Хочу сны. Игра уравнителей [Марк Йерго] (fb2) читать онлайн

Пролог

«Человечество не было готово принять дар, которым я напрасно делился. И теперь я должен уйти. Нашедшие силу лишатся её с моим уходом, и отныне предки пребудут в забвении. Но в напоминание я оставлю им последнее своё творение – мир снов. И когда потомки будут готовы отказаться от привычек материи и понять, что все в Абсолюте едины, люди станут пробуждаться во снах, пока миру не явится последний сноходец. Он отыщет силу и пронесёт её сквозь границы миров на Землю, тогда морок рассеется, и человечество навсегда избавится от своих вечных страданий…»

Из дневника первых сноходцев

I

Глава 1. Контроль

Молодой сноходец беззвучно скользил вдоль обшарпанных стен и закрытых дверей в поисках давно забытого сна.

Подошва лакированных туфель едва касалась дощатого пола, усеянного облупившейся штукатуркой. Тусклый свет старых ночников, висящих под чёрным, местами обвалившимся потолком, вычерчивал на гладком лице острые, геометрически выверенные черты: тёмные брови, тонкие, напряжённо сомкнутые в сосредоточенности губы, и лёгкие тени вокруг зелёных глаз, устремлённых в непроглядную даль коридора.

Виктор уже бывал в этом месте, и теперь вернулся в коридор дверей по собственной воле, чтобы отыскать других пробуждённых, чьё присутствие неизменно ощущал за запертыми дверьми, что тянулись бесконечными рядами слева и справа.

Однако до сих пор никто в этом лабиринте ему так и не встретился. Единственными его компаньонами до сих пор оставались стаи мёртвых насекомых, которые дремали в пыльных плафонах пытаясь согреться. Казалось, уже никто не потревожил бы их покой, пока не явились они.

Из стен засочилась густая зудящая тьма, разрастаясь маслянисто-дымчатым пятном и обретая форму. Ночники занялись болезненным мерцанием, давясь пятящимся назад, в их нутро светом. И тогда стайки обожжённых мотыльков словно ожили и стали разлетаться в разные стороны.

Тёмное пятно переползло на потолок и Виктор замер. Он осторожно поднял взгляд, стараясь не выдать страха перед стражем.

В нависшей над ним тени проявилась пара косых, рваных глазниц полных прожорливой тьмы. И во тьме той обитало нечто, от чего сердце сноходца каждый раз сокращалось так часто и сильно, что он чувствовал его даже здесь, во сне, где физические ощущения могут возникать лишь на более глубоком уровне сна или перед самым пробуждением.

Совладав со страхом, Виктор отвернулся и прошёл дальше, оставляя пристально наблюдающего стража позади. Напряжение в лампах стабилизировалось. Частые глухие удары в ушах стихли, и на лице сноходца проявилась улыбка облегчения.

Он и не надеялся вернуться сюда после прошлого раза, когда стражи силой заставили его проснуться. Они и сейчас следили за ним из стен, из дальнего конца коридора, испытывали на прочность, улавливая каждый его шаг переливающимися бесплотными телами, улавливая малейшие вибрации его разума, ещё неокрепшего для долгого удержания контроля. Однако пока немые стражи проявляли благосклонность.

Можно было бы сослаться на удачу, но Виктор давно понял, что единственный способ обмануть стражей – имитировать и не оставлять следов. И в этом он достиг успеха. Он мысленно усмехнулся, подумав, что мог бы дать фору даже талантливым актёрам. Ведь поменять внешность и голос не сложно. Но вот чтобы изменить характер, принцип мышления и частоту сознания, требуется немало усилий.

Через несколько дверей облезлые доски под ногами заскрипели громче, и всё вокруг приняло ещё более неблагонадёжный вид. Отсюда начинался следующий участок коридора. Более ветхий и осязаемый. На стенах пузырились выцветшие обои, местами содранные вместе со штукатуркой.

Виктор остановился у обнажённой кирпичной кладки, где несколько кирпичей отсутствовали. Он прильнул к небольшой сквозной бреши, разгоняя зависшие в воздухе песчинки, и вгляделся наружу. И если бы сноходец дышал, то затаил бы дыхание.

Дымчатые переливы звёздного пути, огромные планеты, звенящий блеск пролетающих совсем близко комет, гул изумрудного пламени взрывающегося вдали шара – всё это пленило его.

Забыв на несколько секунд о крадущихся к нему стражах, готовых вот-вот обрести облик и напасть, Виктор подумал о том, что сейчас он ближе к разгадкам Вселенной, чем всё человечество со своим научным прогрессом, ближе, чем Гагарин, видевший из иллюминатора лишь умирающую в безжизненном вакууме Землю. Всем сердцем Виктору хотелось дотянуться до этой пестреющей бесконечности, манящей как дом и начало.

Лишь когда слева возник давящий импульс надвигающейся тьмы, сноходец отпрянул от стены и быстро зашагал дальше, по вновь замерцавшему коридору, пытаясь сохранять спокойствие и удерживать контроль как можно дольше. Он не собирался сдаваться стражам и проснуться, так и не отыскав следов других. Давно забытый сон привёл его в этот коридор, и Виктор чувствовал, что сейчас он на верном пути.

Слева и справа молчали запертые двери. Сноходец скользил по ним жадным взглядом. Они же невозмутимо таили за своей неприступностью вещи куда более личные, чем те, которые можно спрятать за занавесками, в ночи или за дверным замком. Все двери имели разные размер и форму и оттого казались одинаковыми. Но одна всё же зацепила взгляд Виктора.

Он не сразу понял, чем именно, пока не остановился в нескольких шагах от неё и не заметил на дорогой, но уже чуть потёртой кожаной обивке след некогда висевшего номера – «43». И ниже другая деталь – металлическая ручка всё ещё хранила след чьего-то недавнего прикосновения. След зрительно неразличимый, однако шёпот его владельца пронзил Виктора внезапно, точно сквозняк. И даже через сон у сноходца перехватило дыхание, когда вслед за призрачным зовом дверь скрипнула и приоткрылась.

Кто-то хочет, чтобы я вошёл? – не веря удаче, мысленно спросил Виктор.

Зная, что нельзя выдавать смятения и страха перед стражами, так и ждущими за спиной, сноходец всё же поддался предательскому чувству преследования и обернулся.

И в тот же миг тени зашипели, обнажая десятки рваных глазниц. Стены задрожали. Ночники захлебнулись, треща и мерцая. Космический свет в пробоинах коридора потускнел от наплывающей мутной реальности.

Промедление и сомнения грозили пробуждением. Испугавшись, что в следующий раз дверь навсегда останется запертой, Виктор рванул к ней, но свет внезапно погас и коридор захлебнулся онемевшей тьмой.

Шла секунда, вторая, третья.

Один из ночников вдали неожиданно вспыхнул, и в рваном свете, сквозь медленно поднимающийся с пола к потолку мусор, Виктор увидел толпу принявших свой уродливый гуманоидоподобный облик стражей. С онемевшими лицами они неслись прямо на него на своих несгибаемых длинных ногах, тянули к нему разлапистые руки, похожие на ветви деревьев, и с глубоким воем разевали безразмерные рты, растянутые от самых глазниц по всему туловищу, объятому дымчатой вуалью.

Лампочка со звоном лопнула, и в следующую секунду скопившаяся под потолком штукатурка и прочий мусор с грохотом обрушились вниз. Пробуждение было близко и Виктор, ничего не видя, наугад рванул вперёд.

Нащупав ручку, он толкнул дверь плечом и ввалился внутрь. У самого затылка раздался влажный рёв стражей, пробирающий до мурашек. Коридор застонал, заскрипел досками, зазвенел бьющимися лампами и абажурами.

Виктор перехватил дверь с внутренней стороны и навалился на неё всем телом, сокращая схлопывающееся, словно карточный домик, видимое пространство, которое в последний миг заместила собой безразмерная, сочащаяся тьмой, чёрная пасть стража.

Глава 2. Другие

В тишине и тьме, между бодрствованием и сном Виктор попытался нащупать левое предплечье, но промахнулся – пальцы прошли сквозь воздух и не нащупали ничего, кроме пустоты. От этого его бросило в жар.

– Он всё ещё здесь? – раздался неподалёку грубый мужской голос.

– Как видишь, – ответил ему другой – мягкий женский.

Наконец под пальцами появилось нечто похожее на плоть, и стало чуть спокойнее. Виктор прислушивался к голосам, одновременно прощупывая от плеча до запястья появляющуюся левую руку.

– Я думал, он проснётся от страха, – негромко произнёс мужчина.

– Вечно ты всех недооцениваешь, – молодой женский голос выдавал улыбку. – Но вы ещё подружитесь. Вот увидишь.

– С чего бы это? – буркнул мужчина.

– Тебе ведь нужны новобранцы. Вот – почти готовый рекрут.

– Не смеши меня, – в голосе незнакомца сквозило презрение, и Виктор почувствовал на себе зуд оценивающих взглядов. – Он сновидец, – вновь заговорил мужчина. – Не вспомнит ничего после пробуждения. Судя по всему, он и сейчас не особо понимает, что происходит. Посмотри на него. Скрючился, как при диарее. Бедняга… Наверное, студентик перебрал компота в столовой. Сидит себе сейчас где-нибудь на горшке и никак не может проснуться…

– А вот и нет, – с уверенностью перебила его девушка. – Он – сноходец!

Сноходец… Слово отозвалось у Виктора в сердце.

– Сновидец бы не смог замести следы, – рассудительно продолжала незнакомка. – А он смог. Ещё и удержал контроль перед лицом хранителей.

– Что-то не похоже, – с сомнением отозвался мужчина.

– Ты же сам всё видел! Они почти заставили его проснуться, но он хочет остаться! Хочет продлить пребывание во сне! – происходящее словно восторгало девушку. – Просто он боится пошевелиться, пока не погрузится в сон глубже, чтобы ненароком не потревожить тело в реальности. Ведь если он почувствует тело, то вмиг проснётся. Вот он и пытается расслабиться и концентрироваться на чём-то стабильном, что от него не зависит.

– И на чём, по-твоему, он концентрируется сейчас?

– Думаю, на нашей болтовне.

Снова молчание и оценивающие взгляды.

– Судя по его позе и выражению лица, – вновь заговорил мужчина. – Версия с компотом всё же более вероятна.

Девушка рассмеялась, и смех её эхом очертил небольшое замкнутое помещение. И хоть Виктор не видел незнакомку, но уже испытывал перед ней жаркий стыд из-за положения, в которое попал. Однако шевелиться всё ещё не решался, ведь девушка оказалась права насчёт концентрации. Виктор ещё не достаточно закрепился, чтобы подавать признаки жизни.

– Ну, каждый видит то, что хочет видеть, – задумчиво протянула девушка, а затем заговорила импульсивнее, словно теряя терпение. – Да будет тебе, Гуру! Он же самоучка. Дай ему минутку освоиться.

Внезапно раздался скрип оконной створки, глухой удар, затем мягкий шелест и шаги мужчины. Он отошёл куда-то в сторону, громко стуча подкованной подошвой туфель о деревянный пол.

Ощутив дуновение ветра и пыльный вечерний зной, Виктор решил, что в квартире, где находилось его тело, открылось окно и теперь реальность проецируется во сне и пробуждения не миновать. Была, не была, подумал он и, всё ещё сжимая левую руку, нерешительно приоткрыл глаза, и в тот же миг его захлестнул волнительный восторг. Он всё ещё пребывал в мире снов и сидел на деревянном полу, скрючившись и прижавшись к шершавой кирпичной кладке, на месте которой совсем недавно находилась дверь с номером «43».

Комната полнилась тёплым дневным светом, в котором пребывали двое. Взрослый мужчина в дорогом сине-сером костюме боролся с бежевыми занавесками, пытаясь закрыть окно, через которое ветер швырял красно-жёлтую листву. В это же время стройная черноволосая девушка в белой майке и коротких туристических шортах сидела на краю расправленной двуспальной кровати, подогнув одну ногу, и смеялась над стараниями своего друга.

Виктор не видел их лиц, а они пока не обращали внимания на него.

– Зачем ты его привела? – справившись с окном, чуть раздражённо бросил через плечо мужчина.

– Я ведь уже сказала. Он тот, кто тебе нужен, – ответила девушка.

Мужчина обернулся, расслабленно прислонился к подоконнику и, скрестив руки на груди, пристально посмотрел на девушку.

Его немолодое лицо имело благородно-грубые черты. Каштановые бакенбарды треугольниками стремились к бескровным губам. Тёмно-карие глаза терпеливо и мудро выжидали под широкими надломанными бровями. Могучие надбровные дуги переходили в прямой и широкий нос, отчего лицо приобретало акулий вид. Виски чуть тронуты сединой, как и чёлка, старательно зачесанная поверх тянущихся к макушке залысин. На лбу проявилась тройка глубоких морщин, когда мужчина вскинул брови и устало помассировал переносицу длинными широкими пальцами. На манжете пиджака в солнечном свете блеснула запонка с изображением серебряного знака «равно» в золотом ореоле.

– Тот, кто мне нужен? – мужчина хмыкнул. – Да неужели?

– Послушай, он прекрасно справится, – мягко настаивала девушка.

Она поднялась с кровати и оказалась на полторы головы ниже человека с бакенбардами и втрое уже в плечах, хотя хрупкой назвать её было нельзя. Босая, она беззвучно шагнула ему навстречу, переступая через старые плюшевые игрушки, разбросанные по полу вместе с палой листвой.

– У меня чутьё, ты сам знаешь, – она посмотрела мужчине в лицо. – Ему нужен наставник, а тебе нужен ученик.

– А кто сказал, что мне нужен ученик? – его глаза сверкнули надменной обидой, а затем он решительно произнёс. – Мне нужна десница.

– Я знаю, что подвела тебя… – девушка вдруг виновато опустила глаза. – Прости… Я знаю, как ты рассчитывал на меня и всё ещё рассчитываешь. Ты желаешь общего блага, жаждешь возрождения Ордена, – она глубоко вздохнула и заговорила с неожиданной холодностью. – Но я больше не хочу участвовать во всём этом. Прими как данность. Я выполнила свою часть уговора.

– Подсунув мне самоучку? – с подавляемым раздражением спросил мужчина. – Думаешь, он сможет тебя заменить?

– Прости, но нынче в мире снов дефицит кадров, не заметил? – девушка усмехнулась. – Многие хотят с тобой работать, Гуру?

Мужчина задумчиво посмотрел в пространство.

– Прошли те годы, когда ты мог свободно разбрасываться людьми. Когда у дверей твоего бункера стояли толпы. Так что, хочешь возродить Орден, придётся начинать всё заново.

Мужчина печально улыбнулся и покачал головой.

– Разве я не права?

– Конечно, права, Анечка, – ответил он. – Просто я надеялся, что ты разделишь мои начинания. Думал, что тебе будет приятно стоять у истоков нового начала после всего, через что мы прошли.

Девушка скрестила руки на груди и только пожала плечами, такими белыми, что когда солнечный луч вырвался из-за занавесок и коснулся их, Виктору почудилось, что они сейчас же обгорят.

– Не обижайся, Гуру. Я всё сказала. Ты быстро подготовишь себе другую десницу.

Мужчина оторвался от подоконника и в один шаг настиг девушку:

– Тебя не заменит никто, – тихим голосом заявил он. – И я не оставлю тебя и не буду спокоен, пока ты не передумаешь.

Его могучие руки заботливо коснулись её тонких локтей. Казалось, мужчина хотел сказать что-то ещё, но вдруг он осёкся и застыл на пришельце арканящим взглядом.

Виктору стало не по себе от этого зрительного контакта. Два чёрных акульих глаза словно выжирали его изнутри.

Перехватив взгляд Гуру, девушка обернулась, и на секунду на её лице повисла растерянность, однако ещё через мгновение выразительные губы растянулись в улыбке.

– Ну вот! Что я тебе говорила! – победоносно произнесла она. – Он сумел!

В смятении Виктор не сообразил подняться и так и остался сидеть на полу и заворожённо смотреть. Девушка беззвучно подошла к нему и, слегка наклонившись, с дружелюбной улыбкой спросила:

– Ну что, как самочувствие, лунатик?

Он хотел что-нибудь ответить, но не смог. И не потому, что всё ещё чувствовал на себе пронзительный взгляд мужчины. И не потому, что никогда раньше не встречался и тем более не разговаривал с другими сноходцами. Причиной растерянности стал образ той, кого могучий мужчина с бакенбардами всё это время нежно звал Анечкой.

Её голос лился живой рекой. Глаза, точно два айсберга в лунной синеве, то впивались в него, ранили и заставляли тонуть, то скрывались за волнами тёмных ресниц. Выразительные губы, чувственные даже в этой игривой улыбке, что-то беззвучно говорили ему. Окантовку ясного лица завершал почти мальчишеский, разделённый чуть заметной впадинкой подбородок, и всё же идеально сочетающийся с высокими ровными скулами.

Девушка убрала за ухо прядку чёрных волос, и только теперь Виктор заметил небольшой давно затянувшийся шрам на правом виске. Но шрам этот вовсе не портил её лица, а скорее доказывал, что это лицо, от которого Виктор не мог оторваться, было лицом живого человека из крови и плоти, а не игрой воображения.

Вновь открылось окно, и тёплый вечерний воздух ворвался в комнату вместе со сладким запахом осенней земли. Комната переливалась в оранжевом свете заката, полнясь тем, что было за её стенами и расширяясь, расширяясь… Будто это место не ограничивалось стенами и, даже, наоборот – словно это смех и голос девушки наполняли мир и одновременно угасали где-то вдали.

За миг до пробуждения, Виктору стало страшно, что он больше сюда не вернётся. Пронзённый судорогой утраты, он протянул руку, в надежде, что девушка не даст ему исчезнуть.

Но всё смешалось в воронке из света, ветра, распахнутых окон и чужих голосов. Сердце волнующе забилось, навалилась тяжесть телесного бремени, и Виктор безвольно рухнул прямо в жерло реальности.

* * *

Гуру уже собирался закрыть окно, но остановился, когда парень, к которому Аня едва успела приблизиться, неожиданно испарился.

Девушка замерла в недоумении перед кирпичной кладкой на месте дверного проёма, затем повернулась к Гуру.

– Что это сейчас было? – чуть оскорблённо спросила она. – Нет, ну ты видел? Как это понимать?

Мужчина не смеялся, только уголки его глаз выдавали слабую улыбку:

– Парень удержал контроль даже после стычки с хранителями. Но стоило тебе проявить к нему интерес, и… Пых!

– Я что, настолько уродлива? – Аня взяла прядку волос и пристально посмотрела на кончики. – Только скажи честно. Я давно в зеркало не смотрелась.

Мужчина только отмахнулся и подошёл к окну.

– Ты прекрасна, – сказал он, глядя вдаль.

– Тогда в чём дело?

– В том то и дело. Ты красива, а он юн. Такова жизнь. В реальности молодые люди теряют головы от красавиц, вроде тебя. Но, судя по реакции нашего друга, он не встречал таких, как ты, – Гуру хотел сказать что-то ещё, но, затылком почувствовав пристальный и недружелюбный взгляд Ани, только лукаво улыбнулся. – Прости.

– Лучше бы ты сказал, что я уродина, – с неясной обидой произнесла девушка и, всё же смягчившись, глубоко вздохнула и подошла к Гуру.

Она посмотрела в окно на заходящее оранжевое солнце, ослепившее всё вокруг, кроме её синих глаз.

– Не переживай, – неожиданно участливо протянул мужчина. – Он вернётся. Если, конечно, он действительно так хорош, как тебе показалось.

Аня склонила к нему голову, едва касаясь могучего плеча.

– Надеюсь, – полушёпотом произнесла она.

Глава 3. Следы

Очнувшись в комнате, Виктор с минуту лежал на полу и глядел на задёрнутые шторы, окрашенные догорающим закатом. Затем он спешно перевернулся на живот, сунул единственную руку под аккуратно заправленную кровать и вытащил из пыльной тьмы дневник и ручку.

Виктор сел, прислонившись спиной к кровати, и разместил дневник на коленях. Наконечник стержня застыл над чистой страницей. Прежде чем начать, Виктор покосился на левую руку, вернее туда, где её не было. Но он всё равно таращился в пустоту несколько долгих секунд, словно ожидая, что недостающие плечо, предплечье и кисть сейчас отрастут. Лишь твёрдо убедившись, что этого не произойдёт, он принялся спешно заносить сон в дневник: стражи, дверь с цифрой «43», комната, полная осенних листьев, двое незнакомцев – девушка с глазами-айсбергами и мужчина с бакенбардами.

Закончив, Виктор ещё раз пробежался глазами по тексту. Мягкий смех девушки всё ещё звучал у него в голове. Он выронил ручку и пристально посмотрел на предательски трясущуюся ладонь, в наивной надежде отыскать след или почувствовать прикосновение незнакомки. Голоса доносились из памяти, пока он не произнёс вслух:

– Я нашёл их, – и затем снова, громче. – Я нашёл их! – Виктор восторженно хохотнул и вскочил на ноги так резво, что засохшие цветы на подоконнике колыхнулись.

Он открыл верхний ящик прикроватной тумбы и принялся ворошить канцелярский хлам, пока из глубины не выкатились, побрякивая, полупрозрачные медицинские пузырьки. Виктор замер. Затем нерешительно, словно боясь обжечься, взял склянку, на которую была приклеена мятая бумажка с фломастерной надписью:

«КОНТРОЛЬ»

Неразборчивый растёкшийся почерк с сильным наклоном влево. На дне склянки смиренно ожидали своего часа полдесятка таблеток.

Виктор судорожно облизнул пересохшие губы, медленно откупоривая резиновую пробку большим пальцем. Но внезапно всё тело от макушки до пят пронзил призрачный холодок. Сноходца передёрнуло. На худой руке вздыбились волоски, большой старый ожог на шее вдруг заныл. Из глубины подсознания стал подниматься призрачный шёпот стражей – чудовищ из мира снов.

Виктор переместил трясущийся большой палец поверх пробки и сжал склянку так сильно, словно не позволяя чему-то чужому и слишком тёмному вырваться наружу. Лишь когда шёпот стих, он бросил пузырёк обратно и захлопнул ящик.

* * *

Виктору хотелось вернуться в тот сон. Вернуться к тем двоим, ведь они говорили о нём так, будто он являлся частью какого-то плана. Но измотанный разум взял своё. В тот вечер Виктор больше не смог выйти в мир снов и просто отключился.

Утром, перечитав запись, многое показалось странным и местами не верилось в действительность случившегося. Но привыкший к подобной дезориентации, Виктор решил довериться дневнику и неясному чувству утраты, тянущему его назад, в комнату номер сорок три и к незнакомцам, открывшим ему дверь.

Судя по поведению и по устойчивому внешнему облику, те двое не были проекциями. Они были настоящими людьми, как и я, рассуждал Виктор, наскоро завтракая в своей крохотной кухне чёрствым хлебом и горьким чаем, пока за окном болезненно гудело городское утро. «Сноходец», смаковал он чудесное слово. Так та девушка назвала меня. А ещё самоучкой. Но разве можно освоить осознанное снохождение не иначе, как самостоятельно? Виктор рассчитывал получить ответы на этот и многие другие вопросы.

Каждый день, возвращаясь с учёбы, он погружался в мир снов, блуждал по лабиринтам коридора дверей, пару раз натыкался на непомнящих себя сновидцев и их иллюзии, скрывался от стражей и выискивал следы незнакомцев.

Но мир снов не хранил следов. Всё в нём пребывало в вечном движении. Двери менялись местами, исчезали и возникали новые. Коридоры удлинялись, сужались, отрезались от основного лабиринта случайным падением кометы или по воле стражей. К тому же Виктор давно понял, что основной залог выживания в этом мире – стирать следы. Это сбивает стражей с толку и даёт дополнительное время, пока они тебя не настигнут. А если это знал он – «самоучка», то опытные сноходцы и подавно. Глупо искать их следы. И всё же Виктор пытался.

Коридоры скручивались, извивались, двери становились входами в пустые пещеры, возникали то бетонные коробы, то бескрайние болотистые равнины, парящие в небе; под ногами то расстилались гнилые доски, то шепталась высокая трава, которая в любой миг могла ощетиниться иглами или рассыпаться пеплом. Но никаких признаков жизни, кроме шипения стражей Виктор не находил. Снова и снова лишь пустошь, по которой он бродил часами, пока не выбивался из сил и не утрачивал контроль. Тогда он либо просыпался, либо таял в забвении.

Может, они и оставили бы какой-нибудь след, как в прошлый раз, если бы я оказался недалёко от них, рассуждал Виктор. И если бы они посчитали нужным дать мне второй шанс… И если бы позволили вновь связаться с собой… Слишком много «если». Да и с какой стати им рисковать ради меня?

Виктор вспоминал слова девушки, адресованные человеку с бакенбардами: «Он тебе подойдёт»…

Для чего подойдёт? И с чего она это взяла?

Он не мог перестать думать о девушке с чёрными волосами и ясными синими глазами. Да и не хотел.

По нескольку раз на день, где бы он не находился – на лекции или в трамвае, Виктор закрывал глаза, чтобы снова увидеть её лицо. Но день ото дня прекрасные черты в памяти меркли, и вместе с тем всё росло щемящее чувство потери.

Конечно, за восемнадцать лет жизни Виктору нередко снились другие девушки. Особенно когда накатывало возбуждение. Тогда он ещё не был сноходцем и не контролировал своё пребывание в мире снов. Так что он поддавался собственным фантазиям, а потом просыпался на мокрой простыне, счастливый и стыдливый одновременно. Наивная влюблённость тоже была ему знакома со старших классов.

Виктор пытался сопоставить весь свой небогатый опыт с этим новым, ранее не известным чувством непокоя, которое одолевало его при воспоминаниях о той молодой незнакомке, и не находил сходств. От этого чувства потери не хотелось расслабляться. Напротив, оно заставляло действовать, верить, искать.

Каждую ночь Виктор засыпал в своей маленькой квартире, чтобы проснуться в мире снов. А по утрам тушил холодной водой горящие от усталости глаза, бодрился крепким чаем, ездил в университет, чтобы не сводить посещаемость к нулю, и порой заглядывал в библиотеку.

В один из дней он как обычно перебирал книги на стеллажах в поисках хоть какой-то крупицы знаний о снохождении, как вдруг за спиной услышал робкие голоса студентов. Несколько молодых людей сидели за партой в конце читального зала, перешёптывались и косились на однорукого сокурсника.

Виктор не подал виду, хотя и слышал каждое их слово. Слышал всем своим существом, как слышал бы в мире снов. С тех пор, как он стал сноходцем, чутьё его обострилось, и он даже мог угадывать, кто заговорит следующим и что именно скажет. Эта игра порой забавляла его и напоминала телепатию. Виктор взял очередную книгу, сделал вид, что читает, и прислушался.

– Смотрите, наш философ-прогульщик здесь, – полушёпотом позвала рыжеволосая девушка остальных.

Сидевшая напротив неё студентка с жидкими бесцветными волосами, слишком занятая конспектом, и бровью не повела. Но двое других – полный очкарик и крепыш в олимпийке бросили в спину однорукого любопытные взгляды.

– И как его ещё не отчислили? – высокомерно прогнусавил очкарик. – Приезжает от силы раз в неделю, и то не доживает до третьей лекции.

Рыжая хихикнула, вспоминая, как часто однорукий засыпал на последнем ряду и даже не реагировал на озорников, бросавших в него бумажные самолётики.

– А тебе то что? – спросил у очкарика спортсмен, подкидывая и ловя баскетбольный мяч. – Всё ещё злишься за то, что в прошлом году он тебя на олимпиаде уделал, а?

– Разумеется нет! – раздражённо прошипел тот и, перелистнув страницу учебника, добавил. – Просто не понимаю, почему одних отчисляют на раз-два, а с другими возятся. Это просто несправедливо.

– Смотрите-ка, какой борец за справедливость нашёлся! – спортсмен усмехнулся.

– Да тише ты! – прошипел очкарик.

– Чего тут понимать-то, – шёпотом вмешалась в спор рыжеволосая и наклонилась через стол, ближе к парням. – Он же инвалид! Куда же ему ещё податься?

– В армию, в Афганистан, – ответил очкарик и, поймав вопросительные взгляды остальных, добавил. – А что? Стрелять он, конечно, не сможет, но гранатами обвязаться и под танк…

Очкарик тихо хрюкнул в своей улыбке, однако остальные одарили его презрительным молчанием и холодными взглядами.

– Вы чего?

– Говнюк ты, Плюшкин, – неожиданно желчно объявил спортсмен, затем поднялся из-за парты и, ещё раз зло покосившись на оцепеневшего очкарика, прошагал к выходу.

– И чего это он на меня так? – голосом жертвы спросил очкарик у студенток, едва спортсмен вышел за дверь. – Я же пошутил. Разве не ясно? Я просто хотел сказать, что даже такие, как он…

Виктор затылком ощутил кивок очкарика в свою сторону, от чего невольно напрягся и случайно надорвал уголок страницы.

– … Те, кто физически ограничен и не имеет тяги к знаниям, может приносить пользу государству в той же самой армии. Нет, я не говорю, что нужно отправлять их в Афганистан под танки. Я имею в виду, – очкарик прочистил горло и рассудительным тоном заговорил демонстративно громче. – Даже ограниченные люди могли бы получать в армии полезные навыки, если создать для них надлежащие условия. Они могли бы становиться связистами, или получить другую профессию…

– Чушь городишь, – тихо перебила его девушка, ранее хранившая молчание.

– Да неужели? – заступилась за очкарика рыжеволосая.

– Ещё как «ужели», – студентка оторвалась от конспекта и холодно посмотрела на обоих. – Вы, правда, не в курсе, что произошло или прикидываетесь, чтобы скрыть своё бессердечие?

Рыжая и очкарик переглянулись и отрицательно замотали головами. В их глазах засияло бесцеремонное любопытство.

– Думаете, – продолжила говорить девушка. – Лучший ученик курса скатился просто потому, что у него ни с того ни с сего пропала «тяга к знаниям»?

– А что? Всякое бывает, – очкарик развёл руками. – Кто знает, что у него в голове.

– Нормально у него всё в голове, – студентка чуть помолчала и продолжила таинственным голосом. – Просто в июне, перед самым выпуском, нашли его брата.

– «Нашли»? – с опаской переспросил очкарик.

– Именно, что нашли. То, что от него осталось. Мало кто знает, но его ведь почти год считали пропавшим без вести, а в июне нашли его тело. Без головы… Говорят…

Заметив, что однорукий студент повернулся и стал сверлить их тяжёлым уничтожающим взглядом, рыжеволосая шикнула остальным, и все трое стихли.

Однорукий студент медленно зашагал в их сторону, точно мрачная туча, предвещающая бурю. Студенты вжались в стулья и невольно ссутулились. Но бури не последовало.

Виктор стремительно сменил направление, скользнул между стеллажей и спешно покинул библиотеку.

* * *

Виктор пробивался к вестибюлю через поток студентов. Он, то и дело, на кого-нибудь наталкивался, но, подогретый злостью от только что услышанных сплетен, не извинялся и не ждал извинений, а только ещё ниже опускал голову, словно ныряя в поток, и рвался дальше, пока у самого выхода не налетел на очередного студента. Неизвестный неожиданно схватил его за плечи, препятствуя бегству.

– Витя! Залевски!

Виктор посмотрел в широкое, усеянное весёлыми веснушками улыбающееся лицо студента и сразу узнал в молодом человеке своего старосту. Он был ниже Виктора, но крепче в плечах, с копной рыжих волос, очками в узкой дешёвой оправе. Несмотря на сентябрьскую духоту, на старосте был твидовый пиджак с приколотым к груди красным значком ВЛКСМ с профилем Ленина.

– Привет, Коля, – поздоровался Виктор. – Прости, я тебя не заметил.

– Ещё бы, Залевски – так-то нестись! – повторил староста и, поправив очки кончиком указательного пальца, на миг сощурился и улыбнулся так сильно, что в прорези рта над резцами чуть показались розовые дёсны. – Чуть с ног не сбил!

– Прости. Я что-то задумался, – рассеянно проговорил Виктор, поправляя сумку на плече.

– Это я уже понял.

– Может, выйдем отсюда? – благоразумно предложил Виктор. – Не будем стоять на проходе.

Они вышли на крыльцо и отошли от входа, чтобы не мешать входящим и уходящим.

– Так куда ты бежал? – спросил Коля подозревающим и одновременно участливым тоном. – У нас же сегодня лекция у Марсианина. Он спрашивал о тебе в прошлый раз, да и в позапрошлый тоже.

– Нездоровится, – ответил Виктор, бегая глазами по сторонам – как бы не попасться никому из преподавателей.

– Что, снова? – глаза Коли озабоченно округлились, оглядывая однорукого с ног до головы. – Ну да, ну да… Выглядишь ты худо.

Виктор тоже невольно опустил взгляд на свои широкие брюки, которые смотрелись на тощих ногах нелепо и держались на бёдрах только благодаря заправленной в них рубашке.

– А что с тобой? – спросил староста. – То есть, что сказать, если кто спросит? А то спрашивают постоянно. Все за тебя беспокоятся. То есть, преподаватели беспокоятся, я хотел сказать.

Виктор впился ногтями в лямку рюкзака и, чуть помедлив, нерешительно соврал:

– Грипп.

– Грипп? Так долго? – удивился Коля. – Я тебя с начала месяца ни разу не видел.

Виктор замялся. Имитировать в мире снов и обманывать хранителей он мог, но в реальности врать людям совсем не умел. Особенно людям, ждавшим от него исключительной честности. Коля был одним из таких людей. Они не дружили, но всё же в этом институте, да и во всём городе ближе него у Виктора никого не было.

Внезапно в серо-зелёных глазах однорукого студента блеснула решительность. Он выпрямился и посмотрел старосте прямо в глаза.

– Пойдём в сквер, – тихо предложил Виктор. – Я хочу тебе кое-что рассказать.

Коля несколько секунд сомневался.

– Ладно, пошли, – всё же сказал он и отчего-то опасливо огляделся. – Только не долго. Лекция через десять минут, а мне ещё к декану нужно зайти.

В сквере, всё ещё по-летнему зелёном, они отыскали свободную скамейку подальше от других студентов и присели.

– Залевски, а где ты успел так здорово обжечься? – заметив на шее однорукого неровный розово-белый шрам, состоящий из наростов молодой и остатков расплавленной старой кожи, спросил Коля.

– Да так. Летом неудачно заснул у костра, – на этот раз Виктор сумел соврать.

– Странно. А выглядит так, как будто ожог старый, – Коля бесцеремонно придвинулся вперёд, разглядывая ожог, отчего напрягшемуся Виктору захотелось предложить ему лупу, чтобы тот лучше видел.

Когда Коля удовлетворился зрелищем, он отпрянул и спросил:

– Так что ты хотел рассказать?

Виктор вмиг забыл о раздражении и ответил:

– Я нашёл их! – прошептал он, с удивительной для самого себя радостью, отчаянно рвущейся наружу.

– Кого? – не понял Коля.

– Других! Таких же пробуждённых, как я!

На лице Коли отразилось непонимание.

– Вить, ты о чём вообще? – спросил староста, настороженно оглядываясь по сторонам.

– Забыл? – разочарованно протянул Виктор, лишаясь улыбки, и тут же поторопился объяснить. – Ну, помнишь, весной мне часто снился один и тот же сон. Я тебе о нём рассказывал…

На самом деле, это были разные сны, но человек, являвшийся в них, неизменно приходил к Виктору каждую ночь и словно звал его куда-то с собой. Он приходил из ниоткуда, вёл его неизвестно куда и пытался о чём-то предупредить. Но каждый раз сны заканчивались одинаково: едва Виктор начинал понимать, что видит перед собой лицо, столь похожее на его собственное, и что обладатель этого лица владеет настоящей волей и именем, и едва до него начинал доходить смысл слов, произносимых этим человеком, как отовсюду наплывала тьма, и Виктор буквально тонул в ней. Он просыпался в поту, сердце долбило в рёбра, желая вырваться, и очень скоро эти кошмары вызвали бессонницу.

– Да, да, я припоминаю. Кажется, тебе снился твой брат, да? – Коля снял очки и стал увлечённо протирать их рукавом пиджака, пряча взгляд от Залевски.

– Его звали Артур, – едва Виктор произнёс это имя вслух, как почувствовал непреодолимую силу, тянувшую его в прошлое, но он тряхнул головой и продолжил прежним тоном. – Тогда я не понимал, что значат эти кошмары, но перед тем, как меня окутывала тьма, я чувствовал во сне присутствие Артура. Я знал, что он не плод моего воображения, понимаешь? Я чувствовал его присутствие так же, как чувствую сейчас твоё. И теперь я знаю, что он и впрямь приходил ко мне!

Староста вернул очки на переносицу и посмотрел на однорукого студента с сочувствием.

– Вить, – произнёс он. – Ты же понимаешь, что… Ну, в общем…

– Что Артур мёртв? – с кривой усмешкой закончил за старосту Виктор, и тот робко кивнул. – Я это прекрасно понимаю. Понимаю, что его больше нет, – Залевски старался говорить рассудительным тоном, но вместо этого выходило сжато и почти зло. – Я не настолько тронулся, чтобы думать, будто мертвецы посещают меня во сне. Но Артур являлся мне до того, как это случилось. Тогда мы всё ещё не знали, где он и что с ним, но когда начались те сны, он был жив и здоров. Это абсолютно точно.

– Ты чувствовал это?

Виктор изумлённо покосился на Колю от неожиданного вопроса.

– То есть, – поспешил исправиться староста. – Вы же близнецы, я хочу сказать. Ты чувствовал, что он был жив, да? Поэтому ты так уверен?

– Нет, – холодно ответил Виктор. – Я уверен в этом, потому что так показала судмедэкспертиза. Его тело нашли в конце мая. И оно было достаточно свежим. А мои сны начались в апреле.

Коля виновато опустил глаза, и внезапно Виктор мысленно пожалел, что так груб к нему.

– Что? – стараясь выдавить дружескую улыбку добавил он. – Ты, как и все остальные, считаешь, что я сумасшедший?

– Нет, Вить, я так не считаю, – словно опомнившись, быстро заговорил Коля. – Честно. Ничего такого. И никто не думает, будто ты сходишь с ума, – он понизил голос. – И я верю, что тебе снился твой брат, и что ты чувствуешь его присутствие, и что разговаривал с ним во сне, как сейчас со мной, но, – Коля помедлил. – Это всё только в твоей голове. Ты думаешь о брате, это понятно. А во сне твои переживания накладываются на воспоминания о нём, и тебе снится что…

– Нет, нет, нет, – Виктор покачал головой и пристально посмотрел на Колю красными от усталости глазами. – Ты ищешь лёгкое, удобное для тебя объяснение, но ты ведь даже не дал мне досказать, что я хотел.

– Да, прости, Вить, – проронил староста, бросив взгляд на старенькие наручные часы, и с деланой улыбкой произнёс. – Расскажи, пожалуйста.

Виктор откинулся на спинку скамейки. Его хмурый взгляд буравил газонную траву.

– Каждый из тех снов оборачивался кошмаром, и я потерял сон на какое-то время, – мрачно продолжил он. – Я почти неделю не спал. День на седьмой или восьмой я не выдержал, уснул, и снова проснулся от ужаса, которого никогда не испытывал…

Пока Виктор рассказывал, Коля скользил взглядом по его седеющим вискам, по бардовым мешкам под глазами.

– … Тогда я решил с этим бороться. Сначала пробовал валерианку, пустырник, даже напиться пробовал раз, чтобы уснуть мёртвым сном. Надеялся, так я не буду видеть снов и, наконец, высплюсь. Но сны и от этого не ушли. Наоборот, стали более подробными, долгими, но уже не такими страшными, потому что я начал чувствовать заранее, когда сон превратиться в кошмар, и самостоятельно просыпался до этого момента. И я стал мало по малу различать, что именно говорил мне Артур, – Виктор приблизился к Коле, и его острое лицо исказила улыбка, глаза расширились, и в них вновь забегали беспокойные огоньки. – «Пробудись» – вот, что он говорил.

Проходящая мимо компания взорвалась смехом, и Коля настороженно обернулся, но Виктор и глазом не моргнул.

– «Пробудись. Пора проснуться», – прошептал однорукий студент вновь с молитвенным придыханием.

– Ну, и что дальше? – после затянувшейся паузы, спросил староста. – Ты пробудился?

– Да, но не сразу, – безумие в зелёных зрачках Залевски вновь потускнело, уступая зелёной усталости. – Я не сразу понял, что значил его призыв, пока не вспомнил, что когда мы были ещё подростками, Артур как-то всерьёз увлекся темой снов и особенно его волновал вопрос осознанного снохождения. Ты что-нибудь слышал об этом?

– Немного, – кивнул Коля. – Это что-то вроде того, когда человек управляет сном?

– Не совсем. Управляемый сон, это когда человек контролирует всё, что в нём происходит. Но в таком сне человек может и не осознавать самого себя. То есть не понимать, что он на самом деле спит. А осознанный сон, это сон в котором человек помнит себя, помнит свою личность, и полностью осознаёт, что его физическое тело спит в реальности, а он находится в другом месте – в мире снов.

– Но тогда получается, – Коля неожиданно заинтересовался. – Если осознавать себя во сне, значит, это уже и не сон толком? Это что-то вроде визуализации того, что происходит у тебя в голове?

– И да, и нет, – Виктор чуть прикусил пересохшие губы. – Я попробую объяснить. Осознанный сон это состояние, при котором ты не теряешь сознание, но в то же время перестаёшь отожествлять себя с телом. Физическим телом. Вместо него ты обретаешь тонкое тело. Вернее сказать, у каждого человека изначально есть два тела: физическое и тонкое. Тонкое состоит из потоков энергии и его не видно в реальности. Представь, что ты в куртке и тебе нужно нырнуть в воду. Прежде чем ты нырнёшь, ты снимешь куртку. Так же и с физическим телом. Его нужно «скинуть», чтобы остаться только в тонком теле и осознанно войти в мир снов.

– Всё это… – Коля помедлил, подбирая нужное слово. – Сомнительно как-то. Но, предположим. Продолжай.

– В состоянии осознанного снохождения, сон перестаёт казаться обычным сном, в котором всё хаотично и бессвязно, и предстаёт как некий устойчивый мир, в котором есть реально существующие места, между которыми можно перемещаться и в которые можно возвращаться, если хочешь!

Несколько секунд они оба молчали. Коля в задумчивой гримасе, обращённой к облакам, Виктор же испытующе глядя на старосту и пытаясь понять, верит ли тот ему.

– «Пробудись», – произнёс Виктор. – Так говорил Артур. Он хотел, чтобы я научился просыпаться во сне и удерживать контроль! Понимаешь? Удерживать высокий уровень сознания!

Коля нахмурился:

– Но зачем?

– Как зачем? – раздражённо выпалил Виктор. – Чтобы встретиться с другими пробуждёнными! Такими же, как я, и каким был Артур! Он рассказывал мне о них! Говорил, что в этом мире есть другие! И теперь я нашёл их!

– Погоди, погоди, погоди, – затараторил Коля, часто мотая головой. – То есть, ты считаешь, что человек, спящий в точке «А», может отыскать человека, который спит в точке «Б», если оба они пребывают в состоянии осознанного снохождения?

– Да! Именно! – радостно выпалил Виктор и облегчённо вздохнул. – Я сам точно не знаю, как это работает, – продолжил он спокойнее. – Я всё лето бился над изучением этой темы, чтобы понять. Информации мало, потому что никто не задавался изучением снохождения всерьёз. Но в одном старом журнале я нашёл теорию какого-то учёного. Он считал, что на самом деле всем людям всегда снится одно и то же место – мир снов, который является отражением реально существующего единого общечеловеческого сознания. Некое информационное пространство, в которое можно войти и ориентироваться там так же, как здесь, в реальности! Словом, это тонкий мир, который существует параллельно с физическим – с реальностью.

Закончив, Виктор посмотрел на Колю и увидел, что тот едва сдерживает сконфуженную улыбку, косясь на группку хихикающих студенток, подслушавших безумные речи однорукого.

– Ты не веришь мне, – тихо произнёс Залевски, и глаза его потускнели.

– Не верю? – староста выдавил примирительную улыбку, пытаясьсмягчить каменное выражение на лице сокурсника. – Вить, ну, это же всё теории. Здесь нельзя ответить «верю» или «не верю». Но всё то, о чём ты говоришь, лично мне кажется, хоть и весьма интересным, но лишённым вещественных доказательств.

– «Вещественных доказательств»? – Виктор неожиданно сжал кулак и глухо стукнул по скамеечному бруску. – Но я ведь тебе говорю, что я смог! По-твоему я лгу?! Я смог выйти в это пространство! Смог выйти в мир снов! И я нашёл их! Нашёл других! Таких же, как я!

Вокруг стало тише. Староста огляделся и понял, что теперь уже многие из присутствующих в сквере услышали и устремили свои любопытные взоры в их сторону. Но когда однорукий резко обернулся и стал бросаться на них озлобленным взглядом, все тут же принялись отводить взоры и показательно громко говорить друг с другом на прежние темы, словно никакого безумного Залевски с его бредом и вовсе не существовало.

– Вить, ты только не обижайся, – с неожиданной заботой произнёс Коля и положил руку ему на плечо. От этого прикосновения Виктора передёрнуло, но он стал безропотно слушать. – Но ведь в том-то и дело, что это ТЫ смог пробудиться и познать всё остальное. Сны – это всего лишь субъективное отражение нашего подсознания. Я предполагаю, что ты обуздал поток подсознания, и твои сны стали более упорядоченными, и это заставило тебя поверить, что сны это такая устойчивая форма… хм… Некоего ментального пространства, как ты говорил, в котором люди могут пересекаться друг с другом…

Виктор обречённо покачал потяжелевшей головой.

– … Но это ещё вовсе не значит, что ты научился перемещаться в какой-то другой параллельный мир. Сны – это ж фантазия! – Коля убрал руку и постучал себя по виску, иронично улыбаясь. – То, что у нас в головах, да и только.

– Ты так говоришь, потому что ты… – Залевски на секунду замолчал, и внезапно из памяти донёсся грубый голос мужчины из его сна. Человека с жёстким лицом и бакенбардами. – Потому что ты – сновидец, – с открытым призрением закончил он.

– Сновидец?

– Тот, кто только видит сны, – нехотя объяснил Виктор смысл понятия, который дошёл до него самого только теперь. – Непробуждённый. Поэтому всё то, о чём я тебе рассказал, кажется таким бредом, – он горько хмыкнул. – А ведь я тоже считал всё это бредом. И не верил Артуру, пока сам не пробудился.

Тонкие губы Виктора так и замерли в чуть приоткрытом положении, словно готовясь дать ход ещё каким-то словам, однако больше говорить со сновидцем ему не хотелось.

– Ну, ладно, – староста вдруг улыбнулся. – Если, как ты говоришь, сны – это параллельный мир в который попадают все спящие люди, в таком случае, почему бы тебе не найти меня там, к примеру, сегодня ночью? А? Пробуди меня, как тебя пробудил твой брат.

– Я пытался, – незамедлительно ответил Виктор чистую правду. – Я уже находил тебя в мире снов.

– Да неужели? – недоверчивые голубые глаза Коли прищурились в усмешке. – Видимо, нашёл, да пробудить не смог?

– Не смог, – глубоко разочарованно ответил Залевски. – Стражи почему-то не дали мне этого сделать. Пришлось проснуться раньше.

– Какие ещё «стражи», Вить?

– Та тьма, о которой я уже рассказывал…

– Ага. Ну ясно. А может, ты не смог, потому что это всё-таки невозможно?

– Возможно, – шепнул Виктор, вспоминая слова человека с бакенбардами: «Он даже не вспомнит нас, когда проснётся». Затем посмотрел на старосту. – Даже если я отыщу тебя, ты либо не вспомнишь этого, когда проснёшься, либо решишь, что я всего лишь плод твоей фантазии, как думал и я, когда Артур только начал мне сниться.

– Тогда, может, расскажешь, как это делается, и я попробую пробудиться самостоятельно?

Виктор покосился на Колю. В глазах старосты, за их простодушием и добротой сидело несокрушимое неверие. А без веры пробуждение невозможно. Виктор это точно знал. Он сам поверил слишком поздно. Да и возможно у него самого ничего бы не вышло, если бы не стимуляторы сна – таблетки из склянки с надписью «КОНТРОЛЬ». Таблетки, благодаря которым он пробудился, обрёл контроль над сознанием, но поплатился за это своей шеей.

Он ещё несколько секунд оценивающе глядел на Колю, гадая, как староста отреагирует, если сказать ему, что прежде чем попасть в мир «чудес», нужно употребить сомнительный препарат, попавший к Виктору при очень сомнительных обстоятельствах, и о сомнительном составе которого он сам даже боялся думать.

– Ладно, Вить, – протянул Коля, поднимаясь со скамейки, и легонько похлопал Залевски по плечу. – Мне уже, правда, пора. Я и так засиделся. Марсианин прибьёт.

– Иди, – бесцветно буркнул Виктор, глядя в пустоту.

Но староста ушёл не сразу. Он отчего-то медлил, растерянно глядя то по сторонам, то на понурого сокурсника. Однорукий смотрелся среди других жизнерадостных студентов, точно грустная серая клякса на фоне беспечного зелёного пейзажа. Когда Коля вновь присел рядом, Виктор встретил его вопросительным взглядом.

– Слушай, – на этот раз с искренней тёплой улыбкой заговорил староста. – Мы тут на выходных собрались на зелёнку: шашлыки, рыбалка, костёр, гитара и всё такое. В честь нового семестра. Поехали с нами?

Все мышцы на лице Виктора, казалось, онемели. Оно ничего не выражало так долго, словно смысл таких слов как «шашлык» и «рыбалка» был ему абсолютно неясен. Но затем он будто ожил и благодарно улыбнулся в ответ:

– Я подумаю, спасибо.

Коля хлопнул себя по коленям и поднялся.

– Тут и думать нечего! – он хохотнул и поправил очки указательным пальцем, и всё так же в улыбке демонстрируя розовые дёсны. – Скорее выздоравливай и звони мне. У тебя же есть номер общежития?

– Да.

– Тогда буду ждать! Ну, счастливо!

Они пожали друг другу руки, оба зная, что Виктор не позвонит и никуда не поедет, а Коля при следующей встрече не спросит «почему». Это устраивало обоих. Староста поднялся и торопливо зашагал к институту.

Виктор глядел вслед удаляющемуся силуэту, пока тот не скрылся за деревьями. Затем его взгляд вновь утратил фокус, упал куда-то в траву, затем в асфальт, и на носки старых, изношенных туфель без шнурков.

Он сидел так долго, пока не почувствовал бурю, вновь поднимающуюся из глубин воспоминаний.

* * *

Виктора одолевала злость. Ему хотелось отыскать в мире снов сплетников из библиотеки, отыскать Колю и натравить на них всех чёрных стражей, чтобы те превратили их сны в неописуемые кошмары. И делать так каждую ночь, пока бы им самим не захотелось пробудиться и преодолеть этот густой душный ужас, сидящий в разорванных пастях чудовищ.

Затем он сел в трамвай и, тупо глядя на плывущий мимо город, смягчился и пожалел, что не рассказал Коле правду о шраме. Может, природа его возникновения убедила бы старосту, что мир снов реален. Но он тут же отбросил эту идею. Если бы он рассказал, что получил ожог во сне, а тот вдруг возник и в реальности, староста точно побежал бы к ректору, и тогда Виктор бы уже ехал в сумасшедший дом. Коля добрый парень, но слишком трусливый и ответственный.

Решив, в конце концов, просто забыть об этом дурацком дне и ни с кем больше не говорить о мире снов, Виктор прижался к нагретому солнцем окну и прикрыл глаза, стараясь отныне думать только о своих поисках.

* * *

Однажды ему всё же удалось увидеть ту девушку во сне. Но она оказалась лишь проекцией. Черты её лица, как и фигура, и одежда менялись ежесекундно. Полный разочарования Виктор проснулся, не в силах выдержать присутствие собственного неумелого творения.

Почти месяц безрезультатных поисков и недосыпа, из-за которого он худел и путал время, отключался на лекциях и в автобусах, завершился простым осознанием, пробившимся в утомлённый разум так же, как солнечный луч пробивается через завесу туч.

Ну конечно, засмеялся про себя Виктор и шлёпнул ладонью по лбу. Я ведь сам заставил ту дверь исчезнуть, когда спасался от стражей. Наверняка и комната теперь находится в другом месте. Значит, не удастся найти ни дверь с цифрой «43», ни других, пока они сами со мной не свяжутся.

Вернувшись домой тем ранним вечером, Виктор бросил ключи на обувную полку, скинул одежду прямо в прихожей, прошагал в спальню и раскрыл вечно задёрнутые шторы. Затем приоткрыл окно, за которым лениво моросило и жужжал утопающий в закате проспект. Застоявшийся воздух комнаты встрепенулся. Скопившаяся за месяц пыль поднялась с письменного стола и подоконника. Высохшие цветы в горшках дрогнули.

Виктор блаженно наполнил грудь свежим воздухом и, рухнув на кровать, мгновенно провалился в забвение. Пробыв там до самой ночи, он пробудился. И, наконец, увидел её.

Глава 4. Комната без стен

Где-то неподалёку послышался нежный женский смех. Что-то зашелестело от ветра и раздалось хлопанье крыльев.

Виктор открыл глаза и обнаружил себя лежащим в траве под тенью старого дерева с кривым стволом. Красно-рыжая листва колыхалась, но не собиралась срываться. В просвете между серых ветвей, на фоне голубого неба, пролетала стая птиц.

– Эй, ты здесь? – зазвучал голос на этот раз ближе.

Виктор не сразу узнал девушку, вышедшую из-за деревьев на солнечный свет. На ней был лёгкий походный костюм: тонкие сапожки, штаны защитного цвета, свободно сидящая на стройном теле клетчатая мужская рубашка с подвёрнутыми рукавами, маленький рюкзак за спиной. Кожа на открытых участках рук и на лице теперь не казалась такой сияющей, а имела персиковый оттенок. Волосы, изрядно отросшие в сравнении с прошлой встречей, теперь были сплетены в косу, спускающуюся через плечо до уровня груди. Лишь увидев шрам возле виска, и встретившись с ясными синими глазами, Виктор узнал Аню и резко оторвал тело от земли.

– Ты чего тут разлёгся? – с улыбкой спросила девушка, остановившись в метре от него.

Растерянный Виктор присел спиной к стволу и тут же отпрянул – кора дерева оказалась твёрдой – точь в точь, как в реальности.

– Эй, ты в порядке? – незнакомка чуть склонилась, и в свесившейся косичке показалось небольшое пёрышко, явно попавшее сюда случайно.

– Как будто бы, – на выдохе ответил Виктор, отыскав дар речи.

Девушка выпрямилась.

– Тогда вставай, – с красивых губ слетел тихий смешок. – Нельзя же целый день тут проваляться. А то можно подумать – ты вообразил себя Ньютоном и вот-вот откроешь что-нибудь важное.

Виктор поглядел вверх и, разглядев на ветвях жёлто-красные яблоки, сконфужено улыбнулся.

– Зачем мне воображать себя Ньютоном? – спросил он, поднимаясь на ноги и отряхиваясь от лесного мусора.

– А зачем же ещё тебе понадобилось валяться под моей яблоней?

Девушка шагнула ближе и едва ощутимыми прикосновениями стала стряхивать еловые иглы и кусочки коры с его рубашки. Виктору сделалось неловко, и всё же он решил воспринять это как должное. В мире снов вообще лучше всё воспринимать как должное, иначе велик риск заплутать в мелочах.

– Если я – Ньютон, тогда ты – Оцеола, – Виктор нерешительно потянулся левой рукой к её волосам, и, только со второй попытки вытащив нежное пёрышко, продемонстрировал его девушке, всё так же скромно улыбаясь куда-то под ноги.

Девушка тепло улыбнулась и приняла дар. На мгновение их пальцы соприкоснулись. Виктор почувствовал, как глупо краснеет, и спешно опустил руку, а другой почесал затылок.

– А кто такой Оцеола? – вдруг спросила она, и Виктор почти изумился подобному незнанию, но девушка только громче рассмеялась. – Да я шучу. Я знаю, кто такой Оцеола, – она бережно спрятала пёрышко в карман куртки и зашагала в сторону тропинки, виднеющейся неподалёку. – И всё же, я бы предпочла быть Покахонтос.

– Постой!

Девушка обернулась.

– Ты ведь, ты ведь, – запинался в нерешительности Виктор, и всё же спросил, глядя в синие глаза. – Ты настоящая?

На лице девушки отразилось лёгкое удивление:

– Конечно, – она улыбнулась на один бок и вновь направилась к тропинке, осторожно обступая камни, таящиеся среди ковра из старых листьев и хвои. – Я сноходец, – бросила она через плечо, когда Виктор зашагал следом. – Пробуждённая, как и ты.

– Прости, если обидел. Просто я никогда прежде не встречал других пробуждённых… А как тебя зовут? – спросил Виктор, хотя помнил её имя.

– Аня.

– Аня… – почти неслышно повторил он и громче добавил. – А я – Виктор.

– Приятно познакомиться, – она отвесила ему вежливый кивок. – Хотя лучше бы тебе придумать прозвище, пока есть время.

«Время?», – хотел спросить Виктор, но споткнулся об камень и едва не упал. К счастью, уверенно шагающая впереди Аня ничего не заметила.

Они вышли на тропинку, ведущую на вершину холма, поросшего хвойными деревьями.

Виктор пытался распознать возраст Ани, разглядывая то её стройную фигуру, то лицо, когда она коротко оборачивалась, проверяя, не отстаёт ли он. Благодаря таящемуся в глазах холоду океанской пучины, скованной льдом, игриво поблескивающим на солнце, девушка выглядела немного старше него, хоть и была ниже ростом. Двадцать один год, не больше.

– А можно спросить? – произнёс Виктор и внезапно обнаружил у себя одышку.

– Попробуй.

– А где ты живёшь? Я имею в виду – в реальности… Откуда ты? – Виктор едва поспевал за девушкой.

– Из Советского Союза, – уклончивым тоном ответила Аня.

– Я тоже… А откуда конкретно?

Вместо ответа девушка вдруг обернулась к нему и, продолжая шагать спиной вперёд, с улыбкой заговорила бесстрастным голосом, к тому же, ничуть не сбивая дыхания:

– В мире снов лучше никому не говорить, откуда ты. Чем меньше сноходцев знают о твоей реальной жизни, тем лучше.

Заметив на лице Виктора озадаченность, Аня добавила:

– Мир снов – это мир снов. А реальность – это реальность. Так что, чем лучше ты будешь различать, где одно, а где другое, тем больше у тебя шансов не сойти с ума.

Виктор посерьёзнел и кивнул в знак понимания, хотя на деле объяснение показалось ему крайне размытым. Но он не стал допытываться, боясь совершенно задохнуться, так и не осилив подъём.

На вершине перед ними открылся вид на равнину, раскинувшуюся у подножия холма. Впереди, от горизонта до горизонта раскинулось необъятное рыжее поле, где среди ржаных колосьев, стоял одноэтажный фермерский домик, окружённый редко посаженными садовыми деревьями и тройкой старых ветряных мельниц с тонкими металлическими стеблями и сверкающими на солнце жерновами. Справа, в тени дома, скучали одинокие качели, привязанные к ветви старого дуба.

Виктор дышал тяжело, ноги ныли. Аня же невозмутимо оглядывала равнину.

Только бы она сейчас на меня не посмотрела, думал Виктор, надеясь, что Аня не посчитает его таким слабаком, каким сейчас он считал себя сам.

– Что с тобой? – всё же спросила девушка.

– Чёртов Ньютон, – отшутился Виктор, смахивая рукавом рубашки пот со лба. – Либо я слишком глубоко уснул, либо здесь что-то не так с гравитацией. В этом месте сила притяжения определённо сильнее, чем в реальности.

– Правда? – Аня растерянно посмотрела на пыльную землю и пошаркала в ней носком ботинка. – А я так привыкла к ней, что и не замечаю. Что ж, я могу это исправить…

– Исправить? – Виктор не поверил ушам и встретился с Аней взглядом. – Это шутка? Просто, я был уверен, что всё дело в глубине сна.

– Нет, – Аня покачала головой. – То есть, глубокий сон, конечно, создаёт иллюзию реальности, которую можно чувствовать телом, но сейчас это, скорее всего, ни при чём. Просто мы в моём подсознании, а здесь всегда так.

– В твоём подсознании? – Виктор вытаращил глаза.

– Да. Мой сон, моё подсознание. Точнее, его отражение. Называй, как хочешь, суть от этого не изменится, – Аня говорила легко и, даже, немного небрежно. – Но в нашем узком кругу мы зовём это комнатами, чтобы избегать бесконечных бесполезных споров о том, что это всё же такое: отражение разума, подсознание, или изнанка мозга. Просто – комната. Так решили. Так они и называются.

– А кто решили?

– Не знаю. Кто-то, – Аня улыбнулась и пожала плечами.

– Вот так запросто, кто-то решил и всё?

– Ну, кто-то же назвал дерево деревом или океан океаном. Важно ли, кто был первым?

Виктор ещё раз окинул взглядом долину и спросил:

– Выходит, раз это твоё подсознание – это… твой мир?

– Ага.

– И ты можешь менять здесь законы физики?

– Вообще-то, в мире снов законы физики отсутствуют в принципе. Есть только иллюзии этих законов, которые мы воспринимаем за действительность в зависимости от глубины сна. Ты, наверное, и сам это уже замечал. Но, в общем, ты прав. Мой мир – мои правила. И мои «законы физики», – Аня убрала чёрную прядку со лба.

– То есть, находясь в твоей комнате, я подвергаюсь воздействию твоих иллюзий?

– Если у тебя невысокая концентрация самосознания, то да, – девушка окинула Виктора быстрым сканирующим взглядом и улыбнулась. – А он у тебя в данный момент невысок. Попробуй сдвинуть камень. Мысленно.

Виктор обернулся, увидел лежащий у обочины камень, сосредоточился, но камень не шелохнулся. Почему-то казалось, сама идея о подобном «волшебстве» абсурдна сейчас так же, как была бы абсурдна в реальности.

– Твой разум истощён, – объяснила Аня, и они зашагали дальше. – Сознание ослабленно. Сейчас тонкой энергии в тебе едва хватает на то, чтобы удержать контроль и не провалиться мёртвым сном.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Вижу.

– Видишь?

– Ну да, – мягко произнесла девушка. – Подожди-ка…

Она прикрыла глаза, изящные брови её чуть заметно напряглись в сосредоточенности. Внезапно незримая горячая хватка боли в ногах Виктора ослабла. Шагать стало легче, и лёгкие, наконец, свободно наполнились воздухом.

– Ну как, лучше? – Аня подмигнула, встретив восторженный взгляд Виктора, и предупреждающим тоном добавила. – Но особенно не расслабляйся. Это в виде исключения, раз уж ты гость. Дойдём до дома, и я верну всё обратно.

Виктор благодарно кивнул и, спустя несколько метров, когда необъятная равнина и яркое синие небо с лёгким шлейфом перистых облаков стали всё приветливее расстилаться перед его восторженным взором, то заговорил вновь:

– То есть… всё это… Всё кругом, это всё в твоей голове? Часть тебя самой?

– Это не совсем так, – протянула Аня и сделалась серьёзнее. – Это лишь отражение какой-то части меня… Как бы объяснить… Представь художника, который изобразил что-то, что обычно не увидишь. Что-нибудь абстрактное. К примеру – созидание. У каждого в голове свой образ при этом слове. Так вот всё это вокруг – мой холст, а я – художник. Так что, пока ты здесь, ты видишь то же, что вижу я. Ну, или то, что я тебе позволяю видеть.

– Подожди, – Виктора вдруг осенило.

Он завертелся, вглядываясь то в тени между деревьев, то в тёмные могучие стволы.

– А где стражи? – спросил он.

– Стражи? – Аня на мгновение задумалась, но быстро догадалась. – Ах, ты про хранителей?

– Ну да, ну да, – Виктор понял по взгляду девушки, что задаёт столько вопросов, на сколько она отвечать не рассчитывала.

– А с чего им быть здесь? – спросила она недоумённо, но, когда Виктор глупо пожал плечами, пристально посмотрела ему в глаза. – Постой, ты что, раньше никогда не бывал в комнатах?

Он отрицательно покачал головой.

– И даже в своей? – в глазах девушки вспыхнуло изумление.

Виктор коснулся указательным пальцем губ, задумчиво глянул в небо, и затем снова покачал головой.

– Подожди, но как же… – Аня шагнула к нему, остановилась, и, коснувшись кончика косы, отступила, собираясь с мыслями. – Как же ты попал на пустую территорию? И как научился держать контроль и продержался так долго с хранителями? – она подозрительно прищурилась. – Постой, ты вообще понимаешь, о чём я говорю?

Он в третий раз отрицательно покачал головой и ощутил жар стыда до самых ушей.

– Хорошо, постараюсь объяснить…

Девушка коротко огляделась, затем подошла к ближайшему дереву, подняла из травы сухую ветку и, вернувшись к Виктору, заговорила вновь, ловко обдирая с ветки мелкие сучки:

– Смотри, это – мир снов, – она начертила на коричневой сухой земле неровный круг. – А это, – палка изобразила внутри круга ещё два, поменьше. – Наши комнаты. Вот эта красивая – твоя, а эта корявая – моя, понимаешь?

Виктор почувствовал на себе Анин взгляд, но от плана глаз не отвёл, только кивнул.

– А это, – Аня принялась усердно заштриховывать всё пустое пространство внутри круга, не задевая «комнат». – Всё это мы называем общей территорией мира снов. Некоторые – мёртвой территорией, но это, опять же, без разницы. Размеры её бесконечны. Жизни не хватит, чтобы всё исследовать. Долго находится там опасно… – девушка запнулась, словно решаясь, говорить дальше или нет. – Опасно по разным причинам. Но в основном из-за хранителей. Они вроде хозяева общей территории и страшно не любят нас, сноходцев.

– Это я заметил. Но почему?

Девушка расслабленно выпрямилась и чуть склонила голову, глядя на рисунок:

– Сложно объяснить. О хранителях никто толком ничего не знает. Но то, что они не любят, когда мы что-то меняем на общей территории, к примеру – пространство, или приносим свои проекции, это факт.

– А почему здесь их нет? – Виктор махнул рукой. – В твоей комнате?

– Хранители обитают только на общей территории, и попасть к кому-то в подсознание, – Аня указала палкой на незаштрихованные островки. – Они не могут. Для них чья-либо комната – место недосягаемое, только если владелец комнаты сам не запустит их внутрь.

Виктор усмехнулся:

– Зачем кому-то запускать этих тварей к себе в подсознание?

– Причины могут быть разные, – спокойно ответила Аня, но в голосе её послышался странный холодок.

– И какие же?

– Например, для защиты.

– Для защиты? Но от чего?

– От кого, – поправила его девушка и отвела взгляд. – От других сноходцев, например.

Виктор не понимал, но задавать очередной вопрос не решался.

– Порой они куда опаснее хранителей, – смягчившись, сказала Аня. – Впрочем, ты сам в этом ещё убедишься, – она отбросила палку в сторону и, подтянув лямки рюкзака потуже, посмотрела на Виктора с неожиданной ободряющей улыбкой. – Отдохнул?

– Вроде, – ответил он, всё ещё изучая импровизированную карту мира снов и пытаясь запечатлеть изображение в памяти. – Выходит, подсознание, то есть, комната каждого человека – это ещё один небольшой мир внутри мира снов?

– Так и есть.

– А что происходит с комнатой, когда человек умирает?

– Ничего, – ответила Аня. – Его подсознание умирает вместе с ним, а всё, что он проецировал в комнате при жизни, становится частью общей территории, – она подняла ногу и опустила на свой пыльный островок, разрушая его границы. – Комната умершего человека становится пустой локацией и переходит во владения хранителей.

– То есть, в теории, в мире снов можно отыскать подсознание любого человека, когда-либо жившего на земле?

– Не подсознание, а его пустую оболочку. Это как тело мертвеца – узнать знакомые черты можно, но внутри – пусто. В нём никого. Так и здесь. Но, в целом ты прав. Отыскать в мире снов можно что угодно.

Аня сравнивала их островки с землёй, грустно улыбаясь пыльному облачку под ногой. Внезапно Виктор ощутил далёкую чужую скорбь и тихо произнёс:

– Вся общая территория – это сны давно умерших людей.

Девушка согласилась молчанием.

– Понятно теперь, почему мир снов такой необъятный, – более непринуждённо добавил Виктор и постарался улыбнуться.

– Давай не будем о печальном, – уверенно сказала Аня.

– Да. Не будем.

– Лучше вернёмся к тебе, – их взгляды встретились. – Ты – самоучка? – спросила она с прежней дружеской улыбкой.

Виктор смутился и, закинув руку за голову, почесал затылок:

– Да. К сожалению, в университете не было факультета по осознанному снохождению. Так что, пришлось поступить на педагогический.

Они засмеялись и вновь двинулись вниз, к ржаной равнине и домику с мельницами.

– Значит, всё, чему ты научился в мире снов, ты научился сам, блуждая по общей территории среди хранителей?

– Как будто бы да. А что в этом особенного?

– Что особенного? – с губ Ани слетел добродушный смешок. – Осознанное снохождение – это не рисование или спорт. Ты первый самоучка, которого я встречаю в своей жизни. У всех, кого я знала, были наставники. Остальные, как правило, либо трогаются умом, либо утрачивают способность различать явь и сон… Давно ты пробудился?

– Весной… выходит, полгода назад где-то, – прикинул Виктор, провожая взглядом последние сосны – дальше холм порастал диким шиповником.

– И сколько в среднем ты ходишь во снах?

– Часа три каждый день.

– Выходит, если в среднем по три часа в день… – девушка вскинула взгляд к ослепительному от солнца небу. – Это почти шестьсот часов в реальности… А, значит, около трёх тысяч в мире снов! – она посмотрела на Виктора и на этот раз в её глазах были уважение и восторг. – Неплохо! Совсем неплохо!

– Я не совсем понимаю твоих расчётов, – признался Виктор.

– Разница восприятия времени в реальности и сне – один к пяти. Во сне мозг работает эффективнее. Скажем, час твоё тело спит дома, в кроватке, с книжкой об индейцах под подушкой, и за это же время ты пять часов плутаешь по общей территории и нервируешь несчастных хранителей. Эх, бедные, бедные арлекины… – тихо запричитала Аня.

Виктор нахмурился, а девушка только шагнула к нему и легонько толкнула в бок, задев левую руку, от чего он залился краской и нервно покосился на свою фантомную конечность. Он ничего ей не чувствовал, однако мог шевелить и выглядела она точь в точь как настоящая – ещё один плюс отточенного навыка имитации.

– Не обижайся, – примирительно произнесла Аня. – Просто ты чудной.

– Я? Чудной? – подавляя внезапное раздражение, спросил Виктор.

– Да. Хотя, чего тут удивляться. Полгода наедине с хранителями – шутка ли? Как ты вообще сохранил рассудок?

– А как давно ты пробудилась? – спросил он, желая прервать насмешки и сменить тему.

Девушка ответила не сразу. Она с задумчивой улыбкой смотрела куда-то в пространство, а затем тихо выдохнула:

– Очень давно…

Солнце припекало. Аня сняла рубашку и повязала её на пояс. Под белой майкой, облегающей тонкую талию, показались два белый холмика, от которых Виктор с трудом отвёл взгляд. Девушка подула себе на лоб, слегка выпятив вперёд нижнюю челюсть. Это показалось Виктору странным. Жара определённо доставляла девушке неудобство, несмотря на то, что она вмиг могла обратить её в прохладу.

И это я ещё чудной? – подумал Виктор, но на этот раз промолчал.

Они приближались к невысокому деревянному домику, который уже внешним своим видом внушал доверие и гостеприимство: блестящие от олифы стены, напитанные солнечным теплом; чисто вымытые, но слегка запылившиеся от жары и зноя окна; скромный узкий порог; хлипкая, на первый взгляд, деревянная дверь с разноцветной стеклянной вставкой. Не считая вишнёвых деревьев, трудящихся вхолостую мельниц и старых качелей, дом окружало золотистое море ржи, тянувшееся до далёких заснеженных гор на горизонте.

– А тот мужчина. Он твой учитель? – спросил Виктор, и неожиданно Аня бросила на него почти возмущённый взгляд, точно он спросил что-то непристойное или личное, но уже через секунду спокойно ответила.

– Его зовут Гуру. Он был моим учителем.

– Каково это, когда есть учитель?

– Даже не знаю, – протянула Аня и искренне улыбнулась. – Наверное, не так интересно, как набивать шишки самому.

Виктор тоже улыбнулся.

– Обычно тренировки проходят в комнате опытного сноходца перед тем, как новичок выходит на общую территорию. Учитель впускает ученика в своё подсознание и…

– Впускает, как ты впустила меня в комнату «43»? – перебил её Виктор.

– В эту комнату, – поправила его Аня, взойдя на порог, в прохладную тень дома.

Виктор недоверчиво огляделся:

– Да ладно? Всё это продолжение той же самой комнаты? Как же я тогда оказался здесь на этот раз? Я же не прошёл через ту дверь в коридоре…

Аня взялась за старую деревянную ручку. Дверь поддалась, чуть скрипнув, и из глубины дома хлынуло освежающей прохладой, и внезапно послышался ясный переливчатый звон.

Виктор наклонился, чтобы не удариться о низкий проём, проходя за девушкой, и едва не клюнул носом в зелёные металлические колокольчики с выгравированными на них ангелами. Они соединялись между собой чем-то вроде нейлоновой струны и были подвешены к ночнику, торчавшему над дверью. Колокольчики звенели и переливались, отбрасывая на светлые стены прихожей трусливых солнечных зайчиков. Виктор осторожно прикрыл дверь, продолжая разглядывать чудесное изделие, но Аня окликнула его, и он обернулся.

– Узнаёшь? – спросила она.

Он узнал. Место из прошлого сна. Комната «43». Точнее, теперь он видел, что это целый дом, состоящий из комнаты и прихожей-кухни, разделённых стеной с пустым проёмом. Стены обоих комнат были отделаны светлыми деревянными досками. Благодаря этому кухня выглядела довольно просторно, несмотря на свой небольшой размер и невысокий потолок. Возле окна, украшенного тюлем, стоял столик и пара стульев. У противоположной стены притаились потёртый шкафчик с кухонной утварью и маленькая газовая плита. В углу, у другого окна, располагалось старое кресло с красной обивкой.

Аня позвала Виктора в комнату, и та оказалась чуть больше кухни и с потолками повыше. В углу стояла уже знакомая кровать, заправленная синими одеялами, а на окнах висели бежевые занавески, как и раньше, раздуваемые ветром. Только нигде не было ни листьев, ни старых игрушек, ни…

Виктор пригляделся к торцевой стене, посреди которой находился неестественный, слишком грубый для лёгкости этого дома, заложенный кирпичной кладкой дверной проём.

– Я же пришёл отсюда в прошлый раз! Здесь была дверь! – сказал Виктор, обернулся, и, не увидев Аню, вернулся в прихожую.

– Ага, – девушка сбросила рюкзак на стол, повернулась к окну и, сцепив пальцы обеих рук на затылке, сладко потянулась, так что на миг обнажился плоский животик. – Была, пока ты не заставил её исчезнуть.

– Прости, я не хотел. Это вышло как-то само собой! Я лишь пытался скрыть следы.

– Да, забудь, – девушка искренне отмахнулась. – Двери – это ведь просто формальность. Дань мира снов нашей привычке всё упорядочивать. Так говорит Гуру.

Виктор подошёл к Ане и тоже посмотрел в окно, где мельницы по-прежнему молотили солнце, и переливалось всеми оттенками золота ржаное поле.

– Я долго бродил по коридору дверей, – тихо заговорил Виктор. – И всё гадал, что же за ними? Но никогда бы не подумал, что за ними такие огромные комнаты…

– Думаешь, так и во всех остальных? – Анины глаза блеснули от улыбчивой гордости. – Всё зависит от хозяина комнаты. Тем и прекрасен мир снов, что твой мирок здесь не обязательно должен ограничиваться стенами. Твоя комната – это визуализация твоего подсознания, и ты сам решаешь, какой она будет, какая будет погода, гравитация, и всё, что пожелаешь.

– Это потрясающе, – невольно выдохнул Виктор, переполненный восхищением. – Потрясающе…

Он посмотрел на Аню и внезапно лёд синих глаз снова обжёг. Ему неожиданно захотелось обнять девушку, но он мысленно осадил себя за неуместный порыв. Виктор с трудом отвёл взгляд и спросил:

– Но я так и не понял, как же я попал сюда во второй раз, если не через дверь?

– Телепортировался, да и только.

– Но я ничего такого не…

– Это произошло не осознанно, я полагаю.

– А можно телепортироваться в мире снов осознанно?

– Конечно. Между локациями или комнатами, в которых ты бывал раньше. Здорово экономит время. Со временем ты научишься этому

– Но как же я телепортировался к тебе и даже не понял этого?

– Наверное, так случилось, потому что моя комната – пока единственное доступное и безопасное для тебя место.

Логично, разочарованно подумал Виктор. Собственной комнатой он пока не обзавёлся, а оказываться в измотанном состоянии во владении хранителей опасно. Он бы вновь оказался в кошмаре. Вот интуиция и выбросила его сюда, где нет этих тварей.

– Я теперь каждый раз буду пробуждаться здесь?

Аня засмеялась:

– Думаю, это ни к чему. Гуру поможет тебе отыскать твою собственную комнату.

– Гуру поможет?

– Да. Кстати, он уже на подходе.

Виктор всмотрелся в окно.

– Ты же никуда не торопишься? – спросила девушка, заметив его озабоченность.

– Нет.

– Чудно! Он очень хотел с тобой встретиться.

– Но для чего?

– Чтобы учить тебя.

Виктору вновь захотелось спросить, но выставлять себя полным идиотом не хотелось.

– Знаю, у тебя много вопросов, – Аня шагнула к нему и с заботливым сочувствием заглянула в лицо.

От этого взгляда и нежного минорного голоса на душе у Виктора стало чуть спокойнее.

– Потерпи ещё немного, – сказала Аня. – Будет лучше, если на них ответит Гуру. Он знает куда больше, чем я. Да и объясняет доходчивее. И ему это, можно сказать, в радость. На то он и Гуру, – девушка тепло мигнула уголками глаз и посмотрела в окно. – Кстати, вот он.

Пыльной тропой к дому не спеша приближался широкоплечий, высокий, одетый в сине-серый костюм мужчина, чей пристальный взор Виктор ощущал на себе даже издалека.

Глава 5. Слово Ньютона

– Анечка! – с порога поприветствовал девушку Гуру и шагнул внутрь, отчего комната словно стала меньше. – Твоя любимая гравитация сведёт меня в могилу, – добавил он размеренным баритоном.

– Ты же знаешь, так я увереннее стою на ногах, – ответила Аня, протягивая ему салфетку.

– Но зачем же мучать остальных? – мужчина промокнул лоб и сунул салфетку в карман. – Проложи рядом с тропинкой траволатор для гостей что ли.

Надо же, подумал Виктор, всё ещё стоя у окна. С виду такой сильный, а ведь и он запыхался, пока дошёл сюда. Выходит, в своей комнате Аня сильнее, или, по крайней мере, выносливее нас обоих.

– Ненавижу что-то менять, сам знаешь, – язвительно произнесла Аня.

– Тогда позволь мне.

– Ненавижу, когда кто-то что-то меняет в моей комнате, сам знаешь. И к тому же, в твоём возрасте полезно размяться, – Аня прошагала к креслу в углу комнаты, и, взяв с комода старую книгу с закладками, села.

– Я просто пытался пошутить, – Гуру задумчиво улыбнулся, как часто улыбаются люди, которым давно за сорок.

Аня закинула ногу на ногу, раскрыла книгу и спряталась за обложкой «Искусство чаеварения».

– И самоучка снова здесь, – произнёс Гуру не то с радостью, не то с горечью, наконец, обратив внимание на Виктора.

– Я же говорила, что он вернётся, – глухо прозвучало за книгой.

– Здравствуйте, – Виктор шагнул навстречу мужчине и протянул руку, но тот только грузно сел за пустой стол.

Виктор невольно напряжённо повёл челюстью и поспешно опустил руку. Аня едва слышно усмехнулась, заметив его конфуз, и он мысленно окрестил Гуру старым хамом и пообещал отплатить при первой же возможности.

– Так и будешь стоять над душой? – выпалил Гуру и сердито взглянул на него исподлобья. – Садись, – приказал он, и второй, задвинутый ранее стул, сам собой выехал к самоучке.

Виктор покосился на Аню, к счастью, слишком увлечённую книгой, и сел, ещё больше ненавидя этого амбала с чёрными акульими глазами и дурацкими бакенбардами.

– Я – Гуру, – представился мужчина. – Аню ты уже знаешь. Как же нам тебя звать?

Виктор не успел раскрыть рта, как Гуру перебил:

– Настоящее имя забудь. В мире снов лучше представляться прозвищем.

– У меня нет клички, – ответил Виктор. – Но я что-нибудь придумаю.

Гуру громко хлопнул по столу ладонью. Самоучка вздрогнул.

– Ты же не сценический псевдоним выбираешь, мальчишка, – мужчина властно упёрся обеими руками в край стола, выпрямился и с надменным блеском в глазах посмотрел на самоучку сверху вниз. – Говори первое, что придёт в голову, и не трать наше время.

– Я не…

– Ничего не приходит? Тогда решено! Будешь Самоучкой.

Виктор почти не знал Гуру, но уже ненавидел его привычку задавать вопросы и отвечать на них раньше собеседника. Этот титан говорил так быстро, будто намеренно стремился обогнать мысль, но на деле, как Виктор понял намного позже, это была лишь привычка опытного сноходца. Ведь в мире снов всегда нужно действовать чуть быстрее, чем думаешь, чтобы хранители не успели прочитать твои мысли и распознать намерения.

– Ничего не приходит в голову, – отчаянно выдавил сквозь зубы Виктор, уже смиряясь с новым именем.

– Ньютон! – вдруг ворвался в их разговор мягкий голос Ани.

Оба они повернулись к девушке.

– Нью-тон, – не отрываясь от книги, повторила она. – Пусть будет Ньютоном.

– Я не против, – Виктор вздохнул с облегчением.

Аня чуть опустила книгу, и уголки её глаз выдали улыбку.

– Не чёртов Опенгейер, и ладно, – отмахнулся Гуру и вновь уставился на новонаречённого буравящим взглядом. – Знаешь, почему ты здесь, Ньютон?

– Аня сказала, вы будете учить меня…

– Какая самонадеянность! – Гуру ещё раз хлопнул по столу и подался ближе к Ньютону. – Ты здесь, прежде всего, потому что Аня считает, будто у тебя талант. А я лично считаю – ничто так не препятствует прогрессу, как талант. Так что, задам ещё один вопрос. Почему снохождение так тебя манит?

Ньютон не имел заготовленного ответа, хотя нередко рассуждал на эту тему сам с собой. Конечно, в мир снов его привела вполне очевидная причина – его покойный брат. Однако, с того времени миновало полгода, и всякие надежды когда-либо встретиться с ним снова давно угасли.

– Наверное… – начал он отвечать, но Гуру вновь перебил.

– Никаких «наверное». Я задал чёткий вопрос, дай чёткий ответ.

– Я ищу познаний, – ответил Ньютон, проглотив нервный комок.

– Что ж, институт тебе в помощь, или энциклопедии, – мужчина усмехнулся. – Чего же ты в мире снов позабыл?

– Я учусь в институте… и много читаю там, в реальности, но, – Ньютон осмелился посмотреть в тёмные, почти такие же бездонные, как у хранителей, глаза Гуру, и внезапно почувствовал себя увереннее. – Это не те знания, которые я ищу. Эти знания пригодны лишь для реальности, – он заметил боковым зрением, что Аня смотрит на него оценивающе. – А мне мало реальности. Точнее, – он отвёл взгляд, и «почва» вновь стала уходить из-под ног. – Я чувствую себя чужаком в том мире. Будто не в нём моё место. И ещё, словно он… рушится! Неисправимо рушится…

Гуру прервал его, выставив вперёд широкую ладонь.

– Значит, прячешься от реальности, надеясь создать здесь собственную утопию? – Гуру вдруг помрачнел. – Вот, что я тебе скажу, юноша. Реальность плоха не сама по себе, а потому, что люди сделали её такой. Люди, которым плевать на всё и всех, кроме себя. От таких людей хранители и защищают мир снов.

Мужчина откинулся на спинку стула и заговорил громче:

– Быть сноходцем, это не только заслуга, но и привилегия. Если ты жаждешь знаний, которые даются не всем, только потому, что реальность тебе опостылела… Если только от того, что тебе повезло пробудиться, ты решил, будто какой-то особенный и здесь твоё место… – он сделал выжидающую паузу и махнул рукой в сторону двери. – Тогда проваливай отсюда! И забудь об этом разговоре.

– Но я…

– Не утруждайся! – Гуру скривился. – Я вижу таких, как ты, насквозь. Ты не талант. Просто ты одинок, на что-то зол, не можешь научиться жить в реальности, а значит, и здесь тебе делать нечего. Так что, ступай, и мой тебе совет, – мужчина приблизился к лицу Ньютона, и его широкие брови грозно сомкнулись над акульей переносицей. – Не возвращайся в мир снов.

Ньютону показалось, что мужчина сейчас раздавит его взглядом. Не находя слов, он растерянно посмотрел на Аню, но та лишь пожала плечами и изобразила соболезнование. Тогда, почувствовав жгучую обиду на этих опытных сноходцев, втянувших его во всё это и осмеявших, Ньютон встал, с грохотом отодвинув стул, и уверенно направился к выходу.

Он уже потянулся к дверной ручке, как вдруг застыл перед колокольчиками, качнувшимися и звякнувшими перед его лицом. Ангелы сверкнули в свете заходящего солнца, озарив бликами комнату. Комнату, в которую Ньютон попал с таким трудом и которую совершенно не хотел покидать.

Он отступил, сжал кулаки и повернулся к Гуру. Тот встретил его любопытным взглядом.

– Знаете что, – решительно начал Ньютон, глядя в глаза обидчику. – Возможно, у вас больше знаний и опыта, чем у меня. Возможно, вам обоим повезло с учителями, – он перебегал взглядом с Ани на Гуру. – Повезло, что кто-то в своё время принёс вам готовое знание. Но это не даёт вам права решать, кому место в мире снов, а кому не место! – сердце, казалось, сейчас выпрыгнет, но Ньютон уже не мог остановиться и глядел только на Гуру. – И, тем более, вы не смеете оскорблять меня! Мир снов – не ваша собственность! Кем бы вы ни были. А реальность потому так и отвратительна, что в ней правят такие, как вы! Те, кто якобы лучше знают, где чьё место и что кому делать! Да, я – самоучка, и привела меня сюда, может удача, или везение, но я не хуже вас знаю цену пробуждения! – Ньютон одёрнул воротник рубашки, и кожа на шее, от уха до ключицы, вмиг покрылась шрамом от ожога, и взгляд Гуру чуть смягчился. – Я знаю, каково это, обжигаться во сне и получать шрамы в реальности! Знаю, как выживать в мёртвой территории! За этот опыт я платил не раз. И всё равно я возвращался, снова и снова!

Он убрал руку от воротника, и шрамы исчезли.

– Вы сами меня выбрали, – сказал Ньютон, чуть отдышавшись, и взглянул на Аню. – Ты выбрала!

На лице девушки застыла неуверенность, словно она не знала, как реагировать. Ньютон вновь обратился к Гуру:

– А вы, вы, вы… – не в силах подобрать наиболее деликатного слова, он просто отмахнулся. – Мне не нужен такой учитель, который считает, что мир снов принадлежит ему! Не вам решать, что мне делать, а чего не делать! Мир снов принадлежит всем. Всем! Кому снятся сны.

Закончив, Ньютон услышал победоносно звенящую тишину. Гуру сидел полный беспристрастности. Аня, подперев подбородок кулаком, задумчиво глядела куда-то в пустоту и покачивала ногой в воздухе.

Ньютон вновь повернулся к двери, и сзади неожиданно раздался командный голос поднявшегося со стула Гуру:

– Встречаемся завтра. В коридоре дверей. Выспись и отдохни. Я найду тебя.

Не поверив ушам, Ньютон обернулся.

– Научу тебя, как не нервировать хранителей, – тонкая линия рта рассекла лицо учителя скупой кривоватой улыбкой, и на его щеках и вокруг потеплевших, уже вовсе не страшных глаз проявились морщинки. – А заодно найдём твою комнату.

Глава 6. Бункер

Ньютон дожидался Гуру в коридоре дверей, в сумеречном закутке, похожем на лифтовую площадку заброшенного отеля.

На стенах лоснились закопчённые алые обои. Напротив двух заклиненных лифтовых дверей, в окружении разбитых цветочных горшков и пары ржавых инвалидных кресел стояла скамейка. Над ней висело грязное, ничего не отражающее зеркало.

Ньютон хотел присесть, но заметил, как в углу зашевелилась тень. Она превращалась в вязкую чёрную массу, из которой выделилась сначала одна безобразная, выше человеческого роста фигура, затемдругая. Когда шесть силуэтов заполнили лифтовую, сноходец, под натиском их взоров, от которых даже кресла тревожно брякнули друг об друга колёсами, торопливо вернулся к основному коридору.

Ньютон держался подальше от шепчущих стен и дожидался Гуру прямо посреди прохода. Он глядел то влево, то вправо, стараясь сохранять невозмутимость, как вдруг под ногами что-то зашевелилось и зафыркало. Ньютон едва сдержался, чтобы не отпрыгнуть в сторону, когда увидел это.

По полу, не спеша, на четвереньках передвигался голый мужчина средних лет. Язык торчал из слюнявого рта, с губ омерзительно текло. Мужчина часто дышал, вертел головой и шарил руками по избитому полу, что-то выискивая. Внезапно перед самым его носом возник потрёпанный серый суслик, который тут же бросился наутёк. Мужчина восторженно завизжал на весь коридор и рванул за зверьком, часто перебирая руками и ногами, и высоко задирая дряблый оголённый зад.

– Я охотник! Охотник! Не падальщик! – разносилось эхом по коридору.

Проводив человека-собаку взглядом, Ньютон покосился на бдительных хранителей, по-прежнему сторожащих лифтовую и сверлящих его недоброжелательным вниманием. До голого нарушителя покоя же им не было дела.

Обидно, подумал Виктор, ведь в отличие от голого сновидца, он вёл себя прилично, и всё равно оставался в хранительской немилости. Даже имитация не помогала – в последнее время они каким-то образом узнавали его. Они и сейчас предупредительно шипели на него, пока сновидец, возомнивший себя собакой, беспечно и безнаказанно лаял где-то в мутных сумерках лабиринта и гонял собою же созданного суслика. Хранителям нет дела до сновидцев. Для них они точно дети – если пакостят, то не нарочно. Не то, что сноходцы…

Хранители медленно надвигались на Ньютона, слушая его мысли. Он нервно замялся, услышав далёкое размытое сердцебиение. Придётся проснуться, если Гуру не…

Но Гуру появился вовремя. Мужчина уверенно вышел из сумрака, когда хищные тени уже окутали Ньютона и протягивали к нему кривые, похожие на ветви деревьев, лапы.

Гуру замедлил шаг, затем всё же уверенно проскочил между двумя хранителями. Встретившись взглядом с едва сдерживающим испуг учеником, он схватил его за рукав и рванул, вытягивая из окружения. Ньютон пригнулся, и всё же на миг ощутил над макушкой лапу стража – она едва не коснулась его. И на этот миг шёпот сделался невыносимо громким, ноги стали ватными, перед глазами поплыло. Но Гуру вновь дёрнул его за рукав, приводя в чувства, а затем поманил за собой. Они торопливо зашагали по коридору. Тёмный дымчатый шлейф потянулся за ними, как хвост кометы.

Учитель и ученик набирали темп, пока первый не бросил через плечо:

– Не отставай.

Гуру повернул влево, и стена перед ним неожиданно ожила. Посыпалась штукатурка, за которой кирпичная кладка перекладывалась и расступалась, образуя проход в тёмную пустоту.

Учитель шагнул вперёд. Ошарашенный Ньютон последовал за ним. Хранители за спиной возмущённо застонали, и, обернувшись, Ньютон ужаснулся от вида раскрывшихся безразмерных ртов. Но стена вновь перестроилась, запечатав проход. Лишь две тени успели проскочить внутрь и тут же исчезли, как и всё остальное.

Ньютон оказался в темноте, где не было ничего, кроме его дыхания и уверенных шагов Гуру, за которыми он слепо спешил, стараясь оторваться от страха, облизывающего затылок.

– Просто иди, – спокойный голос учителя раздался так громко, что Виктору показалось, словно он прозвучал у него в голове, и панические удары сердца стихли.

Вновь заскрежетала кирпичная кладка. По глазам ударил свет. Ньютон не успел ничего разглядеть, как крепкая рука схватила его за шиворот и буквально вырвала из тьмы в коридор, залитый холодный светом люминесцентных ламп.

Не удержав равновесия, Ньютон упал на чистый зелёный кафель. Гуру же встал напротив прохода, готовясь к появлению хранителей. Рваный шёпот из тьмы усилился, и в проёме возник огромный, намного больше остальных хранитель. От его густого рёва кишечник Ньютона беспощадно задрожал, и на миг сноходец увидел в пасти чудовища отражение знакомого лица, похожего на его собственное. Ньютон зажмурился от внезапного гула в ушах, задержал дыхание, но через миг всё стихло. Он выдохнул, открыл глаза и увидел учителя, стоявшего перед вновь запечатанной стеной.

– Как вы это сделали? – спросил Ньютон, поднимаясь с пола. – Как прогнали хранителя?

– Не прогнал, а переместил, – хмуро ответил Гуру и встревоженно обернулся на шелестящий звук слева.

По стерильно чистому больничному коридору, оскверняя ровный холодный свет, к сноходцам приближалась новая стая.

Гуру едва слышно выругался и побежал навстречу хранителям, доставая что-то из кармана. Ньютон оторопел, но когда учитель остановился около массивной стальной двери и вставил в замочную скважину длинный ключ, похожий на зазубренный клинок, тоже подбежал к нему.

Ключ уверенно повернулся, дверь поприветствовала благородным рокотом смазанных механизмов и отъехала в сторону. Сноходцы ступили через высокий стальной порог, прожорливая дверь плавно встала на место, и треск сотен шестерёнок за их спинами сошёлся в единый мощный щелчок.

* * *

Подсознание Гуру больше походило на бункер, чем на комнату – никаких признаков внешнего мира. Куб из четырёх металлических стен, на них тусклые аварийные лампы. В одном конце помещения – меловая доска, перед ней – старый деревянный стол, заваленный кипой бумаг и странных карт. Другой конец бункера освещался хуже. Там стояли одинаковые бронированные сейфы, а за ними виднелась ещё одна металлическая дверь с запорным вентилем. Судя по горе всевозможного хлама, в виде ветхих рукописей, доисторической глиняной посуды, диковинной утвари, сваленных у порога, можно было подумать, что эта дверь давно не использовалась.

Гуру дёрнул рубильник, и под бетонным потолком зажглись длинные лампы. Бункер заметно посветлел и стал просторнее.

– Я думал, – заговорил учитель. – Аня преувеличила, когда сказала, что хранители слетаются к тебе как пчёлы на мёд.

– Аня сказала? Но откуда она…

– Видела, – Гуру прошагал к столу. – Видела, как ты несколько раз появлялся в коридоре, пытался обмануть хранителей и каждый раз нарывался.

Гуру сел, и Ньютон, помня прошлую встречу, последовал его примеру.

– Знаешь, почему это происходит? Почему их так тянет к тебе? – спросил учитель.

– Я знаю, что хранителям не нравится своевольство и перемены во сне. А ещё, когда мы приносим собственные проекции. Даже если это выходит случайно.

– Это верно. А как ты заработал свой шрам, который так любезно продемонстрировал в прошлый раз? Расскажи.

Ньютон замялся, не желая вспоминать о том дне.

– Слушай, – чуть раздражённо протянул Гуру. – Я не собираюсь выпытывать из тебя в час по чайной ложке. Ты здесь, потому что хочешь учиться. И чтобы у нас всё с тобой сладилось, я должен знать, с чем буду работать.

– Да, конечно. Извините, – искренне проговорил Ньютон. – Хранители атаковали меня, а я пытался с ними бороться… Пытался сжечь их.

– Удалось? – Гуру хитро улыбнулся, точно знал конец истории.

– Они обратили огонь против меня, и я проснулся с ожогами, – Ньютон отвёл взгляд, нервно потирая бёдра ладонями. – В общем, я уже показывал.

– Насилие порождает насилие, – назидательно произнёс Гуру. – Это главный закон разума. Никогда не забывай его при общении с хранителями. Когда ты используешь что-то против них, ты идёшь против мира снов. Так что, любое противодействие обернётся против тебя же троекратно.

Ньютон слушал с серьёзным видом и кивал.

– Но это ты уже усвоил. Теперь ответь, почему ожоги, которые ты получил во сне, появились на твоём теле в реальности? – Гуру сощурился и посмотрел на ученика проницательным взглядом. – В день, когда это случилось, ты что-то принял, я полагаю?

Вопрос застал Ньютона врасплох и заставил на несколько секунд перенестись в то, казалось, уже такое далёкое весеннее утро, когда разбитым и опустошённым вернулся он в свою квартиру в Новосибирске после недолгой поездки в Иркутск.

За окном тогда всё распускалось и оживало, и даже цветы на подоконнике ещё были зелены и только начинали подавать признаки обезвоживания. Однако внутри Виктора в то утро уже всё безвозвратно омертвело, и даже чувство вины за оставленную в трауре мать не терзало нисколько. Единственное, чего он хотел, сидя на кровати, бессильно склонившись и обхватив себя единственной рукой, это перестать существовать. Осознав это, он разрыдался. Всё, что копилось в нём с той ночи, когда семнадцатилетний Артур сбежал из дома во мрак, и до того злосчастного телефонного звонка, когда мать захлёбываясь в плаче сказала только два слова: «Его нашли», всё выплеснулось наружу единым горестным потоком.

А потом, немного придя в себя, Виктор умылся, полил цветы и стал разбирать сумку с вещами. И тогда среди вороха одежды нашлось нечто, ему не принадлежавшее – аптекарская склянка с надписью «КОНТРОЛЬ». Это слово, несомненно, оставила рука его брата. Виктор понял это по наклону влево и кривизне букв. В сумке обнаружилось кое-что ещё. Скупая записка без адресата и подписи. Почерк значительно отличался от почерка Артура в лучшую сторону:

«Стимуляторы сна. Для повышения уровня сознания. Одна таблетка! Остерегайся теней».

Он не был уверен, что записка адресовалась ему – жёлтый клочок бумаги был изрядно потаскан, чернила растеклись от неоднократного намокания. Однако кто-то специально подсунул Виктору таблетки, без сомнения те самые таблетки, что сгубили его брата. И в качестве инструкции сунули записку, которую, быть может, Артур долго хранил при себе, скитаясь по окраинам города, ночуя вместе с другими бездомными в старых подвалах и глотая по убивающей разум таблетке каждый раз перед сном. Видя всё это, как наяву, Виктор крепко сжал склянку, осторожно положил на язык одну таблетку, но рука дрогнула, и высыпались ещё несколько.

– Это были стимуляторы, – признался Ньютон учителю. – Стимуляторы сна.

– Вот это да, – Гуру изумился. – И где же ты, новичок, сумел их достать?

– Мой брат был сноходцем, – помедлив, нерешительно ответил Ньютон. – Это были его таблетки.

Глаза учителя расширились от удивления, и он улыбнулся:

– Так значит, дар снохождения у вас в крови?

Ньютон хотел сказать правду. Сказать, что, по крайней мере, у него точно нет никакого дара. Ведь несмотря на старания Артура, он не мог пробудиться слишком долго. И, наверное, никогда бы не смог, если бы не таинственно попавшие к нему таблетки. Но портить впечатление о себе ему не хотелось, и потому он только неопределённо пожал плечами, скромно улыбаясь.

– Это очень интересно, – искренне произнёс Гуру. – Такой дар редко передаётся по наследству. У вас с братом общие родители?

– Да. Но у нашей матери нет никаких способностей.

– А что же отец?

– Не знаю. Я его никогда не знал.

– Ну что ж, – не заостряя внимание на семейной драме, бодрее сказал учитель. – Значит, ты уже в курсе, что такое стимуляторы сна, как они работают, и почему из-за них остаются шрамы на физическом теле?

– Нет, – признался Ньютон. – Я только знаю, что этот препарат помогает удерживать контроль над сознанием. Но я был бы благодарен, если бы вы объяснили мне, что это конкретно такое.

Ньютон боялся, что Гуру спросит что-то вроде: «Почему твой брат тебе не объяснил», но учитель не был из тех, кто допытывался до чужого прошлого. Он ответил спокойным энциклопедическим тоном:

– Стимуляторы сна – это препараты, которые чаще всего являются смесью снотворного на основе полыни и чего-то, что активизирует работу мозга и нервной системы. Например, кетамина или амфетамина. Стимуляторы помогают погрузиться на более глубокий уровень сна без потери сознания. Но при этом, осознание самого процесса сознания притупляется. Поэтому передозировка стимуляторами может вызывать коллапс самосознания. Когда всё, происходящее с тобой в мире снов, отражается на твоём теле в реальности. Это происходит, потому что разум отожествляет тонкое тело с физическим. Ты можешь сохранять контроль, различать, где что умом и вниманием, однако разум становится мечущейся собакой, которую ты спускаешь на какое-то время с поводка.

Ньютон невольно коснулся рукой того места на шее, где в реальности носил шрам.

– Теперь понимаешь, почему это произошло?

Виктор проглотил горсть наркотиков и упал почти замертво, но очнулся в мире снов. И впервые понял, что тьма, доводившая его до ужаса и бессонницы прежде, теперь обрела конкретную форму. Толпы хранителей бросались на него, желая порвать или поглотить, а он же теперь был спокоен. Он осознал себя, увидел свою руку, затем свою вторую руку, вспомнил имя, вспомнил Артура и все те сны, в которых являлся брат. Он понял, о чём тот твердил так долго. И тогда его одолела небывалая злость, и в голове родилась безумная мысль – «во всём виноваты эти твари». И он стал жечь их. Потоки пламени обрушались на тёмное войско со всех сторон. Всё полыхало и ревело. Но огонь лишь множит тени. Скоро тьма впитала в себя всё, до последнего оранжевого языка, и наступило ничто. А затем возникли яркая ослепительная вспышка и кричащая боль в шее.

– Твой разум поверил в это! – Гуру коротко указал Ньютону пальцем, видя в его глазах понимание. – Ты оказался слишком глубоко. Можно сказать, что впечатление и реалистичность происходящего в тот момент была для тебя настолько велика, что восприятие разума так обострилось, что он получил опыт воспламенения, и твоё физическое тело обожглось, – учитель выдержал паузу и заговорил спокойнее. – Иногда стимуляторы в нашем деле действительно необходимы, и всё же лучше обходиться без рисков. Впрочем, ты в этом уже убедился… Ты знаешь, почему хранители продолжают на тебя нападать?

– Нет, не знаю.

– Они злопамятны, если так можно выразиться, – пальцы Гуру с густыми волосками на широких фалангах сплелись и образовали подобие сферы. – Более того, хранители имеют общую память.

– То есть, сознание?

– «Сознание» – громко сказано! Едва ли у этих существ есть сознание. Они, как ты уже знаешь, смотрители мёртвой области мира снов. Они её неотъемлемая часть. А что мертво, то не имеет сознания. У них нет логики, эмоций. У них одна задача – оберегать энергию, из которой состоит всё в мире снов и не позволять сноходцам преобразовывать её, воровать, переносить в своё подсознание. Просто запомни, что эти товарищи очень консервативны и ничего при них не меняй. А если поменял – верни на место. И чем скорее, тем лучше.

– Как вы делали это со стенами?

Гуру кивнул:

– Менять что-либо в мёртвой территории опасно, но иногда это единственный способ избавиться от преследования, не покидая локации.

– Выходит, от хранителей можно прятаться?

– Недолго, – Гуру сжал «сферу», и его пальцы сцепились замком. – Как я уже сказал, у них безупречная память и все они – единое нечто. Если ты попался одному хранителю, знай, что остальные уже в курсе. И рано или поздно они достанут тебя, как бы ты не хитрил.

– Я никак не могу понять, вы сказали, у них единая память. Они помнят меня, потому и нападают. Но ведь я каждый раз изменяю внешний облик, изменяю ход мыслей! – Ньютон втайне надеялся произвести положительное впечатление. – А они всё равно узнают меня. Как?

– Ты говоришь о технике имитации, – сказал Гуру с видом человека сведущего, но высокомерного, и скучающе почесал бакенбарды. – Хорошая техника. Ты отточил её до сносного уровня. Но одного притворства мало, чтобы обмануть хранителей. Ведь они не только считывают частоту нашего сознания, но ещё и видят и узнают потоки нашей внутренней энергии. Она похожа на ту, из которой состоит весь мир снов, только она живая, подвижная, лёгкая, и питает наши тонкие тела. И энергия эта, как губка, впитывает всё, что ты переживаешь, и тяжелеет, как песок, впитавший воду. Энергия внутри тебя, – он кивнул Ньютону. – Утрачивает былую гибкость и становится легко различимой среди прочих сноходцев. Поэтому, несмотря на все твои театральные старания и страсть к переодеваниям, – Гуру язвительно ухмыльнулся. – Хранители помнят кто ты, и как им докучал раньше.

Ньютон смотрел себе на грудь и спросил:

– Моя энергия так тяжела, что её можно увидеть?

– Энергию любого человека можно увидеть, как и тонкое тело. Хоть в реальности, хоть во сне. Но это потом! Сейчас же ты можешь ощущать, как медленны твои потоки, по переутомлению разума, и тела в реальности: потеря веса, недосып, депрессия, бессонница…

Ньютон действительно не помнил, когда в последний раз не испытывал всего перечисленного.

– И что же делать? – спросил он, снова взглянув на наставника.

Тот откинулся назад и улыбнулся:

– А что делают нормальные люди, когда устают? Отдыхают. В мире снов ты должен иногда отдыхать, как и в реальности. Для этого тебе нужно иногда заглядывать в свою комнату. Так ты будешь сбрасывать старую энергию, и подпитываться свежей. Словом, будешь обновляться.

– Но у меня нет своей комнаты.

– Комната есть у каждого, просто свою ты ещё не нашёл.

Ньютон виновато улыбнулся и пожал плечами:

– Если честно, я и не знал, что нужно искать.

– Ты почти нашёл её, – равнодушно произнёс Гуру. – Ты ведь добрался до коридора дверей. Это локация, соединяющая все входы и выходы. Через это место сноходцы попадают в свои комнаты… В свои уютные, или не уютные, кому как угодно, гнёздышки в общежитии мира снов, – учитель как-то мечтательно задумался и вновь заговорил грубее. – Ты бы понял это, если бы меньше шлялся по коридорам и считал звёзды.

Звёзды? Но откуда он… Неужели Аня…

Учитель вышел из-за стола и, не задвинув стул, зашагал к выходу, доставая из кармана нож-ключ. Ньютон тоже поднялся.

– Пошли, – скомандовал Гуру. – Найдём твою комнату. Заодно посмотрим, на что ты способен.

* * *

– И как же её отыскать? – спросил Ньютон, когда они вышли из бункера, но уже не в стерильный больничный коридор, а в потрёпанный коммунальный.

Учитель не ответил, потому что мимо них проходили двое: пожилой мужчина, шагающий задом наперёд прямо по потолку и что-то бурчащий в газету, и весело хохочущий мальчишка, следующий за первым лягушачьими прыжками.

– Скольких людей ты видишь? – тихо спросил Гуру, глядя вслед чудному явлению.

– Двоих, – ответил Ньютон.

– А если посмотреть внимательнее?

Ньютон наклонил голову вбок и прищурился.

– Смотри не глазами, а разумом, – произнёс учитель. – Только не старайся залезть к ним в головы. Помни, что ты – невидимка для них. И лучше чтобы так оно и оставалось.

– Сновидцы нас не замечают?

– Нет, пока ты сам не начнёшь привлекать их внимание. Чего делать не стоит ни при каких обстоятельствах.

– Почему же?

– Ты об этом ещё узнаешь. Так сколько же их на самом деле? – нетерпеливо спросил Гуру.

Ньютон постарался собраться.

– Как это – «смотреть разумом»? – спросил он.

– Как глазами, только внутрь… Представь, что глаза закатились назад и смотрят внутрь головы, прямо на мозг. Здесь так же, только вместо мозга – разум, а вместо глаз – сознание. Направь сознание внутрь, сконцентрируйся на том, что внутри тебя – на разуме! Он подскажет ответ, ведь орган этот чувствительнее и надёжнее любых физических. В реальности пользоваться им трудно из-за плотского бремени, а здесь, в тонком теле…

– Их двое, – твёрдо ответил Ньютон, и на лице учителя отразилось приятное удивление.

– Уверен?

– Да. Эти двое как-то связаны между собой. Может, отец и сын, или учитель и школьник…

– Продолжай.

– У каждого из них индивидуальная частота сознания, отличная друг от друга, я вижу это! – у Ньютона дух перехватывало от восторга, ведь он, действительно, видел в тонких телах сновидцев энергию, закрученную и вращающуюся в области груди точно волчок. У мальчика волчок был красным и вращался в несколько раз быстрее серебристого, слабо бьющегося волчка мужчины. – Они точно как-то связаны друг с другом… Ведь сновидцы обычно не видят групповые сны. Так подсказывает разум. Но эти двое нашли друг друга, хоть и не понимают этого… и, скорее всего, даже не вспомнят об этом.

– А ты не так безнадёжен, – сказал Гуру таким чёрствым тоном, что Ньютон не сразу распознал похвалу, а когда распознал, учитель уже шагал прочь в полумрак.

– Это первый и самый простой урок, который нужно усвоить, – заговорил Гуру, когда Ньютон нагнал его. – Ты – сноходец, а, значит, поиск – это твоя сильная сторона. Всё здесь соткано из единой энергии, которая постоянно преобразуется, и ты тоже состоишь из этой энергии. Мы – части единого информационного поля. Мир снов – его воплощение. Так что, если хочешь узнать о чём-то, просто загляни внутрь себя и хорошенько поройся в разуме. Вся нужная информация в тебе, нужно только сконцентрироваться на том, что ты ищешь. В первую очередь, это поможет находить местонахождения определённых локаций. Поможет также проникать в сновидения сновидцев, – Гуру ухмыльнулся. – Бесполезное занятие, но, порой, довольно забавное.

О последнем Ньютон знал и уже находил сны нескольких своих однокурсников.

– А сноходцев?

– Исключено, – твёрдо ответил Гуру и покосился на Ньютона. – Хочешь знать, можно ли читать мысли других сноходцев?

Ньютон боялся сказать «да», ведь он уже пытался читать мысли Гуру и опасался, что тот догадается, и поэтому он лишь лукаво улыбнулся.

– Когда сновидец становится сноходцем, – холодно продолжал учитель. – Его сознание само по себе включает защиту, блокирует все входы в разум. Со временем ты научиться их открывать.

– А для чего?

– Например, для взаимной телепатии.

– Это возможно? – Ньютон не мог сдержать восторга.

– Возможно. Но позже, – Гуру вдруг остановился и взглянул в упор на ученика. – Ну, что, самоучка. Где твоя комната?

Ньютон посмотрел вперёд, где в алом полумраке пребывали в консервации перекошенные двери. Позади – то же самое, только ещё парочка хранителей притаилась под потолком. Молодой сноходец попытался посмотреть внутрь, и вдруг ощутил под самой макушкой туго вращающийся с неровной вибрацией волчок, от которого по всему тонкому телу синей паутинкой растекалась энергия.

– Подумай о доме, – тихо подсказал Гуру, следя за тенями. – Почувствуй место, где тебе хорошо и спокойно. И помни, что это место внутри. Оно всегда было внутри.

Ньютон прикрыл глаза и почувствовал давно забытое умиротворение, которое с самого детства находил только в одном месте – в читальном зале библиотеки, в окружении потрёпанных книг, куда никогда не заявлялись ни хулиганы из детства, ни особо докучливые однокурсники. Даже назойливые мысли о прошлом словно давились здесь книжной пылью и отступали прочь.

– Это твоё подсознание. Визуализируй его, а затем представь дверь.

– Какую?

– Любую, – пробурчал Гуру, заметив движение хранителей в их сторону. – Только давай без изысков, иначе…

И тут она возникла. Старинная и несокрушимая дубовая дверь под самый потолок: две тёмно-рыжие створки, золотые замочные скважины, хрустальные ручки в виде глобусов. Исполинские косяки внушали почти угрожающее чувство защиты.

Гуру неоднозначно нахмурился, Ньютон открыл глаза и тоже увидел это чудо. Рядом с его дверью все остальные смотрелись жалко, терялись, точно пытались слиться со стенами от стыда.

– Без изысков, да? – учитель чуть слегка смягчил взгляд.

Самодовольный Ньютон пожал плечами.

– Пойми, это важно, – слова Гуру полнились терпением. – Твоя дверь: её вид, её царапины, её секреты и изыски – это всё равно, что твой домашний адрес в реальности. Чем проще дверь, тем лучше, потому что так сложнее будет отыскать и опознать её среди других дверей. А значит, сложнее найти тебя.

– Кому найти? – удивился Ньютон.

– Недоброжелателям, – сухо ответил Гуру и, заметив внезапную детскую грусть в глазах ученика, терпеливо добавил. – Ну, в конце концов, это уже дело твоё личное. Теперь загляни внутрь, осмотрись там, и давай назад. Я подожду тебя здесь.

Ньютон кивнул, потянулся к ручкам-глобусам и, помедлив, спросил:

– Вы не зайдёте со мной?

– Нет, – молниеносно ответил Гуру, словно услышал нечто непотребное. – Запомни ещё одно правило – чем меньше людей ты впускаешь в своё подсознание, тем лучше, – он смерил ученика проницательным взглядом. – Это ведь не место для званых ужинов. Это твоя комната, и только твоя. Гавань и крепость.

* * *

Внутри новообретённой комнаты Ньютон ощутил лёгкость и прилив сил, каких не испытывал никогда. Энергия внутри него обновлялась. Откуда-то извне она проникала в его тонкое тело, а старая загустевшая словно утекала из его конечностей. Волчок разума стал вращаться ровнее и быстрее и засиял ярким голубым светом. Ньютон почувствовал себя так, словно много лет просидел в душной комнате, где впервые открыли окна.

Но когда он оторвался от созерцания сияющей «паутины», окутавшей тело, и огляделся вокруг, эйфории и след простыл.

Это была не библиотека, как ожидал Ньютон. Он стоял на краю глинистого котлована, полного мутной стоячей воды, из которой торчала носовая палуба давно затонувшего ржавого катера и прочий металлический мусор. Где-то вдалеке послышались детские голоса. Чем пристальнее Ньютон вглядывался в серо-зелёный омут, тем шире он разрастался, обволакивая всё его существо призрачными шёпотками и озорным смехом мальчишек. Сноходец узнал это место. Почувствовав, как его тянет к пропасти, он буквально отдёрнул взгляд, и голоса исчезли.

Ньютон развернулся и пошёл прочь, оглядывая выжженную солнцем равнину, со всех сторон «усеянную» местами из прошлого и горами самого различного хлама – от игрушек из детства, до вещей, которые, казалось, совершенно никогда не завладевали его вниманием настолько, чтобы оказаться здесь – в музее прошлого.

Под ногами хрустели разбитые двери и оконные рамы, гнили под солнцем бесхозные машины и строительная техника.

Увидев заброшенный строительный кран, по которому маленький Виктор лазал вместе с Артуром и другими мальчишками, Ньютон остановился у гусениц, задрал голову вверх и улыбнулся. В реальности он бы не смог забраться на вершину крана, однако здесь у него имелись обе руки.

Забравшись по ненадёжной металлической конструкции, Ньютон влез в тесную кабинку крановщика, сел в кресло, сложил руки на панель приборов, подался вперёд, к разбитому окну, и окинул взглядом долину.

Городские безлюдные улочки, полные частных и многогоквартирных домов, врастали в дикие, полные сочной зелени джунгли, в которых Виктор «бывал» мальчишкой, читая «Маугли». Посреди знойной саванны шеренгой развернулось множество школ, в каждой из которых они с братом учились. И бесконечные лабиринты самых разных дворов, в которых неизменно познавалось одно и то же – боль, унижение, и сила. За речной заводью, покрытой кувшинками, гудел космодром, где готовая к отлёту ракета ожидала своего создателя. Ньютон смотрел на всё это, и его захлестывали волны воспоминаний, из которых, точно призрак, внезапно явился он.

Ньютон ощутил сердце в физическом теле Виктора. Оно забилось сильно и глухо, когда внизу, у подножия крана показался подросток. На миг Ньютон решил, что видит самого себя в обличие однорукого ребёнка, но быстро смекнул, что этот взъерошенный мальчуган в порванной грязной одежде – левша, в то время, как Виктор – правша. На лице мальчишки ярко мигнули два зелёных глаза, зубастая улыбка, больше похожая на оскал волчонка. Это был Артур.

Мальчишка помахал сидящему в кабине Ньютону рукой, и тот захотел отвести взгляд и зажмуриться, надеясь, что наваждение исчезнет, но быстро взял себя в руки.

Это не Артур, сказал про себя он, успокаивая одновременно своё подсознание и тревожащееся сердце Виктора. Это даже не его призрак. Это всего лишь проекция. Пережиток прошлого.

Но мальчишка, казалось, не соглашался, и продолжал махать ещё усерднее. Однако черты на его лице стали стираться, и глухие удары пошли на спад.

Это не может быть он, успокаивал Виктора и сам себя Ньютон. Ты сам видел, что с ним сделали. Затем он ещё несколько долгих секунд смотрел на угасающего, как пламя догорающей свечи, однорукого мальчишку холодным скорбным взглядом и тихо проговорил:

– Здесь не место призракам.

Артур исчез.

Ньютон сидел и всё ещё думал о котловане, оставшемся позади. Слишком чужим было то место, слишком обречённым на неизбежное разложение, о котором настойчиво напоминала мутная застоявшаяся вода. Он едва сдержался от попытки стереть котлован из своего подсознания, но знал, что на этом не остановится и продолжит стирать всё подчистую. Теперь это не кладбище воспоминаний Виктора. Теперь это комната Ньютона. Моя комната.

Решив заняться генеральной уборкой позже, Ньютон покинул кабину крановщика, вернулся к двери, по-прежнему стоявшей на краю плато, и вышел.

* * *

– Ну как? – спросил Гуру.

– Бардак, – пожав плечами, ответил Ньютон.

– Меня не интересует – что там, – обречённый взгляд учителя застал ученика врасплох, но тень улыбки смягчила его. – Меня интересует – как ты себя чувствуешь?

– Легче. Как гора с плеч, – довольно вяло произнёс Ньютон, всё ещё думающий о котловане и призраке, но, к счастью, учителя ответ устроил.

– Так и есть. А ещё и «зрение» улучшилось, а!?

Ньютон понял, что и впрямь стал видеть гораздо дальше, и чувствовать глубже. И хранители больше не следили за ним, а дремали, растянувшись вдоль деревянных плинтусов едва различимыми теневыми полосками.

– Теперь, когда за наших «друзей» можно не беспокоиться, – заговорил Гуру. – Мы можем…

Внезапно он замолчал, и в его глазах сверкнула сосредоточенность.

– А вот и второй, – прошептал он, неожиданно широко улыбнувшись.

Ньютон тоже почувствовал присутствие ещё одного сноходца. Он вгляделся всем сознанием, однако в пыльном, шероховатом пространстве коридора никого не было. Но вдруг в воздухе показалось нечто маленькое, стремительно летящее прямо Ньютону в лицо. Он увернулся и обнаружил, что это камешек, когда тот отскочил от груди Гуру. Учитель будто и не заметил этого. Только улыбнулся ещё шире, так что зубы хищно обнажились.

– Эй ты, громила, – раздался в тишине хрипловато-визгливый подростковый голос.

Ньютон обернулся, и от удивления вскинул брови. В проходе, где до этого не было никого, теперь стоял смуглый низкорослый человечек. Жилистые ноги в потрёпанных кроссовках были властно расставлены широко друг от друга. Безразмерные мешковатые шорты болтались на тощих бёдрах. Оголённый крепкий торс украшали мелкие шрамы и ссадины. На шее – ожерелье, похожее на дешёвые бусы с мелкими разноцветными ракушками. Черты лица напоминали индийские – гордо вскинутый гладкий подбородок, неуклюжий рубленый нос с широченными ноздрями, жирные чёрные брови нахмурены смешным, слишком брутальным для такого мальца, зигзагом, и узкие глаза, с ярко-оранжевыми, как яичный желток, зрачками. Над узким лбом притаилась дюжина чёрных лоснящихся змеек. Ньютон не сразу понял, что это косички.

Маленький индеец замер в некоем вызове, так что ни одна его мышца не двигалась. Только высушенная рука подкидывала и ловила следующий камень.

– А ты кто ещё такой? – настороженно спросил подросток, заметив Ньютона, и камень замер в его руке.

Совершенно растерянный, Ньютон только вопрошающе посмотрел на учителя, и тут же почувствовал безболезненный толчок в плечо.

– Вам меня не взять, чёртовы прихвостни режима! – торжественно воскликнул мальчишка и пустился наутёк.

Однако малыш особенно не спешил. Он оборачивался, сверкал оранжевыми глазами, в которых горел воинственный детский азарт, и корчил рожи. И не только Гуру и Ньютону, но и обеспокоившимся хранителям.

– Кто он? – спросил Ньютон учителя.

– Да парнишка один, – непривычно тёплым тоном ответил Гуру. – Пробудился недавно, совсем ещё птенец! Мне посчастливилось быть рядом с ним, когда это случилось. Я предложил ему помочь освоить снохождение, как мы предложили тебе – но этот чертёнок, видимо, туго соображает! – учитель хохотнул. – Не понимает, что я такой же настоящий, как он, и принимает меня за хранителя…

Ньютон покосился на Гуру осторожным взглядом и решил, что мальчишку можно понять – вид этого могучего мужчины, в первую очередь, настораживал.

– Эх-эй! Давайте! Поймайте меня!

– Но вот он уже неделю преследует меня, – продолжал учитель. – Находит ведь каким-то образом! Не подходит, зато дразнит и требует, чтобы я его поймал!

Снующий между живыми тенями парнишка хохотал, и смех его не могли поглотить даже глухие двери и стены.

– Может, он так проверяет вас? – предположи Ньютон.

– Не понял, – лицо Гуру посерьёзнело.

– Может, он хочет, чтобы вы его поймали, потому что пока этого не произойдёт, он не будет уверен, что вы достойны его обучать?

Гуру помрачнел, и Ньютон тут же прикусил язык.

– Ну, чего вы там? Трусите? И правильно трусите! – малыш гоготал. – Все боятся связываться с великим Хосе!

– Интересная мысль, – ответил, наконец, Гуру, массируя большим и указательным пальцами квадратный подбородок. – И что же мне теперь, ловить его? – спросил он, будто серьёзно ждал, что Ньютон ответит, а затем убрал руку от лица и просиял. – У меня тоже появилась интересная мысль. Ньютон, поймай его ты!

– Я? – Ньютон не поверил ушам.

– Да, – Гуру хитро подмигнул. – А что? Скажем так, для тебя это будет испытание боем, а меня изрядно позабавит. Давай! Раз уж мы теперь оба – «прихвостни режима».

Ньютон сглотнул и повернулся к мальчишке, озабоченное лицо которого сразу озарила ухмылка, и он продолжил дразниться пуще прежнего:

– Давай же, пёс! Только не споткнись на своих туфельках!

Ньютон бросился вперёд. Мальчишка завизжал и помчался наутёк. Оба они бежали так быстро, как невозможно было бы в реальности. Двери слева и справа от них замелькали стремительным конвейером.

– Стой! – кричал Ньютон, подбегая к мальчишке почти вплотную и протягивая руку. Но каждый раз тот ускользал от него, неожиданно сворачивая с главного коридора в побочные ходы.

Не оборачиваясь, беглец то и дело швырял в преследователя камни, а преследователь отбивался правой рукой, то и дело, пропуская камни, летящие с левой стороны. Редкие удары в грудь, в плечи оказывались совершенно безболезненными.

Наконец, свернув в узкий короткий коридор, заканчивающийся тупиком, Ньютон улыбнулся, предвкушая победу. Мальчишка обеспокоенно оглядывался, продолжая бежать. Он больше не кричал, не визжал и не дразнился, сознавая неизбежную поимку.

Ньютон вытянул руку, готовясь схватить подростка за плечо, но внезапно парнишка просто испарился. Ньютон чудом успел остановиться и не налететь на дверь в конце коридора. Он замер, огляделся по сторонам – коротышка исчез.

Решив, что беглец попросту проснулся, азарт в Ньютоне угас. Он поджал губу и собрался вернуться назад, чтобы выслушать разочарованную тираду Гуру. Но что-то заставило его помедлить. Какой-то намёк! Чьё-то дыхание справа! Малыш всё ещё здесь…

Ньютон сосредоточился на серых почти не движимых потоках энергии, пронизывающих всё вокруг, и заметил в этой паутине пульсирующее и сияющее пятнышко. Крошечный волчок, с трудом различимый на фоне общей энергии, из которой состояли двери и стены. Волчок медленно скользил мимо него прямо по стене. Ньютон улыбнулся, и пятнышко тут же замерло – притаилось и задрожало.

– Вот ты где! – выпалил Ньютон, протянул руку к пятну и, нащупав нечто живое, буквально вытянул мальчишку из стены.

Паутины энергии погасли, и коридор обрёл прежний вид. Ньютон держал беспомощно хлопающего глазами мальчишку за плечо, и изумлённо изучал то его макушку, покрытую косичками-змейками, то смешное смуглое лицо. В конце концов, он рассмеялся и отпустил парнишку, чувствуя, что теперь тот никуда не денется. Так и оказалось.

– А ты быстрый, гринго, – протянул коротышка так важно, будто его оценка равнялась похвальбе диктатора.

– А ты вёрткий, Маугли, – ответил Ньютон и покосился на стену. – Как ты это делал? В смысле, как тебе удалось исчезнуть?

Мальчишка расцвёл самодовольством.

– Научишь? – спросил Ньютон, стараясь подавлять смех, вызванный непонятной радостью этой удивительной встречи.

Беглец кивнул, затем протянул сухую жилистую руку с белой ладошкой и представился:

– Хосе!

– Ньютон.

Они улыбнулись друг другу и сцепились в крепком рукопожатии.

Глава 7. Сверхусилие

Хосе всё время важно улыбался. Его глаза, пылающие тропическим солнцем, казались не по возрасту мудрыми, но исключительно в моменты его молчания. Стоило же парнишке заговорить, всё вставало на свои места.

– Ньютон! – когда он гоготал, за пухлыми коричневыми губами обнажались жёлтые зубы и тёмные бреши в местах их отсутствия. – Ну и имечко! Тоже учёный что ли? Или родственничек?

– Нет, – терпеливо отвечал Ньютон, немного задетый дерзостью мальца. – Это прозвище. Тебе тоже лучше бы придумать прозвище. Так говорит Гуру. В мире снов лучше не раскрывать друг другу своих настоящих имён и личностей.

– А это и так прозвище. У нас всех так в роду звали. И деда, и папашу моего! И вся наша деревня – Хосе! Все – Хосе, и я – Хосе!

Хосе оказался кубинцем с испанскими корнями. Ньютон удивлялся его отменному владению русским языком, пока Гуру не объяснил:

– В мире снов все говорят на едином языке – на языке разума. Это происходит благодаря тому, что здесь наш разум подпитывается энергией мира снов, а в энергии этой растворено столько диалектов и языков, сколько существовало за всю историю человечества. В данном случае разум можно считать синхронным переводчиком. Например, ты думаешь и говоришь на русском, Хосе – на испанском, но оба вы понимаете друг друга благодаря тому, что при коммуникативном контакте твой и его разум подстраиваются под частоту друг друга и транслируют слова собеседника уже в переводе.

Каждый день они втроём встречались либо в бункере, где Гуру объяснял теорию, либо в назначенной учителем локации. При этом, сам он лишь описывал ученикам место встречи, и им ещё приходилось отыскать его. В локациях общей территории они оттачивали техники и осваивали возможности, даруемые миром снов.

– Это прекрасно, что вас теперь двое… – часто приговаривал Гуру.

И Ньютон и Хосе постоянно следили за успехами и провалами друг друга, ожесточённо соревнуясь в том или ином ремесле. У Ньютона было больше опыта снохождения, чем у Хосе, да и сознание он имел более сформированное, чем у подростка, а потому всё у него получалось практически сразу, что очень злило и раззадоривало молодого «аборигена».

Импульсивный холерик Хосе много болтал и смеялся, и часто это мешало ему концентрироваться, когда перед ним и Ньютоном стояла задача за несколько секунд преобразовать пространство в лабиринт и пройти его раньше, чем их настигнут хранители. Хосе всё ещё боялся хранителей куда сильнее, чем Ньютон.

Казалось, малец всё ещё видел в чёрных тенях свой самый потаённый страх. Ньютон тоже порой видел в бесплотных уродливых глазницах свой кошмар, но это происходило лишь при близком контакте с хранителями. Хосе же бежал прочь от монстров и постоянно оборачивался назад, где немые они неслись следом. Малыш замедлялся, и глаза его тускнели от ужаса.

– Хосе! Чего ты там плетёшься? – кричал Ньютон, чтобы отвлечь подростка, и тогда глаза Хосе вновь оживали от смеха и радости соперничества.

– Лучше сам поднажми, Ньютон-хамон! Иначе я тебя уделаю! – кричал он в ответ и прикусывал высунутый кончик языка.

Соревнуясь в хождении по воздуху, Хосе пытался мысленно сбросить на Ньютона какой-нибудь камень с вершины утёса, до которого им требовалось добраться. Но из-за этого он сам терял концентрацию, и воздушные ступени исчезали под его старыми, не по размеру большими кроссовками.

– Чёртов гринго! – орал Хосе, падая вниз.

Гуру всегда возникал вовремя и ловил младшего ученика, а затем, спустившись на землю, огревал крепким подзатыльником.

– Маленький чертёнок! – ругался он, пока Ньютон смотрел на них с вершины. – С такими выходками ты не добьёшься ничего!

Учитель отпускал Хосе и заставлял его пробовать снова. Хосе плакал, совсем как малыш, но не от боли. Ему было настолько обидно, что нередко в моменты трёпки он просто исчезал прямо в руках учителя. И тогда Ньютону становилось совестно и, даже, боязно, что парнишка не появится на следующей тренировке. Но «чертёнок» появлялся вновь и вновь, и, как ни в чём не бывало, ухмылялся и подмигивал:

– Ну, сегодня я точно буду первым, Ньютонина-макаронина!

Хосе имел в запасе целый список смешных и не очень прозвищ. Ньютон подозревал, что малыш тщательно выдумывает их заранее, и, возможно, даже фиксирует в каком-нибудь блокноте, чтобы не забыть: «Ньютон-бутон», «Ньютик-канютик», «Ньютон-шеврон», «Ньют-баламут».

Манеры маленького задиры раздражали Ньютона лишь поначалу, но вскоре он привык. К тому же, в конце каждой тренировки, когда Гуру уходил, Хосе любыми предлогами пытался задержать Ньютона, чтобы расспросить о хранителях и мире снов. Ньютон оставался, скрывая удовольствие, которое ему доставляли занятия, где он перенимал эстафету преподавания. Ведь всего лишь пересказывая всё, что ранее говорил Гуру, он видел в любознательных глазах малыша уважение и благоговение, с которыми он сам вечно смотрел на учителя.

– У меня не выходят полёты, – глядя в землю и качаясь из стороны в сторону, говорил Хосе, а затем поднимал голову и по-ребячески упрашивал. – Потренируешься со мной ещё? Чуть-чуть! Пожа-а-алуйста…

Полёты требовали большей концентрации и большего объёма энергии, чем воздушные ступени, и всё же у Ньютона получилось помочь малышу.

– Представь, что ты лежишь на воздушной подушке, а потом попробуй переместить эту подушку. Или спроецируй невесомость – почувствуй, как если бы тебя вверх подняла верёвка. Хорошенько представь и тяни за эту верёвку изо всех сил!

На следующий день Хосе хвастался Гуру своими умениями, по привычке забыв упомянуть заслуги Ньютона.

– Видали? О как могу! Видали? – хохотал он, кувыркаясь в воздухе.

Ньютон только улыбался, стоя в стороне, и покачивал головой из стороны в сторону, когда встречался взглядом с всё понимающим малышом.

Они редко общались на посторонние темы и тем более не говорили о своих реальных жизнях, даже когда учителя не было рядом. Но порой что-нибудь да всплывало. Однажды ученики отдыхали на вершине небоскрёба, увитого красными лианами, и смотрели на полуразрушенный мегаполис, сплошь поросший такими же красно-оранжевыми растениями. Тогда Хосе без стеснения поинтересовался:

– Ньютон, а что у тебя с рукой?

Сначала Ньютон встревожился и тут же проверил левую руку. Она была на месте.

– Да, да, с этой, – повторил Хосе.

– А что с ней не так?

– Ты ей совсем не пользуешься.

Наблюдательный,похвалил малыша про себя Ньютон и попытался отшутиться:

– Ну, в этом мире пользоваться руками не обязательно в принципе, верно?

– Да, но мы же пользуемся. Потому что нам так привычнее.

На это Ньютон ничего не сказал, надеясь, что разговор закончится, если сам он его не продолжит. Но Хосе был настойчив:

– Так что у тебя с рукой?

– Да нет её! – раздражённо выпалил Ньютон и поднялся на ноги, собираясь уйти, но Хосе вмиг возник прямо перед ним и запрыгал от восторга.

– Ого! Вот это дела, гринго! А покажи! Покажи!

– Не покажу. Отцепись от меня! – Ньютон попытался его толкнуть, но Хосе отпрыгнул назад.

– Ладно тебе! Чего как девочка? Ну, покажи!

– Я тебе что сказал?

– Ну, хоть скажи, докуда её нет? До локтя, или по самое плечо? Или плеча тоже нет?

Ньютон молчал, пробираясь с балкона небоскрёба вглубь захламлённого офиса.

– Ну, хоть расскажи, как это произошло? – спросил Хосе, снова оказавшись рядом. – Гангрена? Или наркоманил? А? У меня дядя был героинщиком, ему по самое плечо руку оттяпали. Так жутко теперь выглядит – ну просто сдохнуть!

Ньютон вдруг не выдержал и в гневе заставил рухнуть пол под ногами Хосе, и малыш с воплями полетел в пролом. Когда крики стихли, Ньютон посмотрел в отверстие, проходящее через все этажи, образуя неровный тоннель, и не увидел там никого, кроме поднимающейся со дна возмущённо шипящей чёрной стаи хранителей. Затем он вернул пространству прежний вид и проснулся.

После этого случая Хосе не докучал Ньютону несколько дней. Но однажды Гуру вновь отчитал младшего ученика за «бездарность», «безнадёжность» и за неудачную имитацию, и тогда Ньютон сам предложил малышу позаниматься после тренировки.

Хоть Ньютон и не знал ничего о «реальном» Хосе, разум подсказывал, что, возможно, малыш был ещё более одинок, чем он сам. Несмотря на разные часовые пояса, Хосе вовремя приходил на встречи в мир снов и проводил в нём времени едва ли не больше, чем Ньютон. Возможно, молодой кубинец не имел родителей, близких, друзей, и в моменты бодрствования бродил по душным трущобам, воровал еду с прилавков, чтобы были силы сбежать из реальности в мир снов, где он не чувствовал одиночества и был способен на нечто непостижимое, великое. Ньютон понимал это как никто. И ещё его воодушевляло невообразимое детское упорство малыша.

– Хос-сопливый нос, – пропел Ньютон и несмело положил руку на худое плечо мальчугана.

Хосе моментально вытер слёзы и разулыбался:

– Сам ты – сопливый.

– Не ной. Всё получится.

– Надеюсь…

– Не «надеюсь», а абсолютно точно, – Ньютон подмигнул.

Хосе внимательно посмотрел на старшего товарища, и глаза его заискрились надеждой:

– Поможешь мне?

– Конечно. Я ведь мастер имитации, – Ньютон отнял руку и гордо вскинул подбородок. – Доверься мне, и на следующую тренировку мы поменяемся обликами, и клянусь тебе, Гуру не заметит подвоха!

Хосе восторженно визжал, хрюкал и хрипел:

– Вот это круто ты придумал! Давай же, учи, маэстро!

Иногда к их занятиям присоединялась Аня.

Впервые она появилась на практическом занятии по обмену мыслями. Это произошло на локации, укрытой тенями разрушенных зданий, плывущих по небу. В мире снов нельзя читать мысли других, но можно наладить обоюдно добровольный контакт с несколькими сноходцами.

– Эй, кто эта красотка? – шёпотом спросил у Ньютона Хосе.

– Её зовут Аня, – с невольным придыханием ответил Ньютон, не отрывая взгляда от девушки, идущей к ним навстречу.

– Красотка, – раздалось громче и грубее у Ньютона над самым ухом, и его вдруг осенило, что коротышка Хосе не мог так легко дотянуться до него.

Он обернулся и чуть не упал, увидев, что малыш стал выше него ростом, пушок под носом сменился роскошными чёрными усами, а жёлто-коричневая улыбка засияла первозданной белизной.

– Чего? – засмеялся Хосе мужским басом, довольный произведённым эффектом.

– Даже не думай, Маугли, – прошипел Ньютон и вновь повернулся в сторону Ани. – Ты же ещё ребёнок.

– Я не ребёнок!

– Все дети так говорят.

– Это вы русские можете взрослеть лет по сто! А у нас мужчина – он с рождения мужчина!

Ньютон молча улыбнулся и, покосившись на обрастающего мышцами «Маугли», сам прибавил несколько сантиметров в росте. Заметив это, Хосе тоже вытянулся. Они зло косились друг на друга, продолжали толкаться и стремительно расти, пока снизу не раздался мягкий насмешливый голос Ани:

– Эй, там, наверху!

Они опустили взгляды, и Ньютона охватил стыд: Аня стояла перед ними совсем маленькая, точно куколка.

– Привет, мальчики!

– Привет, – в один голос поздоровались они, глупо улыбаясь огромными ртами, и принялись махать девушке руками, и напрасно: Хосе нечаянно задел пролетающий около его уха небоскрёб и тот с грохотом врезался в другой, а тот в третий, и где-то вдаль озлобленно завыли хранители.

– Идиоты! – внезапно раздался голос учителя, и не успели они повернуться, как огромный великан Гуру осадил обоих мощными подзатыльниками, вернувшими учеников к прежним размерам.

Ньютон краснел от стыда перед смеющейся Аней, а смуглый коротышка Хосе только истерично хохотал сквозь прежние плохие зубы.

При Ане всё становилось другим. Ньютон чувствовал это не только внутри, но и замечал снаружи. Казалось, хранители переставали обращать на них внимание, а если над головами висели тучи, они таяли. И любой сумрак, в который Ньютон ступал вместе с Аней, рассеивался перед её ясными ледяными глазами.

Во время Аниных визитов Ньютона переполняли волнение и небывалая радость. Каждый раз он с нетерпением ждал случая, чтобы обмолвиться с девушкой словечком, или хотя бы перехватить её взгляд и заслужить обезоруживающую улыбку. И иногда ему это удавалось. Но так же при Ане Ньютон совсем не мог сконцентрироваться и то и дело совершал провалы, над которыми потешался Хосе, иногда буквально падая навзничь, дрыгая ногами и шлёпая себя по животу.

Но на одной из тренировок, когда Ньютон в очередной раз утратил концентрацию и обессиленно упал на мокрую землю, даже малышу стало не до смеха.

– Давай же, Ньютон, соберись! – с учительским терпением и усталостью в сотый раз призвал Гуру.

Они учились телепортации – сложнейшей из техник. И это место – Полигон Прыжков, по словам Гуру, подходило идеально. Полсотни похожих крутых плато с огрызками антенн были разбросаны буквально в воздухе, на большом расстоянии друг от друга. Их скалистые корни утопали в фиолетовых грозовых тучах. Наверху же, вместо неба простирался бушующий океан, грозящий обрушиться вниз, на головы сноходцев, в любой момент.

Эта локация подходила для тренировки, потому что здешние хранители обитали низко и пока не замечали четвёрку, резвящуюся наверху. Кроме того, телепортация требовала крайне детальной визуализации места назначения, а очень похожие друг на друга холмы усложняли эту задачу.

Ньютону нужно было перемещаться точно вслед за Аней. Невозможно переместиться в какое-то место, вслед за другим сноходцем, ориентируясь лишь на его место положение. Нужно точно представлять окружение места, в которое требуется попасть, со всеми его отличительными особенностями. А Ньютон то и дело путал плато и оказывался совсем не там, где нужно. Плюс ко всему, велик был риск не рассчитать силу «толчка», что угрожало падением в тучи – ещё одна причина, по которой Аня была здесь.

– Поднимись и сделай это! – снова повторил Гуру, стоящий за спиной.

– Да как мне это сделать? – Ньютон злился, тяжело дыша после тысячной попытки и впиваясь руками в рыхлую землю. – Я же не вижу отсюда ничего! Как я могу знать, что там? Всё одинаковое! Везде голая земля да камни!

– Ориентируйся на обломки вышек. Посмотри внимательно и вообрази, какой бы она предстала перед тобой, стой ты у её подножия. И не думай о камнях и земле!

Покачиваясь, Ньютон поднялся на ноги и вновь посмотрел на темноволосую девушку вдали. Она махала ему руками, а рядом с ней подпрыгивал смуглый коротышка. Затем он чуть поднял глаза и взглядом ощупал ровные очертания треугольной вышки.

Ньютон сосредоточился, почувствовал, как его внутренняя энергия сливается с энергией локации, и «прыгнул» через пространство.

Внезапно каменная твердь больно упёрлась в грудь. Ньютон оказался ничком на краю плато, и взгляд его угодил в сверкающую молниями пропасть. В лицо хлынула вода. В носу зажгло, лёгкие сдавило. Ньютон пытался закашлять беспомощно хлюпающим горлом, но не смог. Почувствовав устойчивый камень лишь под правой рукой, а под левой пустоту, он с трудом отполз от обрыва, сплёвывая воду. Всё внутри болело и стонало.

Откуда-то послышался звонкий смех. Ньютон поднял голову и сквозь слёзы увидел на соседнем холме Аню – совсем ясно и близко. Он в панике отвернулся от неё, пригнулся к покрытому сухим мхом камню и судорожно ощупал вновь появляющуюся левую руку.

Гуру возник рядом так неожиданно, что Ньютон вздрогнул и, увидев мокрые туфли учителя, задрал голову вверх. Нахмурившийся Гуру хотел что-то сказать, но, заметив неестественно меняющуюся неустойчивую телесную форму, которую ученик отчаянно старался превратить в руку, смягчился и присел.

– Сейчас, – тихо сказал Ньютон, и шмыгнул. – Я сейчас. Только секунду…

Рука, наконец, обрела устойчивую форму. Несмело сжав её в кулак, Ньютон глянул через плечо на соседний холм. Аня стояла, прислонившись к обломкам антенны, и с улыбкой слушала болтовню Хосе. Они ничего не заметили – с облегчением пронеслось в голове.

– Давно ты без руки? – тихо спросил Гуру.

– С детства, – Ньютон утёр покрасневший нос, присел на корточки и целеустремлённо уставился на холм, где его ждали.

Учитель вздохнул в искренней печальной задумчивости, а затем присел рядом с учеником и тихо заговорил:

– Дело твоё, но пойми, что это отнимает много сил и энергии. Постоянно следить за тем, чтобы она не исчезала… Тебе решать, насколько это важно. Но помни, что это здорово тебя ограничивает. Возможно, поэтому телепортация и не выходит.

– Я справлюсь, – не сразу, но с бодрой улыбкой ответил Ньютон.

Гуру кивнул, и оба они поднялись. Ньютон взглянул на Аню и мысленно позвал её. Она услышала его и подошла к краю с лёгким беспокойством на лице.

– «Уверен?», – услышал Ньютон у себя в голове.

– «Уверен», – ответил он.

Девушка кивнула и испарилась. Хосе растерянно завертелся на месте.

Аня возникла крошечным силуэтом на самом дальнем холме, почти недоступном для глаз.

Ньютон обернулся к Гуру, но тот лишь сложил руки на груди и стал наблюдать с интересом.

– Гринго, с пальмы рухнул?! – завизжал Хосе, поняв, куда метит старший товарищ.

Но Ньютон не обращал на него внимания. Он смотрел вдаль, на Аню, даже отсюда чувствуя лёд синих глаз.

Я сделаю это. Сделаю, и плевать на дождь! – заклинал Ньютон всех неизвестных богов и все существующие миры. Сделаю ради неё! Сделаю, чтобы быть с ней! Либо сделаю, либо никогда! Никогда!

Ньютон оттолкнулся, бросился вперёд над громыхающей пропастью и через секунду исчез. Только брызги разлетелись во все стороны, и в выпученные глаза Хосе.

Гуру привстал на носки, внимательно глядя на Аню. Прошла секунда, другая. Вот уже и Аня начала обеспокоенно оглядывать холм за холмом в поисках Ньютона, как вдруг он возник из воздуха прямо перед ней.

Почувствовав твёрдую почву лишь под половиной стопы, Ньютон потерял равновесие и едва не упал спиной в пропасть.

– Держу! – вскрикнула Аня и, схватив его, рванула к себе.

Ньютон чуть не повалился на девушку, но всё же она вовремя отшагнула назад, и ещё долго её побелевшие пальцы крепко сжимали рукава его мокрой куртки. Часто дыша, он поднял взгляд, искрящийся триумфом победы.

– Ты смог! – сказала Аня. – Получилось!

Они засмеялись, но внезапно между ними возник Хосе, и оба упали в разные стороны.

– Ой, я не вовремя?

Хосе захохотал и затряс головой, разбрызгивая воду распущенными волосами, точно пёс. Ньютон бросился на Хосе и завалил его на землю.

– Не вовремя? – строжился Ньютон сквозь оскал и щекотал казанками ребристые бока малыша. – Я тебя убью, выскочка проклятый!

Краснея, Хосе хохотал:

– Ну! Не надо, не надо!

Казалось, малыш сейчас же проснётся, но он только телепортировался из рук Ньютона на холм, где стоял Гуру.

Ньютон помог умиляющейся Ане подняться и окинул обнимающим взглядом полигон. Дождь заканчивался. Между океаном и тучами показалось солнце, отразившееся в изумрудных, жизнерадостно бушующих над головами волнах.

Увидев вдали учителя, выставившего перед собой большой палец, Ньютон благодарно кивнул и улыбнулся так широко, как не улыбался никогда в жизни.

Гуру оказался первоклассным наставником. В первые дни он был грубым, несправедливо вспыльчивым, но с каждой новой встречей Ньютон всё больше убеждался в том, что не зря доверился этому человеку. Ведь каждая тренировка неизменно заканчивалась успехом, даже если на освоение определённой техники, например телепортации, уходило около недели. Недели беспробудного глубокого сна, от которого Ньютон просыпался в реальности смертельно уставшим. Он чувствовал себя постаревшим на год, и всё же быстро ободрялся, думая о Гуру – о том, как стоически учитель терпел, не выдавая собственной усталости, и только с невозмутимым лицом повторял ученикам, когда кто-нибудь из них просил о передышке:

– Никакой передышки! Так же, как мышцы тела растут от разрывов, так и дух крепчает лишь в экстремальных условиях. Рост – это всегда сверхусилие. Всего-то нужно сделать максимум того, что можешь, и ещё приложить чуть сверху. Другого не дано.

– Но я так устал, я почти ничего не вижу! – говорил Хосе за обоих, и Ньютон мысленно был благодарен малышу за это. – Я почти не могу удерживать контроль!

– Вы всё ещё мыслите так, будто вы в реальности. Думаете, от отдыха что-то изменится? Отдых лишь восполняет потраченные силы, но никогда не дарует новых. Вам не нужен отдых, вам всего лишь нужно совершить невозможное в мире, где возможно всё! Так сделайте это, и покончим!

Ньютон ненавидел Гуру в такие моменты. Ему хотелось столкнуть Гуру с обрыва, особенно когда учитель говорил всё это при Ане, сохраняющей вид непричастности. Но в итоге, после всех тягот, ему хотелось лишь немного отдохнуть и скорее освоить следующую технику. И теперь, когда вечно угрюмый учитель находился на противоположной стороне полигона и показывал ему большой палец, когда Хосе прыгал и аплодировал, и когда рядом смеялась Аня, стоявшая с ним плечом к плечу, ему казалось, что он самый могущественный и счастливый человек на Земле, и всё лишь благодаря наставнику.

– Молодец, Ньютон.

Глава 8. «43»

После освоения техники телепортации, Аня, Хосе и Ньютон простились с учителем и ненадолго остались на плато.

– Аня, вот скажи, – заговорил Хосе с девушкой, сидя на корточках и прислонившись спиной к остову вышки. – Зачем мы столько времени учились летать, прятаться, проходить сквозь стены и всей той ерунде, если теперь мы можем просто телепортироваться? А?! Ну зачем?

Аня стояла рядом с малышом и смеялась не то над его словами, не то над рожицами, которые он корчил, подставляя солнцу лицо.

– Телепортироваться можно лишь в локацию, где ты уже был, – чуть отсмеявшись, объяснила Аня. – Либо в место, которое ты можешь представить в мельчайших деталях. А это порой сложно. К тому же, едва ли получится телепортироваться за стену, если не знаешь, что за ней. А вот пройти через стену – больше шансов.

– Бла! Бла! Бла! Ты просто оправдываешь старика! Так и скажи, что Гуру просто издевался над нами. Верно? Эй, Ньютон, слышал?

Ньютон ходил вдоль обрыва, недалеко от них и почти не слышал их разговора, так что зов младшего товарища вывел его из глубокой задумчивости в ступор.

– Что? – спросил он.

Аня с Хосе засмеялись над ним, что-то пошутили, и он, ответив глупой виноватой улыбкой, вновь стал мерить шагами край плато.

Он пытался придумать, как бы хитрее, и в то же время ненавязчиво поговорить с Аней, заслужить её внимание. Ещё пару минут назад его окрылял триумф, когда он сумел телепортироваться на самое дальнее плато, а сейчас его захлестнула растерянность. Недавно он держал Аню за руки, а теперь девушка казалась совсем далёкой. Всё оставалось по-прежнему. Это злило его и одновременно удерживало от необдуманных поступков.

Каким-то образом Хосе почувствовал смятение товарища и потому, когда Аня собралась уходить, он подскочил и попросил её:

– Аня, мы хотели ещё поработать над прыжками. Останешься с нами хоть ненадолго?

– Боюсь, я слишком устала, ребята, – ответила девушка и чуть виновато улыбнулась.

Она лукавила. Ньютон видел под её одеждой, как сияющие потоки растекались по всему тонкому телу и не иссякали. Они вообще, казалось, никогда не иссякали, даже если они оттачивали такую изнуряющую технику, как телепортация.

– Может, тогда просто посидим ещё немного здесь? – Хосе не сдавался. – Или прогуляемся где-нибудь?

Свет заливал ямочки на Анином персиковом лице, и капли от воды на чёрной косе сияли радужным бисером.

– Спасибо за предложение, – обратилась девушка к ним обоим. – Но после утомительных тренировок я предпочитаю свою комнату. Там спокойнее. И вам обоим тоже лучше отдохнуть.

Ньютон встретил на себе её взгляд и помахал рукой как можно непринуждённее.

– До свидания, ребята, – сказала Аня и исчезла.

Ньютон долго смотрел на то место, где только что видел её. Его разбитое сердце немело от необоснованного, но отчётливого страха, что это был точно последний шанс, и другого не будет.

– Что, гринго, влюбился? – спросил Хосе, подойдя к нему.

– Да иди ты, – буркнул Ньютон и сел на сырую траву.

Радуга между парящими плато угасла.

– Да ладно, я же помочь хочу, – хихикая, Хосе сел рядом и подтянул к груди тощие смуглые коленки.

– Помочь? Чем ты мне поможешь? Что ты знаешь о… «любви»?

Хосе горделиво гоготнул:

– Да перед тобой же – Хосе! Покоритель женских сердец!

– Ага. Как же…

– Да, да! У нас это в роду! Начиная от деда, – малыш на мгновение задумался. – Хотя, он плохой пример. Его только наркота интересовала. Но вот отец мой! Тот настоящий Дон Жуан! Иначе не было бы у меня двадцать семь братьев и сестёр!

– Двадцать семь?

– Ага.

– Да врёшь ты всё.

– Не вру! Двадцать семь братьев и сестёр в пяти разных странах, – Хосе снова захохотал.

Ньютон смотрел на него, не то с сочувствием, не то с подозрением, однако подросток принял этот взгляд за обиду или угрозу, так что сразу сделался тише:

– Ладно, гринго, ладно тебе. Я просто хотел тебя отвлечь и дать совет: когда тебя влечёт к даме, не стоит стоять истуканом и щёлкать клювом.

И то верно, подумал Ньютон, оторвал клочок травы, растёр его в кулаке, затем разжал мокрые пальцы и развеял зелёные стебли по ветру. Он проводил их взглядом, и с мимолётной грустью вспомнил своего брата. Артур умел разговаривать с девчонками, ему и повод не нужен был.

– Ну, так что, она тебе нравится? – снова спросил Хосе.

Ньютон горячо и подавленно кивнул несколько раз.

– Так притащи на следующую тренировку цветы что ли. Или хотя бы открытку!

– Открытки дарят те, кому сказать нечего.

– Тоже мне, умник! – Хосе вскочил на ноги. – Я твою личную жизнь тут устраиваю вообще-то! Посмотри-те-ка: «нечего сказать». А тебе, видите ли, есть что сказать! Так чего тогда просто не подойдёшь к ней и не скажешь, что ты там о ней думаешь?

– Да я даже сам для себя не могу понять, что именно «я о ней думаю». Это совсем непросто. То есть, мысли то у меня всякие есть, но начинаешь представлять, как будешь произносить их вслух, и всё кажется таким позором!

– Да ладно тебе! – смягчился Хосе и стукнул товарища по плечу. – Ты чересчур самобичуешься. Давай представим, что я – Аня!

Ньютон недоверчиво покосился на хитрого мальца.

– Давай, потренируйся на мне. Представь что я – это она, и скажи, что ты обо мне думаешь, ну?

– Да ну тебя, – тихо ответил Ньютон, и внезапно для себя улыбнулся, почувствовав странное облегчение.

– Напросись к ней в гости, – после недолгой паузы предложил Хосе.

– А дальше-то что?

– Там и посмотришь, – Хосе почесал пушок на подбородке и ухмыльнулся. – Хотя, вряд ли она тебя к себе пустит. Уж очень она любит свою комнату. Слышал, да?

Ньютон не стал спорить. Хосе не знал, что Ньютон мог в любой момент оказаться в комнате Ани. Стоит только представить домик во ржи и готово.

– Эй, а хочешь, я покажу тебе свою комнату? – с внезапным детским восторгом юный «знаток любовных дел» заплясал на месте.

– Зачем это? – искренне удивился Ньютон.

– Как это зачем? Ты же не был на Кубе? А у меня там – Куба! Райские пляжи, джунгли, какие тебе и не снились! Я всё тебе покажу, а ты мне откроешь своё подсознание! – Хосе снова плюхнулся рядом со старшим товарищем. – Вот здорово будет! Станем, как соседи! Сможем ходить в гости друг к другу и всегда держаться на связи.

Ньютон представил, как маленький чертёнок будет возникать в его комнате – в единственном недосягаемом ни для кого месте, всякий раз, как ему вздумается, и будет доставать своей болтовнёй и шуточками.

Но глаза Хосе горели жаждой дружбы и фанатичной преданностью бездомного щенка.

– Не стоит этого делать, – уклончиво ответил Ньютон, пытаясь изобразить сожаление. – Гуру говорит…

– Ах, ну да, ну да, – почти шёпотом, с абсолютно серьёзным видом проговорил Хосе, не дожидаясь продолжения.

В любых спорах против малыша лучшим аргументом было упоминание о Гуру. Этого было достаточно, чтобы его лицо преобразилось в глубочайшем понимании.

– Маэстро Гуру верно всё говорит! Забудь, что я предложил тебе такую глупость, друг!

Ньютон был рад закончить спор, и всё же его мучала совесть из-за того, что он не сказал малышу правду, как есть. Нечестная победа принесла ему только горечь от очередного осознания собственного малодушия и нежелания потерять единственного человека, который смотрел на него снизу вверх.

* * *

Разгребая горы мусора в своей комнате, Ньютон по прежнему думал об Ане и внезапно обнаружил в завалах нечто, что принадлежало девушке. Вот он – повод!

* * *

Аня спускалась с лесистых холмов к дому, подставляя лицо тёплому дождю и фиолетово-серым тучам. Капли били по полузакрытым векам, лбу, стекали по вискам к шее, скатывались под воротник лёгкой промокшей рубашки. Далеко за макушками гор томилось солнце, окрашивающее домик во ржи в тёплые оранжевые тона. И всё же лило, как из ведра.

Ньютон покачивался на качелях, во дворе, под навесом, который создал сам себе, чтобы не вымокнуть. Увидев промокшую до нитки девушку, он спрыгнул на землю и хотел сотворить зонтик и побежать ей навстречу, но всё же решил не играть в джентльменство, ведь это был её мир и её правила. Если она мокла под дождём, значит, хотела этого.

– Привет! – радостно поздоровался он, когда девушка подошла к дому.

– Здравствуй, самоучка, – с улыбкой ответила Аня тоном Гуру, и, казалось, хотела добавить что-то ещё, но взгляд её остановился на навесе. – Это что ещё такое? – неожиданно она изменилась в лице.

Ньютон обернулся на своё сооружение, затем снова посмотрел на девушку. Она была почти на голову ниже его и вымокшая выглядела совсем беззащитной. Но беспощадное выражение её лица говорило об обратном.

– Навес, – тихо ответил Ньютон.

– Серьёзно? А я думала, твой новый дом, – Аня нахмурилась. – Вижу, что навес, – её приоткрытые от негодования губы на секунду замерли. – Я ведь просила, ничего не менять здесь!

От укоряющего взгляда, полного разочарования, Ньютону захотелось застрелиться. Аня с безнадёжностью покачала головой, закатила глаза и, горько вздохнув, пошла по чавкающей траве к двери.

– Ладно, пойдём в дом, – всё же сказала она. – Только убери свой навес, пожалуйста.

Ньютон посмотрел на навес и тот исчез, освобождая ветви могучего дуба.

– Прости, я не хотел тебя расстраивать, – заговорил он, войдя в кухню-прихожую. – Просто, мне негде было спрятаться от дождя.

– Зашёл бы в дом. Двери открыты.

Перед лицом Ньютона снова зазвенели колокольчики с ангелами.

– Не хотел заходить в твой дом без позволения.

Аня ничего не ответила, только оставила мокрую обувь у двери и прошла в комнату. Ньютон присел за стол у окна и навострил слух.

– Что…? – протяжно донеслось из спальни, и тогда он довольно улыбнулся.

Из проёма показалась голова Ани и оголённое плечико:

– Ты починил дверь? – её глаза сияли от восторга.

– Просто вернул её на место, – ответил Ньютон. – Теперь ты снова можешь выходить в коридор и подглядывать, как бестолковые романтики пялятся на звёзды. Ну, или как хранители дают мне тумаков.

– Это моё любимое шоу! – Аня рассмеялась и скрылась.

Стены дома наполнились жизнью и кислородом. Ньютон, наконец, вздохнул свободно, чувствуя, что всё идёт гладко.

– Ты воссоздал её в малейших деталях! Как тебе удалось?

– Ну, не только хранители имеют хорошую память. А если честно, как я и сказал, я всего лишь вернул её на место.

– Как это? – спросила Аня.

– Нашёл её в своём подсознании, – ответил Ньютон. – Там у меня сейчас чёрт ногу сломит… Ну, и среди моего хлама была почему-то твоя дверь. Целёхонькая. Вот я и решил её вернуть.

– Спасибо. Надеюсь, это было не сложно?

– Да как будто бы нет.

Переодетая в сухую мужскую рубашку с подвёрнутыми рукавами и спускающуюся до гладких светлых бёдер, Аня вышла из спальни. В руках она держала полотенце, которым «пушила» распущенные волосы. Ньютон отвернулся к окну и принялся внимательно разглядывать фиолетовое небо. Оно нависало и клубилось над чёрной линией горизонта, очертившей острые кроны соснового леса и мутные горы.

– Значит, – заговорила Аня, бросив полотенце на спинку стула. – Теперь у тебя есть комната и тебе больше не придётся бродяжничать, – она подошла к одноконфорочной газовой плитке, поставила на неё полный чайник, зажгла огонь, и повернулась к Ньютону. – Так, когда новоселье?

– Ну, я… – Ньютон потянулся к затылку. – Нужно сначала всё обустроить. Навести порядок и всё такое…

– Успокойся, я пошутила, – Аня мимолётно улыбнулась ему и подошла к комоду, достала заварник и несколько стеклянных банок, наполненных сушёными травами.

– Да я бы с радостью…

– Не нужно, – мягко оборвала Аня. – Это единственное место на свете, где ты можешь скрыться от всего и всех, – в голосе её таилась невысказанная печаль. – Так что, мой тебе совет, поменьше открывай двери кому ни попадя.

– Хм. Гуру то же самое говорит.

На это Аня ничего не сказала. Она насыпала в заварник щепотки разных трав. Чайник на плите забулькал, из носика потянулись струйки пара.

Ньютон с изумлением разглядывал кухню, следил за процессом приготовления чая, и всё это вдруг показалось ему крайне странным и неуместным. Он никак не мог понять, почему, пока не вспомнил, что они находятся в мире снов.

Когда Аня сняла с плиты чайник и залила кипятком травы, Ньютон спросил:

– Слушай, я тут подумал. Ты ведь и сама могла вернуть дверь на место. Или просто создать новую. Но ты этого не сделала. Почему?

– Видишь ли, я не поклонница «магии».

– Но как же ты тогда попадаешь отсюда в коридор дверей?

– Никак не попадаю, мне это ни к чему, – Аня прошагала к столу и села рядом. – Я не люблю скитаться по пустой территории. Всё, что мне нужно, здесь.

Девушка была так близко, что Ньютону показалось, будто он чувствует её запах. Что-то вроде смеси пихты или можжевельника со сладкими нотками лугового зноя и каплей чистого озона. Странный, почти родной и уютный запах из прошлого. Ньютон подумал о детстве, но оно пахло по-другому, совсем неприятно – отчуждением и переездами. Этот же призрачный запах был ему раньше не знаком и знаком одновременно.

– Ньютон, Ньютон, – с нежной и сочувствующей улыбкой произнесла Аня. – Что такое двери в этом мире? Не больше, чем формальность. Так же, как и Коридор Памяти. Как и всё это, – она обвела глазами комнату. – Нашему мозгу легче воспринимать всё привычными образами. Но где гарантии того, что эта дверь вообще существует где-то, кроме фантазий?

– Не говори так, – после короткой паузы произнёс Ньютон, обеспокоенно вылупившись на Аню.

Ему и без того хватало подобных скверных мыслей, неизменно настигавших его в реальности

– Мир снов – это не просто фантазия, это – вторая реальность! – уверенно сказал он. – Если бы всё было не взаправду, то ты не была бы живой! В смысле, настоящей! Существовала бы только в моей голове, и всё. Но это же не так, правда? Была бы ты фантазией, у тебя не было бы своих мыслей и собственной воли!

– А может, я слишком своенравная фантазия? – Аня чуть подалась вперёд и посмотрела на него с лёгким дразнящим прищуром.

– Нет, – он сконфуженно отвёл взгляд. – Нет, нет, нет. Глупости. Никакая ты не фантазия.

– Разумеется, нет, – Аня отпрянула. – Я просто провоцирую тебя.

– Зачем?

– Ну, может мне интересно, как далеко ты зашёл бы, будь я твоей проекцией.

Ньютон покраснел, не зная, как реагировать. Заметив это, девушка рассмеялась:

– Ох, прости! Правда, прости. Глупости несу. Просто я давно ни с кем не общалась, кроме Гуру. И порой мне самой не верится, что я говорю с кем-то живым, а не сама с собой. Правда, не сердись. Я просто дурачусь, – Аня выдохнула и после долгой паузы спросила. – Ты не из тех, кто любит глупости, верно?

– Не знаю, – Ньютон с трудом натянул улыбку. – Судя по всему, весь этот сыр бор с дверью – тоже просто глупость. Так что, наверное, иногда я дурачусь.

– Нет, тут ты не прав, – возразила Аня. – Я рада, что теперь она на своём месте. И ещё раз большое человеческое спасибо за заботу. Ты настоящий джентльмен – починил дверь, ждал меня под дождём, как благовоспитанный… – девушка вдруг замолчала. – Погоди ка. Ты вернул мне выход в коридор… Когда я подошла к дому ты был под навесом, абсолютно сухой… Значит, ты вставил дверь, вошёл в дом из коридора, а затем вышел на улицу и сделал вид, будто ждал меня снаружи?

– Ну, – Ньютон затаил дыхание и хотел соврать, будто телепортировался, но не смог.

Аня разразилась смехом:

– Значит, остаться в доме, точно зная, что меня в нём нет – тебе неловко. А вот вламываться из коридора ко мне в спальню без спросу – это ничего! А вдруг я была бы не одета?

– Я стучался! Честное слово!

– Точно? А вдруг я спала и не слышала?

– Тогда я бы сразу ушёл, чтобы тебя не тревожить!

Аня бойко погрозила пальцем:

– А ты, оказывается, опасный человек, Ньютон. Вот ты и попался.

– Да я только хотел проверить, сработало ли! Честное слово! У меня не было никаких…ну… то есть… непристойных мыслей.

– Ну, конечно!

– Не веришь? – Ньютон хотел рвануть к двери – спастись бегством от стыда. Но тёплое, лёгкое прикосновение к его кисти заставило неожиданно успокоиться.

– Не уходи, – тихо сказала Аня, держа его за руку. – Ко мне не часто приходят гости и… Тебе я рада. Останься на чай. Он уже, наверное, готов.

Ньютон наблюдал, как Аня разливает чай. Тёмно-оранжевая горячая жидкость лилась из носика заварника тонкой струйкой. Вместе с ней в кружку попадали маленькие цветки неизвестных Ньютону растений.

– А какой смысл пить чай во сне? – спросил он.

– Такой же, какой делать это в реальности, – невозмутимо ответила Аня.

– Ну, нет, в реальности мы всё чувствуем: запах, вкус, прикосновения. А во сне у нас есть только тонкое тело. И почувствовать физическим телом, скажем боль, можно только если это такой сильный удар, который в реальности убил бы. Поэтому, я чувствую гравитацию в твоей комнате. Потому что здесь она зашкаливает. Но разве можно во сне усилить вкус или запах?

– А ты попробуй, – Аня хитро сверкнула глазами, поставила чайник и застыла на госте любопытным взглядом.

Ньютон поднёс к лицу горячую, но не обжигающую пальцы чашку с отколотым краешком, и носом втянул пар.

– Это мой фирменный сбор, – гордо сказала Аня. – Я очень долго подбирала травы и нужные пропорции.

На удивление, чай не просто имел запах. Он благоухал горной мятой, чёрной смородиной, мёдом и чем-то, чего Ньютон не знал.

– Так вот чем ты занимаешься в лесу и горах? Собираешь травы для чая?

– Да. Мне нравится это. Иногда попадаются и ягоды, или грибы..

– «Попадаются»? – Ньютон удивился.

– Ну, да, – Аня не видела в этом ничего удивительного. – Попадаются. Я ведь не выращиваю их на огороде. Ну, так что, попробуешь чай?

Ньютон слегка подул, волнуя оранжевую гладь, и осторожно отпил. Горячее коснулось губ, богатый вкус мягко разлился по всему рту. На языке возникла призрачная сладость смородины, которая растаяла и уступила место мяте. Затем чай скользнул внутрь, согревая пищевод чем-то пряным, похожим на гвоздику. Вкусовые ощущения перевернулись с ног на голову. Ньютон никогда не подумал бы, что можно чувствовать вкус во сне, но он чувствовал. Казалось, будто Аня заряжала эти травы собственной энергией, вкладывала в них частицу своего опыта и себя самой. С каждым глотком Ньютон прикрывал глаза и ощущал на своей кисти недавнее прикосновение девушки и буквально видел, как она бережно касается стеблей диких трав, срезает их так, чтобы не повредить корни.

Аня смотрела на гостя. Ньютон же делал второй глоток, и третий, и четвёртый. Жадно вдыхал сладкий лесной запах, вонзающийся не только в носовые рецепторы, но и в саму память, отправляя его в путешествия по невиданным местам, понять которые он не мог. Однако он испытывал прилив неясных ему сил и лёгкость необъяснимого покаяния.

– Как тебе? – спросила Аня, когда Ньютон отставил чашку и откинулся на спинку стула, стирая со лба выступившие от жара капельки пота.

Он восхищённо смотрел то в окно – на мокрый зелёный мир под лиловым вечерним небом, то на Аню. А в голове всё ещё кружилось, и оседали мысли, как чайные листочки в заварнике.

– Да уж, – выдохнул он. – Если двери в мире снов просто «формальность», тогда что же это за чудо-зелье?

Девушка засмеялась, и он засмеялся вместе с ней.

– В жизни не пробовал чая вкуснее. Нет, совсем ничего вкуснее этого не пробовал! – сказал Ньютон, и снова взялся за чашку, видя, как Аня расцветает. – А ещё говоришь, что не поклонница магии.

Глава 9. Оазис

Однажды Гуру, Ньютон и Хосе явились в место совсем не похожее на предыдущие локации общей территории. Это был пляж, омываемый морскими волнами. В лазурном небе висело самое обычное солнце. Повсюду были полуголые сновидцы. Они с наслаждением загорали, лёжа на полотенцах и шезлонгах, словно могли чувствовать тепло солнечных лучей. Некоторые плавали вдоль берега. Вдали, верхом на гигантской волне неслись сёрферы. Иногда, когда кто-нибудь из детей, копающихся в песке, вдруг поднимал голову вверх и тыкал пальцем в небо, над пляжем возникали разноцветные чайки.

Можно было решить, что это чей-то сон внутри комнаты, и что все эти люди – чьи-то проекции, если бы не хранители, растянувшиеся кривой шеренгой в десятке метров от пляжа. Ньютон не сразу узнал их. При таком ярком свете они походили на ростовых кукол, увешенных старым чёрным тряпьём, развивающимся на ветру. И лишь когда один из них повернул голову на Ньютона и зловеще моргнул, всё стало понятно.

– Эй, гринго! – восторженно завопил Хосе. – Кто первым до воды?

Малыш оголил тощее мускулистое тело и шлёпнул Ньютона рваной футболкой.

– А ну тихо! – раздался голос Гуру за их спинами.

Ученики обернулись и оба потеряли дар речи от вида учителя.

Привычный костюм, туфли, накрахмаленный воротник исчезли, и теперь Гуру предстал перед ними босым, в плавках, в пёстрой рубашке с коротким рукавом и в глупой соломенной панамке. Новый Гуру поразительно отличался от старого приземистым ростом, выпирающим волосатым животом и загорелым лицом с раздутыми обветренными губами. Лишь строгий тёмный взгляд выдавал его, пока он не скрыл его за линзами смешных солнцезащитных очков с зелёной оправой.

– Мы не дурачиться пришли, – сказал учитель.

– Серьёзно? – Хосе хохотнул и глянул на Ньютона, с трудом скрывающего смех.

– Ньютон, – позвал учитель и понизил голос. – Ты ведь мастер имитации. Посмотри вокруг!

Ньютон обвёл взглядом отдыхающих, сосредоточился, и рубашка на нём тут же сменилась майкой, а брюки обернулись купальными шортами.

– И всё? – недоверчиво спросил учитель и добавил. – Хоть загара добавь! Ты же на пляже, а не в склепе…

По интонации Гуру, Ньютон понял, что учитель удивлён его растерянности. Тогда самоучка изменил цвет кожи и мысленно приказал себе собраться и не обращать внимания на морские волны и резвящихся в них людей.

– Итак, ребята, сегодняшняя тренировка может показаться вам лёгкой, но не обольщайтесь, – Гуру неспешно зашагал к отдыхающим. – Как вы уже поняли, все эти люди – сновидцы.

Ньютон посмотрел вдаль и заметил, как один мужчина зарывался головой в песок, точно собака. И как маленькая рыжая девочка проходила мимо шезлонгов и с лёгкостью поднимала один за другим вместе с невозмутимо лежащими на них туристами, что-то искала в песке, хмурилась, и ставила шезлонги обратно.

– А место, где мы находимся, – продолжал учитель. – Называется оазис. Оазисы – это локации, обладающие определённым магнетизмом. Они притягивают сновидцев, случайно покинувших пределы своих комнат точно так же, как к настоящим оазисам стекаются все караваны и путники пустынь. Отсюда и название. Все заплутавшие в мире снов интуитивно стремятся найти таких же, как они, чтобы почувствовать себя в безопасности. Одни сновидцы подстёгивают фантазию других, и, в конце концов, мало кому в таких местах грозит внезапное осознание себя и немилость хранителей. В мире снов оазисов огромное множество, и в каждом, как правило, собираются сновидцы определённой социальной группы. К примеру, для ветеранов войны это могут быть окопы. Для студентов – университет. Для спортсменов – спортзал. А для детей – детские площадки или школы. Оазисы – это безопасные для сновидцев места в бушующем хаосе общей территории. Здесь они могут в относительном спокойствии дождаться утра. Разумеется, они всего этого не понимают, но зато понимают другие… – Гуру сделал паузу, сотворил три шезлонга рядом с отдыхающими девушками, с которых Хосе не сводил глаз, и, когда все трое сели, продолжил. – Я говорю о других сноходцах… Некоторых из них тянет к подобным местам по более ясным причинам, – учитель пристально взирал на учеников поверх очков. – Есть сноходцы, владеющие запретной и крайне сложной техникой. Техникой узурпирования, которая позволяет подчинять волю сновидцев. Оазисы – идеальное место для установления контакта со сновидцами.

Ньютону стало не по себе. И это место вмиг утратило и без того скудное дружелюбие. И даже волны словно забились громче и злее.

– Зачем им нужна воля сновидцев, маэстро? – спросил у учителя Хосе.

– Чтобы завладевать их сознанием и управлять ими…

От слов и взгляда учителя малыш поёжился.

– Это запретная техника, очень сложная. Тех, кто используют её, называют узурпаторами.

– А как это происходит? – спросил Ньютон.

– Смысл техники в том, чтобы сначала выловить случайно забредшего на пустую территорию сновидца и втереться к нему в доверие. Сложность в том, чтобы сновидец не заподозрил подвох и не начал пробуждаться. И чтобы хранители тоже ничего не заподозрили. Для этого можно прикинуться проекцией. В таком случае узурпатор становится сновидцу вроде как другом, и как бы невзначай роняет подобный вопрос: «Ты случайно не заблудился? Помочь тебе найти дорогу домой?»… После этого вопроса, если сновидец проникся к узурпатору доверием, то он сам приведёт его к своей комнате, хотя будет почти уверен, что это не он ведёт, а его направляют… В конце концов, узурпатору останется только не прозевать подходящий момент и успеть проскочить в дверь вместе со сновидцем до того, как он её захлопнет или проснётся…

– Мам-ма Мия… – прошептал Хосе. – А дальше что?

– Когда у узурпатора есть доступ к комнате сновидца, он приходит туда, и лихо всё меняет под себя так, чтобы у истинного владельца сложилось впечатление, что он не у себя в подсознании, а в подсознании кого-то другого. Всё равно, что к тебе в квартиру вломится кто-то и в твоё отсутствие сделает ремонт и сменит мебель. В таком случае, ты ведь непременно извинишься и выйдешь вон, не так ли? Или, по крайней меру, будешь чувствовать себя неуютно в «чужом» доме. Задача узурпатора – поддерживать в тебе это чувство отчуждённости, пока ты, в конце концов, не признаешь, что находишься в его владениях, и «сдашь ему ключи от дома». Или, по-другому, позволишь управлять своим сознанием…

Ученики смотрели на учителя с выпученными глазами, полными ужаса.

– Это даёт узурпатору власть над разумом… И над телом… Полный контроль над человеком.

– И что… – подал тихий тонкий голос Хосе. – И в реальности тоже?

– И в реальности, и во сне, – подтвердил учитель. – Слышали о «демонах», подчиняющих себе волю людей? Об одержимости? О шизофрении? Когда человек уверен, что кто-то сидит у него в голове и шёпотком помыкает им…?

– Выходит, всё это дело рук узурпаторов? – спросил Ньютон.

– Не всегда, но чаще всего. Сами по себе люди сходят с ума намного реже, чем принято считать в современной психиатрии.

Волны, как и небеса, казалось, всё мрачнели и мрачнели, под стать напуганному и непривычно затаившему дыхание Хосе.

– И много в мире снов этих узурпаторов? – вновь спросил Ньютон.

– Больше, чем безобидных искателей, вроде нас, – Гуру мрачно улыбнулся. – Чаще всего они притворяются проекциями сновидцев. Так что вы могли их встречать, просто не знали, что это они… А ещё, снились ли вам в детстве кошмары, в которых вы бежали от кого-то, сами не зная почему, и лишь просыпаясь, чувствовали такой страх и облегчение одновременно, будто за вами в самом деле гнались?

Ученики утвердительно кивнули.

– Это подсознание подсказывало, что вам грозила реальная опасность. Но теперь вам бояться нечего, – Гуру посмотрел на малыша. – Узурпировать комнату сноходца практически невозможно.

Над их шезлонгами повисло молчание.

– Это ужасно! – наконец выпалил Хосе. – То есть, ужасно, что существуют такие «демоны»!

– А почему сноходцы становятся узурпаторами? – спросил Ньютон.

– Этот вопрос так же открыт и сложен, как и вопрос «Почему существует зло?», – спокойно ответил Гуру. – Но иногда этому есть логическое объяснение. Так, например, в штабах некоторых политиков присутствуют сноходцы-узурпаторы, которых используют, чтобы менять фигуры на своей политической шахматной доске. Понимаете? Но это исключительные случаи. Чаще всего, объяснение намного проще: некоторые люди – хуже животных. Вот и всё. Кому-то просто нравится играть с чужой личностью, как с марионеткой … понимаете? Я говорю о тех маньяках, которые проникают в чужие тела и в реальности делают с ними всё, что захотят, когда захотят, и где захотят. Но это, на деле, ещё очень безобидно.

– Что же может быть хуже? – спросил возмущённо Хосе.

– Хуже – жажда насилия и чужой боли, –учитель выдержал паузу. – Не секрет, что многие люди, пробудившись во сне, обретают такую психологическую свободу, что думают, будто им всё позволено и будто они всемогущи! Постепенно эта «свобода» сводит их с ума. И чувствуя безнаказанность, они являются в мир снов, чтобы насиловать и убивать. Иногда они делают это в своих комнатах, превращая их в храмы содомии, где они изгаляются над собственными проекциями или сновидцами… Но и это ещё не так страшно! Даже если сновидец подвергнется, скажем, изнасилованию во сне, телом то он это едва ли почувствует. А проснётся и совсем забудет. А если и вспомнит, то испытает лишь отвращение или смущение к самому себе, решив, что всё это его фантазии…

– Так что же ещё хуже? – не унимался Хосе.

– Хуже когда таким ублюдкам наскучивает бичевать собственное подсознание. Тогда они становятся узурпаторами и завладевают чьей-то комнатой, затем сознанием, дальше проникают в чужую реальность и с помощью тела и личности сеют зло и насилие уже по-настоящему… И выходит, что невинный учитель, ещё и приличный семьянин, внезапно становится маньяком-педофилом… Его казнят, а истинный злодей может сидеть на другом конце света, и никто никогда не узнает, что во всём виноват он.

– Это отвратительно! – вспылил Хосе и подскочил на ноги. – И вы говорите, что узурпаторов много? Так почему же мы ничего с ними не делаем? Мы ведь можем! В мире творится просто уйма зла! А мы можем бороться с этим, зная причину… Правда? Ведь, можем? Для этого мы здесь? А, маэстро?

– Хочешь бороться со злом? – Гуру скептически усмехнулся.

Хосе обиженно нахмурился, сжал кулаки и надул губы. Ньютон неодобрительно покачал ему головой.

– Вы оба вольны делать то, что считаете нужным, – продолжил учитель. – Но уверяю, бороться с узурпаторами – занятие бесполезное, если только в вас не горит пионерская зорька, – он сухо отсмеялся. – Вообще-то есть один клан, мнящий себя «полицией» мира снов. По сути, они ведут себя почти как хранители, но толку от них и того меньше. Иногда их агенты «пасутся» в оазисах, чтобы отслеживать и обезвреживать узурпаторов. Но мы здесь не для этого. Поэтому лучше бы ты усмирил своё рвение, юный искатель, – учитель неожиданно ласково потрепал Хосе по голове. – Поверь, слепое рвение ни к чему не ведёт.

– Тогда для чего мы здесь, маэстро?

– Для того, чтобы вы научились выявлять сноходцев в таком большом скоплении сновидцев, – сказал Гуру и неожиданно громче добавил. – Ньютон, ты всё ещё с нами?

– Да, – ответил Ньютон, оторвавшись от созерцания гигантской волны на горизонте.

– Соберитесь, – скомандовал Гуру. – Постарайтесь расслабиться, но будьте начеку. Просто погуляйте тут. Постарайтесь выявить узурпаторов, или других сноходцев, но не вмешивайтесь ни во что. Да и ещё – важный момент. Сновидцы чувствуют, что вы отличаетесь от них, так же, как вы чувствуете своё превосходство над ними. Поэтому если вы привлечёте внимание людей потенциально готовых к пробуждению, они потянутся к вам, будут задавать вопросы, интуитивно пытаясь вас спровоцировать, чтобы вы помогли им осознать себя… Здесь всё, как в реальности. Большинство людей не хочет пробуждаться и не станет обращать на вас внимание, даже если вы к ним подойдёте и выложите всю правду матку… Но желающие всё же потянутся к истине, которая есть в вас. И если пристанут, то отвязаться будет тяжело, – учитель покосился на бездвижных хранителей-пугал. – Помните своё первое пробуждение? – спросил он у учеников.

– Ещё бы! – Хосе часто закивал.

– Да, – тихо ответил Ньютон.

– Тогда вы помните, что, прежде чем пробудиться, сновидец должен побороть свой страх и остаться во сне вопреки попыткам хранителей разбудить их… И, конечно, смириться с существованием этих монстров…

Ньютон вспомнил своё пробуждение. Когда Артур пытался его пробудить, тьма настигала их обоих, и в той тьме Виктора охватывал его самый главный страх. Это была вода. Грязная зелёно-коричневая вода затекала ему в нос, в рот, в глаза, и чтобы не утонуть, ему приходилось проснуться раньше, чем он мог осознать себя и всё происходящее. Но стимуляторы помогли ему в этом. Он сохранил с ними контроль, и благодаря самосознанию догадался, что его кошмары это всего лишь уловка хранителей. И те явились ему, в знак своего благословения. Однако истинный вид стражей показался ему не менее угрожающим, и он, как последний дурак, начал с ними бой…

– Если спровоцируете кого-то на пробуждение, – подытоживал учитель. – К вам тут же слетятся хранители и «сделают выговор».

– А что делать, – заговорил Хосе. – Если эти сони сами начнут к нам приставать?

– Притворитесь такими же полоумными, как они, – ответил Гуру. – Ешьте песок, несите чепуху, заставьте их поверить, что вы не отличаетесь от них. В крайнем случае – скройтесь.

Хосе с опаской посмотрел на далёкую шеренгу из чёрных силуэтов. Ньютон же задумчиво разглядывал песок, когда учитель окликнул его и в очередной раз велел собраться.

– Всё ясно? – спросил Гуру.

Ученики кивнули.

– Тогда идите.

Ньютон и Хосе встали и направились вглубь пляжа.

Малыш бежал вприпрыжку чуть впереди. Вот уж кому не нужно имитировать здесь, с улыбкой подумал Ньютон. Хосе радовался всему происходящему, точно и в самом деле пришёл на отдых. И одежда на нём подобающая – шорты и ничего больше, кроме сочного смуглого загара и ракушечного ожерелья на шее.

Они прошли мимо шезлонгов и парня, играющего в волейбол со своими проекциями, пасующими исключительно своему счастливому создателю.

– Эй, – заговорщическим шёпотом позвал Хосе, когда они отошли от Гуру достаточно далеко. – Давай искупнёмся, а?

– Соберись, – ответил Ньютон. – Давай лучше займёмся делом.

– Гринго-зануда! – малыш скорчил физиономию и снова принялся упрашивать. – Да ладно тебе! Это же скукотища! Смотри, какие там женщины! Загорелые, сочные, как спелый фрукт! Муа! Может, среди них есть узурпаторы?! Наш долг проверить это!

– Хочешь помочь дамам? – Ньютон улыбнулся. – Ну, иди. Я здесь побуду.

Хосе восторженно закричал и побежал к пенистой воде. Когда малыш растворился в человеческом стаде, Ньютон развернулся и побрёл подальше от берега. Он забрался на плоский холмик на окраине пляжа и присел.

Хранители стояли за его спиной всего в нескольких метрах. Они знали, кто он, но не трогали, слишком занятые охраной оазиса. Ньютон же старался не думать о них. Он вообще старался не думать ни о чём, кроме задания. Он следил за молодым мускулистым мужчиной, который подходил то к одной девушке, предлагая намазать спину кремом, то к другой, но всё время получал отказ и, в конце концов, просто испарился. Затем внимание сноходца привлёк красный воздушный змей, внезапно возникший в небе. Змей выписывал хаотичные узоры. Вместо ленточек на хвосте за ним тянулись бело-рыжие перья.

Где-то совсем рядом послышались радостные детские голоса. Ньютон увидел справа от себя, как темноволосая девочка в синем купальнике и двое мальчишек отделились от массовки взрослых и побежали прямо к хранителям, окружающим границы оазиса.

Мальчишки бежали впереди, что-то крича друг другу. Девочка едва успевала за друзьями и, в отличие от них, настроенных любопытно-воинственно, улыбалась как-то наивно и бесстрашно, как могут улыбаться только дети.

– Стой, – сказал один мальчик другому и схватил друга за руку. Но тот оттолкнул его и с опаской стал красться к одному из хранителей.

На мгновение Ньютон забеспокоился, но вспомнив слова Гуру, решил не вмешиваться.

Храбрый мальчик подошёл к хранителю. Другой остался позади. Девочка всё ещё медленно пробиралась по песку. С кончиков её чёрных волос стекала вода. Хранитель смотрел куда-то вдаль, будто отказывался замечать детей. Рядом с ними – живыми и любопытными, он выглядел как скорбная кладбищенская статуя смерти в тряпье и капюшоне.

Ньютону показалось, что дети сейчас убегут. Но в руках храбреца возникла палка, он потянулся ею к «чучелу» и то вдруг ожило. С жирным хрустом голова хранителя опустилась и внезапно возникшие на ней раскосые глазницы впились в мальчика. Тот выронил палку и пронзительно закричал. Его побелевшее за секунду лицо исказилось в предсмертной гримасе ужаса.

Второй мальчик испарился.

Хранитель резко изогнулся пополам, словно решил встать «на мостик», затем его тело крутануло на сто восемьдесят градусов, точно существовало отдельно от ног, и перевёрнутая морда поравнялась с лицом мальчика. Тогда хранитель разинул кривую пасть и изверг маслянисто-дымчатую тьму, которая за секунду окутала и парализовала ребёнка.

Ньютон, как и ничего не замечающие сновидцы, не слышал истошных, рвущих душу криков хранителя. Ведь эти звуки может слышать лишь «атакованный». Так хранители вытаскивают из подсознания пробуждающегося человека его потаённые страхи и окунают в них, чтобы сновидцу захотелось поверить, что это просто сон, а не какой-то иной мир, и скорее проснуться. Мальчик не выдержал этой пытки и быстро исчез. Хранитель же втянул чёрное облако в своё нутро, медленно закрыл пасть, и, словно насытившись, лениво вернулся в прежнее положение, вновь становясь неотличимым от своих сородичей.

Ньютон мысленно облегчённо выдохнул. Но девочка всё ещё была здесь. Она уже подходила к хранителю с прежней смелой улыбкой, высоко задрав головку, и тянула к чудовищу свои тонкие хрупкие ручки.

В этот миг Ньютону показалось, что сейчас произойдёт что-то плохое, непоправимое. Сердце застучало, как бешеное. Хранители все, как один, обернулись на сноходца.

– Нет, не надо! – закричал Ньютон и, сорвавшись с холма, побежал к девочке.

Заметив это, Гуру, сидящий на другом конце пляжа, мысленно приказал Ньютону остановиться. Но Ньютон не послушал и продолжил бежать, внезапно утопая в чём-то невидимом и непроходимом. А девочка уже стояла у ног невозмутимой твари, старательно тянулась к ней, вытащив язычок от усердия.

– Стой!

Ньютон наклонился, чтобы схватить девочку и бежать, бежать, бежать прочь! Но внезапно перед ним возник Гуру с занесённой для удара рукой. Могучий кулак учителя обрушился на лицо ученика, и последнее, что запомнил Ньютон, перед пробуждением – пёстрая рубашка, толстый живот учителя и его рассерженный голос:

– Идиот! О чём ты думал?

Этот голос ещё долго звучал в голове, даже когда Виктор открыл глаза и медленно зашарил ими по мутному потолку комнаты.

Глава 10. Глубина

С каждым новым погружением в мир снов глаза Ньютона открывались всё шире, и всё крепче глаза Виктора смыкались в реальности.

Прекрасный, пусть и почти бесплотный мир, где неизвестные планеты и другие космические тела так близки к немым горам, вспарывающим грозовые облака. Мир, где солнце томилось под оставленными жизнью городами, единственными обитателями которых оставались безмолвные тени. Мир, где порой океан бушевал наравне с небом, а порой пребывал в зеркальном штиле, и ничего не было, кроме этого океана и чёрных глаз хранителей, смотрящих с его дна. Этот мир, полный нелогичных, но действующих законов, Ньютон находил в тысячу раз прекраснее реальности.

Проходя очередную милю в разрушенном мегаполисе, спускаясь по красной реке к глубинам подземного царства Аида, или взбираясь по ступеням из воздуха к небесному замку Олимпа, Ньютон понимал этот мир всё лучше и лучше и проникался к нему благоговейным уважением, которое одновременно терял к реальности.

Виктор всё реже ходил в институт, и всё чаще в больницу, чтобы взять справку о какой-нибудь выдуманной, как он сам считал, болезни. На деле же его иммунитет ослабевал с каждым днём и простудные недомогания, вкупе с мигренями и резями в желудке, стали привычными для его бодрствующего состояния. А когда ему надоело выслушивать речи доктора о здоровом сне и физических нагрузках, то просто украл с его стола проштампованные бланки и стал сам выписывать себе освобождения.

Он потерял аппетит, почти перестал отвечать на звонки и только изредка сам звонил матери.

Бетонный мир за окном казался для него теперь слишком шумным. Постоянно болела голова. Редко выходя из дома, он изучал прохожих, пытался разглядеть в пустых лицах хоть что-то, оправдывающее само существование реальности. Спешащие по своим делам люди казались манекенами: по утрам плетутся на работу с безвольно опущенными руками, чтобы вечером снова возвратиться в бетонные коробочки и врасти в стены… Подумать только, говорил в Викторе голос Ньютона, большую часть жизни они проводят в жалких тридцати квадратных метрах, и мечтают о том, чтобы хоть раз в жизни съездить к Египетским пирамидам или другим чудесам света. Сноходец же может за ночь посетить все семь чудес света, включая и давно уничтоженные…

В мире снов Ньютон мог проходить сквозь стены, искажать пространство, телепортироваться, гулять по воздуху, изменять внешность. Способности его не знали границ. Но с каждым приобретённым навыком управлять своим физическим телом в реальности становилось всё труднее и болезненнее.

Однажды он пытался сварить кашу на своей крохотной душной кухне и неожиданно почувствовал тяжёлую фантомную боль слева – там, где не было руки. Он зарычал сквозь зубы и выронил мешок с крупой прямо на раскалённую газовую плитку. Кухню заполнил едкий дым, пока он корчился от боли и пытался погасить огненный сине-оранжевый цветок, то и дело, путая выключатели конфорок.

Дурацкое тело! Бесполезная мясная клетка! – разозлился он, когда вместо прежней боли до тошноты скрутило желудок.

Полусогнутый он распахивал окна, когда в дверь громко постучалась старуха соседка и спросила, есть ли кто живой. Когда Виктор крикнул, что есть, и закашлялся, старуха вновь завопила из подъезда противным голосом:

– Воняет на весь подъезд! Ты что там такое жжёшь, а?

Он извинился и прокричал, что всё в порядке, не отперев дверь.

– Ух и бестолковая нынче молодёжь!

Когда старуха ушла, Виктор отправился на улицу, чтобы сходить в магазин и продышаться. Голова кружилась от застрявшей в носу вони горелого полиэтилена и гречки. Яркий дневной свет и обилие жёлто-красных тонов во дворе больно резал глаза. На проспекте шум дороги сдавил уши. Прохожие подозрительно косились на него. А он разглядывал их и мутно слышал собственные мысли, звучащие голосом Ньютона: Сновидцы никогда толком не бодрствуют… В своих снах они уподобляются животным, поддаются половым инстинктам и извращённым фантазиям, а утром поднимаются с постелей и изображают нормальных людей… Но ни там, ни здесь они не осознают ни себя, ни большинство своих действий. И можно ли винить их за это? Наверное – нет. Ведь это всё равно, что обвинять собаку, которая злится и гоняется за собственным хвостом, забывая, что это – часть её тела.

Лавируя среди пустых лиц, он заметил что-то, напоминающее жизнь. Он остановился, бесцеремонно и самозабвенно наблюдая: напротив здания университета на скамейке в тени деревьев отдыхала компания молодых ребят – его ровесников. Студенты смеялись, а на коленях одного из парней сидела девушка. Парочка держалась за руки, смотрела друг другу в глаза, а потом девушка рассмеялась и нежно склонила голову к плечу парня.

– Ты чего глазеешь, однорукий? – угрожающий голос одного из студентов заставил очнуться.

Когда Виктор вышел из оцепенения, то с ужасом осознал, что стоит всего в нескольких метрах от скамейки и бесцеремонно пялится на испуганную девушку.

– Эй, ты глухой? – крепкий парень предупреждающе шагнул навстречу, и в его лице Виктор увидел силу и агрессию.

Другие парни тоже насторожились.

– Ну, не надо, ребят, – попыталась угомонить их девушка. – Он же просто бездомный.

– Или сумасшедший, – вполголоса предположил её ухажёр, не сводя с пришельца хмурого взгляда.

В животе что-то неприятно сдавило. Виктор отвык от предчувствия физической угрозы. Даже при встречах с дюжиной хранителей он не испытывал такой паники, как теперь. Обычные уязвимые и хрупкие люди, как он сам. Но их сжатые кулаки, широко открытые глаза, напряжённые желваки – перед всем этим он чувствовал себя беспомощным.

Крепыш, который стоял ближе всех, видимо, ощутил своё превосходство. Он ослабил оскал и смерил «бездомного» оценивающим взглядом:

– Ну, точно, псих! – крепыш вдруг засмеялся, краснея, и обратился к Виктору почти ласково, как к ребёнку. – Ну, иди давай. Иди куда шёл. Нечего так глазеть на порядочных людей.

Виктор послушался и убрался прочь, как можно скорее.

Ошеломлённый, испуганный, он бежал прочь, интуитивно угадывая направление к дому, то и дело, по привычке пытаясь исказить пространство, чтобы обмануть преследователей и запутать следы. Но всё вокруг: дома, асфальт, машины, арки дворов, пропахшая тиной набережная – всё оставалось неизменным, отвратительно неподатливым. Здесь он был крысой в лабиринте. Город будто насмехался над ним, а в подозрительных глазах прохожих он узнавал пугающую всеосведомлённость хранителей. Куда бы он ни бежал, везде нарывался на осуждающие и презрительные взгляды, которые пытались стереть его с полотна реальности. Как будто он был здесь лишним – уродливой и опасной родинкой на безупречной коже этого мира.

Уже подбегая к дому, запыхавшийся и взмокший Виктор остановился возле магазина и долго тяжело дышал, пытаясь потушить пламя в груди. Затем он поднял глаза и увидел в отражении витрины безобразного однорукого психопата, в котором не сразу узнал себя.

Грязные разлохмаченные волосы поглотили виски и уши. Серо-зелёная кожа обтягивала высохшие скулы и впалые щёки. Щетина стала бородой. Воспалённые круги под глазами состарили его лет на двадцать. Из одежды – засаленные спортивные штаны, грязная сорочка, один рукав которой брезгливо выплёвывал правую руку, а другой свисал пустой тканью. На пыльных ногах – резиновые шлёпанцы и голые, сбитые в кровь пальцы с отвратительно длинными ногтями. И запах. Ужасный запах не мытой кожи и увядания, который исходит лишь от беспомощных стариков в хосписе.

Виктор стоял у витрины, догадываясь, что испытывали люди при виде него: страх, отвращение, жалость.

Глава 11. Башня

Некоторые локации почти не поддавались преображению. Они назывались древними. От многочисленного и многовекового использования энергия в них постарела, потеряла былую подвижность и словно окаменела, став непригодной для телепортации, полётов и использования во многих других техниках. Пробираться через такие места пешком тоже практически невозможно – на каждом шагу затягивает невидимая трясина. И именно на такую локацию Гуру привёл Ньютона чтобы обучить последней технике – технике растворения.

Дело в том, что перемещаться по подобным местам было возможно единственным безопасным способом – слиться с окружающей средой: стать частью реки, прикинуться падающим с горы камнем или безвольным перекати-полем. Именно это и называлось техникой растворения.

Гонимые ветром, Ньютон и Гуру летели в виде пылинок над чёрно-серыми дюнами к одинокой скале. Под грязным коричневым небом медленно кружили хранители, не замечавшие одиноких сноходцев.

«– Ты в порядке?», – мысленно спросил учитель. – «Ты сегодня непривычно молчаливый».

«– Всё хорошо», – ответил Ньютон. – «А где Хосе?»

«– Он завершил обучение».

«– Как это?» – Ньютон забеспокоился.

«– Удивлён?» – в голосе Гуру послышались тёплые нотки. – «Хосе владеет этой техникой в совершенстве. Он самоучка, как и ты. Растворение – его конёк, как твой – имитация. Так что сегодня малыш отдыхает».

Когда ветер донёс их до подножия холма, они приняли свой настоящий облик. Облачённые в пыльные плащи такого же цвета, как почва под сапогами и небо над головой, сноходцы взобрались на небольшой скалистый холм, откуда открывался завораживающий вид на пустошь, границы которой растворялись в пыльной буре. Высоко за грязевыми облаками багрянилось солнце. Хранители по-прежнему патрулировали локацию с небес.

Зачарованный Ньютон смотрел с вершины. Вдали беззвучно сверкала сухая гроза. С очередным разрядом пелена туч стала тоньше, и за ней высветилась гигантская тень, по форме напоминающая спиралевидную башню.

– Не узнаёшь? – тихо спросил Гуру.

Ньютон не узнавал.

– Вавилонская башня, – спокойно подсказал учитель. – Ты ведь о ней слышал?

– Слышал… Но разве это она? – недоверчиво спросил Ньютон. – Я читал, что её высота была около девяноста метров. А эта уж больно велика.

– Верно. В реальности люди её не достроили, – ответил Гуру. – Здесь же ты можешь видеть башню такой, какой её задумывал зодчий. Или какой её увидел царь Ассирии в своих снах, а после издал указ о возведении такой же постройки, чтобы можно было подняться по ней к богам.

Ньютон снова впился глазами в бурю, чтобы лучше разглядеть башню, но ненастная мгла сместилась, и величественное творение затерялось в беспросветности.

– Это и восхищает меня в мире снов, – тихо сказал учитель с непривычной воодушевлённостью и устало, точно утомившийся старик, присел на большой плоский булыжник. – Здесь хранятся секреты прошлого, людские помыслы. Здесь нет ничего абсолютного. Можно встретить две, три, а то и десять Вавилонских башен, и все будут отличаться, и все будут подлинными. Можно побывать в миллионах версий одного и того же места. И каждая новая версия будет отличаться от предыдущей, в зависимости от того, в каком веке или эпохе жил человек, хранивший это место в своём подсознании. Или от того, каким был он сам, как смотрел на вещи… Всё это показывает, насколько люди одиноки в своём существовании. Такие похожие друг на друга, и в то же время такие разные… Даже в реальности каждый существует в своём мирке, понять который до конца способен только он сам. И только в мире снов, если приложить усилия, можно понять то, чего никогда не поймут почитатели Пушкина и Толстого, учёные-астронавты, рвущиеся понять пределы вселенной, или археологи, посвятившие жизнь разгадкам тайн гробниц Майя… Здесь можно узнать истину, которая никогда не родится в споре между атеистами и верующими, – Гуру задумчиво помолчал и после слегка улыбнулся. – Это воодушевляет…

– Гуру, можно спросить?

Учитель кивнул. Ньютон прошёл к камню и сел рядом:

– Кто вы в реальности?

Лицо Гуру мгновенно утратило улыбку:

– Ты же знаешь, не следует говорить об этом.

– Да, да. Я помню, – Ньютон виновато посмотрел на свои пыльные ботинки. – Простите, что спросил…

Гуру пристально смотрел на ученика, а затем спросил:

– Что тебя беспокоит?

Ньютон шоркал ботинком по гальке, нащупывая под ней твёрдую почву.

– Недавно кое-что произошло, – заговорил он. – В общем, я шёл по улице и в какой-то момент забыл, что нахожусь в реальности…

Гуру напряжённо свёл брови и тоже посмотрел себе под ноги.

– Я таращился, как дурак, на парочку возле университета, – продолжал исповедь ученик. – Чудом не нарвался на неприятности… А всё потому, что я забыл, что эти люди вокруг меня – живые! – Ньютон посмотрел в тёмные, увитые морщинами, мудрые глаза учителя, ища поддержки. – Я бежал, а прохожие смотрели на меня, будто хранители! Будто пытались выжечь меня из реальности! Будто я представляю угрозу для их мира! – он нервно сглотнул. – Я не сразу понял, в чём дело, и мне показалось, что я сошёл с ума.

– Но сейчас-то ты понимаешь, почему это произошло?

– Да, сейчас понимаю, – увереннее и спокойнее ответил Ньютон. – Я начал забывать, как нужно жить в реальности. Забывать правила игры, даже, элементарные манеры поведения. В тот момент я забыл, что людям неприятно, когда на них таращатся… Я забываю, кто я в реальности. Даже когда просыпаюсь, я просыпаюсь не тем, кем должен проснуться. А Ньютоном, который не знает о том мире совершенно ничего, кроме того, что нужно накормить тело, вымыть его, а и поскорее возвратиться в мир снов.

Гуру задумчиво почесал бакенбарды тыльной стороной ладони и спросил:

– У тебя есть друзья? Близкие?

– Нет. Друзей у меня никогда толком не было… С семьёй я почти не общаюсь, они… Словом, они далеко.

Учитель сочувственно вздохнул:

– Знаешь, я не советчик в делах душевных, но кое-что в людях понимаю…

Ньютон посмотрел ему в глаза.

– Люди, – продолжил Гуру. – По большей части, не намного разумнее животных. Они осуждают то, чего не умеют. Смеются над тем, на что не способны. Боятся того, чего не понимают. И пытаются изолироваться от этого. Так всегда было и всегда будет.

– Но почему?

– Потому что это проще, чем попытаться понять. Тем более, проще, чем попытаться поверить.

Ньютон снова вспомнил взгляды прохожих, где-то в груди неприятно сдавило. И он едва не поник головой, как лёгшая ему на запястье жёсткая рука заставила вновь посмотреть в глаза учителя.

– Но это не значит, что мы должны уподобляться им, – более жёстко произнёс Гуру, испытующе глядя на ученика, а затем отпустил его и заговорил прежним расслабленным тоном. – Наверное, стоило поговорить об этом раньше… Ну да ладно. Путь сноходца – это путь одиночки. Если ты встал на него, то уже не сойдёшь. И даже если в мире снов тебе повезёт найти попутчиков, то в реальности ты всегда будешь одинок.

– Но почему? – едва не взмолился Ньютон. – Почему нельзя жить нормально и там, и здесь?

– Потому что невозможно разрываться надвое вечно, – уверенно ответил Гуру. – В конце концов, придётся выбрать, какой из миров для тебя важнее.

Учитель упёрся ладонями в колени и поднялся на ноги. Ньютон последовал его примеру. Они ещё раз оглядели бурую долину.

– В твоём случае, Ньютон, – вновь заговорил Гуру. – Я вижу три пути. Первый – ты сейчас проснёшься и воспримешь всё, что случилось за последние полгода, как игру твоего воображения, как очень долгий сон, в который нет возврата, и больше не будешь пробуждаться, – учитель заметил на лице ученика лёгкое недоверие и добавил. – Это вполне возможно. Поначалу будет тяжело свыкнуться с такой мыслью, но позже ты поверишь в нереальность всего произошедшего. Забудешь меня, Аню, Хосе и начнёшь жить заново. Приведёшь в порядок свои отношения с роднёй, вернёшься к учёбе, заведёшь друзей, жену, детей, собаку, на худой конец… И если постараешься, проживёшь вполне счастливую жизнь, как миллиарды людей на Земле, – Гуру остановился, когда взгляд Ньютона налился тоской по грядущим утратам и одновременным желанием такой простой человеческой жизни. – Это хороший путь, и в его выборе нет ничего постыдного. Если ты МОЖЕШЬ не пробуждаться в мире снов, то пробуждаться тебе и не нужно. Это правильно.

– А другой путь?

Гуру вновь повернулся к долине:

– Второй путь – ты навсегда останешься изгоем в реальности, и связывать тебя с ней будет только тело. Во сне же ты продолжишь быть Ньютоном. Открывать существующие и никогда не существовавшие миры, создавать свои собственные, и обретёшь то, чего жаждешь – знания, которыми не обладает никто из живущих на Земле.

Ньютон недолго думал, а затем спросил:

– А третий?

– А третий путь, Ньютон, для тебя пока закрыт.

Ньютон недоумевающе посмотрел на учителя, но тот по-прежнему увлечённо разглядывал стаю хранителей, парящую под коричневым небом.

– Нужно выбрать сейчас? – слегка растерянно спросил ученик. – А как же наше обучение?

Гуру улыбнулся, шагнул навстречу Ньютону, пряча руки за спиной, и чуть наклонился вперёд:

– Это всё, – шепнул он и отпрянул. – Я научил тебя всему, чему мог. И теперь тебе остаётся только выбрать: проснуться или остаться в мире снов. Если выберешь второй вариант, приходи ко мне завтра.

– А если я выберу первый вариант, вы примете отказ? – с не скрываемым недоверием спросил Ньютон.

– А что мне останется? – Гуру неожиданно рассмеялся тихим смехом. – Завалить тебя на экзамене, студент?

– Но вы столько времени на меня потратили. Дали столько знаний. И вы даже не попросите ничего взамен?

– Знания – это просто информация, Ньютон. И в реальности от этих знаний проку меньше, чем от знания законов физики в мире снов.

Секунду Ньютон искал подвох, а потом спросил:

– А если я всё же выберу мир снов, но не вернусь в бункер, вы не станете меня преследовать?

– За кого ты меня принимаешь? – брови Гуру изумлённо скривились. – По-твоему, я глава какой-то мафии? Я всего лишь старик и моё дело помогать таким, как ты и Хосе освоиться в мире снов. И этот мир, как ты уже говорил, принадлежит всем в равной степени. Я тебя обучил. Найдёшь, чем заняться без моей помощи – дело твоё. Но если вдруг заскучаешь, заходи, буду рад.

Закончив, Гуру коротко откланялся, и, натянув капюшон, зашагал вниз – к долине хранителей, оставляя ученика в раздумьях.

– А что бы вы посоветовали мне? – бросил ему вслед Ньютон.

Но учитель не ответил. Он распался на песчинки, которые тут же подхватил ветер и понёс вдаль к горизонту, где беззвучно бушевала гроза.

Глава 12. Комната Ньютона

Немного просчитавшись в прыжке, Ньютон очутился под проливным дождём на плоской каменной равнине, в паре сотен метров от своего дома. Издалека невысокая постройка напоминала те башни, которые дети так любят строить из всевозможного хлама, который только попадается под руку. Архитектурное чудо Ньютона смотрелось также нелепо и в ночи под гнётом муссона особенно ненадёжно.

В основании башни громоздился, словно вырванный из здания, фасад «хрущёвки», в которой Виктор жил в реальности. Первый этаж впивался в землю серым фундаментом. Старые подъездные двери скрипели на ветру, с тёмных окон стекала вода, деревянная скамейка накренилась у разбитых клумб. На развалинах второго и третьего этажей, нависал побитый грузовой контейнер с верфи, а из него тянулся могучий дуб, на ветвях которого покачивался одноэтажный добротный особняк. Заканчивалось уродливое, как считал сам Ньютон, творение его фантазии водонапорной башней с продолговатым металлическим цилиндром, в котором отражались всполохи молний.

Несмотря на то, что «здание» состояло из пяти уровней и множества комнат, Ньютону нравилось лишь в одной из них, на самом верху, куда его поднял старый шахтёрский лифт.

Сноходец скинул промокший плащ в прихожей прямо на пол, снял грязные сапоги, и они тут же испарились вместе с плащом. Ньютон прошёл внутрь библиотеки, оборудованной внутри полой водонапорной башни. Внутри она была намного просторнее, чем представлялось снаружи. Здесь вдоль стен теснились огромные книжные стеллажи, в центре зала устроился письменный стол, с потолка на цепи спускалась старинная люстра со свечами. Рядом со столом расположились кожаное кресло и диван. За стеллажами тянулась винтовая лестница, ведущая под самую крышу. Там, на кольцевой площадке, разместились телескоп и журнальный столик с кипой нетронутых дневников для записей.

Ньютон создал лестницу не столько для себя, сколько для возможных гостей, которые любили бы ходить пешком даже во сне, как Аня. Он же не пользовался ей. Стоя в центре зала, сноходец поднял голову и воспарил вверх. Пролетев мимо книжных полок, люстры, он коснулся подошвой туфель сетчатой металлической площадки.

Дождь угнетающе барабанил по тонкому металлу. Но стоило только создателю этого места прикрыть глаза, как ливень прекратился, и гулкий шум превратился в журчание воды, мирно стекающей по водостокам. Муссон сменился свежим ночным ветром, гуляющим над равниной, которую теперь ярко освещало открытое космическое пространство.

Ньютон смотрел на разноцветные холодные планеты и переливчатый пурпур звёздных путей и думал, что никогда прежде космос не был так близок к нему.

Казалось, с того первого дня, когда Ньютон встретил Аню и Гуру прошли годы, ведь с тех пор он столько всего узнал. Завёл друзей, если можно их так назвать. Понял, что не сумасшедший, и что не он один может пробуждаться во сне и искать ответы… Но вот нашёл ли он хоть один из тех, что привёл его в мир снов? Нашёл ли он свой давно забытый сон? Что там, куда дотягивается взгляд, но куда невозможно попасть? Что же дальше, за миром снов? И есть ли там хоть что-то? Или бытие людей ограничено двумя реальностями: одной –твёрдой и скупой на всё, на что может скупиться материя, и другой – почти бесплотной, но бесконечно щедрой к тем, кто сумел её понять и поверить ей…

Ньютон облокотился на хлипкое ограждение, всматриваясь в те же созвездия, которые нередко наблюдал в реальности. Мысленно он прокручивал недавний разговор с Гуру о том, что люди никогда не поймут. О том, что они изолируются от того, чего не понимают. «Путь сноходца – это путь одиночки».

Ньютона такой путь вполне устраивал. Его никогда не влекли первобытные людские страсти. Он давно решил, что земная жизнь в оковах тела, такого неуклюжего, хрупкого, неотделимого от души до самой смерти, никогда не принесёт ему радости, не говоря уже о счастье. Только в мире снов он чувствовал себя по-настоящему в себе. Здесь обитала какая-то важная часть его самого, которой не существовало в реальности. Даже рядом с хранителями ему было спокойнее, чем с кем бы то ни было в душной и тесной реальности.

Ньютон думал о «третьем пути», и о Гуру. Учитель точно не терял времени даром, когда давал им с Хосе выходной. В бункере Ньютон каждый раз замечал на картах новые метки и в куче хлама возле вечно закрытой двери новые предметы, овеянные мёртвой энергией пустоши. И однажды на столе учителя он заметил фотографию в рамке, которую Гуру тут же убрал в выдвижной ящик. Но Ньютон успел разглядеть на снимке несколько людей на фоне гигантской Вавилонской башни. Среди прочих сноходцев на фото была и Аня. Она была ниже и младше остальных. Гуру стоял в центре команды. И хоть он не улыбался, всё равно лучился каким-то оптимизмом, которого теперь был лишён.

Всё это говорило о том, что Гуру не просто сильный человек, он – лидер. Когда-то его окружали люди, сплочённые одной целью. Ньютон не знал, где эти люди сейчас, но догадывался по поседевшим вискам, морщинам и неизменно тяжёлому скорбному взгляду учителя. И хоть Ньютону почти не удавалось поговорить с ним о чём-то, кроме техник, он точно знал две вещи: учитель понимает его лучше, чем кто либо. И второе – Гуру что-то затевает…

Когда линию горизонта окрасил рассвет, Ньютон принял решение. Он пойдёт к Гуру и постарается быть ему полезным.

* * *

За окном квартиры октябрь собирался пролиться дождём на проспект, окрашенный жёлтым светом фонарей. Виктор сидел на кухне и дописывал в дневнике, когда в прихожей зазвонил телефон.

Услышав в шипении помех женские всхлипы, Виктор моментально узнал знакомый голос и всё же неуверенно спросил:

– Мам?

– Ой, сынок, – отозвался в трубке растерянный голос матери, точно это её застали врасплох. Женщина шмыгнула носом и заговорила почти бодрым, и всё же надтреснутым голосом. – Я уже думала, ты не ответишь.

– Ты плачешь что ли? – удивился Виктор и внезапно обнаружил, что впервые испытывает от материнского плача не раздражение, а только неловкость, словно не слышал его несколько лет, а не несколько месяцев.

– Нет, сынок. Я не плачу, – женщина глубоко вздохнула. – Как твои дела? – вопрос прозвучал настолько фальшиво, что Виктор отчётливо представил натянутую улыбку на заплаканном лице матери.

– Нормально, – ответил он и, различив на другом конце провода тихий всплеск и осторожный глоток, спросил. – Ты пьёшь что ли?

– Нет! – ответила женщина, оторвавшись от бутылки. – Конечно, нет!

– Да ладно, – мягко, почти снисходительно, сказал он. – Я же слышу. Что случилось то?

– Ничего особенного… Просто поссорились с Юрой. Снова… Но это ерунда! Правда! Думаю, он вернётся… То есть, за вещами то он точно вернётся, – в трубке раздался пьяный смешок.

– Кто такой Юра?

– Ты что, не помнишь? – женщина возмутилась.

– А должен? – Виктор усмехнулся.

– Ну, он мой… эм… Мой сожитель. То есть, теперь уже бывший сожитель. Вот…

– Ясно…

– Ясно? И всё? – казалось, мать разозлилась не на шутку.

– Ну да, – Виктор беззвучно смеялся, мысленно перебирая не один десяток бывших «сожителей» своей матери, которые сменяли друг друга столько, сколько он себя помнил. – А что ты хотела услышать?

– Мог бы посочувствовать, сын, – нравоучительным тоном заявила женщина.

– Зачем? Сама же сказала: «ничего особенного». Так оно и есть… Когда ты уже перестанешь страдать ерундой?

– «Страдать ерундой»?! По-твоему, моя личная жизнь – ерунда?!

– Тебе сорок лет, мам, какая личная жизнь? – с улыбкой спросил Виктор и, перехватив трубку поудобнее, спустился на пол.

– Ах ты – маленький невоспитанный… негодяй. Мне вообще-то только тридцать семь!

– А ума лет на пятнадцать, – продолжал злорадствовать Виктор.

– Кто бы об уме говорил, профессор, – женщина громко и надменно хохотнула. – Мне тут звонил твой куратор…

Ехидная улыбка исчезла с лица Виктора, и он напрягся.

– Говорит, ты много пропускаешь, остряк, – послышался долгий глоток, затем щелчок зажигалкой, и лёгкий треск тлеющей сигаретной бумаги. Женщина шумно выдохнула дым. – Что вы можете сказать в свою защиту, профессор?

– Я слегка приболел.

– Целый месяц – это называется «слегка»? Малыш, – голос матери неожиданно зазвучал участливо и ласково. – Что с тобой?

– Простуда, – ответил Виктор. – Обычная простуда. Я уже выздоравливаю.

– У тебя есть лекарства? Денег прислать?

– Не надо. Всё есть, – он хотел отказаться от денег но, вспомнив о пустом холодильнике, всё же попросил выслать немного. – Стипендии чуть-чуть не хватает, – объяснил он.

– Витюша, – после очередной долгой паузы заговорила женщина. – Я тут думала, – снова шипение сигареты. – Может, тебе не стоит жить одному?

Вопрос Виктору не понравился, и он попытался говорить, скрывая растущее беспокойство:

– С чего бы это? – ответа долго не следовало. – Алло? Ты здесь?

– Просто, я беспокоюсь за тебя, – голос матери едва заметно задрожал. – И я боюсь, как бы с тобой ничего не случилось…

– Что со мной может случиться? – с деланой самоуверенностью спросил Виктор, и внезапно его прошибло осознание того, что он произнёс это точь в точь, как любил произносить его брат.

Он забеспокоился, как бы мать не подумала о том же самом, но она словно и не заметила.

– Я боюсь, – продолжала женщина. – Боюсь, что ты сам что-нибудь сделаешь с собой…

Виктор молчал, а затем внезапно разозлился.

– Да о чём ты вообще думаешь? – выпалил он. – Что я с собой сделаю?

– Твой куратор сказал, что ты практически совсем не посещаешь институт. И что стал плохо выглядеть в последнее время.

– Я простужен! Как я должен выглядеть?

– Он говорит… что ты совсем исхудал. Сказал, буквально просвечиваешься…

– Ну, он явно преувеличивает. Толстым людям вечно кажется, что все остальные дистрофики…

– И ещё он говорит, – будто не слыша его, продолжала женщина. – Что у тебя вечно красные мешки под глазами и что ты «дёрганный»… Я, конечно, не знаю, что именно он имел в виду, но когда он сказал это слово, то я сразу подумала о…

«Об Артуре», – мысленно договорил за неё Виктор и сразу же перебил:

– У меня насморк, – коротко отрезал он. – Слизистая воспалена. Вот и глаза красные. А «дёрганный», просто потому что много учёбы. Вот и всё, мам. И нечего здесь выдумывать.

Несколько секунд трубка молчала, а затем оттуда раздался несмелый голос матери:

– Точно?

– Что значит «точно», мам? Ты мне не веришь?

– А ты меня не обманываешь?

– Мам, если ты…

– Виктор, – неожиданно собранно и, даже, строго прервала его женщина. – Ты ничего не принимаешь?

Вопрос заставил Виктора замолчать. Он молчал, слушая напряжённое шипение.

– Пью аспирин, – наконец, съязвил он, надеясь, что тема сойдёт на «нет».

– Я не о простуде, – непреклонно произнесла мать и сделала глоток. – Ты ничем не «балуешься»?

– Ничем я не балуюсь, мама, – спокойно ответил Виктор. – Откуда у тебя вообще такие мысли?

В трубке послышался облегчённый вздох, и дальше голос матери зазвучал спокойнее.

– Прости, если обидела, сынок. Я не хотела тебя ни в чём обвинить… Да я и не думала даже. Ты у меня хороший. Уж я-то знаю, – она ненадолго замолчала. – Ты совсем на него не похож, – в её голосе послышалась непреодолимая скорбь, но Виктору же от слов матери стало неожиданно больно и совестно.

В отличие от всегда послушного и покладистого Виктора, Артур отличался строптивостью и неуёмным бунтарством. И именно за это мать любила его больше. Виктор всю жизнь это видел и чувствовал, даже когда брату-левше прилетало по первое число за драки и прочие шалости. А когда Артур сбежал из дома, мать и вовсе забыла о существовании второго сына.

Да, мам, я – живой. Так что я совсем на него не похож, хотел подметить Виктор, но сдержался.

– У тебя всегда голова работала, – с теплотой в голосе произнесла мама. – Ты бы никогда не ввязался ни во что подобное, правда?

– Если ты снова об Артуре, – холодным тоном заговорил Виктор. – То милиция ничего не доказала насчёт того, «во что он ввязался» и за что ему отрезали голову.

Он надеялся, что после этих резких и циничных слов мать впадёт в новую истерику и бросит трубку. Но трубка отозвалась внезапным пьяным смирением:

– Он был наркоманом… – произнесла женщина. – И он связался с плохими людьми… По-моему, это достаточное объяснение.

– А по-моему, первое не доказано.

– Эти эксперты сказали, что он употреблял кетамин… или амфетамин, – расплывчатый голос матери словно отдалялся с каждым словом. – Я не помню точно… Они делали анализ крови, или что-то такое…

– Мам, ты в серьёз думаешь, что они делали такой обширный анализ крови человека, который гнил неизвестно сколько в канализации, перед тем как его нашли?

В трубке повисло тлеющее шипение сигареты.

– Но как же следы того наркотика, который нашли в его рюкзаке? – растерянно спросила женщина.

– Рассыпанная белая крошка? – Виктор зло хохотнул. – Ха! Может это был мел. Или аспирин.

– Но если они всё подстроили… – эта мысль не укладывалась в голове матери. – Зачем им нужно было мне врать?

– Чтобы отделаться от тебя. Ты же им сама обо всём рассказала! И о том, как ловила Артура за травкой, когда ему было шестнадцать. И о том, каким обдолбанным его притаскивали его дружки. Так, а, мам? – Виктор никогда раньше не осуждал мать за лишнюю сговорчивость со следствием, но сейчас почему-то злился на неё. – И про клей, и про неудачный опыт с героином. Ты же про всё сказала, да, мам?

– Они просили рассказать…

– То-то и оно. Ты сама дала им нужную ниточку. Они просто подтянули одно к другому, чтобы ты их не терроризировала и не заставляла искать убийцу своего «невинного» сыночка. Вот мол, мамаша, вы воспитали наркомана. Получите чувство вины на всю оставшуюся жизнь и распишитесь.

– Виктор! – неожиданно завопила мать.

– Что? – в тон ей отозвался сын.

Секунду они оба молчали. Затем Виктор услышал в трубке всхлипы и плач.

– Ладно, мам, – примирительно заговорил он. – Не плачь. Я просто…

– Я плохая мать, да? – навзрыд пробулькало в трубке.

– Тыхорошая мать, – Виктор не лгал и верил это всем сердцем.

Но женщина не слушала его и продолжала судорожно глотать воздух почти перед каждым словом:

– Да… я знаю… я плохая мать… С самого… вашего рождения… Я всё… делала не так! – женщина шумно засопела. – И ты прав – я во всём виновата. Я часто… об этом думаю. Не надо было вас разделять…

– О-о-о… начинается, – Виктор удручённо вздохнул. – Здесь-то ты всё сделала правильно, мам.

– Когда я везла вас… на операцию… На вокзале… я встретила цыганку…

Виктор отстранил трубку от горящего уха и закатил глаза к потолку. Он слышал эту историю не раз.

– … цыганка говорила мне, что нельзя вас разделять…

– Ну конечно! – саркастически сказал он. – Лучше нам было остаться слипшимися уродами. Или, точнее сказать, двухголовым трёхруким уродом.

– Она говорила… – продолжала мать, совершенно не слыша сына. – Говорила, что если вас разделить, случится беда… Говорила, что если вы не будете вместе, то однажды один пойдёт ко дну, и потянет второго за собой… Теперь я понимаю, что она имела в виду…

– Ну конечно. Надо было послушать привокзальную цыганку и все бы жили долго и счастливо, – пробубнил сам себе Виктор. – И ездили бы мы с гастролями с каким-нибудь цирком уродов. Цирк братьев Залевски! Звучит, мам?

– … и теперь я боюсь за тебя, Витенька! Очень боюсь!

– Ляг, проспись, и это пройдёт, – посоветовал он.

– Я не могу спать. Не хочу, – в трубке раздался стук бутылки, поставленной на пол. – Тогда мне снова приснится Артур, – мрачно добавила мать.

Виктор опешил от неожиданности, но быстро сообразил, что ничего особенного в том, что матери снится её погибший сын – нет. И неожиданно ощутил в себе настоящую жалость к хрупкой красивой женщине, сломленной горем на том конце провода.

– Мне он тоже иногда снится, – тихо соврал Виктор, надеясь таким образом проявить к матери сочувствие.

Но вместо успокоения она взорвалась новым потоком пьяного и несчастного сознания:

– Не к добру, когда снятся усопшие. Не разговаривай с ним!

– Мать…

– Перед тем как нашли Артура, мне снилось, что он вернулся домой! Вернулся ко мне. Прокрался ночью в спальню, сидел возле моей кровати… Представляешь, какая жуть? – в голосе женщины звучал страх. – Он говорил, что встретил вашего отца и скоро встретит тебя! И не знаю, к чему это. А теперь Артура с нами нет! – в надломленной интонации послышалось помешательство. – Если тебе снятся мёртвые, Витюша, не говори с ними! И, главное, никуда не иди за ними!

– Мам, прости, пожалуйста, – спокойно проговорил Виктор. – Но если ты не перестанешь нести этот бред, я положу трубку. Честно.

На женщину угроза не подействовала. Она залилась очередной волной плача, слов в котором стало не разобрать. Поэтому Виктор снова отвёл разрывающуюся трубку от уха, осторожно положил её на телефонный аппарат, так, чтобы не прерывать связь, и ушёл в комнату, оставив матери терпеливого и сочувствующего слушателя – тишину прихожей.

* * *

Уставший от бесконечных тренировок с таинственным Гуру из мира снов, Виктор желал провалиться в забвение, но оно не наступало. Он ворочался в кровати, считал проезжающие под окнами редкие автомобили. Лучи фар пробивались через закрытые шторы, скользили по потолку и исчезали. Виктор следил за ними, впивался взглядом во тьму под потолком и невольно начал ворошить прошлое. Он думал о своём брате и о том, какими разными они были. Говорят, что между близнецами существует особая связь. Но Виктор никогда не ощущал ничего подобного к своей леворукой копии.

Ему вспомнилась та ночь, когда четыре года назад он так же, как и теперь, лежал в темноте, в пустой комнате, как неожиданно беззвучно в дверном проёме возник Артур. Виктор моментально притворился спящим, но, услышав шорох, чуть-чуть приоткрыл глаза и разглядел брата, одетого в старую байкерскую куртку. На тощей высокой фигуре подростка она смотрелась нелепым кожаным мешком. Однако шипы на погонах, молнии на груди и сотни клёпок грозно сверкали в лунном свете.

Артур забрал из-под своей кровати собранную заранее спортивную сумку, достал из-под подушки единственную книгу, которая его когда-либо увлекала – «Онейронавтика», пиратское издание без автора, и ушёл со своим добром обратно во тьму коридора. И Виктор вновь остался один. Он лежал, смотрел в пустоту, слушал вороватое щёлканье дверного замка, наполнявшее погружённую в молчание квартиру сухим эхом, но так и не поднял тревогу – не разбудил мать, спящую в соседней комнате.

Тогда он не знал, что спустя четыре года обезглавленное тело его брата найдут в канализационном коллекторе на окраине города. И единственное, по чему можно будет опознать тело, это отсутствие правой руки, родимое пятно в форме полумесяца на груди, и эта злосчастная куртка – единственное, что их безымянный отец оставил им в наследство.

Зачем ты приходил ко мне? – мысленно спрашивал Виктор и пытался вспомнить, каким было лицо брата, когда тот являлся ему во сне и самоотверженно призывал к пробуждению. Лицо Артура тогда выражало… Тревогу? Раздражение? Мольбу? Этого Виктор понять так и не успел. Ты нуждался в помощи? В защите?

А затем сны прекратились. Артур погиб. И кто-то подбросил Виктору стимуляторы. Сам Артур, обезглавленный и лежащий в закрытом гробу, этого сделать не мог. Значит, это сделал кто-то, кому он доверял. И этот кто-то дождался, когда Виктор приедет на похороны, и незаметно подсунул ему таблетки и записку.

Но если у Артура были друзья, которые так или иначе приняли участие в пробуждении Виктора, тогда почему они не нашли его в мире снов после того, как это случилось?

Сердце подсказывало, что ответы на все эти вопросы могли находиться лишь в мире снов. В месте, которое некогда было комнатой Артура. А теперь стало пустой оболочкой его подсознания. Одна из бесчисленных локаций общей территории. Виктор смог бы обратиться Ньютоном и отыскать это место. Эта мысль внезапно взбодрила его. Но когда он попытался представить это место, то сразу же понял, что не справится. Чтобы отыскать какое-то место, нужно знать его детали или хотя бы их предполагать. Виктор же, как не пытался вспомнить что-нибудь о брате, находил в памяти лишь два ярких события из прошлого. В первом Артур почти убил Виктора. А во втором спас.

Ещё пара лучей рассекла темноту, и Виктор окончательно сомкнул потяжелевшие веки, безвольно проваливаясь в воспоминание.

* * *

Одиннадцатилетний он мчался через подворотни, не разбирая пути. Мимо проносились покосившиеся заборы, усеянные мусором и окурками клумбы, шеренги застиранного белья на низких кирпичных балконах. Земля пыхтела колодезными люками, испускала столбы пара вместе с душной вонью канализации.

Под резиновыми сапожками чавкала и плевалась во все стороны скользкая грязь, забрызгивая и штаны и курточку. Сзади доносились восторженные до безумия крики преследователей:

– Эй, однорукий!

– А ну, стой, нюня!

– Витя-нытя!

Писклявые голоса мальчишек звучали в ушах беглеца, как самый страшный звук на свете. Витя тяжело дышал, из последних сил перебирая слабыми ногами и сжимая в единственной руке книгу.

Ноги завели его в глухой узкий двор. Со всех сторон косились двухэтажки с тупыми незрячими окнами. В центре двора могильным покоем раскинулась детская площадка, на которой гнездилась заплёванная песочница без песка, ржавел слоновий скелет, кренились скупые на почки искалеченные деревья, скрипели качели с оторванными сидениями, из земли торчали горбатые шины, словно спина Лох-Несского чудовища.

Во дворе было так тихо, что надрывное дыхание мальчика спугнуло кота, до того мирно вылизывающего своё хозяйство. Кот нырнул в одну из чёрных дыр в фундаменте, когда и до него донеслись голоса разъярённой детской орды.

Витя обернулся на голоса и в этот самый момент наступил на что-то мягкое и жирное, что тут же скользнуло куда-то в сторону, утаскивая за собой ногу. Он не закричал, а только взвизгнул с сжатыми губами и в следующую секунду распластался вдоль бордюра, угодив ничком в холодную весеннюю чачу. На зубах заскрипела земля, весь рот пропитался затхлой сыростью.

Когда четверо других мальчишек, исторгая дикий хохот, настигли жертву, то стали кружить вокруг, точно гиены.

– Витя-нытя, Витя-нытя! – повторял предводитель местных хулиганов.

Он был выше остальных, на ногах высокие чёрные сапоги до колен. Его не по возрасту хриплый голос рвался из большого лягушачьего рта и заполнял двор. В руках у него была длинная палка, заточенная с одного конца под копьё.

Лежащий в грязи мальчик чувствовал, как обратный, тупой конец этой палки тычет ему в рёбра.

– Ну, чего разлёгся? Вставай! Вставай, кому сказано!

Витя не двигался. Только напряжённо держал голову, выгнув шею так, чтобы не захлебнуться в грязи. Единственной рукой, стиснутой землёй и грудью, он всё ещё сжимал книгу. Покрасневшее лицо сводило от боли и предистерического спазма.

– О, тут девчонки, – крикнул кто-то из мальчишек, и со стороны посыпались нерешительные тонкоголосые приветствия.

– Девчонки, вы не видели, тут свинья не пробегала? – хрипло и серьёзно спросил вожак.

– Неа, не видели, – отвечали девочки и подходили ближе, с любопытством разглядывая лежащего на земле мальчика.

– Точно не видели? Хм. Странно. А откуда тогда здесь этот поросёнок? Ха!

Вите не было видно их лиц, потому что он боялся, что если посмотрит на них, то разрыдается вслух. И всё же, увидев девичьи сапожки и разноцветные колготки, замелькавшие совсем рядом, он жгуче и беззвучно заплакал, мешая слёзы с грязью.

Небеса разразились лягушачьим хохотом вожака, который остальные мальчишки тут же подхватили. Затем в их хор влились смешки девочек и, наконец, в кульминации из самого сердца симфонии полился протяжный тихий вой жертвы.

– Ны-тя! Ны-тя! Ны-тя! – хором загалдели дети.

Однорукий мальчик кричал в тупую и оглохшую землю, окунался подбородком в грязь, пускал слюни и ревел, то захлёбываясь судорожным рыданием, то протяжно и высоко скуля.

– Ны-тя! Ны-тя! Ны-тя!

Казалось, даже дома ожили и вторили детским голосам. Копьё стучало о бордюр в такт хору. Витя боялся встать, и ему показалось, что вечность прошла в те короткие несколько минут, что в какой-то момент он перестал думать о девочках, о стыде, о страхе. Он так отстранился от всего происходящего, что ему показалось – всё это происходило не с ним. Он не перестал плакать, но внутри стало как-то тише и просторнее. Он закрылся в каком-то месте, недосягаемом для всего внешнего, и в этом месте он с удивительным хладнокровием понял, что обмочился, и хорошо, что штаны его и так мокрые от луж – никто не заметит. После он подумал, что если копьё обрушится на него, он, скорее всего, и не шелохнётся. Потом отчего-то мысленно прокрутил назад свой бег, и в голове возник вопрос: что же такое попалось под ногу, отчего он поскользнулся? Такое мягкое и хрупкое… В своём скрытом от всех уголке мальчик даже вспомнил тот особый «чвак-хруст» под подошвой…

– Эй, смотрите!

– Что это?

– Фуууу!

Копьё перестало бесполезно стучать, вожак отошёл куда-то в сторону и через секунду от хора остался лишь оглушительный девчачий визг, который быстро рассеялся в разные стороны вместе с частыми удаляющимися шагами.

Под отупевшими и внимательными взорами оставшихся на своих местах мальчишек, вожак, восторженно кривясь и возбуждённо облизывая губы, насадил на остриё копья размозжённый полуразложившийся труп крысы. Большие выгнившие глаза закрыты, с шерсти стекала вода, а из раздавленного брюха торчали обескровленные внутренности.

– Может, не надо? – нерешительным голосом спросил кто-то из мальчишек.

Вожак только хохотнул, затем подошёл к замолчавшему однорукому, осторожно скинул безжизненную тушку на спину жертве и завопил в оргазме детской жестокости. Остальные нерешительно подхватили его восторг, и после все четверо убежали прочь.

Мальчик продолжал лежать, даже когда во дворе стало слышно лишь шуршание мусорных пакетов, парящими над деревьями. Однорукий боялся тревожить то, лежащее на спине, с чем он теперь ощущал родство. С чем-то маленьким, мягким и мёртвым.

* * *

Мальчик не понимал текста и перечитывал одну и ту же строку по нескольку раз. Но ему это нравилось. Он изучал каждый символ, вдумчиво произнося про себя каждый слог. Это успокаивало.

Над кирпичными домами, ощетинившимися антеннами, налетели грязно-оранжевые тучи. Предзакатное солнце окрасило стены и провода вечерними тенями, вдоль фундаментов шипел холодный сквозняк и пара бездомных котов. На дворе появлялись люди, стягивались к скрипучим подъездам и никто не обращал внимания на грязного однорукого мальчишку, сидящего на скамейке у парадной, пахнущей тёплой подвальной затхлостью. Лишь старуха распахнула озабоченный морщинистый рот, что-то проворчала, не сбавляя шагу, и нырнула в пасть кирпичного короба.

– Эй, Витька, – отлично знакомый, более знакомый, чем чей-либо, голос заставил мальчика оторваться от текста.

Он с благоговейным опасением опустил книгу и виновато улыбнулся, увидев в стоящем перед собой мальчишке самого себя.

– Привет, Артур, – тихо сказал он своему идеальному воплощению, тому воплощению, каким он сам должен был быть.

Брат-близнец внимательно изучал испачканную одежду Вити, его вымазанный подбородок и испорченную книгу такими же зелёными глазами. Только глаза Артура каким-то образом всегда выглядели взрослее, как и всё лицо. Имея те же острые, чуть вытянутые черты, у Артура они особенно выделялись худобой добермана, всегда подкрашивались парой синяков, мужественных ссадин, вот и сейчас под глазом у него гордо сияла пара свежих царапин. Но взгляд, как и всегда, гордый и стоический, точно у опытного гладиатора, давно смирившегося со своей судьбой: быть убийцей, или быть убитым.

– Ты чего такой измочаленный? – нахмурив тёмные брови, наконец, спросил Артур.

Виктор вспомнил мальчишек и крысу и поник головой. Всё же они с братом были разными, хоть и родились в единый миг, почти в едином теле. Артур был повыше, на его лице боевые шрамы, каким даже самые помоечные коты могли завидовать, а на лице Виктора только позорная грязь. У Артура не было правой руки, а у Виктора левой.

– Снова Лютый со своими шестёрками? – спросил Артур, и Витя едва не заплакал, вспоминая свой позор. – А ну не хнычь! – приказал брат и махнул рукой. – Вставай давай! Пошли…

Виктор сидел и недоумённо таращился на брата, вытирая лицо грязным рукавом. Тогда Артур выхватил у него книгу и с силой швырнул через несколько мусорных грядок. Книга упала в голый куст шиповника.

– Эй! – возмутился, было, Виктор.

– Пошли, говорю!

Артур с силой рванул брата, заставляя подняться, и слишком решительно для одиннадцатилетнего зашагал впереди. Виктор едва не побежал за книгой, но Артур остановил его.

– Мама будет ругать за книгу!

– Не будет, – отрезал Артур. – Ей всё равно.

– Нет, точно будет!

– У нас в семье только ты читаешь, – брат криво усмехнулся. – Так что, не будет.

Однорукие братья прошли молча сквозь двор, мимо любопытных выпученных глаз обитателей коробов и горящих жёлтым светом окошек.

– Ну, если что, – всё же заговорил с прозрачным раскаянием Артур. – Скажи, что потерял. Только не говори, что я выкинул твою книжку. Ладно?

– Ладно, – согласился Виктор.

Когда они прошли мимо своего дома, такого же безликого, как и все остальные ущербные постройки в этих трущобах, то свернули за ряд гаражей и просёлочной дорогой продолжили путь к пустырю, на вершине которого раскинулась давно заброшенная стройка. При виде бетонных плит у Виктора чуть ослабли коленки.

– Артур, ну, Артур! Куда ты? – почти взмолился он, пытаясь заглянуть в нахмуренное лицо. – Ну, Артур! Ну, не надо! Пожалуйста!

– Надо, Витя, очень надо, – ответил Артур, не глядя на брата.

Виктор принялся его останавливать, хватаясь рукой за куртку брата:

– Ну, Артур!

Артур всё же остановился.

– Ну, не надо! Посмотри на меня… Они снова будут смеяться! А я не хочу снова! Не хочу, Артур!

– Они всегда будут над тобой смеяться! – зло прошипел Артур и оттолкнул от себя грязную исцарапанную руку брата. – Знаешь, почему они больше не лезут ко мне? Знаешь?

– Потому что ты… потому что ты… – Виктору не хотелось до белого стыда признавать достоинства того, с кем он стартовал в этой гонке жизни и с кем каждый день вёл неумолимую борьбу. – Ты сильный! Они боятся тебя! Тебя все боятся! А я слабый! Надо мной только смеются.

– А ну, прекрати! – Артур бросил Виктору лёгкую оплеуху. – Посмотри на меня, – он вдруг шагнул назад, повертелся вокруг своей оси, остановился и спросил. – Ну, чем ты от меня отличаешься, дурак? Ну, чем же?

– Ты выше.

– Я не выше тебя! Просто ты сутулишься! Распрями спину! А ну, распрями!

– Не могу, – ответил Виктор, лениво шевельнув плечами.

– А ты смоги! – Артур крепко шлёпнул брата по спине и тот вмиг вытянулся. – Ну, вот, видишь? Мы одинаковые, Витя! Если они бояться меня, значит должны бояться и тебя!

– Но как они будут меня бояться, если… – он запнулся.

– Если что?

– Ничего.

– Ты что, ссышь что ли? – Артур брезгливо сморщился.

Виктор едва не признался, что и впрямь обмочился, но вовремя понял, что именно имел в виду брат.

– Я боюсь, что они снова будут издеваться…

– Витя, – ожесточённо взмолился Артур. – Они точно будут издеваться над тобой, если не будешь давать сдачу. Ты никогда не даёшь сдачу.

– Неправда! – невольно вырвалось из уст. – Я могу дать сдачу!

– Ага, можешь дать им сдачу… Ту, которую мама тебе разрешила оставить на мороженое в прошлый раз. Помнишь, как ты отдал сдачу?

Витя стыдливо отвернулся от усмешек брата, а затем всё же сжал кулак и насупился, глядя на стройку.

– Ладно, – сказал он. – Я не хочу, чтобы они снова смеялись.

– То-то же, – Артур ободрительно кивнул. – Пошли.

Они шагали по каменистому пригорку, навстречу поднимающемуся ветру, треплющему их шевелюры и серо-жёлтую траву под тёмным грузным небом.

– А как же мы будем драться? – спросил Виктор. – У нас же…

– Что «у нас же»? – спросил Артур холодным тоном, каким говорил каждый раз, когда речь поднималась об их физическом недостатке.

– У нас мало рук, как мы будем драться?

– И одной рукой можно драться. Особенно если взять что потяжелее или поострее. И ногами можно, ноги сильнее рук! Это я тебе точно говорю… И кусаться – тоже можно! Так что не говори мне, что у нас мало рук… У нас их столько, сколько нужно! Я как-то раз один против двоих дрался, и победил.

– Но их там четверо, – Витя боязливо указал на приближающуюся вершину.

– Вот и хорошо, – Артур скривился в хищной однобокой ухмылке. – Значит, бой будет честный…

На вершине холма показались горы строительного мусора. Ветер тут был сильный и такой холодный, что Виктор снова ссутулился и умоляюще посмотрел на брата. Но тот только уверенно злобно улыбнулся и кивнул в сторону стоящих посреди пустыря бетонных плит, из-за которых доносились мальчишеские голоса и запах горелого пластика.

– Запомни, – зашептал Артур, когда они подкрались к плитам. – Пинай между ног, сильно. В борьбу не давайся. Не поворачивайся спиной ни к кому, а если кто-то схватит, представь, что если не вырвешься – помрёшь. Кусайся, бейся и, главное, ори.

– Орать? – удивился Виктор.

– Орать, – в кошачьих глазах брата мелькнула хитрость. – Иногда это всё, что нужно. Они ведь могут только ржать, а ты ори, как псих, и они так обосрутся… И вот ещё, – Артур поднял с земли кривой обломок кирпича и всучил его Вите.

Растерянный Виктор, лишённый дара речи, внимательно разглядывал неудобно лежащий в слабой руке кирпич, один из краёв которого был настолько острым, что им можно было запросто выколоть глаз или, что ещё хуже, пронзить шею, словом, сделать нечто непоправимое. Но не успел он возразить, как Артур подобрал с земли обломок арматуры и тихо засеменил к бетонному коробу, залитому изнутри оранжевым мерцанием костра. Витя взял кирпич удобнее и покрался за ним.

Возле костра стояли четверо, чьи тени вытягивались и ползли по плитам.

– Завтра вся школа будет знать, как мы с Витькой обошлись, – с нерешительным сожалением говорил один из мальчишек, палкой вороша в костре растекающийся по горящим веткам пластик, источающий едкий чёрный дым.

– И пусть знает, – гордо проговорил вожак, дырявящий землю своим копьём. – Надо было вообще заставить его сожрать эту крысу.

– За что мы так с ним вообще?

– А нефиг быть нюней, – вожак смачно хархнул.

Третий мальчик мелом писал на стене и ехидно загоготал, обернувшись через плечо к своему предводителю. Четвёртый, облегчающийся у противоположной стены, только улыбнулся и, когда началось мочеиспускание, он, деланно кряхтя от удовольствия, вскинул голову и тут же заткнулся, увидев вместо звёздного вечернего неба нечто иное. Он тут же отпустил свой «прибор», невольно шагая назад, и не заметил, как обмочил собственные ботинки.

– Н-н-ныт-т-я? – только и успел протянуть он.

На краю плиты сидел однорукий мальчик со злобным, залитым отблесками костра, увенчанным шрамами лицом. Через секунду однорукий сиганул вниз и обрушил металлический прут прямо на лоб писуна. Тот завопил, упал, обхватил руками рассечённый лоб, и свернулся калачиком.

Сидящий у костра подскочил, забыв палку в огне, и трусливо поднял руки на уровне груди.

– Артур, эй, Артур, ты чего? – трусливо взмолился он, узнав однорукого.

Но вожак тут же выступил навстречу Артуру и, оскалившись, принялся совершать неумелые, но решительные выпады с копьём. Лицо однорукого сменилось сосредоточенностью. Он ловко уворачивался от деревянного острия и сам пытался наносить удары арматурой.

– Чё стоите? – заверещал вожак. – Хватайте его!

Двое выскочили из-за его спины, набросились на однорукого с двух сторон и повалили на грязную траву. Артур рычал, пытался пинаться, кусаться, вырываться. Правый рукав куртки хрустнул и остался в руках одного из напуганных и всё ещё не осознающих происходящее мальчишек.

Вожак, громко пыхтя и раздувая красные щёки, подошёл к нему и занёс над его лицом тупой конец палки, но нечто больно и твёрдо ударило его между лопаток так, что физиономия его тут же стекла в горькое задыхающееся жалкое состояние. Он выронил копьё к ногам Артура, скривился вопросительным знаком, схватился руками за солнечное сплетение, не в силах протолкнуть воздух через сведённые судорогой лёгкие, медленно развернулся и, сквозь слёзы увидел всего грязного и чумазого Нытю с кирпичом в руках.

Двое других растерялись и, воспользовавшись моментом, Артур схватил одного за ухо, и потянул на себя так сильно, что тот заверещал, точно свинья огретая кнутом. Другого мальчишку он пнул ногой в челюсть, но удар смазался, и соперник неуклюже, но безболезненно повалился в траву.

Вожак продолжал смотреть на Нытю, и постепенно, сквозь слёзы, снова просачивалась ярость:

– Да я тебя…

Он, наконец, вздохнул и потянулся к Вите, но вновь замер как вкопанный, и всё вокруг, казалось, замерло вместе с ним, и даже огненный танец костра застыл, когда Витя широко раскрыл рот, зажмурился добела и заорал так долго и надрывно, словно испуская в конопатое лицо задиры всё то зло, что копилось в нём едва не с рождения.

Затем Витя занёс руку и обрушил кирпич на челюсть вожака. Голова задиры тут же покачнулась, как у болванчика, лицо отупело, и весь он бессознательно рухнул вбок.

Двое оставшихся в строю уже, казалось, не собирались сопротивляться. На больших невинных глазах их выступили мольба и слёзы. И всё же, Артур отпустил вражеское ухо, резво вскочил на ноги и, подобрав свою арматуру, принялся беспощадно лупить обоих по очереди, заливаясь истерическим смехом.

Витя стоял перед этим зрелищем, тяжело дышал, будто только что вынырнул из воды после долгого погружения, будто задышал впервые в жизни. Кирпич выпал из его руки. Ему хотелось остановить брата, который продолжал лупить обидчиков по ногам, по предплечьям, одного за другим, направо и налево, изгибаясь всем телом, но вместо этого сам присоединился. Уставший Артур отступил назад, давая волю брату, и Витя пинал обоих. Пинал жадно и долго, наслаждаясь их визгом, ласкающим слух.

Когда и Виктор выбился из сил, Артур выронил арматуру из до крови стёртой ладони и, чуть отдышавшись и дождавшись когда апофеозный скулёж хулиганов улягся, хрипло произнёс:

– Никогда больше, сосунки! – он неожиданно посмеялся почти безобидно, но произнёс с новой яростью и с не по возрасту торчащими желваками. – Больше никогда, слышите?

Через несколько минут вожак всё же пришёл в себя. Только челюсти его больше не смыкались, с губ стекали слюни и тёмная кровь, а глаза застилала пелена отсутствующего идиотизма. Все четверо хулиганов, хромая и поддерживая друг друга, убрались прочь с пустыря к залитому огнями микрорайону, оставив одноруких братьев под открытым небом у гаснущего костра. Подобрав в траве копьё вожака, Витя бросил его в огонь, раззадоривая прожорливое пламя.

– Вот видишь, – после долгого молчания с улыбкой заговорил Артур, чуть ёжась от холода и вытирая кровавую ладонь оторванным рукавом куртки. – А ты боялся.

Зелёные глаза брата, обращённые к огню, казались Виктору по-настоящему счастливыми.

– Я и сейчас боюсь, – спокойно признался Витя.

– А сейчас то чего?

– А вдруг мы кого-нибудь покалечили?

Артур захохотал и, глядя брату в глаза, демонстративно повертел крошечным бугорком, вместо плеча.

– Мы? Покалечить? Серьёзно? Представляешь, что маме скажут? «Ваши калеки покалечили наших детей».

Артур продолжал смеяться, но Виктор только краснел, зажимался внутрь себя и, всеми силами старался не видеть этого уродства.

– Эй, ну ты чего, снова, а? – заметив это, возмутился брат.

– Ты будто рад, что мы такие.

– Какие такие?

– Такие однорукие, ненормальные! – рассерженно выпалил Виктор.

– Мы абсолютно нормальные, – проворчал Артур.

– Да? А почему тогда мы можем вот только так?

– Как – так?

– Да вот так! – Виктор кивнул на лежащую у ног брата арматуру. – Почему, либо так, либо никак? Почему не можем просто… ну, чтобы без этого! Чтобы совсем без драки! Почему не можем, как все нормальные, если мы тоже нормальные?

– Да потому, что они – дураки. Безмозглые дураки, и всё! – Артур подался вперёд, так что всё его тело ушло назад, во тьму, и впереди осталось лишь детское серьёзное лицо. – И ещё они слабые. Поэтому они могут только толпой. А мы с тобой сильные, намного сильнее, чем они! И поэтому они пытаются сделать нас слабыми, чтобы самим казаться сильными, понимаешь?

Витя отчаянно помотал головой в разные стороны и честно признался, что не понимает. В глазах брата вспыхнула злость.

– Ну и дурак, значит! – он резко поднялся на ноги. – Всё, пошли домой! Мамаша, наверное, с ума сошла уже!

Виктор поднялся и зашагал следом.

– Я не хочу быть сильным, Артур, я хочу быть нормальным! Хочу, чтобы не нужно было драться и терпеть всё это!

– Я нормальнее человека, чем ты, в жизни не встречал! – на ходу раздражённо сказал Артур.

Это был первый и последний комплимент, которым Артур удостоил брата.

– Правда? – Виктор искренне удивился.

– Конечно! Ты самый нормальный из всех нормальных людей! И все нормальные люди иногда дерутся, если не хотят огрести. Это – нор-маль-но!

– А то, что нет руки? Это тоже нормально?

– Подумаешь! – Артур гордо хекнул. – У некоторых мозгов нет, они и то не расстраиваются, а ты из-за руки нюнишся! Нюня!

– И совсем неправда!

– Правда, нюнишься!

– И совсем я не нюнюсь!

Виктор разбежался и толкнул брата.

– Ах так?

Они сцепились посредине спуска, хохоча и хватая друг друга за одежду, толкаясь, пихаясь, точно две маленькие рыбы с подрезанными плавниками, способные вместе одолеть океан, но не способные никогда и ни при каких обстоятельствах одолеть друг друга.

* * *

Ньютон стоял в полуразрушенном коридоре дверей и пытался отыскать пустырь из воспоминаний Виктора. Он видел потоки серебристых нитей, пронизывающих бесчисленные расстояния мёртвой территории. Он слышал настороженный шёпот хранителей, и голоса призраков, окутавших лабиринты. Но он нигде не видел того места, на котором много лет назад всего лишь на несколько часов почувствовал себя всемогущим и непобедимым.

Измотавшись, он прервал поиск, припал на старый дощатый пол, и коридор дверей вновь обрёл прежний вид. Энергетические нити спрятались за штукатуркой, пылью и толщей обоев.

Возможно, он исправлял своё подсознание, так же, как это сделал я, подумал Ньютон, но затем внутренний голос – голос Виктора ответил ему: Нет, просто для него это не было таким важным, как для меня…

Ньютон сидел на полу, одиноко смотрел в тёмный бесконечный коридор, и тени лениво расползались прочь.

Глава 13. Орден Уравнителей

Дверь бункера распахнулась, и Гуру поприветствовал Ньютона усталой улыбкой:

– Ты всё же пришёл… Входи, – добавил учитель, чуть посторонившись.

Они сели за стол, друг напротив друга.

– Кажется, ты хочешь о чём-то сообщить, – без вопроса произнёс учитель.

– Да. Я выбираю третий путь, – в момент отчеканил Ньютон.

– Вот так сразу? – Гуру откинулся на спинку стула, и на его лице отразилось приятное удивление. – Никто ещё так быстро не соглашался на этот путь. По крайнее мере, никто его не выбирал, пока не узнавал, куда он ведёт, – учитель испытующе посмотрел на ученика. – Обычно все нормальные люди стремятся узнать, на что подписываются. Но если у тебя нет вопросов, тогда я задам парочку. Почему ты пришёл сюда, парень?

– Мне мало реальности, – решительно выпалил Ньютон. – Но и мира снов мне недостаточно.

Гуру кивнул, желая услышать продолжение.

– Я хочу познать пределы мира снов и увидеть, что за ними. Что находится там дальше, за двумя мирами.

Учитель внимательно разглядывал ученика, затем его лицо чуть скривилось, словно от неожиданной головной боли, и он спросил:

– А с чего ты так уверен, что кроме них есть что-то ещё? – в его голосе звучало отеческое предостережение. – Не боишься разочароваться, если ответ тебя не устроит? Если тебе придётся потратить жизнь на то, чтобы, в конце концов, убедиться, что там ничего нет?

– Не важно, каким будет ответ, – спокойно ответил Ньютон. – Важно, чтобы он был… Жить в неведении – вот чего я действительно не хочу. Если подумать, жизни сновидца и сноходца не очень-то отличаются… просто они – зрители, которые смотрят спектакль из зала, а мы те, кто участвует в постановке. Мы пишем сюжет, расставляем декорации, сидим в гримёрках, и всё же, мы, как и сновидцы, торчим всё в том же самом театре, что и они… А мне бы хотелось найти выход из него… Понимаете? Ведь если он есть, тогда… Может тогда…

– Больше не придётся сомневаться? – закончил за него Гуру, отчего в сердце Ньютона зажглась искра надежды. – Но почему ты решил, что я помогу тебе в этом? – с тоскливой ноткой в голосе спросил учитель.

– Я не рассчитываю, что вы станете помогать мне в этом, Гуру, – Ньютон отвёл взгляд и посмотрел на исписанные карты, висящие на стенах. – Но вы ведь не просто так меня тренировали, правда? Если уж вы сказали про третий путь, то, как минимум, я могу быть вам полезен, верно?

Гуру недолго помолчал, а затем со сдержанной теплотой в голосе произнёс:

– Аня была права на твой счёт…

При упоминании о девушке Ньютон невольно выпрямился.

– Она поверила в тебя, – продолжал учитель. – Поверила, что ты тот, кто нам нужен. И, как всегда, оказалась права. А теперь, прежде чем ты бросишься в омут с головой, я всё же расскажу тебе, что это за омут.

Ньютон поёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее.

– Итак, третий путь – это путь уравнителя. А именно – служение в Ордене Уравнителей, основателем которого являюсь я.

Гуру указал пальцем на запонку на манжете пиджака: серебряный знак равенства в золотом ореоле.

– И чем занимается Орден? – спросил Ньютон.

– Всем тем, чего я учил вас с Хосе избегать, – лицо предводителя Ордена было абсолютно серьёзным. – И наша главная цель – соединить мир снов с реальностью.

– Что? – Ньютон не поверил собственным ушам.

Казалось, теперь то он точно проснётся, и всё произошедшее за последние полтора месяца окажется бредом.

– Соединить мир снов с реальностью. Воедино, – последнее слово Гуру выделил твёрдым тоном. – Это не так безумно, как звучит, если хорошо напрячь мозги и воображение.

Что же, я постараюсь, мысленно пообещал Ньютон сам себе. Гуру вышел из-за стола и вмиг оказался возле доски. В его руке возник кусочек мела.

– Есть два мира, – учитель провёл две параллельные линии. – Первый – мир снов, состоит из энергии сознаний. Второй – реальность, состоит из материи. Знаешь, какова взаимосвязь материи и сознания?

– Сознание предшествует материи? – предположил Ньютон.

– Верно! – Гуру оживлённо кивнул едва ли не всем телом. – Только не само сознание, а идея. С идеи начинается всё. Гляди, что происходит, – под длинным знаком «равно» Гуру изображал процесс. – У кого-то в голове появляется идея. Скажем, Ульям Уатт увидел во сне град из свинцовых шариков, и в реальности создал дробь для мушкета. Из идеи возникло нечто материальное. Выходит, материя – это «затвердевшая» форма сознания. То есть, если буквально, материя – это энергия сознания, перенесённая из мира снов в реальность.

– Кажется, я это понимаю, – задумчиво произнёс Ньютон.

– Прекрасно! Тогда идём дальше. Если возможно перенести энергию из сна в реальность, почему нельзя сделать обратного?

– Это аксиома, – секунду подумав, ответил Ньютон. – Возникновение материи – процесс необратимый. Можно лишь уничтожить её, разложив на атомы, но это не вернёт материю в прежнее состояние. То есть она не станет вновь частью чьего-то сознания, не станет вновь просто ИДЕЕЙ. Потому что…

– Потому что нет ничего обратимого, – помог закончить Гуру. – Мысль – это начало всего! Можно превратить идею в самолёт, но нельзя превратить самолёт в идею. Выходит, перенести материю в сон невозможно, – учитель сбавил темп. – Получается, путь идеи, от возникновения до воплощения – это и есть контакт двух миров. Вот только есть один недостаток такого контакта: этот путь настолько долгий, что энергия сознания затвердевает при переносе в реальность. И созданный самолёт больше не сможет стать ничем, кроме самолёта, как смог бы стать чем угодно в мире снов.

Гуру отложил мел и принялся не спеша вышагивать.

– Орден Уравнителей занимается изучением мира снов и, в первую очередь, изучением энергии, из которой это мир соткан. Фактически, всё, о чём мы говорили до этого, доказывает, что контакт двух миров не только возможен, но и является ключевым фактором в формировании реальности. Остаётся лишь найти способ более быстрого и прямого переноса энергии мира снов в реальность. Чтобы мысль на Земле моментально становилась материальной.

Гуру закончил говорить и, разжав кулак, которым до этого непрерывно жестикулировал, остановился и внимательно посмотрел на ученика. Ньютон нахмурился и опустил голову. Несколько долгих секунд он незаметно тряс ногой под столом, не решаясь задать вопрос, вертящийся на языке.

– А для чего всё это нужно? – всё же спросил он, не столько потому, что не мог придумать ответ сам, а сколько из желания услышать это из уст учителя.

– Когда ты пришёл сюда, Ньютон, то сказал очень хорошую фразу насчёт того, что тебе мало реальности, – глаза учителя проникновенно блеснули. – Попробуй объяснить, что это значит для тебя, и, возможно, ты сам всё поймёшь.

Ньютон собрался с мыслями и, положив руки на стол, заговорил:

– Просто всё в том мире чужое мне, понимаете? То, о чём говорят люди, то, как они живут, как одеваются, их планы, мечты – всё это мне кажется таким ненастоящим и пустым… – он помолчал. – И я чувствую это почти всю свою жизнь. Даже когда ещё не был сноходцем. Уже тогда мне казалось, что все вокруг будто спят или притворяются спящими… Иногда я думал, что это я ненормальный. Что не могу жить нормально, быть счастливым от всем понятных земных вещей… Но после пробуждения всё встало на свои места. И в то же время, стало намного сложнее. Но зато теперь я точно знаю, что моё место здесь, а не там. И если бы я мог, то остался бы здесь навсегда, – Ньютон помолчал, и в его следующих словах колыхнулась тихая жестокость. – У меня там нет ничего, чем бы я дорожил… У меня там нет ничего, кроме тела.

– Наши тела – наши клетки, – с моментальным сочувствием подхватил учитель, и тут же приободрился. – Но, кроме того, в них же наша суть.

В глазах Ньютона повис вопрос.

– Мы – искатели, Ньютон. Ты талантливый сноходец. Но, куда важнее, что ты – искатель. Если бы ты им не был, ты не выбрал бы третий путь и точно не вернулся бы сюда. Ты вполне мог выбрать путь беглеца, второй путь – жить в иллюзиях, в собственной сказке, но ты всё же искатель… А знаешь в чём разница между искателем и беглецом? В том, что беглец живёт ради себя и убегает ради себя. А искатель вечно стремится уйти прочь от всего мира, но лишь для того, чтобы отыскать нечто и принести это обратно людям, в дар! – Гуру выдержал паузу, и Ньютон, улавливая суть, невольно улыбнулся. – Галилей, Джоуль, Эйнштейн – все эти люди были искателями. И многих искателей при жизни обсмеяли и не приняли. Но если бы они сдались и стали беглецами, то человечество никогда бы не увидело их идей и осталось бы на прежней ступени развития.

Ньютон заворожённо глядел в пустоту, видя всех этих героев-изгоев. Гуру сел напротив и продолжил, перехватывая взгляд ученика:

– Сейчас другое время. Человечество в тупике. Человечеству нужны новые идеи и новые искатели. Все это чувствуют, просто мало кто осознаёт. А те, кто осознают, не видят направления, в котором следует двигаться… Возвращаясь к твоему вопросу: «Зачем всё это нужно?», – Гуру чуть сердито свёл брови и заговорил требовательным тоном, точно перед ним сидел не один ученик, а всё человечество. – Людям давно пора шагнуть на новую ступень эволюции. Давно пора понять, что необходимые для будущего знания находятся не в космосе, и не в недрах несчастной Земли. А здесь! – он ткнул себя указательным пальцем в лоб. – Внутри нас. В мире снов. Все необходимые ответы здесь, нужно только искать.

Гуру почесал бакенбарды тыльной стороной ладони и добавил:

– Реальный мир вовсе не ужасен сам по себе, Ньютон. Просто однажды людей лишили выбора, а теперь навязывают, что есть лишь один способ жить – потреблять. А чтобы жить лучше – нужно потреблять больше!

Широко открытые, обычно хладнокровные, угольно-чёрные глаза Гуру сверкали и, как казалось заворожённому Ньютону, всё же хранили потенциал небывалого горения. Учитель подошёл к доске и стал чертить схемы:

– А теперь представь, что у людей появилось нечто, вроде конструктора или пластилина. Из чего можно строить или лепить всё, что угодно. Представь, если то, что мы делаем в мире снов, станет доступно людям в реальности. Они смогут строить дома одной силой мысли! Телепортироваться! Представь мир, где людям не придётся больше бороться за пропитание. Не нужно будет подчиняться. Все будут равны. Энергия мира снов станет единственным необходимым для жизни ресурсом. И все будут обладать им в равной степени…

– Простите, – Ньютон подался вперёд. – Но если эта энергия станет подвластна всем, разве можно будет создавать из неё что-то надёжное и долговечное? Ведь если энергия будет подвластна всем, то кто-то построит дом, а кто-то шутки ради к вечеру этот же дом превратит в самолёт… Как же люди будут защищать свою собственность?

– В том-то и дело, Ньютон! В новом мире не будет собственности! А значит, человек не сможет что-то обрести или потерять. Он сможет пользоваться этой энергией, лишь пока живёт, но как только умрёт, всё, что он создал при жизни, вновь превратится в чистую энергию. В любом случае, – Гуру сдержанно усмехнулся. – Даже если кто-то превратит твой дом в самолёт и угонит его – какая разница? Ты сможешь создать ещё хоть десять таких же домов!

– Подождите, подождите, – Ньютон поднялся с места и принялся нервно ходить из стороны в сторону. – Но ведь от частого использования энергия мира снов твердеет и становится неподвластной сноходцам. Так? Выходит, это такой же ресурс, который с годами исчерпает свою функцию, если все шесть миллиардов станут ежедневно использовать её. Какая польза человечеству от ещё одного исчерпаемого ресурса?

– Ты не понимаешь, – Гуру наскоро стёр рукавом мел с доски и принялся изображать новую схему. – Смотри внимательно. Энергия мира снов неисчерпаема до тех пор, пока человечество плодится и видит сны. Когда рождается человек, он приносит в мир снов своё подсознание, полное энергии. Неважно кто он – сновидец или сноходец. В мире снов он всё равно пользуется энергией своего сознания. И, пока он жив, энергия эта хранится в его комнате и не застывает. А после смерти его комната открывается и энергия, которая там содержалась, становится частью общей территории. И лишь тогда эта самая энергия подвергается постепенному «изнашиванию».

– Выходит, – Ньютон подошёл к доске, заворожённо глядя на схему. – Выходит, это мы питаем мир снов!

– А взамен он даёт нам безграничные возможности, пока мы спим, – дополнил учитель. – Взаимовыгодный обмен. Если бы люди не плодились, мир снов давно бы превратился в такую же материю, как Земля, – Гуру тепло улыбнулся, видя понимание в глазах ученика. – Так что, – он прошёл к своему столу, сел и принялся что-то выискивать среди кипы бумаг и карт. – Можешь быть спокоен. Энергия мира снов неисчерпаема.

– И как же переправить её прямиком в реальность?

– Именно это мы и пытаемся выяснить, – Гуру взял какую-то записку, пробежался взглядом, и небрежно бросил на пол.

– Простите, Гуру, – Ньютон тоже сел за стол. – При всём уважении к вам, позвольте спросить. С чего вы вообще решили, что это возможно?

Учитель бросил на ученика оскорблённый и одновременно удивлённый взгляд.

– Я хочу сказать, – быстро ретировался Ньютон. – На свете ведь было полно других сноходцев. И никто не занимался этим вопросом до вас?

Гуру смягчился:

– А что ты скажешь насчёт ведьм Средневековья? – опрокинув тяжёлые руки на стол, он оставил поиски и чуть устало вгляделся в лицо ученика. – А насчёт колдунов, или великих языческих волхвов? Что думаешь насчёт Атлантиды? Что это всё – сказки?

Ньютон неуверенно пожал плечами.

– Раньше многие владели техникой переноса энергии из мира «духов» в реальность, – сказал Гуру. – Однако их считали прислужниками дьявола и истребляли. Хотя никакой магии и колдовства не было. Всего лишь эволюция. Увы, секреты техники переноса канули вместе с несчастными в безызвестность. А оставшиеся в живых так боялись смерти, что не передали знания потомкам и унесли их с собой в могилы. Поэтому такие сноходцы, как ты, Аня, Хосе или я –единичные экземпляры. У кого в генах остался врождённый дар к «чудесам». Однако теперь нам самим приходится заново всему учиться и до всего додумываться.

Учитель вновь принялся рыться в бумагах.

– Но, ведь овладеть техникой осознанного снохождения может любой человек, правильно? – спросил Ньютон.

– Правильно.

– Так почему же колдуны и ведьмы сдались, вместо того, чтобы открыть людям правду и научить их тому, что они умели сами?

Гуру усмехнулся:

– Думаешь, они сами понимали, как у них всё это получалось? Не забывай, те «колдуны» жили в век, когда даже элементарными знаниями владели только высшие сословия. Никто понятия не имел о таких вещах, как сон, разум, энергия, материя. Они просто делали что-то, сами не понимая как это выходит. И списывали всё на дар божий, либо на проклятие демонов.

– Но почему у них получалось пользоваться энергией мира снов в реальности, а у нас нет?

– А почему у людей в процессе эволюции исчез хвост? Или шерсть, клыки?

– Потому что они стали им не нужны.

– Именно. Так же с осознанным сном. Этот навык веками подавлялся обществом, и в наших генах осталась лишь крупица того, чем владели наши далёкие предки-колдуны. Нужно цепляться за эту крупицу – кроличью норку, ведущую в мир «магии». И расширять её, раскапывать глубже, возвращаться к корням, пока не поздно. Вот, нашёл.

У Гуру в руках оказались несколько бумажных листов с обожжёнными краям. Судя по виду и рукописному тексту, сшитые между собой страницы принадлежали старинному дневнику.

– Взгляни.

Ньютон взял листы. Они оказались намного тяжелее, чем можно было подумать. Всего десять страниц по ощущениям весили как «Война и Мир». Вещь принадлежала пустой территории – так подсказывал разум. Надписи были на неизвестном языке.

– Что думаешь? – спросил Гуру.

Ньютон не мог разобрать слов. Язык был настолько древний, что даже разум не находил перевода.

– Не могу перевести ни слова.

– Не обращай внимания на письмена. Что ты думаешь о самом предмете?

– Эти страницы из общей территории. Они часть какой-то старой энергии. «Тяжёлой» и почти затвердевшей, – Ньютон провёл руками по обожжённым краям и поднял взгляд на учителя. – Кому они принадлежали раньше?

– Одному из первых сноходцев, – Гуру понизил голос. – Его звали Биас. Это страницы его дневника. Это – часть его артефакта.

В глазах Ньютона застыл вопрос и учитель объяснил:

– У каждого человека в его комнате есть сердце подсознания. Или по-другому – артефакт. Этот предмет может быть чем угодно, но принцип его работы всегда одинаков. Он, как кассетная плёнка, записывает всё, что человек считает самым важным. Артефакт накапливает и сохраняет всё, чем жил и о чём мечтал его владелец. И, самое главное – в нём хранится опыт. Когда человек умирает, его артефакт никуда не исчезает, а остаётся в мире снов. Артефакты можно находить и «поглощать». Поглощая артефакт, можно перенять опыт его прошлого владельца, – Гуру пару секунд оценивающе смотрел на страницы, которые Ньютон бережно отложил. – В нашем деле артефакты – что-то вроде крошек Гензеля и Гретель, по которым мы пытаемся отыскать предков и знания. Сложность заключается в том, что порой сам владелец комнаты не знает, какой из предметов является его артефактом. А некоторые и вовсе не ведают о существовании таких вещей. Вот и выходит, что нам, искателям, приходится перерыть кучу хлама, прежде чем попадётся нужный артефакт, – Гуру, будто оправдываясь, развёл руками, указывая на беспорядок в бункере, а затем помрачнел лицом. – К тому же, ты не поймёшь, что это точно он, пока не прикоснёшься к нему.

– А где же остальные страницы? – спросил Ньютон, кивая на обожжённые листы.

– Пока что это всё, что мне удалось добыть, – ответил учитель и пристально взглянул на ученика. – Чтобы добыть оставшуюся часть, мне необходима помощь. Твоя помощь, Ньютон.

Ньютон застенчиво отвёл взгляд. Затем слегка улыбнулся и посмотрел на учителя.

– Значит, – заговорил он. – Соединить два мира, чтобы сделать реальность лучше?

– Да.

– Чтобы люди стали равны?

Учитель приблизился к нему:

– И чтобы таким, как ты и я больше не пришлось выбирать между двумя мирами. Чтобы больше не пришлось вести двойную жизнь, жертвуя теплом друзей, родных, или возможностью искать новые миры…

– А представьте, что случится, – неожиданно перебил учителя Ньютон. – Если все люди на Земле в одночасье почувствуют себя богами и начнут управлять энергией бездумно? Каждый сможет случайно воплотить в жизнь страхи, а дети принесут свои кошмары… Какой-нибудь президент захочет уничтожить Западное полушарие и устроит… Земля утонет в безумии…

– Не утонет, – уверенно ответил Гуру. – Во-первых, перед тем как управлять энергией сознания, человек должен пробудиться. Сам знаешь, таких самородков, как мы, считанные сотни на всей планете. Я и не рассчитываю, что мы увидим наш «рай земной» своими глазами. Наша задача – лишь придумать, как направить энергию мира снов на Землю и передать это знание приемникам. А уж они воспитают людей новой эры – поколение свободное от гнёта материи. А во-вторых, – учитель расслабленно откинулся на спинку стула. – Есть вероятность, что далеко не все люди сумеют освоиться в новом мире… Но им придётся постараться.

Ньютон стучал пальцами по страницам, рыскал глазами по потолку бункера, пытаясь разглядеть то, что мог упустить.

– Ты ищешь знаний, Ньютон, – нарушив долгую неуютную паузу, заговорил Гуру. – Тебя манит то, что скрыто за границами познанного. Это твой шанс. Разумеется, ты всё ещё можешь отказаться и идти своим путём, если считаешь, что цель Ордена далека от твоих личных интересов… Но мне и Ане будет отрадно, если ты всё же найдёшь своё место рядом с нами.

– А как же Хосе?

Гуру улыбнулся:

– Этот разбойник уже в Ордене. И дал согласие на участие в предстоящей охоте.

– А Аня? Она тоже с вами? – в глазах Ньютона зажглась прежняя решительность.

Лицо учителя внезапно сделалось задумчивым, и он заговорил тише, словно кто-то мог его услышать:

– Аня – моя десница. Но скоро она покинет Орден. Сейчас она лишь помогает набрать и подготовить рекрутов, – взгляд Гуру прилип к фоторамке, стоящей на столе.

– Значит, она не идёт на охоту за артефактом?

– По некоторым причинам, Аня больше не может совершать вылазки и участвовать во внешних делах Ордена, – сухо ответил учитель и, казалось, хотел ограничиться этим.

Но Ньютон спросил:

– По некоторым причинам?

Учитель с секунду буравил ученика взглядом, но затем доверительно кивнул:

– Ей опостылело всё это. И Орден, и я, – неожиданно лицо Гуру преисполнилось тоской. – Аня – одарённый сноходец. Возможно, даже, великий. Но ничто и никто уже не заставит её передумать. Видишь ли, Ньютон, Аня особенная. Не такая, как мы. У неё свои представления об идеальном мире, – учитель слегка дёрнул уголком рта не то в каком-то скрытом презрении, не то от неприятности данной темы. – И поиски её совсем не влекут. Она сошла с пути искателя.

– Но ведь так было не всегда?

– Разумеется, нет, – взгляд Гуру погряз где-то в прошлом. – Когда-то с нами были и многие другие. Но я подвёл их. Аня этого мне так и не простила.

Ньютон молчал. Ему показалось, что затронутая тема учителю, по крайней мере, не приятна. Поэтому он просто объявил:

– Я с вами, Гуру, – он посмотрел учителю в глаза. – Я вступлю в Орден.

– Прекрасно, Ньютон, – учитель с неким почтением преклонил голову, а затем вышел из-за стола и прошёл к одному из сейфов.

Ньютон тоже поднялся и наблюдал, как учитель открыл дверь ключом-клинком, вытащил из глубины сейфа что-то маленькое, затем запер дверцу и вернулся к ученику.

– Прими это от меня, в знак посвящения.

Гуру протянул ему украшение, напоминающее брошь. В её центре помещался красный камень, вроде рубина, внутри которого медленно перетекала энергия. Энергия самого Гуру – безошибочно определил разум Ньютона. Тёмно-зелёные переливы.

– Это оберег. Он должен быть у каждого члена Ордена, – говорил учитель, пока Ньютон заворожённо разглядывал подарок. – Это своего рода маячок или рация. Если один из нас попадёт в переделку, он сможет призвать остальных и те, с помощью своих оберегов определят его место нахождения и придут к нему, где бы он ни находился. Даже если это будет ранее неизведанная ими локация.

Ньютон сжал оберег и гордо расправил плечи. Его зелёные глаза засияли новообретённой целью и желанием стать частью чего-то великого, масштабы которого он пока не мог представить, но уже мог ощутить в своей уверенной руке и в сверкающем взгляде наставника.

– Спасибо, Гуру.

Учитель мудро улыбнулся, легонько хлопнул Ньютона по плечу и тихо, но ободряюще, произнёс:

– Добро пожаловать в Орден Уравнителей, искатель.

Глава 14. Десница

Над ржаным полем светило солнце. Ньютон застал Аню в вишнёвом саду за её домом и замер от удивления. Вооружённая ножовкой, она обрезала ветви на тонких деревьях и обрабатывала спилы чем-то, похожим на смолу. Обрезки девушка сбрасывала в одну кучу. Приглядевшись, Ньютон понял, что они были поражены какой-то зелёной паутиной, наподобие мха.

– О, привет! – Аня изобразила удивление, увидев Ньютона.

Он сразу раскусил притворство – владелец комнаты всегда чувствует присутствие чужого.

– Давно ты не заходил, – девушка слезла с невысокой стремянки, и, положив ножовку на землю, подошла к нему ближе. – Как тренировки?

– Закончились.

Игривые морщинки вокруг Аниных глаз чуть разгладились. Она отвернулась, так что ослепительное солнце очертило её задумчивый профиль выразительными линиями.

– Совсем закончились, – неуверенно добавил Ньютон. – Я теперь в Ордене.

– Поздравляю, – совсем без радости, но с печальной улыбкой, сказала ему Аня и вернулась к деревьям.

– А что ты делаешь? – спросил он, заинтересовавшись.

– Деревья приболели, – девушка взобралась на стремянку. – Нужно срезать гниющие ветви, чтобы сад не погиб.

Она принялась спиливать очередной сук, и Ньютон презрительно прыснул. Ему казалось, что хруст дерева заглушит этот звук, но Аня услышала и бросила на него холодный взгляд:

– В чём дело?

– Просто это странно.

– Что именно?

– Всё это, – Ньютон небрежно махнул на сад, над которым возвышались ветряные мельницы. – Ты любишь ходить пешком, гулять в лесу, собирать травы, варить чай, мокнуть под дождём… Лечишь деревья. Не обижайся, но всё это странно.

– Странно делать то, что доставляет удовольствие? – Аня опустила руку с ножовкой и повернулась к Ньютону.

– Если бы ты занималась этим в реальности, это было бы нормально. Но зачем заниматься такими бессмысленными делами в мире снов?

– А чем же здесь стоит заниматься, по-твоему? – девушка прищурилась.

– Ну, не знаю, – Ньютон нервно пожал плечами, а затем посмотрел в её пристальные тёмно-синие глаза. – Можно ведь заняться чем-то поважнее.

– «Поважнее»? – Аня неожиданно рассмеялась. – Здесь, в мире иллюзий? Что здесь может быть важного?

– Да уйма всего. Например – знания. Я уверен, что в мире снов есть ответы на какие-то вопросы, на которые нет ответов в реальности. А Гуру рассказывал о людях, посвятивших себя изучению мира снов…

– И что с того? – она прыснула и ловко спустилась со стремянки. – Изменилось что-нибудь от их изучений?

– Может быть, пока что и ничего, но изменится обязательно! Всё равно это лучше, чем всё время сидеть в своей комнате и подражать реальности.

– Послушай, – Аня подошла к нему ближе и на секунду задумалась, словно тщательно подбирая слова. – Давай не будем ссориться. Это вопрос мнений. Кто-то изучает мир снов, у Гуру свои интересы. Мне же нравится собирать травы и делать чай, идёт? – девушка натянуто улыбнулась. – Мне нравится это место, потому что здесь мне спокойно, меня никто не тревожит и… И да, мне нравится когда внезапно начинается дождь и я промокаю до нитки. Нравится, когда всё идёт своим чередом. Когда всё естественно… И, если честно, мне не нравится вся эта «магия» и «чудеса», которые так привлекают тебя.

– «Чудеса»? – возмутился Ньютон. – Да многие ведь просто мечтают о таких способностях, которые открывает нам пробуждение!

– Многие, но не все, Ньютон, – спокойно сказала Аня. – О мире, где не нужно прикладывать никаких усилий, чтобы что-то получить, мечтают те, у кого в реальности уже и так есть всё, что нужно для счастья: дом, друзья, родители, еда в холодильнике… Такие люди ищут чудеса в мире снов, просто потому что не задумываются о том, как много они имею… Здесь у меня есть дом, травы, чай, небо над головой, лес для прогулок и ноги, чтобы ходить. Тишина и спокойствие. Мне этого вполне достаточно. И не нужны мне никакие знания, уж не обижайся. Если тебе этого не понять, давай каждый останется при своём, и закроем эту тему, хорошо?

Аня снова улыбнулась, смахнула косу с плеча, и Ньютон заметил, что руки девушки всё же нервно подрагивали.

– Гуру всё правильно сказал, – неожиданно низким, непривычно неприязненным тоном произнёс он.

Аня изменилась в лице и щёки её побледнели.

– У тебя талант, но ты сбилась с пути… Ты сама не ведаешь, что творишь. Ты – сноходец, но ведёшь себя как сновидец.

Внезапно девушка отшвырнула ножовку в сторону, и её хрупкие кулаки сжались.

– Уходи, – тихо потребовала она, отвернувшись в сторону. – И больше не приходи сюда.

Ньютон разочарованно покачал головой и зашагал прочь от сада.

– И передай Гуру, чтобы… – послышался Анин голос уже словно издалека, но он не стал дослушивать и вернулся в реальность.

* * *

Солнце село. Ночной воздух пропитался влагой и холодом.

Аня покачивалась на качелях, закутавшись в плед. За спиной послышалось чавканье травы под тяжёлыми шагами.

– Разве Ньютон не передал, что я не хочу тебя видеть? – спросила Аня, не обернувшись.

– Нет, – ответил Гуру и вышел из-за старого дуба под свет одинокого ночника, горевшего под крышей.

– Забавно, – с долей раскаяния произнесла Аня. – Я была уверена, что это ты его подослал ко мне.

– Зачем мне это? – искренне удивился Гуру и, прислонившись к стене возле тёмного окна, с интересом посмотрел на девушку. – У нас с тобой был уговор. Ты уже просила не беспокоить тебя и не заставлять делать то, чего ты не хочешь. И мне кажется, я своё слово держу.

– Так что же ты делаешь здесь теперь? – холодно спросила Аня.

– Решил навестить.

– Навестил?

Они долго испытующе смотрели друг другу в глаза. Аня с абсолютным недоверием и, даже, злостью, Гуру же с каменным спокойствием. Наконец девушка не выдержала и отвернулась.

– Прости, – обречённо шепнула она.

Мужчина шагнул к ней, присел и взял её руку в свою.

– Я всегда желал тебе только добра, ты знаешь это? – тихо спросил он.

Аня отняла руку, сильнее вжалась в плед и шмыгнула покрасневшим носом. Гуру слегка улыбнулся на одну сторону, безнадёжно покачал головой и поднялся.

– Может, тебе казалось, что я слишком многого требую, – сказал он. – Но я лишь хотел, чтобы у тебя был путь, достойный тебя. Путь, по которому бы ты следовала. Ведь человек без цели…

Девушка тихо засмеялась.

– Извини, что смешного?

– Перестань, Гуру, – ответила Аня. – Оставь проповеди для учеников. Я-то тебя знаю.

На лице учителя выступило недовольство.

– Ты даёшь людям то, в чём они нуждаются, – продолжала девушка. – Ты всегда знаешь, кому и что нужно. Сначала ты даришь заботу, заставляешь людей верить в искренность твоего покровительства. Они верят в тебя и следуют за тобой. Ты специально набираешь в Орден тех, кто потерян в реальности. Кем легко манипулировать. Ты выводишь их на путь «истинный», а потом всех толкаешь на одну тропинку, которая ведёт к безумию, или к…

– Как же ты ошибаешься, девочка, – с горьким разочарованием перебил Гуру. – Грустно знать, какого ты мнения обо мне. Я протягиваю руку помощи всем, кто просит и кто достоин этого. Помогаю научиться жить в этом мире и создавать свои собственные… Скольким я помог проснуться? Сколькие вышли из ментальной клетки благодаря мне? Скольким потерянным я дал цель, ради которой действительно стоит жить?

– И где они теперь? – спросила Аня и, не услышав ответа, перевела взгляд на застывшее в муках непонимания лицо Гуру. – Почему ты молчишь? Это же простой вопрос. Где все те, кто доверился тебе?

– Все они знали, на что шли, – твёрдо ответил он и выпрямился, закрывая свет фонаря так, что его громадная тень нависла над девушкой. – Я делал всё, чтобы защитить их. Чтобы они могли защитить себя сами. Они знали, на что шли. Все они… – тише повторил Гуру и смолк.

– И ты веришь в это? – спросила Аня, и её глаза блеснули ледяной яростью, вонзаясь во тьму зрачков Гуру. – Скажи-ка, учитель. Рассказал ли ты Ньютону о каждом из них?

Где-то в волнующемся море ржи пели сверчки. Гуру молчал и глядел в ночь. Аня поднялась с качелей и, всё так же кутаясь в плед, взошла на крыльцо.

– Он верит тебе, – тихо произнесла она. – Верит так же, как верили все до него. Пожалуйста, не подведи на этот раз.

Аня коснулась дверной ручки, и внезапно грубый решительный тон Гуру остановил её:

– Через пару дней состоится охота.

Сверчки в поле вмиг смолкли, и долину окутала тяжёлая тишина.

– Что? – недоумённо произнесла Аня.

Гуру же выглядел спокойным и расчётливым, как всегда. Он зашагал к девушке, беззвучно приминая траву.

– Мы с Ньютоном и Хосе идём за артефактом через несколько дней…

– Сбрендил? – Аня рванула к Гуру, и плед упал с её плеч на землю. – Они ещё не готовы! Вдвоём? Нет, даже не думай! Хосе совсем ребёнок!

– Мы хорошо их обучили…

– Но не для охоты, – девушка пристально смотрела в хладнокровное лицо Гуру. – Они ведь даже не представляют, с чем могут столкнуться!

– На этот раз всё будет иначе.

– Господи! Гуру! Который раз…

– Я всё просчитал и, к тому же, сейчас я точно знаю, где артефакт и точно знаю, что риск того стоит. Нужно же ребятам с чего-то начинать. Это их шанс. Это шанс для всех нас.

Аня зажмурилась и прорычала сквозь зубы.

– Ты снова это делаешь! – она сжала кулаки, словно собираясь поколотить ими Гуру, но выдохнула и разжала их, так и не коснувшись невозмутимого грубого лица. – Ты просто используешь их, как и раньше. Подожди хотя бы, пока мы не найдём ещё рекрутов. Я помогу тебе с набором, если нужно. Только не идите за этим проклятым артефактом втроём!

– Ждать нельзя, – ответил Гуру. – Артефакт уже обнаружен, и улей наверняка привлечёт ещё чьё-нибудь внимание, пока мы ждём.

– Тем более! Ты должен подстраховаться. Подготовь для начала ещё пару сноходцев.

– Где мне взять их, Анечка? Пробуждённых всё меньше и меньше. И я уже совсем не молод, – Гуру нахмурился и повёл челюстью, так что бакенбарды тоже пошевелились. – Время поджимает. Нельзя упускать такой шанс.

Опустошённая, не знающая больше подходящих слов, Аня в раздумьях смотрела в пространство и обречённо качала головой.

– Если бы ты пошла с нами… – вдруг мягко произнёс Гуру.

У Ани перехватило дыхание.

– Не делай этого, Гуру. Ты обещал! – она попятилась от него обратно к двери, часто мотая головой, точно желая расслышать сказанное. – Ты обещал, что как только найдётся достойная замена мне, я буду свободна.

Недолго Гуру словно оценивал бывшую ученицу, а затем виновато улыбнулся:

– Извини, Анечка. Ты права. Не нужно было тебе это предлагать. Просто на какое-то мгновение мне показалось, что он не безразличен тебе…

Они стояли друг напротив друга в молчании, отделённые светом ночника и лёгким шорохом колосьев под ночным небом.

– Спокойной ночи, девочка, – со всей допустимой лаской произнёс Гуру и растворился в темноте, оставив Аню в одиночестве и смятении.

Глава 15. Инструктаж

Собравшись в бункере, Хосе и Ньютон сидели за непривычно убранным столом, во главе которого восседал Гуру.

– Чего мы ждём, маэстро? – нетерпеливо спросил Хосе, отстукивая пальцами по краю стола какой-то оживлённый ритм.

Гуру лишь осадил младшего ученика усмиряющим взглядом, и тот отвернулся, недовольно надув и без того пухлые губы. Затем учитель раз и сам скучающе посмотрел на дверь в который раз, и когда та, наконец, отворилась, лицо его озарилось едва уловимой победоносной улыбнулся.

На пороге стояла Аня. На ней были высокие лёгкие сапоги, обтягивающие джинсы, белая майка, подчёркивающая талию и высокую грудь. На бёдрах висела мужская рубашка, а из кармана торчали рабочие рукавицы. Словом, выглядела девушка так, будто лишь на несколько минут отвлеклась от какого-то «важного» дела в своей комнате, чтобы снисходительно наведаться в бункер.

– О, все уже здесь, – наигранно произнесла она. – Надеюсь, вы не начали шабаш без меня?

Ньютон выпрямился, поймав на себе взгляд Ани, и тут же почувствовал стыд за недавнюю стычку в её комнате. Ему захотелось извиниться. Объяснить, что на самом деле его недавняя грубость была лишь отражением неуверенности и отчаянного желания не столько образумить девушку, сколько заставить быть рядом, хотя бы на какое-то время.

– Аня, ты пойдёшь с нами! – восторженно завопил Хосе и стал отбивать ладонями частую дробь, как вдруг на столе возникли канцелярские кнопки, и подросток взвыл, ударив по ним.

– Хватит барабанить, – учитель внушительно посмотрел на него.

Малыш неожиданно расцвёл улыбкой и засмеялся. Вонзённые кнопки вмиг исчезли с его ладоней, а от ран не осталось и следа.

Аня села напротив Ньютона, но сразу посмотрела на Гуру и с какой-то дерзостью спросила:

–Так что, учитель, когда начнём?

Гуру удовлетворённо кивнул и заговорил своим беспристрастным тоном:

– Нам предстоит охота за артефактом, друзья мои. Все вы уже знаете, что это такое, но не знаете всех тонкостей процесса. Охота – дело не простое. И, так как трудно заранее просчитать все возможные риски, сейчас я постараюсь сосредоточиться на основных. Артефакт – это сердце локации, в котором содержится опыт человека, приобретённый им при жизни. Как только вы обнаруживаете артефакт, все хранители с локации атакуют вас, и справиться с ними можно лишь одним способом: вынести артефакт из эпицентра локации. Радиус этого эпицентра может быть каким угодно.

– Так это ведь не сложно, маэстро! Можно телепортироваться!

– Нельзя. Артефакт – это сгусток очень старой энергии. Это практически материя. Телепортироваться вместе с ним невозможно.

– Ой ё… – шепнул посерьёзневший малыш.

– Сложность номер два: нас могут караулить другие сноходцы, желающие заполучить артефакт. И третья проблема: как только артефакт покинет эпицентр локации, мы окажемся в Эдеме.

– В Эдеме? – переспросил Ньютон.

– Эдем – это третья область мира снов, которая находится на самом глубоком уровне сна. Чтобы не потерять самосознание и контроль при попадании туда, наш сон должен быть достаточно глубоким с самого начала. То есть, сознанием мы должны находиться на нужной глубине ещё до того, как добудем артефакт…

Ньютон помрачнел, понимая, к чему клонит учитель.

– Для этого вам потребуются стимуляторы сна. Для каждого из вас я составил наводки, где вы сможете достать эти стимуляторы.

Перед Хосе, Ньютоном и скучающей Аней возникли запечатанные жёлтые конверты. Учитель сделал задумчивое лицо, оглядывая каждого:

– Надеюсь, вы ничего не выдумали, когда я накануне спрашивал вас, в каком городе вы живёте? Важно помнить, что препарат, который вы получите, будет в той дозировке, которую вам необходимо принять. Дозировка рассчитана в соответствии с вашим возрастом и весом…

Виктор обнаружил свой свёрток в ячейке привокзального хранилища. Ключ от неё он нашёл под мусорной урной у чёрного входа, как и было написано в его дневнике сновидца.

– На то, чтобы выбраться из Эдема, – продолжал Гуру. – Может уйти неделя, а то и больше. Поэтому перед тем как принять таблетки и уснуть, вы должны быть уверены, что никто о вас не забеспокоится и никто не станет вас искать. И тем более, не станет будить или реанимировать. В противном случае, если ваше тело и мозг проснутся в реальности до того, как сознание вырвется из Эдема, случится коллапс.

– А что именно будет? – поинтересовался Хосе.

– В лучшем случае – останетесь «овощами» в реальности, и сознание ваше будет потеряно в самозабвении на веки вечные. Так что, отнеситесь к этому ответственно…

– Мама, – заговорил Виктор в телефонную трубку, прижав её ухом и накручивая провод на палец. – Мы тут с ребятами на неделю уедем на экскурсию. Да, уже завтра уезжаем. Так что не теряй. Да, деньги есть. Вернее, институт оплачивает. Да, спасибо. Не беспокойся за меня…

– Алло, Коля? Это Виктор. Да, всё болею… хотя уже выздоравливаю. Меня ещё не отчислили? Хорошо. Я на неделю уеду из города. Нет, не домой. В гости к родственникам, в деревню. Там нет телефона. Если кто-нибудь спросит, скажешь? Я в понедельник забегу написать заявление, но на всякий случай хочу, чтобы и ты знал. Спасибо…

– Ещё раз напоминаю, – торжественно подытоживал Гуру. – Вы идёте на огромный риск, и многие, кто был до вас, не выживали на этом пути. И у вас всё ещё есть возможность отказаться.

Глава Ордена молчал с полминуты. Ученики не проронили и звука. Аня только невесело улыбнулась на один бок.

– Хорошо, – произнёс Гуру. – Помните, что наш риск оправдан будущим. Все вы здесь потому, что вы – искатели, а значит: по-другому не можете. У нас одна цель – будущее, у истоков которого стоим и мы и все, кто был до нас. Завтра отправляемся на охоту.

* * *

Когда Хосе и Ньютон покинули бункер, Аня взглянула на свой конверт и спросила:

– Зачем этот спектакль?

Гуру улыбнулся, и конверт испарился.

– Всего лишь попытка взбодрить ребят. Ну, дух коллективизма, понимаешь?

– Всё ты со своими приёмчиками…

Гуру обошёл стол и, подойдя к Ане, заботливо погладил её по плечу.

– Я навещу тебя завтра, – тихо сказал он. – И введу стимуляторы.

Аня напряжённо молчала, совсем не дыша. Гуру убрал руку.

– Спасибо, что всё же решилась, – искренне произнёс он, глядя на непоколебимый профиль девушки, освещённый тусклым светом аварийных ламп.

* * *

Проспект за окном утопал в сухом пыльном закате. Виктор задвинул шторы, проверил входную дверь, отключил все электроприборы, перекрыл воду и ещё раз обошёл всю квартиру. Сквозь тонкие стены и щели в окнах проступали глухие соседские голоса и шум города. Квартира казалась покинутой, точно хозяева надолго уехали в путешествие и тщательно законсервировали свой дом.

Виктор забросил в рот единственную зелёную таблетку из свёртка и запил водой. Большая таблетка встала поперёк горла и никак не хотела проваливаться. Выпив ещё воды и всё же избавившись от покалывания в области лопаток, Виктор отставил стакан, вытер губы рукавом куртки, опустился на пол и закрыл глаза.

II

Глава 16. Догонялки

Ньютон, Гуру и Хосе пересекали узкие улицы, занесённые песком. Они проносились ветром мимо заброшенных хижин, напоминавших огромные раковины улиток. Телепортироваться в эпицентр локации было невозможно. По словам учителя, хранители, стерегущие артефакт, моментально почувствуют всплеск энергии, распознают присутствие сноходцев и атакуют их раньше, чем завершится прыжок.

Оконца домиков-ракушек были разбитыми или грязными до непроглядности. Между постройками узнавались гигантские окаменевшие растения, похожие на огромные фиолетово-зелёные грибы с единой могучей ножкой, шляпкой и множеством побочных побегов. Некоторые грибы оплели дома, будто щупальца и даже вросли в глиняные стены. Высоко над деревушкой, скрывая небо и солнце, застыло облако песчаной бури. Оно было совсем неподвижным, словно время здесь замерло. В густом тяжёлом воздухе, сквозь который сноходцы с трудом пробирались, царило таинственное запустение.

Ньютон настороженно осматривался и мысленно спросил у Гуру:

«– Я чувствую, что это место очень древнее».

«– Так и есть», – ответил учитель.

«– Где же хранители?»

«– Когда кто-то находит артефакт, хранители чувствуют это и стягиваются к нему, чтобы защитить. Кстати, это один из способов понять, что ты нашёл то, что нужно», – Гуру усмехнулся. – «Не самый надёжный способ, конечно. Не успеешь порадоваться, как они тебя поглотят. Поэтому идёшь за артефактом, а сам держишь в уме несколько вариантов отступления. Только не переусердствуй. Будешь постоянно прокручивать их в голове, хранители быстренько считают твои мысли и устроят засаду».

«– Они сейчас в центре локации?»

«– Они уже ждут нас там», – на этот раз учитель обратился к обоим ученикам. – «Знают ведь, что если кто-то попытался украсть артефакт один раз, то этот же кто-то обязательно вернётся за ним. Особенно, если речь идёт обо мне», – учитель пребывал явно в боевом расположении духа. – «Поэтому они не станут рисковать и разбредаться по локации. Теперь у них в центре что-то вроде улья. Скоро сами всё увидите».

Хосе молчал с самого прибытия в локацию Биаса. Ньютон чувствовал его страх, хоть малыш и пытался скрыть его предельным вниманием к беспорядочным рядам домиков.

«– Нам туда», – скомандовал Гуру, и они свернули к каменной башне, показавшейся над «улитками».

Башня возвышалась над остальными постройками всего на несколько метров и стояла в центре широкой каменной площади, которая когда-то могла быть рынком или местом городских собраний. Фундаментом из чёрного камня башня врастала в землю. К воротам с поднятыми решётками вели избитые ступени, занесённые песком. У входа сноходцы приняли свой обычный облик.

Гуру был одет в короткую шинель, в которой он выглядел ещё выше и больше, а шею обвивал бурый платок – в цвет бакенбард. Хосе тоже облачился в шинель, подражая учителю. На Ньютоне же была старая добротная штормовка из грубой выцветшей ткани.

Сноходцы переглянулись и вошли внутрь башни.

Строение оказалось полым. Свет проникал через бойницы, освещая ступени массивной винтовой лестницы, ведущей наверх, к шестиугольному балкону, оплетающему башню.

Аня ждала наверху. Увидев её со спины, Ньютон не смог сдержать улыбку. Он надеялся, что этот поход как-то поможет им помириться. Но, обернувшись, Аня только смерила его ледяным взглядом и равнодушно отвернулась. Она облокотилась на бортик балкона и смотрела куда-то вдаль. На ней, как и на остальных сноходцах, были штаны защитного цвета и высокие сапоги на шнуровке. Полы приталенного плаща едва доставали до колен. Тугая коса непривычно скрывалась под высоким воротником.

Хосе и Гуру поздоровались с ней.

– Вы медленнее черепах, – вместо ответных любезностей произнесла Аня. – Я уже собиралась уходить.

– Ну, как там мой осинник? – Гуру вышел на балкон и встал рядом с Аней.

– Всё готовится к встрече со своим разорителем.

Ньютон и Хосе тоже вышли к каменному ограждению, и перед ними раскинулась панорама улиточного городка, заросшего деревьями-грибами, над которыми возвышались редкие одинаковые башни. И сразу же они увидели его: чёрный улей.

– Страшно? – шёпотом спросил Ньютон у Хосе.

– Нет, – сглотнув, прошептал тот.

– И мне страшно…

В нескольких кварталах от площади, где-то между домами, кишела отвратительная чёрная масса, похожая на огромный грязевой сгусток. Она переливалась, плевала на дома чёрной жижей, затем подбирала эти плевки и вновь жадно проглатывала их. И хотя тьма пожирала саму себя беззвучно, Ньютону казалось, будто он слышит, как из её невидимой пасти доносится глухой гул и шёпот тысячи голосов. В этот момент внутри него самого всё застонало и спряталось по углам подсознания, так что Ньютон почувствовал, как под защитной штормовкой вздыбились волоски по всему телу.

– Хосе, Ньютон!

Они оба вздрогнули от голоса Гуру и повернулись.

– Не бойтесь, ребята, – произнёс наставник. – Эта ерунда только выглядит страшной. Давайте, подойдите ближе!

Ученики подошли к наставнику, и все сноходцы образовали тесный круг.

– Ньютон, вы с Аней идёте к улью, – скомандовал Гуру, и Ньютон послушно кивнул, Аня же казалась равнодушной. – Как только подберётесь к артефакту, разделите его поровну. Хватайте каждый по части и разбегайтесь в разные стороны. Бегите как можно дальше и быстрее. Когда обе части артефакта выйдут за границы эпицентра, все мы провалимся в Эдем, куда хранителям путь закрыт, так что они перестанут быть проблемой. Затем возвращайтесь сюда, и мы отправимся домой. И ещё раз, – Гуру понизил голос и всмотрелся в глаза Ньютону. – Бегите без оглядки и не останавливайтесь. Всё ясно?

– Ясно, – с усмешкой ответила Аня. – Всё как всегда. Кому-то гнёзда ворошить, а кому-то медок доставать, верно? – она подмигнула Гуру. – Может, хоть отвлечёте их с Хосе?

– Нам ни к чему лишние риски, – ответил учитель, чем вызвал на лице Хосе недовольную гримасу, а затем с неожиданной настороженностью спросил у Ани. – Твои чары ведь всё ещё при тебе?

– Не знаю, с последней охоты прошло много времени, – Аня пожала плечами и мечтательно взглянула в рыжее мутное небо. – Кто знает, вдруг они меня покинули.

Ньютон смотрел то на Гуру, то на Аню, ничего не понимая.

– В любом случае, – сухо произнёс Гуру. – Если что-то пойдёт не так, мы будем рядом. Прикроем вас. А когда всё закончится, встретимся здесь.

– Маэстро, – зло зашипел малыш, и все склонили головы, чтобы видеть его смуглое лицо, полное нетерпения и несогласия. – Я тоже хочу пойти с ними!

– Нет, – отрезал Гуру. – Мы будем их прикрывать.

Аня одарила малыша сочувственной улыбкой. Ньютон только виновато поджал губы.

– Но, маэстро! Дайте мне шанс!

– Я всё сказал.

Хосе нервно шаркнул ботинком по пыльному камню, тихо выругался, и вышел из круга. Глава Ордена посмотрел на Аню с Ньютоном и произнёс:

– Если готовы – выступайте.

* * *

Аня и Ньютон шли по узким улицам и переулкам, заваленным давно разорёнными соломенными корзинами, глиняными горшками и прочим доисторическим мусором, в котором изредка угадывались обломки стрел и мечей. На месте некоторых домов-улиток остались одни руины.

– Оберег Ордена? – неожиданно спросила Аня и покосилась на брошь, которую Ньютон приколол к нагрудному карману штормовки.

– Да. Гуру дал. Он сказал, что это его изобретение, – Ньютон посмотрел на красный камень, окаймлённый золотом. – В камне часть его собственной энергии. Он как маячок. Если одному из членов Ордена будет грозить беда, остальные узнают об этом, где бы они ни были, и с помощью оберегов смогут выяснить его местонахождение, – Ньютон опомнился и посмотрел на Аню. – Ну, ты сама всё знаешь. У тебя ведь тоже такой есть?

– Был когда-то.

– А где он теперь?

– Где-то, – Аня улыбнулась, и лишь пройдя несколько домов объяснила. – Давно его не видела. Потеряла, наверное.

Ньютон искренне удивился такой рассеянности.

– Я не люблю яркие украшения, – снова заговорила Аня. – Особенно не люблю обвешивать ими себя, как новогоднюю ёлку.

От её слов Ньютон почувствовал, как кровь приливает у ушам. Ему захотелось сорвать оберег с груди и спрятать в кармане, но он лишь нахмурился.

– Мне казалось, – заговорил он серьёзно. – Это должно объединять членов Ордена.

– Думаешь, какая-то брошь может объединить людей? – усмехнулась Аня.

– Я не… – Ньютон обиженно взглянул на неё. – Я имел в виду, что это знак того, что у нас общая цель, общие…

Заметив на лице девушки хитрую улыбку озорного ребёнка, он замолчал, а затем спросил:

– Ты просто дразнишь меня, да?

– Ну, нет, – с притворной серьёзностью протянула девушка. – Что ты…

– Вижу, что дразнишь. Но зачем?

– Пытаюсь отвлечь тебя.

– От чего?

– От хмурых мыслей.

– С чего ты взяла, что у меня хмурые мысли?

– Потому что ты сам хмурый!

– Ну и что? Какая тебе разница: хмурый я или нет? – вспылил Ньютон.

– Мне, может, и никакой, – Аня посмотрела вперёд и заговорила серьёзнее. – А вот хранителям не всё равно, о чём ты там хмуришься. Почувствуют твой страх и нам конец. Не успеем и близко подобраться к артефакту, как нам крылышки поджарят.

– И вовсе я не боюсь, – чуть погодя, почти уверенный в собственной силе самоконтроля, сказал Ньютон.

– Хорошо, раз так, – примирительно ответила девушка.

Ньютон поглядывал на Аню и, наконец, спросил:

– Почему бы тебе не признаться Гуру, что ты потеряла оберег?

– Чего? – Аня прыснула от изумления и тихо засмеялась. – Признаться?

– Ну да, – тихо и серьёзно произнёс Ньютон. – Все что-то теряют, чего уж тут стыдиться? У него у самого в бункере такой бардак, – попытался он пошутить. – Вечно он всё ищет по полчаса! Скажи, что потеряла оберег. Он даст другой, я уверен. У него их целая куча в сейфе, я сам видел.

Внезапная задумчивость нависла на Анином лице, крадя улыбку.

– Я не боюсь говорить Гуру, что потеряла его брошь. Просто мне она ни к чему, я ведь уже объяснила. К тому же… – девушка помедлила. – Не очень хочется носить оберег принадлежавший кому-то, кто нынче мёртв.

Ньютон с суеверной настороженностью посмотрел на свою брошь и погладил пальцем потёртости.

– Но это ведь не просто украшение, – он старался говорить рассудительно. – Это помогает всем членам Ордена вовремя прийти друг к другу на выручку

– Всем членам Ордена? – Аня хмыкнула. – А ты в курсе, что до недавнего времени в Ордене были только Гуру и я? Так скажи, зачем эта хитрая система взаимовыручки, когда в Ордене всего два человека, один из которых вечно торчит в своём бункере, а второй не выходит из комнаты? И оба не горят желанием видеть друг друга, и оба знают, где друг друга найти. Так скажи, зачем мне этот глупый оберег?

Ньютон оставил брошь в покое и посмотрел вперёд, на немую заброшенную улицу.

– А мне казалось, вы достаточно близки, – равнодушно выдохнул Ньютон.

На это Аня не произнесла ни слова. Поэтому через несколько шагов Ньютон тихо заговорил вновь:

– Я всё знаю. Знаю, чьи обереги лежат в сейфе Гуру…

Чёрные ресницы чуть прикрыли холодные глаза Ани, над переносицей возникли напряжённые тени, плотно сомкнутые губы чуть подались вперёд.

– Гуру сказал мне, – продолжал Ньютон. – Сказал, что это была его вина. Может, тебе кажется, что он не сожалеет, но он сожалеет и… В общем, он сожалеет.

Перед ними пролетела соломенная крышка от корзины, и ветер зашвырнул её в переулок.

– Это он тебе сказал? – спросила Аня. – О чувстве вины.

– Нет. Он ничего такого напрямую не говорил, но…

– Тогда с чего ты это взял?

– Это очевидно, – их взгляды встретились. – Есть некоторые вещи, о которых вслух просто не скажешь. Но этого и не нужно, потому что они и так очевидны… Гуру – лидер. А лидер должен идти к цели и вести остальных, несмотря на потери и ошибки.

– Ньютон, не обижайся, но ты слишком наивен. Ты не знаешь, что он за человек.

– Может быть… Но я точно знаю, что человек, которому было бы плевать на остальных, не хранил бы фотографию погибших товарищей.

– Фотографию? – в глазах Ани что-то сверкнуло.

– Да. Он иногда забывает убрать её со стола. На ней он, ещё пять-шесть мужчин, четыре девушки и среди них – ты. А за вами – Вавилонская башня.

Аня предалась воспоминанию, и её взгляд будто провалился в то время, когда её друзья были живы, всесильны, и их улыбки сияли так же, как солнце в её комнате.

– Я помню тот день, – прошептала она и замерла.

Ньютон тоже остановился чуть впереди неё и обернулся.

– Может, ты и разочаровалась в Гуру, – заговорил он. – Может, ты считала, что Ордена больше нет, раз остались только вы вдвоём… но теперь в Ордене и я, и Хосе, и будут другие, – он слегка улыбнулся. – Все ошибаются и разочаровываются, и в этом нет конца света. Можно до конца жизни копить обиды и сидеть взаперти, а можно идти дальше.

Анино лицо оставалось неизменно отчуждённым, и два синих айсберга её зрачков выглядели неприступными. Тогда улыбка исчезла и с лица Ньютона. Он отвернулся и в одиночестве зашагал к «улиткам», за которыми уже виднелась чёрная масса.

Ньютон выдохнул, стараясь очистить разум от посторонних мыслей. Он спокойным шагом приближался к пожирающему самого себя чёрному улью. Высоко над домами тьма плевалась струями, те зависали в воздухе на долю секунды, а затем вновь стягивались к центру. Шёпот на неизвестном никому языке усиливался и приобретал отчётливый плещущийся звук, в глубине которого стучала дробь миллионов испуганных сердец.

Ньютон прошёл между двух разрушенных хижин и, оказавшись перед ульем, увидел в центре массы одинокий полуразрушенный домик, стоящий на пустыре, поросшем сухой травой. Жирная бесплотная масса извивалась, шипела, окутывая руины «улитки». Чернота затмевала и без того неяркое из-за песчаной бури освещение. Всё погружалось в сумрак.

Под ногами Ньютона проходила граница света и тени. Стоя на светлой стороне, он несколько раз глубоко вздохнул и повторил про себя слова Гуру: «Только кажется страшным». Затем сжал кулаки, оторвал ногу от земли, и едва ли не переступил черту, как прямо перед ним, из травы, залитой тенью, выросли два хранителя.

Безликие головы, вросшие в плечи. Распахнутые изогнутые глазницы впивались в «нарушителя покоя» мраком. Из разорванных ртов доносилось сухое замогильное рычание, от которого у Ньютона задрожали поджилки. Размашистые бескостные лапы-ветви с десятками тонких пальцев потянулись к сноходцу.

– Чёртовы твари! – отчаянно и с безысходной злобой выпалил он, когда за двумя стражами из улья стали выходить и другие.

– А вот и нет, – раздался за спиной неожиданно спокойный голос Ани.

Ньютон не обернулся, боясь потерять бдительность и попасть под атаку гигантских, втрое больше него самого, созданий. Девушка обошла его и встала рядом. Она так же смотрела на хранителей, задрав голову, но в её глазах не было ни намёка на страх или беспокойство.

– Дай мне руку, – прошептала она, и Ньютон почувствовал, как её тёплая ладонь коснулась его собственной, и их пальцы сплелись.

Ньютон ощутил, как нечто лёгкое, совершенно бесплотное, но живое и умиротворяющее медленно поползло по его руке, проникая дальше и глубже по тонкому телу. Он догадался, что это часть Аниной энергии, однако по-прежнему не отводил взгляда от хранителей.

– Они тебя не тронут, – уверенно произнесла Аня, нежно гладя его запястье большим пальцем. – Посмотри на них внимательно, – шепнула она Ньютону на ухо, и он почувствовал её призрачное дыхание. – Что ты видишь? Почему ты их боишься?

– Они огромные, – с дрожащим дыханием вымолвил он.

– Деревья тоже бывают огромными, но разве ты боишься деревьев?

– Нет, – шёпотом ответил Ньютон и добавил. – Их тела, они такие… непостоянные, будто каждая часть тела живёт своей жизнью…

– Амёбы тоже постоянно меняют форму, однако они не причиняют тебе вреда, верно?

– Я вижу… – Ньютон попытался сказать, но горло его сжалось невидимой хваткой страха.

Хранители зашипели, и в их пастях Ньютон увидел самого себя. Точнее, это был Виктор, захлёбывающийся и тонущий во тьме.

– Вижу…

– Не важно, что ты видишь, – вновь послышалсямягкий голос Ани. – Ты ведь знаешь, что этого нет. Они просто дразнят тебя, как дети порой дразнят друг друга. Разве это так страшно?

Слова Ани, её мягкий шёпот, тепло её руки и дыхания подействовали, как заклинание, и Ньютон почувствовал, что паника отступает. Хранители начали уменьшаться в размерах, голоса их стали стихать, а руки-ветви милосердно опустились.

– Чем больше ты боишься, тем больше и они, – сказала Аня. – Но на деле, они даже злиться не умеют. Взгляни в их глаза.

Ньютон посмотрел в неровные, как порез, глазницы и впервые увидел в них едва различимые силуэты, похожие на выцветшие человеческие зрачки. Они, будто затерянные в темноте, метались из стороны в сторону.

– У них глаза арлекинов, – произнесла Аня, и её лицо украсила грустная улыбка. – Разве может быть кто-то печальнее и беспомощнее плаксы арлекина?

Ньютон отрицательно качнул головой, чувствуя, как страх покидает его безвозвратно.

– Идём, – сказала Аня.

Ньютон пошёл прямо на стражей, и те отступили, освобождая путь в улей. Аня шагала позади. Он не отпускал её руку. Тяжёлая тьма поглощала их обоих. В ней сноходцы не могли различить собственных ног. Бесплотные тени хранителей всё расступались пред ними, создавая живой проход. Ньютон не верил своим глазам, Аня же только улыбалась. Казалось, чтобы разогнать этот мрак, сотканный из всечеловеческого страха, не хватило бы света всех небесных светил. Однако Аниной улыбки было достаточно.

– Так вот о каком таланте говорил Гуру, – прошептал Ньютон, когда Аня вышла из-за его спины и поравнялась с ним.

Но девушка его не услышала. Теперь она сосредоточенно смотрела лишь перед собой.

Во тьме показались руины дома. В радиусе метра от него трава была вырвана, песок выметен – всё вычистил чёрный вихрь. Под ногами угадывались обломки кирпича, битая керамическая посуда, детали мебели, вдавленные в сухую землю.

– Думаю, нам туда, – прошептала Аня.

Ньютон кивнул, отпустил её и, обойдя уцелевшую часть строения, вгляделся внутрь руин.

«Улитка» была пробита изнутри с частью стены, куском крыши и фундамента. В этом месте дощатый пол провалился под землю, образовав земляной разлом глубиной в пару метров. На дне покоился книжный стеллаж, обломки мебели и каменные обломки. Ньютон поднял взгляд от пропасти, и сквозь пыль разглядел внутри хижины кровать, забитые окна, разорённые сундуки и разбросанные по полу книги, одна из которых сразу же привлекла его внимание. Толстая рукопись лежала раскрытой, демонстрируя несколько торчащих вверх страниц с обожжёнными краями.

– Я нашёл, – сказал Ньютон, смерил взглядом ширину разлома, отделявшего их от деревянного пола, и обернулся к Ане. – Я пойду первым.

Аня прижалась щекой к его плечу и выглянула вперёд, чтобы лучше рассмотреть. Вокруг, по-прежнему молча, словно оглушённые и ничего не замечающие стояли хранители.

– Так я вытащу тебя, если что, – объяснил он и приготовился к прыжку.

Стражи вмиг всколыхнулись и завертели головами, словно почувствовали некоторое колебание в сознании сноходца.

Ньютон взял разбег в три шага и прыгнул внутрь дома, закрывая лицо руками от пыли. Перелетев через разлом, он приземлился на грубый изъеденный молью ковёр, восстановил равновесие и обернулся к Ане.

Среди хранителей она выглядела беспомощным белым пёрышком, упавшим на гору угля. Но девушка уверенно перепрыгнула разлом, даже не потеряв равновесия.

– Думаю, это оно, – Ньютон шагнул к книгам на полу, маня Аню за собой, и оба присели у дневника. – Гуру вырезал страницы отсюда, – он указал на недостающие листы.

Аня кивнула и посмотрела ему в глаза:

– Как только разделим артефакт, я уже ничем не смогу помочь, – предупредила она. – Так что делаем, как сказал Гуру. Делим артефакт и разбегаемся. Так больше шансов на успех. Эта песчаная деревня – лабиринт. Чтобы оторваться от стражей, придётся пробиваться сквозь дома и постройки, изменяя локацию. Но, будь готов к тому, что артефакт будет тормозить тебя.

– Как это «тормозить»? – забеспокоился Ньютон.

– Это почти что материя, – Аня кивнула на дневник. – Пока ты соприкасаешься с ним, энергия локации будет поддаваться с трудом, но всё же будет.

В следующую секунду в её руке возник охотничий нож с длинным и тонким заточенным лезвием.

– Готов? – спросила Аня.

Ньютон кивнул, нервно облизнул губы и приготовился схватить свою часть артефакта.

– На счёт три. Раз, два…

Едва последняя цифра слетела с губ Ани, как её поднятая над артефактом рука в мгновение ока опустилась, и лезвие с хрустом прошло сквозь старые страницы и переплёт. Половина дневника оказалась в руках Ньютона.

Внезапно весь улей оглушительно заревел. Хранители закружились вокруг дома бешеным хороводом, и сквозь оцепенение, Ньютон с трудом расслышал кричащую ему прямо в лицо Аню:

– Беги! Ну же! Не стой!

Аня схватила свою половину артефакта и рванула к стене. Ньютон бросился в противоположную сторону и прыгнул прямо на стену. Та рассыпалась на долю секунды позже, чем он рассчитывал, так что, прежде чем вывалиться наружу, он больно ударился плечом и оцарапал лицо.

На мгновение глаза ослепил свет. Ньютон зацепился ногой за фундамент и упал ничком. Сверху донёсся нарастающий свист. Он перевернулся на спину и увидел в небе огромный чёрный шар, летящий прямо на останки «улитки».

Ньютон подскочил на ноги, отбежал в сторону, в то время как сконцентрированная в подобии астероида масса с грохотом вдавила остатки дома в землю. Ударная волна бросила в лицо песок и щепки.

Когда эхо удара откатилось вдаль, Ньютон убрал руки от лица и увидел столб бурого дыма, поднимающегося из образовавшегося кратера. На голову всё ещё сыпал песчаный дождь.

Ноги сами рванули было в сторону, но Ньютон замер от внезапно возникшей мысли: Успела ли Аня убежать? Он осторожно шагнул к дыму, чтобы проверить, но в этот же момент из кратера стали выплёскиваться густые тени, из которых один за другим вырастали хранители.

Ньютон бросился бежать.

Крепко сжимая в руке артефакт, он без оглядки нёсся по переулкам, разбивал стены взглядом, пробегал заброшенные жилища насквозь. Стены зарастали за его спиной, но через миг вновь разрушались от ударов преследующей его живой чёрной массы уже безвозвратно. Тьма подхватывала обломки, перемалывала и неслась дальше, заполняя улицы грязевым потоком.

Ньютон обернулся. Хранители стягивались в клин. Их лица дрожали в небывалом оскале, лапы обретали когти. Затем около десяти ведущих стражей начали бросаться друг на друга, сливаться воедино, порождая одного огромного хранителя. Гигант заревел, вознёсся выше башен и домов, заслонил собой солнце, затем вскинул титаническую лапу и обрушил вниз.

Ньютон чудом успел отскочить, но безобразная лапа обрушилась прямо перед ним, преграждая путь, так кто пришлось резко нырнуть в переулок слева.

Сноходец попытался взлететь, но энергия вокруг оказалась настолько плотной, что даже блокировала его собственную. Всё, что он смог – подняться на метр от земли и упасть на ноги, чтобы продолжить бег.

Хранители перекрывали путь, заставляя его бежать по кругу так, чтобы он не покинул центра локации. Ньютон попытался вернуться к прежнему направлению, свернув в арку между двумя каменными грибами, но хранители выскочили ему навстречу.

Ноги жгло от боли. Казалось, никогда в жизни Ньютон не бегал так быстро, но тьма всё равно настигала. Оставалось одно – сделать что-то неожиданное, как учил Гуру. Сверхусилие.

Ньютон затормозил, разрывая подошвой землю. Затем повернулся лицом к чёрной орде и силой мысли заставил вырасти из земли скалистую стену.

Он сжимал свободный кулак до онемения, хрипел и не заметил, как из носа пошла кровь. Огромная длинная стена росла, разрушая всё на своём пути и ограждая своего создателя от чёрного полчища. Едва передвигая горящими от боли ногами, Ньютон пробирался вдоль стены в прежнем направлении и постепенно перешёл на бег.

Лишь несколько секунд стена защищала его от теней и их шипения, глухо доносящегося с другой стороны, но внезапно с вершины, по скалистым неровностям полилось чёрное. Хранители переваливались через препятствие, разбивались о каменную кладку тротуара, вновь вырастали и быстро настигали беглеца, дыша ему в затылок.

Вырвавшись из душно заставленной улочки, Ньютон увидел впереди холмистую равнину и целый лес из грибоподобных деревьев за ней. Он рванул к лесу, оставляя позади больше не растущую стену и, вместе с предчувствием изнеможения, в голове застучала предательская мысль: обе части артефакта должны покинуть центр локации, чтобы хранители остановились. И если Аня не успела покинуть руины, или если её поглотили хранители, значит, как бы далеко не убежал Ньютон, они рано или поздно настигнут и его. Отличный план, маэстро.

Ему захотелось бросить артефакт и телепортироваться отсюда куда подальше, пока на то ещё оставались силы. Тогда в голову пришла следующая мысль: Но если Аня всё ещё в эпицентре, то своим бегством я брошу её здесь на растерзание этих тварей.

Ньютон как можно крепче сжал артефакт, и, сквозь напряжение, рвущее ноги и лёгкие, взвыл, заставляя вздыбиться почву под ногами. Крошечный островок земли поднял его в воздух. Сноходец наклонился вперёд и мысленно, с огромной силой, швырнул островок земли, на котором он стоял, далеко вперёд, к лесу. Воздух хлынул в лицо. Ньютон с трудом удержал равновесие на рассыпающейся под подошвой земле. Через секунду он слетел вниз между деревьев. Ком земли разбился о гигантский гриб неподалёку. По глазам больно ударила россыпь грунта.

Ньютон поднялся на четвереньки, тяжело дыша от боли в спине. Чёрная стая во главе с великаном накрыла равнину и была всего в сотне метров от леса. Ньютон хотел подняться, но ноги подвели. Тогда он пополз, но вдруг обессиленно припал к мягкой тёплой траве.

И в следующую же секунду стая будто наткнулась на невидимую преграду и замерла. Над долиной стихло.

Ньютон слышал только глухие удары пульса в ушах, оглядывая массу хранителей, в которой были и великаны, и привычные стражи, и уродливые, слипшиеся друг с другом, точно сиамские близнецы. Их оскалы парализовало. Внезапно поднялся ветер, и застывшие в небе песчаные тучи вдруг ожили и тронулись с места. Далеко в деревне что-то ухнуло и эхом разнеслось повсюду вместе с невидимой волной, от которой давно окаменевшие деревья колыхнулись, сбросили серую пыль, вновь зеленея, и, казалось, даже застонали на ветру, как после долгого сна.

Серые в солнечном свете хранители попятились назад – туда, откуда пришли, и внезапно с их головами начало происходить что-то странное – они запрокидывались назад так сильно, что тела изгибались в неестественных мучительных позах. Над ордой поднялся тонкий скулёж, будто тени обрели плоть и кости, и боялись, что ещё немного, и их спины переломятся. Но вместо этого хранители стали выворачиваться наизнанку, начиная с ртов, и гаснуть как чёрные свечи, исчезая в собственной тьме. Когда скулёж стих, осталась лишь полупрозрачная тень от уходящей вдаль песчаной бури. А ещё через секунду, когда её унесло свежим ветром, на голубом небе возникло яркое солнце, в свете которого показалась стая белых птиц.

Глава 17. Новый враг

Придя в себя, Ньютон с трудом разжал побелевшие пальцы, чтобы переложить артефакт по внутренний карман куртки. Он потянулся свободной левой рукой к подбородку, чтобы расстегнуть молнию, но увидел вместо руки пустой свисающий рукав.

По взмокшему затылку пронёсся холодок. Колени ослабли. В единственной ладони кольнули невидимые иглы, и дневник упал на землю.

Ньютон сделал несколько глубоких вдохов, сдерживая рвотный позыв. В желудке тяжелела пустота. Он взялся за свободный левый рукав, зажмурился до звёздочек, открыл глаза, и ничего не изменилось. Затем проделал это ещё несколько раз, но руки по-прежнему не было. Он случайно раскусил внутренний краешек губы до самой настоящей боли и почувствовал на языке вкус крови. После чего он поднялся на ноги, оглядел пустошь и со злостью пнул могучую ножку исполинского фиолетового гриба, так что шляпка буквально плюнула в него облаком сухих спор, от которых Ньютон закашлялся и торопливо отошёл в сторону.

Затем он с минуту ходил из стороны в сторону, стиснув зубы, и глядел на равнину, на траву, на деревню и столб дыма над ней, только бы не видеть свисающий, как старая змеиная шкура, левый рукав.

В реальности. Но не здесь! – мысленно стонал от досады Ньютон. Теперь ему больше всего хотелось умыться ледяной водой и проснуться. Но воды поблизости не было. Только пыльный зной и пересохшее горло.

Вытерев нос и отряхнувшись, он поднял дневник, спрятал его в карман штормовки, закатал пустой рукав и отправился обратно в улиточную деревню.

Вернувшись к бурому, почти рассеявшемуся дыму, Ньютон заглянул в кратер, на месте которого совсем недавно находился дом с артефактом, но ничего не различил в его глубине и направился к башне.

* * *

На площади было тихо и пусто. Солнце припекало. Ни Ани, ни Гуру, ни Хосе Ньютон не наблюдал. На вершине башни тоже никто не показывался.

Он поднялся по ступеням, вошёл внутрь, в тень, и едва обрадовался облегчающей прохладе, как за спиной раздался звон цепей и скрежет механизмов. Ньютон обернулся, и перед ним громыхнули решётчатые ворота, выпущенные из каменного свода. Они вонзились в узкий ров, отрезав ему путь наружу. Сноходец схватился за железные прутья и прислонился к ним лицом.

– Кто здесь? – настороженно спросил он, стараясь увидеть, нет ли кого снаружи.

Но на площади не было ни души, только очередная соломенная крышка от корзины пошаркала к заброшенным жилищам.

Ньютон инстинктивно ощупал пояс и выругался. Он не имел ни ножа, как у Ани, ни клинка-ключа, как у Гуру. До этого момента ему в голову не приходило таскать нечто подобное в мире снов, где всё необходимое можно создать из «воздуха». Теперь же он этого не мог – локация провалилась в Эдем и энергия, некогда питавшая её, затвердела безвозвратно.

Он поднял лежащий в пыли булыжник. Камень оказался тяжёлым и холодным, как в реальности. Ньютон прикинул, что этим можно раз и навсегда проломить череп. От этих мыслей он вновь почувствовал собственную уязвимость.

Сноходец тихо поднялся по лестнице, крепко держа камень. На залитом дневным светом балконе он увидел Аню. Девушка стояла на коленях с заведёнными за спину руками. Она увидела его, но ни один мускул на её лице не дрогнул.

Ньютон ускорил шаг, забыв о бдительности, и, как только вышел на балкон, кто-то, притаившийся за стеной, грубо схватил его и просунул руки подмышки. Ньютон попытался сопротивляться, но неизвестный так сильно надавил ему обеими руками на затылок, что подбородок больно прижался к груди, а из горла вырвался лишь отчаянный рык. Камень выпал из руки.

Затем некто второй, вышедший с другого конца балкона, пнул сноходца под коленку, и Ньютон потерял равновесие. Но первый подхватил его за шкирку легко, словно котёнка, не давая упасть, и бросил рядом с Аней. После чего спросил громким басом:

– И что с этим делать?

– Да брось так, – небрежно ответил ему второй, более сиплым и высоким голосом.

Ньютон поднял взгляд и, всё ещё щурясь от ломоты в шее, увидел перед собой здоровенного бритоголового мужчину, облачённого в военный костюм и разгрузку. В руке здоровяка блеснули наручники, а в глазах, слишком маленьких и светлых для такого скуластого загорело лица, промелькнуло странное замешательство или, даже, стыдливость. Вояка отвёл взгляд от однорукого пленника, торопливо убирая стальные браслеты обратно за пояс, но с внушением произнёс:

– Без глупостей, парень, – голос здоровяка звучал уверенно, однако лицо его, поросшее рыжей щетиной и кустистыми бровями, не внушало должного страха.

Отдышавшись, Ньютон повернулся к Ане и тут же ослабил оскал. Девушка смотрела на него спокойным ясным взглядом. Она была в порядке. Только чуть растрепалась коса и испачкалось лицо. Ни ссадин, ни ушибов. Аня едва заметно улыбнулась одними уголками губ, но вдруг заметила пустой подвёрнутый рукав и ожоги на шее Ньютона, и мгновенно изменилась в лице.

Ньютона бросило в жар от её неприкрытого заворожённого любопытства, и он резко отвернулся, словно обжёгся, а затем впился тупым ненавидящим взглядом в здоровяка.

На плече вояки висел автомат, каких Ньютон не видел даже в школьных учебниках НВП. Затем из-за его спины вышел второй мужчина. Он был среднего телосложения, на вид чуть младше громилы – около тридцати. Прямые, пепельного цвета, засаленные волосы небрежно свисали на уши, грубо отрезанная чёлка едва не касалась бровей. На нём был свитер, джинсы и потёртый кожаный плащ, за которым виднелась портупея и рукоять пистолета.

Перехватив взгляд Ньютона, пепельноволосый обнажил золотые коронки в вежливой улыбке и скрыл оружие. Вид у незнакомца был почти такой же беззлобный, как у здоровяка, однако в серых глазах читалось радостное упоение превосходством над пленниками.

Через секунду из-за стены вышла высокая коренастая женщина с длинными белыми волосами и хмурым взрослым лицом. Полные губы были бесцветными и обветренными. Под далеко посаженными друг от друга глазами залегли глубокие тени. Из-за широких и острых скул, и потемневших впалых щёк женщина выглядела измождённой. Однако в руках она держала охотничье ружьё, а во взгляде горели нетерпимость и напряжение, которые заставили Ньютона беспокоиться сильнее, чем во время всего произошедшего до появления этой воительницы.

– Осмотрели? – глядя на пленника, низким грудным голосом бросила она товарищам.

– Ещё не успели, – ответил здоровяк.

Пепельноволосый, совсем не удостоив женщину вниманием, лишь молча присел перед Ньютоном на корточки и, посмотрев на него почти прозрачными глазами, спросил всё с той же обходительной улыбкой:

– Не против?

Ньютон промолчал. Пепельноволосый принялся обшаривать его, запустил руку в нагрудный карман, замер и довольно улыбнулся, обнажая золотые коронки. Дневник оказался в его руках.

– Это он? – озабоченно спросила женщина.

Мужчина вновь проигнорировал её, лишь поднялся на ноги и отступил от пленника.

Здоровяк подошёл к краю балкона и принялся патрулировать площадь.

Ньютон посмотрел на Аню. Она дышала спокойно и ровно, отрешённо глядя в пространство. Казалось, даже солнцепёк, от которого у Ньютона по лопаткам стекал пот, не причинял ей дискомфорта, не говоря уже о ситуации в целом.

– Эй, парень, – резко позвал его пепельноволосый. – Где остальное? – вполне дружелюбно поинтересовался он.

– Это всё, – хрипло от застрявшего в горле песка ответил Ньютон и с трудом проглотил слюну.

– Э… нет, парень, – пепельноволосый показал на разрез переплёта. – Видишь, тут, как будто бы чего-то не хватает. А вы как считаете, Ольга, Большой? – он обратился к женщине и громиле, а затем вновь взглянул на пленника. – Где остальные страницы, друг мой?

Ньютон не знал, что ответить, но смекнул, что Анина часть в их руки не попала.

– Понятия не имею, – почти с вызовом ответил он. – Было только это.

– Врёт, – сухо поставил диагноз здоровяка.

Пепельноволосый удручённо вздохнул и, бережно прижимая к груди артефакт, присел в тень у стены, напротив Ньютона.

– Как тебя звать? – спокойно спросил он.

– Какая вам разница?

– Вежливость, вот и всё. Знание имени собеседника способствует продуктивному диалогу. Меня зовут Корвич. Это – Ольга. И Большой.

– Оч приятно, – без эмоций вставил Большой.

– А как звать тебя? – вновь спросил Корвич Ньютона.

Внезапно Ньютону захотелось играть по правилам этих людей, только бы не навлечь гнев Ольги, которая всё напряжённо таращилась и потирала пальцем курок. И всё же он лишь нервно усмехнулся:

– Вежливость? – он кивнул на Аню. – А сковывать безоружных людей наручниками – тоже вежливость?

– Нет, – с неохотой, но вынужденно признал Корвич и поправил чёлку, обнажая изъеденный оспой лоб. – Всего лишь мера предосторожности, – он покосился на Аню с хитрой улыбкой. – Мы ведь знаем, с кем имеем дело…

– Значит, – Ньютон хмурил брови и старался смотреть в глаза Корвичу. – Вы также знаете, что мы без оружия.

Корвич шумно выдохнул и потёр горбатую переносицу неестественно узкого и длинного носа. Он оценивающе глядел на пленника, затем поднялся и, сунув часть дневника удивившейся Ольге, которой пришлось опустить ружьё, чтобы принять артефакт, вынул из кармана ключи от наручников и шагнул к пленникам.

Большой неодобрительно косился, пока пепельноволосый освобождал Аню, но ничего не сказал. Зато возмутилась Ольга.

– Ты что, серьёзно? – она дёрнулась вперёд.

– Парень прав, – спокойно ответил Корвич. – Они без оружия. Оковы ни к чему.

Браслеты лязгнули.

– Ты ещё будешь его слушать?! – на грубом лице Ольги пылала необъяснимая ярость.

– Девчонка и однорукий… Что они сделают?

– У неё был нож!

– Вот именно – был.

Аня почти не слышно облегчённо выдохнула и осторожно потёрла синяки на запястьях. Корвич спрятал наручники в карман плаща и вернулся к Ньютону.

– Ну так что, – заговорил он. – Теперь представишься?

– Самоучка, – небрежно бросил Ньютон.

Аня улыбнулась.

– Серьёзно? – Корвич гоготнул. – Самоучка? Это твоё имя?

– Прозвище, – съязвил Ньютон и кивнул в сторону здоровяка. – Большой – ведь тоже не фамилия, верно?

Большой одобрительно улыбнулся.

– Много болтает, и всё не по теме! – зло выдавила Ольга и в один шаг оказалась перед пленниками.

Она буквально всучила артефакт обратно Корвичу, с молниеносной скоростью подняла ружьё и замахнулась на Ньютона прикладом. Тот невольно зажмурился, готовясь к удару, но вместо хруста собственного черепа услышал голос Корвича.

– Эй, эй, эй! – пепельноволосый бросился к Ольге и лёгким толчком заставил её отступить. – Давайте не будем принимать опрометчивых решений, хорошо! – без вопроса, скорее с внушением сказал он ей.

– Издеваешься? – широкая грудь Ольги нервно вздымалась, глаза горели яростью волчицы, но на этот раз она двинулась на Корвича. – Ты на чьей вообще стороне, стервятник?

– На стороне Лиги, женщина.

Ольга и Корвич стояли напротив друг друга, и женщина смотрелась выше его на полголовы так что, казалось, без труда справилась бы с ним. На мгновение Ньютон решил, что они сейчас сцепятся. Но ярость в глазах беловолосой воительницы внезапно сменилась слезами. Однако она не заплакала, а только небрежно, совсем по-мужски, шмыгнула носом, покорно отвела взгляд в сторону и сдавленно проговорила:

– Ты обещал, Корвич.

– Я помню, – с лёгким раздражением ответил Корвич, но тут же смягчился и заговорил тише. – Обещал. И мы найдём его… Но Самоучка здесь ни при чём.

– Ни при чём? – Ольга возмущённо зашептала. – Разве ты не видишь, чью сторону он принял?

– Или сторона его приняла, – так же тихо ответил Корвич и перешёл на напряжённый шёпот, из которого различимы стали лишь отдельные слова. – … он не виноват. Так вышло… Мы не за местью здесь… Только Гуру. …ещё можно вернуть. Помнишь, владыка Абиас говорил…

Как Ньютон не старался, дальше он не слышал ничего, только видел, как бесцветные глаза Ольги совершенно пустели с каждым новым словом пепельноволосого вожака. Когда они закончили спор, женщина стояла с опущенной головой. Корвич отступил от неё и холодно приказал:

– Следи за периметром, Ольга.

Понурая женщина ещё несколько секунд оставалась недвижимой и смотрела прямо в глаза пленнику. От этого взгляда Ньютону больше не было страшно, а скорее душно и неуютно, и он со странным осознанием вспомнил, что похожим взглядом на него смотрела мать после смерти Артура. Взгляд, преисполненный болью, упрёком непонимания и помешательством.

Ольга перехватила ружьё удобнее и торопливо убралась к противоположной стороне балкона.

– Не держи на неё зла, – с дружелюбной улыбкой обратился Корвич к Ньютону. – Ольга и так нетерпелива, а мы, к тому же уже неделю торчим в этой пустыне. Всё поджидаем твоего учителя. Сам представь, каково нам, – он примирительно развёл руками и посмотрел на обоих пленников. – Ну так что? Скажите, где Гуру, и мы вас отпустим.

– Какой ещё Гуру? – спросил Ньютон.

– Можно я его немножко побью? – пробасил Большой.

Корвич криво усмехнулся, неудовлетворённо покачал головой и посмотрел на Ньютона – на этот раз без наигранной вежливости, а уставшим взглядом человека, имеющего великое терпение, но не безграничное.

– Послушай, Самоучка. Дурочка ты из себя строишь отменно. Но совет на будущее – не носи бирюльки у всех на виду.

Ньютон покосился на оберег, так и приколотый к груди, и его окатил стыд. Рядом раздался тихий Анин смешок.

– Мы знаем, что это за штука, – продолжил Корвич. – Знаем Гуру. Знаем, зачем вы здесь… Ещё мы точно знаем, что вы с подругой сюда пришли не одни. Но у неё нет второй части артефакта. Так что либо ты скажешь, где недостающие страницы, либо скажешь, где Гуру.

Ньютон состроил глубокую задумчивость и затем спросил:

– А если ничего не скажу?

– Не, ну он точно хочет, чтобы я его немножко размял, – здоровяк хрустнул могучей шеей.

– Если не скажешь, – заговорил Корвич. – Придётся звать Ольгу. Или поступим ещё проще: сбросим девчонку вниз.

Аня одарила пепельноволосого презрительным взглядом. Корвич же, словно не замечая её, смотрел исключительно в глаза Ньютона, в которых впервые за всё время блеснул настоящий страх.

– Высота тут небольшая, – лениво рассуждал Корвич с улыбкой. – Но сломать ноги хватит. Не скажешь после этого, поднимем её наверх и сбросим ещё раз. Затем ещё… И ещё… И будем повторять это, пока не расскажешь хоть что-то.

Взгляд мучителя помрачнел.

– Ничего вы не сможете сделать, – ответил Ньютон, чуть помолчав. – Попробуйте только тронуть нас, и мы проснёмся. И тогда мы с вами уже никогда не встретимся. И останетесь вы с носом.

– А ты и впрямь – самоучка, – сказал пепельноволосый. – Раньше Гуру лучше готовил своих рекрутов, перед тем как бросать в улей. Видимо, старик совсем отчаялся, – он обратился к Ане. – Будь добра, милая, просвети своего друга.

Аня заговорила ровно и бесстрастно:

– Когда артефакт покидает центр локации, вся энергия в локации затвердевает практически до состояния материи. Из-за этого локация проваливается в недра мира снов. В Эдем. И все, кто не успел проснуться, тоже проваливаются. Проснуться, находясь в Эдеме, невозможно никакими способами. Пока мы здесь, Эдем – наша реальность. И если кто-то сломает ноги, то это будет по-настоящему. Уровень погружения тут такой, что разум верит в происходящее, и все увечья, полученные здесь, отразятся и на нашем физическом теле в реальности.

– Спасибо, – поблагодарил её Корвич, и в его глазах промелькнуло восхищение. – Не только красивая, но ещё и покладистая…

– Ага. Ходячая энциклопедия, – добродушно добавил Большой.

Корвич взглянул на Ньютона, поникшего головой, и надменно спросил:

– Ну что, Самоучка, дошло наконец? Обойдёмся вежливым диалогом или как? Видят хранители, не хочется прибегать к крайним мерам. Никому из нас всех здесь присутствующих, не нужны жертвы. Просто скажи, где вторая часть артефакта или Гуру, и разойдёмся с миром.

Внезапно раздался оглушительный хлопок выстрела, от которого все вздрогнули, и с обратной стороны балкона донёсся крик Ольги:

– Гуру внизу!

Затем щелчок и ещё выстрел.

– Большой! Иди к ней! – скомандовал Корвич и вынул пистолет из кобуры.

Здоровяк послушался.

– Он уходит! – снова завопила женщина, перезаряжая ружьё. – У него …

Но не успела Ольга договорить, и не успел Большой сделать ни единого выстрела, как где-то у подножия башни громыхнуло, отдалось под ногами толчком, и платформа балкона в считанные секунды ухнула вниз сквозь дым, песок, вспышки выстрелов, короткие мутные крики – прямо в пыльную мглу.

Когда Ньютон открыл глаза, то не сразу сориентировался. В ушах звенело. Повсюду глухо гремело. Каменные глыбы осыпались на кладку площади.

Затем он увидел, как в солнечном луче, пробившемся сквозь дымную мглу, блеснул пистолет в руке Корвича. Ньютон вцепился в эту руку, будто ничего другого на свете не существовало. Оружие рыгнуло огнём. Где-то звякнул рикошет. Завоняло порохом. Затем Ньютон почувствовал удар на своём лице и лишь задней мыслью догнал, что это кулак Корвича. Боли он не почувствовал, только в голове зазвенело громче и надрывнее. Но через миг Ньютон понял, что каким-то чудом сидит прямо на лежащем Корвиче, не позволяя ему подняться. Когда перед глазами вновь блеснул пистолет, он вцепился в сопротивляющуюся руку врага и несколько раз ударил ею о твёрдую землю. Выбив оружие, он перехватил за горло скривившегося и покрасневшего от борьбы Корвича и что было сил, обрушился лбом ему между глаз, вкладывая в удар вес всего тела.

Ньютон зажмурился от боли. Не в силах поднять головы, он буквально сполз с обездвиженного противника.

Когда он с трудом вновь приоткрыл глаза, то сквозь красную муть различил над собой дуло автомата и силуэт Большого. Дуло было так близко, что Ньютон только вжался сам в себя, беспомощно закрылся ладонью, и через миг прогремел выстрел.

Но боль не прошла, а только усилилась до отупения. Ньютон опустил руку и увидел: безоружный Большой стоял перед ним на коленях, согнувшись и в панике хватаясь за живот, в попытке нащупать источник боли. И вдруг, в проблеске света, за его спиной возник высокий тёмный силуэт. Это был Гуру.

Учитель отбросил свой старый однозарядный мушкет и легко обхватил широкую шею Большого крепкими руками, куда более смертоносными, чем любое оружие. Большой сопротивлялся. Ньютон не видел его лица, голова была запрокинута, но отчётливо видел его руки. Опухшие, полные вздутых вен, блестящие от крови и пота, они цеплялись за жизнь, стараясь нащупать что-то надёжное, что-то, чем можно было бы защититься от мёртвой хватки Гуру, но вскоре сдались и упали плетьми.

Учитель отпустил бездыханное тело, и оно рухнуло в пыль, точно мешок с глиной.

Что-то горячо запульсировало во лбу Ньютона. Глаза зажгло. Зрачки закатились назад, во тьму, в которую сноходец тут же провалился и сам.

Глава 18. Ночь

Ужасная давящая боль над бровями…

…как будто кто-то попрыгал по голове, а затем сбросил на лоб чугунную гирю.

Веки тугие, как старые пружины, совсем не поддаются. Закатившиеся глаза точно заклинило. Ньютон с трудом заставил зрение сфокусироваться, на секунду увидел звёздное небо и вновь отключился.

* * *

Приступ жажды вызвал второе пробуждение. Горло словно обработали наждачкой. Голос пропал. Веки по-прежнему почти не поддавались. Всё, что Ньютон смог сделать, это поднять руку и замычать. Но его словно не слышали. От внезапного страха беспомощности он замычал громче, затрясся в истерике, ограниченной жалкими покачиваниями тела.

Лишь когда губ коснулось влажное металлическое горлышко фляги, Ньютон сделал осторожный глоток и успокоился. Прохладная вода скользнула по глотке и пищеводу, приглушая боль.

Он приоткрыл глаза и увидел над собой чьё-то лицо, по которому непрерывно плясали тени и световые оранжевые зайчики.

– Ещё, – попросил он.

Горлышко вновь коснулось губ, и он сделал ещё несколько жадных глотков. Ньютон ещё какое-то время смотрел на молчаливый силуэт, сидящий над ним, пытаясь узнать знакомые черты лица.

Но накатила усталость, и он снова сомкнул воспалённые веки. И лишь когда кончик косички случайно коснулся его щеки, Ньютон понял, что это была Аня.

* * *

– Похоже, у него сотрясение, – зазвучал голос Гуру. – И не слабое… Что ж, пусть отдыхает.

– Это займёт время, – сказала Аня.

– Значит, будет время поболтать с нашим пленником. Если конечно он придёт в себя… Здорово Ньютон его, а? – учитель глухо усмехнулся. – Не ожидал я от него такой прыти…

– Изумительно. Просто замечательно! – Аня иронизировала. – Теперь они держат нас здесь, как два якоря, а время идёт.

– Ничего страшного, Анечка. Время всегда куда-нибудь да идёт… – учитель задумчиво помолчал и заговорил вновь. – Провизии хватит. Недели на две точно хватит. В крайнем случае, съедим Корвича… или Хосе.

– Меня?! – возмутился малыш.

– Шучу, – мягко ответил Гуру. – И вообще подслушивать не хорошо. Лучше спи, пока есть возможность.

– Уснёшь тут с вами, – пожаловался Хосе и через несколько минут блаженно захрапел.

Тишина. Треск костра. Сверчок где-то во тьме. Кто-то лениво ворошит палкой костёр.

– И всё же Ньютон не перестаёт меня удивлять, – снова заговорил Гуру через какое-то время. – Хоть я и считал его раньше бездарем, а храбрости и отчаяния ему не занимать…

– Ты всех считаешь бездарями, – тихо отозвалась Аня.

– Не правда. Просто сначала он мне казался зашуганным парнем, который залез в мир снов только от скуки, – учитель задумчиво хмыкнул. – За неимением виртуальной реальности, которую пока не изобрели. И хорошо, наверное, что пока не изобрели… Помяни моё слово, Анечка, как только людей привяжут к компьютерам, никому не станет дела до мира снов, и мы останемся последними в клубе отчаянных мечтателей. Только если мы этому не помешаем, конечно… Если же ничего не выйдет… кто знает, куда нас заведёт эволюция и технологии. Может люди вообще перестанут видеть сны…

– С чего тебя вдруг потянуло на поболтать?

– Возраст, Анечка, – Гуру глубоко вздохнул. – Возраст делает людей сентиментальными.

– Слушай, а сколько тебе в реальности? – вдруг заинтересовалась Аня.

– Пятьдесят четыре.

– А если считать по времени, проведённому в мире снов?

– Ну… если бы я не просыпался совсем, то мне было бы лет сто пятьдесят – двести.

Повисла долгая уютная тишина. Ньютон начал засыпать, но вновь раздавшийся голос Гуру взбодрил его:

– Мне всегда было интересно, какой срок жизни у человеческого сознания… Срок годности тела лет семьдесят, в среднем. Но вот сознание – оно ведь не стареет. Оно вообще может не меняться с самого детства. А если оно не стареет само по себе, то и умереть не может…

– Да неужели?

– О да… Если бы только сознание не было связано с мозгом. Мозг изнашивается и умирает, и с ним гаснет сознание, – Гуру помолчал. – Как-то раз мне попался артефакт одного безумца, который считал, что лучше прожить пятьсот лет во сне, чем сто в реальности. Он был богат и завещал своим слугам следить за его телом, пока он будет в мире снов. Делать массаж, чтобы поддерживать мышцы в тонусе, обеспечивать организм всем необходимым через капельницы. В общем, средства у него на это были…

– Действительно, сумасшедший, – Аня скучающе зевнула. – Прости. Ну, так и что с ним стало?

– Из пятисот запланированных лет, он прожил во сне девяносто шесть и умер. В реальности ему было всего лишь тридцать с небольшим.

– Так себе сказка на ночь.

– Да… грустная история. Бедняга не учёл, что в состоянии осознанного снохождения мозг изнашивается быстрее, чем у обычных людей.

– Раз уж тебе не спится, – произнесла Аня, после долгой паузы. – Подежуришь? А я посплю.

– Конечно, – ответил Гуру. – Отдыхай.

Где-то совсем рядом с собой Ньютон услышал шорох брезента и хруст молнии спального мешка.

– Гуру, – теперь голос Ани прозвучал ближе.

– М?

– Что ты рассказал обо мне Ньютону?

Гуру молчал.

– Когда он пришёл ко мне в последний раз, – продолжала девушка. – То сказал: «Ты бездарно тратишь свой талант». И ещё что-то про путь, с которого я сбилась. Так что ты ему наговорил обо мне?

Гуру тихо вздохнул:

– Я ведь не думал, что после нашего разговора он пойдёт прямиком к тебе, – в голосе учителя звучало искреннее сожаление и улыбка. – И тем более не думал, что он сдаст меня, старого дурака. Так что прости наши сплетни. Это всё опять моя сентиментальность.

– Да я не злюсь, – тихо сказала Аня. – Просто любопытно, что конкретно ты ему сказал.

– Да то же, что и тебе говорил не раз. Что в тебе больше потенциала, чем у всех, кого я когда-либо учил. Сказал, что ты разуверилась в Ордене и теперь пытаешься найти свой путь, – раздался треск сухих ветвей, подброшенных в костёр. – И ещё, кажется, что ты всё ещё винишь меня в том, что случилось с остальными.

Оба они замолчали. Только щёлкал хворост в костре, и сладко пахло дымом и хвоей.

– Я тебя не виню, – сухо произнесла Аня.

– Правда? – спросил Гуру.

– Правда. Раньше винила. Теперь не виню.

– Значит, отныне я буду спать спокойнее…

– Но я по-прежнему не хочу, чтобы ты втягивал меня в свои дела, – решительнее сказала Аня. – Ты знаешь, что я пошла сюда только ради него. Но когда мы выберемся отсюда, я не хочу чтобы ты снова вытаскивал меня из комнаты. Не хочу слышать об Ордене. И чтобы Ньютон ко мне приходил – я тоже не хочу.

Гуру ворошил трескучие угли.

– Ты меня понимаешь?

– Да, Анечка, я тебя понимаю, – учитель молчал. – Вот только…

– Только что? – напряжённо протянула Аня.

– Будет лучше, если ты сама ему об этом сообщишь. Когда выберемся, разумеется.

– С чего это? – Анин возмущённый шёпот едва не сорвался. – Я просто хотела и хочу, чтобы вы оба оставили меня в покое. Но ты втянул меня в это! Заварил кашу, тебе и ложку в руки! Сам объясни Ньютону, что к чему, и не делай меня крайней.

– Может, я и втянул тебя в этот поход, – хмуро подметил учитель. – Но не я позволил Ньютону войти в твою комнату.

– Я сделала это ради тебя! То есть, чтобы ты, наконец, отстал от меня!

– Правда? – в ровном голосе Гуру прозвучало сомнение. – А мне казалось, ты хотела с ним подружиться.

– Что за нелепица? – Аня зашуршала спальником, устраиваясь удобнее. А затем спокойнее спросила. – Зачем мне это?

– Может, за тем же, зачем и он хочет стать твоим другом, – предположил Гуру. – От страха перед одиночеством? Он так же одинок, как ты. У него ведь нет никого, кроме нас, Ордена и… тебя.

– У него есть реальность, – сказала Аня.

– У всех нас есть реальность. Однако мы здесь, на дне мира снов. Какой толк от реальности, где нас окружают десятки, сотни и тысячи людей каждый день? Чувствуем ли мы от этого себя лучше? Друзья и родные – циники. Для них мы – сумасшедшие. Все остальные – материалисты, для которых смятые купюры реальнее и ценнее, чем все чудеса Вселенной. Чудеса, которые они видят по ночам и упорно отрицают их существование… – Гуру помолчал. – Мы – изгнанники в реальности. Пусть там и люди, но человечного в них нет ничего. Они не задают вопросы, не ищут. Мясные машины, которые только едят, плодятся и делают это в автономном режиме. Реальность пережевала и выплюнула нас, – учитель переломил толстый прут и бросил его в огонь. – Если бы Ньютон был счастлив в реальности, или не был бы одинок, думаешь, он стал бы тем, кем стал теперь? Стал бы искателем, как мы? – Аня не отвечала, и Гуру тихо продолжал. – Думаешь, он бы вошёл в открытую тобой дверь? Тебе ли не знать, Анечка, что иногда жить во сне – это единственный способ жить…

– Не сравнивай! – неожиданно громко прошипела Аня, так что Ньютон вздрогнул и едва не открыл глаза. – И не пытайся заставить меня думать, что мы с ним похожи! Это ни черта не так!

Где-то по ту сторону костра кто-то застонал.

– Тише! – прошептал Гуру и стон усилился. – Ну вот, разбудила бедолагу.

– А не наплевать ли? – тихо, но уже в голос спросила Аня.

– Даже к врагам можно относиться с сочувствием.

– С сочувствием? Да ты же хотел его сожрать пять минут назад!

Пленник продолжал стонать.

– Эй… Чего он воет? – раздался сонный голос Хосе.

– Мы ещё договорим об этом позже! – рассерженно прошипела Аня Гуру и вновь усердно зашуршала, зарываясь в спальный мешок.

– О чём договорим? – с прежним непониманием спросил Хосе. – Эй?

– Спи, – коротко шикнул ему Гуру, поднимаясь на ноги, и зашагал к стонущему пленнику.

Глава 19. Воскрешение

На следующее утро Ньютон очнулся в тени дерева-гриба. В голубом небе сияло высокое солнце, прожигая редкие кляксы облаков.

Голова всё ещё гудела, но острая боль прошла. Он осторожно приподнялся и увидел Гуру. Одетый в защитные штаны и тёмно-зелёную футболку, учитель сидел на низком пне недалеко от погасшего костра. В руках его был перочинный нож и какой-то диковинный фрукт, похожий на синий ананас размером с ладонь.

– Как самочувствие? – с улыбкой поинтересовался учитель, счищая с фрукта кожуру.

– Пока не знаю, – Ньютон приподнялся ещё выше, и в висках заломило.

Он прищурился, но всё же сел на постели из спальника и покрывала, снова посмотрел на свою левую руку, которая так и не «вернулась».

– Это нормально, – заметив его смятение, спокойно произнёс Гуру. – Мы в Эдеме, и фокусы с тонкой энергией, как в мире снов, здесь невозможны. Разум воспринимает всё вокруг, как реальность, поэтому и тонкое тело принимает форму физического и ничего с этим пока не поделать.

Мог бы предупредить, негодующе подумал Ньютон. Последнее, чего ему хотелось, так это чтобы Аня или Хосе видели его в таком виде. Они то выглядели такими же, какими Ньютон привык их видеть в мире снов, уж Аня точно. На той башне она была вроде прежней… Гуру тоже почти не изменился. Разве что чуть сбавил в животе, и залысины над загорелым лбом стали заметнее.

– Голодный? – спросил учитель.

– Нет, тошнит.

– У тебя сотрясение, – Гуру отрезал ломтик с белой мякотью и закинул его в рот. – Но, раз уж очнулся, всё нормально. Через пару дней всё пройдёт.

Ньютон огляделся: их скромный лагерь расположился на опушке, окружённой хвойными деревьями и деревьями-грибами. Возле кострища, в пепле которого валялись пустые консервные банки, раскиданы четыре лежанки, на одной из которых и сидел с трудом приходящий в себя молодой сноходец.

Он обернулся, пытаясь отыскать Аню и Хосе, но заметил лишь пленника. Корвич лежал отдельно от остальных, сонно свернувшись на собственном плаще в тени лиственницы. Его руки были скованны наручниками.

Ньютон осторожно встал и, чуть пошатываясь и держась за раскалывающийся висок, подошёл к пленнику ближе и ужаснулся. Лицо пепельноволосого было изуродовано до неузнаваемости огромной фиолетовой гематомой от середины лба до кончика искривлённого, будто вдавленного носа. Сине-зелёная опухоль пожрала глаза. А от виска до щеки тянулся уродливый шрам, сочащийся жёлто-красной лимфой. Шрам стягивали швы настолько небрежные, что казалось, они разойдутся в любой момент, и голова несчастного развалится на неравные половинки, как помидор, лопнувший на жаре.

– Знаю, знаю, – пережёвывая сочный фрукт, произнёс Гуру. – Выглядит не очень аппетитно, но всё не так страшно.

– А откуда у него шрам, разве я…

– Нет, ты только его вырубил. Шрам он сам себе заработал, во время взрыва, я думаю. Скорее всего, располосовал об ограду балкона, пока падал.

Ньютон почувствовал, как не то от увиденного, не то от головокружения к горлу подкатила тошнота, и рот наполнился желчной слюной. Но он только судорожно сглотнул и спешно вернулся к своей лежанке. Чуть переведя дух, он вновь спросил,кивая на пленника:

– А кто они?

– Лига Весов, – ответил Гуру, хмуро посматривая на Корвича. – Точнее то, что от неё осталось, – перехватив вопросительный взгляд ученика, он прекратил терзать фрукт и стал рассказывать. – Давние враги Ордена. Фанатики, которые считают своим призванием поддерживать в мире снов энергетический баланс. Мешают искателям, вроде нас, делать своё дело. Они считают, что добыча и поглощение артефактов разрушают мир снов.

– Почти как хранители, – с иронией произнёс Ньютон.

– Хранители – это те, кем они становятся после смерти, – учитель перехватил ошеломлённый взгляд ученика и с улыбкой добавил. – Конечно, это чушь. Но члены Лиги верят, что особенно преданных последователей после смерти ждёт слияние с общим разумом хранителей.

– По-моему, так себе перспективы.

– Я же сказал: они – фанатики. У них одно на уме: мешать нам. Так что для них это было бы идеальным продолжением бытия.

Гуру несколько секунд просто сидел с несколько отрешённым видом, затем отрезал кусочек фрукта, закинул его в рот, неторопливо прожевал, и вновь заговорил:

– Лига Весов – давний враг Ордена. Вражда между нами пошла с тех пор, как старый глава Лиги узнал обо мне и о моих намерениях соединить два мира. Разумеется, с тех пор мы стали для них главной целью. И так началась война.

– Война, о которой вы рассказывали? – спросил Ньютон.

– Да, – Гуру понизил голос, легко и медленно срезая кожуру длиной спиралью. – Война в которой не оказалось победителя. Они лишили нас многих хороших искателей. Мы лишили их предводителя. Без него участники Лиги утратили веру и силу. «Весы» развалились. А это, – учитель небрежно кивнул на Корвича. – Жалкие отголоски безумия.

Ньютон пристально посмотрел на изуродованное лицо спящего пленника и внезапно почувствовал боль в собственной голове.

– Однако эти отголоски чуть-чуть нас не убили, – произнёс он, невольно щурясь от давления между бровей, и низко опустил голову.

Гуру улыбнулся:

– Повезло, что у Ани большой опыт в таких делах. Она догадалась спрятать свою часть артефакта, перед тем как идти к башне. Это дало время нам с Хосе, чтобы подготовить атаку.

– Вы знали, что будет засада? – спросил Ньютон.

– Я не был уверен в этом, – Гуру помолчал и уклончиво добавил. – Вернее, был почти уверен, что её не будет. Но я не исключал такой возможности.

– Почему же вы не предупредили нас? – Ньютон пристально посмотрел на учителя.

– Не хотел, чтобы вас терзали лишние тревоги и мысли, когда вы шли за артефактом. К тому же, если бы вы были в курсе, то могли бы выдать своё беспокойство и тогда они стали бы вести себя осторожнее и устроили засаду получше.

– Но почему тогда нам всем нельзя было просто встретиться в другом месте?

– Это было бы рискованно, – спокойным рассудительным тоном сказал Гуру. – Они могли бы напасть на след и атаковать в самый не выгодный для нас момент. Если есть риск нападения, лучше сделать всё возможное, чтобы напасть первыми.

Ньютон почувствовал горячее раздражение и злость на учителя, и внезапно вспылил:

– Значит, мы с Аней были приманкой?

– Тебя это очень задевает? – Гуру смерил ученика холодным взглядом.

Ньютон отвёл глаза в сторону и отрицательно качнул головой.

– Я понимаю тебя, если ты огорчён, – примирительно сказал Гуру. – Но если ты поиграешь с этой ситуацией в голове, то поймёшь: план был превосходный. Всё прошло как нельзя лучше, – он бросил синюю кожуру в пепелище костра. – Не считая того, что пришлось взрывать башню вместе с вами, разумеется, – добавил он, и Ньютону показалось, что учитель прочитал его мысли. – Это было слишком рискованно… Но зато благодаря тебе мы взяли в плен одного из них. Так что теперь на случай нападения у нас есть заложник.

– Вы знаете его? – спросил Ньютон.

– Знаю, что он из Лиги, – сухо ответил учитель.

– А мне показалось, вы с ним хорошо знакомы.

– Неужели? – в глазах Гуру появилась какая-то озорная заинтересованность. – Вы успели с ним побеседовать?

– Да не особо, – с трудом выдохнул Ньютон, затем осторожно, так чтобы не сотрясались мозги, лёг на бок и подложил под щёку исцарапанную ладонь. – Он только всё расспрашивал: «Где Гуру? Где артефакт?». Ещё сказал, что они долго сидели в засаде, – он замолчал, напрягая память, и вспомнив кое о чём, засомневался, прежде чем продолжить. – На самом деле они не выглядели такими уж опасными.

– М? – веки Гуру едва заметно напряглись.

– Меня больше беспокоила женщина, – Ньютон увидел в небе летящую белую птицу и вспомнил имя. – Ольга. Кажется, её не столько интересовал артефакт, сколько вы.

Глаза защипало от яркого света, всё стало размытым, и веки быстро сдались.

– Ты ещё не окреп, – тихо сказал Гуру. – Лучше набирайся сил. Впереди долгий путь.

Тьма болезненно пульсировала, и Ньютону показалось, что он сейчас отключится. Но в воспалённой памяти мелькнуло что-то, чего он, казалось, и не видел наяву: свет сквозь бурую пелену дыма, безвольно рухнувшее тело здоровяка, и силуэт наставника, нависший над ним в своём страшном могуществе. Его бросило в озноб.

– Гуру, а это правда, что мы сейчас в реальности?

– В западне, а не в реальности, – Гуру повернулся к Ньютону и снисходительно улыбнулся. – Это Эдем. Мы провалились сюда, как только вы с Аней отняли у хранителей артефакт. Но, вообще, сейчас это место для нас действительно идентично реальности.

– И если умереть, то…

– Умрёшь насовсем, – помог ему договорить учитель.

– А те люди…

– Мертвы.

Ньютон сглотнул.

– Вы убили их?

– Женщину я не трогал, она разбила голову при падении. Здоровяка мне пришлось убить, иначе он убил бы тебя.

Ньютон не мог открыть глаза и не видел учителя, но внезапно почувствовал незримую дистанцию, растущую между ними. Дистанцию размером с чёрную пропасть, затягивающую его всё глубже.

– Его звали Большой, – почти одними губами произнёс Ньютон, но учитель услышал.

– Не нужно жалеть их, Ньютон, – сказал Гуру. – Они были плохими людьми и кончили плохо. Тут нет ничего особенного. В реальности люди гибнут постоянно, и это называется статистикой. Просто представь, что к этой миллионной цифре добавились ещё две единицы. Двое уснули и не проснулись. Такое тоже бывает. И никто никогда не узнает, отчего, потому что того, что произошло вчера, в реальности не было.

– Как… не было? Но… я видел своими глазами…

– Ты видел сон, – голос учителя становился монотонным. – И в этом сне ты видел, как я убил человека. Тебе сейчас кажется, что и твои руки в крови, но это не так. Выбор был мой. Мы выберемся отсюда. И ты проснёшься. И там – всё окажется игрой воображения.

– Как я смогу думать, что это игра воображения? – Ньютон не понимал, говорит ли он вслух, или только размышляет. – Теперь… когда я буду идти по городу… Я буду думать, что где-то в постели лежит труп, о котором никто и не знает… Лежит себе… и никому нет дела…

– Труп негодяя, Ньютон. В реальности ты сочувствуешь негодяям? Убийцам? Ворам? Психопатам? – возникла тишина, и тон учителя смягчился. – Не занимайся самоедством. Лучше радуйся, что он, а не ты или кто-то из нас.

Внезапная лихорадочная дрожь охватила Ньютона. Не то от стыда, не то от того, что жгло изнутри.

– Простите, – сдался он. – Спасибо… что спасли меня. Я благодарен вам… Правда.

Гуру ничего не ответил. Только поднялся на ноги и, подобрав со своего лежака плед, подошёл к дрожащему ученику.

– Не за что, – он накрыл его до самого подбородка и почти беззвучно добавил. – Тебе спасибо, что не дал Аню в обиду.

Ньютон почувствовал на плече заботливую руку учителя.

– Отдыхай.

Он слышал сквозь собственное лихорадочное сопение отдаляющиеся шаги Гуру и мечтал о том, чтобы скорее проснуться, или уснуть и оказаться в своей библиотеке, подальше от разрывающей череп боли. И от жара. И подальше от этой улиточной деревни. И от всего остального.

Ньютона душили две вещи: благодарность к учителю и тошнотворное осознание чего-то непоправимого, какое остаётся, только когда видишь, как один человек лишает жизни другого. Хотелось смыть с себя это. Вот только Ньютон знал, что от подобного не отмыться. И отчего-то был уверен, что безвольно падающее тело Большого будет с ним до самой его смерти. И не важно, кем тот был и что собирался сделать. Важно, что Большой был намного сильнее и моложе Гуру, а тот разделался с ним, как с напрасно родившимся щенком.

Ньютон видел в бреду хладнокровные тёмно-карие глаза учителя, внушающие почтительный ужас и страх когда-нибудь оказаться на его пути. Сноходец жмурился, пытаясь зарыться от этого взгляда, но попадал прямиком в бездонные пасти хранителей.

Он бежал по песчаным коридорам, прочь от настигающей его гигантской копии Гуру, сметающей всё на своём пути. Он стоял на коленях перед Корвичем, рядом с Аней. Его одолевала животная ненависть к ней. Он сам хватал её за глотку, ногтями впивался в нежную кожу и сбрасывал с башни. А затем поднимал обратно, волоча за сломанные ноги, оставляя грязно-кровавый след на ступенях, и снова сбрасывал вниз. И ещё раз. И ещё. А Гуру стоял на площади рядом с Ольгой, из чьего пробитого черепа сочился мозг, и оба они восторженно аплодировали происходящему.

Трясло. Жгло от боли. Ньютон утопал в собственном поту. Перед глазами вспыхивали воспоминания, подправленные воспалённой фантазией. В одном из них силуэт Большого направил дуло автомата ему в лоб и всё же спустил курок.

Глава 20. Не то место

Ночью Ньютон проснулся от приступа сухой рвоты. Перевернулся на живот, попытался опорожниться, но из нутра вырвался только сухой кашель.

Аня оказалась рядом и дала ему попить. В чёрном небе мерцали звёзды.

– Пей, у тебя обезвоживание, – тихо говорила девушка, вливая ему в рот из алюминиевой кружки какой-то тёплый травяной отвар.

Утолив жажду, Ньютон взял Аню за руку и грубо отстранил от себя. Содержимое кружки слегка выплеснулось на одеяло.

– Лучше бы тебе выпить всё.

– Спасибо. Уже лучше, – сказал Ньютон вернувшимся голосом и утёрся рукавом штормовки.

– Я готовила этот отвар…

– Сказал же – достаточно, – раздражённо перебил он.

Лицо девушки вытянулось в удивлении. Но затем она только улыбнулась и свободной рукой потянулась к его лбу. Ньютон хотел ей помешать но, почувствовав нежное прикосновение, не смог. Как и не мог оторваться от успокаивающей ледяной синевы её глаз.

– Жар спал, – удовлетворённо сказала Аня и отняла руку.

Ньютон огляделся. У горящего костра, от которого веяло приятным теплом, сидел связанный Корвич и косо поглядывал на него одним глазом – второй всё ещё скрывала фиолетово-зелёная опухоль, разросшаяся от расквашенного носа до виска.

– А где Гуру и Хосе? – спросил Ньютон у Ани.

– Отошли по нужде, – без смущения ответила она и, увидев на лице Ньютона тупую сосредоточенность, засмеялась.

– По нужде? – с непониманием спросил он.

– Кое-кто всё ещё спит, не так ли?

– Что за шум?! – неожиданно раздался из-за кустов крик Хосе.

Малыш буквально выпрыгнул из зарослей, второпях застёгивая ширинку, и, увидев ожившего друга, расцвёл своей почти беззубой улыбкой.

– Человек-таран, ты проснулся! – радостно завопил он на весь лес и бросился к Ньютону с объятиями.

* * *

Гуру заявил, что «раз все пришли в себя и снова мобильны», с первыми лучами солнца нужно выдвигаться в путь – к окраинам локации, чтобы пересечь границу Эдема и вернуться на общую территорию мира снов.

Проспавший почти двое суток Ньютон вызвался дежурить на всю оставшуюся ночь. Все, особенно Аня, пришли в восторг.

Перед отбоем Гуру отвёл Ньютона в чащу недалеко от лагеря. В свете звёзд и двух белых лун гигантские грибы отливали изумрудным свечением. Лицо учителя в этом свете казалось похудевшим и каким-то постаревшим. Однако в его тёмных глаза таились прежние сила и уверенность.

– Ты точно в порядке? – спросил он.

– Да. Голова почти не болит. Я справлюсь с дежурством, не беспокойтесь.

– Уверен? Ты весь день пролежал в лихорадке и нёс такую несусветную чушь, что…

Гуру многозначительно посмотрел на Ньютона, и тот виновато улыбнулся:

– Надеюсь, я никого не обидел. Почти ничего не помню, да и вспоминать не хочу, если честно.

– Хорошо, – Гуру по-отечески подмигнул, глянул по сторонам и заговорил тише. – Я хотел предупредить насчёт Корвича. Будь с ним начеку. Язык у него подвешен что надо.

– Что надо?

– Он умеет убеждать. Он как крокодил – терпелив и хитёр, и при любой возможности попытается запудрить тебе мозги, вызвать сочувствие или что-нибудь в этом роде. Не верь ни единому его слову. Он ненавидит Орден и меня и сделает всё, чтобы настроить нас друг против друга. Понимаешь?

От этих слов Ньютон слегка напрягся, но понимающе кивнул. Учитель ещё раз настороженно огляделся, и, доверительно приблизившись к ученику, сказал:

– Корвич тоже был в Ордене когда-то. Но он здорово оплошал и предал нас. Я его прогнал. Поэтому, помимо фанатизма Лиги, он ещё жутко хочет отомстить лично мне и может попытаться сделать это через кого-нибудь из вас. Так что будет докучать болтовнёй – огрей дубиной. Не возбраняется.

* * *

Ньютон попробовал местные фрукты. На вкус они оказались кислее лимона и острее красного перца. Он отплевался под хохот Хосе и понял, почему никто, кроме Гуру не ел эти синие ананасы. Учитель же поглощал их с невозмутимым и даже непрошибаемым видом.

Когда все уснули, время стало тянуться. Ньютон подолгу ворошил угли в костре и часто подкидывал дрова. Несмотря на дневную жару, ночью в лес заползал холод пустыни, которая окружала временный приют сноходцев и тянулась вдаль на многие километры. Даже Гуру укрывался двумя одеялами, а теплолюбивый Хосе и вовсе не высовывал носа из спальника. А вот Аня спала крепко.

Ньютон разглядывал её чистое лицо, чуть скрытое растрепавшимися чёрными локонами. Отсветы костра плясали на её скулах. Брови смешно нахмурены, а чуть вытянутые губы уткнулись в сжатый кулачок. В таком виде девушка походила на маленькую девочку, которой снилось что-то крайне увлекательное. Ньютон улыбался, не понимая, как мог быть грубым и невежливым с этим милым созданием пару часов назад. К тому же её чудесный отвар в самом деле подействовал ободряюще.

Зашуршал грязный плащ Корвича. Ньютон напрягся и уставился в сторону пленника.

Корвич приподнялся с покрывала и поглядел на Ньютона сонным глазом, торчащим из-за красно-синих бугров.

– Извини, – дрожащим голосом прошептал он и плотнее закутался в плащ, насколько позволяли связанные руки. – Могу я п-п-одойти к огню? Очень х-х-олодно.

Его зубы стучали, а изо рта выходил пар.

Ньютон кивнул и, не сводя глаз с Корвича, сутуло крадущегося к костру, нащупал под штормовкой охотничий нож, выданный Гуру, и тут же подумал, что едва ли наберётся духу использовать оружие, даже если придётся. Но рукоять клинка, сжимаемая в руке, определённо наделяла его чувством превосходства и спокойствием.

С минуту они сидели рядом в напряжённой тишине, в которой даже костёр затрещал резче. Корвич выдыхал шумно с особым старанием, словно таким образом выгонял холод из тела.

– Прости, что угрожал тебе и девчонке, – отогревшись, тихо заговорил он, глядя в огонь. – Мне жаль, что до этого дошло.

Ньютон покосился на пленника. Изуродованный Корвич выглядел жалким. Теперь жизнь пепельноволосого была в руках не склонного к милосердию Гуру. При этой мысли Ньютон отпустил рукоять ножа и вдруг тоже захотел извиниться перед врагом за лицо и дать ему одеяло. Но, вспомнив слова Гуру, промолчал.

– Хочу, чтобы ты знал, – произнёс Корвич. – Мы бы не причинили вам вреда. Я погорячился, когда сказал… – он смолк, встретив внезапно жёсткий, как удар хлыста, взгляд Ньютона, и снова отвернулся к огню. – Впрочем, сам всё помнишь…

Они ещё долго сидели у жаркого пламени, прежде чем пленник вновь подал голос:

– Эй.

Ньютон снова встретил его неприветливым взглядом.

– Хочу, чтобы ты понял, – Корвич говорил тише и твёрже, чем прежде, и смотрел на Ньютона прямым серым взглядом. – Я не враг тебе. Мне с тобой делить нечего. Как и нечего было делить Ольге и Большому.

Пленник отвернулся к костру и опечалено склонил голову. Ньютон тоже невольно вспомнил их лица.

– Просто жаль, что мы встретились не в том месте и не при тех обстоятельствах, – с неподдельной грустью сказал Корвич и через минуту добавил. – Спасибо, что позволил погреться.

Он поднялся на ноги, вернулся к своему лежаку и отвернулся к темноте леса.

Глава 21. Эдем

Едва росинки на редкой траве окрасились бриллиантовым блеском рассвета, сноходцы собрали лагерь и двинулись в путь.

Гуру, нагруженный огромным рюкзаком с провизией, шёл первым. Аня с поклажей поменьше и половиной артефакта шагала за ним. Хосе был третьим и держал на привязи Корвича, навьюченного спальниками. Малыш периодически подёргивал за верёвку, обратный конец которой обвивал руки пленника хитрым узлом. Ньютон, вооружённый охотничьим ножом и суровым молчанием, об которое разбивались любые попытки Корвича заговорить, замыкал строй.

– Здесь действительно, как в реальности, – сказал Ньютон на первом привале, изнурённый длительным переходом через жаркую лесостепь.

– Ага, и время так тянется! О, мамма Мия! – поддержал его Хосе.

– Всё дело в восприятии, – объяснил Гуру уставшим, но по-прежнему менторским тоном. – В Эдеме время воспринимается иначе, чем в остальных областях мира снов. Здесь час один к одному с реальностью.

Пока остальные трапезничали, Ньютон промывал зудящий от пота шрам на лбу, обильно поливая его тёплой водой из фляжки.

– Что же это такое, маэстро! – вдруг возмутился Хосе, кусая галету. – Выходит, мы уже по-настоящему три дня не ели и не пили?

– А чем же ты сейчас занимаешься? – учитель слегка улыбнулся.

– Так это ж не по-настоящему, – Хосе изумлённо уставился на надкушенную галету.

– Сознание человека – вещь тонкая, – сказал Гуру и хотел продолжить, но Аня его перебила.

– Раз вы трапезничаете, господа, – заговорила она, бросая рюкзак у ближайшего дерева, похожего на карликовую ель. – Я немного вздремлю. Вы не возражаете?

Никто не возражал. Только Ньютон в очередной раз про себя удивился Аниной сонливости, обострившейся за эти дни. Девушка постелила свой плащ на землю и легла в жидкой тени ветвей, закрыв лицо платком.

– Так что там насчёт сознания, маэстро? – напомнил учителю малыш.

Гуру вскрыл три банки с кашей. Одну оставил себе, остальные протянул Корвичу и Хосе. Ньютон заранее отказался и обошёлся галетами – его всё ещё подташнивало.

– Дело в том, Хосе, – заговорил учитель. – Что сознание влияет на состояние организма в целом. Ты ешь сейчас этот кусочек пресного хлеба, но твоё физическое тело не получает углеводов. И всё же разум твой убеждён, что раз ты ешь, то и организм насыщается. И благодаря этому твоё физическое тело задействует резервные запасы жиров и углеводов, которые уже имеются в организме. Плюс ко всему стимуляторы, которые я вам прислал, вводят мозг в состояние, схожее с неглубокой комой. В этом состоянии и все физические процессы протекают в очень экономном режиме.

– Так сколько же у нас времени? – спросил Ньютон. – Прежде чем мы начнём медленно умирать от истощения?

– Зависит от особенностей организма. В среднем недели две-три, – невозмутимо ответил Гуру, пережёвывая холодную кашу, и, лишь заметив беспокойство на лицах учеников, оптимистичнее добавил. – Но мы доберёмся до границы Эдема намного раньше. Там мы воспользуемся колодцем – это такие очаги незатвердевшей энергии, бреши в границе локации, – и вернёмся домой.

Ньютон не совсем ясно представлял, как это всё будет выглядеть, но решил не допытываться. Его больше интересовало другое. Минут пять все сидели молча, стуча вилками и ложками в консервных банках. Затем Ньютон заметил высоко в небе парящего орла и спросил:

– А всё-таки, что такое – этот Эдем?

Неожиданно Корвич оказался проворнее своего бывшего учителя.

– Это то, что находится под общей территорией мира снов, – просипел пленник.

Глаза Хосе моментально вспыхнули, и он дёрнул бы за верёвку, если бы руки не были заняты едой.

– А ну молчи! – с набитым ртом приказал он пленнику, но неожиданно получил от Ньютона лёгкий пинок в носок ботинка. – Эй! Ты чего? – возмутился было малыш, но тут же хитро усмехнулся под сердитым взглядом друга и вернулся к обеду.

Гуру только искоса глянул на пленника, держащего в скованных руках надкусанную галету и пустую жестянку, и ничего не сказал.

– Эдем состоит из локаций, лишённых своих артефактов, – Корвич глядел на Ньютона уже почти двумя глазами – опухоль спала.

– То есть, Эдем разрастается каждый раз… – задумчиво заговорил Ньютон.

– Каждый раз, – продолжил за него пленник. – Как подобные вам приходят разорять локации. Вы воруете артефакты, а локации как-бы проваливаются под мир снов, в Эдем, и образуют новую реальность.

– Брехня, – вмешался всё-таки Гуру, плюнув кашей от возмущения и, утерев губы ладонью, добавил. – Это западня, а не новая реальность. Ещё одна ловушка мира снов. Чтобы авантюристы вроде нас сгинули здесь и больше не лезли, куда не нужно. Эдем – это никакая не реальность! Это всего лишь состояние крайне глубокого сна, из которого сложно выйти. И только!

Почти минуту никто не решался ввязываться в спор, как вдруг Корвич ехидно улыбнулся.

– Да неужели? – протянул он.

Гуру бросил на него недобрый взгляд.

– Тогда как ты объяснишь чувство голода? – нахальным тоном продолжил расспрашивать учителя бывший ученик. – Слабость, сонливость, боль? Как ты всё это объяснишь?

– Я уже объяснил, – ответил Гуру. – Обычная психосоматика. Разум верит – тело чувствует. И наоборот.

– Но почему фрукты на деревьях съедобные?

– Биас – создатель этого места, воображал их съедобными, – в голосе Гуру сквозило нетерпение. – Вот они и для нас съедобные.

– А как ты объяснишь это? – Корвич указал в небо, где всё ещё кружил одинокий орёл.

– Что именно? – нехотя взглянув на птицу, спросил Гуру.

– Они живые! Птицы, звери, деревья! По-твоему, они тоже проекции, созданные тем, кому принадлежало это место?

– Именно!

Ньютон с Хосе перебегали глазами с одного спорщика на другого.

– Тогда скажи, почему они имеют свою собственную волю? – не унимался Корвич. – Живут, охотятся?

– Да с чего ты взял, что у них есть воля? – вскипел Гуру.

– А с того, что после смерти человека все созданные им проекции одушевлённых существ исчезают вместе с ним! Тебе ли не знать! – серые глаза пленника блеснули странным воодушевлением. – Если мы всё ещё в мире снов, то есть в его «западне», как ты говоришь, тогда почему нас повсюду окружает жизнь?

– Да нет здесь никакой жизни! – Гуру окончательно рассвирепел и телом подался на Корвича. – Не неси ересь, идиот! Всё вокруг – иллюзия, чтобы мы никогда больше не проснулись! Птицы, звёзды, фрукты, – учитель замахал вилкой в разные стороны, отчего Хосе с опаской отпрянул от него. – Зверушки, ящерицы, гигантские грибы – всё просто очень искусная иллюзия, которая играет с нашим сознанием!

– Да? – Корвич скалился самоуверенной златозубой улыбкой. – Тогда зачем ты ешь? А? Ну, раз ты знаешь, что всё это иллюзия – попробуй не есть! И посмотрим, что с тобой станет через два-три дня.

– Я же сказал: психосоматика! Ты знаешь, что это такое, тупица?

– Знаю. Дешёвое словечко, которым…

– Просто это очень убедительная иллюзия! – не дал договорить ему Гуру. – Настолько убедительная, что даже зная об этом, мы не можем пересилить своё сознание, пока не найдём колодец и не почувствуем живую энергию мира снов.

– А смерть – это что тогда? Тоже иллюзия?

– Если убедить мозг в смерти, он отключится. А без мозга тело не живёт.

– Эх, Гуру, Гуру, – Корвич сокрушённо покачал головой. – Ты как сновидец – видишь то, во что веришь, но не веришь тому, что видишь. Циничный старик. Ищешь подоплёку там, где её и нет. И всему даёшь абы какое объяснение, лишь бы казаться учёным в глазах своих прихвостней.

От последних слов даже смуглый Хосе оскорблённо покраснел, как помидор, и едва не бросился на пленника с вилкой. Но Ньютон вновь остановил его.

Гуру недолго пилил взглядом Корвича, а затем, без обиды или гнева, а лишь с разочарованием, ответил:

– А ты, сопляк, как был бездарем, так им и остался, – он обмакнул галету в жир, размазанный по банке, и закинул в рот. – Я думал, ты чему-то научишься с годами, но нет. Бездарный и ленивый мальчишка, летающий в облаках… Уверен, будь я хоть трижды Гуру, перед смертью меня будет мучать вопрос: как ты вообще выжил в мире снов с таким легкомыслием?

Улыбка сошла с лица Корвича, и его взгляд, как и сиплый голос, неожиданно похолодел:

– Выжил, потому что вовремя перестал быть твоим прихвостнем. И потому что ты не успел принести меня в жертву, как остальных.

Гуру презрительно ухмыльнулся в один бок и, ничего не ответил, только стал активнее наполнять рот хлебными крошками.

Ньютону показалось, что на этом спор закончится. Но Корвич по-прежнему не отрывал от учителя злого взгляда, из-за которого стал похож на одичалого пса, готового к прыжку.

– Напомнить тебе, – произнёс он вдруг проницательным тоном, от которого челюсти учителя замерли. – Напомнить тебе, что ты сделал с Жаком и Бромом?

Неожиданно лицо Гуру ожесточилось. Внезапно учитель отбросил консервную банку в сторону и кинулся на пленника так стремительно и свирепо, что по случайности едва не зашиб Хосе. Он схватил Корвича за шиворот и рывком приподнял с камня. Галета и жестянка вывалились из связанных рук.

– И за каким чёртом я не прикончил тебя? – сквозь зубы выдавил Гуру прямо в лицо Корвичу.

Тот сморщился, закусал губы в беспомощной злобе, но глаз в сторону не отвёл.

– Будешь меня злить, – прошипел Гуру. – Сломаю ноги и оставлю здесь. Заодно проверишь, насколько это место реально!

Он рванул Корвича на себя и отпустил так резко, что тот упал лицом в грубый солончак и через секунду отчаянно взвыл. Гуру ушёл прочь собирать рюкзак.

Пленник возился в пыли, жмурился от жгучей боли, шипел сквозь слюни и покачивался взад-вперёд, не отводя рук от лица.

– Да ладно тебе, гринго, – принялся неумело, но с неожиданной искренностью утешать его Хосе. – Подумаешь – упал.

Ньютон продолжил жевать галету, но, увидев лицо Корвича, потерял всякий аппетит. На уродливый шрам, всё ещё сочащийся гноем и лимфой, налипла грязь, и сквозь эту буро-жёлтую корку струпьев проступили тёмно-красные капельки. Кровь сгущалась, стекала по лицу и окропляла истрескавшуюся землю. Хосе тоже поморщился и отложил недоеденный паёк.

Аня так и не проснулась от шума, пока Гуру не скомандовал «Подъём». Тогда девушка сонно потянулась и, увидев Корвича, озадаченно спросила:

– Вы чего? – она переводила взгляд с пленника на Гуру, собирающего рюкзак, и наоборот. – Гуру, у нас что, уже закончилась еда?

– Мы выдвигаемся, Анечка, – мягко ответил учитель, совсем на неё не глядя.

Аня ещё раз окинула всех взглядом и удручённо вздохнула:

– Мальчишки…

Когда все уже подготовились к движению, Аня всё ещё усердно смывала кроваво-гнойное месиво с лица Корвича водой и промачивала рану собственным маленьким полотенцем. Кожа вокруг шрама воспалилась. Теперь пленник молчал, но сбивчивое дыхание и выступивший на лбу пот выдавали нестерпимую боль.

– Обработать бы и перевязать, – сказала Аня и вопрошающе посмотрела на Гуру. – Иначе ему скоро придётся ампутировать голову.

Хосе, стоявший возле Ани и пристально следивший за процессом, сначала усмехнулся, но потом серьёзно посмотрел на Гуру:

– Маэстро, Аня права. Нельзя моему пленнику голову ампутировать.

Гуру сначала даже не посмотрел на них. Но потом всё же подошёл и молча протянул Ане походную аптечку из собственных припасов, таившихся в безразмерных карманах шинели.

* * *

Пустыня дышала сухим жаром. Казалось, под толщей солончака, редко поросшего верблюжьей колючкой, черти разжигали костры для грешников, и пламя этих костров обжигало стопы сноходцев даже сквозь толстые подошвы ботинок. Ньютону хотелось разуться и облить стёртые ноги ледяной водой. Но толку от этого было бы мало, да и воды оставалось немного – целая бутылка ушла на рану Корвича, который теперь шагал в абсолютно поникшем молчании и с щедрой белоснежной повязкой на половине лица.

Ньютон оглядывался, выискивая признаки жизни, о которой говорил пленник. Но ничего, кроме мутной ряби на горизонте, в этом месте не двигалось.

Ему хотелось расспросить Корвича о тех двоих, упомянутых в недавнем споре, о Жаке и Броме. Но пустыня изматывала. К тому же не хотелось снова провоцировать Гуру, который теперь почти не оставлял пленника без собственного надзора. Оставалась лишь Аня. Она могла бы пролить свет на прошлое учителя и ученика, но она шла слишком далеко. И Ньютон, по привычке ощупывая пустоту на месте левой руки, в глубине души радовался, что девушка не шла с ним бок о бок.

Когда солнце склонилось к закату, на горизонте показались карликовые деревья, а в трещинах под ногами зазеленели травинки. Вскоре крохотные кривые силуэты оказались невысокими песчаными соснами.

Сноходцы достигли подлеска, когда небо уже разделилось на две половины: красно-оранжевую и тёмно-синюю с проступившими звёздами. Гуру сбросил поклажу с плеч. Корвич сел под деревом, а Хосе повалился на сладко пахнущий ковёр из сухих иголок и шишек, не отпуская верёвку из рук, и легонько застонал.

– Я схожу за хворостом, – сказал Ньютон и бросил свой рюкзак на живот равнодушного от усталости Хосе.

– Я с тобой, – неожиданно сказала Аня и, встретившись с Ньютоном глазами, добавила. – Хочу прогуляться.

Хосе истерически захохотал:

– Ну, конечно! День пути по этой вонючей пустыне – это ж не прогулка!

Аня только скромно улыбнулась. Из всех она одна не выглядела измотанной. Только загоревшей и чуть взмыленной.

– Я лучше сам, – сказал ей Ньютон.

Девушка достала из рюкзака бутылку с водой и сделала пару маленьких глотков, не сводя с Ньютона пристального испытующего взгляда.

– Я сам справлюсь, – мягче повторил Ньютон и направился в ту сторону, где деревья сгущались.

– Конечно, справишься, – Аня оставила бутылку и пошла следом.

Ньютон остановился, когда она обогнала его и зашагала впереди.

– Так ты идёшь? – бросила она через плечо.

* * *

Остановившись с охапкой хвороста в руках, Аня глубоко вдохнула сладковато-терпкий запах хвои и смолы.

– Почти как дома, – блаженно произнесла она, и Ньютон невольно улыбнулся, вспомнив их первую встречу в яблочной роще.

– Здесь есть шишки, – он пнул маленькие бурые шишки под ногами и посмотрел на зелёные, висящие на ветвях. – Может, в них есть орехи?

– Ты ведь шутишь?

– Нет, – серьёзно ответил Ньютон. – А что смешного? В шишках же есть орехи?

– В кедровых шишках – да, – девушка подняла с земли пустышку, подошла к Ньютону и демонстративно расшелушила её. – А это песчаные сосны. В их шишках орехов нет.

– А зачем тогда они вообще нужны?

– Для размножения, – Аня хитро улыбнулась и отошла на несколько шагов в сторону. – Ну, или чтобы делать так.

Она неожиданно обернулась и бросила шишку в Ньютона. Та совершенно не больно отскочила от его груди, и он с недоумением уставился на девушку.

– Ну, давай! – озорным голосом попросила Аня.

Её глаза игриво мерцали в полумраке.

– Что «давай»?

– Брось в ответ.

– Зачем? – Ньютон нахмурился, и, не дожидаясь ответа, вновь принялся за сбор хвороста, каждый раз кладя скудную охапку на землю, чтобы подобрать ещё одну ветку.

Аня обречённо выдохнула:

– Зануда.

Она шла параллельно с Ньютоном и через какое-то время спросила:

– Ты что, правда, никогда не кидался шишками?

Ньютон молчал.

– Родители тебя не водили в лес в детстве?

– Нет, – буркнул он себе под нос.

– Что, и даже с друзьями не играл в лесные войнушки?

– Нет.

Ньютон остановился и сердито посмотрел на Аню, но, не заметив на её искреннем лице ни доли усмешки, смягчился.

– У меня не было друзей, – неожиданно для себя признался он, глядя под ноги. – Мы жили с мамой и с… С братом. В общем, мы часто переезжали. Так что нам было не до походов в лес.

– Прости, – тихо произнесла Аня и грустно улыбнулась в пустоту. – Тяжёлое детство значит?

– Да нет, – спокойно ответил Ньютон, продолжая идти. – Я вовсе не это имел в виду.

– А что же ты имел в виду? – с неожиданно глупым и озорным тоном спросила девушка, и Ньютон почувствовал, как его вновь окутывает раздражение.

Он замер и рассерженно посмотрел на неё, затем покосился в сторону лагеря и заговорил тише:

– Я слышал, что ты говорила Гуру обо мне. Слышал, как ты сказала, что не хочешь видеть меня.

Улыбка сошла с Аниного лица. Девушка сделала шаг к Ньютону.

– Ну, слышал, и что? – спросила она с открытым ясным взглядом.

– Почему ты так разговариваешь со мной?

– Как «так»?

– Так, будто мы друзья.

Девушка словно слегка смутилась:

– Но мы ведь сейчас в одной лодке, верно?

– И что с того? Это значит, что мы теперь должны кидаться друг в друга шишками и рассказывать друг другу о своём детстве? – Ньютон нервно скривился. – Может, и Гуру с Корвичем пригласим, коль на то пошло?

– Я не против, – Аня пожала плечами и неожиданно оживилась. – В самом деле, было бы неплохо! Может, тогда они меньше будут хотеть убить друг друга.

От нарисованной воображением картины, Ньютону вдруг тоже стало смешно, однако он не подал виду.

– А насчёт того разговора с Гуру, – внезапно серьёзно сказала Аня. – Прости, если мои слова тебя задели.

Ньютон посмотрел на девушку. В её глазах отражался звёздный свет, отчего они походили на два мерцающих аметиста. В них можно было заметить раскаяние.

– Я сказала это сгоряча и, как бы глупо ни звучало, но лично к тебе это отношения не имеет. Всё что я говорила – это только обо мне и Гуру.

Ньютон отвёл взгляд, глубоко вдохнул бодрящий смолистый запах, и вновь посмотрел на недвижимую Аню.

– И ты прости, – с улыбкой сказал он. – За то, что явился к тебе со своими нравоучениями тогда… Я хотел извиниться раньше, но всё не удавалось. Мир?

– Мир, – чуть погодя ответила Аня и тепло улыбнулась.

Набрав хвороста, они двинулись к лагерю. Когда впереди уже послышался голос Хосе, Ньютон опомнился и торопливо заговорил:

– Послушай. Пока мы не вернулись, расскажи о Корвиче и Гуру.

– Что именно ты хочешь знать? – спросила Аня.

– Что между ними произошло?

Девушка пару секунд молчала.

– Гуру рассказывал, что Корвич был его учеником лет пятнадцать назад или около того. Они отправились за артефактом: Гуру, Корвич и ещё двое опытных охотников, тоже из Ордена, – Жак и Бром. План был как всегда: трое делят артефакт и разбегаются. Гуру остался прикрывать отход. Когда Жак и Бром поделили артефакт, Корвич вроде как струсил, бросил свою часть и сбежал.

Ньютон вспомнил, что сам едва не поступил так же, и почувствовал как жар стыда приливает к ушам.

– Из-за этого Жака поглотил «улей», а второй, Бром, едва уцелел, но вроде как лишился рассудка, пока бежал от хранителей. Гуру сказал, что он так и не выбрался из Эдема.

– А что Корвич?

– Корвич выжил и, как видишь, цел и невредим. После охоты Гуру сразу всё понял и прогнал его из Ордена. Тогда Корвич и переметнулся к Лиге Весов, рассказал им о Гуру, о его охотах за артефактами, об Ордене Уравнителей, – Аня замолчала, подбирая россыпь крупных ветвей под высохшей сосной. – Так и началась вражда между Лигой и Орденом. Это всё, что я знаю.

– А ты уже встречалась с Корвичем раньше? – спросил Ньютон, чуть погодя.

– Да, и не раз. Война была в самом разгаре, когда я, – на секунду Аня словно замешкалась. – Когда попала в Орден. Так что да. С Корвичем мы уже встречались. Но это было давно. Честно говоря, я не могла его вспомнить, пока он не начал угрожать там, на башне, – девушка хихикнула.

– Но ведь война окончена, а Лига пала, ведь так? – спросил Ньютон.

Аня утвердительно кивнула.

– Так что же Корвичу и его людям нужно было теперь?

– Кто их знает? Может, у них и правда поехала крыша. Может, всё ещё фанатично верят в то, что Орден – великое зло, которое нужно остановить.

– Ну, если честно, мне так совсем не кажется, – признался Ньютон и, перехватив вопросительный и заинтересованный взгляд Ани, добавил. – То есть, как по мне – Корвич совсем не похож ни на какого фанатика.

– Может и так, – сказала Аня. – Тогда, может он попросту всё ещё мстит Гуру за то, что тот не дал ему второго шанса.

Ньютон скептически ухмыльнулся.

– Ну, больше у меня нет предположений, – словно оправдываясь, с улыбкой сказала девушка.

– А может, – несмело стал предполагать Ньютон в полголоса. – Лига вновь набирает силу?

– Всё может быть, – равнодушно согласилась Аня так, словно они беседовали о погоде. – Но это вряд ли. Их бывший предводитель – Абиас – погиб. Как вся его свита. А Корвич всегда был лишь мальчиком на побегушках. Кому далась эта Лига, эта война? – она глубоко вздохнула. – Безумия в мире снов поубавилось с тех пор. Да и если бы Лига набирала силу, Гуру знал бы об этом.

– С чего такая уверенность?

– Это же Гуру, – Аня важно улыбнулась. – Великий и ужасный!

До лагеря оставалось всего несколько десятков метров.

– Постой, – шёпотом попросил Ньютон, и они замерли друг перед другом. – Как думаешь, – прошептал он, чуть склоняясь к Ане. – Корвича всё ещё стоит опасаться?

– Пока он в руках малыша Хосе? Хм, – Аня изобразила задумчивость. – Не думаю.

– А если серьёзно? – не отступал Ньютон.

– А если серьёзно: Корвич – трус. Но трус очень хитрый и скрытный, – ответила она. – Никогда не знаешь, чего от таких ждать.

– Почему же тогда Гуру оставил его в живых?

– Что? – внезапно на лице Ани повисло искреннее удивление. – По-твоему, нужно было убить его?

– Не знаю, – Ньютон пожал плечами. – Остальных же Гуру убил.

– Одного из них, – поправила его Аня, и взгляд её похолодел. – И только чтобы тебя спасти.

Ньютон почувствовал укор совести где-то у горла и напряжённо повёл челюстью.

– Но Гуру сказал, – неуверенно заговорил он снова. – Что Корвич нам нужен как заложник, на случай нападения. Но мы здесь уже почти три дня…

«И что с того?» – читалось во взгляде девушки.

– Я думаю, если бы где-то здесь были ещё люди Лиги, то они бы давно пришли на помощь Корвичу. А если бы они шли за нами по следу, то мы бы узнали об этом ещё в пустыне – там ведь невозможно скрыться. Разве не странно, что Гуру всё ещё возится с ним? Как думаешь? То есть, я хочу сказать, неспроста ведь Корвич всё ещё с нами, как думаешь?

Аня удручённо закатила глаза к небу. Затем снова посмотрела на Ньютона.

– А может, – снисходительным тоном заговорила она. – Гуру просто не хочет лишний раз убивать без крайней необходимости?

– Тогда бросил бы его где-нибудь и дело с концом. Ну, или отпустил бы на все четыре…

– Может, он не хочет его бросать, потому что сам чувствует вину за то, что случилось с Жаком и Бромом?

Аня с насмешливой вопросительностью посмотрела на Ньютона, и тот понял, что действительно не подумал об этом.

– Или он не хочет бросать здесь раненного Корвича на смерть, потому что тот всё же был его учеником, пусть и никудышным? – Аня подмигнула задумавшемуся Ньютону. – Попробуй смотреть глубже.

Девушка поудобнее взяла охапку и зашагала к лагерю, где за деревьями послышался тихий вой Хосе, отдалённо напоминавший пение. Ньютон пошёл за Аней, задумчиво глядя в щёлкающую темноту под ногами.

– А с чего ты так уверена насчёт чувств Гуру? – спросил он.

– Это же очевидно.

– Но как? – Ньютон не понимал. – Он же весь поход либо злится на Корвича, либо вообще ничего не говорит.

Аня хитро улыбнулась.

– Это и так понятно, Ньютон, – важно протянула она. – Есть вещи, о которых вслух не скажешь, но этого и не нужно! Ведь это вещи очевидные, – она посмеялась. – Я ничего не упустила? Твои слова?

Ньютон не сдержал улыбку, от которой пересохшая обгоревшая кожа на щеках растянулась до боли.

– Это не мои слова, – признался он. – Я их в книжке какой-то прочитал.

– Хорошая книжка, однако.

– Скажу название, если вспомню.

Глава 22. Воспоминание

Ньютону досталась первая смена. Воодушевлённый радостью примирения, он надеялся, что Аня разделит караул с ним, но она легла спать сразу же, как только разожгли костёр.

В Эдеме никто не видит снов, а если и видит, то поверхностные и абстрактные, лишённые смысла, как те, что снились Ньютону во время лихорадки. Гуру как-то сказал, что пробуждение – это погружение в глубокий омут. Поэтому в Эдеме невозможно пробудиться. Глубже этого уровня только забвение. А значит, находясь здесь, и на секунду заглянуть в свою комнату невозможно. Жаль, думал Ньютон, размышляя об этом и ломая голову над тем, где же он вычитал ту красивую фразу, которая понравилась Ане. Если бы он мог хотя бы одним глазом заглянуть в свою башню-библиотеку, то сразу бы отыскал ответ. Там, на дубовых стеллажах, хранились абсолютно все прочитанные им романы, сказки, учебники и энциклопедии.

Костёр убаюкивал теплом и треском. Лес пребывал в тихой прохладе и бдительной тьме.

Вороша палкой угли, Ньютон с досадой думал о том, что все его представления о мире с самого детства формировались из книг. Он читал романы о бравых героях и беззащитных леди. В юности, втайне от брата, он представлял, как однажды совершит что-то доблестное. Например, спасёт милую девушку от преступников. Или пусть не от преступников. Пусть хотя бы от дождя. Просто вовремя предложит ей место под своим зонтом.

В правильных историях мужчина всегда знает, что сказать женщине. А если не знает, как бывает в неправильных историях, женщина берёт инициативу в свои руки. И всё у них ладится. А если поначалу не ладится, то точно наладится в конце.

В жизни сложнее, а с Аней – тем более. Эта девушка не была похожа ни на одну из героинь книг, которыми Ньютон восхищался юнцом.

Она не вопит и не зовёт на помощь при виде чудовищ, но боится порезаться о край консервной банки. Она говорит, что не хочет знаться, а сама беззаботно швыряется шишками, как дитя. То она затворничает в собственном подсознании, то теперь, оказавшись на дне, говорит, что чувствует себя здесь как дома. Ну как вести себя с такой девушкой? Почему ни в одной из сотен книг об этом не упоминалось?

Ньютон улыбался, глядел на мирно спящую Аню, а когда она переворачивалась, старательно и вдумчиво ворошил угли, боясь, что девушка заметит его взгляд и подумает что-нибудь дурное. А когда она затихала, он снова поглядывал и воображал, какой могла бы быть её реальная жизнь. Что её интересует? Ходит ли она в лес так же, как во сне? Есть ли у неё друзья? Мама, папа? Что она любит есть? Учится ли в институте или уже окончила его и где-нибудь работает? И какие она видит сны, когда спит так крепко, что не пробуждается.

Когда зашевелился Корвич, Ньютон дажепонадеялся, что тот сейчас попросится погреться и они смогут поговорить о Гуру, Эдеме, да о чём угодно, лишь бы скоротать время. Но пленник только перевернулся на другой бок, подставив пламени деформированную лилово-зелёную щёку, и болезненно нахмурился.

Ньютон долго смотрел на его лицо и думал о том, что в книгах сразу понятно кто герой, кто злодей. С первых страниц ясно, где зло, а где добро, и где граница между ними. И все порядочные злодеи либо сразу выкладывают карты, либо всё вокруг само намекает на нечистоту их мыслей. И если они врут, то сразу понятно, что врут. Ньютону всегда казалось, что в случае чего, он легко распознает негодяя. Но теперь, когда это «в случае чего» настало, он чувствовал себя слепцом, который не может определить, что там нащупалось под тростью – камешек, или чей-то череп. С какой стороны не тронь – везде разное.

Незнание мира людей злило, навевало скверные мысли и сомнения. Ньютон бесполезно томился в этом вареве, пока Хосе не сменил его.

Вопреки усталости, он долго лежал с чугунными закрытыми глазами и никак не мог «отключиться». «Варево» не отпускало. И вместо забвения он оказался в прошлом, где-то на задворках памяти.

В детстве и то было проще, чем теперь – думалось ему. Ясно было, кто герой, а кто злодей…

Совсем ребёнком, не достигшим и девяти, он замер на краю котлована, со дна которого на него смотрела мутная стоячая вода.

– Ну, давай же! – звучали озорные крики мальчишек за спиной. – Чего ты ждёшь?

Он зарывался пальцами ног в горячую глинистую почву.

– Он трусишка!

– Тру-сиш-ка! Тру-сиш-ка!

– Все прыгнули, один ты остался, Нытя!

Витя считал про себя до пяти, но не слышал внутреннего голоса из-за колотящегося сердца, и никак не решался сделать шаг. Под коленками ослабло, в потных ладошках кололо. От прохладного ветра всё тело покрылось «гусиной кожей».

– Докажи, что ты не девчонка! – раздался неожиданно громче прочих голос, похожий на его собственный, только более резкий и уверенный.

Витя обернулся и увидел среди десятка мальчиков однорукую копию самого себя. Артур зло смотрел на него и, в отличие от остальных, совершенно не смеялся. Его грубо постриженные волосы блестели на солнце, по всему крепкому однорукому тельцу стекала вода.

– Я же прыгнул, – сквозь зубы проговорил Артур. – Прыгай и ты.

– Нет, – жалобно пискнул Виктор.

– Девчонка! Девчонка! – хором закричали остальные мальчишки, все в плавках и мокрые.

– Я плавать не умею, – Витя едва не плакал.

– Умеешь, – рявкнул Артур и обратился к остальным. – Всё он умеет. Хорош ржать, кони!

Окружающие его мальчуганы слегка притихли. Однорукий вышел из толпы, на шаг приблизился к своему брату и прошипел:

– Витька, не позорь меня. Не будь девчонкой. Прыгни уже, и покончим с этим!

Виктор переметнул взгляд вниз, где из воды торчал ржавый нос потонувшего катера, затем вновь обернулся на Артура:

– Там лодка. Если я расшибусь об неё?

– Наоборот. Нырнёшь рядом и ухватишься за неё, если вдруг начнёшь тонуть.

– А если я не смогу? Если я начну тонуть по-настоящему, ты меня вытащишь?

Мальчишки взорвались смехом. Однако ни один мускул на лице Артура не дрогнул.

– Вытащу, – твёрдо произнёс он, глядя в глаза брату.

Виктор повернулся к обрыву. Он часто дышал, смотрел в пропасть и пытался вывести тело из оцепенения. Но всё, что он смог, это лишь в последний раз отрицательно покачать головой и сказать:

– Нет. Я не…

Но не успел он договорить, как что-то резко и больно толкнуло его в спину. Под ногами посыпалась глина. Виктор вскрикнул, но не успел развернуться, чтобы посмотреть на хохочущую толпу, взглянуть в глаза брату, всё ещё стоящему за спиной, и полетел вниз.

Восторженные крики и рёв за секунду словно стёрлись свистом в ушах, дыхание перехватило, а перед глазами теперь была только мутная вода, к которой он приближался так долго, что успел подумать и о падении, и о том, что наверняка не выберется, если Артур не сдержит обещание, и об устрашающем ржавом катере…

Оказавшись в тёплой мутно-зелёной тьме, Виктор попытался всплыть. Он неловко дёргал рукой, пытался перебирать ногами, но не смог сдвинуться с места. Что-то крепко и больно держало его за ногу. Он запаниковал, забился в истерике. Но нечто незримое и острое только сильнее врезалось в кожу. И за миг до того, как отключиться, Виктор ощутил земельно-солёный вкус воды.

Когда грязный омут сомкнулся над одноруким «Нытей», напряжённое ожидание среди мальчишек превратилось в споры, а затем в – стадный страх. И когда внизу, на противоположном берегу, показались взрослые рыбаки, бегущие к месту Витиного падения, мальчишки в спешке убежали прочь. Артур стоял над обрывом чуть дольше других, но, когда его окликнул кто-то из «соучастников», тоже поспешил с «места преступления».

Глава 23. Органические останки

Пустыня осталась позади. Теперь путь сноходцев пролегал через холмистую долину, усеянную песчаными соснами. Впереди возвышались скалистые горные отроги. Окутанные утренним туманом, они морили путников своей недосягаемостью. И всё же к обеду сноходцы вошли в тенистое ущелье.

Жару единогласно решили переждать у небольшого озера, которое гостеприимно встретило их в полукруглом скалистом кармане. Озерцо походило на колодец, выдолбленный прямо посреди ровной каменной площадки, окружённой серыми стенами, состоящими из наваленных друг на друга булыжников и спрессованной земли. Вода в нём была пресной, однако мутный коричневый цвет и странный тугой запах немного отталкивали путников.

Лишь Аня, оставив вещи, принялась расстёгивать пуговицы на шерстяной рубашке. Она многозначительно посмотрела на удивившихся спутников и сказала:

– Наверное, глупо просить вас оставить меня здесь минут на десять в полном одиночестве.

– Ты права, милая, – ответил Гуру, разгружаясь. – Но мы не будем смотреть. Купайся.

Ньютон с Хосе обалдело переглянулись, и на лице малыша возникла озабоченная улыбка. Лицо Корвича не выражало ничего.

– Ну и ладно, – произнесла Аня. – Кто желает избавиться от песка в ушах – присоединяйтесь.

– Будь осторожна, – сказал ей учитель – Не поскользнись.

Хосе продолжал ухмыляться. Ньютон неодобрительно покачал головой ему в ответ, чувствуя, что сам краснеет. Хосе сдавленно хитро захихикал, затопал на месте и покосился в сторону раздевающейся Ани, но тут же отвернулся, получив от Ньютона лёгкий подзатыльник.

– Ай! Чего ты?

– Не глазей, – тихо потребовал Ньютон. – Давай лучше Корвича развяжем.

– А он дёру не даст? – с высокомерной озабоченностью спросил Хосе, будто речь шла не человеке, а животном.

– Слушай, амиго, – с усталым дружелюбием заговорил Корвич. – Куда я денусь?

– А кто тебя знает, серый чёрт! – ответил ему Хосе, смачно плюнул под ноги, и повернулся к Гуру. – Эй, маэстро! Может не стоит его развязывать после вчерашнего, а?

Ньютона внезапно одолела злость и желание врезать малышу посильнее и напомнить, кто на кого набросился. Но вместо этого он только серьёзно посмотрел на учителя, стоявшего в стороне с флягой в руках, и сказал:

– Под мою ответственность.

Гуру равнодушно промолчал и едва заметно кивнул. Тогда Ньютон расстегнул наручники, малыш развязал путы.

– Спасибо, – не ясно кому конкретно сказал пленник, потирая запястья.

Раздался плеск воды. Воспользовавшись моментом, Хосе бросил верёвку Ньютону и удрал раздеваться.

Сматывая верёвку вокруг ладони, Ньютон, словно против воли, покосился на озеро и увидел Аню. Она блаженно лежала на поверхности воды и с улыбкой смотрела в небо, изящными движениями рук разгоняя ленивую коричневатую муть. Её лёгкое тело обволакивала мокрая белая футболка. На лице, в свете солнца, сияли капли воды. Чёрная коса утонула в темноте. Белые бёдра чуть показывались из воды, дразня наготой. Ньютон отвернулся и от волнения стал накручивать верёвку ещё усерднее.

– Как я мечтала об этом, – блаженно произнесла Аня. – Спасибо тебе, создатель этого места! И прости, что проклинала тебя вчера целый день, – говорила она проплывающему над скалами облачку. – Просто я думала, что кроме песка и солнца ты в жизни ничего и не видел.

Гуру посмотрел на девушку открыто и смело, как отец на купающуюся дочь, от чего Ньютона даже кольнула глупая зависть и ревность.

Аня запрокинула голову и полностью скрылась в воде. А затем вынырнула, приняла вертикальное положение и окинула взглядом молчащих отдельно друг от друга мужчин: задумчивого Гуру, устало сидевшего на камне и почесывающего бакенбарды, раздевающегося Хосе – малыш помахал ей чёрной рукой и подарил «обольстительную» улыбку, поникшего Корвича, и усердно возившегося с запутанной верёвкой Ньютона.

– Вы чего? – удивлённо спросила Аня. – Хотите сказать, я одна чувствую себя так, словно три дня шла по пустыне и совсем не мылась?

Все промолчали. Только Гуру снова улыбнулся девушке и устало потёр лоб. Раздевшийся до трусов Хосе побежал к берегу с криком:

– Бегу к тебе, Энни!

Но Гуру без труда поймал его своей огромной рукой, точно щуплого цыплёнка.

– Обожди, – тихо, но внушительно, сказал он.

Хосе обиженно надулся и всё же отступил от берега.

– Ну вот, – снова заговорила Аня. – Теперь я чувствую себя свиньёй среди благородных белых рысаков. Обидно, – она отвернулась и поплыла к противоположному берегу, одновременно распуская волосы.

– Боюсь, – произнёс Гуру ей вслед. – Толку от этой купальни будет чуть, если все мы начнём плескаться в ней одновременно. Так что, мы пока подождём. Купайся на здоровье.

Ньютон оглядел себя с ног до груди и прислушался к тактильным ощущениям. Не воспользоваться шансом смыть с себя грязь действительно глупо. Рубашка, пропитанная потом, то и дело вгрызлась в кожу. Песок был везде – в голове, в стёртых до крови и горящих огнём промежностях. Пальцы ног находились в плену окаменевших носков. Собственного запаха Ньютон не чувствовал, но был уверен в его «сногсшибательности».

Пока Аня мыла голову на другом берегу, придерживаясь одной рукой за камни, Гуру вскрывал консервы, Корвич помогал Ньютону разжечь костёр, а недовольно причитающий Хосе ушёл за хворостом.

В какой-то момент Ньютон снова скользнул взглядом к озеру и увидел, как Аня ловко сняла футболку, обнажая играющие на солнце лопатки, острые плечи и тонкую шею. Корвич заметил, как лицо юного сноходца налилось пунцом, и, поджигая сухую траву, понимающе улыбнулся.

– Окунись, – произнёс пленник над самым ухом. – Тебе нужно остыть.

Но Ньютон опустил взгляд и, поняв, что имел в виду пленник, лишь пристыженно отвернулся.

Скоро Аня вылезла из воды и прошла к своему рюкзаку, оставляя мокрые следы на камнях. Она отыскала в рюкзаке сухие вещи и ушла переодеваться за деревьями.

Поставив жестяные банки с тушёнкой на огонь, Гуру тоже оголил покатый от возраста, и всё же могучий торс, и пошёл к воде. В этот же момент вернулся Хосе и, небрежно бросив скупую горсть сухостоя возле костра, рванул к берегу, обгоняя учителя, резво оттолкнулся и с визгом и плеском ушёл в мутную воду.

Ньютон посмотрел на поверхность озера с внезапно замершим сердцем. Его словно отбросило в прошлое, в давно забытый сон, который когда то держал его взаперти, не давая пробудиться и выйти в мир снов. Лишь когда малыш вынырнул, струйкой выпустил воду изо рта и захохотал, наваждение ушло, и Ньютон задышал свободнее.

Корвич подложил ещё пару дровишек, поднялся на ноги и осторожно, чуть кряхтя от боли, стянул свитер. Ньютон тоже стал торопливо раздеваться, надеясь успеть до возвращения Ани и стараясь не смотреть в сторону «ожившего» стараниями счастливого Хосе, озера.

Пленник осторожно отодрал бинт от шрама вместе с кусками засохшей крови, встал на колени над водой и принялся осторожно умываться.

Гуру остался в одних трусах и, осторожно держась за скользкие камни, медленно погрузился в воду с головой несколько раз.

– Давай, Ньютон! – завопил Хосе. – Я тебе не дам утонуть, если что!

Ньютон хотел бросить ему «заткнись», но промолчал, с болью стягивая обувь. Он раздевался быстро и неуклюже, нервно поглядывая на кусты и думая, что в мире снов он бы не только отрастил руку, но и непременно преобразил своё тело до атлетических форм. А здесь, в этом дурацком месте, ему грозит предстать перед Аней худосочным дылдой с торчащими ото всюду костями. Изуродованный Корвич и тот выглядел лучше – под свитером оказалось крепкое спортивное тело. Кто бы мог подумать, что на дне мира снов можно попасть в ещё одну дурацкую, не поддающуюся метаморфозам реальность.

Ньютон прошагал к воде, ощущая неуютную шершавость камня под ногами, затем присел у берега и на примере пленника стал черпать воду и обмываться. Из-за того, что он не мог толком склониться над тревожной тёмной рябью, почти вся вода утекала сквозь пальцы раньше, чем он доносил её до тела, и всё же, это было лучше, чем ничего. Влажная прохлада приятно успокаивала стёртую кожу, синяки на коленях и ключицах, опухоль на лбу. Можно было бы взять флягу или кружку для удобства, но Ньютон слишком торопился.

– Эй, гринго, – Хосе подплыл к нему и посмотрел снизу вверх хитрыми выразительными глазками, чуть прикрытыми мокрыми ресницами. – Боишься намочить пёрышки?

Тощая загорелая рука малыша неожиданно прыгнула из воды в попытке схватить трясущегося на берегу Ньютона, но тот успел отклониться назад и неожиданно громко выпалил:

– Отстань!

Остальные бросили на них недоумённые взгляды.

– Да чего ты? – Хосе словно обиделся, но тут же снова рывком преодолел метровое расстояние, цепко схватил Ньютона за голень и потянул так сильно, что тот больно шлёпнулся на землю.

Ньютон впился в камни побелевшими пальцами. Ногу, обхваченную Хосе, поглотила холодная вода. Лёгкие вдруг сжались, и по всему телу пронёсся болезненный заглушающий импульс.

– Купаться, гринго! Купаться! – довольно протянул Хосе, продолжая тянуть, и лишь когда Ньютон заорал, словно ошпаренный, малыш отпустил его и ошеломлённый отпрянул назад.

– Пусти! Пусти! Пусти! – прокричал Ньютон, даже когда Хосе отплыл от берега на несколько метров.

– Ты чего, друг?

Ньютон подскочил на ноги и почти бегом вернулся к вещам. Он дышал так глубоко и часто, словно только что две минуты просидел под водой. Во рту откуда ни возьмись появился привкус тины.

Гуру, обтирающийся коротким полотенцем, озадаченно посмотрел вслед ученику. Корвич промолчал.

– Я просто… я же пошутил, – растерянно заговорил Хосе. – Чего такого то? Это же просто вода… Эй, Ньютон. Ну, прости, друг.

Вместо Ньютона ему ответил учитель, спокойно и одновременно сочувствующе:

– Давай вылезай, лягушонок.

Переодетая и посвежевшая Аня вернулась, когда мужчины покончили с водными процедурами, и с улыбкой спросила:

– Ну, как проходит банная вечеринка?

– Было бы лучше, если бы вода не воняла, – ответил Хосе, лежащий на нагретых солнцем камнях.

– Не думала, что ты такой чувствительный, – Аня сняла одну из банок с тлеющих углей.

– Я то – нет, – протянул Хосе. – Но вот мой нос… – он поглядел на озеро. – Кстати, почему вода стала такой… мутной и ароматной?

– Вы перебаламутили её, вот и всё. Со дна поднялись ил, тина, и прочие органические останки, – девушка насадила на вилку кусочек говядины, объятый паром, и с аппетитом отправила его в рот.

– Какие-какие останки? – малыш напряжённо нахмурился.

– Эй, Ньютон, – обратилась Аня к сноходцу, понуро сидящему в стороне ото всех. – Может, ты объяснишь?

Ньютон отрицательно покачал головой. Он мог бы объяснить, но сейчас ему совершенно не хотелось ни о чём говорить.

– Ну ладно, – девушка повернулась к Хосе. – Это озеро-колодец, по сути – затопленная пещера. Так что в её недрах наверняка немало перегнивших трупиков летучих мышей и каких-нибудь грызунов. Отсюда и специфический запах.

Хосе рывком приподнялся и брезгливо всмотрелся в коричневатую муть озера.

– Да ладно тебе, – усмехнулась Аня. – В давние времена такие озёра считались волшебными и даже полезными. А некоторые любители народной медицины и сейчас ими не брезгуют. Считается, что такая вода лечит травмы, благотворно сказывается на регенерации. Говорят, даже переломы заживают быстрее, если пару дней посидеть в таком вот озерце, – Аня посмотрела на Корвича, сидящего на берегу. – Правда, от приёма внутрь лучше воздержаться.

Раздетый по пояс пленник сидел у озера, не шевелясь, словно пытаясь разглядеть в воде собственное отражение или что-то ещё.

– И мочить открытые раны я бы тоже не стала, – предупреждающе добавила девушка.

Корвич не обернулся, но отвесил благодарный кивок.

– Завтра к вечеру, думаю, выберемся, если не будем задерживаться, – сказал Гуру, закончив с переодеванием и присоединяясь к трапезе.

– А откуда вы знаете, куда идти, маэстро? – спросил его Хосе.

– Мы идём к границе этой локации.

– А откуда вы знаете, где эти границы?

– Я ведь изучал это место, прежде чем притащить нас сюда, – добродушно ответил Гуру.

Малыш недолго подумал и снова спросил:

– А кто вообще создаёт эти самые границы локаций?

– Любая локация имеет те же границы, что и имела будучи комнатой, – ответил учитель. – А границы комнаты создаёт тот, кому она принадлежит. Бессознательно, если это комната сновидца, и сознательно, если комната сноходца. Сновидец почти не контролирует свои границы. Они расширяются и сужаются, изменяются по форме, как амёбы, в зависимости от того, что снится и что испытывает в этот момент сновидец. Границы комнаты сновидца могу истончаться и рваться в определённых местах. Поэтому сновидцы иногда покидают пределы своей комнаты и выходят на общую территорию, даже не понимая этого. Вернее, внешние перемены их не смущают. Потому что всё происходящее в мире снов для них просто мультик, в котором от них ничего не зависит.

Ньютон подсел к кострищу, но к еде не притронулся.

– А что происходит с границами комнаты, когда сновидец становится сноходцем? – спросил он.

– Они становятся прочнее. Принимают стабильную форму, которая отныне будет зависеть исключительно от воли сноходца. Но только тогда, когда он научится их контролировать. А до тех пор его инстинкт будет поддерживать их неизменяемость, чтобы защитить от хранителей. Ведь хранители агрессивнее всего к сноходцам-новичкам. Они чувствуют в них угрозу для мира снов и пытаются подавить её ещё, так сказать, в зародыше, – Гуру замолчал и хмуро поглядел на Корвича. – Ты что там, опять фантазируешь? Выдвигаемся через семь минут. Не успеешь поесть, пойдёшь голодным. Ньютон, ты тоже ешь давай.

– Да, иду, – спокойно ответил пленник и не спеша поднялся на ноги.

Ньютон всё же потянулся за своей порцией, от которой аппетитно пахло лавровым листом и мясом.

– А почему сновидцы пробуждаются именно на мёртвой территории, а не у себя в комнатах? – спросил Хосе.

На этот раз ответила Аня:

– Потому что нет более подходящего места для пробуждения, чем общая территория. Комната сновидцев, это ведь спроецированная реальность, по сути. Им снятся либо очень хорошие сны, либо такие буднично-серые, что когда они просыпаются, даже не помнят, что им снилось. Когда же они забегают на общую территорию, здесь многое им не подвластно, и они чувствует свою обособленность от всего, что творится вокруг, – она облизнула вилку и посмотрела в неё на своё растянутое отражение. – Пробуждение во сне, это ведь прогресс для человека, а человек прогрессирует, только выходя из зоны комфорта. Считай, комната – это лазурный пляж с девицами. Пустая территория – дремучий лес полный хищников.

Корвич натянул свой грязный свитер. Ньютон с жалостью посмотрел на него и понадеялся, что Гуру смилуется и даст ему хотя бы чистую майку из своих запасов. Но учитель лишь с призрением посмотрел на бывшего ученика, быстро доел и бросил пустую банку в пепелище.

– А как сноходцы находят свои комнаты после пробуждения? – спросил Ньютон у Ани.

– Обычно после того, как они учатся удерживать контроль, либо интуиция приводит их в подсознание, либо они просто телепортируются в него в экстренных ситуациях.

– Но почему же тогда я не мог вернуться в свою комнату?

– Вообще, это действительно интересный вопрос, – Аня задумчиво посмотрела в сторону, а затем с улыбкой махнула на Ньютона ложкой. – Возможно, тебя слишком влекло непознанное? И ты больше стремился познать его, чем найти укрытие?

Ньютон задумчиво улыбнулся и почувствовал согревающее лестное чувство, которое тут же потушил Гуру:

– А может, ты просто тугодум, – учитель усмехнулся и тут же переключился на Корвича, который прошёл мимо костра и присел возле груды вещей. – Эй! Ты что там делаешь?

Пленник вздрогнул от неожиданности, но не обернулся, а только стал быстрее что-то перебирать руками, будто что-то ощупывая. Хосе вскочил и вытянул шею, как настороженный пёс. Ньютон тоже обернулся и с ужасом осознал, что Корвич обшаривал его штормовку, оставленную без присмотра. Сердце его ушло в пятки.

– А ну стой! – приказал Гуру, подскочив на ноги, и выхватил из-за пояса пистолет.

Но Корвич оказался проворнее. С низкого старта, с Ньютоновым ножом в руках, он в три широких шага достиг берега и нырнул в озеро вниз головой, рассекая тёмный омут вытянутыми руками. Пленник полностью исчез в чёрной мути до того, как Гуру успел прицелиться.

Сноходцы побросали столовые приборы и подбежали к берегу. Гуру сжимал пистолет и зло рычал, до скрипа стискивая зубы. Его ноздри раздулись, глаза налились красным гневом. Все растерянно смотрели в воду.

– Мой пленник! – закричал Хосе и приготовился нырнуть, но учитель схватил его за шею так больно, что тот завизжал, а когда освободился, то упал и заплакал.

На коленях малыша проступила кровь.

– Это я виноват! – выпалил Ньютон, вставая между Хосе и учителем, и в следующую секунду ему самому стало страшно от гневного взора Гуру. – Это я освободил его и нож оставил. Хосе не при чём. Я виноват.

– Учитель, – простонал из-за Ньютона Хосе. – Я достану его, только позвольте! Достану проклятого!

– Маленький идиот! – по-медвежьи низко прорычал учитель. – Он этого и хочет! Чтобы кто-то нырнул за ним. Попробуй, и он живо перережет тебе глотку!

Ньютон помог Хосе подняться. Гуру нервно зашагал вдоль берега, высматривая пленника и часто приговаривая:

– Это точно… Глупец только и ждёт, что мы полезем за ним. Тактик из него всегда был никудышный…

Аня с Ньютоном встревоженно переглянулись. Гуру продолжал «гипнотизировать» озеро, лихорадочно сжимать рукоять пистолета и тихо размышлять вслух:

– Ничего, ничего… Ты не сможешь задержать дыхание надолго… Сейчас ты вынырнешь… И сам выползешь на берег, как миленький. Сейчас, да, сейчас…

Минуты тянулись, и, выждав около десяти, Аня произнесла вслух мысль, которая крутилась и в головах остальных:

– Кажется, он уже не вынырнет.

– Конечно вынырнет! – раздражённо рявкнул Гуру.

На поверхности озерца-колодца вновь стоял штиль, будто ничего и не произошло.

– Но прошло уже много времени, – нерешительно поддержал Аню Ньютон.

– И куда он мог, по-твоему, деться? – неожиданно набросился на него Гуру.

– Такие озёра образуются ведь не просто так, – хладнокровно ответила за него Аня, привлекая внимание учителя. – Вода холодная, значит, колодец наполняется подземными водами. А значит, внизу могут быть пещеры, через которые вода сюда и попадает. Корвич мог добраться до дна и если там есть такая пещера, достаточно широкая, он, возможно, продвигается сейчас по ней и ищет выход на поверхность.

– Ты в этом абсолютно уверена? – спросил Гуру. – Уверена, что там есть эти лазы?

– Нет, это всего лишь предположение. Возможно, я ошибаюсь, и он просто запутался в водорослях и захлебнулся.

– Тогда бы его тело всплыло, наверное? – неуверенно предположил Ньютон. – Нет?

– С чего ты это взял? – Аня бросила на него недоумевающий взгляд.

– Ну, мёртвые рыбы же всплывают… вроде бы… Нет?

– Господи! – Аня сокрушённо схватилась за голову. – Вы оба вообще хоть что-нибудь знаете о реальном мире?

Хосе, радостный остаться в стороне от немилости девушки, наконец, оживился и весело шмыгнул носом.

– Господи! Какие вы… – Аня запнулась, нервно сжимая кулаки. – Глупые! Если он нахлебался воды, он не всплывёт, пока его не раздует от газов! Да и как он всплывёт, если его за ноги держат водоросли! – она вцепилась обеими руками Ньютону в кисть и грубо затрясла ей из стороны в сторону, а затем отпустила и принялась расхаживать возле пепелища. – Философствовать о чём-то неземном вы мастаки! Но как дело доходит до банальных вещей, так вы кажетесь глупее первоклашек! А ещё, один – «Гуру», другой – «Ньютон»! Господи! Как я от вас устала! Тоже мне – учёные мужи!

Девушка села на булыжник, подпёрла голову руками и сердито надулась.

Ещё с минуту простояв на берегу, Хосе снова осторожно предложил:

– Может, я всё же нырну и проверю? Если он утонул, он меня не прирежет. А если он уплыл через пещеры, мы хотя бы не будем зря ждать.

Гуру, приятно удивлённый рассудительности мальца, молча кивнул ему, давая добро, но Аня остановила обоих:

– А вот этого лучше не делать.

– Почему? – спросил Хосе.

– Есть ещё один вариант, – она выпрямилась и постаралась вернуть прежний рассудительный тон. – Предположим, он не нашёл выхода, но нашёл воздушный карман. Это что-то вроде выемки в скале, где скапливается воздух. Может он затаился в таком месте и действительно ждёт, когда кто-то из нас спустится к нему, чтобы прикончить.

– Но ведь там темно, – малыш указал на воду. – Как же он меня увидит?

– А как ты его увидишь? У него всё равно больше шансов заметить тебя первым. Он же услышит, когда ты нырнёшь, и будет начеку. К тому же, если запутаешься в водорослях и… В общем, не стоит этого делать.

Хосе удручённо, но с некоторым облегчением выдохнул и, извиняясь, посмотрел на Гуру.

– Анечка права, – спокойно согласился учитель и подошёл к девушке. Он спрятал оружие и присел перед ней. – Права, как всегда, – Гуру одарил её мягкой улыбкой. – Прости нашу глупость и мою вспыльчивость. Поэтому ты и бесценна. Ты всегда смотришь шире и глубже, чем кто-либо из нас.

– Если бы не я, ты бы давно сгинул, да? Скажи, что всё ещё жив благодаря мне, и я перестану злиться.

– Так оно и есть.

Ньютон стоял у колодца, держась за голову от нависшего над ним чувства вины.

– Что теперь делать? – спросил он, обернувшись к Ане и Гуру.

– Подождём, – сухо ответил учитель. – Сколько он может там просидеть? – спросил он у Ани.

– Зависит от размера кармана. Может час, а может пять минут.

– Значит, ждём час, на случай, если он отправился по пещерам, но те его никуда не выведут и он вернётся назад.

– Вообще, я почти уверена, что он сгинет, даже если ходы есть. Представь абсолютную тьму, под ногами вода, вокруг толща скал, которые могут провалиться от любого неверного движения. Или под ногами может оказаться пропасть, или зыбучий песок… А ещё там холодно… Думаю, зверски холодно… И кислород может кончиться… Это не мир снов, где тьму можно превратить в свет, и сделать проход там, где его нет.

Ньютон представил всё это отчётливо и на мгновение посочувствовал беглецу, но тут же отмахнулся от этих мыслей и угрюмо зашагал к своим вещам, сжимая кулак. Глупо сочувствовать человеку, который обокрал тебя, выставил идиотом, и сбежал, после того, как ты из человечности развязал ему руки. Ньютон вспомнил дружелюбную, пусть и уродливую, улыбку Корвича, и плюнул в сердцах.

– Всё равно подождём, – Гуру поднялся и обратился ко всем сразу. – Но не расслабляйтесь. Мало ли что выкинет этот упырь. Нельзя, чтобы он снова застал нас врасплох.

– Давайте разделимся, – предложила Аня. – Кто-нибудь покараулит здесь, а остальные разделятся и изучат окрестности. Вдруг выход из пещер окажется неподалёку?

– Нет. Мы не будем разделяться. Будем все здесь. Ждать.

Сноходцы собрали вещи на случай скорого ухода и какое-то время пребывали в молчании. Редко поднимался ветер, шуршал ветвями деревьев.

– Гуру? – спросила Аня, когда тени от утёсов протянулись и поглотили колодец.

– М? – учитель по-прежнему глядел в воду.

Ньютон сидел чуть в стороне и прислушался. Хосе бродил по берегу.

– Зачем тебе Корвич?

– Затем, что его люди могут быть где-то неподалёку.

– Почему же они ещё не напали?

– Кто бы знал. Возможно, они подготовлены хуже нас и не знают, как выбраться из этой дыры. Ждут, когда мы покажем им путь.

Аня задумалась и вновь спросила:

– Но я так и не поняла, зачем тебе Корвич?

– Я же сказал, на случай, если остальные нападут. Они ведь могут выследить нас до самых границ, а затем напасть, чтобы отбить артефакты. В этом случае мы бы использовали Корвича, чтобы уйти без боя.

– Понятно… А что бы ты сделал с Корвичем, если бы, в конце концов, оказалось, что он и правда один, и что за нами нет никакого хвоста? Что бы ты с ним сделал, когда бы мы выбрались?

– Ничего, – спокойно ответил Гуру. – Пригрозил бы, да и отпустил на все четыре стороны.

– То есть, ты бы не стал его убивать?

– Без необходимости – нет. Это было бы равносильно, если бы я убил беспризорника, который уже раз десять пытался стащить у меня кошелёк на улице, да всё никак у него не выходило, – Гуру мрачно хохотнул. – Потому что бездарный он вор. Не наказывать же его за безнадёжность?

Аня перехватил взгляд, подсматривающего через плечо Ньютона, и с улыбкой кивнула ему. «Я же говорила» – читалось в её глазах. Ньютон равнодушно отвернулся и швырнул мелкий камень в чёрную воду, по поверхности которой тут же разошлись ровные круги.

– Ай ты! Гринго, не баламуть воду, – зашипел на него Хосе. – Теперь же ничего не видно!

– Было бы что баламутить, – пробурчал Ньютон и швырнул ещё один камень. – Или ты боишься, что я могилы летучих мышей потревожу?

Они испытующе смотрели друг другу в глаза, а затем Хосе тихо захихикал, и Ньютон тоже улыбнулся.

– Только я никак не могу понять, – снова заговорила Аня с Гуру. – Почему Корвич тебя так боится, что предпринял такую дурацкую попытку побега. Ведь это просто самоубийство.

– Может он надеялся выбраться, встретиться со своими людьми и отбить артефакт.

– Не слишком ли отчаянно? Да к тому же, ты сам говорил, что он труслив. Разве трус способен на такое?

– Возможно, на этот раз его безрассудство оказалось сильнее трусости.

– Нет, – протянула Аня и покачала головой из стороны в сторону. – На такое человека может толкнуть только страх зверя, загнанного в угол, но никак не жажда отбить какой-то дурацкий артефакт. Он точно сомневается в твоём благодушном настрое.

Гуру мрачно усмехнулся:

– Значит, он всё же не такой дурак, каким прикидывается.

Выждав установленный час, Гуру в последний раз подошёл к озеру-колодцу, с минуту пристально всматривался во мрак омута, но, так ничего и не увидев, объявил об уходе.

Глава 24. Муссон

К закату сноходцы спустились к ущелью, в низовье которого бурлила река. Вода разбивалась о камни, закручивалась в водовороты, пенилась добела, точно вот-вот закипит. Река и впрямь едва не обжигала. Но не жаром, а ледяным холодом.

Солнце скрылось за горизонтом, и небо налилось тёмным пурпуром. Над высокой острой травой, росшей вдоль русла, охотились кровососущие насекомые, похожие на больших комаров. Из-за оглушительного рёва реки писка их не было слышно. Но когда они подлетали к самому уху, возникал нарастающий звон, который вмиг сменялся болью от проникающих под кожу тонких игл.

Сноходцы пробирались сквозь заросли, шлёпали себя по открытым участкам тела и размазывали насекомых. После шлепков на лицах и пальцах оставались кровавые ошмётки.

Ньютон кутался в капюшон куртки, прятался за воротом свитера. Но кровососы и не замечали его стараний. Аня тоже скрыла лицо платком, однако облака чёрных мошек не уставали атаковать её в глаза и лоб. Гуру протаптывал тропинку, с громким дыханием шагая первым. Хосе за ним не отставал.

– Уже темно! – устало крикнула Аня Гуру, стараясь перекричать реку.

– Хочешь устроить привал прямо здесь? – закричал он в ответ.

– Может, заберёмся куда-нибудь повыше, где нет этих вампиров?

– Будем идти до полуночи, – решительно заявил учитель. – Мы и так потеряли много времени.

На лицах остальных проступили измождение и обречённость.

– Так не видно же ничего! – вновь попыталась образумить учителя Аня.

Они шагали у самого края реки. Под ноги то и дело попадались скользкие и ненадёжные камни, которые порой проваливались куда-то в темноту, плюхали об воду и исчезали в громыхающем течении.

– У меня есть фонарь, – раздражённо бросил через плечо Гуру. – Могу дать, если хотите, чтобы эти твари нас не просто выпили, но ещё и обглодали!

– Не, – простонал Хосе и шлёпнул себя по шее. – В таком случае лучше просто утопиться.

– Шагайте осторожнее, след в след! – крикнул Гуру так громко, что услышал даже Ньютон, плетущийся в конце. – Доберёмся до ровной поверхности и разобьём лагерь.

К ночи они вышли на берег, усеянный щебнем. Все, кроме Гуру, измотанные и вымокшие, припали на скинутые рюкзаки. Небо стало чёрным, и пошёл дождь. Он быстро набирал силу, бил по камням и спинам сноходцев.

Пролежав пару минут с отдышкой, Ньютон почувствовал, как земля буквально высасывает из него тепло. Он приподнялся и в темноте с трудом разглядел Аню. Она сидела перед ним, и лишь по её дыханию Ньютон понял – она тоже дрожала. Он и сам не мог остановить беспрерывно стучащие друг об друга зубы.

Затем к ним подошёл Гуру, набросил на плечи девушки одеяло и куда-то ушёл. Ньютон снова огляделся, подполз к Хосе. Малыш так же нещадно дрожал, поджимая колени к груди.

– Зам-м-ёрз? – спросил его Ньютон.

– Не-е-т, – ответил тот, стуча зубами.

– И я н-нет.

В темноте не было видно лиц, но оба они улыбнулись. Ньютон похлопал малыша по плечу.

– Хватит болтать, – устало скомандовал Гуру. – Лучше помогите с навесом.

Той ночью сноходцы не развели костра – всё кругом пропиталось влагой. Обошлись и без ужина, только кое-как установили армейский навес, чтобы укрыться от разбушевавшегося ливня. И пока они ставили упоры, натягивали верёвки, боролись с ветром, все четверо вымокли до нитки, вместе со всеми сменными вещами.

Ещё ни разу за весь поход сноходцы не были так близко друг к другу. Все четверо под хлипким навесом. Трое лежали. Взявший на себя первую смену Гуру сидел чуть ли не у них на ногах, завернувшись в одеяло. Он не издавал никаких звуков, только в темноте едва различимо подрагивала его могучая спина.

Ньютон не мог уснуть и был уверен, что ни костлявый Хосе справа, ни зарывшаяся в спальник Аня слева от него не спят. Он думал о том, что если ад есть, то там точно сыро темно и холодно, как здесь.

Он повернулся к девушке и услышал её шумное сбитое дыхание и перестук зубов. Хотя это мог быть чей угодно стук – даже его собственный. Холод бил не снаружи, а изнутри и прямо по нервам, отупляя мозг. И всё же Ньютон точно знал, что чувствовала сейчас Аня.

Дрожащим эмбрионом девушка сжималась сама в себя, превращаясь в маленький сгусток жизни среди воды и камней. Всё вокруг будто выкачивало из неё остатки тепла, заставляя буквально захлёбываться от холода.

В какой-то момент, сквозь брезент спальника, Ньютон почувствовал тепло её тела своим, и ничего не успел подумать, как охватил всё её существо рукой и прижал к себе так крепко, что в нормальных обстоятельствах этот жест можно было бы счесть грубым, но не сейчас. Он жадно уткнулся в её мокрые волосы лицом и горячо задышал, согревая холодную нежную шею.

С минуту они вместе дрожали в этой ледяной ночи, а затем между ними разгорелось тепло, зримое лишь в такой непроглядной тьме. Аня повернулась к Ньютону лицом. Он не видел её глаз, но чувствовал её дыхание на своих почти онемевших губах. Раздался треск молнии спальника. Ньютон подался вперёд, насколько мог залез внутрь, вновь обнял Аню и на этот раз уже мягче прижал её к себе, стараясь удержать ускользающее тепло. Девушка запахнула отворот мешка за его спиной, затем её рука скользнула под его руку, и они буквально сплелись в объятиях. Аня опустила лицо и прижалась лбом к его груди, согревая своим дыханием обоих.

Все мысли погасли. Осталось только ощущение, в котором Ньютон быстро забылся. Казалось, что он обнимает вовсе не Аню, а самого себя. Настолько близки они оказались друг к другу, сплетённые воедино. Ему казалось, прижми он её чуть крепче и тут же впитает её, и призрачный можжевельниковый запах её мокрых волос станет его частью.

Если и есть ад, то выход из него один – она.

Ньютон почувствовал, как Анина дрожь стихает вместе с его дрожью, и очень скоро услышал убаюкивающее ровное дыхание.

* * *

Гуру разбудил деликатным касанием по плечу. Первое, что Ньютон понял – дождь закончился. А второе – Аня всё ещё находилась в его объятиях и тихо посапывала от крепкого сна. Он осторожно выбрался из спальника, стараясь не разбудить её.

Тучи рассеялись. Теперь в лунном свете можно было различить серую полосу берега, штативы навеса и уставшее лицо Гуру.

– Держи, – учитель протянул Ньютону алюминиевую кружку, наполненную чёрной жидкостью. – Холодный кофе. Взбодришься.

Ньютон поблагодарил молчаливым сонным кивком и принял напиток. Гуру тут же лёг спиной к Ане, накрылся своим одеялом и через минуту тихо захрапел.

Отвратительный на вкус кофе взбодрил, но ненадолго. Веки так и норовили закрыться. Голова отказывалась соображать. Ньютон клевал носом, поднимался на ноги, ходил к берегу, умывался ледяной водой. Но стоило вернуться к навесу и сесть, как тут же наваливалась непреодолимая дрёма.

Ньютон сидел и тупо пялился на сверкающую рябь реки, мотая головой, щипая себя за мочки уха, как учили в школе, в первом классе, когда никто не мог проснуться и сосредоточиться на примере. Но ничего не помогло. Он сдался и прикрыл глаза всего на минуту…

А затем проснулся от странного шороха и долго не открывал глаза, убеждая себя, что это просто шум ветвей. Но когда веки всё же поддались, он увидел человеческий силуэт, мельтешащий в пепельно-розовом утреннем свете.

Утро, как приговор прозвучало в голове. Ньютон распахнул глаза и увидел Корвича. На нём были лишь ботинки, вымокшие штаны и свитер. Одной рукой пленник рылся в рюкзаке Гуру, а в другой сжимал его смятую шинель.

Корвич не сразу почувствовал взгляд Ньютона, а тот в оцепенении не мог сообразить, что делать. Когда их взгляды встретились, пленник отскочил прочь от рюкзака и медленно попятился к реке. Под подошвой его расхлябанных, разодранных ботинок клацнули камни. Спящий Гуру мотнул головой в сторону звука, нахмурился, но глаза не открыл.

Корвич с ужасом покосился на него, затем уставился на Ньютона, схватившегося за копьё, выточенное ночью учителем. Пленник умоляюще выставил ладони, затем приложил указательный палец к губам. Весь его вид и выражение лица умоляли Ньютона не шуметь, но сам он медленно отступал, всё ещё держа шинель Гуру в своих руках.

Сердце заколотилось. Ньютон глядел то на ничего не подозревающего учителя, то на Корвича, вид у которого был не просто измученный, но ещё и болезненный: мертвенного цвета кожа, губы почернели и обветрились, под глазами воспалённые круги, дрожащие руки избиты, а шрам на лице был хуже всего. Его словно изъели черви – он раскис, швы полопались, изнутри сочилось что-то отвратительно не здоровое на вид, и от этого шрама под кожей расползались тонкие тёмно-красные нити воспаления.

Внезапно Корвича одолел приступ кашля. Он выронил шинель и обеими руками сжал рот.

Ньютон снова посмотрел на учителя, который хмурился от каждого «Кхы» всё сильнее, и почувствовал внезапный страх. Страх от того, что всё теперь в его руках. Он искренне пытался отыскать в себе злость, желание отомстить беглецу и поднять тревогу, и в то же испытывал жалость. Но когда ему в глаза бросился нож, привязанный к штанам Корвича, то он вмиг вспомнил, как пленник улыбался ему, а потом оставил в дураках.

Корвич словно понял всё это по ожесточившемуся взгляду Ньютона и, не мешкая ни секунды, бросился бежать, разрываясь низким сухим кашлем. Ньютон кинулся за ним следом, вниз по течению, к высоким остролистым зарослям.

* * *

Гуру проснулся от шума и крика и, увидев, как ученик с деревянным копьём решительно ныряет в заросли, бросился вдогонку.

– Аня, будь здесь! – приказал он девушке уже на ходу. – Хосе, – обратился он к ничего не понимающему малышу, и указал на вершину ущелья. – Беги поверху!

* * *

Фигура беглеца то возникала, то исчезала в высокой дьявольски острой траве. Вырвавшись на открытое пространство, где пролегала тропинка, ведущая от русла к зелёной равнине, Ньютон огляделся. Корвич исчез. Но справа, в скале виднелся неприметный вход в пещеру. Ньютон рванул в ту сторону и забежал внутрь, выставив копьё вперёд.

Под ногами захлюпала вода, и сырые стены отозвались кишащим эхом.

Затем раздался всё заполняющий крик. Что-то сбоку толкнуло Ньютона, и он повалился ничком в воду. Копьё выпало из рук. Он попытался подняться, упершись в вязкую холодную землю, но Корвич обеими руками схватил его за голову и навалился всем весом.

Грязная вода коснулась подбородка, губ. Ньютон отчётливо слышал над собой жадное пыхтение врага, но сам молчал, до боли изгибая спину в сопротивлении.

Снаружи донёсся крик Гуру. Корвич притих, но не ослабил натиска. Учитель звал Ньютона, а затем побежал, судя по удаляющимся шагам мимо пещеры. Ньютон не мог окликнуть учителя – вода уже достигла ноздрей.

Он уже почти не мог противодействовать, и рука предательски подгибалась от напряжения и боли в суставах и жилах. В рот залилась грязная вода, вкус которой Ньютону был знаком, как ничто иное на Земле. Похожий на медь, только более древний и мёртвый вкус грязи.

Время словно застыло, и где-то послышались голоса мальчишек из прошлой жизни.

– Нытя, нытя, нытя!

Затем в голове всплыл другой знакомый образ. И этот образ говорил с ним теперь, когда он был на волосок от гибели. Говорил ясно, заглушая крики мальчишек, заглушая его собственный детский плач, затмевая боль, страх, и только пыхтение Корвича постепенно сменило собой голос брата. Голос из давно забытого сна.

Ньютон сдался. Но лишь на миг.

Он расслабился, позволил окунуть себя в воду, но тут же ловко извернулся, отбил лапы Корвича в сторону и впился пальцами в его изувеченное лицо. Корвич завопил и отскочил прочь. Крик сменился истошным шипением. Пленник скорчился в муках, руки его тряслись возле кровоточащего шрама. А затем он закашлял и упал на колени.

Ньютон нащупал под водой копьё, пошатываясь и жмурясь от попавшей в глаза грязи, поднялся на ноги и уткнул остриё в пульсирующую артерию на шее Корвича.

– Гуру! – прохрипел Ньютон в сторону выхода, откуда лился утренний свет, высвечивающий бугристые стены и лицо пленника. – Гуру!

– Не надо, пожалуйста! – взмолился сквозь боль Корвич и снова вопрошающепротянул руки. – Не выдавай меня, прошу! Вот, забери! – он вытащил нож из-за пояса и отшвырнул в сторону.

Лезвие звякнуло в темноте.

– Мне ничего не нужно, просто дай мне уйти!

– Ты хотел убить меня! – Ньютон всё крепче сжимал копьё, надавливая остриём на кожу пленника.

– Если бы мне нужна была твоя смерть, я бы сделал это, пока ты спал!

На шее пленника показалась кровь, и Ньютон тут же ослабил нажим.

– Почему тебе так нужен этот артефакт? – спросил он. – Ты мог сбежать, но ты вернулся. За артефактом?

– И да, и нет.

– Что это значит? Объясни!

– Я всё скажу, – Корвич сглотнул и заговорил почти шёпотом. – Только дай мне две минуты и не шуми. Прошу…

Ньютон кивнул и попытался больше не терять самообладания. Ведь всё это казалось бредовым сном. Кровь, гной, изуродованное лицо Корвича. Ньютон буквально заставлял себя смотреть на это лицо через жалость и отвращение. И от того, что он держал копьё, держал его всерьёз у чьего-то горла, у горла стоящего перед ним на коленях взрослого мужчины, Ньютон не испытывал ни капли удовольствия. А только тошноту, желание отвернуться и попросту убежать.

– Мы прибыли сюда за артефактом, – спешно заговорил Корвич. – Пришли, потому что война не окончена. Гуру считает… что всё закончилось со смертью Абиаса. Но это не так. Лига возрождается…

– Почему вы мешаете Ордену? – после секундной паузы спросил Ньютон.

– То, чем вы занимаетесь, губительно для мира снов. Добыча артефактов сокращает общую территорию, расширяет Эдем, уничтожает хранителей – всё это нарушает энергетический баланс…

– Баланс в мире снов?

Корвич скорчился, сдавленно кашлянул кровью, и всё же заговорил вновь:

– Во всех мирах. Каждый добытый вами артефакт приближает Гуру к его цели – к соединению миров. Никто не должен владеть такими знаниями… Иначе, произойдёт неизбежное… Если ответы заведут его не туда, куда нужно, если Гуру зайдёт слишком далеко, то оба мира будут уничтожены!

– Ты врёшь, – выпалил Ньютон. – Не будет никакого конца света.

Корвич молчал и лишь внимательно посмотрел в глаза молодого сноходца.

– По-твоему не глупо рассказывать всё это мне?– спокойнее сказал Ньютон. – О Лиге? О возрождении? Почему мне не убить тебя и не рассказать обо всём Гуру? Я ведь член Ордена!

– Член Ордена? – Корвич насмешливо прыснул. – Это ты так решил, или они тебе так сказали?

От этих слов Ньютон почувствовал внезапную злость и сильнее надавил копьём в горло врага:

– Что ты имеешь в виду?

– Думаешь, они приняли тебя в свою семью по доброте душевной? – просипел Корвич и судорожно слизнул кровь с губ. – Думаешь, подарили тебе сказку, помогли обрести себя и всё такое?

Ньютон не знал что ответить.

– Они используют тебя, парень. Думаешь, они тебе друзья? Как бы ни так. У Гуру нет друзей. И все, кто его окружают, для него всего лишь расходный материал.

– Твои слова…

– Чистая правда, – перебил Корвич и добавил. – Думаешь, это ты их выбрал? Нет, дружок. Это они тебя выбрали и промыли мозги. Гуру и его девчонка. И ты бы понял это давно, если бы задавал правильные вопросы. Хотя бы самому себе…

– Правильные вопросы?

– Например, почему девчонка открыла тебе свою комнату? Как они вообще нашли тебя? Почему приняли? Почему Гуру ничего тебе не рассказал о войне с Лигой до прихода сюда? И почему он делает всё, чтобы ты лишился своего прошлого?

– Он не… – хотел ответить Ньютон, но словно онемел. – Он ничего такого…

В голове заворошились воспоминания тренировок с учителем и его «правила». «В мире снов лучше называться прозвищем». «Лучше разделять свою жизнь в реальности, и жизнь в мире снов». «Ты же знаешь, мы не обсуждаем наши реальные жизни».

– Ага, вижу, ты начинаешь въезжать, – легче произнёс Корвич, когда остриё перестало до крови пронзать кожу. – Этот демон делает всё, чтобы ты чувствовал себя одиноким и нуждался в его покровительстве. А затем ты сам отдашь то единственное, что ему нужно от тебя.

– И что же это?

Корвич ухмыльнулся:

– Так, самая малость – жизнь.

Ньютон недоверчиво покачал головой:

– Ты всё выдумываешь, – запротестовал он. – Гуру предупреждал… предупреждал, что ты это скажешь, – затем он замолчал, собираясь с мыслями. – Зачем ему моя жизнь?

Златозубая улыбка Корвича постепенно ослабла, и в темноте остались различимы только два серых глаза.

– За тем же, зачем ему нужна была жизнь твоего брата.

От этих слов всё, что заставляло Ньютона крепко стоять на ногах в этом странном мире, куда-то бесследно пропало, и копьё выпало из его обессиленной руки. Он сделал шаг назад, не отводя глаз от Корвича, затем ещё один и лишь ступив в воду остановился.

– Вижу, ты знаешь о себе не больше, чем о своём брате, Залевски, – в голосе Корвича возникли призрачные нотки сочувствия.

– Ты знал Артура? – с трудом отыскав дар речи, спросил Ньютон. – И откуда ты знаешь, как меня зовут?

Истерзанный пленник с трудом поднялся на ноги и, казалось, хотел ответить, но снаружи снова донёсся голос Гуру.

Растерянный Ньютон медленно повернулся на звук и вновь уставился на пленника с тем же растерянным выражением лица.

– Хочешь узнать правду о себе и о брате? – спешно заговорил Корвич и стал медленно отступать во мрак пещеры. – Найди меня в мире снов. Дубовая дверь с кованной решёткой. На решётке чёрный грифон. На левой его лапе эмблема Лиги Весов. Отыщи меня, но до тех пор берегись Гуру и девчонки. Делай вид, что ничего не произошло. Подыграй им, – шаги стихали вместе с голосом. – А когда мы снова встретимся, ты узнаешь правду. И сам выберешь сторону…

– Но если ты не выберешься? – оживившись при мыслях о смертельной ране Корвича, от страха потерять нужную ниточку к давно забытому сну, зашипел в темноту Ньютон.

– Выберусь, – эхом из глубины пещеры донёсся голос и растворился в гулкой тишине.

* * *

Выйдя из сырости на свежий воздух, у Ньютона закружилась голова, и он буквально наткнулся прямо на Гуру. В руках учителя был пистолет, в тёмных глазах сверкала решительность, которая тут же погасла при виде растерянного, извозившегося в грязи ученика.

– Он там? – с надеждой в голосе спросил Гуру, заметив на руке Ньютона жёлто-красную кровь.

Ньютон молчал, всё ещё пытаясь собрать себя по частям, и лишь когда учитель шагнул к пещере, поспешно вымолвил:

– Мы дрались. Видимо, он оглушил меня и… убежал.

– Проклятье! – сквозь зубы выдавил запыхавшийся от долгой погони Гуру и всё же вошёл в пещеру.

Ньютон остолбенело ждал, и лишь когда учитель вернулся ни с чем, почувствовал странное облегчение.

– Пошли отсюда, – скомандовал Гуру, но внезапно откуда-то сверху донёсся шорох и звонкий хриплый голос подростка.

Это был Хосе:

– Он здесь! Здесь! Я его поймаю! – крики малыша эхом разнеслись над ущельем.

Ньютон и Гуру задрали головы. Прямо над ними на вершине двадцатиметровой скалы показался Корвич, выползающий из каменой расщелины. Хосе мчался к нему, перепрыгивая по скользким отвесным камням. В глазах учителя, смотрящего на него, появились надежда и гордость.

– Хватай его, малыш, хватай, – словно заклинание тихо повторял Гуру, поднимая пистолет, но прицелиться мешали деревья. – Хватай же! Хватай!

Искалеченный Корвич пустился наутёк, но резвые и сухие ноги подростка, словно пружины, буквально подбрасывали полного решимости Хосе и несли к неизбежному триумфу. Но в следующий миг эти же ноги его подвели.

Сначала малыш чуть вскрикнул, но лишь по-детски, словно от испуга собственной неуклюжести. И только когда всё его тело потянуло в пропасть, над ущельем разнёсся тонкий, слишком тонкий, даже для подростка, душераздирающий вопль, похожий на жалобный крик птицы, лишившейся крыльев. Этот вопль смолк, обернувшись глухим ударом. Затем наступило молчание.

И только ветер уносил слабое эхо голоса Хосе куда-то вдаль. Голос, застрявший в голове оглохшего от ужаса Ньютона.

Глава 25. Сомнения

Аня заканчивала со сборами, когда Ньютон и полуголый Гуру, держащий на руках обмякшее тело Хосе, вышли из зарослей. Девушка выронила рюкзак, бросилась им навстречу и, увидев малыша, побледнела до неузнаваемости.

Левая нога Хосе, оголённая из-за оторванной штанины, неестественно выгнулась вбок. Из бедра, перетянутого чуть ниже паха ремнём, сочилась кровь, успевшая пропитать скомканную в месте раны майку Гуру. Руки и кончики пальцев Хосе укрывали свежие тёмно-красные струпья. Из разбитой головы, над левым ухом, сквозь распущенные засаленные кудри проступала кровь.

– Что случилось?

Лишь когда они положили Хосе на каримат, Гуру всё рассказал. Ньютон не слышал ни слова. Всё, происходящее теперь, воспринималось скомканными обрывками. Разорванный на несколько частей он всё ещё стоял над Корвичем, в той пещере. Другая его часть падала в пропасть, вместе с Хосе.

Ньютон механически выполнял всё, что требовал учитель, хотя толку от него однорукого было чуть, и он без сопротивления отдал бинты и аптечку Ане.

– Аня, затягивай здесь, где я держу! – бросал команды Гуру.

– Что у него с головой?

– О ноге беспокойся! Нужен ещё бинт.

– Это последний, – голос Ани слегка дрожал.

Гуру выругался во всю желчь, не забыв упомянуть и Корвича, и Анину доброту к нему, а затем он бросил на Ньютона испепеляющий взгляд.

– Не стой! – заорал он на него. – Говори с ним!

Ньютон говорил, но Хосе закатывал глаза, отключался и бледнел так скоро, что озорное, обычно шоколадного цвета лицо, стало восковым серым. Лишь когда Ньютон навалился на его тощие узкие плечи, по предварительной команде учителя, и прижал к земле, и когда Гуру без команды и счёта с хрустом вправил кость, полные слёз, ярко оранжевые глаза Хосе распахнулись, и покрытое потом лицо изуродовала мука. Это лицо застыло всего в паре сантиметров от Ньютона, и в тот миг ему показалось, будто малыш всё знал заранее. И мутный, слишком взрослый теперь взгляд его полнился обидой и обвинениями. Но это было не так. Малыш не мог ничего знать.

Ньютон подскочил на ноги. Он стоял в оцепенении, пока глаза Хосе не закрылись, а дыхание не стало тихим и ровным от очередной дозы морфия, введённой Аней, и лишь тогда он ушёл к берегу, мысленно проклиная всё на свете.

Ледяной отрезвляющей водой он смывал с лица засохшие серые корки. Затем поднимался, видел в воде своё размытое отражение и наблюдал, как течение уносит грязь.

Внезапно Ньютон почувствовал на своём испачканном плече чьё-то прикосновение и едва не оттолкнул неизвестного. Но вовремя опомнился. Это оказалась Аня.

– Ты как? – спросила она, старясь заглянуть ему в глаза, которые он тщательно отводил в сторону.

Ему хотелось рассказать ей обо всём. Выпалить всё, как на духу. Сказать, что это его вина, что это он позволил Корвичу уйти, и что из-за этого Хосе погнался за ним и упал. Сказать о том, как Корвич склонился над обрывом и глядел на распластавшегося на камнях малыша с ехидной улыбкой. И во всём, во всём виноват только сам Ньютон. С самого начала он, однорукий недотёпа, только и годился на то, чтобы держать несчастного Хосе. Держать, подобно мучителю, не способному разделить и долю незаслуженных страданий малыша.

Но вместо всего этого Ньютон только подобрал под себя всё ещё трясущуюся исцарапанную руку и сжал онемевшую от холода ладонь между коленями и животом. Рука всё ещё казалась испачканной кровью и гноем Корвича.

– Ты как? – повторила вопрос Аня.

– Цел, – ответил Ньютон, не отводя взгляда от бесформенного солнца, угодившего в речную рябь.

– Я вижу, но… – девушка помедлила. – Как ты?

Больше Ньютон ничего не смог ответить.

Аня упрашивала Гуру не сниматься с лагеря, пока не удастся остановить кровотечение:

– При переходе оно усилится. Он истечёт кровью!

Но Гуру был непреклонен.

– Так и так истечёт, – тихо говорил он, спешно накладывая шину. – Бедренные вены перебиты. Мы это не зашьём. Благо хоть артерия цела. Я не могу остановить кровотечение. Только замедлить.

– Тогда сделаем хотя бы носилки. Чтобы уменьшить давление на ногу.

– Нет времени.

– Гуру!

– Если поторопимся, всё обойдётся. Я сам его понесу.

Гуру затянул жгут. Хосе всхлипнул сквозь сон. Учитель оставил ногу в покое, переместился к голове малыша и привёл его в чувства.

– Хосе, – позвал он жёстким менторским тоном, отчего плавающие зрачки малыша на мгновение задержались на месте.

– Маэстро? – слабо откликнулся он.

– Нужно выдвигаться, дружок, – неожиданно мягко, как никогда, произнёс Гуру и погладил Хосе по слипшимся волосам.

Затем учитель поднялся, держа остатки верёвки, и подозвал Ньютона с Аней.

– Помогите мне закинуть его на спину. Возьмите немного еды, воды, остальное бросайте здесь. Аня, артефакт при тебе?

Девушка кивнула.

– Хорошо. Поспешим.

* * *

Ньютон опережал остальных на несколько десятков метров. Теперь он расчищал путь, отчаянно растаптывая высокую зелёную траву.

* * *

– Гуру, ему хуже и хуже. Кровотечение усиливается.

Гуру молчал. Только его шумное дыхание звучало над морем остролистой травы, расстелившейся от горизонта до горизонта.

Руки Хосе, привязанного к могучей спине учителя, безвольно качались, а голова лежала на мокром от пота плече Гуру. За дрожащими веками виднелись болезненные белки.

– Гуру ты слышишь? – не унималась Аня.

– Слышу, – едва различимо ставил в очередной громкий выдох Гуру.

Он оскалился, подправляя на себе малыша, и ускорил шаг.

* * *

Ньютон шёл, превозмогая усталость, боль от молочной кислоты, от ушибов по всему телу. Аня тоже выглядела измотанной и смотрела только себе под ноги, где следом за Гуру на зелёной траве оставались красные капли.

* * *

Несколько долгих часов, полных немой ярости и оглушительного страха, они пробирались через заросли, не видя ничего, кроме подслеповатого солнца, скользившего за мутной пеленой туч. Где-то за их спинами, в покинутых ими горах снова бушевала гроза.

* * *

Когда последний громовой раскат пронёсся над безграничным пространством и ровное свинцовое небо внезапно смолкло, Ньютон в очередной раз рванул вперёд сквозь остролист и повалился на что-то мягкое. Что-то под рукой мерно зашуршало. Он открыл глаза и понял, что лежит на мелкой гальке.

Послышались шаги за спиной. Он сел, одновременно стаскивая с себя рюкзак.

– Пришли, – объявил Гуру и тоже тяжело опустился.

Ньютон стащил с его спины Хосе. Аня помогла разместить малыша на земле. Учитель откинулся назад и почти неслышно застонал, прикрывая глаза рукой.

Отдышавшись, Ньютон огляделся. Они вышли на побережье. Пляж тянулся влево и вправо бесконечной белой полосой, а впереди раскинулась неподвижная водная гладь. Противоположного берега не было, и в том месте, куда мог дотянуться взгляд, вода словно сливалась с небом.

Ньютон никогда раньше не видел подобного. Можно было предположить, что перед ним океан, но поверхность этого водоёма хранила идеальную гладь. В её зеркальном спокойствии отразилась серая пелена туч, неподвижная в небе, отчего вода казалась матовой.

Ньютон пригляделся и понял – тучи действительно замерли на месте. И он почувствовал то, от чего по телу пробежали мурашки. Родное и всесильное ощущение полного бесчувствия. Когда кожу не щекочет песок, когда ветер не заставляет глаза слезиться, когда по макушке не хлещет ледяной ливень. Ньютон видел перед собой нечто неограниченное тюрьмой материи и её скупыми условностями. Он предательски покосился влево. Рука не возникла, однако в сознании зрела безошибочная уверенность – шагни он чуть дальше к отсутствующему горизонту, и он вновь станет «целым». Впереди был мир снов. Впереди – дом.

Недалеко от места, к которому вышли сноходцы, в зарослях стояли две припрятанные вёсельные лодки.

– Бросайте здесь всё, – скомандовал Гуру и зашагал к лодкам.

Аня присела рядом с Хосе и взяла его холодную руку в свои:

– Эй, Че-Гевара, просыпайся, – мягко позвала она.

Ньютон несколько секунд смотрел на утомлённое, постаревшее лицо озорника Хосе, надеясь увидеть азартную хитрую улыбку. Но этого не случилось. Тогда он в траурном молчании зашуршал по гальке вслед за учителем. Вместе они подтащили лодки к воде. Затем перенесли в одну из них Хосе, и Гуру, приняв у Ани часть артефакта, посмотрел на неё и Ньютона.

– Вот и всё, – заговорил он без радости и облегчения, а скорее с тоской. – На этом ваше участие в охоте заканчивается… Плывите прямо. Когда увидите колодцы, ныряйте прямо в них. Они выбросят вас на общую территорию, и вы сможете проснуться, – учитель устало выдохнул. – Как только выберетесь, обратного пути в Эдем не будет. Попасть сюда можно лишь раз, как и выбраться. Так что, поторопимся, пока бреши не закрылись.

– А вы? – спросил Ньютон.

– Я поплыву с Хосе, – дневник Биаса всё ещё лежал в руках учителя. – С артефактом моё возвращение займёт больше времени, чем у вас. Но когда я вернусь, то сразу дам о себе знать. А до тех пор берегите себя и ждите моего возвращения.

– А Хосе? – снова выпалил Ньютон.

Гуру бросил в него удивлённый и подозрительный взгляд.

– Если поспешим, с ним всё будет в порядке, – холодно ответил учитель. – Ну, есть ещё вопросы? Ньютон, помоги толкнуть лодку.

Гуру взялся за борт и приготовился толкать, но Ньютон остался неподвижным. Странное предчувствие словно сковало тело, и в голове отчётливо прозвучал голос Корвича: «…единственное, что ему нужно от таких, как ты… Жизнь… У Гуру нет друзей… расходный материал». Теперь слова пленника обретали неясную форму и словно воплощались в жизнь, точно пророчество, исполнение которого вновь зависело от Ньютона.

– Ау, Ньютон! Хватит мечтать. Подсоби…

Ньютон почувствовал, как по затылку пробежался холодок. Он сглотнул, и со всей возможной решимостью сказал:

– Нам нужно держаться вместе.

Озадаченный Гуру чуть помедлил, затем отпустил борт и выпрямился. От его взгляда сердце Ньютона заколотилось так же, как утром в пещере, и всё же он вновь произнёс:

– Давайте вернём артефакт и Хосе вместе.

Аня стояла рядом с ним, ничего не понимая.

– С артефактом нам придётся пробираться через мёртвые локации очень долго, – тон Гуру стал нетерпеливее и жёстче. – Вместе мы привлечём слишком много внимания. Один я проскользну незаметнее и мимо хранителей, и возможных недругов…

– Тогда… – перебил его Ньютон, ища аргументы, и всё, что смог, это глупо выпалить. – Нельзя нам разделяться!

Он не собирался сдаваться и беспомощно зашарил взглядом по гальке, в поисках решения.

– Давайте, хотя бы через брешь выберемся все вместе… Мы выберемся в мир снов, а там уже… А там вы заберёте артефакт, а мы с Хосе уйдём…

Гуру кривился от каждого слова Ньютона, как от унизительных пощёчин. Внезапно Аня встала между ними и заглянула в растерянно бегающие глаза Ньютона.

– Поток энергии в колодцах узок и слаб, чтобы мы могли воспользоваться одним из них все вместе, – заговорила она. – Его силы может не хватить и тогда, в лучшем случае мы останемся здесь, а в худшем он просто раздавит нас, когда закроется.

– Именно поэтому идём по двое, – добавил Гуру.

– Нет! – отчаянно крикнул Ньютон.

Учитель шагнул к нему с сжатыми кулаками и навис, как тень хранителя. В его чёрных глазах Ньютон увидел собственное воспоминание – тело Большого с раздавленным горлом, и колени его вмиг стали ватными, ладони вспотели.

– Я могу поплыть с Хосе, а вы забирайте артефакт и плывите с Аней, – почти взмолился Ньютон.

– Да что с тобой такое! – Гуру рассвирепел. – Совсем ополоумел? У нас нет времени на споры!

– Пожалуйста, – севшим голосом попросил Ньютон. – Почему не сделать так, как я предлагаю?

– Потому что у тебя нет опыта, как у меня или Ани! Если ты не заметишь колодец, вы с Хосе останетесь здесь и сдохните оба! Прекрати сейчас же своё помешательство и помоги мне с лодкой! Не то твой друг умрёт!

Аня взяла Ньютона под руку и тихо прошептала ему на ухо мягким, усыпляющим тоном:

– Ньютон, не нужно спорить…

Ньютон высвободил руку так резко, словно теперь прикосновения девушки обожгли его, и снова обратился к учителю:

– Тогда я поплыву с вами, – заявил он и, собрав смелость в кулак, выпалил на одном дыхании. – Вам ведь моя жизнь нужна.

Ньютон ожидал, что после этих слов у Гуру возникнет такое же выражение, какое было теперь у Ани – полное недоумение. Ожидал, что учитель бросится на него в ярости. Ожидал, что Гуру растеряется и в этот миг Ньютону проявится истинная сущность главы Ордена. Словом, ожидал чего угодно, но только не того, что последовало дальше.

От слов, которые Ньютон произнёс с таким трудом и решимостью, Гуру только издал удручённый стон, прикрыл глаза и сжал переносицу, словно услышал нечто подобное не в первый раз.

– Давай на чистоту, – спокойнее заговорил учитель. – Ты говорил с Корвичем, и он сказал тебе что-то такое, от чего ты теперь мне не доверяешь. Это так?

Ньютон не мог ответить – в горле всё сдавило.

– Ньютон, – громче позвал его Гуру. – Я задал вопрос и если ты на него не ответишь сейчас, этот разговор станет для нас с тобой последним. И тогда можешь забыть про бункер, про Орден, и про всё, что нас объединяло. Ну, так что? Корвич тебе что-то наговорил?

– Да, – признался Ньютон и почувствовал внезапную надежду на то, что учитель переубедит его, скажет что-то, что обратит слова пленника в исключительную ложь. – Он сказал, что у вас нет друзей. Только расходный материал. И ещё, что вы неслучайно взяли меня к себе. Что вам нужна моя жизнь…

Ньютон хотел добавить, что Корвич упомянул и о смерти брата, но внутренний голос предостерёг его, и он замолчал.

Аня вопросительно посмотрела на Гуру, но тот и бровью не повёл. Весь его испытующий взор был сосредоточен на ученике. Но затем он смягчился, и устало выдохнул:

– И ты решил, что это правда?

Ньютон поднял взгляд и вновь увидел перед собой прежнего, измученного дорогой учителя, который целый день нёс малыша на себе и теперь желал только одного – вытащить своих учеников из этого проклятого места.

– Расходный материал, – тихо и задумчиво повторил Гуру, словно пробуя неприятный вкус этих слов. – Я ведь тебе уже рассказывал о прошлом Ордена… – он секунду задумчиво помолчал, но внезапно изменился в лице и заговорил с Ньютоном так холодно и грубо, как в день их знакомства. – Я не собираюсь перед тобой каяться за свои ошибки, сопляк. Если ты не видишь – я пытаюсь вытащить всех нас отсюда живыми, пока ты тянешь время. Если слова человека, который дважды пытался тебя убить, значат для тебя больше, чем мои, прошу к штурвалу, – он ладонью указал на Хосе. – Бери его, садись в лодку, и уплывайте. Но если сгинете здесь – знай, что это был ТВОЙ выбор.

Аня хотела что-то возразить, но Гуру остановил её жестом руки.

– Но прежде чем уплывёшь, верни то, что принадлежит Ордену, – добавил он, глядя на Ньютона.

Оберег во внутреннем кармане штормовки словно ожил и запульсировал в такт сердцу Ньютона, полному сомнений.

– Если выберетесь, пойдёшь своим путём, – сказал учитель. – Я буду знать, что мы ошиблись в тебе, и тогда в твоих интересах, чтобы наши пути не пересекались.

Ньютон глянул на Аню, пытаясь найти подсказку в её глазах. Эти два синих айсберга не могли ему лгать. По крайней мере, ему хотелось в это верить. Он долгие секунды смотрел, ища ответ. И нашёл. Аня не так доверчива, и не всегда понимала Гуру и не во всём его поддерживала. Но, несмотря на это, сейчас она была полностью на его стороне. И в её лице Ньютон видел лишь недоумение и испуг, в которых виноват только он со своей паранойей.

– Простите, – выдохнул, наконец, Ньютон и, смахнув наваждение и влагу с лица грязным рукавом, обошёл лодку и взялся за нос, готовый тянуть. – Сделаем, как вы сказали.

На лице Гуру не отразилось ничего. Он только коротко кивнул, упёрся руками в борт, и лодка, взрезая рыхлый каменный ковёр, заскользила в воду. Когда вода добралась до колен Ньютона, он внезапно ощутил её живительную вибрацию, а с ней своё тонкое тело. Он отпустил лодку и та гладко пошла по воде сама. Он в последний раз посмотрел на худое, увядающее в забвении лицо Хосе.

Гуру запрыгнул в лодку и взялся за вёсла. Задержавшись возле ученика, он тихо произнёс:

– Этого разговора не было. Я дал тебе выбор на этот раз… В другой раз не дам.

Ньютон пристыженно отвёл глаза и покорно кивнул.

* * *

Аня гребла, тревожа зеркальную серую гладь. Ньютон сидел перед ней, с тревогой глядел то на руку, которая вопреки ожиданиям никак не появлялась, то на горизонт, на уменьшающуюся лодку Гуру.

– Что на тебя нашло? – тихо спросила Аня, когда они отошли от учителя достаточно далеко.

Ньютон медленно покачивался взад вперёд, затаив дыхание. В горле застыл солёный ком, не способный обратиться в слова. Мыслями он всё ещё был с Хосе, с Корвичем в пещере, с Гуру на берегу.

Аня подняла вёсла сушиться, коснулась его плеча, и только тогда Ньютон посмотрел на неё.

– С Хосе всё будет хорошо, – сказала она.

Нет, эти глаза не могут лгать. Ньютон взял Аню за руку и внезапно осознал, что несколько минут назад едва не потерял всё, что обрёл в этом безумии, всё, чем дорожил и что не хотел отпускать. Рука в его руке была живой и осязаемой. Скоро они окажутся в мире снов, прекрасном, но бесплотном. И Ньютон вновь станет искать давно забытый сон. Но сейчас он держался за Аню, за её уверенность в глазах-айсбергах, за прекрасную печальную улыбку, как за спасательный круг в море сомнений.

– Мне никогда не доводилось никому доверять, кроме себя и… – заговорил он. – И это привело меня сюда. В мир, который, как мне казалось, избавит меня от сомнений. Я думал, что сделал выбор и на этом всё. Но сейчас сомнений стало ещё больше. И эти сомнения словно душат меня, – он судорожно вздохнул, и на лбу его проступили напряжённые вены. – Каждый раз, когда я выбираю… Каждый раз оказывается, что я ступаю не туда. Я ошибаюсь, и всё становится ещё сложнее. И в такие моменты, я хочу лишь проснуться. Снова оказаться в реальности, где ничего от меня не зависит! Стать блаженным сновидцем… Но мне кажется, что теперь я никогда не смогу проснуться… Проснуться по-настоящему… Так, чтобы не было сомнений. Не было врагов. Чтобы ничьи жизни не зависели от моих решений. Всё просто сон, и точка… И мне страшно, что я уже никогда не проснусь. Страшно, что я ошибся. Страшно снова ошибиться…

– Ты должен радоваться этому, – с тихой уверенностью произнесла девушка.

Ньютон поднял взгляд, и Аня приблизилась к нему.

– Мы свободны до тех пор, пока можем сомневаться. Потому что пока есть сомнения, есть выбор.

– Но что если выбор окажется неверным? Необратимым?

– Выбор не может быть верным или не верным. Выбор это просто одна тропинка из сотни. А на свете нет неверных троп, даже если это тропы в один конец. Если ты сделал выбор, и сомнения остались, просто пойми что, что бы ты не делал, всё могло быть лучше. Или хуже. Но это уже не важно. Потому что всё равно не узнаешь наверняка. Жизнь – это ведь не лабиринт пустой территории, где можно вернуться назад, можно пройти насквозь, а можно затаиться и вовсе ничего не делать. Жизнь – это одна непрерывная линия, которую рисуем мы сами. Сами выбираем, сделать круг, или зигзаг. И каким-бы в итоге не оказался путь – он будет идеальным, – на лице девушки проступила улыбка. – Потому что другого никогда не было и не будет. Тропинок много, но путь всегда один.

Ньютон помолчал, а затем спросил:

– А если от твоего выбора зависит жизнь другого человека?

Аня едва ощутима погладила его большим пальцем по исцарапанному запястью.

– Ты не виноват, Ньютон, – убеждённо произнесла она. – Ни в том, что Корвич сбежал, ни в том, что случилось с Хосе.

Ньютон перевёл взгляд на успокоившуюся воду, в которой они застыли недвижимые, а затем посмотрел Ане в глаза и спросил:

– Ты веришь Гуру?

Аня приблизилась ещё, и он почувствовал её тёплое дыхание, полное жизни. Дыхание и тепло, которого он больше не почувствует в мире снов.

– Я верю Гуру, – уверенно сказала она.

– А я верю тебе.

Аня прикрыла глаза и легко положила свою ладонь ему на затылок. Их лбы и кончики носов соприкоснулись. Ньютон тоже закрыл глаза, коснулся рукой её волос и беззвучно вдохнул то незримое, что чувствовал между собой и Аней.

Так и застыв, они сидели минуты или часы. Затем Аня неожиданно поцеловала Ньютона в лоб. Поцелуй призрака, след от которого всегда остаётся где-то глубже, чем там, куда могут дотянуться органы чувств.

Ньютон открыл глаза. Аня посмотрела на него так, как никогда не смотрела до этого, и вновь взялась за вёсла. Водяная гладь взволновалась и лодка понесла их туда, где свинцовое небо и вода становились единым целым и последним, что вскоре осталось от Эдема.

III

Глава 26. Дом

Аня и Ньютон шли через оранжевый сумрак коридора дверей в молчании.

Возвращение в мир снов действовало исцеляюще – физическая боль, навеянная иллюзиями Эдема, сошла на «нет», но внутренняя усталость оставалась прежней – результат энергетического истощения. У Ньютона едва хватило сил на то, чтобы сменить одежду и «отрастить» левую руку.

Сноходец разглядывал изувеченные стены с облупившейся штукатуркой, летящей к космическому пространству, разглядывал причудливые тени хранителей, растянувшиеся под потолком, и испытывал лишь тоску от вида ничуть не изменившегося коридора, хоть и мечтал оказаться здесь с самого начала похода. Теперь Ньютон понимал: в этом месте, где всё пребывает в непрерывном движении, динамика – всего лишь притворство. На деле всё здесь осталось точно таким, каким выглядело неделю назад. Лишь одни запертые двери сменились другими.

Ньютон держался рядом с Аней, заглядывал в глаза хранителям – в печальные глаза арлекинов, и думал о том, что тени тоже притворяются, будто ничего не произошло. А произошло многое: два человека погибли, судьба ещё двоих неизвестна.

Казалось, прошла не неделя, а намного больше. Ньютон не знал, насколько больше, но этого точно должно было хватить, чтобы мир снов заметил их отсутствие и ощутил те перемены, которые теперь чувствовал он сам. Пустота, отчуждение – всё то, что прежде преследовало его лишь в реальности, теперь настигло и в мире снов.

Раньше Ньютону казалось, что этот тонкий холодный мир заполняет его. А теперь внутри будто что-то оборвалось и навсегда затерялось где-то в Эдеме, вместе с криком Хосе, разнёсшимся над ущельем, вместе с теми двумя, которых Гуру назвал врагами и которые больше никогда не проснутся.

Хранители провожали сноходца тихим монотонным шипением, словно подтверждая его мысли. Даже если бы я сам не вернулся, ничего бы здесь не изменилось. Как не вернулась Ольга и Большой…

Ньютон практически не знал их, но они были единицами из тысячи. Те, кто пробудился и наполнил этот мир частью себя. А теперь их нет, и этот мир жрёт их пустые комнаты где-то на окраинах общей территории.

Ни реальность, ни мир снов, ни вы, мысленно обращался Ньютон к равнодушным хранителям, не умеете понимать или сочувствовать. Вы, как и миллиарды сновидцев, можете лишь равнодушно наблюдать, оборонять то, что считаете своим, и потреблять, когда приходит время.

Стражей не тревожило разочарование молодого сноходца. Они смотрели прямо на него и вместе с тем словно не замечали.

– Не рад вернуться? – голос Ани вытащил Ньютона из плена мрачных мыслей.

Он только пожал плечами.

– Теперь ты понимаешь? – девушка посмотрела на него. – Понимаешь, почему меня не влекут ни охота за артефактами, ни остальные дела Ордена.

– Кажется – да, – тихо ответил Ньютон. – Я не ждал, что будет легко. Но… – ему хотелось что-то добавить, но он не смог найти слов.

– Да, – Аня понимающе кивнула. – Всё всегда оказывается сложнее, чем кажется вначале.

– Как думаешь, Гуру с Хосе уже вышли из Эдема? – спросил Ньютон чуть погодя.

– Скорее всего.

Они прошли ещё несколько дверей, прежде чем он решился задать не покидающий голову вопрос:

– Если Гуру успел вытащить Хосе, почему мы не встретились с ним здесь?

– У нас ведь не было договорённости встретиться, – спокойно ответила Аня. – Да и малыш наверняка вернулся в свою комнату.

– Нет, – Ньютон отрицательно покачал головой. – Я его знаю. Он бы точно первым делом захотел отыскать меня после всего, что мы… Что он пережил. И я не чувствую его присутствия в мире снов. Совсем ничего…

– Может, его выбросило на неизведанную локацию? В этом случае у тебя маловато шансов найти его – сам знаешь.

Ньютон хотел возразить, что этого сорванца он бы везде отыскал – беспочвенная уверенность, но так ему почему-то казалось теперь. Затем он остановился и достал из кармана чистых брюк оберег Ордена и всмотрелся в красный камень.

– Если бы Хосе был в беде, – заговорил он, не отрывая глаз от переливающейся в камне энергии. – То эта штука дала бы мне знать, верно? У Хосе ведь тоже есть оберег.

– Конечно, – ответила Аня и взяла его за руку, скрыв камень ладонью. – Но Хосе в безопасности. Гуру вытащил его.

Ньютон пристально посмотрел ей в глаза, пытаясь распознать ложь, о которой намекал ему Корвич.

– Откуда такая уверенность?

Аня словно заметила его недоверие и отпустила руки.

– Если бы с Хосе что-то случилось, – сказала она. – Гуру не стал бы мешкать. Он спрятал бы где-нибудь артефакт и вернулся к нам, чтобы сообщить.

– Перестань, – Ньютон прыснул, убрал оберег, и оба зашагали дальше. – Мы оба знаем, что Гуру не стал бы рисковать артефактом после стольких усилий.

На этот раз Аня ничего не возразила, а через ещё несколько шагов неожиданно оживлённо произнесла:

– Эй! Мы ведь можем навестить Хосе в его комнате. Даже если он сейчас не в мире снов, мы будем знать что с ним всё в порядке.

– Я не знаю, где его комната, – с горечью признался Ньютон.

– Правда?

– А чему ты удивляешься? Гуру ведь говорил, что не стоит открывать своё подсознание посторонним.

Он снова вспомнил тот день, когда Хосе упрашивал его взаимно показать друг другу свои комнаты. «Будем ходить друг к другу в гости! У меня роскошно! Устрою тебе экскурсию по своему городу, если захочешь! Устрою её для тебя, гринго! Ты ведь не был на Кубе?». Ньютон понял, что в тот день очередной раз ошибся, сказав малышу – «Нет».

– Да, я знаю насчёт Гуру. Он строгий, – задумчиво произнесла Аня. – Просто мне казалось, что запреты Гуру точно не для Хосе. Да и вы так сблизились, я подумала, что вы вроде как подружились…

– Мы друзья! – неожиданно резко произнёс Ньютон и замер, точно парализованный. Поймав на себе Анин сочувствующий взгляд, он опомнился и, глядя себе под ноги тихо повторил. – Да. Мы друзья.

Теперь, когда судьба друга оставалась неизвестной, Ньютон был уверен в сказанном.

– Что будешь делать, пока Гуру не вернётся? – спросила Аня через какое-то время.

– Не знаю, – не до конца честно ответил Ньютон и, подумав, добавил. – Попытаюсь отыскать комнату Хосе.

– Начнёшь прямо сейчас?

– Нет, – Ньютон нервно усмехнулся. – Сначала проснусь, проверю, как там в реальности. Может, мать объявила тревогу и меня нашли в моей пустой квартире «впадшим в кому». Придётся объясняться.

Анино лицо украсила улыбка:

– Так чего же ты всё ещё здесь? – спросила она и её глаза игриво прищурились. – Ты что, провожаешь меня?

Ньютон пожал плечами и чуть смущённо ответил:

– Как будто бы да.

– А ты джентльмен. Но, можешь не волноваться, здесь то со мной точно ничего не случится.

– Как знать, как знать… Не забывай, что Корвич на свободе.

– Уж с ним-то я справлюсь, – отмахнулась девушка. – Если, конечно, он наберётся храбрости явиться.

– Ну да, как же… – Ньютон улыбнулся. – Ты ведь укротительница арлекинов – великая и прекрасная!

Аня тихо рассмеялась, осторожно глядя на тени бдительных стражей.

– Только не придумывай мне прозвища в этот счёт. Не хочу быть Мальвиной.

– И в мыслях не было.

Когда они подошли к двери с цифрой «43» и остановились, Ньютон вдруг замялся:

– Я хотел спросить… – начал он, почесывая затылок. – Ты говорила, что больше не хочешь участвовать в делах Ордена, после возвращения и всё такое…

– Я не передумала насчёт Ордена, – серьёзно сказала Аня. – И теперь с меня точно достаточно и Лиги, и артефактов, и Эдема.

– А что насчёт нас? – Ньютон осторожно заглянул ей в глаза и вновь вспомнил ту ночь под проливным дождём, когда они спасали друг друга от холода, и почувствовал, что невольно краснеет. – То есть, меня ты тоже не хочешь видеть, раз уж я остаюсь членом Ордена?

– А ты действительно хочешь дружить со мной? – неожиданно просто и открыто спросила Аня.

Ньютон попытался изобразить удивление.

– Не прикидывайся. Ты же подслушивал в ту ночь, – неожиданно на щеках Ани тоже показался едва заметный румянец. – Гуру с чего-то решил, что ты хочешь дружить со мной. Это так?

– Да. Всё так.

Они смотрели друг другу в глаза, перебегая со зрачка на зрачок, точно как дети играют в «гляделки», а затем оба неожиданно рассмеялись этой глупости.

– Ну ладно, – сказала Аня. – Как выйдешь из «комы», заходи.

– Приду, – пообещал он.

– Значит увидимся?

– Точно увидимся.

Напоследок Аня подарила ему непринуждённую улыбку и исчезла, едва повернув шарообразную металлическую ручку, в которой ещё долго отражался одиноко стоящий в тусклом свете ночников Ньютон, ожидающий своего пробуждения.

Глава 27. День рождения

В квартире воздух показался ему таким же густым и спёртым, как энергия древнейших локаций.

Виктор раскрыл окно и жадно вдохнул морозный воздух. Шум проспекта разогнал тяжёлую сонную муть, и он огляделся: на тротуарах и газонах лежал первый снег, который под ногами прохожих быстро превращался в грязь.

Окончательно придя в себя, он отправился в ванную.

Всё тело ныло так, будто Виктор, в самом деле, целую неделю пробыл в походе. Шрамов от зарослей, комариных укусов и мелких ушибов на теле не осталось, однако на лбу красовалось чуть различимое серое мозолистое пятно. Виктор долго разглядывал эту отметину, перед зеркалом, догадываясь, что теперь она будет с ним до самой смерти, как и ожог на шее.

– Ньютон геройствует, а ты страдаешь, – сказал он вслух и сочувственно улыбнулся.

Он сбрил щетину и пока чистил зубы, почувствовал, как в тощем брюхе забурлило и заурчало, словно нечто живое возмутилось от голода.

– Нечестно, – добавил он, вспоминая тушёнку Гуру, которой они питались неделю. – Ранения на теле отражаются, а еда в желудок всё же не попадает.

Чтобы немного «раскочегарить» пробуждённую от анабиоза пищеварительную систему, Виктор выпил пару стаканов воды и сел за дневник. Он устало выдохнул, задержав ручку над чистой страницей. Затем он отложил её и медленно прошуршал по исписанным страницам дневника большим пальцем и удручённо вздохнул – даже этот внушительный объём мерк в сравнении с тем, сколько ему предстояло написать теперь.

Он даже с трудом мог вспомнить, с чего начался поход, и всё же, набравшись терпения, стал писать. Сперва нехотя, но вскоре и рукой и мыслями Виктора завладел Ньютон, чей голос непрерывно зазвучал в голове: «Вот это важно, и это. Да, нужно записать. Вспоминай и ничего не забывай!».

Он вновь пережил страх перед чёрным «ульем» кишащих всюду хранителей, восхищение Аней, усмирившей демонов лишь улыбкой, а затем фантомную боль, когда локация провалилась в Эдем. Знакомство с Ольгой и Большим, и скорый взрыв башни, и через несколько минут их смерть. Затем Лихорадка, воскрешение и долгий путь через пустыню. Еда Гуру, добродушные издёвки Хосе над пленником по имени Корвич. Затем мутное озеро-колодец и побег Корвича. Путь через ливень, ущелье и самая холодная в жизни Виктора ночь и объятия Ани. Затем драка с Корвичем в пещере. А затем и разговор с пленником.

«Хочешь узнать правду о себе и о брате?»

Виктор ошарашенно замер над этой строчкой, но быстро продолжил писать, боясь потерять нить.

Падение Хосе. Этого не случилось бы, – мельком подумалось ему. Если бы не моё милосердие и жалость – ещё одна ошибка, из-за которой кто-то пострадал.

Закончив, Виктор вернулся к диалогу с Корвичем.

«Найди меня в мире снов. Дубовая дверь с кованной решёткой. На решётке чёрный грифон. На левой его лапе эмблема Лиги Весов. Отыщи меня, но до тех пор берегись Гуру! Делай вид, что ничего не произошло. Подыграй. А когда мы снова встретимся, ты узнаешь правду. И сам выберешь сторону».

Эти слова Виктор обвёл несколько раз. Тревожное чувство буквально сочилось со страниц и охватывало Виктора вместе с волей того, кем он был в мире снов.

– Нужно узнать, что не так с Гуру и что стало с Хосе, – тихо прошептал Виктор.

Крик малыша всё ещё доносился из памяти слабым эхом.

Внезапно из коридора донёсся телефонный звонок. Виктор вздрогнул. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, что значит этот громкий ритмичный звон.

Это оказалась мама, и Виктор неожиданно для себя обрадовался её чуть севшему, но всё ещё красивому молодому голосу так сильно, словно не слышал его несколько лет.

– Ох, а я уже и не надеялась дозвониться! Звонила вчера. Надеялась, ты вернёшься к вечеру, как и обещал.

– Я предупреждал, что экскурсия может затянуться, – Виктор спустился на пол и сел на пыльные туфли. – Только сегодня утром вернулись…

Женщина на том конце провода демонстративно кхекнула, перебивая, и заговорила со странной торжественностью:

– Прежде чем вы начнёте рассказывать о своей поездке, профессор, позвольте поздравить вас с днём Рождения!

Виктор не следил за календарём уже долгое время. Значит, сегодня 27-е октября.

– Хоть ты и не любишь этот день, – продолжала мама. – А я всё равно поздравляю тебя. И желаю всего, чего сам себе желаешь!

– Оригинально, – съязвил Виктор, а затем смягчился. – Спасибо, мам.

– Я выслала тебе денег вместе с подарком. Хотела приехать сама, но я же знаю, как ты не любишь сюрпризы. Никогда не любил.

– Нет более здравомыслящей женщины на свете, чем вы, Елена Сергеевна, – с деланным почтением произнёс Виктор.

– Благодарю вас, профессор, – подыграла мать и, чуть помедлив, щёлкнула зажигалкой. – Ну, как поездка?

– Неплохо.

– Неплохо и всё?

– Ну да. Неплохо.

– Узнал что-нибудь новое? Что интересного видел?

Виктор подумал и соврал первое, что пришло на ум:

– Ездили на Ленина смотреть.

– Ого! И как он там?

– Он знал лучшие дни.

Женщина одобрительно посмеялась, и странным образом через тонкую нить проводов Виктор почувствовал материнское тепло и понимание, какого не чувствовал с самого детства. Недавние тревоги словно отошли на второй план, и он выпалил:

– А вообще, поездка была просто замечательной, если честно!

– Так-так-так, это уже интереснее.

Виктор прикрыл глаза, представляя, как мама тоже садится удобнее в кресле и стряхивает пепел с сигареты.

– Подружился с кем-то? – спросила она.

– Да. С девушкой.

– О божечки! Неужели у тебя появилась подружка?

– Ну, можно и так сказать. А что в этомудивительного?

– Ничего удивительного! Просто я очень рада за тебя, – голос женщины прозвучал искренне.

Виктор обнял телефонную трубку головой и шеей так крепко, словно лучшего друга, но внезапно помрачнел.

– Подробности, профессор, подробности! – требовала женщина. – Как зовут твою подружку?

– Мам, – тихо произнёс Виктор.

– Что такое? – в её голосе послышалась та же напряжённость.

Почувствовав, что она чувствует, он решил «зайти издалека»:

– Мам, как там расследование?

Женщина ответила не сразу.

– Ничего нового, – сдержанно сказала она, наконец. – Да и не будет уже, наверное. Ты же сам в прошлый раз так сказал, – в этих словах улавливалось скорбное смирение. – Я уже и не надеюсь… А почему ты спросил?

– Да так, просто.

– Я же знаю тебя, Витенька, – строже сказала женщина. – Ты никогда ничего не спрашиваешь «просто так». У тебя что-то случилось?

– Нет, нет, ничего такого, – попытался успокоить её Виктор. – Просто во время экскурсии, я познакомился ещё кое с кем…

– Кое с кем?

– Да так. Один парень с зоологического. Мы с ним немного пообщались. Я ему рассказал об Артуре, и он натолкнул меня кое на какие мысли. Это может ускорить расследования о его убийстве.

– О Боже! – воскликнула мама. – Что это за парень? Он что, знал Артура? Он был его другом или вроде того? Он ничего тебе не предлагал? Боже, Витя, с кем ты связался?!

– Нет, мам! – чуть рассердившись, перебил её Виктор. – Ничего он не предлагал мне! Да он и не знал Артура.

– А что тогда?

– Я скажу, если прекратишь перебивать, – Виктор тяжело вздохнул и выждал несколько секунд тишины, собираясь с мыслями. – У этого парня отец военная шишка, вот и всё. Я ему рассказал об Артуре и тот пообещал помочь, через отца.

– Сынок, ты – не Артур! – словно с упрёком произнесла женщина. – Ты совершенно не умеешь врать! Либо ты что-то недоговариваешь, либо ты всё выдумал. Правда, я не знаю – зачем? Решил пошутить надо мной? Поиздеваться? Ты таким образом мстишь мне за что-то?

Виктор до боли прикусил кончик языка, проклиная себя за то, что заварил эту кашу.

– Нет, мама. Нет! Я не вру и не издеваюсь. Всё как я рассказал. Клянусь тебе!

– Ты можешь дать мне номер телефона этого твоего нового друга? – почти потребовала мать. – Я бы хотела поговорить с его отцом.

– Мам, это неудобно будет. Он занятой человек. И к тому же, я дал твой номер. Если что-то нужно будет, он сам тебе позвонит, – Виктор покачал головой и сожалением добавил. – Да и не нужно было зря тебя обнадёживать… Может ничего и не выйдет.

– Витя, – женщина глубоко вздохнула. – Ты не должен забивать себе голову такими проблемами. Конечно, ты, молодец, что воспользовался ситуацией. Но я не хочу, чтобы ты переживал так, как переживаю я…

Виктор закатил глаза к потолку.

– … ходи на учёбу, общайся с друзьями, – она неожиданно шмыгнула носом. – Прошлого не вернуть. Я с этим смирилась… Пытаюсь.

Виктор прикрыл глаза и буквально увидел слёзы, стекающие по материнским щекам, от чего в сердце у него защемило.

– Его уже не вернуть, – проговорила мать, предательски всхлипывая. – Нам нужно просто смириться и жить дальше. Верно? Скажи мне, сын. Верно?

Виктор прикусил добела сжатый кулак. Не забивать голову? Оставить всё? Сдаться? Кто должен узнать правду, если не мы с тобой, мам?

– Почему ты молчишь?

– Да, мам, прости, – смиренно ответил он на выдохе. – Всё верно ты говоришь. Я, правда, не хотел тебя расстраивать. Забудем об этом.

Они оба молчали так долго, что казалось, весь мир буквально исчез в этой вязкой душной тишине.

– Береги себя, сынок, – наконец как можно заботливее произнесла женщина.

– Да, мам, – сказал Виктор. – И ты себя.

Он ещё какое-то время сидел на полу, оставив гудящую трубку свисать на проводе. В квартире было слишком тихо. Даже проспект за окнами жужжал как-то вяло, совершенно по воскресному. Затем Виктор повесил трубку и вернулся в спальню. У плачущего окна молчали иссохшие трупы растений. Он долго стоял над ними и водил по их хрупким стеблям пальцем, смотрел на сухую землю в горшках, разглядывал белый обшарпанный подоконник, усеянный мёртвыми мошками.

Затем Виктор взглянул на пол, где на уродливом узорчатом ковре лежала скомканное верблюжье одеяло и простыни. Ему захотелось лечь и уйти в мир снов, но внезапно в животе зажгло сильнее прежнего, и он скривился от боли.

* * *

Едва Виктор вышел во двор, усыпанный снегом и резвящейся детворой, как наткнулся на двух старух.

Они сидели на покосившейся скамейке и встретили его подозрительными взглядами. У одной в руках была трость, у другой котомка с продуктами. Обе озабочено скривили сухие рты, когда однорукий прошёл мимо и вежливо поздоровался.

Не успел Виктор отойти от подъезда и на несколько метров, как старушки оживились.

– Видела? Это Витька – наркоман местный, – со знанием дела шепнула старуха с тростью.

– Да что ты? – охнула вторая.

– А чего? Не видно что ль? Вон какой серый. Глаза впалые, сутулый, худой, как скелет, видела? – старушка постучала костылём по мокрому асфальту, точно судейским молотком. – Он из дому почти не выходит. Это внук Павловны, царствие ей небесное. Как померла она, так он и переехал. Внук еёшний. Учится где-то, значит, а сам из дому почти не выходит… Ну, точно говорю, наркоман и есть. И изрезанный весь, заметила? И вообще он всё время помятый какой-то. А недавно чуть весь дом не спалил! Но я вовремя наорала на него! Нет… Не то нынче поколение. Не то!

Скрывшись от взглядов старух за углом дома, Виктор остановился, ладошкой сгрёб немного снега с крыши ближайшей машины и приложил к подбородку, где всё ещё кровоточили несколько бритвенных порезов.

– А однорукий он, знаешь почему? – громче заговорила бабка, словно стараясь оповестить весь двор. – Потому что родился он не один, а с братом-близнецом. Сросшиеся они были, представляешь?

Виктор посмотрел на снег в ладони. Он быстро таял, и по пальцам растекалась полупрозрачная розовая жидкость.

– Ну а потом их, эт самое, разделили. Операцию сделали. Они ещё совсем маленькими были. Вот так вот. Этот – Витька, а брата звали Артуром. Я-то всё знаю… Потому что мать часто отправляла этих двоих к Павловне на каникулы. А с Павловной я дружила… Да… Павловна была образцовым гражданином и, что самое главное, истинной коммунисткой!

Виктор ухмыльнулся, собрал ещё немного снега и побрёл к проспекту.

В магазине он купил молока, круп, немного консервированных овощей. Он долго разглядывал пирожное на полупустой витрине, пока визгливый голос продавщицы не заставил его опомниться.

– Всё? – резко спросила она.

Виктор отвёл взгляд от пирожного, неловко собирая покупки в шелестящий пакет.

– Всё.

* * *

За обедом Виктор пытался отвлечься от воспоминаний с помощью радио, но то лишь навевало тоску эстрадными песнями и новостями, которые не сообщали ничего исторически ценного. Всего лишь всё намекало на приближение очередного развала ещё одной империи. Так что он скоро отключил плюющийся помехами старый приёмник, и по пути в комнату остановился в коридоре у зеркала, увидев своё отражение.

Девятнадцать лет назад он появился на свет. Они появились. «Связанные», как говорила мама, или «слипшиеся», как говорил Артур…

– Мам, я не хочу с ним гулять! – раздался в голове Виктора тонкий голос брата из прошлого.

– Артур, вы и так совсем не общаетесь, – ответила ему мама, пока сам Виктор прятался за книжкой в углу комнаты и пытался просто исчезнуть. – Погуляйте вместе.

– Пусть сидит дома. Видишь, как ему хорошо?

– Да, мне и тут хорошо, мам, – поддакнул маленький Витя.

– Вы дети и вам нужно гулять на свежем воздухе, чтобы расти большими! Или вы хотите навсегда остаться маленькими?

– Ага, – Артур захохотал. – Маленькими и однорукими.

– Артур! – возмутилась мама.

– Мам, – спокойно позвал её Витя. – Ну, твои растения же не гуляют? И всё равно они растут.

– Витя, но вы же не растения, – женщина схватилась за голову. – И вообще, хватит спорить, вы оба! Я сказала вам – идите погуляйте. И вы сейчас же пойдёте.

На этот раз заговорил Артур:

– Это всё из-за Васька, да? – с чувством превосходства спросил он.

Красивое лицо матери перекосилось, подведённые глаза вспыхнули возмущением, ярко красные губы округлились:

– Что вы себе позволяете, юноша?!

– А чё? – Артур ухмыльнулся. – Или с Васьком уже всё? А жаль… Он хоть на шоколадки не жопился…

– Артур! – вскрикнула мать.

Витя тихонько разулыбался за книжкой, но тут же поник, когда брат сменил насмешливый тон на смирение:

– Ладно, ладно… Мы пойдём, погуляем. Только скажи Витьке, чтобы книжку оставил.

– Это ещё почему? – не поняла мама. – Пусть идёт с книгой, если хочет.

– Да пацаны опять дразнить будут из-за него, – пожаловался Артур, косо глядя на брата.

– Вот как?

– Ну да. Все пацаны, как пацаны, а этот со своими сказками.

– Это фантастика, – обиженно буркнул Виктор.

– Да насрать.

– Артур! – закричала мама. – Хватит выражаться. Тебе восемь лет!

– А когда мне будет лет, как тебе, тогда мне можно будет выражаться?

– Нет!

– Несправедливо, – Артур обречённо вздохнул и скомандовал. – Ладно, Витька, пошли.

Виктору ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Они вместе вышли во двор, и Витя присел на скамейку.

– И чё расселся? – недоумённо спросил его Артур.

– Ты иди, гуляй… А я здесь посижу, – робко ответил Виктор.

– Ты чё? Слышал чего мамка сказала?

– Да, слышал. Но ты же не хочешь, чтобы я с тобой шёл.

– Да насрать, чего я сказал. Пошли давай!

– Неа.

– Я тебе сейчас пенделя дам, если ты меня слушать не будешь! – Артур погрозил кулаком.

– Попробуй. А я маме всё расскажу.

– Ну, ты и жопа! – брат отступил назад и опустил руку. – Жопа говорю, ты!

– Сам такой.

Витя улыбнулся, довольный собой. День был прекрасный – жаркий и солнечный, и к тому же нередко выпадал шанс безвозмездно подтрунить над братом.

– Да ладно, Витька, пошли, – наконец, почти вежливо попросил Артур. – Если Васёк или кто там увидит тебя тут и расскажет маме, мне влетит.

Витя пристально посмотрел на брата:

– Если пойду с тобой, что мне за это будет?

Артур недовольно сжал губы и тихо выдавил:

– Неделю не буду тебя обзывать.

– И при других тоже?

– И при других тоже.

Виктор состроил задумчивое лицо, словно прикидывая предложение, и спросил:

– А поклянёшься?

– Зуб даю.

– Ладно.

Витя поднялся, и вместе они торопливо зашагали мимо бушующей зелени деревьев в соседний двор.

– Куда пойдём? – поинтересовался он.

– На котлован, – ответил Артур.

– Я там ещё не был… А что там?

Зелёные глаза брата прищурились и недобро блеснули.

– Увидишь, – с таинственной улыбкой ответил он, прибавляя шаг.

Рыбаки вытащили Виктора из воды и привели в чувства. Первое, что он увидел, это кровь на истерзанной старым ржавым канатом ноге.

Следующую неделю он пролежал в больнице, в душной залитой солнцем палате, где его дважды навестила мама и ни разу брат.

Виктор из страха не признался маме в том, что произошло на самом деле, но она и так догадалась. К тому же, спасшие его рыбаки сказали ей, что видели, как Артур и другие мальчишки стояли над обрывом.

– Ну ничего, – утешала мама. – Я поговорила с твоим братом. И хоть он не признался, я наказала его. Теперь он навсегда усвоил, что нельзя так поступать… Так, как они поступили с тобой.

Виктор не мог даже представить, какое наказание способно подействовать на его брата. Казалось, того и распятие на кресте не исправило бы от тяги к подобным проделкам и издевательствам. И он совершенно не хотел возвращаться домой, боясь взбучки, которую, скорее всего, ему устроит брат.

Однако Артур даже не поздоровался, когда пришёл поздно вечером домой и увидел вернувшегося с перевязанной ногой Виктора. Он тогда вообще сделал вид, что не замечает его возвращения, хоть они и жили в одной комнате.

Сначала Виктора тревожило такое поведение брата, но после он подумал, что, возможно, Артур сам испуган, расстроен и раскаивается в содеянном. И скоро он если не извинится перед ним, то хотя бы перестанет игнорировать.

Так прошла неделя, затем остаток лета. Начался сентябрь, а братьев по-прежнему разделяла невидимая и глухая стена, к которой Виктор скоро привык и даже радовался ей. Ему вообще стало казаться, что так было всегда. И даже мама отбросила любые попытки сблизить их и больше не заставляла вместе гулять, вместе делать уроки и всё остальное. Она сменила свои поучительные речи о братской любви на рассуждения о том, что мальчики слишком разные, и, в принципе, нет ничего плохого в том, что один всё время где-то гуляет, а другой сидит дома и читает.

Артур отдалился и от матери, которая стала больше внимания уделять Виктору. Не специально – просто так выходило, что один вечно сидел дома, в страхе перед заоконными щербатыми дворами и хулиганами, а другой от заката до рассвета пропадал чёрт знает где.

Так длилось из года в год, из города в город, пока не случилась та потасовка с Лютым и его придурками, когда им было по одиннадцать. Когда Артур ни с того ни с сего впервые за столько времени вдруг заметил грязного и заплаканного брата. К тому моменту оба они успели подрасти.

– Эй, Витька. Ты чего такой измочаленный? – спросил его тогда Артур с такой невозмутимостью, будто «стена» куда-то резко исчезла.

И хоть Виктор удивился этому, но решил подыграть. И тем же вечером вместе они отомстили в неравной схватке. Отомстили сполна и за свою однорукую судьбу, и за издевательства мальчишек.

Виктора тогда весь вечер окрыляла победа. Даже когда Артур уснул и сопел рядом, на соседней кровати, он сам ещё долго не мог уснуть, перевозбуждённый новообретённой силой и радостью, что невидимая стена рухнула, и, быть может, теперь они с Артуром станут настоящими друзьями.

Однако следующим утром, когда Виктор попытался увязаться на прогулку вместе с Артуром, тот остановил его и сказал:

– Не иди со мной.

– Почему?

– Потому что я не хочу гулять с тобой.

– Но… Почему? – с небывалой растерянностью, затмившей обиду, спросил Виктор.

– «Почему, почему», – съязвил Артур. – Да по кочану!

Виктор тогда едва не заплакал от обиды, и только обретённое вчера в акте возмездия мужество и сжатый кулак не позволяли слезам пролиться.

– Мне не нужно, чтобы ты со мной шёл. Ясно тебе? – прошипел Артур.

– Но если Лютый захочет тебе отомстить? Если он поймает тебя где-нибудь? – попытался зацепиться хоть за что-то Виктор.

– Ничё он не сделает, – усмехнулся с проступающей подростковой хрипотцой брат. – Только может папочке пожаловаться.

– А если кто другой? А если они все вместе? Как вчера меня…

– Отобьюсь одной левой, – хохотнул Артур и слегка дёрнул единственной левой рукой. – Что со мной будет?

Когда казалось, что разговор окончен, Артур попытался выйти из комнаты, но Виктор вновь поплёлся за ним, точно маленький назойливый щенок за взрослым псом. Тогда Артур разозлился не на шутку и толкнул брата так, что Виктор больно присел на копчик и сбил при этом хлипкую тумбочку, с которой тут же полетели карандаши, ручки и ножницы.

– Мне телохранитель не нужен, Витька, – строго объявил Артур, и его яркие зелёные глаза сверкнули той же хищной жестокостью, с какой он избивал хулиганов. – Хватит бегать за мной хвостом.

Брат ушёл, хлопнув дверью. Виктор остался один, сидеть на полу и собирать карандаши вместе с остатками гордости.

То был первый и последний их разговор за много лет. Маленькая брешь в стене, которую вскоре заделало время, и всё стало прежним – таким же молчаливым и отдалённым.

Глава 28. Грифон

В сумеречном коридоре дверей Ньютон прикрыл глаза, сосредоточился и попытался войти в архив мира снов, как его учил Гуру. Он представил дубовую дверь с металлической решёткой и железным грифоном на ней.

Хранители настороженно зашипели, но Ньютон старался не обращать внимания и не отвлекаться от поиска.

Среди серебристых нитей энергии, оплетающих всё в мире снов, он увидел около тысячи дубовых дверей с выкованными птицами. Каждая из этих дверей потенциально могла бы принадлежать Корвичу. Ньютон просмотрел около пятидесяти из них, и когда шёпот стражей всё же стал громче, то открыл глаза и увидел вокруг себя стаю хранителей. Они предупреждающе смотрели на него с ободранного потолка и стен, выпячивая вытянутые головы и плечи.

Ньютон ответил им спокойным взглядом и, как ни в чём ни бывало, зашагал от них прочь, мысленно рассуждая. На то, чтобы отыскать нужную дверь из тысячи ему потребуется немало времени и энергии. Чтобы ускорить и облегчить поиск, ему требовались детали. В идеале было бы знать размеры двери, цвет решётки, особенные царапины, да что угодно, лишь бы сузить круг поиска.

Тогда он вспомнил, что Корвич упомянул эмблему Лиги Весов на левой лапе грифона. То, что нужно! Но Ньютон понятия не имел, как выглядит эта эмблема.

Сначала он решил пойти к Ане и спросить у неё, но затем отбросил эту идею. Сердцем он доверял девушке и отказывался верить в то, что она заодно с Гуру и что может что-то от него скрывать. Но разум подсказывал, что если слова Корвича правда, то лучше не вызывать лишнего подозрения раньше времени.

Тогда он телепортировался в бункер.

Гуру с артефактом всё ещё не вернулся, так что его комната пустовала. Ньютон не был уверен, что учитель, бредущий где-то через общую территорию, не почувствует чужого присутствия в своём подсознании, поэтому заранее придумал объяснение – он просто зашёл проверить, не вернулись ли Гуру и Хосе. К тому же, он и правда надеялся, что обнаружит в бункере малыша живого и невредимого. Надеялся, что тот встретит его радостным криком и скажет что-то вроде:

– Ньютон-плутон! Где ты пропадал? Я тебя уже тут заждался!

Но этого не произошло. Ньютона встретили только тусклый свет аварийных ламп на бетонных стенах, развешенные карты, исписанная мелом доска и гора мусора возле массивной двери, которая никогда при нём не открывалась.

Он стал осторожно рыться в бумагах на столе, выискивая нечто, что могло бы привлечь его взгляд. Заглянул в ящики, но обнаружил там только фотографию Ордена на фоне Вавилонской башни.

Ньютон сидел за столом и с искушением поглядывал на сейфы, хотя знал, что открыть их можно только хитрым ключом-клинком учителя.

Тогда он подошёл к горе хлама и стал перебирать диковинные и старинные вещицы, каждую стараясь класть на прежнее место. Провозившись за этим занятием так долго, что отчаяние почти завладело им, он, наконец, решил заглянуть за заветную дверь.

Ньютон поднялся, воровато огляделся, взглядом отодвинул гору использованных артефактов в сторону, освобождая проход, затем взялся за затворный вентиль на двери и на удивление без особых усилий провернул его против часовой стрелки.

Раздался оглушительный грохот механизмов, от которых Ньютон невольно замялся на месте, боясь, что Гуру, плетущийся через общую территорию услышит этот грохот и нагрянет сюда сию минуту. Затем Ньютон снова взялся за вентиль, потянул дверь на себя, но та не поддалась. Что-то держало её. Шагнув назад и ещё раз оглядев дверь, он увидел вверху и внизу по маленькой замочной скважине, которых не заметил раньше, и едва не застонал от досады.

Он бы мог попробовать взломать замки, или снять дверь с петель, но вмешательство такого рода в подсознание учителя показалось ему самоубийством. Поэтому он закрутил вентиль обратно, подвинул гору хлама на место и уже хотел покинуть бункер, но заметил, что из-под дверцы одного сейфа что-то выглядывает.

Подойдя ближе, он увидел, что это клочок бумаги выглядывает через щель. Ньютон осторожно, чтобы не порвать, вытянул листок. Это оказалась записка:

«Они знают о наших планах. Абиас решил не рисковать. Я узнал, чьё тело он займёт. Зайду через пару дней».

Ньютон несколько раз перечитал послание без подписи, затем перевернул записку и едва не запрыгал от радости. На обратной стороне был нарисован чёрным знак Лиги Весов. В том, что это именно он, сомнений не возникло – безглазый силуэт хранителя держал в уродливой лапе маленькие старинные весы.

Запомнив изображение, Ньютон всунул записку обратно в сейф, сомневаясь, запихивать её полностью или оставить, как была. Выбрав второй вариант, он оставил её торчать одним уголком и телепортировался обратно в коридор дверей.

Он вновь сконцентрировался на разуме, задал новое описание. Двери заскакали перед ним, замелькали конвейером, но не успел ни один хранители и шикнуть, как он нашёл её. Одну единственную.

Дубовую дверь, зарешётчатую сверху донизу чёрными стальными прутьями, и в центре решётки был приварен когтистый грифон с массивным клювом и недовольным взглядом. На левой лапе кто-то вытеснил маленький, почти незаметный герб Лиги.

Ньютон телепортировался к двери сквозь серебристые потоки энергии и оказался в тихом, на удивление уютном коридоре, сколоченном из свежего бруса.

Он огляделся по сторонам и постучал в дверь. Когда никто не ответил, он повторил попытку. На миг ему послышался чей-то голос неподалёку, он повернулся на звук, но никого не увидел. Даже хранителей поблизости не наблюдалось. От звенящей тишины этого места ему стало не по себе. Он стоял с минуту, и его не покидало неприятное чувство, будто за ним кто-то следит.

Тогда он сотворил из воздуха чистый лист бумаги, ручку, и наскоро написал записку:

«Корв., надеюсь, это твоя дверь, и, надеюсь, ты выбрался. Если да, то предлагаю встретиться на полигоне прыжков. Думаю, ты знаешь это место. Если нет, я помечу для тебя свою дверь. Нацарапаю в правом нижнем углу над самым порогом своё имя. Думаю, такой двери нигде нет, так что ты с лёгкостью отыщешь её».

Перечитав записку, Ньютон подписался:

«Самоучка».

Он сунул свёрнутый листок под порог как можно глубже, чтобы никто посторонний его не нашёл.

Глава 29. Слово Ани

Аня в синем рабочем комбинезоне неумело латала пробоину в потолке, когда раздался стук в дверь. Девушка улыбнулась и сказала:

– Да входи уже.

Ньютон вошёл в комнату, полную дневного света.

– Что произошло? – спросил он, закрыв за собой дверь.

– Точно не знаю, – ответила Аня, ковыряясь одной рукой в отверстии в деревянном потолке, а в другой держа свежий брусок. – Был сильный дождь. Наверное, доски прогнили.

На полу возле кровати валялись мокрые доски и щепки. Ньютон подошёл к Ане, задрал голову и увидел в кривом отверстии кусочек голубого неба.

– Кажется, и шифер пробило, – сказал он с показным сочувствием.

– Да. Я смела осколки в тот угол. Но ты всё равно смотри под ноги, а то порежешься.

Ньютон усмехнулся, но продолжил подыгрывать:

– Вот дела… Ты не пострадала?

– Нет. Только страшно перепугалась. Спала себе, и тут раздаётся такой грохот! Я думала, сердце разорвётся. Открываю глаза, а из этой дыры льёт, как из ведра, и прямо мне на одеяло!

– Постой, – Ньютон сбросил притворство. – Ты говоришь, когда ты спала?

– Да. Люди же должны иногда спать, Ньютон, – поучительно сказала девушка и стала прилаживать брусок к пробоине. – Не подашь молоток и гвозди?

Ньютон увидел под ногами массивный ящик с инструментами и пригоршню гвоздей.

– Но какой смысл спать в мире снов? – спросил он, подавая всё необходимое. – Это вообще возможно?

– Возможно всё, Ньютон, – Аня улыбнулась.

– И на что это похоже?

– На здоровый человеческий сон, в котором ничегошеньки не запоминается, – одной рукой Аня пыталась одновременно держать заплатку и прицелиться длинным гвоздём, зажатым в пальцах. А в другой руке нетерпеливо подрагивал молоток.

Ньютон задумчиво посмотрел на Анину расправленную кровать. Казалось, ей пользовались чаще, чем той кроватью, что стояла в спальне Виктора в реальности.

– Ты вообще хоть иногда покидаешь мир снов? – нахмурившись, спросил Ньютон, но не услышал ответа.

Аня ударила молотком и испуганно взвизгнула. Гвоздь выскользнул из её никак не предназначенных для подобной работёнки пальцев, и деревянная приладка упала вниз, ударив Ньютона в плечо. Он ощутил удар как лёгкий шлепок детской ладонью.

– Прости, – виновато протянула Аня.

– Спасибо, что не молотком, – он улыбнулся.

– Подашь? – спросила девушка.

Ньютон с удивлением взглянул на брусок у своих ног и спросил:

– Зачем?

Аня скрестила руки на груди. Она всё ещё покачивала молотком и недовольно смотрела на гостя сверху вниз.

– То есть, зачем ты заделываешь дыру… – попытался объяснить своё непонимание Ньютон. – Ну… Вот так буквально. Просто верни всё, как было, или создай новую крышу, новый потолок, и не придётся мучиться.

– Хочу и мучаюсь! – Аня гордо вздёрнула свой мальчишеский подбородок, точно героиня труда с агитационных советских плакатов. – Подай мне гвозди, – она властно протянула руку. – А лучше возьми второй стул и подержи эту доску, пока я буду её приколачивать!

– Да брось ты. Зачем этот спектакль? Ты занимаешься бесполезным делом.

– Ах вот как ты заговорил! – она склонилась над ним. – Ну-ка, учёный, назови мне хоть одно небесполезное занятие из тех, что есть на свете? И только не вздумай упомянуть Орден с его дурацкой миссией.

– Ха! Да я и не думал!

– Вот и славно. Назови что-нибудь земное, и тогда, может, я перестану страдать ерундой и займусь чем-то другим.

– Учить детей. Или студентов, – ответил Ньютон, недолго подумав. – Это полезное занятие.

– Ты видишь здесь где-нибудь детей? – Аня окинула комнату взглядом. – Лично я вижу здесь только одного, безнадёжного неуча. Даю вторую попытку.

Ньютон снова задумался и через секунду обречённо вскинул руками:

– Ну, не знаю! В голову ничего не лезет. Твоя взяла. Нет разницы, чем заниматься – бесполезно одинаково всё!

– Что ж, уже лучше, – Аня игриво подмигнула и выпрямилась. – Поэтому из всех бесполезных дел я выбрала это, – она тряхнула молотком. – Мой дом пострадал от непогоды, и я должна его подлатать. Так что, или помогай, или не мешай.

Ньютон с безнадёжной улыбкой покачал головой, а затем принёс из кухни свободный стул, подобрал брусок, гвозди и поднялся к Ане. Ему пришлось неудобно изогнуть шею, чтобы не удариться темечком об потолок. Он приладил брусок, прицелился гвоздём, остальные три зажал в зубах.

– Давай, – невнятно скомандовал он и Аня, в детском азарте высунув кончик языка, ударила пару раз, но гвоздь не вошёл ни на миллиметр. – Может, сучок? – предположил Ньютон. – Попробуй вот сюда.

Он переместил гвоздь и Аня ударила снова. Гвоздь поддался. Ещё удар, тонкий скрип и по бруску пошла трещинка. Аня врезала по доске в последний раз, и внезапно над их головами что-то безжалостно затрещало.

– Берегись! – крикнул Ньютон, когда сверху посыпался мусор, и, обхватив Аню за талию, оттолкнулся от края ненадёжного стула.

Они вместе повалились на кровать, а трещина под потолком уже через миг превратилась в огромную брешь. Прогнившая несущая балка обрушилась на пол, разломившись надвое, и с ней же добрая половина потолка.

Аня закашлялась, и когда облако пыли рассеялось, громко засмеялась, оглядывая катастрофические увечья своего жилища: разодранный потолок, над которым в голубом небе летели птицы, досками ощетинившийся пол, смятые стулья и неуязвимый скромный молоток вместе с целёхонькой заплаткой среди этих руин.

Ньютон, осыпанный серой пылью, тоже хохотал.

– Пожалуй, ты прав, – отдышавшись, произнесла девушка. – Это самое бесполезное занятие из всех!

* * *

Аня восстанавливала дом, вернув все детали погрома на свои места, будто пазлы. Пока она переодевалась, Ньютон ждал её во дворе, в тени дуба.

Когда девушка показалась на крыльце, на ней была лёгкая короткая куртка, рюкзак, джинсы и сапожки.

Ньютон после возвращения из Эдема принял прежний облик – двурукий и белокожий, без каких либо следов от пережитых приключений. Аня же выглядела загорелой, и на шее её виднелись ссадины от остролиста и несколько комариных укусов.

– Здесь есть озеро неподалёку, – заговорила она. – А есть лес. Выбирай.

Ньютон взглянул на заснеженные горы далеко на горизонте и спросил:

– А там что?

– Скалы, ветер и парочка снежных барсов. Очень голодных, – Аня подмигнула.

– Давай отправимся туда.

– Почему именно туда?

– Не знаю, – честно признался Ньютон. – На самом деле, давай пойдём туда, куда хочешь ты.

– Тогда сначала к озеру, а затем в лес, – девушка поманила его за собой. – У меня закончились травы для чая. Поможешь собрать.

– Как скажешь.

Тропинка огибала хвойно-лиственный лес и сопки. Ньютон шагал за Аней уверенно, совершенно не отставая и не чувствуя усталости несмотря на усиленность всех законов физики в этом месте. От пребывания в Эдеме всё же была польза, подумал он. Ноги его, как и воля, окрепли за время путешествия. Но довольная улыбка на лице Ньютона внезапно сменилась печалью.

– Гуру так и не объявлялся? – спросил он.

– Думаю, – задумчиво протянула Аня. – Теперь о его возвращении ты узнаешь раньше меня.

Ньютон нахмурился:

– Хосе тоже не объявился, – сказал он. – Я заходил в бункер. Думал, что он оставит записку или дождётся меня там. Но там никого.

Аня мягко коснулась его плеча:

– Не переживай. Я уверенна, Гуру вытащил его.

Ньютон не поверил и только вымученно улыбнулся.

Анино озеро совершенно не походило на тот грязный колодец в Эдеме. Оно было намного больше и чище, а каменистый берег, на который они вышли, сплошь усеивали хрупкие белокрылые бабочки. Ньютон сразу узнал капустниц, потому что в детстве не раз был свидетелем их мучительных казней, когда Артур ловил этих беспомощных, беспечных созданий и изощрялся над ними, как только подсказывала ему жестокая детская фантазия. Он отрывал им одну за одной лапки, крылышки, а затем поджигал тушки и с улыбкой смотрел, как те деформируются и лопаются. Как-то раз Артур не сжёг, а лишь слегка «подогрел» одну из бабочек, закинул в рот и с жадным хрустом съел. Он тогда перехватил любопытный взгляд Виктора и с равнодушием сообщил, что на вкус бабочка, как недожаренная семечка. «Только зёрнышко склизкое и горячее».

Белый рой грелся на тёплых влажных камнях и протянулся по длинному берегу, уходящему к деревьям и скалам, которые отражались в поверхности озера.

– Подойди, – позвала его Аня, присев около роя.

Ньютон послушался. Аня взяла его за запястье и провела его ладонью над бабочками, так что он едва касался крыльев. Капустницы стали вспархивать одна за другой, тихо шелестя нежными крылышками и задевая ладонь восторженного Ньютона. Он заворожённо глядел, как всё больше этих созданий взмывает вверх, и вскоре весь берег словно ожил и заплясал.

– Нравится? – спросила Аня.

Улыбка Ньютона и блеснувшие глаза, в которых бесконечно рябили белые крылья на фоне голубого неба, ответили за него. Когда стая стала отдаляться, перелетая на другой берег, они поднялись, и Аня спросила:

– Пойдём по суше или по воде? У меня здесь лодка недалеко.

– Лучше по суше.

– Ты не очень то любишь воду, да? – спросила Аня, когда они зашагали вперёд.

– С чего ты это взяла?

– Ну, во-первых, помню, как ты не мог собраться на той тренировке по телепортации, когда шёл ливень. Во-вторых, видела, как ты смотрел на реку, когда мы выбирались из Эдема. И ещё помню, как ты закричал, когда Хосе попытался тебя затащить в то чудесное озерцо.

– Значит, ты слышала, – с сожалением произнёс Ньютон, и мрачно улыбнулся. – Озеро полное мышиных трупов. Так себе удовольствие в нём купаться.

Он надеялся уйти от темы, но Аня оказалась настойчивой:

– И во время дождя ты всё время вжимаешься сам в себя так, словно растворишься, если вымокнешь чуть сильнее… Ну, так что, поведаешь мне о своих печалях?

Ньютон озадаченно поглядел на неё, пытаясь понять, что ей движет: любопытство или нечто другое.

– Тут особо нечего рассказывать, – ответил он, как можно непринуждённее. – Травма детства. Отец утонул в городском фонтане и с тех пор я не люблю воду.

Аня застыла на месте.

– Прости. Мне жаль, – сказала она и опустила виноватый взгляд. – Если не хочешь, можешь не продолжать.

– Да всё нормально, – с ухмылкой отмахнулся Ньютон. – История смешная. Могу и рассказать.

– «Смешная»? – казалось, Аня не поверила ушам.

– Да. В общем, мне тогда было шесть. Отец возвращался с ночной смены. Видимо, перед этим здорово пригубил с другими работягами… Так вот, по дороге домой он решил освежиться в городском фонтане. Ну, в общем, в нём он и утонул.

– И ты считаешь, что это смешно? – помедлив, недоумённо спросила девушка.

– Ну, – Ньютон сделал задумчивый вид. – Вообще-то, это и правда смешно. Ведь мы жили тогда в маленьком шахтёрском городке, где был один единственный фонтан на весь город. И воды в нём было даже детям по пояс. Мы сами там купались всё лето… А когда «некий» рабочий в нём утонул, фонтан посчитали опасным и нам, то есть детям, запретили там купаться. А потом по решению горсовета фонтан и вовсе осушили. Как то так.

Наконец на Анином лице проступила улыбка, и она громко засмеялась:

– Это просто какая-то нелепица! Ты всё выдумал!

Такой реакции Ньютон не ожидал.

– Да нет же, – попытался спасти положение он, с трудом сдерживая улыбку. – Всё –чистейшая правда. А хуже всего то, что когда стало известно, чей папаша загубил детям единственное летнее развлечение, все друзья на меня ополчились и…

– Врун, врун, врун!

Ньютон не выдержал и тоже засмеялся, подставляя лицо солнцу.

– Тебя не проведёшь.

– А если серьёзно, кем был твой отец? – поинтересовалась Аня.

Ньютон внимательно посмотрел на неё, пытаясь найти в её глазах какой-то подвох, и, не найдя, глубоко задумался.

– Разве это всё не против правил? – тихо спросил он.

– Что именно? – не поняла девушка.

– Говорить о своих реальностях друг с другом? Ты ведь меня этому учила.

Аня отвела взгляд и смущённо поправила прядку волос над ухом.

– Смысл этого правила в том, – тихо заговорила она. – Что не нужно открываться всем подряд. В мире снов это чревато тем, что кто-нибудь захочет использовать это против тебя… Но я тебе, вроде как доверяю. И раз уж мы друзья, подумала, что и ты мне тоже.

Их взгляды встретились. В глазах Ани застыл вопрос. Ньютон долго испытующе смотрел на неё.

– Ладно, – с плохо скрываемым разочарованием Аня пожала плечами. – Можем закрыть тему.

– Нет, нет, – поспешил оправдаться Ньютон, внезапно чувствуя себя виновато. – Я тоже тебе доверяю. Просто я немного удивился… Привык к этим правилам, понимаешь? Так что ты там спросила? Кем был мой отец?

В глазах Ани потеплело, и она кивнула.

– Я не знаю, кем он был, – ответил Ньютон. – Но точно не самым примерным семьянином и мужем, раз уж он бросил маму ещё до нашего рождения.

– Вашего? У тебя есть брат или сестра?

– Брат. Был, – коротко ответил он и помедлил. – Он умер весной.

Поняв, что это не шутка, девушка отвела взгляд и удручённо покачала головой:

– Прости. Мне очень жаль, – она горько вздохнула. – Даже и боюсь, что то теперь спрашивать. Какая же я дура.

– Да брось, – попытался успокоить её Виктор. – Ты же не знала. Да и какая теперь разница?

Берег набирал высоту, выводя их на лесную возвышенность. Не выдержав неловкого молчания, Ньютон заговорил:

– Артур, так звали моего брата. Это он вечно сочинял разные небылицы про смерть отца, – он усмехнулся. – Иногда чтобы вызвать сочувствие у учителей или взрослых, а иногда, чтобы просто поглумиться над ними.

– Артур… – Аня задумчиво нахмурилась и несколько раз беззвучно произнесла это имя одними губами, точно пробуя его на вкус. Затем девушка словно опомнилась и спросила. – А каким он был?

– В смысле, как он выглядел? Как я, только левша. Мы родились с тремя руками на двоих, поэтому третью удалили. Видимо, чтобы нам не пришлось друг с другом драться из-за неё, – Ньютон посмеялся.

Но Аня не разделила его шутку. Она выглядела серьёзной и, казалось, задумалась о чём-то своём и личном. Затем девушка вновь спросила, стараясь вернуть былую непринуждённость:

– Вы дружили с ним?

– Нет. Совсем нет.

– Разные характеры?

– Слабо сказано, – Виктор задумчиво улыбнулся и тише добавил. – Артур был настоящим садистом. Очень жестоким.

Аня больше ничего не спросила, и сжавший губы Ньютон тоже не хотел продолжать.

Внезапно девушка сошла с тропинки и подошла к воде. Она подняла из россыпи влажных камней большой и плоский, и ловко запустила его лягушкой. Камешек резво запрыгал, оставляя ровно растущие круги на сверкающей изумрудной ряби.

– Один, два, три… – шёпотом считала она.

– А каким было твоё детство? – спросил Ньютон, когда на цифре семь камень издал «плюх» и скрылся в воде.

– Хорошим, – мягко и бережливо ответила Аня. Она повернулась к нему и с грустной улыбкой добавила. – Самое настоящее счастливое детство. Заботливая мама, добрый и щедрый папа.

Ньютон с понимание кивнул, хотя и представить не мог, на что похоже такое детство.

– Мы жили в большом красивом городе, – название Аня не сказала. – И в том городе был не один фонтан, а сотни… А ещё много мостов и старинных зданий. А ещё у папы была машина, и мы часто ездили на море. Ты когда-нибудь бывал на море? В реальности.

Ньютон отрицательно покачал головой.

– У озера обычно можно увидеть противоположный берег, – продолжила воодушевлённо Аня. – А на море ты смотришь вдаль и не видишь ничего, кроме воды. И буквально видишь, как горизонт изгибается. И, кажется, что чувствуешь, как планета вращается и вот-вот выскользнет у тебя из-под ног, как только сядет солнце. И ты останешься один в невесомости, над бушующими волнами… Совсем один…

В её глазах показались печальные отсветы прошлого.

– Именно там папа научил меня пускать лягушек по воде. А ещё, – девушка поманила Ньютона, и они вновь медленно зашагали вверх по россыпи камней. – В том городе было место, которое мне особенно нравилось. Огромный парк-заповедник, где всегда много-много людей, особенно летом. Парк состоял, как бы из нескольких уровней, – Аня непривычно увлечённо жестикулировала. – На первом, самом высоком, стояли царские дворцы, музей, что-то ещё, словом не очень интересные для ребёнка штуки. А вот на остальных уровнях начиналась настоящая сказка: очень много золотых и серебряных фонтанов, больших и маленьких. И в фонтанах стояли разные скульптуры. Среди них были герои древнегреческих мифов, кажется, Прометей там был, и Посейдон, и какие-то герои из русских сказок. И всё в этом парке было таким зелёным и цветущим! – она замолчала и смущённо добавила. – Да, знаю, звучит всё это, как если читать состав консервированной кукурузы с этикетки. Всё равно словами не передать, как там красиво…

– Нет-нет, ты прекрасная рассказчица, – искренне заверил её Ньютон. – Продолжай, пожалуйста.

– Ну, сам напросился, – Аня довольно улыбнулась. – А больше всего мне нравились ангелы. Не знаю, имели ли они за своим созданием какой-то миф, или просто какой-то скульптор их выдумал… В общем, их двое: один белый, точнее, из белого гранита что ли… Высокий-высокий и глаза у него были настолько живыми, что куда-бы ты не отошёл, он всё время будто следили за тобой. У него рука была замершей в таком положении, словно он звал тебя куда-то за собой. Когда мы уезжали из парка, я каждый раз думала, куда же именно всех зовёт этот ангел? И чувствовала, будто он всё ещё смотрит мне вслед, даже когда мы возвращались домой. И взгляд мне его казался таким сильным и печальным. Грустным от того, что никто не идёт с ним, а сильным, потому что он продолжал там стоять и верить, что однажды найдётся тот самый, кто доверится ему и отправится с ним в путь.

Аня глубоко, чуть с содроганием вздохнула. Ньютон молчал, не решаясь нарушить образ ангела, застывший перед его глазами.

– Конечно, всё это была детская фантазия, – произнесла Аня чуть более будничным тоном. – Тем не менее, иногда мне кажется, что этот ангел всё ещё где-то не далеко, следует за мной, или, может быть, просто смотрит.

– А второй?

– А второй был тёмный с оборванными крыльями. Он сидел, припав на одно колено. Волосы у него были длинные, тело мускулистое. А лицо очень задумчивое, – она помолчала и сказала, как бы завершая. – Красивый был, этот парк с фонтанами. Я часто вспоминаю наши с отцом прогулки. Наверное, чаще, чем всё остальное. Хотела бы я снова там побывать.

– Что же тебе мешает?

Аня ответила не сразу. Она задумчиво смотрела куда-то вдаль.

– Сейчас я живу в другом месте. Очень далеко от дома и от родителей. И далеко от того парка с фонтанами.

– А что тебе мешает воссоздать это место прямо здесь? – спросил Ньютон. – Хоть прямо сейчас? Я, конечно, помню, что ты не любишь ничего преобразовывать, хотя и не понимаю почему… Но, не суть. Почему бы тебе не воссоздать здесь этот парк хоть на пару минут, а потом вернуть всё на место?

Анины губы чуть скривились.

– Это будет не то. Понимаешь? – она внимательно посмотрела на Ньютона. – Это будет в моей голове, проекции моего мозга, и это уже не будет значить столько, сколько значило для меня то место в реальности. Понимаешь?

– Не очень, – признался Ньютон.

Сам он никогда долго не задерживался на одном месте, а если и задерживался, то не обретал там ничего хорошего.

– Ладно, проехали, – без обид сказала Аня. – В любом случае создавать в комнате нечто, опираясь на воспоминания из прошлого – опасно. Гуру ведь тебе объяснял? Слишком велик риск вовремя не остановиться. Сначала создаёшь улицу, потом и город, а потом заселяешь своими проекциями, и вот ты застрял в своём подсознании и позабыл разницу между сном и реальность.

– Да ладно тебе, – заговорщически протянул Ньютон. – Всего раз. Тем более, ты будешь не одна. Я буду рядом и смогу тебе напомнить, что ты в мире снов, если вдруг что-то пойдёт не так.

– Нет уж, спасибо, – Аня благодарно кивнула. – Лучше тебе так не рисковать. Опрометчивое это решение – слепо следовать за чьими-то фантазиями.

Скоро они взобрались на скалистую площадку, окружённую соснами. Отсюда открывался живописный вид на озеро. На дальнем берегу виднелся пирс, заброшенные деревянные домишки на берегу.

– А что там? – спросил Ньютон.

– Где? – спросила Аня раньше, чем повернулась к нему, и когда увидела, куда он указывает, обречённо улыбнулась. – Почему тебя всё время тянет куда-то вдаль? – спросила она. – Почему интересует то, что где-то там, а не то, что здесь, рядом?

Ньютон покраснел и лишь виновато пожал плечами:

– Да мне и здесь интересно на самом деле.

Аня пристально поглядела на него.

– Ты же много читаешь?

– Не мало, – с гордостью ответил он.

– И, наверное, очень быстро? – девушка хитро прищурилась.

– Ну, довольно бегло.

– А ты не боишься, что если будешь торопиться, то во время чтения не заметишь чего-то важного? Чего-то, на что автор особенно хотел обратить твоё внимание?

Ньютон подумал и ответил:

– У меня хорошая память. Да и с вниманием всё в порядке. Просто многие книги похожи. Не хочетсятратить время на то, о чём уже читал. Многие книги вообще почти одинаковые. Ведь, если это роман, то вариантов развития сюжета не так уж много. Да и структура всегда одна – завязка, развитие, кульминация…

– Так вот оно что! – восторженно вскрикнула Аня и неожиданно хлопнула в ладони. – Теперь ясно, почему ты всё время смотришь куда-то вдаль, а не вокруг себя.

– Потому что быстро читаю? – спросил Ньютон.

– Нет, – Аня не отреагировала на его сарказм. – Потому что всё вокруг тебе быстро наскучивает. И ты считаешь, что по-настоящему увидел то, на что взглянул лишь один раз. И от этого хочешь идти дальше, смотреть на то, чего ещё не видел, надеясь, что там будет нечто новое.

Ньютон задумался. Ему всегда казалось, что мания стремится куда-то дальше и бежать от прошлого ему передалась от матери, но его никогда это не печалило.

– И в этом твоя проблема, – продолжала Аня. – Места, как и книги, действительно мало чем отличаются друг от друга. Лес – это лес. Озеро, какое-то больше, какое-то меньше, но озеро – оно и в Африке озеро. И книги: тут про любовь, и там про любовь, здесь про войну, и там про неё. Так что, чем дальше ты продвигаешься, тем быстрее шагают твои ноги и тем дальше стремятся глаза. Тебя манит жажда чего-то небывалого, что ты никак не отыщешь. Но знаешь, как каждый текст имеет автора и свою оригинальную историю создания, так же и каждое место хранит нечто такое, что отличает его от других. То, что не увидишь с первого раза. И если ты будешь смотреть не вдаль, а вокруг, и если будешь замечать каждое дерево или каждый камень, то однажды ты это поймёшь!

– Но зачем мне уделять внимание каждому дереву, если все они – просто деревья? Немного разные по форме, но суть то одна – дерево и дерево. Кора, листья, корни.

– А за тем, что когда ты познаешь один лес так хорошо, как самого себя, то полюбишь каждое его дерево, каждую травинку, и тебя перестанут манить другие леса! Ведь с каждым разом возвращаясь в тот первый, ты будешь узнавать в нём самого себя…

Ньютон с иронией оглядел сосны, покачивающие на ветру тонкими лапами. Тем временем Аня продолжала:

– Ты увидишь, что лес живой, что он знает тебя не хуже, чем ты его. Он будет чувствовать тебя так же хорошо, как ты замечать его изменения – случайно сломанную ветку на ели, или новую сеть паутины под дубом. Понимаешь о чём я?

Ньютон внимательно посмотрел на Аню и после долгой паузы признался:

– Я очень, очень, очень пытаюсь понять. Честное слово. Это очень красиво звучит, но я не понимаю, зачем изучать так дотошно какое-то место, особенно в мире снов. Ведь, в конце концов, это просто место, просто локация.

– Нет, Ньютон! – Аня нетерпеливо замотала головой. – Нет и ещё раз – нет! Место не может быть просто местом. И неважно о реальности мы говорим, или о мире снов. В любом месте, где мы бываем, остаётся частичка нас самих…

Ньютон вдруг вспомнил чувство потери, которое охватило его по возвращению из Эдема пару дней назад.

– … и только когда ты научишься это понимать, тебе не захочется стремиться куда-то вдаль, чтобы заполнить то, что пусто внутри.

– Ну, тут ты ошибаешься, – он попытался улыбнуться. – Ничего я не стараюсь заполнить. Меня тянут несовершённые открытия, знания, да и только.

– Да все знания мира – они же под носом! Только смотри и улавливай! И это я в прямом смысле. К примеру, можно узнать всё о том, как устроены взаимоотношения людей, прямо на детской площадке, в песочнице! А изучив один лес, узнаешь всё о круговороте жизни и смерти. Всё самое важное всегда там, где мы есть, – Аня отчаянно постучала себя чуть выше груди. – Оно внутри нас, и оно же отражается в том, что вокруг! Нужно только не пробегать глазами страницу, а вчитываться в каждое слово. Одного значимого места или одной хорошей книги достаточно, чтобы познать абсолютно всё на свете.

Ньютон задумчиво оглядел невысокие каменные утёсы, укрытые зелёной тиной в тех места, где их ласкала вода.

– Ты говоришь о местах так, будто они живые, – произнёс он.

– Так и есть.

– А мне кажется, места безжизненны, – Ньютон посмотрел на Аню. – Вот, к примеру, если нас не станет, то всё вокруг останется прежним. Потому места сами по себе не имеют ни прошлого, ни будущего. У них нет памяти. Они всегда были и будут. Даже если оно изменится со временем, само место этого не почувствует, оно ведь неодушевлённое. Ну, то есть, человек живой, пока у него есть прошлое, о котором он может рассказать. И ты говоришь что места, где мы бывали, хранят частичку нас… А я считаю, что это не так. Потому что ничегошеньки место не скажет другому человеку обо мне, если он придёт сюда. Он никогда не узнает, что я здесь был. Потому что оно – не живое. Само по себе оно ничего не может рассказать.

– Ошибаешься, ох, как ошибаешься, Ньютон, – Аня устало покачала головой и ловко вытащила из чехла на поясе охотничий нож. – И сейчас я тебе это докажу.

– Ты чего? – опешил он. – Мы же просто дискутируем…

Аня молча подошла к большому плоскому камню, возле которого замер Ньютон, присела и поманила его рукой.

– Смотри.

Она перехватила нож поудобнее и с усилием выцарапала на камне своё имя.

– А теперь ты.

Ньютон принял из её рук нож, и, чуть помешкав, ниже нацарапал «Ньютон». Получилось не так красиво, как у Ани, и времени заняло больше, ведь он по привычке проделывал это одной рукой, пока Аня косилась на него чуть грустным и понимающим взглядом. Но он этого не замечал, только чувствовал ровное дыхание девушки совсем рядом, пока выводил кривые буквы. Занятие ему понравилось, и когда он поднялся и оценивающе посмотрел на камень, то остался доволен.

«Аня

Ньютон»

– Теперь ты понимаешь? – тихо спросила Аня, забрав у него нож.

– Кажется, – восторженно ответил он и засмеялся, осознавая собственную глупость. – До этого я как-то не додумался. Нечестный ход. Но, всё равно, прости, что спорил.

– Представь, что здесь были бы не наши имена, а другие, – произнесла Аня. – Вроде: Саша и Майя. И ты бы пришёл и увидел это здесь. Чтобы ты подумал?

– Что здесь были двое. Парень и девушка. Что они, наверное, смотрели вдаль, или изучали берег с бабочками, – глаза Ньютона вспыхнули внезапным пониманием. – Подумаю, что они о чём-то спорили, а может и не спорили… – его голос стал тише, серьёзнее, когда лицо Ани оказалось перед его лицом. – А может, не спорили… – он смотрел на её губы, между которыми возникла щелочка, а затем в глаза, лишь слегка скрытые ресницами. – Может, они просто смотрели друг на друга и…

Его непреодолимо потянуло к ней, и он уже ничего не успел подумать, как руки сами скользнули по Аниной талии, и как её нежные прикосновения легли ему на грудь, и как они соприкоснулись губами. Сперва едва ощутимо, но с каждым поцелуем их тела будто сплетались всё крепче, стараясь почувствовать тепло и дыхание друг друга. Сердце Ньютона забилось, и всё тело налилось неведомым ему раньше волнующим напряжением, которое не просто завладевало им, но и словно выталкивало его душу и разум куда-то в невесомость. На мгновение ему стало по-настоящему страшно, и он слегка отпрянул от девушки и посмотрел на неё, боясь проснуться и потерять её как никогда прежде. Но Аня, её разрумяненное лицо, приоткрытые влажные губы, глаза оставались перед ним, и девушка смотрела на него таким взглядом, словно и её одолевало то же самое чувство и тот же страх. Ньютон запустил руку ей в волосы, притянул к себе и стал жадно вдыхать её мягкий запах лесных трав, и нежно целуя в шею.

С Аниных плеч упал рюкзак, затем они и сами опустились на нагретый солнцем камень, не отпуская друг друга ни на секунду.

* * *

Они лежали на разбросанных одеждах в уютном молчании, нарушаемом лишь шёпотом деревьев и звуком волн, и долго просто смотрели друг на друга, не смыкая глаз.

– Я всё ещё здесь, – словно не веря в реальность происходящего, произнёс Ньютон и провёл по Аниному шраму на виске, а затем подался вперёд и нежно поцеловал его.

Аня улыбнулась. В её глазах блестело заходящее солнце.

– Ты настоящая. Я чувствую тебя, – сказал Ньютон и крепко обнял её, ощущая тепло тела и ровные удары сердца всем своим существом.

– Сочту это за комплимент, – Аня чмокнула его в щёку, положила голову ему на плечо, устало прикрывая глаза.

Глава 30. Университет

– Витя, привет, эт я! – раздался в телефонной трубке голос старосты.

– Я узнал, Коля. Привет, – ответил только что разбуженный Виктор.

– У тебя что с голосом, спишь что ли?

– Нет. Уже нет, – Виктор принялся пальцами массировать над бровями.

– Я хотел узнать, как твоё здоровье?

– Спасибо, уже лучше.

– Точно? Тебя уже две недели как не было на лекциях.

– Я уезжал, – Виктор помедлил, всё ещё нехотя отходя от сна. – Я ведь предупреждал декана. Даже заявление писал. И тебе я тоже говорил. Забыл?

– Не забыл. Просто ты вернулся, а в институт так и не заглянул. Вот я и решил проверить, всё ли у тебя в порядке.

Виктор ухмыльнулся:

– Знаешь, Коля, ты – сама заботливость. Но, уверен, ты позвонил не только из-за сострадания.

– Ну, зачем ты так? – в голосе старосты послышалось удивление и лёгкая обида. И всё же Коля заговорил прежним деловым тоном. – А вообще, у меня к тебе и правда есть одно дело…

– Кто бы сомневался.

– Ага. Я чего звоню. Завтра в час лекция Астафьева Юрия Анатольевича, профессора геолога. Знаешь такого? Декан попросила всех обзвонить и предупредить, что явка обязательная. Она очень важная!

– Кто? Декан?

– Лекция! – Коля нетерпеливо повысил голос.

– Так и что, – Виктор лениво зевнул. – Обязательно нужно быть?

– Обязательно, Вить! Этот профессор вроде баллотируется в министерство образования, и к тому же он приятель декана… – староста понизил голос. – Так что, всё это, думаю, часть предвыборной кампании. Только это строго между нами, хорошо?

– Угу. Только, знаешь, я, кажется, не смогу прийти.

Виктору хотелось помучить старосту за бесцеремонно прерванный сон. Самый прекрасный сон за все последние месяцы. Тогда Коля разразился тирадой о том, что ему самому всё это не в радость, но собрать людей нужно:

– … просто приди, ну пожалуйста! Хотя бы просто отметься в списке и всё! Кровь из носу надо! Я тебя как товарища прошу. С меня же три шкуры спустят, и декан ещё пообещала стипендии лишить, так что я тут страдаю больше всех!

Виктор устало вздохнул:

– Ну, раз кровь из носу…

– Что, правда, придёшь?

– Да, раз уж мы «товарищи», – последнее слово Виктор язвительно растянул, но Коля не заметил усмешки и рассыпался благодарностями.

– Ну, ладно, Витька, до завтра! Мне ещё кучу народу обзвонить нужно. Ну, всё, пока!

Виктор повесил трубку и ударил себя по лбу, вспомнив нечто из минувшего сна. Из-за звонка старосты ему пришлось покинуть мир снов и оставить Аню одну. Не очень романтично вышло. Теперь это следовало исправить. Он пойдёт завтра в университет, но не ради товарища, а ради неё.

* * *

– Давненько ты не заходил к нам, – проговорила из-за стола библиотекарша.

Он вежливо поздоровался с маленькой пожилой женщиной с рыжими волосами, с очками, на одной из линз которых была неубранная этикетка.

– Чем тебе помочь? – ласково спросила она.

Виктор посмотрел в маленькие глазки библиотекарши, приблизился и заговорил почти шёпотом.

Библиотекарша, привыкшая за последний год к его крайне диковинным и часто невыполнимым запросам, понимающе подалась вперёд и, внимательно выслушав, отпрянула и расплылась в старой морщинистой улыбке. В этот раз она могла помочь.

* * *

– Залевски! – донёсся из толпы студентов и преподавателей, заполнивших узкий коридор, голос Коли.

Виктор хотел прошмыгнуть мимо старосты, но тот стоял возле дверей актового зала и заметил его раньше. Он помахал Виктору планшеткой, на которой крепилась ручка и список студентов.

– Привет, – с вымученной улыбкой поздоровался староста, когда Виктор протиснулся к нему через толпу. – Расписывайся, – Коля ткнул в список. – Спасибо, что пришёл, – проговорил он тише и устало выдохнул. – У нас тут просто стихийное бедствие какое-то. С семи утра ношусь, как белка в колесе. А как ты? Вылечился?

– Не совсем, – с хитрой улыбкой ответил Виктор и вернул ручку.

– Да неужели? – староста подозрительно прищурился. – А выглядишь каким-то посвежевшим, что ли. Через весь коридор сияешь улыбкой, прям Гагарин! А это что у тебя такое? – спросил он, заметив торчащую из наплечной сумки Виктора толстую энциклопедию в оранжевой обложке.

– Да так, ничего, – ответил Виктор и, не дожидаясь продолжения диалога, попятился назад, к лестнице. – Ну, я пойду, да?

– Эй, куда? – возмутился Коля.

– Ты сам сказал, главное отметиться, – Виктор подмигнул.

– Ну, хотя бы покажись перед деканом!

– Скворцов! – раздался откуда-то грозный голос декана и лицо Коли застыло в испуге, а глаза забегали по толпе.

Виктор хохотнул и помчался вниз по лестнице. У него были дела поважнее, и весь мир не мог раскусить, что именно он собирается сделать. Уж точно никто из реальности.

Глава 31. Фонтаны

Ньютон буквально ворвался в дом Ани и с порога заявил:

– Бросай все свои дела, я хочу тебе кое-что показать!

Девушка перебирала травы, отчего кухню наполнял сладкий аромат.

– Тебя два дня не было, – преодолев удивление, спокойно произнесла Аня и слегка улыбнулась. – А теперь ты внезапно возникаешь и просишь куда-то за тобой идти. Это немного странно.

Ньютон хохотнул:

– Ничего странного!

Девушка несколько секунд испытующе смотрела на него, а затем положила веточку смородины на стол, и повернулась к гостю всем телом:

– Что ж, видимо, нам предстоит привыкнуть к общению такого рода, когда ты каждый раз будешь исчезать, не сказав ни слова, а потом появляться вновь, как ни в чём не бывало.

Ньютон смущённо покраснел, вспомнив, как долго они с Аней измождённые и счастливые лежали у озера, как долго он любовался её лицом, потеплевшими в свете заходящего солнца синими глазами, и, не заметив, как ускользнул контроль, провалился в забвение. А проснулся уже в своей квартире от телефонного звонка.

– По твоему поведению, – продолжила Аня. – Можно сказать, что ты – Дон Жуан или Казанова. Если ты ведёшь себя так со всеми девушками, то могу поспорить, у тебя масса поклонниц!

– Прости, – сказал Ньютон с виноватой улыбкой. – В тот раз… просто…

Аня тихо снисходительно засмеялась:

– Да ладно. Не начинай. Просто я в какой-то момент задремала, а потом открываю глаза – тебя уж нет.

Ньютон представил обнажённую Аню, одну в окружении разбросанных вещей на том камне у озера.

Девушка поднялась из-за стола.

– Ну, так что, скажешь, наконец, что ты мне хотел там показать? – спросила она, отряхивая клетчатую рубашку и джинсы от травяных соринок.

– Это сюрприз.

– Нам туда? – Аня указала в сторону спальни, где находилась дверь, ведущая в общую территорию.

– Нет, – Ньютон загадочно улыбнулся и указал за окно, где царил ясный день. – Туда.

Непринуждённая улыбка вмиг сошла с лица девушки.

– Думаешь, ты видел в моей комнате что-то, чего не видела я? – спросила она с некоторым подозрением.

– Да, – стараясь не терять уверенности, ответил Ньютон. – Я подожду тебя на крыльце, пока ты переоденешься!

Он вышел на улицу и прикрыл за собой дверь. За спиной послышался тихий звон наддверных колокольчиков с ангелами. Но не успел Ньютон оглядеть с порога ржаное поле и синее небо над ним, как Аня, уже переодетая в свой походный наряд, возникла перед ним прямо из воздуха:

– Что ж, веди, Сусанин.

Ньютон повёл её к озеру той же тропинкой, которой она вела его в прошлый раз. Шаги его были быстры, а взгляд на яркое солнце, проплывающее над чёрными макушками сосен, полон стремления. Аня напряжённо молчала.

– Может, всё же нарушим твои принципы и телепортируемся? – осторожно предложил Ньютон.

– Не дождёшься, – резко ответила девушка. – Я терпелива.

Но когда на берегу их встретило войско из тысячи ленивых капустниц, им пришлось остановиться.

– Нам туда, – Ньютон указал на дальний мыс, где они были в прошлый раз. – Так что, выбирай. Снова разгоняем, или всё же не будем беспокоить твоих подружек?

Аня удручённо вздохнула, но всё же протянула ему руку:

– Только не исчезни снова.

Едва их ладони соприкоснулись, как обоих подхватил поток энергии, по ощущениям сравнимый с торнадо, готовым разорвать попавшего в него человека на части. Энергия закружила их так сильно, что им пришлось вжаться друг в друга, чтобы не разлететься в разные стороны, но через секунду поток отпустил их, и по ногам ударила твёрдая почва.

– Эм… – осторожно протянула Аня, так и стиснутая объятиями Ньютона. – Прилетели?

Он отпустил её не сразу, а когда всё же отпрянул, то ничего не ответил, а лишь улыбнулся и стремительно направился к неприметной ветхой постройке, спрятанной в низовье мыса у самой воды в сухих зарослях камыша.

– Эй, – возмутилась было девушка, глядя ему в след, но он лишь жестом, как это обычно делал Гуру, потребовал следовать за ним.

Спустившись к хижине, Ньютон открыл покосившуюся деревянную дверь, пропустил Аню вперёд и вошёл следом. Внутри деревянное сооружение походило на сарай: ненадёжный дощатый пол, повсюду солома, запах пыли и сухого дерева, солнечные блики проникали из щелей и запылённых маленьких окон под треугольной крышей. Вместо загонов или кормушек для скота, у стен стояла пара объятых паутиной стеллажей, полных старого рыболовного инвентаря.

– Хочешь позвать меня на рыбалку? – с иронией спросила Аня.

– Нет.

– Тогда я в замешательстве. И зачем же ты меня сюда притащил?

Ньютон прошагал вглубь хижины, остановился у соломенной кучи побольше и стал откидывать её, пока в полу не показалась квадратная дверь, похожая на вход в погреб. Затем он с любопытством глянул на Аню. Округлившиеся губы, вскинутые брови и широко открытые глаза девушки застыли в полном замешательстве.

– Ну что, мне всё же удалось тебя удивить? – самодовольно спросил Ньютон.

– Её здесь не было, – медленно произнесла Аня. – Этой двери здесь не было…

– Правда? – Ньютон делано нахмурился, почесал подбородок и серьёзно спросил. – А может, всё-таки, была?

– Хватит! – неожиданно Аня бросила на него холодный взгляд. – Это моя комната, и этой двери здесь не было. Зачем ты это сделал?

Ньютон не ожидал настолько скверной реакции. Он поднялся на ноги и растерянно огляделся, нервно потирая ладони о брюки.

– Я же просила ничего не менять в моей комнате!

– Да ладно тебе, это всего лишь дверь, – проглотив растерянность, попытался успокоить девушку Ньютон.

– Это дверь, за которой явно есть что-то ещё.

– Ну да. Но, может, всё же посмотришь, что именно, прежде чем начнёшь меня ненавидеть?

– Нет, нет, и нет! – Аня отступила от люка, словно от чего-то крайне нежелательного. – Просто убери это отсюда, и сделаем вид, что ничего не произошло.

– А разве что-то произошло? – с неожиданным раздражением спросил Ньютон и, не дав Ане ничего ответить, заговорил с твёрдой рассудительностью. – Я знаю: ты не любишь, когда в твоём подсознании что-то меняют. Но это – всего лишь дверь. И я не верну всё назад. Хочешь – сделай это сама, – он махнул рукой на люк. – Я два дня потратил на этот сюрприз. Хотел, сделать приятно тебе. И теперь, если все мои усилия были напрасными, делай с этим что хочешь.

Девушка хотела что-то сказать, но словно запнулась и слегка смягчилась:

– Ты хотел сделать мне… приятно?

– Да, – Ньютон всё ещё хмурился. – Так что, хватит вести себя так, будто произошёл конец света. Хотя бы загляни внутрь. Дай показать тебе, что там. И если будешь так же злиться через две минуты, я уйду, и можешь дальше ненавидь меня до скончания времён, – он глубоко вздохнул и помолчал. – Ну, так что, дашь мне шанс?

Сменив гнев на терпимость, Аня произнесла:

– Одним глазом.

Девушка выдохнула, подошла к люку, наклонилась и решительно распахнула дверь. Та с глухим ударом ударилась об пол, и Аниному взору открылись деревянные ступени, уводящие во тьму. Ньютон попросил девушку посторониться, чтобы спуститься первым. Когда он скрылся из виду, Аня полезла за ним.

Ступени под ногами быстро сменились твёрдой и ровной поверхностью, и Аня оказалась в прохладной темноте, пропахшей мокрым бетоном.

– Сюда, – Ньютон взял Аню за руку и повёл за собой.

Она шагала вслепую с минуту, пока не послышался слабый шум водопада. Они остановились, и невидимая стена прямо перед ними глухо зашумела механизмами и стала отъезжать в сторону. Темноту разрезал мягкий свет, и через секунду, когда их глаза привыкли, они увидели перед собой водяную завесу.

Свежий весенний воздух наполнил Анины лёгкие, и стало видно, что мир за водопадом пестрел размытыми сине-зелёными цветами.

Ньютон снял с крючка, который оказался рядом на стене, один из двух зонтов, раскрыл над Аниной головой и с улыбкой указал на проход:

– Прошу.

Не на шутку взволнованная Аня коснулась Ньютона за джентельменски подставленный локоть. Купол зонта разрезал водяную стену, и они вышли на открытое пространство. Ньютон остановился и сложил зонт. Девушка же шагнула ещё дальше, и стала медленно кружиться на месте, заворожённо оглядывая всё вокруг.

Водопад за их спинами брал истоки откуда-то сверху и разбивался о твёрдую гранитную поверхность, по которой вода текла неглубоким потоком, касаясь подошв Аниных сапожек, а затем вновь падала вниз, на следующий уровень, откуда потом вливалась в огромный каменный бассейн, в центре которого, на насыпи из гладких чёрных камней стоял могучий золотой Самсон, разрывающий пасть льву, из глотки которого фонтаном била вода. А вокруг их поединка, по краям насыпи лежали золотые рыбы. Они тоже плевались тонкими струйками в бассейн, который дальше превращался в узкий морской канал, с двух сторон окружённый лесом и тянущийся до далёкого морского побережья.

Слева и справа высокий каскад-фонтан на разных уровнях окружали золотые статуи мужчин и женщин античного вида и безлюдные смотровые площадки.

Аня закрыла рот рукой, оглядывая статуи, пологие сочно-зелёные холмы не моргающим взором. Потом она вновь обернулась, задрала голову и увидела далеко наверху величественный царский дворец под ясным синим небом.

Восторг переполнял девушку так же, как это место переполняли плеск воды и сияние золотых статуй. Впервые за всё время, сколько Ньютон знал Аню, лёд в её глазах будто треснул и начал таять. Она плакала.

– Как тебе удалось? – с улыбкой спросила девушка, вытирая слёзы. – Здесь всё в точности, как я помню.

Ньютон только пожал плечами. Его переполняло не меньше эмоций, когда он только воссоздал это место. Оно оказалось настолько сказочным, что даже ему удалось ощутить касание чего-то волшебного и вечного, словно лёгкое дыхание чьей-то фантазии сплелись с тяжёлыми ударами каменщиков. Каждая гранитная и мраморная плитка, каждая львиная морда, торчащая из гладких стен и плюющая радужную воду – всё это заставляло сердце трепетать от детского восторга и желания поклониться тем, кто построил это место в реальности, и тем, кто восстановил его после великой войны, чтобы маленькая девочка по имени Аня смогла прийти сюда однажды со своим отцом, а Ньютон спустя много лет помог ей вернуться сюда вновь.

– Как тебе удалось? Ответь, – вновь попросила Аня, абсолютно лишённая своей привычной строптивости.

– Я же говорил – ты прекрасная рассказчица, – подмигнул Ньютон.

Аня рассмеялась:

– Я была здесь последний раз, когда мне было восемь. И у меня такое чувство, что здесь всё ещё куда более достоверно, чем в моих воспоминаниях.

– Прогуляемся?

Ньютон подошёл к ней и взял за руку. Поток энергии снова подхватил их и вмиг перенёс на гранитные ступеньки, по которым они зашагали вниз, оставляя за собой мокрые следы.

Они долго бродили по тропинкам от фонтана к фонтану, от статуи к статуе, пересекали короткостриженые газоны. Они были совершенно одни, но не одиноки в огромном и прекрасном парке. Аня бесконечно восторгалась всему, что видела, и то и дело хватала Ньютона за руку, точно маленькая девочка.

– Смотри! Смотри! Это же Прометей! А это Сирены!

А затем она бежала к очередному фонтану, смеялась, зачерпывала воду и брызгалась в Ньютона. С озорным смехом он отвечал ей тем же, силой мысли перенаправляя тонкую струйку воду изо рта очередной рыбы или чудовища на Аню. Поначалу девушка убегала с восторженным смехом в сторону и дальше по тропе, но в какой-то момент не выдержала и тоже начала использовать энергию мира снов в этих игрищах. Они швырялись друг в друга водой, заставляли древнегреческих богов и сказочных созданий оживать и участвовать в водяной войне, так что очень скоро оба они вымокли до нитки.

Аня сняла куртку и повязала её на поясе, оставшись в белой футболке. Ньютон заставил солнце застыть в зените и греть так сильно, чтобы можно было почувствовать его тепло и обсохнуть, и ему удалось. Теперь он, как и девушка, ощущал происходящее плотью.

Иногда, когда Аня задерживалась около чего-то особенно впечатляющего и задумчиво смотрела на это, Ньютону хотелось проявить свою способность запоминать всё из книг и изобразить из себя гида, чтобы поведать историю или идею данной скульптуры. Но каждый раз он восхищался Аниным задумчивым и печальным видом, от чего не смел нарушать её путешествие в прошлое, которое обнимало девушку, словно мягкий плед в руках любящих родителей.

* * *

– Здесь последние, – тихо сказал Ньютон, когда они неторопливо шли по старой алее на границе парка.

Здесь было тише, чем в центральной части. Шум фонтанов и солнце осталось позади. Над головами склонялись кроны деревьев, а под ногами, на гравиевой тропинке, лежали их тени и мелкие веточки. Эта аллея не была так опрятна, как остальные, будто газон здесь забыли подстричь, а тропинку подмести. Заканчивалась же аллея тупиком – круглой площадкой, в центре которой покоился старый осушенный фонтан в окружении прохудившихся белых скамеек. Но перед этой площадкой, словно охраняя её, стаяли два каменных ангела. Один – светлый, другой – тёмный.

Аня остановилась перед ними и склонила голову в бок, как делала всегда, давая чему-либо оценку.

– Я больше всего времени потратил на них, – заметив распознание фальши в Аниных глазах, поспешил с объяснениями Ньютон. – В смысле, я всю библиотеку изрыл, пытаясь найти что-нибудь про этих твоих ангелов, но нигде ничего про них не сказано. Я даже библиотекаршу пытал. Все уши ей прожужжал, описывал их. Она и сама была в Пет… – он запнулся. – То есть, в этом месте в реальности. Она заверила, что там нет никаких ангелов.

– Нет? – тихо спросила Аня, точь в точь разочарованный ребёнок, и снова повернулась к белому ангелу, замершему в призыве следовать за ним.

– Ну, вообще то библиотекарша – женщина пожилая, – попытался утешить девушку Ньютон. – Так что, я бы не полагался на её память. Может, этих ангелов просто поставили намного позже того времени, когда она туда ездила. Но, в любом случае, пока про них нигде ничего не написано.

– И всё же они здесь, – Аня вопросительно посмотрела на Ньютона.

Он сокрушённо помолчал, сознавая ошибку и предчувствуя беду.

– Я их выдумал. То есть создал по твоим описаниям. Просто, – он набрал полные щёки воздуха и сокрушённо выдохнул. – Я решил, что может это какая-то очень далёкая часть музея, куда не все забредают, вот и сделал это, – он со стыдом окинул площадку и свои творения. – Извини. Я глупость сделал. Хотел как лучше, но сейчас вижу, что лучше было бы без этой отсебятины.

– Да нет же, – неожиданно спокойно произнесла Аня, глядя на ангелов. – Они почти такие, как я их помню.

– Правда? – Ньютон взглянул на неё с надеждой, но по бесстрастному лицу понял, что девушка лукавит. – Да ладно тебе. Вижу, что не нравится. Давай я уберу это фиаско…

Но не успел он ничего сделать, как раздался каменный скрежет, от которого он вздрогнул и увидел, что каменные ангелы ожили.

Белый становился меньше ростом и принимал более человеческие черты лица и тела. Крылья его, прежде пафосно расправленные, собрались за спиной, отчего ангел стал выглядеть скромнее. Затем он чуть наклонился прямо к ошарашенному Ньютону, многозначительно повёл бровями и губами, и через миг его лицо навсегда застыло в печальной, всё понимающей улыбке. Ангел вытянул руку, маня сноходцев за собой в неведомый путь.

Могучий же тёмный ангел устало присел на одно колено, волосы его опустились до груди, и он отвернулся в сторону, отвержено глядя куда-то в пустоту тёмными глазами, полными мрачной тайны.

– Они живые! – сказал Ньютон, повернувшись к Ане, в глаза которой вновь заискрились счастьем. – Они живые, – повторил он, даже когда ангелы навсегда застыли.

Девушка подошла к светлому ангелу и, осторожно коснувшись его щеки, посмотрела в белые глаза. Ньютон немного смутился от такого личного жеста.

– Уверен, что их нет в реальности? – спросила Аня, всё так же глядя ангелу в лицо.

– Я не знаю. Сам ведь я там не был, – ответил Ньютон. – Я лишь уверен, что о них ничего не написано. Но если о чём-то не написано, это не значит, что этого нет, верно? – он помолчал, глядя как лёгкой ладонью и нежными пальцами Аня гладит шершавое каменное лицо. – Может, они там и есть, просто на самом деле они не ангелы? Может, ты видела какие-нибудь другие скульптуры и они показались тебе похожими на этих? Ну, знаешь, говорят, фантазия детей видит то, чего не видят глаза взрослых… Ты ведь была ребёнком тогда.

– Может быть, – Аня отстранилась от ангела, улыбаясь так же грустно, как он, будто между ней и ним возникло странно неземное понимание.

Нечто подобное Ньютон ощутил между собой и Аней, когда они покидали Эдем и сидели в лодке, прижавшись лбами друг к другу.

– Как бы то ни было, это они, – девушка улыбнулась веселей и отступила назад, чтобы видеть обоих. – Мои ангелы.

– Такими они мне больше нравятся! – оптимистично сказал Ньютон и незаметно потянулся от усталости. – Ну что, будем возвращаться?

– Эй, а что это там? – спросила Аня и, не дожидаясь ответа, бросилась через площадку к густым кленовым зарослям.

Ньютон помчался за ней. Миновав деревья, они вместе выбежали к высокому забору из железных прутьев, который охватывал парк по всему периметру.

– Вот же блин, – Ньютон шлёпнул себя по лбу, увидев за забором пустую равнину, среди которой высилась его пятиуровневая башня.

– Что ещё за уродливый замок? – с любопытством спросила Аня, прислонившись лицом к забору.

– Это мой дом, – признался Ньютон.

– Твой дом? – Аня недоверчиво покосилась на него. – Ты что, собрался жить в моей комнате?

– Нет, – с улыбкой ответил Ньютон и признался. – Мы сейчас в моей комнате.

Аня недоумённо посмотрела на него, а затем вновь на мрачную постройку и спросила:

– Ты притащил меня в своё подсознание?

– Да. А вон там, – Ньютон указал на башню. – Его центр, как у тебя твой дом.

Несколько секунд Аня пыталась сообразить:

– А как мы здесь оказались? Дай ка вспомнить, – она приложила палец к губам. – Мы ведь не покидали моей комнаты и не телепортировались сюда… – её глаза вспыхнули озарением. – Мы спустились сюда через тот лаз в хижине!

– Верно, – сказал Ньютон в стиле Гуру. – Как я и говорил, в твоей комнате я не изменил и не добавил НИЧЕГО, не считая потайного люка в сарае. А всё, что под ним – это уже часть моей комнаты.

Аня смотрела на выжженную солнцем равнину с неоправданным восторгом.

– Я знал, что если спроецирую всю эту красоту с фонтанами в твоём мире, ты меня больше на пушечный выстрел не подпустишь, – Ньютон усмехнулся. – Так что, можешь спать спокойно. И не обязательно стирать заповедник, ведь он в моём мире. И теперь ты можешь спускаться сюда, когда захочешь погулять. И тебе не нужно бояться потеряться между сном и реальностью, ведь ты будешь здесь и будешь помнить, что ты у меня «в гостях».

– Так значит, ты совместил наши комнаты, – Аня засмеялась. – А ты хитрец, Ньютон. Ты не стал менять ничего в моей комнате. Ты просто взял и соединил её со своей!

– Не совсем, – глаза Ньютона хитро блеснули. – Вообще-то этот заповедник как бункер у Гуру. Он – часть моего подсознания, но дальше этого места ты пройти не сможешь. Хотя, если честно, – он доверительно зашептал. – Сможешь. По периметру проходит энергетический барьер, как невидимая стена, но именно здесь я оставил брешь. Ну, так, на всякий случай.

– На случай если я захочу побывать в твоём уродливом замке?

Ньютон кивнул и виновато развёл руками:

– Ну, вроде того. Больше смотреть тут всё равно не на что.

Аня снова окинула взглядом пустыню.

– Почему у тебя так пусто?

– Сначала тут было много хлама из прошлого, – не сразу ответил Ньютон. – Дома, в которых я жил… Школы… Места… Я не видел смысла оставлять их здесь. Хотелось… очиститься что ли, – он скользнул взглядом по башне, в центре которой на ветвях могучего дуба стоял простенький белый особняк. – А это дом, в котором сейчас живёт моя мама. Я давно у неё не гостил… Его жаль было выбрасывать. Не знаю почему, просто жаль. А в остальном тут был полный бардак. Уверен, до того, как я стал сноходцем, эти места населяли проекции людей, которых я когда-либо знал… Но я всё убрал. Всё подчистую.

Он замолчал и взялся за металлический прутик, всё так же глядя на башню.

– Хотелось начать всё заново? – спросила Аня.

Ньютон кивнул. Казалось, Аня сейчас скажет что-то вроде «понимаю», но она не сказала.

– А это же дуб с моего двора. Его ты тоже оставил, – девушка ткнула пальцем на дуб, держащий домик, и Ньютон застенчиво улыбнулся. – Он отлично смотрится тут, правда? Так здорово, что всё остальное рядом с ним кажется лишним!

Ньютон усмехнулся:

– Да, пожалуй.

Он опустил руку и тут же ощутил на ладони Анины прикосновения.

– А что за руины внизу? – спросила девушка, когда их пальцы сцепились.

– Это кусок моего дома из реальности. Оставил, чтобы в случае чего помнить о том, где моё тело на самом деле.

– А контейнер откуда? – Аня указала на грузовой контейнер, «свалившийся» на фрагмент «хрущёвки».

– Если честно, когда я строил башню, число четыре мне не понравилось, и я решил: пусть будет пять уровней. Тогда я и добавил этот контейнер.

– Но почему именно его? Неужели не нашлось ничего поэстетичнее?

– Пару лет назад, перед тем, как поступить в институт, я пытался податься матросом на грузовой корабль, который перевозил как раз вот такие контейнеры. Хотелось просто убраться куда-нибудь подальше. На корабль меня, разумеется, не взяли. Я расстроился и всё лето гулял возле этого порта. Нравилось смотреть на баржи, на катера, на суда, на то, как идёт погрузка и представлять, что однажды я всё же уеду… Наверное, с той поры мне и запомнились эти ржавые «ящики».

– От чего же ты так хотел убежать? – спросила Аня, положив голову ему на плечо.

Ньютон прислонился щекой к её чёрным волосам, пахнущим лесом и слегка сосновой корой.

– Потому же, почему я стал сноходцем, – не совсем искренне ответил он. – Просто хотелось побывать там, где не был раньше и увидеть что-то новое.

Аня смотрела на башню, и Ньютон чувствовал, как постройка оживает в её представлении, превращаясь из несуразного сооружения в причудливый замок чего-то важного, созданного из сожалений и надежд, из воспоминаний о прошлом и мечтаний о будущем.

– Но почему над всем этим водонапорная башня? – наконец, спросила девушка. – По-моему, очень странно, учитывая, как ты боишься воды.

– Водонапорка пустая, – с улыбкой признался Ньютон. – В ней нет ни капли воды. Ещё она внутри больше, чем кажется снаружи. У меня там оборудована библиотека и обсерватория под самой крышей.

– Насмешка над своей фобией, значит?

Ньютон в очередной раз хотел заверить, что никакой фобии у него нет, но почему-то теперь ему не хотелось ломать комедию, и он тихо ответил: «Именно так», надеясь закрыть тему.

Они ещё постояли какое-то время в молчании, нарушаемом лишь пением вечерних сверчков, а затем девушка поманила его назад, к площадке со старым фонтаном.

Когда они проходили мимо ангелов навстречу оранжевому предзакатному небу, Аня остановилась и повернулась к светлому ангелу.

– Подожди ещё немного, – сказала она ему, а затем посмотрела на тёмного. – А ты не грусти.

Ньютон улыбнулся. Аня тоже улыбнулась, встретившись с ним взглядом. Затем они вновь крепко взялись за руки и не спеша зашагали дальше, предоставляя ангелам стеречь покой прошлого.

Глава 32. Признание

Ожидая по нескольку часов в день на холмах полигона прыжков, часто заглядывая в бункер, Ньютон пытался понять, на что именно он надеется. На то, что Корвич явится и откроет обещанную правду, или на то, что член Лиги Весов вообще не появится, и что каждое слово пленника окажется трусливой ложью, уловками и клеветой. В этом случае, всё останется как прежде, и Гуру вернётся, и с ним Хосе.

– Эй, гринго!

Ньютон улыбался, представляя, как малыш будет задираться при встрече, а он будет готов колотить его за то беспокойство, что ему пришлось вынести за время его отсутствия. Он готов будет слушать неделями чепуху и болтовню этого чертёнка, только бы сейчас, только бы прямо сейчас знать, что с ним всё в порядке.

Ньютону нравилось мечтать о том, чтобы даже самые страшные опасения насчёт учителя оказались нелепицей.

– Ну, что, готовы к новым приключениям, лодыри? – спросит их как всегда недовольный Гуру.

И они вновь отправятся на охоту за артефактами. И никакие Лиги, никакие хранители им не смогут противостоять. Потому что они отыщут новых сноходцев, и будут искать ответы, лазейки, закладывать фундамент будущего, в котором тонкий мир сна и грубый материальный станут единым целым.

У них ведь есть цель. У Ньютона есть цель.

Ему нравилось представлять будущее, где людей окутает единое информационное пространство, в котором они смогут делиться друг с другом не только знаниями, но и опытом. Смогут свободно перемещаться в любую точку мира, и правительства со своими неидеальными режимами падут за ненадобностью. Падут языковые барьеры и границы. Человечество избавится от алчности – матери всех пороков, а значит и от войн, голода, эпидемий. Люди будут смотреть друг другу в глаза, проходя мимо, а не впиваться ими в асфальт, ведь им нечего будет друг от друга скрывать. А в далёкой перспективе, все люди так близко познают друг друга на всех уровнях существования, что станут единым могучим организмом с единым разумом, в котором будет жить память о далёких предках: Гуру, Ньютоне, Ане, Хосе и других.

Ньютона воодушевляли эти планы, пусть они и походили больше на мечты. И чтобы там не говорил проклятый Корвич, цель Ордена – это не просто заразное безумие одного человека. Это мечта. Настоящая мечта. Мечта самого Ньютона. Но эти же мысли заставляли его стыдиться своих сомнений насчёт учителя. Что я вытворяю? Почему продолжаю искать подвох? Неужели слова человека, который дважды пытался меня убить, стоят дороже слов человека великого, того, кто помог мне встать на ноги в этом мире? Почему я не могу просто сидеть и ждать его возвращения, не выискивая подвоха?

На самом деле ответ на все эти вопросы крылся на самой поверхности Ньютоновой души и был донельзя банален. Просто он никогда не доверял никому до конца. Даже рядом с матерью и братом он всегда был один, благодаря чему быстро повзрослел и взрастил в себе качество полагаться только на внутренние инстинкты и внутренний голос. Привычка, которая может выработаться, лишь если человек хотя бы однажды был всеми гоним и какое-то время жил в шкуре жертвы. Качество, без которого невозможно пробудиться.

Кого я обманываю? – мысленно смеялся он сам над собой. – Пробудился бы я без его помощи? Пробудился бы, если бы он не умер? Если бы не амфетамины, которые он мне оставил? Всё это Ньютон предательски повторял про себя, глядя на покалеченные антенны на холмах полигона, на океан над головой, на небо под ногами.

Как же ему хотелось поделиться всеми этими сомнениями с кем-то, кто бы подсказал верный путь и развеял сомнения. С кем-то, кому бы он мог довериться. Впервые в жизни он чувствовал в этом острую нужду, ведь впервые такой человек появился.

Аня. Только мысли о ней помогали Ньютону держаться и не впадать в паранойю. И это не смотря на то, что девушка оставалась для него не меньшей загадкой, чем всё остальное.

Он являлся в её мир каждый день, когда отчаивался от бесполезных поисков, и тогда они вместе собирали травы, ремонтировали ветряные мельницы, и Ньютон почти со смехом вспоминал те дни, до Эдема, когда подобное отношение Ани к «важным» делам, к миру снов просто вводило его в бешенство. Теперь же он понимал её лучше и с искренней радостью и рвением присоединялся к её бытовым заботам, какими бы глупыми они не казались.

И с каждым новым возвращением он влюблялся в Аню всё сильнее и привязывался не только к ней, но и к её комнате. Понимая это место, он лучше понимал Аню, а замечая в нём со временем свои собственные следы, будь то примятая возле дома трава, где они лежали и глядели на небо, или кружка, оставленная на столе, хранившая отпечатки его тонкого тела, он согревался радостью узнавания и чувствовал себя самым счастливым на свете. Здесь он чувствовал себя целым.

Одним днём Ньютон до самого заката покорно учился различать травы, необходимые для Аниного чая. По форме стебля, цвету цветка и даже по запаху, ведь он был настолько сильным, что Ньютон ощущал его обонятельными рецепторами своего физического тела.

Только рядом с Аней, только в этой комнате Ньютон был свободен от размышлений и стремлений что-то искать. Он просто растворился в лесу и самозабвенно отдался такому простому занятию, которое недавно счёл бы бессмысленным. Он внимательно слушал посвящающую его в мир ботаники Аню с тем же интересом, с каким раньше слушал лекции Гуру о превосходстве и могуществе сноходцев.

И в какой-то момент Ньютон заметил, что даже способ мышления в нём изменился. Он и раньше его намеренно коверкал и изощрял, чтобы скрываться от хранителей, но теперь в нём открылось нечто такое, на что бы у него самого не хватило ни ума, ни фантазии. Он осторожно срезал траву и вдруг начинал лучше понимать человеческую сущность. Ведь эти «волшебные» травы не очень отличались от людей. Среди них были неприметные кустики, под листвой которых скрывались чудесные ягоды, а были и такие кусты, на которых ягоды висели гроздьями напоказ, однако эти плоды были ядовитыми. Некоторые растения отличались лишь количеством лепестков на цветках, но одни из них избавляли от насморка, а другие могли обжечь ядовитой пыльцой.

Аня и Ньютон набрали несколько ароматных охапок, перевязали их нитями и вернулись в дом. Солнце уже село, но в небе ещё теплились оранжевые оттенки минувшего дня.

– Теперь ты их будешь сушить? – спросил Ньютон.

– Не сегодня, – Аня сидела в своём маленьком кресле, вытянув ноги. – Это занимает время. Отдельный процесс, требующийвремени и индивидуального подхода к каждому растению. А я устала.

Ньютон понимающе кивнул и присел за стол у окна. Оранжевый свет окрасил его загорелое острое лицо, которое раньше всегда хранило почти мертвенную бледность. В последние дни он практически перестал преображать свой облик – слишком пустым и ненужным ему это стало казаться. Даже ожог на шее он перестал прятать. В конце концов, чем ближе становилась ему Аня, тем сильнее он хотел, чтобы она видела и знала его таким, какой он на самом деле, в реальности. Лишь избавиться от левой руки он никак не решался. Ньютон думал обо всём этом и не заметил, как нахмурился, внимательно разглядывая руки, сложенные на столе. Он не спеша вращал большими пальцами вокруг друг друга, сцепив остальные замком, и почти не дышал.

– Что с тобой? – спросила Аня.

Он неожиданно серьёзно посмотрел на неё, затем снова перевёл взгляд на застывшие пальцы.

– Аня, – тихо позвал он. – Почему я?

Девушка непонимающе вскинула бровь:

– Почему ты – что?

– Почему ты тогда открыла мне дверь? – вновь спросил Ньютон. – Почему выбрала меня? Почему поручилась за меня перед Гуру?

– Я думала, что ты давно это понял, – Аня отвела взгляд. – Я хотела уйти из Ордена, но не хотела оставлять Гуру одного. Я должна была найти замену себе.

– Но почему именно я?

– Я тебя давно заметила. Ты не раз появлялся в коридоре, – девушка слегка улыбнулась. – Устраивал беспорядки с хранителями. Не знаю как, но ты сам всё время появлялся возле моей двери, и я стала наблюдать за тобой. Ты поразил меня своей… безбашенностью и рвением во что бы то ни стало искать. Я не знаю, что ты искал тогда и не знаю, что ищешь теперь… Но разве можно было представить более подходящего кандидата?

Аня посмотрела на него с искренним восхищением, однако ни один мускул на лице Ньютона не дрогнул.

– И это всё? – недоверчиво спросил он.

– По-твоему, этого объяснения не достаточно?

Ньютон нахмурился. Аня подошла к столу, села рядом и взяла его за руку.

– Если тебя что-то тревожит, ты можешь мне довериться.

Ньютон долго смотрел на её руку и затем нерешительно произнёс:

– В том то и дело – я хочу тебе доверять.

– И что мешает?

– Корвич, – не сразу признался Ньютон и, увидев в глазах Ани непонимание, рассказал о стычке с Корвичем в пещере. – Он знает моё имя. Моё настоящее имя. Он сказал, что знает обо мне больше, чем я сам, и ещё сказал, что Гуру нужна моя жизнь…

Лишь при упоминании об этом, за всё время рассказа лицо девушки впервые исказилось задумчивой серьёзностью, и выразительные губы напряглись так, что в уголках рта показались маленькие тени.

– … И ещё он сказал, будто Гуру намеренно втянул меня в какую-то свою игру. И что даже ты… – Ньютон не решался. – В общем, он предупредил, чтобы я не верил тебе, потому что ты заодно с Гуру.

Аня долго молчала, пытаясь собрать мысли воедино. Затем она всё же крепче сжала руку Ньютона и заглянула ему в глаза:

– Я не знаю ни о какой игре, Ньютон. Всё, что ты мне сейчас сказал, для меня так же непонятно и чуждо, как для тебя.

Ньютон вздохнул с облегчением и крепче сжал Анину руку:

– Я так и думал.

– Это правда.

– Я тебе верю.

Они смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, пока Ньютон не заговорил, пытаясь перейти на обычный дружеский тон:

– По-твоему, Корвич просто выдумал всё это?

– Это очень вероятно, – ответила Аня.

– Тогда откуда он знает моё настоящее имя?

– Не знаю, – девушка на секунду задумалась. – Может, ты проболтался во сне, пока лежал с лихорадкой?

– А о моём брате? Об Артуре? – не унимался Ньютон. – Тоже во сне проболтался? – перехватив взгляд Ани, он добавил. – Корвич сказал, что я могу выяснить правду о смерти Артура. И для этого я должен отыскать Лигу…

– И как? – внезапно перебила его Аня. – Ты отыскал их?

Ньютон помедлил с ответом.

– Лига опасна! – почти умоляюще добавила девушка. – Если она и правда возрождается, тебе не следует искать их в одиночку.

– Нет, – Ньютон покачал головой, решив умолчать о двери с грифоном и записке, и осторожно добавил. – Я даже и не пытался их искать. Я не знаю как.

Беспокойство медленно ушло Аниного лица, и её пальцы внезапно расслабились. Девушка отняла руку и, глядя в окно, заговорила неожиданно тихо и неуверенно:

– Если честно, когда ты несколько дней назад заговорил о своём детстве и упомянул о своём брате, на мгновение мне показалось…

Она запнулась.

– Что? – нетерпеливо прошептал Ньютон, едва не переваливаясь к ней через стол. – Что тебе показалось?

– Да это глупости, наверное. То же самое мне показалось, когда я первый раз увидела тебя на той башне… ну… тебя в настоящем облике…

– Говори! Говори скорее, что тебе показалось?

– Что я тоже знала Артура когда-то.

Внутри Ньютона в миг всё опустело. Словно всё, что он когда-либо знал, провалилось под землю вместе со всеми чувствами.

– Это сложно объяснить словами, – дыхание Ани то и дело прерывалось от волнения. – Ничего конкретного. Просто какие-то образы, обрывки фраз, смех…

– Говори! – потребовал Ньютон, боясь утратить и эту маленькую зацепку. – Говори всё, что приходит в голову, прошу тебя!

– Помню Орден, Лига… Между ними потасовка… Это было где-то в горах. Шёл снег… А мы где-то в стороне от войны…

– Вы?

– Я и Артур. Он похож на тебя, только… Только совсем другой. Я и не знаю, как объяснить.

– Он был вместе с Лигой?

– Нет. Вернее, не знаю… Я же говорю, мы в стороне от сражений. Мы просто разговариваем.

– О чём?

– Я не помню… Ну, правда, не помню! Ни единого слова, – Аня умоляюще посмотрела на Ньютона и его жадные зелёные глаза слегка потускнели. – Хотя есть ещё одно воспоминание. Не знаю почему, но я чувствую тоску, думая об этом. И почему-то отчётливо вижу полумесяц… Это вроде как клеймо или…

– Родимое пятно?

– Да! – Аня посмотрела на Ньютона и неожиданно взволнованно дотронулась до собственных губ.

Он испытующе бегал взглядом от одного её зрачка к другому.

– И больше ничего? – спокойно спросил он после долгой паузы.

– Вроде ничего, – тихо ответила Аня и спешно отвела взгляд, словно устыдившись чего-то, о чём не решилась рассказывать.

Но Ньютон не стал допытываться в этот раз – он и так обо всём смутно догадался по румянцу на лице девушки и таинственному блеску в синих глазах.

Он вышел из-за стола, прикрыл лицо руками, громко втягивая душный запах трав, и больше всего на свете пожелал избавиться от этого дурмана.

– Мне нужно идти, – сказал он и прошёл к двери с цифрой «43».

– Постой! – сказала Аня, когда он уже коснулся дверной ручки. – Останься.

Ньютон обернулся. Девушка стояла прямо перед ним, вцепившись в рукав рубашки.

– Мне действительно пора, – Ньютон глядел в пол, чувствуя себя дураком. – Я и так слишком задержался. У меня ещё много дел.

– Ты хочешь отыскать Лигу? Тебе нужны ответы? – Аня коснулась его подбородка и перехватила опустошённый взгляд. – Я помогу найти их. Правда, я не знаю как, но я сделаю всё, чтобы ты нашёл то, что ищешь!

– А если придётся пойти против Гуру? – недоверчиво спросил Ньютон.

На этот раз голос девушки прозвучал твёрдо:

– Если выяснится, что Гуру как-то связан со смертью Артура, я пойду против него. И если он затевает нечто ужасное, мы сделаем всё, чтобы его остановить. Вместе.

Анины руки легли Ньютону на плечи. Он смягчился и обнял её.

– Только не уходи, – прошептала она. – Мне тревожно, Ньютон. Сегодня мне страшно оставаться одной.

Ньютон прижал её крепче, пытаясь совладать с трепыхающейся внутри пустотой, и устало прикрыл глаза.

– Хорошо, – тихо произнёс он.

* * *

Ньютон дал Ане слово, что на этот раз никуда не исчезнет и проснётся вместе с ней.

– Ты же хотел узнать, на что похож сон внутри сна, – шепнула она ему.

В темноте, под одеялом, в её объятиях было безопасно, и, казалось, все тревоги стали лишь мороком.

– А вдруг я проснусь в реальности, а не здесь? – спросил он.

– Тогда скорее возвращайся, чтобы я не заметила твоего отсутствия.

Холодный лунный свет заливал стены комнаты, подоконник и развеваемые ветром занавески.

– Я тоже могу исчезнуть на какое-то время, – в полудрёме произнесла Аня.

Ньютон нежно гладил её по шраму на виске.

– Но это не страшно… – голос девушки звучал как убаюкивающее заклинание. – Мы оба можем исчезнуть на какое-то время. Но мы обязательно вернёмся друг к другу, если вспомним о нас.

– Да…

– Просто помни, где ты уснул. И тогда ты проснёшься в нужном месте.

Через какое-то время Аня задышала ровно и глубоко. Ньютон попытался осторожно выскользнуть из её объятий, но она его не отпустила. Тогда она решил подождать ещё немного, но вскоре и его самого сморила дрёма.

Глава 33. Призрак

Ему виделись сны, осознать которые он был не в силах.

В первом сне ему явился Хосе. Облачённый в одни лишь шорты, малыш сидел на жёлтом песке и смотрел на море.

Совершенно не удивлённый Виктор подошёл к маленькому кубинцу и спросил:

– Ты жив?

– Ты кто такой, гринго? – малыш посмотрела на него снизу вверх, недовольно щурясь от солнца.

Виктор представился, хоть сам собственного имени не услышал.

– Виктор? – задумчиво переспросил Хосе, затем отвернулся и принялся усердно рыться в мокром песке палкой. – Не знаю, не знаю такого… Ты похож на моего друга, но ты – не он.

Подросток был явно чем-то расстроен.

– А кого же ты ждал? – спросил Виктор.

Хосе произнёс чьё-то имя, но в следующий миг невидимый вихрь подхватил сновидца и понёс дальше. Виктор смог остановиться и сконцентрировать внимание, лишь когда перед взором предстала каменная башня, на вершине которой стояли мужчина и женщина. Приблизившись, Виктор узнал их.

– Ольга? Большой? – спросил он.

Оба они одарили его высокомерными взглядами. Затем Ольга отвела глаза в сторону, а головорез залез в карман, достал оттуда ириску и протянул Виктору на раскрытой ладони.

– Хочешь? – поинтересовался головорез.

Вихрь вновь завертелся.

Виктор нёсся коридорами, долинами, подземельями. Заскочил в оазис. Место смутно напомнило ему двор, в котором хулиганы не раз настигали его и мучали почти до беспамятства.

Они и сейчас были здесь. Сотни мальчишек разбились на своры и издевались над одиночками. Виктор стоял в стороне и надеялся, что явится кто-нибудь из взрослых и прекратит это безобразие. Но, вспомнив о собственном возрасте, внезапно осознал преимущество и бросился на хулиганов. Увидев его, мальчишки помчались прочь с перекошенными лицами, стали исчезать в воздухе, и лишь некоторые смотрели на него заворожённо и замерев на месте.

Виктор заметил одного из них и с яростью кинулся, чтобы уничтожить, но не успел ничего сделать, как из ниоткуда возник хранитель и с рёвом поглотил мальчишку.

Двор наполнился криками. Виктор огляделся и увидел, как многорукая тьма с рёвом пожирает всё вокруг. На миг ему показалось, что тьма на его стороне, но когда гигантский, похожий на огромного богомола хранитель кинулся на него с разинутой пастью, Виктор рухнул куда-то вниз.

Он долго летел через пустоту, пока не плюхнулся всем телом во что-то мокрое. Он приподнялся и, взглядом нащупав тусклый ночной свет, сориентировался.

Это был канализационный слив. Под ногами бегали крысы. Он зашагал на шум воды и быстро добрался до могучей чугунной решётки. За ней он увидел ночное небо, небольшой котлован, в который и стекала грязная вода из-под его ног, и чёрный контур карьера выше уровня воды.

Он попытался пинками сдвинуть решётку, но та не поддалась. Тогда он решил поискать выход в другом направлении.

Виктор обернулся и буквально завопил от ужаса. Перед ним стояло обезглавленное тело человека, облачённого в грязную байкерскую куртку с подвёрнутым и пустым правым рукавом.

Когда он замолчал, то буквально вжался спиной в решётку, и из канализационного тоннеля донеслось глухое эхо:

– Долго же ты искал меня, братец!

Виктора бросило в дрожь. Он зажмурился, чтобы проснуться, но когда открыл глаза, то мертвец всё ещё стоял перед ним. Только теперь куртка с шипами выглядела чистой и на плечах присутствовала голова.

– Я знал, что ты рано или поздно явишься сюда, – тихо и с широкой улыбкой проговорил молодой человек с острыми чертами лица, зелёными глазами и коротко остриженными волосами. – Глазам своим не верю… Это ведь, правда, ты, Вить?

Услышав имя, увидев и вспомнив призрака из давно забытого сна, Ньютон вмиг осознал всё происходящее.

Перед ним стоял Артур. Не такой, каким он его запомнил из юности. А такой, каким брат мог бы быть теперь, если бы не…

– Ты умер, – твёрдо проговорил Ньютон. – Ты лишь моя проекция.

Лицо Артура украсила изящная улыбка, отчего чуть показались его хищные клыки – прикус, так и не исправившийся с годами. Ещё одна отличительная черта близнеца-левши.

– Как бы не так, Витя. Как бы не так, – проговорил Артур.

– Меня зовут Ньютон.

На секунду призрак озадачился.

– Это прозвище, – догадался он и примирительно кивнул. – Но в реальности ты –Залевски Виктор. Проживаешь в Новосибирске в бабушкиной квартире. Адресок назвать? А ещё раньше у тебя вот тут было родимое пятно, – призрак указал на изуродованную шею Ньютона. – Полумесяц. Такой-же, как у меня на груди, помнишь?

– Даже не пытайся, – Ньютон отмахнулся от призрака и мысленно попытался заставить его исчезнуть.

– Что, не выходит? – Артур усмехнулся так сильно, что клёпки на его куртке клацнули. – Кончай ломать комедию, братишка. Я тебе не какая-нибудь проекция. Я настоящий и я здесь.

– Ты здесь, потому что я этого хочу, – уверенно проговорил Ньютон, старательно отводя взгляд. – Но этого не может быть. Мы похоронили тебя.

– Жаль тебя расстраивать, Витьк, но ты – придурок, и нихрена не смыслишь в смерти. Тело это ведь просто оболочка. Тебе ли не знать?

– Тебе отрезали голову, – Ньютон посмотрел в лицо брату. – А сознание угасает вместе с мозгом. Так что, даже не пытайся убедить меня, что ты жив.

– Да ладно? – лицо Артура исказила издевательская ухмылка. – Вместе с мозгом? Кто это тебя надоумил? Гуру? Думаю, что Гуру. Ты бы лучше этот вопрос обсудил с Аней, – упомянув девушку, Артур странно поджал губы в скромной улыбке и слегка мечтательно отвёл взгляд.

Раньше Ньютон никогда не замечал за братом подобных эмоций и потому буквально потерял дар речи. На миг ему показалось, что живой брат и в самом деле стоит перед ним спустя столько лет.

– Кстати, вы с ней говорили обо мне? – осторожно поинтересовался Артур.

Вместо ответа Ньютон бросился на призрака, повалил его в воду и стал отчаянно и без оглядки колотить обеими руками по лицу, по груди, выдирая клёпки с куртки и сбивая шипы с погон. Артур не отвечал ударами, а только корчился, извивался, пытаясь сбросить с себя брата, но тот был полон решимости и злости.

– Ты призрак! – закричал Ньютон, снова и снова ударяя кулаками то по бесплотной физиономии Артура, то по мокрому бетону. – Ты вернулся, потому что я надеялся на это! Потому что винил себя за то, кем ты стал! За то, что ты сдох в канаве только потому, что я вовремя не разбудил маму и дал тебе сбежать!

В глазах призрака вспыхнуло неожиданное понимание, но затем он вновь зажмурился и ловко увернулся от очередного удара.

– Ты – сраный вонючий призрак! И ты никогда не приносил мне ничего, кроме бед! Отправляйся в ад!

Замолчав, Ньютон нанёс последний удар уже в пустоту и внезапно услышал, как в коллекторе зазвенели громкие мужские голоса:

– Залевски здесь! Я его чувствую! Давайте за ним, скорее!

В темноте послышались хлюпающие шаги, всё громче и громче.

Ньютон посмотрел вниз и обнаружил, что сидит на коленях на голом бетоне и всё ещё сжимает кулаки от ярости. Он спешно поднялся, ощупал ногой под водой и, ничего не обнаружив, телепортировался в свою комнату.

В ярко освещённой библиотеке ему стало спокойнее. Грязные рубашка и брюки сами собой сменились на чистые. Он упал на диван, стараясь мысленно отдышаться от бредовых сновидений, и устало прикрыл глаза. Но внезапно раздался стук в дверь.

На этот раз шум не отразился паникой в сердце и не предшествовал пробуждению, потому что звук доносился не из реальности, а прямо из коридора дверей. Опознав в ритмичном грохоте силу субъекта, Ньютон сразу узнал того, кто стучался в его комнату, и в сердце его волнительно потеплело.

Это был Корвич. Ньютон узнал его по осторожным вежливо-настойчивым ударам, как люди узнают по звуку шагов или по ритму дыхания тех, с кем побывали в достаточной близости, и не важно, была то любовная страсть, или смертельный поединок.

Ньютон телепортировался и возник в коридоре прямо перед собственной дверью. Он огляделся по сторонам. На этот раз он оказался в просторном коридоре с высокими выбеленными потолками и колоннами, вросшими в чистые стены, где двери находились на большом расстоянии друг от друга, точно ценные произведения искусства в музее. Галерея тянулась в обе стороны до куда только дотягивался взгляд. В стерильной звенящей тишине Ньютон не улавливал ничьего присутствия, и инстинктивно побежал было влево, надеясь, что Корвич не ушёл далеко, но не успел сделать и шага, как из стены выросла неестественно огромная человеческая рука в металлической перчатке, схватила его за рубашку и буквально втянула в стену.

Ньютон пытался сопротивляться хватке, но через секунду могучие пальцы разомкнулись и отпустили его на землю. Он ещё несколько секунд стоял, скрючившись от давящей магнетической вибрации в области груди, и не мог совладать с собственной энергией и применить какую-нибудь технику. Гигантская рука совсем не ранила его, но каким-то образом словно замедлила в нём все энергетические потоки.

– Всё нормально, Ньютон, – неожиданно раздался сипловатый голос Корвича.

Ньютон поднял взгляд и увидел перед собой молодого лидера Лиги Весов. На нём были высокие сапоги, вроде ковбойских, и чистый, но выцветший плащ. Смуглая кожа на лице вся растрескалась, уродливый шрам от виска до щеки зажил, но не исчез. Сломанный горбатый нос стал ещё кривее, точно клюв грифа, а над бровями засело почти такое же грубое пятно, как у Ньютона. Серые, как и его волосы, глаза хранили спокойствие.

За спиной Корвича стояли ещё двое.

Один невысокий и полный, в элегантном сером костюме и белой рубашке, с пенсне на маленьких умных глазах и со старомодным котелком на голове смотрел на Ньютона с интересом знатока и дружелюбием одновременно. В целом «англичанин» – именно это слово подходило коротышке, внушал симпатию.

Но второй, хоть он, казалось, и не замечал Ньютона, а глядел куда-то в пустоту, внушал трепет и нешуточные опасения. Ньютон сразу почувствовал, что именно этот сноходец затащил его в «стену». Мужчина азиат был чуть ниже Ньютона, но выше своих товарищей и казался невероятно широким в самурайских доспехах. Он был буквально закован в сталь до самого подбородка. Руки его, облачённые в когтистые перчатки, теперь выглядели обычными, и воин держал их смирно опущенными. Чёрные волосы стянуты на затылке тугим пучком. Лёгкие морщины и тени обрамляли карие глаза. Изогнутые широкие брови напоминали два кривых клинка. Приглядевшись, Ньютон понял, что самурай увлечённо разглядывает зелёный росток, пробивающийся у его ног сквозь мокрый асфальт.

– Знакомься, – вновь заговорил Корвич. – Это Наоки и Англичанин. Друзья мои, – обратился он златозубой улыбкой к соратникам. – Позвольте представить вам того самого «Самоучку».

Англичанин вежливо кивнул, придерживая котелок. Самурай остался равнодушен.

Ньютон снова огляделся. Место, куда его втащили, походило на локацию пустошей. Они находились на перекрёстке давно заброшенной улицы. Повсюду изрытый бетон, высокие выцветшие дома, ржавые машины, брошенные прямо на дороге. Далеко за домами виднелся лиловый рассвет. Где-то в тёмных подворотнях гулко завывали хранители.

– Прости, что притащили тебя сюда, – небрежно произнёс Корвич. – Но мы не могли рисковать. Сейчас ты в безопасности, так что старайся не паниковать, – он подошёл ближе и понизил голос. – Оберег всё ещё у тебя?

Ньютон нащупал в кармане брошь с камнем и кивнул.

– Сохраняй внутреннее спокойствие, – сказал Корвич. – Из-за этой штуки ты сейчас связан с Гуру. Если будешь колебаться, он почувствует, что-то неладное и придёт за тобой.

Ньютон нервно сглотнул:

– Может, тогда его просто выбросить?

– Ни в коем случае. Он сразу почувствует. Это вызовет подозрения.

– Подозрения? Но что, если я просто так решил его снять, на время? – предположил Ньютон.

Корвич усмехнулся:

– Ты снимал оберег хоть раз с того момента, как получил его?

– Нет.

– Думаешь, если ты это «просто так» сделаешь это теперь, Гуру ничего не заподозрит?

– Но как он сможет что-то заподозрить? – не понимал Ньютон. – Оберег ведь срабатывает только тогда, когда его носителю грозит опасность.

– Вообще-то, это уловка, – высоким ровным голосом вступил в разговор Англичанин. – Оберег – ловушка, изобретение Гуру. У него одно предназначение: чтобы все члены Ордена всё время находились под его личным контролем. Загляните внутрь камня, – попросил Англичанин и Ньютон послушался. – Видите эти энергетические потоки? Это энергия Гуру. Пока она рядом с вами, при желании Гуру всегда может отследить не только ваше место положения, но и заглянуть в ваши мысли и эмоции. Именно поэтому сейчас вам важно сохранять спокойствие и не привлекать его внимание. Иначе вы выдадите и себя и нас.

Ньютон всматривался в голубые переливы внутри красного камня, и вспомнил Анины слова: «Не люблю украшения, и всё тут», и до него стало доходить. Неужели Аня знала насчёт этой ловушки. Но если знала, почему не предупредила меня?

– Ты уже думал об этом, верно? – Корвич прищурился. – А ты умнее, чем кажешься.

Ньютон убрал оберег и, чувствуя нарастающую душную злость, бросил на побитого «грифона» яростный взгляд:

– А ты живучее, чем кажешься, – язвительно ответил он, сжимая кулаки. – Как ты выбрался?

– Дружок, ты снова задаёшь не те вопросы, – Корвич попытался состроить высокомерную ухмылку, но, увидев не ослабевающий натиск Ньютона, нехотя ответил. – Так же, как и вы, друг мой. Через энергетические колодцы. Я шёл за вами…

Внезапный приступ истерического смеха одолел Ньютона, и Корвич замолчал.

– Что смешного?

– Просто удивительно, что ты сумел выбраться, – отдышавшись, ответил Ньютон, и его взгляд озарился гневом. – Хотя, для побитого пса ты довольно резво удрал, когда Хосе рухнул вниз.

– Винишь меня в смерти пацана? – Корвич скривился и сплюнул. – А что мне ещё оставалось? Спуститься к вам и предложить свою помощь? И что бы от этого изменилось? Даже если бы Гуру сделал жертвой меня, как планировал, твой черномазый друг всё равно бы не выжил после такого падения…

– Жертвой? Тебя? – с недоверием спросил Ньютон. – Что ты имеешь в виду?

Корвич зашагал из стороны в сторону, ехидно поглядывая на то, как быстро смятение затмевает недавнюю злость в глазах Ньютона.

– И с чего ты вообще взял, что Хосе не выжил?

– Ну, он же так и не вернулся из Эдема?

Ньютон растерялся:

– Это ещё ни о чём не говорит…

– Напротив. Это говорит обо всём, – твёрдо заявил Корвич и остановился. – И ты бы давно отыскал комнату своего друга и убедился бы в его смерти, если бы не девчонка.

Ньютон осёкся.

– О да, братец. Не ты первый, не ты последний. Девчонка отлично сыграла свою роль! А что до твоего друга… – Корвич помедлил. – Для поглощения артефакта всегда нужна жертва. Англичанин, – он обратился к джентльмену в цилиндре. – Ты не мог бы «разжевать»?

– Конечно, – Англичанин слегка улыбнулся. – Видите ли, господин Залевски, чтобы поглотить артефакт, нужно сначала высвободить таящуюся в нём энергию и преобразовать её в первоначальный чистый вид – в опыт, накопленный его владельцем. Этот процесс требует немыслимого количества живой энергии. Если сноходец попытается самостоятельно преобразовать и поглотить артефакт, то он попросту умрёт. Это уловка первых.

– Первых? – спросил Виктор.

– Первых сноходцев, – уточнил Англичанин. – Уловка для поддержания энергетического баланса. Если кто-то оживляет «мёртвую энергию», то должен заплатить «живой энергией», умертвив её. А ваш учитель нашёл способ обойти этот закон – использовать при поглощении жизни других.

Ньютон молчал, не решаясь произнести это ужасное слово, никак не вязавшееся с учителем.

– Жертвоприношения? – не веря, спросил он.

– Не просто жертвоприношения, – на этот раз ему ответил Корвич. – А жертвоприношения, в которых жертвами всегда становились его же собственные ученики.

– И я должен поверить вам на слово? – Ньютон окинул взглядом всю троицу.

– Никогда никому не верь на слово, малыш, – пепельноволосый мрачно рассмеялся. – Наоки, – позвал он, и самурай поднял на него холодный взгляд. – Покажи ему.

Воин подошёл к Ньютону, гремя латами.

– Ты только не дёргайся, – предупредил Корвич и отшагнул в сторону, когда самурай замер в метре от Ньютона. – У Наоки особый дар. Он может сохранять чужие воспоминания и передавать их остальным. Мы в шутку называем его «копилкой»…

Ньютон представить не мог, что этот угрюмый самурай, который наверняка не улыбался с рождения, мог позволить кому-то шутить над собой.

– Наоки просто тебе кое-что покажет, а дальше сам суди, врём мы или нет.

Самурай протянул руку, и его когтистые пальцы засияли полупрозрачной синевой. Ньютона охватил ужас, но проснуться он не мог, как и пошевелиться.

– Это совсем не больно, – попытался успокоить его Англичанин и хитро улыбнулся, обнажая маленькую щель между резцов. – Наверное…

Едва Ньютон раскрыл рот, чтобы высказать протест, как глаза самурая закатились вглубь черепа, обнажив белки, а рука метнулась и когти вонзились прямо в грудь Ньютона.

Изо рта сноходца вырвался беззвучный сухой кашель. Вся его жизненная сила метнулась к центру сознания, откуда по всему тонкому телу вместе с энергетическими потоками растеклась звенящая боль. И даже мысли Ньютона метнулись к часто и судорожно бившемуся волчку в груди, так что ему почудилось, что он оказался внутри самого себя, а затем будто вынырнул куда-то, во вращающийся вокруг своей оси сияющий шар, и растворился в чужих воспоминаниях.

* * *

Их было трое: Жак, Бром и самый молодой, недавно пришедший в Орден – Корвич, глазами которого Ньютон и видел проносившиеся с неимоверной скоростью фрагменты воспоминаний.

На ту роковую охоту сноходцы отправились именно таким составом во главе с Гуру, который пятнадцать лет назад выглядел практически таким же, каким знал его Ньютон.

– Пошевеливайся, воронёнок!

Гуру не проявлял терпения к новичку, подобранному на просторах пустоши двумя неразлучными друзьями: Жаком и Бромом. Пребывая в «шкуре» Корвича, Ньютон чувствовал его непреодолимое желание проявиться себя и жажду познаний. А так же он испытывал стыд, смятение и злость от постоянных издёвок учителя.

– Это твой шанс, Пиноккио, – сказал Гуру, оставаясь с вещами в «тылу». – Покажи, что ты способен на что-то, кроме фантазий.

Трое сноходцев отправились к «улью». Опытные товарищи сочувствующе улыбались новичку и подбадривали низкорослого, длинноносого, уже тогда с волосами цвета пепла, новичка.

– Всё будет нормально, не паникуй, – всё подбадривал его красивый и стройный Жак, шагающий слева.

– Почему учитель не верит в меня? – спрашивал Корвич, и ответом ему прозвучал низкий прокуренный голос взрослого полного мужчины, в уголке рта которого всегда тлела сигаретка.

– Верит, – отвечал Бром. – Просто хочет, чтобы ты разозлился.

Насколько Ньютон мог судить по внутренним ощущениям, Корвич был тогда чуть старше Хосе.

– Слушай, Корви, – заговорщически шепнул ему Жак, когда они отошли достаточно далеко от лагеря.

Корвич посмотрел на большие ясные глаза Жака и идеальную белозубую улыбку.

– На самом деле, улей вещь, ну, скажем прямо таки, неприятная…

– Да ну ты, лягушатник, – басом перебил друга Бром. – Хорош стращать щегла.

– Я не стращаю, – ответил Жак. – Только хочу, чтобы он знал и был готов к тому, что нас ждёт.

Сигарета скользнула из одного уголка рта Брома в другой, уголёк горячо зашипел, и здоровяк, отведя взгляд в сторону, больше ничего не сказал.

– Я справлюсь, – неуверенно проговорил Корвич ещё совсем мальчишеским голосом, не имевшим ничего общего с тем сиплым шипением, которым будет обладать через пятнадцать лет.

– Я верю в тебя, Корви, – сказал Жак. – Просто знай, что если ты там испугаешься, никто тебя не будет винить. Даже Гуру. Но, – улыбка сменилась на его лице задумчивой миной, адресованной Брому. – Чтобы перестраховаться, я предлагаю переиграть план Гуру.

Бром стал внимательно слушать.

– Мы разделим артефакт не на три, а на две части, – предложил Жак. – И понесём их с тобой в разные стороны. А Корвич пусть будет налегке… Отвлечёт часть хранителей на себя.

Корвичу совсем не понравился новый план, и ещё больше не понравилось, что его составил единственный человек, который в него когда-либо верил. А теперь, выходит, что и этой поддержки он лишился.

– Зачем? – возмутился Корвич. – Я справлюсь! Справлюсь! Думаете, я струшу и брошу вас?

– Пойми, Корви, – пытался вразумить его Жак. – Никто не хочет тебя обижать и всё, в чём хочет испытать тебя Гуру, это в том, что ты можешь бороться со страхом. Это – всё, что тебе нужно доказать. А для этого, тебе не обязательно возиться с артефактом. Я понесу его часть, а ты будешь всё время рядом. Я ведь не предлагаю тебе отсиживаться в стороне, – он одарил Корвича заботливой улыбкой, но тот только больше разозлился. – Просто так нам будет спокойнее и за тебя, и за нас самих. Потому что без артефакта ты сможешь легко от них убежать, а с ним, если ты вдруг…

– Если я струшу? – Корвич насупился. – Я не трус!

– Я не сказал, что ты – трус. Но даже храбрецы боятся.

– Я хочу быть полезным для Ордена!

Жак замолчал и умоляюще покосился на Брома, и тот строго посмотрел на маленького новичка:

– Ты будешь полезен делу, если сделаешь, как предлагает Жак, – пробасил он. – Твоя главная задача сейчас, малой, – не испачкать штаны. И это не шутки. Не облажайся и не обмочись. Гуру молчит об этом, но добрая половина сноходцев на первой охоте обделывалась. Так что, если ты будешь просто рядом с Жаком и при этом удержишь контроль над собственным кишечником, клянусь, ты станешь моим личным героем. Без шуток.

С одной стороны, непривычная речь поддержки из уст жёсткого Брома приободрила Корвича, а с другой, он стал бояться грядущего ещё больше.

До самого улья они молчали, а когда подошли к логову, кишащему и плюющему вязкой тьмой, Ньютон почувствовал в памяти Корвича примерно то же, что сам испытывал, глядя на жутких хранителей, пока Аня не взяла его за руку. Вот только в тот раз среди троицы не было укротителей монстров, вроде Ани, и тени бросились на них раньше, чем артефакт оказался в их поле зрения. Это была фреска, таящаяся в музейном зале. Пока Жак и не отстающий от него ни на шаг Корвич отвлекали хранителей, Бром выкрал фреску, под неистовый рёв тьмы разделил её надвое ножом и на бегу всучил Жаку его долю.

Они разбежались в разные стороны. Корвич бежал и постоянно оглядывался. Чёрная орда преследовала их по горным утёсам, сносила стройные сосны и скалы.

– Не оглядывайся! – постоянно кричал Жак, то и дело хватая Корвича за шкирку и подталкивая вперёд, когда тот немел от ужаса.

В какой-то момент Корвич увидел во тьме нечто такое, чего не мог увидеть Ньютон. Перед его взором были лишь оскаленные морды, кривые глазницы, разорванные пасти, такие огромные, что могли проглотить человека целиком. Но Корвич же в тот момент видел свой самый тайный страх. Самурай, транслирующий это воспоминание, намеренно блокировал эту часть видения, но Ньютону было всё равно, что увидел в тот момент юный Корвич. В любом случае, увиденного было достаточно, чтобы оправдать ступор, от которого он тогда замер так надолго, что Жаку пришлось вернуться за ним и пожертвовать собой.

Француз схватил Корвича и с нечеловеческой силой отшвырнул в сторону от тварей. И в тот же самый момент один из хранителей намертво обвил его ногу. Затем другой впился ему в руку.

Корвич закричал, не в силах ни отвернуться, ни спокойно принять увиденное. Его лучшего друга пленила тьма, и он ничего не мог с этим поделать, только смотреть в искажённое ужасом лицо Жака, чьи красивые и изящные черты изуродовала гримаса боли.

– Возьми! – только и успел прокричать Жак и швырнул свою часть фрески к ногам Корвича. – Ради Бр…

Не успел он договорить, как многорукая тьма пожрала его. Чёрная челюсть сомкнулась на голове, а тупые пустые глазницы продолжали смотреть на Корвича. Хранитель будто игрался с телом Жака, посасывал его, покусывал, слюнил чёрным то, что оставалось от сноходца, но глаза хранили беспристрастность и говорили одно: «ты следующий».

Корвич бросился бежать, забыв про артефакт, забыв и о том, что Бром не выберется без его помощи.

Хранители преследовали его ещё какое-то время, до тех пор, пока странный импульс не пронёсся по всей округе, знаменуя провал локации в Эдем.

Долго пролежав в корнях старой ивы, прижимаясь к сырой земле так же крепко, как жались к ней ожившие черви и сколопендры, Корвич всё же пришёл в себя и обнаружил, что потерялся среди бурелома. Собрав остатки сил и смелости, он миновал долину поваленных деревьев и вернулся к сердцу локации, к разрушенному музею.

Не обнаружив там никого, он хотел отправиться к месту, где их должен был ждать Гуру, но всё вокруг на многие километры стало одинаково серым и переломанным.

Тучи скрывали солнце, Корвич не мог сориентироваться. Тогда в голову пришла мысль об обереге. Он ведь был в беде, а значит, Гуру должен был прийти к нему на помощь. Но Корвич обшарил карманы и ничего не обнаружил – вероятно, выронил брошь при бегстве. Тогда он сел на одно из тысячи поваленных деревьев и расплакался от отчаяния и страха перед абсолютным одиночеством и смертью, которой он должен был теперь заплатить за трусость.

Лишь когда стемнело окончательно, Корвич оторвал заспанное и заплаканное лицо от ладоней и увидел вдали яркий мелькающий огонёк. Это горел костёр, тепло от которого заблудший юный сноходец ощущал всем своим нутром даже на расстоянии километров.

Во тьме ничего не было видно, некоторые участки Корвич буквально преодолевал ползком на ощупь, а когда добрался до лагеря Гуру, уже занималась заря, и костёр угасал, но в предрассветном холоде ещё чувствовалось тепло красных углей.

Корвич замер за бревном, и уже собирался раскрыть себя, как за уцелевшими деревьями показался силуэт учителя. Корвич приподнялся, чтобы лучше видеть его, и обнаружил у костра Брома, лежащего без сознания. Две части единой фрески лежали рядом с ним.

Учитель затоптал угли, затем присел у головы Брома так, что Корвич отлично увидел задумчивое лицо Гуру. Он проверил пульс здоровяка и неудовлетворительно покачал головой, делая выводы, о которых быстро догадался и Корвич, заметив на траве растекающееся блестящее тёмное пятно под умирающим товарищем.

– До бреши ещё пару дней пути, – задумчиво и тихо проговорил Гуру.

Ни Ньютон теперь, ни Корвич тогда не понимали, с собой ли говорил учитель, или с умирающим Бромом.

– Едва ли ты дотянешь, дружище…

Никто из них не понял, в какой момент в руке Гуру оказался безобразный ключ-клинок, хорошо известный обоим, и сердца их замерли, а малолетний Корвич даже закрыл рот руками.

– Твоих братьев больше нет, вскоре не станет и тебя, – учитель говорил это без сожаления, совершенно спокойно, точно умирал не человек, доверившийся ему, а камикадзе, которого он заранее готовил к смерти, хотя это было не так. – Не хотел я, чтобы это был ты… – Гуру положил тяжёлую большую ладонь на плечо Брома, и только теперь на его акульем лице застыла скорбь. – Да и вообще, чтобы это был кто-то из вас. Но эта птаха куда-то запропастилась… Чёрт. Не хотел я, ведь мы вместе столько прошли…

Всё это было не похоже на учителя. Он был и решителен и подавлен одновременно, и, судя по всему, говорил всё больше сам с собой, чем с беспомощно и беззвучно открывающим рот Бромом.

– Но, не смотря на то, что это конец твоего пути, друг, – с внезапным воодушевлением заговорил Гуру. – Имя твоё будет жить в памяти наших потомков, а сила твоя и несокрушимая воля ещё послужат высшей цели!

Гуру обхватил рукоять клинка обеими руками, вознёс остриё над Бромом и низко забормотал нечто переливистое и невнятное.

Слетающие с уст учителя звуки Ньютон не мог отнести ни к какому из земных языков, не был он похож и на общий язык мира снов. Слишком древний язык и слова на нём звучали как заклинание, от которых сквозь память Корвича Ньютона охватила дрожь.

Последний звук слетел с губ учителя, и клинок обрушился на Брома, с сочным звуком пронзив плоть. Гуру задрал голову. Его лицо преобразилось не то экстазом, не то блаженством, рот раскрылся, а окровавленные руки метнулись к фреске, и та занялась серебристо-синим сиянием. Это сияние оплело руки учителя, пронеслось по его предплечьям к груди, и оттуда, через клинок к телу Брома, обволакивая его тонкими паутинками света. Сияние соединяло артефакт, Гуру и его мёртвого товарища несколько минут, и лишь когда свет внезапно погас, голова учителя опустилось. Он застонал и бессильно повалился куда-то в сторону.

Учитель долго лежал на земле, тяжело дыша. Его могучая спина вздымалась, точно земная твердь, под которой вот-вот взорвётся ядро. Но постепенно дыхание пришло в норму, Гуру поднялся на ноги, вытащил из мертвеца оружие убийства, подобрал свой рюкзак и, чуть пошатываясь, зашагал прочь.

Корвич выбрался из укрытия лишь когда окончательно рассвело и запели птицы. Воздух пропитался терпким запахом дыма и крови.

Подойдя к телу Брома, Корвич не смог узнать товарища. Тело здоровяка высохло до костей, так что одежда на нём потеряла форму. Серое лицо исполосовали сотни морщин и многочисленные складки. На месте глаз и рта обожжённые чёрные дыры. Тело не пахло и не разлагалось – нечему было. И даже мухи это чувствовали и проявляли больший интерес к разгорячённому Корвичу, кусая его в шею и лицо прямо сквозь корочку высохшей грязи.

На этом видение не закончилось, но Ньютону хватило всего секунды, чтобы увидеть, как Корвич несколько дней преследовал Гуру, не упуская учителя из зоны досягаемости, но и не обнаруживая себя, всё ещё терзаясь догадками о том, что всё-таки произошло. А после выбрался через брешь следом за ним и вернулся в мир снов растерянный, сбитый с пути и преисполненный смятениями.

* * *

Видение оборвалось, и Ньютон снова оказался на пустом перекрёстке, огороженном бетонными домами, омытыми пурпуром заката. Глаза самурая были по-прежнему спокойны, а рука, до того момента вонзённая в грудь Ньютона, теперь смиренно покоилась на поясе. Наоки улыбнулся одними уголками глаз, одобрительно кивнул и отступил назад.

Вперёд вышел Корвич. Ньютон понимал, как птенец изменился с тех пор. Теперь перед ним был не трусливый мальчуган, а человек поборовший не один свой страх и взамен потери веры в Орден обретший нечто более устойчивое, что помогало ему жить уже много лет – правду. Правду, которая позволила ему вырасти и стать… лидером? Ньютон вспомнил, как его слушались Большой и Ольга, видел теперь, как англичанин и самурай держались в стороне, позволяя держать слово пепельноволосому.

– Теперь ты понимаешь, почему твой друг не вернулся на самом деле? – спросил он.

Ньютон молчал, не в силах поверить в представшую перед глазами картину: озеро и одинокая лодка, на дне которой умирающий Хосе, а над ним Гуру с артефактом и ножом в руках. От осознания случившегося у Ньютона подкосились колени, в глазах потемнело, к горлу нахлынула тошнота, и он сел прямо на шершавый асфальт.

Англичанин хотел подойти к нему, но Корвич остановил его предупредительным взглядом и сам подошёл к потрясённому Ньютону и присел перед ним на корточки.

– Теперь тебе ясно, – тише заговорил он. – Почему Гуру тащил меня через пустыню, а не прикончил, как остальных?

Ньютон отнял трясущуюся ладонь от лица и посмотрел на Корвича всё ещё невидящим взглядом.

– Охотники Ордена никогда не возвращаются с охоты полным составом, – сказал Корвич. – Как минимум одного Гуру всегда пускает в расход. Тебя и твоего друга он брал с тем же расчётом. Но на радость ему, вам попался я, – пепельноволосый усмехнулся. – К чему жертвовать «своими», когда есть враг? Если бы всё пошло, как он задумывал, в конце пути он отправил бы вас прочь, а сам расправился со мной. И моя смерть или исчезновение не вызвала бы у вас много вопросов или скорби. Но по несчастливой случайности кое-кто не смотрел себе под ноги.

Корвич тихо и издевательски засмеялся. Ньютон долго сидел с ничего не выражающим лицом, а затем вытер нос рукавом и поднялся на ноги. Он сделал несколько шагов из стороны в сторону, и глаза Англичанина за пенсне удивлённо округлились, когда тот заметил, как сжались кулаки молодого сноходца.

– Знаешь что? – спросил Ньютон надтреснувшим голосом, когда Корвич за его спиной тоже поднялся. – Одного не могу понять, – он развернулся и заглянул в глаза пепельноволосого. – Почему в той пещере я дал тебе уйти?

Обветренные губы Корвича обеспокоенно скривились, но не успел он ничего ответить, как Ньютон бросился на него и закричал:

– Лучше бы я отдал тебя Гуру!

Корвич попытался увернуться, но ярость и преимущество в росте позволили Ньютону схватить его и нанести несколько ударов по изуродованному лицу. Наоки и Англичанин наблюдали за дракой с равнодушием.

– Ты знал! Знал! – кричал Ньютон, нанося удары, от которых Корвич только стал растерянно пятиться и терпеливо отмахиваться с гримасой старого пса. – Ты всё знал, и всё равно убежал! Ты шёл за нами по следам! Ты видел его кровь на земле! И всё равно ты дал этому случиться! – Ньютон нанёс очередной удар по лицу, и Корвич оказался придавлен его натиском к одной из машин. – Это ты позволил Гуру убить его!

– И радуйся, что это случилось! – неожиданно крикнул ему в лицо пепельноволосый, и Ньютон остановил занесённую руку. – Если бы этот мелкий живодёр не разбился, жертвой стал бы ты! Именно таким был расчёт Гуру с самого начала!

– Почему?!

Оскал Корвича медленно разгладился в хитрую улыбку, и он произнёс:

– Потому что ты – потомок основателей Лиги Весов. Ты – сын Абиаса.

На перекрёсте воцарилась тишина, и хранитель, парящий где-то над пустым городом, вновь скорбно завыл. Ньютон всё ещё держал руку, занесённую для удара, однако глаза его растерянно забегали. Остальные члены Лиги смотрели на Ньютона спокойными взглядами.

– Это правда, господин Залевски, – с сочувствием сказал ему Англичанин.

Корвич выпрямился и слегка оттолкнул Ньютона от себя. Тот, казалось, этого и незаметил.

– Спрашиваешь, почему ты не сдал меня Гуру? – спросил его пепельноволосый. – Глупый вопрос, потому что ты сам знаешь ответ. И жалость твоя тут не при чём. Ты хотел узнать правду о себе и брате, и надежда на тот маловероятный шанс, что я не лгу, ослепила твою бдительность, и ты сделал то, что сделал, – Корвич улыбался, с каждым словом буквально смакуя свою правоту. – Ты поставил свои личные интересы выше безопасности своих «соратников», пренебрёг наставлением учителя, и только по этой причине твой друг мёртв, а ты здесь, пришёл за обещанной наградой.

Ньютон зло посмотрел на него.

– Не надо, – отмахнулся Корвич. – Не надо этих дешёвых гляделок! Не обманывай себя! Сам знаешь, что я прав на твой счёт. Хотел узнать правду? Что ж, часть её ты уже узнал и теперь, если не будешь истерить, узнаешь ещё много чего интересного…

Ньютон прикусил губу и поглядел куда-то вдаль, с горечью сознавая, что возможно пепельноволосый и в самом деле знает его лучше, чем он сам себя.

– Что вам известно о смерти моего брата? – собравшись с мыслями, почти требовательно спросил Ньютон. – Гуру как-то причастен к этому?

– Да, – сухо ответил Корвич. – Но, вообще-то, давай-ка по порядку, если ты не против…

Пепельноволосый взмахнул рукой и на том месте, где только что стоял кузов машины, возникла скамейка. Он присел и жестом пригласил Ньютона. Англичанин тоже сотворил из воздуха мягкое кресло в стороне и сел. Лишь самурай остался стоять, храня бдительность и беспристрастность.

Ньютон нехотя подсел к Корвичу.

– Когда я выбрался из Эдема после той своей первой охоты, – заговорил пепельноволосый вновь. – Я по понятным причинам не вернулся к Гуру. Но я пошёл к остальным участникам Ордена. Я пытался рассказать каждому ужасную правду о нашем «любимом» учителе, но никто, абсолютно никто мне не верил. Гуру всё преподнёс им в другом свете. Он рассказал им о том, что я струсил, нарушил план, и что Жак с Бромом погибли из-за моей бесхребетности. Так что, моему неожиданному воскрешению мало кто удивлялся, и «враньё трусливого сопляка» только играло Гуру на руку. Они выслушивали меня, но все приходили к мнению, что я всё выдумал. Они считали, что я настолько боюсь гнева Гуру, что готов сочинить такое. К тому же, Бром и Гуру были давними друзьями. Так что никому и в голову не пришло, что Гуру мог убить его. И всё равно Гуру попытался достать меня в реальности и прикончить, чтобы не рисковать репутацией.

– Ты сказал, он попытался достать тебя в реальности?

– Да, да, дружок, – рассказчик расслабленно откинулся на спинку скамейки. – Ты не ослышался.

– Как же он нашёл там тебя?

– Я не знаю всех его методов. Но Гуру никогда не приближает к себе тех, о ком не знает в реальности, – он посмотрел на Ньютона. – Он ведь просил тебя назвать твой город, когда присылал тебе стимуляторы, верно?

– Да, – Ньютон припомнил тот инструктаж. – Но ведь город не маленький.

– Это не важно, – Корвич ухмыльнулся. – Готов поспорить, Гуру и так знал кому куда отправлять таблетки, и спросил вас только чтобы не вызывать лишних вопросов.

Ньютон задумался, а затем спросил:

– Так значит, Гуру преследовал тебя в реальности?

– Да. Но благо на тот момент я жил в детдоме… Так что, когда я забил тревогу, его ко мне не подпустили. Повезло, что мои товарищи подыграли мне. Мы выставили незваного гостя как извращенца, который вечно теребит свои причиндалы под нашими окнами, – Корвич широко улыбнулся, но Ньютону не было смешно. – Не добравшись до меня в реальности, – спокойнее продолжил пепельноволосый. – Гуру зашёл дальше. Он попытался узурпировать мою комнату.

– Узурпировать твоё подсознание? – Ньютон не поверил в это, вспомнив, как учитель привёл их с Хосе в оазис, учил выслеживать узурпаторов и говорил, что узурпаторы самые отвратительные и жестокие из сноходцев, но его взгляд перехватил Англичанин.

– Гуру один из самых искусных узурпаторов, которых я когда-либо встречал, – слегка кивая, произнёс джентльмен.

Ньютон проглотил это, как ком грязи, и произнёс:

– Но Гуру говорил, что завладеть подсознанием другого сноходца практически невозможно…

– «Практически» – это ключевое слово, – подметил Корвич. – Но если ты чёртов Гуру и знаешь людей, как никто другой, да ещё и обладаешь особой техникой подчинения, для проникновения в чужой разум, то возможно всё… Гуру знает людей не только потому, что он чёртов долгожитель, который узурпирует комнаты несчастных и переселяется из тела в тело вот уже не один век, но ещё и потому, что он не брезгует копаться в чужих мыслях.

– Не может быть! – запротестовал Ньютон. – Это не логично. Если он такой всемогущий, тогда зачем ему Орден? Зачем сплачивать вокруг себя людей, зачем обучать их, когда он просто может управлять кем угодно?

– Видимо, за свою долгую жизнь он научился ладить с людьми и заставлять их делать то, что ему нужно, не прибегая к своему особому таланту.

– Бред, – буркнул Ньютон. – Никакой логики…

– Почему же? – Корвич одарил его вальяжной улыбкой. – Напротив! Ты ведь делал всё, что ему было нужно, не так ли? Или взять твою подругу, – он проницательно прищурился. – Столько лет Гуру держит её как ручную собачку, и сколько в ней ненависти к нему, и всё же она следует за ним и исполняет всё, что он от неё требует. Да и как по-твоему ему удавалось творить эти жертвоприношения раньше и не вызывать ни у кого подозрений? Ведь не все так слепы, кто-нибудь да догадывался, но Гуру быстро прибегал к своей технике, заставляя держать язык за зубами…

Ньютон молчал, и Корвич тоже взял паузу, а затем продолжил:

– Так произошло и со мной. Гуру почти заставил меня открыть ему дверь в мою комнату, но к счастью кое-кто следил за моей безопасностью, – в сиплом голосе Корвича зазвучало призрачное благоговение. – Кое-кто, до кого дошли слухи. Это был твой отец – наш учитель Абиас, глава Лиги Весов… Он защитили меня, и Гуру отступил. Абиас не сразу посвятил меня в дела Лиги, но, в конце концов, он спросил меня, правдивы ли слухи о Гуру и его жертвоприношениях. Я выложил всё как есть. Тогда Абиас попросил показать мне это. Так мы впервые познакомились с Наоки, – Корвич подмигнул самураю и тот едва заметно кивнул. – Наоки тогда был моложе и разговорчивее, чем сейчас.

– Все мы были достаточно юны, – с ностальгией произнёс Англичанин.

– Так Абиас поверил тебе? – спросил Ньютон Корвича.

– Конечно, поверил. Ведь Наоки не обмануть. Это его дар – заглядывать в чью-либо душу и обнажать её перед остальными.

Или проклятье, мельком подумал Ньютон, представляя, как должно быть неприятно быть копилкой чужой боли, страха или страстей.

– И что же этот Абиас, – Ньютон нерешительно произнёс это имя. – Это он объяснил, что произошло в то утро у костра?

– Мы помогли с объяснениями друг другу, если говорить точнее. Видишь ли, как оказалось, Лига и Орден давние враги. Абиас давно пыталась выяснить, как именно Гуру удаётся поглощать артефакты. А я послужил живым доказательством того, о чём Абиас боялся даже подумать, – Корвич хмыкнул, и тихо добавил. – Так перемирию пришёл конец, и мы развязали войну, которая длилась много лет.

– Да, я знаю об этой войне двух сумасшедших домов, – после затянувшейся паузы небрежно произнёс Ньютон, чем вызвал умилительную улыбку на лице Англичанина. – Но ты так и не объяснил, каким образом всё это относится ко мне и моему брату? И с какого перепуга вы решили, что мы дети Абиаса?

– Так сказал он сам, – спокойно и открыто ответил Англичанин и поднялся с кресла. – Перед самой своей смертью.

Ньютон попытался что-то ощутить, или представить «отца» после этих слов, но не смог.

– Я в жизни не видел отца, – сказал он. – Да и Артур тоже. Да и мама как-то ни разу не упоминала, что он верховодил некой Лигой, поддерживающей сомнительный баланс в сомнительном мире снов.

Англичанин слегка улыбнулся:

– Разумеется, но может вас утешит, что учитель Абиас сам не знал о существовании своих сыновей, пока один из них не пробудился и сам не отыскал его в мире снов, – Англичанин прищурился, заметив в глазах Ньютона промелькнувшее воспоминание. – Вы что-то вспомнили?

Это был один из тех вечеров, когда четырнадцатилетнего Артура буквально приволокли домой его едва стоявшие на ногах друзья. Мама тогда кричала в панике, не зная, что делать. Скорую вызывать она не решалась, боясь, что если в крови её сына обнаружат ту дрянь, к которой он пристрастился в последнее время, то тюрьмы не миновать ни ему, ни ей. Пока она носилась по дому, пытаясь позвонить кому-то из друзей или бывших мужчин и попросить совета, Виктор пытался растолкать брата и влить ему в рот хотя бы стакан молока, и когда тот приходил в себя, то повторял одно и то же без умолку:

– Лицо отца… я видел лицо отца… Витьк… Я видел отца…

– Ты – кусок говна, знаешь?

– Лицо… Отца… Лицо отца… Он здесь, Витьк…

Корвич вдруг закашлялся, вырывая Ньютона из давно забытого воспоминания.

– Вижу, что вы что-то вспомнили, – довольно протянул Англичанин.

– Он говорил, что нашёл выход в «другой мир», – с вновь накатившим чувством вины произнёс Ньютон. – Говорил мне, даже когда завязал с наркотиками… Он всё равно искал что-то, и пытался сказать… Но я не верил ему, и тогда он ушёл.

– Не вините себя, – Англичанин искренне пытался утешить Ньютона. – Сами же знаете, как остро воспринимается реальность и все вокруг, когда ты только пробуждаешься. Но ваш брат не был импульсивен на столько, чтобы наделать глупостей.

Ньютон поднял на него вопросительный взгляд.

– Он не просто сбежал из дома. Он ушёл, потому что ваш отец предложил ему своё обучение, – Англичанин помолчал в сентиментальной улыбке, которая затем нехотя сошла, оставив на лице лишь выражение неизмеримой печали. – Война продолжалась, и вскоре из мира снов переметнулась и в реальность. Люди Гуру имели численный перевес. Они стали находить нас в реальности и убивать. Ваш отец до последнего держал вашего брата в стороне, в убежище, вместе с преданными ему людьми, но один из них предал учителя Абиаса и выдал Гуру целый список убежищ Лиги…

Обезглавленное тело в канализационном коллекторе.

– Учитель Абиас не спасся и не успел спасти вашего брата, когда люди Гуру пришли за ним.

Ньютон сидел с низко опущенной головой и вцепившись в волосы обеими руками. Так вот зачем ты пытался пробудить меня, теперь он понимал свой давно забытый сон. Ты хотел попросить помощи и предупредить об опасности.

– Вы с братом – наследники Абиаса, – сухо произнёс Корвич, разгоняя тишину. – Гуру расправился с ними, и от тебя ему так же нужна только смерть.

– Но я-то ему зачем? – никак не понимал Ньютон. – Я – не мой отец и не мой брат… Да я бы вообще не пробудился и ничего бы не знал, если бы не…

Он внезапно умолк, вспомнив стимуляторы и записку, найденную в сумке после похорон. Он поднял взгляд на троицу.

– Это были вы?

Корвич даже не удостоил его взглядом. Вместо этого пепельноволосый разглядывал свои ногти. Однако Англичанин беззвучно телепортировался ближе к скамейке, и доверительно положил руку Ньютону на плечо:

– Простите, господин Залевски. Но мы должны были помочь вам пробудиться, – Англичанин снял пенсне и печально посмотрел на «наследника». – И это только наша вина, что Гуру нашёл в мире снов вас раньше нас… всё пошло не совсем, как мы планировали…

– А я-то вам зачем?

Англичанин вопросительно глянул на Корвича, и когда тот слегка кивнул, то ответил:

– Мы нашли вас, Виктор, потому что вы должны стать нашим новым лидером, возродить Лигу, и продолжить род защитников мира снов. Этого хотел ваш отец.

– Но я его не знал! – Ньютон истерически хохотнул и отчаянно схватил себя за грудки. – Даже если вы говорите правду, и Абиас был моим отцом, почему я вдруг должен делать то, чего он хотел? Почему я должен платить за его вражду с Гуру? Почему этот Абиас сам не пришёл ко мне и не помог пробудиться?!

– Потому что он хотел защитить вас, пока не придёт ваше время занять его место, –ответил Англичанин. – И теперь этот час настал. Вы здесь, чтобы возглавить нас и завершить войну. Помогите нам покончить с Гуру. Слишком много горя этот человек принёс вам и многим другим…

Ньютон услышал тяжёлое позвякивание доспехов, задрал голову и увидел стоящего над собой самурая.

– Жизнь обвил свою вкруг висячего моста этот дикий плющ, – с невероятным воодушевлением для столь резкого колючего голоса почти пропел воин Наоки.

Ньютон ошеломлённо глядел на самурая, чьему суровому лицу не было равных. Ему казалось, что воин скажет что-то ещё, но тот замолчал, сердито глядя в пространство, будто не было больше на свет слов достойных его языка.

Остальные ничуть не удивились реплике самурая. Корвич лишь поёрзал на месте и обратился к Ньютону:

– Зря ты психанул на меня, – с горечью произнёс он. – Теперь Гуру точно что-то почувствовал. Ну ладно, – пепельноволосый вдруг оживился. – Это нам даже на руку. У меня есть идея, как уничтожить Гуру. Ты ведь с нами?

Ньютон ошеломлённо посмотрел на Корвича.

– Не время сомневаться, наследничик, – «гриф» улыбнулся ему самой зловещей из всех своих улыбок. – У тебя и выбора, вроде как, особо и нет. Сделай то, зачем ты явился в мир снов.

– Да откуда тебе знать, зачем я явился в мир снов? – раздражённо бросил Ньютон.

Корвич удивлённо вскинул брови:

– Не хочешь отомстить за брата и возглавить Лигу?

– Нет.

В глазах Ньютона теперь была уверенность. Убедившись, что он абсолютно серьёзен, Англичанин слегка разочарованно скривил губы и вернул пенсне на нос. Наоки хмурился не с осуждением, но с пониманием.

– Хорошо, – сбросив оцепенение и, вымученно улыбнувшись, протянул Корвич. – Но жить то ты хочешь? Если ты не с нами, Гуру тебя убьёт. Это ты хоть понимаешь?

Ньютон добела сомкнул губы и нервно дёрнулся.

– Мне ничего от вас не нужно, – сказал он, наконец, поднялся и зашагал прочь, глядя лишь на городские руины, и еле слышно буркнул через плечо. – Сами разбирайтесь между собой, фанатики хреновы…

– Ну, если передумаешь или всё-таки жить захочешь – заходи, не стесняйся, – с насмешкой крикнул ему вслед Корвич.

Глава 34. Стук-стук

Виктор проснулся от чувства падения, весь в поту. Сердце колотилось так, словно его разогрели мощным ударом тока. Майка и трико прилипли к телу. Дрожащее дыхание скребло в пересохшей гортани. Из коридора по всей квартире раздавались глухие удары, от которых едва не дрожали стены.

Нет, это не землетрясение. Кто-то ломится в дверь, – заговорило лишь через долгие, полные первобытного ужаса секунды здравомыслие в голове Виктора. Он поднялся с пола и рысью прошмыгнул в коридор.

Ненадёжная деревянная дверь сотрясалась от ритмичных ударов, каждый из которых отражался в сердце тревогой. Он нервно мялся на месте и пытался сообразить, кто может быть по ту сторону. Лишь когда неизвестный перестал стучать, и за дверью послышались голоса, Виктор прильнул к глазку, но током ничего не увидел – линза была исцарапана и истёрта временем.

– Витя? Залевски? – послышался неуверенный женский голос соседки. – Да он здесь живёт…

Виктор пригляделся и всё же увидел неподвижную чёрную фигуру. Незнакомец всё ещё стоял спиной к его двери и внимательно слушал соседку, скрытую где-то во тьме. Сам же он задавал лишь короткие вопросы. Слов было почти не разобрать, лишь угадывался холодный басовитый баритон.

– Виктор, ну… он, – продолжала соседка. – Он хороший молодой человек. Я знаю его и его семью. Раньше здесь жила его бабушка, но она скончалась пару лет назад… Странный? Да нет, ничего такого. Очень порядочный мальчик, студент. Второй год здесь живёт… Да, один… Нет, никогда не было никаких проблем. Друзей он вроде не водит. Нет, не шумит, ничего такого.

– Не шумит? – внезапно раздался в подъезде недовольный старушечий голос где-то справа.

Старуха сплетница, узнал её Виктор.

– Да наркоман он распоследний, вот и не водится с ним никто! – убедительно проговорила старуха.

Незнакомец повернул к ней голову, и Ньютон на миг увидел его размытый профиль.

– Мария Павловна, ну что вы такое говорите! – возмутилась соседка слева. – Ну какой он наркоман? Что вы вечно на всех клевещите?

– Молчи! – грубо крикнула ей в ответ старуха. – Жизни не жила – нече и говорить, чего не понимаешь.

Женщина что-то оскорблённо буркнула и хлопнула своей дверью, оставляя незнакомца на растерзание «сплетницы».

– Я вам точно говорю – наркоман он. Сама сто раз видела, как он в мусорном пакете шприцы выносил! И вообще он нелюдимый такой. Не ходит к нему, действительно, никто. Ещё и от матери совсем оторвался. Из дома выходит раз в неделю, питается чёрте пойми чем! Все деньги видимо на наркотики уходят. А то, что тихий он, вот это – не правда! Какие страшные звуки он издаёт по ночам! – старуха понизила голос и зацокала языком. – То кричит, то воет… – она издала страдальческий вздох. – А иногда на стены лезет… Прямо слышу: шкребётся, как собака запертая. Ой, божечки. Да так страшно становится, что иной раз приходится валерианку пить, чтобы удар не хватил. А то, знаете, старая я уже для такого вот, и боюсь иной раз, что сама помру от его припадков, – старуха помолчала и, словно опомнившись, спросила деловым тоном. – А вы почему интересуетесь, так сказать?

Незнакомец что-то ответил, но слов его было не разобрать.

– А… – протянула понимающе бабка и серьёзно запричитала. – Ну, да, да, да. Конечно. Я всё понимаю!

Незнакомец скользнул вниз по лестнице, словно тень, уменьшился и исчез из поля зрения. Виктор слышал его частые шаги, пока те не сменились скрипом подъездной двери и после тишиной.

Затем в глазке появилась огромная задранная пятнистая физиономия старухи, и Виктор едва не отпрыгнул назад от неожиданности.

– Я знаю, что ты там, наркоман проклятый! – прошипела бабка, и окуляр глазка запотел от её дыхания.

Виктор брезгливо поморщился, отпрянул от двери и на цыпочках ушёл на кухню.

– Мы тебя достанем, слышишь? – звучало за дверью. – Выведем на чистую воду!

* * *

Виктора не отпускало тошнотворное чувство тревоги, от которого он не мог найти себе место и слонялся по квартире, точно жертва в клетке, ждущая своего палача. Слова Корвича не выходили из головы: «Тогда Гуру попытался достать меня в реальности… Он никогда не приближает к себе тех, кого плохо знает… Если ты не с нами, Гуру тебя убьёт. Это ты хоть понимаешь?». Виктор почти был уверен, что к нему приходил Гуру или кто-то из его убийц.

Немного погодя, он осторожно вышел на площадку и позвонил в дверь соседки. Рыжеволосая женщина лет сорока в длинном халате и армией бигудей на голове заговорила первой. По выражению её лица казалось, что она сама всё ещё не отошла от недавнего визита незнакомца.

– Как он выглядел? – внезапно потупилась женщина, когда Виктор спросил её об этом. – Сложно сказать. Обычный мужчина, лет… Не знаю сколько… Странное дело… – женщина словно мялась от собственной неловкости. – Я почему-то не могу вспомнить, как он выглядел. Помню только, что высокий, может быть, даже чуть выше тебя. На лицо вроде взрослый, но это может из-за щетины и голоса так показалось – не знаю.

– А у него были бакенбарды? – поинтересовался Виктор.

– Да вроде нет, – женщина задумалась. – Или были… В этой темноте совсем не разобрать.

Виктор поблагодарил её и хотел вернуться в квартиру, но соседка остановила его.

– А у тебя всё в порядке, Витенька? – спросила она.

– Как будто бы да, – он пожал плечами, стараясь выглядеть непринуждённым.

– Может быть, позвонить маме или в милицию?

– В милицию не стоит. Наверное, просто дверью ошиблись.

– Но он расспрашивал о тебе, – не унималась соседка, то и дело опасливо поглядывая на лестницу, словно боясь, что таинственный незнакомец притаился где-то там и ждёт своего часа.

– Значит, из института, – с улыбкой сказал Виктор и, ещё раз попрощавшись, торопливо вернулся в квартиру.

Он запер дверь на все четыре замка, и, одолеваемый чувством чужого присутствия, затаил дыхание, прислушиваясь. Он ещё раз посмотрел в глазок, но площадка пустовала. Тогда он обследовал кухню, ванную. В спальне заглянул под кровать, и только после этого вздохнул спокойнее.

Виктор целый час смотрел в окно, на заснеженные тротуары, дорогу, прохожих, и периодически подкрадывался к двери и прилипал к глазку. Иногда подъездную тишину нарушал хлопок какой-нибудь двери, и каждый раз сердце Виктора принималось панически колотиться у самого горла. Но каждый раз это оказывался кто-то из соседей, шедших по своим делам и не подозревавших, что за одной из дверей таится параноик, пристально наблюдающий за ними.

Затем зазвонил телефон, и Виктор вцепился в трубку, как в спасательный круг. Ещё до того, как он услышал голос старосты, он догадался, что это именно он.

– Ало? Коля? Это ты? – лихорадочно спросил он от счастья, что он не одинок в своей квартирке в этом враждебном мире.

– Да Вить, это я, – растерянно ответил староста и спросил. – Ты как вообще?

– Лучше не спрашивай, – Виктор истерически засмеялся сквозь слёзы и едва не произнёс вслух: За мной всего лишь охотится один маньяк, отрезавший голову моему брату. Кроме этого – всё отлично.

– У тебя какие-то неприятности? – спросил Коля.

– Как ты догадался?

Староста зашептал:

– Тут с полчаса назад по твою душу в институт заявился какой-то мужик.

У Виктора всё сжалось в груди.

– Как он выглядел? У него были бакенбарды? – спросил он.

– Бакенбарды?

– Господи! – не выдержав, проронил Виктор. – Только не говори, что и ты не помнишь, как он выглядит!

– Я и не говорил, – удивлённо ответил Коля. – Всё я помню. Высоченный. Глаза какие-то зловещие, что ли. В пальто и шляпе. В целом выглядел он совсем не маргинально и без шрамов или чего-то такого. Без бакенбард, просто густая чёрная щетина. И взгляд какой-то тяжёлый. В общем, какой-то мрачный мужик, поэтому я и позвонил тебе сразу, как только смог.

Виктор едва не заплакал в голос и проклял себя за то, что мысленно презирал и смеялся над Колей, ближе которого у него на самом деле никого никогда в этом городе не было.

– Так что у тебя за неприятности?

– Сам толком не знаю, – выдохнув, ответил Виктор. – Но с час назад кто-то ломился ко мне. Я не открыл. Он долго расспрашивал про меня у соседей, а потом ушёл. И, похоже, в институте ты видел его же.

– Во дела… – встревоженно протянул Коля. – Это самые настоящие дела-дела. Ну, ты позвонил в милицию?

Милиция не обрадуется, если выяснится, что их потревожил «наркоман», у которого в тумбочке припрятана пара граммов амфетамина, подумал про себя Виктор и ответил:

– Нет. Я всё равно его толком не видел. Соседи тоже его не запомнили, я разговаривал с ними.

– Очень странно, и… В общем странно, чего тут и говорить, – Коля помолчал и вдруг решительно произнёс. – А хочешь, я к тебе сейчас приеду и подежурю до утра?

– Ты? – Виктор совершенно растерялся. – Ты приедешь?

– Ну да, – невозмутимо ответил Коля. – Мне не сложно. Вот я бы на твоём месте после такого точно глаз не сомкнул. Уж точно не в одиночестве.

Виктор беззвучно заплакал, уткнувшись лицом в изгиб локтя.

– Ты чего, старина?

– Да это всё нервы, – он шмыгнул носом и сглотнул. – Не обращай внимания.

– Так что скажешь? – снова спросил Коля. – Если хочешь – я приеду. Мне вообще не сложно.

– Я буду по гроб тебе обязан, – с усмешкой ответил Виктор.

– Да брось ты это, – буркнул староста. – Я приеду сразу, как только закончатся пары. Нет! Даже раньше! Отпрошусь с физры. Будь начеку, – добавил он. – У тебя там есть хотя бы молоток под рукой или что-нибудь для защиты?

– Есть.

– Ну всё, жди!

– Хорошо. Ещё раз, спасибо.

– Да не за что, – Коля повесил трубку.

Виктор ещё раз оглядел стены, старые бабушкины обои, залитые тусклым электрическим светом, и тишина уже не показалась такой давящей. Теперь, когда он знал, что не одинок, что где-то там, среди пустой территории реальности к нему спешит друг, он почти поверил, что всё обойдётся.

На всякий случай Виктор достал из кладовки старый молоток с ненадёжным расшатанным черенком, который тут же перемотал синей изолентой. Затем он устроился на своей лежанке, так и держа оружие рядом, и моментально погрузился в мир снов, оставив в комнате только приглушённый свет настольной лампы.

Глава 35. По ту сторону

В Аниной комнате по-прежнему было солнечно. Ноябрьский снег лежал только на вершинах далёких гор, что поднимались над горизонтом в морозной утренней дымке, объявшей ржаное поле и мельницы.

Ньютон вошёл в прихожую без стука. Полуобнажённая девушка сидела за столом, завернувшись в одеяло, и невозмутимо смотрела в окно. На столе в одинокой кружке остывал чай.

Он прошёл к столу, сел рядом с Аней, и краем глаза увидел в спальне расправленную постель, утратившую тепло их тел, и подумал, что для него та ночь уже стала давно ушедшим прошлым, после которого произошло слишком много. Однако девушка этого не понимала и не знала. Она посмотрела на Ньютона с лёгкой улыбкой.

– И всё же ты неисправим, искатель, – почти сладко произнесла Аня. – Тебя снова куда-то унесло…

– Хватит, – неожиданно прервал её Ньютон, и девушка изменилась в лице.

Ей казалось, он сейчас скажет что-то ещё, но сноходец лишь хмурился и в его мечущихся глазах затаился серый холод, которого никогда не было прежде. Наконец Ньютон взял Аню за руки и серьёзно произнёс:

– Нам нужно покинуть мир снов.

Уголки губ на нежном лице девушки слегка дёрнулись, но затем замерли. Поняв, что Ньютон абсолютно серьёзен, она отвела взгляд в сторону и внезапно на лице проступила растерянная бледность, а её ладони взволнованно вспотели.

– Мы должны уйти отсюда, – твёрдо повторил Ньютон и приблизился к ней. – Уйти навсегда!

– И почему же? – сглотнув, тихо спросила Аня.

Он дотронулся до её щеки и с глубоким сожалением посмотрел ей в глаза. Ему хотелось рассказать обо всём, что он узнал о Лиге, о своей семье и о Гуру. Рассказать бы всё, как есть, и плевать на предостережения Корвича – Аня ни за что не предаст его. Может, раньше и могла бы, слепо выполняя волю Гуру, но теперь, после всего, что с ними произошло, точно не предаст. И к тому же она пообещала пойти против Гуру с ним, если учитель, в самом деле, окажется причастным к смерти Артура.

– Пока что я не могу рассказать тебе всего, – заговорил Ньютон. – Но нам обоим грозит опасность, и мы должны…

– Ты встретился с Лигой? – резким вопросом перебила его девушка.

– Да… И они рассказали правду о Гуру и Хосе.

В глазах девушки застыл вопрос.

– Гуру убил его, – Ньютон с трудом буквально выдавил эти слова. – Принёс в жертву, чтобы поглотить артефакт. И это не в первой. Он всегда так делает – готовит учеников, как скот на убой, чтобы потом использовать.

Аня растерянно и часто замотала головой:

– Эта неправда. Чтобы поглотить артефакт не нужно никаких жертв, иначе я бы знала…

– Ты хоть раз видела лично, как происходит поглощение? – сухо спросил Ньютон.

Аня ответила долгим озадаченным молчанием.

– Хотя, это не важно, – вновь заговорил он. – Даже если бы видела, Гуру бы стёр это из твоей памяти.

– Что это значит?

– Он – узурпатор. Он умеет проникать в чужой разум и влиять на мысли и память других, – заметив, как напряжённо исказилось Анино лицо, Ньютон провёл большим пальцем по шраму на её виске и добавил. – Он давно контролирует тебя. И это он…

Неожиданно Аня напряжённо сжала губы, отмахнулась от рук Ньютона и, одарив его ненавистным взглядом, вышла из-за стола и замерла у окна. Одеяло упало с её плеч, но на теле оказалась большая мужская рубашка.

Ньютон смотрел, как нервно вздымались плечи девушки, слышал её дыхание и чувствовал напряжение, от которого где-то на улице громыхнуло, и по окнам застучали редкие дождливые капли.

– По-твоему, я всё это выдумал? – Ньютон поднялся и замер за Аниной спиной, не решаясь дотронуться. – Не молчи, пожалуйста, скажи, если ты так считаешь.

Аня развернулась и холодно посмотрела на него.

– Нет, – тихо сказала она. – Я думаю твои слова – правда.

Её взгляд вновь скользнул за окно.

– Я делаю всё, что он просит почти столько, сколько себя помню, – обречённо произнесла Аня, и Ньютон услышал в её голосе и стыд, и подавленность, и серое, подобное смерти смирение. – Как бы я ни пыталась, чтобы не делала, каким-то образом Гуру всегда находит нужные слова, или просто всё оборачивается так, что я не могу его бросить…

– Ты можешь, – Ньютон взял её за плечи и слегка наклонился, стараясь заставить её посмотреть на себя. – Ты можешь избавиться от него. Ты должна. Мы оба должны!

Аня внимательно посмотрела на него и спросила:

– Ты сказал, что мы в опасности. Что ты имел в виду.

– Гуру хочет меня убить.

– С чего-бы? Думаешь, он хочет принести тебя в жертву так же, как Хосе? – на этот раз в словах Ани и тоне сквозила несвойственной ей циничностью и расчётливость.

– Артефакты тут ни при чём. Он убьёт меня, если достанет, в любом случае. Потому что я – сын Абиаса, как и Артур.

Напряжённые морщинки на лбу Ани разгладились, брови распрямились, взгляд смягчился в понимании.

– Это Гуру убил Артура, чтобы тот не занял место Абиаса и не возглавил Лигу, – Ньютон нервно облизнул пересохшие губы и спросил. – Помнишь, ты сказала, что вспомнила моего брата?

– Я сказала, что мне так показалось…

– А я так не думаю! Думаю, ты знала его и знала хорошо. Учитывая, – Ньютон помедлили в нерешительности и всё же сказал это вслух. – Что ты вспомнила о родимом пятне, которое находилось у него на груди…

В напряжённых глазах Ани слезинками задрожали воспоминания.

– Но Гуру сделал так, чтобы ты забыла о нём, – продолжил Ньютон. – И о том, что Гуру сотворил с ним, потому что если бы ты знала правду, ты бы уже ни за что и никогда его не простила.

Аня опустила голову. Казалось, она сейчас заплачет либо по Артуру, либо по тем несчастным рекрутам, которые попадали в лапы Гуру и становились жертвами по её вине, но вместо этого она быстро смахнула скупые слезинки, отошла к столу и, залпом допив чай, со стуком поставила кружку на стол

– Пожалуй, тебе и правда грозит опасность, – серьёзно сказала она, покосившись на Ньютона. – И лучше бы тебе проснуться и не являться в мир снов. Или, хотя бы, не покидать пределов комнаты. И… – она помедлила. – И здесь для тебя теперь тоже не безопасно, ведь моё подсознание открыто для Гуру. Да, Ньютон, – она выпрямилась, с сожалением посмотрела на Ньютона и неожиданно улыбнулась, той же печальной улыбкой светлого ангела. – Тебе пора проснуться и выйти из игры.

– А как же ты? – Ньютон шагнул к ней и снова взял за руки.

– А что я? – девушка беззвучно усмехнулась. – Мне-то он ничего не сделает. Даже если узнает, что я вспомнила об Артуре, сотрёт мне память о нём и о тебе. И всё будет как прежде…

– Что? – Ньютон не поверил своим ушам.

Он не узнавал Аню, такую разбитую, опустошённую и сдавшуюся.

– Что ты говоришь? – не унимался он. – Неужели после всего, что ты узнала, ты готова просто сдаться и ничего не делать?

Аня молчала поглядела куда-то в пол, а затем лишь тихо шепнула:

– Тебе лучше уйти.

– Да никуда я не уйду! – внезапно разозлился Ньютон. – Без тебя не уйду! Я не оставлю тебя ему на растерзание!

Внезапно Аня перехватила его руки и больно впилась когтями в запястья.

– Почему я так важна для тебя, Ньютон? – с той же неожиданной злостью заговорила она, едва не срываясь на крик. – Чего ты ко мне прицепился?! Я всего лишь сон! Может, меня нет в реальности, и не было никогда! Проснись и забудь! И ты проживёшь там счастливую жизнь, живым и невредимым! А это всё просто фантазия! И я – фантазия! И Гуру! И всё, что было между нами!

– Но это же не правда, и ты сама знаешь! Я не смогу без тебя там! Не смогу жить в реальности и думать о том, что оставил тебя здесь!

– Почему? Почему? Почему это так важно для тебя?!

– Да потому что я люблю тебя! – прокричал Ньютон, и между ними повисла тишина.

Аня отпустила его. Недолго помолчав и отдышавшись, он взял её за лицо, заглянул в глаза и заговорил тихим, но решительным тоном:

– Как бы это сентиментально не звучало, но в мир снов меня привели поиски. Поиски правды о моём прошлом. Я думал, что узнав правду, я найду часть себя, которая всегда была спрятана где-то здесь. Я не знал этого наверняка, но всегда это чувствовал… Но больше я не хочу искать! Впервые за всю свою жизнь я не хочу никуда бежать и чувствую что… Что я цел. И цел не благодаря правде. А благодаря тебе! Ты была рядом со мной с самого начала, и открыла мне дверь, – он слегка улыбнулся, когда по Аниной щеке скользнула чистая слезинка. – Я всегда искал тебя, Аня.

Девушка притянула Ньютона к себе и прижалась к его лбу горячими губами. Он слегка растерялся от этого почти материнского поцелуя. Но затем Аня быстро отпустила его, прошла к комоду, и принялась копаться среди баночек с травами.

Ньютон несколько секунд не понимал такой реакции, затем настиг девушку, и крепко обнял её со спины. Они оба чуть покачивались, глупо уткнувшись взглядами в разноцветные баночки, пока он не развернул Аню к себе лицом.

– Это всё, – твёрдо сказал он. – Меня больше ничто не держит в мире снов, как и тебя, – он стал целовать её в щёки и в шею. – Нам обоим пора проснуться, и мы сделаем это вместе.

Когда Ньютон вновь посмотрел ей в глаза, то заметил, как мышцы возле её бровей, губ и подбородка неожиданно задрожали. Аня и сама вся затряслась, словно хрупкий мотылёк, обжигаемый человеческим прикосновением. И затем внутри девушки будто-то что-то переломилось, и Ньютон едва успел удержать её от падения на пол.

Аня разрыдалась в истерике, не в силах произнести ни слова. Слёзы лились по её покрасневшему лицу, спина и плечи конвульсивно дёргались вместе с кричащими и всхлипывающими звуками, доносящимися из горла.

– Тише, тише, – приговаривал Ньютон, поддерживая её и буквально волоча к стулу. – Ты чего…

Он не без труда усадил её и стал суетиться по кухне. Нашёл чистый стакан, наполнил водой из графина и протянул Ане. Она приложилась губами, и Ньютон помог ей осушить стакан наполовину. Аня ещё несколько раз глубоко вздохнула, убирая со лба растрепавшиеся волосы и вытирая слёзы салфеткой, протянутой Ньютоном.

– Что с тобой? – осторожно спросил он, когда истерика поутихла.

Небо за окном развеялось, и лучик солнца упал на Анино лицо. Она ещё раз отпила воды, заглушая остатки конвульсивной дрожи в груди, серьёзно посмотрела в честные и открытые глаза Ньютона, и с тихой уверенностью произнесла:

– Я не могу проснуться, Ньютон. Я не могу покинуть мир снов.

* * *

– Пап, а почему мы спускаемся под землю? – спросила маленькая Аня, держась одной рукой за руку крепкого молодого мужчины, одетого в дорогой костюм, а другой прижимая к себе плюшевого зайца.

– Потому что поезда метрополитена ходят под землёй, – с улыбкой ответил дочке отец. – Они проходят через тоннели, вырытые под городом.

– Прямо как канализация?

– Да. Очень похоже. Только в метро сухо и нет крыс.

Мужчина и девочка спускались на эскалаторе вместе с другими обывателями. Девочке почти ничего не было видно из-за спин взрослых, и она глядела то на потолок, сияющий жёлтыми лампами, то на улыбающегося отца.

Спустившись, они миновали выложенные красной мозаикой арки и вышли на платформу. Горожане толпились у ограничительной линии, то и дело норовя свалиться вниз, на мрачные чёрные шпалы. При мысли об этом, Аня не вздрогнула, а только улыбнулась, представив, что даже если кто-нибудь упадёт, то из тьмы тут же выскочит огромный чёрный арлекин и поднимет беднягу наверх.

– Поосторожнее, принцесса, – сказал отец, отводя её подальше от толпы.

– Я не принцесса!

– А кто же ты?

– Я часть той силы, – с торжественным выражением заговорила девочка. – Что вечно всем желает зла, и вечно совершает благо!

Отец рассмеялся, и девочка тоже расцвела улыбкой.

– И кто же тебя этому научил?

– Мама.

– Мама никак Фауста читает?

– Неа, не угадал, не угадал! Мастера и Маргариту.

– Странно, – отец изобразил озадаченность. – Я был уверен, что эта строчка из Фауста.

– А ещё она написана в Мастере и Маргарите, – энциклопедическим тоном произнесла Анечка. – Сразу после названия, на другой страничке, если перелистнуть.

– Какая ты у меня наблюдательная! – восхитился отец.

С эскалатора спустился бездомный. Лицо его было скрыто грязным капюшоном. Отец слега напрягся при его виде и прижал дочку к себе. Бездомный прошёл мимо и затерялся в толпе.

– Пап, а что это значит?

– Что, принцесса? – не понял отец и спустился, чтобы быть с дочерью на одном уровне.

– Эта строчка. Ну, которая из Фауста!

– Я часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо? – с улыбкой переспросил отец.

Девочка кивнула. Несколько секунд отец молчал, пытаясь сообразить.

– Мне кажется, смысл этой строчки в том, что не бывает худа без добра, – наконец, ответил он.

– Совсем не бывает? – удивилась девочка.

– Конечно. В жизни всё относительно.

– А что это значит?

Мужчина виновато разулыбался, и устало потёр лоб:

– Я хотел сказать, что смысл этой фразы в том, что иногда даже злые поступки, со злым умыслом, совершаются не зря, и, в конце концов, могут привести к чему-то хорошему.

Девочка глубоко задумалась. Затем подъехал поезд.

– Держись за меня, – сказал отец, с трудом дотянувшись до поручня через головы раздражённых пассажиров.

Девочка держалась за отца и не отпускала его ни на секунду с того момента как двери захлопнулись, голос объявил следующую станцию, и состав с грохотом нырнул в чёрный тоннель.

Через несколько станций стало свободнее и Анечка села на свободное место. Отец стоял рядом и трепал дочери чёрные косички, заставляя её смеяться. Затем поезд тронулся вновь, и девочка молча глядела на часто мелькающие огни во тьме перегона, похожие на глаза невиданных обитателей подземного царства.

Отец устало смотрел куда-то в пустоту, думая о чём-то своём, как вдруг боковым зрением уловил в дальнем конце вагона какое-то движение. Он повернулся и увидел того самого бездомного. На его голове по-прежнему был капюшон.

Бездомный не спеша зашагал в сторону девочки и отца с низко опущенной головой и держа руки под безразмерным рваным балахоном.

Отец напрягся и, не отводя взгляда от неизвестного, закрыл от него дочку собой.

Но бездомный вновь прошёл мимо. Мужчина облегчённо выдохнул. Он с улыбкой повернулся к дочке, чтобы что-то сказать. Но в следующий миг вагон наполнили чьи-то испуганные крики, и отец ничего не успел сделать, как бездомный, на чьём лице теперь отчётливо виднелся химический респиратор, рванул к девочке с ручным газовым баллончиком.

Девочка испуганно вжалась в твёрдое кресло, вцепилась в зайца и не успела закричать, как грязный палец бездомного нажал на кнопку, и струя едкого газа ударила Ане в лицо.

Отец повалил бездомного в проход и, яростно крича, стал бить его по лицу.

Нос и гортань девочки свело судорогой. В глазах зажгло. Она в панике подскочила с места, выронила зайца под ноги какой-то кричащей женщине, и ноги её внезапно онемели и подкосились. Девочка упала вниз головой и в висок её что-то сильно ударило.

Боли она почти не почувствовала, только полный паники и кричащих лиц вагон куда-то поплыл перед глазами.

Отец оставил избитого бомжа и бросился к дочке с криком ужаса:

– Аня! Аня! Анечка!

– Осторожно! – закричал кто-то из посторонних.

Бездомный с вновь закрытым лицом пнул стоящего на коленях отца в голову и тот упал без чувств. Убийца чуть наклонился, схватил отца за волосы, поднёс баллончик к его лицу и нажал на кнопку.

Грохот тоннеля, крики пассажиров, закрывающих свои лица чем попало, и шипение сжатого газа не прекращались, пока баллон бездомного не опустел, и оптимистичный голос машиниста не оповестил о прибытии на станцию.

* * *

– Кажется, это был зарин, – спокойно произнесла Аня.

Ошеломлённый Ньютон сидел в спальне на краю кровати, пока девушка стояла у окна и смотрела в небо, наблюдая за снежинками, пролетающими мимо остановившихся мельниц. Слёзы на её лице высохли, и она глубоко вздохнула, словно после рассказа на душе стало легче.

– Папа умер ещё до того, как этот проклятый поезд остановился. А я потеряла сознание, – Аня помолчала и тихо продолжила. – Очнулась я в больнице только через несколько месяц… Зарин парализовал нервную систему. Я не могла пошевелить ничем, кроме глаз. Даже язык был скован. Но к счастью рядом оказалась мама. Помню, как она заплакала, позвала докторов, а те сказали: это настоящее чудо, что я вообще очнулась… И хоть я не могла говорить, я могла слушать. Мама рассказала, что папу похоронили, что его убийцу задержали сразу же. Он особо и не сопротивлялся. Он оказался сумасшедшим и так и не признался, где достал баллон с газом…

Ньютон не мог вымолвить ни слова, потому что у него их попросту не было. Девушка спокойно смотрела на него, а затем подсела рядом и положила голову ему на плечо. Он обнял её.

– Теперь ты понимаешь, почему я не могу проснуться? – спросила она. – В реальности я не смогу до тебя дотронуться, не смогу заговорить, может, сумею открыть глаза и посмотреть на тебя, но теперь не уверена, что смогу и это после стольких лет комы…

– Но ты же сказала, что пришла в себя? – севшим голосом спросил Ньютон.

– Да, и я прожила так ещё несколько лет, прежде чем отказалась от реальности на совсем. Я не смогла так жить. Лежать в постели, в окружении проводов и капельниц без возможности когда-либо ощутить хоть что-то, пройтись по улице, или встретиться с папой в том парке… И я не могла больше видеть, как мама продолжает надеяться и борется за меня.

– И ты предпочла остаться в мире снов и больше никогда не просыпаться?

– Да… И именно тогда Гуру нашёл меня в мире снов.

– Гуру? – Ньютон вновь напрягся. До этого момента он совершенно забыл о нависшей над ними угрозе.

– Да, – Аня слегка отпрянула от него. – Я тогда ещё была ребёнком, и он помог мне освоиться в мире снов, научил всему, что я знаю. Можно сказать: подарил мне новую жизнь.

На её лице показалась горькая улыбка.

– А он знает? – спросил Ньютон. – О том, что ты…

– Он всё знает, – голос девушки преисполнился сожалением. – Если бы не он, от меня бы вообще уже ничего не осталось. Когда мы познакомились с Гуру, и он узнал мою историю, то отыскал меня в реальности и представился маме, как иностранный доктор, имеющий эксперементальную программу по лечению тяжёлых случаев заболеваний нервной системы. Он сразу предупредил маму, что это не совсем законно, и что если она расскажет кому-то, то его депортируют или посадят в тюрьму. И, конечно, мама согласилась – первый «доктор», который за столько лет не отмахнулся от её дочери… Конечно, Гуру обманул её. Не было у него никакого лекарства,только особые стимуляторы сна. Примерно раз в неделю он вводит мне их в малых дозах, чтобы я всегда пребывала на глубоком уровне сна.

– Чтобы ты могла ощущать мир снов физически?

– Да, – Аня взяла его за руку и легко провела пальцами по ладони. – Чтобы я могла жить.

Ньютон обнял её крепче и прижался губами к виску. Он молчал, не чувствуя ничего, кроме тишины. Теперь ему всё стало ясно. Они долго просто сидели и смотрели каждый в свою пустоту. Затем Ньютон поднялся и подошёл к окну, растерянно оглядываясь, словно всё ещё искал выход, в который уже не верил.

– Вот почему ты связана с ним, – тихо заговорил он. – Гуру окутал тебя своими нитями и там, и здесь…

– Он помогает мне жить, – в голосе Ане послышались призрачные нотки возражения.

– Но это не жизнь, – резко ответил Ньютон.

Девушка пристально смотрела на него, затем повержено опустила взгляд и тихо произнесла:

– Другой у меня нет… И никогда не будет.

Ньютон смотрел на далёкие сумеречные горы, на покрытые инеем деревья и испытывал непомерную скорбь от вида серых ветряных мельниц. Затем он ощутил Аню за спиной, обернулся и увидел, что девушка улыбается.

– Не печалься, Ньютон, – сказала она и коснулась его щеки. – Всё не так плохо. Ты свободен и не обязан меня спасать. Мне не хочется, чтобы ты рисковал своим будущим ради девицы из сна.

– Пожалуйста, прекрати… – едва ли не раздражённо проронил он.

– Нет, – Аня приложила палец к его губам. – Ты должен меня услышать. Со мной всё будет хорошо, как было до твоего появления. Конечно, я буду думать о тебе и скучать, пока… пока буду способна помнить… Но я не переживу, если из-за меня с тобой что-то случится.

Ньютон долго молчал, а затем наклонился и поцеловал её мягкие тёплые губы. Они обнялись, их руки заскользили по телам друг друга, и, казалось, они уже не расцепятся, но девушка с силой отпрянула от него, и Ньютон вновь увидел в её глазах слёзы.

– Уходи, пока есть время, – серьёзно попросила она, сохраняя последние капли мужества, и вновь зашептала уже с улыбкой. – Ты самое счастливое, что когда-либо со мной случалось. Прошу, не порти это и ничего не говори. Просто уйди и для нас обоих всё останется счастливым сном.

Ньютон постоял с ней ещё какое-то время, показавшееся ему вечностью, затем всё же отстранился, отпустил её лёгкие руки и попятился к двери.

Он взялся за ручку, повернул её, и, в последний раз посмотрев в счастливое и одновременно несчастное лицо Ани, мысленно пообещал: Я освобожу тебя от него, чего бы мне это не стоило. Затем он отвернулся и вышел в коридор дверей, оставив Аню одну в её маленьком сказочном мире.

Глава 36. Возвращение учителя

Когда Ньютон покинул Анину комнату, он не теряя ни секунды телепортировался к дубовой двери с грифоном и трижды громко постучал.

– Всё-таки передумал? – раздался у него за спиной голос Корвича.

– Да, – ответил Ньютон повернувшись.

Пепельноволосый широко улыбнулся и протянул ему руку. Ньютон крепко сжал её, и потоки энергии перенесли обоих в тёмное подземелье. Здесь у костра сидели несколько почти одинаковых человек в длинных плащах с капюшонами. Лишь двое разительно отличались от остальных – самурай Наоки и Англичанин. Но эти двое, как и «плащи», никак не отреагировали на появление Ньютона, и лишь когда Корвич позвал их по именам, проходя мимо костра, они послушно встали и зашагали следом.

Ньютон тоже шёл с ними куда-то в темноту, то и дело оглядываясь на костёр – единственный источник света в этом месте. Затем кто-то из троицы незаметно коснулся плеча Ньютона, и его вновь подхватил поток.

Оказавшись на вершине исполинской горы, дрейфующего где-то посреди необъятного серого океана, над волнами которого стелился тёмный туман, прячущий солнце, Ньютон обернулся и увидел перед собой всю троицу.

– Рад, что вы присоединились к нам, господин Залевски, – Англичанин расплылся в улыбке и отвесил Ньютону лёгкий поклон.

Наоки тоже едва заметно кивнул.

– Да, да, да, – зачастил Корвич. – Вот срубим «ядовитый плющ», и тогда будем радоваться, верно, Нао? – он подмигнул самураю, возбуждённо потирая ладони, и затем серьёзно посмотрел на Ньютона. – Как я уже говорил, у меня есть идея. Безумная! Но расчёт беспроигрышный.

– Что я должен делать? – спокойно спросил Ньютон.

– Ууу, какая решительность! А нам с тобой повезло, наследничек, – Корвич тихо отсмеялся, но после подошёл к Ньютону и доверительно положил руку ему на плечо. – Что ж, уверен, ты нас не подведёшь.

Затем он отпустил его, присел на большой плоский камень, доставая из кармана свёрток старой бумаги, и когда остальные тоже расселись в тесный круг, заговорил вновь:

– План таков…

* * *

… наши разведчики сообщили, что несколько часов назад Гуру вернулся. Так что, после того, как мы расстанемся, первым делом ты пойдёшь к нему.

– Ньютон?! – Гуру едва не опрокинул со стола стопку бумаг, когда ученик возник прямо перед ним.

Ученик тоже вздрогнул и с виноватой улыбкой спешно заговорил:

– Простите, Гуру. Я не хотел вас напугать.

– Что ты здесь делаешь? – рассерженно буркнул учитель, прилизывая волосы трясущейся ладонью.

Ньютон заметил, что в своём синем костюме Гуру выглядел похудевшим, а лицо учителя словно посерело, вокруг рта появились старческие складки, которых не было раньше, а под глазами залегли чёрные круги и морщины.

… Энергии умирающего Хосе едва-ли хватило, чтобы поглотить весь артефакт. Так что, скорее всего, Гуру всё же пришлось отдать часть своей собственной. Теперь, после долгого пути он ослаблен и разумом и телом, так что это наш шанс одолеть его!…

– Я часто приходил сюда, – оправдывался Ньютон. – Ждал вашего возвращения и Хосе. Вот и сейчас я зашёл, просто хотел проверить…

– Я же велел никуда не высовываться и ждать, пока я сам не извещу о своём возвращении, – Гуру недовольно вытаращился на ученика, но затем смягчился. – Ну ладно. Просто ты меня напугал. Садись.

…Внуши ему доверие. Будь не принуждённым. Ни в коем случае не дай ему почувствовать, что ты что-то знаешь о нём и его жертвоприношениях…

Ньютон сел за стол и тут же спросил:

– А где Хосе?

– Хосе? – переспросил Гуру и задумчиво нахмурился, словно пытался понять, о ком идёт речь. Во взгляде учителя Ньютон уловил странное запустение. – Малыш Хосе, – наконец произнёс Гуру и скорбно покачал головой. – Он не выжил, – с сожалением произнёс он и моментально вернулся к своим записям.

Ньютон сидел не шелохнувшись. Заметив его потрясение, учитель отвлёкся и посмотрел ему в глаза.

– Ты не виноват в том, что случилось, – наставительно произнёс он. – То, что мы делаем – рискованно. Это знал и Хосе, и кто был до него. Но все они рисковали, потому что верили в то, чем мы занимаемся, – учитель говорил твёрдо и в глазах его появились отблески прежнего вдохновения. – Можно сожалеть о потерях… Ты, Ньютон, будешь сожалеть о случившемся с Хосе до конца своих дней. И я не прошу тебя забывать, потому что это невозможно, можешь мне поверить. Но в твоих силах вынести эту боль ради нашей общей цели, в которую верил малыш Хосе и за которую сражался до последнего.

Ньютон взялся за голову, наклонился, и с минуту молчал. На пол упало несколько слезинок. Затем он выпрямился, поморщился, сдерживая слёзы, и посмотрел на учителя почти с осуждением:

– Он же был просто ребёнком, не думаю что он…

– Ребёнком? – Гуру посмотрел на ученика почти со злостью, вышел из-за стола и в мгновение ока очутился прямо перед лицом Ньютона. – Дети не пробуждаются, Ньютон, – внушительно произнёс он и кивнул куда-то в сторону. – Дети – это те, кто предпочитает жить в иллюзии – сновидцы! Хосе же не был ребёнком. Он знал куда больше, чем большинство людей узнает за всю свою никчёмную жизнь! И именно это привело его в мир снов! Именно поэтому он поверил в Орден и его цели…

Ньютон посмотрел на учителя невидящим взглядом, продолжая слушать его пламенную речь, но с трудом сдерживая порывы ненависти и мысль, которая крутилась в голове: Нет, сволочь! Он поверил тебе лишь потому, что я привёл его к тебе чуть ли не за руку. Я буквально скормил его тебе, и никогда он не верил в твою сраную цель, в отличие от меня – идиота. Он всего лишь был одинок и верил, что кому-то в этом мире есть до него дело!

Ньютону показалось, что Гуру услышал его мысли, и сердце у него ушло в пятки, когда учитель отпрянул назад и подозрительно наклонил голову.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – он посмотрел на Ньютона испытующим взглядом.

Глаза ученика забегали:

– Вообще-то, кажется, я действительно хотел кое-что сообщить…

… Внуши ему доверие! – всё ещё звучал в голове голос Корвича.

– Я слушаю тебя, – серьёзно произнёс учитель.

– В смерти Хосе только я и виноват, – сказал Ньютон. – Тогда в пещере…

Он рассказал ему всю правду. Угрюмое выражение на лице учителя почти не менялось во время рассказа. И лишь когда Ньютон признался, что тайком отыскал Лигу Весов в его отсутствие, Гуру неожиданно всепрощающе улыбнулся, и его глаза заблестели любопытством.

– Они хотят устроить засаду и попросили, чтобы я привёл вас в назначенное место.

– И куда же это?

– Полигон прыжков.

Гуру презрительно прыснул:

– Больше они ничего не говорили? Может, что-то о своём предводителе?

– Вы про Абиаса? – спросил Ньютон и тут же поспешил добавить, заметив на лице учителя напряжение. – Сказали только, что вы его убили и должны заплатить за это.

– И всё?

– Вроде всё.

Учитель долго вглядывался в глаза ученика и, наконец, сказал:

– Хорошо. Спасибо, что предупредил насчёт них.

Ньютон пожал плечами:

– Да как будто бы не за что. А что мы будем с этим делать?

– А разве мы должны что-то с этим делать? – Гуру удивлённо приподнял бровь.

– Я думал, мы воспользуемся эффектом неожиданности и нападём на них первыми. Как вы это сделали тогда на башне.

Гуру тепло улыбнулся:

– Как всегда, быстро схватываешь. Но откуда такое рвение поквитаться с Лигой?

– Но они же наши враги! – разгорячённо сказал Ньютон. – Они набирают силу. И ещё они напали на нас и едва не прикончили! Мы должны с ними поквитаться! Отомстить за Хосе!

– Ценю твой порыв, Ньютон. Но сейчас у нас есть дела поважнее этой войны.

– Если война мешает нам идти к высшей цели, разве есть что-то важнее этой войны? – Ньютон подался вперёд. – Что может быть важнее будущего? Будущего, – Ньютон сглотнул солёный ком. – В которое верил Хосе. И к тому же, – он сжал кулаки. – Корвич должен заплатить. Так или иначе, он тоже причастен…

– Я сказал – война подождёт, – суровым голосом перебил Гуру. – Пусть эти фанатики готовят свою засаду и ждут сколько хотят. А нам нужно обсудить наши искания.

Ньютон повержено опустил взгляд.

– Не раскисай. Мы ещё поквитаемся с Корвичем и его стервятниками, – учитель вернулся на своё место и сел. – Вообще-то я хотел поговорить с тобой о наших делах. Но вижу, как ты расстроен. Тебе нужно отдохнуть и успокоиться.

… Затем он станет говорить с тобой о делах…

Ньютон шмыгнул носом, прочистил горло и сказал:

– Да нет, всё в порядке. Я спокоен. Лучше расскажите как дела с артефактом, – он кивнул на лежащий перед учителем разорванный дневник Биаса. – Вы уже изучили его?

– Не до конца, – ответил учитель и серьёзно нахмурился, почесывая бакенбарды. – Вещь эта очень древняя, состоит практически из неподвижной энергии, которую впитать просто невозможно. Так что приходится в буквальном смысле расшифровывать эти письмена, написанные языком первых, – его бледные губы растянулись в усталой улыбке. – Повезло, что это хотя бы дневник, а не какой-нибудь горшок из глины. Ума не приложу, что бы мы в таком случае делали.

Ньютон тоже улыбнулся.

– Что мне удалось выяснить? – Гуру покровительственно положил ладонь на рукопись. – Это определённо то, что мы искали. Здесь именно те знания, которых нам не доставало. Биас точно был одним из тех древних, кто владел техникой переноса энергии мира снов в реальность.

Ньютон вспомнил улиточную деревню среди пустыни и спросил:

– Он был магом?

– Одним из их предков, – поправил его учитель.

– Так и что, теперь мы сможем соединить мир снов с реальностью? – голос ученика дрогнул от волнения.

– Пока я не нашёл здесь никаких чётких инструкций. Это своего рода летопись, – заметив разочарование на лице ученика, Гуру словно забеспокоился и заговорил с большей увлечённостью. – Но, тем не менее, здесь всё равно больше того, на что я рассчитывал. Здесь нередко упоминается о «вратах», которые «возникают, когда поток «тонкой» энергии разрывает оболочку между мирами».

– Энергия мира снов? – спросил Ньютон.

– Она родимая, – почти с нежностью ответил Гуру. – А если ты не забыл, мир снов питается энергией сноходцев. И я полагаю, что разорвать оболочку между миром снов и реальностью возможно, если выпустить энергию прямиком из наших комнат! Но этот поток должен быть колоссальным!

– Перед нами стоит вопрос: как усилить этот поток?

– Нет. Скорее, как справиться с хранителями, – Гуру посмотрел на ученика, а затем на дневник Биаса. – Здесь должен быть ответ, хотя бы намёк. Как пустить поток из комнаты, через общую территорию, и прямиком в реальность, да так, чтобы хранители этому не препятствовали. Ведь если они вмешаются раньше, чем поток энергии прорвёт оболочки миров, то вряд ли они будут ласковы… – Гуру взял паузу, и затем подытожил. – Так что, прежде чем начать эксперименты с потоком, мы должны как-то «договориться» с хранителями.

– Получить таможенное разрешение? – пошутил Ньютон.

– Вроде того, – Гуру не улыбнулся. Он устало откинулся на спинку стула и посмотрел на ученика. – Ну как, есть мысли по этому поводу?

Ньютон с минуту раздумывал, пока учитель терпеливо ждал.

… Он обязательно спросит тебя, и тогда ты подкинешь ему одну идейку…

– Может, Аня могла бы нам помочь? – предложил вдруг Ньютон.

Казалось, Гуру ожидал услышать какой угодно ответ, но только не этот.

– Просто я решил, – стал объяснять Ньютон. – Раз уж она вроде как «неприкасаемая» для хранителей, она могла бы подкинуть нам пару идей, как с ними «договориться». Да и вы сами не раз говорили, что она «великая»…

Гуру скользил по потолку взглядом, словно взвешивая эту идею, а затем сказал:

– Смею напомнить тебе, Ньютон, что хранители набрасываются на Аню с тем же пылом, что и на остальных, когда у неё в руках артефакт.

– Да, да, я помню. И всё же, по-моему, она с ними на «ты»! – Ньютон усмехнулся, а затем посерьёзнел. – И, кстати, я всё думал: если все сноходцы в Эдеме обретают свои настоящие тела со всеми их дефектами, – он демонстративно поднял левую руку. – Помните? Вы сами говорили… То почему Аня там остаётся прежней?

– А какой же она должна становиться? – учитель недоверчиво прищурился.

– Разве когда я в Эдеме лишился руки, Аня не должна была стать парализованной?

Гуру пристально смотрел на Ньютона с бесцветным выражением лица.

– Я в курсе, – тихо признался ученик, нарушая неуютную тишину, и потупился в пол.– Мы с ней вроде как сдружились, и она рассказала о том, что с ней случилось в детстве, – затем он вновь посмотрел на учителя. – Вот я и подумал, почему в Эдеме она остаётся «прежней». Может это какая-то особая техника, о которой знает только она?

… Ты должен будешь надоумить его на это…

– Интересное наблюдение, – сказал Гуру и задумчиво потёр пальцами, словно стараясь нащупать в воздухе невидимую нить.

– Хотя, – отмахнулся Ньютон, выдержав паузу. – Может это и ничего не значит. Вы спросили моё мнение, и я просто сказал единственное, что пришло в голову. Но наверняка это просто дурацкая мысль, и всему есть логическое объяснение. И к этим самым энергетическим вратам, и к «сердцу» хранителей, – он усмехнулся, потирая ладони о бёдра. – Думаю, есть более подходящий «ключик», чем Аня, которая не желает и носа показывать из комнаты.

Ньютон ожидал, что учитель как-то отреагирует, но теперь тот пребывал в чрезвычайной сосредоточенности.

– С вашего позволения, Гуру, – Ньютон встал. – Я бы отправился к себе.

Учитель посмотрел на него так внезапно, словно успел забыть о присутствии ученика. Ньютон ещё раз отметил про себя, что ни разу не видел Гуру таким измотанным и растерянным.

– Да, – ответил учитель. – Конечно, ступай.

– Вам бы тоже не мешало отдохнуть после дороги…

– Спасибо, Ньютон. Ступай, – дежурно повторил Гуру.

Ньютон зашагал к выходу, но затем вдруг торопливо вернулся:

– Да, кстати, чуть не забыл…

В его руке возникли листы, вырванные из старинной рукописи.

…Ты возьмёшь это и передашь ему…

В глазах Гуру блеснул азарт.

– Может это нам поможет, – Ньютон положил листы перед учителем.

– Что это? – спросил тот, жадно хватая их.

– Это из дневника Биаса, – спокойно ответил Ньютон.

Учитель бросил листы и принялся жадно перелистывать рукопись, пока не нашёл место, в котором недоставало выдранных страниц.

– Как же я не заметил? – растерянно пробурчал он себе под нос, а затем посмотрел на ученика и воскликнул. – Как они у тебя оказались?

– Отобрал у Корвича, после той драки, в пещере. Видимо, он успел их вырвать, пока капался в наших вещах. Я собирался отдать вам, но… – стал оправдываться Ньютон. – Но Хосе упал, и всё стало как-то не до этого… Простите меня. Я сам вспомнил о них, только когда мы вернулись домой.

Учитель не отводил от него холодного каменного взора, а затем всё же произнёс:

– Лучше поздно, чем никогда.

Ньютон виновато кивнул.

– Ступай.

* * *

Едва Ньютон вышел из бункера, как коридор буквально навалился на него мешаниной грязных цветов и теней. Сноходец попытался встрепенуться, но собственные силы не поддавались ему. Он брёл мимо дверей, буквально заставляя ноги двигаться. Подошвы туфель увязали в старых досках, будто в песке.

Он шёл и прокручивал в голове минувший разговор с учителем, пытаясь понять, повёлся ли Гуру на уловку Лиги, или всё же распознал подвох.

Почувствовав изнеможение, Ньютон вдруг понял, что по-настоящему не спал с того самого дня, когда создал для Ани парк с фонтанами. Парк, в котором теперь Корвич, Наоки, Англичанин и целый отряд Лиги Весов поджидает, когда Гуру явится в Анину комнату со своими расспросами, и тогда они выйдут из подпола и атакуют главу Ордена. Ньютону хотелось сейчас отправиться к ним, но он знал, что это слишком рискованно.

Он достал из кармана оберег и стал вглядываться в него плавающим взглядом, от которого всё двоилось…

… – Твоё дело – заманить Гуру к девчонке, а уж там мы не дадим ему уйти, будь уверен. Тебе же лучше не появляться там. Ещё не хватало, чтобы каким-нибудь чудом Гуру взял тебя в заложники. Ты слишком важен. Лучше пережди у себя в комнате, а лучше, вообще в реальности. А когда всё кончится, мы дадим тебе знать…

– А как же Аня?

– Девчонку мы не тронем. И ему в обиду не дадим, если ты насчёт этого беспокоишься.

– Вы убьёте его?

– Нет, блин! Мы его наругаем и в угол поставим! Ты прикалываешься?

– Его нельзя убивать. Не сразу…

– Это ещё почему?

– Сначала я должен с ним поговорить. Мне нужно будет узнать от него, как дальше быть с Аней. Ведь только он может подсказать, как быть с ней в реальности, как позаботиться о ней, когда его не станет.

– Беседу не гарантирую, но Наоки покопается в его памяти, перед тем как обезглавит, и выудит для тебя всё, что сможет. Так пойдёт?

– И я хотел ещё кое-что…

– Я тебе джин что ли?

– Нужно предупредить Аню.

– Вот это ни в коем случае!

– Но Гуру может навредить ей, если действительно поверит, что она избранная…

– Ну тогда иди прямо к нему и сразу расскажи обо всём! Если ты предупредишь девчонку, Гуру на раз-два раскусит западню, когда придёт к ней. И лучше бы тебе вообще с ней не видеться после того, как сходишь к нему…

Жребий брошен. Осталось только ждать исхода игры. Ждать, когда Гуру падёт, и этот кошмар закончится. И тогда у Ньютона с Аней будет и время, и выбор – настоящий выбор.

Ньютон плёлся вперёд. Со стен зашипели хранители. Они сгустились в многорукую тьму и потянулись к нему. Он попытался бежать, но ноги одеревенели.

Где твои мозги? – спросил он себя. Телепортируйся!

Но не успел Ньютон представить свою комнату, как внезапно откуда-то из глубин пустой территории, по трубам, висящим под потолком, пронёсся нарастающий звон. Ньютон не понимал, что происходит, а звон всё нарастал, обретая ритмичные обрывистые очертания.

Хранители рванули к стоящему посреди коридора Ньютону, словно это он был причиной раздражающего звука.

Ньютон почувствовал дыхание и телесную скованность.

Он часто задышал, слыша, как следом за звоном возник приглушённый пульсирующий гул в ушах. Хранители разинули пасти, но Ньютон смотрел не на них, а прямо перед собой, во тьму коридора, где внезапно беззвучно рухнул потолок и сверху хлынула вода, смывающая всё на своём пути.

* * *

Звон доносился из прихожей с периодичными постукиваниями в дверь.

Виктор очнулся, перевернулся на живот и тщательно откашлялся. В пересохшем рту всё ещё стоял вкус воды. Он быстро поднялся на ноги, прошмыгнул в коридор, включил свет и спросил:

– Кто?

– Это Скворцов, – ответил Коля.

Услышал голос старосты, Виктор на секунду растерялся, но затем вспомнил о ещё одной нерешённой проблеме. О таинственном человеке, который пытался достать его в реальности.

– Ты чего там? – спросил Коля.

– Сейчас, – отозвался Виктор и, с минуту провозившись со старыми тугими замками, отпер дверь.

– Витя! Я уж думал!

Виктор буквально втащил Колю из гулкого полумрака подъезда в тёплый свет прихожей, от чего студен растерялся.

– Не ори ты так! – прошипел Виктор и стал лихорадочно защёлкивать замки.

– Да там никого вроде бы нет, – будто оправдываясь, сказал Коля. – Я на всякий случай даже пару раз прошёлся по двору. Ну, знаешь, попытался увидеть, нет ли кого подозрительного на горизонте.

Коля сказал это с особо доверительным тоном, и на лице его показалось недовольство от того, что Витя проигнорировал его особую заботу и бдительность.

Когда Виктор покончил с дверью, староста повесил мокрое пальто и стал внимательно изучать однорукого хозяина квартиры. Виктор тоже посмотрел на Колю и невольно улыбнулся при виде его нелепого оранжевого шерстяного свитера, от которого курчавые рыжие волосы товарища казались совсем огненными. Колю тоже слегка смутили Викторовы треники и растянутая белая майка, ведь они, в отличие от костюма или рубашки, никак не скрывали его худобу, анерексичные ключицы, и впалую диафрагму.

– Ну, как ты? – спросил староста, преодолев оцепенение.

– Кажется, я знаю, кто за мной охотится.

Виктор поманил товарища в кухню.

– Ого! Прямо таки охотится? – с восторженным беспокойством спросил Коля.

– Да.

Не зная, что сказать, а что упустить, чтобы всё не прозвучало бредом, Виктор сперва предложил чай. Набирая в чайник воду несколько долгих секунд, он глядел в мокрое тёмное окно.

– Так ты расскажешь, что это за мужик к тебе приходил? – нетерпеливо спросил Коля, усевшись за пустой стол.

Виктор поставил чайник на плиту и только в этот миг вспомнил, что у него нет заварки.

– История может показаться длинной и сложной, – начал он, глядя на синие газовые огоньки. – Но тебе придётся выслушать, чтобы всё понять.

– Валяй, – Коля просиял комсомольской улыбкой. – Мы же не торопимся.

– Вообще-то, времени у нас не так и много, – Виктор повернулся к нему, и староста посерьёзнел. – У меня его практически нет, так что я буду говорить быстро, а ты, не перебивай и не делай скорых выводов прежде, чем я закончу.

Коля согласно кивнул.

– Всё началось в сентябре, – вновь заговорил Виктор. – Чтобы ты понял, в тот момент, когда я перестал ходить на занятия. Это связанно с моими снами…

– Я помню, – неожиданно произнёс Коля. – Мы ещё сидели в сквере, и ты рассказывал о том, что нашёл способ просыпаться во сне и взаимодействовать с другими людьми. Что-то вроде общего информационного поля, в котором мы все пребываем, когда спим. Что-то вроде того? Я ничего не путаю?

– Так ты всё помнишь?

– Конечно! Это же не так давно было.

А кажется, что прошли годы, подумал Виктор и продолжил.

– Но ты мне тогда не поверил, и это нормально – никто бы не поверил. Но теперь я пытаюсь рассказать тебе это снова и, надеюсь, что когда я глубже изучил этот мир, ты хотя бы перестанешь считать меня психом.

– Я не считаю тебя сумасшедшим, – Коля лукаво улыбнулся.

По глазам старосты и было видно, что он уже помышляет о звонке в дурдом, но обратного пути у Виктора не было. Ведь где-то там, за окном всё ещё мог рыскать убийца, подосланный Гуру.

– В мире снов я повстречал нескольких людей. Я сблизился с ними так крепко, как не сближался ни с кем никогда.

– То есть, ты намекаешь на то, что всё это время ты совсем не болел, а просто контактировал с кем-то из своих снов? – беспечные голубые глаза старосты, выпученные за толстыми линзами, округлились.

– Да, – спокойно ответил Виктор. – И среди этих людей я нашёл того, кто убил моего брата.

– И, по-твоему, этот некий человек из снов теперь и за тобой «охотится», – быстро догадался Коля.

– Возможно не он, а его люди, но суть от этого не меняется…

Староста вдруг показательно откашлялся и поднялся со стула.

– Вить, да у тебя же попросту депрессия, – в голосе Коли сквозило волнение. – Ты же просто изводишь себя! – он вдруг начал по-хозяйски обходить кухню, проверяя шкафы, забитые лишь пыльной посудой. – Как ты вообще живёшь? Чем ты питаешься? – Коля подошёл к плите, отключил конфорку под чайником и посмотрел на Виктора честным открытым взглядом. – Вить, не дури. Ты просто убит горем из-за брата, и сам себя довёл до депрессии. Я уверен – никто за тобой не охотится. Ты всё накручиваешь.

– А как же тот человек, что наведывался в институт? Ты ведь сам его видел и слышал, – веки под широко открытыми воспалёнными глазами Виктора подрагивали нервным тиком.

– Да мало ли кто это мог быть! Может тот мужик из ассоциации инвалидов, или из здравоохранения, или ещё кто!

Виктор горько ухмыльнулся.

– Только не обижайся, Вить, но посмотри, в кого ты превратился! Я говорю это, потому что ты мне друг, и я беспокоюсь…

Пока староста говорил, Виктор мысленно унёсся в прошлое. Маленькая квартира, за окном дождь, мать говорит Артуру эти же самые слова: «В кого ты превращаешься?». На её глазах слёзы, а в руках она сжимает упаковки каких-то таблеток и маленькие бумажные свёртки с сухой зелёной травой, которые только что нашла в куртке сына. Артур «посылает» её, хотя в бессвязной мычащей речи это трудно понять. А Виктор сидит на койке напротив, прячется за книгой, поглядывая, как обдолбанный брат пускает слюни в подушку.

– Отец… Я видел его лицо, Вить…

– А ведь тут ты прав, – тихо произнёс Виктор, возвращаясь в реальность. – Может я и правда стал… Психом? Торчком? – он посмотрел в глаза Коли и тепло улыбнулся. – Я рад, что ты здесь, дружище, даже не смотря на то, что считаешь меня конченным.

– Я ничего такого не говорил, – уверенно заявил староста. – Я сказал, что с тобой…

– Не важно, что со мной, – мягко перебил его Виктор. – Сейчас важно только одно, – он вышел в коридор и махнул старосте, чтобы тот шёл за ним. – Одному человеку, очень близкому для меня человеку грозит опасность.

– Дай угадаю, – Коля вошёл в спальню за хозяином и с опаской оглядел «вампирское логово». – Это всё происки «убийцы твоего брата»?

– Да, – Виктор присел на кровать. – Всё, что тебе следует знать – это страшный и очень сильный человек. Я сделал так, что на какое-то время он переключит своё внимание на неё, но я не могу рисковать и сидеть, сложа руки. Я должен защитить её. И мне нужна твоя помощь.

Староста с изумлением таращился на раскиданные по полу простыни, затем нерешительно спросил:

– И что же я должен делать?

– Я прошу, чтобы ты просто оставался здесь и охранял моё тело.

Коля скептически посмотрел на однорукого «безумца» и, казалось, хотел что-то сказать, но Виктор опередил его.

– Коля, я знаю, что мы не друзья, – торопливо, но тихо, сказал он. – Знаю, кем ты меня считаешь, знаю, что жалеешь о том, что пришёл сюда. Я и сам жалею, что втянул тебя в это. И всё же, я рад, что ты здесь. И я благодарен, что ты меня выслушал, – он улыбнулся, насколько мог, и внезапно в глазах старосты всё же сверкнуло что-то от сноходца –любопытство и вера в нечто непознанное. – Ты можешь уйти, если хочешь, но если ты веришь мне, ну хоть чуть-чуть, веришь хотя бы в то, что для меня это важно, как ни что другое, я прошу только об одном: побудь здесь до утра и стереги моё тело, пока я не вернусь.

Виктор помолчал, затем словно опомнился, упал на четвереньки, достал из-под вороха простыней молоток и, поднявшись, всучил его Коле. Тот внимательно оглядел оружие, вероятно, выискивая следы крови, но тот был лишь слегка осквернён ржавчиной.

– Я сейчас лягу и уйду в мир снов, – проговорил Виктор. – Прошу тебя, не шуми, пока не вернусь, и будь начеку. Если кто-то постучится, сразу буди. Но только в этом случае! Слышишь? – он пристально смотрел на Колю и тот часто закивал – растерянный очкарик со «смертоносным» оружием. – Буди, только если точно будешь уверен, что кто-то пытается вломиться. И да, вот ещё. Если этот человек попытается говорить с тобой – не отвечай! Затаись! И не вздумай отпирать дверь, кем бы он ни представился. Понял?

В глазах старосты всё ещё ютились сомнения, и всё же он послушно кивнул.

– А чтобы ты не скучал, – Виктор метнулся к столу, взял свой недописанный дневник сноходца и отдал его Коле.

– Что это?

– Моя карта снов. То есть – дневник. Здесь я записывал всё о мире снов с самого начала.

Коля взвесил записи и скорчил одобрительную гримасу:

– Не мало. Почти как энциклопедия.

– Здесь не только мои наблюдения, но и весь мой путь с самого пробуждения. Там же ты найдёшь всё о человеке с бакенбардами – убийце моего брата. Его зовут Гуру. В общем, почитай, и ты всё поймёшь, – внезапно в груди что-то колыхнулось, и Виктору сделалось непреодолимо тоскливо глядеть на дневник Ньютона в чужих руках, словно только что он навсегда утратил ещё одну часть себя.

В голове мелькнула странная мысль: Больше я к этому не вернусь. Больше я ничего здесь не напишу.

– Ну ладно, – затем бодрее произнёс он. – А теперь, пожалуйста, оставь меня. Чая нет, но где-то в закромах был кофе и турка. Если любишь, то можешь сварить себе… И если меня не будет до утра, и так никто за ночь не появится, устраивайся на кровати. Я ей не пользуюсь… Только не гаси свет в прихожей. И пусть эта штука будет при тебе, – он указал на молоток и грустно улыбнулся. – Думаю, нам обоим так будет спокойнее.

– Как скажешь, – в конце концов, Коля тоже дружески улыбнулся, уже выходя из спальни. – Отдыхай. То есть, спасай, кого надо. Я присмотрю за тобой, – староста неловко помахал молотком, в другой руке бережно держа помятый дневник, на страницах которого таился путь Ньютона, которым Виктору вновь предстояло стать и, как подсказывало сердце, возможно это случится в последний раз.

Едва дверь легонько прикрылась с той стороны, Виктор отыскал в прикроватной тумбе склянку со стимуляторами и высыпал одну таблетку на ладонь. Его разум был слишком измотан и это грозило очередным забвением. Он боялся, что в таком состоянии не удержит контроль самостоятельно. Поэтому он закинул таблетку в рот, спрятал остальное, погасил свет и лёг на пол. Сноходец глубоко вдохнул, унимая тревогу в груди, и закрыл глаза.

* * *

Мимо него медленно проплывали стены бревенчатого колодца. Сверху была тьма, и снизу – та же тьма. Стен было четыре, затем стало больше, и вскоре они преобразовались в подобие винтовой лестницы. Ньютон парил между ступеней и пролётов до тех пор, пока не вспомнил себя и не подумал об Ане. Тьма и невесомость рассеялись, и он очутился прямо у Аниного дома.

Он затаил дыхание и прислушался. Над увядающими колосьями, в предзакатном коричнево-оранжевом небе порхали редкие птицы. Ветер гнал осенние листья, сорванные с отцветших вишен и постаревшего дуба. Над головой скрипели мельницы, чьи длинные тени протянулись до самого шелестящего леса.

Ньютон вошёл в дом, позвал Аню, но ему никто не ответил, кроме нежного перезвона колокольчиков. Тогда он вышел на улицу и огляделся. Аня должна была ощутить его прибытие. Он с минуту ждал, что она сама явится к дому, но, потеряв всякое терпение, взлетел вверх. В считанные секунды внизу домик стал крошечным, жернова мельниц мелькнули перед его лицом, в ушах завыл ветер, и скоро всё внизу стало пятнистым ковром, сотканным из жёлто-рыжих пятен леса, серых клякс горной гряды у озера, и оранжевой ржи. Ньютон ёрзал в воздухе ногами, сохраняя равновесие, а затем чуть подался вперёд и полетел вперёд, внимательно изучая окрестности.

Лишь приблизившись к озеру и увидев внизу знакомый крошечный силуэт, он почувствовал, как сердце его возликовало, и плавно спустился к деревьям так, чтобы не спугнуть девушку.

На Ане была короткая чёрная куртка с подвёрнутыми до локтей рукавами, так что были видны слегка исцарапанные лесом кисти. Волосы сплетены в привычную косу, в изящные черты лица выдавали сосредоточенность. Девушка пускала «лягушек». Быстро и точно швыряя камни один за другим, словно от этого зависело что-то важное.

Ньютон замер, глядя на неё, и почему-то не спешил подойти. Казалось, он не видел Аню вечность, хотя прошёл всего лишь день. Такой долгий день, какие иногда старят людей так, как не старят годы, потому что содержательность их слишком велика для такого короткого промежутка времени.

Аня не замечала его. Она взяла плоский камень, наклонилась и метнула его вдаль. Лишь когда «лягушка» канула в омут, она выпрямила и увидела Ньютона, идущего к ней по берегу.

Он остановился, не дойдя всего нескольких метров. Девушка тоже замерла.

Они глядели друг на друга. Её лицо окрасил закат, искрящийся в синих глазах, его серьёзное лицо скрывала тень. Озеро дышало прохладой. Ветер покачивал кроны елей и сосен.

Ньютон долго глядел на Аню, её глаза-айсберги, видел этот шрам на виске, выразительные чуть напряжённые губы, чёрные волосы, отливающие на солнце синевой, и впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему дома. Он вернулся, и больше никуда не уйдёт. Он улыбнулся и не успел сделать шага навстречу, как Аня телепортировалась прямо в его объятия.

Ньютон держал её так крепко, словно в последний раз, одной рукой оплетая талию, другой оберегая плечи и нежно, почти не касаясь, гладил волосы и жадно вдыхал Анин запах, чистый и призрачный запах деревьев.

– Ты вернулся! – она согревала его шею своим дыханием и слезами. – Ты здесь…

Аня обнимала его, гладила по спине, будто всё ещё не веря. Будто её день, проведённый в привычном тихом месте, длился так же долго, как его день.

– Конечно, я здесь, – вымолвил Ньютон, обнаруживая в своём голосе то, на что он, казалось, не был способен: нежность, страх за кого-то и отчаянное рвение пожертвовать всем, только бы никогда её не отпускать. Только бы с ней всё было хорошо. Только бы это помогло уничтожить всё зло мира, способное причинить ей боль.

Ни храбрость, ни отчаяние, а почти безумное желание умереть прямо сейчас и навсегда исчезнуть в этом прекрасном идеальном моменте. И пусть место хранит память о них, а они оба станут свободными.

– Я же сказал, что если проснусь, то только с тобой, – сказал он.

Аня мягко отстранилась.

– Но ты же не должен был возвращаться, – произнесла она, всё ещё держа его за руки. – Тебе опасно находиться здесь, ты ведь сам знаешь… Ах!

Внезапно словно нечто невидимое толкнуло Аню, и она вскрикнула, навалившись и Ньютона.

– Что это? – спросил он, помогая ей восстановить равновесие.

– Видимо… споткнулась на камне, – голос Ани звучал неуверенно. – Нужно смотреть под ноги.

Ньютон стал обеспокоенно оглядываться по сторонам. Ты? Споткнулась? Ну, нет, Аня, только не в своём собственном мире. Внезапно все звуки на берегу, за исключением тревожного шелеста листьев, стихли. Оранжево-лиловое небо свернулось густыми сумерками.

– Ты чувствуешь? – спросил Ньютон.

Аня посмотрела сначала на него, а затем во тьму меж деревьев так пристально, будто увидела в ней нечто.

В считанные секунды тяжёлые предгрозовые тучи заволокли небо от горизонта до горизонта и замерли в неподвижности. Над потемневшим озером повис штиль. Ньютон узнал этот штиль, похожий на штиль перепутья в Эдеме. Ясные Анины глаза затерялись в полутьме, и Ньютон не сразу распознал в них тревогу.

– Он здесь, – прошептала девушка. – Гуру. Я чувствую его.

У Ньютона внезапно ослабли колени. Он не ожидал, что учитель явится так скоро и не успел предупредить Аню.

– Где он? Ты его видишь? – спросил он.

Аня вдруг прищурилась и схватилась за голову, издав короткий болезненный стон:

– Он что-то ищет… Он роется в…

Внезапно ветер рванул с такой силой, что слова Ани унесло вместе с беспомощными сухими листьями. Ньютон повалился на камни вместе с девушкой. Над их головами всё засвистело и заскрипело.

Ньютон почувствовал, как буквально потяжелел, и, взглянув на Аню, понял, что это она усилила гравитацию, чтобы устойчивее держаться на ногах и ослабить ураган. Но повсюду трещали ветви, озеро взбушевалось, разбиваясь о скалистые берега, поглощая разбрасываемые ветром лесные ошмётки.

– Останови это! – закричал Ньютон, с ужасом глядя на занимающийся шторм и ревущую воду.

– Я пытаюсь!

Аня сжала кулаки и вся напряглась как натянутый жгут. Ветер сорвал резинку с её волос, коса растрепалась и даже распущенные локоны словно забились в неподвластной Ане истерике. Ньютон тоже пытался остановить бурю, замедляя потоки энергии, но та будто своевольно рвалась куда-то прочь, не замечая никаких преград.

Лишь когда в хаосе и тьме раздался очередной Анин крик, и девушка упала на колени, ветер чуть ослаб, и буря понеслась к противоположному берегу.

– Я не могу ничего сделать! – отчаянно простонала Аня.

– Это всё он? – спросил Ньютон.

– Не уверена!

– Кто же тогда?

– Энергия будто взбунтовалась!

Аня снова схватилась за голову в приступе боли.

– Он что-то ищет! – с надрывом сказала она. – Ему что-то нужно! Что-то во мне!

До Ньютона сразу дошёл смысл Аниных слов. Он никак не предполагал, что Гуру начнёт действовать вот так сразу и искать изнутри, рыться в её подсознании, даже не поговорив.

Ньютон вынул из кармана потяжелевший оберег и ужаснулся – энергия в камне стала вязкой чёрной и расползлась по его нутру, готовая разорвать его вдребезги. Он сжал вибрирующий камень крепче, и закрыл глаза, пытаясь слиться с чёрной энергией учителя и увидеть его местонахождения. И на миг у него получилось: Гуру метался в Анином доме, перерывая всё вверх дном. Ньютон видел происходящее глазами самого учителя, но окрик Ани вернул его назад:

– Что ты делаешь?!

Девушка вдруг выхватила оберег из его рук и швырнула в воду.

– Я знаю, где Гуру! – сказал Ньютон, и чудом увернулся от пролетающего на головой пня, который тут же попал в ствол сосны и разлетелся в щепки.

Он упал, разбив колено в кровь, и поморщился от боли, которая была настоящей. Аня наклонилась к нему, и он постарался не подавать виду и лишь добавил:

– Он в твоём доме, он что-то ищет!

– Зачем ты коснулся оберега?! – Аня кричала сквозь шум, волосы хлестали её по лицу. – Если он здесь, ты в опасности! Тебе нужно проснуться! Постой, что ты…

Неожиданно в руке Ньютона возникла большая железная монета с гербом Лиги Весов. Аня узнала эту эмблему и ничего не успела сказать, как Ньютон сжал монету, закрыл глаза, что-то прошептал в кулак, затем разомкнул пальцы, и монета буквально взорвалась и превратилась в густое облачко золы, которое тут же подхватил ветер и унёс в сторону каменного утёса.

Ньютон растерянно поглядел в ту сторону, надеясь увидеть выползающих из тайного хода Наоки и Англичанина. Он не знал, сработал ли призыв.

– Ньютон?

Он обернулся к Ане. Она давила его недоумевающим взглядом, пока вокруг всё хрустело и ломалось.

– Лига здесь, – признался Ньютон, почти прижимаясь к её уху, чтобы не кричать. – Корвич и другие. Они здесь, в проходе, который я созндал…

Аня посмотрела в ту сторону, где за мысом и деревьями, в низине подрагивал пустой хлипкий сарай.

– Ты впустил Лигу в мою комнату? – её голос наполнились яростью.

Ньютон одёрнул её и заглянул в глаза:

– Они пришли за Гуру. Только за ним. Они не причинят тебе вреда.

Аня смотрела на него с открытым ртом и не моргающим взглядом, словно только теперь узнала его по-настоящему. Затем она зло оскалилась, вырвалась из его рук и торопливо зашагала в сторону дома. Ньютон попытался её удержать, но она оттолкнула его с такой силой, что он отлетел на несколько метров и больно грохнулся в россыпь камней.

Аня уходила в темноту. Ньютон приподнялся, телепортировался к ней и сбил с ног.

– Тебе не нужно идти к нему! – он схватил девушку за запястья, стараясь прижать её извивающееся тело к земле.

Аня вырывалась и рычала. Затем она впилась зубами ему в шею. Он зажмурился от горячей боли, ослабил хватку, и девушка сбросила его с себя. Она быстро поднялась, приготовилась телепортироваться, но Ньютон поймал её за рукав куртки.

– Да послушай же! – сказал он. – Тебе нельзя к Гуру! Он пришёл за тобой! Ему нужны твои способности!

– Что ты несёшь? – её глаза полнились тёмной яростью.

– Это я его надоумил! – Ньютон быстро поднялся на ноги. – Это всё план Лиги. Ты лишь приманка.

Аня посмотрела в сторону дома, затем вновь на Ньютона.

– Они убьют его, да?

Ньютон видел, что Аня этого совершенно не желала. Он была пленницей Гуру, она его ненавидела, и всё же для неё смерть учителя была равносильна её собственной гибели.

– Он не нужен тебе, Аня, – буквально умоляюще произнёс Ньютон и обнял её. – Тебе нужно освободиться от него.

– И что тогда? – её голос прозвучал слабо.

– Решим что. Мы справимся. Что-нибудь придумаем. Лига поможет нам.

Анины руки были опущены, а его цеплялись за её спиной, словно пытаясь пробудить её и вернуть к жизни. Но девушка лишь молча смотрела на озеро, над которым буря швырялась землёй, камнями и ветками.

Ньютон отпрянул и посмотрел ей в глаза, обхватив её лицо и пытаясь пригладить её волосы:

– Я найду решение, верь мне! А пока нам лучше спрятаться, пока Лига…

Внезапно Аня обхватила его шею, и он не успел договорить, как неожиданно земля буквально ушла у него из-под ног. Он нелепо уткнулся в Анино лицо и не мог свободно вдохнуть, пока они стремительно взлетали в небо. И лишь когда они замедлились, Ньютон открыл глаза и понял, что висит в воздухе. Девушка легко держала его на вытянутых руках за отвороты рубашки. Ньютон глянул вниз, и его вмиг вспотевшие ладони словно закололо невидимыми спицами: они висели надсамой бурей и чёрным озером, с высоты похожим на рот невиданной твари, клокочущий чёрной жижей из самого её нутра. В ушах загремели раскаты громов. Ньютон беспомощно задёргался, больше всего на свете желая и боясь проснуться одновременно.

– Прости, – почти спокойно произнес Аня, и он заглянул в её холодные глаза. – Но тебе пора домой.

Её руки разжались, и воздух под ногами Ньютона провалился.

Задыхаясь от притока адреналина, оглушённый горловым свистом воздуха, он безвольно устремился вниз. Поток воздуха обжигал кожу. В тело врезались ветки и камни. В падении Ньютона несколько раз перевернуло, и в конце он увидел чёрные волны.

Сноходец закрыл лицо руками, и через секунду его словно разорвало на части.

Свист и гром обернулись сначала оглушительным шлепком, а после замогильным плотным гулом.

От жгучей агонии, пронзившей всё его существо, Ньютон долго не мог ни пошевелиться, ни что-либо различить в тинистой мгле. Затем он коснулся скользкого дна и слабо приоткрыл глаза. В густой тёмно-зелёной мути сперва не было ничего, но затем её словно осветил ясный дневной свет, и Ньютон увидел маленький барахтающийся силуэт. Это был маленький однорукий ребёнок.

Мальчик тянулся от дна к свету, но ногу его держал кусок ржавого каната. Он рвался и метался, надеясь, что брат спрыгнет за ним, как и обещал. Но с поверхности воды только слышались испуганные крики детей, убегающих прочь.

Ньютона охватил ужас. Он закричал, выпуская из лёгких последние остатки воздуха, и вдруг почувствовал, что в отличие от ребёнка его ноги ничто не держит. Тогда он оттолкнулся ими от камней и почувствовал, как легко балансирует в воде. Он посмотрел вверх, на солнечные блики над головой, а затем вновь на пленённого ребёнка.

Мальчик всё ещё боролся со стихией и страхом перед смертью, но уже утрачивал веру в то, что ему ещё когда-нибудь доведётся вздохнуть полной грудью, посмеяться над тем, как брат шутит над мамой, съездить к бабушке и её ворчливым подругам-сплетницам, заляпать шорты мороженным, а потом бегать от ос. Затем мальчик ощутил страшное смирение и закрыл глаза, переставая бороться.

Ньютон видел это видение в глазах и пастях хранителей сотни раз перед тем, как пробудился. Ему казалось, что он уже преодолел свой страх, смирившись с умирающим мальчиком, которого он столько лет хранил внутри себя самого. Но впервые Ньютон вдруг отчётливо понял, что все эти годы вовсе не оберегал этого мальчика от опасностей и зла, с которыми ему самому приходилось сталкиваться и выносить на собственной шкуре каждый день, а напротив – он держал его в заточении на дне того чёртового карьера. Держал в плену и не давал подняться, потому что боялся, что если мальчик всё же выберется, тогда ему придётся занять его место. И тогда он точно проиграет ту схватку и поймёт, что брат в самом деле не спас его, и он навсегда остался на дне.. И всё, что казалось ему жизнью, на самом деле окажется лишь мимолётной предсмертной фантазией однорукого мальчика.

Ньютону и сейчас хотелось больше всего оставить мальчика здесь и поскорее подняться, пока грудь не разорвало от судорожной боли. И всё же на этот раз он подплыл к ребёнку, высвободил его изрезанную ногу, затем обхватил его подмышки, и вместе они стали подниматься к свету.

Ньютон вынырнул и жадно вдохнул оглушительный рёв бури. Держась на воде, он вдруг понял, что больше совсем не боится, и запрокинул голову назад, глядя в грязные тучи, кружащие над озером.

Он не видел берега из-за водянистой пыли и ледяных волн, бьющих по лицу. Вода забивалась ему в рот, он сплевывал, глотал воздух, и снова воду, и всё же ему удалось надышаться и вернуть самообладание. И тогда он заставил поверхность воды перед собой замереть. Он упёрся в неё руками, словно в камень, подтянулся и вывалился всем телом на неровную зеркальную поверхность. Он встал и, проморгавшись и выбрав направление, зашагал к каменистому берегу, превращая воду в твёрдую тропу, и скоро перешёл на бег.

Я всё ещё здесь. Я всё ещё здесь, твердил он про себя, не замечая, что лишился туфель и носков, и что брюки его изодрались, и что тело буквально распухло от удара об воду. Он должен был проснуться от этого удара, но не проснулся. И тому было две причины. Первая: он не хотел этого и заранее предпочёл боль и риск, только бы остаться здесь и защитить Аню. Вторая причина: стимуляторы действуют, и действуют исправно.

Вода, просто вода. Счастливый Ньютон безумно смеялся про себя, быстро приближаясь к берегу, и только на середине пути замедлился от холода.

Он попытался телепортироваться, но энергия всё ещё бушевала, и «прыжок» оборвался из-за болезненного удара бревном в плечо. Ньютон взвыл сквозь зубы, чуть вновь не ушёл под воду и продолжил путь пешком, решив, что если под действием стимуляторов нечто подобное прилетит ему в голову, то он уже никому и ничем не поможет.

Осталось только бежать и надеяться, что Корвич и остальные поспеют раньше, чем Гуру совершит нечто неисправимое.

Глава 37. Судьба

– Что ты здесь делаешь? – спросила Аня, застав Гуру на кухне, перебирающим банки с чаем.

– Анечка, – ласково протянул он, ничуть не смутившись. – Что же у тебя сегодня с погодой? – спросил Гуру, понюхал содержимое очередной банки, поморщился, и бросил её за спину.

Повсюду творился беспорядок: кухонный комод разворочен, чайные смеси рассыпаны по полу. Из спальни тянулся пуховый след расчленённых мягких игрушек.

– Что – ты – здесь – делаешь? – членораздельно повторила Аня.

– Я пришёл навестить тебя, только и всего, – усмехнулся наставник. – Но, судя по твоему настроению и погоде, ты совсем мне не рада.

– С чего мне радоваться? Ты обещал оставить меня в покое. А теперь ты здесь и… Громишь мою кухню?

– Твою кухню? – Гуру оскалился какой-то болезненной улыбкой. Затем он прошагал к окну, поправляя помятый воротник рубашки, торчащей из-под пиджака. – Интересно, наверное, жить на свете так мало и при этом верить, что у тебя есть хоть что-то, что по-настоящему тебе принадлежит.

– Так ты пофилософствовать что ли пришёл? – Аня устало покачала головой. – О, Гуру! Если бы я не знала, как ты умён и мудр, решила бы, что ты просто напился.

Гуру тихо посмеялся рокочущим грубоватым смехом, от которого даже бакенбарды хищно задрожали.

– Может, присядем и поговорим? – он поднял опрокинутый стул и уставился на Аню. – Уважишь старого?

– Не будем мы присаживаться, – ответила девушка. – По крайней мере, пока ты не объяснишь, что ты пытаешься найти в моей голове.

– Ну, Анечка, – Гуру устало вздохнул. – В голове – громко сказано. Твоя голова там, в реальности. И то, что я ищу, едва ли находится в ней. В мозге лишь знания – сухая информация. Бесполезная оболочка того, что куда ценнее знаний.

– И что же это? – терпеливо спросила Аня.

– Опыт, – ответил он и стал вышагивать вдоль стены. – Чем прекрасен мир снов, так это тем, что здесь можно перенять опыт любого человека, не тратя времени на теорию и осмысление. Это так, как если бы в реальности люди могли перестраивать собственную ДНК за считанные минуты. Сделали операцию, или, принял таблетку и раз – ты уже умеешь то, чего не умел раньше. Два – и твоё тело способно поднимать несколько тонн. Три – и ты ничего не боишься, – Гуру улыбался и его тёмный взгляд едва не раздавил Аню, пока он не произнёс вновь. – Не боишься даже самого страха…

Несколько секунд девушка только ошеломлённо моргала.

– На что это ты намекаешь? – спросила она.

– Не нужно притворства! – усмехаясь, сказал Гуру. – Ты ведь уже в курсе. Наш юный друг наверняка уже просветил тебя, – он вытащил из-за пояса свой ключ-клинок и продемонстрировал почерневший камень на рукоятке.

Затем он непривычно нервно засмеялся, видя Анин испуг, спрятал оружие и властно уселся на стул, словно на трон.

– Я ничего не знаю, – сглотнув, уверенно сказала Аня. – Причём здесь вообще Ньютон?

Гуру испытующе посмотрел на десницу, а затем глубоко сочувствующе вздохнул.

– Эх, Ньютон, Ньютон, – задумчиво протянул он. – Парень так сильно хотел выделиться и быть полезным Ордену, что сам же меня надоумил прийти к тебе. Дурачок. А ведь я был почти уверен, что он рано или поздно догадается и о бедняжке Хосе, и обо всём остальном… Но, видимо, я как обычно ошибался на его счёт. А вот ты – нет, – зубы Гуру обнажились в улыбке. – Ведь он так предан Ордену, что готов пожертвовать всем, что ему дорого, сам того не понимая. Но ты не злись на него, девочка, – он делано насупился. – Не надо. Он ведь всё-таки почувствовал неладное и пришёл предупредить тебя, хоть ты почему-то и пытаешься убедить меня в обратном, – в его глазах сверкнуло осуждение, но затем он вновь расплылся в акульем оскале. – Он пришёл, а ты, конечно, сделала так, чтобы он проснулся… Браво, браво, моя дорогая! Знаешь, откуда мне всё это известно? – Гуру слегка наклонился вперёд и заговорил с тихой нежностью. – Любовь это всегда провал: двое стремятся защитить друг друга, но жертвует собой по-настоящему только один.

– Ух ты, – сказала Аня. – Видишь, какой ты проницательный. А говоришь, что ничего не смыслишь в делах душевных. Ну, вот я одна, считай, в твоей власти, и дальше что? Хочешь узнать, как я приручаю хранителей?

Гуру с довольной улыбкой откинулся назад:

– Допустим.

– Никак. Я их просто не боюсь, вот и всё. Так что я понятия не имею, как помочь тебе наладить с ними контакт. Вот честно, – она наигранно положила ладонь к сердцу. – Ничем не могу помочь.

– Возможно, это тебе так кажется, Анечка, – Гуру вновь посерьёзнел. – Я же уверен, что причина твоих экстраординарных способностей таится глубоко в тебе. Так глубоко, что ты сама можешь о ней и не ведать…

– О, Гуру! – удручённо вскрикнула Аня в потолок и снова уставилась на наставника. – Какая ещё причина? Что ты там снова себе выдумал? Нет никакой причины. Есть просто страх, с которым иногда нужно мириться. Вот Ньютон, между прочим, это усвоил и хранители его теперь тоже почти не трогают.

– В самом деле?

– Спроси у него, если не веришь.

– Боюсь, с Ньютоном нам больше не придётся разговаривать, – задумчиво протянул Гуру. – Теперь только ты и я, как прежде.

– Как всегда, – раздражённо выпалила Аня и, пройдя к своему креслу в углу, завалилась в него. – Ну, и что это за «истинная причина» моей сверхсмелости? Если мне она неведома, так, может, ты просветишь?

– Конечно, – с неожиданной уверенностью ответил Гуру и продолжил буравить Аню акульими глазами. – Смею предположить, девочка, что тебе выпала честь стать избранной.

– Чего?

– Ты – далёкий потомок первых сноходцев! – Гуру объявил это с нездоровой торжественностью и хлопнул в ладоши.

Аня несколько секунд молчала, а затем иронично произнесла:

– Гуру, мы, конечно, все немножко психопаты. Но ты – просто король шизофреников.

– Не нужно оскорблений! Не нужно! – Гуру изобразил глубокую обиду. – Чтобы не быть голословным, позволь тебе кое-что показать, – он сунул руку в карман и вытащил сложенный в несколько слоёв старый лист бумаги.

Затем он старательно развернул его, с улыбкой взглянул на Аню, и принялся читать.

* * *

Я прибыл в этот некогда созданный мною мир и теперь жалею, что не сделал этого раньше. Ведь подобно тому, как семени трудно прорасти без дождя, так и дети не могут полностью вырасти без отца. И всё же, они выросли и теперь они называют себя людьми.

Впервые встретив человека, я поразился тому, как этот вид изменился. Сначала меня одолел восторг, ведь впервые я увидел в чём-то своё собственное отражение. Изобретательные, с немыслимым полётом фантазии, и памятью равной которой я никогда не встречал – некоторые из них признавали меня, едва мне стоило заговорить с ними. Но лишь некоторые. Большая же часть людей очерствела от материальности сего мира. Эти люди строят города из камня, приручают животных и не щадя истребляют всё, с чем им должно жить в созидании. Они истребляют даже друг друга, искренне веря, что в том их залог выживания: властвовать и подчинять…

Буря постепенно стихала, волнуя лишь воздух над ощипанной ржаной равниной. Вокруг одинокого домика был разбросан мусор: обломки шифера, деревьев, выбитое поваленным дубом стекло у фундамента. В окнах горел свет, и когда в них показались две знакомые тени, подкравшийся из тьмы Ньютон подбежал к двери и притаился, прислушиваясь к монотонному и спокойному голосу Гуру.

Но даже и у этих забвенцев сохранилась какая-то память о своём истинном начале. Они воздвигают храмы, молятся кому-то, кого зовут отец и «Бог». Впервые переступив порог одного из этих храмов, я лишь улыбнулся. Пусть эти люди и припадали на колени в своих заблуждениях, припадали перед собою же выдуманным создателем, пока я стоял за их спинами. И всё же то был их путь в поисках истины, и я не смел бы им мешать, потому как, мне показалось, неправильно встревать в это таинственное действо преклонения. Я лишь улыбался в стороне, ведь мне отрадно было видеть, что кое-что ещё не забыто.

Но когда в храме появился человек, облачённый в доспехи, с мечом и красным крестом на плаще, и выступил перед прихожанами с провозглашением о начале некоего боевого похода во имя той же веры, что наставляла на мир и созидание, мне стало нестерпимо больно.

Мне захотелось убраться и никогда больше не возвращаться на Землю, и когда я собирался пуститься в путь, на пыльной дороге мне встретился ребёнок, сирота. Он просил у меня нечто, чего у меня не было – денег. Ребёнок молчал и всё равно улыбался чумазым лицом, а в глазах его сияли вселенные, по которым я скитался бессчётное множество веков и эпох. Глаза ребёнка остановили меня. В них было то, что я искал на протяжении всего своего существования – своё собственное отражение. И в тот миг я понял, что все люди на земле лишь брошенные дети и нуждаются в покровительстве и помощи больше, чем кто либо. Тогда я понял, что именно здесь моё место и, обретя плоть, я остался на земле, чтобы напомнить тем, кто забыл об истинной природе своего начала, и избавить их от страданий.

Вместе с несколькими последователями мы основали поселение, куда отовсюду стекались искатели, всё ещё смутно помнившие о начале, или те, до кого доходили слухи о прибытии на землю некого чудотворца, избавляющего всех желающих от земных страданий. Они прозвали меня «создателем». Отчасти это было так – люди являлись частичкой меня, но в свою очередь все мы равные части Абсолюта. И они просто не могли называть по-другому человека, способного воздвигать дома прямо из песка, наполнять кувшины водой и врачевать любые раны лишь касанием.

Другие прозвали эту способность другим красивым словом, которое мне понравилось куда больше, чем титул Создателя – «магия».

Одни утверждали, что я праотец всего, другие, что я лишь колдун. Они пытались доказать другу-другу свою правоту, и каждая из сторон просила разрешить их споры. Я лишь улыбался привычке людей всему давать названия и стремлению одних систематизировать, а других возводить любое недоступное им знание в степень чего-то, как они это называли, «божественного». Мне всегда было всё равно. В конце концов, их слова и громкие споры просто форма звука.

Я лишь пытался объяснить и научить их, что создавать нечто из ничего может любой, ведь способность создавать живёт внутри каждого, чуть глубже тонкого тела, и ещё чуть глубже разума. Внутри каждого присутствует неиссякаемый источник «магии», «энергии», «бога». Источник начала и конца и нужно только добраться до этого источника и высвободить наружу.

Многие из моих учеников достигали успеха. Я учил их жить, не уничтожая друг друга и этот мир. Они же учили меня ценить тепло, свет, радость восхода и заката, радости тверди под ногами, запахов – всего, чего так мало в тонких мирах. Люди научили меня чувству, о существовании которого прежде я не догадывался. Они называют это «любовь». Я долго не понимал, что это за чувство, пока не встретил женщину, увидев которую, сразу понял это чувство. И плодом любви стал ребёнок. Создавая людей, я не учил их любви, но они научились ей сами, вопреки своей сиротской озлобленности, и, держа новорожденного сына в руках, меня пронзило откровение, в котором я стал ближе к людям, ведь теперь я был так же беззащитен и точно знал, что некоторая важная часть меня, гораздо большая, чем все мои фантазии воплощённые в жизнь, навсегда останется где-то на земле, в крови и плоти, если род моего сына продолжится. И я был готов к этому.

День ото дня наша община крепла. Но большой мир не простил нам «магии», и в сердцах тех жителей общины, которые не сумели отыскать внутри себя то начало, о котором я говорил, зародились страх и смятения. И как бы я не старался убедить их не делать скоропостижных выводов, а продолжить учиться, они покинули нас, и вместо них пришли люди с оружием.

Они назвали нас еретиками, демонами, и бесчинствовали, пока ученики мои терпели и бездействовали, как я их о том просил. Я просил их не поддаваться на провокации и не проявлять силу, пока пытался объяснить солдатам правду. Но ни к чему хорошему это не привело.

Не в силах больше терпеть, жители общины стали мстить и устроили настоящую бойню. Один отряд был уничтожен, прибыл второй, третий, началась война, и ни одна из сторон меня больше не слушала.

Солдат было больше, и «маги» несли потери, и последние из оставшихся попытались ополчиться против меня за бездействие. За то, что я больше не мог защитить их. Но я и преданные мне люди отстояли своё право жить, и предатели бежали из поселения. В их глазах были слезы, потеря, былое одиночество – всё то, что мешало им понять простую истину: каждый раз, когда замертво падал крестоносец или кто-то из них, моё сердце рвалось от боли одинаково сильно от той любви, которой они учили меня, а теперь словно забыли о ней.

Войско надвигалось к поселению, где оставались только мёртвые и преданные мне люди и моя семья. Нужно было что-то решать, и я решил. Я сказал оставшимся, чтобы они тоже бежали, пока не прибыли солдаты, и они ушли.

Человечество не было готово принять ту силу, которой я напрасно делился. И теперь я должен уйти. Нашедшие силу лишатся её с моим уходом, и эти дни обретения и потерь быстро сотрутся из их памяти. Отныне предки пребудут в забвении до тех пор, пока потомки не будут готовы обрести силу и сами не отыщут её в моём последнем творении – в мире снов. В этом мире они отыщут своё начало, как я отыскал своё на земле. Мир снов станет хранилищем их собственной силы, и для всех он будет открыт. И когда человечество откажется от старых привычек материи, когда поймёт, что иного выхода нет, что все в Абсолюте едины, люди станут пробуждаться во снах, пока миру не явится последний сноходец – мой наследник, которого я оставлю среди них. Он отыщет силу и пронесёт её сквозь границы миров, и тогда морок рассеется, и человечество избавится от вечных страданий.

Я жертвую собой, чтобы стать этим миром. Стать воспоминанием, и я оставляю это послание, написанное, пока за холмами громыхает латами войско, уверенный, что однажды оно попадёт в нужные руки, а до тех пор, вместе с жизнью моего наследника, его сохранит мой верный друг Биас.

На этом всё. И если это послание попало в нужные руки спустя эпохи, значит время пришло и я – создатель мира снов, приветствую тебя, последний сноходец…

* * *

Ньютон сидел под дверью затаив дыхание. Он прижимал колени к груди, чтобы хоть как-то согреться. Под мокрой одеждой бил озноб. А теперь он ещё чувствовал, как от послания, прочитанного Гуру, по всему телу до боли вздыбились волоски.

– Эй, принцесса, – раздался после долгой паузы уверенный насмешливый голос учителя. – Твой предок передаёт тебе «привет».

Гуру положил жёлтый листок на стол и впился в Аню чёрными глазами, точно гвоздями, хотя она и без того кротко сидела в углу даже не моргая. Но затем девушка улыбнулась и тихо нервно засмеялась.

– Да, да, Анечка. Смейся, – Гуру принялся посмеиваться ей в такт. – Ты не представляешь, каково было моё изумление, когда я впервые это прочёл. Я не верил, пока не перечитал несколько раз. Оказалось, я давно нашёл то, что искал. Вернее, того, кто поможет вернуть людям силу. Он всегда был у меня под носом. Столько лет, – Гуру покачал головой. – Столько жертв. Столько жизней! И вот, наконец, Орден обрёл то, что искал. И, судя по всему, давно обрёл. И теперь высшая цель будет исполнена.

– Нет никакого Ордена, Гуру, – успокоившись, с тихим призрением сказала Аня.

Гуру поднялся на ноги так резко, что стул грохнулся на пол. Сверкнула молния за окном, и могучая тень учителя на миг заполнила собой всё.

– Орден всегда был и будет, – тихо прорычал Гуру в лицо девушке. – Я и есть – Орден!

– То-то и оно, – устало протянула Аня, когда наставник отошёл от неё в центр кухни. Девушка тоже поднялась на ноги и подошла к учителю. – Ты утомился, – внезапно она заговорила так тихо и мягко, словно отыскала в себе резервный запас сочувствия. – Послушай сам себя, что ты говоришь? Тебе бы пора остановится и отдохнуть. У тебя уже разум не ясен. Просто дай голове остыть. То, что ты прочёл, ещё ничего не доказывает. Это просто кусок бумаги. Может, это вообще происки Лиги, и они решили подшутить над тобой.

– Нет, Анечка, – торопливо зашептал Гуру. – Увы, это не шутки. И ты ведь сама это понимаешь…

– Почему ты всё сводишь ко мне? – вспылила Аня. – Лично я понятия не имею, почему камнем преткновения для тебя стала именно я. Ну да, меня арлекины не трогают. Ну так я ведь из комнаты почти не выхожу и не сталкиваюсь с ними! Не лезу, куда собака хвост не суёт, и никогда ничего не меняю! Вот они и обходятся со мной по-человечески. Нет тут никакой особой силы и предназначения.

– Сколько тебе было, когда ты пробудилась? – Гуру пристально посмотрел на девушку.

– Ты ведь знаешь мою историю лучше, чем я сама, – спокойно ответила она. – Ты сам меня пробудил, когда меня только-только парализовало.

– Это не так, – Гуру покачал головой. – Сноходец рождается, пройдя испытание хранителей. У тебя же этого испытания никогда не было. Я встретил тебя уже пробуждённой. Ребёнком, единственным ребёнком, перед которым мир снов расстилался ковровой дорожкой. И дело не в том, что ты ничего не боялась и вела себя как хорошая девочка. А в том, что ты родилась уже пробуждённой.

– Что? – глаза Ани расширились.

– Ты родилась уже пробуждённой, – медленнее повторил Гуру и улыбнулся. – Думаешь, там, в реальности, когда я навещаю тебя, я не разговариваю с твоей мамой?

От этих слов внутри Ани всё заскребло, губы напряжённо сжались.

– Ты с детства была необычным ребёнком, – Гуру принялся вышагивать вокруг Ани. – Ты замечала повсюду то, чего другие не замечали. Говорила во сне, запоминала сны… О да! «У нашей дочки всегда была буйная фантазия», – коверканным голосом сказал он. – «И она постоянно твердила о своих воображаемых друзьях из мира снов. Быть может, если она и сейчас там, она и правда с ними, и ей не так одиноко? Как вы думаете, доктор?».

– Ты – монстр, – только и смогла выдавить Аня дрожащим грудным голосом.

Гуру продолжал терпеливо кружить, словно упиваясь её беспомощными и полными злобы проклятиями.

– Я до последнего не желала верить в это, даже когда Ньютон рассказал правду о тебе…

– О! Ну наконец-то…

– Ты убил Хосе… и это ты убивал всех остальных рекрутов… Я не желала смотреть правде в глаза. Но теперь вижу, что это правда… Ты – чудовище. И нет в тебе ничего человеческого!

– Что поделаешь, – Гуру усмехнулся и развёл руками. – Такова судьба всех спасителей и избавителей – нести на себе клеймо чудовищ, пачкать руки, чтобы путь остальных был чист и светел. Иногда приходится жертвовать… – он замер за хрупкой спиной девушки. – Даже избранными, если они отказываются следовать своей стезе.

– Гуру, светлый мир на жертвах не построишь, – Аня задрожала, чувствуя на затылке его неровное дыхание. – Если каждый твой шаг на пути к этому миру приводит к чьей-то смерти, то, в конце концов, путь приведёт тебя на кладбище, да и только, – она глубоко вдохнула, не давая себе заплакать, и повернулась к наставнику. – Вижу, тебя уже ничто не излечит. И что же ты со мной сделаешь?

Гуру пристально смотрел в её бледное лицо, затем коснулся её щеки. Всё внутри Ани закричало, но она не двинулась с места.

– Раз ты отказываешь поделиться своим даром, придётся вытащить его из тебя.

Гуру отпустил её и не спеша прошагал к разорённому шкафу:

– Где же сердце твоего подсознания, милая? Где же твой артефакт? – он перехватил Анин взгляд, который она всего на долю секунды задержала на искомом предмете. – Ну, конечно. Как же я раньше не догадался, – Гуру с улыбкой подошёл к двери и уткнулся взглядом в зелёные колокольчики с ангелами.

Наставник потянулся к артефакту, но Аня отвлекла его:

– И как это будет?

– Не думаю, что это убьёт тебя полностью, – вдумчиво заговорил он. – Но вход в мир снов будет для тебя закрыт. Ты сможешь осознавать себя лишь в реальности, – Гуру улыбнулся и перешёл почти на змеиный шёпот. – Думаю, для тебя это равносильно смерти. Быть запертой в неподвижном теле. Видеть их лица изо дня в день без возможности даже заговорить…

– И зачем ты говоришь всё это? – глаза Ани сверкнули ненавистью.

– Я говорю всё это, не чтобы терзать тебя, – Гуру состроил невинное лицо. – Я говорю это, потому что у тебя ещё есть выбор. Для извлечения артефакта нужна жертва. Если это будешь ты, то ты умрёшь, но и твоим земным мучениям настанет конец. Если же ты всё ещё веришь в исцеление, веришь в призрачный шанс, что нечто поможет тебе вновь обрести тело, и если ты готова терпеть и бороться дальше, тогда мы без труда подыщем в качестве, хм… «валюты» кого-нибудь другого… и ты будешь жить.

Аня облизнула пересохшие губы и посмотрела на него долгим взглядом.

– Первое, – тихо и обречённо вымолвила она.

Лицо Гуру скривилось таким недовольством, словно ему предстояло сделать нечто, чего он желал меньше всего на свете, но должен был сделать ради всего, во что он верил.

– Да будет так, – сказал он и, ничего не добавив, схватился за артефакт.

Колокольчики на миг звякнули в его жадной хватке, но тут же глухо клацнули и смолкли.

В небе громыхнуло и рвануло безобразной раной, из которой над долиной пролилось холодное сияние. Аня упала на колени и схватилась за голову. Окна лопнули, и деревянный пол усыпали осколки стекла.

Тонкий отчаянный крик Ани пронзил всё его существо. Ньютон рванул дверь и бросился на Гуру. Он обхватил его могучую талию, навалился со всей силой и опрокинул учителя навзничь. Колокольчики с ангелами выпали из руки Гуру и тут же растворились в воздухе.

Ньютон посмотрел на Аню. Она стояла на коленях, рыдая в собственные ладони. Он поспешил к ней, но Гуру быстро пришёл в себя и одним мощным ударом, который пришёлся Ньютону аккурат в солнечное сплетение, сбил ученика с ног.

– Наконец-то, – злорадно проговорил Гуру, поднимаясь с пола. – Я уже начал сомневаться в твоём благородстве!

Потерявший дыхание Ньютон не успел опомниться, как учитель одной рукой схватил его за ворот рубашки, а другой ударил ладонью по виску так сильно, что Ньютон на несколько секунд перестал видеть и оглох от звона в черепе. Он грудью упал на осколки, которые впились ему в пальцы и в подбородок. Затем он перевернулся и с трудом поставил блок, когда Гуру вновь оказался рядом и замахнулся, но вовремя сообразил сквозь размытую пелену, что перед ударом учителя ему не устоять, и просто рванул влево. Стекло вновь разорвало кожу, и на досках пола показалась кровь.

– Проснись! – истошно закричала Аня.

Тёмный силуэт Гуру навис над учеником, скрывая свет болезненно мигающей лампы, затем потянулся к нему, и Ньютон зажмурился, ожидая удара. Но учитель только схватил его за изодранную рубашку и приподнял.

– Выйди из сна! – продолжала вопить Аня. – Беги!

– Вот и недостающее звено, – сквозь безумный оскал прорычал Гуру, и в его свободной руке что-то блеснуло.

Ньютон сразу узнал нож-клинок.

– Ты-то всё понимаешь, в отличие от некоторых, правда, умник? – учитель хищно повёл челюстью. – Зачем губить красивую птицу, чтобы любоваться ей, когда можно лишь подрезать ей крылья…

Гуру ударил Ньютона затылком об пол и, оседлал, прижав всем весом. Затем он стал лихорадочно рыскать взглядом в поисках исчезнувшего артефакта. Ньютон пытался пошевелиться, но не мог оторвать взгляда от зловещего лезвия. Затем он всё же завертел разбитой головой, пытаясь высвободить плечи, и вдруг увидел Аню. Девушка метнулась вперёд с такой скоростью, что Ньютон не успел толком разглядеть, как и она и Гуру сцепились, а затем кубарем вывалились из дома, с грохотом пробив стену.

Дом наполнился душным облаком из кирпичной крошки, штукатурки и пыли.

* * *

– Проснись! – продолжал звучать крик всё так же близко.

Ньютон ощутил на своих щеках удары. Он попытался отмахнуть от невидимых ладоней, подняться на ноги, но кто-то сопротивлялся ему и не давал этого сделать.

– Пусти! – закричал Ньютон, его собственный голос показался ему нестерпимо громким.

– Проснись, Витя! – призывал его незнакомец.

– Я должен спасти её! Отпусти!

Ньютон открыл глаза и увидел чужие руки. Они вырвали его в реальность, и он вмиг ощутил, как боль отступает.

Рыжеволосый студент в очках сидел перед ним белый и взмокший, с глазами полными ужаса. Приглядевшись, Ньютон увидел на руках сновидца мокрые красные пятна.

– Что ты наделал? – зло зарычал на него Ньютон и попытался оттолкнуть одной рукой и опереться на другую, но тут же неловко повалился – левой руки не было.

– Божечки! Божечки! – заголосил Коля и отпрянул назад, глядя то на проснувшегося друга, то на собственные руки. – Это что ещё? Ты же только что истекал… Это твоя кровь! А теперь… Я вызвал скорую помощь! Они уже едут!

Ньютон с трудом приподнялся, оглядел имеющуюся руку. Всё предплечье было в запёкшейся крови, которой так же были измазаны простынь и ковёр. Однако кожу украшали неровные на вид давно зажившие рубцы.

– Я думал, ты умрёшь! Витька, что с тобой происходит? – голос Коли жалко хлюпал.

– Я – не он, – сквозь зубы прошипел сновидец и, увидев лежащий у ног рыжего студента молоток, схватил его и крепко сжал. – Я – Ньютон!

Он рванул вперёд, отрывая тело от грязного пола. Коля упал на задницу и пополз к выходу, точно неуклюжая водомерка, и заплакал. Речь его задохнулась. Ньютон непреклонно шёл на него, точно роковая неизбежность.

Лишь нащупав позади дверной порог, Коля подскочил на ноги и, согнувшись, попятился в полумрак коридора, молитвенно выставив руки.

– Ч-ч-то ты задумал? – проблеял он.

Виктор Залевски шагал в нечеловеческом напряжении, от которого шею оплели вены и жилы. Его рот перекосился от неизмеримой жестокости и злобы. Лицо блестело от пота и крови. Он часто дышал, и молоток угрожающе покачивался в руке.

– Зачем ты меня сюда притащил! – он навис над Колей, и тот, упершись спиной в стену, взвыл. – Я должен был спасти её! Как я теперь вернусь?!

Коля спрятал лицо, подставляя под удар кудрявую шевелюру, как вдруг кто-то стал ломиться в дверь. В квартире повисла тишина. Студент поднял испуганные глаза на Залевски, который словно бы замешкался.

– Эй! Что там у вас? – глухо донёсся из подъезда мужской голос. – Это милиция, открывайте!

Смысл происходящего дошёл до Ньютона раньше, чем Коля успел подскочить с места и броситься открывать.

– Не смей! – прошипел Ньютон и занёс молоток для удара.

Коля сжался сам в себя и тихо жалобно пискнул:

– Мама…

– Как его звать, говорите? – продолжал звучать за дверью чёткий мужской голос.

– Витей его звать. Виктор Залевски, – ответил важный старческий голос. – Говорят вам – наркоман он!

Внезапно послышался ещё чей-то голос – на площадке появился третий мужчина, но разобрать его слов было невозможно. Он что-то пробурчал, и в ответ послышался голос милиционера:

– А вы ещё кто такой?

Снова нечто невнятное, и милиционер продолжил тарабанить в дверь:

– Это участковый! От ваших соседей поступили жалобы на шум! Откройте дверь!

Ньютон злился и знал: всего один удар по этой жалкой рыжей голове – и пришельцы останутся за дверью. Если же не сделать этого, очкарик впустит их, и всему придёт конец. Ньютон сжал обёрнутую изолентой рукоять молотка так крепко, что под потными пальцами заскрипело. Он глубоко вдохнул, точно собираясь нырнуть под воду.

Коля дрожал и плакал. И он вскрикнул, когда раздался глухой удар.

Но за ударом не последовала ни боль, ни тьма.

Староста оторвал зарёванные глаза от коленей и увидел у своих ног молоток и вмятину на линолеуме. Затем он посмотрел на безумца и узнал в нём прежнее почти спокойное, лишь болезненно бледное лицо своего товарища – Виктора.

– Не впускай их, – тихо попросил тот и посмотрел на Колю прежним тоскливым и обречённым взглядом. – Дай мне ещё немного времени.

Виктор отступил в сумрак своего логова, точно как призрак возвращается в сон, и затем скрылся в спальне.

Он запер дверь на щеколду, подпёр её стулом и погасил свет. Из коридора донеслись глухие щелчки замков и трясущийся голос Коли: «Сейчас, секунду».

Виктор выругался, рванул к массивному, под самый потолок шкафу, обошёл его, навалился, упираясь ногами в стену. Когда казалось, что глаза сейчас лопнут от напряжения, шкаф всё же поддался и оглушительно рухнул на дверь.

«Он там, в спальне!» – сказал Коля, и в коридоре послышалась возня и шаги.

Ньютон ощупью отыскал склянку и откупорил её. На дне оставалось несколько таблеток. Он закинул в рот все, и даже слизал с ладони белую крошку. Раскусил стимуляторы. Пересохшую полость рта наполнила горько-сладкая слюна. Виктор лёг в липкое месиво на полу.

Дверная ручка скрипнула, снова чей-то незнакомый голос и отчаянные удары: «Он забаррикадировался!».

Ньютон старался не обращать внимания на голоса, и выплывший откуда-то изнутри головокружительный гул в ушах помог ему в этом.

Сколько там было? Две, четыре? В темноте было не видно. Да и наплевать. Наплевать даже если я провалюсь глубже уровня Эдема. Плевать если не проснусь. Только бы успеть. Только бы успеть…

Уже через минуту его тело лишилось чувств, и дух ускользнул от света фар, скользящих по потолку, от звуков машин и ничего не подозревающего о нём мира. Лишь где-то вдалеке тоскливо выли сирены скорой помощи, сливаясь с равнодушным белым шумом реальности.

* * *

Ньютон очнулся около пролома в стене, через который свистела буря. Он поднялся на ноги и через брешь выскочил на улицу.

Вокруг никого не было видно. Щурясь от ветра, Ньютон побежал по белым пыльным следам борьбы к ржаному полю, через которое протянулась полоса примятой травы. В небе, выше чёрно-коричневой пелены бушевала сухая гроза. Вдали немой прожорливый смерч сметал лес.

Ньютон интуитивно пригнулся, когда над головой заскрипело железо. Все ветряные мельницы, лопасти которых давно разбросало по полю, накренились и с истошным скрежетом рухнули. Одна из них упала прямо за спиной Ньютона, подняв столб пшеничной пыли.

Ньютон потерял след, но где-то закричали и он бросился на звук, не разбирая пути. Когда звук повторился, он взял левее и увидел впереди могучую тень, штурмующую заросли. Тень двигалась медленно, что-то за собой волоча.

Догнав фигуру, Ньютон узнал обоих. Гуру шёл впереди медленно и уверенно, точно танк, и тащил кричащую и беспомощно дёргающую ногами по земле Аню за волосы.

– Ну что же мне с тобой делать, Анечка, – голос учителя звучал сбивчиво и нервно. – Я думал, мы всё решили… – его мучала отдышка. – А ты заставляешь меня… Вести себя… Точно я маньяк какой-то. Ты же понимаешь… Что… Что по-другому не будет, Анечка…

Она всё ещё играет с гравитацией, – подумал Ньютон, не сбавляя темпа, хотя ноги деревенели, и каждый шаг давался труднее предыдущего.

– Всё было решено… За тебя… С самого начала… Но ты отказалась от этого пути…

Аня вырывалась и плакала, до крови царапая руку мучителя. Но Гуру будто этого не замечал и совершенно ослеплённо брёл куда-то в глушь.

– Так чего же ты… Чего же ты теперь противишься? Скажи мне, где оно? Где твоё сердце? Ну же, скажи… Я не хочу…

– Гуру! – закричал Ньютон им вслед.

Услышав нечто странное в шуме ветра, учитель обернулся. Он сначала остановился, отпустил Аню, и та упала на землю к его ногам. Но вновь услышав своё имя, Гуру пригляделся и увидел Ньютона, вышедшего из коричневых пыльных сумерек.

– Ты? – спросил он с каким-то призрением и горько поморщился.

Остановившись в трёх шагах от учителя, Ньютон глубоко вдохнул разряженный воздух и заметил, что половину лица Гуру залила запёкшаяся кровь, от чего одна из бакенбард стала похожа на вырванный из щеки клок мяса. Голова Гуру была разбита.

– Что же вы наделали, – тяжело произнёс Ньютон и широко огляделся.

Зелёный и чистый мир Ани теперь был преисполнен бурых грязных тонов и лежал в руинах.

– Посмотрите вокруг! Посмотрите на себя же, в конце концов!

Гуру был непоколебим. За его глазами осталась лишь пустота, свойственная только хранителям.

– Кем же вы стали?!

Ньютон пытался выиграть время, уже почти не надеясь, что Лига явится. Он старался ближе подобраться к Ане, чтобы телепортироваться с ней. Рискованно, когда вокруг энергия беснуется, и всё же другого выхода он не видел.

– Я тот, кем всегда был, мальчишка! Я – уравнитель! Избавитель! – завопил Гуру.

– Но вы ведёте себя сейчас не как уравнитель, а как палач!

– Кто-то должен им быть, Ньютон, – Гуру чуть смягчился, но в его опущенной руке вновь блеснул нож. – Если бы ты пожил так долго, как я и не ступил со своего пути, ты бы понял меня.

– Путь… Но вспомните, ради чего весь этот путь?

Ньютон покосился на Аню. Она тряслась, пряча лицо и взрывая почву дрожащими пальцами.

– Ради будущего, Ньютон! Ради будущего! Ты ведь понимаешь меня, как никто другой, – Гуру выпрямился и посмотрел на ученика прежним мечтательным взглядом лидера, за которым когда-то Ньютон мечтал следовать до конца.

Не поддавайся, отрезал сам себе Ньютон, чувствуя, как что-то внутри предательски зажгло от тёплого взгляда учителя.

– Ты ведь понимаешь меня, правда? Ты – не твой брат, и не твой отец. Ты лучше их обоих. Ты – истинный искатель, как и я! Ты не хуже меня знаешь, что будущее важнее того, что сейчас! Так всегда было и будет! Нельзя заботиться о настоящем. Сейчас – пусто, бессмысленно, и не идеально. Имеет значение только будущее. И вместе мы построим его. Прямо сейчас! Я и ты!

Ньютона окатило теплом отцовской улыбки, которой он никогда не знал. Последние месяцы он не чувствовал ни с кем такого понимания и жажды следовать за кем-то, как с Гуру. Даже с Аней их рознило куда больше. Он вообще чувствовал себя рядом с ней ещё больше одиноким, ведь догадывался, что рано или поздно подобные чувства угасают. Они не так надёжны, как путь или как высшая цель, ради которой стоит жить…

Зачем ты сюда пришёл? – раздался внутри Ньютона его собственный голос, заставивший дурман рассеяться. Он нервно тряхнул головой и вновь уставился на нож в руке Гуру.

– И вам нужно такое будущее, в котором не будет её? – Ньютон отчаянно кивнул в сторону Ани, и улыбка слетела с лица Гуру, точно маска, оставив серое измождённое безумием лицо. – Аня права! Вы жертвуете настоящим, жертвуете людьми ради будущего, в котором не будет ни вас, ни меня, и никого из нас! А будет лишь память о безумном палаче, который губил своих учеников! Сказка об ужасном монстре, который скармливал своих детей богам, чтобы заслужить их милость!

– Ты не прав, Ньютон… Нас запомнят героями!

– Да не будут нас помнить! А если и будут, ну что это будет значить для нас? Ничего! Нас уже не будет!

– Не правда! – Гуру вытаращился. – Мы живы, пока память о нас живёт…

– Да! Но пока она живёт в сердцах людей, которых мы коснулись! Живых людей, Гуру! – Ньютон едва не рвал на себе рубашку, всё ещё отчаянно надеясь вернуть учителя. – Но что же вспомнят о вас мертвецы?

Глаза Гуру метнулись на Аню.

– Вы же любите её, как дочь, – продолжал Ньютон. – Она верила вам, как отцу! Вы ведь спасли её не потому, что у вас была цель! Вы просто увидели одинокую девочку попавшую в беду. Жалость заставила вас тогда действовать… Значит, в вашем сердце было и остаётся сострадание!

Гуру отвёл взгляд и болезненно прищурился, словно боясь поверить в слова ученика.

– Посмотрите же на неё! Девочка, которая ничего не боится, запугана до смерти! – кричал Ньютон. – Запугана вами! Остановитесь, пока не поздно. И всё станет как прежде. И мы снова будем искать и строить вместе, – Ньютон отдышался. – Только теперь мы пойдём иным путём. Путём, которым шёл тот Гуру, которого я знаю. Путём сострадания, добра и желанием дарить будущее, а не отнимать его.

Несколько секунд они стояли в молчании. Ньютон не видел глаз Гуру из-за сбившейся на них мокрой чёлки и замерших в раздумье густых бровей. Наконец его решительный взгляд обратился на ученика.

– Не жалость, – шепнул Гуру.

– Что? – Ньютон не расслышал.

– Не жалость свела меня с той девочкой, – уверенно проговорил Гуру, и все надежды Ньютона рухнули. – А судьба!

Учитель перехватил нож удобнее и кинулся к ученику.

Всё во Ньютоне вмиг опустело.

Зубастое лезвие сверкнуло от далёкой молнии и всё, что успел Ньютон после, это беспомощно выставить ладони.

От первого удара он закрылся и сначала ничего не почувствовал и не увидел. Но после второго стал ощущать, как легко лезвие пронзает кисти рук и ладони, которыми он бесполезно пытался отмахиваться. Каждый удар был почти безболезненным – всего лишь лёгкий порез, однако чувствуя, как тёплая кровь бьёт по лицу, чувствуя её медный вкус на языке, замечая как кожа расползается под рваными рукавами, Ньютон понял, что буквально перестал дышать от напряжения и медленно попятился.

Раздался Анин крик. За ним обезумевшее рычание Гуру. На мгновение Ньютон различил два чёрных глаза, в которых отражалось только лезвие и брызги крови. Он слабо застонал, потерял равновесие, и упал. Из глаз его хлынули слёзы, мешаясь с грязью и кровью на щеках.

Гуру склонился над ним, одной рукой сжал ему горло, и всё перед глазами Ньютона поплыло. И лишь когда нечто зажгло в животе, он почувствовал, как что-то холодное и инородное копошится в нём, и всё его существо стянулось от горячей боли к тому месту, где Гуру буквально наматывал все его нервы и органы на кривое лезвие ножа.

Покрасневшее и безобразное лицо учителя тряслось, и с подбородка капал пот. А рука его всё сильнее нажимала на живот, пока из нутра не хлынуло нечто тёплое. Ньютону показалось, что его сейчас вырвет, но вместо этого стал задыхаться, и в горле заклокотало так сильно, что только теперь ему стало по-настоящему страшно. Он тонул. Но тонул изнутри, захлёбываясь собственной кровью.

Аня набросилась на учителя сзади, оплетая руками шею и что-то крича,чего Ньютон не мог разобрать из-за этих страшных клокотаний и солёного вкуса на языке. Гуру локтем ударил Аню по рёбрам несколько раз, прежде чем что-то в ней хрустнуло, и она отлетела в сторону.

Боль в животе чуть притупилась, и Ньютон ощутил облегчение и слабость одновременно, когда учитель куда-то исчез с поля зрения.

– Просыпайся! Просыпайся! – кричала Аня, казалось, где-то совсем далеко.

Энергия мира снов утекала из Ньютона вместе с кровью, и внезапно он ощутил спокойствие и смирение. Мысли прояснились и потекли тихим потоком, как когда-то в детстве, на дне карьера.

Похоже, это конец. Я сейчас умру, и всё закончится. Закончится…

Но вновь ворвавшийся в сознание крик нарушил этот покой.

Аня. Аня!

Ньютон перевернулся на четвереньки, выплёвывая кровь, и с громким хрипом вдохнул, от чего живот рвануло новой нестерпимой болью. Сквозь щиплющую глаза муть он увидел девушку. Гуру стоял над ней и замахивался ножом.

Ньютон собрался для последнего броска, стиснул зубы, и, как ему показалось, с воплем побежал на учителя, ослеплённый собственной смертью. Но на самом деле он лишь медленно полз. И не кричал, а хрипел.

Добравшись до цели, он лишь вцепился в полог синего пиджака.

Аня закричала так громко, что теперь, наконец, Ньютон понял, что встал между монстром и девочкой.

– Не надо, пожалуйста, – просипел он, а затем пиджак выскользнул из его изрезанной руки и он упал лицом в траву.

Гуру стоял неподвижно. Ньютон лежал перед ним поверженный и распростёртый в неестественной позе. Левый рукав его рубашки опустел и потерял форму.

Крик Ани сменился отчаянными рыданиями. Она взяла Ньютона под голову и повернула к себе лицом.

Он чувствовал её прикосновения, но знал, что это ненадолго. В глазах девушки Ньютон впервые увидел настоящий страх. Ему не хотелось, чтобы она боялась, отчего внутри застонало чувство вины. Он попытался высвободить единственную руку из-под себя, чтобы смахнуть с её щёк слёзы, но тело уже не принадлежало ему. Тогда он попытался сказать, что это всё просто сон, но изо рта вырвался лишь булькающий звук, по шее потекла кровь. Он опустил взгляд, с детским ужасом увидел растерзанный живот, и не смог совладать с горькими слезами.

– Почему ты не просыпаешься? – тихо плакала Аня, глядя, как гаснут его глаза. – Ну же, проснись. Ты ведь умрёшь, если не проснёшься!

Ньютон не мог проснуться и не мог ей этого объяснить. Тогда Аня вдруг подняла измученный взгляд к чёрному грязному небу в известной только ей одной молитве.

Гуру стоял в стороне. Всё это время он смотрел на учеников, пока внезапно ключ-клинок не выпал из его руки. Учитель пошатнулся, точно ему стало тяжело стоять на ногах, тоже посмотрел в небо и увидел, как бурые дымные тучи стали сворачиваться и таять, высвобождая нечто прекрасное и мерцающее в запредельной вышине. Это был холодный безжизненный, но прекрасный космос.

Ньютон тоже увидел чарующее сияние далёких планет, и ему захотелось, чтобы и Аня, смотревшая теперь на него со скорбным молчанием, взглянула на эти прекрасные, вечные светила, очищающие всякую боль.

Затем в пульсирующей тишине, среди колосьев что-то зашипело, зарычало. Гуру стал озираться и увидел чёрную массу, вырастающую прямо у него из-под ног. Он попытался шагнуть в сторону, но возникшие из тьмы дымные лапы пленили его ступни.

Ньютон тоже увидел чёрные силуэты хранителей. Они спускались с неба и приближались с горизонта. Тогда он перевёл взгляд на Аню. Она по-прежнему сидела над ним с опущенной головой.

Гуру в оцепенении уставился на возникшего перед ним стража, в чьих глазах неожиданно увидел их бесстрастные лица: Бром, Жак, Хосе и другие. Глава Лиги Абиас. Полсотни сияющих призраков вскоре возникли из тьмы и окружили его. Некоторые из них говорили с ним, другие просто улыбались или смотрели с ничего не выражающими лицами. Гуру помнил все их лица, и теперь, парализованный, пал в их власть. Улыбающийся малыш Хосе подошёл к нему совсем близко с озорной и хитрой улыбкой.

Гуру открыл было рот, чтобы заговорить с ним, но в следующий миг призрак мальчика обернулся огромной чёрной тварью. Она разинула пасть до самой земли, и Гуру закричал. Хранители вырастали отовсюду и оплетали его своими руками-ветвями. Затем тот, что терпеливо стоял перед ним и ждал, подался вперёд и заглотил его целиком.

Когда на месте учителя осталась лишь безобразная вязкая фигура, глухой его крик ещё какое-то время звучал, будто из крохотной запертой комнаты, а затем начал удаляться и тонуть в тиши. И лишь когда его не стало совсем, масса распалась на множество сытых чудовищ, которые моментально расползлись в разные стороны. Они перешёптывались между собой и осматривались, не обращая внимания на Аню и Ньютона – новые владения их занимали куда больше.

Ньютону удалось пошевелить рукой, в которой он всё ещё чувствовал руку Ани, и на её бледном, изнурённом, как и всё вокруг, лице, что-то тронулось. Она посмотрела на него с каким-то отрешённым удивлением. Затем рука девушки выскользнула, и она отпрянула назад, точно Ньютон был ей чужд.

Затем черты её лица преобразились, стали чистыми и мягкими. Детскими. И глаза её, ещё более синие, чем были у взрослой, внезапно вспыхнули смелостью и заботой.

– Больно? – спросила она тонким голоском и провела маленькими пальчиками по его грубой щеке.

Он не мог ответить.

Девочка гладила его по лицу, и он всё ещё узнавал в её прикосновениях Аню. Он прикрыл глаза, казалось, на миг, а когда открыл снова, то увидел за её хрупкой фигуркой двух хранителей.

Тонкие нежные касание девочки становились всё более бесплотными, и когда у виска Ньютона застыло лишь волнующее и угасающее эхо, похожее больше на сквозняк, Аня исчезла вместе со стражами.

Ньютона объял озноб, холод и тишина. Он не мог больше пошевелиться. Ничего больше не мог. Только лежать и отчуждённо смотреть на космическое небо, под которым кружились равнодушные тени хранителей.

* * *

Корвич сидел над растерзанным и безжизненным телом «Самоучки» со спокойным, ничего не выражающим лицом. Затем он поднялся, оглядел ржаную долину, охваченную тьмой общей территории, и, вновь опустив взгляд, заметил в траве свёрток старых пожелтевших листов. Он подобрал страницы, сунул их в нагрудный карман плаща, слегка улыбнулся и зашагал прочь.

Иллюстрации к книге

«Перед погружением в Эдем» Мария Тарасенко

«Аня» Юлия Толстоусова

«Гуру» Юлия Толстоусова

«Хосе» Юлия Толстоусова

«Ньютон» Юлия Толстоусова

«Полигон прыжков» Мария Цветкова

«Башня Ньютона» Мирослав Мацковский (Jeff Vaultgerson)

Оглавление

Пролог

I

  Глава 1. Контроль

  Глава 2. Другие

  Глава 3. Следы

  Глава 4. Комната без стен

  Глава 5. Слово Ньютона

  Глава 6. Бункер

  Глава 7. Сверхусилие

  Глава 8. «43»

  Глава 9. Оазис

  Глава 10. Глубина

  Глава 11. Башня

  Глава 12. Комната Ньютона

  Глава 13. Орден Уравнителей

  Глава 14. Десница

  Глава 15. Инструктаж

II

  Глава 16. Догонялки

  Глава 17. Новый враг

  Глава 18. Ночь

  Глава 19. Воскрешение

  Глава 20. Не то место

  Глава 21. Эдем

  Глава 22. Воспоминание

  Глава 23. Органические останки

  Глава 24. Муссон

  Глава 25. Сомнения

III

  Глава 26. Дом

  Глава 27. День рождения

  Глава 28. Грифон

  Глава 29. Слово Ани

  Глава 30. Университет

  Глава 31. Фонтаны

  Глава 32. Признание

  Глава 33. Призрак

  Глава 34. Стук-стук

  Глава 35. По ту сторону

  Глава 36. Возвращение учителя

  Глава 37. Судьба

Иллюстрации к книге