Небо, я тебя вижу! [Лариса Кальматкина] (fb2) читать онлайн

Лариса Кальматкина Небо, я тебя вижу!

Небо, я тебя вижу!

В моём окне всегда много неба. Оно знает, как я его люблю. Но так было не всегда. Всё началось тридцатого мая прошлого года, когда в своём дневнике я написала: «Многое обыденное солнце превращает в чудесное. В сарае козлёнок стоит напротив окна. Лучи падают на его ножку и там, где тонкая часть, просвечивают сквозь кожу мерцающим угольком».

С этого дня моя жизнь наполнилась солнцем, облаками, звёздами, самолётами, птицами, воздушными шарами, снежинками, дождём. Что там ещё можно разглядеть в небе?

Июнь

5 июня. Небесную картину с белыми барашками облаков дописали два самолёта. Краски подобрали в тон.

6 июня. Приобрела новые очки от солнца. Яркий день превратился в янтарный вечер.

8 июня. Снилось, что регулирую воду в душе, причём распылитель держу направленным в лицо. Когда в меня ударила упругая струя воды, я дёрнулась и проснулась. В это время за окном хлынул дождь.

18 июня. Перед сном, лёжа в постели, смотрела в окно. По голубому небу летел самолёт, выпуская белый хвост. Утром проснулась – самолёт всё ещё летит, лишь немного переместился вперёд. Была ли ночь?

20 июня. Над нашим домом регулярно пролетает самолёт противопожарной охраны. Если я в это время нахожусь на улице, широко машу рукой в его сторону. Интересно, лётчик видит, как я его приветствую?

23 июня. Чтобы запечатлеть в памяти самую короткую белую ночь, решила не закрывать занавески. Но небо заволокли тучи и обеспечили естественное затемнение.

28 июня. Говорю Уле:

– В этом году облака особенно красивы. Не могу ими налюбоваться!

– Мама, они всегда были красивыми. Просто ты начала это видеть.

Июль

2 июля. Пусть сегодня день будет красивым, как эта заря.

4 июля. Проспала полдня. Всегда ругаю себя, когда такое случается. Просто был дождь, а под него так хорошо спится.

8 июля. Купила мыльные пузыри. Сидела на крыльце и выдувала прозрачные шары. Они разлетались по двору, поднимались вверх, уносились выше крыш, в небо. А самый храбрый улетел за два дома и приземлился на огороде Нины Алексеевны.

9 июля. Солнце, видимо, очень соскучилось по мне. Так жарко обнимало, что обожгло мне плечи и шею.

10 июля. Пилот самолёта, регулярно пролетающего над нашим домом в поисках очагов возгорания, скорее всего, меня видит. Человек ведь чувствует, когда на него смотрят. А значит, я не напрасно всякий раз машу ему рукой.

Август

15 августа. Клубится клубничное лето пеною облаков.

16 августа. «Облака ожидаются усиковидные», – выдал прогноз погоды на телефоне. Наверное, они похожи на Эркюля Пуаро.

Сентябрь

1 сентября. По небу плывут облака, похожие на шарики мороженого. Если мысленно наколоть такое облачко на столб линии электропередач, получится пломбир на палочке.

7 сентября. Когда смотрю, как летит самолёт, оставляя за собой белую полосу, кажется, что сама рисую её глазами.

10 сентября. Пыталась понять, почему Луна, хоть и вращается вокруг своей оси, всегда повёрнута к Земле одной стороной. Попутно узнала о нашем небесном спутнике массу интересной информации.

Октябрь

23 октября. Стоя утром перед окном, поймала себя на мысли, что никуда не хочу идти, а хочу смотреть на расширяющуюся полосу света над горизонтом. Смотреть до тех пор, пока небо не откроется полностью.

27 октября. Звёзды запутались в кронах деревьев и удивлённо мигают. «Куда делись листья?» – спрашивают звёзды. «Октябрь…» – отвечаю я.

29 октября. Сегодняшние облака – сливки с малиновой пенкой.

Январь

13 января. Всё изменилось. Только солнце светит по-прежнему. Как в детстве.

22 января. Смотрю, как на село опускаются сумерки. То тут, то там загораются вечерние огни. Они дрожат в морозном воздухе. Вместе со мной на Визингу смотрит луна. Ещё недавно она светилась тоненьким серпом, а сейчас подросла и подсматривает за жизнью людей одним глазом.

Февраль

22 февраля. Солнце в феврале светит ярко. Даже жарит. Но только если сидишь в тёплом доме возле окна или едешь в машине. На улице – минус 35, и солнце совсем не греет. Но вселяет оптимизм – скоро весна.

Март

3 марта. Вечер. Дым из труб домов и котельных поднимается в небо и живёт отдельной жизнью. Рисует новый мир. Мир лёгкий, меняющийся, сказочный…

15 марта. В юго-западной стороне невысоко над горизонтом светит звезда. Она немного больше других, поэтому взгляд на ней всегда задерживается. Иногда звезда мерцает. В этот миг щемит сердце. Утром иду на работу. Светофор на пешеходном переходе возле школы мигает жёлтым светом. Но сердце это мигание не трогает. Казалось бы, и то и другое играет светом, а так по-разному ощущается!

25 марта. Утро ясное. Редкие облака распластались тонким слоем. Солнце озаряет их сверху и сбоку, придавая объём. И настроение. Солнечные лучи вертикальной полосой падают на тюль, придавая объём. И настроение. Полоса света на тюли расширяется. Лучи падают на стеллаж с книгами, подбираются к иконам. Ещё немного, и они осветят моё правое ухо.

27 марта. Обожествлять небесные светила нельзя, но очеловечивать можно.

Апрель

4 апреля. Надо фантазировать. Бог не ленится фантазировать, каждый день изобретая новые облака.

Май

1 мая. По небу плывут белые облака. Настоящие барашки. Даже ноги и рога просматриваются. И не плывут, а бегут друг за другом. Иногда какому-нибудь особо шустрому барашку удаётся догнать впереди бегущего. Тогда два маленьких барана превращаются в одного большого, такого же белоснежного и кучерявого.

7 мая. Солнце, солнце! Может, из своих лучей свяжешь свитер для меня?

9 мая. Подумалось, что родиться на свет стоило хотя бы ради того, чтобы видеть небо – каждый день такое разное.

Сорок грехов

Завтра воскресенье. Анна готовится идти на исповедь. Сидя в кресле и склонившись над журнальным столиком, она записывает свои грехи на листке, вырванном из тетради дочери.

Временами Анна поднимает голову и задумывается, глядя перед собой. Перед ней окно, занавешенное светло-зелёными шторами. Под ними возле батареи разлёгся рыжий кот Жора, всем своим видом показывая, что судьбой он вполне доволен.

Этого нельзя сказать об Анне. Она беспокоится. Каждая исповедь – как испытание. Как полёт в космос, к которому надо тщательно подготовиться. Вспомнить всё.

Анна вновь склоняется к листку и твёрдой рукой записывает свои прегрешения. Раньше она не умела этого делать, но два года общения с батюшкой и прихожанами храма научили многое понимать в церковной жизни.

Строчки бегут ровно. Вначале текста печатными буквами выведено: «МОИ ГРЕХИ». Дальше каждое прегрешение, вольное и невольное, пронумеровано. Не для того, чтобы взять количеством, а, скорее, для порядка. Уж что-что, а порядок Анна любит. В её бухгалтерских делах на работе всё идеально, комар носа не подточит.

Вскоре двойной лист в клетку заполняется. Описаны все случаи, когда Анна кого-то обидела или на кого-то обиделась сама. Моменты, когда она не сумела сдержать раздражение или гнев, позволила вылететь матерному слову. Да мало ли что за человеком может накопиться за два месяца. И за день можно таких дел наворотить, что ни одна бумага не выдержит, покраснеет от стыда.

К вере Анна пришла не от хорошей жизни. Беспутным и непонятным было её прошлое. Её бросало из стороны в сторону. От одного мужчины к другому. А потом она встретила Петра, у них родилась дочь, и Анна успокоилась.

Однажды в Прощёное воскресенье соседка Мария Андреевна предложила ей вместе сходить на воскресную службу. А потом Анну ноги сами уже несли в храм. Она им не противилась.

Ну, что было, то было. Анна ещё раз перечитала написанное. В комнату вошла дочь Оля и с порога спросила:

– Привет. Что делаешь?

– Готовлюсь к исповеди, – Анна сложила вчетверо исписанный лист.

– Записала свои грехи? – продолжала любопытствовать Оля. – И много у тебя грехов?

– Сорок получилось.

– Напиши ещё сорок первый, – улыбнулась дочь. – Что у тебя низкая самооценка.

Анна вздохнула, но ничего не ответила. В детстве она тоже считала своих родителей почти святыми.

Икона в амбаре

Перед майскими праздниками мы с подругой Светой поехали в деревню Заречную. Она хотела проведать пустующий дом бабушки, а заодно посмотреть, может, что из утвари пригодится в хозяйстве.

От города до деревни добрались за час. Оставив машину на асфальте, пошли по разбитой грунтовке. Ещё когда деревня была густо населена, власти не удосужились сделать капитальную дорогу. Что уж теперь говорить, когда жителей можно пересчитать по пальцам.

Но места здесь красивые, пленяющие взор. Пологие холмы поднимаются от реки Буб в обе стороны и простираются до самого горизонта. На каждом холме – деревенька с сенокосными угодьями и полями. Между деревнями – узкие полоски леса. Сельским пейзажем можно любоваться долго, чувствуя, как душа умиротворяется.

Перепрыгивая через лужи, мы добрались до места. Нужный дом стоял в конце деревни.

Когда мы вошли, Света сразу расстроилась, заметив изменения, произошедшие с прошлого посещения родового гнезда. Печная труба на кухне обвалилась. В образовавшуюся в потолке дыру выглядывала крыша. В соседней комнате печка вовсе рухнула. Кирпичи сиротливо валялись по всему полу.

Свете было жаль глядеть на разрушения, учинённые временем. И мне было жаль. Опустевший дом моих бабушки и дедушки находился не так уж далеко – на другом берегу Буба. Если приглядеться, из окна можно увидеть деревеньку Ягиб. Сердце начинает щемить оттого, что уже не вернёшь былые времена, бабушку с дедушкой, счастливое детство, прошедшее на кебринских просторах.

Света продолжает обходить комнаты. Подбирает упавшие на пол предметы, поправляет бумажные иконки в красном углу.

Мы осматриваем сарай. Удивляемся, насколько основательно строили в прежние времена. Столько лет дом пустует, а брёвна всё такие же крепкие. Только крыша прохудилась, оттого и старение дома ускорилось. Но никто уже не приедет сюда ремонтировать. Наследники переехали в другие населённые пункты и лишь изредка, затосковав, наведываются на малую родину.

Света вытаскивает огромный железный ключ. Выходим во двор, идём к амбару. С большим усилием нам удаётся сдвинуть дверь, вросшую в землю. В амбаре Светина бабушка хранила много ценного по прошлым дефицитным временам: посуду, постельное бельё, продукты. Кое-что из вещей так и лежит не распакованным.

– Надо икону вытащить, – Света показывает на остеклённую картину на полу. В сумраке не видно, что на ней изображено.

Тащим икону на улицу. Ставим на землю. Комочком снега я стираю толстый слой пыли со стекла. Проступают очертания изображения. Богородица.

– Какая красивая! – вырывается у меня. Икона и впрямь необычная. Я такой ещё не видела.

Лик Богородицы написан на плотной бумаге и размещён внутри деревянной рамы, похожей на оконную. Внизу рама делится на два прямоугольных фрагмента. Справа кусок стекла разбит, и бумага истлела от сырости, а на левой стороне изображение сохранилось: лежащий на погребальном ложе Иисус Христос. Божья Матерь смотрит вниз, на своего Сына. В её взгляде одновременно и печаль, и спокойствие.

С передышками несём икону к машине. Тяжёлая. Загружаем в багажник. Едем в Кебру. В церковь, где иконе самое место. Но храм закрыт, и поблизости никого не видно.

Ставим икону возле крыльца. Стоим, думаем, что делать дальше. Света говорит:

– Что, так и оставим? Давай хоть к стене повернём.

– Да никто её не украдёт, – отвечаю я. – И лучше пусть стоит лицом к деревне. Пусть Богородица посмотрит на белый свет, на людей, на Кебру. А то сколько лет она в амбаре в темноте томилась.

С тем и уехали.

Лишь на третий день удалось дозвониться до батюшки Валерия, чтобы узнать о судьбе нашей иконы. Он был удивлён. Оказывается, ничего про неё не знает, поскольку в отъезде.

Вечером позвонил радостный:

– Так и стоит, как вы поставили! Эта икона называется «Умиление». В нашей в церкви такой ещё нет. Видно, она из часовни. В старые времена в Кебре насчитывалось сорок две деревни, и в каждой из них была своя часовня. Потом храм и часовни разрушили, а население разобрало образа по домам. До сих пор многие хранят их у себя и считают своими. А правильно, если они будут находиться в храме, ведь для этого их и создавали. А вы обязательно заходите к нам в церковь, когда будете в наших краях!

Мы приехали в Кебру на Рождество. В маленькой церкви было тесно от скопления народу. Свою икону мы увидели сразу. Она висела рядом с другими образами Божьей Матери. И нам казалось, что она благодарит нас своим спокойным и уверенным взором, который нетрудно описать одним словом – Умиление.

Красные кроссовки

Левый глаз периодически дёргается уже с августа. Вот и сейчас я стою на остановке, а он нервно подмигивает. И никак не угомонить. Бесполезно пить успокоительные, заваривать травки, слушать расслабляющую музыку. Можно только закрыть глаз или прижать пальцем веко, словно бы говоря: «Ну что ты, малыш, перестань. Всё же хорошо». Это ненадолго помогает.

Подмигивая, глаз непроизвольно зацепился за высокого мужчину в чёрной куртке, синих джинсах и красных кроссовках. На всей сумеречной улице его обувь была единственным ярким пятном, не считая светофора. «Вырядился, как клоун», – подумала я. – Если бы был подростком, ещё куда ни шло, а тут явно к сорока приближается».

Мужчина заметил мой оценивающий взгляд и подмигнул. Я почувствовала, что краснею. Становлюсь похожей цветом на его обувь. Хотела отвернуться, но вдруг мужчина обратился ко мне:

– Барышня, вы не подскажете, где находится женская консультация?

Глаз на секунду перестал дёргаться. Давно вышедшее из обихода обращение сбило с толку. А женская консультация никак не вязалась с красными кроссовками. И что ещё больше меня удивило – я там работала. Может, этот тип следит за мной? Откуда он знает, где я работаю? Внутри шевельнулось что-то холодное. Зря я вчера на ночь читала Кинга.

Я хотела сказать, что не местная и не знаю никаких консультаций, но пионерское детство не позволило мне соврать:

– На двадцать третьем можно доехать. Вот он уже едет.

– Хорошо, спасибо, – тип широко улыбнулся.

Почему он улыбнулся? Тут явно что-то не то. Я посмотрела на приближающийся автобус. Забрызганный грязью жёлтый пазик резко остановился, с грохотом распахнул двери.

В автобусе народу было мало. Я села возле окна. Тип в красных кроссовках устроился рядом:

– Меня Толя зовут.

Незнакомец, впрочем, теперь уже знакомец, протянул ладонь. Я посмотрела на его руку. Концы пальцев жёлтые. Курит, и, скорее всего, дешёвые сигареты. Хотя где сейчас найдёшь дешёвые? Обручального кольца нет. Либо не женат, либо развёлся. Либо женат, но кольцо не носит. Так многие мужчины делают. Пускают пыль в глаза.

Я кивнула. Но руки не подала. Он убрал ладонь:

– И даже не скажете, как вас зовут?

Мне совершенно не нравился его натиск, но я ответила:

– Люся.

– Красивое имя. По-французски – Люси. Даже песня такая есть про собаку Люси. Газманов поёт.

– Не слышала, – я крепче прижала сумочку к себе.

– У вас красивый город, – сказал Толя, удобнее пристраивая на коленях чёрный рюкзак.

Я посмотрела в окно, чтобы убедиться в его правоте. На улицах было мрачно. Серые дома, над ними тяжёлые тучи, проливающиеся мелким дождём. Голые деревья, огромные лужи. Люди с хмурыми лицами. Два бомжа роются в мусорных баках. Рядом бегает рыжая собака, виляя мокрым хвостом.

– Да, красивый, – согласилась я и вздохнула.

Толя почему-то тоже вздохнул. Какое-то время ехали молча.

– Ваша остановка, – сказала я. – И моя тоже.

– Выходим, – Толя накинул на левое плечо рюкзак, вышел из автобуса и подал мне руку.

– Вон за тем поворотом – женская консультация. Могу вас проводить. Я там работаю, – раскрывая зонтик с подсолнухами, сказала я.

– Здорово. А я как раз иду на собеседование.

– Так это вы вчера звонили? Анатолий Сергеевич Лушков?

– Да. А вы Людмила Ричардовна?

Я кивнула.

– Приятно познакомиться! – Толя расплылся в широкой улыбке. – А вы мне сразу понравились!

– Вы мне тоже, – соврала я, начисто забыв о том, что когда-то была пионеркой.

Башня Бисмарка

– Зачем ты хочешь туда зайти? – Игорь остановился у входа в ювелирный магазинчик на оживлённой улице Немана. – Вдруг тебе понравится какая-нибудь вещь, а я не смогу её купить?

– Я просто хотела посмотреть, – вздохнула Лора, и они зашагали дальше.

Через полчаса белый автобус вёз их в направлении села Большое. За окном проплывали поля, дома, цветущие яблони. Буйствовал май. Изумрудная зелень ласкала взгляд. Солнце припекало уже по-летнему.

В Большом у сидящих на остановке бабушек Игорь спросил, как добраться до башни Бисмарка. Они подробно объяснили маршрут.

Дорога вела к реке Неман. На берегу стояло несколько частных домов. Табличка возле самой воды извещала о том, что за рекой – государство Литва.

Во дворе одного из домов яростно залаяла собака. Хозяйка вышла на улицу. Игорь, перекрикивая лай, уточнил у неё путь к башне.

Дальше дороги не было, только чуть заметная тропа, петляющая по лесу.

Идея найти башню Бисмарка посетила Игоря, учителя истории, давно. Он говорил Лоре, что в четырёх частях света во второй половине 19 – начале 20 века построено 250 башен – памятников в честь немецкого канцлера Бисмарка. После войны территория Восточной Пруссии перешла к Советскому Союзу. Сейчас это Калининградская область. И здесь находятся две сохранившиеся башни. У одной из них, возле города Черняховска, Игорь уже был. А здесь впервые.

В зарослях мелькнула часть каменной стены. Вскоре они подошли к двадцатиметровой четырехугольной башне. Каменная лестница, ведущая наверх, была сильно разрушена. Верхушка башни тоже развалилась.

Лора погладила шершавые камни. Они были прохладными.

– Сфотографируй меня, – попросила она.

Игорь сделал несколько снимков.

– Я поднимусь наверх, – сказал он, передавая Лоре фотоаппарат.

– Осторожнее там, наверху…

Когда темноволосая голова Игоря появилась на верхотуре, Лора щёлкнула кнопкой фотоаппарата, чтобы запечатлеть миг покорения башни.

Игорь был доволен – мечта осуществилась. Для него как для историка живые страницы прошлого были необходимы.

На обратном пути в автобусе Игорь взял ладонь Лоры. Девушка была не против.

Некрасивая фамилия

У Гали раз такое и было. Любила она его. Ох, как любила! Он даже замуж звал. А она молчала. Ну не нравилась Гале его фамилия, и всё тут, хоть застрелись! Она и во сне не хотела бы увидеть, что является носительницей некрасивой фамилии. Даже вслух не хотела её произносить, не то что писать или расписываться ею.

Дилемма мучила её месяца два. Потом Галя стала избегать общения с ухажёром. А однажды всё резко оборвала. Написала ему, что лучше остаться друзьями и ля-ля-тополя. Он ответил: «Ладно». А вечером сообщил, что сжёг все Галины письма. «Сжёг, как мосты», – подумала она и облегчённо вздохнула.

Больше они никогда не виделись. Двадцать пять лет пролетело как один миг. Галя уже второй раз стала бабушкой, но всё чаще вспоминает давнего кавалера с неблагозвучной фамилией и отчего-то грустит.

Тошка

У Тошки, весёлого чёрного спаниеля, выбора никогда не было. За него всегда всё решали люди. Вот и сейчас он проводил носилки с Петром Ивановичем до машины скорой помощи и вернулся на крыльцо в ожидании своей участи.

Рядом с ним стояла соцработница Мария, крупная улыбчивая женщина лет сорока. Трижды в неделю она приходила помогать Петру Ивановичу по хозяйству. Старик в последнее время сильно сдал. А тут ещё этот приступ.

Мария вытащила из кармана жёлтой куртки мобильник, позвонила:

– Василий, здравствуйте. Вашего отца сейчас отвезли в больницу. У него что-то с сердцем. Когда вы приедете? И что будем делать с собакой?

Мария выслушала ответы, нажала на кнопку отбоя и погладила собаку:

– Ну вот, Тошка. Василий приедет за тобой вечером. Будешь теперь жить в большом городе.

Василий подъехал на белой «Субару». В дом не зашёл. Принял из рук Марии собаку. Открыл заднюю дверцу авто, выгрузил Тошку на сиденье и шикнул на него:

– Сиди тихо. Понял?

Тошка понял, он был умной собакой, всё же ему было уже три года.

Уезжать не хотелось. Пёс с тоской уставился в окно, провожая взглядом обшитый зеленой вагонкой деревенский дом, огороды с двумя парниками, покосившуюся изгородь. Потом оглянулся и уставился в заднее окно. За машиной бежали Маркиз и Жучка, и ещё две собаки с другого конца деревни. Тошка тявкнул и завилял хвостом.

Василий сурово его оборвал:

– Я кому сказал: тихо!

Ехали долго. Тошка устал. Он уже не смотрел в окно. Ему наскучил однообразный пейзаж с деревьями и изредка встречающимися домами.

Машина подкатила к одноэтажному кирпичному зданию. Бесшумно открылись ворота. Въехали во двор. Василий посигналил. Из двери дома выбежала девчушка лет пяти. Она крикнула:

– Ура! Папа привёз собаку!

Василий открыл дверь, чтобы выпустить Тошку. Пёс нехотя вылез. Девочка побежала к нему.

– Аля, осторожно. Может, он кусается, – пытался остановить её отец.

Но девочка не слушала. Подбежав к собаке, остановилась. Пёс тоже стоял на месте. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом Аля сделала шаг вперёд и осторожно погладила собаку.

– Тошка, Тошка, – приговаривала она.

Так у Тошки началась другая жизнь. За ворота дома его не выпускали. На прогулку выводили на поводке. О деревенской свободе не было и речи. Двор был небольшим, но в нём были сад, огород и даже надувной бассейн.

В играх с Алей протекал день за днём. Девочка каждый раз придумывала новые развлечения. Делала Тошке причёски, надевая ему на уши разноцветные резинки и бантики, мыла пса шампунем, брызгала мамиными духами, пыталась приучить его приносить тапочки.

Однажды утром Аля открыла ворота и вышла на дорогу. Тошка увязался за ней. Но не успела Аля сделать и десяти шагов, как из-за угла соседнего дома выскочили три большие собаки. Они с лаем бросились к Але. Тошка без раздумий понёсся им наперерез. Чужаки накинулись на Тошку. Началась драка. Даже не драка, а расправа, городские псы давили численностью.

Аля с криком бросилась во двор. Но оттуда уже бежал Василий со шлангом. Струя воды разметала дерущихся. Чужие псы убежали, а Тошка остался лежать на земле.

– Папа, папа, там Тошка… – шептала Аля.

По щекам у неё текли слёзы.

Василий завернул раненое животное в покрывало и повёз на ветстанцию. Тошке сделали уколы, зашили раны, намазали их вонючими мазями. А потом пёс лежал после наркоза и ему нестерпимо хотелось пить. И жить.

Петра Ивановича к тому времени выписали из больницы. Через пару дней, когда Тошке стало чуть лучше, хозяин попросил привезти собаку.

Василий положил Тошку на зелёный коврик рядом с кроватью отца. Подрёмывая, Пётр Иванович поглядывал на собаку: дышит ли. Тошка весь был в бинтах. На шее у него красовался широкий пластмассовый воротник, чтобы он не мог срывать с себя повязки. Тошка и не хотел ничего срывать. Он спал и видел голубые сны.

Золотая рыбка

Борис получил моё письмо. И описал мне этот момент. По телефону.

Начал с почерка. Сказал:

– У тебя красивый почерк. Ровный, аккуратный. А я пишу, словно курица лапой. Иной раз с трудом разбираю свои каракули.

Затем Боря остановился на адресе:

– Конечно, я хотел бы получить письмо от…

Он назвал мою девичью фамилию и продолжил:

– А оказалось, что письмо от…

И произнёс мою фамилию по мужу.

Боря спросил, специально ли я надушила открытку. Я ответила, что всё вышло случайно. Он не поверил. Тогда я сказала:

– Если я расскажу, ты будешь смеяться.

– Не буду.

– Дело в том, что эта открытка мне очень нравится…

– Мне тоже, – перебил Боря.

– Я купила её в Питере в книжном доме Зингера. А за день до того в Интернете наткнулась на интересную статью о японской художнице Йоко Оно. Оказывается, она разработала поэтические «инструкции», призывающие зрителя делать иногда самые неожиданные, а иногда вполне себе будничные вещи. Под статьёй бегущей строкой мелькали её советы. В любой момент можно было нажать на «стоп» и получить задание. И я нажала.

– И что? Что там было? – заинтересовался Боря.

– В инструкции я прочитала: «Представьте, что вы отпустили золотую рыбку переплыть небо. Дайте ей переплыть с запада на восток. Выпейте литр воды. Представьте, что вы отпустили золотую рыбку переплыть небо. Дайте ей переплыть с востока на запад». Я всё это очень живописно представила. Правда, литр воды я пить не стала. Но в остальном моя воображаемая рыбка была послушна. Она плыла туда, куда я её направляла.

– Поэтому ты купила открытку с золотой рыбкой?

– Что ты! На следующий день я и думать о ней забыла. А когда в магазине, набитом сотнями открыток, мой взгляд зацепился за маленькую жёлтую рыбку, устремившуюся к солнцу, я всё вспомнила. Это была та самая рыбка. Она вернулась ко мне. Как же я могла её там оставить?

– А как насчёт духов? Ты решила утопить рыбку в духах? Да, кстати, как они называются?

– «Думаю о тебе». Когда мне пришла в голову мысль, что было бы хорошо поздравить тебя с Новым годом настоящей, а не электронной открыткой, я сразу вспомнила о питерском сувенире. Но чуть было не испортила дело. Нечаянно коснулась открытки рукой в креме, и рядом с рыбьим хвостом появился отпечаток большого пальца. Я попыталась стереть жирное пятно ватным диском, смоченным духами. И, по-моему, мне это удалось.

Боря рассмеялся.

– Я же сказала, что ты будешь смеяться.

Сама тоже улыбнулась:

– Но если тебе не нравится запах, выбрось открытку куда-нибудь подальше.

– Напротив. Мне очень нравится.

Мы болтали с Борисом ещё долго. Говорили о работе, об общих знакомых, о приближающемся празднике. Но о чём бы мы ни говорили, незримо в нашем разговоре присутствовала пахнущая сладким цветочным ароматом открытка с золотой рыбкой.

Небывалые случаи

***

Со стороны улицы на оконное стекло легла чья-то ладонь. Зелёная. Пальцы длинные, узкие. Их четыре, все одной длины. В комнате темно, и подушечки пальцев отсвечивают фосфором.

Ладонь сжалась. По стеклу заскребли длинные ногти. «Хорошо, что ногти белые, – подумала я. – Были бы чёрные, я бы испугалась».

***

Я наступаю на змею. Нечаянно. Змея шипит, сворачивается клубком. Поднимает голову и пристально смотрит на меня узкими чёрными зрачками жёлтых глаз. Я некстати вспоминаю мультик «Ну, погоди!», где Заяц заставляет змею плясать под свою дудочку. Пытаюсь вспомнить, где моя дудка. Паника сковывает меня. Я падаю.

Открываю глаза в машине скорой помощи. Молодой доктор держит меня за руку.

– Где моя дудочка? – спрашиваю я у него.

– Лежите спокойно. Если ваша дудочка волшебная, она сама вас найдёт.

***

Стакан треснул и разлетелся вдребезги. В этом не было бы ничего удивительного, если бы он упал на пол или его со всего размаха метнули в стену.

Но стакан преспокойно стоял на письменном столе. И даже был наполнен водой. Наполовину.

Это был обыкновенный стакан. С гладким тонким стеклом. Если бы он был гранёным, возможно, с ним такого бы не произошло.

На стакан не падали солнечные лучи. Рядом с ним не стоял горячий утюг. И до батареи отопления было полтора метра. Так что от перегрева стакан точно не мог треснуть. Как и от переохлаждения. В помещении стояла комнатная температура.

Так отчего же он разбился? Самопроизвольно, без воздействия внешних сил.

Да Бог его знает.

Миниатюры

Актёр

Я ждала, когда актёр выйдет на сцену. Хотелось увидеть его первой. Сказать ему: «Ну что же, здравствуй!»

Медленно поднялся тёмный занавес. Поочерёдно включились рампа и софиты. Свет в них разгорался постепенно.

Больше часа я терпеливо смотрела на сцену. Ждала. Ну же, ну! Когда же ты появишься? Уже светло, как днём, а тебя всё нет.

Поглядывая на сцену, успела написать четыре страницы заметок, съесть гречневую кашу со сливочным маслом, выпить чай с бутербродом. Но при всяком действии не забывала краем глаза наблюдать. Когда же? Где же ты? Время!

Свет разлился уже и по зрительному залу. А актёр всё не спешил. И вот когда я устала ждать, он появился во всей своей красе.

Вначале главный герой походил на сверкающий драгоценный камень. На него было приятно смотреть. Радостно, тепло.

Затем он изменился, превратившись в бильярдный шар. Белый, слегка перламутровый. Глядеть на него по-прежнему было легко.

А потом – бац! – и он стал зеркалом, отражающим яркий свет. Свет слепил. Пришлось отвести глаза.

Прошло 4 минуты 46 секунд 11 миллисекунд. Именно столько понадобилось солнцу, чтобы выкатиться и оторваться от краешка кольёльского леса.

Я сказала солнцу: «Ну что же, здравствуй!»

Тёмные зимние утра позади. Здравствуй, солнце! Теперь я часто буду тебя встречать.

Белое на сером

Серое промозглое утро распахнуло объятия. Я бросаюсь в них.

На перекрёстке улиц Мира и Куратова стоят три белых автомобиля. Скопление белого на сером фоне ошеломляет. Вдруг понимаю: это намёк. Намёк на то, чтобы я поискала в этой сизости, мокрости, сумеречности светлые пятна. Начинаю шарить глазами по сторонам.

Вот «Розовый магазин», прозванный так в народе за окраску стен. Но если приглядеться, розового в нём совсем чуть-чуть – фигурная рамка по краям оштукатуренной стены. И ещё один дом на улице Мира белый. Раньше сайдинг на нём был темнее. Выцвел, выбелился.

Оконные рамы деревянных двухэтажек словно аккуратно сложенные кости неведомых животных. Зебра на пешеходном переходе, напротив, вполне узнаваема. Рядом на асфальте вычерчен треугольник, предупреждающий, что здесь бегают дети. Дорожные знаки вдоль улицы – круги, треугольники, прямоугольники – как карточки в детской игре.

Вроде всё. На этом искомый цвет закончился. Опускаю глаза на землю. А вот и не всё! Окурки – раз, следы жвачек, впечатавшихся в тротуарную плитку, – два, пакет от сока возле забора – три! Во дворе школы чудом сохранившаяся куча грязного снега. Дворник постарался – собрал, утрамбовал, будто хотел сохранить первый снег навсегда.

Дорогу переползает пластиковый пакет, напоминающий раненого кролика. Пакет почти попадает на зебру. Всё правильно – надо соблюдать правила дорожного движения.

Если искать, то белого много. А скоро будет вообще завались. Ноябрь пока ещё хмур, серьёзен. Но однажды возьмёт и сбросит надоевшую всем маску. Засветится, заискрится, засыплет белым золотом всю землю.

И какой тогда цвет искать?

Чудо природы

Некоторые люди рождаются на свет и лежат себе в кроватках, посапывая. Не подозревая, что для окружающих они являются загадкой. Чудом природы.

Любой ребёнок – сам по себе чудо. А ежели это двойня или, что ещё непостижимее, тройня? Да ещё близнецы! Таинственный флёр окутывает таких счастливчиков всю жизнь.

Иногда говорят: «Дети так похожи друг на друга, что собственная мать их не различает». И я в это верю! Сама испытала чувство лёгкой растерянности, когда впервые увидела своих двойняшек.

В тот день за окном водопадом лил дождь. В этом явлении природы не было бы ничего удивительного, если бы оно не случилось 14 марта.

В приоткрытое окно больничной палаты влетал свежий ветер, шевеля матерчатые жалюзи. Слышался шум льющейся с крыши воды.

Мне принесли по очереди два свёртка – новорождённых дочек. Я вглядывалась в ещё незнакомые лица и не разбирала, кто из детей Ульяна, а кто Валерия. Я любовалась красноватыми сморщенными личиками с одинаковыми ниточками губ, пуговками носов. Любовалась каждой чёрточкой. Изучала. Запоминала, как шифр, который мне жизненно необходим.

Только на третий день я перестала ошибаться. У Леры завиток волос на лбу казался толще, а у Ули волосы были не такими густыми. Чубчики и стали опознавательным знаком. Мне уже не надо было заглядывать в бирки на ручках детей. А вот мужу на разгадку тайны потребовалось больше месяца.

С тех пор минуло двадцать лет. Но многие знакомые, встречая наших близняшек, до сих пор затрудняются сказать, кто перед ними. Для таких случаев кем-то ещё в садиковские времена детей придумано сёстрам общее имя – Уля-Лера.

Сердце леса

Влево от ворот тянется выщербленная асфальтовая дорога. Вправо, петляя по лесу, бежит чёрная грунтовка. Оба пути ведут в город. Я выбираю грунтовку.

Кроны клёнов, дубов, лип, ясеней, каштанов смыкаются над головой зелёной аркой. На ней – жёлтые и красные вкрапления. В просветы между листьями просачивается тёплый солнечный свет. Пятна света кружевом ложатся на дорогу, и она кажется покрытой ковром.

Ветер чуть слышно шелестит листвой. Лёгкие дуновения срывают пожелтевшие листья, которые опускаются медленно, как хлопья снега в безветренную погоду. Листопад завораживает. Протягиваю руку. В неё доверчиво ложится красный кленовый лист. Рассматриваю его рисунок, остановившись перед могучей сосной. Её золотистый ствол замысловато закручен кверху. Дерево напоминает богатыря с крепко посаженной головой и широкими плечами. Но не это заставляет меня остановиться, а крепкий, насыщенный хвойный аромат. Хочется вдыхать и вдыхать его.

Я стою, дышу и кручу головой, пытаясь определить, откуда слышится глухой стук. Так это же дятел! Забрался на верхушку высокой сосны и стучит. Снизу дятел кажется маленьким. Но я различаю его красную шапочку, крепкий длинный клюв. Птица выстукивает свою песню, а я слышу в ней сердечный ритм леса.

Питерские сюжеты

В большом городе взгляд то и дело цепляется за оригиналов. Глаза фотографируют. И из памяти эти картинки уже не стереть.

На подходе к Смоленскому кладбищу на ящике сидит бомж. На нём испачканная мешковатая одежда. Лицо отёкшее, синюшного цвета. Мужчина уткнулся в телефон с тонким золотистым корпусом. Водит грязным пальцем по экрану. Очень увлечён. На прохожих не смотрит. На асфальте возле него сиротливо стоит бумажный стаканчик из-под кофе. Монетки туда не летят.

На Невском проспекте седовласый мужчина в бандане, похожий на матёрого байкера, тоже весь в телефоне. Его ногти украшает чёрный облупившийся по краям лак.

Возле Петропавловской крепости нос к носу столкнулась с босым мужчиной лет тридцати. Причём остальная одежда на нём была безупречна: чёрная бейсболка, тёмно-синяя футболка, синие джинсы, чёрная сумка через плечо. Я даже оглянулась посмотреть – может, он в руках несёт обувь? Но нет. Уверенной походкой босяк направился к деревянному мостику. Наверное, он так ходит в любое время года и в любую погоду.

По эскалатору метро навстречу едет солидный петербуржец в чёрной маске на пол-лица. На маске выведено белыми буквами: «NO PANIC». Я сразу успокаиваюсь. Действительно, и чего это я всё время кипишую? Без паники так без паники.

Заметила, что в Питере я всё время улыбаюсь. Куда бы ни шла. Непроизвольная реакция на счастливые мгновения. Тем более странным показался вопрос слегка помятого незнакомца на Сенной площади:

– Девушка, почему вы такая грустная?

– С чего вы взяли?

– А как вас зовут?

– Неважно…

Я придвигаюсь поближе к шагающему рядом парню с большим рюкзаком.

– Это ваш молодой человек? – не унимается незнакомец.

– Да.

– Ну, тогда ладно…

Правильно говорит Алиса: нужно быть осторожнее. Когда я со смехом начинаю ей возражать:

– Да кому я нужна? Была бы я молодой девчонкой…

Она серьёзно отвечает:

– Мама, ты мне нужна.

О клещах

Устала. Легла на землю. На сегодня веников достаточно. Подруга ходит рядом:

– Ты чего разлеглась? Вставай. Клещ присосётся.

– Ага, ни разу не присасывался, а тут присосётся. Ты посмотри, какая красота наверху!

– К тебе не присасывался, а ко мне присасывался. Поэтому я за тебя тревожусь.

– И какой он был, твой клещ? – спрашиваю, продолжая лежать на траве.

– Какой-какой! Круглый, противный. Знаешь, как я испугалась, когда его увидела!

– И, наверное, довольный?

– Конечно, довольный! Столько крови из меня выпил. Хорошо, что клещ не заражённый оказался.

– Это хорошо, – согласилась я.

Потом подняла кверху телефон и сфотографировала небо. На память о великом лежании.

Блины

Ульяна печёт блины. Стопка на тарелке растёт быстро.

– Это для тебя, мама. Ешь, – приговаривает Уля, колдуя над сковородкой.

А я и ем. Вкусные блины у Ули. Лёгкие, ажурные. Не то что у меня! У меня они чаще всего получаются толстые, как омлет.

Рассматриваю рисунок на блине. Справа – десяток белых озёр. Чуть выше – извилистая дорога. Она выходит из блина и теряется в клеёнке на столе. Слева – три горы. Внизу посередине – выжженная пустыня. Маленькая, правда.

И кто придумал, что блин – это символ солнца? По мне, так он больше похож на Луну. Без труда можно разглядеть рельеф. И есть даже одно неоспоримое преимущество – всегда можно заглянуть на оборотную сторону.

Памятник

Гуляя по городу, я дошла до главного корпуса Сыктывкарского университета. Перед его парадным крыльцом установлен памятник известному социологу Питириму Сорокину. Захотелось подойти к скульптуре поближе.

Лицо Питирима Александровича показалось мне грустным. Учёный сидит, сокрушённо разводя руками. О чём он печалится? Всё же хорошо – университет живет и здравствует, знаменитого земляка помнят, изучают его труды.

Уходя, не удержалась и оглянулась на памятник. Смысл слегка воздетых рук теперь показался иным. Питирим Александрович словно спрашивал: «Куда ты уходишь?»

Через полчаса возвращалась той же дорогой. Высеченный в камне социолог встретил меня с раскрытыми объятьями. «Как я рад тебя видеть!» – читалось в его неизменном жесте.

Сколько эмоций в одном памятнике!

Снежинка

Смотрела, как снежинки кружатся в свете фонаря. Красиво летят, словно в медленном танце. Под свою неслышную людям музыку.

Долго смотрела. Не хотелось уходить. И тут заметила, что одна снежинка зависла в воздухе. Не падает. Что такое?

Пригляделась. Оказывается, это звезда. Но в тот момент она не отличалась от освещённых светом снежинок.

Как обманчиво зрение! И как много в мире вещей, одинаковых с виду, но разных по сути.

Мажоры

У меня сломался белый зонт. Он изначально выглядел не очень крепким. Слабое место в китайских зонтах для широкого потребления – спицы. Часть из них расшаталась, часть погнулась, а одна спица сломалась.

Зонт удобно умещался в сумочке, поэтому расставаться с ним было жаль. Но сломанная спица, которую приходилось постоянно поправлять, мне надоела. И случилось это в тот момент, когда мы с младшей дочерью стояли под мелким дождём на автобусной остановке у железнодорожного вокзала. Я вздохнула и сказала:

– Пойду выброшу зонт.

Дочь кивнула. Я не спеша подошла к урне. Элегантно закрыла зонт и аккуратно опустила его в железный ящик. Когда вернулась к дочери, она иронично заметила:

– Люди, наверное, подумали, что мы мажоры.

Скрип-скрип

Накрапывает мелкий дождик. Иду под зонтом, прислушиваясь к своим шагам. Кроме тихого шелеста по песку, слышен ещё какой-то скрипучий звук. Может, его издают кроссовки? Остановилась. Сделала пару шагов. Нет, это что-то другое.

Странный какой-то скрип. Непривычный для уха. Наверное, это металлические кольца сумки трутся друг о друга, решила я. Прижала кольца рукой. Двинулась дальше. Нет, что-то скрипит, и всё!

И тут до меня дошло. Это же мой старый зонт рассказывает свою историю жизни. Вслушалась. Так и есть: где-то жалобно, где-то бодро, но не останавливаясь, в такт моим шагам шепчет мне на ухо всё, что давно хотел сказать, но сухое лето не давало ему этой возможности.

Уф, хорошо, что это всего-навсего зонт! А то ещё чуть-чуть, и я бы подумала, что сама уже скриплю на ходу.

В январе

Каждое утро мама выносит корм для пернатой братии. Переживает:

– Наверное, половина синиц замёрзла в эти холода. Совсем мало птиц стало прилетать к кормушке.

Каюсь, не вынесла ни зёрнышка птичкам. Живу в своём мире, где нет голодных мёрзнущих пернатых. Только подумала об этом, как увидела на тротуаре замёрзшего голубя…

Мир насекомых

Утром вышла на улицу. На ступеньке крыльца – бабочка. Чёрно-оранжевая, самая распространённая в наших краях. Любовалась бабочкой, пока она не упорхнула.

Пошла на огород, села возле парника. Ни души. Как это ни души? Из щели в деревянном тротуаре вылез паук. Исхудал за зиму, лапки почти прозрачные. Греется на солнце, не ползёт дальше.

Рядом с пауком села муха с синевато-глянцевыми крылышками. Какая-то сонная муха, еле шевелится. Тоже, видно, без сил после зимы.

Несколько муравьёв, занятых важными делами, снуют по пробивающейся у тротуара траве. Муравьи тоже кажутся меньше, словно сидели на диете.

Мир насекомых проснулся. Радостно за них!

Из писем Марты

***

«…Так было совсем недавно. А если быть точнее, в прошлый четверг.

Я была с тобой. Я видела только тебя одного во всём большом городе. Я не замечала ни людей, ни автомобилей, ни разбушевавшейся не на шутку метели. Мне казалось, что на всём белом свете мы одни.

Не знаю, что чувствовал ты. Но я не припомню, чтобы когда-то со мной случалось что-то подобное.

Это, конечно, соблазн, искушение. Наверное. Но оно, как бы ни называлось, не прошло мимо меня. Оно остановило меня среди шумных улиц, отгородило от лиц, домов, электрических фонарей. От всего. Оно поместило в центр вселенной нас двоих.

Я была счастлива. Так счастлива, что, если бы в тот момент меня сбила машина, я бы этого даже не заметила».

***

«…Наконец-то я управилась с домашними делами и села за письмо. В такие минуты я словно беседую с тобой. Вернее, говорю только я, а ты внимательно слушаешь, глядя на меня сквозь толстые стёкла очков.

Недавно у нас случилось ЧП. Коза поранила козлёнка, которого мы взяли для улучшения породы. До этого месяц мы держали животных отдельно. Вроде они привыкли друг к другу. Начали выпускать их в общий загон. И в один далеко не прекрасный день коза забодала будущего кавалера – ушибла ему переднюю левую ножку.

Козлёнок два дня не ел, не вставал. Мы решили, что лучше пустить его на мясо, чем позволить умереть голодной смертью. Позвали человека, который умеет резать скотину. Тот согласился. Но в оговорённое время не пришёл. А наутро я вышла в сарай и увидела, что козлёнок прыгает на трёх ножках и с аппетитом жует сено.

В тот миг я поняла, что, когда что-то не получается так, как мы хотим, это вовсе не крах. Возможно, всё ещё повернётся в лучшую сторону».

***

«…В воскресенье я ездила в твой город по одному неотложному делу.

Всякий раз подмечаю, что жизнь в большом городе совсем другая, нежели у нас. За день я успела попасть в несколькоисторий.

Мне было радостно ходить по улицам, по которым ходишь ты. На всё вокруг я смотрела не только своими глазами, но и твоими. А когда я проходила возле здания, где ты работаешь, моё сердце затрепетало. «Глупое сердце, не бейся», – пронеслась в голове есенинская строка. Но разве сердце нас слушается?».

***

«…Дорогой мой друг! Хочу рассказать об одном случае, когда, как мне кажется, судьба хранила меня.

Много лет назад, оправившись от тяжёлой болезни, я собралась ехать в санаторий.

И вот я уже сижу в самолёте. Оглядываюсь вокруг и понимаю, что мне тревожно. И это чувство не похоже на обычное предполётное волнение.

С первой минуты, как я вошла в самолёт, мне в нём не понравилось. Старые расшатанные кресла. Дыры в полу. Конечно, в дыры земли не видно, но в них утекает моя уверенность в счастливом исходе полёта. В довершение всего в салоне пахнет кислым.

Чтобы унять тревогу, я закрыла глаза. Молитв я тогда не знала и прошептала про себя первое, что пришло на ум: «Николай Чудотворец, помоги нам долететь в целости и сохранности». Как известно, святой Николай – помощник путешественников.

Проходит минут двадцать, а мы всё не взлетаем. Тут командир воздушного судна по громкой связи объявляет: «Уважаемые пассажиры! В связи с неисправностью самолёт к полёту не допущен. Просим организованно покинуть салон. Вам будет предоставлен другой самолёт».

Другой самолёт был почти новым. Но главное, когда я в него поднималась, у меня не возникло чувства тревоги.

Для чего-то же судьба хранит нас? Или для кого-то».

***

«Мой дорогой друг!

Между нами – сотни километров весны. В бурлящих ручьях, потемневших снегах, оглушающем пении птиц, весёлом беге облаков, ослепительном сиянии солнца.

Ты видишь то же, что вижу я. Это нас объединяет. И кажется, нет этих километров. Ты рядом. В каждом моём дне. Когда я просыпаюсь и смотрю в окно, чтобы узнать, какая на улице погода. Когда пью обжигающий чёрный кофе, забравшись с ногами в большое зелёное кресло.

И когда я читаю, ты тоже рядом. Я делюсь с тобой мыслями о прочитанном. Ты внимательно слушаешь, улыбаешься, киваешь.

Слушал бы ты меня так же, если бы мы были вместе? Я не знаю.

Мне говорили, что иногда люди, живущие рядом много лет, становятся очень далёкими. Такими далёкими, будто между ними сотни километров…».

***

Я часто думаю о будущем. Не о нашем. Я знаю, что его не может быть. О своём будущем. Оно представляется мне простым, будничным. Наполненным домашними хлопотами, общением с детьми, внуками.

Где-то там, в моём призрачном будущем, я – бабушка многочисленных внуков. Пока они маленькие, вертятся возле меня, засыпают вопросами, говорят: «Бабуля, какая ты красивая!». Я смеюсь. Какая, к чёрту, красивая! Волосы давно поседели, крашу их уже лет двадцать. Я всегда шатенка. Но весёлая шатенка. А может, оптимизм – и есть красота?

Маленьким детям гораздо приятнее общаться с весёлой и даже озорной бабушкой, чем со строгой надзирательницей с половником в руке. А-ха-ха, представила себя такой – и смешно стало.

А ещё в моём будущем я по-прежнему люблю книги, деревья, небо, птиц и котов. И много другого разного. На Земле столько всего, что невозможно не любить.

Курить трубку не буду. Что-что, а курить я не научилась. Стопочку могу пропустить. За-ради праздника. Мира во всём мире. Благополучия человечества и отдельных дорогих людей. За тебя могу, милый мой друг.

Но, как бы то ни было, я по-прежнему останусь сама собой. Великой загадкой для себя. Бабулей, разрывающейся между долгом посадить огород и желанием рвануть в путешествие. Хоть куда. Да хоть на тот же Алтай.

Помнишь, я рассказывала тебе, как взлетела на параплане выше гор? Как гулко стучало сердце в груди от страха и восторга! Ничего другого, столь же прекрасного и яркого, я больше никогда не испытывала. Летать – это здорово. В любом возрасте.

Вот. Теперь напоследок подумаю о тебе легко. Я загадала: если буду думать о тебе легко, то и жизнь твоя будет лёгкой и красивой. Как полёт на параплане».

Оглавление

Небо, я тебя вижу!

  Июнь

  Июль

  Август

  Сентябрь

  Октябрь

  Январь

  Февраль

  Март

  Апрель

  Май

Сорок грехов

Икона в амбаре

Красные кроссовки

Башня Бисмарка

Некрасивая фамилия

Тошка

Золотая рыбка

Небывалые случаи

Миниатюры

  Актёр

  Белое на сером

  Чудо природы

  Сердце леса

  Питерские сюжеты

  О клещах

  Блины

  Памятник

  Снежинка

  Мажоры

  Скрип-скрип

  В январе

  Мир насекомых

Из писем Марты