Вечный Египет [Олег Витальевич Ковтунович] (fb2) читать постранично

- Вечный Египет (и.с. Рассказы о странах Востока) 2.69 Мб, 183с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Олег Витальевич Ковтунович

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


О. В. Ковтунович
ВЕЧНЫЙ ЕГИПЕТ Очерки прошлого и настоящего долины Нила


*
Редакционная коллегия

К. Я. Малаховский (председатель), Л. Б. Алаев,

Л. М. Белоусов, А. Б. Давидсон, Н. Б. Зубков,

Г. Г. Котовский. Р. Г. Ланда, И. А. Симония


Ответственный редактор

и автор предисловия

Р. Г. ЛАНДА


Рецензенты

Н. К. ТИХОМИРОВ. О. В. ТОМАШЕВИЧ


© Главная редакция восточной литературы

издательства «Наука», 1989

СЛОВО ОБ АВТОРЕ

Автор этой книги Олег Витальевич Ковтунович (1930–1988), известный советский арабист, историк, дипломат и журналист, скончался совсем недавно. Для всех его друзей и близких боль утраты слишком еще остра, чтобы можно было уже сейчас спокойно подводить итоги прожитой им жизни. Внешний облик, манера говорить, которой свойственна была особая, неброская, с виду безмятежная ироничность, скрытый смысл шуток, не всегда понятных непосвященным, образность и рафинированная культурность речи, мягкость и интеллигентность в обращении — все это еще живет в памяти. Как бы по инерции не верится, что человека уже нет на свете, хочется увидеться с ним или позвонить по телефону, узнать его мнение о происходящем, согласиться или поспорить, но главное — повидаться, поговорить, пообщаться… Все это, к сожалению, невозможно. Человека нет. Но он еще не воспринимается как ушедший навеки. И поэтому писать о нем очень трудно. Так и кажется, что он вдруг войдет и, заглянув в рукопись через плечо пишущего, усмехнется: «Да, не каллиграф ты, не каллиграф. Каллиграфия — это ведь искусство».

Очень трудно писать о человеке, с которым пять лет учился на одном курсе и в одной группе, сидел рядом на лекциях и семинарах, у которого часто бывал дома, с которым нередко спорил, к которому сам бывал несправедлив и от которого, в свою очередь, выслушивал несправедливые упреки, — но которому, при всем этом, многим обязан. О человеке и его жизни невозможно рассказать все. Каждый из нас видит неповторимость другого лишь настолько, насколько может. Поэтому любой рассказ о ком-либо даже лучшего друга — лишь часть правды.

Мы учились на арабском отделении Московского института востоковедения (впоследствии, в 1954 г., закрытого) в 1948–1953 гг. Олег Витальевич был, что называется. гуманитарий божьей милостью: учился легко, как бы шутя, успевал многое сверх программы. У него на все хватало времени — и на занятия, и на развлечения, и на чтение серьезной литературы. А жил он тогда трудно, в полуподвальной комнате тесной коммуналки, без отца, погибшего на фронте в Великую Отечественную войну, на свою стипендию и на скромную зарплату матери. Но Олег Витальевич помнил о дворянском происхождении отца (который из-за этого так и не смог получить высшего образования ввиду существовавших в 20–30-е годы социальных ограничений) и всегда держался с достоинством, которое нам, его сокурсникам, казалось несколько преувеличенным.

Его, однако, это мало смущало. Он даже подчеркивал, что считает признаком аристократизма, например, играть в шахматы, говорить на иностранных языках, любить оперу и разбираться в ней. Помню, как-то проспорив ему (он доказывал, что знаменитый баритон Тито Гобби в известном фильме «Паяцы» исполнял не две, как я считал, а сразу три партии), я вынужден был повести его и одного из наших общих друзей на оперу Моцарта «Дон Жуан». Моцарт был любимым композитором Олега Витальевича. Он настолько хорошо знал его творчество и его биографию, что иногда в шутку отождествлял себя с «любимым Вольфгангом», как он его называл, и в каком-либо споре мог сказать: «Я — Моцарт! А ты — кто такой?»

Среди самых серьезных увлечений Олега Витальевича была русская классическая литература. Хорошо зная и любя Пушкина, он все же больше склонности имел к менее известным поэтам, таким, как Херасков, Языков, Батюшков. У него был свой, очень поражавший нас тогда, на рубеже 40–50-х годов, оригинальный взгляд на Толстого, Гоголя, Стасова, Чайковского. Выше всех он, пожалуй, ставил Гёте и Шекспира. В подражание последнему он даже пытался сам писать сонеты.

На редкость одаренный и разносторонний человек, он еще во время учебы обратил на себя внимание преподавателей, среди которых были такие видные арабисты, как Х. К. Баранов, Е. А. Беляев, К. В. Оде-Васильева. Блестящие лингвистические способности, острый ум, дотошность и глубина в подходе к любому вопросу, за изучение которого он брался, сочетались у Олега Витальевича с веселым нравом, неистощимым чувством юмора и редкой эрудицией. Еще студентом он мог выступить с подробным и интересным докладом на такие совершенно разные темы, как, например, арабская фонема или живопись