журналистику по призванию? — спросил он, прищурившись.
— Да, спал и видел себя во сне газетчиком.
— Что ж, сон в руку!.. Надеюсь, брат Василия Дьякова, хотя пока и беспартийный, сумеет работать в партийной газете?
— Спасибо за доверие.
— Всяческих удач вам!
Взбудораженный, я вышел на улицу. Перед глазами почему-то все время — бронзовый орел на письменном приборе… «Эх, мне бы, мне бы сейчас крылья!..»
На вокзале меня провожала Вера. Первое расставанье с женой.
— Ради бога, будь осторожен! — умоляюще, со смутным беспокойством, просила она.
— Обещаю в переполненную лодку не садиться.
— Кулаки из-за угла стреляют!
— На мне кольчуга до колен!
— Ты все балагуришь, а я… я боюсь.
Ударил перронный колокол. Мы обнялись.
И вдруг по платформе семимильными шагами (у меня сердце упало!..) двигался Феофан Терентьев. «Что-то случилось, не иначе!..» Шепнул Вере:
— Видишь, кто несется?.. Мой начальник. Заведует отделом информации.
Вера пристально вглядывалась в приближающуюся незнакомую ей фигуру.
— Какие у него смешные уши, — тихо проговорила она. — Торчком из-под шапки!
Терентьев подошел к нам. Извинился перед Верой. Отвел меня в сторону. Незаметно протянул пистолет.
— Зачем? Редактор сказал — не надо.
— А заместитель сказал — надо! — сунул бумажку. — На право ношения… Береженого коня зверь не задерет!
В вагоне я поминутно опускал руку в карман пальто. Ощущал холодную сталь браунинга. «Хм!.. Как на войну!..»
III
Дремлет укутанная сугробами Малая Богатыревка… В белом мраке темнеют редкие избушки. Кое-где в оконцах дрожат желтые пятна. Широкая, плотная тишина. Даже собаки не брешут.
И вдруг — выстрел!.. За ним — второй, третий.
Несутся розвальни по снеговине, наперекос дороге, к сборной избе, где светятся все пять окон.
А в избе люди кричат, машут руками:
— Закругляй собранье!
— Голосуй за колхоз!
— У нас нет кулаков!
Стол под кумачовой скатертью. За ним — Семен Найденов. Голова — вправо-влево. Юркий, как мышь. Стучит карандашом по стакану:
— Спокойно, граждане! Спокойно!
Найденов окончил школу второй ступени в Старом Осколе. Приехал к отцу в Малую Богатыревку учительствовать. Вся деревня — к нему: за книжкой, за советом, с просьбой, с жалобой. Добрая слава пошла об учителе… И тут приглянулась ему Агриппина Горожанкина, батрачка из Горшечного. Как приедет она в Малую Богатыревку, Семен — ни шагу от нее. Вдвоем допоздна сидят в школе, в избе-читальне, вдвоем идут за околицу, по жнивью бродят. И зашелестело из избы в избу: «Учитель и Горожанкина — полюбовники!» Стоило Семену заикнуться об Агриппине, отец Иуда Найденов кривил рот:
— Голытьба!.. Не нашей ветки стебелек. С кем связался?
Потом примирился. Как-никак, заместительница председателя райисполкома, шишка! С ней резон быть в дружбе.
Но неожиданно — удар: найденовское хозяйство признано кулацким. Горожанкина предложила вывезти в три дня хлебные излишки.
Иуда побелел: донюхались, докопались, сволочи!..
— Все она, любодейка твоя проклятая, большевичка стриженая! — шумел Иуда. — Прибери бабу к рукам! Иль не мужик ты?.. И не то…
Семен убеждал, упрашивал Агриппину:
— Сжалься над стариком!
— Кулака защищаешь?
— Отца! — вскричал Семен.
— Врага! — утверждала Горожанкина.
— Да какой же он враг?! Справный мужик!
— Справный, справный… Мироед он справный!
— Да нет же! Повернуло его на особицу, жизнь новая не по нем… Темный он!
— А ты просвети!
И, помолчав, Горожанкина сказала:
— Не уйдешь из отцова дома — не будет у нас с тобой, Семен, ни любви, ни дружбы. Так и знай!
Он снова — к отцу:
— Вывози, батя…
Распаленный Иуда бушевал:
— Нет у меня хлеба! Нет у меня сына!.. К чертовой матери вас всех!.. Ступай к ней, христопродавец. Милуйся, целуйся, отца родного предавай!
Ни одного пуда не вывез. Горожанкина наложила штраф.
— Плати, батя!
— Ни копейки! Удушусь, а не дам! Во, кукиш ей!
Продали с торгов имущество Найденовых…
Страсти на собрании накаляются.
— Кто из вас не запишется в колхоз, тот против власти! Так и доложим куда следует… — заявляет Семен Найденов. — Не доводите, граждане, дело до крайности… Голосую. Кто за…
Дверь в избе распахивается. Вбегает комсомолка Синдеева.
— У…убили! Горожанкину убили!..
Семена словно ветром выбрасывает на улицу. Гулкой толпой вываливаются за порог и остальные.
Горожанкина лежит навзничь в санях. Черная шаль сползла с головы. Восковое лицо. Закрытые глаза. На остриженных по-мальчишески волосах блестят снежинки… Семен рывком поднимает ее за плечи. Встряхивает.
— Агриппина!
Открываются большие, неподвижные глаза. Семен вздрагивает.
— Жива?!
Протяжно выдыхает толпа:
— Жива-а-а!..
Семен вырывает у возницы вожжи.
— В больницу! В Грайворонку!
Последние комментарии
1 день 2 часов назад
1 день 10 часов назад
2 дней 1 час назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 5 часов назад