Проклятие для бескрылой ведьмы (СИ) [Мария Моравинская] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

***

Порхающий «светлячок» {?}[ простейшее плетение Света. Используется в качестве фонаря] осветил во тьме осенней ночи надпись на стене склепа «Янжек Гризак, любимый муж, сын и брат. Почил в расцвете лет. Да будет Миртиза{?}[богиня смерти] благосклонна к тебе и да направит она твою тень по пути к Пресветлым Вратам». Внизу был высечен знак Миртизы — широкая вилка, перечёркнутая прямой линией посередине.

Две пары глаз внимательно изучали надпись. Чересчур внимательно. Потом раздался негромкий хлопок, и «светлячок» погас.

— А если закрыто? — раздался нерешительный шёпот. — Вдруг заперто?

— Ага, покойничек решил изнутри запереться! Чтобы дали поспать спокойно! — по-девичьи звонко хмыкнул другой голос. — Хватит дрожать, Маришка! Я ещё днём тут побывала, всё детально изучила! Эта дверь держится на честном слове, пни её — и откроется.

— Не ори, Агнешка! — послышалось в ответ шипение. — Мало ли кто услышит!

— Кто? — фыркнула та, кого назвали Агнешкой. — Кто тут может обитать, кроме старых костей? Я покойников не боюсь, они удобно в земле лежат, тихие и смирные. Бояться живых надо — нам так на основах некромантии говорили.

— Скажешь это упырю, когда он тебя доедать будет, — огрызнулась Маришка. — Я вот думаю, что это место не зря Проклятым Кладбищем зовут! И вообще, я с тобой не напрашивалась, сама меня потащила! Кто тебя просил с Ивликом спорить?

— Да он сам начал дразниться! — парировала Агнешка. — Нечего было меня трусихой называть! Сначала рассказал про Волчье кольцо, а потом… Э, ты куда это собралась? А ну стой!

Расплывчатая в потёмках фигура рванулась к мерцающей неподалёку тропе, но силуэт повыше ловко схватил её. Раздался тонкий визг:

— Пусти, улька тришавая{?}[нецензурное ругательство. Сильно смягчённый вариант: «дура набитая»]!

— Нет уж, сестрёнка, — упрямо ответила Агнешка. — Мне помощь понадобится, а в округе больше никого нет!

— Я маме пожалуюсь!

— Ага! И что ты ей скажешь? Что я тебя затащила на Проклятое Кладбище? Прилетит нам обеим! Лучше посвети мне.

Маришка умолкла и обиженно засопела, прислонившись к стене склепа.

— Я тебе это ещё припомню! — пригрозила она.

— Ага, валяй, — рассеянно отмахнулась Агнешка, ощупывая дверь, и строго напомнила. — Запускай «светлячка»! Надеюсь, на Чароплетении вам уже рассказали, как это делается.

Маришка обиженно фыркнула. Из её ладоней брызнули синеватые искры, и над протянутой рукой вспыхнул крохотный белый шарик. Его призрачный свет выхватил из мрака ночи два совсем юных, отчаянно похожих друг на друга девичьих лица. Потом они исчезли: Маришка поднесла источник света к двери и с сомнением осмотрела потемневшие от времени доски, испещрённые трещинами и изъеденные жуками. Она опустила руку пониже и молча указала сестре на огромный замок в виде волчьей головы с оскаленной пастью.

— Вижу, — нетерпеливо отмахнулась Агнешка, — именно для этого у меня и заготовлен инструмент.

Она сунула руку за пазуху и вытащила короткую, узкую трубку, запечатанную сургучом с обеих сторон и тускло блеснувшую на свету. Усмехнувшись, Агнешка повертела ей перед носом сестры. Внутри что-то прошуршало, словно трубка наполовину была наполнена песком.

— Это ещё что такое? — подозрительно осведомилась Маришка, наблюдая, как сестра подпихивает трубку под замок-пасть.

— Взрыв-порошок, — безмятежно ответила Агнешка. — Так, кажется, нормально. Ближе не подходи!

— Что?! — задохнулась Маришка, отпрянув в сторону. — Это же опас…

Под замком глухо хлопнуло. Агнешка выхватила у сестры светящийся шарик, поднесла его к пасти и удовлетворённо хмыкнула. Прямо из-под замка курился сизый дымок, отчего казалось, что на волка напялили роскошное серое жабо.

— Где ты его достала? — прошипела Маришка, бессильно наблюдая, как сестра первым попавшимся под руку камнем сбивает замок на землю.

— Достала, — туманно ответила она.

— Агнешка!

— Ладно-ладно, только, чур, никому ни слова! Знаешь Кшистофа? Ну долговязый такой, третьеступенец? Нет? Не важно. Он помощником у магистра Озвиса в лаборатории подрабатывает, отсыпал мне немножко по дружбе. Да не смотри ты на меня так! Чтобы дуракам руки не поотрывало, порошок разбавили песком.

Маришка покачала головой и промолчала. Агнешка махнула ей рукой, толкнула надрывно заскрипевшую дверь и первая юркнула в образовавшийся чёрный проём.

***

Половину склепа занимал каменный саркофаг. В свете энергетического шарика засеребрилась паутина, густо свисающая с потолка. При звуках шагов по стенам брызнули испуганные пауки и сороконожки. Маришка поёжилась, и шарик в её руке дрогнул.

— Гадость какая! — тихо прокомментировала она. — Делай, что хотела, и пошли отсюда!

Агнешка мельком взглянула на сестру.

— Боишься? — насмешливо спросила она.

Маришка с вызовом вздёрнула подбородок:

— Боюсь! И что с того? Я знаю, чем всегда заканчиваются твои вылазки! С самого детства меня везде таскаешь. В пять лет я свалилась с дерева, потому что тебе приспичило проверить, зачем это жёлтые шершни туда летают. В семь лет я чуть не утонула, когда ты решила поискать сокровища на дне пруда в Сумеречном лесу. Потом ты начиталась книг о привидениях и решила их поискать, а кого выбрала на роль приманки? Правильно, меня! И вот, тебе уже пятнадцать, а ты всё никак не успокоишься! Потащилась за каким-то анфильевым{?}[Анфилий - низший божок, приносящий несчастья. Его именем принято ругаться] кольцом в этот склеп! Ночью!

Агнешка с интересом взглянула на Маришку.

— Всё сказала? — уточнила она. Её младшая сестра гневно фыркнула и кивнула.

— Тогда послушай меня, — вкрадчиво заговорила Агнешка, — я тебе кое-что сейчас скажу.

Её голос, спокойный и тихий, ледяным потоком охолонул Маришку. Она замерла и беспомощно уставилась на старшую сестру. Та скользнула к двери и перегородила выход.

— Знаешь, зачем я на самом деле тебя сюда привела? — тихо спросила она, медленно поворачиваясь к сестре.

— З-зачем?

— Помнишь, кто здесь похоронен? Я уже успела потолковать с ним по душам. И знаешь, он пообещал мне нечто более ценное, чем старое ржавое кольцо, если я приведу ему тело — молодое, крепкое тело, чтобы он мог насытиться… Как следует!

Последние слова Агнешка выкрикнула одновременно с резким взмахом полой плаща. Маришка в ужасе шарахнулась в сторону, налетела на стену и дико завизжала.

— Я так и знала, так и знала! Ты, ты, улька такая, всегда ревновала ко мне маму! Зараза полоумная…

Она осеклась, когда её старшая сестра заливисто расхохоталась, утирая слёзы:

— Ой-ой-ой, не могу! А я и не думала, что ты такая трусиха! Поверила в детскую пугалку, ну даёшь!

Нахохотавшись, она дружелюбно пихнула сестру в плечо и миролюбиво сказала:

— Без обид, Ришка, но ты мне так надоела своим занудством, что я решила тебя проучить!

Маришка подняла на неё полные слёз глаза.

— Так значит… Это была шутка? — пролепетала она.

— Нет, совы-сычи, я всерьёз решила скормить свою младшую сестру привидениям. Шутка, конечно! А теперь хватит лить слёзы, лучше помоги осмотреться.

Маришка утёрла дрожащими пальцами мокрые глаза и покорно поплелась за сестрой. Она и сама теперь не знала, как поступить: то ли продолжать злиться на безголовую Агнешку, то ли смириться с положением вещей.

Агнешка ощупывала стены, простукивая каждый камень. В её тёмных волосах запутались клочья паутины, а нос перепачкался, но она не обращала на это никакого внимания. Маришка уныло следовала за ней, подсвечивая те участки, в которые тыкала пальцем сестра.

— Так! — резюмировала Агнешка спустя некоторое время. — Мы возимся тут уже Анфилий знает сколько, а толку никакого! Вопрос: почему?

— Потому, что тут ничего нет? — хмуро предположила Маришка. Ей было скучно, тоскливо и страшно хотелось спать.

Старшая сестра легонько щёлкнула её по носу:

— Неправильный ответ! Потому, что мы не там ищем!

— А где же тогда ис… — младшая проследила за взглядом Агнешки и испуганно осеклась. Та с повышенным вниманием рассматривала саркофаг и едва только не облизывалась.

— Нет! — решительно заявила Маришка.

Сестра легкомысленно отмахнулась:

— Прекрати! Янжек не будет сильно возражать, если мы его чуток побеспокоим! Не опускай «светлячок».

Не обращая внимания на слабое сопротивление, она подтащила Маришку к саркофагу и поставила рядом с собой, а сама наклонилась над каменной плитой, служившей крышкой, и принялась её ощупывать.

— И как ты собираешься её отодвинуть? — злорадно поинтересовалась младшая. — Мы вдвоём не справимся.

— Тихо! — цыкнула Агнешка. — Сначала я проверю, есть ли там кольцо.

Она вытянула руку и замерла, держа ладонь параллельно крышке. Указательный палец принялся выписывать в воздухе треугольник. Под ладонью зародилось белое трепещущее свечение. Разгоревшись ярче, оно вспыхнуло и впиталось в камень без остатка.

— Это ещё что такое? — подозрительно осведомилась Маришка, ревниво наблюдая за сестрой. Любопытство боролось в ней со страхом: с Агнешки станется вновь что-нибудь взорвать.

— Простейшее плетение Поиска, — самодовольно ответила последняя, — в следующем семестре будете проходить… Ш-ш-ш!

Она приложила палец к губам и припала ухом к саркофагу. Маришка послушно замерла и напрягла слух, пытаясь уловить хоть что-то.

Прошло несколько томительных минут.

На лице Агнешки появилось недоумённое выражение, и она выпрямилась, глядя на крышку. Маришка удивилась: ей ещё не доводилось видеть сестру в такой растерянности.

— Ничего не понимаю, — пробормотала та. — Там никого нет!

Пришёл черёд младшей гипнотизировать саркофаг.

— Совсем? — глупо спросила она.

Агнешка дёрнула плечом:

— Поиск обнаружил только круглый металлический предмет — скорее всего, то самое кольцо. Но ни скелета, ни даже какого-нибудь завалящего черепа!

Она попинала стенки саркофага, словно надеясь, что от этого в нём что-то материализуется.

Маришке стало неуютно. Она боязливо оглянулась по сторонам, будто опасаясь, что отсутствующий скелет сейчас выпрыгнет из тёмного угла.

— Пойдём отсюда? — с надеждой предложила она.

Её сестра побарабанила пальцами по камню. Было видно, что ей очень хочется остаться и выяснить всё на месте, но как это сделать, она не представляет.

— Завтра пойду в библиотеку Совятника! — решительно заявила наконец Агнешка. — Возможно…

Крышка резко откатилась в сторону. Сёстры даже вскрикнуть не успели, как из-под неё вырвался ледяной вихрь. Маришку сбило с ног, а завизжавшую Агнешку потащило прямо к саркофагу. Она отчаянно сопротивлялась, хватаясь за воздух и пытаясь хоть как-то затормозить движение, но тщетно. Её стремительно втянуло в чёрную дыру, как комара в пасть лягушки. Агнешка исчезла в непроницаемой тьме. Крышка со скрежетом вернулась на место.

***

Маришка долгое время провела, сидя на корточках у стены и тупо глядя перед собой. Трепещущий «светлячок» над левым плечом пульсировал всё быстрее и быстрее, то становясь размером с болотную мошку, то разрастаясь до величины яблока. Но она не обращала на него внимания.

— Агнешка… Как же так… — тихо бормотала Маришка, прижимая ко рту кулак. Слёзы не шли, только щиплющая боль сдавливала горло.

«Жаловалась на сестру? Ныла? Хотела, чтобы она больше тебя не таскала за собой? Жри теперь полной ложкой!» — мстительно зудел внутри противный голосок совести.

Саркофаг возвышался перед ней: холодный, мрачный и абсолютно равнодушный. Где-то внутри него наверняка билась и кричала Агнешка. Во всяком случае, Маришке очень хотелось на это надеяться.

Подойти поближе к каменной коробке она не согласилась бы и под страхом немедленной смерти.

«Надо скорее бежать в Совятник, рассказать всё маме! Она точно что-нибудь придумает!» — мелькнула в голове здравая мысль, но она не сдвинулась с места. Что-то мешало. Липкая, тоскливая муть сковывала тело, и Маришка оставалась на месте. Очень хотелось утопиться. Она поймала себя на том, что холодно прикидывает глубину речки, протекающей по дну Чёрного урочища.

Крышка задвигалась вновь.

Оцепенение разом слетело с Маришки. Она вскочила на ноги, охнула — от долгого сидения они затекли, и отпрыгнула подальше от саркофага, не отрывая от него взгляда.

На грязный пол вывалилась Агнешка. С удовлетворённым — как послышалось насмерть перепуганной Маришке — урчанием саркофаг закрылся.

Младшая со всех ног бросилась к старшей сестре. Та лежала на боку, скорчившись, как новорожденный. Маришке стоило огромных усилий перевернуть её на спину и кое-как распрямить руки, по-богомольи прижатые к груди. Глаза Агнешки были закачены под лоб.

— Агнешка! — отчаянно заорала Маришка, тряся сестру за плечи. — Ты как? Ты меня слышишь? Ответь что-нибудь! Совы-сычи! Я маме на тебя пожалуюсь! Агнешка! Хватит шутить!

Ноздри старшей сестры затрепетали. Её тело безвольно обмякло, и руки беспомощными плетьми упали на пол. Судорожно стиснутые кулаки разжались. На пол со звоном выпало кольцо. Маришка бездумно посмотрела на него, потом — на левую руку сестры и вскрикнула.

Тонкая кисть почернела и покрылась страшными багровыми пузырями, похожими на следы сильнейшего ожога.

Комок в горле лопнул, и Маришка зарыдала в голос, уронив голову на грудь сестры.

Агнешка слабо пошевелилась и застонала. Её глаза вернулись в нормальное положение и обрели осмысленность.

— Почему я ещё жива? — сипло спросила она.

========== Глава 1 ==========

Семь лет спустя

Наверное, с высоты полёта совы Кельин покажется блохой. Большой такой блохой, застрявшей меж двух скал, на перекрёстке торговых путей.

Если выйти в город с утра пораньше и распахнуть слух навстречу городским разговорам, можно почерпнуть много интересного. Ну, или не очень. Всё зависит от точки зрения.

— Зима, говорят, длинной и морозной будет. Слышали? Петух пани Гваниры сегодня всю ночь кукарекал, как оглашённый. Не к добру это.

— …Солёное молоко меня прабабка научила делать. Бери перо, записывай. Мешаешь соль с первым снегом, добавляешь лесные орехи и шишки, а потом…

— Пан Рудрик вчера от кума вернулся. У него коза двухголового козлёнка родила. К прорицателю потащили.

— Сын вдовы Старфы давеча рассказывал — у ручья йорму{?}[общее название нечисти и нежити] видел. Большого такого: башка, говорит, косматая, а прямо за ушами рога торчат — корявые, как старые сучья.

— Ahoj{?}[ahoj (ахой) — привет (галашск.)], Пернатая! Как жизнь, какие новости?

Я очнулась от утренней полудрёмы и обнаружила, что уже несколько минут бездумно стою перед стеной трактира, прижимая к брёвнам лист бумаги. Трактирщик, пан Врожек, добродушно посмеиваясь в густые усы, глядел на меня, вытирая руки полотенцем. Из приоткрытой двери валил густой пар, пахнущий кашей и травяным отваром.

— Доброго утречка, пан! — откликнулась я. — Да какие там новости в нашем городишке… Вот, новых покупателей ищу. Вам-то самому ничего не надо?

Пан Врожек перевёл взгляд на лист.

— «Амулеты, обереги, талисманы. Низкие цены, скидки…» Да нет, Пернатая, этого добра пока хватает. Вот Марта, младшенькая моя, месяца через три родить собирается, вот тогда к тебе за обережиком и обратимся.

— Три месяца, — пробормотала я, наскоро накладывая на объявление Плетение Склейки. — А у меня и двух недель нет!

Пан Врожек поскрёб румяную щёку.

— Я сватье своей скажу, — раздумчиво сказал он. — Может, ей чего и понадобится. Хочешь булочек, Пернатая? Они сегодня на славу удались. Угощайся, денег не возьму.

Я поблагодарила добродушного трактирщика и взяла три булочки. Потом, подумав, сунула за пазуху ещё две и поспешила откланяться.

В моём нынешнем положении нельзя отказываться от бесплатного угощения. Если дела не пойдут в гору, придётся наступить на горло гордости и попросить того же пана Врожека взять меня в подавальщицы.

Отойдя от трактира, я не удержалась и обернулась. Объявление сиротливо белело в холодных лучах солнца, и показалось, что оно укоризненно смотрит мне вслед.

***

Самопишущая ручка скрипела и кляксила.

— Малахитовая стружка — три банки. Белая глина… Заканчивается. Осиновые и боярышниковые чурки… Тоже не мешало бы прикупить. А на всё про всё у меня… — я прикусила кончик пера и с тяжёлым вздохом констатировала: — Сорок восемь злотых. Из них надо ещё ухитриться заплатить подать, арендную плату и не сдохнуть от голода.

Подведя под неутешительными расчётами жирную черту, я вытащила оставшуюся булочку.

— Если не найдутся новые клиенты, — горестно поведала я ей, — прости-прощай идея о спокойной жизни мастерицы амулетов.

Булочка осталась безучастной к моей печали, и я мстительно вонзила в неё зубы.

— А ведь ещё можно попробовать себя в качестве странствующей ведьмы-наёмницы, — подперев голову рукой, раздумчиво сказала я потолку. Потом, прикинув перспективы, поморщилась: — Нет уж, спасибо, как-нибудь обойдусь без этого удовольствия!

Звякнул колокольчик над дверью. Я поспешно убрала с лица тоскливое выражение, смахнула бумаги на пол и расплылась в любезной улыбке:

— Ahoj, пани Моригана!

Дородная жена самого богатого купца в городе вплыла в лавку, небрежно помахивая хвостом чернобурой лисы, служившей воротником. На её пальцах блеснули многочисленные самоцветы.

— Приветствую, — небрежно бросила она, придирчиво оглядывая разложенные на прилавке примеры моих работ. — Мне бы хотелось чего-нибудь эдакого…

Она изобразила в воздухе какую-то замысловатую фигуру, одновременно похожую и на кособокое яйцо, и на приплюснутую спираль.

— Амулет? Талисман? Оберег? — вежливо уточнила я, заранее приготовившись к долгим и не всегда успешным расспросам. Пани Моригана никогда не отличалась словоохотливостью, и каждую фразу мне приходилось вытягивать из неё едва ли не клещами.

Она снисходительно взглянула на меня.

— Не знаю я, милочка. Мужу хочется приятное сделать.

Я вспомнила внушительную фигуру её супруга. Насколько я помню, он запасся оберегами от воров и происков недобросовестных конкурентов, разнообразными талисманами на удачу и деньги на много лет вперёд.

Я сделала глубокий вдох и осторожно приступила к расспросам.

— Пани, у вас есть какие-нибудь идеи по поводу подарка? Может, ваш муж что-то любит?

Долгий взгляд влажных, как земля после дождя, глаз, тяжёлый вздох и короткое:

— Нет.

— «Нет» — в смысле не любит или нет идей? — как можно мягче уточнила я, злясь на себя: знала же, что купчихе нельзя задавать много вопросов сразу. Проклятая торопливость!

Пани Моригана чинно сложила руки на груди и закатила глаза к потолку.

— Нет, — певуче повторила она.

«С другой стороны, — безразлично подумала я, — хоть какое-то развлечение. Других-то клиентов нет».

— Пани… — начала я, но меня опередили:

— Если б знала, что дарить, не пришла бы, — с ленивым раздражением протянула купчиха. — Охоту он любит.

И с видом королевского шпиона, из которого враги вытянули больше, чем нужно, уставилась на меня.

— Охоту, — послушно повторила я. — Хорошо, сейчас посмотрим.

Порывшись на полках, я достала связку мелодично забренчавших кулонов и принялась аккуратно раскладывать их на прилавке, попутно рассказывая о каждом:

— Это — талисман для привлечения охотничьей удачи. Вот этот — оберег против лесных йорму. От медведя-перекидыша не поможет, но от озёрного зубодёра защитит. Да перекидыши у нас и не водятся. А вот ещё один, посмотрите. Да-да, вот этот, в виде зайца. Это талисман, который излучает особую ауру, на неё сбегутся все окрестные зайцы…

Я сделала паузу, чтобы перевести дух. Говоря о последнем талисмане, опустила слово «должны». Должны сбежаться зайцы. На деле-то я его не проверяла.

Пани Моригана безразлично следила за руками, иногда поднимая на меня взгляд. Я говорила и говорила, демонстрируя ей то одну безделушку, то другую, а она всё молчала, лишь изредка кивая в такт. Под конец мне стало казаться, что пани и вовсе меня не слушает, а тихо дремлет с открытыми глазами.

— А вот это…

— А это что такое? — перебила меня купчиха, тыча пальцем в деревянную шкатулку за моей спиной.

Я послушно схватила её и открыла, поставив на пилавок.

— Шпильки для волос, зажимы для шалей, в общем, всякая мелочь. Не думаю, что вашему мужу… — И замолчала, потому что пани с видимым интересом вертела в руках волнистую заколку-змейку, украшенную хризолитом.

— Сколько? — деловито спросила она.

— Пятьдесят сребряных, — с готовностью отрапортовала я.

Пани поджала губы, опёрлась локтями о прилавок и взглянула на меня. Её глаза

резко приобрели осмысленное выражение, далёкое от обычного затуманенно-отстранённого.

— Я подумаю. А вообще, давно хотела спросить, — отрывисто сказала купчиха, — зачем вы носите эту повязку?

она бесцеремонно схватила меня за левую руку и потеребила широкую чёрную ленту, обвивающую запястье и кисть.

Первым порывом было с возмущённым «Вы что себе позволяете!» выдернуть руку. Однако я уже убедилась на собственном опыте: если клиенту может померещиться хамство даже в самой невинной фразе, оно обязательно ему там померещится. Поэтому я ответила самым ровным тоном, на который только была способна.

— Это последняя мода Златой Рощи. По крайне мере, была таковой, когда я оттуда уезжала.

Влажные, с поволокой глаза пани Мориганы пригвоздили меня к месту. Где-то в их глубине заворочалось подозрение.

— Вы же давно приехали, — с недоверием уточнила она.

— Ну да, — беспечно пожала я плечами. — Что уж поделать, такая вот я привязчивая.

Из недр лавки раздалось жужжание и постукивание. Пани вздрогнула и отвлеклась от беседы, а я, воспользовавшись моментом, выпростала руку.

— Кажется, письмо по импульс-почте пришло, — вежливо сказала я, гадая, поймут ли сразу намёк.

Купчиха поняла с первого раза, чем немного меня удивила.

— Я, пожалуй, пойду, — с заметным недовольством в голосе сказала она. — Потом пришлю к вам мальчика.

Подобрала многочисленные юбки и степенно пошла к выходу. У самых дверей пани обернулась и обронила:

— Эти перья в волосах совершенно вам не идут. Советую сменить причёску. — И удалилась, захлопнув за собой дверь.

Тихий звон колокольчика растворился в воздухе. Я оторопело посмотрела ей вслед, а потом усмехнулась и принялась убирать разложенные товары обратно под прилавок. И что бы это значило? Неужто пани Моригана не просто осознала, что я вожу её за нос, но и решила обидеться на невинную шутку?

Да и потом…

Я поправила длинные тёмные пряди с вплетёнными в них перьями неясыти.

Неужели пани не в курсе, что каждый лицензированный колдун и ведьма обязаны носить эти украшения?

Экипаж пани Мориганы прогромыхал колёсами по расчищенной дороге и скрылся за поворотом. Я проследила за ним, захлопнула дверь и задвинула щеколду. Хотелось сполна удовлетворить любопытство и вникнуть в каждое слово нежданного письма, а не отвлекаться на посетителей.

Хотя кого обманываю? Как будто мои побрякушки в Кельине нарасхват!

Я подошла к импульс-почтовику, опустила латунный раструб и нажала на рычажок приёма. Он с натужным скрипом поддался и неохотно опустился, и я в который раз дала себе клятвенное обещание раздобыть где-нибудь масла и смазать его.

Вот прямо завтра этим и займусь!

Из раструба в ладони тяжело упал узорчатый красно-золотой шар. Я не удержалась и присвистнула, подкинув его в руке. Любопытство взыграло с тройной силой.

Кто же это у нас такой состоятельный, что расщедрился на Призрачного Посланника{?}[особый вид духа, запечатываемый в медном шаре импульс-почты. В зависимости от мощности заклинания и духовной энергии, заложенной в него, способен передавать устные послания длиной от одной до нескольких фраз. В особых случаях может даже поддержать непродолжительную беседу]? Может, у меня завёлся богатый тайный поклонник?

Я хихикнула собственным глупым мыслям и нарочито медленно, растягивая сладкое удовольствие ожидания, развинтила шар.

Наружу вырвалось бледно-голубое сияние. Я аккуратно положила вызолоченные изнутри половинки на прилавок и уселась прямо перед ними, выжидательно положив подбородок на скрещенные руки.

Сияние померкло, превратившись в дым. Он быстро сгустился и приобрёл черты женской фигуры размером с локоть. Постепенно её облик приобрел чёткие контуры, заставив меня чуть привстать от неприятного удивления.

========== Глава 2 ==========

Длинные седые локоны безупречно обвивали белоснежные перья и падали на тёмную мантию. Надменное лицо дышало властью и неумолимой строгостью, а глаза походили на две острые льдинки.

Директор Совятника, Высшей Ведовской Школы. Белая Сова Гнездовиц.

Она медленно (скорее всего, наигранно медленно) перевела на меня взгляд и царственно кивнула:

— Рада видеть тебя в добром здравии, Агнесса.

— Ahoj, мама, — уныло произнесла я.

— Не замечаю особой радости, — с лёгким недовольством произнесла Белая Сова.

Она сделала пару шагов по столешнице, скрестила руки и поджала губы.

— Я могу предложить тебе чай, но, боюсь, он прольётся.

Губы матери дрогнули.

— А ты не изменилась, Агнесса, — чопорно произнесла она. — Всё те же глупые детские шуточки.

Я пожала плечами и с показной обидой надула губы.

— Как вы можете так говорить, пани Мёдвиг! Это самая что ни на есть обыкновенная констатация факта, ничего боль…

— Агнесса! — раздражённо повысил голос бесплотный двойник матери, и я послушно умолкла. — Хватит ёрничать! О Великая Кахут, тебе уже сколько? Двадцать два! А всё такая же, как и в двенадцать.

Я согласно хмыкнула. Ничего не могу с собой поделать. В присутствии матери внутри неизбежно поднимается дух противоречия, заставляя хохмить и пикироваться с удвоенной силой.

Директор Совятника смотрела на меня не отрываясь. Ей всё-таки удалось заставить почувствовать себя не в своей тарелке. Согнав с лица дурацкую улыбку, я выпрямилась и чинно сложила руки на коленях.

— Хорошо. Давай начнём наш разговор с начала. Почему ты вдруг решила отправить мне письмо, да ещё и с Посланником?

Черты Белой Совы слегка разгладились. Мне даже показалось, что я услышала вздох облегчения, хотя навряд ли.

— Мы не общались почти два года, — чуть мягче заговорила она (если, конечно, можно вообразить мягкую сталь). — После выпуска ты объявила, что желаешь начать самостоятельную жизнь, и уехала в эту глушь. Я не стала тебя отговаривать…

— Совсем не стала, — пробормотала я еле слышно, прикусив согнутый палец. — Если не считать пары-тройки скандалов, которые ни за что не считаются.

— Потому что я считала и считаю до сих пор, что твои таланты достойны лучшего применения, чем прозябание в этой дыре! — возвысил призрак голос. Мама огляделась по сторонам и брезгливо поморщилась. — Ты лицензированная колдунья, с отличием закончила Высшую Школу, и всё ради того, чтобы торговать не пойми чем в убогой деревенской лавке?!

В груди вспыхнул горячий шар ярости. Я поднялась с места и холодно сказала:

— Разговор закончен. Приятно было пообщаться. Моё почтение Совятнику.

— Погоди! — сбавила тон мама, и я остановила руку, протянутую к половинке импульс-письма, с изумлением услышав в её голосе незнакомые просящие нотки. — Выслушай меня до конца! Это важно.

Я подумала и уселась обратно, наступив на горло своей гордости. Любопытство взяло верх.

— Ещё одно слово о моих занятиях, и больше мы разговаривать не будем..

— Я направила к тебе письмо не для пустопорожней болтовни, — церемонно произнесла Белая Сова, — это официальное приглашение. Панна Агнесса Мёдвиг, от лица Высшей Ведовской Школы в Гнездовицах я предлагаю вам занять пост преподавателя основ изготовления талисманов, амулетов и оберегов!

Жар бросился в лицо. Мне показалось, что слух сыграл со мной злую шутку, и я уточнила слабым голосом:

— Преподаватель? Я?

— Не вижу в этом ничего странного, — пожала плечами мама. — Предмет несложный, ты занимаешься этим уже два года, тема твоей выпускной работы…

— А как же пан Жданек? — невежливо перебила я её.

В голове всё кружилось от неожиданности предложения, а в мыслях творился полнейший кавардак. Я почувствовала себя на распутье рядом с указателями, торчащими в разных направлениях. На всех была написана какая-то белиберда.

Директор вздохнула и тихо ответила:

— Три дня назад пана Жданека забрала к себе великая Кахут.

На улице зазвенели детские голоса, и в окно стукнулся снежок. Я вздрогнула и машинально проводила взглядом белый комок, медленно сползающий по стеклу.

— Магистр Жданек… Умер?

Язык с трудом вытолкнул это слово. Нельзя сказать, чтобы я обожала лекции магистра, но помнила его как немного рассеянного безобидного старичка ростом мне по плечо. Он обожал свою широкополую зелёную шляпу с обтёрханными краями, сварливую кошку по кличке Магда и ячменное пиво. Экзамен у него было сдать проще простого. И что, теперь всё, что от него осталось, — лишь эти воспоминания, присыпанные могильной землёй?

Белая Сова внимательно следила за выражением моего лица, хищно прищурившись.

— Не думала, что ты будешь так сильно переживать, — с лёгким удивлением обронила она.

Я прерывисто вздохнула, тряхнула волосами и пояснила, раздражённая неуместным любопытством, промелькнувшим в её взгляде:

— Одно дело — услышать о смерти постороннего, и совсем другое — узнать, что человек, которого ты знала, отправился под крыло Кахут! От чего он умер?

— Агнесса, ему было восемьдесят шесть! — слегка удивлённо ответила мама. — Сердечный приступ — обычная причина смерти в его возрасте! Мы проводили его со всеми почестями, как-никак больше тридцати лет в нашей Школе преподавал! Пусть Великая Богиня опахнёт его своим крылом.

Миниатюрная версия матери прижала указательный и безымянный пальцы, сложенные вместе, ко лбу между бровями и на секунду прикрыла глаза. Я озадаченно наблюдала, как Призрачный Посланник, безжизненное творение колдуньи, исполняет обыденные ритуалы. Интересно, сколько духовной энергии потратила мать на его создание? Посланник высшего уровня, способный говорить и действовать точь-в-точь, как она, да ещё и накапливать всю необходимую информацию, наверняка должен выжать создателя начисто.

Белая Сова мотнула головой и стала прежней.

— Вернёмся к нашему разговору, — сухо сказала она. — Задам тебе этот вопрос ещё раз, он же последний. Ты согласна принять моё предложение и стать преподавателем в Высшей Ведовской Школе?

— В чём тут подвох? — холодно спросила. — Мы не общались почти два года, как вдруг ты ошарашиваешь меня таким предложением! В чём дело? Я знаю тебя, знаю, что просто так ты никогда ничего не делаешь, а я ненавижу все эти твои уловки и подковёрную возню. Либо отвечаешь напрямую, либо я сразу говорю «нет»!

Я скрестила руки на груди и в упор посмотрела на призрак матери, упрямо стиснув губы.

Взгляд директора Школы задержался на моей левой руке. Мать слегка вздёрнула бровь. Я поспешно поменяла руки местами, спрятав повязку.

— Ты хочешь откровенного разговора, Агнесса? Что ж, изволь, — сдержанно заговорила Белая Сова, и я почувствовала, как тщательно, словно на аптекарских весах, взвешивается каждое слово. — Я не могу оставить дыру в расписании до окончания этого учебного года. Тщательно подбирать преподавателя, приглашать учителей из других Школ я не могу — они все далеко, а время не терпит. Мне нужно, чтобы ты поработала хотя бы до лета, чтобы потом, в случае чего, я могла спокойно найти тебе замену.

— Это выглядит так, будто мной просто затыкают дыру,.

Мама вздёрнула брови.

— А это так и есть, — с подчёркнутой учтивостью ответила она и, словно в издёвку копируя меня, грациозно сложила тонкие руки перед собой. — Я жду твоего решения.

— Сколько у меня есть времени на раздумья?

Директор отреагировала молниеносно:

— Ни единой секунды.

Я чуяла подвох. Меня водили за нос, скрывая что-то под тонким льдом слишком уж гладких и простых объяснений, но в чём именно состоял обман, я не могла понять как ни силилась.

И меня это ужасно раздражало.

Уже хотя бы поэтому стоило принять предложение.

— Какой оклад мне положен? — с напускной деловитостью осведомилась я, решив в отместку ещё немного потянуть время.

Директор назвала сумму, и я едва удержалась от того, чтобы присвистнуть. Что ж, это тоже неплохая причина.

— Я согласна, — стараясь не измениться в лице, ответила я. — Но, сами понимаете, мне нужно собраться и уладить все дела с лавкой…

— Советую поторопиться, — недовольным голосом перебила меня директор. — Все расходы, связанные с дорогой, Школа берёт на себя.

Её Посланник начал медленно таять. Последние его слова повисли в воздухе вместе с ошмётками бледно-голубого дыма:

— Советую воспользоваться системой порталов, Агнесса. Ведь проклятие в твоей руке ещё действует, верно?

========== Глава 3 ==========

Злата Роща встретила неумолчным гамом, лаем собак, разноцветьем витражей, ароматами корицы и выпечки.

Выйдя из портала на Златом перекрестье, я словно окунулась в студенчество. Всё казалось до безумия знакомым: кондитерская с выщербиной на коньке крыши (на витрине всё так же улыбалась старая фарфоровая кукла в одежде пекаря), книжная лавка на углу (однажды я не устояла перед соблазном и стянула оттуда какой-то дешёвый романчик), лавка башмачника, мастерившего самые лучшие на всю провинцию Вацлав каблуки. За отдельную плату он как-то даже сделал нам с подружками полости в каблуках, чтобы прятать туда шпаргалки на экзаменах…

Сама не заметила, как очутилась на улице Совиных перьев и медленно побрела по ней, волоча за собой походный сундучок. Под ногами поскрипывал тонкий снежный ковёр. Глаза щипало от нежданных слёз ностальгии, а в горле застрял тугой комок.

«Поди ж ты, – мелькнула мысль. – Неужели я так соскучилась по Гнездовицам и Роще?»

А ведь с таким облегчением уезжала отсюда во взрослую, самостоятельную жизнь.

По правую руку мелькнула до боли знакомая вывеска: три скрещённых пера, стянутые в тугой пучок и перевитые лентой с письменами.

Королевское общество лицензирования ведьм и колдунов.

В широком окне виднелись портреты моих коллег по колдовскому искусству, так или иначе прославивших наше занятие. Я не удержалась и быстрым шагом пересекла мостовую, подойдя вплотную к этой импровизированной галерее. Совы и филины в человеческом обличье смотрели на меня строго, чуть вздёрнув подбородки и сузив глаза. Мол, зачем пришла, девчонка?

Моё отражение тускнело и терялось на их фоне.

Тяжело хлопала дверь Общества, служащие шныряли туда-сюда, шурша бумагами или прихлёбывая ароматный кофе; в воздухе метались ничего не значащие или же наполненные глубоким смыслом фразы. А я стояла, погрузившись в сомнамбулическое созерцание портретов.

Войтех – заклинатель духов. Единолично истребил целое полчище умертвий на Карнамарском перевале и изгнал из провинции Липцек самого Ангу{?}[злой дух. Считается, что появляется в местах, где часто совершаются самоубийства или бушует эпидемия смертельной болезни. Выглядит как тощий человек, закутанный в чёрные лохмотья. Рядом с ним со скрипом катится разваливающаяся телега, которую тащит скелет лошади. При встрече с Ангу человек умирает на месте;], появление которого выкосило несколько деревень.

Радек – алхимик. Сумел получить эликсир Вечной мглы, навеки лишающий человека памяти, и спас этим соседнее княжество от сумасшедшего короля.

Йоланда – целительница. Её портрет висит на почётном месте Лекарского факультета Совятника. В одиночку спасла больше половины жителей города Каменицы, в один миг разрушенного страшным землетрясением. Рассказывают, что она выхаживала их день и ночь, а наутро седьмых суток умерла от перенапряжения и истощения.

Взгляд быстро отыскал маму: её изображение висело на одном из самых видных мест. Мама улыбалась, и я не сомневалась – художник выслушал немало язвительных комментариев по поводу того, что заставляет саму госпожу Мёдвиг неподвижно стоять и тратить попусту её драгоценное время, позируя для какого-то глупого портрета с фальшиво растянутыми губами.

Рядом зияла пустая рама. Я мельком взглянула на неё, слегка удивившись: обычно Общество не оставляло белых пятен в стройных рядах портретов. Может, сюда вот-вот вставят новый? Мелькнула какая-то мысль, связанная с этим. Мелькнула и исчезла без следа.

– Агнешка?

Я так сильно увлеклась размышлениями и воспоминаниями, что пропустила оклик мимо ушей.

– Агнешка!

Сначала уловила аромат острого супа с клёцками, а уже потом – цветочных вацлавских духов. Кто-то налетел на меня со спины и стиснул в объятиях, восторженно визжа:

– Агнешка! Да ладно! Тебя сразу и не узнать! Серьёзная такая! А что ты тут делаешь? Вроде уехала куда-то далеко ведь?

Слегка растерявшись от такого бурного проявления восторга, я не без труда высвободилась из пахнущих ванилью рук, повернулась и увидела молодую женщину в красивом ярко-зелёном платке и отороченном мехом пальто. Её лицо показалось смутно знакомым.

– Ahojte, – осторожно сказала я. – Очень рада встрече.

– Ну, дела! – всплеснула руками женщина. – Не узнала, да? Это же я, Рина!

Рина! Я ойкнула. Эльтерина Кадм, одна из моих лучших подруг в Совятнике! Раздобревшая, похорошевшая, отрастившая толстую русую косу до пояса, но всё та же Рина.

Мы завизжали и бросились друг к другу в объятия. Вопросы посыпались как из дырявого мешка.

– Я замуж вышла, – гордо сообщила Ринка.

Она задрала рукав и продемонстрировала шикарный обручальный браслет:

– Через два месяца после окончания Совятника.

– Ого! – вырвалось у меня. – Поздравляю! А за кого?

– Янек, он нас на две ступени опережал, – при упоминании мужа Ринка зарделась. – Теперь в Обществе работает.

Она кивнула на дверь за спиной и похлопала по увесистой сумке, переброшенной через плечо:

– А я ему обеды таскаю. Живём неподалёку, близнецов на свекровку скину и к нему, – кокетливо хихикнула Ринка.

У меня закружилась голова от обилия новостей.

– Близнецов? – глупо переспросила я.

– Ну да, – расплывшись в широкой улыбке, кивнула подруга, – Владек и Марек. Им второй годик пошёл. Ты сама-то как? Какие новости?

Я замешкалась с ответом. Чем могла похвастаться? В Златой Роще жизнь кипела вовсю, и Кёльин стал казаться мне ещё большим йорминым углом, чем прежде. К тому же все мои дела меркли перед лицом нового, непривычного пока замужнего статуса Ринки.

И всё-таки одна новость у меня была.

– В Совятник еду, – с ложной скромностью похвасталась я, – преподавать пригласили.

Глаза Рины расширились.

– Вот это да! Когда ты уезжала, я себе сразу сказала: Агнешка не пропадёт, мы ещё про неё услышим. И тут вот оно как всё обернулось. Я за тебя очень рада!

Она кашлянула и перебила сама себя, всплеснув руками и едва не уронив сумку:

– А чего это мы на морозе стоим? Пошли ко мне зайдём, калиновым чаем с вареньем и оладушками напою, поболтаем!

Я несказанно обрадовалась и уже готова была согласиться, но суровая действительность неумолимо взглянула на меня и погрозила пальцем.

– Не могу, – с неимоверно тяжёлым вздохом сказала я. – Меня должен ждать встречающий от Совятника, а я загулялась по улицам и, кажется, уже опоздала.

Ринка насупилась, но быстро просияла:

– А и ладно! Не последний раз встречаемся, благо, ты теперь недалеко работать будешь. Погоди-ка…

Она сунула мне в руки сумку с чем-то брякнувшим внутри и, вытащив из кармана замусоленный блокнот исамопишущую ручку, быстро что-то нацарапала.

– Держи, – сказала подруга, выдрав листок и протянув его мне. – Как надумаешь встретиться, отправь письмо!

Я отдала ей сумку обратно и взглянула на бумажку, обгрызенную по краям не то собакой, не то ребёнком: точно, ряд импульс-рун для почтовика.

– Спасибо, Рин, – с чувством сказала я, убрав листок. – Ну, мне пора, пожалуй…

Ринка снова бестолково замахала руками, утопила меня в объятиях и поцелуях и унеслась, поскальзываясь на снегу. Я с сожалением посмотрела ей вслед и перевела взгляд на запад, туда, где на фоне золотисто-голубого неба поблёскивал шпиль городской ратуши.

Пожалуй, действительно стоило поторопиться.

***

Горячее яблоко в медовой карамели приятно согревало язык и руки. Я не удержалась от соблазна и купила его на углу улицы Бочаров. В предвкушении праздника Зимнего солнцестояния Злата Роща наряжалась как могла, вывешивая на окна ажурные бумажные гирлянды и украшая двери с окнами ветками бузины. На лавках перемигивались праздничные огоньки, отовсюду доносился запах имбирного печенья и корицы, а горячие яблоки продавались едва ли не у каждого башмачника.

Я свернула на улицу Пекарей. Мне осталось пройти её, миновать перекрёсток Двух Лун, и выйду на площадь Костяных Часов. Если верить официальному приглашению от Совятника, пришедшему через пять минут после того, как мамин Посланник растаял в воздухе, именно там ровно в три часа пополудни меня будет ожидать встречающий от Школы.

Признаться, в первый момент я удивилась, что удостоилась такой чести. Это что же, Совятник для каждого нового учителя высылает собственного провожатого? Я вот летать не могу, а как быть с остальными? Перед глазами возникла чёткая картинка: две совы пересекаются в воздухе и, чинно пожав друг другу лапы, разворачиваются, беря курс на Гнездовицы.

Я не выдержала и прыснула. Интересно, а должность такого вот встречающего существует отдельно или же им подрабатывает кто-то из учителей?

Резкий удар в плечо грубо вышвырнул меня из мира фантазий. Яблоко упало в снег. Я отлетела в сторону, а мимо размашисто прошёл толкнувший меня высокий парень. Его лица мне разглядеть не удалось, а он даже не обернулся, не говоря о том, чтобы извиниться. Я тут же рассвирепела.

– Эй! – рявкнула ему вслед, потирая руку. – Эй, ты, анфилий выродок! А глядеть по сторонам не научили, или ты глаза дома забыл за ненадобностью?!

Парень не отреагировал, мгновенно скрывшись за поворотом. Праздничное настроение мигом улетучилось вслед за ним.

– Вот гадство! – прошипела я, подхватывая сундучок. – Да чтоб ты за углом поскользнулся и три ребра переломал!

Раздался противный треск. Ручка сундука оторвалась, и он с размаху саданул меня по ногам. Я в бессильной ярости пнула его в бок и принялась накладывать плетение Склейки, пытаясь хоть как-то отремонтировать поломку. Вышло плохо, и ручка осталась болтаться, держась на ошмётках плетения.

Всем давно известно: как возьмёшься за какое-то дело, так оно дальше и покатится.

Хорошенькое начало учительской карьеры в Совятнике, ничего не скажешь!

Когда вышла на площадь, рука скелета, служащая в Костяных Часах минутной стрелкой, с щёлканьем перескочила на четверть четвёртого. Посланного Совятником встречающего я увидела сразу же: он стоял около самоходного дилижанса, на котором отпечатался массивный угольно-чёрный герб Школы.

Услышав приближающиеся шаги, представитель Совятника повернул голову в мою сторону. Я невольно поёжилась под чересчур пристальным взглядом карих глаз. Тяжёлым взглядом. Нехорошим.

– Вы опоздали, – отметил он, не двигаясь с места.

========== Гоава 4 ==========

– Вы опоздали, – отметил он, не двигаясь с места.

Его голос, тягучий и низкий, почему-то напомнил тёмный мёд, медленно капающий из сот диких пчёл. Я отмахнулась от видения и глубоко вздохнула:

– Всего на десять минут! Маленькая неприятность по дороге…

– Вы опоздали, – чуть повысив голос, перебил меня встречающий. – Что непозволительно для преподавателя, коим вы уже являетесь!

Я оторопела. Получить такую гневную отповедь, даже не прибыв в Совятник, да ещё и на пустом месте? Да кто он вообще такой?!

Вот и не верь после этого в плохие приметы.

Я кашлянула, успокоилась и протянула руку:

– Агнесса Мёдвиг, как вы правильно подметили, новый преподаватель Высшей Ведовской Школы в Гнездовицах. С кем имею честь?

Представитель Совятника отвечать не спешил. Он бросил ничего не выражающий взгляд на мою ладонь и сухо спросил:

– Какова ваша птицеформа?

– Что? – Я так удивилась, что не сразу поняла смысл его вопроса. – К чему этот вопрос?

– Я хочу убедиться, что вы действительно та, за кого себя выдаёте,– бесстрастно ответил встречающий. – Итак?

Внутри всё сжалось и запульсировало от гнева. Остатки радужного настроения безжалостно растоптали в пыль.

Я скрестила руки на груди, сердито прищурилась и отчеканила:

– Серая неясыть. Если желаете демонстрации, обеспечить я вам её не смогу, поскольку потеряла эту возможность несколько лет назад. Или же вы настаиваете?

– Что именно произошло? – мой собеседник был неумолим.

Я скрипнула зубами.

– Тёмное проклятие.

Представитель Совятника наклонил голову.

– Стефан, – на этот раз его голос потеплел ровно на йоту. – Ударение на «е», и попрошу не путать. Стефан Штайн. Приятно познакомиться, панна Мёдвиг.

Я невольно выдохнула. Что это: признание меня своей или же временное отпущение грехов?

Стефан распахнул дверь дилижанса и сделал приглашающий жест:

– Прошу. Я бы хотел миновать Лес Шёпотов до наступления ночи.

Окончательная сбитая с толку, я устроилась на уютно пружинящем сиденье.

Интересно, кем же работает в Школе этот доморощенный детектив?

***

Солнце наполовину скрылось за крышами Златой Рощи, когда дилижанс свернул на дорогу, ведущую к Горному тракту, и покатился вперёд, вибрируя по булыжникам. Я невольно морщилась, когда колесо попадало на особо крупные камни: это отдавалось острой болью в плече, и толкнувшего меня хама оставалось только поминать недобрым словом.

Надеюсь, он трижды растянулся сегодня по пути! Или дважды свалился в прорубь!

Рисуя в воображении картины изощрённой мести, я осторожно баюкала плечо, накладывая на него плетение Тишины, призванное облегчить боль. Как и в случае с плетением Склейки, получалось так себе. Целебная магия никогда не была моим коньком, к тому же большая часть знаний, полученных в Совятнике, успешно выветрилась из головы сразу после выпускных экзаменов. Крепче всего в памяти сидели только воспоминания о глупостях, которые я творила, будучи студенткой.

«Ничего, – утешила я себя, – доберёмся до Совятника, а там есть лекарь. Даже помню её имя: пани Лютрин».

На мою ладонь опустилась чужая – широкая, сухая и горячая. Я дёрнулась от неожиданности и повернула голову: Штайн сидел с безразличным видом, одной рукой ведя дилижанс, а другой – ощупывая моё многострадальное плечо.

– Плетение Тишины – неудачный выбор, – сухо сказал он. – Простейшая формула Асклепия гораздо эффективнее снимет боль. Что случилось? Ударились обо что-то?

– Об кого-то, – недовольно пробормотала я, чувствуя, как от его пальцев под кожей растекается приятное тепло. Боль запульсировала и начала отступать. – А вы что, врачевать умеете?

– Я веду практикум по Целительству, – Стефан цедил слова так неохотно, словно каждое из них стоило злотый, – посвятил его изучению определённое время. Как рука?

Я осторожно шевельнула локтем и обнаружила, что острый кол, вонзившийся в мышцы, исчез, уступив место лёгкому покалыванию.

– Через несколько минут и это пройдёт, – бесстрастно сказал Штайн, когда я с лёгким удивлением описала ему свои ощущения, – и советую на досуге подтянуть знания по Лечебным плетениям и формулам. Лишним никогда не будет.

– Всенепременно, – сухо ответила я и отвернулась, уставившись в окно, за которым проплывали сиреневые зимние сумерки. Солнце уже полностью опустилось за горы.

Я чувствовала себя нашкодившей малолеткой, разбившей любимую чашку учителя, а вовсе не его коллегой. Это ощущение, опрокинувшее меня на краткий миг в детские воспоминания, мне очень не понравилось.

А ведь он вряд ли намного старше меня, отстранённо подумала я, искоса разглядывая коротко подстриженные тёмные волосы, среди которых виднелось несколько пёстрых перьев, и изящную тонкую бородку Стефана. Самое большое, лет на десять. Ну, может быть, на двенадцать…

Мимо дилижанса промчался ещё один, на краткий миг озаривший внутренности кабины ярко-жёлтым светом фар-пульсаров, и я заметила пару седых волосков на висках своего новоиспечённого коллеги.

Ладно, на пятнадцать.

– Что-то не так, панна Мёдвиг? – с безукоризненной вежливостью обратился ко мне Штайн, не отрывая взгляда от дороги.

Я церемонно произнесла:

– Ничего особенного, пан Стефан. Вы уж простите моё любопытство, но я не могу не спросить: а что вы преподаёте, кроме Целительства?

Будь рядом мама, она непременно одёрнула бы меня из-за ёрнического жеманнства. Но мама ждала в Совятнике, а Штайн, кажется, ничего не заметил.

– Основы боевой магии, – кратко ответил он, – я магистр второго уровня и заместитель декана Боевого факультета.

Я тихо присвистнула и почти почувствовала, как бровь Стефана дёрнулась от такого поведения, совершенно не приличествующего преподавателю.

– А что, магистр Ромгай тоже умер? – брякнула не подумав. – И почему такая важная птица, как вы, самолично отправилась меня встречать?

На этот раз Штайн голову всё-таки повернул, чтобы одарить меня ошарашенным взглядом, хорошо различимым даже в полутьме кабины.

– Магистр Иржек Ромгай, – медленно проговорил Стефан, – в позапрошлом году женился, покинул стены Школы и уехал к своей супруге. Что же касается меня, то из всей Школы на данный момент только я один умею управлять дилижансом. Смог удовлетворил ваше любопытство?

Я немедленно почувствовала себя полной идиоткой. Штайну волшебным образом удавалось вгонять меня в ступор раз за разом, и это мне не нравилось всё больше.

Бедные его студенты.

– Благодарю за пояснение, – степенно произнесла, стараясь не выдавать своих истинных чувств, и прислонилась к дверце, прикрыв глаза. – Пан Стефан, я устала и хочу вздремнуть. Не откажите ли в любезности разбудить меня, как только прибудем в Школу?

– Хорошо, Агнесса, – ответил он и, выдержав паузу, добавил. – Всё же в лес Шёпотов до темноты мы не успели, как бы мне не хотелось.

Я рывком натянула на лицо капюшон и погрузилась в беспокойный сон.

***

Мерное покачивание и убаюкивающее похрустывание снега, пробивающиеся сквозь дремоту, оборвались рывком, едва не выкинувшим меня из сиденья. Я сонно заморгала, приходя в себя и пытаясь понять, куда делся родной дощатый потолок моей комнаты в Кёльине, почему вокруг пахнет сосновыми опилками,{?}[для достижения нужной температуры в качестве топлива в паровых двигателях используют бруски из спресованных опилок, пропитанных особым составом. Из-зп приятного аромата редпочитают сосновые и берёзовые опилки.] и отчего ноет всё тело.

Стефан распахнул дверь и выпрыгнул наружу, впустив в кабину облако морозного воздуха. Я прижалась к стеклу, потирая глаза и разгоняя одурь после сна.

– Проснулись, панна Мёдвиг? – донёсся до меня голос Штайна. – Пульсары погасли. Сейчас я попытаюсь зажечь их, и мы двинемся дальше!

– А где мы? – крикнула я в ответ.

За стеклом шумел неприветливый лес, обступивший нас неровным чёрным частоколом стволов. Сквозь них в вышине неприветливо мерцали холодные звёзды и хищно скалился месяц.

– В самом сердце Леса Шёпотов, – спокойно ответил Стефан.

Дилижанс закачался: Штайн что-то делал перед ним, но что именно, я не могла понять, как ни силилась. Темнота пожирала любое движение.

Откинулась назад на сиденье. Стекло глушило звуки, превращая их в невнятный шелест, но я знала, что там, в чаще, тоскливо постанывают деревья, скрипят вековые сосны и жалобно воют волки в далёком Чёрном урочище.

И несётся, несётся из ниоткуда многоголосый шёпот.

Говорят, когда-то здесь было кладбище воинов, павших в древних битвах. Или безымянный город, опустошённый чумой. Или башня сумасшедшего колдуна, пытающегося отыскать секрет бессмертия и ставящего опыты на людях…

Слухов много. Источник один.

С наступлением сумерек лес начинается перешёптываться. Сначала слабо, несмело, но потом солнце уходит вовсе, и шёпот обретает силу.

А потом и показываются те, кто явился на его звуки.

Я потянулась до хруста в суставах и лениво посмотрела направо.

Вот и они.

Меж деревьев мелькнул блёкло-голубой огонёк. Один. Потом ещё один. Потом сразу три. Они плавно плыли по воздуху, неторопливо огибая стволы и направляясь прямо к нам. Стефан не появлялся. Я ждала.

Один из огоньков мигнул и вытянулся в полупрозрачную фигуру, очертаниями напоминающую сухопарую женщину. Второй превратился в приплюснутый столбик, который при должном желании можно было бы принять за невысокого мужичка.

Так они и обступали нас. Неясные, неотчётливые привидения, бестелесные призраки давно исчезнувших жизней. Они всё время так: подтягивались на тепло, подобно светлячкам окружали и мерцали, повинуясь движениям воздуха.

На второй ступени Школы мы с подругами обожали сбегать в Лес Шёпотов летними ночами и, затаив дыхание, наблюдать: соберутся или нет? Что будут делать? Даже спорили, соревнуясь друг с другом, кто кого опознает в этих неверных силуэтах. Однажды Ринка даже похвасталась, что разглядела чьеё-то лицо, но мы ей, разумеется, не поверили.

Уличив в таком невинном развлечении, нас отругали, но несильно.

В конце концов, эти призраки никогда никого не трогали.

Дилижанс качнулся в последний раз, и меня вновь окатило холодным воздухом. Сиденье скрипнуло: Стефан запрыгнул обратно в кабину и завёл мотор. Стекло окутало паром, вырвавшимся из-под передней крышки.

– Похоже, заряд пульсаров закончился, – с неудовольствием произнёс Штайн и уточнил: – Что с вами, панна Агнесса? Испугались привидений?

Я изумлённо уставилась на него. Мне показалось, или в его голосе мелькнула насмешливая нотка?

– Не вижу причины бояться мёртвых, – чопорно ответила, возвращая на место капюшон, – в отличие от вас. Кто же, как не вы, настаивал, чтобы мы обязательно успели сюда до темноты?

- Мёртвые должны оставаться в земле, - хладнокровно ответил Стефан, - а не рыскать по ней в каком бы то ни было облике.

Мы помолчали несколько минут. Я почувствовала, как сон вновь подкрадывается ко мне.

- Разбудить меня по прибытии в Школу, - пробормотала, - вы помните об этом, пан Стефан?

Штайн не ответил. Мотор загудел под воздействием пара, и дилижанс тронулся с места.

========== Глава 5 ==========

Дилижанс подъехал к Совятнику, и первое, что я увидела, открыв глаза, — снег, поваливший крупными хлопьями. Сквозь белое полотно перемигивались ярко-жёлтые пульсары на башенках Совятника, а сама Школа казалась нереально огромной, растворяясь на фоне чернильно-тёмного неба с редкими вкраплениями звёзд, проглядывающими сквозь тучи. Месяц окончательно скрылся.

— Госпожа директор ждёт вас, панна Мёдвиг, — церемонно сказал Стефан, распахивая передо мной дверь и помогая выбраться наружу. — За вещи не беспокойтесь, их доставят прямо в ваш кабинет.

«Ну надо же, — восхитилась я про себя, — а учителям-то хорошо живётся! И платят неплохо, и всячески обихаживают. Знала бы, осталась в Совятнике сразу после выпуска. Правда, кто бы меня тогда позвал…»

Мы пересекли внутренний двор Школы, уставленный статуями выдающихся выпускников. Несколько студентов, радостно визжа и хохоча, играли в снежки, но при виде Штайна тут же бросили своё занятие и сбились в кучу, хором гаркнув:

— Ahojte, магистр Штайн!

— Вы их неплохо выдрессировали, — невинным голосом заметила я, в душе искренне восхищаясь своим спутником. В период моего студенчества от нас никому не удавалось добиться такого послушания. — Как вы добились такого результата? Розги? Выщипывание перьев из хвоста по одному?

— Для того, чтобы добиться дисциплины, это вовсе не обязательно, — холодно ответил Стефан, но на этот раз ему не удалось вызвать у меня ощущение собственной глупости.

Я понемногу привыкала к его манере общения.

Поднявшись по ступеням и удержав меня за локоть за секунду до падения, Штейн несколько раз стукнул тяжёлым замком по высокой двери, украшенной коваными изображениями сов и филинов.

— Лестница как была скользкой, так и остаётся, — проворчала я. — Неужели нельзя наложить какое-нибудь плетение против оледенения?

— Раз пани Мёдвиг не распоряжается насчёт этого, значит, нет, — откликнулся Стефан.

Замок представлял из себя голову ушастого филина. В клюве он сжимал массивное кольцо. Когда Штейн прикоснулся к нему, кольцо загорелось мягким синим светом, внутри щёлкнуло и дверь плавно распахнулась.

— После вас, панна, — учтиво сказал Стефан, отходя в сторону.

Я шагнула вперёд — и прошлое поглотило меня.

Странное это чувство — снова оказаться там, куда и не думала возвращаться. Двери Совятника, которые, казалось, навечно захлопнулись за спиной после получения диплома, вновь приоткрылись, выпуская наружу неумолимо вихрящиеся воспоминания.

Знакомый до последней чугунной завитушки на перилах интерьер оглушал узнаванием и ошарашивал налётом непривычности. Словно всё было одновременно и родным, и чужим.

Словно я пыталась влезть в старое платье, найденное в сундуке на чердаке.

Огромный холл с величественной мраморной лестницей, устланной толстым ковром, глушившим шаги. Потолок, уходящий резко ввысь. Длинные скамьи вдоль стен. Студенты и преподаватели, то неторопливо прогуливающиеся, то нетерпеливо снующие вверх-вниз по лестнице, то сидящие, уткнувшись в конспекты. Куда бы взгляд не упал, там рисовалась привычная картина: молодой колдун или ведьмочка, плетущиеся за преподавателем и клянчащие то зачёт, то пересдачу, то допуск к экзамену.

И над всем этим безмолвно наблюдает Кахут. Великая Кахут. Трёхглазая Кахут.

Я подняла голову и отчётеным движением сложила ладони перед собой, легонько подув на средние пальцы{?}[знак наивысшего почтения].

Говорят, что гигантскую голову Кахут, нависающую над холлом, изготовили из железного дерева едва ли не раньше, чем был заложен первый камень Школы. В обязанность школьного сторожа вменялось ежемесячно тщательно чистить её от пыли и натирать глаза совы до блеска. Делалось это обязательно вручную: любое магическое плетение или формула впитывались в изваяние и исчезали без следа.

Я заглянула в глаза Кахут и ощутила священный трепет и тихую радость. Как и всегда.

Три глаза. Три факультета Школы.

Синий — целители. Повелители жизни и смерти, хранители Созидания.

Жёлтый — алхимики. Создатели новых форм и творцы прогресса. Адепты Знания.

Красный — боевые маги. Стражи благополучия и спокойствия, неутомимые борцы с тёмным началом магии и его созданиями. Верные носители Разрушения.

— Вы так увлеклись воспоминаниями, что и шагу дальше ступить не можете? — раздался над ухом голос Штейна.

Я не стала оборачиваться и спокойно ответила:

— Можно подумать, на вас не нахлынула ностальгия, когда сюда вернулись преподавать.

— Не нахлынула, — невозмутимо произнёс Стефан, — я обучался в другой Школе. Возможно, когда-нибудь расскажу вам о ней. Давайте не будем задерживаться на пороге, панна Мёдвиг. Госпожа директор ждёт нас.

Я уже видела, какую реакцию у студентов вызывает появление Штейна, и совершенно не удивилась всплеску самых разнообразных эмоций, захлестнувших учащихся Совятника при нашем появлении.

Молодые колдуны бледнели, зеленели и судорожно прижимали к груди конспекты, словно пытаясь защититься от неизбежного. Ведьмочки краснели, устремляли глаза в пол, с хихиканьем подталкивали друг друга или пытались прикрыть пунцовые щёки волосами. Поддавшись внезапному хулиганскому порыву, я взяла магистра под руку и лучезарно улыбнулась, словно по уши влюблённая девица, гипнотизируя Штайна широко распахнутыми глазами и отчаянно хлопая ресницами. Стефан и бровью не повёл, зато на лицах студенток начало проявляться что-то нехорошее.

Дорогу нам преградила одна, худенькая и рыжеволосая, отчаянно похожая на лисичку. Её руки тряслись, а глаза подозрительно блестели.

— Магистр Штайн, — сдавленным тонким голоском обратилась она, — когда я могу снова прийти к вам на пересдачу?

Стефан остановился, глядя на неё свысока. Я послушно замерла рядом, с любопытством прислушиваясь к разговору.

— Панна Риваль, — подчёркнуто вежливо обратился Штейн к ней, — если память мне не изменяет, вы три раза пытались сдать зачёт. Или же я ошибаюсь?

— Всё верно, — губы «лисички» дрожали. — Но… Поймите…

— О каком непреложном правиле я говорил на самой первой лекции? — не обращая внимания на её слова, продолжил Стефан.

Панна Риваль опустила голову.

— Вы допускаете только три пересдачи, — выдавила она еле слышно.

— И что непонятного в этих словах? — холодно осведомился Штейн. — Просветите меня, будьте так любезны.

— Всё понятно, — юная ведьмочка кусала губы. — Но… Вы поймите… Я и так на грани отчисления… Мне нужно сдать все долги до послезавтра, иначе меня выгонят!

— Раньше думать надо было, а не прогуливать лекции, — отрезал Стефан.

— Я подрабатывала подавальщицей в трактире! — выкрикнула Панна Риваль. — Мне деньги нужны! Я снимаю комнату в Гнездовицах, сама приехала издалека и…

— Расскажете это эйнхерию{?}[оживший мертвец, который сохранил душу и воспоминания, бывшие у него при жизни. Одна из самых опасных и сильных разновидностей нежити], который однажды кинется на вас, — пожал плечами Штайн, — или болотному корчуху{?}[ид йорму, хозяин топей. Настоящий облик неизвестен. Может превращаться в водяную змею, укус которой усыпляет человека. Тогда корчух утаскивает свою жертву в логово под корягами гнилых деревьев.], напавшему на деревню. У её жителей останется последняя надежда на вас, а вы что им скажете? «Извините, я подрабатывала подавальщицей и не слушала лекции по боевой магии, потому что мне деньги были нужны! Войдите в положение!» Так? Отвечайте!

В его голосе прорезалась ледяная ярость. Мне стало искренне жаль незнакомую студентку.

— Я… — всхлипнула она, вытирая рукавом глаза.

— Ступайте к директору, — процедил Стефан, — возможно, она что-то посоветует. Я больше у вас ничего не приму. Ваши долги — это исключительно ваши проблемы. Учитесь их решать!

Ведьмочка разрыдалась и кинулась прочь. Я проводила её сочувственным взглядом и вздохнула:

— Сурово вы с ней.

— По-другому с ними нельзя, — сухо ответил Штейн, — скоро вы и сами это поймёте. Чтобы не сдать мой предмет с четырёх попыток, надо быть непроходимо тупым, а таким не место в Школе Ведовства. В трактире — другое дело.

Он повернулся ко мне и нахмурился:

— С вами всё в порядке?

— А… — я сообразила, что всё ещё таращусь на него с приклеенной улыбкой, от которой уже начинает сводить лицевые мышцы. Тряхнула головой, прогоняя глупое выражение лица, и убрала руку с локтя Стефана. — Простите.

Бровь Штайна едва уловимо дрогнула. Он промолчал.

Мы распрощались у маминого кабинета. Стефан сдержанно пожелал мне удачи в работе и удалился. Постояла немного, переминаясь с ноги на ногу, поизучала узоры в виде неизменных сов и филинов на ковре и дверях. Такое часто случалось: перед ответственным или мало-мальски значимым событием я отчаянно оттягивала решающий момент, словно надеясь в последнюю секунду увильнуть в сторону.

Наконец, резко выдохнув, подняла руку и постучала.

Дверь мигом распахнулась, словно только того и ждала.

Мама величественно восседала за столом из красного дерева, инкрустированным малахитом. Она осталась верна себе: на нём царил идеальный порядок и чистота, словно малейшие пылинки в ужасе спасались бегством, стоило им только коснуться столешницы.

Как только я появилась в кабинете, Белая Сова медленно сняла изящные очки, сложила руки перед собой и сдержанно улыбнулась мне.

— Рада тебя видеть в наших стенах, Агнесса.

Очки покачивались на дужке в такт её дыханию.

Я осторожно прошла и опустилась на краешек кресла, боясь споткнуться или задеть одну из кадок с мамиными любимыми азалиями. Как всегда в присутствии матери особо остро ощущала собственную неуклюжесть, а руки и ноги казались несоразмерно большими.

— Ahoj, мама, — церемонно сказала я. — Благодарю за то, что озаботилась и выслала провожатого, но я прекрасно добралась бы до Совятника сама.

Она поджала губы.

— Ты всё-таки моя дочь, — ответила Белая Сова, сделав ударение на предпоследнем слове, — неужели я бы позволила тебе трястись по ухабам на Кахут знает какой наёмной развалюхе? И очень рада, что магистр Штайн любезно согласился взять на себя труд доставить тебя сюда. Прекрасно, что вы познакомились.

Я нахмурилась. Сложности грозили начаться с первого же дня.

— Мне не нужно особого отношения, — холодно сказала я, отодвинувшись в глубь кресла и обхватив одно колено, — и не стоит выделять меня среди других. Ты прекрасно справлялась с этим во время нашей с Маришкой учёбы, не отступай от этой традиции и сейчас.

Ненароком сорвавшееся с языка имя сестры заставило сердце тоскливо вздрогнуть.

— Кстати, — как можно более небрежно произнесла я, — как там она поживает? Какие новости?

Мама склонила голову набок и с любопытством взглянула на меня:

— А вы что, до сих пор не общаетесь?

— С того раза — нет! — резко ответила я и тут же пожалела об этом: фраза прозвучала слишком категорично.

Белая Сова помолчала немного, видимо, ожидая продолжения. Не дождавшись, она произнесла с лёгкой укоризной:

— Марисса полтора года назад уехала в столицу и устроилась на неплохую работу. Мы с ней регулярно обмениваемся письмами.

Я ощутила укол досады. Вот это да. А мне — ничего. Ни открытки, ни сувенира, ни самой завалящей записки.

Словно и не было у меня сестры.

========== Глава 6 ==========

Мама аккуратно сняла очки и положила на стол, окинула меня пристальным взглядом и едва заметно поморщилась:

— Агнесса, я надеюсь, ты понимаешь, что статус преподавателя обязывает к приличному виду?

Я мгновенно ощетинилась:

— А что тебе не нравится в моём виде?

— Прежде всего, причёска, — отчеканила Белая Сова. — Ты стала похожа на чучело! Сделай с этим что-нибудь. И когда ты только успела? Когда мы с тобой виделись в твоей… лавке, — от меня не укрылась многозначительная пауза перед последним словом, — с волосами всё было более-менее в порядке!

— А что не так? — я кокетливо поправила тёмно-красную чёлку, косо спускающуюся на один глаз и закрывающую пол-лица.

Волосы укоротила так, чтобы они только прикрывали лопатки. Себе и своему цирюльнику я казалась неотразимой в таком виде. К тому же в порыве бунтарства хотелось вызвать недовольство матери.

— Разгуливать с такой причёской перед студентами непозволительно для преподавателя! — отрывисто бросила она. — Смой хотя бы этот ужасный цвет! Что за ребячество, Агнесса! Надеюсь, хоть с одеждой у тебя всё в порядке.

Я пожала плечами и лукаво улыбнулась. Мама тяжело вздохнула.

— Ладно, — уже более спокойным тоном сказала Белая Сова, — перейдём к делу. Тебе покажут твою комнату и кабинет…

— Которые раньше принадлежали магистру Жданеку?

Оне хмуро кивнула.

— Тебя что-то смущает?

— Смущает, — без обиняков заявила я. — Мне не очень хочется жить в помещении, где умер мой предшественник и бывший преподаватель.

Мне показалось, что с маминого лица исчезла тень напряжения.

— Об этом можешь не беспокоиться, — сказала Белая Сова, — он покинул нас в столовой. Просто упал лицом на стол и всё. Быстрая и лёгкая смерть.

Мы обе, не сговариваясь, приложили пальцы ко лбу и помолчали. Тишину нарушил стук в дверь. Мама подняла голову и встрепенулась:

— Войдите! Ах, магистр Збижнев, рада вас видеть! Агнессу вы, разумеется, помните.

В кабинет протиснулась невысокая женщина в пелерине, на которой посверкивал значок в виде жёлтого совиного глаза. Ей я обрадовалась, как родной.

— Пани Збижнев! — я выскочила из кресла и кинулась её обнимать. — Как я рада вас видеть!

— Агнешка, детка! — пани Криштина Збижнев стиснула меня в объятиях и, отстранившись, принялась разглядывать. — Выросла-то как! Повзрослела! Красавицей стала! Как у тебя дела? Я прямо не поверила, когда госпожа директор сказала, что ты вместо Пауля будешь, да опахнёт его Великая Кахут крылом, у нас работать.

Деректор кашлянула, и мы с Криштиной нехотя отпустили друг друга.

— Агнесса, — сдержанно сказала Белая Сова, — магистр Збижнев уже третий год занимает должность декана факультета Алхимии, так что она теперь твой непосредственный начальник. Постарайся вести себя с ней менее панибратски.

— Ой, пани Мёдвиг, я вас умоляю! — беспечно замахала пухлыми руками Криштина. — Агнешка у меня две курсовых и диплом написала, что мы как чужие, что ли, будем…

Мама сдвинула тонкие брови, и Криштина умолкла на полуслове.

— Пани Збижнев, ознакомьте, пожалуйста, Агнессу с её расписанием, — официальным тоном произнесла Белая Сова, — и проводите её до кабинета. Панна Мёдвиг, ваши занятия начнутся послезавтра. Рекомендую хорошенько отдохнуть и подготовиться.

Збижнев церемонно кивнула и потянула меня за рукав:

— Ступайте за мной, панна Мёдвиг.

— Рада была повидаться, — сказала я маме на прощание.

Она посмотрела на меня долгим взглядом и с каким-то странным выражением лица вытащила из ящика стола несколько листов. Протянула мне:

— Возьми вот это. Изучишь перед сном. Завтра жду его обратно с твоей подписью.

— Что это?

Тонкие брови Белой Совы взлетели вверх.

— Договор о твоём приёме на должность преподавателя, — сухо сказала мама. — Обычная формальность.

Я пожала плечами и, не глядя, взяла у неё бумаги.

И почему меня с самого детства преследует ощущение, что я при рождении забыла подписать какой-то договор о вступлении на должность старшей дочери Белой Совы?

***

Криштина распахнула передо мной дверь комнаты — теперь уже моей — и торжественно вручила два ключа, прицепленные к тяжёлой деревянной груше. Сбоку на ней стояла печать с жёлтым глазом факультета и двумя цифрами.

— Первая — это номер твоего кабинета, — словоохотливо пояснила пани Збижнев, — а второй — комнаты. За ключи отвечаешь головой. Если надумаешь прогуляться где-нибудь вне Совятника, обязательно занеси их мне и отдай лично в руки. Не вздумай брать с собой за пределы Школы!

— Зачем такие строгости? — удивилась я. — Ключи же всегда у сторожа были. Или за те два года, что меня тут не было, всё так поменялось?

— Так надо, — строго сказала Криштина. Всё тепло моментально улетучилось из её голоса, на смену ему пришла ледяная озабоченность. — Вынужденная необходимость. После того, как…

Она осеклась, явно почувствовав, что сболтнула лишнего. Сердце нехорошо кольнуло. Я тут же зацепилась за эти слова и живо поинтересовалась:

— После того, как — что? Что у вас тут произошло?

Глаза пани Збижнев забегали, но Криштина быстро взяла себя в руки.

— Вор у нас объявился, — с тяжёлым вздохом призналась она. — Целый год орудует, а поймать не можем. Вот и приходится принимать меры.

Я ойкнула. Пани Збижнев ободряюще потрепала меня по руке.

— Да не волнуйся ты так, Агнешка! Главное — следи за своими вещами, комнату и кабинет запирай как следует, тогда всё будет путём!

Я поблагодарила её. Мне показалось, что Криштина перевела дух.

— Теперь к делу, — деловитым тоном сказала пани Збежнев, доставая из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги и вручая его мне, — здесь твоё расписание. Завтра у тебя свободный день, а потом уже начнётся работа.

Я развернула лист, изрешечённый сложносочинённой таблицей с разноцветными пометками. Глаз тут же зацепился за слово, отозвавшееся нервной дрожью в позвоночнике.

— Зачёт?! Первое же моё занятие — зачёт у второй ступени?!

Криштина заглянула поверх моей руки в расписание и спокойно подтвердила:

— Ну да, зачёт. И что такого? Они только-только изучили основы, неужели не справишься? Ты же у нас отличницей была, да и занималась амулетами два года. Или я ошибаюсь?

В её глазах блеснули лукавые искорки. Моя гордость была уязвлена. Я возмутилась:

— Вот ещё! Конечно справлюсь!

«И в самом деле, — подумалось мне, — что такого сложного они могли проходить на второй ступени? Хватит и получаса, чтобы воскресить в памяти все знания! Полистаю учебник, пороюсь в заметках покойного магистра Жданека (надеюсь, он их вёл) и блестяще проведу зачёт!»

Вихрь этих мыслей вселил в меня горделивую уверенность, и я не просто воспрянула духом, но и почувствовала готовность хоть сейчас ринуться в бой. Наверное, это отразилось на лице, потому что пани Збижнев удовлетворённо кивнула, похлопала меня по плечу и попрощалась с напутствием:

— Да тебя сейчас не только зачёт принимать — практику у последней ступени можно отправлять вести! Удачи, Агнешка! Не забудь про ключи.

— Да-да, — торопливо согласилась я, мечтая поскорее выпроводить декана за дверь. — Спокойной ночи.

— Если что-то понадобится — обязательно обращайся…

— Конечно, конечно, — я протиснулась мимо Криштины в комнату, — всенепременно!

— Договор не забудь подписать и занести мне завтра, — донёсся её голос из-за закрывающейся створки.

Пообещав всё выполнить, я захлопнула дверь, накинула крючок и с чувством выполненного долга выдохнула.

Что ж, пришла пора осваиваться на новом месте!

В комнаты преподавателей нас, студентов, понятное дело, никогда не пускали. Поэтому я с ребяческим восторгом разглядывала доставшееся в наследство помещение, раза в два превосходившее мою комнатушку в Кельине.

Обитель магистра Жданека состояла из двух ярусов. Нижний полностью занимали шкафы с книгами высотой в полтора моих роста и застеклённые витрины. В них тускло поблёскивали разнообразные самоцветы, заготовки для амулетов и талисманов, чернели какие-то коробочки. Всё это высилось неаккуратными кучами на полках, и я клятвенно пообещала себе непременно навести порядок во всём этом хаосе.

Узкое окно, обнаруженное в зазоре между шкафами, выходило на заснеженный внутренний двор Школы. Я с любопытством выглянула в него, но не увидела ничего интересного, кроме переливающихся в свете настенных пульсаров сугробов и темнеющих на их фоне статуй. Моя комната располагалась в угловой башне, и я быстро обнаружила, что, если прижаться к левой стороне окна и вытянуть шею, то можно увидеть далёкие огни Гнездовиц ниже по склону.

Я повесила на крючок у двери уличную мантию, которую всё это время носила с собой, перекинув через руку. Она показалась мне непривычно лёгкой, но я не придала этому особого значения. Гораздо важнее сейчас было изучить верхний ярус комнаты.

Чтобы попасть в него, надо было всего лишь подняться по широкой приставной лестнице. Ярус представлял собой довольно-таки просторную нишу, в которой помещались кровать, комод и письменный стол с квадратным окном над ним. По правую руку виднелась небольшая дверь. Распахнув её, я увидела крохотное помещение с жестяной ванной, огороженной ширмой, умывальник и прочие прелести цивилизации.

Я вернулась в спальню, зажгла настенный пульсар и недовольно поджала губы: голый пол и отсутствие даже подобия занавески делали этот закуток неуютным и необжитым. Откуда-то слабо несло кошачьим духом, но саму кошку нигде не нашла. Нельзя сказать, что меня это расстроило: кошек я не очень любила, а делить комнату с Магдой, известной своим склочным характером, и вовсе не хотелось.

Приметила свой чемодан у подножия кровати. Скорее всего, кто-то из обслуги Школы принёс его. Я отыскала в нём домашные туфли, с облегчением сменила на них сапоги и осторожно спустилась вниз. Хотелось немедленно засучить рукава и взяться за уборку, разложив повсюду свои вещи, и почувствовать себя полноценной хозяйкой.

Сердце пело — всё складывалось вполне удачно Грядущая работа не представлялась такой уж сложной, а мысль о хорошей зарплате и вовсе грела душу.

Обживание комнаты я решила начать со стеклянного шкафа с самоцветами. Хотелось перебрать все залежи и разместить там амулеты собственного изготовления. Застолбить место, так сказать.

Мои амулеты лежали в кошельке во внутреннем кармане мантии. В том же кошельке я привезла все свои нехитрые сбережения и клочок бумаги, где записала Ринкины импульс-руны.

Тихо напевая какой-то незамысловатый мотивчик, я подошла к двери, сунула руку в складки мантии и похолодела.

Кошелька не было.

========== Глава 4 ==========

На новом месте всегда спится плохо.

То кровать слишком жёсткая, то, наоборот, чересчур мягкая. Одеяло так и норовит сползти, а подушка кажется бугристой и неудобной. Рёбра ощущают каждую впадину и бугорок на матрасе, а если сон и приходит, то не всегда крепкий и сладкий.

В Совятнике положение осложнялось ещё и осознанием того, что я ночую в комнате человека, не так давно отправившегося под крыло Кахут.

Не то чтобы я боялась покойников. В трактирах и на улицах Кельина иногда вспыхивали разговоры о том, что на далёких северных границах нет-нет да и видели оживших мертвяков, но это так и оставалось на уровне слухов и сказок. Последнего настоящего бродячего мертвяка привезли в столицу ещё во времена моего прапрадеда — выставить на потеху публике в железной клетке.

Мне просто было не по себе.

На сердце давила смутная тревога, мешающая сомкнуть глаза. Стоило только отвернуться к стене, как кожа спины вспучивалась колючими мурашками, словно к кровати кто-то подходил.

И молчаливо наблюдал.

Устав от этого, решительно повернулась на живот, сунула голову под подушку и крепко зажмурилась.

— Спокойной ночи, магистр! — сердито сказала я. — Если это, конечно, вы решили так поиздеваться надо мной. Вам-то, конечно, спать уже не нужно, а вот мне не помешало бы. Приятных снов, или что там видят привидения по ночам!

Снизу послышался глухой стук. Судя по всему, с полки свалилась какая-то книга.

— Буду считать это вашим ответом, — вздохнула я и поплотнее завернулась в одеяло.

***

Огромный чёрный ворон сидел напротив, повернув голову так, чтобы не упускать меня из поля зрения своего мерцающего огненного глаза. Временами он недовольно встряхивался, запускал массивный грязно-серый клюв в перья и принимался деловито им щёлкать.

Я по-прежнему лежала на животе, глядя на него снизу вверх. Тело сковало сонное оцепенение, мешающее пошевелиться. Предметы вокруг тонули в дрожащей полутьме, только очертания ворона отчётливо виднелись.

Страшно не было. Скорее, взыграло любопытство: что это — сон или птица каким-то образом проникла внутрь Школы?

— Откуда ты тут взялся? — сиплым от дремоты голосом спросила я.

Ворон не ответил. Только встряхнулся и посмотрел на меня другим глазом.

А потом с размаху вонзил клюв в мою левую руку.

От внезапной боли, раскалённым шаром вспыхнувшей под кожей, я вскрикнула.

— Ты что творишь?! Пусти немедленно!

Вместо ответа ворон, задрав голову, глухо раскаркался и захлопал крыльями. Я попыталась воспользоваться моментом и одёрнуть руку, но тщетно. Она даже не шелохнулась.

Птица умолкла и посмотрела на меня с любопытством.

— Пусти, анфильево отродье! — прошипела я, лихорадочно припоминая какое-нибудь оборонительное плетение.

Клюв пронзил кисть вновь, и все мысли вихрем улетучились из головы, уступив место только острой боли.

Я закричала до хрипоты в горле. Ворон больше не обращал на меня ни малейшего внимания. Под ладонью расползлась липкая тёмная лужа. Голос пропал, превратившись в натужный сип. Почувствовала, как силы утекают из тела. И в последний раз напрягла мышцы в тщетной попытке освободиться.

Ворон сердито подпрыгнул на месте. Массивные когти стукнулись о доски кровати.

Тук-тук-тук.

***

Тук-тук-тук.

Я открыла глаза.

Ворон исчез, уступив место серому зимнему рассвету, льющемуся из окна. Я по-прежнему лежала на животе, вытянув левую руку перед собой.

Левую руку.

Я вздрогнула. Чёрная птица, ночная тьма… Всё это очень походило на кошмарный сон, и мне очень хотелось, чтобы оно таким и оставалось, но…

Но я никак не могла заставить себя посмотреть на пострадавшую кисть.

Тук-тук-тук.

— Да чтоб тебя!

Разозлившись на свою нерешительность, резко поднесла руку к глазам и уставилась на совершенно гладкую кожу. Все жуткие подробности остались там, где им и полагалось, — в кошмарах. И всё же меня смущало ещё кое-что.

Я огляделась, свесилась с кровати, подняла скомканную матерчатую полосу с пола и бережно замотала руку.

Очевидно, мечась в забытьи, я сорвала повязку и выкинула её прочь.

Тук-тук-тук.

Ворон исчез, но стук его когтей не заглох, настойчиво долетая ко мне из сна. Только летел он на этот раз откуда-то снизу, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить — никакие это не когти, просто кто-то очень нерешительно стучит в дверь.

Кое-как пригладив волосы и накинув халат, я выбралась из кровати и спустилась по лестнице.

Невысокая девушка, на вид почти ещё девочка, с двумя косами испуганно уставилась на меня, когда я распахнула дверь.

— Панна Мёдвиг? — спросила она.

— Предположим, — нелюбезно отозвалась я: голова гудела после беспокойной ночи. Очень хотелось крепкого чаю. — Чем обязана?

Губы незнакомки дрогнули.

«Неужели сейчас разревётся?» — с неудовольствием подумала я и нехотя повторила, уже смягчив тон:

— Вам что-то нужно?

Девушка набрала воздуха в лёгкие и, скороговоркой выпалив: «Вам по импульс-почте пришло срочное письмо, меня директор попросила передать!», сунула мне в руки тяжёлый металлический шар, после чего умчалась прочь. Я удивлённо посмотрела ей вслед и вернулась к себе в комнату.

Рука пульсировала от боли.

На бумаге плясали неровные строчки, выведенные торопливым почерком, показавшимся мне знакомым. Спустя минуту всё встало на свои места.

Письмо прислала Ринка, и, дочитав до конца, я почувствовала гигантское облегчение. Над своими прежними тревогами тут же захотелось расхохотаться в голос, но я сдержалась.

Поздним вечером минувшего дня моя подруга получила по импульс-почте записку. Её отправитель уверял, что совершенно случайно нашёл на улице чей-то кошелёк, хотел вернуть владельцу, но не нашёл в нём ничего, что на него бы указало, кроме почтовых рун. Заинтригованная Ринка ответила, и в ходе непродолжительной переписки всё быстро прояснилось.

«В общем, я рассказала ему про тебя, — писала Ринка. — Такой милый! И симпатичный к тому же. Он будет ждать тебя сегодня в два пополудни в „Лисьем Хвосте“, в Гнездовицах. Представляешь, даже готов туда ради тебя приехать! На твоём месте я бы времени зря не теряла…»

Дочитав до этих строк, я не удержалась и фыркнула. Ринка нашла время и повод заниматься сводничеством. Секундочку…

Я просмотрела письмо по диагонали ещё раз.

Сватать-то Ринка начала, а вот о том, чтобы толком позаботиться об описании внезапного доброхота, даже не подумала.

И как я его узнаю среди посетителей «Лисьего Хвоста»?

***

В половину второго я влетела кабинет Криштины, но не нашла там никого, кроме худой белокурой девушки, которая с безразличным видом пила кофе, сидя за одним из студенческих столов.

— Пани Збижнев здесь? — забыв поздороваться, выпалила я.

Девушка медленно отставила чашку и повернулась. Меня опалил взгляд прозрачно-голубых глаз, на поверхности которых плавали чёрные точки зрачков.

— Ahojte — холодно сказала она, — пани Збижнев отошла по срочному делу, должна вот-вот вернуться. Вы кто? Что-то хотели?

Её голос, низкий и хрипловатый, цедил слова, словно подмороженную воду сквозь крупное решето. Незнакомка сразу напомнила Ледяную ведьму из сказки, и я сразу решила, что мне она не нравится.

— Я новый преподаватель, а пани Збижнев — мой начальник, — сухо ответила и протянула руку. — Агнесса Мёдвиг.

Фамилия директора Школы подействовала ровно так, как я и рассчитывала. На лице девушки отразилось смятение, но она быстро его прогнала и степенно пожала протянутую ладонь. Рукопожатие вышло твёрдым и волевым. Кожа незнакомки оказалась сухой и холодной, отчего сравнение с Ледяной ведьмой усилилось.

— Дагмара Крейнц, — представилась она, — пятая ступень. Пишу у пани выпускную работу.

Мне тут же захотелось выспросить у Дагмары подробности: какая тема работы, где проходила практику, чем будет заниматься после Школы. Но желание тут же разбилось в мелкие осколки, стоило вглянуть в непроницаемое лицо студентки. На миг мне даже показалось, что мы с ней поменялись ролями, и я молча убрала руку. Кожу под повязкой вновь кольнуло болью, но я не подала виду.

Неловкую тишину нарушила пани Збижнев. Она ворвалась в аудиторию слегка запыхавшимся вихрем и с порога воскликнула:

— Дагмарочка, душенька, ты прости, что я задержалась так! Не скучала тут? О, ahoj, Агнешка! Вы уже успели познакомиться?

Дагмара уставилась на неё таким огорошенным взглядом, что пани смущённо умолкла и пробормотала:

— В смысле, панна Мёдвиг. Кхм. Да.

Мы с ней переглянулись, и я поняла, что в присутствии панны Крейнц моя начальница чувствует себя так же неловко.

— Мы очень мило пообщались, — поспешила сказать я и торопливо отдала ключи. — Я должна отойти, скоро вернусь. Удачи с выпускной работой, Дагмара.

Крейнц чопорно кивнула. Я махнула рукой обеим и побежала к двери.

— Куда ты собралась? — спохватившись, крикнула мне вслед пани Криштина.

— Надо кое-что купить в Гнездовицах! — на ходу соврала я, чтобы не вдаваться в подробности.

Не хватало ещё, чтобы история о потерянном и найденном кошельке и головотяпстве нового преподавателя сегодня же облетела весь Совятник!

Гнездовицы — небольшой городок — раскинулся ниже Совятника по горному склону. Будучи студентами, мы исходили его вдоль и поперёк и не нашли ничего интересного, кроме одного-единственного трактира, того самого «Лисьего Хвоста», и заброшенной церквушки, в чьих развалинах гнездилось вороньё и шмыгали мыши. Из любопытства я тут же полезла проверять, не сохранились ли где-нибудь остатки старинных барельефов или фресок, но нашла лишь выцветшую на солнце роспись, оставшуюся на обломках стен, и кучу медяков, которые накидали местные жители, чтобы откупиться от злых духов.

Пока меня не было, Гнездовицы не изменились совершенно. Всё те же узкие улочки и красные черепичные крыши; всё те же гортанные голоса, обсуждающие последние новости; всё то же недовольное кудахтанье кур и клёкот петухов. Времени на то, чтобы предаваться воспоминаниям, оставалось всё меньше, поэтому я стрелой пробежала сквозь заснеженный город, надвинув поглубже капюшон и не глядя по сторонам. Ноги сами несли меня по знакомому маршруту.

Ровно в два часа пополудни я толкнула дверь «Лисьего Хвоста» и в предвкушении застыла на пороге, оглядывая зал. Похоже, найти нужного мне человека будет проще, чем я думала — посетители явно не спешили в трактир в этот час, и под высоким потолком, украшенным бересклетом и ветками ольхи, сидело всего лишь три человека. Ещё один дремал у окна, уткнувшись лицом в скрещённые руки и накрывшись светло-серым плащом.

Под его правым локтем рядом с полупустым стаканом пива я увидела свой кошелёк.

Все сомнения тут же исчезли, как утренняя дымка на озере. Я решительно пересекла зал и тряхнула незнакомца за плечо:

— Ahojte, пан! Уже давно день на дворе, не время спать!

Он вздрогнул и резко поднялся. Сонно поморгал, поморщился и со вкусом потянулся, хрустнув суставами. Его глаза с явным трудом сфокусировались на мне.

— Ты ещё кто? — нелюбезно спросил он хриплым голосом.

Я проигнорировала бестактность и, захваченная эйфорией от скорого возвращения кошелька, тут же плюхнулась напротив и церемонно сказала:

— Позвольте представиться, добрый пан! Я Агнесса Мёдвиг, преподаватель в Высшей Ведовской Школе, а также владелица кошелька, который вы столь любезно согласились мне вернуть!

И, не теряя времени даром, вцепилась в кошелёк и дёрнула на себя. Но незнакомец не растерялся. Его рука тяжело упала на стол, едва не отбив мне пальцы и припечатав маленькую кожаную сумочку к деревянной поверхности.

— Так я тебе и поверил, — усмехнулся он. — Докажи сначала. Что было в кошельке?

Я слегка растерялась, но не до такой степени, чтобы отступить.

— Тридцать четыре злотых, пятьдесят восемь серебрушек, три амулета от сглаза в виде деревянных глаз с вкраплениями лунного камня, куча оберегов из сердолика, много медяков — уж извини, точное количество не назову.

Воспользовавшись моментом, я резко перегнулась через стол и попыталась повторно отнять кошелёк. В последний момент незнакомец стиснул его так сильно, что кожа скрипнула под его пальцами.

Мы немного поперетягивали кошелёк туда-сюда, привстав и буравя друг друга злыми недоверчивыми взглядами. Мне удалось даже немного рассмотреть нашедшего: он вряд ли был старше меня, пусть и явно пытался замаскировать свой возраст небольшой бородкой, растущей ниже подбородка. Заштопанный кое-где плащ и неумело подстриженные короткие тёмные волосы без слов объясняли его нежелание расставаться с кошельком просто так.

В пылу сражения я забыла скинуть капюшон с головы, и он сполз в самый неподходящий момент. Почувствовав, как что-то скользит по волосам, я дёрнулась от неожиданности и на секунду разжала пальцы. Парень по инерции упал обратно на стул, едва не свалившись вместе с ним.

— Ага! — победно воскликнул он, поднял глаза на меня и осёкся.

Торжествующее выражение на его лице мигом сменилось заметным испугом, и он протянул мне предмет перепалки, хмуро бросив:

— Йорму тебя побери! Так ты Пернатая! Тогда-то в Роще тоже в капюшоне была, а под ним не разберёшь, где ведьма, а где…

Он вновь осёкся. Я потрясённо уставилась на него, прижимая к груди кошелёк. Слова понемногу начали обретать смысл, а происходящее — логику.

— В Ро-ще, — по слогам повторила я. — Значит, мы уже виделись до этого? Интересно, где же, если я там провела совсем мало времени?

— Неважно! — буркнул парень. — Мне пора!

И вскочил, явно собираясь уйти.

— Нет-нет-нет, погоди-ка! — Я тоже слетела с места и встала прямо перед ним, загородив путь. — Для начала хочу услышать объяснения!

Недавний синяк на плече кольнул и глухо заныл, и я всё поняла.

— Значит, это ты, — медленно проговорила, упирая руки в бёдра и чуть наклоняясь вперёд. — Значит, это тебе, анфильеву выродку, я должна сказать большое спасибо за ушиб, от которого толком не могу рукой двигать?!

Обличённый грабитель скосил глаза на мою левую руку и издевательски ухмыльнулся:

— Этой, что ли? Не припомню, чтобы я тебе кисть ломал или что-то в этом духе…

— Это старая травма! — рявкнула, пряча увечную руку под одежду. — Если бы ты мне ещё и её оставил… Если бы из-за тебя мои магические силы ослабли…

Слова кипели в глотке. Хотелось орать что есть мочи, перекинуться совой и крушить всё вокруг, но всё, что я могла — выплёскивать злость на незнакомого парня.

Теперь тот выглядел уже не испуганным, а страшно раздосадованным.

— Так ты что, колдовать не можешь? — уточнил он.

Я медленно вытянула правую руку вдоль бедра, запоздало сообразив, что позорно проболталась. Нехотя кивнула.

— Ну дела! — выдохнул вор. — Я думал, что решил поступить по-благородному, вернуть деньги человеку, который в них нуждается, а напоролся на слабую ведьму, которая мне и сделать-то ничего не сможет?

Он горестно махнул ладонью и одним залпом осушил стакан с остатками пива. Я ахнула и уселась напротив него.

— Что это ты имеешь в виду? — нехорошо прищурившись, прошипела. — Я что, настолько убого выгляжу? И потом, сказала же, что преподаю в Высшей Ведовской Школе, сразу не понял, кто я, что ли?

Гравитель покосился на меня, саркастически хмыкнул и помотал головой:

— Я что, подписывался помнить, как у вас там что правильно называется? Откуда мне знать, кто и что там у вас преподаёт! А насчёт кошелька не обессудь, он у тебя больно потрёпанный, да и денег там было чуть-чуть… А оно вон как всё обернулось. Слабая Пернатая, тоже мне.

Я на секунду потеряла дар речи от такой наглости, а он принялся болтать, видимо, полностью смирившись со своей неудачей.

— У меня есть правило, — деловито сообщил вор, облокотившись на стол и нагнувшись ко мне, — Пернатых я не трогаю. Ещё не хватало огрести какое-нибудь проклятие или лишиться чего-то жизненно необходимого. У меня был приятель, сдуру ограбил какого-то колдуна, а потом искал свою левую ногу по всему Чёрному Урочищу.

— То есть, ты вор? — слабым голосом уточнила я и так очевидную вещь, чувствуя какую-то нереальность происходящего. Ещё бы: нечасто окажешься в ситуации, когда придётся общаться по душам с тем, кто пытался тебя обокрасть. — А как ты сумел вытащить у меня кошелёк?

Грабитель пожал плечами.

— Дело нехитрое, — важно сообщил он. — Всего-то нужно улучить удобный момент, вычислить, где спрятаны деньги, и всё. Дальше всё зависит от ловкости и сноровки. Тебя надо было просто толкнуть, чтобы кошелёк сам выпал. Хочешь, покажу?

Вор протянул руку. Я отшатнулась и рявкнула:

— Катись к Анфилию!

Он расхохотался и отстранился.

— Да ладно тебе! Я же уже сказал: Пернатых не трогаю и тебя не трону, раз уж всё так вышло.

Это прозвучало унизительно, словно меня считали ведьмой «второго сорта». Я скрестила руки на груди, на всякий случай обмотавшись мантией поплотнее, и сердито уточнила:

— А если я сейчас подниму шум? Закричу, что ты хотел меня обворовать? Прибегут стражники, повяжут тебя и кинут в тюрьму.

Грабитель покачал головой.

— Ничего не получится, — невозмутимо откликнулся он.

— Это ещё почему?

— Кошелёк-то у тебя. А других улик у них не будет. Я чист, как слеза на щеке Лунноликой Девы{?}[одна из трёх Верховных богинь пантеона Галахии].

И поднял обе руки, развёрнутые открытыми ладонями ко мне, словно в знак своих чистых намерений. Я подпёрла кулаком висок и безнадёжно уставилась на столешницу, не желая признавать его правоту.

— А ты и правда преподаватель? — услышала вновь его голос и мрачно кивнула.

— Здорово, — вор заметно оживился. — Ну, будем считать, что у меня теперь в приятелях не просто ведьма, а целая ведьма из Совятника. Ингвар.

— Что? — не сразу поняла я, сбитая с толку полётом его мысли.

— Ингвар, — повторил грабитель, — так меня зовут. Будем знакомы.

— Агнесса, — машинально представилась и, спохватившись, подозрительно уставилась на него: — А почему ты решил, что мы теперь приятели?

— Ну так не враги же! — усмехнулся Ингвар. — Ну что, выпьем за знакомство?

Я поневоле усмехнулась, чувствуя, как вспыхнувшая было внутри злость быстро тает. Отчего-то долго на Ингвара сердиться не удалось, хоть мне этого и очень хотелось.

— Выпьем, — с нарочитым безразличием отозвалась. — Как насчёт чашечки кофе?

========== Глава 5 ==========

В холле Школы вовсю кипела работа.

Несколько студентов под руководством преподавателей размахивали руками, творя магические плетения. Повинуясь их усилиям, по стенам ползли венки из бересклета, еловых ветвей и рябины. Время от времени то один, то другой венок судорожно дёргался, когда незадачливый колдун путал руны или отвлекался. Ещё пара студентов трудились наверху, украшая деревянную Кахут сверкающими гирляндами.

В воздухе витал аромат свежей хвои, и я с удовольствием вдохнула его полной грудью. Совсем забыла о грядущем Зимнем солнцестоянии! Его наступление обозначало бурное веселье по всей Школе и непременный Зимний Бал.

Интересно, успею ли я метнуться в Злату Рощу за обновками? И хватит ли у меня денег? Может, попробовать занять у матери в счёт будущей зарплаты? А то не хочется щеголять перед новоиспечёнными коллегами в старье!

От всех этих мыслей праздничное настроение взлетело до небес, и я чуть было не запрыгала от восторженного предвкушения.

Один из венков с шуршанием упал на пол.

— Сколько можно повторять! — в сердцах выпалил один из преподавателей, пожилой грузный колдун, чьё лицо было мне незнакомо. — Когда завершаешь плетение, отводишь правый мизинец вправо, а не болтаешь им в воздухе, будто его тебе йорму откусил!

И дал провинившемуся студенту несильную затрещину. Тот понурился и, пробормотав: «Простите, магистр Людвиг!», кинулся подбирать венок.

— Ahoj, панна Мёдвиг! — окликнул меня магистр. — С вами всё в порядке?

Я недоумённо взглянула на него, гадая, откуда ему известно моё имя. Неужели мама развесила мой портрет с подписью по всей Школе?

Неужели мои мысли так ярко отражаются на лице?

— Ahojte, пан, — торопливо ответила. — Всё хорошо. Не обращайте внимания, продолжайте, прошу вас.

Магистр Людвиг повернулся к своему подопечному, а я прошмыгнула мимо.

Надо бы при случае выкроить время и заново познакомиться тут со всеми, чтобы не опростоволоситься в самый неподходящий момент.

Весь остаток дня ухлопала на уборку в комнате.

Расписание, молчаливым укором белевшее на столе, нагоняло на меня такую сильную тоску, что я никак не могла заставить себя усесться за подготовку к завтрашнему занятию. Пришлось утешать себя тем, что в процессе уборки обязательно найду какие-нибудь записи старого магистра, которые помогут в этом нелёгком деле.

Когда за окном заиндевели синие зимние сумерки, а я уже основательно покрылась серыми космами пыли и паутины, удача мне улыбнулась. В глубине одной из полок книжного шкафа нашёлся деревянный ящик с пухлыми старыми тетрадями, исписанными убористым стариковским почерком. Я быстро перелистала их и чуть не застонала от восторга: моим глазам предстало планирование лекций, списки вопросов и билетов к зачётам и экзаменам, а самое главное — материалы к лекциям. Они были разбиты по темам и курсам, и всё, что оставалось, — перечитать их и вникнуть в суть.

Вопросы к завтрашнему зачёту помогли мне окончательно воспрять духом. Все ответы на них я прекрасно знала и без подготовки. Отвечай сама себе, непременно получила бы не просто высший балл, а высший балл с особым мнением, если не золотое перо{?}[награда за отличную успеваемость студентам Высшей Школы Ведовства] в придачу.

— Спасибо, магистр! — с чувством сказала, подняв голову от кипы бумаг. — Теперь можете совершенно спокойно приходить сюда по ночам и пугать меня! Я вам ни слова не скажу и даже с удовольствием побеседую по душам.

Разумеется, никто мне не ответил. Только одна из тетрадей сползла вниз с общей кучи, подняв облако пыли, но я восприняла это как добрый знак.

Жизнь определённо налаживалась — сегодняшний день послужил этому подтверждением. Да и левая рука почти не напоминала о себе, лишь изредка вспыхивая горячим покалыванием.

В дверь постучали.

— Агнешка! — донёсся до меня голос пани Збижнев. — Пошли ужинать! Заодно расскажешь, где сегодня была!

***

Наутро я немного задержалась, выбирая из своего скудного гардероба подходящий для преподавателя наряд. Не найдя ничего более-менее стоящего, кроме старого бордового платья до колен, наспех причесалась, хлебнула холодного чаю и побежала на занятие.

У дверей аудитории уже собралась приличная толпа. Студенты толкались, шумели, листали конспекты и никак на меня не реагировали. Подойдя к ним вплотную, я ощутила непривычную дрожь в коленях. В самом деле, куда полезла? Справлюсь ли? Половина из них выглядят старше меня, а ещё половина выше на одну-две головы! Зачем согласилась на эту авантюру? Ещё не поздно бросить всё и сбежать обратно в Кёльин!

«Прекрати, Агнешка! — разозлилась сама на себя. — Вспомни о деньгах!»

Это немного отрезвило. Как раз вовремя: шум голосов приутих и студенты начали оборачиваться ко мне.

Я откашлялась и громко сказала, постаравшись выжать из собственного голоса побольше уверенности:

— Ahojte, панны и паны! Я ваш новый преподаватель основ изготовления талисманов, амулетов и оберегов, Агнесса Мёдвиг. Пропустите меня к дверям, будьте так любезны.

Голоса понизились до любопытного перешёптывания. Студенты неохотно расступились, и пока я пробиралась к двери, в спину прилетело нагловатое:

— Брешешь! Сама, небось, со второй ступени, значок где-то украла, нацепила и радуется!

Я вспыхнула от такой дерзости. От мгновенного приступа бешенства ключ запрыгал в пальцах, из-за чего секунд десять провозилась, пытаясь воткнуть его в замочную скважину. Когда мне наконец это удалось, распахнула дверь и обернулась к разом притихшим студентам.

— Кто тут умный такой, что решил позубоскалить?

— Ну я! — отозвался всё тот же хамский голос.

Растолкав сокурсников, вперёд вышел светловолосый рослый парень. Рядом с ним тут же возникло двое других, почти не уступающих ему в росте. Он скрестил на груди руки и, усмехаясь, взглянул на меня свысока. И в прямом, и в переносном смысле.

— Имя, фамилия! — рявкнула я. Голос не дрогнул. Знала: стоит только один раз показать слабину перед наглым студентом, как остальные с радостью сожрут тебя с потрохами и прости-прощай дисциплина на занятиях.

Об этом я судила из личного опыта. Только в последний раз на месте наглеца была сама.

— Ну, предположим, Милош Эрицис, — с издевательским спокойствием протянул студент и победоносно переглянулся со своими спутниками.

Те прыснули в кулаки. Я почувствовала, что начинаю терять контроль над ситуацией и разозлилась ещё больше.

— Очень приятно, пан Эрицис, — елейным голосом протянула. — А теперь будьте так любезны проследовать за мной в аудиторию. Вы пойдёте отвечать первым.

Издевательское выражение исчезло с лица Милоша.

— Но зачёты магистр Жданек всегда принимал письменно! — возмущённо заявил он.

— Считайте, что я тоже, — не осталась в долгу. — Напишете всё, что знаете по билету, а потом озвучите это передо мной. Ничего сложного, верно?

И, обведя взглядом остальных, добавила:

— Я не магистр Жданек, да опахнёт его крылом великая Кахут. Начинайте к этому привыкать!

Милошу достался не самый сложный билет — «Подготовка самоцветов к изготовлению амулетов. Принципы создания оберегов», и он уселся с кислой миной отвечать почти сразу же.

Я нарочно потянула время, проведя перекличку на предмет отсутствующих (таких не оказалось), смахнув со стола невидимые пылинки и поправив значок факультета на преподавательской пелерине. Её мне выдала всё та же панна Збижнев ещё вчера после ужина. Она попыталась мягко настоять на том, чтобы я всё же смыла красную краску с волос, но меня невожно было переубедить.

Пелерина оказалась впору, но в ней я ощущала себя непривычно скованно и серьёзно.

— Можно начинать? — с неприязнью глядя на меня, угрюмо спросил Эрицис.

Я посмотрела на студентов, прилежно скрипящих самопишущими ручками по бумаге, и милостиво махнула рукой:

— Приступай! — и приготовилась ощутить превосходство мастера, обладающего обширными знаниями, перед учеником, урвавшим их жалкие крохи.

Милош открыл рот и заговорил. Спустя несколько секунд моё самодовольство покрылось жгучими пятнами стыда.

Когда я вчера просматривала список вопросов, казалось, что знаю всё. Теперь же, слушая студента, поняла, что «всё» обозначает «помню только основы» и что к зачёту всё же надо было готовиться.

Если про подготовку самоцветов я всё прекрасно знала, то в проклятых принципах создания оберегов не просто плавала, а тонула, камнем отправляясь на дно самолюбования.

Эрицис тараторил, а я кивала, стараясь не выдать охватившую меня панику.

Вот скажите на милость, принцип равнозначности действительно входит в список или Милош его только что придумал?

А принцип взаимодействия? Синтонности? Анфилий их знает!

— …это всё, — закончил свой пространный ответ Эрицис и выжидающе уставился на меня.

Я нервно сглотнула, но не подала виду, чтобы не опозориться совсем.

Студенты разом, как по команде, подняли головы. Я оказалась абсолютно беззащитна перед обстрелом двух десятков глаз, и немедленно показалось, что паника отчётливо проявилась на моём лице.

Сейчас они поймут, что я ленивая самозванка.

— Вы уже подготовились? — хрипло уточнила, облизнув пересохшие губы.

Головы тут же испуганно опустились, и я перевела дух, возблагодарив Кахут.

Сделаю вид, что всё в порядке, выпровожу этого наглого юнца, и дело с концом!

— Неплохо-неплохо, — милостиво отозвалась, покачивая ручкой над ведомостью. — Вижу, что ты изучил материал. Так уж и быть, поставлю тебе высший балл. Давай сюда зачётку…

— Но как же так, магистр Мёдвиг! — раздался из аудитории высокий девичий голос.

Я вздрогнула и посмотрела на студентов: рыжеволосая девушка подняла руку и отчаянно размахивала ею.

— Что ещё, панна…

— Румир, магистр. Беата Румир. Почему вы не поправили Милоша, когда он назвал принцип синтонности? Ведь он неприменим к оберегам…

— Заткнись, Румир! — гаркнул тот, красный не то от стыда, не то от гнева.

Я хлопнула ладонью по столу, от души выругавшись про себя.

Ненавижу всезнаек-выскочек!

— Придержите язык, пан Эрицис! — прошипела я, натянуто улыбнувшись Беате, и процедила сквозь зубы:

— Похвально, панна Румир. Вы единственная, кто не только готовился к ответу, но и внимательно слушал своего однокурсника. Жалко, что остальные не оказались такими же, как вы. Ваше замечание совершенно справедливо. Я нарочно проверяла всех таким образом.

Беата просияла, а я перевела дух. Выкрутилась!

Милош украдкой показал Румире кулак. Это от меня не укрылось.

— Снимаю вам один балл, пан Эрицис, — ледяным голосом сказала я и протянула руку за зачёткой. — И советую впредь держать свою невоспитанность и наглость при себе!

Тот швырнул на стол тёмно-синюю книжечку с оттиском головы Кахут на обложке и пробормотал что-то неразборчивое под нос.

Остаток первого моего занятия прошёл из рук вон плохо. То ли я всё же где-то дала слабину, то ли студенты после моего промаха с ошибкой Милоша поняли, что преподаватель из меня липовый, но дисциплина в аудитории была нарушена окончательно. К концу зачёта они, уже совершенно меня не стесняясь, шелестели шпаргалками, несли какую-то ахинею, а на замечания и окрики отвечали усмешками и показным покаянием.

Кончилось всё тем, что я кое-как заполнила ведомость, расписалась трясущейся от ярости рукой в последней зачётке и выпроводила всех вон.

Захлопнув дверь, рухнула на своё место, ощущая себя солдатом, который в одиночку защищал родной городок от наплыва мертвяков. Протёрла саднящие от напряжения глаза и уставилась в потолок, испещрённый трещинами.

— Чтоб их всех йорму задрали! — с чувством выдохнула, начиная понимать безжалостного к студентам Штайна.

Неужели я была такой же лоботряской? В глубине души поднялось тёплое чувство стыда. Захотелось немедленно сорваться с места и слёзно просить прощения у всех преподавателей, кому досаждала.

С улицы донеслись слабые вскрики. С мстительным удовольствием представив себе Эрициса, медленно насаживаемого на пику статуи, я заставила себя подняться, добрела до окна и выглянула наружу.

Во дворе Совятника группа студентов, выстроившихся в три ряда, синхронно размахивали руками, делали па, очень похожие на танцевальные, и что-то выкрикивали. В воздухе перед ними то и дело вспыхивали золотистые искры, взметались клубы снега и периодически валил синеватый дым.

За студентами, скрестив руки за спиной, наблюдал Стефан в короткой зимней мантии. Я подтянулась, залезла на широкий подоконник и уселась полубоком, прислонившись лбом к холодному стеклу. На душе скребли острые когти тоски, жалости и ненависти к себе самой и собственной же лени.

Первый день в качестве полноценного преподавателя — и такая неудача. Урок мне на будущее: готовиться к занятиям, бороться с ленью и самоуверенностью, не надеяться на слепую удачу и на то, что кривая вывезет.

Я прикрыла глаза, стиснула кулак и подсунула его под голову.

«А будет ли оно, это самое будущее, в Совятнике? — спросил безжалостный внутренний голос. — Может, ты вообще не создана для преподавания? Да и договор ты так и не подписала. Зайдёшь сейчас к матери, возьмёшь расчёт и вперёд — на вольные хлеба».

Такие мысли заставили окончательно пасть духом. Я почувствовала себя загнанной в угол лисой, к которой медленно подбирается охотник с ружьём наперевес.

Подбирается медленно, смакуя каждое движение и зная, что лисе никуда не убежать.

А не пойти ли этому охотнику к Анфилию с Миртизой вместе взятым?

— Будет! — твёрдо сказала я и пребольно, с вывертом, ущипнула себя за локоть.

Это помогло прийти в норму и обрести подобие твердости духа и ясности ума.

— Я не сдамся, — прошептала, крепко зажмурившись и сжав зубы, — не раскисну из-за каких-то там наглых безмозглых малолеток!

Перед глазами встал образ ухмыляющегося Милоша. Я скривилась от ярости и представила, как стираю с его лица эту мерзкую улыбочку и снисходительный взгляд.

Осталось только придумать как.

Кто-то мягко дотронулся до моей руки. От неожиданности взвизгнула и едва не слетела вниз.

Глаза открылись сами собой, и я возмущённо воскликнула:

— Пан Штайн, ну нельзя же так подкрадываться!

Стефан, стоящий напротив меня, выглядел непривычно обескураженным. Зимнюю мантию он держал в руках, оставшись в тёмно-синем строгом сюртуке до колен, подвязанным широким узорчатым кушаком. При свете дня Штейн выглядел моложе, чем при нашей первой встрече, но ненамного. Тёмные волосы, влажными завитками спадающие на высокий лоб, придавали ему несколько залихватский вид.

— Прошу прощения, панна Мёдвиг, — ответил Стефан, чуть склонив голову. — У вас всё в порядке?

— Извинения приняты, — пробормотала и протянула руку.

Не сказав ни слова, он подал свою, и я спрыгнула на пол.

— Что вы тут делаете? — сухо спросила, подойдя к преподавательскому столу.

— Заглянул к вам узнать, как прошёл первый день преподавания, — сдержанно ответил Штейн.

Я покосилась на него и принялась собирать исписанные студентами бумаги.

— Откуда вам известно, что это мой первый день? — недовольно спросила. — Может, у меня за плечами побольше учительского опыта, чем у вас.

Стефан пожал плечами и ничего не сказал. Это выглядело убийственно вежливо, но мне почудилась скрытая издёвка многомудрого учёного над бездарным неофитом. Просто так я этого оставить не могла.

— Так, пан Штайн, — с этими словами вручила ему кипу бумаг и пару учебников, отобранных сегодня у самых хитрых экзаменующихся, — вы же не откажете в любезности своей новой коллеге и поможете ей донести всё это до комнаты?

Тот посмотрел на свою ношу, потом перевёл взгляд на меня. У уголков его глаз собрались морщинки, словно он улыбнулся, однако лицо при этом осталось непроницаемым.

— Трудный день? — спокойно спросил Стефан.

— Замечательный! — отрезала я. — Лучше не придумаешь! Давайте по дороге поговорим о чём-то более приятном, пан Штайн. Например, о Зимнем бале. Вы же пойдёте на него?

— Все преподаватели обязаны пойти на Зимний бал, — ответил он.

Я первая пошла к двери и услышала его шаги за спиной.

— Это особое распоряжение директора ещё с Летнего солнцестояния. Магистры обеспечивают спокойствие и безопасность всех студентов.

Мы вышли в коридор, и я принялась запирать дверь. Замок снова заклинило: Стефан молча высвободил руку и толкнул дверь. Ключ с щёлканьем провернулся — я рывком вытащила его.

— Что значит «обеспечиваем спокойствие»? — непонимающе спросила, пока шли до моей комнаты. — А как же веселье? Ведь праздник же! Или ма… Или директор отменила его своим особым распоряжением? Раз преподаватель — значит, стой букой и подпирай стенку?

По дороге нам попались несколько студенток, уже привычно зардевшихся при виде Штейна. Тот подождал, пока они пройдут, и всё с тем же хладнокровием ответил:

— Вам так не хватает веселья, панна Мёдвиг?

— Мне не хватает праздника! — с горечью сказала, чувствуя, как радужные воспоминания развесёлой юности покрываются пылью. — Зимний бал — это волшебство и танцы, а не унылое наблюдение за великовозрастными оболтусами! Мы пришли, спасибо, пан Штайн.

Я отперла дверь и забрала у Стефана поклажу.

— Желаю удачи на преподавательском поприще, панна Мёдвиг, — сказал он на прощание. — Если вам будет нужна помощь, обращайтесь.

— Попробую справиться сама, — процедила. — Но за предложение спасибо.

Глаза Штейна сузились, и мне померещилось в них какое-то странное выражение — не то жалость, не то злорадство. Не сказав больше ни слова, Стефан откланялся и удалился.

***

«Зря я так рано избавилась от Штайна!»

Это было первым, что пришло мне на ум, когда шкаф начал на меня падать.

Всё произошло слишком быстро.

Когда я только подошла к письменному столу, чтобы положить свою ношу, тёмная громада стоящего позади шкафа с книгами начала заваливаться вперёд. Боковым зрением заметила подозрительное движение и отпрыгнула в сторону за миг до того, как весь этот деревянный колосс с уханьем обрушился вперёд.

Стекло со звоном брызнуло во все стороны, а бумаги разлетелись по полу. Несколько секунд я молча разглядывала шкаф, в мгновение ока превратившийся в груду бесполезных обломков, а потом медленно села, почувствовав, как разом отнялись ноги.

Дверь распахнулась, и в комнату влетел Стефан. Следом за ним ворвалась Криштина и ещё какая-то преподавательница, чьё лицо показалось мне смутно знакомым. Она замешкалась на пороге, пропуская кого-то. Этот «кто-то» оказался моей матерью.

— Агнешка, Агнешка, Агнешка! — безостановочно кричала она, и я отстранённо подумала, что впервые вижу такой сильный испуг на лице Белой Совы.

— Всё в порядке, — подняла я руки.

По ним стекало что-то тёплое, и, взглянув на тыльные стороны ладоней, увидела, что они изрезаны мелкими осколками, а из ран струится кровь. Но боли я совершенно не ощущала. Почему-то именно это успокоило меня окончательно.

— Всё в порядке! Не считая того, что ещё чуть-чуть — и вам пришлось бы искать себе нового преподавателя по амулетам.

Выпалив это, я расхохоталась: настолько нелепыми показались вытянувшиеся лица окружающих. Мама в ужасе попыталась дотронуться до меня, но её отстранил Штейн. Он что-то сказал ей, и она послушно отодвинулась. Сам же опустился передо мной на одно колено.

— Встать сможете, панна Мёдвиг? — отрывисто спросил Стефан. — Вам явно нужна помощь!

Я не смогла ответить ему: меня начал душить просто дикий смех. Я совсем сползла на пол и скорчилась, содрогаясь в конвульсиях истерического хохота.

Чьи-то — я догадывалась, чьи — руки бережно помогли мне подняться, подали чистый платок и подхватили под локти.

— Успокойтесь, Агнесса, — услышала я бесстрастный голос Штейна над ухом. — Вам нужно в медпункт.

========== Глава 6 ==========

Мазь ложилась густым слоем на кожу, неровным от многочисленных комковатых вкраплений. Сначала я не почувствовала ничего кроме ледяной прохлады и острого запаха полыни с ментолом, но потом по пальцам поползло вниз пощипывание. Оно становилось всё горячее, словно я опускала руки в чан с кипящей водой.

Я невольно охнула и закусила губу.

— Больно? — участливо спросила пани Сарка Лютрин, самая старая и по совместительству единственная целительница Совятника. — Потерпи, потерпи, сейчас всё пройдёт.

— Когда? — страдальчески спросила я, отгоняя от себя настойчивое видение: кожа на кистях покрывается волдырями, раздувается и сползает, как перчатка. — Почему нельзя было просто наложить исцеляющее плетение или формулу? Пан Штайн сам бы прекрасно справился. Ай!

Вспыхнув последний раз, боль утихла. Мазь принялась быстро твердеть.

Пани неодобрительно покачала головой и встряхнула моей многострадальной повязкой над раковиной. На дно каменной чаши со звоном посыпались осколки стекла.

Я молча наблюдала за ней, слегка потирая ладони и наслаждаясь облегчением.

— Плетения и формулы могут облегчить боль и ускорить заживление ран, это правда, — нравоучительно сказала пани, комкая повязку, — но я больше доверяю старым добрым лекарствам. Чары могут дать осечку, а целебные травы — никогда. Пан Штайн правильно сделал, что привёл тебя ко мне. Встань-ка.

Она выкинула комок ткани в ведро под раковиной и подошла к кушетке, на которой я сидела. Я послушно поднялась и взглянула на неё сверху вниз: сделай пани Лютрин шаг вперёд, непременно уткнулась бы острым носом в мою ключицу.

— Совсем взрослая стала, — удовлетворённо сказала она, оглаживая меня по плечам. — Я вас с сестрой помню, как носились тут по коридорам, а теперь, гляди-ка, саму преподавать позвали.

Упоминание Маришки заставило сердце тоскливо заныть. После того случая с гробницей наши отношения стали натянутыми. Пожалуй, даже чересчур натянутыми, и я очень опасалась, что в какой-то момент она могла решиться оборвать их совсем. Но со мной она ничего не обсуждала.

— Она сюда не заглядывала после выпуска? — тихо спросила я. Пани пожевала губами и сухо спросила:

— Ты что же, с сестрой совсем не общалась?

— Нет, — коротко ответила я.

Целительница вновь замолчала. Отошла к застеклённым полкам, открыла дверцы и зазвенела какими-то склянками. Повисшая тишина немного смутила меня, и я вернулась на кушетку.

— Может, оно и к лучшему, — вдруг пробормотала Сарка.

— Что? — встрепенулась я. Она отмахнулась и вновь подошла ко мне.

— Не обращай внимания. Покажи лучше руку. Да, ту саму, левую.

Я выполнила её просьбу. Женщина цепко обхватила меня за запястье, задрала рукав платья до локтя и быстрыми движениями ощупала внутреннюю сторону руки, до сгиба локтя.

— Без изменений, — вздохнула она, отпустив меня, — и слава Кахут. Не беспокоит?

Я посмотрела на свою руку так, словно видела её впервые.

Всё было по-прежнему. Едва заметные прожилки вен на запястьях, коротко подстриженные ногти, быстро подживающие порезы от стёкол злополучного шкафа.

И дорожка из синеватых точек, змеящаяся от основания пальцев, обвивающая ладонь и уходящая вверх, к локтю, чтобы оборваться на полпути.

Память о могиле Янжека Гризака.

Я посмотрела в добрые глаза пани и беззаботно ответила:

— Ничуть. Всё по-прежнему.

О недавних болях я решила промолчать. Во-первых, со мной опять могут начать носиться, словно с прокажённой, а во-вторых, я и сама этому не придавала особого значения.

***

Рухнувший шкаф быстро убрали из моей комнаты, оставив на память беспорядочно разбросанные повсюду книги, тетради и бумажные листы. Когда я вернулась из медпункта, в комнате уже не было никого кроме моей матери.

Белая Сова сидела на стуле около письменного стола с таким величественным видом, что хотелось не то упасть ей в ноги и просить высочайшей милости, не то схватить кисть и полотно, чтобы немедленно нарисовать портрет.

Когда я появилась на пороге, её черты лица смягчились, и мне показалось, что сквозь них проступило что-то человеческое.

— Как ты? — спросила она, явно стараясь говорить как можно мягче.

Получилось не очень, но я оценила старания.

— Руки пока на месте оставили,резать не стали, — усмехнулась я. Белая Сова нахмурилась.

— Это не смешно, Агнесса! С такими вещами не шутят!

— Знаю, — вздохнула я. — А что мне остаётся делать, плакать, что ли?

Мама поднялась с места, подняла с пола какую-то книгу и принялась рассеянно её листать.

— Мы с коллегами осмотрели шкаф, — глухо проговорила она. — Пытались понять, почему он упал.

Мне стало любопытно. Я опустилась на краешек ещё тёплого стула и подтянула одну ногу к груди.

— И что?

— Не сиди так, Агнесса! — раздражённо отреагировала мать, но было видно, что машинально. Я не послушалась. — Мы осмотрели шкаф, — продолжила она. В её голосе мне почудилось недоумение, смешанное с лёгкой тревогой. — Скажи, пожалуйста, ты делала с ним что-нибудь? Пыталась передвинуть, вынимала полки?

Вопрос показался мне странным, и ответ прыгнул на язык сам собой:

— Конечно, с первого дня тут только этим и занимаюсь. Как вошла, так сразу же полезла по шкафам: дай, думаю, устрою перестановку!

Белая Сова безнадёжно посмотрела на меня и потёрла тонкими пальцами виски.

— Надеюсь, ты хоть со студентами общаешься по-взрослому, — пробормотала она. Слово «студенты» отозвалось неприятным покалыванием в деснах, и я поспешила перевести разговор на действительно интересную мне тему:

— Почему ты спрашиваешь?

Мама подошла вплотную ко мне и встала около стола, опершись на костяшки пальцев. Я запрокинула голову, чтобы видеть её лицо, но взгляда Белой Совы поймать не удалось. Она отрешённо смотрела в пустоту.

— Ты знала, что все шкафы в комнате магистра Жданека плотно привинчены к стенам и полу? — ровным голосом спросила она. Я помотала головой:

— Зачем?

Мама вздохнула:

— Года за два до смерти магистра на Магду упала полка. Ничего серьёзного, кошка успела увернуться — на то она и кошка — но магистр испугался и в тот же день принял меры, чтобы на неё больше не упала ни одна полка, витрина или шкаф. Кстати, где она?

— Понятия не имею, — пожала я плечами, — наверное, бродит где-то. Так что там со шкафом?

Тонкие тёмные брови Белой Совы сдвинулись к переносице.

— Все крепления разом лопнули, словно их подпилили.

— Ого! — не сдержалась я. — Кто-то всё-таки решил расправиться с Магдой?

Мама странно посмотрела на меня и в упор спросила:

— С Магдой? То есть, ты не допускаешь мысли, что шкаф должен был рухнуть на тебя?

От удивления я не сразу нашлась, что сказать, а Белая Сова безжалостно продолжила:

— Вряд ли кто-то стал бы так стараться ради обыкновенной старой кошки. Магистр Жданек мёртв, поэтому напрашивается один-единственный вывод: кому-то захотелось, чтобы шкаф упал именно на тебя. Пожалуйста, Агнесса, вспомни, отдавала ли ты кому-нибудь ключи от комнаты? Кому? Надолго ли?

— Погоди! — я, наконец, обрела дар речи и замахала руками. — Что это ещё за глупости? Да я в Совятник только позавчера приехала! Бред какой-то. И да, ключи я действительно отдавала. Пани Криштине. Как и требуется по правилам!

— Ты уходила куда-то из Школы? — ровным голосом спросила мама.

— Уходила, — с вызовом ответила я, упрямо вздёрнув подбородок, — в Гнездовицы. По делу. И быстро вернулась обратно. Тебя устраивает такой ответ?

Белая Сова тяжело вздохнула.

— Хорошо, Агнесса, — помолчав, ответила она. — Будем считать, что устраивает. Но ты, пожалуйста, будь поосторожнее! Мы обязательно выясним, что же случилось со шкафом, и непременно сообщим тебе об этом.

— Буду глядеть в оба, — уже более миролюбиво пообещала я: матери всё же удалось заинтриговать меня. — Кстати, что там с Зимним балом?

Директор Совятника недоумённо посмотрела на меня:

— А что с ним не так?

Я соскользнула со стула и встала спиной к столу, чтобы разговаривать с матерью на равных.

— До меня тут дошли слухи, — туманно начала я, — что преподавателям, оказывается, не дозволяется сильно веселиться на балу. А мне, между прочим, хотелось бы повеселиться наравне со студентами, а не киснуть от скуки в тёмном углу!

На лице Белой Совы появилось давно знакомое мне выражение крайнего раздражения, и я поняла: всё, о чём рассказывал Стефан, правда. Мама только открыла рот, а я уже знала наперёд, что она скажет.

— Агнесса! — рявкнула она, и я мысленно закатила глаза. — Какое ещё «веселье наравне со студентами»? Ты себя вообще слышишь?! Ты теперь преподаватель, так что будь добра соответствовать! О, Кахут, какой только пример ты можешь им подать! Ты вообще об этом задумывалась? Прошу тебя, повзрослей наконец! Все эти детские игры и выходки остались в прошлом! Хочется веселья — езжай в Злату Рощу, пожалуйста! Попроси пана Штайна, он тебя отвезёт!

— Ага, конечно, — пробормотала я себе под нос. — Со Стефаном меня ждёт та-акое веселье!

Мама подозрительно уставилась на меня; я на неё — с вызовом.

— Кстати, о бале, — вдруг сказала она, — у тебя хоть есть приличное платье для него?

***

Не обращая внимания на мои яростные возражения, мама распахнула платяной шкаф и, вытащив оттуда все мои нехитрые наряды, раскидала их по кровати.

— М-да, — только и вымолвила она, окинув их быстрым взглядом. — И это всё?

— Нет, конечно, — сдавленным от злости голосом ответила я: с детства не выносила, когда кто-то копался в моих вещах. — В Кёльине у меня остался такой гардероб, что королева обзавидуется, просто тащить с собой не хотелось!

Мама отмахнулась: мол, хватит рассказывать сказки. Чтобы не сорваться и не устроить бесполезную ссору, я принялась молча запихивать вещи обратно.

— Зайди сегодня ко мне, — велела Белая Сова, наблюдая за мной, — подберём тебе что-нибудь из моего. Размер у нас с тобой примерно одинаковый. Не могу же я допустить, чтобы моя дочь явилась на бал оборванкой!

Руки у меня затряслись от ярости, и я швырнула кофту, которую держала в руках, в дальний угол полки.

***

Оставшиеся до Солнцестояния три дня промелькнули в суматохе и хлопотах. Нельзя сказать, чтобы особо приятных.

Слава Кахут, тот злополучный зачёт стал единственным, выпавшим на мою долю. Однако долго радоваться мне не дали: почти все последующие лекции я провела с огромным трудом.

Среди студентов царило праздничное настроение, полностью сбившее учебный настрой. На лекциях они были готовы заниматься всем, чем угодно, лишь бы не слушать меня. С непривычки я потратила половину первой лекции, пытаясь призвать веселящихся недоучек к порядку, пока не поняла, что это практически бесполезно. На остальных занятиях я перепробовала все известные мне способы запугивания: угрожала тем, что срежу баллы на экзамене, кричала, колотила указкой по доске, пробовала говорить тихо, в надежде, что они притихнут, пытаясь меня услышать… Всё впустую.

Когда по пустым коридорам Школы разнеслось уханье звонка, традиционно исполняемого голосом ушастого филина, студенты, радостно галдя, повалили к выходу, а я от безысходности пнула ножку стула и от души выругалась. Меня трясло от бессильной ярости, я чувствовала себя абсолютно опустошённой. Я бы совершенно не удивилась, увидев в волосах седые пряди, посмотри я сейчас в зеркало.

Теперь мысль о том, чтобы попросить Стефана помочь мне с дисциплиной на занятиях, уже не так сильно уязвляла самолюбие. Другую мысль — ту, что мстительно нашёптывала мне: ешь, мол, расплату за все свои хулиганства, я усиленно гнала прочь.

Дверь аудитории робко приоткрылась. Внутрь заглянула девушка, в которой я узнала ту, что приносила мне письмо Ринки.

— Чего ещё? — пришипела я и закашлялась: в осипшем от постоянного крика горле неприятно зацарапало.

— Простите, магистр Мёдвиг! — в ужасе пропищала девушка. — Вас зовёт пани Збижнев!

Недоумевая, зачем я могла понадобиться Криштине, я послушно отправилась к ней. Она уже ждала меня едва ли не на пороге своей аудитории с каким-то листком в руках, при виде которого меня кольнуло нехорошее предчувствие.

И точно.

— Жалоба на тебя поступила, Агнешка, — горестно сообщила пани Збижнев с трагическим выражением лица. — Как же ты так умудрилась? В первый же день работы…

И помахала листком. Я, не поверив своим ушам, взяла его, пробежала взглядом по неровным строчкам и едва не задохнулась от возмущения:

— Что?! «Не знает своего предмета»?! «Несправедливо срезает баллы»?! «Необъективна», «поверхностна» и «слишком молода для преподавания»?! Кто автор?

Криштина, качавшая головой в такт моим словам, спохватилась и ткнула пальцем в подпись.

— «М. Эрицис», — медленно прочла я, с трудом разобрав залихватскую подпись, и с отвращением сунула жалобу обратно пани Збижнев.

Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, внутри пылала здоровая злоба на нахального недоучку, решившего опуститься до мелкой мести мне за срезанный на зачёте балл. С другой — в чём-то он был прав, и я выглядела далеко не наилучшим образом в глазах студентов.

— Что случилось-то, Агнешка? — робко спросила Криштина. — За что он так на тебя взъелся?

Я досадливо махнула рукой и расплывчато ответила:

— Получил не ту оценку, которую захотел, вот и обиделся.

Пани Збижнев покивала головой. Мне показалось, что на её лице мелькнуло облегчение.

— Бывает-бывает, — сказала она. — Знала бы ты, сколько жалоб мне поступает на магистра Юнгвальда… Помнишь его? Он Теорию Плетений ведёт. Так вот, на него каждый семестр студенты пачками жалобы пишут, а что я сделаю? Где сейчас такого толкового преподавателя найдёшь?

Я прекрасно помнила магистра Люциуса Юнгвальда. Это был крайне вредный старик, отслеживающий посещаемость лекций с почти маниакальной дотошностью и принципиально не ставивший ничего кроме «удовлетворительно». На его коллоквиумах царила атмосфера напряжённого ужаса и леденящая душу тишина: все с замиранием сердца наблюдали, как узловатый палец Юнгвальда неспешно ползёт по списку фамилий, выискивая жертву для допроса.

— Помню, конечно, — поморщилась я, передёрнув плечами. — И что мне теперь грозит?

— Да ничего, — отмахнулась Криштина. — Буду я из-за каждого каприза студентов своих преподавателей наказывать. Забудь. Но на будущее запомни: ты с этим Милошем веди себя поаккуратней, у него родители непростые. Мать вроде в секретариате бургомистра Златой Рощи сидит, а отец — какая-то большая шишка среди столичных монстрологов. Тебе же не нужны проблемы?

Я вспомнила наглое лицо Милоша и неприязненно передёрнула плечами:

— У него не будет проблем, если он сам мне их создавать не станет.

— Агнешка, не надо, — предупреждающе погрозила мне пани пальцем. Я неопределённо развела руками.

Пани Криштина окинула меня испытующим взглядом, тяжело вздохнула, порвала заявление Милоша и быстро начертила плетение Огня над кучкой обрывков. Я молча наблюдала, как языки пламени лижут бумагу, и чувствовала, как настроение стремительно портится.

Многоцветье праздника, подрагивая, трескалось и рвалось под наплывом жестоких серых взрослых будней.

***

Фехтовальный зал, занимающий большую часть первого этажа Школы, казался ещё больше после того, как оттуда вынесли все манекены, снаряды и стойки с оружием. Под потолком ослепительно пылали пульсары, на стенах мерцали серебряные и золотые шары, перевитые еловыми ветками. По стенам тянулись столы, ломящиеся от украшений, а пол был отполирован до такой степени, что, казалось, сделай шаг — и неминуемо провалишься в бездонную пропасть. Приглашённые официанты сновали туда-сюда, наводя окончательный лоск, а в зал уже тянулись первые группки студентов.

Я сидела за преподавательским столом, поставленным перпендикулярно студенческим столам, подперев щёку рукой и уныло тыкая в тарелку вилкой. Аппетита не было вовсе: его оттеснила чёрная зависть к беспечным молодым людям, предвкушающим безудержное веселье. Неподалёку музыканты, выписанные матерью из Златой Рощи, настраивали свои инструменты, и их какофония очень точно отражала всё моё состояние.

— Агнесса? Вы же Агнесса, верно? — прощебетал чей-то голосок рядом. Я нехотя повернула голову и увидела сухощавую женщину неопределённого возраста, занявшую соседнее кресло. В её рыжих волосах, вьющихся мелкими колечками, виднелись такие же рыжие перья, но я не смогла сразу определить, какой именно сове они принадлежали.

— Верно, — осторожно сказала я, — а вы…

— Эмилия Луциан, веду курс рунического письма, — женщина без спроса схватила меня за руку и потрясла ей. Её пожатие было горячим и слегка влажным. Я, поморщившись, убрала ладонь при первой возможности.

— А ты правда дочка Белой Совы? — жадно спросила Эмилия, видимо, посчитав, что после пожатия можно смело отбросить все формальности. — Я слышала, что на место Жданека взяли какую-то Мёдвиг, но не сразу поняла, что к чему, а сейчас увидела тебя, и сразу всё на свои места встало! Вы с нашим директором просто одно лицо!

— Спасибо. Очень приятно познакомиться, — сухо сказала я. Быстрая сбивчивая речь Эмилии напоминала щебетание воробья и слегка действовала на нервы. К тому же, мне не нравилось её панибратство.

Но Луциан и не думала успокаиваться.

— Что с рукой? — с любопытством спросила она. — Правду говорят, что на тебе лежит проклятие?

Она снова потянулась ко мне, но я уже была начеку и вовремя убрала обе руки за спину.

С каждой секундой впечатление о Эмилии портилось всё больше и больше.

— Раньше курс рунического письма вела магистр Гронштейн, — деланно небрежно обронила я. — Мне очень нравились её лекции. Вы же наверняка уже знаете, что я закончила Совятник, верно? А вы где учились?

Лицо Эмилии слегка вытянулось: кажется, упоминание предшественницы не очень ей понравилось.

— В академии имени Айзенгальда, — коротко бросила она. — Это в…

— В Мидории, знаю, — перебила я её. — А почему решили перебраться к нам, в Галахию?

Ответить Эмилии не дал грянувший на весь зал торжественный гимн Школы. Я огляделась и увидела, что все мои новоиспечённые коллеги уже заняли свои места и один за одним встают, а студенты, наводнившие зал, споро выстраиваются в несколько рядов, повернувшись к нам лицами. Я решила не отставать и тоже вскочила со своего кресла, запихнув в рот остатки салата.

Поток учеников Школы, вливающийся в распахнутые двери, становился всё тоньше и тоньше, пока не иссяк совсем. Два прислужника в парадных ливреях молча закрыли высокие створы и замерли по обеим сторонам, сложив руки перед собой. Я, выучившая распорядок официальной части всех балов Школы, ждала, нетерпеливо постукивая каблуком об пол и исподтишка жуя салат. От яркого света слегка побаливала голова, беспощадно затянутый корсет материного темно-серого платья, расшитого розами, мешал вздохнуть полной грудью. Отчаянно хотелось есть и танцевать, а грядущие обязанности вгоняли в глубокую тоску и уныние.

Я окинула взглядом преподавательский стол. Среди множества знакомых лиц я заметила ещё парочку неизвестных. Стефан, стоящий на противоположном конце стола, смотрел перед собой в пустоту, сохраняя вежливо-отстранённое выражение лица. Пани Криштина украдкой прихлёбывала что-то из высокого бокала. Гимн закончился. Студенты загалдели было, но тут же умолкли: двери Фехтовального зала вновь распахнулись, пропуская директора Школы.

***

Белая Сова Гнездовиц не изменила своим привычкам: на ней было длинное платье жемчужного цвета с высоким воротником-стойкой и рукавами по локоть. Из украшений я заметила только крохотные серьги и тонкий серебряный браслет на правом запястье.

Мама неторопливо пересекла зал, слегка улыбаясь и кивая студентам. В почтительной тишине было слышно, как цокают её каблуки и шуршит подол платья.

Она дошла до стола, ослепительно улыбнулась магистру Людвигу, отодвинувшему её кресло, и взяла со стола бокал.

— Уважаемые коллеги, — заговорила она негромко, но каждое её слово эхом разносилось по залу, трепеща и замирая над нашими головами, — дорогие студенты. От всего сердца поздравляю вас всех с наступающим Зимним Солнцестоянием. Я счастлива видеть столько лиц наших дорогих совят, собравшихся в этом зале сегодня, рада, что в их глазах горит столь любимая Кахут пытливость и ум…

На этом моменте я отключилась и погрузилась в свои собственные мысли. Эту речь мама произносила на каждом празднике Школы, допуская лишь незначительные изменения. Помню, как услышав её в третий раз, я загорелась идеей подсунуть маме отредактированный вариант речи, но Маришка удержала меня. Зря, наверное.

Маришка, Маришка… Сердце вновь защемило при воспоминании о сестре. Я посмотрела на студентов, и вдруг показалось, что среди моря лиц мелькнуло её лицо. В этот момент я поняла, что должна сделать сразу же после окончания праздника: вытребовать у матери адрес Маришки в столице и написать письмо. Если она за все эти годы не сделала ни единой попытки помириться, это сделаю я!

Ободрённая этими мыслями, я посмотрела на маму. Она ещё говорила: что-то там о великом наследии Кахут и о том, как мы должны стремиться это самое наследие приумножить. Я отщипнула крохотный кусок хлеба, сунула в рот и чуть не подавилась: меня осенила потрясающая идея.

Если преподавателям запрещено веселиться на Зимнем балу, то я отправлюсь туда, где это дозволено всем без исключения!

***

Сияние пульсаров слегка померкло, наполнив зал мягким приглушённым светом. На стенах зажглись крохотные серебряные огоньки, напоминающие первые звёзды, возникающие на небосклоне в сумерках.

Студенты расступились, образовав не очень ровный полукруг. Все как один подняли руки к подбородку и сложили их перед собой, вывернув ладони наружу{?}[знак восхваления Кахут, символизирующий распростёртые крылья совы]. Так же поступили и преподаватели. Так же поступила и я.

Мама благосклонно кивнула и подняла бокал высоко над головой.

— Pochvalu{?}[pochvalu [похвалу] - да здравствует! (галах.)] Кахут! — громко провозгласила она.

— Pochvalu! — единодушно подхватили остальные.

— Пусть Анду{?}[бог солнца] пройдёт сквозь врата зимы и накрепко замкнёт все беды и горести. Пусть день восторжествует над ночью, а чёрные вороны никогда больше не прилетят с востока!

Последние слова этого пожелания всегда казались мне немного странными, но я никогда не придавала им особого значения.

— Pochvalu! — вновь раздалось под сводами зала.

Мама повернулась и кивнула — сначала нам, потом — студентам и торжествующе улыбнулась.

— Ура! — грянул всеобщий крик, и раздались шумные аплодисменты. Студенты похватали со своих столов бокалы и последовали примеру Белой Совы. Преподаватели не отставали. Отовсюду донёсся мелодичный перезвон стекла, радостный смех и пожелания радости и счастья, которое непременно принесёт Солнцестояние.

Я оторвала от грозди винограда, лежащей на фруктовой тарелке, веточку с ягодами. Раззадоренные студенты вернулись на свои места, и вперёд вышли три девушки, надевших поверх праздничных нарядов парадные пелерины цвета своих факультетов.

Я подавила зевок и сунула в рот виноградину.

Настал черёд небольшого традиционного представления, разыгрываемого в Школе на каждом Зимнем Балу. Девушки представляли собой три Глаза Кахут и, одновременно с этим, три её Великих искусства — алхимию, целительство и боевую магию. По легенде, Великая Сова разделила их между двумя своими дочерьми и сыном. После её смерти они принялись враждовать, стремясь отобрать друг у друга великие знания. Это противостояние длилось несколько веков, пока Айрут, старшая сестра, не предложила брату и сестре прекратить бессмысленный бой и объединить силы, направив их на то, чтобы обучать новые поколения ведьм и колдунов, чтобы бесконечно развивать и совершенствовать наследие Кахут.

Девушки взялись за руки и закружились на месте, затянув заунывную песню, а я почувствовала, как меня начинает неудержимо клонить в сон. Может, попытаться улизнуть отсюда через некоторое время? Всё равно ничего интересного мне тут не светит, а тратить время впустую, маясь на одном месте, не очень хочется.

— Скажите, Агнесса, — прожурчал голос Эмилии, и я подпрыгнула от неожиданности: о своей соседке уже успела позабыть, — где вы приобрели столь очаровательное платье? Может, подскажете портного?

Какая её забота, в самом деле!

— На ярмарке в Кёльине, — рассеянно откликнулась я, доедая виноград, и вдруг замерла, осенённая отличной идеей.

— В самом деле? — недоумённо спросила пани и пощупала ткань рукава. — А мне кажется, я недавно видела похожее на вашей матушке…

Но я её больше не слушала.

Я вспомнила о Снеговьей Ярмарке в Златой Роще.

***

Каждый год, в канун Зимнего Солнцестояния, Златая Роща вспыхивала россыпью разноцветных огней на снегу: в город приходила Снеговья Ярмарка. Распахивались двери лавок, трактиров и едален, на длинные прилавки вываливались груды товаров. Строились снежные крепости, визжали полозья санок и лезвия коньков. В воздухе клубился пар от котлов, где варили горячий грог. Народ веселился всю ночь напролёт, провожая злую зиму и встречая восход солнца Анду, повернувшего свой лик навстречу юной красавице-весне.

Мне удалось всего пару раз побывать на Снеговьей Ярмарке, и сердце радостно запело, стоило мне только вспомнить об искрящемся веселье тех волшебных ночей. Меня с непреодолимой силой потянуло в Рощу, и я поняла, где обязана провести сегодняшний праздник.

Осталось только придумать, как мне туда добраться.

Я с ненавистью посмотрела на свою левую руку. Раньше об этом даже задумываться не стоило: перекинулась совой и без труда долетела до города. Но сейчас придётся прибегнуть к ухищрениям.

Студентки закончили своё выступление и раскланялись с публикой под громкие аплодисменты. Я машинально похлопала, озираясь по сторонам и лихорадочно соображая.

Попросить Стефана подвезти меня? Я нашла глазами колдуна и покачала головой. Нет. Он вряд ли согласится, да ещё начнет читать мне нравоучения.

Добраться пешком? И успеть к самому закрытию Ярмарки, благодарю покорно.

Я побарабанила пальцами по столу. Думай, Агнешка, строго велела я себе. Думай. На любой вопрос есть ответ, а из любой ситуации существует выход. Иногда он находится прямо под твоим носом.

Студенты стали разбредаться по залу. Музыка заиграла вновь.

— Ешьте, пейте, танцуйте! — провозгласила мама, не подозревая о моих мыслях. — Сегодня вся ночь — ваша.

Это точно. Сегодня вся ночь — моя.

***

Около часа я неспешно бродила по периметру зала, изображая крайнюю заинтересованность в происходящем, держа перед собой, как щит, бокал, и периодически поднося его к губам. Вокруг гремела музыка, радостно хохотали студенты, шаркали подошвы по паркету и цокали каблучки. Мама сидела на своём кресле за столом, бдительно наблюдая за происходящим. То и дело я ловила на себе её зоркий взгляд и невольно думала: за кем она пристальнее следит: за учениками или за мной?

Мои коллеги следили за порядком с куда большим рвением, чем я. Магистр Людвиг с абсолютно непроницаемым лицом растащил в стороны двух студентов, затеявших было драку, а пани Збижнев с воинственным видом оттеснила от моей недавней знакомой, Дагмары, особо назойливого ухажёра. На Дагмару, впрочем, это не произвело особенного впечатления. Она с каменным лицом наблюдала, как Криштина отчитывает раскрасневшегося парня, а потом просто развернулась на каблуках и исчезла в толпе.

Наткнулась я и на Милоша. Громко хохоча, он вылетел из хоровода и едва не столкнулся со мной. Буркнув невнятное извинение, он поспешил ретироваться, а я — отойти в сторону. Интересно, догадался ли он о том, что я уже успела узнать про его жалобу? Ничего, у меня ещё будет куча возможностей с ним поквитаться.

Слегка утомившись, я встала в дальнем углу зала, облокотившись на колонну, и принялась отстранённо наблюдать за весельем, думая о своём.

Перебрав множество вариантов пути в Злату Рощу, я остановилась на том, что показался самым лучшим. Мне удалось выяснить, что музыканты, приглашённые сегодня на бал, выписаны именно оттуда и должны отправиться восвояси ещё примерно через час. Значит, нужно заранее подкараулить их и набиться в попутчики.

От радостного предвкушения Снеговьей Ярмарки мысли незаметно перескочили на недавнее происшествие, а затянувшиеся порезы на руках заныли.

Слова матери о том, что кто-то хотел прихлопнуть шкафом именно меня, казались полным бредом. Однако что-то подсказывало, что крупица истины в её словах может быть. Уж слишком аккуратно были подпилены крепления шкафа.

Слишком уж вовремя он упал.

— Панна Мёдвиг?

Я не сразу поняла, откуда доносится этот голос и почему он обращается ко мне. Но он повторил более настойчиво:

— Панна Мёдвиг?

— А? Что? — я подняла голову. — Пан Штайн, вам надоело присматривать за студентами, и вы решили ради разнообразия понаблюдать за мной?

— Со студентами отлично справляются мои коллеги, — спокойно ответил Стефан и протянул руку. — Не желаете ли потанцевать, панна Мёдвиг?

Я уставилась сначала на его ладонь, а потом перевела глаза на него самого. Недоверчиво протянула:

— Да вы никак шутите, пан! Не вы ли давеча читали мне нотацию о том, что преподавателям совершенно не к лицу плясать со студентами наравне?

— Не помню такого, — не моргнув глазом, ответил он. — Впрочем, думаю, от одного танца ничего страшного не случится. Так вы будете танцевать, или мне пригласить панну Луциан?

Я выглянула из-за его спины: Эмилия высоким голосом отчитывала двух студенток, опрокинувших чашу с молочным желе.

— Думаю, у панны есть гораздо более увлекательное занятие, — хмыкнула я и вложила свою ладонь в его.

***

То ли Стефан подгадал нарочно, то ли просто так совпало, но к тому моменту, как мы вышли на середину зала, музыканты заиграли что-то спокойное, а студенты тоже разбились на пары и медленно закружились в вальсе.

Мы сделали несколько первых па, и я поняла, что успела достаточно захмелеть, чтобы начать путаться в собственных же ногах. Это ни капли меня не испугало: я вошла в то состояние, когда всё вокруг мало меня заботило, а сама я чувствовала, что готова не только свернуть горы, но и вытащить Анду из его колесницы. Вдобавок, кажется, беспокоиться было не о чем: Штайн крепко держал меня одной рукой за талию, а второй — за отставленную в сторону руку, и уверенно вёл по сложносочинённому рисунку вальса.

— Скажите, пан Штайн, — лукаво спросила я у него, — что заставило вас пригласить меня на танец? Неужели моя неотразимость сыграла свою роль?

Стефан посмотрел на меня широко открытыми глазами, и я поняла, что слегка перегнула палку.

— Вы же сами говорили о том, как вам не хватает танцев и веселья, — чуть помолчав, ответил он, — поэтому я решил спасти вас от той неимоверной скуки, которая была написана на вашем лице.

Я слегка обиделась: мог бы сочинить что-нибудь более возвышенное.

— Что ж вы так все в лоб заявляете! — игриво захлопала я ресницами. — Нет бы придумать какое-нибудь красивое объяснение… Нет в вас ни капли романтики, пан Штайн!

Меня несло невесть куда, и я в ужасе слушала, что сама же и болтаю.

У Стефана оказалось поистине рыцарское терпение. Он отвёл глаза в сторону и слегка повёл плечом.

— Забавно, панна Мёдвиг, — чуть отстранённо сказал он, — моя жена также говорила.

Мои ноги всё же заплелись, я споткнулась и едва не полетела на пол. Штайн подхватил меня и твёрдой рукой вернул в прежнее положение. Танец продолжился, как ни в чём не бывало.

— Жена? — искренне удивилась я. — Вы ничего о ней не рассказывали. Она тоже преподаёт в Совятнике? Можно с ней познакомиться?

Теперь лицо Стефана стало не просто отстранённым — оно словно окаменело.

— Элена погибла больше года назад, — ровным голосом произнёс он, но я почувствовала, каких огромных усилий ему стоило поддерживать этот тон, — в неравной схватке с северными йорму. Она была монстрологом.

========== Глава 7 ==========

После того, как Стефан упомянул свою покойную жену, наш разговор сбился и быстро угас, спотыкаясь на самых невинных темах. Я всё больше и больше чувствовала себя не в своей тарелке и даже обрадовалась, когда прозвучали последние аккорды вальса. Мы с Штайном церемонно поклонились друг другу, и я поспешила затеряться в толпе. Внутри тлело навязчивое чувство, что я нарочно разбередила его старую рану и залезла туда, куда не следовало.

Мама, явно наблюдавшая за нами весь танец, к моему огромному удивлению и облегчению ничего не сказала, а просто кивнула. Как мне показалось, с удовлетворением. Мне это совсем не понравилось, но я не стала тратить время на очередное выяснение отношений: музыканты уже начали убирать свои инструменты в длинные лакированные ящики, а это значило, что совсем скоро они отбудут восвояси.

Обычно вслед за танцами наступал черёд студенческих игр. В этом году тоже решили не отступать от этой традиции. В толпе, наводнившей Фехтовальный зал, наметилось хаотичное движение, как у косяка рыб, вспугнутых хищником. В одном конце зала закипело веселье: там Пернатые-недоучки собирались играть в «слепого дворака»{?}[игра, похожая на жмурки. Водящему завязывают глаза и дают в руки широкую ленту. Остальные играющие бегают вокруг, уворачиваясь от него в тот момент, когда он пытается накинуть ленту на одного из игроков. Важно не просто накинуть ленту, но и туго спеленать осаленного, завязав ровно три узла так, чтобы он не выпутался]. Мимо них несколько студентов с деловым видом тащили прочь из зала что-то, похожее на скатерть, а у противоположной стены стайка юных ведьмочек громко обсуждала что-то, давясь от хохота.

Я медленно отошла к стене, пристально наблюдая за матерью. Она выглядела уже довольно усталой и пару раз откидывалась на спинку кресла, прикрывая глаза и будто бы задрёмывая. Но эти паузы были слишком короткие, чтобы я могла со спокойной совестью удрать из зала.

Музыканты свернули свои инструменты совсем и принялись пробираться к выходу, аккуратно следуя вдоль моей стены. Я наблюдала за ними, чувствуя, как внутри быстро нарастает отчаяние. Если маму кто-нибудь не отвлечёт, плакали все мои планы на эту ночь!

Белая Сова открыла глаза, потёрла переносицу, грациозно поднялась со своего места, еле заметно покачиваясь на высоких каблуках, и направилась ко мне. В отличие от меня, ей не пришлось продираться сквозь людской водоворот: при её приближении студенты если не замирали испуганными статуями, то поспешно отходили в сторону.

Со мной она поравнялась почти одновременно с музыкантами. Всё, что оставалось, это тоскливо наблюдать, как они удаляются, унося с собой все мои мечты о весёлом празднике.

– Рада, что тебе нравится Зимний бал, Агнесса, – степенно сказала она. Я изобразила жизнерадостную улыбку, которая, кажется, вышла чуть кривоватой:

– Ага, очень.

– Я впервые вижу, чтобы Стефан танцевал на балу, – тем временем продолжила мама. Я пробормотала что-то удивлённо-восторженное, подавляя горячее желание бросить всё и кинуться к дверям. – Рада, что вы познакомились. Ты простишь меня, что не могу пообщаться с тобой подольше? Ужасно хочется спать, и я вынуждена вас покинуть.

Я не сразу осознала смысл её фразы, а осознав, посмотрела на маму, не веря своим ушам. Неужели моё желание сбудется так легко?

– Нет-нет, что ты! – с непритворной горячностью воскликнула я. – Конечно! Я прекрасно понимаю, как ты утомилась со всеми этими приготовлениями…

Белая Сова поблагодарила меня слабой улыбкой, лёгким поцелуем в лоб и быстрым церемонным объятием.

– Рада, что ты наконец-то начинаешь вести себя, как взрослая ведьма, – шепнула она мне на ухо, и я немедленно ощутила болезненный укол совести.

То, что я задумала, никак не подходит облику “взрослой ведьмы”.

***

Музыканты уже толпились у дилижанса с гербом Златой Рощи, когда я сбежала со ступеней Совятника и подлетела к ним. Зимняя мантия, криво застёгнутая через одну пуговицу, била по пяткам сапог.

– Подождите, пожалуйста! – запыхавшись, выкрикнула я. Они обернулись и удивлённо уставились на меня.

– Вы что-то хотели, госпожа Пернатая? – вежливо спросил один из них, краснощёкий, с пышными усами. Кажется, на балу он играл на тромбоне.

– Хотела! – выдохнула я, выравнивая дыхание. Клубы пара вырывались изо рта и блестящими льдинками оседали на одежде. – Мне нужно добраться до Златой Рощи. У вас не найдётся лишнего места?

Музыканты переглянулись. Не нужно было обладать ясновидением, чтобы понять их мысли: с каких это пор Пернатые разъезжают на дилижансах?

– Место есть, – осторожно ответил другой, выглядящий моложе тромбониста, – да только зачем вам это нужно?

Я поджала губы: не хотелось тратить драгоценное время на ненужные объяснения.

– Люблю иногда прокатиться в кабине! – выпалила я первое, что пришло в голову. – Если вопрос в деньгах, то я заплачу.

И потрясла кошельком. Музыканты вновь переглянулись.

– Да не нужно, госпожа Пернатая, – добродушно сказал краснощекий усач. – Тут ехать-то не то, чтобы далеко, с нас не убудет. Нам ваша Школа щедро заплатила. Залезайте.

И радушно распахнул передо мной дверь дилижанса, лукаво подмигнув:

– Небось, на Снеговьей Ярмарке повеселиться охота, а?

– Ещё как! – радостно подтвердила я и с готовностью забралась внутрь.

Всё складывалось самым лучшим образом.

***

Музыканты оказались очень приятными людьми, и время на дорогу до Златой Рощи пролетело незаметно. Неприятные воспоминания и мысли быстро растворились в забвении за оживлённым разговором.

Меня расспрашивали о Совятнике: как выучиться на колдуна или ведьму? Правда ли, что Пернатые рождаются полностью покрытые перьями, а потом те опадают, оставаясь только в волосах? Есть ли у ведьм сзади птичий хвост? Могу ли я навести порчу на вредного соседа или сделать так, чтобы тёща немного присмирела?

Слушая своих попутчиков, я только диву давалась: никогда не думала, что вполне разумные на вид люди сочиняют такую ерунду. Даже в Кёльине, когда я только туда прибыла, меня не одолевали такими глупейшими расспросами. Особенно поразил вопрос про хвост, и я прикусила щёки изнутри, чтобы неприлично громко не расхохотаться в лицо спрашивающему.

Но везде можно найти свою выгоду. Во мне проснулись ухватки торговки амулетами, и, уцепившись за тему тёщ и соседей, я деловито вытащила стопку своих визиток и с важным видом помахала ими.

– Помимо прочего я ещё занимаюсь изготовлением оберегов, талисманов и прочих магических штучек, – заявила я, – так что если вдруг возникнет нужда – ну, от зубной боли себя оградить, вздорную жену успокоить или ещё что-нибудь, – обращайтесь. Вам, как знакомым, сделаю хорошую скидку!

Попутчики радостно загалдели. Ко мне, отталкивая друг друга, тут же протянулись руки. В каждую я сунула сразу по несколько визиток, на которых заблаговременно исправила импульс-руны своей лавки на руны Школы.

Усатый тромбонист, сидящий за рулём, довольно крякнул и ловко убрал визитки себе в карман, другой рукой крутанув руль вправо.

Дилижанс, подпрыгивая по накатанной колее, выехал на Горный тракт.

Впереди в густых зимних сумерках засияли огни Златой Рощи.

***

Главная площадь Златой Рощи была окружена нарядными ярмарочными шатрами. Над ними развевались пёстрые флаги, а фонарики, покачивающиеся на их крышах, бросали разноцветные блики на плотно утоптанный снег. В воздух поднимались клубы ароматного пара: почти везде разливали крепкий кофе с карамелью или облепиховый чай.

Приветливые музыканты высадили меня неподалёку от площади, и я со всех ног кинулась туда. Пышная юбка материного платья нещадно путалась в ногах и ужасно мешала, поэтому пришлось подхватить её и приподнять над землёй.

Ярмарка встретила меня многоголосьем толпы, посвистыванием сопелок{?}[народный музыкальный инструмент Галахии. Представляет из себя раздвоенную дудочку с пятью отверстиями], разудалыми выкриками торговцев и громким хохотом. В центре площади шло какое-то развесёлое представление, но пробиться сквозь столпотворение зрителей у меня не получилось. Я не расстроилась: наверняка это не последний на сегодня спектакль, - и решила прогуляться вдоль торговых шатров, держа наготове кошелёк.

Минут через пятнадцать у меня зарябило в глазах от сверкания праздничной мишуры и обилия товаров, вываленных на столы. Под одобрительные выкрики родителей ватаги разряженных детей штурмовали деревянные скамейки, на которых высились пирамиды из сладостей и солёных крендельков; груды крутобоких яблок в горячей карамели и шоколаде призывно сверкали отовсюду, а разнообразных побрякушек было столько, что я невольно удивилась, как от них ещё не подломились ножки у какого-нибудь из столов.

Леденцы, пряники, пирожки, пончики, бусы, ожерелья, заколки… Всё это мелькало перед глазами бешеным хороводом. Если сначала я разглядывала товары в каждом шатре с жадностью купца из сказки, желающего стачать сразу пятнадцать пар сапог из крохотного куска кожи, то очень быстро всё это великолепие слилось в единое пёстрое полотно. Оно неслось мимо с нарастающей скоростью, издавая какой-то невнятный утробный гул. Голова слегка закружилась, и я отошла на несколько шагов и принялась неспешно прогуливаться вдоль торгового ряда, отщипывая по кусочку от глазированного кренделя, купленного в самом начале.

В конце концов, рассуждала я, не могу же я позволить себе скупить всё, как бы мне этого ни хотелось! Да и не за этим я сюда приехала!

Но обмануть себя не удалось. Я с острой завистью наблюдала за людьми, сметающими всё с прилавков так, словно сегодня последний день не ярмарки, а целого мира. Заливисто хохотали нарядные девушки, повисая на парнях, им вторил раскатистый бас какого-нибудь грузного главы семейства, за которым тянулся целый выводок его отпрысков. Визгливо переругивались где-то неподалёку торговки и радостно гавкали собаки.

Над головой захлопали крылья; я инстинктивно посмотрела вверх. В ночном небе промелькнули три тени, похожие на совиные. Неужели мои сородичи?

Я с любопытством оглядела клубящуюся вокруг ярмарочную публику. Пернатых среди обычных людей было не так уж и много, но хватало. У шатра с лоскутными игрушками я даже углядела двух совят лет семи, отчаянно похожих друг на друга.

Крендель кончился. Исподтишка обтерев липкие пальцы о край юбки, я приготовилась навернуть очередной круг по ярмарке, когда откуда-то справа донеслись яростные выкрики.

Толпа пришла в движение, словно берёзовая роща под сильным порывом ветра. Кто-то прорывался сквозь неё, расталкивая людей.

– Аккуратнее!

– Эй, Анфилий тебя задери!

– Да чтоб тебя! Осторожнее!

– Извините! Простите! Не хотел! – вскрикивал кто-то в ответ, и этот голос показался мне смутно знакомым.

– Смотри, куда прёшь!!!

– Сказал же, извините!

С этими словами этот самый “кто-то” вылетел из толпы прямо передо мной и по инерции налетел на меня. Я взвизгнула и, чтобы не упасть, машинально схватила его за плечи. Мы неуклюже заплясали на месте, пытаясь сохранить равновесие, кое-как удержались от падения и расцепили руки.

– Агнешка? – удивлённо воскликнул незнакомец; я сердито отбросила волосы с лица и не менее удивлённо протянула:

– Ингвар?!

***

– Ты что здесь делаешь? – брякнула я первое, что пришло в голову. Ингвар торопливо оглянулся и потянул меня за руку.

– Побежали. По дороге расскажу!

– Зачем это мне с тобой бежать? – подозрительно осведомилась я. – Может, я еще не всё здесь рассмотрела…

– Ой, да брось, Агнешка, – отмахнулся похититель кошельков. – Тут из года в год одно и то же! Пошли, по городу погуляем!

И вновь бросил через плечо взгляд, полный нетерпеливого ожидания и непонятных опасений. Я посмотрела в ту же сторону и поняла причину его торопливости: над морем людских голов возникли блестящие остроконечные навершия касок городской стражи. Они колыхались в такт движения и быстро продвигались к нам под аккомпанемент возмущённых выкриков.

– С дороги! С дороги!

Я посмотрела на взбудораженное лицо Ингвара, и вдруг вся ситуация показалась мне забавной.

– А пошли! – решительно сказала я и лукаво улыбнулась ему. Парень просиял, схватил меня за руку, и мы понеслись прочь.

***

Узкие улочки Златой Рощи словно впитали в себя всёразноцветье Снеговьей Ярмарки. Окна домов мерцали свечами и переливались праздничными огоньками, витрины магазинов заливал яркий свет, превращающий сугробы около них в груды золота. Отблески праздника, казалось, долетали до самых тёмных переулков.

Мы пробежали несколько кварталов, петляя и ныряя в арки между домами и замирая в тени деревьев, пока я окончательно не запыхалась и Ингвар не сбавил шаг.

– И во имя чего вся эта беготня? – с трудом выговорила я, упираясь руками в колени и пытаясь выровнять дыхание.

– Стража… – выдохнул Ингвар, вытирая лоб. – За мной гнались…

– Это я заметила, – саркастически хмыкнула я. – Что, за руку поймали, когда очередной кошелёк пытался увести?

Ингвар наклонился, зачерпнул горсть снега и, наскоро умывшись им, с укоризной взглянул на меня.

– Злая ты, Агнешка, – печально сказал он. – Думаешь, я по всяким мелочам работаю.

Я смешалась: уж больно трагично звучал его голос.

– Ты, похоже, совсем в меня не веришь, а я вот что тебе покажу!

С этими словами он достал из-за пазухи потрёпанной кожаной куртки что-то большое, сверкнувшее в свете фонарей, и с гордостью продемонстрировал мне.

– Вот! Оцени!

– Это ещё что такое? – удивилась я. В руках Ингвар держал медальон, размерами напоминающий небольшое блюдце. Он был инкрустирован россыпью драгоценных камней и подвешен на массивную цепочку.

– Это…

– Это ещё не всё! – хмыкнул вор. Он надавил на бок медальона, и у того отскочила крышка, явив на свет портрет какой-то дамы в роскошном головном уборе.

– Знакомься, – церемонно произнес Ингвар, – госпожа фон Штрауберг, вторая жена бургомистра. Насколько мне известно, подарила этот медальон ему на День рождения.

Я закашлялась от неожиданности. Ингвар сиял, как начищенный золотой таз для варенья.

– Оценила?

– Ты что, обчистил бургомистра Златой Рощи?! – выдавила я. Парень беспечно махнул рукой:

– Обчистил – это слишком громко сказано. Взял один-единственный медальон. С него не убудет, а мне тоже есть хочется! Только меня кто-то из слуг заметил и поднял шум. Чтоб их, я думал, сегодня все на Ярмарку пойдут!

С другой стороны улицы донеслись чьи-то голоса. Из-за угла вывалилась большая и шумная компания и, нестройно горланя песни, направилась в нашу сторону.

– Миртиза на их голову! – выругалась я от неожиданности. Ингвар в восхищении посмотрел на меня:

– Надо же, Пернатым ничего человеческое не чуждо, а?

– Убери эту штуку! – прошипела я, пытаясь схватить парня за запястье, но он ловко увернулся.

– Да не волнуйся ты так, Агнешка! Меня ещё ни разу не лови…

Над нашими головами бесшумно пронеслись три тени, на мгновение заслонив собой звезды, сделали круг и, мягко спланировав, опустились на брусчатку уже знакомыми мне колдунами.

Я скрипнула зубами. Вечер становился всё интереснее.

– Магистр Мёдвиг! – воскликнул Милош, нехорошо ухмыльнувшись. – Какая неожиданность!

***

В золотистых отблесках праздничных огней нос Милоша казался длиннее и придавал хозяину сходство с журавлём. Комичности добавлял и один из спутников парня: он неуклюже махал рукой, пытаясь достать из Кармана Пустоты{?}[скомканный под воздействием плетения Пустоты пласт реальности, в который можно поместить любую вещь на непродолжительное время. Этим плетением пользуются Пернатые для того, чтобы спрятать от посторонних глаз свою одежду при превращении в сову или филина] свою рубашку, щеголяя в распахнутой куртке на голый торс.

– Вам помочь? – с показной участливостью осведомилась я, скрещивая руки на груди и пытаясь незаметно загородить Ингвара. – Плетение Пустоты не такое уж и простое, как кажется на первый взгляд, и не всем даётся сразу. Вы, видимо, только недавно начали осваивать птицеформу…

Приятель Милоша оставил свои попытки проникнуть в Карман и посмотрел на Эрициса с таким жалостливым выражением лица, которого я никак не ожидала от такого громилы.

Милош яростно рубанул по воздуху, нарисовав необходимую комбинацию рун, вытащил какой-то свёрток и швырнул его своему спутнику.

– Оденься, Горак, не позорь меня!

И повернулся ко мне. Я лучезарно улыбалась, спокойно наблюдая за происходящим, но Ингвар мигом всё испортил.

– Анфилий меня задери! – не удержался он от изумленного восклицания. – А мне можно так научиться делать… Эй! – я упреждающе наступила ему каблуком на ногу, но было поздно.

Милош заметил вора и поднял брови:

– Познакомите со своим спутником, магистр? У вас свидание?

– Напомните, пан Эрицис, – медовым голосом пропела я, чувствуя, как внутри всё опять начинает закипать, – почему вы считаете, что я обязана отчитываться перед вами? Уж не из страха ли перед очередной кляузой?

Милош насупился. Вся горделивая кичливость слетела с него, как сухой лист с яблони под порывом ветра.

– Если бы вы поставили мне высший балл, я бы ничего не писал! – мрачно буркнул он. Я прищурилась:

– Если бы ты всё выучил, этого разговора вообще бы не было!

И почувствовала прилив гордости за себя: раньше так отчитывали меня, а теперь пришла моя очередь почувствовать себя всемогущей преподавательницей.

Милош побагровел.

– Если хотите знать, я хочу получить золотое перо! – рявкнул он. – И мне только не хватало посредственных оценок в дипломе, особенно по вашему идиотскому предмету!

– Хотеть не вредно, – пожала я плечами, – ты на втором курсе, мальчик, какое золотое перо? Поговорим, когда доберёшься до выпускных экзаменов!

Помолчала немного и мстительно добавила:

- Если доберёшься, разумеется.

Милош сжал кулаки и двинулся на меня. Его дружки встали по обе стороны от него, как каменные статуи, сбежавшие из-под крыши дома какого-нибудь богача.

Ингвар молча шагнул вперёд и встал между нами.

– Я передумал, – спокойно сказал он, подкидывая на ладони медальон бургомистра. Милош замер и зачарованно уставился на него. – Не хочу я учиться вашему ремеслу, если в Совятнике обитают такие хамы.

Я невольно прыснула и тут же в ужасе осознала весь кошмар ситуации.

Медальон продолжал взмывать вверх, приземляясь обратно в руку вора. Камни на крышке переливались всеми цветами радуги.

– Я знаю, что это такое! – вдруг взвизгнул Эрицис, придя в себя и тыча в сторону Ингвара пальцем. – Эта штука принадлежит бургомистру! Я сам видел её, когда был у мамы на работе!

Я похолодела, а вор не выказал ни малейшего смущения.

– Правда? – невозмутимо уточнил он. – О какой штуке вы говорите?

Милош в панике переглянулся со своими дружками и с возмущением воскликнул:

– Да вот об этой же!

Медальон упал на ладонь Ингвара в последний раз, и длинные пальцы вора крепко обхватили его.

– Я вас не понимаю, – с вежливым сожалением развёл он руками, продемонстрировав мне и Милошу… абсолютно пустые руки.

Кровь отхлынула от лица Эрициса. Вся троица в смятении переглянулась, бросая на нас недоумённые взгляды.

– Но я сам видел… – протянул Милош голосом обиженного ребёнка, которому только показали новую игрушку издалека, но в руки не дали.

– А может, вам померещилось, а, пан Эрицис? – сочувственно спросила я, изо всех сил пряча злорадную улыбку. – Небось, хлебнули лишнего в Школе, вот и чудится всякое!

Милош уставился на меня так, словно впервые увидел. В его взгляде медленно проступила, наливаясь силой, лютая злоба.

– Пошли отсюда! – выплюнул он и первый зашагал прочь. Проходя мимо Ингвара, он якобы случайно задел его плечом, да так сильно, что парень покачнулся.

– Какие у тебя приятные ученики, – хмыкнул вор, потирая руку.

– Он у меня дождётся, – процедила я, наблюдая, как Милош с дружками скрываются за углом.

– Что он тебе такого сделал-то? – участливо спросил Ингвар то ли взаправду, то ли из вежливости.

В груди опять вспыхнула острая неприязнь к наглому недоучке, и я выложила вору всё: и про нахальство парня, и про трусливую кляузу, присовокупив под конец:

– Когда занятия начнутся вновь, я ему всё припомню!

Ингвар прищурился, на мгновение задумавшись о чём-то, потом хулигански улыбнулся и полез за пазуху. Вытащил что-то и потряс перед моим лицом. Подмигнул:

– Думаю, ему не придётся ждать так долго.

– Что ты… Ох, Анфилий!

В руках парень держал пухлый туго набитый кошель. Его бок украшало затейливое кружево надписи: “М. Эрицис”.

***

– Как ты умудрился?! – вырвалось у меня. Ингвар развёл руками и бережно убрал добычу обратно.

– Точно так же, как и цацку бургомистра. Агнешка, я с пяти лет этим ремеслом промышляю, а за это время можно многому научиться.

– Да, но… – в который раз в присутствии Ингвара я не знала, что сказать. С одной стороны, я впервые становилась не просто соучастницей, но и добровольной покрывательницей преступления. С другой – нельзя сказать, чтобы меня это ужасно расстраивало. Таких зарвавшихся выскочек, как Милош, надо время от времени щёлкать по носу, и я даже пожалела, что не могу полюбоваться на его лицо, когда он поймёт, что его ограбили.

Подумав об этом, я вспомнила ещё кое о чем и вспыхнула.

– Погоди-ка, – произнесла я, почувствовав, как голос сам собой понижается до зловещего сипения. – А со мной ты тоже провернул такой фокус?

И, скрестив руки на груди, сделала пару шагов к Ингвару, глядя на него исподлобья.

Парень шумно сглотнул и попятился, выставив перед собой руки.

– Агнешка, Агнешка, мы же всё уже выяснили! Я же извинился! Это была ошибка, Пернатых я не трогаю!

– Милош тоже Пернатый, – процедила я, склонив голову набок. – Сдаётся мне, ты где-то брешешь. Или это всё-таки был такой изысканный способ со мной познакомиться?

Выпалив это, я почувствовала себя дурочкой, сболтнувшей лишнее, и окончательно разозлилась.

Ингвар недоумевающе посмотрел на меня и громко расхохотался, согнувшись пополам.

– Познакомиться? Агнешка, если бы я действительно захотел с тобой познакомиться, я бы не стал идти таким сложным путём!

Мимо нас, хрустя снегом, прошла почтенная семейная пара, неодобрительно покосившаяся на хохочущего Ингвара. Я почувствовала себя ещё глупее, но на сердце отчего-то стало легче.

– Может, хватит уже? – пробормотала я, изо всех сил стараясь выдерживать сухой тон, но губы сами стали подрагивать в предательской улыбке. Смех Ингвара был чересчур заразительным.

– Извини, – парень разогнулся и протер лицо ладонями. – Без обид, ладно? Хочешь, покажу, как я это делаю?

– Валяй, – милостиво кивнула я.

Ингвар огляделся. Убедившись, что поблизости никого нет, он отвёл меня в сторону, сунул в руки кошель и велел:

– Когда скажу, иди прямо на меня. Так, будто прогуливаешься.

И отошёл на несколько шагов вперёд. Оценивающе посмотрел на меня и махнул рукой:

– Давай!

Я спрятала кошель за пазуху и зашагала к нему, обуреваемая любопытством. Ну и как же, интересно, он это проделает? Хорошо, предположим ни я, ни Милош не подозревали об его планах, но сейчас-то я в курсе всего!

Как только мы поравнялись, Ингвар слегка качнулся в мою сторону, коснулся моего плеча и пошел прочь, как ни в чём ни бывало. Я сделала ещё пару шагов и остановилась, чувствуя смутный дискомфорт. Его причину я поняла, как только проверила внутренний карман мантии. Пусто!

– Обернись! – услышала я голос Ингвара и резко повернулась к нему.

Парень поднял со снега кошель и, усмехнувшись, показал мне.

– Видела? Дело пяти секунд.

Я промолчала, глядя на него и на кошель. Рука сама потянулась к плечу – тому самому, где распустился лиловый цветок синяка, оставленный по милости Ингвара.

Тот всё понял и без слов.

– Ладно, признаю, – вздохнул он, – в тот раз я перестарался. Мне ужасно стыдно. Веришь?

– Ладно, верю, – хмыкнула я. – Но с Милошем-то что будешь делать, если он тебя вычислит?

Ингвар просиял, подкинул в воздух кошель. Внутри глухо звякнули монеты.

– Надеюсь, что этого не случится, – задумчиво сказал он, тряхнул волосами, словно отгоняя неприятные мысли и легкомысленно заявил:

– Слушай, а мы даже не посмотрели, что там этот твой ученик с собой носит! Вдруг он беден, как мышь под папертью?

И щёлкнул замочком на шве кошеля. Я торопливо подскочила к нему и заглянула внутрь через плечо Ингвара. Совесть не терзала меня ни на секунду.

– Анфилий его дери! – вырвалось у меня.

– Согласен! – выдохнул Ингвар в унисон. – Похоже, та бургомистрова побрякушка принесла мне удачу!

Он зачерпнул горсть новеньких злотых из кошеля и с чувством высыпал обратно, пропустив сквозь пальцы. Обернулся ко мне.

– Агнешка, – торжественно сказал он, – я обещал тебе показать Рощу, я выполню своё обещание! Сегодня вся ночь наша!

Его улыбка сияла ярче, чем монеты, излучая такую безудержную радость, что она немедленно передалась и мне. Совершенно несолидно взвизгнув, я запрыгала на месте и захлопала в ладоши, опьянённая детским восторгом.

Ингвар, сам того не подозревая, повторил мои же слова, произнесённые про себя на Зимнем балу.

***

Ингвар толкнул передо мной дверь и пропустил в тёплый полумрак, пахнущий кардамоном, сливами и карамелью.

– Добро пожаловать в трактир «Золотой карась», – с насмешливой торжественностью объявил он. – Его владелец – мой… Скажем так, приятель. Так что место нам должны найти. Извини за темноту, кажется, опять пульсары перегорели.

Я понимающе хмыкнула. Интересно, какие услуги Инь оказывает этому “приятелю”? Срезает кошельки у посетителей конкурирующих трактиров? Распространяет подпольную рекламу? Уточнять не хотелось.

За стеной узкого коридорчика, в котором мы стояли, гремела музыка и раздавались весёлые голоса. Кто-то пытался петь. Выходило фальшиво, но этот кто-то не отчаивался и предпринимал всё новые и новые попытки.

Я застучала каблуком от нетерпения и принялась лихорадочно расстёгивать пуговицы на горловине мантии.

– Давай помогу, – протянул ко мне руки вор, но я отшатнулась. Ингвар досадливо покачал головой.

– Агнешка, ты серьёзно? Мы же друзья!

– Элементарная предосторожность не помешает, – пробормотала я, пытаясь скрыть смущение. – Да чтоб Анфилий побрал эти пуговицы…

Внутри «Золотой Карась» оказался куда просторнее, чем казался с улицы. Уставленный деревянными столами зал был наводнён народом; празднично одетые люди толкались, горланили нестройные песни, яростно спорили и что-то выкрикивали. Между ними шмыгали подавальщики с подносами, заставленными бокалами с пивом. Бокалы опасно покачивались, брызги усеивали всё вокруг. Какофония человеческих голосов смешивалась с обрывками музыки, чьего источника у меня определить не получилось.

Над головами празднующих плавал сизоватый дым, сочащийся из многочисленных закоптелых трубок. Он поднимался вверх, к тёмному потолку, цепляясь за огромный абажур, сделанный в виде цветка тюльпана и увешанный сверкающими украшениями.

Всё это не шло ни в какое сравнение с чопорным Зимним балом. Я даже слегка растерялась и застыла на пороге.

– Чего замерла? – весело спросил из-за спины Ингвар и легонько подтолкнул меня. – Иди, иди, не бойся. Тебя тут никто не обидит.

– Ничего я не боюсь! – слегка обиделась я и храбро ввинтилась в толпу.

В отличие от меня Инь чувствовал себя в «Карасе» как рыба в воде. Он быстро выцепил из людского водоворота пару человек, перекинулся с ними несколькими фразами. Не успела я опомниться, как перед нами вырос высокий сухощавый мужчина с хитрым лисьим лицом, которое заметно оживилось при виде вора. Они пошептались о чём-то (впрочем, пошептались – это сильно сказано; скорее, покричались вполголоса), и он услужливо проводил нас к столику, за которым храпело тучное тело, закутанное в длинную мантию. На столе высились горы пустых стаканов, заляпанных пивной пеной, а в воздухе витал такой крепкий спиртной дух, что я закашлялась.

Приятель Ингвара покачал головой и коротко присвистнул. Около него немедленно выросли два дюжих молодца, которые без лишних слов уволокли тело прочь.

– Сейчас тут всё уберут, – деловито сказал мужчина. – Присаживайтесь, панна Пернатая. Прошу прощения, не имею чести быть представленным…

Не понимая, шутит он или разводит светские любезности всерьёз, я всё же подыграла ему. Сделала книксен и кокетливо улыбнулась, протянув руку:

– Агнесса Мёдвиг, пан, весьма рада знакомству!

Ингвар, уже занявший место за столиком, подавил смешок. Я незаметно показала ему кулак.

– Очень, очень рад! – тонкие губы приятеля вора дрожали в улыбке, приоткрывая крупные зубы. Он церемонно поклонился и поднёс мою руку к губам. – В такие моменты я всегда безумно жалею, что женат. Сейчас пришлю к вам кого-нибудь. Приятного отдыха, панна Мёдвиг, и с праздником вас!

Откланявшись напоследок, он исчез в толпе, а я присела напротив вора и напрямик спросила:

– Это и есть хозяин «Карася»?

– Ага, – беспечно подтвердил Ингвар. – Если когда понадобятся самоцветы по дешёвке, обращайся к нему. Ему контрабандой из Бриванских гор привозят… О, благодарю!

Последние его слова были обращены к подносильщице, которая подошла и принялась молча убирать наш столик.

Я подняла глаза на неё и ойкнула. По столу с весьма мрачным видом возила тряпкой та самая рыжеволосая студентка, что выпрашивала у Стефана пересдачу, когда я только приехала в Совятник. Она покосилась на меня, нахмурилась и неприветливо пробормотала что-то, похожее на приветствие. Расслышать её в общем гвалте было сложно.

Ингвар нетерпеливо поманил её к себе и сказал что-то на ухо. Девушка – я совсем забыла её имя – сухо кивнула и исчезла в толпе.

– Сейчас поесть принесёт, – удовлетворенно резюмировал Инь, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. – Я заказал жаркое в глиняном корытце, попробуешь, с ума сойдёшь от вкуса.

– Я уже готова сойти с ума от голода, – не удержалась от колкости я, ощущая, как желудок начинает предательски сжиматься от голода.

Увечная рука начала затекать: видимо, поправляя перевязь в последний раз, я слишком сильно затянула узел. Я потянула за концы чёрной материи и принялась бинтовать кисть заново.

Ингвар, отвлёкшийся было на разглядывание веселящихся вокруг посетителей трактира, с любопытством уставился на мою руку и спросил:

– Это у тебя… Ну… С рождения?

Застигнутая врасплох этим вопросом, я недоумённо посмотрела на него. Видимо, приняв моё молчание за обиду, он затараторил извиняющимся голосом:

– Ты не подумай, я не хотел тебя задеть или ещё что-нибудь. Просто первый раз вижу Пернатую, у которой не всё в порядке… Ох, Анфилий. Извини. Глупости говорю.

Он запустил пальцы в густые волосы и смущённо отвёл взгляд. Это выглядело так трогательно, что я рассмеялась и ободряюще похлопала его по плечу.

– Всё в порядке, Инь. Нет, это не с рождения. Меня угораздило схватить проклятие.

Глаза Ингвара расширились. Он перегнулся через стол и уставился на мою руку так, словно перед ним лежала невиданная диковина.

– Больно было? – сочувственно спросил он. Я пожала плечами.

– Немного.

Инь кусал губы. Было видно, что ему ужасно хочется задать ещё какой-то вопрос, но он не решается. Почему-то испугавшись, что на этом наш разговор скатится в напряжённое молчание, я решила помочь ему.

– Еще хочешь что-то спросить?

Ингвар помедлил ещё мгновение, откашлялся и, посмотрев прямо мне в глаза, спросил:

– А как это случилось?

***

Когда крышка гроба падает с тяжёлым уханьем, отсекая тебя от остального мира, первые секунды ничего не ощущаешь. Просто лежишь на спине, вглядываясь в густую тьму и ждёшь, что крышка вот-вот поднимется вновь. Что всё это – лишь очередная твоя глупая шутка, а все они всегда заканчивались хорошо.

Что придёт мама и вытащит тебя из любой передряги.

Но потом приходит осознание того, что случилось что-то нехорошее. Что-то непоправимое и пугающее. То, от чего не отмахнуться и не спрятаться под толстым пушистым одеялом.

А потом тьма оживает.

***

– Я толком и не помню ничего, – со вздохом призналась я, вытягивая перед собой руку и медленно поворачивая то тыльной стороной, то ладонью. – Всё, что я вынесла из того дня – то, что не стоит ночью лазать по старым заброшенным кладбищам. И вряд ли стоит вскрывать семейные склепы. Замки на них вешают не просто так. Теперь вот расплачиваюсь.

Рыжеволосая подавальщица поставила на наш столик поднос с двумя высокими стаканами и вытянутым блюдом, от которого поднимался вкусно пахнущий пар. Ингвар сидел, согнувшись, над столом, подперев подбородок кулаками и глядя на меня исподлобья.

– Мне тоже приходилось бывать ночью на кладбище, – вдруг заявил он, – пару раз. Первый – когда мелким был и мертвяков искал…

Я, уже успевшая отхлебнуть из своего бокала, поперхнулась густой хмельной жидкостью и удивлённо уставилась на него:

– Мертвяков?!

– Ну, да, – беспечно пожал плечами вор. – Страшилок наслушался, и любопытно стало. Только не нашёл ни одного. Сплошное разочарование.

Он вздохнул с таким неподдельно опечаленным выражением лица, что я фыркнула от смеха. Густая пена немедленно взметнулась вверх и осела на лице; пришлось вслепую шарить по столу, нашаривая салфетку.

Ладонь наткнулась на горячие пальцы Ингвара; он без лишних слов вложил в неё салфетку и продолжил:

– Второй раз Анфилий занёс меня на погост два года назад. Слышала про старое кладбище за Збигровским трактом? Он идёт на восток от Рощи.

Я напрягла память и покачала головой, вытирая щёки.

– И хорошо, что не слышала, – назидательно сказал Инь. – Думаю, тот, кто… Или то, что тебя утащило, не отказалось бы туда переехать. Мне одного раза, что я там побывал, с головой хватило, чтобы понять: лучше туда не соваться и вовсе забыть дорогу в ту сторону.

Он сделал внушительную паузу и многозначительно посмотрел на меня. Я отбросила салфетку в сторону и нетерпеливо обхватила бокал обеими ладонями. Ингвару удалось раззадорить моё любопытство:

– Почему?

Вор не спешил с ответом. Он медленно поднёс свой бокал к губам, отпил, посмаковал и, пристально взглянув мне в глаза, таинственно ответил:

– Потому.

– Инь! – не удержавшись, возмущённо вскрикнула я, обманутая в лучших чувствах, и стукнула кулаком по столу. Ложки и вилки, аккуратно спеленутые салфетками, немедленно взмыли вверх.

– Ладно-ладно, – вор ловко подхватил одну пару столовых приборов, готовую упасть на пол, положил обратно и ответил:

– На первый взгляд, ничего особенного в этом кладбище нет. Ограды как ограды, дорожки все лопухами заросли.

Он помолчал, глядя в сторону, дёрнул плечом, явно вспомнив что-то нехорошее, и продолжил – уже куда более серьёзным тоном:

– Могилы как могилы, - зачарованная, я не глядя ткнула вилкой в ближайшее блюдо и, выудив оттуда какой-то кусок, сунула в рот. – Только половина из них пустовала.

– Как это? – таинственный кусок оказался горячей картошкой, щедро обсыпанной специями, и я торопливо отпила из бокала, чтобы потушить пожар во рту. От этого мой голос прозвучал сипло.

– Буквально, – ответил Ингвар. – И знаешь, почему до сих пор при воспоминании об этом месте у меня мурашки по коже?

Я вопросительно взглянула на него, чувствуя давно забытый трепет восторженного предвкушения перед приоткрытием завесы тайны.

– Пустые могилы были разрыты. И пусть меня заберёт Анфилий, если их разрывали снаружи.

Он пододвинул второе блюдо поближе к себе и отсалютовал мне вилкой.

– Dobrú chuť{?}[dobrú chuť [добру хуть] - приятного аппетита (галах.)].

***

Мы помолчали какое-то время, поглощённые едой. Мысли тонули в грохоте развесёлой музыки вокруг и мельтешении пёстрых нарядов. Я быстро прожевала куски мяса, плавающие в подливе, обуреваемая сотней вопросов, самым будоражащим из которых был:

– Значит, мертвяков ты всё-таки нашёл?

Инь сумрачно взглянул на меня поверх бокала и хмыкнул:

– Нашёл бы, но меня опередили. Судя по всему, могилы были разрыты задолго до моего визита, однако никаких вестей о появлении мертвяков в окрестностях Златой Рощи или Баньей Старицы{?}[Банья Старица – город неподалеку от Златой Рощи] я не слышал. Вывод?

– Эксперименты монстрологов? – азартно предположила я, нетерпеливо постукивая каблуком по полу. – Или какие-нибудь лекари-недоучки без лицензии решили поизучать на досуге анатомию?

– Агнешка, – укоризненно погрозил мне пальцем Инь, – ты меня вообще слышала? Могилы вырыли изнутри. Или ты думаешь, что какой-нибудь монстролог предварительно закопался в землю, а потом выбрался наружу вместе с трупом не первой свежести?

Я прижала ладони ко рту. Действительно, в пылу обсуждения эта деталь совершенно ускользнула из моего внимания.

– И это значит…

– Это значит, что на том кладбище поработали Вороны. Один. Или несколько, – безапелляционно припечатал Инь и сунул в рот последний кусок мяса.

Я потрясённо смотрела на него. Вороны-некроманты, чёрные колдуны, адепты смерти и хаоса, чья птицеформа всегда представляла собой огромного иссиня-чёрного ворона с железным клювом, были истреблены в Галахии и близлежащих странах давным-давно. Однако передо мной сидел человек, который утверждал, что видел следы их тёмного колдовства своими глазами.

– Да нет, бред какой-то, – неуверенно пробормотала я: настолько неправдоподобным мне казалось его предположение. Ингвар пожал плечами:

– А что это ещё может быть? Кто-то из ваших студентов? В этом вашем Совятнике учат поднимать мертвяков из могил?

– Основы некромантии у нас преподают, – обиженно протянула я: явное пренебрежение, прозвучавшее в голосе Ингвара, показалось мне оскорбительным. – Но всё, что касается оживления трупов, в магических школах и академиях под запретом!

– Чему тогда ещё учить на некромантии, – фыркнул вор, – как делать вытяжку из мертвецов? Варить клей из костей?

– Ну, знаешь! – вспыхнула я. – Пойди сам, поучись и узнаешь!

- Благодарю покорно, – иронически протянул Ингвар. – Я человек старомодный, мне куда приятнее с живыми общаться!

Я только махнула рукой и вцепилась в бокал. Пикировки с вором сами собой сходили на нет, не успев начаться, и за ним неизменно оставалось последнее слово, припечатывая меня так, что продолжать спор было бессмысленно. Это ужасно бесило, но…

…Но и парадоксальным образом повышало настроение.

Вокруг раздались громкие аплодисменты и радостный гомон. Я допила остатки и непонимающе посмотрела на Ингвара; тот с воодушевленным видом приподнялся со своего места и жадно разглядывал толпу.

– Пришла пора Ганцольской Джиги! – радостно объявил он, поймав мой взгляд, и протянул мне руку. – Анфилий с мертвяками, Агнешка! Потанцуем?

Я обрадованно схватила его ладонь и вскочила из-за стола. В голове шумело ещё ощутимее, чем в Совятнике, но я не обратила на это никакого внимания. Все проблемы и неурядицы таяли, подрагивая, в залихватской мелодии, присыпанные блеском мишуры.

– Ты ещё спрашиваешь!

***

Ганцольская джига – это искрящаяся весельем круговерть бешеного танца, где стоит только отвлечься, как твоя рука выскользнет из ладони партнёра, а тебя саму затянет безумный хохочущий хоровод.

Куда там степенному вальсу на Зимнем балу Совятника!

Первые аккорды разухабистой мелодии гулко стукнулись в сердце приступом невероятного восторга, но стоило мне сделать один шаг вперёд по хитросплетениям фигур танца, как я споткнулась и в ужасе замерла. Что, если я забыла, как танцевать джигу? Последний раз я отплясывала её на последней своей Снеговьей Ярмарке в детстве, а это было ой как давно! Что, если я всё перепутаю и выставлю себя последним посмешищем?

Рука Ингвара, лежащая на моём плече, решительно и твёрдо сжала его.

– Спокойно, Агнешка, – шепнул он мне, стоя сзади. – Если что-то не получится, положись на меня. Я тебя подстрахую.

Все страхи тут же улетучились. У кого это ещё не получится, у меня?

Я резко обернулась к вору и легонько стукнула его пальцем по носу.

– Смотри, как бы тебя страховать не пришлось! – лукаво подмигнула Ингвару я. Он усмехнулся и подтолкнул меня вперёд.

Джига грянула.

Все мои страхи оказались напрасными. Тело само вспоминало нужные движения, не давая мне отвлечься на размышления и сомнения. На это просто не было времени: нужно было считать шаги, прыжки, повороты, вовремя перехватывать руки и вливаться в общий хоровод, чтобы через несколько мгновений вновь распасться на отдельные пары. Меня захлестнуло самозабвенное упоение танцем, и я начала всерьёз верить, что с приходом нового года у меня непременно начнётся какая-то новая, фантастическая жизнь, в которой я буду способна на всё.

Джига закончилась преступно быстро, подарив на прощание лёгкий оттенок укоризны в последних тактах мелодии. Шумно гомоня, люди гурьбой повалили за свои столики и непременно оттеснили бы меня, если бы Ингвар не держал крепко моё запястье.

Мы упали на свои места, шумно дыша и безудержно хохоча.

– Спасибо тебе, – с чувством произнесла я, откинувшись на спинку стула и прижав ладони к разгорячённым щекам. Причёска сейчас наверняка напоминала взлохмаченный сноп, но сил прихорашиваться не было. – Если бы мы не столкнулись на Ярмарке, я бы до сих пор там толкалась!

Ингвар, тоже полулежащий на стуле, хитро посмотрел на меня:

– Тогда тебе не меня надо благодарить, а бургомистра. Если бы не его побрякушка, я бы отсюда и носа бы не показал!

– Так ты тут живёшь? – запоздало дошло до меня. Ингвар изобразил в воздухе непонятный знак.

– Что-то вроде этого.

Сбоку донеслись нестройные аккорды: кажется, местные музыканты вновь настраивали инструменты. Ингвар выпрямился, и в его глазах вновь загорелся огонёк предвкушений.

– Кажется, решили джигу на бис повторить. Пойдёшь танцевать?

Я попыталась приподняться и почувствовала, как чугунная тяжесть усталости вдавливает тело обратно в сиденье.

– Ох, нет. Кажется, хватит с меня на сегодня танцев!

– Я тоже так думаю, панна Мёдвиг! – раздался сверху ледяной голос.

Я подняла голову и поняла, что груз усталости – это, в принципе, пустяк, который исчезнет без следа после небольшого отдыха.

Особенно по сравнению с уничтожающим взглядом тёмных глаз Стефана Штайна, в которых блестела колючая ярость.

========== Глава 8 ==========

То, что передо мной стоит Стефан, я поняла не сразу. Секунды три я молча смотрела на Пернатого около меня, пытаясь понять, почему его лицо кажется мне таким страшно знакомым и почему он обращается ко мне по имени. Потом в сознании стали появляться какие-то проблески, а в сердце — ввинчиваться смутная тревога. Но я только беспечно отмахнулась от неё.

— Пан Штайн! Вы тоже прибыли на Снеговью ярм-марку? Какая удача! А то я уже ломала голову, как бы добраться в Совятник!

— Панна Мёдвиг, — голос Стефана гудел, как зимний ветер в печной трубе. В этом голосе было нечто, от чего любой неоперившийся студент на моём месте вжался бы в стул от дикого ужаса, а я — только недовольно дёрнула плечом, — панна Мёдвиг, я прибыл сюда, в это… заведение, — последнее слово Штайн произнёс, сделав брезгливую паузу и скривив губы, — потому что до меня дошла весть о том, что вас тут видели!

Он повернул голову, смерил замершего на месте Ингвара ледяным взглядом и припечатал:

— В весьма неподобающей компании!

На месте Иня после таких слов я бы точно полезла в драку. Но вор только откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и весело спросил:

— Агнешка, кто этот неприятный господин? Ещё один из твоих оболтусов-учеников? Если да, то я советую влепить ему переэкзаменовку!

Ручаюсь, так Стефана ещё никто не называл. Тонкие черты его лица исказила ярость, и он начал поднимать руку. Испугавшись, что магистр сейчас применит к ни в чём не повинному (ладно, кое в чём повинному) парню какое-нибудь уничтожающее боевое плетение, я привстала, готовая кинуться Ингвару на защиту.

Но Штайн меня удивил. Его рука метнулась в мою сторону и, крепко ухватив за плечо, рывком подняла с места.

Я зашипела от боли. Ингвар вскочил:

— А ну, немедленно отпусти её!

— Вы что себе позволяете, магистр Штайн? — в унисон возмутилась я, пытаясь вырваться. — Инь, успокойся, это мой коллега! Который, похоже, решил испортить мне весь праздник!

— Который вы, панна Мёдвиг, испортили всем ещё раньше! — рявкнул Штайн, не отпуская меня, — когда самовольно покинули Школу! Слава Кахут, что молодой Эрицис встретил вас в Роще!

«Вот паршивец! — возмутилась я про себя. — Ну погоди у меня, теперь на золотое перо можешь даже не рассчитывать!»

— Мы возвращаемся в Школу, — отчеканил Стефан. — Вы пойдёте сами, панна Мёдвиг, или мне придётся вас тащить?

— Благодарю покорно! — огрызнулась я в ответ. Штайн держал меня как раз за недавно пострадавшее плечо, которое вновь налилось болью. — Я вам что, неразумный совёнок? Хватит меня позорить при всех! Я и так сама уже собиралась обратно в Совятник.

Стефан молча разжал пальцы. Я демонстративно поправила рукав и со вздохом обратилась к Ингвару:

— Zboham{?}[zboham [збохам] — пока! до встречи! (галах.)], Инь. Спасибо за весёлый вечер.

— Удачи, Агнешка, — безмятежно откликнулся вор, искоса взглянул на Стефана и лукаво подмигнул. — Ещё свидимся.

Я тепло улыбнулась, махнула ему рукой и быстро зашагала к выходу, демонстративно не глядя на Штайна и чопорно вздёрнув подбородок.

***

Кабина дилижанса полнилась молчанием. Оно тяжело давило на плечи и потрескивало ледяными искрами. Я бы ничуть не удивилась, если бы на стёклах изнутри выступил иней.

Я ненавидела подобные минуты. Мама обожала наказания такого рода: после очередного моего хулиганства она сначала выдерживала длинную и томительную паузу, не говоря мне ни слова (чем сильнее проступок, тем длиннее пауза), и лишь затем начинала сурово отчитывать. Обычно это случалось после того, как я приходила каяться и просить прощения первая.

Но сейчас-то я ничего серьёзного не совершила! Подумаешь, улизнула в Рощу. Я уже взрослая Сова и могу принимать самостоятельные решения! Захочу, в следующий раз вообще уеду в Кёльин и никому ничего не скажу!

«Очень по-взрослому, Агнесса», — прозвучал в голове голос матери, и я в ярости прикусила согнутый палец, чтобы не закричать.

— Панна Мёдвиг, — услышала я далёкий голос Стефана, недовольно тряхнула волосами и вернулась в реальность. Штайн не смотрел на меня, устремив взгляд на дорогу, но почему-то казалось, что он не сводит с меня внимательных глаз.

— Панна Мёдвиг, — повторил он, — прошу прощения за свою несдержанность.

Надо же. В кои-то веки меня избавили от нужды первой нарушать гнетущую тишину.

— Прощаю, — сухо сказала я, — и, так уж и быть, прощаю вас ещё и за то, что нагрянули в самый разгар праздника и поволокли обратно в Совятник. А я, может быть, только вошла во вкус!

Это было неправдой. Я и сама думала о том, чтобы вернуться в Школу, но Стефану это было знать совершенно необязательно.

Штайн коротко выдохнул: то ли поперхнулся, то ли кашлянул.

— Нагрянул? Панна Мёдвиг, вы вообще понимаете, что вас искала вся Школа?

Сердце нехорошо кольнуло. Добрая половина хмеля мигом покинула затуманенный разум.

— Зачем это? — с подозрением осведомилась я, лихорадочно перебирая в уме недавние события и не находя в них ничего особенного. — Я же не сделала что-то ужасное. Всего лишь отправилась на Ярмарку повеселиться…

— Отправились, — ровным голосом подтвердил Штайн, — только и всего.

— Тогда почему меня ищ…

— Где ваши ключи, Агнесса? — всё тем же тоном перебил меня Стефан, и я похолодела.

Медленно двигаясь, как сомнамбула, я полезла в карман на юбке платья, извлекла оттуда деревянную грушу с двумя ключами и уставилась на них.

Я совершенно забыла оставить их Криштине перед тем, как отправиться на Зимний бал. Они пробыли со мной всё это время и только каким-то чудом не вывалились, пока я отплясывала джигу вместе с Инем.

— Ой.

— Это совершенно неподобающий проступок! — менторским голосом отчеканил Штайн. — Если бы вы не были доч… Если бы я был на месте госпожи директора, я немедленно поставил бы вопрос о вашем отстранении от занятий!

Кровь бросилась мне в лицо, и я наконец обрела возможность мыслить и рассуждать трезво.

— Одну секунду, пан Штайн, — низким от гнева голосом перебила я его, — к чему такие строгости? Да, признаю, я забыла оставить ключ. Но разве это серьёзное нарушение? То есть, если бы я глотку кому-то в Роще перерезала, меня бы просто пожурили: всё в порядке, можешь не волноваться, главное — ключ сдала! Так? Отвечайте!

— Вы перегибаете, — отрезал Стефан.

— Нет, дорогой магистр, это вы перегибаете! — меня уже понесло, и останавливаться я не собиралась. — Я вам не какая-то бесправная студентка, которой можно поставить или не поставить зачёт! Я вольна делать что захочу и как захочу, особенно в своё свободное время! И вас это касаться не должно! А то ишь ты, самолично в Рощу явились за мной! Много чести.

Я откинулась на спинку кресла, скрестив руки и от переизбытка чувств даже пнув внутреннюю обшивку кабины.

Подумала и пнула ещё раз — уже более прицельно.

— С кем вы были в том… трактире? — без всякого перехода спросил Штайн.

— Со своим другом, — процедила я, прекрасно понимая, что если начну распространяться об истории знакомства с Ингваром, меня точно посадят под замок.

— И как давно вы его знаете? — бесстрастно продолжал допрос Стефан.

— С детства, — холодно ответила я, — столкнулись на Снеговьей ярмарке, решили отметить встречу. Ещё вопросы?

Штайн не ответил. Я хмуро уставилась в окно, предчувствуя нешуточную головомойку от матери. Не знаю, что ей там наговорит Стефан, но на то, что я огрызалась, точно пожалуется.

Сверкающая праздничными огнями Златая Роща проплывала мимо. Всё повторялось: наш день знакомства со Стефаном, путь из Рощи в Школу, уютные ароматы кожи и дыма, наполняющие тепло кабины. За одним только исключением: спать мне сейчас совершенно не хотелось. Хотелось похватать свои вещи и рвануть обратно в Кёльин. Или заделаться помощницей Ингвара. Думаю, у нас неплохо бы получилось.

От последней мысли я невольно захихикала, но смех вышел скорее нервным, чем весёлым.

Штайн оставил это без внимания. Я тоже не горела желанием возобновлять разговор. Между нами будто повисла туго натянутая струна, звенящая при малейшем прикосновении.

Мы покинули город. Чёрная громада леса, облапившая горные склоны, выросла впереди и принялась расти, надвигаясь на нас. Крупицы праздничного настроения таяли перед перспективой разговора с матерью, но угрызения совести если и терзали меня, то делали это слабо.

Душное тепло кабины и мерное покачивание сделали своё дело: я начала клевать носом. Веки отяжелели и стали безжалостно слипаться. Я отчаянно боролась со сном, сердито распахивая глаза и чересчур пристально вглядываясь в проносящиеся за окном снежные поля, в которых уже начали мелькать первые деревья и небольшие рощицы.

Всё это привело к тому, что я провалилась в какое-то пограничное состояние между сном и явью. Мне мерещились то совы, гневно хлопающие крыльями около лица, то пляшущие во тьме золотые огоньки. Потом явился мой старый знакомый — огромный чёрный ворон — и, наклонив голову вбок, уставился на меня тёмным глазом, в котором горел пытливый ум.

Покалеченная рука вновь начала побаливать.

Ворон ждал чего-то. Интересно, чего?

Выяснить это у него не удалось. Машина резко затормозила. Меня бросило вперёд, ремень врезался в грудь.

— Ох! — дыхание перехватило. Я выплюнула остатки воздуха из лёгких. Штайн ударил ладонями по рулю:

— Совы-сычи!

— Вас не учили, что ругаться при девушке неприлично? — слабо просипела я, отчаянно глотая воздух. Стефанбросил на меня короткий взгляд и сухо ответил:

— Сейчас не до этого, пани Мёдвиг. Сами посмотрите.

И ткнул указательным пальцем в стекло.

Дорогу перегораживала толпа призраков. Десятки прозрачно-белых фигур колыхались под дуновениями ветра, как камыш на болоте.

Мы заехали в лес Шёпотов.

***

— И в чём проблема? — сердито осведомилась я, потирая глаза. — Это же просто бесплотные призраки! Проедьте сквозь них, и всё!

— Если бы всё было так просто, пани Мёдвиг, — кажется, я начала действовать Стефану на нервы, потому что в его обычно бесстрастном голосе прорезался сарказм, — я бы так и сделал. Только это не обычные призраки вроде тех, что встретились нам с вами в предыдущий раз. Сами присмотритесь.

Я отстегнула ремень и наклонилась вперёд, вглядываясь в синюю марь зимней ночи. Стефан оказался прав. Призраки леса Шёпотов были обычными расплывчатыми фигурами молочно-белого цвета. Этих же отличало слабое синеватое свечение по контуру тела.

— Ну, ладно, — я всё ещё не видела во всём этом особого препятствия, — и что с того? Они же всё равно остаются привидениями, разве нет?

Штайн отпустил руль, откинулся назад и, прищурившись, посмотрел на меня:

— Скажите честно, панна Мёдвиг, сколько баллов стоит у вас в дипломе по монстрологии?

— Пять, — сухо отозвалась я, чувствуя подвох.

— Не заметно, — холодно сказал Штайн, — либо вам их поставили ввиду того, что вы дочь директора, либо знания выветрились из вашей памяти. Это стыни.

Стыни… Память тут же подкинула определение, которое я не без потаённой гордости и отчеканила:

— Кладбищенские духи, обладающие плотной структурой, появляющиеся на месте свежих захоронений?

Сказала — и взглянула на Стефана с видом превосходства. Он кивнул:

— Именно. И на вашем месте, панна Мёдвиг, я бы особо не радовался, потому что сквозь стыня не проедешь. Они относительно безвредны, поэтому нужно их просто прогнать. Вылезайте, побудете сегодня моим ассистентом. Это несложно.

Он накинул на голову капюшон мантии, распахнул дверь и выскочил наружу. Я хотела что-то сказать по поводу того, что изгнание призраков не является пределом моих мечтаний на праздничную ночь, но решила этого не делать, а просто последовала за Штайном.

Я никогда не видела стыня вживую (если это слово применимо к призраку) и теперь терзалась страшным любопытством: что будет, если их попытаться ткнуть, например, пальцем?

***

Палец уткнётся в плотную, чуть пружинящую, как желе на морозе, массу, а стынь никак не отреагирует. Проверено на личном опыте.

— Не отвлекайтесь, панна Мёдвиг, — чуть раздражённо сказал Стефан. — Нам нужно набрать на обочине веток и сложить перед стынями. Вблизи огня они быстро тают. В этом смысле стыни похожи на снеговиков.

Я критически взглянула на призрака. На снеговика он никак не походил, скорее, на сахарного болвана, какие продаются в кондитерских лавках Златой Рощи. Такие же текучие черты «лица» и конусообразная фигура с тупой верхушкой.

Пожав плечами, я направилась к обочине и, подняв юбку, принялась выуживать из снега опавшие ветки, то и дело оглядываясь через плечо. Стефан последовал моему примеру. Стыни никак не отреагировали на нашу подготовку, всё так же безучастно колыхаясь на слабом ветру.

— А почему они вдруг собрались здесь? — громко спросила я Штайна. — Свежих-то захоронений поблизости нет. Ну, или я чего-то не знаю.

«Кладбище за Збигровским трактом», — прозвучал в ушах голос Ингвара. Мне тут же стало зябко. Точно. Он говорил про Воронов. Там, где Вороны, там и мертвяки. Те могилы выглядели так, словно их разрыли изнутри.

— Стыни могут собираться, привлечённые чем-то, — пожал плечами Стефан, — иногда слетаются на запах дыма или еды. Возможно, пожаловали сюда с погоста около Рощи. Ещё бывает так, что…

Он застыл на месте с охапкой веток в руках.

— Пан Штайн, вы решили меня попугать? — насмешливо спросила я. — Выбрали неудачное время. Пугать хорошо в Хейнсам{?}[праздник окончания сбора урожая и окончательного наступления осени. Считается, что в этот день граница между миром живых и мёртвых ослабевает, и души умерших бродят среди живых. Чтобы отпугнуть их, принято рассказывать друг другу страшные истории], это я вам точно говорю.

— Панна Мёдвиг, — явно не слушая меня, промолвил Стефан. Он выпрямился и отшвырнул свою ношу прочь. — Скажите, тот стынь как-то отреагировал на ваше прикосновение?

Я покачала головой.

— Нет, вообще внимания не обратил. А в чём дело?

Даже в потёмках я заметила, как побледнел Штайн.

— Возвращайтесь в дилижанс, Агнесса, живо! — рявкнул он, зачем-то сунув руки под мантию.

Его приказ прозвучал так грозно, что я без лишних слов развернулась на месте и приготовилась бежать к дилижансу.

Но Стефан опоздал.

Стыни окружили дилижанс плотной стеной, прижавшись к его стенкам и отрезав путь к отступлению.

***

— Совы-сычи, — удивилась я, — что это с ними?

Первый раз я видела стыней в реальной жизни, а не в виде строчек конспекта, и совершенно не понимала: является ли их поведение обычным или же чем-то из ряда вон?

Судя по реакции Стефана, скорее, второе.

— Агнесса, не подходите к ним! — отрывисто велел он, доставая что-то из-под мантии. — Держитесь как можно ближе ко мне, а ещё лучше, спрячьтесь за моей спиной.

— Зачем это? — осведомилась я, не торопясь выполнять его приказ. Стыни совершенно не испугали меня. Напротив, вызвали жгучее любопытство. От желания узнать причину их поведения зачесались ладони.

Я замешкалась, поглядывая в сторону дилижанса. Терпение Штайна, кажется, окончательно лопнуло. Он молча схватил меня за руку, подтащил ближе и поставил позади себя.

— Вопросы будете задавать потом, — резко сказал он. В его голосе прозвенел металл, и это (а, может, невиданное доселе поведение магистра) заставило моё любопытство притухнуть, а меня — посерьезнеть. Я начала догадываться, что происходит что-то действительно нехорошее.

Стыни по-прежнему колыхались вокруг дилижанса. Штайн вытащил два небольших шарика — по одному на каждую ладонь — крепко сжал их и развел руки в стороны. Между кулаками протянулись три горящие красным золотом струны. Я восхищённо уставилась на них.

Плетение Трисмегиза. Эффективная штука против нечисти, но разве стоит применять её против стыней? Не мелковаты ли они для неё?

– Агнесса, смотрите внимательно по сторонам, — процедил Стефан. — Как только увидите какое-то подозрительное шевеление в лесу, немедленно сообщите мне. Вы совсем не можете обороняться?

Я потёрла ладоши друг об друга, согреваясь и аккумулируя энергию из окружающей среды. Вытянула здоровую руку вперёд и, не особо надеясь на успех, начертила в воздухе простейшее плетение огня.

Из-под моих пальцев вылетели три жалкие искры и тут же погасли в морозном зимнем воздухе. По левой руке прокатилась волна колючей боли. Я охнула, схватилась за предплечье и скорбно покачала головой:

— Анфильевая из меня помощница, пан Штайн. Придётся вам в одиночку справляться с… погодите, вы сказали про лес? Но стыни-то вон там!

И махнула в сторону дилижанса. Стефан отрицательно мотнул головой.

— Нет, панна Мёдвиг. Стыни — это всего лишь марионетки. Там, в лесу, затаился тот, кто управляет ими. И его нам нужно одолеть, если мы хотим уехать отсюда.

Я почувствовала укол страха. Не того, какой стучится в сердце и заставляет его волнительно сжиматься, когда ты слушаешь жуткие байки, которые байками и остаются. Нет, настоящего страха, заставляющего липкий пот выступать на лбу, а кончики пальцев — коченеть.

Дело принимало скверный оборот.

«Кто затаился в лесу?» — хотела спросить я, но поняла, что ответа совершенно не хочу знать.

Но он явился ко мне сам.

Из-за чёрных деревьев выплыла фигура, неаккуратной кляксой выделяющаяся на фоне сугробов. Она напоминала приплюснутую медузу, с множеством плоских отростков и непропорционально большой круглой, как шар, головой. За «медузой» тянулась колея вспаханного снега, хотя никаких звуков до меня не доносилось.

Всё постепенно прояснялось. Это был ряденик — мелкий йорму, могущий управлять йорму помельче, подкрадываясь к ним и впиваясь щупальцами, чтобы подчинить себе и с их помощью напасть на добычу покрупнее.

— Ни шагу в сторону от меня! — отрывисто бросил через плечо Штайн. — И, самое главное, глядите под ноги!

Он поднял повыше разведенные в стороны руки. Золотые нити, повисшие между ними, утолщались на глазах и крепли, потрескивая и бросая на снег ровное сияние. Краешком оно задело и йорму. Я увидела продолговатые и выпуклые, будто чечевица, бельма глаз без зрачков, часто мигающие над тонкой ниткой пасти, опоясывающей шар-голову.

Выглядела «медуза» настолько мерзко, что я попятилась.

— Оставайтесь на месте! — рявкнул Стефан. — Я могу не успеть прийти вам на помощь, если что!

«Что?» — едва не спросила я, когда что-то коснулось моей ноги.

Это было настолько неожиданно, что я дёрнулась, будто наступив на гвоздь. Тут же забыв про приказ Штайна, я отпрыгнула в сторону, а на том месте, где я только что стояла, осталось чёрное щупальце, торчащее из утоптанного снега и бешено извивающееся.

— Ох, Анфилий!

Стефан никак не отреагировал. Нервно взглянув на него, я поняла, почему: он кружил вокруг «медузы», пытаясь набросить на неё золотистые путы. Получалось не очень: йорму споро уворачивался совсем неожиданно для такого непропорционального тела. Убегать он не спешил, только отползал в сторону. Мгновения хватило, чтобы понять: ряденик направлялся ко мне.

Я вновь ощутила прикосновение к лодыжке и едва успела отдёрнуть ногу, которую уже начало обвивать второе щупальце. Оно держало цепко, и я почувствовала себя садовым цветком, в который вцепились усики дикого вьюна.

— Отстань от меня! — прошипела я, отдирая щупальце от себя. Оно не сдавалось и сердито пульсировало в моих руках.

Краем глаза я уловила движение где-то сбоку и обернулась.

Несколько стыней отделились от основной группы у дилижанса и теперь плыли в нашу сторону, явно намереваясь окружить.

— Идите к Миртизе! — в ярости закричала я. — Чего вам всем нужно?!

Теперь уже четыре щупальца, дрожа, тянулись ко мне. Я быстро ощупала юбку маминого платья, надеясь найти хоть какой-нибудь карман с чем-нибудь полезным, но без толку. В двух карманах ничего, кроме злополучных ключей, не оказалось.

— Вот дрянь!

Поняв, что придётся полагаться только на себя, я подняла ногу и с размаху наступила каблуком на ближайшее щупальце. Сначала показалось, что я пытаюсь раздавить плотный шарик с толстыми стенками, наполненный водой. Пришлось усилить нажим, и щупальце горестно лопнуло под ногой.

По снегу стало расползаться пятно, неожиданно светло-серое и фосфоресцирующее.

Я тут же почувствовала прилив сил и веры в себя.

— Ну, не такой уж ты и страшный, — торжествующе заявила я и разделалась ещё с одним.

Справа послышался тонкий, почти комариный писк. Я сдула со лба прядь волос, выпрямилась и мельком взглянула в его направлении.

Ряденик беспорядочно болтался на месте, воздев большую часть щупалец к небу. Он походил на истового служителя храма, совершающего ритуальный танец во имя своих богов.

Стефан, о котором я уже успела забыть, не растерялся и тут же накинул на него свои нити. Ряденик завизжал сильнее и рванулся вперёд, явно пытаясь вырваться. Запахло палёной шерстью.

— Не останавливайтесь, Агнесса! — крикнул Штайн. — У нас почти получилось!

«У нас, — хмыкнула я про себя. — Не ты ли совсем недавно велел мне не высовываться?»

И расправилась ещё с тремя мерзкими отростками, торчащими из снега. Ещё пять постигла та же незавидная участь, а потом я сбилась со счёта, кружась на месте и выбрасывая вперёд то одну, то другую ногу.

Наконец, щупальца лезть перестали. Я посмотрела на ряденика и увидела, что он беспомощно лежит, уткнувшись в снег. Нити, опутывающие его тело, уже потускнели и тихо тлели, походя на догорающие угли в камине. Штайн стоял над ним, как заправский охотник. Не хватало только ноги, поставленной на голову ряденика, и хоть портрет пиши.

— Вернитесь в дилижанс, панна Мёдвиг, — сухо бросил он, и образ рассыпался.

Но я вошла в раж и останавливаться не собиралась.

— А если в лесу сидит ещё один? И как же стыни?

Вместо ответа Стефан указал куда-то мне за спину. Я обернулась и увидела, что стыни, печально мерцая, тают в морозном воздухе.

— Он был один, — заявил Штайн и повторил, уже настойчивее:

— Возвращайтесь в дилижанс.

***

Стефан молча вел подпрыгивающий на неровностях дороги кэб, глядя перед собой. Он слегка хмурился: то ли вспоминая недавнюю встречу со стынями и рядеником, то ли сердясь на что-то.

Или на кого-то?

Я тоже не спешила начинать разговор. Вместо этого наклонилась, краешком юбки отчищая с сапог светло-серую жижу, оставшуюся после давки щупалец ряденика. Та уже превратилась в тонкую липкую плёнку и теперь оседала лохмотьями на ткани. Ничего страшного, всё равно платье после всех сегодняшних приключений стирать. Надеюсь, эта дрянь выведется мылом.

— Вы неплохо держались, — вдруг промолвил Стефан. Я так и замерла, склонившись к сапогам.

— Шутить изволите, пан Штайн? — хмыкнула я. — Да я там ещё одну джигу на всех этих щупальцах сплясала.

По спине прокатилась волна дрожи, заставив плечи дёрнуться от воспоминания:

— Мерзость какая!

— Вы не запаниковали и не застыли в ступоре, — пожал плечами Штайн. — Не ожидал от вас, честно говоря.

«Ничего себе. Выходит, Стефан считает меня трусихой? Вот это новость».

Я немедленно решила обидеться на такое замечание, но сделать этого мне Штайн не дал.

— Надеюсь, вы понимаете, панна Мёдвиг, что о случившемся я обязан доложить вашей ма… госпоже Мёдвиг? — бесстрастным голосом продолжил Стефан.

Я выпрямилась, отряхнула руки и демонстративно сложила их на груди.

— Валяйте, рассказывайте, — как можно более небрежно бросила я, хотя от замечания Стефана внутри всколыхнулось недоброе предчувствие.

— Это тем более необходимо сделать, — словно не заметив моей позы, с нажимом продолжил Штайн, — что ряденик напал на нас не просто так.

Пришёл мой черёд нахмуриться:

— В каком это смысле?

— Ряденики в это время года обычно впадают в спячку, — теперь голос Стефана зазвучал наставительно, словно он читал очередную лекцию, — и выходят из неё только в самом крайнем случае. К тому же, ближайшее гнездо этих йорму расположено далеко отсюда. Вот и подумайте, панна Мёдвиг, кому понадобилось выдёргивать ряденика из зимней спячки, чтобы он ещё за собой и толпу стыней привёл?

Я смешалась:

— А почему вы спрашиваете меня об этом?

— Потому что я думаю, — строго ответил Стефан, — что падение шкафа на вас и сегодняшнее нападение йорму связаны между собой.

Он на секунду повернулся ко мне, заглянул в глаза и тихо сказал:

— Кому-то вы очень сильно насолили, панна Мёдвиг.

Дальнейший путь до Совятника мы проделали в полнейшем молчании. Я пыталась привести в порядок встрёпанные мысли и волосы, а Стефан просто отстранился и перевёл всё внимание на дорогу, словно и так сказал больше, чем требовалось.

Когда дилижанс подъехал к школе, сердце у меня ухнуло в пятки.

На ступенях стояла мама, закутанная в шубу. И лицо Белой Совы не сулило ничего хорошего.

========== Глава 9 ==========

— Это просто возмутительно, Агнесса! Что за непозволительное поведение?! Я не могу сказать, что не ожидала от тебя ничего подобного, но, во имя Кахут, ты же преподаватель! Почему нельзя было хотя бы на секунду остановиться и подумать о том, какой пример ты подаешь студентам! Что подумают коллеги! Как я буду волноваться, в конце концов?!

Я сидела, вжавшись в кресло и поджав под себя ноги. Стефан стоял у письменного стола с абсолютно непроницаемым видом, а мама металась по кабинету, заламывая руки и метая громы и молнии. Летели они преимущественно в одну сторону — мою.

Следовало отдать должное Белой Сове: даже в ярости она умудрялась выглядеть идеально. Из причёски не выбилось ни единого волоска, а макияж сиял свежестью. Я украдкой пощупала собственные волосы и горестно вздохнула: судя по ощущениям, воронье гнездо на голове превратилось в плотно слепленный кособокий муравейник.

— Зачем тебя вообще понесло в Рощу? — грозно спросила мама, остановившись передо мной и скрестив руки на груди. Они уже успели пошептаться о чём-то со Штайном, прежде чем пригласили меня в кабинет, и я была уверена, что обо всех моих плясках с ряденником мама уже наслышана.

Не говоря уже о плясках с Ингваром.

— Снеговья Ярмарка, — коротко бросила я. Горло сдавила обида: меня отчитывали, как несмышленого совёнка, да ещё и при нежеланном свидетеле. Стефан и так невысокого мнения обо мне, а теперь наверняка и вовсе начнёт считать полнейшей бестолочью.

Белая Сова поджала губы и промолчала. «Лучше бы глаза закатила», — горько подумалось мне. Я и сама понимала, что виновата, но совершенно не понимала, из-за чего стоило устраивать весь этот переполох.

— Всё ясно, — процедила Сова и протянула руку. — Будь так добра, дай мне свои ключи.

Её тон заставил меня безропотно сунуть руку в карман и достать деревянную грушу. Я спохватилась только тогда, когда уже подносила её к узкой холёной ладони, и отдёрнула руку.

— Зачем это?

— Ты игнорируешь прямое распоряжение директора, Агнесса, — холодно пояснила мама. — Значит, придётся помочь тебе уяснить, что это непозволительно. С этого момента тебе запрещено покидать Школу без моего личного разрешения. Получишь разрешение — получишь ключ.

Я не сразу поняла смысл её слов. В ушах зазвенело, а ноги налились свинцовой тяжестью.

— Что, прости? — низким голосом спросила я, еле ворочая языком.

— Ты меня прекрасно слышала, Агнесса, — бесстрастно ответила Белая Сова. Её пальцы согнулись и разогнулись в требовательном жесте. — Мне ещё долго ждать?

Я сглотнула тягучую горькую слюну и медленно, ощущая, как тяжёлые взгляды матери и Стефана пригвождают меня к креслу, поднялась. Скрестила руки на груди и заставила себя посмотреть матери в глаза.

— Нет.

Рука Белой Совы дрогнула, но не опустилась.

— Как это понимать, Агнесса? — сталь в материном голосе стала обжигающе ледяной. — Правильно ли я понимаю, что ты решила полностью игнорировать мои приказы?

— Понимай это как хочешь, — сухо сказала я, чувствуя себя очень странно. Мне было не впервой идти наперекор матери, но я чувствовала, что сегодняшняя перепалка выльется во что-то большее, чем обычная ссора. — Я не понимаю, почему из-за какого-то пустяка меня наказывают так, будто я, как минимум, подожгла городскую ратушу!

— Это не пустяк… — холодно начала мама, но я услышала, как её голос дрогнул, и очень удивилась. Белая Сова на секунду приложила пальцы к щекам, прикрыла глаза и твёрдо сказала:

— Ты многого не понимаешь, Агнесса. Поэтому прошу по-хорошему… Нет, приказываю как директор: отдай ключи!

Я выдержала её взгляд. Это далось мне с трудом: ежесекундно хотелось опустить глаза. Прищурилась и сунула ключи в карман, отрезав:

— Нет, пани Мёдвиг. Не потому, что я плохая непослушная девчонка. Мне надоело, что меня до сих пор считают несмышлёнышем, пытаются контролировать каждый шаг и указывают, как мне жить, как себя вести и даже какую причёску носить! Я осознаю, что много дров наломала в прошлом…

Я сделала паузу и потрясла проклятой рукой. Удивительно, но ни Стефан, ни мама не проронили ни слова, внимательно наблюдая за мной. Я успела мельком пожалеть, что магистр стал невольным свидетелем нашей семейной сцены, но остановиться уже не могла и неслась дальше:

— Так дайте мне наконец повзрослеть и научиться жить самостоятельно! Я думала, что начну взрослую жизнь в Кёльине, но нет, ты сунулась туда и за каким-то Анфилием притащила меня обратно в Совятник! Благодарю покорно.

— Агнесса… — попыталась возразить мама, но я упреждающе подняла ладонь.

— Я не закончила, пани Мёдвиг. Я готова признать свою оплошность, но считаю, что наказание за неё слишком суровое. Именно поэтому я отказываюсь его принимать. Если вам это не по душе, мы можем расстаться полюбовно. Договор о вступлении на должность я ещё не подписала, поэтому официально я здесь никто. Я просто вернусь обратно в Кёльин, и всё будет как раньше.

В локоть впились ледяные пальцы. Я охнула и потрясённо замолчала.

— Нет, — глухо произнесла мама, глядя на меня исподлобья.

Я струхнула. Её рука мелко тряслась, и эта дрожь передалась мне. Весь лоск в один миг слетел с неё. В сердце червём ввинтился страх — я ещё никогда не видела Белую Сову такой — с диким блуждающим взглядом, бледную до синевы и с абсолютно безумными глазами.

— Нет, — низким голосом повторила она, словно других слов больше не существовало. — Ты никуда не поедешь. Не отпущу.

— Мама? — осторожно произнесла я. — С тобой всё в порядке?

Я боялась пошевелиться, боялась посмотреть матери в глаза. Что на неё нашло? Неужели всё из-за моего побега на Ярмарку, будь она неладна?! Моя решимость и обида притупились, и я уже была готова повиниться в чём угодно, лишь бы мама вновь стала собой. Ледяной королевой Совятника.

— Мама?

Хватка слегка ослабла. Белая Сова молча разглядывала меня, а потом медленно разжала пальцы и привычным жестом поднесла ладони к вискам. Потёрла их и прикрыла глаза.

Внезапно нахлынувшее безумие понемногу отступало. Черты лица сгладились, и мама постепенно приходила в себя, но теперь она выглядела ужасно уставшей и осунувшейся.

— Агнесса, — тихо произнесла она и, сбившись, замолчала, словно запрещая себе говорить дальше.

— Госпожа Мёдвиг, — раздался в тиши кабинета властный голос Стефана. Мы с мамой, как по команде, вздрогнули — ручаюсь, она тоже про него забыла.

Магистр боевой магии встал с кресла, где безмолвно просидел всё это время, и подошёл к маме. Бережно поддержал её под локти, проводил за стол и помог усесться в кресло.

— Госпожа Мёдвиг, — повторил он, и голос его звучал уже мягче, — я возьму на себя смелость напомнить вам наш давешний разговор.

Мама быстро взглянула на него. Непонимание в её глазах сменилось растерянностью, а потом — непонятными мне сомнениями. Штайн поднял брови и кивнул, словно подталкивая её к какому-то решению.

Я чувствовала себя одураченной. По всему выходило, что мама и Стефан скрывали от меня какой-то общий секрет, но какой?

— Что происходит? — дрожащим голосом спросила я. — Ответит мне хоть кто-нибудь?

Стефан и мама вновь переглянулись и уставились на меня. К горлу подкатило идиотское хихиканье, и я выпалила первое, что пришло в голову:

— Вы что, решили пожениться и теперь думаете, как сказать об этом мне?

Стефан быстро выпрямился и отвернулся к высокому окну, закрытому тяжёлыми бархатными шторами, но, клянусь, я услышала едва заметный смешок. Спустя секунду до меня донёсся неприкрытый хохот — смеялась мама. Она прижала ладони ко рту, пытаясь подавить его, но смех всё равно прорывался наружу: нервный, икающий, с истерическими нотками.

Я перепугалась окончательно. Мама смеялась над моей дурацкой шуткой? Видимо, произошло что-то совсем серьёзное.

— Мама…

— Агнесса, — едва слышно перебила меня Белая Сова. Она кое-как взяла себя в руки и выпрямилась в кресле, смахивая с щёк невольно выступившие слёзы, — нам нужно серьёзно поговорить. Видит Кахут, ещё вчера я очень не хотела этого разговора, но сейчас поняла, что магистр Штайн прав. Постарайся спокойно выслушать меня.

Я последовала её примеру и вытянулась до боли в позвоночнике, сев неестественно прямо. В голове вихрем неслись мысли: что ещё могло случиться? Кто-то опять умер? Совятник закрывают? Студенты написали массовые жалобы, и теперь меня отправляют под стражу?

— Агнесса, — медленно произнесла мама, — прежде я хочу попросить у тебя прощения.

Мне показалось, что я сплю. Белая Сова извиняется? Как такое вообще возможно?

— За что? — хрипло спросила я, чувствуя, как слова скребут по пересохшему горлу.

Мама глубоко вздохнула.

— За то, что не рассказала обо всём сразу. Выслушай меня, пожалуйста, до конца и не перебивай. Постарайся понять меня.

От этих долгих вступлений у меня закружилась голова. Я только кивнула, чувствуя, как от нервной обстановки шея начала деревенеть, а лоб — покрываться холодной испариной.

— Это случилось за месяц до твоего приезда, — тихо заговорила мама. — Сначала всё шло хорошо — она прислала весточку, что вылетает из Листвицы, потом от неё пришло импульс-письмо из Ружан{?}[небольшой город на юго-восток от Листвицы. Славится своим медовым пивом]. А потом — тишина. Мне было не по себе, но я не могла даже допустить мысли о том, что больше её не увижу!

Мамин голос сорвался. Она сжала губы так, что они превратились в нитку, стиснула кулаки и прижала их ко лбу. Я в ужасе наблюдала, как под идеальным макияжем проступают глубокие фиолетово-синие тени, а на шее начинают пульсировать вены.

— Кого не увидишь? — хрипло спросила я. — Что вообще случилось? Кто пропал?

Мама отняла руки от головы и взглянула на меня. В её глазах блестели слёзы, на дне которых плавало безумие.

— Марисса, — глухо ответила Белая Сова. — Моя дочь. Твоя сестра.

Мир со скрежетом перевернулся. Я молча смотрела на мать. Её слова прозвучали в ушах, как эхо, отзвук чего-то очень далёкого, не торопящегося обрести смысл.

Белая Сова наблюдала за мной, явно ожидая какой-то реакции. Её щека мелко дёргалась, а пальцы дрожали. Она комкала в руках какую-то бумажку.

— Маришка… пропала? — еле выдавила я из себя. Язык отказывался произносить последнее слово, а из горла вместе с голосом вырвалось какое-то придушенное шипение.

Мама вздрогнула, и я вместе с ней. На её лице отразилась такая гамма чувств, что я бы не удивилась, вздумай она отхлестать меня по щекам за очередную неуместную шутку. Но вместо этого она сморщила идеальный лоб и часто заморгала. Что-то появилось на её лице, и я в ужасе поняла, что это слёзы. Белая Сова беззвучно плакала, и вместе со слезами утекали последние остатки её чопорной красоты и хладнокровия.

— Мама? — в панике пробормотала я. — Что… погоди, Маришка пропала?! На самом деле? Это не розыгрыш?!

В голове что-то щёлкнуло. Мамины слова стали понемногу обрастать плотью и обретать смысл. Я вцепилась в волосы и часто задышала. На ум полезли сотни вопросов, один другого бестолковее. Я отдышалась и задала главный:

— Почему ты мне сразу не сказала?

Белая Сова прижала ладонь ко рту и торопливо отвела глаза. Я поняла, что попала в точку. Где-то в районе солнечного сплетения набух и заворочался раскалённый комок. Он принялся разрастаться, давя на рёбра и отрезвляя.

— Почему, мама? — тихо повторила я, сжимая кулаки. — Ты прислала мне Посланника уже после… после того, что произошло, — даже Кахут не заставила бы меня упомянуть пропажу Маришки вновь, — и ни словом не обмолвилась?! Решила, что мне незачем знать?! Действительно, какие пустяки, всего-навсего сестра пропала, подумаешь! Агнессе же плевать, Агнесса и без этих новостей прекрасно проживёт!

Я уже кричала, захлёбываясь яростью и горькой обидой.

Стефан подошёл сзади к моему креслу, положил руки на плечи и с силой сжал пальцы. От неожиданности я замолчала.

— Я понимаю ваш гнев, панна Мёдвиг, — успокаивающе, но твёрдо сказал он, — но вам нужно успокоиться и попробовать поговорить с вашей мамой по душам.

Я сумрачно взглянула на мать, тяжело дыша. Она смотрела на меня с выражением отчаянной покорности. Это ещё больше взбесило меня.

— Агнесса… — вновь начал Стефан. Я раздражённо мотнула головой и сбросила его руки с плеч.

— Вы знали, пан Штайн? — сухо спросила я. — Вы знали?

И резко повернулась, чтобы взглянуть ему в глаза. Он выдержал мой взгляд и коротко кивнул.

— Замечательно, — с горькой иронией произнесла я. — Кто ещё знал? Весь Совятник? Все Гнездовицы? Или ещё и Роще растрепали? Одна я, как дура…

— Агнешка, пожалуйста, выслушай меня… — взмолилась мама, протягивая ко мне руки. Я отпрянула от них со Штайном и вскочила с кресла.

— Нет, госпожа директор. Я не желаю ничего слушать. Оставьте все ваши секреты при себе. Или поделитесь со Штайном — у него отлично получается их хранить! Dobrú noc{?}[dobrú noc [добру ноц[ — спокойной ночи (галах.)]!

И выскочила за дверь, постаравшись как можно сильнее ей хлопнуть. Меня трясло, перед глазами плыли алые круги. Слёз не было, только глухой крик, застрявший в горле и никак не желающий вырваться наружу.

— …возможность остыть, пани Мёдвиг, — услышала я голос Стефана перед тем, как дверь закрылась, и невесело усмехнулась. Остыть!

Если бы не проклятие, я бы прямо сейчас спалила весь Совятник к Анфилию!

***

Я лежала на спине на кровати и бессмысленно смотрела в потолок. Бушующее внутри пламя не утихло, но превратилось в тлеющие угли, обжигающие сердце. В голове было пусто, в горле пересохло. Кричать и плакать больше не хотелось. Вокруг царил полный разгром. Я не помнила, как вернулась, зато очень хорошо помнила, как металась по комнате, швыряя в стену случайные книги, попавшиеся под руку, куски самоцветов и заготовки для амулетов. Кажется, я даже что-то кричала.

«Наверное, всё же хорошо, что меня прокляли, — отстраненно подумала я, — иначе гореть бы сейчас всей Школе вместе с Гнездовицами».

Я вытянула увечную руку, медленно размотала повязку и уставилась на свою кисть, поворачивая её то тыльной стороной, то ладонью.

Может, в этом всё дело? Белой Сове, идеальной ведьме, могущественному директору Высшей Ведовской Школы, не нужна увечная дочь?

Я перевернулась на живот.

А ведь всё сходится. То, как она держится со мной, как подчёркнуто холодно разговаривает. Готова спорить на сто злотых, что с Маришкой она общалась по-другому!

Общается, в ужасе поправила я себя, общается!

Маришка.

Я уткнулась лбом в покрывало и глухо застонала, стиснув кулаки.

Могила Янжека Гризака стала не только источником моего несчастья. Именно из-за неё между нами с сестрой пролегла пропасть. Сначала крохотная трещина, надлом в отношениях, позже стремительно разрослась в ледяную бездну.

Я поморщилась: в левую руку вонзилась тонкая игла боли.

Наша развеселая прогулка на кладбище окончилась для меня медпунктом. Помню, как удивилась, обнаружив себя в койке, а пани Лютрин — рядом. Помню навязчивую мысль, что всё это не взаправду, что на самом деле моё тело так и осталось покоиться там, под каменной крышкой саркофага.

Маришка ни разу не напомнила мне о произошедшем. Она и матери так ничего и не рассказала. На все мои попытки заговорить она отвечала односложно, а потом и вовсе стала меня игнорировать, быстро скрываясь из виду, едва заметив меня в коридорах Совятника. Сначала я пыталась пробиться сквозь эту плотную стену молчания, которой она окутала себя, но сестра смотрела сквозь меня и торопливо уходила. Наверное, она злилась на то, что я вытащила её в тот злополучный день на кладбище, да только как бы узнать наверняка?

Нам даже не удалось толком попрощаться после моего выпуска. Я зашла к ней перед отъездом в Кёльин, но сестра не открыла дверь. Я знала, что она сидела там, в своей комнате, словно разом оглохнув и ослепнув, не замечая моего настойчивого стука. В конце концов, я сдалась. Тихо пожелав Маришке удачи и сбивчиво попросив прощения — в тысячный раз — я уехала, увезя на плечах тяжёлое чувство вины.

Рука заныла. Боль разрасталась, охватив уже локоть и подбираясь к ключице.

Я снова перевернулась на спину и глубоко, с хрипом, задышала. Непрошеные слёзы выкатились из уголков глаз и прочертили горячие дорожки к вискам. Руку саднило, словно все кости в ней разом провернулись на месте, обрывая сухожилия и мышцы.

Темнота за окном начала медленно рассеиваться. Наступало первое утро нового года.

***

Я сердито потёрла ладонями глаза и часто заморгала. Отличное начало года! Всё продолжает катиться к Анфилию! Надо попытаться хоть немного поспать. Завтра — уже сегодня — будет новый день, и я обязательно разберусь со всем тем, что на меня свалилось.

Я покрепче завернулась в одеяло, погасила пульсар над кроватью и попыталась зажмурить глаза, с огромным усилием отогнав от себя все переживания и не самые приятные воспоминания.

Сон не шёл. Что-то мешало. Не боль в руке — к ней я уже притерпелась. Что-то другое.

Я скрипнула зубами и принялась считать коров — по старому проверенному способу, которому меня когда-то научила Ринка.

— Одна корова и одна корова — две коровы. Две коровы и две коровы — четыре коровы. Четыре коро…

Счёт сбился. По голым ступням, высунутым из-под одеяла, пробежал холодок. Я торопливо согнула ноги в коленях и замерла.

Из мягкой и убаюкивающей, тишина незаметно превращалась в гнетущую и давящую. Словно всё вокруг замерло, готовясь кинуться на меня. Все звуки: поскрипывания, потрескивания, шорохи — исчезли. Грудь сдавил тяжёлый обруч, не давая вздохнуть.

Я лежала, широко распахнув глаза и боясь шевельнуться. Волоски на шее встали дыбом. Ладони покрылись липкой плёнкой пота. В комнате был ещё кто-то. Стоял совсем рядом с кроватью.

Меня сковал такой сильный ужас, что за все сокровища мира я бы не согласилась повернуть голову и проверить, кто находится сбоку от меня.

Прошла одна секунда. Две. Боль в руке нарастала толчками, и я с силой прикусила губу, чтобы не застонать.

Дзынь! На нижнем ярусе отчаянно зазвенело стекло в одном из книжных шкафов. Послышались звуки, словно множество небольших предметов разом принялось перекатываться, сталкиваясь друг с другом. Сердито зашелестели страницы книг.

Всё прекратилось. Я отчаянно закашлялась, жадно втягивая воздух. Ощущение присутствия чужака медленно таяло, и тишина вновь наполнялась уютом и привычными ночными звуками.

— Совы-сычи… — прошептала я.

На нижнем ярусе всё утихло. Я осторожно протёрла лицо уголком одеяла. Каждое движение вызывало колючий спазм в руке, поэтому я старалась шевелиться поменьше.

Глаза уловили лёгкое движение со стороны лестницы. Чувство страха уже притупилось. Я резко повернула голову набок и вновь застыла, но больше от неожиданности.

Над полом колыхалась белёсая фигура, словно сотканная из лёгкой дымки, какая плывёт над озером летними ночами. Очертаниями она напоминала кого-то невысокого и полноватого, в широкополой шляпе и развевающейся вокруг туловища не то короткой мантии, не то пелерине.

Кого-то страшно знакомого.

— Магистр Жданек? — вглядевшись, прошептала я.

Шляпа плавно повернулась в мою сторону. Предрассветные сумерки не давали толком разглядеть то, что находилось прямо под ней, но я была готова поклясться, что передо мной на миг появилось лицо Пауля Жданека: испещрённое морщинами, усталое и доброе.

— Здравствуйте, — пролепетала я, чувствуя ужасную растерянность: никогда ещё не доводилось встречаться с настоящими призраками лицом к лицу. — Рада вас видеть. Спасибо за конспекты.

«Как поживаете?» — чуть не ляпнул мой язык, но я, спохватившись, одёрнула себя.

Призрак качнулся на месте и неторопливо подплыл ко мне. Вытянул полупрозрачную руку, не то пытаясь дотронуться до меня, не то желая погладить по голове.

Я аккуратно отстранилась, прекрасно помня, чему учили на занятиях по монстрологии: следует избегать физического контакта с привидениями, иначе рискуешь заработать ожог от ледяного холода или онемение того участка кожи, который коснётся призрачной материи.

Магистр Жданек остановился. Мне показалось, что я почувствовала немой укор с его стороны.

— Извините, — с сожалением пробормотала я, — не хотела вас обидеть…

Рука призрака описала полукруг в воздухе и застыла в нескольких дюймах от моей проклятой кисти, лежащей на одеяле. Замерла. Потом быстро метнулась к моему лицу и вновь вернулась на прежнее место.

Мой предшественник пытался что-то мне сказать.

— Что такое? — недоуменно спросила я. — Что вы имеете в виду?

Где-то далеко внизу, со стороны Гнездовиц, донёсся едва слышный крик первого петуха.

Магистр Жданек опустил руку и печально растаял в воздухе.

Я осталась наедине с новыми вопросами и загадками.

========== Глава 10 ==========

До рассвета я так и не уснула.

Стоило мне закрыть глаза, как я видела Маришку. Сестра протягивала ко мне руки и что-то беззвучно шептала. За её спиной клубилась тьма, а лицо дрожало, расплываясь, как отражение в неверной воде.

С каждым вздохом во мне поднималось тревожное, сосущее чувство вины перед ней. Постепенно оно превратилось в настойчивый зуд в кончиках пальцев и где-то глубоко в горле. Почему я сижу, сложа руки? Нужно куда-то бежать, что-то делать, чтобы спасти сестру, вытащить её… откуда?

Я не знала.

Анфилий меня побери, я не знала ничего!

Мама очень успешно скрыла всё от меня. Именно благодаря ей я занималась какой-то ерундой, тратила драгоценное время на глупости, плясала на балах, пока моя сестра…

В носу защипало. Я сглотнула и яростно утёрла слёзы с глаз.

Сестра попала в беду. Я не знала ни единой подробности случившегося, но в этом была уверена точно. А раз так, то я обязана её спасти.

Судорога, скрутившая левую руку, была такой сильной, что я вскрикнула.

— Я вытащу Маришку, — стиснув зубы, прошептала я. — Откуда бы то ни было, но я спасу её! Не могу колдовать — и плевать! Есть сотни и тысячи людей, которые не могут, но это не мешает им действовать!

На ум пришла легенда о Морроу — одном из учеников Кахут. Он пытался изобрести эликсир вечной жизни, чем прогневал богиню. Она отняла у него способность к колдовству. Морроу стал странником, а потом удалился в горный монастырь, где открыл в себе способности лекаря и до конца дней помогал людям, излечивая даже самые тяжёлые болезни.

Конечно, ни в какой монастырь я не собиралась, но история Морроу воодушевила меня и помогла воспрянуть духом.

***

Спонтанное решение, принятое ночью, при утреннем свете обычно теряет свою привлекательность.

В моём случае оно просто превратилось в нечто иное, обзаведясь новыми подробностями.

Если ночью идея сбежать из Совятника и отправиться на поиски сестры в одиночку казалась мне просто блестящей, то к утру я слегка остыла и поняла, что ничего хорошего такой план мне не сулит.

Во-первых, деньги. Где я возьму столько злотых на самостоятельные поиски? Конечно, можно одолжить у Ринки, но это обозначает, что придётся вновь задержаться в Роще. Да и от лишних расспросов не избавит.

Во-вторых, одна я просто не справлюсь. Если придётся столкнуться с чем-то (или кем-то) серьёзным, свои способности противостоять этому я бы оценила в пару-тройку погнутых медяков. Будем судить о положении вещей здраво.

В-третьих…

Это самое «в-третьих» вызывало у меня наибольшее негодование.

Как бы я ни противилась этому, приходилось признавать, что Стефан, пожалуй, был прав. Шкафы просто так на голову не падают, да и ряденик тоже на той дороге явно не случайно появился. Не стоило забывать и про жуткого бесплотного гостя, который сегодня ночью навестил меня явно не случайно.

За мной охотятся?

Кому я могла помешать?

Подумав об этом, я перестала расчёсывать волосы и усмехнулась с горькой иронией.

Помешать. Да я безвылазно просидела в Кёльине два года! Или у меня внезапно объявился конкурент, решивший проследовать за мной до Совятника, чтобы извести прямо в его стенах.

Секунду.

Рука с гребнем вновь замерла.

Чтобы пробраться незамеченным в Совяник, а уж тем более разбудить ряденика, нужно быть Пернатым. Обычному человеку это не под силу.

Я почувствовала, как по шее скользнул холодок.

Посторонний колдун или ведьма не проберётся в стены Совятника. Они защищены специальным заклятием.

Значит ли это, что меня пытался извести кто-то из местных?

От этой мысли у меня закружилась голова и так зазвенело в ушах, что я не сразу услышала деликатный стук в дверь.

— Агнесса, я знаю, что ты уже проснулась, — долетел из-за деревянной створки мамин голос. — Открой, пожалуйста. Я думаю, нам нужно поговорить.

***

Я была так ошеломлена своими умозаключениями, что послушно распахнула дверь и рассеянно обронила:

— Dobré ráno{?}[dobré ráno [добре рано] — доброе утро (галах.)], мама.

По лицу Белой Совы тоже нельзя было сказать, что ночью она спала сладко и крепко. Об этом без слов говорили тёмные круги под глазами и пара лишних морщин, перечерчивающих высокий лоб. Единственное, что осталось неизменным — взгляд. Жёсткий и цепкий. Как только она подняла на меня голубые, полупрозрачные, как лёд, глаза, руки и ноги мгновенно отнялись, а язык отказался повиноваться. Я будто вновь стала малолетним совенком-несмышлёнышем.

Пара тягучих, как дёготь, секунд растворились в вечности, пока мы смотрели друг на друга.

Внизу, во дворе замка, снежок со стуком ударился в стену замка. Зазвенел заливистый девичий смех.

Я тряхнула головой, сердито отгоняя наваждение детства. Сквозь ледяную пелену недосягаемой идеальности проглянули растерянность и беспокойство — те эмоции, проявление которых у мамы мне не могли раньше и присниться.

— Dobré ráno, Агнешка, — тихо повторила она. — Мне можно зайти?

— Д-да, конечно, — я посторонилась, пропуская её в комнату, и закрыла дверь.

Белая Сова опустилась на краешек стула, сложила руки ра коленях. Больше она не проронила ни слова.

При взгляде на неё, печальную и понурую, я почувствовала, как во мне снова поднимается обжигающая ярость. Мама горбилась, словно не могла сбросить с плеч какой-то тяжёлый груз, и мне очень хотелось верить, что груз этот — чувство вины перед нами с Маришкой.

— Нам нужно поговорить, — тихо повторила она, избегая моего взгляда.

— Я тоже так считаю, — холодно ответила я, чувствуя, как колючие ледяные шипы сдавливают горло, перекрывая дыхание. — Нам давно было пора поговорить.

И, быстро смахнув со второго стула книги и конспекты, уселась напротив мамы. Повторила её позу, сложив руки на коленях.

— Я, пожалуй, начну, — с трудом выдавливая слова, заговорила я. Мама вскинула на меня глаза. Мне показалось, что в них мелькнула благодарность. — Зачем ты это сделала? Почему так долго скрывала всё от меня? К чему был весь этот цирк с преподавательством…

Я осеклась, потому что Белая Сова наклонилась вперёд и взяла мою увечную руку в свои. Я почувствовала сухой жар её ладоней.

— Сейчас я понимаю, какую невероятную глупость совершила, — тихо заговорила она, стискивая пальцы. — Мне нужно было рассказать всё тебе с самого начала, Агнешка. Ты имеешь полное право злиться на меня.

Она замолчала и прерывисто вздохнула. Я внимательно смотрела на неё. Огонь внутри не утихал, и я чувствовала себя закупоренным сосудом, внутри которого беснуется зажжённая свеча.

— Я одного не могу понять, мама, — ответила я с горькой усмешкой. — Почему ты молчала? Решила, что я недостойна знать о сестре? Пожалуйста, ответь мне, я очень хочу верить, что у тебя были веские причины так считать.

Белая Сова болезненно поморщилась, будто я отвесила ей оплеуху, и стиснула мою руку так, что захрустели кости. Потом, спохватившись, она разжала пальцы.

— Агнешка, я очень люблю тебя, — дрожащим голосом произнесла она. — Я очень люблю Маришку. Видит Кахут, во всём мире для меня нет никого и ничего дороже вас.

Я молчала. Пламя свечи дрогнуло и стало чадить.

— В ту ночь, когда тебя принесли с кладбища, — изменившимся голосом продолжала мама, — мой мир едва не разлетелся на куски. Я молила всех богов, чтобы ты осталась жива…

Она всхлипнула, не выдержав, и утёрла дрожащей рукой глаза.

— Агнешка, мне совершенно всё равно, можешь ли ты колдовать или нет, Пернатая ли ты или обычный человек. Ты моя дочь, и всё, чего я желаю, чтобы ты была жива, здорова и счастлива.

— А Маришка… — прошептала я, выбитая из колеи таким внезапным откровением.

— Когда твоя сестра пропала, я словно потеряла частичку своего существа. Я подняла на крыло всех. Поисковый Корпус королевских колдунов прочесал всю Галахию, но не нашёл и следа твоей сестры. Мы не сдаёмся, я продолжаю поиски…

— Каким образом? — перебила я её, невольно зачарованная новыми подробностями, разворачивающимися передо мной.

Мама пристально посмотрела на меня, помедлила секунду и решительно ответила:

— Наверное, ты заметила, что в Совятник пришло много новых преподавателей.

— Ну, да, — кивнула я, сбитая с толку. — Кто-то из прежних женился, кто-то уехал. Но при чём тут они?

— Все они разъехались по стране по моему заданию, — пояснила мама. — У них одна-единственная цель — отыскать если не Маришку, то хотя бы что-нибудь, что поможет напасть на её след.

— Они же обычные учителя, — пробормотала я, чувствуя, как кружится голова. Белая Сова покачала головой:

— Каждый из них — лучший в своём предмете. Каждый из них выразил добровольное согласие мне помочь. Они и я прекрасно понимали, чем рискуем…

Мама не договорила и отвела глаза. Я без слов поняла, что она имела в виду, и стиснула кулаки.

— Чем рискуете? Что ты имеешь в виду? Вам удалось что-то узнать про Маришку?

Мама покачала головой.

— Всё, что мы знаем — то, что её след теряется в Ружанах. Хозяин гостиницы «Лисья нога» вспомнил её, она прилетела к нему поздно вечером и остановилась на ночлег. Всё. На следующий день горничная спохватилась только после полудня, что не может достучаться до неё… Дверь вскрыли, а Маришки там уже не было. Вещи остались, а Маришка…

Белая Сова задохнулась от вновь подступивших к горлу слёз и прижала к глазам пальцы. Я молчала, лихорадочно соображая.

— Я хочу участвовать в поисках! — сумрачно обронила я. Мама вскинулась. По её лицу пробежала болезненная судорога, и она вновь схватила меня за руку.

— Этого-то я и боялась, Агнесса! — воскликнула она. — я так и знала, что ты непременно захочешь сама влезть с головой в расследование, когда сама полностью беззащитна.

Я перехватила её взгляд — скорее всего, нечаянный, — на мою левую руку и молча высвободилась из материной хватки.

— Прости, — почти беззвучно прошептала она. — Я всё забываю, как тебе нелегко это слышать.

Мы обе помолчали, склонив головы.

— Вызвав тебя в Школу, — вновь заговорила мама, — я преследовала одну-единственную цель — быть уверенной, что ты жива, что с тобой ничего не случилось и тебе ничего не угрожает. А тут ещё и несчастье с магистром Жданеком — благодаря ему я поняла, как мне действовать.

— Поэтому ты и велела сдавать ключ панне Криштине? — тихо уточнила я. — Хотела знать обо всех моих передвижениях? Никакого вора не было?

Мама молча кивнула. На её лице блестели, не пересыхая, тонкие нити слёз.

Я тоже не проронила ни слова, придавленная грузом откровений. Всё происходящее вокруг повернулось другим боком. И я не могла сказать, нравился он мне или нет.

Белая Сова отчаянно заглядывала мне в глаза, словно пытаясь уловить какой-то сигнал. Надо было что-то сказать, но язык, как нарочно, одеревенел и прирос к нёбу.

— Пожалуйста, Агнесса, — тихо произнесла мама, — останься здесь. Постарайся не покидать Школу. До тех пор, пока я со всем не разберусь.

Я осторожно разжала кулаки, удивляясь, что раньше не заметила, как сильно их сжимала. Левое плечо кольнуло слабой болью.

— Я останусь, — глухо пробормотала я, — но при одном условии.

Белая Сова слегка нахмурилась, но кивнула, продолжай, мол.

— Никаких больше секретов. О ходе поисков Маришки я буду узнавать всё вместе с тобой.

— Хорошо! — с готовностью сказала мама, но я покачала головой:

— Это ещё не всё. Я не смогу сидеть взаперти, ты прекрасно это понимаешь. Позволь мне хотя бы выбираться в Гнездовицы и Злату Рощу…

На лицо мамы набежала тень.

— Твоя безопасность… — начала она, но я бесцеремонно перебила её:

— Гнездовицы совсем рядом! Пусть меня туда сопровождает кто-то из учителей! А Злата Роща — о, Великая Кахут, мама! У меня там лучшая подруга, тоже Пернатая, между прочим! А ещё мой друг. Они меня точно смогут защитить.

Мама колебалась. Я видела это по её лицу. Внезапно она резко подняла голову и отрывисто спросила:

— Какой ещё друг, Агнесса?

В меня будто полетели ледяные иголки — так холодно звучал её голос.

«Идиотка! — простонала я про себя. — Кто тебя за язык тянул?!»

Представляю себе лицо мамы, когда я расскажу ей об Ине. «Мой друг, мама, заправский вор, срезает кошельки у прохожих и тащит всё, что плохо лежит». Да после этого меня не только в Совятнике запрут, а посадят в железный сундук и закроют в подвале!

Глаза мамы сузились, как два стеклянных лезвия.

Я кашлянула и принялась сочинять, изо всех сил добавляя в голос убедительности:

— Ингвар, мама! Мы с ним познакомились ещё до выпуска. Почти сразу после того, как… как я схватила проклятие. Он сын купца Ольгерда Хромка из Златой Рощи.

— Почему я его никогда не видела? — подозрение в голосе мамы росло и крепло.

— Как ты себе это представляешь? — снисходительно спросила я. — Как я бы приволокла обычного человека в Совятник? Да его же первое защитное заклинание в куски бы разорвало.

Настороженность стала понемногу уходить из маминых глаз, но она продолжала пытливо всматриваться в моё лицо. Тогда я пошла с козырей.

— Если хочешь, спроси у Ринки. Я с ней виделась в Роще как раз в день приезда. Она тебе про Иня тоже расскажет.

При упоминании Ринкиного имени мамино лицо просветлело, но сдавать свои позиции она явно не торопилась.

— Агнешка, — строго сказала она, — за недавнее время ты чуть было серьёзно не пострадала. О каких вообще прогулках вне Школы может идти речь?

Я едва было не закатила глаза, но удержалась. Колючая волна прокатилась по позвоночнику при воспоминании о громаде шкафа, падающего на меня.

О пустых «лицах» стыней, окружающих меня.

Я сердито передёрнула плечами, отгоняя эти малоприятные картины.

— Одна «неприятность», как ты выражаешься, случилась со мной в Совятнике, — вкрадчиво сказала я, — от второй мне помог спастись Стефан.

— Его может не оказаться рядом в нужный момент… — отчаянно гнула свою линию мама, но я чувствовала: её уверенность с каждой секундой слабеет.

— Мама, — проникновенно сказала я и сжала материны руки, глядя прямо ей в глаза, — я буду не одна. Меня защитят, если что. К тому же, у меня хорошо получаются обереги и боевые амулеты — для их изготовления магия особо не нужна. Запасусь ими побольше — и в путь! А до Совятника найму дилижанс.

Белая Сова покачала головой, кусая побелевшие губы. Потом медленно произнесла:

— Похоже, тебя всё равно не удастся удержать, правда?

Я решительно тряхнула волосами:

— Нет.

Мама глубоко вздохнула.

— Хорошо. Но я должна буду знать, когда, куда и с кем ты отправляешься.

— Обязательно, — с готовностью согласилась я, ликуя про себя. Белая Сова не разделила моего энтузиазма. Она смотрела на меня так, словно последнее решение я вытянула из неё раскалёнными клещами.

— Никакой больше лжи, Агнешка, — тихо сказала она.

— Никакой лжи! — откликнулась я, многозначительно глядя на неё.

И тут мама вновь удивила меня.

Она наклонилась вперёд и крепко обняла меня, прижав к себе.

— Я очень рада, что нам удалось поговорить по душам, — прошептала она мне на ухо. — Я очень люблю тебя, Агнешка.

Слёзы сами собой навернулись мне на глаза. Я стиснула её в ответ и тихо пробормотала:

— Я тебя тоже, мама.

***

После разговора с мамой по душам мне стало легче. Будто тяжёлая цепь, сковывающая движения, упала, и я наконец-то смогла расправить крылья. Я с грустью помассировала левую руку. К сожалению, сейчас можно было говорить только о воображаемых крыльях.

Одевшись и позавтракав, я отправилась в библиотеку. Именно там стоял импульс-почтовик, а мне нужно было срочно отправить письмо Ринке, пока мама не успела меня опередить и задать ей кое-какие вопросы.

Библиотека располагалась этажом ниже моей комнаты, в противоположном крыле Совятника. Я быстро зашагала по широкому коридору, направляясь к лестнице, не глядя по сторонам и напряжённо размышляя.

До начала занятий оставалась неделя. Я планировала провести её с пользой как для себя, так и для сестры.

Я не собиралась оставаться в стороне от поисков Маришки.

Пусть в них участвовали Пернатые опытнее меня. Пусть они могли полноценно колдовать. Но я хочу сама оказаться причастной к её розыскам и спасению.

Может быть, тогда нам удастся наконец помириться?

По дороге в библиотеку мне попалось всего несколько студентов. Они вяло поприветствовали меня, явно желая побыстрее разминуться. «Зимний бал удался», — поняла я, скользнув взглядом по их невыспавшимся помятым лицам.

В библиотеке тоже было пустынно. Около входа высился насест на тонкой ножке. На нём дремала, нахохлившись и спрятав клюв в перья, ястребиная сова. При виде неё я слабо улыбнулась: Олена Татрин руководила библиотекой с незапамятных времен. Не удивлюсь, если она даже застала мою маму в пору студенчества.

При звуке моих шагов сова приоткрыла один глаз, безразлично взглянула на меня и вновь погрузилась в сон.

— Dobré ráno, пани Татрин, — шёпотом поприветствовала я её.

Сова ничего не ответила. Стараясь ступать как можно тише, я подошла к столу с почтовиком, стоящим по правую руку от двери. Около него высилась стопка писчей бумаги и лежало самопишущее перо. Покосившись на панну Татрин, я взяла несколько листов и отправилась в читальный зал — сочинять письмо Ринке.

***

«Ahoj!

Помнишь того парня, который нашёл мой кошелёк? Я хотела попросить тебя, чтобы…»

Я остановилась, скептически посмотрела на написанное. Вздохнула, перечеркнула двумя жирными чертами.

Не пойдёт. Подруга может обидеться, что я пишу ей не потому, что соскучилась, а потому что пытаюсь выгадать какой-то свой интерес.

«Ahoj!

Как твои дела? Мы с тобой так мало виделись в последний раз, что даже толком поболтать не успели. Как там твой муж…»

Я опять остановилась. Покусала кончик пера. Из головы напрочь выветрилось не только имя Ринкиного мужа, но и количество её детей. Строчку про мужа вычеркнула. Задумчиво посмотрела на стену библиотеки, украшенную бересклетом, оставшимся после праздника, и написала вместо этого:

«Поздравляю тебя и твою семью с прошедшим Зимним Солнцестоянием! Как отметили?»

Вот, так куда лучше.

Довольная собой, я потянулась и размяла пальцы. Теперь надо ненавязчиво перейти к сути дела…

Со стороны входа донеслось хихиканье. В читальный зал вошли две молоденькие ведьмочки, совсем совята по виду. Первая ступень, не выше. Они обсуждали что-то бурным шёпотом, то и дело заливаясь сдавленным смехом.

Заметив меня, они тут же умолкли и испуганно прошептали:

— Dobré ráno, магистр… э-э…

— Dobré ráno, — сухо откликнулась я, недовольная тем, что меня сбили. — Вы так стремитесь к знаниям, что решили посидеть в библиотеке в каникулы?

Сказала — и сама удивилась тому, как чопорно у меня это прозвучало. А ведь совсем недавно сама такой была!

Девочки переглянулись и опустили глаза.

— Простите, магистр! — пропищала та, что была повыше. На её голове покачивался большой лазурный бант, воткнутый в высокий хвост. — Мы просто посидим тут! Не будем вам мешать!

Я молча кивнула. Девочки юркнули за дальний столик и вновь принялись шушукаться, низко склонившись друг к другу. До меня то и дело стали долетать взрывы приглушённого хохота.

Это отвлекало, но письмо нужно было закончить как можно быстрее.

Подперев голову рукой, я попыталась вновь сосредоточиться на послании. Ничего не выходило. Мысль была упущена безвозвратно.

Пытаясь вновь нащупать нужную интонацию, я принялась покрывать лист обрывочными фразами и отдельными словами. Это быстро надоело, и я просто уставилась в пространство перед собой, бездумно рисуя на бумаге какие-то загогулины.

Мысли вновь обратились к Маришке.

Почему она исчезла? Её перехватили по дороге? Но кто? Я невольно начала вспоминать, в какой стороне от Совятника находятся Ружаны.

Кажется, что на юго-востоке. Маришка в любом случае должна была пролетать Злату Рощу.

«Где расположен Збигровский тракт и кладбище, о котором говорил Инь? — вдруг в ужасе подумала я. — Уж не в той ли стороне?»

Инь точно упоминал, где именно, а я, конечно же, всё позабыла. Нужно где-то раздобыть карту Рощи и её окрестностей! Ну, или попытаться как-то узнать у самого вора.

Очередное хихиканье вернуло меня в реальность.

Я сердито оглянулась на девочек, и они испуганно зажали рты ладонями.

Решено! Сейчас разберусь с письмом и буду искать карту!

Я повернулась к своему столу и замерла. Пока я витала где-то далеко, полностью погрузившись в раздумья, моя рука жила собственной жизнью. С листа бумаги на меня уставился ворон. Я нарисовала его голову во всех подробностях, лишь схематично обозначив тело. Особенно хорошо получился выпуклый блестящий глаз и острый клюв. Казалось, что ещё чуть-чуть, и он вырвется из плена бумаги, чтобы кинуться на меня.

Я сдавленно вскрикнула, но быстро взяла себя в руки. Только лишних вопросов мне не хватало!

Нужно было поскорее уничтожить злополучный рисунок! Почему-то я была уверена, что ворон всё прекрасно видит и понимает, что он…

Наблюдает за мной?

К листу было страшно прикасаться. Больше всего я боялась ощутить под пальцами не приятную гладкость бумаги, а жёсткие вороньи перья. Кое-как переборов страх, я стремительно схватила лист и быстро порвала его на мелкие клочки. Ссыпала их в мусорное ведро под столом и только тогда перевела дух.

Когда я взяла другой лист, руки ещё немного дрожали.

«Прекрати, Агнешка! — строго сказала я себе. — Подумаешь, какой-то рисунок! Тебе же уже не три года, чтобы пугаться всякой ерунды!»

Это-то верно.

Но почему-то меня не оставляло ощущение, что просто рисунком ворон как раз и не был.

========== Глава 11 ==========

Письмо я Ринке дописала и отправила, уже не особо задумываясь о смысле. В висках стучала кровь, а всё внимание было приковано к собственной руке, чтобы та не нарисовала еще чего-нибудь. Возвращаясь в свою комнату, я чувствовала себя странно. Вроде бы, не сделала ничего предосудительного, а ощущение было такое, словно стянула отрез ткани на базаре и теперь улепётываю изо всех сил, пока хозяин не заметил.

Вот чем обернулось общение с Инем.

У дверей комнаты меня поджидал сюрприз в лице Дагмары — студентки-дипломницы пани Криштины.

— Ahojte, панна Мёдвиг, — сухо поприветствовала она меня. — У меня сообщение для вас.

Я почувствовала себя так, словно только что умылась холодной водой.

— Ahojte, — сдержанно отозвалась я. — Что за послание, от кого?

— От госпожи директора, — ни один мускул не дрогнул на лице Дагмары при упоминании имени моей мамы. Ни единого намёка на наше родство в голосе. — Она просит вас зайти к ней в течение получаса. По её словам, для важного разговора.

Совы-сычи! Второй важный разговор с мамой за день. А ведь ещё только утро! Сердце начало трепыхаться где-то в районе пяток. А если моё письмо Ринке перехвачено, и мне предстоит выслушать лекцию о вреде общения со всякими подозрительными личностями вроде Иня?

— Что за разговор? — бесстрастно поинтересовалась я, стараясь не выдать своего волнения. Дагмара пожала плечами:

— Не имею понятия. Но советую поторопиться, не нужно заставлять госпожу директора ждать.

«Чего? — её тон неприятно удивил меня, — я не ослышалась? Этот нахальный совёнок мне ещё и указывает?»

Дагмара спокойно смотрела на меня. Её лицо ничего не выражало, но в глубине глаз мне померещилась неприязнь.

— Я учту это. Благодарю за новость, панна, — с достоинством ответила я. — Если это всё, то позвольте откланяться. Мне нужно привести себя в порядок.

Дагмара молча кивнула и удалилась. Я смотрела ей вслед, пока она не скрылась на лестнице.

Надо будет при случае разузнать у пани Криштины побольше об её дипломнице.

***

Я постучала и, дождавшись степенного маминого «Войдите», зашла в кабинет.

Белая Сова сидела, чуть склонив голову и перебирая какие-то бумаги. Она вновь выглядела безупречно: идеальная причёска, безукоризненно отглаженное платье, агатовая камея у горла.

— Ты что-то хотела, ма… — я осеклась. Из кресла, что стояло напротив директорского стола, поднялся Стефан и сдержанно кивнул мне.

— Ahojte, пан Штайн, — с лёгким неудовольствием отозвалась я и перевела взгляд на маму. — Вы что-то хотели от меня, госпожа директор?

Мама подняла глаза, чуть улыбнулась мне и показала на пустующее кресло рядом со Стефаном.

— Присаживайся, Агнесса. Я хочу обсудить с тобой пару вопросов.

Слегка недоумевая, я присела на краешек кресла. Незаметно выпрямилась и попыталась принять такую же позу, как и мама. Спина тут же заныла.

— Я слушаю.

— Согласно учебному плану, на каникулах предусмотрено проведение нескольких факультативов, — размеренно заговорила мама. — В частности, практикум по работе со стихиями и ещё один — по астрономии, в нашей обсерватории. Его ведёт магистр Гризер. Понимаешь, к чему я клоню?

— Нет, — честно призналась я. — Намекаешь, что мне тоже не мешает попрактиковаться? Но в случае боевой магии это бессмысленно, максимум, на что хватит моих способностей — распылить комара.

Мама покачала головой:

— Ты почти угадала. Я хочу… нет, я предлагаю тебе принять участие в практикуме по астрономии со стороны наблюдающего преподавателя.

Я непонимающе уставилась на неё, потом на всякий случай оглянулась на Штайна. Его лицо ничего не выражало.

— И что это значит?

— Твоей задачей будет помощь в поддержании дисциплины, — тут я нервно хихикнула, — и другая помощь пани Гризер в проведении практикума. Ничего сложного.

— Что-то я не припомню никаких практикумов, когда училась сама, — проворчала я. Мама вздёрнула тонкие брови.

— Это потому что ты на них и не ходила. Тебе не требовалось, это специальные часы для занятий с отстающими.

Я гордо выпрямилась и бросила торжествующий взгляд на Стефана. А ведь он совсем недавно сомневался в моих успехах во время учёбы!

— Как бы то ни было, — продолжала мама, — у тебя также будет возможность продемонстрировать во время занятия какие-нибудь особенные свойства самоцветов ночью. Мне кажется, таковые должны быть.

Я кивнула:

— Ну, да, лунный камень, например…

И осеклась. Мама вопросительно взглянула на меня:

— Что такое?

— А ты не боишься отправлять меня одну на практикум? Да ещё и ночью? — медленно произнесла я.

— Не вижу в этом ничего опасного, — пожала плечами мама. — Там также будет магистр Збижнев, да и пани Гризер — тоже не последняя из Пернатых. Не волнуйся, там будет, кому тебя защитить.

— Да, но есть одна проблема, — не самые приятные мысли заставляли меня кусать губы. — У меня есть кое-какие соображения по поводу недавних событий.

И без обиняков выложила всё, что надумала в библиотеке. Мама нахмурилась и переглянулась со Штефаном. Чуть кивнула ему.

— Пани Мёдвиг, — Штайн впервые подал голос с того момента, как я вошла в комнату, — не думайте, что сделали какое-то невероятное открытие. Мы с панной Мёдвиг пришли к этой гипотезе ещё раньше.

Я почувствовала себя так, словно получила болезненный щелчок по носу, но сдаваться не хотела.

— Что, если среди тех, кто явится на практикум, окажется тот, кто хочет мне зла? Ночью темно, а пани Криштина может и не спохватиться в нужный момент.

Я говорила и будто слышала себя со стороны. И услышанное мне ужасно не нравилось. Голос дрожал, а последняя фраза и вовсе прозвучала как-то жалостливо. Совы-сычи, я что, трусиха?! Да никогда в жизни! Я просто волнуюсь о своей безопасности!

Где-то вдалеке раздалось глухое рокочущее карканье. Я вздрогнула всем телом и в панике огляделась. Что это? Почудилось, или же мама со Стефаном тоже его слышали?

Белая Сова перегнулась через стол и успокаивающе положила руку мне на плечо. Я прикрыла глаза, почувствовав, как страх нехотя отступает.

— Агнешка, — ровным тоном, который в её случае мог бы вполне сойти за ласковый, произнесла она, — это ещё одна вещь, которую я бы хотела с тобой обсудить.

Голос мамы звучал успокаивающе, но внутри меня всё напряглось, будто превратившись в натянутую струну.

— Я слушаю, — облизнув пересохшие губы, выдавила я.

— Я понимаю и разделяю твои опасения, — мама не сводила с меня пристального взгляда и будто бы дирижировала мной глазами, — но я также признаю твою правоту. Я не могу оберегать тебя круглосуточно. Ты уже взрослая и сможешь позаботиться о своей безопасности самостоятельно.

Я издала нервный смешок:

— Ну, да. Набью полные карманы самоцветов. Закидаю ими своего недруга, если что. Помнится, на физкультуре мою меткость хвалили.

Сердце гулко бухало, а голова слегка кружилась. Меня раздирали противоречия. С одной стороны, я уже осознала, что всё произошедшее со мной за последнее время — не шутки. С другой — не хотелось очутиться в запертой клетке, в которую мама так легко сможет превратить Совятник, дай только волю.

— Агнешка, — серьёзно сказала мама, и я вернулась в реальность, — я недаром попросила пана Штайна поприсутствовать на нашем разговоре.

Стефан коротко кивнул мне, будто мы увиделись впервые за день.

— Пан Штайн, — продолжала мама, — готов показать тебе кое-какие приёмы, которые помогут тебе защититься и практически не потребуют затрат магической энергии.

Я нахмурилась:

— Пан Штайн, вы будете учить меня драться на рапирах, что ли? Сразу хочу предупредить…

Стефан сделал упреждающий жест рукой:

— Нет, панна Мёдвиг. Оружие вам не потребуется. Вашим оружием станет… впрочем, я вам всё объясню.

Я недоверчиво посмотрела на него, но любопытство уже запустило свои лапы в сердце.

— Что скажешь, Агнесса? — нетерпеливо спросила мама.

Я тянула с ответом. С каждой секундой желание поскорее узнать о чудо-приёмах Штайна разгоралось сильнее и сильнее. Но вместе с ним крепло и недоверие: что же это, столько лет ни мне, ни сильным столичным колдунам не удавалось преодолеть проклятие, как тут является Штайн и предлагает выход? Всё складывалось слишком гладко. И это настораживало.

Стефан вздёрнул брови и демонстративно вытащил из-за пазухи серебряные часы. Взглянул на них и щёлкнул крышкой.

— Ладно, согласна, — пробормотала я. — В конце концов, хуже уже вряд ли будет. Что нужно делать?

— Буду ждать вас в своём кабинете через два часа, — спокойно ответил Стефан и встал. — Прихватите с собой несколько ваших амулетов и самоцветов. Вам они понадобятся.

***

Я скрутила пучок на голове, перетянула лентой. В зеркале отразилось что-то, очень напоминающее неприличный жест, каким отгоняют зловредных мелких йорму, пакостничающих в доме и портящих молоко.

Сердито вздохнув, я рывком выдрала ленту из волос и пригладила волосы щёткой.

Анфилий с ними, пойду с распущенными!

И чего это я так прихорашиваюсь перед походом к Стефану? Понравиться ему хочу, что ли?

Я фыркнула: настолько нелепым мне показалось это предположение. Перед глазами немедленно замаячило ехидное лицо Иня.

Вот ещё!

Отряхнула юбку, смахнула пыль с туфель. Накинула на плечи пуховой платок: как-никак, в Совятнике было прохладно. За дверью загудели часы и принялись мерно отбивать время.

— Пора, — пробормотала я, и в унисон с моими словами раздался протяжный скрип двери.

Вздрогнув от неожиданности, я подбежала к краю верхнего уровня своей комнаты и с замиранием сердца глянула вниз. Неужели магистр Жданек опять решил навестить меня?

Около двери сидела поджарая кошка и методично вылизывала лапу. Мы встретились глазами одновременно, и в её взгляде я прочитала бесконечное презрение.

— Ahoj, Магда, — без особой радости поприветствовала я её. — Где пропадала?

Кошка ничего не ответила. Она поднялась на лапы и, со вкусом потянувшись и зевнув, шмыгнула за шкаф.

— Я тоже рада тебя видеть, — вздохнула я и поспешила вниз.

***

Кабинет для занятий по боевой магии всегда напоминал мне оранжерею. Главным образом, из-за стеклянного потолка, раскинувшегося над просторным залом. В бытность мою студенткой он весь был увешан памятками с самыми распространёнными боевыми плетениями, которые снимались только на время проведения экзаменов. Магистр Вирна, тогдашний преподаватель, считала, что постоянное присутствие перед глазами — лучший способ для запоминания.

Теперь же все памятки со стен исчезли, оставив после себя тёмные прямоугольники. Кабинет от этого приобрёл слегка аскетичный вид. Неизменным осталось только расположение парт — по стенам, обрамляя пустое пространство для тренировок посередине.

Я замешкалась на пороге, с любопытством разглядывая помещение. Потом поняла, что Стефана нигде не видно, и громко позвала:

— Магистр Штайн, я пришла!

— Ваша пунктуальность на сей раз похвальна, — раздался позади меня голос Стефана. Я обернулась и увидела его с парой книг в руках.

— Провёл в библиотеке больше времени, чем рассчитывал, — сказал он и простёр свободную руку вперёд. — Заходите, прошу.

— Не боитесь оставлять кабинет незапертым? — хмыкнула я, шагнув внутрь. Штайн последовал за мной и плотно закрыл дверь. — Студенты — народ любопытный, а им сейчас делать всё равно особо нечего.

Стефан не улыбнулся. Его лицо так и осталось непроницаемым. Он пересёк помещение и положил книги на преподавательский стол.

— Студенты, — тягуче проговорил он, повернувшись ко мне, — знают, что случается с теми, кто пытается без разрешения дотронуться до того, что принадлежит мне.

Это было сказано совершенно обыденным тоном, но по спине у меня юркнули мурашки.

Стефан снял преподавательский камзол, оставшись в тёмно-синей рубахе с расшитым серебром воротом. Закатал рукава по локоть и указал мне на центр аудитории.

— Встаньте туда, Агнесса, и приступим к занятию. Я не люблю тратить время зря.

Отчего-то робея, я выполнила его указание и прошла на середину. Замерла, теребя мешочек с самоцветами в кармане юбки. Я настолько привыкла воспринимать Стефана как своего коллегу, что чувствовала себя не в своей тарелке, оказавшись на месте его студентки.

Штайн встал напротив. Нас разделяло шагов пять, не более.

— Итак, панна Мёдвиг, — менторским тоном начал он, — напомните, пожалуйста, откуда Пернатые черпают энергию для создания магических плетений?

Я хотела возмутиться. Ну, что за глупый детский вопрос! Даже неоперившийся совёнок знает, что…

— Энергия звёзд, — важно сказала я, погружаясь в роль прилежной ученицы. — Иногда мы называем её Сиянием. Она…

Штайн сделал знак рукой, мол, достаточно, и задал следующий вопрос:

— Верно. Древние ещё называли её «аури», впрочем, это слово вряд ли вам что-нибудь скажет. Откуда ещё можно черпать энергию?

Вопрос будто бы содержал в себе подвох, но я быстро сориентировалась:

— Энергия жизни и смерти. Её излучают все живые и мёртвые существа. Используется в некромантии.

Перед глазами мелькнул острый чёрный клюв. В затылок вонзилась тонкая игла боли, а увечная рука заныла. Я поморщилась, тряхнула волосами и вдруг неожиданно для самой себя спросила:

— Пан Штайн, что вы знаете о Воронах?

Стефан нахмурился:

— Разве это относится к делу, панна Мёдвиг?

Я склонила голову набок и невинно улыбнулась:

— Просто стало интересно. Ведь именно они пользовались энергией жизни и смерти, верно?

Штайн сложил руки на груди и, чуть прищурившись, протянул:

— Вы правы. Но я совершенно не понимаю, почему они вас так заинтересовали. Воронов уже давно нет!

— Как давно? — продолжала настаивать я. В районе солнечного сплетения запульсировал горячий комок; я почуяла, что незримая тонкая нить тянется от Воронов к кладбищу за Збигровским трактом, а оттуда, возможно, и к тайне исчезновения сестры.

Совершенно безумное предположение, но интуиция меня ещё никогда не обманывала.

Штайн недовольно вздохнул. Мои расспросы явно действовали ему на нервы.

— Год назад был казнён последний Ворон, — сухо сказал он. — Возможно, вы слышали об этом. Им оказался Тристан Лаэртский, капитан одного из лучших королевских дредноутов. Ужасная потеря для воздушного флота. Неужели не слышали?

Я нахмурилась, вспоминая, и покачала головой. В Кёльине я, хоть и чувствовала себя оторванной от остального мира, не особо стремилась узнавать последние новости. Имя Тристана было смутно знакомо, но я могла просто выцепить его из какой-нибудь досужей болтовни.

Штайн молча смотрел на меня. Я вспомнила о том, что он говорил о времени, и решила временно покончить с темой Воронов:

— Так что вы там говорили про виды энергий?

***

— Вытяните здоровую руку, Агнесса, — скомандовал Штайн, — и попробуйте начертить какое-нибудь плетение. Хотя бы однорунное, самое простое.

— По-моему, мы уже успели убедиться, что занятие это зряшное, — пробормотала я, но подчинилась.

Результат оказался предсказуем. Плетение «светлячка» беспомощно мигнуло и погасло прямо над моей ладонью, а под кожей разлилась тягучая ноющая боль.

— Совы-сычи, — прошипела я, массируя предплечье. Стефан не спешил приходить на помощь; он лишь кивнул, как мне показалось, с удовлетворением. Словно этого и ждал.

— Так я и думал. Вы позволите?

Он взял мою левую руку, аккуратно размотал чёрную повязку. Отдал мне её и перевернул мою кисть ладонью вверх. Провёл большим пальцем по ней, будто вырисовывая невидимый узор, потом проделал то же самое с тыльной стороной кисти. Руки у Стефана были сухими и тёплыми. Меня отчего-то бросило в жар, и сердце словно забилось быстрее. Испугавшись, что магистр сейчас это услышит, я едва не вырвала ладонь из его пальцев.

— Проклятие в вашей руке, Агнесса, блокирует вашу способность впитывать Сияние, — тем временем пояснил он и отпустил меня. Я тут же принялась торопливо заматывать кисть. — Но для самообороны вам понадобится энергия.

— Логично, — горько усмехнулась я. Боль утихала, уступая место слабому разочарованию: в какой-то момент у меня мелькнула надежда, что Штайн сможет снять это анфильево проклятие.

Стефан не обратил внимания на мой тон и продолжил:

— Не так давно я обнаружил, что существует ещё один источник энергии. Пусть и не такой мощной, но, возможно, именно это вам и поможет. Вы принесли самоцветы?

Я уже и думать о них забыла. Поспешно кивнув, достала из кармана мешочек и протянула Штайну. Он вытащил один из камней — кажется, лазурит — и поднял повыше, демонстрируя мне.

— В неживых предметах также содержится энергия. Я хочу, чтобы вы попробовали впитать её и научиться использовать её для плетений, если это получится.

Я нахмурилась. Предположение Стефана показалось мне не лишенным смысла, но звучало слишком маловероятно, чтобы оказаться реальным.

— И что, сработает? — недоверчиво протянула я.

— Гарантий нет никаких, — сдержанно отозвался Штайн. — Но ведь и у вас особого выбора тоже нет, верно?

Я смешалась, на секунду почувствовав себя загнанной в ловушку. Но Стефан был прав: проклятие или нет, я бы всё отдала за возможность вновь обрести способность колдовать.

— Что нужно делать? — решительно спросила я.

***

Я стояла, чуть выставив одну ногу вперёд и перенеся на неё вес. В левой руке я держала самоцвет, наугад вытащенный из мешочка, а правую вытянула вперёд. Стефан стоял рядом, в точности копируя мою позу.

— Закройте глаза, Агнесса, — скомандовал он. Я подчинилась. — Почувствуйте камень в руке. Увидьте его внутренним взором.

С внутренним взором у меня никогда проблем не было. Порой я даже видела больше, чем нужно: спасибо богатому воображению.

Я в подробностях представила змеевик, который держала.

— Готово.

— Теперь представьте, что вместо камня вы держите сгусток энергии, — голос Стефана тёк размеренно, обволакивая мои мысли. — Она греет вашу ладонь, похожая на небольшую звезду.

Видение змеевика вздрогнуло и стало медленно таять. Сначала оно потускнело, а потом начало расплываться, растворяясь в нежно-жёлтом мерцании, исходящем откуда-то изнутри камня.

Я осторожно выдохнула, боясь потерять концентрацию. Неужели получается?

— Кажется, готово, — осипшим от волнения голосом проговорила я.

— Теперь попробуйте впитать в ладонь эту энергию, — сказал Штайн. — Не торопитесь. Представьте, что вы впитываете Сияние, но сконцентрируйтесь на ощущении камня.

Я зажмурилась ещё крепче. Камень пульсировал перед глазами, и я отчётливо почувствовала, как он медленно нагревается в руке, будто живой.

Мерцание камня стало ярче. Тепло, исходящее от него, стало понемногу передаваться руке, и я вовсе позабыла, как дышать.

Ярче. Ярче. Ещё ярче!

— Кажется, получается, — не веря самой себе, прошептала я.

— Попробуйте вновь создать «светлячка», — тихо посоветовал Штайн, — но только тогда, когда почувствуете, что полностью готовы.

В левой руке закололо, словно я опустила её в банку с битым стеклом. Это ощущение быстро сменилось мягким теплом. Оно текло от правой руки, успокаивая боль и даря умиротворение.

Это была энергия — та самая, о которой говорил Штайн.

Ощущение готовности пришло само. Я дёрнула пальцем, в одно движение изобразив в воздухе необходимую для создания «светлячка» руну.

Как только я завершила плетение, то почувствовала, как ток энергии ускорился. На долю секунды я почувствовала себя полой трубкой, сквозь которую течет вода. Она быстро покидала меня, перетекая в «светлячка», но не оставляя после себя уже ставшей такой привычной боль. На мгновение течение энергии ускорилось настолько, что я испугалась, что попросту не смогу сдержать ее. Но это ощущение исчезло так же быстро, как и возникло.

Сквозь закрытые веки я увидела яркую вспышку.

— Откройте глаза, Агнесса, — тихо сказал Штайн.

Я подчинилась и, не веря своим глазам, уставилась на собственную руку.

Над ней висел, подрагивая в воздухе, голубовато-белый шарик, испускающий во все стороны мерцающие лучи. Я пошевелила пальцами, потом осторожно сжала их в кулак. Шарик, печально мигнув мне на прощание, погас.

— Совы-сычи, — потрясённо прошептала я, не веря своим глазам. — У меня… получилось?

— Вы молодец, Агнесса, — сдержанно произнёс Штайн, но я нутром почувствовала, что и он тоже изумлён. — Если будете тренироваться, уверен, сможете создавать и более сложные плетения. Не обещаю, что станете полноценно колдовать, но…

Я не дослушала. Невероятное ощущение счастья захлестнуло меня. Потеряв голову от радости, я подпрыгнула и кинулась на шею Стефану; крепко стиснула его, крича:

— Получилось, получилось, получилось! А я не верила, ведь совсем не верила! Спасибо, магистр Штайн!

Стефан как-то неопределённо хмыкнул и решительно отстранил меня. Я отступила на шаг, поймала его взгляд, полный изумления. Только тогда до меня дошло, что я, кажется, перегнула палку.

— Извините, — запинаясь, пробормотала я, чувствуя, как щёки вновь заливаются предательским жаром. — Сама не знаю, что на меня нашло.

Штайн промолчал. Повисшая между нами пауза показалась мне невыносимой; судорожно придумывая, что сказать, я разжала правую руку и поднесла к глазам змеевик. Он ничуть не изменился с того момента, как я позаимствовала у него энергию. Всё тот же мшисто-зелёный цвет, всё те жеразводы, похожие на след, что оставляет после себя набегающая на песок волна.

Сердце гулко стукнуло о рёбра.

Перед глазами поплыли ярко-голубые круги, причудливо извивающиеся и перетекающие друг в друга. К горлу подкатила тошнота.

— Что-то мне нехорошо, — только и смогла выговорить я, как пол аудитории исчез из-под ног, и всё затопила невероятная боль, хлынувшая из увечной руки.

========== Глава 12 ==========

Комментарий к Глава 12

Образы навеяны песнями “Голубая трава” (гр. “Мельница”) и “Scaretale” (гр. “Nightwish”)

Боль схлынула так же внезапно, как и возникла. Я даже не уловила, в какой именно момент это произошло: вот я корчусь на полу, а вот уже лежу ровно и дышу полной грудью, которую почему-то не сдавливает огненный обруч.

Секундочку. Или не на полу?

Я протёрла глаза дрожащей рукой и медленно, боясь возвращения боли, повернула голову сначала вправо, потом влево.

Каким-то образом я переместилась на парту, точнее, на две парты, сдвинутые впритык друг к другу так, чтобы одна как бы являлась продолжением другой. Не могу сказать, что лежать на них было удобно, но сейчас мне было совершенно не до своих ощущений.

Потом я увидела Штайна. Сначала его образ был туманным, будто подёрнутым дымкой, но потом сквозь неё стали проявляться всё более и более отчётливые очертания, складываясь во что-то знакомое и привычное.

Стефан стоял, наклонившись надо мной и, вытянув руки, делал ими медленные и плавные движения вдоль моего тела, словно разглаживая смятую ткань. Эти движения тоже показались мне знакомыми. Я напрягла память, но ничего определённого вытащить из неё не сумела. Мешала неизвестно откуда взявшаяся стойкая уверенность, что любое усилие, даже ментальное, непременно заставит боль вернуться. Конечно же, я не придумала ничего лучше, чем глупо пошутить.

– Вы мух отгоняете, что ли, пан Штайн? – слабым голосом пробормотала я. В горле царапало, будто я попыталась одним махом проглотить горсть мелких камней. – Очень мило с вашей стороны.

Стефан не прекратил свои пасы, только покосился на меня и спокойно ответил:

– Как вы себя чувствуете, панна Мёдвиг? Вам лучше?

Я честно прислушалась к собственным ощущениям. Боязливо пошевелила руками: сначала здоровой, потом с огромной осторожностью – увечной. Боли не было, лишь напряжённое её ожидание.

– Лучше, – удивлённо пробормотала я. – Ваша заслуга?

Штайн помедлил с ответом. Он ещё пару раз погладил воздух над моей головой, потом скрестил ладони, резко взмахнул ими, будто и в самом деле отгоняя что-то, и только потом пояснил:

– Я применил ускоренное плетение Поиска и двойную формулу Катона, чтобы определить, что с вами случилось, помочь вам прийти в себя и почувствовать себя лучше. Сможете подняться?

– Попробую, – осторожно ответила я, несколько пристыжённая. Формула Катона! Конечно же! Вот почему движения Штайна показались мне такими знакомыми: эта формула была одним из моих любимых заклинаний из всего курса лечебной магии. Она хорошо запоминалась и достаточно легко воспроизводилась. Как же я могла забыть?

Стефан протянул руку. Я с благодарностью ухватилась за неё и села. Глубоко вздохнула и принялась массировать виски: после всего произошедшего в них поселилась неприятная пульсация, похожая на перестукивание крохотных молоточков. Передо мной возник стакан с водой. Я поблагодарила Стефана молчаливым кивком и поднесла ко рту. Пить не хотелось совершенно, но я заставила себя сделать пару глотков. На втором вода чуть не попросилась обратно, но я волевым усилием подавила приступ дурноты и вернула стакан Штайну. Он принял его, продолжая пристально разглядывать меня.

– Что такое, магистр Штайн? – слабо усмехнулась я, чувствуя непреодолимое желание разрядить обстановку. – У меня на лбу появилась какая-то надпись?

– Что вы почувствовали перед тем, как упасть? – ровным тоном спросил он, оставив мой вопрос без ответа. Я поколебалась, но всё же выложила ему всё, что было, не преминув похвалить за потрясающую методику извлечения Сияния из неживых предметов.

– Значит, боль появилась именно тогда, когда вы попытались наколдовать «светлячка»? – уточнил Стефан, полностью проигнорировав мою лесть. Я тут же напряглась, почувствовав, что сболтнула лишнего, да и вообще зря стала распространяться на эту тему.

– Верно… но до этого момента всё было просто чудесно.

Штайн кивнул пару раз, словно подтверждая какие-то свои мысли. Я занервничала, чувствуя, что вновь обретённая способность колдовать уплывает из рук. Ожесточённо запротестовала:

– Послушайте, ведь эти вещи могут быть совершенно не связаны! Вдруг это произошло по какой-то другой причине?

– Всё может быть, – холодно ответил Стефан. – Только я не хочу больше рисковать и подвергать вас опасности. Никто так до конца и не понял, что за проклятие лежит на вас и как оно взаимодействует с методикой получения магической энергии по моему методу.

Это прозвучало как приговор.

– Так установите взаимосвязь, – в отчаянии взмолилась я. – Проведите ещё пару экспериментов, я согласна! Уверена, ничего страшного не произойдёт, а я готова потерпеть!

Я чувствовала себя как совёнок, только-только научившийся летать и тут же сломавший оба крыла.

– Прошу вас, пан Штайн!

– Агнесса! – голос Стефана возвысился и загремел под потолком. Я вздрогнула и невольно посмотрела наверх, ожидая, что на меня сейчас посыплется штукатурка. – Агнесса, вам сколько лет? Почему вы упорно ведёте себя, как капризный ребёнок, который клянчит игрушку и не понимает, что не получит её, потому что нарочно разбил все предыдущие? И ведь это далеко не первый раз! Почему все вокруг беспокоятся о вас больше, чем вы сами о себе, а вы продолжаете упорно нарываться на неприятности?

Я вспыхнула. Отповедь Стефана больно хлестнула по щекам, и они залились жгучим румянцем. Самым обидным было смутное осознание того, что Штайн прав, но признаваться в этом ни себе, ни ему отчаянно не хотелось.

– Вы ничего обо мне не знаете, – срывающимся от ярости голосом сказала я. Стефан вздёрнул брови.

– А мне и не надо ничего знать, панна Мёдвиг. По вам и вашим поступкам всё читается, как по раскрытой книге.

Он замолчал. От смеси стыда и ярости я кусала губы, гневно уставившись на свои колени. Левая рука опять начала побаливать, и я неосознанно обхватила её правой.

– Формула Катона, даже двойная, долго не продержится, – проговорил Стефан, и голос его вновь прозвучал ровно. – Вам нужно в больничное крыло. Сможете встать? Я провожу вас.

Я не стала поднимать на него глаз, только неуклюже спустила ноги со столешницы и попыталась спрыгнуть. Получилось не очень: ноги были какими-то ватными и словно чужими. Меня повело, я пошатнулась, и Стефан молниеносно подхватил меня под колени, не дав упасть и подняв над полом.

- Совы-сычи, - прошипела я, не зная, куда деть глаза от ужасного смущения. На руках меня никогда ещё не таскали, и я даже не могла разобраться, о чём думать в первую очередь: о свих ощущениях или о том, что будет, если я окажусь слишком тяжёлой, Стефан не удержит меня, мы оба навернёмся и рухнем на пол.

– Совы-сычи! – повторила я и изумлённо уставилась на Штайна, услышав от него эхо собственного ругательства.

Стефан смотрел на мою левую руку, рукав на которой задрался, обнажив её по локоть. Под кожей ручьём разлился новый приступ боли, а на поверхности ярко синели странные разводы, похожие на плети дикого плюща.

Я осторожно подняла её выше и принялась разглядывать, держа и поворачивая перед лицом, как диковинную вазу. Рука казалась чужой, будто бы отделённой от тела и парящей в воздухе. Боль не усиливалась, она даже будто бы утихла, но я понимала, что, скорее всего, я уже с ней попросту свыклась.

– Это давно появилось, панна Мёдвиг? – спросил Стефан, и, клянусь, я различила в его голосе нотки беспокойства.

Я опустила руку – аккуратно, стараясь не делать резких движений – и одёрнула рукав. Ткань неприятно скользнула по коже, и я поневоле подумала о лягушке, однажды прыгнувшей мне на ладонь. Пожала плечами:

– Совсем недавно этого не было. Понятия не имею, откуда взялось.

Сказала – и сама поразилась тому, как отстранённо это прозвучало. Словно рука принадлежала не мне, а кому-то, кого я и знать не знала. Штайн нахмурился и молча зашагал к выходу, без особых усилий неся меня над полом. Я нервно теребила рукав, а перед глазами плыла картинка: раненого солдата товарищ вытаскивает с поля боя, а по пятам наступают мертвяки. Видение было таким отчётливым, что я едва не заглянула через плечо Штайна, чтобы проверить.

Великая Кахут, на секунду подумалось мне, я бы нисколечко не удивилась, увидев мертвяка в тени под одной из парт.

***

За пять лет, что прошли с момента нашего с Маришкой визита на могилу злосчастного Янжека Гризара, я постепенно свыклась с проклятием. Просто перестала его замечать, как не замечают, например, шрам от ожога, и не тянутся до него дотронуться. Отсутствие способности колдовать из кошмара превратилось в досадную помеху, с которой я тоже научилась жить. В конце концов, получались же у меня самые простые плетения, которые и новорожденному совёнку под силу. И амулеты удавалось заряжать, а чего ещё нужно?

Но сейчас меня захлестнула новая волна эмоций. Ярость – я была на волосок от того, чтобы вновь начать колдовать, вновь ощутить серебристый ток магической энергии по жилам, почувствовать себя полноценной ведьмой, дочерью Кахут… и эту возможность грубо вырвали из рук, силком вернув в постылую реальность.

Однако гораздо сильнее ярости был страх. Одно дело – скользить привычным взглядом по руке, машинально поправлять повязку, зная, что она скрывает всё то же самое, что и вчера, и год назад. И совсем другое – увидеть, что с твоим собственным телом творится что-то неладное и это что-то заставляет тебя корчиться от боли, проклиная всё на свете и себя – в первую очередь.

И самое главное – ты не имеешь ни малейшего понятия, что это такое и чем закончится.

От одних этих мыслей мне становилось дурно, и я принималась уговаривать себя, что всё не так уж плохо, как кажется, что это происходит только в моей голове. Ничего не помогало, а встревоженные взгляды, которые Стефан бросал на меня, пока нёс до больничного крыла, только подливали масла в огонь.

У дверей владений пани Лютрин я нарушила молчание и попросила, стараясь говорить таким твёрдым голосом, на который только была способна:

– Позовите мою маму. Думаю, она должна быть в курсе того, что произошло.

Стефан ответил не сразу. Он посмотрел на меня, чуть прищурившись, будто пытаясь понять, шучу я или говорю серьёзно. Потом проговорил:

– Я и сам хотел это вам предложить, панна Мёдвиг, но вы меня опередили.

И замолчал. Но в его молчании я отчётливо почувствовала, что сказать он хотел совсем не это.

Штайн осторожно опустил меня на пол, обхватил за плечи, поддерживая, и вытянул другую руку, чтобы двумя небрежными движениями сплести в воздухе руну вызова. Сгрёб светящиеся линии в кулак, поднёс ко рту и, шепнув несколько слов, разжал ладонь. Руна рассыпалась золотистыми искрами, которые немедленно растворились в воздухе.

Я молчала, стараясь ничем не показывать, как мне было обидно наблюдать за его действиями. Обидно от того, что пару часов назад я всерьёз поверила, что совсем скоро тоже смогу вот так запросто колдовать.

Не глядя на меня, Стефан поднял руку и постучал в дверь больничного крыла. Послышались шаги, и она распахнулась, явив нам пани Лютрин.

– Ох, Агнесса, детка, что же случилось? – были её первые слова при виде нас.

***

– Как вы думаете, пан Штайн, пани Лютрин, что это такое? – тревожно спросила мама. Она примчалась чуть ли не через минуту после того, как Стефан отправил своё послание, и теперь сидела на кушетке рядом, обнимая меня. От одного её присутствия мне стало гораздо лучше. Страх, жгущий внутренности ледяным огнём, отступил, и даже зашевелилась робкая надежда на то, что всё образуется.

Сарка Лютрин и Стефан переглянулись. Целительница держала мою увечную руку с закатанным до локтя рукавом и пристально разглядывала зловещие синие узоры.

– Пока сложно сказать, – тихо ответила она. – Без полного осмотра поставить диагноз я не смогу, а поверхностным гаданием заниматься не хочется.

Она внимательно посмотрела на меня и сказала чуть извиняющимся тоном:

– Агнесса, можно попросить тебя снять верхнюю часть платья? Мне нужно увидеть твою руку полностью. Кроме того, я хотела бы взглянуть на твою спину.

Отметив про себя, как быстро онв отбросила по-домашнему ласковый тон при появлении Белой Совы, я не сразу уловила смысл её просьбы и, спохватившись, стала молча расстёгивать воротник платья. Краем глаза я заметила, как Штайн отвернулся, и мысленно поблагодарила его за тактичность.

Пальцы левой руки дрожали и плохо слушались, поэтому пуговицы, как живые, ныряли между ними.

– Совы-сычи, – досадливо прошипела я под нос.

Вместо того, чтобы сделать негодующее замечание, мама ободряюще потрепала меня по плечу и тихо предложила:

– Тебе нужна помощь, Агнешка?

– Справлюсь, – хмуро ответила я.

Наконец последняя пуговица была освобождена от петли. Я быстро выпростала руки из рукавов и стянула верхнюю часть платья до пояса, оставшись в белом хлопковом лифе. По голым плечам тут же пробежал холодок, я поёжилась и жалобно попросила:

– Пани Лютрин, у вас не будет, случайно…

– Да, конечно! – вскинулась целительница, метнулась к шкафу и достала что-то оттуда. Протянула мне.

Она протягивала мне видавшую виды простыню с заплаткой посередине. Я тут же завернулась в неё. Мама осуждающе посмотрела на пани Лютрин, а та развела руками и с плохо скрываемым вызовом сказала:

– Уж извините, у нас не особо хватает злотых на новое постельное бельё. Я ставила этот вопрос на Летнем Совете, если помните, пани директор..

– Не будем сейчас об этом, – повелительно оборвала её Белая Сова. Я молчала, кутаясь в простыню и разглядывая собственные колени. В голове билась непрошеная мысль: «Надеюсь, на этой простынке никто не помер?»

И почему в последнее время я так упорно думаю о смерти и мертвяках?

– Руку, Агнесса, – попросила пани Лютрин. Я выпростала руку из-под простыни и протянула ей, изо всех сил стараясь не смотреть на синие разводы. Бесполезно – они упорно притягивали взгляд, как уродец в бродячем цирке.

Целительница покачала головой и зацокала языком:

– Всё выглядит хуже, чем я думала. Взгляните, пан Штайн.

Стефан повернулся, уставился на разводы и нахмурился. Сердце у меня упало. Остатки надежды на то, что всё обойдётся и окажется незначительным пустяком, стремительно таяли, как шоколад на жаре.

– Мне уже пора ползти на кладбище, или всё-таки можно повременить? – ляпнула я, чувствуя, как голос зазвенел от отчаянного веселья.

Мама судорожно стиснула моё плечо. Сарка Лютрин то ли всхлипнула, то ли прерывисто вздохнула, а Стефан холодно ответил:

– Вам – повернуться спиной, Агнесса.

И, подняв на меня тяжёлый взгляд чёрных глаз, добавил:

– И постараться хоть какое-то время держать язык за зубами. Смерть не понимает шуток.

***

Я так и не поняла, в какой момент отключилась от реальности. Просто мне вдруг стало совершенно безразлично; вокруг всё заволокло сизым туманом, и даже голоса мамы, пани Лютрин и Стефана, стоящих позади, поутихли и превратились в невнятное бормотание. Сквозь него изредка прорывались отдельные фразы.

– Что бы это могло быть…

– …встречали раньше такое? Я слышала…

– Это похоже на… впрочем, нет, различия всё же существенные…

«Забавно, – холодно подумала я, – почему-то всем вокруг есть дело до того, что со мной творится, а мне совершенно плевать?».

«А какая разница? – вдруг промелькнула мысль, – ты же всё равно скоро умрёшь. Разве ты этого не чувствуешь?»

Я восприняла эту новость хладнокровно, отчего-то ни чуточки не удивившись. Да, я умру. Я должна была умереть ещё там, в склепе Гризака, но оно отпустило меня. Как выяснилось, ненадолго.

То, что заключено в моей руке – часовой механизм. Стрелки непрерывно тикают, минутная подбирается к двенадцати. Мой срок подходит к концу.

Тик-так, тик-так

Мёртвые часы, часы мертвеца отсчитывают отпущенное мне время. Скоро они начнут бить, и я чувствую, что ударов маятника будет ровно тринадцать.

Тик-так, тик-так

Тиканье нарастает, перекрывая все остальные звуки. Я инстинктивно зажимаю уши ладонями и мотаю головой, пытаясь избавиться от него, но ничего не помогает, лишь добавляется шум тока крови в руках.

Тик-так, тик-так

Тик…

Тиканье стихает.

На смену ему приходит негромкое сухое постукивание. Будто кто-то пересыпает мелкие камушки из одной руки в другую, любовно поглаживая их пальцами. Или наигрывает какую-то мелодию на деревянных кастаньетах из Дейлиса.

… – Агнесса…

Голос Стефана доносится издалека, будто пытаясь пробиться ко мне сквозь толщу воды. Мне нет до него никакого дела, потому что гораздо больше меня сейчас занимает источник постукивания. Я уверена, что уже слышала его; ещё чуть-чуть – и я вспомню. Нужно просто сосредоточиться.

– Агнесса!

Постукивание умолкает. На плечи опускаются чьи-то горячие сухие ладони и легонько встряхивают меня.

– Панна Мёдвиг!

Туман рассеивается, нехотя отползает, унося с собой тягостное оцепенение и дурные мысли. В тяжёлой мути, заполняющей голову, появляются какие-то проблески. Уверенность в близкой смерти слабеет, расползается, как мыльная плёнка на воде.

Передо мной появляется лицо Стефана. Он стоит, склонившись надо мной, и держит меня за плечи. За его спиной маячит пани Лютрин и мама; у обеих на лицах читается неподдельный испуг и тревога.

«Всё в порядке», – хочу сказать я, но язык не слушается, и из-за пересохших губ удаётся вытолкнуть только невнятное мычание.

Тук-тук-тук. До конца постукивание не исчезло. Оно только притихло, отползло ненадолго во тьму. Оно готово ждать, сколько угодно.

***

Перед глазами вспыхнул и засиял крохотный огонёк.

– Следите за «светлячком», панна Мёдвиг, – велел Стефан. – Не отводите взгляд.

«Светлячок» поплыл влево, потом вправо. Я послушно косила глазами, пытаясь даже не моргать. От напряжения заныли веки.

– Хорошо, – сказал Штайн и щёлкнул пальцами. Огонёк исчез, а магистр распрямился: он стоял, склонившись надо мной. – Сомнамбулический ступор исключается, – обратился Стефан к маме и целительнице. – Это хорошие новости. Агнесса, – вновь обратился он ко мне, – как вы себя чувствуете?

Меня немного покоробил его бесстрастный вид. На язык просилось что-нибудь колкое или, на худой конец, какая-нибудь шутка поглупее, но на ум ничего не приходило. Я открыла рот, чтобы ответить хоть что-нибудь – пауза невыносимо затягивалась – и на долю секунды перепугалась, вспомнив своё недавнее состояние. А ну, как язык опять откажется меня слушаться? Что я тогда буду делать? Писать записки? Почему-то эта перспектива напугала меня гораздо больше, чем угроза скорой смерти.

– Агнесса? – на сей раз мама и Стефан обратились ко мне одновременно.

– Могло быть лучше, – выдавила я и тут же возликовала про себя: способность говорить никуда не делась! Может, и всё остальное не так уж и страшно?

– Слава Кахут! – прокатилось под потолком больничного крыла. Мамины щёки тронул едва заметный румянец, она поднесла к лицу тонкие дрожащие пальцы и принялась массировать переносицу. Мне стало совестно, и я сделала робкую попытку успокоить её:

– Я просто отключилась на пару минут. Может, задремала, не знаю, но точно знаю, что ничего страшного не произошло!

Пани Лютрин с жалостью посмотрела на меня и ободряюще потрепала по плечу:

– Ты здорово напугала нас всех, детка. Вдруг уставилась в никуда и как будто окостенела; пани директор и пан Штайн пытались до тебя докричаться, но ты никак не реагировала. Минут пятнадцать так просидела, потом очнулась.

– Это было похоже на сомнамбулический ступор, – подхватил Стефан, который внимательно слушал медсестру. – Побочный эффект некоторых особо сильных проклятий. Часто влечёт за собой полный паралич всего тела и нарушения речи, мысли, эмоций…

Мама еле слышно всхлипнула, подлетела ко мне и прижала к себе. Я прильнула к ней и молча уставилась на Стефана; от его слов мне стало только хуже. Липкий страх паутиной оплёл тело и не собирался отступать.

– Если это не этот-как-там-его ступор, – тихо сказала я, – тогда что это было? Что со мной вообще творится?

Вместо ответа Стефан посмотрел на маму. Мне это очень не понравилось; я нутром почуяла, что от меня опять пытаются что-то скрыть.

– Магистр Штайн, – резко сказала я, – несколько минут назад вы сказали, что отсутствие ступора – это хорошие новости. Значит, есть и плохие?

Теперь уже переглянулись все трое.

– Что ж, я думаю, что это ты точно должна знать, – со вздохом сказала мама. – Но, Агнешка, я сделаю всё, чтобы тебя вылечить. Приглашу лучших лекарей Галахии, обещаю!

От маминых слов ужас усилился. Я почувствовала, как кушетка подо мной закачалась и куда-то поплыла.

– О чём это ты, мам? – хрипло спросила я, еле проталкивая слова через сдавленное страхом горло. Белая Сова подала знак панне Лютрин, та быстро сплела несколько рун и ласково – преувеличенно ласково, как мне показалось – попросила:

– Обернись, Агнешка. Только не торопись.

Она могла бы и не уточнять: уж чего-чего, а торопиться мне сейчас совершенно не хотелось. Я чувствовала себя так, будто оказалась глубоко под водой, сковывающей все движения. Медленно, растягивая каждый вздох, я повернула голову, а потом уже и всё тело.

Позади меня висело зеркало, сотканное прямо из воздуха. «Уплотняющее плетение плюс формула Водяной глади», – машинально отметила я про себя.

И тут же забыла обо всех плетениях и формулах, увидев собственную спину.

Узор из синих пятен, опоясывающий руку, никуда не делся. Более того, одной только рукой он теперь и не ограничивался. Он извивался, сложносочинённо петляя, зловещими цветами распускаясь на лопатках и ветвистой лозой оплетая позвоночник.

– Анфилий меня задери, – только и смогла выдавить я.

========== Глава 13 ==========

Я вновь неподвижно сидела на кушетке, в прострации уставившись в никуда. То, что я увидела в зеркале, эта «синяя лоза», как я уже окрестила этот жутковатый узор на своей спине, не походила ни на что. Хотелось верить, что это просто какой-нибудь побочный эффект проклятия, с которым я уже успела даже сродниться, но не получалось. Тут было что-то ещё, но что именно – на этой мысли я спотыкалась.

Мама и остальные тоже не сидели без дела. Белая Сова взволнованно ходила туда-сюда и, лихорадочно заламывая руки, бормотала:

– Я вызову лекаря Шивчика из Дольных Низин, уверена, он не сможет мне отказать… ох, нет, он уже совсем старый, еще перепутает что-нибудь… напишу-ка я панне Глях… нет, тоже не подходит…

– Панна Миронрава Глях отошла от дел, – подал голос Штайн. Он стоял, опершись на стол пани Лютрин, и наблюдал за мамой. Та вскинула на него недовольный взгляд, и он чуть наклонил голову, – простите, госпожа директор, что нечаянно подслушал.

– А почему бы не обратиться к профессору Гловачу? – спросила целительница, оторвавшись от шкафа, в котором звенела какими-то склянками, – насколько я знаю, он ещё практикует и до сих пор преподаёт в Королевской Академии Целителей.

Мама резко остановилась, словно споткнулась обо что-то. Её глаза блеснули:

– Отличная идея, Сарка! И как я только сразу о нём не подумала? Он же приезжал к Агнешке тогда, в первый раз!

Это правда. Я помнила профессора Иеронима Гловача, молчаливого худощавого мужчину неопределённого возраста. Перья, которые он носил, всегда стояли дыбом, а лицо напоминало маску – настолько оно было непроницаемым.

Профессор Гловач был невозмутим настолько, что даже мой случай с проклятьем не вызвал у него никаких эмоций, кроме подёргивания брови. Этим он напоминал Штайна. Правда, возвращаясь в памяти к нашей встрече, я подумала, что по сравнению со Стефаном, чьи эмоции (вернее, их отсутствие) были искренними, поведение профессора больше смахивало на актёрство.

– Я знаю пана Гловача, – сказал Штайн, – это хорошая мысль, он отличный профессионал.

Пани Лютрин зарделась. Белая сова одобрительно кивнула:

– Решено! Я немедленно отправлю профессору Призрачного Посланника!

Казалось, обо мне забыли, и я была от этого далеко не в восторге. Пришлось кашлянуть, привлекая к себе внимание. Все синхронно обернулись, и я помахала больной рукой.

– Всё это, конечно, замечательно, – сухо сказала я, – но есть ли гарантия, что я не загнусь раньше того, как прибудет профессор?

– Агнешка, детка, что ты такое говоришь… – неуверенно начала пани Лютрин, но мама прервала её повелительным жестом.

– Агнесса права, Сарка, – холодно сказала она, – во всей этой суматохе с обсуждением мы совсем забыли о главном.

Она повернулась к целительнице и в упор посмотрела на неё. Взгляд у Белой Совы был красноречивым, и пани Лютрин невольно попятилась.

– Разумеется, я попрошу профессора Гловача захватить всё необходимое для обследования Агнессы, постановки правильного диагноза и назначения нужного лечения. Но сейчас мы можем что-то сделать своими силами и с помощью тех средств, которыми мы располагаем?

Пани Лютрин будто бы скукожилась на глазах. Да что уж там, даже я невольно почувствовала себя слегка виноватой. Впрочем, это не помешало втайне обрадоваться: Белая Сова вновь стала собой, и от этого полегчало.

– Разумеется, можем, – чуть дрожащим голосом сказала она, – я начну с исследования этого… м-м-м… пятна на спине и руке Агнешки, чтобы определить его природу.

– Я бы также посоветовал, – негромко сказал Стефан, но целительница вздрогнула, будто прикоснувшись к раскалённой трубе, – взять у Агнессы немного крови для анализа. Вы же наверняка помните, пани Лютрин, что обследование пациента должно быть не только внешним, но и внутренним.

Целительница степенно кивнула.

– Благодарю за напоминание, пан Штайн, – с достоинством проговорила она, но я почувствовала лёгкую дрожь в её голосе и удивилась: чего это она? – я и сама собиралась это сделать. Согласно методу Зебровского-Арнтгольца…

– Я рад, что мы с вами мыслим в нужном направлении, – весьма неделикатно перебил её Стефан, – но я бы тоже хотел принять участие в исследовании. У меня есть кое-какая гипотеза относительно природы этого, как вы выразились, пятна, и я бы хотел её проверить.

Он посмотрел на Сарку Лютрин в упор. Пожилая целительница нахмурилась, поджала губы, словно желая что-то сказать, но быстро опустила глаза.

И тут до меня дошло.

Пани Лютрин побаивалась Стефана!

– Я рада, что вы решили работать сообща! – громко провозгласила мама, – так, может быть, уже приступите?

Я со страдальческим видом протянула руку.

***

Я никогда не боялась вида крови. Однокурсницы дружно бледнели и усиленно отводили глаза, когда на занятиях по целительству нам приходилось препарировать кроликов или жаб, но на меня вид разверстых внутренностей не производил никакого впечатления. А кровь – да что в ней такого? Просто красная густая жидкость с металлическим запахом и привкусом железа.

Однокурсники, подметив эту мою особенность, как-то раз даже принялись подначивать меня перейти на факультет боевой магии, но я отказалась. Во-первых, там много часов отводилось на физическую подготовку, а она у меня оставляла желать лучшего. Во-вторых, сама мысль о том, что боевым колдунам приходится убивать людей, мне претила.

Я тяжело вздохнула и потёрла лоб, пытаясь отвлечься от ненужных мыслей.

– Не волнуйся, детка, я быстренько, – проворковала пани Лютрин, пожалуй, чересчур сладким голосом. Я нахмурилась: такое обращение злило, и процедила:

– Пани, мне не три года.

Стефан отчётливо хмыкнул.

– Да-да, – рассеянно пробормотала целительница. Она отошла к своему столу, достала из шкафчика рядом с ним деревянный ящик, а оттуда – узкую стеклянную колбочку длиной с ладонь, небольшой шприц и какой-то тёмный сгусток. Разложила всё на столе и начертила в воздухе над ними несколько рун. Предметы тут же окутало ярко-голубое сияние. Я с любопытством наблюдала за этим: руны плетения были мне незнакомы.

– Формула Асатота, – пояснила пани Лютрин, поймав мой взгляд, – хорошо подходит для обеззараживания инструментов. Недавнее изобретение. Я выписываю «Целительский Вестник» из Листвицы, в последнем номере про него как раз рассказывалось.

– Любопытно, – протянул Стефан. Он подошёл к столу и наклонился, разглядывая инструменты, сияние на которых уже угасало, – а как же безотказное тройное плетение Чистоты?

Целительница махнула рукой:

– Люблю пробовать всё новое.

«Если так дальше пойдёт, эти двое устроят консилиум прямо тут», – устало подумала я, наблюдая за живо разворачивающейся дискуссией на тему целительства. Глаза у меня начали слипаться: сказывался полный переживаний день.

Мама с тревогой взглянула на меня и, повысив голос, властно сказала:

– Господа, может, вы обсудите всё это в другое время? Мне кажется, вы забыли об Агнешке!

Пани Лютрин охнула и, сметя ладонью тающие остатки сияния, поспешила ко мне.

– Руку, детка, – виновато пробормотала она. Я молча выполнила её просьбу, про себя мечтая лишь об одном: добраться до своей комнаты и рухнуть в кровать. Целительница провела пальцем по хитросплетениям синих завитков. Чуть надавила на них в паре мест:

– Так больно? А так? Если почувствуешь что-то, обязательно говори.

Я прислушалась к себе. Никаких необычных ощущений, рука как рука, только украшенная. Даже постукивание в ушах почти смолкло.

– Ничего.

Пани кивнула и, взяв наизготовку шприц, сказала:

– Я возьму немного крови здесь, – постучала пальцем по сгибу локтя, – и здесь, – коснулась синего завитка выше по плечу, – пусть у меня и нет такой лаборатории, как в Академии, но кое-что понять я смогу. Например, распространяется ли проклятье с током крови и… готово!

Я так заслушалась целительницу, что даже не заметила, как она ловко ввела иголку шприца мне под кожу и вытянула тёмно-красный столбик.

– Вот и умница, – удовлетворённо сказала целительница, – ещё один раз и всё.

Когда игла ушла под кожу с завитком, пани взглянула на маму:

– Пани директор, я хотела бы оставить Агнешку на ночь у себя. Думаю, нелишним будет понаблюдать за её состоянием, а к завтрашнему утру у меня уже будут готовы результаты анализов крови.

Этот вопрос явно застиг маму врасплох. Она моргнула пару раз, будто выдёргивая себя из мыслей, и, внимательно посмотрев на меня, кивнула:

– Разумеется. Я буду рада, что после случившегося Агнешка будет под вашим надзором.

Я подавила тяжёлый вздох. От больничного крыла у меня оставались не самые радужные воспоминания, по большей части, связанные с жёсткими скрипучими кроватями, щелями в оконных рамах и невкусной едой. Как будто Кахут завещала заботиться о больных как можно хуже, чтобы те стремились побыстрее выздороветь и удрать домой, к нормальной жизни.

– Пани Лютрин, – ворвался в мои размышления голос Стефана, – позвольте одолжить пару ваших шприцов и колб, а также вместе с вами воспользоваться вашей лабораторией? Я бы хотел проверить одну свою гипотезу касательно того, что случилось с Агнессой.

Он сдержанно поклонился сначала мне, потом маме:

– Если, конечно, вы не возражаете.

– Я полностью доверяю вам, магистр Штайн, – тут же заверила его мама, – делайте всё, что считаете нужным! Я хочу побыстрее узнать, что именно случилось с моей дочерью и как ей помочь.

Стефан кивнул и посмотрел на меня. Я пожала плечами. Спать уже хотелось просто неимоверно, и всё происходящее вокруг быстро теряло смысл.

– А у меня есть выбор?

***

Больничная палата немного изменилась с тех пор, как я лежала там в последний раз. Стены покрасили, а окна то ли поменяли, то ли хорошенько заткнули все дыры. По крайней мере, от них больше не дуло, а на самих окнах появились занавески веселенькой расцветки.

Пани Лютрин отвела меня к кровати в самом дальнем от двери углу, помогла улечься и, наведавшись в столовую, принесла мне ужин. Пока она бегала, мы с мамой и Стефаном смотрели друг на друга. Вернее, это они смотрели на меня, обступив кровать.

– Всё будет хорошо, Агнешка, – чуть дрогнувшим голосом заверила меня Белая Сова. Она присела на краешек постели, нашла мою руку и крепко сжала, – вот увидишь, всё будет хорошо.

Я хотела сказать, что в дешёвых романах так обычно утешают тех, кому недолго осталось, но не стала. Только сжала мамину руку в ответ и слабо улыбнулась. Потом посмотрела на Стефана.

– Пан Штайн, – сказала я строго, – что за гипотеза у вас появилась?

Стефан сощурился. Его лицо стало ещё более непроницаемым, чем обычно.

– Наберитесь терпения, панна Мёдвиг. Завтра вы всё узнаете.

«К чему такая секретность?» – досадуя на свою беспомощность, подумала я. На язык просилась тысяча возражений, но, глядя на Штайна, я понимала, что все они разобьются об него, как океанская волна – о скалы.

– Надеюсь, к утру я не окочурюсь, – мрачно пробормотала я и поковыряла вилкой принесённый пани Лютрин салат. Отправила в рот кусочек мяса и принялась жевать, совершенно не ощущая вкуса.

– Агнешка, – ахнула Белая Сова, а Стефан назидательно сказал:

– Судя по предварительному обследованию, распространение проклятия по телу прекратилось. Надолго ли, пока сказать сложно, но, думаю, до утра оно вас не побеспокоит, так что спите спокойно.

И, чуть помедлив, добавил, пристально глядя мне в глаза:

– Надеюсь, Агнесса, вам больше не придёт в голову пытаться колдовать?

Конечно, эти его слова и повелительный тон тут же вызвали страшное желание сплести каку-нибудь руну. Но левая рука отозвалась пронзительной болью.

– Не издевайтесь, пан Штайн, – просипела я, откинувшись на подушку. Стефан кивнул. Он выглядел совершенно удовлетворённым, и это было обидно. Мог бы и побольше сочувствия выразить.

Мама ещё раз обняла меня и поцеловала в лоб. Обхватила моё лицо ладонями и заглянула в глаза.

– Я прямо сейчас отправлю Призрачного Посланника профессору Гловачу, Агнешка. Постарайся побыстрее уснуть и не думай о плохом. Dobrú noc.

– Dobrú noc, мама, – откликнулась я. Сердце защемило от нахлынувшей волны благодарности и нежности, и я быстро-быстро заморгала, чтобы осушить непрошенные слёзы.

***

Проснулась я резко, вздрогнув всем телом и едва не скатившись на пол. Что-то грубо вырвало меня из сна. Я приподнялась на локтях и оглядела тёмную палату. Из-за двери доносилось едва слышное тиканье часов в приёмной целительницы, за высоким стрельчатым окном величаво плыла голубовато-белая луна. Тихо падал снег, где-то вдали выли то ли волки, то ли йорму – отсюда разобрать было сложно.

– И что за Анфилий не дал мне поспать? – хмуро пробормотала я и подняла правую руку, чтобы потереть лоб.

Дзынь!

Я едва не подпрыгнула от неожиданности.

С подноса соскользнула вилка и, прошуршав по одеялу, с громким звоном упала на пол, покрытый керамической плиткой. Очевидно, я как-то особенно неудачно повернулась во сне и задела поднос, стоящий рядом. Он накренился, и ложка упала, своим звоном и разбудив меня.

– Совы-сычи, – с досадой выругалась я, подняла вилку, откинулась на подушку и закрыла глаза, приготовившись вновь отплыть в мир снов. Но не тут-то было. Глаза распахнулись, словно они были на пружинах. Сон исчез, злорадно помахав рукой на прощание.

– Вот Анфилий!

Я решила не сдаваться и во что бы то ни стало уснуть. Повертелась с боку на бок, даже попыталась устроиться поудобнее на животе. Попинала подушку, добиваясь от неё удобной формы – всё без толку. Выдохнувшись от бесплодных попыток, я обречённо повернулась на спину и уставилась в потолок.

Бессонные ночи – отличное время для размышлений. Никто не отвлекает разговорами, лежишь себе в полной тишине и думаешь, думаешь, думаешь…

Передо мной возник образ Маришки. Сестра грустно смотрела на меня, словно желая что-то сказать, но никак не решаясь. Мои руки сами собой сжались в кулаки.

– Где же ты, Маришка? – глухо пробормотала я, сглотнув подступившие к горлу горькие слёзы, – где?

Я никогда не верила в возможность передачи мыслей на расстоянии, в предсказания и гадания, но в этот момент очень захотела – пожелала всем своим существом – чтобы была возможность, пусть даже призрачная, связаться с моей сестрёнкой, сказать, что я её люблю, что я обязательно найду её, вытащу из любой передряги, спасу от любой напасти… что всё будет хорошо.

Маришка печально улыбнулась мне и начала таять, как дым над банной трубой в жаркий летний день.

– Нет!

Я не выкрикнула это слово, а еле слышно прошептала. Что толку кричать, если тебя не услышит та, кому ты кричишь? Лицо сестры всё ещё висело передо мной, но и оно, вдруг дёрнувшись, исчезло, вспугнутое ещё одной мыслью.

Кладбище за Збигровским трактом.

Оно уже не в первый раз возникло в памяти. Почему я так упорно возвращаюсь к нему, если там никогда не была?

– Потому, что это важно, – прошептала я, даже не заметив, что высказала эту мысль вслух.

Каждый раз само название этого места заставляло сердце нехорошо ёкать и замирать. Я никогда не бывала там или даже неподалёку, но чуяла нутром: там кроется что-то нехорошее. И дело даже не в страшилках Иня. Всё гораздо серьёзнее. И самое жуткое – исчезновение Маришки вполне может быть связано с этим местом.

Эта догадка проскользнула в голове невесомой, как пушинка одуванчика, но разум тут же ухватился за неё. Пушинка мигом отрастила корни.

– Да чепуха это всё, – неуверенно пробормотала я, покусывая палец, – пустые фантазии.

Но сон испарился окончательно под натиском тоски, смешанной с беспокойством и растревоженным воображением. Чтобы хоть как-то успокоиться, я принялась обдумывать возможный маршрут сестры, которым она полетела из столицы сюда, в Совятник. Свернулась калачиком и попыталась воссоздать в уме карту Златой Рощи, Гнездовиц и окрестностей. Ничего хорошего у меня не вышло. Всё было скрыто плотным чёрным туманом, из которого, как острова, выглядывали разрозненные куски: Златая Роща, Гнездовицы, Листвица. Мама говорила, что Маришка летела из…. из…

– Стриган, – прошептала я, – нет, не то. Кроган? Крожан?

Ружан. Точно. Далеко ли от этого города Збигровский тракт? В какой стороне от него лежит пресловутое кладбище?

В голове было пусто, как в ларе с крупой после нашествия голодных мышей.

Без карты обойтись было никак нельзя. Да только вот я сильно сомневалась, что пани Лютрин держит в больничном крыле комплект карт на случай, если пациенты резко заинтересуются географией. Однако я точно знала, где можно найти кое-что подходящее.

В холле библиотеки висела огромная карта Галахии. На ней студенты тренировались прокладывать маршруты и вычислять расстояния. Ориентирование на местности было обязательным требованием пана Римбовича: без этого о зачёте по физкультуре можно было и не мечтать. Когда я вспомнила об этой карте, то почувствовала небольшое облегчение. Откинула одеяло, спустила ноги на холодную плитку пола и принялась нашаривать туфли под кроватью.

Возможно, во всём этом ничего такого и нет. Но проверить всё-таки стоит.

***

Широкий коридор напоминал длинный рукав рубашки, присборенный посередине: там, где из него выходила дверь в галерею, ведущую в западную башню, он сужался, а потом расширялся вновь. Я споро шагала вперёд, то окунаясь в белёсо-голубое сияние, льющееся из узких окон, то вновь ныряя в полумрак. На улице всё ещё продолжался снегопад, но теперь полная тишина зимней ночи сменилась на зловещее завывание ветра в печных трубах Школы. Я поёжилась и поправила платье, наспех накинутое перед вылазкой. Туфли, надетые на босые ноги, тоже не добавляли ощущения уюта, но ради карты и собственного спокойствия можно было и потерпеть.

Библиотека располагалась совсем недалеко отбольничного крыла. Всего-то вверх по лестнице в конце коридора, потом завернуть направо – и вот она, как миленькая. До двери, отделяющей коридор от лестницы, осталось не больше пары десятков шагов, когда я резко остановилась, словно запнувшись о выступающий из пола камень.

Мне померещился какой-то посторонний звук. Я напрягла слух. Тишина. Лишь где-то откуда-то издалека доносится уже знакомое постукивание, но к нему я уже привыкла настолько, что почти и не замечала.

Показалось, что ли?

Словно отвечая мне, ветер тоскливо заплакал в трубах, швыряя в окна пригоршни снега.

– Показалось, – твёрдо заявила я, тряхнув волосами, и направилась к двери.

Стоило мне тронуться с места, как звук повторился. Он долетал будто бы из противоположного конца коридора, сначала неясный и подрагивающий, но с каждым моим шагом набирающий силу.

Клацанье. Железные когти стучат по плитке пола, подбираясь всё ближе.

Вглядись во тьму, Агнешка. Ты уже видишь этот синеватый отблеск снега на угольно-чёрных перьях? Видишь, как пронзает темноту остриё клюва?

Он знает, где ты.

Клацанье приближалось. Тяжело дыша от страха, я ускорила шаг и почти бегом преодолела расстояние, отделявшее меня от двери. И только у неё решилась обернуться.

В коридоре позади меня было пусто. На стенах плыли призрачные тени от падающего снега, растворяющиеся в полумраке.

В котором как будто бы что-то шевельнулось.

Я не стала проверять свою догадку. Быстро выскочила за дверь и плотно прикрыла её за собой.

***

Глядя на огромную – во всю стену – карту, я мысленно вознесла хвалу пани Татрин за то, что она когда-то решила разместить её в холле библиотеки, а не внутри.

Впрочем…

Я подошла ближе и запрокинула голову, ища Листвицу.

Впрочем, возможно, карта появилась здесь ещё задолго до того, как пани стала библиотекарем.

В сумраке холла значки на карте расплывались, а уж про то, чтобы прочитать надписи, можно было вообще не мечтать.

– Если б я могла обернуться, – строго сказала я самой себе, – не пришлось бы так страдать. Эх.

И, отогнав от себя видение совы, с умным видом читающей карту в кромешной тьме, я достала из кармана заранее припасённую зажигалку. Её я нашла в одном из ящиков стола больничного крыла. Пощёлкала кремнием и подняла светло-жёлтый огонёк повыше. Пришлось даже привстать на цыпочки.

Ага, вот и Листвица – самый большой кружок с короной, обозначающей столицу, на берегу полноводного Тронта.

Я переместила огонёк ниже, ища Ружаны. На это ушла пара минут, и Ружаны обнаружились на юго-западе.

– Замечательно, – пробормотала я, – теперь Злата Роща…

К востоку от Ружан. Ничего необычного. Пара дней лёта для опытной совы, а если бы Маришка устала, могла бы преспокойно воспользоваться порталами – вон, как сверкают голубые кристаллы, обозначающие их. И в Ружанах, и в Роще.

Теперь…

Огонёк дрогнул.

Збигровский тракт.

Чтобы отыскать его, пришлось потрудиться. Сначала я бестолково водила светильником между Рощей и Гнездовицами и только потом, когда плечи окончательно затекли, догадалась посмотреть восточнее.

Вот и он, Збигровский тракт. Узкая, как нитка, дорога, петляющая между многочисленных холмов, лесов и болот, и уходящая к Заячьему перевалу. Дальше – уже Алкедония, соседнее княжество.

Я с наслаждением опустила занывшие руки и погасила огонёк. Подвигала затёкшим пальцем, которым придерживала кремень. Потом вновь зажгла огонёк и взглянула на карту. Вот и оно, кладбище. Обозначено тремя могильными плитами со сдвоенными кружками{?}[символ Гальяха, Верховного бога. При свете солнца он правит Верхним миром и миром людей, а по ночам спускается в Нижний, мир мёртвых. В него верят преимущественно обычные люди]. Чтобы попасть туда, Маришке пришлось бы облететь Рощу по дуге, а в сторону Совятника и вовсе не оборачиваться.

И всё же, когда я смотрела на него, внутри начинал бить тревожный набат. Разрытые могилы. Пропавшая сестра.

Я сунула зажигалку в карман и повернулась к карте спиной. Мне будет, над чем подумать, в ожидании утра.

========== Глава 14 ==========

Пани Лютрин с мамой заглянули ко мне с утра. Я еле-еле продрала глаза: больше всего мне хотелось, чтобы они ушли куда-нибудь подальше и дали мне ещё поспать. Немного, часиков десять.

Они и не думали уходить.

— Агнешка, — недоуменно протянула мама, — а почему ты спала в платье?

Я опустила глаза и выругалась про себя. Кажется, вчера я засыпала уже на ходу, потому что под одеяло забралась, даже не раздевшись. Тяжело вздохнула:

— Видишь ли, ночью было так холодно…

Про ночную вылазку в библиотеку я решила не сообщать. Меньше вопросов последует. Конечно, сходить туда я могла бы и с утра, но далеко не факт, что меня вот так вот просто выпустили бы из палаты. Да и нетерпение бы меня съело с потрохами.

А ведь обещала не врать. Хотя это и не ложь — так, небольшое искажение фактов.

***

В лабораторию вела соседняя с комнатой пани Лютрин дверь, прикрытая нешироким гобеленом. Поблёкшие на солнце нити складывались в какую-то маловразумительную картину, на которой не то рыцарь побеждал дракона, не то вставший на задние лапы йорму обнимался с крестьянином. Хозяйка лаборатории встретила нас около этого гобелена и, явно привычным жестом отодвинув его, распахнула дверь и жестом пригласила войти.

— К чему такие сложности? — удивлённо спросила я. — Раньше же гобелена не было. Или опять мифический вор?

И, не удержавшись, многозначительно посмотрела на маму. Та только досадливо цыкнула.

— К тому, — неожиданно сердито ответила целительница, — что я всего раз отлучилась на минутку и забыла запереть дверь. Вернулась и, великая Кахут, кого я вижу! Парочку лоботрясов, которые пытаются открыть мой шкаф с ингредиентами для зелий! И никакие плетения для отвода глаз не помогают, пришлось усилить их ещё и этой штукой, прости Кахут! Откопала в старых сундуках.

Я прыснула в ладонь. За всех студентов не скажу, но в пору студенчества меня никогда не смущали ни плетения, ни замки. Золотое было время. Кхм…

Вспомнив, чем обернулся для меня вскрытый замок на злополучном склепе, я почувствовала, как мимолётная искра веселья тут же погасла. И, сердито стерев с лица улыбку, зашла в лабораторию вслед за Белой Совой. В лаборатории — просторной комнате со светлыми стенами — было на удивление пустынно после заставленного койками больничного крыла. Вдоль стен чинно выстроились шкафы, в которых поблёскивали реторты и склянки, темнели зелья в бутылочках, стояли какие-то коробки. У окна напротив двери вытянулся стол, за которым сидел Стефан. Когда мы вошли, он поднял голову, и я увидела тёмные круги, из-за которых его глаза казались больше, и посеревшую кожу.

— Добре рано, пан Штайн. Как-то вы неважно выглядите, — брякнула я и тут же ошарашенно замолчала.

Анфилий тебя побери, Агнешка, что ты несёшь?!

Судя по вытянувшемуся лицу Стефана, наши с ним мысли совпали.

— Благодарю, Агнесса, — совершенно механическим тоном отозвался Штайн, перевёл глаза на маму и церемонно наклонил голову. Сделал приглашающий жест. — Прошу вас всех подойти ближе.

Мы выполнили его просьбу, хотя мне она показалась больше похожей на распоряжение.

— Итак, Агнесса и госпожа директор, — негромко заговорил Стефан. — Мы с пани Лютрин провели почти всю ночь за исследованиями вашей, Агнесса, крови и кое-что выяснили.

— Не скромничайте, пан Штайн, — отозвалась целительница. — Вы сделали львиную долю работы, я чувствовала себя просто ассистенткой.

И — это потрясло меня больше всего — жеманно захихикала.

Час от часу не легче. Она что, кокетничает со Стефаном?

К его чести, Штайн то ли этого не понял, то ли проигнорировал.

— Не будем тратить время на пустые разговоры, — сухо отозвался он. — Перейдём к делу.

Он поднялся, подошёл к шкафу справа от стола и, начертив на дверце витиеватую руну, открыл его. Наружу вырвалось лёгкое голубоватое облачко, мигом растаявшее в воздухе, а на лицо пахнуло холодом. Запахло озоном.

Я привстала, пытаясь разглядеть внутренности шкафа, но не увидела ничего, кроме яркого света, бросающего отблески на тёмное дерево. Стефан извлёк из шкафа длинный ящик и аккуратно закрыл дверцу. Вновь начертил руну и повернулся к столу.

— Прошу вашего внимания, — негромко сказал он, занеся руки над ящиком.

Это было сказано с некоей долей торжественности. Сердце радостно замерло: показалось, что из ящика он сейчас извлечёт какой-нибудь страшно редкий и мощный артефакт или, на худой конец, заспиртованного йорму, ещё не известного монстрологической науке. Но Стефан меня разочаровал. Он достал знакомые мне колбочки, наполовину заполненные тёмно-красной жидкостью. Протянул одну целительнице:

— Пани Лютрин, прошу вас.

Она благоговейно приняла у него колбу и, повернувшись к нам, высоко её подняла.

— Агнешка, конечно, это только предварительный результат, за неимением у нас всего нужного оборудования, но пока можно сказать точно: анализ крови показал, что ты в полном порядке. Ничего аномального мы не обнаружили.

Сердце у меня радостно замерло, но подлый червячок сомнения всё же поднял голову.

— Интересное дело, — возмутилась я. — А что тогда у меня с кожей? И как объяснить то, что я хлопнулась в обморок в кабинете Сте… в смысле, пана Штайна?

Белая Сова положила прохладную руку мне на плечо и успокаивающе погладила, но голос её прозвучал чопорно и недоверчиво:

— Резонный вопрос. Пан Штайн, буквально минуту назад вы сказали, что что-то выяснили. Поделитесь с нами.

Стефан коротко кивнул. Он вышел вперёд и показал свою колбу, которую держал на вытянутой руке, зажимая небольшими щипцами.

— С самой кровью Агнессы действительно всё в норме. Однако стоит воздействовать на неё Сиянием, как происходит следующее…

Он занёс свободную ладонь над колбой, прикрыл глаза и сделал пару плавных движений, будто гладя по спине невидимую кошку. Воздух вокруг его руки замерцал мягким золотисто-серебряным светом. Свет быстро сформировался в полупрозрачный поток и заструился сквозь ладонь, устремившись к колбе.

Я впервые воочию увидела Сияние, которое раньше только чувствовала.

— И что? — нетерпеливо спросила я, постукивая ногой. — Ничего же не происхо…

— Помолчите немного, Агнесса, прошу вас, — недовольно процедил Стефан. — Немного терпения, и… вот оно.

Кровь в колбе забурлила и вскипела. Её поверхность пошла крупными пузырями, которые тут же лопались, оставляя на стенках багровые разводы. Через несколько секунд тёмно-красный цвет поблёк, потом посерел, а затем и вовсе стал приобретать уже знакомый мне голубой оттенок.

Кто-то схватил меня за руку. Я вскрикнула, но это была всего лишь мама. Она сидела, не шевелясь, бледная, как простыня, в ужасе глядя на колбу.

Стефан одним махом снял плетение. Бурление тут же начало утихать, а кровь — краснеть. Ещё несколько секунд — и всё вновь стало прежним.

— Это что за анфильевщина… — начала я, чувствуя, как от увиденного появился горячий комок где-то под солнечным сплетением, а дыхание стало сбивчивым. Но Белая Сова не дала мне договорить.

— Признаться, я впервые вижу подобное! Что это такое, пан Штайн?

— Я думаю, что это — побочный эффект проклятия, госпожа директор, — лекторским тоном проговорил Стефан. Он поставил колбу обратно в ящик, бережно закрыл крышку и провёл по ней ладонью. Постучал по ящику указательным пальцем:

— Я уверен, что проклятие не просто блокирует способность Агнессы к колдовству. В тот момент, когда она пытается колдовать, то есть, зачерпнуть немного Сияния для сотворения плетения, оно вступает в реакцию с проклятием, что запечатано в её теле, и происходит вот это. Я воздействовал потоком чистого аури на её кровь. Результат вы видели.

— Бессмыслица какая-то, — возмутилась я. Доводы Штайна, хоть и показались мне вполне убедительными, вызывали массу вопросов. — Слушайте, Стефан, но ведь если для меня обращаться к Сиянию так плохо, как вы сказали, то почему это не проявлялось раньше? В Кельине я, например, легко могла накладывать элементарное плетение склейки, а в лесу Шёпотов я почти смогла сотворить плетение огня. Вы же сами это видели! И потом, я же делала все эти амулеты, обереги и прочее, а для того, чтобы их зарядить, нужна частица Сияния, пусть и совсем крохотная!

Мама молча слушала меня, кивая, а потом повернулась к Штайну:

— Агнесса права, Стефан. Что вы насчёт этого скажете?

На месте Штайна я бы смутилась — тон у Белой Совы был сухой, и в нём явно слышалось сомнение. Но Стефан и бровью не повёл. Он скрестил руки на груди и бесстрастно взглянул на нас обеих.

— Признаться, я немного удивлён, — тихо проговорил он, — что вы не учли одну очень простую вещь.

Мне тут же стало неуютно.

— Какую? — обеспокоенно спросила мама, а меня хватило только на то, чтобы молча уставиться на Штайна.

— Некоторые проклятья, — веско сказал он, — со временем могут прогрессировать. Боюсь, то, что заперто в руке Агнессы — как раз из таких. Посудите сами: в Кёльине она легко справлялась с простейшими плетениями, однако вместо того же плетения огня у неё получилось только несколько искр. Я прекрасно это помню.

Он наградил меня сухим кивком, сделал паузу, перевёл взгляд куда-то в пустоту и добавил:

— Не исключено, что каждый раз, творя плетения с использованием Сияния, вы усугубляли ситуацию.

— Подождите-подождите! — торопливо возразила я. Голова шла кругом. — Я уже сказала, что немного колдовала. Совсем чуть-чуть, предел своих сил я понимаю… ладно, понимала. И за два года не произошло ничего! Ни-че-го не менялось! А тут вдруг — раз! И всё резко обвалилось к Анфилию!

Когда я волнуюсь, слова обгоняют мысли. Так случилось и сейчас: пытаясь донести до Стефана свои соображения, я вскочила с места и принялась бегать по комнате и размахивать руками, говоря всё громче и громче.

— Агнешка, детка… — беспомощно взмолилась пани Лютрин, но я на неё даже не взглянула.

— Тут что-то не то, пан Штайн! И я это чувствую. Тут вообще уже давно творится всякая анфильевщина, а мой приезд её только усугубил!

Белая Сова кашлянула. Я неслась дальше. Штайн хранил молчание, внимательно наблюдая за мной, слегка сощурившись.

— В общем, — выдохнула я, почувствовав, как запыхалась после такой тирады, — не надо мне тут ставить диагнозы, разводить пустые разговоры и намекать, что неплохо было бы завернуться в простынку и ползти на кладбище. Скажите прямо: как это вылечить? Чем мне это грозит, и смогу ли я вообще когда-нибудь колдовать?

Я замолчала. Стефан помолчал пару секунд, видимо, рассчитывая на продолжение, но я молча рухнула обратно на стул и прижала ладони к лицу, чувствуя, как пылают щёки, а на шее быстро-быстро колотится вена.

— Послушайте, Агнесса, — неожиданно спокойно ответил Штайн. Я отстранённо удивилась: на его месте после такой отповеди я бы точно начала бурно доказывать свою правоту. — Прошу вас, посмотрите вокруг.

Он обвёл рукой помещение лаборатории. Я недоуменно взглянула на маму — она ответила мне не менее непонимающим взглядом — и послушно покрутила головой.

— Посмотрела. Только что из этого…

— Посмотрели, — перебил меня Стефан резко похолодевшим тоном. — Теперь ответьте мне на один простой вопрос: вы видите тут механизм Ангелиуса? Морозильный шкаф с настойками червоной рани{?}[редчайшее растение, растущее на склонах гор и цветущее всего два дня в году. Его цветы применяются для приготовления зелий для моментального исцеления проблем с кроветворением. Своё название получило благодаря кроваво-красным лепесткам]? Может быть, многоуважаемая пани Лютрин прячет где-нибудь сушёную ястребинку{?}[стелющаяся по земле трава с жёсткими лепестками и крохотными буро-жёлтыми цветками, напоминающими голову ястреба. Отвар из неё используется для снятия сглазов и повышения иммунитета, а также для развития ясновидения (последнее пока не получило точного подтверждения)]? Давайте спросим у неё.

Он повернулся к целительнице, смотревшей на него широко распахнутыми глазами. Услышав последний вопрос, она испуганно дёрнулась и прошептала:

— Нет… не прячу…

Штайн коротко кивнул и с ожиданием посмотрел на меня.

— Не вижу, — сухо сказала я. — Хотя не представляю, как выглядит, например, механизм Ангелиуса, что-то мне подсказывает, что его тут нет.

— Ничего из того, что перечислил пан Штайн, у нас нет! — страдальчески простонала целительница. — Знаете, сколько это стоит? Да такое может себе позволить только Королевский Госпиталь!

Похоже, этот вопрос был не риторическим и имел вполне определённого адресата, но лицо Белой Совы осталось непроницаемым.

Стефан наклонил голову с таким видом, будто другого ответа и не ожидал.

— Нет, — повторил он. — Ничего этого нет, Агнесса. А, между тем, это необходимые препараты и приборы, которые позволят с большой точностью получить ответы на все ваши вопросы. Возможно, Великая Кахут смогла бы помочь вам и голыми руками, но мы с пани Лютрин совсем не Кахут.

Мама и Сарка Лютрин торопливо скрестили руки под подбородком ладонями наружу. Мы со Стефаном остались неподвижными, буравя друг друга взглядами. Я — негодующим, он — взглядом учителя, которому достался невероятно тупой ученик. Или ученица.

— Я могу продолжать? — спросил Штайн, и я услышала в его голосе интонации уставшего, но преданного своему делу преподавателя, сообщающего нерадивому студенту, что экзамен тот завалил, и приказ о его отчислении уже подписан директором. Я только молча пожала плечами. В голове гудела и кипела такая прорва мыслей, что проще было не думать вовсе.

Одно я знала совершенно ясно: проклятие не давало о себе знать ровно до того момента, как я прибыла в Злату Рощу.

Стефан слегка постучал по столу.

— Мы остановились на том, — проговорил он совершенно спокойно, будто размолвки между нами и не было, — что проклятие в руке панны Мёдвиг активизируется… прошу прощения за не самый удачный термин… когда она пытается колдовать с использованием Сияния. Именно поэтому я считаю, что Агнессе следует прекратить все попытки создать плетение или применить магическую формулу вплоть до обследования в Королевской Академии.

Я стиснула зубы и впилась пальцами в колени.

— Пан Штайн, — непроизвольно вырвалось у меня. Стефан чуть приподнял бровь и вежливо замолчал. — А как же ваше гениальное, — тут я специально произнесла это слово с подчёркнуто ехидной интонацией, — изобретение в виде черпания энергии отовсюду?

— Это тоже исключается, — холодно сказал Штайн. На мой выпад он даже бровью не повёл. — Возможно, применение этого метода тоже сыграло свою роль. Я хочу быть полностью уверенным, и поэтому настаиваю на полном отказе от использования магической энергии — любых видов.

— Совы-сычи, как жаль, так хотелось наведаться на кладбище и распотрошить пару свеженьких трупов, — от отчаяния пробормотала я себе под нос и вскрикнула от боли: мама с силой пнула меня ногой. Штайн никак не отреагировал, но к разговору неожиданно присоединилась целительница.

— Если позволите, я тоже хочу сказать пару слов, — торопливо проговорила она. Стефан кивнул. — Я считаю, что Агнешке нельзя отправляться в столицу.

— Что? — изумилась мама. Штайн нахмурится:

— Не уверен, что правильно вас понял, пани Лютрин.

Целительница с готовностью кивнула, будто только этого и ждала:

— Видите ли, мне сейчас вот, что пришло в голову: до Листвицы Агнешке можно добраться только через систему порталов. А что такое портал? Сияние в чистом виде, собранное в одной точке. Не навредит ли это ей ещё больше?

Белая Сова поджала губы и нахмурилась, будто решая сложную задачу. Посмотрела на Штайна: тот выглядел не менее задумчивым.

— Это определённо имеет смысл, — медленно проговорил он, четко разделяя слова. — Мне как-то не пришло в голову. Благодарю за уточнение, пани Лютрин…

— Смысл точно есть! — выпалила я, озарённая внезапной догадкой. Отдельные детали начали быстро вставать на свои места. — Ведь в Злату Рощу из Кельина я прибыла именно через портал! До этого я два года ими не пользовалась!

Это открытие меня почему-то невероятно обрадовало. Сердце бешено запрыгало, а щёки загорелись жарким румянцем. Мама успокаивающе потрепала меня по плечу. Я подавилась нервным смешком и обхватила себя руками за плечи.

— Я думаю, что вы правы, — с плохо скрываемой тревогой проговорила Белая Сова. — Я тоже совершенно не хочу рисковать здоровьем Агнешки.

Она переглянулась с целительницей и Стефаном, а затем они все вместе посмотрели на меня. Что-то такое было в их взглядах, отчего мне стало страшно неуютно.

Уже забытое постукивание вернулось. На этот раз оно звучало куда раскатистее и громче, и к нему прибавился новый звук. Едва слышный скрип, словно мертвец в петле покачивается на ветру. Я зябко поёжилась.

— Агнесса, — вкрадчиво сказала мама. — Боюсь, что тебе придётся задержаться тут надолго.

========== Глава 15 ==========

В больничном крыле я провела ровно полтора дня. Полтора – потому что, промаявшись сутки на больничной койке, я заявилась в кабинет панны Лютрин и категорически сказала, что я прекрасно себя чувствую и считаю, что мне тут делать больше нечего. К моему удивлению, целительница не стала меня удерживать.

– Агнешка, – проникновенным голосом сказала она, взглянув на меня исподлобья. – Ты можешь уйти в любой момент, когда тебе заблагорассудится. Но, пожалуйста, помни об одном: если почувствуешь себя неважно, даже если просто простудишься – тут же беги ко мне. Поняла?

– А когда прибудет профессор Гловач? – нетерпеливо спросила я, проигнорировав её вопрос. Целительница коротко вздохнула и слегка нахмурилась.

– Госпожа директор связалась с ним. Обещает уже через неделю прибыть.

Я слегка приуныла. Неделя – это долго, ждать я не любила. С другой стороны, мне было, чем заняться даже без использования магии. Поблагодарив пани Лютрин за хлопоты, я с лёгким сердцем покинула опостылевшую больничную палату и поспешила в свою комнату. Зимние каникулы были в самом разгаре, и Школа стояла полупустой. Однако, преподаватели были на своих местах, так что, проходя мимо их кабинетов, я то и дело останавливалась, чтобы ответить на пожелания здоровья и перекинуться парой слов.

В комнате меня поджидала Магда, которая, кажется, считала хозяйкой именно себя, а меня воспринимала как досадную помеху. Я это поняла по клокам шерсти на платье, неосмотрительно забытом на стуле, а также по дохлой мыши, вольготно раскинувшейся на моей подушке.

– Чтоб тебя Анфилий забрал! – рявкнула я от неожиданности, увидев хвостатое украшение, задравшее лапы к потолку.

Вернее, учуяла. Мышь уже успела основательно разложиться.

– А ну, иди сюда, улька мохнатая!!

Магда, безучастно умывающаяся на стуле, зашипела и юркнула в угол, ловко увернувшись от испорченной подушки, которую я в неё швырнула.

– Ну и дрянь! – скривилась я, брезгливо поднимая подушку за уголок. Теперь это можно было только выбросить. Тут даже плетение Чистоты явно будет бессильно…

Я остановила руку, уже по инерции занесённую над пятном. Медленно опустила.

Никаких плетений, Агнешка. Короткая у тебя память, раз забыла, чем это может быть чревато. И пусть это плетение требует совсем крохотную крупицу аури, неужели тебе так охота экспериментировать над собой?

Я поморщилась и вытянула подушку подальше перед собой. Ничего. Мне нужно продержаться только неделю. А дальше… дальше профессор Гловач приедет и непременно что-нибудь придумает.

Из темноты угла сверкнули жёлтые глаза Магды. Кажется, она была довольна.

***

С подушкой в одной руке и тряпицей, в которую были завёрнуты мышиные останки, я мрачно шагала по коридору, направляясь в подвалы пана Баника, кастеляна Школы. Выпрошу у него ещё одну подушку, а анфильеву мышь выброшу где-нибудь по пути. Когда до лестницы, ведущей вниз, осталось несколько десятков шагов, из-за угла завернул Стефан с уличной мантией, перекинутой через руку. Его сапоги покрывал стремительно тающий снег.

– Ahojte, пан Штайн, – преувеличенно жизнерадостно воскликнула я. Кивнула на его ноги. – Что, опять тренировки на улице?

При виде меня магистр боевой магии остановился. Медленно перевёл взгляд с подушки в моих руках на кулёк с мышью. Потом снова на меня.

– Ahojte, панна Мёдвиг, – осторожно ответил он. – Как ваше самочувствие?

– Прекрасно! – бодро отрапортовала я. – Вот, решила прогуляться по Совятнику…

– Зачем вам это всё? – прервал меня Стефан. Его узкие ноздри едва заметно дрогнули: кажется, мышь давала о себе знать гораздо сильнее, чем казалось мне, уже привыкшей к запаху.

Я посмотрела в его чересчур серьёзное лицо и поняла, что провалюсь сквозь пол, если не сострю.

– А я, пан Штайн, – напустив на себя легкомысленный вид, невинно ответила я, – хочу всё-таки попробовать заняться некромантией. Тут у меня дохлая мышь – вдруг получится из неё толику аури выкачать? Хотите посмотреть?

И сунула ему кулёк, прикусив щёки изнутри, чтобы не захихикать и не испортить всё веселье. Стефан шутки не оценил. Пару секунд он разглядывал мою ладонь, потом молниеносно начертил в воздухе руну. Кулёк тут же вспыхнул ярко-синим пламенем. Я не успела испугаться, когда поняла, что оно не обжигает, а только слегка холодит кожу.

– Ну, вот, – обиженно сказала я, разглядывая горсть белого пепла, оставшегося от мыши. – А я-то хотела…

– Агнесса, – сухо сказал Стефан. – Я уже достаточно хорошо вас знаю, чтобы понимать, чего от вас ждать. Правда, надеялся, что вы придумаете чего-нибудь поостроумнее!

Слегка уязвлённая, я пожала плечами и ссыпала пепел в карман юбки.

– Навёрстываю упущенное, пан Штайн. Придётся вам ещё немного потерпеть, и я вернусь в строй.

Бровь магистра боевой магии дёрнулась. Я ожидала какой-нибудь ответной шпильки – с нотками высокопарного нравоучения, вполне в духе Штайна, – но он сказал другое:

– Вы уже знаете о завтрашнем собрании, пани Мёдвиг? Планируете его посетить?

Спину охолонуло.

– Что за собрание? – удивилась я.

– Регулярное совещание преподавателей, – пояснил Стефан. – Обсуждение итогов первой половины учебного года, планов на вторую, новостей от Высшего Магического Совета… всё как обычно.

От его слов потянуло такой тоской, что к горлу немедленно подкатила зевота.

– Звучит очень интересно, – прикрыв рот рукой, сдавленно пробормотала я. – А это обязательно – являться туда?

– Нет, присутствие сугубо добровольное, – ответил Стефан и строго добавил, увидев ликование на моём лице. – Но вам я бы порекомендовал прийти. Не стоит держаться особняком, к тому же, это лишний повод набраться опыта от более старших преподавателей.

Эти же слова мне повторила и мама, которая заглянула в мою комнату этим же вечером.

– Кроме того, – понизив голос, добавила она, – ты сможешь лично пообщаться с теми, кто вместе со мной и паном Штайном ведёт поиски Мариссы.

Я застыла с подушкой, которую получила взамен старой. Она была заметно старее, жёстче и, по ощущениям, набита не то костями, не то старой чешуёй. Мне опрометчиво казалось, что, если я её взобью, как следует, то она станет помягче.

– Во сколько приходить? – забыв обо всём, выпалила я. Мама одобрительно кивнула:

– В девять утра, в аудиторию Плетений.

***

На следующий день я вошла в аудиторию и попыталась незаметно протиснуться на одно из свободных мест на заднем ряду. Это учебное помещение было одним из самых просторных в Совятнике и представляло собой многоуровневый амфитеатр, полукругом возвышающийся над широкой площадкой с кафедрой. Во время практических занятий, когда студенты выходили на площадку для отработки плетений, кафедра предусмотрительно огораживалась алмазным стеклом. Вроде бы это делалось для того, чтобы защитить преподавателя от случайного попадания плетения, запущенного неуклюжим студентом. Говорят, когда-то бывали такие случаи, только вот самой мне их увидеть не довелось. А жаль.

По правде сказать, я могла бы сесть и поближе к кафедре: почти половина кресел в амфитеатре пустовала. Но мне страшно хотелось спать, а на верхотуре всегда можно было тайком вздремнуть.

Однако стоило мне показаться в дверях, как все преподаватели, собравшиеся в помещении, будто по команде повернулись и уставились на меня. Чувствуя себя ужасно неуютно, я принялась пробираться к заветному креслу, бормоча неуклюжие приветствия и кожей чувствуя чужие взгляды.

Опустившись в кресло, я перевела было дух, но тут же поняла, что поторопилась.

– Агнешка! – радостно воскликнула моя соседка, и я досадливо скрипнула зубами. Рядом со мной сидела Эмилия Луциан.

– Не видела тебя с Зимнего бала, – затараторила она. – Я тут слышала, ты у Сарки Лютрин лежала? Это так? Что случилось? Простыла? Ай-я-яй, как же ты так? Надо было тебе потеплее одеваться, платьишко-то тогда ты напялила не в пример лёгонькое. Я вот никогда не простываю, а знаешь, в чём секрет? Нужно ежедневно делать вот так.

И, не дав мне опомниться, Эмилия хищно выбросила вперёд руку, ухватила меня за мочку уха, больно скрутила и принялась мять.

– Называется айкагонский массаж, – промурлыкала она, не прерывая своего занятия. – По всему нашему телу расположены особые точки. Если воздействовать на них особым образом…

Оторопев от такой бесцеремонности, я замерла на пару секунд. Однако боль в ухе быстро привела меня в чувство. Я резко дёрнулась и высвободилась из цепкой хватки Эмилии.

– Пани Луциан, – прошипела я, – Имейте в виду, что я ненавижу, когда ко мне прикасаются посторонние!

И, чуть наклонившись к женщине, сузила глаза и низким голосом проговорила:

– А ещё я терпеть не могу, когда мне докучают ненужными расспросами и коверкают моё имя. Я – Агнесса. Для вас – панна Мёдвиг.

Эмилия растерянно заморгала и отодвинулась. На её лице проступила глубокая обида.

– Не ожидала от вас такого, уж простите, хамства, панна Мёдвиг, – сухо произнесла она, поджав губы. – Куда уж мне, обычной ведьме, до директорской дочки!

И, презрительно фыркнув, она отвернулась, демонстративно вздёрнув подбородок.

«Ну, и слава Кахут», – подумала я. Пусть обижается, сколько влезет, главное, оставит меня в покое.

На кафедре появилась мама в строгой директорской пелерине и позвонила в серебряный колокольчик. Все разговоры и перешёптывания тут же смолкли.

– Уважаемые коллеги, – по-преподавательски сухо произнесла она, – объявляю собрание открытым.

***

Сколько раз я сладко спала на последних партах, с лёгким сердцем пропуская мимо ушей донельзя нуднейшие лекции по истории королевских семей Галахии, зная, что они никогда в жизни мне не пригодятся.

Так же вышло и здесь. Собрание началось с невероятно тягомотного перечисления происшествий в Школе за минувшее полугодие, которые не отличались разнообразием: то выбитые кем-то окна на занятиях по полётам, то пронесённый в Совятник куст ядовитой чёрной цикуты, тайком выдранный в лесу на практикуме про травоведению, то попытки украсть учебные журналы и подделать отметки.

Только на рассказе об одном случае я оживилась: пара студентов третьей ступени отыскали где-то пособие по заклинанию духов и умудрились вызвать Серого Доппельгангера. Он известен тем, что появляется исключительно в зеркалах. Воспользовавшись этим, а также неопытностью горе-заклинателей, Доппельгангер начал прыгать по всем зеркальным поверхностям в Совятнике, то и дело появляясь то тут, то там, и показывая случайным зрителям непотребщину. Изгнать его удалось только через неделю. Студенты же отхватили по крупному выговору и еще пару месяцев драили лестницы Школы.

Услышав этот рассказ, я не выдержала и захихикала. На меня стали недовольно оборачиваться и шикать; я ещё ниже склонилась над столом, укусив согнутый палец.

«Ринке бы рассказать, – с восторгом подумалось мне, – или Иню…»

И тут же с сожалением вспомнила о письме подруге. Отправила-то я его достаточно давно, она должна была его уже сто раз получить и прочитать. Но ответа пока так и не прислала. Интересно, почему? Неужели обиделась на что-то? Я воскресила в памяти текст послания. Вроде ничего особенного там не было… может, надо было побольше поинтересоваться Ринкиной семейной жизнью?

От этих мыслей веселье поугасло. Я подпёрла голову рукой и прикрыла глаза; мерный голос магистра Шипки – декана факультета лекарей – звучал где-то в стороне.

– …Агнесса Мёдвиг!

Мамин голос резко вторгся в уютную дрёму, разрушив сонные чары. Одновременно с этим чей-то локоть ощутимо вонзился мне в бок. Я подскочила и всполошённо вскинула голову. В глаза словно песка насыпали. В первые несколько секунд я плохо соображала, удивляясь, где нахожусь и почему вокруг столько народу.

Мама строго смотрела на меня, стоя за трибуной.

– Что такое? – только и оставалось выдавить мне.

– Список преподавателей, занятых в проведении факультатива по астрономии, – недовольно прошипела мне в ухо Эмилия. Кажется, она ещё злилась на меня. – Твоё имя назвали среди прочих. Странно, в прошлом году его проводило всего двое…

– А… факультатив… – я с трудом воскресила в памяти мамины слова про него и с показной готовностью закивала, да так, что голова закружилась. – Точно-точно. Помню. Готова участвовать в его проведении.

Кажется, мой ответ удовлетворил Белую Сову. Она царственно кивнула и свернула лист бумаги, который держала в руках.

– На этом сегодняшнее собрание закончено. Благодарю за внимание, коллеги. Можете быть свободны, но попрошу ответственных за факультатив собраться в моём кабинете прямо сейчас.

***

Первое, что мне бросилось в глаза – количество людей, собравшихся перед столом Белой Совы. Ладно, пусть я и проспала оглашение списка, да и пани Луциан удивилась их числу, но неужели для факультатива действительно нужно больше двух человек?

В мамином кабинете было пятеро вместе с мамой. Среди них я увидела пани Криштину и магистра, украшавшего холл Школы («Людвиг, его зовут пан Людвиг!»). Штайн тоже был тут. Рядом с ним – вот сюрприз – стояла Дагмара Крейнц. Что тут делает дипломница пани Збижнев? Тоже помогает проводить факультатив?

Помещение было небольшим, стульев и кресел на всех не хватило, и Пернатые по большей части стояли, переминаясь с ноги на голову. Меня они встретили строгими взглядами и полным отсутствием улыбок, хотя у Людвига на лице промелькнуло странное выражение… сочувствия, что ли? Заметив это, я слегка растерялась и проскользнула к стене. Вжалась в неё и попыталась слиться с интерьером, совершенно не представляя, что делать на подобных собраниях и как себя вести.

Но тихо побыть незамеченной мне не дали.

– Агнесса, – Белая Сова величественно поднялась из-за своего стола и простёрла ко мне руку в приглашающем жесте. – Подойди ко мне.

Недоумевая, я выполнила её просьбу и встала рядом, лицом к остальным.

– Как ты уже, наверное, поняла, – на этот раз мама заговорила громким звучным голосом, – обсуждение факультатива – это только предлог. Все, кого ты видишь здесь, занимаются поисками Мариссы. Разумеется, это тут собрались не все, но у тебя ещё будет возможность познакомиться и с остальными.

Стефан в упор взглянул на меня, явно ожидая чего-то. Взгляды других тоже стали ожидающими. На несколько мгновений я растерялась, но попыталась быстро взять себя в руки.

– Я… м-м-м… очень рада наконец пообщаться со всеми вами по существу, – голос предательски дрожал, а нужные слова никак не складывались в осмысленную фразу. – Я… новость об исчезновении Маришки стала для меня полной неожиданностью.

Я едва удержалась от соблазна выразительно посмотреть на маму.

– Белая… пани Мёдвиг сказала, что вы занимаетесь поисками моей сестры. Я хотела бы знать, что известно об её исчезновении на сегодняшний день.

Пернатые начали переглядываться. Кто-то одобрительно кивнул. Дагмара нахмурилась. Я почувствовала себя ещё более неуютно. Между лопатками зачесалось, и я с силой свела их. В последний раз подобное ощущение было у меня в день защиты диплома. Тогда я, неопытный совёнок, стояла перед комиссией, состоящей из умудрённых жизнью колдунов и ведьм, в ужасе слушая, как собственный голос отдельно от меня излагает что-то, что на поверку кажется абсолютным бредом.

– Нам удалось поминутно восстановить весь путь Мариссы… – негромко заговорила Дагмара, чем вогнала меня в ещё больший ступор. Значит, она тоже в курсе всего происходящего?

– Погодите, – замахала я руками, чувствуя, что вновь стою на пороге открытия какой-то очередной тайны. – А Дагмара что тут делает? Пани Криштина, вы что, своих студентов решили пустить в расход… э-э… то есть, привлечь к расследованию?

Дагмара уставилась на меня, как на привидение. Её взгляд начал леденеть, и я осеклась. Пани Криштина вздохнула с оттенком горести.

– Агнешка, видишь ли, тут такое дело…

– Диплом – это всего лишь прикрытие, – бесцеремонно перебила её девушка, в упор глядя на меня. – Всё для того, чтобы объяснить моё нахождение в Школе. Студенты не должны задавать лишние вопросы.

Продолжение «…и тебе тоже не следует» повисло в воздухе. Панна Криштина лишь сникла с горестным видом. Я внутренне ощетинилась. Дагмара нравилась мне всё меньше и меньше.

– Значит, ты не студентка, – сухо уточнила я. Дагмара вскинула подбородок и с некоторой, как мне показалось, гордостью, заявила:

– Я – одна из лучших расследователей королевского сыскного корпуса Галахии! К твоему сведению, с отличием закончившая курс розыскного дела в Сандоруме{?}[академия полицейского дела в Галахии. К обучению в ней допускаются как Пернатые, так и обычные люди]…

– И много ты нарасследовала? – вполголоса спросила я. Ничего не могла с собой поделать: Дагмара вызывала всё более и более растущую неприязнь. Особенно её высокомерный тон и манера держать себя.

– Я могу представить свой послужной список! – вспыхнула Дагмара.

– Панна Крейнц, прошу вас, продолжайте, – громко сказала Белая Сова. Девушка кинула на меня яростный взгляд, сцепила руки на груди и заговорила вновь:

– Марисса Мёдвиг вылетела из Листвицы в сторону Златой Рощи, о чём она и предупредила госпожу директора, отправив ей призрачного посланника, – Крейнц коротко кивнула маме. – На её пути была всего лишь одна остановка – в Ружанах, на постоялом дворе «Призрачная лиса». Его хозяин, пан Кралик, подтвердил это. Рано утром следующего дня Марисса возобновила свой путь, известив пана Кралика. После этого её след обрывается. Было установлено, что она не пользовалась системой порталов – по нашей просьбе служащие Путевой канцелярии проверили каждый портал в Галахии на её ментальные отпечатки…

– Чего-чего? – удивилась я.

– Ментальные отпечатки, – повторил вслед за Дагмарой молчавший всё это время Людвиг. – Когда кто-то проходит сквозь портал, он полностью погружается в аури, как в воду. Только в воде остаётся пыль или грязь, а в Сиянии – отпечаток сущности человека. Как след от ноги на мокром песке.

– Впервые слышу, – пробормотала я. Крейнц едва слышно фыркнула и невозмутимо продолжила:

– Жители деревни Карлоштьяны видели сову, похожую на птицеформу пани Мёдвиг. Она пролетала над ними примерно в одиннадцать часов пополудни того дня, как Марисса отправилась в путь из Ружан. Ничего странного или необычного никто не заметил. Однако…

Дагмара сделала паузу, то ли переводя дыхание, то ли ожидая от меня какой-то реакции. Такого удовольствие я ей не доставила, и девушка продолжила, как мне показалось, с некоторой досадой:

– Пан Кралик упомянул о некоем письме, которое она получила тем же вечером, что прибыла в Ружаны. В отличие от посланника госпожи директора, это письмо пришло не по импульс-почте. Его принёс какой-то посыльный, но его пану Кралику разглядеть не удалось. По его словам, Марисса встретила его у порога, выхватила письмо и сразу убежала к себе в комнату. Однако никаких следов письма или посыльного нам так и не удалось обнаружить, видимо, панна взяла послание с собой.

Дагмара замолчала. Я почувствовала, как ладони похолодели от напряжения, сцепила руки в замок и задала единственный вопрос, что с недавних пор менямучил:

– А вы проверяли старое кладбище за Збигровским трактом?

Все переглянулись. Стефан подал голос первым:

– Зачем нам его проверять? Где оно вообще находится?

– Тут есть карта Галахии? – устало спросила я. Мама кивнула:

– Пани Криштина, я попрошу вас…

Магистр Збижнев с готовностью повернулась к книжному шкафу, возле которого стояла, и вытащила большой рулон. Мама отодвинулась, знаком пригласив её к столу, и панна Криштина раскатала полотно. Пан Людвиг и Стефан придавили его по углам несколькими книгами, и Белая Сова посмотрела на меня:

– Так что ты хотела?

Я наклонилась над картой и, поболтав пальцем над ней, отыскала Злату Рощу. Переместила палец восточнее:

– Вот оно. Старое кладбище за Збигровским трактом.

Все уставились на карту, потом – на меня.

– Какое отношение оно может иметь к исчезновению Мариссы? – резко спросила Дагмара. Стефан медленно выпрямился и пристально посмотрел на меня, скрестив руки на груди.

Я смахнула прядь с лица, собираясь с мыслями. Как бы им объяснить наиболее обтекаемо? «Мне тут знакомый рассказал про то, что на этом кладбище он нашёл разрытые могилы. Что за знакомый? Ничего особенного, обычный вор, но к делу это отношения не имеет».

– В общем, я слышала о том, что на этом самом кладбище не так давно нашли следы присутствия Воронов, – проговорила я, тщательно подбирая слова, чтобы избежать острых углов. – Вот я и подумала, что Маришку могло занести туда… случайно, и она попала в беду.

К концу фразы голос осип, и я закашлялась. В комнате стало тихо-тихо.

– Воронов? – повторила мама, переводя изумлённый взгляд с меня на других. – Разве такое возможно?

– Нет, – твёрдо отрезал пан Людвиг. – Агнесса, – обратился он ко мне, и в его голосе прозвучала отеческая ласковость, – напомню вам, что Воронов лишили силы. Фактически, их истребили! Всё! Их больше нет!

– Знаю, – перебила я его, почувствовав, как внутри начинает закипать глухое раздражение. Уж больно его тон был сладким, будто он считал, что я не в себе. – Просто я подумала, а вдруг есть возможность…

– Такой возможности нет, – отрезал Стефан. Его голос прозвучал гневно. – Как и Воронов. Предполагать, будто кто-то из них сумел сохранить возможность колдовать, а также остаться неузнанным, да ещё и напал на Мариссу, глупо.

– Агнешка, сама подумай, ну зачем это могло ему понадобиться? – мягко сказала пани Криштина.

На секунду мелькнула мысль: не сказать ли им про ворона, что мне мерещился, но она тут же исчезла, вытесненная другой.

– Последний Ворон, по словам Стефана, был казнён не так уж и давно! - возразила я, - Как там его звали…

– Тристан Лаэртский, – подсказал Штайн, недовольно скривившись, словно это имя вызвало у него приступ зубной боли.

– Да! Вдруг он выжил? А ещё Маришка – дочь директора Совятника, – упрямо сказала я, вцепившись в край стола. – Напомню, крайне могущественной Пернатой. Ворон мог бы потребовать в обмен на её жизнь… ну, не знаю, личную неприкосновенность, например. Изменение облика. Обретение возможности вновь колдовать. Да всё, что угодно, совы-сычи!

Новая мысль озарила меня. Она была такой жуткой, что я запнулась на полуслове.

– А Маришка вообще жива? – слабым голосом спросила я, чувствуя, как подкашиваются ноги.

– В этом нет никаких сомнений, – яростная убежденность, с которой Белая Сова произнесла это, слегка успокоила меня. – Как только я поняла, что она пропала, я немедленно обратилась к лучшему в Галахии заклинателю духов. Он убедился, что в мире мёртвых Мариссы нет. Последний раз мы с ним проверяли это три дня назад.

– А в мире живых? – дрогнувшим голосом уточнила я.

Белая Сова развела руками, и я заметила, как у неё опустились плечи при этом вопросе.

– Пока не можем её найти. Но это ничего не значит. Кто-то мог просто спрятать её от поисковых плетений. Такая возможность существует.

– Правда, для этого надо быть очень искусным колдуном, – поддержала маму Дагмара. – Если это так, то это будет обозначать, что у вашей семьи появился весьма могущественный враг.

Я ощутила нехороший холодок, стянувший кожу. Наши со Стефаном взгляды встретились, и я вдруг в порыве жуткого озарения поняла, что он сейчас скажет. И не ошиблась.

– Мы уже обсуждали этот вопрос. Если панна Крейн права, – сдержанно кивнул Штайн, – тогда ситуация с нападениями на вас, Агнесса, проясняется. Кто-то определённо желает зла вашей семье и не погнушался даже похитить Мариссу Мёдвиг.

– Поэтому подумайте и скажите: есть ли кто-то, кто может желать вам зла? – подхватил пан Людвиг, пытливо глядя на меня.

Это прозвучало настолько нелепо, что я фыркнула, правда, не ощущая никакого веселья, и саркастически уточнила:

– Кто, интересно? Неизвестный даже мне конкурент из Кёльина, который тайком пробрался в Школу? Студент, недовольный моим преподаванием? Был один такой, да и тот предпочёл бежать к пани Криштине и ябедничать!

Я вспомнила самодовольное лицо Милоша и яростно стиснула кулаки.

– Мы прорабатываем все варианты. Все реальные варианты, – отчеканила Дагмара, особенно подчеркнув последние слова. – Согласно распоряжению госпожи директора, мы будем держать вас в курсе. Но я – лично я, и уверена, остальные ко мне присоединятся, – попрошу вас доверить это дело нам и постараться не мешать.

У меня сдавило горло от негодования и раздражения. Я не смогла выговорить ни слова, молча глядя в её ледяное лицо.

– Дагмара, деточка, нельзя же так с Агнешкой-то, - беспомощно пробормотала пани Криштина, укоризненно глядя на девушку. Та вскинула брови и безжалостно отрезала:

– Я сразу хочу дать понять панне Мёдвиг, что расследование ведётся профессиональное и серьёзное, и что ей лучше бы заниматься своими делами, а нам не мешать. Напомню вам, пани Збижнев, что я изначально была против привлечения Агнессы к этому делу. Личные мотивы…

– Панна Крейн, я предлагаю нам с вами обсудить это наедине! – вмешалась Белая Сова, резко рубанув ладонью по воздуху, словно отсекая все ненужные споры и обсуждения. – Привлечение Агнессы было моей личной инициативой. Всю ответственность за это несу я. Ещё вопросы есть?

Больше вопросов не возникло. Голова у меня загудела от напряжения и переизбытка новостей. Резко захотелось выйти вон, а ещё лучше – на свежий воздух, чтобы немного развеяться.

– Замечательно, – сухо сказала мама. – А теперь, раз уж мы обсудили самое главное, предлагаю перейти к обсуждению факультатива по астрономии.

Дагмара поджала губы. Взгляда от меня она так и не отвела.

========== Глава 16 ==========

Остаток собрания прошёл в раздаче инструкций и распределении обязанностей на факультативе по астрономии. Если роль Стефана или пани Криштины были понятны – приглядывать за студентами («Чтобы не разбежались», – радостно добавил мой мозг), то за каким Анфилием на факультативе понадобилась я, понимания так и не появилось.

– Будешь помогать пану Штайну и пани Гризер, – туманно ответила Белая Сова на мой прямой вопрос.

– С чем? – ехидно осведомилась я, – могу надеть на голову звезду от ёлки и побыть живой иллюстрацией созвездия Кахут. Надо?

Штайн посмотрел на меня таким тяжёлым взглядом, что пришлось замолчать. Мама тяжело вздохнула и покачала головой.

– Последишь за дисциплиной, – после недолгой паузы сказала она, – понаблюдаешь за коллегами. Наберёшься опыта.

Опыта, как же. Я саркастически усмехнулась. С моей неспособностью колдовать только опыта и набираться. Много ли пользы я принесу, без толку слоняясь по башне и наблюдая за сонными оболтусами, которые с куда большим удовольствием спали бы, нежели слушали монотонную лекцию об аури, созвездиях и планетах? Так хотя бы могла плотнее заняться поисками сестры.

– Мяу!

Я споткнулась и едва не выронила ключ. Я так глубоко погрузилась в собственные мысли, что не заметила, как добрела до своей комнаты.

– Мяу! – ещё требовательнее повторила Магда и вышла из тёмного угла, где, видимо, отсиживалась до этого. Подошла ко мне и недовольно уставилась своими жёлтыми глазами, изогнув задранный хвост вопросительным знаком.

Я вздохнула:

– Чего тебе?

Кошка не ответила. Она явно хотела есть, и под её взглядом мне стало неуютно. Кажется, та утренняя мышь была её единственной трапезой за весь день.

– Мяу!!

– Да знаю я, знаю, – пробормотала я. Ничего я не знала. Чем кормят кошек? Придётся наведаться в столовую и выпросить что-нибудь. Магда, конечно, поганка та ещё, но не оставлять же её на потребу голодной смерти. Что мне потом призрак магистра Жданека скажет?

Магда сощурилась, выгнула спину и зашипела.

– Я всё поняла! – сердито бросила я, щёлкнув замком, – сейчас попробую тебя накормить…

Кошка повела себя странно. Не прекращая шипеть, она попятилась и юркнула за мои ноги. Притаилась, прижавшись к ним боком.

– Кажется, я ей не нравлюсь, – услышала я девичий голос и оглянулась. Сзади стояла рыжая подавальщица из трактира “Золотой карась”. Мы с Магдой уставились на неё; я – молча, Магда – не прекращая шипеть, то и дело срываясь на утробное подвывание. Девушка покосилась на неё и перевела взгляд на меня:

– Вы Агнесса? Я Деля Риваль.

Я кивнула, пытаясь ногой отодвинуть Магду, чьё шипение уже начало действовать мне на нервы:

– Я. Ты что-то хотела?

Подавальщица быстро огляделась и вытащила из-за пазухи серый конверт. Помахала им в воздухе:

– У меня для вас послание от Игнвара.

– От Иня? – удивилась я, про себя поблагодарив её за то, что она напомнила мне своё имя, – чего это он вдруг… так, секунду!

Магда уже бесновалась вовсю, переходя с воя на рычание, так что я просто взяла её за шкирку, приоткрыла дверь, сунула за неё Магду и тут же захлопнула створку.

– Что Инь хотел? – стараясь сохранять спокойствие, поинтересовалась я, пытаясь не обращать внимания на истошное мяуканье из-за двери и какое-то подозрительное постукивание. Судя по всему, кошка решила ещё и побиться головой о дверь. Ну и на здоровье.

Деля медлила с ответом, оценивающе разглядывая меня и как будто что-то прикидывая.

– Мне не сообщил, – наконец сказала она, – попросил только вам передать. Я так с ним ходила-ходила, пыталась вас застать, а мне сказали, что вы болеете. Только я вам так сразу не отдам.

Моя рука, потянувшаяся было за письмом, замерла.

– Извини, что? – нахмурилась я. Риваль быстро сунула письмо за пазуху, склонила голову набок и прищурилась.

– Есть одно дело. Мне очень нужно зачет по боевой магии сдать, а магистр Штайн принимать отказывается.

– И что? – не поняла я, – я тут при чём вообще?

– Меня он слушать не станет, – деловито пояснила она, – а вот вы сможете на него повлиять.

Кто, я? Повлиять на Стефана? На секунду представила себе, как бегаю за ним, упрашивая принять зачёт у нерадивой студентки, и почти услышала его низкий голос, вкрадчиво интересующийся, всё ли у меня в порядке с головой.

– Исключено, – отрезала я, отогнав от себя это не самое приятное видение, – с чего вообще у тебя возникла эта мысль? Что за глупости?

Риваль поджала губы.

– Ходят слухи, – неопределённо обронила она, – не только я одна вас с ним увидела, когда вы только приехали. Ещё он за вами в “Карась” примчался, а чтобы магистр Штайн ради кого-то так с места срывался, такого ещё ни разу не бывало, хоть у кого спросите. А ещё Зузка, подружка моя, видела, как вы с ним пустом кабинете закрывались.

– Что за бред! – возмутилась я, – всё было совсем не так!

Деля тут же замолчала и уставилась на меня с таким жадным любопытством, что я поняла: она ждёт немедленных подробностей о том, как же там всё было на самом деле.

Обойдётся.

– Значит, так, – холодно сказала я, – ничего ни у кого я просить не стану. Или отдавай письмо, или иди, куда шла.

Подавальщица моргнула. Она явно ожидала другого ответа.

– То есть, вы не будете мне помогать? – теперь её тон звучал уже не так нахально.

– С чего вдруг? – неприветливо отозвалась я. Откуда-то издалека донеслось уже полузабытое перестукивание, – с того, что ты вдруг решила поверить каким-то идиотским слухам?

Нижняя губа Дели вдруг задрожала, и Риваль громко всхлипнула.

– Эй, – испугалась я, почувствовав, как внезапный приступ раздражения угас так же быстро, как и вспыхнул, – эй, ты чего плачешь? Свет на этом зачёте сошёлся, что ли?

– Вы не понимаете, – жалобно пробормотала Деля, утирая глаза ладонью, – вы вон директорская дочка, вам вообще ничего не грозит…

Я невесело хмыкнула.

– … а мне нельзя вылетать из Школы! Я же должна буду сразу на хутор в Козий Утопенец вернуться, а там что? С утра до ночи либо младших нянчить, либо в поле спину гнуть, репу собирать, либо… ай, да что я вам рассказываю! Вам-то всё это незнакомо!

Она досадливо махнула рукой и отвернулась. Я немедленно почувствовала когтистую хватку совести.

– Немного знакомо, – со вздохом призналась я. Деля недоверчиво посмотрела на меня через плечо. Даже вой Магды из-за двери, кажется, поутих.

– До Совятника я была сама по себе, – пояснила я, – довелось и впроголодь пожить, и в рваных сапогах походить, потому что не было денег на сапожника. Много чего было.

Я опять вздохнула – глубоко, прерывисто. От воспоминаний о Кёльине на сердце стало тепло и уютно, хотя нельзя сказать, что жить там было легко. Денег едва-едва хватало на аренду помещения под лавку и комнатушку над ним, амулеты не очень хорошо продавались. Подавальщица тоже вздохнула, громко, с надрывом, и вновь принялась ожесточённо тереть глаза руками. Совесть вцепилась в меня ещё сильнее. В самом деле, что мне, сложно попросить Стефана, что ли? А девчонку жалко.

– Ладно, – улыбнулась я ей, – поговорю с магистром Штайном. Ничего точно обещать не могу, но попробую его упросить насчёт тебя.

– Ďakujem{?}[ďakujem [дякуем] - спасибо (галах.). Ďakujem velmi pekne - большое спасибо], – тихо сказала Риваль, и её лицо просветлело. Слёз как ни бывало. – спасибо, спасибо вам огромное! Ďakujem velmi pekne! Буду за вас молиться Кахут!

– Ладно-ладно, – бестолково забормотала я, смущённая такой бурной реакцией, – я же пока ничего не сделала.

Она замахала руками, вытащила письмо и сунула мне.

– Если надумаете писать ответ, – сказала она, заговорщически понизив голос, – отдайте мне, я передам Ингвару.

От меня не укрылось, как при упоминании имени вора она слегка зарделась. Почему-то это неприятно укололо.

– Спасибо, – коротко сказала я, – буду знать, к кому обращаться.

Деля убежала совершенно счастливая, а я отправилась к себе. Пожалуй, я слукавила. Мне действительно было интересно, что такого мог написать Инь.

***

Магда сидела напротив двери, чинно сложив лапы и обвив их хвостом – живое воплощение оскорблённой в лучших чувствах натуры. Только взъерошенная шерсть и горящие диким огнём глаза выдавали её состояние.

– Ну и что это было? – поинтересовалась я у неё, – Анфилий в тебя вселился, что ли?

Кошка не ответила, только неотрывно таращилась на меня, следя за каждым движением. От этого стало не по себе.

– Вот закончу с делами и накормлю, – пообещала я ей, уселась за стол и вскрыла письмо.

«Ahoj, Агнешка! – писал Инь, – ты как? Надеюсь, тебе не сильно досталось от этого неприятного пана…»

Я прервала чтение и хмыкнула. Да уж, Стефан умеет произвести впечатление.

«…я же сам в каком-то смысле в этом виноват. Потащил тебя в нашу дыру, ну, и всё такое. В общем, я хоть и не самым честным делом занимаюсь, но что такое совесть, тоже отлично знаю. Готов загладить вину и позвать тебя в “Лисий Хвост”, что в Гнездовицах. Думаю, тот строгий пан возражать не будет, далеко от Школы ты не уйдёшь. Если согласна, напиши ответ и передай с Делей».

Дочитав последние строчки, я отложила письмо и уставилась в окно, подперев подбородок руками. Предложение Иня звучало не то, чтобы неожиданно, скорее, интригующе. Неужели его на самом деле терзали угрызения совести? Или же он решил выгадать для себя какую-то выгоду?

Моей ноги что-то коснулось. Я вздрогнула и посмотрела вниз: это была всего лишь Магда. Если другие кошки ласково трутся о лодыжки, то эта, скорее, пихала меня своим боком, явно напоминая о данном ей обещании.

– Помню, помню, – рассеянно пробормотала я.

В самом деле, что я теряю? Гнездовицы пока для меня не запрещены, в Совятнике торчать не хочется, маму со Стефаном и Дагмарой (при воспоминании о ней я невольно поморщилась) я предупрежу. Опять же, мне не помешает проветриться и собраться с мыслями.

За спиной что-то бухнуло. Я оглянулась: с одной из полок сорвалась книга, упала, раскрывшись в полёте, и теперь лежала на полу, как мёртвый мотылёк.

Неужели опять пан Жданек пожаловал? И Маришка. Нельзя забывать про Маришку.

Руки заныли. Почувствовав, что не могу сидеть на месте, я вскочила на ноги и замерла, опершись на столешницу и глядя на улицу невидящим взглядом. Вспомнилось письмо, которое я отправила Ринке. Её очень не хватало. Мне всегда становилось легче, когда я рассказывала ей о своих невзгодах и неурядицах. Но ответного письма от подруги я так и не дождалась. С другой стороны, я могу и с Инем всё обсудить…

Я забарабанила пальцами по деревянной поверхности. Магда перешла к более решительным действиям – начала бить меня лапой. Пока с втянутыми когтями.

С тихим стуком на пол спланировала ещё одна книга. Краем глаза я даже заметила белёсый отсвет, мелькнувший у полок, и на меня пахнуло прохладой.

– Магистр Жданек, если вам есть, что сказать, не тяните, а говорите, как есть, – с досадой сказала я, отрываясь от созерцания улицы, и подошла к книгам. Наклонилась, чтобы поднять их, и замерла в полупоклоне.

Библиотека. Как я могла забыть о библиотеке Гнездовиц! Вот и ещё один предлог для вылазки на прогулку. Конечно, не Кахут весть что, но вдруг там найдётся что-то полезное?

Наскоро сунув книги обратно, я кинулась к столу – писать ответ Иню. Начеркав пару строк, поспешила к двери, но Магда перегородила дорогу, выгнув спину и яростно зашипев.

– Пан Жданек, если вы уж тут остались, могли бы взять свою кошку на себя, – вздохнула я и, сунув письмо в карман, отправилась кормить хвостатую страдалицу.

***

Утром следующего дня погода заметно ухудшилась. Вчерашнее яркое солнце спряталось за серые тучи, из которых повалил крупный снег. Ветер подхватил его и превратил в вихрящуюся белую завесь, сквозь которую с трудом угадывались очертания зданий.

К новости о моей прогулке все, кому я сообщила, отнеслись скептически. Только клятвенные заверения в том, что я буду не одна и никуда дальше Гнездовиц не сунусь, слегка успокоили маму. Дагмара с большой неохотой, которую даже не потрудилась скрыть, согласилась присмотреть за моей безопасностью, держась на расстоянии. Один только Стефан, казалось, видит насквозь не только меня, но и какие-то мои тайные помыслы, о которых я и не подозревала.

– С кем у вас там назначена встреча, напомните, Агнесса? – вкрадчиво повторил он после моей вдохновенной речи на тему красот Гнездовиц, развалин храма и книжного богатства местной библиотеки. Но я была так взбудоражена возможностью найти там что-то полезное и прогуляться, что и бровью не повела.

– С другом, – небрежно бросила я, – помните, пан Штайн, я рассказывала вам о нём, когда вы меня в Совятник везли?

Стефан скрестил руки на груди и переглянулся с мамой и Дагмарой. Повисло вынужденное молчание, которое мне не очень понравилось.

– Ладно, думаю, всё в порядке, – наконец сказал магистр боевой магии, – присоединяюсь к решению госпожи директора.

Я с облегчением отправилась одеваться, но это был не последний раз перед уходом, когда я столкнулась со Стефаном.

Он ждал меня у дверей Школы, прислонившись к колонне, прямо под изваянием Кахут. Я бы не заметила его, торопясь к выходу, но он не дал пройти дальше, просто шагнув в сторону и перегородив путь. Пришлось остановиться и непонимающе посмотреть на него.

– Вашу руку, пани Мёдвиг, – коротко сказал он. Я машинально протянула ему здоровую руку, сбитая с толку. Он взял меня за запястье и вложил в ладонь небольшой продолговатый камень тёмно-зелёного цвета. Согнул мои пальцы так, чтобы он оказался в кулаке, накрыл своими и наставительно сказал, глядя мне в глаза:

– Агнесса, вы, конечно, можете сказать, что вы взрослая и всё то, что обычно говорите. Но я по-прежнему уверен, что вы в опасности. Я не знаю вашего друга, может быть, у него нет ничего дурного на уме, но окажите мне любезность: держите этот змеевик при себе.

Я согнула руку и разжала пальцы. Посмотрела на камень, потом – на Штайна. Его глаза были серьёзны, но в них мелькал какой-то непривычный блеск, будто Стефану известно что-то, ускользающее от меня.

– Зачем это? – поинтересовалась я, убирая неожиданный подарок в карман.

– Так я буду знать, где вас искать, – последовал ответ.

***

Когда я добралась до “Лисьего Хвоста”, метель уже немного поутихла, и стало легче различить улицы и найти верный путь. От Совятника до Гнездовиц – минут пятнадцать ходу быстрым шагом, но я ползла битых полчаса, то и дело проваливаясь по колено в сугробы на обочине, спотыкаясь о припорошенные снегом колеи от колёс, и постоянно оттирая лицо от летящих прямо в глаза снежинок.

На пороге я появилась злая, взъерошенная и мокрая, успевшая уже триста раз послать к лесным йорму Ингвара, вздумавшего извиниться передо мной таким способом.

Вор, не подозревающий о моих мыслях, стоял у стола трактирщика и о чём-то весело трепался с ним. Увидев меня, он улыбнулся, помахал рукой. Правда, улыбка его быстро увяла, когда он получше разглядел меня.

– Погодка сегодня… – несмело начал он, но я недобро глянула на него, и он умолк. Правда, тут же просиял:

– Я знаю, что может поднять тебе настроение. Два бокала вишнёвицы, – попросил он у трактирщика и подмигнул мне, – пробовала тут её? Отличная вещь, и согревает, и бодрит.

– Пробовала, – хмуро ответила я, вытаскивая из волос основательно размокшие перья. Анфилий побери, теперь придётся просушивать и вплетать обратно. Целая морока, – ты извиниться, вроде, хотел, так давай, извиняйся.

Ингвар обескураженно посмотрел на меня и вздохнул:

– Брось, Агнешка, ты чего? Ничего же страшного не случилось. Пошли, посидим, поговорим.

Он забрал у трактирщика маленький поднос с двумя дымящимися бокалами, и направился к дальнему столу у окна, кивком пригласив меня следовать за ним.

Я села, обхватила горячие бока бокала замёрзшими ладонями, вдохнула терпкий вишнёвый запах и почувствовала, что жизнь, вроде как, начинает улучшаться.

– Инь, скажи честно, – обратилась я к вору, который смотрел на меня с озорной улыбкой, – тебе же что-то нужно, верно? Никогда не поверю, что ты меня просто так сюда вытащил.

Ингвар склонил голову и ответил:

– Тебя не проведёшь, Пернатая. Так уж и быть, расскажу. Я хочу…

Он рывком перегнулся через стол и, снизив голос до страшного шёпота, выпалил:

– Ограбить ваш Совятник!

Я, уже успевшая отпить, поперхнулась от неожиданности, закашлялась и расчихалась: глёг пошёл носом. Вор вскочил и похлопал меня по спине, я только замахала на него руками:

– Да ну тебя! Я же серьёзно спросила!

– А я серьёзно ответил, – Инь присел на своё место, обхватил одно колено руками и мечтательно закатил глаза, – как представлю, сколько у вас там добра спрятано, руки аж ныть начинают.

– Инь!

– Ладно, ладно, – он горестно вздохнул и повернулся ко мне, – не веришь ты в меня. Мне и правда тогда было не по себе, когда этот ваш… как там его?

– Стефан Штайн, – подсказала я, сразу догадавшись, о ком речь, и зачем-то добавила, – магистр боевой магии.

– Это на здоровье, – отмахнулся Инь, – когда он тебя уволок. Я тогда ещё подумал: нехорошо будет, если тебя из-за меня пропесочат. Вид у него больно суровый был.

Я хмыкнула, но вор продолжал:

– Так что, хочешь верь или нет, я и правда решил загладить вину. Правда, долго пришлось ответа ждать, а потом Делька сказала, что ты, вроде, заболела. Что-то серьёзное?

– Пустяки, – пожала я плечами, не собираясь вдаваться в подробности. Не буду же я ему выкладывать всю историю моих попыток колдовать при помощи магии Штайна, – так, лёгкое недомогание.

И, вспомнив о другом, запоздало удивилась:

– Почему ты решил через Делю письмо передать, а не через Ринку, как в прошлый раз?

Инь, сделав добрый глоток, пожал плечами:

– А ты не знала? Твоя подружка куда-то укатила с семьёй. Я к ней заходил, мне их экономка сказала.

– Вот оно что… – протянула я. Что ж, это объясняло Ринкино молчание. Наверное, моё послание пришло к ней уже после их отъезда.

– Так что, не обижаешься? – спросил Инь, по-своему истолковав мои нахмуренные брови. Я мельком взглянула на него, подумала, залпом опрокинула в себя остатки и решительно отставила бокал. Вены обжёг приятный огонь.

– Слушай, Инь, – вместо прямого ответа сказала я, – как насчёт того, чтобы прогуляться в местную библиотеку?

Вор внимательно оглядел меня. Осторожно протянул:

– Ну, так-то я не против. Только что мы там забыли?

– Увидишь, – пообещала я и вскочила на ноги, нетерпеливо протянув ему здоровую руку. Ингвар задумчиво посмотрел на неё , поднял глаза на меня, хмыкнул, взялся за ладонь и встал.

– Я весь внимание, магистр Агнешка, – хмыкнул он, – веди.

– Магистр Мёдвиг, – важно поправила я его, и вор только усмехнулся и шутливо отсалютовал мне.

***

– Ну, и что мы тут делаем? – спросил Инь, окидывая скучающим взглядом несколько рядов книжных полок. Среди них сонно ходили туда-сюда немногочисленные посетители библиотеки, на первый взгляд, случайно заглянувшие не то на огонёк, не то, чтобы укрыться от мороза.

– Любые упоминания о Воронах в наших окрестностях, – бодро прошептала я, – может, что-нибудь накопаем. По идее, они должны держать подборку местных газет, вдруг там что-то промелькнёт…

Я покосилась на стойку библиотекаря. За ней дремал, сложив морщинистые руки на животе, благообразный старичок. Наше с Инем появление ничуть не взволновало его. Подозреваю, что при большом желании мы могли обнести половину местного книгохранилища, он бы и ухом не повел. Несмотря на это, мы, не сговариваясь, не повышали голоса громче шёпота.

– Слушай, я в Роще большую часть жизни провёл, – покачал головой вор, – если бы что-то такое произошло, у нас бы всё вверх ногами перевернули и на каждом перекрёстке раструбили.

– Надеюсь на лучшее, – упрямо сказала я, – в смысле, на удачу… в смысле, ты понял!

Инь скрестил руки на груди и скептически уставился на меня, вздёрнув бровь. Тут же захотелось щёлкнуть его по носу, но я сдержалась.

– Короче, – прошипела я, – ты начинай с той стороны, – махнула в правый проход, – а я с этой, – ткнула пальцем в левый. Потом сравним результаты.

– Эх, Агнешка, на какие жертвы я ради тебя иду, – со скорбной миной протянул вор, – ладно, уговорила. Только потом я выбираю место для прогулок, идёт?

Я быстро кивнула и молча отправилась к «своим» полкам.

Раньше тишина библиотеки действовала на меня усыпляюще. Готовясь к экзаменам или работая над курсовой, я очень быстро начинала клевать носом над очередным толстым фолиантом очередного учёного филина, и мне стоило больших трудов привести себя в чувство. Сейчас я то ли повзрослела, то ли осознала действительную важность цели, но вид книжных стеллажей уже не навевал такую дикую тоску. Правда, найти там всё равно пока ничего не удалось, но это уже другой вопрос.

– Слушай, Агнешка, – Инь выглянул из-за стеллажа и пощёлкал пальцами, привлекая моё внимание. Я подняла голову от книги и посмотрела на него снизу вверх, сидя на потёртом пуфе:

– Чего такое? Нашёл что-нибудь?

– Да ни единой анфильевой ульки тут нет, – заныл вор, – только пыли наглотался. По-моему, в последней книге вообще что-то ползало. Ты вообще уверена, что мы действительно можем что-то найти?

Я посмотрела на стопки отвергнутых книг. Для экономии времени я не относила их обратно на полку, а складывала у ног неровной пирамидой. Потёрла глаза, которые, похоже, стали слезиться от библиотечной пыли.

– Я не хочу терять надежду, – тихо сказала я, наскоро долистала последнюю и разочарованно добавила к пирамиде ещё один кирпичик. Глубоко вздохнула и запустила пальцы в волосы.

Ингвар терпеливо наблюдал за мной.

– Зачем ты вообще это затеяла? – участливо спросил он, – из-за… этого?

И красноречиво похлопал себя по запястью. Я мельком взглянула на чёрную повязку на своей руке и мотнула головой:

– Нет. Из-за младшей сестры. Она пропала, а я даже сделать ничего толкового не могу, чтобы её разыскать.

Инь беззвучно присвистнул и без приглашения опустился на пол рядом со мной, скрестив ноги.

– Давай рассказывай.

***

Когда я начала рассказ о Маришке, в горле тут же встал тугой комок. По мере продвижения повествования он становился все больше и больше, пока не перекрыл горло совсем, а я не обнаружила, что постоянно утираю слёзы, скапливающиеся в уголках глаз.

– Я скучаю по ней, Инь, – с тяжёлым вздохом призналась я в конце, когда описала ему мамину поисковую команду и все те немногие зацепки, которыми мы с ними располагали, – я не знаю, что случилось тогда, почему она на меня обиделась. Наверное, прежде всего я хочу найти её, выяснить это и… попросить прощения за всё. Даже за то, чего я не знаю.

Слёзы всё-таки не удержались в глазах. Щёки прочертили две мокрые дорожки. Губы задрожали, и я быстро задышала, чтобы не разреветься совсем.

– Эй, эй, эй! – испуганно зашептал Инь, – всё будет хорошо! Ты её непременно найдёшь, вы поговорите, всё выясните и заживёте спокойно. И эта… штука тоже рассосётся!

Он протянул руку, видимо, намереваясь накрыть мою увечную ладонь своей, но в последний момент отдёрнул.

–Извини, – смущённо пробормотал он, отведя взгляд. Я благодарно улыбнулась ему и быстро вытерла щёки.

– Всё в порядке. Спасибо за поддержку.

– А знаешь, что! – вор вскочил на ноги и лукаво посмотрел на меня, – может, мы не там ищем?

– В каком смысле? – удивилась я. Ингвар защёлкал пальцами:

– В прямом. Вот ты сейчас что смотрела?

– Листала подборки местной прессы, – начала осторожно перечислять я, не понимая, куда он клонит, – до этого листала историю края. Даже в списки знаменитых выпускников Совятника залезла, Анфилий знает, зачем.

– Вот! – вор нацелил на меня указательный палец, – а ты не думала начать с самого начала?

– Чего? – недоверчиво спросила я, – с момента сотворения мира? Спасибо, но мы тогда отсюда седыми выйдем.

– Да нет! – досадливо отмахнулся Инь, – с того кладбища! Вдруг с той могилой связано что-то, чего мы пока не знаем, но что может иметь отношение к пропаже твоей сестры?

Я нахмурилась и с сомнением протянула:

– Звучит как-то неправдоподобно. Не вижу никакой связи.

– Ничего более толкового мы всё равно до сих пор не нашли, – пожал плечами вор, – так почему бы не поискать в этом направлении?

Всё ещё сомневаясь, я поднялась с пуфа, схватив Иня за предплечье, и отправилась к библиотекарю. Недовольный тем, что его вырвали из сладкой дрёмы, он долго возился у стеллажей, бормотал что-то себе под нос, и наконец выдал нам толстую книгу в обтёрханной обложке. На ней значилось: «Каталог кладбищ и захоронений Галахии: Имена и титулы».

– Никуда не выносить, – сердито велел он, – штраф – тридцать злотых!

– Это старьё и медяка не стоит, – пробормотал Инь. Библиотекарь то ли не услышал, то ли притворился глухим.

Ингвар раскрыл книгу и положил её на свободный стол в читальном зале. Пролистнул страницы и принялся водить пальцем по строчкам заглавия:

– Витуш… Драгомаров… как там твоего покойника звали?

Я тут же ответила:

– Янжек Гризак, – и в ответ на удивлённый взгляд Иня пояснила, – так уж получилось, что то имя я хорошо запомнила.

Вор кивнул, пролистнул ещё несколько страниц. Нахмурился, отлистал назад, потом – опять вперёд. Пробормотал под нос проклятие и мотнул головой. Я насторожилась:

– Что такое? Что-то не так?

Вместо ответа Ингвар продемонстрировал мне раскрытую книгу. Между страницами “Гривар” и “Гризваус” на сгибе стыдливо проглядывалась тонкая полоска бумаги, словно страницу…

Вырвали?

Вырезали. Причём, очень аккуратно.

Мы с Инем синхронно подняли головы и столкнулись взглядами.

– Вот что не так, – веско припечатал вор.

========== Глава 17 ==========

Я на всякий случай протянула руку и провела пальцем по месту среза, ощутив шершавость бумаги.

– Кому могло понадобиться выдирать страницу? – недоумённо спросила я.

– Страницу Янжека Гризака, – с нажимом уточнил Инь, – ты всё ещё думаешь, что с его могилой всё хорошо, и она ни с чем таким не связана?

– Так, во-первых, закрой книгу и сделай вид, что так и было, – прошипела я, хлопнув по обложке с двух сторон, – иначе на нас сейчас всех йорму спустят! Я не хочу ни злотого платить за эту рухлядь!

– А во-вторых? – усмехнулся Инь.

– А во-вторых, ты на что намекаешь? Что эта могила может быть тоже связана с Воронами?

– Ни на что такое я не намекаю, – поднял бровь вор, – просто факты как-то сами собой складываются. Сама посуди: твоя пропавшая сестра. Разрытые могилы за Збигровским трактом. Вырванная страница. А если не всех Воронов лишили магических сил?

Я отчаянно замотала головой. Сам об этом не подозревая, Инь в точности озвучил мои недавние мысли.

– И как это всё может быть связано? – жалобно спросила я. Инь чуть склонил голову набок и ответил:

– Например, остался один-единственный Ворон, которому удалось сохранить свои способности. Например, в могиле Гризака остался какой-нибудь артефакт…

– Янжек вполне мог быть некромантом, – ошеломлённо пробормотала я, осенённая воспоминанием, – портреты Воронов и любые упоминания о них стирали. Погоди, погоди…

Я начала так ожесточённо кусать палец, что Ингвар не выдержал и молча отвёл мою руку от лица.

– Стефан упоминал про последнего Ворона… хоть убей, не помню, как его звали… а, нет, вспомнила. Тристан Лаэртский. Его, вроде как, казнили несколько лет назад.

Ингвар наморщил лоб, вспоминая:

– Тоже что-то слышал о нём. Ладно, не суть. Если кто-то ещё из Воронов остался, почему бы ему не быть где-то поблизости? Почему бы ему не прознать про могилу Янжека и не отправиться к ней, чтобы поискать этот артефакт? Или побрякушку какую-нибудь. Или…

– Кольцо, – тихо сказала я. Ингвар вопросительно взглянул на меня:

– Что?

– Я подбила Маришку полезть в могилу Янжека за Волчьим кольцом, – раздумчиво проговорила я, не глядя на вора, – и когда я выбралась из этой могилы, оно было при мне. Но куда оно могло деться?

Я невольно обхватила больную руку и прижала к груди. Я прекрасно помнила ощущение злополучного кольца в руке, но потом – как отрезало. Во всяком случае, в Совятник я вернулась точно без него. Я бы запомнила.

– Я бы запомнила, – одними губами прошептала я, – ай!

В висках словно вспыхнул фейверк, а в уши хлынул проклятый перестук, только в десятки раз громче, чем обычно. Сухое потрескивание перемежалось с пронзительным стрёкотом трещоток, как будто на голове у меня отплясывало ганцольскую джигу целый табун гремучих змей. Я прижала ладони к ушам, рухнула вниз и скорчилась на пуфе.

Чьи-то горячие руки схватили меня за запястья. Морщась, я подняла голову: Инь склонился надо мной и часто открывал рот. Он что-то говорил, но его слова тонули в этом омерзительном шуме. К горлу подкатила муть, и я, закатив глаза, начала медленно сползать на пол.

Видимо, Ингвар всё понял и без слов. Он наклонился, осторожно перекинул мою руку через шею, помог встать, поддерживая за пояс, и медленно повёл к выходу, страхуя каждый шаг и не давая осесть на пол.

Глоток морозного воздуха слегка привёл меня в чувство. Шум в ушах начал утихать, я наконец-то ощутила свои ноги и даже смогла на них кое-как твёрдо встать. Инь прижал меня к стене, держа за плечи так, чтобы я не свалилась в сугроб.

– Ну и напугала ты меня, – с лёгкой укоризной сказал он, когда я отдышалась и показала знаком, что можно отпустить. В его голосе слышалось и немалое облегчение, – что это было? Обморок от духоты?

Я покачала головой и хрипло произнесла только одно слово:

– Шум.

Инь нахмурился и непонимающе мотнул головой. Я вздохнула и постаралась собрать слова в кучку:

– Шум стала слышать после одного случая. Мало мне покушений, так теперь ещё и это, – при воспоминании об этом я болезненно скривилась. Глаза Иня стали огромными:

– Ещё и покушения?! Магистр Мёдвиг, что я о вас не знаю?

Я плотнее закуталась в пальто и махнула рукой:

– Мама их так называет. И Стефан пытается меня убедить в том, что со мной то и дело случаются совсем не несчастные случаи. Не знаю, Инь, кому я могла перейти дорогу, но мне в это верить не хочется. А так… ну, упал шкаф и упал, ряденик напал… какие это покушения? Так, ерунда какая-то.

Ингвар внимательно слушал меня и только качал головой.

– А шум? – спросил он, когда я замолчала. Я тряхнула волосами, смахивая с них снежинки, и натянула капюшон.

– Сначала он был тихий, а сегодня как будто Королевский оркестр в ушах солирует.

– Я не про то, – терпеливо сказал Инь, – на что он похож?

Призадумалась и рассеянно огляделась по сторонам. Мы отошли от библиотеки и направились по главной улице Гнездовиц. Из-за снежных туч уже пробивались настырные лучи солнца и отвлекали.

– Как будто деревянными ложками стучат, – наконец нашла я подходящее определение. – Только мне почему-то кажется, что это не ложки.

Ингвар на секунду притормозил и уставился мне в лицо. Его глаза были на редкость серьёзными, и я почувствовала, что он хочет что-то мне сказать.

Неподалёку завопили дети, а через пару секунд к ним присоединился высокий женский голос. Какая-то женщина визгливо ругала какого-то Войцика за то, что тот лазил в подвал и разлил всю простоквашу.

Ингвар резко обернулся на источник шума. Я поняла, что момент упущен.

– Вот что, – наставительно сказал он, и глаза его опять потеплели, – береги себя, поняла?

Я кивнула и вдруг почувствовала прилив огромной благодарности к Иню. Его слова почему-то особенно тронули меня. Невольно смутившись, я попыталась подумать о другом и неожиданно вспомнила о нашем разговоре в библиотеке.

– Слушай, Инь, – сказала я, – я думаю, ты был прав. Я хочу навестить могилу пана Гризака. Вдруг действительно там что-нибудь отыщется? Составишь мне компанию?

Инь энергично закивал:

– Всенепременно. Когда?

– Через пару дней, – ответила я, – я пришлю тебе записку через Делю, идёт?

– Идёт, – вор протянул мне руку, и я с благодарностью пожала её, – бывай, Пернатая. Береги себя.

Он замер на мгновение, сжимая мою ладонь и глядя куда-то мимо меня. Его лицо опять приобрело то загадочное выражение, будто бы ему нужно сказать что-то очень важное, но он сдерживается.

– Я вот, что тут подумал, – наконец медленно произнёс он, – ты только пойми правильно, я не хочу никого за глаза оскорблять.

Я нахмурилась, не понимая, куда он ведёт, а Ингвар продолжил:

– Не нравится мне этот твой Штайн. Вот хоть режь меня, тянет от него какой-то жутью. Я таких встречал, никогда не угадаешь, что у них на уме. А тут мы ещё про Воронов начали вспоминать, я и подумал…

– Постой-ка, постой-ка, – я выдернула руку и ничего не понимая, посмотрела на вора, – на что ты намекаешь?

Ингвар глубоко вздохнул и, запустив пальцы в волосы, принялся их ожесточённо перебирать, отчаянно избегая смотреть мне в глаза.

Меня осенило.

– Ты хочешь сказать, что Стефан – Ворон? – тихо произнесла я, чувствуя, как язык отказывается мне подчиняться.

Ингвар развёл руками:

– Я не хотел этого говорить вслух. Но ты не особо бери в голову, я уверен, что это всё глупые домыслы. Я же не из ваших, мне-то откуда точнознать?

– Да уж, – пробормотала я, глядя себе под ноги, – глупее не бывает.

Стефан, конечно, чересчур строгий, требовательный и жёсткий, но Ворон? Это звучало совсем дико. Тем более, Совятник находится под охраной защитных заклинаний, никакой некромант туда не проберётся, если не хочет быть разорванным в клочья.

Мы распрощались с Инем, и я поспешила обратно. Штайн – Ворон? Глупости какие!

***

Ни к какому факультативу я, естественно, не подготовилась. Остатки времени я потратила на рытьё в библиотечных фондах Совятника в поисках любых подозрительных случаев или личностей, которые могли бы быть связаны с Воронами. Под вечер едва не заработала паранойю: сложилось впечатление, что Вороны были везде, даже не особо пытаясь спрятаться. Сквозь образ любого относительно невиновного колдуна или ведьмы нет-нет, да и проглядывал острый чёрный клюв.

Зато я отыскала сведения о Тристане Лаэртском. Он был казнён на главной площади Листвицы три года назад. Правда, информации о нём было ужасно мало, а о самой казни – и того меньше. Не было даже упоминаний о том, что случилось с его телом после и в чём, собственно, заключалась сама казнь. Портрета его я тоже не смогла найти, хоть и старалась.

Я задумчиво разглядывала страницу со сведениями о Тристане, а на ум сами собой лезли все прочитанные детективные истории сразу. Если нет информации о теле, может ли быть возможность того, что он выжил? Или сбежал? Но тогда об этом точно сохранились бы хоть какие-нибудь свидетельства!

Я глухо застонала и страдальчески прикрыла глаза. Где-то в далёком от меня коридоре часы гулко пробили девять вечера. Пора было вспомнить о своих прямых обязанностях. Подавила зевок и помянула недобрым словом всех известных и неизвестных астрономов. Если бы не их высокоучёные изыскания, я бы сейчас отправилась спокойно спать.

***

В кабинете астрономии всегда было холодно. Магистр Гризер не особо жаловала обогреватели и печки.

– Добро пожаловать, – возмутительно бодро поприветствовала она нас, распахнув дверь, – нам повезло, сегодня на небе – ни одной тучи, и мы прекрасно всё увидим. Мне не очень хотелось тратить время и силы, чтобы расчистить тучи.

Студенты встретили эти её слова неслаженным гулом, то ли оценив погоду, то ли жалея о минутах безделья, которые могло им подарить эта самая расчистка туч.

– Добро пожаловать, – сказала пани Гризер и посторонилась, сделав широкий приглашающий жест. Перешёптываясь и несмело поглядывая друг на друга, студенты начали просачиваться в помещение.

Я зашла одной из последних, с любопытством оглядывая кабинет. Надо же, со времён моей учёбы тут почти ничего не изменилось. Те же полукруглые стены, увешанные мерцающими картами созвездий, телескоп напротив входа, перевернутый купол потолка над головой. Наискось от двери высилась какая-то тёмная угловатая громадина, но я не стала подробно разглядывать её. Скорее всего, просто шкаф странной формы.

Пани чем-то щёлкнула, и на внутренней потолке золотисто засияли руны, а ровно посередине прошла трещина. Обе половинки потолка пришли в движение и разъехались в противоположные стороны, явив бархатно-синее небо, усыпанное кристалликами звёзд, меж которых величественно плыл щёрбатый диск луны.

Руны на потолке начали постепенно угасать. Гризер хлопнула в ладоши и указала на несколько рядов длинных скамей, “ёлочкой” расставленных посередине помещения.

– Прошу всех занять места, – негромко сказала она, но её голос эхом прокатился по комнате, отразившись от стен и взмыв вверх, – скоро прибудут мои коллеги, и мы начнём.

Тихо переговариваясь, студенты принялись расползаться между скамьями. Я завертела головой, придумывая, чем бы таким заняться в ближайшее время, когда пани подошла ко мне.

– Обычно факультативы проходят без приключений, магистр Мёдвиг,– сообщила она, – так что можете особо не напрягаться. Единственная моя просьба – постарайтесь не уснуть. Такое случается, но если заснёт преподаватель, студенты могут решить, что это сигнал к действию. А мне потом не хочется разгребать завалы сонных тел у себя тут.

Она сказала это абсолютно серьёзным тоном, но глаза её смеялись. Я невольно прыснула и , прикрыв рот ладонью, кивнула. Магистр Гризер мне всегда нравилась.

– Ну, вот и славно, – она улыбнулась мне, ободряюще потрепала по плечу и отошла к студентам, которые уже начали нетерпеливо ёрзать. Я зашагала вдоль стен, усиленно делая вид, что мне жутко интересны все эти звёздные карты и астрономические приборы.

Так, а это что такое?

Ноги донесли меня до громадины, которую я приметила на входе. Благодаря рассеянному свету луны мне удалось получше разглядеть её, и то, что я увидела, мне не совсем понравилось.

Над головой нависала кряжистая человекоподобная фигура. Она низко склонила приплюснутую голову, похожую на патиссон, и выставила одну ногу вперёд. Неожиданно короткие руки висели по обе стороны туловища. Камень, из которого она была высечена, показался мне необычным. Он словно частично поглощал лунный свет и возвращал его в виде голубоватых искр, прыскавших по всему изваянию. Я не удержалась и вытянула руку, чтобы пощупать его.

– Это звёздный металл, – сказал спокойный голос позади.

Рука дрогнула, и ладонь хлопнула по поверхности фигуры. Та оказалась обычной для камня: прохладной и слегка шершавой, заставив меня разочарованно поджать губы.

– Dobrý večer{?}[dobrý večer [добры вечер] - добрый вечер (галашск.)], пан Штайн, – откликнулась я, повернувшись к нему, – не слышала, как вы подошли. Что вы там говорили про эту… статую?

– Звёздный металл, – терпеливо повторил Стефан, подойдя к изваянию, – года полтора назад в лесах близ Листвицы при прокладывании нового тракта был найден метеорит. Его преподнесли в дар Школе. Не слышали?

Я покачала головой. Штайн кивнул, будто и не ожидал другой реакции, и продолжил:

– Только это не статуя. Это голем.

– Голем? – удивилась я, – зачем надо было тратить на него метеорит? Выставили бы в Музее Естествознания.

– Школе никогда не помешают защитники, – загадочно обронил Стефан и, усмехнувшись краем рта, вновь стал серьёзным, – но, если честно, я сам настоял на этом. Жалко тратить такой ценный материал на выставки и музеи. Вы разве не согласны?

Я пробормотала что-то невнятное. Темнота и монотонное жужжание голосов студентов, пытающихся не то сдать хвост по экзамену магистру Гризер, не то обсудить с ней какую-то тему, подействовали: веки начали тяжелеть, а мысли про тёплую и уютную кровать – наливаться свежей силой.

Штайн этого не заметил.

– Это был наш совместный эксперимент с магистром Збижнев и паном Криссом, который приезжал из Брацлава. Мы изготовили голема и вдохнули в него жизнь, чтобы установить влияние плетений Оливинда на звёздный металл. Только эксперимент закончился неудачей – голем так и не ожил.

Я, уже совсем клевавшая носом под его рассказ и периодически бормотавшая: «Да-да, как интересно, продолжайте, пан Штайн», встрепенулась. Сон как рукой сняло.

– Почему не ожил?

– Видимо, плетения не подействовали, – пожал плечами Стефан. Он подошёл к голему и задумчиво провел ладонью по его руке, – либо звёздный металл обладает иммунитетом к Сиянию. Это пока только предстоит установить.

Я разочарованно вздохнула. К големам я всегда была равнодушна, а некоторые меня откровенно пугали, но этот был особенным. Шутка ли, звёздный металл! Это вам не со скучной водой и ещё более скучной глиной экспериментировать. Наблюдающий за мной Штайн едва заметно усмехнулся, а мне на ум пришёл совершенно внезапный вопрос:

– Как его зовут?

Стефан озадаченно посмотрел на голема и протянул:

– Интересно… никогда не задавался этим вопросом. Разве ему обязательно нужно имя?

Я пожала плечами:

– Мне показалось, это было бы логичным, если бы вы с той же пани Криштиной решили бы не оставлять ваше творение безымянным.

Я подошла к статуе и пощёлкала по ней пальцами. Метеорит впитал звук, и я разочарованно отошла.

Следующие полчаса прошли в тоскливой маете. Мне надоело измерять шагами периметр комнаты, и я присела на край скамьи, надеясь, что хоть лекция магистра Гризер меня заинтересует и развеет дремоту. Она как раз рассказывала о влиянии ретроспективных планет на силу Сияния. Однако на поверку лекция оказалась ужасно скучной. Ещё и Штайн, как назло, не собирался поддерживать со мной беседу. Он всё ещё оставался рядом с големом, неторопливо осматривая его и что-то шепча.

Когда я уже совсем провалилась в тёплые объятия сна, пани Гризер объявила перерыв.

– Так, совята, – громко сказала она, хлопнув в ладоши, – если мы с вами сейчас не отвлечёмся, ничем хорошим это не закончится. Давайте немного развеемся и выпьем чаю.

Она засучила рукава и начертила в воздухе формулу, которая истаяла прежде, чем я успела её толком разглядеть. Рядом со скамьями материализовался небольшой столик, на котором стоял поднос с печеньем и несколько дымящихся стаканов.

– О, отлично!

– Давно пора!

– Спасибо, магистр! – тут же загалдели голоса. Явно приободрившиеся студенты повскакивали с мест и кинулись ко столу. Кто-то очень заметно шатался – видимо, как и я, дремал с открытыми глазами. Усмехаясь, магистр зашагала в том же направлении вместе со всеми.

– Особенно не увлекайтесь, – услышала я её голос, – помните, что сытый желудок глух к новым знаниям!

Я подпёрла рукой подбородок и наблюдала за ними. Есть не хотелось. Интересно, куда делся Штайн? Ещё пару минут назад я видела его у голема, а сейчас он как будто испарился.

Пани Гризер подошла ко мне, держа в руках стакан и печенье.

– Перекусите, пани Мёдвиг, – наставительно сказала она, – не волнуйтесь, чая хватит на всех.

– Я не голодна, – вяло запротестовала я, но она, не слушая, буквально впихнула мне в руки стакан, присовокупив:

– Глядишь, и сон подальше улетит. Нам тут ещё как минимум час заниматься.

Я послушно отхлебнула горячей жидкости, подняла глаза от стакана и вдруг почувствовала, что по позвоночнику пробежал неприятных холодок, а волоски на шее встали дыбом.

Что-то было не так.

Я ещё раз внимательно оглядела аудиторию. Студенты мирно пили чай и вполголоса болтали. Сквозь шуршание их голосов нет-нет, да и прорывалось очень плохо сдерживаемое хихиканье. Звёзды по-прежнему мерцали на небе, равнодушно смотря на нас. Где-то вдалеке раздавался одинокое подтявкивание не то лисы, не то собаки. Всё было по-прежнему. Но почему тогда у меня так неспокойно на сердце?

Я медленно выдохнула. Спокойно, Агнешка. Вспомни, ты в детстве боялась темноты. Может, отсюда и тревожные мысли? Я тряхнула волосами и вновь впилась ожесточённым взглядом в окружающие меня предметы и людей.

Стол. Студенты. Печенье. Пани Гризер. Голем. Всё в поряд…

Я поперхнулась печеньем.

Голова голема дрогнула и медленно повернулась. На уровне носа зажглось два ярко-оранжевых уголька, будто кто-то воткнул ему вместо глаз тлеющие щепки. Теперь он будто бы смотрел не прямо перед собой, а в нашу сторону.

Я хотела закричать, привлечь внимание магистра Гризер, но смогла выдавить только беспомощное сипение.

Движение головы голема прекратилось, и он опять застыл неподвижной статуей.

– Мне это показалось, – беззвучно прошептала я, – или же вообще снится. Стефан же сказал, что их заклинание не сработало…

Голем качнулся вперёд и поднял ногу. Неторопливо, будто пробуя пол на прочность, опустил.

Со стороны студентов донёсся громкий радостный хохот. Теперь к ним присоединилась и пани Гризер. Я набрала воздуха в грудь и заставила себя закричать:

– Он живой! Он движется!

Хохот тут же стих. Все повернулись ко мне, а магистр озабоченно спросила:

– Панна Мёдвиг, с вами всё хорошо?

Вместо ответа я ожесточённо замахала руками в сторону голема. Он уже отошёл от стены и теперь не спеша двигал обрубками рук, словно удивляясь их наличию.

– Ох, совы-сычи! – выпалила пани Гризер и тут же испуганно зажала рот ладонями, взглянув на студентов. Но те даже внимания на её слова не обратили, застыв, как соляные статуи, заворожённо разглядывая голема. Глаза-угольки погасли.

Открылась дверь, и в аудиторию вошёл Стефан, негромко разговаривающий с пани Криштиной. От его появления замерли все, и даже голем, как мне показалось, прекратил двигаться специально, чтобы не привлекать внимания грозного магистра.

– Простите моё опоздание, – весело сказала пани Збижнев, и её голос вспугнутой птицей взмыл над нашими головами, – накопился ворох дел, засиделась с проверкой одной дипломной работы… а чего это вы все такие испуганные?

– Голем! – выпалила я, а пани Гризер подхватила:

– Кажется, это ваше чудище ожило!

Панна Криштина недоумённо посмотрела на неё, а Стефан, мягко отодвинув её, обратился напрямую ко мне:

– Это ваша новая шутка, Агнесса?

Я вспыхнула и гневно произнесла, вытянув вперёд увечную руку:

– Напоминаю, пан Штайн, что я не в состоянии создать даже самые примитивные плетения! Думаете, что мне оказалось под силу растормошить это ваше метеоритное чучело?

Стефан ничего не ответил, хотя слова про чучело могли его задеть. С подозрением поглядывая на меня, он направился к голему. Тот стоял неподвижно

К разноголосым крикам студентов присоединились и наши с пани Гризер:

– Нет! Не ходите туда! Это опасно!

Стефан непонимающе переглянулся с пани Криштиной. Та пожала плечами. Магистр боевой магии кивнул и в два шага преодолел расстояние между ним и големом. По толпе студентов прокатился вопль ужаса. Я вскочила с места, гадая, как можно помочь, если вдруг что. Магистр Гризер кинулась к Штайну с криком «Осторожно»… и остановилась на полпути.

Стефан спокойно протянул руку и положил ладонь голему на вытянутое предплечье. Повисла тишина.

– Всё как будто бы в порядке, – слегка удивлённым тоном сказал он, – уверен, что, если бы случилось что-то странное, это было бы заметно.

– Так ведь… – начала я и замолчала. Каким-то хитрым способом голем вернулся в прежнее положение, что полностью подтверждало слова магистра.

Студенты разволновались окончательно. Из толпы полетели возмущённые крики, а магистр Гризер подсела ко мне.

– Слушай, – озабочено сказала она, внезапно перейдя на “ты”, – ты же сама это видела. Я же не сошла с ума?

Я ожесточённо затрясла головой:

– Нет! Глаза нас всех не обманули. Но как это можно проверить… осторожно, пани Криштина!

Магистр Збижнев подошла к Стефану и тоже принялась щупать голема.

– Вы совершенно правы, пан Штайн, – констатировала она, – ничего необычного.

Я не выдержала, вскочила с места и подлетела к ним. Без лишних слов вцепилась в рукава обоих, принялась тормошить и оттаскивать вон изо всех сил, бормоча при этом:

– Он ожил, точно вам говорю, ожил, ожил, ожил!

– Агнешка, деточка, ты чего? – испуганно-недоумённо спросила пани Криштина, а Стефан с усилием отцепил мои пальцы от её рукава, властно взял за локоть, силой развернул к себе и строго сказал:

– Не знаю, что вы тут хотите устроить, панна Мёдвиг, но вам лучше вернуться на своё место и дождаться конца факультатива.

Я с силой вырвала руку, вздёрнула подбородок и злобно спросила:

– По-вашему, я не способна на что-то серьёзное? Мне вообще нельзя доверять?

– Но ведь всё и правда в порядке, – испуганно проворковала пани Криштина, – может, вам померещилось? Вот, смотри сама.

Она вновь повернулась к голему и принялась постукивать по его туловищу, приговаривая:

– Ничего необычного, всё так, как и было…

Левую ладонь пронзила такая сильная боль, что я вскрикнула и зажала её здоровой рукой. Вновь вспыхнули глаза голема, но на сей раз их свет стал ярко-пурпурным.

Всё вокруг замерло. Пани Збижнев так и застыла на месте, её рот приоткрылся. Голова голема стала медленно поворачиваться к ней.

– Пани Криштина! – вскрикнула я и рванулась к ней, но Стефан вцепился мне в плечо и дёрнул назад. Рука изваяния неожиданно проворно для такого существа поднялась и с хрустом обрушилась на голову магистра Збижнев. Не издав ни звука, она осела на пол.

Сзади раздался визг. Это была магистр Гризер. Она стояла, прижав ладони к щекам, и в ужасе смотрела на каменное чудище, которое, повертев головой, двинулось вперёд.

Студенты бросились врассыпную. Они облепили дверь, толкаясь, пинаясь и пытаясь её открыть. Я мало обращала на них внимания. Меня даже не особо занимал оживший монстр. Все мысли были сосредоточены лишь на одном: как там пани Криштина? Жива ли? Я страшно боялась посмотреть на неё, неподвижно лежащую на полу, ещё больше мне не хотелось смотреть на тёмную лужу, медленно растекающуюся у неё под головой. Но ничего поделать с собой я не могла: глаза упорно возвращались туда.

Аудитория осветилась ярко-оранжевым мерцанием, а на стенах взметнулись и заплясали золотистые сполохи. Стефан встал прямо передо мной, преграждая дорогу к панне Криштине, и вытянул руки вперёд. Над ними кружились два браслета, сплетённые из магических рун, но ни одной знакомой я не увидела.

– Бегите, Агнесса! – коротко приказал он мне, – зовите на помощь! А я отвлеку пока этого анфильевого выродка.

Я так возмутилась, что пропустила мимо ушей последнее слово.

– Ни за что! – отчеканила я, – пани Криштине надо помочь! Пустите!

– Вы ей поможете тем, что позовёте на помощь! – прошипел Стефан, – подумайте в первую очередь о себе!

Но я не успела выполнить его распоряжение. Обо мне подумал голем.

Его голова крутанулась на месте, и глаза уставились прямо на меня. Если бы голем умел издавать звуки, ручаюсь, он бы взревел. Вслед за головой пришло в движение и всё тело; через секунду голем тяжело шагнул в мою сторону.

– Совы-сычи, – в унисон выпалили мы со Штайном и переглянулись. Рука теперь не просто болела – она полыхала болью.

Студенты наконец-то победили дверь – она с натужным скрипом распахнулась, и орущая толпа вывалилась наружу.

Магистр боевой магии сцепил пальцы и быстро развёл руки. Магические браслеты, вращающиеся вокруг них, соединились в восьмёрку и приобрели ярко-алый цвет с вкраплениями золота. На всякий случай я отбежала подальше, понимая, что толку от меня сейчас чуть. Аудитория опустела, но я уходить никуда не собиралась: нужно было помочь пани Криштине! Стефан как раз сейчас может отвлечь каменную громадину, а я незаметно прошмыгну к Збижнев и выволоку её из аудитории.

План был хорош – без ложной скромности. Но только в моей голове.

На Штайна, медленно подходящего к нему, голем даже не посмотрел. Он не сводил с меня глаз, и я мешкала, шипя про себя проклятия и притопывая ногой от злости: двигаться нельзя, а панне Криштине нужно было срочно помочь!

Она застонала и пошевелилась, пытаясь поднять голову. Голем неуклюже дёрнулся в её сторону – и Штайн атаковал его. Он резко скрестил запястья и выбросил обе руки вперёд, швырнув «восьмёрку» в голема. Она сорвалась с его ладоней, раскрутилась в светящуюся ленту и одним махом обвила чудище, туго спеленав его и сковав движения. Голем замер на месте, покачиваясь и бестолково дергая руками, а я, улучив момент, бросилась к пани Криштине и упала рядом с ней на колени.

Она больше не двигалась. Её голова была повернута набок, хотя сама женщина лежала навзничь, и я чуть не разрыдалась от осознания того, что могло произойти непоправимое.

– Пани Збижнев, миленькая, неужели… неужели… – бестолково забормотала я, схватив её за руку.

И тут же почувствовала небольшое облегчение: рука была тёплой, пульс прощупывался, пусть и слабо, а, самое главное, пальцы дрогнули, будто бы хотели пожать мою руку в ответ.

Вихрь холодного воздуха мазнул по щеке. За спиной страшно взревел Стефан. Я обернулась и увидела чёрную тень, надвигающуюся на меня. На её теле догорали последние остатки плетения Штайна. Они извивались и меркли, словно звёздный металл всасывал их.

Я оцепенела, молча глядя на голема. Пани Криштина вновь пошевелилась и вздрогнула. Я очнулась и попыталась попятиться прочь, таща её за собой. Тщетно. Её тело было неподъёмным, будто передо мной был ещё один голем.

Ещё одно плетение Стефана оплело чудище и исчезло, не причинив ему особого вреда. Сама толком не понимая, что делаю, я поднялась на ноги и шагнула к голему, вставая между ним и пани Криштиной.

– Агнешка, ты с ума сошла?! – рявкнул Стефан, – беги оттуда!

– Чего тебе надо? – не обращая на него внимания, спросила я голема, – ты же не просто так сегодня ожил. Что ты хочешь?

Големы не разговаривают. Это знали все. Но на какой-то короткий миг мне показалось, что этот – особенный – и он сейчас откроет рот и ответит.

Я подняла увечную руку. Голем поднял свою, будто пытаясь дотронуться до моей.

Не получилось.

Стефан перемахнул через скамью, стоящую у него на пути, подлетел к чудищу и крепко прижал обе широко раскрытые ладони к его левому плечу. Из-под них выплеснулось чистейшее золотисто-серебряное сияние и разлилось по всей поверхности тела создания.

Голем содрогнулся от приплюснутой макушки до пят и безвольно уронил руки. Мгновение – и его туловище испещрили трещины, светящиеся золотом. Глаза-угольки сузились, будто обладатель пытался прикрыть их, и погасли.

Под аккомпанемент сухого треска голем осыпался на пол горой неровных булыжников. Над ним остался стоять Штайн, утирая лоб слегка дрожащей рукой. Несколько секунд он молча изучал остатки голема, потом перевёл взгляд на меня. В его глазах я увидела смесь испуга, жалости и… любопытства?

Минуту мы хранили молчание, не отводя взглядов друг от друга, пока пани Криштина не застонала уже гораздо явственнее.

– Факультатив закончен, – нарушив молчание, сухо сказал Штайн, – пани Збижнев нужна помощь.

– Помощь, – эхом отозвалась я, опустив глаза на больную руку.

Из-под рукава виднелся ярко-синий завиток лозы. Стоило мне шевельнуться, как он изогнулся и юркнул в рукав.

========== Глава 18 ==========

Переполох после произошедшего в кабинете астрономии поднялся нешуточный. В дверях толпились студенты, гурьбой висящие в проходе, галдящие и ругающиеся, но не решающиеся зайти. Стефан и магистр Гризер оттеснили меня от пани Криштины. Я было вякнула про то, что тоже могу быть полезной, как Штайн осадил меня ледяным голосом:

– Вы уже достаточно помогли с големом. Вас же просили никуда не лезть! Не понимаете, что себе могли хуже сделать?

Я перевела взгляд с его лица на лицо пани Гризер – она смотрела сочувствующе, но поймав мой взгляд, поспешно отвела глаза. Я вспыхнула:

– Между прочим, я волновалась за пани Криштину! Пан Штайн! Вы такой бесчувственный сухарь и не можете этого понять?

– Это другое, – отрезал Стефан, – почему вы не можете подумать о себе, а уже потом лезть туда, куда не просят? Чем вы могли ей помочь? Ничем! А себе бы огребли целую кучу проблем! Подумали об этом? Конечно, нет! Вы сначала создаете вокруг целый ворох неприятностей, чтобы все вокруг вас из них вытаскивали!

Я молча слушала его, чувствуя, как щёки разгораются всё жарче и жарче. Пани Гризер тоже молчала, но любопытство, с которым она слушала тираду Стефана, я чуяла кожей.

Мне было плевать. И у меня было, что сказать Штайну.

– Пани Криштина – не случайный для меня человек, – дрожащим от ярости голосом проговорила я, когда он замолчал, – да даже если бы и случайный, как бы я могла бросить её в беде? Если бы вы там валялись, я бы поступила точно так же!

– Вы, верно, думаете, что неуязвимы? – тихо спросил Штайн, и я поперхнулась от такой внезапной смены тона, – что можете смело прыгать головой вперёд на острые скалы с утёса? Спешу вас разочаровать – рано или поздно вы на них напоретесь. Я много повидал смертей. И многие из них тоже думали, что с ними никогда не случится ничего плохого. Но тропа Костяного вяза ведёт только в одну сторону.

Последняя фраза прозвучала странно, но меня она не зацепила.

– Поменьше пафоса, пан Штайн, – с горькой иронией произнесла я, – я поняла, что вы хотите сказать. И про вас я тоже многое поняла. Вы…

– Что вы тут собрание устроили? – в аудиторию ворвалась взъерошенная пани Лютрин в криво застёгнутом халате и медицинском колпаке набекрень, – где магистр Збижнев?

Стефан и Гризер расступились, пропуская целительницу к пани Криштине, а я попыталась улучить момент и прошмыгнуть мимо Стефана к выходу. Очень хотелось вернуться в свою комнату и как следует выспаться.

Когда я протискивалась мимо Штайна, предплечье жёстко стиснула сильная ладонь. Я ойкнула.

– Голем ожил не случайно, – медленно проговорил Стефан, наклонившись к моему уху, – а именно тогда, когда вы были неподалёку. Думаю, нам стоит завтра это обсудить, Агнесса.

– Всенепременно, – мрачно пробормотала я и дёрнула рукой, высвобождаясь.

***

Вопреки моим опасениям, на следующий день меня никто не запер в башне, не выставил охрану у дверей и даже не велел передвигаться только с сопровождающими. Обо мне будто забыли, и я почувствовала смутное облегчение. Радость от этого притупляло только беспокойство за панну Криштину.

Как следует выспавшись и покормив Магду, я даже позволила себе недолго поваляться на кровати с книжкой, чтобы привести в порядок взлохмаченные эмоции и впечатления. К тому же, совершено не хотелось выходить за порог и сталкиваться со Штайном. Это означало бы неизбежное продолжение нашей вчерашней свары. К тому же, он сказал, что хочет обсудить со мной голема, и я не сомневалась, что на обсуждение он обязательно притащит Белую Сову…

Я тяжело вздохнула от такой безрадостной перспективы и перевернула страницу. Буквы прыгали перед глазами, как лягушки по весне, не давая сосредоточиться. Мысли витали далеко от Совятника.

Перед внутренним взглядом возникли остатки страницы, вырезанной из “Каталога кладбищ”. Оттолкнувшись от этого воспоминания, я переключилась на могилу Янжека Гризака. Инь предлагал туда наведаться. Может, воспользоваться моментом?

Я перевернулась на спину и высоко подняла книгу над собой. От следующей мысли написанное в ней окончательно потеряло смысл.

Инь говорил про Штайна. Что тот… как там было… что он ему не нравится? Нет, не это, это даже звучит по-глупому.

Что Стефан может быть Вороном.

Книга выскользнула из рук и больно стукнула меня по носу корешком. Я вскочила и села на кровати, потирая лицо. Поджала под себя ноги и уставилась в окно. Как и прежде, это показалось мне невообразимой чушью. Штайн не может быть Вороном. Ни разу. Ни на секунду. Нет, нет и нет, это просто бред.

Сама того не заметив, я начала раскичиваться на месте, бормоча себе под нос: «Бред, бред, бред…»

Снизу донеслось мяуканье. Я остановилась и заглянула за край кровати: там сидела Магда, обвив ноги ощипанным хвостом. Перехватив мой взгляд, она фыркнула и вновь вопросительно протянула:

– Мя-ау?

– Дело говоришь, – вздохнула я, – хватит прохлаждаться. Пора заняться делами.

Я спрыгнула с кровати и, даже не натянув туфель, отправилась вниз, широко зевая и потягиваясь. Можно сколько угодно отсиживаться у себя, но это никак не поможет в поисках Маришки. Да и выгляжу я со стороны, наверняка, глупо. Что обо мне подумает Штайн…

Вот опять он!

Я рассерженно мотнула головой, сделала шаг и подскочила от боли. В голую ступню впилось что-то острое.

Неуклюже подпрыгивая на одной ноге, я доковыляла до стула, примостилась на нём и осторожно вытащила из подушечки под большим пальцем маленький кусок стекла. Повертела в руках, нахмурилась, вспоминая.

Похоже, после того случая со шкафом в моей комнате не так уж и тщательно убрались. Можно было бы наябедничать маме, но лень бежать к ней. Да и рана-то небольшая.

Осколок, блеснув, отправился в мусорную корзину, а я поскакала промывать порез и искать какой-нибудь лоскут для перевязки. Надо бы наведаться к пани Лютрин, попросить дезинфицирующего настоя или заживляющего плетения.

Пока я мыла ступню, морщась от еле тёплой воды, мысли сами собой вернулись ко всем этим странным случаям, что произошли со мной в недавнее время. Такое ощущение, что все эти неприятности с огромной радостью ждали меня в Златой Роще, и, стоило мне выйти из портала, охотно на меня набросились.

То призраки беспокоят, то шкафы падают, то ряденику я чем-то не угодила. Хоть тут есть, за что Штайна поблагодарить – если бы не он, я бы с лёгкостью могла лишиться чего-нибудь необходимого. Например, жизни.

Кран всхлипнул, и вода потекла из него совсем тонкой струйкой. Я закрутила его и принялась вытирать ногу, когда все минувшие события вдруг предстали передо мной в неожиданном свете.

Штайн. Каждый раз он был там. Так или иначе, он обязательно присутствовал. Я вспомнила его тёмную фигуру в лесу Шорохов, услышала повелительный окрик: «Ни шагу в сторону от меня!» и прикусила палец.

Всё ещё звучало, как бред. Но проверить кое-что не мешало.

***

В коридоре напротив моей двери слонялся хмурый Милош Эрицис, о котором я успела подзабыть. Увидев меня, выходящую из комнаты, он вскинулся и подлетел ко мне, сходу выпалив:

– Верните её!

Я смерила его недружелюбным взглядом:

– Кого?

– Вы знаете! – раздражённо прошипел Милош, – медальон! Который ваш дружок у меня украл!

Я оторопело уставилась на него и даже не поняла вначале, о чём речь. И только через несколько мгновений вспомнила, вернее, увидела в памяти картину: Инь беспечно стоит под фонарём, хитро улыбаясь, и подбрасывает переливающуюся радугой побрякушку, которая оказывается медальоном бургомистра.

Видимо, моё молчание Милош истолковал по-своему, потому что он слегка сбавил тон и уже более миролюбиво сказал:

– Вы же знаете, моя мама – секретарь у бургомистра Златой Рощи. Если медальона хватятся, это может стоить ей работы. Ей доверили его, чтобы она отнесла его в чистку. Поэтому, прошу, верните её, и я клянусь, что всё забуду и никому не скажу.

Потом подумал и добавил:

– И жалобу на вас у панны Збижнев заберу.

– Интересное дело, – протянула я, лихорадочно соображая, как поступить, – зачем ты вообще у матери медальон стащил? Похвастаться захотелось?

– Не ваше дело! – выпалил Милош. Я вздёрнула бровь, и он испуганно, хоть и нехотя поправился, – надо было. Просто верните.

Я посмотрела на его понурые плечи, глаза, которые упорно избегали моего взгляда, взлохмаченные волосы. Вздохнула про себя. Уж не знаю, какой нагоняй он получил – или может получить – дома, но мне стало его даже жалко. Или это просто я слишком отходчивая.

Но кое-что я ему с рук спускать совсем не хотела.

– Значит, как угрожать мне, требуя хорошую отметку и собрав своих приятелей, – так это ты первый, – уточнила я, прищурившись и сделала шаг к парню. Милош вздрогнул, – а как просить об одолжении в пустом коридоре, один на один, и вся храбрость твоя куда-то девается?

Эрицис скрипнул зубами. На его скулах проступили желваки.

– Отдайте медальон, – глухо повторил он.

– Отдам, – хмыкнула я, – но только придёшь за ней вместе со всей своей компанией. Или потом можешь хоть у Кахут выпрашивать свою цацку. Всё понял?

Милош кивнул. Не сразу, правда, успел ещё испепелить меня ненавидящим взглядом исподлобья, но всё-таки кивнул.

– Вот и хорошо, – уловлетворённо резюмировала я, – в ближайшие дни я сообщу тебе, когда и куда приходить. Dovidenia{?}[dovidenia [довиденья] - до свидания (галашск.)].

Наблюдая за понурой удаляющейся фигурой Милоша, я прокрутила в голове наш разговор и удивилась сама себе.

«Цацку». И когда это я успела набраться у Иня его словечек?

***

Мама закрыла толстую кожаную папку, лежащую перед ней на столе, и удивлённо посмотрела на меня:

– Личное дело магистра Штайна? Зачем оно тебе?

Я была готова к этому вопросу. Пока шла до директорского кабинета, успела прокрутить в голове наш диалог и придумать ответы на возможные каверзные вопросы.

– Я хочу быть уверена в каждом, кто занимается поисками Маришки. Вот, решила начать со Стефана. Он – один из немногих, о ком мне толком ничего не известно.

Белая Сова степенно кивнула, но выдавать мне никаких документов не поторопилась. Она опёрлась локтями на стол и опустила подбородок на переплетённые пальцы.

– Скажи мне сначала, что там случилось на факультативе, – мягко поинтересовалась она, – все с утра только об этом и говорят, а я хочу услышать твою версию.

И к этому вопросу я подготовилась. Маму я знала хорошо, чтобы просчитать всё на несколько шагов вперёд. Одна закавыка: как много она уже знает и насколько мне можно слукавить.

– Не думаю, что сообщу что-то новое, – пожала я плечами, – помню, что ожил голем, хотя пан Штайн уверял меня, что до этого он долго и безнадёжно бился над его оживлением. Потом всё так быстро завертелось, что я ничего конкретного даже не вспомню. Вот пани Криштине досталось, это да, – мой голос дрогнул – совершенно искренне – при воспоминании, – кстати, как она?

На мамино лицо набежала тень. Белая Сова вздохнула и принялась передвигать папку по столу: туда-сюда, вверх-вниз.

– Она сейчас в лазарете. Пани Лютрин хлопочет над её выздоровлением, но, вроде бы, ничего серьёзного. Магистр Збижнев больше испугалась.

– Слава Кахут! – с огромным облегчением выдохнула я, и мы сложили ладони под подбородком. Приободрившись, заявила:

– Ни разу до этого не слышала, чтобы големы нападали на людей. На мертвяков – да, но на людей…

– Они и не нападали, – живо откликнулась мама. Было видно, что её эта тема задела не меньше моего, – поэтому я распорядилась закрыть кабинет астрономии. Он сейчас опечатан, там работают пани Крейнц и магистр Людвиг. Она хочет отправить куски голема на экспертизу в Сандорум. Есть у неё одно подозрение.

Я немедленно подалась вперёд:

– Какое?

Белая Сова молча смотрела на меня, будто размышляя, стоит ли мне что-то говорить или нет. Вздохнула и произнесла:

– Я не слышала, чтобы такое происходило в реальной жизни, это верно. Но когда-то давно, когда я ещё была примерно твоего возраста, мне попался старый сборник легенд и сказок. Помнишь сказание о Морроу?

Я напрягла память и покачала головой. Имя казалось знакомым, будто я даже недавно его слышала, но ничего конкретного на ум не приходило.

– Эликсир вечной жизни, – подсказала Белая Сова, и я тут же вспомнила:

– Тот самый ученик Кахут, который пытался его создать! Точно! Что с ним не так?

– Есть одна забытая сказка, – пояснила мама. Теперь голос дрогнул и у неё, – в ней говорится об ещё одном его замысле. Он хотел сделать себе вечных безотказных помощников, чтобы работа над эликсиром продвигалась быстрее. Одного вытесал из камня, второго – сплёл из терновника, а третьего – отлил из бронзы. Когда работа была закончена, он поместил каждому в грудь по горсти могильной земли, начертал руну оживления, и вдохнул в них жизнь.

Я прижала ладонь ко рту и потрясённо уточнила:

– Это что получается, Морроу был Вороном? Как-то это очень смахивает на их магию.

– Ты права, очень похоже, – отозвалась мама, – правда, прямо об этом нигде не говорится, но подозрения у меня есть. Просто так таких совпадений не бывает. С другой стороны, мало, кто читал эту сказку… Дагмара читала.

Она задумалась ненадолго, прикрыв глаза, потом тряхнула головой и продолжила:

– В общем, описав круг, мы опять возвращаемся на исходную. Кто-то преследует тебя, Агнесса, и хочет извести. Почему, отчего ему это понадобилось, я не знаю. Однако должна признать, что, похоже, ты была права. Есть большая вероятность, что этот кто-то пользуется магией Воронов. Сам он к ним не принадлежит, иначе охранные чары давно испепелили бы его. Но то, что у него есть доступ в Школу – почти факт.

Под ложечкой тоскливо заныло. Я опять вспомнила Стефана и не смогла так легко от этого отмахнуться.

– И что же делать? – уныло спросила я. Мама развела руками:

– Поменьше выходить из комнаты. Увы, это вынужденная мера, – поспешила она добавить, увидев моё лицо, – мы же не можем посадить тебя под стеклянный колпак. Просто побудь некоторое время у себя, а там что-нибудь придумаем.

Она вновь опустила взгляд на папку перед собой и уточнила:

– К концу каникул мы обязаны его найти. Иначе студенты вернутся, и поднимется такая суматоха, что не приведи, Кахут.

Я промолчала. Да и что я могла сказать? В глубине души была согласна с мамой, но перспектива сидеть взаперти Анфилий знает, сколько времени, ввергала в безнадёжную тоску и отчаяние. И это именно тогда, когда в деле поисков Маришки что-то наклюнулось!

Как бы то ни было, мне всё ещё было необходимо взглянуть на личное дело Штайна. Я повторила это маме ещё раз, упомянув, что потом сразу же отправлюсь к себе. Видимо, это успокоило Белую Сову, потому что на этот раз заветную папку мне-таки выдали.

***

Прижимая её к груди, как драгоценную реликвию, я спешила в комнату. Коридоры, будто в насмешку, с каждым шагом не сокращались, а растягивались до бесконечности. Одни перетекали в другие, и понемногу мне начало казаться, будто бы Школа сама насмехается надо мной, как чащобник{?}[мелкий лесной йорму, любящий подшучивать над охотниками и грибниками, водя их кругами и заманивая в буреломы или болота] – над незадачливым грибником.

Скорей, скорей! Только бы успеть хотя бы пролистать её, чтобы успокоить и так взбудораженные нервы. Пара студентов, решивших в это время прогуляться по коридору, шарахнулись к стенам, пропуская меня и провожая удивлёнными взглядами. В том, что я не там найду ничего подозрительного, я была практически уверена. Не могла же мама принять на работу…

– Панна Мёдвиг!

Студенты юркнули за угол и были таковы. Я притормозила, поспешно сунула папку за пазуху и обернулась. Вот же ж, помяни Анфилия!

Стефан шёл ко мне, стягивая с рук перчатки. Судя по снегу на сапогах, магистр опять проводил какое-то внеурочное занятие на улице.

– Ahojte, пан Штайн, – неохотно откликнулась я, чувствуя, как раздрай внутри ворвался в мысли и привёл их в полнейший хаос.

– Хорошо, что я на вас наткнулся, – невозмутимо сказал он, – нам есть, что обсудить. Вы в курсе, что с панной Криштиной?

Сердце у меня упало. Поняла, что во всей этой беготне совсем забыла про неё, и залилась краской стыда, да так, что заполыхали кончики ушей. Штайн внимательно наблюдал за мной.

– Н-нет, – выдавила я, – но я как раз собиралась зайти в больничное крыло…

– Не советую откладывать, – ровным голосом сказал Стефан, – уверен, она будет рада вас видеть. Она понемногу приходит в себя – спасибо панне Лютрин – но удар был достаточно тяжёлый, и панне Криштине придётся задержаться на лечении.

Я с облегчением выдохнула и даже сумела рассмеяться. Стефан приподнял брови.

– Да ну вас, пан Штайн, – отмахнулась я, – умеете вы напугать, а потом обрадовать! Вы об этом хотели поговорить?

Магистр боевой магии покачал головой и сделал приглашающий знак.

– Давайте немного пройдёмся, Агнесса. Я хочу серьёзно обсудить с вами недавние события.

Мне тут же стало тоскливо. Папка под одеждой жгла кожу и так и требовала остаться с ней наедине.

– Это не может подождать? – спросила я, – у меня много дел…

– Думаю, ваши дела потерпят, – твёрдо сказал он, – это не займёт много времени.

***

– Шкаф, ряденик, голем… – я ничего не забыл? – Штайн загнул пальцы и посмотрел на меня. Мне пришлось чуть задрать голову, чтобы ответить ему тем же:

– Ничего. И что?

Мы свернули в более широкий коридор, ведущий к одной из восточных башен – вотчине факультета лечебной магии. Но к ней Штайн не пошёл, а увлёк меня в сторону застеклённого холла, откуда открывался захватывающий вид на склоны гор и заснеженные Гнездовицы. Но было не до зимних красот. Я ждала ответа.

– Мои коллеги и госпожа директор сходятся во мнении, что кто-то устроил на вас охоту, – медленно проговорил Стефан. Он подошёл к стеклянной стене, заложил руки за спину и уставился вдаль. Я встала рядом.

– У вас, надо думать, другое мнение?

– Вначале я думал так же, – пожал плечами Штайн, – но ничего не сходилось. Не было никаких улик присутствия рядом с вами кого-топодозрительного. А даже если таковые и были…

Он сделал крохотную паузу, и я ухватила в этом намёк на Иня.

– …то не каждый раз, когда что-то случалось. И тогда я подумал: а что, если взглянуть на эти случаи под другим углом? Что их объединяет?

Он повернулся ко мне и веско, почти торжественно, закончил:

– Их объединяете вы.

Это прозвучало, как щелчок хлыста. От неожиданности я чуть не ослабила хватку, которой прижимала папку к себе. Она опасно скользнула под платьем вниз, но мне удалось её перехватить и возмутиться:

– На что вы намекаете, пан Штайн? Подозреваете, что я решила развлечься и устроить охоту сама на себя?

– Дослушайте до конца, панна Мёдвиг, – в голосе Стефана чувствовалось нетерпение, – я ни в чём вас не обвиняю. Это могут быть побочные проявления вашего проклятия. Я сталкивался со случаями, когда проклятые люди ходили во сне и совершали вещи, совершенно им несвойственные. Природа проклятий, особенно таких мощных, до конца не изучена. Вспомните хотя бы узор, который проявился на вашей коже. Кстати, как ваша рука сейчас?

Как назло, левое запястье будто стиснуло ледяным кольцом. По коже вверх, к шее, скользнула колючая змея. Я поморщилась, и это не укрылось от Стефана. Он поднял бровь. Пришлось украдкой подтянуть рукав пониже и соврать:

– Всё хорошо.

– Никаких неприятных ощущений? – продолжал допытываться Штайн. Я помотала головой, и Стефан вздохнул:

– Что ж, возможно, я поторопился с выводами… но дослушайте до конца. Я думаю, что именно вы – причина всего того, что с вами происходит.

Это могло быть шуткой, но никто не рассмеялся. Я молча смотрела на магистра боевой магии, он – на меня, будто мы пытались заглянуть в головы друг друга и понять, о чём каждый думает. Его слова упали между нами, как ледяная глыба, отсекая малейшие крупицы здравого смысла.

– Это звучит, как бред, – наконец отмерла я, – не вяжется ни с чем.

– Как раз наоборот, – возразил Стефан с такой готовностью, что стало ясно – к этому разговору он готовился давно, – все эти события сходятся в одной точке. В вашу комнату никто не заходил до вас. В лесу были только мы с вами.

– В аудитории было полно народа! – перебила я его. Штайн развёл руками:

– Но ожил-то голем именно тогда, когда к нему подошли вы!

Я ничего не сказала. Голова пошла кругом, и всё вокруг подёрнулось белёсой дымкой. Рука заболела ещё сильнее, и я уже почти обречённо приготовилась услышать перестук, но на этот раз услышала только тишину.

До меня, как сквозь толщу воды, донёсся обрывок фразы:

– …проверить.

– Что? – пробормотала я. Стефан нахмурился и повторил:

– Я сказал, что это всего лишь теория, но мне хотелось бы её проверить. Для этого, панна Мёдвиг, мне нужны вы.

– Эксперимент на мне решили поставить? – прервала я его с такой злостью, что сама себе удивилась. Стефан удивлённо посмотрел на меня и спокойно ответил:

– Я не хочу причинить вам вреда, Агнесса. Думаю, это даже не займёт много времени. Давайте встретимся сегодня вечером и всё обсудим?

Я стиснула уголки папки под платьем. Предложение Штайна прозвучало по меньшей мере странно. Ещё и все его нелепые домыслы…

– Хорошо, – кивнула я, – вечером. Встретимся около вашего кабинета.

Стефан прищурился и проговорил:

– На том и условимся. В восемь вечера. Не опаздывайте.

Я вновь кивнула и пошла прочь, не оглядываясь. Времени оставалось не так много, а я хотела пристально изучить личное дело Стефана. И, конечно же, мне очень хотелось всё обсудить этим вечером.

Только не со Штайном.

Надеюсь, Деля согласится передать ещё одно послание Иню.

========== Глава 19 ==========

Я щёлкнула застёжками папки и глубоко вздохнула перед тем, как открыть её. Почему я медлю? Боюсь узнать о чём-то порочащем светлый облик Стефана.

Фыркнула. Нет, конечно. Да и вряд ли там есть что-то подозрительное. В Школу-то его преподавать приняли.

Рассердившись на то, что мысли потекли куда-то не туда, я решительно отогнула кожаную крышку, достала кипу исписанных листов и пролистнула их. Как я и предполагала, ничего особенно интересного, на первый взгляд, в них не обнаружилось. Много наград от Королевского общества монстрологов. Поимка огнедышащей виверны. Участие в спасательной операции на Татимском перешейке. Ого, ничего себе!

Среди листов затесалась копия благодарственного письма от самого короля Витяслава Второго – «За неоценимую помощь». Я уважительно присвистнула, погладила его и аккуратно убрала на место. И почему такой важный филин, как Штайн, решил вдруг учить молодых оболтусов?

Бумага шуршала под пальцами. Поиски продолжались, но мной уже начала понемногу завладевать тоска. Всё отчётливее казалось, что я пошла по ложному следу. Будь Стефан Вороном, допустили бы его к таким важным делам? Да ещё и близко к королю?

«Это ещё ни о чём не говорит, – запротестовал внутренний голос, – Тристан Лаэртский был капитаном королевского дредноута. Что не помешало ему быть Вороном».

Да ну. Я сердито сдула прядь со лба и забарабанила пальцами по столу. Над его краем показались кошачьи уши – Магда вытянулась в струнку и, встав на задние лапы, тянулась к папке на столе, пытаясь обнюхать её. Я досадливо отодвинула кошку – она зашипела и попыталась укусить меня за ладонь – и вновь вернулась к штудированию дела Штайна. Сводки успеваемости студентов… протоколы экзаменов… диплом об образовании…

Я взяла украшенную вензелями книжечку. На ней строгим шрифтом было выведено: «Академия Вервальт». Внутри обнаружился лист с оценками. Я просмотрела его и не смогла сдержать ехидного смешка. Отличником-то, оказывается, Стефан не был. Я-то ожидала найти у него никак не менее, чем Золотое перо, а у него высший балл был только по основам боевой магии – ну, естественно, основам лекарского искусства и некромантии.

Стоп, что?

Я вздрогнула и вгляделась в потрёпанный листок. Магда попыталась улучить момент и стянуть со стола какой-то документ, но была с позором изгнана в шею. За это я получила лапой по ноге и злобное рычание, но не стала отвлекаться. Всё внимание было захвачено прочитанным.

Некромантии? Интересно, на каком уровне она преподаётся в этой академии Вервальт? У кого бы спросить?

Я наморщила лоб. В Галахии и соседних странах хватает магических Школ, я и о половине ничего толком не знаю. Вряд ли, конечно, там обучают настоящей некромантии, но… но.

Всегда остаётся это проклятое «но».

Я вцепилась в волосы и принялась ожесточённо накручивать на палец чёлку. Красная краска с неё уже облезла, и теперь она была унылого бурого оттенка.

В дверь постучали. Магда обернулась и выгнула спину дугой, шипя сквозь стиснутые зубы. Без лишних слов стало понятно, кто пришёл, и я побежала к выходу, прихватив лист бумаги и самопишущую ручку.

***

– Вы уже поговорили с магистром Штайном? – без обиняков спросила Деля Риваль, крутясь у меня за спиной, пока я наспех сочиняла письмо Иню, – что он сказал?

– Сказал – не мешать, – процедила я, – а ещё лучше – немного помолчать!

Из-за спины донеслось обиженное сопение, но Риваль замолчала. Я дописала предложение, поставила точку и повернулась к ней.

– Значит, так. Передай, пожалуйста, это письмо Иню и побыстрее. Мне с ним нужно сегодня обязательно встретиться, но так, чтобы я вернулась в Сов… Школу до восьми вечера. Сможешь?

Деля смотрела на меня с недовольной укоризной.

– То есть, с магистром Штайном вы ещё не разговаривали, – то ли спросила, то ли констатировала она, – я вам что теперь, девочка на побегушках?

– Почему сразу на побегушках? – возмутилась я, – просто прошу о помощи. Да, с магистром Штайном о тебе пока не разговаривала, но сегодня вечером обязательно поговорю.

Сказала – и почувствовала, как по спине пробежал холодок. Наше со Стефаном общение в последнее время каждый раз срывалось если не в ссору, то в пикировку, и я пока слабо представляла себе, как буду уговаривать его поступиться принципами и принять зачёт у нерадивой студентки.

Риваль посмотрела на меня недоверчиво. Письмо брать не торопилась.

– А почему сами в Рощу не слетаете? – вдруг спросила она. Я скрипнула зубами.

– Не могу.

– Почему…

– Почему я должна перед тобой отчитываться, объясни, пожалуйста? – перебила я её таким ледяным тоном, что сама себе поразилась. Но уж больно Деля настырно лезла туда, куда не просили.

Она поджала губы, но письмо всё-таки взяла с таким видом, будто делает мне огромное одолжение.

– Ďakujem, – выдохнула я и, держа в уме кое-что, осторожно уточнила:

– Часто ли бывало такое, чтобы Инь… ну… возвращал укра… в смысле, одолженное?

Я запуталась и смешалась, не зная, как обсуждать с Делей такую щекотливую тему. С одной стороны, она дольше меня знает Иня, с другой – вдруг о какой-то стороне его жизни она и не подозревает?

– Он у вас что-то стащил, а вы хотите вернуть? – радостно спросила Деля, показав, что род деятельности вора для неё никакой не секрет, – бывали случаи. Инь совестливый, у бедняков ничего не берёт, а если ошибся, то вернёт, может, даже ещё денег подкинет. Правда, вы не очень похожи…

– Благодарю за ответ! – оборвала я её. Про себя с досадой подумала: Милош на бедняка ну, никак не тянет. Может, Инь согласится по дружбе вернуть медальон, если я его очень попрошу?

В итоге, мы с Делей, поспорив немного, условились на том, что она быстро слетает в Рощу, передаст письмо Иню и вернётся с ответом. Она попыталась немного поканючить о том, что устала, у неё другие планы и вообще может прекрасно слетать в какой-нибудь другой день. Но я была непреклонна.

В отличие от Риваль, у меня другого времени не было. Пани Криштина вот-вот придёт в себя и пойдёт на поправку. Нет, я на это, конечно, очень надеялась, но сейчас всё сложилось именно так, как было нужно мне. Все суетились вокруг неё, про меня слегка забыли, и можно было спокойно наведаться с Инем на кладбище. Глядишь, чего-нибудь ещё обнаружу. К тому же, мне очень хотелось обсудить с ним Штайна. Вдруг вор знает что-нибудь об Академии Вервальт? Сомнительно, конечно, он же обычный человек… но вдруг? Может, даже подскажет что-нибудь дельное.

– Так мне лететь или нет? – с ноткой раздражения спросила Деля, и я поняла, что слишком погрузилась в свои мысли.

– Лети, – решительно сказала я, – как вернёшься, ищи меня в моём кабинете. Буду ждать тебя там.

Вцепилась в ручку створки и приоткрыла коридорное окно, не без труда отодвинув защёлку. Риваль недовольно кивнула и махнула рукой. В воздухе пронеслась слабо мерцающая вспышка – это отворился Карман Пустоты. В нем исчезла одежда Дели, свёрнутая кулём, а сама она испарилась. Болотная сова, возникшая на её месте, послала мне тяжёлый взгляд и, бесшумно хлопая крыльями, нырнула в щель между створками окна. Я постояла, наблюдая за тем, как она грациозно планирует между башен Школы, и чувствуя нешуточную зависть. Всё бы отдала за один полёт.

Укол боли в левой руке вернул меня в реальность. Я встряхнулась. Надо было подготовиться к небольшой вылазке за пределы Совятника.

***

Мой план был простой и бесхитростный. Сейчас все заняты големом и пани Криштиной. В Школе суматоха, Стефан меня ждёт только к восьми. Я десять раз успею наведаться к могиле Янжека Гризака и вернуться обратно. Потом могут и не выпустить, тем более, мама сама грозилась выписать профессора Гловача из Листвицы, чтобы он меня лечил. Это значит: прости-прощай возможность свободно входить и выходить из Школы. По крайней мере, когда заклятие пытались снять в прошлый раз, я просидела взаперти несколько недель, и над моим исцелением билось несколько светил целебной магии. В том числе, и сам Гловач. Может, на сей раз у него что-нибудь получится? Подумав об этом, я только вздохнула и пожала плечами. Верилось с трудом. Словно в насмешку, левая рука отозвалась покалыванием, а в ушах глухо стукнуло.

Я тряхнула головой и попыталась сосредоточиться. Так. Мой план должен сработать с тем условием, конечно, что Инь не подведёт и явится в Гнездовицы. Но что-то мне подсказывало, что на него можно было положиться.

В ожидании возвращения Риваль я прогулялась по коридорам Совятника, нарочно попадаясь на глаза как можно большему количеству коллег и даже нескольким студентам. Со всем и я преувеличенно громко здоровалась, перекидывалась парой слов о недавнем происшествии. Встретив пана Людвига, я не забыла сослаться на усталость и сказать, что посижу немного в кабинете, а потом отправлюсь в комнату – отдыхать до вечера. Взмыленный Людвиг посочувствовал мне (как показалось, несколько машинально) и пожелал хорошего отдыха.

Ту же байку я скормила и Дагмаре, с которой столкнулась неподалёку от маминого кабинета. Она кивнула и сухо напомнила мне об осторожности. Поблагодарив её за заботу, я развернулась, чтобы уйти, но в спину прилетела ещё одна фраза Крейнц:

– Кстати, панна Мёдвиг… с кем вы встречались в Гнездовицах?

Меня окатило жаром. Совсем забыла, что перед моим прошлым уходом Дагмара вызвалась за мной приглядеть. Лишь бы в этот раз ничего не зподозрила. Молясь Кахут, чтобы замешательство не отразилось на лице, я повернулась к ней и ровным голосом ответила:

– С другом. Я же поясняла перед уходом. Какие-то проблемы?

– Как будто бы никаких, – задумчиво проговорила Дагмара, внимательно разглядывая меня, – за тем исключением, что его лицо мне показалось знакомым.

Анфилий побери! Вдруг Инь какой-нибудь разыскиваемый по всей стране преступник? Я с гневом отбросила от себя эту дурацкую мысль. Ну, какой из него преступник? Уверена, ничего серьёзнее кошельков и драгоценных побрякушек он не крал.

– Может, вы с ним когда-нибудь сталкивались? – с деланным равнодушием пожала я плечами.

– Может быть, – протянула Дагмара, – как его зовут?

– Ингвар, – начала я и запнулась: фамилия-то Иня мне была неизвестна. Ладно, это не проблема, – Ингвар Панек.

Конечно же, первым делом воображение подкинуло мне фамилию бывшего однокурсника. Крейнц нахмурилась, подумала немного и покачала головой:

– Нет, такого не встречала. Возможно, просто обозналась. Pekný deň{?}[pekný deň [пекны день] - хорошего дня! (галашск.)].

И ушла, не дождавшись ответного пожелания хорошего дня. Я проводила её взглядом и отправилась к кабинету Белой Совы – вернуть папку.

Мамы на месте не оказалось, чему я тихо порадовалась. Очень не хотелось ввязываться в лишние расспросы и давать ответы, которые были хоть и правдой, но не полной. Когда я выходила из кабинета, вспомнила о злосчастном заявлении о приёме на должность и ощутила тоскливое нытьё под ложечкой. Почти месяц не могла его отнести. Месяц! Постоянно выветривалось из головы под гнётом куда более важных дел.

«Вот вернусь сегодня в Совятник», – строго сказала я себе, – «и обязательно отнесу».

Только я ещё не подозревала, что совсем скоро мне будет совсем не до заявления.

***

Вернувшись в кабинет, я первым делом заперла дверь и уселась за стол, приготовившись к напряжённому ожиданию. Лишь бы у Дели получилось передать письмо. Лишь бы Инь согласился. Я взглянула в окно, за которым серое зимнее небо уже начинало хмуриться в преддверии ранних сумерек. Я должна успеть!

Чтобы отвлечься, я положила голову на скрещённые руки и задумалась о Штайне. Может ли колдун быть отличником по некромантии? Конечно, может, это разрешённый академический предмет, к тому же, с понятными сокращениями. Может ли он хорошо в ней разбираться? Какой глупый вопрос, ответ на него вытекает из предыдущего.

«Может ли, – произнёс въедливый голосок в голове, – колдун решить расширить свои знания по этому предмету и выйти за границы дозволенного?»

От этой неожиданной догадки я приподнялась и оторопело уставилась на свои руки.

Теоретически – да. А практически?

«Может ли колдун отправиться на старое кладбище, например, за Збигровским трактом, и проводить там эксперименты? Скажем, попробовать поднять парочку покойников из могил?»

– Может, – шепнула я пересохшими губами.

Интересно, когда там появились эти самые разрытые могилы, о которых толковал Инь? Уж не в то ли время, как в Совятник пришёл новый преподаватель по боевой магии?

В ушах появился гул, в вихре которого слышалось уже поднадоевшее перестукивание. Я не обратила на него внимания, захваченная мыслями. Сердце тяжело заколотилось, толчками разгоняя вскипевшую кровь. Меня бросило в жар.

Если так, тогда выходит, что никаких Воронов и не было. Был только один Пернатый, решивший поэкспериментировать с запрещённой магией. И в Школе он мог совершенно беспрепятственно находиться, охранные заклятья на него не реагировали. Может, и Маришка ему для чего-то понадобилась?

Жар сменился ознобом. Нет, нельзя так думать о Стефане. Нет никаких доказательств того, что он занимался некромантией. Надо просто спросить. Нет ничего лучше, чем поговорить с ним напрямую.

Но одна только эта мысль отчего-то обрушила на меня такую волну ужаса, что горло сдавило. Перед внутренним взглядом появился Штайн, глядящий на меня исподлобья. Одну руку он вытянул перед собой, раскрыв ладонь. А над ней формировался, наливаясь нехорошим зелёно-красным светом, призрачный череп. Он медленно вращался, время от времени поворачиваясь ко мне пустыми глазницами. Штайн не говорил ни слова, лишь продолжал пристально смотреть на меня. Его тонкие губы дрогнули и искривились в зловещую усмешку…

Я беззвучно вскрикнула и отпрянула от этого видения. Перестукивание стало громче, и я поняла, что слышу его подозрительно отчётливо.

Кто-то стучал в окно.

Я рывком выпрямилась, открыла глаза и поморщилась. Угораздило же меня задремать! Да ещё и с кошмарами.

Кто-то опять постучал – на этот раз требовательнее. Я посмотрела в сторону окна: точно, на подоконнике со стороны улицы сидела Деля-сова, казавшаяся ещё более хмурой.

***

Закутавшись в зимнее пальто, я осторожно кралась к выходу из Совятника. К моему облегчению, Инь согласился на встречу, прислав короткую записку, в которой значилось радостное, пусть и слегка недоуменное: «Конечно, встретимся, не вопрос. У «Хвоста», через час. Не думал, что ты так быстро решишься».

Теперь оставалось самое сложное: выскользнуть из Школы незамеченной. Оправдать возвращение будет намного проще, а вот как объяснить вылазку на улицу? Воздухом захотелось подышать? Для этого есть открытая галерея на третьем этаже.

На моё счастье, по дороге никто не попался, кроме парочки студентов, направляющихся, судя по всему, в столовую. Кажется, они даже не обратили на меня особого внимания. Преподаватели то ли разбрелись по своим кабинетам, то ли вообще отправились отдыхать в комнаты. Как-никак, последние дни каникул. И слава Кахут. Ещё не хватало наткнуться на Штайна - при мысли о нём меня опять продрал озноб - или на Дагмару.

Проходя мимо лестницы, что вела на этаж, где был мамин кабинет, я ощутила болезненный укол совести. Плохая из меня дочь. Сколько раз обещала ей не врать и ничего не утаивать, и чем я занимаюсь прямо сейчас?

С другой стороны, если это поможет отыскать Маришку, мама всё поймёт и не будет в претензии.

Эта мысль приободрила меня и заставила ускорить шаг. Выход из Школы был уже совсем близко.

***

На улице было тихо. Плотные облака постепенно расползались, нехотя покидая небо, на котором виднелась бледная луна. Я поёжилась, выйдя за дверь и почувствовав колючее прикосновение воздуха к щекам. Вечер обещал быть морозным.

Что ж, я всё равно вернусь в Совятник, а там никакие холода уже будут не страшны.

Я поплотнее завернулась в пальто, сунула руки в глубокие карманы и побежала по дороге, ведущей в Гнездовицы. Разумеется, я была настолько сообразительной, что даже не догадалась взять перчатки. Ну и к Миртизе их, не возвращаться же теперь!

Интересно, подумалось мне, почему я так торопилась на встречу с Инем? Только ли в медальоне Милоша и в желании обсудить Штайна дело?

Конечно, только в этом, сердито осадила я сама себя и прибавила скорости.

Когда впереди показались первые домики Гнездовиц, с уютно светящимися окошками и печными трубами, из которых тянулись тонкие дымные струйки, я согрелась от бега настолько, что даже запыхалась и забыла про перчатки напрочь. Миновав несколько извилистых улочек, я выскочила к «Лисьему Хвосту», на крыльце которого сидел Инь и что-то напевал, подкидывая в воздух камушек. Увидев меня, он присвистнул и встал.

– A…a… ahoj, – тяжело дыша, выпалила я, уперевшись руками в колени.

– Ну ты даёшь, Пернатая, – уважительно сказал Ингвар, окинув меня быстрым взглядом, – неужели так не терпится на кладбище, а?

– Можно и так сказать, – коротко ответила я, – но прежде скажи: медальон бургомистра ещё у тебя?

Я решила не тянуть и побыстрее выяснить этот вопрос. Ингвар нахмурился, припоминая.

– Медальон, медальон… а, тот самый, который я у твоего ученика отобрал? Как же, у меня, лежит себе спокойно. Что, подыскала покупателя? Уважаю. Только чур, выручку пополам!

Он радостно заулыбался, но тут же сник, увидев моё угрюмое лицо.

– Вернуть его надо, – нехотя сообщила я, невольно поморщившись при воспоминании об «ученике», – так обстоятельства сложились. Я Милошу обещала.

Вор недоверчиво уставился на меня.

– Ну дела, Пернатая, – его голос прозвучал уже не так дружелюбно, – ты что же, думаешь, что я склад держу? Захотел – оставил, захотел – забрал?

– Нет, но… – я почувствовала себя очень некомфортно, развивая эту тему. Никогда раньше не доводилось упрашивать разбойника по-доброму расстаться с награбленным, – ты пойми, эта вещь очень дорога его матери. Он очень просил.

– Значит, как тебе угрожать, так он впереди всех, а как понадобилось цацку вернуть, так он умолять приполз? – хмуро подытожил Инь, в упор глядя на меня. Я развела руками: да, как-то так. И только потом сообразила:

– Так ты ещё и за меня так решил ему отплатить? Это приятно, Инь!

Щеки опять зарделись, но на сей раз от смущения. Парень вздрогнул и резко отвёл взгляд.

– Просто так совпало, – пробормотал он. Я решила не отступать:

– Так что с медальоном, вернёшь?

Ингвар помолчал, прищурившись и размышляя о чём-то.

– Верну, – ответил он, – но с одним условием.

– Каким?

Вор повернулся ко мне и сказал:

– Бесплатно ничего не бывает, Пернатая. Договоримся так: я тебе медальон, ты мне – услугу.

Я опешила. Нельзя сказать, что я не ждала чего-то подобного, но…

– Какую?

Глаза Иня будто бы подёрнулись инеем, и он опять отвёл их.

– Просто услугу, – глухо сказал он, – пока не знаю, какую именно.

– По карманам с тобой лазить не буду и не проси! –решительно заявила я, – всё в пределах разумного!

Ингвар издал короткий и какой-то совсем невесёлый смешок. Я недоуменно нахмурилась. Неужели он так не хочет возвращать медальон? Но тут, к моему облегчению, вор запрокинул голову и расхохотался:

– Да не буду я тебя заставлять делать ничего такого, успокойся! Я друзей ни во что не втравливаю, привычки такой нет. Так что, по рукам?

– По рукам! – обрадовалась я, – а мы что, друзья?

Ингвар лукаво посмотрел на меня:

– А ты что, меня врагом считаешь?

– Конечно, нет, – рассмеялась я. Инь просиял:

– Ну и всё, значит. Медальон с Делей передам, она рот на замке держать будет. Так что, может, заскочим ненадолго в «Хвост», а? Я голодный, как Анфилий, твоя записка меня буквально из-за стола выдернула.

Я заколебалась. Парня было жалко, но время неумолимо летело, тая, как снежная пыль на сапогах. Мы и так заболтались.

– На обратном пути поешь, – вздохнула я, – нам надо поторопиться.

Инь глубоко вздохнув и смиренно склонил голову:

– Веди.

***

Дорогу до кладбища с гробницей Гризака я помнила хорошо – даже, пожалуй, слишком. Она не раз виделась мне во снах – тех самых, где всё случившееся семь лет назад оканчивалось хорошо. Взрыв-порошок не срабатывал. Вход в гробницу был завален каменными плитами. На её месте зиял бездонный провал. Я видела сотни вариантов одной и той же истории, но неизменным был лишь финал.

Мы с Маришкой благополучно возвращались в Совятник, и спокойная жизнь продолжалась.

Я шумно втянула воздух, украдкой утирая увлажнившиеся от слёз глаза, и остервенело сказала:

– Почти пришли.

Гнездовицы остались за спиной, и перед нами стелилась дорога, пересекающая снежное поле на пологом склоне горы. Её основательно припорошило снегом, на котором виднелось только несколько цепочек следов: две человеческих и три ещё чьи-то, то ли заячьих, то ли мелких йорму.

– Впереди развилка, – сказал Инь, вглядываясь в начавший сгущаться сумрак. Я прищурилась:

– Ага, точно. Там будут две тропинки. Левая ведёт к Чёрному Урочищу, а нам нужна правая. Вот Анфилий, кажется, скоро станет совсем темно, а я даже паршивого «светлячка» сотворить не смогу! Неужели придётся возвращаться?!

Вдобавок к перчаткам, я благополучно забыла и о фонарике. Досадливо цыкнув, я ожесточенно отбросила со лба прядь и рванулась назад. Ингвар удержал меня за плечи.

– Не так быстро, Пернатая, – усмехнулся он, – даром я с собой, что ли, эту штуку таскаю?

Он сунул руку за пазуху и вытащил небольшую складную кристальную лампу{?}[светильник, работающий на заряженных магией кристаллах. Заряда обычно хватает на пять-шесть дней, потом требуется подзарядка у мастера. Чтобы активизировать лампу, нужно нажать на специальный рычажок в её основании].

– Не Анду знает, что, – спокойно сказал он, – но, думаю, подойдёт. Эй, ты чего?

Я подпрыгнула от восторга и стиснула его в объятиях. Ингвар аж шарахнулся от такого бурного проявления чувств, а я, вовремя опомнившись, так же быстро отскочила от него и смущённо пробормотала:

– Ну ты… это… извини…

Инь помедлил с ответом. Он очень странно посмотрел на меня, зачем-то схватился за горло и сказал:

– Да ничего, бывает. Я уж думал, задушить хочешь. Ладно, пошли, если хочешь побыстрее вернуться.

До развилки мы дошли в молчании, как будто после моего неожиданного выплеска эмоций между нами что-то надломилось. Инь больше не поддерживал беседу и только смотрел себе под ноги, словно напряжённо размышляя о чём-то. Я же терзалась этим молчанием и пыталась придумать, с чего начать разговор о Стефане. Не хотелось сразу вываливать на Иня всё, что надумала, но и адекватной начальной фразы на ум не приходило. Вместо неё в голову лезли какие-то глупости. Вот Анфилий, надо было сразу в письме дать намёк на то, о чём хочу поговорить.

Ингвар невольно пришёл мне на помощь. Он откашлялся и сказал:

– У тебя такое лицо, будто тебя ещё что-то гложет.

– Мысли читаешь? – с благодарностью отозвалась я. Инь неопределённо дёрнул плечом и усмехнулся. Я глубоко вздохнула и начала рассказ, начав с происшествия в кабинете астрономии. Поначалу получалось не очень, нужные слова находились не сразу, но заинтересованное лицо друга и его приободряющие кивки помогли. Когда я описала то, что устроил голем, Инь, до этого внимательно слушавший, хмыкнул:

– Будь я Пернатым, никогда бы к вам учиться не пошёл. Лучше уж недоучкой стать, чем гуляшом после стычки с таким вот монстром. Кто там у вас ещё по коридорам бегает? Горные тролли?

– Да ну тебя, – слегка обиделась я за Совятник, – такого никогда не было! И Стефан думает, что в том, что голем ожил, может быть моя вина!

Ингвар резко затормозил и изумлённо уставился на меня:

– Как?! Ты же… – он запнулся и неопределённо покрутил рукой в воздухе.

– Да! - вспыхнула я, - Именно! Не способна колдовать! Спасибо за тактичность. Он, видимо, забы об этом, сказал, что это может быть… как же там было… побочный эффект проклятия! А он… – я задохнулась от негодования. Инь промолчал, но посмотрел на меня так сочувственно, что я выложила ему абсолютно всё, что думаю о Штайне, в красках расписав и свои подозрения, и упомянув то, что узнала про него.

С каждой моей фразой Ингвар становился всё мрачнее. Я же стремительно неслась вперёд в своём рассказе.

– Некромантия, Инь! Вдруг это не просто совпадение? И потом, что это ещё за Академия Вервальт? Ты о ней что-нибудь слышал?

– Нет, – покачал головой парень. Мы уже никуда не шли, встав на самой развилке, но я не особо уделяла этому внимания. Нужно было выговориться, и почему-то именно только с Инем я не чувствовала себя идиоткой, делясь своими мыслями. Как будто ему я могла сказать всё, что угодно, и он бы меня понял и поддержал.

– Уж извини, – тем временем развел руками вор, – как-то не довелось в жизни поинтересоваться этими вашими магическими школами. Ты же знаешь, я только ваш Совятник ограбить хочу.

Я прыснула. Иню всегда удавалось разрядить обстановку.

– И что ты думаешь? – спросил он, – про этого вашего Штайна?

– Да, Агнесса, мне это тоже хотелось бы узнать, – услышала я голос, от звука которого на макушку словно обрушился ледяной поток.

Снежные сумерки разогнало солнечно-жёлтое сияние. В широко раскрытых глазах Ингвара отразилось два огненных круга. С трудом преодолевая стремительно сковавший движения ужас, я повернулась.

Из прорезываемого золотистыми молниями пламенеющего круга, возникшего в воздухе позади нас, на снег шагнул Стефан Штайн, держащий в руках алую сферу. Она потрескивала и пульсировала, как живое сердце.

Мы с Инем невольно сделали шаг назад, а Штайн, выйдя за пределы круга, небрежно отбросил сферу. Описав ровный полукруг, она упала в снег и зашипела, как раскалённый уголь, на который брызнули водой, и стала быстро меркнуть. Это был какой-то артефакт, но мне было совершенно не до его определения.

Штайн щёлкнул пальцами, вызвав целый табун «светлячков». Они закружились вокруг него, бросая отблески на его лицо. Я сглотнула и поняла, что дело плохо. Никогда ещё я не видела у Стефана такого выражения: плохо сдерживаемая ярость, горящая в глазах и искажающая черты.

Ингвар молча потянул меня вбок и встал впереди, отгораживая от Штайна.

– Ты что делаешь, – сдавленно прошептала я, пытаясь высунуться из-за его спины, – ты же не колдун, а он…

Ингвар вытянул руку и мягко, но настойчиво задвинул меня обратно.

– А я не могу тебя просто так оставить, – услышала я его спокойный голос.

========== Глава 20 ==========

Стефан кинул мимолётный взгляд на Иня. Возможно, это была иллюзия от порхающих вокруг «светлячков», но мне показалось, что на его лице на миг отразилось презрение.

– Я хочу поговорить с панной Мёдвиг, – его голос звучал размеренно, но в каждом слове мерещился ледяной кинжал, – советую вам отойти в сторону, пан.

Инь вскинул голову, но отходить не спешил.

– Почём мне знать, что вы не причините Агнешке вреда?

Теперь я была точно уверена: лицо Стефана стало изумлённым, и даже глаза расширились чуть больше, чем обычно.

– Зачем мне это делать? – слегка нараспев спросил он, – я просто хотел задать ей один-единственный вопрос.

Он перевёл взгляд на меня, выглядывающую из-за плеча Иня, и громко сказал:

– Зачем вам понадобилось моё личное дело, Агнесса?

Я охнула. Он знает?! Откуда?

– Госпожа директор сообщила мне, – ответил Штайн на мой невысказанный вопрос, – ну? Что такого вы там обнаружили, раз снова сбежали из Школы? Хватит прятаться за спиной этого субъекта, выйдите и давайте поговорим лицом к лицу!

Плечи Иня дрогнули. Я увидела, как сжались его кулаки и перепугалась ещё больше. Стефану ничего не стоит распылить его за секунду – в этом я была твёрдо уверена. Интересно, как он меня отыскал? И тут же едва не хлопнула себя по лбу и украдкой сунула руку в карман. Нащупала там гладкий камушек. Змеевик, который он мне дал! Ну, конечно же! Скорее всего, он содержит в себе какое-нибудь плетение-маячок.

Я сглотнула тугой комок в горле, собрала остатки растоптанной воли в кулак и вышла из-за спины Ингвара.

– Агнешка!

Он попытался удержать меня, но я поднырнула под его рукой и замерла напротив Штайна. Тихо сказала, надеясь, что услышит только Инь:

– Не бойся за меня. Всё будет хорошо.

Из-за спины донёсся тяжёлый вздох. Похоже, меня услышал и Стефан, потому что он вздёрнул бровь и сложил руки на груди.

– Я слушаю, Агнесса, – спокойно сказал он.

Я отогнала подальше неуместный образ строгого преподавателя, ожидающего ответа на редкость тугоумной студентки, и дерзко ответила:

– По-моему, это вам лучше рассказать мне всё.

Стефан нахмурился:

– О чём вы?

Я вытянула здоровую руку вперёд и принялась загибать пальцы:

– Шкаф. Ряденик. Голем. Не так давно вы обвинили меня в том, что я могу быть сама виновата во всех этих бедах.

– Я не… – попытался перебить меня Штайн, но я повысила голос, почувствовав какой-то невообразимый прилив смелости. Как совёнок, впервые вылетевший из родительского гнезда на свою первую охоту.

– Но я хочу взглянуть на эти случаи с другой стороны. Вы тоже присутствовали там. Каждый раз. Да, в комнате со шкафом я была одна, но вы появились после его падения слишком быстро. Будто бы ждали где-то неподалёку.

– Агнесса, вы несёте какой-то анфильев бред! – взорвался Стефан. Я ахнула от удивления, впервые услышав от него подобное выражение, но быстро взяла себя в руки и прищурилась:

– Бред? Как по мне, всё вполне логично! Не менее логично, чем ваши обвинения.

– Да с чего вы вообще взяли, что я вас в чём-то обвинял? – взорвался Штайн, – по-моему, у вас слишком буйная фантазия. Или…

Он перевёл глаза за мою спину. Мне даже не пришлось поворачивать голову: я услышала скрип снега, увидела движение тени и поняла, что Ингвар не стал прятаться и вышел вперёд, встав бок о бок со мной.

– Или это вам внушил этот тип? – протянул Стефан, махнув рукой в сторону Иня. Я покосилась на друга: тот шутливо отсалютовал Штайну и незаметно подмигнул мне. На душе сразу потеплело.

– Конечно, добрый пан! – весело сказал Ингвар, – я ночами не сплю, всё думаю, как Агнешку извести.

Я фыркнула, но Стефана было не так легко сбить с толку. Теперь он держал ладони лодочками, одна над другой, а между ними формировалось, вращаясь, какое-то новое плетение, ярко-пурпурного цвета. Улыбка сошла у меня с лица: я почуяла неладное.

– Инь, – сдавленно просипела я, – беги.

– Вот ещё! – возмутился он, – мне теперь самому любопытно посмотреть, что будет.

– Скажите, панна Мёдвиг, – вкрадчиво обратился ко мне Штайн и сделал шаг вперёд. Мы с Инем, не сговариваясь, отшатнулись, – что вы вообще знаете о своём приятеле?

– Достаточно, – отрезала я, – чего не могу сказать о вас. Есть ещё один вопрос…

– То есть, вы готовы поручиться, что он не причастен к тем случаям, что вы перечислили? – продолжил гнуть свою линию Стефан, не обращая внимания на мою реплику. Я поперхнулась от негодования:

– Конечно! Инь тут вообще не при чём!

Ингвар послал мне взгляд, в котором я увидела благодарность, и я ободряюще улыбнулась ему.

– Как ваше полное имя? – вдруг громко спросил Штайн. Мы с Инем озадаченно переглянулись, и я гневно рявкнула:

– Это тут вообще при чём?

– То есть, вы не знаете, – со злорадным – как мне показалось – удовлетворением констатировал Стефан. Мне немедленно захотелось швырнуть в него чем-нибудь тяжёлым, но всё, что я могла на данный момент – стоять и чувствовать, как внутри ворочается, закипая, обжигающая ярость.

Левая рука заныла от нарастающего приступа боли. Я даже не поморщилась. Мне было плевать.

– Панек, по вашим словам. Дагмара Крейнц передала мне. Я навёл справки – никакого Ингвара Панека в Златой Роще и окрестностях нет и никогда не было, – Штайн в упор глянул на моего друга, – зато есть некий Ингвар Гесс. Он объявился в Роще год назад, но никто точно не знает, откуда. И этот непонятный тип вдруг начинает усиленно с вами общаться и явно набивается в друзья.

Он сделал паузу и пояснил:

– Я достаточно быстро раздобыл все эти сведения, на это даже не ушло много времени. Неужели вы ни разу не поинтересовались подноготной этого вашего приятеля? Что сейчас скажете?

– Скажу, что это не ваше анфильево дело! – в лютой ярости заорала я, не сдержавшись, – я могу общаться, с кем захочу! Зачем вы вообще полезли туда, куда вас не звали?

– Если вы решили рыться в моём деле, почему тогда злитесь, что кто-то начинает узнавать что-то и про вас? – отрезал Стефан, не дрогнув, – к тому же, госпожа директор поручила мне вашу безопасность, забыли?

– Очень опрометчиво с её стороны, – язвительно сказала я, рывком смахнув с глаз выступившие от выплеска гнева слёзы, – поручать такое ответственное дело колдуну, отлично сведущему в некромантии.

Стефан уставился на меня, словно я говорила на другом языке:

– О чём это вы?

– Просто заглянула в ваш диплом, – пожала я плечами с наигранной беспечностью, – и спросила себя: не проводит ли наш замечательный магистр, который так любит учить других, как правильно себя вести, запрещённые исследования и эксперименты с мертвецами. Скажем, в районе Збигровского тракта.

Я сделала паузу и, с торжеством взглянув на Штайна, припечатала:

– Не имеет ли он отношения к пропаже моей сестры? Появился-то в Совятнике перед её исчезновением! И что это за заведение такое – Академия Вервальт?

Стефан выглядел так, словно я со всей силы окунула его головой в снег. Я тяжело дышала, чувствуя его смятение, и это ещё больше придавало мне сил. Инь стоял рядом в полнейшем молчании и явно боялся встревать в нашу перепалку.

Рука болела всё сильнее.

Штайн поднял выше горящий пурпуром шар, полностью сформировавшийся в его руках.

– Довольно с меня этих глупостей, – процедил он, – я терплю их с первого момента нашей с вами встречи! Сейчас вы подойдёте ко мне, и мы с вами отправимся обратно в Школу. Так и быть, я забуду обо всём, что вы мне тут наговорили, а вы прекратите общение со всякими проходимцами.

– Вот ещё! – фыркнула я, – никуда я с вами не пойду. Ещё непонятно, куда вы меня затащите!

– Тогда мне придётся вас заставить, – неожиданно тихо сказал Штайн, и это прозвучало в десять раз более устрашающе.

Он сделал шаг по направлению ко мне, и я невольно попятилась.

– Разве вы плохо слышите, добрый пан? – вдруг услышала я голос Иня, и в нём не было ни капли веселья, – панна Мёдвиг ясно сказала, что никуда с вами не пойдёт.

Стефан даже не удостоил его взглядом. Только раздражённо процедил сквозь зубы:

– Я не слушаю всяких проходимцев. Не знаю, кто вы и что именно вам нужно, но советую вам сейчас же убраться отсюда подальше и навсегда забыть имя панны Мёдвиг.

Всю злость как рукой сняло. Мне стало безумно страшно за друга.

– Инь… – прошептала я.

Но Ингвар не слушал – или не слышал меня. Он коротко выдохнул, словно набираясь сил, и за пару стремительных шагов оказался прямо перед Штайном, невозмутимо взглянув прямо ему в глаза.

– Что же вы мне сделаете, добрый пан? – вкрадчиво поинтересовался он. Я замерла, в ужасе наблюдая за ними.

– Ты сам напросился, – прошипел Стефан, – придётся убрать тебя с дороги.

Он одним махом скомкал шар, который словно впитался в его ладони, и резко развёл руки так, будто желая по-дружески похлопать Иня по плечу.

– Инь, беги! – взмолилась я, но мой друг даже не обернулся.

Дальше всё происходящее превратилось в какой-то страшный сон.

На кончиках пальцев Стефана загорелись нехорошие ярко-синие огоньки, протянувшиеся нитями друг к другу. Это плетение я узнала. “Паучья сеть”! Очень опасная штука! Стоит Иню только дотронуться до неё, как он окажется накрепко спелёнут этими нитями, а дальше я не знаю, что Штайну взбредёт в голову с ним сделать!

Но на Ингвара это словно не произвело никакого впечатления. Он подождал ещё секунду, пока нити плетения окрепнут, а потом просто резко взмахнул рукой, обрывая их.

Всё замерло. Я глядела на это во все глаза, отказываясь понимать, что происходит.

Стефан, не менее ошарашенный, уставился на свои руки, потом – на Иня, спокойно наблюдающего за ним, сделал пару шагов в сторону, словно пытаясь обогнуть его, и, пошатнувшись, безжизненно рухнул на снег.

Я хотела вскрикнуть, ноголоса не было. Ноги сковал ледяной ужас, а боль из левой руки начала заливать всё тело.

Мне оставалось только стоять и молча наблюдать, как Ингвар поворачивается и подходит ко мне. Берёт за подбородок и заставляет поднять голову, чтобы заглянуть в глаза.

– Что ты делаешь? – слабо шепчу я. Ингвар качает головой и с непонятной грустью отвечает:

– То, что должен был сделать раньше. Прости меня, Агнешка. Зря ты не послушала Стефана Штайна. Он был полностью прав насчёт меня.

И наклоняется ко мне.

На глаза падаёт непроницаемая тьма, в которой извиваются, прорастая, ярко-синие лозы. На них распускаются невиданные зловещие цветы, тянущие ко мне острые шипы.

А потом я отчетливо чувствую на губах поцелуй, но так и не успеваю толком ничего осознать. Лозы обвивают тело и затягивают меня во тьму.

***

Сон был вязкий, тягучий, полный странных видений. Вокруг клокотала тьма, плохо разгоняемая беспорядочными белесовато-жёлтыми отблесками. В них кривлялись и плясали тени, безумно хохочущие, пытающиеся дотянуться до меня длинными когтями. Хлопали чёрные крылья. И нёсся, нёсся из глубин стук, сухой и дробный, будто тысячи скелетов висят на узловатых ветвях и мерно раскачиваются, натыкаясь друг на друг. Хоть ветра никакого и нет.

Если попытаться не обращать внимания не суматошную пляску теней, среди всполохов можно различить очертания циклопической громадины, высящейся где-то там, вдалеке. С той стороны будто бы доносятся порывы ветра. Но это не настоящий ветер, он веет затхлостью и сыростью.

Будто приподняли крышку саркофага.

Я мечусь, задыхаясь, паникуя, не понимая, где я и что происходит. Где-то далеко-далеко осталась Маришка. Между нами - бескрайняя тьма, полная заблудших душ и призраков, скелетов и бесплотных йорму. Они зочут, шепчут, стучат костями, умоляя сделать хотя бы шаг вглубь тьмы. И высится, высится громадина там, вдалеке, и название ей…

Меня пронзил разряд то ли молнии, то ли чудовищной боли, и в одно мгновение вышвырнул из сна. Я широко распахнула глаза и с хриплым криком втянула в себя воздух.

Я вспомнила всё, что случилось в гробнице Гризака. Надо обязательно рассказать всем: маме, Маришке, Штайну, Иню…

Реальность возвращалась урывками. Туман беспамятства рассеивался, обнажая стены помещения, где я находилась. И они совсем не были похожи на стены Совятника. Но они были мне ужасно знакомы. Словно я покинула их только вчера.

Увитые паутиной каменные стены. Низкий потолок, по которому с шорохом снуют чёрные тени каких-то насекомых. Я - в склепе Янжека Гризака. С моего последнего визита ничего толком не изменилось. Может, с этим и связано осенившее меня воспоминание? Только это не самая худшая на данный момент вещь.

Хуже было то, что я сидела прямо на саркофаге Гризака, кожей чувствуя каждую выщербину на камне и сочащийсяот него холод. Почему-то я замерла в очень странной позе - обхватив себя руками и подтянув колени к груди. Всё тело было опутано тугими тенетами, слабо мерцающими синим, и я – почему-то без особого удивления – признала в них “Паучью сеть”. Без особой надежды я попыталась пошевелиться и потерпела полнейшую неудачу. Даже на месте качнуться не получилось. Я мысленно выругалась, припомнив Анфилия и всех известных богов, нарочно выбрав тех, что пострашнее.

Но все ругательства разом смолкли в голове, когда я почувствовала, что сижу тут не в одиночестве. В гробнице был ещё кто-то. Стоял, прислонившись к противоположной стене, и напряжённо наблюдал за мной. В помещении было не так темно, как показалось сначала. Мрак разгоняла кристальная лампа, засунутая в углубление в стене, но но мне даже не понадобилось всматриваться в лицо наблюдающего, чтобы понять, кто это.

– Ahoj, Инь, – речь давалась мне с трудом, и пришлось собраться с силами, чтобы произнести следующую фразу, – что за анфильевщина тут творится?

Честно говоря, ещё теплилась подспудная надежда, что всё это – веселая дружеская шутка. И что сейчас Инь захохочет так, как он умеет – радостно и беззаботно – и объявит что-то, вроде «Ага, попалась! А теперь пошли в “Карась”, повеселимся!»

Только на безобидную шутку это совсем не тянуло.

Он на секунду прикрыл глаза, будто готовясь принять тяжёлое решение, и тихо сказал:

– Боюсь, что никакого Ингвара здесь нет.

Оттолкнулся от стены и подошёл ближе, оказавшись в ореоле света от лампы. Чувствуя, что начинаю постепенно свихиваться, я подняла глаза. Конечно же, это был Инь! Тот самый, который плясал со мной ганцольскую джигу и дразнил Милоша. Или же…

Всё же в нём что-то изменилось. Инь всегда держался небрежно, засунув руки в карманы и лукаво глядя на окружающий мир с весёлым прищуром и неизменной задорной ухмылкой. Теперь же он стоял, расправив плечи, с абсолютно прямой спиной, как статуя, заложив руки за спину и серьёзно глядя на меня. В его глазах плыла не понятная мне печаль.

– Заканчивай эти шуточки, – сердито сказала я, в очередной раз безуспешно попытавшись пошевелить хотя бы пальцем. Хорошо хоть, силы на разговор начали восстанавливаться, – конечно же, ты Инь, который стянул у меня кошелёк! Развяжи меня и заканчивай этот анфильев цирк.

Анфилий, даже плечом дёрнуть не получается. Я прищурилась и раздражённо спросила:

– Ну, хорошо. Допустим. Сыграю в твою игру. Если ты не Инь, то кто тогда?

Он вздрогнул, будто я отвесила ему пощёчину, и тихо произнёс:

– В прошлом меня называли капитаном, а мой “Цепляющий счастье” - лучшим боевым дредноутом в Галахии. Потом осталось только имя, с которым я и взошёл на эшафот.

Он сделал паузу и уже громче сказал:

– Тристан Лаэртский. Rád vás spoznávam{?}[rád vás spoznávam [рад вас спознавам] - приятно познакомиться (галах.)], панна Агнесса Мёдвиг.

Ощущение, что начинаю понемногу свихиваться, исчезло. Теперь я была уверена, что остались считанные секунды, чтобы сбрендить окончательно. Оставалось только принять правила игры и попробовать проскользнуть между струями.

– Не могу сказать то же самое, – мрачно сказала я, – не знаю, кто ты на самом деле и что сделал с моим другом, но хочу тебя предупредить: добром это не закончится.

Назвавший себя Тристаном прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Отошёл и серьёзно сказал:

– Похоже, пришла пора объясниться. Но я бы хотел, панна Мёдвиг…

– Если ещё раз так меня назовёшь, завизжу, – огрызнулась я. На душе становилось всё поганее, словно сотня багников{?}[мелкий йорму, живущий на торфяных болотах. Представляют из себя толстых неповоротливых существ, по колено взрослому человеку. Покрыты липкой грязью, прячутся в трясинах и стерегут более мелких существ, чтобы утянуть к себе] сладострастно топтались по ней своими мерзкими скользкими лапами. Тем более не было настроения держать политес с этим анфильевым шавриком{?}[нецензурное ругательство]. Он что-то сделал с настоящим Инем. Я была в этом почти уверена.

Тристан поднял руки таким знакомым жестом, что я изо всех сил прикусила себе щёки, чтобы случайно не разреветься.

– Вы… ты права. Я мог бы обойтись и без всего этого, но думаю, тебе необходимо знать правду.

Я ничего не ответила, только послала ему тяжёлый взгляд исподлобья. Потом всё-таки не выдержала:

– Да уж, не помешало бы. Учитывая то, что Тристан Лаэртский, вроде как, покойник. Так что лучше бы подумал несколько раз прежде, чем выбирать имя.

– Считается, – терпеливым тоном поправил меня собеседник, – все считают меня мёртвым. Теперь только тебе известна правда.

– Мне уже начинать радоваться? – пробормотала я. Мышцы затекали всё сильнее, и мне показалось, что я постепенно перестаю чувствовать пальцы ног. Он проигнорировал мой вопрос.

– Я бы мог рассказать, что произошло в день казни, но не вижу смысла, – на его лице отразилась маска гнева – на секунду, не больше – но он быстро овладел собой, – всё началось ещё раньше. Мой дредноут был атакован плетением Небесного Водоворота. Не знаю, чьих рук это было дело, но мне тогда было не до выяснения. Надо было спасать команду, дредноут разваливался на части…

Ты знаешь, что такое Небесный Водоворот?

Я покачала головой. Тристан пояснил:

– Вокруг воздушного судна образуется воронка, как при сильной грозе, только молнии бьют по корпусу, а ветер срывает оснастку. Выжить в таком Водовороте почти нереально. Моя команда и я боролись со штормом, как могли, но “Цепляющий счастье” обречён. В какой-то момент я понял, что всё, что могу сделать – вытащить хотя бы пару моих ребят, но какой я капитан, если хотя бы не попытаюсь спасти всех.

Его голос сбился и стал глухим. Он посмотрел в сторону, а я затаила дыхание, почувствовав, что невольно начинаю проникаться этой историей.

– В моём распоряжении было одно средство, – продолжил он, вновь повернув голову ко мне, – небольшой кусок коры Костяного Вяза. Он всегда сопровождал меня, как талисман, но я никогда не думал, что когда-нибудь воспользуюсь им.

При упоминании знакомого названия я почувствовала, как по спине промаршировал табун мурашек.

– Что такое Костяной Вяз? – жадно спросила я. Слабая улыбка тронула губы Тристана:

– У меня есть догадки, почему ты спрашиваешь. Это страж тропы в мир мёртвых. Огромное дерево, чей ствол и ветви сложены из костей. Иногда поднимается ветер с Той стороны, и можно услышать…

– Стук костей, – прошептала я и дико взглянула на него. Тристан кивнул и присел на край саркофага, согнув одну ногу и положив на неё руку. Я напрягла все силы, чтобы отпрянуть, но не удалось сдвинуться и на миллиметр. В ушах насмешливо пророкотал перестук.

– Почему я его слышу? – спросила я, – откуда ты вообще про это знаешь?

Тристан повёл плечом.

– Я же Ворон. Мы все должны пройти мимо Костяного Вяза, чтобы побывать на Той Стороне.

В уме взвихрились тысячи вопросов. Я даже начала забывать, где нахожусь и с кем веду беседу, загоревшись страшным любопытством.

Но главным вопросом всё же был…

– Я что, тоже Ворон, раз слышу этот звук?

Честно говоря, ответь сейчас Тристан утвердительно, я бы вообще не удивилась. Этот день и так был до краёв полон сюрпризов.

Но он покачал головой:

– Нет. Ты чистокровная совиная ведьма. Но у меня есть теория… о ней позже.

Он резко поднялся с саркофага – я перевела дух – и снова прислонился к стене напротив.

– Я спас команду – в каком-то смысле. Не подумав, что проход на Ту сторону можно открыть снаружи, но изнутри его может открыть только другой Ворон.

Он смерил меня отстранённым взглядом и тихо добавил:

– Как ты понимаешь, в моей команде больше Воронов не было. Они остались запертыми в мире мёртвых, и я поклялся найти способ вернуть их оттуда.

– Воспользовался бы корой снова, – брякнула я. Тристан усмехнулся:

– Если бы всё было так просто, мы бы с тобой сейчас тут не разговаривали.

Меня обдало нехорошее предчувствие.

– Хорошо, – медленно проговорила, – тогда при чём тут я?

– Проклятие в твоей руке, – коротко пояснил Тристан, – вернее, то, что вы все таковым считали.

Дело принимало совсем интересный оборот.

– То есть, это не проклятие? – взволнованно уточнила я. Он покачал головой:

– Отнюдь. Это росток Костяного Вяза, который проник тебе под кожу и пустил корни.

Меня замутило.

– Каким это образом?

– Думаю, в Волчьем кольце, за которым ты сюда приходила, было запечатано семя Вяза. Он выбрасывает семена раз в сто лет. Наверное, какой-то Ворон давным-давно раздобыл одно такое, спрятал в кольце, которое потом попало к Гризаку. Не знаю, что он с ним делал, но если он был обычным человеком, боюсь, долго он после покупки кольца не прожил. Вяз забрал его.

Меня передёрнуло и вдруг осенило:

– Как оно тогда… а-а-а!

В ладони левой руки, и без того нывшей, вспыхнул новый приступ боли. Ощущение было удивительно знакомым. Такое уже случалось.

– Я нашла кольцо и взяла его, – как заворожённая, проговорила я, – оно обожгло мне руку. Но я не могла разжать пальцы, не помню, отчего…

Тристан кивнул, словно ждал этих слов:

– Наверное, в этот момент семя и проросло. Если бы какой-нибудь филин или сова коснулись кольца раньше тебя, думаю, случилось бы то же самое.

– Jasne{?}[jasne [ясне] - понятно (галах.)], – пробормотала я, – и что теперь, я смогу избавиться от этого ростка?

Разговор разворачивался так непринуждённо, что мне начало казаться, что мы просто по-дружески болтаем. Я почти забыла, что передо мной не Инь, а сама я нахожусь в очень странном положении. Но Тристан быстро помог мне прийти в себя.

– Я сам избавлю тебя от него, – от меня не укрылась болезненная печаль, промелькнувшая в его глазах.

========== Глава 21 ==========

Мне бы порадоваться, но в словах Тристана померещилось нечто зловещее. Словно мимоходом заглянула в пустую тёмную комнату и увидела чьё-то шевеление в дальнем углу. Решила подумать об этом позже и осторожно задала ещё один вопрос, который прямо-таки напрашивался:

– Так у тебя была кора, мог бы открыть проход, или как там это у вас называется, повторно. Или этот артефакт одноразовый?

«Интересно, сколько такая штука могла бы стоить? – подняла во мне голову мастерица по амулетам и талисманам, – наладить бы экспедиции к Вязу, состричь побольше коры и открыть торговлю. Подпольную, конечно. Эх, деньги бы полились рекой».

– Совершенно верно, – усмехнулся Тристан без тени веселья в голосе, выдернув меня из сладостных грёз, в которых я подсчитывала злотые, вырученные за экскурсии в край мертвецов, – после сразу после открытия прохода он самоуничтожается. Я был полным глупцом ещё и потому, что напрочь забыл об этом. Именно поэтому мне понадобилась твоя сестра.

Упоминание Маришки прозвучало так внезапно, что все идиотские мысли одним махом испарились. Я молча уставилась на него, чувствуя, как глаза сами собой расширяются.

– Ты… ты знаешь, где Маришка?

Тристан молча кивнул, шагнул ко мне и опустился на одно колено у саркофага. Я в шоке наблюдала за ним, ничего не понимая.

– Я трижды виноват перед тобой, Агнешка, – тихо сказал он, – первый раз – потому что из-за меня твоя сестра пропала из этого мира. Всё потому, что я решил, что она – это ты.

Он хмыкнул и с горечью продолжил:

– Когда я искал способы проникнуть на Ту Сторону, наткнулся на упоминание Волчьего кольца и понял, что в нём содержится семя Вяза. Не составило труда отследить кольцо до могилы Гризака и выяснить всю историю, что приключилась с тобой. Беда в том, что в газете, где была об этом статья, перепутали ваши имена и написали, что пострадала Марисса Мёдвиг.

Я стиснула зубы. Как же, помню ту статью! Мама устроила редакции нагоняй за эту путаницу, но я и подумать не могла, что головотяпство разинь из бульварного листка приведёт к таким последствиям.

– Чтобы открыть проход, требуется не только артефакт, – сумрачно сказал Тристан, – нужно знать особые плетения и руны. Все они складываются в уравнение, главной переменной в котором будет…

– Хватит разглагольствований! – рявкнула я, чувствуя, как по щекам поползли слёзы, больше от бессильного бешенства, чем от горя. Горевать буду потом. Сейчас надо думать, как спасти Маришку, – выкладывай всё, как есть!

Тристан молча поднялся.

– Уравнение было готово, когда стало ясно, что у твоей сестры нет никакого семени. Но процесс был уже запущен и сдетонировал. Останавливать его было поздно.

Он взглянул на меня исподлобья. Я молча ждала, чувствуя, что сейчас услышу непоправимое.

– Проход на Ту Сторону не открылся. Мариссу Мёдвиг затянуло в Межвременье. Это плата за активизацию уравнения без ключевого элемента.

– Меж… что? – слабым голосом пробормотала я, совершенно раздавленная таким потоком откровений.

– Грань между миром живых и миром мёртвых, – тихо пояснил Тристан, – я не знаю, что там. И не знаю никого, кто мог бы сказать. Пути назад из Межвременья не существует.

Совы-сычи и вся рать Кахут. Хорошо. Нет, плохо. Нет, всё же хорошо. Теперь я знаю, в каком направлении искать. Надо сообщить маме, и Стефану, и даже этой выскочке Дагмаре. Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем.

– Зачем ты мне всё это рассказываешь? – еле слышно спросила я, – тебе же нужен этот твой росток, так избавь меня от него побыстрее и разойдёмся друзьями. Связывать вообще необязательно было.

Я несла какую-то невообразимую анфильеву чушь. Наверное, именно она помогала мне ещё сохранять крупицу здравого ума.

Тристан покачал головой:

– Я же сказал, что трижды виноват перед тобой, Агнешка. Это невозможно искупить. Первый раз – тем, что сделал с твоей сестрой. Второй – тем, что столько времени пытался стать твоим другом.

Сердце мучительно ухнуло. Я вскинула глаза и коротко выплюнула:

– Зачем?

– Чтобы не повторить ошибки, – жёстко ответил он. Его щека дрогнула, словно эта фраза причинила ему сильную боль, – во второй раз я должен был точно убедиться, что ты действительно та, кто нашёл Волчье кольцо.

– Убедился? – саркастически поинтересовалась я.

– Почти сразу, – отозвался Тристан, – в тот первый раз, стоило мне коснуться твоей руки там, на улице Рощи, я почувствовал зов Вяза. Он тоже ощутил присутствие Ворона и откликнулся. Думаю, это ускорило его рост. Нужно было всего лишь завязать с тобой общение и сделать так, чтобы ты явилась на любое ближайшее кладбище.

– Так вот почему ты так настойчиво рассказывал мне про Збигровский тракт, – простонала я, жалея, что не могу хлопнуть себя ладонью по лбу. Тристан кивнул и покаянно опустил глаза.

– А потом я просто долго не мог ничего предпринять. Ты была такой наивной и беззащитной, что я просто не мог заставить себя сделать решающий шаг. Я не боялся ни Штайна, ни твоей матери – да, я знаю, кто она – у меня хорошая защита. За столько времени никто так и не догадался, что я Ворон. Именно ты удерживала меня.

Голова кружилась всё сильнее. Я перестала чувствовать левую руку, поглощённую пламенем боли, но меня сейчас это мало заботило.

Беззащитная? Наивная?! Да что он вообще о себе возомнил, анфильев вороний выскочка!

– Это поэтому ты целоваться вздумал? – закусив губу, прошипела я. Воспоминание об этом на мгновение перекрыло все потрясения, и, к моему несказанному удивлению, неприятным не было. Скорее, наоборот… прочь такие мысли!

– Это было необходимо, чтобы ненадолго усыпить тебя, – ответил он и, посмотрев мне прямо в глаза, добавил:

– Это вовсе не значит, что я сам этого не хотел.

Я охнула и почувствовала, что сейчас точно сгорю – от внезапно накатившей волны смущения. Чтобы как-то выкарабкаться из неё, пробормотала:

– Ты сказал, что виноват трижды. Третий раз – из-за чего?

Тристан глубоко вздохнул и ответил:

– Агнесса, я действительно вытащу отросток Вяза. Но просто так он тебя не отпустит.

Наши взгляды опять встретились.

– Ты совиная ведьма. Это значит, что Вяз заберёт тебя себе, – договорил Тристан.

Перед глазами встала чёрная громадина на краю мира из моих видений. Порыв мёртвого ветра скользнул по щеке.

– Значит, ты собираешься отдать меня ему? – с ледяным сарказмом хмыкнула я. Забавно. Я должна была бояться, но вместо этого испытывала какой-то безбашенный залихватский кураж. Страха не было вовсе.

– У меня нет выбора, – его голос прозвучал отстранённо, словно Тристан окончательно принял какое-то решение и теперь был полон решимости идти до конца, – там моя команда. Я не знаю, сколько ещё времени они там продержатся!

Последнюю фразу он почти выкрикнул, и мне стало ясно, что убедить в этом он пытался совсем не меня.

Скорее, самого себя.

– Конечно, команда, – протянула я, – ради её спасения ты готов пожертвовать даже подругой. Скажи-ка, а успел ли Ингвар Гесс обзавестись ещё друзьями в Роще? Может, Деля тоже была бы не против приятельствовать, а?

Не знаю, зачем я это говорила. Но говорила без остановки, будто потоком слов снесло плотину, и я пыталась таким образом потянуть время.

Для чего?

Змеевик!

Меня будто молнией по темечку шибануло. Как бы проверить, лежит ли до сих пор змеевик в кармане? Если Стефан очнётся – на это очень хотелось надеяться – он поймёт, где меня искать!

При воспоминании о Штайне захотелось разреветься, потому что оно потянуло за собой и воспоминания обо всём остальном: Зимнем Бале, уроке самообороны, Лесе Шорохов, нашим частым пикировкам.

Тристан не сводил с меня глаз, и их новое выражение мне совершенно не понравилось.

– Довольно! – коротко выдохнул он и взметнул обе ладони вверх, очертив в воздухе два неровных круга, переплетённых между собой.

Я и вскрикнуть не успела, как пути стиснули тело с такой яростью, что затрещали кости. Чтобы в следующую секунду лопнуть.

Затёкшие ноги не выдержали, и бы я безвольно повалилась на пол, если бы Тристан не подхватил меня под спину. Яростно изогнувшись, я попыталась сопротивляться и хотя бы достать его ногой, но тело ещё плохо слушалось. Через пару секунд я уже оказалась лежащей на саркофаге лицом вниз, с руками, безвольно свесившимися по обе стороны каменного ящика.

– Ах, ты…

Меня будто придавила каменная глыба, не дающая подняться. Всё, что оставалось – озираться по сторонам и безрезультатно извиваться, пытаясь хотя бы приподняться.

– Это бесполезно, – Тристан вновь опустился на колено передо мной и тихо сказал:

– Я не могу просить тебя меня понять. Я понимаю, что не вправе просить у тебя прощения. Но я хочу, чтобы ты знала, Агнешка: мне действительно очень жаль, что всё так получилось.

– Зачем ты тут передо мной столько времени распинался? – в тихой ярости спросила я, чувствуя, как горло перехватывает от кипящих внутри эмоций, – давно бы пристукнул меня и всё.

Тристан покачал головой:

– Я не мог ничего сделать, хотя бы не попытавшись объясниться с тобой.

Я почувствовала колючую волну тьмы и отчеканила ледяным тоном:

– Катись ты к Анфилию со всеми своими объяснениями!

В глазах Тристана вновь промелькнула уже знакомая мне печаль. Он рывком поднялся и одним движением словно сгрёб воздух над моей головой.

Волна холода вновь окатила меня, но на сей раз она была какой-то слишком реалистичной. Вслед за ней накатила паника, когда я осознала, что плащ и платье разлетелись в клочья, оставив меня лежать в одном лифе, чулках и панталонах. Сапоги соскользнули с ног сами по себе.

Тристан исчез из поля зрения. Уловив его движение, я поняла, что он встал сбоку, и удвоила усилия, пытаясь хоть как-то высвободиться. Вдобавок я чувствовала дикое замешательство – но не от того, что он видел меня практически полностью без одежды, а потому, что я не могла ничего сделать в таком жалком положении.

Рука Тристана взметнулась вверх, и по спине наотмашь ударил огненный хлыст дикой боли. Я скорчилась и закричала, но собственного голоса не услышала. Всё подёрнулось мглой сквозь которую пробивалось синее мерцание и были видны уже знакомые мне тени.

Вдали, словно в насмешку, вновь показалась тёмная громада Вяза.

Боль отступила на секунду и нахлынула снова. Левую руку свело судорогой. Теперь ощущения были другие – словно из неё медленно, с наслаждением, вытягивали длиннющую жилу, наматывая на локоть.

Перед глазами вдруг возник образ Стефана, заслонивший собой все безумные видения, пляшущие в забытьи.

«Вы не можете прожить без неприятностей, да, Агнесса?» – услышала я его строгий голос. Это странным образом слегка привело меня в сознание. Боль не ушла, но я получила пару секунд на то, чтобы перевести дух.

И вновь вспомнить один-единственный урок, который дал мне Штайн.

Чему он там учил? Что каждый неживой предмет обладает собственной энергией, которую можно попробовать использовать для плетений. Ещё он, вроде бы, запретил это повторять самой, чтобы не сделать хуже… но, Анфилий побери, разве может быть хуже?!

Сосредоточив всю волю в правой руке и дождавшись новой паузы между волнами боли, я кое-как разжала стиснутые пальцы на правой руке и прижала ладонь к боку каменного саркофага. Камень, вроде, достаточно неживой предмет.

Как там было? Сосредоточиться? Анфилий, легче Калпацкие горы с места сдвинуть! Сознание помутилось и поплыло. Я почувствовала, как меня потянуло прочь, туда, где на раскидистых ветвях покачивались, глухо стуча кости.

Прощай, Маришка. Прощай, мама. Прощай, Стефан…

Совы-сычи! Нет! Я так просто не сдамся! Мне ещё надо придумать, как вытаскивать сестру!

Последняя мысль придала мне ещё немного энергии. Ухватившись за расползающуюся реальность, я вдохнула – так глубоко, как могла – и перебросила все оставшиеся силы в ладонь.

И камень откликнулся.

Несмело, будто пробуя кожу на вкус, меня ущипнула слабая струйка энергии. Впиталась и тонким ручейком растеклась под кожей. Вслед за ней потянулись её сёстры, и очень быстро я почувствовала, как все они переплелись и слились в одну волну тусклого света. Я даже могла видеть его приглушённые отблески, где-то там, в глубине сознания.

Новая вспышка боли. Накатывает. Отползает, как приливная волна. Тени недовольно ворчат и подбираются всё ближе.

Свет. Свет. Надо держаться за него. Сосредоточься, Агнешка!

– Валите прочь! – кричу – или шепчу – я теням, но в ответ слышу только рык и хриплое бормотание.

Вяз надвигается.

– Анфилия вам всем в задницу! – рявкаю я и невольно сжимаюсь в предчувствии нового витка боли.

Он приходит. Но – вот странное дело – не такой сильный, как предыдущий. То, что скручивало жилы и не давало толком вздохнуть, отступило. Тело всё ещё пылало в болевом приступе, но он угасал быстрее, будто пани Лютрин по голову окунула меня в бадью с целебной мазью.

Я подняла голову. Тяжесть, давившая на плечи, ещё ощущалась, но теперь я могла гораздо лучше шевелить руками.

Не особо веря в происходящее, я попробовала подняться, опершись на локти. Получилось!

Стараясь не делать резких движений, села, кое-как прикрывшись остатками одежды. Спустила ноги с саркофага и только тогда встретилась взглядом с Тристаном.

Он стоял в нескольких шагах от меня, так и замерев с поднятыми руками. Меж его пальцев теплилось ярко-синее свечение. Это что, лоза из-под моей кожи? Но разглядывать её было некогда.

Пару секунд мы молча смотрели друг на друга. Мне даже показалось, что я увидела что-то, похожее на радость на его лице. Но её мгновенно сменила уже неприятно знакомая мне отрешённая решимость. Вороний колдун резко поднял руки и набрал воздуха в грудь, готовясь что-то выкрикнуть.

Тело опередило мысли. Я мгновенно скатилась с саркофага и распласталась на полу, а прямо над головой мелькнула ярко-синяя вспышка. С потолка посыпалась каменная крошка.

Я мельком оглянулась: тень Тристана на стене двинулась. Не теряя времени даром и не обращая внимание на пульсирующий жар в увечной руке, я сгруппировалась и приготовилась кинуться к выходу. Беда в том, что я напрочь забыла, где он. В полумраке склепа всё сливалось и плыло, а мышцы протестующе ныли после таких своеобразных упражнений.

За спиной мелькнула ещё одна вспышка. Склеп вздрогнул, взрыв взметнул вверх пыль и куски гранита рядом с моей ногой. Я сжалась, ожидая, что в голое плечо вот-вот вопьются пальцы некроманта, и, наплевав на всё, похромала вперёд, в том направлении, где мне мерещилась чернота выхода.

«Почему он медлит? – мелькнула мысль, – склеп маленький, мог бы уже тысячу раз нагнать…»

Ответ пришёл сам собой.

Я споткнулась обо что-то и упала на колени. В панике развернулась и неуклюже поползла спиной вперёд, помогая себе ногами и пытаясь понять, что происходит.

Тристан перегородил путь к отступлению, глядя на меня сверху вниз и держа перед собой пульсирующий шар, свитый из извивающихся ярко-синих лент. Отсветы падали ему на лицо, и я никак не могла разобрать его выражения. Лишь глаза зияли огромными тёмными провалами.

Спина уткнулась в стену, и я поняла, что это конец.

– Агнешка… – услышала я. Голос Тристана показался таким же неживым, как и ветер на полях, где раскинулся Костяной Вяз.

– Панна Агнесса Мёдвиг, – огрызнулась я и оторопела, увидев на полу то, обо что споткнулась.

Меня окружала мерцающая едва заметным зелёным светом цепь, толщиной в моё запястье. Пока я зачарованно разглядывала её, цепь хищно метнулась ко мне, сжимая объятия.

– Сопротивление бесполезно, – всё тем же тусклым голосом проговорил Тристан. Он почему-то не спешил ко мне, предпочитая держать расстояние, – бежать некуда.

Откуда-то пришло понимание: нельзя дожидаться, пока сожмётся эта цепь. Нельзя и дать Ворону швырнуть в меня этот шар!

Как назло, накатил новый порыв боли. Застывшие было в нерешительности тени дёрнулись и подняли головы.

Стукнули кости.

Но мерцание, почерпнутое от камня, всё ещё теплилось внутри. Не особо отдавая себе отчёта в действиях, я просто выбросила правую руку вперёд, собрав всё остатки энергии в ней.

И это сработало.

Воздух разорвала серебряная вспышка, на долю секунды озарившая помещение. Я увидела выход – он был прямо за спиной отшатнувшегося Тристана – но поняла, что не смогу до него добраться.

– Совы-сычи! – в бессильной ярости закричала я и саданула кулаком по стене, к которой привалилась спиной.

Стена, а вместе с ней и склеп, содрогнулась, и я почувствовала, как каменная кладка под моими лопатками пришла в движение. Кожу охолонул порыв ветра; быстро оглянувшись, я поняла, что несколько кирпичей вывалилось из стены, открыв небольшой, но всё же путь наружу.

Цепь изогнулась, как живая змея, и скользнула к моим ногам, намереваясь обвить их. Я немедленно поджала их и вскочила, выпрямившись во весь рост, и беспорядочно заколотила по другим кирпичам, которые тоже начали шататься. Анфилий, вот бы ещё разок попытаться зачерпнуть энергии у камней! Да кто ж мне даст сосредоточиться!

Мелькнула новая вспышка. Я заметила, как шар в руках Тристана распался на несколько извивающихся лент, и это мне не понравилось совсем. Удвоила усилия, и ещё пара кирпичей вывалилось наружу. Анфилий и Миртиза! Лаз был слишком мал!

Он прошипел что-то и швырнул одну ленту в меня. Я отбросила цепь, едва не захлестнувшую мне лодыжки, в отчаянном порыве пнула раскуроченную стену и в последний момент увернулась.

Лента врезалась в стену и рассыпалась на пригоршню синих огоньков. Они беспорядочно взмыли в воздух и растворились в каменной кладке. Это стало последней каплей, и прямо передо мной рухнула целая груда кирпичей. В склеп ворвалось дыхание зимы.

Я не стала дожидаться, пока мне в голову полетит ещё что-нибудь, и, пригнувшись, нырнула в открывшийся проход. Голые ступни немедленно утонули в снегу, и я кинулась вперёд, лавируя меж старых надгробий и могил. Пробежать много не удалось: ноги свело судорогой то ли от холода, то ли от нового приступа боли, и я упала, перекатилась и замерла, прижавшись к ближайшей могильной плите и кожей ощущая погоню.

– Тебе всё равно не укрыться от меня, – раздался голос Тристана совсем рядом.

Я не ответила, нервно соображая, что делать дальше. Надо бежать с кладбища. Легко сказать. Но как? Стоит мне высунуться из-за моего укрытия, точно получу удар плетением по голове или меня опять свяжут…

Мрачный прогноз подтвердился немедленно: над головой пронеслась одна из уже знакомых мне лент. Помянув Анфилия, я быстро огляделась в поисках убежища понадёжнее.

Совы-сычи! В ночи темнели одни только надгробия, да склеп Гризака высился за спиной.

Приглушённый стук и скрип снега за спиной подсказал, что Тристан вышел из склепа и направляется в мою сторону.

Я потрясла здоровой рукой. С пальцев сорвалось очень слабое свечение и тут же погасло. Запас магической энергии, почерпнутой у саркофага, кончился. Набрать новую? Я прижала пальцы к надгробию, но сосредоточиться не получилось: отвлекала опасность и зимний холод, который я начала уже явственно ощущать.

Что делать?!

Шаги Тристана послышались совсем близко. Я представила, как он обнаруживает меня, сжавшуюся в комочек, дрожащую от мороза и лютого страха, и содрогнулась от отвращения к такой перспективе.

Чтобы Агнешка Мёдвиг так просто сдалась какому-то там Ворону? Не дождётся!

Поддавшись порыву бездумного наития, я выпрямилась во весь рост и вышла из-за надгробия. Тристан стоял совсем недалеко, держа руку на весу, будто собираясь ударить наотмашь, а над его запястьем кружились, переплетаясь, те самые ленты. Его лицо в отблесках синего пламени ничего не выражало.

– Не знаю, как у тебя получилось вырваться, – бесстрастно проговорил он, чуть прищурившись, – только это тщетно. Просто смирись, и всё закончится быстро.

– Неужели нет другого способа открыть этот анфильев проход? – поинтересовалась я, напряжённо следя за его руками и очень осторожно пятясь назад. Только бы не запнуться обо что-нибудь и не упасть. Только бы придумать что-нибудь.

Тристан покачал головой, и на его лице промелькнула уже знакомая мне обречённость.

– Если бы такой способ был, думаешь, я бы им не воспользовался? Думаешь, я с радостью делаю сейчас то, что должен?

Одна из лент без предупреждения сорвалась с его рук и метнулась ко мне. Я едва успела увернуться и отпрыгнуть, в самый последний момент заметив её движение в мою сторону. Метнулась за другое надгробие – повыше предыдущего, даже достававшее мне до плеч, и опёрлась на него.

Анфилий, как же холодно!

– Откуда ты вообще берёшь энергию для плетений? – задала я давно тревожащий меня вопрос.

– Агнесса, здесь же кладбище, – усмехнулся Тристан, и в его интонации я словно вновь услышала Иня.

Болезненная тоска по другу сдавила сердце. Снег вновь озарил синий свет. Я отпрянула и, наплевав на нашу задушевную беседу, побежала мимо могил, то и дело скрываясь за надгробиями.

На смену тоскливой грусти пришла злость и обида. Значит, он может тянуть энергию для плетений из мертвецов, а я даже воспользоваться первым попавшимся камнем или деревом не могу?! Анфилий побери, где тут вообще справедливость.

Новая вспышка. Я инстинктивно шарахнулась в сторону, и тут произошло то, чего я боялась: нога зацепилась за какую-то корягу, скрытую под снегом, и я повалилась на землю, да так неудачно, что приложилась головой об очередную могильную плиту.

В глазах потемнело. Все заполонил хруст снега. Сознание помутилось.

Совы-сычи, только не это!

Я заметалась, пытаясь удержаться в реальности. Опёрлась левой рукой о могилу, попыталась приподняться, и вздрогнула всем телом от запоздалого озарения.

Левая рука больше не болела.

Я кое-как приняла сидячее положение и приблизила её к глазам. Сорвала лохмотья повязки. Глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы я разглядела то, что вселило надежду на спасение.

Кожа была чистой. Лоза исчезла. Значит, Тристан всё-таки вытянул её?

Значит, я могу колдовать?

Плита, около которой я замерла, пошатнулась от новой атаки. Медлить было нельзя.

Я вытянула обе руки вперёд. Сияние. Это бесконечный поток энергии, струящийся меж звёзд и наполняющий меня…

Ничего не произошло. Вспышка ярости спутала мысли, и я отчаянно закричала – может, вслух, а, может, и в мыслях:

– Кахут, помоги!

Прямо надо мной вспыхнули три глаза. Красный, жёлтый, синий.

Кахут услышала мой зов.

Сияние обрушилось на меня, заполняя каждую жилу тела, сливаясь с кровью, жидким золотом растекаясь по венам. Меня словно охватило бушующее пламя, и это наполнило меня диким восторгом, смешанным с безумным страхом.

А если моё тело не выдержит, и меня просто разорвёт от такого мощного прилива аури?

Я сжала кулаки, пытаясь как-то обуздать его. Отстранённо заметила, что мои руки пылают, будто я держу две горящие головни. В ушах ни с того, ни с сего прозвучал голос мамы:

– Агнесса – значит, «огненная».

Я безумно хихикнула и глубоко вздохнула. Похоже, мои шансы на выживание увеличились.

Холод отступил, как и страх. Осталась лишь пустота и бескрайняя высь неба над головой.

Небо, в котором я опять могу летать.

За спиной развернулись совиные крылья. Я неторопливо поднялась на колени и шагнула на открытый участок между могилами. Тристан стоял совсем близко, наизготовку, будто бы ждал меня. На его лице я прочитала мрачную решимость.

Подняла левую руку, окутанную Сиянием.

– Сразимся, Ворон?

========== Глава 22 ==========

Молча наблюдая за мной, Тристан встал в оборонительную стойку. Мы замерли друг напротив друга, выжидая первого шага со стороны противника.

Я глубоко вздохнула и пошевелила пальцами левой руки. Упоительное, давно забытое чувство – ощущение потоков аури, пронизывающих тело, смывающих всё дурное и наносное. Теперь бы вспомнить хоть какое-нибудь плетение или формулу…

Что делать дальше, я толком не знала, полностью положившись на интуицию. Да и делать особо ничего не хотелось, а просто наслаждаться вновь обретённой способностью колдовать.

Ощущать крылья и предвкушать упоительную радость полёта.

Вот только интуиция подсказывала мне, что ещё ничего не закончено.

Тристан поднял руки, сотворив между ними продолговатый эллипс, мерцающий тускло-оранжевыми бликами. Не знаю, что это за дрянь такая, скорее всего, опять что-то из Вороньей магии. Я напряглась и тоже подняла руки, абсолютно не представляя, что делать.

Мы походили на двух друзей, встретившихся после долгой разлуки, и теперь не решающихся друг друга обнять.

Мигнул ярко-синий огонёк. Из-за отворота рукава Тристана появился болезненно знакомый кончик лозы – и тут же исчез. Я уставилась на него и не выдержала:

– Ты получил, что хотел. Отросток Вяза – у тебя, ко мне вернулась магия.

Он пристально посмотрел на меня, но ничего не ответил. Я тряхнула волосами и поёжилась: вспыхнувшее пламя как будто начало гаснуть, пропуская к телу холод.

– Мы можем всё закончить прямо здесь, – настойчиво продолжила я, – только скажи, как мне вытащить Маришку, и можешь проваливать к Миртизе.

«Учитывая твою магию, она будет тебе рада», – чуть не добавила я, но почему-то осеклась. Воспоминание о том, что случилось с сестрой, тяжёлым грузом легло на сердце. Но я слегка приободрилась от мысли, что теперь я, по крайней мере, знаю, где она.

Тристан покачал головой.

– Я не могу позволить тебе уйти, – в его голосе прозвучало глухое отчаяние, – ты единственная, кто знает о том, кто я есть на самом деле.

Это прозвучало, как удар наотмашь. Голова страшно закружилась, и я покачнулась.

– Всё верно, – пробормотала я, – знаю. Ты тот, кто обманом втёрся мне в доверие, заставив думать, что ты мой друг. Тот, кто сначала выманил из постоялого двора в Ружанах, а потом отправил мою сестру в какое-то анфильево царство по собственной прихоти…

Глаза заволокло белёсой пеленой. Я сделала шаг вперёд. Тристан отступил, не сводя с меня глаз.

– Я хочу спасти свою команду! – не выдержал он, – мне пришлось пойти на такую жертву.

– Тогда прикончил бы меня сразу! – закричала я, – это было бы куда лучше, чем устраивать весь этот спектакль!

Пламя вновь вспыхнуло в груди. Краем глаза я заметила, что в руках Тристана разгорелся ярко-оранжевый клубок света.

– Думаешь, это было так легко? – рявкнул Ворон, – думаешь, я не уговаривал себя каждый день действовать решительнее, а не тянуть с неизбежным?!

Клубок сорвался с его ладоней и метнулся ко мне. Я увернулась, чуть не упав в снег.

– С Маришкой ты особо не тянул! – прошипела я и взмахнула рукой, полоснув по воздуху чистой дугой Сияния. Анфилий забери, всё равно никаких плетений сейчас не вспомню! Тристан тоже увернулся, но я не останавливалась, войдя в раж и продолжая наносить удар за ударом, бормоча сквозь слёзы, хлынувшие из глаз:

– А в Совятник зачем надо было проникать? Всё-таки хотел прихлопнуть меня на месте? Не складывается что-то, добрый пан!

Тристан уклонился от моего очередного выпада, перехватил поток Сияния и, крепко удерживая его в руке, серьёзно ответил:

– Я не имею к этому отношения. Вернее, имею, но косвенное. Это ты.

Я замерла, ошарашенно глядя на него. Ауримерцала и переливалась в его пальцах.

– Что ты хочешь сказать? – спросила, тяжело дыша.

– После нашей первой встречи, ощутив моё присутствие, семя Вяза пустило росток. Думаю, что он начал притягивать энергию с Той Стороны. Так что ты стала её проводником, сама о том не подозревая. Через тебя она прорывалась в этом мир, приманив ряденика, оживив голема или, – он еле заметно усмехнулся, – обрушив шкаф.

Вот оно что. Значит, Стефан и тут оказался прав.

– Страница в кладбищенском каталоге – тоже твоих рук дело? – спросила я, уже не из любопытства, а от тоскливого осознания и желания поскорее расставить всё по своим местам. Тристан кивнул. Его щека непроизвольно дёрнулась, а лицо на мгновение исказилось в гримасе боли. Я метнула взгляд на его руку, сжимающую поток аури, и мне показалось, что его пальцы как будто покрыла сажа. Поспешно отвела глаза, испугавшись, что утратила бдительность.

– Надо же было как-то подстегнуть твоё любопытство, – его голос опять прозвучал спокойно и даже как-то вежливо. Он явно взял себя в руки, и это только больше взбесило.

– Думаешь, ты так хорошо меня знаешь? – процедила я, двинувшись на него. Он синхронно отступил назад, неотрывно следя за каждым моим движением. Поток Сияния по-прежнему оставался в его руке, медленно покрывающейся чернотой.

– Думаешь, можешь легко заставить меня делать всё, что тебе нужно? – продолжала я вибрирующим от ярости голосом, – я тебе не какая-нибудь кукла!

Обхватила двумя руками поток аури и с силой дёрнула на себя. Как только сияющая лента между нами натянулась, как струна, Тристан разжал пальцы. Мерцающий хлыст взметнулся вверх, описав широкую дугу, я чуть не потеряла равновесие, боковым зрением заметив, как вороний колдун схлопнул обе ладони вместе, и его руки заплясали с невероятной скоростью, выписывая в воздухе изощрённый узор.

Свою ошибку я поняла слишком поздно.

Мне понадобилась буквально пара секунд, чтобы вернуться в прежнее положении, сконцентрировать внимание и вновь воззвать к аури, чтобы сотворить новый поток – взамен медленно растворяющегося в ночном воздухе.

Тристан оказался проворнее.

Плечи обожгло плетями. Руки безвольно упали, и я вскрикнула, почувствовав, как меня опутывают колючие лозы. Связь с аури ослабла, и сияние, окутывающее меня, начало угасать.

– Какого Анфилия?! – в ярости заорала я и закашлялась, поперхнувшись. Голос исчез.

Мало того, исчез и Тристан. Я попыталась повернуть голову, чтобы отыскать его глазами, но ничего не вышло. Каждое движение отдавалось болью.

– Думаю, пора заканчивать с этим, – раздался его голос прямо над мои ухом, и я взвизгнула бы, если могла, и дёрнулась всем телом от неожиданности. Сухие тёплые ладони легли мне на плечи, и я замерла.

– Нам обоим придётся принять неизбежное, – тихо проговорил Тристан, стоя за моей спиной крепко держа меня обеими руками, – прости, Агнешка.

«Что ты…» – мелькнула паническая мысль, но я и так поняла, что ничего хорошего он не задумал. Краем глаза я заметила почерневшую кожу на его кисти, и с запоздалым злорадством подумала, что Воронам, видимо, нельзя долго контактировать с Сиянием. И только потом сообразила, что шутки окончательно закончились.

В ушах вновь застучал, нарастая, мерзкий перестук. Я скорее почувствовала, чем увидела Вяз, его ствол, облачённый в сухую бугристую кору, его ветви, колышащиеся, как живые.

Нет. Не пойду туда. Не дамся. Не надейся!

Я бешено выгнулась и яростно дёрнулась, пытаясь вырваться, но Тристан держал меня слишком крепко.

Выплеснулось из тьмы белёсое свечение. Торжествующе захохотали тени.

Нет!!

Я до боли в скулах стиснула зубы и принялась отчаянно выворачиваться, когда почувствовала ласковое тепло в левой руке.

Скосила глаза на него.

Над кистью танцевал, зарождаясь, крохотный огонёк. Вместе с ним в сердце толкнулась надежда, и я ухватилась за неё, как едва научившийся летать совёнок – за ветку.

Тени наступали, а вместе с ними приближалась, вырастая, и громадина Вяза. Звуки таяли в сухом грохоте костей.

– Идите к Анфилию, – беззвучно, одними губами, произнесла я и, сжав кулаки, сделала глубокий вдох и расслабилась, сосредоточившись и бросив последние силы, чтобы воззвать к Кахут и Сиянию.

В самом центре груди вспыхнул огонь – намного сильнее, чем был до этого. Тристан стиснул меня, но было уже поздно. Аури хлынуло на нас обоих.

Тени взвыли и, корчась, начали таять, смываемые мощным потоком Сияния. Образ Вяза померк, а хватка Тристана сначала ослабла, а потом совсем исчезла. Лишившись поддержки, я упала бы, но волна аури ласково подхватила меня и бережно подняла ввысь.

За спиной с шелестом развернулись пушистые крылья, и я закричала, взметнув руки над головой. Во мне бушевала исступлённая ярость от всего происходящего и необузданная радость от ощущения полёта. Меня захлестнуло бушующим жаром Сияния, и мир вокруг померк, поглощённый им.

Потом я услышала грохот и треск где-то внизу. Бездумно глянула вниз и увидела, как земля Проклятого кладбища вспучивается от прорезавших её разломов, а склеп Янжека Гризака, покосившись, разламывается на части и сползает в широкую трещину, разверзшуюся прямо под ним.

Тристан.

Где он?

Склонилась, чтобы рассмотреть творящееся внизу получше, и на секунду ослабила концентрацию. Конечно, сразу же ухнула вниз на несколько метров, и кое-как замедлила падение, беспорядочно затрепыхавшись в воздухе.

Ответ не заставил себя долго ждать.

Мимо стремглав промелькнула тень. Плечо пронзило острой болью. Я охнула и обернулась.

Большой чёрный ворон описал дугу, развернувшись и со свистом рассекая воздух, и вновь устремился ко мне.

Послав к Анфилию все плетения, я наспех зачерпнула Сияние и швырнула в него. Ворон увернулся и с хриплым клёкотом повис на месте в стойке, размахивая широкими крыльями. От них оторвались два ярко-лиловых шара и понеслись ко мне. От одного мне удалось уклониться, а вот второй мазнул по правой ноге. Она тут же онемела, и это только подхлестнуло мою злость.

Мы с Тристаном закружили друг вокруг друга. Воздух между нами заискрил и опасно затрещал от магических плетений и просто сгустков энергии, которые мы швыряли. Когда Воронье плетение сталкивалось с Сиянием, оно взрывалось с таким звуком, будто со всей силы наступили на груду стеклянных осколков.

Я вошла в раж и лупила по вороньему колдуну уже почти не глядя и не отдавая себе отчёта, что вообще происходит и где нахожусь. В воздухе? Плевать! Под ногами – пустота? Да и пусть! Главное – достать, дотянуться, хотя бы кромкой задеть этого проклятого некроманта!

Тень ворона металась за завесой взрывающихся шаров. Кажется, иногда вместо птицеформы я видела очертания человеческой фигуры, но это мог быть просто обман зрения.

Глаза слезились. Правый бок ныл, а в левой щеке пульсировала боль – след от плетения, который я поймала лицом, когда неудачно уклонилась. Но удалось ли мне хоть раз попасть в Тристана? Или все мои усилия тщетны?

Дыхание перехватило, и я с ужасом ощутила, что начинаю скользить вниз. Силы начали иссякать.

Словно почувствовав это, прямо передо мной из разноцветья вспышек вынырнул Тристан – на сей раз точно в своём человеческом виде. Он молниеносно взметнул обе руки вверх, когда я увидела что-то за его спиной. Что-то, поразительно напомнившее мне…

– Кахут всемогущая! – вырвалось у меня.

Огромный мерцающий сгусток, в который слились все наши заклинания, принял форму гигантской совы, распростёршей крылья за спиной Тристана.

Сверкнули три глаза.

Вороний колдун дёрнулся и отвлёкся на мгновение, чуть скосив глаза вбок.

«Вот он, момент!» – эхом отозвалась интуиция, и я ударила – бездумно, безрассудно, вложив в этот поток Сияния все силы, которые у меня только оставались.

Удар попал прямо в грудь Тристана. Он отлетел назад, громко вскрикнув, и начал падать – совершенно бесшумно, похожий на собственную изломанную тень. В воздухе мелькнула ярко-синяя искра, выскользнувшая из-под его рубашки.

Ярость тут же улетучилась. Я замерла, прижав руки ко рту, наблюдая за его падением и не замечая, как сама опускаюсь вниз – сначала плавно, потом – всё быстрее и быстрее.

О том, что творится внизу, я не думала, пока не потеряла Тристана из виду. Он исчез, как будто бы упав за развалины того, что раньше было склепом Гризака. Следом приземлилась и я, больно приложившись босыми ступнями об острые камни. Не удержала равновесия и упала на колени, ободрав ещё и их. Ну, и к Анфилию всё! Где Тристан?

Я постепенно приходила в себя, и ползучий ужас прокрадывался в сердце.

Мне повезло опуститься на относительно спокойное место у самой ограды кладбища. Пошатываясь, я встала и кое-как взобралась на две могильные плиты, плашмя повалившиеся друг на друга. Вытянулась, напряжённо оглядывая кладбище и держась для верности за ветку дерева, склонившегося над местом, на котором я стояла.

Вокруг всё грохотало и трещало. Земля под ногами ходила ходуном, и я едва удерживала равновесие. Спасала ограда, за котору я схватилась, чтобы не упасть. Уйти я никуда не могла.

Где этот проклятый вороний колдун? Я не волновалась ни разу, просто не хотелось получить ещё какое-нибудь проклятие в спину, когда решу направиться в Совятник.

Кого ты обманываешь, Агнешка. Конечно, волновалась.

Что за бред?! Он пытался убить меня! Получил по заслугам…

Мельтешение мыслей прервалось, и я задохнулась – то ли от неожиданности, то ли от непонятного облегчения.

Он стоял неподалёку, широко расставив ноги, прямо на остатках склепа. Его окружало стремительно меркнущее лиловое мерцание, а сам он смотрел прямиком на меня, словно не замечая ничего, что происходило вокруг.

«Он в порядке? – лихорадочно подумалось мне, – я же попала… сама это видела…»

Наши взгляды встретились. Тристан приоткрыл рот, будто собираясь что-то сказать.

Землю вновь тряхануло, и разлом, в который уже начал сползать склеп, разъехался ещё шире. Развалины, на котором стоял Тристан, начали оседать, осыпаясь в него. Ворон попытался отскочить, но не успел, споткнувшись обо что-то. Нога у него сорвалась, и он соскользнул вниз, зацепившись рукой за какой-то выступ, торчавший прямо из-под земли.

Действия вновь опередили мысли. Я сорвалась с места и, не задумываясь, кинулась к нему, перескакивая с камня на камень и перепрыгивая через расселины. В босую ногу впилось что-то острое, но я просто отдёрнула её. Взлетела на бугор, упала на колени и, крепко схватив Тристана за руку, потянула на себя.

Некромант поднял голову и изумлённо посмотрел на меня. Спросил – почти беззвучно, но я всё расслышала:

– Зачем?

– Анфилий тебя подери, заткнись и выбирайся, – прошипела я, злясь на него потому, что сама не знала ответа на этот вопрос.

Тристан перевёл взгляд на мои руки, потом – вновь на меня и покачал головой.

– Всё кончено, Агнешка. Я причинил тебе слишком много боли, но, видит Морроу, я этого не хотел.

Только сейчас я заметила, что его руки, шея и ключицы были покрыты тёмными пятнами, уходящими под разодранный ворот рубашки. Словно я швырнула в него пылающей головнёй.

– Прощай. – услышала я и почувствовала прикосновение ладони, накрывшей мою.

И как это я раньше не замечала, какие ледяные у него пальцы?

А потом мои собственные пальцы разжались – сами по себе, словно я их не контролировала. Кисть Тристана выскользнула из моей хватки, и он полетел вниз – в самую бездонную глубь разлома.

Меня словно вдавило в камни. Я так и осталась лежать – лицом вниз, вытянув руку, схватив в пригоршню только пустоту. Мир вокруг померк.

Что только что случилось?

Ничего особенного. Ты убила его.

Нет. Это неправда. Это ложь. Я не хотела. Он сам пытался убить меня. Да. Точно. Он сам виноват.

Но тот удар нанесла ты.

Если бы не он, Тристан

Инь

Тристан

был бы ещё жив. Ты виновата. Ты убила друга.

– Нет, – пролепетала я, – нет. Он мне не друг. Никогда им не был.

А как же Маришка? Помнишь про неё? Это ведь ты тогда потащила её в склеп Гризака. Потом она исчезла, и тебя не было рядом, чтобы этому помешать.

– Нет, – глухо проговорила я. Руки сами собой сжались в кулаки.

Это ты виновата во всём. Ты. Ты. Ты.

Я.

– Нет!! – заорала я во все горло, рывком сев на колени и вцепившись в волосы. Крик сам рвался из груди, отчаянный, дикий, и хотелось вырвать из головы этот мерзкий вкрадчивый голос, настойчиво звучащий в ушах, обвиняющий, обвиняющий, льющий на голову раскалённый огонь нападок, доводящий до исступления.

Виновата. Виновата. Виновата.

– Нет!!!

Глаза заволокло ослепительным маревом. Ярость, выплеснувшаяся с криком, обожгла глотку, и я почувствовала, как жар охватывает тело. Словно

Словно меня объяло пламя.

Плевать!

Скорчившись на коленях, я зажмурилась, прижав ладони к глазам, и кричала, кричала, кричала, срываясь на хрип и бешеный хохот, не в состоянии остановиться. Всё смешалось и захлестнуло разум, в дикой безумной карусели.

–…Агнесса…

Кто это? Голос кажется знакомым.

Но это обман. Иллюзия. Ничему нельзя верить.

– Агнесса…

Теперь я это точно знаю.

– Панна Мёдвиг…

Очередная ложь. Морок. От морока надо избавиться. И немедленно. Теперь мне это под силу. Стефана тут нет. И быть не может.

– Агнешка! Очнитесь!

Чьи-то руки с силой хватают меня и встряхивают. Не открывая глаз, я хрипло бормочу кляну Анфилия и ожесточённо бью Сиянием на звук голоса, не открывая глаз.

Руки ослабляют хватку, но не разжимаются. Я негодующе распахиваю глаза и вижу Штайна, изумлённо глядящего на меня. Почему-то на него падают какие-то оранжево-жёлтые отсветы, но это неважно. Встряхиваю волосами и остервенело бросаю ему в лицо:

– Тебя нет! Всё неправда! Я знаю… Оставь меня в покое! Я слишком устала от лжи!

– Значит, меня сейчас здесь нет? – вкрадчиво уточняет Стефан, и мне хочется разрыдаться от того, каким родным и знакомым звучит эта спокойно-насмешливая интонация. Но я быстро беру себя в руки. Не дам снова поймать себя в ловушку.

– Нет, – убеждённо заявляю и пытаюсь отстраниться, но не тут-то было: морок, выглядящий, как Стефан, держит меня крепко. От этого я распаляюсь только больше и в бешенстве выворачиваюсь, одновременно взметая руки и формируя в ладонях новый заряд Сияния. Одно движение – и я избавлюсь от этого морока навсегда!

Но он не даёт сгустку света сорваться с моих пальцев. Одной рукой морок-Штайн властно накрывает мои ладони, принудительно гася Сияние, а другой – резко притягивает меня к себе.

– Совы-сычи! – шиплю я, – почему это…

Он не даёт мне договорить, просто прижавшись своими губами к моим.

Только тогда я осознаю, что Стефан всё-таки настоящий.

***

Сначала я вообще не поняла, что происходит. Спустя пару мгновений возникло две мысли. Первая – я схожу с ума. Вторая – я сошла с ума, просто потому, что все творящееся вокруг – за гранью осмысленной реальности.

Я просто не могу целоваться со Стефаном. Он же коллега. И старше. Ладно, ненамного, но всё-таки. И вообще это похоже на какой-то параноидальный цирк.

Эти мысли отрезвили меня и помогли разуму проясниться. Видимо, почувствовав это, Штайн отстранился, отпустил меня. Я отпрянула от него. Рука сама взлетела в воздух, и я отвесила Стефану звонкую пощечину.

Он отшатнулся, но посмотрел на меня не гневно, а, скорее, с пониманием.

– Вы что себе позволяете, пан Штайн? – сбивающимся от возмущения голосом спросила я, – что это было?

Стефан серьёзно посмотрел на меня и хладнокровно ответил:

– Прошу прощения, панна Мёдвиг, если вдруг перегнул палку, но вас надо было привести в чувство. Вы могли всё тут разрушить, и я был вынужден пойти на такой крайний шаг.

Отсветы на нём будто бы поугасли. Осенённая неожиданной идеей, я впервые осмысленно оглядела себя.

Ощущения не обманули.

От меня исходило золотисто-багряное свечение, словно я была объята пламенем. Хотя почему «словно» – над тыльной стороной кистей до сих пор плясали редкие огоньки. Я потрясла руками, и они потухли.

Вокруг обстановка была не лучше. Пусть земля и прекратила бесновато трястись, но Проклятое кладбище, похоже, окончательно прекратило своё существование. От него остались только рытвины, обломки могильных плит, перекорёженные ограды, скрученные, как бельё после выжимки. И разломы, зияющие то тут, то там.

Вокруг нас зияла плешь выжженной земли, простирающаяся к тому месту, где я пыталась спасти Вороньего колдуна. Я невольно бросила взгляд на разлом, где сгинул Тристан. Изнутри опять начала подниматься тёмная волна тоски по Иню и холодной ненависти к себе, но я кое-как заставила себя подавить её.

Стефан тоже помог мне отвлечься, стянув с плеч тёплый плащ и накинув мне на плечи со словами:

– Странно, что вы до сих пор не замёрзли окончательно. В таком-то виде.

Только тут я поняла, что всё это время стояла перед ним в неглиже.

– Анфилий всё тут задери! – прошипела, не зная, куда деть себя от смущения, и тут же закуталась в плащ. Немного полегчало, холод отступил. Но на сердце по-прежнему было погано, и навалилась ужасная усталость, словно я только и делала, что день-деньской таскала туда-сюда брёвна на собственной спине.

Голова закружилась, меня повело, и я пошатнулась. Ноги задрожали, наотрез отказываясь меня держать.

– Так, панна Мёдвиг, – сурово сказал Стефан, – это никуда не годится. Вам нужно как следует отдохнуть и прийти в себя. Я помогу вам добраться до Школы. Не вздумайте перечить.

– Пан Штайн, только не на… – запротестовала я, но он молча подхватил меня под колени и поднял на руки. Смущение так усилилось, что вытеснило все остальные чувства.

– И что это вы делаете? – слабо возмутилась я, обхватив его за плечи, – я теперь, между прочим, опять могу оборачиваться совой. Мы бы спокойно добрались до Совятника и в птицеформах.

– Вот и расскажете об этом госпоже директору, как доберёмся, – хмыкнул Штайн, – а теперь, ради Кахут, Агнесса, помолчите немного. Все разговоры – потом.

По его строгому тону я поняла, что спорить бесполезно, да и сил на это не осталось. Поэтому я просто прижалась к нему и положила голову ему на плечо. От Стефана исходило мягкое тепло и спокойствие, и, убаюканная ровным стуком его сердца, я провалилась в сон.

***

Следующие несколько дней – сколько их было? Два, три, пять, десять? – тоже промелькнули во сне. Глубокое забытьё сменялось тревожными сновидениями, в которых хлопали чёрные крылья, кружились голодные тени, ухали совы и насмешливо каркали вороны. Но все эти образы быстро меркли, и я снова и снова видела его глаза – огромные и печальные – и в ушах опять и опять звучал его голос:

– Прости меня, Агнешка.

И я опять кричала от боли и жалости, захлёбываясь слезами. Оба лица – Тристана и Иня – смешались в одно. Оно и было одним, но принять и осознать это я ещё была не в состоянии.

Урывками мелькали и другие образы. Мама, сидящая рядом и держащая меня за руку. Это ощущение – твёрдая, но такая родная мамина ладонь – помогли мне удержаться в реальности и не соскользнуть в мрак забытья окончательно.

Иногда в промежутках между снами возникал и Стефан. Он встревоженно наклонялся надо мной, трогал лоб, что-то кому-то говорил. Каждый раз при его появлении я невольно вспоминала тот поцелуй на кладбище. Дурацкая мысль о том, что в тот злосчастный день мне выпало целоваться сразу с обоими – Инем и Стефаном – тоже помогала разогнать тьму и даже как-то приободриться. Пусть даже оба раза случились не по моей воле, я не могу сказать, что воспоминания о них были неприятными.

Кажется, приходила даже Ринка… в памяти остались сочно-жёлтые яблоки, которые она притащила, её встревоженный голос, настойчиво выспрашивающий, что со мной произошло и почему ей не сообщили сразу, и сбивчивые рассказы о проделках Владека и Марека. Только потом я вспомнила, что так зовут её сынишек.

Постепенно я приходила в себя. Сознание всё больше прояснялось, тени отползали во мрак. Боль от случившегося немного притупилась, пусть и не ушла совсем.

Я знала, что она останется со мной навсегда.

Настал день, когда я окончательно окрепла и почувствовала, что теперь могу вернуться к полноценной жизни. В этот день ко мне в палату явилась мама, Стефан и Дагмара. Сунувшуюся было с ними пани Лютрин Белая Сова вежливо, но настойчиво попросила немного подождать за дверью. Ворча, целительница удалилась.

Я молча смотрела на своих посетителей, отгороженная от них мерцающей прозрачной стеной. Когда я пришла в себя в первый раз, то обнаружила, что меня заключили в нечто, вроде плотного кокона. Он пропускал звуки и воздух и был похож на плотное желе, но разорвать его не было никакой возможности.

– Ahojte, – слабым голосом поприветствовала я всех вошедших и, чтобы не уходить в ненужные раскланивания, задала насущный вопрос:

– Когда с меня снимут эту штуку? Я чувствую себя гусеницей в коконе.

– Агнешка, милая, – мягко обратилась ко мне мама, – потерпи немного. Это в целях твоей и нашей безопасности.

– Чтобы вы тут ничего не разнесли, – хмуро поддакнула Дагмара. Я одарила её мрачным взглядом и продемонстрировала им руки:

– Пока ничего такого не произошло.

– Пока вы были в сознании – нет, – сказал Стефан. Он в упор смотрел на меня, но я пока не решалась встретить его взгляд. Каждый раз на ум лезли непрошенные воспоминания, и я исподволь боялась, что он испытывает то же самое.

– Вы вновь обрели способность колдовать, – продолжил он, заручившись молчаливым кивком одобрения от мамы, – но, когда вы спите, бессознательно черпаете Сияние и пропускаете его через себя. Если бы не кокон Барелия, который поглощает подобные проявления, вы бы тут уже камня на камне от больничного крыла не оставили.

Я вспомнила Проклятое кладбище, склеп Янжека Гризака и приуныла. Значит, вот что это такое было.

– Вы упоминали про Ворона, – вновь подала голос Дагмара, – он объяснил, как ему удалось бежать с казни?

Я болезненно поморщилась. Она как будто поддела ногтем только-только начавшую затягиваться рану. До этого, в минуты моих бодрствований, Крейнц настойчиво посещала меня, безжалостно заставляя на разные лады повторять рассказ обо всём, что случилось. В конце концов, мне стало казаться, что я попала под заклятие временной петли и навечно заперта в хрустальном шаре, где один и тот же день повторяется бесчисленное количество раз.

– У Ворона есть имя, – сухо ответила я, – Тристан Лаэртский.

Мне показалось, что на лице Штайна скользнула неприязненная тень.

– Да-да, – деловито кивнула Дагмара и постучала самопишущей ручкой по своему блокноту, – я уже передала всю информацию об этом случае в Санкторум. Ладно, оставим это. Вы также упомянули, что он вытащил из вашей руки этот… с ваших слов… – она сверилась с записями, – ах да. Отросток Костяного Вяза. Где он сейчас?

– Откуда мне знать? – пожала я плечами, даже не пытаясь скрыть недружелюбный тон, – может, тоже упал в ту расщелину. Может, где-то ещё вывалился.

Перед глазами невольно встало видение: поток Сияния срывается с моих ладоней и ударяет Тристана в грудь. Из-под его рубашки вылетает ярко-синий огонёк и плавно скользит вниз. Я ойкнула и прижала ладонь ко рту.

Три пары глаз – мамина, Стефана и Дагмары – тут же выжидающе уставились на меня.

– А, может, он всё ещё там, – медленно проговорила я, отнимая руку от лица, – лежит на развалинах. Только зачем он вам? Хотите прогуляться по Ту Сторону?

При мысли о Вязе, тенях и сухом перестуке костей меня тут же замутило. Я откинулась назад и глубоко задышала, чтобы побороть дурноту.

– Мы хотим вернуть Маришку, – услышала я голос мамы и резко вернулась в прежнее положение. Дурноту как рукой сняло.

– Как в этом поможет отросток? – недоумённо спросила я, – я же говорила об этом. Тристан, – голос дрогнул, – Тристан сказал, что она попала в Межвременье. Вам это о чём-то говорит?

Среди серых тоскливых дней вспыхнул и засиял крохотный, но всё же огонёк надежды. Я подобралась, выпрямилась и уставилась на маму, готовая жадно ловить каждое слово.

– Пока нет, – вздохнула Белая Сова и ободряюще погладила меня – вернее, кокон – по плечу, – но, я уверена, мы обязательно придумаем, как её вытащить. Это бесценные сведения, Агнешка, и я очень рада тому, что ты их узнала.

И, как будто забыв про кокон, крепко обняла меня, добавив:

– Но больше всего остального я рада, что ты цела и невредима. Маришку мы обязательно найдём. Обещаю.

– Я тоже тебя люблю, мама, – просипела я, ужасно жалея, что не могу обнять её в ответ, – но в этот раз я буду искать её наравне со всеми. Думаю, теперь я в состоянии вам помочь.

Мама отпустила меня, ласково улыбнулась и выпрямилась. Переглянулась со Стефаном и Дагмарой.

– Я против, – поджала губы плечами Крейнц, – панна Мёдвиг и так уже продемонстрировала, что она просто мастер искать опасные приключения на свою голову. Пусть лучше остаётся в Школе и занимается своей работой, а мы будем заниматься своей.

Я не стала ничего отвечать, хотя внутри взметнулась буря негодования. Несмотря на жёсткость, слова Дагмары несли долю истины. В беду меня завела именно тяга к приключениям.

Но это не значит, что я буду тихо стоять в стороне и, сложив крылья, безучастно наблюдать, как спасают Маришку. Она моя сестра! Да и хочется своими глазами увидеть, что это за Межвременье такое.

Я скрестила руки и шумно выдохнула.

– Думаю, окончательное решение по поводу Агнессы мы примем позже, – подал голос Стефан. Он неотрывно наблюдал за мной, чуть прищурившись, будто принимая какое-то решение. Затем кивнул каким-то своим мыслям и подошёл ко мне вплотную и протянул руки. Я невольно вжалась спиной в подушку, но он просто положил ладони мне на лоб и плавно провёл ими вниз, остановившись где-то в области ключицы.

Стенки кокона начали истончаться, и он принялся таять на глазах. Мама и Дагмара напряжённо следили за этим процессом.

– Думаю, основной кризис миновал, – задумчиво объявил Штайн, глядя на меня, – возвращайтесь к нормальной жизни, Агнесса.

– Послезавтра начинается новый семестр, – радостно добавила мама, не скрывая своего облегчения– уверена, студенты будут рады твоим лекциям! Тем более, ты теперь можешь преподавать в полную силу.

Студенты! Меня будто раскалённой иглой пронзило.

Ещё недавно я думала, что после зимних каникул спокойно вернусь в Кёльин. Но, похоже, мне действительно предстоит задержаться в Совятнике. Один только медальон Милоша сам себя не вернёт.

На глаза навернулись слёзы: медальон всколыхнул воспоминания о Снеговьей Ярмарке. И об Ине.

А ещё…

Я сглотнула слёзы и повернулась к Стефану.

– Пан Штайн, – проникновенно сказала я, – у меня есть кое-что, что я хотела бы вам сказать.

Стефан выразительно поднял бровь.

– Слушаю.

Я подняла два пальца.

– Первая. Деля Риваль, – загнула один, – В честь моего выздоровления прошу вас об услуге: примите у неё зачёт и не портите ей жизнь. Вам же ничего не стоит, верно?

В его глазах отразилось удивление.

– Допустим, – осторожно сказал он, – в другое время я бы даже слушать вас не стал, потому что просить за нерадивую студентку…

– Пан Штайн! – возмущённо воскликнула мама, – я считаю, что это исключительный случай! Агнешка только-только пришла в себя!

– Вот поэтому мне и придётся поступиться своими принципами, –хладнокровно закончил Стефан, – хорошо, я подумаю. Что-то ещё?

– Ваша магия спасла мне жизнь, – тихо ответила я, – если бы не то занятие, на котором вы показали мне, как выкачивать энергию из камня, я бы сейчас болталась где-то в окрестностях Костяного Вяза.

Загнула второй палец.

– Просто хотела поблагодарить вас.

Стефан посмотрел на мою руку.

– Ďakujem, Агнесса, – ответил он. Его голос звучал спокойно, но я всё равно почувствовала, что ему приятно, – вы должны рассказать мне подробности того, как это произошло.

И поднял голову, посмотрев мне прямо в глаза.

– Думаю, это было не последнее наше занятие, – добавил он.

На этот раз я не стала отводить взгляд.

========== Секретная сцена ==========

Тяжёлая дверь с усилием приоткрылась, пропуская две фигуры. Одна была невысокого роста и держалась с достоинством, ступая быстро, но без суеты. Вторая была заметно повыше и размеренно вышагивала рядом с первой, словно охраняя её.

Вспыхнули бело-жёлтые светильники по обе стороны коридора, в котором они очутились. Свет скользнул по белоснежным волосам, забранным в безукоризненно гладкий пучок-ракушку, отразился в глубоких тёмных глазах.

– Вы уверены, что хотите спуститься туда без охраны, госпожа директор? – с явным неодобрением спросил низкий тягучий голос.

Белая Сова покачала головой.

– Вы будете моей защитой, vážený{?}[vážený - [важены] - уважаемый (галах.)] пан Штайн. Я доверяю вам и уверена в ваших силах.

– Элену они не защитили, – тихо пробормотал Стефан, но продолжать разговор на эту тему не стал.

Они двинулись вперёд по коридору – туда, где вдали мерцал тусклый свет. Пол уходил вниз, и шаг пришлось замедлить. По мере того, как они шли, на стенах вспыхивали и гасли всё новые и новые светильники.

– Где его нашли? – после короткого молчания спросила Белая Сова.

– Панна Крейнц и пан Людвиг отыскали его в разломе, куда он упал. Там был выступ…

– Понятно, – властно перебила Стефана директор, – а отросток? Удалось отыскать?

Вместо ответа Штайн извлёк из-за пазухи небольшой стеклянный шар, наполненный мутно-белой субстанцией. Продемонстрировал его директору: внутри плавал ярко-синий побег. Белая Сова удовлетворённо кивнула, и Стефан вновь спрятал его.

Коридор упёрся в решётку, отгораживающую небольшое помещение. За ней мерцала тусклая лампа. В её неровном свете можно было разглядеть потрёпанный матрас, брошенный на пол. На нём сидел человек, прислонившись спиной к стене и положив руки на согнутые в коленях ноги. Его лицо, покрытое царапинами и ссадинами, было мертвецки бледным. Спутанные волосы падали на лоб, а из одежды на нём были только обтёрханные штаны, да истоптанные сапоги.

При звуке шагов он приоткрыл глаза, поднял голову и с холодным любопытством уставился на посетителей.

– Ahojte, пан Лаэртский, – сухо произнесла Белая Сова, остановившись в нескольких шагах от решётки. Штайн молча замер позади. Носки её туфель почти упёрлись в цепочку рун, начертанных на полу ровным полукругом.

– Где я? – отрывисто спросил Тристан вместо ответного приветствия. Его глаза колюче уставились на неё.

– В стенах Высшей Ведовской Школы, – в тон ему ответила директор, – можете считать, что у меня в гостях.

– Вот оно что, – недобро усмехнулся некромант, – странно, что я ещё не лежу горсткой пепла на полу. Или ваши защитные заклинания никуда не годятся?

Белая Сова переглянулась со Стефаном, и он ответил вместо неё:

– Они были ослаблены – пока вас доставляли и в пределах того круга, внутри которого вы находитесь.

– Надо же, какая честь, – хмыкнул Тристан. Тем не менее, он бросил быстрый взгляд на пол, чтобы удостовериться, что руны внешнего полукруга переходят во внутренний, замыкая кольцо вокруг него. Перевёл глаза на магистра боевой магии и коротко кивнул в знак приветствия, – ahojte, пан Штайн. Кажется, мы недавно виделись. Или давно? Я потерял счёт времени.

– Не так уж давно, – холодно сказал Стефан, – мы нашли вас в разломе три дня назад. Вы были почти при смерти, но наша целительница привела вас в порядок.

Тристан недовольно дёрнул плечом:

– Зачем? Хотите лично отправить меня в Санкторум? Или выставить в клетке на потеху вашим студентам?

– Я хочу, чтобы вы помогли мне вернуть дочь, – жёстко сказала Белая Сова, – Мариссу Мёдвиг.

При звуке этого имени Тристан вздрогнул.

– Значит, вы мать Агнешки… – тихо произнёс он, но она перебила его:

– Это к делу не относится! Вы единственный, кто знает, где Марисса, и может помочь вернуть её!

– Даже если бы и так, – бесстрастно парировал Тристан, – почему вы полагаете, что я буду вам помогать? Я давно должен был быть мёртв.

– Скажем так, – медленно произнесла Белая Сова, – у меня есть то, что вам нужно.

Она сделала знак, и Стефан передал ей шар с отростком. Белая Сова подняла его повыше, чтобы продемонстрировать Тристану. Сверкнула ярко-синяя искра.

При виде неё некромант вскочил со своего места и кинулся к решётке. Опёрся на неё, жадно глядя на шар, и в его глазах забрезжила безумная надежда.

– Где вы это достали? – хрипло спросил он.

– На Проклятом кладбище, – спокойно сказал Стефан, – думаю, вы его там обронили.

Тристан перевёл взгляд на Белую Сову:

– И вы отдадите его мне, если я помогу вам найти вашу дочь?

– Совершенно верно, – кивнула директор, – более того, в моих силах даже вернуть вам нормальную жизнь – при условии, что вы навсегда покинете Галахию.

Стефан изумлённо посмотрел на неё, тронул за локоть и негромко сказал:

– Госпожа директор, это огромный риск. Стоит ли на него идти?

Белая Сова дёрнула плечом, отстраняясь, и отчеканила ледяным тоном:

– Моя дочь в опасности. Ради моих девочек я пойду на всё, вам ясно, пан Штайн?

Стефан медленно кивнул, но было видно, что он не одобряет такого решения. Некромант, не отрываясь, смотрел на директора, сосредоточенно обдумывая услышанное.

– Вы блефуете, – бросил он. Белая Сова пожала плечами:

– Проверьте и узнаете. У вас есть выбор. Я сниму эти плетения, защитные заклинания сработают в полную силу, и от вас останется – как вы там сказали? – да, верно. Горстка пепла.

Тристан саданул кулаком по решётке.

– Каковы гарантии, что вы не обманете? – глухо спросил он.

– Наша договорённость будет скреплена плетением Морбиуса, – холодно пояснила Белая Сова, – оно действует в обе стороны. У нарушившего уговор остановится сердце.

Тристан кивнул, будто бы не ожидал услышать ничего другого. Но с окончательным ответом не спешил.

– Последний вопрос, – тихо спросил он, пристально взглянув прямо в глаза Белой Сове,– Агнешка в порядке? Она знает, что я жив?

– Панна Мёдвиг быстро идёт на поправку, у неё все прекрасно, – отчеканила директор, – что касается вас, то мы не стали ей ничего сообщать. Я сделаю так, чтобы она скоро забыла обо всём случившемся, как о ночном кошмаре. Вам я тоже не советую пытаться выйти с ней на связь. Вы и так причинили достаточно зла моим дочерям.

Тристан задумчиво рассматривал её, чуть прищурившись.

– Боюсь, вы скоро пожалеете о таком решении, – серьёзно сказал он и просунул руку между прутьями, – я принимаю ваше предложение.

Белая Сова уничтожающе посмотрела на него, но протянула руку в ответ.

– Я не принимаю решений, о которых буду жалеть, – процедила она и велела:

– Действуйте, пан Штайн.

Ладони встретились и сплелись в рукопожатии. Начертив в воздухе комбинацию из рун, Стефан положил сверху свою кисть и очертил свободной рукой круг, негромко сказав:

– Allevez Morbius Seena. Сим плетением скрепляю договор.

Тристан молча наблюдал за тем, как вокруг их рук появилось несколько колец из рун. Они хаотично вращались, постепенно ускоряясь и сжимаясь, пока, наконец, не слились в одно, туго обхватившее тройное рукопожатие.

Он чуть дёрнул бровью: прикосновение совиной магии отозвалось жгучей болью. Но выбора не было.

Рунное кольцо растворилось, полностью впитавшись в их руки. Белая Сова первая разжала свои пальцы и сделала шаг назад, взглянув на некроманта с плохо скрываемым торжеством.

– Надеюсь на вашу помощь, пан Лаэртский, – торжественно произнесла она и, развернувшись, зашагала прочь. Стефан задержался у решётки чуть дольше. Тристан спокойно наблюдал за ним, потирая саднящую от совиных рун руку.

– Вы ещё не видели, на что я способен, – с расстановкой произнёс Штайн, пристально глядя на него, – я не действовал в полную силу, так как думал, что вы – обыкновенный человек. Но сейчас хочу предупредить вас – если с Агнессой или кем-либо ещё что-то произойдёт по вашей вине, вы сами будуте умолять активировать защитные плетения. Я достаточно доходчиво объясняю?

– Более чем, – откликнулся Тристан, – можете быть спокойны, пан Штайн. У меня и в мыслях нет причинять вред Агнешке…

– Панне Мёдвиг, – неприязненно перебил его Стефан. Некромант кивнул:

– Да. Разумеется. Панне Мёдвиг. Или кому-либо ещё.

Штайн смерил его взглядом, в котором не было ни капли доверия, и размашистым шагом последовал за Белой Совой.

Тристан проводил их глазами, задумчиво облокотившись на решётку.

Он чувствовал, что надолго она его не удержит.