Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 [Константин М. Радов] (fb2) читать постранично

Радов Константин М Жизнь и деяния графа Александра Читтано Книга 5

Часть 14. Под властью Елизаветы (1741–1744)

ЗАМОРСКИЕ ЗАЙЦЫ

— Зайцы, стало быть? Ростом с лошадь?

— Истинный крест, Ваше Сиятельство! Лошадей у нас правда, не было там, чтобы сравнить — а бычка-трехлетки выше!

— Заврался ты, Ваня: больше быка бывает, разве что, слон — какие, нахрен, зайцы?!

— Да не-е… Что я, слонов не видал? Да и не больше вовсе. Выше, когда на задние лапы встанут…

— Ты только на задние лапы своих зайцев не станови, а то с Ивана Великого окажутся.

— Так я причем? Сами встают.

— Это как ученый медведь? Может они еще и плясать умеют?

— Не-е, чтобы плясать — не видывал. Скачут знатно, это да. Поди-ка, с борзыми не догонишь. Только пулей брать. А мясо на говядину больше походит, со здешней зайчатиной не сходно.

Ну что с ним делать?! Чувствую, что врет. Но так гладко и складно, что никак на вранье поймать не удается. Ванька Онуфриев, матрос со «Святой Анны», восемь лет назад пропавшей в южных морях на полпути в Камчатку, внезапно объявился в Амстердаме, на моем торговом дворе. Не к послу русскому (сыну Гаврилы Головкина) пошел за помощью, а в контору графа Читтанова — как будто это я «Анну» снаряжал! То есть, отчасти, конечно, да — но в самый ключевой момент меня от сего прожекта оттерли. Приказчики выслушали моряка, рассказу его не поверили, однако на компанейское судно, идущее в Мемель, все же разрешили наняться. Как он дальше добрел до Петербурга, изо всех ванькиных рассказов составляет самый скучный. И единственный достоверный. Остальные… А кто его знает: может, и правдою окажутся.

— Давай-ка, дружок, поподробней, как вы там очутились.

— Черт занес, Ваше Сиятельство! Иначе не скажешь. Смолу Адмиралтейство такую отпустило, которая от жары тает; пока до Капа дошли — чуть не утопли. После, хоть щели законопатили, капитан путь выбирал как возможно зюйдовее. Затем, что холодней. Там же и ветры все время попутные. По плану, надлежало нам через две тыщи лиг повернуть к норду и вдоль берега Новой Голландии к Тиморскому острову выйти…

— А ты откуда все планы экспедиции знаешь? Не доводят их матросам. Тебе и названий таких слышать не подобало.

— В ту пору я и не слыхивал. Это уж потом Васька Евтюков, ученик штурманский, мне все рассказал как по-писаному. А сам он от живота помер, через Индейское царство когда пробирались.

— После про Ваську. Давай про Новую Голландию.

— Про нее и говорю. Ждали, что сей берег на осте увидим — ан шиш! Земля-то с норда оказалась! Видно, штурман обсчитался, да и занесло нас в края незнаемые. Мартын Петрович так рассудил, что слишком далеко на ост ушли; стали лавировать обратно — никак не выходит. И ветер все время в морду, и течение тоже с веста! Недели две маялись, безо всякого толку. Напротив, еще дальше снесло. А берег близко: не пустыня, как у голландцев писано, а живая земля. Леса, горы, реки… Решили стать на якорь, команде дать роздых да водой свежею запастись. А там зверья диковинного…

— Зверье пусть тоже подождет. Что с кораблем-то стряслось?

— Так буря налетела, якорь и не сдержал. На борту людей с полдюжины оставалось: что они таким числом сделают?! Выкинуло «Аннушку» на камни. Мачты сломались, шпангоуты треснули… Ладно еще, совсем не размолотило: шторм как налетел, так и прошел в одночасье. И люди уцелели, и бычки с телочками, коих в Камчатку везли. А главное — порох! Один или два бочонка только промокли.

— А что, бухт защищенных там не было? Или весь берег открытый, как в Мавритании?

— Терпежу не хватило. Это ж надо время — искать…

— Счастлив ваш капитан, что сам помер. А то б его… От чего помер-то, кстати?

— Вроде, некий гад ядовитый его кусил.

— Гад не в матросской робе был, случайно? Да ты не дергайся: это я так, шутя. Помер, и Бог с ним. Земля пухом. Корабль исправить не пытались?

— Пытались. Покуда капитан был жив. А потом все разбрелись врознь… Каждый о собственном пропитании заботился. Жителей тамошних не боялись: квелый народец, ничего толком не умеют. Человека убить, и то… Дикари, одно слово! Черные, кучерявые — навроде арапов африканских. Только те — здоровые бугаи, а эти мелкие. Лаврентий Терянов с Митькой Жуковым вдвоем целое стадо их покорили: упрямым башку свернули, смирных добычу отдавать заставили. Лаврушка даже нескольких черномазых италианским языком говорить выучил: хочу, дескать, слышать человеческую речь…

— Погоди-ка… Это Лоренцо Терранова, что ли? Помню, был у меня такой головорез. Сардинец, вроде. Сам дикарь, не хуже любого арапа. Когда мои люди со «Святой Анны» списались на берег, он остался — иначе б ему Сибирь за поножовщину.

— Точно, Ваше Сиятельство. Разбойник с головы до пят. И Жук ему под стать. Такой же варнак, только русский. Потом еще несколько мужиков к ним в шайку ушли. Всех дикарей окрест разогнали.

— А ты, значит, не пошел туземцев разбивать?

— Да