даже не задумалась и шагнула к нему. Его могучие лапы почти сомкнулись на ее ребрах. Девушка съежилась от острой боли в боках и груди, дыхание застряло у нее в горле, но все же она сдержалась и не издала ни звука. Пес догадался, что ей больно только по тому, как судорога проскользнула по ее телу в его руках. Он быстро опустил ее на землю и разжал пальцы. Кира смотрела в сторону, снедаемая жгучим стыдом и старалась всеми силами скрыть свои страдания и втянуть набрякшие слезы обратно. У пса защемило под ложечкой.

«Ну, впрочем, она уже достаточно наказана… – и потом еще больше огорчившись, подумал. – Это она еще главного не знает. Мда. Моих самостоятельных решений она тоже не одобрит».

– Пойдем отсюда. Выбираться нужно и поскорее, – хмуро буркнул он, чувствуя, что наконец выговорился.

– Нет, – робко но уверенно донеслось от кошки.

– Чегооооо? – пес угрожающе прищурился и шагнул к ней.

– Мы… так близко подошли, Фауст, мы не можем просто так уйти.

– Нет.

– Я виновата, да, все так, но зато я теперь все знаю! И про то, что здесь происходит и про то, что меня преследует! Фауст, это все не зря было!

– Дай угадаю – демоны, да? – скептично прервал ее он, демонстрируя длиннющие зубы в скептичной улыбке. Поток льющейся от нее надежды на оправдание расшибся как о волнорез.

– А… ты… т-тоже узнал?

– Конечно, узнал. Это такая старая мужская традиция приносить то, зачем ходил.

– Фауст. Пожалуйста. Это не долго. Всего одну книгу найти – чертову демонологию этого Шивара…

Ее лицо вдруг озарилось и она неожиданно подскочила и метнулась в сторону макета луны. Пес успел схватить ее за руку.

– Кира! – он был несказанно удивлен. Даже шокирован ее настойчивостью.

– Фауст, миленький, – она пыталась разжать его лапу и продолжала тянуть его за собой. – Вот я дура-то, искать ничего не надо! Эта тележка со всеми материалами по демонам тут! Вон она у Луны стоит!

– Кира…

– Да пусти ты, я не убегаю! Я только книгу взять. Одну хотя бы! Это то, что Джордж мне прямо в руки давал. Наверное, он хотел подсказать нам… надо бы его найти тоже. Там же все описано, мы хоть узнаем, как этих тварей убить!

Тараторя все это без умолку она все же дотянула пса до тележки. Толстый коричневый томик так и лежал сверху.

– Кира… Кира! – пес тряхнул ее как следует. Она взвизгнула и, наконец, посмотрела на него. Лицо пса больше не было злым. Скорее каким-то печальным. Он крепко обхватил ее за плечи.

– Нам нужно бежать. Послушай меня. Я уже узнал, как убить этих тварей и принял меры…

– Какие?

Он запнулся и отвел взгляд, судорожно подбирая слова.

– Тебе не понравится.

Кошка обледенела. Кровь отхлынула от ее лица, предвосхищая его ответ.

– Что ты сделал? – холодно прошептала она.

В этот момент земля под ними содрогнулась. Где-то в замке что-то взорвалось и обрушилось. Грохот и треск стоял такой, что агентов, а заодно и тележку и прочую утварь в зале повалило на землю и раскидало в разные стороны. Каменный пол под ними неестественно вздыбился, словно внутри него надувался пузырь. А затем на всю округу раздался ужасающий визг. Боль, отчаяние, ужас – Вероника выла так страшно, что у Киры перехватило дыхание. Взрыв ее немного контузил, и все равно она это услышала даже сквозь писк в ушах. Она никак не могла понять, что происходит и как такое вообще может происходить. И тут ее взгляд сфокусировался на полу – прямо перед ней, соскочив с перевернувшейся тележки, лежала вожделенная «Демонология». Кира схватила книгу обеими руками и уставилась на кожаную обложку, словно бы забыла, для чего эта штука нужна. Понимание ценности приобретения еще не докатилось до сознания, когда сильные руки схватили ее за больные ребра и вздернули вверх. Пес, не обращая более внимания на сопротивление, волоком потащил ее к выходу.

Уцелевшие ворота входа в башню распахнулись как раз прямо перед ними. Гигантское черное существо с вытянутой мордой и тремя челюстями было явно ранено, но отнюдь не смертельно. За его спиной полыхали огненные вихри. Затуманенным взглядом оно обвело комнату и остановилось на замершем в дурацкой позе псе с кошкой наперевес.

– Тыыыыыыы…….!!!!! – взвыла демон-Вероника. И собрав всю свою ненависть бросилась огромной замазочной каплей в Судью.

Фауст бросил Киру в одну сторону, а сам отлетел в другую. Быстро материализовал косу и встал на изготовку. В место, где они стояли мгновение назад с чудовищной силой врезалась черная комета и расплескалась по всей комнате. Затем монстр снова поднялся, словно какой-то смоляной голем. Пес видел, как кошка пятится к стене, с ужасом глядя на черную злобную гору, разделявшую теперь их.

– Ааааааааа!!!???? Это Судияяяя!!!! – отшатнулось чудовище от косы. – Тваааарь! Ты притащила в мой дом Судиюююю!!! Недооценила я тебя…

– Беги! – крикнул он Кире и бросился в атаку, чтобы дать ей хотя бы фору. Фауст кромсал черную плоть. Ошметки демонической туши отлетали от материнского тела и превращались в трухлявую серую пыль старых страниц. К счастью, астральный клинок не подводил на этот раз и скорее всего потому, что хранилище знаний уже наполовину было уничтожено.

Ему удалось быстро оттеснить ослабевшего демона. Воодушевившись легким результатом он уже было начал продумывать пути своего отступления, и не заметил, как вляпался лапой в черную слякотную лужу, оставшуюся от уползающего от него с визгом демона. И эта вероломная лужа вдруг взметнулась вверх по его ноге, вытянулась черными липкими струнами и вцепилась в его виски. Ощущение было, словно на кожу попали раскаленные угольки. Само по себе не так уж и больно. Только уже в следующую секунду и зала, и демон, и полыхающий Мемориум исчезли, а перед глазами отчетливо пронесся Блум. Тоже полыхающий. Битва, храп лошади. Лики гаснущих один за другим вампиров. И мраски. А потом прокрутка памяти словно остановилась на моменте, когда ему в спину втыкается жало молодой мраски. Пес вскрикнул, выгнулся и рухнул на колени. Борясь с наваждением, он пытался переключиться на какое-нибудь другое воспоминание. Но демон настойчиво возвращал его в момент битвы с треклятой мраской, снова и снова вонзая ядовитое шило ему под лопатку.

Фауст гневно зарычал и усилием воли перескочил дальше, окунаясь в теплое ламповое настроение вечера, когда кошка его усыпила, чтобы вылечить. Боль в спине прошла, но вот усталость и ломота вспомнились так отчетливо, что он чуть совсем не отключился. Теперь он оперся еще и на руки. А перед глазами всплывали приятные образы. Дождь, барабанящий по крыше, и кошка нежно и заботливо втирает в его закостенелую спину ароматные травки. Сердце пса тут же сжалось в трепещущий комок.

– Как… романтично….Судия!… А она в курсе о твоих чувствах? – прошипел ехидный голос прямо над его ухом. – Пожалуй, эти вкусные воспоминания я заберу первыми…

Легкий пушистый комок серой молнией пронесся через зал, мимо Судьи, как в чехарде оттолкнулся колкими лапами от его спины и врезался в демона с рыком приличествующим скорее средних размеров тигру, нежели хрупкой кошке. Вероника зашипела и начала извиваясь метаться по залу, пытаясь сбросить мелкого хищника со своей груди. Демон выстрелил в кошку черной маслянистой стрелкой, чтобы провернуть такой же фокус с ее памятью. Но из-под светлых волос фонтаном брызнули во все стороны листки с нотами. Вероника разразилась многослойным потусторонним воплем. Черным щупальцем оторвала от себя этого тасманского дьявола и с грохотом запульнула ее куда-то в глубь балюстрады второго этажа, выходившего в зал.

Пес очнулся от наведенного морока, как только почувствовал на своей спине когтистый болид. Слабая боль от царапин мгновенно отрезвила и вернула его к реальности. Он проскользнул мимо беснующейся горы темного студня (к слову сказать, сильно подтаявшего и уменьшившегося, видимо пропорционально оставшимся еще не сожженными знаниям) и шмыгнул наверх. Кошку он откопал в горе книг. Хорошо, что ее не придавило шкафом – падая, он уперся верхним декоративным аттиком в деревянное перекрытие, так что Киру просто засыпало его содержимым.

– Ты почему еще здесь!? – гневно рыкнул он на нее, помогая подняться и прийти в себя после очередной контузии.

– Там… Там Хельга и Ганс. И огонь, – она судорожно терла ушибленные места, тяжело дышала и то и дело закашливалась. – Я… прямо под носом у них успела опрокинуть стеллаж. Кажется….– ее тело содрогнулось в приступе сухого кашля. Пес, несмотря на суровый тон, бережно поддерживал девушку под руку и вел обратно в сторону башни. – Кажется они там отрезаны. Там все в огне, Фауст! Горит все – и стены и пол и стекло – пузырится как фотопленка! Как такое может быть?!

– Я тебе потом объясню. Когда выберемся, – буркнул пёс. Они смотрели вниз на корчащееся тело демона. Половина его головы теперь была обожжена музыкальной кислотой. Фауст вздохнул, окидывая зал. Кошка была права – огонь распространялся невероятно быстро, словно замок был слеплен из спрессованной газеты. С обоих коридоров выводивших в залу уже валил вонючий дым, а из-под лестницы вниз и вовсе вырывалось ревущее пламя, обдавая агентов волнами сухого жара.

Кошка устало оперлась о пса и ткнулась лбом в его плечо.

– Мы отрезаны, пес. Что делать будем? Надо… Наверное через огонь пробиваться к окнам в коридоре?

Фауст нервно постучал когтистыми пальцами по лакированным перилам. Он быстро просчитывал их шансы, шевеля желваками на челюсти, и рассеянно оглядывал стены башни. И вдруг его взгляд уцепился за одинокое окно на уровне третьего этажа. Высокий оконный проем был совершенно не заметен раньше, потому что ничто не связывало его с остальным помещением. Вместо подоконника или парапета оно было оформлено лишь тонким бортиком, шириной в один кирпич, так что снизу его совсем не было видно. Окно вообще тут было ни к селу ни к ярмарке. Кошка проследила за его взглядом и ее осенило.

– Балкон!

– Это балкон? – пес недоверчиво глянул на нее, заодно отцепляя от своего бицепса ее руку, так как от возбуждения кошка немедленно выпустила в него все когти.

– Нет, наоборот! Вероника рассказывала, что они разобрали балкон, так как рабочий упал на него и разбился! А окно оставили для красоты, потому что оно выходит прямо на озеро!

Черная тварь внизу выпустила в них свои щупальца. КСники отшатнулись от парапета, и темные мнемо-бомбы лишь вяло опали обратно. Фауст осторожно выглянул. Демон почти совсем обессилил. Но все же трепыхался и липкой грязной кляксой настойчиво полз по стене вверх.

– Музыка, – запоздало предупредила его Кира. – Просто думай о музыке.

Пес коротко кивнул, продолжая сосредоточенно осматривать оконный проем. Затем материализовал косу, легко взмахнул ей, прорезая, словно лазером перила с двух сторон и выбил ногой кусок балюстрады прямо напротив окна.

– Ты… Собираешься прыгать?

– Еще варианты? – огрызнулся Фауст, подобрал с пола томик потолще и потяжелее, размахнулся и бросил его вверх. Окно благополучно разбилось. Демон внизу, разгадав их маневры, гневно неразборчиво возопил.

– Я не… Пес я прыгаю хуже тебя, – сдержанно призналась кошка, глядя на него огромными растерянными глазами.

– Тогда просто держись.

Пес встал перед ней на четыре ноги.

«Как Иван–Царевч на сером волке» – мелькнуло в уме у девушки, когда она осторожно села верхом на пса. Так он показался ей тощим и очень костистым. Фауст по-хозяйски обвил ее руки о свою шею и напутственно произнес:

– Держись так, как никогда не держалась. И постарайся не разодрать мне спину в лоскуты.

Кошка напряглась и подобралась, но к рывку такой мощи все равно оказалась не готова. Ощущение было сродни тому, как бросается вперед мотоцикл мощью лошадей в 150. Девушка взвизгнула и вжалась в спину своего телохранителя. Несколько быстрых разгоночных скачков, а затем рывок и настоящий полет через всю башню. Перед глазами у кошки, словно в замедленной съемке, проплывали далеко внизу метры. И еще черный вязкий щуп мелькнул прямо под ногами у пса. Промедли он еще секунду и демон – таки обвился бы вокруг его лапы. Пес уцепился передними лапами за раму и с глухим рыком выдохнул, треснувшись грудью о неровный край разбитого окна. Кошка, не теряя ни секунды, быстро подтянулась и встала в проеме. Пес тоже начал подтягиваться, но вдруг что-то с силой рвануло его вниз.

– Фауст!! – испуганно взвизгнула девушка, извернулась на карнизе, схватила его за плечи, потянула на себя. Пес глянул вниз и подергал ногой, пытаясь сбросить дотянувшегося до него демона. В его голове мгновенно пронеслись мысли, что если эта чертова мразь сейчас как следует дернет вниз, или дотянется до его головы и повторит свой финт с его памятью, то он распорет о стекла себе грудину и сорвется.

– Думай о музыке! Просто думай о музыке! – кричала сквозь вой ветра, демона и огня кошка ему в самое ухо. А затем с диким воинственным криком запульнула чем-то тяжелым в рожу черной массы, настойчиво ползшей по стенке вслед за беглецами. И громко уверенно запела:

Change in the air…

And they’ll hide… everywhere

And no one knows who’s in control!

Он сразу узнал эту песню – ее она часто играла на рояле в их доме в Блуме. У пса защемило сердце – вещь была одна из его самых любимых, и он знал ее наизусть. Да и по тихому уютному Блуму ему вдруг почему-то так затосковалось…

Томик злосчастной демонологии угодил демону Веронике прямо в сожженный глаз. А донесшиеся звуки мелодичного Кириного голоса заставили ее отдернуть конечность и высвободить, наконец, пса. Фауст, не теряя ни секунды, взлетел вверх и прижался спиной к стене у проема.

Они с отвращением и в то же время с жалостью смотрели, как совсем уже мелкая черная козявка внизу корчится и бьется в предсмертных конвульсиях. Тяжело дыша, пес глянул на кошку. Ветер из окна трепал ее легкие волосы в отблесках огня казавшиеся золотыми.

– Ну я прям польщен! Это то, что я думаю? Ты ее демонологией добила? И где ты ее прятала, интересно, все это время? – съязвил пес. Кира неопределенно пожала плечами.

И в этот момент в замке что-то вновь грохнуло, треснуло и закряхтело. Их обдало волной жара и слегка опалило. Кошка как на жердочке сидела в самом проеме, поэтому теперь с визгом полетела вниз, в озеро. Пес тут же нырнул за ней. Успел схватить за руку и с силой оттолкнуться от стены башни, чтобы уж наверняка упасть в воду, а не на какой-нибудь каменный бортик, как тот пресловутый рабочий. Судья в полете развернулся спиной вниз, а кошку крепко обнял и прижал к груди.

Глава XIV. Чью сторону ты выберешь

Так они и вошли в воду – штопором. Кира все время их свободного планирования не переставая визжала, так что холодная вода тут же затопила ей и рот и нос и глаза и уши. Удар о поверхность полностью пришелся на спину псу и выбил из его легких весь воздух. На секунду он даже вылетел из реальности и отключился. Руки его расслабились и Кира, быстро хаотично перебирая лапами, рванула вверх.

Немного подышав и поозиравшись на поверхности, она поняла, что пес не вынырнул. Вот теперь все ее нутро сжалось в комок и вовсе не от холода.

– Чччерт! – только и выпалила она, вздохнула и нырнула. Луна была скрыта тучами, но огромный факел на берегу давал достаточно света, чтоб она увидела темную фигуру, медленно опускающуюся вниз. Со всей оставшейся силой кошка рванула за ним. Но тут откуда-то сбоку ее перехватила чья-то холодная жилистая рука. Кира в ужасе дернулась, обернулась и увидела прямо перед собой уродливую зубастую голову, утыканную колючими плавниками, как у красноспинки или карпа. Кошка запаниковала и попыталасьзакричать. Но существо как-то очень успокаивающе сжало ее руку и приставило палец к губам, призывая к тишине. В голове у Киры прожурчал спокойный мужской голос.

«Не паникуй. Мы поможем.»

Водяной сноровисто обхватил кошку за талию сзади и, быстро орудуя длинным рыбьим хвостом, вынырнул на поверхность. Спустя секунду рядом с ними всплыл второй такой же русал и поднял откашливающегося Фауста. Пес не потерпел с собой обращения как с жертвой. Он вывернулся из захвата спасателя и, все еще судорожно дохая, поплыл сам. Причем поплыл очень быстро, двигаясь всем телом волнами, словно игуана.

Кошка тут же успокоилась и обмякла в руках неведомых союзников.

Пока русал буксировал ее к берегу, она смотрела на догорающий дворец. И с каждым новым его гребком, ком в ее горле становился все больше. Теперь, когда все уже позади, она, наконец, осознала, что все обретенное ею удивительное великолепие Мемориума, к которому она прикипела всей душой за эти дни, несмотря на всех его злобных поселенцев, – все это гибло. Прямо сейчас исчезало в жадном огне, таяло прямо на глазах.

Мермиды сопроводили их прямо на берег и сами выползли тоже. Это оказались двое крепких, повыше Фауста русала. Один помельче, зеленой масти и покрытый чешуей. А второй более крупный и широкоплечий имел красивый фиолетово-розовый оттенок, наводивший на мысли о неведомых глубинах океанов, и больше похожий на водяную змею, чем на рыбу. Зеленый галантно поддерживал Киру, пока она не встала крепко на землю и не кивнула ему, в знак признательности.

Пес стоял на карачках и все еще откашливал воду. Так они все молчали некоторое время. Кира все не сводила глаз с пожара на противоположном берегу. Фауст более-менее отдышался и с опаской пытался заглянуть ей в лицо. Ему предстояло объясниться, он это животом чувствовал. Вроде бы и знал, что все правильно сделал. Но вот глядел на кошку сейчас, мокрую, побитую и в отблесках огня, и вся уверенность куда-то исчезала.

– Кир? – наконец осторожно позвал он.

– Ты поджег замок, – мертвым голосом констатировала она этот ужасный факт.

Пес кивнул. Оправдываться он точно не собирался.

– Ты! ТЫ! ТЫТЫТЫТЫ!!! ТЫ Урод! ТЫ моральное чудовище! Как ты мог это сделать! Поджечь! КНИГИ! Рука как поднялась твоя поганая!!

Позабыв обо всем на свете, кошка бросилась на Фауста со всей силой своего отчаяния. Она словно обезумела, выпустила когти и если бы дотянулась, вцепилась бы, наверное, ему в глотку. Но Судья вскочил и быстро вывернул бьющейся в истерике девушке руки и прижал спиной к себе.

– Кира, у меня не было выбора.

– ЗАТКНИСЬ! ПОДОНОК! СВОЛОЧЬ! КРЕТИН! ВАНДАЛ! ЗАТКНИСЬЗАТКНИСЬ–ЗАТКНИСЬ! – задыхалась она, пытаясь ударить его головой. Кошка собрала все свои силы и к удивлению пса каким-то неимоверным рывком вывернулась из его захвата и бросилась на него с новой силой. Судье пришлось защищаться и даже отступить на несколько шагов, прежде, чем он сориентировался. Он успел прикрыть голову руками, и поплатился за свою нерасторопность – взбесившаяся кошка с одичалым ревом разодрала его правое предплечье когтями и зубами до кости. Боль была настолько острой и жгучей, что Фауст зарычал и с силой отбросил девушку в сторону, практически ударил. Кира, взвизгнув, отлетела и плюхнулась в воду.

– Йей-йей! Потише, приятель! Это, в конце концов, женщина, – один из русалов было приблизился, но пес предостерегающе щелкнул в его сторону зубами, и защитник тут же отступил. Пес подошел к всхлипывающей, копошащейся в береговом иле Кире и рывком поднял ее из воды.

– У меня не было выбора, безумная ты ведьма! – прошипел он ей в лицо. – Никакого другого способа сохранить твою жизнь у меня не было!

– Лучше – я, чем…

– НЕТ! – пытаясь как-то совладать с охватившей его злостью, он тряхнул девушку за плечи. – Не лучше, дурочка ты, сумасбродная! Кира, это всего лишь книги! Это копии чьих-то мыслей, они есть в мире не в единственном экземпляре. А ты – ты в единственном! А если бы эта мразь, эта тварь, залезла в твою голову и что-то забрала… – неожиданно для себя он вдруг почувствовал, что горло перехватило. – Я не мог, понимаешь? Это навсегда изменило бы тебя. Ты никогда не была бы прежней. Как Луна! Как… обложка без содержания.

Он навис над ней и крепко держал в руках. Он так сильно сдавил ее запястья, что она уже перестала чувствовать кисти рук. Но все же не могла отвести взгляда от его черных глаз, в которых плясали огненные блики горящего замка. Истерика улетучилась, и она трезво понимала, что сейчас видит перед собой настоящего, ничем не прикрытого Фауста.

– Отпусти, – тихо и холодно процедила она. – Я… я ненавижу тебя.

Ей просто хотелось сделать ему больно. Чисто по-женски она интуитивно почувствовала, какими именно словами может достать его сейчас. Его пальцы не разжались, но она физически ощутила, как вдруг опустились у него плечи. Словно она в него выстрелила. И тень пронеслась по его лицу. Фауст ощутил такую оглушительную боль в груди, что рассеченная рука тут же отошла на задний план. Все его естество словно наматывалось на гигантский кулак, а перед глазами на мгновение все погрузилось во мрак. Затем проступило обратно, но уже было как-то по-другому. Пусто, обесцвечено. Словно что-то померкло.

Но он был Судьей. Поэтому уже через секунду он сомкнул челюсти и привел дыхание в порядок. Со своими растрепанными и неожиданными чувствами он разберется потом.

– А мне плевать. Слышишь? – он слегка тряхнул ее снова и приблизил свое лицо к ее так близко, что чуть не касался. Она ощущала его ровное дыхание на щеках и шее. Теперь ей стало страшно, и мурашки пронеслись по спине. Хвост инстинктивно прижался к животу мокрой дрожащей веревкой. От Фауста словно прошла волна льда, какого-то могильного холода. Настолько ощутимая, что даже двое сознанцев одновременно сделали несколько скользящих движений назад, к спасительной кромке воды, хотя никогда не смогли бы объяснить, почему. – Мне насрать, что ты чувствуешь. Я спас твою единственную и неповторимую жизнь ценою гибели, возможно, лучшей библиотеки этого мира. И я ни капли не сожалею. И если бы мне пришлось выбирать снова – уж поверь – я сделал бы точно также. Потому что нет ничего более ценного, чем жизнь. А теперь я отпущу тебя. И ты больше никогда – никогда – не попытаешься со мною драться. Мне не нравится бить женщин, Кира, поэтому обычно я сразу убиваю. Быстро и безболезненно. Тебе ясно?

Она собрала всю свою гордость и смелость и не отвела взгляда. А потом медленно кивнула. Пес разжал пальцы, и она рухнула обратно в воду.

Фауст нестройной походкой вышел на берег, лег на сырую траву, раскинув руки, и уставился в небо, усыпанное звездами. Кира умылась и тоже выползла на землю, села рядом с ним, сжалась в дрожащий комок и стала смотреть на догорающий замок. Она явственно ощущала, как он переменился, и уже сожалела о брошенных в ярости словах.

– Мда, – послышалось из камышей. Про притихших русалов они напрочь позабыли. – Слышал я, что в СМЕРТИ они друг дружку сожрать готовы, как кошка с собакой, но чтобы до такой степени – никогда не думал.

Зеленый русал, выписывая кольца своим чешуйчатым хвостом, подкатился к кошке.

– Я вас полностью понимаю, сударыня… – он протянул лапу в успокоительном жесте, но не дотронулся. Потому что наткнулся на черный сосредоточенный взгляд пса, а под подбородком почувствовал холодный металл лезвия его косы.

– Убери свои руки от нее, пиявка чертова.

В крокодиловых глазах водяного сверкнули огоньки.

– Ух ты, какие тут у нас большие люди, оказывается. Люкас, ты посмотри-ка. Ты был прав, дружище, это действительно Судья.

Громила Люкас тоже показался из тьмы и подполз ближе.

– Я узнал тебя! Это ты Джон–Тан! – громыхнул он.

Фауст оскалился. Новая злость начала в нем свою кипучую жизнь. Он терпеть не мог, когда его путали с отцом.

– Нет, это не он. Того уже давно не видно. Помер, наверное. Это Фуст. Да? Это ты тот единственный Судья, который любит нашего брата, – он медленно моргнул своими припухшими скользкими веками и расплылся в улыбке. Это выглядело странно на полукруглой рыбьей челюсти.

– Был. До сего дня, – хмуро буркнул пёс.

Русал брезгливо отпихнул лезвие от своего горла, но Фауст уже поднялся на ноги, ловко крутанул своим грозным оружием и вернул косовище обратно под нежное горло водяного, заставив того слегка попятиться.

– Ты – Судья. Ты меня не убьешь, – нагло ухмыльнулся тот.

– Не убью, – серьезно кивнул пес. – Но больно сделаю. Без кусочка хвоста жить неудобно, но можно.

– Ну да, конечно, – с презрением фыркнул рыбочеловек, однако от кошки отступил. Фауст тоже медленно отвел косу и оперся о нее, как о посох. – Для вас лишь на словах жизнь бесценна. А на деле калечите всех подряд и не задумываетесь, как и ради чего люди потом станут существовать. Вот взял и сжег библиотеку. Оно, может быть, конечно, по отдельности все эти книжки где-то и есть, но ведь именно их собрание уникально, – язвительно речетативил зеленый.

– Было уникально, – подхватил второй.

– Да! Пока ты все не разрушил. Вы всегда все рушите на своем пути!

– А у тебя были другие идеи?

– Конечно! Тебе только и нужно было своим серпом души разок махнуть, когда Мнемаа ела. Питалась.

– Питалась, да? Эта дрянь хотела сожрать ее! – пес кивнул на застывшую между ними молчаливую девушку и в гневе скрежетнул зубами и сжал древко с такой силой, что оно захрустело.

– Она могла и выжить, – пожал покатыми плечами Люкас. – К тому же всего одна жизнь – цена небольшая за такое великолепие.

– ЖИЗНЬ священна! – зарычал пес и встал на изготовку.

– МЫСЛЬ священна! – засипел в ответ русал и угрожающе раскрыл колючие спинные и локтевые плавники.

– Хватит! – неожиданно вступила кошка. Она подняла на русалов жёлтый взгляд. – Дело сделано, решение принято. Говорить тут не о чем. Кто вы вообще такие? Откуда вы все здесь знаете?

– А ты не догадалась? – пришла очередь пса ехидно улыбаться. – Познакомься. Наши контр-коллеги из КС-СОЗНАНИЯ. Держу пари, что они тут уже хрен знает сколько сидят в этом пруду и все выжидают удобного момента.

– Да уж не рубим с плеча, как некоторые, – горделиво огрызнулся сиреневый. – Мы, между прочим, все лето это место охаживали, и эта библиотека должна была стать нашим филиалом. А теперь из-за вас все пошло крахом, – он гневно сплюнул на землю густой тиной.

– А кто такая Мнемаа? – кошка поднялась и теперь сосредоточенно рассматривала своих спасителей. Она вспомнила, какие странные ощущения у нее порой были в отношении воды – как будто озеро следит за ней. Теперь понятно, ведь по сути так оно и было.

– Так называют мнемо-демона. Демона, пожирающего память. Этот был очень древним. Мы давно за ним охотились, – второй агент СОЗНАНИЯ говорил миролюбиво и спокойно, стараясь нащупать с кошкой контакт. – А пару месяцев назад мы, наконец, обнаружили ее здесь. И наша миссия была уже в финальной трети. Нам только нужно было, чтобы кто-то совладал с этой Фиар–ракхой.

– Кем?

– Демоном страха, симбионтом. С Леной, – благосклонно кивнул зеленый.

– А что стало бы со мной, если бы Мнемаа до меня добралась?

– В момент питания Мнемаа уязвима. Твой друг мог быстро убить ее.

– Я бы никогда так не рискнул партнером! – огрызнулся пес. Но Кира жестом попросила его не встревать. Она уже уловила манеру речи этих рыбохвостых существ и поняла, что каждое, даже маленькое междометие в их высказываниях имеет значение. И она заметила, что на вопрос о ее судьбе они не ответили.

– А мог и не убить?

Русалы переглянулись.

– Мог и не быстро.

– Мог и сам погибнуть в схватке? И я могла погибнуть?

– Конечно. Но могли и выжить. У нас есть технологии, с помощью которых мы лечим самые сложные повреждения ума и тела.

– Только ради КСников СМЕРТИ вы этими технологиями никогда не делитесь, – печально вставил слово Фауст.

– Судьи гибнут регулярно, хотя и не часто – холодно сказал сиреневый. – Вы расходный материал.

Кошка немного помолчала. Посмотрела вдаль на тлеющие угли руин. На воду, укутанную уже утренним туманом. Никто не прерывал ее молчания. Словно бы прямо здесь разразилась битва за ее душу между двумя гигантами КС.

– А почему вы сами-то ничего не предприняли? – наконец снова послышался ее отстраненный голос.

– Потому что страх – это иррациональная эмоция, противная всякой мысли, – русалы начали вдруг говорить синхронно. Они встали рядом и даже дыхание их стало одновременным. Кира поняла, что они стараются воздействовать на ее разум. – Пока здесь царил страх, мы не могли подступиться к разумам людей.

– А когда Лена погибла – смогли? – она невзначай наклонилась и подобрала что-то с земли. Камешек с острыми краями. Пес напрягся и весь подобрался. Он прекрасно знал, что сознанцы практически все умеют читать мысли. Но он сам не мог и поэтому он понятия не имел, что творилось в голове у кошки, и что она собиралась делать. Что если… если их аргументы покажутся ей более весомыми? Он только знал, что будет защищать ее жизнь и свободу любой ценой.

– Могли бы, – гипнотический одновременный кивок. – Когда она умерла, мы стали сильные.

– Вы могли обезвредить Мнемаа сразу после смерти Лены.

– Да, – синхронный короткий шаг чуть ближе к Кире.

– Так почему не обезвредили?

– Мы не были уверены.

– Конечно, – усмехнулась Кира и поморщилась. Фауст почувствовал запах свежей крови. Она порезала камнем палец и теперь теребила его, в руке, все больше обмазывая кровью. Он мог бы поклясться, что ни дуновения ветерка не было, но по камышовым зарослям пробежал недовольный шелест.

«Она колдует, – пришел к выводу он. – Интересно только – против кого?»

– Конечно, вы не были уверены, – звонко и брезгливо сказала кошка. – Потому что ни одно убеждение в мире не может быть абсолютным. Всегда есть погрешность и вероятность ошибки. А вам была нужна 100% гарантия успеха.

– Да! – еще один короткий пружинный шаг ближе.

– И еще вы могли сговориться с нами и объяснить свой план. Мы бы убили Лену, а вы – Мнемаа. Но тогда КС-СМЕРТЬ предъявит свои права на библиотеку.

– Да! – и еще ближе. Пес поднял косу, и черное лезвие зловеще блеснуло в желтом свете луны.

– И вы решили нами пожертвовать. Как вы и сказали, одна или две жизни КС–НИКОВ это небольшая цена за такую прекрасную коллекцию знаний. И от конкурентов простой способ избавиться.

– Да! Ты все понимаешь, Кира. Все понимаешь правильно. Ты мыслишь также, как мы… ты такая же, как мы…

– Нет.

Тихое слово прозвучало, словно гром в абсолютной тишине предрассветной ночи. Кира обернула к полурыбам свое лицо. Ее глаза стали желтыми. Она занесла руку, и пес решил, что сейчас она запульнёт камнем в сознанцев. Но вместо этого она каким-то легким, но закрученным движением запустила камень в воду. Кусочек земной породы громко булькнул и быстро пошел ко дну, оставив на поверхности легкое облако маслянистой белковой пленки тела Лесной Ведьмы. В этот час быка на берегу были произнесены не просто слова, а заклинания, скрепленные кровью. И теперь пришло время для вердикта.

– Жизнь священна.

Возможно, это сказывалась боль и усталость, но он мог поклясться, что услышал эхо ее слов. Со всех сторон, звуки ее уверенного голоса отразились от каждой травинки, от каждого листочка в округе. Шум ветвей и рогоза усилился, но ветра он по-прежнему не чувствовал.

– Все, кто не согласен, омерзительны мне. Все, кто омерзителен мне – омерзителен Земле и опасен Лесу. Я не хочу, чтобы вы и те, кто мыслит, как вы, приближались ко мне или к этому месту. Библиотека погибла по вашей вине.

Пес довольно усмехнулся. В глубине души он не сомневался в девушке. Однако руку дернуло – его производственная травма давала о себе знать. Он вновь помрачнел, отпустил косу и пошел к воде. Сполоснув руку, он обнаружил, что Кира прорвала три основательных борозды настолько глубоко, что шкура с мясом заворачивалась пластом с одной стороны. Боль была просто одуряющая. Пес зачерпнул большую горсть глины и ила и шлепнул толстым слоем на развороченное предплечье. Он думал о том, что, несмотря на все свои усилия, он по-прежнему не понимает ее. Просто не понимает, почему она постоянно убегает. Зачем она просит помощи, а затем бросает все на полпути, подставляет его и кидается грудью на амбразуры. Вроде бы она не со зла это делает? Как будто вот решает, что будет ему доверять, а потом вдруг передумывает. Пугается? Или ей до такой степени насрать на то, что будет с партнером, если она выйдет из игры без предупреждения? Даже не так – может быть ей до такой степени плевать конкретно на него?

Кошку же душил стыд. Если бы не ночь, она бы горела сейчас поярче пожара на той стороне озера. Угар и боевое напряжение спали, так что теперь она более-менее трезво смотрела на то, что натворила и постепенно приходила в ужас. Первое что она подумала, так это зачем. Зачем она действительно ушла из леса!? Почему она так глупо подставила своего защитника? Там, в лесу ей казалось хорошей идеей справиться со всем самой. Но сейчас слова пса о том, что ему некуда было отступать, потому что она ушла с точки сбора, жгли душу. Получается, что она его предала. Когда же он подошел к воде и угрюмо шлепнул на руку болотной глины, ей и вовсе поплохело до тошноты. В голове ослепительной вспышкой взорвался звенящий колокол. Она прикрыла глаза, борясь с головокружением. Но почему-то сияющий бурый огонь на том месте, где стоял Фауст продолжал мерцать, даже сквозь закрытые веки.

«Откатить. Господи-Боже, пожалуйста – сделай чудо! Откатить назад эти несколько мгновений. Чтобы я этого НЕ сделала, не вскрыла ему предплечье. Пусть я промахнулась. Пожалуйста! Пусть я сдержалась и не выпустила когти! Пусть я хотя бы этого не сделала».

Концентрация ее детской молитвы была столь велика, что она ощутила жар в кончиках пальцев и сжала лапки в кулачки.

Как и следовало ожидать, чуда не случилось. Когда она разлепила ресницы, то все еще сидела на берегу и пялилась в ощерившуюся спину пса. Только после напряжения в глазах его фигура странным образом пульсировала. Как если бы рука все время стреляла в голову ярко–красным пунктирным лазером, а тот отражался и окатывал багряным отсветом все остальное тело. Ей безумно хотелось что-то сделать, чтобы исправить положение. Откатить время назад и переиграть, очевидно, не вышло. Оставалось действовать по старинке, то есть идти извиняться.

– Прости, пес. Я… Я не должна была… Не знаю, что на меня нашло, – она тихо подошла и дотронулась до его пострадавшей руки. Фауст тут же ощутил локальный взрыв сверхновой в глубине груди. Это было откровенно больно – не метафорически, а совершенно реально больно, жгло в груди, в спине, в шее и совершенно чудовищно – в руке. Он вывернулся и отвел взгляд, чтобы не выдать своей агонии.

– Истерика на тебя нашла. Тупая бабская истерика.

– Я же прошу прощения!

– Ну а я не обязан его тебе давать. Отвали.

– Фауст! – Кира осторожно обхватила его лапу обеими руками, призывая не горячиться. Ее ладони показались псу такими раскаленными, словно он сунул предплечье в расплавленный металл. Он ошарашенно отнял конечность.

– Перестань хвататься за меня! Жжется!

– НЫТИК! – не выдержала кошка.

– ДУРА! – мгновенно отозвался пес.

Кошка зашипела в ответ и хлестнула себя хвостом по бокам. Но и пес отреагировал незамедлительно. Очень быстро, легко, ловко, он встал перед ней так, что его глаза – черные, бездонные, жгучие и сильные, – оказались прямо напротив ее. Ему пришлось изогнуть длинную шею и даже немного пригнуться для этого. Он открыто, пристально смотрел в нее. От него исходила в этот момент какая-то совершенно особенная сила. Будто волна упругой темной энергии чуть было не сшибла Киру с ног. Ледяной холод и пустота словно выбили мгновенно все мысли из ее головы, а заодно и почву из-под ног. Но в то же время, она почему-то ощутила, как ее бедра рефлекторно сжались, а в низу живота возник горячий тающий шар.

Силы были, очевидно, неравны.

– Ну, давай. Рискни, – проворчал пес так низко, словно это был не голос, а скрежет камня в глубине скалы. – Хочешь проверить, соврал ли я о своей нелюбви к избиению женщин?

Хвост ее непроизвольно дернулся к животу в защитном стремлении, а ноги также непроизвольно отступили на несколько шагов – телу ее совершенно не было никакого дела до того, что думает голова. Кошка только фыркнула и отступила. Как ни крути, а с этим ей не тягаться.

– Я так и думал. Умная кошка, – с презрением бросил он и зачерпнул еще одну пригоршню ила.

Кира приниженно отвернулась. Восстановить контакт не удалось. При одной мысли о том, что теперь за все ее выходки с ней сделает Волфтейн, ей стало плохо и дико свело живот.

– Кира? А это тоже твоих рук дело? – голос пса был донельзя удивленным. Она обернулась, проследила за его взглядом и обомлела. В нервном порыве, чтобы лучше понять, что происходит на том берегу, она даже по колено зашла в воду.

Замок… Это огромное сооружение, возвышавшееся гордо на утесе, словно сошедшее со страниц сказки. Он был уничтожен огнем. Полностью. Она видела это. Наблюдала. Краем саднящего сознания постоянно следила за пожаром на той стороне водохранилища, пока они ругались с возникшими на пути конкурентами.

Она это видела. Видела, как рухнула башня Астро, слышала, как лопнул от нестерпимого жара стеклянный купол, как осыпался с грохотом и звоном вниз. Но и сейчас она тоже видела… Смотрела во все глаза и не могла поверить.

На том берегу рос замок. Он отрастал обратно, восстанавливая свои стены, внутренние перекрытия, сводчатые окна. Стеклянный купол уже снова отражал лунный свет и постепенно, кирпичик за кирпичиком от него поднималась гладкая темная стена, совершенно такая же, какой была прежде.

Из удивленного оцепенения ее вывел громкий двойной всплеск. Это русалы быстро преодолели оцепенение и нырнули в озеро, устремившись напрямки к быстро растущему на другом берегу чуду.

– Черт! – злобно выругался за ее спиной пес. Пока Кира обернулась, он уже каким-то образом оказался в седле пляшущей от нетерпения лошади. – Они сейчас доплывут и поставят свой флаг, застолбив опеку!

Кира снова повернулась к замку. Она просто поверить не могла в происходящее. Одна надежда была, что пес успеет доскакать до них там и… ну, что-то предпримет? Как-нибудь все уладит? Мысленно она уже подвергла себя анафеме за то, что напала на коллегу. А также была изгнана из КС с позором и подыскивала работу лаборантом в средней образовательной школе.

– Не тупи! Быстро в седло! Не успеем же!

Он прямо-таки выдернул ее из мыслей и вот она уже мчится. Мчится по пыли, по аллее высоких сетчатых тополей, вдоль которых совсем недавно они шли рука об руку, слушая смех веселых и пьяных престарелых библиотекарей впереди. Под задницей жутко ворочаются кости и мышцы могучего потустороннего зверя.

– Черт, не успеем… – с досадой проворчал пес над ее ухом. Он вжимался в коня всем своим гладким телом, но, конечно, по суше относительно воды, до замка был довольно внушительный крюк. Ветер, пробивавшийся сквозь дорожный щит, разметал ее мокрые хлесткие волосы по его плечу, и выдул из головы оцепенение. Их приключение здесь еще не окончено. И он не ускакал один, значит и она пока что не вычеркнута из партнерства.

– Посмотрим еще… – крикнула она ему на ухо и довольно зловеще усмехнулась.

На месте они действительно оказались первыми. Каким-то удивительным образом. Главные врата еще не соткались из пепелища. Зато с площадки прихожей, на которую они соскочили, было прекрасно видно, что – а главное, как – происходит внутри. Стены, окна, перекрытия, деревянные балки, и, наконец, полки с книгами – все вздымалось ввысь с весьма внушительной скоростью. Все это ткалось из серебристой паутины, непрерывно истекавшей из длинных суставчатых пальцев призраков, трудившихся над разными частями дворца! Полупрозрачные серебристые фигуры с размытыми очертаниями нижней половины тела, подобно волшебникам лепили заново все, что только что превратилось в пепел. Сам пепел словно таял в земле, а настоящие каменные руины органично вплетались в новые стены. У Киры прямо-таки челюсть отпала.

– Впечатляет, не так ли?

Бархатный голос Вероники раздался за спиной.

Пес мгновенно материализовал косу и загородил собой кошку.

– О, мой дорогой! – снисходительно улыбнулся голубоватый плывущий дух. В этом воплощении Вероника казалась намного старше. Прямо-таки старушкой – моложавой, стройной, крепкой, но старушкой. – В этом больше нет необходимости, поверьте мне! Теперь я – это только я. И никаких больше хищных приживал. И для вас с вашей бесконечно уважаемой подопечной я совершенно безопасна! Поверьте мне.

– И не подумаю, – грозно прорычал в ответ пес.

Кошка осторожно дотронулась до его плеча в успокоительном жесте и выглянула из-за широкой спасительной спины.

– По правде говоря, я еще никогда не встречала призраков….

– Но, несомненно, читали? – миролюбиво спросила прозрачная дама.

– Несомненно, – Кира расплылась в улыбке. Что-то неуловимое было в этом эфемерном существе. Что-то такое, что не оставляло никаких сомнений, что перед ними именно Вероника. Только теперь она была как бы чистой, без примесей. Только дух. Лишь самое главное и больше ничего.

И, видимо, платье, застегнутое на все пуговки, относилось к самому главному.

Душа величаво проплыла чуть вперед. Кира уловила симметрию с тем днем, когда они только прибыли в мемориум, и хозяйка показывала им замок. Вот и сейчас Вероника властно окинула происходящее чудо рукой.

– Как видите, мой Мемориум восстает из пепла. Снова. На этот раз благодаря вам двоим. У вас много вопросов и мы постараемся удовлетворить ваше любопытство. Но первое, что я должна сделать…

На этих ее словах призраки на «стройплощадке» все разом обернулись к ним. Как-то мгновенно они оказались очень близко, обступили их полукругом. Вальта, Кот, Бюве, Блюмцвейг, Ханс… полупрозрачные плывущие лица погибших библиотекарей источали доброжелательность. Фауст снова машинально постарался загородить Киру – на всякий случай.

– Друзья мои… – начала Вероника, но торжественная речь ее была прервана довольно грубо – упавшей в нескольких метрах от них огненной звездой.

Кокон пепла осыпался, бордовые перепончатые крылья с острыми когтями под ним зашевелились и раскрылись, словно чудовищный цветок. И на усыпанную серым прахом землю ступил широкими копытами Маркус Волфтейн собственной персоной.

И окинул все происходящее непонимающим, но на всякий случай очень грозным взглядом.

– Ich sehe… – первой от оцепенения очнулась Вероника. – Вы, видимо, Босс. Тем лучше. Не придется объяснять по сто раз. Итак! – как ни в чем не бывало, она повернулась к псу и кошке. – Первое, что я – и все мы – хотели бы выразить – это благодарность. Если бы не вы, мы бы просто сгинули в ненасытном чреве демона. Так что… Спасибо вам, друзья.

И все призраки кругом них – все как один! – склонились в благодарном поклоне. У Киры замерло сердце. Происходящее было таким театральным, торжественным, неожиданным, церемониальным… старомодным! И удивительным. И волнующим.

Вероника подплыла к Волфтейну и элегантно взяла опешившего диабла под руку. После смерти от нее осталось одно сплошное достоинство.

– Вы должны знать. Что эти двое рисковали всем, что они есть, чтобы спасти наши души. И им удалось! – призраки библиотекарей кругом начали рукоплескать. Это было похоже на шлепки камешка по воде, когда пускаешь блинчики. На шуршание позапрошлой листвы на ветру.

Сердце Киры было готово выпрыгнуть из груди. Она озиралась по сторонам не веря в происходящее. И горячие слезы обжигали ее щеки. В какой-то момент, она вдруг обнаружила, что крепко сжимает лапу Фауста в цепком замке своих пальцев, как если бы они были детьми в паре в детском саду. Пес весь побледнел и вытянулся в струну – потому как рука была все-таки серьезно ранена, но подавать виду он, похоже, не хотел. Кошка поспешно распустила пальцы.

– Ээээмммм…. – все еще сурово протянул диабол. – Это хорошее начало для их объяснительной.

– Я так и поняла, – сухо усмехнулась Вероника. – А теперь я вам все объясню. Коллеги – она обратилась к остальным духам, – у нас все еще много работы! И… О, Боги… А это еще что такое??

Вся компания обернулась и за их спинами обнаружилась довольно странная сцена. Пока призраки и КСники были заняты торжественными церемониями, мермиды СОЗНАНЦЫ пытались-таки установить флаг на полуразрушенном крыльце.

– Они что, идиоты? Мы же все здесь и их видим! – обалдело нарушила тишину кошка.

Странность ситуации на самом деле заключалась не в подлости русалов, а в том, что эта несложная в общем-то процедура у них никак не получалась. Да и выглядели они весьма потрепанными, если не сказать побитыми. Зеленый и вовсе выбрался на сушу лишь на половину и теперь катался в прибрежной грязи, хрипя и расцарапывая себе шею, словно воздух жег его жабры. Второй же сосредоточенно, но явно с большим трудом дополз на руках до крыльца – однако было не совсем понятно, почему движения даются ему с таким трудом. Какого же было его огорчение, когда с таким трудом почти установленный флагшток был переломан пополам одним мановением тонкой призрачной руки. Вероника – никто не заметил, в какой момент она переместилась – материализовалась прямо над головой несчастного.

– Вам что, одного проклятия мало? – прошипела она грозно. – Так будет вам еще!

От разгневанного призрака во все стороны хлынула полупрозрачная волна. Фиолетового водяного просто смело с крыльца и опутало паутиной.

Пес строго зыркнул на кошку и одними губами спросил «Проклятие?». Она неопределенно дернула плечами.

– Они не идиоты, – пророкотал диабл. Вид соперников вызвал в нем приступ гнева. Он побагровел и стал надуваться, увеличиваясь в размерах, словно что-то и впрямь в нем закипало. – Они вероломные сволочи! Хотят воспользоваться законом Старого Кодекса! Ух щас я вас, твари…

– Тихо-тихо-тихо! Ты же сюда заявился не для того, чтобы межведомственную войну разжигать, – в грудь диаблу бесстрашно уперлись когтистые руки. Как ни странно, но остановил этот паровоз смерти именно Фауст. – Позволь мне… я попробую как-нибудь деликатно все уладить, – мягко сказал пес. Он не то, чтобы спрашивал у начальства разрешения, скорее уж ставил его перед фактом.

– Пойдем, поможешь, – товарищески хлопнул он кошку по руке и деловито направился к извивающемуся кокону.

По пути он шепнул Кире.

– Проклятье? – она сурово кивнула и поджала губы, видимо, готовая вынести молча любой выговор.

– Они хоть не сдохнут?

– Нет, – буркнула она. – Просто теперь лес и озеро, все здесь, против их присутствия. Тотальная неудача во всем.

– Неплохо, – хмыкнул пес. – Но обязательно нужно, чтобы не сдохли. Потом хлопот не оберемся иначе.

Кира снова кивнула. От сердечка ее вроде немного отлегло и беспокойство о том, что отношения с псом ее полностью разрушены отступило.

Сначала они распутали фиолетового. Пес прижал его лопатками к земле и кивком предложил кошке разрезать путы. Она сделала все быстро, аккуратно, но совершенно без желания. Ей было не понятно, как пес умудряется быть таким спокойным, освобождая этих паразитов.

– Они ведь не друзья вам, дорогой Азиз? – сбитая с толку Вероника парила над его плечом.

– Нет, госпожа Вероника. Не друзья, – он ловко срывал с русала остатки паутины. Тот отплевывался, отмахивался, но очень вяло. Складывалось ощущение, что он сильно болен или пьян. Или его гадюка ужалила?… Вот этот вариант был самым подходящим. Вместе с кошкой они под руки оттащили рыбомордого к озеру и только что не пинком отправили в воду, под защиту его родной стихии.

– Не друзья, – повторил пес, брезгливо отряхивая склизкие руки. – Но и не враги. У них просто такая природа. Они все делают максимально оптимальным способом. Не могут иначе. Вот и выходит у них – некрасиво, но обычно весьма эффективно. И я, кстати, не Азиз. Я Фауст. Фауст Джонатан Death, приятно познакомиться.

– Фауст?! – позвала его Кира. Она времени зря не теряла и помогала зеленому. Оказывается, его жабры жег не воздух – их напрочь забила болотная мошкара. Гнус тучей роился вокруг водяного, словно его для них медом обмазали. Кошка прочистила немного дыхательные пути русала и теперь он откашливался и отплевывался. Но опрокинуть его в воду ей самой сил не хватало.

Наконец, все было сделано. Оба русала нарезали круги у кромки воды, как беспокойные акулы. Кира и Фауст смотрели на них сверху.

Вдруг фиолетовый высунул наружу морду. Надо отметить, что на нос ему немедленно насрала какая-то пролетавшая мимо птица. Русал нырнул обратно и снова вынырнул, злобно сверкнув лиловыми глазами.

– Мы припомним это тебе, младший Джон–тан. Мы все тебе припомним!

Фауст в ответ только усмехнулся.

– Ага. Запишите на мой счет. И не забудьте, что мы могли вас просто оставить тут, на берегу.

Взбешенный русал лишь хлопнул по воде чешуйчатым хвостом. И пес не сомневался, что хлопнул неудачно и скорее всего отбил. Кошкино проклятие приводило его в настоящий восторг.

Кира нахмурилась еще больше.

– Что за старый кодекс такой?

– Это договор, милочка, – они обернулись на мягкий мужской голос, раздавшийся из-за спины. Полненькое привидение пожилого профессора Кота по привычке протирало очки с толстыми стеклами. Оказывается призраки собрались вокруг них и тут. Видимо, они тоже не прочь были посмотреть на унижение двух сознанцев. – Договор между двумя могущественными частями Контрольной Службы – СОЗНАНИЕМ и СМЕРТЬЮ, заключенный в начале эпохи Слона на поле Красной Косьбы. Сформировавшиеся после долгих изнуряющих всемирных воин Контрольные Службы разделились. Судьи уже оформились в значительную самодостаточную группу и их фанатизм отличался от мировоззрения СОЗНАНИЯ. Конфликт был неизбежен. Тогда-то и появился МЭТО. Бог Судьбы, ваш бессмертный и бессменный руководитель, изящно и с присущим себе юмором скрутил руки главе СОЗНАНИЯ несколькими хитрыми договорами и увел на Стикс под свое шэфство обширную ресурсную базу, часть людей и весь похоронный бизнес. Он предотвратил еще одну войну, на самом деле. Но, конечно, глава СОЗНАНИЯ этого не простил. Да. Тогда же начался восход КС, как мировой жизнерегулирующей структуры. Наступила эпоха Контроля, преимущественно, наступил мир. Но все же неприятные лазейки в кодексе имеются. Например, вот эта – с флагом. Кто установит флаг своей фракции на входе в дом, за тем и будет право курировать дом, его жильцов, новорожденных, и, что самое главное, содержимое дома в ближайшие 7 лет. Забавно, что они умудрились дополнить закон ссылками, из которых выходит, что любые показания любых свидетелей, в том числе и собственников дома, не имеют никакого значения! – крот жизнерадостно надел очки и весело захлопал огромными глазами. – Представляете, какая прелесть! Анахронизм, конечно, да. Но времена тогда были такими. Да… И дело в том, что Старый Кодекс так и не был переписан или отменен. И многие уже просто забыли эти законы. И Рыбы Дум этим активно пользуются.

Кошка с омерзением хмыкнула и покачала головой. Теперь она знала точно, что выбрала правильную сторону.

– «Рыбы Дум»…. Как поэтично. Тоже анахронизм, видимо, – протянул пес. Он все смотрел на воду, задумавшись о чем-то своем.

Когда они возвращались к Маркусу, то обнаружили, что к замку уже слетелись и сползлись чуть ли не все силы КС-СМЕРТЬ. По пути они столкнулись с двумя статными бледными кровососами из юридического отдела. Видимо, те направлялись решать вопросы с претендующими на долю в добыче русалами. Привидения разлетелись по углам и продолжили свою удивительную работу по восстановлению замка. Всюду шныряли безликие люди в темных одеждах, а уже восстановленный острый шпиль башни худотдела облепили крылатые зловещие создания, больше всего похожие на оживших горгулий.

Вероника беседовала по душам с диаблом. Она смотрела в лицо Маркусу Волфтейну гордо, властно и в то же время как-то кокетливо, как может смотреть лишь женщина, привыкшая озорничать, пользуясь своей красотой. Как это ни странно, прием работал даже сейчас, когда эта женщина представляла собой лишь пучок светящейся эктоплазмы.

– …И мальчик всю душу вложил, чтобы уберечь девочку, – дух назидательно приподнял палец. – Уж не знаю, важно это или нет.

– Важно, спасибо, дорогая, – расплывался очарованный Марк. – Это, конечно не компенсирует то, что он от вашей библиотеки камня на камне не оставил, но, безусловно, зачтется.

Фауст внезапно зарделся, уловив этот обрывок разговора, когда они вышли из тени и вплотную подошли к начальству.

– А! Легки на помине. Все гладко? Или мне ждать жалоб еще от этих проклятых жаб?

– Ты сам знаешь, что жалоб от них всегда ждать стоит, – буркнул Фауст. – Независимо от ситуации. Там уже юристы. В любом случае, этим рыбам сегодня отчего-то просто тотально не везет.

Кошка потупилась, а ее хвост предательски распушился и вжался в ноги. От внимания Марка это машинальное движение не ускользнуло.

– Отчего-то, говоришь? – он смерил девушку взглядом и усмехнулся.

– Да, – пес и бровью не повел. – Удивительно, правда? Карма, наверное. Марк, можно обратиться?

– Можно. Дамы – Марк галантно кивнул. – Служба зовет. Кира… – он вдруг растерялся, не зная, что сказать. – Там, у трактира прибыло несколько ангелов, если тебе нужно. На сегодня вольно. Завтра в девять буду ждать отчета в вестибюле замка – госпожа Вероника утверждает, что вестибюль уже будет?

– Непременно, герр Волфтейн. А о Кироньке я позабочусь и провожу ее, не беспокойтесь. Призрак холодным облаком приобнял кошку за плечи и повлек куда-то в сторону. Девушка бросила как бы невзначай взгляд через плечо. И мельком увидела, что Фауст удрученно качает головой, рассказывая о чем-то Волфтейну. А тот хмуро кивает. Сердце ее окаменело и рухнуло куда-то вниз.

Глава XV. Дары и благодарности

И снова сон.

«МЛЕКО ЕСМЪ СУБСТРАТ ЛЮБОГО ТЕЛА НА ЗЕМЛЕ, ЖИВОГО АЛИ МЕРТВОГО. МЛЕКО ЕСМЪ ПИЩА И ВОДА. МЛЕКО ЕСМЪ ЖИЗНЬ И РОСТ»… знакомый уже бубнеж где-то в глубине окружавшей ее тьмы. Словно из-за каменной стены.

Она попыталась осмотреться, но ничего кругом не увидела. Кромешная, полная тьма. Попыталась пошевелить рукой или повертеть головой и снова не вышло. Все тело вновь словно окаменело. Было очень холодно и сыро. Единственное, что она осознавала ясно, так это то, что она есть. Она существует. Это знание было настолько густым и прочным, как будто все ее прежнее существование было только наброском карандашом.

– Ты. Здесь? – пророкотал низкий голос со всех сторон сразу. – Я тебя чую. Ты здесь. Давай, девочка… соберись.

Голос звучал доброжелательно. И Кира решила последовать его совету. Она постаралась напрячь все мышцы и двинуть хоть одним мускулом.

– Нет. Так не правильно. Сначала тебе нужно собраться, – тут же возразил ей голос.

«Собраться? Да что значит собраться, что я разобранная что ли…?»

– Соберись, Кира. Подумай, как следует. Что ты хочешь, прежде всего?

«Чего я хочу… Я хочу понять, где я. И Кто я?»

– Начни с простого. Ты в очень любопытном месте. Хочешь его увидеть?

«Да».

– Для этого тебе подошли бы глаза, разве нет? Какого цвета твои глаза?

«Серого?»

Кира внезапно ощутила странное чувство, как если бы все окружающее пространство вдруг потекло и стало местами чесаться и зудеть.

– Хорошо… Серые. Представляй тщательно, девочка. Детально. Из чего состоят твои глаза? Проникни внутрь. Вспомни, как они устроены. Ты видела это в зеркале тысячу раз….

«Бред какой, – скептично подумала Кира. Но в то же время действительно представила, что стоит перед зеркалом и вглядывается в свое отражение. Глаза… Бархатисто–серые. Зрачок точечный, круглый, как у людей. Но вот стоило ей разозлиться, и он превращался в щель. И тут внезапно картина ее представления словно засосала ее внутрь – глубже, дальше, сквозь слизистую, сквозь клеточную мембрану усыпанной трубочками и колбочками сетчатки…. Внутри плотного бесцветного ядра она увидела стройный хоровод аминокислот, складывавшихся в причудливый код. Код, содержавший гены ночного хищника, гены, отзывавшиеся на адреналин. Гены, вызывавшие цветение желтого пигмента в сетчатке и вытягивавшие зрачок в узкую щель, чтобы диапазон различаемых светотеней расширялся…. Примерно раз в десять. И гены анропотипические, активизировавшиеся в ответ на действие дофамина и при низком уровне кортизола….

– Молодец! Давай дальше!

«Что? Какой кортизол? Что происходит вообще?»

Внезапно она поняла, что тьма вокруг уже вовсе не такая плотная, какой была раньше. Теперь что-то проступало сквозь глухое мерцающее зеленоватое освещение. Что-то… Кто-то… Нет, не рассмотреть. Он очень высокий. Остроухая мутная тень.

– Хм… недурно. На-ка, полюбуйся на себя. На свою первую работу.

Силуэт на секунду исчез из поля зрения. Кира отметила про себя, что почему-то проследить за ним не может. Затем снова появился и поднес к ней близко-близко какой-то предмет. Это зеркало! Квадратное зеркальце в резной черной оправе… Оно очень близко и его она видит очень отчетливо. В зеркале мелькает серая каменная стена. По ней густыми струями течет бурая кровь. А потом оно наконец застывает неподвижно прямо напротив нее. Что она видит в отражении?

На простой каменной плите в глянцевой луже крови лежат и слегка подрагивают два круглых склизских глаза.

Кира завопила что есть мочи и немедленно проснулась. Она могла бы поклясться, что громоподобный довольный шепот в ее ушах возник уже после пробуждения:

«ЭТО САМЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ МАНИФЕСТ, ЧТО Я ВИДЕЛ, ДЕВОЧКА».

*            *       *

Ночь она проводила в своей же комнате на втором этаже трактира. Благо, что от трактира только второй этаж да лестница и остался каким-то чудом. Включила свет. Отдышалась. Как следует осмотрела себя в зеркало. Все в порядке. Глаза серые. Да, что есть, то есть. Она ясно припомнила ощущения двойственности природы своего зрения и по холке тут же пробежали мурашки.

Краем глаза кошка уловила какое-то движение. По раме деловито полз крохотный серый мотылек. По-видимому на кухне у Луны завелась крупяная моль. А может быть, это просто ночная бабочка, влетевшая в открытое окно. Девушка машинально хлопнула по краю зеркала и прибила букашку. Она терпеть не могла бабочек. Только охотиться за ними ей нравилось. Но в целом эти создания вызывали у нее омерзение.

Кира поежилась и окинула взглядом свое отражение. Осторожно дотронулась до правого бока, по которому ее отходила двухголовая демоническая гидра. Задрала тонкую сорочку и бережно прикоснулась к припухшему синяку. Все остальные ссадины и ранки уже затянулись. Да и от этого назавтра не останется следа. Хорошо хоть перелом был не открытый – так ей удалось быстро отбрехаться от дежуривших вечеромангелов, сослаться на шок, усталость, и быстренько скрыться в своей комнатушке. А вот торчащие из боков окровавленные кости ей было бы объяснить труднее. Кира тяжело вздохнула и снова посмотрела в глаза своему отражению. Это был ее секрет. Да, у нее еще были тайны. Жизнь в приюте научила ее никому не открывать своих козырных карт. Как не открывать и обычных. Порой ей казалось, что единственное существо, которому вообще можно доверять в этой жизни это ее собственное отражение. Сейчас с ее жизнью происходило что-то очень важное. Этот странный скелет, а теперь эти сны… Она чувствовала, что это не просто сны. Это все явно было связано как-то с ее потаенными талантами. Способностями, которые она привыкла считать темными и опасными, привыкла скрывать ото всего мира ради собственной, да и общей безопасности. Да и поговорить о них ей было просто не с кем.

Взгляд девушки снова остановился на мотыльке. Притянулся, словно магнитом. Маленькая дрянь была все еще жива. Она упрямо семенила тоненькими ножками-палочками и тащила за собой размазанные по дереву желтые кишки. Кира поморщилась и брезгливо встряхнула рукой, подумав, что наверное пыльца с крыльев и скользкие сопли внутренностей остались на ее ладони. Она внимательно всмотрелась в серое дымчатое пятно на пальце. Да все так. Вот она мерцающая пыль. На самом деле никакая не пыль конечно, а чешуйки. Микроскопические прозрачные пластинки, словно крохотные обломки слюды с зазубренными краями. Это гениальное эволюционное приобретение не только увеличивает подъемную силу крыла в планирующем полете, но и защищает мелкую тварь от переохлаждения, уменьшает шум и вибрацию, и даже работает как активная броня на танке против кумулятивных снарядов: если бабочка случайно задевала стол, окно, стебель растения и особенно смолу на дереве, то чешуйки тут же обламывались, поглощая силу удара, а крыло оставалось невредимым. Кира так явственно представила себе то, как это происходит… Она прямо-таки увидела во всех подробностях склеенные слизью чешуйки на подушечке своего пальца.

Увидела и отшатнулась. И подумала, не продолжает ли она спать. А может быть нервное потрясение этих дней довело ее до галюнов? Бабочка продолжала ползти по раме зеркала. Кира приблизила к насекомому свой нос и внимательно всмотрелась в грязное дело рук своих. Жопка моли от ее удара лопнула и порядочная часть грязно-желтого содержимого мягкого брюшка осталась на раме. Этот микрокосмос словно втянул в себя любопытную кошку. Она ощущала, как вдруг начинает распознавать в размазанной слизи конкретные органы! Вот яйцевод… И прямая кишка. А желтые сопли и не сопли вовсе, а мочевая кислота, гемолимфа – Кира как будто провалилась еще глубже – а в гемолимфе прозрачная водянистая плазма, в которой плавают разнообразные по форме гемоциты, ошметки тонкой пергаментной шкуры, густо покрытой все теми же чешуйками. Она отчетливо увидела каждую клеточку поврежденного, но не потерявшего волю к жизни организма, словно смотрела в настоящий микроскоп. И даже увидела активный процесс коагуляции плазмы в месте разрыва брюшка животного – частички, похожие на шарики и веретенца склеивались друг с другом, образовывая кровяной сгусток, словно пробка закрывший дыру в хвосте тела и сохраняя тем самым жалкие остатки жидкости внутри.

На этот раз Кира шарахнулась от увиденного так резко, что споткнулась о табурет и грохнулась на пол.

Какое-то время она неподвижно сидела на полу, стараясь совладать с собой. Потом зажмурилась и сжала голову руками. Ее ощущения сейчас были похожими на то, что она испытала, когда вошла в медицинский отдел Мемориума. Словно внутри ее головы взорвался вулкан информации и теперь она бурным потоком заполняла все свободное пространство. Мысли были переполнены смутно знакомыми терминами. Пролейкоциты, микронуклеоциты, эндоциты, гистолиз личиночных тканей, фагоцитоз… Ею овладело чувство, что она знает все. Знает, как работает маленькое чешуекрылое тельце на зеркале – во всех подробностях. И более того, не просто знает, а испытывает жгучее желание исправить то несовершенство, которое сама же и сотворила, поддавшись дурному импульсу.

Кира решительно подскочила обратно к своему девичьему бюро и снова уставилась на моль. Насекомое продолжало копошиться, хотя энтузиазму у него поубавилось. Конечно! Половина жидкости утрачена. Невзирая на то, что открытая рана тела уже была надежно залеплена кровяным комом, оставшегося количества плазмы просто не хватит для создания достаточного гидростатического давления – даже для раскручивания хоботка. Вода из плазмы быстро испарялась на открытом воздухе.

Не долго думая, Кира плюнула в насекомое. Тягучая слюна обволокла ворсистое тело мягким гелем и под собственной тяжестью покатилась вниз длинной каплей. Кошка перехватила беглянку тем самым испачканным пальцем и подтянула обратно к бабочке.

«Так. Так. Так, – нервно соображала она. – Как я это сделала? Как мне опять это увидеть?»

«Соберись» – спокойный разумный голос в голове. Возможно, просто ее собственный.

Ей отчетливо вспомнилось ощущение внутренней концентрации, которое она испытала только что во сне. Как все пространство вокруг нее перестает вдруг быть камнем и становится жидкостью. Приходит в движение и начинает истекать туда, куда гонит его веление ее воли. Ее взор как на американских горках вновь нырнул в микрокосм биологической трагедии на зеркале.

Жидкость. Слюна, кровь, лимфа, пот, ликвор. Плазма. Это все просто вода. Разница лишь в генной структуре наполнителя.

«Сначала нужно разрушить тромб, закрывающий брюшко».

Только что слипшиеся клетки крови моли вновь отрывались друг от друга. Они жадно впитывали воду и нужные микроэлементы из слюны через свою мембрану. Стенки брюшка животного раздвигались, расправлялись, давая ведьме обзор на внутренности.

Бесстрастное зеркало отражало сконцентрированное напряженное лицо кошки. Ее глаза подернулись белым туманом. Неосознанно Кира помогала себе второй рукой – она делала движение пальцами, как будто раскрывает бутон или скомкавшийся пакетик с конфетками.

Размазанные и уже подсохшие на пальце внутренности расправлялись. Поврежденные клетки восстанавливали свои стенки, беря все необходимые строительные белки из окружавшей их слюны. А затем все это хозяйство послушно поплыло в сторону своего прежнего хозяина и встало на место. Неровные края прямой кишки нашли друг друга, словно детали мозаики, и тут же срослись. Яичник и трубка яйцевода взгромоздились обратно на подушку из кишечника. Разорванный в клочья нервный узел снова завязался на своем прежнем месте под брюхом. Частички кожи и миллионы мерцающих чешуек устремились к своим местам – на ножках, на крыльях, на ворсинках мягкого тельца.

И вот на краю рассохшейся деревянной рамки живая и здоровая бабочка. Копошится в вязких слюнях. Кира сделала движение свободной рукой, как будто разглаживает что-то или втирает в поверхность замазку. Жидкость повиновалась, отхлынула от насекомого и начала быстро впитываться в сухое мертвое дерево, проскальзывая между жесткими молекулами старой краски.

Моль недоверчиво постояла на месте. Встряхнулась. Расправила крылья и полетела по добру по здорову в сторону открытого окна.

Ошарашенная кошка смотрела ей вслед.

«Охрененть. Это я сделала?»

Микроскопическое ее видение отступило также легко и внезапно, как и возникло. Зато оставило после себя нешуточную усталость. Кира чувствовала себя так, словно пробежала десятикилометровый кросс с нагрузкой.

«Да точно. Это я. Я действительно это сделала… Вау!!! – бежали в ее голове возбужденные мысли. – Это уже не просто быстрое заживление… Со мной что-то произошло. Это он со мной что-то сделал… Ай да скеле-е-ет.»

Подволакивая дрожащие ноги, она дошла до ванной на этаже, умылась и жадно нахлебалась воды из-под крана. Стало лучше, но жажда все равно не прошла. Внимательно осмотрела себя в зеркало. Посмотрела на испачканный да еще и обслюнявленный палец. Вымыла руки с мылом до скрипа несколько раз и вернулась обратно в комнату. У своей двери она заметила дежурящим некое существо с редкими иссиня-черными перьями на голове и огромными темными глазами. Их не познакомили, но при взгляде в эти глаза по ее коже пробежал неприятный холодок, и она подумала, что верно это тоже один из Судей.

Засыпая, кошка твердо решила назавтра разузнать о древнем скелете все, что только удасться.

*            *      *

Утром она с радостью обнаружила на кухне Луну. Заметно охромевшую, но живую и в остальном совершенно здоровую. Ангелы КС знают свое дело. Старушка обняла ее как родную, и, не прекращая что-то радостно щебетать про избавление и благодарности, немедленно напичкала пампушками с творогом. Фауста нигде не было видно, и Кира отправилась на ковер к начальству одна. К девяти часам действительно был готов не только вестибюль, но и весь замок. Кошка с восхищением прикасалась к стенам, лакированному дереву бюро, тяжелым бархатным занавескам – все здесь было в точности так, как вчера утром. Только что, пожалуй, без пыли.

«Вчера утром… Всего только сутки прошли, а как много всего случилось» – немного горько подумала девушка. Больше всего ее беспокоило то, что Фауст нажаловался Волфтейну на нее. Звучит по-детски, но как еще скажешь?

Вероника и Марк уже были тут и о чем-то оживленно беседовали.

– Вероника, доброе утро. Это невероятно! Вы все восстановили? И книги?

– Все, что были прочитаны, хоть одним из нас, да, – гордо ответило привидение.

– Как Вы все это помните? – не уставала восхищаться кошка.

– Моя дорогая… Вы все не можете взять в толк, что все это вокруг – это не книги. И не вещи. Да теперь уже даже и не люди! Это и есть память! И теперь к тому же официально!

– В каком смысле?

– Благодаря хлопотам вашего дорогого шефа, – она сделала кокетливый книксен в сторону Волфтейна. Тот раздулся уже и без того, как индюк на свадьбе. – Сегодня утром наш Мемориум был официально признан филиалом КС-СМЕРТЬ с сохранением административного суверенитета. Теперь мы – ваша центральная библиотека и более того, Совет Энергетической Безопасности присвоил нам статус заповедника и Источника. Источник, Киронька! Представляете! Я и мечтать не смела!

Кошка улыбалась и очень радовалась за Веронику, но не понимала в чем смысл такого статуса.

– Ах, девочка моя, я все время забываю, какая я старая! – Вероника всплеснула руками. – Сейчас это как-то по-другому называется. Узел? Точка Мира…? – Вероника начала слегка затухать, стала позрачнее, словно собиралась заснуть и даже глаза ее заволоклись серым туманом. Она, видимо, перебирала огромный массив хранящейся вокруг информации, чтобы найти нужную энциклопедию…

– Точка Контроля? – догадалась Кира

Привидение немедленно вернулось к собеседникам из глубин своего Мемориума и возбужденно закивав, всплеснуло руками.

– Как я могла усомниться в том, что Вы это знаете, Киронька. Конечно, Точка Контроля.

Кошка восхищенно окинула дворец взглядом, словно бы теперь-то он приобрел истинную ценность. Так по сути и было.

– Точка контроля… Вот это да…. Вероника, это же историческое событие! После печально известной конференции в Троекругово статус был присужден только дважды и оба раза точки обнаруживались глубоко в океане…

– Так, премудрые дамы, – встрял в разговор Волфтейн. – А теперь для меня-дурака разжуйте. Я документы почитал и понял, что это очень круто, но в чем суть-то?

Вероника и Кира переглянулись. Призрак благосклонно кивнула девушке, уступая возможность блеснуть умом.

– Современная биоэнергетика наука молодая только на первый взгляд. О том, что наш мир оплетен сетью разного рода энергий, люди знали и в глубокой древности. В старину верили, что для каждой энергии в мире существуют особые узлы, из которых она или воссоздается или же получает дополнительный импульс. Источник. Узлом может быть все что угодно – камень, дерево, озеро, дом, место…

– А! Место Силы?

– Да, именно, Марк. Место Силы. Также древние верили, что и живое существо может быть Источником энергии, – Кира вдруг спохватилась, зайдя случайно на запретную территорию и быстро ретировалась. – Но современная наука полностью опровергла этот миф. Сейчас доподлинно известно, что для каждой энергии действительно есть от трех до семи Контрольных точек, разбросанных по всему свету и исследователи биоэнергетики периодически фиксируют затухание одних и возникновение новых.

Кошка закончила свою бойкую речь потупившись и глядя в пол. Удивительно синхронно циркулирует вокруг информация. Столько лет она по крупинкам собирает всякие мифы и бережет их в потаенных уголках сознания. И теперь вот вдруг – этот разговор с псом под луной. Этот скелет Древнего… И теперь лекция о Контрольных точках?!

– Слыхал я эти сказки про Контроллеров, имеющих власть над энергиями, – отмахнулся диабл и поморщился. – Люди всегда фантазировали о суперспособностях. В древности – драконы, живущие среди смертных, в темные времена эти Боги Зоома, а сейчас комиксы пишут тоннами. Все это фольклор.

– Порождение коллективного комплекса неполноценности, связанного с нереализуемым стремлением доминировать, – быстро выдала Кира заученную наизусть формулу – официально принятое научное мнение. Она не верила ни единому слову из нее, включая предлоги. – Интересно, что Контрольные Точки часто появляются в местах, куда энергия долгое время привносится обывателями. Например в Центральных Человеческих Землях есть зафиксированная Биоэнергетическим бюро Контрольная Точка энергии Счастья, которая являет собой обширное поле конопли.

Маркус прыснул.

– Местечко намоленное, да?

Кошка улыбнулась и пожала плечами, довольная, что смогла увести разговор в сторону.

– В общем, энергии текут, циркулируют от одного своего источника к другому. Это как замкнутая кровеносная система – в центре всегда есть сердце, так?

– Хмм… Значит наш Мемориум это Сердце памяти мира… Красиво, черт возьми, – довольный диабл расплылся в клыкастой улыбке и по-хозяйски окинул взором библиотеку, преисполненный гордости.

Рядом с ними материализовался Ганс Фукс и что-то шепнул Веронике. Та довольно кивнула и пригласила КС-ников пройтись.

– Есть еще кое что очень важное, что я хочу Вам показать, Кира… и отдать. Маркус, прошу, составьте нам компанию, думаю, Вам это будет тоже более чем интересно.

Они тихо двинулись в сторону художественного отдела. Солнце озорно светило в окна и теперь пыль не плясала в его лучах. Кошка мимолетом вспомнила как вот в это самое окно не далее как вчера она влезла, расцарапав псу всю спину. От этого в ее животе сжался неприятный комок.

– То, что я хочу показать вам, друзья-коллеги, требует некоторых предварительных объяснений, – начала Вероника. – Видите ли… я была больна. Я всю жизнь собирала знания по крупицам, с любовью перечитывала любимые научные и поэтические труды, много знала стихов наизусть… И вот в один день я просто не смогла вспомнить, куда положила ключи. А в другой – на какой остановке мне выходить, чтобы попасть домой. Оказалось, что у меня ранний Альцгеймер. Мой дорогой папа одарил меня не только гектарами бесплодной земли и руинами родового замка. Для меня хуже, казалось, быть не могло ничего. Тогда я и встретила ее. Лену. Она сказала, что ее привлек мой страх. И что она знает одно потрясающее лекарство – от любой болезни. Мнемаа. Но мне придется чем-то заплатить. Конечно, в своем отчаянии я была готова на все. И совершила глупость, заключив договор с демоном. Тогда мне казалось, что я достаточно умна, чтобы составить такой договор, в котором смогу выиграть, не потеряв. Ошибка. Горькая и страшная, – Вероника опустила глаза на свои крепко сцепленные в замок пальцы. По всему было видно, что ее по сей день терзают сожаления.

Тем временем их маленькая процессия дошла до башни отдела художественной литературы. Кира подумала мельком, что если бы они сейчас прошли в башню Астро, ей наверное стало бы дурно. И еще подумала: если замок полностью воссоздан, стоит ли там у северной стены железный шкаф? По коже ее пробежали мурашки от нахлынувших воспоминаний. Перед ее глазами тут же вспыхнула картина, как профессор Блюмцвейг с развороченной физиономией ее душит, а Вероника висит рядом на нескончаемых ногах собственной тени. Она поежилась, отгоняя наваждение, и вновь вслушалась в рассказ призрака.

– Демон всегда голоден. Этот голод… его невозможно утолить. Насыщение мимолетно и приносит сладостный покой, словно наркотик. Я читала все подряд, день и ночь, но мне всегда было мало. Да, теперь я запоминала все! До последней запятой. Но голод… всегда был со мной. Пока однажды я не поглотила память живого человека. Вот тогда я и поняла, в чем был подвох. Я никогда не забуду ее издевательский смех в моей голове, – призрачная Вероника тяжело вздохнула. – Но это уже история. Со временем я привлекла к своему контракту нескольких из самых близких и родных мне людей. Среди них была моя давнишняя подруга Амалия (вы ее знаете как Луну). И мой горячо любимый супруг. Потом к нам присоединилось еще несколько человек. Примерно по тому же сценарию, какой был уготован и вам – призрак стыдливо кивнул в сторону девушки. – Мнемаа завлекала в свою сеть новых и новых членов.

Широкие коридоры, загруженные самой разной литературой до потолка (худотдел был самым плотно набитым из всех во дворце) привели их, наконец, к уютному залу с диванами, звериными шкурами и камином. Все здесь было так же, как раньше. Только, наверное, чуть светлее. Кира мельком глянула на камин и сердце ее сжалось. Очевидно, что Фауст именно отсюда и начал пожарище, уничтожившее библиотеку.

– Но мы не сдавались, – продолжала Вероника. – Никогда. Да, мы жили по правилам Мнемаа – мы поглощали новую информацию тоннами. Иногда мы высасывали человека полностью, и это приводило к смерти. Однако и сами со временем научились у демона такому, о чем и помыслить не могли раньше. Прежде всего, мы научились извлекать память из головы реципиента и превращать ее в физическое вещество. Практически все, что вы здесь видите – не камень, не бумага и не дерево. Это воспоминания. Именно так мы построили замок уже дважды – в первый раз, когда только перебрались из города в деревню. Во второй раз мы восстановили дворец прошлой ночью. И если на первый раз мы потратили несколько лет, то во второй справились всего за несколько часов. Так хорошо мы отточили свое мастерство за прошедшие годы.

Она элегантно и кокетливо обвела руками зал.

– Ну, довольно хвастовства! – Вероника повлекла ее к богато украшенному постаменту, установленному теперь на балюстраде второго этажа. Возле пустующей пока витрины стоял длинный стол на изогнутых ножках, заваленный какими-то книгами, некоторые из которых казались очень старыми. Вокруг стола сгрудились все призраки замка. Они как жужжащее облако чем-то были заняты, как будто обсуждали что-то вполголоса.

– Время, благодарить и вручать награды. Ведь вы, насколько я помню, прибыли к нам сюда не для того, чтобы спасать наши погрязшие в путах демонов души, а в поисках ответов на свои собственные вопросы.

Кошка оживилась. Неужели ей все-таки обломится почитать эту треклятую «Общую демонологию»… Было бы замечательно. С другой стороны, подумала она, раз теперь библиотека является частью КС, то она и так имеет право читать тут все, что ей заблагорассудится.

Вероника властно сунулась в толпу коллег. Те сразу же рассредоточились и пропустили своего руководителя к столу и тому, над чем они все так сгрудились. Призрак хозяйки замка взяла в руки совершенно непримечательный томик со стола. Простая, но добротная коричневая обложка не имела никаких опознавательных знаков, кроме одного единственного тисненого слова на форзаце: «Справочник».

Вероника протянула книгу Кире. Кошка приняла томик и открыла на первой попавшейся странице. Потом на другой. Перелистнула на середину и недоуменно посмотрела на библиотекарей, которые все замерли в ожидании ее реакции, видимо.

– Но… книга пуста?

– А вы, Киронька, подумайте о чем-нибудь. О чем бы вы хотели почитать сейчас?

Кира не успела даже понять, о чем ей думается, как вдруг страницы в ее руках запестрели готическим шрифтом! Буквы проступили на шероховатой бумаге, как будто с них слетела пыль. В заголовке красовалась витая и украшенная чертями и ангелочками буквица, знаменуя название проявившегося как с негатива произведения:

«Общая демонология

(под редакцией Шивара Нимана Акх’хаби Шансара)».

– Это… Это как это!? – не удержалась от восторга Кира. – Откуда?

– Это моя дорогая, плод наших трудов за последние десять лет. Книга, содержащая память всех прочитанных нами книг и мыслей людей о наблюдаемых событиях.

– Она отзывается на мысли того, кто держит ее в руках? – проявил любопытство Волфтейн. Вероника горделиво кивнула. – Дай-ка мне это чудо подержать…

Диабл взял книгу в свои лапищи и Кира, не в силах противиться воле начальника проводила Справочник тоскливым взглядом ребенка, у которого из-под носа убирают тарелку со сладким. Наверное, Вероника это заметила, и отомстила за кошку довольно изощренным способом.

– Но будьте осторожны со своими мыслями, Маркус. Иногда мы думаем так быстро… И не всегда наши мысли бывают приличны.

Только она успела договорить, как в книге, по всей видимости, проявились настолько похабные тексты или картинки, что Марк немедленно захлопнул томик и искоса стыдливо глянул на Киру, гадая, не успела ли она увидеть, о чем же это его мозг подумал в ответ на эпитет «неприличное».

– Это тестовый экземпляр, который был создан нами как эксперимент. Видите ли, доселе книги невозможно было вынести за стены Мемориума. Они просто рассыпались в прах.

– И как же вам удалось победить эту проблему?

– Вам не понравится, – прозвучал красивый сильный баритон у них за спинами. Это был Джордж. Его призрак. Но Кире показалось, что после смерти он стал едва ли не более ярким и настоящим, чем та бледная библиотечная моль, которую она помнила. Его дух имел отчетливое синеватое сияние, еле уловимо более сильное, чем у всех остальных. А еще в отличие от остальных у него, как у живого человека, были ноги. И пока он шел к ним, она отметила, что все физические привычки и даже ощущение веса в полупрозрачном теле, остались при нем.

Вероника при его появлении просто расцвела, так что даже ее бледные щеки приобрели слегка розоватый оттенок, а прозрачные глаза как будто бы блеск. Она протянула руку ему навстречу, и он с не меньшим трепетом ее принял и галантно поцеловал.

– Ничего себе вы сопротивлялись, Вероника! Так, что даже романы умудрялись крутить в условиях пленения демоном, – со значением сказал Марк. И лицо вероники при его словах болезненно дернулось.

– Ах Маркус. Если бы. Джордж мой муж.

– Муж!? – вырвалось у Киры. – Но… как же… Извините. Мне неловко, но за наше пребывание здесь у меня сложилось впечатление, что Джордж… как бы сказать…

– Занимает не самое привилегированное положение? – усмехнулся призрак. – Так и было.

– Мнемаа ненавидела его. Всей душой. После заключения контракта, он объявил забастовку и перестал говорить. Ему, в отличие от всех нас, удалось держать своего демона в таком черном теле, что она его практически не могла контролировать. В отместку, нам было запрещено общаться. А позже его лишили и прав хозина отдела, хотя изначально медицинским сектором заведовал именно он. Джордж в бытность свою был довольно сильным мануальным терапевтом и специалистом по спортивной медицине. Эту чудовищную цену он заплатил, чтобы сохранить добрую волю и при первой же возможности уничтожить библиотеку.

– Мне помогли, – вставил Джордж и подмигнул Марку.

– Так что Джордж был…

– Оппозиционером, – договорил он сам и снова поцеловал руку жены.

– Да. Оппозиционером, – повторила Вероника и снова зарделась, скромно опустив глаза, как девчонка, признавшаяся в том, что ей нравится хулиган.

«Поразительно», – думала Кира, глядя на прямое доказательство того, что любовь оказывается сильнее не только смерти. Она ясно представила, как этот человек годами мужественно терпел нечеловеческие условия – голод, отторжение друзей, разлуку с любимой, – терпел, выжидал и вынашивал план действий.

Ей вдруг стало очень грустно при этой мысли. Потому что, взглянув на собственную жизнь, она видела только одиночество. Когда она только познакомилась с Вероникой здесь, она увидела в ней как раз возможную себя. И она ей так понравилась именно потому, что ее образ – сильная, умная, элегантная, занятая – давал подобие надежды на то, что дело всей жизни может полностью компенсировать одиночество. Но оказалось, что это не так.

– И все-таки, как вам удалось сделать справочник мобильным? – вернулся к теме неподатливый для романтики Волфтейн.

– С помощью живой души.

Марк и Кира с ужасом посмотрели на книгу в руках куратора. Они живо представили, что теперь это настоящая тюрьма.

– Нет-нет-нет! – с улыбкой поспешил разуверить их Джордж. – Все не так, как вы подумали.

– Разъясните, – Марк поднял на библиотекарей хмурый взгляд.

– Это Линда.

Кира машинально начала искать в толпе притихших призраков у стола открытое простое лицо хипповатой главы эзотерического отдела, обрамленное длинными нечесаными волосами с вплетенными в них искусственными ромашками.

– Нет, Кира. Это и есть Линда, – Вероника указала на справочник. – Я полагаю, что мы стали призраками, а не отправились в небытие, именно потому, что у нас тут масса незаконченных дел. А в мире столько всего непрочитанного… Но Линда, она по-настоящему тяжело переживала нашу изоляцию здесь. И для нее незавершенная мечта всей жизни – это путешествовать по миру. Думаю, что она действительно найдет свой покой, если книга будет перевозиться с места на место, а не пылиться в витрине. Она сама вызвалась стать связующей душой для первого справочника. Мы долго бились над этой задачей. Это был наш общий творческий проект, которым все мы горим и очень гордимся. И Линда вложила в него всю душу… теперь это вовсе не иносказательно. Этот Справочник мы дарим лично вам, Кира.

Кошка оторопело воззрилась на Веронику. Остальные призраки и Джордж закивали в знак своего согласия.

– Я… У меня нет слов, Вероника, – у кошки поджилки тряслись от ценности дара и в то же время от ощущения колоссальной ответственности. – Но я… я не уверена, что смогу правильно… А как это работает? Ее нужно выставлять в окно или что-то такое?

Вероника и Джордж переглянулись.

– Мы не знаем, – наконец сказал он. – Это первый в своем роде том. Мы предполагаем лишь, что она будет получать новую информацию из окружающей ее среды и через руки того, кто ею пользуется. Наверное, просто не храните ее в чулане годами, а перевозите с собой. Как мы поняли Вы много переезжаете? Чем чаще ей будут пользоваться, тем лучше она будет себя чувствовать.

– Это просто поразительно…. – Волфтейн от возбуждения чуть не распахнул во всю свои громадные крылья. Он ободряюще сжал Кирино плечо. – Вы сказали эту книгу Вероника? У Вас есть еще?

– В процессе, дорогой Марк. Это дело не легкое и кропотливое. На ближайшие годы мы запланировали создать еще 6 таких томов. По одному в каждый крупный филиал КС-СМЕРТЬ, один для главной библиотеки на СТИКСЕ и один для Университета. Конечно, мы вопрос мобильности тоже решим как-то иначе.

– Как Вы много знаете о структуре КС, – недоверчиво пробормотал Марк.

Вероника иронично вздохнула и всплеснула руками.

– Ах Марк. Вы все еще не очень хорошо понимаете, что именно теперь есть в Вашем распоряжении. Конечно, публичных изданий, описывающих работу КС и ее структуру очень мало, хотя в нашей коллекции есть масса учебников и энциклопедий, где что-то наковырять можно. Но мы ведь не просто библиотека – а Мемориум. Мнемаа поглощала память живых людей. Их жизненный опыт. Мы научились создавать из этого опыта книги, чтобы он не исчезал, а сохранялся на страницах. Мы храним эти воспоминания в виде мемуаров, хотя их авторы давно уже в ином мире. Насколько я помню, у нас целый шкаф посвящен памятным историям о столкновении обычных людей с разными проявлениями Контрольных Служб. Я правильно помню, Ганс?

– Все так, мадам. Шесть полок вверх и еще одна в соседнем, на букву «К» во внутреннем круге сектора 5, здесь у нас, в худотделе. Хотите я вас проведу?

– Что за внутренний круг такой? – уточнил Волфтейн.

– Это лучше видеть, Марк. Если это то, о чем я подумала… – Кира вспомнила о тайном ходе на второй этаж, где они с псом обнаружили склад бракованных экземпляров. Теперь ей было понятно, что это был не брак, а книги из мыслей. Вероника кивком подтвердила ее догадку и, словно что-то вспомнив, назидательно подняла вверх изящный указательный палец.

– К слову сказать! Кира, Справочник помнит почти все из того, что есть в Мемориуме на данный момент. Но я не уверена, как именно он различает то, что было действительно написано и издано, а что является переписью из живых воспоминаний. Видимо, Вам нужно будет научиться правильно задавать вопросы.

Кошка любовно погладила обложку пальцами.

– Я найду общий язык. Спасибо Вероника. Это такая честь для меня…

– Господин Волфтейн, Сэр? – разговор их перебил звучный мужской голос откуда-то сверху. Из-под крыши башни в открытое там окно влетел серый с золотым отливом ночной горгуль и, хлопая перепончатыми крыльями, завис в фойе башни на уровне глаз Диабла. – Разрешите доложить?

Волфтейн повелительно кивнул.

– Нам удалось прочесать окружающий лес. Тут что-то странное, разведывательные группы постоянно сбивались с пути или бродили кругами. Но отряд фейров на воронах справился.

Кошка под боком у диабла шумно вдохнула, прижала лапы вместе с книгой ко рту, а уши к голове. В общем, всем своим телом сказала «Упс». Начальник разведки и куратор отделения теперь пристально смотрели на нее.

– БеспутЯнка. Я забыла совсем. Я лес немного заколдовала – на защиту от погони…

Волфтейн устало вздохнул.

– Выговор. Позже на Стиксе объяснительную напишешь и 3 часа ассистенткой в Выгребной Яме, – кошка понуро кивнула. – Продолжайте отчет, офицер.

– Эмм. Да. Обнаружено обширное кладбище личного транспорта и не зарегистрированный погост на западной окраине, а также пойман некий Владимир Коценюк. Наемник.

– Так-так. Подробней. Кто таков и за каким лешим тут ошивается узнали?

– Никак нет, господин Волфтейн. Мужчина в состоянии шока. Говорит, что в лес вошел почти седьмицу назад в точке, что в нескольких часах пути отсюда. И с того времени блуждал и не мог найти выход.

Марк гневно пошевелил желваками, искоса глянув на кошку. Кира рядом с ним вся сжалась.

– Хорошо. Я сам допрошу. Доставьте в центр.

Гуль кивнул, отдал честь, прижав когтистый кулак к солнечному сплетению и тяжело взмахивая мощными, но узкими крыльями улетел обратно в окно под самой крышей.

Марк перевел взгляд на кошку и еще какое-то время жевал губы, придумывая видимо наказание построже. Или просто просчитывал за что браться в первую очередь.

– Так. Ладно. Дел невпроворот, а вот еще халтурка прилетела. Ты. – он ткнул пальцем в притихшую Киру. – Ты–ты–ты…

И снова замолк, приложив палец с черным страшным когтем к губам. А потом посмотрел на Веронику. Другие призраки уже тихонько вернулись к своим потусторонним делам. Джордж куда-то исчез, но глава Мемориума терпеливо ждала, когда новому начальству снова понадобится ее участие.

– Мне очень жаль, Вероника, но экскурсию отложим на потом. Видимо, только когда я всех тут разгоню, мы сможем спокойно сесть и побеседовать.

Призрак с достоинством кивнула.

– Теперь ты, – он снова вернулся к кошке. – Фауст в отгуле до полуночи. Завтра по утру соберетесь и через Монтану двигайте на Стикс. Как раз пока доберетесь, я и вернусь. К этому моменту подробный отчет должен быть готов. Наказание свое отбудешь по прибытии. Дальнейшие указания я передам Судье. Как старшему по званию.

– В отгуле?.. – растерянно переспросила Кира.

– Да, отгул попросил. Видать крепко ты его достала. Об этом тоже поговорим уже на Стиксе. А сейчас все. Свободна, и до завтра постарайся не попадаться мне на глаза. Думаю, у тебя тут тоже найдутся еще неудовлетворенные интересы.

Диабл умчался в город, а Кира осталась в замке. К груди она прижимала свое новое сокровище. Но радости на лице не было. На ее плечо опустился ласковый холодок руки Вероники.

– Не переживайте так, Кира. В конце концов, вы с вашим напарником все равно герои. А наказание отбудется быстро.

Кошка благодарно улыбнулась. А про себя подумала, что расстроена вовсе не из-за выговора.

Вечер медленно опускался на Мемориум. За этот день здесь произошло очень много. Замок полностью восстановили и даже немного реконструировали. Внутренние залы на втором этаже, отведенные под книги-мысли были отреставрированы, приведены в порядок и открыты для посещения, хотя и остались особняком, чтобы не перемешиваться с реально существующей литературой. Начали разгребать заброшенные автомобили, почистили и отремонтировали дорожки. Принялись за ремонт в большей части кирпичных домов, чтобы привести их всех к общему знаменателю внешне и создать необходимые условия внутри. Несколько зданий отвели под корпоративные квартиры. Из нескольких делали гостиницы и общежития для студоты и гостей. Центральная капелла и прилегающая к ней пятиэтажка на глазах превращалась в черно-золотой готический офис КС-СМЕРТЬ. Традиционный архитектурный стиль КС-СМЕРТЬ более всего напоминал по внешнему виду шпили термитников. Потому что строителями в КС были именно термиты. Но и классические архитектурные решения были им доступны. Самые же большие реконструкционные работы велись в гостишке Луны. Пожилая женщина на правах старожила и собственника потребовала вернуть все в тот вид, в каком оно было до катастрофы. Но и перед соблазном расширить здание она не устояла. Так что сейчас тихие и монотонные ремонтники-термиты величиной с небольших собак облепили разгромленный фасад таверны с одной стороны, и шумная бойкая компания красных гигантских муравьев-строителей, стрекоча и перещелкиваясь, возводили большую пристройку с обратной. Пожалуй, в этой точке вселенной еще никогда не было столько жизни, сколько стало после присоединения к КС-СМЕРТЬ.

Фауст вел себя как совершеннейший турист. Вернувшись откуда-то запыхавшийся и выжатый как лимон, он принял душ, поворковал с Луной (хотя теперь при виде его она почему-то замыкалась и отвечала на все довольно сухо и дежурно). Затем по-хозяйски вытащил один из столиков на улицу и уселся с сигаретой и чашкой черного густого напитка прямо напротив замка. Так он просидел довольно долго. Во всяком случае, солнце успело пройти ощутимый сектор оборота и вот уже село за холмы. С наступлением темноты шевеление кругом стало рассасываться. Шум переговоров разных рабочих, сотрудников социального обеспечения и прорабов заменился стрекотом цикад и шелестом рогоза. Только ребята из экстренного ремонта продолжали шебуршать по фасаду, укрепляя несчастное здание и выводя его из аварийного состояния. Из Кухни Луны доносились тихие теплые звуки рэтро–радио.

Пес отдыхал. Он привел в порядок сначала тело, затем мысли и теперь пришло время для медитации духа. Мысли лениво плыли в его сознании, разомленные днем свободы и лишившиеся своей обычной агрессивности. Он думал об этом месте. О жуткой судьбе Вероники, ее подданных и жителей городка. О том, что КС теперь займется поиском их родственников. Наверное, найдутся не все, а и те, что найдутся, вряд ли разберут ничего не помнящих старичков по домам. Пройдет время и домики на окраине Мемориума (как-то стихийно за сегодня не только сам замок, но и все поселение стали называть Мемориумом) освободятся. Из них получатся отличные корпоративные дачи. Хотел бы он жить тут в старости? Будет ли у него старость? При таком образе жизни ответ был очевиден.

– Отличная идея. Терраса тут будет очень кстати, – Маркус стоял у пса за спиной усталый, но в целом скорей довольный, чем нет. – Не ожидал тебя тут найти. Ты позволишь? – Диабл указал на место за столиком рядом.

– Конечно. Ты по делам?

– Нет. Все на сегодня, хватит. Без погон, Фауст. На правах столовки.

Пес кивнул. И огляделся по сторонам. Через дорогу из капеллы вынесли церковные скамьи и оставили для дальнейшей утилизации, скорее всего. Вдвоем с Марком они подтащили одну к импровизированной террасе и установили за столиком, привалив к стене. Массивная скамья жалобно скрипнула но чудовищный вес диабла выдержала. Маркус довольно развалился на всю ее длину.

Луна подошла к ним, принесла чайник чаю с облепихой и большие кружки от разных наборов. Потому как от гостевого сервиза чашки Фауст все побил, пока дрался с Леной. Смотреть на пса она избегала, так что вся ее неуемная забота досталась Маркусу. Фауст с грустью смотрел ей вслед, когда она уходила, пожелав им спокойной ночи. Это был далеко не первый раз в его жизни – он рвал жопу, чтобы защитить людей, а после они не хотели не то что с ним разговаривать, а и вовсе почему-то находиться близко. И такое происходило не только с ним. Энергетика Судей была схожа. Людям рядом с ними было как-то холодно и неуютно. Волфтейн проследил за его взглядом и с пониманием кивнул.

– Да. Тут уж ничего не поделаешь, – печально констатировал он. Пес пожал плечами. Затем встряхнул затекшей рукой, криво перебинтованной.

– Что у тебя с рукой, забыл спросить?

– Распорол о стекло, когда от пожара тикали, – поморщился пес глядя на озеро.

– А что Касио не дал залечить?

– Эээ, – отмахнулся Фауст. Диабл хмыкнул. Мог бы и не спрашивать.

Помолчали. На небе зажигались первые несмелые звездочки.

– Как ты, псина? – миролюбиво поинтересовался Марк. Фауст благодарно кивнул.

– Я отдохнул. Спасибо. Побегал в волю, сбросил напряжение. Помылся. Хорошо поел, – он поднял чашку, словно тост в честь повара. – Теперь еще хорошо поспать и буду готов нести опасную службу дальше.

– Поспать… Хочешь, я попрошу Мизери покараулить Киру до утра, а не до полуночи?

В этот момент откуда-то сверху на прозрачной леске-паутине прямо на уровень носа Диабла спустился большой черный паук. На спине у него был клейкой слюной прилеплен крохотный свиток с КСной эмблемой. Марк взял депешу и аккуратно, одними коготками развернул длинную полоску шелковой бумаги и, щуря глаза, принялся разбирать иероглифы.

– Да, пожалуйста, – немного подумав, согласился пес на продление отгула. И добавил – Знаешь, а можешь меня вообще снять с задания?

– Чегой-то – буркнул Марк хмуро, не отвлекаясь от письма.

– Я к ней неравнодушен.

Вот тут диабл поперхнулся чаем и воззрился на пса удивленными глазами.

– Чегооооо??

– Я ее ненавижу.

– Аааа… Уф, парень, не пугай меня так больше, – Марк тут же расслабился и снова хлебнул янтарного горячего напитка, с облегчением постукивая себя по груди. А с потолка снова спустился посыльный с новым свитком. Волфтейн понуро отлепил и это послание, развернул, параллельно отвечая Фаусту. – Это нормально, пес. Ты мизантроп. Ты всех ненавидишь.

Пес вздохнул. Попытка не пытка. И где-то он уже это слышал? Причем недавно и именно в такой же формулировке.

– От черт, – Марк с досадой порвал и выбросил очередную записку. – Гребаные сознанники, ити их мать, чтоб у них хер на лбу повырастал у всех….

– Чего там? – пес улыбнулся ворчанию гигантского Диабла. Когда тот ворчал не на него, это выглядело довольно забавно.

– Дааааээээээ, – Марк сделал досадливый жест рукой. – Выдвинули претензии. Права пытаются заявить. Утверждают, что мы-де сорвали их операцию, использовав на их внештатном сотруднике новое психическое оружие. Будто бы он чуть не помер в лесу.

– Это они про чувака, которого мы сегодня утром из чащи вывезли? Что это за уровень компетентности сотрудников, если он чуть не умер, проведя трое суток в лесах средней полосы. Теплой осенью, когда и дичи полно и ягод и хвороста?

Марк усмехнулся.

– Это ты его нашел?

Пес неопределенно пожал плечами.

– Зачем он тут ошивался?

– Просто устранитель на контракте. Говорит, что его наняли убить женщину по имени Елена, обладающую опасными ментальными способностями.

Фауст с пониманием кивнул.

– Рыбы как обычно не марают свои руки, – презрительно фыркнул Марк.

«Да, – спокойно подумал Фауст. – Страх им непонятен, добраться до Лены сами они не могли. Вот и наняли… Получается, если бы не Кирино заклинание, сотворенное по сути случайно, наемник бы убил демона страха, а они после этого убили бы Мнемуу. И беспрепятственно завладели Мемориумом. А мы все у них из-под носа увели в последнюю секунду. Не удивительно, что они в гневе… Да еще и проклятие это».

При воспоминании о Кирином проклятии вдогонку, пес не сдержал улыбки и хмыкнул. Очень ему нравилась ее магия. Но уже через мгновение улыбка сползла с его лица.

«Ненавижу тебя» – снова прогремели ее слова в ушах. И вспомнилось ее лицо в отблесках огня. Он вроде бы сейчас и попытался вернуть ей эти слова, хоть и опосредованно – через Марка. Но облегчения не почувствовал. Ему было больно. По-настоящему, физически больно в груди от них.

– Охохоооо… – продолжал жаловаться Маркус. – Но самое гнетущее во всем этом деле оказалось разбираться с выжившими. Вот вообще не по нашему профилю. Сижу и понимаю, что не знаю, ни куда их девать, ни что с ними делать. Вот если бы они были мертвые, то никаких же вопросов!

– Родственников не удается найти?

– Кому они нужны без памяти? Научники конечно пробуют восстановить их личности и воспоминания, но я уже сейчас по их вялым отчетам вижу, что наше оборудование такого просто не может. Вот если бы они были мертвыми, – мечтательно повторил он, – тогда другое дело…

– А ты отдай их СОЗНАНИЮ. Спорить готов, что у них как раз технологии нужные найдутся. Это же прямо их профиль.

Марк посмотрел на него как на умалишенного.

– Может еще нагнуться и банку с вазелином им подарить. Фауст, ты что говоришь такое?

– Ну, банку это уже по желанию. Но ты же сам сказал – это не наш профиль. Зато их. Вон они тебе претензии шлют, что ты их не допускаешь сюда, – пес кивнул на клочки паучьих свитков. – А ты возьми и официально обратись за помощью.

– И зачем им нам помогать?!

– Ради престижа. Ты выступи на визор, публично, с официальным заявлением. Признай нашу недееспособность. Дескать, мы тут опять сломали и только вы можете починить. И всех спасти. Им будет невыгодно отказываться. Выстави их героями, и они с радостью заберут у тебя этот геморрой.

Марк глубоко задумался. Он понимал, что Фауст толк говорит, но сама идея его жутко коробила.

– Они же тогда доступ к книгам небось потребуют под это дело.

– Ну иотлично. Это уже начало диалога, тут можно засылать юристов и обговаривать условия их доступа. Переговоры могут длиться месяцами. Сюда они не понаедут. По крайней мере, пока действует это… – он осекся, подумав, не выдал ли Кирину проделку.

– Да я понял, что наша ведьма что-то и тут наворожила, расслабься.

Пес кивнул. Но дальше решил уже не развивать мысль. Он и так чувствовал себя неловко, потому что, по сути, учил начальника его работе. Маркуса он уважал, и совершенно не хотел задевать его самолюбие.

– И что руку она тебе располосовала, тоже догадался, – вдруг холодно буркнул Волфтейн. Фауст никак не отреагировал. Укол за укол. Квиты.

Помолчали еще. Говорят, что настоящий друг это не тот, с которым можно поговорить. А тот, с кем можно комфортно помолчать.

– Но вообще ты дело говоришь. Хотя… на мой взгляд ты к ним слишком добр.

Фауст повернул к Марку непроницаемое лицо.

– Я добр? Я мизантроп.

Диабл улыбнулся и хлопнул пса по плечу своей огромной лапищей.

– Надо это обмозговать как следует. Спасибо за идею, дружище. Из тебя получился бы отличный куратор.

– Боже упаси, Марк! Чтоб вот так без сна и отдыха рыться в бумажках и возиться с идиотами, вместо того, чтобы поджигать дворцы, устраивать кровавые бани и спасать красоток от демонов? Ни за какие коврижки!

Фауст встал и с наслаждением потянулся. Он предвкушал спокойный глубокий сон, а не вполуха и вполглаза, как ему приходилось спать в последние дни.

– Ну… всему свое время. Не зарекайся.

В этот момент со стороны озера и замка послышался скрип кареты. Не трудно было догадаться, кто мог так поздно ехать к гостинице.

– Ни за какие коврижки, – повторил он. – Спокойной ночи, Маркус.

Пес пожал Волфтейну руку и ретировался чуть более поспешно, чем того требовал случай. Встречаться с Кирой он явно не желал. Лицо его, как показалось Марку, ожесточилось, и весь он как-то вдруг изменился и закрылся.

Волфтейн дождался кошку. Немного поболтал с ней о том, о сем и тоже отправил спать. Про Фауста она не спросила и никак не показала, что заметила его.

«Да уж. В одном пес был прав, – думал Марк. – Это, конечно не ненависть. Но и равнодушными такие отношения назвать никак нельзя».

*            *      *

Спалось Кире плохо. Встала она часов в восемь утра, в жуткую по своим меркам рань. Луна уже вовсю вертелась у своего бара. Она радостно накормила кошку омлетом, пышным, как пивная шапка. Пряный кофе с шоколадной стружкой и настоявшийся за ночь пирог с заварным кремом Кира решила съесть на улице, еще с вечера отметив привлекательность скамьи за столиком с видом на озеро и аллею к дворцу. Она с удовольствием уселась на церковную скамью, чуть сырую еще от росы, щурясь на яркое утреннее солнце. Кошка с горечью подумала, что на Стиксе и в Блуме сейчас уже наверняка пошли ледяные дожди.

Из-за того, что солнце палило прямо по глазам, она не сразу рассмотрела Фауста на берегу. Судья заканчивал утреннюю тренировку разминкой с косой. На глазах его была повязана плотная черная полоска ткани. Широкое черное лезвие то и дело давало тусклые блики. Движения пса были очень сдержанными: медленными, но не плавными. Было в них что-то, напоминающее искусство кабуки. Пес замирал на несколько секунд в какой-то невообразимой позе, после чего вел косу в совершенно нелогичном направлении, снова замирал. И иногда продолжал движение в темпе, еле заметном глазу, а иногда вдруг совершал серию легких и сильных взмахов или разворотов. В какой-то момент он внезапно сделал кульбит через голову и бесшумно приземлился на все четыре ноги, не прерываясь ни на мгновение продолжил вести начатое ранее движение с того места, где его настиг прыжок. Казалось, он не совершил никаких усилий. Как если бы за время этого медленного танца мышцы накопили потенциал энергии, и он просто высвободился, подобно молнии во время грозы.

Что-то встрепенулось в ней, как только она его усмотрела. А в низ живота пролился жар, сводя в узел все органы. И словно угольками изнутри подпалились предательские щеки.

Кошка стыдливо опустила глаза и шепнула себе под нос «Черт».

Вообще Кира была, что называется, полной противоположностью «влюбчивой вороне». Не то, чтобы она была холодной, безразличной или бесчувственной. Ей просто не нравилось подавляющее большинство людей. А что до мужчин, то в сексуальном плане она как будто не воспринимала их особями своего вида. Она была брезглива и агрессивна. Хотя, конечно, у нее были любови – и в школьные годы и позже. Влюблялась она крайне редко, но глубоко и надежно. В отличие от подруг, которые могли весело и с приключениями сменить за год нескольких кавалеров, она тихо сохла по кому-нибудь совершенно недоступному и не обращающему на нее внимание, при этом грубо и агрессивно отмахиваясь от ухаживаний других парней. И если признаться, то сильных, эмоциональных, страстных и, главное, обоюдных отношений в ее жизни никогда не было. И это она расценивала как свой личный жизненный провал. Даже считала себя неудачницей. В последние несколько лет она немного изменила тактику, и, по крайней мере, перестала грубить всем налево и направо. Это привело к завязавшимся отношениям с Джекобом. Но в душе она тосковала по состоянию влюбленности, и понимала, что решила просто смириться и поэтому пошла на компромиссы. Научилась улыбаться кокетливо и почаще, и имитировать оргазм весьма и весьма эффективно. Так, что даже сама верила. Нет, она не была фригидной, отнюдь. Во время своих кошачьих периодов, раз в полгода, ее накрывало такой волной, что она просто брала отпуск. До встречи с Джекобом она посещала кошачьи «холостяшки» – вечеринки для всех категорий антропокотных, заканчивавшиеся обычно стихийной и грандиозной групповушкой. Да и после появления Джекоба, чего уж греха таить. Во время течки ее, казалось, ничто не может насытить, так что вела она себя… безгранично отвязано. На полгода вперед. Хорошо хоть, не беременела.

Она снова подняла взгляд на подтянутую фигуру Фауста вдалеке. И только было успокоившееся сердце снова взметнулось в груди, как птица в силке.

– Черт, – выругалась она вслух и с досадой отвернулась и треснула чашкой по столу, так что смоляной напиток выплеснулся на лакированную красноватую поверхность.

Эксперимент прошел успешно. Гипотеза подтверждена. Фауст ей нравился.

«Не было у бабы проблем – купила баба порося», – с обидой думала кошка. Столько лет она тайно тосковала по любви. Мечтала, словно девчонка о том, чтобы чувствовать, ждать встреч, желать его, неведомого принца, не только во время своих периодов, а и просто. Как другие люди. Она же общалась и по театрам ходила и читала много – видела, что у других с этим все просто. Так просто, что даже сложно. Люди постоянно усложняют себе жизнь, повально влюбляясь то не в того, то не вовремя. И только Кира плыла по этому океану страстей в ледяной шлюпке.

Ну вот и угораздило ее – и не в того и не вовремя, все в одном флаконе. Из всех возможных мужчин, толпами окружавших ее в последнее время, она ощутила вожделенную искру от самого злобного, самого безразличного, самого грубого, самого…

Со стороны озера послышался всплеск. Кошка машинально посмотрела на пустой берег. Через несколько минут (минут!) пес шумно вынырнул. Фыркая, выбрался на берег и отряхнулся по-собачьи, накинул на плечо припасенное в кустах полотенце, и так и пошел в ее сторону по-псовьи, не вставая на задние ноги. Как будто специально решил подразнить, почуяв издалека ее размышления. Его бурая шкура лоснилась на солнце, подчеркивая перекаты тугих мышц, канатами извивших все его поджарое тело. На четвереньках после тренировки его походка была медленной, вальяжной и грациозной. Из-за повязки на глазах выражения лица было трудно понять.

«Джеймс Бонд хренов» – со злостью подумала девушка. С каждым его шагом она все отчетливее понимала, что стремительно влюбляется.

В самого злобного–безразличного–грубого. И еще в самого сильного. Надежного. Умного. Принципиального.

В Судью. В убийцу. В коллегу.

Последнее внезапное понимание легло на трепещущее сердце гранитной плитой. Ну конечно! Она в своем репертуаре – Фауст был, пожалуй, самым недоступным для нее мужчиной из всех, кого только можно было бы представить. Вот и весь секрет его привлекательности.

Кира тяжело вздохнула, ощущая, как грудь наполняется горечью. А еще с ужасом поняла, что он вот уже рядом и сейчас с ней поравняется. А ей внезапно стало очень важно, с каким лицом и в достаточно ли элегантной позе она сидит.

Эта мысль разозлила кошку. Кира нахмурилась и специально чуть сползла со стула, чтобы сесть максимально расслабленно и индифферентно. Вот уж дудки! Она еще посражается за свою свободу. Ну или хотя бы не подаст виду. Хватит в ее жизни унижений. Сердце-сердце, не мешай!

«Интересно, как он-то себя поведет. – Кира отлично понимала, что не только наделала глупостей, но и, скорее всего, обидела пса своей резкостью. Или нет? – Мда. Верно он про меня – героиня-хероиня. Ну, буду считать так: если он сейчас поздоровается, улыбнется или пошутит, то все хорошо, и мы делаем вид, что ничего не случилось. Значит, не оскорбился. А если насупится и что-нибудь гадкое зарядит вместо приветствия, значит, будем дуться».

Фауст ничего не сказал. Прошел мимо молча, даже головы в ее сторону не повернул – просто проигнорировал. Повязка на глазах кошку обмануть не могла, она уже поняла, что зрение не главный его орган восприятия. Это ее задело. Но в то же время и чувство вины всколыхнулось с новой силой.

Она постучала когтем по чашке, чувствуя себя, как у разбитого корыта. Ну, вот собственно и все. Можно радоваться, никакую влюбленность душить не придется. Любить-то некого. Она испортила даже то, что еще и начаться не успело!..

– Понравилось шоу?

Кира вздрогнула. Фауст уселся на стул рядом и поставил перед собой чашку свежего кофею. Повязки уже не было, как и полотенца. Зато дорожная кожаная портупея обвивала его торс, как обычно в переездах. Он не игнорирует ее. Просто ходил за кружкой. Но в то же время прежней легкости в его голосе она тоже не чувствовала.

– Понравилось. У тебя каждое утро так начинается?

Пес кивнул и отхлебнул из чашки.

– Вставай ты пораньше, знала бы наверняка.

– Я не люблю вставать рано. И все успеваю, так что идите все критикуны на хрен.

– Нет такого слова – критикуны.

Пес внимательно смотрел в сторону дороги к городу, как если бы прислушивался к чему-то.

– Зато критикуны есть. Что-то между критиком и кретином.

– Сбавь обороты, Кира, – вдруг очень строго сказал пес и посмотрел ей прямо в глаза. От этого взгляда у нее в ушах загремело и лицо бросило в жар. Нет, не только потому, что романтИк. Это было от стыда. Ей было стыдно перед Фаустом за свое поведение во время операции «Мемориум», как ее окрестил Волфтейн, вот она и огрызалась. – Я тебе не грубил. И то, что ты пытаешься меня колоть на ровном месте, уважения к тебе не добавляет.

Кира потупилась. Все так.

Молчание затягивалось и было довольно неприятным. Тягостным. Кира тоже обернулась, проследив за его взглядом – но дорога была пуста. Солнце уже нагрело желтую пыль, и лес вдалеке был слегка затуманен.

– Отправляемся сегодня?

Пес рассеянно кивнул, не сводя глаз с леса.

– Марк сказал, что мы на Стикс через Монтану – зачем такой крюк?

Наконец и она расслышала звук приближающегося экипажа. Вскоре из-за угла вырулила массивная скрипучая карета. Четверка гнедых вразвалочку, переругиваясь и покусывая друг друга за разные части тела подкатила шумный нелепый транспорт к трактиру, из дверей которого с любопытством выкатилась Луна и ждала, когда же карета остановится, с силой обтирая руки фартуком. Возница, казалось, не очень справлялся с разыгравшимися лошадьми и еще не очень понимал, куда ему дальше ехать, вертел головой, как филин, во все стороны. Фауст легко подхватился и вышел навстречу гостям. Лошади сразу же его заметили и, позабыв про свои споры, быстро оттормозились, качнув карету вперед и обратно. Пес прошел несколько шагов навстречу к коням и умиротворяюще положил лапу на нос первому справа, безошибочно определив лидера. Конь немедленно затих и даже замер на месте, передавая свое послушание и другим.

Пыльная дверца распахнулась и из нее выглянула немолодая уже, но очень живая светловолосая востроносая женщина. Она глубоко вздохнула, окинула все вокруг бойким взглядом и, наконец, остановилась на Луне. Та в упор смотрела на нее ничего не выражающими глазами.

– Мама. Мама!!! – возопила женщина и кинулась обнимать так и застывшую на месте Луну. Вслед за нею из кареты начали вылезать люди, целая толпа, как если бы это был клоунский автомобиль. Они покряхтывали от тяжелой дороги и разминали затекшие члены. Несколько мужчин и юноша. Еще одна женщина, неуловимо похожая на первую, также завопила «Мамааааааа!» на всю улицу и обхватила Луну с другой стоны, начала хохотать, плакать и пытаться раскачать или раскружить ее вместе с сестрой. Высыпало с воплем несколько штук ребятишек разного возраста и под конец вылезла совсем юная девушка с хвостом огненно–рыжих волос и крохотным младенцем на руках.

– Дети. Дети приехали…. – наконец пробормотала Луна. Взгляд ее был рассеянный. Казалось, она не понимала, что происходило вокруг.

Вся эта шумная толпа забурлила вокруг маленькой Луны, вовлекла её в водоворот своей радости.

Кира наблюдала эту картину удивительного воссоединения семейства с привычной отстраненностью. Она давно заметила за собой эту особенность – в ситуациях, переполненных эмоциями, зашкаливающе трогательных или невыносимо жестоких, она как будто замыкалась внутри себя, словно в огромной подводной лодке, и наблюдала за происходящим через толстое стекло иллюминатора. Логика подсказывала ей, что будучи человеком, выросшим в пансионате – да в приюте по сути – ей бы сейчас со слезами на глазах умиляться и фантазировать завистливо о таком же вот воссоединении. Но она практически ничего не испытывала. Как будто кино смотрела, в сюжет которого не особо вникала. Нет-нет, за Луну она была конечно рада. Но вот хотела бы она, чтобы и ее семья ее так нашла? Тайная наивная мечта и боль каждого на земле сироты? Она попробовала представить. Вот экипаж тормозит, дверца открывается и выходит папа. И братья. Мама следом… Все они улыбаются и обнимают ее…

Сознание напрочь отказывалось рисовать хоть что-то вразумительное. Она не смогла вспомнить ни одного лица. Как впрочем и всегда. Только туман. Туман над водой и пустой лайнер. Мелькнуло перед глазами почему-то разгневанное мамино лицо – глаза плошками, зрачки щелками, губы сжаты так плотно, что каждый острый зуб просматривается. И голова тут же заболела. Кира потерла лоб рукой и встряхнулась, прогоняя наваждение. Такое с ней частенько бывало. Много чего она просто не могла вспомнить. Не то, что из раннего семейного детства, а даже из не особо отдаленной юности. Лишь разрозненные обрывки.

Кошка вздохнула, не особо печалясь. Ну и ладно. Не больно то и хотелось. Она неловко опустила руку на стол и опрокинула на себя псову чашку с кофием. Черная жижа горячей магмой растеклась по столу, пролилась на колени, замызгала шорты и быстро впиталась в шерсть на животе. С досадливым шипением кошка вскочила, начала обтираться и сдавленно ругаться.

«Ну вот. Как всегда опозорилась. Как это на меня похоже… конечно у всех на виду. И как дура теперь в пятнах. У него на виду. И кофе егойный….» Кира взглянула на Фауста. Но он в ее сторону даже не смотрел. Он так и стоял, машинально поглаживая коня по вспотевшей маслянистой морде, отстраненно глядя на то, как вихрь родственников уводит ничего не понимающую Луну в таверну.

Он крепко задумался. О том, что есть человеческая личность? Прошлой ночью, будучи в своем боевом состоянии он видел, что осталось от Луны. Практически ничего. С точки зрения жизненного баланса – все отлично. Жизненный светлячок тихо сияет, сообразно возрасту. Но за его лучики цепляется всего один огонек… Всего один! Как такое вообще возможно?

Многие люди уверены, что именно Жизнь – главная энергия человека, дающая ему и силу и характер. Это не так. Биоэнергетики КС давно доказали, что Жизнь главная не потому что что-то дает, а лишь потому что держит воедино остальные энергии. Как магнит. Именно поэтому все люди такие разные. Личность это уникальный коктейль из разных энергетических субстратов – сила, дух, женственность и маскулинность, целеустремленность, музыка, жестокость..... Энергий множество. Фауст, как и другие Судьи, даже немного лучше из-за старой травмы, умел видеть эти субстраты в форме легкого цветного свечения, когда входил в боевой транс. Не все, но некоторые. Каждый человек, это салат, огромная коробка с конфетти, некоторые кусочки побольше, некоторые поменьше. А все вместе и создают характер. И обтесываются с опытом.

А тут… всего один. И что же это, интересно, было? Памяти нет. Знаний о мире, соответственно, тоже. Все что она умела делать – это готовить, и готовила божественно. Значит это был кулинарный талант? Но как же тогда объяснить то, как Луна оформила свою кухню при полном отсутствии памяти о своем звездном во всех смыслах прошлом? Ее кафешка была тематической, настоящим любительским планетарием. Все эти книжки, картинки, модельки. Прямо или косвенно астрологические названия блюд и специй? Даже цветы на столе в вазе были – астры! Двенадцать комнат своей гостишки она оформила в полном соответствии с философией Северного Зодиака, по которому Фауст имел знак Скорпиона. А именно так она его однажды назвала – Скорпионищем.

Как такое может быть, что человек, утративший память, с легкой подсказки вспоминает стихотворение, да хоть и на любимую свою тему, но не помнит о том, что у него две взрослые дочери и целый выводок внуков!?

Очевидно, что память – это не все. И даже если ее отнять, то следы важного, настоящего, останутся, забудутся только события. Как оттиск старинного текста на рисовой бумаге. Что угодно ты на ней нарисуешь вновь, но фоном будут читаться отпечатавшиеся объемные слова. Душа Луны с самого начала тяготела к звездам. И когда знания и память были стерты, это ее стремление осталось. И реализовалось… да хоть бы и через кулинарию. Не важно через что. Истинный интерес духа найдет дорогу.

Пес встряхнулся. Улица давно опустела. Солнце припекало. Он взглянул на Киру, быстро оценил обстановку и устало вздохнул, ни капли не удивившись. Стоило ему не то, что отвернуться, а просто задуматься, а она уже и сама изгваздалась в дерьме каком-то и его без кофе оставила.

Кошка виновато прижала уши и смотрела на него огромными блестящими глазами. Возможно она ему что-то говорила, может даже извинилась, да он не услышал. Его вдруг посетило ощущение, что он вот-вот поймет про нее что-то очень важное. Прямо-таки жизненно важное. Что-то, тесно связанное с его размышлениями о памяти духа и прочего…. Но мысли быстро улетучивались и испарялись, как эфир из комнаты в открытую форточку.

– Ты что-то сказала? – наконец угрюмо спросил он.

– Я спросила зачем нам такой крюк через Монтану? Это плюс пару недель к дороге до Стикса, как минимум.

– А ты что, на осенний марафон торопишься? Погода на Юге не устраивает? – съязвил он. – Крюк делаем, потому что Волфтейн попросил меня там кое-что проверить. По дружбе. Даже в должности временно восстановил. Так что мне надо. А ты можешь не ехать, кстати. Машинка твоя все равно пока на приколе, насколько я понял. Останься здесь, под крылом у Вероники и своего заговора. Если хочешь. Вдвоем мы Марка убедим, я уверен. Компания мертвых всяко получше моей.

Кира вжала уши в голову еще плотнее. Да, тон их отношений поменялся кардинально. Да и Марк ясно дал ей понять субординационный порядок – Фауст старший по званию.

Девушка, блаженно жмурясь, окинула влюбленным взглядом озеро и тополиную аллею. Лес вдалеке и острые, празднично украшенные бежевыми с черными ромбами флагами КС шпили башен Мемориума. Да, безусловно в мире появилось для нее еще одно место, где ей хорошо, уютно, где ее любят и привечают. Остаться?.. Звучит соблазнительно. Она взглянула на Фауста.

Пес не смотрел на нее.

Заросший бородой по самые глаза низкорослый возница вывалился из таверны – из открывшейся за ним двери на секунду послышались нечленораздельные радостные восклики – и поспешил, благодарно клянясь, забрать, наконец, у пса своих коней.

Пес не смотрел на нее. Он вернулся за стол, грустно заглянул в опустевшую свою чашку и с досадой отставил ее подальше от края. И оперся на руку, закрыв от нее свое лицо еще сильнее.

«Компания мертвых всяко получше моей? Черт возьми, да он серьезно обижен.»

Кошка поникла. Было ему на что обижаться. Он предложил ей расторгнуть их договоренности и расстаться. Совсем недавно она бы даже не задумалась над выбором. Но сейчас все изменилось. Не только потому что Фауст стал ей небезразличен. Ко всему прочему она ощутила досаду за себя саму и вину. Она чувствовала, что уйти сейчас будет правильно, чтобы не влюбиться. Но совершенно не справедливо. Из их отношений за последние несколько недель она много получила. Пес прилагал усилия над собой ради нее и она это чувствовала. Уйти сейчас – это уйти, ничего не дав взамен. Неблагодарно. Поняв это, Кира сразу же поняла, как поступит.

– Нет. Я поеду с тобой. Вдруг пригожусь.

Пес внимательно посмотрел на нее.

– Я тебе партнерство не предлагаю, Кира. Ты мне не нужна.

– Я понимаю. В отличие от меня ты действительно можешь справиться с чем угодно в одиночку. И все же я поеду с тобой, – она ответила ему спокойным ровным взглядом.

Фауст еще немного посверлил ее. Пожевал желваки и, наконец, кивнул.

– Тогда чего расселась?

Небольшое отступление. Мистер Death

Вероника плыла по залам и коридорам. Бестелесными пальцами она ласково притрагивалась к деревянным панелям на стенах. К резным спинкам кожаных кресел. Она плыла к бюро у центрального входа, услышав с другого конца замка мелодичный «джиннннььь». Когда-то на ресепшене сидела Лена. Призрак пошел рябью от раздражения, припомнив это недавнее время.

Стрелка больших часов в фойе второго этажа эзотерического отдела подбиралась к трем часам. Не то, чтобы она сильно удивилась визиту в глухую ночь. Маркус Волфтейн предупреждал, что теперь такое будет происходить постоянно. КС работает круглосуточно и по всей планете – хоть на солнечной стороне, хоть нет. А доступ к информационной базе может потребоваться в любой момент. Хорошо, что теперь спать библиотекарям нужды не было. К тому же в ближайшие несколько месяцев все представители отдаленных органов КС захотят наведаться сюда, дабы посмотреть на новое диво. Может быть, этот ночной посетитель первая такая птица? Нет, не похоже, ведь транспортная сеть еще не была налажена. Сначала Вероника не поняла, почему Марк так обрадовался, обнаружив в деревне незарегистрированный погост. Но позже он ей объяснил, что через некоторые кладбища у КС-СМЕРТЬ проложена особая транспортная сеть. Очень дорогая и энергоемкая, но все же, в ситуации острой необходимости или чрезвычайной ситуации офицер КС мог в мановение ока очутиться почти в любой точке планеты или поблизости – там, где есть известное сети кладбище. Собственно именно так Марк и оказался тут так скоро, после начала пожара. Сигнал от его агентов терялся где-то в этой области, и он прибыл на кладбище соседнего городка. А дальше просто летел по небу и высматривал в округе наиболее страшные разрушения.

Забавно. Этот диабл хорошо знал своих ребят. Сразу было видно, что он отличный начальник – в меру строгий, уважаемый и притом между ним и агентами почти не чувствуется дистанция. Веронике было жаль, что не он дальше будет курировать отношения с Мемориумом. Как он выразился, его уполномочили только разгрести немного, а настоящее начальство прибудет сразу же, как только его назначат. С тех пор, как бессменный лидер КС-СМЕРТЬ – бесплотный, всезнающий, но ужасно эксцентричный Бог Судьбы Мэто – пропал невесть куда, в их конторе появилась проблема бюрократических проволочек. Раньше все было очень просто. Мэто просто появлялся за спиной у того или иного своего сотрудника и отдавал распоряжение – де скать, теперь ты работаешь не здесь, а, скажем, в отделе дознаний на минус пятидесятом этаже нашей базы в жерле вулкана Канно. Почему? Ну… ты ведь и сам догадываешься, почему. Собирайся, чего сидишь? А! Вот билет. Да, поездом поедешь, так будет лучше всего. Ну да, недели две. Просто поверь, так будет лучше. Чао. Мэто знал все и как будто заранее. Обо всех. И был везде. Он мог влезть в любой телефонный разговор. Выйти из шкафа или из окна и просто занять место на любом совещании. Говорят, что он даже мог бывать одновременно в нескольких местах. Именно поэтому, никто не пытался ничего менять или поднимать тревогу сейчас. Все просто ждали, что он объявится также внезапно, как исчез. Хотя, конечно, работа в некоторых отношениях теперь шла со скрипом.

Тут Веронику осенило – так может быть, это прибыл новый их покровитель знакомиться? Да, такое вполне могло бы быть. Эта мысль ее слегка взбудоражила и она полетела чуть быстрее.

И когда она увидела у окна знакомую псячью спину с военной выправкой, то была даже немного разочарована.

– И что же Вы могли здесь забыть, мистер Death…?

Сказала и осеклась. Уже выговаривая имя, она поняла, что это не он. Не Фауст–Азиз. Но очень похож. Только значительно старше. Пес обернулся к застывшему посреди холла призраку и посмотрел на нее. Этот взгляд…

– Оу… – образ женщины перед ним снова пошел рябью, как если бы в воду бросили горсть крупы. Но Вероника быстро вспомнила, что уже умерла и бояться, собственно, нечего, и вернула себе самообладание. Подплыла к ночному гостю и протянула ему призрачную руку. – Как неловко… Я обозналась.

– На самом деле, не очень-то и обознались, – пробасил гость, галантно пожимая протянутую струйку тумана. А потом он заглянул ей в глаза. Точнее в душу. Снова взгляд. Призрак чуть слышно сдавленно охнул и вновь пошел рябью, сильнее, чем раньше.

Призраки Мемориума были связаны между собой, как части одной нервной системы. И на этот неожиданный всплеск своей королевы тут же явились несколько верноподданных. Обеспокоенный Джордж, хмуря брови, быстро шаркал к ним от гардины в коридоре, а из тени ближайших стеллажей осторожно выглянули профессор Кот и Вальта.

Вероника перестала дрожать. По привычке она положила руку на высоко вздымающуюся грудь, как всегда ужатую в тугой корсет.

– Как необычно, – тихо произнесла она, когда ощущение пронзившей и парализовавшей ее молнии прошло. – Это ведь странно, согласитесь? Будучи уже мертвой вдруг вновь ощутить ужас перед неотвратимостью гибели. Как если бы бездна снова стала вглядываться в меня. Если Вы меня понимаете.

Он улыбнулся ей. Тепло, мягко, немного снисходительно. Одними губами.

– Я понимаю. Приму как комплимент своему мастерству.

– Я так невежлива. Добро пожаловать в Мемориум! Я Вероника, хозяйка, – она еле заметно скосила глаза на Вальту и Кота, благосклонно махнув им рукой. Успокоенные библиотекари тут же снова нырнули в тень. – Как Вы сказали? Я не сильно ошиблась?

– Не сильно. Дело в том, что я тоже мистер Death. В те давние-давние времена, когда я только встал на службу Судией в КС-СМЕРТЬ, все беспризорники, принятые системой на воспитание, получали вторым именем эпитет Death. Как говорящую фамилию. Так было принято.

Его менторский тон не оставлял никаких сомнений в том, что он преподавал.

– Надо же! Как интересно! Так значит в СМЕРТИ много Death’ов?

– Теперь уже нет. Эта традиция себя изжила. А до старости у нас мало кто доживает.

– Вот как? Тогда это честь для меня, познакомиться с ветераном! – миролюбиво усмехнулся Джордж и тоже протянул руку. – Я Джордж, глава медицинского отдела.

– Очень приятно. Джонатан Death, глава кафедры биоэнергетики Объединенного Университета КС.

– О! Вы, видимо, будете курировать наши отношения с ОУКС?

– К моему огромному сожалению, нет. Скорее всего это будет делать секретарь декана. Я прибыл сюда не так, чтобы очень официально, если признаться. Скорее по личному делу.

Призраки переглянулись.

– И чем мы можем вам помочь, мистер Death? – Вероника перешла прямо к делу.

– До меня дошли слухи, что в Мемориуме хранятся не только слепки реально существующих книг и документов. Но и слепки памяти людей, которые лишь видели что-то… или слышали. Это правда?

– Да, это так, – подтвердила хозяйка Источника памяти.

– Значит правда, – кивнул ночной гость и немного посуровел. – Значит у нас с Вами впереди много работы, друзья. Так как часть информации нужно будет отсортировать и убрать из общего пользования.

Призраки снова переглянулись, несколько недоуменно.

– Как это… убрать? – заморгала Вероника. – Мне казалось, что библиотека тем и хороша, что каждый сможет приобщиться к знаниям. К любым знаниям!

– Не к любым, моя дорогая. Поверьте, в душе я с вами полностью согласен. Но к некоторым… историям наш мир сейчас не готов. К некоторым прозрениям тоже.

Вероника поджала губы. Такого она не ожидала совершенно. Ее черты воинственно заострились…. Но пес продолжал – спокойно и миролюбиво.

– К примеру, я узнал, что в библиотеке хранится слепок чьей-то памяти с текстом лекции по общей биоэнергетике, которую я читаю для очень ограниченного круга людей. Людей, каждого из которых я лично готовлю к этой лекции. В которых я лично… уверен.

Вероника опустила взгляд.

– Видимо кто-то из них погиб в руках Мнемаа… Мне очень жаль, мистер Death.

– Вы уже не несете ответственности за те события, Вероника. Поймите, я здесь не за извинениями. И не за авторскими правами, если на то пошло. Я не издаю свои лекции по очень важной причине – именно потому, что та информация, которую я даю… Как бы выразиться…. Ее ценность заключается в том, что ее даю именно я. Некоторые вещи человек должен узнавать от другого человека. Живого. Или не очень, но от настоящего человека, а не из книги. Через голос, через взгляд, через контекст окружающих разговор обстоятельств.

– Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите, – деловито покачал головой Джордж. – В медицине традиция передачи знаний и опыта от учителя к ученику называется ординатурой и практикуется по всему миру, как обязательная часть обучающего процесса. Хотя многие уже забыли почему, все же важность этого процесса признается врачами повсеместно. Думаю, в Ваших словах есть толк, мистер Death. Мы действительно можем создать… ну, например, банк закрытых знаний. Но каков критерий получения доступа?

– Никакой. Доступ должен быть просто закрыт.

– Нет, это просто смешно, – не выдержала раздраженная уже до нельзя Вероника. Ее облик даже немного потемнел от гнева. – Для того, о чем Вы так требовательно просите нужны большие полномочия. При всем уважении, мистер Death. Вы глава кафедры, вы ветеран службы и обладаете огромным опытом… это все понятно. Но вы не глава КС.

– Нет. Не глава КС, – пес почему-то хохотнул. – Я всего лишь… Всего лишь мистер Death.

Он помолчал, думая о чем-то, разглядывая когти на своих ногах. И наконец заговорил снова. – Знаете… лучший способ убедить Вас будет показать. Я готов… предоставить часть своей памяти Мемориуму, – и снова этот взгляд. – Вам. В качестве жеста доброй воли. А после уже поговорим.

Призраки вновь переглянулись и на некоторое время застыли. Джон понял, что там, на каком-то ином пласте существования они обсуждают. Возможно спорят. Во истину, Мемориум уникальное место. Вроде бы оно единое, но в то же время и состоит из отдельных, абсолютно суверенных личностей, каждая из которых имеет свое собственное мнение по любому поводу. Смерть не помеха для споров. Подумав так, он снова усмехнулся.

Наконец лица призраков подернулись подобием жизни.

– Простите за эту заминку. Мы… Я не уверена, что… После освобождения от демона, мы еще ни разу не получали новых знаний подобным образом. Если честно, то я полагала, что теперь с такими процедурами покончено и далее мы будем копить только уже написанные книги.

– Вы не уверены, что так можно? – без обиняков спросил ее пес, смахивая с разговора пелену официальности.

– Да, – с облегчением произнес Джордж. – Именно так. Мы не уверены, что так можно.

Джонатан кивнул.

– Тогда это мой первый дар вам – так можно, если это акт доброй воли. А еще – вы не демон. Так что моя память после прочтения останется при мне, а не сотрется, не беспокойтесь. Пользуйтесь на здоровье. Если хотите, составим контракт.

Вероника вновь пошла рябью.

– Нет уж! Хватит с нас контрактов.

Пес доброжелательно улыбнулся.

– Я так и подумал. Так что вы решили?

Призраки снова переглянулись.

– Я попала в то положение, в каком нахожусь сейчас, потому что всегда хотела все знать, мистер Death, – Вероника кокетливо улыбнулась. – И сейчас я тоже не собираюсь упускать такой возможности. Так что я принимаю ваше предложение.

– Прекрасно, – сказал старый Судья с большим облегчением.

Не пускаясь больше в рассуждения он прикрыл глаза, наклонил голову и сделал приглашающий жест рукой. Вероника неуверенно приблизилась, переглянулась еще разок с Джорджем в поисках поддержки. И решительно положила обе руки на гладкую, покрытую короткой бурой шерстью голову пса.

На короткое мгновение она исчезла. Растворилась. Коридоры Мемориума вдруг слегка померкли, а стены с глухим ворчанием содрогнулись. Любой мир может содрогнуться, узнав, например, что все, на чем он зиждется – это ложь. Или не вся правда. Но Мемориум немного порокотал, потрещал и устоял. Через несколько мгновений тряска прекратилась. Призрак снова проявился на своем прежнем месте. Но она сама уже не была прежней.

Вероника дрожала и искрилась, по привычке выражая глубину своих переживаний шумным дыханием. Джордж обеспокоенно подался к ней. А потом от нее во все стороны пошла серебристая волна, как будто импульс по нервам. Когда волна прошла через Джорджа он тоже на несколько мгновений отрешился, и также глубоко задышал, пережив это обновление. И все остальные духи Мемориума на своих местах пережили нечто подобное.

Когда все закончилось, и Вероника отняла руки от Судьи, он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Взгляд.

– Вот оно как…, – тихо прошептала Вероника, положив от чувств ладони на грудь.

Пес кивнул.

– Теперь вы понимаете, моя дорогая, о чем я говорил. Некоторые вещи могут вызвать не просто прозрение. А потрясение. Вы за свою долгую жизнь узнали о мире больше, чем все другие люди. И все же ваш мир пошатнулся. Что будет с неподготовленным миром?

– Да… да, теперь я понимаю, – рассеянно проговорила она, все еще не придя в себя. Джордж и вовсе ощутил слабость и присел за ближайший стол. – Мистер Death… Я… я вам несказанно благодарна. Вы окажете нам честь остаться и обсудить некоторые вопросы?

Джон пожал плечами – совершенно также, как это частенько делал Фауст – непринужденно и озорно.

– Когда же это я отказывался от ночного мозгового штурма в кругу друзей? Чаю дадите?

Вероника заулыбалась. Теперь Мемориум и мистер Death смотрели друг на друга совсем по-другому. С гораздо большим пониманием. Ведь иногда невозможно понять человека, не пережив вместе с ним его опыта. А опыт у мистера Death был… уникальный, что и говорить. До самого рассвета призраки и старый Судья заседали у камина в худотделе. Один чайник сменялся другим. Даже Луну подняли ни свет ни заря и к горячему напитку вскоре присоединились булочки и смородиновое варенье в стеклянных розеточках, заботливо доставленное в замок крылатыми горгулиями. То и дело призраки подносили на совет из недр своего обиталища то кипу свитков, то древние фолианты, то серые полупустые книжки без автора и названия. Наконец, с делами было покончено. На краю стола лежал подробно описанный план реорганизации и даже реконструкции пространства Мемориума. К некоторым слоям информации было решено действительно полностью или частично закрыть доступ. Даже офицерам КС. Также Джон порекомендовал скрыть информацию о личностях агентов КС от посетителей, чье звание ниже Куратора и полностью отказать в доступе к Внутреннему Кругу временным наемным силовикам.

В общем работа была проведена большая. Солнце уже показало свою румяную краюшку из-за гор, когда Вероника, Джон и Джордж удовлетворенно и расслабленно развалились в креслах.

– Мда… ну и ночка, – покачала головой Вероника. – Спасибо еще раз, Джон, что приехал и… за дары.

Death кивнул. «Пожалуйста».

– Никогда бы не подумала, что Зоома Памяти может быть…

Джон удрученно кивнул.

– Пьянчужкой из Южной Дакоты? Дааа….. В последние десятилетия зятек вообще не просыхает. Как говорится, пьет, чтобы забыться. Дурак. Но может быть теперь, с появлением Мемориума, ему станет легче....

– Возможно. Поживем, увидим, – пошутила призрак Вероника. Мистер Death посмеялся.

– Позвольте личный вопрос?

– Конечно, дорогая, спрашивайте.

– Почему вы не глава КС? Почему отказались?

Судья помолчал, предаваясь воспоминаниям о минувшем. Давно это было. Затем безразлично пожал плечами.

– Да столько мороки это, знаете.... А так… мне нравится быть просто мистером Death. На этом месте у меня много свободы. Много времени для семьи. Понимаете?

Вероника и Джордж сдержанно кивнули.

– У вас замечательный сын, Джонатан, – мягко заметила Вероника.

Старый Судья сверкнул задорно глазом и гордо вздернул нос.

– Да. Парень вышел, что надо.

Решили расходиться. Джонатан хотел вернуться на кафедру до начала занятий и вообще привлечь к своему визиту сюда минимум внимания. Вероника согласилась. Судья галантно распрощался с хозяйкой замка и непринужденно попросил Джорджа проводить себя до выхода.

– Джордж, что-то Вы совсем притихли, – заговорил пес. – О чем задумались?

Пожилой призрак неловко пожал плечами. Несмотря на мягкий тон этого древнего существа, он чувствовал себя рядом с ним не в своей тарелке. А точнее, как под прицелом.

– Может быть вы хотите мне что-то рассказать? Как жест доброй воли? – вкрадчиво продолжал Джон.

– Нет, господин, Судья. Не хочу, – твердо ответил Джордж, собрав в кулак все свое мужество.

– Ну что ж. Ваше право.

Призрак кивнул и насупился еще больше.

– Вы были неординарным человеком, Джордж. Очень сильным. Волевым.

– Вы полагаете?

– Я вижу. Об этом свидетельствует ваш удивительный ультрамариновый окрас.

Джордж машинально осмотрел себя. Да, и правда. Он отличался от других обитателей Мемориума. Был более ясным и действительно синим.

– Я польщен, вашим замечанием, господин Судья.

– Это не лесть, Джордж. А констатация факта. Синий – цвет Воли нашего мира. А значит, Воля нашего мира была здесь. Или все еще здесь. И если вы когда-нибудь захотите мне что-нибудь рассказать об этом, Вы знаете где меня найти.

– Я понял, господин Судья, – упрямо проговорил призрак.

– Вы несгибаемы, – усмехнулся пес уже стоя в дверях. – Я уважаю это.

– Спасибо, господин Судья.

Мужчины сухо пожали друг другу руки. На когтистых пальцах Джона гнездился естественный костяной кастет. Джордж такой уже видел. Дважды в своей жизни, но обратил внимание только сейчас. В свете новых, полученных этой знаменательной ночью знаний.

– До новых встреч?

– Надеюсь, нет, господин Судья. Если честно, умирать мне совсем не понравилось.

Смерть в ответ усмехнулся и подмигнул призраку бездной в глазах. Развернулся в сторону залитой нежными ранними лучами тополиной аллее и, насвистывая что-то легкомысленное, направился к мирно пасшейся на обочине бело-коричневой коренастой лошадке.

– Чего он хотел, дорогой? – Вероника обвила мужа за шею и прильнула к его груди совершенно как в молодости, когда он вернулся и тяжело уселся на диван. – Я ведь все правильно поняла, он тебя отвел, чтобы еще о чем-то поговорить? По-мужски?

Джордж угрюмо кивнул и хрипло сказал:

– Он намекал, что знает про скелет.

Вероника тревожно отпрянула.

– И что ты ему сказал?

– Ничего.

– Почему? Боги! Ну теперь-то почему тебе нужны все эти секреты и тайны!? – с досадой всплеснула она руками.

– Потому что Я это все еще Я, – твердо заявил призрак. – И я хочу, чтобы некоторые аспекты моей жизни, хоть и прошлой, оставались только моими. Это мое право, Ника. Я не обязан делиться.

– Ты невыносим иногда. И вообще вы помешались просто на этом скелете. Кира тоже ведь спрашивала.

– Что? Кошка спрашивала? Когда? Почему ты мне не сказала!?

– Ну вот говорю. В последний день, когда осталась в замке помогать. Робко так спросила, все ли предметы мы воссоздали после пожара. Особенно в медицинском отделе. И уточнила, были ли в замке до его «перерождения» настоящие предметы, не воспоминания.

– И что ты сказала ей?

– Ничего не сказала, расслабься, родной. Ничего и немножко правды, как обычно. Сказала, что папа коллекционировал всякий хлам. Что несколько чучел были реальными и некоторые книги. Что пара башен состояла из настоящих камней и перекрытий и, конечно, сад был живым. Но теперь все за исключением пары каменных галерей в подвалах – ткань памяти. И мы воссоздали все, что было в замке до пожара. Так что если чего нет – так его и не было.

– Да. Ты молодец. Все верно, – успокоился муж.

– И что такого было в этой штуке? По мне скелет, как скелет. Чудо, что папа не выменял его на выпивку. И цена была бы этой бутафории ящик кислого эля. Не больше. Почему ты не хочешь его также воссоздать, раз он был тебе так дорог?

– Говорю же, Ника! Я не могу его вспомнить! Так, обрывки только в голове. Как в тумане. Просто не могу сфокусироваться. Ты не права, милая. Это была не бутафория. Он настоящий был. Эта штука как-то придавала мне сил. Словно талисман. Я чувствовал это на протяжении всех этих лет. Если бы не воля случая, судьбы…. – Джордж содрогнулся при воспоминании о чудовищном времени своей жизни в плену у демона. Вероника понимающе сжала его плечо. – Если бы Граф не выиграл его случайно в карты… или действительно выменял бы потом, как ты говоришь. Я бы не выдержал этого всего, моя родная. Это был настоящий Древний Бог. И он помог нам. А теперь он ушел.

– Ушел. Хм, – Вероника неверяще дернула плечом. Она с детства не любила сказки. – Может быть, он просто сгорел?

– Такие вещи не горят, золотце. Но ты же сама сегодня ночью видела столько всего своими глазами…. И все равно не веришь?

Вероника вздохнула.

– Ну… не во все. Я это все еще Я, дорогой, так ты сказал? А я никогда не верила.