Гордость и предубеждение (СИ) [Didivivi] (fb2) читать онлайн

- Гордость и предубеждение (СИ) 324 Кб, 32с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - (Didivivi)

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========

— Ну должны же быть другие варианты решения проблемы! — Гирей нервно сморгнул, взъерошил кудрявую копну волос и уставился с надеждой на сурового Марата. Тот вздохнул равнодушно и протянул:

— Неа.

— Марат! Есть миллион других более гуманных способов лишить меня жизни! — Гирей уже повысил голос, — Я не пойду к нему!

— Пойдешь, Гиря, никуда не денешься. Да не ссы ты, не съест он тебя, — Марат скучающе скосил глаза на телефон, посмотрев на время, и снова вздохнул.

— Конечно не съест, просто убьет на месте! — Гирей топнул ногой, а Марат хмыкнул недоверчиво.

— С какого перепугу убьет-то? И чего ты его так боишься? Он же второкурсник, а ты пятикурсник.

— Дело не в возрасте, — прошипел Гирей злобно, — Ты видел его? Он же под два метра бугай, еще и качок! А я… а я интеллектуального типажа, мускульные нагрузки воспринимаю только в виде стопки книг! — Гирей передернул плечами, поднял руки и глаза трагически к потолку и простонал мученически, — Ну зачем, зачем я согласился с тобой сыграть?!

— Поздно метаться, Гиря. Мои условия просты: идешь к нему домой, говоришь, что тебя обокрали, сбили на переходе, да хрен знает что, придумаешь, в общем. Но деваться тебе на ночь некуда, просишься переночевать. И важный нюанс: ни слова против ему не говоришь. Одно слово «нет» и ты попал на большие деньги, понял? Утром выйдешь от него и свободен, больше ты мне ничего не должен.

— Я… я… соберу деньги, через месяц…

— Никаких месяцев, Гиря. Ты проиграл, спросил, как можешь возместить проигрыш, я ответил — все по-честному! Ты мужик или нет? — Марат ухмыльнулся весело, а Гирей яростно выплюнул:

— Полчаса назад, когда мочился в туалете, держал свой член — так, что да, рожден с мужскими хромосомами. На примитивную провокативную сентенцию, подразумевающую мою трусость и несоответствие нелепым мачистским установкам, вскидываться не собираюсь — я не трус, у меня просто хороший инстинкт самосохранения, понятно? Именно за счет этого инстинкта человечество выжило и эволюционировало…

— Все, разговор окончен. Завтра я у него уточню, приходил ли ты или нет. Вали, пока я тебя на счетчик не поставил, — Марат толкнул Гирея в плечо и нахмурился еще суровее, а Гирей сглотнул нервный комок, подхватил рюкзак и пошел уныло к выходу из университета, проклиная себя за внезапную азартность, Марата — за очевидное шулерство, а чертова Богдана — за то, что он, собственно, есть и что именно его выбрал Марат в качестве шутливого возмещения проигрыша. Где шутки и где Богдан, черт возьми?

Гирей вздохнул страдальчески и поежился, вспоминая, как Богдан Мещерский появился на его голову в университете. Он перевелся на второй курс инъяза год назад и Гирей, впервые увидев его в коридоре, застыл испуганно: на него смотрел в упор именно тот тип русского человека, которого Гирей старался отчаянно избегать.

Высокий широкоплечий блондин с пронзительными голубыми глазами и, судя по костной структуре лица, чистокровный славянин, по предкам которого не пробегало ни татаро-монгольское иго, ни кавказские предки Гирея. Такие, как он, в лучшем случае кричали Гирею «чурка», а в худшем пытались побить, хорошо, что Гирей бегал быстро, а, пообвыкшись в Москве, перебрался в тихий безопасный район на Бауманской из жуткого Бирюлева, а когда дали комнату в общежитие, с облегчением перебрался туда.

Богдан тогда смотрел странно неотрывно тем самым прямым взглядом глаза в глаза, который в Европе вежливые люди называют проявлением откровенной агрессии, а когда его окликнули, отмахнулся от зовущего, отмер и двинулся на Гирея, сначала попятившегося назад медленно, а после и побежавшего быстро, не разбирая дороги и слыша свое прерывистое частое дыхание. Тогда удалось сбежать, но Богдан через неделю подошел еще раз в студенческой столовой и подсел к Гирею, незаметившему опасность за правкой своих конспектов.

— Тебя Аслангирей зовут? — спросил Богдан как-то жутко, перекидывая пшеничную густую челку назад, Гирей, задрожав внутренне, выкатил на него свои огромные черные глазищи «чур тебя, чур» и кивнул молча.

— Осетин? — не дождавшись вербального ответа, снова тихо и напряженно спросил Богдан, сузив голубые глаза, и Гирей заторможенно опять кивнул, рассеянно вспоминая, у каких же хищников такого же цвета глаза, не глядя, смахнул конспекты в рюкзак, и встал, — Эй, ты куда? — Богдан приподнялся с места с кошачьей грацией прирожденного спортсмена, но Гирей, не отвечая, помчался, расталкивая студентов и молясь про себя, чтобы чертов скинхэд его не догнал.

Богдан за ним погнался, напугав еще больше — это напомнило Гирею, как он еле убежал от пьяных гопников в Бирюлево, кричавших злобно: «Бей чурку!». Гирей оглянулся и, взвизгнув от страха, забежал к замдекана Островской и, тяжело дыша, попросил у удивленной Островской разрешения посидеть у нее час. Островская поняла все сразу, вышла грозной скалой вместе с Гиреем в коридор, обвела проходящих студентов злым взглядом, Богдан при этом мгновенно уставился в доску с расписанием, а Гирей, едва дыша, прошел со своей защитницей мимо него, а потом поблагодарил ее и помчался зайцем в общежитие.

После этого Богдан подходил еще несколько раз на протяжение года, каждый раз все более угрожающе, а в последний раз уже перешел к вербальной и физической агрессиям: подсел опять за стол в столовой, сжал решительно крупные кулаки, раза в полтора больше Гиреевых, и сказал:

— Нихао.

Гирей изумленно заморгал, ойкнул, когда длинная ресница попала в глаз от частого моргания, протер глаз и ответил тихо, удивляясь, что тот тоже китайский учит, вроде тот германистом был:

— Нихао.

Богдан улыбнулся хищно, от чего Гирей нащупал под столом лямку рюкзака дрожащими пальцами и ухватился за нее покрепче, и добавил обидное проникновенным тоном:

— Ни ши бендань.*

— А ты… а ты — козел! — Гирей вспылил, вскочил со стула и от обиды ударил неумело Богдана в челюсть кулаком, тут же взвыв от боли в костяшках. Тот растерянно мотнул головой и, казалось, только слегка двинул рукой в ответ, но Гирей отлетел к столовской стене, врезался затылком до звезд из глаз и замычал от болезненного звездопада. Богдан подбежал к нему, помог встать — не совсем, видимо, полный урод, и сказал покаянно:

— Я не хотел так… У меня рефлекс…

— Ааа, оставь меня в покое! — Гирей, помотав головой, чтобы в глазах прояснилось, оттолкнул его, подбежал к своему рюкзаку, схватил его и побежал скорее из столовой. И больше там не ел, готовил себе в общежитской кухне, а потом носил еду в контейнерах в универ и тихонько обедал в укромных уголках, косясь пугливо по сторонам.

Неонацист, скинхэд, радетель чистоты славянской крови — кем именно являлся Богдан, Гирею было наплевать. Хотелось только одного — доучиться спокойно до дипломной защиты, а потом исчезнуть из альма матер, чтобы никогда больше психа не видеть. И ведь совсем немного осталось — уже вышел на свободное посещение занятий и написание дипломной, что позволило ему избегать Богдана, предварительно изучив его расписание лекций. Но паршивый однокурсник Марат, вдруг подбивший сыграть в очко, в которое Гирей никогда не играл, а тут вдруг, радостный после похвалы куратора, согласился и проиграл подчистую… Паршивый Марат заставил пойти к дракону прямо в огнедышащую пасть и, мало того, провести в его квартире ночь.

Гирей ударил себя по лбу, ненавидя за тупость, и малодушно решил сбежать, на фиг, в общежитие, Марату соврать, что он сходил к Богдану домой, а вечером побегать по друзьям и набрать нужную сумму — когда Марат поймет, что Гирей никуда не ходил, на руках уже будет нужная сумма. Решившись, Гирей вздохнул легко и улыбнулся радостно.

В своей комнате он для начала прибрал все, потом перекусил и сел за вычитку дипломной, она уже была готова, но никогда не помешает просмотреть еще раз, чтобы поискать огрехи. Увлекся любимой темой настолько, что не заметил, как за окном стемнело, все продолжал перфекционировать. Очнулся только когда кто-то постучал резко в дверь.

— Открыто, — рассеянно откликнулся Гирей, вспомнив, что по друзьям за деньгами еще не пробежался, и взглянул встревоженно на часы: успевает или нет? Маша, наверняка, уже ушла на свидание с Димой, а Роберт еще может быть в комнате.

— Ну, идешь? — прозвучал знакомый голос и Гирей похолодел, медленно поворачиваясь назад и обреченно уставившись на Марата, ухмыльнувшегося довольно, — Зассал, да? Ну, я так и думал. Пошли уже. У меня машина внизу стоит.

— Марат, я соберу деньги, — тоскливо протянул Гирей, не трогаясь с места и вцепляясь для верности руками в стул.

— Сейчас уже дело принципа, Гирей, не долби мне мозг. Вставай! Иначе так в футболке, трениках и тапках потащу, Гиря, живо, сказал!

Гирей мрачно встал, накинул куртку, всунул ноги в слипоны, пропустил ненавистного Марата вперед, запер комнату и побрел перед ним, как заключенный, вниз к машине. До Богдана ехали минут пятнадцать, Гирей, нахохлившись, смотрел печально на проплывающие мимо вечерние огни Москвы и прощался с ними мысленно.

— Выходи. До двери доведу. И не мычи, не верю тебе, — Марат припарковался и вышел из машины, крутя досадливо на пальце ключи. Гирей буквально выполз из машины и подталкиваемый Маратом пошел на эшафот, точнее, на четырнадцатый этаж сталинки.

— Звони. Я на нижнем пролете буду стоять и наблюдать. Соскочить не выйдет, — Марат показал жестко жест пальцами «глаза в глаза» и спустился вниз, расставляя там ноги уверенно и смотря на Гирея исподлобья хитрыми серыми глазами.

Гирей вздохнул со всхлипом и позвонил в дверь, зажмурившись на мгновение. Дверь открыли быстро, будто Богдан ждал гостей.

— Привет, Гирей, — Богдан улыбнулся широко и, казалось, радостно.

— П-п-п-привет, — выдавил с запинкой Гирей, — М-м-м-м-м…

Богдан наклонялся все ниже, отчаянно моргал голубыми глазами и шевелил губами, будто бы помогал Гирею сказать несусветную чушь про ограбление, заставившее прийти к нему в гости и попроситься на ночь. Не выдержав Гиреевского мычания, он протянул руку, схватил крепко за предплечье и затащил в квартиру со словами:

— Заходи, гостем будешь.

От дверного хлопка и двойного поворота замка Гирея словно расстреляли короткой автоматной очередью у стены, он прижался к ней вспотевшей спиной и медленно начал сползать вниз, чувствуя, что сейчас упадет позорно в обморок в квартире своего врага и даже не успеет напоследок врезать ему в наглый голубой глаз.

— Эй, ты что, Гирей? — Богдан, увидев, что Гирей хватает воздух полиловевшим от ужаса ртом, оторвал его сильными руками от стены, перетащил на диван и влил в рот большую порцию чего-то сильноалкогольного. Гирей закашлялся, выпучил глаза и замахал руками около рта, пытаясь унять огонь на слизистой, но от стакана воды ему стало лучше, он задышал ровнее и почувствовал, что алкоголь согрел пищевод с желудком и постепенно его расслабляет.

Неонацист сидел рядом и встревоженно всматривался в его лицо, пока не проявляя желания убивать.

Гирей перевел дух и вспомнил о манерах.

— Я… дело в том… что… мне…

— Некуда податься сегодня? — подсказал Богдан и подсел поближе, — Оставайся у меня, я не против. Поужинаешь со мной?

— Спасибо, — удивленно ответил Гирей и перевел взгляд на стол, накрытый на две персоны весьма романтично: с бутылкой вина и цветами. И от смущения умудрился сказать без заикания: — Ой, прости, я не вовремя, ты ждал кого-то? Я уйду…

— Нет, — быстро перебил Богдан. — Точнее да, ждал, но встреча отменилась. Есть один не люблю, садись к столу, ты выглядишь так, будто вот-вот шлепнешься в обморок.

Беседа не клеилась, Гирей неохотно жевал вкусную еду, приготовленную для кого-то, и пил вино, которое охотно подливал Богдан, засыпающий его вопросами и сам за него отвечающий после долгого заикания.

— Ты меня прости за прошлый раз. Один дебил решил надо мной подшутить и сказал не ту фразу на китайском, я не собирался тебя оскорблять. И бить не хотел, просто рефлекс, понимаешь? — Богдан всматривался так настойчиво в настороженные глаза Гирея, словно, на самом деле, раскаивался, — Ты ешь, ешь. Тут ничего харамного нет, все халяль. Ты же мусульманин?

— Х-х-х-х-х… — попытался ответить Гирей, а Богдан с облегчением вздохнул.

— Христианин, я понял. Читал, что среди вас есть и мусульмане, и язычники, и христиане. Ну раз, у тебя бзика на хараме нет, это супер. Ты почему китайский выбрал, он же уже не в моде?

— П-п-п… — Гирей вскинул умоляюще глаза на Богдана, невербально прося его не задавать вопросов, и тот кивнул.

— Потому что. Понял. А я переехал в Москву один, родители остались в Англии, хотели, чтобы я там учился. Я два года проучился, а потом решил все-таки дома поучиться, надоело там все. Вот и живу тут в одного, скучно порой, — Богдан, подливая вино и разговаривая, придвигался вместе со стулом к настороженному Гирею все ближе, — Я музыку включу, ты какую любишь? Не отвечай, выберу на свой вкус, хорошо? — и быстро нажал на телефоне что-то, включившее французского Мэтра Жима, чувственно запевшего «Ты вернешься».

— Ты не устал, Гирей? Поздно уже, — Богдан, подсевший уже вплотную, заглянул потемневшими глазами в лицо, почти соприкасаясь носами. Гирей меееееедленно отодвинулся и прошептал, памятуя о том, что с Богданом ему следует соглашаться сегодня:

— Д-д-да.

— Тогда сходи в душ, я тебе полотенца дам, — Богдан подхватил его бережно под руку и откомандировал живо в ванную комнату, затолкнув туда сразу с полотенцами и халатом — Гирей даже опомниться не успел, только обескураженно уставился на свое отображение в зеркале: на него смотрел зеркальный двойник, морща непонимающе высокий белый лоб и хлопая часто мохнатыми ресницами. Чего это Богдан такой добрый? Может, он вовсе не неонацист и Гирей ошибался в нем?

С этой новой, переворачивающей представление о Богдане, мыслью Гирей задумчиво принял душ, полностью разомлев от алкоголя, отличного ужина и горячей воды, растер свое худощавое тело до розовизны полотенцами, натянул боксеры и халат. И вышел уже сонным в спальню, где его ждал Богдан тоже в халате.

Тот при виде него поднялся рывком и приблизился так стремительно, что Гирей снова испугался, поняв, что бить его все же будут, просто размягчили бдительность отвлекающими маневрами. Гирей вскинулся, поднял руку, сжатую в кулак, но Богдан перехватил ее и легко завернул за спину, другой рукой приобняв и резко прижав к себе.

— Гирей, как долго я ждал, — простонал он в изумленное лицо Гирея и впился в губы.

— М-м-м-м, — только и смог ответить Гирей, тая от умелых движений языка и губ, а Богдан быстро развязал пояс халата, начал оглаживать его спину и ягодицы, сжимая порой сильно, а потом бережно уронил на постель, нависая над ним и умоляюще спросил:

— Ты же хочешь, да?

Гирей снова вспомнил с ужасом уговор с Маратом и ответил:

— Д-д-да! — мотая при этом отчаянно головой в знак отрицания.

— Не понял. Вы, как болгары, что ли? — Богдан недоумевающе нахмурился, а потом простонал: — А плевать, да значит да!

Больше Богдан ни о чем не спрашивал, только целовал, гладил, сжимал, вводил пальцы в смазке в святыя святых — Гирей при этом

бодро мотал головой, но молчал и таращил шокированно глаза на Богдана, а тот улыбался нежно:

— Как забавно вы, осетины, дакаете. Тебя, наверное, здесь многие не понимают с такими жестами, Гирей. Ох, какой же ты красивый! — и впивался снова жадно в губы, постанывая от наслаждения, а Гирей стонал от боли в заднице из-за двигающихся там пальцев и пытался робко отодвинуться от них.

— Тише, Гири, скоро станет легче, — уверял Богдан и наваливался на Гирея, чтобы тот лежал смирно. Вскоре, впрочем, стало на самом деле легче и что-то пронзило сладкой судорогой в низ живота и позвоночник, Гирей простонал уже не жалобно, а томно и слегка двинул бедрами навстречу пальцам. Богдан от этого легкого, почти незаметного движения почти задохнулся, быстро обмазал свой напряженный член смазкой, раздвинул ноги Гирея шире и под отчаянное мотание головой вошел. Застонали оба громко и протяжно, но Богдан — явно от наслаждения, а Гирей — от жуткой муки.

— Сейчас, сейчас, Гири, — зашептал Богдан, двигаясь медленно вглубь и постоянно меняя угол проникновения, — Скажи, когда найду простату, хорошо? Или подай знак, кивни.

Гирей только смотрел выпученными глазами на него и ловил пересохшим ртом воздух, а Богдан крал воздух время от времени, жадно целуя и углубляя поцелуй чуть ли не до гланд.

Но все же Богдан нашел простату, Гирей не успел даже кивнуть, только застонал громко и запрокинул страстно голову назад, разжимаясь и расслабляясь от сладкого наслаждения. И дальше стонал с подхрипом от мощных, шлепающих влажно толчков, а от руки на своем члене, тоже, к удивлению, вставшем, Гирей захлебнулся напоследок стоном и начал кончать так ярко и протяжно, как не кончал еще никогда раньше.

Богдан не отлипал от него почти всю ночь, целовал всего до засосов, покусывал порой, порыкивая, брал снова и снова — Гирей предчувствовал, что утром до общежития будет ползти раненым солдатом на животе, но в те часы ничего не мог сказать, только таял от возбуждения и желания.

Проснулись они поздно, Гирей, проснувшись, удивленно уставился в незнакомую ему стену, не сразу вспомнив, где он и почему, а потом перевел взгляд на лежавшего рядом Богдана. Тот уже проснулся и наблюдал за ним с нежной улыбкой.

— Как ты, Гири? Пойдем завтракать в Старбакс? Тут еще русский ресторан рядом есть, гурьевскую кашу подают, ее Петр Первый очень любил. Что хочешь?

— Мгм, — задумчиво протянул Гирей, на пробу шевельнул бедрами и охнул, — Гурьевскую, может?

— Давай, — Богдан подтянулся к нему, поцеловал коротко и положил на грудь, смущаясь, мазь, — Это тебе для… В общем, боль пройдет. А на тумбочку я тебе поставил растворимый аспирин. Я в другую ванную пойду душ принимать, а ты в эту иди, хорошо?

— Хорошо, — так же задумчиво протянул Гирей, ничего не понимая. Теперь что, Богдан решил, что Гирей из-за чертова проигрыша постоянной бесплатной давалкой станет? А не охренел ли господин Мещерский?

И, дождавшись, когда Богдан уйдет в другую ванную, Гирей, охая, смазал себе многострадальный зад, выпил быстро аспирин, натянул одежду, открыл дверь и стремительно захромал прочь от дома наглого сумасброда.

Богдан, почуяв неладное интуицией, выскочил в мыле голым из ванной и бросился ко второй, где было тихо. Постучался нервно, а потом распахнул дверь и чертыхнулся, не найдя там Гирея. Подбежал к окну и простонал горестно, увидев тонкую фигурку, бодро хромающую к остановке.

Догонять не стал, хотя очень хотелось, натянул на себя халат и взял телефон, набирая нужного человека, а когда тот ответил, Богдан злобно с присвистом спросил:

— Ты что же это наделал, сука?!

— Аа? Ты чего, Богдан? — боязливо спросил Марат.

— Чего-чего? Ты меня наебал в первый раз с китайским, очень смешно было, да? Я тебе мало тогда прописал. Теперь ты обещал, что скажешь за меня Гирею, что я по нему с ума схожу и уговоришь быть со мной. А ты что сделал? Что ты ему сказал, козлина, которому жить осталось несколько часов?!

— Я… Богдан, ну прости, так сразу все не делается. Я просто… просто заставил его прийти к тебе, — Марат заюлил, — Думал, вы сами все обсудите. Я ж, бля, тебе не купидон с крылышками и стрелой!

— Сссссс… — Богдан повел шеей с хрустом и перевел шумно дыхание, свирепея на глазах, — Если ты, мудила, не придумаешь, как все исправить, я тебя самого поимею, но без смазки и без собственного удовольствия! А твой Харлей я забираю себе сегодня же!

— Я все исправлю, Богдан, обещаю, исправлю! — Марат задрожал голосом, а Богдан, рыкнув, отключился и заорал уже в полный голос. Год! Долгий год он бегал неудачно за своей осетинской мечтой с самыми красивыми глазами на свете, учил, как дебил, фразы на китайском, потом на осетинском, а тот улепетывал от него, как от черта!

И только обрадовался, когда Марат, рисуясь перед ним, сказал, что на короткой ноге с Гири, как тот одну за другой свиней начал ему кидать.

— Убью нах, — еще раз хрустнув шеей, пообещал Богдан грозно в квартирную пустоту и пошлепал домываться.

***

* диалог на китайском:

— Привет

— Привет

— Ты — дурак

========== Часть 2 ==========

После душа Богдан выпил чашку кофе, оделся, выбежал из дома к машине и быстро поехал к Марату, чуя, что мудила попробует сбежать, если еще не сбежал. Ему повезло, что Марат был ленив и нерасторопен, поэтому вышел к своему Харлею в аккурат, когда Богдан заезжал с визгом тормозных колодок во двор и остановился у самого Харлея, заставив Марата испуганно попятиться и попробовать свинтить в подворотню.

— Стоять, суицидник, — приказал мрачно Богдан, выбираясь из своего мерса. — Ты же знаешь, Марат, я бегаю быстрее тебя, а если ты заставишь меня после хренового начала дня еще и побегать, тебе же будет хуже.

— Да я так… Просто… К тебе собирался вообще-то, — Марат невинно и нагло улыбнулся, надеясь, что вранье прокатит, но Богдан со свистом выпустил воздух сквозь сжатые челюсти, схватил его за грудки и потряс до клацанья зубов.

— Садись в машину, дебил, у меня поговорим, — Богдан подтолкнул его к машине, смерил угрожающим взглядом и, подождав, пока он сядет, сам сел на водительское место, и завел мотор, — Рассказывай, что именно ты сказал Гирею, и только попробуй соврать.

— Ну он… Я его подбил в очко сыграть, а за проигрыш к тебе пойти, — Марат настороженно косился на Богдана и, когда тот дернулся зло, добавил запальчиво, — А что? Ты сам у меня Харлей так выиграл! Я что, рыжий? Мне нельзя?

— Ты сейчас дышишь в долг, Марат, — сухо произнес Богдан, — Так что да, тебе было нельзя. Ты должен был донести мое сообщение, а вместо этого ты его просто вынудил из-за проигрыша ко мне прийти… Мда… До моего дома осталось двадцать две минуты, если верить навигатору, наслаждайся ими, Марат.

Марат поежился нервно и вздохнул тяжело, панически ища выход из положения. Через минуту он спросил с робкой надеждой:

— А ты его не обижал, Богдан?

— Бляяя, — протянул восхищенно Богдан, — Ты бесстрашно ускоряешь свою смерть, Марат, совсем, что ли, крышей поехал? Как я могу его обидеть?!

— Ну ты тогда в столовке его ударил вообще-то, — обиженно ответил Марат, — Вот и спрашиваю, — и, поняв, что от напоминания о его же глупой шутке про «дурака» на китайском Богдан рассвирепел еще больше, торопливо добавил: — Ну понял, в этот раз ты его не бил. А словами не обидел?

Богдан с трудом перевел дух, стараясь унять раздражение, и ответил коротко:

— Нет.

— А это… Больно не сделал? — Марат вдруг оживился, найдя потенциальное спасение. Богдан нахмурился и сказал хмуро:

— В первый раз всегда больно, Марат. Вот когда тебя трахну без смазки, ты поймешь на своем собственном опыте. Харлей отгонишь ко мне во двор сегодня же, понял? И без шуток мне!

Марат вздрогнул от угрозы трахнуть и от скорой потери Харлея, проблеял дрожащим голосом, все еще вентилируя найденное спасение:

— А ты один раз его?..

— Нет! Я его год ждал, Марат! Год! Конечно, одним разом я не обошелся! — Богдан ударил сильно кулаком по клаксону, на что водитель впереди тоже гневно бибикнул. А Марат перевел дыхание и уже бодрым голосом сказал:

— Ну, ты сам и виноват, Богдан! Считай, превратил его первый гомосексуальный опыт в необходимость лечиться у проктолога.

— Блин, не подумал об этом, — Богдан побледнел и сжал руль сильнее, — Блиин, бедный Гири. А ты, козел, все равно с темы не соскакивай. Придумал уже как его мне вернуть?

— Нет еще, но думаю, думаю, — торопливо пробормотал Марат, — Может, лучше не к тебе, а сразу к нему поедем? Я с ним поговорю, а? А после ты зайдешь к нему. Вы вообще говорили вчера?

— Не говорили почти, — Богдан погрустнел, — Он один лишь раз нормально пару фраз сказал, а потом все заикался. Все ты виноват, урод, напугал его до смерти!

— А ты его не напугал, ага! — разозлился Марат, — Он не от тебя в универе перепуганным спринтером бегал, а, видимо, в романтические салки с тобой играл! Надо было перед тем, как трахать, спросить его, почему он тебя боялся.

— Надо было, — на удивление, мирно и тоскливо протянул Богдан, — Но у меня клапаны сорвало при виде него. Столько о нем мечтать, а тут он на расстоянии руки в моей же квартире — как не наброситься, блин? И я думал, что ты с ним поговорил, хотя насторожился, когда он спросил, кого я ждал на ужин. Как же я хочу тебя убить, Марат!

— С-сядешь, — пугливо вжался в сиденье Марат, — И не видать тебе, как ушей, твоего Гирея!

— Тогда побью, — равнодушно ответил Богдан, — И Гирей все равно будет мой. Как тебе такой вариант?

— Что-то так себе, — честно простонал Марат, — Дай мне шанс все исправить, пожалуйста. И, если исправлю, Харлей снова мой, лады?

— Ой, не верю я тебе больше, рукожоп, — вздохнул тоскливо Богдан, но все же развернулся на повороте и направил машину в сторону общежития, — Смотри у меня, Марат, если разговор с Гиреем не войдет в правильное русло, сегодня же вечером отдаешь мне долг.

— Понял, — Марат тоже вздохнул и сжал нервно ягодицы, поерзав на сиденье.

У общежития им несказанно повезло: Гирей собственной персоной хромал с аптечным пакетиком ко входу. Богдан напрягся, толкнул отстегнувшего ремень безопасности Марата на место и прошипел:

— Сиди, дебил. Я сам поговорю. Если не выйдет у меня, потом ты выйдешь на сцену, козлина.

Гирей шел с трудом, все тело, особенно бедный зад, болело и ломало. Марат так и не отзвонился, что тоже раздражало — так он отдал долг или нет? Даже если нет, то пусть Марат идет в жо… в баню. Ночь должна была пройти в страхе у врага дома, но не под врагом и не с его членом в заднице. И до чего же странный этот Богдан: целовал, ласкал и смотрел на него, словно на самое драгоценное в мире существо. Так Гирей смотрел на Машу на первом курсе, весь год смотрел и не дышал в ее присутствии, пока она не просекла и не перевела его легким движением руки во френдзону.

После Маши он встречался еще с Таней, но такого острого чувства влюбленности, как к Маше, больше не испытывал и спокойно перенес ее отбытие в Китай на стажировку, а потом и перевод в Пекинский университет. Пару пьяных перепихов на вечеринках Гирей отмел сразу же, там чувством и не дышало, а вот Богдан дышал. Странный. Волнующий. Непредсказуемый скинхэд. Может, у скинхэдов мода такая нынче — лишать кавказцев мужской чести и гордости? Гирей аж споткнулся на месте из-за этой неприятной мысли и зашипел от боли в заду.

— Гири, — перед ним вырос тот самый волнующий скинхэд в своей непредсказуемой манере и Гирей вскрикнул от испуга, — Не бойся меня, пожалуйста, — быстро забормотал Богдан, оглядывая его всего с ног до головы темнеющими глазами, — Скажи, пожалуйста, почему ты ушел? Я тебя чем-то обидел?

— Ты! — Гирей яростно вскинулся и засверкал глазами, — Козел, если ты думаешь, что мог меня так унизить и опустить, то ошибаешься, понял? Моя гордость останется при мне! А ты иди в ж… на хуй!

— Гири, ты не так понял! — взмолился Богдан, смахивая с вспотевшего лба челку, — Ты мне нравишься!

— Что?! — Гирей сощурил зло глаза, — Так нравлюсь, что подбил Марата на развод меня и принудил прийти к тебе? И нет, нацист, осетины не мотают головой, когда говорят «да»! Это Марат запретил мне тебе противоречить. А сейчас я долг своей задницей отдал, так что отвали! В гробу я тебя и Марата видел! Подойдешь еще раз — зарежу, на хрен! — и замахнулся аптечным пакетиком, будто нож в руках держал — Богдан побледнел смертельно и отшатнулся, а Гирей быстро захромал в общежитие.

Марат пытался прислушаться к их быстрому диалогу и испуганно сжимал зад, чуя, что ему сегодня вечером будет очень и очень больно; но разобрать слова не мог, только считывал невербальные сигналы тела и пугался еще больше — дело явно не шло на лад. А когда Богдан, отшатнувшись, пошел с тусклым, погасшим лицом обратно к машине, Марат обмер и зажмурился.

— Богдан, — начал он, было, дрожащим голосом, но Богдан, севший в машину, перегнулся молча через него, открыл дверцу и врезал без размаха, но весьма ощутимо, в глаз, заставляя из машины вылететь на землю. А потом завел мотор и уехал, хлопнув пассажирской дверцей на ходу.

— Черт, как же больно, ушуист хренов, — Марат поднялся с земли, держа побитый глаз рукой, и отряхнул брезгливо джинсы от грязи, направившись с тяжелым вздохом к общежитию — наступило время собирать камни.

Камни собираться не желали: орали злобно через дверь, чтобы он шел в пешее эротическое и что камни долг отдали сполна. А его за такие разводы в тюрьму, в тюрьму посадить можно, чтобы самого отымели!

Марат понял, что придется засесть в осаду. Заказал себе с телефона в общежитие пиццу, воды, сунул проходящему мимо студенту сотку, чтобы сгонял за доставкой, когда приедет, и приготовился ждать — выйдет же рано или поздно Гирей в туалет.

Но Гирей, похоже, завалился спать, а Марат, тоскливо сожравший пиццу и поглядывавший на часы с нарастающей тревогой — уже было три часа дня, времени до расплаты оставалось мало — уже начал дрожать губами и думать, что стоит заехать тоже в аптеку и купить себе смазку, чтоб растянуть зад перед экзекуцией.

Было жалко и девственный зад, и новенький Харлей — Марат, тоскуя, мычал горестно и с ненавистью смотрел на дверь: ну выйди же, заветный осетинский камешек, так впершийся опасному Богдану.

Так долго заклинал глазами дверь Гирея, что не заметил, как заснул у нее же, а проснулся, когда Гирей все-таки вышел и с размаху дал дверью Марату в лоб.

— Не бей, Богдан! — закричал спросонья Марат и, увидев над собой изумленного Гирея, приободрился, вставая. — Надо поговорить, Гирей.

— Нет, — с холодным презрением фыркнул Гирей, — Не о чем. Пшел вон, идиот. Я погуглил, такое можно приравнять к сексуальному принуждению, а азартные игры вне определенных зон в России запрещены, так что будешь настаивать, посажу, мудак.

— Гирей, — взмолился Марат, — Я виноват, не спорю! Но выслушай же меня, пожалуйста! Богдан попросил меня передать тебе, что влюбился в тебя, весь год за тобой пробегал, пытаясь тебе это сказать. Я должен был именно это передать! И что он хочет, чтобы вы были вместе! А я сглупил и развел тебя на игру, подумал, что так будет быстрее и легче, а там вы сами поговорите.

— Так он не нацист? — удивленно спросил Гирей, смущаясь отчего-то, а манипулятивный Марат мгновенно нащупал слабину и перешел в наступление.

— Воооот как, Гирей? Так ты у нас шовинист? Любой русский для тебя, значит, расист и нацист, да? — Марат засверкал глазами, выпячивая гордо свою татарскую грудь, — Так ты из предубеждения так гнобил Богдана? Целый год?!

— Я… — Гирей смутился еще больше, — Но он… он так страшно смотрел…

— Он влюбился сильно, как только раз в жизни влюбляются, вот и смотрел, чудак! В тебя что, не влюблялись, что ли, раньше?

Гирей почему-то снова нахмурился и Марат подавился следующим словом, чуя, что опять оплошал и сболтнул лишнего.

— Да пошел ты! — гневно пыхнул Гирей, а потом закричал уже громко: — Пошел, я сказал! Сейчас комендантше стукну, что ты здесь не живешь вообще, а по левому пропуску вечно влезаешь!

— Гиреееей! — взвыл отчаянно Марат, но Гирей оглянулся, забежал обратно в комнату и выбежал с увесистым томиком Задоенко и Хуан Шуина, шипя так однозначно яростно, что Марат дрогнул и побежал.

На улице Марат посмотрел на часы и невольно всхлипнул — теперь наступило время собирать камни потяжелее. И побрел обреченно на автобусную остановку, чтобы заехать домой за Харлеем, а потом к Богдану отдавать долг.

У автобусной остановки Марат зашел в аптеку и купил смазку, тоскуя смертельно. У дома погладил со слезами на глазах Харлей и поехал медленно, не торопясь, делая круги по любимым местам, к Богдану.

Богдан открыл дверь на звонок стремительно со вспыхнувшим надеждой лицом, но погас тут же, узнав Марата, который смотрел на него так же тоскливо.

— Ааа, это ты. Проходи, — Богдан зашел в квартиру и плюхнулся на диван, уставившись в невидимую точку на выключенном телевизоре застывшими глазами.

— Я это… Харлей пригнал. У твоей машины стоит, вот ключи, — грустно сказал Марат и положил ключи на стол, — У тебя выпить есть чего?

— Есть. Вон там вискарь в баре, плесни и мне чуток, — Богдан махнул рукой, не отвлекаясь от невидимой точки, и Марат послушно налил обоим щедро: себе для анестезии, а Богдану для отсутствия эрекции. Но когда подавал стакан, то случайно пролил на Богдана половину из его стакана, тот перевел на него злые глаза, стянул мокрую футболку и процедил сквозь зубы:

— Какой же ты все-таки рукожоп, Марат!

Марат зажмурился, предчувствуя море боли, выпил свой виски залпом и ушел в ванную с аптечным пакетом, чтобы хорошенько, тщательно подготовиться к казни.

Пока совал в себя дрожащие пальцы, морщась от неприятных ощущений, ему послышалось, что в дверь позвонили, видимо, Богдан доставку заказал. Тот редко готовил, жил на ресторанной еде, мажор.

***

— Ты? — Богдан замер и с надеждой уставился на смущенного Гирея, помолчавшего и поводившего ногой по коридорной плитке, а потом сказавшего:

— Я извиниться хотел, Богдан. Дело в том, что я думал, что ты нацист, поэтому от тебя убегал. Мне стыдно, что из-за глупого предубеждения я не дал тебе шанс объясниться.

— О, — протянул Богдан, — Я не в обиде, правда, Гири. Ты проходи, не стой в проходе.

— Не, я лучше пойду, — Гирей покраснел еще больше, замялся, но все же спросил, поднимая глаза на Богдана, — А ты на самом деле в меня влюбился?

— По уши! — радостно улыбнулся Богдан, — Я никогда еще так никого не любил.

— Но ты же меня даже не знаешь, — Гирей тоже улыбнулся мягко и застенчиво и сделал микро-шажок вперед, а Богдан сглотнул и торопливо сказал:

— Знаю, Гири. Тебе двадцать один год, у тебя есть сестра на пять лет тебя младше, на тебя похожая, она приезжала к тебе. Любишь кофе и сладкие булочки с изюмом, не выносишь красный перец, предпочитаешь фильмы Альмодовара и американскую классику в литературе, а в музыке…

— Мне нравится Мэтр Жим, — закончил за него Гирей и рассиял глазами так волшебно, что Богдан застонал и рывком придвинулся к нему.

— Богдан, я это… готов уже, — в гостиную, а после в прихожую к ним прошлепал голый Марат и замер растерянно при виде них, — Я что, не вовремя?

Гирей тут же похолодел лицом, фыркнул презрительно что-то на осетинском и вонзил черные кинжалы своих глаз в омертвевшего Богдана, только сейчас поняв, похоже, что Богдан по пояс тоже голый.

— Мудаки! — подытожил Гирей и выскочил за дверь, а Богдан развернулся к Марату, простонал с мукой:

— Какой же ты еблан, Марат! — врезал снова в глаз, обулся, схватил куртку и выскочил вслед за Гиреем.

— Ай, козел! — закричал Марат, хватаясь за глаз, — Бля, буду считать, что мы в расчете! Харлей тоже заберу! Привел к тебе Гирея, как обещал! И есть же пидоры в русских селеньях! На кой тебе осетин?!

Быстро оделся и выглянул боязливо в окно: там стояли Гирей с Богданом и что-то горячо обсуждали, Гирей колотил злобно кулаками Богдана по груди, а тот, не прикрываясь руками, терпел и продолжал пламенно вещать. Марат заинтересовался и застыл, наблюдая: все равно выход к Харлею был перекрыт мощным телом Богдана, а выходить и попадать под горячую руку не хотелось.

Когда Гирей вдруг дрогнул и смущенно уставился на носки своих слипонов, Марат почуял, что дело Богдана выгорает, и азартно заплясал на месте, приговаривая:

— Ну же, Гирей, спаси мой зад от растления!

Богдан склонился над Гиреем и зажурчал еще убедительнее, судя по тому, что Гирей разрешил взять себя за руку. А когда Богдан приподнял бережно лицо Гирея к себе и поцеловал страстно, Марат вскрикнул на всю квартиру:

— Йес! Фух, я свободен!

И помчался вниз, счастливый донельзя. Целующиеся Богдан и Гирей его даже не заметили.

========== Часть 3 ==========

Богдану Марат благоразумно решил не звонить несколько дней — пусть там голубки наворкуются, нарадуются друг другу, а потом он уже осторожно позвонит и уточнит, нельзя ли ему забрать свой Харлей. Когда вне себя от счастья он захлопнул за собой дверь и побежал вниз к своему сокровищу, то только у Харлея понял, что ключи забыл на столе у Богдана. Посмотрел мрачно на целующихся, дернулся, было к Богдану, но вспомнил слова Гирея об инстинкте самосохранения, и, плюнув, поплелся на автобусную остановку. Положим, Харлей стоит под навесом, двор Богдана охраняется, за несколько дней ничего с его сокровищем не случится.

Выждал ровно пять дней и, скрестив пальцы на удачу, набрал номер Богдана. Тот ответил рассеянно таким блаженно-счастливым тоном, что Марат мгновенно приободрился и радостно защебетал:

— Ну, помог я тебе, Богдан?

— Что? — похолодевшим голосом спросил Богдан и Марат тут же сдулся.

— П-помог, говорю, Харлей прикатить. И это… спросить хотел, может, все же ты мне его отдашь обратно, а? Я, правда, старался! У Гирея в общежитии на полу несколько часов просидел! Он мне дверью по лбу дал, до сих пор шишка осталась. А ты дважды в глаз врезал, синяк не прошел еще…

— Ладно, — смилостивился Богдан, — Приезжай вечером за ключами, только после семи. Мы с Гиреем вещи из его комнаты ко мне перевозить будем, раньше никак.

— О, так у вас все срослось! Ну рад за тебя, братан! — Марат возликовал, — После семи буду, как штык! Или хочешь, помогу с переездом? — добавил он, надеясь, что Богдан откажет.

— Ну давай, если хочешь. Руки лишними не будут, тогда к пяти у Гирея в общаге встретимся, — Богдан отключился.

— Бля, элементарной вежливости не понимает, идиот, — с досадой буркнул Марат, — Нормальный бы человек отказался от помощи, сказал бы, что сам справится. Еще и вещи теперь таскать, у Гирея, наверняка, миллион книг в комнате, спину надорвешь их носить.

***

Богдан, вжимая смущенного Гирея в стену, целовал жадно, глубоко и отчаянно, не обращая внимания на прозвеневший звонок и проходивших мимо студентов, косящихся на них с завистливыми смешками. Оторвался со вздохом только, когда Гирей слегка толкнул его в грудь, заставляя отстраниться.

— Мне пора, Богдан. Она же ждет уже, — Гирей, взъерошенный, покрасневший с опухшими губами, смотрелся так очаровательно, что Богдан с мукой в глазах поправил стояк и кивнул, снова вздыхая:

— Гири, тогда к четырем у тебя, ладно? Ты все собрал?

— Почти все, осталось только еще две полки книг в коробки уложить, но большую часть их я уже упаковал, — Гирей поцеловал быстро в губы и дернулся назад, выскальзывая из захвата, — Иди уже, твоя пара началась.

Проводив Богдана, Гирей побрел задумчиво по университетскому коридору и сиял мечтательно глазами, думая о случившемся перевороте в своей жизни. Если у него и были поначалу сомнения в серьезности чувств Богдана и в собственной, внезапно сменившей курс, ориентации, особенно после появления Марата в полном неглиже, то уже рассеялись. Богдан был настолько убедителен и словесно, и чувственно — тут Гирей зарделся и поправил шарф на пятнистой шее — что крохи сомнений улетучились, а в душе расцвело робкое еще, но такое прекрасное жгучее чувство. Тогда в общежитии он искренне разозлился, когда паршивый и проницательный Марат наступил на больную мозоль — в Гирея раньше никто не влюблялся сильно, от чего он горевал порой и думал, что не заслуживает его скромная персона таких ярких эмоций в другом человеке. А так хотелось ощутить сильную феерию, причем взаимно! Но, похоже, вселенная его услышала и отправила ему Богдана.

Свой долгосрочной герлфренд Тане, например, Гирей явно нравился, что не мешало ей стрелять глазками в более мужественных однокурсников и совершенно не млеть при виде него, а вот Богдан смотрел на него так неистово и бешено, что Гирей сам млел и покрывался нервными пятнами, как жираф, до которого все-таки дошло, что его любят и любят редкой по силе любовью.

Гирей вздохнул с трепетом и улыбнулся счастливо замдекана Островской.

— Здравствуй, Гирей, — сказала она ласково, — Ну что могу сказать, молодец, твоей дипломной я довольна. Можешь считать себя до защиты свободным.

— Здравствуйте, Элеонора Васильевна, спасибо! Вот тут исходник, если надо будет что-то перепечать, — Гирей протянул флешку и снова так сияюще улыбнулся, глядя мечтательно черными глазищами сквозь нее, что она тоже растаяла и только открыла рот, чтобы отправить его восвояси, как в кабинет к ней влетел преподаватель истории Зимин, по совместительству и библиотекарь, нервно провопивший:

— У нас ЧП, Элеонора Васильевна! Какой-то засранец засорил туалет над библиотекой! Ценнейшие экземпляры умирают буквально на глазах в отвратительной жиже! Сантехник уже устраняет засор, но нужно спасать книги!

class="book">Островская сорвалась с места тотчас же и взмолилась:

— Гирей, прошу, помоги! Иван Ильич, позовите ещё свободных студентов, у кого перерыв между парами!

Книги! И в каловых массах! Ужас! Гирей, не думая, полетел за ними спасать святое.

Богдан сидел, не слыша лектора, со счастливо тупым видом человека, добившегося мечты, сидевшей на вершине недоступного Эвереста. Год ожидания стоил того: его чудесный, невообразимо желанный Гири вознаградил его сторицей за упорство и любовь — Богдан промычал блаженно, вспоминая минувшую ночь, и опять поправил стояк, теперь железно упирающийся в ширинку при одной лишь мысли о губах, глазах, длинных тонких пальцах Гири, трогающих…

— Мещерский! — прогремел голос возмущенного Иванова, -А ну повторите, что я сказал!

— Гиири… — простонал Богдан, смотря невидяще на Иванова, тот вспылил еще больше и прорычал:

— Таааак, вы исчерпали мое терпение, Мещерский! Напишите после лекций мне эссе на пройденную сегодня тему и сдайте до пяти часов! Иначе не допущу до экзамена!

Богдан очнулся полностью и нервно дернул шеей:

— Простите, Георгий Александрович, я плохо себя чувствую, можно я?..

— Нет, Мещерский! — тот мстительно фыркнул и щелкнул пальцами, — Слушайте лекцию и не злите меня больше своим отсутствующим видом!

— Козел, — прошептал Богдан и быстро написал сообщение Гирею, что припоздает.

А Гирей тем временем переносил в сухое место в руках охапку книг, склоняясь под их тяжестью, и охал, кляня себя за нежелание заниматься спортом — руки, спина и ноги от непривычной нагрузки дрожали и требовали отдыха. Но отдыхать, когда хрупкая Островская неустанно носилась с книгами туда и обратно, Гирей не мог, только тихонько кряхтел.

Через пару часов они впятером: Островская, Зимин, Гирей и еще двое неудачников, не успевших сбежать от Зимина, сидели устало на полу в библиотеке, сделав передышку.

Гирей, чувствуя, что телефон завибрировал в заднем кармане джинсов, замычал в отрицании — двигаться не хотелось совсем, но все же вытащил телефон и встал, чтобы не мешать отдыхающим своим разговором.

— Гирей, — сурово сказал Хасан, — Мне не понравилось твое сообщение, что ты переезжаешь к своему другу. Что это за друг такой, который без оплаты готов тебя принять?

— Хасан, он… ну… очень хороший человек, — тихо ответил, краснея, Гирей, — Мне сейчас неудобно говорить, Хасан, давай позже?

— Гирей, мне кажется, ты просто хочешь увильнуть от разговора, — проницательно уловил Хасан, — На мои сообщения ответил уклончиво, сейчас тоже вдруг неудобно разговаривать. Меня попросил твой отец за тобой присматривать, забыл?

— Не забыл, — тоскливо протянул Гирей, уходя все дальше от остальных книгоспасателей и чуя, что момент для каминг-аута совершенно не подходящий, — Просто поверь мне, Хасан, Богдан — добрый, умный, замечательный. И да, готов принять меня без арендной платы, потому что квартира у него своя. Мне все равно после окончания пришлось бы искать жилье… Ай! — Гирей споткнулся о лежавшую на полу стопку старых газет, которые они спасать не стали, и уронил телефон прямо в зловонную лужу, капающую с потолка.

— Гирей? Гирей! — прокричал Хасан, все больше настораживаясь из-за того, что Гирей вдруг отключился, — Хороший друг, значит, ну-ну. Посмотрим мы на друга.

Марат пришел в общагу пораньше, чтобы отмучаться поскорее и забрать наконец свой Харлей у долбаного психопата. Но в комнате Гирея еще не было, судя по молчанию на требовательный стук, — Марат чертыхнулся и присел на широкий подоконник около сурового широкоплечего шатена лет тридцати.

— Тоже к Гирею? — настороженно скосился на него шатен и Марат кивнул согласно.

— Ага, помочь с переездом надо. Все его талмуды перетаскать в машину Богдана.

— А, понятно, — шатен расслабился и протянул руку Марату, — Хасан, очень приятно.

— Марат, тоже приятно, — Марат пожал руку и привалился плечом к стене оконного разъема, набирая сообщение Гирею.

— Давно с Гиреем знакомы? — Хасан изучал Марата внимательно светло-карими, почти желтыми глазами, напоминая стервятника.

— Да, мы же однокурсники, — Марат убрал телефон и буркнул, — Чего не отвечает-то?

— А Богдана тоже знаете? — Хасан сощурился хищно.

— Давай на ты, лады, ты же не совсем старик. Конечно, знаю, как не знать! — Марат оживился и повернулся к Хасану, — Год знакомы, как тот переехал сюда из Лондона, дурак, в Лондоне ему не сиделось. Учится сразу у нас на инъязе и параллельно в Лондонской школе экономики, потому что родители настояли. Чего в Англии не учился, там же явно круче! Потянуло идиота на родные просторы, видите ли! И все, блин, успевает! И учиться, и спортом заниматься, и в карты, бля, Харлеи выигрывать!

— В карты, — протянул зловеще Хасан, — Интереееесно.

— Да, в очко! — Марат вспыхнул злобно, — И ладно бы, в карточное очко только играл! Еще до моего очка хотел дорваться, представь себе! Поимею, говорит, без смазки! А я вообще не гей, ну там, пара поцелуев на вечеринке под пивко не считается. И пусть Богдан красивый, но не в моем вкусе совершенно! Мне девчонки нравятся! Хорошо, что Гирей все же сменил гнев на милость и сдался ему, а то б я потерял анальную девственность.

— Так он гей, — инквизиторским тоном прошипел Хасан, — И Гирей тоже, значит?

— Ну, а то? Или скорее би, раньше-то Гирей с Танькой встречался, — Марат хмыкнул, — В первый раз, положим, Богдан его завалил почти без его согласия, напором взял. Но, видимо, напор был так хорош, что Гирею понравилось.

— Вооот как, — Хасан, казалось, засветил глазами почти демонически желто. — Ну поскорее бы пришел Богдан, который все успевает, — и похрустел мощными кулаками.

— А! Вот и он, — Марат спрыгнул с подоконника, радостно крича Богдану, — Привет, братан. Где Гиря?

— Привет, не могу дозвониться, что-то с телефоном у него, — Богдан, не видя вставшего с подоконника Хасана, пытался набрать Гирея.

Но тот забежал в общежитский коридор сам, задыхаясь от быстрого бега.

— Ой, прости, опоздал. В библиотеке авария случилась, я помогал, а там телефон утопил в… Хасан?!

— Хасан, Хасан, — злобно прорычал Хасан, подступаясь к Богдану, настороженно на него смотревшему, — Ну, будем знакомы, Богдан! — и, хэкнув, врезал ему в зубы.

Дрались долго и с переменным успехом: оба были сильны и хороши в драке. Отметали подлетавших к ним Марата и Гирея к стенам, утирали кровь с лиц и бросались в битву с яростным рычанием, не уступая друг другу в злобе и силе.

Гирей дрожал губами и кричал громко:

— Прекратите! Прекратите же! Хасан, Богдан!

А Марат плясал вокруг них, стараясь не попасть под кулаки, и тоже орал громко:

— Вы чего творите-то? Сейчас коменда услышит и полицию вызовет! Ау, гладиаторы!

Наконец Гирей пробился к своей комнате, вытащил оттуда стеклянную банку, сбегал до туалета и, вернувшись с полной воды банкой, выплеснул ее на драчунов, мгновенно унявшихся.

— Хасан, — зло крикнул Гирей, — Ты какого хрена Богдана ударил?

— Как какого хрена, Гирей? Я должен за тобой следить и защищать! — Хасан взвился, — А этот оборзевший пидор тебя изнасиловал!

Гирей изумился и выпустил с грохотом банку на пол:

— К-кто тебе такую фигню сказал, Хасан? Меня никто… Он любит меня! А я люблю его!

Богдан расцвел побитым лицом и уставился на Гирея с таким счастливым видом, что Гирей зарделся, а Хасан недоуменно заморгал:

— Так он не?.. Вот этот козел сказал! — и ткнул пальцем в съежившегося Марата, на которого посмотрели все трое одинаково злобно.

— Я… это… Думаю, вам по-семейному стоит пообщаться, я не вовремя опять. Я… пойду, пожалуй… — и, заорав испуганно от рванувшейся к нему троицы, помчался олимпийским бегуном вниз к выходу.

Вещи переносили втроем после долгой беседы в комнате Гирея, где все выяснили и успокоились.

Хасан напоследок пожал руку Богдану, а Гирею сказал спокойно:

— Гей так гей, мне без разницы, главное, чтоб счастлив был. А ты смотри у меня, не обижай Гирея, а то побью.

— Не обижу, — улыбнулся Богдан, прощаясь, а, закрыв дверь машины, повернулся к Гирею и спросил с придыханием: — Любишь, значит, Гири?

— Люблю, — Гирей затрепетал ресницами и подался вперед, приоткрывая рот для поцелуя, — Наверное, рано такое говорить, но я чувствую…

Богдан застонал от огромной радости и поцеловал Гирея жадно, а, нацеловавшись, оторвался от него с трудом и завел дрожащей рукой мотор.

В субботу утром Гирей, стоя у окна с чашкой кофе в руках, позвал Богдана ласково:

— Богдаша, иди-ка сюда, посмотри вон туда под парковочный навес.

Богдан послушно подошел, поцеловал в шею, вдохнув с наслаждением его запах, и посмотрел в указанное место.

— Мудиииила, — пропел он восхищенно, наблюдая, как Марат протирает тряпочкой блестящие бока Харлея.— Ну что, Гири, тащу сюда?

— Тащи, — зловеще протянул Гирей, отставляя чашку на подоконник, — И запомни, Богдаша, без смазки!

========== Бонус ==========

— Ай, отпусти! — Марат, в короткой потасовке получивший от Богдана опять в глаз, ладно бы в другой для разнообразия, но левша Богдан неизменно бил в правый; отчаянно выдирался из захвата, но не мог — сволочной Богдан был значительно сильнее, отожрался там у себя на английских харчах.

— Не пыхти, Марат, бесполезно, — Богдан открыл дверь и без особых усилий протащил через всю квартиру упирающегося Марата в спальню, где уже ждал злорадно сверкающий глазами Гирей.

— Я на вас в полицию подам за изнасилование! — закричал истошно Марат, но Гирей ухмыльнулся, нисколько не испугавшись:

— А я на тебя встречный подам, посмотрим, кто кого. Богдан свидетелем выступит, — и начал быстро расстегивать ремень и ширинку, стаскивая с перепуганного до смерти Марата джинсы вместе с бельем, пока Богдан заламывал ему руки.

— Не дергайся, Марат, — хмыкнул спокойно Богдан, — Если Гири понравится, то я тебе Харлей обратно отдам. Не будешь зажиматься — даже удовольствие получишь.

— С-сомневаюсь, — прошипел Марат, — Пидорасы, что же вы делаете-то?

— Создаем еще одного пидораса, — желчно ответил Гирей, — Хотя нет, ты уже моральный пидорас, Марат. Ну давай, Богдан, приступай.

Богдан брезгливо осмотрел покрывшиеся нервными мурашками волосатые ягодицы Марата и поморщился.

— У меня на него не встанет, Гири, ты только посмотри на его задницу! Тут даже после виагры упадет.

Марат обиделся за свою пятую точку, накачанную вообще-то и вполне привлекательную, никто из девчонок не жаловался. И бездумно выпятил ее соблазнительнее назад, буркнув:

— На свою посмотри, горилла с мускулами! Ну, будешь трахать или нет?

— Скорее нет, чем да, — вздохнул Богдан, но Гирей топнул ногой и решительно развязал на себе халат, сдергивая его и обнажая хрупкое, но очень привлекательное тело — Марат с интересом посмотрел на него и подумал, что в чем-то Богдана понимает: Гирей на самом деле был красив.

Богдан отреагировал моментально низким полурыком, и Марат опять сжал нервно ягодицы, чувствуя, что все же совершенно не готов к анальной дефлорации. Но Богдан отшвырнул его в сторону и накинулся на Гирея, который, впрочем, ничего против не имел и жадно целовал Богдана, пока тот лихорадочно его оглаживал.

Марат застыл в одной футболке и со спущенными до щиколоток джинсами, наблюдая зачарованно за самой горячей порно-сценой в своей жизни. Мощный загорелый Богдан, срывающий с себя быстро одежду, не отрываясь от губ хрупкого белокожего Гирея, и сам Гирей, бесстыдно раздвигающий ноги и шепчущий в губы Богдану:

— Давай, Богдаша, во мне еще смазка осталась.

…оба они смотрелись настолько возбуждающе, что Марат с изумлением скосил глаза вниз на свой железный стояк и простонал, оседая на край кровати из-за ослабевших внезапно конечностей.

Богдан закинул быстро ноги Гирея себе на плечи, подхватил его за ягодицы и вошел, застонав хрипло, а Гирей так сладострастно запрокинул голову со всхлипом, что Марат тоже всхлипнул и схватил себя за член, начиная дрочить.

— А я как же? — обиженно протянул он, прерывисто дыша от вбивающегося рьяно в поплывшего взглядом Гирея Богдана, тот покосился на него яростно и профырчал под такт толчков:

— А ты пшел вон. Мо-жешь клю-чи заб-рааать, на ве-шалке онии. И, су-ка, не смей дрочить на Ги-ри! Ууубью!

Марат вздохнул с облегчением и непонятным разочарованием, натянул на себя с трудом белье с джинсами и враскоряку потопал к выходу, поправляя до болезненности твердый член и думая рассеянно, а не передернуть ли ему в туалете под возбуждающие стоны обоих.

Пока решал, в открытую дверь квартиры зашел Хасан с удивленным вопросом:

— А чего это у вас дверь открыта? — и, тут же услышав стоны из спальни, ответил себе сам, — А, понятно. Хм, и ты тут, пиздун-задушевник! На ловца и зверь бежит!

— С чего это? — насторожился Марат, сдергивая быстро ключи от Харлея с вешалки.

— А с того, ебнутое ты создание, что Гирей мне рассказал, кто его шулерством заставил к Богдану идти. Хорошо, что у них все сложилось, а то лежать бы тебе в морге, идиот, — Хасан сверкнул желто глазами и, вдруг снова прислушавшись к стонам, осклабился похотливо. — У них же тут еще спальня есть, шуруй туда, наказывать буду.

— Меня они уже наказали! — Марат раздражённо показал на свой глаз, — И отпустили! Так что…

— Так что наступила моя очередь. Чего уставился? Я тоже би, а ты вполне в моем вкусе, — Хасан скинул куртку с обувью, закрыл дверь и двинулся на Марата с такой решимостью в жёлтым горящих глазах, что Марат попятился невольно в гостевую спальню, судорожно сглатывая при виде начинающих чернеть глаз Хасана.

Тот толкнул его небрежно на постель и открыл тумбочку, сказав рассеянно:

— Где тут у них… А вот, — и бросил около застывшего Марата тюбик со смазкой, пояснив, — Сам такой, везде в квартире для удобства смазку оставляю, а то, если приспичит, бежать за ней лень. Раздевайся, пиздун.

— Меня Марат зовут, — мрачно буркнул Марат и смерил снявшего худи вместе с футболкой Хасана взглядом: есть ли шансы его побить? Судя по обнажившейся мускулатуре, шансы у Марата были нулевые, так что он по-философски вздохнул, подумав, что анус он смазать сможет, а выбитый зуб придётся потом вставлять. И стащил, кряхтя, с себя джинсы с бельём, оставляя верх на себе.

— А, да ты, я смотрю, не против? — Хасан оценил твёрдость эрекции и усмехнулся добродушно, укладываясь рядом и притягивая заледеневшего Марата к себе. — Да не трясись ты, тебе понравится.

— Задолбали уже «понравится, понравится». С хера ли натуралу должно понравиться? — разозлился Марат, увертываясь от губ и переворачиваясь на живот, — Давай уже наказывай, мудак!

Хасан растягивал долго, Марат уже успел соскучиться от неприятного копошения в своей заднице и сосредоточенно думал, о том, что Харлей пора бы уже отвезти в сервис, ещё показать мастеру по аэрографии и уточнить стоимость рисунка, который он выбрал, и тюнинг колёс — интересно хватит ли у него денег…

Тут Хасан вошёл и Марат утратил способность конструктивно мыслить, простонав в болезненной агонии:

— Ох ты ж, бляя!

— Ага, — охотно подтвердил Хасан, входя глубже небольшими рывками, — Это тебе, задушевник, за мудака, за шулерство и подставу!

— М-медленнее, — взмолился вмиг вспотевший Марат, — Я ж сдохну ща!

— От члена в заднице никто еще не помирал, — прошипел Хасан, — Я и так медленно, еле держусь!

Марат взвыл отчаянно и, желая покончить с мукой, насадился сам до основания, чуть не сомлев от боли, Хасан аж охнул, придерживая его за бедра, и заорал:

— Ты дебил?! Хотя чего я спрашиваю — дебил и есть. Ну, погнали!

От гонки с Марата полился пот, но почему-то вскоре стало настолько невероятно жарко и хорошо, что он, изумленно повизгивая, насаживался бодро сам и еще подгонял злобно:

— Чего ты копаешься, старпер? Давай быстрее!

Старпер хмыкал смешливо и поддавал быстрее, а потом схватился за член Марата и задергал так, будто хотел его оторвать — Марат хотел, было, заорать, что член ему еще нужен, но не успел, скорчился в оргазменных судорогах и провалился в такую звездную черноту, что в глазах еще не скоро прояснилось.

— Мда, — резюмировал лежащий рядом Хасан, хлопавший его по щекам, — А говорил — натурал. Вставай, бывший натурал, ты свободен.

Вставать Марату совершенно не хотелось, все тело нежилось в сладчайшей истоме, хотя зад и потягивало остаточной болью. Он слез, кряхтя, с постели, натянул джинсы с бельем, завистливо прислушался к стонам из спальни Богдана и Гирея — те, похоже, шли на оргазменный марафон. И пошел уныло к выходу, а у Харлея взвыл, похлопав себя по карманам — снова забыл долбаные ключи! Возвращаться не стал, да ну их! Опять поимеют. Или вернуться? Марат задумчиво сжал ягодицы и поправил полутвердый член, встрепенувшийся от приятных воспоминаний, но напомнив себе, что у него и гордость вообще-то имеется, плюнул и позвонил в страховую сообщить, что у него украли ключ от Харлея.

Всю неделю, пока ждал новый сет ключей, Марат вспоминал рассеянно Хасана и краснел над своей дипломной, которую, в отличие от Гирея, только еще дописывал по правкам куратора, прогорая по всем срокам. И сдал буквально перед защитой, умолив куратора принять ее буквально на коленях.

Два влюбленных козла, еле оторвавшихся друг от друга перед защитой, скользнули по Марату незаинтересованными взглядами, и он опять тоскливо вздохнул, восстанавливая в памяти горячую порно-сцену — еще бы посмотреть хоть разок.

И защищал свою дипломную работу так пылко, так бурно, прикрывая папкой стояк, что защитился легко и даже заслужил от потрясенного куратора похвалу.

Марат вышел довольно к парковке к своему Харлею и замер испуганно: у Харлея, присев на него хищно, его ждал Хасан, улыбнувшийся плотоядно при виде него:

— Чего встал? Иди сюда, ключи отдам.

— У меня уже есть, — мрачно прошипел Марат, — Свали с Харлея, мудак.

— Опять «мудак», — огорченно вздохнул Хасан и притянул его к себе для жадного, глубокого поцелуя, погрузившего Марата в странную задумчивость, — Что ж, все же надо поучить тебя манерам. Поехали ко мне.

Марат вскинулся гордо, открыл рот возмущенно… а потом надел шлем и буркнул:

— Адрес говори, мудак.