Фантазёр - покоритель горных вершин, или Повесть о мальчике, мечтавшем покорить вершины, на которые никогда не ступала нога человека [Отиа Шалвович Иоселиани] (fb2) читать постранично

- Фантазёр - покоритель горных вершин, или Повесть о мальчике, мечтавшем покорить вершины, на которые никогда не ступала нога человека (пер. Александр Луарсабович Эбаноидзе) 7.24 Мб, 111с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Отиа Шалвович Иоселиани

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СЕЛО ЦИНАРЕТИ

СЛЕПОЙ ЩЕНОК

Бабушка говорит, что родилась под несчастливой звездой; мама вздыхает и клянёт день, когда она появилась на свет; отчим вслух ни на что не жалуется, но, трезвый или хмельной, ходит понурый. О них ничего не скажу, но я… Сколько я сею добра по свету, так прямо обеими пригоршнями и разбрасываю. А что толку?.. Видно, нет у меня счастья. Видно, такая моя судьба. Люди в один голос твердят, что судьбы нет, что это выдумка. Но почему же тогда мне всё время не везёт? Надо, чтоб человеку хоть когда- нибудь да повезло, иначе худо дело.

Вот хотя бы сегодня утром.

Мама, как обычно, ни свет ни заря ушла на ферму. Бабушка накануне допоздна перевязывала мне шерстяные носки, ей пришлось распустить и вязать их заново, потому что, когда я примерил, оказалось, они малы. Бабушка сдёрнула носок у меня с ноги и, словно застав на месте преступления, строго оглядела меня.

— Это что же такое! Надо же, как вымахал! Расти большой!..

Когда бабушка говорит мне что-нибудь хорошее, она отворачивается, чтобы не испортить меня похвалой.

Бабушка — единственный человек, кто хоть иногда говорит обо мне что-то хорошее, но и то за глаза. Такое уж у меня счастье, такая судьба…

Мой хмурый отчим вчера почему-то вернулся домой трезвым. Всё вздыхал и жаловался: «Шкуру, — говорит, — с меня спустили, шею намылили…» А нынче утром как побитый поплёлся на работу с секачом за поясом, видно, ограждать посадки шелковицы пошёл. А про спущенную шкуру он сильно преувеличил: шкура на нём была прежняя — на лбу, чуть выше левой брови, всё то же красноватое родимое пятно величиной с десятикопеечную монету.

Так что дома помешать мне некому.

Я заточил карандаш. Отыскал в старой сумке железный треугольник, вместо тетрадного листа в клетку достал бумагу для рисования и принялся чертить план собачьей конуры. Чертил и так и эдак… А что толку?.. Я же сказал, мне ни в чём не везёт…

Немножечко терпения. Вы-то ведь не знаете, какую конуру я собираюсь строить и почему.

Эх, если б вы всё знали!

Это случилось недавно. В тот день рохля Гиви (он сидит пень пнём на одной парте с Лали) на большой перемене объявил ребятам:

— Мы с отцом вчера переправили давильню к дяде Бесо.

«Что? — насторожился я. — Выходит, они ещё не собрали виноград! Как же это я не знал?»

— Ну и что? — спросил я.

— А то, что когда мы везли давильню на арбе, она сильно перевесилась назад, и ярмо чуть не задушило быка. Хе-хе-хе! — Гиви изобразил, как задыхался бык.

— «Хе-хе-хе»! — передразнил я его. — Разиня! А почему ты не пересел вперёд? Вот запрячь бы тебя самого в ярмо, тогда бы ты подумал…

— А мне что… Отец ничего не сказал, и я…

— Наверное, он сказал тебе: разинь рот и посчитай ворон. Чего тут говорить-то? Если арба накренилась назад, значит, надо сесть вперёд и выровнять её.

В это время зазвенел звонок, но полузадушенный бык и на уроке не давал мне покоя. Что делать — не терплю никакой несправедливости. До конца уроков только и думал, как проучить Гиви за быка.

А тут ещё вспомнилось, что этот самый бык вспахал нам прошлой весной весь участок и, можно сказать, прокормил нас. «Бык — благородное животное, — говорит бабушка о быках, — считай, взял на себя всю заботу о людях».

Как тут не проучить Гиви, как ему спустить?!

Поначалу я собирался поколотить его, но он ведь ябедничать любит… Доложит своему деду, потом мне в кузницу и носу нельзя будет показать. Нет, лучше забраться в его виноградник и всю злость выместить на засахарившемся янтарном винограде. Не могу быть равнодушным к несправедливости!

Обычно, возвращаясь из школы, я часа два болтаюсь на улице: знаю, что отчим явится к обеду подвыпивший; один его вид портит мне всё настроение.

Бабушка кладёт передо мной на стол кукурузную лепёшку, сыр и книгу — ешь и читай.

Обычно после школы у меня появляется какое- нибудь срочное дело. Надо что-то уточнить, выяснить, во что-то вмешаться. Скажем, откуда у дяди Викентия такая пашня, когда ни трактора, ни даже быков у него нет и к тому же одной руки не хватает. На селе всякое говорят, но надо своими глазами всё увидеть. Не зря же говорится, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

А бахча у него и в самом деле оказалась первый сорт. Но мы-то знаем, на базарах бывали: надо на вкус проверить, не то глаз подвести может. Трудно перетащить через частокол огромные арбузы и дыни. Если б это были мячи, совсем другое дело: бросил — и ладно.

В итоге я доволен. Благословляю руку дяди Викентия и с грустью думаю, что хорошо бы было, если бы не было войны и обе его руки были бы при нём…

Бабушка мне всё время твердит о справедливости. Но разве было бы справедливо не наведаться в сад Василия Георгадзе, когда его пёс уже четвёртый день как приказал долго жить.

А колхозный