Был тот предвечерний, недобрый час, когда еще не наступила непроглядная тьма, но глаза заволакивает какая-то мутная пелена, а все вокруг становится обманчивым и неверным. Нависла холодная, сырая, ватная тишина. У проселочной дороги, накренившись к призрачной лачуге, стоял грузовик. Сумерки грязно расползлись по ухабистой дороге с непросыхающими лужами, окутали изгородь, в которой запутался густой кустарник, подобно седым волосам, застрявшим в зубцах гребенки. За изгородью всклокоченный цепной пес неопределенной породы волочил дребезжащую цепь, шерсть у него слиплась от грязи, столь здесь непролазной, что в ней увязли детский деревянный башмак, велосипедное колесо без шины, ведро, ночной горшок и еще какие-то предметы… Сама лачуга была похожа на старый ящик, наспех сколоченный из досок и планок. И странным казалось поблескивание уцелевших среди всеобщего разорения стекол темного окна. Давно пора было включить задние фары грузовика – он постепенно тонул в надвигающейся ночной тьме, но кабина была пуста. И только струйка дыма цвета сумерек, поднимавшаяся из трубы на заржавленной крыше лачуги, оживляла это безлюдье.
На повороте дороги со стороны шоссе показались шестеро ребятишек. Они говорили между собой шепотом: «Еще не ушел…» – «Кто он, этот тип? Жди его тут, черт побери». – «Ты заметил номер грузовика?» – «Очень мне нужно». – «Что же теперь делать?» – «Не идти же обратно, потом все равно надо возвращаться». – «Заткнись!» – «Ну, а я пойду». Маленькая фигурка отделилась от группы ребят и повернула обратно. Пятеро остальных проскользнули за изгородь. Под навесом валялись дрова и вязанки хвороста – здесь можно было так спрятаться, что никто не увидит из окна дома. Собака попыталась, было залаять, получила пинок, унялась и начала облизывать ребятишек, гремя цепью по невидимым в темноте камням. Дети рядком молча уселись на бревне, как птицы на телеграфном проводе.
Было совсем темно, когда открылась дверь лачуги и кто-то, тяжело ступая, вышел и направился к грузовику. Зажглись фары. Они осветили каменистую, избитую дорогу в рытвинах, полных воды. Грузовик с грохотом снялся с места, увозя с собой огни задних фар, а ребятишки так и не успели разглядеть водителя. Тишина поглотила шум, как вода брошенный в нее камень. Ребятишки не шевелились.
Прошло еще сколько-то времени, наконец осветилось окно, и в дверях показалась мать – Мари Пенье, урожденная Венен.
– Идите домой, – крикнула она в темноту, – еще простудитесь чего доброго!
Ребятишки вылезли из-под навеса. Мари пересчитывала их, пока они входили в дом:
– Один, два, три, четыре, пять… Опять Мартины нет. Она меня в могилу сведет, паршивая девчонка!
Четыре мальчугана и девочка уселись за столом. Висячая керосиновая лампа угрожающе раскачивалась над их головами. На раскаленной докрасна чугунной плите что-то потихоньку кипело, вкусно пахло дымом и супом. Ребятам было от трех до пятнадцати лет; у всех грязные, покрытые цыпками руки, сопливые носы и рыжеватые волосы. У старшей, пятнадцатилетней болезненной девочки, углы рта свисали, как гальские усы. Трое мальчиков, погодки, напоминали веселых лягушат, и только самый младший походил на мать. Ему одному, пожалуй, повезло.
Мать была небольшого роста, с курчавыми волосами, солнцем освещавшими ее безмятежное лицо с еще гладкой кожей. Выпуклый лоб, маленький носик и застывшая на губах улыбка. Под некогда яблочно-зеленой фуфайкой отвислая грудь – сразу видно, что она вскормила не одного ребенка. Мужская куртка с продранными локтями, ситцевая юбка, на босых ногах шлепанцы. Холода она не боялась: привыкла. Мать по кругу разливала суп в выщербленные, растрескавшиеся тарелки с розовыми цветочками, какие обычно выдаются в бакалейных лавках в виде премии. Ребятишки, не двигаясь, следили за каждым ее движением, не сводя глаз с разливательной ложки, как щенки, которые, присев на задние лапы, ждут свою похлебку. Им дозволялось приступить к еде только тогда, когда мать разольет суп; нарушителя она энергично призовет к порядку. Некоторое время слышалось одно лишь чавканье. Щенки, находясь в добром здравии, прожорливы и непривередливы к еде. Суп был жирный, в нем попадались изрядные куски мяса и овощи. После первой порции – была ведь еще и вторая – напряжение несколько упало, дети начали тараторить, визжать и задирать друг друга… Оживление все возрастало, и дело кончилось бы всеобщей взбучкой, если бы чрезвычайное происшествие не отвлекло внимания матери: на стол взобралась крыса.
– Крыса! – закричали ребятишки. Попавшая в окружение крыса, хоть она и была рыжеватая-в масть семейству, – чувствовала свою неминуемую гибель и металась по столу среди тарелок, стаканов, хлебных корок.
– Пристукните ее! – вопила Мари. – Да бейте же, черт вас подери!…
Честь прикончить крысу выпала на долю старшего из мальчиков. Все остальные молотили ее уже просто для удовольствия.
Последние комментарии
17 часов 34 минут назад
19 часов 4 минут назад
19 часов 59 минут назад
1 день 18 часов назад
1 день 18 часов назад
1 день 19 часов назад