Подвалы твоего сердца (СИ) [hazy forest] (fb2) читать онлайн

========== Пролог. Последствия счастья ==========

склонив колени, свергнув гордость,

стою на огненном краю.

я молча плачу и молю:

останови от шага в пропасть.

Хогвартс охватили туманы. Перекрывая друг друга, с северо-запада наползали темные тучи, сопровождаемые колючим пронзительным ветром. Едва пробившаяся сквозь мерзлую землю зелень дышала могильной тоской, привычной для таких пасмурных дней, как этот. От стен здания веяло пробуждающейся в дождь древностью, а запах сырости с каждым часом делал воздух все тяжелее. С темнеющих небес на землю плавно опускались сумерки, окутывая развалины главных ворот Школы Чародейства и Волшебства траурной вуалью.

Некто, облаченный в отяжелевшую от влаги мантию, направлялся к Запретному лесу твердым шагом. Прямая спина идущего говорила о принадлежности к дотошной аристократии Волшебного мира — в такую погоду только выходцы из нее могли держать осанку с таким невозмутимым достоинством. Капюшон, низко надвинутый почти до линии скул, скрывал половину осунувшегося юношеского лица. Болезненная бледность кожи практически излучала сияние посреди серой непогоды.

На дорогу до старой хижины в лесу понадобилось около двадцати минут, в течение которых студент совершенно промок и замерз, однако физические неудобства почти не волновали его. Зайдя в пропахший прелой листвой дом, Драко Малфой снял с себя мантию и небрежно скинул на спинку стула. Около закопченного камина валялось несколько небольших поленьев, оставленных здесь с прошлого раза. Не тратя времени на то, чтобы стереть влагу с лица и кончиков волос, Малфой закинул дрова в камин. Последовал короткий взмах палочки, и на лицо слизеринца упала охровая тень. Огонь нетерпеливо потрескивал, переливаясь янтарными оттенками, и Драко, не отводя от пламени взгляда, тут же подумал, не кинуть ли туда и свою палочку тоже.

Наконец Малфой рухнул на старое кресло поблизости камина, и оно жалобно скрипнуло. Подлокотник, хрустнув, слегка отошел от корпуса. Драко раздраженно поморщился, и в этот момент на его лице особенно ярко отразилась усталость, копившаяся со времен поражения Темного Лорда.

Уважаемую семью Малфоев оправдали лишь частично. Пришлось наплести что-то про «Империус» и подключить все свои связи. Малфой-мэнор снова стал пустынен — почти все Пожиратели либо угодили в Азкабан, как отец Драко, либо попросту скрылись, надеясь на то, что про них забудут. Оставшимся членам семьи Малфой удалось избежать гнева Министерства, а Драко даже позволили остаться в Хогвартсе. В Школе Чародейства и Волшебства, которая прославилась учениками-героями. В месте, где каждый булыжник воспевал славу Гарри Поттера, а имя Малфоя было ненавистно даже крысам в подвальных помещениях.

Именно поэтому он, словно безобразная тень, был вынужден прятаться в убогой хижине. По крайней мере, здесь Драко не сталкивался с открытыми осуждающими взглядами и не слышал презрительных шепотков своих бывших «приятелей». Даже гостиная змеиного факультета уже не могла быть местом спокойного отдыха — там, где раньше Малфой был центром вселенной, сейчас он не стоил ничего. Правда, Забини все еще перебрасывался с ним парочкой фраз ради вежливости. Семья Малфоев, хоть и с пострадавшей репутацией, значила много.

Драко смотрел на огонь, и мысли неизбежно возвращались к прошлому, до сих пор терзавшему последствиями. Малфой все чаще задумывался над вопросами в значимой степени сложными, на которые он не находил ответа. Он думал о том, как свести с руки позорное клеймо и почему раньше считал статус Пожирателя привилегией. Размышлял о том, как долго его отец пробудет в своем уме, находясь в Азкабане, и когда наконец получит смерть как избавление от мук, там переносимых. Мать таяла на глазах от невыносимой тоски: неволя мужа и всеобщее презрение изводили её почище запретных заклинаний. Мысли о матери всегда отдавались глухой болью где-то в грудной клетке. Самая важная женщина в жизни Малфоя была несчастна и немощна, но больше всего убивало то, что он — её единственный сын — был еще слабее.

Драко сжал горлышко принесенной бутылки огневиски настолько крепко, что кожа его руки, и без того бледная, стала похожа на прозрачный утренний лед. Казалось, будто острые кости, выступавшие из-под тонкой кожи, пытались покинуть позорную оболочку предателя. Малфой ощущал себя в тюрьме собственного имени и деяний и был бы совсем не против просто исчезнуть.

Даже в худшие времена Драко предпочитал только качественный и дорогой алкоголь — сказывались старые привычки и прежний размах жизни. Не переставая сверлить огонь отрешенным взглядом, он сделал смелый глоток и даже не поморщился, ощутив жжение в горле. Вот уже несколько месяцев все ощущения, которые могли отвлечь от дурных мыслей, были благословением. Огневиски обладал прекрасным свойством уносить Драко куда-то намного выше уровня мира, в котором он находился. Расслабление, обволакивающее ум, открывало те ящики внутри души, до которых Малфой разумно не дотрагивался, будучи в обычном состоянии.

Закрыв глаза, он мог увидеть удивительный калейдоскоп событий, вспыхивающий во мглистом сознании как по волшебству. Улыбки, улыбки, улыбки. Довольный отец, счастливая мать, первый день в Хогвартсе. Улыбка Драко, смотрящего на себя в ледяное сине-зеленое зеркало в Малфой-мэноре. Улыбка хозяина жизни. Улыбка мерзкая, но вполне искренняя. Первое собрание в общем зале, распределение на Слизерин, опять улыбки, а потом вдруг Поттер, его туповатый дружок Уизли и заноза Грейнджер. Счастливая Гермиона Грейнджер, раздраженная Гермиона Грейнджер, Гермиона Грейнджер в слезах, а потом — изнывающая от боли в руках мерзкой Беллатрисы. Гермиона Грейнджер, раскинувшаяся на полу Малфой-мэнора с окровавленной от издевательств Пожирательницы рукой.

Крик боли, запечатанный глубоко в сердце, тут же вырвался наружу, и калейдоскоп картинок смазался в черноту, подчиняясь вибрациям голоса мучимой. Малфой распахнул глаза, рвано вдохнув. Подлокотник из изъеденного жучками дерева треснул под пальцами, тут же глухо осыпаясь на пол жалкой трухой. В сознании Драко словно что-то щелкнуло. Резко подняв бутылку, он сделал еще пару глотков, но, пытаясь ухватиться за спасительную реальность, забыл дышать и потому закашлялся. Бутылка выпала из рук, прокатилась по деревянной поверхности и пролила все содержимое на пол. Дорогой огневиски, просачиваясь сквозь трухлявые доски, навсегда покинул комнату, однако Малфой не придал этому значения.

— Вот дерьмо… — выдохнул он, чувствуя испарину ужаса на коже лба. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Кресло полетело назад и, коснувшись спинкой пола, угрожающе скрипнуло вылетающими гвоздями. Драко подошел ближе к огню нетвердым шагом и только потом понял, как ему нестерпимо жарко. Отшатнувшись лишь на секунду, он остановился и тихо выдохнул, наблюдая за корой дерева, медленно истлевающей в огне. Прошло еще несколько секунд, прежде чем Драко вытянул из кармана палочку. Медленно задрав рукав на левой руке, он с отвращением взглянул на уродливый рисунок.

— Инсендио! — направив древко на метку, Малфой зажмурился, а потом упал, испытывая невыносимое жжение на коже. Крик, полный мучений не столько физических, сколько душевных, разразил небольшое помещение и, просочившись за его пределы через щели в окнах, утонул в шелесте дождя.

***

— Мисс Грейнджер, я сожалею, что беспокою поручением после того, что вам пришлось пережить, — директор Макгонагалл степенно опустилась в свое кресло.

— Все в порядке, вы всегда можете рассчитывать на меня, — энергично отозвалась Гермиона, ни на секунду не задумываясь об усталости, которую испытывала вот уже несколько недель.

— Другого ответа я и не ожидала услышать. Не хотелось поручать это мистеру Поттеру в силу причин, о которых вы и так догадываетесь. К тому же чрезвычайный интерес к его персоне способен помешать тому делу, которое я хочу поручить вам.

— Конечно, — Гермиона криво усмехнулась. Толпы фанатов Гарри Поттера и правда начинали раздражать. Отчасти потому, что теперь она виделась с героем слишком редко, хотя учеба почти потекла по привычному руслу. После победы над Волдемортом Хогвартс восстанавливался значительную часть времени, и учебный год, к неудовольствию многих студентов, пришлось продлить на месяц.

— Что до мистера Уизли, — профессор неловко улыбнулась, словно продолжать объяснение было бы лишним. — Полагаю, он не слишком… осторожен для задания.

Гермиона почувствовала обиду за Рона, но тут же, немного подумав о его чрезмерной вспыльчивости и простоте, решила, что слова директора вполне оправданы.

— Так что за дело? — нетерпеливо поёрзав на стуле, спросила она, внимательно посмотрев на Макгонагалл.

— Вы, скорее всего, осведомлены о том, с какой осторожностью сейчас относятся и к Пожирателям, оставшимся на свободе, и к их семьям. К счастью, мистера Малфоя миновала участь заключения в Азкабан, но это не снимает с него все обвинения. Пожиратели весьма опасны, а если они из таких древних и могущественных родов, как Малфой, то опасны втройне.

Гермиона поняла все прежде, чем директор успела закончить начатую фразу. Сердце забилось куда быстрее, пылая от ярости. Имя Драко Малфоя и до Битвы вызывало у неё отвращение, а уж после нее Гермиону раздражал даже факт того, что бывший (что сомнительно) Пожиратель ступает с ней по одному и тому же полу.

— Что ж, возвращаясь к Драко… — Минерва внезапно нарушила свое правило обращаться к ученикам официально, тем самым привлекая внимание Гермионы. Из уст директора имя Малфоя звучало почти с материнским сожалением. — Понимаете ли, никто из нас не хочет, чтобы он вдруг оступился. Ведь не все темные волшебники были таковыми изначально! Никто не станет творить хаос просто так. В каждом из нас живут обида, ненависть, чувство несправедливости…— Макгонагалл на секунду замолчала, словно ощущая нечто до боли знакомое. — Но не у всех есть силы противиться им, и особенно в те моменты, когда весь мир словно намекает, что все эти негативные эмоции должны быть непременно выплеснуты. Сейчас у Драко тяжелые времена. Он и сам страдает от того, что принадлежал армии Пожирателей, — замолчав, Минерва строго посмотрела перед собой. — Ослабевшие и потерявшие путь волшебники с хорошими способностями к магии становятся всадниками апокалипсиса, и, думаю, мне нет необходимости прибегать к примерам. А в способностях Драко, уверяю вас, можете не сомневаться.

Грейнджер, опустив глаза, часто закивала. Она верила каждому слову директора, но все еще не могла перебороть собственную ненависть. Только не теперь, когда так много было отдано за победу. И, сколько бы ни убеждала себя Гермиона, она не могла простить Малфоев.

— Вы так уверены в том, что я смогу справиться с поручением, но не думаете, что мистер Малфой разозлится больше из-за того, что я, гриффиндорка, подруга Гарри Поттера, да к тому же еще и… нечистокровная ведьма, буду следить за ним?

— Разве я сказала что-то про слежку? В конце концов, таким занимается Министерство, — Макгонагалл тихо усмехнулась, а потом поднялась из директорского кресла и подошла к окну, чтобы не видеть лица Гермионы. Говорить, сталкиваясь с полным осуждения и сопротивления взглядом, было слишком сложно.

— Вы должны помочь Драко увидеть свет, который он потерял. Мне бы не хотелось в будущем наблюдать своего ученика в рядах безжалостных темных волшебников.

— Что? — Гермиона задержала дыхание. Она не желала понимать то, что было произнесено вслух здравомыслящим взрослым человеком. Поборов застрявшее в горле возмущение, она продолжила:

— Если позволите, директор, Драко Малфой ненавидит меня больше, чем кого-либо на свете. Одно только моё имя способно сподвигнуть его на путь мирового зла и мести.

— Может быть и так, — спокойно ответила Минерва, оборачиваясь на Гермиону и оценивая её эмоции. Как и ожидалось, студентка была в гневе. — Но какое лекарство не имеет побочных действий? В конце концов, стоит излечить смертельную болезнь, обретя взамен малый недуг.

— Малый недуг? — Гермиона хмыкнула, поднимаясь с места. — У меня их появляется сразу десять, когда этот заносчивый злобный негодяй находится в радиусе нескольких метров! В конце концов, он Пожиратель, а я — человек, который был на стороне Гарри Поттера, сражался за него! Это просто непростительно с моей и вашей стороны!

— Драко — прежде всего запутавшийся подросток, попавший в череду неприятных обстоятельств. Я думала, вы более проницательны, — развернувшись полностью, Минерва недовольно прищурилась, возвращая голосу деловую сухость. — Вы студентка Хогвартса, а это значит, что мои просьбы по-прежнему имеют вес. Я буду наблюдать за прогрессом и вскоре жду, что мистер Малфой начнет ходить на занятия. Приложите все усилия, чтобы повлиять на его решение.

— Директор… — начала было Гермиона, но Минерва взмахнула рукой, призывая к молчанию.

— Я сказала все, что хотела. Благодарю за внимание, мисс Грейнджер. А теперь идите отдыхать, вам нужно собраться с мыслями. Совсем забыла! — директор сложила руки и строго взглянула на Гермиону. — Никто не должен знать о нашем разговоре, особенно ваши друзья и сам мистер Малфой.

Гермиона поджала губы, усердно придумывая еще один аргумент в пользу своей позиции, но так и не нашлась, что ответить. Постояв в тишине еще немного, она, резко развернувшись, направилась вон из кабинета. Негромко хлопнув дверью, Грейнджер пошла вдоль коридора, сжимая руки в кулаки. Хотелось кричать и биться в истерике, потому что и без забот по обеспечению благополучного существования Малфоя проблем хватало.

— Малый недуг… — когда шаги студентки стихли, Минерва закрыла глаза и устало потерла виски.

Комментарий к Пролог. Последствия счастья

Все строфы в началах глав, не обозначенные “*”, принадлежат автору.

========== 1. Первые шаги ==========

мое несчастье, свет во мраке,

молюсь тобой, тобой горю,

и, онемевший, говорю:

подай счастливой жизни знаки.

Малфой открыл глаза, но тут же загородил их ладонью здоровой руки — из разбитого окна в комнату лился рассеянный свет. Сон постепенно отступал, возвращая в мерзкую реальность. Драко поморщился. После ночи на холодном полу хижины все тело ломило, как будто по нему прошелся десяток горных троллей. Тем не менее Малфой совсем не жалел о том, что променял уют слизеринских комнат на ночлег в убогой хижине. В конце концов, такое происходило не в первый раз. Сначала Драко было слегка мерзко от того, что он отключался и проводил ночи на грязном полу, словно бездомная шавка, но потом стало все равно. Что-то в нем надломилось, порождая пугающее безразличие к окружающему.

Поднявшись и размяв тело, Драко посмотрел на руку с меткой и лишь тогда понял, что она невыносимо болит. На коже красовался яркий алый ожог, скрывающий змею и череп. Малфой знал, что, когда ожог пройдет, метка появится снова, ведь он увечил себя не впервые. Разочарования, как и остальных эмоций, уже не было. Драко испробовал десяток заклинаний, и теперь надежда оставалась только на запретный отдел библиотеки Хогвартса и литературу в кабинете Снейпа. Малфой прекрасно понимал, что свести позорное клеймо могло лишь то, что породило его. Черная магия.

Достав из внутреннего кармана мантии склянку со специально приготовленной обезболивающей мазью, Малфой обработал поврежденный участок кожи. Боль начала постепенно отступать, и морщинка на тонкой переносице распрямилась.

Еще немного постояв посреди темной комнаты, Драко накинул измятую мантию и покинул хижину. Утро встретило его свежим дыханием леса. Под ногами хрустели опавшие ветви, а роса разбивалась о полы мантии, снова утяжеляя ткань сыростью. Наблюдательный человек мог бы понять, что Малфой был в Запретном Лесу, однако чужие подозрения вовсе не волновали Драко, поскольку он знал, что вряд ли кто-то станет за ним следить. В сердцах студентов Хогвартса страх перед армией Темного Лорда был по-прежнему жив.

Стены школы взирали на Драко с отстраненным величием. Перешептываясь между собой, на него косились люди с волшебных картин. В такую рань больше никто из студентов не бродил среди веющих холодом коридоров, ведь до начала занятий было еще добрых два часа.

В подвалы Слизерина спускаться не хотелось, поэтому Драко направился в библиотеку, полностью уверенный в том, что в такой час там не будет ни души. Прозрачный утренний свет, отдающий оттенками светло-зеленого, проникал в зал библиотеки, падая на старинные стеллажи и ряды гладких лакированных столов. К неудовольствию Драко, на самом дальнем от входа ряду горела лампа и виднелся чей-то силуэт. О посещении запретной секции можно было позабыть: некто уже запечатлел его появление в библиотеке, так что не стоило привлекать еще больше внимания.

— Доброе утро, Малфой, — прозвучал звонкий девичий голос, и Драко застыл на месте, вцепившись яростным взглядом в фигуру Грейнджер. С какой стати подружке Поттера здороваться с ним? На удивление обоим, Драко не мог вымолвить и слова. Сжав зубы от злости на Грейнджер (а она определенно преследовала цель обязательно вывести его из себя своим жизнерадостным видом), Малфой развернулся к выходу из зала, атмосфера которого вдруг начала слишком ощутимо давить на него. Раньше он никогда бы не прибег к бегству и наверняка попытался бы вывести Грейнджер из себя. Но теперь, когда Драко расходовал все моральные силы на то, чтобы разобраться в себе, энергии на оскорбления и сарказм совсем не оставалось.

— Малфой! — ударило в спину, когда он размашистыми шагами направлялся вдоль по темному коридору. Даже не обернувшись, Драко ускорил шаг. — Постой же, Малфой!

Гермиона бежала за своим злейшим врагом и не слишком понимала, зачем это делает. Все внутри нее бунтовало и кричало об абсурдности происходящего.

Драко, обеспокоенный тем, что они могут привлечь внимание постороннего, остановился, так и не соизволив повернуться. Гермиона догнала его лишь через несколько секунд и, обогнув, заглянула в лицо. Вид у старосты змеиного факультета был отвратительный. Излишняя бледность бросалась в глаза, контрастируя с темными подглазинами, возникшими то ли из-за недосыпа, то ли по другой, недоступной для понимания Гермионы причине.

— Что тебе, Грейнджер? — спросил Драко в привычной брезгливо-надменной манере и посмотрел на гриффиндорку сверху вниз, отметив, что вблизи она еще ниже, чем кажется. Малфой внезапно вспомнил свою детскую злость из-за того, что на начальных курсах Грейнджер — эта возмутительная грязнокровка — смела быть выше его. Это воспоминание показалось каким-то нереальным, потому что по ощущениям Драко детство было тысячу лет назад.

— Почему ты не ходишь на занятия? — Гермиона внимательно наблюдала за выражением лица Малфоя, наперед зная, что он вряд ли будет с ней разговаривать.

— Иди куда шла, — процедил сквозь зубы он, пытаясь обогнуть настырную гриффиндорку. Последнее время она вызывала у него даже больше отвращения, чем раньше. Не потому ли, что спуталась с недоумком Уизли? Этот союз был концентрацией того, что Драко ненавидел больше всего, а в списке ненависти Малфоев были только две вещи: грязная кровь и нищета.

— Тебя могут снять с поста старосты! — Гермиона преградила ему путь, раскрыв руки в протестующем жесте.

— Это тебя не касается, — отчеканивая каждое слово, произнес Драко и рванул в сторону, пытаясь наконец избежать неожиданного внимания. Несколько месяцев жизни в окружении общего презрения научили его попросту сбегать. Против толпы бессилен любой, что бы он ни проповедовал и кем бы ни был. Малфой же был слишком уязвлен проблемами в семье, чтобы давать отпор недоброжелателям.

— Может, тебе нужна помощь? — вслед крикнула Гермиона, все-таки не решившись броситься вдогонку. Отчасти из чувства самосохранения, отчасти — из-за нежелания показывать врагу свои наигранные добрые намерения.

— Я не настолько пал, чтобы принимать помощь грязнокровки! — сделав небрежный жест рукой, рявкнул в ответ Малфой, а потом скрылся за спасительным поворотом коридора.

Драко был по-настоящему в панике, потому что его самообладание терпело крах из-за этой мерзкой гриффиндорской выскочки. Мерзкой, потому что она была так добра к нему сейчас, хотя они лютые враги. Мысль о том, что на зло возможно отвечать чем-то кроме агрессии и негатива, была абсурдной для Драко.

Словно тень, оставшаяся без хозяина, Малфой блуждал по коридорам Хогвартса вплоть до начала занятий, а потом, немного подумав над словами грязнокровки, все-таки отвернулся от идеи посетить занятия и направился в подземелья.

***

Редкие лучи солнца, проникая сквозь цветные стекла окон, подрагивали на стенах. Задержав на них по-детски восторженный взгляд лишь на несколько секунд, Гермиона направилась в главный зал для традиционного обеда.

За столом Гриффиндора было ожидаемо шумно, и в большей степени потому что принесли почту. Опустившись на скамью рядом с Роном, волшебница с досадой заметила, что он не выразил каких-либо эмоций. Они были вместе уже несколько месяцев, но отношения, если их так можно было назвать, только ухудшались. Неловкость, которую Гермиона списывала на предшествующую продолжительную дружбу, не исчезла, как ожидалось изначально. Неуклюжие попытки Рона сделать что-то только выводили из себя, и она чувствовала отвращение и стыд. Конечно, Гермиона не могла сваливать вину только на него, поскольку и сама после очередного неловкого приставания начала избегать своего парня. Рон больше не предпринимал попыток взять ее за руку или попросту поговорить об их отношениях, и это обижало Гермиону, хотя она изо всех сил старалась воспринимать все не слишком остро.

Вот и сейчас Рон Уизли, словно в былые времена, при её появлении только кивнул головой и продолжил трапезу. Гермиона, обреченно взглянув на Гарри и Джинни, с грохотом поставила графин обратно на стол, так и не налив себе сока. Друзья и некоторые студенты повернулись на звук, недоумевающе наблюдая за тем, как остервенело Гермиона орудует приборами.

— Последнее время ты какая-то нервная, — тихо заметил Рон и этим только больше разозлил свою «вторую половинку». Не то чтобы вывести Гермиону из себя было просто, но сегодня она была особенно уязвима из-за провальной попытки пообщаться с Малфоем.

— Интересно, кто же является тому причиной? — вскинув брови, криво усмехнулась Грейнджер. Она была уверена, что Рон будет соображать еще несколько минут, прежде чем поймет, что это был камень в его огород. Ожидая ответной реакции, Гермиона вскинула взгляд на стол Слизерина. Все на том же месте, что и прежде, восседал Малфой. Выглядел он мрачно и зловеще, выделяясь даже на фоне подлых и язвительных однокурсников. Его тяжелый взгляд остановился на небольшом письме, застывшем в бледных пальцах. Перед тем, как вскрыть конверт, Драко поднял голову и осмотрелся. Не найдя интереса со стороны студентов Слизерина, он обратил взгляд в направлении стола Гриффиндора, и, как оказалось, совсем не напрасно.

Зрительный контакт разразился искрами; показалось, в зале все затихло. Гермиона, хоть и потеряла способность дышать из-за внезапности обнаружения её любопытства, не отвела взгляд, поражаясь, как до сих пор способна выносить гнетущее презрение ледниковых глаз. Драко, вопреки собственному желанию тоже задержавший вдох на половине, сперва поразился дерзости Грейнджер, однако решил, что эту битву взглядов проиграть не имел права. Слегка склонив голову и ухмыльнувшись, Малфой прищурил глаза, чтобы его вид стал еще более надменным. Так было нужно, чтобы сохранять прежние роли. Перемены в поведении грязнокровки были странны и неприятны Драко, однако он не мог не признавать, что это его волнует. Внутри шевелилось что-то, давно раздавленное мыслями о статусе бывшего Пожирателя и падении достоинства рода Малфоев, что-то живое и даже щекочущее оледеневшее от однообразия мучительных внутренних монологов сердце.

Все это не укрылось от Гермионы: она узнавала и не узнавала Малфоя одновременно. Да, это был все тот же слизеринский сноб, уничтожающий ее взглядом, но создавалось впечатление, что теперь Малфой делал это без удовольствия, словно по приказу или следуя давно доведенной до автоматики схеме. Сердце Гермионы почему-то пронзила острая печаль. Она чувствовала, будто избавилась от чего-то отвратительного, но исчезновение старых ощущений обеспечивало тревожную неизведанность новых.

— Я не понимаю, почему ты вообще злишься на меня! — вывел её из раздумий недовольный голос Рона, и Гермиона, шумно вдохнув, повернулась к нему.

Драко, пронаблюдав за тем, с каким рассеянным видом Грейнджер переключается на Уизли, сжал в руках лист и глухо хмыкнул: рыжий дружок Поттера испортил единственное за последнее время развлечение. Где-то глубоко в подсознании сверкнула черным фейерверком мысль: «как было бы здорово посмотреть на его отвратительное глупое лицо, применив “Круциатус”!»

Драко распахнул глаза, запоздало осознавая, о чем только что подумал. Рука некстати отозвалась болью, и он инстинктивно потянулся к рукаву, чтобы проверить метку. Необъяснимая паника от того, что темные мысли могли её материализовать, охватила сознание. Резкая перемена в обычно бесстрастном лице Малфоя не укрылась от посторонних глаз, и он, заметив всеобщее внимание, приказал себе успокоиться. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Драко развернул смятое письмо.

— Скажи ей, Гарри! Она постоянно чем-то недовольна! — не унимался Рон, именно в этот момент вдруг решивший выразить свои претензии.

— О, ну конечно, — Гермиона нахмурилась. — Опять привлекаешь к этому других! Если хочешь поговорить со мной, то, будь добр, делай это наедине!

Они прожигали друг друга взглядами меньше нескольких секунд, а потом резко отвернулись в разные стороны. Гермиона, совершенно забыв про Малфоя, пыталась проглотить слезы накопившейся обиды из-за недопонимания между ней и Рональдом. Гриффиндорцы наблюдали за этим действом с малой толикой удивления. Они прекрасно знали, какой у их старосты взрывной темперамент, а потому только тихо перешептывались, пытаясь не привлечь её внимание.

— Вам нужно все обсудить, — Джинни сочувственно посмотрела на подругу и даже отодвинулась от Гарри, чтобы никого не смущать своим счастьем.

— Очень жаль, что это понимают все, кроме него! — вспыхнула Гермиона. Ей вовсе не нравилось то, что она выставляет свои растрепанные чувства напоказ.

— Если хочешь выставить меня тупоголовым кретином, просто продолжай! У тебя хорошо получается, всё-понимающая-умнейшая-Грейнджер! — задиристо подхватил Рон, и всем стало понятно, что это было последней каплей терпения на чаше весов Гермионы.

В один и тот же момент со стороны столов Слизерина и Гриффиндора послышался скрип неосторожно отодвигающихся скамеек. Две фигуры, облаченные в одинаковые мантии с различием лишь в нашивках, направились к выходу. Гермиона, пытаясь сдержать слезы раздражения хотя бы до того, как покинет зал, схватилась за ручку двери, но её пальцы столкнулись с чьей-то ледяной на ощупь рукой. Не желая поднимать взгляда, она отступила, позволяя студенту пройти первым. Малфой, лишь немного задержав взгляд на опущенном лице гриффиндорской зазнайки, распахнул дверь с помощью заклинания и поспешно двинулся вперед по коридору, едва сдерживаясь от того, чтобы не рвать на себе волосы.

Письмо было от фамильного лекаря Малфоев. Он с тревогой сообщал о том, что миссис Малфой становится только хуже, и прогнозы весьма, весьма неутешительны. Едва прочитав скудные на описание строки, Драко ринулся прочь из этого душного зала, полного отвратительных беззаботных людей.

Гермиона значительно позже, чем следовало бы, поняла, что вихрь, пронесшийся мимо неё — это Драко Малфой, явно разгневанный чем-то. Смешиваясь с переживаниями о собственной личной жизни, мысли о поручении директора Макгонагалл взрывали голову выбитой из колеи Грейнджер. Отбросив побуждения запереться в туалете и поплакать, она решительно направилась вслед за стремительно удаляющимся Драко. К тому моменту, как Гермиона смогла догнать свою цель, стало понятно, что Малфой направляется к директору. В голове пронеслось острое подозрение: неужели Малфой догадался о том, что она следила за ним по поручению Макгонагалл? Немного отставая, чтобы сохранять дистанцию, Гермиона шла по следам своей «жертвы», изнывая от неизвестности. Едва успев взлететь на снова куда-то перемещавшуюся лестницу, волшебница затаила дыхание. Широкая спина Малфоя была в непосредственной близости, и Гермиона понятия не имела, как будет оправдываться, если он её заметит. Но сам Драко был в настолько глубоких раздумьях, что вряд ли обратил бы внимание даже на гнавшегося за ним тролля.

Двери перед директорским кабинетом распахнулись, словно Драко уже ждали. Нисколько не удивившись, он твердым шагом зашел внутрь. Гермиона, уже по пути наложившая на себя заклятье невидимости, прошмыгнула следом. Полутьма в помещении придала некоторую уверенность, и Грейнджер, прижавшись к входной двери, принялась наблюдать.

— Мистер Малфой, чем обязана такому неожиданному визиту? — Минерва вскинула брови, поднимаясь из-за стола. Её гордый и неприступный вид нисколько не подавлял уверенности Драко. Любой бы стушевался при виде строгой Макгонагалл, но годы намеренной заносчивости и вседозволенности сделали Малфоя почти бесстрашным.

— Я прошу у вас разрешения покинуть Хогвартс на пару дней. Матери нездоровится, требуется мое присутствие.

— Вы знаете, что не можете покинуть школу, — опустив глаза, директор обошла стол. — Надеюсь, мне не нужно напоминать почему. Так решило Министерство, и я не могу пренебречь их мнением.

Драко застыл, сжав ладони в кулаки. От бликов тусклых свечей глубокие тени на его лице становились только острее, и оттого лицо Малфоя приобретало настороженно-хищное выражение. Наблюдая за давним неприятелем, Гермиона внезапно вспомнила древнегреческие мифы, которыми увлекалась несколько лет назад. Она вспомнила, как на одной из страниц редкого издания увидела изображение Аида. Тот мрачный, но вместе с тем глубокий взгляд надолго засел в подсознании, а теперь вдруг воплотился в темноте глаз Малфоя. На его скулах, в изгибах губ и острых чертах носа плескался мрак, достойный лучших образцов античной красоты.

— Лучше бы вы не выступали против, когда Министерство рассматривало вопрос о моем заключении в Азкабан. Как по мне, что здесь, что там — одно и то же… — почти прошептал Малфой, и его губы, искривленные в ухмылке, задрожали. — Нет! Эта школа стала мне еще более отвратительной тюрьмой! — повысив тон, Драко отступил на шаг назад, будто кто-то его оттолкнул. — Вы скажете, что здесь нет дементоров, но, черт возьми, эти косые взгляды и сплетни высасывают жизненные силы не хуже! — под конец голос Драко сорвался, и он схватился за голову, шумно дыша. Казалось, весь мир, как сосредоточение темного волшебства, устремился против последнего из рода Малфоев, и тот не знал, куда деться, куда прийти, чтобы обрести желаемый покой. — Если вы не дадите разрешения, я все равно отправлюсь туда. Даже если меня исключат. Плевать, — резко выдохнув, Малфой развернулся к выходу. Он считал, что унижаться просьбами и дальше бессмысленно. С Макгонагалл спорить стал бы только самоуверенный глупец. Когда-то Драко и был таким, но сейчас практически все прежнее в нем умерло.

— Мистер Малфой, хорошо подумайте, прежде чем совершить это! — вслед крикнула директор, делая бессмысленный шаг вперед. — Министерство до сих пор наблюдает за вами! Не решайтесь на необдуманные поступки, ведь на кону честь вашей семьи!

Он застыл почти у выхода, и Гермиона, наблюдая за бывшим Пожирателем в такой непривычной близости, удивилась мраку, проникшему в каждую черту его лица. Малфой стискивал зубы, лишь бы не сказать что-то лишнее, и Гермиона почти кожей чувствовала исходящую от него негативную энергию.

— Мой отец в заключении, а мать вот-вот умрет от тоски и презрения общества, которое на нас свалилось! Как вы смеете оправдывать свои приказы благими побуждениями во имя моей семьи? — дрожащий голос Драко свидетельствовал о том, что он ходил по краю нервного срыва. В глазах застыла влага, которую он так и не мог выплеснуть наружу, будто одолеваемый проклятьем.

И в эту секунду что-то переменилось в сознании Гермионы, заставляя её опустить руку с палочкой. Она смотрела в лицо Малфоя и представляла, что произойдет, если он потеряет последние капли здравомыслия и воли. Да, её не касалась судьба Драко, но… Третьей войны волшебный мир мог и не выдержать.

— Я буду сопровождающим… — тихий голос разнесся по кабинету, и Гермиона удивилась его слабости и неуверенности. Взмахнув палочкой, она оказалась видимой для присутствующих, и в глазах Драко застыло немое удивление. На секунду он даже позабыл о причине своих трясущихся рук, а потом, осознав, кто стоит перед ним, презрительно фыркнул.

— Мисс Грейнджер? — Макгонагалл знала о присутствии Гермионы в кабинете с самого начала, так что была совсем не удивлена.

— Простите за вторжение. Я не должна была подслушивать, — стыдливо потупив взгляд, Гермиона постаралась отвлечься от мысли о том, что Драко до сих пор внимательно наблюдает за ней. — Но я не могла не предложить свою кандидатуру. В Министерстве меня знают, так что проблем возникнуть не должно.

— Героиня Второй Магической решила выгулять Пожирателя на коротком поводке? Не много ли чести, Грейнджер? — хмыкнул пришедший в себя Драко, поведя плечом. Внимание подружки Поттера было непонятным для него, и Малфой тут же подумал о том, что, возможно, она страдает от дефицита его внимания.

— Придержи язык, — огрызнулась Гермиона, уже жалея о том, что вызвалась помочь Малфою покинуть школу. — Ты сейчас не в том положении, чтобы язвить, и учти: еще хоть слово, и я не буду столь благосклонной.

Их глаза встретились, но на этот раз Гермиона не могла вынести его яростного взгляда, а потому поспешно обратилась к Макгонагалл:

— Так что насчет моего предложения? — договорив, волшебница нервно выдохнула, и это не укрылось от внимания хищно оскалившегося Драко.

— Думаю, что это вполне приемлемо, — уже мягче ответила директриса, удовлетворенно складывая руки на груди. Она хотела торжествующе улыбнуться, но это было бы не совсем уместно в такой напряженной обстановке. — Мистер Малфой?

Драко поднял голову на директора, и прядь светлых волос, выбившись из пробора, упала на лоб, развенчивая образ педантичной собранности и ухоженности. — Это ваш единственный шанс, — надавила Макгонагалл, видя, что он колеблется. Взглянув на Гермиону с осторожной ненавистью, Малфой выдохнул и сдвинул брови на переносице. Выражение отрешенного мученичества на его лице позабавило Грейнджер, но внезапно в сердце зародился страх. Её побуждения были, несомненно, благородными, но вот что в действительности было на уме у Малфоя — оставалось загадкой. Гермиона отшатнулась, затаив дыхание. Уже сейчас она почувствовала досаду от проявленного благородства, потому что не представляла, как сможет сопровождать Малфоя, если при каждом их зрительном контакте где-то в мире рождалось новое проклятье.

— Я отправляюсь домой сейчас же, — наконец выдохнул Драко и развернулся к двери. На мгновение задержав взгляд на Гермионе, он вышел из кабинета директора.

— Спасибо, мисс Грейнджер. Надеюсь, вы понимаете, что это необходимо, — тихо произнесла Макгонагалл, но Гермиона только опустила глаза и, неопределенно качнув головой, поспешила за Малфоем.

Отважная гриффиндорка боялась предстоящего «путешествия». Болезненные воспоминания все еще были живы, а шрам на руке так и не смогли свести никакими заклинаниями — Беллатриса постаралась на славу. Несмотря на острое нежелание следовать за Малфоем, Гермиона испытывала чувство неприятной обязанности, которую на неё с легкой руки повесила Макгонагалл. Волшебница в сотый раз задавалась вопросом: почему именно она должна была бегать за этим негодяем и ограждать его от нелепых поступков? Казалось бы, ей какое дело, отправят его в Азкабан, или нет? Но при одной лишь мысли об этом страшном месте Гермиона содрогнулась: даже для Малфоя это было слишком.

Окутанная тяжелыми мыслями, она побрела по мрачному коридору, ведущему в башню Гриффиндора. Она понятия не имела, куда сорвался Малфой и почему не стал ждать её, но бегать за ним она не собиралась.

— Что еще за приступы отвратительной жалости? — прогремел голос рядом с Гермионой, а потом ее неосторожно столкнули с пути. — Думаешь, лучше меня, потому что подружка Поттера?

— Малфой… — прошипела девушка, разгадав намерение Драко загнать её в угол между коридорами. Стремясь избежать неприятного контакта, она ловко вывернулась и попыталась прошмыгнуть мимо Малфоя.

— Нет уж, давай поговорим, — насмешливый голос вместе с обездвиживающим заклинанием резко пригвоздил её к стене. Слизеринец подошел непозволительно близко, и в полутьме Гермиона смогла различить лишь его фигуру и яростно блестящие глаза. — Ты же сегодня целый день таскалась за мной. Зачем? — сделав паузу, Драко вскинул руку, и его палочка уткнулась между ключиц гриффиндорки.

— В моих правилах помогать ущербным, — скривила губы Гермиона, отдаленно понимая, что взяла совсем не то направление беседы, которое было нужно.

— Не дерзи волшебнику с Меткой, Грейнджер, — палочка, ощутимо надавливая на кожу, начала медленно продвигаться вверх к подбородку. — Спрашиваю еще раз: зачем ты за мной следишь?

— Так гордишься тем, что был собачонкой Волдеморта? — не сдавалась она, хотя понимала, что находится в весьма опасной ситуации.

— Как ты осмелела… — цокнул языком Малфой и, отстранив палочку совсем немного, прошептал какое-то заклинание. Гермиона почти сразу почувствовала огненный жар, исходящий от древка, и напряженно сглотнула. — Следи за своим грязным язычком! Стоило мне отвлечься, и ты совсем расслабилась. Рядом нет твоих дружков. Некому тебя защитить. Что будешь делать, Грейнджер? — не убирая палочку, Малфой вскинул брови и застыл в ожидании ответа. Сейчас он был уверен, что грязнокровка, зажатая им в угол, не позволит себе распускать язык.

— Ты не тронешь меня, — она смотрела ему в глаза, хотя плохо их различала. Дыхание Малфоя почти касалось её лба. Как ни странно, Гермиону пугала не его палочка, а разительно превосходящий рост и физическая сила. — Тебе это не нужно.

— Откуда такая уверенность, грязнокровка? — прошипел он, раздражаясь уже от того, что Грейнджер говорила так непоколебимо уверенно.

— Действительно готов напасть на меня, а потом попасть за этот проступок в Азкабан? Не стоит марать руки, Малфой, — вполне серьезно ответила Гермиона и тут же почувствовала, как раскаленная магией палочка отстраняется от ее кожи. — Может, отпустишь? Или боишься моих способностей?

— Чертова грязнокровка! — прошипел Драко и, развернувшись, взмахнул палочкой, освобождая волшебницу.

— Я хочу помочь тебе, — тихо произнесла Гермиона, разминая конечности. — Никаких других мотивов, Малфой.

— Помочь? — он повернулся, недоумевающе изогнув бровь, однако в глазах неизменно читался страх. Драко знал, что не бывает бескорыстного добра.

— Да, — Гермиона кивнула головой.

— Зачем? — нервно сглотнув, Малфой застыл в пространстве. Раньше он мог с блеском осадить кого угодно, но теперь просто сжимал зубы, чтобы не сделать свое положение хуже. Не каждый день со дня Победы ему предлагали помощь. Какую угодно. А прямой, и наверняка непременно честный взгляд Грейнджер заставлял поверить. Во что? Драко и сам не знал, но смутные догадки, зарождающиеся в темноте его мыслей, пугали.

— Мне не нужна твоя жалость… — вспомнив, кто он и, самое главное, кто она, Малфой очнулся от транса. Внезапно возникло острое ощущение потребности играть роль мерзкого ублюдка до конца. Только так, он был уверен, ему удастся сохранить собственную честь и… отомстить? Глаза слизеринца блеснули. Слово «месть» по-новому заиграло в его мыслях, озаряя их живой динамикой. Все внутри Малфоя вспорхнуло, тревожа привычную могильную тоску. Он вдруг почувствовал, что снова жив и может встать во весь рост. Месть! Вот, что было необходимо. Жизнь была несправедлива, так не имеет ли он право все восполнить? И начнет он с засевшей в его печенках Грейнджер. Да, именно так. Месть…

— Малфой, я тебя не жалею. Просто хочу, чтобы мы закончили нашу вражду, — Гермиона сделала шаг, заметив, что он застыл, думая о чем-то своем.

— О, Грейнджер… — хриплый, отчасти безумный смех прокатился по коридору, просачиваясь внутрь них. — Закончить вражду? — он резко вскинул ястребиный взгляд на растерявшуюся Гермиону, а потом, преодолев расстояние между ними в два шага, схватил за подбородок и приблизил к себе. — Как можно быть лучшей ученицей Хогвартса и в то же время непроходимой тупицей? — почувствовав, что Грейнджер вырывается, возмущенно задрав свой отвратительный маленький нос, Драко обвил пальцами ее запястья, предупреждая опасность быть награжденным «остолбенеем» или чем-нибудь не более приятным.

— Прекрати строить из себя злодея! — Гермиона, еще раз безуспешно дернувшись, замерла, затравленно посмотрев на Драко. — Люциус внушил тебе, что ты должен быть таким, но это же неправда! — онасомневалась, что эти слова как-то подействуют на Драко.

— Заткнись! Я не позволю тебе осквернять имя отца! — если до этого Малфой отчасти понимал, что делает, то сейчас он совершенно озверел. Даже слабый болезненный стон, который издала Грейнджер, почувствовав чрезмерно сильное давление на своих запястьях, не возымел на него никакого эффекта. — Может, ты влюбилась в меня? — выпалил Малфой, не до конца понимая, почему именно это созрело в его голове.

— Что за чушь! — честь Грейнджер была сильно задета. Чтобы она, истинная гриффиндорка, боевая подруга Гарри Поттера, влюбилась в слизеринца и, что самое главное, бывшего Пожирателя? Влюбиться в предателя всего магического мира — что за вздор!

— Какая бурная реакция, — хмыкнул Малфой, удовлетворенный эффектом, который произвели его слова. Сдержанность, с которой Гермиона отвечала на все его прежние выпады, раздражала. — Ты что-то говорила про подачки ущербным? Грейнджер, — он почти неосознанно почувствовал необходимость приблизиться к ней. — Может, мне переспать с тобой, м? Отыметь тебя прямо здесь или пойдем в спальню твоего дорогого Уизли?

Гермиона готова была поклясться, что Малфой еще никогда не был так хорош в издевательствах, как сейчас. Затронув нужную струну в душе, он направился прямо по этому пути, продолжая уничтожать Гермиону своими возмутительными словами. Тема близости была настолько сокровенной и болезненной, что волшебница просто не могла ничего ответить. Секунды молчания длились бесконечно долго. Драко лихорадочно скользил глазами по застывшему лицу, пытаясь понять, почему острая на язык гриффиндорка вдруг замолчала, закрыв свои глаза, презрительный блеск которых так раззадоривал. Сердце почему-то замерло. Мутная пелена почти спала с сознания, и он понял, что, похоже, в этот раз зашел слишком далеко. Тихий невнятный шепот в голове настойчиво повторял, что он самый большой негодяй, раз так отвечает на попытки кого-либо помочь.

Драко испуганно отпрянул от дрожащей всем телом Грейнджер, медленно осознавая, какие абсурдные вещи только что сказал. Да, он издевался над ней раньше, делая предметом иронии её кровь, но теперь язык сам собой произнес то, чего произносить не должен был никогда. Но почему же она ничего не отвечала? «О, Мерлин! Пусть она скажет хоть слово!» — думал Драко.

— Мерзость, — отчаянно прошептала Гермиона, тут же отстраняясь. Однако проигрывать битвы было не в её правилах, так что гриффиндорка, собрав все мысли, подняла голову. — Но, Малфой, я ратую за твое благополучие, как ты уже успел заметить. Так что, если собираешься сделать то, что обещал, боюсь, тебя стошнит…

Мгновенное облегчение пронзило мысли Малфоя, и он, словно не было мучительных внутренних монологов, снова злобно оскалился:

— О, да, Грейнджер. Это будет единственный раз, когда я с тобой соглашусь. От мысли, что до меня в тебе был Уизли, рвотные позывы не заставили бы себя ждать.

Драко пару раз моргнул, пытаясь прийти в себя. Почему он снова говорил вещи, совсем для него не свойственные? И почему последнее оскорбление прозвучало больше в сторону рыжего недоумка? Грейнджер смотрела на него глазами, полными слез.

— Урод, — прошептала Гермиона, отстраненно понимая, что в этот раз проиграла по всем фронтам. — Как ты выносишь эту грязь внутри себя?

Малфой молчал, потому и сам не знал ответа на этот вопрос. Ко всему прочему, он сказал уже достаточно. Наверняка Грейнджер больше не приблизится к нему, потому что теперь будет бояться не только насмешек. Сказать такую чушь!..

Смахнув слезы быстрыми движениями, Гермиона поспешила покинуть место, в котором воздух пропитался этими отвратительными фразами. Сердце гулко стучало в груди. Она почти бежала по коридору, но ускользнуть от мыслей так же, как и от Малфоя, было не суждено. Против своей воли Гермиона вспоминала ту отвратительную ночь, из-за которой все пошло наперекосяк. Малфой пробудил в её душе воспоминания, которые она усиленно блокировала в голове уже пару месяцев.

На счастье Драко, об истинном смысле его последней фразы Гермиона не задумывалась вообще, угнетенная картинами, восставшими в её воображении. Однако это не помешало Малфою промучиться от бессонницы всю последующую ночь.

========== 2. Два пути ==========

темнота заклубилась в венах

вместе с жаром враждующих глаз.

заблудились в рассчетных дилеммах —

до сих пор что неволило нас?

Гермиона, поколдовав над своими опухшими от ночи в слезах глазами, украдкой взглянула в зеркало. Оттуда на неё уныло косилось жалкое подобие той Грейнджер, которая смело боролась за себя и своих друзей. А сейчас — уязвимая, слабая, выбитая из колеи неудачными отношениями и тяжелым поручением — она представляла собой слабый пол в худшем его проявлении.

Гермиона долго думала и в конце концов решилась на разговор с Макгонагалл. Малфой вряд ли заслуживал сострадания, и Грейнджер была уверена, что благодаря достаточно настойчивой беседе с директором ей удастся сложить свои неприятные и опасные обязанности. Все-таки игра в фальшивых друзей с бывшим Пожирателем вряд ли была самой лучшей идеей для человека, желающего наконец пожить в спокойствии.

— Мисс Грейнджер… — Макгонагалл встретила Гермиону тревожным взглядом. — Вы все еще в школе?

— Я хочу отказаться от вашего поручения. Можете наказать меня как угодно, но я уверена, что с этим… — она задумалась, подбирая такие слова, которые бы не возмутили слух директора. — С Малфоем мне справиться не под силу. Мы давно враждуем, и я вряд ли смогу оказать на него хоть какое-то влияние, — Гермиона замолчала, но, не услышав ответной реакции, решила дополнить свои слова строчками из Истории Волшебного Мира:

— Кто мраку сердце подарил, тому полудня свет не мил…

Макгонагалл выслушала студентку до конца, сохраняя мятежное выражение лица. Еще минуту после того, как Гермиона закончила, в кабинете царило безмолвие, и даже звук часов затих, повинуясь напряжению.

— Ваше знание Истории весьма похвально, — губы Минервы дрогнули, и она резко отвернулась от Гермионы, подходя к омуту памяти. — Однако у этой фразы есть продолжение.

— Но если свет прольет лучи, мрак обратится в прах ночи, — с некоторой досадой дополнила волшебница, нервно сжимая ткань мантии. Макгонагалл так просто сдаваться не собиралась.

— Именно, — тихо произнесла директор, а потом прикоснулась палочкой к виску, медленным движением вытягивая светящуюся нить. Воспоминание, словно мерцающая паутинка, повисло на конце палочки, и Макгонагалл поднесла его прямо к туманной субстанции омута. — Я не хотела показывать это кому-либо… — печально опустив глаза, директор поманила Гермиону рукой. — Хочу взять с вас обещание, что вы будете молчать об увиденном. У меня просто не остается выбора…

Гермиона, каждой клеточкой тела ощущая страх перед тем, что ей предстоит увидеть, несмело подошла к заманчиво светящемуся волшебному объекту. Макгонагалл заметно нервничала и, когда Гермиона вплотную подошла к Омуту, отступила на два шага. — Запомните: все, что вы увидите, лишь один путь, по которому может пойти Драко Малфой, и всего лишь одна вариация судьбы Волшебного Мира. Пока будете наблюдать, не забывайте, что иное развитие событий зависит только от вас.

Медленно вдохнув и выдохнув, Гермиона погрузилась в Омут. На несколько секунд воцарилась глубоководная тишина, а потом словно издалека до слуха начали доноситься едва различимые голоса. Перед глазами была лишь дрожащая тьма.

— Хотите узнать его будущее? — заскрежетал чей-то голос, и Гермиона поморщилась. Понемногу она начинала понимать: темнота не рассеивалась отчасти потому, что в воспоминании Макгонагалл находилась в какой-то мрачной комнате. Но волшебный туман вскоре начал отступать, и Гермиона смогла различить небольшое помещение, освещаемое десятком свечей.

— Это темная магия, так что цена будет соответствующая, — низкая женщина с резкими и неприятными чертами лица смотрела нахально, но, тем не менее, с некоторой осторожностью. — И, так и быть, я покажу вам оба пути.

— Сколько? — раздался тихий голос Макгонагалл, и колдунья довольно оскалилась.

— Пять лет жизни.

— Хорошо, — ничто в голосе директора Хогвартса не дрогнуло. — Показывайте.

— Договариваться с вами — одно удовольствие, — пролебезила ведьма и начала суетиться, обшаривая крючковатыми пальцами полки. На стол перед Макгонагалл опустился такой громоздкий стеклянный шар, каких Гермиона не видела даже на уроках прорицания. Он внушал определенный страх. Ведьма щелкнула пальцами, и внутри шара заклубился черный дым. Разрастаясь из центра, он заполнил все стеклянное пространство, а потом сквозь темноту прорвался неясный свет.

— Подойдите, Профессор. Достаточно приложить руку, — заискивающе произнесла ведьма, поманив Макгонагалл крючковатыми пальцами. Едва Минерва прикоснулась к шару, Омут снова затянуло туманом. Прогремел гром, и все видимое пространство охватило темнотой, однако в следующее мгновение вспышка молнии осветила новую картину. Прищурившись, Гермиона сумела различить высокие серые стены Азкабана. Шум ливня и разбивающихся о стены тюрьмы волн слегка резали слух, а в небесах над мрачной постройкой начал разливаться синевато-зеленый свет. Молнии испуганными змеями впивались в свинцовые тучи, а между тем болотистый свет разрастался все больше, и в небесном пространстве уже можно было различить дементоров, кружащих над тюрьмой. Они, почувствовав вторжение, покинули свои посты и выбрались наружу, своим видом навевая уныние и страх на Гермиону. Еще секунда, и мощнейший столб ослепительного кислотно-зеленого света ударил с небес прямиком в центр тюрьмы. Волна взрыва, прокатившись по стенам, своей разрушающей силой откинула дементоров в стороны. Вместе с силами природы загрохотала величественная постройка. Камни ее посыпались в бушующий океан, и для стороннего наблюдателя это зрелище было настолько ужасающим, что Гермиона затаила дыхание. Насколько она помнила, за всю историю Магического мира разрушить Азкабан удалось только одному темному волшебнику, и его имя не хотелось произносить даже в мыслях.

Едва пыль от первого взрыва растворилась в океане, небо, озаренное темной магией, извергло сотню едва различимых фигур. Темные точки стягивались к тюрьме, и по мере приближения силуэты восседающих на метлах людей становились все четче. Проревел еще один раскат грома, и волшебники словно по команде достали свои палочки и направили их в сторону тюрьмы. Началась хаотичная стрельба зелеными лучами, и, если бы не истинный смысл происходящего, Гермиона сравнила бы это с фейерверком.

Внезапно перед глазами снова возникла неопределенная мутноватая дымка, но уже через секунду она рассеялась. Гермиона увидела множество грязных людей в поношенных тюремных одеждах, серые стены, испачканные сажей от взрыва и ослепительно-зеленое небо над головой. Волшебники, до этого направляющие в тюрьму разрушающие чары, стояли по одну сторону, а заключенные — по другую.

— Какие будут дальнейшие указания, мой Лорд? — ближайший человек вышел вперед, но из-за темной мантии и капюшона, скрывающего его лицо, Гермиона не могла распознать личность. Вместо ответа Лорд вскинул руку в перчатке и вышел вперед, видимо, наблюдая за заключенными, с опаской ожидающими своей участи. Преступники из Азкабана были напуганы, что казалось Гермионе абсурдным, ведь в стенах этой тюрьмы сидели волшебники, олицетворяющие сам страх. Человек в перчатках медленно шел мимо толпы, и его мантия, явно чуть светлее, чем у других, трепетала от порывов ветра, пробирающихся сквозь разрушенные стены. На узком и длинном указательном пальце сверкал смутно знакомый перстень, а из-под капюшона виднелась прядь светлых волос.

— Ты, и ты тоже… — он указывал палочкой на определенных заключенных, не останавливаясь ни на секунду. — Выходите вперед.

Никто из вызванных преступников не дрожал, а их глаза полыхали нетерпеливой яростью и ликованием. Стиснув зубы, они внимательно следили за Лордом, пока тот заканчивал с отбором.

Гермиона напряженно вглядывалась в скрытые капюшонами лица и пыталась узнать хоть одну черту, которая могла бы выдать Малфоя. Но даже пробежавшись взглядом по ряду с заключенными она так и не смогла найти ненавистного слизеринца. — Остальных уничтожить, — хладнокровно произнес Лорд, и Гермиона, услышав его голос отчетливее, чем раньше, нахмурилась. Что-то в этой изящной манере говорить показалось ей знакомым.

Среди неизбранных преступников поселился хаос. Они, словно обезумевшие, сорвались с места и кинулись врассыпную, скрываясь в уцелевших проходах Азкабана. Вторгшиеся волшебники больше не ждали. С безумным гомоном и радостными криками, как и пристало всем варварам, они бросились вслед за спасающимися. Выкрики непростительных заклятий смешались в один неразличимый гул.

Тем временем Лорд, сохраняя идеальную невозмутимость, подошел к первому из «избранных» и недолго изучающе смотрел на него.

— Ты готов посвятить всего себя служению мне и только мне? — монотонно говорил Лорд, а Гермиона все пыталась распознать голос говорящего. «Люциус?» — с сомнением подумала она, но тут же отвергла это предположение. Он должен был быть среди заключенных Азкабана, да и фигура в мантии была куда выше старшего Малфоя».

— Да, мой Лорд, — покорно ответил заключенный. Человек в мантии поднял руку, и преступник, осторожно придерживая её, приложился лбом к тыльной стороне ладони господина. Гермиона поморщилась: «Что еще за средневековые ритуалы?» Внутри разрастался интерес ко всему происходящему, а главное — к личности загадочного господина.

— Прекрасно, — удовлетворенно выдохнул Лорд и, резко схватив заключенного за руку, приложил палочку к коже предплечья. Еще секунда, и давший обет человек скорчился от боли, на ослабших ногах пригибаясь к полу. На руке, подобно метке Волдеморта, вычерчивался некий знак. Гермиона не могла его рассмотреть, пока Лорд не закончил с «посвящением». Сидящий на полу человек шумно дышал, с дрожью наблюдая за выжженной на коже буквой «М», заключенной в узоры фамильного герба Малфоев.

Гермиону прошиб холодный пот, а в сознании пронеслась догадка, в которую не хотелось верить. Среди заключенных Малфоя не было, и в рядах гоняющихся за ними волшебников — тоже. Он стоял прямо перед глазами Гермионы в своей темно-зеленой мантии, освещенный тусклым сиянием колдовства.

Ей сразу стало понятно, почему Малфоя не удалось узнать сразу. В видении он был как минимум на двадцать лет старше. И, хоть черты лица стали более резкими и взрослыми, Гермиона отчетливо рассмотрела до тошноты знакомые глаза, наполненные ещё большей стужей, чем раньше. Теперь это был не просто заносчивый придурок со Слизерина, не просто тот, кто умел унизить колким словом. Перед Гермионой стоял новый Темный Лорд. Может, сильнее первого. Может, еще более жестокий. И когда Драко из будущего вдруг растянул тонкие обескровленные губы в самой мерзкой улыбке, какую ей доводилось видеть, Грейнджер захлебнулась собственным вдохом.

Внезапно начался такой ливень, что уже через секунду и образ Малфоя, и очертания разгромленного Азкабана исчезли в серой влаге. Однако сплошная стена дождя закрывала обзор Гриффиндорки совсем недолго. Сквозь рассеивающуюся непогоду вскоре начали виднеться башни Хогвартса, светящиеся мягким теплым сиянием окон. «Нет, — пронеслось в голове у Гермионы, — ради Мерлина, только не это!».

Еще какое-то время стены Школы Чародейства и Волшебства отдыхали в безмятежности, беспокоимые только порывами ветра, но уже спустя пару вдохов и выдохов Гермионы одна из башен — башня Гриффиндора — рухнула без предшествующего взрыва. В безмолвии треснула многовековая кладка, тишиной сопровождался полет камней в воды Черного Озера. Все загрохотало только тогда, когда башня, развалившись на неровные осколки, устало опустилась на землю. Словно запоздавшее предзнаменование на небе начали разверзаться облака, открывая взору Гермионы уже знакомые болотные оттенки. Вспышка молнии — и девушка оказалась внутри стен родной школы.

На глаза навернулись слезы, ведь то, что она видела, было даже хуже, чем при битве с Волдемортом: насилие, разгром, убийства, зеленые вспышки, безумный смех приверженных Лорду волшебников и освобожденных из Азкабана преступников соединялись в пышный карнавал смерти. Среди последователей Малфоя не было тех, кто хоть на секунду сомневался в происходящем хаосе. Драко постарался не повторять ошибок Темного Лорда. Предатели убивали и приходили от этого в блаженное исступление, они захлебывались в крови, с каждым убийством изощряясь в способе все больше. Мгновенная смерть жертвы не удовлетворяла искуснейших убийц. «Круциатус» стал самым малым злом, а «Авада Кедавра» — и подавно. Добру было не победить в этот раз. Слишком слабы были ученики перед темной магией, ведь даже малая её доля не была в их власти, так как после Битвы с Волдемортом во всех учебных заведениях запретили занятия, тем или иным образом касающиеся сил мрака.

Тела мертвых преподавателей были пригвождены к уцелевшей стене над главным входом. Директор Макгонагалл была среди них, и Гермиона практически застыла, пытаясь убедить себя в том, что это лишь видение старой ведьмы. Кровь закипала; Грейнджер, обычно невозмутимая, сейчас до одурения желала убить Малфоя, хотя он и не подозревал о том, во что превратится в будущем. Руки дрожали и тянулись к палочке, но все, что могла сейчас делать Гермиона — это наблюдать.

— Я же приказал не трогать студентов Слизерина! — прогремел грозный голос взрослого Малфоя, и в одного из его подчиненных полетел луч зеленого цвета. Волшебник пал замертво, не закончив свою пытку над одним из учеников. К тому моменту студент уже потерял сознание. На вид юноше было около семнадцати, — видимо, он учился на старших курсах. С виска стекала кровь, пачкая белоснежную рубашку и галстук, перемежающий в себе зеленый и белый цвета. Малфой стоял над раненым около минуты, о чем-то раздумывая, а потом, взмахнув палочкой, наградил его коротким заклятьем. Кровь испарилась с кожи студента, рана на виске затянулась, а сам он понемногу начал приходить в себя.

— Вставай, — повелел Лорд, когда мальчишка смог осознанно воспринимать окружающую обстановку. Студент, из-за шока даже забывший, что был ранен, поднялся на ноги и выпрямился. В его взгляде и осанке чувствовалось слизеринское нахальство. — Я дал тебе шанс, но только один. Скажи, будешь ли ты мне предан, или предпочитаешь умереть героем, как эти глупые гриффиндорцы?

— Я буду служить, — пару раз нервно моргнув и опустив взгляд, произнес слизеринец. Драко хмыкнул и, приблизившись к юноше, волшебством вскинул его руку вверх. Едва палочка Малфоя коснулась кожи нового подчиненного, тот болезненно зашипел, а потом и вовсе застонал, оседая на землю и скручиваясь в агонии.

— Скоро пройдет, — равнодушно бросил Малфой и, отвернувшись от скорчившегося на земле слизеринца, пошел дальше.

— Мой Лорд! — к нему спешно подошел один из волшебников в темной мантии. — Мы все проверили. В доме Уизли никого нет.

Гермиона, услышав про Нору, тревожно вслушалась в их разговор. Её до сих пор трясло от увиденного здесь, и мысль о том, что Малфой нацелен на уничтожение жилища Уизли, окончательно растлевала остатки спокойствия.

— Тогда спалите дотла дом этих ничтожеств, — отдал короткий приказ Малфой. — Я еще должен закончить здесь. — Студент, получивший метку, уже оправился от болевого спазма и рассматривал клеймо, вряд ли осознавая, в какую безжалостную авантюру ввязался.

— Я прослежу за тем, чтобы ваш приказ был исполнен в лучшем виде, — волшебник, по традиции приложившись лбом к руке Малфоя, поспешно удалился, стараясь выслужиться перед своим Лордом.

Драко устремил взгляд на небо, подернутое зеленоватой дымкой, и глубоко вдохнул. Казалось, только сейчас у него появился азарт к жизни, и еще более безумная улыбка коснулась губ темного волшебника. Вместе с этим небо поразил еще один раскат грома, а потом видение начало дрожать, цвета и образы — смешиваться, и вскоре синеватый туман поглотил все без остатка. Кто-то с усилием потянул Гермиону за плечи, буквально вытаскивая из омута. Рухнув на стул, она еще несколько минут приходила в себя.

— Воды? — спокойно предложила Минерва и, не дожидаясь ответа, взмахнула палочкой. К Гермионе подлетел хрустальный бокал. Молча взяв его в руки, она почти залпом выпила всю воду. Мысли до сих пор путались и не желали связываться в одно целое. Гермиона понимала, что необходимо придумать план, как помешать Малфою, но кроме мысли о немедленном убийстве на ум ничего не шло.

— Теперь вы понимаете, почему я так беспокоюсь за Драко? — осторожно спросила Макгонагалл, опускаясь в кресло напротив Гермионы.

— Драко? — что-то в голове Грейнджер взорвалось с оглушительным треском. — Вы называете этого гнусного убийцу по имени без малейшего отвращения! В этом видении он убил вас, директор! Неужели вы не понимаете? Его нужно сейчас же отправить в Азкабан… — Гермиона огляделась, будто ища поддержки в окружающей ее обстановке. — Я должна обязательно донести об этом в Министерство. Довольно войн, я больше не смогу смотреть на смерти! — Гермиона заходилась судорожными вдохами. Она не хотела, чтобы пострадала Макгонагалл, другие преподаватели и семья Уизли. Не хотела, чтобы мир, достигнутый такой дорогой ценой, вдруг рухнул из-за такого ублюдка, как Малфой.

— Я взяла с вас обещание! —строго произнесла Минерва. — Если вас это убедит, Министерство тут же снимет меня с поста директора, если узнает, что я обращалась к незаконной магии. Поймите же наконец, что все не так просто!

— А как? — Гермиона приподняла бровь. — Нам просто молча наблюдать за тем, как Малфой становится сильнее, чтобы в конце концов разрушить Волшебный Мир?

— Я не говорила о бездействии. Мне кажется, мы с вами обсудили пути исправления этой ситуации.

— А я еще раз повторяю, что не могу даже видеть Малфоя! Если бы вы знали, какие возмутительные вещи он мне высказал после того, как мы ушли отсюда! Он угрожал мне своей палочкой, и кто знает, как далеко Малфой способен зайти в своих запугиваниях…

— Мистер Малфой не виноват в том, что был воспитан своим отцом! Может, вы этого и не видите, но в Драко заложен огромный потенциал — как светлый, так темный. И сейчас единственный вопрос в том, в какую сторону склонится чаша весов. А на это можете повлиять только вы.

— Почему? — дрожа от безысходности, Гермиона впилась умоляющим взглядом в Минерву. — Вы видели это? Тогда почему не покажете мне?

— Я не могу, — покачала головой Макгонагалл. — Мне пришлось заблокировать эти видения в своих мыслях, чтобы никто и никогда не узнал о них. Если ожидающие возвращения Темного Лорда волшебники узнают, что вы можете свести мистера Малфоя с пути темной магии, ваша жизнь окажется в опасности. Я не могу подвергать ни вас, ни весь Волшебный Мир такому риску.

Гермиона жадно выхватывала каждое слово директора, пытаясь усвоить информацию, хотя ей до сих пор была отвратительна та мысль, что единственным путем к спасению становится её связь с Малфоем. Дружить с самовлюбленным кретином, в перспективе обещающим стать сильнейшим темным магом? Нет, Грейнджер была уверена, что тяжесть этой работы сломает её и без того ослабевшие плечи.

— Что мне делать? — опустевшим голосом спросила Гермиона, хотя знала, что ответ будет ожидаем и ничего кроме обреченности не принесет.

— Вам нужно найти путь к исправлению сознания мистера Малфоя. Он уже начал задумываться о страшных вещах, но пока еще есть шанс на спасение. Когда мрак и темная магия поглотят его душу, дороги назад уже не будет. Мы должны действовать как можно быстрее. Если вам от этого будет легче, вскоре вы получите возможность в некотором смысле… управлять Драко.

— О чем вы? — обеспокоенно спросила Гермиона, но ответа так и не получила. Макгонагалл упрямо молчала, без слов говоря о том, что все это Гермионе предстоит узнать самой. — Прекрасно…

— Я понимаю, что вам сложно переступить через себя и пойти на примирение, однако сделать это необходимо. Драко нужно попасть домой. Миссис Малфой в ужасном состоянии и, боюсь, на поправку может уже не пойти.

— И что же, мне его пожалеть? — дерзко вскинув бровь, Гермиона поднялась с места. Она бы не стала так разговаривать с директором в обычном случае, но сейчас её ярость просила хотя бы малейшего выхода наружу.

— Просто скажите ему, что готовы отправиться в Малфой-мэнор в качестве сопровождающего. Надеюсь, он поймет свою ошибку и извинится перед вами, — Макгонагалл и сама не очень верила в последние слова, но преследовала цель хоть немного расположить гордую гриффиндорку к ненавистному ей слизеринцу. Вместо ответа Гермиона хмыкнула, отлично понимая, что они обе сильно сомневаются в том, что Малфой способен на извинение. Скорее всего, даже под страхом Авады он не стал бы распинаться перед нечистокровной волшебницей.

— Ступайте, мисс Грейнджер, и пусть удача будет вам надежной спутницей, — наконец произнесла Минерва, тем самым обозначая конец разговора.

— Всего доброго, — неискренне бросила напоследок Гермиона и вышла из кабинета. Захлопнув за собой дверь, она остановилась и обреченно закрыла глаза, медленно выдыхая.

***

Драко с раннего утра мерил гостиную старост нервными шагами. Когда ступни начали болеть, он опустился в мягкое кресло и задумчиво закусил губу. Пальцы барабанили по деревянному подлокотнику, выдавая внутреннее беспокойство, а светлые пряди разметались, делая вид Драко непривычно несобранным. Мантия неаккуратно лежала на спинке кресла, забытая владельцем. Стрелки часов неумолимо спешили к полудню, а это значило, что скоро в комнату должны были прийти старосты всех факультетов для традиционного ежемесячного собрания, которое Драко исправно не посещал уже несколько раз. Ему удавалось оставаться старостой лишь благодаря заступничеству директора и Пэнси, которая до сих пор выполняла все его обязанности.

Но и сейчас Малфой пришел в гостиную не из побуждений выполнить долг своего статуса. Он ждал появления Грейнджер, ведь не сомневался, что дотошная гриффиндорка не позволит себе пропустить собрание всего-то лишь из-за неприязни к нему. На удивление себе, Малфой довольно хорошо знал Гермиону, так что не удивился, когда она зашла в гостиную раньше положенного времени на десять минут. Да, Драко не удивился, но ощутимо испугался, потому что не ожидал, что их встреча произойдет так скоро, да еще и без посторонних.

— Здравствуй, Малфой.

Впервые Гермиона увидела рассеянность в глазах давнего неприятеля, когда тот смотрел на неё. Вид Малфоя показался ей несобранным и оттого смешным. Несмотря на то, что Драко казался безобидным, Гермиона тут же опустила взгляд и прошла на свое место за общим столом. Неприятные воспоминания о вчерашнем инциденте, хоть и не так сильно, как прежде, все же терзали её.

На скудное, но от того не менее неожиданное приветствие Малфой кивнул, не решаясь смотреть в сторону Грейнджер, непонятно по какой причине продолжавшей здороваться с ним. Он даже не подозревал, скольких душевных сил стоило Гермионе сказать всего два слова, не вкладывая в них ядовитое отвращение. При одном взгляде на Малфоя она вспоминала увиденное в Омуте и мысленно содрогалась. Гермионе казалось, что от слизеринца веет холодом, который способен убить её, если она приблизится хоть на шаг.

— Послушай, — все-таки выдавила она после нескольких минут молчания. — Когда захочешь покинуть Хогвартс, предупреди меня, чтобы я приготовилась. Сколько ты планируешь пробыть в Малфой-мэноре?

Драко был полностью сбит с толку. Он ошарашено смотрел на Грейнджер, разговаривающую с ним, как ни в чем не бывало. С губ почти срывался вопрос о том, в своем ли она уме.

— Не думай, что я забыла твою выходку, — немного помолчав, гордо продолжила она. — Просто у меня есть личный интерес. Слышала, в вашем поместье есть огромная библиотека. Уверена, там хранятся уникальные издания. Я работаю над тем, чтобы вернуть своим родителям память, так что если у меня будет доступ к такому источнику, думаю, смогу что-то раздобыть, — наконец Гермиона нашла в себе силы поднять глаза на Малфоя. Он казался ей мраморным изваянием, и лишь пронзительные иссиня-серые глаза блестели живыми эмоциями. Выдуманная история про библиотеку прибавляла уверенности и отчасти оправдывала ее побуждения помочь, однако Гермиона прекрасно знала, что секрет возвратного заклинания раздобыть наверняка куда сложнее, если он, конечно, вообще существует.

— Ты в своем стиле, Грейнджер, — как-то убого и неуверенно усмехнувшись, Драко запустил руки в карманы брюк. — Думаешь только о книжках.

— Так когда ты собираешься отправиться? — прерывая пустые ерничества, выпалила она и уткнулась взглядом в стопку листов, лежащих на столе.

— Как можно скорее. Сегодня вечером? — Драко с ужасом осознал, что он как будто спрашивает Грейнджер, удобно ли ей. Но прежде, чем он смог скрыть свой порыв вежливости привычным сарказмом, Гермиона дала ответ:

— Хорошо, жди меня у главного входа. Полагаю, директор Макгонагалл не будет против того, что мы трансгрессируем.

Малфой не мог сказать ни слова, и потому чувствовал себя последним идиотом. Немного постояв, он опустился на место напротив Грейнджер и уткнулся взглядом в столешницу, бездумно обводя резьбу на подлокотниках пальцами.

— Малфой, — вдруг произнесла она, и Драко резко поднял голову, тем самым напугав и без того напряженную Грейнджер. Её поднятая палочка тут же заставила Малфоя схватиться за собственную. — Выглядишь отвратительно… — переводя взгляд на готовое к бою оружие собеседника, Гермиона нахмурилась. — Не волнуйся, я не собираюсь тебя убивать, — уголок её губ дрогнул, но тут же опустился. — Просто ты выглядишь ужасно недисциплинированно. Не забывай, что представляешь свой факультет в качестве старосты.

Малфой нахмурился, наблюдая, как Гермиона делает короткое движение палочкой. Его галстук, расхлябанно виляющийся на шее, затянулся в аккуратный узел. Кажется, Драко ожидал того, что Гермиона примется затягивать галстук и дальше, чтобы придушить его, но волшебница, удовлетворившись результатом, отложила палочку в сторону.

— Надеюсь, с собственными волосами и рубашкой справишься сам, — будто просматривая исписанные собственным почерком бумаги, произнесла Грейнджер. На самом деле она даже не понимала, что сейчас пытается прочитать. Все внимание было сосредоточено на поведении Малфоя. Он удивленно смотрел на скрытое водопадом кудрявых волос лицо Грейнджер. По наитию пропустив упавшие на лоб пряди сквозь пальцы и отведя их в сторону, Драко тоже устремил взгляд вниз, про себя отмечая, что не узнает ни прежнюю Грейнджер, ни прежнего себя.

========== 3. Мелодии прошлого ==========

черный дым, отравный смог

затмевает солнце дня.

умер мой последний бог:

крепче впредь держи меня.

Гермиона намеренно задержалась на несколько минут, прежде чем пройти к главным воротам. Хотя все вещи были собраны и гриффиндорка ненавидела опаздывать, ей хотелось насолить Малфою хоть немного. Грейнджер не могла сдержать улыбку, когда представляла, как он сквернословит и истерит, преданно ожидая «грязнокровку».

Однако Драко снова неприятно удивил её и своим отсутствием в назначенном месте весьма озадачил. Гермиона, растерянно опустив небольшой рюкзак на ступеньку лестницы, ведущей к главному входу, огляделась. В голове вспыхнуло множество мыслей, одна хуже другой: во-первых было возможно, что Малфой решил улизнуть без сопровождения, что, конечно, незамеченным бы не осталось. Это светило большими проблемами не только самому заносчивому слизеринцу, но и всему волшебному миру в будущем. Во-вторых, все-таки немного надеясь на разумность Малфоя, Гермиона предположила, что он счел появление в поместье на пару с ненавистной ему подружкой Поттера ниже своего достоинства и отменил планы, а сейчас спокойно разделял свое одиночество с мрачными подвалами Слизерина. Второй вариант был куда ближе обеспокоенному чувству ответственности Грейнджер, так что она решила сконцентрироваться на нем

Прошло еще около десяти минут — Драко не появлялся. В воздух все сильнее просачивалась сумеречная темнота, а со стороны Запретного Леса начал наползать холодный туман. Гермиона поёжилась, с раздражением замечая, что стоило одеться куда теплее. Вместе с беспокойством понемногу зарождалась ярость: как Малфой мог пренебречь подобной благотворительностью? Она переступила через труп своей гордости, чтобы пойти с давним врагом на мировую, а он так небрежно отверг её помощь! Может, сегодня днем она слишком туго затянула галстук, и ненавистный слизеринец задохнулся где-нибудь по дороге сюда? Гермиона глупо хихикнула.

— Что смешного, Грейнджер? — послышался привычно холодный голос, и она вздрогнула от неожиданности, по инерции хватаясь за палочку. Малфой её напугал, но признаваться в этом Гермиона сочла бы недостойным.

— Ты опоздал, — сквозь зубы прошипела она, одарив Малфоя одним лишь взглядом, однако этого хватило, чтобы оценить его внешний вид. Драко явно поколдовал над своей внешностью, чтобы больше не походить на старую гипсовую скульптуру. На нем был привычный черный костюм; рубашка на этот раз оказалась идеально выглаженной и застегнутой на все пуговицы. Распахнутый пиджак трепетал от ветра, открывая взору Гермионы заметно похудевшую фигуру: пропуски общих обедов в течение нескольких месяцев дали о себе знать. Лицо Малфоя уже не было столь бледным, как раньше, а темные подглазины и вовсе исчезли. Волосы лежали в безукоризненном порядке, а губы наконец не казались бескровными нитями и придавали лицу более-менее здоровый вид.

— Мы с тобой не на свидании, так что букет в честь извинения не предлагаю, — небрежно бросил Драко, критично оглядывая свою сопровождающую. Ему она казалась до невозможности невзрачной: снова эти джинсы и безразмерный свитер, сползающий на бедра и скрывающий запястья. Все, что бы могло привлечь в Грейнджер, думал Драко, она убогим способом скрывала. Даже волосы, которые и так стали в разы короче, чем на первых курсах — и те оказались завязаны в небрежный хвостик. И в таком виде она собиралась отправиться в Малфой-мэнор? Драко вдруг стало стыдно за неё. Показываться вместе с Грейнджер перед матерью отчаянно не хотелось, и он решил, что не даст им встретиться.

— Простого извинения было бы достаточно, — едва слышно пробормотала Гермиона, хотя понимала, что это бессмысленно.

— Я не собираюсь играть с тобой в лучших подружек, Грейнджер, так что хватит пустой болтовни, — раздраженно закатив глаза, Малфой шагнул вперед и, еще немного посмотрев на унылый пейзаж, закрыл глаза на вдохе. — Подойди ближе.

Гермиона неловко шагнула вперед, осознавая, что добровольно приближается к Малфою на такое расстояние, наверное, в первый раз. Задумавшись о своем, она вздрогнула, когда пугающе ледяные пальцы обвились вокруг запястья. Драко и сам удивился тому, что рука Грейнджер оказалась теплой, даже горячей. И, как ни странно, вовсе не отвратительной. Скорее, Малфой даже получил удовольствие от того, что на лице волшебницы еще отчетливее проявилась ненависть. Драко постарался сократить их контакт до минимума, одними подушечками пальцев касаясь по-детски хрупкого запястья.

— Ничего не говори, Грейнджер. Мне и самому неприятно, — оскалился он, даже не поворачиваясь в сторону Гермионы. Она чувствовала, что Драко старается по максимуму не касаться её кожи, будто она была прокаженной. Вопреки здравому смыслу стало неприятно, и она отвернулась, закусив губу. — Сосредоточься.

Уже через несколько секунд их захватил поток пространственной магии, и Гермиона, как и всегда, почувствовала легкую тошноту. До того, как неприятные ощущения вышли за пределы терпимого, Грейнджер снова почувствовала твердую землю под ногами. Облегченно выдохнув, Драко тут же отдернул руку. Подавив желание раздраженно хмыкнуть, Гермиона сделала несколько шагов вперед и взглядом обвела величественное здание, чересчур мрачное в вечернем освещении. Из некоторых окон лучился какой-то холодный белый свет, и от этого становилось еще неуютней. Зелень оттенка темного малахита беспокойно шумела вокруг, будто предвещая бурю. Высокие ворота поместья, изрезанные металлическим орнаментом, казались неприступными и жуткими. Готика всегда провоцировала Гермиону на неприятные мысли.

Едва Малфой взмахнул палочкой, ворота, узнав владельца, гостеприимно распахнулись, сопровождая движения неприятным визгом несмазанных петель. Гермиона поморщилась, но, взглянув на Малфоя, не обнаружила на его лице никаких эмоций. Ни лязг металла, ни прибытие в родную обитель, казалось, не вызывали в его душе никакого отклика. Образ мрачного Аида, вернувшегося в свое безрадостное царство, снова воскрес в фантазии Грейнджер, и она позволила ему там поселиться окончательно.

Они прошли по каменной дорожке вплоть до дверей в абсолютном молчании, но оба были этому рады. Необходимость разговаривать хотя бы для вида исчерпала себя еще в Хогвартсе. Двери, повинуясь волшебству, распахнулись, и на Гермиону повеяло ледяным воздухом. Как оказалось, в самом поместье было еще холоднее, чем на улице.

— Домовик проводит тебя в комнату, а потом покажет библиотеку, если будет нужно, — отстраненно произнес Малфой, скользя взглядом по величественным стенам с некоторой подавленностью. — И, если что-то понадобится, обращайся к нему же. Надеюсь встретить тебя снова только при отбытии обратно в Хогвартс, — договорив, Малфой уверенно направился куда-то и вскоре скрылся за одной из массивных дубовых дверей. Гермиона, все-таки не удержавшись, обозвала его вслед придурком, однако он этого уже не услышал. Все мысли Драко были заняты третьей комнатой справа на втором этаже, где располагалась спальная миссис Малфой. Радость от скорой встречи с матерью заглушила страх перед особняком, бывшим когда-то резиденцией Пожирателей. Была бы его воля, Малфой младший снес бы это здание до основания, не гнушаясь памятью о предках.

Нарцисса лежала на высоко поднятых подушках, умиротворенно наблюдая за огнем в камине. На её щеках покоилась мертвенная бледность, сложенные на покрывале руки выдавали болезненную худобу. В окружении темно-синих оттенков постели она выглядела словно одинокая глыба холодного льда посреди океана. Приспущенная занавесь балдахина накладывала на образ женщины некоторую затемненность, скрывающую ряд неприятных особенностей болезни.

— Мама… — Драко хотел казаться уверенным, но голос его дрожал. Отец бы обязательно назвал его слабаком, но что бы сделал сам Люциус, увидев жену в таком состоянии?

— Драко, — она, отмерев от созерцания пламени, неспешно повернула голову в сторону прибывшего сына. Неожиданная радость придала её лицу прежнюю красоту, и теперь Нарцисса не казалась телом, находящимся на грани между жизнью и смертью. — Дорогой, почему ты здесь?

— Что с тобой случилось? — не обращая внимания на вопрос, сорвавшийся с бумажных губ, юноша подошел к постели, но так и не решился взять мать за руку — боялся, что она попросту рассыплется.

— Немного приболела, вот и все. Откуда ты об этом узнал? — Нарцисса, прекрасно разглядев ужасающиеся глаза сына, поняла, что непринужденной беседы у них не выйдет.

— Мистер Гролли, — Драко сглотнул, наблюдая за тем, как мать запахивает на груди шелковый халат, скрывающий сильно выступающие ключицы и посеревшую кожу. Женщина отдала бы многое, чтобы сын не видел её впавших и болезненно-красных глаз, острых линий на скулах, потускневших волос. Она надеялась умереть до того, как Драко запечатлеет её такой.

— Я просила его не говорить, — раздраженно произнесла Нарцисса, и Драко с облегчением узнал в её интонации характерный не терпящий неповиновения тон. Манера матери изрекаться в стиле Люциуса восхищала и ужасала одновременно. Эта больная женщина, так беззаветно обожающая мужа, могла больше никогда не увидеть его.

Драко, отступив на шаг от кровати, отвернулся. Он ненавидел себя за то, что не мог сдержать слез злости и жалости. Люциус прочно внушил ему, что истинный Малфой должен быть крепче камня и бесчувственнее могилы. Но смог бы отец сохранять свою хваленую невозмутимость в такой ситуации? Драко сильно сомневался.

— О, милый, подойди ко мне, — обеспокоенно прошептала миссис Малфой, нахмурив брови. — Не нужно переживать. Все это… пройдет.

Кажется, удачнее слов Нарцисса подобрать не могла, но Драко повернулся к ней с видом обезумевшего от горя человека. Магия, которую он использовал для приведения своего вида в относительный порядок, из-за нестабильности эмоций начала сходить на нет.

— Что с тобой такое? Чем занимается чертов Гролли? — быстро преодолев расстояние до кровати, Драко опустился перед ней на колени и порывисто схватил костлявую руку матери. Детский ужас пронзил сердце, и он усилием воли подавил в себе желание отдернуть руки от иссушенного болезнью существа, в которое превратилась его мать.

— Проклятье, — устало ответила она. — Не знаю, кому это было нужно. Все началось пару месяцев назад. Я думала, это легкая простуда, но все оказалось куда серьезней… — немного помолчав, Нарцисса накрылазапястье сына рукой. — Скорее всего, это сделал кто-то из сбежавших Пожирателей. Нас считают предателями, — в глазах женщины заблестела слабая ярость, но тут же погасла. Даже сил бороться за жизнь уже не осталось — что уж говорить о борьбе за честь рода?

— Нужно поискать хороших целителей и… я бы мог поднять некоторые связи отца, — лихорадочно начал перечислять Малфой, ощутив вдруг прилив уверенности. Ему нужно было что-то сделать, и неважно, насколько эффективным это будет. Только не бездействие, о, Мерлин, только не снова это молчаливое повиновение судьбе!

— Прекрати, Драко, это бесполезно. Лучше послушай меня, — прервала Нарцисса, легко сжав ладонь сына. — Тебе нужно окончить Хогвартс, а потом заняться делами семьи. Сперва следует выбрать удачную партию. Её семья не должна быть связана с пожирателями… — женщина напряженно выдохнула. — Так ты укрепишь свое положение в обществе. И запомни: чистота крови не должна помешать тебе в выборе. Нет, даже лучше, если она будет полукровкой, потому что тогда ты сможешь подтвердить свое безразличие к разрозненным слоям общества. Все должны поверить в твое исправление. Ты должен поверить в это. Только тогда род Малфоев вынырнет из позора… — прошептав это в сторону, Нарцисса вдруг замолчала, и горячая слеза, обжигая ледяную кожу, скользнула к её подбородку.

— Что ты такое говоришь? — наблюдая за влажными глазами матери, Драко был готов поклясться, что его сердце медленно пожирается чудовищной болью. Хотелось кричать и метаться, но все эти эмоции извивались внутри, ломая ребра. — Я найду того, кто сможет тебе помочь, — твердо произнес Малфой. — И даже не думай ещё хоть раз заговорить о том, что вы с отцом просто исчезнете, оставите заботу о роде мне.

Нарцисса внимательно посмотрела на сына, понимая, что сейчас он вряд ли способен трезво соображать. В нем пылала юность и уверенность в том, что любое его слово обязано материализироваться. Эгоистичные желания и первобытное чувство самосохранения охватили Драко целиком, пожирая мысли о неутешительной реальности. Он не поверит. Только не сейчас, иначе сойдет с ума и провалится в пропасть, из которой выхода уже не будет.

— Я отомщу, — прошептал Драко, вскидывая безумный взгляд на мать. — За отца, истлевающего в Азкабане, за тебя, за каждый презрительный взгляд! Они поплатятся! — сорвавшись на крик, Драко шумно вдохнул, закрывая глаза. Что-то и без того не слишком прочное ломалось под натиском всевозможных эмоций, возродившихся из-под обломков разрушенного сознания.

Нарцисса смотрела на сына с ужасом. К несчастью, она прекрасно понимала, что он чувствует и о чем помышляет. Однажды миссис Малфой уже видела такой взгляд. Видела, и до сих пор не могла забыть. Волдеморт являлся к ней в безумных снах, и женщина проводила целые ночи в бреду, вскрикивая и рыдая.

— Нет, — неожиданно резко произнесла она и положила ладони на шею Драко. — Месть — удел слабых, а Малфои никогда такими не были. Послушай меня внимательно, Драко, — женщина пыталась придать своему голосу уверенности, но он все равно подрагивал от рыданий, рвущихся наружу. — Даже не вздумай идти против мира совсем один, это поглотит тебя без остатка. Покорись сейчас, и ты станешь счастлив. Иногда ради того, чтобы обрести счастье и покой, необходимо перестать бороться. Не всякое наше желание верно и истинно по своей сути, — покачала головой Нарцисса, внимательно наблюдая за мутной пеленой слез, вставшей в глазах сына. Драко застыл, и женщина не знала, слушает ли он, или стремительно отдаляется от неё навсегда. Мысль о том, что сын может сейчас подняться и уйти туда, откуда не возвращаются прежними, разрывала сердце болью. Нарцисса была уверена: стоит Драко связаться с темной магией, и всему придет конец, а она уже никогда не сможет обрести покой — ни на земле, ни там, куда отправится после смерти.

— Я не понимаю, мама, — прохрипел Малфой. — Разве мы не расплатились? Разве отец не несет свое наказание в Азкабане? Почему несчастья продолжаются? Если их хваленое добро победило, почему нам так больно?!

— Мой мальчик, — она нервно всхлипнула и, повинуясь порыву, притянула Драко к себе, крепко прижимая к груди. Нарциссе было невыносимо горько оттого, что она оставляет сына так скоро, еще не до конца насладившись материнством и не отдав и малую долю долю той ласки и любви, которую она копила все годы.

— Я отомщу, мама! Я отомщу за тебя! — то ли рычал, то ли рыдал Малфой, до удушения стискивая мать в объятиях. Он боялся, что сейчас, прямо в этот момент, нечто черное и непонятное заберет её навсегда, и он больше не сможет дышать. Драко не верил ни в какую любовь, кроме материнской. Только она была щитом, который мог вытерпеть все, всегда и при любых обстоятельствах. Эта любовь была жертвенной, и от того безумной в своей беспредельности. Драко прекрасно знал, что никто во всей огромной вселенной не переживает о нем больше, чем Нарцисса, но горче становилось лишь от того, что он так и не успевал отблагодарить её за это. Вот она — беспомощная, отдавшая все до капли ради сына — умирает в опустевшем холодном доме. И он — единственный наследник, Малфой, её сын, в конце концов — не может ничего сделать.

Как и любой мужчина, Драко терпеть не мог собственное бессилие, а его безупречно вышколенная гордость только утяжеляла муки сердца. Обуреваемый беззащитностью перед силами куда более страшными, чем темная магия, он готов был грызть землю и сливаться с мраком, лишь бы возвыситься над всем, что угнетало его и семью Малфоев.

— Тшш, — Нарцисса слабо покачивалась из стороны в сторону, будто убаюкивая сына. Казалось, в её объятиях замер не содрогающийся от ненависти к миру юноша, а всего лишь младенец, обеспокоенный приснившимся ему кошмаром. — Всё будет хорошо, мой милый. Мы обязательно справимся с этим, — повинуясь порывам нежности, она сбивчиво целовала горячими сухими губами то его висок, то темечко, нервными движениями поглаживая по спине, значительно шире её собственной. — Нужно только переждать, дорогой. Все будет хорошо, — снова и снова повторяла она, словно это было заклинанием.

И Драко постепенно приходил в себя. Через несколько секунд кожу на его лице стянуло от высохших слез, а дыхание выровнялось. Глаза блуждали по высоким окнам, за которыми уже виднелась желтоватая луна. Мягкий свет камина завораживал и слегка успокаивал нервы, и, когда Драко понял, что окончательно восстановил душевное равновесие, поспешно отстранился от матери и рассеянно отвернулся. Ему было стыдно за такое бурное проявление эмоций, ведь он был, в конце концов, мужчиной, да к тому же ещё и Малфоем.

— Принеси мне шкатулку с камина, — неожиданно попросила Нарцисса, и Драко, благодарный матери за то, что она нашла применение его терзаемому изнутри телу, неспешно выполнил её просьбу и опустился на край кровати. Приняв из рук сына дубовую шкатулку с изящной резьбой, Нарцисса нажала на механизм, и та распахнулась, обнажая красное бархатное дно. Внутри, покоящиеся на золотых подставках, находились два перстня с искусно вставленными в них темно-зелеными драгоценными камнями.

— Это ваши кольца? — Драко поднял осторожный взгляд на мать, совершенно не зная, как она относится к этим украшениям. Ведь, скорее всего, один лишь взгляд на них вызывал в душе Нарциссы усиление неисчезающей боли.

— Да, — на удивление Малфоя, его мать довольно бесстрастно смотрела на кольца.

— Люциусу не разрешили иметь при себе даже это в Азкабане…

— Но они не магические! — злобно прошептал Драко, сжимая в кулаке ткань покрывала. Он думал, что для надзирателей тюрьмы эта собственность не значила бы ничего, но вот для его родителей — для матери Драко — кольца означали неразрывную связь.

— Я хочу, чтобы ты носил его, — Нарцисса с надеждой и любовью посмотрела на сына. — Так моему сердцу будет спокойней.

Драко рассеянно смотрел то на мать, то на кольца, и его одолевали смутные сомнения.

— Ты же знаешь, что они фамильные, так что когда-нибудь ты бы все равно стал владельцем… — осторожно взяв руку сына в свою, Нарцисса медленно надела перстень на его палец. — Оно будет напоминать тебе… о нас.

Малфой посмотрел на украшение, и зеленый камень блеснул как-то зловеще. Золотые узоры, сковывающие драгоценность, словно держались из последних сил, сдерживая поток магии, заключенный внутри камня.

— Сыграешь мне? — мягко спросила Нарцисса, когда молчание начало давить на виски. — Отца здесь нет, так что никто не будет против. Сыграй, Драко. Я так давно не слышала приятных звуков в этих стенах.

Драко покосился на стоящий в углу комнаты рояль и раздраженно зажмурился. Больше всего на свете ему не хотелось сейчас играть глупейшую музыку, как ни в чем не бывало.

— Я не уверен, что все еще помню, — попытался отказаться он, но печальный взгляд матери заставил Драко замолчать и покорно направиться к инструменту.

— Что-нибудь медленное, дорогой, но только не печальное, — Нарцисса поудобнее устроилась в подушках, и взгляд её загорелся каким-то детским предвкушением чуда.

Медленно остановившись у рояля, Драко провел пальцами по ледяной поверхности идеально гладкой крышки, а потом, резко подхватив её, откинул, открывая взору ряд белых клавиш. Все было совсем как раньше. Время и события не тронули инструмента, на котором он по вечерам скрашивал досуг матери. Ностальгическая улыбка тронула губы Драко, и он позволил себе забыть боль хотя бы на несколько бесконечных минут.

Звуки первых аккордов гармонично слились с шепотом огня и треском дров в камине.

***

Гермиона сидела в большой гостевой комнате около получаса, и вскоре ей это весьма надоело. Домовик — низенький сморщенный эльф — принес поднос с ужином, хотя фрукты и стакан сока больше походили на легкий перекус. Решив пока не пробовать ничего, Гермиона выложила некоторые вещи, включая учебники, и уселась на широкую кровать.

Интерьер комнаты был ожидаемо холоден: стены и пол бирюзового оттенка при свечах казались болотными, высокие шкафы и комоды из темного дерева поблескивали лакировкой, а кровать, вопреки ожиданиям Гермионы лишенная балдахина, была застелена белоснежным. Только покрывало, расписанное вычурными узорами в зеленоватых тонах, вписывало постель в общий интерьер. Два окна в комнате выходили на парк Малфой-мэнора, но Гермиона не смогла разглядеть почти ничего из-за густой темноты. Кажется, ей удалось увидеть отблеск озера, находившегося в пределах поместья, но и в этом девушка не была уверена: в ночи могло показаться все что угодно.

В конце концов, Гермионе попросту наскучило сидеть в комнате. Читать или учить что-либо совершенно не хотелось, и девушка решила покинуть пределы комнаты на свой страх и риск. Прекрасно понимая, что Малфой будет плеваться ядом, если встретит её, блуждающую по особняку, Гермиона шагнула за порог.

Однообразие стен, дверей и коридоров почти выводило её из себя. Ничего выделяющегося или хотя бы немного светлого не встретилось на пути. Тяжелые двери едва поддавались напору Гермионы, поэтому, открыв третью или четвертую, она заметно устала. Конечно, трансгрессирование еще никому просто так с рук не сходило. Для приличия усталость должна была продержаться ещё несколько часов.

Когда Гермиона оглядела небольшой зал, в котором оказалась, её сердце тревожно содрогнулось в груди, вызывая гудение в ребрах и мурашки на руках. Это было то самое помещение, в котором она лежала на полу, доведенная Беллатрисой до почти бессознательного состояния. На глаза непроизвольно навернулись слезы, и Гермиона поспешила найти хоть какой-то выход отсюда. Взгляд наткнулся на неширокую темную арку, и девушка, почти не задумываясь, скользнула в неё. Вокруг стало ужасно темно, и Гермиона использовала «Люмос», чтобы осветить путь. Коридор, по которому она продвигалась, ничем не отличался от других.

Услышав какой-то необычный звук, девушка застыла. Гробовую тишину поместья нарушала тихая музыка, доносящаяся откуда-то из конца коридора. Звуки фортепиано вовсе не пугали и не настораживали смелую гриффиндорку, так что она даже не задумалась перед тем, как ускорить шаг. По мере приближения мелодия звучала все отчетливей, и Гермиона поразилась, насколько сильно она, преисполненная нежности и светлой тоски, контрастирует с холодными плитами и грубыми цветами поместья. Наконец Грейнджер начала различать источник света кроме своей палочки. Из приоткрытой двери выскальзывал на пол яркий луч, ползущий вдоль по коридору.

Она замедлила шаг и сделала поступь мягче. Больше, чем быть обнаруженной, она боялась прервать музыку, ласкающую слух. Гермионе уже давно не приходилось слышать звуков рояля. До битвы не было времени, а после уже совсем не хотелось. Слишком много плачей услышала героиня войны, и эта музыка, как единственная в мире, на долгие месяцы засела в её подсознании.

Но теперь, когда эхо разносило мелодию по стенам холодного Малфой-мэнора, Грейнджер ощутила слабую надежду, что темнота вокруг — это то, что способно раствориться сквозь время, — было бы желание. Нужно было только приоткрыть дверь, чтобы луч света скользнул во мрак, изгоняя его, и тогда музыка, заполнявшая сердце до момента скорби, могла бы заиграть вновь.

Остановившись в метре от двери, Гермиона испуганно отдернулась, заметив, что полоска света падает на её ноги. Девушка чувствовала себя воровкой, хотя украсть музыку вряд ли было возможно. Но ощущение того, будто она черпает что-то чужое и для неё не предназначенное, все равно терзало и не давало окунуться в волшебные мгновения до конца.

Спустя несколько минут Грейнджер поняла, что ещё одной вещью, мешавшей ей наслаждаться музыкой, было любопытство. Она задавалась вопросом, кто из обитателей Малфой-мэнора мог исполнять такую тонкую эмоциональную мелодию, находясь в столь скудных на вдохновение стенах. Осторожно приблизившись к двери, Гермиона заглянула в комнату. Сначала её взгляд скользнул к источнику света, коим являлся большой камин, трепещущий огнем. Напротив него на возвышении у стены находилась широкая кровать, окутанная тяжелым бархатом занавесок. Из-за приспущенной ниши Гермиона не смогла разобрать, кто же находился на таком царском ложе, но догадывалась, что это была миссис Малфой. И, наконец, глаза девушки столкнулись с фигурой, сидящей за роялем. Сперва Гермиона прищурилась и даже зажмурилась, полагая, что собственное зрение выкидывает вовсе не смешные шутки.

Слизеринец, негодяй, эгоист, самодур, самый настоящий нарцисс и кретин своими руками творил музыку, светлее которой Гермиона не слышала ни в одной из христианских церквей. Ничто не мешало этой мелодии: ни руки, оскверненные меткой, ни стены, давящие на находящегося внутри своим безразличным величием, ни условное будущее того, кто чувствовал аккорды своим сердцем. Музыке было все равно на обстоятельства, она просто существовала, искрилась и парила над пространством, в котором находилась Гермиона.

Драко показался ей отстраненным и сосредоточенным. Он внимательно следил за своими руками на клавишах и беспрестанно закусывал губы, будто боялся, что вот-вот сорвется и пропустит клавишу, но этого не происходило. Волосы слегка растрепались, и вместе с его движениями в особенно сильные моменты нарастания музыки все больше спадали на глаза. Гермиона боялась, что из-за этого он перестанет играть, но Малфой продолжал, потому что чувствовал: это необходимо не только для угождения матери, но и для возрождения в душе чего-то мимолетно прекрасного, теплого, родного и… безвозвратно забытого.

Но, как и лучшим временам, музыке приходится когда-нибудь заканчиваться, и Малфой, еще раз проиграв три последних такта, мягко отпустил педаль. Все в комнате замерло, и Драко подумал, что Нарцисса заснула.

В это же время Грейнджер слегка покачнулась, испугавшись того, как Малфой с тихим шорохом поднялся с места. Гермиона оперлась на дверь, и та не преминула предательски скрипнуть, привлекая внимание Малфоя и пробуждая задремавшую было хозяйку поместья.

— Кто там, дорогой? — слабо поинтересовалась Нарцисса, и Гермиона поняла, что её обнаружили. Решив не испытывать судьбу и дальше, девушка на носочках ринулась назад.

— Как невежливо, Грейнджер! — едко прилетело в спину, и Гермиона застыла, ожидая какой-нибудь магической атаки со стороны Малфоя, но её не последовало. Девушка замерла в темноте коридора, потому что не знала, что ей делать. Впереди был мрак, позади — разозленный Малфой. Палочку она доставать так и не решилась. — Может, соизволишь ответить? — Малфой оказался ближе, чем она думала. За какие-то секунды он успел подойти к ней почти на расстояние вытянутой руки.

— Я заблудилась, — смело ответила Грейнджер, повернувшись к нему всем корпусом.

— Для того, чтобы не заблудиться, было достаточно не выходить из комнаты. Так жаждала увидеть меня? — Драко подошел еще ближе и попытался различить, какие же эмоции испытывает пойманная гриффиндорка. Однако темнота вокруг скрывала слишком многое, как и то, что Гермиона раздраженно нахмурилась. В плотно сжатых губах крылись воспоминания о глубокой травме, которую она перенесла в этом мрачном особняке.

— В этот раз я здесь в качестве гостя, а не пленницы, так что посчитала вполне приемлемым ступить за пределы стен, в которых меня заключили, — негромко и на одном выдохе выпалила Гермиона, ощущая, как челюсть сводит от ярости. Даже если они с Малфоем были неприятелями, капля благодарности с его стороны вовсе не помешала бы. Более того, он должен был понимать, какие ассоциации возникают у неё при одной только мысли о Малфой-мэноре, так что соглашение быть его сопровождающей в это место было огромной психологической жертвой для Гермионы.

Драко отступил на шаг, сбитый со своей надменной позиции резким упоминанием прошлого. В его душе снова заклубился тот темный дым, что обволакивал все дни до этого. Воспоминания о том, кто он, медленно заползали под кожу, заставляя её невыносимо гудеть. Поведя плечами, Малфой сделал еще один шаг назад, взглядом, привыкшим к темноте, впиваясь в фигуру гриффиндорки. Он видел в ней напоминание о том предательстве, которое совершила его семья, и о тех злодеяниях, которые здесь происходили. Обожженная рука с меткой некстати заныла, потому что действие обезболивающей мази заканчивалось. Еще секунду назад Драко был весь там, в этой полутемной теплой комнате, и его мысли были заняты забытой мелодией. Самой большой проблемой пять минут назад было пропустить ноту и сорвать такт, не проиграв его. А теперь вместо каких-то живых, приземленных проблем, лишь одна — его прошлое.

— Драко? — обеспокоенный голос донесся до замеревших в ненависти подростков, и они посмотрели на худую женщину, опершуюся на косяк двери. Гермиона не сразу узнала Нарциссу Малфой — настолько она изменилась.

— Мама, зачем ты поднялась? — так, словно это было последней каплей, прошептал Малфой и бросился к ней. Гермиона неуверенно шагнула следом. Гриффиндорская натура рвалась изнутри, влекомая побуждением помочь.

— Гермиона Грейнджер? — удивленно вскинув брови и не обратив никакого внимания на недовольство сына, произнесла женщина.

— Извините, что вторглась в ваш дом и даже не поприветствовала, — вздрогнула она после того, как услышала собственное имя, изреченное с такой непривычной для Малфоев заинтересованностью. — Доброй ночи. Я пойду, — нервно улыбнувшись, Гермиона моментально развернулась.

— Постой, — слабо окликнула её Нарцисса. — Не выпьешь со мной чаю? В этом доме так скучно, а разговаривать приходится только с пугливыми домовиками и холодными мужчинами, — в её голосе проскользнуло едва различимое лукавство, но Гермиона не испугалась этого. Было бы глупо ожидать чего-то угрожающе-опасного от волшебницы, хоть и не вызывающей доверия, но столь больной и изможденной.

— Это ещё зачем? — процедил сквозь зубы Малфой, недоумевающий, почему вдруг мать решила посвятить свой досуг общению с нечистокровной волшебницей.

— Полагаю, Драко, именно благодаря ей ты сейчас здесь, — строго сказала Нарцисса, укоряюще смотря на сына. — Я знаю о том, что тебе запрещено покидать Хогвартс без разрешения или одобренного Министерством сопровождения. Проходите, мисс, не обращайте внимания на его поведение.

Малфой, хоть и был до крайности оскорблен тем, что в собственном доме с его мнением вовсе не считаются, подхватил мать под локоть и сопроводил до кровати. Только полностью удостоверившись в том, что Нарцисса в порядке и устроилась в подушках достаточно удобно, Малфой отступил назад, найдя себе пристанище около камина.

— Присаживайтесь, мисс Грейнджер, — заискивающе произнесла Нарцисса, и её взгляд метнулся к шкатулке, до сих пор лежащей на краю кровати. — Сейчас я прикажу подать чай, — женщина, с трудом оторвавшись от предмета пристального внимания, щелкнула пальцем, и в комнате материализовался домовик. Отдав короткий приказ, миссис Малфой снова обратила взгляд к прибывшей гриффиндорке.

Гермиона выглядела подавленной и уставшей, что не ускользнуло от блестящих интересом и надеждой глаз женщины. Она медленно разглядывала юную волшебницу, про себя отмечая, что с последней их встречи (а была она не при самых благоприятных обстоятельствах) Грейнджер похорошела. Воистину, время всеобщего мира как ничто другое украшает человека, настрадавшегося от войны. Хотя одежда девушки была по-прежнему непривычна для взгляда миссис Малфой, более расположенной к черствой элегантности, внешний вид гостьи вполне удовлетворил хозяйку поместья.

— Только подумать, Героиня Войны в нашем доме! — сухо рассмеявшись, Нарцисса сжала шкатулку в ладони, в то же время метнув взгляд к Драко. Он, думая, что за ним не наблюдают, прожигал дыру в профиле Грейнджер. В этом взгляде, безусловно, играла ненависть, но Нарцисса почему-то медленно вскинула брови, приподнимая уголки губ. Когда юноша, устав не моргая смотреть на Гермиону, встретился со взглядом матери, в его лице все переменилось. Сторонний человек мог бы предположить, что заметавшийся взгляд и закушенная до боли губа были признаками какого-то совершенного злодеяния.

— Как вы себя чувствуете? — неловко поежившись, спросила гриффиндорка. Еще день назад она и предположить не могла, что станет интересоваться здоровьем одной из бывших сторонниц Темного Лорда.

— О, я полностью разбита, — так, словно это пустяк, отмахнулась Нарцисса. — Драко, дорогой, не принесешь какую-нибудь книгу из библиотеки отца? Хочу почитать перед сном, — поспешно обратившись к сыну, женщина впилась внимательным и напряженным взглядом в его лицо. — Ты же знаешь, что никому, кроме нас с тобой, туда входить не позволено… — добавила она, пронаблюдав за возмущением в сощуренных глазах Драко.

Почти незаметно кивнув, Малфой, сначала слегка покачнувшись, размеренными шагами направился к двери. В его походке было нечто грациозно-умиротворенное, то, чего Гермиона не видела уже давно. Да, в Хогвартсе он не переставал вести себя как повелитель вселенной, но что-то в его силуэте будто сникло, а движения потеряли былую железную уверенность и отточенность. Со стороны могло показаться, что слизеринец шествовал все так же прямо, но внимательный глаз гриффиндорки замечал, что движения Малфоя несли в себе некую обреченность. Теперь же, в его каменных бездушных владениях, удаленных от суетливого магического мира, Драко снова казался воспрявшим, словно кто-то починил в нем тот стержень, которой сломался тогда, еще до Битвы.

Когда дверь затворилась, Гермиона почувствовала одновременно и облегчение, и нарастающее напряжение из-за того, что находилась наедине с Нарциссой, ещё более непонятной для неё, чем Малфой. Драко был некоторым связующим звеном между гостьей и своей матерью, однако теперь, когда он исчез, Гермиона почувствовала неловкость.

— Директор Макгонагалл попросила вас об этом? — спешно разрушила тишину Нарцисса, не чувствуя себя скованно в компании Гермионы, хотя каких-то несколько месяцев назад их можно было бы назвать противниками.

— Нет, — соврала Гермиона. Она прекрасно помнила о просьбе Минервы не разглашать мотивы заступничества. — Просто я не могла не помочь, когда это было в моих силах. Я прекрасно знаю, каково это — быть удаленным от родителей, так что чувства Драко мне понятны.

— Истинная гриффиндорка, — с некоторым восхищением прошептала Нарцисса и снова с сомнением взглянула на шкатулку. — Могу я попросить вас кое о чем?

Гермиона внимательно наблюдала за лихорадочным и взволнованным блеском в глазах миссис Малфой и не понимала, был ли он таковым из-за болезни или из-за чего-то нехорошего, возникшего в мыслях. Однако она была слишком измотана, чтобы разбираться в этом тщательно.

— Конечно, — неуверенно качнула головой Грейнджер, и Нарцисса нервно улыбнулась.

— Послушайте, — она схватила Гермиону за запястье, и та заметно вздрогнула, однако руки отнимать не стала. Больная вызывала в ней чувство, схожее с жалостью, и все родовые и кровные понятия невольно отходили на второй план. — Я чувствую, что очень скоро оставлю Драко, а Люциус покинет Азкабан только через пятнадцать лет, — плавная волна голоса Нарциссы при упоминании мужа вдруг прервалась, словно наткнувшись на скалу. — Если ему удастся выжить, конечно, — зажмурившись, женщина приказала себе собраться. — Если бы я только могла встать на колени и молить вас, мисс Грейнджер! — вдруг горячо зашептала она, сильнее стискивая руку девушки в своей.

— Прошу, не оставляйте Драко! Я чувствую, как нечто ужасное разрастается в нем! — взгляд Нарциссы безумно метался по лицу Гермионы, и та заметно оробела. Она не предполагала, что беседа свернет в подобное русло.

— Миссис Малфой, я…

— Нет, послушайте меня, у нас мало времени, — от волнения женщина закашлялась, но быстро пришла в себя. Она постоянно с тревогой косилась на дверь. — У вас еще нет своих детей, но вы должны понимать, насколько сильно я люблю Драко и как много могу отдать, чтобы он был счастлив, — больная сделала выразительную паузу, — только теперь у меня нет даже времени… Я знаю, что вы перенесли много неудобств от Драко и от нашей семьи, но, пожалуйста! — в глазах миссис Малфой заблестели слезы, и Гермиона почти полностью капитулировала. Искренняя речь заставила её расчувствоваться, и, нахмурив лоб, она обратила все свое внимание на говорящую. — Пожалуйста, оградите Драко от участи, которая обречет его на гибель. Еще не все потеряно, и ему нужна хоть одна причина оставаться на поверхности. Если вы его оставите, то Драко пойдет ко дну, и тогда я… — Нарцисса закусила губу, резко останавливая поток слов. Времени было все меньше. — Простите мне мой материнский эгоизм. Я уверена, вы обязательно поймете меня, — уже более сдержанно произнесла она и придвинула шкатулку к Гермионе.

Гермиона не слишком вслушивалась в последние слова, потому что фраза о том, что именно она должна спасти Драко, невероятно раздражала уже давно обгоревшие нервы. Почему именно она? Весь мир будто сговорился, заставляя её через силу уживаться со своим лютым врагом.

— Что это? — спросила Гермиона, отдергивая руку от прикоснувшейся к ней шкатулки.

— Я хочу отблагодарить вас, — поспешно объяснила Нарцисса. — Может, это не то, что вам нужно, но сейчас… — миссис Малфой медленно распахнула шкатулку, и Гермиона с удивлением посмотрела на кольцо, искрящееся изумрудом.

— Нет, — выдохнула Грейнджер, отодвигаясь от презента. — Я не смогу принять это.

— Пусть оно будет символом вашего обещания, — настойчиво проговорила Нарцисса уже куда более окрепшим голосом. — Поклянитесь мне, что не оставите Драко!

— Я не могу обещать, ведь ваш сын и я… — попыталась увернуться от громких слов гриффиндорка, но тут же заметила обреченность в глазах Нарциссы.

— Поклянитесь же, умоляю вас! Поклянитесь, мисс Грейнджер! — дрожащим от нетерпения и волнения голосом выкрикнула Нарцисса, попутно доставая кольцо из шкатулки и крепче обхватывая руку Гермионы.

— Хорошо, я клянусь! — растерянно и испуганно прошептала девушка, сама не веря в то, что сказала. Миссис Малфой, хоть и была больна, все ещё прекрасно владела навыками подавления. В её твердых словах чувствовалось присутствие умирающего, но от того более крепкого духа.

Как только желанные слова слетели с губ Гермионы, Нарцисса, перехватив девушку за запястье, одним движением надела кольцо на безымянный палец её левой руки.

Все затихло. Успокоенно выдохнув, миссис Малфой снова откинулась на подушки, закрывая глаза и блаженно улыбаясь. Только сейчас Гермиона заметила, что её дыхание сбилось, а лоб покрылся испариной. Девушка с опаской посмотрела на кольцо, устроившееся на пальце, и тут же решила, что непременно снимет его и отдаст Малфою, как только удастся покинуть эту пропитанную безысходностью комнату.

Дверь приоткрылась на удивление тихо, и Драко замер в проходе, наблюдая за взволнованной Грейнджер и шумно дышащей матерью. Что-то было не так. Нет, подружка Поттера явно не могла навредить Нарциссе, потому что имела слишком огромное (и как она только с ним выживала?) сердце. Тогда что произошло в тот короткий период, пока он отсутствовал? Малфой ступил вперед, заметив, как смешно вздрогнули плечи гриффиндорки. На удивление, она оглянулась на него с надеждой. Что-то неприятно кольнуло внутри, но Драко подошел к кровати и замер.

— Я принес, что ты просила, — небрежно опустив книгу на постель рядом со шкатулкой, Драко раздраженно посмотрел на девушку сверху вниз. — Идем, Грейнджер. Хватит угнетать атмосферу своим присутствием.

Хоть тон Малфоя и раздражал Гермиону, она была рада, что ей представится возможность убраться из этой комнаты. Резко поднявшись с кровати, она резво направилась к двери, не желая дышать этим воздухом еще хоть секунду. Малфой удивленно наблюдал за терпеливой покорностью Грейнджер. То, что гриффиндорская гордячка никак не отреагировала на его оскорбление, было последним подтверждением случившегося здесь неприятного инцидента.

— Подождите, — встрепенулась Нарцисса, и Гермиона подумала, сумеет ли сделать вид, что не услышала, и сбежать. Кольцо почти тянуло руку вниз, его хотелось поскорее снять.

— Что такое? — Малфой тоже не пребывал в восторге от поведения матери, и, наверное, это был единственный раз, когда Гермиона могла признать, что солидарна с ним.

— Подойдите, — она поманила озадаченных Драко и Гермиону к себе, одной рукой скользя по постели в поисках палочки. В горле миссис Малфой пересохло, потому что она очень сомневалась в осуществимости своего плана. Однако отступать было уже поздно.

Взглядом запечатлев кольцо на руке сына и возрадовавшись тому, что он не снял его, Нарцисса покрепче сжала в ладони наконец найденную в складках постели палочку.

Гермиона осторожно приблизилась к кровати, между тем как тревога в её сердце разрослась до настоящей паники. Посмотрев на Малфоя, она поняла, что он тоже подозревает нечто неладное. Подобное союзничество мыслей грело душу Гермионе, находящейся сейчас один на один с угнетающим Малфой-мэнором и его хозяевами.

— Я хочу, чтобы вражда между вами была прекращена прямо сейчас. Хватит уже этих нелепых предрассудков, — Нарцисса тихо выдохнула, ощущая, как внутри все сжимается от режущего волнения. — Пожмите друг другу руки прямо тут, при мне, и прекратите распри.

— Мама! — прошипел Малфой, возмущенный бредовыми, как ему казалось, идеями матери. Она точно что-то замышляла, но вот что — оставалось загадкой даже для проницательного Драко. Он боялся сделать первый шаг и, когда украдкой посмотрел на Гермиону, понял, что она тоже испытывает подобные эмоции.

— Мне кажется, это будет неуместно, — наконец вздернула подбородок Грейнджер. — Я сопровождаю вашего сына вовсе не из дружеских побуждений!

— Какое облегчение! Грязнокровка не набивается мне в подружки! — ядовито выплюнул Малфой.

— Я уже говорила тебе о том, что следует придерживать язык, находясь в зависимом положении! — распалялась Грейнджер, совершенно забыв про прошлые тревоги.

— Я никогда не был и не буду в зависимом положении от такой, как ты, Грейнджер! Это бред! — зашипел он. Грейнджер больно ударила его по самолюбию, и от ярости он покрылся красными пятнами.

Наблюдая за стихийной перепалкой, Нарцисса поняла, что приняла верное решение. Миссис Малфой была уверена: то, что она сделает, просто необходимо для будущего Малфоев и Драко особенно.

— Прекратите! Вы находитесь в помещении с больным человеком, и так несдержанны! — строго произнесла миссис Малфой, садясь на кровати. — Драко, ты не должен так высказываться в адрес мисс Грейнджер, потому что действительно обязан ей. А вы, — Нарцисса укоризненно посмотрела на Гермиону, — дали мне обещание всего несколько минут назад. Уже успели забыть?

Гермионе стало стыдно, и она потупила взгляд, стараясь не сталкиваться ни с осуждающими глазами Нарциссы, ни с яростными — Малфоя. Злость сменилась растерянностью.

— Пожмите же руки! — вскрикнула женщина. — Прекратите эту комедию, ради Мерлина!

Драко проследил за тем, как Гермиона сначала слегка приподняла, а потом опустила руку в нерешительности. Раздраженно фыркнув, он одним рывком потянулся к ладони девушки и обхватил её своей. На пальце гриффиндорки блеснул знакомый перстень, и Драко сощурился, непонимающе уставившись на него. Гермиона с тем же удивлением рассматривала столь похожий перстень на пальце Малфоя.

Догадка, столь же страшная, как и темная магия, пришла в голову молодым людям одновременно, и вспышка ослепительно-белого света была нежелательной спутницей этих мыслей.

— Винкулум!

Тянущая боль пронзила тела обоих, а перстни разразились темно-зелеными лучами.

Комментарий к 3. Мелодии прошлого

Мне очень интересно узнать, что вы думаете о подаче персонажей в этой работе.

========== 4. Кружение в пустоте ==========

путь потерь свел с прямой поверхности.

я мечусь, как слепец, в темноте.

танец жизни в цепях неизвестности —

кружение

в пустоте.

— Винкулум! — глубокий тембр разнесся по помещению шикарно обставленной, но отчего-то пустой комнаты.

Нарцисса слегка зажмурилась, чувствуя, как внутри все ощутимо перекручивается из-за связывающей магии. Она посмотрела на своего мужа и с удивлением заметила, что лицо его почти непроницаемо. Люциус внимательно смотрел на своего отца, произнесшего заклинание, и не смел ни одним движением выдать какой-либо дискомфорт. Девушка, решив последовать примеру супруга, снова выпрямила спину и попыталась сделать такое же невозмутимое выражение лица, однако все же закусила губу. Её ладонь по-прежнему находилась в цепких пальцах Люциуса, и только то, с какой силой он сжимал её руку, выдавало его лживую невозмутимость с головой.

Кольца медленно меняли свою форму. Оправа становилась толще, на её поверхности появлялись изящные завитки. Однако камни, ранее россыпью распределенные по всей поверхности колец, исчезли, материализовавшись в один крупный посередине.

— Неплохо, — старший Малфой приподнял уголок губ, но Нарцисса боялась смотреть на него слишком долго. Отец её мужа внушал необъяснимый страх.

Между тем грубые тиски руки Люциуса смягчились, а неприятный жар кожи начал понемногу остывать. Нарцисса смутилась, осознав, что прикосновения мужа больше не кажутся отстраненными и непривычными. Люциус испытывал нечто похожее, однако лучше своей избранницы понимал причины таких ощущений. Связывающая магия начинала работать, проникая в каждую клеточку тела. Она не заставляла любить, ненавидеть, ревновать или желать. Древняя магия рода Малфоев была куда более сложной по своей сути.

— Думаю, вы снимете их раньше, чем через три месяца, — отец Люциуса, убрав палочку во внутренний карман своей мантии, смерил сына и невестку удовлетворённым взглядом. — Рекорд пока что — два, и дальше, полагаю, сопротивляться невозможно.

— Разумеется, отец, — тихо выдохнул Люциус, с неохотой отпуская руку жены. Из-за этих чувств, которые ему не принадлежали, он казался себе беспомощным младенцем. — Мы можем быть свободны?

— Конечно, — мужчина махнул рукой, позволяя паре наконец покинуть комнату.

Нарцисса вошла в дом Малфоев совсем недавно, однако все еще не могла привыкнуть к здешней ледяной атмосфере и неразговорчивому Люциусу. Все её попытки сблизиться обрывались на редких приветствиях и пожеланиях добрых снов. Казалось, муж считал её недостойной собеседницей, хотя их происхождение было одинаково благородным. Сперва это обижало Нарциссу, но потом она свыклась и перестала обращать внимание. Даже совместная кровать больше не смущала новую хозяйку Малфой-менора, потому что она видела в Люциусе кусок бездушной скалы, а не живого мужчину.

Кажется, необходимость нравиться исчерпала себя ещё на том моменте, когда старшие из Малфоев и Блэков твердо решили скрепить союз между семьями посредством брака детей.

Первые недели в чужой семье дались Нарциссе тяжело. Даже в муже она не видела опоры и друга, так что уж говорить о других обитателях Малфой-мэнора? Здание было мрачным и серым, каким-то убого-вычурным и бездушным. Так казалось сначала, но потом в громоздкой лепнине и резьбе девушка начала видеть что-то помимо излишней роскоши. И, если к особняку ей удалось понемногу проникнуться симпатией, то вот Люциус оставался для неё закрытой книгой, недоступной для прочтения никакими способами, и из-за этого неинтересной.

— Идемте, — холодно позвал Люциус. Такое проявление внимания было необычным. Раньше он бы просто развернулся и ушел, оставив жену на собственное попечение.

Кивнув головой, Нарцисса сдержанно улыбнулась, наблюдая, что супруг пропускает её вперед. Списав это на отточенные манеры всех Малфоев, девушка исчезла в дверном проеме и, ни на секунду не останавливаясь, быстрым шагом направилась дальше по коридору. В сердце вдруг начало разрастаться волнение, и она остановилась, неосознанно прикасаясь рукой к груди.

— Не удивляйтесь, — послышался шелест голоса почти рядом с ухом. — Чары уже начали работать. Вам некомфортно, когда я далеко?

— Похоже, что так, — взволнованно ответила Нарцисса, резко оглядываясь на Люциуса. Мужчина оказался в непосредственной близости, и она слегка смутилась. За весь непродолжительный период их супружества Люциус еще не позволял себе нарушать её личное пространство.

— В таком случае, — пальцы Малфоя скользнули по предплечью и спине Нарциссы, — смысла ждать больше нет. — Нужно подождать хотя бы несколько дней, а потом будьте готовы…

Теплый воздух колыхнул пряди у виска, а потом внезапный жар охватил все её тело, заставляя кожу на скулах слегка порозоветь. Ладонь Люциуса блуждала по талии, затянутой в корсет, однако ни возмущения, ни неприязни Нарцисса так и не почувствовала. Вместо этого проснулось какое-то совершенно непринужденное принятие этих внезапных ласк, и сопротивляться ему совершенно не хотелось.

— Хорошо, — поспешно выдохнула она, поворачиваясь к супругу. Внезапно во внимание попал его чистый холодный взгляд, и Нарцисса подумала, что её муж достаточно красив, чтобы обратить на это внимание. Так почему же раньше она не задумывалась об этом? Захотелось ненавязчиво прикоснуться к нему, и девушка обхватила тонкими пальцами широкую ладонь, тут же получая ещё один разряд поощряющей её действия магии.

— Только на уважении, миссис Малфой, долго не протянуть. Согласны со мной? — томный голос кружил голову, и Нарцисса удивилась тому, как сильно древняя магия проникла в её сердце.

— Да, — прошептала она, ощущая, что в горле совсем пересохло.

***

— Грейнджер! — Малфой, пытаясь наплевать на неисчезающую боль внутри, встряхнул потерявшую чувства Гермиону. В его глазах метались ярость и растерянность, руки слегка дрожали, а голос срывался на каждом выкрике. Драко не знал, что произошло всего несколько секунд назад. Он только слышал, как мать произнесла какое-то заклинание, после чего кольца заискрились и Грейнджер лишилась чувств. Какие-то жалкие несколько секунд Малфой смотрел на её тело и с ужасом понимал: он уже видел её такой однажды. Эта была точная копия той Грейнджер, что лежала на полу Малфой-мэнора много месяцев назад: то же измученное выражение лица, та же ужасающая бледность, те же растрепавшиеся волосы и обескровленные губы. Губы, которые всегда так раздражали Драко, потому что складывали колкие слова на протяжении многих лет. Но сейчас он, хрипло вдыхая, желал только одного: чтобы эти отвратительные искусанные губы двигались и кривились, пусть даже от ненависти.

Пальцами быстро нащупав пульс на шее, Драко облегченно выдохнул: Гермиона была жива. Конечно, это мало оправдывало сложившуюся ситуацию, однако он подумал, что так на счету Малфоев хотя бы не будет смерти героини Войны. Малфой внимательно посмотрел на бледнеющее лицо Гермионы и почему-то почувствовал в сердце укол острой жалости к ней. Неловко взяв её лицо в ладони, он ещё раз попытался привести Гермиону в чувство, слегка встряхнув. Большими пальцами неосознанно проведя по коже рядом с губами, он с досадой на себя подумал о том, что следовало увести Грейнджер от матери еще тогда, когда они встретились взглядами, но теперь было уже слишком поздно. К разочарованию прибавлялось недоумение: зачем матери вредитьГрейнджер? Любой, как и Драко, понимал, что вредить союзникам Поттера теперь было глупо даже ради мести.

— Что с ней? — не обращая внимания на собственные ощущения, он вскинул требовательный взгляд на мать. Миссис Малфой выглядела виновато и испуганно, её губы дрожали, а в глазах застыла влага.

— Я не знаю, почему она… — Нарцисса спустила ноги с постели, но встать так и не смогла. — Чары не должны действовать так, — нахмурившись, она посмотрела на лежащую на полу Гермиону и с ужасом подумала о том, что не должна была вовлекать её в эту отчаянную авантюру.

— Чары? — Драко вскинул брови, и его вдох сорвался, когда он наконец вспомнил про кольца. Схватив руку Гермионы, он тут же потянул украшение вниз, однако оно не поддалось даже с четвертой попытки. Тогда, лихорадочно метнув в сторону матери уставший и раздраженный взгляд, Драко попытался снять свое кольцо, и уже почти без удивления заметил, что оно тоже будто намертво приросло к коже.

— Может, это потому что она нечистокровная? — прошептала себе под нос Нарцисса, испуганно вздрагивая. Она не знала, как могут отреагировать кольца в такой ситуации. Миссис Малфой схватилась за голову, умоляя себя не думать о том, что по неосторожности обрекла Гермиону Грейнджер на смерть.

— О чем ты вообще говоришь? Какие еще чары?! — проревел Малфой, вскакивая на ноги, но не отходя от Гермионы ни на шаг.

— Сначала приведем её в чувства, — неожиданно уверенно произнесла Нарцисса.

— Закончится это когда-нибудь?! — почти прорычал Малфой и, повинуясь секундному порыву, подхватил Гермиону на руки и направился на выход. Мать что-то кричала вслед, но он не вслушивался. В голове билось лишь одно желание: привести Грейнджер в чувство. Дальше будет видно. А пока — она должна хлопать глазами и соображать, как раньше, чтобы Драко не винил себя ещё и в том, что из-за него умерла подружка Поттера. Тянущие ощущения внутри постепенно растворялись, поэтому Драко мог соображать более ясно.

С пинка открыв дверь в собственную комнату, он не останавливаясь прошел прямо к ванной, возблагодарив все на свете за то, что проход оказался открыт. Грейнджер на руках, казалось, холодела с каждой секундой все больше. Осторожнее, чем ему хотелось бы, Малфой опустил Гермиону в глубокую ванну и с размаху шарахнул по кранам, в душе призывая воду течь быстрее. С палочкой было бы куда удобнее, но, кажется, он забыл её, покидая комнату матери в спешке. Зачерпнув в ладони немного холодной воды, Драко осторожно оросил ею щеки и шею Грейнджер. Ему пришлось повторять этот ритуал несколько раз, прежде чем брови Гермионы вздрогнули, а глаза слегка приоткрылись. Болезненный стон сошел с её губ, ударяя в сердце Драко радостной волной облегчения. Рукой вцепившись в собственную рубашку, он недоумевающе смотрел на Грейнджер. Её вид вызывал внутри смешанные эмоции, которых априори не должно было быть.

— Малфой, — хрипло простонала она. — Что за выходки? Я же предупреждала тебя…

Сил на дальнейшие угрозы просто не осталось. Все внутри Гермионы закручивалось спиралью. Даже движения губ дались девушке непросто, а уж о том, чтобы подняться или ударить кого-то, можно было и не думать.

— Подожди, — спешно прошептал Малфой и, трясущимися руками завернув краны, снова наклонился над волшебницей. — Я разберусь, Грейнджер. Только молчи, ради Мерлина!

Если бы Гермиона хотела спорить с ним чуть сильнее, она обязательно сделала бы это, но совет помолчать был сейчас очень кстати. Испытав слабое удивление от того, что Малфой поднял её на руки, девушка закрыла глаза, ощущая вдруг некоторое облегчение от соприкосновения с теплом. Казалось, она так сильно замёрзла, что могла умереть от этого.

Быстро преодолев расстояние до кровати, Малфой опустил на неё Гермиону, снова не подающую признаков жизни.

— Грейнджер? — испуганно прошептал он и положил ладонь на её щеку. Вместо ответа она слегка приоткрыла глаза, и Драко поразился тому, как явственно в них блеснула бессильная ярость.

Он выпрямился и задумчиво окинул её взглядом. В голове прочно засела мысль о том, что следует вызвать мистера Гролли, однако уже через несколько секунд от былой решительности не осталось и следа. Драко понимал, что звать доктора было бы самоубийством, ведь тогда могли пойти слухи, что в доме Малфоев творится возмездие за поражение Темного лорда. Министерство не станет разбираться, и тогда вся семья воссоединится в Азкабане. Такие рассуждения пугали Драко, но, с другой стороны, еле дышащая Грейнджер вызывала в нем ужаса куда больше.

— Холодно, — едва слышно пролепетала она, сжимая ладони в кулаки.

Еще никогда Драко не уделял нечистокровной волшебнице столько внимания. Невероятно обрадовавшись тому, что Грейнджер снова начала разговаривать, он метнулся к ней, ожидая, что она продолжит свои лепетания. Но Гермиона молчала, шумно вдыхая и выдыхая воздух.

— Сейчас, — Драко, слегка приподняв расслабленное тело, вытащил одеяло и укрыл им Грейнджер, старательно подтыкая со всех сторон. Сначала Гермиона слегка расслабилась, но через несколько минут снова начала зябко ежиться. Малфой был готов взвыть от безысходности. Он не понимал, что нужно делать, и никто не мог подсказать ему. Умнейшая ведьма перед ним была почти без сознания и вряд ли могла помочь.

Выскользнувшая из-под одеяла рука Грейнджер, совсем недавно награжденная фамильным перстнем, привлекла внимание Малфоя. Он, бессознательно потянувшись к ней, был уверен, что это поможет. Касание вышло неловким и порывистым, пальцы Гермионы тут же неуклюже обвились вокруг ладони Драко, находящегося сейчас в какой-то прострации. Он двигался по наитию, когда опустился на кровать и перехватил руку волшебницы поудобнее. Тревога и мятеж в сердце начали понемногу успокаиваться, повинуясь неведомым чарам. Мысль о том, что он по своей воле взял грязнокровку за руку, оказалась выдворенной за границы сознания чувством уюта и спокойствия.

Гермиона поняла, что окоченение, колющее её конечности и внутренности, стало спадать, и потому слегка расслабилась, перестав болезненно жмуриться. Она понимала, что Малфой сейчас возмутительным образом касался её, но не хотела, чтобы это прекращалось. Его тепло, излучаемое ладонью, разливалось по всему телу, даруя желанное умиротворение.

***

Рассвет понемногу расползался в воздухе большой комнаты, освещая до этого неразличимые детали. Пол и стены сероватых оттенков эффектно оттеняли гобелены, ковры и тяжелые шторы насыщенного темно-зеленого цвета. Картины в массивных позолоченных рамах изображали какие-то безликие туманные пейзажи равнин близ Малфой-мэнора и навевали сосущее чувство тоски в человеке, чуждом этому месту. Камин с обрамляющей его крупной лепниной смотрел чернеющей пастью на два резных кресла, обитых шелком того же оттенка, что и покрывало на кровати. Ничуть не светлее остальных мховых оттенков, оно было расшито золотыми нитями, извивающимися подобно змеям. Однако рисунок полностью сейчас разглядеть было невозможно: покрывало, сбитое в один несуразный ком, покоилось на углу кровати.

Ресницы Гермионы дрогнули, и она, тихо выдохнув, слегка пошевелилась. Несмотря на то, что еще недавно она находилась в полубредовом состоянии, сейчас самочувствие было лучше некуда. Особенно это узнавалось на контрасте с теми болевыми ощущениями, которые девушка испытала ночью. Когда Гермиона поняла, что больше не чувствует ломоты во всем теле при каждом движении, то невероятно обрадовалась этому.

— Грейнджер? — хриплый голос обескуражил своей близостью. Медленно повернув голову, гриффиндорка тут же нахмурила брови: видеть Малфоя с утра пораньше было той ещё удачей. Он выглядел совсем заспанным; глаза его были не в полной мере открыты, а волосы растрепались и торчали в разные стороны. В помутненной серости глаз отчетливее проскальзывали синеющие островки, хотя раньше Гермиона вряд ли замечала это. Еще некоторое время она, сосредоточенно нахмурясь, пристально разглядывала цвет радужки прислонившегося к резной спинке кровати и взирающего на неё сверху вниз Малфоя. И если Гермиона хотела закончить список сегодняшних разочарований на том, что проснулась в одной комнате с Малфоем, то тут её ждало следующее: ладонь, свыкшись с чужим теплом, слишком поздно обнаружила переплетение пальцев. Бледная кожа Малфоя контрастировала с её — слегка смуглой, и Гермионе даже стало обидно. Пальцы Драко, слегка вздрогнув, тут же разжались, выпуская ладонь волшебницы на свободу.

— Что произошло? — на удивление себе и Малфою спокойно произнесла она, на локтях приподнимаясь из лежачего положения.

Сперва Драко несколько секунд осмысливал вопрос, отсутствующим взглядом упершись в лицо волшебницы, а потом резко отвернулся и поднялся с кровати. Воспоминания о событиях прошлой ночи понемногу восстанавливались, и их прилив приносил с собой все ту же тупую боль и надоевшую злость.

— Как ты себя чувствуешь? — так и не ответив на вопрос, Драко прошел к высокому дубовому шкафу. Ему хотелось поскорее скинуть с себя одежду, пропитавшуюся вчерашними событиями. Мятая рубашка раздражала и, казалось, сковывала движения. — Не хочу показаться заботливым, Грейнджер, но ты меня напугала. Если бы ты умерла прямо здесь… — он хмыкнул, решив оставить недосказанное на фантазию Гермионы.

Грейнджер, все ещё находясь в небольшой рассеянности из-за недавнего пробуждения, решила ничего не говорить. На самом деле, не очень-то и хотелось, ведь состояние было на удивление прекрасным. Гермиона чувствовала себя отдохнувшей — за последнее время не часто ей приходилось так замечательно отсыпаться.

Тем временем Малфой расстегнул последнюю пуговицу на рубашке и одним движением сбросил её с себя. В этот же момент в комнате материализовался домовик и, что-то покорно пробормотав, подобрал брошенную на пол вещь и снова исчез. Гермиона остановила свой взгляд на бледной широкой спине и почувствовала что-то сродни испуга.

— Подглядываешь? — Малфой, выхватив с вешалки белоснежную рубашку, накинул её на плечи и просунул руки в рукава.

— Как будто ты скрываешься! — фыркнула Гермиона и все же опустила голову, когда Драко повернулся к ней лицом. Так и не застегнув рубашку, Малфой подошел к кровати и остановился, насмешливо разглядывая потупившую взор Грейнджер.

— Нравлюсь? — он нахально приподнял бровь и шагнул к кровати, коленом вдруг опираясь на постель и чуть наклоняясь. — Очень жаль, Грейнджер, но меня возбуждают девушки, а не говорящие энциклопедические словари. Так что хватит разлеживаться в моей кровати — завтрака в постель не получишь, — искривив губы в злобной улыбке, Драко наклонил голову и приблизился, чтобы разглядеть выражение лица Гермионы.

— Самодовольный придурок! — зашипела она и, резко подавшись вперед и не рассчитав расстояния, ударилась с ним лоб в лоб. Драко болезненно цокнул и моментально отпрянул, не вполне понимая, зачем вообще приближался к ней.

— Если хотела меня убить, могла придумать что-то более изящное! — недовольно проворчал он.

— Приму к сведению, — равнодушно откликнулась Гермиона, выпутываясь из одеяла.

Вскоре она стояла у кровати, совершенно не зная, куда себя деть. Малфой уже отвернулся, занятый собственным отражением в зеркале, однако Гермиона не подозревала, что и оттуда он не прекращает преследовать её сосредоточенным взглядом. Все его мысли занимало произошедшее ночью. Закончив с рубашкой, Драко посмотрел на кольцо. Оно стало совершенно другим. Золото оправы превратилось в мелкую змеиную чешую и обвивалось вокруг пальца дважды. В объятиях гибкого тела драгоценной змеи, сверкающей малахитовым взглядом, находился камень. Драко недоумевающе смотрел на янтарный отблеск желтого топаза, потому что этот цвет никогда не нравился ни ему, ни кому либо еще из рода. Лучисто-древесный и теплый, он совсем не сочетался с мрачностью Малфой-мэнора и его хладнокровными обитателями.

— Точно, — в этот же момент Гермиона обратила внимание на свое кольцо и, прежде чем захотела снять его, обнаружила подобные изменения. Оправа, в отличие от кольца Драко, не приняла облик змеи, но стала похожей на ивовую ветвь, дважды оборачивающуюся вокруг тонкого пальца. Камень посередине изменился лишь в размере, став меньше и куда уместней, между тем как оттенок зеленой хрустальности по-прежнему сохранился. — Ты должен забрать это.

Малфой усмехнулся, прекрасно понимая, о чем она говорит, однако не стал прерывать попыток стянуть кольцо. Драко забавляло покрасневшее от напряжения лицо Грейнджер, и он даже позволил себе едва заметно улыбнуться.

— Не старайся, — наконец благодушно посоветовал он. — Оно не снимается. Здесь замешаны какие-то чары.

— Чары? — Гермиона возмущенно вскинула брови, а потом мысли вернулись в воспоминания о прошлом вечере. Нарцисса, Малфой, рукопожатие, какое-то заклинание и вспышка. Дальше вспоминать не хотелось, потому что от одной мысли о пережитом дыхание сводило неприятной судорогой. — Это ты сделал?

— Разве я похож на идиота, Грейнджер? — огрызнулся Драко, отворачиваясь от зеркала. — Связывать себя чарами с магглорожденной…

Почему-то определение «грязнокровка» теперь неприятно зудело на языке и обещало здорово резануть по ушам, если бы все-таки было произнесено вслух. Малфой недоумевающе проследил за изменением хода мыслей и разозлился ещё больше.

— Твоя мать? — не отвечая на колкость колкостью, спросила Гермиона. Её мало что волновало в эту минуту кроме того, с какой магией ей пришлось столкнуться. Неужели сюда была вовлечена темная магия? Нет, вряд ли миссис Малфой стала бы так рисковать, умоляя о спасении сына. — Зачем ей это?

— Как раз собирался узнать, — сжав кулаки, произнес он.

— Тогда пойдем немедленно! — возмутилась Гермиона таким тоном, будто они зря теряли время.

— Я сказал, что сам поговорю с ней. Вы уже встретились один раз, и ничем хорошим это не закончилось. Почему-то и для меня тоже, — раздраженно искривив губы, Драко ступил по направлению к Грейнджер, уже было собравшейся возмутиться. — А ты пойдешь в библиотеку и попытаешься разыскать информацию там. Думаю, с кольцом ты туда войдешь беспрепятственно.

Волшебница еще раз взглянула на украшение, поблескивающее на пальце, но тут же непонимающе нахмурилась.

— Но про что же мне её искать, скажи на милость? Я даже не помню заклинания, которое произнесла твоя мать, так что…

— Ищи среди книг с описанием фамильных ценностей. Это, Грейнджер, — Драко поднял собственную руку с магическим артефактом на пальце, — обручальные кольца древнейших из Малфоев.

С удовольствием пронаблюдав, как стремительно взлетели брови Гермионы, он усмехнулся. Её глаза стали ещё больше и сверкнули отвращением, чем-то напоминая блеск камня в кольце слизеринца.

— И не смотри на меня так, — он покачал головой и, закатив глаза, прошел мимо. — Я тоже пострадавшая сторона.

Гермиона открывала и закрывала рот, силясь что-либо произнести, но мысли путались и сбивались. Девушке казалось, что Драко слишком легко относился к тому, что на них наложены совершенно неизвестные чары, действующие не понятно по каким законам. Грейнджер чей запас знаний был достаточно обширным, чтобы она могла найти выход почти из всех сложных ситуаций, сейчас даже понятия не имела, с чем столкнулась.

На Драко незнание оказывало совершенно другой эффект. Он был холоден и спокоен, однако прекрасно ощущал, что под коркой этого напускного и привычного безразличия назревает буря. За последние годы Малфой научился жить не то что днем — минутой. Пока что-либо не было известно точно, это не могло быть радостью или горем. Сухость и скоординированность мышления помогали выжить.

— И что, просто уйдешь? — крикнула ему вслед Гермиона, рассеянно оглядывая стены незнакомой комнаты.

— Не проси поцеловать тебя на прощание, Грейнджер. Если ты думала, что, надев кольцо, станешь любовью всей моей жизни, то сильно ошибалась! — усмехнулся Драко, плотно прикрывая за собой дверь. Колкости всегда помогали ему скрыть собственные эмоции, и сейчас это было как раз кстати.

Вылетев за дверь, Драко сжал кулак и яростно посмотрел на кольцо. Оно ехидно сверкало своим мерзким янтарным отблеском, будто заявляя права на волю и чувства обладателя. Ощущения влюбленности или вожделения не было, на удивление и счастье Драко, однако он четко осознавал, что минуту назад особенности его зрения словно переменились, и Грейнджер, высвеченная слабыми солнечными лучами, показалась тонкой, словно изящная ветвь, и хрупкой. Её худощавость из-за изнурительных будней преобразилась в восприятии, и он поймал себя на том, что разглядывал изгиб её шеи куда дольше, чем следовало бы. Когда Малфой все-таки приказал себе отвести взгляд, почти на бессознательном уровне он заметил две близко расположенные родинки под мочкой уха.

Судорожно выдохнув и прислонившись спиной к двери, Драко помотал головой, словно отгоняя видение. Образ Грейнджер испарился из головы, но осадок определенно остался. Пообещав себе разобраться в этом попозже, он твердым шагом направился к спальне матери. Из последних сил уверяя себя в том, что она лишь больная женщина и не стоит нападать на неё с агрессией, Драко шел сквозь залы и коридоры, слушая собственные шаги, твердым гулом оглушающие тихое пространство особняка. Когда-то он был грозным замком детства Драко, был омерзительным штабом Темного Лорда, но никогда не был настолько безликим, как сейчас. Теперь в здании гуляла лишь пустота, окутавшая фасад. Казалось, история затерялась где-то поблизости имения Малфоев, и их великолепное жилище было подобно тем, что выставляют на аукционах. Обедневшая честь рода иссушила все прелести огромного имения, некогда бывшего гордостью Драко.

За раздумьями об омертвевшем доме Драко не заметил, как оказался в одной из просторных гостиных, встретившей его прохладным и влажным воздухом. Тяжелая резная мебель, обитая темным шелком, уныло встречала присутствующего, словно повествуя о вселенской усталости. В окна начинали ударять острые капли дождя. Драко остановился, вонзаясь взглядом в мать, обессиленно опершуюся на спинку изящной софы. Приход сына не оказался незамеченным, но женщина не спешила поворачиваться, наблюдая за разыгрывающейся непогодой. У неё, наверное, первый раз не хватало духа посмотреть в глаза собственному ребенку. Миссис Малфой чувствовала себя ужасно виноватой, потому что прибегла к таким сильным и невероятно неожиданным средствам, как древняя магия рода.

— Драко, — наконец выдохнула Нарцисса и медленно развернулась. Он в который раз удивился иссиня-бледной коже матери и снова испугался за неё. Еще секунду назад Малфой был предельно зол, но теперь, наблюдая за тем, как неловко она пытается скрыть дрожь в руках, потерял всю былую уверенность.

— Объяснишь? — мягче, чем планировал, спросил Драко и медленно опустился в кресло, сцепляя пальцы в замок. Он не мог окончательно расклеиться, потому попытался сохранить отстраненное выражение лица.

— Конечно, — поспешно кивнула Нарцисса, но с места не сдвинулась. Ей было несколько обидно, что сын поступал столь неуважительно, восседая на месте в то время как она стояла. Однако здравый смысл подсказывал, что Драко имел полное право на презрение. — Это древние чары, как я уже и сказала.

— Что они сделают со мной и Грейнджер? — перебил он, гневно впиваясь ногтями в кожу при упоминании Гермионы.

— Винкулум — связывающее заклинание, — оскорбленно произнесла женщина. — Оно использовалось с тех пор, как первые из наследников начали вступать в межродовые браки. Кольца обеспечивали возможность появления наследников и в некотором роде… располагали супругов друг к другу, делая их более терпимыми к недостаткам.

— И зачем ты связала меня с магглорожденной подружкой Поттера, позволь спросить? Я презираем, но не настолько, чтобы испытывать недостаток в женщинах и быть обреченным на отсутствие наследника, — сухо улыбнувшись, Малфой вскинул взгляд на мать. Она возмущенно нахмурила брови, укоряюще смотря на сына.

— Нужен кто-то, способный удержать тебя на поверхности, — не отводя взгляд, четко произнесла Нарцисса. — Я умру, но не позволю тебе сбиться с пути из-за метки.

При упоминании клейма Драко вздрогнул и закрыл глаза, не вынося прямого и упрямого взгляда матери. Он сжал губы и подавил в себе вспышку гнева. Слово «метка» вызывало у него рвотные позывы и желание что-нибудь разгромить.

— Сначала отец, потом Волдеморт, а теперь и ты? Почему вы все пытаетесь сделать меня щенком на привязи, который будет послушно выполнять все команды за какую-то идиотскую похвалу? Может, стоит уже повесить мне на шею колокольчик, чтобы все знали, куда я хожу и что делаю, чтобы предупредить опасность? Я ведь безмозглый кретин, который не знает, как поступить со своей жизнью! — Драко хотел рассмеяться абсурдности всего происходящего. — Один Малфой за другим создавали собственные тени из наследников, и я — самая идеальная из них, а потому самая отвратительная, — в словах сочился яд, извлекаемый из боли прошлого.

— Нет, — Нарцисса сохраняла железное спокойствие, изо всех сил подбадривая себя и не позволяя проявлять слабость. — Ты не чья-то тень, Драко. Поверь, я знаю, о чем говорю. И в твоем роду есть не только Малфои, — женщина многозначительно изогнула брови. — Я намерена избавить тебя, как ты выразился, от этой «привязи». Ты до сих пор живешь тем, что внушил тебе Люциус, а в большинстве своем это ошибочные ориентиры, — Нарцисса сильнее сжала ладонь на резьбе и почувствовала отрезвляющую боль. — Или, если тебе так хочется, ориентиры, которые уже никогда не смогут быть правильными. Твой отец поплатился за собственные грехи, но вот тебе за них отвечать ни к чему.

— Я уже несу кару. Все так слепы, раз думают, что мне живется превосходно только из-за того, что я не угодил в Азкабан! — Драко стиснул зубы, пытаясь пересилить мечущуюся в груди злость. — Однако я даже не подозревал, что все можно сделать ещё хуже.

— Мисс Грейнджер — хорошая опора, но я боялась, что она не выдержит твоей заносчивости и надменности. Эта девушка нужна нам, — Нарцисса с нажимом произнесла последнее слово.

— Ты считаешь, связь с героиней войны и подругой Поттера сможет вытянуть род из позора? — Драко вскинул бровь, едко усмехаясь, однако подсознательно понимал, что это может иметь смысл.

— Это далеко не главный мотив, — поспешно помотала головой Нарцисса. — Мы оба знаем, что за мысли начинают зарождаться в твоей голове. Так что лучше ты займешь её чем-то иным, пока не избавишься от темных идей, которые породили обида и усталость. Гермиона, — миссис Малфой остановилась, ведь имя нечистокровной волшебницы впервые сорвалось с её губ, — поможет тебе. Она теперь обязана сделать это.

— Ты могла убить её! — вдруг огрызнулся он, вскакивая на ноги. — Наши проблемы не должны были касаться посторонних! Ты хоть знаешь, какой она была слабой прошлой ночью? Её ледяные руки преследовали бы меня в кошмарах, если… — Малфой остановился, набирая в грудь побольше воздуха. — Если бы Грейнджер умерла. А кошмаров с меня уже достаточно.

— Я виновата, — поспешно оправдалась Нарцисса, но тут же вскинула подбородок. — Но чувствовала бы себя куда хуже, если бы ничего не предприняла. Ты и сам знаешь, Драко, почему все это произошло. Ты же перестал посещать занятия?

Словно младшеклассник, Малфой вдруг растерялся, услышав про собственную безалаберность. Выносить колючий взгляд матери было сложно, поэтому Драко прошелся до камина, останавливаясь перед ним и рассматривая большую картину, висящую на уровне глаз. Широкое туманное озеро, изображенное на полотне, принадлежало владениям Малфоев и располагалось недалеко от особняка. Малфою вдруг отчаянно захотелось скрыться из этой комнаты и убежать к мрачному водоему, обещающему подарить чувство умиротворения и покоя.

— Не считаю нужным, — фыркнул Драко, набравшись уверенности. — Все равно ни одна академия не примет бывшего Пожирателя на обучение.

— Может быть и так, — Нарцисса раздраженно закусила губу. — Но как легко ты принимаешь это, Драко! Так просто отказаться от всего, не пошевелив и пальцем!

— Даже если я разобью язык в кровь, убеждая Министерство и весь Магический Мир в том, что глубоко раскаиваюсь, все останется по-прежнему. Люди не помнят добра, но слишком хорошо запоминают зло. Однажды оступившись, я уже никогда не смогу стать героем этого мира. У меня нет второго шанса. Все это зашло слишком далеко, чтобы поворачивать сейчас! — сжав руки в кулаки, Драко повернулся к матери. — Всю жизнь меня учили видеть в зеркале не собственное отражение, а то, что хотели. И вот теперь я брошен всеми. Отец в Азкабане. Некому больше указывать, а что прикажете делать мне? Я слишком боюсь своих желаний. Я боюсь себя, — мысли метались, и от этого речь казалась бессвязной. — Ты же ничего не предпринимала, когда Люциус делал из меня это, так почему теперь пытаешься что-то изменить?! — Драко рывком вскинул руку с меткой и задрал рукав. — Слишком поздно, мама, — прошептал он, не желая верить своим словам. Ему отчаянно хотелось быть спасенным, но Малфой настолько привык быть один, что такие мысли казались чем-то нереальным.

— Нет, не поздно, — в словах Нарциссы также не было уверенности. Она не знала наверняка, что произойдет дальше. Сделав все возможное, миссис Малфой опускала руки. — Теперь она рядом. Взгляни на мисс Грейнджер не глазами Люциуса, а своими собственными.

— Зачем ты сделала это с нами? — простонал Драко, хватаясь за голову. — Можешь издеваться надо мной, но я не настолько ненавижу Грейнджер, чтобы вовлекать её в свои проблемы! И это после того, что она пережила здесь! — голос Драко сорвался при воспоминаниях о пытках.

«Вот он, — подумала Нарцисса, — настоящий Драко»

В глазах Малфоя сквозило сожаление. Он правда не хотел, чтобы Грейнджер испытывала еще больше несчастий из-за его семьи и него самого в первую очередь. Она же наверняка думала, что досаждать ей приносило Малфою удовольствие. Да, юный и гордый, Драко не мог оставить в покое нечистокровную волшебницу, кичащуюся своими далеко не посредственными способностями. Он действительно забавлялся, пока все попытки унижения заканчивались на колких фразах. Однако созерцание пытки «Круциатусом» могло доставлять удовольствие только больным и полностью обезумевшим. Таким, как Беллатриса, но не юному Малфою. В ночь, когда все произошло, Драко не мог уснуть. Его колотило от осознания того, что Грейнджер, измученная и обессиленная, коротает холодную ночь в темных подвалах его дома.

— Теперь вы связаны, и она не позволит тебе оступиться. Гермиона Грейнджер ни за что не прыгнет за тобой в пропасть.

— Это эгоистично с твоей стороны, — впиваясь взглядом в гордую фигуру матери, процедил Драко. Он не стал опровергать то, что ни в какую пропасть он не катится.

— О, Драко! Тебе ли говорить об эгоизме? — Нарцисса искренне усмехнулась. — Это у нас в крови, дорогой, ничего не поделаешь. Уверена, будь мисс Грейнджер на моем месте, она сделала бы то же самое.

— Ты же знаешь, что мы отвратительны друг другу! Не могла связать меня с какой-нибудь симпатичной колдуньей? — могло показаться, что Драко, перейдя на шутливый тон, перестал злиться, однако все было наоборот. Негодование достигло таких пределов, когда уже ничто не могло выразить его в полной мере.

— Ты думаешь, что ненавидишь Гермиону, но действительно ли это так? — Нарцисса, приподняв уголок губ, лукаво взглянула на сына.

— О чем ты говоришь? — прорычал Драко, рывком приближаясь к матери. Она задела самую чувствительную часть самолюбия сына. — Не важно, проиграна война или выиграна — магглорожденная останется магглорожденной! — произнеся последние слова, Драко почувствовал укол совести. Грейнджер — магглорожденная, и никогда бы их отношения не изменились, потому что…

Миссис Малфой промолчала, внимательно смотря на сына. Бурная реакция подтверждала верность сказанных ею слов, и это понимал каждый. Драко, презрительно скривив губы и зажмурив глаза, отвернулся от матери и некоторое время приходил в себя.

— Давай вернемся к главному, — спокойно начал он, снова опускаясь в кресло. — Как нам избавиться от чар?

Нарцисса, опустив взгляд, усмехнулась и покачала головой, представляя реакцию Драко, когда он узнает все до последней детали.

***

За огромными окнами сверкали молнии, а ливень беспощадно бился в стекло, пытаясь пробраться внутрь библиотеки и обрушить свои ледяные потоки на сидящую там Грейнджер. Девушка, закусив губу, вчитывалась в очередную книгу с описанием фамильных ценностей Малфоев. Информацию про кольца удалось найти не сразу, и, пролистывая списки и описания реликвий, Гермиона наткнулась на некоторые запрещенные вещи. Было бы разумно сообщить об этом в министерство, но Грейнджер прекрасно понимала, что подобное «стукачество» пагубно отразится на их с Малфоем «дружбе». Однако вскоре мысли о темных артефактах полностью испарились из зоны пристального внимания. На очередной странице девушка увидела изображение колец и вся обратилась в чтение.

«Связывающие чары, заключенные в двух фамильных перстнях, действуют на обладателей, связанных заклятьем и семейными узами. Чары обладают некоторыми индивидуальными особенностями в зависимости от носителей и отношений между ними. Неизменными являются следующие аспекты:

1) Действие чар продолжается в течение трех месяцев.

2) Носящие кольца испытывают неприятные ощущения при отдалении друг от друга. Усиливаются от первого дня действия чар к последнему.

3) Тактильный контакт связанных может унимать некоторые неприятные физические или психологические ощущения, не зависящие от действия чар.

4) Кольца имеют право наказывать носящих при их сопротивлении сближению, а также в случае нарушения родового кодекса.

5) Чары предполагают возможность выполнения желания одного из носящих взамен на соответствующее желание другого. За неисполнением загаданного по праву желания следует наказание.

6) Действие чар прекращается, если носящие вступают в близость раньше окончания срока или, в исключительных случаях, при возникновении между носящими связи сильнее»

По мере того, как Гермиона осознавала суть волшебных украшений, лицо её мрачнело и бледнело. Девушка продолжала читать некоторые выдержки из истории действия этих чар, и глаза её едва заметно расширялись, а дыхание стало прерывистым и тяжелым. Прочитав последнюю строчку, Гермиона возмущенно вскинула брови и отодвинула книгу прочь. С отвращением взглянув на свое кольцо, девушка ещё раз попыталась его стащить, хотя знала, что ничего не выйдет. Но написанное настолько вывело гордую гриффиндорку из себя, что она почти перестала следовать голосу разума. Такая простая инструкция к сильнейшим магическим артефактам вызывала изумление и раздражение.

Вскочив с места, волшебница нетвердой походкой проследовала к окну и прикоснулась лбом к ледяному стеклу. Мысли путались и прыгали, вызывая головную боль. Гермиона слишком устала постоянно думать. О своем благе, о благе Малфоя, о благе всего мира, в конце концов! И почему все это должно было свалиться именно на её плечи?

— Грейнджер! — дверь библиотеки закрылась с оглушительным грохотом. — Надеюсь, ты представляешь, во что вляпалась по собственной неосторожности!

Малфой буквально метал молнии взглядом, потому непогода за окном казалась сущей мелочью. Устало развернувшись, девушка опустилась на широкий подоконник и уставилась в пол.

— К сожалению, да, — мрачно констатировала она, с раздражением выслушивая гул шагов ходящего туда-сюда юноши. Засунув руки в карманы и грозно нахмурясь, он мерил огромное пространство библиотеки шагами. Только что мать оповестила его о действии чар во всех известных ей деталях. После этого Драко молча вышел из гостиной. Молча, но не беззвучно. Домовики, вероятно, до сих пор латали дверь после того, как она разлетелась в щепки под воздействием «Бомбарда». Малфой должен был выместить свою злость хоть на чем-то. А этот выцветший родовой особняк было совсем не жаль.

— В книгах описан способ избавиться от чар? — со слабой надеждой спросил слизеринец, наконец останавливаясь напротив ссутулившейся Гермионы.

— Да, но… — неуверенно начала девушка, даже не предполагая, каким образом будет объяснять что-то настолько обескураживающее разъяренному слизеринцу.

— Я не про этот способ, Грейнджер! — прорычал Малфой. — Я ни за что не соглашусь переспать с тобой!

Драко снова остановился, вслушиваясь в мысли, вылезающие из самых темных глубин его сознания.

Потому что она слишком хороша для тебя, мерзкое ты чудовище?

… чертовы чары загонят его в могилу.

— Заткнись! — вскрикнула Гермиона, резко поднимаясь с места. — Как ты можешь так спокойно говорить о подобных вещах? Я тоже живая, Малфой, и совсем не моя вина в том, что нас связали идиотские кольца твоих предков! — губы девушки било мелкой дрожью, вся она трепетала от гнева.

Драко пристально посмотрел в глаза волшебницы и слегка смутился. Помимо того, что своими фразами он каким-то образом провоцировал чары, невыносимо бесил тот факт, что Грейнджер так чертовски бурно реагировала на них. Да, гриффиндорка была ни при чем, но признаваться в этом было бы совершенно не в стиле Малфоя.

Тем временем Гермиона глубоко вдохнула и выдохнула, призывая себя успокоиться. Неужели она не знала, что с гадким слизеринцем не получится нормального разговора? Но почему же его стандартно-отвратные фразочки настолько обижали именно сейчас? Слегка придя в себя, девушка продолжила, как ни в чем не бывало:

— Не обрученные не могут этого сделать, иначе чары уничтожат их. Я прочитала кое-что из истории, — с толикой самодовольства оповестила Гермиона, отмечая, что Малфой наверняка облегченно вздохнул.

— Однако связывающее заклятье от этого не становится слабее, — покачал головой юноша. — Насколько я знаю, только одной паре удалось продержаться два месяца, прежде чем они… вступили в близость.

Ему и самому было смешно от того, что он разговаривал с Грейнджер о сексе так, будто повествовал что-то пятилетнему ребенку. Все эти завуалированные определения казались еще более неуместными.

— Три месяца… — снова пробормотала Гермиона. — Как раз до выпускного. Думаешь, сможем продержаться без чужого вмешательства?

— Ты меня недооцениваешь! — Малфой надменно вскинул брови. — Нет на свете ничего, что смогло бы заставить меня питать к нечистокровной какие-либо положительные эмоции.

Потому что…

Но Драко велел чарам заткнуться, за что получил острый укол в сердце. Незаметно согнувшись, юноша усмехнулся, потому что чувствовал себя даже хуже, чем под властью Волан-Де-Морта.

— Похоть ты в положительные эмоции включаешь? — резко спросила Гермиона, наклоняясь над столом и заламывая костяшки пальцев. Она не обратила внимания на то, что Драко вдруг оперся на стол одной рукой, тяжело переводя взгляд на кольцо.

— Разумеется, — четко проговорил юноша и усмехнулся сквозь боль. — Нам следует просто не пересекаться вплоть до выпускного. Впрочем, ничего нового здесь нет.

— Ты думаешь, твои предки были пустоголовыми идиотами? — искоса глядя на него, спросила Гермиона. — Даже сильнейшим из них не удавалось побороть чары…

— У них не было достаточной мотивации! — сквозь зубы проговорил Драко, наконец придя в себя. — Прежние пленники этих чар были связаны узами брака и родовыми обязательствами. У них просто не было иного пути. В нашем же случае, Грейнджер, все совсем по-другому. К тому же чары чуть не убили тебя. Ты не понравилась древней магии Малфоев, — хрипло рассмеявшись, слизеринец прикрыл глаза. Ему отчаянно хотелось верить в свои слова, и для начала он стремился убедить в них Грейнджер.

— Хорошо, — со смутным согласием ответила Гермиона. — Тогда попробуем не пересекаться… для начала. И, Малфой, предупреждаю: не смей пользоваться положением и использовать некоторые… привилегии! — прошипела девушка.

— Ты про желания, которые связанные чарами обязаны взаимно выполнять? Было бы забавно загадать тебе что-нибудь омерзительное, но я прекрасно знаю, что взамен ты будешь иметь право в отместку пожелать что-то такое же подлое. Так что давай условимся не портить друг другу жизнь еще больше.

— Разумно, — вскинув подбородок, произнесла Гермиона. — Давай остановимся на этом. И я все-таки попытаюсь разузнать что-нибудь о том, возможно ли побороть чары. Тебе бы тоже не помешало пошевелить хоть пальцем, — скривив губы, Гермиона поднялась из-за стола. Ей до чертиков надоело делать все самостоятельно. Было бы здорово, если бы кто-то извне пришел и сказал: «я решу твои проблемы». Ох, кажется, в маггловском мире подобный человек назывался «настоящим мужчиной». Фыркнув и улыбнувшись своим приторно-романтичным мыслям, волшебница направилась к выходу.

— Не думай мне указывать, Грейнджер, — ударило ей в спину, но девушка даже не удивилась. Для Малфоя было крайне важно оставлять последнее слово за собой.

— Я немного отдохну, а потом примусь за поиск, — не обращая внимания на его пререкания, оповестила Гермиона. — Потому что хочу избавиться от этих чар, видимо, куда больше, чем ты, — усмехнувшись, гриффиндорка выскользнула за дверь прежде, чем Драко успел отреагировать на её удачный выпад. Устремляясь вперед по коридору быстрым шагом, Гермиона не услышала сдавленного шипящего ругательства и громкого удара кулаком о стол.

Драко, закрыв глаза и сжав зубы, пытался прийти в себя. Ладонями вжимаясь в подоконник, он почти незаметно раскачивался, раздумывая над поведением Грейнджер. Она что, играла с ним? Что значила эта последняя фраза? Как будто такой, как он, мог получать удовольствие от связи с…

Малфой шумно втянул воздух и выдохнул, разомкнув сухие губы. Взгляд юноши устремился сквозь пелену дождя, и мысли снова вернулись к размышлениям о сложившейся ситуации. Как бы неприятно ни было осознавать то, что он согласен с Грейнджер, в одном она была права: не стоило пускать все на самотек. Подсознательно юноша понимал, что древние чары вряд ли можно будет преодолеть простой дистанцией. Связанных неизбежно тянет друг к другу, и если в первое время эффект будет терпим, то через месяц или два Драко не представлял, на что будет способен под действием связывающего заклятья.

«Ну почему Грейнджер?!» — снова простонало сознание Слизеринца и он запрокинул голову, обращая взгляд к украшенному лепниной потолку. Дело было не только в чистоте её крови. Дело было вообще не в этом. Чары знатно постарались, чтобы повлиять на такой вывод.

— Молодой господин получил письмо из Хогвартса, — тихий голос испуганного домового эльфа резанул по ушам, и Драко резко развернулся, тем самым заставляя бедное существо ужаснуться еще больше. Домовик различал хозяина и его сына лишь по возрасту — в остальном они были невероятно похожими.

— Из Хогвартса? — Малфой поморщился и кивнул на стол. Эльф, стараясь не приближаться к юноше, отлевитировал письмо на указанную поверхность, и, слегка поклонившись, исчез.

Пальцами подхватив конверт и неосторожно смяв хрустящую бумагу, Драко прищурился, распознавая почерк, обозначающий адресата. Послание было от Макгонагалл.

«Мистеру Драко Малфою

от директора Школы Чародейства и Волшебства

С сожалением спешу сообщить, что время, отведенное Вам на посещение Малфой-мэнора, подходит к окончанию. Настоятельно рекомендую прибыть в Хогвартс как можно скорее в сопровождении мисс Гермионы Грейнджер.

М. Макгонагалл»

Перечитав письмо ещё раз, Малфой раздраженно фыркнул и заклинанием уничтожил его, не желая ещё хоть раз видеть напоминание о собственном зависимом положении. Постояв в тишине библиотеки еще немного, Драко решил немного отвлечься от давящих на его мозги проблем и забот небольшой прогулкой по окрестностям поместья.

Но библиотека не пустовала слишком долго. Вскоре Гермиона, которой наскучило сидеть в гостевой комнате, осторожно приоткрыла дверь в уже знакомое помещение и, не обнаружив там надоевшего своими выходками слизеринца, тихо проскользнула внутрь.

Перелопатив почти все полки с книгами об истории дома Малфоев, девушка обреченно опустилась в глубокое кресло и закрыла уставшие от напряжения глаза прохладными ладонями. Дождь за окном наконец перестал, однако в воздухе по-прежнему извивалась промозглая туманность. В пасмурные дни гриффиндорку всегда клонило в сон. И, хотя отдыхать в мрачной библиотеке Малфой-мэнора было бы неприличным для такой, как она, Гермиона все-таки откинула голову на мягкую спинку кресла, устраиваясь в нем поудобнее. Мысли, витающие вокруг записей об истории чар, понемногу уносились вдаль, рассеиваясь и становясь почти неосознанными. И даже тихий рокот отворившейся двери показался девушке не более, чем сонным бредом, поэтому она не подняла веки, чтобы удостовериться в тишине и уединении своего покоя.

Драко застыл у дверей, даже не отняв ладони от массивной ручки. Он пришел с целью поторопить Грейнджер с отбытием, но, увидев ее расслабленную позу, в неуверенности остановился. Видеть гриффиндорку, забывшуюсяспокойным сном посреди фамильной библиотеки, было в высшей степени непривычно. Её темно-бордовый свитер сдвинулся с плеча, оголяя кожу, а сбитые в правую сторону волосы разметались по спинке кресла, опутывая серый бархат темной паутиной.

Малфой усмехнулся, когда у него зародилась идея окатить гриффиндорку каким-нибудь из водных заклинаний, коими студенты змеиного факультета обладали в превосходстве. Однако эта мысль быстро исчезла из-за возникшей у юноши злости на спящую: только в присутствии Грейнджер его посещали по-детски глупые мысли.

— Эй, — холодно произнес Драко, но тут же понял, что сделал это слишком тихо. Будто не хотел, чтобы она услышала. Убедившись в том, что девушка не отреагировала, Малфой ступил по направлению к креслу, убирая палочку во внутренний карман пиджака. Атаковать спящую не хотелось. Не сегодня.

Гермиона поморщилась во сне и мотнула головой. Пальцы сжались в кулаки, а одна из прядей упала на глаза, закрывая бледное лицо. Драко непонимающе нахмурился и подошел ближе, засунув руки в карманы. Он вдумчиво наблюдал за изменениями в лице гриффиндорки и вскоре понял, что она видит какой-то волнующий сон. Чем дольше юноша наблюдал за спящей, тем сильнее внутри него разгоралось любопытство. Кто же, кроме него, мог быть кошмаром Грейнджер? Малфой, не признаваясь в этом себе, вскипал, когда думал, что гриффиндорка могла ненавидеть кого-то куда больше, чем его.

— Рон, — движения губ почти не сопровождались звуками, но Драко услышал это так, будто Грейнджер орала во все горло.

«Мерзкий Уизли!»

Резкая волна ярости обвилась вокруг шеи слизеринца, не давая спокойно вдохнуть. Уже занеся ногу для того, чтобы пнуть кресло, в котором спала девушка, Драко вдруг ощутил тепло, даруемое заколдованным кольцом.

Вскинув руку, он с недоумением уставился на мерцающий камень. Мягкие лучи вырывались из его граней, устремляясь в сторону Грейнджер. Подобная магия происходила и с её кольцом. Лучи соединились на уровне глаз Малфоя, и перед ним вспыхнула сфера, отдающая зеленоватым. В неясной дымке начали появляться образы. Нечленораздельные звуки, исходящие будто из недр сферы, формировались в слова, и Драко, перестав недоумевать по поводу очередного фокуса чар, распознал голос Грейнджер.

— Пожалуйста, не сейчас, — тон обычно язвительной и железной в своей уверенности гриффиндорской занозы сейчас казался несмелым и испуганным. Черт возьми, даже под страхом смерти он таковым не был, так что могло потревожить невыносимую заносчивость Грейнджер?

— Опять? — мужской голос неприятно осадил Драко. Выражение лица у юноши изменилось так, будто он выпил едкой кислоты. В сфере все четче вырисовывались чьи-то грубые очертания.

— Уизли… — процедил Малфой сквозь зубы, не отрывая взгляда от сна Гермионы. Да, это был именно он. Чертовы чары решили оказать Драко услугу и удовлетворить его любопытство.

— Рон, мы перенесли тяжелые времена, — голос, подобный овечьему блеянию, раздражал Драко. Почему перед этим идиотом Грейнджер расклеивалась, словно последняя дура?

— Я в курсе, — небрежно отозвался Уизли, и Малфой отчетливо различил его среди зеленоватой дымки сферы. Гриффиндорец недовольно смотрел на Малфоя, однако Драко понимал, что, скорее всего, этот взгляд предназначался Грейнджер. Сон был от её лица. — Однако даже Гарри уже успокоился.

— Рон, мы потеряли много друзей, а я — родителей! — более смелым из-за гнева голосом возразила Гермиона.

— Я тоже грущу по ним всем, — кажется, в словах парня не было лжи, однако что-то все равно оставалось подозрительным. — Но мы, кажется, уже обсуждали это. Почему бы тебе просто не расслабиться? Давай, Герми… — уже тише выдохнул он, и широкая ладонь заскользила от острой коленки Грейнджер к её бедру.

— Рональд! — дрожащая угроза в голосе никаким образом не повлияла на действия юноши. Он, нахмурившись, продолжил неловкие поглаживания. Когда же тонкая рука легла на его плечо, чтобы отодвинуть, гриффиндорец вздрогнул и злобно оскалился.

— Вот ничтожество, — хмыкнул Малфой, через злость ощущая триумф. Грейнджер отказала рыжему недоумку, и выглядело это просто превосходно.

— Черт возьми, Гермиона, я твой парень, а не только жилетка для слез! — схватив её запястье, он откинул руку девушки. Взгляд от Рона переместился на кровать. Отброшенная прочь рука, не скрытая длинным рукавом, показала шрам на предплечье:

«Грязнокровка»

— Грязнокровка! — когда Драко услышал знакомое безумное шипение, он вздрогнул и похолодел. Слизеринец не рассчитывал услышать голос Беллатрисы уже никогда.

В сфере внезапно отразилось нависшее над жертвой лицо его мертвой тетки. Драко передернуло от отвращения. Шумное дыхание Грейнджер все усиливалось, а потом, когда лицо Лестрейндж повернулось в сторону и взгляд блеснул удовлетворенной яростью, сферу разразил крик, граничащий с животным визгом. Драко отшатнулся.

Это был его кошмар, так почему она видела это?

Драко почувствовал, как слабеет его тело, когда в сфере наткнулся на свой собственный взгляд. Пока крики разрывали барабанные перепонки, он стоял недалеко от Грейнджер, распластавшейся на полу, и… улыбался.

— Я не улыбался… — прошептал Драко, вдруг осознавая, что его колотит дрожь, а ноги подгибаются. — Я не улыбался! — рявкнув, он замахнулся на сферу, однако удара не последовало, потому что она испарилась.

— Малфой! — испуганно прошептала очнувшаяся от сна волшебница. В её голове все ещё стоял собственный крик, а слезы застилали глаза. Вокруг были стены Малфой-мэнора, и все тот же Слизеринец стоял напротив. Сознание, еще не пришедшее в трезвое состояние после сна, включило панику. Гермионе показалось, что она до сих пор находится в том ледяном зале. Руку как будто покалывало.

— Я не улыбался, Грейнджер! — рывком приблизившись к ней, Драко заметил, как отчаянно вжалась девушка в спинку кресла, надеясь найти в нем защиту. — Черт возьми, меня вообще там не было!

— Вот именно… — Гермиона впервые разговаривала с ним настолько искренне, и оба это почувствовали сполна. Однако по отношению к себе у них были совершенно различные чувства: у Грейнджер — жалость, а у Малфоя — ненависть.

— Тебя там не было, — бесцветным голосом повторила девушка и отвернулась, не желая смотреть в покрасневшие от напряжения глаза слизеринца. — Тебя там не было! — сорвавшись на крик, она закрыла глаза руками. К черту.

«О господи, Грейнджер, прости меня».

Резко развернувшись, Драко направился к двери, сдерживая в груди рвущиеся крики. Смерчем пролетев по коридорам особняка, юноша ворвался в свою комнату и остановился посередине, дрожа от бессилия и страха.

Крик пронзил тишину холодного обиталища древнего рода, представители которого вряд ли когда-то испытывали настолько сильную боль и раскаяние. Драко хотелось биться о стену до тех пор, пока на костяшках не появится эта чистая никчемная кровь, приводящая в сознание.

Комментарий к 4. Кружение в пустоте

Эта часть вышла пока что самой большой - 15 страниц.

Я надеюсь, описание чар вышло сносным, потому что я ломала над этим голову довольно долго и переписывала главу раз сто.

Насчет ошибок: кое-что я могу пропустить, так что буду рада, если вы на них укажете.

А вот это ссылка на группу в ВК: https://vk.com/hazyforestffiction

Сюда я выкладываю главы, необходимые объявления и прочее. Я хочу, чтобы вы зашли сюда для просмотра видео, которое меня вдохновило. Во многом оно определяет название главы.

Буду рада видеть вас в сообществе)

Всего наилучшего ♥

========== 5. Желание ==========

если смерть подберётся к порогу,

и ты спросишь, ликуя глядя,

что хочу взять с собою в дорогу —

пожелаю

тебя

«15 апреля 1791

Сегодня на меня и мою дражайшую супругу наложили связывающие чары. Отец слепо считает, что мы поддадимся примитивной магии и бросимся друг на друга с неестественной животной страстью. Все это глупости, разумеется. Мы с Элафией хорошо посмеялись, ведь и без магии вполне всем довольны. Я не люблю её, она не любит меня, и мы абсолютно и бесповоротно счастливы.

Женщина, предпочитающая любовь достатку, поступает как женщина, но если наоборот — как разумное существо. В новой миссис Малфой я больше всего ценю именно разумность, и, пожалуй, еще умеренность взглядов и покладистый нрав. Кроткая, но весьма уверенная, она составляет мне прекрасную партию. Элафия ниже меня всего на полголовы, и потому мы восхитительно смотримся на приемах. Кто-то говорит, что у нас будут прекрасные дети, но это все вздор. Для создания наследников необходимы некоторые эмоции, а Элафия вызывает у меня только чувство аппетита (к еде, разумеется), когда мы приветствуем друг друга за обедом.

Кажется, миссис Малфой имеет весьма неоднозначные отношения с моим кузеном Аланом Роузером, но это не является проблемой, пока не распространяется за пределы моих наблюдений. Кажется, как истинному Малфою, мне следовало бы вступиться за свою честь, но бороться с эмоциональными всплесками непостоянной барышни я не считаю необходимым. Пусть развлекается, пока мою компанию составляют прочие любвеобильные волшебницы…»

Драко захлопнул толстый кожаный дневник, неоднозначно усмехаясь. Записи его прадеда оказались куда более интересными, чем сухие выдержки из книг об истории рода. Из аккуратных строчек, выведенных Септимусом Малфоем, можно было почерпнуть куда больше информации о борьбе с заклятьем, потому что именно он и его супруга были теми, кто выдержал против чар больше всего — два месяца.

Два месяца, но не весь срок. Малфой с досадой фыркнул. Ему стоило прилагать больше усилий к поиску обратного заклятья, однако ни моральных сил, ни особого желания у юноши не было. Можно было бы скинуть эту работу на Грейнджер, но Драко был уверен, что если он отдаст семейную реликвию в руки нечистокровной волшебницы, Септимус перевернется в гробу, а потом будет грозно орать на всех с портрета в Малфой-мэноре. Этого хотелось меньше всего.

— Драко, — в гостиную Слизерина вошел Забини и, заметив Малфоя, кивнул. — Вчера тебя не было.

— Уезжал по делам, — коротко ответил блондин.

— С Грейнджер? — усмехнувшись, Блейз опустился на кресло рядом. — Я увидел вас, когда проходил мимо главного входа, — опережая вопрос, пояснил юноша.

— Меня не выпускают без сопровождения, — безразлично пожал плечами Драко. Вряд ли он стал бы рассказывать это кому-то кроме Забини. Свой статус Малфой пытался скрывать, потому что не хотел давать почву для злорадства завистливых однокурсников.

— Мне жаль, — честно и тихо сказал Блейз, прекращая улыбаться и серьезно смотря в глаза Драко. — Правда.

— Не нужно, — процедил Малфой сквозь зубы, впиваясь пальцами в обложку дневника. — Не забывай, кто я такой.

— Брось, Драко, — собеседник покачал головой. — Я все понимаю. Если будет нужна помощь — только скажи.

— Подлизываешься? Не боишься, что слизеринцы будут косо на тебя смотреть? — Малфой усмехнулся, поднимаясь с кресла.

— Они просто жалкие трусы, — все с той же проницательной серьезностью заметил Забини. — Сплетничают за твоей спиной, но стоит тебе появиться в непосредственной близости, их гадкие языки отсыхают, — юноша скривился и усмехнулся.

Драко должен был признать, что Блейз здорово поднял ему настроение своими ироничными фразами. Оба слизеринца немного помолчали, ощущая себя вполне комфортно в компании друг друга.

— Не собираешься ходить на занятия? Ты истинный волшебник, Драко, раз умудряешься оставаться старостой.

— Мне все равно, — повел плечами юноша. — Если они так хотят, пусть снимают меня с поста. Это уже не имеет значения. Вряд ли кому-то в Азкабане будет интересно слушать от моего отца кичливые рассказы о том, что его сын — староста обожаемого всеми чистокровными Слизерина.

— Это твое дело, но все-таки подумай еще, — покачал Блейз головой. — В конце концов, дела с твоей репутацией куда лучше, чем ты думаешь.

— Я знаю, как обстоят дела с моей репутацией! — снова огрызнулся Драко, на периферии понимая, что ругается, возможно, с единственным другом. — Не нужно думать, что я незрячий глупец!

— Какой вспыльчивый! — терпеливо ответил Блейз и мягко улыбнулся, будто разговаривал с ребенком. — Не хочешь потренироваться на поле завтра? Скоро Кубок Школы, будут соревноваться все факультеты. Если начнешь заниматься сейчас, капитан обязательно примет тебя обратно в команду. Он уже весь исплевался, наблюдая за новичками. Все время говорит, что Слизерин может одержать победу только с прежним ловцом.

Блейз слишком хорошо выучил нарциссизм Драко за все эти годы, поэтому точно знал, на что давить, чтобы вернуть друга к жизни. Квиддич являлся одной из тех сфер, в которой Малфой был по-настоящему хорош, и потому произнесенная лесть была вполне оправдана.

— Я подумаю, — неуверенно ответил Драко, хотя слова Блейза произвели сильное впечатление. Уже слишком давно никто не говорил о нем, как о ком-то важном и нужном.

Кивнув головой вместо прощания, Малфой направился в свою комнату. Хотелось отдохнуть от собственных мыслей, но юноша знал, что смена места его бессмысленного времяпрепровождения не выгонит тяжелые раздумья из головы. А вот игра в квиддич вполне могла бы дать результаты. Нужно было только прийти в форму после длительного перерыва.

Упав на свою кровать, Драко еще несколько минут обессиленно пялился в потолок, раздумывая о том, стоит ли снова выходить на поле. Будет ли рада ему команда? …А какая, к черту, разница? Как будто он играл ради них! Пусть засунут свои желания подальше — он будет делать то, что захочет, и никакие косые взгляды не сведут его с пути!

Впервые Драко почувствовал, что оковы, в которых он находился так долго, понемногу разжимаются. Кто-то словно расслабил холодные пальцы на его шее, и дышать стало куда свободнее. Еще немного полежав с закрытыми глазами, слизеринец решил, что стоит продолжить изучать дневник Септимуса Малфоя. Хоть какая-то деятельность, даже самая бессмысленная, была необходима.

«20 апреля 1791

Хочу избавиться от своих мыслей, поэтому оставляю их здесь.

Сегодня утром я проснулся с четким ощущением тянущей пустоты внутри. Совершил конную прогулку, заехал к знакомой одинокой леди, просадил в хорошем баре целое состояние, упиваясь дорогим алкоголем, однако мерзкое чувство не исчезло. Та самая леди, о которой я упомянул, невероятно хороша личиком, однако сегодня (не знаю, что было тому причиной) выглядела такой серой и скучной, что я чуть ли не зевал, когда её тяжелые неуклюжие руки обвивали моё тело. Ушел от неё, даже не получив того, за чем приходил. Кажется, на этом наши встречи окончены.

Вернулся в поместье в слегка нетрезвом состоянии и тут же столкнулся с Элафией. Миссис Малфой искала вазу для роз в её руках. Яркий румянец на щеках свидетельствовал о том, что этот веник она получила от мужчины. Как глупо! И зачем искать вазу самой, если есть домовики? Я спросил её об этом и, не получив внятного ответа, сравнил с прислугой. Элафия ничего не ответила, только отпустила колкое замечание относительно моего состояния и прошла мимо, словно я был случайным посетителем особняка.

Сегодня она надела платье из темно-синего шелка, который очень плотно обхватывал её бедра и высоко вздымающуюся грудь. Любой мог заметить её ярко выделяющиеся округлости и изгибы, даже когда она просто шла. Уж как, вероятно, был рад ничтожество Роузер! Я нашел его в библиотеке — взволнованного, словно мальчишку. Когда я зашел, он с такой надеждой повернулся ко входу, что, право слово, я почувствовал себя виноватым в том, что не являюсь Элафией. Он что-то бессвязно бормотал, пока мы вместе дожидались мою супругу. Я тайно злорадствовал нарушению их уединения.

Когда же Элафия все-таки появилась, держа в руках потрясающую фамильную вазу, лицо её изменилось почти так же, как и у Роузера, когда он меня узрел. Я хотел было расхохотаться, но это могло показаться неприличным, и поэтому я только поинтересовался, не мешаю ли им. Получив вежливый, но сквозивший недовольством ответ, я принялся наблюдать.

Оба краснели и бледнели, переглядываясь друг с другом, и меня выводил из себя совершенно неэлегантный вид моей супруги. Обычно хладнокровная и сдержанная, она вдруг стала подобна шестнадцатилетней девчонке, влюбившейся по уши. Нет же! Я думал, Элафия куда разумней. Пустота, преследовавшая меня в течение всего дня, переросла в ярость, истоки которой я не осознаю до сих пор, мечась в гневе куда более понятном. Гневе на себя.

Злость никогда не становится хорошим спутником в поступках, а уж вместе с алкоголем она вовсе распускает руки над волей и совестью. Небольшого щелчка пальцев хватило, чтобы ваза, стоящая на столике между нашими креслами, вдруг накренилась в сторону доходяги Роузера и низвергла на него свое содержимое. Да, хрупкий фарфор разбился, но какое удовольствие я получил от неловкого вздоха Элафии и мокрого костюма кузена! Сорняки рассыпались по полу, но вздорная миссис Малфой вдруг опустилась на колени и принялась собирать их своими тонкими дрожащими руками. Острые шипы кололи её пальчики, однако она не обращала внимания. В её взгляде было столько ужаса, будто на полу раскинулись осколки её жизни, а не жалкие цветы, подаренные Роузером!

Я опередил кузена, который хотел остановить бессмысленные действия Элафии, орошающей белые бутоны своей кровью, и схватил её за запястье, поднимая на ноги. Она здорово разозлила меня, представ перед гостем в таком неприглядном положении. Ни одна миссис Малфой ещё не ползла на коленях ради каких-то нелепых роз, и я не собирался позволять своей супруге становиться первооткрывательницей.

Оставив Роузера на попечение домовых эльфов, я повел супругу в её комнату с намерением запереть там до скончания веков. Она, кажется, вырывалась и что-то возмущенно лепетала, однако я не обращал внимания. Пустота, сосущая мою душу с самого утра, отступала, оставляя лишь какое-то болезненное возбуждение сознания. Кожа на запястье Элафии оказалась куда более приятной, чем у той мисс, к которой я наведывался с утра. Да, та девушка была всего лишь нелепым подобием женственности. Ей было далеко до миссис Малфой, лишь звание которой украшало любую в сто крат!

“Если захотите еще раз встать на колени, дорогая, только скажите мне, и я предоставлю вам такую возможность в куда более полезном деле!” — вот что я сказал Элафии, залечив её раны… Нет! Это говорил тот непонятный радостный гнев, злорадство, алкоголь, но не я! Оставив супругу в одиночестве, я все-таки запер дверь заклинанием. И даже боюсь у себя спросить, зачем.

Совсем недавно, выпроводив недовольного кузена, я приказал домовику разузнать, как там миссис Малфой. Он сообщил, что госпожа плачет.

Мерзкий Роузер»

Драко вскинул брови, откладывая дневник в сторону. Да, наблюдать за действием чар было забавно, однако не тому, кто был от них зависим. Еще из первой записи слизеринец понял, что его прадеду было откровенно наплевать на то, где находится и чем занимается его супруга. Через несколько дней после наложения чар Септимус начал чувствовать «пустоту», но при прикосновении к Элафии ощущения исчезли. Драко надеялся, что на первых стадиях достаточно было простого присутствия рядом.

Итак, следующей метаморфозой стала возникшая внезапно ревность. Пусть прадед и писал, что не понимает сути своего гнева, это было лицемерной ложью. Уверенный в своем превосходстве и неотразимости, Септимус не знал даже названия этого чувства. Может быть, до этого момента он никогда и не ощущал подобного.

Слизеринец, мерно постукивая пальцами по обложке, задумчиво переводил взгляд с одной картины, висевшей в комнате, на другую, хотя даже не заострял внимания на изображенном. Все его мысли витали вокруг действия чар. Сравнивая свои ощущения с теми, что были изложены на бумаге, Драко понимал, что, вероятно, не так сильно подвержен их действию — спасибо крови Грейнджер и тому, что она не его (слава Мерлину!) жена.

Тяга к её телу еще пока не чувствовалась в полной мере, хотя Малфой припоминал, что нагло пялился на гриффиндорку там, в своей комнате, а потом в библиотеке, когда она спала. Но ничего преступного в этом не было, так что Драко позволил себе немного успокоиться. Юноша уверился в том, что все совсем не так, как у его предков. Он найдет способ снять чары или просто выдержать их влияние. Просто ради себя и, как ни странно, Грейнджер. Драко не хотелось, чтобы она считала его Пожирателем до мозга костей, которому до головной боли необходимо причинять другим несчастья.

***

Пообещав себе больше никогда в жизни не сталкиваться с Малфоем, Гермиона упустила одну очень важную деталь: спасение Магического Мира.

Слизеринец так и не появился на занятиях. Конечно, Гермиона была этому невероятно рада, но потом вспомнила о собственном поручении и чуть не застонала от обречения. Это был как раз тот случай, когда что-то не хотелось делать до тошноты и головокружения. Снова идти к Малфою и уговаривать его, словно ребенка, девушка не собиралась. Она хотела оставить для себя хоть каплю и так разбитой гордости.

Кольцо ехидно сверкало, когда гриффиндорка переводила на него тревожный взгляд. Гермионе казалось, что все пялятся на безымянный палец её левой руки, потому прятала кисть под мантией даже на занятиях. Возможно, эти действия слегка отдавали паранойей, но лишняя осторожность еще никому не мешала, как считала сама носительница древней реликвии Малфоев.

— Ты плохо выглядишь, — послышалось справа. За обеденный стол Гриффиндора опустилась Джинни, не понятно по какой причине не севшая рядом с Гарри, как всегда. Юноши опаздывали.

— Ужасно сплю, — с неловкой улыбкой отозвалась Гермиона, неуютно озираясь на стол Слизерина. Драко не было. Что ж, так даже лучше.

— Может, мадам Помфри выпишет тебе какое-нибудь снотворное зелье? — с искренней заботой предложила девушка, но Гермиона покачала головой.

— Пожалуй, лучше яду, — криво усмехнувшись, старшекурсница снова покосилась на место, где обычно восседал Малфой.

— Что-то случилось? — кажется, шутка Гермионы оказалась весьма неудачной, потому что Джинни испугалась. Отпускать колкости на тему смерти после войны было просто преступлением.

— Ничего такого, с чем я не могла бы справиться сама, — с натянутой улыбкой произнесла девушка, ковыряясь вилкой в пасте. — Не переживай. И не пытайся помочь мне через Гарри.

— Это все из-за Рона?

— Джинни…

Вопрос оглушил Гермиону. Она старалась не думать про это после того дня в Малфой-мэноре, когда мерзкий Пожиратель подсмотрел её сон. Малфой увидел то, чего видеть никогда не должен был. Тема её отношений с Роном была запретной даже для близких друзей, так что уж говорить о слизеринце! Но, с другой стороны, дело было совершенно не в том, что юноша увидел неудачную попытку Рона сблизиться.

Волшебница ужасалась: она посмела обвинить врага в том, что он не помог. Как будто между ними было нечто большее, чем ненависть. И, к своему удивлению, в глазах и словах Малфоя она узрела раскаяние. Он действительно жалел о том, что произошло, и от этого становилось только больнее. Лучше бы он просто посмеялся и выразил надежду повторить пытку, но не смотрел на неё такими виноватыми глазами, оправдываясь двумя фразами.

Да, когда Беллатриса пытала её, Малфоя не было рядом. Он ничего не мог сделать, даже если хотел. Тёмный Лорд мог убить его семью. Определенно, Гермиона поступила бы так же. Ко всему прочему, она видела, как колеблется слизеринец, выполняя приказы отца и тетки. Однако он ничего, совсем ничего не сделал — ни хорошего, ни плохого; и от этого становилось еще больнее. Чтобы считать его закоренелым злодеем, Гермионе требовались увесистые доказательства, а их пока не было. Драко не олицетворял концентрированное зло, но и не являлся сосредоточием добра, а его склонность в одну из сторон являлась загадкой. Загадкой страшной и интригующей, поэтому Гермиона старалась больше не смотреть в глаза Малфоя лишь потому, что боялась увидеть окончательный выбор.

Они вернулись в школу вечером того же дня, но не перекинулись ни одним словом. Даже вынужденное касание для трансгрессирования было сродни пытке для обоих. С удивлением Гермиона заметила, как успокаивает её внутренние переживания касание прохладной ладони Малфоя. От этого тошнило, но тело и сознание упрямо расслаблялись. Неприятные эмоции, раздирающие Гермиону, вернулись только к ночи, снова нашептывая о том, что о сне она может и не мечтать. И волшебница так и не заснула. Действие чар, поощряющее любое сближение связанных, иссякло, возвращая девушке чувство вины, одиночества, раскаяния, стыда и еще много чего. Ночь оказалась невыносимо длинной.

И теперь, находясь в теплом обеденном зале Хогвартса, Гермиона чувствовала, как неконтролируемо на неё накатывает чувство усталости. Веки просто опускались, будто кто-то тянул их вниз, но впереди было еще занятие по зельеварению. О пропуске не могло быть и речи, хотя в последнее время Гермиона понимала, что занятия проходят для неё впустую — всю программу она всегда знала на несколько месяцев вперед.

— Привет! — громкий голос резко вывел волшебницу из раздумий. За стол перед ней тяжело плюхнулись Гарри и Рон. Оба они казались уставшими, но раззадоренными.

— Снова тренировались? — Джинни повела плечами, с неудовольствием косясь на своего парня. Из-за приближающегося Кубка Школы Гарри проводил почти все свое свободное время на поле для квиддича.

— Это последняя битва! Мы просто не можем проиграть этим слизнякам! — пылко выкрикнул Рон, и на него оглянулась добрая половина зала, включая студентов Слизерина.

— Успокойся, — Джинни шикнула на брата. — Ты же не хочешь, чтобы тебя кто-то «случайно» проклял до матча?

Гарри прыснул в кулак, по-доброму смеясь над вспыльчивостью друга. Гермиона, наблюдая за перепалкой, невольно забыла все те проблемы, которые мучили её еще несколько минут назад. Она ощутила себя на несколько лет младше, беззаботнее и свободнее, а потому не хотела, чтобы эта легкость исчезала.

— Я видел ловца из их команды, — уже тише продолжил Рон. — И он просто отвратительный! Нужно сказать спасибо Малфою за то, что он благополучно забил на тренировки! — в голосе юноши сквозило довольство собой от того, что именно он сообщает такой приятный для команды Гриффиндора факт.

— Он больше не играет? — Гермиона вскинула брови, пытаясь придать своему голосу непринужденность.

— Не выходил на поле после Битвы, — пожал плечами Гарри, менее увлеченный новостью о бездарном ловце Слизерина.

— Почему? — выпалила волшебница, но уже потом осознала, что раскрыла свой навязчивый интерес относительно дел Малфоя.

Друзья уставились на гриффиндорку с тревожным удивлением. Она не произносила имя Малфоя ни разу со дня битвы и, кажется, вполне благополучно забыла его. Так почему сейчас, когда разговор зашел про слизеринского гордеца, в её глазах вдруг вспыхнул интерес, граничащий с негодованием?

— Малфою сейчас паршиво на своем факультете, — первым очнулся Гарри, пытаясь не придавать значения необычности темы для разговора. — Одни тайно ропщут на Победу и считают его предателем, а другие, пострадавшие от войны, ненавидят за причастность к армии Пожирателей. Таким образом, не остается ни одного человека, который бы не ненавидел Малфоя.

— Так ему и надо, — злобно выплюнул Рон, вытягивая губы в искривленную яростью линию. — Жаль, что он не попал в Азкабан, как и его папаша.

— Рон! — Джинни нахмурилась, осуждающе смотря на брата.

— Он прав, — обратился Гарри к своей девушке. — Малфой виноват.

— Но не настолько, чтобы быть наказанным таким способом! — тихо прошептала себе под нос гриффиндорка, и Джинни, услышавшая эти слова, недоумевающе покосилась на подругу. Рон и Гарри, к счастью, не расслышали последней фразы подруги из-за шума в зале, потому только вопросительно нахмурились, надеясь, что Гермиона повторит.

— Я пойду, — брякнув вилкой о стол, оповестила гриффиндорка. — Нужно подготовить все для следующего занятия. Профессор дал мне поручение, — нахмурившись, девушка принялась собирать вещи в небольшую сумку, все время пытаясь скрыть кольцо. Оно вдруг принялось довольно сиять, и Грейнджер выругалась про себя. — Не опаздывайте! — напоследок строго бросила Гермиона, и только в этот момент друзья узнали её прежнюю.

— Ты бы поговорил с ней, — задумчиво протянул Гарри, даже не поворачиваясь в сторону Рона.

— Она постоянно бегает от меня, словно я паршивая собака! — возмущенно пробормотал тот. — Не собираюсь и дальше унижаться…

Джинни раздраженно цокнула языком, недовольно переглядываясь с Гарри. Этот детский сад надоел уже всем вокруг, а отношения Рона и Гермионы стали больной темой всех друзей, так как угрожали их прежнему единству.

Тем временем Гермиона спешным шагом миновала несколько коридоров, желая скрыться от всего мира. Подойдя к одному из огромных витражных окон, она обессиленно опустилась на подоконник. На самом деле, никаких поручений и в помине не было, и волшебница покинула зал лишь затем, чтобы не наговорить еще каких-нибудь компрометирующих её положение вещей.

— Да что с тобой не так? — простонала Гермиона в свой адрес, макушкой утыкаясь в холодную стену. Кольцо перестало светиться, и девушка начала подозревать, что это свечение ей вообще показалось из-за воспаленной нервозности.

— Если ты настолько убогая, что тебе не с кем поговорить, будь добра, Грейнджер, не позорься и болтай со своей вымышленной подружкой у себя в комнате.

Гермиона зажмурилась, морально готовя себя к неприятной встрече. Она молчала, потому что не хотела начинать словесную перепалку. Может, Малфой не станет продолжать и, заскучав, просто уйдет? Но Гермиона понимала, что надеяться на лучшее в её случае совершенно противопоказано.

— Неужели мои молитвы наконец-то достигли Мерлина, и твой язык рассохся и отвалился?

— Малфой, — девушка устало выдохнула, открывая глаза. Привалившись к стене около окна плечом, на неё ехидно воззирал собственный ночной кошмар. — Мы же договорились не видеться. Соскучился?

Губы Драко тут же опустились, выражая недовольство и раздражение, однако внутри все возликовало, потому как Грейнджер снова клюнула на наживку и ввязалась в бессмысленный спор.

— Научись трезво оценивать собственную персону, — едко произнес юноша.

— Тогда ни за что не советуй мне своего учителя по самооценке, Малфой. Он бездарен.

Драко вскипал, и ему нравилось это ощущение. Вообще-то он не очень хотел натолкнуться на Грейнджер, но то, что она одиноко восседала на подоконнике одного из коридоров, ведущих в подземелия, определило исход ситуации. Слизеринец не мог пройти мимо Гермионы не поддев и не разозлив, иначе бы значительно облегчил её существование.

— На будущее, Грейнджер: мои учителя не по карману твоим нищим родителям.

Если сначала Гермиона думала, что их диалог складывался вполне успешно, то теперь она снова ощутила, как горький комок застревает в горле, мешая дышать. Озлобленным взглядом девушка впилась в непроницаемое лицо Малфоя, уже осознавшего свой триумф.

— Не смей говорить о моих родителях, ничтожество! — прошипела Гермиона, вскакивая на ноги и хватая сумку. Кольцо неприятно обожгло кожу. Волшебница остановилась, вскидывая руку на уровень глаз и разглядывая покрасневший металл.

— Кого ты назвала ничтожеством, грязнокровка? — выплюнул Малфой, шагая наперерез Гермионе. Он видел, как девушка схватилась за руку с раскалившимся кольцом, и довольно усмехнулся. Однако в следующую секунду и его кольцо полоснуло огнем кожу, отзываясь на нелестное высказывание. Юноша остановился, возмущенно глядя на семейную реликвию, которая с какой-то стати решила наказать и его тоже.

Морщась от неприятных ощущений, оба замолчали, а гнев начал понемногу утихать, вытесняемый мыслями о чарах. Гермиона и Драко недовольно переглядывались друг с другом, сжимая в руках собственные запястья. Боль, хоть и утихала, все еще была свежа в памяти.

Драко, запечатлев покрасневшие от подступающих слез глаза гриффиндорки, словно очнулся. В голове всплыл вопрос о том, зачем он вообще пристал к Грейнджер и упомянул её чертовых родителей. Наверняка семья для неё была такой же больной темой, как и для него. Это, разумеется, не должно было волновать Драко, но он вдруг почувствовал ненависть к себе за то, что поступает так же, как и те, кто злорадствовал над нынешним положением семьи Малфоев.

— Слушай сюда, Малфой, — Гермиона резко развернулась, пользуясь замешательством ненавистного слизеринца. — Еще хоть раз посмеешь заговорить со мной — лучше приготовься отправиться в лазарет! — гневно выпалила она и, двигаясь преимущественно по стенке, попыталась ретироваться.

— Слишком смелое заявление для такой сердобольной, как ты, — фыркнул Драко в ответ, снисходительно поглядывая на девушку и шагая вслед за ней. Из-за того, что Грейнджер была значительно ниже, её гнев выглядел воистину смешно. — Даже если хватит духу что-то сделать, потом вечность будешь таскать мне тыквенные пироги и мочить подушки в слезах, коря себя за жестокость.

Отчасти это было правдой. Для Гермионы внутреннее спокойствие всегда было важнее мести, но в случае с Малфоем она могла поступиться собственными правилами.

— Как самонадеянно! — хмыкнула она, понимая, что вряд ли выбьет Драко из колеи такими слабыми фразочками. — Я собираюсь поднять вопрос о твоем отстранении от должности старосты, — гордо вздернув подбородок, волшебница попыталась придать своему голосу официально-деловой тон.

— И окажешь мне великую услугу, — почти сразу же выпалил Малфой, самодовольно улыбаясь. Он видел, что Гермиона сегодня была явно не в форме. Очевидно, гриффиндорку что-то терзало.

— Тогда не забудь явиться на свое последнее собрание старост, — гневно продолжила она, забыв про весь официоз. Девушка слишком ответственно относилась к своему посту, и такое наплевательское отношение просто выводило из себя. Почему же должность старост факультетов занимали столь разные люди?

— Зачем мне являться на собрание старост, если я уже не занимаю соответствующий пост? — приподняв брови, будто серьезно спросил Малфой и возликовал, заметив, как багровеет от раздражения лицо Гриффиндорки.

— Ты просто невыносим… — прошипела Гермиона и, подсознательно признавая собственное поражение, быстрым шагом направилась прочь.

Малфой довольно улыбнулся вслед убегающей, а потом тяжело опустился на подоконник, опираясь спиной о стену. Он соврал, что ему было совершенно все равно на пост старосты, однако сейчас уже ничего нельзя было поделать. Драко понимал, что если его снимут с должности, это будет честно. Он уже давно не выполнял своих обязанностей.

Развлекаясь с гордостью Грейнджер, юноша на некоторое время забывал о тяготящих его душу размышлениях, но теперь былые планы снова всплыли в голове, и Драко раздраженно поморщился. Ему было необходимо отправить несколько писем известным целителям, и поэтому он направился к Западной Башне. Надеясь ни с кем не столкнуться, Драко продолжил путь.

***

— Сегодняшнее внеплановое собрание посвящено вопросу об отстранении Драко Малфоя от должности старосты факультета Слизерин по причине неисполнения обязанностей и плохой успеваемости, — на одном дыхании произнесла Гермиона и застыла, осторожно наблюдая за реакцией всех присутствующих. Старосты остальных факультетов неуверенно переглядывались, стараясь даже не поворачивать головы в сторону виновника торжества.

Драко Малфой держался на зависть гордо, расслабленно устроившись в удобном кресле. Если бы не личное приглашение директора, он бы ни за что не явился на этот цирк, именуемым «внеплановым собранием». В отличие от остальных присутствующих, юноша не изучал взглядом столешницу и не пытался избегать требовательного взгляда Грейнджер, взявшей на себя роль судьи на правах старосты школы. Руки гриффиндорки заметно тряслись, потому что на её плечах лежала непосильная задача: рассмотреть обвинения в сторону Драко Малфоя, но, тем не менее, любым способом оставить его на должности. Директор Макгонагалл как нельзя ясно высказала свои пожелания относительно этого.

Теодор Нотт, восседающий на соседнем кресле, напряженно разглядывал Малфоя и постоянно щурил глаза. Если бы Драко не запустил учебу на последнем курсе, должность старосты школы вполне могла принадлежать ему. Ранее профессора высоко оценивали способности юного Малфоя, пророча ему великое будущее. А теперь бывший конкурент стоял на пороге краха, и это вызывало в душе Теодора ликование, смешанное с неудовольствием. Он выиграл свою нынешнюю должность в неравной битве. Драко просто не боролся, и Нотт судорожно выхватил представившуюся возможность трясущимися от волнения руками. Даже сейчас, воззирая на однокурсника со своей более высокой позиции, он задыхался от высокомерия, излучаемого Малфоем.

В отличие от всех остальных слизеринцев, Нотт расценивал Драко лишь как конкурента. Юноша презирал лицемерных однокурсников, осуждающих Малфоя за принадлежность к Армии Волан-де-Морта, хотя сами они являлись детьми Пожирателей, перекинувшихся на светлую сторону в последний момент. Размышлять о том, что и Драко уже давно не поддерживал мировоззрения Темного Лорда, слизеринцы не считали нужным, однако Теодор, как сын одного из активнейших Пожирателей, прекрасно понимал положение Малфоя. Оно было безвыходным. Отец Теодора был заключен в Азкабан на срок куда больший, чем Люциус, однако школьная жизнь складывалась для Нотта вполне удачно, потому что сам он никогда не кичился своей фамилией и не гордился приверженностью его семьи Темному Лорду.

— Мистер Малфой, вам есть что сказать в свое оправдание? — сглотнув, спросила Гермиона, на самом деле чувствуя себя судьей Визенгамота. — Может быть, мы не знаем некоторых деталей?

«Кроме тех, что моя жизнь разрушена, Грейнджер?» — с раздражением подумал Драко. Слизеринец ненавидел представления, а это собрание как раз им и являлось. Если его хотели сместить с должности, они должны были просто сделать это и не устраивать дешевый спектакль с разбирательством. В конце концов, итог будет одним: он вылетит из рядов старост.

— Мне нечего сказать, — твердым голосом произнес Драко, не отрываясь смотря на Грейнджер. Больше, чем притворное участие присутствующих, Малфоя забавляло поведение гриффиндорки. Она упрямо избегала его взгляда, глядя только прямо перед собой или в бумаги.

— Что ж, тогда сейчас мы должны рассмотреть обстоятельства и принять единственное верное решение, — с надеждой обернувшись на Нотта, пробормотала Гермиона и осторожно опустилась в кресло. Со вторым старостой школы у неё были нейтральные отношения, больше уклоняющиеся в сторону положительных деловых. Молодые люди принадлежали разным факультетам и классам, однако взаимодействию это не мешало. Собранный и немногословный Теодор как нельзя кстати подходил для оперативного решения проблем в пределах учебного процесса.

— Несмотря на то, что мистер Малфой отвлекся от учебного процесса и перестал исполнять обязательства старосты факультета, директор не желает его отстранения от должности, — с тяжелым сердцем проговорила Гермиона и тут же услышала возмущенный шепот остальных старост. Нотт удивленно вскинул брови и слегка улыбнулся, но ничего не сказал. На лице Малфоя лишь на секунду проскользнуло удивление, но вскоре он собрался и снова стал подобен каменному изваянию. Оперевшись о стол локтем, он опустил подбородок на собственный кулак, внимательно слушая, что же еще абсурдного выскажет Грейнджер. Он намеренно выставил кольцо напоказ, и когда Гермиона, вскинув взгляд, увидела злополучный магический артефакт, тут же покраснела и отвернулась. Драко весело усмехнулся, окончательно сбивая всех остальных, и прежде всего внимательно наблюдающего за ними Теодора, с толку. Староста школы, прекрасно осведомленный о натянутых отношениях между подругой Гарри Поттера и бывшим Пожирателем, недоумевающе смотрел на несвойственое им поведение.

— Это объясняется осложняющими обстоятельствами, — поспешила оправдать свои слова Гермиона. — Будет затруднительно найти подходящего на освободившуюся должность студента и обучить его, ведь до окончания осталось всего три месяца. Таким образом, замена становится слишком хлопотной и бессмысленной.

Тупое молчание вторило словам Гермионы, и она буквально съежилась под недоумевающими и озлобленными взглядами. Ненавистники Драко Малфоя существовали и вне границ Слизерина.

— Это имеет смысл, — наконец разрушил тишину Теодор, чуть наклоняясь. — Если вы готовы возобновить учебный процесс и заняться соответствующими обязательствами, совет старост будет иметь возможность вынести решение об оставлении вас на должности.

Теодор ощущал, что должен Малфою. Казалось, будто Драко дал ему шанс, опустив руки и позволив занять такое высокое положение.

— Вынужденотказаться, — резко ответил Малфой, недовольно переводя взгляд с Грейнджер на Теодора. С чего бы вдруг отпрыску того самого Нотта поддерживать его? По умозаключениям Драко, нынешний староста школы должен был ненавидеть Малфоев за то, что они подвели Темного Лорда, ведь Нотты всегда были фанатично преданы ему. Старший, по крайней мере, точно, и об этом говорило его долгосрочное заключение в Азкабане.

— Почему? — спокойно спросил Теодор, опережая возмущенный возглас Гермионы. Выдержав тяжелый взгляд Драко, юноша приподнял бровь, вопросительно качнув головой.

— Меня не интересует власть, — многозначно протянул Малфой, приподнимая уголки губ в ироничной усмешке. Он знал, что Нотт достаточно умен для того, чтобы понять истинный смысл этой фразы.

— Может, только потому, что теперь она вряд ли достанется так легко? — хмыкнул Теодор, прекрасно понимая, что Малфой иронизирует над занимаемым им положением.

Окружающие не замечали, но между юношами вспыхнул синим пламенем воздух. Ледяные взгляды чистокровных волшебников встретились в поединке. Оба юных наследника — едва заметно для остальных, но явно друг для друга — усмехались, хотя на самом деле чувствовали раздражение. Малфой был поражен смелостью Теодора, а Нотт, в свою очередь, чувствовал недоумение собеседника. Слишком давно Драко никто не давал отпор. Слизеринцы, сквернословящие в отсутствие бывшего Пожирателя, при нем боялись сказать лишнее слово даже о погоде, как будто на них была направлена палочка, заряженная «авадой». Теодор же мог говорить в лицо Малфою только то, что не постеснялся бы высказать и за спиной. Между слизеринцами существовала связь, которая витала сейчас где-то в стенах Азкабана. Отцы двух благородных семейств были заключены в сырых камерах по причине ошибки в идеалах, и их сыновья как никто другой страдали от этого.

Но у Драко не было сил и настроения спорить, и потому он, посмотрев в заинтересованные глаза Нотта еще несколько секунд, отмер, заставляя всех остальных вздрогнуть.

— Причины не важны, — резко выдохнул Малфой, опираясь ладонями на подлокотники и поднимаясь. — Важны только факты. И один из них заключается в том, что плевать я хотел на это собрание. Замещайте меня хоть горным троллем — мне все равно. Так что, Грейнджер, — он с приторной улыбкой обратился к гриффиндорке, до этого молча выслушивающей вряд ли понятный ей диалог двух слизеринцев, — будь умницей и сделай старостой кого-нибудь другого. А мне нужно идти.

Под общее молчание Драко вышел из-за стола и твердой походкой покинул небольшой зал, предназначенный для собраний. Еще несколько секунд среди собравшихся царила тишина, а потом кто-то из старост выплюнул: «Кретин». Зашуршали бумаги, ножки кресел с тяжелыми звуками заскребли по полу. Собрание было окончено.

— Предлагаю сделать старостой Пэнси Паркинсон, — равнодушно заметил Теодор, поворачиваясь к Гермионе. Рассеянно окинув его взглядом, девушка сделала неоднозначное движение головой, а потом вскочила с места. Нотт изумленно вскинул брови.

— Я поговорю с ним, — бросила Гермиона напоследок, хотя ей хотелось провалиться на месте. Она рассчитывала, что хотя бы в присутствии старост Малфой будет вести себя разумно, однако ошиблась. Видимо, его апатия была куда глубже, чем могла себе представить гриффиндорка, ведь, насколько она знала, раньше Драко Малфой никогда бы не упустил должность старосты, ни одним словом не пытаясь её удержать. Даже с таким потворничеством со стороны директора Малфой умудрился окончательно потерять доверие совета старост. Раньше его хотя бы уважали, а теперь только слепо боялись и тихо ненавидели.

Выслушивая сегодня просьбу директора о помощи Драко в его проблеме с лишением звания старосты, Гермиона понимала, что легко будет вряд ли, но вот того, что Малфой собственноручно будет вставлять себе палки в колеса, гриффиндорка не ожидала. Слизеринец умудрялся вредить не только всем вокруг, но и себе тоже.

Выбежав из зала собрания, Гермиона ринулась вниз по лестнице, надеясь, что Малфой не успел уйти слишком далеко. Нервно оглядываясь по сторонам, Гермиона заламывала костяшки пальцев и нервно кусала губы, понимая, что слизеринец снова смог ускользнуть. Иногда девушке казалось, что Малфой и правда может перевоплощаться в змею.

Остановившись посреди коридора и обреченно опустив руки, Гермиона протяжно выдохнула. Сердце стучало в висках, а мысли метались от одного предположения к другому. Куда мог пойти этот ненормальный? Перечислив возможные варианты, Гермиона поняла, что будет бегать по замку и окрестностям до вечера, если проверит все свои догадки.

Внезапно перед глазами застывшей в раздумьях гриффиндорки возник извивающийся луч света и, сначала немного задержавшись на месте, понесся вперед, освещая полутьму коридора. Луч исходил из завораживающе мерцающего камня в кольце.

Ни разу не усомнившись в правильности своих действий, девушка спешным шагом направилась вслед за дорожкой света, постепенно размывающейся в воздухе. Волшебница миновала несколько коридоров и одну лестницу. Остановившись у двери в кабинет Снейпа, она недоумевающе огляделась.

Дело было в том, что помещение запечатали сильнейшими заклинаниями еще несколько месяцев назад, потому что только погибший преподаватель знал, насколько опасны зелья, хранящиеся там. Многие из них он создал сам, следуя исключительным и неповторимым рецептам. У профессоров и директора пока были дела поважнее, так что ревизия в кабинете, наполовину заполненном пузырьками с мучительной смертью, оказалась оставленной на лучшие времена.

Еще раз возмущенно посмотрев на кольцо, не переставшее мерцать, Гермиона осторожно прикоснулась к ручке двери. Почти наверняка зная, что дверь не поддастся, девушка потянула её на себя, но в последнюю секунду остановилась, отдергивая руку от прохладного металла. Запоздало пришло осознание того, что она попыталась проникнуть в запечатанное помещение против правил. Однако кольцо продолжало упрямо светиться, раздражая взгляд. Гермиона высоко оценивала свои умственные возможности и интуицию, и именно они сейчас подсказывали, что Малфой находится прямо за запретной дверью.

Другого выхода девушка не видела и потому поспешила собрать волю в кулак. Наложив чары невидимости, волшебница воровато огляделась и взялась за ручку двери. Луч из кольца скользнул в замок, а там вспыхнул и затух. Дверь беззвучно приоткрылась. Устав удивляться, Гермиона тенью скользнула внутрь, замечая, что дверь за ней закрывается все по тому же волшебству. Связывающие чары не переставали преподносить все новые сюрпризы. В том, что темная магия в этих артефактах все-таки имеется, сомневаться больше не приходилось. Вряд ли взлом сильнейших запечатывающих заклинаний был под силу обычному волшебству.

Но вскоре все побочные мысли улетучились, и девушка внимательно окинула взглядом полутемный кабинет. Все было по-прежнему, и только накинутая на столы и кресла белая ткань выдавала запустение. Пузырьки с зельями все так же безупречными рядами покоились на широких полках, а на столе под светлым покровом проявлялись очертания приборов и приспособлений. Только чей-то «люмос», светящийся в дальнем углу кабинета у стеллажа с книгами, нарушал общую картину спокойствия и нетронутой истории.

Осторожно продвинувшись вперед, Гермиона всмотрелась в угрожающую тень, отбрасываемую Драко Малфоем. Юноша, оперевшись плечом на стеллаж, сосредоточенно вчитывался в строки одной из книг, по привычке перетирая страницу между пальцами. Слизеринец был спокоен и сосредоточен, но от былого напускного безразличия, которое Гермиона наблюдала на собрании, не осталось и следа. Небольшая морщинка на переносице юноши свидетельствовала о его глубокой задумчивости, и, быть может, непонимании. Губы Малфоя едва заметно шевелились в такт с прочитываемым текстом, и Гермиона поняла, что он явно озадачен написанным.

Заявляя себе о том, что совершенно сошла с ума, волшебница сделала ещё несколько шагов по направлению к юноше и, подойдя совсем близко, остановилась, потому что, как казалось, остановилось и сердце. Адреналин, взыгравший в крови, приятно будоражил, но вместе с тем чувство опасности почти разъедало сознание. Гриффиндорка понимала, что разумно было бы сбежать из этого кабинета ко всем чертям, но, так как чувство самосохранения потерялось ещё на начальных курсах, она не сдвинулась ни на шаг, продолжая наблюдать за юношей.

Откинув мантию в сторону, Драко скользнул ладонью в карман и, изящно изогнувшись, припал спиной к стеллажу. Гермиона закатила глаза и чуть было не цокнула языком. Девушка поражалась тому, что Малфой оставался позером даже наедине с собой. Хотя, с другой стороны, возможно было предположить, что все движения у него были давно отточены воспитанием и поучениями отца, и потому Драко никогда не задумывался над ними.

Вычерченные тенью скулы скользили по направлению к губам, но тонули в темноте. Едва видимые очертания Малфоя опять возвращали мысли Гермионы к античному образу темного бога, и в сердце зародился некий огонек восхищения и чувства приятной опасности. Больше, чем своего возможного обнаружения, волшебница испугалась этих ощущений.

Юноша вздрогнул и, медленно захлопнув книгу, оттолкнулся от стеллажа и встал на полную стопу. Повернувшись к полкам, чтобы поставить книгу на место, он тихо хмыкнул. Гермиона, повинуясь кричащим об опасности инстинктам, отшатнулась.

— Гоменум ревелио!

Не успев даже поразиться ловкости Малфоя, Гермиона поняла, что обнаружена — ухмылка слизеринца была тому подтверждением.

— Экспеллиармус! — выкрикнул Малфой, увидев, как отчаянная гриффиндорка вскинула свою палочку. Направленное на него оружие с глухим стуком отлетело в сторону. Поразившись рассеянности Грейнджер, Драко сделал шаг в её направлении.

— Заклинание невидимости освоила, а тихо дышать не научилась? — усмехнулся Малфой и, заметив попытку Гермионы к побегу, схватил за руку и рывком подтолкнул к столу. Загремели, падая, тяжелые приборы, а вслед за этим послышался звук разбитого стекла.

Гриффиндорка, ладонями уперевшись на покрытый материей стол, испуганно огляделась и ужаснулась тому, что стала причиной погрома в запечатанном кабинете. Однако Малфоя, кажется, это вовсе не волновало.

— Как ты сюда попала? — наклонившись над девушкой, медленно проговорил Драко, пытаясь сдержать гнев до поры до времени. Он и так слегка испугался, когда волшебница боком ударилась об угол стола.

— Люди попадают в помещения через дверь, Малфой. Тебя не учили таким простым вещам? — вздернув острый носик, съязвила Гермиона. Драко послал к чертям внутренние призывы к самообладанию, и длинные холодные пальцы сомкнулись на шее девушки.

— Как же ты тогда сказала? — он притворно задумался. — Кажется, что-то вроде «Ты не в том положении, чтобы дерзить, Малфой»? Так вот, Грейнджер, — буквально прорычал он. — Хорошенько подумай, прежде чем сказать что-то ещё.

— Это правда, — уже тише сказала девушка, медленно сглатывая и пытаясь унять страх перед вооруженным волшебником. — Я следовала за кольцом, чтобы найти тебя, и оно помогло мне открыть дверь.

Давление на шею ослабилось, и Гермиона судорожно выдохнула, не переставая смотреть прямо в глаза разъяренного юноши. Он, изучая выражение лица волшебницы, пытался понять, врет она или говорит правду. Остановившись на последнем, Драко слегка успокоился, но пальцев с шеи не убрал, а лишь переместил ладонь выше, попутно замечая, что кожа Грейнджер, даже слегка влажная от волнения, под ладонью ощущается превосходно.

— И зачем же ты меня искала? — он вопросительно приподнял бровь, подходя ближе к столу и к Грейнджер непосредственно. Она сильнее прогнулась назад, пытаясь увеличить расстояние между ними, но даже не подозревала, что своими действиями еще больше раззадоривает вскипающую чистую кровь.

— Я хочу, чтобы ты возобновил обучение и занялся тем, чем обязан, в качестве старосты, — выпалила она, ощущая, как пальцы Малфоя с шеи продвигаются все выше, перемещаясь на подбородок и щеки.

— Ты хочешь, Грейнджер? — с нажимом спросил он, стискивая щеки гриффиндорки пальцами. — А я хочу взять тебя прямо на этом столе. Что скажешь?

Гермиона бы обязательно испугалась, если бы не ехидная усмешка на лице Малфоя. Он издевался. Как всегда, прощупывая страхи и болезненные воспоминания, Слизеринец уничтожал и подавлял словами.

— Мечтай сколько хочешь, — в тон ему огрызнулась Грейнджер. — Но если это произойдет, ты наконец-то сдохнешь, — вытянув перед его лицом руку с кольцом, девушка сдавленно рассмеялась.

Веселье гриффиндорки еще больше разозлило Малфоя, и он, перехватив выставленную перед его лицом ладонь, резким движением прижал её к столу. Гермиона, болезненно зашипев, в отместку впилась ногтями в тыльную сторону ладони юноши. Он криво усмехнулся, ведь эта малейшая боль была несравнима с тем наслаждением, которое он испытывал, наблюдая за затравленным выражением лица подружки Поттера.

— К твоему сведению, моя дорогая, есть много других не менее интересных вещей, которые я могу сделать, например, с использованием твоего мерзкого рта, — хищно улыбнувшись, проинформировал Драко.

— О, своему рту я найду достойное применение прямо сейчас… — вложив в слова всю ненависть, процедила Гермиона и дернулась, стискивая зубами находящиеся в непосредственной близости пальцы Малфоя.

Обескураженный подобной дикостью юноша негромко зашипел, жмурясь от боли. Однако на этом Гермиона не остановилась и, вскинув свободную руку, схватила слизеринца за галстук и потянула на себя, наматывая ткань на кулак. Драко покачнулся и, чтобы удержать равновесие, выставил руки по обеим сторонам от девушки, торсом ощущая трепещущий от тяжелого дыхания живот Грейнджер.

— Ты будешь посещать занятия, Драко Малфой, и будешь выполнять все до единого обязательства старосты, потому что я так хочу! — разозленно прорычала Гермиона, с силой притянув мерзкого слизеринца за его мерзкий галстук еще ближе. Она не была уверена, что это сработает, но с трепетом ожидала реакции чар, решив пока не размышлять о последствиях. Конечно, это шло вразрез с их соглашением, но Малфой первый его нарушил. Он вел себя как самый последний урод, так почему же Гермионе нельзя было побыть стервой?

Легкое удушье вкупе с обжигающим гневом и зарождающимся желанием уничтожали и без того неустойчивое самообладание Малфоя.

— Еще слово, Грейнджер, и на кулак будут намотаны твои волосы, — предупреждающе заметил он дрожащим голосом и неосознанно сильнее вжался в неё бедрами.

Испуганный выдох девушки был сопровожден стремительной искрой света, разразившей своим сиянием темное помещение. Драко пронаблюдал за тем, как луч, начиная свой путь из кольца Гермионы, огибает пространство вокруг них и врывается в камень его кольца. Обреченно зажмурив глаза, Малфой ощутил, как нечто тяжелое поселяется внутри. Она загадала свое желание, и чары утвердили его. Из кольца Драко вырвался еще один луч, отличающийся лишь по цвету, и, взметнувшись вверх, застыл в воздухе, будто ожидая чего-то. Малфой понял все без лишних разъяснений. Все замерло, и лишь шумное дыхание обоих нарушало тишину запечатанной комнаты.

— Ты совершила непростительную глупость, Грейнджер, решив приказать мне, — с озлобленной иронией и легким предвкушением прошептал Малфой, снова обращая внимание на замеревший луч. — Настал мой черед загадать желание.

Комментарий к 5. Желание

Уф

Редактировала главу уже на телефоне, что крайне неудобно. Если будут какие-либо ошибки, пожалуйста, укажите на них.

Постаралась внедрить больше персонажей в этой главе, и, как по мне, получилось весьма органично. Все замечания постараюсь принять во внимание. Кто-то может заметить, что уже в этой главе я пытаюсь скорректировать сюжет, персонажей и события в правильную сторону.

Решила остановиться на интриге)

========== 6. Мир победившего добра ==========

умираю, цепями окованный -

разучился дышать и любить.

но твоею душой заколдованный,

я твержу: научи меня

жить.

Тишину кабинета прервал звук гонга. Резко поднявшись с места, Макгонагалл направилась к зеркалу, стоящему напротив её стола. Едва палочка коснулась стеклянной глади, отражение кабинета начало затягиваться светлой дымкой, но вскоре открыло взору директора полутемное помещение. Минерва ждала, что Драко все-таки наведается в кабинет своего преподавателя, однако это вызвало в её душе больше тревоги, чем она ожидала. Крепко сжимая палочку в руках, директор наблюдала, как из потайного хода, о существовании которого, вероятнее всего, знал только сам Снейп, появляется высокая фигура в мантии. Мелькнувшие в темноте светлые волосы подтвердили догадку. Медленно ступая и с опаской озираясь по сторонам, Драко вошел в кабинет и остановился у стола. С минуту он неотрывно смотрел на кресло Северуса, вероятно, предаваясь воспоминаниям. Но через секунду юноша вздрогнул, будто очнувшись от дурмана, и уверенным шагом направился к полкам с книгами. Макгонагалл возрадовалась хотя бы тому, что слизеринец не имел цели забрать из кабинета зелья. Он бы и не смог, даже если бы сильно захотел. Помимо запечатывающих чар на помещении лежали еще некоторые заклятья, благодаря которым любая вещь, вынесенная за пределы кабинета, обращалась в пепел. Однако уничтожить знания, которые Малфой мог получить из книг и записей Северуса, не могла даже самая сильная магия.

— Что же ты ищешь? — прошептала себе под нос директор, подходя еще ближе к зеркалу. Драко, пробежавшись пальцами по корешкам книг, остановился на одной из них и потянул из ряда. Прищурившись, Макгонагалл попыталась различить название, но это оказалось невозможным.

Еще несколько секунд пронаблюдав за юношей, Минерва поняла, что ждать и дальше она не имеет права. Нужно было спугнуть Драко, пока не стало слишком поздно. Вознеся палочку вверх, она приготовилась активизировать воющие чары. Однако сделать это женщина не успела: раздался еще один гонг, свидетельствующий о вторичном вторжении в запечатанное помещение. Непонимающе нахмурившись, Макгонагалл осмотрела кабинет, но никого, кроме Малфоя, так и не обнаружила. Чувство тревоги почти съедало сердце, ведь было неизвестно, кому ещё удалось проникнуть в запертый сильными заклятиями кабинет. Резко отстранившись от зеркала, она направилась к двери, попутно прикидывая, каким образом сможет поскорее добраться до кабинета. Несколько порталов, скрытых в стенах замка, обеспечивали укороченный путь.

— Директор! — громкий оклик заставил её остановиться. В одном из переходов Макгонагалл неожиданно столкнулась с новым преподавателем по нумерологии. Мистера Волнера вскоре после Победы прислало Министерство ради фиксирования отношений между студентами. Предотвращая конфликты по поводу крови и принадлежности к одной из сторон во время Войны, преподаватель попутно вел одну из дисциплин. Волнер мерной походкой подошел к женщине, подозрительно оглядывая её с ног до головы. Минерве плохо удавалось скрыть свое волнение.

— Возможно, ваше дело может подождать полчаса? Мне необходимо сейчас кое-где быть.

— Что-то случилось? — вскинул брови преподаватель, сощурив глаза.

— Нет, почему вы так решили? — гордо подняв подбородок, как можно безразличнее спросила Макгонагалл, хотя искренне желала, чтобы некстати встретившийся профессор просто провалился в Тартар. Не посвящать же его в ситуацию с проникновением в запечатанный кабинет Снейпа!

— Вы нервничаете, — продолжил свои размышления вслух преподаватель. — Я могу помочь?

— Если бы мне была нужна чья-либо помощь, мистер Волнер, я бы непременно обратилась за ней, — недовольно отчеканила директор, огибая дотошного преподавателя. Как раз ему ни за что нельзя было узнавать о выходках юного Малфоя, иначе уже через несколько часов в Хогвартс прибыл бы кто-то из Министерства с «плановой» проверкой.

— Что ж, тогда зайду попозже, — с недоверием глянув на Минерву, мужчина отступил в сторону.

Макгонагалл пришлось обогнуть более короткий путь на всякий случай. Убедившись, что профессор не следует за ней, Минерва все-таки достигла двери в кабинет Снейпа. Вдохнув и выдохнув, директор произнесла отпирающее заклятье и ворвалась в комнату. Встретили её тишина и пустота. Быстро оглядевшись, Макгонагалл убедилась в том, что действительно находится в помещении одна. Опустив палочку, женщина прошла до стеллажа с книгами и нашла взглядом ту, что заинтересовала Малфоя.

«Пигментная магия» — гласило название. Минерва удивленно нахмурилась и быстро пролистала книгу. Кажется, ничего даже близкого к опасным заклинаниям здесь не было. Спокойно выдохнув относительно характера заинтересованности Малфоя, директор задалась единственным вопросом: куда же делся он сам и еще одна неизвестная личность, проникшая в кабинет следом?

***

— Уизли, — неспешно выдохнул он, заметив, что на шее девушки болтается серебряная цепочка со снитчем. Такую безвкусицу мог подарить только выходец из рыжей семейки, все интересы и познания которого оканчивались на квиддиче. Особенных идей в голове Малфоя как-то не рождалось, однако стоило ему увидеть дешевое украшение, внезапная ярость, протянувшая свои когти откуда-то из глубин, нашептала несколько слов. — Ты скажешь ему, что он тупой нищий недоумок и только последняя идиотка захочет с ним спать. Завтра в главном зале за обедом. Слово в слово, Грейнджер. Я буду наблюдать.

— Нет! — будто не веря в то, что действительно должна будет это произнести, прошептала Гермиона, и рука, сжимающая галстук слизеринца, безвольно опустилась.

Малфой не сдвинулся с места, торжествующе рассматривая безысходность в широко распахнутых глазах Грейнджер. Да, это было то, что нужно. Разрушив отношения пары героев Второй Магической, он уничтожит их обоих. Самолюбие Драко ликовало, однако что-то еще глубже просто сходило с ума от радости. Он чувствовал прилив энергии и уверенности. Грейнджер была обязана подчиниться ему.

— Да, — он хрипло рассмеялся, наклоняясь к лицу девушки. — Да!

— Какой же ты урод! — с чувством выдохнула она, и Малфой отстранился, потому что ощутил горячее дыхание на щеке.

— Умница, Грейнджер. Быстро улавливаешь суть! Это тоже добавь в свою завтрашнюю тираду, — улыбнувшись своей находчивости, Драко проследил за тем, как луч его кольца, ранее застывший, мгновенно ворвался в камень парного артефакта. Еще немного посветившись, перстни затухли.

— Измени желание! — тряхнув рукой, снова тихо проговорила девушка. Она с ужасом рассматривала кольцо, только что заключившее обмен желаниями. — Измени его, больной ублюдок! — вдруг закричала Гермиона, понимая, что все происходящее — катастрофическая реальность. Выпрямившись и почти подпрыгнув от злости, девушка метнулась к слизеринцу с занесенной вверх рукой, однако промахнулась. Малфой умело уклонился от удара.

— Поосторожнее, дорогая, — абсолютно бесстрастно предупредил Драко, тем не менее отходя подальше от разозленной девушки. — Я знаю несколько заклинаний, которые могут заставить тебя замолчать. Навсегда, — Малфой показательно вскинул палочку.

— Все играешь в пожирателей? — озлобленно оскалилась Гермиона, машинально оглядываясь в поисках своей палочки.

— Если это игра, Грейнджер, то ты в ней явно не победитель, — не прерывая зрительного контакта, Малфой вскинул руку:

— Акцио палочка!

— Отдай! — прорычала гриффиндорка и снова сделала широкий шаг к юноше. Он, словно забавлялся с ребенком, поднял руку с её палочкой вверх и довольно хмыкнул, когда Гермиона, подпрыгнув, так и не достала свое оружие.

— Сначала уберемся отсюда. Это, знаешь ли, не гостиная Гриффиндора.

Одним быстрым движением Драко спрятал палочку девушки во внутреннем кармане мантии. Шагнув к небольшому промежутку между стеллажами для книг, слизеринец перехватил вытянутую вверх руку Гермионы за запястье и потянул за собой.

Кожа была теплой и шелковистой, словно изысканные платья миссис Малфой. Драко вспомнил, что в детстве он часто касался ткани нарядов своей матери будто случайно, но на самом деле поражался их мягкости. Испугавшись своих приторных мыслей, юноша тут же успокоил себя тем, что сравнил кожу Грейнджер с тряпками. Да, самыми дорогими в волшебном мире, но все-таки тряпками.

Проведя собственной палочкой по стене и прошептав заклинание, поведанное ему Снейпом почти перед смертью, Драко открыл портал и незамедлительно шагнул в него, потянув за собой затихшую от удивления Гермиону.

«Так вот как он пробрался сюда», — с недовольством подумала волшебница, но вдруг осознала, что понятия не имеет, зачем Малфою было проникать в запечатанный кабинет. Это было еще одной чертовой загадкой, которую следовало бы разгадать, если она все ещё собиралась спасти Волшебный мир.

Вышли они рядом со входом в подземелья. Гермиона, оглянувшись на портал, увидела лишь большую картину, на которой красовались ворота огромного замка, увитые плющом. Раньше девушка даже не подозревала, что в замке существуют секретные порталы, ведущие в кабинеты преподавателей. Хогвартс, словно Мировой океан у магглов, был исследован лишь на какую-то ничтожную часть. Даже подумать было страшно, сколько ещё секретов хранит древнее здание.

— Не опаздывай завтра на обед, — многозначно усмехнувшись, напомнил Малфой и протянул Гермионе её палочку. Быстро выхватив её, волшебница, одарив Драко еще одним испепеляющим взглядом, развернулась и широкими шагами направилась прочь.

— Надеюсь, ты хорошо запомнила то, что должна сказать! — вслед ей крикнул Малфой, и его злобный смех утонул в каменной кладке глухих к чужим проблемам коридоров.

Свернув за угол, девушка побежала. Задевая редких прохожих, она неслась в свою комнату со всех ног, совсем не заботясь о том, что о ней подумают как о старосте школы. Гермиона могла бы отдать все свои заслуги и звания лишь за то, чтобы ужасное желание Малфоя было лишь ночным кошмаром. Лишь плохим сном, но не реальностью, которую она была обязана собственноручно воплотить в жизнь.

Миновав гостиную и даже не заметив Джинни и Гарри, мило воркующих на диване напротив камина, гриффиндорка взлетела в свою комнату и обессиленно опустилась на пол рядом со своей кроватью. Откинув голову на мягкую постель, она сжала руки в кулаки и закусила губы. Нет. Гермиона Грейнджер не будет реветь из-за выходок Малфоя. Она делала это лишь однажды — на втором курсе, и больше не собиралась. Этот булыжник не стоил ни одной её слезы.

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Гермиона поднялась и принялась расхаживать по комнате. Она должна была найти способ не допустить исполнения желания Малфоя. Что же говорилось в книге про нарушение обещания? Кольца имели право наказывать связанного, пренебрегшего желанием? Плевать! Ни Малфой, ни уж тем более древняя магия его рода не могла заставить её делать такие ужасные вещи! Да, быть может, Рон временами был невыносим, но он никогда не заслуживал настолько жестоких и неоправданных слов. И если Малфой мог поливать людей грязью, не зная о них ничего, кроме фамилии и чистоты крови, то Гермиона этого делать не собиралась.

— Я этого не сделаю, — решительно произнесла она. Все мысли, высказанные вслух твердо и уверенно, казались ей более правдивыми. Замотивировав себя на завтрашний день, Гермиона слегка успокоилась и даже высказала несколько нелестных слов зачарованному украшению, будто оно было способно её слышать.

Однако перед сном волшебница все-таки еще раз попыталась стянуть ненавистное кольцо.

***

Еще раз проведя рукой по уложенным волосам, Драко слегка повернулся, оценивая свой внешний вид. Мантия лежала на стуле в ожидании внимания, но Малфой не спешил заканчивать со сборами. Пальцами скользнув по узлу и всей длине бело-зеленого галстука, юноша усмехнулся. Еще вчера Грейнджер допустила самую огромную (после рождения, разумеется) ошибку в своей жизни. Её дерзость и бесстрашие не знали границ, раз она позволила себе быть такой безумной.

Дрожащее под его пальцами тело волшебницы Малфой не мог выкинуть из головы до сих пор. Раз за разом он вспоминал, как резко подался вперед, сильнее прижимая её к столу. Было забавно наблюдать страх в её глазах. Удивительно, но даже грубая сила и палочка не смогли напугать гордую гриффиндорку, а вот физическая близость ввергла в ужас. Что же такого сделал недоумок Уизли? Судя по сну гриффиндорки, особой осторожностью и нежностью её рыжий дружок не мог похвастаться. Драко с силой сжал зубы. Начинать день с размышлений о личной жизни надоевшей Грейнджер и презираемого Уизли было низко для его чистокровной натуры.

Последний раз бессмысленно поправив галстук, юноша подхватил мантию и направился на выход. Заклятье работало. Вместо волшебных часов утром Драко разбудила головная боль, напоминая об обязанностях. Малфой попытался не обращать на неё внимания и спать дальше, но ощущение того, что мозги кто-то упрямо просверливал, только усиливалось. Все утро слизеринец ходил разъяренный, словно голодный тролль, однако на занятия все-таки собирался. Злость на гриффиндорку стальными кольцами оборачивалась вокруг шеи. Зависимое положение угнетало и без того поганое настроение. Радовало только то, что Грейнджер будет обязана выполнить его желание. Исполненный предвкушения, Драко отправился на занятия.

Одним лишь уничтожающим взглядом разняв по пути парочку первокурсников, сцепившихся друг с другом в подобии драки, Малфой продолжил путь, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица. Когда он зашел в кабинет, на него уставились все, кто присутствовал. Наверное, студенты удивились бы куда меньше, если бы вместо Драко увидели, к примеру, дементора. Не пересекаясь взглядом ни с одним из однокурсников, юноша подошел к свободному месту и бесшумно опустился на скамью, одним эффектным движением расправляя мантию.

Драко действительно давно не был на занятиях и поэтому успел забыть эту атмосферу, царящую в кабинетах. Здесь было тихо и спокойно, стены пропитались запахом книг и тонким ароматом восковых свечей. На столах красовались все те же выцарапанные прежними учениками записи, под потолком висели пучки засушенных трав. Все было слишком привычно и до тошноты благополучно, будто не было Войны, разрушившей многие жизни. Слизеринец проклинал Грейнджер за то, что она заставила его находиться в месте, совершенно ему не подходящем. Драко чувствовал себя куда старше и куда утомленнее, чем все остальные студенты. Здесь его никто не ждал. Даже гриффиндорская заноза, которая, вероятно, должна была бы радоваться исполнению своего желания. Она ни разу не обернулась на него, и потому Драко мог сделать вывод, что Грейнджер напугана и разозлена.

Малфой не мог видеть, как нервно гриффиндорка кусает губы и как порывисто реагирует на внешние раздражители. Например, когда к ней подсела Полумна, Гермиона чуть ли не прискочила на лавке, а потом положила руку на сердце. Уйдя в глубокие раздумья, она совсем перестала наблюдать за окружающей обстановкой.

В кабинет вошел преподаватель, не преминувший восхищенно отреагировать на появление Малфоя. Началось занятие. Гермиона постаралась полностью погрузиться в материал, чтобы остальные мысли хоть на какое-то время покинули её голову. Она убедила себя ни за что не поворачиваться к слизеринцу. Стало ясно: чары работают. Драко Малфой ни за что бы не пришел, если бы не их влияние. А это значило, что его желание обладало такой же силой и Гермионе стоило пересмотреть свои убеждения.

Когда занятие подошло к концу, гриффиндорка почти всхлипнула от обреченности. Время обеда неумолимо приближалось, а она даже понятия не имела, сможет ли противостоять чарам. Гермиона не рассматривала возможность того, что ей все-таки придется сказать эти ужасные слова, поэтому запасного плана не оказалось.

— Малфой, — послышался голос Забини из начала класса. Он был изумлен не меньше, чем остальные, но не постеснялся высказать своё удивление вслух. — Что побудило тебя выбраться из подземелий? Неужели комнаты затопило? — итальянец, миновав Грейнджер, направился к месту, где все ещё восседал Драко.

— Не очень остроумно, Блейз. Моё отсутствие плохо влияет на твое чувство юмора, — холодно хмыкнул Драко, тем не менее ощущая, как гнетущее молчание и презрительные взгляды перестают давить так сильно. По крайней мере, он больше не чувствовал себя изгоем.

Гермиона остановилась и прислушалась к диалогу. Она впервые за долгое время видела, как Малфой с кем-то разговаривал.

— Так ты пришел ради меня? Это так романтично! — хохотнул Блейз, усаживаясь на парту напротив однокурсника.

— Не слишком обольщайся на свой счет, — Малфой не смог не приподнять уголки губ в искренней улыбке, потому что Забини паясничал до тошнотворного глупо, и делал это специально.

Гермиона пораженно смотрела на вмиг просветлевшую ауру Малфоя. До этого, девушка могла поклясться, вокруг слизеринца витало нечто темное, обещающее убить любого приблизившегося.

— Сегодня тренировка, придешь? Я уже поговорил с капитаном, — тише и серьезнее добавил Забини, оглядываясь по сторонам. Задев взглядом внимательно сосредоточившуюся на их разговоре Грейнджер, мулат нахмурился. Какого черта она подслушивала?

Кожей ощутив недовольство юноши, Гермиона поспешила закидать вещи в сумку, а потом быстро посеменила к выходу. Не хватало еще прославиться наушничеством. Однако ей действительно было интересно узнать, почему вдруг Блейз Забини, до этого только наблюдающий за Малфоем тяжелым взглядом, теперь так непринужденно разговаривал с ним.

— Конечно, — наблюдая за напускной уверенностью походки Грейнджер, выдохнул Драко. — Только сперва посмотрю одно представление, — Малфой возликовал, пересекшись взглядом с гриффиндоркой. Будто подсечённая, она тут же споткнулась. Покраснев от стыда и злости, Гермиона пулей вылетела за дверь, оставляя слизеринцев одних в кабинете.

— Тогда встретимся после обеда на поле, — подвел итог Блейз, не обращая внимания на взгляд, которым Драко наградил ретировавшуюся Грейнджер. — И что за представление?

— Ты его не пропустишь. Клянусь, — довольно оскалившись, Малфой поднялся.

Когда слизеринцы уже были на пороге, дорогу им преградила высокая худощавая фигура. Директор Макгонагалл смотрела на Драко испытующе, и, кажется, еще до того, как губы её сложились в первые слова, юноша все понял.

— Мистер Малфой, я бы хотела поговорить с вами. Пройдемте в мой кабинет, — она, окинув небрежным взглядом Забини, резко развернулась. В ответ на встревоженный взгляд Блейза Драко только поморщился.

Коридоры замка казались уже и холоднее, и Малфой озирался по сторонам, надеясь, что его никто не видит. Юноше казалось, что фигура его сгорблена, а шаг — неровен. Страх перед раскрытием проникновения в кабинет Снегга почти придавливал к полу. Драко был остервенело обозленным, уставшим, очерствевшим, но не пустоголовым. Он прекрасно понимал, что вряд ли такие выходки сойдут ему с рук. За все время, пока они шли до кабинета, Минерва не издала ни звука и ни разу не повернулась к студенту. Когда же дверь за Малфоем закрылась и женщина спешно прошла к своему столу, усаживаясь в кресло, тишина была прервана.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — терпеливо предложила Макгонагалл. Малфой без лишних слов занял место напротив директора. — Я хочу поговорить с вами не как с учеником, нарушившим строгий запрет, а как с достаточно зрелым человеком, преследующим определенные цели.

На поверхность стола опустилось потрепанное издание «Пигментной магии». Драко сощурил глаза, раздумывая, разыграть изумление или все-таки до конца обнажить правду.

— Вы меня отчислите? — тихо спросил он, и Минерва поразилась высокомерию взгляда слизеринца, находящегося, между прочим, в весьма компрометирующем положении.

— Об этом позже. Зачем вы интересовались этим пособием? В школьной библиотеке есть учебники для уровня студентов.

— Они бесполезны. Вы и сами знаете, — уставившись на обложку, протянул Малфой.

— И поэтому вы решили проникнуть в запечатанный кабинет? — продолжала подавлять властным голосом Макгонагалл.

Драко поднял голову, но ничего не сказал. Он ненавидел отвечать на очевидные вопросы. Макгонагалл должна была догадываться, для чего ему собранная Снеггом информация о пигментной магии.

— Я кое-чем запачкался, — иронично хмыкнув, начал Драко. — Полагал, что в книге найду способ избавиться от пятна.

— Почему вы не обратились к профессорам или ко мне непосредственно? — уже менее грозно спросила директор. Она видела, как мерцает боль и обида в глазах студента. Хотя Драко пытался казаться взрослым, для неё он все еще оставался мальчишкой, сбившимся с пути.

— Тот, кто смог бы помочь мне, сейчас покоится в могиле. Вряд ли стоит его тревожить.

— Вы пробовали заклинание очищения? Зелье изгнания? — перебила Макгонагалл. Её пальцы нервно плясали по древку палочки.

— Вы считаете меня идиотом, директор? — хмыкнул Драко. — Я испробовал все, что было мне доступно.

— Вам следует обратиться к…

— Я не стану просить помощи. Те, кто мне помогают, умирают страшной смертью. Примите к сведению и мисс Грейнджер тоже об этом напомните. Кажется, в последнее время ей стало совсем скучно, — злобно бросил юноша.

— Это она была с вами в кабинете? — удивленно прошептала Макгонагалл, будто боясь, что её услышат. Малфой молчал, осознавая, что вслед за подтверждением этой догадки посыплются следующие вопросы, а раскрывать неприятную историю со связывающими чарами совсем не хотелось.

— Не понимаю, о чем вы, — спустя десяток секунд ответил Драко, не прерывая напряженного зрительного контакта. Между директором и студентом шел диалог, услышать который было невозможно. Они понимали суть каждого сказанного слова и каждой секунды молчания.

— Пообещайте мне, что больше не станете пытаться нарушить строжайший запрет, — поджав губы, Минерва поднялась из кресла. — За вами следят, мистер Малфой. Будьте осторожнее. Я тоже кое-что вам пообещаю, — жилистая рука Макгонагалл пододвинула книгу к Драко, — если только что-то понадобится, скажите мне. Я постараюсь обеспечить вас всем необходимым, если это, конечно, не будет пресекать черту тех правил, что установило Министерство. Надеюсь, мы придем к взаимопониманию.

Казалось, такая расположенность должна была удовлетворять, но Драко оскорбился. Он ненавидел, когда его ловили на запретном. Ненавидел, когда все его надежды на себя рушились и когда кто-то жалел его.

— Подачки, — не двигаясь, прокомментировал Драко.

— Разумный вклад в будущее, — опровергла Макгонагалл, останавливаясь позади Драко. — Я помогаю не только гриффиндорцам. Одаренные студенты должны развивать свои способности.

Но оба прекрасно понимали, о чем на самом деле идет речь. Драко сжал собственный рукав, неосознанно натягивая его ниже, хотя метку и так не было видно.

— Так вы не отчислите меня?

— Надеюсь на ваше благоразумие. И не хочу давать повод к злорадству прессы. Ваша семья его не заслуживает. Больше не заслуживает.

И снова тишина покрыла ледяной коркой воздух в кабинете. Драко сжимал ладони, до боли впиваясь ногтями в тонкую кожу, лишь бы сдержать себя в руках.

— Теперь идите, иначе опоздаете на обед, — будто чувствуя тревожные перемены в настроении слизеринца, поспешно пробормотала Макгонагалл. — И не забудьте книгу.

***

Разламывающая головная боль буквально заставляла лезть на стенку, и Гермиона поспешно шарила в сумке в поисках следующего обезболиващего зелья. Девушка прекрасно знала, что с подобными лекарствами перебарщивать не стоит, однако боль была уже настолько невыносимой, что альтернатива остановки сердца от передозировки казалась привлекательной.

Гриффиндорка целенаправленно решила не ходить на обед. Сразу после занятий она поспешила в свою комнату, чтобы не иметь возможности пересечься с Роном. Сначала боль в голове отзывалась легкой и едва ощутимой пульсацией, но по мере того, как приближалось обеденное время, спазмы усиливались. На глазах непроизвольно выступили слезы. Гермиона не знала, что делать. Информация о чарах в её расположении была ничтожной, так что о их нейтрализации не могло быть и речи. С каждой секундой терпеть было все более невыносимо, и девушка, едва отдавая отчет в своих действиях, накинула на ссутуленные от боли плечи мантию и рванулась на выход. Она знала, что чары просто так ни за что не позволят ей пренебречь желанием ублюдка Малфоя.

По крайней мере, когда она ворвалась в зал, слизеринца на его привычном месте не наблюдалось. Но Рон был тут, и девушка, медленно сглотнув, неспешно направилась к столу Гриффиндора, попутно замечая, что головная боль немного отступает. Только сейчас удалось заметить, что ноги тряслись от напряжения во всем теле. Бледнее, чем любой призрак в замке, Гермиона заняла место рядом с Гарри и Джинни. Рон что-то активно уплетал напротив и почему-то вызывал у Гермионы чувство умиления и вины.

— Я думаю, что он имеет на этоправо, — продолжила невысказанную из-за появления подруги мысль Джинни, укоризненно смотря на брата.

— Опаздываешь, — между прочим заметил Рон, лишь на мгновение подняв взгляд к Гермионе.

Волшебница качнула головой и схватилась за вилку, чтобы занять себя хоть чем-то. Страх обволакивал и подавлял.

— Про кого вы говорили? — Гермиона попыталась включиться в беседу чтобы не казаться слишком отстраненной.

— Малфой, — коротко выдохнула Уизли. Гермиона почувствовала, как все внутренности перекручиваются от одного лишь упоминания о слизеринце.

— Рона бесит, что он снова начал ходить на занятия, а я говорю, что нам должно быть все равно.

— Он Пожиратель, — тихо проговорил юноша сквозь зубы. — И его место не здесь. Министерство поверило в его сказки, но я не собираюсь! Этому слизняку место в Азкабане, и так считаю не один я. Вы хоть видели его глаза? Малфой ни разу не раскаивается! Даже на суде вел себя надменно!

— Рон, — Гарри поморщился, кивая головой в сторону навостривших уши однокурсников.

— Давайте не будем говорить о нем, — поспешно проговорила Гермиона. — Не стоит портить аппетит.

— Ты права, — Гарри ободряюще улыбнулся.

Какое-то время между друзьями царило молчание. Головная боль, было отступившая, снова начала напоминать о себе пульсирующими раскатами. Гермиона поморщилась и затравленно посмотрела на стол Слизерина. Малфоя до сих пор не было. Удивительно. Неужели позволил себе пропустить такую забаву?

— Рон! — знакомый голос разрезал воздух, и на лавку рядом с Уизли плюхнулась Лаванда Браун, восхищенно хлопая глазами. Юноша кивнул ей без особого энтузиазма, но Гермиона заметила, как он напрягся всем телом. Прищурившись, гриффиндорка продолжила наблюдать.

— Вчера на тренировке ты был так хорош!

Когда Браун пересеклась взглядом с Гермионой, то сделала такое слащаво-испуганное лицо, будто совершенно не подозревала о присутствии здесь девушки Рона.

— Не только я, — постарался тут же разрядить обстановку Уизли. — Вся команда очень старается. Мы не проиграем.

— Конечно-конечно, — сладко проворковала Лаванда. Джинни смотрела на неё с презрением. Все чувствовали давящее напряжение.

— Макгонагалл в этом году подозрительно снисходительна, раз разрешила провести вечеринку после матча! — восхищенно вздохнув, Лаванда повернулась к Джинни и Гермионе:

— Вы уже подобрали платья?

— Еще нет, — сухо откликнулась Уизли.

— О, я могла бы помочь!

— Мы справимся, Лаванда, — категорично заявила Джинни, моля всех богов, чтобы Гермиона не взорвалась от молчаливого раздражения.

В эту секунду Грейнджер поражалась, с какой легкостью Браун может навязываться в чужую компанию и приставать к чужому парню, прикрываясь наилучшими намерениями. Наверное, в любовных делах Гермионе не хватало именно этой напористости, иначе бы у них с Роном все складывалось куда лучше. Но только представив то, что она, подражая манере Браун, будет, к примеру, подсаживаться к Уизли и многозначительно поглаживать его по коленке, Гермиона скривилась. Это было ужасно пошло и дешево, и даже Рон вряд ли бы смог оценить это. Ведь правда?

— Она просто хочет помочь, — внезапно огрызнулся Рон на сестру. — Не обязательно быть такой грубой.

Джинни, приоткрыв рот, беспомощно повернулась на Гарри, но тот лишь закатил глаза и уставился в тарелку, не желая участвовать в этой бессмысленной ссоре. Гермиона не отрывалась от расплывшейся на лице Браун улыбки. Рон закусил губу.

— Мне дали поручение написать статью об истории команды к матчу, но я очень плохо разбираюсь в квиддиче! — Браун вздохнула так тяжело, что всем тут же захотелось сделать так же. — Рон, не согласишься помочь мне? Я должна уточнить некоторые детали.

— Конечно, о чем речь? — радостно отозвался тот. Лаванда знала, что удачно давит на самолюбие и заинтересованность в квиддиче Уизли. Гермиона раздраженно стиснула зубы. Она им вообще не мешала? Волшебница сжимала в руках стакан сока и пыталась справиться с нахлынувшей неприязнью и головной болью. Чары упрямо напоминали ей о выполнении желания, но девушка сопротивлялась воистину героически.

Сейчас гриффиндорка была уверена в силе чар больше, чем в своей собственной, и поэтому поднялась из-за стола, и, не проронив ни слова, предприняла попытку бегства. Острый спазм боли буквально пригвоздил её к полу, и Гермиона остановилась, ладонями стискивая виски.

— Эй! — тревожный голос Рона внезапно послышался совсем рядом. Быстро обогнув стол, он приблизился к Гермионе и взял её за запястье, притягивая к себе. — Что случилось?

Гермиона инстинктивно дернулась от юноши, но он держал поразительно крепко. Ей хотелось разреветься, ведь она должна была сказать отвратительные слова человеку, смотрящему на неё такими обеспокоенными глазами. Она была ему небезразлична, и он ей — тоже. И пусть отношения не клеились, благодаря Малфою они могли развалиться вовсе. Прочно утвердив для себя мысль о том, что лучше уж умереть, чем выполнить желание этого мерзавца, Гермиона еще раз попыталась вырваться.

— Да что с тобой, Герми?! — Рон встряхнул волшебницу за плечи, заставляя обратить на себя внимание. — Прекратишь ты когда-нибудь бегать от меня?

— Рон, не сейчас, — попыталась оправдаться девушка, но он еще крепче сцепил пальцы на её плечах.

— У тебя никогда не бывает «сейчас». Сколько мне еще ждать? Я устал!

— Отпусти, — задыхаясь от болевых волн, разливающихся по телу, пробормотала Гермиона и зажмурилась. Слова были готовы сорваться с языка.

Дверь в зал отворилась, и та часть студентов, которая не наблюдала за ссорой героев войны, уставилась на только что прибывшего Малфоя, так и застывшего на пороге. Изначально угрюмый, он нашел взглядом замеревших около стола Гриффиндора Уизли и Грейнджер и довольно усмехнулся. Успел.

Гермиона тоже запечатлела появление виновника всех своих нынешних страданий, и что-то внутри обреченно сорвалось. Будто под влиянием волшебства, девушка повернулась к Рональду и процедила сквозь зубы:

— Ты тупой нищий недоумок, и только слепая идиотка захочет с тобой спать…

Гермиона никогда не подвергалась «Империо», но сейчас понимала, почему это заклятье было непростительным и настолько ужасным. Когда она выговаривала болезненные слова, язык и губы работали будто сами по себе, в то время как внутри девушки что-то обреченно выло и металось.

Рон отступил от неё на шаг, изумленно расширив глаза. Покрасневший от гнева юноша был настолько обескуражен, что не мог произнести и слова.

— Какой же ты урод, — завершила Грейнджер, испытывая еще более сильную боль из-за того, что хотя бы этой фразы могло не быть, не дерзи она тогда Малфою. Тут же головная боль, мучающая её уже некоторое время, испарилась, а в теле поселилась странная легкость. Но физическая боль отступила ненадолго: через доли секунды Гермионе отвесили пощечину. Не рассчитав силу из-за эмоционального взрыва, Рон ударил её почти наотмашь, хотя вряд ли рассчитывал причинять столько боли. Волшебница машинально схватилась за щеку. Волосы, разметавшиеся по лицу, скрывали сорвавшиеся с ресниц слезы. Она больше не могла держаться. Только не в одиночку.

Низко опустив голову, Гермиона быстрым шагом пошла к двери, стараясь не думать о том, что на неё пялится весь Хогвартс. Это было еще более унизительно. Следующим испытанием было миновать Малфоя, не наслав на него какое-нибудь проклятье. Гермиона не подняла головы, проходя мимо него, потому что знала наверняка: слизеринец мерзко улыбался.

Но Драко был серьезен как никогда, и его губы замерли в прямой линии. Он был раздражен и из-за того, что представление не принесло ему должного удовлетворения, и из-за того, чем оно, собственно, закончилось.

Цепким взглядом слизеринец впился в фигуру Уизли, снова усевшегося за стол и уронившего голову на руки. Малфой ожидал, что от выходца из рыжей семейки не стоит ожидать чего-то благородного, но то, что он поднял руку на девушку, ошеломило даже Драко. Крепко сжав кулаки и лишь подсознательно понимая то, что именно он стал причиной случившегося, Малфой шепнул заклинание и тут же развернулся. Грохот тела и сдавленное ругательство осведомили удаляющегося из зала Драко о том, что его способности к невербальной магии не исчезли. Слизеринец машинально усмехнулся, представляя, как уморительно растянулся Уизли на полу, когда лавка под ним исчезла.

***

— Рад тебя видеть, — капитан команды сдержанно кивнул появившемуся на поле Драко, а потом бросил косой взгляд на прежнего ловца — высокого худощавого парня, сейчас поправляющего одежду. Все в юноше выражало неудовольствие. Он хмурил карие глаза и лохматил русые волосы, раздраженно одергивая спортивную мантию. Энтони Филт был на шестом курсе и находился в составе команды уже несколько лет в качестве загонщика, однако когда ему выдавалась возможность, юноша усердно тренировался, гоняясь за снитчем. Как ловцу Энтони не хватало скорости и быстроты реакции, однако он, как и любой человек с огромной мечтой, был слеп к замечаниям. И вот, когда его желание наконец воплотилось в реальность, прежний ловец снова вернулся в команду. Филт был невероятно раздражен, но молчал лишь потому, что этим человеком был не кто-то там, а сам Драко Малфой. Связываться с бывшим Пожирателем не очень-то хотелось.

— Начинаем, — только и сказал Драко в ответ, последний раз изучающе всматриваясь в выражение лица Энтони. Что-то ему в дерганых движениях этого слизеринца совершенно не нравилось, но предъявлять что-то против члена команды было рановато. Призвав метлу, Драко сел на неё и стремительно поднялся в воздух.

Свежие потоки полоснули кожу, и на несколько секунд у юноши захватило дыхание. Он смотрел на стремительно уменьшающееся под ним поле и ликовал, испытывая приятное волнение. Особенно крутой порыв ветра покачнул метлу, но Драко ловко вывернул её, и, сделав маневр, снова завис в воздухе. Довольно улыбнувшись, Малфой принялся нарезать круги по полю, рассматривая игроков команды, тоже поднимающихся на высоту. Блейз Забини помахал рукой и оскалился, сверкая ровными белоснежными зубами. Драко наградил охотника сдержанным кивком головы.

До начала игры Драко успел хорошенько размяться и рассмотреть окрестности Хогвартса с воздуха. Весна понемногу просачивалась в природу, однако все вокруг по-прежнему оставалось серым и невзрачным. Последний снег сошел довольно давно, но зелень появляться все еще не спешила. В пасмурном небе не было и намека на солнце, а через несколько минут после того, как команда поднялась в воздух, начался небольшой дождь.

Наконец, когда все заняли соответствующие позиции, тренировка началась. Мячи были выпущены в воздух. Малфой проследил за бладжерами и перевел взгляд на загонщиков. Если в Крэббе он был худо-бедно уверен, то вот Филт казался совсем ненадежным.

Но в ту секунду, когда серый воздух разрезал золотой блик снитча, Драко позабыл про все свои прежние сомнения и ринулся вперед, устремляясь вслед за неуловимым снарядом. Адреналин, понемногу скапливающийся в крови, помогал преодолевать некоторые трудности, возникающие в связи с долгим отсутствием тренировок. Малфой умело лавировал между игроками, делал восхитительные кульбиты в воздухе и даже несколько раз уклонялся от железных мячей, нелестно отзываясь о загонщиках. Филт следил за новым ловцом больше, чем за бладжерами, и это ощутимо волновало всю команду.

— Энтони, черт возьми! — проорал капитан, и юноша, встрепенувшись, покрепче взялся за биту и принялся без особого рвения выполнять собственные обязанности.

Драко размял заледеневшие пальцы и, покрепче ухватившись за метлу, стремительно рванул вперед, развивая бешеную скорость. Снитч был уже ближе, чем раньше, и это вполне радовало. В первую тренировку Малфой ни на что особенно не надеялся, прекрасно осознавая свою неподготовленность. Несколько месяцев отсутствия практики все равно сказались на некоторых его навыках.

Когда снитч был уже совсем близко, Драко напряженно закусил губу и протянул руку, изо всех сил сопротивляясь потокам ветра. Кончики пальцев коснулись прохладного металла мяча, и сердце замерло в сладком предвкушении. Нет, Малфой был уверен, что поймает снитч, и поэтому уже почти ликовал. Но в тот момент, когда пальцы юноши должны были ухватить верткий снаряд, справа раздался неопределенный крик и нечто столкнуло Малфоя в сторону. Не ожидая такого поворота, Драко слегка растерялся, и, так как одна его рука по-прежнему была вытянута, на несколько мгновений юноша потерял управление над метлой. Извиваясь в воздухе, она последовала по траектории удара и с силой приложила наездника о ближайшую трибуну. Оглушительная боль в плече и голове разрезала сознание, и слизеринец машинально ухватился за ствол метлы, пытаясь удержать равновесие. К счастью, уже в следующую секунду Драко удалось восстановить устойчивое положение. Он помотал головой, отгоняя пульсирующую боль в висках и озлобленно стиснул зубы. В нескольких метрах от него завис Филт, слишком довольно наблюдающий за травмой ловца.

— Бладжер! — прокричал Энтони, оправдывая свою выходку профессиональным порывом. Но Драко знал, что Филт мог отбить железный мяч на расстоянии, однако намеренно сделал подсечку. И с такой командой Слизерин собирался выиграть? Малфой, превозмогая боль, поднял голову и презрительно взглянул на загонщика, растягивая губы в мстительной улыбке. Довольство тут же исчезло с лица Филта. Не выдержав ледяного взгляда ловца, юноша тут же сорвался с места, будто боясь, что Малфой может проклясть его.

— Филт, твою мать! Следи за бладжерами! — снова раздалось рычание капитана, и Малфой, поведя плечами, снова принялся набирать скорость. Однако прежний запал пропал, а злость мешала сконцентрироваться. К тому же, неприятно саднящее плечо не позволяло двигаться так легко, как хотелось бы, и поэтому до конца тренировки Драко так и не удалось поймать снитч.

Приземлившись первым, Малфой, раздраженно стряхнув с волос влагу, поспешил в Хогвартс. Он знатно замерз, а внутреннее бешенство только ухудшало положение. Зайдя в комнату только чтобы скинуть вещи, слизеринец тут же направился в ванную старост. Было необходимо унять хотя бы трясущееся от холода тело, а уж с внутренними колебаниями он справится позже.

В помещении было тепло и влажно; пар переливался в воздухе, застилая витражное окно. От воды приятно веяло тонким ароматом, и Драко осмотрелся. Кто-то был здесь совсем недавно. Повернув голову влево, юноша с недоумением и раздражением уставился на кучку чьей-то одежды. Какой идиот забыл закрыться? Малфой представил, какой тут поднимется визг, если этот «кто-то» окажется девчонкой. Уже собравшись покинуть ванную, Драко заметил у кромки бассейна знакомую кудрявую макушку и хмыкнул. Грейнджер. И что с ней творилось в последнее время? Лезет на рожон, позволяет лишать её палочки, забывает запираться и вообще какая-то рассеянная. Можно было бы и предъявить ей некоторые претензии как к старосте школы, но Малфой сказал себе, что ему все это слишком безразлично.

Однако девушка не шевелилась, и Драко подошел чуть ближе. Тихое дыхание прерывало тишину ванной. Гермиона, оперевшись локтями на край бассейна и положив на них голову, спала.

— Ты же не бессмертная, Грейнджер, — насмешливо протянул Малфой, пытаясь не думать о том, что напряжение, которое он испытывал недавно, почти пропало. Слизеринец посчитал бы забавным то, что героиня войны могла умереть, захлебнувшись в пене с цветочным ароматом, но именно сейчас почему-то смешно не было.

Опустившись на корточки перед спящей, Драко посмотрел на её покрасневшие скулы и мокрые ресницы. Грейнджер опять рыдала в одиночестве. Что-то внутри неприятно всколыхнулось, заставляя юношу протянуть руку для того, чтобы прикоснуться к потемневшей от удара щеке. Пальцы словно ударило током: он не имел права касаться её, потому что всему виной был сам… и потому что она Грейнджер, разумеется. Конечно, это не он замахнулся на неё, однако собственноручно привел к этому. Вспомнив желание гриффиндорки, Малфой поморщился. Если подумать, ничего отвратительного в нем не было, за исключением очевидного принуждения, естественно.

На запястье темнел синяк от крепкой хватки юноши. Драко неопределенно хмыкнул: мужчины на Грейнджер оставляли только подобные отметины. Интересно, привыкла ли она к этому, или все еще тешит себя мыслями о благородном принце, который будет выстилать её путь лепестками роз? Малфою стало смешно и несколько горько. Что ни говори, они были потерянным поколением, и ни один из них уже не мог мечтать так, как прежде. После того, как твоим основным желанием долгое время было просто «выжить», впоследствии думать о большем не хотелось. Ты дышал, и это уже было хорошо. Может быть, должно было пройти чуть больше времени, прежде чем сердца людей, похороненные под обломками послевоенного мира, смогли оклематься.

Судорожно всхлипнув сквозь сон, девушка попыталась удобнее переложить голову, но руки начали соскальзывать с мокрых бортиков. Драко, заметив то, как стремительно гриффиндорка погружается в воду, быстро перехватил её за локоть и потянул вверх. Замерев в неудобном положении, юноша чертыхнулся и, скинув только ботинки, окунулся в воду. Тело Грейнджер было почти невесомым. Обхватив рукой обнаженную талию, Малфой приподнял волшебницу над водой, с удивлением замечая, что она так и не проснулась. Что-то невнятно пролепетав, девушка безвольно откинула голову и замерла. Драко чувствовал себя так, будто держал на руках тряпичную куклу. Видимо, Грейнджер слишком давно пренебрегала сном, раз на этот раз погрузилась в царство Морфея настолько сильно.

Рубашка неприятно липла к телу, и Малфой тысячу раз проклял и себя, и Грейнджер. Чуть позже юноша осознал тот факт, что девчонка полностью обнажена, и это заставило его почувствовать себя извращенцем. Аккуратно приблизившись к кромке бассейна, Драко прижал девушку к твердой поверхности и замер. Даже сквозь одежду ему удавалось почувствовать упругость и тепло тела спящей гриффиндорки. Внутри начали рождаться смутные образы и желания. Малфой понял, что ему было необходимо убираться отсюда или выгнать Грейнджер, чтобы чары не смогли толкнуть его на глупый поступок.

— Эй, — громко позвал он, встряхивая девушку за плечи. Гермиона только поморщилась во сне и махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. Чуть не задев висок слизеринца, ладонь обессиленно упала на его плечо. Малфой уставился на конечность Грейнджер с удивлением и недовольством, однако едва ощущаемый трепет все-таки заворочался в его животе. Медленно выдохнув и не преминув еще раз проклясть чары, Драко подобрался ближе к лицу девушки и нагло усмехнулся: — Плохая попытка соблазнения, Грейнджер.

— Что… — хриплый голос разнесся рядом с ухом Драко, и он прикрыл глаза, сжимая в руках талию девушки. В сознание вдруг впилась упрямая мысль о том, что гриффиндорка пахнет корицей и, пожалуй, яблоком. Уговаривая себя не опускать ладоней ниже, Малфой отстранился и взглянул в едва открытые карие глаза. Пушистые ресницы забавно подрагивали, и было ясно, что Грейнджер еще не до конца проснулась. Теплая нега так желанно обвила её сознание, что возвращаться в холодную и жестокую реальность не хотелось. Опухшие из-за слез веки все никак не хотели подниматься, и девушка снова сомкнула их, лишь отдаленно осознавая, что до сих пор находится в ванной, а чьи-то сильные руки удерживают её в воде, не позволяя захлебнуться. Ладонь скользнула по мокрой ткани, прилипшей к чьей-то спине. Чужое тело было очень холодным, и Гермиона поморщилась, потому что в этой теплой комнате не было места чему-то ледяному. Подняв руку выше, девушка вонзила пальцы в мягкие и слегка влажные волосы человека, держащего её в объятиях.

— Грейнджер! — угрожающе пронеслось над ухом, и Гермиона собрала все силы, чтобы открыть глаза. Напротив застыло до тошноты знакомое бледное лицо. Взгляд, подернутый льдом, буквально уничтожал.

О, Мерлин…

— Малфой! — выдохнув вместе с фразой весь испуг, девушка дернулась, но выскользнуть из крепкой хватки не удалось. Тяжелое дыхание сорвалось с приоткрытых губ слизеринца, и Гермиона, что-то нечленораздельно пискнув, замерла, будто ожидая нападения хищника.

— В своих книжках не читала, что под водой дышать невозможно? — строго прошептал он, но взгляд блуждал где-то в районе обнаженных ключиц. — Без истерик, Грейнджер. Я спас твою чертову жизнь.

— Ну конечно, — искривила губы гриффиндорка. Она понемногу возвращалась в горькую реальность, из которой так долго пыталась убежать. — Для того, чтобы поиздеваться еще больше?

Гермиона заметила, что её рука покоится на затылке Малфоя, и тут же отдернула её, брезгливо скривившись. Драко почувствовал желчь, подступающую к горлу, потому что её небрежный жест задел самолюбие. Да кто она такая, в конце концов, чтобы так поступать?

— Не глупи, — Драко раздраженно поморщился, чувствуя, как пальцы девушки отчаянно пытаются скинуть его руки с талии. Вся порозовевшая, она почти пыхтела от своих усилий, и это было забавно и… волнующе? Малфой сглотнул. — Лучше скажи спасибо.

— Я не ослышалась? — Гермиона вскинула брови и даже прекратила попытки освободиться. — Из-за тебя умерло и пострадало столько людей… Ты привел Пожирателей в Хогвартс! Разрушил мою жизнь и унизил Рональда! И я должна сказать тебе спасибо? — девушка действительно недоумевала. — Если бы только знал, как я тебя ненавижу… — прошептала она в сторону, и глаза наполнили злые слезы. Да, она обещала себе не давать слабину, но терпеть дальше было невыносимо. Даже то, что она вдоволь наревелась до того, как пойти в ванную, не избавляло её от болезненных ощущений. — Это все и правда из-за крови, Малфой? Всего-то лишь из-за неё? — она вскинула на него испытующий взгляд, ожидая ответа.

Он смотрел на неё молча, до боли стискивая зубы. Грейнджер больше не казалась ему беззащитной и униженной. Она была разозленной, сильной и готовой атаковать снова и снова. Сколько бы жизнь ни пыталась сломить эту занудную гриффиндорку — ничего не получалось. В глазах девушки все так же полыхал огонь цвета крови, её подбородок был поднят все так же высоко.

— Убирайся, — прошипел Драко. Недавно ему могло показаться, что Грейнджер действительно способна видеть чуть дальше своего носа. Что, предложив ему помощь, действительно хотела разобраться в этом дерьме. Но сейчас, всматриваясь в её яростно полыхающие глаза, Драко понимал, что она ненавидела его настолько сильно и отчаянно, что, вероятно, не знала чувств ярче за всю свою жизнь.

— С радостью. И, надеюсь, ты был доволен представлением. Только знай: ты все равно не сможешь меня раздавить. Никогда, — высказала она ему в лицо и, почувствовав, как пальцы на её теле разжимаются, рванула в сторону и начала продвигаться к лестнице. Перед тем, как выйти из воды, она обернулась: Малфой благородно устремил свой взгляд в сторону. Наверное, боялся запачкаться увиденным обнаженным телом гриффиндорки.

Быстро обернувшись полотенцем, Гермиона схватила свои вещи и направилась к выходу. Внутри все клокотало, но это было в сто раз лучше тупой боли, обиды и бессилия.

— Вот ещё что, — она остановилась, оборачиваясь на застывшего в воде слизеринца. Он поднял на нее голову, прожигая нетерпеливым гневным взглядом. — Давно хотела поинтересоваться: ты всегда был настолько жесток, или это все из-за метки? — Гермиона вложила в слова столько яда, сколько было возможно.

— Я тебя прикончу, Грейнджер! — прорычал Драко, порываясь к бортику.

Почувствовав опасность быть оглушенной каким-нибудь неприятным заклинанием, Гермиона тут же скользнула за дверь, плотно прикрывая её за собой.

Малфой обессиленно опустил голову. Через прилипшую к руке ткань отчетливо вырисовывался черный знак. Метка полностью восстановилась. Яростно закричав, Драко ударил по мраморному бортику бассейна костяшками пальцев несколько раз, словно пытаясь стряхнуть ненавистное клеймо с руки. Он и сам не знал, почему вел себя как последний мудак. Наверное, потому что по-другому не умел или даже вовсе боялся. Дать слабину в этом чертовом мире победившего добра казалось унизительным и нереальным.

Кровь, стекая по влажной поверхности стенок бассейна, тонкими полосами растворялась в воде, все ещё хранящей аромат корицы и яблока.

Комментарий к 6. Мир победившего добра

Даже не знаю, прочитает ли кто-нибудь эту главу до конца.

Надеюсь, не получилась совсем скучной.

Пыталась следовать замечаниям читателей, а в итоге изменила сюжет и сбилась с мысли :(

========== 7. Сражение сердец ==========

«22 апреля 1791

Вот уже два дня супруга избегает меня, словно какого-то паршивого маггла. Кажется, она даже использует магию для того, чтобы не столкнуться со мной в одном из коридоров особняка. Отец недоволен, потому что Элафия перестала посещать традиционный семейный обед, ссылаясь на плохое самочувствие. Мать укоризненно молчит.

Я не сделал ничего плохого, исключая, конечно, испорченный костюм кузена. Элафия изначально позволяла себе слишком много, настолько открыто флиртуя с Роузером. Я не мог допустить осквернения репутации рода Малфой, так что принял единственно верное решение… совершив небольшую шалость. Лучше эта ситуация выльется в такую шутку, чем в смерть Роузера. Я бы мог предъявить ему некоторые претензии.

Домовой эльф проболтался (под определенным давлением, разумеется), что Элафия приказала ему собрать те розы и поставить их в её комнате. Я приказал выкинуть букет и наложил на комнату жены заклятье, заставляющее любые розы в её пределах вянуть».

«24 апреля 1791

… Черт бы побрал эти чары.

Я не знаю, от чего именно я испытываю такой дискомфорт: от того, что Элафия страдает, или из-за того, что причиной тому я.

Клянусь, глаза её матери полезли на лоб, когда я спросил о том, какие цветы любит Элафия. Однако ответ все-таки получил. Это пионы.

Может быть, супруга все-таки сменит гнев на милость, получив от меня небольшой знак внимания и видимого раскаяния…»

«25 апреля 1791

Элафия отвергает все подарки, которые я ей посылаю. Никогда еще я не был зол настолько сильно. Она по-прежнему не спускается к обеду и избегает наших встреч. И это делает моя супруга в моем доме! Если весь магический Лондон об этом узнает, Малфоев поднимут на смех…

Мать заговорила со мной первый раз за все эти дни, посоветовав извиниться. Я рассвирепел и, пожалуй, слишком резко ответил ей, потому что считал извинения перед супругой ниже собственного достоинства.

Сердце до сих пор разламывает такая тоска, будто я потерял все в своей жизни. Кажется, дементоры куда милостивее, чем Элафия, заставляющая меня проходить через подобные муки.

Неужели чертов Роузер так ей дорог?

Пытался узнать о чарах из древних записей, но из нового обнаружил лишь то, что они вызывают те или иные физические, но не эмоциональные ощущения. Какая-то нелепость!»

«27 апреля 1791

Еще ни одна женщина не смела так мучить меня. Боль была невыносимой. Я проклинал все, что видел на пути, в ярости срывал картины и жег их прямо в комнатах, бил вазы и фамильный хрусталь, но гнев на себя и раздирающая сердце боль не прекращались ни на минуту. Я не видел Элафии уже неделю.

Чары повлекли меня к её спальне, и я стоял перед дверью час или два, уговаривая супругу открыть мне. Только когда я пригрозил ей разрушить стену ко всем драклам, Элафия сняла барьер и впустила меня внутрь. В комнате было почти темно. Супруга уже переоделась ко сну и смотрела на меня так, будто я ворвался к ней совершенно незаконно.

На столе лежала стопка писем. Прежде, чем Элафия успела кинуться к ним, я привлек пергаменты магией и пробежался глазами по строчкам. Роузер признавался моей жене в вечной преданности и любви.

Я смутно помню, что делал потом. Кажется, я испепелил письма, а прах направил в протянутую руку Элафии, и она разрыдалась. О, Мерлин, кто бы знал, что она так красива в слезах! Я едва понимал, что делаю, когда привлек её к себе и принялся шептать какую-то чушь, руками блуждая по её спине и зарываясь в шелковистые локоны.

Никто не знает, куда бы меня завело моё безумие, если бы Элафия не оттолкнула меня, использовав магию. Клянусь, если бы не это, вряд ли супруге удалось избежать чего-то куда более интересного, чем слащавые строчки Роузера.

Вскоре я пришел в себя. Близость к той, с кем я был связан, успокоила сердце и клокочущие эмоции. Постепенно я пришел в себя, и принялся — кто бы мог подумать — извиняться. Элафия слушала молча, приняв гордое выражение лица, хотя совсем не подозревала, насколько мне приятно видеть её такой. Ответив, что обязательно подумает над моими словами, супруга выставила меня из своей комнаты, будто какого-то юнца или даже домового эльфа.

Я подавлен, унижен и разозлен, но сердце мое в порядке, а от того, что молчание Элафии наконец-то прервано, я ощущаю слабое удовлетворение».

Малфой устало потер переносицу и откинул дневник прочь. Что-то неприятное теснилось в его сердце, и юноша догадывался, что это связано с Грейнджер. Кажется, он действительно перегнул палку, заставив её сказать тупому гордому Уизли такие подходящие, как казалось Драко, фразы. Да, Гермиона Грейнджер была разбита, но слизеринец не чувствовал удовлетворения. Казалось, будто этим он сделал её сильнее и обозленнее. Ненависть не превратилась в страх, а лишь возросла. Волшебница не пришла на занятия. Вероятно, по причине всеобщего осуждения. Драко не ожидал такой реакции общественности. Все были на стороне Уизли, хотя обычно позиция «хрупкой» женщины находилась в приоритете. Но Грейнджер, скорее всего, была сделана из железа. Гриффиндор обозлился на свою героиню, и этому поспособствовали видимые всем страдания Уизли.

На следующий день в главном зале он изображал чуть ли не полуобморочное состояние, с охотой принимая заботу и сочувствия хлопочущей около него Лаванды. Выглядело жалко, но все искренне сопереживали бедному брошенному герою. Малфой объяснял это тем, что не все любили Грейнджер за превосходство над остальными. И стоило ей оступиться, как тут же тайные ненавистники нашли почву для порицания и решили наконец-то разгуляться. Это было подло и совершенно по-слизерински, но Драко почему-то не уважал их. Гомон вокруг Уизли настолько выводил из себя, что Малфой счел возможным снова попрактиковаться в невербальной магии.

Уходя из зала, он с удовольствием услышал визг девчонок, обнаруживших в своей еде мерзких червяков. Почти невинная шалость заставила слизеринца чувствовать себя куда лучше. Он, воодушевившись, направился в комнату, чтобы прочитать пришедшие недавно письма от колдомедиков, магов, лекарей и других персон, на чью помощь в излечении матери рассчитывал.

«… меня поразила ужасная болезнь, и, мистер Малфой, я искренне сожалею, что не смогу взять на себя огромную честь излечения миссис Малфой…»

«… чума водяного проклятья обрушилась на поселение в Сибири. Я непременно должен там присутствовать, поэтому вынужден отказать в просьбе присутствовать в Малфой-мэноре…»

«Мне очень жаль, мистер Малфой, но уже год, как я не практикую»

Около десяти распечатанных писем валялось на полу. Драко метался в гневе около получаса, но потом понял, что это бессмысленно.

Все боялись связываться с Малфоями, и, тем более, с проклятьем, которое недоброжелатели наслали на Нарциссу. Волшебники, ранее лебезящие перед его отцом, сейчас воротили нос и прикрывались слащавой вежливостью, распинаясь в извинениях. Кажется, Драко видел письма, почти похожие по своему содержанию. Складывалось ощущение, что все лекари до одного сговорились, придумав до смехотворного похожие оправдания.

Чтобы не забивать себе голову, слизеринец взялся за дневник Септимуса в попытке отвлечься. Вышло паршиво. Прадед не сообщал решительно никакой полезной информации, которая позволила бы Малфою найти выход из ситуации с чарами. К тому времени, как Драко прочитал последние на сегодня строчки, в сердце начало копошиться неприятное ощущение. Благодаря дневнику юноша знал, что всему причиной Грейнджер, проливающая слезы из-за ссоры со своим нелепым ухажером, и от этого Малфой злился ещё больше. Все на свете в эту секунду было против него, и слизеринец желал заснуть и проснуться только тогда, когда все его проблемы окажутся решенными.

Чуть позже Драко приказал себе собраться и перестать злиться, потому что от этого было только хуже. Юноша, подумав несколько минут, решил снять напряжение, практикуясь в полете. Скорость могла выбить из его головы лишние мысли хотя бы на время. Наскоро собравшись, Драко покинул комнаты и направился к полю. Уже почти добравшись до места назначения, слизеринец резко остановился у выхода, потому что вспомнил нечто неприятное. Сегодня поле занимал Гриффиндор, так что о полете можно было забыть. Волна раздражения, смешиваясь с остальными негативными эмоциями, ударила в голову. Прикрыв глаза, Малфой шумно втянул воздух и сжал метлу в ладони настолько сильно, что, казалось, она могла просто треснуть и раскрошиться.

Сзади послышались быстрые шаги, и Драко дернулся, тут же скрываясь за колонной. Не хватало еще попасться на глаза какому-нибудь гриффиндорскому загонщику, чтобы он обязательно поведал своей команде о том, что Малфой приплелся не в свое время, словно идиот. Однако это был далеко не член команды.

Гермиона нервно оглядывалась по сторонам, то и дело закусывая губы и порывисто вздыхая. Девушка явно чувствовала себя не в своей тарелке. Едва различимые припухлости вокруг глаз свидетельствовали о том, что ночь гриффиндорка провела в слезах. Малфой и в этот момент умудрился обвинить Грейнджер во всех несчастьях. Стало легче, однако Драко недоумевал, зачем волшебнице нужно было на поле. Насколько он знал, бездарный Уизли все еще входил в состав команды, а столкновение с ним повлекло бы очередной конфликт и неприятные эмоции.

Тем не менее девушка уверенно продвигалась по влажной от росы траве прямо к стадиону, хотя отчаянно желала убежать. Убежать из Хогвартса, планеты, Вселенной — только бы больше не наблюдать осуждение в чужих и родных глазах. Джинни уже заявила о том, что это было подло и низко, а значит, Гарри обладал таким же мнением. От этого Гермионе было даже тяжелее, чем от потери парня. Если без любви человек прожить вполне мог, то вот без дружбы и поддержки — нет.

Тренировка уже заканчивалась, и игроки постепенно снижались. Рон спустился на землю одним из первых, и, заметив Гермиону, неуютно жмущуюся в стороне, помрачнел ещё больше. Натянув на лицо маску показного безразличия, гриффиндорец выпрямился и гордо прошествовал мимо, спеша скрыться в стенах Хогвартса. Малфой следил за разворачивающейся душещипательной сценой из своего укрытия, скептически поджав губы.

— Рон, — негромко позвала она и смяла пальцами ткань своей школьной юбки. — Могу я с тобой поговорить?

Уизли переглянулся с командой. Все смотрели на него с искренним участием, а на Грейнджер — с озлобленностью. Это раздражало больше всего. Порой Гермиона задавалась вопросом: только ли они с Роном участвуют в собственных отношениях?

— Кажется, ты уже сказала достаточно, — буркнул он, морщась от негативных воспоминаний.

— Просто выслушай меня. Выслушай, Рон, а потом делай, что хочешь, — настойчиво выдохнула Гермиона. Она изо всех сил пыталась унять дрожь внутри. Юноша поджал губы и кивнул, медленно продвигаясь вперед. Гриффиндорка поспешила за ним. Вместе они покинули пределы поля и вскоре приблизились к стенам замка. Уизли остановился у входа и замер, стараясь не встречаться глазами со своей девушкой.

— Рональд, — серьезно начала она. — Я бы отдала все на свете, чтобы не произносить таких жестоких слов. Не могу тебе объяснить, по каким именно причинам я была вынуждена это сделать. Прошу, поверь в то, что я сейчас скажу: у меня никогда не было таких мыслей. Рон, — волшебница тяжело сглотнула, пытаясь сделать усилие над собой и понимая необходимость в следующей фразе, — я люблю тебя.

Только сейчас при произнесении этих заветных трех слов в животе больше не порхали бабочки, больше не кружилась голова. Магия фразы будто иссякла, оставив после себя лишь горькую неловкость и пустоту.

— Ты не хотела, но должна была? — с издевкой переспросил Рон, надвигаясь на девушку.

— Это сложно, но я не могу тебе рассказать, и…

— Почему?

— Это не только моя тайна, — она покачала головой. На самом деле, хотелось закричать о том, что это все мерзкий Малфой и идиотские связывающие чары, но Гермиона четко осознавала, что не имеет на это права.

— Хорошо, — Рон пытался держать себя в руках, но получалось плохо. Лицо его уже побагровело, а пальцы сомкнулись в кулаках. — Если ты не хотела говорить этого, значит, тебя кто-то заставил?

— Не пытайся это понять, — Гермиона вздрогнула, испугавшись того, что Рон сможет собрать логическую цепочку воедино.

— Нет уж, — резко выдохнул парень. — Я разберусь, кому же так нужно унизить меня и поссорить нас.

— Рон! — девушка обхватила лицо волшебника ладонями и впилась в его глаза умоляющим взглядом.

— Пожалуйста. Ради меня. Ради нас. Прости меня, я правда не могла поступить по-другому.

Горячий поцелуй обжег пересохшие от частого дыхания губы девушки. Её рука соскользнула по плечам гриффиндорца в попытке притянуть его ближе, растворить в себе. Рон озлобленно, но до бессилия страстно сминал губы подруги своими, ругая себя за несдержанность. После всего, что она сделала, ему вряд ли стоило прощать Гермиону так легко, отдаваясь в плен её умоляющих глаз. Щемящие сердце чувства перекрывали доступ к кислороду, осложняя работу разума. Мокрые прикосновения напрочь выбивали из головы размышления о том, кто и как заставил Гермиону произнести отвратительные слова.

«Нищий недоумок», — снова против воли пронеслось в голове Уизли, и он тут же отпрянул, внимательно наблюдая за изменившейся в лице Гермионой.

— Малфой, — выдохнул он и, казалось, этой фразой ударил её еще сильнее, чем тогда в зале.

Драко, все это время внимательно вслушивающийся в их диалог, растянул губы в усмешке. Он был удивлен способностью Уизли к логическому мышлению. То, что его раскрыли, нисколько не волновало слизеринца. Малфой получил истинное удовольствие от того, что снова унизил Уизли.

— Что? — шепотом переспросила Гермиона. Но вот она нисколько не была рада обнаружению правды.

— Это он, — с четкой уверенностью произнес Рон. — Твоя реакция тому свидетель. Что он сделал?

— Рон, — Гермиона вцепилась пальцами в его спортивную мантию. — Я же сказала: тебе не следует вмешиваться!

— Достаточно! Я имею на это полное право, Герм. Ты моя любимая девушка, так что просто ответь: чем он тебя шантажировал?

— Ты все неправильно понял, — обессиленно шептала волшебница.

— Мерлин! — Рон отступил, ошарашенно пробежавшись по Грейнджер глазами. — Он применил к тебе «Империо»? Непростительное?

Гермиона чуть не схватилась за голову. Все это зашло слишком далеко и уже не могло разрешиться мирно.

— Ему конец, — прорычал Рон, но, дернувшись было с места, тут же остановился. — Нет, если я просто набью ему морду, это вряд ли будет достойным наказанием. Мы должны сообщить в Министерство. Немедленно.

Гермиона практически увидела, как рушится Магический мир. Решение пришло быстро, и волшебница тут же возненавидела себя за собственную сообразительность. Но ненавидеть себя она уже привыкла, поэтому, отбросив все лишние мысли, выпрямилась и набрала в грудь побольше воздуха.

— Рон! — вскрикнула она вслед удаляющемуся Уизли. Он обернулся, нетерпеливо поджав губы. — Я люблю тебя, — почти шепотом.

— Я тоже, Герм. Я тоже, — Рон подарил ей короткую нежную улыбку.

— Обливиэйт!

Несколько минут длилось молчание. Рон, помутнившимся взглядом уставившись куда-то в пространство, отмер только через некоторое время.

— Так о чем ты хотела поговорить? — прежнее отвращение блеснуло в его глазах.

— Давай расстанемся.

В эти слова ей пришлось вложить почти все свои моральные силы, которые остались, и поэтому после того, как эта страшная фраза была сказана вслух, внутри Гермионы Грейнджер поселилась пустота, в гулких пределах которой отзывалась смутная боль, на которую уже не хотелось обращать внимания. Второй раз она применяла это заклятье. Второй раз она теряла до безумия дорогого человека.

Волшебница прошла мимо Рона и, не говоря ни слова, направилась внутрь замка. Уговаривая себя ни за что не оборачиваться, Гермиона шла вперед. Ноги едва передвигались от страха перед тем, что она только что сделала. Девушка все боялась, что Рон окликнет или догонит её, однако этого не произошло. Гермиона чувствовала облегчение и обиду. Из-за глубокого транса, в котором она пребывала, волшебница не услышала позади тихих шагов, почти вторящих её собственным.

Драко Малфой осторожно ступал следом, приковав прищуренный взгляд к неестественно прямой спине гриффиндорки. В голове юноши был только один вопрос:зачем Грейнджер поступила в ущерб себе, спасая задницу своему врагу. Малфою казалось, что девушка должна была бы обрадоваться тому, что тупой Уизли разгадал не такую уж сложную загадку неожиданного поведения. Но она применила “Обливиэйт” , а таким заклинанием вряд ли станешь бросаться направо и налево.

Вскоре Драко понял, куда направляется староста школы. Миновав несколько коридоров, она достигла туалета Плаксы Миртл. Ни разу не оглянувшись, Гермиона скрылась за дверью, плотно прикрыв её за собой. Слизеринец, метнувшийся следом, раздраженно хмыкнул: Грейнджер заперлась. Она опять собиралась рыдать. Это уже было вовсе не забавно, поскольку эмоциональное состояние волшебницы напрямую влияло на его самочувствие. Однако Малфой считал, что своим появлением вряд ли успокоит Грейнджер. Возможно, она начнет дерзить, и все станет еще хуже, чем было. Драко прекрасно помнил то, о чем писал Септимус. Неконтролируемые порывы стоило предотвращать, а это значило, что дистанция — лучшее средство. Еще немного в задумчивости постояв перед дверью, Малфой, тяжело выдохнув, направился в подземелья.

Ближе к вечеру Драко направился на ужин. Грейнджер ожидаемо не было. Место подружки Поттера занимала Лаванда. Малфой поморщился: Браун настолько безвкусно и очевидно заигрывала с Уизли, что тянуло здорово проблеваться от такой слащавости. Но рыжего недоумка все, похоже, устраивало, и он улыбался, когда принимал сочувствия и подбадривания. Слизеринец понял, что аппетит окончательно пропал, и потому отложил вилку.

Рядом кто-то осторожно опустился. Малфой, даже не повернувшись, тихо хмыкнул. До этого дня места рядом с ним всегда пустовали, потому что никто не рисковал присаживаться поблизости бывшего Пожирателя.

— Драко, — робко поприветствовала Пэнси и коротко улыбнулась. Юноша кивнул ей в ответ, одарив мимолетным взглядом. Паркинсон, кажется, похорошела. Черты лица очень кстати заострились, а фигура стала плавной и гибкой. Из-под плаща виднелась стройная нога, обнаженная из-за слишком укороченной юбки. Драко тут же подумал, что от такого нарушения школьных правил Грейнджер бы просто позеленела, и опустил голову, тихо рассмеявшись. Пэнси смотрела на него недоумевающе, и вскоре юноша разделил её чувства. Он с ужасом осознал, что только что хихикал, как последний придурок.

— Как твои дела, Пэнс? — чтобы разрядить атмосферу, спросил он, хотя не слишком интересовался жизнью однокурсницы. Когда-то давно она признавалась ему в любви и они даже играли в парочку несколько месяцев, однако события казались такими далекими, что Драко не придавал им значения.

Куда чувствительнее к подобного рода воспоминаниям была Паркинсон. Отношения с Малфоем она всегда считала привилегией, и когда на пятом курсе он «разделил» её чувства, была непомерно счастлива. Раньше девушка думала, будто влюблена в статус Драко, влюблена в его манеры, привитые чистокровными родителями, влюблена в богатство и родословную. Но когда прежний мир порушился, обнажая преступления чистокровных семей, Паркинсон решила для себя навсегда забыть о каких-либо отношениях с Малфоем. Он был не в чести, и отношения с ним перестали приносить выгоду. Однако слизеринка слишком переоценила свои отрицательные качества: она была куда менее меркантильной, чем считала. Оказалось, бегать за Драко её заставлял вовсе не долг найти подходящую партию, не любовь к деньгам и славе, а почти болезненная привязанность. Паркинсон слишком поздно поняла, что обожает его, а к тому времени предпринимать что-либо было уже бессмысленно. Пэнси, как выразилась её подруга, «встряла по полной».

— Неплохо, — она повела плечами, искоса наблюдая за непроницаемым выражением лица Драко. Юноша был уставшим и осунувшимся, но по-прежнему леденяще-красивым.

— Выпускной через три месяца. Ты уже нашел пару?

Малфой медленно повернулся к ней и приподнял брови. Они оба понимали, что вопрос слишком глупый и неуместный. Драко не знал, как пережить ночь, не мучаясь от угрызений совести и кошмаров, а слизеринка спрашивала его о каком-то глупом выпускном. Наверное, это было даже не последним, о чем думал Малфой, потому что он не думал об этом вовсе.

— Я не собираюсь на выпускной, — все-таки ответил он, чтобы не прерывать диалог на такой глупой ноте. — Вряд ли мне захочется смотреть на счастливые лица Поттера и его дружков.

— Ты жалеешь? — шепотом спросила Панси, пристально смотря в глаза Малфоя. Юноша отчетливо различал в её взгляде страх и доверчивую просьбу.

— О чем? — Драко помрачнел.

— Что Лорд проиграл.

Казалось, будто слова прогремели на весь зал, и Малфой лихорадочно осмотрелся вокруг, проверяя, не услышал ли кто-то идиотский вопрос Пэнси.

— С ума сошла? — прошипел Драко. — Даже за эти слова нас могут привлечь к ответственности. Думай головой, когда открываешь рот!

Юноша не хотел злиться, но Пэнси действительно сглупила. Невинно хлопая глазами, она наблюдала, как Драко резко поднимается из-за стола.

— Драко, я…

— Больше не заговаривай со мной, если не хочешь проблем. Просто занимайся своими глупыми делами вроде поиска пары на выпускной, — Малфой, одернув мантию, направился к выходу. Внутри все клокотало. Из-за Грейнджер сердце слабо покалывало, а выходка Пэнси окончательно добила нервную систему. Хотелось кричать и что-то ломать, но Драко держался так невозмутимо, будто его совершенно ничего не беспокоило.

За тем, как слизеринец сорвался с места, наблюдало две пары глаз. Блейз Забини и Теодор Нотт, до этого увлеченные ужином, внимательно проследили за тем, как Драко выходит из зала, а потом их глаза встретились. Блейз прищурился, не понимая, с чего бы Нотту пялиться на него, но кивнул в знак приветствия. Теодор ответил короткой улыбкой и покачал головой, снова принимаясь за стейк. Староста школы был заинтересован, потому что Малфой снова начал подавать признаки жизни. Раньше он видел Драко не чаще пары раз в месяц, несмотря на то что оба они жили в подземельях. Малфой умело скрывался от чужих глаз.

Громкий визгливый смех прервал размышления Нотта. Взглядом обратившись к столу гриффиндора, он заметил Лаванду Браун, открывшую рот в немом хохоте. Что могло развеселить волшебницу в такой напряженный для её обожаемого Уизли момент, оставалось загадкой.

Теодор не запечатлел недавнюю ссору золотой парочки, но услышал куда более впечатляющие описания от однокурсников. Сначала юноша подумал, что пощечина от Уизли была всего лишь надуманным для красочности элементом, но когда заметил на лице Гермионы чуть заметное покрасение во время их небольшого диалога, изменил мнение. По мнению Теодора, это было низко и совершенно не по-мужски, однако он воздержался от комментариев. Юноша считал, что своими сожалениями и обвинениями принесет Грейнджер только дискомфорт.

***

Ближе к вечеру Гермиона решила, что ей необходимо прекратить распускать нюни и собраться. Поколдовав над опухшим лицом, девушка взглянула на себя в зеркало и уверенно кивнула. Она будет сильной и даже посмотрит Малфою в глаза, если вдруг встретит. Посмотрит так гневно и уверенно, что это тут же поставит его на место. И к черту, что этому мерзавцу в целом на неё наплевать — она все равно будет ненавидеть его так сильно, как только сможет. Просто ради себя. Просто ради какой-то цели ежедневного пробуждения. Да, не такими представляла Гермиона дни после войны…

Лучшим лекарством буквально от всего волшебница считала учебу. Книги и конспекты всегда помогали ей сосредоточиться и отвлечься от ненужных мыслей, так почему бы не воспользоваться этим сейчас? Правда, из-за продолжительных рыданий, к коим привел нервный срыв, перед глазами все плыло. Но девушка все равно собралась, и, пару раз проведя по значительно отросшим волосам щеткой, покинула башню Гриффиндора.

Гермиона знала наверняка, что вечером пятницы в школьной библиотеке сложно найти даже библиотекаря, так что не боялась столкнуться с осуждающими взглядами. Бесшумно проскользнув в зал, гриффиндорка тут же направилась в свое излюбленное место. Скрытый за стеллажом стол, казалось, уже был собственностью девушки, и остальные никогда не покушались на него. Наверняка потому, что место почти всегда занимала вечно учащаяся Грейнджер. Некоторые подозревали волшебницу в использовании трансгрессии внутри школы — иначе как бы она могла так быстро исчезать из кабинетов и появляться в библиотеке?

Однако как только Гермиона приблизилась к застолбленному месту, её неприятно удивил теплый свет, исходящий со стороны стола. Её место кто-то занимал. Девушке захотелось громко выругаться, но она только сжала кулаки и остановилась в нерешительности. Кто-то за стеллажом шумно перевернул страницу. Гермиона, осторожно выдохнув, ступила по направлению к столу, чтобы обнаружить нежданного посетителя библиотеки. Даже не видя студента, она уже испытывала к нему неприязнь.

Широкая прямая спина, скрытая под мантией, изящные запястья и длинные пальцы, галстук темно-зеленых оттенков, хищный профиль и светлые волосы смотрелись гармонично посреди мрачных древесных тонов библиотеки.

Девушка не удержала разочарованный вздох. Внимание Драко тут же переключилось с фолианта, лежащего на столе, на пришедшую. С десяток секунд длилось молчание. Оба они не знали, что говорить и следует ли говорить вообще. Гермиона пыталась поймать исчезающую уверенность, злость и давным-давно заготовленные слова, но просто молчала, плотно сжав губы. Она ждала, пока Малфой просто испарится, как нелепый мираж, но этого не произошло.

— Я уже закончил, — наконец выдохнул он, внимательно разглядывая покрасневшие от слез уголки глаз. Не веря себе, Драко осознавал, что ему жаль Грейнджер. Скинув все на действие чар, юноша успокоился, потому что сказал себе, будто ничего не может поделать со своими девчачьими эмоциями. Но как часто мы обманываем себя, успокаивая выдуманными обстоятельствами!

«Чары вызывают те или иные физические, но не эмоциональные ощущения», — эту строчку из дневника Септимуса Драко осознанно упускал из вида.

Пока Драко медленно собирался, Гермиона молчала, внимательно наблюдая за каждым его действием. Ей не хотелось что-либо отвечать, и внезапное спокойствие Малфоя почти удовлетворяло. Сейчас у них не было абсолютно никаких сил на споры и ругань. Оба были вымотаны проблемами и самокопанием.

— Грейнджер, — Драко обернулся, почти скрывшись из вида гриффиндорки. — Перестань так убиваться по Уизли, иначе мое сердце не выдержит. Если ты не забыла, мы обоюдно связаны, и твои страдания причиняют мне совершенно нежелательную боль.

Гермиона была ошарашена сказанным. Слова были жестокими и совершенно неоправданными. Как Малфой вообще смел говорить ей такое? Ко всему прочему, девушка испытала стыд и разочарование: она считала, что её слезы останутся в пределах туалета Плаксы Миртл.

— Так тебе и надо, — бесстрастно ответила она, хотя сказать хотелось бы куда больше. Но, так как все остальное могло неминуемо вызвать гнев Драко, совершенно ненужный в эту секунду, гриффиндорка замолчала и тяжело опустилась на стул.

— Кажется, мы договорились о сотрудничестве, — сквозь зубы проговорил Малфой, снова возвращаясь к столу. Гермиона закатила глаза и подняла голову. Слизеринец был возмущен таким пренебрежительным отношением, однако прекрасно понимал, что на другое не стоит даже рассчитывать.

— Я ни о чем не договариваюсь с такими, как ты, Малфой, — устало откинувшись на спинку стула и стараясь сохранять невозмутимое лицо, Гермиона едва заметно усмехнулась. Она знала, что её безразличие выбивает слизеринца из колеи.

— Тогда самое время сделать это, — он оперся ладонью на стол и наклонился, заставив Гермиону откинуться назад. — Прекрати ныть. Уизли того не стоит.

— Откуда тебе знать? — внутренний гнев обнаружил себя в резко вскинутых бровях.

— Это очевидно, — Малфой пожал плечами. — Ты должна поблагодарить меня за то, что избавил тебя от такого неприятного груза. Скажи, как ты представляешь своё будущее?

Вопрос сбил с толку распалившуюся от злости девушку. Она расслабила сжатые в раздраженности губы и взглянула на Малфоя из-под ресниц.

— Я не намерена обсуждать свое будущее с тобой, — наконец собралась с мыслями она. — Это глупо.

— Тогда возьму на себя смелость предположить, — Драко глубоко вдохнул. — После окончания школы Уизли сделает тебе предложение, и все будет как в сказке ближайший месяц. Потом ты захочешь поступить в какую-нибудь высококлассную академию, но будет поздно: ты залетишь, — голос слизеринца дрогнул, но он продолжил, опережая возмущенный комментарий Гермионы. — Слушай, Грейнджер, это начало твоего краха. Ты проведешь свадьбу, мучаясь от токсикоза, а через несколько месяцев родишь первенца. Еще через год второго, а через два — третьего. Ты будешь пытаться найти время для карьерного роста, но дети и тупой Уизел будут отнимать каждую минуту, и в итоге ты превратишься в грязную замученную домохозяйку и обыкновенный инкубатор. Может быть, ты даже убедишь себя, что счастлива. Будешь ждать мужа каждый вечер с накрытым на десятерых столом и раскалывающейся от визга детей головой, а перед сном заниматься унылым сексом — дай Мерлин — пятнадцать минут. Весь твой мир замкнется в стенах грязного жилища Уизли, а мечты о высоких достижениях постепенно умрут. Ну как, Грейнджер, нравится? Тут даже великий талант прорицателя не нужен!

Губы Гермионы дрожали. Она замахнулась, чтобы ударить Малфоя, но почему-то остановилась. Его глаза, сверкающие туманной голубизной, притягивали все внимание, и мысли о жестоких словах автоматически испарялись. Оставалась лишь сама суть: Драко Малфой был разозлен не меньше, чем Гермиона. Ему тоже не нравилось то, что он сказал. Слизеринец перевел взгляд на искусанные губы волшебницы, позволяя ей отмереть. Гермиона не шевелилась, только шумно вдыхала воздух. По обонянию хлестал резкий, но свежий запах одеколона Драко. В голове гриффиндорки сложилось абсурдное желание приблизиться до максимума и прикоснуться к ледяной коже, оставив на себе частичку его аромата. Ей казалось, что так она смоет с себя бывшие важными пять минут назад тревоги, и, перевоплотившись, вдохнет полной грудью свежий морозный воздух.

— Нравится? Ты все-таки мазохистка? — снова спросил Драко, не отстраняясь, но и не приближаясь. В телах обоих возродились доселе дремлющие чувства. По венам пробежалась дрожь, мышцы свело. Чувственное возобладало над рациональным, перемешались во вселенной планеты, взорвались осколками звезды, погасло солнце.

— А если и да, что тогда? — сдавленно прошептала Гермиона, не смея шелохнуться. Она чувствовала себя кроликом, замеревшим перед броском хищника.

— Тогда твоим пристрастиям можно найти и более достойное применение, — Драко почти не осознавал, что творит, когда протянул руку и скользнул по шее девушки, пальцами зарываясь в пахнущие пряностями волосы и стягивая их на затылке. По спине Гермионы пробежались мурашки. Неосознанно поддавшись движению Малфоя, она запрокинула голову и закрыла глаза. Позволив себе наплевать на обстоятельства хоть раз, волшебница с замиранием сердца ощущала то, как до абсурдности нежно пальцы слизеринца массируют кожу её головы. — Что же ты творишь, Грейнджер… — шепот колыхнул пряди у виска, заставляя все тело налиться приятной тяжестью. Малфой почти коснулся губами мочки, попутно задавая похожий вопрос и себе. Именно он начал это безумие, но ведь она могла бы и закончить, в конце концов!

— Ох, милый! Прямо здесь? А вдруг нас кто-то увидит? — неприятный визг бесцеремонно потряс воздух библиотеки, нарушая утонченную тишину безумия.

С раздраженным выдохом Малфой отпрянул от гриффиндорки, одним движением руки затушив лампу. Темнота оказалась весьма кстати. Как только Гермиона поняла, как развязно вела себя пару секунд назад, все её лицо запылало. Дыхание, сбившееся еще на том моменте, когда она почувствовала властные пальцы Малфоя, так и не восстановилось.

— Тихо, — шепнул слизеринец, разжимая пальцы и пропуская через них волосы Гермионы. Ускользающей рукой он зачем-то легко щелкнул её по носу и не сдержал ухмылки, представив, как смешно вздрогнула девушка.

— Не кричи так, — пробормотал чуть менее восхищенный голос, и Гермиона ощутила, что приятная тяжесть в животе перерождается в тошноту и жгучую боль.

— Бон-Бон, как же я могу не… — остальное Лаванда промычала, предположительно, в поцелуй.

Что контакт с Грейнджер принес ему облегчение и чувство эйфории, Малфой понял лишь на контрасте. Его сердце, хоть и не болезненно, но неприятно сжалось. Где-то в темноте Гермиона сжимала кулаки и кусала свои губы от обиды. Страдания нахлынули на неё с новой волной, и девушка предположила, что очередной порции унижения уже не вынесет. Она бы с радостью покинула библиотеку, но трансгрессировать в стенах Хогвартса было нельзя, а единственный путь преграждала лобызающаяся парочка.

— Грейнджер, — тихо позвал Малфой. Из-за того, что тупоголовый Уизли так глупо попался на измене, сердце слизеринца ликовало. Недавние слова оказались отчасти оправданными. — Я забыл сказать ещё кое-что насчет твоего предполагаемого будущего, — заметил он с мнимым беспокойством. — Так вот, между работой и пятнадцатиминутным супружеским долгом Уизли будет трахать своих секретарш или поклонниц. Ну, знаешь, из большой любви к тебе. Чтобы было больше времени на мытье полов.

Гермиона вскочила с места и с усилием заехала кулаком в грудь Малфоя, хотя планировала в челюсть, как тогда, на третьем крусе. Абсолютная темнота и более высокий рост юноши помешали ей выполнить задуманное, но волшебнице было все равно. Ей хотелось отдать хоть часть той боли, которую она испытывала. То, что Малфой подливал масла в огонь, почти не тревожило, потому что мысли занимала более важная вещь: предательство Рона.

— Спрячь свои коготки и убеждайся в моих словах, — схватив её за запястья, Драко гневно цокнул языком. — Самое интересное только начинается.

— Милый? — сладкий голосок Лаванды резанул по слуху, и Гермиона застыла, даже не обращая внимания на обездвиженные руки. — Я же нравлюсь тебе больше, чем она? Правда?

— Не трать время на разговоры, Лав, — резко перебил Рон, и помещение снова наполнили влажные звуки поцелуев.

— Это важно, Бон-Бон! — будто бы обиженно пролепетала она, сбивчиво дыша. — Я тебе нравлюсь? Мои губы пухлее, а грудь больше!

— Да, да, да! — нетерпеливо согласился гриффиндорец.

Гермиона открыла рот, чтобы воздух хоть как-то поступал в её организм. Внутри все скручивалось обидой и гневом, но тело будто застыло, отказываясь реагировать на происходящее. Ни слез, ни криков, ни порывистых движений. Драко даже подумал, будто она заснула. Но в следующую секунду его сердце пронзила острая боль, и слизеринец слегка согнулся, приближая к себе ошеломленную изменой волшебницу.

— Послушай, Грейнджер, — он встряхнул её, боясь, что от подобных потрясений девушка прямо сейчас свалится в обморок. Хотя она наверняка не была такой слабой. После пыток Беллатрисы вряд ли что-то могло настолько сильно выбить её из реальности. — Он сейчас скажет что угодно, только бы засадить ей. Слышишь?

— Отпусти, — будто пробуя слова на вкус, прошептала Гермиона. — Отпусти, чертов придурок!

Малфой закатил глаза: Уизли нагло изменял ей с Лавандой, а придурком почему-то был он.

— Собираешься выйти и отругать их, словно строгая мамочка? — Малфой крепче сжал запястья вырывающейся Гермионы. — Не надоело быть такой жалкой?

— Да что ты… — она пыхтела, силясь высвободиться. — Что ты знаешь обо мне?

— Чтобы отомстить, нужно остудить разум, Грейнджер. Поверь: я знаю, о чем говорю.

— Я не хочу никому мстить, — Гермиона перестала дергаться. Перед глазами вдруг встала картина разрушенного Магического мира. — И тебе тоже не советую. Это низко.

— Что ты имеешь в виду? — недоумевающе нахмурился Драко.

— Ты знаешь, — спустя время ответила Гермиона. — Прекрасно знаешь.

До того момента, как Грейнджер не напомнила ему, Малфой вообще не вспоминал о том, что думал о чем-то подобном. Были проблемы поважнее вроде внезапно возникшей магической связи и болезни матери.

— Откуда тебе известно, о чем я думаю, а о чем — нет? — невозмутимо вскинул подбородок Драко, со страхом ожидая ответа.

— Я и не знаю, — тут же выпалила она. — Но хочу верить.

— Во что? — едва слышно прошептал юноша, ощущая, как слабеют его руки. Грейнджер хотела верить…

— В тебя.

Громкий многозначительный стон будто всколыхнул стены библиотеки, но некоторое время двое — слизеринец и гриффиндорка — стояли неподвижно, будто ничего не услышали. Холодные пальцы разомкнулись, освобождая хрупкие запястья. Малфой тут же отошел на два шага, будто боясь обжечься о горячее дыхание Гермионы. Она протянула руку в темноту, но пальцы пронзили воздух. Драко неверяще смотрел в ту сторону, где стояла гриффиндорка, и пытался унять бешено стучащее сердце. Она сказала такую глупость! Полная идиотка…

Гермиона двинулась вперед, но наткнулась на стеллаж. Малфой исчез, а звуки соития только усилились. Вернувшись в окружающую её реальность, девушка зажала уши руками и осела на пол, жмурясь и давясь всхлипами. Он оставил её один на один с этой чертовой библиотекой, в которой Уизли брал Браун. Он оставил её одну в темноте слушать эти мерзкие стоны и хлюпающие звуки. Он оставил её…

— Надо же, Уизли, тебе дала девушка… — флегматичный смешок прервал страстное пыхтение, а следом раздался испуганный полустон-полувыдох Лаванды. — Ох, прости, обознался. Всего-то гриффиндорская шлюха.

Раздалось обиженное хмыканье, а потом кто-то быстро и легко направился к дверям библиотеки.

— Что тебе нужно, Малфой? — разозленно спросил Рон, когда дверь за Лавандой закрылась.

— Всего-то беспрепятственно пройти к двери. Я бы с удовольствием проявил великодушие и подождал те пять минут, которые бы тебе потребовались, но, к сожалению, у меня есть дела первой срочности, — в голосе Малфоя сквозило до тошноты притворное сожаление. — Ох, бедная Грейнджер! Она наверняка кусает локти. Быть оттраханной в библиотеке — мечта любой девушки.

— Заткнись! Не говори о ней! Мы больше не встречаемся, и она не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к моей личной жизни!

— Какая бурная реакция, Уизли. Но лучше бы ты направил эту энергию в свой маленький мозг. Я понимаю, что это трудно, но ты постарайся догадаться, почему вдруг твоя сладкая подружка сказала то, о чем даже не смела подумать.

Гермиона расширила глаза и поднялась на ноги, принимаясь искать в сумке палочку, чтобы осветить путь. Малфой безжалостно рушил то, что так старательно она выстраивала своими страданиями.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — недоверчиво пробормотал Рон, явно собираясь покинуть библиотеку.

— Золотая девочка так легко поддается шантажу… — насмешливо протянул Драко, и его шаги начали удаляться к двери. Для того, чтобы сложить пазл в своей голове, Уизли понадобилось несколько секунд.

— А ну стой, мразь! — проревел гриффиндорец, и Гермиона вздрогнула. — Что ты с ней сделал?!

Послышался шум потасовки. Зашуршала одежда, а потом раздался звук разрывания ткани. Девушка ринулась вперед, но нечаянно врезалась в шкаф, и потому на некоторое время снова потеряла ощущение пространства. Чертова темнота в закоулке между стеллажей мешала передвигаться свободно.

— Убери руки, Уизли! — разгневанно проорал Драко. — Ты настолько глуп, чтобы не использовать палочку, или настолько неотесан? Животное, — темноту библиотеки пронзил луч света. — Полежи и подумай над тем, как здорово уметь пользоваться мозгами.

Через несколько мгновений дверь библиотеки хлопнула, и помещение увенчала тишина. Гермиона, приказав себе успокоиться, наконец нашла палочку и использовала «люмос». Рон лежал у одной из книжных полок с выбившейся из брюк рубашкой и глупо приоткрытым ртом и глазами. Кажется, Малфой использовал «остолбеней» или что-то в таком роде, однако Гермиона не спешила снять заклятие. Если Рон очнется, им придется поговорить, а этого гриффиндорка хотела в последнюю очередь. Немного посмотрев на окаменевшего Уизли и решив, что он оправится и без её помощи, Гермиона покинула библиотеку в смешанных чувствах.

Она была разочарована в любви всех своих лет, в заклятом враге и в себе. И если измену Уизли было можно объяснить злостью и низостью, то вот неожиданный выпад Малфоя не поддавался никакой логике. Было бы проще, если бы враг оставался врагом, совсем как в произведениях классики. Четкое деление на черное и белое порой было просто необходимо, однако мир устраивался по иным принципам.

Драко Малфой спугнул их — зачем? Взгляд Гермионы упал на кольцо. Облегчающая существование догадка вспыхнула в сознании. Конечно же! Он сделал это для того, чтобы не испытывать боли. Связь делала своё, и Гермиона знала, что все болезненные ощущения сполна передаются Драко. Все встало на свои места. Ну или почти все. Волшебница не хотела сейчас разгребать хлам в своей голове, умышленно упуская воспоминание о мурашках от прикосновений Малфоя.

В десять она должна была направиться на дежурство вместе с Теодором, и до этого времени следовало привести себя в порядок.

***

— Выглядишь уставшей. Опять взяла дополнительные задания? — Теодор усмехнулся, приподнимая фонарь и освещая темные боковые закоулки. Везде можно было наткнуться на целующиеся парочки или студентов, протащивших в Хогвартс немного горячительных напитков.

— Все в порядке, — отстраненно ответила Гермиона, про себя усмехаясь: в последнее время сил не хватало даже на основные задания, так что говорить о дополнительных не приходилось.

Диалог за неимением тем закончился. Девушка устало смотрела по сторонам, умышленно пропуская мимо ушей сдавленные хихиканья, доносящиеся из дальних коридоров. Стукачеством заниматься не хотелось, а если гуляющих студентов заметит Филч — это будет только их проблема.

Сделав первый обход, Теодор и Гермиона поднялись в гостиную старост, чтобы сделать перед повторным небольшой перерыв. Недавнее правило, выпущенное директором школы, обязывало старост совершать обход дважды с перерывом в полчаса или час — каждый раз по-разному, чтобы студенты не могли предугадать.

Закинув ногу на ногу, Нотт восседал в глубоком кресле, слегка прикрыв глаза. Гермиона устало облокотилась на спинку софы неподалеку. Оба жутко хотели спать, но статус не позволял отправиться по кроватям ранее, чем их обязанности на сегодня закончатся. Чтобы не заснуть окончательно, Теодор протянул руку к свежему выпуску «Ежедневного пророка» в надежде найти там хоть что-то интересное. Глаза слизеринца блуждали по страницам около нескольких минут, а потом он нахмурился.

— Кажется, срок Малфоя продлят, — мрачно заметил он, привлекая внимание Гермионы. При упоминании знакомого имени девушка слегка поморщилась, и сонливость постепенно испарилась. Нотт протянул гриффиндорке развернутую газету.

«Попытка побега. Нападение Дементора. Тюремный лазарет» — гласила статья. Что ж, название было вполне исчерпывающим. Гермиона пробежалась глазами по строчкам. На старой колдографии был изображен Люциус еще до нападения дементора — в темной камере с мерцающим ненавистью взглядом. Происшествие датировалось вчерашним днем. Гермиона судорожно выдохнула. Видел ли это Драко?

— Тео! — в комнату ворвался взволнованный Блейз, но, увидев Гермиону, выпрямился и постарался принять более уравновешенный вид. — Ты не видел Драко? Его нет в комнатах.

Нотт и Гермиона обменялись тревожными взглядами и тут же вскочили с мест. Блейз распахнул глаза, непонимающе наблюдая синхронность действий.

— Его точно нет? Ты проверил? Может, он просто слоняется по замку, как обычно? — принялся перечислять Теодор, унимая общее волнение.

— Нет, в комнате его нет абсолютно точно — я заходил несколько раз. Но там было это, — Блейз протянул распечатанные письма. — Поэтому я решил, что стоит… сообщить тебе.

Гермиона попыталась заглянуть в смятые пергаменты, но Забини недоверчиво покосился на неё и вложил их в руку Нотта. Такое недоверие оскорбляло, особенно с учетом того, что заданием девушки было следить за Малфоем и предотвращать его глупые выходки.

— Что там, Теодор? — нетерпеливо произнесла Гермиона, от волнения топчась на месте. Она чувствовала необходимость прямо сейчас разыскать Малфоя. Чувство ответственности за его состояние буквально разрывало сознание.

— Ответы от колдомедиков и других шарлатанов, — мрачно пояснил Нотт. — Все отрицательные. Драко хотел пригласить их в Мэнор.

— Они отказали? — Гермиона вскинула брови в удивлении. На её взгляд, все медики были обязаны выполнять свой долг самоотверженно и несмотря ни на что.

— К сожалению, они не учились на Гриффиндоре, поэтому не такие сердобольные, как ты, — едко заметил Блейз, и Тео наградил его недовольным взглядом. Было явно не время обмениваться колкостями.

— Черт возьми, — прошептал Нотт. — Когда вы видели Малфоя последний раз?

— В библиотеке, — тут же отозвалась Гермиона. — Около семи часов.

— «Пророк» принесли раньше, — пробормотал Тео. — Возможно, что-то случилось? Ты знаешь?

— Малфой повздорил с Роном, — уклончиво ответила волшебница, неуютно поежившись. Говорить о причине было стыдно и неудобно.

— Уизли? — Блейз раздраженно фыркнул и сложил руки на груди. — И при чем тут «Пророк»?

— Отец Драко совершил попытку побега, и дементор слегка… потрепал его, — Теодор поднял тяжелый взгляд на слизеринца, включая его в курс дела. Блейз невесело присвистнул.

— Итак, сегодня он получил эти лживые письма, ввязался в ссору с Уизли, а потом узнал отвратительную новость… — объединил информацию Забини и замер.

— Совершенно очевидно, он в ярости, — опередила всех с выводом Гермиона и сорвалась с места. Сердце бухало в груди, словно обезумевшее. Драко не было в замке. Разозленного и наверняка отчаявшегося Драко не было в замке. Это точно крах.

— Постой, Грейнджер! — Блейз окликнул её, когда пальцы девушки уже коснулись дверной ручки. — Не смей поднимать шум. Я понимаю, что тебе плевать на Драко, но отсутствие в такое позднее время может навлечь на него ненужные подозрения. Я уверен: он просто напивается где-нибудь. Ничего преступного.

— Я знаю, — яростно прорычала Гермиона, удивляя обоих парней. — Но, может, вы перестанете стоять, словно истуканы, и поможете мне его найти?

— Она права, — первым очнулся Тео, завороженный уверенной осанкой вмиг запылавшей Гермионы. Она была воинственна и прекрасна в своем гневе. Щеки пылали, а волосы, разметавшиеся по сторонам, образовывали восхитительный ореол.

— С какой стати нам слушать эту гриффиндорку? — возмущенно возопил Блейз, тем не менее признавая, что слова Грейнджер возымели определенный эффект и на него.

— С той, что она говорит разумные вещи, конечно, — попутно бросил Теодор, накидывая мантию и направляясь к двери. — Давайте договоримся, кто куда отправится.

— Я обследую территорию от Астрономической башни до главного входа. Снаружи и внутри. На всякий случай. И пройдусь по коридорам подземелий, — скоро отозвался Блейз.

— Наведаюсь на верхние этажи, а потом проверю около озера, — Теодор замер, обращая взгляд к Гермионе.

— Я пройдусь по остальным башням и на всякий случай главному залу, — рассеянно пролепетала девушка, понимая, что подобные поиски вряд ли принесут результаты.

— Хорошо. Если ничего не найдем, встретимся здесь же через час, — твердо отчеканил Нотт и вышел прочь. За ним незамедлительно последовал и Блейз, оставляя Гермиону в гнетущей тишине комнаты.

— Мерлин, только не натвори ничего ужасного, — прошептала Гермиона, снова обращая взгляд на распахнутую газету. — Пожалуйста, Малфой.

***

Огонь тихо потрескивал в отсыревшем камине, языками пожирая страницы газеты. Малфой наблюдал за чернеющим пергаментом отсутствующим взглядом, сжимая в руке горлышко бутылки. Огневиски был дешевым и до блевоты отвратным, но юноша не переставал делать большие глотки, обжигающие внутренности. Разломанное кресло валялось в стороне, поэтому слизеринец сидел прямо на полу, оперевшись локтем о колено. Внутри было настолько паршиво, что Драко уже не чувствовал ничего, кроме тепла в горле, даруемого алкоголем. Руки едва заметно дрожали.

— Какой же ты идиот, Люциус, — вслух произнес Драко, наблюдая за уцелевшим разорванным клочком газеты. С поврежденной колдографии на него половиной лица воззирал отец, ехидно морщась. — Ты нас всех убил. Только вот мы почему-то все еще живы, — Малфой рассмеялся, но вскоре смех перерос в абсолютно истерический. Чтобы не сойти с ума до конца, Драко сделал ещё один глоток. От большой бутылки осталась половина.

Оттолкнувшись, Малфой обессиленно рухнул на пол, совершенно не беспокоясь о том, что его рубашка испачкается, а в волосах запутается мусор. Смотря в отсыревший потолок, Драко размышлял о том, что согласился бы на такой дом вместо величественного мэнора взамен на нормального отца. И счастливую мать.

При воспоминании о дорогой сердцу женщине внутри все защипало, словно кто-то вливал яд в вены слизеринца большими порциями. Закрыв глаза, он представил Нарциссу, держащую в руках злополучную газету. Представил, как она лишается чувств. Но вот её пробуждения от шока Драко представить не мог. Вряд ли после такого потрясения мать смогла бы оправиться. Она просто умрет, когда узнает. Драко решил, что уничтожит редакцию «Пророка» в первую очередь. Спалит в Адском огне и будет хохотать.

Предаваясь целительным мечтам о мести, пальцами Малфой скреб шершавый дощатый пол, почти не замечая, как мелкие острые кусочки дерева впиваются в его плоть. Хотелось кричать, но связки будто придавило тем горьким комом, что встал в горле. А тем временем мысли раскручивали все более и более убедительную картину будущего.

Он сбежит из Хогвартса куда-нибудь на другой континент. Скроется от Министерства и начнет учиться более полезным вещам, чем уход за волшебными тварями. Он отдаленно вспоминал, что в Африке есть темные колдуны, живущие закрытыми поселениями. При определенном давлении они должны были его принять. Азы темной магии все еще не выветрились из головы юного Малфоя — тетушка Белла хорошо обучила его ненависти и ярости, обжигая внутренности «Круцио». Как ни странно, боль оказалась самым верным путем к успешной учебе. Поэтому Малфой не боялся. Он прекрасно знал, что запретная магия высасывает душу, однако вовсе не волновался, потому что считал, будто высасывать уже просто нечего. И пусть темные чары подавятся тем ядом, который плещется в его венах!

Малфой поднял руку и посмотрел на метку. Она была все такой же мерзкой, но сейчас не казалась такой чужой, как раньше. Клеймо подходило ему. Оно означало то, что он потерян для нормальности окончательно и бесповоротно.

«Пигментная магия» валялась недалеко. Драко нашел кое-какие заклинания, но еще не испробовал их — боялся, что не поможет. Пока оставалась надежда, было легче, однако теперь надеяться было не на что. Мир хотел сделать из Малфоя новое чудовище — он им станет. Никаких сопливых попыток исправления, смешных оправданий и нелепых обвинений. Он больше не свой на празднике жизни. Так пусть начнется праздник смерти, и он станет его хозяином и повелителем!

Выхватив палочку, Драко еще раз припал к горлышку бутылки и сдавленно рассмеялся: алкоголь расплескался и стек по подбородку на рубашку. Найдя в книге выделенные заклинания, Малфой сосредоточился и вознес палочку.

— Ваде промни!

Контуры татуировки покорежились, но остались на месте. Змея, словно извиваясь, через пару минут успокоилась и снова застыла в той же позиции. Драко выругался и перевернул страницу.

— Релингуро!

Показалось, будто черные линии стали тоньше, но дальнейшего эффекта не последовало.

— Нулла вестигниум… — уже без особой надежды произнес Драко и без удивления заметил, что клеймо осталось на месте, в то время как кожа покраснела и воспалилась. — Гребаная метка!

В душе слизеринца что-то отчаянно взорвалось. Он вскинул палочку, и, набрав в грудь побольше воздуха, закричал:

— Ваде промни! Нулла вестигниум! Релингуро! Релингуро! Релингуро!

Вспышки света ослепили глаза, а потом сознание поразила острая, почти нестерпимая боль. Еще страшнее стало от созерцания нынешнего состояния руки: по контурам клейма кожа была словно разрезана умелым мастером; из ран сочилась насыщенная темно-бордовая кровь. Малфой закричал. Не потому, что хотел — это скорее было реакцией организма на страшные увечья. Все тело буквально горело, призывая разум остановить пытку. Кожа горела и наливалась краснотой, воспаляя все больший радиус. Драко уже не мог поднять палочку, чтобы произнести хоть какое-то заклинание. Он, скорчившись на полу, хватал воздух ртом и сжимал пальцами запястье руки с меткой.

Дверь в хижину распахнулась, громко ударяясь о стену снаружи. Порывы ветра хлынули через проем, хлестнув холодным воздухом кожу Драко и огонь в камине. Языки его пошатнулись, но не погасли.

Зеленоватый луч метнулся к изувеченной руке юноши, и он дернулся, испуганно распахнув глаза. Он поймал себя на мысли о том, что, вероятно, совсем сошел с ума.

Гермиона сначала растерялась, увидев скрюченную на полу фигуру, а потом кровь с новой силой прилила к мозгу, заставляя каждую извилину напряженно работать. Пожалуй, своим самым лучшим качеством Гермиона считала сохранение спокойствия в экстренных ситуациях. Захлопнув дверь, гриффиндорка спешно направилась к Драко и упала перед ним на колени. Резкий запах алкоголя ударил по обонянию, и девушка недовольно поморщилась.

Малфой больше не кричал, а только сжимал кулаки и стискивал зубы, терпя уже не такую сильную, как прежде, боль. Кровь залила все предплечье и пол вокруг, не переставая динамично сочиться из глубоких бордовых ран.

— Что ты сделал? — твердо спросила Гермиона. Для устранения последствий ей было необходимо знать причины.

Драко приоткрыл глаза, не доверяя собственному слуху. Что здесь делала Грейнджер? Или это было очередное бредовое видение? Или, может, он умирает? Малфой расслабленно выдохнул. Мысль о смерти оказалась предательски привлекательной. Он знал, что опустил руки и сдался, и от этого стало стыдно и легко. Драко понимал, что мать умрет в любом случае, а на остальных ему было наплевать. Впрочем, эти чувства обладали взаимностью.

— Малфой! — прорычала Гермиона, с усилием встряхнув его за плечи. — Что. Ты. Сделал?

— Иди к черту, — выплюнул Драко и усмехнулся. Вот ещё. Он же не совсем сумасшедший — беседовать с видением. Это абсолютно точно была не Грейнджер. Просто больное воображение снова подсунуло образ гриффиндорской всезнайки. Еще сегодня днем она дала ему глубокую почву для размышлений своим «Я хочу верить в тебя». Фраза была до тошноты заезженной и какой-то банальной, но у Драко из-за неё стонало сердце.

Верить? В него?

… да кто она такая!

Правда, размышлять о болтовне Грейнджер особенно не было времени. Сначала тупой Уизли накинулся на него с кулаками, а потом сова принесла выпуск «Пророка». Все, что было дальше, Малфой помнил весьма смутно. Удавалось восстановить только полные боли и бессильной злобы мысли и серый путь до хижины.

Боль вдруг прекратилась, а рука словно окаменела. Драко заставил себя открыть глаза. Неужели все-таки умер? Потолок загораживала чья-то голова, обрамленная темно-золотыми кудрями. Камин бросал на Грейнджер причудливые блики, делая её образ загадочным и весьма мрачным. Малфой, уперевшись взглядом в распахнутые глаза гриффиндорки, почти перестал моргать. Гермиона успела испугаться. Хотя заклинание заморозки подействовало и кровь перестала течь, состояние слизеринца все ещё было нестабильным. То, что Малфой перестал отпускать резкие фразы, действительно настораживало.

— Грейнджер? — позвал он охрипшим голосом, и девушка приблизилась к нему, потому что едва услышала произнесенные слова. — Что ты тут делаешь?

— Спасаю тебя от потери крови, — она попыталась усмехнуться, но желание язвить умерло, едва родившись. Кожа Малфоя побледнела настолько, что даже в красноватом освещении живого огня казалась слегка синей. На висках проступили голубоватые вены, а лоб блестел от влаги. Глаза Драко не выражали абсолютно ничего. Словно дорогой сверкающий хрусталь, забытый в старом шкафу, они замерли в одном положении.

— Зачем? — бесстрастно поинтересовался юноша обескровленными губами и снова закрыл глаза, устав всматриваться в лицо Грейнджер. Все равно ни черта не было видно. Она наверняка радовалась тому, насколько он жалок, и сейчас едва сдерживалась от смеха. Драко поморщился, когда представил, как быстро унизительная новость разлетится по Хогвартсу. Зачем же она пришла? Точно. Снова эта невыносимая гриффиндорская черта: совать нос куда не следует и спасать тех, кто в спасении не нуждается. Что ж, она добилась своего. Увидела его униженным,растоптанным, слабым. Будет смеяться? Язвить? Подковыривать незаживающие раны? Ничего. Настанет день, и Гермиона Джин Грейнджер будет жалеть, что появилась в жизни Драко Люциуса Малфоя. Когда-нибудь он поставит на колени и её. Да, пожалуй, сначала её, а потом уже и весь остальной мир… или что там хотел сделать Волан-де-Морт?

— Грейнджер? — он испуганно вздрогнул, когда на его лоб упала горячая влага. — Ты что, плачешь?

Гермиона отшатнулась, обессиленно оседая на полу. Стараясь не смотреть на раненую руку Драко, девушка закрыла глаза руками и медленно выдохнула, не успев подавить всхлип. На периферии осознавая, что рыдает слишком часто, Гермиона всхлипнула еще громче, потому что ей надоело делать это тихо. В холодном одиночестве. Чтобы никто не узнал и не услышал. И хотя Гермиона еще несколько часов назад была готова поклясться кому угодно, что никогда не проронит и слезинки при Драко Малфое и — в особенности — из-за него, слезы, словно неудержимая магия, против воли скользили по щекам и тонули меж приоткрытых губ.

— Ну и дура, — насмешливо протянул Малфой. — Я же твой враг. Слышишь? Враг.

— Приди же в себя! — воскликнула она, и, схватив слизеринца за ворот рубашки, попыталась приподнять. Голова Драко обессиленно повисла над полом, но губы растянулись в беззлобной усмешке. — Ты ведь не слабак!

— Я не собираюсь с тобой говорить о собственных душевных силах, «мисс милосердие». Мне не нужно фальшивое сожаление и какая-то там вера. Убирайся отсюда. Убегай, а то пропахнешь моей внутренней гнилью.

— Фальшивые здесь только твои напыщенные слова! — прошипела она, снова встряхивая Драко. Он недовольно приоткрыл глаза. — Ты хоть раз можешь не притворяться золотым мальчиком? Ты же не такой, Малфой! Больше не такой. Я видела! Тогда, в библиотеке, когда ты увидел мой сон… — Гермиона судорожно выдохнула, набираясь сил противостоять холодному прозрачному взгляду. — Ты жалел о том, что произошло. И винил себя. А потом Рон… — она, повинуясь порыву, обхватила лицо Малфоя дрожащими ладонями. Он тут же обреченно зажмурился. — Почему ты не хочешь жить по-настоящему, Драко?

— Потому что настоящее принадлежит героям. Если попробую быть хорошим, все равно никто не поверит.

— Достаточно того, что я поверю тебе, — перебила его Гермиона, большими пальцами поглаживая ледяную кожу на скулах. — Пожалуйста, Драко. Дай себе надежду. Умоляю, — она вся дрожала, а слезы застилали зрение. Комната поплыла, и девушка закрыла глаза. Она больше не могла мужаться и призывать на свет глухого к мольбам. Малфой не двигался. Услышав свое имя из уст Грейнджер впервые, юноша был шокирован. Что-то внутри всколыхнулось, призывая внять её словам и поддаться ласковым, и, он надеялся, искренним прикосновениям. Глаза защипало от подступающей влаги.

— Я устал, — сквозь зубы прошептал он, ладонью накрывая одну из рук Гермионы. — Хочу умереть или убить всех вокруг. Эти мысли не дают мне покоя. Я почти на краю, Грейнджер. Уходи, пока не поздно. С тебя хватит дерьма, — он обхватили запястье девушки и попытался отстранить её руку, но Гермиона, очнувшись от транса, впилась в кожу пальцами, не поддаваясь давлению.

— Нет, — испуганно прошептала она. — Нет!

Разрушенный Хогвартс, убийства, торжество зла и Малфой… Холодный, но уже по-настоящему. В глазах пронеслись картины безрадостного будущего. Зачем ей покой сейчас, если она может лишиться всего в грядущей войне?

— Уходи, — снова твердо повторил Малфой, приподнимаясь с пола. Девушка не убрала рук с его лица, будто боялась, что, отпустив, потеряет его навсегда. Драко провалится сквозь пол в черноту, а вернется оттуда совершенно иным. С теми ледяными глазами, лишенными последних островков теплой голубизны.

— Нет, — она резко качнула головой, не переставая поглаживать кожу щек. Гермиона почти на интуитивном уровне ощущала необходимость отдать Малфою хоть частичку тепла. Хоть немного беспричинной нежности, которой он был лишен. Она видела, как смягчается взгляд слизеринца и поняла, что стоит на верном пути. Его кожа полыхала под пальцами, и эти ощущения дарили теплые спазмы, пульсирующие в висках. Дыхание обоих трепетало в такт ресницам Гермионы.

— Тогда останься, — Драко порывисто выдохнул и слегка прикрыл глаза, когда её теплые ладони скользнули с щек на шею. — Навсегда.

Хмельное дыхание полоснуло искусанные сухие губы в опасной близости, но Гермиона отстранилась. Затихший гнев внутри Драко снова прошептал ему: «ну конечно, очень ты ей нужен со своими бредовыми мыслями». Неуверенно взглянув на раздраженно нахмуренные брови Малфоя, волшебница, поколебавшись несколько секунд, чуть приподнялась и припала губами к прохладному лбу юноши. Драко что-то нервно пробормотал и, подавшись вперед, одной рукой обхватил талию волшебницы, привлекая к себе. Тонкие руки до удивительного гармонично укрыли его плечи, и юноша уткнулся лбом в горячую шею гриффиндорки.

— Спасибо, — выдохнул Драко и, еще раз порывисто прижав Гермиону к себе, тут же обмяк, навалившись на неё всем весом.

— Драко! — проревел кто-то еще с улицы, и бедная хлипкая дверь, стукнувшись о стену хижины еще раз, не выдержала и закряхтела, разваливаясь. — Какого дракла…

— Нужно немедленно доставить его в лазарет, — Гермиона устало окинула взглядом прибывших Нотта и Забини. Оба они выглядели взмыленными и весьма ошарашенными. — Заморозка не будет длиться слишком долго. Только сначала, пожалуй, ему не помешает порция отрезвляющего зелья, — девушка цокнула языком. — Напился до потери пульса.

Комментарий к 7. Сражение сердец

Извините за задержку. Из-за проблем с сайтом не смогла выложить главу пораньше. Но это вполне окупается её объёмом) 17 страниц! Кажется, так много сразу я выкладываю впервые.

Надеюсь, эта глава получилась насыщенной и интересной. Даже мне понравились некоторые моменты.

Жду ваших прелестный отзывов) Спасибо за внимание и терпение.

========== 8. Невыносимо ==========

сделай шаг мне навстречу над пропастью,

из скалы мое сердце выруби.

поступлюсь ядовитой гордостью —

из объятий своих не выгони.

— Драко, дорогой, пора вставать, — тихий нежный голос приятно обволакивает слух. — Скоро завтрак.

В неясном свете туманного утра фигура миссис Малфой кажется яркой и отчетливой. Темно-синее шелковое платье с тугим черным поясом невероятно красиво струится по фигуре, и каждое движение молодой женщины шепчет шармом. Драко, едва приоткрыв глаза, наблюдает, как мать открывает шкаф и бережно перебирает руками маленькие рубашки. Ему хочется поспать дольше, но юный Малфой знает, что пренебрегать фамильными традициями — дурной тон, и поэтому лениво приподнимается с постели, потирая глаза крошечными кулачками. За окном мэнора привычно туманно, и от того комната кажется еще более уютной, а мягкая широкая кровать — манящей.

— Ну же, — Нарцисса подходит к сыну, нежно улыбаясь. Не боясь помять свое изысканное платье, она усаживается на постель и откладывает приготовленную рубашку в сторону. — Соня.

Теплые руки треплют щеки мальчика в попытке взбодрить его, а потом миссис Малфой, будто видя сына впервые, с восторгом гладит его по светлым и тонким, словно паутинки, волосам. Драко довольно прикрывает глаза и молча улыбается, наслаждаясь такой редкой близостью матери. Когда они не одни, миссис Малфой не позволяет себе слишком много, да и отец недоволен, когда Драко получает слишком много ласки. По мнению лорда Малфоя, нежность может сделать из наследника тряпку. И то, что этому наследнику едва стукнуло шесть, Люциуса ни в коем случае не волнует.

Сухие губы прикасаются к его лбу, завершая череду материнских порывов, и Нарцисса наконец приходит в себя, строго смотря на сына. Мальчик все понимает без слов и, сдерживая разочарованный вздох, твердым движением откидывает одеяло, босыми ступнями вставая на холодный пол. Ледяная поверхность приносит острое неприятное ощущение, ясная картинка комнаты наливается тяжелым туманом, а потом исчезает в черноте.

— Бедный мальчик! — прошептал кто-то сквозь темноту, и Драко поморщился: голос, хоть и был женским, точно не принадлежал его матери.

— Он очнулся! — еще один голос, только теперь уже юношеский, отозвался в висках болью. Малфой хотел бы рявкнуть на говорящих, чтобы они вели себя тише, но сил хватило только на то, чтобы открыть глаза и оценить обстановку.

— Мистер Малфой! — над ним возникла взволнованная мадам Помфри. На её морщинистом лице отчетливо проявлялись сочувствие и негодование. — Как вы себя чувствуете?

— Голова… — Драко зажмурился, щекой откидываясь на подушку. В помещении пахло лекарственными зельями и засушенными растениями. «Ну конечно, школьный лазарет… — с досадой подумал он. — И кто только додумался притащить меня сюда в таком состоянии? Наверняка Макгонагалл уже обо всем узнала и теперь не будет такой добренькой». Немного подумав, Драко решил, что это к лучшему, потому что был убежден: старуха лжет, что её интересует судьба бывшего Пожирателя.

— Еще бы, — хохотнул рядом Блейз. Драко озлобленно взглянул на друга, но тот лишь многозначительно вскинул брови, лукаво усмехаясь. — Конечно, дело в заклятии, — притворяясь крайне серьезным, Забини явно намекал на внушительную дозу алкоголя, принятую Драко вчерашним вечером.

— Видимо, это побочное действие, — пробормотала мадам Помфри. — Я дам вам болеутоляющее зелье. Постарайтесь не тревожить руку несколько дней, потому что рана опасна и будет заживать еще очень долго. Я не шучу! Если бы не находчивость мисс Грейнджер, вы бы вряд ли смогли увидеть свою конечность еще раз. Нужно же додуматься до такого! — но на этом женщина прервала свою гневную речь и, еще немного посмотрев на Драко, ушла за ширму.

— Ты решил угодить в лазарет чертовски невовремя, — Блейз уселся на тумбочку рядом с кроватью, хотя прекрасно знал, что если мадам Помфри это увидит, то будет просто в ярости. — Первый матч послезавтра. Играем с Когтевраном.

— Ничего страшного, — хрипло ответил Драко. Внезапный напор Блейза отвлек его от воспоминаний о вчерашнем, и головная боль, кажется, слегка спала. — Это ерунда.

— Как скажешь, — закатил глаза Блейз. — Но мы, черт возьми, жутко напугались.

— Вы? — Малфой нахмурился, пытаясь воспроизвести в памяти последние события вчерашней ночи.

— Да, — пылко ответил Забини. — Нотт и Грейнджер ушли только недавно. Им нужно было на утренний обход.

— Директор в курсе?

— Скорее всего, — Блейз повел плечами. — Грейнджер уговорила мадам Помфри умалчивать о ночном инциденте, но ты же знаешь Макгонагалл — она вездесуща.

— Гадство, — выплюнул Малфой и медленно поднялся. Мельком он взглянул на свою руку. Она была туго перебинтована, и смотреть, что находится под повязкой, отчаянно не хотелось. — Нужно убираться.

— Ты довольно неплохо держишься для человека, вылакавшего бутылку огневиски в одиночку, — Блейз криво усмехнулся. — Молю, больше не практикуй подобное! Нам пришлось обворовать кабинет Слизнорта, чтобы привести тебя в чувство перед тем, как вести в лазарет.

— Только не говори, что Грейнджер тоже участвовала в этом, — Драко, спуская ноги с койки, недоверчиво покосился на однокурсника.

— Скажу тебе больше: именно она это и предложила, — поймав удивленный взгляд Драко, Блейз продолжил:

— Я сам в шоке, — и положил руку на сердце.

— Ладно, расскажешь все в подробностях чуть позже. Я не намерен дожидаться, пока меня придет проверить Макгонагалл.

Драко накинул на себя мантию, чтобы прикрыть руку, и оба слизеринца бесшумно покинули больничное крыло прямо перед появлением мадам Помфри. Женщина оглянулась и разочарованно всплеснула руками: она заготовила несколько заживляющих зелий, но Малфой исчез, оставив после себя только смятую постель на больничной койке.

Тем временем беглец уже достиг подземелий в сопровождении Блейза. Вокруг не было ни души, ведь до занятий оставался еще час. Проснувшиеся студенты все еще собирались в своих комнатах, так что слизеринцы прошли по коридорам школы незамеченными. Весь путь до подземелий они молчали, потому что голова Драко отчаянно раскалывалась. Нехотя он признал, что все-таки перебрал с выпивкой: все события после того, как он добрался до хижины, почему-то стерлись из памяти, хотя определенные образы маячили на задворках сознания, дразня рассредоточенное мышление, но так и не собираясь в нечто ясное.

— Как вы меня нашли? — тревожно нахмурясь, произнес Драко и рухнул на свою кровать. Кроме него и Блейза в комнате никого не было, так как Теодор все еще отсутствовал.

— Это все Грейнджер. Она первая оказалась в хижине, — неохотно пояснил Забини и сложил руки на груди. — Мы безрезультатно искали тебя по замку, пока один призрак не рассказал нам, что видел её, идущую к Запретному лесу. Он даже показал нам дорогу взамен на обещание провести его к комнатам первокурсников.

Драко, услышав про то, что первой его обнаружила Грейнджер, уже не уловил что-то про призрака. Он сосредоточился на вспыхнувшем в голове образе волшебницы и постарался воспроизвести события с последнего момента, который остался в памяти. Он припоминал, что испытал несколько заклинаний, а потом, выйдя из себя, совершил очевидную глупость, принявшись швырять ими в свободном порядке прямо в метку. За этим совершенно точно следовала адская боль, кровавые разводы на мертвецки бледной коже, а потом…

— Как она смогла найти тебя? — вырвал его из размышлений Блейз, подходя ближе. — Странно! Вы же с Грейнджер терпеть друг друга не можете с первого курса.

— Наверное, взяла у Поттера ту хваленую карту Мародеров, — небрежно предположил Драко, лишь бы отвести тему разговора как можно дальше от раскрытия действующих чар.

— Они в ссоре и даже не сидят рядом. Вряд ли, — тут же опроверг Забини. Драко сжал зубы. С Крэббом или Гойлом никогда не было проблем, ведь они просто верили во все, что он говорил им, даже если это была беспросветная чушь. Но вот Блейз идиотом не был, и в некоторые моменты это раздражало. Но, конечно, Драко понимал, что нормальный человек не может быть глупцом в удобное для собеседника время, а потому обреченно выдохнул и махнул рукой на попытки оправдаться.

— Долго она была со мной? Я ничего не помню.

— Когда мы нашли вас, ты уже был в отключке. Кстати, картина была весьма романтичная. Если бы не твоя безвольная к жизни поза, я бы подумал, будто вы обжимаетесь, — Забини оскалился, наблюдая за тем, как брови Малфоя мгновенно сходятся на переносице.

— Прекрати, это ни разу не смешно, — фыркнул Драко и откинулся на подушку, задумчивым взглядом пронзая потолок. Он знал, что в ту ночь определенно что-то случилось, иначе бы чары не вели себя так спокойно, будто получили то, что хотели. На сердце было подозрительно легко и спокойно, и Малфой почему-то больше не чувствовал такого сосущего одиночества, как вчера, и мог поклясться, что, если сейчас уснет, ему не приснится ни один кошмар.

— А по-моему — очень даже. Грейнджер стала похожа на женщину в последнее время, как думаешь? Может, она наконец-то нарушила обет целомудрия и переспала с кем-то? Я слышал, что девушки меняются после потери…

— Заткнись, — отрезал Малфой. — Прекрати говорить такие тупые вещи. Мне не интересна ни Грейнджер, ни то, что с ней хоть как-то связано, так что, будь добр, не произноси её имени!

— Ну-ну, — присвистнул Забини. — Не нужно так сердиться и грубить. Не хочешь говорить — я замолчу, но вот моё мнение: Грейнджер не просто так постоянно околачивается поблизости.

— Ты чертовски наблюдательный, — хмыкнул Драко, пытаясь разрядить обстановку, но Забини уже обиделся: он не спал всю ночь, дежуря у койки с полуживым идиотом, решившим прикончить себя парочкой неизвестных заклинаний, а в итоге получил такую неблагодарность. Блейз, откинув покрывало, упал на кровать и демонстративно отвернулся, тем самым объявляя конец разговора. Драко закатил глаза, про себя сравнивая друга с истеричной дамочкой.

Но больше всего волновали так некстати испарившиеся из памяти события недалекого прошлого. Драко снова вспомнил деревянный пол хижины, испачканный кровью, а еще сводящую челюсти боль, которая, казалось, раздирала все тело. Но что же было потом? Малфой знал, что он потерял сознание не сразу. В памяти, продираясь из глубин забвения, пронеслись отрывки разговора с прибежавшей Грейнджер и её… слезы?

Драко распахнул глаза и рывком поднялся из лежачего положения. Пальцы непроизвольно коснулись губ. В памяти всплыла та непозволительная близость, в которой они находились. Он помнил, как рваное горячее дыхание лизнуло его подбородок, а потом внутри родилось крохотное желание прикоснуться, опереться, отдать и получить хоть какие-то эмоции. Ужаснувшись было тому, что поцеловал Грейнджер, Малфой тут же успокоился: он не помнил поцелуя, а это значило, что его не было. Ведь то отвращение, которое он должен был испытать от прикосновения к этой выскочке, наверняка запомнилось бы на всю оставшуюся жизнь. Но следующее, что ослепительной вспышкой взорвалось в сознании, ошеломило Драко: теплые сухие губы, приникающие к его лбу и ладони, мягко поглаживающие плечи. Малфой тут же понял, откуда взялось это чувство уюта: словно много лет назад, женские руки дарили ему чувство уверенности в завтрашнем дне. В том, что он не один и может — если когда-нибудь устанет от своей ноши — обрести опору и приникнуть к горячей шее лбом, скрывшись от плюющегося ядом мира.

— Что ты тут делаешь? — Нотт напугал Драко своим неожиданным появлением. Староста школы выглядел уставшим и раздосадованным. — Почему не остался в лазарете? Мадам Помфри поднимет на уши всю школу.

— Я не при смерти, — Малфой качнул головой, пытаясь придать лицу невозмутимое выражение. — Не видел смысла там задерживаться.

— Тебе нужно восстановиться. Раны могут открыться когда угодно, ведь они нанесены не обычным заклинанием. Малфой! — Теодор возмутился, увидев бесцеремонный зевок Драко.

— Прекрати. Ты не моя мамочка, Нотт. Откуда столько участия? — Драко лениво взглянул на застывшего рядом с его кроватью парня.

— Во-первых, я староста школы и обязан следить за тем, чтобы студенты, как минимум, не умирали. А во-вторых, Малфой, — он сделал паузу и склонил голову. — Я хочу помочь. У нас с тобой куда больше общего, чем ты думаешь, — и, помолчав еще немного, добавил:

— Есть один серьезный разговор насчет Люциуса.

— Я не желаю об этом разговаривать, — тут же ощетинился Малфой, вскакивая с кровати.

— Кто-то помогает заключенным Пожирателям. Месяц назад мой отец тоже предпринял попытку побега.

Драко, уже намеревавшийся скрыться из комнаты, застыл недалеко от двери. Нотт не шутил: об этом говорил его чертовски напряженный вид и плотно сжатые губы.

— Авроры все еще гоняются за сбежавшими Пожирателями, — пожал плечами Драко.

— Да, однако это бессмысленная погоня. Судя по всему, остались самые сильные и искусные. Они умудряются скрываться от Министерства и в то же время помогать заключенным. Это опасные волшебники, Драко. Они могут прийти и за нами.

— С какой стати? — огрызнулся Малфой, используя ярость как щит. Он содрогался всем телом, когда думал, что ему снова придется вступить в ряды темного движения.

— Наши отцы — главы влиятельных семей магического мира, но сейчас прозябают в тюрьме. Пожирателям необходимы свежие силы.

— Но Волдеморт умер! Его больше нет! — Драко зажмурил глаза, пытаясь прийти в себя. — Мы не обязаны больше бояться.

— Обязаны, — Нотт подошел ближе. — Я навещал отца после его побега. Он одержим идеей возрождения армии Пожирателей. Надеюсь, его никогда не выпустят из Азкабана.

— Хороший из тебя сын, — ядовито выплюнул Малфой.

— Лучше лишиться отца, чем рассудка и совести, — твердо ответил Нотт, отводя взгляд. Драко выглядел взбешенным. — У меня нет метки, но это не значит, что я не нахожусь под ударом. Мы должны быть осторожными, Малфой. Лучше держаться вместе.

— С чего ты взял, что мне нужна чья-то помощь? Может быть, я и есть тот, кто помогает Пожирателям!

— Нет, — Теодор пристально посмотрел прямо в глаза однокурснику. — Если бы это было так, ты бы не стал пытаться избавиться от метки всеми возможными способами.

Драко отвернулся и, негромко фыркнув, вышел из комнаты, оставляя после себя лишь неловкое молчание.

***

— Ты же понимаешь, что нам следует поговорить? — Рон пронзил волшебницу серьезным взглядом, догнав в одном из коридоров школы.

— О чем? — наигранно удивилась Гермиона, пытаясь скрыть хлещущую через край обиду. Она не должна была злиться на Рона за его измену, ведь сама заговорила про расставание, но просто не могла простить то, что он так быстро перекинулся на дешевку Браун.

— Ублюдок чем-то угрожал тебе? — не отступал Рон, схватив её за запястье. Они остановились в нише, чтобы не мешать плотному движению студентов.

— Просто не трогай его, — устало прошептала Гермиона. После ночи без сна она чувствовала себя отвратительно. Глаза слипались, мозги казались свинцовыми и работали отвратительно.

— Почему ты его защищаешь? — ошеломленно хлопая ресницами, спросил Рон, ослабляя хватку. Он не понимал, что происходило с Гермионой в последнее время, но точно знал одно: это ему совершенно не нравилось.

— Я в порядке. Не нужно создавать лишних проблем, — Гермиона попыталась отстраниться. После услышанного в библиотеке ей не хотелось даже видеть Рона, ведь он всегда казался ей не таким, как все остальные. Все это время в глазах Грейнджер он был надежным и верным, и от ошибочности собственных убеждений становилось больнее.

— Да что происходит?! — выходя из себя крикнул Рон, и некоторые ученики заинтересованно обернулись.

— Я сказала, что мы должны расстаться — ты согласился. И, кажется, уже нашел замену. Поразительная ловкость и реакция, Рональд! Неудивительно, что ты хороший вратарь, — раздраженно рявкнула Гермиона, рывком огибая преграждающего ей путь Уизли.

Гермиона удачно скрылась в толпе, решительно настроившись во что бы то ни стало до конца дня больше не сталкиваться с Роном. Он раздражал её одним лишь своим обеспокоенным взглядом. Хотя Гермиона понимала, что поступала неправильно, игнорируя попытки Рона разобраться в сложившейся ситуации, так было почему-то легче. Ко всему прочему, ставить Малфоя под удар после случившихся с ним событий не очень хотелось просто из человеческого сочувствия. Думая о нем, Грейнджер жмурилась и хотела поколотить себя за то, что позволила чувствам взять верх. Да, ей стало жаль окровавленного Малфоя. А гриффиндорцы никогда не сокрушают врагов, когда те морально сломлены и ожидаемо уязвлены…

«Но и не обнимаются они с ними точно…» — ехидно прошипело подсознание, и Гермиона остановилась, снова сжимая зубы в бессильной злости на себя. Что-то внутри так противно щекотало внутренности, что хотелось просто умереть. Но эти чувства притуплялись, когда она вспоминала о том, какой ледяной была кожа Малфоя и какой обреченностью блестел влажный измученный взгляд, когда он просил её остаться. Гермиона искренне считала, что во всем были виноваты чары: это они породили внутри жгучее желание прикоснуться нежнее, притянуть ближе и оградить от страданий. Отдавая остатки собственного тепла, Гермиона словно защищала раненого слизеринца от едкого пространства убогой хижины, пропитанной запахом гари и крови. Бессилие выводило из себя, но чувство нужности давало силы к жизни.

После Битвы все эмоции как-то схлынули, оставляя после себя лишь пустоту. Никто не понимал, что следует делать после того, как Война закончилась. Юноши и девушки, так или иначе замешанные в Битве, оказались в рядах потерянных подростков. С одной стороны, они все еще были молоды и моменты детства преследовали их в приятных снах, но с другой — они перенесли дни, которые уничтожили остатки незрелости и легкомыслия. Именно поэтому, как казалось Гермионе, преподаватели пытались возродить ту атмосферу, что царила в Хогвартсе задолго до начала смутных времен. Макгонагалл объявила о вечеринке в честь Кубка Школы, и это было своеобразным жестом извинения за тяжелую пыль Войны в головах студентов.

— Герм! — окликнул её кто-то из толпы, и волшебница, нервно вздрогнув, обернулась. Рыжая макушка, мелькающая среди идущих, стремительно приближалась к ней. — Ну наконец-то! Рон нам все рассказал. Послушай, я хочу извиниться, — Джинни рухнула на уставшую волшебницу с объятиями.

Хотя Гермиона была бы рада перенести разглагольствования на некоторое время, внезапный порыв подруги облегчил страдания её сердца. По крайней мере, Джинни больше не игнорировала её и не прожигала укоряющим взглядом.

— Да-да, я все понимаю, — мягко отстраняя руки Уизли, улыбнулась она. — Давай поговорим об этом позже, хорошо? Я очень устала.

— Конечно! — тут же закивала Джинни. — Только пообещай мне, что сходишь с нами в Хогсмид после матча в субботу. Мы так давно не выбирались куда-то все вместе!

— Обещаю, — поспешно ответила Гермиона, хотя знала, что, возможно, пожалеет об этом согласии.

— Чудно! Тогда до вечера! — так же стихийно, как и появилась, Джинни исчезла в толпе. Она походила на маленький неугомонный ураган, полный жизни и эмоций. На фоне подруги Гермиона чувствовала себя ущербно, потому что единственным ощущением, которым она до сих пор располагала в переизбытке, было чувство усталости.

***

В субботу солнце, до этого продолжительное время прятавшееся за густым сосредоточием облаков, все-таки соизволило выглянуть и просиять. Поле для квиддича выглядело оживленным и очень праздничным: украшения на башнях развевались при порывах легкого весеннего ветра, а зеленая трава вокруг поля переливалась всеми оттенками салатового, и сверху казалось, будто неведомые силы пригибают стебли растений, заставляя их образовываться в широкие травянистые волны.

С трибун раздавался оглушительный рев, когда обе команды поднялись в воздух. Малфой окинул взглядом поле и напряженно поджал губы. Блейз завис неподалеку и весело подмигнул, хотя тоже испытывал некоторое волнение. После битвы это был первый раз, когда команда Слизерина выходила на поле для полноценной игры. Энтони Филт нарезал круги, раздраженно перекладывая биту из одной руки в другую и косо поглядывая на Малфоя. Драко понимал, что с таким союзником нужно было быть все время начеку. Против воли он пробежался по трибуне Гриффиндора взглядом, выискивая бледное лицо Грейнджер в толпе. Но то ли Драко смотрел недостаточно долго, то ли волшебницы действительно не было — осталось неизвестным. Раздраженно фыркнув, Малфой сделал еще один кульбит в воздухе, пытаясь справиться с так некстати родившимся раздражением.

Грейнджер избегала его несколько дней. Даже на совместных занятиях она умудрялась делать вид, будто не замечает его. Для Малфоя, испугавшегося собственной слабости в ту ночь и уже придумавшего обидные слова, которыми бы он смог защититься от насмешек Грейнджер, это стало настоящей неожиданностью. Он с напряжением ждал, пока по школе разнесется позорный слух, но все было подозрительно тихо. Блейз и Теодор молчали, и, кажется, новость пронеслась даже мимо Макгонагалл. Драко убеждал себя, что зря волнуется, но что-то все равно не давало покоя. Слова и действия Грейнджер той ночью не поддавались никакой логике и объяснению. Засыпая, он почти ощущал горячие губы на своей коже. Драко вскакивал и в порыве ярости начинал метаться по комнате, но вскоре Блейз визгливо заявил, что не собирается умереть от инфаркта в свои девятнадцать и почти приказал Малфою прекратить приступы воодушевленного гнева. Драко упорно пытался успокоиться, но в итоге не спал все ночи, сжимая в пальцах одеяло и шепча про себя проклятья. Он надеялся, что его темные пожелания достигнут Грейнджер и заставят её мучиться такими же идиотскими мыслями.

«Приветствуем всех на ежегодном Кубке Школы!» — пронесся голос комментатора, и трибуны взорвались аплодисментами и ободряющими криками. Малфой зацепился взглядом за Пэнси, восхищенно следящую за ним. Самодовольно усмехнувшись, он пролетел совсем близко от трибун Слизерина, красуясь перед незадачливой однокурсницей. Уже очень давно Драко не позволял себе таких глупых чванливых выходок, и восторженный крик Пэнси заставил его почувствовать себя таким, каким он был задолго до Войны.

Игра началась, и, когда в небо был выпущен снитч, Драко забыл про все, что терзало его до этого. Вокруг был только оглушительно свистящий ветер, а впереди — снитч, так заманчиво сверкающий золотом. Ловец Когтеврана не отставал и постоянно подрезал Драко, хотя держался осторожно и не переходил в агрессивное наступление. Слизеринец усмехался, отмечая, что здесь, наверное, был единственный плюс его подпорченной репутации: никто не рисковал подбираться слишком близко. Мимоходом заметив, как Блейз забил пару мячей в ворота Когтеврана, а слизеринский вратарь отразил один и пропустил два, Драко начал наращивать скорость.

— Малфой! — крикнул капитан команды, и Драко обернулся, замечая летящий в него бладжер. Стиснув зубы, он вывернул метлу, но железный мяч успел задеть вытянутую вперед левую руку. Предплечье тут же налилось болью, и Малфой мельком запечатлел кровавые пятна, проступающие на тугой повязке. Мадам Помфри не просто так советовала не тревожить руку несколько дней. Сдавленно ругнувшись, Драко нашел взглядом Энтони Филта и послал ему убийственный взгляд. Слизеринец побледнел и медленно сглотнул, однако уже через пару секунд гневный окрик капитана заставил обоих игроков продолжить.

Малфой, собрав силы в кулак и попытавшись отстраниться от ноющей боли, снова ринулся за снитчем. На этот раз злость придала ему сил. Покрепче ухватившись за метлу, он развил такую скорость, что зрители едва успевали следить за траекторией его передвижения. Если бы сейчас Драко вписался в какую-нибудь твердую поверхность, его бы просто размазало. Но Малфой не думал ни о падении, ни о столкновении с кем-то или чем-то. В его глазах загорелся позабытый азарт достижения желаемого, кровь взыграла и забурлила. Снитч трепыхался все ближе, и Малфой довольно скалился, потому что чувствовал почти удушающую уверенность в себе. Обогнув ловца когтеврана, он стремительно направился к земле вслед за снитчем. Трибуны замерли, потому что каждому казалось, будто несущийся на такой скорости ловец определенно разобьется о землю, к которой он так быстро приближался. Снитч хотел сыграть с Драко плохую шутку и, подлетев к земле совсем близко, на мгновение замер, а потом резко взметнулся по параллельной прямой вверх. Малфой вывел метлу из горизонтального положения и, покрепче схватившись за неё, взмыл вслед за снитчем, почти повиснув на волшебном транспорте. Зрители заревели, ужасаясь безумству слизеринского ловца. Определенно, в этих возгласах была и доля восхищения, но Драко в погоне за снитчем полностью отстранился от реальности.

Бурные овации разразили стадион, когда длинные цепкие пальцы Малфоя выхватили снитч. Едва восстановив равновесие, Драко вскинул руку, ликующе улыбаясь. Все смотрели на него. Да, были и недовольные взгляды, но все они отличались от презрительных или оценивающих. Он сделал это. Поймал снитч. Слизерин, несмотря на осторожное отношение к юному Малфою, ликовал, и Драко в эту секунду приравнялся чуть ли не к национальному герою.

Улыбка Драко тут же погасла: Грейнджер не видела, как он эффектно выделывал кульбиты, не видела, как опасно он взмыл в воздух по горизонтальной прямой. Малфой стиснул зубы, отстранённо подумав о том, почему гриффиндорская заучка не пришла посмотреть на матч. Пусть бы она увидела, что Драко Малфой не прячется и не боится, пусть бы узрела, на что он — великий и всемогущий — способен. Но Грейнджер не было. Драко понял это, когда увидел среди гриффиндорцев всю недовольную компанию Поттера за исключением неё.

Блейз недоумевающе наблюдал за тем, как широкая улыбка сползает с лица ловца, и сам перестал радоваться победе, хотя еще секунду назад пребывал в эйфории. Проследив за взглядом Малфоя, Забини наткнулся на трибуны Гриффиндора. Поморщившись, юноша подумал, что Драко испытывал отвращение к присутствующим здесь Поттеру и его друзьям.

— Спускайся, герой! — заливисто крикнул Блейз, пролетая мимо Драко. — Мы просто обязаны отметить это!

Когда вся команда под громкие овации удалилась в шатер, Малфой тут же оказался нарасхват: все члены команды, кроме Энтони, крепко и с нескрываемым уважением пожали Драко руку, попутно поздравляя. Потом внутрь начали прибывать другие гомонящие слизеринцы, и отовсюду сыпались многочисленные похвалы и радостные выкрики.

— Теперь-то мы надерем задницу гриффиндорцам!

— Вы видели их лица? Да они даже моргнуть не успели, а снитч был уже у нас!

— Очевидно, они побоятся сразиться с нами и просто признают победителями в следующем раунде!

Предстояла финальная игра с гриффиндорской командой. Матч между ней и командой Пуффендуя должен был состояться уже завтра, но даже слизеринцам было ясно, за кем будет победа. Змеиный факультет мог ненавидеть, презирать, надсмехаться, но силы противника он всегда оценивал трезво.

— Ну что, пьянка? — захохотал кто-то из команды, и все поддерживающе заулюлюкали.

Малфой, натянув дежурную улыбку, кивал головой и смотрел то на Блейза, болтающего о том, будто «он знал, что так будет», то на Пэнси, повисшую на его плече, то на Теодора, молча стоящего в стороне, но не скрывающего удовлетворенной улыбки. Несмотря на приподнятое настроение, Драко ясно ощущал, что ему как будто чего-то не хватает. В толпе он искал большие карие глаза, хотя прекрасно знал, что тут их быть никак не может. Мотнув головой, он приказал себе обратить больше внимания на самовосхваление, а не на возмутительное отсутствие Грейнджер. И как она могла пропустить такой великолепный триумф? Воистину, идиотка.

Это же она верила в него.

***

После матча почти все студенты, сплотившись в небольшие компании, направились в Хогсмид. В большинстве своем это были слизеринцы, ведь им было, что праздновать, но выходные давали повод для всеобщего развлечения.

— Пойдешь в этом? — Джинни скривила губы, осматривая Гермиону с ног до головы. В джинсах и черной толстовке она выглядела как минимум траурно на фоне изящно одевшейся подруги. Легкое платье нежно-фиолетового цвета красиво развевалось на ладной фигурке Уизли, а слегка подкрученные волосы делали её вид абсолютно очаровательным. Гермиона поймала себя на мысли о том, что прекрасно понимала, почему Гарри был без ума от своей девушки.

— У меня почти ничего нет, — Гермиона пожала плечами. — Половину вещей растеряла, пока странствовала, а половина исчезла вместе с воспоминаниями моих родителей.

— Послушай, нам нужно просто хорошенько порыться в моих чемоданах! — с энтузиазмом откликнулась Джинни, пытаясь не заострять внимание подруги на болезненных воспоминаниях.

— Я не стану надевать платье. Мне не для кого наряжаться, — раздраженно фыркнув, Гермиона подошла к зеркалу и поправила волосы. Недовольно окинув себя взглядом, она поняла, что выглядела действительно невзрачно.

— Разве я заставляю? Просто оденься прилично, — буркнула Джинни и принялась выкидывать вещи на кровать, недовольно морща лоб.

— Хорошо, — Гермиона подумала, что помощь подруги будет весьма кстати, и поэтому решила не протестовать, а сделать все, чтобы экзекуция не затянулась надолго. — Это выглядит, ммм… неплохо, — она нетерпеливо улыбнулась, наугад ткнув в кучу одежды пальцем.

— Да, и весьма сексуально, — одобрила выбор Джинни и, радостно хлопнув в ладоши, продолжила:

— Примерь. С джинсами будет смотреться неплохо.

— Ох, я не рассмотрела… — Гермиона протестующе вытянула руки, увидев то, что выбранная ею темно-бордовая блузка крепилась на резинке, оголяя плечи. — Кажется, на улице холодновато для таких нарядов.

Джинни, одетая в легкий сарафан, смерила подругу скептическим и раздраженным взглядом.

— Гермиона Грейнджер! — с напускной злостью проревела Уизли и всучила блузку в вяло протянутые руки волшебницы. — Живо переодеваться!

Через час компания, состоящая из полыхающей прелестью Джинни, восхищенного Гарри, смущенного Рона и злой, словно черт, Гермионы находилась в перестроенном после войны баре «Три метлы». Здесь стало куда уютнее и просторнее. Столы находились в небольших нишах с закрепленными по бокам занавесками, обеспечивающими посетителям некоторую уединенность. Гермиона, увлекшись обстановкой, почти забыла, как не нравится ей собственный наряд, оголяющий ключицы и чересчур светлую кожу груди. Рон глазел на бывшую девушку на протяжении всего пути к Хогсмиду, хотя и старался оставаться незамеченным. Это льстило и раздражало одновременно.

Заняв столик, друзья сразу же заказали старого доброго сливочного пива и кое-какие десерты. Напряжение удачно развенчивала Джинни, постоянно болтая о какой-то ерунде и смешно шутя. Гермиона была счастлива, наблюдая за развеселившимся Гарри и Роном. Она ощущала позабытое отчего-то тепло их крепкой дружбы и искренне улыбалась.

— Может, закажем чего-нибудь покрепче? — заговорчески прошептала Джинни, озорно поглядывая на Гарри.

— А это неплохая идея, — тут же поддержал Рон, но, встретившись с осуждающим прищуром Гермионы, потупил взгляд и замолк.

— И правда, — Гарри добродушно улыбнулся. — В конце концов, мы уже не дети.

Противостоять мягкому и просящему тону друга Гермиона не могла, и поэтому вскоре, насмешливо улыбаясь, подняла руки в знак капитуляции. Отыскав в меню странный напиток под названием «Шипящий ром», друзья тут же сделали заказ, в предвкушении перешептываясь так, словно совершили какую-то непростительную шалость. Гермиона наблюдала за ними со снисходительной улыбкой, хотя в глубине души не одобряла ни выпивки, ни того азарта, который зажегся в глазах Рона.

Громкий хохот помешал их беседе. В заведение, переговариваясь почти ором, ввалилась группа слизеринцев во главе с Драко Малфоем. Гермиона поёжилась и вжалась в спинку дивана так сильно, будто могла в нем раствориться. Ей отчаянно не хотелось сталкиваться с Малфоем сейчас, в таком прекрасном расположении духа и таком непривычном наряде. К счастью, он прошел мимо и, придерживая Паркинсон за талию, скрылся где-то в зале.

Гарри и Рон проводили их презрительными взглядами, но Джинни тут же завела разговор про планы на каникулы, и друзья быстро влились в беседу. Гермиона же так и не смогла расслабиться. Она почти кожей ощущала присутствие Малфоя, и ей начало казаться, что кольцо на её пальце нагрелось и вот-вот готово вспыхнуть магией. В голову заползли воспоминания о прошедших днях, когда она старательно избегала встреч с Драко и с этой целью пару раз пропускала ужин и малозначительные общие занятия. Гермиона так и не сумела объяснить себе собственное поведение той злополучной ночью: она же почти поцеловала Малфоя! И прикасаться к нему оказалось не так противно, как обычно. Гермиона втолковывала себе, что все это — действия чар, но сознание упрямо задавало ей один и тот же вопрос:

«Почему, Грейнджер, ты продолжаешь думать об этом и взволнованно кусать губы?»

Конечно, о симпатии к Драко Малфою не могло идти и речи, но с чарами определенно нужно было что-то делать. Грейнджер пугалась своих собственных эмоций, и того, что ей стоило ожидать в будущем, но решение проблемы проваливалось в чертов замкнутый круг:

чтобы справиться с чарами, было необходимо сплотиться с Драко и действовать, но Гермиона уже несколько дней упрямо избегала его, обрекая себя на бессмысленные самоугрызения.

— Что собираетесь делать после выпуска? — нервно улыбнувшись, задала вопрос Джинни и заговорчески переглянулась с Гарри.

— Буду заниматься квиддичем. Я уже говорил с участниками «Гарпий», и они готовы принять меня после того, как я закончу обучение, — гордо выпалил Рон, пригубляя из кружки только что принесенный напиток.

— Думаю, поступлю в Академию Высшей Магии, — неуверенно пожав плечами, Гермиона смущенно улыбнулась.

— Это же прекрасно! — Джинни нетерпеливо облизнула губы. Казалось, её совсем не интересовали планы друзей, а с языка рвалось что-то неожиданное и впечатляющее. Гермиона глубоко вдохнула, предвкушая ошеломительную новость, и поерзала на месте, заметив напряженное выражение лица Рона. Гарри заулыбался, беря девушку за руку и смущенно пряча взгляд от сидящих напротив друзей.

— Ну, я и Гарри… — Джинни, хихикнув, вытянула перед собой руку с блестящим на безымянном пальце кольцом. — Осенью.

Челюсть Рона наверняка стукнулась о стол, но Гермиона не слышала ничего кроме своего бешено бьющегося сердца. Она была так сильно удивлена и обрадована неожиданной новостью, что не могла сказать ничего вразумительного. Наконец, справившись с ошеломлением, Гермиона протянула руку и крепко сжала в ней пальцы подруги. Джинни ответила благодарным взглядом, а потом тревожно посмотрела на замершего в шоке Рона.

— Мы очень рады за вас, — опередила Гермиона возмущенный возглас Уизли, тяжело опустивладонь на его плечо. — Но было бы лучше, если бы вы подготовили к этой новости Рональда.

— Мы еще поговорим, — Гарри усиленно закивал, осторожно поглядывая на друга. Рон, замолчав, тут же опрокинул в себя всю кружку «Шипящего рома» и поморщился.

Вдруг свет в заведении почти полностью погас, заиграла мелодичная протяжная музыка. Взглянув в окно, Гермиона поняла, что вечер уже накрыл небо темным покрывалом, и потому засуетилась. Ей хотелось попасть в Хогвартс до темноты.

— О, Гарри! Это моя любимая песня! — восхищенно воскликнула Джинни и схватила его за рукав. — Мы просто обязаны потанцевать!

— Конечно, — Гарри с готовностью кивнул, поднимаясь из-за стола и предлагая девушке руку. Она, игриво улыбнувшись, тут же приняла её, и вскоре пара растворилась в столпотворении танцевальной зоны. Люди все прибывали в центр зала, и за столами вскоре стало совсем пусто. Гермиона с надеждой посмотрела на Рона, но он вряд ли был готов к танцам или другим увеселениям. Лицо осунулось, брови поползли к переносице, а взгляд уткнулся в никуда. Грейнджер удивленно хмыкнула: никто не ожидал, что новость о помолвке сестры и друга настолько выбьет его из колеи.

— Герм, — позвал он, и Гермиона быстро подняла на него просиявший надеждой взгляд. — Я пойду к барной стойке и выпью чего-нибудь еще.

Рассеянно кивнув, Грейнджер проводила друга разочарованным взглядом. Хотелось ли ей, чтобы он пригласил её на танец? Да, определенно. Она понимала, что их отношения весьма напряжены, но искренне надеялась на то, что Рональд хотя бы сейчас проявит твердость духа и возьмет все в свои руки. Но Уизли, так и не предприняв никаких попыток к сближению, спешно удалился, оставив её в растерянности и одиночестве. Горько усмехнувшись, Гермиона отпила немного крепкого рома и поморщилась: вкус был слишком резким и слишком отвратительным. Но в надежде на желаемое расслабление волшебница задержала дыхание и осилила еще несколько глотков.

— Какие люди, Грейнджер! Я уж думал, ты без вести пропала…

Гермиона даже не заметила, как на диван рядом с ней небрежно опустился Малфой собственной персоной. От него несло крепким спиртным, и она интуитивно отодвинулась, упираясь боком в подлокотник неширокого дивана. Гермиона мельком огляделась, но вскоре поняла, что бежать было некуда: чтобы выйти из-за стола, необходимо было, чтобы Малфой выпустил её, а он не стал бы этого делать из банальной вредности.

— Здравствуй, — пытаясь сохранить спокойствие, Гермиона еще раз пригубила из кружки, но тут же чуть не захлебнулась: Малфой бесцеремонно вырвал напиток прямо у неё из рук.

— Что это? — брезгливо понюхав содержимое, Драко поставил его на стол подальше от возмущенной гриффиндорки. — Напиваешься дешевым алкоголем? Как это ожидаемо.

Между ними повисло едва различимое напряжение. Гермиона прятала глаза, а Драко внимательно наблюдал за её поведением. Казалось, в последний раз они виделись так давно, что успели забыть, насколько сильно ненавидят друг друга.

— Не была на матче? — так и не услышав ответа на свой выпад, спокойно спросил Малфой, пальцами постукивая по деревянному столу. Легкое чувство опьянения, подаренное ему хорошо выдержанным вином, посылало в голову особенно четкие образы роковой ночи. Драко было интересно, придавала ли Грейнджер произошедшему столько же значения, сколько и он сам.

— Что мне там делать? — фыркнула Гермиона, поворачиваясь к нему всем корпусом. — Я занималась более полезными вещами.

— Упивалась в одиночестве собственной ничтожностью? — тут же усмехнулся Драко. На лице Грейнджер проскользнуло недовольство, и это было воистину великолепно. Малфой довольно улыбнулся: как давно он не поддевал её!

— Если собираешься снова говорить бессмысленные вещи, просто уходи. Это не твое место, — сдерживая гнев, пробормотала Гермиона.

— А чьё? Недоумка Уизли? Я видел, как он надирается за барной стойкой, — оскалился Драко. — Что произошло? Неужели ты отказалась подарить ему свою жалкую невинность? Какое горе! Но ведь у него всегда есть запасной вариант: Браун тоже здесь и уже обнаружила твоего драгоценного дружка. Лучше им найти местечко поукромнее, а то эта девица любит визжать, — доверительным шепотом произнес он и едва успел отклониться от дернувшейся в его сторону руки Грейнджер. Малфой не совсем понимал, что и зачем говорит. Слова сами соскальзывали с языка, и ему оставалось только поражаться своему умению импровизировать с такой легкостью.

— Ну все, — Гермиона сердито выдохнула и, пододвинувшись ближе, замерла в ожидании. — Выпусти меня, Малфой. Я уйду сама.

— Разве я тебе мешаю? — наигранно возмутился Драко, поднимая обе руки в обезоруженном жесте.

— Ты прекрасно знаешь, что я не смогу беспрепятственно выйти отсюда! — с нажимом произнесла Гермиона и осторожно ткнула его в плечо, побуждая к действию. Драко возмущенно зашипел, и она испуганно втянула голову в плечи.

— Я не собираюсь и пальцем шевелить ради какой-то там гриффиндорской заучки. Перелезай, Грейнджер, — хитро сверкнув глазами, Драко в показном безразличии расслабленно откинулся на спинку дивана. Бессильная злость, трепещущая вместе с ресницами Гермионы, веселила его. За весь вечер Малфой впервые почувствовал себя так легко и беззаботно.

— Мерзавец, — прошептала Гермиона и, схватив с сиденья сумочку, решительно приподнялась и занесла ногу, чтобы все-таки перелезть через развалившегося на диване Драко и покинуть это место. Грейнджер оперлась коленом о сиденье и на несколько секунд зависла над ним, щекоча кожу щек растрепавшимися кудрями, и Малфой резко надавил ладонью на её поясницу, тут же обрушивая на свои колени. Гермиона возмущенно ахнула, когда ладонь Драко обжигала спину.

— Упс, — Малфой негромко рассмеялся и обхватил талию Грейнджер обеими ладонями так крепко, что она не смогла встать, когда попыталась.

— Что ты творишь?! Это не смешно! А вдруг кто-то увидит? — остервенело впившись пальцами в его плечи, запаниковала Гермиона. Сердце, отчаянно трепыхающееся где-то в горле, не давало спокойно вдохнуть.

— Всегда можно сделать вот так, — лениво цокнув языком, Малфой выхватил свою палочку и взмахнул ей. Занавески, крепящиеся по бокам ниши, тут же захлопнулись, закрывая происходящее от чужого взгляда. Внутри стало почти темно, и Гермиона застыла в растерянности.

— Зачем ты это делаешь? — прошептала она, сильнее сжимая пальцами плечи Малфоя.

— Забыла? Мне нравится выводить тебя из себя, — лукаво улыбнулся Драко и снова сдавил её талию ладонями, чувствуя, что она снова пытается подняться.

— Какие безнадежно скучные способы. Я не очень-то страдаю, Малфой. Мне даже почти удобно. Если бы еще ноги не затекали, было бы совсем прекрасно, — нахально выдохнула она ему в лицо и показательно расслабилась. Гермиона знала, что перед Малфоем было необходимо держать удар, иначе он мог издеваться над ней веки вечные.

— Конечно! То-то ты вся дрожишь.

И это было истинной правдой. Гермиону колотила мелкая дрожь, демонстрирующая её волнение, и это распаляло и взволновывало воображение Драко, хотя он себе в этом не признавался.

— Я просто замерзла, — попыталась оправдаться она, наблюдая за его тускло горящим взглядом. Малфой следил за каждым движением, практически считал вдохи. Его бледное лицо прекрасно гармонировало с полутьмой.

— Неудивительно, — он хмыкнул, не отрывая взгляда от её широко распахнутых глаз. — Милый наряд. Для меня старалась? — Драко не мог не заметить, что сегодня Грейнджер выглядит иначе. Для себя он решил, что это была одна из причин, по которой он решил подойти к ней.

— Не льсти себе, — она скривила губы, опуская взгляд на собственную одежду, а потом густо покраснела. Драко ликующе усмехнулся. — Это Джинни заставила меня.

— Младшая Уизли, очевидно, получила вкус вместо всех своих родственничков, — заметил Драко, одобряюще проходясь взглядом по открытым плечам, а потом испуганно замер: они что, нормально разговаривали?

— Отпусти, Малфой, — Гермиона тоже была в ужасе. Она проклинала себя за то, что ей не были неприятны его прикосновения. Внутри поселилось странное чувство уюта, которое она последний раз ощущала когда-то очень давно рядом с Роном.

— Значит, не видела матч? — тихо спросил Малфой и пальцами подцепил серебряную цепочку со снитчем на шее Гермионы.

— Видела, — сдалась она.

— Впечатлена? Теперь понимаешь, что гриффиндорцам не выиграть? — он надменно вскинул брови, перетирая тонкое украшение между пальцев.

— Как твоя рука? Я видела столкновение с бладжером, — Гермиона даже не обратила внимания на раздражающий тон и слова. Её мысли метнулись к случаю в хижине, и сердце подозрительно заныло.

Все внутри Драко, возведенное усердным трудом и уговорами ненавидеть Грейнджер еще больше после случившегося, рухнуло, сопровождаясь оглушительным грохотом сердца. Грейнджер смотрела на левое предплечье, скрытое рукавом черной рубашки. Её волновала не слава, не пойманный снитч, не восхитительный победный рывок, а травма. Кажется, за сегодняшний день никто так и не спросил его об ударе.

— Ты же сходил в лазарет, чтобы раны обработали и перебинтовали заново? — Гермиона, совершенно забыв, в каком положении и с кем находится, осторожно отцепила руку Малфоя от своей талии и расстегнула пуговицы на запястье, чтобы задрать рукав и осмотреть место ранения. Широкий бинт был полностью окрашен в бордовый. — Мерлин!

— Грейнджер, — Малфой поспешно одернул рукав, попутно осознавая, что стыдится укоряющего тона волшебницы. — Это не твое дело!

— Моё! — с жаром воскликнула она, неосознанно приближаясь. — Это я нашла тебя той ночью, и именно я применила замораживающее заклятье, чтобы ты не умер от потери крови! Если с тобой что-то случится, это будет на моей совести, Малфой! Я принудила мадам Помфри ко лжи и выгородила тебя перед Макгонагалл. Так почему ты не можешь хоть немного позаботиться о себе? — сердилась Гермиона, попутно усиленно жестикулируя и ерзая на коленках Малфоя. Он слабо улыбался, наблюдая за её раскрасневшимся от гнева лицом.

— Тише, Грейнджер, — он прижал палец к губам и дождался, пока она успокоится. — Вот, — и достал из внутреннего кармана мантии золотой мяч, поднимая его на уровень глаз Гермионы.

— Сегодняшний снитч? — она заинтересованно приподняла брови и протянула руку, чтобы взять мяч. Пальцы нечаянно соприкоснулись с холодной кожей Драко, и она вздрогнула, ощущая, как по телу проходит волна умопомрачительного тепла.

— Первое, чего я добился после всего дерьма, что со мной произошло. Возьми, — хрипло прошептал Драко, хищно впившись взглядом в рассеянное лицо гриффиндорки.

— Зачем он мне? — фыркнула Гермиона и попыталась подняться. Жар приливал к плечам и шее. Казалось, она почти ощущала разглядывания Малфоя.

— Будешь молиться на него по ночам, — Драко снова остановил её побег одним уверенным движением. — Сиди, Грейнджер. Я ещё не закончил.

Пальцами подхватив тонкую цепочку, подаренную Уизли, Малфой рванул её на себя. Звенья обессиленно разогнулись, и в следующее мгновение цепочка вместе с подвеской была сброшена на стол. Гермиона вскрикнула, но Драко уже взмахнул палочкой, и снитч на его ладони начал стремительно уменьшаться. Когда он стал размером с бусину, Малфой совершил еще несколько движений палочкой, и вытянутые в стороны золотые крылышки начали удлинняться, преобразовываясь в тончайшую изящную цепочку. Украшение медленно опустилось на шею замеревшей в удивлении гриффиндорки, а потом замкнулось, едва заметно вспыхнув волшебством.

— Чего-то не хватает, — недовольно пробормотал Малфой, словно не замечая той неловкости, которая буквально наэлектризовала воздух между ними. Вскинув правую руку с изящными часами, подаренными ему когда-то отцом, Драко хмыкнул и шепнул какое-то заклинание. Направляемые палочкой, мелкие драгоценные камни перекочевали с оправы часов на уменьшившийся снитч. — Вот так.

— Мерлин, зачем? — Гермиона недоумевающе смотрела на Драко, непомерно довольного собой. Но сам он вряд ли ожидал такой реакции: обычно, когда Малфой дарил девушкам украшения, они визжали и бросались ему на шею с объятиями, однако в глазах Грейнджер был только испуг.

— Это твой ошейник, — он обнажил клыки в зловещей улыбке и, снова поддев цепочку пальцами, потянул её на себя, привлекая Гермиону ближе. — А если будешь и дальше бегать от меня, придется наколдовать еще и поводок. Все ясно, Грейнджер? — и, поддавшись наваждению, провел кончиком носа по её щеке.

— Что ты… — Гермиона вцепилась в плечи слизеринца, обессиленно выдыхая. Ноги ослабли, как и все тело в целом. Хотелось облокотиться на Малфоя, прижаться к нему и расслабиться до конца. Кольцо довольно мерцало. — Это все чары… Малфой! Приди в себя!

Поморщившись, Драко еще раз сдавил хрупкую талию пальцами, но все-таки отстранился. Сквозь помутненный взгляд растрепанная и взволнованная Грейнджер казалась еще более раздражающей, и от того желанной.

— Отпусти, — снова шепотом попросила она, ладонями накрыв руки Малфоя.

— Что мне за это будет? — он криво усмехнулся, но разум вопил о том, что пора прекращать эти игры, иначе чары могли спутать его мысли и заставить делать странные вещи.

— Сохраненная жизнь, — прошипела Гермиона.

— Как опасно, — он вскинул брови, еще раз окидывая обнаженные плечи и ключицы жадным взглядом. Пальцы ослабли и скользнули на бедра. Грейнджер тяжело дышала. Её разум ожидаемо тяжелел, а тело наливалось сладкой ломотой. — Я больше не держу, Грейнджер. Уходи.

— Мерлин, за что мне все это? — простонала Гермиона и, собрав волю в кулак, скинула с себя руки Малфоя, замечая, как невероятно трепетно их пальцы цепляются друг за друга. Острые молнии ударяли в сердце одна за другой. — Не надо, Драко, — умоляюще прошептала она. — Нам нужно избавиться от чар.

— Драко? — он насмешливо приподнял брови. — С каких пор мы настолько близки?

— Мы не близки, мы вынужденно связаны, — огрызнулась Гермиона. Ей надоело быть игрушкой в его руках. Изнывая от необычных ощущений, она наконец дернулась и поднялась с его колен, тут же обессиленно опускаясь на диван рядом. Переведя дыхание, Гермиона последний раз взглянула на Малфоя. Тот смотрел на неё так напряженно, как будто был готов напасть в любой момент. Решив не искушать судьбу, Гермиона поднялась на ноги и приготовилась бежать. — Не забудь сходить в лазарет, — напомнила она. — И нужно что-то делать с чарами. Это невыносимо.

Гермиона в спешке покинула «Три метлы», даже не сообщив друзьям о своем уходе. Все внутри жгло от желания убежать от Малфоя как можно дальше, а потом запереться в комнате и наконец отключиться, стирая сном все воспоминания о сегодняшнем дне.

========== 9. Обломки внутренних барьеров ==========

и мрак ночи клубится в крови,

и вражда полыхает в глазах,

и влечение страстной любви

утопает в жестоких словах.

Пэнси была ужасно напугана. Внезапно вырвавшийся откуда-то Драко подобно урагану пронесся мимо неё, схватив за руку. Танцпол со слегка пьяным Блейзом остался далеко позади. Впереди виднелась укромная подсобка «Трех метел». Малфой ни разу не обернулся, пока с усилием тащил её за собой, но в голову Паркинсон даже не приходила мысль о побеге.

— Пэнс, сегодня ты такая горячая… — втолкнув её в подсобку, Драко захлопнул дверь и остановился, привыкая к темноте в помещении.

— Что случилось? — спросила девушка слегка дрожащим голосом.

Вместо ответа Драко шагнул к растерявшейся волшебнице, и, найдя в темноте её бёдра, цепко ухватился за них и дернул Пэнси на себя. Он знал, что слизеринка не откажет ему, ведь было ясно, что она просто сходила с ума по несбыточной мечте об их отношениях. И, хоть «долго и счастливо» с Паркинсон не входило в малочисленные жизненные планы Малфоя, воспользоваться её чувствами именно сейчас было просто необходимо.

Но даже здесь, вблизи горячего стройного тела податливой слизеринки, Драко не переставал думать о той приятной тяжести на собственных коленях, когда Грейнджер была так близко. Словно крошечная птичка, пойманная в жестокий капкан, она вся трепетала и испуганно пищала, пытаясь не выдать своего ужаса. Драко тоже был напуган. В первую очередь тем, что он сам приставал к гриффиндорке, и во вторую — что она не пыталась противиться слишком сильно. В конце концов, юноша пришел к выводу, что Грейнджер вырывалась только для вида. Как будто они принимали участие в какой-то постановке и были обязаны хоть неохотно, но соблюдать собственные роли. Актер из Малфоя был плохой, из Гермионы — и того хуже. Но больше всего бесило то, что всегда, начиная с первого курса, эта гриффиндорская зазнайка выводила его из себя, а потом убегала и оставляла наедине с бунтующими эмоциями. Раньше это были гнев и отвращение, теперь — влечение и нездоровое возбуждение.

— Здесь? — неуверенно пробормотала Пэнси, тем не менее опуская руки на шею Драко. Хоть она и слыла довольно развязной девицей, опыт Паркинсон имела довольно ничтожный. В большей степени популярность роковой женщины ей придали те несколько месяцев, в течение которых она встречалась с Малфоем. После расставания со слизеринцем были еще несколько парней, но Пэнси не заходила с ними дальше поцелуев и нелепых облапываний. Её откровенно бесил каждый, кто был не похож на Драко хоть немного, и потому отношения обычно не затягивались. Пэнси просто преодолевала волны накатывающего одиночества, а потом снова вдыхала полной грудью, отчасти понимая, что причиной страданий является неугасшая привязанность к Малфою. И девушка по-настоящему страдала, потому что до сих пор не знала в жизни проблем серьезнее, чем выбор гардероба.

— А что? — Малфой хмыкнул, сжимая талию Паркинсон пальцами. — Не хочешь?

— Обижаешь, — хмыкнула она и царапнула длинными ноготками шею юноши. Малфой шумно вдохнул и притянул слизеринку ближе. Его губы суматошно прошлись вдоль шеи Пэнси, вызвав у той сладкий вздох. Драко поморщился. Девушка оказалась слишком податливой. Не было даже шанса для будоражащего подавления. Кожа Паркинсон была упругой и мягкой, но недостаточно шелковистой, талия — подтянутой и очень изящной, но недостаточно хрупкой. Жесткие и идеально прямые волосы девушки, в которые грубо запускал пальцы Малфой, пахли резкими дорогими духами. Все было не так. Пэнси была не той.

— Нет, — Малфой, ощутив горячее дыхание на губах, резко отстранился и замер, пальцами продолжая сжимать запястье и волосы Паркинсон. Он считал, что Пэнси красива и изумительно подходит для ласк и успешного удовлетворения в целом, но что-то было не так. Мерзкие цепи, сковавшие сердце в тот момент, когда он принялся суматошно шарить ладонями по её телу, пытаясь уловить остатки желанных видений, сейчас сдавили легкие, не позволяя вдохнуть.

— Что это? — Пэнси испуганно вздрогнула, увидев мерцающий в темноте камень фамильного кольца. Малфой заметил это значительно позже и, отчаянно выругавшись, отдернул руку от Паркинсон и метнулся к двери, в темноте врезавшись лбом в косяк. Казалось, будто это чары забавлялись с ним. Давление внутри прекратилось, но вот в узких черных брюках — нет.

Отперев дверь взмахом палочки, Малфой вылетел из подсобки и тенью проскользнул к выходу, кутаясь в мантию. К счастью, этого позорного побега никто не видел, ведь все в зале были заняты умопомрачительными танцами. Уже покидая «Три метлы», Драко заметил Уизли, вжавшего в стенку неестественно извивающуюся Браун. Скривив губы в отвращении, слизеринец так хлопнул дверью, что вибрация стен отвлекла лобызающуюся парочку. Пару раз недоумевающе хлопнув ресницами, Лаванда снова набросилась на Рона, грудью вжимаясь в торс юноши.

«Мерзкие, мерзкие чары…» — думал Драко, торопливым шагом направляясь в Хогвартс. Ему хотелось поскорее оказаться под холодным душем. До ванной старост добираться не хотелось, поэтому Малфой, скинув верхнюю одежду в комнате, проследовал к душевым Слизерина. Помещение ожидаемо пустовало: все ещё праздновали победу. Холодные струи воды обрушились на взлохмаченные светлые волосы, и Драко запрокинул голову, чувствуя, как жар понемногу спадает. В воображении снова вспыхнули затравленные глаза гриффиндорки и её сердитое выражение лица. Сначала Драко усмехнулся, заново представив сдвинутые на переносице брови, а потом возмутительные покусанные губы Грейнджер затмили все, что могло веселить до этого момента. Интересно, что она чувствовала, когда Уизли… прикасался к ней? Когда Драко видел их поцелуй воочию, он ничего не чувствовал. Будто обернутый толстой пленкой, юноша не мог пошевелиться или даже подумать, как он относится к такому проявлению чувств. Он просто наблюдал — словно бесстрастный зритель, словно ребенок, первый раз изучающий окружающий мир. Драко ничего не чувствовал, потому что не хотел, и это было прекрасно. Ощущения все осложняли. Малфой умело скрывался даже от себя самого, выстроив некий эмоциональный барьер.

Но та ночь, когда он узнал о побеге отца, будто что-то вскрыла в нем. Из-за криков боли стена, сдерживающая внешние, чужие эмоции, треснула и развалилась, похоронив под обломками самообладание. С другой стороны, после этой ночи Драко словно облили свежей ледяной водой, пахнущей морозной кристалльностью, а мир стал в разы ярче и импульсивнее. Все вокруг налилось жизнью и эмоциями. В то утро Малфой вдохнул и впервые за последние месяцы понял, что ему это нужно. Во всем была виновата чертова Грейнджер, бьющая наотмашь своим участливым взглядом и нелепыми словами. Драко не знал, почему поддался ей и так просто угодил в ловушку, которой так предусмотрительно сторонился. Боль, окружающая слизеринца плотным куполом, только и ждала, пока в непробиваемой стене безразличия и цинизма появится малая брешь. Грейнджер же буквально взорвала к чертям всю невозмутимость Драко, и от этого он страдал, как никогда раньше.

Как она посмела протянуть к нему свои мерзкие теплые руки? Как она только додумалась губами — грязными губами, которые осквернил Уизли — касаться его омертвевшей от холода кожи? А это дыхание, пахнущее пряностями того дешевого алкоголя! Почему это она напивалась такой гадостью? Хорошо, что удалось вырвать кружку из её рук… И потом, после всего, что сотворила с ним, она просто оттолкнула и запретила ему не играть установленную роль. Это было чертовски правильно, прямо в чопорном стиле Грейнджер. Правильно и логично. Но Малфой был недоволен, потому что последствием этой правильности было жгучее желание. Драко не знал, что с ним делать и куда девать. Он бы с радостью отдал его Грейнджер — но нет! Она убежала, снова оставив его погибать под давлением слишком живых ощущений. Правильно. Это она была во всем виновата. Для того, чтобы избавиться от такого неправильного напряжения, стоило для начала перестать думать об этой заучке.

Весь продрогший, но с восстановившимся дыханием, юноша выбрался из душа. Жар тела и напряжение внизу живота мало-помалу унялись. Едва дойдя обратно до комнаты, Драко рухнул на кровать и небрежно накинул на себя покрывало. Хотелось провалиться под землю, но слизеринец просто заснул.

***

Гермиона влетела в свою комнату, захлопнув дверь с оглушающим треском. Кинув сумочку на пол, девушка, почти не отходя от порога, принялась стягивать с себя проклятую блузку, но та, как назло, зацепилась пуговицей за волосы. Еще секунду яростно подергавшись, Гермиона поняла, что злостью ничего не добьется, и, устало застонав, подошла к кровати и обреченно опустилась на неё. Прохладный металл новой подвески жег кожу, и гриффиндорка осторожно взяла его в руки. Снитч переливался кристальными вкраплениями. Подвеска была действительно красивой, но в ней был один большой недостаток: украшение принадлежало руке Малфоя. С какой стати ему было делать такой странный подарок? Резко потянув цепочку в намерении разорвать, Гермиона остановилась, вспомнив о том, что сказал Малфой.

«Первое, чего я добился после всего дерьма, что со мной произошло…»

Рука дрогнула, и цепочка снова опустилась на ключицы. Гермиона была зла на Малфоя и на себя. Неужели он знал, что избавиться от этого украшения будет выше её сил?

Сегодня ей не удавалось прочитать эмоции в его глазах, но не по той причине, что прежде. Обычно в радужках слизеринца кружила пустота; ни единая эмоция не выражала себя во взгляде. Но сегодня под распахнутыми навстречу ей ресницами клубилась настоящая буря, гремучая смесь, опасный яд. Драко пронзал и ранил гриффиндорку битым хрусталем своих глаз, и из ран сочились эмоции, которых никогда не должно было быть. Гермиона подняла ладони на уровень лица. Именно этими пальцами она двадцать минут назад сжимала твердые плечи юноши. Бока болели от цепкой хватки Малфоя. Казалось, на коже остались синяки. Все тело дрожало, щеки горели. Хотелось засунуть голову в Северный Ледовитый океан.

Вот они совсем близко, щеки касается прохладный кончик носа, дыхание трепещет на подбородке, выбивая из-под ног земное притяжение. Так хорошо и спокойно, но в то же время горячо и желанно. Низкий шепот ласкает мочку уха, и это в сто раз хуже, чем прикосновения. Хочется податься навстречу этим адским тискам, умереть, чтобы наверняка с наслаждением воскреснуть. Отдать все, что есть, и забрать в обмен чуть больше. Услышать стон…

Гермиона вздрогнула, когда собственная рука скользнула по бедру. Испуг прострелил сердце и разум. Вскочив на ноги, гриффиндорка принялась усиленно маршировать по комнате, с ужасом осознавая, что только что фантазировала о Драко, черт побери, Люциусе Малфое. Пожирателе. Негодяе. И, наверняка, невероятном любовнике.

Она громко и с чувством выругалась, ударяя себя по пылающим щекам. Кольцо сверкало и переливалось. Стиснув зубы, Гермиона в порыве злости ударила камнем кольца о стену, а потом испуганно осмотрела украшение. Повреждение магического артефакта было чревато негативными последствиями. И как лучшая в своем выпуске Грейнджер могла забыть об этом? К счастью (или несчастью), кольцо было цело, но обиженно погасло. Понемногу жар начал отступать, и Гермиона недоверчиво прислушалась к своим мыслям. Образ изящных пальцев и тонких губ, искривленных в надменной улыбке, начал постепенно растворяться.

Без резких движений, будто боясь пробудить чары, Гермиона все-таки справилась с блузкой и брезгливо скинула её на кровать. Оставшись в одном белье, девушка скользнула под одеяло и крепко зажмурилась. Целенаправленно размышляя о домашнем задании по нумерологии, гриффиндорка забылась тревожным сном.

***

— Тебе не кажется, Нотт, что ты берешь на себя слишком много? — Драко откинул письмо матери в сторону и покосился на старосту школы, сидящего напротив. В гостиной Слизерина замерло время. Некоторые младшекурсники тут же собрали свои вещи и поспешно ретировались, оставляя больше пространства для гнева печально известного всей школе Малфоя.

— О чем ты? — не отрываясь от разворота «Пророка» ответил юноша, растягивая губы в понимающей улыбке.

— Миссис Малфой выражает тебе огромную благодарность за присланного в Мэнор фамильного целителя Ноттов, — передразнивая официальный тон, откликнулся Драко и сжал пальцами подлокотники. Его взгляд мог прожечь в Теодоре огромную дыру.

— Не стоит, — Нотт отложил газету в сторону и сцепил пальцы в замок, ответив на ястребиный взгляд Малфоя спокойным и невозмутимым. — Должен же он как-то отрабатывать галлеоны, которые исправно получает каждый месяц?

— Мне не нужны подачки и жалкое сочувствие. Я в состоянии справиться со своими проблемами без чужого вмешательства.

— Да, но почему-то до сих пор не справился, — нахально перебил Нотт и поднялся с места, стараясь занять более выгодную коммуникативную позицию. — Слишком много лишних мыслей, Малфой. Здесь нет подвоха. Я просто делаю то, что в моих силах.

— Ох, прекрати! — Малфой рывком поднялся из кресла, чувствуя подавляющую позицию Нотта. — Слизеринцы ничего не делают просто так. И ты, Теодор, не исключение. Только никак не могу понять, чего же ты добиваешься!

— Пройдемся? — немного помолчав, Нотт окинул взглядом присутствующих в гостиной. Лишние уши мешали. Получив в ответ небрежный кивок, староста школы направился к двери.

Вскоре юноши достигли главного входа и вышли на улицу. Свежий воздух приятно обволакивал и успокаивал. Драко глубоко вдохнул и выдохнул, разглядывая затянутое тучами серое небо.

— Смотри, — Нотт достал из кармана сложенный в несколько раз пергамент. — Это пришло пару дней назад.

Драко недоверчиво посмотрел на Теодора, но, заметив в выражении лица слизеринца убийственную серьезность, взял послание и медленно развернул его.

«Будущее предсказано. Придет новый Лорд. И меньшинство перерастет в большинство, и белое обратится в черное. Успей занять правильную сторону, юный Нотт…»

Написанные корявым почерком строчки ввергли Драко в настоящий ужас. Он пробежался по ним глазами еще раз, будто не веря в написанное. Война закончилась, так почему её отголоски возродились так скоро?

— Кто это прислал? — напряженно стискивая пальцами пергамент, спросил Драко.

— Я не знаю. Принесла сова. Адресата не удалось определить магией — он наложил чары сокрытия, — поспешно ответил Нотт, засовывая руки в карманы и опираясь на колонну спиной. — Вот поэтому я хотел сказать, что нам нужно держаться вместе. Пожиратели не отстанут просто так. Умер Темный Лорд, но не вера в него. Стоит всегда быть начеку.

— Вот черт, — Драко смял послание в ладони и разгневанно выругался. — Но я ничего не получал!

— Думаю, это потому, что у тебя есть Метка, — неохотно заметил Нотт. Малфой с отвращением зажмурился. Вспоминать про клеймо совершенно не хотелось. — Не беспокойся. Министерство нейтрализовало остатки магии, которая действовала через Метки, и, если Пожиратели не найдут способ её восстановить, то тебе ничего не грозит.

— Если! — обреченно повторил Малфой и обеспокоенно посмотрел на заново перебинтованную руку. Он намеренно не смотрел, во что превратилось клеймо после парочки нейтрализующих заклятий, пока мадам Помфри меняла повязку.

— Послушай, — Нотт приблизился к однокурснику. — Болезнь твоей матери, побег Люциуса — это все не просто так. Мне кажется, все это дело рук Пожирателей. Они хотят оставить тебя одного.

— Зачем? — Драко покачал головой, тревожно озираясь по сторонам.

— Во-первых, ты станешь единственным владельцем всех счетов и имущества Малфоев. И во-вторых, так на тебя будет легче надавить и сломить. Когда ты один, ты безоружен. Пойми, Драко: тебе нужны союзники. Ты ничего не добьешься тем, что прячешься.

— Я не прячусь!

— Ты избегаешь всех, думая, что так будет лучше! — резко прервал Нотт.

— И это правильно! — Драко шагнул назад. — Ты же видишь, что происходит с моими близкими! Неужели непонятно? Я должен быть один.

— О, так поэтому Грейнджер бегает от тебя, словно от дементора? — Нотт скептически хмыкнул, заметив на лице Драко изумление. — Я никому ничего не расскажу, но, Малфой, посвяти меня в изумительную историю о том, как вы вляпались в связывающие чары.

— Откуда… — Драко изумленно вскинул брови.

— Понял, когда призрак рассказал про странную магическую нить, которая привела Гермиону той ночью в хижину. Если хочешь знать, каждая уважающая себя чистокровная семья двести лет назад имела в числе фамильных артефактов магические кольца. На связывающие чары была своего рода мода.

— Ты знаешь, как избавиться от этого? — Драко тут же собрался с мыслями. Он был уверен, что Нотт не станет болтать об их с Грейнджер связи направо и налево.

— Нет, но мог бы поискать выход. Если ты будешь сотрудничать, разумеется, — хитро ухмыльнувшись.

— Что ты хочешь? — сквозь зубы проговорил Малфой. Он не хотел привлекать к поискам антизаклятия кого-то ещё, но это было просто необходимо.

— Для начала, позволь помочь тебе справиться с болезнью миссис Малфой. Так мы нарушим планы Пожирателей, если это все-таки их рук дело.

— А если нет? — Драко презрительно фыркнул.

— Здоровая мать тебе совершенно не помешает.

— Думаешь, это так легко? В Мунго только развели руками, остальные целители и волшебники тоже не ответили ничего вразумительного.

— Это не потому, что болезнь миссис Малфой неизвестна для них. Скорее всего, Пожиратели спугнули всех, кто мог помочь, — Нотт бросил на Малфоя сочувствующий взгляд.

— Так значит, ты уверен в своем человеке? — Драко попытался скрыть надежду, пронизывающую его голос, но Нотт все-таки уловил её.

— Деньги перекрывают страх смерти, — Теодор, оттолкнувшись от колонны, развел руками.— Так что да, Малфой. Через месяц пригласишь меня на званый ужин в честь выздоровления своей матери.

— Какая самоуверенность, — фыркнул Драко и направился внутрь.

— В это время как никогда важно быть твердым духом. Не знаю, куда делась твоя непоколебимость, но я бы посоветовал вновь обрести её! — вслед крикнул Нотт, и Драко на пару секунд остановился. Однокурсник говорил пугающе правильные вещи. Развернувшись, Малфой только кивнул головой, рассчитывая, что Теодор поймет, насколько он ему благодарен в эту секунду. Нотт одобряюще улыбнулся.

Дождевые тучи, надвигающиеся на Хогвартс, вдруг столкнулись с сильными порывами ветра, и, не удержавшись, трусливо обратились в бегство куда-то на восток. Солнце протянуло к ветхим стенам замка свои теплые лучи.

Однако даже просветление в небе ничуть не радовало Гермиону. В башне царила по-настоящему ледяная атмосфера. Студенты зябко ежились, ощущая, как мурашки табунами бегают по их спинам. Староста школы гордо восседала в центре гостиной, честно пытаясь вникнуть в книгу по магическим артефактам. Девушка вот уже который день пыталась найти хоть какую-то зацепку, чтобы начать работу по уничтожению связывающих чар, однако все её попытки были тщетными. Вот и сейчас, когда она уже десятый раз пробегалась глазами по строчкам с описанием редких ювелирных артефактов, её мысли то и дело отвлекала непрекращающаяся болтовня Браун и Парвати. Они, не замолкая ни на минуту, болтали о завтрашней вечеринке и своих нарядах. Гермиона недоумевала, как возможно говорить про одно и то же вот уже час.

— Эй, — её окликнула Джинни, по всей видимости, не замечающая раздражения подруги.

— А ты уже выбрала то, в чем пойдешь?

— Ради бога, Джинни, — простонала Гермиона. — Если я услышу еще хоть слово про наряды, меня стошнит.

Сдавленный смешок Лаванды ударил в спину не хуже острого наконечника стрелы. Гермиона раздраженно зажмурилась. Было ясно, что Браун с какой-то стати чувствует превосходство над ней, хотя причин на это совершенно не было.

— Что и ожидалось от зубрилы, — тихо добавила Парвати, предполагая, что Гермиона её не услышит.

— К счастью, я могу похвастаться не только наличием женских признаков, но и мозгами, поэтому у меня нет необходимости выставлять все свои прелести только потому, что больше выставлять нечего, — резко отчеканила гриффиндорка, захлопывая книгу и поднимаясь с места. Джинни смотрела на неё удивленно и непонимающе. Гермиона искренне надеялась, что подруга не примет эти слова на свой счет.

— А вот я думаю, что как раз таки кроме своих мозгов ей нечем похвастаться, — все тем же псевдотихим шепотком хмыкнула Лаванда, догадавшись, что прошлый выпад был обращен к её персоне.

Гермиона не стала отвечать. Она всегда считала женские перепалки сущей глупостью. Забрав книгу, девушка решительно вышла из гостиной, намереваясь посетить библиотеку. В тишине и уединении всегда думалось лучше. Наверное, у всех здравомыслящих людей мог бы возникнуть вопрос, почему же Гермиона не направилась в библиотеку, а осталась в шумной гостиной Гриффиндора. Тем не менее, ответ был прост: волшебница не хотела оставаться в одиночестве. Когда вокруг не было ни души, в её голову, словно скрывающиеся от толпы преступники, заползали разные ненужные мысли. Под разряд ненужных попадали и размышления об отношениях с Роном. На удивление себе, Гермиона, даже имея возможность все вернуть, не хотела этого. Только сосущее чувство чего-то утраченного гложило сердце, и это постоянно выводило из себя. Рон словно исчез или испарился, и в голове прочно засело убеждение в том, что он никогда не вернется, а если это и произойдет, то все уже никогда не будет по-прежнему. Только сложнее и мучительнее. Однако главный враг чувств — здравомыслие, каждодневно на протяжении долгих часов донимал Гермиону. Она не понимала, как могла так просто разжать пальцы, отпустив Рона. Гриффиндорка признавала, что любила его, и это было настоящей правдой. Тогда почему она не металась в попытках снова возобновить отношения? Ей стоило бы подумать над качеством своей любви к Уизли, но развивать мысли в подобном русле совершенно не хотелось, потому что голова начинала раскалываться от сложных, долгих и бесплодных умозаключений. Легче не становилось.

Гермиона, погрузившись в привычно закольцованные рассуждения, миновала несколько коридоров и остановилась у прохода, ведущего к больничному крылу. Нахмурившись и прижав книгу к груди, девушка шагнула в сторону, сбиваясь с намеченного пути. Почти на интуитивном уровне она ощущала желание узнать о состоянии Малфоя. Он должен был сменить повязки сразу после матча. Вопиющая неосторожность! Гермиона злилась, вспоминая об окрасившихся кровью бинтах. К счастью, застрявшие в голове неприятные картины перебивали то странное ощущение, которое она испытала, находясь так близко со слизеринцем, в тот вечер явно перебравшим алкоголя.

Девушка ненавидела, когда пренебрегали её усилиями, а Малфой только и делал, что сводил её заслуги к нулю. Завтра должна была состояться финальная игра между факультетами Гриффиндора и Слизерина. В прошлом промежуточном матче Пуффендуй ожидаемо проиграл, так что на поле выходили два сильнейших факультета. Как ни странно, Гермиону совсем не волновал исход битвы. Война выбила из неё весь детский кичливый азарт, и квиддич стал не более, чем малозначительным соревнованием между разрозненными факультетами. Но вот состояние Малфоя заставляло волшебницу почти каждый час задумываться над тем, как будет складываться игра. Он ранен, и, по-хорошему, должен отсиживаться на трибунах, а не рассекать воздух на опасной высоте. Гермиона объясняла своё волнение исключительно влиянием чар и ответственностью перед директором. Это позволяло держать голову гордо, когда она волновалась за своего заклятого врага и бывшего Пожирателя.

— Мадам Помфри? — позвала Гермиона, осторожно заглянув в просторную комнату. Все койки были пусты. Студенты в преддверии матча резко «выздоровели».

— Мисс… Грейнджер? — женщина появилась лишь спустя минуту. Выглянув из-за одной из ширм, целительница натянуто улыбнулась. — Что-то произошло? Вы поранились или отравились?

— Нет, нет! — поспешила заверить разволновавшуюся женщину Гермиона. — Я только хотела узнать…

— О чем же, дорогая? — напряжение скребло воздух.

— Ну, — Гермиона неуютно помялась на пороге, а потом шагнула в кабинет, решая, что следует быть настойчивее. — Я бы хотела, как староста школы, разумеется, поинтересоваться состоянием мистера Малфоя.

— О, — на лице Помфри застыло окаменевшее недоумение, но она быстро пришла в себя. Поспешно засеменив навстречу девушке, она затараторила:

— Я так рада, что вы спросили, мисс! Он совершенно не слушает меня и пренебрегает всеми рекомендациями. Я высказалась насчет того, что ему не стоит подвергать себя опасности и участвовать в матче, а он только рассмеялся! Как же сложно разговаривать с людьми, абсолютно не понимающими цену собственного здоровья!

— Так как обстоят дела на данный момент? — Гермиона нахмурилась. Услышанное ей совершенно не нравилось.

— Повреждение нанесено малознакомыми заклинаниями, — покачала головой мадам Помфри. — На заживление требуется больше времени. Поврежденная ткань из-за раздражения паразитирует на здоровую плоть. И сейчас… — женщина вдруг замолчала, вытянувшись по струнке. — Остальное я не имею права рассказывать. Тем не менее, этого достаточно для того, чтобы я могла вас убедить в серьезности ситуации. А теперь извините, — она обогнула Гермиону, поспешно хватаясь за ручку двери. — Я должна идти.

Удивленная необычной реакцией школьного колдомедика Гермиона простояла в ступоре несколько минут, обдумывая возможные причины такого поведения. В конце помещения шелохнулась занавеска, скрывающая одну из коек. Девушка, интуитивно подавшись назад, прищурилась, вглядываясь в источник шума. Переведя взгляд на окно, девушка настороженно схватилась за палочку: оно было закрыто, так что ветер не мог проникнуть в помещение.

Гермиона шагнула вперед, ругая себя за любовь к не слишком безопасным приключениям. Ей стоило просто развернуться и уйти, но разве так начинались самые потрясающие происшествия в её жизни? Мелкими бесшумными шагами девушка достигла нужной койки и на пару секунд замерла, собираясь с духом. Когда она все-таки сделала финальный шаг и рукой отвела занавеску в сторону, её сердце замерло, а потом снова забилось так, как прежде.Удивление, если оно и было, совершенно не отразилось в лице и поведении гриффиндорки.

Они разглядывали друг друга около минуты. Так спокойно и непринужденно, будто оба находились в плащах-невидимках. Малфой, расслабленно облокотившись на спинку кровати, насмешливо воззирал на ворвавшуюся в пространство Грейнджер. Он ждал, что она все-таки придет, и поэтому специально задел занавеску локтем, хотя сам с напускным раздражением подумал о неосторожности.

— Что ты тут делаешь? — наконец спросил Драко, поведя бровью. Вопрос был действительно хороший, и Гермиона была бы рада, если бы во всей школьной библиотеке был хотя бы краткий ответ на него.

— Пришла поинтересоваться успешностью проведенной мной операции по спасению твоей жизни, — выдержав ледяной взгляд, ответила гриффиндорка.

— Ну и как? — неожиданно спокойно и даже вполне миролюбиво поинтересовался юноша, поднимаясь с постели. Гермиона тут же отступила, кожей ощущая излучаемое слизеринцем надменное превосходство.

— Я огорчена, — честно отозвалась волшебница, отступая на шаг. Пальцы её непроизвольно сжали холодный металл кованой спинки койки.

— Ты что-то перепутала, — обеспокоенно прошептал он, но тут же лукаво улыбнулся.

— Моя рука в ужасном состоянии.

— Я никогда не ошибаюсь, — с вызовом вздернула подбородок Гермиона. — И, невзирая на твой сарказм, считаю, что участие в завтрашнем матче чревато…

— Что-то не припоминаю, когда спрашивал твоего мнения, — тут же на лицо Малфоя упала угрожающая тень. Ни на миллиметр не сдвинувшись с места, он грозно пронзал тонкую фигуру пришедшей взглядом. — Или ты боишься, что со мной Слизерин обязательно выиграет, и Поттер вместе с бездарным Уизли прибегут к тебе плакаться?

— Как несмешно, Малфой. Стареешь, — нахмурив брови, попыталась отбиться от нападок слизеринца Гермиона. У неё не было настроения пререкаться и играть в его глупые игры, которые уже давно перестали иметь смысл.

— Может быть, — внезапно для обоих согласился Драко. — Но готов поклясться, Грейнджер, внутри тебе тоже чертова тысяча лет.

И они вдруг остановились в спешном течении времени. Роли поменялись, перемешались, а потом и вовсе исчезли. Двое стояли друг напротив друга — такие, какими были наедине с миром. Со своими чувствами, переживаниями и скрытыми от всех страданиями души.

«Чертова тысяча лет».

Казалось, лучше выразиться было нельзя. Тут же пропала необходимость что-то говорить. Навалилось навязчивое желание сесть и закурить, хотя оба они не вполне понимали, что это значит. Просто тяжесть внутри желала хоть какого-то облегчения, и все, что когда-либо приходило на ум, вдруг возрождалось в неожиданных желаниях.

— Покажешь? — тихо спросила она, делая бесстрашный шаг навстречу тому, с кем не хотела дышать одним воздухом. Когда-то.

— А ты хочешь позлорадствовать? — искривленным болью голосом протянул Драко, привычно скрывая свои чувства за мерзкой ухмылкой.

Гермиона смотрела на руку, не отрываясь. Она не считала нужным отвечать на фальшивые слова. Малфой выделывался, как всегда, и к этому уже выработался иммунитет. Еще немного постояв, Драко задрал рукав и схватился за бинт, одним резким и быстрым движением распуская узел. Повязка ослабла, повисая на предплечье.

Волшебница неуверенно поглядывала на вытянутую к ней навстречу руку, словно боясь сделать неосторожное движение. Драко был на удивление уступчив и спокоен. Может, ему дали какое-нибудь зелье против бешенства? Осторожно, чтобы не повредить раны, Гермиона принялась разматывать бинт. Вскоре он безвольно повис на слегка дрожащих пальцах девушки.

— Ты такой идиот… — шепот был наполнен возмущением и ужасом. На предплечье кровавыми бороздами был высечен знакомый рисунок, а бледная кожа вокруг окрашивалась уродливым багрянцем. В разрезах, словно в речных каналах, блестела свежая кровь. Раны и не думали затягиваться. Пальцы Гермионы замерли в сантиметре от пораженной плоти и, сместившись влево, прикоснулись к багровой коже.

— Не трогай, — сквозь зубы прошипел Драко. — Больно.

Фраза пылала многозначностью. Они снова встретились глазами, но теперь уже совершенно по-иному. Гермиона словно поднялась на пантеон и теперь величественно взирала на него своей жалостью. Драко поморщился и отдернул руку. Момент был упущен, но он не разглядел самого главного:

В её глазах бесновалось бессильное отчаяние.

— Даже хорошо, если Слизерин победит, — поспешно выдохнула Гермиона, отодвигаясь и слегка встряхивая головой. Какое-то непонятное наваждение заставило её приблизиться к чертову Малфою! — По крайней мере, тогда у меня будет веская причина не идти на вечеринку.

— Если расскажу другим, меня отправят в психушку, Грейнджер, — заметил Драко, нервно улыбаясь. Отняв бинт у девушки, он принялся снова туго обматывать руку. — Может, мне удастся добиться того, чтобы с Гриффиндора сняли очки за отсутствие командного духа?

— Тебе никто не поверит, — неловко улыбнувшись, продолжила Гермиона. Драко хотел было рассмеяться ей в ответ, но тут же приказал себе заткнуться. Юноша выходил из себя, когда позволял Грейнджер находиться в его обществе безнаказанно. Что-то в душе было против призывающих к жестокой отстраненности убеждений, но внутренняя стена, хоть и в значительной степени поврежденная, все-таки оставалась на месте.

— Что ж, твое нежелание посещать вечеринку мне абсолютно понятно, — Малфой привычно оскалился. — Это вряд ли похоже на собрание книжных червей. Хорошо, что понимаешь, где твое место.

— И где же мое место? — окончательно отогнав мутную пелену с рассудка, Гермиона сложила руки на груди.

— Явно не среди ошеломительных красоток, — развел руками юноша. — С твоими-то данными…

— О, Малфой! Просто заткнись! — прорычала Гермиона. — Мне не до таких глупостей!

— Ну конечно, — он, безразлично пожав плечами, прошел мимо, намеренно задев девушку. — Как жаль, Грейнджер, что нельзя нарядиться в собственную занудность. Может, хоть тогда ты бы выглядела интересней. Можно было бы показывать тебя как забавную зверушку детям в зоопарке, — накрутив на палец одну из непослушных прядей волшебницы, Драко резко дернул её на себя, заставляя Гермиону покачнуться и болезненно зашипеть. — Я спасу всю школу от созерцания на вечеринке твоего жалкого вида, поймав снитч? Что ж, это дополнительная мотивация.

— Малфой! — махнув рукой в надежде заехать слизеринцу куда-нибудь в глаз, Гермиона дернулась и высвободила волосы из цепкой хватки. Но Драко, не желая выслушивать возмущения и дальше, быстро направился к двери. Подальше от Грейнджер. Подальше от опасности снова оказаться обезоруженным этим подозрительно проницательным взглядом.

— Чтоб ты провалился! — Гермиона топнула ногой, обиженно закусывая губы. В голове смешались все замечания Джинни, смешки Лаванды, а теперь и идиотские слова Малфоя. Она что, действительно выглядела настолько скучно и безвкусно? Может, от этого Рон с удовольствием бросился в объятия пышногрудой Браун? Но ведь, в конце концов, важно то, что внутри? Гермиона зачем-то посмотрела на свои руки, и, сжав их в кулаки, рванула к выходу. В голове рождались навязчивые мысли.

Вбежав в собственную комнату и с радостью обнаружив Джинни на месте, девушка отдышалась и с готовностью выпалила:

— Мне нужен самый ошеломительный наряд. Что-нибудь покороче и пооткровеннее. У меня же нормальные ноги? — покрутившись перед зеркалом, на ходу спросила Гермиона, вводя подругу в ступор.

— Что с тобой? — Джинни подозрительно поглядывала на искрящуюся энтузиазмом Грейнджер. — Конечно, у тебя превосходные ноги.

— Отлично, — мстительно выдохнула гриффиндорка и с решительным видом повернулась к подруге. — Запомни: я должна сразить всех наповал. Даже себя. Справишься?

— Ты меня недооцениваешь! — в глазах Джинни загорелся слишком яркий огонек.

Еще раз повернувшись к зеркалу, Гермиона, отбросив мысли о том, что она, возможно, пожалеет о своем решении, ободряюще улыбнулась.

Комментарий к 9. Обломки внутренних барьеров

Искренне извиняюсь за задержку главы! Сейчас идет напряженное время, именуемое сессией, + я наконец-то вырвалась погулять в реальную жизнь, разрывая пределы своего творческого затворничества. Вечером в понедельник пришла с насыщенной прогулки абсолютно без сил и тут же рухнула спать. Но вы думаете, я действительно уснула?

“Сегодня понедельник. Ты должна была дописать проду. Тебе не стыдно?”

Вот такие мысли роились в голове, и в двенадцать ночи я, стиснув зубы, поднялась. Нужно было отредачить написанное и дописать еще пару страниц. Просидела до 2х ночи, но все-таки доделала)))

В общем, это все только моя вина. Прошу прощения. Не знаю, как будут обстоять дела со следующими главами, но я постараюсь, невзирая на подготовку к экзам, выкладывать проду по установившемуся расписанию.

Эта глава какая-то промежуточная, она не блещет сюжетными изысками. Однако она все равно очень содержательная. Первая её часть даже нравится мне. Следующая глава будет очень знаковой. Собираюсь реализовать в ней очень много крутых моментов. В общем, постараюсь успеть)

И еще: советую периодически заглядывать в мою группу. Там я буду оставлять объяления насчет всего, что связано с фф и выкладывать главы ( а всвязи с часто вылетающим фикбуком это весьма полезно).

Ссылка: https://vk.com/hazyforestffiction

Спасибо за терпение и поддержку!

Искренне ваша,

hazy forest.

♥

========== 10. Не твое дело ==========

твои слезы - моря глубокие,

моё сердце - геенный жар.

направляет огни широкие

твое море на мой пожар

Вратарь Гриффиндора пропускал уже шестой мяч, и трибуны разрывались от негодующих криков. Кто-то был уверен, что Слизерин поколдовал над концентрацией Рональда Уизли, однако все было куда проще. Виновницей всему была Браун, слегка утомившая игрока вчера ночью. Из-за того, что вечерний обход выпал на дежурство Драко, он невольно стал свидетелем совокупления парочки в заброшенном женском туалете. Малфой подумал, что нехорошо одному ему мучиться от потаенных и весьма сильных желаний, а потому с удовольствием сопроводил неудовлетворенного гриффиндорца до башни, где они с Браун уже не смогли бы уединиться. Посчитав свой долг выполненным, Драко вернулся на обход, а потом с легкой душой отправился спать. Грейнджер до конца дня так и не попадалась на глаза.

Решающий матч был причиной всеобщей шумихи с самого утра и в данный момент стал апогеем напряжения студентов. Обе команды были на поле. Матч начался некоторое время назад. Спустя несколько минут от начала игры Малфой понял, что абсолютно раздражен. Его бесил и Филт, непонятно зачем находящийся на поле, и бладжеры, которые так и норовили ударить его по голове, и Поттер, постоянно подрезающий на подлете к снитчу. Тем не менее, ни одному из ловцов еще не удалось приблизиться к заветному снаряду настолько, чтобы заполучить его. Отличались охотники Слизерина, забивающие один мяч за другим в ворота противника. Рон ругался и опасливо озирался на трибуны Гриффиндора. Факультет был в ярости, хотя все знали, что, если Гарри поймает снитч, победа будет за ними.

Гермиона наблюдала за игрой из ложи преподавателей вместе с Теодором Ноттом. К счастью, положение школьной старосты предоставляло ей подобные привилегии. Девушке сейчас отчаянно не хотелось контактировать со своим факультетом. В памяти однокурсников все еще была жива сцена в большом зале, а неприязнь, хоть и поутихла, застряла в их мозгах.

Нотт наблюдал за разворачивающимся действом спокойно и почти безэмоционально. Только иногда его брови сходились на переносице, и юноша напряженно выдыхал. Вскоре Гермиона поняла, что она тоже хмурится всякий раз, когда бладжер пролетает в опасной близости от Малфоя. Это раздражало до нервного заламывания костяшек, но волшебница все-таки признавала, что волнуется за ловца вражеской команды. По крайней мере, теперь у гриффиндорцев была действительно веская причина для ненависти.

Еще изредка она поглядывала на Рона и, хотя пыталась не думать об этом, сравнивала его и Малфоя. Гриффиндорец держался на метле расслабленно, его лицо в начале выражало тщеславное удовольствие. Некоторое время трибуны кричали имя вратаря в безукоризненном восторге. Уизли улыбался и махал рукой кому-то в толпе, и вскоре Гермиона поняла, кому. Могло показаться, что Лаванда Браун пытается взлететь — так высоко она прыгала. Обожание на восхищенном лице девушки, вероятно, очень льстило Рону, ведь Гермиона никогда не умела выражать свои эмоции слишком бурно, а тратить усилия на их распознавание юноше не очень-то хотелось.

Прямая спина Малфоя поражала напряженностью. Мантия не скрывала дерганных и раздраженных движений плеч. Губы слизеринца, сложенные в плотную линию, выражали крайнюю степень концентрации. Всегда, когда Драко хмурился, его лицо как будто заострялось и принимало ястребиные хищные черты. От него веяло опасностью. Гермиона внимательно следила за передвижениями слизеринца и чуть не умирала от страха, когда он резко выворачивал метлу, пытаясь уклониться от бладжеров. Хоть девушка и не слишком разбиралась в квиддиче, её удивляла рассеянность слизеринских загонщиков. В то время как один из них лихорадочно метался по полю, отбивая мячи, другой лениво наблюдал за ходом игры и для вида отражал бладжеры раз в десять минут. Задача Малфоя усложнялась вдвое.

Капитан устал орать на Филта, и все просто продолжали играть, сжимая зубы от злости и напряжения. Малфой опасно спикировал вслед за снитчем, замечая боковым зрением устремляющегося в ту же сторону Поттера. Ускорившись, слизеринец с удивлением отметил, что мяч больше не пропадает из поля зрения. Драко даже не подумал, что это из-за той смертельной скорости, которую он все-таки умудрился развить. Воздух впивался острыми холодными иглами в бледную кожу, мантия шумно трепыхала на ветру. Малфой сжимал метлу в руках до боли в костяшках, но его цепкий взгляд ни на секунду не отвлекся от преследуемого снаряда. Снитч сегодня был действительно каким-то совершенно обезумевшим.

Кто-то резко подрезал его справа, и, отклоняясь от маршрута и восстанавливая равновесие, Драко понял, что Поттеру все-таки удалось опередить его. Шумно вдохнув, Малфой разъяренно ринулся вслед за гриффиндорским ловцом. Развевающаяся впереди мантия гриффиндорской расцветки действовала на Драко как красная (какая ирония!) тряпка на разъяренного быка. Собрав все силы, слизеринец нагнал Поттера уже на подлете к снитчу и на миг пересекся с ним прищуренным из-за потоков ветра взглядом. Они летели бок о бок на бешеной скорости; все вокруг смешивалось в один грязный цвет, детали мира исчезли для обоих ловцов. Гриффиндорец не собирался отступать, Малфой — тем более. Теперь выигрыш был для него делом чести. Ко всему прочему, Грейнджер смотрела на него и наверняка кипела от ярости.

Поттер резко затормозил. Перед глазами промелькнула тень. Малфой заметил только клочок темно-зеленой мантии, а потом стадион замолк, будто на каждого из наблюдающих наложили «силенцио». Снитч блестел в ладони Энтони Филта.

«Перехват снитча у команды Слизерина! Команда Гриффиндора получает сто очков и Кубок Школы!»

Малфой очнулся только тогда, когда капитан команды смачно выругался.

***

Гермиона влетела в комнату за пятнадцать минут до начала вечеринки. Уже собранная Джинни посмотрела на неё с облегчением и укором.

— Я совсем забыла про вечеринку! — наигранно расстроившись, Гермиона плюхнулась на кровать, виновато смотря на подругу. — И уже ничего не успею. Иди без меня…

— Нет уж, мисс Грейнджер, — раздраженно проворчала Уизли, быстро хватая что-то со своей кровати, а потом небрежно бросила одежду на колени подруги. — Сейчас же одевайся! Я сделаю что-нибудь с твоими волосами и лицом за пять минут, так уж и быть.

— Но, — Гермиона подняла платье, которое видела первый раз в жизни. Оно оказалось, как она и пожелала в порыве гнева, предельно откровенным.

— Живо!

Джинни была похожа на страшного разозленного льва, и Гермионе стало смешно, однако даже улыбнуться она так и не рискнула. Связываться с доведенной до белого каления Уизли было опасно для жизни. Нервно кивнув, девушка принялась раздеваться, чувствуя обреченность и вину перед подругой.

Они вышли из башни самыми последними. Гарри и Рон, как виновники торжества, были уже на месте и давно принимали сомнительные поздравления. Победа вышла странная. Фактически, если бы слизеринский загонщик не схватил ни с того ни с сего снитч, гриффиндорцы могли бы и проиграть. Чувства удовлетворения матчем не получила ни команда, ни болельщики. До вечера все ходили словно пришибленные. Они все ещё пребывали в небольшом шоке. Команда змеиного факультета еще никогда так глупо не оступалась.

Какое-то место в размышлениях Гермионы о Кубке Школы занимал также и Драко Малфой. Его лицо, когда диктор объявил «перехват», буквально окаменело. Девушке даже показалось, что он просто умер. Но оцепенение длилось недолго. Через несколько секунд Драко с полностью опустошенным видом покинул поле.

— Совсем забыла! — Гермиона остановила Джинни за руку, когда они почти достигли общего зала. — Мне нужно кое-что сделать до вечеринки, так что я отлучусь буквально на несколько минут.

Уизли смерила подругу недоверчивым взглядом.

— Если только попробуешь смыться… — угрожающе начала девушка, но Гермиона её остановила взмахом руки.

— Я уже залезла в эти жутко откровенные и неудобные вещи, так что не идти было бы просто преступлением против твоих стараний.

— Хорошо, — нетерпеливо выдохнула Джинни и, еще раз удовлетворенно осмотрев собственное детище, легкой походкой направилась к дверям зала.

Решив не терять времени, Гермиона тут же скрылась в нише и вопросительно посмотрела на кольцо. Она понятия не имела, где ей следовало искать Малфоя, но неприятно сжимающее сердце чувство подсказывало, что найти необходимо.

— Давай же, — она встряхнула рукой, будто с магическим кольцом мог пройти тот же трюк, что с китайской электроникой. — Проведи меня к нему.

Но чары словно уснули, отказываясь хоть как-то реагировать на мольбы. Гриффиндорка тут же подумала, что артефакты были столь же своенравными и неуступчивыми, как и все их чистокровные владельцы. Раздраженно нахмурившись, Гермиона решила, что такими темпами не найдет Малфоя и через два дня. Выйдя в коридор, она побрела прямо, понадеявшись на свою интуицию.

— Почему я еще с вами не знаком, прекрасная леди? — ударило в спину, и гриффиндорка остановилась, с недоумением оглядываясь на окликнувшего. — Грейнджер! Кажется, что-то со зрением случилось. Определенно, это весьма… — Блейз преодолел расстояние между ними в несколько шагов и обошел девушку вокруг, опутывая заинтересованным и удивленным взглядом. — Недурно.

— Спасибо, если это комплимент, — процедила Гермиона, интуитивно оттягивая платье вниз.

— Скорее справедливый комментарий, — Блейз фыркнул, засовывая руки в карманы. — Почему все еще не на вечеринке? Рада нелепой победе?

— Мне все равно, — честно ответила Грейнджер, поведя обнаженными плечами.

— Драко говорил о том, что ты не самая ярая болельщица Гриффиндора, — шутливо возмутился Забини. — Ужасно с твоей стороны.

— Как он? — перебила кривляния слизеринца волшебница. — Малфой.

— А как ты думаешь? Они повздорили с Филтом после игры. Драко его хорошенько припечатал. Впрочем, Энтони тоже выкинул кое-что в ответ.

— Надеюсь, обошлось без опасных заклинаний?

— О, нет! Малфой впервые колдовал собственными кулаками. Не думал, будто что-то способно настолько вывести его из себя. Раньше он никогда не позволял себе «снизойти» до насилия таким образом.

Блейз наблюдал за тем, как появляется маленькая, почти незаметная морщинка между бровей гриффиндорки. Он ругал себя за длинный язык, но искреннее участие Грейнджер и её весьма соблазнительный вид располагали к беседе. После той ночи, когда они все вместе дотащили бессознательное тело Малфоя до лазарета, взгляд Забини на гриффиндорскую всезнайку изменился. В отличие от многих инфантильных девушек, коих в школе было без надобности много, Гермиона не побоялась изляпаться в чужой крови и своровать несколько зелий из кабинета Слизнорта. Блейз словно провел рукой по запотевшему стеклу, преграждающему ему обзор на Грейнджер ранее.

— Ты знаешь, где он? — выпалила Гермиона, нервно сжимая пальцы вокруг запястья. Некоторое время Блейз пристально и недоверчиво смотрел на неё, решая, выкладывать великую тайну местонахождения Драко Малфоя, или же избежать долгой и мучительной смерти от рук однокурсника.

— Если ты думаешь, что ему сейчас помогут сожаления и причитания, то жестоко ошибаешься.

— Ты знаешь! Где он? — настойчиво повторила девушка. В глазах Забини она выглядела словно строгая мамочка.

— На астрономической башне. Аккуратнее, он в компании.

— Девушки?

— Бутылки, Грейнджер. И я буду рад, если ты «им» помешаешь.

Весело подмигнув, Блейз развернулся и направился к подземельям с чувством выполненного долга. Благодарно кивнув в сторону слизеринца, Гермиона, чувствуя некоторое удивление, поспешила к обозначенному месту. Через несколько минут она уже стояла у подножия башни, напряженно разглядывая крутую лестницу. Туфли на высоком каблуке были весьма некстати. Тяжело вздохнув, Гермиона шагнула вперед.

Малфой услышал гулкий цокот женских шпилек за несколько минут до того, как Грейнджер поднялась. Он понятия не имел, кого принесло на башню в такое время, но знал, что это были точно не гриффиндорцы. Вряд ли они стали бы отвлекаться от общего триумфа. Скула, хоть и залеченная после удара Филта, все еще неприятно саднила. Благо, не осталось синяка и царапин. Бокал с быстродействующим вином покоился в нервно сжатых пальцах.

— Вот ты где… — срываясь на шепот, произнесла Гермиона. Она наконец преодолела все ступеньки, ведущие на смотровую площадку, и теперь переводила дыхание. То, что Малфой был цел и невредим, слегка успокоило нервы.

Силуэт облаченного в черное юноши почти сливался с ночным небом. Звезды глухо мерцали в темнеющей недосягаемости, и волшебница на несколько секунд замерла, разглядывая их завораживающий мертвый блеск.

— Пришла поздравить с поражением? — хмыкнул Драко, не поворачиваясь. На перилах стоял бокал, наполненный густой темной жидкостью. — Радует только то, что ты испортишь праздник своей чопорностью и разгонишь всех по кроваткам прежде, чем… — Малфой застыл в удивлении, потому что наконец повернулся к гриффиндорке.

Хоть вокруг было темно, открытая грудь и светящаяся даже из-под почти прозрачных чулок кожа ног тут же бросались в глаза. Девушка переминулась с ноги на ногу, и воздух потряс стук каблуков. Малфой недоумевающе разглядел изящный изгиб стопы и тонкую шпильку. Проскользив взглядом по стройным ногам, слизеринец с удивлением заметил, что крохотное черное платье превышало все допустимые нормы приличия и едва прикрывало то, что обязано было прикрывать. В следующий момент Драко с недоумением обнаружил, что у Грейнджер имеется достаточно аппетитная грудь. Из-за плотно прилегающего лифа она заметно вздымалась при каждом вдохе девушки. Малфой сглотнул. Хрупкие голые руки обнимали настолько же голые плечи, которые, вероятно, уже сковал холод. По ключицам скользили идеально прямые волосы — блестящие и превосходно уложенные. Губы горели вызывающей темной помадой, а глаза эффектно выделялись на фоне фарфоровой кожи. Это была Гермиона Грейнджер? Нет, кажется, он слегка перебрал с быстродействующим вином. Может, Паркинсон выпила оборотное и явилась к нему, чтобы так пошутить? Мерзкая вышла шутка. Драко почти тошнило.

— Черт побери, ты действительно собиралась идти в этом? — он вскинул брови, еще раз в неверии пробегаясь взглядом по стройным ногам девушки. Раньше ему не приходилось видеть их настолько… обнаженными. Да, в целом выглядело неплохо, но от того, что носительницей такого откровенного наряда была Грейнджер, слегка выворачивало. Драко не знал, почему почувствовал укол раздражения. Как будто это не безразличная ему подружка Поттера вырядилась подобно легкомысленной особе, а его собственная мать.

— Собираюсь, Малфой, — с нажимом ответила она. — И из-за тебя я опаздываю.

— Тебя обвинят в ограблении, дорогуша, — насмешливо произнес Драко, тем не менее продвигаясь к выходу. Обогнув Гермиону, он остановился позади неё, тем самым отрезая путь к отступлению.

— Мужских сердец? — она самодовольно хмыкнула, складывая руки на груди.

— Нет, Грейнджер, — он покачал головой, изображая искренний испуг. — Секс-шопа. Кажется, у магглов это называется именно так.

Какое-то время из-за возмущения девушка не могла сказать и слова. Она только открывала и закрывала рот. Все ругательства, приходящие на ум, казались слишком мягкими и от того неподходящими.

— О, — наконец выдохнула она. — Ничего другого ожидать не стоило. Но я больше не собираюсь тебя слушать. Никто не высказался плохо о моем наряде, так что…

— Кого ты имеешь в виду под словом «никто»? — Драко иронично изогнул брови.

— Джинни! — с готовностью выпалила волшебница, отступая от юноши на два шага. От него волнами исходила ярость, но на этот раз Гермиона не могла даже предположить, что стало тому причиной. Малфой не мог так распалиться из-за незначительной перепалки, так почему в его глазах стояло вскипающее раздражение?

— Это все объясняет, — Драко сделал один большой шаг, приближаясь к девушке. — Разумеется, она солгала.

— Она моя подруга!

— Тем более, — скривил губы волшебник. — Ты сказала, что больше не будешь слушать меня. Что, был плохой опыт?

— Я никогда не слушала тебя, Малфой. Просто твои мерзкие слова стали катализатором к некоторым моим решениям!

— К решению нарядиться, словно шлюха? О, Грейнджер! Не смеши!

— Заткнись! — отчаянно закричала Гермиона, отшатываясь от снова приближающегося слизеринца. — Малфой, я просто хотела проверить, как ты. Вижу, твоя паршивость на месте, так что просто отстань от меня! Я иду на вечеринку.

— И неужели ты поверишь, что после таких слов моя «паршивость» позволит отпустить тебя просто так? — Драко чувствовал, как по венам разливается лава. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Почему же она была такой дурой?

— У тебя нет права осуждать меня. И, тем более, задерживать, — попытавшись придать своему голосу нравоучительную строгость, Гермиона поняла, что абсолютно провалилась.

— Есть, — почти прорычал Драко, откидывая полы мантии в попытке найти палочку. Вино в крови добавляло в котел общих ощущений еще больше эмоционального жара. — Чего ты добиваешься, Грейнджер?

— Нет, чего ты добиваешься? — Гермиона смотрела на него с неверием и страхом. Он был таким высоким и грозным, что девушка неосознанно подчинялась властному взгляду и низкому тембру.

— Не выводи меня из себя и отвечай на вопрос, — Драко дернул крыльями носа, делая шаг вперед. Гермиона снова отступила и поясницей уперлась в перила башни. Схватившись дрожащими пальцами за ледяной металл, девушка посмотрела за плечо. Голова слегка закружилась из-за большой высоты. Слизеринец приближался.

— Я не буду с тобой разговаривать. Просто оставь меня в покое. Хоть сегодня, Малфой! Я умоляю тебя!

— Предпочитаешь умолять на коленях или все-таки в горизонтальном положении? — бесстрастно поинтересовался Драко, подходя совсем близко к девушке.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — с вызовом выплюнула Гермиона. Еще секунду назад она не хотела бороться, но теперь злость хлынула через край.

— Должна понимать, Грейнджер, раз так нарядилась!

— Какое тебе дело до моего вида, Малфой? Мужчинам такое нравится!

— Определенно. Особенно тем, кто захочет отыметь тебя в ближайшей каморке для швабр. Все еще делаешь вид, что не понимаешь?

— И уж точно не твое дело, кто будет меня иметь!

— Да ты свихнулась, — он покачал головой, задрожав от ярости. — Пойдем, я окачу тебя ледяной водой, чтобы ты наконец очнулась… — Малфой отступил, хватая девушку за руку. Его кольцо угрожающе мерцало.

— Отпусти! — вскрикнула Гермиона, одним резким движением вырывая ладонь из прохладных пальцев. — Даже не думай мне указывать. Меня уже ждут друзья, так что я больше не могу тратить время на твои глупые забавы!

— Правда? — посмотрев на собственную ладонь, все еще хранящую тепло пальцев девушки, Драко усмехнулся. — Ты правда считаешь это игрой?

Кажется, именно в этот момент Гермиона испугалась по-настоящему. Она смотрела на Драко и не могла понять, что он собирается делать. Юноша не двигался с места, наблюдая за ней прищуренным и блестящим от неопределенных эмоций взглядом. Пересилив оцепенение, Гермиона рванула в сторону, проклиная шпильки за то, что из-за них она не могла бежать слишком быстро.

— Подожди же, Грейнджер! Я кое-что поправлю! — раздался злобный смешок в спину.

Гермиона почти достигла первой ступеньки, когда услышала подозрительный треск. Уже падая, она поняла, что это был звук надлома её шпилек. Колени с громким глухим звуком опустились на ледяной бетон, и в глазах заплясали черные пятна. Болевые ощущения пронзили ладони, и девушка обессиленно осела на пол. Волосы спутались, прилипая к лицу.

Драко, повинуясь интуитивному порыву, кинулся было к гриффиндорке, но тут же остановился. Некоторое время она сидела на месте, не поднимаясь и даже не двигаясь. Малфой слышал, как его сердце с оглушительным треском разрывается в груди. Боль девушки, в большей степени не физическая, била по вискам, выла и металась где-то глубоко внутри. Зачем он сделал это? Малфой подумал о том, что хотел совершить что-то благородное, однако все снова пошло не так. Любой хороший помысел обращался ядовитой насмешкой. Что это: родовое проклятье? Прокаженная кровь? Воспитание? Самозащита?

— Теперь можешь идти, — охрипшим голосом дополнил Драко. Он чувствовал по-детски наивную потребность прервать трагичную тишину. Гермиона, ощутив на губах соленый привкус собственных невольных слез, криво усмехнулась. На коленях красовались небольшие кровоточащие царапины, чулки рассекали стрелы. Все было напрасно, даже если изначально не имело никакого смысла.

— Я так часто говорила, что ненавижу тебя, Малфой, что меня уже тошнит от бессмысленности этой фразы. В мире еще не придумали такого слова, которое могло бы полностью выразить мои чувства к тебе, — Гермиона подняла голову, задумчиво посмотрев на ночное небо сквозь дрожащую влагу слез.

Через несколько секунд девушка скинула туфли, и, оперевшись рукой на колонну, поднялась на ноги. Привыкая к тому, что мелкие камешки и мусор неприятно впиваются в стопы, Гермиона сделала первый шаг. Все внутри буквально горело и плавилось. Конечно, ни о какой вечеринке речи идти уже не могло. Волшебница потеряла даже те крохи решимости, которые ей с трудом удалось собрать ранее. Малфой просто растоптал её и сравнял с землей. Слово «ненавижу» казалось действительно слишком мягким по отношению к хладнокровному слизеринцу.

Малфой смотрел то на сгорбленный силуэт удаляющейся гриффиндорки, то на свою палочку, то на сброшенные в сторону испорченные туфли и не понимал, почему он вел себя хуже последнего урода. Ведь безразличие не должно толкать на подобные поступки, так почему он так реагировал на Грейнджер? Возможно, это было уже слишком даже для него. И уж точно в планы слизеринца не входило её внезапное падение.

Гермиона осторожно спускалась по ступенькам, жмурясь от пронизывающего холода и колючих слез. Пальцами хватаясь за витые перила, она буквально тащила тело вперед с помощью разожженных яростью мыслей. Не будь в ней столько гордости, Гермиона с радостью бы опустилась на пол где-нибудь неподалеку и разрыдалась, как какая-то первокурсница. Но Малфой по-прежнему был позади, и сдаваться волшебница не собиралась. Лишь бы никто не встретился по пути!

— Гермиона? — чей-то недоумевающий голос, словно жирная точка, венчающая череду ужасных событий, прокатился по стенам башни. Теодор Нотт поставил ногу на следующую ступень, но так и не сделал шаг. Тонкая дрожащая фигура гриффиндорки ошеломила. — Мерлин, что с тобой произошло?

Расстегнув мантию, Нотт спешно поднялся к девушке, намереваясь накинуть на неё свою верхнюю одежду, но его опередили. На плечи Гермионы небрежно опустилась мантия с гербом Слизерина, однако принадлежала она отнюдь не старосте школы. Драко ступил вперед и заслонил плечом сникшую фигуру гриффиндорки, как будто Нотт собирался атаковать. Слизеринцы несколько секунд внимательно смотрели друг на друга.

— Малфой? — Теодор недовольно вскинул брови. В голове рождались нехорошие догадки. — Что ты с ней сделал?

— При всем уважении, Нотт, — на секунду оторвавшись от созерцания опущенной головы Грейнджер, Драко окатил юношу холодным взглядом, — это не твое дело. Поговорим позже.

Гермиона почти умирала от стыда и обиды за себя. К счастью, благодаря мантии Малфоя она больше не сверкала порванными чулками перед Теодором, но это ни в коем случае не искупляло и частички того морального гнета, что она испытывала. Сжимая в руках черную ткань и плотнее кутаясь в неё, девушка даже не заметила, как Малфой подошел ближе. Одна из его рук скользнула по спине, другая — под коленями, и в следующую секунду она оказалась прижатой к твердой юношеской груди. Из-за неожиданности произошедшего Гермиона даже не успела предпринять попытки сопротивления, да и руки, оставшиеся под плотно запахнутой мантией, совсем не могли помочь с высвобождением.

— Отпусти, чертов придурок, — прошептала она, дернувшись на руках слизеринца.

— Еще одно движение, Грейнджер, и я скину тебя с башни. Имей в виду: я сейчас не расположен к шуткам, — Драко, поудобнее перехватив девушку, двинулся вниз по лестнице. Минуя Нотта, он усмехнулся. Лицо однокурсника выражало удивление, смешанное с раздражением. Может быть, он питал какие-то положительные чувства к Грейнджер, проведя с ней столько времени в качестве старосты школы? Подумав об этом совсем немного, Драко решил, что Теодор никогда бы не позволил себе смотреть на нечистокровную, и покрепче прижал Грейнджер к груди, будто боясь, что она сможет убежать от него. Будто кто-то сможет ей помочь.

Достаточно быстро они добрались до башни Гриффиндора. На протяжении всего пути Гермиона не сказала ни слова, старательно изображая безразличие. Она ни разу не взглянула на Драко, в то время как он бросал на неё тревожные взоры каждую минуту. Слезы все еще блестели на её покрасневших скулах, тушь слегка размазалась в уголках глаз. Малфой недовольно хмурился, надеясь, что гриффиндорка скажет хоть что-то, но она ожидаемо молчала. Несмотря на то, что злиться он не имел права, игра в молчанку по-настоящему раздражала.

— Говори пароль, — тихо произнес он, остановившись перед дремлющим портретом.

— Поставь меня на ноги, — все так же не смотря на него, потребовала Гермиона.

— Пароль, Грейнджер. Я хочу убедиться, что ты снимешь эти уродливые тряпки.

Вообще-то Драко хотел сказать, что желал удостовериться в устойчивости её состояния, но получилось снова что-то обидное. Закатив глаза, юноша, тем не менее, не сдвинулся ни на миллиметр.

Гермиона прикрыла глаза, смаргивая остывшие слезы, и прошептала пароль. Дверь отворилась, гостиная встретила их полумраком. Камин одиноко тлел остывшими углями, в воздухе все еще пахло духами и различными средствами для фиксации причесок. Гриффиндорцы, все до одного, очевидно, были на празднике.

Малфой никогда бы не подумал, что добровольно ступит на порог логова ненавистного факультета, однако сейчас все его убеждения казались смешными. Остановившись и мельком оценив обстановку, Драко осторожно опустил Грейнджер на ноги и отошел на шаг.

— Где твоя комната?

— Вали, Малфой, — зашипела она и, резко вскинув руки, отбросила мантию на пол, а потом, немного подумав, снова подняла. — Просто проваливай! — в лицо слизеринцу полетела его собственная скомканная мантия. Губа Драко нервно дернулась.

Резко развернувшись, Гермиона ринулась вверх по лестнице, на ходу стыдливо поправляя задирающееся платье. Слезы высохли до конца, и осталась только черствая злость. Внутри вопреки всему витало небольшое облегчение от того, что она все-таки не пошла на вечеринку.

— Грейнджер, постой! — пронеслось вслед, и сзади Гермиона услышала топот чужих ног по деревянным ступеням. Испуганно оглянувшись, девушка ускорилась, но тут же ударилась пальцами ног о ступеньку и остановилась, оседая на неё. — Что случилось? — в голосе Малфоя было слишком много беспокойства, и это выбивало из колеи. Гермиона вскинула на присевшего перед ней юношу недоумевающий взгляд.

— Как же ты меня достал, Малфой! Ты хоть сам понимаешь, что с тобой творится? — чувства хлынули через край, развязывая язык. — Отправляйся в лечебницу, чертов придурок! Будь уже либо пришибленным психом, либо нормальным человеком! Хватит меня мучить, я и так искупила свои грехи настолько, что можно грешить еще сто лет! — схватившись за голову, Гермиона нервно всхлипнула. — Ну почему это все происходит со мной? Почему, Малфой? — она посмотрела на него так, будто действительно надеялась услышать ответ. Драко внимательно слушал, но его взгляд не смел подняться до глаз девушки. Это неприятное чувство, которое так редко посещало его ранее, ковыряло сердце. Кажется, оно называлось стыдом. Злость на себя, как вечный спутник, все так же уничтожающе сверлила рассудок, но вот стыд — такой чистый, как никогда прежде — просто превышал все допустимые пределы ощущений.

— Я не знаю, — тихо ответил он и нашел пальцами расслабленную ладонь Грейнджер. Сначала девушка пыталась вырвать свою руку, но Малфой только крепче сжал её, выражая собственную решимость. — И не умею извиняться. Так что даже не рассчитывай.

Гермиона горько улыбнулась, кивнув головой. Она только что удостоверилась в своих собственных убеждениях относительно Малфоя. Он был абсолютным, беспросветным кретином и придурком почти двадцать четыре часа в сутки. И не важно, что те минуты, не вошедшие в это «почти», являли его совершенно иным человеком.

— Носишь? — спустя некоторое время спросил Драко и пальцами осторожно, будто боясь обжечься об раскаленную яростью Гермиону, дотронулся до подвески.

— Просто забыла снять, — фыркнула Гермиона, тут же стыдливо отпрянув. Её рука метнулась к застежке. Так глупо облажаться перед Малфоем! Определенно, в сфере проколов перед врагами у девушки тоже был огромнейший талант.

— Не ври, Грейнджер. У тебя плохо получается. И оставь последнюю приличную вещь на себе в покое, — раздраженно щелкнув её по пальцам, Малфой наконец посмотрел в лицо Гермионы.

— Еще раз повторю для тебя, — злобно процедила волшебница. — То, во что я одеваюсь — не твое дело. И эти неуместные и совершенно бестактные действия — просто дикость.

— Я знаю, — поспешно заверил её Драко в попытке обескуражить. Ему это удалось. Гермиона замолчала, сдвинув брови на переносице. — И, если ты позволишь, все-таки объясню своё поведение, — терпеливо наблюдая за выражением лица гриффиндорки, Малфой поглаживал большим пальцем её запястье.

— Меня тошнит от твоей вежливости, — скривилась девушка, снова пытаясь вырвать руку. Гермиона предчувствовала, что они опять сворачивают не на тот путь, что был для них предназначен. Когда Малфой говорил с ней спокойно, его общество не казалось таким отвратительным, и потому волшебница пугалась.

— О, так ты любишь пожестче? — злобно съязвил Драко, грубо сжимая хрупкое запястье в пальцах и дергая девушку на себя. Он ненавидел, когда люди пренебрегали его попытками к примирению. Может быть, не всегда они могли показаться таковыми, но Малфой не собирался кому-то доказывать, что он действительно может иметь благие намерения, рассыпаясь в язвительных словах. — Хочешь, чтобы я обращался с тобой как с дерьмом?

— Кажется, ты как раз этим и занимался в течение всей своей никчемной жизни, — выплюнула она, тем не менее ужасаясь тому, насколько крепко его пальцы обвились вокруг запястья.

— Ты даже не представляешь, как я могу обращаться с тобой. Можешь считать все, что было в прошлом, детским лепетом… — заметив то, как Грейнджер кривит губы в отвратительной бесстрашной ухмылке, слизеринец почти обезумел. Всю жизнь он пытался сломить Грейнджер, подчинить и покорить её, но гриффиндорка была крепче закаленной заклятьями стали. Малфои всегда получали то, что хотели, так отчего же неспособность обладать и управлять этой выскочкой выпала на участь наследника рода, словно какое-то извращенное испытание? — Почему же ты такая упрямая сука?! — выходя из себя, прорычал Драко и цепкими пальцами ухватил острый подбородок волшебницы. Она смотрела на него, как всегда, с безумной отвагой и отвращением. О, кажется, именно этот взгляд всегдаразжигал в Малфое желание к жизни, заключающейся в самоутверждении через унижение других.

Их тела оказались так близко друг к другу, что Гермиона почувствовала, как холодит разгоряченную оголенную кожу одежда Малфоя. Его глаза внимательно наблюдали за каждой её эмоцией, пронизывали и поглощали. Вот они спустились на сжатые губы, потом на шею, оттуда — на декольте, и там остановились. Из-за положения тел разглядеть что-то еще не представлялось возможным. Гермиона сглотнула. Тишина вдруг породила навязчивое напряжение между их телами. Оба знали, как можно его унять, хотя причин для возникновения подобных эмоций, казалось, быть не могло.

— О… — многозначительно протянула Гермиона, когда, глубоко вдохнув, случайно коснулась тела Драко. — Кажется, ты хочешь эту «упрямую суку», несмотря на все свои заявления против платья.

Драко подумал, что зря она обнаружила его возбуждение и уж точно зря сказала об этом вслух. Кто-то будто выбил дверь из комнаты, сдерживающей все запреты. Резко подавшись вперед, Малфой подхватил девушку за бедра и притянул к себе, тем самым заставляя её сдавленно выдохнуть и стыдливо склонить голову.

— Да, — тихо прошипел он на ухо Гермионе, резким движением убирая прядь с виска и пальцами зарываясь в волосы. — Как и любой другой мужчина, достаточно долго созерцавший до очевидности пошлый вид.

— Я не понимаю, Малфой! — прошептала волшебница, испуганно хватаясь за плечи слизеринца. Внутри все переворачивалось, и если разум вопил о неправильности происходящего, то тело ластилось к чужому теплу, словно обезумевшее. — Почему тебя так волнует то, во что я одета? Если бы я опозорилась перед всей школой, ты бы нашел повод еще раз посмеяться надо мной. Зачем было устраивать весь этот цирк?

— Это все чары, — обреченно простонал Драко, оправдываясь то ли перед Грейнджер, то ли перед собой. Пальцами прокладывая путь по удивительно тонкой и гибкой талии девушки, Малфой с необъяснимым трепетом почувствовал, как её ладони неумело и опасливо стискивали его плечи. Юноша вдруг осознал, что его собственная рубашка просто невероятно мешает, а платье Грейнджер раздражает еще больше. Наваждение, даруемое чарами, навлекало определенные мысли.

— Не смей, — предостерегающе прошептала Гермиона, тем не менее, не отстраняясь от прикосновений Малфоя. Внутренности сводило сладкой судорогой, и девушка едва заметно изгибалась, стараясь изгнать эти неправильные тянущие ощущения из себя. Драко словил её нервный всхлип, когда одна из его ладоней спешно прошлась по щеке и шее девушки.

— Мы не можем им поддаться, слышишь? — едва различимо прошептала она. Слизеринец попытался отвлечься от расслабляющих теплых волн, разбегающихся по телу, и сконцентрировался на нахмуренных бровях Грейнджер. Из-за глубокого неровного дыхания её грудь высоко вздымалась, соприкасаясь с его торсом. Расстояние было почти до преступного ничтожным, однако никто из них не спешил разрывать порочного круга чар. Уже очень давно ни Драко, ни Гермиона не чувствовали себя так легко и беззаботно. Пусть это было следствием дурмана чар — не важно. Им нужна была небольшая передышка от серой рези реальности. Драко снова окинул Гермиону изучающим взглядом и отметил, что её испуг, хоть и не выраженный сейчас так сильно, уже знаком ему. В голове всплыла сцена её сна.

— Ты думала, что Уизли вернется к тебе? — внезапный вопрос слегка привел в чувства, и Гермиона дернулась, пытаясь отстраниться от слизеринца.

— Нет, — она покачала головой, заметив, что Малфой со всей серьезностью ожидает ответа. — Благодаря тебе это уже никогда не будет возможным, — она покачала головой, закусывая губу и пытаясь сдержать снова выступившие слезы.

— Брось, Грейнджер, — он разозленно фыркнул, костяшками пальцев невесомо проводя по линии сонной артерии. — Ты и сама рада тому, что произошло. Просто не можешь объяснить себе, почему чувствуешь облегчение от расставания, и поэтому сваливаешь все на меня. Признай, — он пристально посмотрел ей в глаза, — что я прав.

— Нет, — Гермиона понимала, что это короткое слово сейчас не выполнило свою семантическую функцию. Она действительно боялась даже предположить, что испытывает облегчение от расставания с Роном.

— Отлично, — кивнул Малфой, слегка отстраняясь. — Тогда чего же ты хотела добиться сегодняшним маскарадом? Думала, Уизли тут же упадет к твоим ногам?

— Просто хотела показать, что я могу быть такой же… — Гермиона замялась, не вполне понимая, зачем объясняет это своему неприятелю. — Как Браун и остальные. У меня есть все то, что у них, но я не выставляюсь напоказ, потому что не считаю нужным. Складывается ощущение, будто я бесполое существо! — Гермиона закусила губу, отворачиваясь от проницательного цепкого взгляда. — Хотелось переплюнуть Лаванду. Она же просто… — волшебница замолчала. Говорить совершенно не хотелось, потому что она вдруг почувствовала себя простой глупой девчонкой. — Я хотела заставить Рона пожалеть о том, что он так просто опустил руки.

— Глупости. Ты такая тупица, Грейнджер!

— Прекрати меня обзывать! — обиженно нахмурившись, Гермиона схватилась за запястья юноши в попытке их отстранить.

— Ну вот опять, — приблизившись, он почти коснулся губами мочки уха. — Ты же понимаешь, что только подливаешь масла в огонь? Из-за чар я готов взять тебя прямо на этой лестнице, так что перестань дергаться. Это, знаешь ли, будоражит, — усмехнувшись, он зажмурился, борясь с желанием оставить багровеющее пятно на изгибе шеи. — Если мужчина по-настоящему хочет, он сделает все, чтобы заполучить это. У Уизли была куча шансов, но он ими не воспользовался. Все еще тешишь себя сказочными мечтаниями? Он ничего не сделал не потому, что слишком нерешительный. Просто не хотел. Пойми эту простую истину, Грейнджер: человек, если он чего-то сильно желает, ни за что не остановится просто так.

— Я знаю, что он любит меня! — возмущенно прошептала Гермиона, попутно пальцами скользя по приятной на ощупь ткани рубашки.

— Из-за скучной личной жизни ты вбила себе в голову мысль о том, что вы с Уизли непременно должны быть вместе. А на самом деле он просто был единственным парнем рядом, исключая Поттера, конечно, и поэтому тебе начало казаться, будто между вами что-то есть. Самая жестокая ошибка — принять дружбу и привязанность за любовь, — ладонь Драко скользнула на внутреннюю сторону бедра девушки, и пальцы тут же зацепились за край кружевного чулка. — Мерлин, какая пошлость!

— Малфой! — возмущенно зашипела Гермиона, но ударить слизеринца по развязным рукам не успела. Покрепче ухватив пальцами тонкую ткань, он потянул её вниз. Порванный капрон тут же съехал до лодыжки, и юноша оставил его там. Мимолетные прикосновения к нежной коже отозвались приливами горячих волн по всему телу.

— Это была не любовь, — повторил Драко, снова восстанавливая зрительный контакт. В глазах Грейнджер он увидел то, что желал: капитуляцию и некоторую пугливую покорность. Она, послушавшись, разумно не дергалась, будто боясь, что ещё чуть-чуть, и они сорвутся окончательно. — И, когда Уизли пытался прикоснуться к тебе, ты понимала, что все это неправильно. Что так не должно быть. Поэтому у вас наверняка ничего не было…

— Ты ошибаешься!

— Да неужели? — он попытался спросить с ледяным безразличием, но получилось гневно. — Никогда не поверю, что Уизли все-таки смог раздвинуть тебе ноги.

— Это не твое дело! — Гермиона не знала, в который раз за день говорит эти слова. Да и, честно говоря, ей уже предельно надоело повторяться.

— Какая экспрессия, — покачал головой Драко и стянул второй чулок с таким невозмутимым видом, будто занимался подобным каждый день. Гермиона смотрела на него, приоткрыв рот от возмущения. Она хотела кричать, биться в истерике и наносить Малфою смертельные увечья, однако тело спокойно реагировало на посягательства слизеринца.

— Это лишний раз доказывает, Грейнджер, что ты все еще маленькая девчонка, краснеющая от одного упоминания о сексе.

— Боже, ты невыносим, — закатила глаза Гермиона. — И прекрати меня раздевать, ради Мерлина! — она хотела ударить его по щеке, но только мягко опустила ладонь на кожу.

Юноша порывисто подался навстречу прикосновению, прикрывая глаза и шумно вдыхая. Воздух тут же раскалился до немыслимой температуры.

— Драко!

Гостиная гриффиндора озарилась голубоватым сиянием патронуса. Извиваясь в языках прозрачного пламени, в воздухе образовался большой орел.

— Нужно срочно встретиться. Буду ждать в гостиной старост. Это связано с миссис Малфой. Каждая секунда на счету, — патронус, говорящий голосом Теодора Нотта, плавно исчез.

Жар тут же спал, окутывая тело юного Малфоя ледяной коркой ужаса и скверного предчувствия. Быстро, но осторожно выпустив Грейнджер из своих рук, Драко поднялся и тут же рванул вниз по лестнице. На ходу прихватив мантию, он направился к двери, но его остановил громкий оклик.

— Стой! — Гермиона уже поднялась, и, понимая, что произошло что-то нехорошее, нервно вцепилась пальцами в перила. — Что случилось?

Драко никак не отреагировал на вопрос и схватился за дверную ручку. Сейчас было не до размусоливаний.

— Остановись, иначе я прикажу тебе сделать это! — нетерпеливо крикнула девушка, сжав ладонь в кулак. Драко повернулся к ней с убийственным видом.

— Не сейчас, Грейнджер. Это уже не шутки, — сквозь зубы процедил он, но все-таки остался стоять на месте.

— Что бы там ни случилось, я пойду с тобой, — буквально пятнадцать секунд Гермионе потребовалось для принятия решения.

— Нет! — рявкнул Драко, поворачиваясь к гриффиндорке всем корпусом. — Это не твое дело!

— Не мое ровно настолько же, насколько «не твоим» был выбор моего платья, — фыркнула девушка, продвигаясь к комнате, чтобы не терять времени. — Жди здесь, я быстро. Только попробуй сделать шаг. Если решишься — ты пожалеешь, клянусь.

Малфой поймал вызывающий взгляд и закатил глаза. Но её идею переодеться он все-таки оценил. Сложив руки на груди, юноша нетерпеливо кивнул.

Комментарий к 10. Не твое дело

Итак, прошу прощения за задержку главы. Причины я назвала в официальной группе. Надеюсь, кто-то следит за ней. Не обещаю стабильность выхода продолжения в ближайшую неделю, но постараюсь сделать все, что в моих моральных и физических силах.

Итааак… Напряжение между героями растет. Пожалуйста, относитесь к чарам субъективнее - они своевольны и не до конца изучены (хорошее оправдание, правда?). Все эмоции, включая ревность - не их “рук” дело. Влечение и сближение людей всегда порождает некоторые эмоции, по своей природе имеющие весьма закономерный характер.

Возможно, ситуация с Роном ранее была описана неполно, но в этой главе, как я считаю, были расставлены все точки над “и”. Долгих описаний на это не требуется (тем более, у нас тут Драмиона, на секундочку). Я описала неудачность этих отношений со своей позиции, и искренне считаю, что романтические отношения с человеком, с которым вы долгое время состояли в дружбе, очень маловероятны, если и возможны вообще. Обожаю опираться на свой плохой опыт, знаете ли) А как считаете вы? Буду рада прочитать комментарии относительно главы и заданного вопроса)

Спасибо за внимание и поддержку ♥

========== 11. Безумие ==========

в многотомном читал завете,

что святыни земные пусты;

если нету богинь на свете,

расскажи мне, то кто тогда

ты?

— В этом замешаны Пожиратели?! — Гермиона грозной тенью возвышалась над двумя сидящими на диване слизеринцами. Нотт хмурился, а Малфой откровенно злился, привычно искривляя губы.

— Твое вмешательство опасно, — мягко заметил Теодор, неуверенно подняв взгляд на девушку. Еще чуть больше получаса назад он наблюдал её полностью разбитой и потерянной, но теперь от той Гермионы не осталось и следа. Её темные глаза теплого орехового оттенка привычно мерцали уверенностью и силой, локоны мягкими волнами касались плеч и лопаток, и, конечно, от образа роковой женщины не осталось и следа. На астрономической башне он не смог полноценно разглядеть девушку, ведь мысли были заняты совершенно иными вещами. Ко всему прочему, откровенное разглядывание послужило бы дурному тону, а перед Грейнджер Теодор не хотел выглядеть неотесанным беспринципным мужланом.

— Это мой выбор, — твердо и на удивление жестко произнесла Гермиона. Нотт поверженно замолчал.

— Он прав, Грейнджер. Катись к себе в комнату, — махнул рукой Малфой, тем не менее не переставая сверлить столешницу отсутствующим взглядом.

— Так что насчет миссис Малфой? Лекарь пропал, написав письмо о том, что срочно уезжает по личным обстоятельствам? И все? Больше ни слова о болезни или возможном лечении? — Гермиона задавала вопрос за вопросом, и парни невольно морщились от нескончаемого потока её речи.

— Это было скрытое послание. Он написал рецепт зелья, которое должна выпить миссис Малфой для нейтрализации проклятья.

— Тогда к чему такая спешка? — Гермиона облегченно выдохнула, но, заметив тревожный взгляд Нотта, снова напряглась.

— Один из ингредиентов… — Теодор осторожно посмотрел на Драко. — Его уже несколько столетий не существует. Это цветок Железной девы.

— Он получался из крови мучеников за веру… — задумчиво протянула Гермиона, восстанавливая в памяти информацию. — Верно! Такое практиковалось только в средневековье.

— Кто бы подумал, что маггловская гуманность может принести вред волшебникам! — Драко криво улыбнулся, но в его взгляде отчетливо мерцала обреченность. Спокойствие слизеринца объяснялось отчаянным пониманием безвыходности. — Она умрет, если не выпьет зелье до полуночи. Все напрасно. Я же говорил! — Малфой вскинул на Нотта злобный взгляд. Юноша ненавидел однокурсника за то, что он дал ему надежду, а потом с такой же легкостью отобрал её, вырвав заодно еще частичку души.

— Подождите, — Гермиона зажмурилась, усиленно что-то вспоминая. — Есть же артефакт, который принимает форму любого ингредиента по желанию завладевшего им, — девушка распахнула глаза, но тут же нахмурилась. — Как же он назывался? Сейчас, — она сжала виски ладонями так сильно, будто это и впрямь могло помочь. — Кажется…

— Иезуитов камень. Грейнджер, — Драко поднял на неё взгляд и слабо усмехнулся. — Он, конечно, существует, но всего один.

— Египет? — Нотт со знанием дела подхватил беседу.

— Вершина первой пирамиды, — утвердительно кивнула гриффиндорка.

— Да вы издеваетесь! — Драко вскочил с места и раздраженно одернул мантию. — Он охраняется Всемирным Магическим Управлением. Вы знаете, что представляет из себя их охранная сфера? Это концентрация тысячи запрещенных заклинаний!

— Любая система имеет свои прорехи, — Гермиона поймала неуверенный взгляд Малфоя и прищурилась. — Ты же хочешь спасти свою мать? Выход один. Мы должны украсть иезуитов камень.

Драко не отрывался от мерцающего решимостью взгляда Гриффиндорки и размышлял о том, в какую именно психиатрическую лечебницу континента лучше всего её отправить. Во-первых, она ввязывалась в безумно опасное дело. Едва ли более опасное, чем поиск и уничтожение крестражей, но все же безумное целиком и полностью. Во-вторых, она делала это не ради своей выгоды, а ради жизни бывшей пожирательницы. И «во-вторых» казалось еще более невероятным, чем «во-первых».

— Это единственный выход, — мрачно подтвердил Нотт. — Вопрос только в том, как нам это сделать.

— Сфера предназначена для защиты от волшебников, но не от магглов, — Гермиона вздрогнула и медленно опустилась на кресло, остановившись стеклянным взглядом на собственных руках. — Малфой?

— Что ты задумала? — напряженно процедил он, рывком приблизившись к ней.

— Я слышала, среди Пожирателей было популярно заклинание, лишающее полукровок магии на некоторое время.

— Грейнджер! — предупреждающе прошипел Малфой, хватая её за запястье. Он прекрасно понимал, в каком направлении размышляет гриффиндорка, но слышать окончание этих рассуждений не хотел.

— Если ты применишь его ко мне, нам удастся добыть камень. Сфера не действует на обычных людей. Для магглов существует своя охрана, но справиться с ней с помощью магии не составит труда, — все-таки продолжила Гермиона, из-за глубокой задумчивости даже не заметив того, как сильно пальцы Малфоя стиснули её запястье.

— Это слишком опасно! — резко оборвал её речь Нотт. — Заклинание лишает не только способности к магии, но и рассудка. Все, к кому оно было применено, покончили с собой из-за психологического давления. Чувство утраты усиливалось в несколько раз, сводя с ума. Нет, это не выход! — он тоже поднялся с места и подошел к креслу девушки.

— Ты знаешь, что это единственный выход, — с расстановкой проговорила Гермиона, пытаясь не пересекаться ни с одним из присутствующих взглядом. — У нас осталось меньше трех часов. Нужно действовать! Ну же!

— Не глупи, Грейнджер, — покачал головой Драко, дергая вниз стремящуюся подняться с кресла девушку обратно. — Мы не знаем, какие последствия у этого заклинания и вернется ли магия вообще. Тем более, что-то придется делать с твоими суицидальными наклонностями.

— Нельзя лишить волшебника магии до конца, — прошептала Гермиона. — Ни зелья, ни заклинания с таким эффектом еще не придумали.

— Для чистокровных — да. Это заклинание действует смертельно на полукровок, а ты даже не… — Драко замолчал, выразительно вглядываясь в лицо гриффиндорки.

— Я знаю, Малфой, что ничего для тебя не значу, так что не пытайся изображать заботу. Уважай, по крайней мере, мое решение, — Гермиона не отступала. Драко разжал пальцы и отстранился от девушки, не сводя с неё взгляда.

— Не строй абсурдных догадок. Ты меня нисколько не волнуешь, — со злобой произнес юноша. — Но ответственность за твою жизнь будет полностью лежать на мне, а в еще одной проблеме я не нуждаюсь.

— Теодор, — не отрывая взгляда от полыхающих яростью и ложью глаз Малфоя. — Ты поможешь?

— Послушай, Гермиона, я… — Нотт неуверенно покачал головой. — Драко прав. Твоя магия…

— Кажется, я уже предельно ясно выразила своё решение! — повысив голос, Гермиона раздраженно откинула съехавшую на лицо прядь. — Проблема в следующем: как мы доберемся до Египта? Трансгрессировать не удастся.

— Каминная сеть? — Малфой вскинул брови, быстрее Нотта осознав, что Грейнджер уперлась и сворачивать с намеченного пути не собирается. Оставалось только закрыть на её безумие глаза и потворствовать. — У отчима Забини есть особняк в небольшом пригороде недалеко от пирамид. Оттуда доберемся на метле.

— Отлично. Тогда я сейчас же схожу за ним, пока он не совсем напился, — Нотт рванул к двери, но на выходе обернулся к Гермионе. Смерив её тяжелым взглядом, Теодор опустил глаза и вышел за дверь. Девушка нахмурилась и подошла к окну, чтобы не пересекаться с Малфоем взглядом. Кровь бурлила в венах, чувство опасной неизведанности питало мысли. Гермиона ни разу не подумала о том, на что на самом деле подписывается и чего ей будет стоить добыча уникального артефакта.

Вопреки ожиданиям, за все время их уединения слизеринец не произнес ни слова, но в отражении стекла Гермиона видела, что он прожигает её спину напряженным взглядом. От этого становилось страшно и непривычно тепло. Лишь раз в голове девушки родилась мысль о том, что Малфой, вероятно, переживает, но она тут же избавилась от неё. Он ни за что бы не стал волноваться за жизнь нечистокровной ведьмы. Это же был Драко, в конце концов. А вот поведение Нотта вызывало сомнения куда более понятные. Последние дни он был подозрительно внимателен и постоянно наблюдал за ней темно-зеленым, словно флаги слизерина, взглядом. Гермиона старалась не придавать этому значения, но глупые девичьи домыслы не давали ей покоя перед сном. В конце концов, девушка окуналась в царство Морфея со смущенной улыбкой на лице. Кем бы ни была Гермиона Грейнджер, мужское внимание ей льстило ровно так же, как и другим девушкам.

Драко впивался взглядом в напряженную спину гриффиндорки и ждал, что она вот-вот повернется и со слезами на глазах признает, что не готова нести такие жертвы. Он все ждал и ждал, шли минуты, но Грейнджер замерла во времени, словно каменное изваяние. Малфой был обескуражен настолько, что не мог придумать ни одной колкости, которая могла бы пошатнуть уверенность волшебницы. Её искренняя отвага была настолько огромной, что просто не помещалась в рамки мировоззрения Драко. Он считал, что в мире нет ничего бескорыстного и чистого, но Грейнджер, как всегда, ломала все, что он выстраивал в себе годами. Ломала безжалостно и с такой скоростью, что он не успевал возвести свои убеждения на прежний уровень.

— Черт возьми, я только подцепил ту симпатичную когтевранку! — раздался возмущенный вопль, и в гостиную ворвались Нотт и разъяренный Забини. — Боже! Малфой с Грейнджер в одном помещении, и до сих пор не убили друг друга? Кажется, я много выпил.

— Не до шуток, Блейз, — Драко наконец оторвал взгляд от фигуры девушки, припавшей к окну, и серьезно посмотрел на только что прибывшего. — Мы должны попасть в Египет через каминную сеть. У тебя есть доступ в особняк?

Блейз тут же протрезвел, и с его лица стерлись все остатки былого задора и веселья. Как и любой человек, на которого сваливается неожиданная и абсурдная информация, Забини замер и слегка приоткрыл рот.

— Нам нужно добыть иезуитов камень. Ты же знаешь, что он… — принялась поспешно объяснять Гермиона, но Блейз вскинул руку, призывая её замолчать.

— Это безумие, — он отрицательно покачал головой.

— Это Грейнджер, — хмыкнул в ответ Драко и, пожав плечами, направился к двери. — Давайте ускоримся. Нам необходимо попасть туда в ближайшее время. Нотт, — он повернулся к однокурснику, — ты отправишься в Малфой-мэнор и начнешь готовить зелье. Мы постараемся добыть камень как можно быстрее.

— Но, — Теодор почему-то посмотрел на Гермиону, и она, заметив внимание слизеринца, тут же отвела взгляд, чуть ли не покраснев. Эта небольшая сцена не укрылась от цепкого внимания Малфоя, и он раздраженно цокнул.

— Это необходимо. Буду благодарен, если ты все-таки сделаешь это. Там мы справимся сами, — Драко буквально просверливал профиль Нотта холодным и колючим взглядом, но тот лишь кивнул, не переставая взволнованно смотреть на гриффиндорку. Теодор не мог поверить, что Гермиона действительно решилась на такой безрассудный подвиг. Да, именно подвиг. Нотт не встречал в жизни девушки настолько отважной. Что-то в сердце переворачивалось при взгляде на её решительное и правильное лицо. Миссис Нотт была настолько же смелой, и, наверное поэтому умерла от рук человека, которого больше всего любила.

— Хорошо, — сухо ответил Нотт, скользнув по Малфою острым, как лезвие клинка, взглядом. — Запомни, что должен ей. Не позволь Гермионе пострадать, — Теодор сказал эти слова так тихо, что даже Драко расслышал их с трудом. Малфой ничего не ответил. Поведение Нотта все больше вводило в недоумение.

— Единственный камин есть в кабинете старухи, — между делом заявил Блейз. — Думаете, она позволит нам покинуть замок на ночь глядя?

— Я оставил ей записку, — бросил уже выходящий из комнаты Нотт, плотно закрывая за собой дверь.

— О, Тео! Она же не какая-нибудь девчонка на одну ночь! — скривился Забини. Его выводила эта сляпанная наскоро операция по добыванию исключительно редкого артефакта. Однако никто, похоже, совершенно не разделял его возмущения. Драко напряженно смотрел на дверь, за которой только что скрылся Нотт, а Гермиона задумчиво изучала взглядом мыски собственных кроссовок.

— Идем, — наконец вздрогнул Малфой, пообещав себе разобраться с выпадами Нотта позже. — Камин есть не только в кабинете Макгонагалл.

— И где же, умник? — фыркнул Блейз, складывая руки и направляясь вслед за однокурсником.

— В Выручай-комнате.

***

Гермиона мечтала побывать в Египте при совершенно иных обстоятельствах.

Знойный воздух обволакивал тело, и, когда они втроем вышли из особняка отчима Забини, вокруг уже сгущалась темнота. Юноши несли в руках прихваченные из Хогвартса метлы. Время еще было, но молодые люди все равно торопились. Необходимо было преодолеть несколько километров до пирамид. После того, как со скандалом выяснилось, что Гермиона летать не умеет и делать это самостоятельно не собирается, Малфой предложил ей свои услуги личного водителя, при этом, конечно, не преминув обсыпать гриффиндорку разнообразными проклятьями. Однако на долгие препирания времени не было, поэтому вскоре трое волшебников поднялись в воздух. Вопреки своим желаниям девушка что есть силы схватилась за мантию Малфоя, когда они поднялись достаточно высоко. Драко только хмыкнул и, будто желая насолить Грейнджер, удвоил скорость. Короткий визг потряс ночную тишь, и Блейз, летящий неподалеку, громко рассмеялся и рванул вперед.

— Ты точно уверена? — попытался перекричать потоки воздуха Драко, слегка повернув голову.

— Смотри вперед! — с ужасом воскликнула волшебница, пальцами стискивая одежду юноши еще сильнее.

— Обхвати меня! — крикнул ей Драко и, не дожидаясь, пока она выполнит приказ, резко взмыл вверх. Руки девушки моментально обвились вокруг его торса и плотно сомкнулись. Гермиона снова закричала, но из-за сильных порывов ветра, хлестающих в лицо, вскоре закашлялась. Малфой улыбался, с удовольствием осознавая, что именно он сейчас является единственной опорой Грейнджер. Впервые она хваталась за него, как за последний шанс на спасение.

— Приземляйся, Блейз! — через несколько минут прокричал Драко, направляя метлу к земле. — Нельзя подлетать близко к куполу!

Когда Гермиона почувствовала под ногами твердую землю и наконец открыла глаза, перед ней оказался восхитительный вид песочных тонов. Ночь в Египте оказалась не такой темной, и пирамиды, гордыми великанами возвышающиеся над пустынной землей, было прекрасно видно. Освещение недалеких городов окрашивало небо в более светлые синие тона, и от того казалось, будто на улице еще сумерки, хотя луна уже взошла.

— Блейз, на тебе маггловская охрана, — четко распорядился Драко, едва все они собрались в импровизированный круг. — Обойди периметр пирамиды. Никто не должен увидеть нас или заподозрить в чем-то.

— И все же… — Блейз осторожно взглянул на Гермиону. Во время их короткого путешествия мулата успели осведомить о некоторых деталях плана, и он, мягко говоря, был в полнейшем шоке и недоумении.

— Только ты не начинай, — Гермиона поморщилась, отступая от слизеринца на шаг. До этого внутри было лишь окрыление, чувство гордости за себя и совсем немного — приятного страха. Девушка скучала по приключениям уже очень давно. Она и сама не знала, как ей удавалось сочетать в себе черствую занудность и необъяснимое рвение к неизведанному и опасному. Однако теперь, когда они находились в непосредственной близости и от артефакта и от тех событий, исход которых был не вполне ясен, Гермиона почувствовала, что страх внутри оказался куда больше, чем она ожидала. Руки слегка дрожали, но волшебница списывала это на испуг от пережитого полета на метле.

— Иди, Блейз. С остальным я разберусь сам, — тихо сказал Драко, не отрываясь наблюдая за гриффиндоркой. Он все искал в её выражении лица те черты, которые могли бы раскрыть неуверенность и страх, но это ему не удавалось. Девушка казалась невозмутимой, и Малфой поражался, насколько сильной могла быть обычная девчонка.

— Удачи, — выдержав выразительную паузу, напоследок бросил Забини и решительным шагом пошел прочь. Он не хотел наблюдать за тем, как Драко использует запрещенное заклинание на Грейнджер.

— Итак, — Гермиона нервно улыбнулась, вскинув взгляд на Малфоя. — Ты готов?

— Это я у тебя должен спросить, — неуверенно хмыкнул Драко, делая шаг в сторону девушки. — Назад поворачивать уже поздно.

— Я никогда не сбегаю, — выпалила Гермиона. Волнение слегка спало. Перепалка с Драко уводила мысли в более устойчивое русло.

— Разумеется, — Малфой беззлобно улыбнулся. — Ты же героиня войны.

— Да.

Они смотрели друг на друга еще около минуты. Драко все ждал, что она шагнет назад и откажется, а Гермиона — что он её отговорит. Но этого не происходило. Они замерли, как две стихии, не привыкшие отступать. Драко медленно поднял палочку, и его рука даже не дрожала, потому что он решил думать только о матери. Жизнь Нарциссы определенно стоила такой жертвы. В конце концов, это же не он лишался магии!

— Эспоро!

Невозмутимый голос Драко все же дрогнул и сорвался, потому что в голову вспышкой врезалось понимание: жертва жизнью за жизнь — полнейший бред. Но мощная струя уже вырвалась из палочки и, разрезав воздух, впилась в солнечное сплетение Гермионы. Девушка слегка покачнулась, но все-таки удержала равновесие. Внутри закружился вакуум. Казалось, будто что-то, проникая через поры, покидает тело, и гриффиндорка понимала, но не хотела думать о том, что это была её магия.

— Попробуй применить какое-нибудь заклинание, — прошептал Драко. Гермиона рассеянным взглядом посмотрела на свою палочку, и, немного помедлив, подняла её.

— Экспеллиармус! — отчаянно выкрикнула она, направив древко на Малфоя, но ничего, абсолютно ничего не произошло. Конечности тут же похолодели от ужаса. Гермиона чувствовала бы то же самое, если бы лишилась зрения, слуха или способности говорить.

— Сработало, — выдохнул Драко с ужасом. — Грейнджер! — подойдя к ней, он схватил её за плечи и встряхнул. — Слушай меня внимательно: ты должна забраться на пирамиду, забрать Иезуитов камень и спуститься сюда. Вот и все. Об остальном я позабочусь.

Девушка качнула головой, а потом, всучив палочку в ладонь Драко, взглянула на пирамиду. Раньше она с трудом, но все-таки могла различать большой магический купол, ограждающий постройку, однако теперь на его месте темнел ночной воздух. Никакой магии.

— Шесть граней и зеркальная поверхность, — крикнул ей в спину Малфой, нервно сжимая ладони в кулаки. — Ты найдешь его под…

— Я знаю, — раздраженно огрызнулась Гермиона, потому что ненавидела, когда ей напоминали об уже известном. Однако польза в этой маленькой вспышке гнева все же была: девушка почувствовала закипающую уверенность.

Юноша смотрел вслед приближающейся к пирамиде гриффиндорке, затаив дыхание. Он вряд ли слишком надеялся на то, что все закончится благополучно и они смогут спасти его мать, но не попробовать Драко не имел права. Слизеринец даже не хотел думать, что будет делать со своей совестью, если мать умрет, а к Грейнджер так и не вернется магия.

Тем временем Гермиона занесла ногу, чтобы сделать первый шаг на пути к артефакту. Девушка откинула все эмоции и мысли, кроме тех, что относились к задаче. Сконцентрировавшись на верхушке пирамиды, она принялась осторожно, но спешно продвигаться вверх. Времени было ничтожно мало.

Драко несколько раз порывался сделать шаг вперед, чтобы получше рассмотреть взбирающуюся на пирамиду Грейнджер, но понимал, что в таком случае купол может отреагировать на магическое вторжение, и потому оставался на месте, с досадой сжимая зубы. Малфой солгал бы, если бы сказал, что совсем не волнуется за гриффиндорку. Она оказалась даже более безумной, чем он ожидал. От прямых и резких высказываний в её адрес удерживал лишь факт того, что Гермиона являлась единственной, кто мог помочь в спасении матери.

Каждый шаг отдавался в теле волнующей вибрацией. Гермиона не могла поверить, что и правда решилась на такое опасное преступление. Мало того, что она, не раздумывая, бросилась на помощь человеку, который ради неё не пошевелил бы и пальцем, так пострадала еще и магия. Но в моменты, когда она спрашивала себя, зачем помогает Драко Малфою, рискуя собственным благополучием, всегда вспоминала картину разрушенного Волшебного мира и забывала о всяких сомнениях. Гермиона была уверена, что каждый человек бесполезен, если служит не благу общества, а только своему собственному. Волшебница дышала мыслью о том, сколько смертей и несчастий предотвращает своими безумными, но такими отважными поступками. Шаг за шагом, она ощущала в себе все больше силы на свершения. Чувство собственной значимости наконец-то вернулось, и гриффиндорка упивалась им, потому что уже очень давно не ощущала себя по-настоящему нужной. Эмоции до конца вытеснили из головы девушки мысли о возможных последствиях примененного заклятия, и вместо них поселилась нерушимая уверенность в том, что все обязательно будет хорошо.

Однако было еще кое-что, заставившее её так безрассудно броситься в пламя неизвестности. Легкая дрожь рук Малфоя, когда он задумчиво выслушивал скверные новости от Теодора, врезалась в память Гермионы и не хотела исчезать. Стеклянный потемневший взгляд напугал и заворожил её. Слизеринец был подавлен, как никогда. Еще при последнем визите в Мэнор Гермиона поняла, как много значит для Драко миссис Малфой. До того дня она не подозревала, что голос обычно холодного юноши может выражать такую мягкую и бессильную любовь, а взгляд — преданность и обожание. Драко любил мать больше всего в жизни. Больше того — она была всем. Гермиона, хоть и не ожидала этого от себя, прониклась к Малфою жалостью и пониманием. Она знала, каково это — потерять родителей, и никому не пожелала бы такой муки. И, наверное, в большей степени поэтому она сейчас была уже почти у верхушки пирамиды. Назад смотреть не хотелось, потому что девушка знала, что у неё наверняка закружится голова.

Через томительно долгие для Драко, но незаметно пролетевшие для Гермионы несколько минут девушка была уже совсем близко к верхушке. Несмотря на то, что действовать приходилось практически наощупь, гриффиндорка взбиралась достаточно проворно для человека, страдающего некоторой неуклюжестью.

Когда Гермиона достигла верхушки, она все-таки посмотрела вниз, и через несколько секунд пожалела об этом. Высота, на которой оказалась гриффиндорка, пугала и завораживала одновременно. С одной стороны, открывался восхитительный вид на пустынное пространство и светящиеся невдалеке города, а с другой — боязнь скатиться с такого склона внезапно вошла в свои права и завладела разумом. Волшебница вцепилась пальцами в каменные выступы и остановила взгляд на руках, чтобы прийти в себя. Потребовалось около двух минут мучительных внутренних монологов, чтобы Гермиона снова смогла спокойно дышать и размышлять. Оторвавшись от созерцания собственных пальцев, девушка осмотрела небольшую пологую поверхность на наличие подходящих камней. С первого взгляда ничего необычного она не обнаружила, однако с хладнокровной рассудительностью заключила, что уникальный артефакт на то и уникальный, что не будет слишком заметен. Когда Драко сказал ей про то, что иезуитов камень следует поискать под одним из камней вершины пирамиды, Гермиона сделала вид, что и без него знала это, однако солгала. Признавать превосходство Малфоя было бы просто преступлением, однако без его знаний она наверняка поломала бы голову над расположением артефакта чуть дольше. Схватившись за один из камней, гриффиндорка потянула его на себя, но тот ожидаемо не поддался. Девушка фыркнула. На что она надеялась, разбирая одно из чудес света? Не теряя времени, Гермиона проверила на подвижность еще несколько камней, и когда наконец один из них поддался, чуть не взвизгнула от восторга. Камень по восторженной неосторожности волшебницы сорвался и с глухими звуками полетел вниз. С сожалением проводив его коротким взглядом и в глубине души понадеявшись, что глыба угодит прямо в голову Малфоя, Гермиона напряженно уставилась в зияющую дыру. Что-то в её глубине переливалось и мерцало под холодными лучами лунного света. Протянув дрожащую руку к артефакту, девушка вскоре прикоснулась к нему, под пальцами ощущая приятную прохладу. Иезуитов камень оказался очень красивым. Многогранный и зеркальный со всех сторон, он чем-то походил на бриллиант, однако девушка чувствовала, какую силу в себе таит редкий артефакт, и потому поспешила положить его в сумку, накинутую через плечо. Она не хотела задерживаться на такой высоте ни секунды более.

Малфой напряженно вглядывался в темнеющий воздух и нервно барабанил по палочке пальцем. Мечась из стороны в сторону, он то и дело устремлял свой взгляд вверх, будто надеясь на то, что сумеет увидеть фигуру Грейнджер. Её не было около двадцати минут, и с каждой из них Драко нервничал все больше. Пару раз он хотел её окликнуть, но в последний момент осознавал, что Грейнджер вряд ли его услышит, и потому хмурился, сжимая губы. План по добыче артефакта был такой сумбурный и ненадежный, что юноша с трудом верил в его осуществление.

Но вот в пределах видимости что-то шевельнулось, и, разглядев отчетливо дрожащее тело, Драко понял, что безумная гриффиндорка сделала это. Украла магический артефакт мирового значения. Его сердце заколотилось о ребра, чувство триумфа и опасности остро пульсировало в висках. Малфой было ринулся к пирамиде, но вовремя остановился, вспомнив про купол.

— Ну что? — внезапное появление Забини заставило юношу едва заметно дрогнуть и закатить глаза.

— Она спускается, — раздраженно ответил Малфой, одернув мантию. — По периметру все в порядке?

— Встретил парочку магглов, — пожал плечами Блейз. — Но они были такими уставшими, что сразу же заснули.

Малфой одобряюще усмехнулся, неотрывно наблюдая за спускающейся по древней постройке Грейнджер. Казалось, напряжение, разросшееся в воздухе, можно было помешивать ложкой, словно густой кисель. И, когда Гермиона все-таки ступила на твердую землю, оба слизеринца не сдержали облегченного выдоха. На негнущихся ногах девушка миновала пределы магического купола, а потом пошатнулась и чуть не упала. Подстраховал подбежавший ближе Забини, схватив Гермиону за плечи и слегка облокотив на себя. Волшебница прикрыла глаза, измученно улыбнувшись. Страх быть обнаруженной куполом и упасть с огромной высоты запоздало нахлынул на неё одной мощной волной.

— Ты достала камень? — Драко взволнованно осмотрел гриффиндорку с ног до головы, но не обнаружил артефакта.

— Да, — слабо откликнулась она, рукой скользнув в сумку. Вскоре взору молодых людей предстал блестящий многогранник. Драко затаил дыхание. Получилось. Грейнджер сделала это.

— Надо убираться, — спустя несколько секунд Драко отмер и, выхватив камень из ослабших пальцев Гермионы, решительно посмотрел на Блейза.

— Сейчас я не готова к полету, — девушка встревоженно оглянулась на Забини и помотала головой. — Я не смогу…

— Сможешь, — Драко стиснул зубы и схватил Гермиону за руку, тут же вытягивая из сомнительных объятий Блейза. Тот недоумевающе наблюдал за разозленным слизеринцем.

— Малфой! — волшебница попыталась вырваться, но получила только наскоро брошенный ей гневный взгляд. Она искренне не понимала, почему юноша злился.

— Грейнджер, — ехидно передразнил её Драко и призвал метлу. — Забирайся. Полетишь спереди меня, а то, не дай Мерлин, еще свалишься.

Словив на удивление сочувствующий взгляд Блейза, Гермиона приблизилась к метле и с мученическим видом занесла ногу. Драко одной рукой скользнул к стволу и крепко обхватил его, другой же обвил талию Грейнджер и крепко прижал к себе. Её тело оказалось на удивление хрупким и очень холодным.

— Ты безумная, Грейнджер, — шепнул ей Драко перед тем, как подняться в воздух. — Но смелая. Ты справилась. Молодец.

Путь до поместья отчима Забини прошел почти гладко за исключением того, что Драко постоянно отвлекался от полета на развевающиеся прямо перед лицом волосы девушки. Аромат, исходящий от них, заставлял его предаваться совершенно неуместным в складывающейся ситуации воспоминаниям. Невольно Малфой вспомнил о её неожиданном «появлении» в его жизни, о чарах, о ночи в хижине, наполненной болью и одиночеством, о золотом снитче и жаркой перепалке на лестнице в башне Гриффиндора. А Грейнджер, словно ничего не подозревая, изо всех сил вжималась в тело Малфоя, жмуря глаза и остервенело цепляясь за метлу.

По прибытии в поместье они поняли одну очень неприятную вещь: Гермиона больше не могла перемещаться по каминной сети.

— Идите, — волшебница устало опустилась в шикарное кожаное кресло. — Я подожду здесь. Думаю, Теодор справится с зельем.

— Не глупи, Грейнджер! На тебе заклятье, и через минуту-другую после нашего отбытия ты прикончишь себя каким-нибудь глупым маггловским способом.

— Я мог бы остаться, чтобы проследить за ней, — с готовностью отозвался Блейз, сложив руки на груди.

— Невозможно, — тут же пресекла идею Гермиона. — В зелье требуется кровь творящего, доброжелателя и родственная. Ты обязан там быть.

— Она права, — мрачно ответил Малфой на вопросительный взгляд Забини. — Хорошо, ты останешься здесь.

— Драко, ты же сам… — Блейз вскинул брови, но тут же замолк. Малфой ловко выудил из внутреннего кармана мантии палочку.

— Инкарцеро!

Запястья, ноги и талию девушку тут же обвили веревки, надежно зафиксировавшие её в одном положении и пригвоздив ктяжелому креслу.

— Малфой, ты совсем спятил?! — прорычала Гермиона, тут же выходя из себя. — И это твоя благодарность?

— Она и есть, — Драко быстро подошел к девушке и, наклонившись над ней, пристально посмотрел в глаза. — Так ты себе не навредишь.

— Но вдруг что-то… — она рассеянно отвела взгляд, чувствуя, как сжимается от такой близости все её существо. Определенно, Малфой умел подавлять и подчинять одним лишь твердым взглядом.

— Ничего не случится. Обещаю, — он, повинуясь наваждению и порыву, провел рукой по непослушным волосам, растрепавшимся во время полета. — Все будет хорошо. Я вернусь сразу же, как закончу в Мэноре.

— Поспешите, — сдавленно прошептала Гермиона, смиряясь со своей участью. Разумеется, смысл в словах Малфоя все-таки был, и девушка понимала, что последствия заклятья вряд ли заставят себя ждать слишком долго. — Осталось мало времени. Я справлюсь.

— Я знаю это, — вкрадчиво произнес Драко и, напоследок сжав ладонью плечо гриффиндорки в скупом жесте поддержки, развернулся и направился к камину.

— Быстрее, Блейз, — Малфой, почерпнув немного пороха из мраморной вазы над камином, шагнул внутрь и вскоре исчез в ярком зеленом пламени.

Забини, все эти минуты ощущающий себя совершенно чужим в этой комнате, вздрогнул и стремительно приблизился к камину. Последний раз с сожалением и некоторым недоумением посмотрев на прикованную к месту гриффиндорку, он четко произнес место назначения и оказался в Малфой-мэноре.

В особняке пахло смертью. Малфой хорошо запомнил этот запах еще со времен пребывания здесь Темного Лорда. В этих стенах было убито столько невинных людей, что Драко удивлялся, как призраки до сих пор не выселили его мать из комнат. И этот запах, на первый взгляд обманчиво сладкий, но на деле тошнотворно-гнилой, словно выполз из темных углов поместья, поджидая полуночи.

Твердые шаги юного лорда будили от тревожного сна портреты предков, и все они едко перешептывались, наблюдая неестественно прямую спину потомка. Драко не слышал ничего кроме своего оглушительно бьющегося сердца. Преодоление расстояния до лаборатории далось ему с трудом. Мысли нестройным гулом голосов струились в голове, вызывая болезненное ощущение лихорадки.

Теодор уже ждал в лаборатории Люциуса, чем-то напоминающей кабинет профессора Снегга. Вслед за Драко в помещение влетел разгоряченный быстрым шагом Блейз. Никто до конца не верил в происходящее. Ни Нотт, без особой надежды все-таки начавший готовить зелье, ни Малфой, из-за предубеждений не верящий в силы обыкновенной девчонки, ни Блейз, наблюдающий за происходящим, словно через туманную дымку. Факт добычи последнего ингредиента был подобен чуду, и оттого не хотел укореняться в измученном реальностью сознании каждого из присутствующих.

Трое юношей окружили котел и, в неуверенности переглянувшись, одновременно коснулись разных шипов на цветке. Болезненно зашипел только Блейз, остальные же были слишком сосредоточены на результате. Капли крови, скользнув по шипам и матовому серебристому стеблю, обрушились в котел. В следующую секунду за ними полетел и цветок. Жидкость забурлила, и, густо заалев, вспыхнула магией.

— Получилось… — неверяще прошептал Нотт и поднял взгляд на присутствующих. — Получилось!

Драко не мог сказать ни слова. После всего, что он пережил до и после Войны, юноша боялся радоваться раньше времени. Малфой как никто другой знал, насколько неуловима удача и как изменчива судьба. С ним она позабавилась на славу.

— Нам нужно спешить, — Нотт очнулся первым, и, неловко вытерев выступившую кровь о собственную мантию, перелил зелье в уже готовый сосуд. — Идем. Малфой! — слизеринец окликнул застывшего в неверии Драко, и тот, поспешно качнув головой, направился прочь из лаборатории.

Молодые люди спешным шагом последовали на второй этаж, не переговариваясь и даже не смотря друг на друга. Всем было страшно. Если зелье окажется бессильным, им придется узреть смерть миссис Малфой, а это означало одно: Драко просто сойдет с ума. Однако это был как раз тот случай, когда хуже быть уже не могло, и жизнь четко обозначала два полюса: либо все, либо ничего.

— Мерлин, она без сознания! — обреченно застонал Теодор, едва появившись в темной комнате, особенно отчетливо пропитанной запахом смерти. — Драко, приведи её в чувство жалящим!

— Предлагаешь… — было вспыхнул Малфой, но тут же понял, что другого выхода у него нет. Направив на мать палочку и на секунду зажмурив глаза, он произнес заклинание, и сквозь тело женщины тут же прошла небольшая волна тока. Тело больной содрогнулось, а вместе с ним и сердце Драко. Он скривился так, словно бы его пытали «Круциатусом». Блейз ободряюще похлопал друга по плечу.

— Миссис Малфой, — Теодор поспешно перелил зелье в кубок и приблизился к кровати. Нарцисса едва разлепила покрасневшие веки. Губы раскрылись в немом вопросе, но слова с них так и не сорвались. — Ваш сын здесь. Вам необходимо как можно скорее выпить зелье. Скоро полночь. Если вы это не сделаете, проклятье поглотит вашу жизнь. Прошу, постарайтесь собраться с силами, — Теодор говорил быстро, но очень четко. От напряжения его лоб покрылся испариной. Неожиданно для себя он оказался единственным человеком в комнате, который полностью держал свои эмоции под контролем. Драко прибился к стене, обреченно зажмурившись и сжав руки в кулаки, Блейз нервно ходил из стороны в сторону, также ощущая полнейшую беспомощность.

Тем временем Теодор помог Нарциссе слегка приподняться и поднес кубок к её губам. Поток зелья направился в организм волшебницы, но вскоре она закашлялась, отстраняясь от Нотта. Малфой впился пальцами в деревянный косяк, пытаясь сдержать обреченный стон. Он боялся, что болезнь слишком сильно поразила его мать, и принять зелье она была не в силах.

— Давайте же, еще немного! — нервы Нотта наконец с оглушительным треском потерпели поражение, и юноша повысил голос, снова приближая кубок к губам миссис Малфой. — Неужели вы оставите его одного? — сквозь зубы процедил он почти шепотом.

В помутненном муками взгляде Нарциссы блеснуло живое понимание. Она, на секунду замерев, послушно открыла рот и зажмурилась, когда зелье снова коснулось поврежденных тканей. Язык и небо горели, словно кто-то жег её изнутри, но эти ощущения заглушала последняя фраза Теодора. Правильно. Она должна была бороться, и к черту, что эта болезнь была сильнее её! Нужно было попытаться. Опустошив кубок, она обессиленно откинулась на подушки и вцепилась пальцами в простыни. По телу начало разливаться тепло, с каждым мгновением становящееся все более горячим. Изнутри рвались отчаянные крики, но связки, ослабленные и поврежденные, полностью лишили женщину возможности выражения её мук. Она металась по постели и выгибалась от боли еще несколько минут, показавшимся всем в этой комнате практически вечностью. Наконец все резко стихло, а Нарцисса расслабленно запрокинула голову, широко открывая глаза. Боль ушла, но еще некоторое время женщина не верила в это. Тело блаженствовало. Хотелось только заснуть и не просыпаться несколько дней, чтобы искупить все проведенные в тревожной боли ночи.

— Драко, — наконец прошептала она и повернула голову в сторону сына.

— Как ты себя чувствуешь? — едва услышав собственное имя, юноша спешно приблизился к кровати матери и опустился на краешек. К лицу Нарциссы, ранее иссиня-бледному, приливал здоровый румянец. Тяжелые тени под глазами исчезали, губы порозовели от разгоняющейся по телу бешеными темпами крови.

— Невероятно, — мягко улыбнувшись, мать протянула к нему руку и погладила теплыми подушечками пальцев по щеке. Словно много лет назад, она ощутила полнейший восторг от прикосновения к собственному ребенку.

— Неужели помогло? — неверяще прошептал Драко, мягко беря Нарциссу за запястье. Оставив несколько сбивчивых поцелуев на тыльной стороне ладони, юноша снова прижал руку матери к собственному лицу.

— Это чудо, Драко, что я останусь с тобой. И лучшая награда за страдания, — она мечтательно закрыла глаза. — Твои друзья оказали мне большую услугу. Прикажи эльфам приготовить для них комнаты. Юноши, — она приоткрыла глаза, лукаво улыбаясь, — прошу простить за то, что встречаю вас в таком неподобающем виде.

— Миссис Малфой, вы прекрасны в любое время суток, — более расслабленно отозвался Блейз, все это время наблюдающий за женщиной со стороны.

— Научите и Драко так восхитительно льстить, — Нарцисса рассмеялась, и этот смех успокоительной мазью лег на израненное сердце Малфоя. Он, поддавшись настроению матери, тоже неуверенно улыбнулся.

— Драко, — тихо позвал Нотт, и взгляд его выражал неподходящую для ситуации обреченность и настороженность. — А где Гермиона?

— Мисс Грейнджер? — Нарцисса обеспокоенно вскинула брови, вопросительно взглянув на сына.

— Мерлин! — Блейз обреченно застонал.

— Грейнджер… — Малфой, словно опомнившись от счастливого сна, снова напряженно нахмурился и резко поднялся с места, последний раз запечатлев поцелуй на руке матери. — Оставайтесь здесь оба. Кто-то должен известить меня, если что-то случится. Я отправляюсь немедленно.

Миссис Малфой устало проследила за тем, как сын, еще секунду назад нежно держащий её руку в своей, молниеносно уносится куда-то с таким выражением лица, будто теряет собственную жизнь. Женщина грустно улыбнулась, размышляя о том, что не надеялась дожить до того момента, когда ей придется делить сына с другой.

***

Когда Гермиона осталась одна, она поняла, что тишина — главный враг связанного человека в незнакомом доме. Роскошная обстановка только давила своим пафосом, а душный воздух раздражал влажную кожу. Пару раз дернув руками, девушка поняла, что ей вряд ли удастся высвободиться. Единственным развлечением оставались размышления, однако в голову почему-то совершенно ничего не приходило, хотя подумать можно и нужно было о многих вещах. Например о том, каковы были последствия заклятия лишения магии, или о том, что будет, если она так и останется обычным магглом до конца своих дней. Сердце уколола паника. Нет. Такие мысли были совершенно неуместны. Гермиона зажмурилась, сосредоточенно пытаясь придумать другую тему для внутренних монологов.

Итак, она украла иезуитов камень. Малфой прав — поступок был просто безумный, но Гермиона не чувствовала угрызения совести или стыда. Она надеялась, что спасла жизнь человека. Оставалось лишь надеяться на то, что Министерство не сможет её вычислить. Раз сфера пропустила её, значит, не заметила и малой толики магии. Все должно было быть хорошо. Гермиона подумала, что так и будет, если же магия все-таки вернется к ней. Неизвестность заклятья пугала, но пути обратно не было. Девушка напряженно сглотнула. Червячок паники, до этого едва заметно точащий её нервы, завозился куда более ощутимо. Девушка сжала подлокотники ладонями и снова глубоко вдохнула и выдохнула. Сменить тему. Конечно.

Последнее время Малфой все чаще показывал те стороны, которые Гермиона еще не имела удовольствия наблюдать, и за это она ненавидела его еще больше. Когда слизеринец становился рассудительным, спокойным и даже… В своем роде заботливым, девушка переставала следить за возведенной между ними стеной, и та понемногу рушилась. А Гермиона ненавидела, когда что-то шло не по её плану. Невольно воспоминания перенесли её в первые дни их знакомства. Гриффиндорка с усмешкой вспомнила, что считала Малфоя слишком умным для мальчишки. Какое-то время она даже завидовала ему, так как почти кожей чувствовала конкуренцию. Может быть, она бы и могла признать его как достойного соперника, если бы не его вечное «грязнокровка». Интересно, если бы её кровь была «чистой», могло бы что-то измениться в их общении? Могли бы они обсуждать книги и учебу, могли бы спокойно гулять по Хогсмиду и беззаботно смеяться за кружкой сливочного пива? Малфой был превосходно образован и в значимой мере сообразителен, а для Гермионы умственные способности всегда стояли превыше всего. Ко всему прочему, если на первых курсах слизеринца нельзя было назвать красавцем, то в последние два года учебы он преобразился в прекрасного юношу, типичного аристократа с точеными манерами и чертами лица. Да, его поведение иногда раздражало почти до дрожи, но некоторый шарм в заносчивости все-таки был. Не зря же у слизеринского принца было столько поклонниц. Конечно, практически все они исчезли после войны вместе с безупречным статусом Малфоев. Интересно, сколько у него было девушек до того, как их связали чары? Несмотря на то, что Гермиона объяснила возможность возникновения такого вопроса чисто из скуки, что-то внутри неприятно кольнуло. Насколько ей было известно, некоторое время Малфой встречался с Паркинсон.

— Придурок, — вырвалось у неё, и тишина поместья возмущенно всколыхнулась. Гермиона удивленно замерла, ведь не ожидала от себя такого эмоционального всплеска. Девушка нахмурилась, когда представила, что Малфой теми же руками касался Паркинсон и… целовал её теми же губами, что произносил ненавистное «грязнокровка». Обиженно фыркнув, гриффиндорка опустила взгляд на собственные руки. Она бы наверняка могла касаться Малфоя на тех же правах, что и Паркинсон, если бы была чистокровной. Но ведь она являлась, на секундочку, лучшей волшебницей столетия по признанию многих опытных преподавателей, так почему слизеринец пренебрегал ей? Гермиона считала себя равной любому выходцу из чистокровной аристократии, ведь её силы порой превосходили… Девушка зажмурилась. Мысли упрямо возвращали её к потере магии.

Что будет, если она не вернется? Она отправится в мир магглов? Будет оторвана от Волшебного Мира и друзей? Лишенная родителей, маггловского образования и еще какой-то поддержки, что она будет делать? Побираться, словно бездомная? А может, умрет в одиночестве, не вынеся жестокости судьбы? И все ради кого, Малфоя? Этого самовлюбленного придурка, Пожирателя, кретина, просто невероятного ублюдка, который ни за что в жизни не пошел бы ради нее на такие жертвы?

Гермиона истерично всхлипнула, отчаянно пытаясь освободиться от веревок. Она погибала в своем бессильном теле, лишенном магии. Лишенном смысла. Нет, она не сможет так жить! Магия не вернется. Она останется в одиночестве без даже маленькой толики волшебства. Что же она натворила?..

В тот момент, когда поместье пронзил полный боли и отчаяния вопль, камин вспыхнул волшебством и из него вышла высокая фигура. Гермиона не сразу поняла, что больше не одна, и еще несколько мгновений билась в конвульсиях истерики, изо всех сил дергая руками и ногами, чтобы освободиться. Девушка знала выход из ситуации. Ей оставалось лишь умереть. Жалкие позывные рассудка растворялись в бешеной агонии осознания собственной бесполезности и беспомощности.

— Грейнджер! Что с тобой? — сквозь собственные рыдания услышала Гермиона и на секунду остановилась, открывая глаза, полные слез. Из-за мутной пелены она смогла увидеть лишь чье-то размытое лицо и пятно светлых волос. Однако этот голос она могла узнать бы из миллиона других.

— Убей меня, — прошептала она, ногтями впиваясь в дорогую обивку. — Убей, убей, убей меня, умоляю! — она, словно обезумев, повторяла лишь одно слово, и Драко холодел с каждым её выдохом.

— Что ты… — он едва мог сложить и два слова. — Что ты несешь?

— Я больше не волшебница, я никому не нужна. Я себе не нужна. Убей меня! Я бесполезна, никто меня не примет. Убей же! — Гермиона, поняв, что никто не собирается исполнять её просьбу, снова начала неистово дергаться. Кресло зашаталось.

— Успокойся, Грейнджер. Сейчас же! — рявкнул Драко, хотя понимал, что в этой ситуации вряд ли удастся решить что-то одними лишь приказами и гневом. Очевидно, заклятье вступило в свои права.

— Даже этого не можешь, жалкий слизняк? — вдруг поменяла тактику Гермиона, болезненно оскалившись. — Не можешь убить обычную магглу? Ты же наверняка всю жизнь мечтал прикончить меня! Давай же! Просто занеси палочку, трус! Или мне напомнить тебе запрещенное заклятье, которым ты и твоя семейка убила стольких волшебников?! Ну же, Малфой, убей меня! — Гермиона почти рычала. Кожа на её запястьях истерлась в кровь. В голове, заглушая все другие мысли, билось лишь отчаянное желание поскорее умереть, сбежать из этой позорной оболочки.

— Это говоришь не ты, — покачал головой юноша, удивляясь собственной стойкости. Он бы хотел отхлестать обезумевшую гриффиндорку по щекам, чтобы она наконец пришла в себя, но такие желания отдавали неприятным осадком. Драко не хотел причинять ей еще больше боли. Поэтому, не медля больше ни секунды, он крепко обхватил ладонями её лицо и развернул к себе. — Все будет хорошо. Твоя магия вернется, а то, что ты сейчас чувствуешь — последствия заклятья. Это скоро пройдет. Держись, слышишь?

— Ты врешь, — неверяще прошептала она, но все же прекратила попытки вырваться.

— Верь мне, — с нажимом произнес Драко, не разрывая зрительного контакта. Кольцо лучилось нежным успокаивающим светом. Гермиона прикрыла глаза и осторожно кивнула. Покосившись на кольцо девушки, Малфой первый раз мысленно возблагодарил чары. Видимо, именно об эффекте излечения душевных травм он тогда прочитал в одном из семейных свитков.

— Развяжи, — тихо попросила Гермиона, медленно сглотнув. — Мне больно.

— Как ты себя чувствуешь? — напряженно выискивая признаки прошлого бешенства, Драко понял, что, скорее всего, этот приступ они преодолели вполне успешно.

— Мне плохо, — честно отозвалась Гермиона, болезненно зажмурившись. — Отвяжи, пожалуйста. Я больше не под действием заклятья и не буду просить о смерти. Мерлин! Как же стыдно…

— Все в порядке, — поспешно оборвал её самобичевания Малфой и потянулся за палочкой. Секунда — и веревки безвольно ослабли. Гермиона подняла руки, разминая их, её взгляд застыл на кровавых разводах. Девушка злобно усмехнулась. Последнее время она испытывала только боль и ничего больше. Обессиленный всхлип снова потряс воздух.

— Эй, — встревоженно окликнул её Драко, подумав о том, что заклятье снова набирает силу.

— Все в порядке, я просто… — Гермиона быстро смахнула слезы и попыталась изобразить подобие улыбки, однако получилась только обреченная гримаса. — Просто устала.

Недолго думая, Драко опустился перед креслом на корточки и взглянул на зареванную гриффиндорку снизу вверх. Кажется, впервые. Она смотрела на него из-под мокрых ресниц, и её покрасневшие скулы болезненно выделялись на фоне бледной матовой кожи.

— Все закончилось. Ты молодец, — он уверенно улыбнулся, и Гермиона дернулась навстречу ему, чтобы обвить шею юноши руками и притянуть ближе, но вовремя остановилась, испугавшись. Малфой запросто мог оттолкнуть её, и тогда сердце уязвленной гриффиндорки могло окончательно разорваться. Драко, разумеется, заметил этот порыв, и внутри что-то неприятно всколыхнулось, когда Гермиона испуганно отклонилась обратно. — Ну же, — он рвано выдохнул, машинально облизав пересохшие губы. — Иди сюда.

Маленькие ладошки скользнули по его спине и шее, вызывая нездоровую дрожь во всем теле и ликование в сердце. Гермиона удивленно выдохнула, когда Малфой с легкостью приподнял её за бедра и, заставив скрестить лодыжки на его пояснице, развернулся и мягко опустился на широкое кресло, увлекая за собой и расслабленную волшебницу. Поддавшись собственной слабости, Гермиона склонила голову на плечо слизеринца, отчаянно прижавшись к нему, как к единственному источнику тепла в ледяной пустоши.

— Вот так, — одобряюще прошептал Драко, одной рукой поглаживая спину девушки, а другой перебирая волосы на её виске. — Умница.

Гермиона расслабилась окончательно, поддаваясь внутренним желаниям и мягким прикосновениям. Потеревшись носом о шею Малфоя и вдохнув знакомый свежий аромат, она прикрыла глаза и облегченно вздохнула. Через несколько секунд Драко услышал ровное посапывание и неловко улыбнулся, осознавая, что девушка уснула в его объятиях. Она будто безгранично доверяла ему и…

— Пресвятой Мерлин! — донесся изумленный шепот со стороны камина, и Драко раздраженно нахмурился, потому что их драгоценное уединение было нарушено.

— Блейз, — разочарованно протянул он, тем не менее ни капли не смущаясь того, что держит в своих объятиях спящую девушку. — Что-то случилось?

— Ну… — Забини рассеянно и смущенно огляделся. У него было такое ощущение, что он ворвался в супружескую спальню в самый разгар событий. — Теодор волновался за Грейнджер и попросил вас проведать.

— Нотт? — выдохнул Малфой резче, чем хотел бы, и интуитивно прижал Гермиону ближе к себе. Она что-то недовольно пробормотала сквозь сон. — Какого черта… — уже шепотом продолжил слизеринец, мягко проводя пальцами по виску девушки, словно убаюкивая её.

— Эм, — Блейз поджал губы. — Так вам нужна моя помощь? — словив скептический взгляд Малфоя, юноша не смог сдержать смешок. — Очевидно, нет, так что я…

— Предоставь нам спальню, — Драко устало потер переносицу. — И только попробуй пошло пошутить по этому поводу. Ты даже не представляешь, что за представление мне устроила эта девица пятью минутами ранее.

Комментарий к 11. Безумие

Итак, я разобралась с сессией, но пару дней пребывала в абсолютнейшей прострации. Дела и проблемы почему-то не заканчиваются, расслабиться не удается. Который день мечтаю выспаться, но в голове упрямо стучит молоточек (кувалда такая, ага) “ДОПИШИ ГЛАВУ”

И вот, она здесь, перед вами. Надеюсь, получилось вполне эмоционально, потому что разогналась только под конец)

Спасибо за внимание и ожидание)

========== 12. Чувства, не имеющие названия ==========

к тебе простираюсь с горячей мольбой:

верни мне спокойствие прежних ночей.

твой выбор, безумная, очень простой:

моею будь, ведьма. Ну или

ничьей.

Хлопковая простыня цвета шампанского сбилась в сторону, одеяло небрежно прикрывало ноги спящих. Сквозь тонкие занавески в комнату настойчиво врывались солнечные лучи, бросая жаркие отблески на лакированную мебель спальни. Три осторожных стука поразили тишину, плавно перетекающую в воздухе, и юноша, неудобно склонивший голову на изголовье кровати, нахмурился и слегка приоткрыл глаза. Полупрозрачные островки голубизны в его взгляде как будто сразу же потемнели, когда он, неохотно поднявшись, проследовал к выходу. Бросив взгляд на раскинувшуюся среди подушек и складок одеяла девушку, Драко повернул ручку двери и недовольно посмотрел на пришедшего.

— Малфой, — напряженно выдохнул Нотт и попытался заглянуть в комнату, но Драко тут же вышел и прикрыл за собой дверь. Могло создаться впечатление, будто юноша прятал в помещении украденную драгоценность.

— Нотт… — слегка зажмурившись, чтобы окончательно прийти в себя после непродолжительного сна, Драко снова посмотрел на Теодора и вскинул брови. — С моей матерью все в порядке?

— Ей уже лучше, — словно опомнившись, кивнул слизеринец, однако миссис Малфой заняла место в его мыслях всего на несколько секунд. — А что вчера случилось здесь? Блейз объяснил все слишком спутанно.

— Сейчас все в порядке, — прищурившись, сухо ответил юноша. — Но вечером Грейнджер испытала на себе последствия примененного мной заклинания.

— Магия вернулась? — сжав кулаки, спросил Нотт. Он боялся ответа, но в то же время безумно желал услышать его. Драко смотрел на собеседника чересчур мрачно, и юноша подумал, что причиной тому являются не вернувшиеся к Гермионе силы. Однако Теодор не мог даже предположить, что Малфой хотел поскорее избавиться от нежелательного гостя.

— Пока ничего не известно. Она спит.

— Я могу побыть с ней, чтобы ты смог навестить миссис Малфой. Она ждет тебя, — поспешно предложил Нотт и сделал шаг к двери, но Драко резко вскинул руку, преграждая однокурснику путь.

— Не стоит, — сквозь зубы проговорил Драко, изо всех сил сдерживая негатив, плещущийся внутри. Он прекрасно понимал, что должен Нотту за спасение матери, но его нездоровый и неожиданный интерес к Грейнджер раздражал и настораживал. Более того, Малфой различал в глазах Теодора искреннюю тревогу, и это буквально выводило из себя. — В случае повторной панической атаки ты не сможешь помочь ей.

— И как же помог ты? — наконец в голосе Теодора проскользнули стальные нотки, и Малфой удовлетворенно улыбнулся. Он не любил, когда люди прятали свои эмоции под маской безразличия, хотя сам так делал постоянно.

— Я и Грейнджер связаны, — Драко поднял руку с кольцом, растянув губы в надменной усмешке. — Чары помогли ей успокоиться.

Слизеринцы впивались друг в друга жесткими взглядами около десятка секунд, между ними шел неслышимый для других диалог. Наконец Нотт мотнул головой, отведя глаза. Он понимал, что Малфой прав, и потому дальнейшие препирания были бы лишними.

— В таком случае, я отправлюсь обратно в Мэнор, чтобы проследить за состоянием миссис Малфой.

— Я благодарен тебе за помощь, Теодор, — тихо сказал Драко, когда однокурсник уже направился прочь. — Но прекрати делать вид, будто Грейнджер тебя интересует.

— Иначе что? — Нотт медленно повернулся.

— Ничего. Просто остерегаю тебя от ошибки, способной разрушить жизнь чистокровного волшебника.

— Мне казалось, твои предубеждения умерли вместе с Лордом, — хмыкнул Теодор.

— Разумеется, — фальшиво улыбнувшись, Драко плечом оперся на стену. — Это лишь дружеский совет.

— Что ж, — в тон язвительному обращению хмыкнул юноша и кивнул на прощание.

Драко проводил взглядом высокую фигуру слизеринца, и его улыбка сползла с лица. Нотт вызывал все больше неприятных подозрений, и от этого головная боль, преследующая Малфоя с шестого курса, только усиливалась.

Что-то в комнате с оглушительным звоном разбилось. Задержав дыхание от захлестнувшей его неприятной догадки, Драко рванул ручку на себя и влетел в светлую спальную. Постель была пуста, а на полу справа от неё раскинулись в хаосе разрушения осколки хрустальной вазы. Гермиона смотрела на битое стекло в своей руке, что-то мучительно обдумывая. В другой ладони она сжимала палочку.

— Магии нет, — пустым голосом заметила девушка, когда Малфой широкими шагами преодолел расстояние от двери до неё. — Она не вернулась, — слезы подступили к глазам, и Гермиона сжала осколок в руке. Предупреждая истерику, Малфой схватил её за запястье и тут же вытряхнул из ладони острый многоугольник, к счастью не успевший ранить кожу, а потом осторожно извлек и палочку.

— Значит, вернется позже, — с расстановкой произнес Драко и посмотрел в глаза замеревшей волшебницы. — Нужно подождать.

— Мерлин, какая я идиотка! — так, словно только что поняла нечто важное, прошептала Гермиона и вырвалась из рук Малфоя. — Я же теперь…

— Грейнджер! — предупреждающе прогремел Драко, и, надавив на плечи гриффиндорки, усадил её на кровать. — Я сказал верить мне.

— Верно, — опомнилась девушка, помотав головой. — Прости, я просто…

— Я понимаю, — Малфой осторожно опустился на кровать рядом с Гермионой.

— Вы смогли спасти миссис Малфой?

— Благодаря тебе и Теодору. Он приготовил зелье правильно, — поспешно осведомил юноша, пытаясь занять мысли Грейнджер чем-то кроме потери магии.

— Это прекрасно, — искренне выдохнула Гермиона и даже попыталась улыбнуться. — Все было не зря. Мерлин! — вдруг подскочила на постели Грейнджер, и Драко чуть не схватился за сердце. Каждую секунду он переживал за эмоциональное состояние волшебницы. — Как же занятия?! Директор… Она меня убьет!

— Успокойся! — резче, чем рассчитывал, пресек её панику Малфой и сложил руки на груди. — Теодор все решит. Тебе нужна пара дней на восстановление. Надеюсь, к вечеру мы сможем переместиться по каминной сети в Мэнор. Для этого почти не требуется расхода магии, так что, думаю, ты вполне сможешь осилить перемещение.

— Ты так думаешь? — подняв на него доверчивые глаза, полные надежды, Гермиона шмыгнула носом.

— Я уверен, — кивнул Драко, понимая, что по-другому не смог бы ответить.

— Хорошо, — она расслабленно кивнула и откинулась на кровати, устремляя взгляд в потолок. — Нужно просто подождать. Малфой? — уже веселее произнесла девушка, и, дождавшись, пока Драко повернет к ней голову, продолжила:

— Принесешь мне что-нибудь перекусить? Я жутко голодная.

Малфой подумал, что гриффиндорка, вероятно, совсем поехала, раз с таким беззаботным видом решила помыкать им, словно домовым эльфом. Но грубить и ссориться совсем не хотелось, и Малфой, напряженно выдохнув, склонился над Грейнджер мрачной тенью.

— Кажется, заклятье затронуло твои мозги, — цокнул языком слизеринец. — Инкарцеро.

Улыбка Гермионы, забавляющейся своей властью, тут же померкла. Запястья и лодыжки скрутили привычно жесткие веревки, неудобно распявшие её на кровати.

— По-твоему, это смешно? — она скептически изогнула бровь, пытаясь не выдавать раздражения.

— У меня к тебе тот же вопрос, Грейнджер, — спокойно произнес Драко, пальцами пробежавшись по веревкам, опоясывающим запястья.

— Я тебя не боюсь, — фыркнула Гермиона и замерла на вдохе, когда костяшки пальцев юноши проскользили по предплечью и волосам. Он трогал её уже очень много раз, и волшебница каждый раз чувствовала что-то разное. Сначала это было раздражение — жгучее и разрывающее сознание. Потом смущение, граничащее с безумным стыдом, а потом словно что-то распахнулось внутри, и прикосновения начали приносить совершенно странные ощущения. Гермиона впервые задумалась о том, что она девушка. Постоянное дружеское общение с её мальчиками приучило воспринимать любые жесты внимания и прикосновения как нечто невинное и безобидное. В компании Гарри и Рона она чувствовала себя несколько бесполым существом, и это было правильно. Но своими возмутительными прикосновениями Малфой открыл для неё мир горячих импульсов и мягких волн. Тело странно реагировало на пальцы слизеринца.

— Совсем сошла с ума, — он скрыл улыбку, закусив губу, и Гермиона, узревшая это, тут же отвернулась, чтобы восстановить дыхание. Ладонь Драко прошлась по волосам и остановилась у виска. Большим пальцем он отвел волны её волос за ухо и замер, наблюдая за открывшейся ему картиной. Щеки гриффиндорки алели, она изо всех сил пыталась скрыть свое тяжелое дыхание. Малфой моментально придумал около десятка фраз, которыми мог бы унизить или поддеть девушку, но не захотел озвучить ни одну из них. На языке крутились глупые слова, о природе которых юноша боялся даже думать. — Сейчас я выполню твое маленькое капризное желание, но не думай, что не расплатишься за него, — Драко резко отнял руку, уже было потянувшуюся к тонкой шее, и поднялся.

— Освободи меня, — тихо потребовала Гермиона, все еще не поворачивая головы к юноше.

— Еще что-нибудь, мисс? — слащаво поинтересовался Драко и возмущенно фыркнул. — Я вышел на пять минут, а ты уже разгромила дорогущий хрусталь. Лежи смирно. Так ты не навредишь ни себе, ни материальному состоянию Забини. Уверен, он вряд ли оценит твою выходку.

Гермиона нахмурилась, подумав, что Драко поступил вполне логично, обезвредив её. Действие заклятья все еще не спало, так что стоило быть осторожными.

***

Малфой устало выдохнул. Битых полчаса он уговаривал Грейнджер попробовать переместиться по каминной сети. Девушка практически билась в истерике, потому что боялась не обнаружить даже самых элементарных магических способностей. В конце концов, Драко пригрозил ей «Империо». Гриффиндорка возмущенно выругалась, но все-таки взяла горсть пороха и шагнула в камин. Малфой тоже боялся провала и потому облегченно выдохнул, когда Грейнджер исчезла в языках зеленого пламени.

Когда Драко покинул поместье отчима Забини, вечер уже плавно перетекал в ночь. В Мэноре было холодно и слегка влажно. Зажженные светильники обдавали помещения холодным светом и могильной тоской, однако атмосфера в особняке стала куда более комфортной. Запах смерти окончательно выветрился, и Малфой с удовольствием вдохнул лавандовый аромат свечей, по его приказу расставленных почти во всех жилых комнатах.

Застывшая посередине мрачной гостиной Грейнджер выглядела словно призрак. Очень бледная и растрепанная, она, зябко ежась, рассеянно оглядывалась по сторонам. Ему не хотелось с ней разговаривать, потому что за день гриффиндорка успела потрепать ему нервы своими капризами и приступами самобичевания. К счастью, суицидальные мысли больше не посещали её кудрявую головку, и Малфой был благодарен уже за это.

— Идем, — Драко постарался сказать это мягко, но девушка все равно вздрогнула, будто над её ухом прогремел выстрел. Быстро обернувшись, она только невнятно кивнула и опустила голову.

Вместе они двинулись вдоль по едва освещенному коридору вглубь особняка. Картины предков недовольно перешептывались, и Гермиона удачно сравнила их со змеями. Вперив взгляд в спину Малфоя, она покорно следовала за ним, обдумывая то, что надежда на возвращение магии все-таки есть. Раз она смогла переместиться по каминной сети, начало реабилитации было положено. Нельзя было не отдать должное слизеринцу, заставившему её преодолеть собственный страх, но знать ему об этом было совершенно не обязательно. Они миновали длинный коридор и вошли в очередную сквозную комнату, обставленную с вычурным минимализмом.

— Господин! — тут же перед ними возник сморщенный домовой эльф. Его маленькие черные глаза раболепски блестели.

— Линк, приготовь для мисс Грейнджер гостевую комнату и позаботься о том, чтобы она была хорошо отоплена. Подними кухню и принеси нашей гостье ужин.

— Это все? — заискивающе наклонив голову, эльф сложил ручки как будто в мольбе. Гермиона фыркнула.

— Да, и еще…

— Гермиона! — восторженный голос приятно обласкал слух девушки, и она развернулась в ту сторону, откуда он исходил. — Ты все-таки смогла преодолеть каминную сеть?

Теодор Нотт, держа в руках пышный букет из темно-алых роз с длинными мощными стеблями, замер прямо на пороге. На нем была не школьная форма, а свободная светлая рубашка, расстегнутая на груди. Закатанные до локтей рукава открывали вид на привлекательные сильные руки, и Гермиона на несколько секунд зачаровалась открывшейся ей картиной.

— Привет, — она неловко улыбнулась и тут же почувствовала себя круглой дурой из-за собственной слащавости. — Так и есть. Мы прибыли только что… — на последней фразе девушка интуитивно повернулась к Драко, но очень скоро пожалела, что сделала это. Если бы взгляд Малфоя обладал магической силой, то его возвели бы в разряд чего-то очень темного, опасного и запрещенного. Юноша, грозно сдвинув брови, предостерегающе посмотрел на Нотта, а потом и на Гермиону, тут же меняя взгляд на порицающий. Волшебница на несколько секунд абсолютно растерялась. Она почти привыкла к частым переменам настроения чистокровного отпрыска, но иногда они были такими резкими и необъяснимыми, что девушка терялась в догадках и сильно пугалась, потому что боялась всего, чего не понимала.

— Я как раз шел к миссис Малфой, чтобы поздравить её с выздоровлением, — заметив, что пауза затянулась, произнес Нотт и наконец вошел в комнату. Гермиона заставила себя больше не поворачиваться к Малфою, потому что его поведение вызывало неприятные мурашки по всему телу.

— Это мило с твоей стороны, — поддержала гриффиндорка, любуясь розами. Это были не любимые цветы Гермионы, но их созерцание тоже приносило эстетическое удовольствие.

— Ерунда, — оправдался Теодор, подходя ближе. Он чувствовал себя глупым подростком, и ему нравилось это ощущение свободы и чего-то приятно-тревожного.

— Ты и так много сделал для моей матери. Не стоило, — голос Драко был пропитан вышколенной вежливостью, надменностью, холодом, но только не благодарностью. Он чувствовал, что между Ноттом и Грейнджер что-то происходит. Что-то, отравляющее воздух бездушного Малфой-мэнора своей приторной сладостью, кружилось над головами этих двоих.

— Брось, Драко. Уверен, ты бы поступил так же, — Нотт медленно улыбнулся, неохотно переводя взгляд с Гермионы на Драко. — Ох, — он разочарованно посмотрел на розы и притворно расстроился. — Кажется, здесь их неправильное количество. Слегка увлекся и не рассчитал.

— Так выкинь одну, — тут же едко предложил Драко, не сходя с места. Он наблюдал за развивающимся действием, желая найти последнее подтверждение своим смутным догадкам.

— Зачем уничтожать красоту? — прищурившись, возразил Нотт и его глаза блеснули хитростью, присущей всем студентам змеиного факультета. — Лучше подарить её достойной обладательнице.

Гермиона затаила дыхание от сбывшегося предвкушения. Нотт протягивал ей изящный цветок, и сердце едва различимо ускорило темп. Неуверенно приняв розу и зардевшись, девушка смущенно прошептала благодарность. Теодор все больше производил на неё впечатление молодого человека весьма привлекательного, воспитанного, и, главное, умного.

— Рад, что тебе понравилось, — Нотт проследил за восхищением, проскользнувшим на лице гриффиндорки, и довольно улыбнулся. — Наконец-то к твоему лицу вернулась кровь.

Гермиона тут же вскинула ладонь к щеке, проклиная собственную реакцию на невинный знак внимания.

— Что ж, я пойду, ведь уже поздно. Отдыхай и набирайся сил. Малфой, — проходя мимо Драко, Теодор остановился и посмотрел на него с плохо скрытым ликованием.

— Нотт, — процедил сквозь зубы тот, гневно вскинув брови.

— Доброй ночи, — насмешливо протянул Теодор и уверенной походкой вышел из комнаты. Еще несколько секунд Драко смотрел ему вслед, сжав зубы от беспричинного раздражения.

— Линк, — злобно выдохнул Малфой, и домовой эльф, до этого разглядывающий гостью, тут же засеменил к хозяину. — Я передумал. Посели мисс Грейнджер в покоях леди Элафии.

— Эм, господин, — эльф задумчиво поднял руку вверх, но, получив уничтожающий взгляд, тут же вытянулся и мелко закивал. — Линк исполнит любое пожелание хозяина в лучшем виде. Не беспокойтесь. Мисс, — существо обратилось к Гермионе и мотнуло головой. — Я провожу вас к вашим… Комнатам.

— Спасибо, — наконец отвлекаясь от созерцания розы, отозвалась Гермиона и покорно последовала за эльфом.

— Хороших снов, Грейнджер, — ядовито выплюнул Драко ей вслед, и девушка неуютно поежилась. Тон слизеринца ей определенно не нравился. Оглянувшись, она запечатлела на лице Малфоя торжественную злорадную улыбку.

— И тебе, — пугливо отозвалась она, мигом скрываясь в темной арке.

Они шли в обратном направлении вплоть до главной лестницы, ведущей на третий этаж. Гермиона еще не бывала в этой части поместья. Интерьер третьего этажа отличался преобладанием светлых тонов и большим количеством окон. Мягкий бордовый ковер деликатно заглушал шаги идущих, и оттого создавалось малое ощущение уюта.

— Почему третий этаж так отличается от остальных? — обратившись к домовику, Гермиона слегка замедлила шаг, разглядывая симпатичные натюрморты в позолоченных рамах.

— О, мисс, раньше это была женская часть Мэнора.

— Раньше?

— Да, много лет назад супруги хозяев не могли свободно перемещаться по поместью. Они были ограничены третьим этажом, а чтобы переместиться в главную гостиную или столовую, использовали порталы. Так они не пересекались с другими мужчинами и не мешали господам заниматься делами.

— Но ведь гости особняка могли подняться сюда?

— Женщины — да, — с готовностью кивнул домовик. — Но всем мужчинам, кроме Малфоев, разумеется, вход сюда был закрыт.

— Но сейчас же все по-другому? — Гермиона тревожно нахмурилась, с опаской озираясь назад. Её голову вспышкой посетила мысль о побеге.

— Магия Малфоев очень древняя. Она буквально пронизывает стены особняка, так что любые попытки её нейтрализации приведут к разрушению.

— Линк, — Гермиона остановилась, гневно поджав губы. — Не мог бы ты, пожалуйста, отвести меня в гостевую комнату на первом этаже, в которой я была в прошлый свой визит?

— Хозяин приказал отвести вас в комнату леди Элафии, мисс, — так, словно это было очевидным обоснованием даже для пятилетнего ребенка, произнес домовик. — Линк не может ослушаться молодого господина, иначе он накажет его.

— Но, — Гермиона вознесла руку в протесте, однако эльф уже отвернулся, а потом звонко щелкнул пальцами. Двери, у которых остановилась гриффиндорка, плавно отворились. Комната взирала на неё отчаянной темнотой и веяла вековым холодом. Вмиг Гермионе захотелось поскорее убежать отсюда как можно дальше.

Не замечая состояния гостьи, Линк скользнул в темноту покоев и закопошился там. До девушки около минуты доносились шорохи и постукивания чего-то металлического, а потом темнота разразилась теплым светом десятка свечей. Боязливо ступив на порог, Гермиона осмотрелась. На несколько секунд у неё перехватило дыхание.

Определенно, эта комната раньше принадлежала изысканной аристократке. Оформленная в изящном викторианском стиле и пастельных тонах, близких к бежевому, она, несомненно,являла собой образец тонкого искусства. Прямо напротив входа горел массивный мраморный камин, украшенный объемной резьбой и золотистыми фигурками в верхней части. Огонь тихо потрескивал за небольшой решеткой, разгоняя мрак и холод помещения. Диван и кресла с резными ножками, утопающими в ворсистом бежевом ковре, в безукоризненном порядке располагались напротив камина. У одного из массивных окон стоял широкий письменный стол из светлого дерева, вызвавший у Гермионы больше всего восхищения. За таким она готова была бы заниматься дни напролет. В углу рядом с дверью, развернутое внутрь комнаты, располагалось высокое овальное зеркало в золотой раме. Гермиона посмотрела на себя, одетую в обычную маггловскую одежду, и тут же неуютно сгорбилась. Комната давила на девушку своей изящностью и пышностью убранства.

— Мисс, — позвал Линк, и волшебница поспешно оторвалась от созерцания великолепной хрустальной люстры, светящейся магическими огоньками. — Ваша спальня.

Если пять секунд назад Гермиона думала, будто ничто в жизни уже не сможет удивить её больше, то сейчас признавала, что жестоко ошибалась. Она хотела сделать шаг в арочный проход, украшенный легкими ажурными занавесками, но получилось только неуверенно покачнуться. Почти все пространство небольшого помещения занимала большая кровать с массивным пологом. Плотные занавески, складываясь в причудливые волны, обрамляли углы и верхние части балдахина. Белоснежное покрывало с вышитыми на нем золотистыми узорами покоилось под мягким освещением свечей, расставленных на двух комодах по бокам от кровати. Приоткрыв рот, Гермиона все-таки ступила в спальную, неверяще разглядывая обстановку.

— Ванная комната в другом конце, — махнув рукой в противоположном от спальни направлении, известил Линк. — Мисс позволит мне забрать мусор из комнаты?

— Какой мусор? — рассеянно откликнулась Гермиона, обескураженная щедростью Малфоя.

— В ваших руках.

Девушка опустила взгляд на розу. Вся почерневшая и засохшая, она обреченно хрустнула в руках Гермионы, когда она испуганно прикоснулась к лепесткам пальцами. Стебель надломился, и цветок упал на пол, тут же рассыпаясь в пепел. Отшатнувшись от черной горстки на полу, волшебница недоумевающе посмотрела на домовика. Он, словно не заметив ничего странного, тут же взмахнул рукой, заставив прах ранее прекрасной розы подняться с пола и исчезнуть.

— Ужин скоро принесут. Если вам что-то понадобится, только позовите, и Линк тут же появится. Доброй ночи, мисс.

Когда домовик растворился в воздухе, Гермиона еще раз посмотрела на свои руки и, закусив губу, обиженно нахмурилась. Кажется, Нотт решил просто посмеяться над ней, заставив покраснеть от проклятого подарка. Подумав о том, что от слизеринца другого ожидать и не стоило, Гермиона устало плюхнулась на мягкую кровать и обреченно застонала: она ненавидела попадаться на глупые уловки. И правда, подумала она, нужно было быть полнейшей идиоткой, чтобы подумать, будто Нотт — сын Пожирателя и слизеринец — может испытывать к ней что-то кроме терпеливого отвращения.

***

За ночь юному лорду удалось поспать всего несколько часов. Злость на Грейнджер и Нотта выливалась в злость на бессонницу, а следом — в злость на себя. Мысли роились вокруг неожиданного презента, из-за которого гриффиндорка зарделась, словно тупоголовая младшекурсница. Он уже дарил ей подарок (куда более ценный, чем жалкий цветок), но в глазах девчонки не было и толики той благодарности, что она выказала Нотту.

Несколько раз Драко призывал домовика, которому было приказано следить за Грейнджер. Линк исправно извещал господина о том, что «мисс спокойно спит», и каждый раз пугался все больше, наблюдая вспышки ярости хозяина. Малфой же, вмиг забывая про домовика, загорался гневом от того, что гриффиндорка спокойно предается отдыху в то время, как он не может даже сомкнуть глаз.

Драко смог понаблюдать за Грейнджер через волшебное зеркало всего несколько минут, а потом девушка удалилась в спальню. Однако увиденное ему понравилось, потому что в глазах гриффиндорки Драко отчетливо различил восторг. И, хоть произведение впечатления было не главным мотивом поселения девушки в комнате леди Элафии, Малфой был доволен своим решением.

— Мисс проснулась, — оповестил прибывший на рассвете домовик. — И она очень расстроена.

— Почему? — Малфой потер глаза, отгоняя внезапно навалившуюся сонливость.

— Линк не знает точно, господин, но девушка, похоже, огорчена из-за цветка. Линк должен был предупредить мисс?

— Нет, ты сделал все правильно, — резко прервал его Малфой. Подумав совсем немного, юноша продолжил:

— Собери в нашей оранжерее букет для гостьи. Вот цветы, которые я хочу в нем видеть, — взмахнув палочкой, Драко отлевитировал в руки домовика небольшой клочок пергамента.

— Мне поставить их в комнате мисс, или господин сам подарит цветы?

Гневный взгляд стал ответом на все вопросы. Эльф, мелко закивав, пролепетал:

— Линк сам отнесет букет, господин, и больше не будет беспокоить вас.

— Постой, — Драко раздраженно нахмурился. Подобная щедрость была ему совершенно не к лицу. — Если девчонка спросит, скажи ей, что это презент от миссис Малфой.

Домовик покорно поклонился и исчез. Драко сидел недвижимо несколько минут, задумчиво наблюдая за догорающими углями в камине, а потом поднялся, разминая плечи. Внутри поселилось странное ощущение сладкого предвкушения. Он хотел увидеть, как Гермиона отреагирует на цветы. Вероятно, вчера он действительно принял довольно необычное и резкое решение, поселив девушку на третьем этаже. Драко ненавидел делать что-то под воздействием эмоций, а в ситуациях, касающихся Грейнджер, сохранять спокойствие почти никогда не получалось. Она постоянно заставляла его чувствовать такой спектр эмоций, что юноша удивлялся, сколько из них еще не испытывал.

На глаза попался дневник Септимуса, по просьбе Драко перенесенный из Хогвартса сюда. Проведя пальцами по прохладной гладкой коже дневника, Малфой подхватил его и открыл, тут же впиваясь взглядом в ровный каллиграфический почерк.

«10 мая 1791

В день свадьбы я сделал для Элафии подарок: снял ограничения на её перемещение внутри особняка. Мне было все равно, куда она направляется, что делает и с кем встречается. Я хотел только внести немного справедливости. Элафия в большей степени страдала от этого брака. В то время как я мог свободно перемещаться по волшебному миру, она должна была сидеть в своих комнатах и умирать от тоски. Отец был недоволен изменением родовых правил и сказал мне, чтобы я готовился к последствиям. Я смеялся над его чопорностью, а теперь готов рвать на себе волосы и жалею, что уже не могу запретить Элафии ходить туда, куда ей вздумается.

С тех пор, как я извинился перед супругой, наши отношения стали только сложнее. Элафия больше не избегает меня и привычно улыбается, когда мы пересекаемся в одной из комнат. В эти мгновения что-то непонятное скользит между нами, и я замираю, словно мальчишка. До сих пор недоумеваю по тому поводу, что не сразу разглядел, насколько красива моя жена. По Лондону ходит суждение о том, что новая миссис Малфой — красивейшая женщина всей магической Британии. Я никогда не разделял мыслей толпы, но эту поддерживаю весьма охотно.

Все чаще я навещаю Элафию в её покоях, и каждый раз в глазах супруги все меньше страха, а в движениях — осторожности. Сегодня она изъявила желание поговорить за уединенным ужином.

Если Элафия — красивейшая женщина, то я — самый счастливый мужчина Соединенного Королевства. Может быть, этой ночью чары спадут»

«11 мая 1791

Ведьма!

Если бы я знал, насколько коварны помыслы моей супруги, то ни за что бы не отправился к ней в комнату прошлым вечером. Ни один Малфой, вероятно, никогда не чувствовал себя глупее, чем я вчера. Для того, чтобы достать подарок для Элафии, я все утро навещал одну ювелирную лавку за другой, но не находил ничего по-настоящему стоящего. В конце концов серьги из белого золота с камнями, меняющимися под цвет наряда, привлекли мое внимание. Я был в предвкушении волшебного вечера.

Чертовка!

Она была красива, как никогда. Платье темно-бордового цвета отливало черным при приглушенном мерцании свеч, а в волосах, схваченных высокой прической, мерцали драгоценные украшения. В ту минуту я отчаянно желал, чтобы Элафию увидели все в мире, но в то же время хотел спрятать её красоту от чужих глаз.

Безумная…

Когда я преподнес ей подарок, Элафия попросила помощи. Как будто я не знал этих женских уловок! Мне с трудом удалось облачить её в серьги, потому что взгляд упрямо скользил по шее, изящно изогнутой спине и бедрам супруги. Когда она повернулась ко мне с легкой улыбкой на губах, я впервые отказался следовать голосу разума. Элафия, кажется, тоже.

Слаще её губ и кожи нежнее я еще не встречал, сколько бы изумительных женщин не испробовал. Но туманное наваждение испарилось, едва я произнес это вслух. Оттолкнув меня, Элафия спешно подошла к окну, зябко обняв свои плечи. Я подошел к ней, еще не понимая, почему она вдруг изменилась. После того, как я спросил, в чем причина такого поведения, супруга разозлилась еще больше. Она на моих глазах из ласковой голубки обратилась в обезумевшую гарпию.

А потом Элафия сказала, что позвала меня ради небольшой просьбы.

Ради того, чтобы я разрешил ей возобновить встречи с Роузером.

… ведьма»

В определенной мере Драко забавлялся, читая дневник прадеда, однако осознание того, что они находились в одинаковой ситуации, решительно убивало все веселье. Прочитав последние строчки, Малфой, кажется, впервые понял и поддержал действия леди Элафии. Септимус был непроходимым тупицей, раз решил польстить супруге посредством сравнения её со своими любовницами.

«15 мая 1791

Мы снова не разговариваем. Элафия делает вид, что не замечает меня, и я, впрочем, не отстаю. Решительно не понимаю, почему она вдруг так взъелась на меня. Но в этот раз идти на примирение я не собираюсь. С удовольствием сообщил супруге, что Роузеру отныне навсегда закрыт вход в Мэнор. Она почти не отреагировала, и это слегка раздосадовало.

Ищу способ преодолеть заклятье, ибо желание обладания прорывается через гордость и обиду»

Драко отложил дневник в сторону, потому что ему не удавалось как следует сосредоточиться на написанном. Его мысли упрямо проедала вчерашняя встреча Грейнджер и Нотта. Подойдя к зеркалу, Малфой коснулся его палочкой, и зеркальная гладь всколыхнулась. Через мгновение перед волшебником было отнюдь не его собственное отражение.

Грейнджер сидела на диване, устало подперев голову рукой. Она с отстраненным видом наблюдала за убирающими остатки завтрака эльфами и изредка поджимала губы, словно вспоминая что-то неприятное. Драко подошел еще ближе к зеркалу. Наконец Гермиона осталась одна. Неуверенно оглянувшись, она поднялась на ноги и прошлась по комнате, надолго остановившись перед письменным столом.

— Мисс, куда мне поставить букет? — голос домовика заставил девушку, ушедшую глубоко в свои мысли, испуганно вздрогнуть.

— Букет? — Гермиона нахмурилась, снова ожидая подвоха. — От кого?

— Его прислала миссис Малфой.

— Вот как? Передай ей огромную благодарность, — в голосе Грейнджер Драко отчетливо различил облегчение. Юноша усмехнулся, мысленно поощряя осторожность Гермионы. Теперь ей следовало осторожнее принимать подарки от сомнительных поклонников.

Домовик поставил цветы в красивую вазу на стол между диваном и креслом, а потом бесшумно удалился. Только тогда Гермиона решилась получше разглядеть букет, пестривший её любимым цветом. Яркие желтые бутоны дышали свежестью и распространяли легкий ненавязчивый аромат, успокаивающий прежние обиды и расстройства. Пальцами прикоснувшись к влажным лепесткам, Гермиона не сдержала улыбки. Они, к счастью, не рассыпались прахом.

Драко почувствовал дискомфорт и оторвался от созерцания Грейнджер. Мышцы лица едва ощутимо саднило: он уже минуту довольно улыбался. Испугавшись собственных эмоций, Драко отвернулся от зеркала и помотал головой, словно отгоняя приятные мысли прочь. Но сколько бы слизеринец не жмурил глаза, образ нежно улыбающейся Гермионы не выходил из его головы, а, напротив, только ярче отпечатывался в сознании.

— Агуаменти! — тихий голос снова привлек внимание Малфоя к зеркалу. Гермиона, вытянув палочку перед собой, сосредоточенно смотрела на вазу, по-прежнему не наполненную водой. Но первая неудача не вывела девушку из себя. Терпеливо поджав губы, волшебница снова вознесла палочку и произнесла заклинание. Из древка вырвалась слабая вспышка, но сотворить воду не удалось и в этот раз. Губы гриффиндорки задрожали, и Драко негромко выругался, проклиная незадачливого домовика, забывшего наполнить вазу водой. Не раздумывая ни секунды, Драко шагнул в зеркальную гладь, ощущая, как нечто холодное проходит сквозь его кожу.

— Малфой! — ошарашенно вскрикнула Гермиона, отшатываясь в сторону. Из-за испуга она даже опустила палочку, забыв про неудачу. — Как ты…

— Попробуй еще раз, — не тратя времени на объяснения, холодно потребовал Драко.

— Нет, — Гермиона замотала головой, едва юноша закончил. — Я не хочу. Может быть, потом.

— Сейчас, Грейнджер. Чем быстрее ты преодолеешь страх неудачи, тем быстрее к тебе вернется полноценная магия.

— Нет, нет, — словно заведенная, продолжала она, интуитивно пятясь от наступающего Драко.

— Черт возьми, я не собираюсь играть с тобой в догонялки. Иди сюда, живо! — остановившись у столика, рявкнул Малфой. Опасливо посмотрев на юношу некоторое время, Гермиона сделала неуверенный шаг к нему. Гриффиндорка чувствовала себя так, будто каждый шаг приближал её к эшафоту, но не терпящий возражений взгляд Малфоя был красноречивее любых слов, и потому она медленно подошла к столу с цветами.

— Давай, — уверенно произнес Малфой, пристально взглянув на девушку. Гермиона не почувствовала ни толики уверенности — напротив, её руки почему-то затряслись, а дыхание сбилось.

— Агуаменти! — неровно выкрикнула она, но поняла, что совершенно не концентрировалась на заклятье. Слабая вспышка магии снова бесполезно сверкнула в воздухе. Даже понимая причину неудачи, Гермиона расстроилась и опустила палочку. Угрюмо замолчав, она отвернулась к окну и сложила руки на груди. Мысли все больше наливались свинцовой обреченностью.

Широкие ладони легли на её плечи, и Гермиона задержала дыхание. Медленно проскользив по рукам, чужие пальцы обхватили запястья. Послушно расслабляясь, гриффиндорка судорожно сглотнула, когда спиной прислонилась к твердому теплому телу. В нос ударил знакомый свежий запах, и она на секунду прикрыла глаза. Кулак с зажатой в нем волшебной палочкой осторожно обхватила ладонь Малфоя.

— Сосредоточься и попробуй еще, — вкрадчиво прошептал Драко, вдыхая едва ощутимый запах корицы и яблока. Мягкие кудри волшебницы щекотали подбородок, но вопреки всему Малфой не чувствовал отвращения. Напротив, от такого близкого контакта по телу слизеринца разливались теплые приятные волны. — Все получится.

Судорожно кивнув, девушка решительно отстранилась от внешней обстановки и сконцентрировалась на заклятье. Такие неожиданные и такие приятные объятия дарили смутное чувство уверенности и защищенности. Малфой вместе с Гермионой поднял палочку, а потом его рука нашла удобное пристанище на талии волшебницы. Драко не слишком задумывался о том, почему так ласково обращается с Грейнджер, потому что все было правильно и гармонично. Ему хотелось, чтобы гриффиндорка снова поверила в себя и почувствовала поддержку.

— Агуаменти, — голос Гермионы был в разы тверже, чем в прошлый раз. Струя воды, на секунду зависнув в воздухе, обрушилась в вазу. Девушка радостно выдохнула, тут же складывая губы в широкую улыбку. — Мерлин!

— Я же сказал, — голос Драко не был лишен самодовольства, но волшебница этого даже не заметила. Внезапно к ней пришло осознание, что она находится в непозволительной близости с Малфоем. Противником сближения был лишь разум, но чувства волшебницы поддерживали навязчивое приятное волнение, нарастающее между ней и слизеринцем. Несмотря на понимание необходимости покинуть теплые объятия, гриффиндорка застыла, в нерешительности перекладывая всю ответственность за происходящее непосредственно на Драко. Юноша же ждал, пока Гермиона вырвется или хотя бы пошевелится, чтобы успешно разорвать контакт, однако она покорно замерла в его руках, словно провоцируя на неразумные поступки.

— Спасибо, Малфой, — наконец прошептала она, слегка поворачивая голову, чтобы столкнуться с ним взглядом. Драко смотрел на неё слегка прищурив глаза и странно улыбаясь. Выражение его лица не выдавало ни презрения, ни насмешки, и из-за этого Гермиона смутилась еще больше.

— За что? — хрипло поинтересовался он, прижимая девушку к себе еще теснее. От ощущения её маленького теплого тела в такой близости Малфой приходил в восторг. Тяжелые и никому не нужные мысли постепенно испарялись из головы, тело покидал свинец усталости. Если Грейнджер и была каким-то лекарством, то, вероятно, очень опасным и наверняка вызывающим привыкание.

— За то, что ты рядом, — неосознанно помогая Драко уменьшить расстояние между их телами, ответила Гермиона, стараясь говорить как можно тише. Она боялась своих мыслей и ощущений в эту секунду, однако отправила возгласы разума на задворки сознания, чтобы ничего не могло помешать болезненному безумию. Слизеринец услышал все предельно отчетливо. Удивленно моргнув, он расплылся в самодовольной улыбке и, прижавшись щекой к виску Гермионы, прошептал:

— Пожалуйста, Грейнджер.

Горячее дыхание, коснувшееся шеи, облачило кожу в мурашки восторга. Гермиона особенно не задумывалась над собственным поведением, когда откинула голову влево, поддавшись движению Малфоя; его рука уже мягко убирала волосы с открытой шеи. Кончиками пальцев проведя по голубой дорожке вен, Драко закусил губу, услышав рваный выдох, сорвавшийся с губ волшебницы. Очень медленно он склонился к чересчур светлой коже и взглянул в полуприкрытые глаза Гермионы, надеясь найти в них трезвость мышления и сопротивление, однако нашел лишь туманное наваждение. Посчитав, что во всем в конце концов виновата Грейнджер, Драко мягко прикоснулся губами к столь приятной коже на изгибе шеи. Тело волшебницы содрогнулось в приятном спазме, и она едва сдержала выдох, граничащий со стоном. Её пальцы накрыли руки Малфоя, покоящиеся на талии. Юноша продолжал исследовать шею мягкими прикосновениями, восхищаясь все новыми открытиями каждую секунду. Во-первых, кожа Грейнджер губами ощущалась еще приятнее, чем пальцами. Во-вторых, её реакция на прикосновения была до одурения милой, но в то же время чертовски возбуждающей. И, в-третьих, восхищало безумство происходящего: ни в ком из них эта близость не встречала сопротивления.

Тихий стук в дверь оставался незамеченным несколько секунд, а потом вновь повторился. Очнуться от вязкого дурмана удалось только Драко. Он, оставив последний поцелуй под подбородком, недовольно отпрянул, тем не менее не выпуская девушку из цепких объятий.

— Это моя мать, — насмешливо прошептал он в ухо забывшейся в собственных ощущениях Гермионе. Волшебница, вначале с неприязнью зажмурившись, широко распахнула глаза.

— Откуда…

— Из всех, кто сейчас находится в поместье, больше никто не может войти на третий этаж. Разве Линк не рассказал тебе этот «секрет»?

Судорожно вырываясь из объятий, Гермиона поняла, что и сама могла бы догадаться об этом, если бы её мозги, разумеется, работали. Стыд захлестнул девушку с ног до головы, она быстро отошла к окну, пытаясь привести себя в чувство. Все тело пульсировало жаром, а те места, которых касался Малфой, буквально горели.

— Войдите! — охрипшим голосом крикнула Гермиона и нахмурилась, услышав легкий смех удаляющегося через зеркало Драко. Дверь осторожно отворилась, и о прибытии Нарциссы известил тихий шорох её дорогого платья.

— Доброе утро, Гермиона. Ты же позволишь мне так себя называть? После того, что ты сделала для нас… — Нарцисса изумленно замолчала, узрев покрасневшие щеки девушки и её растрепанный вид. — Дорогая, ты в порядке?

— Да! — чересчур выразительно выдохнула Гермиона, машинально поправляя волосы. — Просто здесь слегка душно.

— А я-то все боялась, как бы ты не заледенела в нашем доме… — задумчиво протянула Нарцисса, улыбаясь. Женщина подошла к софе и изящно опустилась на неё, не сводя пристального взгляда с лица гриффиндорки. — Присядешь?

Судорожно кивнув, девушка опустилась в кресло напротив Нарциссы.

— Я бы хотела поблагодарить тебя за тот безумный поступок, который ты совершила ради нашей семьи, — решительно начала она. — Ты даже не представляешь, насколько я признательна. Будь уверена, Малфои не останутся у тебя в долгу, — многозначительно изогнув брови, Нарцисса загадочно улыбнулась.

— Это ни к чему, — покачала головой Гермиона. От последней фразы миссис Малфой её бросило в холодную дрожь. — На моем месте любой сделал бы это.

— Ты недооцениваешь свои душевные силы и отвагу. Вряд ли кто-то из твоих сверстников смог бы рискнуть собственной магией. Но мне интересно вот что… — Нарцисса на несколько секунд замолчала. — Почему ты сделала это?

— Я и Драко связаны магией. Его страдания также отражаются и на мне, — заученно выпалила девушка, отводя глаза.

— Разумеется. А теперь скажите правду, какой бы она ни была. Обещаю, это останется между нами.

— Правду? — Гермиона беспомощно улыбнулась и замолчала. — Что ж, я не раз спрашивала себя, почему сделала это, и до сих пор ответ один: я не знаю.

— А мне кажется, что знаешь. Попробуй сказать это вслух, и тогда все встанет на свои места.

— Я, — Гермиона хотела возмутиться подобным неверием. В конце концов, никто не имел права лезть ей в душу. Однако выражение лица миссис Малфой не говорило о праздном любопытстве или издевке. Нарцисса напряженно ждала ответа. — Я просто не могла наблюдать, как он один… — попыталась начать девушка, но тут же умолкла, понимая, как это может звучать. — Только ничего не подумайте. Я и Драко… Мы разные. Но когда я увидела его без маски, что-то поменялось. Ваш сын не такой, каким хочет казаться. Я думаю, что его агрессия — всего лишь средство защиты, но это, конечно, не оправдание его возмутительному поведению! — глаза девушки гневно вспыхнули, но практически сразу её лицо приняло прежнее выражение замешательства. — Тех моментов, когда он предстает передо мной настоящим, ничтожно мало, но все же их достаточно… — Гермиона вскинула взгляд на Нарциссу и увидела, что её глаза блестят влажностью. — Достаточно, чтобы понять, как ему больно и одиноко.

Хозяйка Мэнора опустила голову и часто заморгала. Она не любила показывать своих истинных чувств, особенно если наблюдателями были чужие люди. Но можно ли было назвать Гермиону чужой после того, что она сделала для их семьи и после того, что она разглядела в Драко?

— Люциус всегда был строг с ним, — тихо начала миссис Малфой. — Твое детство и детство Драко нельзя сравнивать ни при каких обстоятельствах. Он много учился, но ведь ребенок не может сидеть за книгами целыми днями! — возмущенно вскинув брови, Нарцисса покачала головой. — Мой муж не понимал этого. Он любил Драко, разумеется, но очень специфичной любовью. Так люди любят драгоценную вещь, которую купили за несметное количество золота и которая является гордостью всей их жизни. Мне оставалось молча наблюдать, как Люциус делает из нашего ребенка спринтерского скакуна, который будет побеждать из прихоти обладателя и питать его тщеславие. И Драко не знал другой любви, потому что той ничтожной нежности, которую мне было позволено проявлять, не хватало. Поэтому он стремился делать все, чтобы угодить Люциусу, — Нарцисса отвела взгляд в сторону. Казалось, перед ней был омут с воспоминаниями, и женщина просматривала одну картину прошлого за другой. — Ты права, Гермиона. Оправдывать грубое поведение сына только воспитанием я не имею права. Но что сделано, то сделано. Важнее то, что ты смогла отодрать хотя бы край этой маски, в которую Драко вцепился изо всех сил. Он напуган и раздавлен. Как бы вела себя ты, если бы все твои убеждения рухнули в одночасье, а родители оказались совершенно не теми, кем казались все время? Мы и представить не можем, что он испытывал все это время.

— Вы сказали, лишь «край»? — осторожно спросила Гермиона.

— О, если ты когда-нибудь сорвешь с Драко его маску полностью, позволь поаплодировать тебе. Даже мне не удавалось обнажить его душу и истинные эмоции до конца. Но поверь: если тебе это удастся, ты будешь испытывать что-то между восхищением и ужасом. Драко способен на сильные чувства.

— Пожалуй, этого никогда не произойдет, — неуверенно отмахнулась Гермиона. — Он на дух меня не переносит. После того, как мы разрушим связь, все встанет на свои места.

— Что ж, раз тебе угодно так думать… — насмешливо протянула Нарцисса и поднялась. — Чудные цветы! — остановившись взглядом на вазе, миссис Малфой склонила голову.

— О, совсем забыла поблагодарить вас за них! — засуетилась Гермиона, но, встретив усмешку в глазах Нарциссы, замолчала.

— Желтая хризантема, кореопсис, фрезия, и… Магнолия. Тебе известно про язык цветов?

— Совсем немного, — призналась Гермиона, заинтересованно разглядывая букет.

— Тот, кто прислал этот букет, выражает благодарность, надежду на лучшее, доверие и, вероятно, желает, чтобы ты проявила упорство, — улыбнувшись собственным мыслям, Нарцисса поднялась и медленно последовала к выходу. — Мужчины такие смешные, не находишь? — обернувшись, она негромко рассмеялась.

— О чем вы? — Гермиона отвлеклась от созерцания цветов и переосмысливания их значения.

— В их распоряжении универсальная система передачи собственных мыслей и эмоций — язык, а они устраивают целые представления, чтобы рассказать нам о том, что на самом деле чувствуют… — последний раз задумчиво обведя глазами комнату, миссис Малфой вздохнула и взялась за дверную ручку. — Я подумывала отправить в твою комнату цветы из нашей оранжереи, но этот букет, Гермиона, — Нарцисса подавила улыбку, чтобы гостья не подумала, будто она шутит, — отправила не я.

После того, как хозяйка поместья покинула комнату, Гермиона еще несколько минут не могла прийти в себя. Она глупо пялилась в стену, складывая осколки рассуждений воедино. Драко Малфой подарил ей цветы? Глупое умозаключение. Он же просто не мог…

Гермиона принялась нарезать круги вокруг кресел, чтобы занять себя хоть чем-то. Она не переставала прокручивать в голове моменты их недавней встречи и каждый раз смущалась все больше. Девушка твердила себе, что просто обязана объяснить свое фривольное поведение в тот момент, когда слизеринец приставал к ней, но все выводы, кроме того, что был связан с чарами, пугали и отталкивали.

***

На следующий день молодые люди должны были отправиться в Хогвартс, поэтому вечером по инициативе миссис Малфой был устроен небольшой праздничный ужин. В гостиной, освещенной теплым блеском горящих свеч, был накрыт стол на пятерых. Во главе сидела миссис Малфой, довольная до невозможности. Она без конца интересовалась у гостей тем, каков вкус еды и хотят ли они добавки. Для всех атмосфера этого ужина была непривычной. Драко, сидящий подле матери, про себя отмечал, что не привык к такой оживленной беседе за едой в Мэноре, однако ему это даже нравилось. В прежние времена угрюмое молчание отца отбивало всякий аппетит. Гермиона, занимающая место следом за Малфоем, удивлялась тому, что в особняке может царить настолько дружелюбная атмосфера. Конечно, до совместных обедов в Норе она не дотягивала, но ужинать в подобной компании Гермионе тоже понравилось. За столом поднимались интересные темы, значительно возвышающиеся над теми бытовыми, которые имели место быть во время собраний семейства Уизли. Нотт, сидящий напротив Малфоя, в течение всего ужина не сводил подозрительного взгляда с Гермионы. Она, замечая его внимание, почему-то всегда отводила глаза и хмурилась. Заметив довольную улыбку Драко после того, как девушка отвергла очередной его взгляд, Нотт понял, что без Малфоя здесь не обошлось. Забини же беззаботно поглощал вкусную еду, изредка поддерживая беседу удачными (и не очень) шутками. Ничто не могло испортить расслабленного состояния присутствующих, поскольку у них за плечами было успешное завершение опасного дела.

— Кажется, Гермиона, ты когда-то говорила, что играешь? — наконец вставил свое слово Теодор в надежде обрести расположение волшебницы вновь.

— Это было очень давно, и я почти ничего не помню, — мгновенно выпалила она, устремляя свой взгляд в тарелку. Гермиона была почти в безвыходном положении. Смотреть не хотелось ни на многозначительно скалившегося Малфоя, ни на Теодора, вид которого почему-то выражал крайнее неудовольствие её игнорированием.

— Мы бы очень хотели послушать. Верно, юноши? — подхватила миссис Малфой, настроение которой после третьего бокала вина взлетело еще выше.

— О да, — хмыкнул Драко. — Это было бы просто несравненное удовольствие… — растягивая слова и усмехаясь, Малфой чуть наклонился в сторону Гермионы.

— Я правда не могу! — чуть не взвизгнула девушка, заметив опасное приближение. — Мне кажется, Малфой, — она нервно улыбнулась, пытаясь придать своему лицу естественный вид. — Это у тебя получится лучше, чем у меня.

— Как и все остальное, впрочем, — он без зазрения совести рассмеялся.

— Ты умеешь играть? — присвистнул Блейз, и его глаза загорелись интересом.

— И кто просил тебя болтать, Грейнджер? — с досадой процедил он, закатив глаза.

— И правда, дорогой. Сыграй для гостей, — миссис Малфой придала своему голосу львиную долю мольбы. — Просим!

Блейз начал хлопать, вторя последней фразе Нарциссы, и Гермиона, заметив, что это выводит Малфоя из себя, последовала его примеру. Когда Драко окончательно взбесился из-за устроенного ими представления, все замолкли, с предвкушением наблюдая, как юноша подходит к стоящему в углу роялю. Вслед ему понеслось одобряющее улюлюканье Блейза.

Драко был зол ровно до того момента, как его пальцы опустились на клавиши. В следующее мгновение все мысли слизеринца заняли аккорды, модуляции и паузы, складывающиеся в прекрасную мелодию, разученную когда-то давно по случаю дня рождения Нарциссы.

— Вы позволите, мадам? — сверкнув белозубой улыбкой, Блейз протянул ладонь к хозяйке поместья. Женщина, удивленно вскинув брови, тут же театрально изобразила игривость и приняла предложение. Целомудренно положив ладонь чуть выше талии, неспешным вальсом Блейз увел миссис Малфой в середину комнаты.

Гермиона же, с весельем пронаблюдав за танцующей парой, снова обратила взгляд к Малфою. Он сидел к ней вполоборота, и его профиль эффектно высвечивали тускло горящие свечи. Бросая тонкие тени на бледную кожу, его ресницы плавно опускались и поднимались, вторя такту мелодии. Гриффиндорка затаила дыхание. Именно сейчас она поняла, насколько Драко Малфой грациозен и красив, когда спокоен и сосредоточен. Девушка не замечала за однокурсником выдающихся черт ранее, но теперь, когда она знала его чуть больше, когда изучила его не только взглядом, но тактильно, Драко буквально преображался в глазах, словно кто-то использовал на нем оборотное зелье. Даже те черты, которые раньше казались Гермионе резкими и отталкивающими, в эти минуты смягчались и придавали внешнему виду юноши определенный шарм.

— Может, окажешь мне честь? — из раздумий волшебницу вывел приятный голос. Над ней, уверенно протягивая ладонь, возвышался Теодор. Гермиона болезненно поморщилась. — Я считаю, это отличная возможность компенсировать некоторое непонимание, которое возникло между нами за то время, что мы не виделись, — заметив выражение лица девушки, насмешливо произнес Нотт.

— Хорошо, — неуверенно отозвалась Гермиона, протянув руку.

В абсолютном молчании они заняли свободное пространство зала, и лишь тогда Теодор, неловко улыбнувшись, перехватил ладонь гриффиндорки и уверенно положил руку на её талию. Одним движением приблизив её, Нотт довольно хмыкнул, пронаблюдав, как смущение вновь находит свое выражение на щеках Гермионы.

— Мне показалось, ты обижена на меня, — начал он, плавно ведя девушку в вальсе. Гермиона же не разделяла мысли слизеринца о том, что разговор во время танца — лучшая идея. Соображать выходило плохо.

— Тебе показалось, — съязвила Гермиона, машинально оглядываясь на Малфоя. Почему-то волшебнице отчаянно не хотелось, чтобы тот запечатлел её в объятиях Нотта. Гермиона объяснила это нежеланием давать слизеринцу повод для пошлых шуток, но подсознательно понимала, что дело вовсе не в этом.

— Правда? — резко крутанув её в танце, Теодор прижал гриффиндорку еще ближе. Её дыхание приятно скользнуло по щеке, и юноша прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. Меньше всего ему сейчас хотелось выяснять причины недружелюбного поведения Гермионы, однако сделать это было нужно. — Тогда почему ты весь вечер смотришь куда угодно, но только не на меня?

— Разве я должна… — обиженно начала девушка, но прервалась, потому что её сердце неприятно кольнуло. Подумав, что это был мимолетный спазм, Гермиона жестоко ошиблась: вскоре укол повторился снова. Сзади с оглушительным грохотом захлопнулась крышка рояля, и все присутствующие вздрогнули, разрывая пары.

— Драко, что случилось? — обеспокоенно произнесла посерьезневшая вмиг Нарцисса. Юноша широкими шагами направлялся к выходу.

— Я устал. На сегодня развлечений достаточно, — злобно прорычал Малфой, наградив Нотта и Грейнджер убийственным взглядом. В тот момент, когда он увидел их, слащаво вальсирующих посередине комнаты, гнев заглушил воспроизводимую музыку. Пару мгновений Драко играл, доверившись мышечной памяти, а потом что-то внутри его разорвалось с оглушительным грохотом.

— Малфой! — крикнула ему вслед Гермиона, но было уже поздно. Драко исчез, скрывшись в темных коридорах Мэнора.

Комментарий к 12. Чувства, не имеющие названия

Ура. Я сделала это.

На самом деле, часть мне понравилась. Здесь очень много внимания уделила конкретно развитию отношений, а то в прошлых главах они как-то тонули в непрекращающейся беготне. Вообще, Мэнор - пока мое любимое место действия, и я планирую в будущем устроить несколько бомбических сцен там же.

А что вы думаете об этой главе? Буду рада узнать о ваших эмоциях)

========== 13. Верить ==========

— Мисс Грейнджер, Мистер Нотт, — Макгонагалл поднялась из-за стола и подошла к вызванным в её кабинет ученикам. — Выпускной через два месяца, но к этому событию стоит готовиться тщательно. Все должно быть идеально. Бал открывает ваша пара, поскольку вы являетесь старостами школы. На само торжество можете отправиться с кем угодно, — наклонив голову, директор строго посмотрела на студентов поверх очков, — но первый вальс вы танцуете вместе. Преподаватель будет заниматься с вами два раза в неделю. Надеюсь, все понятно. Можете быть свободны, — кивнув и сложив руки в замок, Минерва в ожидании посмотрела на Гермиону и Теодора. Выражение их лиц говорило отнюдь не о безграничной радости.

— Хорошо, директор, — наконец отозвался Нотт. — Если это все, мы пойдем.

— Разумеется.

Старосты покинули кабинет директора в подавленном настроении. С того вечера в Мэноре молодые люди почти не общались. Нотт, конечно, пытался разузнать о причине обиды девушки еще несколько раз, но, получив в ответ колкости, сдался. Он был почти уверен, что в этот разлад внес свою лепту Малфой, который, к слову, не общался теперь ни с одним из них.

Гермиона поражалась поведению Драко, потому что так искусно, как он, её еще не игнорировал никто. Они пересекались на общих занятиях и собрании старост, однако Малфой не только не разговаривал с девушкой, но и даже не смотрел в её сторону. Последний раз они стояли на расстоянии вытянутой руки в кабинете директора, когда вернулись в Хогвартс. Это была долгая и серьезная беседа, полная укоризненных взглядов и нелепых оправданий. Единственным, кто угрюмо молчал, был Малфой, и волшебница почему-то не придала этому значения. Его позиция стала ясна через день: он полностью игнорировал и Грейнджер, и Нотта.

— Одна небольшая проблема, — Гермиона остановилась у одного из окон в мрачном школьном коридоре. Нотт вопросительно вскинул брови. — Я не могу с тобой танцевать.

Теодор злобно усмехнулся, и, закусив губу, шагнул ближе к гриффиндорке. Гермиона отшатнулась и неловко плюхнулась на подоконник, испуганно смотря на возвышающегося над ней юношу.

— Послушай, я не знаю, что произошло в Мэноре и почему ты старательно игнорируешь меня, но тебе не кажется, что это уже слишком? Танец старост — не моя прихоть и даже не маловажный элемент выпускного, который можно с легкостью вычеркнуть из плана. Не мне говорить тебе о том, как директор предана традициям. Будет лучше, если я все-таки узнаю причину твоей нерасположенности. Тогда мы сможем двигаться дальше. Поверь, — он пристально взглянул в её глаза. — Я сделаю все, чтобы искупить свою вину, если таковая вообще есть.

— Ты сам все прекрасно знаешь! — Гермиона, несмотря на положение подавляемой, гордо вздернула подбородок. Стыд вставал комком в горле, и девушка не могла пересилить себя и вспомнить о том нелепом розыгрыше Нотта. — И дело совсем не в моем желании танцевать с тобой!

— Тогда в чем?

— Ты же знаешь про чары, — едва слышно прошептала она, опасливо оглядываясь по сторонам. — Они не позволяют мне касаться других мужчин.

— Но в Мэноре…

— Мы танцевали всего пару минут. Чары посылают болевые сигналы. Я думала, что это случайность, но когда поинтересовалась у миссис Малфой, она подтвердила мою догадку. Заклятье спадет незадолго до выпускного. Нам нужно найти способ репетировать танец, не касаясь друг друга.

— Это абсурд, — разозленно заключил Нотт, отступая от вжавшейся в подоконник девушки. Она выглядела и без того подавленной. — Как ты себе это представляешь?

— Не знаю. Нужно подумать.

— Есть только один выход: снять чары незамедлительно. Я постараюсь отыскать информацию в фамильной библиотеке, но на это потребуется некоторое время.

— Зачем? — внезапно перебила его Гермиона, недоверчиво смотря исподлобья. — Чего ты хочешь добиться?

— Ты умная ведьма и если сложишь все происходящие события в одну картину, уверен, сможешь найти ответ на свой вопрос, — он лукаво улыбнулся, мастерски уходя от прямого ответа. — Я постараюсь найти обратное заклятье как можно скорее, и, когда это случится, надеюсь, ты откроешь мне тайну своей очаровательной обиды и мы сможем поговорить. Пообещай мне.

— Теодор, — Гермиона вымученно вздохнула и отвела глаза в сторону. Нотт был слишком обходителен для того, чтобы общаться с ним в пренебрежительном тоне.

— Пообещай, Гермиона.

Тот низкий голос, которым он произносил её имя, буквально завораживал. По телу неосознанно пробегала волнующая дрожь, ногти нервно впивались в ладони. Волшебница несмело подняла взгляд, заведомо зная, что проиграет напору Теодора.

— Хорошо, — она неуверенно кивнула, с опаской наблюдая за движениями слизеринца. Нотт одобрительно усмехнулся, и, бросив на неё короткий оценивающий взгляд, развернулся и пошел вперед. Только тогда девушка смогла спокойно выдохнуть. Сердце трепетало в груди, словно сумасшедшее. В голове начали зарождаться догадки о гипотетической невиновности Теодора. Может быть, кто-то другой зачаровал цветок? В конце концов, вряд ли слизеринец стал бы донимать её расспросами слишком долго, если бы хотел просто посмеяться.

Гермиона, совсем скоро приняв прежний собранный вид, отправилась на занятие по трансфигурации. К счастью, этот предмет вели два профессора, и поэтому курс был разделен. Гриффиндор занимался с Пуффендуем, а Слизерин — с Когтевраном. Видеть не хотелось ни Нотта, ни Малфоя. Последний больше всего раздражал Гермиону. В её памяти все еще были живы те чудовищные моменты осознания собственной беспомощности — лишение магии по праву считалось пыткой. Но слизеринец делал вид, будто ничего не произошло, и это ощутимо задевало. Нет, девушка не ждала пышных слов благодарности или лучшего отношения (что, конечно, не было бы лишним), однако игнорирование превышало все допустимые рамки приличий. Драко не снисходил даже до едкого сарказма, не говоря уже о других выпадах в её сторону. Они виделись каждый чертов день с момента возвращения из Малфой-мэнора, но упорно делали вид, будто ничего не произошло. Память Гермионы блокировала момент их спонтанной близости, потому что и без этого проблем было достаточно. Волшебница не желала размышлять о своих ощущениях и мыслях в тот момент, потому что они не вписывались в рамки объяснимого. Точнее, кое-какое оправдание на случай угрызений совести все-таки было: гриффиндорка считала, что это проделки связывающей магии. Самым большим и тяжелым признанием для девушки стало то, что её физическипривлекает Малфой. В момент, когда он был так близко, Гермиона четко ощутила, как перекрывает кислород поднявшаяся внутри неё волна эмоций. Тепло чужого тела не раздражало, как обычно, а дарило чувство защищенности, и, как ни странно, уверенности. Губы Малфоя оказались прохладнее её кожи, а эти мягкие, совершенно не свойственные ему прикосновения до конца выбили из головы остатки мозгов. Гриффиндорка еще не знала близости физически, но в тот момент желала её, как никогда раньше. Рону не удавалось расположить её к занятиям любовью, сколько бы он ни старался, сколько бы ни уговаривала себя сама девушка. Малфою хватило пары слов, произнесенных влажным шепотом, и нескольких прикосновений, чтобы волшебница почувствовала внизу живота тугой узел, требующий того, чтобы его поскорее распутали. И то разочарование, когда он отвлекся от неё… Дальнейшие размышления Гермиона резко пресекала, потому что боялась того, к чему они её впоследствии приведут.

Следующей проблемой, требующей немедленного разрешения, была постановка танца с Теодором. Поскольку Гермиона с некоторых пор не могла касаться парней, исключая Малфоя, то репетиции вальса с Ноттом оказывались под угрозой. Волшебница почти не верила в то, что Теодору удастся найти обратное заклятье, а другого выхода из ситуации пока не предвиделось.

— Смотри, куда идешь! — кто-то выдернул её из задумчивости грубым толчком справа. Почти в это же время дверь кабинета, нужного Гермионе, резко распахнулась. Оттуда, весело переговариваясь, выбежали третьекурсники.

— Малфой? — недоумевающе вскинув взгляд на возникшего буквально из ниоткуда слизеринца, девушка с облегчением подумала, что ей удалось избежать болезненного удара о дверь. Приказав себе впредь не уходить в размышления настолько глубоко во время перемещений по замку, волшебница повела плечом, вдруг явно ощущая на нем тяжесть юношеской ладони. На удивление, Малфой не отдернул руку в жесте притворной брезгливости, а, удостоверившись, что Гермиона в порядке, спокойно отпустил её. Медленным взглядом оценив внешний вид гриффиндорки, на прощание он впился взглядом в древесное мерцание её глаз. Уже очень давно Драко не находился так близко с той, к которой был привязан чарами. И за это они его хорошенько мучили. Постоянная тоска, апатия и желание увидеть Грейнджер изводили и уничтожали слизеринца. Казалось, самой Гермионе было все равно, но Блейз говорил, что она не сводит с Малфоя испытывающего взгляда каждый раз в большом зале. Драко, выслушивая это, неосознанно усмехался, и его настроение мгновенно улучшалось. Но юноша держал слово, данное себе в тот злополучный вечер. Он решил никогда больше не приближаться к Грейнджер. Ведь что можно было ожидать от девицы, так спокойно порхавшей из рук в руки? Когда он увидел её, танцующую с Ноттом, что-то внутри оборвалось. Всю следующую ночь он не спал, наблюдая за тем, как Гермиона дремлет на софе в комнате с камином. Его раздражали ухлестывания Нотта, раздражало видимое спокойствие Грейнджер, но больше всего раздражало собственное раздражение. Почему он был так зол, наблюдая за тем, как гриффиндорка краснеет под томными взглядами Теодора? Малфой решил, что девчонка должна была понести наказание за то, что заняла в его мыслях слишком много места. Он умело игнорировал Грейнджер, и это имело свои плоды, которыми Драко был абсолютно доволен. Гриффиндорка изводилась, но Малфой с досадой понимал, что наказывает себя в равной с Грейнджер степени. Может, даже чуть больше. И сейчас, когда он совершенно спонтанно рванулся отстранить её, уткнувшуюся взглядом в пол, от открывающейся двери, Драко мысленно чертыхался. Незапланированные поступки бесили его.

— Куда ты?

Ему показалось, или в её голосе прозвучала надежда и мольба? Гермиона смотрела вслед Драко широко распахнутыми глазами. Она мечтала о возможности поговорить с ним очень долго, но в этот момент совершенно растерялась. Тем не менее, в её голове промелькнуло возможное решение проблемы с постановкой вальса. Требовалось участие Малфоя, однако склонение его к сотрудничеству было задачей куда более сложной, чем даже снятие заклятья.

— На занятия, разумеется, — прошипел он в ответ, тем не менее остановившись.

— О, мисс Грейнджер, мистер… Малфой? — из кабинета вышла миссис Праймор, преподаватель по трансфигурации у Гриффиндора и Пуффендуя. — Доброе утро. Вы оба очень… рано. Мистер Малфой, ваш кабинет дальше по…

— Я знаю, профессор, — небрежно откликнулся Драко, не сводя с Грейнджер выжидающего взгляда. Гермиона неловко покосилась на преподавательницу.

— Что ж, увидимся на занятии, — сдержанно кивнув Гермионе, миссис Праймор поспешила удалиться, чувствуя себя явно лишней.

— Нужно поговорить, — Гермиона постаралась вложить в слова всю свою уверенность, но Малфой ответил на них скривившимся выражением лица. Не желая выслушивать очередных едких выражений (по которым она успела даже соскучиться), девушка смело схватила слизеринца за запястье и, проверив школьный коридор на наличие свидетелей, нырнула в кабинет. Дверь за молодыми людьми стремительно захлопнулась, и Гермиона, не тратя время на запирающее заклятье, прошла внутрь, боясь даже оглянуться на Малфоя.

— Коллопортус, — тихо пробормотал Драко, и дверной замок щелкнул. Вместе с ним с гулким рокотом ударилось о ребра сердце девушки. Она прекрасно понимала, что их общение должно оставаться в строжайшем секрете, но уединение со слизеринцем почему-то вызывало эмоции, совершенно не похожие на желание сокрытия. — Ну же, Грейнджер. Сегодня я, так и быть, снизойду до тебя.

Когда Гермиона развернулась, собравшись с силами, он оказался намного ближе, чем она ожидала. Бледно-голубые глаза смотрели на неё с нескрываемым интересом и предвкушением.

— Во-первых, — хрипло начала девушка, вдруг понимая, что в горле пересохло. Стараясь избежать слишком близкого контакта, Гермиона шагнула назад, но тут же поясницей уперлась в высокий преподавательский стол. — Я хотела бы спросить, почему ты меня избегаешь. И во-вторых…

— Ты еще смеешь спрашивать? — гневно вскинув брови, Малфой сделал шаг к волшебнице, заставив её всю сжаться от его яростного взгляда. Заметив, что проявляет больше эмоций, чем нужно, Драко все же немного отступил, прикрыв глаза. Нужно было взять себя в руки и придумать что-то колкое, что-то, что смогло бы высмеять Грейнджер, не открыв его настоящие эмоции. — Мне больно смотреть, как ты разрушаешь свой чопорный образ девственницы-зануды. Прямо сердце кровью обливается. Пришлю Поттеру и Уизли открытку с соболезнованиями по поводу морального падения их святой подружки, — натянув наигранную усмешку, Малфой откинул полы мантии, как бы невзначай поправляя её.

— О чем ты? — Гермиона пораженно распахнула глаза. Ей никогда не удавалось угадать, куда приведет диалог с Малфоем.

— Неплохо течь в объятиях одного, а потом обжиматься с другим под видом безобидного танца, верно?

— Малфой! — возмущенно хватанув ртом воздух, девушка замолкла. — Ты про Теодора? Как к тебе вообще пришла такая бредовая мысль?! Мы просто общаемся… как старосты. Понимаешь? И вообще, я не обязана перед тобой объясняться!

— Нет уж, потрудись, дорогуша, — Малфой мотнул головой, откидывая со лба выбившуюся прядь. Его лицо вновь приобрело хищные черты. Это значило одно: он не отступит. — Я хочу знать, каким образом ты скатилась от чтения учебников перед сном до вечерних обжиманий с парой-тройкой слизеринцев.

— Парой-тройкой?!

— Извини за неточность, Грейнджер, если их было четверо или пятеро.

— Да на Слизерине нет столько адекватных парней!

— Правда? Это не помешало тебе стонать от блаженства у меня на плече! — торжественно заключил Малфой, резко приближаясь к Гермионе. Её покрасневшее от злости лицо забавляло и распаляло.

— Я не стонала, кретин! — девушка почти рычала. Руки так и тянулись к шее слизеринца в желании посильнее придушить его. О, как было бы чудесно наблюдать за тем, как его лицо теряет выражение вседозволенности, а мерзкая улыбка искривляется и исчезает!

— Какая возмутительная ложь, — манерно протянул Драко, рывком прижимаясь к телу дрожащей от злости волшебницы. — Но я могу помочь тебе вспомнить все в мельчайших деталях, — шепот, полный угасающей злости и разгорающейся страсти, поразил горячими потоками ухо Гермионы. Она машинально вцепилась пальцами в мантию на груди юноши.

— Только попробуй! — прошипела волшебница, изо всех сил пытаясь отстранить от себя слизеринца. — Неужели тебя так задело то, что Нотт пригласил меня на танец? Я тоже имею право на личную жизнь! Кажется, я ничего не сказала, когда ты обжимался с Паркинсон!

— Откуда…

— Джинни видела, как ты заходил в подсобку «Трех метел» вместе с ней. Будешь отрицать? — Гермиона слишком поздно поняла, что в её голосе отчетливо читалась обида.

— Нет, — Драко внимательно всматривался в лицо гриффиндорки. — Но я не смог получить разрядку, потому что долбанные чары не позволили мне прикоснуться к другой! Ты же, как я посмотрю, вполне комфортно выносишь объятия Нотта!

— Это не правда, — поспешно оправдалась Гермиона. — Я тоже почувствовала боль. Не сразу, но все-таки она появилась. И то, о чем я хотела с тобой поговорить, как раз связано с этой проблемой. Пожалуйста, выслушай меня. Это важно.

Драко медленно отступил, и Гермиона с облегчением выдохнула. Она старалась не смотреть на юношу, потому что была бесконечно зла на него. Девушка хотела просто убежать и не видеть Малфоя еще неделю, но она понимала, что проблемы не испарятся самостоятельно.

— Так вот, — неуверенно начала она, косясь на носки собственных туфель. — Через два месяца выпускной, и директор…

— Я не стану с тобой разговаривать, если ты и дальше будешь пялиться в пол, — Драко фыркнул, и, пронаблюдав за тем, как Гермиона опустила голову еще ниже, пальцами вцепился в её талию и рывком усадил на преподавательский стол.

— Что ты… — волшебница возмущенно вскинула брови, поправляя задравшуюся вдруг юбку. Она оказалась слегка выше Малфоя, и поэтому спрятать взгляд оказалось невозможным.

— Смотри на меня, когда о чем-то просишь, — усмехнулся Малфой, складывая руки на груди. — Я слушаю, Грейнджер. У тебя есть минута.

— Черт! — сдавленно прошептала девушка, против воли задерживая взгляд на хищно блестящих глазах Малфоя. — Через два месяца выпускной, и директор сказала о том, что старосты школы открывают его совместным танцем. Репетиции начинаются уже на этой неделе, но я не могу прикасаться к Теодору! Поэтому у меня есть небольшая просьба к тебе, — Гермиона нервно закусила губу и неловко заправила прядь волос за ухо. — Не мог бы ты репетировать со мной вместо него? Нотт тоже может пригласить другую партнершу. Мы просто будем учить одинаковый танец.

— Как умно, Грейнджер, — Драко усмехнулся. Ему нравилось, когда девушка находилась в зависимом от него положении. Так можно было спокойно ей манипулировать. — Но ты, кажется, забываешь, что я слизеринец и не делаю ничего просто так. Забудь об этом. Я не стану тебе помогать.

— Хватит оправдывать собственное негодяйство принадлежностью к факультету. Теодор тоже слизеринец, но это не мешает ему быть отзывчивым и добрым!

— Так и иди со своими жалкими просьбами к Нотту! — глухо прорычал Малфой и, бросив на Гермиону яростный взгляд, дернулся назад, чтобы развернуться и покинуть кабинет. Одно лишь имя слизеринца, срывающееся с губ Грейнджер, вводило в полоумный гнев.

— Стой! — волшебница, заметив то, что Драко намеревается уйти, сжала руки в кулаки и, разомкнув коленки, обхватила торс юноши ногами. Скрестив лодыжки на пояснице Малфоя, Гермиона притянула его к себе. Ладони слизеринца мгновенно уперлись в столешницу по бокам от неё.

— Какого черта, Грейнджер?

«И правда, Гермиона, какого черта?» — подумала волшебница, медленно сглатывая. Лицо Драко было очень близко. Его дыхание вновь касалось подбородка, и девушка невольно вспомнила случившееся между ними в Мэноре. Щеки налились алым, но отступать Гермиона не собиралась.

— Послушай, — она несмело положила руки на его плечи и посмотрела в глаза. — Я понимаю, что эта ситуация со связывающими чарами неприятна тебе. Но нам необходимо помогать друг другу, чтобы успешно пережить эти месяцы. Пожалуйста, помоги мне.

Малфой ошеломленно наблюдал за смущенным трепетом ресниц волшебницы, пальцами поглаживающей его плечи. Понимала ли она, что творит? Несмотря ни на что, её действия все-таки возымели эффект. Взгляд Драко смягчился, он понял, что в любом случае согласится выполнить просьбу Грейнджер. Её поведение ошеломляло. Та Гермиона, которую он знал, ни за что не стала бы умолять его после отказа. Та Гермиона была слишком сильной, слишком гордой. Она знала минимум пять выходов из любой ситуации и никогда не поступала в ущерб собственному достоинству. Но вот она, такая маленькая, но такая смелая, практически умоляла его о помощи, хотя уже получила довольно резкий отказ. Не понимал Драко и того, что Грейнджер не пользовалась тем, что оказала ему неоценимую помощь в спасении миссис Малфой. На её месте он бы использовал случившееся как лучшее средство манипулирования. Но девушка даже не вспоминала про самоотверженный поступок, потому что делала это из порыва чистого сострадания, а не из расчета на выгоду.

— И что потом? — хрипло поинтересовался он, осторожно опуская ладони на колени девушки. Драко слегка надавил на них, призывая Гермиону все-таки отпустить его, но волшебница, будто испугавшись, что он сбежит, только сильнее сжала ноги. Малфой мысленно чертыхнулся. Он пытался противиться сладкому наваждению изо всех сил, а гриффиндорка пускала все его старания прахом. — Уверена, что сможешь повторить то же самое с Ноттом?

— Пока мы связаны, другого выхода нет, — Гермиона неровно выдохнула, когда ладони юноши, до этого покоящиеся на её коленях, медленно двинулись вверх по ноге. — Теодор сказал, что найдет обратное заклятье, но я не верю, что ему удастся это сделать.

— О, так вы уже обо всем договорились? — пальцы Малфоя скользнули под ткань юбки, однако взгляд не отрывался от испуганных глаз девушки.

— Почему ты злишься? — едва слышно прошелестел её голос. Оба боялись и ждали этого вопроса.

— А как ты думаешь?

— Чары.

— Уверена? — Драко испугался собственной фразы. Он сказал много лишнего. Нужно было убираться. Ладони покинули теплую кожу обнаженных бедер, снова опускаясь на колени. — Отпусти.

— Ты что, ревнуешь? — неверяще прошептала Гермиона, и в её голосе отчетливо звенела ироническая улыбка. Разумеется, это могло быть только шуткой.

— Идиотка! — взвился Малфой, даже забыв, что хотел поскорее убежать из этого душного кабинета. Грейнджер не стоило произносить этого вслух. Но она, казалось, откровенно забавлялась. — Тебе смешно, дорогуша?

В эту же секунду выражение веселья пропало с лица гриффиндорки. Пальцы Малфоя властно сжали волосы на её затылке, заставляя отклонить голову назад. Горячий шепот обдал ухо влажной волной:

— К твоему сведению, ревность — чувство, которое человек испытывает к человеку. Относительно тебя я ощущаю совершенно иное. Знаешь ли, — свободной рукой Драко схватил девушку за запястье, — я ненавижу, когда трогают мои вещи, а Нотт даже не спросил разрешения.

— Потому что я не вещь, — в тон язвительному обращению прошипела Гермиона.

— Ты моя, — Драко поднял её руку с кольцом и слегка встряхнул. — Хочешь ты этого, или нет. Я могу делать с тобой все, что угодно, а ты даже не воспротивишься, потому что твое тело положительно реагирует на меня.

— Перестань, — она сглотнула тяжелый ком, вставший в горле. Гермиона могла вынести все, кроме неуважения. — Перестань, ты же не такой ублюдок! Можешь не утруждать себя этой дешевой игрой. Я в неё не верю.

— Да? И какой же я на самом деле?

— Такой, как тогда, в поместье Забини, — уклончиво ответила гриффиндорка, ежась от грубых прикосновений.

— Такой? — Малфой, тут же ослабив хватку на руке с кольцом, Драко поднес её ближе и прижался губами к запястью девушки. Гермиона ошеломленно распахнула глаза. Ей казалось, что она повредилась рассудком. — Такой, Грейнджер? — он отпустил её волосы и, медленно пропустив их сквозь пальцы, тыльной стороной ладони провел под подбородком Гермионы, вызвав у той тихий сладкий выдох. — Или, может, такой?

Почувствовав легкий укус на мочке уха, волшебница выгнулась, потакая наваждению, завладевшему телом. Грудью впечатавшись в тело юноши, она скользнула руками по его плечам и шее, а потом зарылась пальцами в волосы, приближая Малфоя к себе.

Они послали к чертям здравый смысл почти одновременно, но очнуться получилось только у Драко. Почувствовав сильное напряжение в районе паха, слизеринец понял, что пора прекращать это безумие. Во-первых, развитие событий угрожало их жизням, во-вторых, Грейнджер почти не понимала, что творит, шумно дыша и так мило прижимаясь к нему. И, в-третьих, они находились в чертовом кабинете трансфигурации, в который с минуты на минуту должны были завалиться старшекурсники.

— Я подумаю над твоим предложением, — Драко резко отпрянул, шумно втягивая воздух. Его взгляд невольно скользнул по разомкнутым губам гриффиндорки, по неровно вздымающейся груди и по стройным ногам, совершенно обнаженным из-за окончательно задравшейся юбки. — Если ты будешь хорошо себя вести, разумеется. Постарайся больше не расстраивать меня, ясно?

Гермиона бездумно кивнула, постепенно приходя в себя. Наконец осознав, где находится, волшебница разомкнула лодыжки и выпустила юношу из «ловушки».

— Поторопись, скоро здесь будут студенты, — прошептала Гермиона, старательно отводя глаза. Спрыгнув со стола, она быстро поправила юбку и волосы.

Драко хмыкнул, посильнее запахнувшись в мантию. Он искренне надеялся, что брюзжание профессора по трансфигурации сведет его возбуждение к нулю.

***

— Нотт, — Драко с довольной улыбкой опустился на место рядом с однокурсником. Тот удивленно взглянул на него и тоже усмехнулся.

— Так мы теперь разговариваем?

— Твой слух тебя не обманывает, — Малфой расслабленно облокотился на стол, положив подбородок на руку. — Как дела с Грейнджер?

— Прости? — юноша вмиг посерьезнел. Тон Драко ему не нравился. За такими приторными нотками доброжелательности всегда следовала ядовитая ирония.

— Слышал, Макгонагалл обязала вас репетировать танец к выпускному. Какая жалость, что обстоятельства складываются против такой сладкой парочки!

— Чего ты добиваешься, Драко? — настолько спокойно, насколько мог, произнес Теодор, однако два омута цвета малахита опасно мерцали, предупреждая об опасности заведенной беседы.

— Всего лишь хочу оповестить о той прекрасной идее, которая зародилась в кудрявой головке нашей заучки, — Малфой сверкнул ровными зубами, скалясь в улыбке предвкушения. — Я буду её партнером на репетициях. Тебе придется найти другую девчонку для своих заигрываний. Знаешь, есть куча слизеринок, которые заслуживают звания весьма, весьма достойных… Танцовщиц.

— Следи за языком, Малфой, — глухо прорычал Теодор, приближаясь к собеседнику. Их диалог не должен был услышать посторонний.

— О, ты наконец-то показал зубки, — будто не заметив перемен в поведении Нотта, прошипел Драко. С его лица тут же пропала улыбка. Мысли от тесной близости переместились к недопустимым действиям со стороны Теодора.

— Я найду заклятье, которое снимет чары, через несколько дней. Поверь, теперь у меня есть достаточная мотивация. Неужели ты надеешься испугать меня своим надменным щебетанием? Мне казалось, мы знаем друг друга куда лучше.

— Только попробуй приблизиться к ней со своими жалкими попытками снять заклятье. Грейнджер принадлежит мне, — угрозой в голосе Малфоя вполне можно было бы кого-нибудь убить. — Я пытался предупреждать тебя по-хорошему. Не могу поверить, что ты так ничего и не понял.

— Рад, что ты это наконец-то озвучил. Как же тебя выводит то, что ко мне она расположена больше, раз ты даже признался себе в некоторых вещах? Однако уясни вот что: она не вещь, чтобы кому-то принадлежать. Гермиона сильная и умная. Она ни за что не станет терпеть такого отношения! — сжав руки в кулаки, прошептал Теодор. Кабинет все больше заполнялся студентами. — Ты же и сам понимаешь, что она заслуживает счастья и покоя. Рад, что ты поспособствовал их разрыву с Уизли, но, будь добр, не уничтожай ту, которая спасла твою жизнь и жизнь твоей матери! Я смогу сделать её счастливой.

— О, я сейчас расплачусь! — скривился Малфой, гневно раздувая ноздри. — Но с чего ты решил, что со мной она не счастлива? Вряд ли Грейнджер нравятся такие слащавые идиоты, как ты.

— Напыщенные садисты уж точно не в её вкусе. Ты постоянно унижаешь её и делаешь все, чтобы Гермиона считала себя хуже, чем она есть. Еще спрашиваешь, счастлива ли она, когда ты поблизости? — злобно усмехнувшись, Нотт развел руками. — Это очевидно.

— Не волнуйся, Нотт, — Драко торжественно замер перед тем, как достать из кармана козырь. — Она счастлива, когда я близко. Когда очень, очень близко. Понимаешь? Несколько минут назад эта порочность под ликом добродетели страстно прижимала меня к себе в запертом кабинете трансфигурации и томно дышала на ушко. Если хочешь, я могу поделиться с тобой впечатлениями. Ну, знаешь, чтобы была почва для вечерних…кхм… размышлений.

— Петрификус Тоталус! — палочка Теодора взлетела вверх.

— Протего! Сектумсемпра… — стиснув зубы, Малфой отразил атаку и резко поднялся на ноги.

— Протего! Остол…

— Экспеллиармус! — палочка Нотта отлетела в руки вбежавшему в класс Забини. Мулат, быстро оценив обстановку, лишил палочки и Малфоя, воспользовавшись его замешательством. — Что произошло, Мерлин меня подери?!

— Если еще раз попытаешься сказать что-то такое же мерзкое про Гермиону, то не отделаешься так легко, клянусь! — прорычал Нотт, хватая Драко за края мантии.

— Тогда не приближайся к ней. Иначе пожалеешь… — рывком сбрасывая с себя руки юноши, огрызнулся Малфой.

— Неужели вы повздорили из-за Грейнджер?! — Забини всплеснул руками. — Послушайте, общие интересы — это просто замечательно, но, может, вы как-то договоритесь между собой без рукоприкладства?

Малфой и Нотт яростно оглянулись на Блейза, и он удивился, что в этот момент небо не разразилось громом.

— Ладно, молчу, — пробормотал мулат, заметив, что оба слизеринца слегка остыли. — Грейнджер… — пробормотал он себе под нос. — Вот ведь коварное яблочко раздора!

***

В большом зале царила атмосфера веселья и легкости. Сегодняшний день принес студентам Хогвартса ослепительное солнце и теплый ветер, а потому все хотели поскорее освободиться от занятий и выйти на улицу, чтобы насладиться хорошей погодой. Подобные планы строили и герои войны за столом Гриффиндора.

— Предлагаю устроить пикник у озера, — восхищенно прощебетала Джинни, с усилием сжимая руку Гермионы. Волшебница же только вежливо улыбалась в ответ, молчаливо поддерживая все, что говорила подруга. Она вообще не решалась сказать ни слова против, потому что чувствовала себя виноватой.

Гарри попытался завести разговор относительно её двухдневного отсутствия, но Гермиона с мольбой в глазах попросила его ничего не спрашивать хотя бы некоторое время. Друг насупился, но уговорам поддался. Джинни только смотрела укоряющим взглядом, явно выжидая удобного момента для расспросов. Порадовал, но в то же время и разочаровал Рон, не сказавший ни слова. С самого утра Уизли был не в духе, и все могли лишь догадываться, что стало тому причиной. На некоторые мысли наводило отсутствие поблизости Браун. Видимо, между пылкими любовниками случилась размолвка. На удивление себе, Гермиона не почувствовала ничего, когда размышляла об отношениях Рона и Лаванды.

— Я тоже хотел предложить собраться, — поддержал свою девушку Гарри. Все обратили взгляд к Рону. Он практически не подавал признаков жизни. — Эй!

— Черт, Гарри, ты чего так пугаешь? — Уизли вздрогнул и, неосторожно всплеснув руками, опрокинул стакан с морсом. Алая жидкость тут же впиталась в скатерть, однако через несколько секунд на ткани не было и следа от пролившейся жидкости. Кубок поднялся и снова наполнился, повинуясь магии.

— Мне показалось, ты совершенно потерял связь с внешним миром. Все в порядке? — Гарри смерил друга подозрительным взглядом.

— Не важно, — отмахнулся тот и, схватившись за стакан как за попытку уйти от диалога, осушил его наполовину.

— Давайте обговорим подробности после того, как закончатся занятия, — предложила Джинни, пытаясь устранить атмосферу неловкости, воцарившуюся за столом.

— Ты права, — Гермиона несмело улыбнулась. С некоторых пор перенесение раздумий о чем-либо с настоящего момента на неопределенное будущее весьма прельщало усталое сознание гриффиндорки. — Сейчас нам пора. Следующее занятие — нумерология у профессора Волнера. Идем, иначе опоздаем.

Трое поднялись из-за стола и направились к выходу из зала. Гермиона против воли скользнула взглядом по столу Слизерина, но почему-то так и не отыскала Малфоя. Теодор Нотт тоже отсутствовал. Нахмурившись, девушка проследовала к выходу.

— Рон! — окликнул друга Гарри, уже стоя у дверей. — Ты идешь?

Уизли, рассеянно кивнув, поднялся из-за стола и странной походкой направился вслед за друзьями. Гарри и Гермиона тревожно переглянулись. С Роном однозначно что-то было не так. Взгляд Уизли лихорадочно рыскал по столу Слизерина, но ни на ком конкретном не останавливался. Казалось, Рон искал кого-то очень отвратительного, и гриффиндорке совершенно не нравился этот взгляд. Чрезмерно развитое за время войны чутье подсказывало, что этот солнечный день вскоре разразится для неё настоящей бурей.

***

— Мистер Нотт, мистер Малфой, — укоризненно взглянув на слизеринцев, Минерва сложила руки на столе. — Я бы хотела думать, что у вас есть достойное оправдание такому поведению, но не могу. Сцена, которую вы разыграли, не может быть оправдана никакими обстоятельствами. Я же права, мистер Нотт?

— Да, директор, — глухо ответил юноша, искоса посмотрев на непроницаемое выражение лица Драко.

— Мистер Малфой?

— Как вам угодно.

— Вряд ли это тот ответ, которого я ожидала, — строго нахмурилась Макгонагалл.

— Я уже давно не оправдываю ожиданий, директор, — скривился Малфой. Женщина ошеломленно замолчала.

— Что ж, вы расскажете, что заставило вас устроить в учебном помещении магическую дуэль? Юноши! Хогвартс — не место для поединков. Если вы хотите выпустить пар, займитесь квиддичем, полетайте на метле, в конце концов! Но те заклятья, которые были вами произнесены… — Минерва умолкла, потому что на языке вертелось слово «война».

— Первым достал палочку Нотт. Я же просто оборонялся, — отчеканил Драко, сжимая ладони в кулаки.

— Для обороны хватило бы «протего», а вы продолжили нападение, — опровергла Макгонагалл. — Однако мистер Нотт все же виноват. Его действия недопустимы для того поста, что он занимает. Согласны?

— Разумеется. Такого больше не повторится, — Теодор виновато склонил голову, однако внутри кипела настоящая ярость. Из-за Малфоя он вынужден был так откровенно позориться! Но слизеринец ни секунды не жалел, что открыл «огонь», потому что таким образом показал Драко свои абсолютно серьезные намерения.

— Конечно не повторится, — Минерва кивнула. — Так из-за чего вы повздорили?

— Я встал на защиту чести мисс Гермионы Грейнджер, директор. Малфой позволил себе лишнего в высказываниях относительно неё. Я просто не смог стерпеть этого.

— Я думала, вы давно изжили свои стереотипы относительно происхождения мисс Грейнджер, — округлив глаза, Минерва взглянула на Драко.

— Я не сказал ни слова о её крови или родителях. Это касалось наших личных отношений, и я говорил только правду. Мистер Нотт посчитал мои слова ложью, но это не так.

— Как это понимать? — Минерва переметнула взгляд на Теодора. Она окончательно запуталась. Директор и не подозревала, что в основе конфликта могло лежать что-то подобное.

— Мистеру Малфою следует сдерживать свои грязные выражения, когда дело касается старосты школы. На кону её авторитет, и я не мог позволить лживым слухам расползтись по школе. Те слова могли навредить мисс Грейнджер, — не отступал Теодор. Теперь оправдание собственного проступка стало делом чести.

— Это так? — Минерва недовольно поджала губы.

— Нас никто не слышал. Нотт отреагировал на мои слова заклятьем из личных побуждений.

— Кабинет был полон студентов.

— Их было трое.

— Избавь нас от своей дешевой лжи!

— Не напрашивайся на парочку заклинаний, Нотт!

— Прекратите сейчас же! — стукнув ладонями по столу, Макгонагалл поднялась с кресла и быстрым шагом подошла к студентам. — Что вы себе позволяете, в конце концов? То, что вы выпускники, еще не значит, что вам все позволено!

Смиренное молчание немного успокоило Минерву, и она, медленно выдохнув, снова восстановила эмоциональное равновесие.

— Если вы не прекратите эти глупые распри, я поручу разбираться в этом мисс Грейнджер. Она же будет отвечать, если подобное случится повторно. Разберитесь, пожалуйста, в своих взаимоотношениях.

Как Макгонагалл и ожидала, блеф относительно ответственности Гермионы возымел должный эффект. Оба слизеринца испуганно переглянулись, и, кажется, совершенно забыли про недавнюю перепалку.

— Надеюсь, мы поняли друг друга, — с едва заметной улыбкой заключила Минерва и развернулась. — Поспешите на занятие.

Путь до кабинета оба преодолели в молчании. Каждому было о чем подумать, однако общее в их мыслях определенно было — Грейнджер. Ни одному из слизеринцев не хотелось, чтобы она узнала об этом конфликте и, не дай Мерлин, его причине.

Они вошли в класс одними из последних, столкнувшись в проходе с еле плетущимся Уизли.

— Поспешите, дамы и господа! — мистер Волнер возмущенно наблюдал за опоздавшими. — Учебники лежат в шкафу справа от вас. Возьмите по одному и скорее усаживайтесь за парты! Сегодня мы проведем практическое занятие.

Нотт спешно проследовал к шкафу и, почти не глядя достав учебник, занял свободное место рядом с кем-то из слизеринцев. Как и ожидалось, все задние парты были заняты. Две первые в левом ряду пустовали.

— Исчезни, — грубо пихнув Малфоя в плечо, Рон протиснулся к шкафу и практически выдернул из рук слизеринца учебник.

— Не нарывайся, Уизли, — прошипел Драко, дергая учебник на себя. Ему не хотелось привлекать внимание министерской шавки, но рыжеволосый идиот определенно напрашивался на хорошую взбучку.

— А то что? — Рон блеснул непривычным для его скромной сущности наглым взглядом. — Твой отец обо всем узнает и накажет меня? — пародируя манеру юного Малфоя, поддразнил гриффиндорец и довольно оскалился, увидев замершее в шоке лицо Драко.

— Рон, да что с тобой? Сядь на место! — прошипел Гарри и нервно взглянул на профессора, который каким-то чудом до сих пор не заметил перепалки.

— Закрой свой поганый рот, нищеброд! — выплюнул Драко, чувствуя, как по венам начинает разливаться огонь гнева. — Идиотизм передается половым путем? Браун сослужила тебе плохую службу, помимо некоторых венерических заболеваний передав и собственную безмозглость!

— Мерзкий хорек, — прошипел Уизли и схватился за палочку.

— Рон! — Гермиона, с ужасом наблюдающая стремительное развитие этой ужасной перепалки, вскочила с места.

— Мистер Уизли! Мистер Малфой! Что у вас произошло? — наконец-то разгорающийся конфликт попал в поле зрения профессора. Он, мелкими шажками подойдя к студентам, гневно уставился на них. — Последняя книга — не повод для раздора. Сейчас же сядьте вместе! Она будет общей!

— Я ни за что… — начал низким голосом Малфой, но Волнер посмотрел на него настолько внимательно, будто только и выжидал, пока он окончит свою фразу. Не нужно было читать мысли, чтобы понять, о чем думал мужчина.

«Давай, скажи еще слово, и Визенгамот обязательно снова отроет твое прикрытое дело из-под кипы других куда более важных».

Драко прочитал это в глазах профессора и потому замолчал в бессилии. Его раздражало то, что он не смел сказать и слова в свою защиту.

— Я лучше умру, чем сяду с ним за один стол! — прогремел Уизли, но тоже был награжден смиряющим взглядом.

— Умрете после того, как займете свое место, мистер Уизли. Я повторять не намерен. Живо!

Юноши обреченно поплелись к первым местам и уселись на разные концы скамьи, к тому же еще и повернувшись друг к другу спиной.

— Итак, — мистер Волнер обвел студентов строгим взглядом и сложил руки за спиной. — Сегодня мы будем повторять тему прошлого занятия. Нумерология по имени. Для этого я разделю вас на пары, но не думайте, что вы сможете смухлевать, выбрав в партнеры хорошо знакомого вам человека, — профессор взмахнул палочкой, и с его стола в воздух поднялось два десятка скрученных пергаментов небольшого размера. — Магия соединит людей, не имеющих представления об истинной сути друг друга. После распределения ваша задача — описать то, что вы вычислили. Все необходимые заклинания вы найдете в выданных учебниках. Что ж, удачи!

Свитки плавно сдвинулись с места и один за другим стали приземляться на столы. Гермиона схватила пергамент и развернула его, внимательно вчитываясь в ровный почерк. Она ожидала прочесть имя Малфоя, но свиток объявлял её партнером совершенно иного человека.

— Грейнджер? — Пэнси скривилась, оборачиваясь на гриффиндорку. Весь её вид выдавал жгучее неудовольствие, граничащее с отвращением.

— Какие-то проблемы, мисс Паркинсон? — поинтересовался мистер Волнер, недовольный прерванной тишиной. Однако Пэнси стала первой, кто возмутился, но не последней.

— Малфой! — Рон сжал пергамент в ладони, со злостью сцепив зубы. — Вы издеваетесь, профессор?

— Нисколько, мистер Уизли. Советую вам поскорее приступить к заданию, так как время строго ограничено. В конце занятия вы должны будете озвучить результаты.

Драко наблюдал за перепалкой с отстраненной усталостью. Он тоже был раздражен до предела, но выказывать свое неудовольствие перед человеком из Министерства больше не решался. Малфой часто замечал, что мистер Волнер бросал на него долгие изучающие взгляды. Неужели думал, что он по-прежнему представлял угрозу? Драко было смешно. С одной стороны, его оправдали, но с другой — все еще негласно считали преступником. На месте Министерства он бы запрятал бывшего Пожирателя в Азкабан, не задумываясь. Это было бы жестоко, но логично. После войны необходимость устранения любой, даже малейшей угрозы, стала главной. Но судьи вынесли оправдательный приговор. Драко был рад, разумеется, но считал, что именно жалость и человечность в конце концов питают сильнейшее зло.

Малфой размышлял об отвлеченных от Нумерологии вещах, не замечая испытующего взгляда Гермионы. Девушка сжимала перо в пальцах, пристально наблюдая за малейшими переменами в лице слизеринца. Вот он нахмурился, услышав комментарий Рона, потом снова облачился в непроницаемость, а через минуту заметно помрачнел, будто какие-то воспоминания придавили его мысли тяжелой горечью. Гермиона хотела бы знать, о чем он думает, но легилименции девушка не была обучена, однако даже при противоположных обстоятельствах она вряд ли смогла бы провернуть такой трюк с Малфоем. В конце концов, за плечами юноши были месяцы в рядах Пожирателей. Наверняка он мог умело отразить любое вторжение в его мысли. Драко так и не повернулся к ней, и волшебница решила приступить к заданию. Нумерология была одним из любимейших её предметов, но вычислять характеристики Паркинсон совершенно не хотелось. Вяло записывая числа и шепча уже изученные наизусть заклинания, Гермиона медленно заполняла чистый пергамент короткими предложениями.

Пэнси Паркинсон… Число имени — 6. Из негативных склонностей — лицемерие, зависть, злопамятность. Из положительных — искренняя и сильная преданность, жалость к слабым и униженным, неспособность к жестоким поступкам и насилию в любом виде. Гермиона удивленно вскинула брови. Это было слишком странной характеристикой для слизеринки. Еще раз перепроверив заклинания, девушка пришла к выводу, что все верно. Их взгляды с Паркинсон встретились. В обоих читалось молчаливое недоумение.

Занятие почти подходило к концу, когда рука Уизли вдруг взмыла вверх. Гермиона изумленно посмотрела на друга, поражаясь его прыти. Раньше Рон ни за что бы не стал рваться отвечать одним из первых. На занятиях он вообще любил отмалчиваться, и волшебнице трудно верилось в то, что Уизли за два месяца до окончания учебы вдруг так вдохновился образовательным процессом.

— Мистер Уизли, вы меня приятно удивляете, — профессор мягко улыбнулся, когда по кабинету пронеслись приглушенные смешки.

— У меня получилось действительно что-то очень интересное, — растянувшись в противной улыбке, ответил Рон.

— Что ж, мы слушаем.

— Драко Малфой, — торжественно выдохнул гриффиндорец. — Число имени — 0.

По классу пробежался шепоток, потому что все были осведомлены о негативных качествах такого числа.

— В индивидуальных связях читается следующее… Отрицательные качества: безосновательная самовлюбленность, двуличность, корыстолюбие, отсутствие человечности, темные амбиции, равнодушие к насилию и чужой боли, отсутствие талантов, неспособность действовать без поддержки… кхм… импотенция? — Рон хихикнул, видимо посчитав, будто эта шутка взорвет кабинет хохотом. Но все ошеломленно молчали, практически затаив дыхание. Драко смотрел перед собой, с каждым новым словом Уизли сжимая кулаки все крепче. Юноша уговаривал себя отключиться от реальности, не принимать глупые высказывания смелого донельзя ублюдка на свой счет, но не мог.

— Ты даже не открыл учебник, Уизли, — прошипел Драко, искоса наблюдая за мистером Волнером.

— Ты тоже, — парировал гриффиндорец.

— В отличие от тебя, я имею память и интеллект, а прикасаться к книге, которую ты лапал своими грязными ручищами, мне не хочется.

— Так, мистер Уизли, про отрицательные качества мы поняли, а теперь назовите нам положительные, — вмешался профессор.

— Слабость, — едко выговорил Рон.

— Положительные качества! — поправил Волнер.

— Все верно, профессор. Из-за собственной слабости и ничтожности этот человек до сих пор не гниет в Азкабане. Предательство порой спасает.

Стекла в окнах задрожали, с потолка посыпался песок. Студенты тревожно загудели, не отрывая испуганных взглядов от напряженной спины Малфоя. Гермиона однажды уже видела такое. Через пару секунд в кабинете мог прогреметь стихийный выброс магии. Дух гриффиндорки захватило испугом. Малфой был силен, и этот выброс мог быть опасен не только для него самого, но и для окружающих.

— Это ложь! — выкрикнула она, когда большой кусок каменной кладки упал на одну из парт. Кабинет поверг испуганный девчачий визг. — Число имени Малфоя не ноль! Это три, я прекрасно знаю!

— Посмотри, Малфой, за тебя заступается девчонка! — задорно проорал Рон.

— Мистер Малфой, сейчас же прекратите! — Волнер почти взвизгнул.

— Заткнись, Уизли! — выкрикнула Пэнси, подняв палочку.

— Малфой, не слушай его! — Гермиона поднялась с места и сделала шаг в сторону Драко.

Помещение потряс громкий раскат, напоминающий взрыв каменного завала. Воздух затмил серый дым, отовсюду раздался тяжелый кашель студентов. Гермиона закрыла глаза, но не прекратила идти. Опираясь на углы столов и натыкаясь на вскочивших студентов, девушка уверенно пробиралась вперед, не обращая внимания на тяжелую гарь, засевшую в легких.

— Драко! — позвала она, отчаянно пытаясь разглядеть через слегка расступившуюся дымовую завесу хоть что-то.

— Я этого не делал, — прозвучал полустон сквозь общий шум. — Нет, это не я! — обреченность в знакомом голосе пугала до острых игл холода во всем теле.

— Где ты? — Гермиона протянула руку вперед. Кольцо загорелось зеленым, развевая дым вокруг. Вот перед девушкой появилась знакомая светлая макушка. Зажмурившийся Драко сидел, зажав уши руками, и что-то бессвязно шептал. Рядом с ним на столе безвольно распластался Рон, видимо, пораженный выбросом магии.

Гермиона схватила слизеринца за запястье и дернула на себя. Драко отреагировал так, будто за ним пришел дементор. Дернувшись в сторону, он распахнул глаза, в неверии осматривая того, кто стоял перед ним. Сердце гриффиндорки сжалось. Малфой был напуган не меньше всех остальных.

— Идем, ну же, — она протянула руку, закрывая рот ладонью. На языке плясал привкус пыли. — Драко!

Он поддался и отмер. В глазах наконец-то промелькнуло понимание. Гермиона, не медля больше ни секунды, потянула его к выходу, ориентируясь в пространстве только благодаряразвевающему дым кольцу.

***

— Я этого не делал, Грейнджер! — проорал Драко, и, повинуясь невыплеснувшемся напряжению, рывком опрокинул низенький столик. Гулкий грохот отрекошетил от стен башни старост.

— Это просто стихийный выброс! Уверена, Макгонагалл поймет. В таких ситуациях, как эта, сдержать магию невозможно. Рон просто свинья! — Гермиона осторожно приблизилась к Малфою, припавшему спиной к стене.

— Выброса не было, — уже спокойнее произнес он, запрокидывая голову и закрывая глаза. — Я был на пределе, но в тот момент, когда раздался взрыв… Это был не я.

— Возможно, ты просто не заметил… — попыталась предположить Гермиона, но тут же замолкла, поймав яростный взгляд.

— Если ты не веришь мне, Грейнджер, просто убирайся отсюда! Эта министерская крыса… Волнер. Он не оставит это просто так. Меня теперь отчислят, — горько усмехнувшись, Драко взъерошил волосы и отвернулся к окну. — Радуйся, наконец-то ты сможешь вдохнуть спокойно. Да и не только ты. Уверен, Нотт будет тоже весьма счастлив.

— Теодор тебя уважает! — осуждающе покачав головой, девушка приблизилась к слизеринцу. — Иначе он не стал бы тебе помогать. А я не опускаюсь до такой низости, как радость от страданий других.

— Ну и почему? — Малфой вполне искренне усмехнулся. — Я же уничтожал тебя раз за разом. Ты должна прыгать от счастья!

— Возмездие, — Гермиона вздохнула, осторожно заглядывая в лицо Драко, — не всегда приходит в форме чего-то плохого. Иногда это просто возможность осознать свою неправоту. Если честно, — волшебница опустила глаза, сжимая край своей мантии в руке. — Для меня было бы достаточно, если бы ты начал относиться ко мне нормально. И если бы мы могли разговаривать без этих вечных ковыряний в заживших ранах.

— Тебе меня не изменить, — Драко ухватил подбородок Гермионы пальцами и пристально взглянул в глаза.

— А мне кажется, ты ошибаешься, — так же твердо ответила волшебница.

— Кажется… — повторил Малфой и легко рассмеялся. — Хочешь изменить мир — начни с себя. Знаешь о таком?

— Как раз следовала этому правилу, связавшись с тобой, — едко заметила волшебница, но тут же её взгляд стал серьезным. — Раз за разом мне приходится затыкать свою гордость и терпеть твой стиль общения, так что я даже не обижусь, если ты снова назовешь меня грязнокровкой.

— Я уже давно не считаю, что твоя кровь заслуживает осмеяния, — опустив руку, он тяжело опустился на подоконник. — Просто хочу, чтобы ты знала. Какой толк от безупречной родословной, если сам ты — ничто?

— Рада, что ты понял, — прокомментировала Гермиона, усаживаясь рядом с Драко. — Правда, рада. Я тоже хочу, чтобы ты кое-что знал.

— Что, Грейнджер, ты не девственница? — наигранно изумился он, хватаясь за сердце.

— Малфой! — скривилась волшебница. — Ты умрешь, если не сморозишь пошлость хоть раз?

— В страшных агониях, дорогая, — таинственным шепотом поведал он, а потом коротко улыбнулся. Груз легкого раздражения тут же испарился. Гермиона, не сдержавшись, прыснула в кулак. — Ладно, Грейнджер, прости. Говори, что ты там хотела.

— Я верю, что ты не способен на безжалостное зло.

Они застыли, смотря друг другу в глаза. Сущность в сущность, и никакая нумерология была не нужна для того, чтобы понять, какие эмоции обуревали их в этот момент. Драко медленно сглотнул. Наконец оторвавшись от широко распахнутых глаз, он переместил взгляд на слегка открытые пересохшие губы. В голове зародилось навязчивое желание увидеть их влажными и слегка припухшими. Коснуться языком крошечной трещинки почти в уголке, скользнуть к маленькому острому клыку, а оттуда — глубже.

Гермиона прочитала мысли юноши по его сбивчивому дыханию, и, повинуясь уже известной ей слабости, опустила ладонь на щеку Драко. Он прикрыл глаза и сжал губы, будто прикосновение дарило ему вовсе не трепетное наслаждение, а невыносимую муку. Грейнджер снова сводила с ума, не прибегая ни к одному из запретных заклятий.

— Я верю тебе.

Драко уже подался вперед, когда дверь отворилась. Они отскочили друг от друга так, словно кто-то бросил в них жалящее.

— Вот ты где… — Нотт оперся на дверь, медленно приводя дыхание в норму. — Уизли отправили в лазарет. Я настоял на полном анализе крови. Кто-то напоил его зельем ярости. Хочешь знать, против кого оно было направлено? — Теодор тяжело посмотрел на Драко. — Я же говорил, что Пожиратели не оставят тебя в покое.

Комментарий к 13. Верить

В общем-то, как и обещала. Ночью.

Сначала хотела оставить все на взрыве, но вы бы опять начали брюзжать, что Рон не мог так поступить, шо осс вырывается за рамки, и поэтому дописала до этого момента.

ШТОШ

Интрига сохраняется. Пишите в комментах, как вам понравилась глава. Не стоит ли сбавить обороты в отношениях гл.героев?

========== 14. Рассвет над Черным озером ==========

Теодор Нотт впервые увидел фестралов в раннем детстве, когда они, впряженные в траурную повозку, везли гроб его матери к самому старому кладбищу графства Норфолк. Тот день он запомнил навсегда. Каждый раз, наблюдая за этими жуткими существами, юноша думал об одном и том же: ни многотысячные армии, ни сильнейшая магия, ни число ударов судьбы никогда не сместят непобедимых с намеченного пути. Сильных людей могут погубить только их любимые.

Миссис Нотт была красивейшей женщиной всей Англии по мнению её маленького сына. Её внешность отличалась от той, которой можно было бы охарактеризовать всех аристократок Соединенного Королевства. Мисс Хардвуд, попавшая в Хогвартс практически сразу после переезда из родины её матери — Греции, в Англию, отличалась слегка смуглой кожей и темным, полным таинственности, взглядом. Стесняясь своих вьющихся волос, мисс Хардвуд всегда собирала их в тугие высокие прически, создающие иллюзию идеального порядка, однако в семейном кругу её часто видели с распущенными локонами. Главнейшей чертой, которая ярко выделяла девушку на фоне всех остальных, являлась смелость, нередко граничащая с безумством. Окончив Хогвартс на факультете Когтевран, юная леди отправилась в Академию Высшей Магии, где и познакомилась с будущим мужем. Как и принято в высокопоставленных семьях, брак не заставил себя долго ждать, однако это все-таки была любовь. Безумная, всеобъемлющая, но все же менее сильная, чем идеи Темного Лорда. В тот год, когда почтенная леди ушла из жизни, Теодору исполнилось только шесть. В официальном заявлении было объявлено, что миссис Нотт скончалась из-за родового проклятья.

На маленькие плечи ребенка взвалилась непосильная ноша: одиночество. Он знал истинную причину гибели матери, а потому не мог верить больше ни одному человеку, входившему в их фамильное имение. Завести друзей ему не удалось и в Хогвартсе. Общественная жизнь на первых курсах как-то не заладилась, но юный Нотт имел далеко не посредственные способности и тягу к знаниям, а потому его существование в Школе Чародейства и Волшебства можно было назвать сносным. Один учебный год сменялся другим, заканчивались одни предметы и начинались другие, год совершал круг, но Теодор понимал, что буквально каменеет.

Это был первый день его пятого года обучения в Хогвартсе. Промозглая осень окутала вокзал, и все студенты отчаянно кутались в шарфы, весело переговариваясь. Уже знакомое предвкушение буквально пронизывало каждого из подростков. Все ждали начала нового учебного года, радостно встречали друзей и знакомых, по которым успели соскучиться за три месяца, обсуждали свежие новости и слишком часто и громко смеялись. Теодор не чувствовал ничего. Стоя поодаль от толпы, он спокойно наблюдал за бегом людей, вслушивался в робкий гомон первокурсников и ловил равнодушные взгляды слизеринцев. Нотт уже не замечал привычной тошноты от наскучившей обыденности.

«А я говорю, что тебе не помешало бы прочитать хоть одну книгу из рекомендованных нам на лето! Рональд! Ты меня слышишь?!»

Громкий голос почему-то перекрыл смешанный шум перрона. Нотт поднял взгляд, и в глаза ему ударила теплота образа худощавой гриффиндорки, так ярко выделяющейся на фоне серости непогоды. Она ослепила, словно яркий солнечный луч, пробившийся сквозь плотные тяжелые занавески в безысходной темноте комнаты. Каштановые волосы, из-за влаги вовсе пришедшие в хаос, плавно вздымались на ветру, и легкое чувство ностальгии охватило сердце слизеринца. Недовольно нахмуренные брови делали её взгляд почти черным, но в тот момент, когда Грейнджер вдруг посмотрела на юношу, глаза распахнулись и налились теплым ореховым цветом. Теодор долго думал над тем, как можно было бы описать то, что произошло перед посадкой на Хогвартс Экспресс, однако пришел только к одному: Гермиона опалила все его существо одним лишь взмахом ресниц. По венам побежал огонь, все события вдруг закрутились в один узел и раскрутились, раскидывая мысли в хаотичном порядке. Долгими бессонными ночами он жалел о том, что не ответил на тот короткий кивок, что был ему подарен в роковой день.

Он видел Гермиону Грейнджер раньше и даже как-то перебрасывался с ней парой фраз, связанных с учебой, однако никогда ранее сердце Нотта при этом не билось в бешеных конвульсиях. Только когда черты лица смелой гриффиндорки заострились, волосы налились более насыщенным цветом, а фигура округлилась, Теодор понял, насколько Гермиона похожа на его покойную мать. А дальше все покатилось по наклонной. Нотт начал наблюдать за отважной подружкой Поттера, замечать все больше похожего, тем самым питая растущие внутри чувства.

Ему было известно, что Грейнджер хороша почти во всем, однако с зельеварением, а в особенности с профессором Снеггом, у неё откровенно не складывалось. Нотт с улыбкой вспоминал те несколько раз, когда он тайно помогал ей с зельями. Профессор, разумеется, это заметил, и снял с обоих факультетов по десять баллов. Причины зельевар не назвал. Все удивились штрафным очкам, а Теодору стало стыдно. Были еще ночные прогулки под невидимыми чарами, долгие часы в библиотеке за неловким подглядыванием, и еще много всего, о чем слизеринцу было бы стыдно говорить.

Нотт упустил Гермиону трижды. Сначала он не предпринимал попыток сближения из-за собственной неопытности и застенчивости, а потом наступили темные времена. У Нотта возникла еще одна причина ненавидеть Волан-де-Морта и его идеи. За то время, что Гермиона отсутствовала в Хогвартсе, проводя время в опасных приключениях, Теодор заметно осунулся и практически перестал спать. Он первым хватался за Ежедневный Пророк, чтобы узнать хоть что-то, однако почти всегда откидывал его с отрешенным выражением лица. О Гермионе за время сопротивления было известно ничтожно мало. Никто не знал и о том, что в финальной битве великую Гермиону Грейнджер могли убить. В общей суматохе ни один человек не успел заметить, как в спину девушке летит зеленый магический луч, заряженный смертельным проклятьем. Теодор помнил только собственный крик, луч света, а потом его губы прошептали непростительное первый и последний раз в жизни. Пожиратель, поднявший палочку на подругу Гарри Поттера, умер, даже не успев осознать того, что пал от заклятья сына своего сотоварища.

Когда же все мало-помалу улеглось и Гермиона вернулась в Хогвартс заметно подавленной, но все же полной энергии, выяснилось, что место в её сердце уже занял Уизли. Теодор помнил, как раздосадованно саданул кулаками по столу в общей гостиной Слизерина, когда какие-то девчонки начали болтать про отношения Героев Войны. Он опять не успел. Снова допустил непростительную ошибку, однако вмешиваться в эту любовь не хотел. Потому что понимал: он не имеет права. Теодор обещал себе, что он не будет таким же, как его отец, и ни за что не причинит вред женщине, которую боготворит.

Но судьба выдала ему еще один — последний — шанс. Малфой. Он был ключом к победе и самой большой помехой. Когда Теодор узнал, что Гермиона наконец-таки порвала с Уизли, все те чувства, закованные в глубинах его сердца, вдруг взорвались и заполнили голову и сердце. Он больше не боялся проигрыша, потому что осознавал ценность возникших возможностей. Гермиона словно спустилась с пантеона. В определенный момент ему даже показалось, будто она несмело протянула к нему руку.

Но сейчас, стоя в кабинете директора уже который раз за день, Теодор с леденящим душу ужасом думал о том, что теряет Гермиону в третий, самый последний раз.

— Он не виноват! — яростно доказывала гриффиндорка. — Малфой был на пределе из-за возмутительных высказываний Рона, но взрыв произошел не из-за стихийного выброса магии.

— Это так? — Минерва напряженно посмотрела на Драко, чья сгорбленная фигура в неопределенности застыла у стеллажа с книгами.

— Да, — глухо отозвался слизеринец. — Теодору удалось выяснить, что Уизли напоили зельем ярости. Очевидно, его направленность была рассчитана на меня.

— Мистер Нотт? — директор поправила очки, задумчиво переводя взгляд на старосту школы.

— Что? — очнувшись от глубоких размышлений, Теодор сперва не понял, о чем его хотят спросить, но потом, столкнувшись взглядом с умоляющими глазами Гермионы, собрался.

— Да, в крови Рона обнаружено упомянутое зелье.

— Как же оно попало к мистеру Уизли?

— Он еще не очнулся. Как только это произойдет, мы опросим его. Зелье могло попасть в организм через еду или напиток, — отстранённо пробормотал Теодор. — Во время обеда?

— Невозможно, — отрезала Макгонагалл. — Никто не имеет доступа к кухне, кроме эльфов. К тому же вся пища проходит проверку на безопасность. Иначе она просто не попадает на столы студентов.

— Подождите, — встрепенулась Гермиона. — За обедом Рон уронил свой стакан, а потом он снова наполнился. Возможно ли, что кто-то подмешал зелье в новый напиток?

— Ученик не смог бы такого сделать. Чтобы незаметно переместить зелье в жидкость, да ещё и на расстоянии, нужно обладать очень большими способностями. Для этого требуются годы тренировок.

— Значит, подмешавший зелье — не студент? — Нотт напряженно выдохнул, обменявшись встревоженным взглядом с Малфоем.

— Боюсь, что так. Если, конечно, мистер Уизли не употребил зелье иным образом, — развела руками Минерва.

— Но зачем кому-то не из студентов меня подставлять? — Драко повел плечами. — Тем более, если этот волшебник как-то относится к Пожирателям. Насколько мне известно, они хотели бы привлечь меня на свою сторону.

— Хогвартс — одно из самых защищенных мест Магического Мира. Тот, кто подмешал зелье, добивался вашего исключения. Вне стен школы добраться до вас будет значительно проще, — нервно отбарабанив по столу пальцами, Минерва закусила губу. — Если это и правда дело рук оставшихся Пожирателей, нам всем стоит быть более внимательными. Они среди нас.

В кабинете заледенело молчание. Все переосмысливали сказанное директором, отказываясь верить в происходящее. От войны устал каждый.

— Откуда мне знать, что это не кто-то из вас? — Драко неопределенно хмыкнул, останавливая взгляд на Нотте. — Для того, чтобы приготовить зелье, необходим доступ к личным вещам человека, против которого оно направлено. Со мной в комнате живут только двое, но Блейз не причастен к Пожирателям и вряд ли стал бы подписываться на что-то подобное. Ко всему прочему, подмешавший зелье был одним человеком, а тот, кто учинил взрыв — другим. И это был определенно студент.

— Если бы я был связан с теми, о ком ты говоришь, то не допустил бы проверки крови Рона Уизли на подозрительные элементы! — сдерживая гнев, процедил Теодор и взглянул на Гермиону, ища поддержки. Но гриффиндорка и сама была настолько растеряна, что сумела только перевести диалог в другое русло:

— И правда! Почему тот, кто подмешал зелье, не подумал об этом? Вряд ли Пожиратели такие уж глупцы. Они не могли упустить из вида того, что Рона могут проверить!

— Но упустили, — Макгонагалл отвела глаза. — Вероятно, они посчитали, что в случае мистера Малфоя особенных разбирательств не будет.

— Не думал, что моя поганая репутация когда-нибудь послужит спасению от отчисления, — горько усмехнулся Драко и снова оперся спиной на книжный шкаф. Он до сих пор пребывал в некотором шоке от произошедшего, а еще в груди юноши отчетливо копошился страх. Он знал, кто такие Пожиратели, даже лучше, чем Грейнджер, и оттого чувствовал себя куда более уязвимым.

— Что ж, самое ужасное в том, что все произошло на глазах мистера Волнера. Мне еще предстоит долгий и сложный разговор с профессором. Надеюсь, получится убедить его в вашей непричастности, — Минерва задумчиво покачала головой. — Я наведаюсь в кабинет нумерологии и попытаюсь определить причину разрушения. Магия оставляет особые следы, так что у меня, вероятно, получится определить её характер. А теперь идите. Вам всем нужно отдохнуть и набраться сил. И помните, о чем я сказала: будьте крайне осторожны и внимательны.

Когда все они покинули кабинет директора, уже приближался вечер. Гермиона чувствовала себя полностью вымотанной этим днем и мечтала поскорее добраться до кровати. Ей было не до решения сложных загадок. Из-за усталости гриффиндорка даже не замечала те убийственные взгляды, которыми обменивались Нотт и Малфой.

— Грейнджер, — позвал Драко, бесцеремонно вклиниваясь между ней и Теодором. — Я подумал, что стоит быть осторожнее с некоторыми людьми. Мы же не знаем, кто они на самом деле, — по язвительному тону нельзя было не догадаться, о ком именно идет речь. — Я согласен.

— На что? — безэмоционально отозвалась девушка.

— Быть твоим партнером на репетициях.

— Правда? — Гермиона постаралась спрятать торжественную улыбку, однако Малфой все равно её увидел. В груди слизеринца разлилось подозрительное тепло.

— В этом нет необходимости! — Нотт остановился, внимательно вглядываясь в лицо гриффиндорки. Он надеялся увидеть обреченность, неудовольствие и страх, но волшебница отчего-то была вполне счастлива. Это снова наталкивало на мысль о том, что он теряет её окончательно.

— Есть идеи получше? — язвительно усмехнулся Драко, приподнимая бровь.

— Я найду обратное заклятье совсем скоро.

— Так уверен в себе? Его не существует.

— Заклятье есть. Стоит только поискать, — настойчиво продолжил Нотт, слегка наступая на Драко.

— Это только наше с Грейнджер дело. Не вмешивайся, будь добр!

— Прекратите! — Гермиона удержалась от того, чтобы зажать уши руками. — Вы еще не устали от ругани? Теодор, — обратилась девушка к слизеринцу, понадеявшись на его адекватность. — В любом случае, мы должны репетировать. Ждать нет смысла. Если ты найдешь антизаклятье — прекрасно. Если нет — мы просто продолжим репетировать по моему плану.

— Сегодня ты говоришь на удивление правильные вещи, — усмехнулся из-за её спины Малфой, и Нотт гневно посмотрел на него.

— О, ты тоже! — Гермиона резко повернулась к нему, почти хлестнув своими волосами кожу щек Драко. — Просто заткнись! Я уже устала от этих препираний! Хватит ругани, лучше найдите партнершу для Теодора! И позаботьтесь о том, чтобы она не разболтала лишнего про чары.

Малфой хотел ответить что-то дерзкое, но, увидев полные утомления глаза гриффиндорки, решил пожалеть её нервы и благоразумно замолчал.

— Я ухожу, — тихо заявила Гермиона и, еще раз строго взглянув на парней, уверенной походкой направилась прочь. Именно в этот момент ей почему-то вспомнились дни её приключений, когда скука не могла даже сниться, потому что Гермиона почти не спала. Кое-что с этих времен все же изменилось. Новые приключения отдавали тяжестью серьезной ответственности, а друзьями по несчастью были уже не родные и добрые мальчики, а два надменных слизеринца, которые постоянно сталкивались друг с другом. Как гром и молния, они не уставали терзать её безоблачное небо мира, и девушка с ужасом понимала, что ей это нравится.

***

Ни у одного человека нет слуха, зрения и интуиции лучше, чем у ревнующей женщины. Пэнси Паркинсон, страдающая самой большой из болезней человечества — неразделенными чувствами, считывала каждый взгляд, брошенный Драко на того или иного человека. Проницательная слизеринка не могла не заметить того, что между её экс-бойфрендом и Грейнджер что-то происходит. Когда она, окутанная дымом, услышала голос ненавистной гриффиндорки, зовущий Малфоя по имени, все внутри перемешалось. Гарь разрухи и чувство ненависти смешались воедино, усиливая ревность в сто крат. Пэнси так и не удалось найти Драко во всем этом бардаке, а когда дымовая завеса рассеялась, она обнаружила, что оба исчезли.

Если бы Паркинсон спросили, что она ненавидит больше всего, слизеринка дала бы довольно четкий и краткий ответ: бессилие и Грейнджер. Девушка металась меж коридоров замка очень долго, но так и не смогла обнаружить сбежавших вместе студентов. Подсознательно Пэнси признавала, что нашла бы их, если бы не боялась увидеть то, что могло разбить её сердце окончательно. В расстроенных чувствах она вернулась в подземелья. Взрыв в кабинете нисколько не волновал её. Разве что хотелось бросить в Уизли парочку проклятий, чтобы он больше не смел распускать свой поганый язык. Неудивительно, что у Драко произошел стихийный выброс магии. Пэнси прекрасно понимала, как трудно сдержать гнев в определенных ситуациях.

Но когда Малфой вдруг подсел к ней на трансфигурации, Паркинсон горячо поблагодарила Мерлина за подобное благословение. Губы волшебницы, не улыбавшиеся вот уже целую вечность, тут же покрылись мелкими трещинками.

«Пэнси, я могу на тебя рассчитывать? Есть очень важное дело», — доверительно прошептал тогда юноша, подвигаясь ближе. Драко мог и не спрашивать. Слизеринка повиновалась бы любому его приказу. Однако то, о чем он попросил, застало врасплох. Паркинсон даже не успела отказаться — настолько опешила.

«Ты не должна никому ничего рассказывать, это останется тайной между нами», — делая акцент на два последних слова, прошептал Драко и улыбнулся ей той самой сражающей наповал улыбкой. То есть, дерзкой и властной.

«Что я получу взамен?»

«Ну, скажем, выгодную пару на выпускной»

«Я согласна»

«Я так и думал»

Уже стоя в зале для репетиций, она мысленно самоуничтожалась и пронзала Грейнджер яростным взглядом. Та словно не замечала этого, нервно теребя в руках край собственной бордовой кофты. Девушка постоянно озиралась по сторонам. Слизеринцы опаздывали.

Гермиона считала свой план удачным вплоть до этого момента. Когда же волшебница наконец открыла глаза на все его нюансы, то просто пришла в ужас. Она была вынуждена прикасаться — обнимать, прижиматься — к Малфою. К человеку, с которым была связана извращенскими чарами его предков. К человеку, с которым каждый физический контакт перерастал в похоть и бездумную страсть. Да, Гермиона явно не рассчитала чего-то очень важного, и ревнивые взгляды Пэнси были тому подтверждением.

— Девушки? — двери в зал распахнулись, к ним легкой походкой направился мистер Нью, учитель по танцам, специально прибывший в Хогвартс ради репетиций со старостами. Обладая весьма худощавой фигурой и достаточно преклонным возрастом, мужчина был похож на ветвь высохшего дерева. Его маленькие темные глаза в противовес прыти движений перемещались от предмета к предмету очень плавно и медленно. Короткие черные усы как-то смешно гармонировали с кудрявыми волосами и красными подтяжками. Гермиона старалась вспомнить, на какого из героев комических маггловских сериалов был похож мистер Нью, но додуматься так и не смогла. Выражение лица преподавателя отражало некоторое замешательство, и девушка собралась с духом. Следовало объяснить учителю присутствие на занятиях других студентов. — Это будет весьма сложно, но мы обязательно справимся!

Гермиона и Пэнси изумленно переглянулись. Казалось, мистер Нью совершенно не удивлен. Но размышлять над поведением преподавателя слишком долго не получилось. Вслед за ним в зал зашли Нотт и Малфой. Оба они выглядели достаточно раскованно, однако на лице Драко сияла особая самодовольная усмешка, а это значило, что он отличился какой-то гадостью совсем недавно. Гермиона с замиранием сердца наблюдала, как Малфой подходит все ближе, оценивая её внешний вид пристальным взглядом. Сам слизеринец выглядел дорого и изящно. Черная рубашка, заправленная в брюки, плотно облегала его фигуру и широкие плечи. Рукава были закатаны по локоть так же, как и у Теодора, однако даже эти детали не делали слизеринцев похожими хоть немного.

Нотт, в отличие от Малфоя, не старался произвести ни на кого впечатления, и всем видом показывал простоту и ненаигранность поведения. Да, он не хотел производить впечатления, но все-таки производил. Пэнси смотрела на подошедшего к ней партнера слегка удивленно. Раньше их с Ноттом пути пересекались крайне редко, и Пэнси особенно не обращала внимания на старосту мальчиков. До старших курсов он выглядел не слишком привлекательно и эффектно. Вечно опущенная голова, ссутуленные плечи и длинные несобранные волосы, мягко говоря, не делали его популярным у женской половины Слизерина. Все, что Пэнси было известно о Теодоре до сих пор, ограничивалось тремя вещами: он был богат, умен, и семья Ноттов состояла в числе Священных двадцати восьми. Кажется, этого было достаточно для того, чтобы общаться с ним ради выгоды и союза в перспективе, но к тому времени Пэнси уже повязла в своем обожании к Малфою и не собиралась сворачивать с намеченного пути. Позже Теодор все-таки возмужал. Начало шестого курса ознаменовалось шумихой среди девочек, потому что Нотт в новый учебный год вошел совершенно иным человеком. Он сменил прическу, отрезав длинные волосы и сделав удачную стрижку. Ещё, кажется, прибавил в плечах и привел мышцы в тонус, но нельзя было сказать однозначно, приложил он к этому усилия, или же так начало казаться из-за того, что слизеринец перестал носить мешковатую одежду. Говоря языком сплетниц, Теодор буквально «расцвел» на глазах. Преображение повлекло за собой взрыв интереса, однако Нотт от него легко избавился, используя молчаливость как главное оружие. Пэнси не интересовали парни кроме Драко в принципе, и потому Нотт оставался незамеченным ровно до этого момента. Они смотрели друг на друга будто оценивающе, и Теодор буквально читал по глазам Паркинсон о том, что она нисколько в нем не заинтересована. Нотт выдохнул с облегчением.

— Я осведомлен о вашей ситуации и все прекрасно понимаю, — Нью хлопнул в ладоши и растянулся в неловкой улыбке. — В этом году директор пожелала видеть что-то необычное и… чувственное. Кто же знал, что подобные запросы встретят столько сопротивления!

Все то время, пока учитель усердно выговаривал каждое слово, Малфой смотрел на Гермиону с легкой усмешкой предвкушения. Внешний вид девушки снова не удовлетворял его, но Драко в некотором смысле был доволен. Он не хотел, чтобы Грейнджер наряжалась в компании Нотта и напрашивалась тем самым на комплименты. Стоило мистеру Нью повернуться в сторону слизеринца и гриффиндорки, Драко тут же состроил до жути серьезное лицо и согласно кивнул. Это выглядело очень смешно, и потому Гермиона негромко хмыкнула, тем не менее завладев вниманием Теодора. Во взгляде Нотта было столько сожаления и боли, будто её сейчас будут пытать на электрическом стуле по его вине. Гермиона спешно отвела глаза, пытаясь собраться и подготовиться к занятию.

— Сегодня разберем несколько начальных движений и вальсовый шаг, с которым, я уверен, у вас проблем не возникнет.

— Грейнджер, готова? — насмешливо поинтересовался Малфой, делая еще один шаг по направлению к гриффиндорке.

— Разумеется, — бесстрашно вскинула подбородок она. — А ты готов?

— О да, — зловеще прошипел он, не скрывая злорадной улыбки. — Я весь в предвкушении.

— Только без фокусов, — пригрозила Гермиона, послушно приближаясь к слизеринцу.

— Ради Мерлина, Грейнджер! Я же волшебник, — притворно поморщился Драко.

— Итак, встаньте друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки. Сейчас мы начнем, — преподаватель еще раз хлопнул в ладоши и переключился на пару Нотта и Пэнси. Выражения их лиц оставались кислыми. Слизеринцы поглядывали друг на друга с осторожностью и некоторой неприязнью. Обоим не нравилось то, что происходит.

— Спасибо за то, что согласилась, — тем не менее тихо произнес Теодор для того, чтобы разрядить напряженность. Им предстояло репетировать вместе вплоть до выпускного, и стоило наладить хоть какие-то положительные отношения.

— Я сделала это не ради тебя или Грейнджер, — тут же резко ответила Пэнси, все же вставая напротив Теодора.

— Я знаю.

— Прекрасно. Тогда не будем играть в хороших приятелей. Мне не нужен очередной поклонник, Нотт.

Теодор хмыкнул, и на мгновение его лицо просияло искренним весельем. Самомнение Пэнси забавляло его. Девушка была похожа на маленькое сосредоточие недовольства и ерничества, и на контрасте с высоким и благодушным Теодором выглядела весьма забавно. Если по виду слизеринца нельзя было сказать, что он чем-то сильно недоволен, то вот Пэнси была открытой книгой. Теодор ценил чужую эмоциональность, поскольку на собственную был неспособен.

— Для начала, юноши, вы должны пригласить своих дам на танец и сделать это красиво и непринужденно. Подайте руку и выведите девушек в центр зала, — начал мистер Ньют. — Смотрите друг на друга и никуда более.

— Мисс, — манерно произнес Малфой, слегка наклоняясь и протягивая Гермионе раскрытую ладонь. — Разрешите пригласить вас на лучший танец в вашей скучной жизни.

— Для того, чтобы он был лучшим, моим партнером должен был быть не ты, — едва слышно процедила Гермиона, отвечая слизеринцу наигранной улыбкой. Когда её рука оказалась во власти Драко, он сжал её с такой силой, что волшебница неловко охнула. В глазах Малфоя мелькнул заметный только для опытного глаза гнев. Медленно Драко повел её ближе к центру и там остановился, круто развернув к себе. Гермиона неловко покачнулась и отвела глаза.

— Замечательно, мистер Малфой! Мисс Грейнджер, смотрите на партнера!

— Слышала? Смотри на меня, — довольно прошептал Драко и, не дожидаясь команды преподавателя, опустил ладонь на талию девушки, слегка придвигая её к себе. Гермиона подняла на него вымученный взгляд, и Драко не сдержал улыбки.

— Как вы объяснили мистеру Нью нашу ситуацию? — чтобы отвлечься от волнения, спросила Гермиона, осторожно опуская собственную ладонь на плечо Драко.

— Ну… — Малфой медленно проследил за тем, как её тонкие пальцы слегка сжали ткань рубашки. — Мистер Нью в юности перенес большое предательство на любовном фронте и поэтому охотно вошел в наше положение.

— И какое же у нас положение?

— Двух безумно влюбленных друг в друга людей, — беззаботно парировал Драко, слегка сжав руку девушки. Она моментально покраснела и опустила глаза. — Не обольщайся, Грейнджер. Под «нами» я подразумевал также Нотта и Пэнси. Сейчас они изображают жутко ревнивую парочку. Стоило мне рассказать душещипательную историю их любви, и Нью сразу проникся к бедолагам сочувствием.

— Теодор и Паркинсон? — позабыв о смущении, Гермиона удивленно приподняла брови.

В это время учитель по танцам объяснил первое движение. Гриффиндорка внимательно проследила за ним, а потом, собравшись, повторила. Её рука взлетела вверх, тыльной стороной ладони девушка почти провела по щеке слизеринца. Касаться его она боялась, потому что те странные ощущения, не подлежащие объяснению, снова могли возродиться из глубин её души. Малфой следил за объяснением с легкой непринужденностью, в то же время успевая наблюдать за эмоциями Гермионы. Он слегка разозлился из-за того, что девушка так и не коснулась его, и потому перехватил её руку немного жестче, чем следовало бы для танца. Следуя за наставлениями, Драко отвел руку гриффиндорки в сторону и застыл в правильной позиции.

— Думаешь, было бы лучше, если бы пару изображали мы? По школе может пойти слух, — Драко крепче сжал талию волшебницы. Он медленно шагнул вперед и назад, словно раскачиваясь, и Гермиона вторила ему, то и дело поглядывая на Нью. Тот умело танцевал с несуществующей партнершей, показывая движения то для девушек, то для парней.

— Слухи влекут за собой повышенный интерес, а он — разоблачение. Не думаю, что нам так уж необходимо делать связь между нами достоянием общественности. Это ведь она вынудила всех нас к маленькой лжи.

— Это абсурд! — Гермиона неуверенно рассмеялась, и Драко тут же почувствовал, что ему становится легче дышать. Взгляд Нотта позади перестал давить окончательно, а мысли о Пожирателях полностью испарились из головы.

Повторяя за учителем, Драко вскинул ладонь, соединяя её с ладонью гриффиндорки, и тут же опустил по вертикали, одновременно сцепляя их пальцы в замок. Волшебница затаила дыхание, тут же потеряв способность отводить глаза в порывах жгучего стыда. Прикосновение Драко принесло нежное тепло и спокойную уверенность. Медленным вальсовым шагом они двинулись по кругу, почти не слыша ритмичного счета преподавателя. Гермиона смотрела в глаза давнему врагу и не находила в них отвращения или глумливого превосходства. Взгляд слизеринца был похож на гладь Черного озера, когда над ним, туманным и сонным, восходило теплое солнце. Тогда таинственный водоем единственный раз в сутки не казался зловещим и враждебным. Воды отливали розоватой дымкой, напоминающей о тех далеких днях, когда они еще не были названы таким неприглядным названием. Уловить этот пейзаж было так же сложно, как и выражение мягкости в глазах Малфоя. Именно она сейчас терпеливо полыхала в его взгляде. Гермиона испугалась, ведь никогда до этого момента не чувствовала такой теплоты в их отношениях. Нет, нельзя было сказать о каком-то безумном влечении или желании содрать друг с друга одежду и бешено совокупляться. Гермиона четко различала то, как ушла былая вражда, уступая место теплому доверию и странному, секретному для всего мира уединению. Движения и взгляды Малфоя обволакивали, укрывая её от внешней обстановки. Вместе они танцевали в магическом коконе — непроницаемом, изолированном, но очень уютном. В его пределах не имела смысла её кровь, его прошлое, их проблемы. Была только эта минута, наполненная бесстрашной и обоюдной искренностью.

— Ты, может, и не поверила бы в эту выдумку, — очнувшись от созерцания живых карих глаз, Драко сдержанно хмыкнул. — Но вот мистер Нью совершенно иного мнения. Посмотри, как он обхаживает эту сладкую парочку.

Учитель и правда уделял очень много внимания Теодору и Пэнси, в то время как они раз за разом бросали на него яростные взгляды, изо всех сил пытаясь отдавить друг другу ноги. Пэнси проклинала ту секунду, когда согласилась на просьбу Малфоя. Он объяснил ей ситуацию со связью весьма сбивчиво, но суть она уловила: Грейнджер и Драко не могли касаться кого-то кроме друг друга. Слизеринец назвал существование этого недоразумения чистой случайностью, но Пэнси все равно съедала ревность. Лучше бы он вообще ничего ей не говорил, ведь знание порой обременяет ненужными страданиями. Драко прекрасно понимал, у кого просил, и умело этим пользовался. Пэнси не разболтала бы его секрет ни за что на свете, ведь на кону стоял большой приз — его компания на выпускной вечер. Паркинсон просто не могла упустить такой шанс, и потому теперь была вынуждена делать вид, что вполне не против репетировать танец с Ноттом, который, к тому же, и двигаться-то толком не умел. Он постоянно вертелся к другой паре, и потому то и дело промахивался и оступался.

— Еще раз наступишь мне на ногу — я просто уйду, — прошипела Пэнси, сцепив зубы. Она послала наигранную улыбку в сторону прислушавшемуся к ним Нью, сильнее сжав плечо Теодора пальцами. Длинные ногти ощутимо впились в кожу. Слизеринец, наконец отвлекшись от рассматривания Грейнджер, нетерпеливо взглянул на Пэнси. — Что вы сказали этому ненормальному? Такое ощущение, что он следит только за нами.

— Что мы с тобой слишком влюблены, а ты — чрезвычайно ревнива, — с неприязнью отозвался он, и Пэнси распахнула глаза.

— Что?!

Нью тут же развернулся к ним, окидывая обеспокоенным взглядом.

— Мисс Паркинсон, что-то случилось? — проникновенно обратился он к распаленной гневом девушке, подходя ближе.

— Нет, сэр, — она еще раз кисло улыбнулась. — Просто мой дорогой Тео слегка неловкий. Так мило, не находите? И все же ему стоит больше практиковаться! — Паркинсон наигранно рассмеялась, окончательно разубеждая учителя в том, что случилось что-то неприятное. Теодор смерил её убийственным взглядом, тем не менее также выдавив кривую улыбку.

— О, разумеется! — поспешно кивнул добродушный мужчина. — Но, мистер Нотт, постарайтесь двигаться в такт с партнершей. Вам нужна индивидуальная помощь?

— Нет, мистер Нью, я справлюсь. Просто не могу перестать любоваться ей, и потому все движения совершенно вылетают из головы! — в порыве мести произнес Теодор, одаривая Паркинсон ответной сладкой улыбкой.

— Кхм… — Нью оглянулся на другую пару, но они продолжали репетировать движения, словно не замечая заминки. — Я понимаю, что вы молоды и в вас бурлят чувства, но, пожалуйста, дождитесь окончания занятия. Следующее движение!

Гермиона с замиранием сердца наблюдала за тем, как на примере пары Нотта и Паркинсон Нью объяснял следующее «па». Девушка, разомкнув руки с партнером, делала несколько шагов вправо, дважды оборачиваясь вокруг собственной оси, а потом, дотянувшись до руки юноши снова, заворачивалась обратно и прижималась спиной к его торсу.

— Ну же, Грейнджер, — протянул Драко, слегка склоняя голову. — Я не буду ждать вечно. Действуй.

— Это слишком странно, — отчаянно прошептала она, нервно поглядывая на то, с каким рвением и азартом повторяют движения Паркинсон и Нотт.

— Почему? — нетерпеливо разомкнув руки, Драко слегка подтолкнул её вправо, и волшебнице не осталось ничего, кроме как самозабвенно покружиться два раза, а потом протянуть дрожащую руку к Малфою. В отличие от своей партнерши, Драко обладал куда большим опытом в танцах, и потому действовал быстро и четко. Схватив ладонь волшебницы, он дернул её на себя, и Гермиона, с таким чувством, будто летит в обрыв, закрутилась обратно, с силой припечатавшись спиной к его груди.

— Замечательно. Только в следующий раз не делай это так, будто пытаешься меня убить, — хмыкнул Малфой, приближаясь к её уху. — Напористость — это прекрасно, но только не в ту минуту, когда ты в объятиях мужчины.

Гермиона судорожно выдохнула, а потом жадно хватанула воздух ртом. Тепло тела Малфоя практически обжигало спину, ей хотелось одновременно покинуть его и прижаться теснее.

— Прекрасно, мистер Малфой! Вы отлично ведете! — похлопал мистер Нью, снова приближаясь к их паре. — Теперь разворот, как я показывал, еще один вальсовый круг, и мы повторим все с начала.

Гермиона чувствовала себя ведомой, следуя за Драко в каждом движении. Он действительно был прекрасным танцором, и волшебница догадывалась, где он мог набраться подобного опыта.

— В Мэноре часто проходили балы? — старательно отводя глаза, поинтересовалась девушка. Она тут же пожалела о произнесенном. Малфою могло показаться, что она вторгается в личное, спрашивая о подобном. В конце концов, дом мог навевать на Драко плохие воспоминания.

— Даже чаще, чем нужно, — тем не менее нейтрально отозвался он, плавно ведя девушку в вальсе. — Ты думала о том, где я научился так восхитительно танцевать?

— Я бы хотела узнать, где ты научился так восхитительно расхваливать себя, — фыркнула девушка, закатив глаза. — Или Малфои уже рождаются с синдромом нарциссизма?

— И с сотней полезных талантов в придачу.

Гермиона бросила на него короткий взгляд и тут же улыбнулась, потому что Драко, очевидно, шутил. Слова, раньше прозвучавшие бы как надменное восхваление, теперь отдавали большой самоиронией.

— Ты права, Грейнджер. Балы в Мэноре значительно облегчили ту непосильную ношу, которая легла на мои плечи в эту секунду. Такой отвратительной партнерши по танцам у меня не было с детства.

— Очень смешно, — Гермиона, не приняв выпад на свой счет, скептически поджала губы. — Ты умел танцевать ребенком?

— Не путай свое детство и мое. Пока ты играла с глупыми маггловскими игрушками, я изучал талмуды по географии Магического Мира, вызубривал этикет и посещал уроки фехтования каждые три дня. И это далеко не самое полное описание очаровательных дней моей глубокой юности.

Драко усмехался, но на его лице покоилась тень отрешенного сожаления. Гермиона сочувственно кивнула и закусила губу. Она уже разговаривала с миссис Малфой про детство Драко, но то, что он вдруг заговорил об этом сам, выбило из колеи. Раньше Малфой не был склонен к такого рода откровениям, и гриффиндорка отчаянно боялась оборвать эту тонкую нить, соединяющую её с настоящим Драко.

— Я не играла с маггловскими игрушками, — улыбнувшись, покачала головой Гермиона, на периферии понимая, что вальсовый шаг удается ей лучше всего, и она почти не задумывается, следуя за Драко. — Я читала книги.

— Но ведь они тебе нравились? — насмешливо отозвался Драко, заглядывая ей в глаза.

— Я выбирала их сама.

— Цениэто.

Они завершили круг и остановились. Мистер Нью что-то возбужденно объяснял Нотту и Паркинсон, усиленно жестикулируя руками. Те смотрели на него с львиной долей скепсиса.

— Зато я не бывала на балах, — пожала плечами Гермиона, пытаясь заглушить тоску, родившуюся в её сердце.

— Ничего веселого в них нет, когда тебе десять, и ты вынужден танцевать с сопливой кривой девчонкой, которая к тому же на четыре года младше тебя.

Гермиона от души рассмеялась, но тут же замолчала, увидев, как внимательно проследил за взрывом её веселья Драко. Недоверчиво посмотрев на неё, Малфой опустил голову и отвернулся. Грейнджер порождала в нем все больше странных эмоций.

— Итак, повторим все еще раз! — Нью снова хлопнул в ладоши, вырывая Драко и Гермиону из глубоких размышлений. Повернувшись друг к другу и неловко отведя глаза, слизеринец и гриффиндорка встали в исходную позицию.

Драко возвращался в подземелья в приподнятом расположении духа. Репетиция прошла благополучно, хотя Грейнджер постоянно зажималась и краснела, как первокурсница. Но это льстило Малфою. Стыд Гермионы обнаруживал её полную неопытность с мужчинами, а ещё явное небезразличие к персоне Драко. Последнее он додумал с долей фанатизма, не привлекая достоверных фактов, как в иных случаях. Малфои в своих суждениях вообще не часто обращались к интуитивным позывам, однако сейчас Драко чувствовал эмоциональную необходимость в размышлениях такого рода.

Зайдя в комнату, он бросил взгляд на кровать и обнаружил письмо. Внутри все похолодело. Это могло быть послание от Пожирателей. Медленно приблизившись к кровати, Драко рывком поднял свернутый пергамент и тут же облегченно выдохнул. Оно было от матери.

«Мой дорогой сын!

Благодаря выздоровлению у меня теперь более чем достаточно времени для того, чтобы поднимать с колен нашу семью. В связи со скорой годовщиной Победы в мою голову пришла замечательная мысль — устроить небольшой благотворительный аукцион в пользу людей, пострадавших от Второй Магической Войны. Я знаю, что любые действия с нашей стороны будут вызывать скепсис и подозрения, но мы не можем не делать совершенно ничего! Ко всему прочему, я чувствую моральную необходимость в том, что задумала. На аукцион будут приглашены многие состоятельные и влиятельные люди, но я также хотела бы, чтобы ты пригласил Гермиону Грейнджер и её друзей. Если они согласятся, будет просто восхитительно! Я разошлю приглашения, но надеюсь, ты поговоришь с Героиней войны лично, чтобы она смогла убедить других и убедиться сама в наших самых искренних намерениях.

Я планирую назначить дату приема на следующую неделю и уже отправила запрос на разрешение в Министерство.

С любовью,

Н.Малфой»

Драко сжал письмо в руке и усмехнулся. Ему представилась удачная возможность показать Грейнджер те самые «балы», присутствия на которых она была лишена в детстве. В душе загорелся азарт, и Малфой, повинуясь порыву, подошел к столу и достал пергамент и перо.

«Грейнджер!

Услышав твое нытье по поводу полного отсутствия светской жизни, Мерлин сжалился и послал тебе отличную возможность. Моя мать устраивает «небольшой благотворительный аукцион». Ты приглашена как Героиня войны. Никакого подвоха. Кроме того, конечно, что слово «небольшой» здесь явно лишнее.

Ты вправе отказаться и остаться отсыревать в своей башне Гриффиндора, но хорошенько подумай о тех возможностях, которые открываются перед тобой в противном случае. Я даже согласен великодушно сопровождать тебя в этот вечер.

Соглашайся.

Д.Л.Малфой»

***

— Ты выглядишь счастливым, — Нотт смерил Драко хитрым взглядом, едва вошел в собственную комнату. — Случилось что-то хорошее?

— Какая разница, — благодушно пожал плечами Малфой, снова прокручивая в голове тот эпизод, когда он прижал не ответившую на его письмо Грейнджер и выдавил из нее согласие. Кажется, для решительных действий ей всегда не хватало чьего-то влияния. — Причины не важны.

— Жаль, потому что я хотел бы поделиться с тобой прекрасной новостью, — Нотт будто бы сожалеюще вздохнул и проследовал к своей кровати.

— Ненавижу интриганов, — заявил Малфой, не слишком задумываясь. — Говори уже. Что там?

— Я нашел антизаклятье.

Драко пару раз непонимающе моргнул, а потом нахмурился. Расслабленность испарилась, что-то сильное сдавило грудь Малфоя. Его руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Даже не смей предлагать Грейнджер использовать его! — резко поднявшись из кресла, Драко уверенным шагом подошел к Нотту и застыл перед ним, источая реальную угрозу.

— Она уже согласилась, — медленно выговорил Теодор, и его губы обнажили внутреннее ликование.

— Зато я согласия не дал, — глухо прорычал он, а потом с силой сжал зубы. Ярость плескалась в каждом движении. — Даже не думай еще раз приблизиться к ней! Будь уверен: я найду способ остановить тебя.

— Я не намерен снова начинать бессмысленный спор, — спокойно отозвался Теодор, явно чувствуя себя хозяином положения. — Гермиона должна избавиться от чар. Подумай сам: они и тебе мешают нормально существовать! Зачем ты её удерживаешь?

— Это не твое дело!

— Мое! — распаляясь, вскрикнул Нотт. — Если боишься, что она покинет тебя, едва чары исчезнут, то ты просто трус и неуверенный в себе мальчишка! Давай сражаться честно, Малфой, — уже честно добавил Теодор. — На равных.

— Хочешь сражаться? Прекрасно! — Драко рассмеялся, но взгляд его загорелся недобрым огнем. — Но ты совсем забыл, что Малфои всегда играют грязно. Кольцо на её пальце останется в покое.

— Посмотрим, — с вызовом выдохнул Нотт.

— Посмотрим, — с мрачной ухмылкой заявил Драко.

Комментарий к 14. Рассвет над Черным озером

Прошу прощения за задержку главы! Она вышла немного меньше, чем обычно, но это потому, что мои планы на распределение сюжета по главам полетели в тартарары. Уже в этой главе должен был быть полнейший огонь, но я решила, что мне просто не хватит сил и времени вместить столько эмоций в одну главу.

Хочу поделиться радостной новостью:

У ПТС появилась обложка!!! Просто невероятно красивая! Первый раз получаю обложки от читателей, хотя имею почти пятилетний опыт фикрайтерства. Обязательно зайдете в группу ВК и оцените (ссылка есть в шапке).

Еще раз сердечно благодарю за этот подарок чудесную KarinaBombina62

(господи, когда увидела на руке Гермионы фамильное кольцо, вообще пищала от счастья. Это же такая индивидуальность!)

В общем, чтобы не пребывать в неведении и не удивляться моему восторгу, просто зайдите и оцените!

========== 15. Расплата ==========

После первой, и, Нотт надеялся, последней репетиции вальса, рвение найти антизаклятье только возросло. Теодор отправил домой список необходимых ему книг, содержащихся в фамильной библиотеке. По неровному почерку и более властным, чем обычно, словам, эльфы поняли, что книги следует доставить как можно скорее. Уже вечером Нотт пролистывал огромные тома описаний фамильных ценностей, однако про кольца удалось найти чуть больше, чем он знал сам. С ужасом Теодор прочел о том, что связывающие чары не действовали как амортенция, не влюбляли против воли. Вызывая физическое влечение носящих, они подталкивали их к пересмотрению собственных взглядов. В конце концов, после падения чар результат почти всегда был одинаков: носящие проникались друг к другу если не любовью, то сильной симпатией. Эти фразы, нацарапанные ровным почерком на одной из дряхлых страниц фамильного собрания, подтолкнули Нотта действовать продуктивнее. Несколько ночей, проведенных за книгами, ничего не дали. Теодор почти отчаялся, когда вдруг наткнулся на любопытное заклятье. В книге о темных реликвиях не были упомянуты фамильные перстни связи, но вот кое-что похожее все-таки имелось.

Браслеты верности и кольца влечения подходили по уровню магии и некоторым характеристикам. Оба вида артефактов предназначались, как и перстни Малфоев, для связи двух людей. Теодор знал, что Драко и Гермиона испытывают сильнейшее физическое влечение, и это дало ему повод предположить, что в основе всех трех артефактов лежит похожая магия. Как следствие, антизаклятье должно было быть также похожим. Нотт не был бы так уверен в своем небольшом успехе, если бы обе реликвии — браслеты верности и кольца влечения — не имели одинакового обратного заклятья.

— Это было бы слишком просто! — Гермиона, нервно вскинув руки к вискам, быстрым шагом прошла к окну в Башне старост. — Теодор, эти чары сильнее меня и сильнее Драко. Они… — волшебница замялась, подбирая слова. — Они словно видят нас насквозь! Все наши страхи, мысли, желания… Нет! Это не сработает.

— Но ты даже не хочешь попробовать! — настойчиво произнес Нотт, опускаясь на подоконник рядом с обессилевшей волшебницей. Ей на плечи словно опустилось что-то безмерно тяжелое и холодное. Внезапность обнаружения антизаклятья вывела её размышления из строя. Гермиона не хотела себе в этом признаваться, но она уже давно смирилась с присутствием чар в её жизни и даже не пыталась найти выход. Интуиция подсказывала, что его попросту нет.

— Потому что это абсурдно и опасно! — гриффиндорка передернула плечами и искоса взглянула на Нотта.

— Знаешь, что по-настоящему безрассудно и опасно? — Нотт изогнул бровь, а его губа нервно дернулась. — В шестнадцать лет сражаться с сильнейшим темным волшебником последнего столетия, жить в лесах и постоянно рисковать собой, будучи слабой девушкой! А вот пытаться избавиться от такого мерзкого проклятья, как вынужденная связь с неприятным человеком — очень даже разумно.

— Что ты… — Гермиона ошеломленно хлопала ресницами, от возмущения даже забыв, что хотела сказать.

— Поверь: я желаю тебе только добра. Если бы я был на месте Малфоя… — Теодор осекся и отвернулся, заметив заинтересованный блеск глаз. Слизеринец тут же отругал себя за излишнюю экспрессию. — Ты даже не представляешь, насколько сильно я хочу, чтобы ты была в порядке. А эта связь… она разрушает вас обоих. Если не веришь в мою искренность, то подумай о реальных фактах, Гермиона. За Драко наблюдают Пожиратели. Рано или поздно ваша связь перестанет быть тайной, и тогда ты станешь еще одной мишенью, в которую Пожиратели смогут ударить, чтобы добраться до Малфоя.

— Но…

— Ты подвергаешь опасности и своих родителей тоже, — нанес сокрушительный удар Нотт, с упоением запечатлев, как в глазах Гермионы угасает последний луч сопротивления.

— Они меня не помнят. Даже не знают, что я существую, — попыталась опровергнуть девушка, заранее понимая, что ничего из этого уже не выйдет. Её разум зацепился за идею пресечения чар.

— Но их помнишь ты. Что будешь делать, если Пожиратели прибегнут к шантажу? Я знаю, что ты любишь своих родителей и ради них пойдешь на все, но не забывай, как это может отразиться на Драко, — Нотт смотрел ей в глаза гипнотизирующим, немигающим взглядом. — На всем Магическом Мире. Любовь способна убивать и разрушать — уж поверь, я знаю, о чем говорю.

Гермиона замолчала, принимая сторону проигравшей. Что ни говори, голос разума кричал, что правильным выбором будет уничтожение связи. Но сердце тревожно заныло, сжимаясь до размера галеона. Ощущениям стало тесно внутри этого маленького трепещущего комочка, и они хлынули по венам, вызывая паническую дрожь и выступая наружу горячими слезами.

— Черт возьми, не плачь, ради Мерлина! Я же даже не могу утереть эти слезы! Не могу прикоснуться к тебе! — обессиленно проревел Нотт, вскакивая на ноги. В его горле клокотала горечь от собственного бессилия и неуверенности в чувствах девушки. — Если ты поранишься или упадешь, я не смогу помочь тебе, и это убивает! Никто, кроме него, не сможет протянуть к тебе руку. Но просто спроси себя: нужно ли это будет Малфою? Все будет хорошо. Я обещаю, я клянусь, Гермиона! Только скажи: да или нет?

— Я… Я не знаю. Мне нужно поговорить с Драко, — она мотнула головой, вытирая выступившие слезы. Плакать перед Теодором было невыносимо стыдно. Она чувствовала себя глупой девочкой, разревевшейся от необходимости принятия сложного, но очевидного выбора.

— Он не согласится, — отрезал Нотт.

— Почему? — непонимающе нахмурилась девушка, тоже поднимаясь с места. Теодор смотрел на неё снисходительно и печально. Ответ был, но озвучивать его он не хотел. Нотт почти чувствовал, как эти несколько честных слов окончательно разрушат мост между ним и Гермионой.

— Малфой побоится неизвестности. Побоится пострадать. Ты же знаешь Драко, — Теодор неопределенно хмыкнул.

— Но мы не можем снять заклятье без его согласия! — Гермиона протестующе вскинула руку, но легкая улыбка уже была ответом.

— Чары наложили и без твоего, и без его позволения. Уверена, что антизаклятье так не сработает? Вам нужно только взяться за руки.

— Это подло, — отчаянно выплюнула Гермиона.

— Это разумно. Остается только такой выход, — Нотт развел руками в ожидающем жесте. — Если хочешь убедиться в моей правоте, поговори с ним, однако предупреждаю, что это не приведет ни к чему хорошему. Когда решишься, дай мне знать. Я рассчитываю на твою рассудительность.

— Хорошо, — Гермиона выдохнула, тут же ощутив, как давление на неё ослабло. Больше всего в жизни она ненавидела, когда её загоняли в угол и ставили перед жестоким выбором. Теодор вдруг перестал казаться безобидным добросердечным юношей. Гермиона увидела ту молчаливую хитрость и изворотливость, которыми обладали все слизеринцы. И это, честно говоря, мало привлекало девушку, привыкшую видеть в Теодоре идеального супергероя. Нотт был настойчив, умен и прекрасно умел подавлять.

***

— Благотворительный аукцион в Мэноре? — Гарри изумленно приподнял бровь, откладывая вилку в сторону. — Это подозрительно.

— Вовсе нет, — Гермиона выдавила из себя жалкое подобие улыбки. Было очень сложно решать насущные проблемы, когда со стороны стола Слизерина в неё впивались сразу две пары глаз. — Я думаю, это хорошая идея.

— Рон все еще в больничном крыле, — мрачно отозвался Гарри. — Это произошло из-за Малфоя. Думаешь, нам следует с легким сердцем отправиться в их поместье и беззаботно там веселиться? Вдруг это ловушка?

— Я уже объясняла, — устало откликнулась Гермиона, роняя голову на руки. — Взрыв — дело рук не Малфоя. И Рон был подвержен действию зелья ярости. Кто-то специально это подстроил.

— Меня пугает твое внезапное заступничество, — с легкой усмешкой произнес Поттер, но его глаза оставались крайне серьезными. — Ты совсем от нас отдалилась.

Гермиона посмотрела на друзей с некоторой злостью. Ей отчаянно хотелось высказаться насчет того, что быть третьей лишней в их отношениях с Джинни не очень-то прельщало. Да, она отдалилась, но что ей было делать? Бестактно втискиваться между ними в минуты сокровенного уединения? Гарри и Джинни переживали тот момент, когда чувства полыхали сильнее всего. Гриффиндорка не винила их в том, что они проводили очень много времени вместе и лишь хотела, чтобы они тоже ни в чем её не обвиняли.

— Тебе кажется, — кисло улыбнувшись, продолжила Гермиона. — Так что насчет посещения? Вам уже пришли приглашения?

— Да, — включилась в разговор Джинни, доев свое вишневое пирожное. — Рональд порвал его, как только увидел первую букву фамилии Малфоев. Этого следовало ожидать. Кстати, почему ты не зашла его проведать? Я знаю, что ваши отношения переживают сейчас не самые легкие времена, но он ждет тебя.

Гермиона с удивлением заметила, как внутри неё всколыхнулось давно забытое щемящее чувство. Оно было неприятным, но настолько родным, что на глаза тут же навернулись слезы. Девушка вдруг осознала, что совсем увязла во взаимоотношениях с Малфоем и Теодором, совсем забыв про Рональда. Так было, безусловно, легче. По крайней мере, она не страдала слишком долго.

— За ним прекрасно присматривает Браун, разве нет?

— Они расстались, кажется, — смущенно прокомментировал Гарри. — Я думаю, что он не может просто взять и забыть тебя. Мы разговаривали, и Рон сказал, что Браун ему быстро надоедает. Она такая… легкомысленная.

— Тем не менее, это не помешало ему с ней спать, — безапелляционно заявила Гермиона, косясь на стол Слизерина. — Между нами все кончено. Я постараюсь сохранить узы дружбы, но ничего не обещаю. Не нужно было это вообще начинать. Я виновата. Из-за меня и Рональда вы все чувствуете себя не в своей тарелке.

— Герм, с каждым могло произойти что-то подобное, — Джинни порывисто схватила её за руку. — Не думай, что если он мой брат, то я всегда буду на его стороне. Я не знаю всего, но доверяю тебе. Что-то происходит, — шепотом добавила девушка и кивнула в сторону слизеринцев. — Но я не стану тебя пытать и допрашивать. Просто надеюсь, что ты откроешься мне чуть позже.

— Как только это станет возможным, — охотно кивнула Гермиона. Ей отчаянно не хватало ночных посиделок с Джинни и их душевных разговоров. В последнее время все, что копилось внутри маленького тела гриффиндорки, не находило абсолютно никакого выхода. — Так что насчет приглашения?

— Если ты настаиваешь, мы пойдем. Я доверяю твоей интуиции, — наконец кивнул головой Гарри. — Только не знаю, выгорит ли это с Роном. Он очень зол, так что не могу обещать затащить его в Мэнор после того, что случилось на нумерологии. Да и Малфой, думаю, будет не в восторге от присутствия Рональда. Все-таки те слова были слишком жестокими. Даже для зелья ярости.

— Спасибо, Гарри, — искренне поблагодарила девушка, улыбнувшись друзьям. — Хорошо, что вы будете там со мной. Кстати, — Гермиона устало осунулась. — Миссис Малфой хотела бы, чтобы герои произнесли речь. Может, ты, Гарри?

— Гермиона… — умоляюще застонал юноша. — Ты же знаешь, у меня с этим даже хуже, чем с чувством самосохранения.

— Ладно, — волшебница была готова к такому ответу. Она прекрасно знала Гарри и его способности к риторике, так что заранее обдумала то, о чем будет говорить на приеме. Оставалось только составить приличную речь. — Тогда я, пожалуй, пойду. Нужно помочь профессору Слизнорту приготовить все для предстоящего занятия.

— Увидимся! — беззаботно прощебетала Джинни, с улыбкой наблюдая за тем, как Гермиона поднимается с места, поправляет юбку и закидывает лямку сумки на плечо. От цепкого взгляда Уизли не укрылось и то, что волшебница бросила быстрый взгляд на стол Слизерина. Проследив за его траекторией, Джинни с изумлением замерла, обнаружив Драко Малфоя, с прищуром уставившегося на Гермиону. Словно почувствовав чужой взгляд, слизеринец слегка повернул голову и столкнулся глазами с младшей Уизли. Она смотрела на него без отвращения, но с нескрываемым интересом. Джинни вопросительно изогнула бровь. Драко неопределенно повел плечами, и, приподняв уголок губ, быстрым движением прижал к ним указательный палец. Джинни не сдержала смешка.

— Что такое? — Гарри заботливо обвил талию девушки рукой, слегка приближая её к себе.

— Если меня вдруг убьют, знай: я была свидетелем чего-то воистину невероятного, — прошептала девушка, проследив за тем, как Малфой поднялся с места и последовал за Гермионой, уже скрывшейся в дверях.

Драко миновал двери Большого Зала и, прислушавшись к удаляющимся шагам гриффиндорки, последовал за ней. Свернув в коридор, находящийся по левую руку, Малфой довольно скоро увидел прямую спину почти бегущей волшебницы. Её легкие кудри, подпрыгивая и извиваясь, метались из стороны в сторону, завораживая и притягивая взгляд.

— Грейнджер, постой! — крикнул он ей вслед, но Гермиона, нервно обернувшись, только ускорила шаг. Она понимала необходимость поговорить с Драко, но старательно избегала его. Почему-то ей было стыдно смотреть в глаза волшебника. Малфой имел над ней необъяснимую власть. Даже если бы она хотела сейчас поговорить о разрыве связи, то не смогла бы убедить Драко в необходимости сделать это. — Куда ты несешься, черт побери?!

Её бесцеремонно схватили за капюшон мантии и потянули назад. Покачнувшись и едва не упав, Гермиона развернулась к Малфою с мыслью, что должна проиграть с уверенным лицом.

— Что такое? Я спешу к профессору Слизнорту.

— Он подождет, — Драко медленно осмотрел девушку с головы до ног. Они удачно остановились прямо напротив окна. Через тонкое стекло просачивались острые и ослепительные лучи весеннего солнца. Малфой затаил дыхание: глаза Грейнджер приобрели оттенок дорогого выдержанного огневиски, а в волосах на изгибах кудрей лежало золото, переливающееся при каждом движении и вдохе. — Более важно… — Драко поднял руку, потакая желанию прикоснуться к девушке. — Теодор рассказал тебе про антизаклятье?

— Да, — покорно ответила она, опуская глаза. Малфой снова заставлял её дыхательную систему давать большие сбои. Его светлые, почти прозрачные ресницы под прямыми лучами солнца отливали теплым лунным свечением, зрачки сузились, а цвет глаз, в темноте кажущийся стальным, преобразился в льдистый светло-голубой.

— Он сказал, что ты ответила согласием, — укоризна в голосе почему-то пристыдила Гермиону, и она отступила назад, утыкаясь спиной в стену.

— Я не сказала ничего определенного.

— Правда? А вот слова Нотта звучали очень уверенно. Скажи, — Драко, рукой оперевшись на стену около виска девушки, слегка склонился, загораживая её от солнечного света. На его глаза пала угрожающая тень, взгляд сверкнул хищным отблеском. — Ты действительно думаешь, что то заклятье, которое он нашел, подействует на наши чары?

— Я не знаю, — оправдалась девушка. Она хотела бы вырваться и убежать к себе в комнату, чтобы отчаянно разреветься от собственной неспособности принять верное решение, однако Малфой старательно перекрыл все пути к отступлению.

— Тогда я расскажу тебе, — его голос был прозрачно-спокоен, но Гермиона знала, что это дурной знак. — Родовая магия не может быть разрушена антизаклятьем против обычных связывающих артефактов. Что он там говорил? Браслеты верности, кольца влечения… Это все просто детские игрушки по сравнению с фамильными перстнями Малфоев. Я уверен, что в них, — Малфой осторожно поднял руку Гермионы с кольцом и сжал её в своей, — сила предков и их пророчество. С момента связи твое сердце охвачено магическими сетями. Эта магия — живая, у неё есть свой характер. Я мог видеть твой сон, кольцо указывало тебе путь, когда это было нужно. Для каждой пары, связанной этими узами, особенности были разными. Общими являются лишь физическое влечение и сделка с желаниями. Все, что происходит помимо этого — индивидуально конкретно для нас. Связь делает все, чтобы мы… — Драко запнулся, увидев бесконечное ожидание в глазах Гриффиндорки. — Чтобы мы правильно посмотрели друг на друга.

— И что же видишь ты? — прошептала Гермиона, в то же время до дрожи в коленках опасаясь того, что Драко задаст такой же вопрос.

— Может быть, я расскажу тебе, — он переменился в лице, приняв привычно-надменный вид. В эти секунды Драко был пугающе похож на Люциуса, и Гермиону невольно передернуло. — Если ты наденешь на прием что-то красное, длинное и в меру открытое. Я думаю, тебе не следует повторять тот эксперимент с откровенным нарядом. Мы оба помним, чем это закончилось.

— Мерлин! Хватит уже напоминать, — стыдливо пряча глаза, прошептала Гермиона, до боли в спине вжимаясь в стену.

— Нет, не хватит. Я хочу быть уверенным, что ты запомнила тот урок. А теперь скажи мне, что ты ответишь Теодору, когда он снова спросит тебя об антизаклятьи.

— Ничего не скажу, — буркнула Гермиона. Ей вообще не хотелось ни с кем разговаривать.

— Хорошо, но ведь ты можешь и лучше, — насмешливо растянул Драко, выпуская её руку и пальцами ухватывая низко опущенный подбородок.

— Отпусти.

— «Иди к черту, Нотт». Повтори. Вот, что нужно будет сказать.

— Да отпусти же ты меня! — Гермиона извернулась, но цепкие пальцы только сильнее сжали её подбородок. — Я не буду пытаться разрушить чары. Оставлю их в покое! Понял?

— Ну ладно, — протянул Драко, в душе полностью ликуя. — Сойдет. До встречи на зельеварении, — медленно переведя взгляд на губы девушки, Малфой зажмурился и вновь открыл глаза. Навязчивое желание прикоснуться к ним не покидало уже несколько дней. Но Драко, с усилием сдержав этот порыв, резко поднял лицо девушки еще выше, и, не дав ей опомниться, быстро прижался губами к подбородку. Кажется, в ту короткую секунду слизеринцу удалось услышать, как отчаянно часто грохочет сердце в груди волшебницы. Стремительно отпрянув, он бросил на ошеломленную и обездвиженную Гермиону короткий насмешливый взгляд, и, не дожидаясь её истерических возгласов, широким шагом направился прочь.

***

— Подожди, эта прядь никак не хочет лечь на место, — Джинни пыхтела над прической Героини Войны уже битый час. Гермиона робко смотрела в зеркало и отчасти не узнавала себя. Это, конечно, был не эпатажный образ на вечеринку по случаю Кубка Школы, однако в эффектности он не уступал. — Готово.

Гермиона поднялась со стула, расправив облегающее платье на талии. Собираясь складками на плечах, лиф плотно прилегал к фигуре, обнажая лишь ключицы. Насыщенный бордовый цвет перетекал в черный к низу платья, а длинный разрез на подоле справа при каждом шаге соблазнительно обнажал стройную ногу. Особенно Гермионе нравился небольшой шлейф и глубокий вырез на спине. Джинни воистину была волшебницей. Ей удалось трансфигурировать из обычного красного сарафана настоящее вечернее платье. На этот раз Гермиона контролировала процесс создания собственного наряда, и потому никаких неожиданных и неприятных деталей не обнаружила. Непослушные волосы удалось уложить в объемную высокую прическу с слегка выпущенными локонами. Волшебница была довольна и втайне ожидала реакции Малфоя, хотя признаваться в этом, разумеется, не стала бы даже под непростительным.

— Можешь пока спускаться, Гарри уже ждет, — Джинни еще раз взмахнула кисточкой, поправляя винный макияж подруги. — Мне нужно одеться. Я быстро.

Гермиона кивнула и, прихватив одолженный у Джинни клатч со всем необходимым, вышла из комнаты. К несчастью, это был вечер пятницы, когда все ученики без исключения отдыхали в общих гостиных. Спускаясь из комнат девочек, Гермиона чувствовала себя так, будто на ней было не изумительное вечернее платье, а ужасный костюм морковки неоново-оранжевого цвета. Все пялились так, будто видели старосту школы впервые. Рон даже приоткрыл рот. В голову гриффиндорца закралась мысль о том, что он зря отказался от приглашения. Созерцать Гермиону в таком виде стоило бы всех насмешек Малфоя.

— Прекрасно выглядишь, — неловко пробормотал он, спешным шагом подойдя к девушке.

— Спасибо, — Гермиона чувствовала стыд. Ей не хотелось, чтобы Рональд выражал свое восхищение перед раскрывшими рты однокурсниками. — Как твое состояние?

— Небольшой синяк на лбу, а так… — Рон замолчал, осознавая, что его синяк нисколько не важен. Гермиона была сегодня слишком красива, чтобы говорить ей что-то помимо комплиментов. — Я в порядке. И ты…

— Я спешу, Рон, — пресекла его вдохновленную речь девушка и, поджав губы, продолжила путь. Она хотела поскорее захлопнуть за собой дверь, чтобы оставить переживания и неловкость позади. Этого вечера она ждала всю неделю.

Девушка неспешно спустилась вниз, туда, где её ожидал Гарри. Уже на подходе она заметила, как волшебник нервно теребит полы парадного костюма и все время озирается по сторонам. Джинни постоянно заставляла его ждать, но это, скорее, делало их отношения еще более живыми.

— Гермиона, где… Ох! — развернувшись, Поттер тут же изменился в лице. Недовольство прошло, в глазах засияло искреннее восхищение. Не удивление, не сомнение — именно восхищение. В отличие от многих, Гарри всегда считал, что его подруга очень, очень красива. Однако больше всего юноша ценил то, что Гермиона никогда не считала красоту своим главным достоинством. Пожалуй, это отличало её от многих. Даже от Джинни, чего уж скрывать. — Я не силен в комплиментах, ты знаешь. Но выглядишь просто чудесно!

— Я поняла это по твоему «ох», не переживай, — добродушно улыбнулась девушка, машинально заправляя ту самую непослушную прядь за ухо. — Джинни скоро будет.

— Все остальные уже в Мэноре, — недовольно пробурчал Гарри. — Макгонагалл посмотрела на меня так, будто это я собираюсь три часа и поэтому опаздываю к назначенному времени!

— Не сердись на Джинни. Эти три часа она собирала меня.

Гарри только обреченно вздохнул и принялся снова расхаживать из стороны в сторону. Кажется, он все-таки слегка нервничал. Как и Гермиона, впрочем. Гриффиндорка волновалась за свой внешний вид, за свою идеально подготовленную речь, за то, как Гарри и Джинни будут чувствовать себя в Мэноре. В общем, за все, что вообще могло её волновать в этот вечер.

— Я уже бегу! — громкий цокот каблуков разнесся по коридорам Школы Волшебства.

— Джинни, ради Мерлина, не сломай себе ногу! — обреченно прокричал Гарри и, заметив, с какой скоростью его возлюбленная несется с лестницы прямиком к нему, побежал навстречу, чтобы предложить руку. — Ты прекрасна, — сдавленный шепот должен был долететь только до ушей младшей Уизли, но Гермиона все прекрасно услышала и улыбнулась. Джинни действительно выглядела изумительно. Её короткое золотистое платье волшебно гармонировало с огненными локонами и ярким, озорным взглядом.

— Можем отправляться? — поинтересовалась Гермиона, заметив, что Гарри и Джинни снова затягивает в плен друг друга. Уже около минуты они нежно смотрели друг другу в глаза.

— О да, — восхищенно выдохнул Гарри, мимолетно коснувшись скулы своей девушки. — То есть, конечно. Пошли к месту аппарации. Нам нужно успеть к началу.

Все трое направились к главному входу замка, и, выйдя на воздух, сделали еще несколько шагов, прежде чем взяться за руки и крепко зажмуриться.

— Черный кэлпи, — прошептала Гермиона слово-пароль, придуманное Минервой специально для этого перемещения. Открывать антиаппарационный портал в Хогвартсе было чревато побегом шустрых студентов, наслышанных об отбытии в Мэнор дирекции и Героев. Друзья почувствовали, как воздух вокруг них завертелся, утягивая в пространственный портал. Гермиона задержала дыхание, пытаясь не обращать внимания на легкую тошноту. Когда девушка снова открыла глаза, они уже стояли перед распахнутыми дверьми Малфой-мэнора. Но это был совсем не тот особняк, который девушка успела изучить ранее.

Сегодня здесь было очень, очень много света. Парящие свечи были всюду, разливая по помещению золотистый приглушенный свет. Гирлянды из волшебных светлячков тянулись по потолку и стенам; практически везде были расставлены вазы с белыми лилиями. На пороге гостей встречал важный эльф в строгом сюртуке. Вид у него был, как у напыщенного пэра, поэтому Джинни не сдержалась и тихо рассмеялась в кулак.

— Мистер Поттер, мисс…?

— Уизли, — быстро среагировала Джинни на вопрос эльфа, но тут же, заливаясь довольным румянцем, добавила:

— Но это ненадолго.

— Прекрасно, — безразлично отозвался эльф, что-то записывая в маленькой книжечке.

— А вы, полагаю, мисс Грейнджер?

— Так и есть, — со всей теплотой, на которую была способна, ответила Гермиона и улыбнулась крохотному существу. Эльф изучающе посмотрел на неё и слегка прищурился.

— Мистер Поттер, мисс Уизли, вас проводят в главный зал, — домовик щелкнул пальцами, и рядом с ним появился ещё один эльф, одетый так же представительно и празднично. Гермиона узнала Линка и помахала ему рукой. Домовик одарил её скромной улыбкой. — А вас ожидает молодой господин. Следуйте, пожалуйста, за Линком.

— Малфой? — Гарри гневно вскинул брови, загораживая подругу спиной. — Что ему нужно от Гермионы?

— Молодой господин пожелал видеть мисс Грейнджер перед торжественной частью, — упрямо повторил эльф.

— Все в порядке, — Гермиона мягко отодвинула Гарри и шагнула к домовику. — Я скоро приду. Вероятно, миссис Малфой попросила его позаботиться о некоторых деталях. Вот и все.

— Уверена? — прошептала Джинни, опасливо озираясь по сторонам. — Это же Малфои.

— Я знаю, — нетерпеливо отозвалась волшебница. — Все в порядке. Я им доверяю.

Гарри и Джинни проводили подругу изумленным взглядом. Они не узнавали прежнюю Гермиону Грейнджер, у которой имена Малфоев всегда вызывали искривление мимики и неприятные ассоциации. Однако обдумывать поведение гриффиндорки как следует у них не было времени: важный домовик уже поковылял вперед, безмолвно заставляя следовать за ним.

— Линк, могу я задать тебе вопрос? — оглядывая крошечный фрак, спросила Гермиона.

— Конечно, мисс, — весело отозвался домовик, продолжая вести девушку сквозь лабиринты поместья.

— Я заметила, что у тебя и других эльфов новая одежда. Значит ли это, что вы теперь свободны?

— О, нет! Линк и другие эльфы будут всегда преданно служить доброй миссис Малфой и молодому господину. Они хорошо относятся к нам. Эльфы поместья отказались от предложения хозяйки освободить их. Мы не хотим покидать Мэнор. Это наш дом, мисс.

— Тогда каким образом вы получили новую одежду? — слегка разочаровавшись, спросила Гермиона.

— Госпоже пришлось привлекать других людей, — пожал плечами домовик и, взмахнув рукой, открыл очередную дверь. Чем дальше они заходили вглубь дома, тем темнее и холоднее там становилось. Запах старой древесины окутывал со всех сторон, и девушка слегка поежилась, когда сквозняк лизнул её обнаженные плечи и руки.

— Мы пришли, мисс, — радостно объявил домовик, остановившись у ещё не знакомой Гермионе двери. — Всего хорошего.

— Спасибо, Линк.

Эльф испарился, оставив гриффиндорку один на один с массивной резной дверью. Прежде чем постучаться, Гермиона несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, поправила прическу и платье. Наконец она набралась мужества и кулачком отбарабанила два ровных удара по лакированной поверхности. Ожидание, длившееся буквально несколько секунд, морально выжало перенервничавшую волшебницу. Когда дверь распахнулась, та едва дышала от волнения.

— Грейнджер, — голос, изначально ровный и уверенный, слегка сорвался на последних звуках. Гриффиндорка прошлась по юноше быстрым изучающим взглядом, и отметила, что в своем идеально сшитом черном костюме он был хорош, как никогда.

— Малфой, — гордым дрожащим шепотом поприветствовала девушка, кивнув. — Ты хотел меня видеть? Гарри переживает, так что давай постараемся уладить все как можно быстрее.

— Проходи, — медленно сглотнув и пошире открыв дверь, Драко прошелся жадным взглядом по всему телу волшебницы. — Это не займет много времени.

— Хорошо.

Медленным шагом Гермиона прошла вглубь комнаты, со стыдом замечая, что старается сделать свою походку столь же плавной и величественной, как и у миссис Малфой. Она чувствовала взгляд Драко на своих лопатках. Остановившись перед большим зеркалом в пышной резной оправе, девушка еще раз пристально осмотрела себя и отметила, что в полутьме этой комнаты тени, ложащиеся на платье и лицо, придают ей еще больше роковой загадочности.

— Моя мать хотела сделать тебе подарок, но из-за того, что ты пришла позже, не смогла этого сделать, — Малфой, почти не отрывая взгляда от обнаженной спины гриффиндорки, прошел к комоду и выдвинул один из ящиков.

— Мне не нужны подарки, — спешно оборвала его речь Гермиона, поворачиваясь к юноше. — Это не совсем… удобно.

— Разговаривай об этом непосредственно с ней, — будто бы безразлично пожал плечами Драко. — Мама все равно не успокоится. Ты бы знала, сколько я уже успел наслушаться о твоей храбрости, отзывчивости, человеколюбии и многом, многом прочем, пока находился здесь!

Гермиона неуверенно улыбнулась, снова отворачиваясь к зеркалу. Малфой приближался к ней со спины, и от этого внутри все сладко щемило и переворачивалось.

— Я еще не высказал тебе ни одной благодарности, — тихо начал Драко, и Гермиона поймала его взгляд в зеркале. Ей не хотелось отводить глаза и прятаться от такого пристального внимания, потому что волшебница была уверена: происходит нечто важное.— И вряд ли смогу это сделать как следует. Но знай, что я действительно… — юноша осторожно положил руку на плечо гриффиндорки и медленно повернул её к себе. — Очень благодарен. Вряд ли этот подарок слишком восхитит твой богатый внутренний мир, но миссис Малфой настояла на том, чтобы это оказалось в твоих руках.

Гермиона неуверенно посмотрела на черную бархатную коробочку размером с ладонь. Плотно сжав губы, она, не беря её в руки, откинула крышку и замерла. Внутри покоились массивные серьги с полупрозрачными камнями в оправе из белого золота. Они притягивали взгляд и манили прикоснуться к ним. Поддавшись желанию, Гермиона провела пальцами по изящным изгибам металла и тонко граненым камням, а потом отдернула руку.

— Это слишком для меня. Сам подумай: я даже не смогу их носить, потому что мне банально некуда, — волшебница передернула плечами, с надеждой поднимая взгляд на Драко.

— Если бы ты до сих пор встречалась с Уизли, я бы обязательно сказал, что ты могла бы их продать, когда в вашей семье наступят голодные времена, — не удержался от колкости Малфой и оскалился, искренне довольный своим комментарием.

— Мог бы и промолчать, — без особого рвения отмахнулась Гермиона, отступая от Драко на несколько шагов. Что ни говори, её настроение слегка упало.

— Ладно! Только не обижайся, — примирительно продолжил он. — Давай сделаем так, — Малфой переложил коробку в руки девушки. — Ты наденешь их на сегодняшний прием, чтобы моя мать успокоилась, а потом мы что-нибудь придумаем.

— В прошлый раз миссис Малфой тоже сказала, что это просто подарок, — Гермиона показательно подняла руку с кольцом и усмехнулась.

— Обещаю, в этот раз никакой магической подставы! — Драко поднял руки в обезоруженном жесте. — Ну, почти.

— Почти?

— Сейчас увидишь, — Драко легко подхватил серьгу.

— Я бы предпочла узнать об этом прежде, чем увидеть.

— Замолчи, Грейнджер, — беззлобно прошептал Малфой и легким движением убрал выбившуюся прядь волос за ухо девушки. Гермиона подумала, что он мог и не просить её заткнуться, потому что в следующую секунду язык волшебницы окаменел самостоятельно. Мягкие и осторожные движения поразили мочку её левого уха, а потом девушка почувствовала, как холодный металл прикасается к её коже. Скользящим движением пальцев обозначив линию плеч Грейнджер, Драко приступил к облачению в украшение другое ухо. — Вот и все. Прекрасно, — закончив, юноша пронаблюдал за тем, как полупрозрачные камни меняют цвет на темно-бордовый, в тон платью. С еще большим удовольствием он отметил восхищение в глазах девушки. Они стояли совсем близко напротив огромного массивного зеркала и смотрели на картину, которая перед ними развернулась. Никто не осмеливался это озвучить, но и Драко, и Гермиона подумали о том, что вместе они смотрятся восхитительно. Волшебница слегка склонила голову, запечатлев длинные цепкие пальцы, застывшие на её плече.

— Грейнджер, — хрипло выдохнул он ей в шею, слегка склонившись.

— Что? — почти бессвязно пролепетала она, искренне переживая за то, что Драко сможет увидеть мурашки на её руках.

— Вырез на спине весьма… — костяшки прохладных пальцев заскользили сверху вниз по позвоночнику и остановились только на пояснице. — Неплох.

Гермиона вздрогнула, тут же почувствовав слабость в коленях. Ей хотелось немедленно за что-то ухватиться, потому что она понимала: еще немного, и она упадет. Словно прочитав её мысли, Драко тут же обхватил талию волшебницы руками и порывисто прижал к себе.

— Что же ты творишь, ведьма? — отчаянно прошептал он, лбом уткнувшись в изящный изгиб её шеи. Драко поражался, как Грейнджер — эта святая невинность — могла сводить с ума. Он, конечно, тоже не был слишком опытен, но, черт возьми, не могла же проклятая скромница заставлять его покрываться мурашками от одного своего протяжного выдоха!

— Нам нужно идти, — с блаженством прикрывая глаза, почти простонала Гермиона, на самом деле желая откровенно наплевать на весь прием и остаться здесь навечно. Она вряд ли понимала, почему с такой легкостью отзывается на ласки слизеринца, однако уже так привыкла сваливать все на чары, что даже перестала удивляться.

— Ты права, — Драко, наконец взвесив все возможности вечера, отпустил девушку и выпрямился, с удовольствием разглядев румянец на её щеках. — Идем, — он подал ей локоть, и, когда Гермиона зацепилась за него ослабевшей ладонью, двинулся к дверям.

Большой торжественный зал встретил их ярким ослепительным светом. Гермиона зажмурилась, потому что её глаза слишком привыкли к уютному мраку остальных комнат Мэнора. Легкие наполнились душным воздухом с примесью сотни духов. Зал, очевидно, был переполнен. Девушка ничего не видела, но по затихшему гаму поняла, что все смотрят на них. Все-таки стоило появиться поотдельности.

— Добрый вечер, — поздоровался с кем-то Драко, увлекая её дальше. Тишина наконец-то прервалась, и девушка слегка приоткрыла глаза. Все оказалось не так плохо, как ожидалось. Почти все присутствующие (черт возьми, почему их было так много?) вскоре вовлеклись в беседы друг с другом. Звон бокалов раздавался то справа, то слева, и Гермиона перестала пытаться ухватить взглядом знакомые лица, потому что в глазах уже пестрило от разнообразия красок.

— Гермиона! — веселый женский голос полетел ей навстречу, и волшебница довольно скоро обнаружила направляющуюся к ним миссис Малфой. Если раньше гриффиндорка думала, что выглядит прекрасно, то теперь она была в полнейшем сомнении. Нарцисса могла затмить любое юное создание в этом зале своей зрелой красотой и невероятным шармом. Платье из изумрудного бархата с отделкой из черного кружева идеально облегало фигуру, расходясь пышными волнами от колен и стелясь вслед за легкой походкой женщины. Шею хозяйки Мэнора украшало ожерелье из изумрудов, а мудреную прическу — большое черное перо. — Тебе понравился подарок? Вижу, он подошел к твоему сегодняшнему наряду.

— Как будто бы он мог не подойти, — хмыкнул Малфой и получил укоризненный взгляд матери.

— Я уже говорила… Драко, — Гермиона переминулась с ноги на ногу, закусив губу. — Что эти серьги…

— Мисс Грейнджер очень понравились украшения, — тут же пресек её объяснения Малфой, заметив на лице матери зарождающееся расстройство.

— Правда? Это просто чудесно! — Нарцисса хлопнула в ладони, но черные шелковые перчатки приглушили звук. — Тогда я скажу всем, что мы можем начинать. Сначала выступит Министр магии, а потом ты. Будь поближе к тому месту в зале, — женщина махнула рукой к небольшому возвышению около высокого окна, а потом стремительно исчезла в толпе.

— Волнуешься? — Драко встал напротив неё.

— Немного.

— Да ладно? Гермиона Грейнджер не подготовилась?

— Не говори глупостей. Я всегда готова, — фыркнула волшебница, с удивлением замечая, как волнение отступает. Драко смотрел на нее с легкой улыбкой на губах. Он специально раззадорил её.

— В таком случае, с нетерпением жду. Только поменьше соплей про Войну, умоляю! — хмыкнул Малфой, отступая назад. — Встретимся позже.

— Я буду говорить про настоящее. Внимательно слушай меня, — пристально взглянув вслед удаляющемуся юноше, произнесла гриффиндорка.

— Непременно, — улыбнулся Драко, а потом исчез, скрывшись в толпе.

Тут же Гермиона почувствовала себя потерянной и одинокой. Чужие взгляды начали жалить и приносить ощутимый дискомфорт. Хотелось сбросить их с себя, словно старый колючий свитер, но волшебница была в самой гуще толпы. Собравшись с мыслями, гриффиндорка начала усиленно искать вокруг знакомые лица, однако даже несколько минут спустя это не принесло ожидаемых плодов.

— Мисс Грейнджер, вы все-таки пришли, — послышался знакомый голос сзади, и Гермиона резко развернулась. Легкая улыбка, играющая на её губах, тут же опустилась. Мистер Волнер смотрел на девушку с львиной долей удивления и предвкушения. С некоторых пор между ним и лучшей студенткой была объявлена холодная война. После того, как гриффиндорка заступилась за Малфоя и Макгонагалл заявила, что полностью доверяет мнению своей любимой ученицы, Волнер испытывал раздражение каждый раз, когда девушка проходила мимо.

— Добрый вечер, профессор, — выдавила из себя Гермиона, в надежде оглянувшись по сторонам. Она отчаянно хотела, чтобы кто-то спас её от этой неприятной встречи.

— Прекрасно выглядите, — одобряюще улыбнулся мужчина, слегка повертев в руках бокал с шампанским. — Изумительные серьги. Удивительно, откуда у… обычной ученицы Хогвартса старинные украшения.

— Это подарок. Я Героиня войны, мне многие благодарны, — Гермиона впервые пользовалась своим статусом ради лжи.

— И за что же вам благодарны Малфои, разрешите поинтересоваться? Это чем-то похоже на подкуп, дорогая. Я, конечно, не хочу обвинить вас в сокрытии чужих преступлений, но… — Волнер поднял руку, указывая на серьги.

— Вы меня раскусили, профессор, — Гермиона наигранно рассмеялась. — Это должен был быть сюрприз. На самом деле, серьги предназначаются для аукциона. Но миссис Малфой посчитала, что украшения слишком старые, а потому попросила меня надеть их на этот вечер, чтобы… повысить их стоимость.

— Вот как? — Волнер изумленно вскинул брови. — Может показаться, что вы очень близки с Малфоями. Особенно с юным Драко. Не боитесь, что это может навредить вашей репутации?

— Разве общение с эрудированным, воспитанным и способным волшебником может навредить хоть кому-то? — дерзко вскинула брови Гермиона, про себя отмечая, что с «воспитанным» она погорячилась.

— О, вы прекрасно понимаете, о чем я, — мистер Волнер наклонился, доверительно махнув рукой, чтобы она подошла ближе. — Если стоять слишком близко к луже грязи, можно запачкаться.

Гермиона возмущенно приоткрыла рот, и внутри родилось желание со всех сил огреть профессора по его самодовольной роже клатчем с железными вставками. Секунду спустя девушка остыла, подумав, что Джинни расстроится, если она испортит её вещь, и отошла на шаг.

— Вы правы, профессор, — с деланным беспокойством ответила волшебница. — А теперь извините, мне срочно нужно отлучиться, чтобы очиститься от грязи, в которую я угодила только что.

Запечатлев злость на лице мужчины, Гермиона резко развернулась и направилась сквозь толпу к небольшому возвышению, на котором ей предстояло выступать. Загремела музыка, все повернулись в одну сторону. На небольшую сцену вышел Кингсли, и, слегка покашляв, взмахнул палочкой. Свечи стали светить тусклее, и в помещении воцарился полумрак.

— Война унесла тысячи жизней не только волшебников, но и магглов. Минута молчания в их память, — прогремел усиленный магией голос по всему залу, и Гермиона сиротливо оглянулась. Почти на всех лицах отразилась едва заметная скорбь, или, может, так казалось из-за глубоких теней на лицах. Замерла тишина, такая страшная и гнетущая, будто в день Победы, когда все закончилось. Волшебница покрылась мурашками: страх от воспоминаний снова сковывал её, заставляя конечности неметь и холодеть. Но секунды молчания пронеслись быстро; вновь засияли свечи, люди ожили.

— Как Министр магии, я хочу поблагодарить миссис Малфой за идею проведения благотворительного аукциона. Как вам уже известно, все вырученные средства пойдут на поддержку пострадавшим от Войны. Министерство ценит ваше участие и поддержку, — кивнул головой Министр куда-то в толпу, и Гермиона поняла, что он благодарил Нарциссу. — Итак, прежде, чем мы начнем торги, я приглашу на сцену Героиню войны, знаменитую Гермиону Грейнджер. Прошу, — Кингсли сдержанно улыбнулся, и волшебница, осторожно пробравшись сквозь толпу, взошла на сцену, приняв руку помощи от Министра. Когда Гермиона взглянула на зал со сцены, ей стало страшно и неуютно. Эти взгляды, иглами впивающиеся во все тело, не давали расслабиться ни на секунду.

— Добрый вечер, — волшебница гордо вскинула голову, осматривая толпу, замершую перед ней в ожидании. — Меня уже представили как Героиню войны Гермиону Грейнджер. Девочку, которая помогала великому Гарри Поттеру преодолеть величайшее зло, нависшее над Магической Британией и всем миром. Да, это так, — гриффиндорка хотела, чтобы смысл её слов дошел до каждого, а потому подолгу задерживала свой взгляд на разных людях, с интересом внимающих ей. — Мы никогда не забудем героев, павших во имя света, не забудем битв и не забудем страха, который пережили, но я хочу сказать о настоящем. Ведь мы имеем так много, чтобы быть счастливыми, не оглядываясь на прошлое, — взглядом она отыскала в толпе Малфоя. Он сжимал в руках бокал с вином, и до того, как встретился взглядом с Гермионой, стоял с отрешенным выражением лица. Но едва её взгляд, живой и открытый эмоциям, столкнулся с его остекленевшими глазами, все переменилось. Губы волшебника тронула легкая улыбка, и он приподнял бокал, салютуя Гермионе. Девушка непроизвольно улыбнулась, с ужасом понимая, что заготовленные слова вылетают из головы. Чтобы сосредоточиться, она посмотрела вниз, а потом, собравшись с духом, продолжила:

— У всех волшебников и волшебниц мира есть свобода. Свобода жить, свобода думать, свобода любить. Я не жалею, что провела годы юности в сражении, потому что сейчас многие мальчики и девочки могут жить, не боясь собственных мыслей, не подвергаясь предубеждениям и застаревшим правилам… — Гермиона увидела в смешанной толпе острый испытующий взгляд мистера Волнера. — Я не жалею, — еще раз твердо произнесла она. — Не жалейте и вы. Смотрите на жизнь с высоко поднятой головой. Кем бы вы ни были в прошлом, что бы вы ни делали — это ушло. Позвольте настоящему укрыть прошедшее забвением. Если вы счастливы в этом мире — значит, все правильно. Мы боролись за это. И победили, — понимающая улыбка Гарри согрела её сердце. Он смотрел на неё с задумчивым спокойствием, но был доволен произнесенной речью. Да, это было именно то, что нужно. Воздух помещения наполнился овациями, и Гермиона удовлетворенно улыбнулась.

— Спасибо, мисс Грейнджер, — пару раз хлопнув в ладони, откликнулся Министр. — А теперь, дамы и господа, мы объявляем аукцион открытым!

Медленно выдохнув, волшебница сошла со сцены и, переведя сбившееся от волнения дыхание, направилась на поиски миссис Малфой. Стоило отдать серьги, чтобы мистер Волнер не сомневался в её лжи.

— Привет, Яблочко! — задорный голос спереди заставил её вскинуть голову и заинтересованно осмотреть рядом стоящих. — Яблочко, посмотри сюда! — повторил знакомый голос, и Гермиона снова оглянулась, жутко заинтересованная тем, кого же именуют «яблочком». Наконец её взгляд встретился с озорными глазами Блейза. Слизеринец смотрел прямо на неё, и для уверенности девушка оглянулась ещё раз, а потом вопросительно указала на себя. Забини часто закивал, а потом, шепнув что-то девушке, с которой стоял до сих пор, направился к гриффиндорке.

— Если ты хотел дать мне обидное прозвище, Блейз, то промахнулся, — хмыкнула Гермиона, принимая из рук юноши бокал с шампанским.

— Вовсе нет, дорогая, — рассмеялся юноша. — Теперь я буду звать тебя так. Кстати, выглядишь потрясающе. Я бы пригласил тебя на страстное танго, но, боюсь, смерть от двух непростительных, которые полетят в меня одновременно, будет особенно болезненна.

— О чем ты? — непонимающе нахмурилась девушка, тем не менее улыбаясь приятному комплименту.

— Я бы хотел тебе рассказать, но все еще хочу жить, — невинно пожал плечами Блейз, а потом подмигнул ей. — Скоро поймешь сама.

— В моей жизни достаточно загадок, и я не хочу разгадывать еще одну, — безразлично пожала плечами гриффиндорка, однако внутри неё проснулся небывалый азарт.

— Разгадка сама найдет тебя. Уверен, она прямо сейчас ищет тебя по всему залу с ошалевшим видом, — поиграв бровями, заметил Блейз, а Гермиона чуть не взвыла. Она ненавидела, когда с ней разговаривали загадками. — И да, Яблочко, речь была превосходной. Даже слизеринцы оценили её по достоинству.

— Спасибо, и прекрати называть меня так! Это по-детски и совершенно не подходит моему имиджу, — поморщилась волшебница, отпивая ещё немного шампанского.

— Брось, это очень мило.

— Не знаешь, где найти миссис Малфой? Мне нужно срочно поговорить с ней, — опомнившись, спросила Гермиона. Блейз задумчиво отвел глаза, а потом снова улыбнулся.

— Идем, она сейчас в компании миссис Паркинсон, — Забини махнул рукой, призывая девушку следовать за собой. Они, продираясь сквозь толпу, направились к залу, где проходил аукцион. Там было тише и светлее, царила атмосфера официальности и напряжения.

— Лот номер два, — объявил статный мужчина в строгом костюме. — Зеркало королевы Елизаветы, зачарованное великой волшебницей Изольдой Сейр в семнадцатом веке.

Покупатели возбужденно зашушукались, и Гермиона, воспользовавшись шумом, проскользнула ближе к стоящим в углу людям, окружившим миссис Малфой. Блейз махнул ей рукой и спешно выскользнул из зала. Девушка осталась один на один со своей задачей. Неловко приблизившись к компании взрослых людей, она остановилась в надежде, что её заметят, однако все были слишком заняты беседой.

— Прекрасная идея, Цисси, — надменно проговорила высокая стройная женщина с черными, как вороново крыло, волосами. В её глазах Гермиона узнала нечто смутно знакомое, а потом комментарий Блейза и её догадки слились воедино. Это была миссис Паркинсон. — Этот аукцион — хороший ход, чтобы восстановить положение чистокровных.

— Он нацелен совершенно не на это, — жестко прервала её хозяйка поместья. — Я чувствовала необходимость помочь людям, пострадавшим от войны, поэтому устроила торги. Ни больше, ни меньше.

— Ну хорошо, — неохотно согласилась миссис Паркинсон. — В конце концов, это не так уж важно. Пэнси очень ждала этого события.

— Ваша дочь? — Нарцисса вежливо улыбнулась.

— Именно, — тихо хмыкнула женщина. — Кажется, между нашими детьми что-то происходит, и спешу заверить: мне это нравится.

— Драко ничего не рассказывал мне.

— Они такие скрытные! Но не увидеть блеск в глазах собственного ребенка я просто не могла. Пэнси влюблена, и я прекрасно её понимаю.

— О, — миссис Малфой неловко склонила голову. — Это так… неожиданно.

— Ну что вы, — мать Пэнси махнула рукой. — Я считаю, что нам следует посодействовать неокрепшим чувствам. Как насчет помолвки? Это пойдет на пользу репутации вашей семьи.

— Сомневаюсь, что этот разговор уместен именно сейчас, — миссис Малфой, оглянувшись по сторонам, с некоторым испугом заметила замершую Гермиону. — Им нет и двадцати, так что говорить о браке…

— Кажется, вы сами вышли замуж в девятнадцать. К тому же, это всего лишь помолвка, — не отступалась миссис Паркинсон.

— Тогда были другие времена и порядки. Я поговорю с Драко, но не уверена, что он поддержит эту идею. Ему еще предстоит учиться и устраиваться во взрослой жизни, поэтому вопрос о помолвке может оказаться совсем некстати.

— Извините, — наконец не выдержала Гермиона, обращая на себя внимание обеих женщин. — Миссис Малфой, могу я с вами поговорить?

— Разумеется, дорогая, — с готовностью отозвалась женщина, переводя взгляд на миссис Паркинсон. — Прошу прощения. Гермиона, давай выйдем на воздух.

Девушка кивнула, пытаясь скрыть дрожь в руках. Она почувствовала такую тяжесть, будто сверху на неё навалилось нечто огромное. Настроение пропало, и Гермиона поймала себя на мысли о том, что хочет поскорее покинуть Мэнор. Волшебница не ожидала от себя такого собственничества. Пока они шли до небольшого балкона, Гермиона попыталась убедить себя в том, что Драко имеет право делать все, что ему заблагорассудится, и волшебная связь не имеет никакого значения, однако эти рассуждения приносили не успокоение, а боль.

— О чем ты хотела поговорить? — спросила Нарцисса, едва они оказались одни.

— Ваш подарок… — рассеянно начала Гермиона, понимая, что она совсем не подготовилась к разговору с миссис Малфой, уйдя в размышления о Драко. — Серьги. Вы должны забрать их.

— Почему? Они тебе все-таки не понравились?

— Нет, они просто прекрасны, — неуверенно улыбнулась Гермиона. — Но этот подарок вызвал сомнения у мистера Волнера. А сейчас такое время, когда Драко опасно привлекать к себе министерское внимание. Профессор решил, что это подкуп, и мне пришлось солгать о том, что эти украшения предназначены для аукциона.

— Вот как? — Нарцисса медленно выдохнула, нервно разглаживая платье на талии. — Что ж, тогда я приму их обратно до того времени, пока опасность не минует. Продавать фамильную ценность я не собираюсь, и ты сможешь получить их, когда пожелаешь.

— Не нужно, — снимая серьги, пробормотала Гермиона. Её кожа еще помнила прикосновения Драко, когда он облачал её в этот «подарок». — Я бы не хотела…

Девушка замолчала. Она хотела сказать, что не желала бы иметь при себе хоть одно напоминание о Драко и тех отношениях, которые между ними когда-то были. Гермиона знала, что менее, чем через два месяца, это закончится, и тогда их дороги разойдутся. Гриффиндорка настолько сильно повязла в мыслях о Малфое, что даже забыла о своей миссии. Честно говоря, ей было уже откровенно наплевать на все, что не касалось её чувств. С ужасом девушка понимала: она снова чувствует боль. Заблуждение, в которое она вошла благодаря ласковым прикосновениям слизеринца, раскрылось и мучило её, запуская когти в самое сердце. Драко никогда не принадлежал ей и никогда не смог бы быть ближе, потому что с самого их рождения все было предопределено.

— Ты в порядке? — обеспокоенно прошептала миссис Малфой, забирая из рук девушки серьги.

— Слегка кружится голова, — отстраненно пожала плечами гриффиндорка. — Я постою здесь еще немного.

— Скажи, если станет хуже. Я прикажу приготовить для тебя комнату, — ненавязчиво продолжила миссис Малфой, про себя отмечая, что прекрасно понимает причину состояния девушки. Черт бы побрал эту разговорчивую Паркинсон с её бесполезными амбициями! Хозяйка поместья шагнула к дверям, одержимая идеей немедленно найти Драко. — Мистер Нотт?

Теодор тревожно посмотрел на стоящую у балюстрады девушку. Единого взгляда было достаточно для того, чтобы понять: она подавлена, причем очень сильно.

— Миссис Малфой, — кивнул юноша, наконец проходя на балкон.

— Позаботьтесь о мисс Грейнджер, она нехорошо себя чувствует.

— Разумеется.

Нарцисса нахмурилась, различив в глазах Нотта нежную тревогу. Она спешно покинула балкон и двинулась к залу в надежде поскорее найти сына. Интуиция подсказывала ей, что оставлять Гермиону одну в таком состоянии, да еще и с Теодором, совершенно нельзя.

— Что случилось? — Теодор рывком приблизился к ней, в последний момент отдергивая уже протянутую руку. Сжав зубы, юноша отступил на шаг. Проклятые чары!

— Все хорошо, просто в зале было слегка душно, — улыбнулась Гермиона, заранее зная,

что этому убитому голосу не поверил бы даже самый последний глупец.

— Ты не передумала насчет чар?

Нотт будто знал, куда бить. Гермиона подняла на него затравленный взгляд, а потом, порывисто закусив губу, отвернулась. Сердце билось с утроенной скоростью, а разум вопил: «Избавься от чар, идиотка! Хватит тешить себя иллюзиями!». Волшебница боялась этого внезапно пришедшего понимания, и отчаянно сопротивлялась панике, восставшей в её сердце.

— Волшебные узы не приносят счастья, — тихо продолжил Теодор. — Даже если сейчас тебе кажется, что все в порядке, когда они спадут, ты почувствуешь себя опустошенной и брошенной. Пока это не зашло слишком далеко, пожалуйста… — Нотт обошел девушку и заглянул в её глаза. — Позволь мне помочь тебе. Ты сильная волшебница, но эти чары могут сломать тебя окончательно. Неужели ты пережила мало боли? Прошу, сделай правильный выбор!

— Не дави на меня, — требовательно произнесла Гермиона, сквозь застывшие слезы взглянув на Нотта. — Мне уже больно и страшно, так что, будь добр, не делай еще хуже.

— Прости. Я только пытаюсь помочь.

Они замолчали. Холодный ветер метнул в обнаженную спину девушки холодные потоки, и она зябко поежилась. Теодор, заметив легкую дрожь волшебницы, быстро снял с себя пиджак и накинул на плечи Гермионы. Она благодарно улыбнулась. Стало тепло и уютно, в нос ударил мятный запах одеколона Теодора, и волшебница закрыла глаза. Вот бы всегда чувствовать такое спокойствие и умиротворение!

— Спасибо, что ты поддерживаешь меня. Не знаю, чем заслужила такую честь.

— Ты самая удивительная девушка из всех, что я знаю. Я очень давно наблюдаю за тобой и с каждым днем ты забираешь у меня все больше самообладания и терпения. Если бы ты не была связана чарами с другим, — Нотт искривил губы, и в его глазах блеснула боль. — Я бы уже давно заполучил твое сердце.

— Теодор… — Гермиона почувствовала возмущение, смешанное с диким смущением.

— Если бы ты только позволила, я бы носил тебя на руках и боготворил. Стоит тебе только сказать, Гермиона, и я сделаю всё, что ты пожелаешь. Ты веришь мне?

— Ты застал меня врасплох, — призналась девушка, смущенно улыбаясь.

— Понимаю, — кивнул Теодор. — Хочешь знать, что мне в тебе нравится больше всего?

Гермиона вопросительно вскинула брови.

— Здравомыслие, смелость и большое сердце, — услышав снисходительный смешок, Теодор продолжил:

— Ты очень похожа на мою мать. Она была такой же сильной, независимой и доброй. И, как и ты, она не одобряла идей Лорда, в то время как мой отец их яро поддерживал. Когда встал вопрос о его посвящении в Пожиратели, Волан де Морт поставил жестокое условие: мама тоже должна была принять метку. Выбор был невелик: жизнь в служении Лорду или смерть. Как думаешь, что она выбрала?

Гермиона опустила глаза, нервно поджав губы. Она не хотела провоцировать Теодора на печальные воспоминания.

— Отец убил её собственными руками, — обесцвеченным голосом продолжил Теодор. — Таковым было изощренное условие Лорда.

— Мне жаль, — произнесла Гермиона, чувствуя необходимость сказать хоть что-то.

— Я говорю это не для того, чтобы вызвать твою жалость. Сейчас Пожиратели разгуливают на свободе и уже проникли в Хогвартс. Я не хочу, чтобы ты пострадала так же, как и моя мать. Неизвестно, какой путь выберет Драко, и поэтому тебе стоит держаться подальше.

— Ты не знаешь его!

— Ты тоже, — спокойно заявил Нотт. — Я не утверждаю, что Малфой перекинется на сторону Пожирателей. Я только хочу убедить тебя в том, что ваша связь опасна для вас обоих. Для всех. Если секрет раскроется, Пожиратели завладеют самым опасным средством манипулирования и тебя, и Драко. Подумай сама, ты же умная ведьма!

— Но вдруг что-то пойдет не так? Это антизаклятье против совершенно других артефактов, и мы не знаем…

— Оно либо подействует, либо нет. Решайся, — Нотт выжидающе посмотрел на девушку. В его глазах полыхала невиданная решимость. Еще бы — он мог дотянуться до своей мечты рукой, и момент получения желаемого был неотвратимо близок.

Гермиона отвернулась, сильнее кутаясь в пиджак. Паника разбегалась по венам, вызывая навязчивое чувство тошноты. Мысли безрезультатно скакали от одного факта к другому, в голове вспыхнула сотня сцен. Вот она с Малфоем в его комнате, стоит и почти кожей ощущает изучающий взгляд. Его прикосновения осторожны и нежны, как никогда раньше. Он… господи! Драко Малфой её откровенно клеил! День назад на зельеварении слизеринец помог ей с приготовлением одного сложного зелья. Потом подсел в библиотеке и почти час читал рядом в тишине, пока бедная гриффиндорка от волнения не могла разобрать ни слова.

«Твои родители могут пострадать, если Пожиратели узнают про связь»

«Все закончится, когда чары спадут. Ты будешь одинока и брошена»

«Мистер Волнер подозревает тебя. Что будешь делать, если он узнает про связывающее заклятье? Малфоям конец»

«Помолвка с Пэнси, чувства Теодора…»

«А как же твои чувства, Гермиона?»

— Хорошо, — тихо произнесла волшебница, но тут же понадеялась на то, что Нотт не услышал этого позорного согласия, равноценного предательству и бегству.

— Мы не можем сделать это при всех. Тебе нужно будет увести Драко туда, где нас никто не увидит. Я последую за вами. Останется только взять его за руку, и тогда все будет кончено.

«Все будет кончено»

Гермионе тут же захотелось убежать, найти Драко и попросить его решить за неё эту проблему, однако твердость духа вдруг воспряла, и волшебница серьезно посмотрела на Нотта.

— Ты уверен в том, что не будет последствий?

— Все будет хорошо, — кивнул Теодор и едва сдержался, чтобы не улыбнуться. — Готова?

— Да.

— Что вы тут делаете? — прогремел голос за спиной Нотта, и слизеринец раздраженно закатил глаза. Малфой выглядел взъерошенным и запыхавшимся.

— Ничего, — Гермиона решительно оттолкнулась от перил и покачала головой. Сняв пиджак, она отдала его Теодору. — Можешь показать мне парк за домом? Я очень хочу увидеть его.

— Идем, — Малфой приподнял бровь, внимательно смотря на Нотта. Драко показалось, будто в глазах однокурсника плескалась едва различимая усмешка.

Не привлекая внимания они покинули дом, выйдя через задние двери. Миновав большую застекленную террасу, уставленную различными цветами, молодые люди вышли на мощеную камнем тропинку, ведущую вглубь сада.

— О чем вы разговаривали с Ноттом?

— Он рассказывал мне о своей матери, — Гермиона была готова к этому вопросу, поэтому ответила почти сразу. — Печальная история.

— Да, — выдохнул Драко. — И глупая.

— Ты считаешь смерть безвинного человека глупостью? — возмущенно вскинула брови девушка.

— Это была ненужная смерть. Миссис Нотт просто позволила себя убить, глубоко оскорбленная предательством мужа. Она хотела проверить его любовь на прочность, но к чему это привело? Она покинула Теодора и его отца, оставив после себя только красивую легенду о романтической смерти для своего сына. Отец говорил, мистер Нотт сошел с ума после этого дня, поэтому стал так привержен Темному Лорду.

— Хочешь сказать, миссис Нотт сама виновата в собственной смерти?

— За любовь должны бороться двое. В то время бытовало мнение, что мужчина — почти бог, который видит и знает абсолютно все, а женщина должна молча следовать за ним и соглашаться. Но оступиться может каждый, — Драко коротко посмотрел на Гермиону.

— Мы одинаковы, только женщины больше склонны к драме. Миссис Нотт просто приняла тот выбор, который ей предоставился, и согласилась на смерть из покорности мужу.

— Ты не знаешь всего, так как можешь говорить… — Гермиона почти пылала от ярости.

— Я знаю лишь, что ты привлекаешь Нотта из-за того, что безумно похожа на его покойную мать. Он думает, ты такая же самоотверженная и безбашенная, но ошибается, — Драко улыбнулся, снисходительно смотря на гнев гриффиндорки.

— Неужели? — язвительно фыркнула она, складывая руки на груди.

— Насколько бы ты ни любила, насколько бы ни была преданна — если бы тебе предоставился выбор между смертью и приверженностью Темному Лорду… - Драко прищурился, оценивающе смотря на волшебницу. - Ты бы боролась.

Гермиона захлопнула рот, хотя уже приготовила комментарий, обвиняющий Драко в бездушии и цинизме. Малфой вопросительно смотрел на неё, понимая, что уже победил в этом споре. Засунув руки в карманы, юноша продолжил путь, безразлично осматривая ровно подстриженные деревья и кустарники. Только сейчас девушка заметила, что они зашли глубоко в сад, и свет особняка уже не дотягивается до них, путаясь в молодой листве деревьев. Стрекот сверчков не заглушал биение её сердца, и на секунду Гермиона приложила руку к груди.

— Хочешь увидеть озеро? — предложил Драко, чтобы развеять напряженную тишину.

— Конечно…

В тишине они прошли еще около нескольких минут, в течение которых Гермиона почти умерла от противоречивых мыслей и желаний. Смотря на высокую фигуру слизеринца, она теряла по капле ту уверенность, которую в неё вселил Нотт, но пути назад уже не было.

— Мерлин, какая красота! — восхищенно прошептала девушка, когда перед её глазами блеснула темная вода идеально круглого водоема. Вокруг берегов, словно стена, выстраивались волшебные ивы. Гермиона прекрасно знала, что во всем волшебном мире их осталось всего несколько, однако даже не подозревала, что в Мэноре она встретит столько редких деревьев. Едва двое подошли совсем близко к водоему, ветви ив зашевелились, на листьях загорелись светлячки. Озеро осветил нежный карамельный оттенок, и Гермиона распахнула глаза, будто так могла видеть больше и ярче. — А как попасть туда? — махнув рукой, гриффиндорка нахмурилась. Вырастая словно из воды, в середине озера возвышалась мраморная беседка, украшенная фигурами плачущих банши и увитая плющом.

Драко мягко усмехнулся и щелкнул пальцами. Рядом с берегом послышался тихий шелест воды, а потом к паре плавно подплыла большая белая лодка, украшенная резьбой и позолотой. Смело шагнув в неё, Малфой протянул руку, помогая Гермионе тоже забраться внутрь. Повинуясь волшебству, лодка тронулась с места и медленно поплыла по направлению к беседке. В это же время шелест ветвей волшебных ив начал понемногу преображаться в тихую музыку и пение. Гермиона не уставала вертеть головой, чтобы полюбоваться окружающей обстановкой, а Драко не уставал любоваться волшебницей. В полутьме она казалась еще более таинственной и чарующей; казалось, за тихой загадочностью он может обнаружить неистовство чувств.

— Ты пренебрегла танцем со мной, — рассмеялся Малфой, шагая из лодки в беседку и помогая девушке выбраться.

— Ты меня не приглашал, — в ответ фыркнула она, боязливо оглядываясь. Нотт был где-то неподалеку. Может, он не сможет попасть в них заклятьем на таком расстоянии, и все благополучно закончится?

— Потому что сначала ты куда-то исчезла, а потом я обнаружил тебя в обществе Нотта.

— А мне стоило дожидаться твое величество в одиночестве?

— Речь была прекрасная, — прервал её ерничества Малфой, и Гермиона удивилась, потому что в этот вечер они, казалось, поменялись ролями. Она дерзила, а он пытался разговаривать нормально. Волшебница наивно считала, что подобным тоном ей будет легче выносить вежливость и обходительность Драко, но ошиблась. Теперь она чувствовала вину за грубость.

— Спасибо, — неловко закусив губу, Гермиона прошлась вдоль беседки, однако уже потеряла к ней интерес.

— Потанцуем сейчас?

— А ты не боишься? — Гермиона спрашивала это, когда на её талии уже лежала широкая горячая ладонь, а рука оказалась в плену тонких цепких пальцев. — Прикасаться ко мне…

— Кажется, ответ очевиден, — придвинув её до неприличия близко, тихо ответил Драко, а потом, уловив ритм заведенной ивами песни, плавно шагнул вперед.

— Кто знает… — нервно хихикнула Гермиона, пытаясь совладать с собственным плавящимся сердцем. Глаза Малфоя смотрели на неё убедительно и мягко, поэтому девушке стало стыдно. — Может, из-за танца со мной тебя постигнет страшное проклятье, а потом на белокурой голове твоего безупречного наследника появится темный кудрявый волос. Не страшно?

— Нисколько, — рассмеялся Драко, снисходительно принимая попытки Гермионы его раззадорить. — Мне будет все равно, даже если его волосы будут точной копией твоего кудрявого бедствия, — когда Малфой понял, как это прозвучало, он замолчал и смущенно отвел глаза. Нужно было пошло пошутить. Срочно. — И, к слову, дети появляются не из-за совместного танца. Если захочешь узнать подробности, дай мне знать, и я…

— Я поняла! — почти закричала Гермиона, чувствуя жар собственных щек. Черт возьми, лучше бы она вообще ничего не говорила!

Они танцевали в абсолютном молчании некоторое время.

— Не думаешь, что все это… неправильно? — наконец подала голос девушка, и Драко понял, что это был именно тот вопрос, который мучал её очаровательную головку все время, пока они прогуливались.

— Разве не ты сказала, что прошлое стоит оставить в прошлом? Оно не имеет значения.

— Тогда что вообще имеет значение?

— То, что происходит здесь и сейчас. Внутри нас. Прошлое важно, но его стоит забыть, если оно мешает развитию настоящего. К тому же, наша жизнь слишком коротка и слишком непредсказуема, чтобы тратить её на опасения и предостережения, — Драко замолчал, крепче прижимая к себе дрожащую девушку. — Думай о настоящем, чтобы в будущем не жалеть о прошлом.

Луч света пронзил полумрак закрытого от внешнего мира островка. Ивы замолкли, погасли светлячки. Гермиона не успела даже опомниться, а потом сердце сковало болью.

Когда девушка пришла в себя, то лежала в одной из комнат Мэнора, и первым, что она услышала, был крик Малфоя и резкие ответы Нотта. Все это смешивалось в один пронзительный шум, но Гермионе уже было не до собственных ощущений. Она подняла руку с кольцом и дрожащими пальцами потянулась к нему, чтобы попытаться снять. Металл с легкостью заскользил по коже, и девушка испуганно вскрикнула, привлекая внимание присутствующих.

— Какого черта, Грейнджер?! — тут же ледяной голос обрушился на неё тяжелым грузом. Волшебница зажмурилась от страха.

— Драко, успокойся, — миссис Малфой, хоть и сдерживала сына, была тоже недовольна.

— Это антизаклятье могло убить тебя! Как ты… Как ты согласилась применить его? — голос Малфоя дрожал, и Гермиона закусила губу, чтобы не расплакаться.

— Все получилось. Тебе не стоит обвинять её. Если хочешь что-то сказать — говори мне, — послышался голос Теодора.

— О, Грейнджер, да ты обзавелась секретарем? — язвительно выплюнул Драко, нервно вышагивая по комнате. — Заткнись, Нотт! Ты не имел права применять антизаклятье против моего согласия! Если бы эта магия не была запретной, я бы сделал все, чтобы Визенгамот растоптал тебя, как ничтожную букашку!

— Драко! — еще раз окликнула его миссис Малфой. — Что сделано, то сделано. Как ты себя чувствуешь?

— Все в порядке, — Гермиона села на постели и уткнулась взглядом в пол.

— Отдыхай. Мы оставим тебя. Юноши? — Нарцисса поднялась с места и направилась к выходу. Оба слизеринца нехотя направились за ней, метая друг в друга убийственные взгляды. Последним в комнате остался Малфой. Тяжело посмотрев на девушку и обреченно хмыкнув, он произнес:

— Ты сказала, что веришь мне. Я думал, гриффиндорцы не лгут.

Дверь за ним захлопнулась, и Гермиона, закрыв глаза руками, разрыдалась.

***

— Может, ты расскажешь, что случилось? — Джинни обеспокоенно посмотрела на подругу, опрокинувшую в себя уже четвертый бокал шампанского. — Гермиона!

— Я в порядке, — хрипло ответила она, расфокусированным взглядом скользя по залу. Малфой не показывался, и так, наверное, было лучше для всех.

— И именно поэтому напиваешься, как самая несчастная женщина в мире!

— Если и да… — Гермиона медленно повернула голову к подруге. — Что тогда? Ты поможешь мне? Решишь все проблемы? Вернешь все на круги своя? Джин, пожалуйста, просто оставь меня в покое!

Гермиона схватила с подноса еще один бокал, а потом не слишком твердой походкой направилась вперед. Она не знала, куда идет, задумчиво рассматривая обращенные к ней лица.

Гриффиндорка подумала, что после того, как чары спадут, она ощутит легкость и освобождение. Ни черта. Девушка чувствовала, как отчаяние пропитывает каждую клеточку её тела, а мысли, еще более тяжелые, чем раньше, буквально разламывают черепную коробку. Она обидела Драко. Она так сильно обидела его! Сломила гордость этого невыносимого Малфоя, у которого упертость в венах текла вместо крови! Теперь он её ненавидел, как и раньше, но почему же тогда было так больно и так странно? Она будто лишилась важной части, будто потеряла нечто, приобретенное долгим и упорным трудом. Где слизеринец околачивался сейчас? Может, напивался до потери пульса, а, может, утешался в объятиях Паркинсон? Подумав об этом, Гермиона зажмурилась и чуть не вскрикнула. Комнату потрясла легкая вибрация, и девушка тут же почувствовала слабость. Мэнор успешно поглотил её ничтожный, подлый выброс магии.

— Гермиона…

— Оставь меня в покое, Теодор, ради всего святого! Хотя бы сейчас! — на её крик обернулось несколько человек, и Нотт пораженно отступил.

— Ты пьяна, — констатировал он.

— А еще разбита и уничтожена. И что? — она хмыкнула, с поразительной ловкостью обогнув юношу. — Мы обязательно поговорим, Теодор. Позже. Сейчас я развлекаюсь.

— Гермиона…

— Яблочко! — веселый голос Блейза раздался совсем близко, и Гермиона с легкой улыбкой повернулась к слизеринцу. — У-у-у… Наша отличница познакомилась с алкоголем? Как тебе мир в ярких красках?

— Я не настолько занудна, — вскинула брови Гермиона. — Может, по мне так и не скажешь, но я иногда балуюсь… ммм… маггловским вином.

— Какие откровения! — растянулся в улыбке Блейз, но бросил тревожный взгляд в сторону Нотта. Тот медленно покачал головой, поджав губы. — Не хочешь прогуляться?

— О, ты тоже попытаешься увести меня спать? — Гермиона сделала один большой глоток, а потом закашлялась.

— Ни в коем случае, дорогая, — осторожно взяв её под локоть, Блейз приблизился и убрал с лица девушки мешающую прядь. — Всего-то уведу тебя подальше от любопытных глаз.

— Хорошая идея, — кивнула Гермиона, и Блейз про себя облегченно выдохнул. Он заметил, что некоторые люди уже начали обращать на них внимание.

Медленно они пошли вдоль стены, чтобы не попадаться на глаза слишком любопытным до зрелищ людям. Гермиона все время тяжко вздыхала и с каждой минутой больше обмякала в руках Блейза. Силы постепенно покидали её. Переживания смешались с алкоголем, преобразовавшись в убийственную усталость. Укол в сердце заставил её открыть глаза и непонимающе нахмуриться. Когда Гермиона снова расслабилась и закрыла глаза, укол повторился, а рука Блейза, лежащая на её плече, вдруг начала неприятно жечь кожу.

— Какого черта… — пробормотала Гермиона, обращая взгляд к кольцу. Ей показалось, или оно снова сверкнуло?

— Что, Яблочко, тошнит? — подбадривающе рассмеялся Блейз, не замечая никаких странностей.

— Блейз, — Теодор подскочил к ним с невиданной прытью. — Немедленно уводи её туда, где никого нет. Живо!

— Что? — Забини рассеянно посмотрел на Гермиону, но в эту секунду она отдернулась от него, словно от огня, болезненно вскрикнув.

— Черт, черт, черт! — Нотт схватился за голову. Они находились в нескольких метрах от выхода, зал был полон гостей, а фамильный перстень Малфоев, который девушка почему-то так и не сняла, засиял ослепляющим светом. Когда Блейз попытался снова подхватить вырвавшуюся девушку, она зашипела, а потом согнулась пополам. В животе внезапно начало разрастаться тепло, нагреваясь и будоража. Гермиона с ужасом наблюдала за сиянием кольца, прекрасно понимая, что за чувство испытывает.

Возбуждение.

Драко стоял на выходе из зала, слегка склонившись из-за разрастающегося внутри желания. Он ринулся на поиски Грейнджер, как только кольцо, брошенное им на стол, снова опасно сверкнуло. Малфой был раздражен, потому что перед очередным дерьмом даже не успел напиться. Он был слишком занят мыслями о глупости Грейнджер и пустоте внутри. Паника от потери чего-то дорогого и единственного в своем роде пронзала сердце. Все это время Драко колотила яростная дрожь. Он презирал Грейнджер. Но лишь за то, что она поступила так, не посоветовавшись с ним. Только это заставляло его сидеть на месте, хотя внутри назойливо толкалось желание найти гриффиндорку и очень, очень серьезно с ней поговорить. Возможно, не совсем словами. Слов эта взбалмошная девчонка не понимала. Драко был убежден, что в горизонтальном положении девушки соображают намного лучше.

Когда чары вдруг оповестили о своем скором — даже слишком — возвращении, Малфой сорвался с места, словно ему для этого нужна была всего одна причина. Портрет прадеда подсказал, что Драко следует немедленно вернуть кольцо на прежнее место, если он не желает умереть от разрыва сердца. Драко повиновался, а потом, словно неожиданный удар, его поразило возбуждение. Из теплого, почти ненавязчивого чувства оно превращалось в жгучую неудовлетворенность, и, когда Малфой обнаружил Грейнджер в таком же состоянии, он почти рычал от злости и бессильного желания.

Он смутно помнил, как добрался до Гермионы, как грубо схватил её за руку и потащил к выходу. Она не вырывалась и не кричала, поэтому чужого внимания удалось избежать. В крайнем случае, это могло выглядеть, как обычная любовная ссора. Но Малфой мало задумывался о том, что происходило вокруг. Ему нужно было найти место, где их бы никто не потревожил. Комната леди Элафии почти сразу вспыхнула в воспаленном сознании Драко, и он, превозмогая боль, устремился вверх по лестнице, проклиная состояние Грейнджер и её неуклюжесть. Уже на подходе к третьему этажу девушка остановилась, и, скорчившись от боли, осела на пол. Что-то злобно крикнув, Драко подхватил волшебницу на руки и из последних сил устремился к покоям Элафии.

Малфой влетел в комнату, словно самый страшный смерч. Вопреки злости осторожно опустив девушку на софу, он быстрым шагом вернулся к двери и запер её коротким заклинанием.

— Я говорил тебе, Грейнджер! — прогремел Драко, рывком стягивая пиджак и яростно отбрасывая его в сторону. Пальцы рванули воротник рубашки, и несколько пуговиц отлетело, облегчив юному лорду дыхание. — Я сто раз предупреждал о том, чтобы ты не смела трогать чары! Черт! — приступ навязчивого возбуждения вдруг прервался острой болью в животе. — Теперь эта магия отыграется на нас за то, что мы попытались её разрушить раньше времени!

—Больно, — простонала Гермиона, съежившись на софе и изо всех сил поджав ноги к себе. Острая горячая пульсация внизу живота с бешеной скоростью обращалась в жгучую резь. — Пожалуйста, Драко, сделай что-нибудь… Я не могу к себе прикасаться.

— Я убью тебя! Просто убью, если все-таки найду в себе силы не трахнуть прямо тут! Ты хоть понимаешь, чего требуют чары? Глупая девчонка! Просто идиотка!

Гневную тираду прервал её громкий крик. Боль, которую Драко почувствовал, ощутив страдания Гермионы, заглушила ту, что происходила от чар. Тут же забыв свое негодование, Малфой рванулся к свернувшейся на софе волшебнице. По её щекам, не переставая, катились слезы. Гермиона неосознанно отметила, что эти ощущения были очень похожи на пытку круциатусом. Драко смотрел на скорчившуюся от боли девушку с паническим бессилием. Чувство жалости и отчаяния почти заглушили его собственную боль.

— Сядь, — наконец собранно произнес он, сжав ладони в кулаки. — Пожалуйста, Гермиона! Сядь и расслабь ноги! — отчаянно закричал он, помогая почти не соображающей волшебнице подняться и опереться на спинку дивана. Откинув голову, девушка слегка притихла, когда обе ладони Драко легли на её колени. Не медля, юноша задрал платье и спешно прошелся пальцами по внутренней стороне бедра, осторожно касаясь намокшей ткани. Гермиона судорожно всхлипнула и попыталась сжать колени, однако Малфой, вклинившись между ними, не позволил этого сделать. — Тише, все хорошо, — успокаивающе прошептал он, поднимаясь с колен и наклоняясь для того, чтобы девушка смогла обхватить его шею руками. Подхватив Гермиону под бедра, слизеринец выпрямился и прижал её к себе, чтобы, не дай Мерлин, не уронить во время перемещения. Путь до кровати оказался очень сложным. Запутавшись в занавесках арки и невербально прокляв каждую вещь в этой комнате, Драко все же добрался до пункта назначения и практически скинул обессилевшую волшебницу на постель.

— Иди сюда, скорее… — часто зашептала охмелевшая от возбуждения Гермиона. Она чувствовала, что если не получит новую порцию прикосновений прямо сейчас, то боль незамедлительно вернется.

Решив поддаться секундной слабости, Малфой подался вперед, опрокидывая гриффиндорку на постель и вклиниваясь коленом между её ног. Прическа девушки рассыпалась, и локоны причудливым ореолом окружили её голову. Драко смотрел на её приоткрытые из-за тяжелого дыхания губы и пытался уговорить себя не нырять в омут с головой. Из них двоих хоть у кого-то должен был оставаться рассудок.

— Я попытаюсь сделать кое-что, — собранно начал он, пальцами оглаживая лицо разомлевшей гриффиндорки. Боль отступила, и девушка почувствовала такое блаженство, будто все её тело окружала мягкость и ласка. Гладкое покрывало приятно холодило кожу, и Гермиона поерзала, подчиняясь несколько детскому желанию ощутить приятное трение. — Только расслабься, — Драко медленно осмотрел её тело, и, замерев, ладонью скользнул на бедро. Платье задралось, и Гермиона призывно выгнулась в пояснице, провоцируя юношу на тихое ругательство. Она словно специально испытывала его самообладание на прочность. Решив, что лучше уж он не будет смотреть на неё вовсе, Драко отвернулся, продолжая действовать наощупь. Его пальцы опалили горячую кожу внутренней стороны бедра, а потом, на несколько секунд застыв в нерешительности, ладонь слизеринца легла поверх трусиков Гермионы. Девушка распахнула глаза и затуманенным взглядом посмотрела на профиль Малфоя. Он отчаянно сопротивлялся желанию еще раз взглянуть на хрупкое тело, раскинувшееся под ним, но мужественно крепился, закусывая губу.

— Боль прошла? — шепотом спросил Малфой, осторожно поглаживая девушку сквозь тонкую ткань.

— Да, утихла, — выдохнула Гермиона, откидывая голову. — Только не останавливайся.

— О, просто замолчи! — Драко мученически закатил глаза и, наконец посмотрев на волшебницу, нервно выдохнул. Она казалась такой маленькой, такой хрупкой посреди этих белоснежных простыней. С зажмуренными глазами и сжатыми в кулаках руками она была пугливой девочкой, трепещущей от одного лишь упоминания о близости с мужчиной, но не Героиней войны, не девушкой со стальной выдержкой. — Грейнджер, ты такая красивая… — слизеринец резко склонился и припал губами к шее волшебницы. Мокрые, сбивчивые поцелуи клеймили кожу с высыпавшими на ней мурашками, Гермиона дышала все громче, пока наконец не издала слабый стон. Пальцы Малфоя скользнули под белье, тут же погружаясь между влажных складок. Гермиона вскинула руки и порывисто обхватила ими шею Драко, прижимая к себе еще ближе. Её тонкие пальцы быстро скользнули в светлые волосы и слегка оттянули их. Когда девушка, пересилив себя, открыла глаза, ей пришлось столкнуться с потемневшим от возбуждения взглядом. Губы Малфоя манили влажным блеском, и Гермиона потянулась вперед, чтобы утолить возникшее желание.

— Нет, не сейчас, — Драко опередил её, оставляя быстрый поцелуй под мочкой уха. — Ты пьяна и совершенно не соображаешь.

Девушка обиженно нахмурилась, однако уже через секунду забыла обо всем. Пальцы Малфоя скользнули к самой чувствительной точке и слегка надавили на неё. Гермиона вскрикнула, словно её ударило током, а потом до боли закусила губу.

— Мерлин, как соблазнительно ты стонешь! Если бы только представляла, Грейнджер, как сводишь меня с ума… — ладонью Драко скользнул под платье девушки, с трудом пробираясь к её груди. — Можешь… — его пронзила сладкая судорога, когда девушка чувственно выдохнула, ощущая настойчивое прикосновение к собственной груди. — Можешь прикоснуться ко мне?

— Я не уверена, что умею делать это правильно, — приподнимаясь на локтях, ответила девушка. Драко хмыкнул, потому что был удивлен. Несмотря на бешеное возбуждение и легкое опьянение, Грейнджер все же сумела внести сюда свой шарм книжного червя, которому необходимо все знать и уметь.

— Я тебя научу, — прошептал ей на ухо слизеринец, помогая подняться. Когда его ласковые пальцы ускользнули, Гермиона не сдержала разочарованного вздоха и заслужила тихий смех Малфоя. — Дай мне свою руку.

Гермиона несмело протянула ему ладонь, и Драко, мягко перехватив запястье девушки, прижал её руку к своей груди. Волшебница ощутила легкую дрожь, и, подняв вторую руку, осторожно взялась за воротник рубашки. Малфой внимательно наблюдал за действиями гриффиндорки, боясь пошевелиться или сказать что-то неправильно, чтобы не спугнуть её. Тем временем Гермиона, преодолевая дрожь в руках, расправлялась уже с четвертой пуговицей. Понемногу открывающийся вид на бледный торс юноши приводил её в волнительный трепет. Расстегнув последнюю пуговицу и распахнув рубашку, девушка жадным взглядом прошлась по рельефному животу и руками тут же повторила увиденное. Драко запрокинул голову и задержал дыхание, ощущая, как мучительно медленно её ладонь скользит от груди к животу. Пальцы очерчивали каждую впадинку, слегка щекоча. Слизеринцу было настолько приятно, что он на секунду задумался о том, откуда у Гермионы такие навыки в соблазнении. Имя Уизли вспыхнуло в голове неприятным пожаром, и Драко, внезапно разозлившись, грубо перехватил руку волшебницы и отвел её. Гриффиндорка испуганно замерла, лихорадочно размышляя о том, что сделала не так. С Роном у них никогда не было столь чувственных ласк. Уизли почти всегда сразу залезал к ней в трусы, не интересуясь тем, готова ли Гермиона к близости морально и физически. Наверное, именно поэтому между ними ничего так и не произошло.

— Что? — настороженно прошептала Гермиона. — Я сделала что-то не так? Я же говорила, у меня совершенно нет опыта, и… — заливаясь краской, сбивчиво объяснялась девушка, а Драко думал о том, какой он придурок. Было очевидно, что способности волшебницы казались ему невероятными совсем не из-за наличия опыта.

— Прости, — примирительно выдохнул он и медленно поцеловал её дрожащую ладонь. — Все превосходно.

Накрыв руку девушки своей, он снова прижал её к своему животу, а потом медленно повел ниже, пристально наблюдая за реакцией Гермионы. Она стыдливо отвела глаза, но руки так и не отдернула.

— Посмотри на меня, — требовательно произнес он, поворачивая лицо гриффиндорки к себе за подбородок. В этот же момент ладонь Гермионы легла на возбужденную плоть юноши. Оба они замерли. — Чувствуешь, как мне это нравится?

Девушка прикрыла глаза, медленно выдыхая, а потом снова открыла их. Её неловкие пальцы потянулись к ширинке, но Драко остановил волшебницу, самостоятельно расправляясь с застежкой. Одной рукой продолжая направлять девушку, другой он пододвинул её ближе и снова скользнул под белье. Гермиона всхлипнула, неосторожно сжав руку. Драко зашипел, предостерегающе цокнув языком, и волшебница виновато закусила губу.

— Если не хочешь, — зачем-то начал Драко, прекрасно понимая, что просто погибнет, если не получит разрядки. Он и сам не мог объяснить, почему испытывал такую неуверенность. Гермиона была не такой, как остальные девушки. Драко боялся прикасаться к ней — складывалось такое ощущение, что он обращал в прах величайшую ценность. Однако куда больше смелости оказалось в самой волшебнице. Резко выдохнув и отчаянно решившись на следующий шаг, Гермиона скользнула под резинку боксеров и прикоснулась к члену. По телу прошла дрожь, выступившая ярким румянцем на щеках. — О, Мерлин, да… — прошептал Драко почти в ухо девушке и уткнулся носом в изгиб её шеи. Пальцы юноши с новой силой заскользили между влажных половых губ, задевая самые чувствительные места. Поддавшись наслаждению, девушка почти забылась, уйдя в плен собственных ощущений, однако когда палец Драко попытался проникнуть внутрь, дернулась и словно очнулась.

— Нет, я еще не… — она заправила прядь за ухо, стыдливо пряча глаза.

— В чем дело? — мягко спросил он, легко целуя её шею и снова смотря в глаза.

— Не была близка… ни с кем.

— Правда? — Драко распахнул глаза, восхищенно наблюдая за тем, как отчаянно краснеет гриффиндорка.

— Рон пытался несколько раз, но… — повела плечами она, но Драко снова начал двигать пальцами.

— Не хочу ничего слышать про Уизли. Ты сейчас со мной, — он еще раз властно поцеловал её подбородок и, не сдержавшись, все-таки улыбнулся. Он часто думал о том, спала ли гриффиндорка с Рональдом или нет, и этот вопрос неприятно волновал Малфоя. Хотя он всегда отшучивался о том, что рыжий недоумок слишком туп и неуклюж, их отношения с Браун доказывали, что гриффиндорец все-таки имел яйца. — Давай, милая.

Драко надавил на её ладонь, заставив обхватить ствол пальцами. Нескольких секунд хватило, чтобы Гермиона успела сосредоточиться и понять, что от неё требуется. Сжав ладонь, она медленно провела ею вниз и вверх, искоса наблюдая за выражением лица Малфоя. Юноша прикрыл глаза, блаженно закусив нижнюю губу. Он и представить себе не мог, что мастурбация способна принести столько невероятных ощущений. Не забывая стимулировать пальцами чувствительные места Гермионы, Драко склонился над шеей волшебницы, и, слегка сжав горло пальцами, медленно приблизился к нежной коже и несильно прикусил её. Девушка тихо вскрикнула и выгнулась навстречу, одновременно ускоряя движения собственной руки.

— Сладкая… — выстонал Драко, языком обозначив место укуса. — Ты такая сладкая, Гермиона… — не удержавшись, он приник к коже и оставил на ней багровеющее пятнышко.

Никогда еще волшебница не чувствовала себя такой желанной и такой счастливой. Странным было все: и та ситуация, в которой она оказалась, и те мысли, которые почему-то витали в её голове. По-хорошему, происходящее должно было вызывать сопротивление в её душе, однако Гермиона вряд ли могла сказать, что чем-то недовольна. Ей нравилась уверенная властность Драко, нравились его прикосновения, его хриплый голос, ласкающий слух. Сбитое дыхание двух человек тревожило тишину душной комнаты, свечи мерцали приглушенным светом, дрожа и вспыхивая. Свободной рукой Гермиона скользнула по обнаженной груди и плечу Драко, а потом её пальцы впились куда-то в область его правой лопатки. Движения рук ускорялись, становились интенсивнее. Гермиона почти кончила, когда услышала тихий стон, сорвавшийся с губ Малфоя. Он был так красив, так привлекателен в своем наслаждении, что девушка не могла отвести от него взгляда.

— Драко! — простонала Гермиона, чувствуя, как внутри все сокращается бешеными темпами, и удовольствие — яркое и сильное — накрывает её с головой.

— Еще немного, — он положил руку поверх её застывшей ладони, помогая двигаться. Пару раз усиленно толкнувшись в её руку, Драко протяжно выдохнул и откинулся на спину, увлекая девушку за собой.

Тяжело дыша и смотря в потолок, оба думали о том, как прекрасно освобождение от кары чар, которое они только что пережили. Однако смотреть друг другу в глаза было тоже страшно. Драко сжимал ладонь волшебницы в своей и осторожно прислушивался к её дыханию. Тихий всхлип врезался в сознание слизеринца, неприятно сковывая сердце.

— Не нужно, — Драко, перевернувшись на бок, посмотрел на закрывшую лицо руками волшебницу. — Если тебе было так противно, просто считай, что это было жизненно необходимо. Если бы мы не…

— Нет, — прервала его Гермиона. — Можешь смеяться надо мной, но это было… прекрасно.

— Тогда почему ты плачешь? — осторожно убрав руки от её лица, Драко стер слезы костяшками пальцев.

— Я ненавижу себя. Так глупо согласилась устранить чары, а потом заставила страдать от последствий не только себя, но и тебя!

— Прекрати, — твердо сказал он, приподнимаясь на локте и нависая над девушкой.

— И тебе пришлось…

— Замолчи, Грейнджер, — раздраженно нахмурившись, Драко щелкнул девушку по лбу. — Если бы знал, насколько расплата будет… — Малфой растянулся в довольной улыбке, пальцами перебирая темные пряди, — впечатляющей, я бы даже не кричал на тебя. Мне стоит извиниться за несдержанность.

— И ты сделал то, что, возможно, было для тебя глубоко неприятно и…

Её слова потерялись в изгибах его теплых губ. Драко замер, удовлетворенно оценивая результат. Грейнджер наконец-то заткнулась. Распахнутые глаза дрогнули, а потом медленно закрылись. Следовало требовательное движение губ, и Малфой улыбнулся сквозь поцелуй. Коснувшись кончика носа девушки своим, Драко навис над ней и обнял за талию, прижимая ближе.

Когда настоящий, страстный и глубокий поцелуй обрушился на неё со всей своей силой и разрушительной мощью, Гермиона капитулировала перед собственными чувствами, и, порывисто обняв слизеринца за шею, ответила ему со всей искренностью, на которую только была способна.

Комментарий к 15. Расплата

Ребята, я буквально выжата морально и физически…

24 страницы

Первый раз за всю историю моего фикрайтерства я пишу настолько большую главу. Что ж, пусть это будет знаком профессиального роста.

Я жду от вас больших и интересных комментариев, потому что закинула в эту главу очень много интересных (и,надеюсь, глубоких) мыслей.

Пожалуйста, подарите мне немного своих ощущений и мыслей

Почти все свои я оставила в этой главе)

Спасибо за внимание, ожидание и преданность♥

P.S. Кто еще не оценил новую обложку (уже вторую), бегом смотреть! (ссылка есть в шапке)

========== 16. Утешение ==========

я сгораю в Геенне от жадности:

не допить, не добраться до дна

я вином упивался без надобности:

твои губы хмельнее вина.

— Чудесная ночь, — низкий голос раздался в полуметре от невысокой крупной фигуры, застывшей в нише между колоннами Малфой-мэнора. Прохладный ночной воздух всколыхнулся, нечто невидимое окружило две фигуры звуконепроницаемым куполом.

— Ты прав, — слегка хриплый голос звучал насмешливо. — Чудесная для начала сотворения нового мира. Все идет по плану?

— Разумеется. Макгонагалл постаралась на славу…

Злобный, бесчеловечный мужской смех ударился о стенки звуконепроницаемого купола.

— Не думал, что она так легко попадется на нашу уловку, — в голосе опершегося на колонну человека звучало искреннее удивление.

— Нельзя расслабляться. Доля правды в видениях пророчицы все же есть. Гермиона Грейнджер является ключом к победе Пожирателей и самой большой помехой. Нам стоит взять все в свои руки, если не хотим продолжить её благотворное влияние на юного Малфоя.

— Так почему мы не оставили все, как есть? Мальчишка мог прийти в наши руки сам.

— Направить во тьму окончательно его может только Гермиона Грейнджер. В тех пророчествах, где она отсутствовала, Малфой так и не попал в наши руки. Он может стать новым Лордом только в одном случае — если познает её предательство.

— Почему грязнокровка? Нельзя было подсунуть ему какую-нибудь чистокровную девицу, которой мы могли бы управлять? — прошипел некто, шумно вдыхая воздух. В его манере говорить явно прослеживалась нервозность.

— Я не знаю точно, но догадываюсь, что это именно из-за её происхождения и нынешнего положения. Она Героиня войны. Единственная, кто может его спасти, и единственная, кто может его уничтожить.

— Почему?

— Нити судьбы сплетаются порой в причудливые узоры… — задумчиво протянул человек, лицо которого было скрыто в ночи, и, по-видимому, улыбнулся. — Малфой может быть рядом с мисс Грейнджер только в двух случаях: если примет её позицию и научится жить в мире, за который она сражалась, или, приняв отказ, создаст новый, в котором правила будет диктовать он сам. Завоевание женщины после покорения мира — сущий пустяк.

— Но что, если он все-таки прогнется под её влиянием? Я видел юнца на сегодняшнем приеме, и могу заверить, что он совершенно расклеился. Да он чуть не краснеет при виде грязнокровной девицы!

— Все идет по плану. Он привязался к девушке после того, как она спасла миссис Малфой. Дети такие смешные! — темный силуэт покачал головой, скрипуче рассмеявшись. — Действительно думали, что сами справились с добычей Иезуитова камня. Если бы не наши связи в Управлении реликвиями… Это романтичное приключение в Египте не могло не повлиять на их отношения. Но скоро Малфою будет не до томных переглядываний. Дурная весть выбьет из него весь оптимизм, и тогда… — голос замер в торжественном предвкушении. — Тебе нужно будет сделать все, чтобы Драко узнал об истинной причине привязанности нашей Героини. Это будет легко, потому что он будет разбит почти до конца. Грейнджер потеряет доверие, и его единственная связь с миром оборвется. Больше ему некуда будет идти…

— Не думаешь, что «весть» вызовет у мальчишки ненависть к Пожирателям? Этот рисковый ход может возыметь обратный эффект.

— Вряд ли наше дело можно отнести к тем, в которых отсутствует опасность риска. Но все выверено. Мы лишь попытаемся помочь… — насмешливо прошипел голос. — Авроры сделают всю остальную работу. Юному Лорду не за что будет нас винить.

Тихий смешок поставил жирную точку в тайном разговоре под стенами отстраненного от происходящего Мэнора. Казалось, особняк замер, наслаждаясь таким долгожданным, но таким краткосрочным временем мира и покоя.

***

Гермиона открыла глаза и, увидев незнакомую обстановку, тут же села. Тело незамедлительно отреагировало на резкое движение. Голову пронзила острая боль, а в мышцах почувствовалась свинцовая тяжесть. Зажмурившись, девушка приложила ладонь ко лбу и медленно опустилась обратно на подушки.

— Нехорошо так напиваться, Грейнджер, — насмешливый голос раздался откуда-то издалека, и девушка нехотя разлепила глаза.

— Почему… — Гермиона открыла рот, чтобы задать логичный на первый взгляд вопрос, однако мозг, отошедший от томительной ломоты, тут же предоставил ей воспоминания прошлой ночи. — О господи…

— И не говори, — Драко продолжал улыбаться, хотя и сам чувствовал сумасшедшую неловкость. Однако на переосмысление случившегося у него был целый час, так что слизеринец успел морально подготовиться к пробуждению Грейнджер. — Выпей это. Должно помочь.

Гермиона, опустив глаза, приняла из рук юноши фарфоровую чашку с теплой приятно пахнущей жидкостью. Отвар был похож на чай, однако, сделав всего глоток, волшебница почувствовала, как через её тело проходит тепло, освобождая от боли.

— Спасибо, — хрипло поблагодарила она. — Сколько… времени?

— Уже полдень.

Гермиона смешно качнула головой и замолкла. О чем, черт возьми, еще ей нужно было говорить? О погоде? Малфой совершенно точно не сводил с неё взгляда.

— Я должна извиниться, — наконец тяжело начала она. — За то, что принесла такие неудобства.

— Да, — недовольно поддержал Драко. — Не думал, что Нотт оказывает на тебя настолько сильное влияние.

Малфой хотел высказать Гермионе много всего и даже подготовил целую речь, насыщенную крепкими выражениями, но, увидев её заспанные виноватые глаза, отчего-то забыл все слова, а придумывать новые не захотел.

— Он говорил правильные вещи, и эта помолвка… — Гермиона замолчала значительно позже, чем следовало бы.

— Какая помолвка? — он нахмурился, подсаживаясь ближе. — Грейнджер, смотри на меня и отвечай.

Честно говоря, порой девушка чувствовала себя в обществе Драко как на допросе с пристрастием. Он постоянно заставлял её не прерывать зрительный контакт, будто это что-то меняло в их общении. С мысленным проклятьем Гермиона призналась в том, что все-таки меняло. Когда Малфой смотрел ей в глаза, девушка волшебным образом теряла способность врать.

— Это не важно. Я совершила большую глупость, понадеявшись на сомнительное антизаклятье.

— Так невыносима связь со мной? — Малфой нахмурился, ожидая ответа. Он уже ступил на эту тропу, и, если бы Грейнджер сказала о том, что хотела бы разрушить чары, слизеринец умер бы от позора. Слишком легкомысленно он влез в эти неправильные, но такие приятные чувства к когда-то раздражающей девчонке. Гермиона Грейнджер вечно будила в нем ощущение свободы от прошлого, общественного мнения и гнета собственных мыслей. С ней он словно переносился на много лет назад, когда было просто даже то, что казалось сложным. Безоблачное детство. Благополучное взросление.

В конце концов, глупо было не признавать: он ревнует её к Нотту. Стыдное заявление для любого из Малфоев, но это было так. Драко почти всегда доставалось все самое лучшее без какого-либо усилия с его стороны. И когда слизеринец увидел, как предмет его привязанности смущается при виде другого, что-то внутри него почти на подсознательном уровне забило тревогу. Инстинкт собственничества разыгрался не на шутку.

— Она слегка осложняет существование, — уклончиво ответила Гермиона. — Связь может стать нашей ахиллесовой пятой в борьбе с Пожирателями.

— Так же, как и сделать нас сильнее, — Драко смаковал это «мы» с особенным удовольствием, замечая, что Гермиона действительно считает, будто они являются одной командой. Такие мысли грели обычно ледяное сердце слизеринца, но и страха они приносили достаточно. Драко чувствовал, что он медленно катился по большому склону вниз, даже не пытаясь уцепиться за края обрыва. Но это была не та пропасть, в которую он скатывался раньше.

— Возможно, — наконец улыбнулась Гермиона, но, словив чересчур внимательный взгляд Драко, тут же отвернулась и покраснела.

Затянулось сладко-тягучее молчание. Оба размышляли совсем не о чарах или промашке Теодора. Вчерашняя ночь изменила их отношения, и отрицать это было глупо. Но начать обсуждение такой щепетильной темы они не решались. Гермиона подумала, что это, возможно, хорошо.

Стук в дверь прервал тяжелые размышления и уютную тишину. Драко нахмурился и поднялся с кровати. Девушка, быстро накинув на себя покрывало, тоже спустилась с постели и направилась вслед за слизеринцем. Когда дверь открылась, на пороге они увидели дрожащего Линка. Он лихорадочно перебирал маленькими ручками, его губы дрожали, а глаза были наполнены крупными слезами.

— Господин, — начал он, но всхлипнул. — Требуется ваше присутствие. Хозяйка упала без чувств…

— Почему? — Драко тут же принялся застегивать рубашку, тревожно взглянув на Гермиону. Она, поплотнее завернувшись в покрывало, внимательно уставилась на Линка. Внутри рождалось неприятное предчувствие. Волшебница была абсолютно уверена в том, что случилось нечто страшное, но в то же время отчаянно не хотела об этом слышать. Сладких минут спокойствия минуло так мало, что Гермиона позволила себе эгоистично пожалеть об их скоротечности.

— Линк не имеет права говорить господину. Пожалуйста, следуйте за мной, — эльф обессиленно опустил руки и еще раз шмыгнул.

Драко, не раздумывая, рванул вслед за домовиком, но рука Гермионы, скользнувшая в его ладонь, остановила порыв. Малфой внимательно посмотрел на пальцы волшебницы, обвившие его руку, а потом на неё саму. Девушка могла поклясться, что в этом взгляде была благодарность. Её сердце содрогнулось в приятном спазме, и Гермиона уверенно пошла вперед, плечом ощущая тепло Драко. Такой сильной она себя еще никогда не чувствовала.

Малфой на несколько секунд даже забыл о неприятном известии, полностью сконцентрировавшись на своих ощущениях. Впервые за долгое время он чувствовал себя по-настоящему дома. Стены Мэнора больше не давили на него своим неприступным величием, напротив — Драко чувствовал себя куда выше и мощнее их, он словно преобразился в могучего великана, которому все по плечу. Удивительно, думал он, что может сделать маленькая хрупкая женщина своим искренним участием.

И все же по мере приближения к комнате миссис Малфой Драко все больше ощущал это сосущее предчувствие чего-то дурного. В отличие от Гермионы, реакция домовика нисколько не удивила юного Малфоя. Он знал, что эльфы всегда были расположены к излишней экспрессии, поэтому не позволял себе паниковать. Они добрались до комнаты миссис Малфой совсем скоро, и у дверей наткнулись на Блейза. Тот заметил сплетение рук бывших врагов и даже позволил себе несмело улыбнуться. Но в глазах слизеринца был неподдельный испуг, и это стало последним тревожным знаком.

— Грейнджер, тебе лучше остаться здесь, — тихо проговорил Забини, слегка склонив голову.

— Почему? Что случилось? — Гермиона передернула плечами, вопросительно смотря на Драко, но он, словно поняв что-то по взгляду слизеринца, мягко отпустил руку девушки и уверенно кивнул ей. Волшебница слегка расстроилась, отступая, и кинула обиженный взгляд на мулата. Он покачал головой, плотно сжимая губы. Гермиона не понимала, что происходит, но все внутри покрылось коркой льда, и она замерла. В голове пронеслась тысяча мыслей, одна сменяя другую. Все они были исключительно плохими. Дверь за Драко захлопнулась.

— Ты скажешь мне? — осторожно поинтересовалась Гермиона, на всякий случай опираясь плечом на колонну.

— Из Азкабана был совершен побег. Сбежали пятеро бывших Пожирателей, — тяжело начал Забини, и, не выдержав испытующего взгляда Гермионы, отвернулся. — В том числе Малфой и Нотт.

— Их нашли?

— Только Люциуса, — ответил слизеринец, но в его голосе не было и толики облегчения.

— Тогда почему… — Гермиона не хотела задавать этот вопрос, но он рвался из груди. — Почему миссис Малфой упала в обморок?

— Поскольку это была вторая попытка, — длинные ресницы Блейза опустились вниз, а потом он зажмурился. — Авроры пошли на крайние меры.

— О, Мерлин… — неверяще прошептала Гермиона, а потом в бессилии оперлась спиной о стену. — Я должна…

— Нет, — Забини преградил дорогу было рванувшей к двери Грейнджер. — Они поговорят вдвоем.

Дверь не пропускала ни единого звука. Драко, осторожно ступая по мягкому ворсу, приблизился к кровати и взглянул на мать. Её веки трепетали, а на лбу выступила испарина. Когда юноша подошел совсем близко и опустился на кровать, Нарцисса вздрогнула и открыла глаза. Внутри Малфоя все оборвалось. Глаза матери были наполнены слезами и смотрели на него почти неосознанно.

— Люциус… — она протянула к нему руку, едва сдерживая рвущийся плач. — Он мертв.

— Что? — Драко показалось, будто он перестал понимать язык вообще. Слова, произнесенные матерью, были настолько абсурдными, что даже не проникли в сознание юноши.

— От него не осталось и пряди волос, — болезненно кривя губы, прошептала женщина, сжимая в кулаках покрывало. — Они испепелили его, а останки канули в море. Меня лишили возможности похоронить собственного мужа. Я даже не могу прикоснуться к нему в последний раз, не могу попрощаться! — отдышавшись, Нарцисса снова набрала в грудь ядовитого, щиплющего внутренности воздуха. — Я ненавижу их всех! Будьте вы прокляты! Слышите? Будьте прокляты! — вскинув глаза к потолку, закричала Нарцисса, а потом обессиленно обмякла, задыхаясь в рыданиях. — Почему все остальные живы, а он мертв? Почему? Почему, Драко? Почему он мертв? — закрыв глаза и мотая головой, шептала она. — Неужели мы мало страдали, сынок? Чем я заслужила такое?

Драко поднялся на негнущихся ногах и отшатнулся от постели матери, неверяще смотря на неё. Он все ждал, пока она улыбнется и скажет, что все это — жестокая шутка, хотя Нарцисса никогда не шутила такими вещами. Мозг отказывался воспринимать услышанную информацию, и юноша молча отошел в сторону, обессиленно опускаясь в глубокое кресло. Невидящим взглядом упершись в кровать с рыдающей на ней матерью, он почти чувствовал, как та бездна, из которой он так упорно выбирался, затягивает его с новой, утроенной силой. Свет, до которого он мог дотянуться рукой всего несколько минут назад, померк, оставив его в кромешной и до тошноты знакомой темноте.

Драко выбежал из комнаты, и, наткнувшись на обеспокоенные взгляды Блейза и Грейнджер, ответил на них искривленной гримасой боли. Нечто в нем плескалось ледяным пламенем, обжигая и подавляя. Стены просторного Мэнора начали надвигаться со всех сторон, будто пытаясь раздавить юного Малфоя. Все вокруг закружилось, в ногах почувствовалась слабость. Но Драко стремительно шагал вперед, будто знал, куда намерен прийти. В голове юноши не было ничего и все сразу. Слова матери снова и снова вспыхивали в его голове, а потом какие-то отстраненные мысли перекрывали их, спасая истерзанное сознание от эмоционального шока.

Он влетел в кабинет отца так же неожиданно, как в детстве, и деловая атмосфера всколыхнулась. Крошечные пылинки взвились в воздух, а потом начали снова оседать на мебель и лакированные деревянные поверхности. Драко медленно осмотрел широкий резной стол из черного дерева, кресло с высокой спинкой, обитое кожей, большой портрет первого из Малфоев и забитые книгами и дряхлыми папками стеллажи. Все это, казалось, застыло и не менялось вот уже много лет. Драко помнил, как в детстве его манил кабинет отца. Из этой комнаты веяло серьезностью и взрослым парфюмом, иногда смешанным с терпким запахом коньяка. Мальчиком Малфой часто проводил здесь свободное время, однако он прекрасно помнил условие: в этих стенах он должен был либо учиться, либо слушать отца, который иногда говорил совершенно непонятным языком про активы, банки и недвижимость. Но Драко слушал, представляя, как он, когда вырастет, тоже будет сидеть на этом восхитительном «троне» с ужасно серьезным лицом и поучать своего сына. Да, розовые мечты юного Малфоя порой отдавали запахом денег и власти.

«Вот теперь твоя мечта исполнилась, Драко», — сказало ему подсознание каким-то горько-надменным голосом. «Ты владелец каждой вещи в этой комнате и каждой проблемы твоего рода. Как тебе, а? Чувствуешь гордость?»

Малфой зажмурился и опустил голову, медленно облокачиваясь на спинку софы. Когда ему было семь, он уснул прямо тут, утомившись от чтения, и в семейном альбоме хранилась колдография с этим моментом. Нарцисса обожала вспоминать об этом, хотя старший Малфой затрагивал этот случай крайне неохотно. Он сказал тогда, что Драко предстоит научиться преодолевать свои прихоти, если он не желает, разумеется, проспать все свое состояние. Юноша горько усмехнулся, пальцами проводя по изгибам софы. Драгоценные воспоминания. Вот чем был так важен кабинет.

Взгляд волшебника переместился к небольшому столику между двух высоких окон. Как сейчас он помнил тот вечер после очередного приема. Летом перед поступлением в Хогвартс Драко исполнилось одиннадцать. Отец впервые впустил его в кабинет, когда там собрались все приглашенные мужчины, чтобы обсудить деловые вопросы. Малфой чувствовал себя скованно и пугался каждого брошенного на него взгляда. Друзья отца смотрели на юного лорда с насмешливым снисхождением. Когда разговор зашел о детях, один из джентльменов заметил:

«Мой сын тоже поступает в Хогвартс в этом году, и знает почти все заклинания, которые предлагаются для изучения на первом году обучения. Разумеется, он ещё не пользуется палочкой, но в теории, уверяю вас, превзойдет любого из своих однокурсников. Я счастлив, что имею достойного наследника»

Комнату разразил одобряющий смех и гул, и Люциус с легкой улыбкой посмотрел на пугливо озирающегося Драко.

«Это чудесно, сэр. Но, возможно, я знаю лишь одного мальчика, который сможет составить конкуренцию не только вашему сыну, но и всему первому курсу. Мой сын перенял лучшие качества Малфоев и Блэков, его уровень знаний превосходит второй, и, пожалуй, третий курсы обучения в школе. Я считаю, что в магии чрезвычайно важна практика, поэтому Драко изредка тренируется с палочкой. Продемонстрируешь?»

Руки мальчика дрожали, когда он принимал палочку из рук отца. Взгляды представительных, и, наверное, чрезмерно важных взрослых людей были устремлены на него. Пересохшими от волнения губами Драко прошептал заклятье, которому его научил отец, и струя воды, волшебной змеей вырвавшаяся из палочки, зависла в воздухе, принимая форму герба Малфоев.

Те аплодисменты мальчик запомнил на всю жизнь. Исполненный гордостью, взгляд отца был подобен золотой медали, которую Драко охотно принял. В тот вечер перед сном Малфой услышал, как отец расхваливает его способности жене, не забывая упоминать глупое выражение лица хвастливого мистера. Драко тогда не понимал, что Люциус поступал почти так же, как и тот мужчина, но его детское сердце было абсолютно восхищено.

Малфой быстро отвернулся, понимая, что его дыхание сбивается. Медленно в защищенное от неожиданных всплесков эмоций сознание проползало понимание. Драко мотал головой и щипал кожу на запястье, но мысли безжалостно заявляли: Люциус мертв. Авроры поймали его и убили, не оставив и клочка одежды. Останки отца лежали на дне моря в вечном холоде и одиночестве. Издав отчаянный крик боли, он вскочил с места и метнулся к столу, сметая с него аккуратные стопки листов, которые отец оставил «до возвращения». Драко до сих пор помнил, каким печальным взглядом отец обвел кабинет перед последним судом. Он словно не надеялся, что вернется сюда или, может быть, знал наверняка. Легче от этого не становилось.

Опершись руками на стол, Драко зашелся в тяжелом дыхании. Каждая клеточка в его теле горела, предвещая агонию. Гнев, захвативший разум, призывал к разрушению, но оцепенение ужаса не давало сделать и шага. Тяжелые, непривычные, противные и недостойные Малфоя слезы подступили к глазам, ком в горле разросся до размера булыжника.

Министерство сделало свое дело. Они все-таки избавились от Люциуса. Почему же других сбежавших не убивали? Не испепеляли, обрекая на позорную смерть предателя и труса? В представлении Драко герб Малфоев, заляпанный безвинной кровью, измазанный в саже войны и черной вязи предательства, рассыпался в прах. Раньше юный лорд еще надеялся очистить его и заставить снова сиять, но теперь все было бессмысленно. Своей смертью Люциус проклял всех Малфоев на сотню поколений вперед.

И все же, несмотря на эгоизм, тщеславие, лицемерие и порой малодушие, Люциус был его отцом. Человеком, который вырастил из Драко того, кем он сейчас являлся. Первым и единственным примером для подражания. Мужчиной, составляющим счастье его матери. И как она только не умерла, едва услышав о смерти мужа? Драко удивлялся, насколько преданным может быть сердце женщины. Не раз унижаемая, почти безголосая, Нарцисса продолжала любить его отца вопреки всему, что он делал с ней и их семьей. Люциус Малфой не заслуживал той смерти, которая его настигла настолько внезапно. Без гроба, даже самых простых похорон и скорбных прощаний, наследник древнейшего рода канул в презренное забвение. Драко подумал о прелести того, что мертвые не могут думать, ведь что бы ощутил Люциус, зная, что о его кончине будут горевать лишь двое?

Каждый человек превозносит того, по чьему подобию был создан, а потому каждый ребенок любит родителя так же, как и верующие — Бога. Слепо, беззаветно, отчаянно.

Протяжный стон ударился о стены замершего в скорби кабинета, и Драко упал на кресло отца, закрыв лицо руками. Каждая мысль била не хуже атакующего заклятья, и Малфой впервые за долгое время захотел исчезнуть. Но сознание, злобно смеясь и уворачиваясь от попыток эмоций до конца уничтожить его, все никак не покидало Драко. Остервенело сжимая собственные волосы, чтобы физической болью отвлечься от душевной, юноша принялся безумно раскачиваться, что-то бессвязно шепча.

— Драко… — тихий лепет долетел до его сознания чуть позже, чем сам звук женского голоса.

— Убирайся, — не отнимая рук от лица, выплюнул юноша. Сейчас он не хотел видеть абсолютно никого. Нужно было подумать о многом.

— Прибыли люди из Министерства и Аврората. Они хотят задать тебе пару вопросов, — Гермиона испуганно жалась к косяку, прекрасно понимая, что Драко не желает ни с кем разговаривать. И протягивать ему руку помощи она вряд ли имела права.

— Авроры? — Драко поднял голову, и его лицо разрезала кривая улыбка. — Что ж, прекрасно! — он вскочил с места, выхватывая собственную палочку. — Пора отблагодарить их за поимку опасного Пожирателя!

— Малфой! — Гермиона опасливо оглянулась на дверь, а потом захлопнула её почти перед носом разъяренного слизеринца. — Успокойся.

— Грейнджер, не выводи меня, — предостерегающе прошептал он, пытаясь отодвинуть её от двери. — Мне нечего терять. Я собственноручно разберусь с каждым из них, и ты не сможешь мне помешать.

В голове обезумевшего от яростного горя Драко стояло надменное лицо отца, наблюдающего за ним откуда-то сверху. Малфой должен был отомстить, чего бы ему это ни стоило. Заключение, позор, смерть — ничего уже не имело смысла по сравнению с той болью, которую испытывала Нарцисса и сам Драко.

— Нет! — она прижалась спиной к двери, с ужасом понимая то, что забыла свою палочку наверху. — Послушай меня! Сейчас тебе нельзя делать неосторожных поступков.

— А когда мне было можно их делать? — язвительно поинтересовался Драко, хватая девушку за плечо и с усилием отодвигая её от двери. — Прочь.

— Драко! — руками волшебница попыталась перехватить запястья Малфоя, но он, ослепленный гневом, резко откинул их. Гермиона продолжала цепляться снова и снова, пока очередной рывок не отбросил её в сторону, заставив съехать по стене.

— Черт, — Драко, посмотрев на сидящую на полу волшебницу, словно очнулся от наваждения, затмившего здравомыслие. — Грейнджер, кто просил тебя лезть? — поспешно склонившись над упавшей, Малфой протянул к ней руки и помог подняться. Но Гермиона не была обижена, потому что все прекрасно понимала. Юноша был подавлен и разбит, а это значило, что его состояние было особенно уязвимым. Нет, вести его на допрос к министерским сотрудникам прямо сейчас было плохой идеей. Чтобы отвлечь Драко от мыслей о жестокости и мести, Гермиона прикинулась глубоко оскорбленной и схватилась за якобы ударенный локоть.

— Идем, — он провел её к софе и надавил на плечи, заставив опуститься на мягкое сиденье. — Больно? — Драко принялся ощупывать её руку, и волшебнице почему-то стало смешно и тепло на сердце. Она разглядывала обеспокоенное лицо Малфоя из-под опущенных ресниц и удивлялась, насколько быстро может меняться настроение этого человека. Еще минуту назад он пылал гневом и был готов разнести половину Магической Британии, а теперь сидел перед ней на корточках и усиленно разглядывал несуществующий ушиб.

— Все в порядке, — Гермиона мягко взяла юношу за запястье, а потом сжала его ладонь в своих руках. Малфой поднял на неё тяжелый взгляд и закрыл глаза. Волшебница хотела бы сказать что-то, что могло взбодрить и утешить Драко, но никто во всем мире не знал подходящих слов. В моменты скорби столь глубокой лучше остального могло помочь только молчание. Малфой замер, опустив голову. Он прекрасно понимал, что попался на уловку Грейнджер, но от этого было подозрительно легко. Едва он представил, как врывается в зал с аврорами и начинает беспорядочно палить заклинаниями во все стороны, что-то внутри содрогалось. Гермиона снова оказалась в нужном месте в нужное время — это удивляло и пугало.

— Зачем они хотят со мной поговорить? — наконец спросил Драко, поднимаясь на ноги и тут же присаживаясь рядом с Гермионой.

— Чтобы подтвердить твою непричастность к побегу Пожирателей, — неохотно ответила девушка, сжимая руку слизеринца еще крепче. Малфой неопределенно хмыкнул.

— Если они захотят, то обвинят меня.

— Я была с тобой всё это время, они не смогут повесить на тебя несуществующеепреступление.

— И что же ты скажешь? — Драко вскинул брови, снисходительно улыбнувшись. — Что провела со мной ночь? Если они будут использовать сыворотку правды, все выползет наружу. Министерство узнает про чары, и тогда привлекут ещё и мою мать. Нет, это не выход.

— Я буду говорить правду, — Гермиона еще раз уверенно кивнула. — Но лишь часть.

— Не боишься, что репутация золотой девочки пострадает, когда все узнают о твоих ночных приключениях с бывшим Пожирателем?

— Репутация — ничто против незаслуженных обвинений, — тут же парировала Гермиона, и в её словах не было ни капли притворства. Это Драко мог определить с почти стопроцентной точностью — не зря же он обучался на факультете самых искусных лжецов.

— Грейнджер, — в глазах Малфоя так и осталась жестокая боль, однако губы больше не кривились в яростной усмешке. — Как ты умещаешь в себе такое большое сердце напополам с безумной отвагой? — ладонь Драко опустилась на её щеку, и волшебница порывисто выдохнула, неосознанно подаваясь навстречу прикосновениям. Малфой же, большим пальцем поглаживая кожу на щеке, осознавал, что гнев и ярость, бушующие в нем несколько минут назад, притупляются, хотя вяжущая внутри пустота никуда не исчезает. — Зачем ты помогаешь мне?

Гермиона застыла, виновато смотря в сторону. Она знала ответ на этот вопрос, но не озвучила бы его даже под страхом смерти. Еще больнее становилось от того, что она хранит эту подлую тайну не только из-за приказа Макгонагалл. Гриффиндорке становилось страшно и противно, едва она думала о том, что будет, узнай Малфой первопричину её заботы.

— Важно лишь то, что я сейчас здесь, — Гермиона накрыла его ладонь рукой и несмело улыбнулась. Она все еще не могла привыкнуть к осторожным прикосновениям и мягким словам.

— Я тебе доверяю, — шепотом известил Драко. — Но запомни, что это стоит очень дорого.

Гермиона кивнула, но её внутренности пробрала холодная дрожь. Драко говорил так, будто обо всем догадывался. Может быть, так ей казалось лишь из-за страха оказаться внезапно раскрытой. Сейчас это было особенно важно, ведь Малфой наконец перестал выпускать свое ядовитое жало всякий раз, когда она приближалась.

— А теперь идем. Я хочу посмотреть в глаза этим мерзким крысам.

— Понимаю, что тебе сейчас сложно, но постарайся вести себя бесстрастно. Волнер следит за каждым твоим движением, — Гермиона проводила юношу настороженным взглядом. Слизеринец, степенно пройдясь до двери, поправил рубашку и застегнул её на все пуговицы, а потом, кинув последний взгляд на обстановку, покинул помещение. Слова Грейнджер слегка разозлили его, но глупо было отрицать их правильность.

— Такое ощущение, будто кто-то раз за разом пытается вывести меня из себя, чтобы я потерял контроль над чувствами и эмоциями, — бросил Драко через плечо, даже не оглядываясь на спешащую за ним волшебницу. — И эти попытки пугающе плодотворны.

— Куда делась твоя уверенность? — Гермиона нагнала его почти у входа в зал, где их ожидали люди из министерства. Ей отчаянно хотелось сказать что-то подбадривающее, но мысли предательски разбегались, а те, что оказывались пойманными, не содержали в себе совершенно никакого смысла. — Ты же Малфой!

Волшебнице удалось убедить себя в том, что ничего лучше она сказать все равно бы не смогла. Драко остановился, изумленно смотря на неё. Он все еще не мог представить, что Грейнджер действительно желала ему добра. Для сознания, привыкшего к выверению точных схем, это было в новинку. Проследить мотивы волшебницы не удавалось, сколько бы он ни старался, а старался он действительно много. Малфой никогда в жизни даже не думал о том, что ему могут придать силы слова. Особенно — произнесенные Грейнджер.

— Ты права, — он кивнул головой, но улыбнуться так и не смог. Внутренняя усталость понемногу выпивала из него все силы к борьбе, но Драко просто не мог сдаться, когда эти блестящие карие глаза смотрели на него с такой надеждой. — Так бы сказал мой отец.

Мысль о кончине родного человека не вызвала в нем уже знакомых удушающих приступов гнева и разрушительной агонии, а только твердое желание достойно выстоять против людей, которыми он был убит. Он не станет прятать глаз от пронырливых чиновников — пусть они сами склонят головы в скорби. Малфой-мэнор был его крепостью, а каждый вошедший в особняк — гостем и пленником напополам.

— Идем, — наконец выдохнула Гермиона и толкнула дверь.

Внутри было душно и светло. Бледный дневной свет падал на покрасневшие лица прибывших, резко обличая каждую неприятную черту. Было видно, что почти все испытывали щемящую неловкость и желание поскорее покинуть владения человека, чья смерть повергла земли Уилтшира во мрак.

— Приветствую в фамильном имении Малфоев, господа, — процедил Драко, нацепив на лицо отработанное выражение надменного безразличия.

— Примите наши соболезнования, — вперед вышел высокий мужчина в форме аврора. На его лице не было и тени сожаления. Драко удержался от того, чтобы презрительно фыркнуть, ведь он первым решил разыграть это убогое подобие светского общения.

— Вы всегда извиняетесь за убийства? Мистер… — слизеринец сделал несколько шагов вперед и посмотрел прямо в глаза аврору. На долю секунды — Драко мог поклясться — в глазах мужчины сверкнула вина.

— Рой Джилкенс, — поспешно отчеканил тот, все же не отводя взгляд от холодных глаз наследника Люциуса Малфоя. Профессия аврора подразумевала постоянное общение с родственниками преступников, заложников и убитых, и до этого момента Джилкенс был уверен, что примирился с чувством вины перед ними. Он спокойно выносил ненавидящие взгляды матерей, чьи дети были убиты по его или чужой вине, выносил крики и стенания жен и дочерей, полные отчаяния, но сегодня все было иначе. Сталкиваясь с острым взглядом призрачных серых глаз, он видел в них все, чего объяснить никак не мог. Юнец производил на него странное впечатление, и, если бы Рой верил в предчувствие, то тут же смог бы понять, что именно испытывает.

Страх.

— Итак, для чего же вы прибыли в Мэнор, сэр? Похорон не будет. Вашими стараниями, — Драко покосился на остальных присутствующих, но от его взгляда, словно по волшебству, все глаза опускались в пол или вовсе закрывались. Одна лишь Минерва Макгонагалл не переставала сверлить юношу по-матерински обеспокоенным взглядом. Она тоже была не в восторге от прибывшего в Мэнор сборища.

— Вы прекрасно знакомы с законами нашей страны и ваш отец… — Джилкенс сглотнул, прежде чем продолжить. Он бы с радостью передал возможность говорить кому-то другому. — Люциус Малфой нарушил достаточное количество из них, потому нам пришлось пойти на крайние меры. При побеге погибло два наших сотрудника. Мы не могли рисковать.

— Я уверен, что вы пришли мне не рассказывать в подробностях о том, как бесчестно умер мой отец, — прервал его повествование Драко и опустился в кресло, вводя тем самым стоящих в недоумение. Министерские служащие возмущенно переглянулись. Им тут же показалось, будто они пришли на поклон к ногам монарха.

— Нам нужно лишь подтвердить, причастны вы к побегу пяти Пожирателей из Азкабана, или нет, — уверенный голос всколыхнул воздух, и позади Малфоя хлопнула дверь. Юноша раздраженно нахмурился, потому что сразу же узнал интонацию вошедшего.

— И как же, мистер Волнер, я мог «помочь» заключенным сбежать, находясь в Мэноре?

— Побег произошел после полуночи. Есть ли люди, способные подтвердить — под сывороткой правды, разумеется — что вы находились в поместье в указанное время? — мужчина осмотрел присутствующих с уверенной улыбкой. — Сомневаюсь…

Драко замолчал, гневно наблюдая за тем, как веселеет с каждым произнесенным словом профессор. Слизеринец не хотел говорить, прекрасно осознавая, что любое его слово могло сработать в обратном направлении.

— Очень зря, потому что я могу засвидетельствовать присутствие мистера Малфоя в поместье на протяжении того времени, когда был совершен побег, — раздался твердый голос гриффиндорки, и, кажется, только сейчас все обратили внимание на её присутствие. Девушка до сих пор была в вечернем платье, и от этого она чувствовала дичайший дискомфорт и неуверенность.

— Мисс Грейнджер? Какой сюрприз, — с неудовольствием заметил Волнер, подходя к ней вплотную. — Кажется, вы все в том же наряде, что и вчера. Не возвращались в школу?

— Боюсь, мы с вами не в тех отношениях, чтобы обсуждать мои наряды, — волшебница скривила губы, ступая вперед.

— С мистером Малфоем вы именно в «тех» отношениях, раз без стыда заявляете о том, что провели ночь подле него?

— Сэр, не превышайте собственных полномочий! Ваши заявления совершенно бестактны! — возмущенно воскликнула Минерва, и Гермиона одарила её благодарным взглядом.

— А можно ли позволять себе вспоминать о такте, когда речь идет о поимке самых опасных преступников Волшебного мира? — небрежно откликнулся Волнер, но все же замолчал.

— О, не стоит, сэр! Вам совершенно нечего стесняться, ровно как и мне, — Гермиона облизнула губы, набираясь смелости для продолжения этого неловкого диалога. Она уже чувствовала, как краснеет под внимательными взглядами толпы. Напополам со стыдом девушка чувствовала еще и злость. Статус Героини войны привлекал к ней лишнее внимание и обязывал к лишней ответственности. Порой волшебнице казалось, что весь магический мир забыл, что она просто девушка — такая же, как и все, и имеет право на все, чего была лишена за годы сопротивления. Какая всем чертова разница, с кем она проводила ночи? Даже если это был Драко Малфой — бывший Пожиратель, почему всем было до неё дело? Гермиона почти слышала шквал упреков общества, и это выводило из себя. — Или я не могу позволить себе общение с молодыми людьми? Что еще не дозволено Героине войны? Скажите же мне, чтобы я была готова!

— Грейнджер, — рядом с ней оказался Малфой. — Перестань. Сохраняй хладнокровие, ради Мерлина!

Тем не менее, переход в личное русло выбил всех из колеи, и даже Волнер пораженно замолчал. Гермиона намеренно выбрала подобную тактику, которая, хоть и могла значительно подпортить её репутацию рассудительной и спокойной особы, все-таки отводила подозрения от Драко.

— Кхм… — Джилкенс осторожно нарушил возникшую тишину. — Значит, мисс Грейнджер, вы готовы дать показания под сывороткой правды?

— Разумеется, — с готовностью выпалила девушка, тем не менее ощущая, как она проваливается все глубже в пучину грязных слухов. Пусть. Больше, чем её репутация, в спасении нуждался только Драко.

— Вас это тоже касается, мистер Малфой. Мы вынуждены прибегнуть к допросу. Надеюсь, вы окажете сотрудничество.

— Спрашивайте о Пожирателях сколько угодно, но не лезьте в личное. Вы на это не имеете права, — твердо заявил Драко, неосознанно закрывая Гермиону плечом. — Мисс Грейнджер здесь совсем ни при чем.

Гермиона с опаской посмотрела на мистера Волнера. Он скалился как гиена, у которой отобрали кость. Заступничество Малфоя было приятным, но очень опасным.

— Разумеется, нас интересует только случившееся. От лица Министерства и Аврората я могу пообещать вам, что допрос будет касаться только деятельности Пожирателей.

— Прекрасно, — кивнул Драко и поднял руку, приглашая Джилкенса в более удобное для допроса помещение. Несколько человек, включая Гермиону, направились вслед за Драко. Остальные остались в комнате, глупо озираясь по сторонам. Вообще-то им было приказано обследовать Мэнор на предмет подозрительных магических артефактов и темной магии, однако ни один волшебник эту миссию исполнять не рвался. И глупцу было понятно, сколько всего запретного можно обнаружить в древнем поместье при большом желании.

***

Гермиона вернулась в Хогвартс сразу после допроса, в то время как разбирательства с Драко продолжались до самого вечера. Помимо подтверждения собственной невиновности юноша был вынужден разбираться с целой кучей бумаг, оставленных Люциусом, и встретиться с семейным адвокатом. Поскольку перемещение из Хогвартса в Мэнор оказалось проблемой, Малфою было позволено остаться на несколько дней для улаживания семейных дел. Гермиона упрашивала Макгонагалл оставить её в поместье, но директор жестко отвергла просьбу, оставив подле Малфоя Блейза Забини. Минерва аргументировала это тем, что в школе должен был остаться хоть кто-то с трезвой головой. Теодор Нотт после побега и исчезновения отца впал в некоторую прострацию и получил освобождение от занятий на неделю или около того. С тревогой Гермиона думала о том, что причиной угнетенного состояния Теодора также могла быть и неудача с устранением чар. Вопреки здравому смыслу волшебница не обвиняла Нотта в том, что произошло, потому что понимала: он хотел помочь. Пусть это желание отдавало эгоизмом и ревностью, но все-таки Теодор был искренен в своем стремлении избавить её от чар.

Уроки танцев прекратились, и школьная жизнь потекла прежним, но таким непривычным чередом. Без Малфоя почему-то было скучно и одиноко. Гермиона неосознанно поднимала глаза к тому месту, которое обычно занимал слизеринец, и каждый раз разочарованно выдыхала. Она прекрасно знала, что Драко сейчас в поместье и ему ничего не угрожает, однако девушку все равно преследовало волнение. Казалось, Малфой просто исчез, словно яркое утреннее сновидение — Гермиона все еще помнила его слова и касания, но не верила ни в одно из этих воспоминаний. Теодор тоже пропал, словно его и не существовало в пределах Хогвартса. Очевидно, юноша просиживал дни в подвалах Слизерина, однако узнать о нем Гермионе было совершенно не от кого. Она, правда, несколько раз решалась подойти и спросить об этом Пэнси, однако каждый раз, видя надменное выражение лица, девушка передумывала.

Прошла почти неделя с того рокового дня. Шумиха поутихла, но в Хогвартсе не осталось ни одного человека, не извещенного о произошедшем. Новости вызвали неслыханный всплеск интереса. Гермиона не раз подумала о прелести того, что Малфой и Нотт не запечатлели этот ажиотаж, ведь в обсуждениях они были чуть ли не главными фигурами. Гриффиндорка слушала сплетни с резкой неприязнью и при каждом удобном случае опровергала их, навлекая на себя гнев таких особ, как Лаванда Браун и Парвати Патил. В их рассказах все было преувеличено раз в сто, а охочие до хлеба и зрелищ студенты только раскрывали рты, запросто веря в каждое слово гриффиндорских сплетниц. Наконец девушка устала бороться против клеветы и начала избегать и малейших намеков на разговоры о Пожирателях.

Тем не менее, избегать Гарри и Рона оказалось невозможным, и тревожные рассуждения о побеге преследовали её каждый вечер. Волнение парней было для волшебницы понятным, но она все равно неприязненно морщилась, едва они снова заводили больную тему. Больше всего загорелся Рон, остервенело ненавидящий все, что было связано с Войной. Гарри же больше устало и задумчиво молчал, со страхом ожидая очередного удара. Не успели еще раны прошлых битв затянуться на памяти Избранного, а уже грозили появиться другие.

К выходным у Гермионы уже дергался глаз и начал проявляться нервный тик. Чары успешно чинили свои козни, примешивая чувство глубокой тоски по слизеринцу плюсом ко всем остальным негативным факторам. Волшебница чувствовала физическое неудовлетворение, и от этого приходила в полнейшее раздражение. Желать прикосновений Малфоя в такие темные времена было смешно и стыдно. Ночами она прокручивала в голове события той горячей и смутно запомнившейся ночи в Мэноре и закусывала одеяло, отчаянно жмурясь из-за жгучих ощущений в животе. Прикасаться к себе девушка не имела возможности — чары предусмотрительно жалили её при каждой попытке удовлетворить себя самостоятельно. Но все же возбуждение было не таким сильным и непреодолимым, как тогда, и потому Гермиона, скрепя сердце, более-менее удачно справлялась с ним. Еще больше, чем собственные развратные сны, раздражало то, что Малфой не пытался связаться с ней никаким из множества доступных способов. Волшебница могла врать кому угодно, но не себе. Она ждала любой вести из Мэнора. Любой, в которой она могла бы почувствовать присутствие Малфоя и — хотя бы морально — его близость. В минуты трезвой рассудительности Гермиона все-таки пыталась втолковать себе, что Драко переживает нелегкие времена и слишком занят, однако девичья спесивость гаденько нашептывала ей обидные словечки.

Кроме всего перечисленного, со всех сторон на измученную гриффиндорку давили слухи и беспочвенные доводы студентов, не имеющих к происходящему совершенно никакого отношения. Хотелось хоть толики понимания и поддержки.

В то утро Гермиона наконец увидела Теодора. Он собирал свои вещи в башне старост.

— Теодор! — Гермиона, совершенно забыв про все, что произошло ранее, бросилась к нему с радостной улыбкой. — Как хорошо, что я тебя наконец встретила!

— О, — Нотт рассеянно остановился, изумленно посмотрев на волшебницу. — Я не ожидал встретить тебя перед отъездом.

— Что? — улыбка волшебницы стремительно погасла.

— Я сдал экзамены заранее и уже получил документ о завершении обучения. Мне нужно срочно заняться семейными делами, — отмирая, бесстрастно ответил Нотт и выдвинул еще один ящик, лихорадочно перебирая бумаги.

— Но почему так внезапно?

— Мне здесь больше делать нечего. Сын сбежавшего Пожирателя — такой себе староста школы, — горько усмехнувшись, Нотт выпрямился и посмотрел на Гермиону, больше не пряча глаза.

— Это ложь, — прошептала Гермиона дрожащим голосом. Она чувствовала, как обида клокочет внутри. Всю неделю она провела в моральном одиночестве, и что же теперь делал Нотт, еще несколько дней назад клявшийся всем святым, что готов ради не неё на все? Позорно сбегал! — Ты же не трус, Теодор! Нам сейчас нужна твоя помощь. Драко совершенно разбит, и мистер Волнер…

— Я уже помог вам однажды. Ничем хорошим это не закончилось, — голос Теодора звучал слишком неуверенно для человека, который произносил самые лживые слова в своей жизни. — Да, Гермиона, я сбегаю, но лишь для того, чтобы не лишиться всего. Когда-нибудь я получу то, что заслуживаю. И простым нахождением подле тебя мне этого не добиться.

— Как же… я? — волшебница обессиленно опустилась на диван. — Ты говорил мне такие сладкие слова, когда мы были на банкете, но они оказались фальшивками!

— Я говорил правду! — воскликнул Теодор, резко приближаясь к девушке. — Поймешь это… позже… — пальцы юноши едва ощутимо провели по волнистым прядям, заправляя их за ухо. Пристальный взгляд и жаркое дыхание были совсем близко, и Гермиона замерла, поражаясь такой наглости.

— Я нуждаюсь в этом прямо сейчас.

— Если бы я только мог доказать, как сильно… — Нотт шумно вдохнул, задерживая взгляд на приоткрытых губах волшебницы. — Невыносимо сильно желаю видеть тебя подле себя. Но не могу. Сейчас, по крайней мере. Запомни: придет день, и ты станешь моей.

— Теодор, это… — возмущенно вскинув брови, Гермиона вцепилась пальцами в подлокотники.

— Молчи. Я бы хотел оставить последнее слово за собой. Ты же не думала, что я намерен до конца времен изображать из себя хорошего мальчика? Я не уступаю Малфою, не переживай. Побеждает тот, кто умеет ждать.

Быстро отпрянув, Нотт бросил на Гермиону последний долгий взгляд, и, чему-то усмехнувшись, вышел из помещения. Волшебница приходила в себя еще некоторое время после ухода Теодора, потому что его слова окончательно выбили её из уравновешенного состояния. Одиночество липкой паутиной окутало все тело, и девушка вдруг почувствовала такой приступ отчаяния, что тут же расплакалась, остервенело сжав ладонями деревянные подлокотники. Пожалуй, даже круциатус по сравнению с подобными муками был всего лишь малым злом. Гермиона могла пощупать руками безысходность и потерянность, обступившие её со всех сторон.

— Грейнджер? — дверь в башню снова распахнулась, и волшебница вскинула на неё взгляд, полный надежды. — Что с тобой?

Блейз Забини выглядел уставшим и сильно повзрослевшим. Кажется, дни в Мэноре, подобно дементору, высосали из него все положительные эмоции. Застыв в проходе, юноша неуверенно обвел Гермиону взглядом, будто размышляя, стоит ему докучать девушке своим участием, или нет.

— Малфой тоже в школе? — только и сказала она, вытирая позорные слезы. Злость вскипала с новой силой. Ответ был не нужен. Очевидно, что Блейз вряд ли покинул бы Мэнор, оставив Драко одного со своими проблемами. Забини замолчал, и от этого стал выглядеть еще более нелепо. Гермиона не хотела срывать свою злость на ком попало, но, с другой стороны, Блейза никто не просил нарываться на брошенных и безумно разозленных кое-чьим игнорированием гриффиндорок. — Черт возьми, если ты сейчас же не скажешь, где околачивается этот мерзкий самодовольный кретин, пока я здесь схожу с ума от неизвестности, то клянусь, — Гермиона угрожающе подняла палочку. — Я прокляну вас всех на десять поколений вперед.

— Тише, дорогуша! — Блейз нервно улыбнулся, прижимаясь спиной к дверному косяку. — Мы только что вернулись, и Драко вызвала Макгонагалл.

— Да? — Гермиона пару раз моргнула, а потом стыд захлестнул её с головой. Наверняка Блейз посчитал её взбалмошной истеричкой. — Прости, я просто…

— Ничего, — махнул рукой Забини. — Я был мальчиком для битья целую неделю. Твои слова — всего лишь детский лепет по сравнению с древними темными проклятьями, которыми Малфой сыпал чаще, чем дышал.

— Как он сейчас? — все еще отводя взгляд, спросила Гермиона.

— К счастью, всю неделю он был занят документацией и бесконечными визитами в Министерство и Гринготтс. Поскольку Драко совершеннолетний, все проблемы легли на его плечи. И слава Мерлину! — Блейз показательно вознес глаза к небу. — У него не было времени даже на траур и пьянство. Сейчас, кажется, Драко уже лучше, хотя он по-прежнему не спит ночами.

— А миссис Малфой?

— Не разговаривает и почти не ест, но с ней остались специально приставленные люди. Теперь Драко будет переживать еще и за мать… Не буду скрывать: я считаю, что миссис Малфой следовало бы держаться куда лучше хотя бы ради сына.

— Так, говоришь, он сейчас у директора? — Гермиона разгладила школьную юбку, смявшуюся от неаккуратного сидения в кресле, а потом вскинула на Блейза уверенный взгляд.

— Должен был уже освободиться, — пожал плечами слизеринец. — Наверняка направился в комнаты. Он говорил, что планирует сегодня как следует надраться.

— О нет… — простонала Гермиона. — Можешь помешать ему?

— Я понимаю, что не вызываю у тебя доверия, Грейнджер… Но считать меня самоубийцей!

— Тогда проведи меня в подземелье! — с готовностью выпалила она. Волшебнице её идея казалась безупречной, но вот Забини такого мнения не разделял.

— Ну уж нет. Я на такое не подписывался. Ничего с Малфоем не случится, если он выпьет пару…

Гневный взгляд Гермионы прервал его на полуслове. Блейз нервно сглотнул, а потом обреченно застонал.

— Черт бы побрал этих гриффиндорцев…

Через пятнадцать минут Гермиона, облаченная в чары невидимости, уже стояла посреди гостиной Слизерина. Здесь было не слишком многолюдно, потому что большая часть студентов в выходные предпочитала выбираться в Хогсмид, на квиддичное поле или куда-нибудь еще подальше от школы. Полумрак гостиной ухудшил и без того поганое настроение, и Гермиона подумала, что не смогла бы прожить в этой пещере и месяца. Наверное, всем слизеринцам бесплатно оказывались услуги психолога, ведь такая атмосфера, была уверена волшебница, вызывала глубокую депрессию.

— Наша комната, — Блейз подошел к двери, и, потоптавшись у порога, сделал вид, что что-то забыл, а потом развернулся к выходу. — Удачи, Грейнджер. Если что, не являйся мне призраком по ночам. И не проси скидываться на собственные похороны.

Пропустив остроты мимо ушей, Гермиона толкнула дверь и вошла в комнату. Обстановка здесь была куда лучше, но все же до отметки «хорошо» не дотягивала. Однако разглядывать интерьер слишком долго не пришлось. На одной из кроватей она обнаружила знакомую сникшую фигуру и, поспешив снять чары, направилась к ней.

— Малфой, — выдохнула она со всем презрением, на которое только была способна.

— Какого… — Драко быстро поднял голову, и его глаза, до этого зажмуренные, широко открылись навстречу осуждающему взгляду. На прикроватной тумбочке покоился стакан, полный янтарной жидкости. — Грейнджер. Ну конечно. Пришла проедать мне мозги? Извини, ты опоздала! — Малфой хрипло рассмеялся, отхлебнул из стакана, и только тогда Гермиона заметила, что белки глаз Драко воспалены краснотой. — Министерство, старуха Макгонагалл, Волнер, десяток авроров, адвокаты и владельцы банков… Обидишься, если скажу, что они справились с твоей задачей не в пример лучше?

— Я волновалась. Все эти дни от тебя не было ни одной вести, — уже более спокойно ответила Гермиона, невозмутимо отставляя стакан подальше.

— Мне не до твоих капризов. Хватит и Пэнси. Уходи, если пришла снова осуждать меня. Я устал, Грейнджер, — Драко раздраженно потер переносицу и махнул рукой. Девушка не сдвинулась с места. — Ну же, беги и пожалуйся Нотту!

— Он уехал.

— Что? — Драко недоумевающе хмыкнул, но потом расслабленное выражение усталости снова легло на черты лица слизеринца. — А, в прочем, мне не хочется разбираться еще и в этом дерьме. Если это все, что ты хотела сказать, то уходи. Мне нужно побыть одному.

— Не хочу.

— И что же ты будешь делать? — Малфой усмехнулся, снова дотягиваясь до стакана и медленно отпивая из него. — Стоять над душой с участливым видом, а потом пойдешь спать с чувством выполненного долга? Достойно гриффиндорки.

— Прекрати язвить, я лишь хочу помочь. Есть куча способов для снятия напряжения кроме алкоголя. Он не поможет. Сначала станет легче, а потом ты протрезвеешь, и все навалится заново, — растолковала Гермиона, про себя замечая, что её тон пугающе похож на профессорский. Малфой был прав. Она не могла помочь ему. По крайней мере — своими нравоучениями. Не было смысла злиться на Драко за то, что он был привычно резок. Почти неделю юноша находился среди людей, стремящихся насолить ему, и обвинять Малфоя в жестокости было бы настоящим преступлением со стороны человека, который искренне желал облегчить его ношу.

— Мерлин, Грейнджер! Из-за тебя моя голова разболелась ещё сильнее, — поморщившись, прошипел Драко, однако сказать о том, чтобы она поскорее уходила, не удалось. Теплая ладонь легла поверх руки, в которой был стакан. Гермиона медленно сглотнула. Ощущения были такие, словно она играла в русскую рулетку. Тем не менее, отступать девушка не собиралась. Отведя руку Драко в сторону и заставив его опустить стакан на тумбочку, девушка слегка наклонилась, замечая заинтригованный и насмешливый взгляд. Даже если то, что она собиралась сделать, не имело никакого смысла, Гермиона чувствовала потребность в этом. В определенный момент Драко поддержал её, а теперь нуждался в помощи сам. Любые отношения должны были строиться на взаимности.

— Я на твоей стороне, — прошептала девушка. — И правда, — её лицо замерло совсем близко от лица Драко. — Правда хотела бы взять на себя хотя бы часть той тяжелой ноши, которая на тебя свалилась.

Последние звуки её слов Малфой ощутил губами, и ему показалось, будто у этих фраз был привкус шоколада. Теплые сухие губы прижались к холодным и влажным от алкоголя в мягком, успокаивающем поцелуе. Оба затаили дыхание. Гермиона — из-за страха, Драко — от восторга. Она впервые прикасалась к нему по собственной воле, и этот безобидный поцелуй сильнее любого страстного скрутил сердце и ударил по вискам электрическими разрядами.

— Ты права, — прошептал Малфой, не отрывая взгляда от отстранившихся губ. — Мне не нужен алкоголь.

========== 17. Выбор ==========

Пэнси ясно помнила, каким холодным и безжизненным в то утро было поместье Паркинсонов. После аукциона она направилась не в школу, как все остальные, а вместе с семьей в фамильное поместье, находящееся к югу от Малфой-мэнора. Вечером она совершенно ничего не заметила, утомленная слежкой за Драко и Грейнджер, но вот открыв глаза утром, поняла, что дышать в собственном доме ей значительно тяжелее. Девушка всегда чувствовала особняк, и сегодня в нем что-то кардинально переменилось, причем в худшую сторону. Небо над фамильным гнездом Паркинсонов затянулось плотными тучами, и если для Малфой-мэнора такой пейзаж был обыкновенен, то вот Пэнси наблюдала плохую погоду из окон собственной комнаты очень редко. Но сегодня это была не случайность, не прихоть небесных сил, а что-то намеренно ужасное.

Спустившись в столовую с особенно дурным расположением духа, Пэнси так и замерла на входе, увидев вместо двух человек за столом целую группу незнакомых людей.

— Доброе утро, дорогая, — подала голос мать, улыбаясь, как ни в чем не бывало. — У нас гости.

Их болезненно блестящие взгляды были прикованы к вошедшей. Мужчины — в большинстве своем обросшие, неопрятные — впились жадными глазами в обнаженные ноги девушки, почти не скрытые короткими шелковыми шортами. Пэнси гневно смерила взглядом каждого из них и яростно запахнула халатик в тон, прекрасно понимая, что он скрывает ничуть не больше шорт.

— Присаживайся. Нам нужно представить тебя нашим новым друзьям и серьезно поговорить, — отец сдержанно кивнул, призывая Пэнси занять место рядом с ним.

Медленно и в абсолютном молчании опустившись на мягкий стул, слизеринка тут же сощурилась, пристально посмотрев на мать. Если Паркинсон что-то не нравилось, она не боялась это выражать.

— Полагаю, ты не знакома с этими джентльменами лично, но вот с их детьми… — миссис Паркинсон махнула рукой в сторону. — Гринграсс и Нотты. Эти фамилии тебе известны?

Пэнси кивнула, цепким взглядом впиваясь в улыбнувшихся ей волшебникам. К счастью, отца Нотта она однажды видела, потому отличить его от главы семейства Гринграсс девушка смогла безошибочно. Ко всему прочему, довольно легко было определить человека, который провел некоторое время в Азкабане. Протеус Нотт выглядел сильно постаревшим. В черных волосах виднелись просветы седины, впавшие щеки и острый подбородок покрывала густая поросль. В глазах бывшего заключенного читалась глубокая усталость и не менее сильный гнев. Руки мужчины слегка дрожали, но Пэнси была уверена, что это не из-за волнения.

— Вас освободили? — Пэнси попыталась вежливо улыбнуться, но вышло криво. — Поздравляю.

— Спасибо, мисс, — хрипло ответил Нотт и приподнял кубок. Все мужчины за столом громко рассмеялись. Пэнси почувствовала, как гнев подступает все ближе к горлу. — Ну, будет, господа. Неприлично смеяться над незнанием. Нас не выпустили, Пэнси. Мы сбежали.

Паркинсон моментально перевела изумленный и испуганный взгляд на родителей, но на их лицах не было и толики удивления. Слизеринка подумала, что сошла с ума или попросту до сих пор спит.

— Что ж, — Пэнси, почувствовав себя совершенно одинокой во враждебной обстановке, попыталась принять надменный нейтралитет и схватилась за вилку и нож. — Это меня не касается.

— К сожалению, нет, дорогая, — спокойно произнес Протеус, наконец замечая в глазах девушки страх. — Ты нам очень нужна. Наш новый лидер еще не догадывается, какая роль отведена ему в истории Магического мира. Мира, который будет принадлежать ему. И тебе, если ты постараешься и будешь послушно выполнять все наши приказы.

— Мне не интересен захват мира, — огрызнулась Пэнси.

— Но, полагаю, интересен мистер Малфой.

Паркинсон вскинула на мужчину глаза, полные страха за чужую жизнь. Неужели они собирались шантажировать её благополучием Драко? Это было подло, низко, но вполне в стиле Пожирателей.

— Вам не добраться до него просто так.

— Разумеется. Именно поэтому нам нужна твоя помощь. Кажется, вы были очень близки когда-то давно? Тебе следует восстановить эту связь. Только представь, Пэнси, — мечтательно прикрыв глаза, Пожиратель покачал головой. — Малфой во главе темной армии, и ты — рядом с ним.

— О чем вы? Драко никогда не перейдет на вашу сторону!

— С рождения его судьба предопределена. Уже совсем скоро этот мир преклонит колени перед новым Темным Лордом, и на этот раз все будет совсем, совсем по-другому.

— Глупости!

— О нет, мисс, — Нотт негромко хмыкнул. — Это настоящая правда.

— И какая же роль отведена мне? — недоверчиво покосившись на родителей, девушка впилась ногтями в ладони. Неприятное предчувствие не покидало.

— Первой леди Нового мира, — скоро ответил Нотт, и, отсалютовав бокалом мистеру Паркинсону, довольно улыбнулся.

— Но Драко больше ничего ко мне не испытывает. Сейчас все его мысли занимает грязнокровка Грейнджер.

— Дорогая, это можно исправить. Более важно, — Протеус прищурился, внимательно наблюдая за выражением лица девушки. — Что мы теперь заодно. Но первым твоим заданием будет совсем не мистер Малфой. Мой сын… — мужчина неторопливо втянул в себя дозу вина и зажмурился. — До сих пор околачивается в Хогвартсе. Приведи его сюда.

— Теодор не послушает, — Пэнси уверенно качнула головой.

— Неужели мне нужно подсказывать, как шантажировать человека? Порой я сомневаюсь, что ты действительно слизеринка. Как и мой мягкотелый отпрыск… — на лице Протеуса наконец отразилась первая живая эмоция. — Найди его слабое место и надави. Запомни: за неудачу будешь расплачиваться дорогой ценой.

Пэнси снова взглянула на родителей, но они словно ничего не услышали. Миссис и мистер Паркинсон продолжали пережевывать пищу, изредка поглядывая на остальных собравшихся. Девушка испуганно задержала дыхание. Ну конечно. На них наложили «Империус».

— Тебе все понятно? — голосом, не содержащим уже ни капли былого напускного дружелюбия, спросил Нотт и сжал нож в кулаке.

— Предельно.

Пэнси покинула особняк в этот же день сразу после окончания завтрака. Она чувствовала, что её собственный дом больше не может служить ей крепостью, а жадные взгляды сбежавших Пожирателей и вовсе вызывали тошноту. Слизеринка находилась в состоянии, близкому к истерике. Понимание того, что она совершенно одна, придавливало к земле, и оттого голова девушки с каждым часом опускалась всё ниже. Прибыв в Хогвартс, Пэнси вздрагивала от каждого звука и постоянно воровато оглядывалась по сторонам. Ей казалось, будто каждый догадывается о тайне, обладательницей которой она стала против собственной воли.

Прежде чем понять, что её единственная надежда — Нотт, слизеринка провела несколько часов в удушающем страхе и растерянности. В комнате Теодора не оказалось, и Пэнси со страхом подумала о том, что он все ещё не покинул Малфой-мэнор. Без особой надежды девушка поплелась к Башне старост, однако в её сердце уже погас обнадеживающий огонек.

— Паркинсон! — негромко окликнул её знакомый голос, и Пэнси круто развернулась. Блейз Забини, запыхавшийся и уставший, стремительно приближался к ней. — Уже вернулась? Слышала новости?

Девушка испуганно замерла, боясь за то, что выражение ее лица раскроет все секреты.

— Из Азкабана сбежали пожиратели, — Блейз нахмурился, опустив взгляд. — Отца Малфоя задержали и убили авроры.

— Что? — обреченно выдохнула Пэнси, и её руки безвольно опустились. — Как… Где Драко?

— Он в Мэноре, и я тоже отправлюсь туда. Макгонагалл решила, что там я буду полезнее, — неуверенно улыбнувшись, Блейз протянул Пэнси запечатанный конверт. — Это для Теодора от Министерства. Он вернулся в школу раньше меня, и мы разминулись. Сейчас меня ожидают в Мэноре, поэтому времени на поиск совсем нет. Передашь?

— Конечно… — обесцвеченным голосом прошептала девушка, сжимая пальцами шершавую бумагу.

Блейз исчез так же стремительно, как и появился, оставив Пэнси в вязком холодном одиночестве. Страх снова сковал хрупкие плечи слизеринки, и она вся съежилась, желая попросту раствориться в воздухе. В голове пронеслись мысли о побеге, но образы мертвых родителей тут же уничтожили их. Паркинсон ненавидела себя за свою трусость, но еще больше — за то, что не могла спокойно потакать ей.

Набравшись мужества и запрятав страхи и сомнения так глубоко в сердце, что никто не смог бы добраться до них, Пэнси двинулась в сторону Башни старост. Во время пути девушка снова и снова повторяла себе, к чему она стремится. Малфой и безопасность семьи были превыше всего, и неважно, как низко она падет ради того, чтобы исполнить собственные желания. Даже если придется выполнять приказы Пожирателей — к черту. Главное, что она будет иметь все, что захочет. Глупо было бы надеяться на то, что желаемое придет к ней в руки без риска и страха. Пэнси знала, что за все в жизни необходимо было платить свою цену, а Драко, без сомнения, стоил многого.

Возможно, взрыв уверенности принес слизеринке еще и удачу, потому как Теодора она и впрямь нашла в Башне старост. Выглядел юноша просто ужасно. С осунувшимся бледным лицом и взъерошенными волосами, в мятом костюме и бокалом огневиски в руках, Теодор не был похож на старосту мальчиков, которого знала вся школа. Пэнси тут же заперла дверь взмахом палочки. Нотт ушел настолько глубоко в пучину собственного отчаяния, что совершенно забыл об осторожности, распивая прямо тут, где профессора или — хуже того — Макгонагалл могли бы легко его обнаружить. Мир, подумала Пэнси, действительно сходил с ума.

— Нотт, — резко выдохнула она, обходя кресло, в котором устроился слизеринец, по кругу. — Для тебя послание.

— Паркинсон, — скривив губы, он качнул головой и поднял дрожащую руку. Осторожнее, чем ей бы хотелось, девушка вложила конверт в ладонь напившегося однокурсника и отошла на несколько шагов. — Спасибо. Это все, что ты хотела? Тогда вынужден попросить тебя удалиться.

Даже не дождавшись ответа, Нотт схватился за конверт обеими руками и принялся раскрывать его. Получалось плохо, потому что пальцы то и дело заплетались. Пэнси наблюдала за Теодором с горечью и жалостью. Он еще не знал, какие испытания выпали на его долю, и девушка, честно говоря, слегка завидовала ему.

— Давай помогу, — Паркинсон протянула руки к конверту, и Теодор, снова вспомнив про существование в комнате еще одного человека, поднял на неё хмурый взгляд. Что-то решив для себя, юноша отдал конверт и снова откинулся на спинку кресла. Когда Пэнси одним движением руки разорвала конверт и извлекла письмо, Теодор вытянул руку и требовательно поманил пальцами.

Несколько минут в башне царила мертвая тишина. Нотт судорожно пробегался по строчкам взглядом еще и еще раз, пока смысл написанного не дошел до него окончательно.

— Они хотят, чтобы я явился на допрос, — хмыкнул Теодор и откинул письмо на пол. — Ты уже слышала восхитительные новости?

— Твой отец хотя бы жив, — фыркнула девушка, опускаясь на диван, стоящий рядом.

— Лучше бы его убили, как и Люциуса, — прошептал Теодор и разом опрокинул в себя еще одну порцию горячительного напитка.

— Как ты можешь такое говорить?! — взвилась Пэнси, для которой благополучие Драко было превыше всех моральных устоев и правил. — Бесчувственный идиот!

— Это ты совершенно не соображаешь своими крошечными мозгами, Паркинсон! — взревел Теодор, резко поднимаясь с места. Сначала отпрянув, Пэнси тут же приблизилась к Нотту, гневно распахнув глаза.

— Да как ты смеешь… — замахнувшись для пощечины, девушка тут же сдавленно охнула, ощутив, как Теодор перехватывает её за запястье, предотвращая удар. То же произошло и со второй рукой.

— Ты хоть понимаешь, что теперь может произойти? Этот мир рухнет, а на его обломках возведут новый. И даже Темный Лорд ужаснулся бы, увидев его. Ад на земле. Понимаешь? Пожиратели не перестают строить свои козни, а теперь их стало еще больше! Ты действительно так ослеплена Малфоем, что совершенно ничего не понимаешь?!

— Какая тебе разница? — прошипела Пэнси. — Мне не важно, каков будет этот мир. Я стремлюсь только к тому, чтобы быть ближе к Драко.

— Бедная, — цокнул Нотт, дергая её на себя. — Даже мир может измениться, но его чувства к тебе — нет.

— Посмотрим, что будет! — с вызовом прошептала она. — Думаешь, Грейнджер вдруг полюбит тебя? Не понимаю, каким образом эта грязнокровка смогла привлечь к себе столько слизеринцев за раз!

— Не завидуй, — спокойно рассмеялся Теодор, все еще удерживая её запястья. — Ты и мизинца её не стоишь. Ревнивая, подлая, эгоистичная…

— Перестань! — Пэнси еще раз попыталась вырваться, но в итоге только обессиленно обмякла и отвернулась. В глазах девушки заблестели слезы. — Ты ничего обо мне не знаешь…

Теодор замолчал, наконец потушив огонь гнева, распаленный крепким огневиски. Пелена раздражения спала с его глаз, и перед собой он увидел слабую запуганную девушку, готовую разреветься. Пэнси выглядела совсем крошечной и запуганной. Её ладони мелко подрагивали, налившись неестественной бледнотой — Теодор слишком сильно сжал запястья.

— Извини, Пэнси, — отстраненно пробормотал Нотт. — Не знаю, что на меня нашло.

— Иди к черту! — шмыгнувносом, слизеринка резко развернулась и понеслась к выходу. Надеяться на помощь Нотта расхотелось окончательно. Даже он отверг её помощь, так почему она должна была пытаться спасти этот хваленый мир добра, в котором была так одинока и несчастлива? Пэнси не была глупа. Стоило только дождаться, когда Теодора допросят и все подозрения будут сняты. Вот тогда-то она и вступит в игру, взяв за оружие самую большую его слабость — Грейнджер.

***

— Знаешь, у меня такое ощущение, что я — склянка с зельем на полке в кабинете профессора Снейпа. Такая старая, треснутая и с ярлыком. С этой проклятой бумажкой, которая обозначает, что я такое и для чего предназначен. Каждый смотрит на меня и думает: ага, «жидкая смерть». И самое, черт возьми, смешное, — Гермиона по голосу Драко поняла, что он улыбнулся. — Опасные зелья Снейп никогда не маркировал правильным названием, чтобы в случае кражи вор не получил то, которое хотел. То есть, под «жидкой смертью» у него пряталась какая-нибудь морочащая настойка или рябиновый отвар… — юноша замолк, поворачивая голову к закутавшейся в одеяло, словно в кокон, волшебнице. — Так и я. Меня кто-то заклеймил знаком темной силы, а я даже сказать не могу о том, что ничего из себя на самом деле не представляю.

— Неправда, — Гермиона поерзала и вынырнула из одеяла. — Мне кажется, если люди узнают тебя получше, то перестанут бояться.

— В памяти общества всегда только плохое. Даже если я возведу из пепла все, что было разрушено Темным Лордом, усыновлю тысячу осиротевших детей, отдам все свое состояние на поддержку пострадавшим, каждый в конце концов все равно будет вспоминать меня как Пожирателя.

— Я спасла магический мир, но в итоге все недолюбливают меня за пару слов в адрес собственного друга.

— Людям нравится выделять отрицательное в других. Так они оправдывают собственную ничтожность, — Драко пожал плечами. Гермиона замолчала, бездумно разглядывая потолок комнаты Слизерина. За те два часа, которые она здесь находилась, ни один человек не потревожил их уединение. Это можно было легко объяснить: Нотт покинул Хогвартс, а Блейз благоразумно не совался в комнату, чтобы — не дай Мерлин — не навлечь на себя гнев Малфоя.

— Наверное, мне пора уходить, — наконец выдохнула Гермиона, поднимаясь с постели. — Постарайся поспать. И больше не пей.

— Приказываешь мне? — Драко нагло усмехнулся, провожая волшебницу грустным взглядом.

— Да, — невозмутимо ответила она, и, направив палочку на бутылку огневиски, заставила ту исчезнуть.

— Осторожно, Грейнджер, я кусаюсь, — вскинул брови юноша и закусил губу, наблюдая, как щеки гриффиндорки сразу же наливаются розовым.

— Ничего страшного. Я сделаю укол против бешенства.

Мягко усмехнувшись, Гермиона снова наложила на себя чары невидимости и проскользнула за дверь. Едва тишина сковала воздух комнаты, Драко откинулся на постель и закрыл глаза. Нужно было отдать должное Грейнджер — ему полегчало. Они разговаривали о всякой ерунде, и это странным образом отвлекло от неприятных мыслей. Из-за бессонных ночей Драко был совершенно разбит, а потому сознание, успокоенное тихим шепотом девушки, тут же захватил в плен крепкий сон.

Когда слизеринец снова открыл глаза, в комнате было абсолютно темно. Светильники, волшебным образом имитирующие солнечный свет и извещающие жителей подземелий о световом дне, погасли, а это означало, что Хогвартс охватила глубокая ночь. Драко поморщился от небольшой головной боли и сухости в горле, а потом потянулся за палочкой. «Люмос» ударил в глаза, и юноша зажмурился, пытаясь прийти в себя. Блейз спокойно сопел на соседней кровати, свесив руку к полу. Малфой усмехнулся и тихо опустил ноги на пол, стараясь не слишком скрипеть кроватью. Забини определенно заслуживал отдыха. Всю неделю Малфой беспрестанно орал на Блейза, однако был ему за это невероятно благодарен. Орать ему больше было не на кого. В основном давили на Малфоя, и, если бы не друг, Драко просто сошел бы с ума от мыслей, сверлящих виски.

Слизеринец провел рукой по растрепанным волосам, а потом снова опустил ладонь на холодное покрывало. Под пальцами почувствовалось нечто инородное, и Драко, нахмурившись, поднес палочку ближе. В тусклом освещении «люмоса» блеснула гладкая светлая прядь волос, перевязанная черной лентой. Слизеринец ощутил, как нечто холодное и склизкое сдавливает его горло и мышцы изнутри. То был необъяснимый, дикий и сокрушительный страх. Рядом с прядью волос виднелся сложенный пергамент, испачканный темными пятнами. Об их происхождении Драко решил даже не думать, и тут же схватил листок, судорожно-быстрыми движениями разворачивая его.

«Юный Лорд Малфой!

Пришло время отмщения за каждое преступление, совершенное миром против тебя! Приди к нам и прими нашу преданность как единственно мощное оружие, воспари над недостойными и повергни их в бездну отчаяния. Не их ли агоний и молитв о прощении ты желаешь сейчас? Люциус погиб, но погиб не зря. Пожертвовав своей жизнью, он доказал, что жалкие твари, называющие себя волшебниками, больше недостойны находится рядом с нами. Их место внизу, под нашими ногами. Посей же справедливость в этом отвратительном грязном мире! Приходи к Северной башне завтра ровно в полночь и обрети преданных союзников и власть. Прими верное решение.

Твои верные

ПСы»

Малфой еще раз посмотрел на локон волос. Они определенно принадлежали Люциусу. До боли сжав зубы, Драко смял письмо в руке, а потом затолкал его в карман брюк. Сердцебиение слышалось в висках, ладони вспотели. Несколько долгих минут слизеринец был похож на мраморную статую — бледную и мертвенно-неподвижную. В его голове перемешались все слова, сказанные ему за эту мучительную неделю. Каждый старался ужалить побольнее, и даже долгие сочувственные взгляды приносили чувство тошноты. Драко казалось, что Грейнджер смогла забрать всю боль, однако гнев разорвал оковы самообладания, и Малфой наконец подумал об отце.

Он намеренно не вспоминал о Люциусе уже долгое время, потому что знал: эти мысли выведут его из себя, а перед Министерством и Авроратом было необходимо держать лицо. Но теперь, в руках с последним, что от него осталось — прядью волос — Драко просто не смог игнорировать боль, царапающую сердце теперь так сильно. Глаза защипало от злых слез, но Малфой машинально зажмурился, прогоняя их и выходя из оцепенения. Понимание безвозвратной потери уже устойчиво поселилось в его голове, и из груди начали рваться болезненные и тяжелые выдохи. Казалось, кто-то схватил его за горло и принялся душить. Таким опустошенным и одиноким Драко не чувствовал себя уже довольно давно. Последний раз — в прошлом году, когда он рыдал от осознания собственной мерзости в туалете, в зеркало разглядывая монстра, в которого превращался.

Через некоторое время Драко приказал себе успокоиться и еще раз перечитал письмо. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, он вгляделся в почерк и попытался вспомнить, видел ли его прежде. Пожиратель, написавший это, был в школе, и вероятность того, что слизеринец знал его, была огромной. У Малфоя была хорошая зрительная память, но даже через некоторое время пристального изучения почерка ему не удалось распознать написавшего письмо.

Среди ночи делать что-то было бы бессмысленно. Драко решил все хорошенько обдумать, прежде чем нырять с головой в эту отвратительную проблему. Идти на встречу было бы однозначным принятием стороны Пожирателей, а неявка? Что они сделают, если он проигнорирует их приглашение? И такая слащавая подпись — верные ПСы! Может, они и с просьбой оставить его в покое смирятся? Но в душе, как предатель, засела мысль о том, что месть действительно будет сладка. Понемногу развиваясь и разрастаясь, она вытесняла остальные рассуждения и вскоре стала похожа на недостижимую сказку, в которую Драко даже боялся поверить. В словах Пожирателей был смысл. Магический Мир сделал все, чтобы Малфой стал в нем изгоем, так почему он должен был терпеть это? В конце концов, он не был виновен в том, что родился в семье, одержимой чистотой крови и воспитан в соответствующей манере. Так же как и не был виноват в том, что не смог отречься от семьи, попавшей под влияние Темного Лорда. В том, что не смог выполнить единственный приказ и потому заставил страдать столько неповинных людей.

Драко не сомкнул глаз, тщательно обдумывая выход из ситуации. С одной стороны, Пожирателям доверять было никак нельзя, а с другой — доверять больше было некому. В любом случае Малфоя ждала неизвестность, однако обещания в послании выглядели весьма привлекательно. Под утро проснулся Блейз, и, что-то невнятно пролепетав, начал медленно собираться на занятия.

— Почему ты так странно смотришь на меня? — слизеринец посмотрел на Драко, слегка сощурившись. — Я разговаривал во сне?

— Нет, — Малфой отмер, тут же отворачиваясь от Забини. Впутывать и его в это темное дело не стоило. Блейз вряд ли мог хоть чем-то помочь. Возможно, Нотт сейчас был бы очень кстати, но он уехал. Только теперь Драко понял, что исчезновение Теодора абсолютно точно связано с Пожирателями. Неужели Нотт перешел на их сторону? Это было на него совершенно не похоже, но обстоятельства говорили об очевидном.

— Тогда поспеши и собирайся. Первым занятием у нас трансфигурация у Макгонагалл. Не буду тебе напоминать, что она делает с опоздавшими, — усмехнулся Блейз, продолжив собираться. Он не заметил ничего странного за привычно хмурым выражением лица Малфоя. Драко подумал, что это к лучшему.

За завтраком он ловил странные взгляды Пэнси. Слизеринка слишком очевидно проявляла свою никому не нужную жалость, и это раздражало еще больше. Каждое движение Малфоя отдавало нервозностью и злостью, и сидящие рядом однокурсники не могли этого не заметить. Чтобы не привлекать еще больше внимания, Драко покинул стол Слизерина раньше всех и решил побродить по замку до начала занятий.

Гермиона наблюдала за слизеринцем с самого утра, и, когда он покинул общий зал, направилась за ним, кажется, даже забыв попрощаться с друзьями. Ночью гриффиндорка проснулась от тянущей в груди боли. Сомнений быть не могло — это из-за Малфоя. Бежать на его поиски ночью было бы абсурдно, и девушка, заставив себя успокоиться, пролежала без сна до самого утра, раздумывая над тем, почему Драко испытывал душевные муки. Конечно, это было очевидно, но Гермиона все равно удивлялась. Ей казалось, она смогла избавить Драко от неприятных мыслей.

— Малфой! — окликнула его девушка, настигнув в одном из темных переходов замка. Драко развернулся, и, кажется, его лицо помрачнело еще больше. — Что с тобой?

— Все в порядке, — процедил слизеринец, прикрывая глаза. Вот только внимания Грейнджер ему не хватало! Она была последней, кого хотелось бы привлекать к проблеме противостояния Пожирателям.

— Я знаю, что ты лжешь, — невозмутимо заявила она, складывая руки на груди.

— Расскажи мне, Драко. Я уверена, что смогу помочь.

— Не переоценивай свою силу.

— Вот как? Значит, будешь молчать? Пойми: от твоих тяжелых раздумий мне тоже несладко, — вытянув руку с кольцом вперед, Гермиона приподняла бровь.

— Успокойся, Грейнджер, — хмыкнул юноша, уже намереваясь отправиться дальше. Однако что-то подсказывало ему, что гриффиндорка не отстанет просто так.

— Ты же сказал, что доверяешь мне! — крикнула она ему вслед, а потом напряженно поджала губы. — Неужели это была ложь?

— Я не лгу о таких вещах.

— Тогда расскажи, что случилось. После всего, что между нами произошло… Я имею право знать, — настойчиво произнесла Гермиона, подходя к юноше почти вплотную. Драко смерил её оценивающим взглядом и испугался собственных мыслей. Ему вдруг отчаянно захотелось открыть Грейнджер тайну своего беспокойства.

— Это может быть опасно, — Малфой мотнул головой, отгоняя наваждение прочь. Гермиона неуверенно рассмеялась. Вся её жизнь до этого была сплошной опасностью. Драко уже проиграл в этой битве характеров, потому что был слаб и потерян между двух дорог, по которым мог пойти.

— Я слушаю, — почти шепотом произнесла гриффиндорка, устремляя на него выжидающий взгляд. Драко помедлил, словно перед шагом в пропасть, а потом, набрав воздуха, выпалил:

— Пожиратели оставили для меня послание. Они хотят, чтобы я к ним присоединился.

Несколько секунд между ними витала оледеневшая тишина. Гермиона распахнула глаза и чуть приоткрыла рот, будто стон ужаса, так и норовивший слететь с губ, застрял горьким комом где-то в горле. Драко смотрел на девушку устало и мрачно. Он уже успел пожалеть, что сказал ей, однако на душе после признания подозрительно полегчало.

— Как? Когда? — только и спросила волшебница, хмуря брови.

— Сегодня ночью. Я нашел письмо вместе с прядью волос Люциуса. Пожиратели призывают меня отомстить за все.

— Но ты же… — Гермиона сглотнула. — Ты же не намерен воспринимать это всерьез? Это провокация! Ты знаешь — от них ничего хорошего ожидать не стоит.

— Я не дурак, Грейнджер, и понимаю риски, — уклончиво заметил Драко, и эта фраза очень не понравилась волшебнице. Было такое ощущение, что она имеет двойное дно и может трактоваться по-разному.

— Они назначили мне встречу. Я должен быть у Северной башни в полночь.

— Не ходи, — Гермиона умоляюще взглянула на Драко и порывисто схватила его за руку, изо всех сил сжимая ладонь юноши своими пальцами.

— Кто знает, что они сделают, если я ослушаюсь, — прошипел Малфой, накрывая запястье волшебницы рукой. — Они могут сделать что-то с моей матерью или даже… — Малфой замолчал.

— Ты не пойдешь один, — Гермиона уверенно мотнула головой, отводя взгляд. Она что-то мучительно обдумывала. — Мы должны все рассказать Макгонагалл.

— Нет! — Драко отдернул руку, будто его ударило током.

— Да! — настойчиво кивнула девушка, уперев руки в бока. — Вдвоем мы не справимся, если Пожиратели решат напасть.

— Все это зашло слишком далеко. Просто забудь, — Драко махнул рукой. — Ни слова Минерве.

— Это наш единственный выход! — воскликнула девушка, ухватившись за мантию слизеринца. Драко посмотрел на неё с нескрываемым раздражением, и это так больно выстрелило в сердце, что Гермиона на несколько секунд растерялась. — Пожалуйста, послушай меня.

— Хорошо, но я должен спросить у тебя одну вещь, — криво усмехнувшись, Драко перехватил её запястье и толкнул девушку к стене. — Что для тебя важнее: спасение Магического мира от Пожирателей, или я?

Гермиона ошарашенно уставилась на нависшего над ней слизеринца и медленно сглотнула. Вопрос был ужасно неправильный и эгоистичный, и девушка не знала, что на него ответить.

— И то, и другое, — наконец ответила она, отведя взгляд.

— Предоставление двух вариантов предполагает выбор одного из них. Не увиливай, дорогуша.

— В мире, который построят Пожиратели, ты исчезнешь.

— Вряд ли они выманивают меня из Хогвартса, чтобы убить, — оскалился Малфой.

— Исчезнешь прежний ты, — сдавленно прошептала Гермиона, наконец поднимая взгляд.

— Откуда тебе знать?

— Это очевидно.

Драко долго и пристально смотрел на неё, пытаясь выискать подвох. Гриффиндорка, как и всегда, отвечала до приторного правильно. Вся она была похожа на сборник мировой морали, и от этого тошнило.

— Значит, ты не поддержишь любое мое решение? — склонив голову, Малфой замер в ожидании. Казалось, в эту секунду решалась его судьба.

— Только то, которое посчитаю правильным. Помнишь, мы разговаривали про мать Теодора? Ты сказал, что её смерть была глупой. Так вот, — Гермиона неуверенно положила ладонь на шею слизеринца и нервно погладила кожу большим пальцем. — Ты был прав. И я буду бороться, чего бы мне это ни стоило.

Драко показалось, что её глаза светились — настолько тепло ему было поблизости от этого маленького тела, заключающего в себе стальную душу.

— Мистер Малфой! — голос ударил железным прутом по затылку, и Драко рывком оттолкнулся от стены. — Мисс… Грейнджер? Кхм…

Минерва Макгонагалл не чувствовала себя так неловко ровно с тех пор, как Филч сделал ей ужасно неуместный комплимент относительно наряда в присутствии студентов. Лучшая ученица школы нервно поправляла одежду, а Драко Малфой разглядывал потолок так, словно был в Лувре.

— Директор! — первой нашлась девушка, краснея от стыда. Что могла подумать Минерва, увидев их в такой неоднозначной позе? — Нам необходимо с вами поговорить. Это срочно, — полностью придя в себя, заявила Гермиона. Драко закатил глаза, предвкушая очередную беспокойную беседу.

Уже через несколько минут они находились в кабинете директора. Минерва по выражению лица Гермионы сразу же поняла, что случилось нечто серьезное.

— Итак? — директор вопросительно вскинула брови.

Драко, не говоря ни слова, выложил на стол перед Минервой смятую записку, про себя отмечая, что он, вероятно, еще пожалеет об этом. Но Грейнджер излучала такую ненормальную уверенность, что слизеринец решил пока даже не задумываться о негативных последствиях. Быть может, более приподнятый настрой привлечет на его сторону удачу?

— О Мерлин! — прошептала Макгонагалл, прочитав до конца. — Хорошо, что вы не пошли одни и обратились ко мне.

— Я посчитала, что вы сможете помочь нам выйти из этой ситуации.

Драко стоял у двери, прислонившись к ней спиной, и почему-то чувствовал себя лишним. Из-за того, что Грейнджер все решила за него, юноша ощущал раздражение и неприятное чувство неустойчивости.

— Пожиратель, или даже несколько, в школе. Нам необходимо вычислить их и попытаться обезоружить, — сказав это, Минерва провела некоторые манипуляции палочкой. — И для этого нам понадобится помощь.

— Авроры? — Гермиона вопросительно вскинула брови, а Драко вздрогнул и поморщился.

— Нет, нам не следует создавать слишком много шума. Не забывайте, что Пожиратели где-то среди нас и пристально наблюдают за каждым шагом мистера Малфоя. В школе есть лишь один человек, на которого я могу положиться.

В дверь постучали. Минерва изумленно уставилась на неё, не ожидая, что вызванный ей человек прибудет так скоро. Спустя мгновение дверь распахнулась, и на пороге, хмурый и серьезный, возник мистер Волнер.

— Мы стали слишком часто видеться, мистер Малфой, мисс Грейнджер. Не находите? — язвительно произнес он, подходя к Драко. Пристально смотря ему в глаза, профессор словно хотел сказать нечто очень важное и страшное. Слизеринец неосознанно отступил, неуверенно хмурясь. — Что ж… В любом случае, юноша, спешу вас предупредить: если вы посмеете выкинуть что-то ещё, клянусь, я сделаю все, чтобы вы покинули Хогвартс в кратчайшие сроки…

Комментарий к 17. Выбор

Господи, я просто разрываюсь между собственной жизнью и писательством. Извините за объем главы и задержку. Я просто надеюсь, что вам все еще интересно это читать. Последнее время чувствую духовное неудовлетворение от написанного, но гонюсь за сроками. Не укладываюсь в планы, все горит.

Уф

Пожалуйста, поддержите меня

========== 18. Могила на двоих ==========

В Хогвартсе ночь всегда отдавала особой таинственной атмосферой. Во тьме казалось, что стены замка хранят множество темных секретов, и Гермиона, в поздние часы оказываясь вне Башни Гриффиндора, всегда чувствовала себя героиней готического романа. Лунный свет странным образом преображал Хогвартс. Из древнего здания, пропитанного запахом знаний, он превращался в средневековый замок, хранящий за толстыми стенами чужие волнительные истории. Часто гриффиндорка сочиняла романтичные сюжеты, приписывала старому построению выдуманное происхождение и обитателей. Когда-то в детстве она наивно полагала, что в замке жил старый колдун, держащий в страхе всю страну. Позже — в ту пору, когда в голове у всех девчонок был сплошь розовый цвет — что в стенах замка вздыхала прекрасная девушка, выданная замуж за старого короля и спасенная прекрасным рыцарем. Эти выдумки Гермиона помнила так же четко, как и дату своего рождения.

Они тихо шли в почти кромешной тьме, и девушка совершенно не понимала, почему ей вдруг пришли в голову подобные глупости. Впереди ждала очевидная опасность, Малфой был хмур и молчалив, в воздухе извивалось густое напряжение, а гриффиндорка с замиранием сердца представляла, что сейчас она — смелая героиня какого-то старого романа, идущая на подвиг рука об руку с мрачным волшебником, внутри которого тлел свет, которому она раз за разом не позволяла погаснуть.

— Ты волнуешься? — Гермиона неловко запнулась, и Макгонагалл с Волнером настороженно обернулись на неё. Убедившись, что все в порядке, профессора продолжили путь. Малфой сверлил спину профессора нумерологии ненавидящим взглядом. Волнер настолько выжал его за неделю после смерти отца, что Драко от одного лишь имени министерского работника пробирал холодный пот. Возможно, привлечение Минервы было вполне разумным решением, но вот решение директора разочаровало и угнетало Малфоя. Юноше отчаянно не хотелось сотрудничать с Волнером, будь он хоть триста раз подкованным в плане противостояния Пожирателям. Гермиона же была абсолютно иного мнения. План казался ей просто чудесным, и девушка почти не чувствовала волнения. Рядом с двумя взрослыми людьми, обладающими недюжинным опытом, Драко вряд ли был в опасности.

— Глупый вопрос, — все же произнес слизеринец, буквально заставив себя не отвечать резче. Он был зол на Гермиону. Девушка так легкомысленно доверилась другим людям, что Малфой тут же засомневался: та ли занудная Грейнджер стоит перед ним? Её словно подменили. Небывалый азарт в глазах гриффиндорки заставлял задумываться над истинными причинами её участия.

— И правда.

Они шли в тишине еще какое-то время. Драко смотрел лишь вперед, и ему казалось, будто он упрямо шагал к крутому обрыву, за которым его ждала тьма и неизвестность. У каждого человека в подобные моменты обычно просыпается предчувствие: ты делаешь что-то, что должно послужить твоему спасению, но знаешь наперед: ничего не выйдет. Нечто похожее ощущал и Малфой. Он шел вперед с полной уверенностью в том, что поймать и обезвредить Пожирателей не получится. Минерва, конечно, поступила разумно, не предав огласке этот случай, однако Пожиратели наверняка тоже не были идиотами, раз спокойно находились в Хогвартсе.

План был простой, и от этого Драко становилось тошно. Итак, Минерва, Волнер и Грейнджер занимали обговоренные позиции под чарами невидимости, в которых их нельзя было бы заметить чужому, даже очень пытливому, взгляду. Драко в уговоренное время подходил к башне, ждал появления Пожирателя, а потом подавал знак всем остальным. Для этого Минерва надела на его шею специальный медальон. Стоило только Малфою мысленно представить цветок красного плюща, и сигнал об опасности тут же передавался остальным. Их медальоны мгновенно нагревались. И каким бы продуманным и трезво составленным ни казался план, Драко было страшно. Не из-за того, что он боялся битвы с Пожирателями — их наверняка не должно было быть много. Один, два — максимум. Иначе Минерва смогла бы вычислить такую большую враждебную группировку у себя в школе. Малфой боялся того, что может случиться, если Пожиратели уже знали об этом трюке и теперь готовили следующий удар.

— Вы все помните? — перед выходом из замка спросила Макгонагалл, строго смотря на студентов.

— Да, — отозвалась Гермиона, а потом выжидающе уставилась на Малфоя. Тот лишь коротко кивнул, и, еще раз зло посмотрев на гриффиндорку, решительно шагнул вперед. Он должен был появиться у башни один.

Прохладный ночной ветер хлестнул Драко по щекам и разметал волосы. Теплая мантия уберегла юношу от следующих порывов, но Малфой все равно запахнулся поплотнее. Его пробирал не холод, но отчаянный страх оказаться лицом к лицу с реальным злом. Сказать честно, Драко еще не был готов к тому, чтобы принимать сложные решения. Он перестал размышлять о дальнейшем ещё после первого побега Люциуса, когда Грейнджер вдруг проявила к нему сострадание. Юноша позволил себе расслабиться, на миг отвлечься от тяжести проблем и… довериться. Это было непросто, и Драко до сих пор не понимал, полностью ли рассчитывал на гриффиндорку, однако знал: пути к прежней жизни уже нет.

Когда Малфой достиг подножия Северной башни, его пальцы безумно болели из-за впившегося в них древка палочки — так крепко сжимал её Драко в ладони. Вокруг было тихо, и лишь отдаленный шум Запретного леса напоминал о том, что все происходит в действительности. Малфой медленно разглядывал обстановку, готовясь вот-вот запечатлеть появления человека, личность которого была интересной загадкой. Наверняка этот кто-то был далеко не заурядным волшебником, раз осмелился пробраться в Хогвартс. С одной стороны, Драко не желал встречаться лицом к лицу с Пожирателем, но с другой — отчаянно нуждался в этом. Он хотел расспросить этого человека про отца, точнее, про то, что от него осталось. Наверняка был способ достать тело оттуда, куда оно кануло, потеряв жизненную силу. Это было делом принципа. Драко знал, насколько сильно страдает Нарцисса из-за того, что её муж не покоится рядом со своими предками в фамильном склепе. Наверное, если бы тело доставили в Мэнор, миссис Малфой не отходила бы от могильной плиты днями и ночами.

Справа что-то шелохнулось, и Драко резко дернулся, вскидывая палочку. Прошлогодние листья, подхваченные мимолетным порывом ветра, с шумом опустились обратно на холодную землю. Малфой выдохнул, и только сейчас заметил, как оглушительно забилось его сердце. Он трусил, и от этого приходил в ярость. Только сейчас в его голову пришла мысль о том, что Пожиратели абсолютно точно не явятся. С его стороны было глупо уступать Грейнджер и потворствовать ей. Драко не знал, когда успел так прогнуться под волей волшебницы, но из-за того, что не думал об этом раньше, не испытывал дискомфорта. Но сейчас, находясь в таком шатком и опасном положении, юноша понял, что потерял всякий контроль над своей жизнью, отдав бразды правления в руки гриффиндорки. Кто бы мог подумать, что когда-то эта раздражающая всезнайка обратит его волю в прах и заставит ждать любого своего слова с невероятным трепетом. Глупо было бы не признавать, что огромную роль в таких метаморфозах сыграли чары. Малфой понимал, что из-за физического влечения начал рассматривать Грейнджер как девушку, но вот все остальное, что происходило с ними за эти почти два месяца… Не один раз она спасла его, не один раз вытаскивала из пучин обжигающего отчаяния. Заставляла улыбаться против воли и идти дальше, сжав зубы. Это было тяжело, но Грейнджер оказалась надежной опорой.

Малфой, отвлекшись от размышлений, взглянул на часы. До полуночи оставалось не более пяти минут. Время еще было, но слизеринца не покидало неприятное предчувствие. Нечто незримое давило на него со всех сторон, и Драко все крепче сжимал палочку в руке, даже не боясь сломать её. Минуты текли так медленно, будто вдруг превратились в долгие часы. С каждой секундой холод все больше опутывал ветрами одинокую фигуру у подножия Северной башни.

Отдаленный крик поразил слух слизеринца, и он мгновенно поднял голову к замку, настороженно нахмурившись. В одном из окон, застланных ночной темнотой, сверкнул язык пламени. Цветок красного плюща неосознанно вспыхнул в сознании Драко, и он, совершенно забыв про встречу с Пожирателями, ринулся обратно в замок.

***

Темнота пугала Пэнси с детства. Она, вечером получив записку от некоего волшебника, назвавшегося её «другом», вынуждена была направиться в заброшенный коридор Хогвартса. По пути ей встретилось несколько студентов, почти не обративших внимание на подавленный вид слизеринки. Паркинсон ощущала, как сильно трясутся её ноги и кисти рук. Истерзанные из-за постоянных нервных укусов губы слегка кровили, и девушка постоянно облизывала их. Вкус крови слегка отрезвлял, словно напоминая о том, чем она будет расплачиваться в случае неповиновения.

Девушка еще не успела отойти от исполнения прошлого задания, а ей подкидывали новое. Спровадить Теодора Нотта из Хогвартса было просто на деле, но тяжело морально. Шея слизеринки все еще саднила с их самого последнего разговора. После этого Пэнси окончательно пришла к выводу, что от Пожирателей ей ничего не нужно. Перспектива быть рядом с Малфоем как-то померкла, потому что прямиком над ней нависла угроза жизням её родителей. А еще девушка чувствовала себя беспредельно одинокой и почему-то преданной. Некому было помочь ей или хотя бы успокоить. Даже у Грейнджер была целая куча защитников, включая Теодора Нотта. Для последнего эта привязанность и стала самой главной слабостью. Пэнси с нервной улыбкой вспоминала, как изменилось лицо слизеринца, едва она упомянула грязнокровку в качестве средства шантажа. Протеус был прав — Теодор легко поддавался давлению, если речь шла о чем-то дорогом для него. Конечно, Паркинсон опасно блефовала, когда говорила, что в случае неповиновения Пожиратели сделают все, чтобы Героиня войны больше никогда не открыла глаза. Едва угроза прозвучала вслух, Теодор вцепился в её шею пальцами и сильно сдавил, припечатав к стене. Ему удалось выжать лишь пару испуганных взглядов, но брать свои слова назад Пэнси не собиралась. Слишком опасно было отступать. Прорычав несколько пугающих угроз, Теодор все-таки отпустил её и пообещал покинуть Хогвартс в обмен на молчание. Паркинсон согласилась скрыть от Пожирателей маленькую слабость Теодора. В конце концов, ей не нужны были лишние смерти. Гриффиндорка, пусть и раздражающая её до нервной дрожи, не стоила того, чтобы пачкать руки кровью. Вчера Теодор покинул Хогвартс, сдав все экзамены раньше срока, и Пэнси уже было облегченно выдохнула. Все это время внутри неё жило напряжение, не дающее спокойно спать по ночам и даже есть. Каждую секунду слизеринка ожидала удара, и потому всегда была наготове. Такое состояние быстро выжало из неё все соки, и к тому моменту, как пришло новое послание, Паркинсон представляла из себя оживший труп. Впервые она задумалась о том, насколько сложно было Драко, ведь сейчас она оказалась в похожем положении.

Когда волшебница незаметно нырнула в темную нишу, секретный ход из которой вел в тот самый секретный коридор, Пэнси зажгла «люмос» и осторожно пошла вперед. Шаги волшебницы тоскливым гулом разносились по пустым помещениям, и даже привидениям, которые обычно обитали в этих частях замка, было бы жутко находиться здесь. Толстый слой вековой пыли всколыхнулся, извиваясь вслед за краями темной мантии. Воздух наполнился матовым туманом, и слизеринка испугалась того, что может заблудиться в нем.

— Мисс Паркинсон, добрый вечер, — чей-то резкий баритон нарушил тишину заброшенного коридора, и Пэнси, чуть не подпрыгнув на месте, начала хаотично озираться по сторонам.

— Профессор? — неверяще прошептала девушка, когда свет её «люмоса» дотянулся до невысокой фигуры появившегося у полуразрушенного окна мужчины.

— Кажется, мы еще не успели познакомиться как союзники, — насмешливо обронил он. — Протеус передавал вам слова благодарности. Теодор Нотт заявился в поместье с такой готовностью, будто только и ждал возвращения Пожирателей. Не расскажете, как вы это сделали, если не секрет?

— Секрет, — резко ответила Пэнси, хотя понимала, что находится в глубоко зависимом и подчиненном положении. На лице Волнера проскользнуло острое недовольство, но он тут же скрыл его под привычной маской надменного безразличия.

— Юность, пылающая в вас, так восхитительна… — задумчиво протянул он и шагнул ближе. — Когда-нибудь она вас и погубит.

Пэнси разумно промолчала, отшатываясь от наступающего на неё мужчины.

— Но вернемся к делам насущным, — нетерпеливо выдохнув, продолжил Волнер. — Вы говорили нам, что мисс Грейнджер и мистер Малфой чересчур сблизились. Что ж, я увидел, что это абсолютная правда. Сегодня ночью должна была состояться наша с Драко встреча, но он доверил тайну своей новой… подруге. Если бы не знал, что она гриффиндорка, обязательно бы подумал о том, что здесь замешана амортенция. Подруга Поттера свела мистера Малфоя с ума, — мужчина насмешливо хмыкнул. — И с правильного пути тоже.

— Тогда не легче ли залечь на дно на некоторое время? — осторожно предположила Пэнси, хотя почувствовала, как недобрый огонек в её груди начал разрастаться с новой силой. Час назад она была настолько вымотана, что не хотела ничего, кроме покоя. Однако услышав об отношениях Драко и Грейнджер, Паркинсон вдруг обрела второе дыхание. Ревность, было задремавшая из-за проблем более важных, снова воспылала, и её искры поселились в зеленых глазах волшебницы. Волнер не мог не заметить этого и победно усмехнулся.

— Что легче, а что сложнее, решать не вам, — жестко осадил её Пожиратель. — Мисс Грейнджер, безусловно, чрезвычайно отважна и решительна, но иногда эти качества могут сыграть против их же обладателя. Сегодня ночью Драко явится на встречу в сопровождении директора, меня и нашей маленькой героини. Только там они никого не найдут. Хорошо, что я втерся в доверие Минерве, иначе сегодняшняя ночь могла стать последней для всех нас… — с вновь вспыхнувшей злобой пробормотал Волнер, крепко сжимая ладонь в кулак. Он с удовольствием распотрошил бы Грейнджер уже там, в кабинете директора. Она упрямо срывала все их планы, но сверху был отдан приказ не трогать девчонку, и Пожиратель не мог не покориться. — Но все к лучшему. С помощью вас мы сделаем так, что Минерве собственными руками придется сделать то, что мы пытаемся провернуть так долго…

— О чем вы? — Пэнси тревожно поджала губы.

— Вы должны будете поджечь библиотеку с помощью заклятья, которое я тебе скажу.

— Что? Нет! — запротестовала девушка, отступив на пару шагов.

— Если хотите сохранить жизнь своих родителей и свою, вы сделаете все, что потребуют Пожиратели. Не согласны? Мне убить вас прямо здесь? Не сомневайтесь, духа и сил на это мне точно хватит, — резко подняв палочку и направив её в сторону Пэнси, прошипел Волнер. Угроза возымела нужный эффект. Девушка, задрожав еще сильнее и едва сдерживая слезы бессилия, согласно замолкла.

— Прекрасно. И разве вы не хотите освободить Драко от влияния мисс Грейнджер? Уверен, вы в этом заинтересованы ровно настолько же, насколько и все мы.

— Как я должна это сделать? — прозрачным шепотом произнесла девушка, не поднимая взгляд на профессора. Она отчетливо слышала, как на осколки разлетается вся её жизнь, так неосторожно брошенная к ногам Пожирателей. Пути назад не было, но было будущее, исход которого определяла лишь она. Умереть и отдать жизни родных во имя сомнительного торжества добра? Нет, она не была глупой безрассудной гриффиндоркой. И, если отступать было поздно, то вот перспективы следовало рассмотреть получше. Выполнив задание Пожирателей сейчас, она могла бы наконец-то заполучить Драко, а после и власть, несоизмеримую ни с чем. Все это вырисовывалось настолько здорово и благополучно, что девушку даже затошнило от неправдоподобной слащавости.

— К полуночи вы должны быть в библиотеке. Дверь отопрется самым простым заклинанием — все запретные книги переместили в хранилище понадежнее, и охрана ослаблена. Вам необходимо начертить эту руну на столе в самом центре библиотеки, а потом произнести заклятье, которое я вам скажу. Ничего не напутайте, иначе пожар не произведет необходимого эффекта, — Волнер протянул девушке свернутый пергамент. — После того, как вы начертите руну и произнесете заклятье, у вас будет всего минута, чтобы покинуть библиотеку. И запомните: никто не должен заподозрить или уличить вас, иначе первой умрет миссис Паркинсон. Пришло время родителям расплачиваться за грехи детей…

— Я поняла, — твердо кивнула Пэнси, хотя не чувствовала в себе ни капли уверенности.

— Вот и чудно, — одобрительно похлопав её по плечу, Волнер развернулся и направился прочь. — Приятно иметь дело с такими рассудительными леди. Женская сила воли — это хорошо, но только не тогда, когда она становится помехой для мужчин. Будете разыгрывать строптивость в постели с вашим будущим мужем, а я больше не потерплю слов протеста. Всего доброго, мисс Паркинсон…

Пожиратель скрылся так же тихо, как и появился, оставив за собой лишь очередной всполох пыли. Кружась и извиваясь в воздухе, светлые частички, похожие на снег, тихо и почти заботливо окутывали волосы и одежду Пэнси, словно желая согреть и пожалеть её. Девушка пошатнулась, и, ощутив прилив слабости, оперлась плечом о шершавую обваливающуюся стену. Голова казалась чугунным ядром, зажатым в тугие тиски. В мыслях появлялись образы родителей, Драко, Нотта. Даже Грейнджер сверкнула в воображении Пэнси своими карими глазами. Все они вдруг оказались связаны друг с другом. Окончание войны для одних означало начало новой для других.

Простояв в мрачном коридоре еще несколько минут, Пэнси направилась к выходу. Раньше она ни за что на свете не провела бы в таком жутком месте ни одной лишней минуты, но теперь готова была остаться здесь навсегда, лишь бы не исполнять ужасных указаний Пожирателей. Медленно девушка побрела туда, куда вели её ослабевшие ноги. Из дальних темных закоулков доносился смех парочек и шумных компаний старшеклассников, и Пэнси ежилась, чувствуя себя совершенно чужой в этом беззаботном мире. На неё вдруг навалилась такая тяжесть, будто она тащила за собой ядро земли. До полуночи оставалось еще несколько часов. Паркинсон не знала, что ей нужно было делать, чтобы до этого времени не сойти с ума.

— Эй, Паркинсон! — до неё донесся знакомый веселый голос, и слизеринка поморщилась, не желая поднимать глаз. Ей навстречу, довольный до невозможности и, вероятно, пьяный, направлялся Забини.

— Комендантский час еще не наступил, а ты уже пьян? — иронично изогнув бровь, Пэнси запечатлела появление перед собой Блейза и горько усмехнулась. — Расскажи, на какой из дисциплин рассказывали, как проносить в школу бочки с огневиски?

— Как ты могла подумать, — с деланной оскорбленностью произнес юноша, положив руку на сердце. Но потом, сверкнув озорным взглядом, он растянул губы в добродушной усмешке и прошептал:

— Такое здесь не преподают. Хочешь, проведу для тебя приватный урок?

— После таких уроков юноша обязан брать на себя ответственность. А ты, я уверена, ни разу не слышал такого слова, — хмыкнула Пэнси, замечая, как давление на виски ослабевает. Задорный вид Блейза отвлекал от плохих мыслей.

— Да ладно, Пэнс! Мы же друзья! Идем, я угощу тебя хорошей вещью, — заговорчески подмигнув, слизеринец схватил девушку за руку и потянул за собой.

Пэнси хотела воспротивиться и отбросить руку приставучего однокурсника, но вдруг поняла, что лучше уж она останется наедине с самым большим бабником Хогвартса, чем со своими тоскливыми мыслями. Не обращая внимания на заинтересованные взгляды студентов и недовольные — преподавателей, они достигли подземелий и шумно ввалились в гостиную. В этот момент Блейз рассказывал что-то про очередное любовное приключение, а Пэнси, наконец не сдержавшись, рассмеялась, уговорив себя отвлечься от проблем хоть на несколько минут.

Когда дверь в комнату мальчиков захлопнулась, Забини тут же ринулся к прикроватной тумбочке. Оглядевшись, Пэнси прошла вглубь комнаты и остановила взгляд на аккуратно заправленной кровати без матраса. Тумбочка рядом пустовала, и весь этот угол выглядел жутко одиноким и убогим.

— Теодор ничего не сказал тебе о своем скором отъезде? — настороженно спросила Пэнси, глубоко в душе чувствуя вину.

— Появились какие-то дела с семейным бизнесом. Хотя, учитывая то, что его отец на свободе, лучшим решением было бы остаться в Хогвартсе.

— Думаешь, здесь он защищен от Пожирателей?

— Здесь он рядом с друзьями, — Блейз настороженно взглянул на девушку, но, когда она, быстро кивнув, приблизилась к нему, позабыл про все свои опасения. В глазах Паркинсон блестели слезы. — О, милая, что такое? В последний раз ты плакала на пятом курсе, когда…

Блейз решил не договаривать про расставание с Драко. Он прекрасно знал, до какого отчаяния может доводить девушек его болтливость.

— Я… — Пэнси натянула ухмылку, попутно вытирая глаза, но было уже поздно скрывать следы переживаний. Когда юноша сказал о друзьях, что-то внутри слизеринки надломилось и обрушилось. Раньше Паркинсон никогда не задумывалась, как одинока на самом деле. Нет, подлиз и льстецов в её окружении хватало, но вот друзей — тех, кто не побрезговал бы подать ей, испачкавшейся в делах Пожирателей, руку помощи — не было.

— Держи, — Блейз понимающе качнул головой и втиснул в ладонь волшебницы стакан с янтарной жидкостью. — Он, конечно, обжигает, но тебе станет значительно легче.

— Только несколько глотков, — пролепетала девушка, старательно отводя тему разговора от её слез.

— Брось, Пэнс! Это несерьезно!

— Я должна быть бдительной, — она многозначно улыбнулась и приняла стакан. — Слова про ответственность были чистой правдой.

— Ты обо мне такого дурного мнения?

— Даже не представляешь, насколько.

Блейз смотрел на неё с серьезной обидой всего несколько секунд, а потом, нацепив маску веселья, вскинул брови и выразительно посмотрел на стакан:

— Пей, принцесса.

Девушка сделала сразу несколькоглотков, а потом закашлялась. Жгучая жидкость ударила резким запахом и обожгла горло, проникая в пищевод. Забини был прав — огневиски было убойное.

— И как вы постоянно это пьете? — сморщившись и отдав стакан в руки скалившемуся юноше, проскрипела Пэнси и облизнула губы. — Отвратительно.

— Подожди некоторое время, и потом попробуй сказать это ещё раз.

— Думаешь, мне станет настолько хорошо?

— Настолько, что ты даже не сможешь говорить.

Пэнси испуганно посмотрела на Блейза. Она не могла явиться на задание в неадекватном состоянии.

— Шучу, — Забини легко щелкнул её пальцами по носу, и, мысленно посмеявшись над серьезностью девушки, подошел к собственной кровати. Обессиленно плюхнувшись на неё, Блейз откинулся на спину и устремил взгляд в потолок. — Иди сюда, я тебя не обижу.

Нерешительно опустившись на краешек кровати, Пэнси оглянулась на довольного донельзя Блейза и сама нерешительно улыбнулась.

— Так в чем дело? Может, я смогу помочь? — нерешительно, но серьезно начал юноша, сосредоточенно вслушиваясь в тишину.

— Нет, все… под контролем. Не так, как хотелось бы, но вполне сносно… — извернулась Пэнси, и, ощутив прилив расслабления, откинулась назад. Повернувшись, она бы могла увидеть лицо Блейза в непосредственной близости. — Просто иногда тяжело, когда держишь все в себе. Напряжение скапливается все больше с каждым днем, и ты хочешь, чтобы весь мир просто оставил тебя в покое. Даже планы на будущее стираются. Остается только неизвестность и постоянное чувство тревожности. Я думала, эмоции не могут пытать человека, но эти ощущения страха, потерянности и одиночества… — Пэнси замолкла, прекрасно понимая, что наговорила много лишнего.

— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, — Блейз скользнул пальцами по щеке девушки, чтобы привлечь её внимание. Паркинсон повернулась к нему с глазами, полными слез. Что-то внутри него, вероятно, заложенное природой, ощутимо содрогнулось. Желание защитить и согреть возобладало над разумом. Приподнявшись на локтях, слизеринец склонился над лицом волшебницы и настойчиво прижался к её истерзанным и соленым на вкус губам. Пэнси вздрогнула, и, отогнав мысль отпрянуть и залепить наглецу пощечину, покорно закрыла глаза. Её губы сминали нежные прикосновения. Горячий язык скользнул по мелким трещинкам, слизывая кровь. Паркинсон нервно всхлипнула, обвивая шею Забини руками. О, как ей хотелось раствориться хоть в ком-то! Между тем руки Блейза вполне целомудренно покоились на её шее и талии, и едва ощутимые поглаживания успокаивали и уносили в приятную сказку под названием «безопасность». Когда девушка скользнула руками по вороту его рубашки и принялась судорожно расстегивать пуговицы, Забини отмер от сладостного мгновения и мягко пресек её попытки раздеть его. — Подумай хорошо, Принцесса. Я сказал, что ты можешь рассчитывать на меня, но мы никогда… — Блейз замолчал, потому что ненавидел говорить подобные вещи. Он обычно и не говорил их просто потому, что ему было все равно на чувства девчонок, так легко вешающихся на шею. Но Пэнси была подругой — его и Драко — и он не мог причинить ей такую боль. Юноша не понаслышке знал, какую боль приносят не оправдавшиеся ожидания и надежды.

— Мы никогда не будем чем-то большим, и, если ты согласна…

— О, Мерлин! Блейз! — испуганно прошептала Пэнси и резко поднялась. Пронаблюдав за тем, с какой бешеной скоростью девушка вскакивает с кровати и поправляет одежду, слизеринец болезненно зажмурился.

— Только не обижайся! Пэнс, ты замечательная, но я…

— Просто заткнись, — вложив в голос всю боль, Паркинсон, не оглянувшись, рванула на себя ручку двери и направилась прочь. Ей было не важно, куда идти. Не важно, потому что нигде её не ждали. Она была совершенно одна.

Удобная Пэнси, которую можно поманить, как собачку, и она прибежит, радостно виляя хвостом! Пэнси, которую можно запросто обнадежить поцелуем, а потом безжалостно все разрушить. Боги! Девушка понимала, что связываться с Забини было бессмысленно, не мог он сделать хотя бы вид, что ему не все равно на её чувства? Череда неприятных событий в её жизни наводила на мысль о родовом проклятье. Пэнси никогда не была обожаема и любима, никто и никогда не говорил девушке, что сделает ради неё что угодно. А ведь она, между прочим, была не такой уж отвратительной сукой, как о ней говорили. Скверный характер Паркинсон использовала как самый мощный щит против неприятелей, но, если уж кто-то ударял её, когда она была открыта и доверчива, мир девушки рассыпался на кусочки. С каждым таким ударом она все больше обматывалась колючей проволокой жестоких слов.

Почему она так переживала за благополучие других? Разве не заслуживала хотя бы немножко счастья? Хотя бы одного куска от пирога благополучия, которым её совершенно обделили? Было такое ощущение, что мир раз за разом ожесточал и прогибал её под себя, мерзким шепотком напоминая, что она ничего не значит.

В подобных отвратительных мыслях Пэнси провела несколько часов, выбрав местом временного пристанища Астрономическую башню. Волшебница от души наревелась, когда вспомнила о том, как мечтала, будто в ночь выпускного Драко сделает ей предложение на этом самом месте. Отсюда открывался прекрасный вид на Запретный лес и ночное небо, и потому Пэнси считала, что места романтичнее в Хогвартсе нет. Знала ли она, что в конце концов, несчастная и зависимая от гадких Пожирателей, она будет сидеть здесь в одиночестве, пока Драко находился подле Грейнджер, а единственный человек, хоть немного похожий на друга, спокойно спал, поцеловав и тем самым оскорбив её? Наверное, если бы каждый человек знал о своей судьбе наперед, то не доживал бы и до совершеннолетия. Трудности сложны в преодолении, но еще сложнее — в предвкушении.

За четверть часа до полуночи, полностью опустошенная и мертвенно-спокойная, Пэнси направилась к библиотеке. Она уже не переживала так, как прежде. Откровенно говоря, ей стало совершенно плевать на то, что произойдет в дальнейшем, потому что, как казалось, хуже уже быть просто не могло.

Дверь и правда поддалась после второго отпирающего заклинания, и Пэнси, на всякий случай осмотрев коридор, шагнула внутрь. В ноздри ударил знакомый запах старого пергамента и волшебных чернил. Окинув помещение безразличным взглядом, девушка твердым шагом направилась вглубь. Найдя стол, предположительно находящийся в середине библиотеки, Пэнси развернула пергамент и посмотрела на руну, нарисованную на нем. Взмахнув палочкой, она перенесла начерченное с бумаги на лакированную поверхность стола, а потом снова воспроизвела в голове нужное заклинание. До полуночи оставалось всего несколько минут. Еще раз окинув книжные стеллажи взглядом и заглушив внутри предательскую жалость и тоску, Пэнси прошептала заклинание и быстрее, чем даже следовало бы, направилась к выходу. Через несколько десятков жалких секунд все здесь должно было полыхнуть адским пламенем.

— Мисс Паркинсон? — изумленный голос поразил её и обездвижил. — Что вы делаете в библиотеке в такой поздний час? — мадам Пинс, в одной лишь сорочке и накинутом сверху длинном халате смотрела на девушку с укором и раздражением. — Как хорошо, что я забыла здесь свои очки! Итак, юная леди, вы собираетесь объясниться передо мной? Помимо того, что вы находитесь вне своей комнаты после комендантского часа, так еще и…

— Остолбеней! — охрипшим голосом вскрикнула Пэнси, направляя палочку в безоружную женщину. Адреналин стучал в висках, колени подгибались, а руки тряслись так, будто кто-то дергал их со всей силы.

«Никто не должен уличить вас, иначе первой умрет миссис Паркинсон»

Одни и те же слова мистера Волнера бились в голове девушки как единственное, что вообще имело значение. Захлопнув за собой дверь библиотеки, Пэнси отбежала к противоположной стене и рухнула на пол, вцепившись пальцами в собственные волосы. Зажмурившись, она услышала, как в помещении взрывается нечто огромное, а потом шелестящие звуки пожара заполняют все пространство за закрытыми дверьми.

Мадам Пинс была мертва.

Громкий, почти нечеловеческий крик боли и отчаяния пронесся по пустым коридорам школы волшебства, а потом Пэнси очнулась, потому что сорвала голос. Даже в состоянии, близком к помешательству, она ясно понимала: нужно убираться.

До того момента, как перед Паркинсон не появилась дверь в выручай-комнату, она беспрестанно молила Мерлина ослепить её или вовсе убить. В голове, словно небесная кара, стояли округленные от ужаса глаза мадам Пинс и её нелепое шевеление губами вслед. Ворвавшись в волшебную комнату и упав на холодный пол, Пэнси зашлась в хриплых жутких рыданиях.

***

— Какого черта здесь происходит?! — взревел Волнер, когда все они подбежали к дверям библиотеки. Филч и еще несколько преподавателей толпились поблизости. Все они, заспанные и испуганные, громко переговаривались и озирались по сторонам, видимо, ожидая появления директора.

— Профессор, — укоряюще пробормотала Макгонагалл, хотя у неё на языке вертелась похожая фраза. Протиснувшись сквозь толпу, она подошла к дверям библиотеки, с замиранием сердца прислушиваясь к треску внутри. Это был как раз тот случай, когда не хотелось верить ни своим ушам, ни своим глазам.

Драко и Гермиона подбежали как раз в тот момент, когда Макгонагалл, предусмотрительно выстроив перед дверью защитный барьер, коротким заклинанием отворила массивные двери библиотеки. Огонь, отразившийся в глазах каждого, тут же перекинулся на сердца, пожирая их с невыносимой болью. Горели стеллажи, столы и книги. Горела история.

Драко отшатнулся, забыв снова вдохнуть. Только когда легкие начало болезненно сводить, юноша порывисто хватанул ртом воздух, издав при этом неопределенный вздох ужаса. Малфой смотрел на огонь, беснующийся в библиотеке, но видел лишь дотлевание собственной жизни. Мысли совершенно перепутались в голове, однако связать происходящее с деятельностью Пожирателей Драко все-таки смог. Он знал, что это событие станет жирной точкой в его благополучной истории и станет началом новой, куда менее радужной.

Гермиона шагнула ближе, и её сердце болезненно заныло. Наверное, то же самое она бы почувствовала, если бы увидела, как горит её собственный дом. Она практически чувствовала то, как умирают на разрушенных полках многовековые фолианты и погибают в огне строчки из её любимых книг. Неосознанно вспомнился день Битвы, когда вокруг тоже был огонь, огонь, и ничего кроме огня. В тот день девушка поняла опасность пламени, словно видела его в первый раз. Огонь уничтожал, обращая все в пепел, не оставлял за собой ничего, кроме боли и разрушений. Как бездушный противник, на которого не действовали заклятья и призывы совести, он продвигался и пожирал, подобно самой Нагайне.

Вдруг пламя, словно по щелчку чьих-то пальцев, погасло. Обгоревшие деревяшки и корешки книг упали на пол, слагаясь в некий рисунок. Первой вышла из состояния остолбенения Минерва, и, взмахнув палочкой, сняла щит. Её неуверенные шаги пронзили наполненную дымовой завесой библиотеку, а «люмос» прорезал воздух. Из темноты, охватившей помещение, послышался громкий испуганный вздох, и все остальные устремились вслед за директором. Гермиона, было шагнувшая вперед, тут же оглянулась на Малфоя, застывшего у стены. Его взгляд ничего не выражал, а губы были приоткрыты, будто фраза, готовая сорваться с них, застыла от испуга. Подлетев к нему, девушка схватила руку Драко и легонько её потрясла. Взгляд Малфоя тут же сфокусировался на маленьком бледном лице. В глазах Грейнджер было столько страха и озабоченности его состоянием, что волшебник решил не усугублять ситуацию и вернуться в реальность. Посмотрев на ладонь девушки, обвившую его запястье, с недоверием, Драко прикрыл глаза и втянул в себя воздух, пропитанный тяжелой гарью.

— Мистер Малфой! — прогремело из библиотеки, и присутствующие расступились.

Движения преподавателей были скованными, их тела кукольно одеревенели. Бесстрашно встретив настороженные взгляды, Малфой сделал большой шаг вперед, вдруг почувствовав прилив безрассудной уверенности. Ему только хотелось узнать, какой из сотни изощренных способов использовали Пожиратели, чтобы заставить его покинуть Хогвартс.

— Драко… — несмело прошептала гриффиндорка, сильнее стискивая его руку. Они едва минули порог, но идти дальше уже не требовалось. На полу, слагаясь из остатков недогоревшей мебели и черных углей, почти во всю ширину опустевшего зала вырисовывалась змея, выползающая из черепа. Скрюченный обгоревший труп, заменяющий голову пресмыкающейся твари, выделялся посреди остального хаоса. Малфой схватился за руку девушки как за спасательный круг, хотя понимал, что это уже не поможет. Он тонул в ледяном океане неоспоримых, но ложных доказательств. Его руки и ноги уже сводило судорогой ужаса, и вскоре, Драко был уверен, он потеряет власть над собой и своей жизнью. Тот, кто упрямо сталкивал его в этот ледяной омут, постарался на славу. Похолодевшими пальцами отцепив руку Гермионы, Малфой сделал еще шаг и встретился взглядом с Макгонагалл. Её губы дрожали, а глаза едва заметно наполнялись влагой.

— Вы специально выманили нас в такое время прочь из замка, чтобы развязать руки Пожирателям? — прогремел Волнер, решительно наступая на Драко. — Я предупреждал вас, мистер Малфой! — он указал на него пальцем и повернулся к Минерве. — И вас тоже, директор. Я говорил, что этот мальчишка связан с деятельностью Пожирателей! Пострадавший ученик, разрушенный кабинет нумерологии… — медленно перечислил мужчина, и его губа гневно дрогнула. — Всего этого вам было мало, чтобы сдать его аврорам. Вы думали, что он изменился, клялись мне, что отпрыск Малфоя нисколько не похож на своего отца! Может быть теперь, когда библиотека Хогвартса — третья по значимости в Волшебной Британии — сгорела вместе с невинным человеком, вы откроете глаза и посмотрите на все не через призму собственной безалаберности?!

Гермиона пораженно наблюдала за тем, как директор молчаливо сносит все жестокие слова, произнесенные в её адрес. Со смерти Альбуса Дамблдора девушка еще не видела Минерву настолько обескураженной и уязвленной. Женщина внимательно слушала, но в то же время была будто не здесь. Её стеклянный взгляд застыл на изуродованном огнем теле, а губы мелко дрожали. Гермиона чувствовала, как при взгляде на директора собственная решимость и выдержка покидают её.

— Вы подпишете указ об отчислении Драко Малфоя сейчас же, чтобы им незамедлительно мог заняться Аврорат! — Волнер резко вскинул руку в направлении Минервы, но она никак не отреагировала.

Драко смотрел на труп и выложенный из пепла знак Пожирателей, не слыша разговора. Ему хватило и первого истеричного возгласа Волнера для того, чтобы понять: все кончено. Произошедшее с ним за эти несколько месяцев не имело значения. Кто-то, надсмехаясь и злобно нашептывая проклятья, просто оттянул срок такого сокрушительного падения, чтобы Драко поверил в спасение, а потом ударился побольнее. Ведь надежда, как и любовь, не всегда бывает во спасение.

— Вы не имеете права, Драко ни при чем… — рассеянно шептала Гермиона, сжимая руки в кулаки. Все в её груди клокотало и рвалось наружу адским пламенем. Девушка отчаянно желала, чтобы Волнер упал замертво и его злобная торжествующая усмешка сползла с губ. — Пожиратели подставили его!

— Интересно, зачем? — захохотал профессор, словив взгляды поддержки из толпы.

— Это известно только им, — злобно прошипела Гермиона, смотря прямо в глаза Волнеру. На секунду ей показалось, что мнимое веселье покинуло его, и во взгляде промелькнул испуг. — Драко не хотел говорить мне! Если бы я не узнала, то директор и вы остались бы в школе и смогли предотвратить пожар! Как вы смеете обвинять его? Он только поступил так, как было необходимо!

— Значит, если бы не ваша настойчивость, мистер Малфой отправился бы на встречу с Пожирателями один? Удивительная сила женского влияния!

Драко обреченно зажмурил глаза, а его руки опустились в бессилии. Грейнджер хотела спасти его положение, а сделала только хуже. Винить её уже не было смысла.

— Вы все неправильно поняли! — нервно облизнув губы, Гермиона помотала головой и набрала в легкие воздуха. — Мы пытались пресечь попытки Пожирателей выманить Драко!

— Довольно, мисс Грейнджер! Не делайте так, чтобы я начал подозревать еще и вас! Могила, что вырыл для себя мистер Малфой, очень глубока, и я начинаю догадываться, что рассчитана она на двоих!

Драко наконец поднял голову и яростно посмотрел на Волнера. Поддавшись неосознанному порыву, он схватил девушку за запястье и завел себе за спину, не проронив и слова. В этих молчаливых действиях чувствовалось обречение загнанного в угол дикого зверя.

— Мистер Волнер! Как вы смеете обвинять Героиню войны? — донесся возмущенный возглас из толпы. — Разве вам не известно, что она сделала для всех нас?

— О, мне все известно, миссис Праймор! Но знаете ли вы, что способна творить дурная кровь? — когда все изумленно замерли, вперив взгляд в профессора, он ощутил, как сердце падает вниз. План, так четко отработанный Пожирателями, мог запросто полететь к чертям из-за его неосторожного языка. — Я имею в виду юную кровь, уважаемые. Разве вы не знаете, что бушует в голове у таких молодых девушек, как она? Мне неловко говорить об этом, но, как я успел заметить, мисс Грейнджер стала жертвой очарования мистера Малфоя, чем он и не преминул воспользоваться! Никто не стал бы подозревать его, если рядом такая знаменитая и надежная спутница…

Гермиона, приоткрыв рот от возмущения, выслушивала обвинения и все крепче стискивала челюсти. Ей невообразимо сильно хотелось врезать Волнеру и заставить его заткнуться, но тело будто окаменело от потока несусветной чуши, вылившейся на неё.

— Я разочарован, мисс Грейнджер! — театрально вздохнув, профессор подошел ближе и устремил на девушку победный взгляд. Гермиона, уловив нотки триумфа в голосе мужчины, застыла на вдохе, похолодев всем телом. — Директор убеждала меня в вашей компетентности, и только поэтому, признаюсь, я закрыл глаза на прошлую выходку мальчишки. Но я даже не подозревал, что вы провалите такое простое задание. Вам было поручено следить за Драко Малфоем, а вы, извините, — Волнер оценивающе прошелся по ней взглядом. — Влюбились в него!

Малфой распахнул глаза, задержав взгляд на довольном лице Волнера. Несколько секунд юноша пытался переварить сказанное, следующие несколько — понять, правдивы слова мужчины, или нет. Чтобы определиться с последним, он медленно повернулся к Гермионе, но тут же с ужасом отпрянул. Гриффиндорка молчала, спрятав глаза и закусив губу. Мерлин! Это была правда!

Тут же все в голове Драко завертелось с новой силой, и картины из недалекого прошлого вдруг начали приобретать определенность. Неожиданное пожелание доброго утра, преследование, внезапно протянутая рука помощи… Все это было обманом, ложью, умелой игрой Грейнджер. Она обвела его вокруг пальца с такой легкостью, что Малфою хотелось тут же рассмеяться, схватившись за живот, но потом все-таки разрыдаться. Первоначальное ошеломление прошло, и на смену ему пришла густая тягучая боль, ударившая по клапанам сердца. Разрастаясь и нагреваясь, она причиняла неистовые страдания и грозила разорвать измученную крохотную душу на части. Черная ненависть, смешиваясь с горячей кровью любовной одержимости, превращалась в яд и обжигала вены, по которым бежала. Каждая клеточка тела стала чужой и омертвевшей. Драко вдруг понял, что не жил по-настоящему всё это время. Обман лип к обману, и на его теле, казалось, больше не осталось места ни для чего, кроме ударов хлыстом судьбы.

— До утра мы заключим вас обоих в камеру, потому что не знаем точно, причастна мисс Грейнджер к деятельности Пожирателей, или нет. Сдайте палочки, — уже спокойнее произнес Волнер, осознав, наконец, свою победу.

Малфой вытянул палочку из кармана и небрежно бросил её на пол, не отрывая глаз от опущенных ресниц волшебницы. Она не могла пошевелиться, потому что чувствовала обжигающий взгляд, полный презрения и боли. О, как она недооценила те чувства, которыми успела проникнуться к юноше! Ей-то казалось, что чары, оправдывающие все её порывы, станут вечным щитом от угрызений совести. Закрывая глаза на собственные эмоции, она совершенно потеряла дорогу и заблудилась в непроглядной тьме собственной лжи. Врать себе было даже хуже, чем врать Драко, потому что теперь она испытывала боль из-за чужих страданий, и чары здесь наконец-то были ни при чем. Гермионе всегда казалось, что, исполнив это задание, она освободится от чар, наставит Драко на путь истинный и заживет как прежде. Но даже не это заблуждение было самым отвратительным. Важнее, что она совершенно не заметила то, как сильно изменилась внутренне и насколько крепко привязалась к теплу, бывшему раньше холодом. Грейнджер никогда не оправдывала себя и понимала, что смертельно виновата.

Не поднимая головы, она нашла свою палочку и вытянула перед собой.

***

Их заключили в одной из пустующих жилых комнат Хогвартса, потому что специальных камер в замке не было. Макгонагалл так и не проронила ни слова, видимо, находясь в глубочайшем трансе. Погремев ключами на прощание, Волнер, довольный до невозможности, увел её в кабинет, чтобы подписать заявление об исключении из школы Драко Малфоя.

Вероятно, комната была предназначена для проживания в ней кого-то из преподавателей, но, так как профессорский состав после Войны заметно уменьшился, помещение пустовало. Все вокруг было накрыто белыми полотнами, защищающими мебель от пыли. Гермиона смогла различить по очертаниям лишь шкаф, стол, небольшое кресло и высокую кровать в углу. Окно было узкое и днем наверняка почти не пропускало света.

Драко, лишь дверь за ними закрылась, прошел креслу и тяжело опустился в него, склонив голову к груди. Но потом, осознав, что расслабленная поза ему не удастся, он, вцепившись пальцами в волосы, согнулся и устроил локти на коленях. Все, что должно было его заботить в эту секунду, не имело никакого значения. Авроры, повторное расследование, суд, слезы матери… Все это существовало в его представлении будущего, но где-то далеко, за пределами комнаты. Здесь, в уединенной тишине, хотелось думать только о предательстве Грейнджер.

Гермиона, нерешительно остановившись у двери, жадным и виноватым взглядом впивалась в сгорбленную фигуру слизеринца. Ей хотелось что-то сказать, но она прекрасно понимала, что Малфой её слушать не станет.

— Грейнджер, — вдруг спокойно начал он, и девушка вздрогнула. Луч надежды осветил её поверженное во мрак отчаяния сознание. — Ты мерзкая сука.

— Я знаю, — кивнула она, сдерживая слезы. Но её сердце рыдало совсем не по ней, а по той связи, которая неумолимо ускользала из перепачканных маслянистой ложью ладоней.

— Ты знаешь? — хмыкнул Драко, запоздало понимая, что лучше бы он вообще не затевал этот разговор. Мнимое спокойствие и покорность Грейнджер только выводили из себя, не давая выхода и малой части той боли, что сейчас усердно пилила его сердце. — Я все думал, почему мне порой так трудно дышать рядом с тобой… — он хрипло рассмеялся и поднялся на ноги. Гермиона инстинктивно прибилась к стене, на задворках сознания понимая, что он сейчас может запросто убить её. — Оказалось, ты просто натягивала поводок.

Драко остановился в нескольких шагах от девушки, не сводя с неё пристального взгляда. Ему хотелось, чтобы она наконец-таки подняла свои бесстыжие глаза и ответила за то, что сделала.

— Это не так, — невнятно всхлипнула она. — Волнер неправильно выразился. Я не должна была следить за тобой. Просто стать ближе и сделать так, чтобы ты не… — слишком поздно девушка поняла, что это бессмысленное оправдание. Слежка — лучшее слово для этого позорного поступка.

— Что? Не стал Пожирателем? Поздравляю, Грейнджер! Ты отлично справилась! Сто очков Гриффиндору! — прокричал Драко, заметив, как сотрясаются при каждом его слове плечи девушки. — Теперь я заключенный Азкабана, так что тебе нечего бояться.

— Нет! — с внезапной смелостью вскрикнула она, наконец поднимая глаза. — Я не позволю им заключить тебя, клянусь!

— Заткнись уже, — обреченно выдохнул он.

— Это правда, что мне было приказано помогать тебе справиться с давлением, но после всего, что между нами произошло… — взгляд девушки блеснул уверенностью. — Я знаю, что мы больше не враги.

— Не друзья уж точно.

— Нет, не друзья, — сглотнув, ответила Гермиона. Не так она представляла разговор об их отношениях. — Нечто… нечто другое.

— О, Мерлин! — Драко истерично рассмеялся. — Ты думала, будто я запал на тебя? О чем ты говоришь? И что такого между нами произошло? Дай подумать… — он воодушевленно вдохнул. — Может, говоришь про тот момент, когда ты истекала от возбуждения рядом со мной и думала, будто это искренне? Когда мы почти трахнулись в Мэноре?

— О, если только это для тебя имеет значение! — Гермиона не ожидала от себя злобы, но слова Малфоя настолько задели её, что она не смогла покорно смолчать.

— Не смей открывать свой рот! — прорычал Драко, рывком прижимая ладонь к её губам. — Я доверял тебе! Впервые после того, как все рухнуло, я почувствовал себя живым и подумал, что не будет ничего плохого, если я попробую снова восстать из пепла. Вот только таким, как я, не место в твоем светло-розовом мире, Грейнджер. Мое место в грязи и пыли под ногами великих освободителей, без разбору заклеймивших каждого. Была бы их воля — они осудили бы за измену даже младенца, улыбнувшегося Пожирателю! — Драко обреченно покачал головой. — Как глупо с моей стороны было доверяться тебе — той, что всегда стояла у верхушки слепого правосудия! Ничтожная букашка под твоей ногой — вот кем я всегда был для тебя и кем останусь навсегда. Ты говоришь о чувствах? Что ж, если ты приняла за любовь простую похоть, то мне тебя жаль! Знаешь, что бы было, если бы на нас не наложили чары? — Драко вопросительно изогнул бровь. — Я бы просто трахнул тебя, и на этом бы все закончилось.

Еще раз прижав её к стене, Малфой рывком отстранился и направился вглубь комнаты.

— Я разбит и уничтожен тобой. Довольна? Достойное искупление за нашу детскую вражду?

— Ты мне нужен, Драко. Я… — Гермиона изо всех сил сжала края мантии, борясь с желанием просто умереть.

Малфой подумал, что оглох, но оглушительно громкий стук собственного сердца подтверждал обратное. Резко развернувшись, он в три ровных шага преодолел расстояние до сжавшейся от страха и отчаяния гриффиндорки, а потом схватил её за шею и притянул к себе

— Не смей, — прошипел он ей почти в губы, не разрывая зрительного контакта. — Даже слов таких не произноси!

— Я… — Гермиона понимала, что у неё есть лишь один шанс на спасение.

Грязно выругавшись, Драко рывком прижался к её губам, и, убедившись, что девушка не продолжит свою бредовую фразу, скользнул языком в расслабленный рот. Когда короткий стон, перетекая из одних губ в другие, резонансом отозвался в сердце Малфоя, он прикусил тонкую влажную кожу до крови, словно наказывая, и тут же отстранился.

— Это не конец, Грейнджер, — больно стянув её волосы на затылке и рывком приблизив голову девушки к себе, пообещал Драко. Прижавшись щекой к её виску, он неосознанно потерся о гладкую кожу, но потом, придя в себя, продолжил:

— Я переверну этот чертов мир и тогда приду за тобой… — шумно выдохнул он ей прямо в ухо, другой рукой скользя к ягодице. Цепкие пальцы впились в мягкую плоть, и Гермиона зажмурилась, едва ощутимо вздрогнув. — И, видит Мерлин, лучше тебе не ждать этой встречи…

Комментарий к 18. Могила на двоих

Ух, ребята. Кажется, на ближайшие несколько глав мой плейлист при написании будет состоять исключительно из ЛСП. Эта музыка всегда вызывает негативные мысли и располагает к написанию вещей о душевном падении и мировом отчаянии.

В целом, глава мне очень понравилась. По крайней мере, мне было интересно её перечитывать.

Обязательно загляните в группу и оставьте комментарий под записью, где я прошу у вас помощи в теме написания небольших зарисовок о героях)

Жду бомбических комментариев!

(Каждый из них я перечитываю по несколько раз и сумасшедше улыбаюсь, так что не думайте, будто для меня они ничего не значат)

Огромное спасибо за моральную поддержку!

========== 19. Ненависть ==========

— О, то было много славных столетий назад, когда земля и небо еще не разъединили своих объятий, а люди верили в волшебство и жили в мире с магами, как добрые соседи. И славился в те великие века Мерлин, чье имя у каждого вызывало благоговейный трепет. Маг был добр к людям и нес свет знания в их племя, а потому стал любимейшим советником доблестного короля Артура. Много различных подвигов совершили они плечом к плечу, но тем славнее деяния, чем сильнее противление им. Моргана, ученица Мерлина и сильнейшая ведьма тех времен, вдруг возгордилась и не захотела делить знания и мир с теми, в чьих жилах не текла магическая кровь. И пришла она к Мерлину и начала молить его отречься от «грязного» рода и пленить его, сделав рабами магов. Глубокая тоска охватила сердце Мерлина, и слезы его, скатившись по лицу, превратились в черный жемчуг. Лишь раз воззвал волшебник к совести и душе Морганы, но те настолько затянулись туманом гордыни, что ведьма не почувствовала и кончика той иглы человечности, которой её пытался уколоть учитель. «Как ты можешь говорить, что любишь меня, если хочешь обратить в пепел народ, почитаемый мной?», — сказал ей Мерлин и в глубокой скорби изгнал из королевства Артура, чтобы она не навлекла на себя беду. Но ненависть, лишь однажды посеявшая свои зерна в горячей душе, обязательно даст свои плоды. Моргана не забыла обиды. В отчаянии припала она телом к земле и зарыдала, взмолившись древней Силе, таящейся в недрах до того дня, который люди именовали Судным. Услышала её Сила, проснулась и протянула свои когтистые лапы к очерневшей душе ведьмы. И настолько каменной и пустой была та душа, что Сила, поразившись отчаянию, обитавшему внутри живого тела, поднялась из земли и легла в руки Моргане. Обретя великие способности и никому до этого не известные секреты магии еще более древней, чем сам мир, ведьма обрадовалась и под покровом ночи вернулась в королевство Артура. Черная тень, именуемая завистью и злобой, упала на плечи могущественного Мерлина, и занемог он, а потом и умер, в последний свой миг увидев лишь лицо Морганы, искаженное ненавистью. И оттого предательство было горче, что любил её маг ровно так же, как и любого из своих приближенных. И погиб он за любовь к людям, в чьих венах не текла магическая кровь.

Лишь секундную радость ощутила Моргана от смерти отвергшего её учителя, а потом поселилась в ней великая тоска, ибо уничтожила она единственного человека, отеческая любовь которого отогревала её крошечное ледяное сердце. И, поскольку Сила забрала последние остатки её души, Моргана не могла раскаяться, но была способна лишь на ненависть. Тогда возжелала Моргана смерти всего человечества, что так любил Мерлин. Скрываясь от гнева преследующих её рыцарей короля Артура, бежала она в темные непроходимые леса. Но Сила с каждым днем забирала все больше и больше, и, когда Моргана решила, что убьет каждого младенца, рожденного от союза мага и человека, последний клочок её души почернел и обуглился. Поняла Сила, что служит глыбе, но не человеку, и тогда спросила ведьму: «За что ты борешься и за что хочешь погубить человеческий род?». Отвечала ей Моргана: «Борюсь за себя, а гибели людей желаю во имя одной только смерти. Покорись же мне и дай силы осуществить задуманное». Не зная и не ведая, оскорбила Моргана Силу, не покоряющуюся никому, но отдающуюся лишь в те руки, которые могли её выдержать. И сказала Сила: «Представь свою ненависть толщей воды, и тогда, если сумеешь не захлебнуться в ней, помогу тебе и приму как свою хозяйку». Посмеявшись, закрыла глаза Моргана и тут же вообразила себе черную кипящую воду. Вмиг оказалась она в обжигающем темном море, и было оно так велико, что не было видно ни конца ни края жалящим её тело волнам. Кричала и молила ведьма, но Сила лишь наблюдала за Морганой, тонущей в собственной ненависти. И, когда последний стук сердца коварной женщины отразился в небе раскатом грома, отхлынула вода в разные стороны, и погибло там все живое. Заросли эти места непроходимым, страшным лесом, и наполнился он невиданными черными существами. А Сила, поселившись в безжизненном теле, ушла в недры земли и снова заснула. Наросли над ней горы столь же черные и столь же беспощадные, как и душа самой Морганы, маленьким угольком сдерживающая в себе неистовую магию… Ты спишь, милый?

— Нет, — хриплый детский голос разрезает тишину детской. — И почему Мерлин не заметил с самого начала, как она ужасна?

— Любовь ослепляет, Тео, а еще делает нас большими эгоистами.

— А вдруг я стану таким же, когда вырасту? — испуганный голос мальчика дрожит.

— Не станешь. Я дам тебе столько любви, что ты сможешь утонуть в ней, как и Моргана — в своей ненависти, — женщина смеется, трепля сына по темным волосам. — Спи.

Мягкий поцелуй опускается на лоб мальчика, и он приятно жмурится.

— А папа… — ребенок замирает, заметив, как посерьезнело лицо матери. — Папа стал, как Моргана? Он из-за любви хочет тебя убить? Чтобы ты не отдавала её мне?

— Глупости! — шепчет она и обнимает сына за плечи. — Где ты такое услышал?

— Когда к нам в дом приходили те люди в черных масках.

— Твой отец любит нас и ни за что не даст никому в обиду. Все будет хорошо. Спи, дорогой. Завтра я расскажу тебе новую историю, — голос женщины дрожит, а в темноте не видно слез.

— Обещаешь? — недоверчиво переспрашивает мальчик и слышит короткий всхлип.

— Ну конечно.

Когда дверь открывается, в струе света, опустившегося на пол, кроме тени матери отражается чья-то чужая, и Теодор с головой накрывается одеялом, чтобы эта тень ни за что не нашла его.

Стук веток в окно пробудил Нотта от глубокого сна, которым он забылся впервые за двое суток. На улице разыгрывался шторм, и крючковатые пальцы не успевшего еще позеленеть клена скреблись в стекло, словно просясь внутрь. Несколько минут Теодор приходил в себя после яркого и такого до боли знакомого сновидения. Последняя их с матерью встреча снилась юноше до завидного часто. Теодор прекрасно помнил, как на следующий день дом наполнился людьми в черных мантиях, называющих себя Аврорами, а отец был так бледен, что сливался с мраморными колоннами. Еще там были родители миссис Нотт. Они что-то долго, упорно и громко выясняли с Протеусом за закрытыми дверьми его кабинета, но Тео не различил ни слова. Когда бабушка появилась в распахнутых дверях, она, прошептав: «О, мой бедный мальчик», кинулась его обнимать.

Зажмурившись, слизеринец потер переносицу пальцами. Не хватало еще неприятных воспоминаний. За последние дни ему хватило переживаний и страха за жизнь Гермионы, так что мысли о матери были слишком неуместными. Волшебные часы, едва Теодор перевел на них взгляд, тут же засуетились, и стрелки, пару раз повернувшись по всей оси, указали на три часа ночи.

Дурное сновидение отвратило юношу от попыток уснуть снова, и он, поднявшись с заправленной кровати, прошелся по отведенной ему в поместье Паркинсонов комнате. Прибыв сюда день назад, Теодор даже не подозревал, что Пожирателей окажется настолько много. Он успел насчитать два десятка, но был уверен, что были и другие, те, кто не прятался в поместье порабощенных «Империусом» родителей Пэнси. Паркинсоны были похожи на безвольных кукол. Протеус тянул за ниточки, и они кивали, улыбались и смеялись. Зрелище было убогое и ужасающее, потому Теодор нехотя признал, что для Пэнси, вероятно, не было другого выхода. Но от этого вывода слизеринка святой не становилась, и Нотт все еще хранил в сердце болезненную злобу. Как она посмела шантажировать его смертью Гермионы? Это было опрометчиво, опасно и ненадежно, но все же… умно.

Вскоре Теодор понял, что уже ни за что не уснет снова. Накинув поверх тонкой измятой рубашки теплую мантию, юноша вышел за дверь. В поместье, казалось, холодало все больше с каждым часом. На улице разразился настоящий ураган, а ливень уже несколько часов впивался ледяными каплями в только-только успевшую отогреться землю. Из-за состояния Паркинсонов магическое регулирование погоды сбилось и пришло в хаос, а потому солнечное поместье превратилось в мрачный дворец привидений.

Задумавшись, Теодор слегка испугался, когда на очередном повороте столкнулся с высоким мужчиной. Его длинные спутанные волосы из-за сырости слиплись, а по щекам стекала влага. Вряд ли это были остатки слез. Такие люди, был уверен слизеринец, не умели плакать, а если и умели, то только кровью. Пожиратель улыбнулся ему по-своему добродушно, но Нотта передернуло от этого убогого изгиба потрескавшихся губ. Проводив мужчину откровенным ненавидящим взглядом, Теодор спустился по лестнице на первый этаж. В глубине комнат горел камин — юноша понял это, увидев мрачные отблески на тусклых стенах соломенного цвета. Недолго думая, он отправился на поиск источника света. Теодор не боялся внезапного нападения: не затем Пожиратели его так долго сюда заманивали.

Когда мерцание живого огня ударило его по глазам, Теодор остановился и припал плечом к косяку. Презрительным прищуром он впился в фигуру в кресле у камина.

— Ну наконец-то, — почти пропел Протеус, хотя в его голосе не было и капли довольства. Приподняв бокал со старым вином из погребов Паркинсонов, мужчина посмотрел сквозь него на огонь в камине. — Мой сын снова со мной.

Юноша, ничего не сказав, прошел вглубь комнаты и тяжело опустился на софу у стены.

— Даже не спросишь о том, как мое здоровье? — Протеус иронично хмыкнул, поворачиваясь к сыну. Теодор вскинул на него злобный взгляд, но все же смолчал. — Уверен, тебе будет интересно послушать истории Азкабана. Все они немного жуткие, но ты же справишься с собственным страхом? — вопросительная пауза не затянулась надолго. — Идеи темного Лорда из меня выбивали кнутами, прутьями и раскаленными тисками. Ужасные методы, варварские. Знаешь, почему? Потому что они были придуманы магглами. Все в мире, созданное этими никчемными тараканами, в итоге приводит к боли, разрушению и деградации.

— Боль и разрушение… — хриплый голос разразил помещение, и Протеус довольно прикрыл глаза. — Разве не к этому стремился Волан-де-Морт?

— Это заблуждение, порожденное глупцами. Темный Лорд лишь хотел освободить мир от грязи, получившей волшебную силу. Магглы и без магии способны на большое зло, а уж с ней…

— Именно поэтому вы так хотите уподобиться тем, кого ненавидите? Убиваете, пытаете… — Нотт замолчал.

— И предаете тех, кого любите.

— Любовь — самое последнее дело в мире, погрязшем в хаосе. И Пожиратели не настолько ужасны, как ты думаешь. Ты и сам станешь таким, когда поймешь…

— Пойму что?

— Больную паразитирующую плоть следует вырезать без всяких сожалений.

— Больной здесь только ты, — прошипел Нотт сквозь зубы, сжимая собственное запястье.

— Ну, Тео, не будь таким грубым. Я все-таки твой отец. Понимаю, что сейчас тебе скучно, но вскоре Лорд Малфой обрадует нас своей благосклонностью, и тогда тебе будет необходимо делать все, что он прикажет.

— Почему он? — спросил юноша, искренне интересуясь причиной такого выбора. — Это мог быть ты или любой другой Пожиратель, так почему Малфой?

— Только он может овладеть Силой.

Теодор неверяще замер, а потом громко рассмеялся:

— И ради этого вы сбежали из Азкабана и погубили Люциуса? Неужели дементоры, как заботливые родители, читали вам сказки на ночь? Силы не существует. Это лишь выдумка для запугивания маленьких детей.

— Она есть, — поспешно отозвался Нотт. — Но подвластна не каждому.

Теодор пристально смотрел на отца и впервые жалел, что не владел легилименцией. Однако вскоре юноша с ужасом осознал: Протеус не врал. Глаза отца были серьезны, как никогда, и Теодору оставалось лишь два вывода: либо старший Нотт окончательно спятил, либо говорил абсолютную правду.

— Откуда ты знаешь?

— Я прожил на этом свете куда больше твоего, Тео, — мужчина закрыл глаза и медленно выдохнул. — Изначально это было планом Темного Лорда. Но, когда он добрался до истинной сути Силы, понял, что она ему неподвластна.

— Тогда почему ты так уверен, что Малфой…

— Он подходит. Так уж вышло, что Моргана не была чистокровной, а потому Сила не проснется по зову волшебника, чья кровь хотя бы на часть состоит из маггловской. Именно поэтому, я полагаю, великая ведьма и потерпела поражение.

— А не из-за собственной ненависти? — скривился Теодор. — К черту. Так почему ты сам не захотел обладать Силой?

— Знаешь, в каком случае кровь волшебника считается абсолютно, идеально чистой? Когда её обладатель — наследник чистокровных предков в двадцатом поколении. Ты представляешь, Теодор, какое это великолепие? Семья, почти две тысячи лет не смешивающая свою кровь ни с одним магглорожденным или полукровкой! — в голосе Нотта проскользнуло ликование. — К тому моменту, когда Темный Лорд понял, что Силы ему не видать, была лишь одна семья, располагающая подобным наследником. Десятилетний мальчик из чистокровного родаЭйвери умер прежде, чем его родители смогли что-то сделать. Темный Лорд, как ты знаешь, не знал жалости. Устранять с пути мешающих ему юнцов, кажется, вошло у почившего в традицию… — мужчина хрипло рассмеялся. — Однако Лорд знал, что есть еще две семьи, которые могли обзавестись чистокровным наследником в ближайшем времени, — Протеус сделал интригующую паузу. — Люциус и я были девятнадцатыми.

— Получается… — Теодор чувствовал, как бледнеет.

— Нет, иначе ты бы не остался жив. Кто-то из родителей отца твоей матери был магглорожденным, — пренебрежительно отозвался мужчина. — Для успеха моя супруга должна была быть минимум пятой в чистокровном поколении. Но все случилось так, как случилось… Сейчас я даже рад.

Признание отца поразило Нотта, но вовсе не оскорбило. Наоборот, он почувствовал облегчение от слетевшего с него ярлыка и некоторое единение… с Грейнджер.

— Тогда почему же жив Малфой? Уверен, прорех в его родословной не существует.

— Так и есть. Но Люциус был правой рукой Темного Лорда, и, к тому же, в восьмидесятом году, когда Драко появился на свет, Пожиратели были слишком уверены в победе, чтобы обращать внимание на каких-то младенцев. Лорд бы обязательно победил, но Лили Поттер… — Протеус задержал взгляд на огне, вспоминая нечто ужасное и великое. — Нам всем чудом удалось избежать заключения. На некоторое время все притихло, однако вскоре Лорд вернулся, и мы воспрянули духом. Тогда, слабый и почти немощный, он не мог почти ничего, а потому Драко взрослел и креп с его вынужденного позволения. В последние годы борьбы, как ты знаешь, ситуация осложнилась. Волан-де-Морт стал более осторожным и жестоким. Его все еще терзало опасение, что «абсолютно чистокровный» сможет захватить его власть, когда придет время.

— Так почему он просто не убил его? — злобно прошипел Теодор, сжимая кулаки до побеления костяшек. Драко с каждой минутой становился для него все более и более ненавистным. Малфой был гениальной ошибкой природы.

— А что, по-твоему, почти сделал Волан-де-Морт, когда поручил Драко убить Альбуса Дамблдора? Лорд был уверен, что мальчишка струсит и не станет выполнять его приказ. А ты и сам знаешь, что делали с Пожирателями за непослушание. Однако Снегг спас своего крестника… — криво усмехнувшись, Нотт отхлебнул из бокала, и, размахнувшись, швырнул его в огонь. Пламя вспыхнуло особенно ярко, забирая в свои горячие объятия осколки фамильного хрусталя. — В последний раз.

— И что? Разве для того, чтобы пробудить несуществующую Силу, важна только чистая кровь в двадцатом поколении? Всего-то? — Теодор испытующе посмотрел на отца, а потом до боли сжал челюсти. Во взгляде мужчины не было и части родительского тепла. Казалось, будто перед Протеусом была шавка Пожирателей, а не собственный сын.

— Иногда, мой милый Тео… — Нотт слащаво улыбнулся и поднялся из кресла. — Нужно просто перестать бороться за то, что тебе никогда не достанется. Из-за крови или… — Протеус многозначительно поиграл бровями, словно бы намекая на очевидность продолжения.

— Или что? — твердо спросил юноша, с трудом сдерживая тяжелый укоряющий взгляд.

— В Азкабане у меня было много времени на размышления, — умело вывернул тему разговора Протеус, снова натягивая приторную улыбку. — Было настолько скучно, что я даже выбрал для тебя подходящую партию…

— Ты не посмеешь…

— Завтра встретишь сестер Гринграсс и проводишь сюда. Но не думай, сынок, что я не даю тебе выбора. Женишься на той, которая больше понравится, — мнимо обеспокоенным голосом продолжил Протеус, заметив кипящий гнев во взгляде Теодора. — После того, как мы победим, конечно. Не будь таким нетерпеливым.

— Я не стану тебя слушать! Ты просто больной ублюдок…

— О, Тео, не говори так, — с наигранным огорчением произнес мужчина. Подойдя ближе к сыну, он едва слышно прошептал:

— До меня дошли слухи, что ты сблизился с некой очаровательной грязнокровкой.

— Чушь, — выплюнул Теодор, но испуганный взгляд уже выдал его с потрохами.

— А вот Пожиратель, следивший за тобой на аукционе, так не думает. Как жаль разбивать её хрупкое сердечко! Ты ведь уже успел признаться? — все больше распалялся Протеус, но, заметив, как сын дернулся в сторону, чтобы выхватить палочку, вскинул руку в предупреждающем жесте. — Все честно: ты сделаешь свой выбор между Асторией и Дафной, а я не буду выбирать между «авадой кедаврой» и «круциатусом» для маленькой мисс Грейнджер.

— Я стыжусь того, что ты мой отец. Как же я тебя ненавижу! — процедил Теодор. Лишь на миг ему почудилось, что во взгляде мужчины промелькнула обида, но вскоре ледяной туман вновь наполнил зрачки Пожирателя.

— Что ж… — Протеус передернул плечами, отходя на два шага. — Ненависть — сильное чувство. Мне будет достаточно и её.

***

— Драко… — дрожащий голос донесся до полусонного сознания словно сквозь толщу воды. Малфой открыл глаза и тут же почувствовал жгучий холод, охвативший его всецело. Сидеть на каменном полу было не лучшим решением. Потерев глаза, юноша поднялся на ноги и осмотрелся вокруг. Постепенно в голове начали вспыхивать картинки многочасовой давности, и Драко нахмурился. На застеленной белой тканью кровати, свернувшись калачиком, спала Грейнджер. Даже из противоположного конца комнаты слизеринец мог заметить её покрасневшие веки и припухшие от слез скулы. Кажется, после того, как он выпустил её из рук, все звуки пропали для оглушенного болью сознания, и Драко не заметил, как, прибившись к стене, заснул.

— Драко! — повторил почти призрачный голос, и кто-то неуверенно постучался в дверь.

— Кто это? — настороженно спросил он.

— Пэнси, — хрипло ответил голос. Нет, на звонкую Паркинсон это было не похоже.

— Что ты тут делаешь? И как тебя пропустила охрана?

— Нет, это не… — девушка задыхалась от растерянности. Сорвавшийся из-за долгих рыданий голос никак не хотел слушаться, и она, немного откашлявшись, продолжила:

— Это сейчас не важно. Он сказал мне спросить тебя. Что ты выберешь: быть спасенным Пожирателями или сгнить в Азкабане по милости победителей?

— Ты странно говоришь, Пэнс. Кто «он»? — юноша примкнул лбом к двери.

— Сделай выбор, Драко, — настойчиво повторила девушка. — Он ждет.

— Ну разумеется, я хочу выбраться отсюда! — прошипел он. — Не важно, каким способом. Даже неизвестность лучше, чем Азкабан… — пробормотав это в сторону, Малфой снова обратил свой взгляд к Грейнджер. Она все так же спала.

— Тогда дай мне обещание, что не станешь сбегать. Если ты сбежишь, они меня убьют.

— Пожиратели? — гневно переспросил Драко, впиваясь пальцами в ручку двери.

— Нет. Авроры. Это я подожгла библиотеку.

— Что? Пэнс, ты тоже…

— Быстрее! У нас мало времени!

— Подожди, куда мы…

— Пожалуйста, Драко! Иначе все станет известно аврорам!

— Ладно! — почти крикнул Малфой, но вовремя спохватился. Гермиона нахмурилась во сне, но так и не пробудилась. — Ты сможешь открыть дверь?

Вместо ответа щёлкнул дверной замок, и дверь, коротко скрипнув, приотворилась. Откуда у Паркинсон взялись ключи и как она смогла пройти через охрану, Драко решил не думать. За те часы, что он провел в запертом помещении, юноша несколько раз пообещал себе больше не испытывать никаких эмоций. Так было легче. Но вид заплаканной и какой-то растрепанной Пэнси заставил его сердце сжаться из-за жалости и глубокого сомнения.

— Куда мы пойдем? — тихо спросил Драко, с подозрением наблюдая за тем, как Паркинсон запирает дверь дрожащими руками.

— Следуй за мной, — избегая его взгляда, ответила слизеринка. Её все еще слегка потряхивало после очередной встречи с Волнером. Когда профессор все-таки нашел её, бездумно скитающуюся по ночному замку, то чуть ли не метал взглядами молнии. Оказалось, миссия Пэнси на поджоге библиотеки не завершилась. Если бы новое задание было более сложным, чем сопровождение Малфоя из «камеры» в место, указанное Волнером, то Паркинсон, вероятно, могла бы просто сойти с ума.

Двое преподавателей, приставленных к дверям в качестве охраны, нелепо раскинулись на полу, оглушенные сонным порошком. Тихо проскользнув мимо тел, Драко и Пэнси направились вглубь коридоров, но постоянно останавливались и прислушивались к звукам. Девушка прекрасно знала, что будет с ней, если бегство Малфоя кто-то раскроет. Как ни горько было признавать, пример мадам Пинс служил самой действенной мотивацией.

Драко шел за Пэнси с совершенно пустой головой. Его мысли остались там, в темной заброшенной комнате подле Грейнджер. За время, проведенное с ней, Малфой сильно изменился. Раньше Драко не допустил бы даже мысли о гриффиндорке после того, как она оскорбила его, но теперь все было иначе. В его голове выстроился особый, пусть и хрупкий мир, в котором думать можно было о чем угодно. Слизеринец научился говорить себе правду. Да, он был полностью раздавлен и уничтожен поступком Грейнджер, он был зол и пребывал в немом бешенстве, но в то же время не мог не признавать, что слишком привязался к девчонке. И сейчас, видя перед собой макушку Паркинсон, ведущей его в неизвестную темень подвалов Хогвартса, Малфой не мог думать ни о чем кроме мести, которую он предвкушал на интуитивном уровне. Да, следовало наказать Министерство и весь мир за то, что он стал изгоем, но прежде всего хотелось посмотреть на страдания Грейнджер. Будут ли тогда её глаза наполнены такой унизительной для него жалостливой влагой? Драко решил обязательно об этом узнать, чего бы ему это не стоило, а потому почти без сожалений шел навстречу новой жизни, которую, видит Мерлин, совершенно для себя не хотел. Но, раз уж судьба так упрямо склоняла его к мраку, а противиться было так больно и бессмысленно, Малфой решил, что станет тем, кто наконец-то оправдает самые худшие надежды общества. В конце концов, что ему было терять?

— Ну наконец-то, мисс Паркинсон. Я уж думал, вы заблудились, — голос, похожий на шипение, охватил гулкую тишину подвального помещения.

— Кто это? — Драко настороженно нахмурился, но, потянувшись за палочкой, вспомнил, что её изъяли.

— Мы знакомы, мистер Малфой. Ранее наши отношения претерпевали сложные времена, но, спешу заверить, все это было ради верности вам и нашему великому делу.

— Профессор? — Драко изумленно вскинул брови. Освещенный огнем «люмоса», мужчина выглядел зловеще. Его темные глаза почти полыхали раболепским почитанием, а губы мелко дрожали, будто у сумасшедшего.

— Да, мой Лорд.

Юношу передернуло от такого обращения, и он оглянулся на Пэнси. Та, почти прижавшись к влажной стене, отводила глаза, наполненные слезами, в сторону. Нечто внутри Драко зашевелилось, будя злость. Волнер угрожал ей? Очевидно, это было так, иначе бы самая дерзкая девушка факультета ни за что не стала бы вести себя таким образом.

— Все в порядке, Пэнси, — неожиданно для себя произнес он, и девушка, нерешительно подняв на Малфоя глаза, неуверенно кивнула. Когда Драко показалось, что слизеринка слегка расслабилась, он снова повернулся к Волнеру. — Что теперь?

— Здесь есть тайный ход, ведущий за пределы Хогвартса. Он выходит как раз за границы антиаппарационного купола. Мне пришлось потрудиться, чтобы создать его, ведь подобное можно было сделать лишь изнутри! — самодовольно произнес мужчина, и, шагнув назад, нажал на один из выпирающих в стене камней. С грохотом пол разверзся, и на его месте появилась зияющая чернотой дыра.

— Шагайте прямо туда, мистер Малфой, и ничего не бойтесь. Через секунду вы окажетесь далеко отсюда, — терпеливо объяснял Волнер, в то время как Драко изумленно смотрел на него. — Если думаете, что это ловушка, то пусть мисс Паркинсон попробует первой.

Пэнси поймала повелительный взгляд и неохотно сделала шаг ближе к дыре. Очевидно, это была не ловушка, ведь не для того Волнер устроил все это представление, чтобы избавиться от Малфоя. Но ступать в неизвестность девушке тоже не хотелось, и она, печально оглянувшись, остановилась в нескольких сантиметрах от люка.

— Ну же, — нетерпеливо процедил Волнер, сверкая гневным взглядом.

Вздохнув, слизеринка сделала шаг в темноту, и, не ощутив под стопой тверди, покачнулась и неловко упала прямо в дыру. Мрак окружил её со всех сторон, а тело обвило нечто, похожее на потоки сильного ветра. Зажмурившись и вцепившись пальцами в школьную юбку, Пэнси коротко вскрикнула. Но портал мгновенно впитал этот звук, а потом небрежно выплюнул её на твердую землю. В ладони и колени впились сухие колючие ветки, и девушка поспешила подняться. Наскоро отряхнувшись, она пристально вгляделась в темноту, окружающую её. Свежий воздух, хлестнувший в лицо, говорил о том, что она определенно находилась на открытой местности. Бледно-желтая луна тоскливо проливала свой свет на верхушки долговязых елей, окружающих небольшую поляну, на которой оказалась Пэнси. Отовсюду тянули свои шипы ветви колючего кустарника, и девушка, воровато осмотревшись вокруг, прошла в центр поляны. Откуда-то издалека раздался жалобный вой неизвестного существа, и волшебница поежилась, нервно закусив губу. Обхватив себя руками за плечи, она закрыла глаза и постаралась абстрагироваться от лишних звуков.

Тихий хлопок заставил слизеринку вздрогнуть и обернуться к месту, где она появилась несколько секунд назад. Слегка озадаченный Драко лихорадочно оглядывался по сторонам, но, увидев испуганное лицо Пэнси, мерным шагом подошел к ней и смерил испытующим взглядом.

— Значит, ты все это время была за Пожирателей? — он не имел права её презирать, но в голосе отчетливо читалась ненависть.

— Нет, Драко, — поспешно оправдалась она, дрожащими руками заправляя мешающиеся волосы за уши. — Только пожар в библиотеке… Я не могла ослушаться, иначе мои родители… — но договорить Пэнси не успела.

— Итак, мистер Малфой, — отряхнув мантию от прицепившихся к ней колючих сучьев, Волнер снова расплылся в улыбке. Драко не понимал, чему так отчаянно радуется Пожиратель, но с мрачной иронией недоумевал, как это его рот ещё не порвался. — Теперь мы сможем беспрепятственно трансгрессировать.

— Сначала отдай мне мою палочку, — небрежно отозвался юноша и протянул ладонь. Вместо возмущения в глазах Пожирателя блеснуло восхищение. Тон Драко привел его в восторг. В твердых словах Волнер усматривал твердость духа, необходимую для лидера. Понимающе кивнув, мужчина извлек палочку из нагрудного кармана. Получив своё оружие назад, Малфой почувствовал, как уверенность мощными приливами поступает в его тело.

— Мисс Паркинсон, — скривившись так, будто съел чего-то кислого, Пожиратель подал руку девушке. Поколебавшись пару секунд, Пэнси ухватилась за его ладонь и почувствовала, с каким остервенением тот стиснул несчастное запястье. — Мистер Малфой, — и Волнер мягко предложил вторую свою руку слизеринцу, отстраненно рассматривающему собственную палочку.

Едва Драко, сдерживая отвращение, положил свою руку в ладонь Пожирателя, пространство вокруг пошло рябью, а потом бешено завертелось. Грязные цвета смешались в один непонятный оттенок, внутри зародилась тошнота. Малфой зажмурился, а когда открыл глаза, уже стоял посреди помещения, охваченного полумраком. Глаза юноши еще не успели привыкнуть к освещению, но вот слух различил отчетливый шепот многих голосов.

— О, неужели это действительно он?

— Все же примкнул к нам…

— Абсолютно чистокровный!

Малфой отшатнулся от Волнера и оглянулся по сторонам. Душная гостиная, скудная на мебель, была полностью наполнена людьми в черных мантиях. Фигуры, преимущественно мужские, абсолютно точно были повернуты к центру комнаты, где сейчас, растерянно озираясь, находился Драко. Внезапно юношу охватило неприятное чувство, будто бы он был диковинным существом, выставленным напоказ. Лопатки саднило от чужих цепких взглядов.

— Лорд Малфой! — наконец возвысился над всеобщим шепотом громкий и несколько торжественный голос. — Мы ждали вашей благосклонности и наконец обрели это счастье… — постепенно в помещении зажигались свечи, и их неяркий огонь осветил фигуру, медленно продвигающуюся в центр комнаты. Высокий мужчина с черными волосами и гладко выбритым, будто только что, подбородком, приближался к Драко с таким выражением лица, будто только что удачно завершил дело всей своей жизни. — Протеус Нотт, — склонив голову, представился Пожиратель.

Драко, не сказав ни слова, вскинул взгляд в толпу и тут же наткнулся на пару темно-зеленых глаз. Теодор смотрел на него обреченно и измученно. Брови слизеринца были глубоко нахмурены, а лицо выражало такую усталость, что Малфой сразу же понял: Нотт оказался здесь не по своей воле. Рядом с ним, восторженно блестя глазами, стояла Астория Гринграсс. Присутствие здесь известной ему слизеринки многое говорило о взглядах её родителей.

— Так что все это значит? — собравшись с мыслями, спросил Драко. Он обводил толпу взглядом и постепенно узнавал лица. Все эти мужчины хоть раз, да бывали в Мэноре во время властвования там Темного Лорда. Пожиратели разных социальных статусов и возрастов смотрели на новоявленного Лорда Малфоя широко распахнутыми глазами, полными надежд.

— Мы боролись за правду, и были наказаны, — тяжело начал Нотт, поворачиваясь к толпе. — Никто не хотел убийств и мучений грязнокровок. Темный Лорд лишь хотел расставить все по местам. Правильным местам, — кивнув головой, Пожиратель снова обратил уверенный взгляд к Драко. — Ваш отец был превосходным борцом и воспитал человека, способного не только продолжить дело всей его жизни, но и возглавить армию подобных нам.

— Не смей говорить о моем отце… — сквозь зубы процедил Малфой. — Я почти уверен, что вы подставили его.

— План побега был почти безупречен, — не обращая внимания на грубость, продолжил Протеус. — Но нас подвел один из Пожирателей. Не беспокойтесь, он уже мертв.

— Какой в этом толк, если мой отец — тоже?

— Люциус храбро боролся за правду и умер величайшим героем, — трагично произнес мужчина. — У таких, как он, всегда очень чуткое предчувствие… Знаете, что он успел сказать мне перед тем, как мы покинули Азкабан? — подойдя к юноше вплотную, Протеус внимательно вгляделся в жаждущие правды глаза. Драко замер, жадно вслушиваясь в слова Пожирателя.

— И что же? — в горле пересохло.

— Чтобы я, если с ним что-то случится, передал вам, что Люциус Малфой гордится своим сыном и верит, что он сможет отомстить за свой род.

Драко резко выдохнул и опустил голову. Ладони непроизвольно сжались в кулаки. Губы слизеринца дрожали от гнева, и он почувствовал, как позабытая ненависть воскресает в его истерзанном предательством сердце.

— Прядь волос. Откуда она у вас?

— В Азкабане у каждого заключенного отрезают один локон, чтобы потом с помощью чар поиска можно было найти сбежавшего. Нам было необходимо забрать эти образцы. Я посчитал, что вы бы хотели сохранить что-то в память об отце.

Драко обреченно кивнул, приняв объяснение. Все его догадки, связанные с участием в смерти отца Пожирателей, постепенно рассеивались. Усталый разум просто принимал информацию, не совершая попыток анализировать её слишком глубоко. Как оказалось, правда всегда лежала на поверхности, а Драко беспрестанно копал все глубже и глубже, разыскивая сладкую ложь, в которую мог бы поверить. И к чему это привело? Он был растоптан грязнокровкой Грейнджер.

— Так почему я оказался таким нужным для Пожирателей? Темный Лорд изо всех сил старался избавиться от меня…

— Только потому, что сильные всегда устраняют соперников, способных рано или поздно занять их пантеон, — Протеус практически не мигал, наблюдая за переменой эмоций на лице Драко. — Вы представляли угрозу для его правления.

— Неужели? — иронично хмыкнул Малфой. Кажется, Теодор был прав насчет того, что его отец абсолютно спятил.

— Вам знакома легенда о Силе?

Драко застыл, недоумевающе изогнув бровь. На лице Протеуса не было и тени усмешки. Его сосредоточенный взгляд сверлил дыру в переносице Малфоя.

— Да, но это лишь…

— Сказка? Нет, мистер Малфой. Так говорили специально, чтобы поставить под сомнение её существование. Знаете ли вы, что долгие годы Темный Лорд и Пожиратели разгадывали местонахождение Силы и секрет её обретения? В наших руках сейчас такие знания, о которых многие могущественные волшебники и мечтать не смели.

— Так что помешало Волан-де-Морту получить эту «силу»? — небрежно поинтересовался Драко, разумеется, не веря ни в одно слово безумца.

— Его кровь, — с готовностью выдохнул Протеус. — И еще некоторые осложняющие обстоятельства… Но о них позже. Вам нужно знать лишь то, что в жилах последнего из Малфоев течет абсолютно чистая кровь.

— Двадцатое поколение, — хмыкнул Драко, отводя взгляд. — Отец часто мне об этом говорил, но никогда — про существование Силы.

— Это знание ставило вашу жизнь под угрозу. Лорд мог убить вас еще в утробе матери, но, к счастью, в тот момент его мысли занимал совершенно другой младенец.

— Так зачем вам помогать мне? — спустя некоторое время спросил Драко, недоверчиво поднимая взгляд на окружавших его Пожирателей.

— Не буду лукавить, Лорд Малфой, это вовсе не из-за личных привязанностей или других индивидуальных побуждений. Есть мы — Пожиратели, и есть остальные — глупцы, построившие мир на бесчестии и лжи. Для того, чтобы воцарила правда и справедливость для чистокровных, нам необходим лидер, обладающий достаточной силой для покорения и вразумления мира. Неужели вам не хочется жить свободно, не озираясь в поисках несправедливо осуждающих глаз и не слыша гадких шепотков лже-победителей?

Драко молчал, не вполне осознавая, что неотвратимо соскальзывает в бездонную пропасть, все еще пахнущую смертью. Течение сплетенных случайностей и событий плавно несло его ко дну зловонной гущи, смердящий кровью омут которой больше не казался таким отвратительным, потому что Малфой вдруг начал верить, что действительно не предназначен для обычного мира. Вспоминая все свои попытки преодолеть общественное презрение, Драко понял, что был невыносимо жалок, однако в те унизительные моменты почему-то не понимал этого и продолжал беспомощно барахтаться в луже собственных прегрешений. Ярлык, навешанный на него, по всей видимости, с самого рождения, затянулся на шее железной петлей, холодная хватка которой уже не позволяла Малфою питать ложных надежд.

— Что я получу? — хриплый голос, понизившийся вдруг на несколько тонов, заставил присутствующих в помещении девушек невольно содрогнуться. В глазах Пожирателей загорелся зеленоватый пламень предвкушения близкого ликования, и они сделали шаг в центр комнаты, обступая светловолосого юношу со всех сторон.

— О, — Протеус слегка улыбнулся и покачал головой. — Всего-то весь мир. Вы будете вольны творить судьбы и уничтожать неугодных, перекраивать жизнь по-новому и устанавливать свои правила. Никто из доселе живших на земле не обладал такой силой и властью, сколько бы ни старался и сколько бы ни страдал. Но вы, Лорд Малфой… — мужчина вскинул подбородок. — Вы родились под знаменательным созвездием, как рождаются под королевским знаком императоры и величайшие цари. Но примете ли вы власть, которая была в ваших руках с самого рождения? — вопросительно изогнув бровь, спросил Протеус и замер в ожидании. Все в комнате затихли, будто в эту самую секунду решалась их судьба.

— А если я откажусь? — спросил Драко и плотно сжал губы, впиваясь острым проницательным взглядом в лицо Нотта.

— При всем уважении, милорд, — Пожиратель искривил губы. — Это будет самым глупым решением в вашей жизни.

— Как ты смеешь…

— Не горячитесь. Я имею в виду лишь то, что в существующем мире вам, как и всем нам, места больше никогда не будет — его заняли магглы и предатели крови. Вас арестуют, но даже если вы доживете до конца собственного заключения, то никогда уже не сможете выживать в новом обществе, а потому погибнете в одиночестве. Подумайте о своей матери… Как эта бедная женщина, лишенная мужа, положения и средств станет выживать в столь жестоком для неё мире? Станет прислугой какой-нибудь полукровки? Или умрет от обычного холода и голода в тесной комнатушке, в которую её поселят после вашего заключения в Азкабан?

— Ну и кто же довел мою жизнь до этой грани? Не вы ли устроили все это представление в Хогвартсе? Это Пожиратели сделали меня абсолютным изгоем! — не выдержав, закричал Драко и вскинул палочку в направлении Протеуса. — Учтите: терять мне больше нечего.

— Так и есть, — спокойно отозвался Нотт, не мигая смотря на палочку, направленную в его сторону. — Но неимение — лишь повод для приобретения чего-то неимоверно ценного. Поймите: мы не ставили целью навредить вам, или, того хуже, привести к крайней степени отчаяния. Просто мы не могли больше ждать и тогда решили ускорить процесс, который мог бы тянуться годы. Сколько бы ещё вы тешили себя иллюзиями, будто снова сможете проникнуть в этот мир и стать его полноправным достойным членом? Как долго вы собирались прогибаться под Министерство, обрекшее вашу семью на страдания, а отца — на верную смерть? Признайтесь — в глубине души вы прекрасно знали, что эта темнота, которой вас окружило общество, никогда не расступится, и рано или поздно придется сделать выбор.

— Вы ничем не лучше Министерства, — хмыкнул Драко, подходя ближе к Протеусу. Острие палочки уперлось в горло мужчины, но он не сводил спокойного непроницаемого взгляда с яростных глаз Малфоя. — Следили и манипулировали мной, как вздумается. Думаете, такое способно кому-то понравиться? Если бы Пожиратели действительно считали меня своим лидером, то не обходились бы, как с марионеткой.

— Мы были вынуждены прибегнуть к крайним мерам, потому что вы испытывали на себе влияние специально подосланного человека, — вдруг произнес Протеус, и рука Драко предательски дрогнула. — Мисс Гермиона Грейнджер, как вам уже известно, получила задание следить за вами и предотвращать любые контакты с Пожирателями. В конце концов она настолько втерлась в доверие, что вы открыли ей все свои тайны, связанные с нашими посланиями. Знаете, что бы сделала эта мисс, если бы в ту ночь вы отвергли её предложение помочь? Вы были бы мертвы от рук авроров.

— Откуда ты знаешь? — прошипел Драко, надавливая палочкой на горло Протеуса все сильнее. Ему было невыносимо больно выслушивать подобное, но эта боль давала ему силы к правильному осознанию ситуации. Что ж, одно Малфой понял точно: открыть глаза на правду порой было невыносимо мучительно, и это мучение подтверждало истинность.

— Для такой, как она, мораль и мир всегда в приоритете. Гермиона Грейнджер, безусловно, отважна, и, если бы у неё был выбор, она бы принесла в жертву себя. Но в той ситуации выбора не было, и тем, кем Героиня войны пожертвовала бы незамедлительно, оказались бы именно вы.

Малфой еще несколько секунд напряженно всматривался в беспристрастное лицо Протеуса, надеясь различить в глазах Пожирателя лукавство или обман, однако увидеть ему пришлось лишь одно: правду. Она отразилась от взгляда и ударила в самое сердце, заставляя то утопать в горячей крови ненависти и ярости.

— Так вы почтите нас своим покровительством, Лорд Малфой? — с расстановкой произнес Протеус. — Только ответьте согласием, и каждый клочок земли, каждая душа в этом мире будет принадлежать вам. Даже душа мисс Грейнджер, — тише добавил Нотт и понимающе усмехнулся.

— Не слушай его, Малфой! — закричал Теодор из толпы, но яростный взгляд отца, мгновенно повернувшегося к нему, заставил Нотта застыть на месте. Невербальная магия сковала его голосовые связки, и юноша, бессильно зажмурившись, опустил голову.

— Мне предлагали господство над жизнями, бесконечную власть и волю управлять людскими судьбами, а тебя взволновало только то, что я смогу получить одну строптивую грязнокровку? — медленно подняв голову, Драко оскалился и посмотрел на Теодора с убийственной надменностью. — Да, — быстро переключившись на Протеуса, отчеканил юноша. — Это мой ответ.

Губы старшего Нотта тут же растянулись в торжествующей ухмылке, и, когда палочка Драко наконец перестала упираться в его шею, повернулся к толпе и вскинул обе руки.

— Наш Лорд наконец с нами! — воскликнул он, и Пожиратели разразились таким невыносимым гомоном и овациями, что Драко на секунду потерял ощущение пространства.

— Но! — прокричал он в пронизанный восторженными возгласами воздух комнаты, и все мгновенно замолчали. — Вам стоит знать, что я не позволю собой помыкать и не допущу тех же ошибок, что совершил Том Реддл. Кое-кому следует лишиться жизни, а кое-кому — научиться преданности во избежание повторения похожей участи.

— Разумеется, — Протеус вскинул брови и осмотрел толпу. — Кто из нас совершил непростительную ошибку?

— Человек, посмевший глумиться надо мной и управлять, как несмышленым юнцом… — манерно начал Драко, палочкой ведя незримую линию по воздуху. Его губы изгибались в мрачной улыбке, когда все, в чью сторону было направленно древко, испуганно отшатывались к стене. — Мистер Волнер, прошу вас.

— О, мой Лорд! — воскликнул Пожиратель и мелкими шагами вышел вперед, растерянно озираясь по сторонам. — Я лишь выполнял поручение! Мне необходимо было выманить вас из Хогвартса! Прошу, поймите своего преданного слугу и смилостивитесь над ним!

— Однако ты выставил меня идиотом, и, к тому же, привлек к этому невинного человека. Пэнси моя подруга, а ты запугал её до такой степени, что руки бедняги до сих пор дрожат. Как думаешь, это достойно «преданного слуги»? — скривился Малфой, делая шаг по направлению к Волнеру. Все взгляды на пару минут обратились к Паркинсон, пораженно застывшей в углу. — Ты раз за разом очернял моё имя в присутствии студентов Хогвартса и выказывал крайнюю степень неуважения.

— Я был предан вам, как никто другой!

— Чтобы быть преданным, совсем не обязательно быть таким жестоким… Что ж, пожалуй, последнее ты можешь не принимать на свой счет. Я не привык обвинять других в том, в чем замечен сам, — медленно улыбнувшись, Драко опустил палочку, а потом резко перевел взгляд на Теодора, с ужасом наблюдающего за разворачивающимся действием. — Нотт… Кажется, ты не в восторге. Я бы покарал эту дерзость, но, понимаешь ли, многим обязан тебе, и потому дам шанс завладеть моим доверием. Оно теперь дорого стоит… — Малфой сделал еще один шаг по направлению к Теодору, и тот вдруг почувствовал, как ледяные путы, сковывающие его мышцы и горло, исчезли. — Не попрактикуешься ради меня в самом непростительном из непростительных на нашем уважаемом профессоре?

— Иначе что, убьешь меня? — прошептал Теодор, не отводя глаз от острых зрачков Малфоя. Усмехнувшись, Драко подошел к однокурснику совсем близко, и толпа вокруг них расступилась.

— О нет, мой милый Тео, — скривился Малфой. — Есть кое-что, что ты сочтешь куда более болезненным, чем смерть. Слышал? Грейнджер будет моей, — прошептал Драко, приблизившись к лицу Теодора. — Так вот, когда это случится, я заставлю тебя каждую ночь наблюдать за тем, как я её трахаю. Ты будешь слышать каждый её стон, каждый вдох и хрип, когда я буду вбиваться в это маленькое тело, которое ты так желаешь…

— Ты… — дрожащим от ярости голосом начал Теодор.

— Но-но, — грозно прошипел Малфой. — Если ты будешь хорошим мальчиком и выполнишь мою небольшую просьбу, в будущем я буду позволять тебе закрывать уши руками.

Теодор наблюдал за сталью, сквозившей в глазах Малфоя, и совершенно не знал, что сказать. Его колотило бессилие, сердце разрывалось к чертям, а кожа холодела с каждым мгновением все сильнее. Малфой растворялся в своей ненависти и упивался ей, как никогда раньше. Все негативное, что жило в нем до этого под крепчайшим замком, вырвалось наружу, окрашивая зрачки в льдистые оттенки.

— Ну же! — нетерпеливо зарычал Драко, отступая на шаг. — Я жду.

— Теодор, — грозно прогремел Протеус.

— Нет… — отрицательно покачал головой юноша, отступая к стене. — Делай что хочешь, но я не убью человека.

— Кажется, мы обговорили некоторые условия… — прошипел Малфой, улыбаясь неискренней и гадкой ухмылкой.

— Нет! — проорал Теодор. — Нет, чертов ты ублюдок! Ты и пальцем её не коснешься!

— Протеус, — обесцвеченным и лже-безразличным голосом позвал Драко, махнув рукой.

— Авада кедавра! — прогремел твердый голос старшего Нотта, и Волнер, так и не успев закрыть свои остекленевшие глаза, свалился на пол безвольной тушей. Пэнси взвизгнула, и, отшатнувшись, с силой ударилась о невысокий столик. Голова мертвого профессора лежала почти у её ног. Судорожно всхлипнув, девушка, мутным взглядом обведя помещение, сползла вниз по стене. Её закатившиеся вверх глаза тут же оповестили всех присутствующих о том, что молодая госпожа дома Паркинсонов погрузилась в глубокий обморок.

— В этот раз я простил тебя, Теодор, — ледяным голосом возвестил Драко в полнейшей тишине. — Но лишь потому, что когда-то допустил подобную ошибку.

Малфой, еще раз посмотрев на бездыханное тело Волнера, медленно сглотнул и развернулся к выходу. Его шаги звучали в полнейшей тишине, потому что никто из присутствующих не решался произнести и слова после проведенной только что показательной казни. Вопреки ожиданиям, лорд Малфой оказался куда более крепким и непреклонным, чем от него ожидалось. В паре голов даже зародилась мысль о немедленном побеге, однако уверенный вид Протеуса вселил в Пожирателей привычную мысль о полнейшем контроле ситуации.

— Прекрасно, господа, — сказал Нотт, убирая палочку. — Лорду Малфою необходимо отдохнуть, а потом мы приступим к обсуждению нашего плана.

— Мальчишка не так прост… — прошептал наконец кто-то в толпе, и Пожиратели, отмерев от изумления, снова зашумели, и, шурша мантиями, стали понемногу покидать помещение.

— Щенок, — с презрением выплюнул Протеус, пройдя мимо сына.

Комментарий к 19. Ненависть

Предвещая тапки относительно легенды о Силе и внезапной жестокости Драко, спешу сказать:

А) Это волшебный мир и моё воображение, здесь возможно все.

Б) Человек, загнанный в угол и до кучи в пучины отчаяния, способен тоже на все.

Спасибо за внимание и ожидание) Надеюсь, вы все ещё не потеряли интерес к этой работе. Заходите на страницу в Вк, если ещё не видели новой обложки)

========== 20. Секунда счастья ==========

вспоминая былые встречи,

я до боли сжимаю запястья.

в этом мире ничто не вечно

(кроме секунды счастья).

Когда солнце уронило свой первый луч в пустынную комнату, Гермиона слегка пошевелилась, и, сжав в руке ледяную простынь, поежилась от холода. Пальцами прикоснувшись к щекам и носу, девушка поняла, что совершенно замерзла. Неохотно подняв слегка припухшие веки, мутным взглядом она обвела пыльное помещение. В рассеянном утреннем свете оно не казалось таким темным и зловещим. Мысли понемногу собирались воедино, и девушка приподнялась на локтях. Глаза остановились у стены, где, согнувшись в отчаянии, этой ночью сидел Драко. Теперь на этом месте, изогнувшись наподобие змеи, валялся слизеринский галстук, сброшенный Малфоем во время очередного приступа ярости. Гермиона пару раз моргнула, а потом медленно обвела взглядом комнату ещё раз. Спрятаться было некуда, а потому довольно быстро волшебница осознала следующую вещь: Малфой исчез. Сначала Гермиону пронзил страх того, что его уже увели авроры. Но не могли же они выпустить только его, да еще и посреди ночи? Она бы точно услышала тяжелые шаги служащих Аврората и их громогласные формальные фразы. Спустив ноги с кровати, гриффиндорка поднялась и прошлась взад-вперед по комнате, нервно закусив губу. Заглянув под кровать, а потом нахмурившись из-за собственной наивности, Гермиона подошла к галстуку серебристо-зеленой расцветки, подняла его, а потом задержала на уровне глаз. Холодная жесткая ткань выпрямилась в её руках, и девушка почувствовала ненавязчивый аромат цитруса, исходящий от вещи. Пронизывающий окоченевшие пальцы ток пронесся по телу, заставив волшебницу обреченно охнуть. Сжав галстук в кулаке, она быстро достигла двери и дернула за ручку.

— Эй! Есть здесь кто-нибудь? — кто-то снаружи сонно закряхтел, а потом послышался звук шуршащей одежды и тяжелых движений.

— Что… — голос преподавателя по рунам был хриплым и слабым, будто он только что проснулся. — Ох уж эта работа… Не заметил, как заснул!

— Где Драко Малфой? — закричала Гермиона, дернув ручку двери еще раз. — Они не имели права увести его, не выслушав мои показания! Я ручаюсь за него! Где он? Выпустите меня!

— Мисс Грейнджер! Что за глупости вы говорите? Мистер Малфой заперт вместе с вами, — прозвучал флегматичный смешок, и некто другой, также приставленный охранять «камеру», что-то сонно пролепетал.

— Нет… — неверяще прошептала девушка, разгибая дрожащие пальцы и смотря на галстук. Змея на гербе ехидно усмехалась ей, и Гермиона напряженно сглотнула. Иногда девушка жалела, что так быстро соображает. И секунды не потребовалось для того, чтобы понять: Драко сбежал. Непонятно, каким способом, но вполне ясно, с чьей помощью. Оставил галстук, как величайшую насмешку над её попытками призвать его к свету. Профессор спрашивал что-то ещё, но Гермиона, окончательно абстрагировавшись от внешней обстановки, медленно подошла к кровати и обессиленно опустилась на неё. В голове с бешеной скоростью замелькали картинки недавнего прошлого. Драко в преддверии встречи с Пожирателями; его прямая фигура, врезающаяся в полотно непроглядной ночи. Верхушка северной башни, тихий шелест крыльев ночных птиц, вспорхнувших с крыши. Темнота, пронизанная напряженным ожиданием и страхом за весь мир. Только сейчас Гермиона вспомнила, как сильно боялась того, что все — война, убийства, кровопролитие и нескончаемая душевная боль, раздирающая внутренности подобно «Круциатусу» — может повториться снова. Ни одной мысли о Драко. Может, это было потому, что она считала слизеринца сильным и способным постоять за себя? Другое дело — остальной мир. За него всегда приходилось бороться лично ей, и до этого самого момента девушка не понимала, почему. Казалось, с самого рождения она была вооружена единственной целью: спасать всех вокруг, помогать страждущим и контролировать баланс в мире. Гермиона, подумав об этом сейчас, горько хмыкнула, понимая, насколько глупым было её убеждение. Пока она боролась против зла, все было хорошо, потому что волшебница была уверена: она поступает правильно и то, что она делает, обязательно принесет счастье. И, когда Макгонагалл поручила ей контроль над Драко, гриффиндорка с легкой руки определила, что ничего сложного в этой миссии нет, хотя и приятного мало. Гермиона гордилась тем, что умеет разграничивать добро и зло, тьму и свет, плохое и хорошее. До этого дня система четкого деления работала без сбоев.

Если бы не Малфой, волшебница и дальше продолжала бы свое до невозможности логичное существование. Однако слизеринец не подчинялся ни правилам мира, ни её собственным. Каждый раз, когда Гермиона пыталась истолковать тот или иной его взгляд или касание, она натыкалась на стену непонимания, однако мозг, не привыкший сталкиваться с такими значительными трудностями, просто отрицал их. Драко Малфой был и оставался для неё закрытой книгой, как бы ей ни хотелось думать иначе.

— Расступитесь! — послышался встревоженный голос за дверью. Замок щелкнул, и дверь, открытая будто с пинка, с грохотом отлетела к стене. На перепуганную волшебницу с воинственным выражением лиц смотрели четверо авроров. Они, задержавшись на пороге всего несколько секунд, тут же ринулись внутрь и принялись обследовать каждый сантиметр. Почти сразу сотрудники Аврората поняли: Драко Малфой не прячется — его просто нет.

— Куда он делся? — жестче, чем следовало бы, спросил один из мужчин. Воинственно возвышаясь над Героиней войны, он, очевидно, чувствовал себя чересчур уверенно. Не отрывая покрасневших глаз от непроницаемого лица аврора, Гермиона поднялась, пряча галстук в кулаке, и вздернула подбородок.

— Подальше от ложных обвинений, — резко выплюнула она, шагая на допрашивающего.

— Проводите мисс Грейнджер в кабинет директора. Мы будем проводить опрос там, — аврор нисколько не обиделся на резкий ответ, лишь устало нахмурившись. — Не думал, что мы будем вынуждены общаться с вами при таких обстоятельствах…

— Взаимно, — Гермиона отшатнулась от рук других авроров, попытавшихся подтолкнуть её к выходу, и дерзко посмотрела на каждого из них. — Не утруждайтесь.

Волшебница никогда не замечала за собой такого агрессивного безрассудства. Особенно перед государственными служащими. Пока она шла по слегка тронутым рассветом коридорам Хогвартса, первичный пыл остыл, уступая тягучему унынию. Гермиона смотрела по сторонам и с каждым разом сердце все больше наполнялось тоской. У этого окна — она помнила точно — они разговаривали с Драко накануне приема в Мэноре. Тогда слизеринец был в приподнятом настроении, а Гермиона, как и всегда в его присутствии — раздражена. Он говорил какие-то глупости про её одежду, вспоминая случай свечеринки в честь Кубка Школы, а она бесконечно злилась и чуть ли не топала от досады. В то утро дух Малфоя пребывал в настолько возвышенном состоянии, что юноша не реагировал ни на оскорбления, ни на обидные шутки. Пылинки, взвивающиеся в воздух, по цвету напоминали сами солнечные лучи, проникающие через цветное оконное стекло, и, оседая на волосы Драко, сливались с ними. В солнечные дни, как успела заметить Гермиона, глаза слизеринца совершенно точно сияли светло-голубым. Почти прозрачным, но не холодным и стальным, как в остальное время. Так и в то яркое утро — его ресницы трепетали, а глаза насмешливо сужались всякий раз, когда Гермиона совершала попытку уязвить его гордость. В ту секунду ни один из них не думал о том, зачем происходит то, что происходит. Их сближение было данностью, которую не принято обсуждать вслух. Гриффиндорка помнила, как сверкала на солнце вышитая серебром змея на гербе Слизерина, и впервые, глядя на этот знак, девушка не испытывала отвращения. Драко Малфой цеплял отдельные её кудри пальцами и оттягивал их вверх, злорадствуя словно первокурсник, которому удалось дернуть девочку за косичку.

— Мисс Грейнджер, — холодный голос сопровождающего её аврора прервал мыслительный поток. — Прошу.

Гермиона безразлично посмотрела на руку мужчины, протянутую в сторону двери, и, прикрыв глаза, ступила на порог кабинета директора. Знакомый запах сладостей и горькой полыни, который сохранился здесь еще с присутствия Дамблдора, тут же ударил в ноздри, возрождая совершенно неожиданные воспоминания. Девушка зажмурилась, остановившись перед столом Макгонагалл. Еще два месяца назад она находилась прямо на этом месте, с уверенностью заявляя Минерве, что не справится с заданием. Так и случилось. И от этого было горче, чем ожидалось.

— Мисс Макгонагалл, я бы хотел просить у вас разрешения допрашивать одну из студенток Хогвартса под действием сыворотки правды.

— Если это необходимо, — устало ответила она, поднимаясь из кресла. Глаза директора были покрасневшими от напряжения и бессонницы. — Но вы должны знать и без зелья, что мисс Гермиона Грейнджер ни в чем не виновата.

— Если это так, ей нечего бояться, — поспешно отчеканил аврор, отступая от двери. — Эта процедура требует конфиденциальности, так что не могли бы вы…

— Уже ухожу, — раздраженно фыркнула Минерва, с сожалением смотря в глаза студентки. Гермиона затаила дыхание, ведь, похоже, видела такое во взгляде директора впервые. Это была вина.

Когда Макгонагалл покинула помещение, аврор вежливо кашлянул и указал Гермионе на стул. Неспешно опустившись на мягкое сиденье, девушка сложила руки на коленях, но держать ровную осанку так и не смогла. Казалось, прошлая ночь придавила её и разломила напополам.

— Сыворотка, мисс Грейнджер, — аврор протянул ей склянку с прозрачной жидкостью.

Не медля ни секунды, девушка опрокинула в себя содержимое, и, на мгновение зажмурившись, отдала сосуд обратно. По телу разливалось пощипывающее тепло, а кончик языка едва ощутимо онемел.

— Вы готовы ответить на несколько вопросов?

— Да, — хрипло выдохнула девушка, гордо приподняв подбородок.

— Итак… — аврор щелкнул пальцами, и в его руках появился пергамент с зависшим над ним пером. — Причастны ли вы к деятельности Пожирателей?

— Нет, сэр, — отчеканила она, сжимая колени до боли. — И Драко Малфой тоже.

— Я не спрашивал об этом.

— Но я все же сказала, раз не могу лгать в этот момент.

— И почему же вы в этом так уверены? Библиотека Хогвартса сожжена Пожирателями, а именно мистеру Малфою, по показаниям профессора Волнера, приходили подозрительные послания.

— Моим родителям часто присылали купоны на участие в мошеннических лотереях, но это не значит, что они в них участвовали.

— Интересное сравнение, мисс Грейнджер, но давайте не будем отвлекаться. То, что произошло — серьезное преступление против Министерства и безопасности магического общества. Итак, насколько близки вы были с мистером Малфоем? Как можно было охарактеризовать ваши отношения?

— Мы были врагами… раньше, — Гермиона тщательно подбирала слова, чтобы не сболтнуть лишнего про чары. — Но за последние месяцы сблизились, потому что я помогала Драко адаптироваться в школе после произошедшего. Его семья перенесла несколько судебных слушаний, так что по прибытии в Хогвартс он чувствовал себя сильно подавленным.

— Вы сами стали инициатором этого сближения?

— Мисс Макгонагалл попросила меня, — Гермиона незаметно натянула рукав свитера на пальцы, чтобы скрыть кольцо.

— Почему?

— Директор переживала за будущее Драко. Он перестал учиться и ни с кем не общался.

— Вот как? Что ж… Насколько успешными были ваши попытки сблизиться?

— Сначала было сложно, — Гермиона невольно улыбнулась, и мужчина прищурился, внимательно наблюдая за реакцией волшебницы. — Драко и до войны не был подарком, а уж после… Чтобы подступиться к нему, мне потребовалось много времени, сил и нервов. Но в конце концов он начал открываться мне.

— И мистер Малфой смог, как вы выразились, «адаптироваться»?

— В некотором роде, — пылко ответила Гермиона, для верности качнув головой. — Он начал посещать занятия, даже выиграл отборочный матч Кубка Школы. Мог бы победить и финальной игре, если бы один из участников не нарушил правила, — Гермиона продолжала рассказывать, едва осознавая, зачем говорит так много ненужных вещей. Ей хотелось держаться с аврором сухо и сдержанно, но на щеках вдруг заплясал румянец воодушевления, а язык заработал с невообразимой силой.

— Как он отреагировал на известие о смерти Люциуса Малфоя? — спустя несколько секунд молчания спросил аврор, склонив голову.

— Как может отреагировать человек на смерть отца? — опустив глаза, Гермиона облизнула пересохшие губы. — Было тяжело, но он справился. Навалилось очень много нерешенных проблем, и некоторое время мы не виделись, потому что Драко находился в Малфой-мэноре.

— Да, — глухо отозвался аврор. — Я был в их родовом поместье в те дни.

— Тогда знаете, что мистер Малфой не причастен к побегу Пожирателей.

— Министерство склоняется к вашей точке зрения, — мужчина вскинул брови и опустил взгляд. — Но говорить о чем-то с уверенностью в данной ситуации мы не можем. Драко Малфой сбежал.

— Это преступление, — согласно кивнула Гермиона, но сдаваться не собиралась. — Однако у него просто не было другого выхода.

— И он решил скрыть один проступок другим?

— Иначе его бы запрятали в Азкабан на неопределенный срок. Драко бы там не выжил, — почти шепотом произнесла волшебница, чувствуя, как к глазам подступает влага. Поведя плечами, она резким движением смахнула слезы. Гермиона сказала себе, что не имеет на них права, однако горечь внутри груди не удавалось заглушить никакими уговорами. — Он всего лишь жертва обстоятельств.

— И сын Пожирателя, — мрачно напомнил аврор, и Гермиона, забыв про минутную слабость, подняла на него горящий яростью взгляд.

— А я — дочь магглов, и именно поэтому меня хотели убить. Если мы будем навешивать на всех несправедливые ярлыки и ненавидеть за это, сэр, то презирающая потомков Пожирателей Британия ничем не лучше той, что хотел создать Темный Лорд.

— Вы прониклись к мистеру Малфою чувствами куда более сильными, чем просто симпатия, верно? Извините за нетактичность, но это может сыграть большую роль в ходе расследования.

Некоторое время Гермиона молчала, опустив глаза на собственные запястья. Кольцо, казалось, слегка нагрелось и пульсировало. Девушка прикусила губу и протяжно выдохнула. Что она испытывала к Драко Малфою? Друзьями их мог назвать только безумец похуже Трелони. Любовники? Смешно! Тогда они бы не приходили в смятение каждый раз, едва соприкасаясь. Так кем же они приходились друг другу? В свете последних событий казалось, что врагами, но Гермиона не могла назвать Малфоя неприятелем, когда главную угрозу она находила в самой себе. Как и враги они каждый раз вспыхивали при взгляде, касании, неосторожном слове, но по сравнению с их ранней враждой это были совсем иные эмоции. Прямое противостояние, попытки доказать правоту, может, желание превзойти, но, черт возьми, совсем не ядовитая ненависть и презрение! Это проявлялось во всяких мелочах, значения которых Гермиона не осознавала до этого момента. К примеру, в сарказме, сопровождающемся вполне дружелюбной улыбкой, в касаниях, лишенных брезгливости и неприязни, и, наконец, в чистом и прямом взгляде. Волшебница за эти два месяца поняла, что так Малфой смотрел лишь на тех, в ком признавал равного, если не превосходящего. И, подводя черту под всеми тяжелыми размышлениями, Гермиона так и не могла признаться себе в истинной сути её отношения к Драко.

— Я привыкла защищать несправедливо осужденных, — ответила девушка, хотя понимала, что это совсем не то, что от неё ожидал услышать аврор.

— Я задал вам вопрос, мисс Грейнджер. Можете ли вы сказать, что привязались к мистеру Малфою?

— Да, — надрывно выдохнула она, мысленно благодаря аврора за то, что он изменил формулировку вопроса.

— Хорошо… — задумчиво протянул мужчина, отступая на полшага. — Еще пара вопросов, и вы можете быть свободны. Как насчет Пэнси Паркинсон? Известно ли вам о её участии в группировке Пожирателей?

— Паркинсон? — Гермиона удивленно вскинула брови, и аврор угадал ответ на свой вопрос во взгляде волшебницы. — Почему вы спрашиваете?

— Она пропала этой же ночью. Вероятно, вместе с мистером Малфоем.

Гермиона нахмурилась и с усилием сжала челюсти. Нечто еще более неприятное, чем чувство вины, садануло её по натянутым нервам, и в мыслях промелькнули наивные выводы. Паркинсон и Малфой сбежали вместе? Как романтично!

— Я ничего не могу сказать по этому поводу. Мы не общались, — наконец отмерев от секундного замешательства, ответила девушка.

— Понятно, — коротко ответил аврор. — И последний вопрос. Подтвердите ли вы натянутые отношения между профессором Волнером и мистером Малфоем?

— Упомянутый человек оказывал на Драко давление, так что да, — искривив губы в жесте ненависти, волшебница живо представила себе тот вечер в Мэноре и слова Волнера про лужу грязи.

— Профессор Волнер тоже пропал. Как думаете, мог мистер Малфой причинить ему какой-либо вред или же…

— Убить? — Гермиона возмущенно распахнула глаза. — Вам ведь и в голову не приходило, что из них двоих преступником может быть не Драко? Зачем же вы меня допрашиваете, если все равно ищете улики для его обвинения? Малфой иногда выходит из себя, но он бы никогда в жизни не убил человека из собственной ненависти! — рвано вдохнув, волшебница поднялась с кресла, и, сложив руки на груди, отошла к стене. Ей не хотелось никого видеть. Только сейчас Гермиона почувствовала, каково это — быть неуслышанным. Драко жил в положении общественного недоверия так долго, а она ни разу так и не попыталась понять его! Все было так, как и говорил слизеринец — лишь раз обвиненный будет повинен до конца своих дней.

— Спасибо за сотрудничество, мисс Грейнджер. Не смею вас больше задерживать. После сыворотки правды вы можете чувствовать некоторую усталость и сонливость, так что обратитесь к школьному колдомедику. Всего доброго.

Гермиона не ответила на любезность и даже не открыла глаза. Дверь за аврором закрылась, и в кабинете Макгонагалл повисла трагичная тишина. Несколько минут не было слышно ни одного звука. Гермиона невидяще уставилась в стену, уйдя глубоко в себя. Мысли скакали от одного события к другому, возрождая в душе эмоции, до этого хранящиеся под надежным замком. С утратой, как и бывает это обычно, пришло понимание. Исчезновение Малфоя заставило её наконец задуматься над тем, во что она угодила по причине собственной легкомысленности. Было очень наивно предполагать, что слизеринец навсегда останется для неё невыносимым снобом, общение с которым будет входить в списки самых нежелательных дел. На удивление себе, Гермиона нашла отдушину в взаимодействии с бывшим врагом, когда друзья стали непомерным грузом на её плечах. Сейчас волшебница понимала, что некоторые вещи по-настоящему оцениваешь лишь спустя много времени. Вспоминая все произошедшее за последние два месяца, гриффиндорка недоумевала, как только не умерла от тех эмоций, что испытала тогда. Закрыв глаза, Гермиона живо представила перед собой возвышающуюся пирамиду Хеопса и взволнованное лицо Малфоя. Тот страх, что она испытала в ту ночь, был восхитителен, а надменный слизеринец предстал перед ней в совершенно другом облике. Туманное утро в Малфой-мэноре тогда показалось ей невероятно уютным и обволакивающим, словно внезапные прикосновения Драко. Предательская волна стыда кольнула её живот, но Гермиона не направила свои мысли вслед за поднимающимися по её шее губами слизеринца. Важнее было то, насколько проясненным и расслабленным было лицо Малфоя после того, как стало известно, что Нарцисса полностью здорова. Волшебница усмехнулась. Она отчетливо помнила, как вежливость хозяйки Мэнора напомнила ей о родителях. Гермиона испытывала бы столько же гордости и удовлетворения, если бы спасла собственную мать, а не миссис Малфой. Почему-то приподнятое настроение Драко и его пусть и сомнительная, но забота, стали для неё достойной наградой за перенесенные трудности. Адреналин взбодрил заскучавшую кровь, и девушка вновь почувствовала себя нужной. Ни разу с того дня она не подумала, что во всем этом заслуга, но не вина Малфоя.

— Гермиона… — тусклый дрожащий голос бесцеремонно вырвал её из плена размышлений.

— Директор, — так же прозрачно произнесла девушка, не поворачиваясь к Минерве. — Вы говорили, что только я могу помочь Драко. На деле же все произошло наоборот.

— Каждый способен ошибиться, — горько заметила женщина, и, судя по звукам, опустилась в свое кресло. — Я думаю, все это было спланировано Пожирателями, а мне показали ложные видения.

— Но что же теперь делать мне? — раздраженно искривив губы, Гермиона резко повернулась к директорскому столу. — Что делать?! Драко исчез…

— Если бы вы только знали, насколько мне жаль… — закрыв глаза руками, покачала головой Макгонагалл. — Но я не знаю… не знаю…

— Зачем вы раскрыли все Профессору Волнеру? — немного придя в себя, спросила девушка полушепотом.

— Это предложил он.

— О… — руки Гермионы безвольно повисли по бокам. — Неужели все это время вы действовали по указке Министерства?

— У меня не было выбора. Я хотела дать мистеру Малфою шанс, но вышло совсем иначе… Это преступление будет на моей совести до самой смерти. Я прошу прощения у вас, потому что молить Драко уже неспособна.

— Неужели все было зря? — сквозь слезы прошипела Гермиона. — Все, что с нами произошло!

— Простите меня, — словно заведенная, продолжала Минерва, потирая виски руками. — Теперь уже ничего сделать нельзя. Наверняка Пожиратели спрятались достаточно хорошо.

— И это все, что вы можете сказать? — наверное, впервые во взгляде Гермионы, обращенном к директору, сквозило презрение. — Так знайте: я отступать не намерена и выполню ваше поручение до конца… — процедила сквозь зубы она и, схватив со стола директора свою палочку, направилась прочь.

В походке гриффиндорки было столько яростной уверенности, что ни одна живая душа не смогла бы догадаться о том, что на самом деле Гермиона Грейнджер даже понятия не имела о том, что ей делать. Была лишь слепая цель — найти Драко и вытащить из неприятностей, в которые его вовлекли с её помощью. Больше Пожирателей девушка ненавидела только тех, кто пытался ею помыкать.

Воодушевившись злостью, Гермиона представляла, как найдет Драко и все объяснит, не краснея и не глупея под его взглядом. Он должен был все понять! Конечно, волшебница не отрицала того, что глубоко виновата, но Малфой ведь даже не позволил ей объясниться! Итак, она найдет его. Найдет и сделает все, чтобы снова вернуть расположение. Она уговорит его вернуться, пообещает защитить. Все так и будет. Министерство не посмеет тронуть человека, защищаемого героиней войны. Азкабан? Малфой не был преступником. Может, сбившимся с пути подростком, лишенным отца, но не тем, кого следовало сопровождать под конвоем.

Проскользнув в Башню Старост под чарами невидимости — чтобы никто не приставал с идиотскими вопросами — Гермиона заперлась изнутри и подошла к окну. На улице уже было ясное утро, и ничто, казалось, больше не напоминало о тяжелой ночи. Глаза девушки были ясны, а мысли — ровны и почти спокойны. Гермиона приказала себе собраться. Слезами и сожалениями, как она уже знала, никому и ничему помочь было невозможно, а сдаваться было бы унизительно. Вспоминая вечер в Мэноре, девушка приходила в смятение. Тогда Драко был совсем другим. Не заносчивым слизеринцем, не угрюмым сыном осужденного отца, не презираемым обществом бывшим Пожирателем. Он смотрел на неё без напускных эмоций, говорил без желания уколоть побольнее. Тогда Гермиона не думала об этом, но сейчас осознавала особенно четко: в тот вечер Драко Малфой был открыт ей, как никогда раньше. Он чувствовал себя в безопасности и позволил защитной маске исчезнуть. Но та Гермиона — смущенная и потерянная — ничего не поняла.

Волшебница медленно выдохнула, проводя рукой по волосам. Следовало прекращать пускаться в сожаления и воспоминания, если она хотела все исправить.

Первым делом она пристально посмотрела на кольцо, с некоторым стыдом ожидая от него какой-нибудь подсказки. Но коварное украшение, как и всегда в нужных ситуациях, предательски молчало. Гермиона погладила камень подушечкой пальца и улыбнулась. Несмотря на то, что Малфой исчез, у неё все равно оставалась его часть. Невидимая нить тянулась сквозь стены и холодные ветра, и где-то далеко от Хогвартса Драко знал об этом, смотря на собственное кольцо с недовольством и презрением. Такие мысли грели сердце, и Гермиона, почувствовав, как её настроение немного улучшается, подошла к креслу и опустилась в него, задумчиво прикусив губу.

Где Пожиратели могли устроить свой темный штаб? В Малфой-мэноре? Маловероятно. Было бы слишком очевидно следовать этой традиции, и Гермиона была уверена, что сейчас поместье кишит аврорами и работниками Визенгамота. Бедная миссис Малфой! С досадой опустив глаза, девушка попыталась отвлечься от ненужных сейчас эмоций. Если это был не Мэнор… То что тогда? Очередной особняк одного из Пожирателей? Нет, их стали бы проверять прежде всего…

Неудачные догадки утомляли уставший от недосыпа ум, и Гермиона усиленно заморгала, чтобы прогнать тяжесть, сдавливающую её виски. Это почти не помогло, но девушка продолжила размышлять. Она перебирала и перебирала различные варианты, изредка хмурясь из-за их наивности, но постепенно образы в голове начали размываться, а мысли, одна заплетаясь за другую, уплывали в другое русло. Закрывая глаза, волшебница успела подумать о том, что ей следовало бы сходить к мадам Помфри, ведь побочный эффект от сыворотки правды, очевидно, вступил в свои права. Кольцо засияло волшебством.

Перед ней было море — такое, каким она его всегда представляла. Ярко-голубое, с пенистыми широкими волнами и искрящимися от солнца бликами. Песочное побережье пестрило редкой зеленью и алым отблеском мелких цветов. Протянув руку, Гермиона наткнулась на стекло. Она находилась в комнате, и в тот момент, когда девушка поняла, что изолирована от моря, её лопатки лизнул могильный холод. Поведя плечами и стряхнув с лица непослушную прядь, Гермиона с еще большим усердием всмотрелась в пейзаж, но забыть про холод за спиной не смогла. Он давил и прилипал к коже, однако повернуться к нему лицом было выше её сил. Позади слышалось чье-то шумное сбивчивое дыхание.

Она стояла к нему спиной в комнате с золотистыми прозрачными занавесками на огромных окнах. Буйство красок за стеклом резало взгляд, но помещение утопало в мрачной синевато-зеленой атмосфере. Такой была его комната в Мэноре. Только эти окна, наполненные живостью цвета, выбивались из общей обстановки древней мрачности и безмолвия. Гермиона обнимала себя за плечи и, склонив голову, любовалась ослепительным солнцем. Вся её фигура, высвеченная дневными бликами, казалась исключительно божественной — настолько призрачной и светящейся была. Серебряный шелк приглушенно блестел на изгибе талии и бедрах, спускаясь почти к полу. Локоны, завиваясь послушнее обычного, всей копной были откинуты на лопатки. Одна из тонких бретелек неловко спала с плеча, обнажая чуть больше кожи.

— До каких пор ты будешь преследовать меня, Грейнджер? — его голос звучал на удивление глухо. Плечи гриффиндорки вздрогнули, но она так и не повернулась. Не могла из-за по-детски наивного страха увидеть чудовище, в которое мог превратиться Драко.

— Разве все не наоборот? — её голос дрожал в начале, но под конец фразы окреп и зазвенел с привычными железными нотками. — Кажется, ты обещал прийти за мной.

— Не так скоро. Хотелось бы помучить оступившуюся гриффиндорку стыдом еще немного, — подходя к ней со спины почти вплотную, ехидно усмехнулся Драко, но внутри него не было ничего даже близко похожего на веселье. Хотелось увидеть в её глазах отчаяние и сожаление, хотя Малфой понимал, что это ему мало поможет. Гермиона никогда не была расположена к преступникам, подобным ему и его семье, и никогда не будет. Особенно теперь.

— Красивое море, — вдруг произнесла она, прикасаясь пальцами к стеклу. — Я так давно не видела настолько теплого солнца. Кажется, если я выйду на улицу — согреюсь навсегда.

— Так иди, — злобно пробормотал Драко, раздражаясь от глупости мыслей волшебницы.

— Не могу, — прошептала она, отнимая руку от стекла. — Только не одна.

— Позовешь Нотта?

— Хватит.

— Что? Неужели Уизли? Ну, Грейнджер, я догадывался, что ты мазохистка…

— Прекрати! — Гермиона наконец повернулась для того, чтобы столкнуться с холодным взглядом. Она испугалась даже больше, чем на то рассчитывала. Слизеринец выглядел зловеще. От его бледной кожи веяло могильным холодом, которым была пропитана мрачная комната. Волосы, уложенные в безукоризненном проборе направо, казались почти седыми. Проблески серебра переливались в лучах меркнущего солнца. Блики, падающие на Драко, обращались в ледяные прожекторные лучи. За плечами юноши была лишь темнота, в которой что-то мерзко перешептывалось. Создавалось впечатление, что вся комната была наполнена гремучими змеями. Повернувшись лишь раз, она поняла, что уже не сможет снова посмотреть на солнечное побережье. Малфой притягивал взгляд. Белая полураспахнутая рубашка обнажала ключицы, изрезанные тенями; заострившиеся от худобы скулы то и дело подрагивали, будто Драко хотел что-то сказать, но постоянно осекался, а стеклянные глаза — те самые, что так ненавидела Гермиона — своими осколками впивались в неё, причиняя боль. По щекам покатились предательские злые слезы, и она почувствовала, как они согревают похолодевшую кожу.

— Я найду тебя, — твердо произнесла Гермиона.

— Нет, Грейнджер, больше ты не будешь творить все, что вздумается.

— Ты ошибаешься, — огрызнулась она, трясясь от злости. — Чего бы мне это ни стоило, я отыщу тебя и тогда…

— Что? — с пылом отозвался Драко, ступая ближе. Властным движением руки он стер слезы с её щек и впился в глаза нетерпеливым взглядом.

— О, лучше тебе не ждать нашей встречи, — испуганно пролепетала Гермиона, не в силах отшатнуться от прикосновений.

— Да неужели? — он иронично хмыкнул, изогнув бровь, а его ладони соскользнули с влажных щек на тонкую шею. Длинные пальцы вцепились в теплую кожу, сдавливая горло. Гермиона не проронила ни звука, но зажмурила глаза. — Ни капли былой неуверенности.

— За неуверенность приходится расплачиваться.

— Расплата… — Драко хмыкнул. — Ты подобрала правильное слово для описания того, что тебя ждет, когда мы снова встретимся.

— И что же?

Она спросила так бесстрашно, что Малфой сразу понял — он проиграл. Вслед за этим пришла следующая мысль: он поднял белый флаг уже давным-давно, в тот утренний час, когда она впервые поприветствовала его. Для его души, утонувшей во мраке, те короткие слова были подобны улыбке на похоронах — неуместными, необъяснимыми, но вселяющими некоторую надежду.

Драко отступил назад. Тьма сковала его плечи и запястья, принимая в свои объятия. Он отступал назад и молчал, потому что сказать было совершенно нечего. Грейнджер снова была победительницей, почивавшей на лаврах, а он — жалким проигравшим, трусливо скрывающимся после очередного поражения. Малфой не мог причинить ей боли. Казалось, что даже если на него наложат «Империо», Драко скорее убьет себя, чем сделает хоть что-то, что заставит Грейнджер ненавидеть его ещё больше.

Гермиона поняла все до конца, и от этого на языке возник горький привкус предательства. Малфой постепенно отступал в темноту, и девушке показалось, что, когда последняя его черта сольется с тенью, она потеряет его навсегда. Страх перед вязкой чернотой исчез, когда волшебница, набрав в грудь побольше воздуха, смело шагнула вперед. Вытянутая вперед рука белела посреди сгустившегося вокруг мрака, и Драко, посмотрев на неё, замер. Темнота за спиной возмущенно зашипела.

— Пожалуйста, — сдавленно прошептала Гермиона, и её рука неуверенно покачнулась. Испугавшись её нерешительности, Малфой тут же вскинул ладонь и обхватил ею запястье девушки. Их прикосновение застыло на границе тени и света, и волшебница, преодолев остановившееся дыхание, дернула Драко на себя. Он наклонился и сделал неуверенный шаг, не отрывая взгляда от пылающих щек Грейнджер.

— Ну уж нет, — он остановился у кромки лучей, отбрасываемых на пол. Твердым движением руки он привлек волшебницу к себе и тут же преградил путь к отступлению требовательным нажимом на спину. Но Гермиона почему-то не испугалась. Её больше не волновал мрак, язвительно шипящий со всех сторон, а его путы — она почувствовала — стали слабее. Куда больше её волновали руки Малфоя, приятно сжимающие её руку и талию. Девушка ожидала ощутить холод от соприкосновения с телом Драко, но была удивлена жаром, исходящим от юноши. В его взгляде больше не читалась пустота. Взгляд Малфоя лихорадочно перемещался от её лица к их рукам, и это было настолько трепетно и живо, что к глазам снова подступила влага. Но внезапно Драко отступил, отпуская её и лишая своего тепла. Его губы сложились в искривленную болью улыбку, и он посмотрел на Гермиону до дрожи тоскливо. На лице волшебницы тут же отразился страх, и он заставил Малфоя бояться тоже. Волшебница, не обращая внимания на то, что темнота начала все больше сгущаться вокруг них, ступила вперед. Драко попятился. Гермиона последовала за ним, не отрывая взгляда от пронзительных глаз. Вскоре ни один из них не мог различить лица другого, но оба продолжали идти, повинуясь собственной упертости. Это могло продолжаться до бесконечности, если бы не стена, внезапно ставшая преградой для дальнейшего продвижения. Драко прижался к холодному камню спиной, задержав дыхание на вдохе. Легкие шаги девушки слышались поблизости. Вытянутые вперед руки, в темноте ставшие глазами, уперлись в тяжело вздымающуюся грудь Малфоя. Преодолев желание тут же отдернуть их, Гермиона, поборов смущение, проскользила ладонями вверх, ощупывая приятный материал рубашки. Тонкие пальцы добрались до воротника и требовательно сжали его. Драко, не помня себя, склонил голову, как этого и хотела гриффиндорка. Её теплое дыхание полоснуло кожу подбородка, а похолодевшие подушечки пальцев прикоснулись к пульсирующей жилке на шее.

— Пожалуйста, — почти одними только губами произнесла она, ощущая, каким отрывистым стало дыхание юноши. — Вернись ко мне.

Темноту разрезал прозрачный, ничтожный луч света, но его хватило, чтобы Драко увидел блестящий взгляд Гермионы. Осторожно опустив ладонь на её щеку, большим пальцем он обвел контур мягких губ и слегка надавил на нижнюю, заставив девушку приоткрыть рот. В противовес прежним движениям резко прижавшись к губам Грейнджер, Драко скользнул рукой к шее, обласкав область за ухом. Её короткий стон породил в нем взрыв неопределенных эмоций, и, оттолкнувшись от стены, он ухватил её за бедра и резко развернул, припечатав спиной к каменной кладке. Гермиона болезненно выдохнула, наблюдая за тем, как до них достают солнечные лучи, льющиеся из окна. Драко, еще раз порывисто прижавшись губами к её рту, оставил поцелуй на подбородке, а после, обозначив изгиб шеи языком, оставил засос рядом с ключицами. Слегка отстранившись, он оценил вид удовлетворенным взглядом, и, коротко поцеловав Гермиону снова, рухнул на колени, пальцами сжав бедра девушки. Длинные пальцы скользнули под платье, приподнимая лоснящийся шелк. На секунду восхищенно замерев, Малфой бережно обхватил лодыжку Грейнджер ладонью.

— Ты такая нежная, — прошептал он, губами обозначая впадинку под коленом. — Для меня, — потеревшись щекой о мягкую кожу, Драко продолжил устремлять поцелуи к внутренней стороне бедра. Гермиона, не зная, куда себя деть, запрокинула голову и зарылась пальцами в волосы юноши, слегка оттянув их за корни.

— Тебе нравится? — перебивая слова поцелуями, Драко продвигался все выше.

— Да… — рассеянный шепот поразил его слух приятной хрипотцой.

— Скажи, — кончик языка обжег тонкую чувствительную кожу. — Моё имя.

— Да… Драко… — покорно отозвалась она, затылком сильнее прижимаясь к стене. Дыхание было давно и безвозвратно сбито, пальцы с зажатыми между ними светлыми взъерошенными волосами слегка дрожали.

— Еще.

— Драко, — граничащее со всхлипом.

— О, Мерлин, ещё! Не останавливайся, умоляю… — его губы последний раз прижались к бедру в опасной близости от белья, а потом Драко поднялся, заметив, как слабеет и сползает по стене Гермиона. Грубо вцепившись пальцами в её талию, Малфой приподнял девушку и прижал к себе, заставив закинуть руки на его плечи. Почувствовав поддержку, волшебница расслабилась и бесстыдно прильнула к телу слизеринца вплотную. Обнаженным бедром она чувствовала его твердость, и тот узел, что они так усердно завязывали в собственных животах с каждым новым поцелуем, заставил её выгнуться словно в агонии.

— Драко… — продолжала она шептать в его властный влажный рот, пока руки слизеринца недвусмысленно пробирались ближе к ягодицам.

— У тебя будет все, что захочешь, — пробормотал Драко, ощущая языком солоноватый вкус крови из прикушенной ею губы. — Весь мир будет принадлежать одной тебе, если решишься… — он коротко вздохнул, с опаской заглядывая в её посерьезневшие глаза. — Если решишься принадлежать мне.

— Мне не нужен весь мир, — тихо отозвалась она, прищурившись.

— Но он у тебя будет, — твердо и непоколебимо. Свет, падающий на них из окна, погас. Гермиона уперлась ладонями в грудь юноши, но он только сильнее прижал её к себе. Настойчивый и болезненный поцелуй обрушился на её губы, а язык властно толкнулся в рот.

— Нет… — промычала Гермиона, продолжая попытки высвободиться.

— Ты будешь моей, хочешь того или нет, — разозленно шлепнув её по ягодице, Драко сделал тазом движение вперед и прижал к стене, обхватывая сопротивляющиеся руки за запястья. — Теперь будет по-моему.

— Завербуешь в Пожиратели по капризной прихоти? — прошипела Гермиона, уворачиваясь от поцелуев.

— Кто знает… — он отстранился, большим пальцем проводя по темнеющему пятнышку на шее. — Моя метка на тебе все равно уже есть. Куда бы ты ни бежала, как бы хорошо ни скрывалась… — Драко пропустил сквозь пальцы пряди её волос. — Я найду тебя.

Рывок — и Драко поднялся с постели. Холодный хлопок неприятно раздражал кожу, и потому слизеринец, немного помедлив, поднялся на ноги. Набросив на плечи теплый халат, Малфой подошел к окну, занавешенному прозрачным тюлем. Ни в комнате, ни в погоде не было и намека на схожесть со сном. Тени здесь были мягче, а свет, проливающийся с улицы — тусклее. Это была его реальность, без прикрас. Драко глубоко вдохнул и выдохнул, мельком взглянув на руки. На пальцах все еще пульсировало чужое воображаемое тепло. Плотно сжав губы и тем самым предупредив обессиленный стон, Малфой направился к двери в ванную. Холодный душ должен был облегчить головную боль и возбуждение, засевшее внизу живота. На пути скидывая одежду и шепча проклятия в адрес Грейнджер, Драко забрался в круглую ванную и коснулся позолоченного льва на бортике. Тут же из его пасти полилась тугая струя сначала теплой, а потом все более холодной воды. Медленно жидкость обволакивала тело слизеринца, постепенно туша каждый разгоряченный сантиметр. Запрокинув голову на мраморный бортик, Драко обмыл лицо влажными ладонями и протяжно выдохнул. Упрямо хотелось кричать, чтобы Грейнджер убиралась из его головы, но он молчал, чтобы ни одна живая душа не услышала о его непростительной слабости.

С каких пор он боялся причинить гриффиндорской занозе вред? С каких пор её мнение стало таким жизненно важным? Малфой не сумел ухватить тот момент, когда все перевернулось с ног на голову. Просто однажды он проснулся с мыслью о том, что жизнь, кажется, не так уж и плоха, а Грейнджер не так уж невыносима. А потом она взяла и предала его. Вот так — просто. Развела, словно первокурсника, заставила ощущать себя ничтожеством у ног великолепной богини, непонятно по какой случайности взглянувшей на него. И Драко захотел сравняться с ней. Окрепнуть, вырасти, достать пальцами до тех небес, но дотянуться не получалось, и потому Малфой решил, что самым верным выходом станет обрушить эти небеса на землю, подернутую лавой его ярости.

Ночью у слизеринца не было сил даже на то, чтобы обдумать произошедшее. Он примкнул к Пожирателям, и теперь пути обратно абсолютно точно не было. Их блестящие глаза, темные одежды и натужные улыбки — все это пробуждало в Драко неприятные воспоминания о властвовании Темного Лорда. По крайней мере, легче было хотя бы от того, что все происходило не в Малфой-мэноре. Можно было, образно говоря, начать все сначала. Попробовать возродить темнейшее из темнейших движений, повергнутое в гонение. Зачем? Драко знал несколько причин. Во-первых, он хотел жить. Не дышать, не существовать изо дня в день, не гнить в Азкабане. Жить. Не бояться косых взглядов, смело ступать по земле и не думать, что ей стыдно выдерживать шаги такого ублюдка, как он. Заставить страдать всех, кто причинил боль ему и Нарциссе. Для этого требовалось повергнуть Волшебный Мир во мрак. Единственно верное решение, пусть и отдававшее сумасшествием. Размышляя об этом, Драко всегда вспоминал буйнопомешанную Беллу и усмехался. Кажется, отголоски безумия все-таки передались ему вместе с чистой кровью Блэков. Не зря же Священные семьи на протяжении веков мешали родственную кровь, лишь бы не нарушить своих святых законов. Потомки действительно были истинно чистокровными. Даром, что безумцами.

И, говоря о сумасшествии, Драко выделял последнюю, самую главную причину: Грейнджер. Все остальное перед перспективой обладать девчонкой безыскусно меркло. Малфой перестал думать о том, что это неправильно и унизительно с его стороны — желать подружку Поттера, с которой они всю жизнь были по разные стороны баррикад. Вслед за принятием того факта, что Грейнджер ему все-таки нужна, следовало тягучее удовольствие от предвкушения обладания. Протеус был прав. Если все сложится удачно, маленькой отважной гриффиндорке будет некуда от него деться. Драко живо представил день своего триумфа, но не поверженная Британия, не власть над всем живым возникали в мыслях юноши. Лишь хрупкое тело под ним и темно-карие глаза, мерцающие покорностью и наслаждением. Малфой знал: обратить мир в пепел будет значительно проще, чем склонить Грейнджер к покорности. Она ни за что бы не стала сдаваться в руки врага просто так. Она бы боролась и изворачивалась. Собственное мнение для гриффиндорской заучки всегда было превыше жизни. Превыше жизни… Но вот стоила ли гордость жизни её родителей и друзей? Драко мотнул головой, отгоняя жестокие способы манипулирования прочь. Если он загонит Грейнджер в тупик, она ощетинится еще больше, и тогда брать её придется силой, а этого хотелось меньше всего. Малфой понял из чувственного сна, посланного кольцом: он никогда не сможет навредить Гермионе, потому что созерцание её искаженного болью лица стало одним из самых мучительных испытаний. Даже слезы Нарциссы больше не трогали его так сильно.

Ему хотелось не напугать — согреть и зацеловать. Не грубить — ласкать и шептать всякую успокаивающую чушь. Не подавлять, но позволять ей приходить в его объятия по собственному желанию. Маленькая дерзкая гриффиндорка… Даже если она и испытывала к нему что-то, никогда не стала бы потакать, как Паркинсон или другая влюбленная по уши дура. Малфой был уверен, что, стоит ему схватить её, она будет царапаться и кусаться, словно дикая кошка. Приручение Грейнджер — искусство из разряда тончайших. С кольцами все было просто, потому что она жаждала его прикосновений и охотно отзывалась на них, однако сложностей было достаточно. Хотела ли она на самом деле того, что вытворяли его ладони? Закрывала бы она глаза всякий раз, когда их губы соприкасались? Малфой чертыхнулся и ударил по воде руками, отгоняя подобные мысли прочь.

— Слабак, — прошипел сквозь зубы он, наблюдая за тихо мерцающим кольцом. — Какая-то жалкая гр… — его голос дрогнул и сорвался. Обречение нахлынуло с новой силой. Он не мог позволить этому противному слову снова сорваться с своих губ. — О, Люциус! — Драко зажмурился и глухо рассмеялся. — Что бы ты сказал, когда увидел своего наследника в таком состоянии?

«Пожалуйста»

Образ отца, укоризненно качающего головой, тут же исчез в пропитанном влагой воздухе. На смену ему пришли туманные черты тонкой девичьей фигуры, высвеченной на фоне огромного окна.

«Вернись ко мне»

Она совсем близко, и Драко почти чувствует приятное тепло кожи несмотря на то, что из пасти льва уже давно льется ледяная вода. Тонкие бледные пальцы поднимаются к губам, и Малфой пытается почувствовать вкус Грейнджер снова. Его рука скользит по шее, и на миг все застилает тягучее наваждение. В воображении появляются робкие карие глаза, Малфой скользит пальцами по торсу, и ему кажется, что это делает она — осторожно и трепетно, как всегда.

«Драко»

С глухим стоном Драко отдернул руку от возбужденной плоти, до боли впиваясь короткими ногтями в кожу ладоней. Закусив губу, он тряхнул головой и рывком погрузился в воду целиком. Морозная волна прошлась по его вискам, остужая жар мыслей. Легкие свело судорогой, но юноша продолжал лежать под водой, будто боясь, что жар, если он вынырнет, вернется снова.

— Чертова девчонка! — хрипло и рвано крикнул он, резко поднявшись из воды. — Убирайся из моей головы!

Драко обернул полотенце вокруг бедер, намеренно не набросив на себя ничего больше, чтобы околеть ещё сильнее. Выйдя в спальную, он принялся наворачивать круги, рассматривать картины, лепнину и фарфоровые вазы, лишь бы больше не думать о гриффиндорке. Наконец его начала колотить крупная дрожь, и юноша, схватив халат, запахнулся в него, а потом рухнул на кровать. Остывшие мысли застыли в голове, превратившись в глыбы льда.

Тихий стук в дверь заставил его очнуться от кратковременного оцепенения. Медленно сев, он взмахнул палочкой. Щелкнул замок. Незваный гость, поняв безмолвное приглашение, повернул ручку и толкнул тяжелую дубовую дверь.

— Нотт? — Драко хмыкнул, поднимаясь на ноги. — Чем обязан?

— Я хотел поговорить, — глухо ответил Теодор, плотно закрывая за собой дверь. Его движения оставались дерганными и настороженными. Малфой нахмурился, потому что понял: за Ноттом следили.

— Так начинай, — твердо и нетерпеливо.

— Не доверяй Протеусу, — почти прошептал Теодор и сделал несколько широких шагов по направлению к Малфою. — Он складно говорит, но за всем этим…

— Если ты хочешь предупредить о том, что присоединяться к Пожирателям — против закона… — иронично изогнув брови, начал Малфой.

— Пойми: все не так просто, как кажется. Я уверен, в обряде Обретения есть то, о чем Протеус так и не сказал тебе. А это значит одно: условие чудовищное.

— Мне все равно, — отрезал Драко. — Думаешь, я сверну с этого пути теперь, когда так близок и к краху, и к возвышению? Сейчас даже один шаг может решить мою жизнь.

— И ты пожертвуешь чем угодно ради того, чтобы удовлетворить чувство обиды?

— Мне больше нечего терять.

— Ошибаешься, — резко выплюнул Теодор и поджал губы. — Как же ты не поймешь, что Пожиратели никогда не говорят правду?

— Тогда почему ты все еще здесь? — Драко нахмурился, подойдя еще ближе. — Давай, беги, трусливо поджав хвост!

— Я бы убежал, если бы за этим не стояла жизнь, — побледнев, ответил Нотт. Его ладони сжались в кулаки. Неужели Малфой не понимал? Они желали одну и ту же женщину, и потому ненавидели друг друга слепо и неистово, наплевав на отголоски разума.

— Твоя? — Малфой насмешливо хмыкнул. — Смеешь упрекать меня, когда сам эгоист ничуть не меньше? Если боишься за собственную жизнь, то сиди и…

— Мне было бы все равно, если бы это была не её жизнь, — мрачно осек его Теодор и отступил на шаг, пытаясь скрыть ненависть в глазах.

— Её? —настороженно переспросил Драко, чувствуя, как все внутри холодеет. — Ты имеешь в виду…

— Гермиону.

— Какого…

— Только из-за неё я до сих пор здесь. Теперь понимаешь, во что вляпался?

— Кто посмел ставить под угрозу её жизнь? — не слушая, переспросил Драко.

— Никому, кроме Протеуса, не было бы резона разнюхивать про мою личную жизнь. Послушай, Малфой, мы должны…

— Заткнись. Я сам разберусь с ним, — Драко метнулся к одежде, и, по пути шепча проклятья, принялся судорожно одеваться. — Как только посмел! Ничтожество… — глухо рычал Малфой, остервенело дергая пуговицы на рубашке.

— Послушай же! Ты ничего не сможешь сделать, потому что зависим от него. Мой отец управляет тобой и мной при помощи одного и того же человека, но мы не должны поддаваться!

— И что же ты предлагаешь, умник?

— Я спрячу Грейнджер, а потом…

— Только попробуй приблизиться к ней! — взревел Малфой и рванулся к опешившему от такой реакции Нотту. Схватив за воротник, слизеринец дернул однокурсника на себя и грозно посмотрел в глаза. — Мною никто не будет манипулировать. Ни ты, ни твой отец, ни даже… Грейнджер. Не пытайся подобраться к ней, иначе обещаю: кара отца за такую вольность по сравнению с моей покажется истинной лаской. Не забывай о том, что я говорил. Когда придет время, она станет моей, а ты будешь наблюдать.

— Ты спятил, — выплюнул Теодор в лицо разъяренному волшебнику. — Очнись, пока не поздно! У тебя была куча шансов заполучить её добровольно, но не силой! Что же ты теперь рычишь, словно раненый зверь? Так оскорбляет то, что не все в этой жизни должно принадлежать тебе? Это гребаная реальность, Малфой, и соглашаться развязать новую войну ради эгоистичных желаний — верх идиотизма!

— А сам-то… — Драко горько хмыкнул. — Тебе плевать на мир. На чужие жизни. Ты просто хочешь её, как и я, но в грядущем мире это будет недоступно… Низко и подло, Нотт, но я тебя в этом винить не стану. Может, Грейнджер тебе удавалось пудрить мозги, но со мной это не пройдет. Мы похожи. Ты такой же тиран и собственник, только вот… Я хотя бы не лицемерю.

— Бред! — вспылил Теодор, вырываясь из цепкой хватки.

— Наконец-то ты скинул эту маску, Тео! — захохотал Драко, отходя на полшага и готовясь к очередному всплеску злобы. — От твоих потуг строить из себя гриффиндорца меня просто тошнило.

— Сверни назад, пока все не зашло слишком далеко, — прошипел Теодор, отступая. — Она никогда не захочет быть с тем, кто разрушит её мир и убьет друзей. Не тешь себя мечтами!

— Откуда такая осведомленность? Неужели заделался прорицателем?

— Гермиона возненавидит тебя, — продолжал Нотт.

— Плевать. Она не будет твоей!

— Ты сошел с ума, — неверяще покачал головой Теодор. — Просто послушай себя!

— Иди к черту, — бросил через плечо Драко, направляясь к двери. — Я бы уничтожил тебя за такую дерзость, если бы ты не был так полезен. На этот раз я прощаю, но впредь…

— Малфой обернулся и остановил на Теодоре ледяной взгляд. — Помни: я больше не позволю управлять собой.

Теодор промолчал, потому что знал: слова бесполезны. Его слова — точно. Малфой, если уж не совсем свихнулся, то определенно потерял путь и заблудился в переплетении обожженных обидой и яростью мыслей. Ему казалось, что терять нечего — это было самое весомое доказательство степени его обреченности. Как правило, люди в таком состоянии действительно были способны на многое, если не на все.

Теодор прошелся по комнате, нервно заламывая костяшки. Необходимо было найти способ свести Малфоя с этого пути, иначе все могло обратиться страшнейшим крахом. Нотт пытался соображать как можно быстрее, потому что понимал: в эту самую секунду Драко несся к его отцу, чтобы вылить на него всю свою ярость. Протеус явно не оценит такую услугу со стороны сына, а потому следовало поскорее найти способ выдернуть Малфоя из того нездорового бреда, в который он впал. Словами его было не подчинить, даже если бы сама Гермиона умоляла его. Нотта передернуло от такой перспективы. В голове появились ужасающие картины. Нет, привлекать Грейнджер для того, чтобы утихомирить Малфоя, было равноценно тушению огня тройным «инсендио». Или… Взгляд Нотта неожиданно остановился на фамильном перстне. Несколько секунд Теодор не сводил с него глаз, и со стороны могло показаться, что юноша видит это украшение впервые.

— Чары… — вслух прошептал он, а потом пугливо оглянулся вокруг. Внезапно пришедшее решение было настолько шатким и опасным, что ему могло угрожать любое вмешательство извне.

Комментарий к 20. Секунда счастья

Итак, вот и 20 глава, а казалось, только недавно я плакала над 4мя ожидающими следующей главы людьми. Спасибо за то, что вы до сих пор со мной! Как я уже писала в группе, эту работу планирую закончить до декабря (ну или до нового года), потому что уже родились новые идеи)

Итак, обстановка накаляется. Надеюсь, в этой главе сумела раскрыть Гермиону, а то что-то последнее время её действительно мало. Развлекла вас горяченьким, чтобы не остывали (и чтобы не замерзли без отопления. я-то уже себе руки отморозила).

Кстати, если вам интересно, я завела в вк отдельную группу для своей поэзии

https://vk.com/nebulapoetry

Спасибо за внимание ♥

========== 21. Время править бал ==========

Тьма сгустилась над Лютным переулком и наблюдала за несчастными прохожими из грязных луж, в которых смутно отражалось черное ночное небо. Мелкий дождь полнил воздух рябью, а далекие раскаты первого грома окружали темное место со всех сторон. У каждого волшебника, по той или иной причине оказавшегося здесь, возникало желание немедленно оказаться в тепле и уюте собственного дома. В дождливые дни Лютный был особенно неказист, однако были и те, на кого перекошенные стены и битые витрины переулка не оказывали негативного влияния.

Две высокие плотные фигуры, укрытые от чужих взглядов черными мантиями, твердо и бодро шагали вперед. У стороннего наблюдателя могло возникнуть впечатление, что слякоть заряжает их волшебной энергией. Они не переговаривались, идя друг от друга на расстоянии половины вытянутой руки. Ни на секунду не отклоняясь от заданного курса, фигуры повернулись к одному из ответвлений улицы и сделали туда три шага. Когда носы двух взрослых мужчин почти соприкоснулись со стеной, знаменовавшей тупик, один из них вытянул руку с палочкой и выверенным движением руки начертил на шероховатой поверхности мудреный знак. Камни начали покрываться рваными трещинами, и стена, издав глухой стонущий звук, рассыпалась в песок. Перешагнув каменную крошку, мужчины вошли в глухой мрак. Стена за ними начала стремительно восстанавливаться, и вскоре скудный свет, исходящий с малооживленной улицы, покинул их, оставив в кромешной темноте.

— Соленый холм, — твердо произнес один из пришедших, и его голос эхом отрикошетил от стен длинного помещения. Над головами мужчин зашуршали плотные кожаные крылья и раздался неприятный писк. Вспышкой загорелся старый факел на ржавой подставке. — Липкий смог, — мужчина, подняв отколотый от стены кусок, бросил его перед собой. Каменные плиты задрожали и обрушились вниз, обнажая глубокую черную пропасть. На пришедших хлынул запах могильной гнили и старой земли. — Кости буревестника.

Потолок загремел, а потом сверху, направляемая волшебством, спустилась перекошенная лестница с вырезанными на ней рунами. Переглянувшись, пришедшие по очереди взобрались наверх и оказались в небольшом душном помещении. Битые зеркала на стенах отражали тусклые огоньки свеч, трепещущих на гнутых подставках.

— Хозяйка сейчас придет, — проскрипел тоненький голос из темного угла, и в колыхнувшемся пламени свечи промелькнули острые ушки домовика.

— Скажи ей, чтобы поторапливалась, — Протеус откинул капюшон и размял затекшую шею. Его спутник воровато оглянулся.

— Зачем мы здесь? Разве мальчишка не в нашей власти?

— Мой сынок сделал мне великолепный подарок, разболтав Малфою о том, что я ставил под сомнение сохранность жизни грязнокровки. Не знал, что эта девчонка оказывает на нашего Лорда такое влияние. Знаешь, что он сказал? — Нотт невесело усмехнулся. — Что в следующий раз я повторю судьбу Волнера! Глупец…

— Прикажете её убить? — с готовностью отозвался собеседник.

— При всем желании… — прошипел Протеус. — Я не могу. Мальчишка вынудил меня пообещать не трогать мисс Грейнджер и не позволять сделать этого никому из вас.

— Все можно списать на несчастный случай, как и с Люциусом… — гаденько захихикал Пожиратель.

— Я дал непреложный обет. Доверие Малфоя сейчас подобно треснутому хрусталю — стоит коснуться, и все развалится. Мальчишка связал мне руки, но совершил глупейшую ошибку, обнажив собственную слабость.

— И что вы собираетесь с ней делать?

— Пока что Грейнджер не играет для нас большой роли. Нужно лишь будет всучить юнцу его заслуженную игрушку, когда он начнет сомневаться. После заключения обета я понял одну вещь — Драко перешел на нашу сторону из-за неё.

— Идиот! — гортанно рассмеялся спутник, чуть ли не схватившись за живот. Протеус лишь сдержанно улыбнулся, не находя ничего смешного в складывающейся ситуации.

— Тем не менее, я чувствую, что пророчество изменилось. Необходимо узнать об этом.

— Но вмешиваться в судьбу слишком часто…

— О, Спрут! Прекращай брюзжать, словно эта старуха. Не раздражай меня.

— Кого это ты назвал старухой? — скрипучий голос раздался совсем близко, и Протеус резко повернулся к вошедшей.

— Меньше слов, — резко ответил он. — Я хочу узнать судьбу мальчишки.

— Я предупреждала, что тот раз был последним. Никто не может подглядывать за сплетениями жизни и оставаться незамеченным.

— Меня не волнуют твои суеверия, — выплюнул Протеус и шагнул к шару посередине комнаты. — Быстрее.

— Не боишься, что сила судьбы покарает тебя? — хитро прищурив глаза, прошептала ведьма.

— Я уже подчинил её себе, а рабов не страшусь.

— Не будь самоуверенным гордецом — судьба таких не любит, — продолжила старуха, тем не менее шагнув к полкам с ингредиентами. Дар провидицы говорил ей о том, что мужчина не отступится.

— Плевать, — он провел по шару руками. — Я хочу знать все от начала до конца.

— Десять лет жизни, — назвала она цену. Протеус обернулся на спутника и многозначительно вскинул брови.

— Но, господин… — Спрут неосознанно попятился к двери.

— О, неужели ты струсил?! — возмущенно произнес Нотт. — Когда новый Лорд придет к власти, мы все обретем бессмертие, а ты станешь одним из приближенных.

Спрут неуверенно посмотрел на ведьму, с иронией наблюдающей за разворачивающейся картиной. Она покачала головой и поманила Пожирателя сухим скрюченным пальцем. Медленно сглотнув и набравшись мужества, мужчина сделал несколько шагов вперед. Пророчица закрыла глаза и сжала в руке сердце совы, извлеченное из грязного сосуда пару секунд назад. Вместе с последней каплей бурой крови, стекающей по ладони ведьмы, на пол упал и Спрут.

— В нем было лишь семь, — презрительно фыркнула она, растирая кровь по рукам.

— Уступи мне пару лет, — расслабленно отозвался Протеус, без всякого сожаления посмотрев на налившегося белизной Пожирателя. — Я ведь потерял товарища…

Ведьма недовольно нахмурилась, но промолчала. Прошаркав к центру комнаты, она напряженно посмотрела на шар.

— Смотреть буду я. Тебя магия может отвергнуть.

Протеус замер в ожидании. Руки ведьмы опустились на шар, и он тут же заполнился туманной дымкой. Несколько секунд ничего не происходило. Глаза женщины закатились, а белки налились кристальным свечением. С напряжением хмуря брови, Нотт перемещал взгляд с неё на шар и обратно, испытывая между тем странное чувство тревоги. Громкий хлопок разрезал тишину комнаты, и шар, вспыхнув ярким светом, так же стремительно погас. Ведьма пронзительно вскрикнула и прижала руки к глазам.

— Что там?! — почти прорычал Протеус, рывком приблизившись к задрожавшей всем телом женщине. Некоторое время она молчала, вжимая пальцы в собственные глазницы. Когда дыхание провидицы выровнялось, она, покачнувшись, отняла ладони от лица. Нотт с отвращением сощурился и отшатнулся.

— Не нравится? — хмыкнула ведьма, вытирая стекающие по её лицу кровавые слезы. — Вот и судьбе не понравилось.

— Что ты увидела? — низким голосом спросил Протеус, быстро справившись с замешательством.

— Нити переплелись в другой узор.

— Не говори загадками, Моргана тебя побери!

— Великая Жертва обряда Обретения сменилась.

— Как? — Протеус похолодел. — Это больше не Нарцисса Малфой?

Ведьма молча покачала головой и медленно опустилась на стул.

— С будущим мальчишки все в порядке? Мой план свершится?

— За попытку это узнать магия наказала меня.

Протеус со злостью стукнул кулаком по столу, а потом снова посмотрел на старуху.

— Кто новая Жертва? У Малфоя больше нет никого, кто… — не закончив фразу, Нотт замер, изумленно посмотрев на провидицу. Она понимающе улыбалась. — Неужели?..

— Я уже говорила: судьба не любит, когда за ней подглядывают… Обстоятельства, люди, будущее — все переменилось, и уже не станет прежним. Даже положив свою жизнь на кон, я не смогу узнать, каковы пути развития твоих козней, и венчает ли хоть один из них удачный исход. Быть может, этим вмешательством был закрыт последний путь к твоей победе. Их ведь и до сегодняшнего дня оставалось маловато.

— Ты видела, как он лишает её жизни на алтаре Силы? — резко пресек её монолог Протеус, сжимая пальцами волосы.

— Я видела лишь, что она — новая Жертва. Больше ничего.

— Но хоть что-то… — он рвано вдохнул. — Должно быть что-то ещё!

— Что ж, возможно… — задумчиво протянула ведьма. — Она сама придет в его руки.

— Когда?

— Очень, очень скоро… — загадочно прошептала ведьма. — Бойся власти, что она захватила.

***

«30 мая 1791

Даже не знаю, что хуже — моя болезнь или то, что Элафия чувствует это. Три дня назад я был все еще зол на неё. Позавчера гнев улегся, потому что озноб пробирал кости. Сегодня я был рад видеть супругу у своей постели. Если бы не она, я бы, вероятно, не смог бы взять в руку перо этой ночью. Присутствие Элафии удивительным образом приносит мне силы. Хоть мы не обмолвились ни словом, я чувствовал — она переживает. Трепет во взгляде выдавал её. Весь день она пыталась напоить меня зельями, а я их послушно выпивал, чтобы создать для неё иллюзию, будто все действительно будет хорошо.

Обидно оставлять её вдовой так рано. Она ведь даже не побывала в моей постели! Такая светлая и невинная… Может быть, все к лучшему. Если подтвердится её нетронутость, Элафия сможет выйти замуж снова. Касательно той болезни, что меня поразила — целитель сказал, что она неизлечима. Проклятье, обнаруживающее себя лишь на одном из всего рода, обрушилось на меня. Сначала я метался, как безумец, и пытался найти выход. Потом впал в отчаяние. И только сейчас, когда Элафия находится у моей постели почти круглые сутки, я благодарен своему проклятью. Чувствую, что болезнь постепенно пожирает меня, хотя Элафия скрашивает боль своим присутствием. Если она будет озарять собой последние секунды моего существования — ничего не было зря. Даже мое рождение.

Не знаю, сколько дней или часов осталось до конца. Думая о том, что это моя последняя запись, я чувствую тоску и злость, а потому не стану растягивать момент прощания с бумагой и пером надолго…»

Гермиона перелистнула на следующую страницу, но та пустовала. Внезапность окончания записей ввела девушку в ступор. Драко говорил, что из его рода только одной паре удалось сопротивляться чарам почти два месяца. Неужели конец им положила смерть одного из связанных? Еще раз перелистав дневник в попытке найти хоть какую-нибудь зацепку, Гермиона с досадой закусила губу и осторожно убрала его в ящик стола. Стоило поблагодарить Блейза за то, что он спрятал реликвию Малфоев от глаз авроров. Пусть в дневнике не было ничего преступного — он мог подтолкнуть министерских работников на некоторые мысли. А раскрытие чар было чревато последующими проблемами как для самой волшебницы, так и для Малфоев. В первую очередь для Нарциссы, которую сейчас оккупировали авроры, журналисты и адвокаты. Драко так и не нашли — к великому облегчению и негодованию Гермионы. Ни следов, ни зацепок. Он просто испарился, и это удивляло даже волшебников.

Гриффиндорка устало потерла глаза. Ей так и не удалось разобраться, что мучает больше всего: посланные чарами сны или Драко, терзающий её в них. Волшебные сновидения были настолько реальны, что, просыпаясь с испуганным вскриком, Гермиона могла почувствовать боль на запястьях и шее. Жесткие пальцы сдавливали её кожу каждый раз, когда волшебница закрывала глаза и забывалась коротким сном. Малфой мучил её, и в его укусах, шлепках и жестоких словах сквозила боль предательства. Девушка знала, что может сопротивляться, но не хотела. Легкая боль, которую ей доставляли грубые, но страстные прикосновения, отрезвляла и слегка облегчала чувство вины. Гермиона терпела и лишь изредка позволяла своим дрожащим пальцам скользнуть в его мягкие волосы, чтобы несильно стянуть их. В такие моменты Драко что-то обреченно вышептывал ей на ухо и гладил по спине. Чары изводили их одинаково сильно. Второй месяц подходил к концу.

Гермиона тоскливо осмотрела стены башни старост, ставшей ей надежным укрытием от друзей, врагов и просто любопытных взглядов. За все время она смогла увидеться лишь с Блейзом — на общение с другими духа просто не хватило. Гарри и Джинни разыскивали её по школе, но Гермиона каждый раз удачно скрывалась. Она знала, что с существующей проблемой должна справиться сама. Насколько бы отчаянно и потерянно не чувствовала себя волшебница — впутывать в это друзей не хотелось. Что уж говорить! Ей бы не хватило душевных сил даже на то, чтобы просто рассказать им всю историю с начала до конца. Дистанция, которая внезапно возникла между ними, удручала и наверняка вводила бы в отчаяние, если бы не было проблем куда насущней. Гермиона понимала, что была виновата, и эти чувства придавали ей сил держаться за разум и не впадать в апатию.

Над планом по поиску Драко она размышляла уже второй день, но до сих пор её голову посещали слишком невероятные даже для волшебного мира идеи. Кольца покажут путь? Вряд ли магические артефакты могли прокладывать путь настолько далекий. Ко всему прочему, они вряд ли могли помочь, если Драко не хотел её видеть. Снова. Наверное, если бы не тяжелая история их отношений, Гермиона не вынесла бы этого контраста и попросту сошла с ума. Просить помощи у Макгонагалл не хотелось, и, ко всему прочему, она вряд ли могла поспособствовать больше, чем навредить. За ней пристально следили авроры, а лишнее внимание было теперь не лучшим союзником Гермионы. Драко Малфой был обвинен, и, следуя логике властей Магической Британии, вовсе не зря. Содействие Пожирателям, поджог, убийство — эти слова словно едкие штампы впились в каждую из статей популярных газет. Скиттер исходилась слюной, в красках описывая пожар в библиотеке, хотя понятия не имела, что там происходило на самом деле. По её словам, в тот момент на лице «мистера Малфоя» было ликование, смешанное с угрожающим злорадством. Гермиона никогда не отрицала наличие у каверзной журналистки фантазии, но в эти дни она ненавидела её даже больше, чем прежде.

Выхода не предвиделось, и с каждым часом бездействия Гермиона впадала во все большее уныние. Определенно, не хватало кого-то, кто был посвящен в ситуацию и мог помочь. Но Теодор исчез так же бесследно. До Гермионы долетали слухи, что в фамильном поместье его не было, а это значило лишь одно: он тоже присоединился к Пожирателям. В это волшебница не хотела верить до последнего, но факты говорили сами за себя. Однако обвинять и ненавидеть Нотта она так и не смогла. Разочаровавшись в себе, Грейнджер не могла уже разочароваться больше ни в ком. Да и что толку было от бесполезных обвинений? Теодор и Драко сейчас находились среди Пожирателей, и им наверняка было плевать, что об этом думает сама Гермиона. Волшебнице было обидно и больно, ведь она привыкла сосредотачивать власть только в своих руках. Вспоминая прошлое, она понимала, что, несмотря на «избранность» Гарри, всегда была мозгом их команды. Многие решения принимала именно она, а мальчики просто соглашались, потому что так было правильно. Никогда и ни у кого не возникало сомнений в правоте Гермионы Грейнджер. Она ведь просто не могла ошибиться!

Малфой доказал обратное, и это задело гордость гриффиндорки. Маниакальная потребность решать все самой в итоге сыграла с ней плохую шутку, выкинув за пределы доверия Драко. Избегая влияния на неё мужчины, Гермиона поневоле сделала ему больно, хотя отчаянно не хотела этого. С другой стороны, когда речь идет о судьбе всего мира, слабоволие — худший помощник, но все же… Ей определенно стоило больше прислушиваться к Драко. И рассказать ему обо всем — тоже.

— Гермиона! — в дверь тяжело постучали. — Это я! Если не откроешь, клянусь Мерлином, я взорву эту дверь ко всем драклам!

Волшебница, выйдя из состояния задумчивости, вздрогнула от последующих неистовых ударов в дверь. Определенно, только один человек мог не бояться барабанить в дверь старост и грозиться разнести её в щепки — Джинни Уизли. Гермиона замешкалась, но все-таки поднялась на ноги. Она сделала шаг вперед и замерла. Может быть, подруга подумает, что башня пуста, и уйдет?

— У меня в руках карта Мародеров! Не притворяйся, будто тебя там нет!

Гермиона страдальчески вздохнула и, вознеся палочку, отперла дверь. Рыжая гриффиндорка влетела в помещение подобно вихрю, оглушительно захлопнув за собой дверь. Стены башни отозвались возмущенной дрожью. Джинни быстро окинула взглядом помещение, будто надеялась обнаружить здесь кого-то ещё, а потом пристально посмотрела на виновницу своих переживаний. Гермиона показалась ей такой сникшей и уставшей, что волшебница не решилась выливать на неё тщательно продуманный поток ругательств. Но отчитать её было за что! Не говоря уже о том, что последний месяц друзья подозревали Гермиону во внезапном сближении со слизеринцами, так теперь и все газеты трубили о том, что Драко Малфой использовал наивную героиню войны в своих гнусных «пожирательских» целях. О, Скиттер не скупилась на эпитеты!

— Я принесла немного еды и чай, — слегка остыв, произнесла Джинни. Она прекрасно понимала, что, если сейчас начнет давить на подругу, выпытывая подробности, та закроется окончательно. — Сегодня и вчера ты не появлялась в большом зале. Чем вообще питаешься? — Уизли опустила на стол перед креслом небольшой бумажный сверток.

— Спасибо, — сипло ответила Гермиона, старательно отводя взгляд. Теперь она чувствовала себя виноватой еще и перед Джинни. — Извините, если заставила поволноваться.

Гриффиндорка открыла было рот, чтобы выдать нечто возмущенное, но так и не произнесла ни звука, потому что обреченность в глазах подруги пригвоздила её к месту. Да, они безумно волновались за неё. Даже Рон, хотя он старательно скрывал это за фразами вроде «она должна была знать, с кем связывается». Его ревность можно было понять, ведь все вокруг (о, Мерлин!) трубили о связи Героини войны с бывшим (?) Пожирателем. И не какой-то там приятельской или дружеской, а любовной. Поверить в то, что Гермиона упала в объятия Малфоя, было настолько же сложно, насколько сдать на «отлично» зельеварение у Снейпа. Но то, что волшебница пряталась с момента побега Малфоя из Хогвартса, говорило о многом. Конечно, друзья старались не обращать внимания на сплетни, однако с каждым днем делать это становилось все сложнее.

— Поешь, — Джинни осторожно, словно боясь спугнуть зверя, опустилась в кресло и закинула ногу на ногу. Гермиона не хотела начинать тяжелый разговор, а потому покорно уселась за стол и развернула бумагу. Несколько сэндвичей и кусок тыквенного пирога заставили её улыбнуться. Волшебница словно вспомнила, что когда-то была жизнь, когда она могла беззаботно наслаждаться едой и не думать ни о чем, кроме учебы. Проглотив несколько кусочков, Гермиона поняла, что понемногу выходит из состояния апатии, а сосущее чувство голода исчезает. Мысли постепенно вернулись в прежний стройный поток, дышать стало легче.

— Правда, Джин, — закончив с горячим чаем, произнесла девушка. — Спасибо тебе.

— Для этого и нужны друзья, — пожала плечами та, пристально посмотрев на вмиг помрачневшее лицо волшебницы. — А теперь, если ты не против, — Джинни вздохнула и сложила руки на коленях. — Расскажи, что произошло между тобой и Малфоем.

Вот так — просто и в лоб. Гермиона поперхнулась и отвела глаза. Младшая Уизли всегда отличалась прямотой и невозмутимостью. Любой другой спросил бы «что с тобой происходит?» или «это все правда?», а Гермиона не захотела бы отвечать на столь размытые вопросы. Во многом именно потому, что сама не знала на них ответы.

— Это сложно.

— Я постараюсь понять. Времени у нас много, и ни единая душа не узнает о том, что ты мне расскажешь. Если не захочешь, разумеется, — Джинни говорила с непроницаемо серьезным лицом, потому что понимала: то, что Гермиона так старательно скрывала от них все это время, было для неё очень важно.

— Хорошо, — Гермиона судорожно сглотнула. — Это правда, что мисс Макгонагалл поручила мне… Позаботиться о Драко. Тогда она обосновала свой выбор тем, что Гарри слишком устал от войны, а Рон — недостаточно сдержан для подобной миссии. Я поверила, потому что думала, будто такие, как Минерва, никогда не ошибаются. Оказалось, она действовала по указке Волнера. Не удивлюсь, если он был подосланным от Пожирателей человеком.

— Все это время… — - Джинни распахнула глаза, прикрыв губы пальцами. — В Хогвартсе?

— Да, — Гермиона закусила губу, сжав в ладони край рукава. — Первые дни были ужасны. Ты же знаешь Драко Малфоя! Я думала, что умру от раздражения, — девушка усмехнулась, искоса взглянув на подругу. — Может быть, мы так и не смогли бы сблизиться, если бы не случай в Мэноре.

— Когда ты сопровождала его в первый раз? — нахмурилась Джинни.

— Именно, — кивнула девушка. — Он плевался ядом, но выхода не было. Это был первый раз, когда я оказалась в Мэноре после… Ну, ты понимаешь. Думала, особняк испугает меня, а обитатели вызовут ненависть и раздражение, но все вышло иначе. В тот момент Нарцисса страдала от болезни и была на грани жизни и смерти. О, Джин! — вдруг воскликнула Гермиона, и её взгляд загорелся. — Если бы ты только видела Малфоя в тот момент! Раньше я думала, что он не способен на человеческие чувства. Но то, как он смотрел на мать… Нежность и страх! Это было так… — девушка замялась, подбирая слова, но так и не смогла ничего придумать. — Важнее, — успокоилась она, смущенно отводя взгляд. — Миссис Малфой обманом связала нас фамильными чарами… — Гермиона вытянула перед собой руку с кольцом.

— Что? — Джинни вскинула брови и осторожно взяла ладонь подруги, чтобы поближе рассмотреть украшение. — Связывающие чары… Ты серьезно? С Малфоем?!

— Знакома с ними? — удивилась Гермиона.

— Мама часто рассказывала про традиции её семьи, так что кое-что я знаю. Они ведь предназначены для уже женатых людей?

— Да, поэтому для нас с Малфоем их снятие оказалось проблемой. Чтобы избавиться от них, носящим необходимо вступить в близость, а мы не были обручены, потому избавление означало для нас смерть.

— То есть, если бы не ограничение, ты бы согласилась переспать с Малфоем? — Джинни растянула губы в пошлой улыбке, а Гермиона тут же вспыхнула от смущения. — Мама говорила, что связь вызывает сильнейшее физическое влечение.

— Так и есть.

— О, Мерлин! Так вот что происходило на самом деле!

— Это не все, — поморщилась волшебница. — Я вынуждена была заставить Малфоя посещать занятия, поэтому использовала возможность чар. Взамен он приказал мне унизить Рона в большом зале. Сейчас все это не кажется таким ужасным. Последствия того инцидента разрешили наши с твоим братом отношения. Хоть Малфой и открыл правду, Рон продолжил свои отношения с Лавандой.

— Я, конечно, не хочу оправдывать поступок своего брата, но тогда… — Джинни сожалеюще покачала головой. — Тогда никто из нас не понимал, что с тобой происходит.

— Знаю. Но случившееся и правда помогло мне разобраться в себе. Мы с Роном просто друзья — ни больше ни меньше.

— Ладно, — с досадой произнесла Уизли. — Жаль, что мы с тобой так и не породнимся. Но ведь ты мне и так, как сестра! — Джинни, подчинившись чувственному порыву, обхватила ладони Гермионы и сжала их. Девушка ответила благодарной улыбкой.

— Что ж… — Гермиона сглотнула и набрала дыхания для последующего рассказа. — Постепенно Малфой начал открываться мне с другой стороны, и я перестала испытывать к нему ненависть. По крайней мере в той агрессивной форме, которая была раньше. Когда он не язвит и не прикидывается надменным придурком, с Драко можно о многом поговорить…

— Поговорить, конечно! — фыркнула Джинни, многозначительно поиграв бровями.

— Эй! — зашипела Гермиона, отчаянно краснея. — Я серьезно!

— Ладно-ладно, — Джинни замахала руками, не переставая насмешливо смотреть на подругу. — Что было потом?

— Помнишь, Скиттер писала про пропажу Иезуитового камня?

— О, только не говори мне, что…

— Это я украла его. Для зелья, которое могло спасти миссис Малфой, не хватало одного ингредиента. Но его не существовало, и поэтому пришлось прибегнуть к крайним мерам…

— Эй, подруга! Ты говоришь о краже магической реликвии мирового значения! — Джинни распахнула глаза и рот. — Это безумие!

— Да, — согласилась Гермиона. — Малфою пришлось применить ко мне заклятье, которое лишает магии на некоторое время. И помог преодолеть последствия, — девушка взглянула на ошеломленную подругу. Та не могла вставить ни слова, лишь изумленно хлопала глазами. — Было много моментов между нами, когда я… Когда чувствовала себя так, словно мы с ним можем сосуществовать и даже… Ладить.

— То есть, вы целовались, — скептически изогнув бровь, бесцеремонно спросила Джинни.

— О, Мерлин! — Гермиона закрыла глаза руками. — Я сейчас говорю не про это!

— Так целовались или нет? — не унималась Уизли.

— Да!

— Уф… — Джинни сдавленно хмыкнула, собираясь с мыслями. По глазам гриффиндорки было понятно, что она усиленно пытается представить то, о чем только что сказала её подруга. — Всегда было интересно… Каково это?

— Что? Целоваться с Драко Малфоем? — склонив голову, Гермиона смущенно улыбнулась.

— Ну разумеется! — взгляд девушки загорелся азартом. — Каковы на вкус его губы? Что он вытворяет руками? Что шепчет во время поцелуя? О, в вашем случае, я уверена, он произносил нечто похожее на «мой отец не узнает об этом», — Джинни звонко расхохоталась, спародировав манеру разговора юного Малфоя. Заметив обиду в глазах подруги, она тут же умолкла. — Я серьезно. Как до этого дошло?

— Не знаю, — сокрушенно произнесла Гермиона. — И вообще! Почему тебе интересно не то, как я стала сообщницей Пожирателя, а то, как целуется Драко Малфой?

— Уверяю тебя: если бы было известно, что вы состоите в таких… кхм… отношениях, — Джинни покачала головой. — Скиттер тут же забыла бы про Пожирателей и все, что к ним прилагается. Это же невероятно!

— Потому что он слизеринец и ненавидел меня с первого курса?

— Потому что ты краснеешь, когда говоришь о том, что целовалась с парнем. Знаешь, — Джинни задумчиво обвела глазами потолок. — Об обжиманиях с Крамом ты говорила так, будто проводила научный опыт. Я тогда сильно удивилась, потому что рассуждать профессорским тоном об особенностях поцелуя с самым горячим ловцом в мире — просто кощунство.

— Мы не были слишком близки, и это случилось лишь раз… — отмахнулась Гермиона.

— Но ты не краснела, как пятилетняя девчонка!

— Это потому что… — начала волшебница, но тут же замолчала, потому что не знала, как продолжить фразу.

— Потому что Малфой нравится тебе, — закончила Джинни, но на её лице не было и толики удивления.

— И ты не считаешь, что это неправильно?

— Пресвятой Мерлин, Герм! Это просто Драко Малфой, а не Лорд Волан-де-Морт! Просто парень! Если ты счастлива, в чем проблема? Знаешь, Гарри и Рон могли сказать нечто иное, но я считаю — важно то, на кого укажет твое сердце. И не надо, ради всего святого, загонять себя в рамки, обозначенные общественным мнением. Да, Драко Малфой последний засранец, задирал тебя всю свою жизнь, был приспешником своего папочки-Пожирателя и воевал на противоположной стороне. Но мы ведь живем в настоящем, и сейчас все иначе. Слушая тебя, я понимаю, что он больше не тот мальчишка с громадным самомнением. Ты бы просто не смогла сблизиться с ним, если бы это было до сих пор так. Я верю тебе, поэтому буду верить и в Драко Малфоя. Ты никогда не ошибалась, Гермиона. Не ошибешься и сейчас, если последуешь за своим сердцем.

— Но ведь чары… — рассеянно пробормотала девушка, заламывая руки.

— Чары могут заставить тебя хотеть его, но не любить. Помнишь? Магия не может создать любовь — лишь сымитировать. Связывающая магия пробуждает инстинкты, а они порождают определенные эмоции. Чистокровные предки не были идиотами, и, хотя основной функцией чар было воспроизведение потомства, в конце концов они помогали двум разным людям сблизиться и понять друг друга. Сложновато, знаешь ли, избегать контакта с тем, кого неистово желаешь.

— Я не уверена, что эти эмоции останутся, когда чары спадут. По крайней мере, сомневаюсь в Малфое.

— Хватит сомневаться в себе только из-за того, что у вас с Роном ничего не получилось. Понимаешь ли, — Уизли поджала губы, подбирая нужные слова. — Не все парни такие открытые и простодушные, как мой брат. Если по лицу Рональда можно прочитать буквально все, то вот Малфой — экземпляр куда более сложный. Но знаешь, когда он становится открытой книгой? — Джинни интригующе замолчала. — Когда думает, что за ним никто не наблюдает. В последние дни я подозревала, что между вами происходит нечто странное. По крайней мере, в большом зале Малфой обычно не сводил с тебя глаз и дергался каждый раз, когда вы с Роном здоровались. Он сколько угодно может быть хитрым и увертливым слизеринцем, но то, что я видела в его глазах, невозможно скрыть.

— Ты меня просто успокаиваешь… — Гермиона помотала головой, изгоняя из мыслей приятные картинки. — Даже если он что-то испытывал ко мне, теперь все иначе. Я не рассказала тебе всего…

— Что произошло на банкете? — Уизли словно знала всю историю наперед. Проницательность подруги пугала.

— Теодор попытался разрушить чары, но ничего не вышло, и они наказали нас. Случилось кое-что не слишком приятное. Точнее, приятное, но, черт… — Гермиона стушевалась и дерганно улыбнулась. — Утром стало известно, что Люциус мертв. В Мэнор прибыли авроры, но я смогла доказать непричастность Драко к побегу Пожирателей, потому что ночью мы были вместе.

— Гермиона! — взревела гриффиндорка. — Ради всего святого! Как я смогла пропустить столько важных моментов твоей жизни? И причем здесь Нотт?

— Он внезапно начал проявлять ко мне внимание.

Джинни открыла и закрыла рот, пораженно хлопая глазами. Очевидно, все тревожные мысли о Пожирателях снова вылетели из её головы, уступив место красочному треугольнику из Гермионы, Малфоя и Нотта.

— После той ночи наши отношения изменились, но, как уже знаешь, времени на то, чтобы разобраться в них, не было. Неделю Драко был в поместье, а потом мы увиделись лишь несколько раз. Пришло послание от Пожирателей и я вынудила его обратиться за помощью к Макгонагалл и Волнеру. Это была самая огромная моя ошибка, потому что именно в этот момент все обрушилось. Поджог библиотеки и смерть мадам Пинс… Волнер вцепился в эти события зубами. Подозреваю, что ни одно наше слово не было бы значимо. Министерство никогда бы не встало на сторону Пожирателя, пусть и сомнительного. После Войны никто не допускает и малейшего послабления, потому что страх все еще очень велик. Они не оставили Драко выбора. Он просто хотел существовать в мире, но был вынужден примкнуть к тем, кто хочет войны.

— Поэтому сбежал… — задумчиво заключила Джинни, оставляя размышления о личной жизни Гермионы. — Как думаешь, есть способ найти Драко быстрее авроров?

— Боюсь, это невозможно, — с горечью прошептала девушка и обреченно опустила голову. — Я вижу сны с Драко, но то место, где мы встречаемся… Оно постоянно меняется, хотя кое-что остается прежним: темнота.

— Вряд ли это поможет с поиском. Возможно, Пожиратели обосновались в одном из своих поместий, как и в тот раз. Слышала? Дом Паркинсонов разрушен. Остались только камни…

— Что? — сердце Гермионы тревожно забилось. — Были жертвы?

— Никого, — отрицательно помотала головой волшебница. — Обитатели пропали.

Девушки замолчали, мучительно обдумывая сказанное. Мысли вертелись вокруг одного и того же, но ответа так и не находилось. Наконец, устав от беспочвенных рассуждений, Джинни громко вздохнула и поднялась с места. В её глазах сияла твердая решимость.

— Вот что, — она сложила руки на груди. — Я расскажу об этом Гарри.

— Нет!

— Только ему, и далеко не все. Он может помочь в поиске штаба Пожирателей. Цель ему знать необязательно.

— Я думаю, это не очень удачная идея, — недоверчиво покосилась на подругу Гермиона. — Это мои проблемы, и разбираться с ними я должна сама. Позволь мне действовать одной.

— Мы не станем мешать тебе, — Джинни кивнула. — Но помощь все-таки не будет лишней. Если нам удастся что-то узнать, ты будешь осведомлена первой.

— Хорошо, — нехотя согласилась Гермиона, ощущая, как былая головная боль возвращается. — Только, пожалуйста, не говорите Рону. Порой ему трудно держать себя в руках.

Уизли закатила глаза, показывая всем видом: «могла и не говорить». Гермиона робко улыбнулась и поднялась вслед за подругой, чтобы проводить её до двери. Желание общения на этот день было полностью исчерпано. Волшебница хотела поскорее остаться наедине с собой, чтобы еще раз поразмыслить над планом дальнейших действий. Каждая секунда была на счету.

— Договорились, — уже выходя, сказала Джинни. — Обещай, что больше не будешь скрывать от меня таких важных вещей. Мы твои друзья, и всегда поддержим… — девушка хитро усмехнулась, порывисто обняв подругу. — Даже если твой выбор пал на Драко Малфоя.

— Спасибо, — прошептала Гермиона в волосы волшебницы, пахнущие земляникой. — И простите, что заставила поволноваться.

— Держись, — Джинни махнула на прощание рукой и скрылась в дверном проеме.

***

Когда Теодор вошел в замок, вокруг было подозрительно тихо. Ни отдаленных шагов студентов, разгуливающих по школе после комендантского часа, ни глухого хлопанья крыльев ночных сов. Темнота и тишина опускались на плечи слизеринца тягучей тревогой. Оглядевшись по сторонам, юноша выскользнул из темной арки и, почти прижавшись к стене, двинулся вдоль по коридору. Он держал путь к Башне Старост, отчаянно надеясь, что найдет Гермиону там. В одной руке волшебник держал палочку, в другой — пузырек с недавно приготовленным зельем. Ночь скрывала порозовевшие от волнения скулы и скованную походку юноши. Теодор прекрасно знал, что его здесь никто не ждет. Возможно, и Гермиона тоже. Ведь после того, как он покинул замок, девушка слышала о Ноттах исключительно плохое.

Заставать её врасплох не хотелось, а потому слизеринец, остановившись перед дверью, ведущей в башню, едва слышно постучал. Изнутри не донеслось ни одного шороха. Теодор не стал рисковать, и, отперев тихим заклинанием замок, бесшумно шагнул внутрь. Башня была погружена в темноту; не было ни единого намека на чье-то присутствие. Угли в камине едва тлели. Гермиона покинула это место несколько часов назад и сейчас находилась в спальнях Гриффиндора. Теодор с досадой выругался, но потом вновь собрался с мыслями. На сожаления не было времени. Стрелки волшебных часов неумолимо бежали к трем ночи, а это значило, что его пропажу вместе с Асторией Гринграсс вскоре обнаружат. Подумав о лишенном чувств теле слизеринки, спрятанном в заброшенной беседке сада Паркинсонов, Теодор поморщился. Он отчаянно не хотел впутывать в это дело лишних людей, но выбора не оставалось.

Сконцентрировавшись на собственных мыслях, Нотт закрыл глаза и вспомнил лицо Гермионы в ту секунду, когда он подарил ей розу. Теплая улыбка и смущенные глаза, вспыхнувшие в сознании, заставили сердце забиться чаще. Теодор закусил губу и взмахнул палочкой. Помещение осветил яркий голубоватый дым, мгновенно преобразовавшийся в величественного орла. Тот, взмахнув крыльями и сделав по помещению круг, растворился в стене.

Замок тонул в молчании. Директор выпустила новое правило, обязывающее студентов отправляться в собственные комнаты куда раньше комендантского часа, и все беспрекословно повиновались ему.Никому не хотелось блуждать по темному Хогвартсу после всего, что здесь случилось. Даже привыкшие плевать на правила слизеринцы безропотно отсиживались в подземельях, настороженные появлением Пожирателей. Хотя семьи некоторых из них поддерживали идеи Темного Лорда — попадать в одну и ту же яму дважды никто не хотел. Похожее смятение чувствовали и обитатели башни Гриффиндора. Их горячая безрассудная кровь рвалась в бой, но никто не смел ступить за порог комнаты после установленного комендантского часа. Каждый потерял родных и друзей в этой войне, а потому предвкушение новой заставляло их сотрясаться от ужаса и гнева.

— Доброй ночи, — Гермиона тепло улыбнулась вслед Гарри и Джинни, направившихся в свои комнаты. Они были последними из гриффиндорцев, кто еще не спал, потому что встретились лишь после полуночи, когда гостиная опустела. Гермиона не хотела появляться перед любопытными глазами однокурсников, хотя трусихой никогда не была. Так просто было легче думать. Джинни и Гарри составили ей прекрасную компанию. Они ничего не спрашивали о том, что творилось с ней последние месяцы, не напоминали о побеге Малфоя и о происходящем в Волшебной Великобритании, и за это волшебница была им невероятно благодарна. Хотелось хоть немного прежней легкости сознания, и друзья помогли окунуться в мир беззаботных подростковых проблем. Гермиона много смеялась, хотя совсем недавно боялась разучиться искренне улыбаться.

— Ты тоже не засиживайся, — мягко и ненавязчиво посоветовал Гарри, приобняв Джинни за плечи. — Тебе нужно хорошо поспать. Утром все всегда значительно проще.

— Хорошо, — благодарно кивнула Гермиона, снова закусив губу. Почувствовав вкус крови, волшебница прикоснулась к ней пальцами и увидела маленькую багровую капельку. Пообещав себе, что больше не будет терзать губы из-за нервов, девушка повернулась к угасающему в камине огню. Яркие медовые языки трепетали в танце и с треском выплевывали крошечные искры. Взгляд девушки провалился сквозь огонь, и она снова ушла глубоко в свои мысли. Хоть друзья и помогли побороть накатывающую апатию, чувство тревоги и страха не удалось унять до конца. Каждая минута, проведенная Гермионой в стенах Хогвартса, казалась ей вечностью. С тоской и печалью волшебница провожала очередной час, проведенный в неведении и бездействии. Было ужасно ощущать потребность в деятельности, но не иметь возможности её осуществить. Девушка чувствовала себя связанной по рукам и ногам. Душный воздух сжимал её со всех сторон и раздражал. Каждое мгновение болезненного отчаяния гриффиндорка молила Мерлина о хоть какой-нибудь подсказке или знаке.

«Гермиона»

Тихий голос разрезал тишину гостиной Гриффиндора, и девушка, мгновенно выйдя из оцепенения, вскочила на ноги. Над её головой, распространяя голубоватое свечение, парил смутно знакомый орел.

«Приходи в башню старост. Быстрее. У нас мало времени»

Обогнув Гермиону, патронус взмахнул призрачными крыльями и растворился в воздухе. Только тогда девушка смогла отмереть от внезапного испуга и выдохнуть. «Теодор», — промелькнуло в её голове. Машинально проверив карман большой кофты на наличие там палочки, девушка рванула к двери. Её не заботило даже то, что кто-то мог услышать, с каким оглушительным топотом она понеслась прочь из башни. В голове не было ничего, кроме мысли: «вот он — шанс».

Облаченные в мрак и холод коридоры школы провожали бегущую изо всех сил студентку недоумевающим молчанием. Её кудри, выбившись из небрежного пучка, рассыпались по плечам и совершенно запутались; щеки порозовели от волнения и холода. Гермиона была у двери в Башню Старост уже через несколько минут. Пытаясь подавить шумное дыхание, она остановилась перед входом и сжала древко палочки изо всех сил. Отдаленно до неё долетали предположения о том, что все это могло быть очередной ловушкой, однако призрак надежды был так долго ожидаем, что Гермиона не решилась сомневаться. Схватившись за ручку, она рванула дверь на себя и куда менее смело шагнула в темноту помещения.

— Скорее, — прошептал знакомый голос из темноты, и волшебница чуть не задохнулась от ликования.

— Теодор! — зайдя внутрь, она захлопнула за собой дверь и решительно направилась к темной фигуре, стоящей у окна. — Как тебе удалось проникнуть в Хогвартс?

— У Пожирателей есть свои лазейки, — горько усмехнулся тот, и радостная улыбка тут же сползла с лица Гермионы. Резко остановившись, она вскинула палочку перед собой.

— Так ты все же…

— Нет! — прошипел он, делая один шаг к воинственной волшебнице. — Поверь мне: я не разделяю их мыслей и на самую малую часть.

— Тогда зачем ты пришел? — гриффиндорка напряженно всматривалась в черты Теодора, но так и не могла различить выражение его лица. — И не говори, что хочешь спасти меня!

— Сначала было именно так, но потом я понял, что это будет бессмысленно, если мы не остановим Малфоя.

— Малфой? — голос Гермионы предательски дрогнул, и Нотт нахмурился. — Ты знаешь, где он?

— Лучше бы не знал… — с досадой процедил Теодор в сторону, но тут же заставил себя оставить эмоции. — Он и все Пожиратели сейчас находятся в особняке Паркинсонов.

— Джинни сказала, что там все разрушено, — настороженно прошептала девушка, продолжая целиться в Нотта.

— Защитная магия, — поспешно ответил он. — Ни один волшебник не сможет туда проникнуть без метки или такого кулона, — юноша вытянул перед собой руку, и в слабом освещении «люмоса» сверкнула подвеска с янтарным камнем.

— Ты в их рядах!

— Не по своей воле.

— Плевать! — вдруг махнула рукой Гермиона. — Проведи меня в особняк! Драко там? Я должна поговорить с ним.

— Успокойся, — процедил Теодор, подходя ближе. — Пока я не пожалел, что собираюсь действительно сделать нечто подобное. Мне бы очень хотелось спрятать тебя в безопасном месте, которое не смогли бы найти ни Пожиратели, ни Малфой, но это будет бессмысленно. Поэтому слушай внимательно и не пытайся геройствовать. Шанс будет всего один.

— Я слушаю, — покорно согласилась девушка, хотя тон Теодора ей не понравился.

— Через час в особняке начнется бал, — Теодор раздраженно фыркнул. — Пожиратели будут праздновать свою победу. Конечно, Малфой будет там главной фигурой и все внимание будет приковано к нему, но такого удачного шанса может больше и не быть. Кто знает, что со мной сделает отец через день или два… — юноша подавленно замолчал. — Он прочит мне в невесты младшую Гринграсс, и, если я буду на приеме с ней, ни у кого не возникнет лишних подозрений.

— Но как туда попаду я? — взволнованно прошептала Гермиона, наблюдая за тем, как Теодор что-то достает из внутреннего кармана мантии. Через мгновение на его ладони лежала закупоренная колба.

— Это оборотное, — тихо пояснил он. — Ты пойдешь со мной под видом Астории, в то время как она будет надежно спрятана.

— Безумие! — воскликнула Гермиона, но потом задумчиво замолчала.

— Это не все. Как только мы попадем на празднество, тебе будет необходимо увлечь Драко под каким-нибудь предлогом подальше от остальных Пожирателей, а потом… — дыхание слизеринца дрожало от волнения. — Ты воспользуешься чарами.

— Как? — Гермиона пораженно охнула, обратив взгляд к кольцу.

— В твоей власти приказать Малфою, и он не сможет не подчиниться. Необходимо только выманить его из особняка, и тогда Пожирателям конец. Они лишатся своего оружия.

— Нет! — ощетинилась девушка, складывая руки на груди. — Как ты и сказал, я проникну в особняк под видом Астории, но не стану приказывать Драко — мы просто поговорим. Я все объясню, и он непременно…

— Он неуправляем, Гермиона! Он почти сошел с ума, и простыми словами его с этого пути не свернуть! Если ты сделаешь по-своему, мы все окажемся в опасности. В таком случае я отказываюсь помогать тебе проникнуть в особняк.

— Теодор! — взмолилась девушка. — Пожалуйста!

— Нет, — твердо и непоколебимо. Минуту длилось напряженное молчание. — Даже если сначала он разозлится, то в итоге поймет тебя. Только подумай: в твоей власти спасти Магическую Британию без единой пролитой капли крови. Не об этом ли ты мечтаешь?

— Да, но…

— На войне не место чувствам, Гермиона. Именно поэтому я сейчас не пытаюсь спрятать тебя в безопасном месте, а прошу пойти со мной, чтобы спасти этот мир от очередного Темного Лорда. Поверь мне: сейчас Малфой способен на бессердечные поступки ради достижения собственной цели. Вопрос в том, способна ли ты.

— Хорошо, — после недолгого замешательства выдохнула Гермиона.

— Обещай, что не станешь пытаться разговаривать с ним. Малфой обезоружит тебя в ту же секунду, когда поймет, кто перед ним на самом деле. Если тебя это не убедит, скажу вот что: отец убьет меня, если узнает, что я попытался расстроить его планы. И если даже моя жизнь не слишком беспокоит тебя, просто запомни: в твоих руках спасение Магического Мира. Малфой — ключ к темной магии, которая нам даже не снилась. Я не знаю подробностей, но Пожиратели убеждены, что только он может пробудить Силу и совладать с ней.

— Ты шутишь, — голос гриффиндорки был полон недоумения и ужаса. — Ведь Сила…

— Сейчас это не важно. Ты должна дать согласие на мои условия или остаться здесь. Если я задержусь еще хоть на несколько минут, отец может обнаружить мою пропажу. Быстрее!

— Я согласна, — поспешно произнесла Гермиона, принимая из рук Теодора рубиновый кулон.

— Прекрасно.

***

Драко еще раз посмотрел на себя в темно-синюю гладь зеркала и ужаснулся собственной бледности. Темный костюм создавал огромный контраст с кожей, и Малфой казался себе мертвецом, готовым к погребению, потому что выглядел торжественно. Причина у бала была весьма размытая, но Драко было откровенно плевать. Ему хотелось поскорее надраться и хоть одну ночь не видеть снов, в которых его преследовала Грейнджер с виноватыми глазами. Каждый раз, слыша бессвязный лепет извинений, он впадал в ярость и по-своему истязал волшебницу, упиваясь этим. Но наслаждение испарялось с пробуждением. Тянущая низ живота неудовлетворенность угрожала и без того шаткому самообладанию. Но, что важнее, Драко мучился от понимания: в одном Нотт был прав. Пожиратели чего-то недоговаривали. Протеус слишком мягко стелил несмотря на то, что был уличен в угрозе жизни Грейнджер. Слизеринец думал, что успокоится после данного ему непреложного обета, но чувство тревоги так и не покидало. Казалось, из всех темных углов поместья за ним наблюдали невидимые глаза, контролирующие каждый шаг и вдох. Избавившись от гнета Министерства, Драко обрел давление даже большее, хотя и не совсем ему понятное.

— Ты готов? — в комнату заглянула Пэнси Паркинсон. — Все ждут только тебя.

— Почему ты не постучалась? — огрызнулся Драко, но, заметив, каким затравленным стал взгляд слизеринки, тут же смягчился. — Идем.

Они спускались в главный зал, каждый думая о своем. Драко чувствовал себя в особняке Паркинсонов хозяином больше, чем Пэнси. Она привыкла к мысли о том, что это больше не её дом. Одетая в невычурное алое платье со скромным вырезом, она не походила на ту роковую красавицу, которой старалась казаться в Хогвартсе. Сил на наряды и прически у слизеринки совершенно не было. Она заметно похудела, а под глазами залегли темные круги. Вялые движения выдавали моральную и физическую усталость, и казалось, будто Пэнси давно и неизлечимо больна. Она боязливо озиралась вокруг, ежась от холода, окутывающего её плечи.

— На тебя давит кто-то из Пожирателей? — при входе в зал спросил Драко, внимательно посмотрев на бледное лицо Паркинсон. — Одно твое слово, и этот человек замолчит навсегда.

— Все в порядке, — девушка передернула плечами словно от холода, но на самом деле её пронзила дрожь ужаса. Такого жестокого Драко она не видела… Никогда.

— Хорошо, — Малфой удовлетворенно кивнул. Чтобы хоть как-то контролировать власть в своих руках, ему было необходимо её проявлять. Но пока что никто, кроме Нотта, не решался противостоять ему. Однако Теодор — не какой-то рядовой Пожиратель, и Драко не мог обречь его на гибель без всяких сомнений. Что ни говори, Нотт сделал очень многое для Малфоев, а неблагодарным должником Драко быть не хотел. Он уже знал, как накажет и вознаградит Нотта, и потому его сердце теплилось ожиданием предстоящего свершения.

— Вот он, господа! — прогремел голос из середины неярко освещенного зала. В воздухе, покачиваясь и дрожа, висели черные свечи, и их яркое пламя освещало золотистые стены зала. В солнечные дни помещение было похоже на янтарную комнату и создавало впечатление ненавязчивого величия. Живые лучи отражались в лакированных поверхностях и заполняли светом даже те участки, до которых солнце не дотягивалось из-за узких окон. Но в эту непроглядную ночь в мрачном освещении тусклых свеч золото приобрело кровавый оттенок, и оттого атмосфера зала становилась угнетающей и тошнотворной.

Все фигуры были обращены ко входу в немом трепете. До Драко донесся запах резких парфюмов и терпкий аромат дорогой выпивки. С наслаждением вздохнув полной грудью, он натянуто улыбнулся и шагнул в зал, принимая восторженные взгляды. Толпа перед ним и плетущейся сзади Пэнси расступалась, постепенно открывая проход в центр. Протеус встретил его с почти отеческим радушием.

— Лорд Малфой, — он склонил голову и дерзко улыбнулся.

— Что тут интересного? — скучающе спросил Драко, взглядом разыскивая поднос с выпивкой.

— Сюда пришла гостья, присутствие которой должно обрадовать вас.

— Кто? — в глазах Драко загорелся нетерпеливый огонь. Мысли тут же нарисовали образ непокорной гриффиндорки, окруженной злобными Пожирателями. О, с каким удовольствием он бы показал ей свою власть над всеми этими людьми!

— Я проведу вас к ней, — Протеус, заметив возбуждение юноши, коварно усмехнулся. Сомнений быть не могло: тот грезил о грязнокровной девчонке.

Забыв про то, что на этом приеме его сопровождает Паркинсон, Драко последовал за старшим Ноттом. Когда они подошли к другому концу зала, юноша заметил, что его дыхание почему-то сбилось. Но, сколько бы он не оглядывался, увидеть кудрявую макушку не удавалось. Он же не мог просто не заметить Грейнджер!

— Миссис Малфой! — окликнул Протеус женщину за спиной Драко, и юноша медленно повернулся. Перед ним, бледная и истощенная, и тем невероятно похожая на Пэнси, стояла Нарцисса. Траурное черное платье совсем не выделяло её из общей мрачной обстановки, и только покрасневшие от долгих рыданий глаза делали вид матери таким непривычным.

— Драко, — тусклым голосом произнесла она, и, не удержавшись, кинулась к нему, чтобы обнять. Когда теплые руки матери обвили его плечи, Малфой почувствовал спокойствие, но вместе с тем и смущение. В конце концов, он был не десятилетним мальчишкой, а…

— Я тоже рад тебя видеть, — сдержанно произнес он, осторожно отстраняясь от женщины. В её глазах тут же промелькнула тревога. — Как твое здоровье?

— Все в порядке, — лицо миссис Малфой приобрело ледяное выражение, и это насторожило Драко. — Мистер Нотт, я могу поговорить с сыном наедине?

— Можешь, — отрезал Малфой, недовольный тем, что она спрашивала разрешения не у него.

— Я оставлю вас, — тактично отозвался Протеус и исчез в толпе.

— Что ты хотела сказать? — Драко вскинул брови, но изобразить превосходство не вышло. Мать смотрела на него с укором.

— Зачем ты это сделал? — почти шепотом.

— Что именно? — разозлился юноша. Он ненавидел, когда говорили загадками.

— Поддался им.

Некоторое время Драко молчал, пристально смотря на мать. Она словно не понимала, что ему пришлось пережить. А, впрочем, чему было удивляться? Ведь все то время, пока он разбирался с семейными делами и слепо верил в искренность Грейнджер, Нарцисса умирала от тоски. Если бы Малфоя просто оставили в покое, он бы тоже занялся подобным, но Министерство и Пожиратели были сознательно против спокойствия. Драко же выбрал, как ему показалось, меньшее из зол.

— А ты бы хотела, чтобы я попал в Азкабан?

— Оттуда мисс Грейнджер смогла бы тебя вытащить, — с нескрываемой болью в голосе ответила Нарцисса, но тут же поняла, что зря упомянула имя гриффиндорки. Взгляд сына воспылал неистовыми чувствами, и только глупцы, подобные Пожирателям, могли бы назвать это ненавистью.

— Грейнджер! — злобно выплюнул он. — Да кто она такая?

— Что между вами произошло? — вкрадчиво спросила Нарцисса, приближаясь к сыну. — Что-то случилось со связью?

— Нет, — сверкнула изломанная улыбка. — Что-то случилось с моей головой, раз я решил довериться женщине.

— Она не враг тебе!

— И еще пожалеет об этом… — прошипел Драко. — Не можешь просто порадоваться за меня?

— Было бы за что, — взгляд миссис Малфой потерял последние толики материнского тепла, облачившись в колючую шаль недовольства.

— Твой сын вскоре будет править этим никчемным миром, смердящим сдохшей справедливостью! Это ли не счастье? — он издевался, но внутренности скручивались от боли. Быть отвергнутым родителем — едва ли не самое болезненное, что может произойти с человеком. — У меня есть только союзники и враги. Решайся. Кем будешь ты?

— Твоей матерью, — Нарцисса посмотрела на сына, плотно поджав губы, а потом, плавно развернувшись, ушла.

Драко смотрел ей вслед, и желваки его ходили от ярости. В эту секунду он и сам был похож на сосредоточие темной магии. Закрыв глаза, юноша медленно вдохнул и выдохнул. Стоило успокоиться, и лучшим помощником, он был уверен, являлся алкоголь.

— Где этот чертов огневиски?! — крикнул он, и тут же рядом возник домовик с подносом.

— Сэр, — он боязливо поджал ушки, левитируя бокал с алкоголем прямо в руки разгневанного лорда.

Малфой сделал несколько жадных глотков и чуть не закашлялся — огневиски был хорош. Почти сразу в голову ударил хмель, и Драко почувствовал, как по венам разливается приятное тепло. Мало-помалу гнев улегся, уступив место глубокой задумчивости. Драко стоял, опершись на стену, и скучающе наблюдал за мелькающей толпой. Радостные лица больше не трогали его, ведь в каждом стройном силуэте Малфою мерещилась фигура его непокорной гриффиндорки. Если бы только сейчас она была здесь! Никогда Драко еще не чувствовал себя свободным от морали и общественных тормозов так, как сейчас. Он закрыл глаза и представил, как направляется к ней, прикасается к плечу и встречает испуганный взгляд. По-детски широко открытые глаза вскоре сменяют выражение на легкое смущение, и он подает ей руку, чтобы пригласить на их второй в жизни танец. Репетиция вальса была не в счет — Драко и распробовать не успел. Но здесь, в месте, огражденном от всего мира, он бы танцевал с ней до утра, а потом до исступления целовал. На большее он не имел права. Пока.

Усмехнувшись собственным мыслям, Малфой открыл глаза и еще раз обвел зал взглядом. В сознание, словно острое лезвие, вонзилась гордая фигура Теодора. Слизеринец, очевидно, недостаточно сильно получил от отца, раз все-таки явился на бал. Его взгляд настороженно блуждал по присутствующим, и создавалось впечатление, будто Теодор что-то замышляет. Но Драко не спешил тревожиться. Он был уверен в благоразумии однокурсника. Вряд ли он мог выкинуть что-то сразу после того, как жестоко прокололся перед Протеусом. Когда двое молодых людей встретились взглядами, оба они от неожиданности вздрогнули, а потом торжествующе ухмыльнулись. И если причину ликования Драко угадать было можно, то вот настроение Нотта вызывало подозрения. Но расслабленное алкоголем сознание отказывалось продолжать выискивать подвох, и Малфой поспешно перевел взгляд на спутницу Теодора.

Астория Гринграсс, которую так одобрял Люциус, сегодня выглядела действительно потрясающе. Черное бархатное платье с тугим корсетом делало её похожей на дорогую фарфоровую статуэтку. Длинные шелковые перчатки в цвет скрывали хрупкие руки почти до изящных плеч, а на груди висел тот самый кулон, который позволял волшебникам без метки проникнуть в особняк. Но выражение лица девушки удивляло. Обычно оно было более… Легкомысленным. Особенно в присутствии Теодора. За эти дни Драко успел понять, что младшая Гринграсс без ума от Нотта. Но сегодня её аккуратные бровки хмурились, выдавая смятение и даже страх. Беспорядочные передвижения взгляда говорили о том, что обстановка непривычна волшебнице. «Странно», — подумал Малфой. Он знал Асторию как самую ярую любительницу балов и всевозможных приемов.

Теодор взглянул на шедшую рядом с ним девушку и прошипел сквозь зубы, слегка склонившись к ней:

— Веди себя более естественно, ради Мерлина!

— Но тут столько Пожирателей… — голос её был действительно испуганным.

— Представь, что это Хэллоуин, — попытался отшутиться Теодор, но и сам был напряжен до предела. С того момента, как он пересекся взглядом с Малфоем, тот не переставал пялиться на Гермиону, скрывающуюся под ликом Астории. Нет! Насколько бы проницательным не был Драко, он не мог узнать гриффиндорку, потому что превращение, как и зелье, было идеальным.

— Черт! — сдавленно прошептала девушка и остановилась.

— Что такое? — Теодор быстро огляделся по сторонам и тут же осознал причину испуга гриффиндорки.

Драко Малфой гордой и расслабленной походкой направлялся прямиком к ним.

Комментарий к 21. Время править бал

Я безумно рада, что число “ожидающих” беспрецендентно растет. Уже 100, подумать только! Спасибо вам)

Запаситесь на следующую главу огнетушителями, потому что будет жарко.

========== 22. Вкус лжи ==========

— Вот это сюрприз, — произнес хозяин праздника, высокомерно сощурив глаза. —

Нотт, — юноша кивнул в знак приветствия. Взгляд Малфоя сверкнул предвкушением веселья.

— Милая вечеринка, — сдержанно процедил Теодор, бросив мимолетный взгляд на Гермиону. Волшебница, выдержав испытующий взгляд Драко, натянуто улыбнулась. Хотя она готовилась к тому, чтобы увидеть Малфоя, его появление все равно стало неожиданностью. Они не виделись уже несколько дней, но складывалось такое впечатление, что не было и часа, когда Драко был не рядом. Он оставался в её мыслях, снах и даже под кожей. Но тот Малфой отличался от нынешнего. Заносчивый юноша с холодными глазами смотрел на волшебницу оценивающе и даже несколько хищно. Его расслабленные движения выдавали полный контроль над собой. Гермиона как никто другой знала, насколько обманчивой была несобранность Драко.

— Знаю, — откликнулся Малфой, не сводя взгляда со спутницы Нотта. — Мисс Гринграсс, вы сегодня обворожительны.

— Спасибо, — Гермиона пыталась выглядеть непринужденно, но чужой голос и чужое тело, затянутое, к тому же, в тугой корсет, не давали расслабиться ни на секунду. — А где же ваша спутница?

Гермиона сто раз прокляла себя за этот вопрос, но глаз от лица Малфоя так и не оторвала. Она с изумлением пронаблюдала за тем, как брови слизеринца нахмурились. Казалось, ей удалось его смутить, но уже через секунду юноша приободрился и, вновь нацепив вежливую улыбку, ответил:

— Мисс Паркинсон наслаждается праздником. Сегодня в зале столько прекрасных дам… — он многозначительно окинул взглядом фигуру Астории, надеясь этим позлить Нотта. — Должен ли я зацикливаться лишь на одной?

— Только если у них нет кавалеров, разумеется, — Гермиона гордо вскинула голову, но тут же почувствовала тычок в спину. Теодор рядом сумасшедше улыбался. Кажется, она перегнула палку. Девушка выругалась про себя и наконец вспомнила, что находилась в теле Астории Гринграсс — утонченной аристократки. А «приличные леди» никогда не дерзили мужчинам. Тут же потупив взгляд, волшебница закусила губу. Драко смотрел на знакомую ему с детства слизеринку с нескрываемым интересом.

— Я говорил Астории, что ей не стоит налегать на выпивку, — вывернул Теодор и легко рассмеялся.

— Алкоголь расширяет сознание и открывает новые стороны нас, не правда ли, мисс Гринграсс? — Малфой отсалютовал ей бокалом, а потом сделал большой глоток. Девушка только кивнула, и Драко усмехнулся. Затянулось молчание, во время которого Гермиона лихорадочно соображала. Неуютно поежившись, она по инерции потянулась к виску в попытке привычно заправить прядь за ухо. Так происходило всегда, когда девушка нервничала.

— Почему вы не танцуете? — наконец спросила Гермиона, окинув неловким взглядом зал. — Уверена, здесь каждая приняла бы за честь ваше приглашение.

— Верно, — Драко самодовольно улыбнулся, и гриффиндорка едва удержалась от того, чтобы раздраженно фыркнуть. Лесть оказалась самым простым способом ослабить бдительность юного Лорда. — Но сегодня я больше расположен наблюдать со стороны. Кстати, вы уже выбрали день свадьбы? — ехидство в голосе Малфоя заставило Теодора поморщиться.

— Свадьбы? — Гермиона пару раз непонимающе моргнула, а потом внимательно посмотрела на своего спутника. — Ах, точно. Мы…

— Мы еще не определились, — подхватил Нотт.

— Какая жалость, — процедил Драко, допивая огневиски. Тут же рядом появился домовик, и, ловко подхватив опустошенный стакан, поднял в воздух поднос с высокими бокалами. — Шампанского, мисс Гринграсс?

— Пожалуй, — Гермиона действительно хотела выпить хоть немного, чтобы мышцы наконец перестали каменеть всякий раз, когда Малфой одаривал её долгим пристальным взглядом.

— Милая, — губа Теодора раздраженно дернулась. — Я думаю, что не стоит.

— Она еще не миссис Нотт, — Драко ловко подхватил бокал и протянул его девушке. — Так что дай ей насладиться свободой, пока это возможно.

Гермиона приняла шампанское дрожащей от волнения рукой, но все-таки не смогла улыбнуться в ответ на оскал Малфоя. Юноша был чужим и далеким, как никогда ранее. Казалось, даже цвет его волос превратился из мягкого золотистого в иссиня-белый. Драко словно заморозили. В его движениях и словах сквозил колючий северный холод, пробирающий до костей, однако он на удивление гармонично смотрелся с залом, полным мертвенных теней и ядовитых взглядов.

— Благодарю, мистер Малфой, — привычно выделяя первую гласную, ответила волшебница. Это делало произношение более яростным. Гриффиндорка так и не отучила себя от этой привычки со времен их вражды. Спустя несколько секунд Гермиона обомлела, потому что поняла: в голосе Астории была отчетливо различима её собственная интонация. Сочетание железа в смысле слов с тонким голоском изящной слизеринки ощущалось странно. Малфой вскинул брови и нахмурился. Гордая посадка головы Гринграсс напоминала ему о чем-то до боли знакомом. Мимолетные ассоциации касались его мыслей, но заключить их в одну картинку все никак не получалось из-за легкого опьянения. Астория вела себя странно, и этому следовало найти объяснение. Она возгордилась, что станет невесткой Протеуса? Весьма возможно. Драко, хоть и знал, что является главной фигурой в плане Пожирателей, ни в коем случае не умалял значимости старшего Нотта. К досаде юного Лорда, в руках Протеуса пока что было сосредоточено куда больше власти, чем в его собственных. Именно поэтому Драко не позволил своему гневу вылиться в слишком радикальные решения — достаточно было и непреложного обета, гарантирующего безопасность Грейнджер.

— Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, — обольстительно улыбнулся Малфой, со звоном касаясь её бокала своим. Различив негодование в глазах Нотта, он не сдержал язвительной усмешки.

Гермиона не думала, что ей будет так больно. Она замерла с бокалом в руке, непонимающе изучая лицо Драко. Благо, момент располагал — юноша улыбался куда-то в сторону, слегка щуря глаза. Справа от них медленно проплыла невысокая кудрявая девушка. И с каждым поворотом головы слизеринца в сторону прекрасной незнакомки тиски, вдруг зажавшие сердце Гермионы, сжимались с новой силой. Уже очень давно гриффиндорка не испытывала подобных чувств. Нечто внутри скручивалось и рвалось, заставляя заглушенную чувством вины обиду вырываться из оков сознания. Крепко сжав в ладони бокал, она медленно поднесла его к губам и сделала большой глоток. Напиток защипал горло, и Гермиона слегка поморщилась. Её глаза все еще искали в изгибах губ и взгляде Малфоя присутствие тоски, однако слизеринец, наблюдающий за уже почти скрывшейся из вида девушкой, выглядел вполне довольно и даже несколько мечтательно. Закусив губу, волшебница вскинула взгляд на Теодора и с некоторым испугом заметила, что он смотрит на неё. О, как бы она хотела, чтобы Малфой испытывал хоть часть из того, что ей удалось прочитать во взгляде Нотта! Гермиона чувствовала стыд за то, что была не в состоянии ответить на немую просьбу Теодора так, как ему бы хотелось. Причинять слизеринцу боль совершенно не хотелось, и порой Грейнджер думала о том, что, если бы все сложилось по-другому, она могла бы полюбить Теодора. Почему нет? Нотт был очень красив, галантен, нежен, заботлив, не обделен мозгами и в значительной степени толерантен. Список из его достоинств можно было бы продолжать до бесконечности, но от этого Гермионе становилось только больнее. Её сознание буквально кричало о том, что Нотт достоин куда большего внимания, чем Малфой, но врожденная — чисто женская — часть Гермионы пересиливала все доводы рассудка. Девушка уважала Теодора и жалела его как жертву собственной бессердечности — не больше. Именно поэтому, посмотрев в полные насыщенной зелени глаза слизеринца, Грейнджер не испытала ничего, кроме слабого чувства вины. Но выдерживать измученный ревностью взгляд Теодора было невозможно более, чем несколько секунд, и Гермиона снова подняла голову. Малфой, хоть и повернулся лицом к ним, был очень задумчив и загадочно улыбался, вертя бокал в руке. Гриффиндорка отступила на шаг и обиженно закусила губу, пытаясь снова вернуться в состояние покоя. Разве она имела право на ревность?

Драко же, алкоголем введенный в состояние глубокой задумчивости, все никак не мог вытеснить из головы образ стройной девушки с пышными вьющимися волосами, прошедшей мимо него секунду назад. Прищурившись, можно было легко спутать дочь одного из Пожирателей с Грейнджер — но лишь на мгновение. Когда Малфой ощутил приторный аромат духов, исходящий от промелькнувшей мимо него девушки, то поморщился и постарался тут же забыть его. Хотелось потешить себя мечтаниями еще несколько секунд. Думать, будто в этом зале присутствует Гермиона, было волнительно.

Поглощенный размышлениями такого рода, Драко даже забыл, что хотел поддеть Нотта еще чем-нибудь обидным. Взгляд Малфоя лениво блуждал по полу, не сосредотачиваясь ни на чем конкретном. Безынтересно осмотрев вырез на подоле платья Астории и виднеющуюся из-под него белоснежную ногу, Драко против воли задержал взгляд на бедре девушки. Ткань неуклюже разъехалась, обнажая чуть больше плоти. Край черной кружевной подвязки, плотно прилегающий к матовой коже, всколыхнул фантазию юноши, но лишь на краткий миг — в следующую секунду он нахмурился, потому что девушка отступила, и его взгляд уловил в распахнувшемся чуть больше подоле очертания палочки. Плотно прилегая к фарфоровой коже и невероятно контрастируя с ней даже при тусклом освещении, она не могла не привлечь внимания. Драко не удалось различить форму или точный размер, но сомнений в том, что это была именно волшебная палочка, не оставалось. Но зачем она была нужна Астории Гринграсс на торжественном балу?

Гермиона не ожидала, что Малфой вскинет на неё глаза так резко. Она едва слышно выдохнула, сжимая рукой несчастный бокал. В горле застрял страх, а виски начали пульсировать от напряжения. Драко выглядел более заинтересованным, чем несколько минут ранее, и это настораживало. Гермиона не успела сказать и слова, так почему взгляд слизеринца стал таким острым и подозрительным?

— Мы пойдем, — Теодор тоже почувствовал что-то неладное. — Стоит поздороваться с моим отцом.

— Постой, Нотт, — вся напускная веселость была забыта. Драко угрожающе нахмурился и шагнул ближе к Астории, пытаясь еще раз разглядеть палочку. Не ожидая внезапного напора, девушка отшатнулась с рваным выдохом и неуклюже запнулась за собственный подол. Теодор едва смог ухватить Гермиону за плечи, чтобы она не завалилась назад, но бокал в руке волшебницы все-таки опасно пошатнулся, и, расплескав свое содержимое на черный шелк перчатки, с оглушительным звоном повстречался с мраморным полом. К ним обернулось несколько гостей, и Гермиона почувствовала, как белеет. Острая боль от чужого прикосновения пронзила сердце, но волшебнице удалось подавить болезненный стон. Теодор резко отдернул от неё руки и с ужасом взглянул на Малфоя.

— Ты не поранилась? — пробормотал он Грейнджер, так и не отводя взгляда от Драко.

— Всё… — Гермиона выпрямилась и критично осмотрела перчатку, пропитанную пролитой жидкостью. — Все в порядке, — девушка терпеть не могла ходить в мокром, а потому, не задумываясь ни на мгновение, стремительно стащила сначала одну перчатку, а потом и вторую — для симметрии. К моменту, когда прибыл домовик, внимание к их троице угасло, потому что заиграла мрачная, но чарующая мелодия. Справа послышался кокетливый смех: одну из девушек, одиноко стоящую у стены, пригласил на танец молодой Пожиратель с вызывающей улыбкой. Гермиона неловко переступила с одной ноги на ногу, а потом выжидающе уставилась на Нотта. Кажется, он хотел увести её? Девушка считала эту идею весьма удачной, потому что ей требовалось перевести дух — встреча с Драко взволновала Грейнджер куда больше, чем она ожидала. Но Теодор словно прирос к месту, а его глаза выражали неподдельный ужас. Проследив за взглядом слизеринца с ощущением полнейшего обречения, Гермиона наткнулась на собственные руки. Чтобы понять, почему Нотт был так напуган, девушке потребовалось не слишком много времени. Ощутив, как на лбу проступил холодный пот, она будто невзначай накрыла перстень ладонью другой руки и нервно улыбнулась.

— Мисс… Гринграсс, — обескураженно прошелестел Драко, не сводя взгляда с рук девушки. — Позволите… — юноша поднял голову и его тяжелый взгляд припечатал Гермиону к месту.— Пригласить вас на танец?

Драко протянул свою руку к волшебнице, и вдруг все — её нервные движения, гневное «Малфой» и болезненный взгляд — обрело смысл. Он же тысячу раз видел это в исполнении Грейнджер — как не догадался сейчас? Ожидая, пока обомлевшая от страха волшебница расцепит дрожащие руки и отдаст свою ладонь в его власть, слизеринец горел пламенем гнева, восхищения и неверия. Нет, Нотт просто не мог привести Грейнджер в логово Пожирателей! Но Астория (или нет?) по-прежнему стояла неподвижно, не позволяя Драко убедиться в той или иной своей догадке окончательно.

«Зелье не успело настояться, так что поспеши. У тебя есть час или около того. Выведи Малфоя туда, где вас никто не сможет увидеть. Я буду ждать в саду», — прозвучал голос Теодора в голове Грейнджер, и она наконец собралась с мыслями. Верно. Если оборотное перестанет действовать, каждый в этом зале изобличит план спасения Вселенной, и тогда всему — абсолютно всему — придет конец. Плотно сжав губы, девушка разомкнула влажные от волнения пальцы и медленно опустила руку в раскрытую ей навстречу ладонь Драко. Та оказалась совершенно ледяной, и Гермиона зажмурилась от этого неожиданного контраста. Малфой, со страхом ожидая провала своей сладкой догадки, зажмурился в предвкушении боли. Чары должны были отреагировать, если бы он прикоснулся к другой. И пусть на пальце девушки было кольцо, идентичное тому, что принадлежало Грейнджер — Драко не позволял себе верить до последнего. Мало ли на свете совпадений?

Но маленькая ладонь, отяжелившая его руку, не принесла с собой ни боли, ни разочарования. Малфой, посмотрев на кольцо, медленно приподнял брови, изумляясь, а потом перевел взгляд на глаза Астории. Те, хоть и разительно отличались от знакомых тепло-карих, пылали выученной до тошноты уверенностью. Темперамент Грейнджер не могли скрыть никакие оборотные зелья.

— Что ж, — склонившись к тыльной стороне ладони, Драко легко прикоснулся губами к шелковистой коже и грубо стиснул пальцы девушки в своей руке. Гермиона плотно сомкнула губы, наблюдая за понимающей полуулыбкой Малфоя. Он чувствовал себя победителем этой битвы, но пока не была раскрыта последняя карта, окончание войны оставалось за Грейнджер. Выдержав выразительный взгляд, она нахально усмехнулась ему в ответ. Драко спокойно наблюдал за тем, как волшебница кривит губы в лживой бесстрашной улыбке и уговаривал себя не впиваться в них хотя бы сейчас. О, Мерлин! О чем она думала, заявляясь сюда? Неужели у девчонки и правда напрочь отсутствовало чувство самосохранения? Лучшая ученица Хогвартса просто не могла не догадываться о том, что её ждет, когда она попадет в его руки!

Когда слизеринец потянул её на себя, чтобы провести вглубь зала, Гермиона поймала мрачный взгляд Теодора и подбадривающе улыбнулась ему. Нотт уверенно кивнул, без слов выражая поддержку и веру. Дышать стало легче, и девушка покорно последовала за Драко. Они не должны были вызывать слишком много подозрений.

— Ты безумна, — тихо сказал Малфой, когда они вышли практически в центр, и круто развернул гриффиндорку к себе. Он был восхищен, заинтригован, взволнован, но прежде всего — разозлен. — Кому вообще в здравом уме придет в голову кинуться в логово Пожирателей?

— Я не боюсь, — Гермиона тихо охнула, когда пальцы юноши впились в её талию и рванули на себя. — Ты же тут самый главный.

Драко не смог спустить ей с рук язвительное высказывание. Мрачно усмехнувшись, он шагнул ближе и прижал её к своей груди. Ледяными кончиками пальцев убрав от уха выбившуюся прядь, слизеринец прошептал:

— Именно меня тебе следует бояться.

У гриффиндорки резко пропало желание язвить. Ладонь Малфоя захватила её руку в плен, и вместе они плавно двинулись по кругу в вальсе. Драко вел так же уверенно, как и всегда, а Гермиона просто подчинялась, отдаваясь во власть его движений и собственного ужаса. Слизеринец казался таким чужим и непробиваемым! Неужели Теодор не преувеличивал, когда рассказывал о том, насколько сильно изменился Драко?

— Драко, я… — несмело начала она, когда сердце перестало оглушительно колотиться в груди.

— Тсс… — щекой он прижался к её виску, прикрыв глаза. — Давай просто потанцуем.

Гермиона покраснела и позволила себе чуть склонить голову. Драко, на секунду отняв руку от её талии, мягко надавил на затылок девушки, прижимая её к своей шее. Им обоим вдруг стало очень тепло в этом оледеневшем зале, а остальные пары, проносящиеся вихрем совсем рядом, перестали привлекать внимание. Если секунду назад Гермиона до дрожи в коленях боялась, что больше не сможет почувствовать прежнего Драко, то теперь трепетно молчала, боясь отвергнуть его внезапный порыв. Только сейчас девушка поняла, как сильно скучала.

Даже повергнув в ужас добрую половину Пожирателей, Малфой не чувствовал себя настолько сильным, как сейчас. Тихое дыхание ласкало его шею и заставляло жмуриться от удовольствия. Грейнджер была здесь, с ним, в его руках, и не пыталась вырваться или убежать. Она была в чужом теле, но даже так Драко мог уловить тот трепет, с которым она прижималась к нему. То, что оба они утомились от холода и вечного противостояния, было правдой, а потому жалкие секунды этого танца были негласно объявлены временным перемирием, необходимым для того, чтобы вновь собраться с силами. Малфой знал, что победит — ему стоило только приласкать Грейнджер, окружить её властным шепотом и притянуть поближе. Планы по завоеванию непокорной гриффиндорки казались не такими уж важными, когда она добровольно покоилась в его объятиях. И пусть создавалось впечатление, что Гермиона полностью очарована, Малфой не терял бдительности. Он прекрасно знал, что сломить её волю будет не так просто, и главные битвы все еще впереди. Однако никто еще не думал о войне с таким сладостным предвкушением, с каким о ней мечтал Драко.

Закрывая глаза, юноша представлял их будущее. Тирания останется остальному миру, но с ней единственной он будет настолько осторожен, насколько значение этого слова вообще было ему доступно. Драко не был уверен, что Грейнджер по достоинству оценит редчайшие драгоценности и дорогие шелка, но точно знал, с каким удовольствием он будет их с неё срывать, повинуясь одному только её — их — желанию. Если бы Люциус был жив и видел своего сына, то констатировал бы, что тот совершенно сошел с ума. Драко не стал бы отрицать. То, что с ним творила Грейнджер, не поддавалось никакому объяснению. Ночами, просыпаясь от кошмаров, в которых он прикасался к ней, но не находил и малейшего отклика, Малфой много размышлял над тем, что его привело к такому неистовству. Ведь не могли быть всему виной одни лишь чары? Если бы дело было в родовой магии, Грейнджер не стала бы воротить от него нос, будь он хоть самим Волан-де-Мортом! Значит, здесь были замешаны силы куда более влиятельные. За все время размышлений Драко удалось прийти лишь к одному более-менее вразумительному выводу: всему виной была ненависть, копившаяся в нем с детства. Малфой никогда не верил в постулат о том, что любовь порой рождается из ненависти, и считал его смешным. Но, так как обстоятельства доказывали ошибочность его недоверия, Драко придумал еще один — промежуточный — пункт. По его рассуждениям, ненавистьперерастала в желание, и лишь тогда — в чувства куда более глубокие. В его случае это звалось одержимостью. Все остальные слова меркли, когда это касалось Грейнджер, бывшей когда-то его злейшим врагом. И сейчас, держа её в своих руках, Драко чувствовал себя победителем и побежденным. Последним, наверное, даже больше.

Гермиона пропадала, но честно старалась удержать себя в руках. Страх увидеть воочию крушение Волшебного Мира отошел на задний план, уступая страхам куда более личным. Девушка знала, что должна сделать, но теперь непростительно сомневалась. Да, она могла заставить Малфоя последовать за собой, лишь пожелав, но что было бы потом? Драко потеряет свободу, а она — его доверие, и в этот раз навсегда. Подобная перспектива заставила девушку содрогнуться, и слизеринец покрепче прижал её к себе, наивно предположив, что та замерзла. Гермионе захотелось отчаянно разрыдаться. Именно в эту секунду она проклинала тот день, когда решила помочь Малфою выбраться из пропасти, в которую он катился. Оказалось, пропасть была приготовлена и для неё. И теперь, всего в шаге от пути к общему благополучию, Грейнджер замирала в нерешительности. На разных полюсах стояли её счастье и счастье людей, которых она могла спасти. Но разве не она убеждала себя в том, что может быть счастлива лишь в мире, лишенном зла и кровопролития? Стыдно и страшно было признавать это, однако теперь Гермиона боялась оказаться в собственной утопии, лишенной этих холодных рук…

И все же выбор был очевиден. Родители всегда учили девушку тому, что общественное счастье превыше личного, и до этих пор следовать такой установке было просто. Гермиона знала, чего хочет, и будущее в её представлении всегда было четким. До тех пор, пока Драко Малфой не дерзнул сменить свою скромную роль в её жизни, все вообще было предельно ясно. Она, Рон, семья Уизли… Гермиона видела, как она будет счастлива с другом детства, видела, как сложится её карьера в Министерстве, как дети последуют по стопам своих великих родителей. Солнечно и радужно. Сейчас Гермиона оглядывалась на свои недавние мечты с чувством тяжелой тошноты. Но, отчаянно презирая их, она все же боялась думать о новом мире, в котором смогла бы быть с Драко.

— Вьющийся локон, — констатировал Малфой, слегка отстранившись от девушки и перехватив пальцами кудрявую прядь. Как и предсказывал Нотт, действие оборотного заканчивалось довольно скоро. — Хочешь устроить небольшое представление, или все-таки поговорим наедине?

Гермиона, не найдя в себе сил ответить, только согласно кивнула, позволяя увлечь себя сквозь танцующую и в большей степени нетрезвую толпу. Невидящим взглядом уставившись на светлую макушку впереди, девушка передвигала ноги и едва дышала, осознавая неизбежное приближение момента свершения плана. Теодора не было видно, а это значило, что он уже ждал их в саду.

— Принеси в комнату огневиски и вина… — обратился Драко к домовику, возникшему у лестницы на второй этаж. — Какое тебе нравится? — Малфой посмотрел на опущенные ресницы волшебницы и приподнял её подбородок одними пальцами. — Принеси по бутылке каждого вида. Мисс определится чуть позже, — так и не дождавшись ответа, приказал Драко и потянул девушку вверх. — И чтобы никто и близко не подходил к моей комнате!

— Будет сделано, господин, — прошелестел домовик и с хлопком испарился.

Уже подходя к дверям нужной комнаты, Гермиона почувствовала, как корсет становится теснее. Тело неотвратимо менялось, а плечи уже покрывали пышные локоны. Предстать перед Малфоем в собственном теле оказалось еще страшнее, чем в чужом. Гермиона ощущала себя обнаженной, и сознание кричало о том, что пора приводить план в исполнение. Драко открыл перед ней дверь и мотнул головой, приглашая внутрь. По вспыхнувшему азартом взгляду слизеринца Грейнджер поняла, что эффект зелья рассеялся окончательно.

— Дай угадаю, — Драко запер дверь простеньким заклинанием, но Гермиона, даже зная обратное, все равно испугалась. В полумраке комнаты Малфой выглядел зловеще, но, несомненно, привлекательно. Впервые она подумала о том, почему всех девушек её факультета в последнее время так тянуло к юношам с зелеными нашивками. В той темной стороне, что была присуща каждому слизеринцу, было что-то вопиюще привлекательное. Драко же венчал вереницу «опасных парней» и выглядел в тысячу раз загадочнее, чем любой его однокурсник. Гермиона чуть не ударила себя по голове за такие идиотские мысли, но попыталась выглядеть спокойно и непринужденно. Малфой заметил её смятение и изящно привалился плечом к стене. Его поза выражала абсолютную расслабленность, но взгляд выдавал хищника перед броском. Волшебница повела плечами, мимолетно касаясь своей палочки сквозь ткань. Стало слегка спокойнее. — Ты пришла, чтобы поговорить со мной?

Момент был упущен. Гермиона ни в одном своем зелье не была уверена так, как в том, что сейчас Малфой её слушать не станет. Слишком уж очевидно на его лице играла улыбка, буквально кричащая: «ситуация под моим контролем». И даже если бы сейчас у волшебницы хватило духа на то, чтобы произнести желание, необходимо было приблизиться к Драко и установить малейший физический контакт.

— Брось, — Гермионе никогда не удавался легкомысленный тон, а потому голос прозвучал жалко и наигранно. — Неужели в голову не приходит ничего интереснее?

Драко чувствовал её фальшь, но улыбнулся, негласно ввязываясь в игру, что затеяла гриффиндорка. Времени для них теперь было предостаточно — так зачем спешить? Чего бы ни добивалась Грейнджер, Малфою нравилась эта очаровательная прелюдия. Гермиона, в свою очередь, не питала иллюзий, прекрасно понимая, что волшебник видит её насквозь. Мог ли он догадываться, какую подлость она задумала? Девушка нервно прикусила губу и подавила желание выхватить палочку. Она ощущала себя практически голой перед его взглядом.

— Дай подумать, — Малфой играл куда убедительнее, выражая крайнюю степень задумчивости. Медленно он оттолкнулся от стены и прошел к низкому прозрачному столику из резного стекла, на котором уже теснилось несколько бутылок. — Захотелось развеяться? Неужели авроры покинули Хогвартс, и там стало слишком тихо для такой бунтарки, как ты?

— Вряд ли зал, кишащий змеями, мог бы меня хоть как-то развлечь, — яростно выдохнула Гермиона и сделала несколько шагов по направлению к Малфою.

— Осторожнее, — Драко покачал головой, не отрывая взгляда от льющегося в стакан огневиски. — Ты находишься в комнате с одной из этих змей. Она ведь может и укусить…

— Я уже говорила, что не боюсь, — Гермиона зябко обняла себя за плечи, наконец набираясь смелости подойти к Драко совсем близко. Слизеринец выпрямился, и его острый взгляд впился в ключицы девушки.

— Правда? — Малфой сделал щедрый глоток и со звоном опустил бокал на столик. Одного движения хватило для того, чтобы оказаться к Грейнджер вплотную, и девушка подавила испуганный всхлип, застывая на месте. Драко осторожнее, чем хотел бы, опустил руку на её талию и склонился к трепещущей от тяжелого дыхания шее. От бледной кожи исходил слабый аромат персиков, и юноша шумно втянул воздух, заставляя Гермиону вздрогнуть и зажмуриться сильнее. Нервный дрожащий вздох всколыхнул тишину прохладной комнаты, когда горячий язык устремился от изгиба шеи к мочке уха, а зубы слегка прихватили мягкую плоть. — У твоей кожи вкус лжи, Грейнджер, — прошептал слизеринец в самое ухо дрожащей девушке, а потом отпрянул так же резко, как и приблизился. Гермиона наконец открыла глаза. Щеки полыхали, а ноги слегка подгибались — тело было врагом мыслей. — Не желаешь вина, прежде чем я начну выяснять, каким образом маленькая вздорная гриффиндорка пробралась в логово Пожирателей?

— Откуда мне знать, что ты туда ничего не подмешал? — с вызовом спросила Гермиона, хотя чувствовала, что с каждой секундой в ней становится все меньше уверенности.

— Откуда мне знать, что ты не приготовила какой-нибудь трюк, чтобы выманить меня отсюда? — с ответным презрением выплюнул Драко и, открыв одну из бутылок взмахом палочки, налил полный бокал насыщенно-бордового вина. — Давай не будем подозревать друг друга в чем-то хотя бы сегодня. Цени то, что я дал тебе шанс объясниться, а не обезоружил в тот же момент, как узнал.

— Что меня выдало? — Гермиона примирительно кивнула, принимая из рук Драко бокал.

— Неуемное желание дерзить мне, — Драко закатил глаза и подошел к широкому подоконнику, нагроможденному фолиантами и списками с информацией о Силе. Когда юноше удавалось не думать о Грейнджер, он с головой уходил в изучение всевозможных источников, хотя до сих пор это принесло больше головной боли, чем результатов. Написанное пока что совпадало со словами Протеуса, но что-то внутри Малфоя твердило: доверять никому не стоит.

— Правда? — Гермиона пригубила вино, надеясь тем самым усыпить бдительность Драко. Приятный терпкий вкус коснулся неба, и девушка зажмурилась от удовольствия. Столь изысканный алкоголь ей приходилось пробовать лишь однажды — когда друзья родителей из Франции привезли в подарок хорошо выдержанное вино. — Неужели для образа прилежной Пожирательницы мне не хватило покорности?

— Покорность и ты — две противоположности, — задумчиво протянул Малфой и опустился на подоконник. — Как ты смогла проникнуть в поместье? Нотт помог?

— Да, — легко выпалила Гермиона, надеясь, что правдивость первого признания сможет заглушить последующую ложь. — Сегодня ночью он пришел в Хогвартс, потому что хотел спрятать меня.

Кулаки Малфоя сжались особенно сильно, а губы дрогнули от ярости. Он поднял тяжелый взгляд на гриффиндорку, и у него почему-то не возникло ни одного сомнения, что это правда. Слишком уж очевидным было то, что Нотт попытается скрыть Грейнджер.

— Ты знала, что если попадешь сюда, то уже никуда не выйдешь, — низко проговорил Драко, поднявшись на ноги. — Так почему не последовала за ним?

— Если бы твоя жизнь для меня ничего не значила…

— Прекрати! — строго и четко. — Я прикажу бросить этого наглеца в подвалы, а портал, соединяющий это место и внешний мир, сменят, — тихо оповестил Малфой, качая головой. — Где Астория? Если с девчонкой что-то случится, поверь: Теодору не жить.

Гермиона плотно сжала губы, понимая, что разговора абсолютно точно не выйдет. Внутри трепетала крохотная надежда на то, что время и усилия смогут склонить Драко к правильному выбору, но волшебница тут же одернула себя. Каждая потраченная впустую секунда представляла для плана угрозу, так почему она так глупо медлила, умоляющим взглядом впиваясь в бесстрастное лицо?

— Я не знаю, где Гринграсс, — Гермиона попятилась.

— Будем играть в допрос с пристрастием, Грейнджер? — угрожающе прошипел Драко, отшвыривая пустой стакан в сторону. Тот глухо ударился об пол, но не разбился. Гермиона отступила еще на шаг.

— С ней точно все в порядке, — легкие волшебницы жгло от испуга: она играла с огнем. — Теодор не способен никому навредить.

— Нотт, Нотт! — проревел Драко и подлетел к ней. — Ты ведь и понятия не имеешь, насколько лицемерен этот чертов придурок! Он просто… — Малфой трясся от гнева, когда схватил волшебницу за предплечья. — Хочет тебя, и поэтому изображает примерного мальчика!

— Да какая вообще разница, если эти чувства безответны?! — не выдержала Гермиона, закричав это почти в лицо обезумевшему от имени Теодора юноше. Малфой от неожиданности ослабил хватку. Плескавшееся в его глазах недоумение все еще давало волшебнице надежду на то, что она сможет достучаться до Драко. Не дав ему опомниться, Гермиона вырвалась и отступила на шаг. Она набрала в легкие побольше воздуха, чтобы произнести заученное до тошноты желание, но вдруг остановилась. Малфой все еще стоял на месте, пригвожденный к полу её внезапным признанием. Его лицо больше не казалось изваянием бесчувствия, напротив — по светло-серым глазам можно было различить, как мятежные мысли мечутся внутри его сознания, складываясь то в одно, то в другое. Язык девушки буквально прирос к зубам. Она не умела бороться нечестно, а Драко был сейчас обезоружен.

«Скажи это, иначе обезоруженной останешься ты», — вопило сознание, но Гермиона уже давно была глуха к голосу разума. Замерев в нерешительности, она одарила Малфоя мягким взглядом и шагнула навстречу. Драко наблюдал за её движениями с отстраненным выражением лица, и, когда волшебница приподнялась на носочки и неловко коснулась его губ своими, даже не шелохнулся. Контакт длился всего мгновение, и потому Малфой решил и вовсе не включать это прикосновение в список их поцелуев. Гермиона смотрела на него полными надежды глазами.

— Чего ты добиваешься? — прошипел сквозь зубы Драко, наблюдая за тем, как отсутствие его ответной реакции огорчает Грейнджер.

— Я хотела увидеть тебя, — тихо ответила она и снова посмотрела на его губы.

— Не лги, — Драко угрожающе наклонил голову.

— Это правда!

— Частичная, полагаю, — губы слизеринца растянулись в понимающей усмешке. — И я не настолько глуп, чтобы снова попасться на твои уловки. Можешь целовать меня сколько угодно, Грейнджер. Я не вернусь в Хогвартс, — он провел прохладными пальцами по её скуле, упрямо сдерживая желание перестать ломать комедию и обнять гриффиндорку. Но проиграть своим эмоциям снова Драко не хотел — только не сейчас. Он должен был научиться контролировать себя, если уж собирался завоевать мир. — Ты, кстати, тоже.

— Малфой, — настойчиво выдохнула девушка. — Пожалуйста, выслушай меня.

— Что вы задумали?

— Я пришла, чтобы увидеть тебя, — нервно прошелестела Гермиона и порывисто прижалась к его губам, искренне надеясь на тот ответ, который бы ей понравился. Чувствовать себя пленницей девушка ненавидела, а сейчас все шло как раз к этому. — Поверь, — Гермиона оставила еще один поцелуй на недвижимых губах, и у неё возникло ощущение, что она пытается всколыхнуть чувства мраморной статуи. Юноша смотрел на неё снисходительно и слегка насмешливо. — Пожалуйста, Драко, — она прикоснулась к нему еще раз, но ответа снова не последовало. Сердце сжалось от ужаса. Неужели он действительно возненавидел её так сильно? На секунду гриффиндорка задумалась о том, что быть пленницей Малфоя было бы куда приятнее, если бы он оставался таким, каким она его успела познать — ласковым и очаровывающим. Могли ли чувства Драко быть настолько растоптанными, что он решил забыть обо всем?

— Я скучала, — она говорила почти шепотом и сквозь слезы обиды. — Посмотри мне в глаза! Ты же чертов прорицатель по части распознания лжи, так посмотри и пойми, что все это гребаная правда! — с каждым словом Гермиона говорила все громче, пока голос не сорвался на хрип. Её ослабевшие кулаки пару раз неощутимо ударили его грудь. — Я сдаюсь, ясно? Ты победил, Малфой! Победил! Можешь мучить меня и пытать, только не отталкивай! — девушка застыла от страха, потому что ложь, слетевшая с языка, оказалась слишком притягательной и манящей. Несмотря на заверения Теодора, Гермиона знала: такие, как Малфой, не дают третьего шанса. Если она заставит его покинуть поместье против воли, то все будет кончено, даже толком не начавшись. Нотт явно мало заботился о благополучии отношений своего врага и девушки, к которой был расположен. И как же Грейнджер не подумала об этом раньше? Кто, в таком случае, выйдет победителем из этой странной битвы? Весь мир, Теодор, но никак не она и Драко. Воображение скрывало последствия такого шага, потому что будущее было ужасным. Невероятно светлым, справедливым, правильным, но таким горьким и безнадежным для двух человек! Гермиона тяжело сглотнула. Неужели она родилась для того, чтобы жертвовать своим счастьем во имя чужого? Лучше бы Малфой и вовсе не доказывал, что с ним она может быть так счастлива.

Её глаза сверкали влагой, и Драко на пару секунд выпал из реальности, концентрируя все внимание лишь на них и влажных от слез щеках. В моменты яростного отчаяния Грейнджер была похожа на мятежную нимфу, и тогда слизеринцу казалось, что лица прекрасней он еще не видел. Сил на то, чтобы сдерживаться, не осталось. Перехватив кулаки, остервенело сминающие его рубашку, Малфой резко дернул их вниз и на мгновение замер, запечатлев искру надежды во взгляде Гермионы.

Волшебница закрыла глаза, когда цепкие пальцы впились в её волосы и потянули их, заставляя запрокинуть голову. Холодная ладонь впечаталась в её шею, а искусанные губы накрыло чужое тепло. Драко целовал её грубо и нетерпеливо, но это все равно было в тысячу раз лучше его холодности. Твердое тело прижималось к ней, и Гермиона слабо скользила пальцами по плечам и груди, в противовес резким движениям губ успокаивая и лаская. Ладонью взъерошив уложенные волосы и несильно сжав их, девушка приподнялась на носочки, неосознанно поддаваясь каждому движению слизеринца. Отвечать на поцелуй почему-то выходило ужасно — слишком уж настойчиво Малфой утверждал свое главенство.

— Драко… — прошептала она, когда юноша отстранился для вдоха. Затуманенный страстью взгляд обратился к ней с недоумением. Слизеринец нахмурился, вылавливая свои мысли по одной из клубка страсти, разворачивающегося в нем. На периферии оставалась догадка о том, что Грейнджер определенно что-то задумала, но размышлять об этом сейчас было бы верхом идиотизма. Малфой ловил каждый момент, пока она была рядом добровольно, ведь подсознание твердило о том, что счастье вряд ли будет длиться долго. Однажды он сам говорил Гермионе, что она, сколько бы ни любила, будет бороться до конца. Теперь верить в это стало сложнее — гриффиндорка жалась к нему, не в силах совладать с собой. Еще несколько секунд — и Малфой забыл бы себя, но её тихий голос разбил все ложные мечтания. Драко знал, что она скажет. Наверняка Грейнджер хотела уговорить его пойти с ней, и, видит Мерлин, если она еще раз так же соблазнительно облизнет губы — он согласится. Но Гермиона молчала и все больше краснела, отводя глаза.

— Говори, — хрипло выдохнул Драко, с нетерпением наблюдая за смущенным порханием её ресниц.

— Поцелуй меня, — Гермиона чувствовала себя полнейшей дурой, потому что так и не смогла сказать прямо того, чего хотела. По мнению гордой гриффиндорки, фраза «сделай это нежно» звучала бы чрезвычайно слащаво и глупо.

— Но я уже… — Драко на секунду растерялся. Последний раз подобное смятение он чувствовал в пятнадцать, когда впервые целовал девчонку.

— Не так, — стыд за такую инфантильность захлестнул девушку с головой. Она ожидала, что на её немую наивную мольбу Драко рассмеется или бросит что-то обидное, однако хотелось — в последний раз — почувствовать его нежность.

И Малфой все понял. Его пальцы, сжимающие копну каштановых кудрей, ослабли, а рука соскользнула с шеи — на бледной коже расцвели пятна. Успокаивающе проведя по ключицам кончиками пальцев, он так осторожно, как только мог, взял её лицо в ладони и склонился, лаская тихим дыханием губы.

— Расслабься, — он примирительно коснулся её лба своим. — Открой рот.

Гермиона послушно разомкнула губы, набрав в легкие побольше воздуха. Все внутри кипело от предвкушения, и последняя мысль, связанная с причиной её пребывания здесь, предательски испарилась из головы. Язык Малфоя медленно и осторожно коснулся нижней губы, и Гермиона, если бы не знала, с кем имеет дело, назвала бы это проявлением робости. Но то, с каким уверенным напором влажный мускул проник в её рот в следующее мгновение, уничтожило последние крохи каких-нибудь мыслей вообще. Драко с удовлетворением заметил, как распрямляются нахмуренные брови, а сжатые на его плечах пальцы обессиленно соскальзывают по груди. Спустя несколько секунд Малфой сделал для себя вывод, что целоваться с Грейнджер, когда она не получает от этого удовольствия — бессмысленно, ведь только в ином случае ему удавалось ощущать приливы столь сильного душевного подъема и дикого возбуждения. Еще час назад Драко думал о том, что будет счастлив, даже если принудит её к близости. Сейчас такие мысли казались смешными и наивными. Пусть Грейнджер была в его комнате и в его руках — воля Драко по-прежнему оставалась зажатой между этих тонких хрупких пальчиков. Её тело слабело с каждым мгновением, и потому Малфой, на секунду разомкнув поцелуй, подхватил девушку на руки и в несколько шагов донес до кровати. Гермиона неловко поежилась, пряча взгляд и пальцами оглаживая вышитые на шелковом покрывале узоры. Припухшие от поцелуя губы саднило, и она провела по ним ладонью, заставляя себя вновь собраться с мыслями, пока Малфой не начал снова действовать.

— Грейнджер, — он, опустившись на колени перед сидящей на постели девушкой, положил ладони на её колени и сжал пальцы. Ладонь слизеринца уверенно скользнула в вырез, и он внимательно проследил за реакцией Гермионы. Она, сначала запрокинув голову и шумно задышав, вдруг вздрогнула и резко посмотрела ему в глаза. Драко усмехнулся, останавливая руку в сантиметрах от подвязки. Хотя почти все здравые мысли и покинули кудрявую голову гриффиндорки, про свою палочку она, очевидно, не забыла. Почувствовав опасность почти на интуитивном уровне, Гермиона выдавила панический вздох. Следовало немедленно отвлечь Малфоя, и тут уж на помощь пришли виденные ею по вине чар развратные сны.

Нацепив на лицо маску коварства, Гермиона подалась вперед и схватила Драко за ворот рубашки. «Ведьма», — подумал он, повинуясь её рукам, притягивающим ближе. Когда Гермиона откинулась на спину, увлекая за собой и юношу, его руки покинули бедра, и гриффиндорка смогла спокойно выдохнуть. Однако облегчение не длилось долго: Драко подхватил открытую ногу под колено и потянул вверх, прижимая её тело к себе.

— Что ты там прячешь, милая? — приторно-сладко прошипел он ей на ухо и яростно вцепился пальцами в бедро. Гермиона позволила себе испугаться лишь на секунду. «Отвлеки его», — подсказывало сознание. Как говорила Джинни, мужчины окончательно теряют способность трезво мыслить лишь тогда, когда они крайне возбуждены. Хотя Гермиона всегда морщилась при затрагивании этой темы в их разговорах, сейчас совет пришелся очень кстати.

— Ты узнаешь… — она яростно вскинула брови и оттолкнула его, воспользовавшись замешательством. Тут же перемахнув через бедра слизеринца, она села на его ноги чуть выше колена и обхватила шею руками. Драко был заинтригован и удивлен. Грейнджер же была… Грейнджер, в конце концов! На роковую соблазнительницу она явно не смахивала, но тот момент, когда её глаза блеснули таким коварством… Малфой подумал о том, что выхватить палочку он успеет и позднее. Гораздо интереснее было наблюдать за тем, как гриффиндорка совершает весьма любопытные попытки соблазнить его.

Гермиона, набравшись смелости, приникла к его рту так же резко, как и он в первый раз. Разгоряченные губы ответили с большой страстью, а бледные пальцы сжались на её ягодицах. Девушка поняла, что неизбежно теряет контроль над ситуацией. Прикусив его губу сильнее, чем рассчитывала, она отстранилась и рванула на себя ткань рубашки. Но крепко пришитые пуговицы не поддались такому напору, и, разочарованно застонав, Гермиона принялась расстегивать их дрожащими пальцами. Малфой наблюдал за ней с легкой ухмылкой, языком слизывая кровь, выступающую из укушенной губы.

— Что дальше, Грейнджер? — насмешливо спросил Драко, когда она застыла, расстегнув последнюю пуговицу. — Требуется помощь справочника?

— Заткнись, — она обхватила его за шею и притянула к себе. Их губы застыли в миллиметрах друг от друга. Несколько мгновений молодые люди упрямо смотрели друг другу в глаза, чего-то ожидая. Первым не выдержал Драко и подался вперед, чтобы наконец жадно поцеловать Грейнджер и прекратить эти жалкие попытки её доминирования. Но Гермиона взяла паузу лишь для того, чтобы точно вспомнить отрывок одного из своих самых развратных снов. Когда Малфой потянулся к ней, девушка быстрым касанием слизнула кровь с его губ, и, так и не подарив поцелуя, приникла губами к шее слизеринца. Драко закрыл глаза и запрокинул голову, с досадой признавая, что, как и всегда, недооценил гриффиндорку. Её мягкие влажные прикосновения быстро спустились к плечу, а острые зубки несильно впились в кожу. Драко издал позорный вздох наслаждения, но тут же прикусил язык. Показывать Грейнджер, как она на него влияет, было просто унизительно. Он уже хотел взять ситуацию под контроль, но вдруг её пальчики ловко пробежались по плечам и соскользнули к груди. Немного подумав, Гермиона легонько сжала его соски, одновременно касаясь языком места укуса. Малфой распахнул глаза, когда понял, что не удержался и тихо застонал. С неудовольствием пришлось признать: попытки гриффиндорки отвлечь его от посторонних мыслей увенчались головокружительным успехом. Но её руки внезапно застыли, а бедра напряглись. Услышав едва различимый стон юноши, Гермиона ощутила острый укол возбуждения и попыталась свести ноги. Из-за неудобного положения удовлетворить накатывающую похоть не удалось, и жгучее тепло, зародившееся в животе, заставило её прогнуться и прижаться всем телом к обнаженному торсу.

— О, сладкая, что же ты остановилась? — хрипло и мстительно произнес Драко, напрягая мышцы спины и выпрямляясь. Воспользовавшись слабостью и растерянностью гриффиндорки, Малфой накрыл её руку своей ладонью и повел вниз. — Не поможешь мне? — прижав ладонь волшебницы к собственному паху, поинтересовался юноша, но, услышав её обессиленный всхлип, насторожился. Уронив голову на его плечо и прижавшись лбом к шее, Грейнджер шумно дышала, жмурясь словно от боли. Возбуждение, которое она испытывала, было почти невыносимым. Драко кинул быстрый взгляд на кольца — они светились магией.

Ощущая, как внутри все буквально перекручивается, Гермиона корила себя за глупость и слабость — нужно было произнести желание задолго до того, как чары из союзников превратились в врагов. Волны возбуждения одна за другой посылали сладкую ломоту во все части тела, и девушка понимала, что слишком увлеклась собственными желаниями. Теодор ждал её в саду, наверняка думая, что сейчас отважная гриффиндорка изо всех сил старается спасти мир, а она… О, Мерлин!

Прохладные пальцы задрали измятое платье и тут же скользнули под бельё.

— Все в порядке, — теплый поцелуй пришелся в лоб. — Я сделаю так, чтобы стало легче.

Наблюдать за тем, что чары вытворяют с ними обоими, было отвратительно. Драко со злостью закусил губу, посмотрев на кольца. Гермиона страдала от желания, и это выводило из себя. Моменты, в которые она должна была стонать от удовольствия, превращались в адскую пытку. Хотя слизеринец понимал, что совсем не он привел к тому, что Грейнджер едва дышала от раздирающих её противоречивых эмоций, ему все равно было гадко. Даже собственное возбуждение ушло на задний план — стремление помочь девушке захватило Малфоя с головой.

Когда пальцы осторожно заскользили меж влажных складок, Гермиона напряглась и впилась ногтями в плечо Драко. Чувствуя лбом тепло его кожи, волшебница слегка успокаивалась. Она знала, что Малфой поможет, и это доверие грело её сердце. Медленными круговыми движениями он обводил чувствительные места и заставлял её часто и нервно содрогаться. Тихие постанывания в шею распаляли фантазию, и Драко повернул голову к гриффиндорке. Её поалевшие от стыда и возбуждения скулы были очаровательны. Внезапно она напряглась сильнее, и, прижавшись к слизеринцу еще ближе, быстро задышала.

— Давай, милая, — губами он сумел дотянуться до её щеки, а свободной рукой провел по волосам. Прижавшись к её виску, Малфой часто и горячо зашептал, зная наверняка, что это сработает:

— Кончи для меня, слышишь? Гермиона… Я так хочу это почувствовать…

Девушка изогнула спину до боли в пояснице и сжала зубы. Тугой клубок желания в её животе взорвался, распространяя по телу ослепительную эйфорию. Хватанув ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, она закрыла глаза и обессиленно рухнула в его объятия. Теплая ладонь бережно опустилась на затылок, прижимая её голову ближе к пылающему жаром телу.

Отходя от оргазма, Гермиона мысленно раздирала себя на клочки. Чувство вины, глубокой привязанности и непонимания того, что следует делать, терзали её подобно «круциатусу». Мысли бились в истерике: «Назови желание! Сделай это, пока еще не поздно!», но девушка молчала, прижавшись к Драко в надежде, что все разрешится само собой. Он был так ласков и так осторожен, что мысль о предательстве заставляла сердце Гермионы обливаться кровью. Пусть бы лучше Малфой измывался над ней и обзывал, как прежде. Выносить его нежность было невозможно.

— Это было так мило, — он соблазнительно улыбнулся ей, а потом, резко скользнув рукой под резинку подвязки, выхватил палочку и поднял её над собой в дразнящем жесте. Гермиона очнулась от блаженного оцепенения и вскинула на Драко яростный взгляд. Дернувшись за палочкой, она была остановлена твердой ладонью, сдавившей талию.

— Куда ты собралась? Я бы хотел повторить. Знаешь, с помощью своих пальцев…

— Отдай палочку!

— Губ…

— Малфой, прекрати немедленно.

— Языка…

— Драко!

— Ты так восхитительно стонала, Грейнджер, — выражение лица помрачнело, и Драко одним жестом откинул палочку в сторону. Глухо ударившись о каменный пол, она закатилась под столик. — Это намного лучше, чем твои крики. Обещаю, подобные звуки будут срываться с твоих губ ежедневно, ежечасно, ежеминутно…

— Отпусти меня! — задыхаясь от истерики, Гермиона дергалась из стороны в сторону, и её волосы яростно разметались по щекам.

— Зачем? Мы только начали, и, кажется, тебе вполне нравилось… — сквозь зубы процедил Драко, окончательно убеждаясь в том, что Грейнджер пришла к нему точно не из личных побуждений. — Повторю свой вопрос: что вы с Теодором задумали?

Гермиона замерла, поняв тщетность своих попыток вырваться. Она была безоружна, а Малфой даже без палочки — в несколько раз сильнее её.

— Что. Ты. Хотела. Сделать? — в глазах юноши не осталось ни намека на ту теплоту, что плескалась в них минутами ранее.

— Драко…

— Отвечай! — прорычал он, обхватывая её подбородок.

Гермиона застыла, мысленно благодаря Драко за его жестокость. По крайней мере, теперь у неё появились силы для того, чтобы сказать своё желание.

— Я хочу, чтобы ты, — начала она и краем глаза заметила, как её перстень разразился светом. Тонкая нить медленно потянулась вверх.

— Пожалуйста, только не говори, что тебя снова кто-то подослал, — Драко болезненно зажмурился, и весь его вид выражал такую глубокую муку, что Гермиона на секунду забыла, как должна была продолжить фразу. — Пожалуйста, Грейнджер, не говори этого! — и его немая мольба сдавила её горло железными тисками. На глаза девушки навернулись слезы. Ей было бесконечно жаль и невероятно больно.

— Чтобы ты пошел, — продолжила она, понимая, что это последний шанс. Взгляд Драко, до этого впивающийся в неё, упал на свечение, взвившееся в воздух.

Она много раз представляла это выражение лица, но никогда не могла представить, что оно будет исполнено такого ужаса. Драко Малфой онемел на пару секунд. Губы слизеринца дрожали, а глаза полнились отчаянным желанием неверия и в то же время отвращения. Его лицо побелело сильнее, изящные брови взметнулись вверх.

— Пошел… со… — складывалось ощущение, что Гермиону кто-то душит. Она тряслась и плакала, не отрываясь от глаз Драко. Внутри ломалось что-то жизненно важное, а черные тени проникали в сознание, уже подкидывая картинки безрадостного будущего. Ненависть, которую Малфой выражал к ней в школьные годы, была ничем по сравнению с этим молчаливым презрением.

— Силенцио! — проревел он, выхватив палочку, а потом оттолкнул от себя оцепеневшую волшебницу и вскочил на ноги. Он отшатнулся от кровати с таким ошарашенным видом, будто его ударили «ступефаем» со спины. Широкими шагами Драко достиг окна и уже оттуда, едва вспомнив про валяющееся под столом оружие Грейнджер, привлек его к себе.

Гермиона сидела в том же положении, опустевшим взглядом уставившись перед собой. Она не смогла. Не смогла. Не смогла! Паника пыталась пробиться в сознание, но боль, поселившаяся в теле от взгляда Малфоя, притупляла все остальные чувства. Девушка не пыталась пробовать что-то сказать, и луч света, так и не достигнув цели, вернулся в кольцо. Какая же она дура! Гермиона вцепилась пальцами в волосы и распахнула глаза в животном ужасе. Сердце бешено стучало, но гриффиндорка почему-то все еще не могла сдвинуться с места.

— Так вот что вы с Ноттом задумали… — искривленный болью голос ударил не хуже пощечины. — Как я не догадался… Глупец! — Малфой сжал её палочку в ладони и порывисто обернулся. — Думал, будто ты можешь, — Драко запнулся, но, наткнувшись на виноватый взгляд, все-таки продолжил, — скучать по мне.

У Гермионы сложилось такое впечатление, будто до этого момента она летела вниз с крутого обрыва с чувством сильнейшего страха, а в эту секунду разбилась и болезненно умирала.

— Не смей! — взревел Драко, наблюдая за тем, как Гермиона поднялась с кровати и метнулась по направлению к нему. — Даже не смей приближаться! — он выставил вперед руку, но девушка, будто вместе со способностью говорить потеряла ещё и слух, медленно продвигалась вперед. Даже если бы Малфой не отнял у неё речь, гриффиндорка не смогла бы сказать ни слова.

— Ты мерзкая шлюха! — прошипел он и в порыве гнева смел все пергаменты и книги с подоконника. — Жалкая, убогая, просто отвратительная! — он метнулся мимо неё и пнул ногой стол. Бутылки с отвратительным визгом повалились на пол, и бордовые лужи расползлись по светлому мрамору подобно крови. — И я не лучше… — Драко схватился за голову и обреченно опустился на кровать. Его шумное, почти безумное дыхание заставляло девушку морщиться от ужаса. Она сделала неслышный шаг к нему навстречу.

— Что? — он усмехнулся и хрипло рассмеялся. — У тебя есть план «б»? Нет? Теодор не подсказал? Паршивый из него стратег! Так что ты намерена делать? Твой болтливый язычок больше не может произнести желание… — Драко скривил ужасную улыбку.

Он издевался и смеялся над ней, но внутри все драло так, будто в легких и сердце открылись кровоточащие раны. Малфою показалось, что он сходит с ума. Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько униженным, ведь обмануться в вере после того, как окончательно проникся ею едва ли было менее больно, чем умирать. И это покорное траурное лицо с огромными заплаканными глазами, которые сводили его с ума всего несколько минут назад…

Когда Гермиона подошла совсем близко, она попыталась прикоснуться к плечам слизеринца. Её вздернули вверх за запястья, а потом отшвырнули на кровать. Лицо Драко, перекошенное от ярости, закрыло обзор на потолок. Его пальцы тут же сдавили шею, и пульс забился в висках.

— Я бы ни за что не заставил тебя сделать то, чего бы ты не хотела! — отчаянно прошипел он. — Если бы ты только что-то чувствовала ко мне… Если бы я действительно был тебе нужен… — Драко задыхался. — Ты бы не посмела! Но самое отвратительное… — он приблизился к ней вплотную, и девушка зажмурила глаза. — Что я все еще отчаянно нуждаюсь в тебе… — его дрожащие пальцы прошлись по мокрым от слез щекам. — Ты поплатишься за это, маленькая лгунья. И Теодор тоже. Он будет гнить в подвалах до конца своей никчемной жизни, а ты… — Драко сжал тонкую шею сильнее, и Гермиона судорожно хватанула ртом воздух. — Никогда не покинешь этой постели.

Комментарий к 22. Вкус лжи

Дышим ровнее. Все будет хорошо

(наверное)

Очень долго просидела над nc, потому что искренне хотела переплюнуть все, что до этого вы могли прочитать. Конечно, вряд ли это у меня получилось, но я старалась (не зря же столько фанфиков прочитала). Возможно, встретятся фразы-клише, но они, как правило, очень хорошо работают в правильных сочетаниях.

В общем, надеюсь, вы не будете закидывать меня тапками по поводу того, что Гермиона “глупо облажалась”. Попытайтесь понять эту ситуацию, ведь она действительно сложная. Вообще в моей работе очень много отсылок для раздумья над нашей с вами жизнью, и я искренне надеюсь, что каждый из читателей находит в моих главах что-то ценное для себя.

Кстати, теперь у фанфика есть трейлер)

Быстрее смотреть на страницу в вк:

https://vk.com/hazyforestffiction

========== 23. Условия ==========

Четвертый «круциатус» был намного слабее, чем предыдущие три — Теодор почти не кричал. Влага на холодном каменном полу щипала рваные раны, нанесенные «сектумсемпрой» отца, но эта боль оставалась почти неощутимой по сравнению с действием запретного заклинания.

— Теодор, — шаги мужчины отдавались в голове тупой болезненной пульсацией. Слизеринец сделал глубокий хриплый вдох и открыл налитые краснотой глаза. — Я думал, ты куда умнее, но нет… — немного подумав, Протеус спрятал палочку в складках мантии и снял перчатки. — Такой же бесполезно безголовый, как и твоя мать.

— Заткн… — сквозь зубы зашипел слизеринец, но сорванные из-за крика связки защипало, и он зашелся тяжелым болезненным кашлем.

— Но не думай, что я наказываю тебя по своему желанию… — в голосе отца Теодор четко различал лживые нотки, и это злило еще больше. — Лорд Малфой был очень недоволен тобой, так что я не мог не подчиниться, когда он приказал бросить тебя сюда, — Пожиратель будто заинтересованно осмотрел поросшие мхом стены подвального помещения. — Правда, «сектумсемпра» и парочка «круцио» сверху были моей личной инициативой.

— За что ты меня так ненавидишь? — сумел прошептать Теодор и дрожащей рукой потянулся к животу. Пальцы облачились в теплую кровь, и юноша постарался расслабиться, чтобы кровь не слишком сочилась из раны.

— Нет, Тео! — Протеус присел перед сыном и внимательно посмотрел на его лицо, блестящее от пота и крови. — Я желаю тебе только лучшего, пойми. Через боль приходит послушание и, главное, истина. В этом мире, мой дорогой сын, ты должен либо причинять страдания, либо терпеть их. Но разве мы были рождены для смирения? Сейчас ты тот, кто готов принимать удары ради других, но, может быть, спустя час, когда я приду снова, что-то изменится. И если ты возненавидишь меня — прекрасно. Ярость — лучший друг Пожирателя. Можешь даже придумать какую-нибудь очаровательную месть, только перестань, ради всего святого, наматывать сопли на кулак и страдать из-за какой-то мерзкой грязнокровки!

— Ты ничего не знаешь!

— О, так это из-за любви к тебе она пришла прямо в руки к Малфою? Брось, Тео! Если бы ты искал личного счастья, то просто сбежал бы вместе с грязнокровкой! Но мисс Грейнджер скорее всего сейчас находится в постели нашего дорогого Лорда, и я не уверен, что она слишком несчастна.

— Замолчи… — выстонал Теодор, и его сковал ужас.

Когда его поразили «ступефаем», в голове была лишь одна мысль: Гермиона не смогла осуществить задуманное. Теодор не знал причины, но искренне надеялся, что это была не слабость гриффиндорки. Нотт до последнего верил в её хладнокровие.

— Я долго думал, как наказать тебя за непокорность, — Протеус поднялся на ноги и тихо хмыкнул, когда Теодор попробовал сесть, скорчившись от боли. — Выйдешь отсюда, если согласишься на брак с Асторией Гринграсс. И я наложу связывающие чары, чтобы контролировать тебя.

— Зачем? — Нотт яростно сжал зубы. — Почему бы просто не наложить «империо»?!

— Это слишком скучно, к тому же… — Протеус растянул губы в зловещей усмешке.— Магические браки не расторгаются, а это значит, что ты до конца своих дней будешь привязан к нелюбимой женщине. Я-то знаю, что для такого чуткого мальчика, как ты, это намного хуже, чем «империус». Хуже, чем все запретные. И, если завершать перечисление плюсов этой великолепной сделки — ты наконец сможешь забыть грязнокровку.

— Я не дам согласия, даже не жди! — прорычал Теодор, но подняться так и не смог. Бессилие выводило из себя. Хотелось придушить Протеуса, но юноша не мог даже встать на ноги.

— Не бросайся словами, — фыркнул Нотт. — Посмотрим, что ты скажешь к вечеру. И, чтобы лучше думалось, я навещу тебя еще несколько раз. К счастью, «круциатусом» я владею в высшей степени превосходно.

— Ты просто не можешь быть моим отцом, — злобно прошептал Теодор, откидывая голову к стене.

— А ты — моим сыном, но это так. Пора бы принять реальность, Тео. Она не такая уж и ужасная, если посмотреть с нужных позиций. Я не прощаюсь, — Протеус многозначительно вскинул брови, и, бросив на сына последний взгляд, вышел за скрипучую железную дверь. Щелкнул замок, и Теодор засмеялся над своим бессилием — без палочки он не мог отпереть обычную дверь, не заблокированную никаким заклинанием.

Протеус глубоко вдохнул спертый воздух и нахмурился. Сладковатые нотки прелости навевали на него воспоминания об Азкабане. Постояв за дверью всего несколько секунд, он направился вперед по мрачному коридору, пока не наткнулся на круто взвивающуюся лестницу. Наверху у железных перил стояла тонкая фигура, облаченная в темную мантию. Удовлетворенно хмыкнув, Пожиратель преодолел несколько десятков ступеней и остановился, всматриваясь в бледное лицо девушки.

— Вы звали меня? — пролепетала она, так и не подняв глаз.

— Да, — он смахнул с плеча паутину. — Позаботься о моем сыне. Кажется, я слегка не рассчитал с силой «ступефая». И напомни лишний раз, что лучше ему согласиться на брак с Асторией.

— А что будет со мной? Драко снова вместе с Грейнджер! Теперь я ему точно ненужна, — набравшись смелости, выпалила Пэнси и зажмурилась. Протеус молчал несколько секунд, а потом рассмеялся.

— Не беспокойся, — Протеус тяжело опустил руку на её плечо, заставив волшебницу вздрогнуть. — Мисс Грейнджер вскоре умрет, и тогда законное место подле нашего Лорда перейдет к тебе. Я не забыл, Пэнси, какую великую услугу ты мне оказала. Все будет так, как мы и договаривались, — заверил Нотт шепотом. — А теперь, будь добра, сделай так, чтобы мой глупый сынок не скончался до вечера. У меня на него еще очень много планов…

Пэнси искоса наблюдала за тем, как Протеус уходит, и дрожала. Голос Пожирателя ввергал её в ужас, что бы он не говорил. Когда же шаги мужчины затихли и молчание стен начало давить на мозги, Паркинсон нерешительно посмотрела вниз и тяжело сглотнула. Спускаться в кромешную темноту сырых подвалов особняка не хотелось вообще. Как-то раз в детстве Пэнси забрела сюда по незнанию, и один из домовых эльфов, живущих в подвале, напугал её чуть ли не до смерти. С тех пор слизеринка и близко не подходила к этой лестнице.

Но, вспоминая властный взгляд Протеуса, девушка понимала, что не может ослушаться, а потому зажгла «люмос» и начала не спеша спускаться вниз. В лицо ударил затхлый запах сырости, и Пэнси поморщилась. Под ногу попался камешек, и волшебница споткнулась, чуть не скатившись по лестнице. Сердце отчаянно билось в груди — казалось, какой-нибудь визгливый призрак вот-вот выпрыгнет из темноты и страшно завоет. Но слизеринка крепилась мыслью о том, что в конце пути её ждет живой (она надеялась) Теодор, и продвигалась все дальше. Ужаснее всего было идти по узкому коридору, темнота в котором оказалась еще более вязкой, чем на лестнице.

— Теодор! — неловко вскрикнула она, не понимая, куда ей следует идти. Сбоку было несколько дверей, но все они были заперты. Открывать каждую наугад совсем не хотелось.

— Кто это? — хриплый голос донесся из последней камеры, и Пэнси судорожно выдохнула. Ничего не ответив, девушка направилась к железной двери, обросшей от старости зеленью. Отодвинуть тяжелый засов удалось только со второго раза — весь он оброс ржавчиной. Прежде чем войти, Пэнси крепко сжала палочку в руке и подняла её, чтобы в случае чего сразу атаковать. Но, если бы она увидела сразу, в каком состоянии находится Нотт, то не стала бы беспокоиться о собственной безопасности.

В слабеющем луче «люмоса» привалившийся к стене окровавленный юноша выглядел дико и жутко. Пэнси испуганно вздрогнула, когда он поднял на неё голову. Слипшиеся от крови на виске волосы завивались жесткими локонами и казались еще более темными, чем раньше. Контраста с практически побелевшей кожей не увидеть было невозможно. Его покрасневшие глаза были едва открыты, но Теодор точно видел, кто стоит перед ним, а потому сжатые в напряжении кулаки тут же расслабились. Пэнси он не боялся, хотя был ранен и практически обездвижен.

— Зачем ты это сделал? — с ужасом прошептала Пэнси, и, притворив за собой дверь, подошла к слизеринцу. — Знал же, что так и будет…

— Я не хочу обсуждать это с тобой, — поморщился Теодор, накрывая рукой глубокую рану на животе. — Кто тебя прислал?

— Протеус. Он сказал, что я должна помочь тебе, — прошептала Пэнси, и юноша тихо хмыкнул. Улыбка на его разбитый губах смотрелась по-настоящему жутко.

— Тебе же не слишком хорошо удаются лечебные заклинания? Клянусь, он об этом знал, иначе не просил бы тебя…

— Мог бы поблагодарить меня, — Пэнси вздернула подбородок. — За то, что я вообще пришла.

— Как будто ты могла ослушаться моего отца…

Пэнси обиженно закусила губу, замолчав. То, что она была не сильна в медицинских заклинаниях, было истинной правдой. Но показывать это Нотту, разумеется, не хотелось. Она смутно помнила что-то с уроков, но нужные слова, как назло, никак не вспоминались.

— Уходи, — устало закрыв глаза, прокомментировал Теодор. — Все равно ты ничем не сможешь помочь.

«Наверняка он думает, насколько я хуже всезнайки Грейнджер», — оскорбленно подумала Пэнси и потупила глаза. Признавать то, что она со своей палочкой была абсолютно бессильна против таких глубоких ран, девушка не собиралась, и поэтому еще раз задумчиво обвела камеру взглядом.

Звук рвущейся ткани пробудил Нотта от мгновенного забытья, и юноша снова открыл глаза. Пэнси уверенно махала палочкой, раздирая свою мантию на клочки.

— Что ты делаешь? — он был действительно заинтригован. Пэнси не обратила внимания на вопрос, решив во что бы то ни стало игнорировать Нотта, посмеявшегося над её способностями. Да, она не знала наизусть все книги в библиотеке Хогвартса, и что с того? Девушка не собиралась посвящать свою жизнь учебе — были мечты поважнее. Не то, что у этой дурочки Грейнджер…

Пэнси осветила дальний угол камеры. Там, помятый и пыльный, валялся медный таз, перевернутый вверх дном. Призвав его с помощью магии, волшебница очистила полость от грязи несколькими заклинаниями, обычно помогающими ей приводить в порядок испачкавшуюся одежду.

— Агуаменти, — прошептала она, и емкость наполнилась чистой водой.

Теодор следил за однокурсницей с нескрываемым любопытством, и совсем немного — иронией. Ему казалось, что все попытки Пэнси помочь будут тщетными, пока она, намочив оторванный материал в воде, не прикоснулась к его виску.

— Паркинсон! — зашипел Нотт, отдергиваясь от влажной тряпки. — Больно!

— Не больнее, чем «ступефай», — бесстрастно отозвалась она, одним резким движением поворачивая голову слизеринца к себе. Острые ногти впились в кожу под подбородком, удерживая. — Потерпишь.

Теодор сжал челюсти, чувствуя, как вода проникает в открытую рану на виске. Но, несмотря на неприятные ощущения, чувство отвратительной липкости постепенно проходило, и казалось, что кожа может дышать. Паркинсон действовала уверенно, но юноша даже не догадывался, скольких душевных сил ей стоило пачкать руки в чужой крови.

— Ты бы могла и не делать всего этого, — улучив момент, когда девушка отстранилась, чтобы сполоснуть ткань, выдавил Теодор.

— И правда, — хмыкнула Пэнси. — Мне следовало бы ненавидеть тебя. Теперь Грейнджер снова рядом с Драко. Как же бесит… — слизеринка резко дернула на себя ворот рубашки, и поврежденная ткань разъехалась. Нотт сжал губы, терпя не слишком осторожные прикосновения к особенно глубокой ране на животе.

— Так почему? — спросил он, едва сумев разомкнуть сжатые из-за щиплющей боли зубы.

— Должна же я сделать хоть что-то хорошее в своей жизни. Прошлых проступков это не искупит, конечно… — Паркинсон на мгновение замерла, вспоминая лицо мадам Пинс.

— У всех есть шанс, — вкрадчиво произнес Теодор, заметив помрачневшее выражение лица волшебницы.

— Заразился от Грейнджер благородством? — огрызнулась она и принялась промокать рану с особым остервенением. — Мы все завязаны в этом неправдоподобном плане Пожирателей, — голос был потухшим и обреченным. — Осталось лишь выбрать сторону победителей или проигравших.

— Ты еще не поняла? — Нотт подарил ей жесткий взгляд. — Мы все будем проигравшими, если Протеус осуществит задуманное.

— Только не я! — Пэнси взяла сухую полоску ткани и быстро обернула её вокруг головы юноши, особенно прижимая к ране. — Драко будет моим.

— Зачем обманывать себя? — Теодор одним резким движением схватил её за запястье и потянул к себе. Пэнси попыталась испуганно отшатнуться, но крепкая хватка слизеринца не дала ей сделать и шага.

— Отпусти, иначе пожалеешь! — Пэнси и сама не испугалась бы той угрозы, что только что озвучила. Её голос был больше похож на блеяние овечки.

— Помоги мне.

— Ты же знаешь, что Протеус накажет меня и моих родителей! — простонала девушка, все еще пытаясь освободиться. — И в чем я еще могу тебе помочь?

— Я должен сбежать и забрать отсюда Гермиону…

— О, ну конечно! — Пэнси разозленно дернула руку на себя и наконец смогла сбросить с себя пальцы Теодора. — Всем необходимо спасти гриффиндорскую принцессу! У неё голова не кружится от количества поклонников? Если ты хотел попросить у меня помощи, называть имя Грейнджер было самой плохой идеей! Вот что, Нотт, — она пылала яростью, поднимаясь на ноги. — Лучше согласись на брак с Асторией и прекрати страдать из-за маггловки, которая даже не смотрит на тебя. Не обманывай себя, — повторила она его слова, громко усмехаясь.

— Я смогу помочь тебе, если согласишься, — Нотт открыл глаза, предпринимая последнюю попытку уговорить Пэнси.

— Помочь себе смогу только я сама, — горьким шепотом ответила девушка, покидая камеру. — И ни за что не отступлю почти в конце пути.

— Пэнси… — Теодор попытался подняться, ощутив яркое отчаяние, но дверь уже захлопнулась и скрежетнул запор. — Паркинсон! Вернись, черт бы тебя побрал! Протеус не выполняет своих обещаний! Ты попадешь в ловушку, если и дальше будешь его слушать!

Пэнси спешно шагала вперед, с усилием заставляя себя не прижимать ладони к ушам. Ей и так было тревожно, а крики Нотта по капле высасывали даже ту крошечную уверенность, которая была в волшебнице до этого.

***

Длинный стол и ряд дубовых кресел по обеим сторонам, полумрак в помещении и горящие взгляды убийц, преступников и сумасшедших навевали на Драко далеко не самые приятные воспоминания. Он был на собраниях Пожирателей вместе с отцом всего несколько раз, но этого хватило, чтобы все оставшееся время Малфою снились кошмары, в которых Нагайна пожирала очередного безвинного человека. Слизеринец содрогался, вспоминая, что однажды кровь разрываемой жертвы брызнула на него. Ощущения душащей тошноты и животного ужаса Драко запомнил на всю жизнь.

Благодаря дотошной консервативности Пожирателей в этот раз все было почти так же, как и при Волан-де-Морте. Малфой восседал во главе стола, открытый для обозрения блестящих от ненормального возбуждения глаз. Перед ним единственным стояла бутылка огневиски и низкий стакан, заполненный янтарной жидкостью до краев. Без алкоголя руки Драко тряслись, и он намеренно предотвращал это, с невероятным усердием опустошая запасы Паркинсонов. Дурманящая легкость разжимала тиски, в которых себя ощущал юноша, и только тогда он мог спокойно дышать. Абсолютно трезвым Малфой был лишь утром, очнувшись где-то около кровати со съежившейся на ней Грейнджер. Драко плохо помнил, что он говорил, пока находился в пьяном угаре, но был уверен, что это было мерзко. Уходя из комнаты, юноша видел опухшие от слез глаза Гермионы.

— Пришло время обсудить предстоящий Обряд, — наконец начал Протеус, сидящий по правую руку от Драко. Юноша плотно сжал губы, и, нацепив на лицо выражение абсолютной скуки и расслабленности, повернулся к Пожирателю. Нотт выглядел чрезвычайно довольно.

— Говори, — кивнул Малфой и не глядя поднял стакан. Боковым зрением уловив недовольный наклон головы Нарциссы, Драко сделал два больших глотка. Горло задрало, но юноша лишь удовлетворенно зажмурился.

Протеус вознес палочку и нарисовал в воздухе непонятный для всех остальных знак. Из древка ударили струи черного дыма и, извиваясь словно змеи, устремились вверх. С замиранием Пожиратели наблюдали за тем, как клубы спускаются к столу и, запутываясь в темный клубок, медленно рассеиваются. Когда последний изгиб дыма исчез, оставив за собой только тяжелый запах гари, на столе обнаружился высокий серебряный кубок, весь испещренный древними рунами и надписями. Его изящные гнутые ручки были обвиты тонкими цепями, соединяющимися в тяжелый навесной замок.

— Что это? — Драко приподнял бровь.

— Чаша для Обряда Черной Клятвы. Я уже говорил вам, — Протеус точно помнил, насколько пьян в тот момент был мальчишка, а потому с легким нетерпением приступил к объяснению заново. — Вы должны принести клятву на крови и зарядить палочку силой, которую мы все вложим в эту чашу. В противном случае вы можете не справиться с освобожденной Силой.

— В чем я должен поклясться? — тихо спросил юноша, прищурив глаза. Даже отсюда он чувствовал темную энергетику, исходящую от артефакта.

— В том, что выполните все условия, необходимые для свершения Обряда Обретения. Каждый из присутствующих также принесет клятву.

— Интересно, — Драко покачал бокалом, наблюдая, как жидкость сползает по тонким стенкам. Посмотрев на присутствующих сквозь прозрачный хрусталь, слизеринец запечатлел затравленный взгляд Пэнси Паркинсон. Она вздрагивала каждый раз, когда Протеус начинал говорить.

— Драко! — сбивчиво выдохнула миссис Малфой. Юноша мгновенно повернулся к матери, озлобленно сдвинув брови. Нарцисса не сказала больше ни слова, лишь укоризненно покачала головой. Происходила борьба взглядами, и Протеус недовольно нахмурился, наблюдая за мимикой Драко. Пожиратель не мог допустить того, чтобы юный Малфой усомнился в выбранном пути. Его состояние и без того оставалось шатким. Протеус понимал: один неверный шаг, и мальчишка сдастся и испугается. То, что он с прошлого вечера пребывал в отвратительном настроении, не было секретом ни для одного обитателя особняка. Сначала Нотт списывал это на злобу из-за выходки своего сына, но потом понял, что дело в Грейнджер. Могла ли она отказать мальчишке? Протеус подозревал, что между ними было что-то кроме юношеского влечения. Что-то куда более сильное и… древнее. Но спросить об этом Малфоя не решался даже самый главный из Пожирателей: юный Лорд находился в пьяном угаре почти все время. Вспышки его гнева то и дело поглощали стены поместья, и Протеус недовольно наблюдал за тем, как звенит хрусталь в люстре, когда выбросы магии пробегались по всем помещениям. Стихийные взрывы подавлять было очень сложно, но Протеус раз за разом восстанавливал поглощающие чары, чтобы мелкое поместье Паркинсонов не разлетелось в щепки. И теперь, перетерпев столько капризов мальчишки, Нотт не собирался сдавать позиции.

— Кажется, мой Лорд, здесь есть люди, сомневающиеся в вашей силе, — мужчина вскинул брови, в упор смотря на Нарциссу. Лицо её было полно решимости, но глаза — страха. Бледные руки сжимались в нервные клубки кулаков.

— Проводите миссис Малфой, — резко отвернувшись от матери, Драко опустил голову. — Она устала.

— Я уйду сама, — холодным голосом отрезала она, когда один из Пожирателей дернулся исполнить приказ.

Пока мерный стук каблуков наполнял помещение напряжением, Драко морщился и сжимал в руках стакан. Ему казалось, что он потерял абсолютно все: и путь, и даже собственную мать. Заставить её молчать было легко, но это не имело значения, пока Нарцисса не сводила с него осуждающе-горького взгляда. Все это было выше сил Драко. Разозленно стукнув кулаком по столу, он схватился за горлышко бутылки и отчаянно плеснул себе еще огневиски.

— Лорд Малфой, — Протеус покачал головой. — Я понимаю, что все это доставляет вам дискомфорт, но, пожалуйста, дождитесь окончания Обряда.

— Ты приказываешь мне? — Драко угрожающе улыбнулся.

— Я хочу, чтобы вы дали клятву, находясь в сознании. Иначе магия может повредить ваш рассудок, — терпеливо объяснил Протеус, но с усилием сжал кулаки под столом.

— Тогда давай поскорее закончим с этим, — Малфой махнул рукой, нехотя отодвигая стакан. Ему хотелось вернуться к Грейнджер. — Что мне нужно сделать?

— Сначала мы, господа, — Протеус улыбнулся Пожирателям, и все они, словно по команде, вытянули ладони к кубку. Пэнси недоумевающе оглянулась и поспешила повторить за остальными. Её пальцы било крупной дрожью. В голове зародилась тревожная пустота, но волшебница поспешила отвлечь себя мыслями о том, что получит в конце этого пути. Драко определенно стоил…

Мысли о радостном будущем испарились из головы Паркинсон, и на их место пришел страх. Коротким движением палочки Протеус рассек воздух, и на ладонях каждого из сидящих за столом, кроме родителей Пэнси, появились надрезы. Девушка едва не впала в отчаянную истерику, когда кровь каждого Пожирателя устремилась к кубку, смешиваясь и извиваясь алыми лентами. Серебро начало едва заметно светиться, загремели цепи на ручках.

— Клянемся верно служить лорду Малфою, чистокровному в двадцатом поколении, и последовать за ним в Гробовое ущелье, чтобы совершить обряд Обретения Силы, — мерно, словно читал мантру, произнес Протеус, палочкой контролируя потоки крови, закружившиеся над чашей.

— Клянемся! — произнесли Пожиратели почти в один голос. Пэнси прошептала свою клятву одними лишь губами. Все внутри неё содрогалось. Волшебнице казалось, что она подписала свой смертный приговор. Её рука обессиленно упала на стол.

Кубок медленно поплыл в сторону Драко. Юноша наблюдал за артефактом, почти не мигая. В голове была лишь упертость и уверенность в том, что другого пути все равно нет. Какая-то часть Малфоя хотела бы немедленно прекратить Обряд, но она была настолько мала и так запугана тяжелыми мыслями, что Драко почти не колебался, когда поднял свою ладонь и перевел взгляд на Протеуса.

— Клянетесь ли вы, лорд Малфой, чистокровный в двадцатом поколении, отправиться в Гробовое ущелье, чтобы завершить Обряд Обретения Силы?

Драко молчал несколько секунд. Внутри него вдруг вспыхнула борьба, и сердце забилось с бешеной скоростью. Совсем не так, предполагал юный лорд, должен был ощущать себя волшебник, стоящий в двух шагах от мирового господства. В голове зажглись идеи отступления, но Малфой тут же вспомнил, что его ожидает в таком случае. Азкабан, поцелуй дементора, и Грейнджер… В руках Нотта. Необъяснимая и пожирающая ревность заставила Драко сжать зубы и еще раз посмотреть на чашу. Она нетерпеливо мерцала, а воздух уже заполнился терпким запахом крови. Ну не глупо ли было совершать обряд на крови из-за девчонки?

Нет, — отрешенно подумал Драко.

Это было сумасшедше, ненормально, но никак не глупо. Ко всему прочему, оглядываться назад не хотелось, да и было уже совершенно поздно: прошлое до сих пор оседало на мыслях истлевшим пеплом. Набрав в легкие побольше воздуха и еще раз посмотрев на замерших в ожидании Пожирателей, Малфой вздернул подбородок. Его стальной ненавидящий взгляд сталкивался с металлом чаши в таком ожесточении, будто это она была виновна во всех бедах. Лязг металла резал слух, и Драко наконец решился.

— Клянусь.

Бледную кожу рассек невидимый клинок, и темная кровь, извиваясь и кружась, устремилась в чашу. Цепи загремели так, будто кто-то дергал их из стороны в сторону с неистовой силой, а замок начал покрываться трещинами. Драко наблюдал за всем этим со странным безразличием: казалось, будто его совершенно опустошили.

— Теперь опустите вашу палочку в чашу, и обряд будет завершен, — не отрывая горящего взгляда от чаши прошептал Протеус. Его дыхание сбилось. Никогда раньше Пожиратели еще не были так близки к возмездию, как в эту секунду.

Драко достал свою палочку и поднял руку над чашей. На мгновение движения слизеринца сковал знакомый страх, но его путы быстро ослабли и обрушились: медлить не было смысла. Обряд был почти завершен, и именно сейчас, как никогда раньше, сворачивать было слишком поздно. Поэтому Малфой разжал пальцы над чашей и палочка беззвучно погрузилась в вязкую кровь. Замок взорвался, тут же развеваясь в прах, а цепи упали на стол у подножия чаши. Над артефактом закружилось черное свечение, и, подобно смерчу, начало набирать в высоте и ширине. Когда ужасная воронка взвилась почти к потолку, прогремел сильнейший взрыв, заставивший всех присутствующих зажать уши и испуганно отпрянуть. Вслед за этим послышался звон разбивающихся стекол в огромных окнах, и на Пожирателей повеяло влажной ночной прохладой. Ветер, ворвавшийся в помещение, лизнул лицо застывшей от ужаса Пэнси, наконец приводя её в чувство. Оглушенная из-за взрыва, она на некоторое время почти выпала из реальности. Огромными глазами наблюдая за потоком темной магии, кружащейся над чашей, волшебница осознавала, что забыла все слова, кроме одного:

«Смерть»

Так же стихийно, как и появился, смерч исчез. Все затихло, и тишина эта была подобна той, что Драко слышал в фамильном склепе Малфоев. В ней не было ничего, что могло бы потревожить чувства живого существа — лишь могильный холод и немое вопрошание к вечности.

Драко поднялся из кресла на ослабевших ногах и заглянул в чашу. Его палочка покоилась на дне артефакта, но прикоснуться к ней было почему-то страшно. Внешне она была почти такой же, если исключать длинную золотистую надпись на древке вдоль всей длины. Знакомых букв разобрать не удалось, и Малфой, поколебавшись еще секунду, протянул руку к собственному оружию. Когда его пальцы обхватили на удивление ледяное древко, ветер, гуляющий меж спинок кресел, усилился. Подняв палочку на уровень глаз, Драко крепко сжал её в ладони и направил на одно из разбитых окон.

— Репаро, — прошептал он, и тут же осколки, блестящей крошкой рассыпанные на мраморном полу, взметнулись в воздух. Уже через несколько секунд абсолютно все стекла были восстановлены. Малфой медленно улыбнулся, посмотрев на обновленное оружие. Это было лишь безобидное заклинание, но оно смогло восстановить все, что пришло в беспорядок после взрыва. Даже профессорам не удавалось возвести обломки Хогвартса в прежние величественные стены так стремительно. Определенно, оружие обладало силой, на которую Малфой даже не рассчитывал.

— Зачем мне овладевать Силой, если есть такое могущественное оружие? — Драко вскинул брови, будто невзначай направляя палочку на Нотта. Пожиратель заметно напрягся, и юноша от этого только повеселел. Наконец-то он ощущал власть! Все былые сомнения оказались забыты; Малфой ликовал. Держа в руках оружие, наверняка даже более сильное, чем то, что было у Волан-де-Морта, Малфой понимал, что теперь правда всегда будет на его стороне. Все тело юноши пронизывало нечто странное, когда он произносил заклинание. Словно бы кровь в венах останавливала свое течение на несколько мгновений и замораживалась, создавая впечатление полного умерщвления плоти и торжества духа. Магия наполняла его легкие и ударялась пульсом в висках, сковывая и в то же время раскрепощая. Малфой закрыл глаза и впервые за долгое время вдохнул с удовольствием, а не только для влачения жалкого существования.

— Палочка — лишь часть Силы, которую вы получите. Скажем так, — Протеус напряженно проследил за тем, как Малфой опускает оружие. — Если не завершить обряд, магия может выйти из-под контроля. Для простой палочки она очень сильна.

— Хорошо, а теперь скажи мне вот что, — Драко снова опустился в кресло, но теперь его движения выражали полную расслабленность, а лицо — надменное тщеславие. Ловко прокрутив палочку, Малфой резко вскинул взгляд на Протеуса. — Что я должен буду сделать в Гробовом ущелье?

— Вы произнесете священный текст, а потом завершите обряд с помощью своей палочки и… Мисс Грейнджер, — спокойно ответил Нотт, с удивлением наблюдая за блеском в глазах юноши. В моменты невероятной самоуверенности Драко до безобразия был похож на своего отца. Протеус моргнул несколько раз, чтобы образ властного, и оттого еще более раздражающего Люциуса испарился из головы. Малфои! Иногда казалось, что надменность была их семейным проклятьем.

— При чем тут она? — тут же расслабленность спала с черт лица слизеринца, и он угрожающе склонился в сторону Протеуса. Но мужчина был так невозмутим, что, казалось, ничего страшного в складывающейся ситуации не было. Однако спокойствие Пожирателя проистекало из факта вполне ясного: Малфой поклялся на крови, что завершит обряд, а это значило, что пришло время диктовать юному лорду свои условия.

— Девушка станет сосудом для Силы, — отчеканил Протеус давно выдуманную фразу. — Сейчас часть вашей сущности находится с ней, потому что любовь заставляет жертвовать душой. Но Сила не принимает чего-то неполноценного, так что часть вас — мисс Грейнджер — должна будет участвовать в обряде, чтобы впустить в свое и ваше тело Силу.

— Что с ней будет?! — Драко выхватил палочку. Его губы било дрожью, а сердце отдавало глухим буханьем в груди. — Ты поклялся мне, что с её головы не упадет и волоса!

— Во-первых, — Протеус помрачнел, усилием воли заставляя себя не отклоняться назад. — Я обещал, что её не трону ни я, ни остальные Пожиратели. И во-вторых, — сглотнув, когда Малфой нетерпеливо дернул палочкой, мужчина сцепил руки в замок. — Мисс Грейнджер будет в порядке, равно как и вы.

— Что именно с ней произойдет? — процедил Драко, вытягивая руку с палочкой. С каждой секундой спокойствие Протеуса таяло.

— Она станет сосудом для Силы. И после того, как обряд завершится, будет жива и здорова.

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду?!

— Потому что она — единственное, что у меня есть. После падения Лорда единицы сохранили знания о Силе, и с каждым днем нас может стать меньше. Я тороплюсь, лорд Малфой, поэтому не стану тратить время на жалкую ложь. А вы поклялись завершить Обряд.

— И сделаю это, — Драко всматривался в лицо Протеуса, пытаясь выискать в нем хоть одну черту, которая подтвердила бы лукавство Пожирателя, но не мог. — Но если с ней случится что-то… — низким голосом проговорил Драко, подходя совсем близко к Нотту. — Если она поранится, если испугается или с её головы упадет хоть один волос… — палочка уперлась прямо в солнечное сплетение Протеуса. — Ты разделишь одну камеру со своим сыном. Если я позволю тебе жить, разумеется. — Драко резко отпрянул и зашагал вдоль стола. — Это вас всех касается!

Малфой злился из-за того, что его триумф длился не так долго. Хотя сильнейшая палочка и была в его руках, уверенности слизеринец ощущал только немного больше, чем обычно. Протеус точно играл по-грязному, но думать об этом по мере приближения к собственной комнате хотелось все меньше. Когда Драко схватился за ручку и произнес заклинание, все внутри него заполнил пожар предвкушения. С каких-то пор Грейнджер стала его зависимостью и жизненно необходимым допингом. Малфой знал, что, стоит ему снова увидеть её глаза, подернутые дымкой сна, прикоснуться к волосам и телу — все проблемы станут крошечными и ничего не значащими. Правда, после прошлой ночи осталось горькое послевкусие — он кричал, практически не останавливаясь, но точно помнил, что не посмел поднять на неё руку.

Комната встретила его мраком. Повинуясь легкому движению палочки, на стенах загорелись подсвечники, и помещение наполнилось золотистым светом. В углах дрожали тени, создавая атмосферу уюта и уединения. Драко посмотрел на смятую постель, и, не обнаружив там Гермиону, прошел чуть дальше.

— Грейнджер! — он с тревогой нахмурился.

Звук его голоса легко проник через тонкую дверь, смежную с ванной комнатой. Гермиона, до этого пристально всматривающаяся в свое измученное слезами и недосыпом лицо, тут же отмерла и отошла от зеркала. Пальцы вцепились в край махрового полотенца, которым она обмоталась, выйдя из душа.

Открыв глаза сразу же после того, как Драко спешно покинул комнату, девушка решила во что бы то ни стало устроить забастовку. На принесенную домовиками еду она даже не смотрела, но вот терпеть липкость на всем теле сочла глупым: всю ночь её бросало то в жар, то в холод, когда Малфой заходился в отчаянных тирадах и проклятиях. Хотелось смыть с себя все остатки пережитых часов, и Гермиона, немного подумав, все же решила воспользоваться ванной. Волшебница искренне надеялась, что успеет закончить до того, как вернется Малфой, но задержалась напротив зеркала, рассматривая предательницу всего магического мира.

Гриффиндорка хотела бы повернуть время вспять, но не знала, сумела ли бы сделать иной выбор. Драко был уничтожен. Он метался словно зверь, пытающийся убежать от собственной боли, но она преследовала его и душила. Комната пропахла разлитым вином и запахом крепкого огневиски. Пришедшие домовики незаметно зажимали носы — их чувствительное обоняние не выносило концентрации таких резких запахов. Существа тихо перешептывались, то и дело упоминая «бедную мисс». Гермиона поняла, что эльфы жалели её. Но вот к самой себе у девушки вовсе не было подобных чувств. Может быть, презрение, разочарование, тупая боль, но не жалость. Она была уверена, что получила то, чего была достойна. И Драко обращался с ней соответствующе. Запястье все еще слегка саднило, а бледный синяк расцвел ближе к полудню, но волшебница смотрела на эту отметину с благодарностью. Если Малфой таким образом мог опустошить хоть часть своей боли — не страшно. Гермиона уверяла себя, что не будет бояться и дрожать. Весь день она морально готовилась к тому, что Драко, который придет к ней вечером, будет ничуть не мягче того, которого она узрела прошлой ночью. Да, она не боялась его жестокости, но вот к появлению все-таки оказалась не готова. Требовательный голос за дверью заставил её заледенеть от ужаса, и, мельком посмотрев на полотенце, девушка обреченно закатила глаза. В углу стопкой лежали вещи, принесенные домовиками. В почти кромешной темноте удалось различить мерцание бордового шелка. Голыми ступнями пробежавшись по холодному полу, Гермиона дернула на себя ткань, роняя полотенце к ногам. Это оказался длинный халат, а на пол упало нечто меньше, но из такой же ткани. Подумав, что это могла быть сорочка, девушка запахнулась в халат и туго подвязалась поясом. Она понадеялась, что отсутствие на ней белья останется незамеченным, и поспешила к двери.

Когда волшебница ступила на порог комнаты, Малфой был почти у двери в ванную. Его глаза мерцали злостью и беспокойством. Плотно сжатые губы говорили о том, что Драко сильно обеспокоен и раздражен: слизеринец подумал, будто Гермиона смогла сбежать. Гриффиндорка отвела глаза и прошла мимо Малфоя с невозмутимым видом. Хотя она не обвиняла Драко в его поведении, быть заложницей Пожирателя добровольно девушка не собиралась. Если он надеялся, что рано или поздно она сломается и примет его идеологию, то сильно ошибался. Гермиона Грейнджер никогда бы не стала жертвовать собственными убеждениями в угоду эмоциям. Одну ошибку она уже совершила — повторять её еще раз волшебница не собиралась.

— Ты не притронулась к еде, — слегка успокоившись, Драко убрал палочку и последовал за девушкой. Она медленно прошлась до трюмо с зеркалом и опустилась в мягкое кресло перед ним. Ноги путались в расходящейся ткани, и Гермиона поспешила запахнуть разрез. Очевидно, эта одежда была создана не для того, чтобы её надевали, а для того, чтобы снимали. Интересно, насчет её нового «гардероба» распорядился сам Малфой?

Драко смотрел на струящийся по ногам шелк с нескрываемым удовольствием. Приказывая домовикам найти нечто достойное женщины Малфоя, он не надеялся, что результат будет столь впечатляющим. Единственным недостатком оказалось то, что красный, пожалуй, совсем не подходил покоренной и скованной по рукам и ногам гриффиндорке. Мокрые волосы спускались на ссутуленные плечи и обрамляли маленькое осунувшееся лицо, однако даже такой Гермиона не могла не вызывать в нем вожделения и унизительного обожания. Обойдя её кресло справа, Драко провел кончиками пальцев по влажным локонам и осторожно достал палочку.

— Своей голодовкой ты никому ничего не докажешь. Только сделаешь себе хуже, — Малфой прошептал сушащее заклинание, и волосы тут же налились буйным объемом. С необъяснимым трепетом юноша поднял с трюмо серебряную щетку и, недолго покрутив её в руках, встал за спиной Гермионы. Её взгляд, сталкивающийся с глазами слизеринца в прозрачной глади зеркала, выражал открытое противостояние. Хотя «силенцио» сковывало её связки, мысли девушки оставались для Драко вполне ясными.

Юноша еще раз прикоснулся к уже сухим волосам и коротко улыбнулся. Кажется, он никогда в жизни никого не расчесывал, но помнил, как приятны были прикосновения миссис Малфой в раннем детстве. Драко подумал о том времени с легкой тоской. Он многое бы отдал, чтобы вернуть те же доверительные и нежные отношения с матерью.

Мягкие волокна впились в каштановые волосы почти у корней и поползли вниз, но тут же запутались. Гермиона болезненно зажмурилась. Еще минуту назад она думала, что Драко вернется все таким же злым и грубым, но он стоял и пытался расчесать её волосы. Это было так странно, что гриффиндорка некоторое время пребывала в абсолютной растерянности. Она была бы удивлена меньше, если бы слизеринцу вздумалось обрезать её волосы или превратить их во что-то гадкое. Но лицо Малфоя было столь сосредоточено, когда он неловко выпутывал щетку из кудрей, что Гермиона не сдержала внутренний смешок.

— Это сложнее, чем мне казалось, — признался он, в этот раз начиная с самых кончиков, сбитых в пышные кудри. — И как ты только справлялась с ними все это время?

Гермиона совсем смутилась. То, к чему она себя готовила весь день, совершенно расходилось с реальностью. По её расчетам, Драко должен был оскорблять её, но слизеринец, как и всегда, оказался непредсказуем. Его тихие слова настораживали разум, но расслабляли тело. Гермиона буквально чувствовала, как задеревеневшие от напряжения мышцы расправляются, а потому откинулась на спинку.

— Думаешь о том, почему я так спокоен? — задал риторический вопрос Драко, и Гермиона распахнула глаза. В отражении блеснула ироническая улыбка. — Гнев сгорел в алкоголе, — Драко пожал плечами, хищно наблюдая за выражением лица девушки. Он был почти уверен, что она недоумевала. — И злиться на тебя все равно бесполезно, — щетка прошлась по её виску и за ухо, массируя и лаская, но тон слизеринца оставался ледяным. — Потому что ты уже моя.

Гермиона протестующе отклонилась от прикосновений, гневно обернувшись на слизеринца. Его лицо выражало абсолютный триумф. Губы девушки сжались из-за бессильной злости, и она снова отвернулась к зеркалу, вцепляясь пальцами в подлокотники кресла. Ей было так противно находиться в зависимом положении, что, кажется, Гермиона даже чувствовала тошноту. Насмешливый взгляд Малфоя только добавлял масла в огонь.

— Лучше смирись, — он медленно склонился над её плечом и прикоснулся холодными губами к виску. — От твоего сопротивления будет только хуже. Все кончено, Грейнджер, Я победил.

Наблюдая его лицо, изрезанное острыми тенями, в непосредственной близости от своего, Гермиона впадала в отчаяние все сильнее, но нашла в себе силы уверенно помотать головой, выражая несогласие с последними словами. Пока она была жива, ничего не могло быть кончено.

— Ты не можешь мне сопротивляться, — глаза Малфоя угрожающе сузились, и Гермиона усмехнулась, склонив голову. Тут же её подбородок ухватили жесткие пальцы. — Хочешь проверить?

Кресло, повинуясь магии, резко развернулось от зеркала, и Гермиона едва успела вцепиться пальцами в мягкую обивку, чтобы не свалиться. Драко возвышался перед ней, держа в руках палочку. Волшебница смотрела на него несколько секунд, а потом предчувствие завопило: «что-то не так». Окинув его затравленным взглядом еще раз, Гермиона остановилась на палочке и нахмурилась. Ей показалось, или что-то изменилось? Однако размышлять об этом слишком долго не получилось. Быстро убрав оружие во внутренний карман, Драко облокотился на ручки кресла и многообещающе улыбнулся. Гермиона вжалась спиной в обивку, надеясь просто провалиться сквозь все материальное. Спокойный Малфой внушал даже больше страха, чем разъяренный, ведь она даже не догадывалась, какие идеи зрели в его голове.

Медленно приблизившись к лицу гриффиндорки, Драко склонил голову и оставил на губах холодный поцелуй. Гермиона почти не дышала. Она даже не могла закрыть глаз, чтобы не видеть этой обманчивой невозмутимости. Малфой провел костяшками пальцев по скулам волшебницы и задумчиво остановил взгляд на тонкой шее. Потом, словно что-то для себя решив, Драко отмер и припал к губам волшебницы в более долгом, словно бы требовательном поцелуе. Гермиона оставалась недвижимой, и Малфой догадывался, что она не станет отвечать. Однако расстраиваться по этому поводу слизеринец не спешил — сегодня его целью была совсем не ответная реакция.

— Жаль, что ты не сможешь кричать, — прошептал он в губы обмершей волшебнице и отстранился. — Ну-ну, Грейнджер, не глупи, — заметив испуганный взгляд, покачал головой Драко и расстегнул верхние пуговицы рубашки. — Я не собираюсь причинять тебе боль. Наоборот… — он лукаво улыбнулся, и, удерживая зрительный контакт, неспешно опустился на колени. Гермиона, не выдержав его взгляда, отвернулась, нервно закусив губу. Делать вид и дальше, что она абсолютно не взволнована странным поведением Малфоя, было практически невозможно. Тем временем слизеринец осторожно провел пальцами по ниспадающему кровавому шелку и, подцепив пальцами край материи, окинул её. Гермиона почувствовала холод, скользнувший по обнаженной ноге, и её испуганный выдох слился с восторженным — Малфоя. Обхватив руками тонкую лодыжку, Драко нетерпеливо дернул Грейнджер на себя, и девушка, не ожидая этого, соскользнула по спинке в полулежачее состояние. Прижав ткань к бедрам, Гермиона испуганно наблюдала за тем, как слизеринец поспешно приникает губами к её колену и тут же движется дальше, пальцами лаская голень. Разоблачить мотивы Малфоя удалось достаточно скоро — стоило лишь его губам перейти ближе к внутренней стороне бедра. Гермиона решила, что больше не может ждать и дернулась, пытаясь скинуть с себя руки слизеринца, но Драко лишь крепче сжал её лодыжку и откинул шелк со второго колена. Гриффиндорка чувствовала себя абсолютно беззащитной и бессильной. Если бы она только могла говорить! Гермиона была уверена, что смогла бы найти слова, способные заставить Малфоя остановиться. По крайней мере, так казалось сейчас.

Легкий укус на внутренней стороне бедра заставил её судорожно вздохнуть и выгнуться. Прикосновение, которые раньше приносили трепетное удовольствие, сейчас казались неправильными и бесцеремонными. Слабые ладони попытались остановить навязчивые руки, но Малфой властно отстранил их.

— Не заставляй меня использовать «инкарцеро», — прошептал он, языком нарисовав ведомый лишь ему узор на коже гриффиндорке. — Расслабься и перестань сопротивляться. Клянусь, тебе понравится, — Драко подхватил её ноги под колени в попытке раздвинуть шире, но Грейнджер совершенно зажалась. — Не слишком ли поздно играть в недотрогу?!

Страх, застывший в глазах Гермионы слезами, заставил его остановиться. Драко задумчиво качнул головой, пытаясь понять, что же не так. Чары должны были уже сработать, но гриффиндорка почему-то все еще не могла расслабиться и отдаться в его плен так же, как это было раньше. Её маленькие кулачки прижимали дорогой шелк к телу, и это выглядело по-детски наивно. Неужели она не понимала, что совершенно бессильна? Драко стиснул зубы, посмотрев на препятствующие ему руки. Тонкое запястье метил темный синяк.

— Это я сделал? — Малфой слегка отстранился и мягко перехватил руку девушки пальцами, рассматривая ушиб. Необходимость что-то доказывать тут же пропала. Драко был уверен в том, что прошлой ночью контролировал собственную силу, но неприятное для глаз потемнение на побледневшей коже говорило об обратном. Гермиона нерешительно кивнула, радуясь и удивляясь тому, что юноша остановился. — Прости, — тяжело выдохнул он и прижался губами к ладони гриффиндорки. Пугать и подавлять резко расхотелось. Силой он ни за что бы не заставил Грейнджер расслабиться и поддаться ему. — Идем спать. Уже поздно.

Гермиона почти не двигалась, наблюдая за резкой переменой в поведении слизеринца, а потому Драко, немного посмотрев на её скованное нервами тело, наклонился и обхватил хрупкую талию. Второй рукой он скользнул под коленями девушки, и тут же поднял, слегка прижав к себе. Гриффиндорка никогда еще не чувствовала себя такой бессильной, как сейчас. Малфой забавлялся с ней как с куклой, и от этого сердце полнилось горькой обидой.

— Ты должна поесть, — уложив Гермиону на постель, Драко строго посмотрел на неё. — Может, ты хочешь чего-то особенного?

Из-за внутренней слабости гриффиндорка на секунду забыла про собственное положение и с горечью подумала о мамином персиковом пироге и какао с корицей. От воспоминаний было тепло и грустно, а потому на лице девушки отразилась отрешенная задумчивость. Её мысли витали в пределах светлой родительской кухни ровно до того момента, как в мозгах что-то защекотало. Гермиона сморгнула, с опаской посмотрев на Малфоя.

— Вот что… — довольно протянул он и улыбнулся.

«Чертов легилимент», — подумала Гермиона и поспешила отвернуться, так как Малфой уже принялся снимать с себя рубашку. Некоторое время слышалось лишь шуршание одежды, а потом постель рядом с волшебницей прогнулась, и она услышала теплый шепот:

— Я сделаю все, Гермиона. Ты же понимаешь, — и властные руки обвили её талию, прижимая к твердой юношеской груди.

***

— Вы обещали! — голос Пэнси сорвался на хрип и ударил в спину идущему впереди Пожирателю. — Вы говорили, что Грейнджер умрет, так почему сказали Драко совсем другое? Как я смогу быть с ним, если грязнокровная девчонка постоянно будет рядом?! — девушка сжимала пораненную ладонь и истерично всхлипывала. Настойчивое ощущение того, что её обвели вокруг пальца, не покидало.

— Пэнси, — небрежно отозвался мужчина и лениво повернулся к слизеринке. — Не нужно так кричать, или мне придется наложить на тебя «силенцио».

— Объясните, — уже тише, но все с той же яростью прошипела Пэнси, подлетая к Протеусу. Холодный взгляд Пожирателя тут же пригвоздил девушку к месту.

class="book">— Я же сказал, что ты будешь с ним. Конечно, есть небольшое «но», — губы мужчины искривились в ироничной усмешке. — Мистер Малфой должен будет пожертвовать мисс Грейнджер. Все слова про сосуд и её невредимость — разумеется, ложь. Грязнокровка умрет, подарив нам Силу.

— Но Драко ведь узнает, — Пэнси неверяще покачала головой. — И не простит никого из нас.

— Поэтому ты и нужна. Когда мисс Грейнджер не станет, нам необходимо будет контролировать юного лорда. Его сила обретет небывалые масштабы, и на первое время, чтобы она не выходила за рамки, потребуется… Замена.

— О чем вы? — Пэнси нахмурилась, но знала точно, что ответ слышать не хочет.

— Ты будешь принимать оборотное и находиться рядом с Малфоем, а вместе с тем докладывать нам о его поведении. Драко не доверяет мне…

— И правильно делает, — отчаянно прошептала Пэнси, пятясь к стене. — Вы солгали! Говорили, что Драко будет моим, а теперь предлагаете… -девушка задыхалась от возмущения. — Я не буду прикидываться Грейнджер! Мне нужна его любовь, а не иллюзия!

— Глупая девчонка, — Протеус надвинулся на неё угрожающей тенью. — Неужели не понимаешь, что для тебя это единственный шанс? Ничто в мире, даже Амортенция, не заставит мальчишку полюбить тебя! Никогда такого не произойдет, даже если грязнокровка умрет! — вскинув руку, мужчина схватил Паркинсон за горло и прижал к стене. — Ты так мало пожила, и потому так нелепа… — он покачал головой. — Говоришь про любовь, но совсем не знаешь, что это такое.

— Я знаю… — прохрипела Паркинсон, вцепившись в ладонь Пожирателя. Внезапно Пэнси почувствовала в себе силы сопротивляться. Каждое загнанное в угол существо ощущало нечто похожее на состояние обезумевшей от ярости и безысходности слизеринки.

— Если бы знала, то наверняка смогла бы понять, что Малфой никогда не будет принадлежать тебе. Ни один мужчина не стал бы воспринимать серьезно такую жалкую, стервозную, тупую и озлобленную суку, как ты, — практически выплюнул он ей в лицо, сжимая пальцы на шее еще сильнее. — И если ты не согласишься быть заменой подстилки Малфоя, то лучше бы тебе просто выбрать день смерти. Ты поняла меня? — Протеус встряхнул задыхающуюся хрипами девушку и вопросительно уставился на неё. Инстинкт самосохранения заставил Пэнси часто помотать головой. Пальцы разомкнулись, и слизеринка тяжело опустилась на пол.

— Так каков ответ? — грозно спросил Протеус. — Молюсь, чтобы тебе хватило мозгов выбрать правильно.

— Я… — Пэнси судорожно отдышалась и снова качнула головой. Её затравленный взгляд скользнул по лицу Пожирателя. — Я согласна.

— Вот и прекрасно, — отчеканил Нотт. — Надеюсь, ты знаешь, что будет, если посмеешь выкинуть какой-то трюк… — Протеус склонился, чтобы больно ухватить Пэнси за волосы. — Прежде, чем ты умрешь страшной смертью, я покажу, как твоя мать становится нашей шлюхой, а отец — вечным рабом.

Паркинсон била крупная дрожь, а язык словно распух и прилип к нёбу. Смотря в глаза Протеуса, она видела лишь пустоту и ядовитый мрак, обещающий покарать любого, кто пойдет против воли сумасшедшего Пожирателя.

— Надеюсь, мы поняли друг друга? — с наигранной миролюбивостью спросил он и шагнул назад. — Теперь я наведаюсь к своему сыну. Зайдешь к нему через час. Если, конечно, малыш Тео все еще будет жив…

Шаги Протеуса отдавались в голове взрывами. Истерика набирала обороты, словно огромный снежный ком, летящий с горы. Но Пэнси не позволила себе и дальше сидеть у стены в коридоре. Поднявшись на ноги и еле удерживая изломанное болью тело в вертикальном состоянии, девушка поплелась, опираясь на стену, вглубь особняка. Было место, куда она всегда приходила, скрываясь от мрачных мыслей. Её детская.

Заклинание, необходимое для входа, знали только члены семьи. Остановившись у небольшой узкой двери, Пэнси собралась с силами и попыталась произнести нужные слова. С первого раза не получилось, и девушка подавила отчаянный всхлип, резко дернув за ручку. Собравшись с силами, волшебница прошептала заклинание еще раз, и только тогда магия повиновалась ей.

Внутри пахло лилиями и пряностями, как и обычно. У большого витражного окна стояла крошечная колыбелька с полупрозрачным розовым навесом. Ноги утопали в пушистом ковре, а по бокам располагались небольшой шкаф и сундук. Комната была меньше всех остальных помещений особняка, но куда более светлая и уютная. Только захлопнув дверь, Пэнси почувствовала себя в безопасности. Обессиленно опустившись на ковер подле колыбели, девушка уронила голову на руки и медленно вдохнула, прежде чем тоскливо и страшно завыть, окуная пастельную атмосферу комнаты во мрак и отчаяние. Когда-то очень давно эти стены уже слышали плач Пэнси, но тогда все было совсем иначе. В те далекие времена рядом были люди, всегда готовые успокоить и обнять, утолить ночные кошмары и сказать о том, что «маленькую принцессу» ждет только лучшее. Теперь они и сами нуждались в защите, а Пэнси осталась одна. Совсем одна.

— Мамочка… — сквозь хриплое прерывистое рыдание произнесла Пэнси и взвыла громче, обливаясь слезами. Вспоминая слова Протеуса о родителях, девушка впадала в крайнюю степень отчаяния. О, как бы ей хотелось повернуть время вспять и сделать все, чтобы гнусные Пожиратели ни за что не смогли подобраться к чете Паркинсонов! Но прошлого, к великой злости Пэнси, вернуть было нельзя.

Слизеринка не знала, сколько она просидела около своей колыбельки, мерно покачиваясь, словно сумасшедшая. За окном было совсем темно, и голоса Пожирателей в коридорах стихли. Особняк спал, но никому другому как Пэнси было ясно, что этот покой обманчив. Озираясь по сторонам так, будто родные стены были врагами, девушка напряженно думала о том, что ей делать. Самой первой появилась мысль о самоубийстве, потому что волшебница больше не чувствовала в себе сил, чтобы двигаться дальше. Через несколько минут, проведенных в раздумьях о способах суицида, Пэнси поняла, что не сможет лишить себя жизни самостоятельно. Девушка боялась смерти и называла это трусостью. Становиться марионеткой Пожирателей окончательно было еще хуже. Тупик выстраивал стены вокруг окованной цепями неизвестности девушки, и её сердце снова начинало ускоренно биться. Все тело стонало и молило о спасительном забвении, но сознание, словно неумолимый диктатор, оставалось ясным и заставляло Пэнси думать дальше.

Поднявшись на ноги, девушка прошлась по комнате, касаясь пальцами знакомых с детства предметов. Чтобы отвлечься, она начала вспоминать, как в глубокой юности она играла здесь со своими друзьями, пока родители развлекали гостей разговорами и выпивкой. Девушка вспоминала, как спорила с Асторией о том, чья кукла дороже и красивее, помнила свою обиду на Малфоя, когда он отказывался играть с ней в дочки-матери. Картины прошлого были практически осязаемы. Посмотрев на плотную штору, смятую у основания, Пэнси застыла. В её сознании, до этого скрытое многими другими мыслями, вдруг вспыхнуло новое воспоминание. Прямо здесь, у окна, когда-то давно и всего лишь раз стоял маленький Теодор. Родители Пэнси почти не общались с Ноттами, но тогда был какой-то грандиозный прием, и Протеус посетил особняк Паркинсонов вместе с сыном. Теодор не понравился никому из детей, потому что указывал на пустое место и описывал жутких существ, похожих на обугленных пегасов. В детском сознании Пэнси пегасы были блестящие или хотя бы розовые, поэтому она резко пресекла свое общение со странным мальчиком, а её примеру последовали все остальные. Тот вечер маленький Тео провел, спрятавшись за плотными шторами. Больше он в особняке не появлялся, и Паркинсон встретила его лишь на первом курсе в Хогвартсе.

— Теодор, — прошептала девушка, касаясь занавесок пальцами. Сердце пронзила внезапная тоска и тревога. Сколько прошло времени? Протеус приказал ей навестить Нотта!

Пэнси сорвалась с места, попутно ненавидя себя за страх перед Пожирателем. Но перспективы, описанные Ноттом старшим, вдохновляли на послушание. Девушка пыталась передвигаться бесшумным бегом, но не замечала, что у неё не получается. Кажется, сбитое дыхание и тяжелые шаги Пэнси слышали абсолютно все обитатели поместья.

Темнота подвала больше не пугала волшебницу, потому что она познала страхи куда более глубокие и серьезные. Даже не зажигая «люмос», девушка двинулась вдоль по узкому коридору. Последняя дверь нашлась очень быстро.

— Теодор! — прошептала она, хотя подсознательно понимала, что из подвала её услышать никто не сможет. Ответом служила тишина. Кровь в жилах Пэнси застыла. — Теодор! — уже громче произнесла она и, наконец осветив себе путь, схватилась за задвижку. Металл неприятно лязгнул, но слизеринка не обратила на это никакого внимания.

В углу грязной камеры лежало нечто, похожее на скрученную в агонии фигуру человека. Девушка едва не выронила палочку, когда увидела окровавленную руку с вырезанной на ней меткой. Кривые контуры рисунка кровоточили и покрывались темной корочкой, а кожа, едва видимая из-под грязных коричневатых разводов, отдавала мертвецкой бледностью.

— Теодор! — Пэнси рухнула на колени перед телом и нерешительно протянула руку к плечу юноши, лежащего лицом к стене. — Нет! Мерлин, нет! Прошу… — жалобно взмолилась она в пустоту и наконец набралась смелости для того, чтобы перевернуть волшебника. Стоило только волшебнице надавить на плечо Теодора, юноша глухо застонал и рывком отвернулся, что-то невнятно пробормотав.

— Я не стану, — хрипло шептал он, задыхаясь. — Я не дам клятвы! Уходи! Уходи!

— Теодор, — Пэнси поспешно передвинулась, немного расслабляясь от осознания того, что Нотт жив. — Это я, Пэнси…

— Отец… — простонал юноша, изгибаясь в болезненном спазме. — Почему… Почему ты меня ненавидишь? Почему ты её убил? Зачем… — слова перемежались с судорожными вдохами и выдохами. Создавалось такое впечатление, будто кто-то раздирал легкие Теодора, и оттого ему было трудно дышать.

— Теодор! Пожалуйста, очнись, — обреченно и плаксиво позвала Пэнси, осторожно переворачивая слизеринца и укладывая его голову на свои колени. Пальцы принялись судорожно гладить испачканные в холодной крови волосы, и это, кажется, возымело некоторый эффект. Юноша перестал бредить и распрямил нахмуренные брови. На его лице не было ран, но синюшная бледность пугала. — Ты так нужен мне, Теодор! Очнись… — упрашивала Пэнси, из последних сил пытаясь не расплакаться от жалости к себе и измученному Нотту. Её пальцы, уже давно испачканные в чужой крови, легко прикасались ко лбу и щекам. Теодор приоткрыл глаза и невидяще уставился в лицо Пэнси.

— Паркинсон? — потрескавшимся голосом спросил юноша и снова закрыл глаза. — Где Протеус?

— Он ушел. Все закончилось, — поспешила заверить Пэнси, не переставая успокаивающе поглаживать лицо и шею. — Я помогу тебе.

— Нет, — он дернул головой. — Чем больше на мне живого места… — Теодор болезненно поморщился и сглотнул. — Тем сильнее он истязает. Уходи…

— Мне больше не к кому обратиться, — Пэнси склонилась совсем близко к юноше и до боли прикусила губу. — Протеус угрожал…

— Разве я не говорил? — зелень глаз полнилась недовольством.

— Прости, — сбивчиво прошептала Пэнси.

— Еще одного раза я не выдержу. Все кончено, — обреченно прошептал Теодор, с огромными усилиями поднимаясь из лежачего положения.

— Нет… — Пэнси задрожала всем телом и всхлипнула, закрывая глаза руками. — Пожалуйста, помоги мне. Умоляю… Мои родители… — путано объяснялась девушка, но плач кривил голос, и в конце концов она просто разрыдалась.

— Эй, — тихо позвал он. — Тише, — протянув руку, Теодор приобнял её за плечо и притянул к себе. Ему было жаль Пэнси. Без родителей, друзей, лишенная любви желанного человека… Она была такой одинокой, как и он сам.

— Не умирай, — простонала Пэнси в плечо юноши. — Я сделаю все, что скажешь, только вытащи отсюда меня и моих родителей!

Теодор молчал, уставившись в противоположную стену и поглаживая дрожащую спину волшебницы. Все внутри жгло при каждом вдохе. Рука с вырезанной на ней меткой почти онемела и плетью лежала рядом. Правда была в том, что еще одного эксперимента с запретными заклятьями юноша действительно мог не выдержать.

— Ты действительно готова на все? — тихо спросил Теодор, плотно сжав губы. Решение, которое пришло к нему после первой пытки, казалось сумасшедшим, и Нотт всячески пытался придумать другой выход. Но, сколько бы Теодор ни размышлял и сколько бы не искал иные пути, все в итоге приводило к одному решению.

— Если это спасет меня и мою семью, — уверенно ответила успокоившаяся Пэнси. Теодор медленно кивнул.

— Чтобы выжить, мне нужно вступить в магический брак с Асторией и позволить связать себя с ней чарами. Такими же, какими связаны Малфой и Гермиона.

— Так ты согласишься на условия Протеуса?

— Это зависит от тебя, — измученно улыбнулся Теодор. — Я расскажу тебе все до последнего, не скрывая и не увиливая. И, если ты примешь это сложное решение, которое повлечет необратимые последствия, то шанс на спасение будет.

— Клянусь, — Пэнси откинула волосы, серьезно посмотрев на Теодора. — Я соглашусь, чего бы мне ни стоило это решение. Каков план?

— Для начала… — Теодор сжал руку Пэнси в своей, боясь, что она убежит, едва он назовет суть. — Ты должна будешь посетить Протеуса и сказать, что я согласен с его условиями.

Пэнси замерла, ожидая того самого условия, последствия которого должны были перевернуть её жизнь.

Комментарий к 23. Условия

Как всегда, заканчиваю редактирование в 1м часу ночи… Обожаю. Но день выдался суматошным, поэтому не успела доделать до вечера. Надеюсь, вы мне это простите. Как и то, собственно, что заканчивала я с ошалевшими глазами и совершенно не работоспособным мозгом. (ошибки, наверное, будут). Завтра утром обязательно перечитаю. Публичная бэта мне в помощь!

Насчет главы - да, у меня тут небольшой стекольный завод. Но это необходимо. Надеюсь, вы сможете проникнуться эмоциями героев и как бы встать с ними в одну линию, чтобы ощутить на себе течение действия. Мне бы очень этого хотелось. Как вы уже заметили, Теодор и Пэнси выходят на особую линию. Спрашивать вас о догадках насчет плана Нотта не буду, а то вы все как будто прорицателями родились.

Интрига будет сохраняться в начале следующей главы. Я искренне надеюсь, что вы удивитесь, потому что я, когда мне пришла такая идея в процессе написания ещё 15-16 глав, изумилась сильно.

В общем, надеюсь, получилось не нудно.

========== 24. Узы ==========

Неясные солнечные лучи с трудом пробивались сквозь темный тюль; в воздухе стояла звенящая тишина и холод. Под тяжелым пологом массивной резной кровати, на постели, смятой в очередной молчаливой битве, спала тревожным сном Гермиона Грейнджер. Единственное, что все ещё выдавало былой нрав — буйные кудри, разметавшиеся по подушке, но худое лицо осунулось, а под глазами залегли болезненные темные круги. На скулах лежали покраснения: всю прошлую ночь она провела в слезах после очередной попытки Малфоя сблизиться, но в долгу не осталась: его щека все еще болела после не совсем точного, но старательного удара кулаком. Тихие шмыганья носом прекратились лишь ближе к полуночи, и Гермиона все-таки заснула.

Драко, прижавшись к противоположному краю большой кровати, наблюдал за ровно вздымающейся грудью волшебницы прищуренными глазами. Его лицо в бледном предрассветном пространстве казалось мертвенно-мраморным. Губы побледнели, а уголки глаз налились краснотой. Кажется, он смотрел на неё почти не моргая на протяжении нескольких часов. Очнуться получилось лишь когда в темном пространстве комнаты начали проявляться очертания мебели. Рассвет понемногу просачивался в воздух, и Малфой беззвучно придвинулся к спящей. Несколько дней в поместье заметно истощили её, и не только внешне. Драко чувствовал каждую болезненную мысль, и мог поклясться, что час от часа апатия Грейнджер становилась только сильнее. Ничто не могло обрадовать или хотя бы развлечь её, но Драко продолжал стараться. Он присылал ей подносы со всевозможными сладостями, букеты цветов, книги и, отчаявшись, даже украшения и одежду, но ничто не способно было даже привлечь взгляд неумолимой в своей упертости гриффиндорки. И все это было бы не так страшно, если бы она не голодала. Малфой ужасался, наблюдая за измученным хрупким лицом, и ненавидел себя еще больше. Он знал, что должен был заставить Грейнджер поесть, но все уговоры, крики и попытки накормить её насильно оставались до сих пор бесполезным занятием.

Гермиона осторожно перевернулась во сне, и на её лбу появилась недовольная морщинка. Очевидно, она видела какой-то сон. Малфой отмер и потянулся ближе, заметив, что его кольцо сияет. Впервые за несколько дней артефакты подали признак жизни, но Драко никогда бы не подумал, что обрадуется этому. Губы девушки шевелились, но прочесть по ним слова не удалось, а потому Малфой придвинулся еще, внимая вдохам и выдохам. Недовольство тут же испарилось с нахмуренного лица Гермионы, сменяясь выражением легкого веселья. Вдох застрял в горле, и Драко тяжело сглотнул. Он не видел этой улыбки так долго! Поселившись на потрескавшихся губах, она становилась только шире, но вскоре рот девушки приоткрылся, и пять букв, которые удалось прочитать по артикуляции, заставили сердце сжаться в эгоистичном торжестве.

«Драко»

Гермиона стояла на квиддичном поле и почти ощущала теплый ветер, треплющий её волосы. Яркое солнце облачало траву в пронзительный оттенок зелени, а над головой сияло ослепительно-синее небо без единого облачка. Трибуны кричали, и она задыхалась от обилия звуков, ставших чуждыми слуху в последнее время. Над полем стремительно летали игроки, одетые в зеленое и красное, и их мантии, подобно праздничным флагам, развевались в хрустально-прозрачном воздухе. Грейнджер стояла в центре поля, но никто словно и не замечал её. Только золотой снитч, точно такой, как на кулоне, порхал поблизости и постоянно ускользал от взгляда. Гермиона смеялась, потому что никак не могла ухватить пальцами сверкающий поблизости снаряд, а он, словно дразнясь, задевал её волосы и щекотал запястья.

— Драко! — девушка слышала, как в её голосе проскальзывают нотки недовольства. Капризно топнув ногой, она посмотрела вверх и сощурилась. Примерно в трех метрах от земли зависла фигура со знакомым лицом и не менее знакомой усмешкой.

— Грейнджер, — тягуче и насмешливо. — Поймать его для тебя?

Она активно кивнула и широко улыбнулась. Слизеринец, сделав кульбит в воздухе, сорвался с места в пронзительную лазурь. Снитч мерцал рядом с ним, как спутник, но не беглец, и Гермиона знала, что Драко сможет поймать мяч, всего лишь протянув руку. Через несколько мгновений догадки подтвердились, и золотой снитч лежал на протянутой к ней ладони.

— Я победил, — он высокомерно вскинул брови, но уголки губ взметнулись вверх в добродушной улыбке. — И, кажется, заслуживаю награды.

— Определенно, — Гермиона заправила прядь за ухо, и, не обращая внимания на ревущую вокруг них толпу, обвила его влажную и горячую шею руками. Девушка чувствовала себя свободной. Хотелось закричать: «Да, я сейчас поцелую Драко Малфоя! Смотрите, мне не жалко!», но наглядность была превыше всех слов. Снитч упал к ногам, а теплые ладони, опустившись на её щеки, обожгли нежностью. Еще за секунду до поцелуя Гермиона уже знала вкус его губ. Запах, ударивший в ноздри, оказался таким же привычным, и цитрусовые нотки придали прикосновению аромат свежести. Больше ничто не запрещало вжаться в разгоряченное скоростью тело. Со зрительских рядов доносились подзадоривающие крики, но дыхание Драко было намного громче и важнее. Влажные губы терзали мягко и требовательно, но ни в коем случае не подавляли. Широкие ладони переместились на талию невинно поглаживающими движениями, но вскоре спустились ниже, приятно обволакивая и привлекая все ближе.

— Драко, — сдавленно прошептала она в светлые волосы, потому что его сухие губы уже блуждали по шее. — Драко.

В темной комнате стало шумно. Малфой, откинув одеяло с извивающегося тела, резко перемахнул через него и завис прямо над лицом Гермионы, всматриваясь в покусывание губ и искушенную улыбку.

— Грейнджер, — мученически выстонал он, проводя пальцами по исхудавшему лицу. Драко боялся поверить, что во сне она видит его. — Гермиона…

Наверное, Малфой ни за что на свете не решился бы прикоснуться к ней так, как давно хотел, если бы тонкая рука не взметнулась вверх и не впилась в его волосы, сжимая и натягивая. Губы Грейнджер еще раз сложились в его имя. Драко застонал, и, так и не разжав пальцев, больно стягивающих его волосы, припал к порозовевшему лицу губами. Он целовал маленький лоб, острый нос и веснушчатые щёки, не позволяя себе коснуться рта и сбить движения губ, повторяющих его имя. Малфой судорожно, но осторожно касался податливого тела руками, распахивая шелковый халат и изучая ладонями соблазнительные изгибы.

«Мерлин, — думал он. — Только бы это никогда не закончилось!»

Гермиона скользнула пальцами по широким плечам и неосторожно царапнула шею. Драко зарычал, а потом рухнул вниз, языком очерчивая ложбинку между грудей и припадая к животу. Прохладные пальцы, двигающиеся на ощупь, прошлись по его бокам и животу, пока наконец не остановились на затвердевшей плоти. Малфой шумно задышал, уткнувшись лбом в изгиб тонкой шеи. Его ладони судорожно сжимали простыни, пока Грейнджер, извиваясь и остервенело кусая свои поалевшие губы, пальцами неуклюже, но вполне страстно пробиралась под резинку его белья. Перстни неистово светились, и от этого комната полнилась магическим сиянием, в котором изгибы тел казались еще более соблазнительными. Драко подавленно стонал, едва осознавая реальность. Ладонь волшебницы творила с ним нечто невообразимое, и, когда второй рукой она скользнула к широкой спине, одновременно выгибаясь и прижимаясь ближе, Малфой отчаянно выругался и кончил, опадая на девушку и вжимая её в мягкий матрас. Списав быстрый финал на долгое воздержание и невероятность чертовой Грейнджер, он переводил дыхание, в памяти понемногу прокручивая случившееся несколько секунд назад. Пребывая в абсолютнейшей эйфории, Драко не сразу заметил дерганное движение зажатого им тела. Лишь когда плечи Гермионы еще раз нервно вздрогнули, Драко, разочарованно закатив глаза, поднялся. На покрасневшем лице не было испуга — лишь растерянность. Очевидно, это были те самые неосознаваемые секунды между сном и реальностью, когда она еще не понимала, где находится. Поэтому Малфой, пользуясь затишьем, все-таки поцеловал искусанные губы. Он ощутил себя грабителем и, прежде чем Грейнджер нахмурилась и попыталась отпихнуть его, отстранился и ловко перебрался на другой край кровати. Увидеть её мученическое лицо еще раз абсолютно не хотелось.

— Я знал, что ты тоже хочешь меня, — ядовито выплюнул он, хотя понимал, что в большей степени дело было в чарах. Срок их действия превышал даже тот, что сумели преодолеть его предки, и сила артефактов только росла.

Гермиона села и неловко прижала одеяло к груди, размышляя о произошедшем. Во сне все было так хорошо, так просто и волнительно, что осознать то, чем он отличался с реальностью, получилось не сразу. Горечь, подступающая к горлу с мыслью о том, что она нарушила свою клятву не отвечать на прикосновения Малфоя, не заставила себя долго ждать. Грейнджер тяжело сглотнула и размазала по щекам тихие, уже привычные слезы. Лицо оставалось каменным, хотя внутри рвали и метали противоречивые эмоции.

— Ты должна поесть, — жестко произнес Малфой, поднимаясь с кровати и накидывая на себя чистую рубашку. Гермиона подняла взгляд и увидела домовика, неловко застывшего у двери. В его руках был большой серебряный поднос с завтраком. Эльф переводил затравленный взгляд с кровати на своего господина, абсолютно уверенный в том, что «бедная мисс» ни за что не станет есть. — Последний раз прошу тебя по-хорошему.

Гермиона вскинула брови в ироничном изумлении. Ей трудно верилось в то, что угрозы, попытки насильно запихнуть ей в рот еду и отчаянные ругательства могли относиться к понятию «по-хорошему». Страха перед яростью Малфоя уже не было, ведь ей казалось, будто он не сможет выкинуть ничего нового, а изведанное никогда не пугало Грейнджер. Драко мог начинать хоть сейчас, но в одном Гермиона была уверена на сто процентов: она не станет есть, что бы ни случилось. Особенно теперь, после этого чертового сна… При мысли о том, что она сделала, пусть и не совсем по своей воле, Грейнджер краснела.

— Отнеси поднос на постель. Сегодня мисс поест, — ядовито выплюнул Драко, застегивая пуговицы на запястьях. — Капризничай сколько угодно, Грейнджер. Можешь ломать все в этой комнате, бить стекла, драть мебель, давать мне пощечины и кусаться, но не думай, что тебе позволено морить себя голодом. Я уже говорил: это ничего не решит. Ко всему прочему, сегодня тебе понадобятся силы. Знаменательный день… — Малфой закончил с рубашкой и довольно посмотрел в горящие гневом глаза. — Теодор женится. Ты же не хочешь пропустить такое шоу?

Гермиона приоткрыла рот от изумления, но тут же постаралась спрятать свое замешательство за привычным выражением безразличия. Однако успокоить мысли так же, как и собственную мимику, не удалось. Из-за мыслей, гулким шумом поселившихся в голове, Гермиона не услышала произнесенного заклинания. Жалобный писк домовика заставил её на время забыть про свадьбу Теодора и яростно вскинуть голову. Эльф повис в воздухе, схватившись за свою тонкую шею, а кривые ножки отчаянно дергались из стороны в сторону.

— Приступай к завтраку, — хладнокровный голос остановил её порыв вскочить и броситься на Драко. — Или ты поешь, или он умрет. Не вынуждай меня делать то, что я, не сомневайся, совершить способен. Для меня не важна никакая другая жизнь, кроме твоей. Быстрее, Грейнджер. Эльф не протянет долго.

Гермиона, яростно перемещая взгляд от дрожащего в воздухе домовика на каменное лицо Малфоя, наконец решилась. Резко потянувшись к подносу, она схватила с него вилку и тарелку омлета с беконом. Когда первый кусочек пищи поступил в её организм, гнев Гермионы слегка притупился. До этого момента она словно не осознавала, насколько голодна. С каждой секундой есть хотелось только больше, и Гермиона продолжала судорожно откусывать большие куски, вместе с пищей проглатывая и собственную гордость. К моменту, когда она осушила стакан апельсинового сока, руки дрожали, а глаза полнились слезами ненависти. С громом отодвинув поднос от себя, она вызывающе посмотрела на Малфоя. Тот удовлетворенно кивнул и опустил палочку. Домовик приземлился на ноги, отчаянно откашливаясь и хватаясь костлявыми пальцами за шею. Глаза эльфа были потуплены в пол, когда он, слегка хромая, побрел к постели. Забрав поднос, домовик с хлопком испарился.

— Знаю, о чем ты думаешь, — Драко мрачно улыбнулся и медленно направился к двери. — Я чудовище, верно? — хмыкнул он, даже не обернувшись. — Но зато ты не умрешь от голода, и… Мы же не будем повторять этот неприятный эксперимент?

Гермиона подавленно молчала, сжав в ладонях простыню. Она надеялась, что её взгляд сумеет прожечь в затылке Малфоя огромную дыру.

— Сегодня ты выйдешь отсюда, — Драко открыл дверь и обвел комнату взглядом. — Надеюсь, смена обстановки пойдет на пользу. Я пришлю свою мать, чтобы она помогла со сборами. Ты ведь не станешь испытывать бедного домовика снова? — Малфой вопросительно вскинул брови, наблюдая за тем, как крепко и яростно сжимаются челюсти девушки. — Вот и отлично.

***

Было далеко за полдень, когда Гермиона, мечась по комнате в бессильной ярости, услышала за дверью легкие шаги. Замерев на месте, она впилась взглядом в лакированное покрытие, предвкушая встречу с Малфоем. После того, что случилось сегодняшним утром, с трудом сдерживаемые эмоции обрушились на Гермиону, заставляя её метаться из угла в угол. Она ненавидела себя за то, что поддалась чарам, сну и чувствам, за то, что потеряла гордость, за собственное бессилие, но главное — она испытывала к себе презрение за то, что так и не смогла ненавидеть Драко. Он держал её здесь против воли, пытался принудить к близости и покорности, но до сих пор не обидел ни единым словом и терпеливо сносил все попытки Гермионы взбунтоваться. Наблюдать за его уверенной невозмутимостью было страшно до дрожи в мышцах, потому что было понятно: она больше не контролирует ситуацию. С горечью приходило понимание, что Малфой был прав. Она принадлежала ему. Как какая-то забавная зверушка или статуэтка, призванная храниться в темной комнате вдалеке от завистливых глаз. Такое положение дел выбивало Гермиону из устойчивого состояния, и, так как после повторного приема пищи сил у неё прибавилось, не проходило и часа, чтобы что-то в комнате не разбивалось или не грохотало о потрескавшийся мрамор. Физическая нагрузка заменяла крик, и Гермиона крушила, рвала и отчаянно билась в дверь за неимением другого способа выражения эмоций. Только когда она, вдруг впав в ледяное оцепенение, застыла посреди частично разрушенной комнаты, в голову ударилась мысль о том, что все это абсолютно бессмысленно. Малфой нашел нужные рычаги давления и теперь мог делать все, что ему вздумается. Гермиона не могла позволить другим страдать из-за неё, и больше не хотела созерцать пытки, подобные утренней. Тупой навязчивый стыд все ещё преследовал её, а в памяти повисли полные ужаса глаза домовика.

Тихий стук в дверь насторожил её — Драко ни за что не стал бы предупреждать свое появление, и девушка попятилась назад, оглядываясь в поисках того, чем можно было бы обороняться от незваного гостя. Но вскоре опасения испарились: за дверью послышался мелодичный голос.

— Гермиона, это миссис Малфой.

Нарцисса знала о том, что на Грейнджер было наложено «силенцио». Связав это с её внезапным появлением в особняке и наказанием Теодора, миссис Малфой поняла, что все дело в чарах и желании, которое, очевидно, хотела загадать Гермиона. Но причины провала оставались волнующей загадкой. Нарцисса слабо верила в то, что Героиня Войны могла оступиться из-за неосторожности или непродуманности плана, и молчаливо сочувствовала ей.

Дверь медленно открылась, и взору Гермионы предстала стройная фигура миссис Малфой в черном невычурном платье. Очевидно, Нарцисса все еще носила траур. На лице явственно выражались признаки бессонницы, но женщина выглядела невозмутимой и только немного — задумчивой.

— Здравствуй, — Нарцисса робко улыбнулась и, бросив косой взгляд на Пожирателя у входа, притворила за собой дверь. С некоторых пор все передвижения миссис Малфой строго отслеживались, но она не жаловалась — участь Гермионы вдохновляла её на видимое смирение. — О, дорогая… — взгляд гостьи прошелся по разгромленной комнате, и тонкая фигура Грейнджер посреди этого бардака показалась потерянной и сникшей.

Гермиона выпрямилась, мысленно ликуя из-за того, что пришедшим оказался не Драко. Девушка все еще не успела собраться с мыслями и придумать план дальнейших действий, так что такая встреча однозначно грозила очередным поражением.

— Ты уже знаешь про Теодора? — Нарцисса прошла вглубь комнаты, обеспокоенным взглядом оценив бардак. Гермионе стало слегка стыдно за свое ребячество, но уже через секунду злость на обстоятельства вновь разлилась по венам. Кивнув вместо ответа на вопрос, она подошла к уцелевшему креслу перед разбитым трюмо и обрушилась на него. Среди осколков зеркала мелькали десятки покрасневших глаз и искривленных губ. Гермиона чувствовала себя опустошенной и разбитой, словно это зеркало. Каждый осколок её сердца сиял чем-то разным, порой даже кардинально противоположным. — Протеус держал его в камере и пытал. Никто не знает, смог бы выжить Теодор, если бы не согласился на свадьбу. Между вами что-то было?

Гермиона отмерла от созерцания своего отражения и повернула голову в сторону Нарциссы. Казалось, она была смущена вопросом, который задала, но в голосе в то же время прочитывалась настороженная тревога. Гермиона отрицательно качнула головой и опустила глаза на свои руки, обитые и кое-где поцарапанные. Даже от них было больнее, чем от того, что Теодор свяжет себя с другой. Была злость и обида, но не боль, равная той, что причинял ей Малфой. Гермиона тихо хмыкнула, потому что придумала еще одну причину ненавидеть себя: она не могла полюбить Теодора, хотя тот жертвовал столь многим и был так искренен. Возможно, если бы не Драко, у них все могло получиться. Если бы только Нотт сказал ей о своих чувствах чуть раньше, чем она оказалась связана чарами! И, хоть такие мысли посещали голову довольно часто, Гермиона все-таки не верила в них.

— Хорошо, — выдохнула миссис Малфой и взмахнула палочкой. Оборванные с полога занавески начали понемногу восстанавливаться. На полу стало значительно чище, и Нарцисса, критично осмотревшись вокруг себя, осторожно опустилась на краешек развороченной постели. Вид смятых простыней вводил её в тревожную задумчивость. Хотелось надеяться, что Драко не пытался взять желаемое силой. Нарцисса уже открыла рот, чтобы спросить об этом, но тут же осеклась, заметив остекленевший взгляд Гермионы.

— Он не желает слушать меня, — сокрушенно заметила миссис Малфой и закрыла уставшие от слез глаза руками. Сохранять спокойствие и невозмутимость перед Пожирателями стоило ей великих душевных сил. К счастью, брак с Люциусом научил терпеть и не подавать вида, даже когда было смертельно плохо. Однако именно сейчас она не могла и не хотела сдерживаться, потому что была уверена, что сойдет с ума, если проведет еще хоть день в мнимой безмятежности.

— Протеус постоянно находится рядом и нашептывает о всевластии. Этот ублюдок знает, что Драко сомневается, — процедила сквозь сцепленные зубы Нарцисса, и Гермиона ожила, удивляясь резкости выражения. В неясном дневном свете на бледном лице миссис Малфой блеснули слезы. Глаза выдавали боль, которую ни один мужчина не смог бы испытать ни за что в жизни. Гермиона прищурилась, считывая открытые к её взгляду эмоции, но тут же испуганно отпрянула. Что-то словно ударяло током, когда она сталкивалась с изможденным страданиями взглядом.

Вряд ли Нарцисса когда-то задумывалась о том, что у Драко были её глаза. Гермиона заподозрила это несколько месяцев назад, но была не до конца уверена. Сейчас все встало на свои места: у Малфоя были, несомненно, глаза матери, но вот взгляд — обманчиво-холодный и мрачно усмехающийся — достался от Люциуса. Но лишь в эту секунду — короткую и почти неосязаемую — Гермиона увидела во влаге глаз миссис Малфой частичку от взгляда Драко, когда он был раздавлен её предательством. Определенно, он вел себя как отец, но был способен чувствовать так же, как и Нарцисса. И это давало Гермионе крохотную, совсем слабую, но опасную надежду.

— Теодор не должен был приводить тебя в особняк, — бесстрастно проведя ладонью по мокрой щеке, миссис Малфой наконец подняла голову. — Драко дал клятву на крови, что завершит Обряд.

Гермиона шумно вдохнула воздух и зажмурила глаза, ногтями впиваясь в ладони. Сердце оглушительно загрохотало в груди. До этого момента паника и отчаяние не чувствовались так остро. Они разливались по венам и шипами впивались в кожу, заставляя ту зудеть и покрываться мурашками. Гермиона вытянула руки перед собой и с ужасом заметила то, как их бьет дрожь. Контролировать собственное тело больше не получалось.

— Мне так жаль, что ты оказалась в это втянута, — искренне прошептала Нарцисса, качая головой. Её голос срывался на беззвучное шевеление губами из-за стыда перед девушкой. Миссис Малфой винила себя в том, что обрекла Гермиону на такие страдания, в том, что не воспитала Драко другим и в том, что связала их чарами. Тогда казалось, что был лишь один путь. Если бы только Нарцисса знала, что он ведет в тупик… — Я знаю, что ты меня никогда не простишь. И то, о чем я попрошу тебя сейчас, покажется наглым и эгоистичным, но ведь ты знаешь, что любая мать… — Нарцисса запиналась, но не отрывала взгляда от горящих горечью глаз Гермионы. — Пожалуйста, не отворачивайся от него. Ты — то последнее хорошее, что осталось у Драко. Последнее, что заставляет его просыпаться утром и дышать. Сегодня он впервые за долгое время улыбался, — Нарцисса покачала головой и её губы дрогнули. — Когда рассказывал мне про то, что ты наконец поела.

Гермиона почувствовала, как предательское сердце вздрагивает и усиленно толкается в груди, разгоняя заледеневшую кровь. Хотелось плакать и кричать, хотелось, чтобы Малфой перестал так относиться к ней. Эти чувства убивали их обоих, и, что самое страшное — они находили бешеный отклик в груди Гермионы. Это были безумные, больные и воспаленные чувства, доведенные до крайней степени исступления. Они оголили нервы и свернули живую кровь в их венах, сделали заложниками собственных тел и мыслей, заставили желать, ненавидеть, и оттого желать еще больше. Упиваться, вожделея, и погибать в объятиях, смертельных в своей взаимности. Драко был нужен ей, потому что мысль об его исчезновении выламывала внутренности и заставляла чувства содрогаться в пронзительной агонии. Гермиона вдруг поняла: все то время, пока она пыталась не допустить войны в Магической Британии, её внутренняя война, оставшись без малейшего участия, развернулась и уничтожила все, что могла. На обломках внутреннего мира, где-то в подвалах израненного собственным выбором сердца Гермиона все еще держала в узниках лишь одного человека. И покидать оков он не собирался, потому что был единственным в истории пленником, победившим в войне.

Гермиона всхлипнула и вскочила на ноги, а потом бросилась в единственные объятия, которые были ей доступны. Теплые руки миссис Малфой укрыли её дрожащую спину, а потом принялись успокаивающе гладить. Гермиона беззвучно рыдала и задыхалась влагой. Сухой кашель истерики сковал легкие, и еще около нескольких минут Нарцисса пыталась её успокоить. Когда судорожные хрипы наконец закончилась, Гермиона расслабилась, облокотившись на плечо миссис Малфой, и закрыла глаза. Хотелось ни о чем не думать хотя бы несколько мгновений. Нарцисса слегка раскачивалась, не прекращая гладить волосы лежащей в её объятиях девушки. Гермиона же, сумев все-таки на секунду позабыть обступившие её обстоятельства, представила, будто она находится дома в теплых объятиях своей матери. Чувство защищенности затопило сознание, а после, словно испугавшись возникшей вдруг осмысленности, преобразовалось тягучую липкую тоску. С горечью Гермиона отстранилась от Нарциссы. По крайней мере, она не говорила ей банальную фразу «все будет хорошо». Ложь здесь была бы неуместна.

— Если бы Теодор смог тебя спрятать… Теперь у Протеуса есть все, чтобы завершить Обряд, — Нарцисса крепко сжала ладони девушки. Гермиона непонимающе нахмурила брови, и миссис Малфой прикусила губу, раздумывая, стоит ли посвящать её в эти ужасные подробности. Но, посчитав, что больше ничего для Гермионы сделать не сможет, Нарцисса подобралась и пристально посмотрела на неё. — Протеус говорит, что ты необходима для завершения обряда Обретения Силы, потому что Драко в некотором смысле зависим от тебя. И это совсем не из-за чар. Так вот, — рассеянно и тихо, — по словам Пожирателей, ты будешь сосудом для Силы.

«Нет»

Гермиона резко отпрянула и поднялась на ноги. Успокоившаяся было дрожь возобновилась.

«Я просто не могу быть причиной краха волшебного мира»

Челюсти сжались с неистовой силой, и Гермиона принялась усиленно думать, хотя все еще не могла поверить в то, что только что услышала.

— Я только надеюсь, Драко поймет, что Протеус если и не лжет, то явно недоговаривает. Сегодня на церемонии я постараюсь еще раз поговорить с ним, но для этого нужно сделать все, чтобы Драко к этому разговору был расположен. Понимаешь, что только ты можешь на это повлиять? Заставь его поверить, что ты рядом не только потому, что в плену. Он просто хочет немного любви, и, даже если это ложь, стань той, кем Драко хочет тебя видеть. Люциус был таким же: чем больше сопротивления, тем больше ярости. Мне пришлось научиться быть покорной, чтобы добиваться желаемого. Помнишь, я говорила, что, если тебе удастся снять с Драко маску, ты ужаснешься? Теперь веришь? — под конец голос Нарциссы совсем потух. Гермиона все еще не двигалась, хотя слова миссис Малфой вселили в неё некоторую надежду. Ей хотелось ответить Драко так, как он хотел, но не здесь, черт побери, не в этом чертовом поместье, кишащем Пожирателями! Вспоминая сцену из своего сна, Гермиона понимала, что ей стало окончательно все равно, кем был в прошлом Драко Малфой. Было лишь настоящее, которое сейчас сыпалось и обваливалось под ногами, и Гермиона изо всех сил желала остановить этот крах.

— Я должна помочь тебе приготовиться к вечеру, — Нарцисса встала позади Гермионы и посмотрела в зеркало, отражающее их поломанные фигуры. — Это его желание, но остальное… — миссис Малфой осторожно убрала вьющие волосы с плеч и шеи, а потом пригладила их. — Остальное зависит от тебя. Никогда бы не подумала, что попрошу тебя о чем-то подобном, но… — Нарцисса неловко улыбнулась и вскинула подбородок. — Пожалуйста, вскружи моему сыну голову. Он должен забыть о Пожирателях.

***

Теодор наблюдал за разворачивающейся суетой с отстраненным безразличием. Одетый в прекрасно сшитый черный фрак, с залеченными наскоро ранами — преимущественно на лице, потому что с остальными Протеус приказал не возиться, он выглядел вполне торжественно, однако глаза выражали глубокую тоску несмотря на то, чтов уверенном подъеме бровей все еще читалась надежда.

Как и предполагал Нотт, отец не стал медлить и назначил дату церемонии на следующий день в то же утро, когда Пэнси принесла ему прекрасную новость. Злорадство в глазах Протеуса нельзя было передать никакими словами, и Теодор был уверен, что ни у кого в целом мире не получится столь же гадкое выражение лица, как у Нотта старшего, когда он понял, что его сын сломлен банальной болью и страхом смерти. Теодора освободили не сразу. Еще половину дня он провел в камере, мучаясь от жажды и боли в теле, и лишь потом по милости Протеуса его подняли в комнаты и привели в более-менее приличный вид. Оказалось, отец Астории пожелал, чтобы его зять на церемонии выглядел, как минимум, прилично. Младшую Гринграсс любили и оберегали совсем не для полуживого трупа у венца, хотя ей самой, казалось, было на это совершенно наплевать. Теодор знал о её чувствах и некоторое время был уверен, что она не простит его после выходки с оборотным, однако девушка, по слухам, пребывала в восторге от своего скорого замужества. Поговорить с Асторией перед церемонией не удалось — на памяти Пожирателей все еще был жив момент с «подменой», и Гринграссы выразили желание соблюсти меры предосторожности. Теодор не слишком расстроился, потому что, даже имея возможность убедить Асторию сделать правильный выбор и сбежать с ним, он не смог бы сделать ровным счетом ничего. Протеус взял с волшебницы непреложный обет, обязующий её во всем подчиняться его указаниям. Такова была плата за замужество.

Организацией церемонии занимались Гринграссы, а потому весь сад позади особняка был украшен белыми розами — символом их семьи. В вечернем воздухе парили магические огоньки, и, взмывая вверх, образовывали купол, в освещении которого молодая трава меняла оттенок зелени на цвет гари. Контраст белых роз с практически черным пространством навевал на Теодора ощущение кошмарности происходящего. Как-то раз ему удалось лицезреть маггловские черно-белые фильмы без звука, но он никогда не подозревал, что сможет почувствовать себя их героем. Нотт ничего не слышал, хотя в саду было довольно шумно, и казался себе каким-то нереальным и выдуманным. Праздничный фрак, алтарь на возвышении в мраморной беседке, увитой плющом и розами, по-праздничному одетые люди и выстланная к подножию широкой лестницы дорога из лепестков — все казалось ему инородным и буффонадным. На балюстрадах по бокам от входа громоздились свечи разных размеров, распространяя свечение белого пламени на все, что находилось внутри. Под потолком кружились знакомые огоньки, и их течение было единственным, что до сих пор привлекало особенное внимание Теодора. Они были единственным не застывшим здесь, и по цвету напоминали лучи июльского солнца. Сознание Нотта зациклилось на кружении магии, потому что не вынесло бы еще одной обреченной мысли о том, что ему придется связать себя узами чар с другой. Теодор наполнился искренним счастьем, когда представил, что на месте Астории Гринграсс могла быть Гермиона. За такой исход событий он, наверное, мог предать Магическую Британию. В эту секунду он понимал Малфоя, хотя до сих пор отчаянно, до дрожи в пальцах завидовал ему и всецело ненавидел. Теодор знал, что Драко не упустит возможности поглумиться над провалом его попыток заполучить Грейнджер и наверняка приведет её с собой. Но горечь этих мыслей перебивалась убеждением в том, что только смерть может положить всему конец. Теодор поклялся себе, что, пока все еще дышит, он ни за что не отступится от своих чувств.

Отстраненность была забыта, когда к Теодору поднялся Пожиратель, которому выпала честь проводить церемонию. Грузный мужчина улыбнулся и похлопал Нотта по плечу, многозначно вскидывая брови. Теодор даже не пошевелился. Он испытывал отвращение почти ко всему окружающему. Подняв взгляд на пространство впереди, Теодор заметил, что в саду собралась целая толпа народа. Половину он уже имел честь видеть в особняке, а другая часть, вероятно, прибыла из внешнего мира. Оставалось лишь поражаться самоуверенности отца. Неужели тот не боялся, что местонахождение особняка раскроют?

— Дамы и господа, займите свои места, церемония вскоре начнется! — звучным голосом объявил Пожиратель и хлопнул в ладони. Люди, весело переговаривающиеся между собой, медленно побрели в сторону установленных перед алтарем витых стульев. Теодор разыскивал среди гостей лишь одного человека, и это, к его же удивлению, была совсем не Гермиона. Обнаружить Паркинсон не удалось. Нотт поджал губы и размял напряженные плечи. Отсутствие Пэнси на церемонии значило лишь то, что она все же приняла план. Честно говоря, Теодор был не уверен в том, что она согласится, однако её сомнения понять был в силах. Такое решение было тяжело принять даже ему — что уж говорить про эмоционально опустошенную и испуганную Паркинсон? Но Теодор все же надеялся, что она сможет. Нечто в глазах и словах Пэнси в последнюю их встречу заставило его так думать. Нотт признавал, что, возможно, был слишком резок, вынося ей громкие вердикты, но ведь порой действительно казалось, будто в душе Паркинсон кроме одержимости Малфоем и страсти к красивым вещам ничего нет. Эти несправедливые выводы уничтожались хотя бы тем фактом, что Пэнси действительно любила своих родителей. Теодор почти час убеждал её в том, что с ними ничего не случится, потому что Пожиратели не смогут тронуть хозяев защищенного чарами поместья. Со смертью или хотя бы малейшим страданием Паркинсонов защитная магия, сплетающаяся с родовыми чарами дома, могла пострадать.

Мать Астории, уже занявшая свое место в первом ряду вместе со старшей дочерью, пристально смотрела на Теодора и недовольно щурилась. Нотт не переставал удивляться женской проницательности. Чтобы не вызывать лишних подозрений, он поднял голову вверх и снова принялся наблюдать за огоньками. Теодор должен был невероятно нервничать, но почти ничего не чувствовал. Все внутри было опустошено болью, которую он получил от Протеуса, и насильная женитьба действительно оказалась в разы неприятнее «круциатуса». Однако Теодор постарался просто отстраниться от размышлений, которые не могли принести ему ничего, кроме страданий. Стоило оставлять рассудок трезвым, а не изможденным бесцельным самоуничтожением.

— Лорд Малфой! — разнеслись шепотки со стороны гостей, и Нотт с огромным нежеланием посмотрел на двери, ведущие в особняк. Вдох застрял в горле. Гермиона была ослепительна. Если бы оттенок её платья был немного светлее, Теодор мог бы представить, что оно свадебное. Кремовый цвет невероятно шел к её светлой коже, и корсет платья, усыпанный прозрачными драгоценностями, отражал блики света и делал хрупкую фигуру почти божественной. Россыпь камней градиентом заканчивалась на бедрах, и ткань упруго струилась вниз, к коленям, а оттуда большими волнами расходилась в стороны. Теодор мог отрицать что угодно, кроме вкуса Малфоя в выборе одежды, а сомнений в том, что это он пожелал видеть свою пленницу в этом платье, не было. Волосы девушки не были никак заколоты и мягкими локонами струились по открытым плечам и спине. На щеках лежал здоровый румянец, и глаза, казалось, блестели. Может быть, Теодор внес в увиденный им образ больше жизни, чем на самом деле. Мысли болезненно забились в голове, когда Гермиона подняла взгляд. Её невозмутимое до этого лицо словно обдали белой краской. Брови дрогнули и опустились, а красиво очерченный рот искривился в выражении скорби. Теодор готов был тут же шагнуть прочь из этой безвкусной беседки и помчаться навстречу Гермионе, однако вовремя увидел предостерегающий взгляд держащего её под руку Драко. Взгляд его блестел угрозой и торжеством, а потом Малфой, издеваясь, положил ладонь на талию Гермионы, придвигая к себе.

— Можем начинать, — у алтаря возник Протеус, и Теодор, на секунду отвлекшись от жадного разглядывания Гермионы, посмотрел на отца с нескрываемым отвращением. — Не волнуйся, сынок, — Пожиратель поправил свой костюм и усмехнулся, обнажая зубы. — Свадьба бывает лишь раз в жизни.

— Я тебя ненавижу, — процедил Нотт, желая сорваться с места и вцепиться в горло Протеуса голыми руками. Но заиграла протяжная музыка, и Теодор выпрямился, тяжело сглотнув. Церемония начиналась.

Астория смотрела на украшенный сад через витражные окна зимнего сада Паркинсонов. Сквозь ветви растений, опутывающих стекла, можно было рассмотреть ничтожно мало, но девушка вытягивала шею и поднималась на носочки, взволнованно теребя в руках небольшой букет роз.

— Волнуешься? — Гринграсс вышел из соседней двери, поправляя запонки.

— Нет, — сипло ответила Астория и испуганно взглянула на отца.

— Все хорошо, — следовал короткий поцелуй в лоб. — Я постараюсь, чтобы ты была счастлива.

Астория уловила в словах отца нечто настораживающее, но попыталась успокоиться. В конце концов, она уже все для себя решила. Девушка нацепила на лицо радостную улыбку, но слабость в ногах все никак не хотела успокаиваться.

— Где мисс Паркинсон? Насколько я помню, она должна была помогать тебе вплоть до церемонии.

— Ей стало нехорошо, — безразлично отозвалась Астория и потянулась к волосам, чтобы поправить фату. Тонкая ткань всколыхнулась, лаская открытые плечи. Девушка сделала еще один шаг, привыкая к тяжести и пышности платья. Когда она увидела его впервые, подумала, будто ткань соткана из самих облаков — настолько неосязаемой и легкой была.

— Ты очень красива сегодня, — Гринграсс встал рядом с дочерью и подал ей локоть. Астория еще раз неуверенно посмотрела вперед, а потом медленно подняла руку и положила её на предплечье отца. Волноваться смысла не было, ведь все уже происходило. — Идем.

Из сада до них доносилась тяжелая музыка, и от неё тут же разболелась голова. Поморщившись, Астория шагнула на примятую траву и подняла восхищенный взгляд к вечернему небу. Причудливой сеткой над садом расползалось волшебное сияние, а белые розы, расставленные там и тут, источали тонкий сладкий аромат. Прохлада коснулась обнаженных плеч, но Астория только расправила их, наконец переводя взгляд на алтарь. Взгляд Теодора напугал её, и девушка почувствовала мгновенное желание убежать, однако уже шла меж рядов с гостями, пожирающими её взглядом. «Пути назад нет», — сказала она себе и сжала пальцы на локте отца. Его одобряющая улыбка ничуть не трогала. Астория не сводила взгляда с напряженного лица Теодора и едва дышала от волнения. Создавалось впечатление, что Нотт на что-то надеялся, и по мере приближения к алтарю эти чувства только усиливались. Почти у подножия Гринграсс остановился, и, поцеловав дочь в щеку, передал её руку Теодору, уже спустившемуся вниз. Крепкая ладонь обхватила пальцы, облаченные в тонкую ткань, и Астория не сдержала нервного вздоха. Медленно они преодолели пять ступеней и остановились перед широко улыбающимся Пожирателем. Казалось, будто кто-то насильно тянул его за уголки губ, и от этого лицо мужчины становилось неестественным и даже жутким.

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы сочетать узами магического брака…

Дальше оба они ничего не слышали, пронизывая друг друга испытующими взглядами. Теодор нервно прикусил щеку, пристально наблюдая за поведением своей невесты. Та была напугана и смущена, однако почти не выдавала своего волнения. Нотт до сих пор пребывал в угнетающем неведении. Смогла ли Пэнси осуществить их план, или ему придется быть скованным не только магическими узами, но и волей отца? Избежать последнего было главной целью той опасной и сумасшедшей авантюры, на которую они решились вместе. Пэнси хотела освободиться, Теодор — не меньше. По крайней мере, скованный по рукам и ногам, он бы ничем не смог помочь Гермионе. Перспектива наблюдать за тем, как Малфой прогибает её под себя, заставляла испытывать чувство сильной тошноты. В минуты, когда Пожиратель заканчивал свою пышную речь, Теодор полностью убедил себя в необходимости тяжелого решения, которое принял. Оставалось лишь надеяться на то, что Пэнси сделала то же самое.

Ресницы Астории трепетали, когда она слушала последние слова Пожирателя о смерти и жизни. Взгляд Теодора отражал её испуг, но все же был твердым и непоколебимым. Девушка кинула взгляд на гостей и медленно сглотнула. Не так она представляла день своей свадьбы. Дрожь её рук стала заметна Теодору, и он едва заметно улыбнулся, пытаясь приободрить её. Неужели он смог догадаться о её страхе и неуверенности? Астория стрельнула взглядом в сторону Протеуса, но тот лишь стоял, прикрыв глаза, и гадко улыбался.

— Принесите свои клятвы, — кашлянув, произнес Пожиратель. Создавалось впечатление, что молодые люди находились совсем не здесь. Со стороны это выглядело так, будто они были абсолютно очарованы друг другом. Теодор молчал, потому что не собирался ничего говорить изначально. Какой смысл произносить лживую клятву в вечной любви, пусть и ради формальности? Но потерянный, тревожный вид Астории пробудил в нем надежду на то, что Пэнси все же выполнила его условие.

— Клянусь, — Теодор умоляюще смотрел на побледневшее лицо, надеясь увидеть в испуганных темных глазах ответ на самый главный вопрос этого вечера. — Защищать тебя и быть опорой.

Астория вздрогнула, наблюдая за тем, как Теодор вытягивает руку перед собой. Напряженная линия челюсти выдавала его страх и нежелание всего происходящего, но слова прозвучали настолько искренне, что она на несколько мгновений позабыла о своих сомнениях.

— Астория? — тихо спросил Пожиратель, и волшебница растерянно оглянулась вокруг себя. Все замерли в ожидании её клятвы.

— Я… — Астория попыталась сглотнуть ком, вставший в горле от подступающих слез, и вытянула руку. — Клянусь.

Неловкое молчание длилось всего пару секунд. Гринграссы изумленно переглянулись, но лицо Теодора осталось непроницаемым. Теперь он был уверен, и все вокруг заиграло буйным светом. Полумрак в саду прекратил давить на плечи, и Нотт шагнул ближе к Астории. Она едва заметно отшатнулась, испуганно смотря на собственную руку. Теодор медленно стянул перчатку с дрожащих пальцев и снова отступил. Времени на сомнения и страх уже не было. Пожиратель взмахнул палочкой, и два кольца, взметнувшись в воздух, закружились в причудливом танце, а потом мягко опустились к вытянутым ладоням. Прохлада металла обожгла кожу пальцев. Вокруг Теодора и Астории закружились синеватые всполохи магии, окутывая и помещая их в пространство, как будто удаленное от остального мира. Гринграсс лихорадочно оглянулась по сторонам, и, подавленно всхлипнув, опустила голову. Её ладонь перехватили и сжали уверенные пальцы Теодора. Вскинув на него обреченный взгляд, Астория прочитала по губам: «Все в порядке». Была ли это правда, или всего лишь попытка её успокоить? Хотелось верить, что Нотт исполнит свою клятву, потому что за неё была принесена великая жертва.

Когда свечение погасло, раздались громкие аплодисменты. Астория растерянно посмотрела на свою семью и увидела радость на их лицах. Неуверенно улыбнувшись, девушка снова перевела взгляд на Теодора, но в последний момент заметила, как к ним направляется Протеус. Паника во взгляде Астории тут же передалась Нотту, и он бросил взгляд через плечо. Рука девушки дернулась из его ладони, но Теодор удержал её.

— И последний штрих, — почти пропел Протеус, доставая собственную палочку. — Для крепкого союза.

Теодор сжимал девичьи пальцы так сильно, что Астория поморщилась от легкой боли. Она не собиралась убегать, но Нотт, видимо, решил все же перестраховаться. Прикосновение, пусть и грубое, дарило ей хоть какое-то чувство защищенности в то время, когда Протеус был так близко.

— Этернио! — громко и четко произнес Пожиратель, а потом разрезал палочкой воздух. Кольца вспыхнули искрами, и волшебные лучи, вырвавшиеся из темных сапфиров, окружили фигуры молодых людей. За мгновение до того, как все закончилось, Теодор бросил взгляд на Гермиону. Она пронзала воздух отсутствующим взглядом, зато Малфой, сидящий рядом, смотрел на него с торжествующим злорадством. Теодор стиснул зубы, ощущая, что сердце опутывает нечто странное и сильное. И все же быть заложником чар было куда лучше, чем подчиняться Протеусу. Нотт смотрел на сына с легкой снисходительной улыбкой. Он ожидал вспышки ярости, обреченного стона, может, даже злых слез, но Теодор, выдержав взгляд отца, нагло улыбнулся ему. Пожиратель непонимающе нахмурился, и на железную уверенность пала тень сомнения. Однако вскоре чары погасли, и Протеус успокоился. Теперь ничто не могло помешать помыкать Теодором, и от этого он пришел в восторг, который заставил забыть о всяких тревогах.

— Поздравляю, — рассмеялся Протеус и круто развернулся. Ситуация становилась все более устойчивой, а потому он планировал наконец отдохнуть от контроля за всем.

Теодор, ненавидящим взглядом проследив за удаляющейся фигурой отца, повернулся к Астории. Её пальцы едва ощутимо шевелились в крепко сжатом кулаке.

— Прости, — поспешно извинился он и ослабил хватку. — И спасибо, — подняв ослабевшую ладонь Астории на уровень лица, Теодор прижался губами к прохладной коже в жесте искренней благодарности. Волшебница вздрогнула, но ничего не ответила. Её лицо выражало полную отрешенность и едва заметную досаду.

— Астория! — окликнула её мать и протянула руки для объятий. Теодор кивнул на вопросительный взгляд невесты и отпустил её руку. — Ты же приготовила такую восхитительную клятву! Неужели настолько разволновалась, что совсем забыла? — руки миссис Гринграсс опустились на плечи дочери и притянули к себе.

— Да, — хрипло выдохнула Астория, почти обмякая в объятиях. — Было так страшно…

— Ну что ты, милая, — цокнула языком женщина. — Это ведь твоя мечта! Но я тебя понимаю. Все невесты волнуются в день свадьбы.

— Волнуются… — эхом повторила девушка и устремила взгляд на гордую фигуру Малфоя. Он, придерживая за талию Грейнджер, направлялся в дом, где должна была состояться банкетная часть. В спину ему ударила прощальная и горькая улыбка.

Впиваясь пальцами в жесткие камни корсета, Драко легко вел Гермиону в сторону зала. Сегодня она была воистину обворожительна, но как-то подозрительно тиха. Грейнджер избегала его взгляда и никак не реагировала на прикосновения. В ней словно пропала тяга к борьбе, и Малфой не понимал, нравится ему это, или нет, однако потускневшие глаза омрачали все великолепие образа.

— Тебе плохо? — тихо поинтересовался Драко, усаживая её на стул с высокой спинкой. Гермиона покачала головой. — Может, стоит проводить тебя в комнату? — ответом снова служило отрицание. Малфой раздраженно нахмурился. «Силенцио» было необходимо для безопасности, но из-за этого невозможно было догадаться, чего она хочет. Молчание раздражало и порой вводило в исступленный ужас. Последнее время Грейнджер все больше и больше была похожа на человеческий манекен. — Посмотри на меня, Гермиона.

Она послушно подняла голову и уставилась опустошенным взглядом в переносицу Драко. Созерцание церемонии выбило из неё последние оптимистичные мысли. Она видела, как магия связывающих чар впилась в тела Астории и Теодора, и теперь точно знала, что сама виновата в этом. Мученический взгляд Нотта, направленный в её сторону, забрал последние частички души. Гермиона осталась одна в своей немой борьбе, и чувство одиночества еще никогда не высасывало её настолько сильно. Хоть Нарцисса и советовала вести себя с Малфоем приветливо для того, чтобы она смогла поговорить с ним, Гермиона не могла себя пересилить. Она не хотела больше лгать и притворяться. Смотря на Драко, получалось думать лишь об одном: с её помощью он навсегда покинет сторону света и опустится во зло. Гермиона не могла даже допустить мысли о том, что станет сосудом для темной магии. Руки тряслись, если она не сжимала их в кулаки. Вокруг был вакуум безысходности.

Малфой пытался найти в её взгляде хоть что-то осмысленное, хоть что-то привычно-яростное, но видел лишь глубокую апатию, и весь холодел. Он не представлял, что Грейнджер могла быть и такой — потерянной и беззащитной. Её красота меркла, когда опустошение дышало в каждой черте лица. Малфой провел костяшками пальцев по острым скулам и очертил нижнюю губу большим пальцем. Следовал поцелуй, лишенный вкуса. Губы Гермионы оставались холодны и не двигались. Драко отпрянул и замер в ужасе. Его пронзил моментальный страх, похожий на тот, что настигает ребенка, когда он ломает любимую игрушку. Лицо Грейнджер выражало полнейшее смирение и немое согласие со всем, что происходило. Он выиграл, но был ли победителем?

Малфой отступил и рассеянно осмотрелся по сторонам. Одиночество вдруг нахлынуло на него с головой, и короткое осознание происходящего все же блеснуло в разуме. В эту секунду Драко побледнел и оперся рукой на стул. Мимо него проходили, уважительно кивая, Пожиратели, но теперь вместо тщеславия возникало желание поскорее скрыться от этих пронзительных взглядов. Иллюзия свободы, подаренная могуществом палочки, пошатнулась и дала трещину.

— Нет, — пробормотал Драко, хватая с подноса стакан с алкоголем и выпивая его почти до дна. — Нет. Вставай, Грейнджер, мы будем танцевать, — он протянул руку, и, не дожидаясь, пока она встанет, дернул на себя. — Мы будем танцевать, — успокаивал себя Малфой, стараясь не смотреть на Гермиону.

Теодор наблюдал за всеми с осторожностью и не отпускал от себя Асторию ни на шаг. Многие подходили, чтобы поздравить их, но в ответ получали лишь кивки и кислые улыбки. Едва все гости зашли в зал, заиграла мелодичная музыка, предвещающая первый танец главной пары этого вечера. Теодор медленно выдохнул и, пытаясь расслабиться, отпил немного из бокала с шампанским. Астория воздержалась от алкоголя, потому что и без него чувствовала себя, словно в тумане. От волнения сердце неистово колотилось в груди, а голова слегка кружилась.

— Идем, — тихо сказал Теодор, протягивая руку. — Они ждут танца, а нам нужно отвлечься.

Астория молча приняла приглашение, и, раздраженно поправив пышное платье, из-за которого ей едва удавалось ходить, последовала за Теодором в центр зала. Все стихли, окружив пару. Когда они остановились, в помещении слышались лишь такты шелестящей музыки. Широкие ладони легли на шелковистую ткань тугого корсета и надавили, вынуждая Асторию сделать шаг вперед. Она нервно облизнула пересохшие губы и положила руки на плечи Теодора. Вблизи он казался еще более высоким, и девушку внезапно захлестнуло смущение, заставившее отвернуть голову. Молчание вторило начальным покачивающимся движениям, а потом Теодор, уверенно посмотрев на порозовевшее лицо Астории, сделал несколько вальсовых шагов.

— Танцуешь ты все так же неуклюже, Нотт, — наконец пробормотала она, поднимая взгляд.

— Слава Мэрлину, Пэнси, у нас все получилось… — порывисто прижавшись к ней, прошептал Теодор. — Я был уверен, что ты передумаешь в последнюю секунду.

— Я тоже, — призналась она, но запнулась, почувствовав запах Теодора в такой близости. — Не знаю, как смогла решиться.

— Ты смелее, чем я думал.

— Да, — в словах Пэнси было раздражение, и Нотт не смог сдержать насмешливой улыбки. Он позволил себе слегка расслабиться, раз уж план сработал. — Слащавая церемония, не находишь? Не думала, что Пожиратели такие сентиментальные…

— Платье вполне сносное, — с иронией прокомментировал он, снова смотря вниз, чтобы не запутаться в ткани.

— Издеваешься? — прошипела Пэнси, закатив глаза. — У меня ощущение, что я превратилась в облако. И прекрати наступать на подол!

— Извини, — он хмыкнул.

— Что теперь делать? — девушка посмотрела на гостей и снова съежилась от страха.

— Мы сбежим сегодня ночью, — спокойно ответил Теодор, искоса наблюдая за Протеусом. Он разговаривал с кем-то из Пожирателей и не обращал на них никакого внимания. — Меня к Гермионе не подпустят, так что ты должна рассказать ей обо всем.

— Опасно. Драко не отходит от неё ни на шаг, и, к тому же, он превосходный легилимент, — прошипела Пэнси.

— Ты права, — Теодор мотнул головой, ощущая странное тепло внутри. — Тогда просто заберем её, когда представится удачная возможность. Мы должны попытаться освободить и миссис Малфой тоже. Ты достала для меня палочку?

— Забрала у Астории после того, как приложила её «остолбенеем».

— Отлично, — Теодор облегченно выдохнул. — А кулон?

— Тоже. Но нам потребуется еще один, чтобы провести через портал миссис Малфой.

— Я отдам свой. Мне удалось спрятать его в саду, прежде чем Протеус… — Теодор подавленно замолчал.

— Как ты пройдешь через портал?

— У меня теперь есть что-то вроде метки. Забыла? — невесело хмыкнул он. — Поговорим с миссис Малфой перед тем, как соберемся бежать.

— Нужно торопиться. Действие оборотного не вечное, и парализация Астории — тоже. Рано или поздно она очнется.

— Дождемся ночи. Тогда сбежать будет проще.

— Мне страшно, — вдруг призналась Пэнси и неосознанно прижалась ближе. — Что будет, если все раскроется? Мерлин, Пожиратели просто убьют нас… — паника понемногу поселялась в её сердце, хотя до сих пор не было и намека на опасность.

— Эй, — заметив, как глаза девушки забегали по залу, Теодор прикоснулся ладонью к её щеке и успокаивающе погладил. — Все в порядке. Я поклялся тебя защищать, помнишь? Это была правда. Мы сможем сбежать отсюда. Нельзя поддаваться панике.

— Ладно, — она быстро закивала головой, удивляясь собственному проявлению слабости. Глаза Теодора лучились уверенностью, а прикосновение было мягким и теплым. Пэнси замерла, ощущая, как нечто внутри разворачивается, когда она находилась так близко к его лицу. Теодор хмурился, искренне не понимая, почему вдруг ему стало так душно и неприятно. Краем глаза он заметил дерганную вспышку кольца.

— Мне… — он помотал головой, словно отгоняя туман. — Пэнси, где Астория?

— В своей комнате, — волшебница недоумевающе изогнула бровь.

— Я должен её увидеть, — Теодор прикрыл глаза и его лицо приняло странное выражение. — Пэнси, — зрачки были расширены, а взгляд затуманен неясной дымкой.

— Ты же пил шампанское? — дрожащим голосом спросила Пэнси. Увиденные ею симптомы были до боли знакомы. Когда-то давно она вынашивала план по заполучению Драко, и это был единственный раз, когда волшебница всерьез изучала зельеварение.

— Несколько глотков, — ответил Теодор, замечая, как сложно ему сосредотачиваться на словах Пэнси. Внезапное желание увидеть Асторию заполняло рассудок, и его руки уже скользили прочь от талии Паркинсон.

— Твою мать, — прошипела она сквозь зубы и перехватила удаляющуюся руку. — Тебе подмешали амортенцию!

— Что? — рассеянно вскинул брови Теодор и улыбнулся, когда в его голове возник образ Астории. Почему он никогда не замечал, как она красива? — Отведи меня к ней. Я должен… Должен сказать…

— Идем, — сердце Пэнси стучало в ушах, когда она вела Теодора сквозь танцующую толпу. Уклоняясь от заинтересованных взглядов, словно от атакующих заклинаний, волшебница тащила за собой едва соображающего Нотта к выходу. Нужно было что-то сделать, и истерика, уже было вцепившаяся в узлы нервов, была заглушена чувством ответственности.

Комментарий к 24. Узы

В общем-то, в этой главе должен был быть тот самый переломный момент с Драко и Гермионой, но я решила, что было бы логичнее перенести его на другую главу и там развернуть как положено. А то в конце я обычно все сливаю.

Поэтому да - очень много Теодора и Пэнси. Но это нужно для развития сюжета, так что терпим)

========== 25. Звезды ==========

Драко, сцепив пальцы на хрупком запястье Грейнджер, спешно шел по мрачным коридорам особняка. Идея с танцами провалилась — Гермиона почти не двигалась. Выражение глубокого безразличия к происходящему с каждой минутой раздражало Драко все больше, и он, боясь разразиться гневной тирадой прямо в зале, потащил её обратно в комнату. Создавать иллюзию благополучия больше не получалось. Взгляды Пожирателей казались насмешливыми, а воздух в помещении — густым и тяжелым, и потому находиться там было просто невозможно.

Гермиона покорно шла позади, напряженно смотря промеж лопаток впереди идущего. Она надеялась, что достаточно долгий взгляд сможет наконец уколоть Драко. Рассчитывать на внезапную перемену в его поведении было бы в высшей степени наивно, и ей оставалось лишь наблюдать и бросать колючие взгляды. Вокруг была тишина, и, если бы не вспышки волшебных искр за окнами, нельзя было бы догадаться, что в поместье продолжается праздник. Верхние этажи встречали идущих ледяным дыханием. Малфой молча пропустил Гермиону в комнату, и, оглянувшись по сторонам, вошел следом и захлопнул дверь.

— Не хочешь выпить? — глухо спросил он, направляясь к подоконнику. В комнате появился уже знакомый эльф, под страхом смерти которого Гермиона согласилась на еду. Шустро опустив поднос с причудливо изогнутой бутылкой и парой стаканов на стол, он тут же испарился, видимо, все еще живо представляя, что с ним может сделать гнев господина. Гермиона проводила домовика стыдливым взглядом, потому что все еще чувствовала себя виноватой. — Я должен извиниться, — Малфой расслабленно устроился на подоконнике и призвал бутылку. — Мне не стоило использовать такие методы… Сегодня утром. Но ты должна была поесть, — пожав плечами и чему-то усмехнувшись, он откупорил бутылку.

Гермиона поморщилась. Помимо всего остального её настораживало особое пристрастие Малфоя к алкоголю. Создавалось впечатление, что он изо всех сил пытался удержать себя в какой-то иллюзии. Реальность пугала Драко.

— Подойди, — щедро отхлебнув, он напряженно сжал зубы. Несколько секунд Гермиона не совершала и малейшего движения. Она казалась статуей, и Драко подумал, что платье совершенно портит её стройный силуэт. Определенно, медное освещение живого огня смотрелось бы на её коже куда лучше, чем дорогой шелк. — Я не хочу тебя заставлять.

Гермиона, сдвинув брови на переносице, поглубже вдохнула и шагнула вперед. Она ненавидела себя за подчинение и безмолвие.

— Умница, — его губы дрогнули в подобии улыбки. — Пойми наконец, что все кончено, — Драко провел ладонью по щеке и шее Гермионы, внимательно пронаблюдав за тем, как она прикрывает глаза, пытаясь отстраниться от происходящего. — Так что чем быстрее ты перестанешь сопротивляться, тем лучше.

Гермиона не сдержала усмешки и отшатнулась от прикосновений. Она не успела даже отвернуться, прежде чем её запястье грубо сжали прохладные пальцы. Твердое тело впечаталось в её, а в ноздри ударил запах алкоголя. Руки Драко бесцеремонно прошлись по спине и бедрам, пальцы впились в ягодицы, сминая легкий шелк. Гермиона возмущенно выдохнула и ударила туда, куда могла дотянуться рука. Малфой хмыкнул, почти не ощутив опустившихся на лопатки кулаков. Её попытки драться казались Драко очаровательными, он чувствовал, как раззадоривается кровь, отравленная алкоголем, а во рту пересыхает.

— Ты же хочешь меня, — зашептал он, прижавшись губами к уху. Мочки коснулся сначала язык, а потом и зубы. Гермиона сжала ткань рубашки и оттянула так, будто пыталась её порвать. Злость смешивалась с взволнованностью, которая появлялась каждый раз, когда Драко касался её. В последнее время чары все более жестко пресекали попытки Гермионы сопротивляться близости, и протест, вспыхивающий внутри, подавлялся мощными волнами желания. Она знала, что с течением времени действие чар будет увеличиваться, но даже не догадывалась, что сопротивляться им будет настолько сложно. Ненавидя Малфоя за его бестактность, упрямство и нежелание никого слушать, Гермиона не могла отрицать того, что его прикосновения приносят ей удовольствие в то время, когда она не пыталась противиться чарам. Магия окутывала её похотью и неистовым желанием прижаться к его обнаженной коже, губами очертить ключицы и спуститься ниже, к груди, а потом обозначить языком каждый контур рельефного живота. Раньше эти мысли приносили стыд, мучительное неудовлетворение и злость на себя, но теперь только воспаляли воображение и вытесняли все остальное из головы. Гермиона устала бороться. День и вечер были сложными морально, и создание иллюзии безразличия выжало из неё все силы. Закрывая глаза, она сказала себе, что просто передохнет пару минут, чтобы набраться сил и бороться дальше. Она не поднимала белый флаг, просто отступала, чтобы потом…

Гермиона закусила губу, едва горячие сухие губы устремились вниз по шее, а потом, резко изменив траекторию, поднялись к подбородку и остановились в сантиметрах от губ. Приоткрытый рот поглотил тяжелое дыхание Драко, и он осторожно коснулся её языка своим. Гермиона всхлипнула и невольно наклонила голову, чтобы получить спасительный глубокий поцелуй. Их губы очень быстро стали влажными и слегка припухли. Зубы терзали мягкую плоть, но никогда ещё боль не была столь желанной и правильной. Гермиона разжала пальцы и снова нанесла пару ударов по спине, повинуясь слабым стонам разума о том, что пора прекращать «передышку». Драко был слишком занят тем, что оглаживал ладонями талию и грудь, а потому даже не заметил жалких попыток сопротивления.

— Твою мать… — простонал Драко, оцарапавшись камнями на корсете. — Диффиндо, — грохот драгоценных камней о пол завершил шелест разрезанной ткани. Гермиона очнулась от возбуждения, когда взгляд Малфоя жадно мазнул по обнаженной груди. — Мерлин всемогущий! Ради этого стоило жить… — насмешливо протянул он, перехватывая запястья волшебницы, уже вознамерившейся прикрыться. — Ты прекрасна.

Гермиона отвернулась и дернула запястья на себя. Сопротивляться возбуждению все еще было трудно, но разум заработал с утроенной силой. Передышка пошла на пользу: внутри ощущался гнев на себя и Малфоя, который заставлял не опускать руки и не сдаваться.

— Грейнджер, — предупреждающе процедил он, пытаясь привлечь её к себе. Гермиона передернула плечами и снова подалась назад. Уверенность в смысле этого противостояния прибывала с каждой секундой, сводя все попытки чар затмить её рассудок к нулю. — Сколько можно?! — отчаявшись, рявкнул Драко и небрежно отбросил её руки от себя. — Это начинает надоедать! Твое упрямство… Я должен был знать, что ты не сдашься просто так, — плеснув в стакан очередную порцию алкоголя, Драко опрокинул его и зажмурился. — Почему нельзя просто забыть о своей чертовой гордости?

Он медленно повернулся и с негодованием заметил, что Гермиона уже накинула халат. Пальцы дрожали и путались, когда она завязывала двойной узел на талии.

— Верно… — вымученно рассмеявшись, Драко взял бутылку в руку и покачал головой. — Это все чары. Разница между нами лишь в том, что после того, как они спадут, ты забудешь все эти неправильные ощущения, которые тебе так нравились… — сделав глоток, он шагнул ближе. — Но я не перестану тебя желать. Это одержимость, Грейнджер, и я уже не смогу забыть о том, что между нами происходило. Чего ты ожидала, связываясь с таким подонком, как я? — тихо спросил он, смерив её испытующим взглядом. — О, — его лицо исказилось гневной насмешкой. — Думала, будто мое израненное сердце способны вылечить твоя доброта и благородное участие? Как это ожидаемо! Признаюсь, я все же думал, что ты выше всех этих женских предубеждений…

Драко сделал несколько шагов в сторону, словно бы прогуливаясь по комнате. На его измученном усталостью и бессонницей лице блуждало выражение глубокого непонимания и страстного страдания. Гермиона наблюдала за передвижениями Малфоя, схватившись за столбик кровати. Ей нужна была хоть какая-то опора в пространстве, потому что она предчувствовала, что в этот раз слова Малфоя выбьют из её легких весь воздух. Драко долго собирался с мыслями, его губы пару раз дрогнули, но начать он так и не решился. Смелость пришла только с очередным глотком алкоголя.

(К нижеизложенному монологу Драко есть восхитительная озвучка. Ссылка в примечаниях)

— Порой я ненавижу себя так сильно, что хочу умереть, — будто бы безразлично пожав плечами, начал он. — Я ненавижу себя за короткую и такую бесполезную жизнь, ненавижу за то, что ношу метку, за то, что становлюсь тем, кем обещал себе никогда не быть. Становлюсь идеальным сыном своего отца. Когда совсем хреново, думаю о том, что Люциус мог бы мной гордиться, но потом вспоминаю, каким жалким человеком он был, и дышать становится… Сложнее. Его желания, мысли, жестокость… — Драко посмотрел на свои руки и с отвращением прикрыл глаза. — Это все во мне, в моей крови и жилах. Каждая часть этого бесполезного тела — его продолжение, и я ничего, совсем ничего не могу с этим поделать, как и с болезненным ощущением того, что я должен оправдать надежды отца, потому что так его смерть будет казаться не такой бесполезной. Но есть другая часть, совсем ничтожная, полуживая, как и я сам. Она все еще надеется, что я могу быть кем-то другим, кем-то лучше. Но это все, конечно, ложь, — Малфой опустил голову, смотря на полупустую бутылку. — Потому что такие мысли обитают в моей голове лишь тогда, когда я пьян. А этот нездоровый угар — лишь обман и попытка убежать от реальности. Запас алкоголя никогда не иссякнет, но суть останется прежней: я могу лгать себе сколько угодно, надираясь до беспамятства каждый вечер, но стать тем, кем мне быть не предначертано, никогда не смогу… — голос сорвался на хрип, и Драко сделал большой глоток, а потом еще и ещё. Небо горело, из-за крепости алкоголя к глазам подступили слезы. Малфой задрал голову и покачнулся на месте. Его взгляд упирался в потолок, расписанный в небесных тонах. Странная улыбка тронула влажные губы. — Такие, как ты, похожи на звезды. Они рождены для сияния, рождены восхищать и упиваться славой. Звезды хотят озарить весь мир и думают, будто их свет непременно нужен каждому, и светят, светят, светят… — сжав губы, Драко хмыкнул. — Потом гаснут. Но память об их сиянии остается на века, и тем, кто рождается и умирает в кромешной тьме, остается только взирать на светила, увязая в земной топи, и шептать проклятия, — Гермиона бесстрашно встретила его прямой взгляд. — Я проклинаю тебя, Грейнджер. Будь ты проклята за то, что решила, будто мне нужно твое сияние! — Драко со злобой стиснул горлышко бутылки в руке и хмыкнул. — Дала надежду, а потом отобрала её по своему желанию. Так чего же ты добивалась? Чего ожидала, приходя сюда? Чего желала, говоря о том, что думала лишь обо мне? Раньше я был слеп, но теперь вижу: моя одержимость — плод измученной фантазии, всего лишь надуманная сказка, которая помогла мне выжить в этой грязи ещё некоторое время. В один момент мне даже показалось, будто ты тоже что-то чувствуешь, и, черт возьми… — Драко посмотрел на бутылку и откинул её в сторону. — Я еще никогда так глупо не ошибался, когда думал о том, что мы… — он замялся. — Что рядом с тобой я могу обрести счастье. Настоящее, не купленное за деньги. Только вот Малфои, — он криво усмехнулся и приблизился к оцепеневшей девушке. — Малфои навеки прокляты платить за человеческие чувства золотом. Вчера это казалось мне отвратительным, а сегодня я смирился. Раз я должен заплатить за тебя — так и быть. Достаточно лишь раз понять, что иллюзия — все, что у меня может быть в этой никчемной жизни, и тогда становится легче. Я только жалею, что отец не задушил во мне это навязчивое стремление к живому и настоящему. Ему следовало пытать меня круциатусом, чтобы я никогда в жизни даже не задумывался о таком вздоре, как любовь. А ты, Грейнджер, расковыряла все, что осталось во мне после войны, нашла эту слабость и жестоко надругалась над ней. Было забавно? — Малфой вскинул брови, подходя к ней почти вплотную. Губы Гермионы дрожали. Надменное спокойствие Драко не способно было одурачить её. Глаза цвета сухого гранита застыли в немом вопрошании. — Тебе понравилось, Грейнджер? — низким голосом спросил он. — Это уже не важно. Сияй, сопротивляйся, отталкивай меня и тешь себя надеждами на то, что ты сможешь избежать кары за непростительное преступление, которое совершила. Ты будешь моей иллюзией, потому что кроме этого больше ничего не имеет значения. Ты станешь источником моей силы, моей жестокости и моего милосердия. Я проклинаю тебя, — он почти шептал, глаза полнились тоской и смирением. — Своей больной любовью. Я буду любить тебя, напиваться и тешить себя мечтами о том, что когда-нибудь ты сжалишься надо мной. Не сдашься, не влюбишься, а именно сжалишься. Я знаю, что такие, как ты, никогда не отступаются от своих принципов, а потому надеюсь лишь на милосердие, которым ты меня и разрушила. Так и будет. Послезавтра в Гробовом ущелье все будет кончено. Но ведь конец одного означает начало чего-то нового… — он поднял руку и отвел выбившуюся прядь за ухо. Гермиона вздрогнула, но так и не отвела взгляда от пронизывающих ледяной отрешенностью глаз. — Моя вздорная гриффиндорка, — в голосе сквозила тоскливая нежность, и Гермиона рвано выдохнула, когда прохладные ладони опустились на её щеки. — Сверкай своим очаровательным убийственным взглядом, сколько тебе вздумается. Когда придет время, я все равно возьму тебя. Обещаю, — он оставил целомудренный поцелуй на её похолодевших губах. — Тебе понравится.

Когда Драко отстранился, коленки Грейнджер подкосились и она едва не упала. Её мертвенная бледность могла бы напугать его, но Малфой был почти что в дребезги пьян. Все внутри него похолодело от безысходности, и потому детали вроде смертельного испуга в глазах Гермионы перестали иметь значение. Драко признался себе в том, что никогда не сможет добиться от Грейнджер тех чувств, которые он так страстно желал впитать своей кожей и поймать губами, и странное безразличие охватило разум.

— И все же, — пошатнувшись, он схватился за ручку двери и сноваповернулся к сгорбленной фигуре Гермионы. — Иногда мне казалось, что ты чувствуешь ко мне что-то кроме жалости. Или это все было из-за чар? — он хмыкнул и отпер дверь. Секундное замешательство отразилось на лице выражением серьезности. Закусив губу, Драко задумчиво посмотрел на девушку и устало провел ладонью по лбу. — Был ли я хоть когда-нибудь близко к этим звездам?

Он знал, что не услышит ответа, а потому, постояв в молчании еще немного, покачал головой и вышел за дверь. Щелкнул замок, и вместе с этим комнату потряс глухой звук удара острых колен об пол. Гермиона глубоко вдохнула и зажмурилась, сжимая пальцами переставшую её держать опору.

***

— Где Астория? — в двенадцатый раз (Пэнси считала) спросил Теодор. Они преодолели темные коридоры поместья бесшумно и почти беспрепятственно. После того, как за пышное платье по очереди споткнулись оба, Паркинсон издала звук, более похожий на рык, и взмахом палочки укоротила подол. Он, отброшенный в сторону, так и остался лежать грузным облаком прямо посередине коридора.

— Почти пришли, — прошипела сквозь зубы Пэнси, лихорадочно озираясь по сторонам. Она боялась, что кто-то сможет их увидеть. Хотя в запасе оставалось еще две порции оборотного, страх не отступал. Убедившись, что их никто не видит, Пэнси припала к двери в свою детскую и прошептала отпирающее заклинание. Места надежнее она, с головой окунувшись в панику, придумать так и не смогла. — Заходи.

Пропустив Теодора вперед, она скользнула следом и заперла дверь. Наблюдая за тем, как Нотт мечется по комнате в поисках Астории, Пэнси прислонилась к двери и обессиленно запрокинула голову. Она пыталась вспомнить, сколько может действовать амортенция и какими способами можно её нейтрализовать, однако интуиция подсказывала, что найти выход до полуночи вряд ли получится. Лихорадочно перебирая все возможные варианты, Пэнси подумала о том, что можно было бы обездвижить Теодора и перенести его в комнату, которую приготовили для новобрачных, однако нужно было придумать, что делать после этого. Не могли же они прятаться вечно!

— Её здесь нет, — подавленно констатировал Теодор, останавливаясь посередине небольшой комнаты. Пэнси, испуганно вздрогнув, еще сильнее вжалась в дверь, будто запирающего заклинания было недостаточно. — Ты меня обманула. Зачем?

— Вспомни о том, зачем мы все это затеяли… — тихо и убедительно начала Пэнси, хотя под её кожей зудом поселился страх.

— Не пытайся меня одурачить, — он мотнул головой и сделал резкий шаг по направлению к двери. — Отойди. Я сам найду Асторию.

— Теодор…

— Отойди немедленно! — грозная тень нависла над оцепеневшей волшебницей.

— У тебя нет палочки, так что ты не сможешь…

— Не пытайся меня запугать! — Теодор саданул кулаком по двери за головой Пэнси и она порывисто зажмурилась. — Я сильнее, Паркинсон. У тебя есть всего пара секунд, чтобы исчезнуть.

— Как же достало… — процедила сквозь зубы Пэнси и яростно посмотрела на Теодора, приблизившегося на удобное ей расстояние. — Слушай сюда, Нотт! — девушка схватила его за воротник рубашки и изо всех сил встряхнула. — Ты втянул меня в эту авантюру с женитьбой и чарами, заставил рискнуть жизнью родителей и моей собственной, а теперь хочешь все разрушить из-за какого-то сопливого зелья? Не знаю, как ты собираешься избавляться от этого, но прекрати сейчас же! Слышишь меня?!

— Пропусти, — низко проговорил Теодор. Он был не похож сам на себя, но, насколько знала Пэнси, агрессия не была побочным эффектом амортенции. — Или я заставлю тебя.

— Ты заставил меня сделать уже достаточно, — озлобленно прошептала она ему в лицо и замахнулась для удара. Звук пощечины утонул в тишине комнаты. Теодор пораженно распахнул глаза, его желваки яростно заходили. — Ты же обещал! — проревела Пэнси, ударяя снова. — Обещал защитить меня и вытащить отсюда! Я столько отдала ради твоих слов! — удары перестали носить прицельный характер и приходились то в шею, то в плечи, то в грудь. Теодора раздражали и смешили потуги Пэнси, но что-то внутри шевельнулось, словно пробуждаясь от чар. Образ Астории пошатнулся, но все же остался в сознании. Очаровательная улыбка тонких изящных губ манила и заставляла желать, как никогда.

Пэнси ощутила, что её дыхание затрудняется. Платье становилось неумолимо мало в груди, и девушка обреченно застонала сквозь истеричное дыхание.

— Астория…

— Чертова плоскодонка! — выплюнула Пэнси и, задыхаясь от стягивающего её корсета, взмахнула палочкой. Шелковые ленты на спине ослабились вместе с бдительностью. Воспользовавшийся её замешательством Теодор перехватил руку с палочкой и резким движением пригвоздил к поверхности двери. Они пересеклись яростными взглядами, и Пэнси, заметив, с каким интересом его глаза посмотрели на оружие, нанесла сокрушительный удар коленом. Издав болезненный стон, Теодор согнулся, а Пэнси неопределенно фыркнула и смахнула с лица прилипшую прядь. Необходимо было обездвижить обезумевшего от амортенции Нотта, но она едва успела занести палочку, когда юноша вдруг перехватил её запястье. Последовал рывок, и воздух потряс грохот двух падающих тел. Волшебница взвизгнула и яростно зарычала, путаясь в пышных остатках платья. В эту же секунду она поклялась себе, что на следующую свою свадьбу пойдет голой.

— Паркинсон! — Теодор, наконец пересилив боль, рывком поднялся и дернул на себя руку с палочкой.

— Нотт! — в тон ему закричала она, отчаянно пытаясь освободиться. Яростные перетягивания длились всего несколько секунд, а потом Теодор, разозлившись окончательно, стиснул тонкое запястье с такой силой, что в глазах Пэнси заплясали всполохи белых искр.

— Твою мать… — прошипела девушка, и её губы болезненно скривились. Теодор затих, мгновенно размыкая пальцы. Стон Пэнси заставил его сознание всколыхнуться и снова пошатнул образ Астории. Улыбка Гринграсс перестала быть такой манящей, и он мотнул головой. — Ты чертов придурок! — закричала Пэнси, и, одолеваемая злобой, снова кинулась на него с кулаками. Битву сопровождали синие нити чар, путающиеся вокруг связанных, но она не обращала на них внимания. Важнее было выразить бушующее внутри разочарование. Теодор с недоумением посмотрел на свое кольцо, а потом его словно кто-то облил ледяной водой, и недоумевающий взгляд устремился на перекошенное гневом лицо Пэнси. Её кулаки наносили едва ощутимые удары, а глаза сверкали таким буйством эмоций, что Теодор, полностью обескураженный, на несколько секунд застыл. Пэнси выглядела воинственной, смелой и, несомненно, очень…

— Какого… — успела выдохнуть Паркинсон перед тем, как её запястья властно перехватили.

— Отпусти! — взревела она, все еще исполненная гнева. — Я с тобой еще не закончила! Слышишь, Нотт? Сейчас же…

Теодор подался вперед, опрокидывая сопротивляющуюся Пэнси на пол. Её извивающиеся запястья тут же оказались прижаты над головой всего лишь одной рукой, а движения ног заблокированы. Нотт смотрел на распростертую перед ним девушку со смесью возбуждения и страха во взгляде. Он понимал лишь две вещи: во-первых, действие амортенции сходило на нет, а во-вторых — он неистово хотел Пэнси и вряд ли осознавал природу этого желания.

— Что ты… — заикаясь, прошептала она, но договорить не успела. Горячие сухие губы прижались к её шее, а широкая ладонь коснулась колена и поползла вверх. С ужасом Пэнси заметила, как её тело податливо выгибается навстречу, а сознание расслабляется. Язык Теодора очерчивал ключицы, а пальцы уже стремились к внутренней стороне бедра, когда девушка, совершив над собой невероятное усилие, распахнула закрывающиеся в удовольствии глаза.

— Грейнджер.

Теодор замер, и, все еще прижимаясь губами к белоснежной коже, попытался понять, что только что сделал. Стыд и негодование накрыли с головой. Дернувшись, он отстранился от Пэнси и вскочил на ноги, все еще тяжело дыша.

— Прости, — охрипшим голосом пробормотал он и протянул руку. — Правда, я…

— Забудь, — Пэнси поджала губы и отвела взгляд, но все же ухватилась за предложенную ладонь, чтобы подняться. Свечение колец погасло, и в комнате повисло терпкое напряжение. Теодор старательно отводил глаза и мысленно проклинал себя.

— Это чары.

— Я знаю, — огрызнулась она, хотя не хотела показаться агрессивной. Внутри смешивались страх, недоумение и смущение, а потому Пэнси вряд ли могла понять, как должна себя вести в такой ситуации. — Видимо, это они помогли тебе преодолеть амортенцию. Хоть какая-то польза… — с горечью прошептала она и развернулась, обнимая плечи руками.

— Нужно подумать, что делать дальше.

— Мы ушли слишком внезапно. Вернемся в зал, чтобы ни у кого не возникло лишних подозрений, — Теодор неловко поправил костюм и облизнул пересохшие губы. — У тебя ведь осталось еще несколько порций оборотного?

— Да, но прическа и платье испорчены, — с досадой проговорила Пэнси, доставая из потайного кармана под платьем склянку с зельем.

— Платье можно восстановить, а волосы… — он задумчиво улыбнулся и покачал головой.

— Пусть легкий бардак на твоей голове заставит Пожирателей подумать об идеально приготовленной амортенции. Они должны были догадываться о последствиях, так что ничего подозрительного в этом не будет.

— Логично, — хмыкнула Пэнси. — Однако прежде чем мне придется снова облачиться в эту чертову тучу ткани, нужно привести тебя в соответствующий вид.

— О чем ты?

— Подойди, — она коварно улыбнулась и провела большим пальцем по нижней губе.

— Ты меня пугаешь.

— Живо, Нотт, — Пэнси привстала на носочки и прикоснулась испачканным в бледно-красной помаде пальцем к правому уголку рта, а потом слегка растерла. — Вот так. Превосходно, — немного подумав, она расстегнула верхние пуговицы рубашки и удовлетворительно качнула головой. — Довольно невинно, но заметно.

— Идем, — Теодор резко отвел взгляд, но все же улыбнулся. — Пора найти то, что осталось от платья, пока это не сделал кто-нибудь другой.

На то, чтобы восстановить образ Астории, потребовалось около пятнадцати минут. Все это время Теодор старательно отводил взгляд и странно поджимал губы. Пэнси размышляла над его поведением совсем недолго, но потом все же пришла к выводу, что Теодор пребывал в сильном смятении. Каждый раз, когда Пэнси бросала на него более долгий взгляд, Нотт дергался и начинал что-то усиленно разглядывать по сторонам.

— Готов? — поправляя волосы, спросила она.

— Да.

— Как неуверенно, — хмыкнула Пэнси и остановилась у входа в зал. — Куда делся тот, кто так ловко завалил меня на пол? — она не могла не поддеть Нотта, когда он так очаровательно стыдился.

— Паркинсон! — процедил он. — Я уже извинился и… — увидев на лице Пэнси нескрываемое веселье, Теодор возмущенно вскинул брови. — Просто заткнись, — буркнул он и схватился за ручку двери, пропуская девушку вперед. Пэнси коротко рассмеялась, чувствуя, как страх перед встречей с обществом Пожирателей немного притупляется.

— И что, нам просто торчать тут до самой ночи? — прошептала Пэнси, беря своего жениха под руку.

— Не просто «торчать», — недовольно отозвался Теодор, слегка сжимая её пальцы. — Найди миссис Малфой и узнай, хочет ли она бежать отсюда. Назови время и место, а потом тут же уходи. Никто не должен нас заподозрить. Стоит дождаться, пока Малфой уведет Гермиону обратно в комнаты, и тогда…

— Где они? — Пэнси осмотрела зал и непонимающе нахмурилась. — Когда мы уходили, я видела, как Драко и Грейнджер танцевали. Может, ей стало плохо?

— Только бы в его голову не пришла какая-нибудь пошлость, — в шепоте Теодора послышались боль и ненависть, а Пэнси почему-то почувствовала обиду. Еще несколько секунд назад ей казалось, будто она не одна, будто рядом есть тот, кто защитит и утешит. Но со словами Теодора вернулось понимание того, что все это было придумано ради спасения Грейнджер. Подняв голову, она плотно сжала губы и отдернула руку.

— Тогда я займусь миссис Малфой, — небрежно бросила она и направилась на поиски. Пэнси знала, что ведет себя по-детски, и в такой ситуации никому и дела не было до её капризов, но отказать себе в этой выходке не смогла. Пусть Нотт думает, прежде чем сказать что-то.

В зале было душно и шумно, заинтересованные взгляды скользили по коже, словно холодные змеи. Пэнси повела плечами и попыталась сделать счастливое лицо. В одном Теодор был прав: подозрения вызывать не стоило. Разыскать Нарциссу в таком столпотворении было довольно сложно, но Пэнси после нескольких минут скитаний, сопровождаемых раздачей дежурных улыбок, наконец обнаружила её, одиноко стоящую у стены. Оглянувшись по сторонам и убедившись в том, что никто за ней не следит, Пэнси неспешно подошла к миссис Малфой.

— Добрый вечер, — сдержанно улыбнулась она, посмотрев на Пэнси. — Поздравляю.

— Спасибо, — усмехнулась та и сделала шаг, чтобы оказаться к Нарциссе почти вплотную. — Как вам церемония?

— Что конкретно вы хотите узнать? — миссис Малфой изогнула тонкую бровь. Младшая Гринграсс её настораживала.

— Вы бы хотели уйти отсюда?

— Из зала?

— Из особняка.

— О да, — поспешно выдохнула Нарцисса, улыбаясь наблюдающему за ними Гринграссу.

— Старая часовня слева от дома, полночь. Вам придется обезоружить охранника.

— Я справлюсь, — кивнула Нарцисса, словно невзначай поправляя прическу. — Астория, — она нахмурилась, с опаской наблюдая за приближающимся к ним Гринграссом. — Никогда бы не подумала…

— Пэнси, — шепотом поправила её девушка и, широко улыбнувшись, повернулась к залу.

— Астри, дорогая… — мужчина посмотрел на дочь с любовью и тревогой. — Вы уходили. Все в порядке?

— Все просто изумительно, — ловко солгала девушка. — У меня разболелась голова, и Теодор вызвался прогуляться со мной по особняку. В нем столько пустых тёмных комнат… — Пэнси коварно улыбнулась.

— Вижу, прогулка пошла тебе на пользу, — хмыкнул Гринграсс. — Миссис Малфой, — и кивнул Нарциссе.

— Добрый вечер, — она слегка склонила голову. — Я как раз выражала свои восхищения по поводу церемонии.

— Спасибо, — в голосе Гринграсса отчетливо слышалась искренняя нежность. — Астория так ждала этого дня. Свадьба всегда волнительна для девушек! Кажется, еще вчера я имел удовольствие быть на вашем с Люциусом бракосочетании. Мы были так молоды…

— И так невинны, — заключила Нарцисса, и тень печали облачила её лицо в скорбь. — Жаль, что мы не можем вернуться в те дни.

— Всегда есть то, ради чего стоит смотреть в будущее. Наши дети, например. Я был бы горд иметь такого сына, как Драко. Признаюсь, мы с Люциусом думали о том, чтобы соединить наши семьи, но эта любовь… — Гринграсс многозначительно посмотрел на дочь. — Я ничего не мог поделать. Разрушать счастье собственных детей — просто ужасно, разве нет?

— Так и есть, — Нарцисса пристально наблюдала за Асторией. — Только не нам решать, что для них лучше. Дети вырастают.

— Бросьте, — рассмеялся Пожиратель. — Разве молодые люди могут управлять своей жизнью без участия родителей? Мой отец однажды сказал мне, что завел детей лишь для того, чтобы принимать решения за них, потому что сам был лишен этого в юные годы. Непрерывный процесс… — мечтательно прикрыв глаза, Гринграсс усмехнулся. — Что ж, не будем мешать вам наслаждаться праздником. Астория, — мужчина повернулся к Пэнси и качнул головой. — Тебе не стоит бросать своего мужа в одиночестве, ведь ему может стать тоскливо.

— Конечно, — притворная улыбка вышла до одурения сладкой. — Приятного вечера, миссис Малфой.

— И вам, — Нарцисса кивнула, провожая Гринграссов долгим настороженным взглядом. Неужели это действительно была Пэнси? Тогда с кем связался чарами Теодор? Если эти двое действительно совершили то, о чем подумала Нарцисса, их стоило бы считать самыми большими безумцами в магическом мире.

— Госпожа желает выпить? — донесся снизу писклявый голосок, и Нарцисса склонила голову. Эльф с подносом выжидающе смотрел на неё большими блестящими глазами.

— Нет, благодарю. Постой, — окликнула домовика Нарцисса, когда тот уже вознамерился исчезнуть. — Ты не знаешь, где находится мой сын?

— Господин Малфой приказал эльфам принести в его покои еще несколько бутылок огневиски. Некоторое время назад он определенно точно был с бедной мисс Грейнджер.

— Бедной?

— Простите меня, — эльф зарядил себе звонкую пощечину и с усилием прикусил язык. — Я не должен был так говорить.

— Все в порядке, — поспешно прервав его приступы самобичевания, Нарцисса чуть склонилась. — Почему эльфы называют мисс Грейнджер «бедной»? Мой сын что-то делает с ней? Что-то плохое?

— Эльфы не знают, госпожа, но мисс Грейнджер всегда плачет, когда ест. Она сильно похудела и почти не спит. Простите, я не могу рассказать вам больше, иначе господин Нотт накажет меня!

Домовик, округлив глаза от страха, мгновенно испарился. Нарцисса выпрямилась и медленно осмотрела зал, пока не наткнулась на арочный проем, ведущий вглубь особняка. Фигура, привалившаяся к стене почти у входа в зал, казалась почти тряпичной — настолько изломанной и помятой казалась. Светлые волосы были взъерошены, а в руках покоился пресловутый хрустальный стакан, наполненный мутной жидкостью. Сомневаться в том, что это был какой-то вид алкоголя, не приходилось. Яростно приподняв подол своего платья, Нарцисса решительно двинулась сквозь толпу. Она жалела, что не могла оттаскать сына за уши, потому что её терпению, которое многие считали исключительно ангельским, приходил конец.

— Драко, — она остановилась у самого входа, закрывая ему обзор на происходящее в зале. — Когда ты прекратишь себя так вести? Только посмотри, в каком ты состоянии…

— Что? — Малфой пошатнулся и, с трудом оттолкнувшись от стены, встал на ноги. Несколько секунд его покачивало, словно он стоял на палубе корабля, попавшего в бурю. — Дорогая матушка… Пришла отругать меня за глоток огневиски? — он натянуто усмехнулся и в попытке разозлить её еще больше отпил из стакана очередную порцию алкоголя.

— Если бы это был только глоток! — в ужасе она отпрянула. Наверное, самым больным для матери было не понимать своего ребенка. Нарцисса чувствовала, что между ней и Драко разрастается пропасть. — Ты даже не в состоянии стоять!

— Да какая разница?! — отчаянно прошипел он. — У меня больше ничего нет, кроме злости и вина! Какого черта вы все пытаетесь сделать меня кем-то другим? Я не был хорошим мальчиком, и никогда не буду! Слышишь?! Прекрати! — Драко было рванул в зал, но на удивление твердая рука стиснула его предплечье.

— Пойдем-ка со мной, Драко Люциус Малфой, — Нарцисса дернула сына за руку, и он чуть не упал. В чертах лица миссис Малфой обнаруживался очевидный гнев, и Драко притих. Когда мать обращалась к нему по полному имени, нечто внутри, врожденное или взращенное с младенчества, замирало в щекочущем нервы страхе. Малфой почувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой, разбившим фамильный фарфор.

— Куда мы идем? — устало жмурясь, Драко медленно следовал за матерью.

— Закрой рот, — жестко выплюнула Нарцисса, даже не оглянувшись на сына.

Они достигли маленькой гостиной, и миссис Малфой, ничуть не церемонясь, толкнула Драко к креслу, в которое он тут же неуклюже упал. Голова шла кругом, а внутри нарастало чувство тошноты.

— Кого ты из себя строишь? — мрачно начала она, остановившись перед склонившим голову к коленям Драко. — Думаешь, если будешь пить и вести себя, как безумец, сразу станешь взрослым? Глупый мальчишка… Я жалею, что в детстве потакала тебе во всем.

— Если бы не это, — Малфой поднял голову и посмотрел на мать помутненным взглядом. — Я бы просто не выжил. Кто-то должен был меня любить. Не отец, так хотя бы ты…

— Люциус любил тебя!

— Ложь! — Драко стряхнул с руки расплескавшийся во время падения алкоголь. — Если бы это было правдой, мы бы сейчас так не страдали!

— Никто не идеален, — с расстановкой произнесла Нарцисса и опустилась перед сыном на колени. Насколько бы зла она не была, жалость и нежность, которые она испытывала к своему ребенку, заглушали все. — Ты думаешь, что взрослые всегда правы? Кто вообще такие эти «взрослые»? Возраст — всего лишь число прожитых зим, и ничего больше. Когда-нибудь ты поймешь это. У тебя будут дети, и, смотря на них, ты будешь думать: «Мерлин всемогущий, я же сам ребенок». Люциус был плохим отцом и не самым лучшим человеком, вот только в его сердце все же было место для нас с тобой. Вам не дали встретиться перед тем, как он отправился в Азкабан, но знаешь, что он сказал в тот последний вечер? — Нарцисса тяжело сглотнула и заметила, что взгляд Драко загорелся. Он задержал дыхание. — Сказал, что всю жизнь пытался вырастить сына лучше себя, но считал, будто ты хуже, однако после победы над Волан-де-Мортом понял, что все наоборот. Он бы никогда не признался тебе — в этом вы похожи. Люциус боялся показаться слабее, а чувства казались ему полнейшей чушью. Но в последнюю ночь дома он думал о том, что не мог желать сына лучше.

Драко неверяще качал головой, и в его глазах стояли злые слезы. Видеть сына абсолютно разбитым и потерянным было невыносимо больно — Нарцисса скорее бы согласилась на «круциатус». Поспешно взяв его руки в свои, она сжала их изо всех сил. Боязнь того, что тонкая нить, все еще соединяющая её с Драко, оборвется и исчезнет, пожирала разум.

— Зачем ты говоришь это сейчас? Почему не сказала раньше? — губы Драко дрожали, с них срывалось тяжелое сиплое дыхание.

— Я боялась ранить. Эти слова могли бы заставить тебя горевать по прошлому, сожалеть о том, что уже никогда не вернется. То, что Люциус понял свои ошибки, никому бы не принесло облегчения, ведь это случилось слишком поздно. Зло перестает привлекать, когда из союзника превращается в противника. Люциус много страдал в последние месяцы правления Лорда.

— Так почему сейчас? — напряженно выдохнув, Драко сжал руки матери в своих.

— Потому что твой отец был прав. Ты лучше, чем себе кажешься.

— Неправда… — злоба вскипала в опьяненном сознании с новой силой.

— Ты обманываешь себя, когда думаешь, будто нет в этом мире места, предназначенного для тебя! Люциус сделал из тебя циника, и этого я ему никогда не прощу, но, Драко, ради всего святого! Когда ты стал ближе с ней, я подумала, будто теперь все будет по-другому…

— Только не упоминай её имени… — прорычал Малфой, вскакивая с места. — Как ты смеешь давить на больное, когда сама привела к тому, что оба мы теперь страдаем?!

— Ты страдаешь не по моей вине, — Нарцисса бросилась вслед за сыном. — Открой же глаза, Драко! Ты почти потерял её!

— Я потерял себя. Лишений болезненней в моей жизни быть уже не может.

— Я вижу, что с тобой делают эти чувства. Пойми же — это не неправильно, не запрещено. Если бы ты только захотел быть с ней в том мире…

— Тот мир был не для меня! — выплюнул Драко, мечась по комнате. — В том мире я был лишь тенью, лишь ничего не значащей пылью под ногами таких, как она. — Малфой остановился и тяжело сглотнул. — Сын Пожирателя, почти убийца, предатель, крыса! И кто она? — его дрожащий шепот разрывал барабанные перепонки. — Героиня войны. Мораль во плоти. Божество Магического мира.

— Но она все же была рядом.

— Потому что таков был приказ Министерства, — мрачно усмехнулся он.

— Ты слеп, — покачала головой миссис Малфой. — Если бы не был слишком зациклен на том, что думают окружающие…

— Не пытайся обнадежить меня! — Драко отшатнулся, словно раненое животное, загнанное в угол. — Какая разница, что было в прошлом? Теперь я потерял её…

— Так вот что с тобой происходит… — понимание пронзило спутанные мысли. — Ты обижен на то, что она не отвечает взаимностью!

— Замолчи!

— Надругался над её волей, и теперь считаешь, что…

— Замолчи, просто замолчи! — Драко был готов закрыть уши руками, но это унизило бы его в глазах матери ещё больше.

— Ты просто ребенок, — отрезала она. — Делая её игрушкой из своей инфантильной прихоти, ты просто уничтожаешь все, что между вами могло быть. Игрушки имеют обыкновение ломаться, Драко, а ты в двух шагах от того, чтобы сделать её своей вещью. Человека нельзя присвоить. Может, Люциус был прав, когда говорил, что власть и деньги решают многое, но сердце Гермионы тебе никогда не купить такими дешевыми и никчемными выходками, как приверженность к Пожирателям в надежде на власть.

— Она моя, — твердо, но почти испуганно.

— Может, глаза, — Нарцисса прищурилась, приближаясь к сыну. — Губы, пальцы, тело. Они твои, потому что ты забрал у неё волю. Но её мысли и чувства не присвоить, как ни старайся. Это все могло быть твоим, если бы ты не сдался, не опустил руки и не пошел по той дороге, которая показалась тебе легче. Только вот этот путь ведет во тьму, и там тебе Гермиону не найти. Отпусти её.

— Нет, — Драко отвернулся. — Нет, черт возьми, нет! Слишком много уже сделано. Дороги назад нет, и… Будь что будет. Ничего страшного, если мне не достанется её любовь. Вполне хватит глаз, губ и рук.

— Не надоело лгать себе? — Нарцисса обреченно закрыла глаза и обессиленно опустилась в кресло. — Ты ведь не сможешь жить без неё.

— Она будет со мной. Вечно.

— Поверил в сказки Протеуса о том, что Гермиона станет сосудом для Силы?

В комнате застыла мертвая тишина. Драко медленно повернулся к матери, в его глазах застыл ужас. Что-то внутри, долго сдерживаемое, наконец прорвалось сквозь обман и ударило по вискам. Малфой догадывался о том, что Протеус врет ему через каждое слово, но пытался до конца не верить в это. Закрывать глаза и прятаться от правды было куда легче, чем бороться с реальностью.

— О чем ты?

— Темная магия никого не оставляет в живых, — тихо произнесла Нарцисса и повернулась к сыну.

— Откуда ты знаешь? — одними губами, на границе слухового восприятия.

— Я не знаю, — тут же ответила Нарцисса. — Но догадаться не сложно.

— Нет, не может быть, — Драко помотал головой. — Протеус дал непреложный обет…

— Что не тронет мисс Грейнджер? Ему и не придется. Ты сам принесешь её в жертву на алтаре, потому что уже поклялся в том, что завершишь обряд. Силе нужно живое тело и мертвая душа, а Гермиона — последнее, что побуждает тебя к жизни. Логично, что последней жертвой является оставшаяся в тебе частичка живого.

— Я не верю.

— Собрался прятаться от правды? Как это по-мужски!

— Ты лжешь.

— Снейп обучил тебя легилименции. Можешь вторгнуться в мой разум, если не веришь.

— Нет, — Малфой пятился до тех пор, пока его спина не наткнулась на стену. Холод камня был несравним с тем, что разлился внутри Драко. Ложь, которой он так долго успокаивал себя, впилась острыми иглами в тело, пробуждая стыд, злость, страх и боль.

— Лорд Малфой? — дверь приоткрылась, и на пороге появилась высокая фигура Протеуса. Нарцисса даже не повернулась в его сторону, но Драко, очнувшись от транса, рванул в сторону выхода и вылетел из комнаты, задев плечом стоящего в проходе Пожирателя.

— С дороги, — прошипел он.

— Что вы ему сказали? — поинтересовался Протеус, когда тяжелые шаги Драко стихли.

— Многовато пьет, — безэмоционально прошелестела Нарцисса. Она чувствовала себя абсолютно опустошенной.

— Ханжа, — хмыкнул Пожиратель и захлопнул за собой дверь.

***

Гермиона сидела в тишине, обхватив плечи ладонями. Стеклянный взгляд был устремлен в сторону окна, и в пронизанной холодом темноте никто не смог бы различить, что на самом деле она не ощущает пространства. Время вокруг сгорбленной фигуры замерло в ужасе, а свет и вовсе словно боялся проникать в комнату. На стенах лежали тяжелые тени.

К тому времени, когда конечности стало покалывать, Гермиона подумала, что сошла с ума, потому что в голове стояло лишь одно его слово: «послезавтра». Паника давно переросла в ужас смирения. Из поместья нельзя было выбраться. Драко держал её палочку у себя, комната запиралась охранными заклинаниями, окна было не открыть и не разбить. Даже такое оружие, как простые слова, было недоступно. Теодор больше не мог ей ничем помочь. Все эти факты вкупе приводили лишь к одному выводу: Гермиона была бессильна и уязвима, как никогда раньше. У неё оставалось лишь её упрямство и гордость, но чего она могла добиться, демонстрируя Малфою свой протест? Он не собирался пересматривать своих решений. Раздражение сменялось гневом, а он — отчаянием и оцепенением ужаса.

Лишь когда в комнате совсем стемнело, а на стенах загорелись свечи, Гермиона отмерла от транса и поднялась на еле гнущихся ногах. Медленно пройдя до трюмо, она взглянула в зеркало. На неё смотрела побледневшая худощавая девушка с темными кругами под глазами и посеревшим взглядом. Шею покрывали багровые засосы — трофеи прошлой ночи. К счастью, Драко скрыл их перед тем, как они посетили церемонию, но в комнате отметины вернулись на прежнее место. Гермиона казалась себе грязной и уставшей. Спустив халат с плеч, она обнаружила бледный синяк на остром плече. В памяти вспыхнул недавний контакт, и обжигающие прикосновения, которые удалось вспомнить, принесли с собой ощущение низости. Безразлично осмотрев свое тело на присутствие еще каких-либо отметин, Гермиона снова накинула халат, но завязывать так и не стала. Широкий шелковый пояс обвился вокруг запястья.

Гермиона еще раз окинула себя взглядом в зеркале. Она искренне не понимала, что в ней находил Малфой теперь. Себе она казалось отвратительной, угловатой и убогой. Но Драко, видимо, было все равно. Он был одержим — это точно. И Гермиона не представляла, что ей делать с потоком чувств, которые он изливал на неё каждый вечер. Почти каждый раз все повторялось по одной и той же схеме: сначала он пытался расслабить её, ласкал руками и губами, шептал какие-то глупости, которые Гермиона старательно не запоминала. Но безразличие надоедало Драко почти сразу, и он принимался выводить её из себя едкими фразами, гадкими насмешками, а после — когда понимал, что все это бессмысленно — грубо исследовал руками её тело, надеясь на сопротивление хотя бы в этом случае. Пару раз Гермиона поддавалась на провокации, но потом словно свыклась, и это перестало иметь значение. Она искренне надеялась, что Драко надоест её безмолвие, и он снимет «силенцио», но эти мечты таковыми и оставались. В упрямстве ему не было равных.

Она знала, что Малфой вернется пьяный в дребезги и опять начнет к ней приставать, если, конечно, будет способен нормально двигаться. Сегодня он был подавлен намного больше, чем обычно — видимо, происходящее с каждым днем угнетало его все сильнее. Это можно было легко понять по настойчивым взглядам и долгим ночным монологам в пустоту. Драко было одиноко, но более того — страшно. Обычно он просыпался раньше. Может быть и вовсе не спал — Гермиона не знала. Но однажды она открыла глаза и обнаружила, что Драко, прижав голову к её животу и обхватив талию руками, дремал. Его дыхание было слишком тревожным, а ресницы трепетали. В тот момент Гермиона подумала о том, что было бы, если бы она проснулась с ним вот так в обычном мире. Она представила, что за окном — воскресное утро в магическом Лондоне, и весь день в их распоряжении. Нет Пожирателей, былых травм и страстей, есть лишь утро — светлое, тихое и ясное. Гермиона и сейчас отчетливо ощущала тоску, которую принесли подобные размышления. В остальные дни Драко просыпался раньше, и еще ни разу не обходилось без утреннего поединка. Сначала Гермиона пыталась драться, а потом поняла, что это только раззадоривает его. Изображать безразличие было трудно, но она научилась. И Малфой страдал.

Сидя в четырех стенах, она плохо представляла то, что происходило среди Пожирателей. Драко не говорил об этом, а спросить его было невозможно. Однако даже той информации, которую до неё донесла миссис Малфой, оказалось достаточно. Сначала возникла мысль о том, что все действительно кончено — стоило лишь услышать о её роли в плане Пожирателей. Но за истерикой следовали часы долгих размышлений, и Гермиона решила, что успеет что-то придумать. В конце концов, даже Малфой мог изменить свое решение или попросту снять «силенцио». Время определяло исход, и девушка уговорила себя не паниковать. Но услышанное от Драко этим вечером просто столкнуло надежду с той хлипкой опоры, которую до сих пор удавалось удерживать. Около получаса Гермиона пыталась убедить себя в том, что слова Малфоя — блеф, еще около часа она принимала то, что, скорее всего, это была правда. Дальше следовало оцепенение, перемежающееся с жалкими попытками найти выход. Гермиона еще раз прошлась по комнате, еще раз попыталась отпереть дверь невербальной магией, еще раз убедилась в том, что запирающее заклинание было ей неизвестно. Она еще раз бросила в окно тяжелую статуэтку, еще раз прощупала стены на предмет тайных рычагов. Как-то раз Грейнджер читала книгу о старых поместьях. В ней говорилась о десятках тайных ходов, но обнаружить подобные в доме Паркинсонов не удалось. Каждая попытка найти выход сводилась чаще к принятию безвыходности, но иногда голову посещали просто бредовые идеи. Больше своего заключения Гермиона боялась лишь того, что может стать частью обряда, с помощью которого Пожиратели обретут свою смертельную власть. Мысли об этом заставляли задыхаться и драть кожу, чтобы хоть как-то прийти в себя от ужаса. Одной из самых бредовых, но самых близких к реальности идей было склонить Малфоя к близости. В таком случае чары просто убили бы их, и все было бы кончено. Эта идея какое-то время казалась самой рациональной, но вскоре Гермиона поняла: она не сможет убить Драко. Это бы снова был обман, уловка, блеф. Ко всему прочему, вряд ли Малфой мог купиться на подобное.

Зеркало отразило искаженное мукой выражение лица. Стоило признаться себе, что согласиться на убийство она не могла по ещё одной причине. Это был Малфой. Да, он испоганил её жизнь от начала и до конца, но все же мысли о его еще более бледном, чем всегда, теле, о его открытых мутных глазах, об окоченевших пальцах и застывшей на губах скорби заставляли Гермиону чувствовать себя еще хуже, чем прежде. Даже мысль о собственной смерти не пугала так сильно.

Она опустила взгляд на запястье, обвитое алым шелком. Словно околдованная блеском ткани, Гермиона подняла пояс на уровень глаз и размотала его. Дрожащий взгляд медленно переместился к балкам полога. Она тяжело сглотнула и отступила от трюмо. Мысль, зародившаяся в её голове, была подобна гениальной поэме, возникшей в сознании поэта, и избавиться от неё означало бы отвергнуть единственно верное.

Тихо ступая голыми ступнями по холодному мрамору, Гермиона подошла к кровати и, немного постояв, забралась на неё ногами. Неловко пошатнувшись, девушка посмотрела на пояс и пропустила его сквозь пальцы. Она не знала, как завязывать петлю, и это понимание вызвало истерическую усмешку. Гермиона Грейнджер задумывалась о самоубийстве всего несколько раз, и то больше в качестве теоретического предположения. Но сейчас мрачное наваждение, окутавшее её разум со всех сторон, не давало другим мыслям занять ни одного дюйма сознания. Покрутив пояс в руках несколько минут и завязав его различными способами, она наконец смогла добиться нужного эффекта, и потому облегченно выдохнула. Одной рукой опершись на столбик кровати, она шагнула на спинку. Дерево врезалось в стопу, и Гермиона пошатнулась, неприязненно поморщившись. Её взгляд метнулся к верхней балке, и в голове произошли нехитрые вычисления. Решив, как она закрепит веревку, Гермиона ступила на спинку второй ногой и облокотилась на столбик, чтобы не упасть. Ей едва удалось дотянуться до балки рукой, чтобы перекинуть пояс и закрепить его. Подергав веревку несколько раз, девушка опустила голову и медленно выдохнула. Сомнения в надежности сооружения отошли на второй план, потому что внутри обитало лишь отрешение и ничтожная мысль о том, что она умрет, не став причиной гибели сотен и тысяч. Драко Малфой не получит её. Только не так.

О чем вообще было положено думать перед смертью? О прошлом? О настоящем? О несбывшемся будущем? Может, о самых лучших моментах жизни, или о самых плохих? Не было таких вещей, которые можно было бы охватить разумом перед смертью. Гермиона пыталась подумать хоть о чем-то, но мысли путались, словно им было совершенно все равно на то, что вскоре они угаснут вместе с телом. Сжимая в ладонях холодный шелк, Гермиона балансировала на спинке, стараясь не упасть. Надежность веревки волновала больше, чем предстоящая смерть. Гермиона поморщилась, подумав о том, что Пожиратели будут смеяться, когда услышат про её смерть. «Грязнокровка покончила с жизнью маггловским способом!» — их голоса звучали громче всех остальных мыслей. Вдохнув поглубже, она попыталась подумать про друзей или родителей, но ничего не получилось. Вакуум, образовавшийся в голове, давил и заставлял виски пульсировать. Удары сердца ускорялись, и вскоре его грохот стал единственным, что все еще удерживало Гермиону в реальности. Когда она попыталась надеть петлю на шею, стало ясно, почему никак не удавалось ничего почувствовать. Лишать себя жизни оказалось сложнее, чем она представляла. Едва шелк коснулся подбородка, девушка отдернулась от петли и чуть не упала. Все её тело начала бить крупная дрожь, голова закружилась. Все чувства обострились, внезапно захотелось рыдать, но слезы застыли горьким комом где-то в горле. Она не могла. Не могла. Не могла… Возникло иррациональное желание убежать от петли, которая вдруг начала вселять животный ужас, и Гермиона еще раз пошатнулась, ощутив боль в стопе от врезавшейся в неё деревяшки. Ей едва удалось удержать равновесие, изо всех сил цепляясь за веревку, но в следующий момент она почувствовала вибрацию, отозвавшуюся в стенах и прокатившуюся по полу. Дверь медленно открылась. Покачивающаяся тень бесшумно скользнула в комнату и примкнула к стене.

Гермиона округлившимися от ужаса глазами наблюдала за тем, как Малфой, лбом упираясь в стену, наощупь закрывает дверь. В комнате еще никогда не было так тихо, и Гермиона могла поклясться, что в тот момент даже её сердце остановило ход. Было лишь несколько секунд, чтобы завершить начатое, но она знала, что ничего не сможет сделать. Кажется, она понимала, что никогда не сможет покончить с собой, еще когда забиралась на кровать. Коленки подкосились.

Малфой что-то неразборчиво пробормотал и, с усилием оттолкнувшись от стены, развернулся. Они смотрели друг на друга около секунды. Драко замер, его глаза широко раскрылись. Худая и бледная, Грейнджер пошатывалась на спинке кровати, изо всех сил схватившись за веревку. Опьянение, до этого лелеющее его в своих обманчиво мягких объятиях, вдруг резко схлынуло. По телу прошлась нездоровая дрожь, и Драко, что-то глухо прорычав, бросился к кровати. Вцепившись пальцами в талию, он дернул Гермиону на себя, и она обессиленно упала в его руки. Прижав содрогающееся тело так тесно к себе, как только мог, он тут же рухнул на пол, потому что ноги его больше не держали. Страх и опьянение сделали свою работу. Она вжималась в его грудь и почти стучала зубами, тонкие пальцы рыскали по плечам и лихорадочно сжимали их.

— Что я с тобой сделал… — обреченно прошептал он, ладонями сжимая талию и поглаживая спину. — Чудовище, просто урод… Зачем ты… — Драко запнулся, потому задыхался. Он не знал, что способен испытывать такой страх перед смертью. Казалось, она до сих пор летала в комнате и поглядывала черными глазницами на Грейнджер, протягивая свои гнилые пальцы к её шее. Вскинув палочку, Драко испепелил петлю и прижал голову девушки к своей груди. — Мерлин, я же… Что бы я делал? Почему? Нет, не отвечай. Я знаю, знаю… — пробормотал Малфой в спутанные волосы и оставил сбивчивый поцелуй на виске. — Девочка моя, — прошептал он, жадно прикасаясь губами ко лбу и волосам. Драко погладил щеку ладонью и приподнял её голову, чтобы посмотреть в лицо. — Что я натворил?

Блуждая по коридорам особняка мрачной тенью, он думал только о ней. После разговора с Нарциссой стало особенно мерзко, но от запаха огневиски уже тошнило. Опираясь на стены и изредка падая, Драко скитался по комнатам и кладовкам, пытаясь найти хотя бы одно место, в котором он не чувствовал бы себя чужим. Но холодные стены бесстрастно взирали на измученное тело и провожали его молчанием. Малфой думал мучительно долго, и все его мысли были заняты тем, что он делал со своей жизнью и Грейнджер. Даже думать о смерти Гермионы было страшно. Что тогда стоила его собственная жизнь? Это был всего лишь отрезок бытия, лишенный смысла и веры хоть во что-нибудь.

— Прости, — не отрываясь от её стеклянных глаз, просипел он. — Если сможешь, Гермиона, прости… — подняв палочку, он прошептал заклинание.

— Малфой? — она так долго не слышала своего голоса, что на несколько секунд замерла в изумлении.

— Что?

Вместо ответа прозвенела жесткая пощечина. Драко не шелохнулся. Он был готов к ненависти Грейнджер с того самого момента, как решил, что освободит её. Эти мысли возникли в его голове незадолго до того, как он опрометью бросился к своим комнатам. Драко бежал, и остановился лишь у двери, чтобы отдышаться. Вера в свое решение с каждой секундой толькоросла. Он уже знал, как поможет Грейнджер сбежать от Пожирателей.

— Вот, — он достал из внутреннего кармана пиджака палочку Гермионы. — Возьми её. Я помогу тебе выбраться из поместья, а потом иди к Поттеру. Пусть он спрячет тебя на Гриммо. Я знаю, там был штаб Ордена, так что Пожиратели не достанут тебя. Расскажешь аврорам, как попасть в особняк. Я уверен, они смогут найти лазейку… — Драко толком не обдумал и части из того, о чем говорил. Его руки дрожали, когда он вкладывал палочку в ладонь Гермионы. — Надо идти, — он не хотел верить в свои слова. Все, о чем он мечтал час назад, рушилось. Что-то гадкое, явно отцовское внутри него желало снова наложить на Грейнджер «силенцио» и отобрать палочку, но увиденная петля душила все сомнения. Он не мог сломать Гермиону до конца. — Нет, стой, — он схватил её за запястье. — Я хочу, чтобы ты поцеловала меня перед тем, как это сделает дементор.

Гермиона посмотрела на него со злобой, а потом выдернула руку. В глазах Драко вспыхнуло обречение, и он горько усмехнулся, качнув головой. Презрение Грейнджер было справедливым. Она поднялась, и, запахнув халат, метнулась к ленте от платья, лежащей на трюмо. Подвязавшись и покрепче перехватив палочку, девушка прошествовала мимо Драко к двери, но потом развернулась, смерив его пристальным взглядом. Ей хотелось сказать так много, но слова все никак не складывались в достаточно мощные предложения.

— Ты пойдешь со мной, — твердо выдохнула она и сделала шаг по направлению к Драко. Он отступил, хотя его палочка была в сотню раз сильнее вытянутого вперед оружия Грейнджер.

— Так ты будешь в большей опасности, — он мотнул головой.

— Я сказала, что ты пойдешь со мной, — еще раз повторила Гермиона и сделала резкий шаг вперед. На этот раз Малфой остался на месте.

— Нет.

— Я очень зла на тебя, Малфой, — выплюнула девушка. — Так что не усугубляй свое положение, или тебе действительно придется целоваться с дементорами до конца жизни!

— Меня казнят.

— Нельзя умереть дважды. А я намерена убить тебя первой, — Гермиона изогнула бровь и кончик её палочки уткнулся под подбородок Драко.

— Я был бы счастлив.

В тот же момент, когда взгляд Гермионы дрогнул из-за честности, сквозившей в словах и глазах Малфоя, дверь с грохотом распахнулась и в комнату влетел луч, заряженный заклинанием. Трюмо слева от них взорвалось с оглушительным грохотом.

— Пэнси, она меня не слушается! — голос Теодора, вваливающегося в комнату, заглушил все остальное.

— Предлагаешь мне поискать что-нибудь получше? — нервный крик в ответ ошарашил Гермиону не меньше следующего заклятья, прилетевшего в кровать позади них.

— Отойди от неё! — проревел Теодор, и его палочка устремилась в сторону Драко. Пэнси, стоящая рядом, неуверенно последовала его примеру.

— Теодор, нет! — воскликнула Гермиона, раскидывая руки в стороны, словно надеясь защитить Драко. Малфой неверяще уставился на её затылок.

— Все еще защищаешь его? — болью в голосе Нотта можно было бы заменять круциатус.

— Он отпустил меня, — едва слышно прошептала Гермиона, потому что и сама не верила в происходящее. — И отдал палочку.

— И что, теперь нам пожать друг другу руки и стать хорошими товарищами? — скривился Теодор. — Не глупи, Гермиона, иди сюда.

— Он пойдет со мной.

— Нет!

— Ты сможешь её спрятать, Нотт? — Драко вышел вперед, бесстрашно смотря на направленную в его сторону палочку.

— Да, — неохотно процедил тот.

— Прекрасно, — Малфой подтолкнул Гермиону, и Пэнси быстро перехватила её за руку. — Отправляйтесь немедленно.

— Я не пойду без него! — прорычала Грейнджер, пытаясь освободиться от хватки Пэнси.

— Не дергайся! — нервы Паркинсон были уже на пределе. — Иначе путь продолжишь под «остолбенеем».

— Гермиона, — спокойно позвал Драко. — Иди с ними. Я найду вас позже.

— Как? — Теодор недовольно сжал губы.

— Неважно, — бесстрастно ответил он.

— Чертов…

— Прекратите! — Пэнси дернула на себя переставшую сопротивляться Гермиону. — Мы должны уходить.

— Пожалуйста, идем с нами, — взмолилась Гермиона. Еще минуту назад она хотела избить его до полусмерти, а сейчас чуть не плакала от безысходности.

— Нотт, используй парализующее. Пожиратели не должны догадаться, что я причастен к вашему побегу, — Драко не смотрел на неё, чтобы не усомниться в принятом решении.

— С удовольствием…

— Подожди! — вскрикнула Гермиона и подалась вперед. В несколько шагов она преодолела расстояние до Драко, и, поднявшись на носочки, примкнула к его губам отчаянным поцелуем. Малфой позволил себе только прикоснуться пальцами к её щеке, а потом мягко отстранил.

— Спасибо, — он неуверенно улыбнулся. — И прости.

— Я просто…

— Знаю, — перебил он, последний раз касаясь волос. — Ты бы пожалела, если бы не сделала этого. Теперь иди.

Гермиона сделала два шага назад, а потом ринулась прочь, чтобы не видеть, как Драко падает.

— Петрификус тоталус!

Комментарий к 25. Звезды

Озвучка монолога Драко:

https://vk.com/hazyforestffiction?w=wall-89708420_1640%2Fall

К событиям этой главы я шла весь фанфик, и именно поэтому, наверное, очень много думала, как именно все описать. Отсюда небольшая задержка продолжения. Конец вышел немного иным, чем я представляла, но мне все нравится. Последнее время нечасто бывает, когда глава мне в принципе симпатична.

Слава богу, руки наконец дошли до Драко и Гермионы.

========== 26. Прощание ==========

— Какого черта это случилось?! — прорычал Малфой, ударяя ладонями по столу. — Ты должен был позаботиться о своем сыне, так почему он убежал вместе с Грейнджер, моей матерью и Паркинсон? — метнув яростный взгляд в сторону Протеуса, Драко посмотрел на Гринграсса. — И каким нужно быть идиотом, чтобы не узнать собственную дочь? Теодор и Пэнси связаны чарами, они выставили вас всех глупцами!

Губа Гринграсса яростно дернулась, и Драко показалось, будто сейчас он ответит на его оскорбление, но Нотт среагировал быстрее, хотя до сих пор был серее затянутого облаками неба.

— Лорд Малфой, ни к чему поднимать шум теперь. Мы найдем их. На Теодоре метка. Если он будет поблизости, магия подскажет об этом.

— Обряд должен свершиться завтра. У нас нет времени на поиски, — уже тише возразил Драко. Информация о метке насторожила и испугала его.

— Ничего не остается, — пробормотал Нотт, невидящим взглядом упираясь в столешницу. — Наши люди уже ищут их по всей Магической Британии.

— Прекрасно! — фыркнул Малфой. — А Пожирателей, в свою очередь, с тем же рвением преследуют авроры. Мы потеряем людей, если бросим все силы на поиски.

— Важнее найти мисс Грейнджер, — Протеус поднял на него железный взгляд. — После завершения обряда мы освободим тех, кого все же поймают. Я уже отправил десяток людей в Лондон. Стоит проникнуть в Хогвартс. Скорее всего, они спрятались именно там. Больше моему сыну идти некуда.

— Если решите соваться в школу — делайте это без лишнего шума. Не как в прошлый раз, — Драко скривил губы, вспоминая появление Беллатрисы в Хогвартсе. — Пусть один человек разведает обстановку, и, если предположения окажутся верны, вызовет подкрепление.

— Да, мой Лорд, — натянуто согласился Протеус. Ему показалось подозрительным то, что Малфой помиловал стены, принесшие ему столько страха и унижения.

— Министерские шавки везде, — обращаясь к стихшему залу, произнес Драко. Взгляд скользнул по сгорбленной фигуре Астории. Её заплаканные глаза подтверждали полный крах девичьих фантазий. Драко не верил в то, что Пэнси и Теодор провернули настолько опасную авантюру, но состояние младшей Гринграсс как нельзя лучше подтверждало их успех. — Вы должны быть осторожны. Никаких убийств, взрывов и беспорядков… — он пристально посмотрел в глаза самым дерзким из Пожирателей и увидел в них блеск неодобрения. — Ведите себя тихо, и, черт возьми… — прошипел Драко, угрожающе склоняясь. — Если посмеете ослушаться, я испепелю каждого. Мне хватит одного взмаха палочки на всех, — устремив древко на одного из Пожирателей, Малфой с усмешкой запечатлел, как тот вжимается в спинку стула и испуганно сглатывает. Возможно, они не боялись его, но вот пренебрегать палочкой, заряженной сильнейшей темной магией, не могли.

— Мы поняли, мой Лорд, — процедил сквозь зубы Нотт и поднялся с места. — Я отправлюсь на их поиски лично.

— Прекрасно, — взгляд Драко дрогнул, но голос остался непроницаемо-железным. — Я рассчитываю на очень скорую встречу с Грейнджер.

— Мы сделаем все возможное.

— Что случится, если мы не найдем её до завтрашней ночи? — наконец задал самый важный вопрос Драко и замер в ожидании.

— Клятва на крови будет нарушена, и вы погибнете, — безэмоционально ответил Протеус, надевая черные перчатки. — Но не беспокойтесь, она будет здесь еще до заката следующего дня. Что делать с остальными?

Малфой все еще пребывал в шоке от услышанного, а потому собрался с мыслями чуть позже, чем следовало бы. Наконец Драко смог успокоить взорвавшийся внутри фейерверк страха:

— Оставьте в живых, — выдержав мучительную паузу, ответил он, пытаясь казаться не слишком взволнованным. — Я лично хочу наказать их за предательство.

— Что ж, — Протеус хмыкнул. — Я только надеюсь, что после того, как мы найдем беглецов, расправу над собственным сыном вы доверите мне.

— Разумеется, — Драко выдавил из себя злорадную улыбку, точно не зная, поверит ли в неё Нотт. Но Пожирателя, кажется, нисколько не заботила мимика юного лорда Малфоя. Разум его лихорадочно соображал; в мыслях проносилась тысяча мест, в которых Теодор мог бы спрятать грязнокровку. При мысли о сыне Протеус неосознанно стискивал зубы и сжимал кулаки. Выходки Теодора перестали просто раздражать — они стали опасны. С отстраненностью он подумал о том, что не станет дожидаться приказа мальчишки, чтобы прикончить собственного сына вместе с отродьем Паркинсонов.

— Я оставлю в особняке нескольких Пожирателей на случай непредвиденных обстоятельств, — оповестил Протеус. — Все остальные направятся на поиски.

— Делайте, что хотите, — уже тише произнес Драко, выпрямляясь и отходя от стола на два шага. — Только найдите её. Я рассчитываю на тебя, Нотт.

— Да, лорд Малфой, — Протеус склонил голову, чтобы не видеть лица заносчивого мальчишки.

Драко знал, что в этом особняке у него больше не осталось союзников, а потому, крепко сжав палочку в ладони, поспешил уйти. Даже столь короткое общение с Пожирателями заставило его сердце похолодеть от необъяснимого страха, так что их отбытие весьма радовало. По крайней мере, у него было время подумать.

Самый верхний этаж пустовал, и потому Драко, не думая ни секунды, направился туда. Ему хотелось побыть в тишине и уединении. После болезненного пробуждения не было и секунды, когда бы рядом с ним кто-то не маячил. Малфою пришлось пролежать на холодном полу около часа, прежде чем примчались Пожиратели, обнаружившие обезвреженного Нарциссой охранника.

Драко, наверное, за всю свою жизнь никогда так не кричал. Каждый, кто попадался к нему на глаза, был обласкан крепкими выражениями, и ни у кого не возникало подозрений, что их «предводитель» отпустил Грейнджер по своему желанию. Он и сам не мог в это поверить до конца. Пустая комната, лишенная даже малейшей детали её присутствия, теперь казалась мрачной темницей. Простыни все еще были сбиты в сторону, но почувствовать запах Гермионы уже не получалось. Единственной вещью, все еще сохранившей на себе её частичку, была расческа, но Драко уничтожил её в тот же момент, когда увидел. Ни один волосок не должен был попасть в руки Пожирателей.

И все же что-то, подобно призраку самой Грейнджер, все еще обитало в стенах особняка. Когда Драко закрывал глаза, ему казалось, что тонкие пальцы пробегаются по его плечам, а шею щекочут растрепавшиеся кудри. Его губы все еще помнили последний поцелуй — такой отчаянный и горький, что хотелось кричать от досады. Малфой запретил себе думать о том, что было бы, «если». От этого все внутри начинало ныть только сильнее и пронзительнее. Позади было много боли, впереди — только смерть, и лишь настоящее все еще давало надежду. Уже завтра все должно было кончиться, и это приносило облегчение напополам с ужасом. Драко боялся смерти, как и любой человек, но понимал её заслуженность. Ему казалось, что только она могла быть достойным искуплением за все совершенные злодеяния. В какой-то момент показалось, что смерть была бы спасительным освобождением от гнусной жизни, пропитанной ложью и мраком, однако Драко так и не смог решить, нуждался ли он в покое или продолжении мучений. Его трусливая, почти не изменившаяся с детства часть искренне страшилась предстоящего финала, но окрепшее за последние дни самосознание спокойно твердило о том, что смерть будет лучшим выходом.

Драко прислонился лбом к холодному стеклу и взглянул в пасмурное небо. Его тоска сливалась с погодой, а тело холодело под стать скованному ледяным дыханием ветров поместью. Внешне он был абсолютно спокоен, но внутри велась ожесточенная борьба. Принимая мысль о неизбежной кончине, он хотел в последний раз увидеть Гермиону, хотя осознавал, какой невероятной опасности может подвергнуть её такое желание. Драко приказал себе не думать о навязчивом стремлении, но мысли упрямо возвращались к образу Грейнджер. Ему не хватило тех крошечных секунд прощания. Совсем. Малфой сжимал зубы, представляя, что мог держать её в своих руках чуть больше нескольких мгновений. Половину вины за навязчивое желание Драко все же сваливал на Нотта. Проникая в его сознание, он хотел лишь убедиться в том, что Гермиона действительно будет в безопасности, но невольно узнал место, в котором они скрывались. Убежище находилось в пределах горного массива Ортлес в итальянских Альпах, но Драко мог только предполагать, как туда попасть. Место наверняка было ограждено защитным куполом, но магия на такой высоте почти всегда давала сбои, и Малфой не был уверен в том, что ему будет под силу обнаружить щит. Хотя мощь его нынешней палочки подкупала, надеяться на удачу можно было с большой натяжкой.

Драко вздрогнул, услышав детский плач в конце коридора. В пустынном особняке этот звук казался особенно жутким. Через пару секунд все смолкло, но совсем ненадолго. Ребенок заплакал вновь, и Малфой, наконец заставив себя поверить в то, что это не звуковые галлюцинации, осторожно двинулся к источнику шума. По мере приближения стало слышно, как сквозь истеричные всхлипы пробивается быстрая нервная мелодия, очевидно, призывающая младенца успокоиться. Драко остановился у двери и, немного помедлив схватился за ручку. Помещение оказалось запертым, однако плач все не стихал.

Для того, чтобы дверь распахнулась, хватило всего одного взмаха палочкой. Драко почувствовал, как десяток запечатывающих заклинаний слетает с замка, и нахмурился. Что нужно было охранять так бережно?

— Сэр! — испуганный женский голос донесся до Драко прежде, чем он переступил порог. — Зачем вы пришли?

— Это мне следует задавать вопросы, — глухо отозвался Драко, оглядывая темное помещение и застывшую посреди него тонкую женскую фигуру. Она прижимала к груди кричащий сверток и испуганно пятилась. — Кто вы?

— Аббот, — дрожащим голосом выдохнула она, пытаясь укачать ребенка. — Миссис Аббот.

— Одна из священных двадцати восьми, — прищурив глаза, Драко прошел вглубь комнаты и одним движением палочки распахнул тяжелые шторы. В комнате стало ненамного светлее, но серые лучи, просочившиеся сквозь стекла, позволили Драко получше разглядеть худое осунувшееся лицо миссис Аббот. — Вашего мужа нет среди Пожирателей.

— Поэтому он мертв, — прошептали обескровленные губы. Серые глаза полыхнули яростью. — Кто вы и зачем пришли сюда? Моя дочь слишком мала, чтобы участвовать в ваших бесчестных играх!

— Пожирателям нужна ваша дочь? — Малфой остановился совсем рядом, замечая, как дрожат губы женщины. — Зачем?

— Кто вы? — она нахмурилась. — Здесь только Пожиратели, а они, я уверена, все прекрасно знают.

— Малфой, — сухо представился Драко, настороженно нахмурившись.

— Вот что… — прошипела миссис Аббот, отшатываясь еще дальше. Дневные блики особенно заметно высветили темные круги под глазами. — Малфой. Я молюсь, чтобы у вас все получилось.

— О чем вы? — с каждой загадочной фразой Драко раздражался все больше.

— Как будто вы не знаете! — гневно выпалила женщина, и её дочь снова надрывно заплакала. — Нам обещали, что, как только вы завершите Обряд, нас сразу же освободят.

— Так зачем Пожиратели держат вас взаперти? — теряя всякое терпение, рявкнул Драко. Ребенок всхлипнул и залился плачем. Визг давил на мозги, и Малфою хотелось поскорее покинуть эту мрачную комнату.

— Нотт ничего не объяснял мне, только сказал что-то о том, что моя дочь — абсолютно чистокровная. Это какой-то вздор! Даже если наша родословная…

Малфой больше не слушал. Его губы растянулись в болезненной, почти сумасшедшей улыбке, а затем он надрывно рассмеялся, сгибаясь пополам. Миссис Аббот смотрела на него со страхом и недоумением. Драко не мог успокоиться до тех пор, пока смех не превратился в отчаянные всхлипы. Сознание затопили догадки, наконец соединившиеся в одну картину. Ну конечно! Нужно было предполагать, что Нотт законченный перестраховщик и придумал план «б». Драко покинул комнату, приложив руку к груди. Легкие неистово горели, а дыхание все никак не могло выровняться. Опершись о стену в коридоре, он съехал по ней и уронил голову на ладони.

Малфой размышлял о том, какой он непроходимый идиот, раз решил, будто представляет ценность для кого-то, ведь даже Пожиратели смогли найти ему замену. Ребенок Абботов был следующим абсолютно чистокровным, так что Нотт не терял ничего, кроме времени. А Драко снова был обманут парой слов приторной лжи и подведен к краю пропасти. Оставалось только наклониться чуть вперед — и полет в бездну был обеспечен. Сжав волосы, он резко выругался и ударился затылком о стену. Мысли кружились в голове подобно обезумевшим фуриям, и собрать из них что-то толковое было просто невозможно.

— Нет, — наконец прошептал он. — Нет!

Собраться удалось только с четвертой попытки, хотя руки все еще тряслись, а кожу покрывала горячая испарина. Драко поднялся на ослабевших ногах и медленно поправил одежду.

— Я не уйду один, — в тишину коридора проговорил он и глубоко вдохнул. В последний раз ему требовалась чья-то помощь, и никогда прежде Драко не был так уверен в задуманном. Смерть перестала казаться чем-то ужасным, потому что он представил, как вместе с ним погибает Протеус и остальные Пожиратели. По крайней мере, покинув Гермиону, он должен был оставить ей хоть что-то хорошее в память о себе. Мир, освобожденный от Пожирателей, казался ему достойным подарком. — Ортлес… — почти одними губами проговорил он, широко распахивая глаза навстречу свету. Отведя со лба прилипшие пряди, Драко сделал твердый шаг вперед. Все внутри скручивалось в тревожном предвкушении ночи.

***

Гермиона никогда не видела снега в таком количестве, а поэтому буквально не отлипала от узкого деревянного окна. При мысли о выходе на тот холод, что царил снаружи, все внутри содрогалось. Пока что за порог выходил лишь Теодор, и то только для того, чтобы проверить целостность защитного купола вокруг дома. Окруженный снежными горными вершинами, он был почти незаметен даже без магической защиты. Вопреки ожиданиям, дом оказался совсем небольшим и вмещал всего несколько комнат. Крохотный камин едва согревал помещение, а использование магии на такой высоте было затруднительно. Несколько грубо сколоченных кресел стояли перед огнем, позади них располагался широкий деревянный стол, накрытый белой тканью. Под ногами стелился бордовый ковер, а у стены громоздился комод. Скупая на мебель и детали интерьера комната нисколько не волновала эстетических взглядов прибывших. Хотя в доме было два этажа и три спальни, никто так и не смог заставить себя отдохнуть или хотя бы вздремнуть. Возбуждение от совершенного побега было столь велико, что сон казался просто кощунством. Вместе они сидели в нижней комнате, пытаясь согреться найденными в комнатах пледами и жалким теплом от камина.

Теодор, занявший место в кресле перед огнем, был угрюм и молчалив. Он ни разу не взглянул на Гермиону, хотя она изредка поворачивалась к нему, будто желая объясниться в чем-то. К счастью, девушка так и не решалась сказать ничего по поводу произошедшего, и Теодор был ей за это благодарен. Он понимал, что не сумеет сдержать себя в руках, если Гермиона заговорит про Малфоя. Их поцелуй в последний миг перед расставанием ударил не хуже «Петрификуса», которым Теодор наградил Драко чуть позже. Ненависть к Малфою и жгучая ревность переплетались, распространяя по венам яд. В подсознании засело понимание абсолютного проигрыша, но чувства все никак не утихали. Оставалось утешать себя лишь тем, что время залечит любые раны, если им все же удастся выжить. В голову закрадывалась гадкая мысль о смерти Драко. О, это бы упростило все в тысячу раз! Но Теодор знал, какую боль это могло принести Гермионе, а потому, сам того не желая, молил Малфоя выжить.

Пэнси сидела за столом, положив голову на руки. Она принципиально не разговаривала с Гермионой, хотя это не слишком-то волновало последнюю. Выяснять причины было бы глупо — основа их пассивной вражды с некоторых пор стала известна всем и каждому. До сих пор Пэнси перебросилась парой фраз лишь с Теодором, и это внушало надежду на то, что она все еще могла держаться. По внешности Паркинсон никогда нельзя было угадать, что она чувствует, но Гермиона предполагала, что Пэнси переживает за родителей. Спрашивать Теодора о том, почему он не захватил и Паркинсонов, не было, честно говоря, ни желания, ни смелости. По крайней мере, при их дочери.

Гермиона обвела помещение тоскливым взглядом еще раз, а потом посмотрела на перстень. Блеск камня казался потускневшим, и ей сразу вспомнились последние прикосновение потрескавшихся сухих губ. Она была почти уверена, что Драко соврал, сказав о том, что найдет их. Поцелуй показался прощальным. И, хоть Гермиона вспоминала дни, проведенные в поместье, с лихорадочной дрожью, держать зла на Малфоя она просто не могла, и за это была в обиде на себя саму.

— Гермиона, — тихий голос вывел её из тяжелых размышлений. — Как ты?

Нарцисса выглядела уставшей и обеспокоенной. В её взгляде по отношению к Гермионе была вина и болезненная заинтересованность. С момента прибытия только миссис Малфой разговаривала с ней, и это в некотором смысле облегчало совесть. С каждым молчаливым часом Гермионе все больше казалось, что именно она является причиной бед и горя, но подбадривающие слова Нарциссы слегка разгоняли туман паранойи.

— Я… — Гермиона бросила еще один тоскливый взгляд в окно, а потом развернулась к собеседнице всем корпусом. — Я в порядке, спасибо.

Нарцисса смерила её долгим изучающим взглядом, и Гермиона напряглась. Ей казалось, что очевидная ложь вот-вот раскроется. Но миссис Малфой, к счастью, была слишком тактична, и не пыталась лезть в душу.

— Мне бы хотелось надеяться на это, — грустно улыбнувшись, женщина смахнула выбившуюся из прически прядь. — Почему он отпустил тебя?

— В тот момент, когда Драко вошел, — Гермиона была готова к этому вопросу. Краем глаза она заметила, что Теодор повернул голову в их сторону, прислушиваясь. — Я была готова покончить с собой, — произносить это было стыдно, и Гермиона вновь отвернулась к окну. — Но не смогла. И все же… Было такое ощущение, что Драко пришел к решению отдать мне палочку намного раньше, чем вытащил из петли. Я могу ошибаться…

— Нет, — твердо выдохнула Нарцисса. — Он принял это решение в тот же вечер. Наш с ним разговор вряд ли был причиной, но я уверена, что он являлся финальным толчком. Видишь ли, между правильными поступками и нашими желаниями обычно лежит огромная пропасть, и очень сложно принять верное решение, ни разу не оступившись. Драко оступался слишком много, и я лишь сказала, что следующий неправильный шаг уничтожит тебя. Удивительно, сколько раз ему нужно было ошибиться, чтобы наконец прозреть…

— Мне страшно за него, — внезапно прошептала Гермиона. — Что будет, если Драко не завершит обряд?

— Я не знаю, — обреченно покачала головой Нарцисса. — Но тоже тревожусь. Он остался там совсем один. Я презираю себя за то, что бросила сына разбираться со всем в одиночку. Нужно было остаться, — женщина закусила губу, в глазах заплясали влажные блики.

— Не вините себя, — Гермиона посмотрела на кольцо. — Это я должна была помочь ему, но теперь это уже не имеет значения. Драко сказал, что найдет нас, — с надеждой она взглянула на снежные долины. — Но вы ведь знаете, что это была ложь.

— Не отчаивайся раньше времени. Я думаю, что пророчества не ошибаются, — Нарцисса ободряюще похлопала её по плечу. — Все еще будет хорошо, вот увидишь.

Гермиона слабо улыбнулась и посмотрела в глаза Миссис Малфой. Вряд ли она могла сказать что-то другое, но эта ложь, по крайней мере, давала жалкую надежду.

— Кстати… — рассеянно качнув головой, Гермиона подняла руку с кольцом. — Я читала дневник Септимуса Малфоя, когда Драко покинул Хогвартс. Там описывалось действие чар, но кое-что осталось для меня непонятным.

— Что же?

— Записи обрываются, когда Септимус пишет о своей болезни. Неужели чары разрушились с его смертью?

— Как же тогда могли появиться наследники? — Нарцисса усмехнулась, задумчиво возводя глаза к потолку. — Септимус прожил долгую жизнь и умер спустя несколько лет после жены.

— Как такое возможно? Ведь проклятье…

— Об этом почти ничего не известно, — пожала плечами миссис Малфой. — Проклятье действительно было, и, судя по записям семейного лекаря, смертельное. Но потом что-то произошло, и Септимус пошел на поправку. Он поднялся на ноги буквально за несколько дней.

— А чары?

— Они были разрушены.

— Могли ли они вступить в близость, чтобы снять их?

— Вероятнее всего, — вздохнула Нарцисса. — Раньше я много думала над этим, но тайна исцеления не была зафиксирована ни в одной из семейных рукописей.

Гермиона задумчиво нахмурилась, но её тут же отвлек глухой звук взрыва. Стены задрожали, и Теодор вскочил с места. Сжав палочку Астории в руке, он лихорадочно оглянулся по сторонам, а потом метнулся к верхней одежде.

— Кто-то пытается проникнуть сквозь купол, — четко бросил он, продвигаясь к двери. — Затушите камин и спрячьтесь где-нибудь.

— А как же ты? — встрепенулась Пэнси, недовольно сдвигая брови. — Тебе потребуется помощь, если это Пожиратели.

— Я сказал прятаться, — не прерывая зрительного контакта, строго процедил Теодор. Пэнси хотела возразить, но властный голос лишил её всяких сил к сопротивлению. Поджав губы, она спешно подошла к камину и затушила его «агуаменти» со второй попытки. Защищенное куполом место в горах плохо концентрировало магию.

— Это всех касается! — нетерпеливо рявкнул Нотт, хватаясь за ручку двери. — Особенно тебя, Гермиона.

Грейнджер, уже рванувшая за ним, остановилась. Теодор обдал её холодным, но очень тоскливым взглядом, а потом, словно решившись на отчаянную опасность, шагнул за порог. Без огня в доме стало совсем темно. Едва различая в сгустившейся черноте очертания друг друга, Гермиона, миссис Малфой и Пэнси поспешили в комнаты, чтобы найти укрытие.

Теодор прищурился, пытаясь устоять против разбушевавшейся непогоды. Снег бил ему в лицо острыми иглами, а пальцы уже начинало покалывать от холода. На согревающую магию не было ни сил, ни времени — сердце бешено разгоняло кровь по всему телу. Впереди была граница купола и неизвестный противник за ней. Теодор молился, чтобы это были не Пожиратели, ведь как они могли узнать местоположение укрытия так скоро? Думать о том, что что-то случилось с Блейзом, совершенно не хотелось.

Наконец Теодор преодолел несколько метров, увязая в сугробах, и остановился у едва заметной красной черты на снегу. Защитный купол был, к счастью, цел. Нервно сжав зубы, Нотт попытался разглядеть периметр за куполом, но из-за разыгравшейся метели он едва мог различать вытянутую вперед руку. Из-за недвижимости ноги начинали замерзать, а кожу рук покалывало. Палочка была крепко сжата в пальцах, но он не был уверен, что чужое оружие могло помочь в экстренной ситуации.

Яркий синий луч пронзил изрезанный снежинками воздух и ударился в купол с такой силой, что Теодор, не удержавшись, упал в снег. Палочка выпала из пальцев и утонула в сугробе. Стон разочарования был едва различим среди завывания непогоды, когда купол, издав неприятный скрежет, расступился перед кем-то в длинной черной мантии.

— Кто ты? — прошипел Нотт, усиленно пытаясь встать. Снег казался топким болотом, из которого, увязнув лишь раз, уже нельзя было выбраться. Может быть, Теодор мог посчитать себя слишком неуклюжим, если бы не инстинктивный страх перед волшебником, преодолевшим магию купола. Оставалось лишь надеяться, что этот «кто-то» пришел один, хотя это было маловероятно. Для того, чтобы разрушить магический щит, требовалось участие, как минимум, нескольких магов. — Отвечай!

— Это я, Нотт, — донесся до него слабый хриплый голос. — Мне нужна помощь.

— Как ты посмел, — верхняя губа Теодора гневно дрогнула, и, разрываемый злостью, он рывком поднялся на ноги. Фигура перед ним была ссутуленной и слегка покачивалась в такт завываниям ветра. — Как ты посмел заявиться сюда после всего, что натворил?!

— Я не собираюсь сейчас извиняться, — Драко практически не чувствовал губ от холода, и слова давались ему с трудом. Он скитался в поисках скрытого убежища около нескольких часов, и если сначала ему в этом помогала метла, то потом она перестала слушаться. Ударившись хвостом о горный хребет, она почти сразу полетела на землю. Малфой едва успел зацепиться за ледяной выступ, прежде чем метла, сделав странный кульбит в воздухе, окончательно сломалась. Путь пришлось продолжить пешком. К счастью, благодаря мощности палочки ему удавалось сохранить тепло вплоть до того момента, как он почувствовал магию поблизости. К тому времени скитания продолжались уже пару часов, и нельзя было описать той безумной радости, которую Драко испытал от обнаружения купола. Пробить его оказалось сложно, хотя палочка действительно была сильна. Первые удары отрикошетили, и Малфой прекратил поддерживать согревающие чары, чтобы направить всю силу на взлом купола. Это заняло не более пятнадцати минут, но в течение них он успел заледенеть настолько, что пальцы, сжимающие палочку, отказывались разгибаться. Когда купол наконец поддался, Драко поморщился от сильного покалывания в ногах. Казалось, будто он начал превращаться в ледяную глыбу, а потому последующие шаги дались с трудом. За стеной купола Малфой ожидал увидеть что угодно, но не Теодора, неуклюже разлегшегося в сугробе.

— Меньше слов, Нотт, — Драко сделал шаг и оглянулся на купол. — Скажи мне восстанавливающее заклинание. Сжав зубы, Теодор яростно смотрел на Малфоя, держащегося так непринужденно, будто ничего не случилось. — Заклинание, быстрее!

— Левипронус протелиум, — процедил он, взглядом стараясь отыскать свою палочку.

Драко, собравшись с силами, взмахнул палочками. Разрушенный купол затрещал, и воздух снова пересек слой едва заметной для внимательного взгляда магии. Наблюдая за тем, как срастается сфера, Малфой не услышал поспешных шагов за спиной. Он успел лишь повернуться, когда тяжелый удар заставил его запрокинуть голову и схватиться за нос.

— Зачем ты пришел? — прорычал Теодор, наступая на сбитого с толку Драко. — Я не дам забрать её! — он схватил Малфоя за ворот мантии и встряхнул. Тот усмехнулся и небрежным движением стер кровь с посиневших губ.

— Я сказал, что мне нужна помощь. Не беспокойся, я больше не трону Грейнджер.

— Ты действительно считаешь, что я буду помогать такому, как ты? Ты хоть знаешь, что сделал со всеми нами? — Нотт так давно хотел выплеснуть накопившуюся внутри него ярость, что просто не замечал, как дрожит от холода.

— Я пришел не для раскаяния, — Драко прищурил глаза и покачал головой.

— Тогда убирайся, — пальцы обхватили шею настолько сильно, насколько позволяло окоченение.

— Не могу, — просипел Драко, не сводя глаз с разъяренного лица. Он заслуживал этот гнев, но сейчас было совсем не время для его принятия. — Я должен защитить Гермиону.

— У тебя получается только уничтожать её, еще не понял? Уходи, пока я не придушил тебя!

— Я мог бы убить тебя одним щелчком пальцев, но до сих пор не сделал этого, — Драко поморщился, когда пальцы на его шее сжались еще сильнее. — Вот, — его рука скользнула в карман мантии, и Малфой извлек волшебную палочку Теодора. — Пусть это будет знаком моих искренних намерений.

— Зачем мне помогать тебе? — с сомнением выдернув свою палочку из рук Драко, спросил Нотт.

— Ты заинтересован в сохранности жизни Грейнджер точно так же, как и я. Завтра я умру, — Драко заметил, как Теодор тревожно хмурится. — И хочу забрать всех Пожирателей с собой.

— Как? — Нотт был удивлен, но пытался не показать вида.

— Давай поговорим в доме, — Драко выдохнул, и из его рта вырвался белый пар. — Иначе я откинусь из-за холода прямо здесь.

— Только попробуй…

— Я не стану приближаться к ней, — пообещал Драко. — Если она сама не захочет этого.

— Она не захочет, — Теодор был взбешен последней фразой, и сомнительное желание выслушивать Малфоя резко пропало.

— Идем, — он мотнул головой, продвигаясь вперед. Слишком уж заледенели его губы, чтобы можно продолжать спорить и дальше.

Оба они отчасти забыли о вражде, когда шагнули за порог дома. Оставшееся после камина тепло обдало щеки жаром, и несколько секунд слизеринцы пытались размять окоченевшие конечности. Их окружал полнейший мрак, и тлеющие угли камина были единственным ориентиром во мраке комнаты.

— Где все? — тихо спросил Драко. Тишина и темнота сбила его с толку и слегка насторожила.

— Я приказал им спрятаться, — неохотно ответил Теодор чуть громче. Едва Нотт замолк, дверь одной из комнат приотворилась, и оттуда выскользнула невысокая тень. Теодор, в душе радуясь возвращению палочки, зажег в камине огонь. Маленькая комната с низеньким потолком озарилась янтарным свечением, и Драко наконец заметил блестящий и радостный взгляд, с каким к нему простирала руки мать.

— Драко, — прошептала она, неуверенно делая шаг навстречу сыну. Послав вопросительный и встревоженный взгляд Нотту, женщина получила кивок, а потом, уже ничего не опасаясь, бросилась вперед. — Сынок!

Тонкие руки обвили холодную шею руками, и Драко растерялся впервые за сегодняшний день. Когда он почувствовал знакомый запах лаванды, исходящий от Нарциссы, ему вдруг стало нестерпимо стыдно за свое поведение. Мать сжимала его до невообразимого нежно и трепетно, словно боялась, будто он может исчезнуть, как сон. Драко размышлял о себе как о исключительном кошмаре, мучающим её израненное сердце, но миссис Малфой, казалось, уже и не помнила тех печальных дней, что им пришлось пережить.

— Мама, — неловко прошептал он, осторожно положив руки ей на плечи. Нарцисса отстранилась, и стало видно, что её глаза заволокла влажная пелена. — Прости.

Драко знал, что должен был извиниться перед всеми в этом доме, но мог выдавить из себя это простое слово только по отношению к матери. Нотт, Пэнси и даже Гермиона, очевидно, неистово ненавидели его, так что слова прощения не сделали бы никому легче. Но вот Нарцисса была безумно счастлива, и эта вымученная, но искренняя улыбка придала ему сил.

— Сынок, — сбивчиво зашептала она, обхватив ладонями его ледяные щёки. — Я знала, что ты поступишь правильно, и… — только теперь Нарцисса заметила размазанную над верхней губой кровь, и нахмурилась. — Что это? Неужели Пожиратели…

— Мы с Ноттом поздоровались, — поспешно объяснил он, сжимая плечи матери пальцами. — Все в порядке.

— Драко, — приглушенный голос донесся из-за спины Нарциссы. Малфой поднял взгляд и увидел Пэнси, неловко облокотившуюся на стол. Её лицо было все таким же мрачным, но уже менее уставшим и замученным.

— Здравствуй, Пэнс, — он выдавил кислую улыбку и получил в ответ лишь кивок. Теодор угрожающей тенью навис над Паркинсон, словно боясь, что Малфой проклянет её взглядом. Драко с внутренней усмешкой подумал о действии чар, но вскоре это веселье померкло. Мысль о том, из-за кого им пришлось связаться не самой приятной магией, дарила чувство навязчивой тошноты. Малфоя мутило от самого себя.

— С тобой все в порядке? — все же задала вопрос Пэнси, чувствуя, что Драко чем-то обязан ей. «Чем-то», — с горечью подумала она, — «но не любовью». Былые чувства заныли в груди, и Пэнси очень надеялась на то, что эта боль была вызвана их отмиранием. Любить его и дальше не было ни смысла, ни возможности, а чувства «вопреки всему» уже утомили. Хотелось остановиться и отдышаться от этой погони за эфемерными мечтами. Нужно было признать раньше, что Малфой никогда не сможет ответить на чувства, но обида от этого осознания была слишком сильной и приносила много боли. Легче было закрывать глаза и тешить себя беспочвенными надеждами, ведь она знала, что не было на свете людей, которые не заслуживали бы любви. Может быть, если бы она отреклась от этих чувств в нужный момент, ужас последнего месяца мог бы миновать её семью, но Пэнси почему-то не хотела повернуть все вспять. События, приведшие к нынешнему состоянию, сделали её более сильной и менее… одинокой. Теодор стоял вплотную, словно боясь, что Драко вскинет палочку и ударит атакующим заклинанием. И пусть эта забота была вызвана чарами — она дарила Пэнси долгожданное чувство защищенности.

— Да, — кивнул Драко, совершенно не зная, что ещё может сказать. Он чувствовал вину перед Пэнси, и прежде всего за то, что так и не смог ответить на её чувства. Теперь, ощутив на себе все прелести одержимости кем-то, Драко понимал, каким пыткам её подвергал, и от этого становилось тошно. Еще несколько месяцев назад дотошная привязанность Пэнси раздражала его и вызывала насмешки, но теперь сил веселиться не было.

— Как там мои родители? — Пэнси пыталась унять дрожь в руках, и сложила их на груди. Но, видимо, слабый и испуганный голос выдавал степень нервозности, и поэтому Теодор опустил ладонь на её плечо и слегка сжал пальцы.

— Их не тронут. Твои родители не давали клятву на крови, так что завтра в Гробовом ущелье их не будет.

— Ты все же пойдешь? — встревожилась миссис Малфой, и Драко ободряюще улыбнулся ей.

— Я не могу иначе. Клятва обязывает меня, но не переживай. Все будет в порядке.

Нарцисса смотрела в чересчур уверенные глаза сына, и предчувствие подсказывало ей, что Драко искусно лжет. Но спрашивать об этом сейчас было бессмысленно, и она покорно кивнула, отступив на пару шагов. Внезапно все в помещении смолкло, и даже огонь перестал издавать звуки. Воздух застыл, полностью оледенев. Драко судорожно сглотнул.

Гермиона смотрела на бледное лицо внимательно, будто видела его впервые. Ошеломление, ударившее в голову из-за убеждения в том, что они больше не увидятся, уже прошло, и она смогла вдохнуть. Драко, стиснув зубы, наблюдал за каждым её движением и не смел говорить первым. Он мучительно думал о том, имеет ли право вообще смотреть на Гермиону. После всего она должна была презирать его, но в глазах отважной гриффиндорки, как и всегда, не было места низменным чувствам. Она открыла было рот, но тут же сомкнула губы, посмотрев на Теодора.

— Не подходи к нему, — с отчаянной болью в голосе прошептал он, но это послужило катализатором. Сделав шаг вперед, Гермиона сочувственно посмотрела на Нотта и покачала головой.

— Прости, — она отвела взгляд и тут же наткнулась на глаза Пэнси, полные ненависти. «Лучше уж так», — подумала Гермиона. Чувствовать себя виноватой отчаянно не хотелось. Только не сейчас. Теодор понимал, что расстояние между ними неумолимо умножалось. Напряженно всматриваясь в прямую спину, он почти дрожал, понимая, что Гермиона беспощадно измывается над его чувствами. С невероятной жестокостью, пусть и не преднамеренной, она вырывала эту окрепшую привязанность с корнями, оставляя нечто внутри Теодора кровоточить. Комната опустела, все потемнело. Пальцы сжались на плече Пэнси с утроенной силой, и она положила на его руку теплую ладонь. От этого жеста сожаления стало ещё хуже, но Теодор не переставал сверлить Малфоя взглядом.

Драко сосредоточил взгляд на переносице приближающейся Гермионы, потому что был не в силах встретиться с ней взглядом. Подавляя в себе трусливое желание отступить назад, он сжимал руки в кулаки до боли в костяшках и практически не дышал. Воздух казался чугунным, как и собственное тело. Гермиона остановилась в шаге от него, и Малфой уронил голову, глазами впиваясь в пол. Сердце неистово стучало, а ноги просились в бег, но он стоял на месте, поверженный её медленнымидвижениями. Драко хотел, чтобы она наконец ударила его или обругала самыми последними словами, но только не молчала, черт возьми, не продолжала эту пытку! Но Гермиона медлила совсем не потому, что обдумывала, какой рукой лучше отвесить пощечину. Она смотрела на его подрагивающие плечи, на засохшую около губ кровь, и пыталась понять, почему не может презирать этого человека. Он ведь причинил ей столько боли! Разве не справедливо было бы ненавидеть его? Слишком поздно Гермиона вспомнила, что справедливость и любовь слишком уж часто шли разными дорогами. Этот непреложный закон человеческой природы угнетал её, но ничего поделать было нельзя. Насколько бы ни умна была Гермиона Грейнджер, насколько бы твердыми не были её убеждения, все они оказывались бессильны против одной-единственной вспышки, когда-то зажегшейся внутри её мятежной юной души.

Теплые пальцы коснулись подбородка и заставили Драко поднять лицо настолько, чтобы его глаза встретились с внимательным тепло-карим взглядом. Он попытался отвернуться, но не смог. Её слабая улыбка ошеломила и пригвоздила к месту. Малфой почувствовал, что буквально превращается в статую. Грейнджер улыбалась ему. Он умер или просто сошел с ума? Но оцепенение длилось совсем недолго. Заметив замешательство во взгляде Драко, Гермиона шагнула вперед и порывисто прижалась щекой к его груди. Руки обвили торс, и Малфой вздрогнул, с недоумением смотря на кудрявый затылок. В нос ударил запах корицы, и нечто внутри, замороженное и обездвиженное, взорвалось с диким грохотом сердца.

Он обвил её талию руками сначала неуверенно, пугливо, и прижал к себе. С губ Гермионы слетел судорожный вздох, и Драко, больше не сомневаясь, заключил её в сильные объятия. Касаясь щекой макушки Грейнджер, он все больше сжимал руки, пока не понял, что причиняет боль. Но Гермиона почти не думала о том легком удушье, которое ей дарили сильные руки, заключившие корпус в тиски. По крайней мере, так она была уверена, что больше не одна и Драко не по ту сторону мира, в которой царит лишь боль и темнота. Да, они все еще опасно балансировали на грани пропасти, но все же делали это вместе, и Гермиона никогда бы не подумала, что испытает столько счастья, перенеся ворох невзгод и мучений. Малфоя, разумеется, стоило хорошенько отчитать, но только не сейчас — при всем своем занудстве Гермиона Грейнджер была все же девушкой, и, ко всему прочему, очевидно влюбленной.

Драко больше не думал о том, что недостоин её взглядов, прикосновений и… чувств. Еще минуту назад он боялся рассчитывать даже на жалость, но теперь претендовал на нечто много большее. В его мире, почти полностью разрушенном негативными обстоятельствами и неправильными шагами, посреди обломков благополучия все еще теплилась надежда на возрождение. Гермиона всегда дарила ему множество противоречивых эмоций, так было и сейчас: Малфой был счастлив, но вместе с тем сгорал от тоски. Радость сменялась ужасом скорой разлуки, но не смерти. Что значила гибель такого скверного человека, как он? Мир давно хотел скинуть с себя язвенный балласт, и Драко смирился с этой ролью. К своему тихому удивлению он осознал, что был рожден не для побед. Не было ничего хорошего, что бы он совершил, а список злодеяний — мелких и крупных — превышал все допустимые пределы. Не было ничего, что бы до сих пор удерживало его и привлекало, кроме Гермионы. Она совершенно выбивалась из этой прекрасно построенной морали, и Драко не понимал, в чем заключалась роль Грейнджер. Возможно, именно она, словно божественная помощница судьбы, была призвана привести его к такому концу и оставить умирать. Тогда почему, столкнув его в пропасть, она шагнула следом? Не отвернулась, бросив напоследок презрительный взгляд, не посмеялась, не ужаснулась, узрев уродство его души, но полетела вслед за падающим телом? Драко был обескуражен, но настолько устал размышлять над своей судьбой, что решил не искать поступкам Грейнджер объяснений. И, наверное, даже если бы он все же пытался, то не пришел бы ни к чему более-менее вразумительному. Раз уж сама Гермиона не могла объяснить того, что происходило между ними, оставалось лишь следовать этим слепым эмоциям.

В реальность их вернул громкий хлопок. Пэнси поджала губы и нерешительно посмотрела на дверь, за которой секунду назад скрылся Теодор. Созерцание объятий и ей удовольствия не доставило, но, кажется, Нотт переживал куда больше. Последний раз кинув завистливый взгляд на застывшую пару, Паркинсон осторожно шагнула к двери. Она не знала, зачем идет за Теодором, но что ей было делать? Смотреть на Драко больше не было сил.

— Я хочу побыть один, — пробормотал Теодор, тяжело опускаясь на край узкой кровати. Пэнси промолчала, но так и не покинула комнату. Прижавшись спиной к двери, она напряженно всмотрелась в сгорбленную фигуру и почувствовала ноющую тоску. Эта боль принадлежала Теодору, и потому просто не могла оставить его сейчас. Что-то внутри рвалось помочь, в голове зрели десятки утешительных слов. Паркинсон никогда не считала себя сердобольной, но схожесть их с Теодором разочарований не позволяла ей уйти.

— Я смирилась еще на свадьбе, — тихо сказала она, не смея сдвинуться с места.

— Я не отступлюсь, — Теодор смотрел прямо, и, казалось, разговаривал с кем-то незримым.

— Только измучаешь себя. Пойми, она никогда…

— Малфой умрет, и тогда преград между нами не будет.

Пэнси замолчала, обиженно закусив губу. «А как же я?» — подначивало спросить самолюбие, но губы сжимались до побеления, не давая лишним словам слететь с языка. Она изо всех сил пыталась не мыслить эмоциями. Их связь была вынужденной мерой, и Пэнси уговаривала себя не придавать ей больше значения, чем было на самом деле. Слова о смерти Драко насторожили, но тут же отошли на второй план.

— Думаешь, это что-то изменит? — она вскинула брови, и, вдохнув поглубже, шагнула к кровати. Теодор вздрогнул, покосившись на приближающуюся девушку. Ему и правда не хотелось ни с кем разговаривать, но присутствие Пэнси почему-то до сих пор не вызывало раздражения. Нотт просто не мог не уважать страдания, которые им пришлось перенести вместе. — Я всегда считала забавным то, что мы, будучи волшебниками, не можем заставить кого-то полюбить нас. Порабощение мира, богатство… Но вот чувства не подвластны ни магии, ни насилию. Я долго надеялась на то, что Малфой вырастет и наконец посмотрит в мою сторону. Унижалась, следовала за ним, словно обезумевшая, и смотри, что из этого вышло, — Пэнси горько улыбнулась. — Насилие над своими и чужими чувствами никогда ни к чему хорошему не приводит. Когда думаю, что могла бы избежать всех этих ужасов, становится просто невыносимо противно от себя самой.

— Чего ты от меня ждешь? — вкрадчиво спросил Теодор, поворачивая голову к примостившейся рядом Пэнси. — Что я сейчас же все забуду и перестану её желать? Спасибо за совет, но он бесполезен. Слова мне не помогут.

— Тогда что тебе вообще может помочь? — Паркинсон гневно вскинула брови. — Если хочешь убиваться по ней — пожалуйста! Только не забывай, что страдания теперь мы делим на двоих, а я уже устала от этого непроходимого дерьма!

— Пэнси…

— Нет уж, раз мы обмениваемся любезностями, я выскажусь! Ты рисковал ради неё своей жизнью, но я, черт возьми… — она гневно выдохнула и резко смахнула с щеки растрепавшиеся пряди. — Я втянула в это и своих родителей! Они могут умереть только из-за того, что мне хотелось быть ближе к Драко, которому, к слову, на меня абсолютно плевать!

— Пэнси! — Теодор чувствовал, как злость подступает к горлу. Кем бы она ни была, с такой легкостью рассуждать о его чувствах уже точно не имела права. Заметив то, что Паркинсон набирает побольше воздуха для того, чтобы разразиться очередным потоком брани, Теодор схватил её запястье. Возмущенно фыркнув, Пэнси резко отклонилась, чтобы вырваться, и её рука выскользнула из пальцев.

— Черт! — зашипела она, ударившись об угловатую спинку кровати боком. Гнев Теодора внезапно схлынул, но взамен пришло чувство глубокой тревожности.

— Ты как? — он попытался пододвинуться к Пэнси, но та согнулась пополам, жмурясь от острой боли. Не получив ответа, Теодор опустился на колени перед кроватью и встревоженно взглянул в её лицо. Пальцами сжав предплечья, он мягко встряхнул Пэнси, и та обожгла его разозленным взглядом. — Извини, я не хотел, чтобы ты пострадала.

В словах Нотта было столько искренности, что она тут же позабыла великолепно выстроенный план мести. Медленно выдохнув, Пэнси выпрямилась и снисходительно посмотрела вниз. Теодор выглядел очень уставшим и измученным, под его глазами залегли темные круги. Волосы, все еще мокрые от снега, хаотично разметались, совершенно разрушая обычный облик педантичной собранности. Пэнси подумала, что так Теодор выглядит более милым, и неосознанно усмехнулась.

— Тебе нужно поспать, — чтобы наконец разрушить тишину, сказала она и вопросительно посмотрела на пальцы, все ещё сжатые на её руках. Теодор неопределенно покачал головой, и, закрыв глаза, тяжело вздохнул. Ему хотелось высказаться, но слов совершенно не находилось. — Просто отдохни, — шепот Пэнси донесся до него с некоторым опозданием, но тут же окутал расслаблением. Подчинившись мгновенному желанию, Теодор опустил голову на её острые колени и зажмурился.

— Я так устал от всего этого, — едва слышно процедил он, пока Пэнси пребывала в немом шоке. Желания оттолкнуть Теодора не возникло, но она все равно была обескуражена и несколько смущена его поведением. Было ли это проявление слабости? Если да, Пэнси была польщена таким доверием к ней.

— Верю, — и девичьи пальцы, неуверенно дрогнув над волосами, пробежались вдоль виска и устремились к затылку. Дыхание Теодора выровнялось, он почувствовал, как медленно успокаивается, подчиняя разум теплым прикосновениям.

***

Драко остановился в дверях, когда Гермиона наконец отпустила его руку. Пройдя к низенькой тумбочке около кровати, она взмахнула палочкой и зажгла полусгоревшую свечу. Комната была настолько мала, что её света хватило, чтобы осветить большую часть помещения. Только у двери, где до сих пор стоял Малфой, царил мягкий полумрак.

— Иди сюда, — строго сказала Гермиона, указав на кровать. Сама она что-то искала в выдвижном ящике тумбочки. Драко, неуютно поежившись, скинул мантию в сторону и неосознанно поправил помятую рубашку. Тело почти отогрелось, но пальцы ног все еще сводило от обморожения. Думать о согревающем заклинании, как и о чем-то другом в присутствии Грейнджер он просто не мог. Медленно подойдя к кровати и сев, он принялся разглядывать, чем же занята Гермиона. К тому времени, когда он вытянул шею так, что та хрустнула, девушка уже закончила поиск и повернулась. Драко быстро отвернулся, будто его поймали на подглядывании, и Гермиона фыркнула.

— Повернись к свету, — потребовала она все тем же профессорским тоном, который Малфой не выносил больше всего. Тем не менее, не повиноваться он просто не смог, и вскоре его взгляд был вынужден обратиться к серьезному лицу гриффидорки. — Это Теодор тебе врезал?

Малфой закатил глаза и досадливо хмыкнул, но отвечать не стал. Он уже хотел снова отвернуться, но теплые пальцы вновь прикоснулись к подбородку, побуждая поднять голову.

— Не буду спрашивать, за что, — хмыкнула Гермиона, критично осматривая поврежденный нос. — Просто ушиб.

— Кажется, ты довольна, — вместе с теплом в конечностях вернулась и потребность ерничать. Драко не мог себе позволить отмалчиваться и дальше.

— Кто-то должен был побить тебя, — как будто равнодушно пожала плечами она, поднося к его лицу сложенный в несколько раз и смоченный в обеззараживающей жидкости бинт. К счастью, в укрытии оказалось все необходимое на случай травм. — По крайней мере, теперь мне не придется сбивать себе костяшки.

В противовес жесткости своего голоса Гермиона мягко промакнула кровь с кожи и слегка потерла. Драко замер, внимательным взглядом упираясь в её лицо, находящееся сейчас настолько близко. Ровное дыхание опаляло жаром его остывшую кожу, и все мысли, какие и оставались до этого момента, тут же испарились из головы. Поймав её ускользающую руку, Малфой прижался губами к запястью. Гермиона испуганно вздрогнула.

— Прости, я… — он резко отпустил руку, мысленно проклиная собственную неосторожность. Драко подозревал, что она будет сторониться прикосновений, но, оказавшись так близко, забыл обо всем.

— Все в порядке, — она отвернулась, делая вид, что убирает бинт. На самом деле Гермионе нужно было время, чтобы успокоить вдруг начавшее бешено биться сердце.

— После всего, что произошло… — Драко замолчал, давясь словами. — Я пойму, если ты не захочешь, чтобы я тебя касался.

Гермиона действительно думала, что дни в поместье подарят ей какую-нибудь страшную фобию и она начнет бояться прикосновений и близости, но нервы оказались куда крепче, чем она предполагала. Касания скорее смущали, чем причиняли дискомфорт. К тому же, никто не отменял явного влияния чар, силы которых возрастали с каждым днем.

— Ничего не вернуть, — все же ответила она, встав вполоборота. — Главное, что ты здесь и больше не питаешь… Иллюзий.

— Насчет твоих чувств?

— Насчет того, что мне нашлось бы место в том мире, который ты хотел сотворить.

— Для тебя было бы место в любом из моих миров, — Драко выдавил болезненную улыбку. — Для тебя, но не для нас.

Гермиона повернулась к нему всем корпусом. Светло-серый взгляд сверкал сожалением и говорил о боли, которую может испытывать только неизлечимо больной. Перетекая по воздуху, тоска передалась и Гермионе. Вдохнув поглубже, она приготовила себя к очередной битве.

Комментарий к 26. Прощание

У меня случилось какое-то перегорание, так что мучала главу очень долго. Причем больше - последние страницы. Я хотела впихнуть момент с Драко и Гермионой, но поняла, что в данный момент просто неспособна на этот важный шаг эмоционально. Так что глава урезана, и я надеюсь, что к выходу следующей все вернется на круги своя…

Спасибо за терпение и поддержку)

========== 27. Прощание (2) ==========

Завывающая за окном непогода навевала мысли о близкой смерти. Драко долго размышлял над тем, каким будет место, куда он попадет. Увидев горные вершины Альп, он понял, что его Ад будет состоять из глыб льда и потоков колючего снега. Одиночество и холод — вот страх, пожалуй, даже самых сильных людей. Метель нещадно билась своими снежными ладонями в стекло крошечного окошка, и Драко постоянно отвлекался на эти звуки. Вслушиваться в заунывную песнь ледяных ветров было куда лучше, чем терпеть открытый и нежный взгляд карих глаз. Малфой считал, что недостоин его, и эта честность по отношению к себе изматывала не хуже иных запретных заклятий.

— Почему ты молчишь? — её голос дрожал.

— Я не знаю, что должен сказать теперь, — искренне ответил он и наконец повернул голову. Лучше уж было молчать, чем говорить о предстоящем. Кто бы мог подумать, что человек способен ощущать столько боли лишь при мысли об отсутствии будущего! Драко не знал, что ему нужно успеть сделать в оставшиеся перед смертью сутки. Вспыхивающие в сознании картины казались глупыми и иррациональными. — Извинениями ничего не исправить.

— Это так, — поспешно согласилась она, пододвигаясь ближе. Её голова загородила окно, и для Драко были отрезаны последние пути к отвлечению от созерцания полных надежды глаз. — Но сейчас ты здесь, и это намного важнее всего, что произошло раньше.

— Действительно так думаешь? — Малфой усмехнулся, а рука дернулась, чтобы заправить упавшую на щеку волнистую прядь. Вовремя подавив этот порыв, он с усилием зажмурился и опустил голову.

— Я все еще немного зла, — заметила Гермиона. — Но это правда.

— И ты действительно считаешь, что все еще может быть хорошо? — Драко не поднимал глаз, потому что боялся поверить в те слова, которые непременно прозвучали бы в ответ.

— Если только ты перестанешь убегать каждый раз, когда я протягиваю к тебе руку.

— Я больше не убегу, — горько заметил Драко, но тут же спохватился. Он забыл, что Гермиона с легкостью могла распознать ложь или малейшую недосказанность. — От ответственности не уйти. Я только надеюсь, что день моей казни не станет национальным праздником.

— Перестань, это не смешно! — шепотом заметила Гермиона, пытаясь понять, почему Малфой не поднимает глаз.

— Разве я смеюсь? — он терзал пальцами край рукава, чтобы хоть как-то удерживаться в реальности. — Это правда, и я смирился.

— Я не позволю тебя казнить!

— Ты не Мерлин всемогущий! — раздраженно фыркнул Драко, отворачивая голову совсем в сторону, но теплые маленькие ладони, грубовато опустившись на кожу щёк, развернули её обратно и чуть приподняли.

— Я Гермиона Грейнджер, — уверенно отчеканила она, и взгляд нечаянно упал на тонкие, но выразительные губы. Покраснев, девушка на секунду отвела взгляд. Ей хотелось проклясть чары за то, что они отвлекали её в такой важный момент диалога, но те бы невероятно оскорбились, потому что в кои-то веки были ни при чем.

— Это, несомненно, самый мощный аргумент, который мне доводилось слышать, — иронично изогнув брови, прокомментировал Драко. Глаза Гермионы горели уверенностью, а губы были слегка приоткрыты. Взгляд жадно мазнул по крошечной трещинке в углу и тонкой розоватой коже. Он напряженно сглотнул.

— И все же… — Гермиона ощущала, что они все больше уклонялись от былого настроя, но по-прежнему пыталась держаться. — Почему ты не хочешь поверить в нас?

«Потому что я заставил тебя страдать»

«Потому что ты достойна куда лучшего, чем быть предметом одержимости поломанного убожества»

«Потому что завтра я умру»

Драко покачал головой, пытаясь скрыть тоску, рвущуюся через кожу. Доверчивые глаза замерли в ожидании, и было просто необходимо что-то ответить, но лгать и увиливать снова совершенно не хотелось.

— Я хочу, — практически беззвучно произнес он и улыбнулся ей настолько искренне, насколько позволяло рвущееся на кусочки сердце. — Но не могу.

Гермиона отпрянула, и горечь, вызванная обидой, захлестнула её с головой. Она смотрела в полупрозрачные глаза и просто не хотела верить, что у него нет никакого желания разделить эти чувства. Неужели Малфой так сильно закоренел в своих чистокровных понятиях? Вывод был идиотский, но Гермиона не находила больше ни одного препятствия, которое могло бы помешать их сближению.

— Это потому, что я нечистокровная? — вопрос слетел с языка прежде, чем она успела хорошо обдумать его. Детские комплексы оказались намного сильнее рассудка, и Гермиона тут же покраснела, стыдливо пряча взгляд.

— Это потому, что ты тупица, Грейнджер, — выразиться мягче значило бы выразиться недостаточно точно, поэтому Драко решил перестать церемониться с выражениями. Желание прикоснуться к ней наконец вырвалось за пределы выдержки, и пальцы ухватили маленький подбородок сильнее, чем следовало бы. — Как ты вообще… — он задыхался от возмущения, потому что ожидал обвинений в жестокости, эгоизме и прочих вещах, но не мог даже представить, что Грейнджер снова заикнется про свою кровь. Казалось, эта тема давно исчерпала себя и он избавился от предрассудков насчет крови. Ну, по крайней мере, её крови. Это было очевидным для всех, кроме, как оказалось, Гермионы. Попытки уклониться от правды привели к совершенно невероятному, уже осточертевшему тупику.

— Почему ты позволяешь себе… — вспылила волшебница, но, заметив взгляд, блуждающий по её губам, больше не смогла возмущаться.

— О, — он победно усмехнулся, приближаясь к замершей от восторга и ужаса Грейнджер. — Ты лучше всех остальных знаешь, как много я могу себе позволить, — Малфой медленно отбрасывал одну вопящую мысль за другой, чтобы полностью насладиться тихим трепетом Гермионы. Она была в его власти, и никакое мировое господство даже рядом не стояло с такой привилегией.

— Малфой, ты не ответил на мой вопрос, — она совершила последнюю попытку собраться с мыслями, но разум расслабился с ожидаемой обреченностью.

— Ответил, — отрезал он, почти не обращая внимания на её попытки сопротивляться этому болезненному притяжению. Слегка приподняв подбородок, он посмотрел в приоткрытый рот и заметил короткое движение влажного языка. Волна жара, родившись в районе солнечного сплетения, мгновенно распространилась по телу и фонтаном ударила вверх. Горячая испарина выступила на лбу, бледные скулы слегка порозовели.

— Обзывательство…

— Я повторю последний раз. Твоя кровь не имеет для меня значения. Даже если бы надо мной висело проклятье предков — что, кстати, весьма вероятно — я бы не прекратил желать тебя.

— Только желать? — Гермиона почти закрыла глаза, опрокидывая голову назад.

— Не заставляй меня говорить эту сопливую фразу, Грейнджер, иначе все это будет походить на тупой маггловский фильм, — Драко почувствовал, как ослабевшие ладони сползают с его щек на шею, и светло-серые глаза потемнели от бурь, образовавшихся глубоко внутри.

— Ты смотрел…

Неоконченный вопрос сиротливо повис в воздухе, потому что Гермиона, кажется, больше не могла говорить. Голова слегка закружилась от того, как резко её опрокинули на жестковатую подушку. Кудри сплелись в ореол, и Драко несколько секунд оценивал это удивительное зрелище, совсем не беспокоясь о том, что Гермиона практически задыхается от нахлынувших ощущений.

— Я могу тебя поцеловать?

— Тебя способен остановить мой отказ? — Гермиона даже не подозревала, что в ней способна проснуться эта непредсказуемая обольстительность. Кажется, она никогда не училась соблазнять мужчин, но Малфой практически ошалел от этих якобы невинных слов, сказанных робким полушепотом.

— Если ты играешь со мной, — глухо произнес он, прежде чем склониться совсем близко к её лицу. — То самое время остановиться.

— Иначе что? — она не понимала, откуда взялась эта наглость, но слова рождались сами, а тело с каждой секундой все больше полнилось горячими импульсами.

— Я мог бы взять тебя прямо здесь, — невинно прокомментировал он, кончиком носа проводя линию вдоль скул. Ощутив жар, приливший к щекам от последней фразы, Гермиона инстинктивно выгнулась, приподнимая таз и соприкасаясь с его бедрами. О, несомненно, он мог её взять. И… — И ты бы отдалась.

— Да, — сдавленно, смущенно пробормотала она и приоткрыла рот, чтобы глотнуть побольше воздуха. Казалось, своим присутствием Малфой уничтожил весь кислород в комнате, а потому стало жарко и влажно.

— Да, — эхом повторил он и уронил голову ей на плечо, заходясь в таком же тяжелом дыхании. В этой игре не было призовых мест. Каждый из них считал другого победителем, а себя — побежденным. Малфой хотел бы дожить до того момента, когда их обоюдное желание могло стать осуществимым, но с горечью понимал, что это невозможно. Если бы чары убили только его! Драко ни о чем бы не жалел. По крайней мере, тогда он мог умереть счастливым. — Спасибо.

Гермиона удивленно вскинула брови и слегка повернула голову. Его теплое дыхание ласкало шею, а пальцы ненавязчиво продвигались вдоль талии, изредка устремляясь к бедру.

— Я бы никогда не простил себя, а ты смогла, — приподнявшись на локтях, он внимательно окинул взглядом маленькое острое лицо, исполненное хмурости.

— Ты виноват, — все же произнесла она, сжимая ладонями ткань на рукавах его рубашки.

— Но не настолько, чтобы не заслуживать прощения.

— Я почти погубил магический мир.

— Почти, — пожала плечами Гермиона и ужаснулась безразличию, проскользнувшему в её голосе. — Я бы могла сейчас назвать много причин, оправдывающих твои поступки, но не стану. Когда-нибудь ты придешь к ним сам, и это будет в тысячу раз полезнее. Читать лекции уже поздно.

— Попробуй! Может, тогда я смогу почувствовать себя менее виноватым, — Драко усмехнулся, приподнимаясь. Холод, сквозивший в словах Гермионы, оскорблял его.

— Нет уж. Это будет твоим искуплением. Рано или поздно нам приходится отвечать за свои ошибки.

— Неужели и Гермиона Грейнджер когда-то оступалась? — фыркнул Малфой, опираясь спиной на стену. Его взгляд устремился в низкий потолок и там замер.

— Да, — она медленно приняла позу лотоса, всем корпусом поворачиваясь в сторону Драко.

— Я ошибалась в тебе. Думала, что могу исправить, как… Знаешь… — Гермиона недолго собиралась с мыслями. — Как неудавшееся зелье.

— Милое сравнение, — Малфой глухо рассмеялся, но его глаза сверкнули злостью. Правда была слишком болезненной, когда лилась из её уст.

— Я лишь говорю о своем дотошном перфекционизме. Это стало настоящим проклятием, и теперь я понимаю, что всю жизнь стремилась к чему-то несбыточному. Вместо того, чтобы быть счастливой, я постоянно бегу в пустоту, которая грезится мне абсолютным светом. Только вот ничего абсолютного нет, даже зла или добра.

— Ты читала слишком много маггловских книжек, — насмешливо прокомментировал Драко, склонив голову чуть набок. — В них все хорошо и прекрасно, даже если герой — последний злодей. Он переносит путь искупления и вдруг оказывается бедным ничтожеством, попавшим в водоворот событий. Только магглы могут придумать такие идиотские сказки. В настоящей жизни слабое зло умирает, а сильное продолжает править миром. Я много думал над тем, почему легенда о Силе до сих пор оставалась лишь сомнительным преданием, и теперь понял. Обряд требует принесения в жертву себя — это осуществимо. Бывают моменты, когда люди больше не способны выносить своей жизненной оболочки. Только вряд ли мы принадлежим только себе и никому больше. Часть нашей души, если она и есть, обитает в чужом теле, управляется чужими словами и взглядом. Эта последняя жертва, которую Сила требует за секреты её разрушительной магии, скрыта в людях, забравших в какой-то момент чужие сердца. Обряд — всего лишь фарс. Сила никогда не восстанет, потому что заключительная жертва неосуществима.

— Почему? — Гермиона нахмурилась, пытаясь собрать в голове воедино все обрывки информации, которые были ей известны об Обряде.

— Никто не станет жертвовать своими любимыми, какие бы великие цели за этим не стояли. Если кто-то способен надругаться над единственным счастьем и уничтожить его — это уже не человек. Только кусок мертвой гниющей плоти. Я бы никогда не смог пожертвовать тобой, потому что ничто, даже мировое господство, не способно толкнуть меня на преступление против единственного светлого, что было в этой жизни. А что насчет тебя? — Драко настороженно замер, стараясь совсем не шевелиться. — Удалось меня исправить? — его горькие слова ударили набатом в самое сердце.

— Нет, — она растерянно опустила голову. — Но я поняла, что зло и добро в одном человеке могут создавать немыслимые контрасты. Именно они заслуживают любви и участия, но не идеальность. Когда я думаю о том, что ты мог быть исключительно вежливым, уступчивым и почти безгрешным, меня тошнит. Свет и темнота вряд ли вообще существуют в чистом виде, и наши поступки постоянно смешивают их в одну неразличимую массу. Эта серость порой кажется темнее, чем она есть, или, наоборот, светлее, однако она все равно не может трактоваться однозначно.

— И что ты хотела этим сказать? — нетерпеливо закусив губу, спросил он. Гермиона выглядела уверенной, пока острый взгляд не вцепился в её лицо. Малфой выглядел раздраженным, и она запоздало поняла, что, вероятно, сильно унизила его врожденное тщеславие. Но у Гермионы и в мыслях не было обижать или отвергать его — напротив, все эти размышления ставили ей в укор прежнее поведение.

— Я не хочу больше притворяться кем-то совершенным и подстраивать окружающих под эти немыслимые параметры. В тебе есть нечто неотвратимо притягивающее меня, и я больше не хочу разбираться в том, свет это или тьма. Первого для меня достаточно, а второе не настолько велико, чтобы оттолкнуть.

Гермиона не решалась поднять взгляд. Признание, даже такое скупое, далось тяжело. Еще несколько месяцев назад они были абсолютно чужими людьми, если не врагами, так почему сейчас она ощущала столь многое, находясь просто рядом? По-прежнему мучал вопрос, что будет после того, как чары спадут. И, хотя оба они молчали об этом, в своих чувствах Гермиона была уверена больше, чем в чувствах Драко, а он, в свою очередь, считал, что симпатия Грейнджер обязательно спадет, когда чары рассеются. Подумав об этом, Малфой даже немного обрадовался, что умрет раньше. Должен ли был он пользоваться последними минутами своего триумфа?

— Ты бы хотела убежать? — внезапно спросил он, разрешая мечтательности на пару секунд проникнуть в его сознание. — Куда-нибудь, где нас никто бы не смог достать?

— Да, — быстро ответила Гермиона, все еще борясь со смущением. — Только если…

— Если бы не было Пожирателей, ты бы когда-нибудь согласилась… — опередив вопрос, он сглотнул. — Согласилась быть рядом?

— Мне казалось, что это очевидно, — нахмурила она брови. — Все, что я сказала сейчас…

— Как мне поверить в это? — нервно и отрывисто. Драко ощущал, что опоздал с подобными разговорами. За ночь они ничего бы не смогли решить, но Малфой все еще пытался судорожно ухватить у жизни последние попытки собрать все прошлое в паззл и умереть хотя бы с малейшим пониманием происходящего.

— Ты сомневаешься? — в голосе сквозила обида. — Понимаю. Думаешь, что мной управляют чары. Значит, и твои слова — ложь?

— Все иначе… — уклончиво пробормотал Драко в сторону, ощущая, что он окончательно запутался.

— Связь действует одинаково, — холодно произнесла она и подтянулась ближе. Малфой дернулся в сторону, словно от близости Гермионы его обдавало нестерпимым жаром. Она непонимающе нахмурилась. — И я бы пошла за тобой, если бы этому ничего не препятствовало. Если веришь себе, поверь и мне.

Малфой почти не слышал последних слов. «Пошла бы». Вот так. Просто. И не нужны были эти глупые проступки, это представление с Пожирателями и насилие над чувствами. Ощущение того, что он разрушил все собственными руками, вдруг накрыло его с такой силой, будто все это время выжидало, чтобы накопить силы и обрушиться неистовой мощью.

— Драко, — она осторожно тронула его плечо. Малфой повернул голову и его глаза застыли на встревоженно нахмуренных бровях, но взгляд был отсутствующим. — Что случилось?

— Я все уничтожил, — глухо отозвался он. — И себя, и тебя.

— Но мы все еще здесь, — Гермиона сжала его руку в ладони настолько сильно, насколько могла. — Войны заканчиваются, Драко, закончится и эта.

— Очень скоро, — Малфой все еще думал о своем, и потому не заметил подозрительный взгляд, которым его одарила волшебница.

— Ты обещал не убегать, — дрожащим голосом напомнила она. Драко бездумно кивнул. — Я буду рядом. Посмотри на меня. Посмотри на меня, черт возьми! — не выдержав, рявкнула Гермиона, пальцами вцепившись в его подбородок. Драко поддался резкому движению её руки и наконец вынырнул из потока болезненных размышлений. Какой в них был толк? Лишние переживания были неспособны помочь, так к чему было их питать? Малфой внимательно осмотрел трепещущий огненным отблеском взгляд. «Мерлин», — подумал он, — «Слово «гриффиндор» читается у неё во взгляде». Стало смешно, и Драко позволил себе улыбнуться. Это оказалось очень кстати, так как Гермиона сразу расслабилась, подумав, что её слова достигли цели. Доверять такой стремительной перемене было очень неосмотрительно, но волшебница слишком устала, чтобы различать в мимике Драко свидетельство тяжелых мыслей. Да и у кого их сейчас не было?

— Я буду рядом, — снова повторила она, заметив заинтересованный и слегка насмешливый взгляд Драко. — Ты веришь мне?

Малфой медленно кивнул и опустил взгляд на перстни. Где-то внутри драгоценных камней теплилось слабое свечение. Артефакты навевали ощущение уюта и сокровенного уединения, создавали невидимую сферу, за пределами которой все было бессмысленно.

— Утром мне придется уйти, чтобы Пожиратели ничего не заподозрили, — решил он упомянуть напоследок, чтобы после предаться краткосрочному забвению.

— Когда ты вернешься? — Гермиона почти чувствовала, что он солжет.

— Как только разрешу все проблемы, — он лукаво улыбнулся и, подняв её ладонь, прижался к запястью губами. — Но эта ночь, — Драко пересчитал губами каждый дрожащий пальчик, и только потом продолжил:

— Пусть она будет принадлежать только нам. Можно я ненадолго забуду о хаосе, творящемся вокруг?

Гермиона с готовностью кивнула, все внутри неё воспламенилось. Глухо мерцающий взгляд Драко заставлял каждую мышцу в её теле напрягаться, а горло пересыхало. Облизнув губы, она неуклюже пододвинулась к Малфою и посмотрела на него, чуть подняв голову. Драко коротко усмехнулся и, заметив нетерпеливый блеск в карих глазах, провел ладонью по щеке. Было удивительно наблюдать Грейнджер в таком состоянии: казалось, она безгранично доверяла ему, и от этого становилось стыдно. Аккуратные черты лица наконец не искажали ни скорбь, ни тяжелые размышления, и Драко наслаждался покоем, рассматривая лицо волшебницы так, словно видел впервые. Сейчас она казалась невероятно хрупкой и по-детски одержимой своими эмоциями. Маленькие ладони заскользили по его плечам, и Малфой вздрогнул, потому что был не готов приблизиться к ней так скоро. После всего, что случилось между ними в Малфой-мэноре Гермионе следовало бы опасаться близости, но она, к бесконечному изумлению Драко, была только взволнована. Взгляд упал на кольца, и он недовольно нахмурился. Магия связи понемногу пробуждалась, даря обоим чувство навязчивого возбуждения. Драко чувствовал его искусственность, потому что острее, чем когда-либо, воспринимал её прикосновения. Он не хотел, чтобы их последние поцелуи были продиктованы волей чар. В финальные секунды жизни Драко решил взбунтоваться против всякой фальши, а потому мягко, но уверенно отвел её руки.

— Нам обоим следует хорошо выспаться. Эти дни были слишком напряженными, — тихо сказал он, избегая её изумленного взгляда. — Я уверен, что ты тоже не сомкнула глаз за последние сутки.

Гермиона пребывала в полнейшем оцепенении, наблюдая за тем, как Малфой беззаботно укладывается на спину, прижимаясь ближе к стене. Слов не было, да и что она должна была сказать? О том, может быть, что надеялась хотя бы на поцелуй? Драко был слишком непредсказуем, но она все еще не успела к этому привыкнуть. Гермиона бросила короткий взгляд на кольца и заметила, что в них не мерцало и намека на магию. Это показалось странным, ведь всего несколько секунд назад, как ей показалось, волшебные лучи струились из камней.

— Давай, Грейнджер. Так и собираешься сидеть? — Драко подтянул на себя толстый плед и слегка отогнул край, приглашая Гермиону присоединиться. Он понимал, что её близость может снова пробудить чары, но сдаваться не собирался. По крайней мере, стоило хотя бы попытаться бороться. Малфой решил, что с него достаточно подчинения. К тому же, оскорбленное выражение лица Грейнджер говорило о том, что она вряд ли будет провоцировать его. Драко был уверен, что скорее Волан-де-Морт воскреснет из мертвых, чем Гермиона станет кого-то домогаться.

Что-то неразборчиво буркнув, она схватила край пледа и сдернула его с Драко, рывком опускаясь на противоположную сторону слишком узкой для двоих кровати. Чтобы не прикасаться к чужому телу, Гермиона приняла невероятно неудобную позу и подвинулась на самый край. Она бы скорее упала на пол, чем еще раз приблизилась к Драко. Волшебница испытывала стыд напополам со злостью, потому что окончательно запуталась в том, что происходило между ними. Еще несколько минут назад он говорил ей, что хотел бы быть ближе, а сейчас отстранялся с таким выражением лица, будто избавляется от назойливой поклонницы. Неужели чары ослабевали, и Драко начал постепенно понимать, что ничего не чувствует? Гермиона вытащила руку из-под покрывала и с прищуром посмотрела на кольцо. Отчаянно хотелось высказать украшению все, что она о нем думает, но присутствие Малфоя и оставшийся здравый рассудок не позволили этому произойти.

Драко повернул голову в сторону девушки, прислушиваясь к недовольному сопению. Хотелось наплевать на осторожность и притянуть её поближе, чтобы невинно обнять и просто отогреть, но мысль о чарах уничтожала это желание. Малфой считал свое решение правильным, потому что не хотел оставить в память о себе лишь слепую похоть и боль. Грейнджер ведь была правильной девочкой, она должна была понимать!

Но Гермиона не понимала. Она даже не пыталась заснуть, потому что взбунтовавшаяся фантазия разыгралась не на шутку. Пока Драко боролся с порывами прикоснуться к разметавшимся по подушке кудрям, волшебница уже обдумывала, как тяжело будет переживать расставание после того, как чары спадут. Злость уступала место отчаянию, а оно приглашало в уязвимые мысли дотошное самокопание. Гермиона искренне не понимала, что может привлекать в её теле таких парней, как Малфой. Конечно, он ведь видел и… трогал стольких красавиц! Вообще-то волшебница не знала число и конкретных лиц, но была просто уверена, что список впечатляющий. Разумнее было бы не доверять сплетням Лаванды и Парвати, но в эту секунду болезненные мысли поглощались с особой страстью. День назад в особняке она могла почувствовать одержимость Драко, а теперь он с безразличием отстранял её и улыбался одной из своих самых фальшивых улыбок. О, как она была зла! Теперь, когда события начали более-менее выворачивать в положительное русло, ей хотелось наконец забыть о том, что она борец за счастье магического мира и просто расслабиться. Хотя бы на секунду почувствовать себя обычной, хотя бы раз сделать то, что делают все. Может, дело было в том, что она не имела достаточно опыта? И эти невозможные волосы, постоянно пушащиеся в непогоду! Гермиона никогда не могла подумать о том, что будет обеспокоена мнением Драко Малфоя, но этот день настал, и волшебница пребывала в апатии. Дело, конечно, было не только в этом. С того момента, когда прикосновения Малфоя начали приносить совсем не раздражение и злость, Гермиона почувствовала нездоровую зависимость от тактильных ощущений. Мужские взгляды и прикосновения никогда ещё не заставляли её чувствовать себя так странно. Нечто внутри просыпалось и разворачивалось с неистовой силой каждый раз, когда Драко смотрел на неё. Гермиона описала бы это чувство как предвкушение опасного удовольствия, но все равно не могла до конца понять всего, что происходило под её кожей в те моменты, когда прохладные пальцы пробегались по щекам или оттягивали волосы. Это было что-то естественное, но очень тайное и сокровенное, нечто, не имеющее границ, но вполне обладающее логическим завершением. Тут же перед глазами встали сцены тех нескольких случаев близости, и Гермиона слегка сжала ноги, почувствовав мощный прилив возбуждения. Закусив губу, она зажмурилась и постаралась перестать об этом думать, но фантазия, как назло, посылала особенно яркие образы и звуки. Решив отвлечься от своих порочных размышлений, Гермиона прислушалась к дыханию Драко. Оно было тихим и ровным, и от мысли о том, что Малфой спокойно спит, стало слегка обидно.

Осторожно, чтобы случайно не разбудить его, волшебница повернулась на другой бок. На профиль Драко падал трепещущий отблеск огня свечи, но черты утопали в полумраке. Глаза были закрыты, грудь мерно вздымалась и опускалась. Гермиона, затаив дыхание, пододвинулась ближе и, подумав совсем немного, все же поделилась пледом и накрыла тело Драко. В помещении действительно было прохладно. Посчитав, что теперь она имеет полное право прижаться к нему исключительно как к источнику тепла, Гермиона подобралась совсем близко и опустила голову около его плеча. Драко не шевелился, видимо, заснув крепким сном. Приподнявшись и внимательно посмотрев на лицо спящего еще несколько секунд, она нерешительно оперлась на локоть и подышала на заледеневшие кончики собственных пальцев.

Закрыв глаза, Малфой мучительно выжидал. Прощание вышло странным и скомканным, но менять что-то было уже поздно. Оставалось только дождаться, пока она заснет, и тогда незаметно уйти. Он хотел поскорее рассказать Нотту план и возвратиться в особняк Паркинсонов, пока его отсутствие не было замечено. Драко, конечно, придумал оправдание на всякий случай, но не слишком надеялся на него. Протеус был слишком бдительным после побега сына.

Некоторое время в комнате стояла мертвая тишина, и только острые крупинки снега бились в стекло, привлекаемые тусклым светом из окна. Через несколько минут, проведенных в обездвиженном состоянии, Драко ощутил накатывающую на него сонливость. Он не смыкал глаз с той ночи, когда был совершен побег, и накопившаяся усталость наконец решила дать о себе знать. Борясь с сонливостью, Драко не услышал, как зашуршала постель. Кровать едва ощутимо дрогнула, но в следующую секунду тело обдало теплом накинутого пледа, и сон мгновенно испарился из сознания. Малфой прислушался. Близкое к уху сбивчивое дыхание привлекло внимание и слегка взволновало, но он не смел подавать вида.

Гермиона последний раз выдохнула теплый воздух на почти отогревшиеся пальцы и приблизила ладонь к глазам Драко. Поводив ею перед лицом и убедившись, что он спит, волшебница задержала дыхание и кончиком пальца отвела упавшую на лоб светлую прядь одним быстрым движением. Пугливоотдернув руку, она замерла в ожидании, но Малфой даже не поморщился во сне. Выдохнув с облегчением, Гермиона с интересом посмотрела на бледное лицо. Её мизинец осторожно прошелся по линии носа, задержавшись на небольшой горбинке, и спустился к губам. Драко все еще спал, и она неосознанно улыбнулась. Костяшки пальцев прикоснулись к губам и слегка потерли сухую кожу.

Приподнявшись еще больше и отведя волосы за спину, Гермиона склонилась над лицом спящего и замерла. Малфой выглядел безмятежным и спокойным. У неё захватило дыхание. Раньше казалось, что черты его лица были слишком резкими, словно предупреждающими о непростом характере владельца. Может быть, таковыми они казались как раз из-за знания о том, какой Малфой человек, но Гермиона совершенно точно помнила, что полгода назад не могла найти в нем ни одной привлекательной черты. Теперь глубокие линии скул, придающие лицу осунувшееся и усталое выражение, не вызывали отталкивающих ассоциаций. В подтверждение этих мыслей теплые пальцы нежно пробежались по щекам. Сердце волшебницы сжалось. Когда глаза Драко были закрыты и не источали презрительный стальной блеск, он казался очень несчастным и измученным. Несмотря на то, что пришлось пережить ей самой, Гермиона искренне жалела Малфоя. Он перенес много плохого за время до и после Войны. Лишенный поддержки и понимания, Драко блуждал в руинах собственного сердца в абсолютном одиночестве. Брошенный, обманутый, снова брошенный, и так до бесконечности. Гермиона видела радость в последние годы, но вот было ли что-то хорошее в жизни Драко с того момента, как его семья свернула на неправильный путь? Тогда он был лишь ребенком, не знающим границ зла и предела истины. Сейчас в его чертах все еще было что-то от того заносчивого мальчишки, но это было так глубоко и так неуловимо, что казалось, будто детство было тысячу лет назад. Малфой выглядел старше своего возраста, и его светлые волосы в полутьме отливали снежной сединой.

Подавив желание всхлипнуть, Гермиона тихо вздохнула и склонилась над лицом спящего, чтобы запечатлеть на его губах осторожный поцелуй. Прикосновение оказалось мягким и сладким. Его запах захватил в плен большинство здравых мыслей, и Гермиона задержалась в одном положении немного дольше, чем следовало бы. Испуганно отпрянув, она закрыла рот рукой, ожидая, что Малфой вот-вот проснется, но светлые ресницы так и не поднялись.

Сначала Драко было смешно. Он искренне удивлялся тому, что Грейнджер действительно считала, будто он не чувствовал её прикосновений. Пальцы, порхающие по его лицу, слегка щекотали, но Малфой усиленно сдерживался, чтобы не выдать бодрствования. Тяжелый, надрывный вздох заставил его напрячься и прислушаться, но в следующий момент теплые губы накрыли его рот в недвижимом поцелуе, и Драко забыл, что должен дышать. Запах Грейнджер вскружил голову, кожа на руках начала зудеть — хотелось притянуть её за талию и прикусить наглые губы, но ошеломление позволило сдержать инстинктивные порывы. Гермиона порывисто отпрянула, и ему потребовались все душевные силы, чтобы изобразить спокойное дыхание. Что она творила? Зачем? Нельзя было поверить, что Грейнджер действительно желала близости с ним, ведь это была… Грейнджер, черт возьми!

Драко усомнился в своих предубеждениях, едва прохладная ладонь легла на его шею и заскользила вниз, к груди. Гермиона остановила её, пытаясь почувствовать биение сердца, но ничего не ощутила, а потому рассеянно провела пальцами по торсу. Плед понемногу начал спадать с тела, но Драко было все равно на холод. От робких прикосновений становилось жарко, а дыхание безвозвратно сбивалось. Малфой понимал, что, если Гермиона не прекратит эти домогательства, все закончится совсем не так, как он изначально планировал. Это не могло не злить, но Драко вряд ли смог бы отругать Грейнджер за то, что она хотела стать ближе. Ну конечно! Если бы она только знала, что это их последняя встреча, ни за что не стала бы так неразумно поступать. Если бы только она понимала, что у них нет будущего… Драко нахмурился, но Гермиона, занятая изучением его тела, не увидела этого. Пальцы заскользили по рубашке, сквозь неё ощущая твердость мышц и тепло кожи. На секунду показалось, что живот Драко напрягся от прикосновения. Взгляд нечаянно упал ниже, и волшебница, на секунду замерев, резко повернулась. Испуганный выдох сорвался с губ, когда вместо спокойно опущенных век она обнаружила недобро мерцающий взгляд.

— Все рассмотрела, что хотела? — хрипло спросил Драко, все еще не двигаясь. Лицо Грейнджер, пойманной на «преступлении», выглядело, как минимум, забавно.

— Я… — она открыла и закрыла рот, понимая, что оправдываться бесполезно. — Прости, что разбудила тебя… — она нервно заправила прядь за ухо, но сделала это так быстро, что та снова выбилась. — Спи, я больше не буду мешать. Пойду к камину и… — договаривать это она собиралась уже у двери, но ретироваться не удалось.

Драко схватил её за запястье, крепко сжав пальцы, и дернул на себя, одновременно поднимаясь из лежачего положения. Чуть не ударившись головой о спинку кровати, Гермиона поперхнулась воздухом и надрывисто выдохнула, ощутив на себе тяжесть разгоряченного тела.

— Хотела сбежать, не разобравшись с последствиями? — Малфой иронично изогнул бровь, зажимая второе её запястье все той же рукой и окончательно обездвиживая.

— Я, я… — Гермиона не чувствовала такого стыда уже очень давно, и поэтому упрямо прятала взгляд. Вернувшийся на место рассудок бесстрастно взирал на бедственное положение, а эмоции, доселе ликующие, испуганно жались в уголках сознания.

— Грейнджер, — глухо выдохнул он, вжимаясь в неё бедрами. Гермиона, почти не отдавая себе отчета о действиях, изогнулась в пояснице в желании теснее прижаться к твердому телу. Бедром она чувствовала его возбуждение, и от этого приходила в ненормальный восторг, за который раньше обязательно стала бы презирать себя. — Надеюсь, ты знала, чего хотела, когда провоцировала меня. Кто бы мог подумать… — он приблизился к её уху и тихо хмыкнул. По спине побежали мурашки.

О, Гермиона знала, чего хотела! Именно поэтому она больше не отводила взгляд и не пыталась найти себе оправдание. Они оба были взрослыми людьми, в конце концов, и если хотели стать ближе, стоило прямо говорить о своих желаниях. Шумно дыша ртом, Гермиона призывно посмотрела ему в глаза и, казалось, даже коварно улыбнулась.

— Ведьма, — прошипел он и вжал запястья в жесткий матрас еще сильнее. Дороги назад уже не было. Пальцами свободной руки вонзившись в мягкие волосы, он повернул голову девушки в сторону и склонился над тонкой шеей. Почувствовав её запах в такой одуряющей близости, Драко не удержался и прикусил тонкую кожу. Язык медленно прошелся по месту укуса, и Гермиона не сумела подавить тихий вздох, наполненный ликованием и наслаждением. Малфой обреченно подумал о том, что Грейнджер, как и обычно, безжалостно надругалась над его планами, и это заставило его оставить на матовой коже яростный засос. Посмотрев на багровое пятнышко, Драко на несколько мгновений замер. Он вдруг подумал о том, что эта метка останется на коже Гермионы всего на несколько дней, но исчезнет намного позже его самого. Это было почти клеймом, собственнической отметиной. Горькая мысль пронзила его возбужденное сознание: этому крошечному знаку будет суждено когда-нибудь исчезнуть, и тогда ничего, совсем ничего не останется в этом мире от Драко Малфоя.

— Слушай меня, — он внезапно отмер, и Гермиона вздрогнула, широко и доверчиво распахнув глаза. — Ты только моя, ясно?

Волшебница растерялась, но озадаченно кивнула.

— И будешь всегда. Скажи это, — в его глазах читалось нечто странное, совсем не характерное для тех эмоций, что он должен был испытывать. Гермиона прищурилась и с ужасом поняла, что Малфоя почти трясет.

— Что с тобой?

— Скажи, Грейнджер! Скажи немедленно! — громче, чем следовало бы говорить в помещении с такими тонкими стенами, крикнул Драко и снова припал губами к шее, оставляя багровые пятна все ниже. Ему казалось мало, так невыносимо мало этих отметин, чтобы удержать её рядом, и Драко продолжал, хотя губы уже горели, а Гермиона принялась высвобождать руки.

— Драко! — она пошевелила саднящими запястьями и рванула их на себя, когда Малфой припал к её ключицам. — Да что с тобой, черт возьми? Что происходит?

Вцепившись в его волосы, она заставила Драко посмотреть на себя. Его взгляд выражал пустоту напополам с чем-то, странно похожим на безумное отчаяние. Взгляд лихорадочно скользил то по её лицу, то по шее, а тяжелое дыхание хаотично срывалось с припухших губ.

— Я всегда буду рядом, — тихо, но уверенно сказала она, когда взгляд Драко наконец смог сфокусироваться. — Всегда.

— Да, — он был недвижим еще несколько секунд, а потом припал к её рту в нетерпеливом поцелуе. Грейнджер всегда действовала на него подобно успокоительному зелью. Поцелуй продолжался всего десяток секунд, но едва Гермиона включилась в темп, приспосабливая свой язык к чужим прикосновениям, Драко оторвался и медленно выдохнул. Мысли о скорой разлуке остались за пределами сознания. Слова Грейнджер звучали волшебно, и Малфой решил поверить в них хотя бы на короткий миг. Должен же он был получить хоть что-то взамен всех тех скитаний, что перенес? — Так для чего ты меня соблазняла? — он коварно улыбнулся, и его ладонь несильно сжала правую грудь. Гермиона шумно вдохнула и искривила губы в ответ. — Славно.

Ужасная клетчатая рубашка, которую удалось раздобыть в доме, оказалась расстегнутой в несколько движений. Воодушевленная развитием событий Гермиона смутилась, когда взгляд Драко остановился на её ничем не прикрытой груди. Захотелось сорваться и убежать, но его тело по-прежнему крепко прижимало её к кровати. Прохладные пальцы коснулись обнаженной кожи, и волшебница вздрогнула всем телом. Малфой с интересом наблюдал за переменами в её мимике, едва ощутимо скользя ладонью по груди. Сначала волшебница только жмурилась и закусывала губу, но потом, устав сжимать кулаками собственную одежду, руками огладила его плечи, пробежалась пальцами по шее и скользнула ими в мягкие растрепавшиеся волосы. Драко поддался этому прикосновению, и в следующее мгновение уже прижимался губами к её солнечному сплетению, а его ладони устремились к плоскому животу. Поочередно лаская языком то правую, то левую грудь, он изредка поднимал голову, чтобы насладиться видом покрасневших щек и влажных раскрытых губ. Едва длинные пальцы пробежались по обтянутым джинсами бедрам, Гермиона дернулась и изогнулась, чувствуя, как внутри что-то переворачивается. Ей захотелось тут же свести ноги, но Драко, вклинившись между ними, не позволил. Быстро приподнявшись, он требовательно приник к её рту, языком раскрывая дрогнувшие от порывающегося стона губы. Его пальцы принялись наощупь расстегивать джинсы, но постоянно сбивались, потому что отвлекаться от губ Грейнджер, когда она так очаровательно всхлипывала в поцелуй, было почти преступлением. Наконец застежка поддалась, и Драко рывком спустил джинсы вниз, все еще стараясь не отвлекаться от поалевших губ. Наконец дыхание окончательно сбилось, и он отпрянул, набирая в грудь побольше воздуха. Рубашка душила, и он ловко расстегнул несколько пуговиц, обнажая грудь. Закатав рукава, до сих пор сковывающие запястья, Драко поднялся и подхватил стройные ноги под колени. Рывком приблизив её к себе, он до конца стянул джинсы и отбросил их в сторону.

Трепещущий неподалеку огонь бросал на молочную кожу матовые блики, неизменно притягивающие взгляд, и Малфой провел пальцами от лодыжки до бедра, повторяя взглядом каждый изгиб. До сих пор ему не удавалось рассмотреть Гермиону в настолько откровенном положении. Распростертая под ним, она шумно дышала и рассеянно водила пальцами по груди, то ли пытаясь прикрыться, то ли лаская себя. Раскрасневшиеся щеки и блестящий взгляд, губы, припухшие от поцелуев — все это способно было свести с ума любого, кто имел хоть какое-то понятие о красоте. Кудри, прилипшие к влажным вискам, змеями струились к острым худым плечам и выступающим ключицам. Её кожа горела золотом, каждая впадинка и выступ на теле были мягко очерчены глубокими тенями, и оттого манили ещё больше. Драко хотел бы постичь её всю — пальцами, губами, языком, телом — но понимал, что на это не хватит и десятка ночей. Ощутить пульс, бьющийся под кожей на изящной шее, соединить ломаной линией прикосновений родинки на теле, опалить горячим дыханием каждый выступающий позвонок сладко изогнутой спины… Картины рождались в голове с мимолетной быстротой, и Малфой не понимал, за какую из них следует зацепиться.

Гермиона нетерпеливо закусила губу и запрокинула голову. Ей казалось, что мир вокруг них начал кружиться с невероятной скоростью. Прикосновения отзывались жаром в теле и приятным теплом в сердце. Все земное оставило её, и нечто, недоступное для понимания человека, окутало со всех сторон, щекоча внутренности и заставляя кожу становиться влажной. Наконец ласкающие до сих пор пальцы скользнули под резинку белья и потянулись вниз. Пришлось на секунду соединить ноги, и Гермиона с наслаждением ощутила, что при этом движении мучительное желание внизу живота немного укрощается. Удовлетворение было жалким и кратковременным, а последовавший за ним жар показался еще сильнее прежнего. Взгляд Драко блуждал по её телу лихорадочно и жадно, и Гермиона никогда бы не подумала, насколько приятно ей будет это наблюдать. Она осознавала себя абсолютно желанной, и это чувство было одним из лучших среди тех, что ей удалось пережить. С каждой секундой, которую он тратил на промедление, терпеть становилось все невыносимей. Покинутая теплом его тела, Гермиона чувствовала себя брошенной и обделенной. Ей тоже хотелось прикасаться, ласкать и целовать, но тело отказалось функционировать. Она могла лишь инстинктивно приподнимать бедра, не ведая, как на самом деле искушает его. Осторожно разведя худые ноги, Драко остановил свой взгляд на лице волшебницы, в последний раз убеждаясь в искренности её намерений. Полностью обнаженная и раскрытая перед ним, Гермиона была воистину прекрасна, и Малфой, искоса посмотрев на нити чар, постепенно обволакивающие их, прикоснулся губами к подрагивающему животу.

К черту.

Ни магия предков, ни скорбное «завтра» больше не имело значения. Они были втроем в эту секунду: два близких как никогда ранее человека и их иллюзия счастья. Блики танцевали на обнаженных участках кожи, молодость и свежесть пропитала воздух слабым пряным ароматом, в комнате стало душно. Свеча догорала и, словно задыхаясь от недостатка кислорода, постепенно гасла, обрекая плавные переливы сладких прикосновений на темноту. Драко призвал палочку и наполнил комнату десятком свечей, подобных той, что догорела. Он не хотел упускать ни одного взмаха ресниц, пока это было возможно.

Где-то за пределами комнаты веял могильный холод, уже протягивающий к юному Малфою крючковатые ледяные пальцы, но он не мог пробиться через тепло помещения, оцепленного нитями чар и наполненного горячим напряженным воздухом. Смерти здесь не было места, и её досадливый скрипучий голос слышался в унылом завывании ветра за окном. Драко же слышал лишь дыхание весны и жизни, срывающееся с искусанных губ, и эти звуки грезились ему единственным, что он желал бы слышать в мгновения до и после смерти.

Мокрые поцелуи спускались ниже, и Гермиона задрожала, сминая в пальцах грубоватые простыни. Руки Драко медленно путешествовали вдоль её ног, пальцы щекотали кожу, но вскоре влажные ладони легли под колени. Лодыжка Гермионы оказалась уложена на твердое горячее плечо, а вторая нога слегка отведена в сторону. Пальцы нетерпеливо пробежались по влажной плоти, слегка погружаясь меж половых губ. Гермиона слабо вскрикнула, но эти звуки донеслись до слуха Драко с опозданием. Он вскинул затуманенный взгляд на лицо девушки и, успокаивающе погладив нежную кожу на внутренней стороне бедра, заменил пальцы, до сих пор скользящие внутри, губами. Малфой делал это впервые, но ни разу не усомнился, когда его язык собрал влагу и двинулся вверх, лаская чувствительную плоть. Изумленный и хриплый выдох задавил тихий стон. Гермиона потянула простыни на себя. Её сердце неистово билось, и ему вторила неистовая пульсация внизу живота. Внутри разрасталось нечто огромное, и с каждым прикосновением губ и языка Драко оно разрасталось, подобно опухоли. Она подрагивала и закусывала ладонь, когда пальцы, вторя языку, надавили на припухшую от возбуждения плоть. Впервые Гермиона не могла понять, почему её тело совсем не слушается её. Оно подчинялось Малфою, принимало удобные ему позы и податливо выгибалось вперед, словно увлекаемое магией.

Драко замер, когда она изогнулась особенно сильно, и пальцами почувствовал напряжение, предшествующее оргазму. Оторвавшись от ласки, он поднял голову и вцепился жадным взглядом в полуоткрытые глаза. Дрожащая ладошка протянулась к его щеке и мягко опустилась на неё. В противовес царящей внутри и вокруг них страсти это движение казалось почти невинным и нежным, и Драко, почувствовав, как с теплотой её руки внутрь него проникает нечто, похожее на приятную боль, оставил сбивчивый поцелуй на ладони. Пальцы продолжали скользить между влажных губ, иногда погружаясь немного глубже, словно дразня, и Гермиона зажмурилась, предвещая то, как в глазах потемнеет от накатившего оргазма. Жалобно вскрикнув, она сделала поступательное движение бедрами, а потом дернулась и обмякла.

— Да, сладкая, — он поглаживал пальцами обнаженный живот, хищно наблюдая за тем, как Гермиона подрагивает и закусывает губу. — Вот так.

Когда она смогла снова открыть глаза, его лицо было напротив, а взгляд пылал нетерпением и страстью. Не теряя времени, Гермиона скользнула пальцами в светлые волосы, и, сжав их, притянула Драко ближе. Её неловкий, но, безусловно, благодарный и страстный поцелуй накрыл новой волной безумия. Широкие ладони хаотично скользили по груди и шее, оставляя за собой дорожки мурашек. Слегка приподнявшись, Гермиона поцеловала горячую шею и прижалась к ней щекой, восстанавливая дыхание. Её пальчики спустились ниже, проникая под рубашку, и ногти впились в спину на уровне лопаток. Драко что-то неразборчиво простонал, притягивая её за талию. Почувствовав настойчиво прижимающуюся к ней эрекцию Драко, волшебница согнула ногу в колене, касаясь её. Малфой вцепился пальцами в мягкую плоть, стараясь удержать себя в руках. Все, к чему привело их бездумное следование своим желаниям, казалось опасным. Он уже поймал себя на мысли о том, что мог бы наплевать на чары и войти в неё — такую влажную и готовую сейчас — и ни о чем бы не жалел. Но если собственная жизнь не стоила и поломанного галеона, подвергать опасности Грейнджер было в сотню раз страшнее. Да, может быть, он не хотел, чтобы кто-то другой наслаждался её невинностью и доверчивостью, её нежностью и чистотой, читающейся в теплом взгляде. Но Драко скорее пожелал бы смерти всех мужчин в целом мире, чем её гибели.

— Просто прикоснись, — шепотом попросил он, умоляюще взглянув на неё. Гермиона медленно улыбнулась и, задумчиво склонив голову, подарила ему короткий поцелуй. Пальцы в кои-то веки ловко справились с оставшимися пуговицами на рубашке и жадно прошлись по торсу, слегка оцарапав. Драко шумно втянул воздух, понимая, что скорее всего не выдержит подобных пыток. — Гермиона, — укоряюще прошипел он, отстраняясь и садясь на постели, но тут же замолк. Пальцы волшебницы добрались до пряжки ремня и быстро расправились с ней. Глухо звякнула молния, и комнату разрезал полный наслаждения выдох. Драко запрокинул голову и зажмурился, ощущая, как она обхватывает его ладонью и медленно скользит, слегка сжимая у основания. Дыхание начало сбиваться заново, но внезапно пальцы покинули его плоть, и вздох разочарования сорвался с губ. Малфой снова посмотрел на неё, но в глазах Грейнджер блестело нечто странное. Радужки, подернутые страстью, казались совсем темными, и оттого взгляд её был подобен самому пороку. Драко впервые видел её такой, и потому не спешил возмущаться.

Лукаво закусив губу, она склонилась к крепкому торсу и оставила мокрый след на груди, потом — чуть ниже солнечного сплетения, а оттуда язык заскользил вниз к животу. Все было именно так, как видела Гермиона в одном из сотни своих развратных снов, после которых она изнемогала от неутолимого возбуждения в одиночестве. И почему только она не делала этого раньше? Кажется, было что-то препятствующее, но сейчас Гермиона едва ли могла бы вспомнить хоть что-то, не относящееся к её вспыхнувшим желаниям. Нежность к Драко сплеталась воедино с похотью и накрывала её с головой, отсекая любые сомнения. Влажные губы застыли внизу живота, и только тогда она подняла на Малфоя взгляд, чтобы насладиться триумфом. Прочитав во взгляде удивление, смешанное с сомнением и взволнованностью, она получила то, что хотела, и с уверенностью спустилась ниже, обхватывая губами возбужденную плоть. Малфой не удержался и застонал сквозь зубы. Он был обескуражен, и Грейнджер явно этим наслаждалась. Ей было приятно осознавать, что она заткнула за пояс Малфоя, исполненного предубеждений относительно её смелости в таких вещах. Если бы час назад она подумала о том, что будет способна вытворять нечто столь откровенное, её накрыл бы стыд, смешанный с нотками возбуждения. Часто, проснувшись ночью от «кошмаров», она представляла, как будет касаться Драко, но была уверена, что никогда не сможет воплотить фантазии в жизнь.

Сейчас чары не позволяли ей сомневаться в том, будут ли приятны неопытные прикосновения — рассудком управляла страсть и неуемное желание отдать столько же, сколько и получить. Доставить удовольствие, услышать стон и снова оказаться на пределе. Дрожать лишь от ощущения близости его надежных объятий, отделяющих фантазии от скупой реальности. Язык медленно скользил по стволу, когда длинные пальцы впились в её волосы и слегка оттянули, направляя и подсказывая. Неторопливые движения ускорялись, ногти впивались в напряженный живот, оглаживали его, и Драко пытался вспомнить, каково это — выдыхать, а не подавленно стонать.

— Грейнджер, — хрипло и обрывисто позвал он, и Гермиона подняла на него глаза. Обхватив хрупкое лицо ладонями, Малфой потянул её вверх и тут же впился в губы отчаянным поцелуем. Отцепив её руку от своего живота, уже покрытого бледными красными бороздами, Драко накрыл ею член и толкнулся вперед, все еще не разрывая поцелуя. Их языки столкнулись, Гермиона сократила расстояние между телами до минимума, и он сделал последнее движение тазом. Забывшись во взорвавшемся наслаждении, он сильно прикусил её губу и застонал сквозь зубы. Солоноватая кровь проступила сквозь ранку на губе, и Драко, словно извиняясь, поспешно слизнул её. Они обессиленно свалились и некоторое время переводили дыхание, глядя в дощатый потолок.

Наступила тишина. Прошло много времени, прежде чем Гермиона, утомленная и счастливая, перестала оглаживать его лицо и изредка целовать, с восторгом принимая ответные ласки, и закрыла глаза, прижавшись к теплому телу. Драко боялся пошевелиться, чтобы вдруг не потревожить её сон, и лишь когда дыхание волшебницы стало размеренным и спокойным, решился на бегство. Осторожно переложив её голову со своей руки на подушку, он выскользнул из-под пледа и поднялся на ноги. Пуговицы на рубашке никак не хотели застегиваться — пальцы дрожали так, будто у Драко была застаревшая нервная болезнь. Он старался не смотреть на спящую Гермиону. Нечто в его горле вставало острым булыжником и осыпалось в грудную клетку тяжелой каменной пылью, затрудняя дыхание и придавливая сердце.

Когда последняя пуговица была застегнута, Малфой больше не мог оправдывать медлительности расставания, а потому нашел свою палочку, накинул верхнюю одежду и остановился у двери. Зачем-то обведя комнату пристальным взглядом, он закрыл глаза, размышляя, стоит ли в последний раз смотреть на Гермиону. Тянущая боль пронзила все тело, и Драко резко развернулся к двери, чтобы наконец уйти навсегда и больше не мучить себя долгим прощанием. Уже схватившись за ручку, он ощутил, как дрожат его губы, а в глазах застывает злая пелена безысходности. Дверь так и осталась открытой, когда Малфой, вдруг передумав, быстро подошел к кровати. Он неосторожно обхватил виски девушки ладонями и порывисто прижался губами к её лбу. Изнутри рвались отчаянные стенания, но он только безумно дрожал, и, когда Гермиона заворочалась, чувствуя настойчивые прикосновения, потянулся за палочкой. Тихий шепот заклинания снова погрузил её в глубокий сон, и Драко, отвернувшись окончательно, почти бегом кинулся к двери.

Комментарий к 27. Прощание (2)

Да, дорогие, это 13 страниц наичистейшей Драмионы. Кажется, в ПТС такое впервые)

Надеюсь, откровенные сцены никого не отвратят от основного смысла произведения и не остудят интерес к работе. Я подумала, что эта близость необходима. Честно говоря, в последних строках при описании состояния Драко я отчасти использовала и свои эмоции - расставание заставило меня расчувствоваться.

Спонсор этой нц - Lana Del Ray. Если хотите атмосферы, просто врубайте любую из её песен и читайте) Возможно, именно из-за этого моя неумелая эротика выглядит очень расплывчатой и почти неосязаемой. Но я, как всегда, насилую текст обилием эмоций, так что искренне надеюсь на ваше одобрение.

! Глава посвящается всем тем, кто был недоволен тем, что Драко постоянно обламывают!

Теперь, кажется, все честно.

Думаю, мой творческий мини-кризис прошел, т.к. я многое передумала в концовке работы, которую вынашиваю уже очень давно (именно поэтому она мне разонравилась, наверное). В общем, спасибо за безусловную поддержку и приятные комментарии)

Я счастлива, что есть такие люди, как вы ♥

========== 28. Странная фраза ==========

Знаешь, можешь мне не верить,

Но я за тебя умру.

Перед смертью, улыбаясь,

Вспомню я, как развевались

Твои кудри на ветру…*

Пэнси поморщилась, накрываясь колючим одеялом с головой. Чей-то настойчиво-громкий голос проникал в её сон и понемногу выводил из тревожного забытья. Захотелось отчаянно выругаться — за окном была ночь, и в комнате все еще царила темнота. Кому понадобилось орать в такое время? Разозленно откинув край одеяла прочь, Пэнси спустила ноги с кровати и сонно потерла глаза. В голове отдавало легкой болезненной пульсацией. Сколько ей удалось поспать? Час? Два? Пэнси помнила, что они с Ноттом очень долго просидели в тишине, прислушиваясь к вьюге за окном, прежде чем Теодор ушел. Она отговаривала его идти в комнату с камином, потому что знала: Нотт будет сторожить тревожным взглядом дверь Грейнджер, и это принесет ему лишние страдания.

Спустив ноги с невысокой кровати, Пэнси сонно потерла глаза и накинула на плечи одеяло. Выяснять причину шума не очень хотелось, но вот надавать кому-нибудь подзатыльников — очень даже, а потому она медленно поднялась и практически наощупь направилась к двери. Неразличимый ранее шум приобрел форму двух голосов. Остановившись у двери, Паркинсон прислушалась.

— …если Протеус догадается? Мы не знаем, сколько будет работать зелье.

— Он мечется как крыса, загнанная в угол. Твоему отцу сейчас не до мелочных подозрений. Если обряд не свершится завтра ночью, ему придется ждать еще минимум семнадцать лет, а за этот срок…

— План очень шаток.

— Ты что, боишься? — насмешливый голос Малфоя изменил тональность напряженной беседы.

— Тебе прекрасно известно, что это не так, — в ответ раздраженно фыркнул Теодор. Пэнси прижалась ухом к двери, боясь упустить и слово. — Если они проникнут в мое сознание, то смогут узнать, где находится Гермиона.

— Моя мать может скрыться вместе с ней. Будет лучше, если они спрячутся на Гриммо.

— Разве там её не будут искать в первую очередь?

— В дом не так уж легко попасть, и…

— У тебя есть мощнейшее оружие из всех ныне существующих. Пожиратели могут «попросить» тебя использовать силу палочки.

Малфой замолчал, видимо, признавая правоту Нотта.

— В любом случае, Поттер должен найти какой-то выход. Просто сделайте так, чтобы Грейнджер оказалась под его защитой. Подключится Министерство, Аврорат, и в конце концов она будет в безопасности.

— Ты сказал, что после того, как Пожиратели войдут в ущелье, они окажутся в ловушке? — после напряженной паузы спросил Теодор. Пэнси нахмурилась.

— Клятва обязывает их либо завершить обряд, либо умереть. Если я не нарушу условия обета раньше них, Волшебный мир навсегда избавится от Пожирателей, — Малфой говорил четко и уверенно, но в его словах все же проскальзывала нервная дрожь.

— Ты не сможешь принести жертву…

— Ошибаешься. Жертва будет.

— Какая?

— Неважно. Запомни лишь, что от твоего успеха зависит абсолютно все.

Какое-то время царила тишина, и Пэнси встревоженно поджимала губы, боясь, что Малфой и Теодор перешли на шепот.

— Хорошо, — твердо ответил Нотт. Скрипнуло старое кресло, и Пэнси вздрогнула, слегка отстраняясь от двери. — Мне самому взять её волосы, или…

— Вот, — затянулось молчание. — Постарайся сделать все как можно быстрее. Гермиона будет спать ещё несколько часов. Я использовал слабое заклятье, но сила палочки внесла свою лепту.

— Зелье не успеет настояться до завтрашнего дня. Если я не буду принимать его постоянно, Пожиратели все поймут.

— Это уже моя забота. Я сделаю все, чтобы у тебя была возможность поддерживать этот облик. Нужно только продержаться до полуночи. Я приготовлю несколько порций зелья в особняке, так что у нас будет неплохой запас.

— Безумие… — устало простонал Теодор. Пэнси попыталась рассмотреть что-либо через дверную щель, но в помещении было настолько темно, что получилось различить лишь две высокие фигуры.

— Скоро все закончится, — спокойно ответил Драко и сделал шаг по направлению к двери. — Еще раз: завтра в полдень ты должен быть на площади Гриммо. Если Пожиратели будут что-то спрашивать — не говори, пока не появлюсь я, — встревоженно перечислял он, но наконец замолчал. — Что ж, — Драко последний раз взглянул на дверь, за которой находилась спящая Гермиона. — Мне нужно успеть до рассвета, иначе твой папочка начнет волноваться.

— Малфой!

Драко медленно обернулся, останавливаясь в миллиметрах от входной двери. Теодор смотрел на него почти безэмоционально, но проницательный взгляд Малфоя заметил оттенки гнева.

— Ты любишь её?

Медленно сглотнув, Драко тихо ответил:

— В том случае, если у меня все еще есть сердце.

Хлопнула дверь, и Пэнси внимательно посмотрела на тонкий шрам, пересекающий ладонь. Завтра ночью она была обязана появиться в гробовом ущелье. Девушка задумчиво нахмурилась и, бросив быстрый взгляд на дверь, за которой находился Теодор, протяжно выдохнула. Скоро должен был заниматься рассвет, но спать перехотелось. В голове начали всплывать воспоминания, связанные с клятвой, и Пэнси вздрогнула. Её родители не принимали клятву, и потому они не обязаны были присутствовать на обряде Обретения. Девушка закусила губу, а потом нахмурилась.

— Теодор! — прошептала она и распахнула дверь. Нотт опустил еще один ингредиент в небольшой котел, а потом поднял на Пэнси вопросительный и усталый взгляд. — Теодор…

— Я слушаю, — слегка нетерпеливо отозвался он и принялся считать помешивания.

— Ты не сможешь попасть в Гробовое ущелье, — обхватив замерзшие плечи руками, Пэнси сделала несколько шагов к столу.

— Ты подслушивала.

— Это сейчас не важно! Ты ведь не давал клятву, верно?

— Пэнси, иди спать. Завтра утром нам предстоит трансгрессия. Магия здесь концентрируется слишком плохо, поэтому хорошенько отдохни, прежде чем…

— Мои родители тоже не давали клятвы, и поэтому освобождены от обязанности быть завтрашней ночью в ущелье. Значит, между ними и этим местом нет связи, которая смогла бы обеспечить беспрепятственное проникновение… — закончила Пэнси, склонив голову. Теодор вопросительно вскинул брови. — Неужели ты не понимаешь?! — наконец вспылила она, осознав, что смысл слов не достигает Нотта. — Человек, не давший клятву, не сможет войти в Гробовое ущелье.

— Это факт или предположение? — спокойно спросил Теодор, наблюдая за буйством эмоций собеседницы.

— Не знаю точно, но я могла бы пойти туда…

— Вот именно. «Не знаешь точно», — он недовольно поджал губы. — Пэнси, иди спать. Мне нужно закончить зелье, — махнув рукой, Нотт вернулся к приготовлению.

Паркинсон открыла рот, но так и не нашлась, что сказать. Складывалось ощущение, что Теодор считал её глупым ребенком, мешающим взрослым заниматься важными вещами.

— Ну конечно, — тихо прошипела она, чувствуя острую обиду. — Если бы это сказала Грейнджер, ты бы даже сомневаться не стал. Я, по-твоему, совсем тупая?

— Ты прекрасно знаешь, что я так не считаю… — Теодор не отрывался от зелья. — Просто сейчас я очень занят, и мне не хочется терять время на пустые догадки.

— Да пошел ты! — прошипела Пэнси и, разозлившись, повернулась к двери. Она не собиралась доказывать свою правоту человеку, который даже не доверял ей. Прикрыв глаза в гневном порыве, Паркинсон шагнула вперед, но её повело вправо, и, чтобы не упасть, она порывисто оперлась рукой о стол. Тот пошатнулся и сдвинулся с места, Теодор громко выругался. Зелье, уже выполненное наполовину, разлилось из опрокинувшегося котла на столешницу.

— Паркинсон!

— Ох, какая жалость! — ядовито прошипела она, усмехаясь. — Но не переживай, тебе не потребуется зелье. В облике Грейнджер или нет — тебе не попасть даже на близкую к Гробовому ущелью территорию.

— Прекрати вести себя, как капризный ребенок! Пэнси, это все очень серьезно, — распаляясь, Теодор сделал шаг по направлению к девушке, но она даже не отшатнулась, плотнее кутаясь в плед.

— Ах, так это я — капризный ребенок? — она упёрла руки в бока и гневно сдвинула брови на переносице. — Думаешь, я не понимаю, насколько все серьезно? Все это, — Пэнси повела плечами и кивнула головой на разлитое зелье, — будет иметь значение, если вместо тебя пойдет человек, давший клятву.

— Пэнси, нет. — Теодор приблизился почти вплотную и посмотрел на Пэнси сверху вниз, надеясь испугать грозным взглядом.

— Но ведь…

— Нет! Ты не сможешь выйти из ущелья и просто погибнешь вместе с остальными Пожирателями! — Теодор почти кричал, не заботясь о ночном покое.

— Ты забыл, что я погибну в любом случае, — Пэнси вытянула перед ним ладонь, пересеченную тонким шрамом. — Магические клятвы никто не может нарушить, Теодор. Мне придется пойти туда завтра. Погибнуть от неисполнения клятвы или в Гробовом Ущелье… Какая разница? Я знаю, что вместе с Драко погибнут все, кто будет находиться там. Клятва не позволит им покинуть ущелье.

— Я не могу, — он нервно выдохнул, обведя глазами комнату. — Не могу позволить тебе так рисковать.

— Почему ты сопротивляешься? — шепотом спросила она, пристально наблюдая за нервными движениями Теодора. — Брось, мы друг другу чужие люди. Если боишься задеть мои чувства…

— Чужие? — глухо и насмешливо переспросил Нотт, но спокойствие в его голосе почему-то пробрало Пэнси до костей. — Мы женаты и связаны чарами! Кроме того, я пообещал тебе, что защищу. Пока я не выполню свою часть уговора, можешь даже не надеяться, что я позволю тебе рисковать жизнью.

— До Обряда осталось меньше суток, — Пэнси покачала головой. — У нас нет времени на то, чтобы придумать другой план. К тому же, Драко будет ожидать, что Пожиратели к полудню поймают лже-Грейнджер.

— Мы что-нибудь придумаем. Черт, Пэнси! — он порывисто опустил голову. Сколько еще людей ему предстояло потерять в этом противостоянии? В помещении повисла напряженная тишина. За окном тоскливо завывал ветер, в камине трещали дрова и тихо шелестел огонь. Два человека посередине комнаты замерли, боясь разрушить эту секунду мира, урванную у грубой реальности. Пэнси накрыла их с Теодором руки ладонью и слегка сжала. Ей и самой было страшно, но перед ним — рядом с ним — она казалась себе чуточку лучше. Немного более смелой, более спокойной и беспристрастной.

Её часто спрашивали: «Когда ты наконец повзрослеешь?». Теперь она могла ответить: «сейчас».

— Я не хочу умирать, — прошептала она. — Но у меня нет выхода.

— Нет…

— Не надо, — она покачала головой, подавив в себе желание разрыдаться. — Ты ничего не сможешь сделать для меня. Твоя задача — спасти Грейнджер. Разве не ради этого все затевалось? — Пэнси повела плечами и тихо хмыкнула. — Эта история не про меня.

— Мы говорим не о Гермионе, — строго процедил Теодор. — Ты считаешь, что её жизнь для меня важнее?

— Это очевидно.

— Из тебя плохой прорицатель, — Нотт неловко прикоснулся к её волосам, убирая выбившуюся прядь. Его пальцы легли на острое девичье плечо и слегка сжали его. Пэнси вздрогнула и приподняла голову, чтобы лучше различить эмоции во взгляде Теодора. Он не ожидал, что встреча глазами произойдет так внезапно, а потому застыл и задержал дыхание. Паркинсон казалась ему незнакомкой — настолько сильно она изменилась. Кольца издавали слабое свечение, когда его лицо (или Пэнси только показалось?) приблизилось на пару сантиметров.

— Теодор, Пэнси? — тихий голос расколол ничтожное расстояние между ними и заставил порывисто отпрянуть в разные стороны. — Что-то случилось? Я слышала крики, — миссис Малфой тревожно сжимала в руках края теплой шали, накинутой на плечи.

— Все в порядке, — Теодор очнулся первым. Поспешно возвращаясь к столу, он потупил взгляд так, словно его застали за преступлением. Пэнси неуютно поежилась и быстро облизнула губы.

— Где Драко? — убедившись в том, что все в порядке, Нарцисса слегка расслабилась.

— Он ушел. Пожиратели не должны были заметить его отсутствия.

— Даже не попрощался… — гневно прошептала женщина в сторону.

— Он посчитал, что так будет лучше.

Пэнси поджала губы. Было бы лучше, если бы Нотт не намекал на плачевность ситуации. Его последняя фраза раскрывала почти все, что должно было оставаться в тайне по крайней мере до следующей полуночи. Но миссис Малфой не выглядела ошеломленной. Она только неопределенно качнула головой и зажмурилась, пытаясь не дать скорбному стону вырваться из груди.

— Утром вы и Гермиона должны будете покинуть этот дом. Я уже сообщил Забини, чтобы он связался с Гарри Поттером. Вы будете под защитой.

— А вы с Пэнси?

— Мы должны помочь Драко, — подавленно отозвался Теодор.

— Как?

— Боюсь, я не могу рассказать вам. Эта информация должна была остаться только между мной и вашим сыном, — процедил Нотт, смотря на Пэнси. — Он просил меня, чтобы вы помогли Гермионе. Ни я, ни кто-либо другой не должен будет узнать, где её спрячут. Завтра, когда мы передадим вас в руки Поттера, вы будете ответственны за жизнь Гермионы. Нельзя, чтобы Пожиратели нашли её.

— Что будет с Драко? — Нарцисса будто не слушала все, что сказал Теодор. Она мужественно сжала губы и выпрямила осанку, чтобы казаться увереннее.

— Я не могу вам рассказать, — Теодор прятал глаза, почему-то чувствуя острый стыд.

— Хорошо, — губы Нарциссы задрожали, и она, склонив голову, развернулась, чтобы направиться в свою комнату. Уже схватившись за дверную ручку, женщина вдруг повернулась вполоборота и медленно вдохнула. — Я хотя бы смогу забрать его тело?

На некоторое время в помещении поселилась мертвая тишина. Плечи Пэнси опустились, она тревожно посмотрела на заметно побледневшего Теодора. Никто не осмеливался произнести это вслух. Наконец Теодор, поборов чувство онемения, выпрямился и посмотрел во влажные глаза миссис Малфой.

— Я не знаю.

Опустошенный взгляд женщины прошелся сначала по Теодору, затем — почти бездумно — задел Пэнси, и только потом она, не сразу найдя дрожащими пальцами ручку двери, тихо удалилась.

— Завтра утром отдашь мне зелье, — Пэнси повернулась к Теодору спиной, чтобы вновь не столкнуться с пронизывающим взглядом. — И вот еще что: скажи Грейнджер, что вы отправляетесь к Драко, если хочешь, чтобы она последовала за тобой.

— Наверное, так будет лучше. И… Я тоже хотел кое-что сказать, — Теодор поднял голову и столкнулся с тусклым взглядом слизеринки. — Будь осторожна, пока я не приду за тобой.

— Ты не сможешь…

— Я что-нибудь придумаю, — резко оборвал он. — Слышишь? Я обязательно приду.

— Хорошо, — Пэнси несмело улыбнулась, про себя замечая, что слова Теодора были самой благородной ложью, которую ей только доводилось слышать.

***

На Гриммо было многолюдно и шумно. Пэнси оглянулась по сторонам, приготовившись угодить в ловушку, но ничего не происходило. Чтобы слиться с толпой, она медленно двинулась вперед по улице, опасливо озираясь по сторонам. В каждом прохожем мерещился Протеус, и от этого её начинало трясти. Вспотевшими ладонями Пэнси поправила непривычно кудрявые волосы. Капюшон был надвинут на лицо, но Пэнси все равно казалось, что все узнают её.

— Дорогая, — скрипуче позвал её кто-то справа, и Пэнси нервно повернулась. Старушка в аккуратном сером пальто и смешной шляпке смотрела на неё с нежной родительской улыбкой. — Не проводишь меня до дома моей подруги? Крыльцо её дома ужасносвоенравное! Так и норовит скинуть меня каждый раз, когда я туда прихожу! — старушка обезоруживающе рассмеялась, и Пэнси слегка расслабилась.

— Конечно, — с натяжкой произнесла она и еще раз оглянулась по сторонам. — Это далеко?

— Всего сто шагов! Просто проследишь, чтобы я не сломала себе пару костей… Костерост — ужасная дрянь на вкус. Доводилось пробовать?

— Нет, — Пэнси последовала за шустрой старушкой, заметив блеснувший в её сторону стеклянный взгляд. Что-то в движениях старой волшебницы отдавало странной дерганностью.

— Это прекрасно! Прекрасно, когда у такой юной особы нет проблем со здоровьем! Когда я была молодая, то всерьез увлекалась квиддичем. Представляешь? Все эти травмы, синяки и царапины… Моя мать говорила, что я скорее выйду замуж за гоночную метлу, чем за волшебника.

Пэнси оглянулась. Оживленная часть улиц осталась позади, дорога сужалась. Дома становились все выше и словно нарастали сверху, образуя купол. Вскоре идти стало почти темно, и Пэнси закусила губу.

— Еще далеко?

— Нет, — бодро ответила старушка, заворачивая в один из узких переулков. — Но я все же вышла замуж! На целых десять лет старше меня… У него была лысина и подагра…

Внезапно голос старушки смолк, и Пэнси, сглотнув, все же завернула в проулок. Впереди виднелся тупик. Не было никакого намека ни на дом, ни на прыгающее крыльцо, ни, как вдруг оказалось, на старушку. Пэнси сделала еще несколько шагов перед.

— Мисс Грейнджер, — раздался сзади насмешливый голос, и в спину ударило заклинание.

«Остолбеней», — подумала она за пару секунд до падения. Конечности сделались чужими, тело застыло и в нелепой позе повалилось на землю. Пэнси хотела вскрикнуть, когда тупая боль отозвалась в виске и правом боку, но так и не смогла.

— Вас ожидает мистер Малфой, — Пожиратель явно забавлялся. Он подошел к ней, но Пэнси смогла увидеть лишь носки начищенных ботинок и полы черной мантии. — Не беспокойтесь, я вас провожу.

Пространство закружилось, к горлу подступила тошнота. Пэнси не имела возможности зажмуриться, и потому бешеное смешение красок вызвало легкое головокружение. Перемещение заняло всего несколько секунд. Когда Пэнси пришла в себя, она уже находилась на полу собственного особняка в главном зале. Тихий ужас выражался лишь в неестественно побледневшей коже и сбитом дыхании.

— Так-так… — голос Протеуса разрезал тишину. — Мой друг, ты поймал нашу маленькую мисс Грейнджер? Где же?

— Как мы и предполагали, она была на Гриммо.

— Ну конечно, — задумчиво протянул Нотт, — как мы и предполагали… Что ж! — тон Протеуса сменился на откровенно забавляющийся. — Я обещал, что мисс Грейнджер найдется до вечера, не так ли, мой Лорд?

Драко сидел в кресле, крепко сжав подлокотники ладонями. Напряженная спина была выпрямлена до боли в лопатках — он слишком боялся показаться неуверенным в себе. Казалось, что весь предыдущий день Протеус слишком пристально наблюдает за ним. В определенные моменты напряжение достигало кульминации, и Драко ожидал, что в его разум обязательно попытаются вторгнуться. Но Протеус, кажется, ни о чем не подозревал, или только делал вид, что не подозревал, чтобы сыграть на нервах юного Малфоя. Драко пытался убедить себя в том, что внезапно возникшая паранойя была обычной реакцией на опасность. В конце концов, он не был замечен по возвращении в особняк, так что никто не мог догадаться о его причастности к побегу Грейнджер. И теперь, когда Пожиратели попались на приманку и притащили в особняк Нотта, Драко просто не мог позволить себе разрушить план собственной неуверенностью.

— Хорошая работа, — выдавил он, но понял, что его слабый хриплый голос звучал не слишком убедительно. Поняв свой промах, Драко решил изображать гнев, и потому резко вскочил с места, направляясь к прибывшему Пожирателю. В зале присутствовало около десяти человек, не занятых в поисках Гермионы. Все они, подобно теням, сливались с темной мебелью, и дикий, почти безумный блеск их глаз отдавал холодом где-то в районе лопаток Малфоя.

— Расколдуй её, — коротко приказал он, остановившись около тела. — Немедленно!

Пожиратель неохотно взмахнул палочкой, и застывшее на полу тело резко расслабилось. Девушка сделала глубокий вдох и мгновенно села. Её глаза метнулись к Драко и выразили такой страх и ужас, что на секунду он усомнился в том, что это Теодор. Замешательство овладело им всего на пару секунд, и необходимость играть продуманную роль сподвигла к действиям.

— Думала, сможешь скрыться от меня? — Драко холодно улыбнулся и склонился над девушкой. Его пальцы жестко впились в её щеки и слегка приподняли голову. — Где же твой спаситель?

— Там, где тебе его никогда не достать, — с ненавистью выплюнула девушка, а потом плотно сжала губы, чтобы не показать их дрожь. Пэнси испытывала ужас напополам с диким адреналином, но она быстро поняла намерение Драко разыграть небольшой спектакль перед Пожирателями.

— Боюсь, мой Лорд, нам придется применить чуть больше сил, чтобы узнать местоположение Теодора. Он нужен мне живым… — Протеус подошел совсем близко, и Драко ощутил жгучее желание схватиться за палочку.

— Почему же живым? Ведь ты хотел его смерти!

— В убийстве на скорую руку нет никакой красоты… — протянул Протеус, обходя Драко со спины. Темный взгляд мужчины впивался то в фигуру девушки, то в лицо Малфоя. Он наблюдал за ним словно стервятник, ожидающий смерти своей добычи. — И удовольствия намного меньше. Смерть Тео будет шедевром всей моей жизни… После смерти его матери, разумеется, — усмехнулся Нотт и бросил быстрый изучающий взгляд на пленницу. Казалось, его последние слова совсем не тронули её. Протеус недоумевающе нахмурился.

— Оставь это мне, — уверенно протянул Драко, не сводя глаз с лица Грейнджер. — Когда придет время, я преподнесу Теодора вместе с его подружкой тебе в подарок…

— Девчонка Паркинсонов мне не нужна. Разве что, будет забавно позволить ей увидеть, как умирают её родители.

Пэнси похолодела и непроизвольно дернулась в сторону. Грохот её сердца, казалось, мог услышать каждый в этом зале. Протеус, уже разочаровавшись в собственных догадках, заинтересованно приподнял брови.

— Да, это хорошая идея, — продолжил он. — Только я еще не определился, что будет лучше: снять кожу или заставить гореть их заживо.

— Повремени со своими планами, — резко оборвал его Драко, заметив состояние девушки. — Сначала нужно провести Обряд. И, раз теперь у нас есть все необходимое…

— Конечно, — внезапно прервал его Нотт. — Но, мой Лорд, ещё одно… — Протеус сжал палочку в руках, искоса наблюдая за поведением Драко. Тот вдохнул слишком резко и сжал челюсти. Волнение юного Лорда было почти очевидным. — Мой друг, — Нотт обратился к Пожирателю, стоящему неподалеку. — Проверь мантию мисс Грейнджер. Быть может, на ней следящие чары, и за воротами особняка нас поджидает отряд из авроров…

«Твою мать», — про себя выругался Драко. Он поднялся и отошел на два шага назад, пытаясь сохранить невозмутимый вид, но руки его уже облачила мелкая дрожь. Пожиратель не медля бросился выполнять приказ. Грубо подняв девушку с пола, он сорвал её мантию с плеч и с усилием встряхнул. Драко смотрел на пол, ожидая, что на деревянное покрытие вывалятся склянки с оборотным, но этого так и не произошло.

— Кажется, все чисто, — почти с досадой протянул Пожиратель.

— Мерлин всемогущий, и ты называешь себя волшебником! — закатил глаза Нотт, и, ловко достав палочку, направил её на мантию. — Диффиндо!

Ткань разлетелась на сотню кусочков, вспыхнув магическим отблеском. На пол посыпалось тонкое стекло, и под ногами Пожирателя расползлось зелье, тут же распространяя неприятный запах. Протеус хмыкнул.

— Единственный недостаток трансфигурации в том, — протянул он, присаживаясь перед осколками, — что она беззащитна перед разрушением, — Протеус поднял стеклышко к носу и вскоре недовольно цокнул языком:

— Оборотное.

Драко следил за каждым движением Протеуса, но тот, словно специально, почти замер. Его губы венчала лукавая улыбка.

— И кто же скрывается под личиной мисс Грейнджер? — почти ласково протянул он, но в следующую секунду его рука сделала резкое движение вперед.

— Легилименс!

Пэнси коротко вскрикнула, ощущая, как в её голову грубо проникает чужая магия. Это было невыносимо больно, и девушка даже не думала о том, чтобы не позволять Протеусу увидеть всего. Её мысли занимало только отвратительное ощущение зуда в голове, но вместе с тем Пэнси видела, за какие мысли и воспоминания цепляется Нотт. Дом в горах, защитный купол, Теодор, Грейнджер… Черт возьми! Малфой и Теодор. Их разговор, просьба об оцеплении аврорами Гробового ущелья…

Когда Протеус наконец удовлетворил свое любопытство, он резко поднялся и снисходительно посмотрел на девушку, тут же схватившуюся за голову.

— Мой сын прислал мне невестку. Как трогательно! — хмыкнул он, а потом резко повернулся к Драко. Тот старался не подавать вида, надеясь, что о его участии в побеге Протеус так и не узнал.

— Это Пэнси? — удивление в голосе Малфоя было неподдельным.

— Не об этом вы с Тео договаривались, не так ли? — Нотт изогнул бровь, и прежде, чем Драко успел вскинуть палочку, прошептал:

— Экспеллиармус.

Палочка отлетела в сторону, но Драко остался на месте. Дергаться больше не было смысла. Теперь все зависело от решения Протеуса.

— Убьешь меня? — будто бы безразлично поинтересовался Драко, сжимая руки в кулаки.

— Зачем так жестоко? — Нотт сделал шаг к Малфою. В его глазах читался триумф. — Впереди Обряд, а для его свершения, мальчишка, ты должен хотя бы находиться в сознании.

— Куда делась твоя вежливость, Нотт?

— Туда же, куда и твои мозги, щенок! Ты хотел провернуть все в свою пользу… — он рассмеялся, но вдруг замер. — Подожди, — Протеус поморщился. — Ведь ты не мог не знать, что умрешь, если нарушишь клятву. Так для чего это?! — злоба в его голосе возрастала с каждым словом. — Я знал, что все Малфои трусы, но не настолько же, Мерлин всемогущий! Я устроил побег, собрал Пожирателей, нашел надежное укрытие и даже подготовил тебя для Великого Обряда, но ты все испортил! — Протеус приблизился к Малфою почти в плотную и прошипел:

— Весь мир лежал у тебя на ладони, а ты променял его на грязнокровку!

— Ты обманул меня, — Драко злобно прищурился.

— Бедный мальчик! — притворно пролебезил Нотт, а потом фыркнул. — Думаешь, ты был бы до сих пор жив, если бы я не позволил?

— Это не тебе решать, — оскалился Драко и бесстрашно шагнул ему навстречу.

— Ошибаешься, — хмыкнул он. — Я могу щелкнуть пальцами, и твоя кровь окрасит стены этой комнаты, а плотью будут питаться крысы! Всего один щелчок, Драко…

— Но ты не сделаешь этого, — язвительно заметил Малфой.

— Нет, не сделаю. Пока Обряд не закончен, от тебя есть польза. Понимаешь ли, — Протеус всплеснул руками, наконец отстранившись. Первые порывы гнева стихали. — Единственное, что есть в тебе выдающегося — чистая кровь. Ох, — он прыснул в кулак. — Прости, я забыл, что и это не зависит от тебя…

— Прекрати, — Драко сжал зубы, чувствуя острое желание напасть на Протеуса.

— Ничтожество всегда легко убедить во всевластии. Так вышло и с тобой, — Нотт пожал плечами и призвал палочку Драко. — Стоило только подсунуть вашей старухе-директрисе ложные видения будущего, и в её душе поселились сомнения. Признаюсь, — Протеус качнул головой и вскинул брови, — сначала я боялся, что мисс Грейнджер слишком умна и помешает нашим планам, но, как оказалось, эти опасения были напрасными. Я даже был немного разочарован, ведь она оказалась обычной женщиной, которой управляют эмоции. И в конце концов, как и гласило пророчество, с её помощью ты оказался в наших руках. Дальше — проще. Я дал тебе почувствовать себя королем мира, и ты поддался. Все было бы просто идеально, если бы не твои детские чувства к этой грязнокровной ведьме. Чем она тебя привлекла, Драко? Неужели ты думал, будто она способна принять тебя таким — жалким и безнадежным? Глупец! Какой же ты глупец…

— Если я получу Силу, то первым же уничтожу тебя!

— О нет, мой мальчик. Я собираюсь произнести заветное заклинание намного раньше. Ты ведь так и не понял, в чем заключается мой план, верно? Бросился спасать свою грязнокровку и совсем не подумал о том, почему я решил дать тебе возможность побыть «главным» какое-то время… — Протеус сложил руки, приготавливаясь к повествованию. — Это правда, что Силу способна разбудить только твоя кровь, но есть еще одна часть легенды, которую не знал никто, даже Темный Лорд. Я собирался позволить тебе получить энергию Силы, но не для того, чтобы быть потом безголосым приспешником — слишком уж неустойчива благосклонность повелителей, — Протеус на мгновение замолчал, вспомнив, как обошелся с ним Темный Лорд, но вскоре опомнился:

— После того, как волшебник обретает Силу, он становится бессмертным — но только не в следующие семь секунд после Обряда. В этот период тело умирает, приспосабливается к новой магии. И если успеть в последнюю — седьмую — секунду убить принимающего Силу, полученная магия перейдет в другие руки. Догадываешься, в чьи?

— Я не стану завершать Обряд.

Драко был подавлен, но больше — обозлен. Он не понимал, почему продолжал закрывать глаза на истину все это время. Обвинять было некого — ему не раз говорили о безрассудстве решения примкнуть к Пожирателям. Малфой прекрасно осознавал, что только он сам был виновен во всем, и причиной тому было его бесконечное бегство. Ведь он так долго убегал от самой сути, боясь даже повернуться к ней лицом! Бежал, пока не попал в тупик, и теперь оборачиваться было уже не страшно, а бессмысленно. Драко знал, что ждет его впереди, и успел смириться с этим. Он совершил много зла в своей жизни и никогда не верил в возмездие, но теперь понимал, что его расплатой была смерть. Однако умереть просто так он не мог. В секунду, когда Протеус закончил свою речь, он решил, что если уж смерть все равно неизбежна, то тогда пусть Нотт и остальные Пожиратели подавятся ею!

— Ты поклялся, что завершишь, — торжественно прошипел Нотт и поднял ладонь со шрамом. — Мы все поклялись, и от этой клятвы может освободить только смерть.

— Тебе никогда не получить Силу, — сквозь зубы проговорил Драко, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. Судя по довольному оскалу Нотта, выходило не слишком хорошо.

— Все, на что ты способен — бессмысленные угрозы. Весь мир отвернулся от тебя, как ты не понимаешь? Сделай уже в своей жизни хоть что-то полезное… Просто умри, когда придет время.

Малфой молчал, и Протеус, слегка разочаровавшись прекратившимся диалогом, глубоко вдохнул и выдохнул.

— Сопроводите мисс Паркинсон и мистера Малфоя в подземелья. Им нужно набраться сил перед смертью. И да, дорогая, — Протеус обратился к Пэнси, все еще сидящей на полу. Она едва держалась, чтобы не разрыдаться. — Не обещаю, что ты умрешь так же легко, как мистер Малфой.

***

Земля под ногами задрожала. Среди авроров, окруживших Гробовое ущелье, послышались тревожные переговоры, и каждый из присутствующих схватился за палочку. Её сердце гремело в ушах, и ничто больше не имело значения. Из скалистой вершины над ущельем вырвался столп болотного цвета и врезался в свинцовое небо. Какое-то время Гермиона не слышала ничего кроме своего неистово гремящего сердца, а потом воздух застонал от оглушительного взрыва. Обломки скалы разлетались в разные стороны, и вслед за ними устремилась тяжелая пыль взрыва, застилая глаза и перекрывая доступ к кислороду.

Она упала, но совсем не из-за того, что тяжелый воздух заставил её задохнуться в бессилии. Виски разрывало от пульсирующей боли, в груди зарождался вопль ужаса. Перстень обжег палец, и Гермиона, едва сумев разлепить глаза, заметила, как светящийся камень пересекает тонкая трещина. Отчаянный крик утонул в грохоте хаоса. В голове стучало лишь одно:

Ему было всего девятнадцать.

Гермиона резко вдохнула и села на кровати. Её окружала незнакомая обстановка, и девушка несколько секунд панически оглядывалась. Постепенно она начала вспоминать события прошедшего дня и ночи, но сконцентрироваться никак не получалось. Гермиона, все еще пребывая в подавленном настроении из-за сна, удивлялась сама себе: обычно ей не удавалось хорошо спать во времена сильных переживаний, но в этот раз все было по-другому. Девушка чувствовала себя отдохнувшей, однако в голове витал легкий туман, как будто она приняла какое-то снотворное перед тем, как задремать. Быть может, на неё успокаивающе подействовало присутствие Драко? Гермиона тут же оглянулась в поисках его, но, осознав, что в комнате она одна, тревожно нахмурилась. Отсутствие Малфоя и дурной сон соединились в скверные подозрения. Натянув на себя толстый свитер, Гермиона быстро обулась и поспешила в комнату с камином. Искренне надеясь найти Драко там, она резко открыла дверь. Теодор встретил её напуганным взглядом, и сердце тут же пропустило удар. Гермиона уже все понимала, но необходимость удостовериться в этом вынудила её тяжело сглотнуть.

— Где Драко? — выдавила она вместо утреннего приветствия.

— Он ушел рано утром, — Теодор был чрезвычайно бледен, его глаза отдавали нездоровой краснотой. — Решил не будить тебя.

— Что он задумал? — тут же рявкнула Гермиона, сжимая кулаки. — Я не могла не услышать, как он ушел. Вы применили ко мне какое-то заклинание? — понемногу мысли собирались в достаточно определенные догадки, но Гермиона отчаянно, почти до дрожи не хотела в них верить.

— Ты просто устала, — попытался возразить Теодор, хотя заранее понимал, что она не поверит ему и продолжит настаивать на своем. — Поэтому крепко заснула.

— Ну конечно, — нервно усмехнулась Гермиона. — Где он?

— Гермиона, просто послушай меня. Малфой просил, чтобы я позаботился о твоей безопасности, и я сделаю это, чего бы мне это ни стоило. Твои друзья… — Теодор сглотнул, чувствуя, что испытывает терпение возмущенной волшебницы. — Твои друзья уже ждут нас в безопасном месте. Пожиратели не должны найти тебя.

— А как же Драко?

— Прекрати! — не выдержав, закричал Теодор. — Мы все сейчас ходим по грани! Пэнси рискует своей жизнью, и Блейз тоже. Даже твои друзья — все они в опасности, пока у Пожирателей есть шанс поймать тебя. Весь мир рухнет, если они завершат обряд! — губы Нотта дрожали. — А тебя интересует лишь то, что Малфой не рядом? Я не думал, что ты можешь быть настолько… — он давился словами, потому что нервы разрывали душу изнутри. — Настолько бессердечной.

Гермиона пораженно отпрянула. Слова Теодора задели её, и на глаза навернулись непрошенные слезы. Как Нотт мог говорить о том, что она думает лишь о своих чувствах?

— Ты ничего не понимаешь, — хрипло прошептала она. — Все, что происходило и происходит теперь, имеет лишь одну причину: одиночество. Драко был один, и я не раз усомнилась в нем, прежде чем все пришло к такому исходу. Больше я не собираюсь бросать его наедине с самим собой, — следовал надрывистый вздох. — Ты даже не представляешь, каких чудовищ можно найти, если заглянуть в глубину своего сердца. Чем безнадежнее положение, тем больше мы хотим отыскать в себе что-то стоящее, но если долго копаться в себе, эти чудовища могут свести с ума, и тогда пути назад уже не будет… — Гермиона отрицательно качнула головой и сложила руки на груди. — Так что я больше не собираюсь бросать Драко наедине с его внутренними чудовищами. Только не в конце. Если я смогла стать причиной его падения, то смогу и спасти. И не смей обвинять меня в малодушии!

Теодор подавленно молчал, хотя все еще не мог принять позиции Гермионы. Ему казалось, что весь свет вдруг сошелся клином на Драко Малфое. Но все должно было закончиться с его смертью, и задачей Теодора было позволить этому случиться. Пэнси отправилась на Гриммо несколько минут назад, и стоило немедленно отправляться туда, где их ждал Блейз.

— Драко закончит с Пожирателями и присоединится к нам, — Теодор поднял со стола мешок и принялся закладывать в него оставшиеся ингредиенты. — Нужно уходить как можно скорее.

— Гермиона, — голос миссис Малфой прервал рвущийся протест. — Теодор прав, мы должны поторопиться.

— И вы тоже? — Гермиона распахнула глаза, неверяще смотря на Нарциссу. — Неужели не ясно, что Драко там погибнет?! Как же вы можете допустить…

— Мисс Грейнджер, — строго прервала её женщина и поджала губы. — Я его мать и переживаю не меньше. Ясно лишь одно: лучшее, что я теперь могу сделать для Драко — это не позволить вам попасться Пожирателям.

— Он все решил за меня, — процедила Гермиона, с ужасом понимая, что она не найдет поддержки у Нарциссы.

— Только чтобы спасти! — возразила та. Было заметно, что ей невыносимо больно говорить о сыне. — Так не пускайте его старания прахом! Пусть во всех страданиях, что мы перенесли, будет смысл!

— Но должен же… — Гермиона схватилась за голову и принялась нарезать круги по комнате. — Должен же быть еще какой-то выход!

— Если бы только он был… — прошелестела Нарцисса. — Мы должны идти. Каждая секунда на счету, идем же! Теодор, — миссис Малфой приблизилась к камину и требовательно взглянула на Нотта. Тот пребывал в некоторой растерянности: Гермиона все еще не собиралась сдаваться.

— Гермиона, — снова требовательно позвал он и шагнул к ней. — Не заставляй меня применять крайние меры.

— Это угроза? — девушка ловко выхватила палочку и направила её на Теодора.

— О, Мерлин! — тот закатил глаза, тревожно оглянувшись на Нарциссу. — Давай устроим дуэль, когда окажемся в более безопасном месте!

— Скажи мне, где Драко!

— Прекратите! — вспылила Нарцисса, но, кажется, её никто не услышал.

— Ты не оставляешь мне выбора, — Теодор достал палочку и уже приготовился произнести заклинание, но вдруг воздух потряс звук взрыва. Дверь дома распахнулась и, с неистовой силой ударившись о стену, рухнула на пол. В комнату ворвался снежный вихрь, на несколько секунд ослепив всех присутствующих.

— Быстро к камину! — закричал Теодор, усиленно пытаясь вспомнить слова, открывающие портал. Рядом слышался обеспокоенный лепет миссис Малфой, но в голове Нотта была лишь одна мысль: нужно убираться. Немедленно. — Гермиона!

Она застыла на месте, взгляд был устремлен в открытый дверной проем. Ослепительное полотно снега делало небо и землю почти неразличимыми, и в этом белоснежном хаосе не было ни намека на чье-то присутствие.

— Гермиона! — голос, донесшийся издалека, звучал гораздо громче, чем голос Теодора, уже пытающегося тащить её за собой. Чары взбунтовались, и Нотт быстро отдернул руку.

— Это он! — крикнула Гермиона, на секунду повернувшись к миссис Малфой. — Драко!

Ослепленная своей радостью, она кинулась к двери и застыла на пороге, усиленно всматриваясь в одинокую фигуру, стремительно приближающуюся к дому.

— Гермиона! — снова донеслось до слуха, и она, отбросив все сомнения, бросилась навстречу.

Драко выглядел взвинченным и разозленным, но, едва увидев её, нервно улыбнулся и порывисто коснулся её волос пальцами. Цепкий взгляд задержался на лице Гермионы совсем ненадолго. Малфой был слишком обеспокоен чем-то.

— Нет времени, — задыхаясь, произнес он и последовал в дом. Гермиона нахмурилась, но все же поспешила за ним. На сердце стало спокойнее, ведь они были вместе. Никакая опасность не казалась больше смертельной, и поэтому она поспешно убрала палочку.

— Твой отец обо всем узнал! — рявкнул Драко, едва войдя в дом. — И почему пошел не ты, а Пэнси? Она же неспособна противостоять легилименции! Они узнали все! Забудьте про прежний план! Нам срочно нужно найти новое укрытие…

Теодор застыл с вытянутой палочкой в руках. От усталости и переизбытка эмоций кружилась голова, а безумное метание мыслей вызывало тошноту. Он смотрел то на Драко, то на Гермиону, и не понимал, что ему делать дальше. Первой отреагировала Нарцисса:

— Мэнор, — поспешно выдохнула она. — Если воспользоваться магией второго пространства, никто не сможет нас найти.

— Разве Люциус… — Драко зажмурился и резко вдохнул. — Разве отец не был последним хранителем?

— Ты забыл? — миссис Малфой нахмурилась. — Он передал мне право открывать пространство перед тем, как отправиться в Азкабан.

— Конечно, — Драко быстро закивал. — Это хорошая идея. Я разрушил защитный купол, так что мы можем трансгрессировать. Грейнджер, — он нетерпеливо схватил её за руку.

Гермиона была так напугана и растеряна, что почти не успевала осмыслять быстрое развитие событий. Легкий укол в сердце заставил её собраться и сконцентрироваться на происходящем. Она резко посмотрела на Драко и поймала его лукавый взгляд.

— Ты готова, милая?

Новая волна боли прошлась по телу, заставив её слегка согнуться.

— Что с тобой? — голос звучал скорее насмешливо, чем обеспокоенно, и Гермиона посмотрела на Теодора, покачав головой:

— Это не он, — одними губами проговорила она. Взгляд Теодора остекленел. Почувствовав жжение в ладони, Гермиона отдернулась и уже собралась бежать, но её остановила палочка Драко.

— Не так быстро, мисс Грейнджер! — голос Драко звучал чересчур хрипло и злобно.

— Опусти палочку! — Теодор направил свое оружие на человека в облике Малфоя, но тот даже не пошевелился.

— Тео, — разочаровано протянул тот. — Ты так и не научился угрожать. Это все моя вина, — незнакомец медленно повернул голову и криво улыбнулся. — Мне не стоило так долго задерживаться в Азкабане.

— Отец… — прошипел Теодор.

— Да, — Протеус мотнул головой и зажмурился. Бледная кожа тут же начала сереть, пока не приобрела грязный и болезненный оттенок. Глаза сузились и налились чернотой, под ними залегли едва заметные морщинки. Вытянувшееся в росте тело начало раздаваться в фигуре, но последними изменились волосы, превратившись из светлых в темные и всклоченные. — О, Тео, ты заставил меня поволноваться! Но раскусить ваши детские планы оказалось так просто…

— Опусти палочку, — снова процедил Теодор, не обращая внимания на сказанные слова.

— Опусти, иначе я убью тебя.

— Вот это уже больше похоже на моего сына! — хмыкнул Нотт. — Знаешь, порой твоя мягкотелость заставляла меня задумываться о том, действительно ли ты мой ребенок. В конце концов, кто знает, чем занималась твоя мать, пока я прислуживал Темному Лорду?

— Не смей!

— Но она мертва, и мы уже никогда об этом не узнаем…

— Ступе…

— Протего, — лениво отразил Протеус и тут же сделал еще один взмах палочкой:

— Экспеллиармус! Это выглядело жалко. А теперь оглянись, мой дорогой.

Теодор резко развернулся. На него с ехидной улыбкой смотрели трое Пожирателей. Один из них держал на прицеле миссис Малфой. Обречение, захлестнувшее Теодора с головой, почти лишило его возможности мыслить. Он подарил отцу взгляд, полный ненависти, а потом опустил руки и выпрямился. Этот бой был проигран окончательно и бесповоротно.

— Рад, что мы поняли друг друга. А теперь мы отправимся в малфой-Мэнор, и миссис Малфой откроет второе пространство. Очень жаль, что нам придется покинуть насиженное место, но благодаря твоим стараниям, Тео, прямо в эту секунду в особняк Паркинсонов пытаются проникнуть авроры.

— Я не сделаю этого, — резко выдохнула Нарцисса и вскинула подбородок.

— О, конечно сделаете, дорогая, — хмыкнул Протеус. — Империо!

Фигура миссис Малфой неестественно выпрямилась, и Гермиона обреченно вскрикнула, все еще не сдвигаясь с места. Сердце оглушительно билось в груди, хотелось бежать из этого дома со всех ног. Медленно сглотнув, она попыталась бесстрашно посмотреть на Протеуса, но в её глазах, к его бесконечному удовольствию, плескался нескрываемый ужас.

***

Драко мрачно осматривал свою комнату, ведь он уже не надеялся побывать дома перед смертью. Протеус перенес его и остальных пленников, к которым относились также Пэнси и Блейз Забини, пойманный Пожирателями некоторое время назад, в Малфой-мэнор. Было открыто второе пространство, а это значило, что Нотт поймал его мать, поскольку только у неё была возможность провести ритуал. Защитное пространство мэнора было более, чем надежным — никто не смог бы найти их, даже если бы здание обыскали сотню раз или взорвали. Даже если бы авроры заявились в Уилтшир, они не смогли бы обнаружить и намека на присутствие Пожирателей. Оставалось лишь надеяться на то, что кто-то разрушит чары, сломав алтарь второго пространства. Но Драко понимал, что тот наверняка хорошо охраняется, а потому шансы были ничтожно малы. Без палочки он не мог практически ничего, и это томительное бездействие выводило его из себя. На улице становилось темно, и чем больше чернота заползала в комнату, тем громче стучало сердце Малфоя. Он смотрел на шрам, рассекающий ладонь, и с ужасом понимал, что Протеус победил. Клятва была дана.

Наконец, устав бесконечно ходить по комнате, Драко опустился на постель и уронил голову на руки. Он не знал, что ему делать, не знал, поймали ли Пожиратели Грейнджер, и от этого раздражался еще больше. Малфой пытался придумать план, но каждая попытка выстроить более-менее реалистичную тактику оканчивалась провалом. Внезапно он поднял голову и нахмурился.

— Линк, — шепотом произнес он. Сбоку раздался знакомый хлопок.

— Господин? — тихий голос звучал неуверенно и даже боязливо. — Мистер Нотт запретил всем домовым эльфам появляться в вашей комнате. Он угрожал нам смертью.

— Почему же ты не послушался его? — Драко хмыкнул и смерил эльфа печальным взглядом.

— О, мистер Нотт не мой господин. И если Линк может быть полезен хозяину, то сделает все, что тот пожелает. Линк не станет страшиться смерти!

— Спасибо, — Драко удивленно улыбнулся. Кажется, он впервые испытывал такие теплые чувства по отношению к домовику. Это крошечное существо оставалось рядом даже теперь, когда почти весь мир был против. У домовика не было ничего кроме чувства привязанности и долга, но этого хватало для питания исполинской храбрости. Драко вдруг подумал, что не в каждом волшебнике — даже чистокровном — можно найти столько отваги и непоколебимости.

— Чем я могу вам помочь?

— Приведи ко мне столько эльфов, сколько отважатся сюда прийти. Они тоже, — Драко сглотнул, ощущая смятение от этого прямого и проницательного взгляда. — Тоже не должны бояться умереть.

Домовик задумчиво поднял глаза к потолку, кивнул и тут же испарился. Драко напряженно выдохнул и поднялся на ноги. Внезапно пришедшая идея, хоть и полубезумная, немного приободрила его. Он быстро дошел до шкафа с вещами и почти не глядя достал несколько галстуков, найденный на скорую руку шарф и две пары перчаток. Поместье обслуживали около двадцати эльфов, и Малфой почему-то был уверен, что половина из них абсолютно точно откликнется на зов.

Когда все приготовления были закончены, Драко облизал пересохшие губы и снова начал выхаживать по комнате. К лицу прилила кровь, и из-за этого стало слегка душно. Скинув пиджак и расстегнув несколько пуговиц на рубашке, Малфой подошел к зеркалу. Оно отобразило его в привычном сине-зеленом, практически мертвом свете, но Драко почувствовал лишь ностальгию. Совсем недавно он так же стоял перед зеркальной гладью в ожидании Грейнджер. Вечер накануне благотворительного приема был безумно суматошный: миссис Малфой порхала по особняку и не успевала отдавать приказы, а Драко, хотя уже очень давно охладевший к светским мероприятиям, готовился как никогда тщательно. За пару минут до выхода он оценивал свой внешний вид на «идеально», и это была правда. Плохо скрытое восхищение, мелькнувшее во взгляде Гермионы, Малфой не спутал бы ни с чем. И вот теперь, смотря в это большое зеркало, он ощущал, что не хватает чего-то очень важного. Но дело было совсем не в измятой одежде, не во взлохмаченных волосах и не в залегших под глазами темных кругах. Не хватало Грейнджер рядом.

Едва подумав о том, как бы он хотел, чтобы Гермиона стояла здесь с ним, Драко испугался и отшатнулся. Нет. Сейчас он, пожалуй, отдал бы все, чтобы Грейнджер не было не только рядом, но и в пределах особняка. Отчаянно не хотелось думать, что её поймали, но Малфой понимал, что тешить себя иллюзиями бессмысленно и опасно. Взгляд снова опустился на шрам. Стиснув зубы, Драко провел по нему пальцами и сжал ладонь в кулак. Верно. Даже если в особняк удастся проникнуть аврорам — все это бессмысленно, если обряд все же свершится. Необходимо было придумать, как избежать исполнения клятвы, но в голову не приходила ни одна стоящая мысль.

— Она не умрет, — процедил сквозь зубы Драко, глядя в свои глаза. Он словно угрожал невидимому врагу, и на секунду показалось, что отражение преобразило искривленные губы в мерзкую улыбку. — Ты её не убьёшь, ничтожество! — закричал он и ударил кулаком в стекло. Боль слегка отрезвила, и отражение перестало казаться враждебным. Конечно. Это был всего лишь он, всего лишь Драко Малфой. Даже клятва не была способна сподвигнуть его на преступление против Гермионы и собственного сердца! Но чем больше он повторял это про себя, тем меньше верил. Драко был достаточно образован, чтобы знать, какие силы питают клятвы на крови.

«Я не стану завершать Обряд» — звучали в голове его собственные слова, сказанные Протеусу. Драко зажмурился.

«Ты поклялся, что завершишь», — вторил голос Нотта, – «…от этой клятвы может освободить только смерть».

Малфой резко открыл глаза. Отражение, секунду назад будто бы гадко улыбающееся ему, теперь выглядело сильно напуганным, и Драко испытал чувство, сходное с мстительным удовлетворением. Чудовище, таящееся внутри него в ожидании часа высвобождения, испугалось. Хотелось громко рассмеяться, но Драко задумчиво молчал. В памяти вдруг возродился один из дождливых летних дней в Уилтшире, когда все вокруг дышало серостью и тоской. Малфой помнил, что те дни были для него особенно невыносимы, потому что он помогал отцу с сортировкой документов. Среди бесчисленных листов с записанными на них крупными суммами вдруг обнаружился сложенный вчетверо пергамент. Драко увидел его прежде, чем отец, и потому развернул.

«Не заставляй меня сомневаться в тебе, Люциус. Вся твоя семья будет расплачиваться, если ты совершишь еще одну ошибку»

Когда Драко показал пергамент отцу, тот побледнел и опустился в кресло. Люциус долго смотрел на выведенные кривым почерком буквы, словно что-то вспоминая, а потом сложил бумагу и убрал в ящик стола.

«Может прийти день, Драко», — сказал он тогда, — «когда я не смогу защитить тебя и твою мать. Это будет величайшим позором…», — следовала долгая пауза. Отец обошел стол и положил ладонь на боковую панель. Убедившись, что Драко следит за ним, он легким движением сдвинул её в сторону, и из стола медленно выехал потайной ящик.

«Я вряд ли умру от старости. И если это произойдет намного раньше, ты должен пообещать мне, что не заставишь мучиться свою мать и себя. Я завязан в очень, очень темных делах. Они и рядом не стояли с теми финансовыми махинациями, о которых ты и так знаешь. Для меня смерть будет означать проигрыш, но для вас…» — Люциус достал из ящика шкатулку из черного дерева и открыл её. На бархатном дне в ряд лежали три изящных флакона с темно-зеленой жидкостью. Драко помнил, какое дурное предчувствие его посетило при взгляде на содержимое шкатулки.

«Придет время, когда это будет единственным выходом. Здесь три порции «мгновенной смерти». Я надеюсь, что тебе не придется открывать эту шкатулку, но не позволяй себе забыть о ней. Иногда смерть способна избавить от страданий…»

Малфой понял смысл сказанных отцом слов намного позже. Когда его предплечье заклеймила черная метка, они наконец приобрели смысл. Всякий раз, когда Волан-де-Морт подолгу задерживал взгляд на нем, Нарциссе или Люциусе, Драко вспоминал про потайной ящик и чувствовал… Облегчение. Слишком рано юный Малфой осознал ценность смерти.

Однако до сих пор Драко мучил лишь один вопрос: почему Люциус не избавился от пергамента с угрозой? Теперь, глядя на себя в зеркало, он понимал: отец хранил пергамент для того, чтобы никогда не забывать, чего могут стоить ошибки.

— Господин, — тоненький голос Линка вырвал Малфоя из тяжелых размышлений. Драко шумно вдохнул и повернулся, надеясь увидеть хотя бы десяток эльфов, но тут же застыл. Линк переводил виноватый взгляд с пола на единственную дряхлую эльфийку, стоящую рядом с ним.

— Это все? — Малфой старался сохранить невозмутимое выражение лица, но его голос выдал глубокую подавленность.

— Остальные эльфы побоялись идти против приказа мистера Нотта, — неловко оправдался Линк, будто это он предал своего хозяина. — Но Тиф… — он оглянулся на эльфийку и ободряюще кивнул ей. — Тиф вызвалась на помощь господину.

— Тиф настолько стара, что видела рождение отца вашего прадеда, хозяин, — скрипуче проговорила она, сжимая в руках нелепую наволочку, в которую была облачена. — Тиф ни за что не предаст юного господина, если он нуждается в помощи.

— Спасибо, — Драко кивнул. Надежды понемногу покидали его, но бездействие было еще хуже. Взяв в руки приготовленные вещи, Драко подошел к эльфам и опустился на корточки. — Я освобождаю вас, — и, предвосхищая вопли ужаса, продолжил:

— Вы должны попытаться разрушить алтарь, поддерживающий магию второго пространства.

— Но ведь это означает, что мы должны нанести урон родовой магии! — возразила Тиф, все еще не принимая элемент одежды. — Домовик не имеет права вредить дому своих хозяев!

— Именно поэтому я освобождаю вас, — поспешно объяснил Драко. — В этих стенах произойдут ужасные вещи, если вы не разрушите алтарь!

— Я понял, хозяин, — Линк, казалось, держался более прогрессивных взглядов, а потому быстро принял протянутый ему галстук. — И сделаю все, чтобы выполнить ваш приказ. Тиф! — зашипел он, и эльфийка, смешно поморщившись, тоже приняла одежду.

— Мисс Грейнджер здесь? — Драко боялся услышать ответ на этот вопрос.

— Я не видел её лично, но эльфы говорят, что мистер Нотт привел её вместе с миссис Малфой.

— Слушай внимательно, — перебил его Малфой. — Если… Нет. Когда вы разрушите алтарь, одному из вас будет необходимо найти Гарри Поттера и сообщить ему, где находится мисс Грейнджер. В доме на Гриммо определенно есть хотя бы один домовик. В любом случае, через него вы сможете связаться с Поттером. Запомните: каждая секунда на счету.

— Хорошо, хозяин, мы все поняли, — Линк ответственно кивнул.

— И еще одно, — тяжело продолжил Драко. — Я хочу, чтобы ты принес из кабинета моего отца шкатулку, спрятанную в секретном ящике с правой стороны стола. Справишься?

Вместо ответа домовик кивнул и испарился вместе с Тиф. Драко выпрямился и, немного подумав, бросился к письменному столу. Достав пергамент и перо, он написал всего несколько строчек и сложил готовое письмо пополам. Прошло несколько минут, и в комнате появился Линк с заветной шкатулкой в руках.

— Вот, — эльф протянул её Драко, а взамен получил сложенный в несколько раз пергамент. — Что это?

— Отнеси мисс Грейнджер.

— Это все?

— Да… — Малфой тихо выдохнул. — Будьте осторожны. Наверняка алтарь хорошо охраняют.

Эльф снова кивнул, и, бросив на Драко прощальный взгляд, исчез. Малфой тут же почувствовал острую тоску и одиночество, но быстро опомнился. Распахнув шкатулку, он достал один из флаконов и откупорил его. До обоняния донесся тонкий цветочный запах. Драко хмыкнул и отсалютовал флаконом своему отражению в зеркале. Страха не было.

Закрыв глаза и последний раз сделав глубокий вдох, Малфой посмотрел на перстень, а потом опрокинул в себя все содержимое.

***

Гермиона не могла сидеть на месте, потому что жар гнева и паники терзал её тело. Она металась по комнате леди Элафии точно обезумевшая. Когда Протеус спросил, где в доме находится самое защищенное место, Нарцисса, находящаяся под «Империусом», не смогла соврать и сообщила о третьем этаже. До дверей в комнату Гермиону проводили две Пожирательницы с выставленными вперед волшебными палочками. Пытаться убежать было глупо и опасно. Когда двери закрылись и щелкнул замок, Гермиона не выдержала и громко закричала от досады.

С момента заключения прошел лишь час, а она уже не могла находиться в этих стенах. Время неумолимо приближалось к ночи, и страх постепенно нарастал. Попытки придумать план побега были ничтожными — из-за нервов почти не удавалось трезво мыслить, и поэтому в конце концов она рухнула на кровать и разрыдалась. Гермиона презирала себя за все, что сделала, и эти эмоции невозможно было изжить ни слезами, ни порывами истерики. Когда кожу щек стянуло, а дыхание наконец выровнялось, она поднялась и принялась снова ходить по комнате. Нужно было только хорошенько поразмыслить. Верно!

Гермиона подергала окна — они оказались наглухо закрыты. Проверив подковрами, стульями и диванами, девушка так и не нашла хотя бы намека на тайный ход. За картинами и тяжелыми занавесками не скрывались магические порталы. Она даже попыталась сдвинуть канделябры на стенах в надежде на то, что они окажутся рычагами. Все было напрасно. Отчаявшись, девушка заглянула под кровать и уже хотела разочарованно отпрянуть, как вдруг заметила небольшую коробку, задвинутую так глубоко, что её едва можно было заметить. Кашляя от пыли, забивающейся в нос, Гермиона подползла к находке и вытянула её из-под кровати. Чихнув и раздраженно отряхнувшись от пыли, девушка поспешила схватиться за крышку. Внутри, облаченный в красивую кожаную обложку и перевязанный атласной лентой, покоился тонкий дневник. Сердце радостно замерло. Гермиона уже знала, кому принадлежат записи, а потому, увидев имя Элафии на самой первой странице, самодовольно хмыкнула. Пропустив уже известные ей факты из жизни леди Малфой, Гермиона принялась читать.

» 23 апреля 1791

… даже пролистав сотню книг, я так и не смогла найти ответ на то, какая магия лежит в основе связывающих чар. Удалось лишь узнать, что количество таких артефактов ограничено, и даже не все древние чистокровные семьи обладают ими. Я обращалась к различным владельцам колец, и некоторые из них утверждали, что история магии артефактов уходит во время Древнего царства. Таким образом, нельзя исключать влияния заклинаний из египетской Книги мертвых. В манускриптах, посвященных заупокойному культу, я нашла весьма краткие указания на особые украшения, в которые облачали близких при жизни людей для того, чтобы их связь перешла в загробный мир. Можно ли говорить о кольцах как об особых проводниках, соединяющих души людей? Информации так мало, что я едва ли могу делать окончательные выводы. Вместо того, чтобы помогать мне найти выход, Септимус злится на Роузера и придумывает различные козни, чтобы досадить ему и мне…»

«30 апреля 1791

… теперь мне ясно, что первоначально кольца существовали для посмертной связи супругов. Однако это не объясняет того, что существующие артефакты действуют при жизни, а также влияют на тела и души носящих. Видимо, течение истории каким-то образом изменяло кольца, и теперь остается лишь узнать, кто извлек артефакты из гробниц Древнего Царства. Сокровища, захороненные вместе с мумиями определенно могли привлечь магглов. Я думаю, что гробницы были разграблены Римом во времена великих завоеваний. Хотя я все еще непомерно далека от разгадки, стоит продолжать поиски. Септимус, кажется, тоже хочет найти выход, но своими догадками делиться не желает. Может быть оттого, что их попросту нет…»

«3 мая 1791

… в песнях сирен Древней Греции осталось упоминание о сверкающих украшениях, которые принесли римские завоеватели на территорию вместе со смертельной силой, которая была в них заключена. Кольца, извлеченные из гробниц, предназначались лишь для мертвых, а это значит, что они способны были убить любого, кто наденет их. Украшения были проклятыми, так как им удалось лишиться той самой «смертельной силы»? Я долго рассматривала карту Древней Греции и изучала список артефактов, принадлежащих ей, но мне так и не удалось проследить дальнейшую историю колец…»

« 14 мая 1791

… удивительно, что поток случайных слов порой выводит нас к истине. Или же наш разум так чуток только во времена разгадки сложных задач? Тем не менее, простой разговор за завтраком открыл мне глаза. Мистер Малфой был недоволен (как будто он вообще когда-то бывает доволен!) плохо приготовленным мясом. «Этому куску говядины будет достаточно одной капли живой воды, и он тут же начнет бегать!», — он сказал это почти не думая, но упоминание живой воды открыло путь к новым догадкам. Я спросила о том, сколько всего живых источников осталось в Волшебном мире, и Септимус с самодовольным видом, будто бы он Мерлин всемогущий, назвал известную мне цифру. Его отец, хоть и был чрезвычайно увлечен надменным изучением мяса в тарелке, заметил, что помимо существующих двух был еще и третий источник — в Греции. Септимус и я пребывали в одинаковом недоумении, но мистер Малфой пояснил, что источник был осушен в незапамятные времена, а потому вовсе исчез со всех волшебных карт. Как мог быть иссушен источник живой воды, было не вполне ясно, но отец моего мужа сказал что-то про влияние темной магии, которая поглотила волшебные свойства воды.

Я почти не сомневаюсь, что причиной исчезновения источника стало помещение в него артефактов Древнего Египта. Волшебники, сделавшие это, вероятно, надеялись вытеснить смертельную магию из артефактов, и — хоть и слишком дорогой ценой — им это удалось…»

«23 мая 1791

У магглов есть миф о всемогущем властителе, который имел в подчинении огромные земли, миллионы рабов, сверкающие дворцы и прекраснейших наложниц. Однако ему было недоступно лишь одно: сердце юной красавицы, взятой им в плен. Кажется, девушка уже имела возлюбленного, а потому не желала отвечать на ухаживания властителя. Тогда он, обуреваемый гневом, обратился к запертому в его темнице колдуну. Взамен на свободу тот отдал ему волшебные кольца, которые могли связать двух людей и заставить их желать друг друга. После того, как властитель получил кольца и надел одно из них на палец своей возлюбленной, колдун прошептал заклинание. Со временем девушка перестала отвергать властителя, и в ту ночь, когда она сдалась окончательно, чары распались и убили обоих.

Из этой истории магглы делали свои выводы, а я сделаю свои. Если это были те кольца, которыми сейчас владеет половина чистокровных семей магической Британии, то почему они подействовали на простых магглов? Я могу объяснить это лишь тем, что в древние времена волшебники и магглы были одинаково восприимчивы к магии. Различие состояло лишь в том, что одни могли творить магию без посредников, а другие — нет. В таком случае можно говорить о том, что после извлечения из живого источника кольца были снова преобразованы, и связь начала вызывать уже известное влечение и некоторое единство душ. Смерть возлюбленных можно объяснить лишь отсутствием между ними супружеских уз, но был ли брак условием соединения в то время? Это неизвестно…

Кажется, Септимус в своих размышлениях идет вслед за моими догадками, но он не спешит делиться ими. Что ж! Его самоуверенность сыграет с ним плохую шутку, потому что вряд ли этот скряга догадается обратиться к маггловскому наследию.

Недавно мы крупно повздорили. Ему было совсем необязательно говорить, что он побывал в постели почти каждой великосветской дряни!»

«25 мая 1791

… часы били полночь много времени назад, но я до сих пор не могу уснуть. Поведение Септимуса все больше раздражает и волнует меня. Теперь у меня нет возможности общаться с Роузером. Бедный! Он был моей последней отдушиной, моим последним другом, но Септимус отобрал его так же, как и мою свободу. Ужаснее всего, что я совсем не чувствую печали — только злость на мужа и желание отомстить ему.

Чтобы отвлечься, я перечитывала «Историю магических обрядов и символов». Я думала, что кольца преобразовывались ради магии связи, но кое-что привлекло моё внимание и заставило задуматься.

Известно, что ни одна из попыток магов достичь бессмертия до сих пор не увенчалась успехом, но среди записей я заметила описания обряда «бессмертия двух». В условиях говорится о единстве плоти, единстве чистоты и единстве чувства, а также объединяющей их основе из союза жизни и смерти. Сам обряд содержит пять элементов, но мне известны четыре из них: три единства и одна основа. Неизвестно лишь последнее единство. Выводы, к которым меня привели неустанные размышления, воистину удивительны. Что, если кольца на самом деле создавались не для того, чтобы связать двух людей, а для обряда «бессмертия двух»? Если разобраться, это вовсе не безосновательно. В основе артефактов — смешение заклинаний из Книги мертвых и силы живой воды, как союз жизни и смерти. Связь вызывает физическое влечение — отсюда единство плоти. Любовь, возникающая вслед за страстью, образует единство чувства. Единство чистоты я осторожно трактую как чистоту крови. И это уже четыре из пяти элементов «бессмертия двух». Вопрос лишь в том, каков последний элемент и каким образом кольца даруют бессмертие, если действие чар продолжается лишь на протяжении трех месяцев?»

Гермиона поджала губы и отложила дневник в сторону. Она сразу заметила несколько ошибочных мыслей в рассуждениях Элафии. Гриффиндорка обладала куда более обширным запасом знаний в силу того, что жила намного позже упомянутой леди, и это позволило ей сразу же понять, что под «чистотой» следует понимать не чистокровность, а непричастность человека к убийству. Таким образом, обрести бессмертие могли лишь люди, чьи руки не были испачканы кровью. Насчет единства чувства и единства плоти Гермиона была почти согласна с леди Элафией, но последнее вызывало сомнения. Вряд ли единство плоти сводилось к одному лишь физическому желанию, если разговор шел о чарах бессмертия.»

«1 июня 1791

… Септимус умирает. Какое-то родовое проклятье превращает его кровь в яд с каждым часом все стремительнее. Я делаю все, что возможно, но и сама уже совсем без сил. Лекарь запретил мне отдавать свою кровь и дальше — он говорит, что я могу умереть. Но ведь это не важно… Мне остается только сидеть около постели мужа сутками. Нет чувства ужаснее, чем чувство вины за ту холодность, что я проявляла к нему все это время. Последние дни он постоянно в бреду, а семейный лекарь перестал посещать нас. Он сказал, что надежды уже нет. Я не верю.

Септимус стонет от невыносимой боли почти постоянно, но бывают моменты — всего несколько секунд между долгими часами — когда агония отступает и он снова обретает возможность мыслить. Тогда он сильнее сжимает мою руку и твердит, что любит меня.

… любит!

А у меня нет сил — нет смелости — ответить ему.»

— Мисс Гермиона, — раздался слабенький голосок рядом, и девушка вздрогнула. — О, простите! Линк не должен был появляться так неожиданно!

— Все в порядке, — Гермиона поспешно оборвала стенания домовика. — Что ты здесь делаешь? Если кто-то узнает…

— Господин освободил Линка, — прошептал домовик. — Я должен передать мисс Грейнджер письмо, — продолжал заговорческим голосом он. — Молодой господин очень тоскует! — домовик протянул ей письмо и, прижав уши к голове, оглянулся по сторонам.

— Линк, — Гермиона, еще полная мыслей о «бессмертии двух», отложила письмо. — Ты давно служишь Малфоям? Знаешь, что случилось с Септимусом и Элафией? Кажется, прадед Драко был очень болен…

— Да, мисс! Линк служит Малфоям уже две сотни лет, Линк видел, что происходило с господином Септимусом!

— Так что же? — Гермиона нетерпеливо поджала губы.

— На господина пало фамильное проклятье, его кровь превращалась в яд. Лекари были бессильны, и даже самые сильные зелья не помогали заглушить боль. Только чистая кровь… — домовик понизил голос. — Леди Элафия отдала так много своей крови! Но это не помогало. Превращение продолжалось, и никто не мог ничего сделать…

— Но как он выжил?

— О, это неизвестно, мисс! — домовик расширил глаза и снова огляделся. — Господин Септимус говорил, что его спасла любовь!

— Что это значит? — прошипела Гермиона, замечая, что домовик пятится и собирается исчезнуть.

— Простите, мисс Гермиона! Мне уже пора уходить! Сюда кто-то идет!

— Постой же… — Гермиона махнула рукой, но домовик исчез. Дверь тихо открылась, сквозь щель просочился чей-то внимательный взгляд. На черты незнакомки упал свет, и Гермиона узнала в ней мать Астории Гринграсс. Лицо женщины разрезала язвительная улыбка. «Проверка» длилась недолго. Даже если наблюдательница и слышала какие-то странные звуки, то не придала им особого значения. Дверь тихо закрылась.

Гермиона рассеянно перевела взгляд с последней страницы дневника леди Элафии на письмо, но все еще не могла понять, для чего же в итоге создавались чары. Если бы целью было создание «бессмертия двух», то такие условия, как, например, физическое влечение и ограничение прикосновений не были нужны совсем. Противоречия сталкивались в голове, и Гермиона еще раз перечитала последние записи.

— Единство чистоты, единство чувства, единство плоти… — Гермиона поджала губы. — Плоть… Плоть и кровь. Кровь! — она вскочила на ноги. Постепенно в голову проникало понимание. — Она отдала ему свою кровь… Единство плоти не связано с физическим влечением! Так и есть… — девушка принялась нарезать круги около кровати, остервенело закусывая губы. — Ни один из них не убивал, они были связаны одним чувством… Вот откуда единство чистоты и единство чувства! Мерлин всемогущий… — она пораженно прикрыла рот рукой. — Тот, кто создавал кольца как артефакты связи, не подозревал, что на самом деле творит чары «бессмертия двух»! Кольцо соединяет в себе подходящую основу и четыре единства… — снова повторила Гермиона. — Но какое же самое последнее?

Очередная мысль оборвалась из-за сильной боли, скрутившей её тело. Из кольца вырвался луч яркого, почти ослепительного света, и Гермиона заметила, как по камню расползается едва заметная трещина. Из-за боли она не смогла собраться с мыслями сразу, но спазмы утихли так же быстро, как и появились, и Гермиона с трудом перебралась на кровать, где все еще лежали письмо и дневник. Внезапно вспомнился утренний сон, и она застыла.

Взрыв

Её вопль

Поврежденный камень

… его смерть?

Гермиона издала неопределенный всхлип, схватила принесенное Линком письмо и развернула его, слегка порвав бумагу.

«Грейнджер, проживи хорошую жизнь. Я сделал для этого все, что от меня зависело.

Только вспоминай хоть иногда, что я все же решился на эту странную фразу…

Я люблю тебя.»

Комментарий к 28. Странная фраза

ВОТ И КОНЕЦ

двадцать восьмой главы)

Прежде всего хочу попросить прощения за долгое отсутствие, но последние два месяца учеба насиловала меня так, что даже рейтингом NC21 наши отношения описать было сложно. Но теперь все хорошо, сегодня я получила последний автомат, выстраданный потом и кровью. Постепенно возвращаюсь к систематически каждодневному писательству.

Небольшая история этой главы

Сразу скажу, что это вообще не то, что я изначально планировала писать. С момента, где Пэнси отправляется на Гриммо, я все переделала. Просто я перечитывала набросок, висящий у меня все эти два месяца, и меня не отпускала одна единственная мысль:

Тебе же самой это не интересно писать. Читатели не поверят в это.

И вот, буквально несколько дней назад я полностью передумала концовку. Передаю привет моему преподавателю по культурологии. Благодаря моим скромным начальным знаниям в этой сфере родилась идея истории развития чар. Все же расширение кругозора хорошо влияет на фантазию)

Заканчивая писать, я чувствовала счастье и удовлетворение своей работой. В конце даже хотелось расплакаться - так жалко было Драко. Некоторые моменты из главы я вообще про себя окрестила гениальными, но не буду про них распространяться.

Напишите, какие фразы или моменты задели вас особенно сильно.

Глава вышла почти на 20 страниц, так что комменты тоже жду… Жду. Да и что уж там! Мы так давно не виделись, не скупитесь)

* - строфа из стихотворения, посвященного “ПТС”. Автор: Ленивая Пельмешка_031

========== 29. Клятва (1) ==========

Пожиратель поморщился от промозглого холода и недовольно зевнул: за дверью камеры не было слышно ни одного шороха. Пока все остальные праздновали предвестие победы, ему выпала доля охранять пленников. И если бы боязнь ослушаться приказов Нотта была чуть меньше, он с радостью бы сбежал из этого жуткого места. Подвалы Малфой-мэнора пахли кровью и мучениями. Стены здесь были пропитаны стонами заключенных, и порой старые привидения гремели цепями и щелкали задвижками тяжелых чугунных дверей. Их тихие вздохи и отдаленные стоны уже утомили Пожирателя, но он только сердито кутался в мантию, уговаривая себя проявить больше терпения. Тягуче переливались минуты, и мысли охранника все больше затуманивались сонливой тяжестью. Веки его совсем опустились, когда пространство подвалов всколыхнул гневный крик:

— Урод, это все из-за тебя!

Пожиратель подскочил на месте и, чуть не выронив собственную палочку, бросился к двери. Примкнув к узкому окошку глазом, он грозно нахмурился, когда увидел, что на сына Нотта набросился незнакомый темнокожий парень. Теодор оказался придавлен к полу, руки нападающего сомкнулись на его шее. Тихо выругавшись, охранник рявкнул отпирающее заклинание. Протеус дал понять, что сын нужен ему живым.

— Эй, — мужчина небрежно открыл дверь и приготовил палочку, чтобы отбросить дерущихся в разные стороны. Нотт устремил тревожный взгляд за его плечо, и, прежде чем Пожиратель успел обернуться, сзади на него кто-то вспрыгнул. Острые ногти впились в лицо в опасной близости от глаз, и он взревел, тут же попытавшись скинуть нападающего со своих плеч.

Пэнси сдерживала себя, чтобы не завизжать от страха. Она должна была отвлечь охранника, чтобы дать Теодору и Блейзу необходимое время, но силы бороться постепенно покидали её, а страх окутывал липкой паутиной. Пожиратель со всей силы ударил девушку локтем в бок, но она позволила себе лишь короткий болезненный стон, а потом еще сильнее впилась в его плоть ногтями. Превозмогать боль помогала лишь мысль о том, что такой шанс нельзя было упустить. И, да — Теодор верил в неё.

Потребовалось лишь несколько секунд, чтобы Теодор и Блейз вскочили на ноги. Устроенная ими сцена сработала — оставалось лишь обезоружить Пожирателя. Борясь с Пэнси, тот не переставал следить за двумя пленниками, уже подбирающимися ближе. Выхватив палочку, мужчина попытался попасть обездвиживающим заклятьем по Теодору, но тот ловко увернулся и ринулся вперед. Палочка Пожирателя разразилась еще одной вспышкой магии, но та полетела в стену, потому что в следующую секунду Теодор перехватил руку с оружием. Блейз подлетел мгновением позже и со всем раздражением, что у него скопилось за последнее время, врезал Пожирателю в челюсть. Это дезориентировало его совсем ненадолго, но Теодору этого хватило. Палочка охранника была выбита из пальцев одним точным движением.

— Пэнс, в сторону! — нервно скомандовал Нотт, и девушка расцепила пальцы, испачканные в крови. Как только спина Пожирателя оказалась свободной, юноши, схватив Пожирателя за плечи с обеих сторон, с силой приложили его об стену. Затылок звонко ударился о каменную кладку, и охранник, глухо вскрикнув, обмяк.

— Надо запереть его, — Блейз поднял палочку Пожирателя и передал её Теодору. — Уходим.

Теодор поспешно кивнул, и, сжав палочку в ладони, повернулся к Пэнси. Она смотрела на тело, распростертое на полу, с нескрываемым ужасом. Её губы дрожали, а пальцы все еще сжимали то место, куда пришелся удар.

— Пэнси, — он тревожно нахмурился и приблизился к ней. — Все в порядке? Мы должны уходить.

Девушка подняла на него шокированный взгляд. Сердце все еще неистово билось, а уже требовалось снова бежать и снова бороться. Казалось, сил уже не было, и Пэнси искривила губы. Может, было бы лучше сдаться прямо здесь? Какая разница, где умирать?

— Эй, — Теодор не обратил внимания на поторапливающее шипение Блейза. Его рука сжала холодную ладонь Пэнси. — Ты отлично справилась. Теперь мы сможем отсюда выбраться. Слышишь? Это все твоя заслуга!

— Я устала, — охрипшим голосом произнесла она, но все же поддалась, когда Теодор потянул её к выходу, не разрывая зрительного контакта.

— Еще немного, — мягко уговаривал Теодор. — Побудь сильной еще немного, хорошо?

Пэнси часто закивала, словно очнувшись от транса. Ужас постепенно отступал, и девушка почувствовала легкий стыд за проявленную секундой ранее трусость. Ведь все они были в одинаковой ситуации и одинаково устали! Паркинсон зажмурилась и мысленно обозвала себя эгоисткой.

Когда они бесшумно двинулись вдоль по мрачным коридорам подземелий, страх постепенно отступил. Заключение оказалось позади. Теодор не замечал, что продолжает стискивать ладонь Пэнси — настолько комфортно и спокойно им было вдвоем. Плоть словно сливалась, образуя общий организм, и Паркинсон не могла не признавать, что становится почти бесстрашной, когда касается Теодора. Какие-то силы нашептывали, что вместе они непобедимы, и это знание заставляло идти дальше.

— У меня есть порт-ключ для одного человека на перемещение в безопасное место в один конец. Он предназначался для Грейнджер, но, боюсь, ей это уже не поможет. Кто-то из нас должен будет воспользоваться им и позвать подмогу.

— Активирован алтарь второго пространства, — хрипло прошептал Теодор. — Никто не сможет покинуть поместье или войти в него, пока он цел.

— Обычно алтари устанавливаются на самых нижних этажах ближе к центру дома, — Забини остановился, прижимаясь спиной к ледяной стене. — А мы даже не знаем, где находимся сейчас. Подвалы Малфой-мэнора — своего рода лабиринт.

— Значит, будем искать, — твердо ответил Теодор, оглядываясь по сторонам.

— Если бы мы только могли разделиться! — заметил Забини, и Пэнси, испугавшись такой перспективы, крепче сжала ладонь Теодора.

— Это опасно и неразумно. Палочка есть только у меня, и порт-ключ тоже всего один. Если кто-то из нас попадется Пожирателям…

— Ох, да ладно! — протянул Блейз и насмешливо посмотрел на сцепленные в замок руки Нотта и Паркинсон. — Я все понял.

Несколько секунд они прислушивались к тишине, боясь услышать хоть что-то, что могло указать на присутствие других Пожирателей. Но в подвалах было тихо, и Теодор, решив отмереть первым, осторожно шагнул вперед. Пэнси и Блейз безмолвно последовали за ним. В их крошечной команде сопротивления Нотт занял главенствующую позицию, хотя это никем не обговаривалось.

Тишина давила на уши, но каждый боялся нарушить её одним тихим словом или неловким шарканьем ног: молчание было их плащом-невидимкой и давало некоторые гарантии. Так они прошли длинный коридор, сделали один поворот налево, а затем — направо, пока вдруг не услышали странный звук. Пэнси тут же вжалась в стену, крепко зажмурив глаза, но все снова затихло. Молодые люди переглянулись, и Теодор, нахмурившись, осторожно пошел в ту сторону, откуда донесся звук. До конца темного коридора оставался всего десяток шагов, но их преодоление показалось всем вечностью. Бесшумно, чтобы не привлечь чье-то нежелательное внимание, они наконец достигли поворота и замерли. Опершись плечом о стену, Теодор аккуратно выглянул из-за угла и тут же рывком метнулся обратно, заметив в конце следующего коридора двух охранников. Сердце оглушительно стучало в висках, а пальцы сжимали палочку. Ему казалось, что Пожиратели вот-вот сорвутся с места и ринутся за ним, но все по-прежнему утопало в тишине. Звук повторился, и Блейз искривил губы в непонимающей улыбке. Кто-то за поворотом звонко храпел. Времени на недоумение не было, и Теодор снова выглянул из укрытия. Фигуры Пожирателей, привалившихся к стене, были недвижимы, но из-за темноты невозможно было понять, спят они или нет. Немного осмелев, Теодор сделал шаг и полностью вышел из-за угла, вытянув палочку перед собой. Охранники оставались на месте, и только размеренный храп то и дело тревожил застывшую тишину подвальных помещений. Нотт позволил себе немного расслабиться.

Внезапно его вниманием завладела приоткрытая дверь. Из помещения, так нерадиво охраняемого Пожирателями, сочился кроваво-красный свет, но он то потухал, то разгорался с новой силой. Казалось, словно за дверью полыхал живой огонь, и Теодор нахмурился. Он оглянулся и покачал головой, когда Пэнси вознамерилась сделать шаг вслед за ним. Девушка обиженно насупилась и снова нырнула за угол. Ей так хотелось быть полезной! И пусть, что без палочки она была бессильна. Паркинсон впервые в жизни чувствовала в себе такую безумную отвагу, и это, несомненно, пугало бы её, как истинную слизеринку, но только не в этой ситуации.

По мере приближения к двери Теодор начал замечать, что плечи и головы Пожирателей покрыты тонким слоем светящейся пыли. «Сонный порошок», — с изумлением подумал он и попытался задержать дыхание. Предстояло пройти мимо охранников, не задев их и не потревожив хрупкий сон. Действие волшебного порошка было очень недолговечным и весьма непрочным. Любой громкий звук мог разбудить охранников ото сна. Теодор не боялся того, что находится за дверью. Кем бы ни был тот, кто подбросил Пожирателям порошок — он явно был не на их стороне.

Теодор осторожно приоткрыл дверь, молясь всем богам, чтобы та не скрипела. Навстречу ударил уже знакомый алый свет, на несколько секунд ослепляя. Когда глаза привыкли к необычному свечению, Теодор смог увидеть в центре небольшой комнаты мраморный постамент, окруженный сферой защитных чар — от них и исходило свечение. Постамент венчала уменьшенная копия угловатого готического здания, в котором нельзя было не узнать Малфой-мэнор. В некоторых окнах «кукольного» домика горел свет. Кажется, Теодору удалось даже рассмотреть фигуры, но испуганный вздох отвлек его, и взгляд непроизвольно опустился ниже.

— Стой! — шепотом приказал Теодор, с ужасом замечая, как маленькая ручка домовика поднимается в его сторону. Конечно, ему бы не составило труда отразить слабую атаку эльфа, но поднимать лишний шум не хотелось. — Я не причиню вам вреда.

Пока Линк смотрел на непрошенного гостя огромными глазами и трясся от волнения, старая эльфийка, сосредоточенно зажмурившись, колдовала над сферой. Она слышала, как кто-то заходит внутрь, но не отвлеклась от и без того безнадежных попыток разрушения алтаря. Ей было бы все равно, даже если бы это был кто-то из Пожирателей. Смерти Тиф не боялась уже очень давно.

— Вы поддерживаете сохранность алтаря? — грозным шепотом спросил Теодор, заставляя Линка съежиться от страха.

— Господин приказал Линку и Тиф разрушить его!

— Малфой? — Теодор облизнул пересохшие губы и выглянул за дверь. Охранники все еще спали. — Я могу помочь!

— Нет! Только эльфы этого дома знают, как уничтожить сферу! Алтарь можно разрушить лишь после того, как она исчезнет…

— Тогда сделайте это как можно быстрее, — процедил сквозь зубы Нотт. Сейчас его мало волновало то, что произнесенные слова звучали чересчур грубо. Сонный порошок мог прекратить действие в любую секунду.

Не проронив больше ни звука, Линк поднял жилистые руки и принялся колдовать, беззвучно нашептывая известные только ему заклинания. Теодор покрепче перехватил палочку и снова проверил состояние Пожирателей. В его голове промелькнула мысль о том, что можно было бы попробовать усыпить их более сильным заклинанием, но чужая палочка могла выкинуть что угодно, поэтому рисковать не стоило. Оставалось лишь надеяться, что охранники не проснутся до разрушения сферы, и наблюдать за работой эльфов.

Теодор посмотрел на Пэнси, пугливо ожидающую его знака, и кивнул ей, говоря о том, что все в порядке. Они не могли проиграть теперь. Один раз удача уже улыбнулась им — улыбнется и еще раз. Как и любой молодой человек, Теодор мало верил во вмешательство в судьбу высших сил, но сейчас практически ощущал, что нечто могущественное находится вместе с ними, защищая и оберегая. Нотт называл это истиной. Тем не менее, обманываться он не спешил — излишняя самоуверенность была способна убить, потому что уничтожала осторожность. Каждые десять секунд Теодор осторожно выглядывал за дверь и каждый раз облегченно выдыхал, видя спокойно дремлющих охранников. В темноте не было видно, как волшебный порошок понемногу ссыпается с плеч и головы одного из охранников, когда тот резко выдыхал, вздрагивая всем телом.

Эльфы бормотали понятные только им слова, и на секунду Теодору показалось, что купол начал бледнеть. Мгновенная радость озарила его разум, и он порывисто обернулся к Пэнси, чтобы ободряюще улыбнуться. В следующую секунду лицо его окаменело от шока. Пожиратель, все еще мутными после волшебного сна глазами водя по сторонам, лениво отталкивался от косяка. Теодор метнулся обратно в комнату и прижался спиной к стене позади двери. Тысяча мыслей пронеслась в его голове, взгляд впился в тощие фигурки домовиков. Ему хотелось сказать хоть что-то, чтобы уберечь их от неминуемой гибели, но язык словно окаменел.

Первой упала Тиф. Луч пронзительно-зеленого света врезался в её крошечное тельце, заставив коротко вскрикнуть. Линк испуганно обернулся и опустил руки. Большими глазами он наблюдал за тем, кто находился за дверью. До следующей смерти оставались доли секунды, и только тогда Теодору удалось очнуться. Резко подавшись вперед, он захлопнул дверь и направил на неё запирающее заклинание. Палочка трудно поддавалась новому владельцу, и Нотт стиснул зубы, выдерживая натиск выплескивающейся через край магии. Кривой луч ударил в дверь, и нехотя, но верно синеватое свечение начало расползаться к косякам.

— Продолжай! — сквозь зубы прорычал Теодор, удерживая дрожащую палочку. — Продолжай!

Линк, до сих пор пустыми глазами взирающий на Тиф, тут же вскинул голову и поспешно кивнул. В глазах эльфа стояли крупные слезы, но он тут же сморгнул их, принимаясь за дело. Сердце крошечного существа неистово стучало, но слова заклинаний прочно врезались в сознание.

Дверь выдержала несколько мощных ударов магии, но, когда Пожиратели по ту сторону начали сыпать более мощными взрывающими заклинаниями, магическая защита глухо треснула и начала разрушаться. Теодор, зажмурившись и набрав в грудь побольше воздуха, сосредоточился и крепче сжал палочку, выжимая из себя и неё все возможные силы. На губах почувствовался вкус крови — тело не выдерживало напряжения. Теодор машинально вытер нос рукавом, чтобы не вдыхать тошнотворный запах. В последние дни ему удалось надышаться кровью настолько, что та вызывала резкое отвращение.

— Быстрее… — простонал Теодор, уже не открывая глаз. Казалось, если он сделает это, то потеряет сознание. Каждую секунду юноша уговаривал себя продержаться еще немного, но силы понемногу покидали его, голову сжимало неистовой болью, а удары по ту сторону все не прекращались. В голове всполохами рождалась темнота, но Нотт еще продолжал удерживать щит. Чтобы вытеснить мрак из сознания, он воспроизвел в голове голос и образ матери. Она нежно улыбалась ему. Теодор сжал палочку, преодолевая раздирающую боль в суставах. Лицо миссис Нотт постепенно растворялось в темноте, и Теодор глухо застонал. Он не мог опустить руки! В мыслях промелькнул веселый карий взгляд. Гермиона смеялась, стоя рядом с ним, и беспрестанно поправляла свои непослушные волосы. Её звонкий голос троился в ушах и почему-то напоминал манеру разговора Пэнси, но Теодор продолжал мыслить, лишь бы не провалиться в засасывающую черноту. Ноги подгибались. Гермиона перестала смеяться, её глаза начали темнеть. Разрез чуть сузился, в радужках появилась чернота. Тревожный прищур темных глаз Пэнси стал последним, о чем Теодор успел подумать перед тем, как дверь потряс удар от двойного заклинания. Разум взорвался вспышкой боли, и палочка в руке треснула, полоснув ладонь обжигающей силой. Теодор отшатнулся в сторону, бессильно покачнулся и, бросив жадный взгляд на все еще целую сферу, упал.

Линк не услышал грохот тела, все его мысли занимала сфера. Заклинания слетали с языка, почти не осмысливаясь, силы были на исходе. Купол начал пульсировать, разрастаясь и сияя ярче прежнего. Эльф опустил руки, понимая, что сделал все, что возможно. Сзади что-то звонко хрустнуло, и Линк обернулся. Магия защиты постепенно разрушалась, в воздухе висело напряжение, предвещающее последний удар. Линк испуганно вздрогнул и бросил короткий взгляд на безжизненное тело Тиф, а потом кинулся на него и сжал руками её сгорбленные плечи.

Оглушительный взрыв пронесся по стенам подземелий. Дверь, слетев с петель, расщепилась на кусочки, а куски камня полетели в разные стороны, ударяясь о стены. Мощная взрывная волна магии, пронзив первую преграду, устремилась в центр комнаты, где на постаменте возвышалась лишенная защитной магии копия Малфой-мэнора. Сопровождаясь визгом разрушения, в воздух взметнулись части хрупкого гипса, и комнату заполнили всполохи разрушенной магии. Стены задрожали, все вокруг пришло в хаотичное движение. Казалось, дом устроил сумасшедшую пляску, и пол, не выдерживая таких потрясений, начал медленно покрываться трещинами, в которые постепенно начала просачиваться освобожденная магия. Все грохотало лишь до того момента, пока она не исчезла, оставив за собой едкий запах гари и разрушения.

— Вот черт… — посреди разгрома подавленный шепот звучал убого и скупо. Сумевший спастись от воздействия взрыва Пожиратель смотрел через разрушенный дверной проем на остатки алтаря и не мог поверить, что своими руками уничтожил защитный купол. Мужчина тяжело сглотнул и опасливо ступил ближе. Под его ногами жалобно скрипела пыль разрушения. — Вот черт! — глухо повторил он и побледнел еще сильнее. Руки Пожирателя тряслись, а глаза метались от разгромленного алтаря к коридору, где лежал без чувств его товарищ. Пожиратель представлял, что будет, если Протеус узнает о разрушении второго пространства, а потому тут же бросился бежать. Звуки его поспешных шагов удалялись.

Какое-то время все было тихо, и лишь камни, все еще отваливающиеся от стен, разрушали потрясенное молчание. В воздухе витала бледная пыль, постепенно оседая на осколки и глыбы. Издалека послышался задушенный стон.

Пэнси скинула со своего рта руку Блейза, что до сих пор удерживал её от того, чтобы ринуться к комнате. Сердце девушки болезненно билось о ребра ровно с того момента, как один из Пожирателей произнес непростительное. Хотя Паркинсон чувствовала, что предназначалось оно совсем не Теодору, справиться с волнением было невозможно. Пихнув Забини в бок, она вывернулась и ринулась к обломкам.

— Пэнси! — понеслось вслед недовольное шипение, но она не слышала. Мысли пульсировали острой болью, и Пэнси наверняка знала, что эта боль была не её. Теодор нуждался в помощи.

— Нотт, — дрожащими губами пролепетала она, увидев вместо помещения склад руин. — Нотт! — упав на колени из-за бессилия, Пэнси обреченно оглянулась по сторонам. Крупные куски камней превращали пол в однообразное месиво, и разобрать что-либо было совершенно невозможно. Вдруг перед глазами взметнулся голубоватый луч, и девушка вздрогнула, отшатнувшись от него. Магическая нить, сделав несколько свободных оборотов в воздухе, устремилась куда-то в угол и утонула в обломках. Пэнси недоумевающе посмотрела на собственное кольцо, из которого начинался путь луча, и тут же поднялась на ноги. Что-то подсказывало ей, что это был знак, и, почти не понимая, что делает, Паркинсон ринулась к тому месту, на которое указывал луч.

— Блейз! — хрипло позвала она, но тут же поняла, что говорила слишком тихо. — Блейз!

— Не ори! — зашипел Забини где-то за спиной, но осекся.

— Он где-то здесь! Помоги мне… — Пэнси, сдирая пальцы в кровь и ломая ногти, продолжала отшвыривать те камни, которые поднять было по силам, и вскоре в груде обломков мелькнула белизна кожи. — О, Мерлин! — взмолилась она и коснулась пальцев руки. Та была подозрительно холодной. — Блейз, помоги же мне! — истерика накатывала волнами, но Пэнси не переставала работать руками, изредка надрывно всхлипывая. Забини почему-то все еще задерживался у двери.

— Отойди, — прозвучало совсем скоро, и Блейз, сжав в руках палочку оставшегося без сознания охранника, подошел к Пэнси. Она быстро отползла в сторону, не смея выпускать из вида руки Теодора. Забини сосредоточенно зажмурился, произнося заклинание левитации. Постепенно глыбы поднимались в воздух и отлетали в сторону, а потому вскоре стало видно часть тела и голову, к счастью, оказавшуюся в пространстве между стеной и большим плоским обломком. Труднее пришлось с тяжелыми камнями, придавившими ноги Теодора, но Блейз, сжимая зубы от волнения, продолжал сражаться с силой чужой палочки.

— Он жив, — прошептала Пэнси, прижав пальцы к запястью Теодора. — Нужно привести его в чувство.

— Не здесь, — Забини подошел к Теодору и слегка приподнял его. — Помоги мне взвалить его на спину.

Вместе они, шумно дыша от усилий и волнения, кое-как взгромоздили Теодора на спину Блейза, а потом поспешили покинуть злополучную комнату. Миновав коридор и выбрав направление наугад, они шли около нескольких минут, пока Забини не выбился из сил.

— Ладно, — он устало выдохнул, аккуратно спуская Теодора на пол. — Думаю, мы зашли достаточно далеко, — Блейз направил палочку на Теодора, и, немного подумав, использовал жалящее заклинание. Тело Нотта выгнулось, приподнимаясь с пола, но столь же стремительно рухнуло обратно.

— Ты сдурел? — огрызнулась Пэнси, сверкая в сторону Забини гневным взглядом. — Это даже не твоя палочка!

— Есть идеи получше? — Блейз сердито нахмурился, наблюдая, как Паркинсон опускается на колени перед телом Теодора. В её движениях сквозила тревога и определенная трепетность. Он впервые видел подругу такой: грязной, уставшей, совершенно подавленной, но такой смелой и самоотверженной. С губ мулата сорвался нервный смешок: неужто её покусала Грейнджер? Иначе с какой стати Пэнси вдруг начала заботиться о ком-то кроме себя? Размышления подобного рода прервал резкий хриплый стон. Теодор распахнул глаза и тут же застонал от невыносимой боли. Его взгляд сумасшедше метался из стороны в сторону, а руки скребли по полу.

— Теодор, — Пэнси положила ладони на его щеки и осторожно повернула голову к себе. — Я здесь. Мы тебя вытащили. Тебе больно? — она путалась в словах и заикалась, но была так невыносимо, так безгранично рада снова видеть его живым!

— Пэнси, — тихо сказал он и попытался глубоко вдохнуть, но боль уколола легкие, заставив закашляться.

— Ему могло переломать несколько ребер.

— Мерлин… — Пэнси облизала пересохшие губы. — Что же делать? Теодор, ты можешь пошевелить ногами?

Нотт зажмурился, напрягся, но при попытке согнуть правую ногу в колене был остановлен скручивающей болью.

— Черт, еще и нога, — Блейз поморщился. — Ему нужно убираться отсюда. Теодор, алтарь разрушен? — в ответ был лишь слабый кивок. Нотт стискивал зубы, чтобы не стонать от режущей боли во всем теле, и только теплые руки Пэнси на его щеках все еще удерживали в сознании.

— Давай порт-ключ, — согласно кивнула Пэнси, и Забини уже потянулся за ним в карман.

— Нет, — прошипел Теодор, слегка поворачивая голову. — Ты.

— Я не брошу тебя здесь, — Пэнси нахмурилась. — Твои раны…

— Я не смогу привести подмогу в таком состоянии, — говорить было сложно, но Нотт держался из последних сил. — Ты должна сделать это.

Некоторое время они боролись взглядами, но Теодор чувствовал, что проигрывает. Смотря на Паркинсон снизу вверх, он стыдился своей слабости и немощности. Для него все было кончено, но для неё — нет. В конце концов, он обещал вывести Пэнси из этого ада и намеревался сдержать свое слово.

— Блейз, — позвала Паркинсон, не отрывая взгляда от упрямых глаз Теодора. — Отправляйся немедленно. Мы здесь справимся, а ты приведи подмогу и колдомедиков.

— Пэнси! — грозно прошептал Нотт, и Забини рассеянно посмотрел на друга.

— Блейз, — настойчиво повторила она. — Время.

— Блейз! — Теодор попытался поднять голову, но был остановлен властным движением Пэнси.

— Когда это закончится, я сменю имя и не скажу его ни одному из вас, — закатил глаза тот, устав от бесконечных препирательств. Он понимал, что дальнейшие споры не приведут ни к чему, кроме потери времени. — Я приду с помощью. Продержитесь некоторое время, — он поспешно вложил палочку в руку Пэнси и исчез.

Теодор раздосадовано поморщился, пытаясь унять гнев и тревожность. Разве мог он полагать, что Пэнси послушается? Все было ради их обещания, так зачем Паркинсон ломала все собственными руками?

— Где болит? — поборов неловкость, спросила она.

— Зачем ты отказалась? Все равно ни от тебя, ни от меня здесь нет никакой пользы…

Пэнси обиженно хмыкнула.

— Как всегда, — она переместилась к его ногам. — Никакой пользы от тупой Пэнси Паркинсон!

— Я не говорил, что ты… Ай! Что ты делаешь? — Теодор приподнял голову и увидел, что ладонь Пэнси покоится на его лодыжке.

— Я не знаю ни одного заживляющего заклинания… — разочарованно пробормотала она, виновато опуская глаза. — Считаешь меня жалкой?

— Пэнси…

— Все в порядке, — она покачала головой. — Я это знаю. Просто… — неожиданно на глаза навернулись слезы. — Мне так хочется хоть раз в этой жизни побыть нужной, полезной… Ты единственный не относился ко мне, как к очередному развлечению, о котором можно забыть спустя минуту, — она прикусила губу и мотнула головой. — Сначала я завидовала Грейнджер, ведь у неё всегда были её дружки, а потом — даже Драко и ты. Я все думала, с чего вы все липнете к ней, а потом поняла. Она действительно, действительно достойна любви… Вся такая правильная и самоотверженная, — Пэнси скривила губы, в глубине души все еще чувствуя неприязнь к гриффиндорке. — Сейчас я пытаюсь быть хоть немного похожей на неё. Может, так мне удастся заработать хотя бы немного уважения и взаимности?Боже… — Паркинсон хмыкнула. — Размышляю как сопливая девчонка. Но я действительно хочу сделать хоть что-то, чтобы помочь. Такое со мной впервые, Теодор. Я не понимаю, почему это происходит… — Пэнси остановила взгляд на его проницательных глазах и тут же вздрогнула. Все это время Нотт смотрел на неё не отрываясь: ему хотелось понять, что на самом деле было скрыто под ворохом множества слов. Они молчали около минуты, пронзая друг друга странными взглядами и даже не замечая, как из колец вырываются сияющие голубые лучи.

— Черт… — Нотт нахмурился, а потом вдруг скорчился от боли. Один из лучей опутал его поврежденную ногу. — Пэнси, что… — сказать еще что-то помешала сильная боль, похожая на ту, что бывала в теле после принятия костероста. Паркинсон вскочила на ноги и с ужасом посмотрела на лучи, обвившие тело Теодора. Попытавшись прикоснуться к одному из них, она не почувствовала ровным счетом ничего, но юноша продолжал стонать сквозь зубы и извиваться.

— Что происходит? — Пэнси с бессильным ужасом наблюдала за тем, как лучи проникают в грудную клетку Теодора, пока он морщился и усиленно стискивал челюсти, чтобы не кричать. Паркинсон попыталась сделать единственное, что было в её силах — сдернуть кольцо со своего пальца, но у неё ничего не получилось. Нотт все еще глухо стонал сквозь сжатые зубы, а его пальцы обессиленно скребли пыльный каменный пол. Спина Теодора выгнулась, и он не смог подавить болезненного стона, который тут же предательским рокотом пронесся по темным коридорам. Пэнси испуганно оглянулась и поспешно опустилась на колени рядом с извивающимся телом. Только бы их никто не услышал! Влажными от волнения ладонями она обхватила плечи Теодора и потянула его на себя, заставляя уткнуться лбом в шею. Пальцы больно впились в талию, а заглушенный стон пришелся куда-то в ключицу. Рассеянно вздрогнув, Пэнси запустила руку в спутанные и влажные от крови волосы и принялась наугад приглаживать их.

Инстинктивно раскачиваясь из стороны в сторону, она затаила дыхание, ощущая, как постепенно пальцы Теодора ослабляют хватку, а рваные хрипы становятся тише. Магические нити, окружившие их, редели, оставляя после себя гаснущее свечение. Тело Теодора дрожало, когда последний луч, коснувшись раны на его виске, скользнул обратно в кольцо Пэнси. Все затихло.

— Теодор? — нервно спросила она, слегка отстраняясь. Зажмурив глаза и поджав губы, он прижался к плечу Пэнси виском. Неровное дыхание свидетельствовало о том, что он все еще в сознании. — Ты в порядке?

— Кажется, да, — спустя некоторое время ответил он и несмело приоткрыл глаза. Пэнси выглядела ужасно бледной и напуганной, но Теодору почему-то стало смешно. Он криво улыбнулся и расслабленно выдохнул. Ломота, присутствующая в груди и ногах, постепенно сходила на нет, но юноша все еще боялся шевелиться.

— Что произошло?

— Пока не знаю. Мне кажется, я могу шевелиться, — неуверенно ответил он.

— Как? Я… — Пэнси отстранилась и с изумлением пронаблюдала за тем, как Теодор, покачиваясь от бессилия, опирается руками о пол и медленно поднимается на ноги.

— Это магия колец, — сощурив глаза, он посмотрел на фамильный перстень.

— Я никогда не видела артефактов, обладающих такой силой, — прошептала Пэнси. — Даже зелья не позволяют настолько быстро справиться с переломами.

— Кажется, мы многого не знаем, — Теодор сделал шаг, но пошатнулся, почувствовав мгновенную вспышку боли. На ногу было трудно опираться, но, по крайней мере, он мог идти. — В любом случае, бегать я начну гораздо позже… — его сарказм нисколько не развеселил Пэнси. Она не видела ничего смешного в складывающейся ситуации, хотя удача, казалось, была на их стороне. Нахмурившись, девушка протянула к Теодору руку, чтобы он мог опереться.

— Что теперь будем делать? Рано или поздно сюда кто-нибудь заявится.

— Нужно найти укрытие, — Теодор неловко посмотрел на локоть Пэнси. Было странно и стыдно показывать перед девушкой свою слабость. — Я сейчас плохой защитник.

— Неправда, — она попыталась ободряюще улыбнуться. — Но все же отсиживаться здесь — плохая идея. У меня есть палочка. Нужно попытаться вывести тебя отсюда.

— Меня? — он непонимающе нахмурился.

— Ты знаешь, что мне нет смысла бежать, — горькая улыбка тронула губы. — Я дала клятву, и этот шрам, — голос дрожал, когда Пэнси вытянула перед собой ладонь с зажившим порезом. — Он не отпустит меня. Я совершила ошибку и расплачусь за неё, но прежде…

— Пэнси, — Теодор поджал губы, смотря на раскрытую ладонь девушки.

— Сначала я помогу тебе выбраться.

— Пэнси!

— Мы должны идти…

— Паркинсон! — он схватил её за руку и дернул на себя. От неожиданности Пэнси покачнулась и чуть не навалилась на Теодора. Нога отозвалась неприятной болью, и Нотт на некоторое время растерялся, все еще сжимая тонкое запястье. В глазах девушки стояли беспомощные слезы, и весь её напускной героизм обличало выражение полной обреченности. — Ты никуда не пойдешь. Посмотри на свою ладонь.

Пэнси опустила затуманенный влагой взгляд и удивленно ахнула. На месте шрама была гладкая чистая кожа.

— Что это значит? — почти одними губами пролепетала она, неверяще проводя по руке кончиками пальцев.

— Клятва нарушена, — низким голосом ответил Теодор, а потом поймал её тревожный, все еще недопонимающий взгляд. — Малфой.

***

Стрелка волшебных часов дрогнула и, сделав бешеный оборот по циферблату, с глухим щелчком остановилась на римской цифре одиннадцать. Этот короткий звук стал первым, что пошатнуло мертвую тишину комнаты после того, как тело, лишенное жизни, с грохотом упало на пол. В комнате юного лорда Малфоя царил скорбный полумрак. Несколько светильников на стенах распространяли болезненный бледный свет, лаская в своих бликах иссиня-прозрачную, словно утренний лед, кожу Драко. Его лицо казалось теперь еще более безмятежным, чем когда-либо. Веки спокойно прикрывали потухший навсегда взгляд, и лишь белесые обескровленные губы, словно знак торжества, застыли в надменной полуулыбке. Словно издалека слышался отчаянный вой предков, что метались внутри своих портретов. Последний из Малфоев ушел во тьму.

Холодная гладь зеркала печально отражала тело, еще несколько минут назад исполненное жизни. Все в стеклянной глади замерло в тот момент, когда яд оборвал дыхание Малфоя, однако через бесконечно тянущийся десяток минут по стеклу прошла мутная рябь, и из самого центра вырвался зеленый луч. Разверзая застывшее пространство, он впился в перстень на похолодевшей руке, а потом, вспыхнув магией, исчез. Из зеркала показалась сначала протянутая в нерешительности рука, а потом и все тело.

Гермиона изумленно посмотрела на кольцо, вновь указавшее ей путь через портал, соединяющий их комнаты. Следующей в поле зрения попалась закрытая дверь, и только потом взгляд обрушился вниз. Она замерла, сжав в ладони руку с перстнем. Гермиона внезапно почувствовала себя ребенком, страшащимся тишины и одиночества.

— Драко, — шепотом позвала она, но и сама плохо расслышала себя. — Малфой! — голос звучал громче, и от этого в нем слышалась отчетливая дрожь.

Он не шевелился, но Гермионе казалось, будто грудь под светлой рубашкой почти незаметно поднимается и опускается. Проверить, так ли это на самом деле, не хватало духа. Пошатнувшись и сделав шаг назад, волшебница сглотнула горький ком в горле. Ноги вдруг оказались слишком тяжелыми, чтобы ими передвигать, а потому она намного медленнее, чем могла бы, начала приближаться к недвижимому телу. Сердце замерло, словно перед прыжком в бездну.

Гермиона пару раз моргнула, чтобы избавиться от галлюцинаций, но так и не смогла убедить себя в том, что его кожа не отдает синевой. Сухие губы почти побелели, и теперь их контур можно было распознать лишь прикосновением, однако она не решилась. Под линиями скул поселилась чернота, делая впадины болезненной худобы еще более выразительными. Драко не был похож на себя. В накрепко сжатых пальцах покоился открытый стеклянный флакон, и девушка медленно опустилась на колени, чтобы взять его. Рука Драко оказалась ненормально ледяной.

Спокойствие, даруемое шоком, постепенно спадало, и сердце принялось усердно сжиматься до тех пор, пока разум не оглушили страх и паника. Медлительности движений словно и не было; Гермиона положила ладони на впалые щеки и слегка встряхнула его голову, совершенно не понимая, зачем.

— Драко, — охрипшим голосом протянула она, подавив слабый всхлип. Мысли вопили в вакууме, и Гермиона чувствовала, что находится слишком далеко отсюда. Ощущения и зрительные образы доходили с опозданием, словно это вовсе не она содрогалась от беззвучных рыданий у коченеющего тела, словно не её пальцы растирали заледеневшую кожу бледных щек.

Внезапно Гермиона согнулась так, словно кто-то ударил её в живот. Боль и правда была, но её источник вряд ли можно было определить. Если бы маги или магглы смогли доказать наличие у человека души — ответ был бы прост. Но никто не знал, где находится это крохотное вместилище любви и боли, хотя агония — пронзающая и подлая, словно удар «круциатусом» — настойчиво заворачивалась где-то между горлом и солнечным сплетением.

Истерзанные губы закололо от слез, но Гермиона снова закусила их, склоняясь над непроницаемым лицом. Её пугали мертвецы, её пугала сама мысль о том, что нечто темное способно отобрать жизнь человека. Но сейчас она чувствовала — не могла объяснить, но чувствовала — что смерти здесь больше не было. Покой, обреченность, застывшая на миг вечность — но не она. Возможно, смерть покинула эту комнату за секунду до того, как Гермиона шагнула из зеркала, или, возможно, намного раньше — в тот момент, когда свершилось её черное празднество. Теперь в древних покоях, повидавших много скорби и радости, был лишь он — Драко.

— Смерти нет, — прошептала она и в горячем порыве прижалась губами к ледяному лбу. Малфой пах все так же, как и при жизни — цитрусовыми и морозом. Гермиона ощутила внезапное щипание где-то в груди и обречённо застонала. Она так сильно, так невыразимо сильно привязалась к нему! В голове вспыхнули тысячи образов, но все их объединяло лишь одно: его глаза. Казалось, что они были разного цвета в зависимости от давности воспоминаний и ситуаций, и Гермиона зажмурилась сильнее. Ей было необходимо это — сделать всего лишь один вдох, чтобы бороться дальше.

В сознание врезалась та ночь, когда он впервые поцеловал её. Гермиона долго винила себя в том, что этот поцелуй она почти не помнила, потому что была откровенно пьяна. Все, что происходило дальше, воспроизводилось урывками, но лишь теперь перед ней предстали чистые воспоминания. Кто-то словно вытягивал их одно за другим из омута памяти, и измученное шоком сознание хваталось за возникшие образы, чтобы не утонуть в отчаянии.

Они лежали вдвоем на смятой кровати, даже не укрытые одеялом. Кажется, Гермиона боролась со сном, и легкие прикосновения к плечам и шее помогали ей в этом. Драко шептал что-то то ли на латыни, то ли на французском, а, может, и на каком-то другом языке, но она уже не могла вспомнить, что это были за фразы. Скорее всего, Гермиона даже не понимала тех слов, но их чувственное содержание она ощущала в мокрых, тягучих прикосновениях губ и откровенных прикосновениях. Малфой упивался их ночным одиночеством, он заставлял её забываться в собственных ощущениях, которые хмельное сознание возводило к высочайшей степени остроты. Он заставлял её парить над пространством, забывать все, что было «до» и не думать о том, что будет «после». В ту ночь они были открыты друг другу во всех смыслах впервые, и это было невозможно забыть, — но она почему-то забыла, и от этого на душе было горько. Гермиона не сразу осознала, но теперь была уверена: в ту непроглядную ночь Драко Малфой проник под её ребра и безжалостно перевернул там все, чтобы добраться до сердца. Прервал поцелуями слова протеста, которые, может быть, еще способны были сорваться с губ, а своим искушающим шепотом заглушил вопящий рассудок. А потом забрал душу. Не потому ли теперь в груди все ныло и рвалось? Да! Смерть покинула эту комнату, потому что ей здесь больше нечем было поживиться. Ведь её интересовало лишь живое, а у Гермионы теперь не было ничего, что она могла бы отдать — только пустая оболочка с кровоточащей дырой, на месте которой раньше было сердце.

Её пальцы застыли на острых скулах, и Гермиона долго всматривалась в восковое лицо, словно надеясь, что глаза Драко снова распахнутся, а губы откроются навстречу её дыханию. Как же ей хотелось, чтобы эта бледная кожа снова стала на несколько оттенков живее, чтобы губы снова налились бледной краснотой, а ресницы вновь рассекали воздух, обнажая хрустальный взгляд!

Удар.

Удар.

Удар.

Гермиона и до этого слышала, как оглушительно бьется её сердце, но теперь этот стук перемежался с другим, более глухим и редким. Почему-то казалось, что эти звуки едины. Первая мысль, осенившая её, была ошибочной: приложив ухо к твердой груди, Гермиона не услышала ничего, что могло бы её обнадежить, но странные звуки повторялись, и волшебница непонимающе замерла. Приложив руку к собственной груди, она закрыла глаза и прислушалась, а потом вдруг вздрогнула и в ужасе отшатнулась от тела. Биение обоих сердец исходило из её груди.

— Бессмертие двух… — ошеломленно прошептала она и тут же захотела с силой приложиться о пол головой из-за собственной рассеянности. Эффект от созерцания бездыханного тела был настолько ошеломляющим, что она совсем забыла про чары. Ну конечно! Смерти не было в этой комнате. Ни сейчас, ни десятью минутами ранее.

Гермиона нервно провела ладонями по своим волосам и облизала пересохшие от волнения губы. Бросив короткий взгляд на кольца, она на несколько секунд зажмурилась, снова воспроизводя в голове все условия «бессмертия двух».

Единство чувства…

Гермиона привыкла сомневаться во всем, что так или иначе касалось чувств Малфоя — слишком хорошо он скрывал их за грубостью и напускным безразличием. Были ли их взгляды друг на друга одинаковы? Или, может, это было только действием чар? «Глупости!», — Гермиона помотала головой, отметая лишние мысли. Драко умер ради того, чтобы спасти ей жизнь, и она тоже готова была сделать это, если бы потребовалось.

Единство чистоты.

«… он ведь никого не убивал?», — она поморщилась, но тут же приказала себе уничтожить любые сомнения. Внутри была необъяснимая уверенность в том, что Драко был неспособен на убийство.

Единство плоти!

Гермиона судорожно оглянулась по сторонам. Взгляд быстро зацепился за хрустальный флакон в ладони Малфоя. Уже потянувшись за ним, волшебница тихо выругалась и поднялась на ноги. Внутри склянки был яд, и использовать это стекло для пореза означало бы мгновенную смерть. Пришлось навернуть несколько кругов по комнате и порыться в ящиках, прежде чем она наткнулась на коробку, доверху набитую толстыми альбомами и дневниками. Верхушку венчала рамка с колдофото Драко и Люциуса. В момент, когда был сделан снимок, Малфой младший, кажется, учился на четвертом или пятом курсе. Его лицо было практически неотличимо от лица Люциуса, и это почему-то взбесило Гермиону. Бросив на злые высокомерные улыбки последний взгляд, она с размаху приложила рамку об угол шкафа. Послышался треск стекла, и девушка боязливо оглянулась на дверь. Все было тихо.

Пальцы путались и дрожали, когда Гермиона пыталась поддеть ими разбитое стекло. Несколько капель крови от случайных порезов упали на пол и испачкали колдографию. Девушка нервно хмыкнула, наблюдая, как кривится Люциус. Наконец, когда стекло было извлечено, она кинула рамку обратно, захлопнула шкаф и бросилась обратно к Драко. Двойное сердцебиение почти сводило с ума, и Гермиона с отстраненностью подумала о том, что она и сама совершенно заледенела. Казалось, время утекает сквозь дверные и оконные щели, поэтому волшебница стремительно рухнула на колени около тела и внимательно посмотрела на стекло в своей руке. Мысль о том, что ей придется поранить Драко, вызывала чувство тошноты и отторжения.

«Соберись», — приказала она себе и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Мысли постепенно прояснялись, и Гермиона вспомнила некоторые вещи, которые когда-то почерпнула из книги о ритуалах на крови. В ней говорилось, что скорость их действия зависит от того, насколько быстро кровь достигнет сердца.

Закоченевшими и перепачканными в крови пальцами Гермиона принялась расстегивать его рубашку. Кожа на груди казалась мраморной и отдавала могильным холодом, а оттого прикасаться к ней было еще страшнее. В такие секунды таяла надежда на спасение, потому что разум привык к мысли о том, что смерть — это нечто необратимое, но Гермиона пыталась преодолеть дрожь во всем теле. Легко проведя пальцами по коже чуть ниже ключицы, она вдохнула полной грудью, и, покрепче сжав стекло в скользких пальцах, сделала недлинный надрез. К горлу подступила тошнота, но задержанный в груди воздух помог с ней справиться, и Гермиона, не медля больше ни секунды, полоснула стекляшкой по левой ладони. Тянущая боль на секунду отвлекла, но волшебница только поджала губы и поднесла руку к груди Драко. Контраст их температур был почти незаметен, как будто оба они уже были мертвы. Прижав кровоточащую плоть к плоти Малфоя, Гермиона позволила себе расслабиться и закрыла глаза, опустив голову.

Четвертое единство…

Понемногу под кожу заползала паника. На разгадку было чертовски мало времени, а девушка даже не предполагала, что являлось последним условием «бессмертия двух». В сотый раз приказав себе успокоиться, Гермиона принялась снова перебирать в голове все, что ей было известно о чарах. Как назло, собрать картину воедино не получалось — мешала нервозность и ощущение стремительно уходящего времени.

— Мерлин, — бормотала она, сильнее прижимая руку к груди Драко. — Хоть кто-нибудь! — Гермиона зажмурилась, вскидывая подбородок. Взгляд уперся в потолок с такой надеждой, будто вместо него было небо. — Всего одну подсказку…

Гермиона Грейнджер всегда рассчитывала на себя и ни на кого больше, а потому не верила в высшие силы, судьбу и божественную помощь. Она вообще сомневалась в том, что существовали вещи, которых не мог понять ни маг, ни обычный человек. Еще ребенком она познала чудеса волшебства, а потом не могла верить, что есть явления куда более сильные и удивительные. Гермиона гордилась своей продвинутостью и свободой от стереотипов боязливых людей, потому что проживала честную жизнь, но теперь было все равно, к каким силам взывать. Она стыдилась, что молилась смутному образу, которого, скорее всего, и вовсе не существовало, но все равно продолжала шептать просьбы. Вселенная молчала. Не дрогнуло пространство, комната не озарилась божественным светом, и некто в светлых одеждах так и не снизошел до раздавленной страданиями гриффиндорки. Она прошептала проклятье и зажмурилась, потому что возненавидела себя еще больше. Склонившись к Драко, она прижала руку к его груди еще сильнее, совсем не замечая, что кровь уже стекает по сторонам, не поступая в тело.

— Пожалуйста, — проскулила она, напряженно всматриваясь в лицо Драко.

Может, ей следовало его поцеловать? Гермиона вряд ли понимала, что действует по сказочному шаблону, когда приникала к его оледеневшим губам своими — мокрыми от слез. Но ничего не произошло ни после первого, ни после четвертого поцелуя. Биение второго сердца замедлялось.

— Нет, нет! — Гермиона отняла окровавленную руку от его груди и обхватила ледяные щеки руками.

Может, нужно было какое-то заклинание? Девушка истерично всхлипнула, пытаясь вспомнить, что сказала Нарцисса, когда связывала их. Но Гермиона вскоре поняла, что лишена палочки, поэтому идея с заклятьем была бесполезной. Чем медленнее билось сердце в её груди, тем сильнее волшебница прижималась к недвижимому телу. В память врезалось его последнее письмо.

«Я люблю тебя»

Гермиона тихо взвыла, утыкаясь лбом в шею Малфоя. Ей казалось, что все внутри и вокруг неё горит, и некуда было деться от этого жара и боли. Стены и потолок давили, грозясь обрушиться, а дорогая мебель и мрачные картины казались живыми и подлыми — их надменные горделивые взгляды были исполнены равнодушия. В воздухе вдруг закружились призраки прошлых лет, возрожденные болезненным воображением.

Закрыв глаза, Гермиона почти может почувствовать обволакивающий её густой воздух. Он пахнет кровью и слезами. Тихий плач доносится из-под низко опущенных занавесок балдахина. У подножия кровати небрежно лежит измятый подол дорогого шелкового платья, а его обладательница, забыв про кружева, припадает к постели мужа. Он угасает, и каждому, кто видит это, понятно: все кончено. Но не для леди Элафии. Она сжимает его руку в своей, продолжая верить, и эта вера лишь крепчает от того, что безнадежна.

»… он сильнее сжимает мою руку и твердит, что любит меня»

«… любит!»

С губ мужчины, явно похожего на Драко ледяным взглядом и светлыми волосами, срывается искренний шепот. Он бессилен перед проклятьем и своими чувствами, но продолжает шептать, словно в бреду. Его сознание затемнено, и лишь одна фраза, словно живительный эликсир, перетекает по испещренным ядом венам и заставляет остатки крови бежать от смерти, уже цепляющейся за немеющие конечности.

«Я люблю тебя», — произносит мужчина, но ему вторит голос Драко. Черты властного лица меняются, изгибы скул приобретают болезненную заостренность, губы бледнеют. Призрачные очертания Элафии и Септимуса исчезают из сознания Гермионы. Вместо них — непроницаемое, бледное лицо Драко и его последние слова.

«Я люблю тебя»

Она почти видит эту строчку на том позолоченном пергаменте. Три слова выведены страданиями, сомнениями и болью, и потому сильны, как запретное заклинание.

— Заклинание… — шепчет Гермиона, когда биение второго сердца в её груди останавливается.

»… господин Септимус говорил, что его спасла любовь!»

— Клятва.

… ведь она так ни разу и не сказала ему…

— Ты мне нужен, Драко, — всхлип отчаянно срывается с онемевших губ.

— Я люблю тебя.

Тишина прошивает пространство еще некоторое время, пока Гермиона отчаянно борется с осознанием того, что могла опоздать. В груди бьется лишь одно сердце, и она хотела бы, чтобы оно принадлежало Драко.

— Я люблю тебя… — снова шепчет она, пустыми глазами наблюдая за кровавыми разводами на его коже.

Но он не слышит.

Оцепенение длится вечность, и когда пол потрясает мелкая дрожь, Гермиона даже не обращает внимания. Обхватив себя за плечи руками, она смотрит в пространство. Омертвевшее от страха сознание переносит её в беззаботные дни, и воспоминания полнятся серым взглядом. Колючим, иногда язвительным, но все же живым. Через несколько секунд со стены падает картина, а шкафы начинают хлопать створками.

Глухой взрыв откуда-то из-под земли заставляет Гермиону подпрыгнуть на месте и очнуться от транса. С потолка сыплется штукатурка, и на секунду девушка представляет, что в комнате начинается снегопад. Прийти в себя получается лишь после того, как на стенах вспыхивают кривые магические молнии. Какое-то время слышится шум отдаленного разрушения, но через несколько секунд все тревожно замолкает.

Поднявшись на ноги, Гермиона осмотрела помещение и непонимающе нахмурилась. Апатия, вдруг навалившаяся на неё, почти перекрыла тревожность, а потому волшебница спокойно прошла к двери и прислушалась: за ней не было слышно голосов, но надеяться на отсутствие охраны, разумеется, не приходилось.

— Я никуда не уйду, — в её голосе, раньше живом и ярком, теперь образовалась полость. Медленно повернувшись к телу Драко, она выдавила нежную улыбку. — Больше я тебя не брошу, слышишь? — не думая о том, что разговаривает с пустотой, Гермиона опустилась рядом с телом и положила голову на плечо Малфоя. — Я слишком устала, Драко, — прошептала, прижавшись к нему всем телом. — Хватит с нас борьбы.

Гермиона чувствовала, что почти сходит с ума. Впервые за всю жизнь ей было все равно, умрет она или нет. Малфой забрал с собой все, что все еще могло толкать её к борьбе, и оставил лишь мир грязных теней.

Из трещины на перстне вырвался слабый луч, но тут же погас. Гермиона не заметила этого, потому что её глаза были отчаянно зажмурены. Она все еще надеялась, что боли не будет, если не видеть реальности. Глубоко в сознании цвел ночной сад парка Малфой-мэнора, который ей однажды показал Драко.

Через несколько секунд луч снова попытался вырваться из перстня, и магия заискрилась, окутывая их тела зеленоватым свечением. Гермиона приоткрыла глаза, встревоженная вспышками, а потом удивленно охнула.

Комната заполнилась светом, и волшебные нити, вырывающиеся из перстней, обвили все вокруг: они путались меж ножек кресел, заползали под кровать и заворачивались у потолка причудливыми узорами. Гермиона рывком поднялась из лежачего положения и, проведя ладонями по мокрым от слез щекам, взглянула на Драко. Лучи, подобные стрелам, пронзали надрез на его груди, а размазанная по коже кровь, повинуясь неведомой силе, устремлялась внутрь тела.

— О, Мерлин… — прошептала Гермиона, вертя головой. Лучи касались её щек и ладоней, даря приятное тепло. Шелест магии обволакивал со всех сторон, и хаотичные ломаные лучей начали сплетаться вокруг тела Драко, образуя широкое кольцо. Гермиона отшатнулась и неловко поднялась на ноги, когда силы чар оторвали Малфоя от пола и взметнули его к потолку. Ноги и руки, бессильно опустившиеся вниз, опутали тонкие магические нити. Они пульсировали и разрастались, и вскоре за их свечением Гермиона уже почти не могла различить очертаний тела Малфоя. Внезапно Драко выгнулся в спине, словно простреленный острой болью. Его руки взметнулись вверх, пальцы вцепились в горло. Резкие движения, больше похожие на агонию, испугали Гермиону, и она прижалась спиной к стене. Секунды длились вечно, а судороги его тела все не прекращались. Она задрожала, задержав дыхание. Руку обожгло: перстень накалился до предела и теперь причинял боль, однако Гермиона продолжала смотреть на тело Малфоя, застывшее в воздухе. Шепот магии перерос в настоящий гул. Он усиливался и подавлял, поэтому возникло резкое желание закрыть уши руками и упасть, чтобы спастись от разрушительной мощи. И когда Гермиона уже готова была сделать это, комнату озарила яркая вспышка, ослепившая глаза. Послышался грохот тела. Все померкло, погружаясь в привычный мрак.

Еще не открыв глаз, Гермиона услышала сдавленное ругательство, а затем — надрывный кашель. Казалось, её сердце не билось так даже в минуту рождения. Не веря себе, волшебница распахнула глаза.

Скорчившись на полу, Малфой заходился в страшных хрипах. Его пальцы, закрывающие рот, были перепачканы в крови, и все, что находилось близко — тоже. Багрянец окрасил рубашку, кожу шеи и даже мраморный пол. В воздухе поселился терпкий запах крови вперемешку с цветочным ароматом «мгновенной смерти».

— Драко… — пробормотала Гермиона, сумев побороть оцепенение. Уже через мгновение она беспомощно сжимала его трясущиеся плечи слабыми пальцами. С губ срывались неосознанные слова поддержки, которых потом она бы и не вспомнила. Малфой приподнялся и схватил её за локоть, блеснув умоляющим взглядом. Кашель, перемежающийся с отторжением отравленной крови, все не прекращался. Подавшись вперед, Гермиона прижала голову Драко к груди и принялась наугад гладить то волосы, то плечи, пока кровь расползалась и по её одежде. Изо всех сил сжав в слабых объятиях содрогающееся тело, она продолжала шептать мольбы, не имеющие адресата. Через минуту или две кашель наконец начал ослабевать, и дыхание постепенно выровнялось. Когда Малфой замолк и наконец расслабился, наступила блаженная тишина.

— Какого черта, Грейнджер? — усталый голос заставил её вздрогнуть и разжать пальцы, вцепившиеся в плечи. — Что-то не припоминаю, чтобы в Хогвартсе был курс по некромантии.

С её губ слетел нервный смешок. Драко попытался оттолкнуться от пола ослабевшими руками, но тут же рухнул обратно, потому что тело практически не слушалось. Обессиленно прикрыв глаза, он зажмурился. Казалось, будто в комнате слишком душно: волны липкого жара одна за другой обволакивали тело, словно Малфой был болен. Сознание все еще затемняли отголоски ломоты в суставах, поэтому больше, чем думать о чем-то, хотелось просто заснуть.

— О чем ты думал? — дрожащий шепот выдернул его из мутного потока образов. Драко устало поднял веки и сглотнул. Язык горчило от крови, и этот вкус вызывал навязчивое чувство тошноты.

— Это был единственный шанс, — Малфой глубоко вдохнул и выдохнул. — Не знаю, как ты сделала это, но оживлять меня не стоило. Умирать больно.

— Ты не должен был сдаваться, — прошептала она, мягким движением стирая кровь у его губ. — Даже если казалось, что это единственный шанс предотвратить катастрофу.

— Грейнджер… — Драко поморщился, снова сделав усилие, чтобы встать. Он чувствовал себя разбито и униженно. — Ты думаешь, я сделал это ради кого-то кроме себя? — его губы иронично изогнулись, и из потревоженной трещинки выступила кровь. — Не перестаю удивляться твоей вере в людей… — хриплый голос звучал надменно, и от этого Гермиона почувствовала слабый укол раздражения. Различив недовольство на её лице, Драко насмешливо хмыкнул:

— О, да брось, Грейнджер! Я был воспитан паршивым ублюдком, им и останусь. Мне плевать на магическую Британию.

— Это же не правда!

— Замолчи, — он с трудом перевел дыхание. — Я большой эгоист, и поэтому умер, чтобы больше не испытывать боли. Я трус, Грейнджер, и никогда не надеялся на собственные силы. Страх… Страх заставил меня подумать о смерти. Я боялся, что смогу причинить тебе вред.

— Ты бы никогда…

— Что? — он криво усмехнулся, посмотрев на дрожащие ресницы Гермионы. — Думаешь, я бы не убил тебя? Мерлин всемогущий… Зачем, Грейнджер? — он повысил голос, но тут же сжал зубы, ощутив острую боль в горле. — Зачем ты до сих пор продолжаешь верить, что я — нечто большее, чем просто трусливый выродок?

— Я верю в тебя, — настойчиво ответила она, пытаясь перестать дрожать всем телом.

— Нет… — он помотал головой, а из груди вырвался хриплый, страшный смех. — Ты веришь в себя, веришь в свою миссию и просто хочешь получить очередной трофей собственного милосердия!

— Не говори так, Драко… — угрожающе начала она, хотя интонация кривилась от обиды и горечи, застрявшей горле.

— А что? — он закрыл глаза, устало выдыхая. — Может, скажешь, что любишь меня?

Гермиона открыла рот, чтобы возразить, но её тут же пронзил страх: связи больше не было. Мог ли Малфой жалеть о тех словах, что написал? Теперь, когда его разум и чувства были свободны от магических уз, все могло измениться. Гермиона прислушалась к своему сердцу, чтобы понять, что чувствует сама, но не смогла различить ничего кроме страха.

— Молчишь… — выплюнул он, печально кивнув. — Подай мне шкатулку, пора с этим заканчивать.

— Чар больше нет, Драко, — внезапно выпалила волшебница, отшатываясь от него. Лишь когда её спина уперлась в кровать, Гермиона застыла и, немного помедлив, стянула с пальца кольцо. Малфой наблюдал за ней расширившимися от удивления глазами. — И я могу объяснить твою грубость лишь этим… — прошелестела она.

Драко приподнялся на локтях, не обращая внимания на мгновенное головокружение и боль в плечах. Грейнджер выглядела странно, хотя её напуганный вид легко объяснялся обстоятельствами, в которых они находились. Взгляд девушки метался по сторонам, она отчаянно сжимала ладонь, в которой было кольцо.

— Ты спросил, люблю ли я тебя… — Гермиона схватилась рукой за спинку кровати и медленно поднялась. — Я не хочу отвечать на этот вопрос после всего, что ты сейчас наговорил. Думаю, даже твой прадед… — девушка откинула с лица прилипшую прядь и протяжно выдохнула. — Даже он не был настолько невыносим.

— При чем тут Септимус? — раздраженно пробормотал Драко, делая еще одно усилие, чтобы сесть.

— Он верил своей жене, — Гермиона хмыкнула и опустила взгляд на кольцо. — И был уверен в том, что чувствует сам. Только поэтому чары спасли его от проклятья. Когда это произошло, Элафия не была уверена в том, что чувствует. Я тоже. Но смерть, — волшебница запнулась, когда в её голове снова возник образ мертвого Малфоя, — открывает на все глаза. Она не дает времени на размышления и сомнения, не дает возможности выбрать что-то промежуточное. «Да» или «нет» — вот и все. Ты задал мне тот же вопрос, что и смерть. И тогда у меня было только два варианта ответа.

В комнату заползла тягучая тишина. Малфой судорожно сглотнул.

— Я сказала «да», и, если бы это не было правдой, артефакты не вернули бы тебя к жизни. — Гермиона набралась смелости посмотрела ему в глаза. — Но разве ты в это поверишь, если не веришь даже себе?

Кольцо леди Элафии упало к его ногам, и, жалобно звякнув о мрамор, откатилось в сторону.

Малфой не отрываясь следил за тем, как каменеет выражение лица Гермионы.

— Я неясно выразилась? — она приподняла бровь, стараясь не показывать, насколько испугана отсутствием ответной реакции на признание. Драко выглядел сосредоточенным. Проницательный взгляд что-то настойчиво выискивал в её глазах.

— Вполне, — хрипло ответил он. Сцепив зубы, Малфой оперся на руки и с трудом поднялся на колени, а потом, опасно пошатываясь, и на ноги. Продолжать разговор в столь же унизительном положении он не собирался, хотя в глазах мгновенно почернело, а мышцы загудели болью. — Только не могу понять, почему ты так напугана.

Она нервно рассмеялась, пытаясь не показать Малфою, что он абсолютно прав.

— Боишься, что влюбилась в Пожирателя Смерти? — насмешливо, в тон ей, продолжил Драко, хотя в его глазах не было и намека на веселье. Гермиона вздрогнула, услышав слово, которого так опасалась. Все же признаваться в чувствах мертвому Малфою было куда проще, чем живому.

— Ты прекрасно знаешь, что это чушь!

— Тогда почему? — он попытался надвинуться на неё, но тут же согнулся от боли.

— Чар больше нет, и я… — Гермиона была напугана его состоянием, и потому решила больше не продолжать эту игру в догадки. — Я подумала, что ты мог пожалеть о том признании в письме.

Некоторое время они сверлили друг друга внимательными взглядами, и в ту секунду, когда Гермиона уже была готова закричать от неприятных чувств, переполняющих её, Драко вдруг расхохотался. Еле держащийся на ногах и в крови, он выглядел по-настоящему жутко, даже безумно.

— Грейнджер… — глухо проговорил он, наконец успокоившись. — Ты боялась, что я смогу изменить свое решение? Мерлин… — следовал очередной смешок. Малфой не без труда выпрямился и, кое-как балансируя, схватился пальцами за своё кольцо. Оно без труда соскользнуло в перепачканную кровью ладонь. — Даже теперь, когда нас ничего не связывает… — Драко внимательно посмотрел в её глаза. — Я готов умереть столько раз, сколько потребуется, и каждый из них, слышишь? — он рванул к ней из последних сил, до боли сжимая кольцо в ладони. — Каждый чертов раз я буду думать только об одном: лучше уж умереть, чем снова потерять тебя.

Драко разжал пальцы, и кольцо полетело на пол. Золото оправы звонко ударилось о плиты, и лишь тогда Гермиона смогла вдохнуть. Чувство страха не прошло — напротив, оно развилось с чудовищной скоростью и стало сильнее, чем когда-либо. Только теперь она боялась вовсе не того, что Драко отвергнет. Скорее, было страшно потерять его снова. После того, как это случилось один раз, Гермиона поняла: еще одной смерти Драко она не вынесет.

Малфой держался на ногах еще несколько секунд после того, как стих звон упавшего кольца, а потом, зажмурившись от боли, начал оседать на пол. Гермиона кинулась к нему, подхватывая за руки, и попыталась поднять, но сил почти не оставалось. Некоторое время она упорно пыталась удержать его на ногах, задыхаясь от собственных всхлипов. Она не плакала, но нервы уже не выдерживали: по вискам била тупая боль. Наконец Драко смог собраться с силами и, ухватившись за спинку кровати, выпрямился. Общими усилиями им удалось добраться до кровати, и Малфой обессиленно застонал, когда рухнул на мягкий матрас.

— Все, Грейнджер. Это очень мило, что ты вызвала меня с того света, чтобы поговорить, но мне пора обратно, — рука Драко потянулась к деревянной шкатулке, все еще покоящейся на кровати, но Гермиона тут же схватила её и скинула на пол. — Какого…

— Нет, — она нависла над ним грозной тенью. — Мы сбежим.

Драко злобно стиснул зубы. Он понимал, что не сможет добраться до «мгновенной смерти», потому что слабее и медленнее Грейнджер, и это бессилие раздражало.

— Я поклялся… — процедил он, закрывая глаза. — Клятва на крови обяжет меня убить тебя и завершить обряд, так что смерть — единственный выход.

Малфой замер. Спасительная мысль, все еще туманная, но очень навязчивая, пронеслась в его сознании.

— Мы найдем выход! — заявила Гермиона, все еще дрожащими руками огладив его щеки. — Мы его найдем.

— Подожди, — прервал он череду заверений. — Помоги мне сесть.

Когда его спина оперлась на спинку кровати, Драко зажмурился, собираясь с силами, а потом посмотрел на свою ладонь. Пришлось сощуриться и поднести руку ближе, чтобы понять: на месте, где раньше был шрам, теперь виднелась только ровная кожа.

— Да… — он медленно улыбнулся и откинул голову. С губ сорвался вздох облегчения.

— Что? — Гермиона нахмурилась, подсаживаясь ближе.

— Протеус сказал, что от клятвы меня освободит только смерть, — Малфой протянул ладонь, и прохладные пальцы волшебницы тут же ухватили его запястье. — Шрама нет. Это значит, что я больше не обязан завершать Обряд.

— Мерлин! — восхищенно прошептала она, проводя по его ладони кончиками пальцев. Если бы у Драко были силы, он радовался бы настолько же бурно, насколько и она.

— Грейнджер, — позвал он, отвлекая её от рассматривания своей ладони. Волшебница подняла голову, и её широкая улыбка породила волну тепла во всем его теле. — Выглядишь так, словно выиграла миллион галеонов.

Покачав головой и еще раз посмотрев на его ладонь, Гермиона коротко вздохнула и порывисто приблизилась к Малфою. Застыв перед его опущенным лицом всего на мгновение, она медленно и осторожно поцеловала его. Прикосновение длилось пару секунд, и Драко не мог шевелиться ровно до того момента, как она начала медленно отстраняться. Гермиона вздрогнула и шумно выдохнула, когда прохладная широкая ладонь легла на её шею и потянула ближе. Поглубже вдохнув, Малфой ответил на поцелуй. Спокойные движения губ, все еще хранящих привкус крови, дарили чувство безмятежности, а не возбуждения и дикого желания, как это было раньше.

— Ладно, — он мягко отстранился и прикоснулся своим лбом ко лбу Гермионы. — Надо уходить. Если Пожиратели обнаружат, что клятва нарушена, то могут заставить меня возобновить её. Только до полуночи — потом будет поздно.

— Портал? — Гермиона неловко закусила губу и отстранилась.

— Да. В комнате леди Элафии нас, по крайней мере, не сможет достать Протеус.

— Хорошо, — девушка сосредоточенно кивнула и поднялась на ноги. — Давай, обопрись на меня.

Скривив недовольное лицо, Драко оттолкнулся от спинки кровати и ухватился за плечо Гермионы. Медленно, но вполне благополучно они преодолели несколько метров, а потом остановились у зеркала. Малфой сосредоточенно нахмурился, всматриваясь в холодную гладь. Обычно портал открывался сразу же, как только в нем была необходимость, однако драгоценные секунды утекали, а отражение так и не менялось.

— Что происходит? — тревожно нахмурившись, спросила Гермиона.

— Магия мэнора… — Драко поджал губы, внутренне вознося хвалу Линку и Тиф. — Алтарь второго пространства разрушен. Это повредило особняк, и теперь все порталы закрыты.

— Трансгрессия?

— Антиаппарационный купол не связан с мэнором, а значит, он все еще цел. Мы сможем переместиться только от главных ворот, — Малфой осмотрелся по сторонам, и, остановив взгляд на противоположной стене, развернул Гермиону. — Идем, — и они направились обратно. Малфой сжимал зубы, чтобы не выдать боль во всем теле, потому что Грейнджер начинала двигаться медленнее, когда подозревала, что ему трудно идти. Через мучительный десяток секунд они задержались перед широким гобеленом с вышитой на нем картой волшебной Британии. Драко поспешно отодвинул край тяжелой материи и надавил рукой на декоративную деревянную панель. За стеной что-то зашумело, оживая от долгого простоя, а потом хрустнула стена, и панели заскрипели, отодвигаясь в сторону. Перед ними открылся узкий проем.

— Сначала ты, — Драко схватился за стену, и, нетерпеливо подтолкнув Гермиону вперед, нырнул следом. Волшебница попыталась рассмотреть место, в которое попала, но после того, как Драко нажал на какой-то рычаг уже с этой стороны стены, их окружила темнота.

— Где мы?

— Тсс… — Драко ощупал руками ширину потайного коридора и развернулся. Его плечи уперлись в пыльные стены. Да, десятилетнему Малфою здесь было куда просторнее. Он неосознанно усмехнулся, вспомнив,как в детстве решил спрятаться в случайно найденном тайном проходе и заблудился. Эльфы сбились с ног, ища юного Малфоя, и смогли найти его только после того, как из-за стен послышался вой. Пыльного и ревущего, его все же достали из чертова лабиринта. Эти воспоминания всегда были искренне неприятны Драко, но теперь он был бесконечно рад своему детскому фиаско.

— Что ты… — Гермиона возмущенно зашипела, когда Малфой оттеснил её к стене, вжимаясь собственным телом.

— Ради Мерлина, Грейнджер! — Драко быстро протиснулся вперед, чтобы идти первым. — Не время думать о личном пространстве!

Гермионе стало стыдно, и она ничего не сказала, когда теплая ладонь Драко обхватила её запястье и потянула за собой. Они продвигались вперед мелкими шагами, задыхаясь от пыли и паутины, но до сих пор ни один из них не издал ни звука.

Внезапно послышался грохот. Гермиона испуганно вжалась в стену, и Драко успокаивающе погладил её запястье большим пальцем. Судорожно выдохнув, она расправила плечи и прислушалась. Звуки явно исходили из комнаты, которую они только что покинули.

— Где он?! — проревел низкий мужской голос, и Гермиона узнала тембр Протеуса. — Мало того, кретины, что вы не уследили за алтарем второго пространства, так еще и не смогли удержать безоружного мальчишку в закрытой комнате!

— Мы слышали звон стекла в комнате, — робко отозвался чей-то голос.

— И просто стояли на месте?!

— Вы сказали нам, что Малфой попробует выбраться, и поэтому приказали ни за что не открывать двери. Я сразу же направился за вами.

— Моргана, спаси меня от этих недоумков… — тяжелые шаги Протеуса прозвучали совсем близко к стене. Гермиона задержала дыхание.

— Господин Нотт!

— Что еще? — рявкнул тот, стремительно удаляясь от стены.

— Здесь пустой флакон, — следовала недолгая пауза, в течение которой говоривший, скорее всего, пытался определить природу зелья. — Кажется, это «мгновенная смерть».

— Не может быть… — прорычал Нотт. Послышалось сдавленное ругательство. — Клятва! — он закричал так, что завибрировали стены. — Чертовы Малфои! — Протеус проорал еще несколько нелестных высказываний в адрес Люциуса, незадачливых охранников и Драко, а потом смолк, чтобы отдышаться. — В комнате наверняка есть порталы, так что он может находиться где угодно, но в пределах особняка. Передайте остальным: пусть заблокируют все двери и окна, а также установят охрану по периметру дома и у ворот. У нас более получаса до двенадцати. Он не должен сбежать!

Послышалась возня, Пожиратели в комнате что-то рассеянно пробормотали.

— И донесите до каждого, чтобы не смели поднимать свою палочку, если увидят грязнокровку, — Гермиона с ужасом поняла, что вместо голоса Протеуса слышит свой собственный. Драко покрепче сжал её руку и потянул за собой. — В таком виде я найду мальчишку быстрее всего. Выполняйте!

Малфой, тяжело дыша, пробирался вперед. Промедление могло стоить им жизни, а теперь лишаться её совсем не хотелось. Если бы не надежда спастись, Драко давно бы рухнул и застонал от слабости.

— Ты хоть знаешь, куда идти? — прошептала Гермиона, когда они завернули за угол.

— В общих чертах, — хмыкнул он, потому что последний раз был здесь слишком давно, но даже тогда не знал, куда ведет потайной ход. Драко продвигался дальше, исходя из представляемого им плана комнат, вдоль которых наверняка и тянулись эти скрытые коридоры. Он знал только, что еще один вход находился в спальне его матери, а это была крайняя к лестнице комната. Решив в первую очередь достичь её, Драко уверенно шел вперед, ощупывая стены и пропуская ненужные повороты. Пару раз он испытывал страх, что свернул не туда и они заблудились, но присутствие Гермионы придавало уверенности.

— Должно быть, это где-то здесь, — наконец остановившись, прошептал Драко. — Поищи рычаг. Он должен быть где-то на уровне колен.

Расцепив руки, они принялись ощупывать стену. Пальцы путались в паутине, и Гермиона брезгливо встряхнула рукой, когда почувствовала, как по коже поползло какое-то насекомое. Драко медленно продвигался вперед, пока наконец не остановился, нащупав деревянную ручку.

— Иди сюда.

Гермиона, не теряя ни секунды, ринулась к нему, но чуть не столкнула с ног. Малфой раздраженно зашипел, однако комментировать не стал.

— Слышно что-нибудь? — спросила Гермиона, почти вплотную прижимаясь к стене.

— Нет. Сейчас все ищут меня, так что здесь, скорее всего, никого нет, — Драко блефовал, когда произносил это с такой уверенностью. В комнате мог быть кто угодно, начиная с его матери — в лучшем случае — и заканчивая любым Пожирателем.

— Ладно, — вздохнула она. — Я пойду первая.

— Но…

— Не спорь. Сам сказал — они не должны поймать тебя до полуночи. А я продержусь.

Малфой замолчал и, тихо вздохнув, схватился за рычаг.

— Давай, — шепнула Гермиона.

Зашумели механизмы, и стена разразилась уже знакомым треском. Наблюдая за тем, как разъезжаются панели секретного входа, Гермиона пообещала себе, что обязательно расспросит Драко о тайном «застенке», когда они выберутся. Вопреки ожиданиям, вокруг не стало светлее, когда все смолкло. Гермиона протянула руку вперед и наткнулась на мягкую ткань. Недоумевающе хмыкнув, она занесла ногу и перешагнула через небольшой порог. Несколько секунд потребовалось на то, чтобы понять: она находилась в большом платяном шкафу. Пальцы нащупали рукава и подолы платьев.

Приказав себе собраться, Гермиона схватила одну из вешалок и покрепче сжала её в руке. Оружие было такое себе, но выбирать не приходилось. Сосчитав до трех, волшебница коротко выдохнула и резко распахнула створки.

Испуганному женскому вздоху вторил такой же — со стороны Гермионы. Нарцисса, прижимаясь к противоположной стене, огромными глазами смотрела на собственный шкаф.

— Гермиона? — её голос звучал тихо и неуверенно. В неярком свете, отбрасываемом ночником, девушка смогла заметить, что глаза миссис Малфой покраснели и припухли от слез.

— Да, я… — Гермиона неловко оглянулась назад. — Драко…

— Мерлин всемилостивый, он тоже здесь? — Нарцисса, подобрав подол, быстро подошла к шкафу, но тут же отшатнулась, увидев Драко. Опираясь на руку Гермионы, он медленно шагнул из шкафа и поднял на мать уставшие глаза.

— Почему она так смотрит? — спросил Малфой, повернувшись к Гермионе. Молчание явно затянулось, а губы Нарциссы не переставали дрожать. Девушка растерялась, взглянув на Драко. Весь в крови, с пыльными взъерошенными волосами и едва стоящий на ногах…

— Ты ужасно выглядишь, — наконец нашлась Гермиона, и Малфой фыркнул:

— На себя посмотри.

Его острота разрядила обстановку, и Нарцисса, всхлипнув, бросилась к сыну.

— Драко, — она наспех пригладила его волосы и быстро поцеловала в лоб. — Я думала, что больше не увижу тебя… — уткнувшись лбом в его плечо, Нарцисса тихо заплакала. Гермионе вдруг стало жутко неловко: ей казалось, будто она вмешивается в личное.

— Все хорошо, — поспешно пробормотал Драко, тоже несколько смутившись. — Теперь все хорошо. Нужно придумать, как выбраться отсюда.

Комментарий к 29. Клятва (1)

Это должна была быть предпоследняя глава, но я решила разделить её. Почему так долго? Объясняю.

1) Я очень долго писала часть с Драко и Гермионой. Стирала и переделывала заново 3 раза, удаляла страницами. Просто не было ощущения, что это действительно то, что я хотела написать.

2) У нас начался новый предмет по редактированию текста, и я настолько вдохновилась, что придиралась к каждой строчке. Перепроверка была тотальная (но это не значит, что я заметила все)

3) Как уже упоминалось, я хотела привести историю к развязке уже в этой главе, но шла 20(!) страница текста, и я поняла, что до окончания мне придется писать еще где-то 10. Так что все будет в след. главе. Думаю, вам нужно переварить сначала хотя бы эти два десятка…

Жду ваших отзывов. Не слишком ли развернуто? И удалось ли мне “попасть в цель” в той части главы, где описывается соединение главных героев?

Спасибо всем, кто с нетерпением ждал продолжения.

Каждый читатель - по-своему очень близкий для меня человек.

♥

========== 30. Клятва (2) ==========

Они молчали, немигающим взглядом уставившись в темноту. В камере, которую Теодору удалось отыскать, было холодно и сыро, но, по крайней мере, безопасно. Пэнси настаивала на том, чтобы попробовать выбраться, однако Нотт не поддавался. Он был почти уверен, что в нынешнем состоянии не сможет бежать или бороться, когда это понадобится. Теодор рассчитывал на подмогу, которую мог бы привести Блейз, и поэтому укоренился в своем решении скрываться и ждать. Рисковать было ни к чему, и именно поэтому они уже около четверти часа сидели в наглухо запертой простеньким заклинанием камере. Здесь пахло гниением и мокрым камнем, однако Теодор и Пэнси почти не замечали этого. Все мысли были заняты томительным ожиданием, и оно неприятно сковывало каждый вдох.

— Как думаешь, мы выживем? — вдруг прошептала Пэнси, потому что больше не могла выносить давящего молчания.

— Нас найдут, — твердо ответил Теодор и повернул голову в ту сторону, откуда доносился её голос. — И мы выберемся отсюда еще до того, как взойдет солнце.

— Хотелось бы в это верить, — горько ответила она, коротко вздохнув.

— Верь, — понизив голос, произнес он. — Вера сильнее волшебства.

Они замолчали, прислушиваясь к дыханию друг друга. Было нечто невероятно мощное в тишине, окружившей две сгорбленные фигуры. Теодор протянул руку и нашел ладонь Пэнси. Девушка вздрогнула, но позволила его пальцам переплестись с её. Слабый всполох магии из колец осветил их лица, и Пэнси пораженно выдохнула, словив на себе внимательный взгляд зеленых глаз. В бледном освещении они казались почти черными и оттого загадочными, почти нечитаемыми. Нотт изучал трепет черных ресниц, а потом плавно спустился ниже: по ровному слегка заостренному носу и оттуда — к губам. Пэнси замерла, а пальцы, обхватывающие её ладонь, слегка сжались. Внезапно в ледяной камере стало слишком душно, и Паркинсон приоткрыла рот, чтобы облизнуть губы. Сосредоточенный взгляд с жадностью проследил за движением языка и слегка дрогнул. Теодор тихо выдохнул и, не сводя глаз с пугливо дрожащих губ Пэнси, чуть придвинулся к ней. Нечто странное толкало его вперед, заставляло желать большего, чем просто созерцание. Смутные образы захватили разум, и Теодор сглотнул, приближаясь к лицу Пэнси. Внезапно захотелось ощутить её волосы в своих пальцах, очертить голубоватые вены на шее, ладонью спуститься чуть ниже…

— Драко! — знакомый до внезапной ломоты в сердце голос эхом ударился о стены подземелий. В эту же секунду застывшее между Пэнси и Теодором пространство треснуло и рассыпалось, оставляя после себя лишь слабое ощущение разочарования. — Драко!

Теодор вскочил на ноги, и едва заживший перелом напомнил о себе вязкой болью. Чтобы удержать равновесие, пришлось опереться на стену и слегка склониться.

— Это Гермиона, — отчасти восхищено прошептал он, когда голос снова донесся до запертой камеры. Теперь он звучал громче, и Теодор справедливо рассудил, что Гермиона приближается к камере.

— Что ей здесь делать? — подавленно, но слегка тревожно спросила Пэнси, хватая его за рукав. Теодор резко отдернул руку и этим невольно оскорбил девушку. После всего, что произошло, Пэнси рассчитывала хотя бы на малейшее доверие.

— Я не знаю, — взволнованность в голосе говорила о том, что Теодор не задумывался ни о чем, кроме приближающейся Гермионы. Было важно лишь то, что она оказалась здесь, совсем рядом. — Может, Блейзу удалось привести авроров?

— Тогда почему не они, а Грейнджер ищет Драко?

— Перестань, — Теодор рывком приблизился к двери и устало поморщился. — Это она!

— Как только речь идет о грязнокровке, ты теряешь голову, — прошипела Пэнси, сжимая его ладонь, уже обхватившую ручку двери.

— Не смей, — Теодор снова выдернул руку, но на этот раз намеренно резко и жестко, практически оттолкнув Пэнси от себя. — Не смей называть её так!

— Делай что хочешь, — Пэнси была настолько поражена, что отошла вглубь камеры и там замерла. Теодор некоторое время молчал, обдумывая свой порывистый поступок, но голос Гермионы прозвучал вновь.

Теодор взмахнул палочкой, снимая с двери защитные чары. Скрипнули петли, и тяжелая ржавая махина сдвинулась с места. Освещая путь «люмосом», Нотт шагнул в темноту коридора, бешено озираясь по сторонам. Взгляд искал знакомую хрупкую фигуру, но ни справа, ни слева никого так и не обнаружилось. В голове вспышкой зародилась мысль тут же метнуться обратно в камеру, запереть дверь и больше не издавать ни звука, но вдруг из-за поворота справа от Теодора вывернул черный силуэт. Все замерло на несколько секунд. Нотт не понимал, видит ли его лицо пришедший, но не мог даже взмахнуть палочкой, чтобы осветить себя или незнакомца.

— О, Мерлин… — наконец выдохнула фигура и неуверенно, осторожно покачнулась вперед. — Я думала, что больше не увижу тебя!

Её шепот казался настолько горьким и искренним, что Теодор, даже не потрудившись вновь зажечь потухший «люмос», бросился вперед и остановился лишь когда фигура Грейнджер оказалась совсем рядом.

— Как ты… — он задыхался, борясь с желанием сгрести её в охапку и прижать к себе. Былые чувства отошли на задний план — он действительно был искренне рад видеть её живой, и ничто, кроме этого, не имело значения.

— Я сбежала, — дрожащим голосом прошептала она. — Протеус почти поймал нас, но я сумела обмануть его… Теодор! — девушка всхлипнула, но в темноте Теодору не удалось увидеть её слез. — Я так испугалась…

— Подожди, — он нахмурился. — «Вас»? Они поймали Малфоя?

— Да, то есть… — Гермиона запнулась, и её ладони, до сих пор утирающие щеки, скользнули вниз. Теодор напрягся и отступил на шаг, а пальцы с новой силой обхватили древко. — Где Пэнси?

— Гермиона, — Теодор сделал еще один шаг назад, медленно сглатывая. — Почему ты ищешь Малфоя здесь? Как тебе удалось сбежать?

— Слишком много вопросов, Тео, — её низкий, коварный голос прозвучал неестественно. — Ты всегда был таким любознательным мальчиком…

— Петрификус…

— Экспеллиармус, — лениво отразила атаку девушка и повела плечами. –Круцио. Какая посредственность…

Низкий гортанный крик со стремительной скоростью разнесся по пустынным коридорам подземелья. Единственным, что почувствовал Теодор прежде чем его пронзила невероятная боль — запах сырого и грязного пола, на который он с шумом повалился после мгновенной вспышки непростительного заклинания.

— Кто разрушил алтарь? — прогремел голос отца, и Теодор вдохнул, пользуясь секундами передышки.

— Пошел ты, — прошипел он сквозь зубы, но в следующее мгновение выгнулся и застонал.

— Надеюсь, с твоей памятью все куда лучше, чем с сообразительностью. Не буду повторять вопрос. Отвечай.

— Я, — с некоторым удовольствием просипел Теодор, заходясь хриплым дыханием. — Это я его разрушил, гребаный ублюдок.

— Ты не мог, — снисходительно процедил Протеус. — Кто тебе помог?

— Эльфы, — тут же выпалил он, предвосхищая новую порцию боли. Все равно зачинщики разрушения алтаря были мертвы — так к чему лишние жертвы? Теодор мало верил в то, что силы ему еще понадобятся, но надежда оказалась куда крепче, чем ей следовало бы быть в этой ситуации.

— Эльфы… — с ненавистью процедил Нотт. — Всегда считал, что эти отродья должны умереть. Неплохая идея… — он хмыкнул. — А на замену им придут грязнокровки и предатели крови. Такие, как наша маленькая мисс Грейнджер.

— Ублюдок, — снова простонал Теодор, пытаясь приподняться на локтях.

— Повторяешься, Тео, — брезгливо скривив губы, Протеус щелкнул пальцами. Из-за угла вывернули три фигуры в черных мантиях. Теодор обессиленно закрыл глаза и откинул голову назад. Сопротивляться дальше не было смысла. — Где Паркинсон?

— Не знаю, — выпалил Теодор. Следовал «круциатус» намного сильнее предыдущего. Теодор почувствовал, что его тело пронзает судорога, и сжал кулаки. Внутри все разрывалось и горело. Он не понимал, что было громче: стук сердца или вопли, непроизвольно срывающиеся с губ.

— У меня нет времени возиться с тобой, — прошипел Протеус. — Говори. Еще один «круциатус» ты не переживешь, обещаю.

— Пошел к черту, урод! Сдохни, сдохни, просто сдохни! — Теодору казалось, что он кричал, но на самом деле с губ срывались лишь нелепые, жуткие хрипы.

— Сладких снов, Тео, — выдержав задумчивую паузу, Протеус направил на сына палочку. Теодор закрыл глаза и расслабился. В темноте, поглощающей сознание, уже мелькали нежные руки матери, и он улыбнулся, представляя, что совсем скоро — если за порогом смерти, конечно, что-то есть — встретится с самой любимой женщиной в своей жизни.

— Нет! — плаксивый голос выдернул Теодора из вязкой черноты. Сердце испуганно пропустило удар, а глаза широко распахнулись.

— Вот и моя невестка… — довольно процедил Протеус, опуская палочку. — Безрассудна и тупа, как и все подстилки Ноттов…

— Не трогай её, — прошептал Теодор. — Пожалуйста, если ты все еще мой отец.

— Ты пожелал мне смерти, Тео, — будто бы обижено произнес Протеус. — Думаю, наши родственные отношения потерпели фиаско.

— Ненавижу тебя…

— Знаю, дорогой, — устремив задумчивый взгляд на сына, Нотт на какое-то время замер. — Эй, — он подозвал к себе стоящих неподалеку Пожирателей и кивнул в сторону дрожащей всем телом Пэнси. — Обездвижьте их и отведите в главный зал. Мы проведем обряд там, когда я поймаю мальчишку.

***

Драко проклинал того, кто создал такой низкий и узкий шкаф. Согнувшись в три погибели, они с Грейнджер держались друг за друга, лишь бы случайно не навалиться на створки и не разрушить весь план к чертовой матери. На его разработку было слишком мало времени, но что-то получше придумать было вряд ли возможно.

С того момента, как они забрались в шкаф, стоящий рядом с дверью, прошло около двух минут, но миссис Малфой почему-то все еще не спешила приводить их план в действие. Если бы главным неудобством были лишь затекшие конечности, Драко был бы невообразимо рад, но настойчивое головокружение и ненормальная дрожь в руках и ногах почти не позволяла держаться в устойчивом положении. Гермиона прижимала его к стенке, вцепившись в плечи руками.

— Эй! — резкий крик заставил обоих вздрогнуть и сильнее вцепиться друг в друга. Голос Нарциссы едва заметно колебался, но это сейчас было не важно. — Вы, там! В моем шкафу кто-то есть! — она затихла, а потом настойчиво ударила по двери кулаком. Какое-то время все было тихо, но едва Драко успел расправить затекшие плечи, послышался щелчок замка.

— Что за шум? — угрюмый и усталый голос Пожирателя больше отвращал, чем пугал. По интонации было ясно, что ему совсем не до проблем пленницы.

— В шкафу, — тихо, и, пожалуй, слишком неуверенно повторила она.

— Эй, Шоуз, — позвал Пожиратель, и Драко сосредоточенно прислушался. Судя по звукам, в комнату вошли еще два или три человека. — Ты постоишь здесь, а мы проверим, что там.

Выругавшись одними губами, Драко попытался переменить позу, потому что боялся потерять способность двигаться к тому моменту, как потребуется бежать.

— Там за стеной проход, — послышался грубоватый оклик. Заскрипели вешалки, на пол рухнула вся одежда, что до сих пор висела в шкафу. Гермиона дернула Драко за рукав. Пусть план шел не совсем так, как они рассчитывали — нужно было двигаться дальше.

— Они убьют её, — прошептал он. — Нет.

— Надо бежать, — рвано выдохнула Гермиона. — У нас нет другого выхода.

— Они не должны поймать нас обоих, — спустя некоторое время произнес он. — Я пойду первым и отвлеку его, чтобы мама успела закрыть проход, — Драко осторожно отцепил её пальцы от своей рубашки. — Что бы дальше ни произошло — бегите вниз на кухню. Эльфы смогут задержать погоню, но ненадолго. Мама знает, куда идти.

— Нет, нет! — прошипела Гермиона.

— Будь умницей, Грейнджер, — Драко потрепал её по голове и, не обращая внимания на руки, цепляющие его запястья, толкнул дверцы шкафа. Неловко оступившись, он схватился за ручку, чтобы устоять на ногах. Взгляд быстро столкнулся с прищуром Пожирателя. Мужчина стоял в противоположном конце комнаты на определенном расстоянии от двери, тогда как Драко находился в двух шагах от выхода. Несмотря на это преимущество, шансов сбежать оставалось все равно мало: у Пожирателя была палочка. Малфой чувствовал, что проиграет, но просто не мог сдаться. Борьба была всем, что осталось в его жизни, поэтому Драко, покрепче сжав зубы и собравшись с силами, рванул к двери. Пожиратель взмахнул палочкой, но успел попасть лишь в дверной косяк — беглец уже успел миновать порог. Эта ловкость стоила Драко невыносимой боли во всем теле, и потому, сделав всего несколько шагов по коридору, он упал, содрогаясь от душащего кашля. В унисон воспалились острой ломотой все мышцы, горло запершило от горечи подступающей крови. Горячие волны лихорадки окутали тело в непроницаемый кокон, а уши внезапно заложило, словно после взрыва.

— Не советую дергаться, — чужой голос звучал как будто из-под земли. Бессильно скосив глаза, Драко заметил возвышающегося над ним Пожирателя. Острый конец палочки был угрожающе направлен прямо в лоб. Не дергаться? Если бы у Малфоя были силы, он бы обязательно усмехнулся. — Все кончено.

В комнате послышался странный шум, но Пожиратель не отвлекся. Теперь, когда ему удалось поймать мальчишку даже раньше Протеуса, больше ничего не имело значения. Триумф затуманил рассудок, но насторожиться все-таки стоило бы: в ту секунду, когда он погнался за Драко, миссис Малфой повернула рычаг с внешней стороны тайного прохода. Пожиратели за стеной тревожно притаились, а потом, осознав собственное положение, ринулись искать выход. Миссис Малфой, путаясь в собственных платьях, раскиданных по полу, спешно захлопнула створки шкафа и отшатнулась прочь.

Когда они все вместе обсуждали этот план, Драко предположил, что Пожиратели не станут применять магию, чтобы выбраться: из-за слишком узкого пространства они могли пострадать, если бы захотели взорвать стену. Оставалось надеяться лишь на то, что все сложится именно так, как и предполагалось. Нарцисса бросила рассеянный взгляд на распахнутый шкаф.

С той секунды, когда Драко покинул их «засаду», Гермиона практически не шевелилась. Тело похолодело, страх застрял в горле. Мысли предательски разбежались, и собрать их удалось лишь когда Нарцисса слабо окликнула её. Плотно сомкнув дрожащие губы, Гермиона поспешно, и оттого неуклюже выбралась из шкафа. Некоторое время она не могла сориентироваться в пространстве от испуга, но, увидев отражение своих эмоций в лице миссис Малфой, наконец смогла собраться. Из коридора послышался противный голос Пожирателя. Сердце болезненно сжалось, в голове судорожно пронеслась тысяча и одна идея. Драко приказал им бежать, и следовало бы послушать его, но Гермиона не верила, что все должно закончиться так.

Подав знак Нарциссе оставаться в комнате, девушка бесшумно подошла к выходу и выглянула: Пожиратель склонился над Драко и что-то говорил ему. Идея пришла достаточно быстро — стоило только вспомнить последние слова Протеуса в комнате Драко. Тем временем Пожиратель почти закончил праздновать свою маленькую победу, и, выплюнув что-то презрительное, перевернул Драко на спину одним движением ноги. Злость вскипела в венах, и Гермиона, медленно качнув головой и машинально облизнув губы, шагнула в коридор.

— Шоуз, — прозвучал за спиной Пожирателя звонкий язвительный голос. Гермиона благодарила свою память, хотя несколько секунд все же сомневалась, что правильно произнесла имя мужчины. Тот мгновенно обернулся и выставил палочку перед собой. Его глаза лихорадочно метались от недвижимого Драко к Гермионе. Растерянность сквозила в каждом движении. — Смотрю, ты обнаружил нашего юного лорда, — она попыталась вложить в свой слабый от страха голос как можно больше язвительности и, сложив руки на груди, шагнула вперед.

— Протеус? — Пожиратель нахмурился, слегка опуская палочку. Этот жест придал Гермионе уверенности.

— Ну разумеется, кто же ещё? — вживаясь в роль, процедила она. — Грязнокровка была под надежной защитой, в отличие от мальчишки.

Приблизившись почти вплотную к Пожирателю, Гермиона набралась смелости и нахально взглянула ему в глаза.

— Ты хорошо справился, Шоуз, и будешь награжден, когда мы завершим обряд, — волшебница бросила как будто бы безразличный взгляд на Драко, а потом, поддавшись секундному желанию, опустилась рядом с ним. Малфой наблюдал за ней с непроницаемым выражением лица, но в глазах читалась усмешка. Его грудь тяжело вздымалась и опадала, дыхание сопровождалось болезненным хрипом. Уже потянувшись к его лицу рукой, Гермиона опомнилась и, недолго подумав, сомкнула пальцы на шее Драко. Он шумно вдохнул и приоткрыл губы, едва сдерживая болезненную улыбку. — Я хочу поговорить с мистером Малфоем о его поведении, — отчеканила она, показательно сжимая пальцы сильнее. — А ты иди и собери всех в главном зале.

Пожиратель еще некоторое время обиженно смотрел на свою жертву, не шевелясь. Его глаза метнулись к комнате миссис Малфой.

— Но как же…

— Шоуз! У нас мало времени! Нужно закончить обряд до полуночи! — Гермиона начинала нервничать. Ей упрямо казалось, будто Пожиратель начал что-то подозревать.

— Да, — наконец отозвался он и нехотя тронулся с места. — Я сделаю все как можно быстрее.

— Иди, — еще раз напряженно повторила Гермиона, не разжимая пальцев. Пожиратель, неуверенно покачнувшись, все же сорвался с места и направился прочь. Вскоре его шаги затихли, потерявшись в коридорах Малфой-мэнора, но волшебница все еще не могла побороть оцепенение.

— «Я хочу поговорить с мистером Малфоем о его поведении…» — шепотом передразнил Драко, откидывая голову и заходясь хриплым смехом. — Я почти возбудился, Грейнджер. Повторим, когда я смогу двигаться?

Вздрогнув, Гермиона наконец разомкнула пальцы и с испугом проследила за тем, как на шее Драко проступают бледные следы от её хватки.

— Раз ты способен пошлить, значит, все не так уж плохо, — раздраженно пробормотала Гермиона и протянула к нему обе руки. — Вставай, пора убираться.

Драко устало поморщился и помотал головой:

— Одной тебе не справиться. Уходи.

— Одной — может быть, — послышался сзади слабый голос миссис Малфой. Она спешно подошла к ним и опустилась рядом.

— Давай, Драко. Мы уйдем все вместе, — интонация выдавала нервозность и неуверенность. — Гермиона, — схватившись за правое предплечье Драко, она бросила нетерпеливый взгляд на волшебницу.

Потребовалось несколько минут борьбы с практически обессилевшим телом, прежде чем Драко удалось поставить на ноги. Страхуя его с обеих сторон, Гермиона и Нарцисса двинулись в сторону лестницы. Шагая настолько быстро, насколько это было возможно, они достигли цели и недовольно посмотрели на ступени.

— Держись, — Гермиона выскользнула из-под его плеча и переложила руку Малфоя на перила. — Я проверю, есть ли кто-нибудь внизу, а вы пока спускайтесь.

— Грейнджер! — Драко не проронил ни слова до этого момента, потому что стыдился своей слабости. — Будь осторожна.

В ответ она лишь кивнула, ободряюще улыбнувшись ему. Больше тянуть было нельзя. Бесшумно преодолев два десятка ступеней, Гермиона выглянула в коридор и воровато осмотрелась. Везде было тихо. Волшебница обернулась и с досадой запечатлела то, что Драко и Нарцисса были только на середине лестницы. Вдруг где-то вдалеке хлопнула дверь, и Гермиона настороженно прислушалась.

— … нашли его. Протеус собирает всех в главном зале…

В конце длинного коридора, что находился справа от лестницы, появились четыре фигуры. Они были все еще далеко, но звук спешных шагов заставлял нервничать. Запаниковав, Гермиона активно помахала рукой Нарциссе, и та, рассеянно посмотрев на сына, попыталась ускориться. В эту же секунду Драко глухо застонал сквозь сжатые зубы и запрокинул голову, однако не остановился. Гермионе отчаянно захотелось разреветься от страха и жалости к Малфою. Кровь стучала в висках, ноги и руки потряхивало. Голоса и шаги Пожирателей были все ближе.

— Под лестницу, — прошипел Драко, едва сошел с последней ступени. Обретя опору с другой стороны, он уверенно развернулся и направился к боковой части лестницы. Гермиона почти застонала, когда увидела тот небольшой промежуток от пола до лестницы, в который им было необходимо протиснуться. Первым туда забрался Драко, потом Гермиона нервно кивнула Нарциссе, чтобы та следовала за сыном. И, когда голоса были уже совсем близко, Гермиона нырнула следом, ударившись затылком о каменный выступ. В нос ударил запах пыли, под рукой оказалась чья-то нога, но думать о приличиях не было времени.

Над головой послышался топот нескольких человек, и Гермиона зажала рот рукой. Тяжелое дыхание Драко касалось её виска, и, чтобы немного успокоиться, она склонила голову на его плечо.

— Вы слышали? — спросил кто-то наверху, и Гермиона задержала дыхание. Страх новой ледяной волной прокатился по телу, на лбу выступила испарина. В примыкающем к лестнице коридоре раздались шаги. По тихим репликам приближающихся стало ясно: это была группа Пожирателей из другого крыла мэнора.

— Вам тоже передали, что Малфоя нашли? — подойдя к лестнице, они тут же начали подниматься вслед за теми, кто пришел раньше.

— Протеус ждет, — ответил кто-то. — Мы должны завершить обряд, пока сюда не заявились авроры. Какой идиот не уследил за алтарем?

Шаги и разговоры Пожирателей удалялись, и Гермиона наконец смогла вдохнуть.

— Бегите, — речь Драко едва можно было понять. — На кухню, а оттуда… — казалось, будто его язык слабеет с каждой секундой.

— Нет-нет-нет, — обеспокоенно прошептала Гермиона, опустив ладони на его щеки и слегка встряхнув. — Только не сдавайся!

— Не могу, — обреченно простонал он и попытался увернуться от настойчивых прикосновений, потому что из-за них чертово сердце разрывалось еще больше. — Убирайся отсюда.

— Ты мне нужен, — Гермиона всхлипнула и прижалась губами к его щеке. Из-за темноты не сразу удалось найти его губы. Короткие отчаянные поцелуи касались похолодевшей кожи до тех пор, пока Драко не собрался с силами, чтобы ответить.

— Я не могу идти, — прошептал он уже более окрепшим голосом. Целительное «ты мне нужен» возродило и укрепило что-то внутри него, однако не настолько, чтобы Малфой смог встать и побежать.

— Давай, Драко. Без тебя я не уйду, — непоколебимо ответила она и потянула его за руку.

— Со мной у вас меньше шансов, — Малфой попытался выдернуть своё запястье, но Гермиона вцепилась мертвой хваткой. Тогда он, поморщившись, обратился к Нарциссе:

— Забери её и уходите.

— И не подумаю, — миссис Малфой осторожно выбралась из-под лестницы протянула ему руку. — Мы уйдем все вместе.

Драко почувствовал, как пальцы Грейнджер сильнее впиваются в его кожу.

— Меня хоть кто-то собирается слушать? — недовольно проворчал он и, тяжело вздохнув, попытался пошевелиться. Хотя боль все еще сковывала каждое движение, внутри все полыхало уверенностью и силой: еще никогда его физическое и эмоциональное состояние не пребывали в таком диссонансе. Наверное, если бы не поддержка Грейнджер, он бы потерял сознание еще в том шкафу.

— Хватит ворчать, Малфой, — Гермиона, почувствовав, что едкая ирония помогает ему справляться с болью, решила поддержать «беседу».

— Хватит вести себя как моя мамочка, — фыркнул он в ответ.

— Драко! — возмущенно прошипела Нарцисса, и Гермиона невольно усмехнулась.

Спустя несколько минут они уже спешно направлялись в сторону кухни. Коридоры были пусты, но Гермиона все равно задыхалась от страха: Протеус мог узнать об обмане в любую секунду. Едва они оказались на пороге просторного помещения, именуемого кухней, Гермиона захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Миссис Малфой проводила Драко до широкого и грубо сколоченного деревянного стола, а потом оглянулась по сторонам.

— Где все эльфы? — она распахнула все ящики и даже заглянула в котлы, и с каждой секундой её лицо мрачнело.

— Госпожа? — наконец протянул слабенький голос из деревянной бочки, стоящей в темном углу. Медленно оттуда показалась макушка, а после и вся голова эльфийки. — Джинкс так испугалась! Она подумала, что черные люди пришли убить и её.

— Убить? — Нарцисса тревожно оглянулась на дверь, бессмысленно подпираемую Гермионой.

— О, они наказали нас всех! — пылко ответила Джинкс, вылезая из бочки. — Господин Протеус был очень зол, когда узнал, что Линк и Тиф разрушили алтарь.

— Это я приказал, — Драко встревоженно нахмурился. — Они успели выбраться?

— Их тела сожгли вместе со всеми остальными, господин, — голос эльфийки жалостливо задрожал. — Только Джинкс удалось спрятаться, — нечто в глазах существа казалось странным и почти стеклянным. Какое-то время Драко смотрел на домовика окаменевшим взглядом, хотя внутри один за другим рождались крики ненависти. Ломота в теле словно усилилась; обреченность мыслей отравила кровь и заставила ноги слегка подогнуться.

— Авроры не знают, что мы здесь, — обреченно прошелестел он и обессиленно уперся руками о стол. Гермиона и миссис Малфой тревожно переглянулись. — Никто не знает.

— Не важно, — передернув плечами, нервно перебила его Гермиона. — Мы уйдем.

Внутри у неё не было и доли той уверенности, что сквозила в голосе. Тем не менее, потребность взять ситуацию под контроль перекрыла все возможные сомнения. Взгляд невольно метнулся к тому углу, где только что находилась эльфийка, но он оказался пуст. Нахмурившись, Гермиона решила не акцентировать на этом внимание и повернулась к Драко:

— Когда ты говорил, что мы можем выбраться через кухню, что имел в виду?

— Здесь есть проход на задний двор для домовых эльфов. Его закрыли много лет назад, и поэтому он, скорее всего, не был заблокирован. После того, как магия дома была повреждена, проход должен был открыться снова, — Драко махнул в сторону уже осматривающей стены миссис Малфой.

— Для эльфов? — зашипела Гермиона, приближаясь к нему. — Ты считаешь, что мы сможем там пролезть?

— Молись, чтобы это было так, — сквозь зубы процедил Драко и тут же поймал обиженный взгляд.

— Хорошо, — Гермиона поджала губы и отвернулась. — Хорошо, — и поспешила на помощь миссис Малфой. Какое-то время они судорожно шарили руками по стенам и двигали тяжелые ящики. Наконец Нарцисса радостно вздохнула:

— Нашла!

Гермиона критично осмотрела невысокий и узкий проход, из черноты которого веяло ночной сыростью. Вместе с прохладным воздухом пришло понимание: свобода невероятно близка, а потому с каждой секундой идея побега переставала казаться такой уж неосуществимой.

— Мама, — Драко напрягся всем телом и оттолкнулся от стола. — Сначала ты.

— Нет, — она посмотрела на него так строго, как только смогла, но этот взгляд не возымел никакого эффекта.

— Давай не будем спорить сейчас, — он устало поморщился, пытаясь не показать, насколько тяжело ему было удерживать тело в вертикальном положении без чьей-то поддержки. Гермиона подбадривающе кивнула миссис Малфой, и та, огорченно сжав губы, неловко оглянулась на запасной ход. С хорошо скрытой брезгливостью посмотрев внутрь него, Нарцисса плавно опустилась и, последний раз бросив взгляд на сына, пригнулась и двинулась вперед.

Малфой напряженно наблюдал за тем, как край её длинной юбки скрывается в темноте прохода. На какое-то время ему даже удалось абстрагироваться от боли, потому что все мысли занимал лишь липкий ужас. Дыхание по-прежнему царапало легкие. Боковым зрением он заметил, что Гермиона не сводит с него глаз. Медленно повернув голову, Малфой кивнул в сторону прохода, призывая её поскорее следовать за Нарциссой.

— Кто-то должен подстраховать тебя, если что-то случится, — Гермиона демонстративно сделала шаг назад.

— Грейнджер, — он яростно стиснул кулаки, оглядываясь на дверь, но тут же почувствовал слабость в ногах и чуть не упал.

— Быстрее! — зашипела она, и Драко, с раздражением зажмурив глаза, сделал шаг по направлению к проходу. Опершись о стену рукой, он опустился на колени и глубоко вдохнул холодный земляной запах. Теперь казалось, что нет аромата лучше, ведь так пахла свобода. Проход был слишком узким, и Драко пришлось лечь на бок, чтобы плечи не упирались в каменные стены. Упершись пальцами в грязный пол, он сделал рывок, но тут же остановился, чтобы переждать вспышку боли. Темнота сдавливала со всех сторон, заполняя собой пустоты между стенами и телом, и на секунду Драко показалось, будто он вдруг оказался в фамильном склепе и уже мертв. Глаза бесполезно вращались по сторонам, но не могли зацепиться ни за одну деталь, которая бы свидетельствовала о том, что Малфой, по крайней мере, все ещё в сознании. Паника подступала с навязчивой тошнотой, но внезапная ярость на собственную слабость вдруг затмила все остальное, и широкие ладони уверенно впечатались в стены. Сжав зубы до боли в челюсти, Драко совершил еще несколько попыток продвинуться дальше, и это принесло свои плоды: вскоре он почувствовал, что его ноги упираются в стены, а это значило что половина пути была преодолена.

— Драко, — голос матери оказался ближе, чем он рассчитывал. В лицо хлестал холодный воздух, но впереди по-прежнему ничего не было видно. — Давай руку.

Царапая тыльную сторону ладони о неровное каменное покрытие, Драко потянулся вперед и пошевелил пальцами в надежде найти кисть Нарциссы.

— Еще немного, — дрожащим от волнения голосом прошептала она. — Я не дотягиваюсь.

Малфой прикрыл глаза и откинул голову назад, устало выдыхая. Сил шевелиться больше не было, а сознание угрожающе меркло. Позади послышался шум, и Драко очнулся от короткого забытья: очевидно, Гермиона уже приготовлялась лезть вслед за ним, а потому медлить и дальше было невозможно. Собрав все оставшиеся силы, Малфой продвинулся еще немного, не опуская вытянутой руки, и наконец его пальцы наткнулись на холодную ладонь Нарциссы. Она тут же покрепче ухватила его запястье и потянула — хоть и слабо, но весьма уверенно. Драко напряг руку и другой ладонью уперся в пол, чтобы помочь. Понемногу свежий воздух, до этого лишь касающийся кожи, начинал обволакивать лицо и шею, и, когда Драко был уже почти уверен, что сможет выбраться из этого тесного прохода не потеряв сознание, со стороны кухни послышался гортанный смешок.

— Так-так…

Тело окаменело, дыхание застряло в груди острым булыжником. Миссис Малфой все еще отчаянно пыталась вытянуть сына, хотя не понимала, почему он вдруг окаменел и перестал пытаться выбраться.

— Мисс Грейнджер… — наигранно лукавый голос Протеуса ударил по барабанным перепонкам. — Должен признать, вы оказались куда проворнее, чем я думал. Сбежать из запертой комнаты и одурачить мою охрану… Впрочем, вам просто повезло наткнуться на самого недалекого Пожирателя в мире.

Драко показалось, что время вдруг замедлилось и покрылось ледяной коркой. Язык отяжелел, во рту пересохло, и каждая секунда отдавалась тяжелым ударом в висках.

— Где же ваш возлюбленный? — насмешливо растягивая слова, произнес Протеус. Раздался тихий и испуганный всхлип Гермионы. — Подумал, что без него вы нам будете не интересны? Как всегда, слишком самонадеян…

— Беги, — шепнул Драко матери и резко отбросил её руку. Нарцисса попыталась перехватить его запястье снова, но не смогла: темнота, обволакивающая их, полностью дезориентировала в пространстве.

— Драко! — судорожно пробормотала она, руками беспомощно водя перед собой. — Нет, Драко! — тихий всхлип затмил оглушительный для окружающей их до сих пор тишины крик:

— Не трогай её! — Драко резко вдохнул сквозь зубы. — Я здесь, ублюдок, — последняя фраза прозвучала обреченнее, чем хотелось бы. Малфой закрыл глаза, мысленно убеждая себя в том, что он сделал все возможное. Бежать без Грейнджер не было смысла, потому что вся его жизнь — жалкая, наполовину прерванная — все еще принадлежала ей как единственное, что Драко мог подарить.

В тело ударила ослепительная вспышка боли, темное пространство вокруг разразилось алым светом, но Драко не видел. Он выгнулся в спине до хруста позвоночника, затылком ударяясь о камни, а потом нечто сильное швырнуло его в сторону и потащило обратно на кухню. Чтобы не переломать руки, Драко машинально прижал их к телу, но костяшки все равно проскребли по каменному полу, а правый висок оставил кровавую дорожку на серости плит. Перемещение заняло лишь краткое мгновение, хотя Малфою этот путь показался пульсирующейболью вечностью. Его тело, с помощью магии извлеченное из прохода, обессиленно повалилось у чьих-то ног.

— Мерлин и Моргана, — с ненавистью процедил Протеус. — Это правда, что каждый великий род ожидает вырождение… — носком ботинка тот повернул голову Драко в сторону. — Ты похож на трусливую сточную крысу, Малфой.

Драко едва нашел в себе силы, чтобы приоткрыть глаза. Над ним возвышался двоящийся силуэт Протеуса, за горло прижимающего к себе Гермиону. Рядом кто-то сдавленно хныкал. Опустив взгляд, Малфой смог различить смутные очертания Джинкс.

— «Империус» преодолевает даже самую сильную привязанность, — с наслаждением процедил Нотт. — Было так просто заставить это жалкое существо предать своих господ, — следовал отвратительный смешок. — Я не думал, что ты опустишься до того, чтобы просить помощи у эльфов. Так низко не падал даже твой жалкий отец… — он крепче сжал горло Гермионы, но тут же поморщился и ослабил хватку. –Знаешь, что будет, если я сниму «империус»?

— Она ни в чем не виновата. Чудовище… — Драко поморщился, пытаясь пошевелить онемевшими ногами.

— Я? — ядовито выцедил Протеус, откидывая Гермиону в руки стоящего рядом охранника. — Смотри, Малфой, — опустившись, он вцепился пальцами в волосы Драко, чтобы приподнять его голову. Зашипев, юноша распахнул глаза и тут же наткнулся на блестящее от слез лицо домовика. Джинкс сопротивлялась заклятью, хотя было уже поздно. Все её тельце дрожало, а губы пытались сложиться в какие-то слова. Не отпуская волос Драко, Протеус направил палочку на эльфийку и одним взмахом снял заклятье. В эту же секунду Малфой зажмурил глаза.

— Смотри, ничтожество, — Протеус выплюнул очередное заклятье, и глаза Драко распахнулись по чужой воле. — Смотри, к чему привела твоя глупость!

— Джинкс предала молодого господина… — неверяще прошептала эльфийка, обхватывая себя за плечи. В глазах плескалось болезненное безумие. — Господин должен наказать Джинкс. Нет, господин должен убить её!

— Нет, — изломанный голос усиливал мольбу, таящуюся в глубине сердца. Из-за невозможности моргать глаза наполнялись слезами. — Все в порядке. Джинкс, послушай! Я не злюсь…

Смех Протеуса резанул по ушам. Напрягая веки и почти задыхаясь от бессмысленных усилий, Драко попытался успокоить бешено бьющееся сердце. Он знал, что будет дальше, но больше, чем за себя, переживал лишь за Гермиону. Малфой не мог видеть, но знал: она уже задыхалась от истерики.

— Господин не может убить Джинкс… — рассеянно продолжала эльфийка, безумно вертясь вокруг своей оси. — Джинкс должна сама убить себя!

— Нет! — крик, граничащий с визгом, слетел с губ Гермионы. Уже замахнувшийся на неё Пожиратель был остановлен резким движением руки Нотта.

— Не смей. Девчонка под защитой непреложного обета!

Драко почувствовал малую толику облегчения, но глухой звук удара плоти о камень заставил его вздрогнуть и вернуться в реальность. Прямо перед ним, упершись тонкими ручками в стену, стояла Джинкс. Секунда — и она, покачнувшись, в очередной раз с силой приложилась широким лбом об стену. На камнях грязным бурым пятном отпечаталась кровь.

— Джинкс — плохой эльф. Джинкс должна быть наказана… — с каждым словом и ударом крошечной головы о стену крики Грейнджер позади только усиливались.

— Смотри… — прошипел Протеус почти на ухо Драко. — В том, что происходит, только твоя вина. Все, кто был предан тебе… Все, кого ты любишь, — его шепот был похож на шипение Темного Лорда. — Все они умрут страшной смертью только из-за тебя, а ты будешь смотреть, вот как сейчас…

— Прекрати… Закончи это, — простонал Драко. Бормотание Джинкс, отчаянное рыдание Гермионы и шепот Протеуса смешивались воедино, образуя нечто страшное, подавляющее и сводящее с ума. В ушах шумело, глаза полнились резью, а язык почти не двигался.

— Слушай, Малфой! — его снова больно встряхнули. — Это цена твоей трусости, — наконец выплюнул Протеус и, помолчав еще немного, вскинул палочку:

— Авада Кедавра!

Несколько секунд воздух разрывали только обессиленные всхлипы Грейнджер.

— Никто так и не догадался её заткнуть?! — прорычал Протеус и вскочил на ноги. Все смолкло; «силенцио», — устало подумал Малфой, уже не пытаясь открыть глаза. — Я бы с радостью продолжил это представление, но время не ждет, — он усмехнулся, поправил мантию и направился к двери. — Свяжите их и переместите в главный зал. Кажется, мисс Грейнджер хотела собрать нас именно там.

***

— Наконец-то мы в сборе, — нетерпеливо вздохнул Протеус, орудуя палочкой. Из-за нервных движений колдовство постоянно прерывалось, и потому явить Чашу Клятвы удалось лишь со второй попытки. С порванными цепями, вся обуглившаяся и помятая, она с тяжелым громом опустилась на пол в центре образованного Пожирателями круга. Глаза тех, кто был еще в своем уме, горели страхом: рядом с артефактом, обездвиженный и практически бессознательный, лежал юный Малфой. Некоторые из стоящих здесь знали его ребенком и когда-то были приятелями с Люциусом. В самой глубине омертвевших сердец саднило нечто живое, но слишком слабое, ничтожное и немощное.

Мрачные взгляды Пожирателей беспомощно сталкивались друг с другом. Не они ли прошли путь унижения и боли ради своих высоких идей? После смерти Волдеморта Драко Малфой был единственной надеждой. Ради него Пожиратели скрывались от Министерства, ради него они выживали в тесных и пахнущих смрадом камерах Азкабана. Все было ради достойнейшего из всех них — абсолютно чистокровного. Абсолютно совершенного. Во главе с последним из Малфоев их кровавая революция была обречена на победу, и никто даже не сомневался: он знает, что делать. Как иначе? Кровь Малфоев перетекала от одного предка к другому, становясь лишь чище, слаще, драгоценнее, и наконец обрела небывалую силу в Драко. Из его ран должно было сочиться серебро высшей пробы! … Но нет. Бурые пятна крови, въевшиеся в бледное лицо, волосы и запястья, расползались уродливыми кляксами, и никто в своем уме ни за что не сравнил бы их оттенок с серебром. Последователям Темного Лорда пришлось убить достаточно магглов, полукровок и волшебников, чтобы понять: кровь Малфоя была такой же — похожей на застывшую грязь. Пожиратели белели в тон прозрачной коже чистокровного наследника, потому что теперь видели не идола — только мальчишку. Их бог разбился, сломался, умер. Если кто-то смог уничтожить даже его — что будет со всеми ними?

— Господа! — голос Протеуса оставался торжественным. Он обвел присутствующих довольным взглядом, мельком задержав его на сыне. Теодор смотрел на него почти не мигая. Связанный, обессилевший от боли и практически уничтоженный, он все равно выглядел так, будто готов ворваться в бой и непременно победить. Ненависть читалась в покрасневших глазах, и было нечто безумное в этом бессмысленном противостоянии. Протеус неопределенно хмыкнул, безразлично посмотрел на дрожащую Пэнси и наконец снова поднял голову. — Сегодня начнется наша история!

Его словам вторило глухое молчание, и лишь гадкий смех сумасшедших разбавил звон в воздухе. Нотт был слишком занят своим триумфом, и поэтому не обратил внимания на то, как затравленно переглянулись Пожиратели справа от него.

— Хватит упрямиться, — фыркнул Нотт, с опаской озираясь на окно. Сквозь мутные запотевшие стекла за ним подглядывала взошедшая луна. Близилась полночь. — Все кончено.

Драко не мог говорить: во рту горчило от крови, горло резало сухостью, а каждый глубокий вдох отзывался в грудной клетке саднящей болью. С трудом подняв воспаленные веки, Малфой посмотрел на Протеуса и покачал головой.

— Подумай, Драко, — от лживой сладости в голосе Нотта тошнило. — Сколько еще боли ты сможешь перенести? Ведь я могу сделать так, что твоя смерть будет долгой и мучительной… — губы Пожирателя задрожали от предвкушения. — Да, я могу! Могу вскрыть эту бледную и нежную девчачью кожу, вырвать глаза, лишить тебя пальцев, но ведь всегда есть другой выход! — Протеус остановился над скрюченным на полу телом. — Дай клятву и умри достойно.

Драко молчал, стиснув зубы. Внутри поселилось тревожное предчувствие, как будто он ожидал удара по затылку бладжером. Напряжение, поселившееся во всех мышцах, сковало и покрыло ледяной коркой. Но Малфой решил, что не даст своего согласия, даже если с него будут сдирать кожу. Думать об этом было легко. Ничто не могло пошатнуть веры в собственные силы, пока луч непростительного не сверкнул в оледеневшем воздухе.

— Круцио, — разочарованно выдохнул Нотт. Справа послышался обрывистый крик Гермионы, удерживаемой на месте двумя Пожирателями. Её распахнутые, полные бессильной злобы глаза позабавили Протеуса. — Давай, грязнокровка! Кричи! Заставь его принять клятву! Заставь убить себя!

Все голоса для Драко слились в один неразборчивый шум. Он плохо осознавал, где заканчивалась боль его искалеченного тела и начиналась пытка «круциатусом». Агония затопила каждую клетку, каждый нерв, и только её Малфой мог ощущать так ясно, как ничто другое. Измученный организм понемногу сдавался; боль все еще была, но Драко чувствовал, как постепенно притуплялись ощущения, и разум заволакивало черной дымкой. Однако Нотт не был бы самым искусным палачом среди Пожирателей, если бы позволил своему пленнику потерять сознание. Боль вдруг резко переместилась в голову, взрывая сознание, и Драко потерял ощущение времени и пространства. Ни собственные крики, ни рыдания Гермионы больше не имели значения. Ничего — кроме оглушительного шума крови в голове.

Нотт опустил палочку лишь тогда, когда глаза Малфоя начали бессознательно закатываться.

— Хватит… — сорванным от крика голосом просипела Гермиона, наблюдая за конвульсиями Драко. Силы покинули тело, и она повисла на руках Пожирателей. С замиранием сердца Гермиона пыталась найти в лице Малфоя признаки жизни, и вскоре его губы дрогнули. Вздох облегчения был осмеян державшими её Пожирателями.

Драко переводил дух, пока это было возможно. Внутри все дрожало в предвестии новой порции боли, и это ожидание выматывало больше, чем сама пытка. Малфой поморщился: на щеках горели следы от слез, непроизвольно выступивших во время агонии. Больше всего не хотелось, чтобы Гермиона видела его таким. Но если всего несколько минут назад он еще способен был чувствовать унижение, то теперь все мысли занимал животный страх. Нечто внутри него вопило и металось, призывая наконец закончить пытку. Казалось бы — так просто! Всего лишь ответить «да», когда потребует Протеус. Теперь, когда кости, казалось, раздробились и полосовали внутренности, эта идея не казалась такой уж отвратительной. Драко никогда не считал себя героем и никогда не горел желанием отдать свою жизнь за спасение мира. Он, как сын своего отца, был прекрасно обучен одной очень важной вещи: правильное давление и боль способны сломить любого человека. Было неприятно осознавать, что Протеус все-таки добился своего, ведь после примененного «круциатуса» возникло навязчивое желание умереть как можно быстрее и безболезненнее. Для этого стоило только кивнуть, подать один-единственный чертов знак, но Драко почему-то молчал, хотя кровь Люциуса все еще шумела в ушах мольбами об избавлении. Малфой мысленно обозвал себя трусом и подонком, но от этого не стало ни лучше, ни хуже.

Протеус снова что-то болтал о крови, смерти и клятве, но Драко больше не слушал. Пересилив себя и открыв глаза, он посмотрел на Грейнджер. Растрепавшиеся кудри прилипли к мокрому от слез лицу, большие карие глаза с жадностью наблюдали за каждым его движением. Гермиона практически сидела на полу, не замечая, что её руки больно вывернуты. Сердце болезненно сжалось, когда она, умоляюще изогнув брови, прошептала:

— Не соглашайся. Не надо.

Он бы хотел рассказать ей, каким огнем горит плоть под «круциатусом», как тошнота подступает к горлу и как разламывает кости при каждом движении, но не мог. Губы практически не шевелились — лишь беспомощно дрожали. До одури захотелось ощутить успокаивающие поглаживания на перепачканной в крови шее, ведь тогда боль не была бы такой невыносимо жгучей. В ушах миллионом голосов звучала её последняя фраза, и Драко вопреки здравому смыслу почувствовал злость. Нечто эгоистичное и подлое прорывалось через силки разума, и Малфой чувствовал, как на языке вместе с кровью крутится согласие. Легко было говорить: «не соглашайся», когда тело не выламывало «круциатусом». Разве могла Грейнджер понимать, что он чувствовал? С некоторым запозданием пришла мысль: Гермиона понимала. Когда-то давно и она лежала на полу под дерзкими взглядами Пожирателей. Гнев, до этого направленный на Грейнджер, вдруг устремился в обратную сторону, и Драко в который раз обозвал себя ничтожеством. Ведь тогда, совершенно беззащитная, одинокая в своих мучениях и практически уничтоженная, она все равно не сдалась, не прогнулась под своими мучителями. Гермиона Грейнджер всегда была слишком сильной и смелой. Она всегда была слишком хороша для него. Драко бесконечно жалел, что позволил ей пострадать, но каждый раз спрашивал себя: смог бы он что-то сделать тогда? Все его хорошие побуждения заканчивались на мыслях и — в лучшем случае — на словах. Сейчас, почти сдаваясь под трусливой боязнью боли, Малфой с досадой осознавал, что в ту непроглядную ночь, когда Белатрисса вырезала на предплечье Гермионы ненавистное слово, он не посмел бы вмешаться. Драко не боролся ни за кого, кроме себя, а потому выбор был очевиден. Так было тогда.

И все же Грейнджер продолжала верить в него даже после того, как он причинил ей столько боли. После того, как почти сломал её. До сих пор Малфой играл в жизнь, словно тот надменный светловолосый мальчик, впервые попавший в Хогвартс. Он всегда был заносчивым засранцем, считающим весь мир фабрикой по исполнению его прихотей. Только вот Грейнджер никогда бы не смогла принадлежать этому мальчику.

Теперь он лежал на полу своего дома, раздавленный и униженный. Может быть, это было искуплением — Малфою было приятно так думать. Он сморгнул мутную пелену, боясь разорвать зрительный контакт, ведь в любую секунду Протеус мог сделать это за него. Пока Гермиона смотрела на него — он должен был жить. Ведь что у них еще оставалось кроме взглядов?

Внезапно стало невыносимо горько, ведь судьба, казалось, смеялась над ним: поманила привередливым пальчиком, а потом столкнула в бездну. Бездна смотрела на него глазами Грейнджер. Её теплый ореховый взгляд ласкал кожу и заставлял сердце работать, хотя оно уже было на грани остановки. Малфой хотел бы сдаться, но это желание теперь было не сильнее желания попробовать шоколад. И пусть он подавится собственной кровью, если позволит себе причинить ей еще хоть каплю боли!

Мальчик умер,

возродился мужчина.

— … какого черта ты молчишь, щенок?!

Когда в его челюсть резко врезался твердый носок мужского ботинка, Драко испугался, но совсем не боли. Он больше не видел глаз Грейнджер, и потому задыхался. Её крик застрял в его горле, прилип к коже и застлал глаза мутной пеленой.

— Грязнокровка свела тебя с ума. Посмотри, что она сделала с тобой! Растоптала, унизила, заставила мучиться! — Протеус рычал, пытаясь раздавить и уничтожить Малфоя, ведь ему казалось, что осталось совсем немного.

В следующую секунду произошло то, чего не мог ожидать никто: Драко рассмеялся. Хрипло, надрывисто и жутко. Его хохот заставил Пожирателей недоумевающе переглянуться, а Протеуса — замолкнуть.

— Ты не тронешь её, — Малфой не вполне понимал, почему продолжает смеяться, как полоумный. Лицо Нотта исказилось, побагровело и стало практически неузнаваемым.

— Что ты там бормочешь?! — Протеус склонился над Драко и схватил его за ворот рубашки, чуть приподнимая с пола. Малфой наконец замолк, но искры безумного веселья в его глазах так и не погасли.

— Ты её не тронешь, — успокоившись, прошептал он и искривил губы в наглой усмешке. — Сукин ты… — Драко не успел продолжить. Из палочки вырвался новый «круциатус», но на этот раз действие проклятье не длилось и десятка секунд. — Ты сукин сын, Нотт! — едва очнувшись, продолжил Драко с ненормальным остервенением.

— Круцио, — Протеус беспристрастно повернул палочку, попеременно направляя боль в те части тела, которые ему хотелось.

— Хватит! — крик Гермионы существовал где-то в другом измерении. Малфой был слишком зол, чтобы внимать посторонним звукам.

— Давай, убей меня! — зарычал Драко, когда обжигающие импульсы в затылке угасли. — Убей!

— Круцио…

— Протеус! — в центр выбежал кто-то из Пожирателей. — Достаточно! Ты его убьешь!

— Круцио!

Передышка в пять секунд

— Круцио!

Три секунды

Две

Одна

Драко согнулся пополам, пытаясь проглотить кровь, подступившую к горлу, но закашлялся. Некто из толпы сдавленно ахнул и ринулся прочь, но непростительное заклятье Протеуса настигло беглеца у самого выхода. Словно сквозь толстую стену до Малфоя доносились вопли вырывающейся Гермионы. Некоторое время казалось, что он разучился дышать. Воздух почти не поступал в легкие.

— Соглашайся, Малфой, — Протеус кружил над ним, словно коршун. — Я буду доводить тебя до исступления и снова оживлять! Поклянись, принеси клятву!

— Не слушай его! — выкрикнул Теодор, за что тут же получил убийственный взгляд отца. Пэнси рядом что-то умоляюще зашептала, но юноша дернул крыльями носа и снова повторил:

— Не слушай его.

— С тобой я разберусь позже, — с презрением выплюнул Протеус. — Может, кому-то следует заняться твоей сладкой невестой? — Нотт кивнул одному из Пожирателей, и тот радостно сорвался с места.

— У меня условие, — Драко, безразлично уткнувшись взглядом в пол, одним своим словом заставил все в зале окаменеть. — Отпусти их.

— Что? — Протеус недовольно покосился на сына и прищурил глаза.

— Я не дам клятву, пока они не покинут этот зал… Живыми, — его голос был слаб, но слова — тверды. — Решайся! Время уходит.

Протеус заметно занервничал. Какое-то время его глаза лихорадочно метались от Пэнси к Теодору и обратно к Драко.

— Ты поклялся, Малфой! — рявкнул он, но вдруг успокоился. Терпеливая улыбка тронула губы:

— Освободите их.

— Я никуда не пойду, — Нотт сдвинул брови на переносице, обращая взгляд к Гермионе.

— Теодор! — умоляюще прошептала Пэнси. — Пожалуйста, ты ведь обещал мне! — её дрожащий голос заставил сердце неприятно сжаться. Он и правда обещал. Затравленный взгляд снова метнулся к Гермионе.

— Уходите, — Гермиона качнула головой в знак уверенности. Она одарила Теодора мимолетным взглядом, а потом вновь повернулась к Драко. — Уходите скорее.

Все внутри Нотта странно похолодело, и сознание болью пронзила мысль: Гермиона никогда не смогла бы полюбить его. Её взгляд все время был обращен лишь на одного человека, и Теодор всегда понимал это. Но одной из вещей, с которыми почти никогда нельзя смириться, была невзаимность. Нотт всегда думал, что у них еще будет время, что обстоятельства смогут все изменить, но жизнь оказалась непозволительно коротка.

Бросив короткий взгляд на Пожирателей рядом с Гермионой, Теодор с досадой понял, что не сможет её освободить. В этом зале было слишком много врагов. И, хотя попытаться хотелось невероятно сильно… Пэнси доверчиво сжимала его руку.

— Пожалуйста, — не скрывая слез ужаса, беспрестанно шептала она. — Идем, Теодор.

— Ну же! — закричал Нотт, нетерпеливо перекладывая палочку в другую руку. — Пока я еще позволяю вам покинуть этот зал…

Теодор больше не взглянул на Гермиону. Он не хотел запоминать выражение обречения, застывшее на её хрупком бледном лице. Он не хотел осознавать, что опускает руки и бросает её. Он не хотел. К счастью, тяжесть ладони Пэнси заставляла думать о чем-то еще кроме разбитых надежд и ноющего сердца. Неуверенно поднявшись с колен, Теодор взглянул на расступившихся Пожирателей и так быстро, как только смог, пошел вперед. Каждый их торопливый шаг сопровождался тихим шипением десятков голосов, и Пэнси неуверенно оглянулась вокруг. Пожиратели глазели на них с болезненным блеском в глазах, и впору было бы отвернуться, но она, повинуясь одной природе известному инстинкту, повернула голову к Протеусу. Его поднимающаяся в сторону Теодора палочка дрогнула, и он улыбнулся. Губы разомкнулись, готовясь произнести заклинание, и Пэнси, не успев даже вскрикнуть, толкнула Теодора в спину.

— Сомнимус!

Разряд ударил в спину Пэнси, и она, чувствуя, как по венам растекается нечто ледяное, замерла. Коленки подогнулись, но тело удалось удержать в равновесии ровно до того момента, как к ней рванулся ошарашенный внезапным толчком Теодор.

— Что ты сделал?! — заорал он, всматриваясь в пустые глаза Пэнси.

— Ты обещал! — прошипел Драко, скашивая взгляд на согнувшуюся фигуру Пэнси. От злости и отчаяния зубы сжимались до противного скрежета.

— Заклятье медленной смерти, — Протеус постарался не показывать, как разочарован тем, что не попал в Теодора. Он был уверен, что Паркинсон не сумеет вытащить умирающее тело из особняка: двери и окна были все еще закрыты. Нотт рассчитывал стереть Малфой-мэнор с благодатных земель Уилтшира не более, чем через четверть часа. Так что отпущенные пленники только оттягивали свою смерть, и в этом Протеус видел красоту изящной пытки.

— Они выберутся живыми… Из этого дома, — Протеус гадко улыбнулся. Теодор почти не слышал слов отца. Он тормошил застывшую Пэнси до тех пор, пока та вдруг не вздрогнула. Сдавленный стон сорвался с её губ, а ладонь поползла к животу — там постепенно разворачивалась тягучая боль.

— Возьми её и беги… — дрожащим голосом просипел Малфой, слегка приподнимая голову. — Убирайтесь, Теодор! Уходите отсюда!

Голос Драко, сорвавшийся на хрип при последнем крике, мгновенно отрезвил Теодора. Он схватил Пэнси за руку и потащил прочь, хотя и сам плохо держался на ногах. Спотыкаясь и держась друг за друга, они в абсолютном молчании миновали коридоры второго этажа и спустились по лестнице. Пэнси дышала все тяжелее, её шаги замедлялись, но Теодор продолжал упорно тянуть её за собой. Когда они уже почти добрались до входной двери, коленки Паркинсон вдруг подогнулись, и она, издав болезненный стон, рухнула на пол.

— Нет, — прошептал он, оседая на пол вместе с падающей Пэнси. — Нет, нет, черт возьми, нет! — его ладонь опустилась на горячий лоб Пэнси и отвела волосы. Темный взгляд блеснул острой болью, и веки начали постепенно закрываться. — Не засыпай, слышишь? Не закрывай глаза, Пэнс… Открой их, посмотри на меня! — Теодор задыхался, его пальцы дрожали.

Девушка слабо приоткрыла веки и печально улыбнулась, устремляя взгляд куда-то в потолок.

— Зачем ты сделала это? — Нотт сжал зубы, чувствуя, как к глазам подступают гневные слезы. Он не желал принимать того факта, что Пэнси уже не спастись, но переставал верить. Ведь сам сказал ей, что вера — сильнее волшебства. Но Пэнси даже не вспомнила об этом теперь. Перед глазами все плыло, и в темноте старинных сводов, казалось, начали поблескивать звезды. Это была не смерть — лишь сон. Сон, в котором она будет очень счастлива.

— Теодор, — слабо прошелестела она, все еще не отрывая глаз от потолка. Все было так, как когда-то мечталось: звездное небо и руки, надежно сжимающие её до боли в ребрах.

— Да? — склонился к самому её лицу, чтобы расслышать почти неразличимые из-за слабости голоса слова.

— Как думаешь… — Пэнси с трудом преодолела прилив слабости и все же зажмурилась. — Если бы у нас было немного больше времени… — она хрипло вдохнула, зажмурившись от боли, и смогла продолжить, лишь когда резь в легких отступила. — Ты бы мог полюбить меня?

— Ну конечно, — поспешно ответил он, проведя пальцами, а потом нашел ладонь девушки и сжал её в своей. — Так и будет, — он оставил порывистый поцелуй на запястье и ладони. — Только не закрывай глаза. Ладно? Еще немного, совсем немного…

Пэнси улыбнулась и покачала головой.

— Я бы тоже… — произнесла она, но на большее испепеляемого проклятьем организма не хватило. Сделав задыхающийся хриплый вдох, Пэнси чуть выгнулась, а потом обмякла, откидывая голову назад.

Теодор кричал до боли в связках. Он даже не думал подниматься и пытаться покинуть особняк — чувство вины и нестерпимой боли затопило его с головой. Разве не он обещал Пэнси защитить? Разве не он поклялся ей? Не смог. Не уберег. Предал.

Голос давно сел, но он все еще продолжал кричать, хоть и совсем беззвучно. «Чертов лжец», — обреченно и злобно думал он, — «Надежда сильнее волшебства? Нет… Не сильнее проклятья — уж точно…»

Двери с оглушительным грохотом распахнулись, в глаза ударил яркий свет иллюминационных чар. Фигуры в черных плащах стремительно просочились в дверной проем, окружая пару, расположившуюся на полу в нескольких метрах от выхода. Короткие выкрики команд остались без внимания Теодора. Он продолжал пронзать побледневшее лицо Пэнси отрешенным взглядом.

— … двое пострадавших… колдомедики… — урывками доносилось до слуха. А потом все вокруг задрожало под взглядом, и Теодор провалился в черноту.

***

— Поднимите руки, палочки направьте на Чашу, — нервно командовал Протеус, оглядываясь на Пожирателей. — Она повреждена, придется творить заклятье самим. Просто повторяйте за мной.

Пока все нестройным хором произносили заклинания, неизвестные никому, кроме Протеуса, Драко мучительно думал. Сердце все еще неистово колотилось после того, как Пэнси атаковало проклятье. Он лишь хотел сделать что-то, что было в его силах, но вышло отвратительно. Надеяться на то, что Нотт и Паркинсон покинут поместье, не приходилось — слишком уж легко Протеус отпустил их. Но убиваться по этому поводу не было сил. Драко ощущал болезненную потребность потянуть время, как будто помощь уже спешила. Гермиона подавленно молчала, внимательно наблюдая за тем, как Пожиратели заканчивают творить клятву. Из порезов на их ладонях тянулись к кубку кровавые ленты.

— Клянемся, — раздался в зале грузный гомон голосов. Драко испуганно вздрогнул, предчувствуя приближение неотвратимого. Неровное дыхание дало окончательный сбой, и Малфой начал задыхаться от страха и паники. Ища поддержки, он обратил взгляд к Гермионе, но её глаза были полны ужаса. Неукротимое, безрассудное желание защитить вновь завладело рассудком, и Драко дернулся, пытаясь привстать.

— Отпустите её, — скомандовал Протеус, когда закончил с клятвой Пожирателей. — Грязнокровка поможет нашему лорду встать. Пусть смотрит, как он предает её.

Как только грубые пальцы на предплечьях Гермионы разомкнулись, она ринулась вперед и рухнула на колени перед Малфоем. Смутившись своей слабости, он снова попытался встать, но ничего не вышло.

— Я рядом, — дрожащим голосом произнесла она. — Я рядом, Драко.

— Прекрати, — простонал он, с помощью Гермионы постепенно принимая сидячее положение. — Лучше ненавидь меня. Пожалуйста, лучше просто ненавидь.

Внезапный, и оттого еще более пронзительный визг стекла разрушил зрительный контакт, полный боли и невысказанных чувств. На всех присутствующих хлынул холодный ночной воздух, тут же взметая черные мантии и срывая с голов капюшоны. Гермиона запечатлела осколки, раскинувшиеся на полу, а потом, подняв взгляд, увидела фигуры в оконном проеме. Темные плащи авроров развевались от шквалистых порывов ветра, но массивные метлы надежно зависли в воздухе. Все это казалось застывшим снимком в маггловском альбоме, но миновало лишь мгновение — и этот снимок зашипел, закричал, исполнился жаром, а потом вдруг вспыхнул. Горячий воздух полоснул спину, почти обжигая, и когда Гермиона открыла глаза в следующий раз, все вокруг полыхало. Огонь оборачивал пространство вокруг кубка четким бушующим кольцом. Пламя ревело неистовой магией и стонало голосами Пожирателей, попавших в его чудовищные объятия.

Малфой инстинктивно привлек к себе Гермиону, пальцами жестко впиваясь в её талию. Страх перед огнем, окружившим их стеной, сменился на недоумение, и Драко быстро нашел взглядом Протеуса. Тот удерживал в руках палочку Малфоя и восхищенно смотрел на Адское Пламя. В глазах Нотта не было ни раскаяния, ни ужаса. Он полностью контролировал ситуацию, и даже смерть десятков сподвижников не могла сбить его с толку.

В замкнутом круге остались лишь трое: Протеус, Драко и Гермиона. Кубок нетерпеливо дрожал, ожидая завершения Клятвы.

Когда Нотт все же смог оторвать взгляд от своего детища, он посмотрел на Драко и, искривив губы, приказал:

— Поднимайся.

Гермиона тут же потянула Малфоя вверх, хотя едва держалась на ногах. Тело захватила в плен дрожь паники и отчаяния. Авроры были так близко! Казалось, что для спасения нужно было сделать еще два шага и протянуть руку, но Протеус сумел отреагировать быстрее. От обиды хотелось рвать на себе волосы и кричать что есть мочи.

— Ты принесешь клятву, но для этого потребуется палочка, — Протеус подошел к чаше. Не разжимая древка, из которого лились потоки Адского Пламени, другой рукой он скользнул во внутренний карман мантии и извлек оттуда короткую неказистую палочку. — В ней чуть больше магии, чем в сквибе, — он усмехнулся, но тут же посерьезнел. — Поклянешься и опустишь её в чашу. Не пытайся что-то провернуть, — Протеус, немного подумав и оценивающе посмотрев на Малфоя, протянул палочку вперед. — Этим «оружием» вряд ли получится сотворить даже простейшие чары. Но если какая-нибудь дурная мысль все же зародится в твоей голове, знай: сейчас именно я управляю заклятьем. Попытаешься что-нибудь провернуть, и Адское Пламя выйдет из-под контроля, а ты и твоя грязнокровная подружка сгорите заживо, — Протеус оскалился, ожидая ответа.

— Я понял, — сглотнув, просипел Драко. Дрожащей рукой он принял палочку и зажмурился, пытаясь почувствовать её магический потенциал. Протеус был прав: магия внутри Малфоя едва откликнулась на новое оружие. Сцепив зубы, Драко исподлобья посмотрел на завладевшего его палочкой Нотта. Сомневаться в превосходстве Пожирателя не приходилось. Мысль о том, чтобы попытаться атаковать, была бессмысленной, ведь предупреждение Протеуса звучало вполне убедительно. Драко крепче сжал дарованную ему ущербную палочку в руке и бросил взгляд на Гермиону, прижавшуюся к его боку. Они поддерживали друг друга и едва не падали от бессилья.

— А теперь поклянись, что завершишь Обряд в Гробовом Ущелье, принеся жертву. Поклянись, Малфой! — Протеус шипел, нервно оглядываясь на пламя. Гермиона заметила, что оно будто бы стало ближе: кожу жгло, и от этого лицо покрылось испариной. Внутри круга стало невероятно душно, а жалкие остатки воздуха раскалились до предела и теперь обжигали легкие. — Давай же!

Теперь Гермиона не сомневалась, что Адское Пламя сужало круг: об этом свидетельствовали нервно блестящие глаза Нотта. Всё близилось к финалу, и поэтому Гермиона тихо всхлипнула. Взгляд Драко, тревожный и полный отчаяния, остановился на её лице. Создавалось впечатление, что он что-то мучительно обдумывал, и Гермиона настороженно нахмурилась. Малфой на секунду зажмурился, прижался губами к её лбу, а потом горячее, сбившееся дыхание опалило кожу у самого уха:

— Прижмись ко мне.

Гермиона ошарашено уставилась на Малфоя, но все равно крепче обняла за торс и прижала голову к его груди.

— Ну же! — что есть сил заорал Протеус, и пламя в его глазах отразилось безумством.

Драко тяжело сглотнул и выставил перед собой руку. Взгляд скользнул к палочке в руке Протеуса, но тут же вернулся к лицу Пожирателя. Нотт нахмурился, как будто подозревая что-то неладное, но Драко набрал воздуха в грудь и приготовился говорить.

«Пожалуйста», — уговаривал он свою кровь и оставшиеся силы, — «Всего два заклинания»

Пожалуйста

Пожалуйста

Пожалуйста

Короткий вдох. Резкий подъем головы.

— Эксплеллиармус!

Лицо Нотта вытянулось и застыло, но его тут же поглотило пламя.

— Акцио палочка! — закричал Драко за секунду до того, как огонь лизнул его кожу. Палочка не отреагировала — все её силы ушли на первое заклинание. Сердце практически остановилось от ужаса, но крик Гермионы, полный боли и страха, сотворил нечто невообразимое. Внезапно магия в венах Малфоя вспыхнула, забурлила и ринулась к кончикам пальцев, сжимавшим палочку. По древку прошелся мощный разряд, отдавший колючей болью во всей руке, и палочка выстрелила. Жжение огня расползлось от шеи к ключице, но Малфой почти не обратил на это внимания, потому что вместо выпущенного из руки ничтожного оружия под пальцами оказалась знакомая гладь отполированного черного дерева.

— Партис Темпорус! — Драко чувствовал, как почти теряет сознание от пронзительной боли, но нестерпимый жар вдруг отступил. С трудом разлепив глаза, он увидел, как от центра зала и до разбитого окна разрастается узкая дорожка. По её бокам, еле сдерживаемое магией, все еще бушевало Адское Пламя. Противостояние сил, столкнувшихся в этом зале, завораживало.

— Бежим, — прохрипел Малфой и, пытаясь сосредоточиться лишь на поддерживании прохода, с трудом двинулся вперед. Палочка была в несколько раз мощнее, чем прежде, но требовала огромной отдачи: Драко чувствовал, что его силы на исходе. На языке почувствовался металлический привкус, и кровь проступила сквозь разомкнутые губы, тонкой струйкой сползая от подбородка к шее. Проход с каждой секундой сужался, и Драко обессиленно стонал, понимая, что шансов успеть покинуть зал все меньше. Ноги постепенно ослабевали.

— Без меня… — только и выдохнул он, но Гермиона закинула его руку себе на плечо и только ускорила шаг. Идти было тяжело не только из-за веса тела Драко, но и из-за боли: огонь успел пройтись по ноге, поразив плоть от лодыжки до бедра. Однако внутри полыхала невероятная сила, и Гермиона уверенно шла вперед, чувствуя, как стены из пламени постепенно сжимаются. До разломанного окна оставалась пара шагов, когда Драко вдруг согнулся и закашлялся. Сзади послышался угрожающий шелест огня, и Гермиона, обессиленно застонав, с новой силой метнулась к окну.

— Давай! — закричала она, отпуская Драко и перехватывая его за руку.

Рывок, шаг, порезанные об остатки осколков ладони — и они рухнули вниз, вцепившись друг в друга. Падение длилось всего несколько секунд. Уже теряя сознание, Драко подумал о том, что они разобьются к чертовой матери, а потом его глаза обессиленно закатились. Однако их фигуры, удерживаемые творимой кем-то магией, резко застыли в десятке сантиметров от земли, а потом мягко обрушились вниз.

Со стороны сада слышались резкие выкрики команд, но Гермиона не слышала ничего, кроме гневного рева пламени над головой и тяжелого, почти остановившегося дыхания Драко. Обняв его шею руками и прижавшись головой к тяжело вздымающейся груди, Гермиона подняла взгляд вверх.

Над ними, словно гигантский исполин, полный гнева и отчаяния, полыхал Малфой-мэнор, и сквозь струпья пламени звездное небо над ним казалось кроваво-красным.

Комментарий к 30. Клятва (2)

*Партис Темпорус - реально существующее в Поттериане заклинание. Создаёт проход в Адском Пламени.

_________________

Прежде всего хочу поблагодарить всех за длительное ожидание. Мне кажется, что я редактировала больше, чем читала. И буду редактировать еще. Каждый абзац я буквально вырезала из собственной души - писать такие мрачные вещи очень сложно. Но я, в целом, довольна тем, как выглядит финал истории с Пожирателями. Изначально он планировался совершенно другим, но так, наверное, даже лучше.

Не знаю, сумела ли я правильно передать эмоции, которые испытывали герои. По крайней мере, я очень старалась сделать это правильно с позиции Малфоя. Про его характер в этом фф я еще напишу в своем финальном обращении.

Я настолько выжата, что даже не знаю, что еще могу написать. Надеюсь на вашу фантазию! Напишите в комментариях, о чем вы подумали и что почувствовали, прочитав главу.

Спасибо за преданность этой работе! Некоторые из вас со мной с первых глав, и это невероятно ценно для меня.

========== 31. Через тернии к звездам ==========

В склепе было тепло и сухо. Почерневшие ветви лаванды, там и тут разбросанные на могильных плитах, распространяли тонкий сухой аромат. Сквозь узкие окошки под самым потолком прорывались солнечные лучи, ласкающие своим светом танец беспокойных пылинок. Нарушая застывший покой, мелкие светящиеся частицы оседали вниз и забивались в высеченные на свежем мраморном покрытии буквы:

ПЕРСЕФОНА ЭЛОИЗА ПРИСЦИЛЛА ПАРКИНСОН

1980 — 1999

Per aspera ad astra

Как и тело, скрытое внутри, могила была изящной и не состаренной временем. Если бы только не тяжелое ощущение присутствия смерти, каменным изваянием можно было бы залюбоваться. И все же белизна мрамора вносила какой-то тоскливый акцент в пожелтевшую и обросшую мхом обитель печали. На полу, усыпанном засохшими лепестками пионов, все еще были заметны следы чьего-то недавнего присутствия. Откуда-то снаружи слышались подавленные голоса. Очень постаравшись, можно было различить всхлипы миссис Паркинсон и успокаивающие комментарии её мужа, но все это было настолько лишним и раздражающим, что Пэнси тут же поморщилась.

— О, детка! — истеричный вдох оказался громче, чем все предыдущие слова, и девушка тут же закрыла глаза. В голове промелькнула мысль: может быть, если ей удастся притвориться мертвой, все просто уйдут и оставят её в покое?

— Ты меня слышишь?! Пэнси!

… нет, не оставят.

Веки казались слишком тяжелыми. Застонав от слабой ломоты во всем теле, Пэнси распахнула глаза и попыталась приподняться. Все тело невероятно затекло.

— Мама? — голос был настолько хриплым и слабым, что Пэнси не сразу узнала его, а потому замолчала. Вокруг было светло и серо. Палаты больницы святого Мунго не отличались оригинальностью.

— Как ты себя чувствуешь? Мерлин всемогущий! Мы так за тебя испугались! Милая… — миссис Паркинсон не замолкала ни на секунду, но Пэнси была счастлива слышать голос матери.

— Воды, — хмуро потребовала она, и вскоре в ладони оказался стакан, полный прохладной жидкости. Жадно осушив его, Пэнси облизнула губы и еще раз обвела родителей взглядом. — Долго я была без сознания?

— После пожара в Малфой-мэноре прошла неделя, — отец неуверенно покачнулся и осторожно сел на стул, стоящий рядом. — Время от времени ты просыпалась, но колдомедики снова вводили тебя в состояние сна. Проклятье задело много жизненно важных органов, поэтому на восстановление понадобилось много времени. Мерлин, — в глазах мужчины блеснула тень ужаса. — Если бы авроры опоздали хоть на минуту…

— Что с Теодором? — Пэнси попыталась подняться, но тело тут же отозвалось слабостью. Отец мягко надавил на её плечи, укладывая обратно.

— Даже имени его не произноси, — прошипела миссис Паркинсон, и её лицо внезапно побагровело. — Он подверг тебя такой опасности, когда…

— Я была в опасности с самого начала. Ты ничего не знаешь, — неожиданно резко выпалила Пэнси и сжала кулаки. — И представить себе не можешь, что нам пришлось перенести.

— Самонадеянный глупец! Этот брак и чары… — женщина, не обращая внимание на замечание дочери, передернула плечами. — Не переживай, мы с отцом делаем все возможное, чтобы поскорее освободить тебя от этих ложных уз.

— Мама… — угрожающе сдвинув брови, прошипела Пэнси.

— Ты права, милая. Мы ничего не знаем, — тихий голос мистера Паркинсона заставил всех замолчать. — Я никогда не прощу себя. Никогда, — отец сжал руку Пэнси и склонил голову, словно обуреваемый стыдом. — Нам не рассказывают о том, что произошло в день пожара, но я знаю лишь одно, — Пэнси ошарашенно смотрела на дрожащие губы отца. — Теодор был рядом в то время, когда рядом должен был быть я.

— Но он… — мать Пэнси обиженно закусила губу, когда мистер Паркинсон взмахнул рукой, призывая к молчанию.

— Не обижайся на неё, — он кивнул головой в сторону жены и ободряюще улыбнулся. — Какое-то время мы думали, что ты не смогла выжить. Вокруг был такой хаос! Авроры, колдомедики, работники Министерства… Не знаю, есть ли боль сильнее, чем боль от потери собственного ребенка, — отец покачал головой и зажмурился, услышав обреченное всхлипывание миссис Паркинсон. — Я просто хотел сказать… — дыхание мужчины сбивалось, и Пэнси почувствовала, как к её глазам подступили слезы. — Хотел сказать, что мы так сильно любим тебя!

Мать кинулась к ней первой, чтобы обнять и прижать к себе настолько сильно, насколько позволяла хрупкость едва оправившегося от проклятья тела Пэнси. Мистер Паркинсон бормотал какие-то подбадривающие слова, поглаживая жену и дочь по плечам. Все они были настолько счастливы долгожданному воссоединению, что не услышали деликатного стука в дверь.

— Прошу прощения.

Пэнси выглянула из-за плеча матери и тут же спряталась обратно. Лицо Теодора показалось ей слишком взволнованным и оттого еще более смущающим.

— Ах, это вы, мистер Нотт, — отец Пэнси поднялся и бодрым шагом направился к юноше. — Кхм, да… Добрый день! — неловко откашлявшись, мистер Паркинсоноглянулся на жену и многозначительно вскинул брови.

— Ну конечно, кто же ещё, — прошипела та, стискивая Пэнси в своих объятиях еще крепче. — Она только очнулась, а здесь уже устроили проходной двор!

— Не переживайте, в палату допускаются только близкие родственники, — деликатно поправил Теодор стальным голосом. Его надменная улыбка вызвала у миссис Паркинсон неприятные мурашки.

— Кажется, еще никто из Паркинсонов не связывал себя родственными узами с Ноттами, — фыркнула женщина, выпрямляясь и оправляя платье. Теодор ей совершенно не нравился, и в особенности потому, что не поддавался её негативному воздействию.

— Ваша дочь прервала эту дурную традицию, — Теодор хмыкнул и сделал несколько шагов к больничной койке.

— Наши адвокаты уже работают над этой проблемой, — гордо вскинув подбородок, миссис Паркинсон подошла ближе. Ей до ломоты в руках хотелось раздавить наглеца. Но взгляд юного Нотта был тверд и ясен. Уверенность дышала в каждой черте его красивого лица.

— Тогда мне стоит позаботиться о том, чтобы у них нашлись другие, более важные дела.

— Хам! — вспыхнула миссис Паркинсон и ринулась к двери.

— Всего доброго, мэм, — бросил Теодор ей вслед, и через секунду дверь захлопнулась.

Пэнси тут же ощутила себя практически беззащитной, а потому неловко подтянула одеяло к груди. При взгляде на Теодора почему-то не вспоминалось то плохое, что с ними случилось. Вспоминались странные взгляды, осторожные прикосновения и слова… Ведь она что-то сказала перед тем, как потерять сознание? Кажется, это было что-то очень глупое, опрометчивое, но безумно необходимое.

— Не буду просить тебя быть повежливее с моей матерью. Она давно не встречала достойного противника. Пускай развлекается, — Пэнси неуверенно усмехнулась, но Теодор не одарил её даже малейшей улыбкой. Он внимательно осмотрел всю её с ног до головы, хотя тело было скрыто под тонким белым одеялом.

— Наконец-то ты очнулась, — сокрушительно выдохнул он и бросился к койке. Его руки тут же обхватили хрупкие ладони Пэнси, и она удивленно ахнула. — Я узнал только недавно, и сразу… — слегка отстранившись, Теодор неловко оглянулся вокруг. — Может, ты чего-нибудь хочешь? Мерлин! Даже не подумал про цветы… — Нотт тяжело выдохнул и взъерошил волосы. Только теперь Пэнси удалось рассмотреть его уставший взгляд и темные круги под глазами.

— Эй, — она улыбнулась и приподняла голову. — Наверстаешь все потом, ладно?

— Да… — Теодор нервно улыбнулся, крепче сжимая её руку в своей. — Ладно. Ты права… Я просто… — Нотт мог бы продолжать нервное бормотание до бесконечности, но внезапный вопрос заставил его замолчать:

— Что я сказала перед тем, как… — Пэнси запнулась, потому что воспоминания действовали угнетающе. Забытые слова не давали ей покоя.

— Ты не помнишь? — удивление в голосе Теодора прозвучало настолько ярко, что Пэнси успела ужаснуться и пожалеть о том, что спросила. Неужели она произнесла нечто такое, что сложно было бы забыть?

Опустив взгляд, она отвернула голову. Сердце глухо стучало в груди, и Пэнси казалось, что её волнение слишком очевидно.

— Ты спросила, смог бы я полюбить тебя, если бы мы остались в живых, — спустя некоторое время тихо произнес Теодор, все еще стискивая пальцами её ладонь.

— И… — она задержала дыхание, прежде чем продолжить. — Что ты ответил?

Секунды молчания длились вечно. Пэнси чувствовала, как бледнеет. В голове вопили мысли о том, что не стоило заводить этот разговор. Паркинсон чувствовала, что вряд ли перенесет отказ, ведь после того, как она разочаровалась в своих чувствах к Малфою, невзаимность Теодора могла просто раздавить её. Пэнси знала, что все считают её железной стервой, и никогда не понимала, почему никто не замечал такой очевидной слабости, как её боязнь быть отвергнутой. И теперь, коснувшись темы, которую, может быть, и вовсе не стоило задевать, Пэнси с ужасом ожидала ответа. Тянулись секунды, Теодор молчал. И лишь когда ей захотелось, сгорая от стыда, вскочить и выбежать из палаты, теплые пальцы легли на опущенный подбородок и повернули голову. Темно-зеленый завораживающий взгляд Теодора обжег, и внутри развернулось нечто, близкое к ужасу. Теплое дыхание коснулось приоткрытых девичьих губ, а потом следовал осторожный короткий поцелуй. Пэнси не могла пошевелиться. Прежде она много целовалась. С Малфоем и другими парнями — просто из любопытства, из желания почувствовать чье-то обожание. Опыт казался ей достаточным, но в этот момент он как будто испарился, оставив её один на один с бушующими эмоциями.

— Еще, — едва смогла выговорить она, понимая, что молчание начинает тревожить Теодора.

Влажные чужие губы примкнули к её рту более настойчиво, и только тогда Пэнси смогла пошевелиться. Её ладони против воли потянулись к шее Теодора, а пальцы тут же скользнули в его волосы. Тело Нотта внезапно оказалось невероятно близко, и тот жар, что исходил от него, буквально пропитывал Пэнси. Страх исчез, осталось лишь чувство полной защищенности. Бесконечное тепло Теодора — тепло, которое она так отчаянно искала — заставляло конечности неметь. Хотелось смеяться и плакать одновременно, но Пэнси была слишком занята. Поцелуй был слегка нервным, но таким искренним и необходимым, что они смогли отстраниться друг от друга лишь тогда, когда в легких начал кончаться воздух. Теодор заметил разочарование, поселившееся в складке на её переносице, и поспешил прикоснуться губами к девичьим пальцам.

— Так как я смогла выжить? — спросила Пэнси, чтобы побороть возникшую неловкость.

— Проклятье… — Теодор нахмурился, подбирая слова. — Оно почти уничтожило тебя. Но чары замедлили его, и колдомедики успели произнести контрзаклятье. Авроры появились спустя несколько минут после того, как ты потеряла сознание. Я не помню, что было дальше — тоже выбился из сил. Очнулся уже в палате Мунго.

— Родители говорили про пожар. Что произошло?

— Когда авроры ворвались в дом, Протеус использовал Адское Пламя, чтобы защититься. Насколько я знаю, потушить пожар так и не удалось, и от Малфой-мэнора остались только стены.

— Как же… — Пэнси нахмурилась и испуганно взглянула на Теодора. — Как же Драко и… Грейнджер?

— Они спаслись, — с улыбкой выдохнул он и кивнул. — Выпрыгнули из окна в самый последний момент. Я до сих пор не знаю, что произошло после того, как мы покинули зал. Гермиону много допрашивали, но Министерство обязывает не распространять информацию.

— Что будет с ним?

Несмотря ни на что Пэнси все еще хранила тепло чувств к Малфою, ведь преданно пронесла его сквозь последние годы.

— Гермиона делает все возможное, чтобы приговор смягчили, но судьи Визенгамота… — Теодор замялся. — Они склоняются к тому, чтобы заключить его в Азкабан.

— Но ведь он изменил решение! — Пэнси гневно свела брови на переносице. — И понял свою ошибку. Если бы не это, мы не были бы живы.

— Если бы не он, нам бы вообще не пришлось пережить этого ужаса, — мрачно напомнил Теодор.

— Да, — горько усмехнулась Пэнси. — Вот только если бы у меня был шанс выбора, я бы все равно согласилась на этот путь. Потому что все, что происходит с нами — не случайно. Подумай сам! — Паркинсон пожала плечами. — Рано или поздно Драко все равно бы пришел к такому решению. Хорошо, что это случилось тогда, когда рядом с ним была Грейнджер и другие люди, способные помочь. Да, Малфой совершил ошибку, из-за которой мы все пострадали. Но если бы не это, я бы продолжала тешить себя иллюзиями и никогда бы не повзрослела. Нет идеальных историй любви, дружбы или жизни — я поняла это, пусть и дорого заплатив. И если бы не все произошедшее, мы с тобой…

Пэнси не закончила фразу, но Теодор понимающе кивнул и мягко улыбнулся. Якобы вежливое покашливание донеслось из-за приоткрытой двери, и вскоре в проеме появилась голова миссис Паркинсон.

— Мистер Нотт. Полагаю, вы позволите нам поговорить с дочерью наедине, — едко выпалила она, сверкая темными глазами. Теодор с Пэнси насмешливо переглянулись.

— Разумеется, мэм, — он поднялся и посмотрел на женщину слегка прищуренным взглядом. — Одну секунду, — и, склонившись над Пэнси запечатлел короткий поцелуй на её щеке:

— Выздоравливай. Я приду позже.

Если бы Теодор был слишком восприимчив к чужой ауре, то волны злобы, исходящие от миссис Паркинсон, уже давно бы убили его. С улыбкой победителя он вышел из палаты и осмотрел коридор. Туда-сюда сновал персонал больницы святого Мунго, но трепет их светлых одежд разбавляло мелькание черных плащей авроров. Поскольку не было достоверно известно, сколько Пожирателей участвовало в Обряде, больница хорошо охранялась на случай, если кто-то из оставшихся попытается добраться до Малфоя. Теодор поймал несколько косых взглядов и про себя усмехнулся: общество видело клеймо Пожирателя на самом его имени. Хотя невиновность младшего Нотта подтвердилась после тщательного допроса в Министерстве, к его персоне все равно относились с осторожностью. Но Теодор практически не обращал на это внимания. Он знал, что был человек, страдающий от последствий произошедших событий куда больше, чем кто-либо. И это был даже не Драко Малфой.

— Ох, Теодор! — рассеянно донеслось до него из-за спины. Нотт повернулся и тут же наткнулся на уставший взгляд Гермионы. — Ты тоже здесь.

— Пэнси наконец пришла в сознание, — коротко ответил он, с сожалением окидывая взглядом её поникшую фигуру. Плечи Гермионы казались неестественно опущенными, и Теодор догадывался, что совсем не от усталости, а от давления общественного мнения.

— Как она? — Гермиона неловко переступила с ноги на ногу и провела ладонью по слегка растрепанным волосам.

— Все еще слаба, но идет на поправку, — Теодор не хотел заострять внимание на состоянии Пэнси, потому что знал: у Гермионы было полным-полно других проблем. — Снова попытаешься попасть к нему?

— Я получила разрешение, — с нервной улыбкой выпалила она. — Пришлось пройти уйму процедур. Авроры хотели убедиться, что я не нахожусь под действием зелья или «империуса».

— Мне жаль, что тебе приходится проходить через все это. Когда будет судебное слушанье?

— Через несколько недель. Министерство сказало, что разберется во всех деталях и вынесет приговор. И… Драко позволят сдать выпускные экзамены в Хогвартсе.

— Есть предварительные прогнозы? — тихо спросил Теодор, но ответом ему служил затравленный взгляд, полный страха и отчаяния.

— Я делаю все, чтобы найти хоть что-то… — Гермиона запнулась, опуская голову. — Хоть что-то, что сможет смягчить приговор. В ваших с Блейзом показаниях авроры нашли что-то, на что можно опираться при вынесении смягченного приговора, но этого слишком мало…

— Гермиона, — Теодор медленно выдохнул. — Ты ведь знаешь, что его не оправдают.

На какой-то момент взгляд её загорелся гневом, а усталые тени на лице превратились в тени злобы. Гермиона отшатнулась так, будто её ударили наотмашь.

— Знаю, — выпалила она, враждебно косясь на Нотта. — Но я не позволю им убить его или посадить в Азкабан. Не позволю, — повторила она, словно эти слова были действующим заклинанием.

Резко отвернувшись, Гермиона ринулась вперед по коридору. Встреча с Теодором и его слова занимали мысли волшебницы всего несколько секунд, и к тому моменту, как она добралась до двери, охраняемой тремя аврорами, в голове пульсировало лишь волнительное предвкушение.

— Есть разрешение? — строго спросил один из мужчин, загораживая собой вход в палату. Путаясь в собственных движениях, Гермиона достала из кармана сложенный вдвое приказ, вымоленный ею у Министра. Аврор хмуро пробежался глазами по строчкам и кивнул головой:

— У вас десять минут.

Внутри оказалось неожиданно темно. Гермиона несколько раз обескураженно моргнула, пытаясь приспособить зрение к освещению. Дверь за ней закрылась, и тишина тяжелым грузом опустилась на плечи.

— Драко? — Гермиона почти шептала, хотя понимала, что Малфой не спит. Тишина материализовалась в нечто живое, и теперь с укоризной смотрела на пришедшую. Так и не услышав ответ, девушка нахмурилась и тихой поступью направилась к окну, чтобы раздвинуть плотные шторы. Стоило только её пальцам коснуться тяжелой ткани, откуда-то из темноты донесся слабый, сиплый голос:

— Оставь.

— Так ты не спишь, — Гермиона почувствовала неловкость, но вскоре расправила плечи и гордо подняла подбородок. Она не собиралась и дальше разговаривать с безликой тенью. Одним уверенным движением руки занавеска была отодвинута в сторону, и усталое солнце нехотя бросило в комнату немного света. Послышался шорох жестких простыней и слабый скрип койки. Повернувшись, Гермиона увидела лишь светлые волосы на макушке Драко. Он отвернулся от неё?

— Я так долго хотела встретиться с тобой, — Гермиона уговаривала себя задушить обиду, мгновенно зародившуюся в груди, но та уже просочилась в голос. — Кажется, ты не рад моему присутствию.

Тишина начинала раздражать, и порывистая обида уступила место зарождающейся злости. Сжав зубы и грозно нахмурив брови, Гермиона подошла к койке и остановилась. Широкие плечи Драко медленно опускались и поднимались. Можно было бы подумать, что он задремал, но Гермиона точно знала, что это невозможно.

— Что с тобой, Драко?

Молчание.

— Не собираешься со мной разговаривать?

Малфой сильнее натянул тонкую простыню на лицо, словно пытаясь спрятаться.

— Ты ведешь себя как ребёнок! Что происходит? Хотя бы повернись ко мне, черт возьми!

Разозлившись, Гермиона схватилась за край материи и дернула её на себя. Малфой съежился и сильнее вжался щекой в подушку. Волшебница замерла, почувствовав себя нелепо. Драко по-прежнему не отвечал, и из-за этого атмосфера в помещении начинала казаться враждебной.

— Если ты не хочешь меня видеть, я приду в следующий раз, — сокрушенно прошептала она и медленно отвернулась.

Она не успела сделать и шага, когда прохладные пальцы обхватили её запястье. Сердце пропустило удар, и Гермиона порывисто обернулась. Серые глаза налились тяжелым, плотным серебром. Взгляд казался отсутствующим, но подрагивающие зрачки говорили о том, скольких сил Малфою стоило не отводить глаз. От виска, задевая часть скулы, тянулся к шее бледно-красный шрам. Кожа вокруг него была бледной словно бы от ужаса, и от того ожог казался еще более противоестественным. Прошло еще несколько секунд, и Малфой, хрипло вдохнув, отвернулся, пряча правую сторону лица в тени.

— Не надо, — Гермиона едва слышала себя: голос был чужим и неуправляемым. Накрыв его пальцы ладонью, она медленно опустилась на постель. Драко не шевелился, словно боясь, что его ужасный шрам испугает её, заставит вскочить и убежать.

— Что? — он склонил голову еще ниже.

— Прятаться от меня, — Гермиона закусила губу и положила ладонь на его здоровую щеку. — Болит?

— Уже почти нет, — почувствовав себя свободнее, Драко позволил Грейнджер повернуть его голову.

— Можно? — она подняла слегка подрагивающую ладонь и вопросительно заглянула в его глаза. Ответом послужило неопределенное пожимание плеч. Осторожные пальцы тут же пробежались вдоль шрама. Драко шумно вдохнул и задержал дыхание. Создавалось впечатление, что он терпит какую-то пытку, и Гермиона поспешно опустила руку.

— Я думал, посещения запрещены. До этого в палату приходили только колдомедики и авроры.

— Пришлось использовать некоторые связи, — безрадостно хмыкнула она, не поднимая взгляда. — У нас мало времени.

— Так было всегда, разве нет? — Драко горько усмехнулся, касаясь пальцами её подбородка.

— Все впереди… — Гермиона не понимала, прозвучало ли это как вопрос или утверждение, но Малфой нахмурился. Какое-то время они безмолвно смотрели друг на друга.

— Меня ждет Азкабан, — наконец прошептал он, роняя голову. И, хотя голос был полон смирения, глаза выражали панический страх.

— Нет, нет! — она попыталась выдавить улыбку, но вышло убого. — Они не смогут. Я сделаю все, чтобы…

— Прекрати! — Малфой зажмурился и, набравшись смелости, снова посмотрел в глаза Гермионы. — Хватит. Даже я не могу простить себя за то, что совершил. Что уж говорить о членах Визенгамота?

— Ты снова сдаешься, — неверяще процедила она и приподняла брови в изумлении.

— Брось, Грейнджер! — он хрипло рассмеялся и снова отвернулся, потому что взгляд Гермионы время от времени останавливался на уродующем его лицо ожоге. — Хватит уже тешить себя иллюзиями. Я сто раз говорил тебе, что не стану лучше, чем был. Никогда.

— Но ты уже стал, — Гермиона наклонилась, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ты не согласился на клятву и сделал все, что было в твоих силах, ради того, чтобы Протеус не одержал победу. Весь Магический мир… — Гермиона замолчала, когда её пылкую речь прервал его низкий смех.

— Магический мир? — он хмыкнул. — Если бы на кону стоял только он, я бы не задумываясь согласился принять клятву. Мне плевать на Магическую Британию, слышишь? Все, о чем я думал, когда Протеус пытал меня «круциатусом» — ты.

— Я бы все равно умерла, и ты знал это. Было что-то еще… Должно было быть!

— Прекрати выдумывать! — выплюнул Драко.

— Ладно, — она вздохнула. — Тогда зачем ты попросил Протеуса освободить Теодора и Пэнси?

— Тогда это было единственным, что я мог сделать, — Малфой покачал головой. — И я не настолько ненавижу Нотта, чтобы желать ему смерти.

— Вот именно, — Гермиона осторожно взяла его за руку. — Тебе не плевать. Ты заставляешь себя так думать и прячешься от правды, только зачем?

— Нет, нет… — пробормотал Малфой, отстраняясь от неё. — Твои слова не должны снова сбить меня с толку. Я совершил преступление и отвечу за него.

— Пожалуйста, Драко, — она сглотнула, чтобы прогнать противный ком, вставший в горле. — Поверь мне. Разве я не заслужила?

— Вот именно, Грейнджер! — внезапно закричал он, откидывая её руку в сторону. — Ты ничего из этого не заслужила! Ни боли, ни страданий, ни такого как я!

— Да неужели?! — Гермиона вдруг вспылила и подалась вслед за Драко. — Когда это ты вдруг стал таким моралистом?

— Когда увидел, на что способен! — задыхаясь, ответил он. — Когда увидел твое испуганное лицо. Когда мы чуть не сгорели в том чертовом доме! Откуда тебе знать, что это все не повторится снова? — он закрыл правую сторону лица ладонью и отвернулся. — Не смотри! Не смотри, черт возьми, Грейнджер!

Плечи Гермионы опустились, она обессиленно замолчала. Драко снова отталкивал её, снова ограждался от внешнего мира, и это не могло не задевать.

— Я обречен, а у тебя впереди вся жизнь. Счастливая жизнь. Сама подумай: что я могу дать тебе теперь? — Драко так и не повернулся к ней. — Пожалуйста, закончи все это! Закончи, потому что я это сделать не в силах.

— Я не хочу, — почти шепотом ответила она, искривляя губы в болезненной улыбке.

Тишину разрезал короткий стук, а потом дверь открылась и в проеме показалась фигура аврора:

— Мисс Грейнджер, я сожалею, но вам пора покинуть палату.

— Еще минуту, — Гермиона умоляюще вскинула брови, и мужчина, недовольно нахмурившись, снова вышел за дверь.

— Если не собираешься отказываться — привыкай, — Драко хмыкнул, разжимая пальцы на её запястье. — В будущем свидания со мной тоже будут ограничены во времени.

— Откуда в тебе столько язвы? — буркнула Гермиона, поднимаясь на ноги. Малфой следил за её движениями с тревогой. Он приподнялся с постели, поворачиваясь к ней всем корпусом, и застыл в ожидании. Казалось, что теперь они прощаются надолго. Различив страх в его глазах, Гермиона подалась вперед и обняла Драко за плечи в попытке приободрить.

— Все будет хорошо, — прошептала она, проведя ладонью по широкой спине. Прижавшись виском к его волосам, Гермиона быстро сморгнула слезы и откашлялась, как будто прочищая горло. — Я тебя не оставлю, — и резко отстранилась.

Круто повернувшись на месте, она ринулась к двери, чтобы ни за что не разреветься, увидев обреченность в глазах Малфоя.

— Гермиона! –понеслось вслед, и девушка почти что на автомате повернулась. Блестящие слезы в её глазах заставили Драко остановиться.

— Зачем ты встал? Тебе же еще нельзя…

Они бросились друг к другу почти одновременно, хотя и преследовали разные цели. Гермиона схватила Малфоя за предплечья, чтобы поддержать, но его ладони тут же стиснули её талию. Вместе они отшатнулись в сторону, пытаясь балансировать, и Гермиона попятилась к стене. Несколько секунд — и её спина обрела твердую опору. Тяжелое, почти неуправляемое тело Драко навалилось на неё, придавливая к стене. Пахнущее лекарственными зельями дыхание коснулось рта, и его сухие губы примкнули к её — вечно покусанным. В расслабленный рот ворвался горячий язык, и Гермиона протестующе застонала. Очевидно, она пыталась что-то сказать, но ладони Малфоя крепче стиснули её талию, а язык ласково прошелся по нижней губе, вызывая мелкую дрожь. Гермиона подняла руки и очертила контур его лица ладонями, спускаясь к шее и плечам, а потом легкие сжались до крошечного размера, и поцелуй пришлось разорвать.

— Мне нужно идти, — одарив его затуманенным взглядом, Гермиона отшатнулась к двери. Сердце бешено стучало в груди то ли от страха, то ли от желания. Уже схватившись за ручку, она оглянулась на Драко и в нерешительности остановилась:

— До встречи?

— До встречи, — отозвался он, все еще наблюдая за ней потемневшим взглядом.

***

— Гермиона, тебе нужно успокоиться, — Джинни неуверенно тронула подругу за плечо, но лицо Грейнджер осталось непроницаемым. Её уставший и злой взгляд прожигал дверь в кабинет Министра. Молодая секретарша смотрела на посетительниц с недоверием и любопытством. Ровными щелчками отмерял время огромный маятник, стоящий рядом с диванчиком, на котором расположились девушки. — Гарри сделает все, что в его силах. Гермиона!

Медленно помотав головой и тяжело выдохнув, Гермиона склонила голову на плечо Джинни.

— Мы так и не поговорили о том, что произошло, — прошептала Уизли, поглаживая подругу по виску. — Я знаю, что ты злишься на нас.

— Я злюсь только на себя, — хрипло ответила Гермиона. — Вы здесь ни при чем.

— Нет, — Джинни поджала губы. — Я должна была понять, что что-то не так. Мы все должны были. После нашего последнего разговора… — девушка замолчала, и её лицо помрачнело. — Я не сразу рассказала Гарри о том, что происходило. Мы просто… Мы просто были так заняты друг другом, что в какой-то момент я забыла. А потом ты исчезла, — Джинни крепче прижала голову подруги к своему плечу, боясь встретить её обвиняющий взгляд. — Мы с Гарри и Роном сразу бросились на поиски. Пришлось обратиться в Министерство. Сначала тебя посчитали соучастницей, представляешь? Авроры обыскали все, что можно. Мы сбились с ног, но в ночь перед пожаром появился Блейз и рассказал о том, где ты находилась все это время. Он пообещал, что приведет тебя к нам, но запретил говорить об этом аврорам до определенного времени. Упомянул лишь, что Малфой и Нотт придумали какой-то план, которому никто не должен помешать. Гарри отдал ему порт-ключ, ведущий в дом на Гриммо, но в назначенное время никто там так и не появился. Тогда мы решили, что медлить больше нельзя. Особняк Паркинсонов атаковали авроры. На то, чтобы взломать защиту, потребовалось некоторое время. Когда авроры ворвались в дом, там никого не оказалось. Блейза тоже начали подозревать: все подумали, что он соврал, чтобы отвлечь авроров от слежки за Пожирателями, — Джинни тяжело вздохнула и зажмурилась. — Блейз появился на Гриммо за час до полуночи — весь в грязи и с бешеными глазами. Его трясло. Пришлось несколько раз переспрашивать, чтобы понять, в чем дело… — Уизли еще раз провела ладонью по пышным волосам подруги и вздрогнула, когда Гермиона резко подняла голову. В карих глазах не было ни упрека, ни злости. Они не выражали ничего.

— Самое ужасное в том, что авроры отреагировали не сразу, потому что сомневались в правдивости слов Блейза. Думали, что Пожиратели приготовили ловушку. Конечно, они использовали веритасерум, но пропало столько драгоценного времени! Гарри и Рон хотели направиться в Малфой-мэнор сразу, но их остановили. Мой брат настолько разбушевался, что аврорам пришлось его оглушить, — Джинни кисло улыбнулась. — В конце концов, информация подтвердилась, и Аврорат почти в полном составе отправился на оцепление Малфой-мэнора. Мне страшно представить, что было бы, если бы они появились позже. Гермиона! — она заметила, как подруга отстраняется от неё, и вся сгорбилась, чувствуя острый стыд. — Мне так жаль!

— Я допустила ошибку и расплатилась за это, — Гермиона остановила тревожный взгляд на двери, за которой двадцать минут назад скрылся Гарри. — Вы помогаете мне сейчас.

— Будем надеяться, что переговоры пройдут успешно, — робко заметила Джинни, стараясь поскорее замять тему. — Рон очень переживает. Он чувствует себя виноватым, поэтому не знает, как лучше подступиться к тебе.

— Я поговорю с ним позже, — Гермиона нахмурилась, вспомнив о той дистанции, на которой держался от неё Рон. Он словно боялся, что она вдруг разозлится, взорвется или вовсе набросится на него с кулаками. Что ж, повод для этого был, но Гермиона не чувствовала обиды или гнева. Поведение Рона заставляло её сердце болезненно сжиматься — в памяти неясными вспышками возрождалось что-то родное и светлое, но невероятно далекое.

— Спасибо, — искренне прошептала Джинни. Вся семья Уизли невероятно переживала за Гермиону. Особенно Молли, из-за нервов сваливающая всю вину на Рональда. Она беспрестанно укоряла сына в том, что он отвлекся и не уследил за безопасностью собственной девушки. Когда выяснилось, что Рон и Гермиона в отношениях уже не состоят, миссис Уизли просто рвала и метала.

Послышался щелчок двери, и Гермиона с готовностью вскочила на ноги. Взгляд Гарри рассеянно прошелся сначала по ней, потом по Джинни, а затем опустился в пол.

— Что он сказал? — дрожащим голосом спросила Гермиона, хотя уже знала ответ. Её ногти болезненно впивались в ладони, но ничто кроме внутреннего смятения не имело значения.

— Давайте выйдем, — Гарри оглянулся на навострившую уши секретаршу и кивнул Джинни.

Втроем они безмолвно покинули кабинет и некоторое время шли по коридорам Министерства, ловя заинтересованные взгляды.

— Что он сказал, Гарри? — низким голосом повторила волшебница, хватая его за рукав. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, ведя безмолвный диалог.

— Визенгамот не может позволить тебе быть свидетелем защиты. Они говорят, что твоё восприятие было искажено действием чар. Все-таки это была магия, которая заставляла тебя…

— Нет, — Гермиона отшатнулась прочь, и её глаза блеснули яростью. — Они не могут запретить мне! Я поговорю с Кингсли снова, он поймет…

— Гермиона, — Джинни перехватила её ладонь, удерживая на месте. — Ты должна успокоиться.

— Я спокойна! — закричала она, а потом ошеломленно посмотрела на Уизли. — Прости. Да, прости, — пробормотала она, опуская взгляд. — Но я не могу позволить им забрать Драко. Не могу! Он ведь… Я давала столько показаний! Они использовали сыворотку правды, так почему…

— Тише, — Гарри привлек подругу к себе и крепко обнял. Он как никто другой знал, сколько пережила Гермиона после того пожара. Как только магическому обществу стало известно обо всем, что творилось у них под носами практически незаметно, газеты загудели кричащими заголовками. В статьях, зачастую наполненных буйными журналистскими додумками, Гермиона представлялась в различном свете. Кто-то считал её жертвой, кто-то — заблудшей душой или соучастницей. В любом случае, эти толки давили со всех сторон и не давали спокойно вдохнуть. Они практически сводили с ума, и, если бы не активная деятельность, Гермиона уже давно могла бы занять палату в Мунго. Каждый день она была занята тем, что бегала от кабинета к кабинету в надежде убедить органы Магического правосудия в том, что Драко заслуживает если не оправдания, то хотя бы смягчения приговора. Это давало силы продолжать вставать по утрам. Но теперь, когда последняя надежда на спасение испарилась, что-то внутри надорвалось, и отчаяние хлынуло по венам.

— Все будет хорошо, — повторил Гарри, поглаживая подругу по голове. — Они нашли человека, чьи показания можно считать действительными. Теодор Нотт будет свидетелем защиты.

— Теодор? — Гермиона испуганно замерла, вспомнив ту враждебность, которую Нотт испытывал к Драко. — Но ведь он многого не видел. Он не может…

— Это все, на что мы можем рассчитывать, — с сожалением прошептал Гарри.

— Ты так просто говоришь об этом! — Гермиона вырвалась и вздернула подбородок. — Мне больно думать о том, что я не смогу защитить его! Так как ты можешь так беззаботно говорить, что я ничего, совсем ничего не могу сделать, чтобы помочь Малфою?!

— Мне сложно понять это! — не выдержал Гарри, сжимая кулаки. — Ты ничего нам не говорила, совсем ничего! А потом просто исчезла, испарилась! Думаешь, нам было просто? Я, Рон, Джинни… Да все вокруг были чертовски напуганы! Мы с ума сходили, потому что не знали, где тебя искать. Никаких следов, никаких зацепок…

— Гарри… — предостерегающе зашипела Джинни, хватая его за запястье.

— Нет! — строго отчеканил он, поворачивая голову к своей девушке. — Недомолвки между нами всеми привели к катастрофе, так что я больше не собираюсь молчать, — и снова обратился к Гермионе:

— Почему ты ничего не сказала нам? Когда начала сближаться с Малфоем, когда влезла в дела Пожирателей… Ты даже не предупредила нас, прежде чем броситься вслед за ним!

— Я не могла… — схватившись за голову, процедила Гермиона. — Вы все перенесли так много боли! Я ничего не говорила, потому что не хотела тревожить. А потом все завертелось, и я уже не знала, как мне сказать о происходящем. Это слишком сложно…

— Мы столько пережили вместе, — Гарри укоряюще взглянул на неё. — А ты так и не поняла, сколько значишь для нас.

— Я не хотела подвергать вас опасности, — покачала головой Гермиона. Нервы были на пределе, а потому в уголках глаз тут же начали скапливаться слезы. — Я не хотела…

— Знаю, — внезапно смягчился Гарри и бросился к ней, снова сгребая в объятия. — Все, все… Ты больше не одна. Только пообещай, что больше никогда не будешь скрывать от нас такие важные вещи.

— Ладно, — шмыгнув носом, прошептала Гермиона. — Обещаю. Простите меня.

— Мы должны просить прощения в первую очередь, — сбоку на неё навалилась Джинни, и эти объятия были настолько теплыми и надежными, что сердце Гермионы впервые за долгое время перестало болезненно ныть.

***

Гермиона ворвалась в камеру ожидания всего за полчаса до начала судебного заседания. Она выглядела значительно лучше: поддержка друзей и неплохие прогнозы на будущее заседание укрепили в ней стержень уверенности. И, так как внутреннее состояние зачастую выражалось во внешних признаках, Гермиона казалась свежей и отдохнувшей. По крайней мере, с лица пропали тени худобы и подглазины, а губы наконец не были вытянуты в белесую напряженную линию.

— Как тебя пустили? — Драко поднял на неё покрасневшие от недосыпа глаза и криво усмехнулся. Он выглядел почти так же, как и в прежние времена — педантично собранно и аккуратно, но только внимательный глаз мог различить некоторые важные детали: уголки его губ были слегка опущены, а плечи неестественно напряжены. Малфой выглядел так, будто собирался на битву, и в какой-то степени это было правдой.

— Гарри похлопотал.

— Поттер? — Драко пытался выглядеть надменно, но Гермиона чувствовала, как колеблется его голос. — Не ожидал от него такого участия.

— Не обольщайся, он сделал это не для тебя, — Гермиона окинула взглядом тесную комнатушку, в которой Драко находился уже два дня. Здесь не было никаких удобств кроме узкой койки и стола с двумя стульями — для допросов. Со всех сторон давили стены грязного серого цвета, а потолок казался таким низким, что Гермиона едва смогла подавить порыв коснуться его пальцами.

— Я глубоко оскорблен, — фыркнул он, закатив глаза. — Присаживайся.

Драко сидел на стуле с вытянутыми вперед руками. Ему хотелось спрятать свои запястья ровно с того момента, как Гермиона вошла в камеру. Малфой чувствовал глубокую подавленность от того, что предстает перед ней в волшебных наручниках.

— Слышала, ты прекрасно сдал все экзамены, — Гермиона бесшумно опустилась напротив него и неуверенно улыбнулась.

— Это действительно удивительно, учитывая то, что в процессе сдачи на меня пялились три аврора и два преподавателя.

— Ты молодец, — её улыбка дрогнула. Оглянувшись на дверь, Гермиона протянула свои руки и обхватила его ладони пальцами. Малфой зажмурился; он ожидал, что сейчас из её уст польется всякая якобы успокаивающая чепуха, от которой на самом деле становилось только тревожнее. Но Гермиона молчала.

— Расскажи, как твои дела, — хрипло произнес он, сжимая её пальцы. Гермиона вздрогнула.

— Прислали извещение из Академии Высшей Магии, — поспешно отозвалась она. — Они написали о том, что готовы принять меня на дальнейшее обучение даже без сдачи вступительных экзаменов.

— Ты заслужила. Я рад за тебя.

— Драко, я…

— Не надо. Не сейчас, — он шумно вдохнул и закрыл глаза. Несколько секунд прошли в абсолютном молчании.

— Я только хотела сказать, что мне все равно, каким будет приговор. Знай: я готова бороться до бесконечности.

— За что? — хмыкнул он, сжимая её руки еще крепче.

Гермиона нахмурилась. В глазах Драко она читала смирение с худшей долей и обреченность. Он больше не верил ни в себя, ни в возможность их будущего, и это было пострашнее, чем грозный вердикт суда.

Дверь со скрипом приотворилась, и в камеру заглянул аврор с жутко серьезным лицом. От неожиданности Гермиона подпрыгнула на месте и отдернула руки. Оглянувшись на вошедшего, она не заметила, каким болезненным и непонимающим взглядом проводил Драко её ускользающие ладони.

— Мисс Грейнджер, пора, — выпалил аврор и распахнул дверь, видимо, не собираясь тратить время на ожидание ответа.

— Да, — поспешно прошептала Гермиона и поднялась со стула. Она могла поклясться, что почти не волновалась, когда заходила в здание Министерства, но Малфой сумел поселить в ней дрожь ужаса.

Едва не уронив стул, Гермиона направилась к выходу и обернулась, чтобы что-то сказать, но тут же передумала: Малфой опустил голову, и взгляд его был отрешенно направлен в столешницу.

Снаружи её уже ждали Гарри, Джинни и Рон. Все они встрепенулись, когда Гермиона вышла из камеры, но решили ничего не говорить. Молча друзья двинулись по мрачным коридорам Министерства, пока наконец не дошли до лифтов.

— Как он? — едва двери захлопнулись, Гарри повернул голову к подруге.

— Кажется, не очень, — нехотя ответила Гермиона. Ей было больно и страшно разговаривать о Драко.

— Все будет хорошо. Мы сделали все, что могли, — Джинни бережно обхватила её ладонь и уверенно улыбнулась. Рон что-то недовольно пробурчал, но это было уже не важно. Понемногу дрожь внутри тела начала успокаиваться, и Гермиона снова выпрямилась, нацепив на лицо непроницаемую маску мужества. Джинни была права: все вместе они сделали достаточно. Чего только стоили скитания по кабинетам судей Визенгамота! Огорчало лишь то, что Рон отказался помогать, потому что так и не сумел простить ни Малфоя, ни — глубоко в душе — Гермиону. И Грейнджер понимала, почему.

Уйдя глубоко в размышления, Гермиона преодолела путь и остановилась лишь когда услышала невнятный гомон. В зале суда №10 оказалось неожиданно тесно и шумно, но первым, что бросилось в глаза, стало деревянное кресло с высокой спинкой в центре площадки. Гермиона невольно содрогнулась, представив, что уже через несколько минут на этом месте, прикованный цепями к подлокотникам, будет сидеть Драко. Справа и слева на зрительских местах царил хаос: каждый хотел занять место поближе, и потому зал полнился гомоном и шумом. Среди взволнованных лиц удалось различить алчные глазищи Скиттер, уже отдающей какие-то указания колдофотографу. Стараясь не зацикливать внимание на неприятной особе, Гермиона перевела взгляд на сектор, к которому было повернуто кресло. Тот все еще пустовал, но в зале уже начинали появляться судьи. Они степенно шагали мимо кресла, не озираясь на толпу и не переговариваясь между собой. Их серьезные лица, из-за скудного освещения казавшиеся серыми и как будто каменными, наводили ужас на Гермиону. Она не верила, что люди с такими неподвижными чертами лица и холодными глазами способны проявить милосердие.

— Идем, — Гарри взял её за руку и повел её куда-то сквозь толпу — в первом ряду для них были выделены места. Следуя за другом, Гермиона внимательно осмотрела зал и обнаружила, что трибуны судей за какие-то несколько минут успели заполниться почти до конца. Заседание должно было начаться с минуты на минуту.

Внезапно зал наполнился шепотками, гул которых показался Гермионе свистящим шипением змеи. Она повернула голову в ту сторону, куда устремились все взгляды, и увидела Кингсли Бруствера. Появившись в широком дверном проеме, Министр невозмутимо проследовал к своему постаменту и, заняв его, тут же принялся перебирать какие-то бумаги. Он не обращал внимания ни на голоса собравшейся публики, ни на испытующий, практически обжигающий взгляд Гермионы.

Спустя несколько минут в зал вошли четыре аврора. Внимательно осмотревшись, они заняли места по углам нижней площадки. Наконец судьи Визенгамота расположились на своих рядах, и все словно по команде стихло. Гермиона тяжело сглотнула и зажмурилась. Заседание начиналось. С тяжелым скрипом отворились боковые двери, и в зал зашли трое.

Драко Малфой поморщился, вдохнув душный воздух. Немного постояв на входе, он в сопровождении двух авроров направился к центру зала. Хищные взгляды обжигали со всех сторон, а голоса присутствующих слышались тем отчетливее, чем тише и скрытнее были. Драко ощущал, как к коже прилипает чужая ненависть, слепая ярость и — пусть и хорошо скрытый — страх. Шрам от ожога вдруг начал зудеть. Захотелось по привычке закрыть его ладонью, однако запястья были обездвижены.

— Надеюсь, вы будете благоразумны, — тихо сказал аврор, взмахом палочки снимая с Драко наручники. Проследив за кивком заключенного подозрительным взглядом, мужчина отошел на несколько шагов и занял место у стены. На какие-то жалкие три секунды в зале зависла тишина, но вскоре её нарушил уверенный вдох Кингсли.

— Заседание Визенгамота №10675 по делу Драко Люциуса Малфоя объявляется открытым. Все присутствующие могут сесть.

Послышался шорох мантий, и душный воздух в круглом зале всколыхнулся. Драко сглотнул и опустился в предназначенное для него кресло, стараясь не поднимать взгляд.

— Мистер Малфой, — тяжело начал Министр, и Драко вздрогнул. Всю прошедшую ночь он думал о том, что не будет склонять головы и поверженно горбиться, но все оказалось совсем не так, как представлялось. Еще за дверьми зала сердце начало неистово стучать, и вся кровь бурными потоками направилась лишь к нему, заставив похолодеть руки и ноги. — В первую очередь довожу до вашего сведения, что обвинение в использовании черномагических артефактов связи, выдвинутое против вас ранее, полностью снимается в силу действующего признания Нарциссы Малфой.

В зале послышались настороженные переговоры, но Кингсли поднял руку, призывая присутствующих к молчанию:

— Она подтвердила свое участие в наложении связывающих чар на мистера Драко Люциуса Малфоя и мисс Гермиону Джин Грейнджер. Известно, что на момент совершения преступления обвиняемая была под действием проклятья, которое ослабило её физическое и психическое здоровье. Визенгамот также обращает внимание на то, что обе пострадавшие стороны отказываются выдвигать обвинения против Нарциссы Малфой по причинам, о которых мы упомянем позже. Рассмотрев все детали этого дела, совет судей пришел к решению о смягчении приговора. За использование темной магии Нарцисса Малфой будет обязана выплатить штраф, установленный Всеобщим Магическим кодексом, а на её палочку сроком на пять лет будут наложены отслеживающие чары. Есть ли у кого-то возражения по этому решению?

Все молчали. Гермиона усиленно всматривалась в профиль Малфоя, надеясь на его малейшее внимание, но он смотрел прямо и практически не шевелился. Министр зашелестел бумагами и откашлялся.

— Тогда мы перейдем к основной части, — и, поправив очки на носу, продолжил:

— Драко Люциус Малфой, совет судей Визенгамота выдвигает против вас ряд обвинений, в числе которых: нарушение установленных Министерством законов, побег из-под стражи, пособничество сбежавшим Пожирателям Смерти, удержание заложника, и, наконец, участие в темномагическом обряде, нацеленном на укрепление власти ПожирателейСмерти и разрушение Магического миропорядка.

Драко набрался мужества и поднял глаза. Как и ожидалось, взгляды, устремленные на него, были полны изумления и страха. Что ж, услышав список собственных злодеяний, Малфой ужаснулся и сам. Сейчас, оставив позади столько страшных дней, Драко не верил, что с ним произошло нечто настолько масштабное.

— Признаете ли выдвинутые против вас обвинения действительными?

— Да, господин Министр, — хрипло проговорил Драко, почувствовав острое желание отыскать Гермиону глазами. Но следующая фраза Бруствера заставила его забыть о смутных душевных порывах и направить все внимание к текущему заседанию:

— Расскажите о том, что произошло в ближайшие сутки перед Пожаром в вашем фамильном имении.

— Разоблачив обман Протеуса Нотта, я попросил Теодора спрятать Гермиону Грейнджер там, где её бы не смогли достать Пожиратели. Как вы уже знаете, они сумели разгадать этот план, а потом закрыли нас во втором пространстве Малфой-мэнора…

— Что произошло дальше? — невозмутимо продолжил Министр. Зал замер в ожидании.

— Я решил умереть.

— Чтобы…

— Чтобы предотвратить свершение Великого Обряда. Клятва на крови может быть нарушена только в том случае, если человек, давший её, умрет. И я выбрал смерть.

— Да, но вы выжили.

— С помощью связывающих чар, — поспешно отозвался Драко.

— С помощью чар, — медленно повторил Бруствер, кивая головой.

Прытко пишущее перо изводило лист за листом, в то время как лицо Риты Скиттер вытягивалось все больше и больше.

— Мы подошли к самому главному, — Кингсли одарил Гермиону мимолетным взглядом. — Несмотря на то, что Драко Малфой совершил много серьезных преступлений, вынесение приговора поставило Совет в затруднительное положение. Дело в том, что верифицированные показания свидетеля защиты, а именно — Теодора Протеуса Нотта, во многом оправдывают совершенные подсудимым преступления. Визенгамот выделяет несколько оправдывающих фактов, — Министр бросил на Драко мимолетный взгляд. — Во-первых, это давление Пожирателей, которое испытывал обвиняемый в стенах Хогвартса…

По залу прокатились шумные возмущенные вздохи.

— Один из профессоров оказался шпионом, — и, не давая толпе разразиться ошеломленными возгласами, Кингсли продолжил:

— И, во-вторых, большую роль играет переосмысление мистером Малфоем своих поступков. Как и подтвердил обвиняемый, он сделал все для того, чтобы предотвратить свершение Обряда, рискнув при этом своей жизнью.

На этот раз никто не осмелился чем-то выдать свое изумление. Присутствующие переглядывались, напряженно ожидая приговора.

— При вынесении заключительного вердикта члены не пришли к единодушному решению, — Кингсли посмотрел в глаза Драко и вскинул брови. — Согласно статьям Магического Кодекса, судьями Визенгамота должен быть вынесен приговор о заключении Драко Малфоя в Азкабан сроком от десяти до двадцати лет.

Гермиона захотела вскочить с места, но ноги внезапно отнялись. Хотела кричать — из горла вырывались лишь сиплые обрывки бездумных фраз. Сердце окаменело, а дыхание замерло в горле.

— Держи себя в руках, — прошептала Джинни, кладя руку на плечо подруги. — Скиттер с тебя глаз не сводит.

Гермиона гневно сдвинула брови и впилась взглядом в хищное лицо журналистки. Та вздрогнула и тут же начала что-то воодушевленно нашептывать ведьме, сидящей рядом.

— Но! — Кингсли вознес к небу указательный палец, и вместе с этим движением сердце Гермионы совершило болезненный кульбит. — Большинство судей не поддержало это решение.

Секунду назад Драко думал, что почти умер. Когда Бруствер озвучил приговор, тело похолодело, а мысли покинули черепную коробку. Если бы Малфоя попросили передать словами то, что происходило внутри тела в минуту приговора, он бы промолчал. Пустота — и только.

— Потому Визенгамот, учитывая все факты, выносит следующий вердикт… — министр Магии проследил за тем, как постепенно наливается живым цветом побелевшее лицо Драко, и поднял листок. — Драко Люциус Малфой приговаривается к депортации из Магической Британии на условиях наблюдения Волшебным Посольством по месту пребывания. Срок депортации будет варьироваться в зависимости от решения Министерства. Мистер Малфой также обязан сдать свою палочку для наложения на неё следящих чар. Контролем используемых заклинаний будет заниматься Министерство Магии Британии. Кроме этого в качестве особого штрафа Визенгамот взымает с мистера Малфоя половину всего фамильного имущества, — и, подняв глаза на Драко, продолжил:

— Вам будет позволено получить документ об окончании Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, после чего вы должны будете покинуть страну. Ясен ли вам приговор?

— Да, господин Министр, — выдавил из себя Драко и, подчинившись внезапному порыву, нашел глазами лицо Гермионы. Она выглядела взбудораженной, но прежде всего — радостной. Малфой приподнял уголки губ настолько, что даже Гермиона, в упор смотрящая на него, не могла понять, была ли это улыбка или жест иронии.

Драко не думал, что ему удастся избежать заключения. Хотя он и готовился к худшему, смириться с этим все равно было сложно. Но даже теперь, когда угроза миновала, он не почувствовал облегчения. Депортация, лишение половины имущества — все это казалось ерундой. Главное его наказание было впереди. И это — разлука с Грейнджер.

Малфой даже не пытался прочитать по губам слова, которые она шептала ему, и просто смотрел в эти глаза, полные счастья. Драко тут же нахмурился, вспоминая её последние слова. Верно. Он покинет Магическую Британию, возможно, навсегда, а она останется здесь и будет бесконечно счастлива. Может, не сразу. Пройдет несколько лет, прежде чем она смирится с решением, которое — Драко чувствовал — он готов был принять уже давно. Стиснув зубы и сжав влажными ладонями подлокотники, Малфой отвернулся и снова посмотрел на Кингсли. Тот что-то говорил про завершение заседания, но мысли Драко были далеки от зала суда, возмущенных взглядов и нервных криков журналистов. Новая цель как единственно важное в жизни завладело мыслями Малфоя. Он сделал глубокий вдох и зажмурился.

Хотя бы один раз в жизни он должен был оказаться сильнее Грейнджер и сделать то, о чем она до сих пор боялась думать.

***

«Выпускной — это отправная точка в новую жизнь и шанс начать все с чистого листа. Поэтому я решила, что белый подойдет тебе больше всего. Надеюсь, ты простишь мне эту дерзость, ведь что я еще могла сделать для тебя? Мне бы очень хотелось увидеть тебя в день выпускного и поздравить лично, но я вынуждена отбыть во Францию чуть раньше, чтобы подготовить все до приезда Драко. У нас есть дом в небольшом маггловском поселении недалеко от Парижа, и мы решили, что он подойдет для того, чтобы начать новую жизнь.

P.S.: Обязательно надень серьги!

С вечной благодарностью,

Н. Малфой»

Гермиона еще раз пробежалась взглядом по изящно выведенным строчкам и отложила открытку в сторону. Платье, которое прислала миссис Малфой в качестве подарка, сидело на Гермионе как влитое. Все расшитое мелкими блестящими камнями, оно выглядело настолько же шикарно, насколько наверняка и стоило. Тонкое кружево, скользящее по плечам и груди, казалось паутинкой, сплетенной сказочными фейри. От талии пышными складками расходился светлый шелк, отливающий мягким блеском. Сперва было непривычно двигаться, потому что объемный подол задевал все, что находилось на расстоянии метра от Гермионы.

Лишь на мгновение девушка повернула голову, чтобы еще раз полюбоваться на шлейф из тончайшей прозрачной ткани, а потом вновь остановила взгляд на отражении. Нужно было отдать должное миссис Малфой — с выбором платья она угадала. Часы пробили восемь вечера, и Гермиона встрепенулась. Поправив локон, выбившийся из незамысловатой прически, она подошла к столу и прикоснулась пальцами к коробочке с серьгами. Подумав еще немного, Гермиона поспешно облачилась в украшения. Теперь она была готова к вечеру. Схватив с трюмо небольшой клатч и еще раз проверив, на месте ли было вложенное в него письмо, волшебница выпрямила спину и покинула комнату.

Гостиная Гриффиндора уже почти пустовала, но Гермиона сразу почувствовала на себе несколько внимательных взглядов. Набравшись смелости, она подняла голову навстречу друзьям.

— Мерлин всемогущий, ты просто прекрасна! — пропищала Джинни, от восторга зажимая рот ладошками. Сама она была в приталенном алом платье, невероятно эффектно смотрящимся на её ладной фигурке. Одарив подругу благодарным взглядом, Гермиона смущенно улыбнулась и тут же натолкнулась взглядом на стоящего поодаль Рона. Он молча и с тайным восхищением проследил за тем, как она спускается с лестницы. Неловко поежившись, Гермиона улыбнулась шепнувшему ей комплимент Гарри. Несмотря на то, что сегодня был один из важнейших дней в её жизни, особой радости девушка не испытывала.

— Ты уверена, что хочешь пойти одна? Я мог бы… — приблизившись, тихо начал Рон, но она тут же покачала головой.

— Лишать Лаванду пары было бы очень грубо с моей стороны, — вежливо улыбнувшись, Гермиона взглянула на часы и хлопнула в ладони:

— Мы должны выходить, если не хотим опоздать!

— Верно, — первым встрепенулся Рон, потому что хотел рассеять возникшую неловкость. — Идем.

— У меня есть идея, — лукаво начала Джинни, перестав что-то заговорчески нашептывать своему парню. — Мы ведь можем пойти втроем!

— Да, — поддержал Гарри, протягивая руку вперед. — Для меня будет огромной честью сопровождать двух обворожительных волшебниц.

— Я бы не хотела… — Гермиона смущенно улыбнулась, отступая на шаг, но Джинни её прервала:

— Пока твой партнер не заявится! Соглашайся! — Уизли дернула её за руку, и девушка, последний раз бросив на Гарри вопросительный взгляд, сдалась.

Через четверть часа они уже приковывали всеобщее внимание в главном зале. Сперва Гермиона чувствовала себя неуютно — ей до сих пор казалось, что все осуждающе смотрят на неё. После суда прошло не так много времени, и различные сплетни об их с Малфоем отношениях были очень популярными. Но поскольку Драко все еще не заявился на выпускной, внимание студентов вскоре охладело, и они увлеклись совершенно другими вещами. Гермиона лихорадочно оглядывалась вокруг, надеясь найти взглядом знакомую фигуру.

— Не переживай, — шепнула Джинни, склоняясь к уху. — Думаю, он прибудет к вручению свитков.

Гермиона кивнула и натянуто улыбнулась. Со дня суда она так и не увидела Драко. Судя по всему, прошедшие дни он был занят сборами, оформлением бумаг и прочими заботами, возникшими из-за депортации. В Хогвартс о нем долетали лишь слухи. Малфой не прислал Гермионе ни одного письма, а она не знала, на какой адрес отправить своё. После пожара в мэноре Драко и Нарцисса поселились то ли у каких-то родственников, то ли в отеле. Пресса разрывалась догадками, но определенного ответа не было. Гермионе оставалось только ждать выпускного в надежде на то, что в этот день она сможет встретится с Малфоем и наконец обсудить все как следует.

— Уважаемые выпускники и гости! Прошу всех минуточку внимания, — раздался усиленный с помощью волшебства женский голос. Все обернулись к постаменту, который занимал преподавательский состав. — Я, директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, рада приветствовать всех на этом волнующем и чрезвычайно важном событии, — торжественно осмотрев зал, Минерва продолжила:

— Сегодня из этих стен выпускается еще одно поколение отважных, способных и в будущем несомненно великих волшебников. Несмотря на все невзгоды и препятствия на своем пути они смогли достичь цели, и сегодня с гордостью примут плоды своего труда — волшебные свитки. Но прежде, чем мы начнем церемонию вручения, я объявляю традиционный вальс… Старост.

Гермиона тихо засмеялась, умиляясь выражению неловкости, застывшему на лице Минервы при произнесении последних слов. Центр зала начал стремительно освобождаться, и спустя секунду грянула музыка оркестра. Двери распахнулись, и Гермиона улыбнулась, наблюдая за тем, как в зал неторопливо заходят Пэнси и Теодор. Гриффиндорцы позади недовольно зашипели, но Гермиона не чувствовала ничего кроме радости, созерцая счастливое выражение лица Теодора. Поскольку теперь он был связан чарами с Пэнси, вальс пришлось ставить им вдвоем, но Гермиона не была ни капельки расстроена.

Нотт вывел свою партнершу в центр зала и мягко улыбнулся ей. Нервно оглянувшись по сторонам, Пэнси поправила подол своего темно-синего, как лунная ночь, платья. На нем, словно звезды, сияли мелкие драгоценные камни, и в теплых лучах свечей наряд слизеринки казался загадочным и чарующим.

— Не забудь то движение во второй половине танца, — прошипела она сквозь улыбку и приняла его руку.

— Мы повторяли его пять раз вчера вечером и два раза — сегодня утром. Ты действительно настолько не уверена в моих умственных способностях?

Пэнси тихо рассмеялась, а потом с головой окунулась в ритмы вальса. Упоенная всеобщим вниманием и восхищением в глазах Нотта, она кружилась и не могла перестать улыбаться. Музыка сливалась с радостными и ненавязчивыми мыслями, и Паркинсон уже не могла вспомнить, была ли она так счастлива когда-либо раньше. Теодор очень старался — это было видно по его сосредоточенному и серьезному лицу. В конце концов, они слишком много репетировали, и Нотт не мог позволить себе оплошность. Ему нравилось выражение счастья в глазах Пэнси.

Наконец грянул последний аккорд, и музыка стихла. Зал взорвался аплодисментами, а Теодор, слегка склонившись, поцеловал руку девушки. Еще раз улыбнувшись друг другу, они поспешили покинуть центр зала и слиться с уже наплывающей толпой.

— Итак, настал самый важный момент этого вечера! — объявила Макгонагалл и взмахнула палочкой. Тут же с потолка на тонких лентах красного, синего, зеленого и желтого цветов спустились десятки золотых свитков. Покачиваясь, они зависли над головами преподавателей. Все замерли в торжественном предвкушении. — По традиции, первыми свитки получают студенты, набравшие по итогам экзаменов наивысшие баллы, — Макгонагалл снова взмахнула палочкой, и от одной из красных лент оторвался первый свиток. — Мисс Гермиона Грейнджер! Факультет Гриффиндор!

Зал взорвался аплодисментами, со стороны гриффиндорцев послышались подбадривающие крики и задорный свист. Теодор наблюдал, как Гермиона поднимается к директору, как пожимает ей руку и с вымученной улыбкой принимает слова напутствия. Всем остальным могло показаться, что Гермиона Грейнджер действительно счастлива, но те, кто знал её чуть ближе, заметили: в движениях гриффиндорки сквозила какая-то странная неуверенность, а её взгляд безрезультатно искал кого-то среди толпы.

Следующим свиток вручили Теодору Нотту, дальше — старосте Когтеврана, и церемония награждения потекла в том же темпе, сопровождаемая гомоном студентов и нескончаемыми овациями. Прошла четверть часа. За свитками уже начали приглашать студентов, получивших средние баллы по итогам экзаменов, и всем стало понятно: Драко Малфой на церемонии не появится.

— Ты знаешь, почему он не пришел? — тревожно спросила Пэнси у Теодора.

— Догадаться не сложно, — Нотт не отрывал взгляда от лица Гермионы, стоящей у стены в дальнем углу зала. Она хмурилась и поджимала губы, не переставая пристально вглядываться в толпу.

— Даже не попрощался с нами! Ему нужно покинуть Британию завтра до полудня, и вряд ли он собирается посетить нас с утра. Мог хотя бы с Грейнджер обмолвиться парой слов.

— Я спрошу у преподавателей, что со свитком Драко, — поспешно оповестил Теодор и быстрым шагом направился к постаменту.

Пэнси коротко вздохнула и сложила руки на груди. Она была расстроена отсутствием Малфоя, потому что знала, что теперь не увидит его очень долго.

— Пэнс! — кто-то резко окликнул её сзади.

— Блейз, — обернувшись, Паркинсон благодушно улыбнулась.

— Не окажешь мне крошечную услугу? — он обольстительно улыбнулся и подошел ближе к ней.

— В чем дело?

— Смотри, — он кивнул в сторону, и Пэнси нашла взглядом высокую блондинку в черном коктейльном платье. Та нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и бросала на них скучающие взгляды. — Я только что подцепил эту птичку и намереваюсь провести с ней остаток вечера, чтобы он точно стал приятным.

— Ты что, похвастаться решил? — Пэнси брезгливо скривила губы и уже собралась отвернуться.

— Почему бы и нет? — он широко улыбнулся и обошел её, чтобы снова заглянуть в глаза. — Но дело не в этом. Малфой попросил меня передать нашей мисс Грейнджер небольшое послание, — и с этими словами Блейз вытащил из кармана сложенный в несколько раз пергамент и небольшую коробочку. — Но дело в том, что этого нельзя сделать, как минимум, до десяти часов вечера… — Блейз закатил глаза. — А как ты уже догадываешься, в десять часов я обязан быть совсем в другом месте и уж точно не в компании Грейнджер! Молю! Побудь фамильным филином Малфоев вместо меня, — и, немного подумав, прибавил:

— Я в долгу не останусь!

— Не отдавать до десяти? — Пэнси непонимающе нахмурилась.

— Да! Ровно до этого времени, иначе — сама знаешь, — Блейз приподнял брови и провел большим пальцем по шее. — Малфой нас хоть с того конца света достанет.

— Ладно, — внезапно согласилась Пэнси с легкой улыбкой. Послание перекочевало в её руки.

— Только после десяти! — крикнул Блейз, направляясь к своей пассии.

Пэнси проводила его подозрительным взглядом, а потом посмотрела на послание в своих руках. Медленно факты собирались воедино, и, хотя однозначной догадки все еще не было, Паркинсон абсолютно точно знала одно: происходящее ей совершенно не нравилось.

— Что случилось? — вернувшийся Теодор тронул Пэнси за плечо и вопросительно взглянул на неё.

— Я не… — она нахмурилась. — Что сказали преподаватели?

— Малфой пожелал получить свиток через доверенное лицо еще сегодня утром. Он не собирался ни приходить сюда, ни прощаться с кем-либо.

Пэнси ошеломленно посмотрела сначала на Теодора, потом на послание в своих руках, а потом прошипела:

— Вот гад!

Недолго думая, Паркинсон бросилась в другой конец зала, где сейчас одиноко стояла Гермиона. Весь её вид, пусть и блестяще привлекательный, был затемнен отрешенным выражением лица и грустным взглядом. Гриффиндорка не сразу заметила пробирающуюся к ней через толпу Пэнси, потому что была слишком занята невеселыми размышлениями. Она уже поняла, что Драко не заявится на выпускной, но все еще лелеяла призрачную надежду. В конце концов, кроме этого ей совершенно ничего не оставалось.

— Грейнджер! — голос Пэнси заставил волшебницу вздрогнуть и нахмуриться. — Слушай меня внимательно, — слизеринка всучила ей в руки письмо и коробочку. — Малфой что-то задумал. Он попросил Блейза отдать это тебе после десяти, но, к счастью, какая-то блондинка спутала его планы. Ты должна немедленно найти Драко. Я не знаю, каким образом, но ты должна! — Пэнси встряхнула ошеломленную Гермиону за плечи. — Ну же! Разворачивай!

Гермиона едва ли осознавала происходящее, когда открывала письмо, но вскоре её мысли занял лишь до тошноты изящно выведенный текст:

«Ты будешь счастлива узнать, что в Адском Пламени кроме нас с тобой смогли уцелеть еще и книги. Как оказалось, на них были наложены индивидуальные заклятья защиты. Ну, почти на все из них.

Было бы жаль оставлять библиотеку мэнора без дела, поэтому я решил подарить её тебе. Внутри коробки ты найдешь кольцо. В тот день я успел забрать его из своей комнаты. Раньше оно принесло тебе много проблем, а теперь является порт-ключом. Пользуйся. Я уверен, что книги пригодятся тебе при обучении в Высшей Школе Волшебства. И, да. Это мой прощальный подарок.

Поздравляю с выпуском.

Д.Л.Малфой»

Гермиона бросила письмо на пол и мгновенно распахнула коробочку. Какое-то время она со слезами ненависти смотрела на кольцо, на протяжении двух с половиной месяцев отяжеляющее её палец.

— Я убью его, — прошептала Гермиона, выдергивая кольцо из подставки. — Просто убью, если найду.

***

Драко еще раз коснулся букета белых роз в высокой прозрачной вазе и плотно сжал зубы. Ему не хотелось уходить толком не попрощавшись, но в случае с Грейнджер все другие варианты отпадали. Если бы он решил поговорить с ней при личной встрече, Мерлин знает, куда бы это все завело. Наверняка Гермиона смогла бы убедить его в том, что они справятся с разлукой и все сложится хорошо, но это было бы ложью. Малфой так устал скрываться от правды, что готов был перетерпеть боль от разлуки сейчас, чтобы она не растянулась на долгие годы.

Он еще раз обвел взглядом свой прощальный подарок для Грейнджер. Библиотека была уже не столь величественной, как раньше: не было больше винтовой лестницы, ведущей к верхним стеллажам, истлела в языках пламени древняя резная древесина и лакированная мебель. Стены больше не украшали дорогие викторианские обои, а пол все еще хранил черные следы пожара. Взамен этого появилось несколько огромных книжных шкафов — пусть не таких изящных, но вполне практичных, а также широкий письменный стол, кресло и длинная удобная софа, на которой можно было отдохнуть. Не убравшиеся в шкафы книги — те, что были менее ценными — аккуратными стопками лежали у окна, занавешенного тяжелыми темно-синими шторами. За неделю, что была у него в запасе, Драко сделал все, что смог. Он пропадал в мэноре день и ночь, чтобы завершить реставрацию до своего отъезда. И вот этот день почти наступил.

Малфой тяжело взглянул на часы, стрелки которых бежали к девяти вечера. Времени в запасе было еще много, но Драко понимал, что он только продлевает свое мучение, оставаясь здесь. Закрыв глаза, он представил, как спустя несколько часов здесь, быть может, появится Гермиона. Определенно точно, она будет в ярости, и, быть может, даже всплакнет, но уже совсем ничего…

— Драко Малфой! — этот крик было бы разумно сравнить с воплем разъяренного зверя. Драко тут же распахнул глаза. Дыхание трусливо замерло в глотке. — Какого черта ты задумал?!

Малфой мог бы сказать, что не видел существа прекраснее в своей жизни, чем Гермиона в этом потрясающем платье, но гнев, сверкающий в её глазах, решительно портил всю картину.

— О, какая прелесть! — Гермиона яростно изогнула брови, увидев букет роз на столе, а потом ринулась к нему и смахнула вниз одним движением руки. — Думал откупиться от меня цветами?! — осколки зазвенели по полу, а брызги от воды темными пятнами легли на подол платья.

— Что ты… — Драко чувствовал, что почти не в силах говорить. Весь его план разлетелся к чертям, словно эта несчастная хрустальная ваза.

— Да что ты вообще здесь устроил? — закричала она, лихорадочно оглядываясь по сторонам. — Создал для меня идеальное место уединения? О, — она ядовито и нервно усмехнулась, широким шагом достигнув софы. — А это, наверное, для того, чтобы я здесь ночевала?

— Грейнджер, я…

— Нет, ты будешь слушать меня! — она резко придвинулась к нему и ткнула пальцем в грудь. — Не нужно было делать этого всего, если хотел просто отделаться от меня, ясно? Как ты мог… — Гермионе пришлось откашляться, потому что из-за долгого крика голос вдруг охрип. — Как ты мог так поступить со мной? Неужели настолько ненавидишь меня, раз хочешь заставить так страдать?

— О чем ты, черт тебя побери?! — Малфой вряд ли понимал, что делает, когда повысил голос и схватил её за запястье. — Я только хотел оставить в память о себе что-то… Что-то хорошее! Хотя бы одно.

— Не трогай меня! — взвизгнула Гермиона и отшатнулась. — Нет, — её голос тут же стал подобен шипению. — Ты решил оставить мне память обо всем! О хорошем, о плохом — обо всем, что с нами происходило! Обо всем, от чего я не смогу убежать, чего не смогу забыть! Это кольцо… — Гермиона вытянула подрагивающую от ярости руку. — Эта библиотека… — она обвела взглядом огромное помещение и хмыкнула. — Ты не хотел, чтобы я забыла тебя и двигалась дальше. Ты только жаждал усмирить свою совесть. Хотел убедить себя в том, что все сделал правильно! Но только вот это ни черта не так… — она всхлипнула и достала из клатча то письмо, что так хотела показать Драко. — Ты просто унизил меня, растоптал и заставил испытать еще большую боль! — Гермиона снова отшатнулась, заметив, что он сделал к ней шаг. — Не подходи! — и яростно бросила в него сложенный вдвое пергамент. Малфой едва успел ухватить его.

— Что это? — напряженно спросил Драко, но, так и не получив ответа, развернул письмо.

«Совет профессоров Парижской Академии Международного Магического Права уведомляет мисс Гермиону Джин Грейнджер об одобрении её запроса на обучение…»

Дальше Малфой не читал. Пергамент выпал из ослабевших пальцев, а цепкий, изучающий взгляд темных глаз впился в Гермиону с недоумением и ужасом.

— Но тебя же приняли в Академию Высшей Магии, — Драко склонил голову и сделал шаг вперед. Гермиона не заметила этого, так как продолжала упорно сверлить взглядом окно.

— Спасибо, что напомнил, — огрызнулась она, порывисто обнимая себя за плечи. — Пожалуй, я все-таки воспользуюсь этой возможностью.

— Подожди, — резко перебил Драко и сделал ещё один шаг. — Почему ты не сказала мне раньше, что готова уехать?

— Раньше? — Гермиона почувствовала, что едва улегшаяся ярость снова поднимается из глубин сердца. — Мы не виделись со дня суда!

— Ты могла бы… — Малфой нервно выдохнул и взъерошил волосы. — Могла бы написать мне!

— Никто не знал, где тебя искать! И ко всему прочему, в отличие от тебя я не привыкла прятаться за бумагой! Думала, что ты придешь на выпускной и нам удастся наконец-то нормально все обсудить. Но нет! Ты решил снова сбежать, отделавшись от меня каким-то жалким письмом! Ответь мне, Малфой, — она укоряюще склонила голову и искривила губы. — После того, через что мы прошли… Почему ты не нашел в себе силы высказать все мне в лицо?

— А что мне было делать?! — Драко дернул подбородком и ухмыльнулся. — Заявиться на выпускной, как ни в чем не бывало? Танцевать, развлекаться? — он снова хмыкнул, и Гермиона вдруг почувствовала еще большую обиду. — Они все ненавидят меня, Грейнджер. Кроме тебя никто не хотел бы видеть меня в Хогвартсе. Преступники портят все веселье…

— Тебе мало того, что я ждала тебя? — прошептала Гермиона, опираясь рукой на стол.

— Ты обманываешь себя, — он произнес это так, словно объяснял маленькому ребенку очевидные вещи. — Все, что ты бы испытала, заявись я сегодня в том зале вместе с тобой — это стыд. Ты ведь не привыкла, когда кто-то бросает тень на твою ослепительную репутацию.

— Это ложь! — воскликнула Гермиона. — Как ты можешь говорить такие бессердечные слова?

— Тогда, в камере, — перебил её Драко. — Ты боялась, что кто-то увидит то, как я держу тебя за руку.

— Нет, я… — она почти забыла о том случае, а потому слегка растерялась.

— А теперь представь, как десятки, даже сотни взглядов обращаются на нас с отвращением и издевкой. Представь! — он быстро приблизился к Гермионе и ухватил её за подбородок.

— Чушь! — Гермиона попыталась вывернуться, но почувствовала лишь боль от его жесткой хватки.

— Что бы ты ни говорила… — прошипел он, хватая её за запястье. — Ты стыдишься меня, Грейнджер.

— Прекрати! — его слова вкупе с грубыми движениями заставили ярость внутри Гермионы вскипеть до немыслимых пределов. Свободная ладонь взметнулась в воздух, и спустя секунду воздух библиотеки потряс звук точного и отчаянного удара. Драко отшатнулся, схватившись за правую щеку. Место ожога до сих пор было слишком чувствительным, а потому боль оказалась куда острее.

— О, Мерлин… — гнев схлынул, и Гермиона испуганно зажала рот ладонью. — Прости меня. Прости, я не… — так и не договорив, волшебница растерянно опустила взгляд и подошла к софе. Держаться на ногах было сложно. Какая-то противоестественная слабость завладела телом, и Гермиона сокрушенно опустилась на мягкое сиденье. Еще немного просидев в тишине, она закрыла глаза руками и тихо заплакала от внезапного приступа жалости к себе, к Драко и тому, что между ними происходило.

— Гермиона, — наконец тихо произнес он, подходя ближе. — Эта болезнь почти убила нас, а теперь продолжает мучить. Неужели ты не боишься? Посмотри на меня, — холодные пальцы осторожно ухватили девичьи запястья и потянули их вниз. Когда Гермиона все же нашла в себе мужество посмотреть на Малфоя, он сидел перед ней на коленях. Проницательный взгляд искал в её лице ответ на волнующий вопрос.

— А теперь слушай, — Драко мягко перехватил её ладони и сжал их в своих руках. — Я не думал, что ты будешь готова бросить все и поехать вслед за мной. Что решишься оставить семью, друзей, родину… Даже свою мечту. Ведь я могу больше никогда не вернуться в Магическую Британию. Ты это понимаешь? — он внимательно посмотрел ей в глаза. Гермиона поджала дрожащие губы и кивнула. — Меня здесь больше ничто не держит, но в твоем случае все иначе. Я не хотел заставлять тебя делать такой сложный выбор, — Драко коснулся пальцем камня на её кольце и слегка улыбнулся. — Прежде я вел бы себя по-другому. Наверное, попросил бы тебя оставить все свое прошлое здесь и поехать со мной. Соврал бы, что все будет гладко и хорошо, и даже смог бы убедить в этой лжи и тебя, но… Это было бы эгоистично и малодушно. Поэтому я говорю тебе сейчас: если ты все же решишься на это безумие, будет непросто, — он тяжело посмотрел на неё и покачал головой. — Будет чертовски сложно, Грейнджер, и я не знаю, сможешь ли ты оставаться счастливой вдали от всего, что было тебе дорого прежде. Кроме тебя мне нечего терять в этой жизни. Но готова ли ты рискнуть всем ради такого, как я?

Малфой напряженно ждал, пока она неуверенно разглядывала их переплетенные пальцы. В этот момент остановилось время, и даже ветер за окном, казалось, стих. Драко не знал, каким будет её ответ и уже пожалел, что задал этот вопрос.

Не легче ли было просто исчезнуть, оставив её наедине с этими эмоциями, которые, Драко был уверен, смогли бы исчезнуть спустя несколько месяцев? Жадно вглядываясь в её трепещущие ресницы, в слегка покрасневшие скулы и подрагивающие губы, Малфой понимал: нет, не легче. Он не смог бы просто забыть, просто вычеркнуть её из своей памяти. Через эти же самые пресловутые несколько месяцев он наверняка попытался бы связаться с ней. Как угодно — лишь бы почувствовать присутствие Гермионы.

Она продолжала молчать, позволяя тревоге вокруг них двоиться и разрастаться. Драко бледнел с каждой секундой все больше.

— Я готова, — прошептала она так, что Малфой едва смог услышать. Сперва он не поверил своим ушам и неуверенно прищурился. Посчитав, что слабость её голоса Драко счел признаком неуверенности, Гермиона отчеканила:

— Знаю, что будет непросто, но ты не вправе решать за меня. А я лучше рискну, чем останусь здесь без тебя.

Какое-то время он не мог сказать ни слова — ошеломление завладело разумом. Но вскоре тишина начала давить на уши, и Малфой отмер.

— Спасибо, — он дергано улыбнулся, а потом склонился и оставил на шелковистой коже её руки долгий поцелуй. Драко никогда еще не чувствовал такой большой благодарности и щемящей сердце нежности к кому-то. Ему всегда казалось, что никто не будет способен на преданность или любовь к бывшему Пожирателю Смерти, но Грейнджер, как и всегда, безжалостно переломала все его убеждения. — Видит Мерлин, — Драко тихо усмехнулся, одаривая её лукавым взглядом, — я сделал все, что мог, чтобы отговорить тебя от этого безрассудства.

— Будь уверен: Мерлин оценил, — она освободила свои ладони и положила их на горячую шею Драко, чтобы приблизить его лицо к себе. Малфой медленно поднялся и, опершись одним коленом о сиденье, склонился над лицом волшебницы.

— Ты очень красивая, — прошептал он.

— Миссис Малфой прислала мне это платье, — Гермиона наконец искренне улыбнулась. — Оно действительно…

— Нет, — тут же прервал Драко. — Ты просто очень красивая. Даже без платья.

— Надо это проверить, — ловя его дыхание на губах, ответила Гермиона. От злости и обиды не осталось и следа, как будто все плохое было тысячу лет назад. Она настолько устала чувствовать себя одинокой, что теперь кроме его рук, губ и взгляда больше ничего не имело значения. Гермиона чувствовала, что имеет право хотя бы на одну ночь покоя. А завтра мир мог снова начинать рушиться — она была готова сражаться дальше, потому что больше не была одна.

— Спорим, — горячо зашептал он ей на ухо, задевая губами мочку уха. — Даже Уизли не догадывался, какая ты в действительности бесстыдница.

— Это вина чар! — возмущенно пробормотала она, пропуская светлые волосы Малфоя сквозь пальцы и подставляя шею под поцелуи.

— Нет-нет, дорогая, — Драко положил ладонь на её шею и поцеловал подбородок. — Это оправдание теперь не сработает.

Гермионе было все равно. Она почти не услышала его слов, потому что все свое внимание направила на соблазнительно изгибающиеся губы.

— Назад дороги не будет, — прошептал Драко и пристально посмотрел ей в глаза. — Я тебя больше не отпущу.

— Отлично.

Горячий и влажный поцелуй обжег её губы, посылая под кожу тысячи электрических разрядов. Воздух вдруг загустел и раскалился, движения стали в разы медленнее. Суматошные движения рук распустили ленты корсета и безжалостно расправились с пуговицами рубашки. Кожа горела, как и их быстрые взгляды, и одежда скользила с неё с той же стремительностью, с которой сбивалось дыхание. На мягкий ковер под ногами бесформенным облаком спустилось платье, а через секунду к нему присоединилась измятая небрежными движениями рук рубашка. Десяток поцелуев, успокаивающий шепот на ушко, медленное сплетение тел — и тихий всхлип потонул в воздухе библиотеки.

— Прости, — пробормотал он, замирая в одном положении и покрывая её щеки легкими поцелуями. Гермиона какое-то время жмурилась, привыкая к новым ощущениям, а потом открыла глаза и провела пальцами по его шраму. Драко напряженно сглотнул, чувствуя, что по крупицам теряет самообладание. Долго сдерживаемая страсть готова была вот-вот вырваться наружу. Но Гермиона продолжала изучающе трогать его лицо, постепенно отвлекаясь от вспышки тягучей боли.

— Ты очень красивый, Драко, — внезапно прошептала она и прикоснулась к его самодовольной улыбке нежным поцелуем. Пользуясь моментом, Малфой осторожно вышел из неё и толкнулся снова. Тихий стон Гермионы растворился на его языке, и она шумно вдохнула, ощущая томительно медленные движения внутри себя. Весь мир сузился до закручивающихся ощущений внизу живота. Без чар все было совсем по-другому. Больше не казалось, будто тело находится под властью чужих ощущений и желаний, а низменная похоть не затмевала разум. Это, несомненно, была страсть, но страсть осознанная и искренне желанная.

Звуки тяжелого дыхания потрясали тишину библиотеки, казалось, целую бесконечность, но вдруг воздух разрезал сдавленный стон, и все затихло. Гермиона смогла снова открыть глаза лишь через минуту, ведь только тогда пространство вокруг перестало пульсировать белыми вспышками. Драко осторожно переместился, подтянул её безвольное тело ближе и укрыл кашемировым пледом, так кстати оказавшимся на спинке софы. Какое-то время он не мог оторваться от созерцания её расслабленного лица. Гермиона с удовольствием ощущала прикосновения его пальцев к своим волосам и редкие, но долгие поцелуи.

— Значит, Парижская Академия Международного магического права? — спустя десяток минут произнес он, оставляя поцелуй за ушком.

— У них неплохая программа, — Гермиона нехотя открыла глаза и пожала плечами.

— И будет удобно добираться из нашего дома в пригороде, — поддержал Драко.

— Что? — Гермиона приподнялась, встряхивая рассыпавшимися по плечам кудрями. — Кто сказал, что я буду жить в твоем доме?

— Я сказал, — Драко невозмутимо приподнял брови и сощурил глаза.

— Так, — строго начала она, поднимаясь из лежачего положения, но Малфой тут же надавил ладонью на её плечо, толкая обратно.

— Хотите поговорить о моем поведении, мисс Грейнджер? — он навис над ней и насмешливо посмотрел в глаза. — Я готов.

— Прекрати, — Гермиона почти улыбнулась, но тут же заставила себя собраться. — Я не стану жить с тобой! Это аморально!

— Ты лежишь подо мной абсолютно голая, и все еще пытаешься говорить что-то про мораль?

— Эй! — возмущенно вскрикнула Гермиона, когда его пальцы заскользили к груди. — Я пытаюсь с тобой серьезно разговаривать.

— Я весь внимание, — удивленным шепотом ответил он, спускаясь ладонью все ниже по её животу. Гермиона уже набрала в грудь воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой, но его пальцы вдруг скользнули меж влажных складок и задели чувствительное место. Волшебница неловко охнула и зажмурилась. — Говори, милая.

— Малфой, — она слегка откинула голову, поддаваясь тем ощущениям, которые дарили его ласковые пальцы.

— Что? — соблазнительно прошептал он, покрывая легкими поцелуями её подбородок и шею. Кожа Гермионы под его прикосновениями покрывалась мурашками.

— Я ожидала, что мне будет сложно, но не думала, что настолько… — она практически простонала последнюю фразу и порывисто закусила губу, изогнувшись в пояснице.

Его тихий, но искренний и чистый смех оттолкнулся от стен библиотеки, просочился сквозь приоткрытую дверь и ринулся эхом по почерневшим коридорам особняка. Последние его отзвуки утонули в тишине угрюмых подвалов и, казалось, оживили воздух, застывший там после пожара. На месте разрушенного алтаря, где до сих пор покоились траурными обломками остатки стен, сверкнула искра магии и тут же исчезла, словно испугавшись угрюмой тишины. Через секунду она появилась вновь. Тонкие нити волшебства взметнулись вверх, преодолевая проломы в этажах и ускользая сквозь сгоревшую крышу к небу. Стены мэнора начинали просыпаться от болезненного сна, и вернувшаяся из глубин земли магия принялась понемногу восстанавливать то, что пожар уничтожил, казалось, навсегда.

Среди камней были и обломки хрупкого алтаря. Осколки разбитого сердца Малфой-мэнора тоскливо, но вместе с тем с надеждой смотрели вверх — туда, где сквозь проломы стен и потолка виднелось чистое ночное небо. И ветер, подхватывая этот взгляд, уносил вдаль веков историю о том, как глухой мрак подвалов узрел чистое сияние звезд.