Последние почести [Джон О'Хара] (fb2) читать онлайн

Джон О'Хара ПОСЛЕДНИЕ ПОЧЕСТИ

РАССКАЗ

^{_{Рисунок В. БЛАНКМАНА}}

Однажды кто-то в Фэрвью-Фолз заметил, что для того, чтобы Гарри Лонгден заглянул в город, нужны большие похороны. Это замечание стало местным трюизмом, а после трех-четырех визитов Гарри, потесненное еще одним наблюдением, оно получило иное словесное выражение: Гарри Лонгден, говорили люди, приезжает в город на похороны только тех, кто в былые дни и на порог бы его не пустил. Оба замечания передал Гарри его старший брат Чарли, местный дантист, который в меру гордился успехом Гарри в основном потому, что это Чарли дал брату возможность уехать из Фэрвью-Фолз учиться на юриста. Между братьями установилось взаимное уважение и некое подобие обычной в таких случаях любви, длительность которой объяснялась тем, что ни тот, ни другой и не собирались предъявлять друг другу какие бы то ни было претензии. Не будь они братьями, они бы стали хорошими друзьями.

Гарри, разумеется, не достиг бы столь высокого положения в своем мире, не будь он парнем с головой, а для того, чтобы признать, что в людских пересудах о его наездах домой есть доля правды, особого ума и не надо было. Но никто, кроме самого Гарри, не знал, что эти замечания верны лишь постольку-поскольку: картине не хватало правдивости и полноты. Гарри, однако, было совершенно безразлично, что в его родном городке о нем сложилось несправедливое и неполноценное мнение. Он мог бы легко все исправить, но какой ценой — пришлось бы раскрыть тайну, а эта тайна так долго была только его тайной.

Когда, еще в 20-х годах, Гарри впервые приехал в Фэрвью-Фолз с похоронным визитом, в городке считали, что он, кроме карьеры адвоката известной нью-йоркской корпорации, сделал где-то от полумиллиона до миллиона долларов. Он уже развелся с одной молодой женщиной, фамилия которой значилась в светском календаре, и собирался жениться на другой. Юридические светила Фэрвью-Фолз были больше знакомы с его работой в судах штата и в Верховном суде.

— И все же, — заявила Бесс Лонгден своему мужу Чарли, — Гарри ведет себя нагло. Ну нем ему приходился покойный Льюис Беллоуз? Кем он сам был для Льюиса Беллоуза?

— Видишь ли, отец почти тридцать лет проработал на фабрике Беллоуза табельщиком, — сказал Чарли.

— Ну и что? А был мистер Беллоуз на похоронах твоего отца? Нет, не был.

Затем Гарри приехал на родину, когда хоронили Бада Эллиса — тот сошел в могилу сравнительно рано, поскольку делать ему было особенно нечего и он только тем и занимался, что ел да пил.

— Гарри не знал Бада Эллиса, — сказала Бесс. — А если и знал, то очень мало.

— Детьми они играли вместе, как это бывает в городках такого размера. И раза два Бад виделся с Гарри в Нью-Йорке.

— Может, оно и так, но я заметила, что Гарри не приезжал, когда умер Джо Бреннан.

— Гарри тогда был в Европе, — возразил Чарли.

— Ну, а Эд Мартин? Он не был в Европе, когда умер Эд, — не сдавалась Бесс. — И потом, ты, наверное, тоже заметил, что Гарри не привозит свою новую жену.

— Что да, то да.

— Мы никогда не встречались с первой и, бьюсь об заклад, никогда не увидим и эту.

— Тем лучше, — сказал Чарли. — Мне кажется, он с ней не очень долго проживет.

Приехав на погребение доктора Джона Дж. О'Брайена, ведущего хирурга округа Фэрвью и владельца «Лимрик фармз», где разводили призовых рысаков и иноходцев, Гарри не стал останавливаться у Чарли Лонгдена. Он предпочел снять номер в «Фэрвью-отеле», сославшись на то, что он почти все время будет сидеть на телефоне и что даже нанимает еще одного оператора на коммутатор в отеле, но с глазу на глаз с братом он не стал ничего скрывать.

— Почему непременно останавливаться у тебя, Чарли? Бесс меня не переваривает. Стоит мне упомянуть, что на прошлой неделе я был на обеде в Белом доме, как она тут же делает вид, что это я присочинил или отношусь к вам свысока. А заведу разговор о спектаклях, на которых побывал, или о книгах — она думает, я корчу из себя интеллектуала. Все читают книги — ты читаешь, она читает. Вы тоже ходите в театр.

— Слушай, Гарри. Где останавливаться, твое дело. И, пожалуй, ты это здорово придумал с отелем, раз уж вы с Бесс действуете друг другу на нервы. Между прочим, мне приятно, что ты нет-нет да заглянешь сюда. Но вот чего я в толк не возьму — почему ты всегда заявляешься на похороны? С одной стороны, это вроде не совсем нормально, а с другой — это всегда кто-нибудь с Холма — либо из живущих на долме, из старых богатых семей, либо из тех, кто когда-то там жил. Хочешь выслушать мою теорию на этот счет?

— Будет интересно, хотя она почти наверняка ошибочна.

— Ну, верна она или нет, моя теория состоит в том, что у тебя зуб против них, против этой толпы с Холма, и видеть, как они уходят раньше тебя, для тебя огромное удовольствие.

— Такой теории я от тебя не ожидал, и она ошибочна. Скажу тебе вот что: я надеюсь, что никогда не наступит тот день, когда я смогу сказать тебе, почему я приезжаю на эти похороны.

— Как это? — не понял Чарли.

— Попробую выразиться по-другому. Я приезжаю на похороны. Значит, для этого есть какая-то причина. И я надеюсь, что никогда не настанет тот день, когда я смогу назвать тебе эту причину. Если все это кажется запутанным, на самом деле это не так. Просто это моя тайна, и ты единственный на свете, кто вообще знает, что есть какая-то тайна.

— Ну что ж, Гарри, с меня достаточно и этого, — сказал Чарли и принялся рассказывать брату, что болтают в городе о его визитах.

Гарри вернулся в Фэрвью-Фолз на погребение старой миссис Карстэйрс, которая большей частью жила в местах с более теплым климатом, но ее присутствие в городке ощущалось постоянно; он «похоронил», как говорили в Фэрвью-Фолз, своего не очень близкого друга У. У. Белла, бывшего губернатора штата; а во время войны Гарри, уже бригадный генерал, приехал из Вашингтона почтить память Монти Голдсборо, семье которого принадлежали лесопильные заводы, бумажные фабрики и небольшое поместье на юге Франции. И всякий раз, когда появлялся Гарри, в городе снова вспыхивали разговоры, но все уже давно привыкли к тому, что, если умрет какой-нибудь шишкарь, Гарри непременно отдаст ему последний долг.

Но когда прошлой весной он приехал проводить в последний путь Мэри Паккард, кое-кого это озадачило. По рождению Мэри принадлежала к толпе с Холма, но она работала смотрителем школ и была бедна, а по роду своей деятельности она была не из тех, кем, похоже, восторгался Гарри. Весь город вышел отдать ей последние почести, и, когда уже расходились с кладбища, Гарри сказал Чарли:

— Зайдем ко мне в отель выпьем, а?

— Ну что ж. — У Чарли в тот день было записано на прием еще несколько человек, но он знал, что Гарри, у которого был свой, только переоборудованный, транспортный самолет, часа через два вылетает на Запад.

В гостиной «люкса» были секретарь Гарри и пилот, и Гарри попросил оставить их с братом наедине. Он приготовил хайбол для Чарли и шотландское виски для себя.

— Вероятно, тебе будет приятно услышать, что на похороны в Фолз я приехал в последний раз, — начал Гарри.

— Разве ты не приедешь на мои?

— A-а, ерунда, ты переживешь меня лет на двадцать. Но я не об этом. Хватит мне хоронить людей с Холма.

— Это уж как знаешь, Гарри, дело твое. Но ты прав — я переживу тебя, пусть и не на двадцать лет. Вид у тебя не очень. Денег хватает, почему б тебе не бросить дела и не отдохнуть?

Гарри помолчал.

— Помнишь, лет десять назад, а то и больше, у нас с тобой был один разговор? Нет, не помнишь, вижу. Ну, помнишь, я еще говорил, что у меня есть тайна? Почему я приезжаю на эти похороны? И что я надеюсь, что никогда не настанет тот день, когда я смогу сказать тебе, почему постоянно это делаю?

— Вот теперь я все припоминаю, почти слово в слово.

— Эти похороны давали мне единственную возможность повидаться с Мэри Паккард.

— С Мэри Паккард?! — удивился Чарли.

— Мэри Паккард, единственная женщина, которую я любил. Мое честолюбие. Моя совесть. Ты знал, что у меня есть честолюбие, но я не уверен, что ты когда-либо предполагал, что у меня есть и совесть. Ну вот, Мэри была моей совестью, сколько бы ее у меня ни было. Я поступил в юридический колледж и стал первым в классе не ради того, чтобы доставить удовольствие тебе, Чарли, а ради того, чтобы получше выглядеть в глазах Мэри. То же самое, когда я стал заниматься адвокатской практикой. Я столько работал не из-за денег и прочего, не ради самих денег был младшим партнером в одной старой фирме. Все дело в том, дорогой, что я должен был вернуться сюда и жениться на Мэри Паккард. А я взял да и женился на Айрини, моей первой жене. Хотя я столько работал, факт остается фактом, что дела у меня пошли вдруг как-то очень уж легко, а Айрини произвела на меня глубокое впечатление. Богатство, красота, свет. Ну, ты сам знаешь, сколько это продолжалось, но, как ни короток был этот брак, его достало, чтобы наши отношения с Мэри испортились навсегда.

Вот, а когда я первый раз приехал на похороны, я вроде как приехал похвастать. Старик Беллоуз! Да он едва узнавал меня на улице, но я приехал на его похороны, и, само собой, Мэри тоже пришла. Еще бы, она и не могла не прийти. И тогда я понял, что Мэри всегда будет на похоронах людей с Холма. Она была одной из них. Я подписался на газету, и, когда кто-нибудь из них умирал, я решал для себя, пойдет ли Мэри на похороны, и, если ответ был положительным, я тоже ехал, если только мог.

Приезжая, я каждый раз видел Мэри, только не у нее дома и всегда не более чем несколько минут, и при каждой нашей встрече я просил ее быть моей женой. Уж она-то знала, почему я приезжаю на эти похороны. Я мог бы приезжать и на свадьбы, но она не очень-то любила вечеринки… Наливай еще, Чарли, я больше не буду.

Чарли встал, налил себе, снова сел и закурил сигару.

— Во время воины, может, помнишь, я приехал на похороны Монти Голдсборо, и в тот раз Мэри впервые была более чем просто вежлива. Вежлива-то она была всегда, но недружелюбна, не было того дружелюбия, на которое она была способна. Она сказала мне, что я красив в мундире — моложе и в то же время старше, сказала она. А я говорю: «Ну, Мэри, хочешь, я буду подле тебя до конца твоих дней?» А она отвечает: «Не так уж их много мне осталось». Она знала, сколько ей оставалось жить. Ни за что не позволяла помогать ей. Вернула все чеки, что я ей посылал. О, последние два-три года мы писали друг другу два раза в месяц. Вот и все.

Короткое молчание между братьями нарушил Чарли.

— Да, — сказал он, — наверное, ни один человек не знает другого по-настоящему.

Перевел с английского В. ПОСТНИКОВ