делать нечего.
– Тебе то откуда знать?
– Кому как не мне. Я прямиком оттуда.
Леха Корзинкин, по уличному Рокки, выпрямился и заслонил собой тающий под ветром закат. Широкоплечий. Усатый. С толпой крепких белых зубов. На сержантском парадном комке орден Мужества. Юра Корзинкин любил брата. Искренно любил. Примерно с неделю кочевал Рокки по Дзержинскому району. Осматривал достопримечательности. Чахлую ( не 90-е!) метадоновую грядку на Некрасова 10. Плечевой интернационал на 48 километре Киевского шоссе. Это пока позволяли боевые. Ну а в конце, пока не обеспамятел, кружил у самогонной скважины на Ленина 10, где живут цыгане Савельевы. Юра нашел его под забором начальника районо. Уж очень притягательные были там лопухи. С трудом Юра отцепил брата от худой и злой девки с коричневыми и прокуренными зубами. Юра тащил Леху из лопухового счастливого небытия, а худая и злая девка шипела под руку.
– Денег давай. Я че зря лежала.
– Отвали.
Девка не слушала.
– Пятихатка без НДС. По льготному тарифу.
– Бухло забирай. Сигареты.
– Это само собой. Расходные материалы.
– Ты проститутка или бухгалтер?
Юра запыхался. Сложил брата в коляску еще отцовского мотоцикла Урал и теперь оттаскивал неугомонную коричневозубую.
– Я гражданин Российской Федерации.
Что же…После такого заявления пришлось Юре шарить по карманам Лехи, чтобы отдать последние 200 рублей. Бумажками, копейками и газовой зажигалкой.
– Мало…– не уступала коричневозубая.
– Нет такого слова для гражданина. – сказал как отрезал Юра Корзинкин. Иногда даже Щекан бывал по-настоящему хорош. На следующее утро, не протрезвев, но все для себя решив, Леха Корзинкин вытащил из-под панцирной кровати свой воинский китель.
– Погнали, Юрок.
– Куда?
– Капитулировать…
Леха потащил брата в лес имени Ржавого Пионера. Растрепанный недолесок между Фабрикой №7 и дачным поселком. В руинах бывшего пионерского лагеря, под раскрошенной бетонной статуей озаренного мальчика с самолетом братья Корзинкины развели жаркий костер.
– Лихо ты, Леха. – сказал Юра. –Зачем?
– Думаешь незачем?
– Заслужил так и незачем. Это ж твое.
Леха сделал жадный глоток из пластиковой бутылки Охоты крепкой и бросил в костер свой сержантский защитный китель.
– Так вот, Юрок.
– Совсем там плохо было?
– По-разному. – задумался Леха.
–Людей убивал?
– Кто ж его знает… Не мое. Я на кулаках любого. Ты знаешь. А там…Ходишь, ходишь. Прилетело. Раз и не ходишь. Это что война?
– Ты че, Леха…Совсем уехал.– Юра оттолкнул брата. Ботинком вместе с красными искрами выбил из костра серебряную звезду на трехцветном ремешке.
– Брось, Юрок.
– Наградную книжку давай.
– А мне не надо.
– Потом скажещь. После первой пенсии.
– Ох, и нудятина ты, Юрок.
– Заслужил. Получай. – Юра Корзинкин положил теплую звезду в нагрудный карман. – Как иначе…
Леха передал брату переломанную пивную бутыль.
– Как хочешь. А я с чистого листа попробую.
И начал Леха Корзинкин пробовать. Пошел в гараж к Бегемотычу. Встал на покраску. Если умеешь, то работа денежная. А Леха умел. И главное… На глаза Лехе попалась Люба. Пока младший Корзинкин покорно и тихо жил себе в первой половине 19 столетия, до отмены крепостного права. Томился чувством неземным. Ходил на поклон к священной березе и стоял там под прибитой криво табличкой: «Щебень. Песок. Бетон. 2-47-47». В наикруглейшую с недисциплинированными волосами голову лезло всякое и непотребное: «…Люба, Люба люблю тебя у дуба, а также у березы. Несу тебе мимозы. Чтобы…Да как же он не видит…А че ему видеть, если ты не говоришь ничего. Да причем здесь это? Что я могу, если она сама? А Леха… Ведь для него это игра совсем. Или не игра?…Где же? Почти два, а раньше никогда не опаздывала». Навстречу Юре Корзинкину шли Леха и Люба.
– Здорово, Юрок. Чего делаешь?
Брат, ладно, но как изменилась Люба. Юра не верил своим глазам. Вся она лучилась. Скромная ее красота стала торжеством чистоты и нежности. Появился легкий, вроде бы неуклюжий, но такой заливистый, колокольчатый смех Настоящая, бесспорная королева шла рядом со старшим юриным братом. Даже скромное платьице из «нибожемой» превратилось в роскошный со шлейфом и бриллиантами «огогосподи!» Сначала Юра Корзинкин стыдился сам себя, но потом ничего. Как-то подутихло. Не терзался сомнениями, когда подсматривал за первыми объятиями и первыми вырванными поцелуями. Следовал тенью и ничего не стеснялся. Он видел как изменилось, переливалось многими цветами это трагическое для него сближение. Видел на пике, видел и тогда, когда оно входило в пике. Боясь глубоко вздохнуть, чтобы себя не выдать, Юра Корзинкин лежал в густой траве, а видел процарапанное самолетами перезрелое июльское небо и слышал совсем рядом, внизу, за поваленным выгнившим тополиным стволом.
– Леша. Лешенька. Не надо…
И сжималось острой болью сердце бедного Щекана.
– Ну ты чего…Люб? Если хочешь…У меня в ЗАГСе тетка работает. В миг распишемся.
– Надо благословление
Последние комментарии
5 часов 54 минут назад
6 часов 31 минут назад
1 день 20 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 13 часов назад
2 дней 13 часов назад