Византийский сатирический диалог [Автор Неизвестен] (fb2) читать постранично

Византийский сатирический диалог

ПАТРИОТ, ИЛИ ПОУЧАЕМЫЙ

1. Триефонт: Что с тобой, Критий? Как ты изменился, насупился, замышляешь что-то потихоньку, бродишь взад и вперед, как человек себе на уме, и, по слову поэта, бледностью щёки покрыты.^[1] Уж не увидел ли ты невзначай трехглавого^[2] или поднявшуюся из аида Гекату,^[3] или, может быть, по предопределению лицом к лицу столкнулся с кем-нибудь из богов? Невероятно, думается, чтобы ты пришел в такое состояние, даже если бы услышал, что все будет затоплено, как во времена Девкалиона.^[4] Я тебе, тебе говорю, милый Критий, неужели ты не слышишь, что я кричу над самым твоим ухом? Сердишься ты, что ли, на меня, или оглох, или ждешь, чтобы я тормошил тебя?

Критий: Я слышал, Триефонт, речь длинную, сбивающую с толку, полную необыкновенных хитросплетений; и теперь еще перебираю в уме весь этот вздор и готов заткнуть уши, чтобы больше не услышать подобного. Иначе я рискую лишиться рассудка, окаменеть и стать добычей поэтов, как некогда Ниоба.^[5] Если бы ты, добрейший, не окликнул меня, наверняка я свалился бы в пропасть от этой сумятицы в голове, и обо мне пошли бы рассказы, как о Клеомброте из Амбракии.^[6]

2. Триефонт: О Геракл, какие такие чудеса ты увидел или услышал, что смутили даже тебя? Ведь сколько безумных трескучих поэтов и рассказывающих невероятные побасенки философов не сбили Крития с толку; все это казалось тебе вздором.

Критий: Помолчи немного и оставь меня в покое, Триефонт. Право же, потом я не обойду тебя вниманием.

Триефонт: Понимаю, что ты раздумываешь не о ничтожных пустяках, но о вещах, требующих сугубой тайны. Ведь твои бледность, взгляд исподлобья, неуверенная поступь и метание с места на место выдают тебя с головой. Исторгни же из себя мерзость, извергни этот вздор, чтобы не претерпеть зла.

Критий: Отойди-ка, Триефонт, по крайней мере, на плетр,^[7] чтобы тебя не подхватили мои ветры; того и гляди, ты на глазах у всех воспаришь и упадешь где-нибудь, как некогда упал Икар, и дашь морю название Триефонтова.^[8] Ведь то, что я слышал сегодня от этих треклятых болтунов, страшно вспучило мне живот.

Триефонт: Хорошо, я отойду на сколько хочешь, а ты выпускай свои мерзости!

Критий: Фу, фу, фу, вылетают глупости, вот, вот, вот, выходят коварные замыслы, ай, ай, ай, прочь, пустые ожидания!

3. Триефонт: Ну и ураган! Смотри, что он наделал с облаками! Раньше дул сильный западный ветер, поднимая на море валы, теперь из-за твоего выстрела на Пропонтиде^[9] поднялся еще Борей,^[10] так что корабли с зерном придется теперь канатами тянуть к Евксинскому Понту:^[11] волны так и ходят. Порядочно, однако, скопилось у тебя в животе дряни; подумать только, какие громовые звуки! Ты, Критий, оказался прямо-таки стоухим, если мог вобрать в себя столько всякой всячины, и каким-то чудесным образом изловчился слушать даже ногтями.

Критий: Ничего, любезный, удивительного нет в том, чтобы слушать ногтями; ведь ты знаешь о бедре, отягченном, подобно утробе, о беременной голове, о мужской природе, переходящей в женскую, о женщинах, обращенных в птиц.^[12] Вообще, Триефонт, если верить поэтам, в жизни на каждом шагу одни чудеса. Но раз уж

уйдем туда, где платаны защищают от солнца и сладостно звенят голоса соловьев и ласточек; пусть ласкающее слух пение птиц и тихое журчание воды чаруют наши сердца.

4. Триефонт: И правда, пойдем, Критий. Но я боюсь, как бы услышанные тобою речи не оказались и впрямь колдовскими, и я бы из-за них не превратился в пест, в дверь^[14] или еще в какой-нибудь неодушевленный предмет.

Критий: Клянусь обитающим в эфире Зевсом, ничего с тобой не случится!

Триефонт: Ох, и напугал ты меня своей клятвой! Ведь чем Зевс сможет покарать тебя, если ты ее нарушишь? Не сомневаюсь, что и тебе не хуже моего известно, на что способен этот твой Зевс!

Критий: Что ты имеешь в виду, Триефонт? Не может разве Зевс ввергнуть в Тартар? Или ты забыл, как он всех богов отбросил от своего порога, сразил недавно перуном пытавшегося метать молнии Салмонея и еще в наши дни наказывает так нечестивцев? Разве все поэты, подобно Гомеру, не славят в нем победителя Титанов и гигантоубийцу?^[15]

Триефонт: Ты, друг Критий, перечислил все подвиги Зевса, а теперь, если угодно, послушай меня: не он ли из-за своей похотливости не обращался то в лебедя, то в сатира, то даже в быка?^[16] Если б он живехонько не взял на спину ту свою потаскушку^[17] и не уплыл по волнам, — как пить дать, попал бы твой