Настуся [Инна Митрофановна Христенко] (fb2) читать постранично, страница - 2

подошла к матери, постояла немного, глядя, как из-под машинной лапки, совсем как живая, выползает простроченная материя.

— Мама, есть хочу! — проговорила наконец, дёргая мать за рукав.

— Вот какая ранняя! — не приостанавливая работы, ответила та. — Ещё и не заработала! Возьми-ка да вдень нитки в иголки, ведь ты знаешь, что я не вижу…

— Сейчас, мама!

Настуся примостилась на лавке возле матери и взялась за знакомую работу. Вскоре добрый десяток иголок с длинными белыми хвостами уже торчал в подушечке на стене. А Настуся ещё раз, уже смелее, напомнила:

— Ну, мама, так чего поесть?

Но мама отмахнулась:

— А ну не приставай! Видишь, некогда мне.

Девочка притихла. А машинка всё стучала и стучала, и в такт ей мелко дрожали мамины склонённые плечи. Не знала Настуся, что всю ночь напролёт просидела мама над складочками и оборочками, лишь бы только своевременно сдать работу.

Но вот и последний стежок сделан. Мама встала, разогнула наболевшую спину. Подойдя к полке с мисками, достала хлеб, отрезала ломоть, побрызгала пёрышком, лежавшим в мисочке с постным маслом, и посолила серой солью.

— Держи-ка, — протянула Настусе. — Сбегаешь сейчас в лавку, купишь лимонной кислоты, а в мясной купишь шкварки.

Она одела Настусю в чистенькое, собственноручно сшитое ситцевое платьице, расчесала светлые кудряшки гребешком и положила в ладонь несколько медных монет.

Подпрыгивая, Настуся побежала со двора. Не было ничего приятнее, как исполнять мамины поручения. Это ж надо пройти через всю Колонию^[1], в самый город, а по дороге столько интересного! Вот как выйдешь на Фабрикантскую улицу, так сразу увидишь зелёный забор. Это усадьба немца Лангера. В заборе есть дырочка, и если заглянуть в неё, то виден большой, красивый сад. А посреди сада стоит… чтоб вы думали? Настоящий игрушечный домик! Весь из досточек сбитый — жёлтых, зелёных, красных, — с настоящей дверью и окнами. Вот бы в нём поиграть! Семилетняя Настуся ещё отродясь не имела игрушек, кроме самодельной тряпичной куклы, завёрнутой в разноцветные ситцевые лоскутки… Ну и как же тут оторвать восхищённые завистливые глаза от чудесного домика!

Вздохнув, Настуся неохотно двигалась дальше и, купив всё, что велела мама, не спеша возвращалась домой. По дороге с наслаждением сосала кусочек лимонной кислоты. Набила оскомину и казалось, что во рту барбариска.

А дома Настусю ждала уже горячая картошка с постным маслом. Это было, как всегда, неожиданно вкусно. Не успела ещё мама и к столу присесть, как не стало картошки в глиняной миске. Мама подложила ещё, но Настусю как ветром сдуло. Торопливо, облизав обсыпанные солью пальцы, она выбежала на улицу. Там слышался визг соседской Варьки, звенел чей-то неудержимый смех и предвиделось столько развлечений! Можно поиграть в чурки, можно лепить хатки в песке. А то вдруг кто-то крикнет:

«Побежали на Крутую гору!»

И стаи детишек как не бывало. С криком и свистом помчались по улице вниз, пронеслись через луга и очутились возле маленькой речушки Тарапуньки. Ой, сколько тут лопухов, высоких, как лес, и широких, словно зонтики! В лопуховых зарослях, будто в дебрях невиданного дремучего леса, разбрелись дети. И вот уже закипела жаркая работа. Нарвали целые ворохи травы, намостили ложе, столы, застелили их самыми большими лопухами. Ну и хоромы получились, прямо царские!

Не заметили, как и солнце село за Крутой горой. Пора домой. Вылезла детвора из лопухов и пошла дорогой мимо густого шелковистого проса.

— Айда в просе купаться! — встрепенулась Варька.

— Купаться, купаться!..

Дети стремглав шмыгнули в просо — и ну прыгать среди мягкого зелёного моря, нырять в шелковистые волны.

Но вдруг с дороги, словно гром, прогремело:

— Ах вы сорванцы! Просо толочь?! Да я вам!..

Как воробьи от ястреба, бросились врассыпную от этого неожиданного голоса. Бежали, спотыкаясь в темноте, падали, сбивали колени. Шустрая, быстроногая Настуся одной из первых очутилась на своей улице. Сзади что-то топало, но она, не оглядываясь, проскользнула прямо во двор и, запыхавшаяся, потная, вскочила в хату.

При тусклом свете керосиновой лампы не сразу рассмотрела маму, сидевшую на лавке. Однако уже с порога детским сердцем почувствовала: что-то неладно. Виновато склонив голову, девочка медленно приблизилась. Была готова принять на себя все укоры, лишь бы только в склонённой фигуре матери не чувствовалось столько печали.

Но мама и не укоряла. Это было хуже всего. Настуся постояла немного и заглянула к ней через плечо. Что это у мамы в руках? И сразу узнала: это была снятая со стены фотография в чёрной рамке. Не отводя глаз, смотрела мама на усатого солдата в мундире с погонами и двуглавым царским орлом на пряжке широкого пояса.

Настуся знала: это её отец. Она была совсем маленькой, когда его взяли в солдаты. Прошлый год они с мамой ждали отца домой, но тут началась война. Царь послал его на войну, и теперь папа не