Это был гибли-ветер, который дует в пустыне весь год… [Дмитрий Алексеевич Богин] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Богин Это был гибли-ветер, который дует в пустыне весь год…

Это был – гибли – ветер, который дует в пустыне круглый год. Летом он покрывает потные лица красно-желтой пылью. Зимой осыпает людей и животных песком, точно маленькими снарядными осколками, срывает палатки и плащи. Он является неотъемлемой частью африканского театра военных действий Второй мировой, ровно, как и мухи, как и солоноватая на вкус вода… Гибли становится жестоким врагом атакующих и добрым другом обороняющихся.

Осень 1942 года, Северная Африка. Вот уже, как, восемнадцать месяцев корпус «Африка» генерала-фельдмаршала Роммеля ведет бои с англичанами. Полтора года в пустыне непрерывных боев без пауз, без отпусков для солдат корпуса и его знаменитого командира.

Каменистая бесплодная пустыня без воды, окруженная всюду барханами песка, кустами верблюжьей колючки и саксаула. Вот так тогда выглядел Эль-Аламейнский фронт. На севере солнце било по скалистым высотам Тель-эль-Эйсы, а на юге по 200-метровой Химеймат на краю непроходимой впадины Каттара. Они представляли собой краеугольные камни фронта, расположенные друг от друга на расстоянии шестидесяти пяти километров. Сто километров отделяло от Александрии этот рубеж, на котором осенью 1942 года стояли друг против друга две армии, вымотанные упорными боями последних пяти месяцев.

Штаб 27-й истребительной эскадры. 20 октября 1942 года молодой летчик из 3-го авиаотряда, лейтенант (недавно произведенный из унтер-офицеров) Райнер Рёттген был срочно разбужен и вызван к командиру эскадры, часы показывали 5ч.20 мин. утра.

Вестовой, штабс-обер ефрейтор Дейммер сообщил при этом, чтобы Райнер захватил с собой все лётные атрибуты, включая и планшет, тем самым давая понять лейтенанту, что предстоит какой-то срочный вылет на задание.

По пути к штабу, представляющего собой большую серо-белую палатку на краю аэродрома, Рёттген отчего-то именно сегодня вспомнил как 27-ю истребительную эскадру в конце апреля 1941 года передислоцировали в Африку после короткого пребывания в Югославии. Эскадрилья в тот момент радовалась. Командиром 3-го авиаотряда в то время был обер-лейтенант Гомут.

Возле штаба, перед входом, его, как обычно, поприветствовал часовой, а также приподняв переднюю лапу и виляя хвостом собака Китти. И Рёттген опять вспомнил, как Гомут привез ее из Франции, и она стала талисманом 3-го авиаотряда. Лететь в Африку над Средиземном морем предстояло на высоте 5000 метров, но, поскольку никто не знал, сможет ли собака выдержать такую высоту, Гомут попросил командира эскадры, капитана Нойманна, снизить планку полета до 4000 метров. «У меня нет кислородной маски для Китти, – объяснил Гомут. Просьба его была удовлетворена, и Китти долетела прекрасно. Ответив на приветствие часового и пожав поднятую лапку Китти, Рёттген вошел в полутемное помещение палатки. Посреди штаба, над столом с картами склонились трое. Обер-лейтенанта Гомута и капитана Нойманна он узнал сразу. Кто третий? Все трое повернули к нему свои лица, и, какой-то неприятный холодок между лопатками и нехорошее предчувствие ощутил Райнер, в тот миг, когда завершал свой доклад о прибытии сюда, узнав оберста (полковника) Бюхтинга, офицера разведки. Это был третий из офицеров в штабе.

К нему обратился капитан Нойманн:

– Реттген, вам предстоит воздушная разведка одного из районов Эль-Аламейнского фронта. Ваш самолет подготовлен и готов к вылету. На задание вы отправляетесь в 06-00 часов. Ваша задача только аэрофотосъемка позиции англичан. В бой с противником не вступать. При малейшей опасности уходить. Вам непременно необходимо вернуться. Ваша съемка должна подтвердить данные наземной разведки. А по их данным Монтгомери что-то затевает в ближайшее время. Вам понятно задание?

– Так точно – ответил Райнер.

В течение последующих 10 минут уточнялись полетное время, район съемки по карте, погода и прочие предполетные мелочи.

– Помни, в бой не вступать ни при каких обстоятельствах – сразу уходи – повторил слова командира обер-лейтенант Гомут.

– Ваши данные нам просто необходимы – прощаясь, сказал полковник Бюхтинг.

– К самолету – скомандовал капитан Нойманн.

Идя к самолету Рёттген не переставал ловить себя на мысли о нехорошем предчувствии, там в штабе, во время доклада. Что тут такого? Ну, рутинный разведполет. Ничего особенного. Полетал, поснимал и назад на аэродром. В пол уха слушая доклад механика – унтер-офицера Штайнера:

– Самолет заправлен, патроны в норме, все узлы в порядке, приборы исправны, рация проверена… – докладывал Штайнер.

Райнер остановил доклад унтер-офицера жестом руки и с его помощью уселся в кабине, застегнув ремни парашюта.

– С богом, – сказал Райнер, запуская двигатель самолета и закрывая при этом фонарь машины.

Выруливая на взлетную полосу, он успел помахать рукой унтер-офицеру, который, отдавая ему честь почему-то в левой руке держал промасленную тряпку. «Заменил трубку маслопровода…» – вспомнил часть доклада Райнер. «Молодец»– машинально ответил ему летчик.

Все пилоты и механики, все кто воевал в составе Люфтваффе в Северной Африке знали о слабом месте самолета Bf (Me) – 109F – маслопровод. Вследствие высокой температуры трубки маслопроводов иногда лопались и тогда пары перегретого масла шли прямо в кабину самолета. Тогда – как повезет.

В африканском небе ни облачка. Разбег. Взлет. Набор высоты до 1500 метров. Корректировка и выход на курс. Все, как всегда. Внизу пустыня, немецкие позиции справа, итальянцы слева. Позиции артиллерийских батарей, зенитных орудий, танки, окопы пехоты. Все это вскоре осталось позади. Впереди – ничейная земля (нейтралка), а за ними – ТОММИ (так немецкие солдаты звали англичан, в противовес которые немецких солдат – Джерри). Вот и «Белая Мечеть» последний ориентир нейтральной земли ближе к немецким позициям. Каждый, кто воевал в Африке, знал о маленькой мечети селения Сиди-Абд-эль-Рахман перед самым Эль-Аламейном. Все использовали его как ориентир на протяжении пяти месяцев, в период боев под Эль-Аламейном. В это время мечеть пустовала – она получила серьезные повреждения, а так – желтоватый пригорок, квадратное здание и полумесяц над белым куполом.

Рёттген сразу вспомнил как двадцатью днями ранее нелепо погиб «Желтый 14», который вел командир его звена, знаменитый летчик-ас Ханс Йоахим Марсель. Марсель к тому времени записал на свой счет 158 побед. Райнер в течение многих месяцев летал ведомым с Марселем, вспоминая как трудно было держать строй с его ведущим самолетом, прикрывая его и еще считать сбитые им самолеты…

Ханс Йоахим Марсель – его победил не вражеский летчик, а техническая неисправность. Маслопровод… Когда он прыгал с самолета его ударило о хвостовое оперение.

Мгновенно в памяти промелькнули кадры словно в кино – кабина «Желтого 14» (вся в дыму), как сомкнулось авиазвено, взяв его в центр и ведя его по рации, последние его слова: – всё … я … больше не … не могу … – и снова: – Я должен … должен выбраться. Делаю широкий разворот влево. «Ханс Йоахим прыгнул», – доложил тогда Рёттген по рации. Дьявольщина, его машина тогда шла в пологом планировании. Он оставался в ней, перевернув её вверх колесами шасси. Когда он наконец прыгнул, его ударило о хвостовое оперение. Он падал вниз камнем и его парашют так и не раскрылся. Капитан Францискет привез его тело. Тот нашел его в семи километрах к югу от Белой Мечети. Ему было всего 22 года, но о нём знали во всём мире.

Но вот показались и первые позиции «томми». Опорные пункты, огневые точки, ряды колючей проволоки перед окопами, не совсем тщательно замаскированные артиллерийские батареи, скучающие разведывательные машины, чуть поодаль – (на восток) – небольшое скопление танков «Матильда» МК II(до батальона – не больше), рядом два «Кузейдера» (английский пехотный танк) и быстро засуетившиеся, выбегая из своих убежищ, расчеты восьми зенитных орудий, раскиданных полумесяцем – концами на запад, выпуклой частью на восток. «Засекли… – Рёттген был спокоен, – стрелять они начнут, в лучшем для них случае, минуты через три. За это время на максимальной скорости, я уйду из зоны обстрела шести зениток, а перед оставшимися двумя резко спикирую и пройду на бреющем» – промелькнуло в голове у летчика. Рёттген включил камеру аэрофотосъёмки. Еще пять минут полета на восток, съемка, разворот и полет назад. «При возвращении обойду этот район» – подумал летчик – английские зенитки меня уже будут ждать.

Рёттген все проделал автоматически и вскоре батарея зенитных орудий осталась позади. Камера работала непрерывно. В течение последующих пяти минут на пути следования самолета попадались автомашины, из которых в разные стороны разбегались внглийские солдаты падая в песок обочин дорог, считая, что это авианалет. Небольшая колонна легких танков встала, застыв при его приближении. Три батареи противотанковых орудий, следовавших за легкими танками, автозаправщики, мотоциклисты и опять батарея зенитных орудий. Всё это двигалось в то место, откуда он появился на английских позициях. Все это больше говорило о том, что в этом районе "томми" усиленно готовятся к обороне. Истекли пять минут полета над территорией занятой англичанами. "Через пару минут надо-бы делать разворот" – подумал летчик. Но, что это!!! Вдали, в северном направлении… Очень большое облако песчанной пыли. "Томми!!!" О, боже, сколько же их!!! Надо лететь туда, ведь по обрывкам фраз разговора его командиров и полковника Бюхтинга, штаб Африканского корпуса ждал наступления Монтгомери на юге Эль-Аламейнского фронта, в его наиболее слабой точке. И это похоже должен был подтвердить полет Рёттгена. Но то, что сейчас увидел летчик – полностью опровергало штабные данные.

Осознавая, что риск полета становится очень большим Рёттген принял решение лететь именно в тот район, где на большой площади поднималось облако пыли. (Он не знал, что 18 октября из ставки фюрера, в Африку, прибыл полковник Лисс с сообщением, что, по сведениям разведки, Монтгомери не может начать наступление в октябре. И главное, его съемка это подтверждала!);

"Минут пятнадцать лета, – подумал Рёттген и сконцентрировав курс направил свой самолет в ту сторону.

Но в этот момент неожиданно произошло необъяснимое. Небо заволокло густой желто-коречневой пеленой. Поднялся сильный ветер. Рёттген вцепившись в штурвал пытался сохранять курс и высоту. Но в следующие пару минут кабину стало заволакивать густым черным едким дымом, и самолет начал терять высоту – пошел на снижение. Обзор со всех сторон по-прежнему заволакивала стойкая серо/коричневая густая пелена. Дымка. В кабине дышать становилось труднее. "Песчанная буря" – понял Райнер, и капли холодного липкого пота выступили у него на лбу – "Надо постораться аккуратно посадить самолет…" "Вот только где?" "Внизу позиции англичан – значит, если выживу, плен". Пилот сделал глубокий, тяжелый вздох, и рванул штурвал на себя. Открыть колпак кабины и осмотреться у него не было воможности, да и смысла, всё заволокло дымом.

Внезапно, прямо по курсу, несколько левее от себя, Рёттген , прямо сквозь завесу, увидел светлое пятно, в виде гало, такой, круглой формы, ореол бывает вокруг солнца. Не раздумывая ни секунды, терять ему уже было нечего, он машинально направил самолет прямо в центр светлого промежутка. Каково же было его удивление, когда, вскоре Рёттген увидел абсолютно ясное безоблачное голубое небо, без всяких признаков солнца. Под ним просматривалась слабо различамая посадочная полоса. Посадив самолет пилот осмотрелся. Так и есть, со всех сторон его окружала пустыня, а он находился на каком-то давно заброшенном аэродроме. Ветер гонял пыль и песок по бетонке. Вдали виднелись строения ангаров и разбитые ящики. Позиции "Томми" оказались далеко позади. И вот посреди всей этой бескрайней безмятежности стоит его дымящейся самолет и он один. Больше ни души кругом. Взглянул на приборную панель – стрелка компаса вращалась, как бешенная, никак не желала успокаиваться! Еще минут 10-15 минут из двигателя шел дым, после чего Рёттген отдышавшись, откинул крышку кабины и спрыгнул на землю. Теперь он знал причину такого экстренного своего призимления – маслопровод. В отчаянии опустился на колесо шасси, опустил голову и закрыл лицо руками. Так он просидел не более пяти минут. Перед глазами быстро-быстро промелькали картинки из жизни. Появились тревожные мысли, закручиваясь в плотный тугой комок: "А что если я не смогу устронить поломку в одиночку?" "Не смогу вылетить и погибну здесь среди песков, так и не передав своим ценной информации?" "А может я погиб, и все мне это чудится?". На миг, в очередной раз, Рёттген поднял глаза и не поверил себе откуда то, сбоку, более точное направление определить сложно, со стороны дюн показалась человеческая фигура, замотанная с головы до ног в грязно-серо-белую одежду бедуинов. "Уж не мираж, ли это?" Пилот протер глаза. Фигура медленно приближалась. Буквально через несколько минут он убедился, что это никакой не мираж. Загадочный человек не пропадал из вида. Незнакомец обратился сразу как только подошел: – Что проблема? Рёттген машинально кивнул головой в ответ. Из капюшона на него уставились пронзительные серые глаза. Медленно человек повернулся и направился в сторону самолета. Что показалось Рёттгену необычным в том момент, то, как сквозь капюшин и плечи незнакомца просачивались следы темно/бурого подсохшего вещества (крови), с остатками вещества головного мозга. Из оцепения он вышел, тогда, когда тот человек ковыряясь во внутренностях самолета произнес: "Так и есть – бензопровод! Я тебе помогу!" – прошелестел, будто дуновение ветерка, его голос. Тут же из-под полов его одежды полетели в разные стороны всякие железки, запчасти и прочие металические детали. Но больше всего порозило Рёттгена, когда он достал бензиновую трубку.

– Передай мне ключ на 17, пожалуйста, – попросил он.

Пилот открыл ящик с инструментами и протянул ему ключ.

Через минуту незнакомец повернулся к нему.

– Можешь взлетать…

– Куда же мне лететь?

Тот указал ладонью в сторону противоположную от самолета (откуда собственно и прилетел Рёттген).

– А как же песчанная буря?!

– Успокойся, никакой бури там нет…

После этого развернулся и бодро зашагал обратно, в том направлении откуда пришел.

– Кто ты такой? – догадался спросить ее летчик.

Необорачиваясь незнакомец ответил:

– Ханс Йоахим…

Не теряя времени Рёттген повернулся к самолету, забрался в кабину, завел двигатель и взлетел. Спустя 10 минут он уже видел свой ориентир, лег на прежний курс, отмечая про себя, что находится на позициями своих.

Вскоре показалась площадка знакомого аэродрома. Самолет выпустив шасси аккуратно сел. Внизу его встречал техник Штайнер:

– Рёттген, где же ты, черт возьми, пропадал, тебя не было целые сутки?!!

У летчика закружилась голова. Райнеру показалось, что он сходит с ума. На ватных ногах, в сопровождении помощников, его проводили до санитарной палатки.

Денщик Вайнер передал ему бутылку виски. Жадно припав к горлышку Рёттген отпив немного из горла, прилег на кушетку. Перед этим успел доложить о своем прибытии командиру эскадрильи. После чего почти мгновенно провалился в сон.

Когда он проснулся, то обнаружил около себя двух человек в военной форме и командира эскадрильи.

Незнакомцы были из СС. Первый представился, как штурмбанфюрер СС Иоганн Крамер. Второй назвался, Леопольдом Лоренцом, и был гауптштурмфюрером.

– Что же со мной произошло? – задал всем троим вопрос Рейнар.

На что Крамер ответил:

– Во – первых тебя не было около суток.

– Как? – округлил глаза пилот, – Я отсутствовал не более 1,5 часов!

– Во-вторых, – продолжил Лоренц, – никакой песчанной бури не было!

– И, в-третьих, – закончил командир, – какого-либо движения англичан в данном районе зафиксировано не было. Это подтвердили данные других разведок, также исследующих эту область.

– Но позвольте, я сам видел скопление бронетехники и солдат…

Эссесовцы пожали плечами:

– Мы ознакомились с твоими снимками. Все они оказались засвечены.

– Я же снимал постоянно, – сказал Рёттген, а про себе отметил: "Может они подозревают, что я попав в плен к "Томми" был перевербован и снабжен ложными сведениями…".

Но в слух произнес другое:

– А что насчет того человека, про которого я расскаывал? Он назвал себя Ханс Йоахим…

– Ничего неизвестно, если это Марсель, то он не так давно погиб, – объяснил командир, – но есть одна деталь: когда мы осматривали останки его самолета, то не нашли маслопровода, который, удивительным образом оказался теперь в твоем самолете. А того заброшенного аэродрома, где ты с ним якобы встретился по картам не существует!

Тут Рёттген не выдержал! Он резко вскочил на ноги, стал что-то кричать, хватать со стола предмета… Его била нервная дрожь и паника.

– Ну, вот, ещё одна жертва африканской войны, – повернулся командир к эссесовцам. – Идемте, господа, нам здесь делать больше нечего.

Перед выходом он повернулся к летчику: "Я представлю к вам охрану, чтобы никто вас не беспокоил". И втроем они вышли из палатки.

Всё оставшееся время, до вечера, Рёттген провел в полудреме и полупрострации, в рассуждениях с самим собой: "Что за необъяснимые процессы произошли с ним?" Пока опять не сомкнул глаза, забывшись сном.

На следующее утро к нему пришли медики – сделали процедуры, помогли переодеться в гражданское и сообщили, что он переводится в санаторий неврозов в Баден-Баден.

На борту самолета Рёттгена сопровождали, те, двое эссесовцев из Гестапо: Крамер и Лоренц. Судно совершало обычный транспортный рейс. Здесь было несколько "чинуш" из управления штаба. Десятка полтора раненных солдат и офицеров…

Через некоторое время после отправления Рейнар выглянул в иллюминатор. Взору его открывалась чудесная панорама Средиземного моря – белесовато-серые воздушные облака нежно опускаются и растворяются в прозрачной голубой кисее. Корабли на поверхности водной глади кажутся мелкими белыми точками снующими туда-сюда между материками и островами.

– Как думаете сколько еще лететь? – спросил Рёттген у Лоренца.

– Часа через 1,5-2 будем на месте.

Райнер вновь уставился в окно, наслаждаясь погожему осеннему дню, как блики солнца играя друг с другом растворяются в небесной лазури Средиземного моря.

Минут через пять в салон заглянул второй пилот Хофман. Лоренц спросил у него:

– Когда полетим обратно, Макс?

На что тот пожав плечами неопределенно ответил:

– Не могу знать, господин гауптштурмфюрер, мы только что получили сообщение по рации, из штаба – англичане начали крупное наступление под Эль-Аламейном. Самый крупный удар был совершен на севере…

Офицеры СС молча переглянулись, открыв рты в изумлении, уставившись на Рёттгена:

– Парень, а ведь ты говорил правду?

– Конечно, я ведь там был.

Лоренц повернулся к Крамеру:

– Думаю в рапорте нам про это указывать не стоит. Как, в прочем, и тебе, Рёттген, стоит молчать. – он перевел свой взгляд на Райнера. – Если, конечно, ты не хочешь оказаться в концлагере или, что хуже, погибнуть при несовсем понятных обстоятельствах!

Рёттген молча кивнул в ответ.

А Крамера осенило:

– А как же командир эскадрильи? Он тоже в курсе произошедшего?

– Пусть немедленно свяжутся с ним по рации, чтобы крепко держал язык за зубами, – строго приказал Лоренц, как старший по званию. Он подозвал к себе второго пилота, и повторил свою просьбу. "Слушаюсь,"– приложил ладонь к виску Хофман, – "Будет исполнено". Как только он отошел, Лоренц шепнул Крамеру на ухо: "А про парня скажем, что у него развилось обширное нервное расстройство..". Иоганн молча согласился.

По прилету в Баден-Баден в аэропорту их ожидал черный фольксваген, который спешно доставил ребят в санаторий. Рёттген даже успел мимоходом полюбоваться красотами курортного городка из окошка автомобиля, перед тем как скрыться за воротами лечебного учреждения.

В приемном покое офиеры на мгновение оставили Рёттгена, скрывшись за дверью с надписью "Chefarzt" (главный врач на немецком, прим. автора). В это время Райнера обследовали врачи, оформляли его медицинскую карту.

Эссесовцы сопровождаемые высоким, грузным мужчиной, в белом халате вернулись к Рёттгену, когда его заканчивал осматривать окулист.

– Отто Гюнтер, – громким басом представился человек в халате пилоту, протянув руку. – главный врач данного заведения. Райнер машинально пожал руку, отмечая крепкое мужское пожатие находившегося перед ним человека. Машинально скользнул взглядом по его лицу, улыбнулся.

– Не волнуйтесь здесь одна из лучших клиник Рейха, и, пожалуй один из лучших курортов в Европе. Постораемся как можно скорее поставить вас на ноги, и добавил. – Вы "особенный" наш пациент, и поэтому не удивляйтесь, если заметите за собой солдатов сопровождения. Так нужно и это не обсуждается. Вас станут сопровождать штурман Бьорн Кох и унтер-офицер Гётц Беккер. Всё ясно?

Рёттген кивнул.

– Вот и хорошо, а сейчас медицинская сестра Минна покажет вашу палату.

Минна оказалась худенькой девушкой, около 20 лет, с белокурой челкой и двумя косичками выступающими из-под чепца – типичной нордической внешностью.

– Идемте, – подошла она к Рёттгену, и взяв того за руку, повела по коридору к лестнице. Вслед за ними направились двое молодых солдат в форме – Беккер и Кох. Ровесников Рёттгена.

А дальше потянулись рутинные дни реабилитации в стационаре санатория. Рёттгена водили в различные кабинеты, показывали врачам, делали процедуры – массаж, ванны, поили минеральной водой и так далее.

На прогулке его все время сопровождали солдаты, с которыми он успел подружиться. Они быстро нашли общие темы для разговоров, шутили, играли в шахматы или карты, читали журналы.

То есть культурно проводили время. Рёттгену временами стало казаться, что нет больше никакой войны. Нет больше взрывов мин и бомб, выстрелов пуль и снарядов. Здесь было тихо и спокойно. Размерянно. Пели птицы, порхали бабочки, жужжали пчелы и шмели. Всюду ярким цветом пестрели цветники. А над всем этим великолепием в молчаливом изваянии возвышались величественные Альпы покрытые сверху снежно-белыми шапками.

На третий день в палату Рёттгену вошел главврач. Он вежливо поинтересовался у пилота его самочувствием и здоровьем. Спросил: "все ли его здесь устраивает, всем ли доволен?"

"Да, все нормально" – Райнер отложил книгу, которую только что читал, и поднялся с кушетки.

Тут он заметил за спиной еще двоих офицера. Судя по нашивкам и знакам различия на форменной одежде военнослужащих, ими оказались офицеры ананербе.

"Ну, вот, даже этим я понадобился" – отметил он про себя.

– Надеюсь вы всё поняли, оставляю вас вместе с этими людьми, – донесся до него голос главного врача, – они не займут слишком много у вас времени.

Рёттген снова опустился на кушетку, предварительно предложив присесть офиерам. Но в его палате оказался всего один стул, первый забрался на него и устроился рядом с Рёттгиным, попросил: – Повторите еще раз, пожалуйста, нам, в мельчайших подробностях о произошедшем с вами.

Тут вернулся второй офицер. Дежурный санитар вслед за ним притащил стул.

– Вообще-то мне запретили кому-либо рассказывать… – начал Рёттген.

Второй офицер молча вытащил из папки какой-то листок и протянул Райнеру.

– Нам можно, – пояснил первый офицер.

Второй офицер забрал у Рёттгена листок обратно, как только тот ознакомился с его содержимым, и убрал назад в папку.

– Хорошо, – пожал плечами пилот, и в очередной раз рассказал все что с ним произошло.

Офицеры Ананербе слушали тихо, внимали каждому его слову, почти не задавая вопросов. В конце беседы оба поблагодарили летчика крепкими рукопожатиями, и вышли из палаты. Рёттген вышел вслед за ними, намереваясь пойти покурить.

Шагая за офицерами, он стал невольным слушателем их разговора:

– Что опять временная воронка с явлением погибших персонажей? – спросил офицер с папкой.

– По всей видимости, да, – пояснил старший из них.

Услышав шаги сзади, оба обернулись.

– А, это опять вы, – сказал Рёттгену старший. – Еще разповторяем – в ваших интересах никому больше об этом не рассказывать.

Реттгин только хмыкнул в ответ, развернулся и пошел в палату. Курить ему пока расхотелось, он снова вернулся к прерванному чтению детективного романа. С тех пор, насчет того полета, его больше никто не беспокоил.

дней через семь к нему прибыл полковник СС Вернер Коль в сопровождении нескольких солдат. Как на то располагала обстановка палаты, Рёттгену вручили орден – железный крест 2 класса. Пожимаю руку Рёттгена, полковник наклонился к уху летчика: еще раз, попрошу вас, про то, что было с вами в Северной Африке, как можно скорее забыть.

– Как там сейчас, кстати, – поинтересовался Рёттген.

– Секрета нет. Наших поперли отттуда. Роммель отступил в Тунис, в район Кассерин… К сожалению мы там потерпели поражение… – вздохнул полковник.

– Это все очень грустно, – ответил Райнер.

Почти месяц заняла реабилитация Райнера Рёттгена в санатории посреди скалистых гор. Затем, до конца войны, в 45-м, он служил военным инструктором в летной школе чехословацкого города Плезень. Контролировал летчиков-курсантов, вчерашних мальчишек, во время учебных полетов. А сам за штурвал более не садился.

Коллеги по училищу помогли Рёттгену навести справки о родном авиационном соединении. Выяснились любопытные детали. Оказалось после Африки, в 1943 году, их перебросили на Восточный фронт, в район Краснодара ("Кубанская мясорубка"). Все его товарищи, а главное, командир эскадрильи погибли.

О судьбе двух офицеров-эссесовцев Гестапо выяснить ничего не удалось.

6 мая 1945 года в город вошли танковые части, бронерованная кавалерия, 3-ей армии США под командованием генерала Д.С. Паттона. Недоучившихся курсантов спешно успели отправить на фронт, в Германию. Но персонал училища эвакуировать не успели – были заняты уничтожением документации летной школы.

Когда дворник сгребал лопатой очередную охапку бумаг, Райнер бросил в огонь свое личное дело и медицинскую карточку, с психиатрическим диагнозом.

На допросе, в штабе армии США, помня наказ офицеров гестапо и ананербе, ни слова не упоминул про полет.

– Так за что вы получили железный крест? – спросили Рёттгена.

– За Северную Африку, – буркнул Райнер.

– Понятно, кивнул американский офицер, вполне удовлетворенный ответом немецкого летчика и захлопнул его личное дело. – Следующий!

В виду отсутствия фактов в биографии об участии в преступной деятельности, Рёттген оказался никому не нужен и его отпустили.

После войны Райнер поселился в небольшом городке Обероммергау, в Баварии, ФРГ. Всю оствшуюся жизнь, до выхода на заслуженный отдых, трудился пилотом гражданской авиации. В начале 50-х женился. избранницей стала молодая немка, всего на год младше Райнера, Сабина Альтхаус. Она была пекарем, держала свою булочную. В браке у пары родились двое прекрасных сыновей, с разницей в пять лет, Карстен и Рольф. Каждый из которых добился успехов в жизни, женился, озавелся детьми. Старший переехал в Мюнхен, стал судмедэкспертом. Младший остался в родном городе, работает тренером в строительном колледже.

Всю свою жизнь Райнер берег тайну как зеницу ока. Лишь в возрасте 87 лет, незадолго до смерти он все рассказал своей внуку Михаэлю. Вот как это произошло: Однажды после школы пятнадцатилетний Михаэль Рёттген, сын Рольфа Рёттгена, решил навестить деда. Пообедав, он как обычно сразу сел за уроки. Завтра должна была быть история. Открыв параграф "Военные действия вермахта в северной Африке" он погрузился в чтение. Паренек добрался до сражение под Эль-Аламейном, как вдруг его осенило! Мальчик хлопнул ладонью себя по лбу: "Идея!" После чего вскочил и побежал к деду. Старик Рёттген сидел в гостиной за просмотром телепередач.

– Дед, ты ведь воевал в Северной Африке?

– Было дело. А почему тебя вдруг это заинтересовало?

– Тему нам задали такую на завтра, по истории. Вот, сижу, зубрю. Дед, будь другом, расскажи мне, пожалуйста, что ты видел своими глазами. А я на истории завтра обязательно дополню свой ответ твоими фактами, если меня завтра спросят!

Райнер откашлялся, поправил оправу очков и сказал внуку:

– Что ж, это хорошо. Тогда садись и слушай. И не перебивай!

Внук послушно уселся рядом, сложил руки перед собой – приготовился слушать.

– Я мало чего рассказывал вам о войне, я имею в веду своих сыновей, и разумеется вас, внуков. Да, практически ничего я не рассказывал. А, вам, молодым об том знать нужно – ведь это история нашей Родины! Чувствую жить мне осталось недолго. То там болит, то сям ноет… Быть может не сегодня-завтра помру. Поэтому сейчас я тебе все расскажу. Но начну я с одного любопытного эпизода, случившегося со мной во время рядового разведывательного патрулирования вражеской территории – его я до этого не рассказывал никому…

P.S. Это был рассказ немецкого военного летчика, участника Второй мировой войны в Северной Африке, своему потомку незадолго до смерти.