========== Тонкие нити алого узора ==========
Фредди замер на долгий миг с поднятыми в защитном жесте руками. Его всего трясло, и он сам не мог понять, чего хотел больше — схватить Флоренс за плечи и удержать, не дать уйти или всё же задушить её прямо на месте.
Хлопнула дверь. Фредди резко выдохнул, опуская руки и невольно сжимая кулаки.
Хотелось кричать. Кричать громко и долго, пока не сорвётся голос. Всё то, чего он столько времени — да всю свою жизнь — добивался, рушилось у него на глазах, рассыпаясь пеплом. Когда, когда он оступился?!
5:1… Это просто конец. Причём с величайшим позором. Для него в шахматах всё кончено, больше не имеет смысла унижаться и пытаться вылезти куда-то. Его и так все ненавидят. Конечно, легко осуждающе качать головой, приговаривая, что «Фредди Трампер, позор для шахмат…».
И Флоренс…
Фредди со всей силы ударил по стене, сбивая костяшки до крови. Он смотрел на алые струйки, стекающие по его бледной ладони на запястье, и чувствовал, как внутри полыхал безудержный костёр эмоций.
Да, быть может он и не любил её по-настоящему!
Раздался второй удар.
Да, быть может, это была только страсть!
Снова глухой стук и тихий рык сквозь зубы.
Да, он не всегда был внимателен к ней!
На обоях уже чётко остались следы крови.
Но он привязался к ней! Он оберегал её все эти годы! Он п о н и м а л её!
Раздался звериный вой, смешанный с приглушённым стоном. Фредди опёрся на стену раскрытыми ладонями и упёрся в неё лбом. С его губ сорвался тихий всхлип, и он в испуге зажал себе рот ладонью, тут же ощутив металлический привкус крови.
Фредди медленно сполз на пол, притянул колени к себе, крепко, до побелевших суставов, сцепив руки в замок, и уткнулся лицом в жёсткую ткань штанов.
Как легко бранить Фредди Трампера, самого скандального шахматиста всего мира! Как легко считать его простым эгоистом, который других не ставит и в грош! Как легко осуждать, опираясь лишь на то, что видишь!
— Это не моя вина!
Хриплый протест отдаётся от стен пустой квартиры, ударяя по ушам, и Фредди вздрагивает.
Он не виноват. Не виноват-не-виноват-не-виноват-нет-нет-нет!
— Как они могут судить меня? Что они знают обо мне? Что они знают о том, через что я прошёл?
Больно, больно, больно! Впервые за много лет так больно! Но он же ведь смог перебороть себя и затолкать воспоминания куда подальше, неужели снова…?
Да. Снова.
— Я никогда никому не был нужен, — тихо шепчет он в пустоту. — Даже матери. Об отце вообще не заикаюсь. Глупый мальчишка, который мечтал о каких-то свершениях… И что же в итоге? О моих победах знает весь мир, весь мир знает моё имя, кроме родной матери!
Неужели я так много просил? Чуть-чуть тепла.
Он ни на что не претендовал кроме обычной родительской ласки. Он хотел понимания, но боялся даже шёпотом рассказать о своих мыслях, ибо они не нашли бы отклика, он знал это.
— Как можно быть искренним, когда за каждым жестом твоей руки кто-то следит, ожидая твоей ошибки?! Я всю жизнь ношу чётко продуманную маску, что всегда спасала меня — уверенность, насмешка, пренебрежение… Я сросся с ней и… стал относиться ко всем одинаково. Поэтому упустил момент с Флоренс.
Фредди снова сжал искалеченные ладони в кулаки, впиваясь ногтями в кожу и пытаясь хоть немного привести мысли в порядок.
— Довольно, — прошипел он сквозь зубы, поднимаясь на ноги, — Больше я не допущу ни единой ошибки. Я проиграл эту партию, но я могу выиграть войну. О, мир, ты сам создал именно такого Фредди Трампера, и таковым я буду для тебя. Больше никто не увидит и не узнает моей слабости, и не сможет ею воспользоваться.
В потемневших радужках блеснул чуть безумный огонёк, и Фредди протянул окровавленную руку к телефону.
— Я хочу сделать заявление! — громко раздалось в комнате.
Голос не дрогнул.
========== Ладонь на твоём сердце ==========
Комментарий к Ладонь на твоём сердце
Здесь в центре главы гет Фредди/Флоренс
Фредди замечает её почти сразу и сдавленно стонет, утыкаясь лицом в ладони. Он так устал за сегодня… Пожалуйста, оставьте его все в покое, он достойно сыграл свою роль и просто… Просто хочет напиться.
Неужели он хочет так много?
Флоренс подходит и замирает за его спиной. Он чувствует её присутствие нутром, кожей, да всем своим существом! За семь лет невольно привыкаешь к человеку и отличить его среди толпы удаётся в одно мгновение.
Фредди выпрямляется, отодвигает пустующий рядом стул, чуть морщится от голоса только что вышедшего на небольшую сцену певца.
— Долго будешь так стоять?
Он не оборачивается, но догадывается, что она вздрагивает, смотрит на него в нерешительности и… всё-таки садится рядом, жестом показывая бармену, что ничего не хочет.
Фредди залпом допивает содержимое своего бокала, буравя стол мрачным взглядом и вздыхая с долей смирения.
Не ушла.
Жаль.
— Чего ты хочешь от меня?
У него нет ни сил, ни желаний сейчас притворяться вежливым или любезным. Даже несмотря на то, что когда-то она была очень дорога ему.
Была.
Как же режет по сердцу. До сих пор режет.
— Я… Хотела спросить.
— Спрашивай.
Флоренс мнётся и спрашивает тихо, но старясь, чтобы голос звучал твёрже и перекрывал шум бара:
— Ты говорил сегодня правду? Мой отец действительно жив?
Фредди уже порядочно выпил, но, услышав вопрос, махнул бармену: «Ещё!», только лишь потом всё же повернувшись лицом к ней, замершей в ожидании.
Он скользит взглядом по до рези знакомым чертам лица, по копне огненно-рыжих волос, по ярким в полумраке глазам. Она совсем не изменилась и всё же… Всё же она больше не его.
Он не нужен ей.
И она тоже больше не…
— Я говорил правду, — отзывается Фредди, не закончив внутренний монолог. — Кажется, я никогда не лгал тебе.
Флоренс опускает взгляд, рассеянно и немного нервно перебирая пальцами ткань своей накидки. Она и сама до конца не понимала, зачем пришла сюда, зачем вообще стала искать его. Казалось бы, всё осталось в прошлом, все нити разорваны, но…
Но ведь он сам снова вторгнулся в её жизнь, вынеся на всеобщее обозрение семейный скандал семьи Сергиевских.
— Если это, единственное, что ты хотела, то прошу тебя уйти. Я хочу спокойно встретиться с завтрашним похмельем, без угрызений совести о потраченном напрасно вечере рядом с тобой, — чуть рычит Фредди, бросая на неё быстрый взгляд.
Флоренс вздрагивает. Она ловит в потемневших радужках столько злости, ненависти, холода, что невольно поводит плечами, будто пытаясь отогнать это чувство колкости и боли.
Почему-то больно видеть в когда-то родной светлой зелени столько ярости, обращённой на тебя. И даже… отвращения?
Почему же её это волнует? Ведь этот человек теперь чужой для неё, так почему…?
— Флоренс, уходи, прошу.
Это звучит уже скорее усталой мольбой, чем резким приказом. Резкая смена настроения до сих пор очень привычна ей. Слишком привычна.
И так хочется коснуться впалой щеки своей ладонью, провести подушечками пальцев по выступающей скуле и успокоить, как было когда-то.
Нет. Всё разрушено. Давно разрушено.
Она поднимается, глядя на болезнено вздёрнутые лопатки и не сдерживается.
Она чувствует, как Фредди вздрагивает, когда она накрывает его ладонь, лежащую на столе, своей. Он резко вскидывает взгляд, и Флоренс готова к чему угодно — слишком много странного, жутковатого огня в серой зелени. Но Фредди лишь наклоняет голову, прячась за упавшей на глаза чёрной чёлкой.
Флоренс едва ощутимо гладит выступающие вены и касается длинных, изящных пальцев, улавливая чужую дрожь.
Фредди перехватывает её руку, переплетает их пальцы, сжимает на миг почти до боли. Резко, одним движением, поднимается на ноги и оказывается слишком близко, обдавая ощутимым запахом алкоголя.
Флоренс невольно вздрагивает от мутного тёмного взгляда, устремлённого на неё. Она слишком долго знала этого человека и слишком много раз видела то, что вытворял он, ведомый ломкими эмоциями. Пытается отшатнуться, но Фредди не даёт, обхватывая одной рукой за талию и притягивая к себе.
Он целует её грубо и несколько жёстко, прикусывая нижнюю губу. Флоренс лишь замирает, не пытаясь даже вырваться.
От резкого толчка в грудь, она едва не падает, отлетая на несколько шагов.
— Убирайся! — рычит знакомый голос, перекрывая шум музыки и чужих голосов.
Уже возле двери на улицу Флоренс оглядывается. Фредди лежит грудью на барной стойке, до подрагивающих пальцев вцепившись себе в волосы.
Она прикрывает глаза и видит то, о чём пообещала себе забыть.
Он стоит рядом с ней, приобнимая её за талию и нежно скользя пальцами по её лицу, шепча сотню нежностей на самых разных языках…
Она подходит к нему, обнимая со спины и чувствуя тёплые руки, накрывшие её…
Он лежит рядом, откинув голову и доверчиво подставив открытое горло, позволяя ей осторожно гладить его подушечками пальцев и ловить приятную дрожь, пробегающую по голосовым связкам…
Он улыбается ей, открыто, искренее, сверкая чистыми глазами и согревая своим взглядом…
Флоренс резко распахивает глаза и выбегает из бара.
Фредди поднимает голову и встаёт, расплачиваясь с барменом. Рядом тут же оказывается хорошенькая девушка, соблазнительно виляющая бёдрами, и почти собственнически кладёт одну руку на пояс Фредди.
— Пошла прочь! — рычит он на неё, скидывая чужую руку.
Девушка с непониманием провожает его взглядом, пожимая плечами, и идёт к другим мужчинам. В Бангкоке не принято долго горевать об ушедшем партнёре или партнёрше — здесь свои нравы.
Фредди впервые тошнит от этих нравов.
Он вылетает на улицу и хватает ртом прохладный воздух. От мыслей о том, как он проводил своё время в этом городе впервые становится противно.
Фредди со всей силы бьёт кулаком стену.
В памяти воскресает то, что он столь упорно пытался забыть.
Она всегда встревоженно качала головой и бережно промывала кровь, невесомо касаясь губами разодранной кожи и словно выпивая всю боль. Она каждый раз просила его беречь себя.
Зарычав на весь мир, Фредди разбил и вторую руку.
========== Как заяц ==========
Комментарий к Как заяц
Джен. Беседа Фредди и Анатолия в самом конце мюзикла.
P.S. Просто мои размышления в этот раз. Простите, что так… суховато, но мне была нужна эта глава.
Я бегу, как заяц, и всё время знаю, что за мною наблюдает кто-то, кто мечтает, чтобы я упал.
Из мюзикла «Шахматы»
— Ты возвращаешься в СССР?
— Да.
— Почему?
Анатолий разгибается, отрываясь от сборки чемодана, и разворачивается. Фредерик стоит в дверях, небрежно облокотившись на косяк и чуть наклонив голову. В обычно ярко горящих, эмоциональных зелёных глазах, сейчас осталась лишь усталость и… какая-то серость. Словно пепелище после пожара.
— Что ты от меня хочешь услышать? — без тени злости, с зеркальной усталостью, спрашивает Анатолий.
— Почему ты возвращаешься туда, где тебя ждёт презрение и… возможно решётка? А ещё семья, которая стала тебе чужой.
Каждое слово, даже без высокомерного тона, бьёт метко по больным местам Анатолия, вынуждая его поморщиться.
— Они отпустят отца Флоренс, если я вернусь.
Он замечает, как в глазах напротив вспыхивает какой-то странный огонёк, но не успевает его понять, ибо порыв ветра, залетевший в открытое окно, треплет чёрные волосы, бросая чёлку на лицо.
— Ты всё же любишь её, русский, — задумчиво тянет Фредди.
Он резко дёргает головой, снова открывая свой взгляд, в котором однако уже осталась только стеклянная маска. Фредди губы кривит чуть ломко и молчит.
Анатолий, от его молчания устав, снова к сборам возвращается. Говорит тихо:
— Если у тебя ко мне больше нет вопросов, то прошу тебя уйти.
— Тебе так противно моё общество?
В его голосе снова появляется столь привычная насмешка, и Анатолий вздыхает. Ему всё ещё не удалось привыкнуть к столь резким сменам настроений этого человека, который…
— Ты оказался намного умнее меня, — признаёт Анатолий едва слышно, всё ещё не оборачиваясь. — Я хотел бы сейчас закричать тебе в лицо, что ты отнял у меня всё, но…
— Но ты сам потерял всё.
— Да.
Анатолий оборачивается и вдруг замирает, на открытую насмешку наткнувшись, сверкающую в светлых глазах. Он только сейчас понимает.
— Ты… Ты всё это продумал? — выдыхает хрипло.
Фредди голову наклоняет, соглашаясь, скалится немного по-звериному, разъясняет:
— Ты отнял у меня всё. Увёл женщину, сломал карьеру. Думаешь я оставил бы всё, как есть, русский? — Фредди усмехается невесело. — Нет.
— Ты изначально знал, что я не соглашусь проиграть партию, чем бы меня не шантажировали. К чему был этот цирк?
— Это был простой спектакль, — Фредди пожимает плечами. — Мне была нужна помощь СССР, и я устроил им представление, заверив, что сделаю всё, что есть в моих силах, а после уведомив, что глубоко сожалению — ничего не вышло. Ты был нужен мне на тот момент. Я живу шахматами до сих пор и не хочу, чтобы корону носила посредственность, — он последнее слово выплёвывает презретильно. — Ты выиграл. А после… Ты не смог бы отказать в счастливой жизни и Флоренс, и своей жене. Правда, я не ожидал, что русские поставят тебе такое условие, но…
— Ты загнал меня в ловушку, — поражённо выдыхает Анатолий. — Тебе была нужна моя победа для эстетического удовлетворения, а после… Ты знал, что две женщины сожгут меня, как два огня, между которыми я оказался. Моя жизнь сломана, карьера не будет развиваться в СССР… Ты…
— Я просто играл в партию своей жизни, в отличии от тебя, — Фредди смотрит без капли сожаления на едва не задыхающегося от нахлынувшего осознания собственных промахов Анатолия.
Фредди кошачьей походкой подходит к небольшой шахматной доске, на которой развернулась какая-то партия. Накрывает одну из чёрных пешек своими пальцами и переставляет её. Стук фигуры о доску кажется слишком громким в этой тишине.
— Шах и мат, — шепчет Фредди.
Он вскидывает жёсткий взгляд на разбитого Анатолия, холодно улыбается. В светлых глазах не остаётся ни капли того обманчивого спокойствия, что было в начале разговора. В них плещется буря эмоций, словно вихрь пламени.
— Я никогда не жаждал мести. Это была лишь наша с тобой партия. Ты, великий шахматист, даже лучше меня, — снова усмешка. — Эта партия была на равных.
Фредди резко разворачивается на каблуках обуви и уходит, остановившись на миг в дверях и бросив:
— Ещё раз поздравляю с сегодняшней победой в игре.
Во вспыхнувшей зелени глаз легко читается: «Но главную партию ты проиграл и ты жалок мне».
Фредди уходит.
========== Выбирай ==========
Комментарий к Выбирай
Гет. Фредди/Флоренс
Флоренс смотрит вслед уходящему Анатолию, пока тот не исчезает. Где-то объявляют о завершении посадки на рейс до СССР, но она смутно осознаёт происходящее вокруг. Она опускается на скамейку, глядя прямо перед собой стеклянным взглядом.
Она не понимает. Не понимает, где же оступилась? Не понимает, за что жизнь так обходится с ней?
Неужели она так много хотела?
Взаимного тепла и любви. Счастья. Родного, самого близкого человека, перед которым будет не страшно обнажить свои слабости, открыть душу.
Да, с Анатолием они были совершенно разные люди, но… Она почему-то верила, что они смогли бы понять друг друга, привыкнуть, любить…
И пусть это было бы не то, что с Фредди, но всё же — это могло бы быть.
А теперь этого нет. И Фредерика Трампера рядом тоже нет. Одна. Снова одна.
Она вздрагивает невольно, за плечи себя обхватывает. Ей холодно внезапно становится, и больно, и пусто, и одиноко. Горло словно кто-то сдавливает, вынуждая воздухом давиться.
Ей так хотелось быть нужной, любимой, единственной… Но от одного она ушла сама, потеряв терпение, а другой — ушёл от неё, ради неё же.
Флоренс губы кривит горько. Судьба усмехаться любит.
Она глаза поднимает, по толпе людей скользит бегло, и замирает. За знакомый силуэт взглядом цепляется, не веря и боясь, что исчезнет. В голове словно взрывается что-то, мысли заволакивая и соображать не давая.
Но человек не исчезает, лишь устало облокачивается на стол кассы, чтобы видимо купить билеты как можно дальше отсюда. Флоренс с места сдвинуться не может, в противоречиях, бушующих в её душе, путаясь, захлёбываясь ими.
В аэропорту достаточно тихо, чтобы голос до боли знакомый слышать, пусть слов толком и не разбирая.
Горячее дыхание приятно обжигает шею нежным поцелуем, с ласковым шёпотом смешанным…
Фредди интонацию меняет, ругаясь о чём-то с продавщицей.
Голос на рык почти срывается, каждое слово ранит острее кинжала, кожу дерёт больнее плети, рыдания из груди выбивая…
Он руками взмахивает эмоционально, но устало как-то, продолжая что-то доказывать.
Длинные, изящные пальцы осторожно играются с её волосами, едва касаясь, словно ветер. Фредди расчёсывает их медленно, порой подушечками кожу головы задевая, на виски чуть надавливает, противную ноющую боль выгоняя…
Ругань снова громче становится. Он руки в кулаки сжимает неосознанно, и Флоренс костяшки не так давно сбитые замечает.
Они снова ссорятся. Только в этот раз всё заходит слишком далеко. Флоренс тогда пугается его впервые, увидев безумие в обычно светлых глазах. Фредди остановиться уже не может, кричит, скалясь по-звериному, опасно. Он в тот вечер замахивается на неё впервые, но по стене бьёт, в последний момент…
Продавщица видимо всё же находит какой-то компромисс, ибо Фредди успокаивается, на стойку снова ладони кладёт, голову склоняет, позволяя чёлке на лицо упасть.
Флоренс стоит возле окна, настороженно за его приближением наблюдая. Она, после вчерашнего, боится его, если уж быть честной хоть с собой, но на лице ни единая мыщца не дрожит. Он шаг до неё не доходит, в глаза смотрит просяще, виновато — совсем не так, как обычно. На колени неожиданно падает, вздрогнуть её вынуждая.
— Прости, — дрожащим голосом шепчет. — Прости, меня. Я… Я не знаю, что это было. Мне самому страшно вспоминать… Прости, прости, прости!
— Т-ш-ш, — растерянно выдыхает она, рядом с ним опускаясь.
Флоренс его за плечи робко обнимает, к себе тянет. Он ей в ключицу утыкается, дышит сорванно, загнанно. Она одну руку ему в волосы запускает, кожу чуть ногтями царапает, прочёсывая, словно в чувство привести пытаясь. Фредди дрожит в её руках, цепляется за неё почти неосознанно.
Она его ещё никогда таким уязвимым и разбитым не видела. Таким потерянным и испуганным.
Флоренс осторожно его за подбородок цепляет, голову поднять вынуждает, чёлку упавшую с глаз отводит. В светло-зелёном взгляде затравленное выражение раненного зверя застывшее. Она по скуле выступающей гладит его ласково, целует коротко, по плечам гладит, позвоночник напряжённый растирает и выдыхает с облегчением, почувствовав, как он расслабляться постепенно начинает.
— Я так боялся, что потерял тебя, — шепчет он неожиданно, лбом своим в её плечо утыкаясь. — У меня ведь кроме тебя никого нет. Никого. Прости меня.
Флоренс прощает…
Фредди по залу ожидания бегло взглядом пробегается, пока ему билеты оформляют. Застывает вдруг, выпрямляется неестественно. У него взгляд темнеет, он движением резким отворачивается, словно заставляя себя это сделать.
Флоренс поднимается и идёт к нему, игнорируя упорно голоса гордости, мыслей и отдаваясь шёпоту больного, одинокого сердца, которое всё это время тянулось лишь к одному челевеку. Она пыталась по-другому. Она не смогла. Она много боли человеку причинила.
Всё ещё самому родному человеку.
Она ему ссору их давно уже простила. Они в эмоциональных порывах друг друга стоят, Флоренс это прекрасно понимает.
Она замирает, шага не дойдя. Руку тянет, плеча касается робко.
Звериные повадки никуда не пропали. Фредди напрягается, в пружину превращается почти что, разворачивается к ней резко, о взгляд порезаться, кажется, можно.
— Что? — не выдерживает он, спустя минуту тяжёлого молчания.
— Я не могу без тебя, — давит Флоренс едва слышно, не понимая, куда пропал весь решительный настрой. — Я люблю тебя. Ты… Ты просто единственный человек, без которого мне нечем дышать. Я обманывала себя, пытаясь сбежать. Я не могу без тебя.
Она замолкает, комок в горле сглатывая. Силы ушли куда-то, оставив лишь пустоту и страх. Ещё вчера Флоренс нежилась в объятиях другого, мысленно называя Фредерика жестоким и бесчувственным, а сегодня стояла, не силах вымолвить ни слова.
Она лишь сейчас осознаёт, как была слепа. Её счастье всегда было рядом и пусть в обличии весьма капризного человека с резкими перепадами настроения, но оно всегда было рядом, а она ушла от него. Сама. Фредди ведь настолько схож с ней в характере, глупо это отрицать, хотя она и была мягче, но всё же… И ведь он искренне любил её, заботился, оберегал.
А любит ли теперь, или они под корень разрушили то хрупкое, что жизнь даёт лишь однажды — шанс быть счастливыми?
Фредди смотрит на неё молча, во взгляде злость с недоверием мешается. Он её ладони, к нему неосознанно протянутой, намеренно не касается.
Его продавщица зовёт, и он отворачивается, расплачивается с ней.
Флоренс не замечает, как по щекам слёзы течь начинают, пока губы солью не обжигает. Она всхлипывает, ладонью себе рот зажимая, разворачивается резко и прочь бежит, не осозновая ничего.
Она едва в кого-то не врезается, из здания выбегая, её эмоции душат, глаза застилая пеленой.
Вдруг чьи-то руки её со спины обхватывают, к груди привлекают. Флоренс бьётся иступленно, вырваться пытается, но ей не дают, терпеливо пережидая приступ истерики, нахлынувшей от всего, что пережить пришлось.
Она замирает, опустошённой себя ощущая, отстраняется немного, голову поднимает, взгляд зелёный перехватывая. Фредди смотрит открыто слишком, без маски привычной. Флоренс сказать что-то порывается, но он лишь головой качает, снова её к себе привлекая и покачивая осторожно в своих руках.
Флоренс губы, её макушки коснувшиеся, чувствует, глаза приоткрывает и кончики билетов, из сумки выглядывающих, видит. Их два.
Становится не спокойно. Нет.
Но тепло.
И впервые за долгое время это ощущается правильно.
========== Мальчишка ==========
Снова крики. Снова ссоры. Снова он останется ненужным.
Фредди тихо отходит от двери, ведущей в родительскую комнату. Им явно не до его победы в школьном шахматном матче. Они навряд ли вообще вспомнят сегодня о его существовании.
Пол привычно и так тоскливо скрипит под ногами, что Фредди морщится. На свою кровать падает, в клубок сворачивается, колени к груди поджимает.
Он не нужен. Кажется, что его появление на этом свете было случайностью. Ошибкой.
Кажется, ему даже именно так говорила однажды мать.
Фредди закусывает губу, заглушая всхлип, и проваливается в сон без мыслей.
***
Отец ушёл. Почему-то это не колышет вообще никаких чувств и эмоций в душе.
Фредди лишь переставляет фигуру на доске, не желая упустить мысль и проиграть. Мать, сообщив ему эту весть, просто уходит.
Ей также всё равно.
Фредди ставит сопернику шах и мат и соглашается на новую партию.
Ноющую боль в груди проще не замечать когда играешь.
***
Фредди многого достиг в своей жизни. Он стал одним из самых успешных шахматистов всего мира. Он научился ставить свои условия. Хоть здесь. Хоть на шахматной доске.
Он с нескрываемой насмешкой над очередным противником делает решающий ход и уходит.
В шахматах он король.
Он смог из пешки выйти в ферзи и даже дальше.
И он всё ещё не резанул лезвием по запятью, несмотря на то, что кровным родным на него пугающе плевать и порой от одиночества шаг за оконную раму сделать хочется до дрожи внутренней.
Единственное, что отказывается подчиняться — это доска собственной жизни и судьбы. Фредди прекрасно понимает, что он здесь последняя фигура.
Но никому в этом не признаётся.
***
Флоренс в его жизни появляется как-то случайно. Со своим прошлым, в котором боли и страха ничуть не меньше, чем в его собственном. Со своей ненавистью и своей местью.
Фредди её не отталкивает, хотя и не до конца отдаёт себе отчёт почему. Может, просто слишком долго был один.
Но о доверии не может быть и речи. Эта девушка такая же, как и все — предаст и забудет.
Он никого не подпустит к своей душе. Да и ей вскоре наскучит рядом с ним, и она уйдёт.
Все они уходят.
***
Фредди от кошмара очередного просыпается с криком сдавленным. Дёргается, то ли убежать желая, то ли спрятаться.
Из рук, его осторожно обнявших поперёк груди, вырваться пытается, почти до синяков чужие запястья стискивает, тянет с силой, освободиться пытаясь.
— Т-ш-ш, тише! Фредди, тише!
Голос знакомым ощущается и, кажется, ему доверять можно. Фредди зверем настороженным замирает, от малейшего неправильного движения прочь прянуть готовый.
— Тише, тебе приснился сон. Только сон! Тише.
Испуг медленно уходит, оставляя после себя лишь потерянность. Фредди тихо стонет, откидывая голову на плечо Флоренс и отпуская её руки. Она, почувствовав безмолвное разрешение, пальцы ему в волосы запускает, прочёсывает, голову массирует несильно.
Спустя минуту долгую, утягивает его за собой, на кровать роняя. По лопаткам, болезненно вывернутым, гладит, позвоночник напряжённый растирает.
Он впервые ей остаться на ночь разрешил, не сославшись на подготовку к очередному турниру, и Флоренс совершенно не понимает, как помочь.
Она не могла представить, что за маской этого, весьма уверенного в себе и считающего весь мир ничтожеством, человека, скрываются свои страхи, свои раны.
— Что тебе приснилось? — спрашивает она тихо, когда его дыхание наконец успокаивается, и он неуверенно обнимает её в ответ.
— Это неважно. Это был просто сон, который никак не помешает мне в реальности.
— Это важно, — Флоренс его лицо в свои ладони берёт, в глаза заглянуть пытается. — Тебе же плохо. Больно.
Фредди взгляд поднимает, и она даже в полумраке различает боль, плещущуюся на дне болотных радужек. Ей почему-то безумно хочется хоть часть этой боли забрать. Она складку напряжённую на лбу разглаживает кончиками пальцев, веки очерчивает, по скуле проводит. Фредди её ладонь перехватывает и целует в центр, лицом в неё утыкаясь, шепчет едва различимо:
— Детство. Мне приснился тот мальчишка, который никому не нужен был. Который вообще непонятно зачем в этом мире жил. Он до сих пор никому не нужен, только теперь справляться с этим научился… Но прошлого всё ещё…
Он замолкает, недоговаривая, но Флоренс кожей ладони беззвучное: «Боится», чувствует. Она ладонь ему на впалую щёку перемещает, большим пальцем губы очерчивает осторожно. Ей шаг неверный сделать страшно. Она понимает, что Фредерик Трампер ещё ни перед кем таким открытым не был. Никому настолько не доверял.
Ей это доверие потерять страшно почему-то.
— Но теперь ты нужен, Фредди. Ты мне нужен.
В зелёных глазах недоверие мелькает, но он улыбается робко. Флоренс его снова к себе тянет, и он льнёт доверчиво, лицом ей в ключицу утыкаясь. Едва слышное: «Спасибо», выдыхает.
Флоренс всю ночь спит чутко, рук с его лопаток не убирая и, на дрожь малейшую, в макушку растрёпанную целуя, словно напоминая: «Я здесь, я рядом, я с тобой».
— Ты не один, — шепчет тихое.
***
Фредди глаза распахивает, воздух глотая судорожно. На простынях сбитых в комок свернуться пытается. Уменьшиться. Спрятаться.
Нежных рук единственной, которая понимала и которой он доверился, отчаянно не хватает. Темнота и одиночество обжигают своим холодом.
За окном шумит яркий Бангкок.
Тишину гостиничного номера разрезает стон, полный невысказанной боли.
========== Журналист ==========
Фредди несколько пустым взглядом сверлит стену какого-то бара, вертя в руке бокал. У него на лице пара свежих ссадин, а на когда-то белой рубашке — кровь. Костяшки изящных рук настолько привычно сбиты до мяса, что он даже не придаёт этой ноющей боли хоть какое-то значение.
Он глаза прикрывает чуть устало, скашивает немного взгляд на своего «соседа». Сидящий рядом мужчина прижимает одной ладонью платок к разбитым губам, а другой тоже сжимает бокал, ловя на его изгибах блики света. Один рукав у его пиджака отсутствует, и на оголённом предплечье видны следы словно от когтей или ногтей. Как и на лице.
— Как видишь, моя история весьма прозаична для этой жизни, но сколько продаж ты соберёшь с одного заголовка, — Фредди усмехается жёстко, рукой взмахивает, будто в воздухе что-то выписывает. — «Фредерик Трампер признал сокрушительный крах всех планов и надежд!» Хоть у кого-то будет успех.
— Я не собираюсь ничего, из рассказанного тобой, сообщать в газеты, — тихо отзывается тот, тщетно пытаясь поймать взгляд собеседника.
— Зачем же тогда слушал?
— Потому что ты рассказывал. Мне… было интересно.
Фредди фыркает насмешливо, не сдержавшись. Он головой встряхивает, чёлку с глаз отбрасывая, и поворачивается наконец к своему новому знакомому, которому случайно поведал полную повесть своей жизни. Хоть биографический роман пиши.
Фредди вообще-то ждал, что тот исчезнет, как только всё из него вытащит, и побежит статью строчить, но что-то явно идёт не так. С этим журналистом вообще всё идёт не так с самого начала…
…Фредди по улице Бангкока шёл, мысленно ненавидя этот город за его яркость, шум, вечную кутерьму, смешивающую и без того разрозненные мысли ещё больше. Он забыться хотел в каком-нибудь из баров, чтобы просто стереть из своей головы лишнее и присоединиться к этому празднику жизни, который тут видимо не утихал. Особенно ночью.
И возникший из ниоткуда журналист, с сотней-другой вопросов, душевному равновесию отнюдь не способствовал.
Фредди не помнил толком, когда разум заволокла алая пелена, и он бросился на него, разрывая плотную ткань дорогой одежды. Отрезвление пришло лишь вместе с полученным ударом в лицо и сильным толчком в грудь.
— Фредерик Трампер набросился на журналиста! Позор изгнаннику шахмат! Бывший шахматист окончательно сошёл с ума!
Журналист, поднявшийся на ноги, смотрит на Фредерика взглядом, в котором удивление слишком сильно смешивается с настороженностью, почти её заглушая.
— Это вы мне так решили все варианты заголовков перечислить, мистер Трампер? — интересуется он.
— Это я все варианты завтрашних ресов в какую-нибудь другую страну перечисляю. Но ваша порода меня, наверное, даже из гроба вытащит! — огрызается Фредди в ответ, тоже поднимаясь и кровь на лице прямо рубашкой стирая.
— Я не собираюсь ничего писать о сегодняшнем происшествии. Меня Жак зовут.
— Приятно познакомится, — буркает Фредди, руку протянутую игнорируя намеренно. — Моё имя уже похоже всем известно.
— Ваше имя и вправду всем известно. Особенно после матча в Мерано, за которым, затаив дыхание, наблюдал весь мир! Это же какое было противостояние! Не только двух величайших шахматистов, но и двух держав! Так интересно было следить за каждым ходом на шахматной доске и…
— Послушай, ты бар где-нибудь поблизости знаешь? — перебивает Фредди бесконечный поток чужих эмоций, облачённых в мысли и слова.
— Да, — чуть растерянно отзывается тот. — Там совсем рядом. За углом.
— Проводишь?
Жак теряется окончательно, но кивает. Когда спустя некоторое время он слушает всю историю жизни величайшего шахматиста, надменного эгоиста, ледяного и расчётливого, Фредерика Трампера, то привычная картина мира стремительно даёт трещину. Причём не одну, а сразу так сотню. Перед ним открывается совершенно иной человек. Человек жизнью потрёпанный, семье ненужный, души родной рядом не имевший, вечно предательство познающий. От насмешек и суждений чужих прочной маской отгородившийся.
Фредерик Трампер, идеал продуманного до мельчайших жестов и взглядов человека. Мальчишка Фредди - яркий пример брошенного в самую пучину жизни юноши, который сам везде лез, раз за разом хлёсткие удары судьбы снося.
— Ты бы не уезжал из Багкока, — задумчиво тянет Жак, по иному уже глядя на сидящего рядом. — Здесь действительно забыться легко будет. И… я, кажется, могу тебе помочь.
— Ты? — у Фредди в тёмных радужках насмешка нескрываемая, но и интерес огоньком горит.
— Да, — спокойно отзывается Жак. — Я могу тебя в компании, новостями занимающейся, пристроить.
— Предлагаешь мне стать таким… таким же… одним из вас?!
Фредди от ненависти перекашивает, но Жак почему-то страха не испытывает. В конце концов от пиджака уже ничего не осталось, а остальное… Да и не тронет он его.
— Ты научишься, привыкнешь и тебе понравится. Это та же шахматная доска. Только здесь чужими судьбами будешь играть. Кто знает, куда занесёт Сергиевского, и быть может именно тебе выпадет у него интервью брать…
— Вот это была бы насмешка судьбы.
— Именно. Так ты…?
— Я согласен.
«Я начну партию до того как ты поймёшь, что все фигуры уже расставлены, и тебе остаётся лишь сделать неверный шаг. Я загоню тебя в ловушку методами своих же врагов, что столь долго пили мою кровь. Я доведу эту партию до конца».
В зелёных радужках опасный огонёк мелькает, Фредди скалится почти по звериному, и Жак в нём настоящего зверя видит, жертву уверенно к ловушке ведущего. Изящные пальцы пробегаются по столешнице, отбивая лишь их хозяину известный ритм. Фредди привык все игры вести по своим правилам, на других не оглядываясь.
Новая партия, старую продолжающая, начинается.
Комментарий к Журналист
Привет) А я наконец решила группу организовать со всякой всячиной. Буду очень рада, если и вы заглянете (и останетесь насовсем))))) Возможно, там будет появляться то, чего не будет на Фикбуке. И там есть коллаж к этой главе и главе “Выбирай”. Приходите) <3
https://vk.com/ugolokkoteykinihzatey
========== Преданные ==========
Фредди никогда бы не подумал, что будет сотрудничать с Советским Союзом, но, вот, он стоит и обсуждает с Молоковым все детали, которые не стоило упоминать по телефону. Русский, кажется, и сам не особенно рад такому «союзнику», но им обоим просто необходимо проглотить все разногласия, чтобы достичь желаемой цели. В конце концов это всё только на период чемпионата, а потом они разбегутся, как надеятся оба — навсегда.
Разговор окончен, Молоков уходит, оставив Фредди наедине с собственными мыслями, в которых уже очень давно зрел план, и которому совсем скоро предстояло воплотиться в жизнь. Он продумывал каждое слово предстоящего интервью — как сделать больнее, на что надавить, как отомстить всего одной фразой…?
Стук каблуков резко выдёргивает его из раздумий, вынуждая вскинуть голову и настороженно прищуриться. Всё же звериные повадки, видимо, уже никогда не вытравить из самой крови.
Женщина останавливается, встретившись с ним взглядом, и спрашивает немного растерянно:
— Простите, а вы не видели Молокова?
«Светлана Сергиевская, — проносится в голове у Фредди, — жена этой сволочи». Он молча окидывает её взглядом, цепляя прохладу в светлых радужках, тёмные тени, залёгшие под глазами и почти не поддающиеся тональному крему и пудре, чуть ссутуленные плечи, словно от тяжёлого груза, давящего уже долгое время… И лишь после коротко отвечает:
— Он только что был здесь, но уехал. Должен вернуться где-то через час.
— О, значит я немного опоздала. Заблудилась, — расстроенно бормочет Светлана и уточняет уже громче. — Вы ведь Фредерик Трампер? Простите, я забыла представиться, Светлана Сергиевская.
— Я догадался, кто вы, — он едва заметно дёргает уголком губ. — И, да, я Фредерик Трампер.
— Я не помешаю вам здесь своим присутствием? Просто мне некуда пойти, я совершенно не знаю Бангкок.
— Нет. Я не думаю, что вы помешаете.
Фредди мысленно отгораживается от окружающей действительно, почти сразу забывая о находящейся в комнате Светлане, и… уходит мыслями совсем не туда, куда планировал.
«Что она чувствует теперь к Сергиевскому? Хочет ли отомстить так, как этого хочу я? Раздирает ли её по ночам ощущение несправедливости, безнаказанности? Умеет ли она управлять своими эмоциями?..»
— Вы хотите вернуть её, да?
Фредди не сразу оборачивается на тихий голос, пытаясь вырваться из собственных мыслей и понять суть вопроса. Когда же до него доходит, он невольно напрягается, разворачиваясь и отвечая чуть более резко, чем хотел:
— Нет смысла пытаться вернуть того, кто предал. Я просто хочу отомстить.
— И ей тоже? — Светлана может внутренне и ёжится под пронзительным взглядом потемневших глаз, но внешне виду не подаёт. — Ведь вы же любили её?
— Мне всё равно на её судьбу. Я хочу унизить и растоптать вашего мужа, а на неё мне плевать. Она сделала свой выбор.
— Но вы же лжёте.
Фредди, который уже почти отвернулся, посчитав разговор законченным, невольно замирает от спокойной уверенности в чужом голосе. «Да что эта девушка себе позволяет? Кто давал ей право лезть мне в душу, когда я сам там чужой?!»
— Вы так уверенны в этом? — едва слышно уточняет Фредди, не поворачиваясь.
— Да. Потому что… я ведь оказалась в ситуации, зеркальной вашей. Та же суть, только от меня ушёл муж, а от вас — любимая женщина.
— Любимая? Да с чего вы взяли, что можете читать меня, как открытую книгу? Откуда в вас такая уверенность в моих чувствах и мотивах? Вы ничего обо мне не знаете! — Фредди не удерживается от рыка, всё же медленно оборачиваясь.
В этот раз Светлане не удаётся сдержать все эмоции внутри себя. Она невольно вздрагивает и отступает на шаг назад, увидев вихрь ненависти, разгорающийся на дне болотных радужек. Фредди сейчас очень сильно напоминает ей дикого зверя загнанного в угол и готового защищаться.
— Если бы вам было всё равно, то вы бы не злились, — возражает она. — Она всё ещё важна для вас. Я ведь тоже сначала подумала, что его просто не будет больше для меня существовать, но… позже я признала, что тоскую. Мне больно от его предательства, я тоже хочу отомстить, но больше всего я хочу вернуть его.
— Может, они-то и остались нам дороги, но мы не нужны им больше.
Фредди шепчет это тихо, горько, холодно, и Светлана видит — он ломается. В чуть посветлевших глазах мелькает истинная боль, прикрытая умелой маской ненависти. Он тут же жмурится, закусывает губу, словно от внезапной головной боли.
Светлана чувствует, как страх перед этим человеком, которого весь мир окрестил психом, отступает. Она видит перед собой всего лишь такого же преданного, как и она. Ей почему-то было важно вытянуть из него это признание, что он тоже тоскует, что всё ещё любит… Ей было важно, чтобы он признался хотя бы самому себе.
Она замечает, что его начинает бить дрожь, и подойти к нему наконец решается, зовёт осторожно:
— Фредерик?
Но он её не слышит. Он не здесь.
— Фредди, ты сегодня планируешь вообще ложиться спать?
Тонкие руки обнимают со спины, подбородок небольно упирается в его плечо. Он улыбается, откидывая голову назад и прикрывает глаза, вдыхая родной запах.
— Я уже иду. Только выберу верный ход.
— Ты сидишь здесь уже два часа. Неужели никак не получается?
— Нет, — устало вздыхает Фредди, снова возвращаясь к развернувшей на доске, перед ним, партии. — Я сам себя завёл в угол, кажется. Ничего не подходит.
— Сходи королевой, — пожимает плечами Флоренс, целуя его в открытую шею и отходя.
— Но ведь так не делают…
— А ты сделай!
На следующий день он ввёл соперника в ступор именно этим ходом и победил…
— Фредерик, вы меня слышите? Что с вами?
Она ловит его за миг до падения, каким-то чудом удерживая, и дотаскивает до дивана. Одной рукой торопливо пуговицы душащего воротника расстёгивает, другой пульс просчитывает.
— Это ничего… Я просто устал, Флоренс, честно, — шепчет он, сам себе не веря.
— Ты заболел!
Она губами на миг к его лбу прижимается, убеждаясь в справедливости своего суждения. Вскакивает, отправляясь искать в ящиках какие-никакие жаропонижающие и ещё чего-нибудь. Фредди, вопреки своей обычной манере, даже не спорит, выпивая всё и ныряя под одеяло. Таблеки ещё подействовать не успели, и его колотит нещадно.
Флоренс к нему забирается, обнимает, теплом своим грея. Он шепчет тихо, отбрыкиваясь вяло:
— Тоже заболеешь.
— Лежи уж, чудо. Мне здесь мёртвый скандалист не нужен. Решат, что я тебя задушила от нежности чувств.
Фредди улыбается чуть дёрганно, замирает, дрожь противную унять пытаясь и поражение раз за разом терпя. Вспоминает, как они утром расстались, и бормочет:
— Прости меня. Я утром… переборщил.
— Уже простила. Расслабься, легче будет.
— Ты знаешь, — говорит он спустя некоторое время, когда озноб отпускает и его в сон клонить начинает, — я ведь до тебя не любил никого. Ты у меня первая и единственная. Ты так нужна мне, Флоренс. Я так тебя люблю…
— Спи, Фредди! Давай оствим откровения до тех времён, когда у тебя температуры не будет. Ты же не соображаешь сейчас ничего, — улыбается Флоренс, целуя его в растрёпанную макушку и чувствуя тепло, где-то возле сердца уютным клубочком свернувшееся.
— Я люблю тебя, — упрямо повторяет он, сжимая под одеялом её руку.
— Я тебя тоже люблю, — шепчет она, хотя и видит, что он уже заснул. Она всю ночь перебирает тёмные пряди, следя, чтобы из-за температуры кошмары не мучали больше обычного…
— Фредирик Трампер!
Это всё было так недавно, так реально, так близко, так тепло, так искренне, так сильно, а теперь… Лишь одиночество и холод, пустота и одиночество, боль и одиночество…
О-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о.
Пустая квартира и ночные кошмары… Личное безумие и страхи… Холод и бессилие.
О-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о.
Сотни врагов и ледяные взгляды… Насмешки и вечные издёвки… Всеобщая ненависть к нему.
О-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о.
И больше не за кого зацепиться… Она оставила, предала, ушла, стала такой же, как все они, она тоже считает его безумцем без чувств и души…
— О, я вижу вы уже познакомились!
Фредди вздрагивает, услышав звучный голос только что вошедшего Молокова. Стремительно выпрямляется и сжимает дрожащие ладони в кулаки, проследив за взглядом Светланы. Воссоздаёт на лице подобие привычной маски безразличия и холода, отступая в сторону и говоря в пространство:
— Да, познакомились. Она ждала вас.
Светлана всё же успевает увидеть тот момент, который ей больше никогда не удаётся забыть, и он пробирает её ледяной жутью — тот самый миг, когда безумная смесь из ненависти, боли, любви, надежды, страхов, веры, счастья, отчаяния, злости и сотни иных чувств, которым очень сложно было подобрать название, оказались просто заперты за тонкой коркой льда, покрывшего потемневший взгляд серо-зелёных глаз. Полный контроль над своими чувствами, полная ограждённость от окружающих, прочная стена, за которой скрываются терзания, медленно убивающие его, самого скандального игрока в истории шахмат…
========== Знакомство ==========
Комментарий к Знакомство
Не имею никакого понятия, как по канону познакомились Флоренс и Фредди, поэтому решила придумать сама.
Очередной небольшой чемпионат по шахматам. Фредди даже и не помнил толком, зачем решил поучаствовать, ибо профессиональных и достойных соперников для него здесь точно не было. Кажется, его сподвигла на это скука.
Драматично вздохнув, он изогнул кисть, поставив красивый мат, и поднялся, чуть прогибая уставшую от сидения спину. «В конце концов, тренировка ещё никому не вредила», — подумал он, выходя из зала и тут же попадая под вспышки фотокамер и шквал вопросов.
Фредди обречённо выругался в полголоса. Он совершенно забыл про «извечную неприятность», полностью и целиком растворившись в игре. Журналисты просто не могли не урвать момент, когда можно заработь себе имя на чужой популярности, как впрочем было и всегда.
Бросив пару привычно ядовитых фраз, Фредди скрестил руки в почти что защитном жесте и пошёл прочь, растолкав толпу.
Он шёл, чувствуя, как сердце билось в горле, сбивая дыхание и отдаваясь в висках болью. Толпа. Слишком много людей, слишком много недосказанной злости в их взглядах, слишком много шума, криков, очень громких звуков… Фредди зарычал сам на себя, на свои слабости, которые до сих пор терзали, не давая спокойно жить. Всё тот же страх людей и шума, выливающийся в состояние, опасно граничащее с паникой.
— Простите, с вами всё в порядке?
Незнакомый голос прокрался сквозь пелену, осторожно кольнув в сознание. Фредди вздрогнул и невольно отшатнулся от стоящей слишком близко девушки.
— Да, всё отлично, — чуть прохладно отозвался он, настороженно прищурившись и игнорируя усиливающуюся головную боль.
У девушки были ярко-рыжие длинные волосы, тёмные радужки глаз с зеленоватым отливом, аккуратные губы и слишком внимательный, словно что-то ищущий, взгляд, который Фредди сразу не понравился, поскольку он не любил, когда его пытались прочесть.
— Уверены? Мне показалось, что вы потеряны…
— Вам показалось, — перебил Фредди, отворачиваясь и направляясь дальше.
В гостиничном номере он всё же упал, потеряв сознание.
***
Если все состязания, произошедшие в этом городе, до этого были похожи по уровню на какие-то школьные турниры, то теперь начинались воистину интересные и сложные партии, где каждый из соперников чего-то стоил и отстаиваил своё звание.
Фредди просчитывал очередной ход, отмечая краем сознания, что последние несолько суток почти без нормального сна явно не собираются способствовать верным решениям и душевному равновесию.
Всё-таки заведя очередного противника в угол, Фредди поднялся, с привычной улыбкой выходя из зала. Он знал, что сейчас снова на него обрушится этот ходячий кошмар, знал, что должен держать лицо, и… знал, что и без них голова готова треснуть по швам, и усталость захлёстывает с безумной силой.
Гвалт чужих голосов в этот раз просто оглушил, едва не сбивая с ног. Фредди стоял, чувствуя, как изнутри стало подниматься что-то давно забытое и до жути ледяное. От вспышек его начало мутить, и он отступил на шаг назад, едва не наступив на кого-то. Шум давил на уши, этот напор со всех сторон…
Фредди смотрел на всех затравленным звериным взглядом, чувствуя эту удавку на шее, которую так ненавидел. Колени стали подгибаться, и он упал бы, если бы не чья-то рука, поддержавшая в последний момент.
Фредди слепо вцепился в чужую ладонь, вскидывая мутный взгляд. Увидев копну рыжих волос и отчего-то слишком быстро узнав, он сдавленно заскулил, но поддался, когда его потянули через толпу.
Глоток свежего воздуха стал спасением. Как и относительная тишина ночного города. Фредди упёрся ладонью в стену какого-то здания, жадно глотая прохладный воздух и шипя от головной боли.
— Чем я могу вам помочь? — раздался позади робкий женский голос.
— Вы уже помогли. Спасибо, — Фредди прекрасно осознавал, что никогда не стал бы благодарить того, кто увидел хоть единую его слабость, но в нынешнем состоянии… — Хотя завтра всё равно напишут во всех газетах о странном поведении и шатком здоровье Трампера. И вас туда же приплетут, не сомневайтесь.
— Значит, вы всё же Фредерик Трампер?
— Да, — он наконец повернулся к ней, вернув себе хоть какое-то самообладание.
— А я Флоренс Васси, — представилась та. — Я с интересом наблюдала последнюю неделю за вашей игрой. Ваши приёмы и ваша тактика совершенно не похожи на те, что я видела раньше. Каждый ход весьма продуман.
— Благодарю. За всё. И с вашего позволения я удалюсь.
— Но, постойте. Вам уже лучше? Быть может поискать врача? Вы слишком бледны.
— Нет! Всё в порядке, просто забудьте.
Фредди поспешил исчезнуть, не желая видеть обеспокоенность в чужом взгляде. Не нужна ему ничья помощь, а жалость уж тем более. Он всего сам добился в этой жизни и золотой закон давно вывел — не привязывайся и не доверяй. Никому. Никогда. Фредди ему следовал всегда.
***
Новая страна. Новый город. Новые лица. Новый опыт. Новые соперники. Старая проблема.
Фредди уже давно научился не выказывать своих слабостей перед людьми, но моменты, когда он оставался один, убивали его. Страхи настоящего, разожжённые комплексами и болью прошлого, детства, оживали, душили, не давали сделать даже крохотного вздоха такого необходимого воздуха.
Фредди привык к этим срывам, но всегда боялся, что однажды просто не дойдёт до закрытой комнаты, где никто не увидит его метаний.
Однажды он и не дошёл.
После особенно сложной и неудачной партии он почти силой растолкал назойливых журналистов, вырываясь из когтей прессы, чтобы отдаться собственному, личному кошамару.
«Вы проиграли почти что с позором. Что будете делать теперь…?» «Фредерик Трампер, вы всё ещё сохраняете надежду возвратить себе титул, или он навсегда потерян?» «Вы уйдёте из спорта теперь? Сдадитесь?» «Видимо вашему успеху пришёл красивый конец…» «Считаете ли вы это несмываемым позором на своей репутации и карьере?»
— Твари, стервятки, падальщики… — прохрипел Фредди, чувствуя, как ему стало нечем дышать.
Он прислонился к стене какого-то здания, обессиленно сползая по ней на асфальт. Хотелось спрятаться, исчезнуть, сбежать, но… сил не было. Услышав чьи-то шаги, Фредди закрылся руками в защитном жесте почти на уровне инстинкта, словно тот мальчик, который боялся и прятался во время особенно громких ссор родителей…
— Фредерик? Фредерик, что с вами?!
Фредди вскинулся, вскочил и замер, затравленно бегая взглядом и ища выход. Он узнал голос, но не осознавал до конца ничего. Просто хотелось спрятаться.
— Фредерик?
Он всё же сфокусировал на ней взгляд. В её взгляде вихрились и потерянность, и настороженность, и страх, и… желание помочь?
В последнее Фредди не верил.
Стоило Флоренс приблизиться, как он тихо, но угрожающе зарычал, почти что по звериному. Она остановилась, вскидывая руки, словно показывала, что безоружна.
— Я просто хочу помочь тебе, — мягко проговорила она, делая плавный шаг. — Не бойся.
— Мне не нужна помощь, — сипло отозвался он.
— Нужна. Но пока ты в этом признаешься сам себе, уже будет поздно.
Тёплые руки легли на напряжённую спину, и Фредди неестественно замер. Он не доверял, но и не оттолкнул. Было слишком плохо, чтобы просто оттолкнуть.
Ладони стали плавно растирать напряжённый позвоночник, гладить болезненно вывернутые крылья лопаток, и параллельно своим действиям Флоренс шептала всякую успокаивающую чушь, которая странным образом помогала. Фредди медленно расслаблялся, чувствуя, как все внутренние инстинкты буквально вопили об опасности, но сил на что-либо просто не осталось. Он сломанной куклой повис на чужих руках, и так и не развившаяся до конца истерика, напоследок перетряхнула его судорогой.
***
Очнувшись, Фредди не сразу понял, что лежит в кровати в своём гостиничном номере. Он почти не помнил, как добрёл сюда, почти что целиком и полностью опираясь и полагаясь на почти незнакомую девушку, которая — он огляделся — сидела в кресле и молча за ним наблюдала.
— Зачем ты решила помочь мне? — тихо спросил он.
— Потому что больше помочь тебе было некому. Ты же ведь во всём один, хотя и прав во многих своих мнениях. Ты… одинок. И я знаю, каково так жить.
Фредди не прогнал её. Они проговорили всю ночь, поведав друг другу добрую половину своих жизней.
***
Фредерик Трампер больше никогда не показывал своих слабостей, научившись контролировать их целиком и полностью, или же обращать в приступы некотролируемых вспышек эмоций, которые почти всегда удавалось успокоить его секунданту — девушке, появившейся рядом с ним весьма незаметно и, как казалось многим, ненадолго, а кому-то напротив — навсегда.
И никто кроме неё не видел иных срывов, когда величайший шахматист представал перед ней разбитым и изломанным жизнью мальчишкой, вечно лезущим по этой жизни, обдирая кожу и ломая под корень ногти. Никто не видел разбитых до мяса костяшек и не слышал болезненного, почти что звериного воя, загананного толпою в угол человека.
***
Когда за Флоренс закрылась дверь, и в гостиничном номере отеля в городе Мерано наступила тишина, резко констрастирующая с криками и спорами, звучащими всего минутой ранее, Фредди понял, что отныне — снова, но теперь и навсегда, один.
Не привязываться, не доверять. Никому. Никогда.
========== Предновогоднее ==========
Комментарий к Предновогоднее
Просто Предновогодняя зарисовка, не несущая какого-то смысла, кроме как согреть вас, дорогие мои читатели. Люблю вас. С Наступающим Новым Годом! Пусть он принесёт вам исполнение самых заветных мечт! ))))))
Фредди по улице заснеженной бредёт неторопливо, чуть задумчиво и с едва заметной искоркой любопытства в зелёных глазах рассматривая встречных прохожих. Вокруг всё — дома, фонарные столбы, деревья — переливается яркими огоньками, искрясь сотней цветов. Разноцветный свет отражается в медленно падающих снежинках, причудливо играя на их лучиках.
Он Новый Год справлять, если честно, не привык, ибо просто не видит в этом празднике смысла. Но вот отказать себе в удовольствии понаблюдать за людьми Фредди не смог. Он всегда находил в этом отдельный вид наслаждения, а когда всё вокруг буквально дышит предвкушением некой сказки, то не отправиться на улицу, и не разделить (пусть и по-своему) всеобщий настрой — почти невозможно.
Фредди в сказки не особенно верит. Жизнь по-иному научила. Но улыбки едва заметной удержать не может, когда дети восторженно верещат, увидев всполохи салюта. Фредди себе позволяет маску извечную снять, забыть хоть на миг о шахматной борьбе, раствориться среди искренне радующейся толпы.
— Извините!
— Ничего.
Фредди инстинктивно перехватывает за запястья девушку, засмотревшуюся на прохожих и наткнувшуюся на него, не давая ей упасть. Она равновесие восстанавливает и на шаг назад отступает, смущённо тряхнув рыжими волосами.
— Я… засмотрелась.
— Нравится наблюдать за людьми?
— Да.
Фредди, голову вскинув, взгляда заинтересованного удержать не может. Он впервые столь схожие с собственными мыслями слова слышит. Девушка же его молчание видимо за что-то иное расценивает, ибо говорить начинает торопливо, словно и оправдываясь, и нападая одновременно:
— Разве вы никогда не замечали, что это весьма интересное занятие? Взять даже вас — ваши движения, привычки, действия индивидуальны, и незаметно изучать вас очень любопытно. К тому же…
— Остановитесь, — тепло и несколько ошарашенно усмехнувшись, мягко перебивает Фредди. — Я вам верю и понимаю вас. Я и сам люблю наблюдать за жизнью в Новогоднюю Ночь.
— П-правда? — она запинается невольно, внимательнее в своего нового знакомого вглядывается.
— Правда. Я, Фредерик Тампер. Фредди.
— Флоренс Васси… Просто Флоренс.
Рядом раздаются очередные залпы салюта, и Флоренс оборачивается резко, на расцвеченное небо взгляд вскидывает. Фредди медлит всего мгновение и к ней подходит, со спины за талию приобнимает. Она не против совсем, кажется. Она голову ему на ключицу доверчиво опускает.
Фредди прикрывает глаза, невольно улыбаясь. Уходящий Год сотворил для него самое волшебное чудо за все года жизни, подарив кого-то, кто столь родной сразу сердцу стала. Фредди почему-то настораживаться и подвох искать не хочется. Хочется впервые кому-то довериться, не оглядываясь.
Снежинки легко касаются их переплетённых пальцев.
========== Усталость ==========
Комментарий к Усталость
По мотивам “Шахмат” от 02.04.21г.
От Фредди, склонившегося над доской и изучающего очередную партию, так и фонит усталостью. Флоренс даже на расстоянии её чувствует почти осязаемо и откладывает книгу, поднимаясь. К нему подходит.
Он голову поднимает, смотрит вопросительно, чуть поблёкшей зеленью глаз из-под стёкл очков сверкая. Флоренс решительно столик с доской в сторону немного отодвигает и говорит негромко, догадываясь, как у него опять гудит голова:
— Хватит на сегодня.
— Но мне ещё нужно… — пробует возразить он.
— Хватит, — повторяет она вроде и мягко, но на дне радужек непреклонность мелькает.
Фредди устало поводит затёкшими плечами и голову чуть опускает, глаза прикрывая. Флоренс пальцы осторожно ему в волосы вплетает, болезненные ощущения разгоняя, по выступающей скуле гладит невесомо. Фредди неосознанно за прикосновением тянется, и Флоренс снова с его взглядом своим сталкивается.
Она к нему на колени садится, дужку очков целует и тянет их с него осторожно. Фредди на неё щурится близоруко, и у Флоренс что-то в душе щемит от того, насколько он сейчас открытый и уязвимый перед ней: без единой маски и вечной защиты в виде очков. Ощущение доверия, почти безграничного, окончательно разливается по её сердцу, когда он неосозанно обнимает её за талию, чуть притягивая к себе. Вроде бы он её в своих руках спрятать хочет, но Флоренс выучила уже, что на самом деле опору ищет в расплывающемся от нечёткого зрения мире.
— Пойдём спать. Измучился же весь за сегодня, — зовёт Флоренс, вычерчивая кончиками пальцев какие-то узоры на открытой ключице.
Фредди в ответ бормочет что-то неразборчивое, зарывшись лицом ей в волосы и мерно шекоча шею тихим ровным дыханием. Флоренс отстраняется мягко, поднимается, и тут же его, за ней почти подскочившего с места, снова за руку ловит. Напоминает безмолвно, что рядом, что не оставит.
Она свет по пути в спальню гасит и думает о том, что Фредди в темноте почти ведь ничего не видит и идёт, доверяя ей целиком и полностью. От этого и приятное тепло греет, и царапается что-то изнутри болезненно. Осознание того, насколько на самом деле уязвим этот человек, закрывшийся под сотней масок, режет болью.
Она его на кровать тянет, рядом устраивается, голову ему на плечо положив.
— Спи, — шепчет тихое.
И кончиками пальцев по лицу его гладит, усталость с напряжённых черт стирая будто. Когда Фредди уже засыпает, так и не выпустив одной её руки из своей, Флоренс ещё долгую минуту смотрит на его умиротворённое выражение, появившееся на лице на слишком короткий срок, чтобы просто упустить эту деталь из виду.
Она сама глаза прикрывает устало, утыкаясь Фредди куда-то в ключицу, и опускает ладонь ему на грудь, ловя спокойное биение родного сердца и тихое дыхание. Усталость оборачивается тёплым умиротворением.
========== Игра воспоминаний ==========
Фредди переступает порог квартиры, и ему кажется, что вместе с закрывшейся дверью он полностью и целиком отрезает самого себя от окружающего мира и действительности в целом, оставаясь наедине с оживающими воспоминаниями. Такими ценными и болезненными сейчас воспоминаниями.
Он чемодан на пол ставит, наклонившись, и замирает так на долгие минуты, боясь даже дышать полной грудью. Глаза прикрывает и выпрямляется медленно, зная, что сейчас увидит и всё равно будет не готов, сколько не оттягивай он этот момент.
Вид родной, чуть неопрятной и в то же время элегантной — Фредди и сам не понимал никогда, как такое сочетание вообще может существовать в этом мире и в его жизни — квартиры метким и едва ощутимым движением царапает по только-только начавшей заживать ране, раздирая её в кровь заново.
Фредди кажется, что здесь сам воздух пропитан её духами, а вокруг лишь её вещи, бросающиеся в глаза настолько, словно они окружены притягивающим взгляд сиянием. Фредди по коридору идёт, машинально подбирая с пола маленькую атласную ленту, которую Флоренс обронила, когда они в спешке собирались, каким-то образом умудрившись вдвоём проспать. В ладони её сжимает неосознанно до побелевших костяшек.
Заходит в гостиную и, остановившись в дальнем углу комнаты, смотрит и видит то утро, когда всё ещё было хорошо, и они смеялись, шутливо переругиваясь и пытаясь понять, кто виноват в их позднем подъёме. Вот она стоит возле зеркала, торопливо прочёсывая волосы и морщась от слишком резких движений, вырывающих какие-то с корнем. Она что-то говорит ему и поворачивается в пол-оборота, глядя на него с тёплыми искорками, переливающимися в светло-зелёных радужках, и улыбаясь. Вот он носится вихрем, скидывая вещи и не понимая совершенно — почему они не собрали чемоданы заранее, как обычно? Видимо, в этот раз пошло не по плану всё, что только могло.
Фредди прикрывает глаза, чувствуя, как улыбащийся взгляд светлых глаз отпечатывается на обратной стороне век, словно его там калёным железом выжигают. Он лишь теперь понимает, что ему стоило понять: раз изначально всё пошло неправильно, то и дальше должно было идти так же. Так и случилось. А ведь всё могло быть по-иному, если бы…
Он головой встряхивает, отгоняя часть мыслей, и идёт дальше, параллельно собирая её вещи и скидывая всё в одну кучу. Он после этого снова в ту же комнату возвращается, на всё это смотрит и подавляет первый порыв: сжечь всё и забыть. Фредди вздыхает устало и принимается разбирать всё, раскладывая по местам. Потом, если Флоренс захочет, приедет и заберёт. Фредди не хочет даже самому себе признаваться, что он чисто морально сейчас не сможет смотреть на опустевшую квартиру без единого напоминания о ней, будто той и не было в его жизни, будто не было того, кому он довериться смог, с кем счастлив был хоть на краткий миг.
Фредди, закончив, идёт в спальню, которую нарочно оставил напоследок. Он знает, что именно та комната видела и искреннее счастье, и горе, и истерики, и попытки довериться друг другу, и ссоры, и примирения. Эта комната слишком их, но не его одного.
Там всё так же уютно, но Фредди ёжится от ощущения неправильной пустоты, не дающей даже дышать спокойно. Он к небольшому столику подходит и снова замирает на долгий миг. Там их фотография стоит, где Флоренс смеётся, ей ветер волосы рыжим пламенем раздувает, часть на лицо бросив, а он её со спины за талию обнимает, тоже смеясь в ответ на её попытки хоть немного спасти разрушенную причёску. И настолько много в этом замершем мгновении жизни, света, счастья, что у Фредди нехорошо внутри что-то сжимается. Его из ниоткуда взявшейся злостью и обидой на несправедливость этого мира оглушает, и он зло отбрасывает фотографию в сторону, слыша, как бьётся стекло рамки. Всё. Хватит. Этого больше никогда не будет.
И это не должно больше иметь над ним власть. Он не позволит себе сломаться от подобного. Он же сильнее, он же умеет оставлять больные воспоминания позади, он уже всё это проходил, не впервый раз остаётся один, он же…
Фредди видит лежащий поверх одеяла разноцветный шарфик из невесомой, газовой почти, ткани, и ломается как-то резко с почти что слышным хрустом. Он в него вцепляется отчаянно, лицом в мягкую ткань зарывается, вдыхая запах её волос, всё ещё ярко сохранившийся. Фредди помнит, как они дурачились с этим шарфиком, когда сидели возле какого-то озера под столетним, раскидистым деревом. Флоренс тогда его на траву уронила, испачкав белый до того момента костюм, а он лишь рассмеялся в ответ на эту проделку, и достал этот шарфик, купленный им ещё утром, и ей повязал осторожно на шею, едва кожу кончиками пальцев задевая. Флоренс его тогда весь день не снимала и после почти что не расставалась.
Фредди, очнувшись от воспоминаний, уже хочет закинуть этот кусок ткани поглубже в шкаф, но колеблется. Устало вздохнув и наклонив голову, кладёт его на столик, и тот с тихим печальным шорохом устраивается там разноцветным клубочком.
Устало обведя взглядом комнату, Фредди невольно цепляет осколки стекла в углу и идёт туда, опускаясь прямо на пол. Осторожно вынимает фотографию и смотрит, смотрит, смотрит… Складывает попалам и прячет во внутреннем кармане извечного пальто, которое он так и не снял. Прислоняется к стенке, голову чуть к груди наклоняя, и глаза прикрывает. Ладонь неосознанно кладёт туда, куда фотографию спрятал, и улыбается как-то слишком больно, надтреснуто, словно через силу.
Фредди знает, что он сможет переступить и через это, но не сегодня и точно не сейчас. Фредди знает, что эти воспоминания даже ему не под силу будет запереть в одной квартире. Фредди с пугающей ясностью осознаёт, что он и не хочет.
========== А пока что лето ==========
Сейчас весь мир ухоит на задний план. Сейчас у Фредди есть она и только она. Та, которую могут ненавидеть и любить, завидовать, презирать или же восторгаться. Та, которую он любит.
Флоренс Васси. Изящная, красивая, огненно-рыжая. Как из заезженной сказки вышла, только вот она здесь с ним, наяву, в жестокой и холодной реальности, становящейся куда более приятной и терпимой рядом с ней.
Он привык быть иным с женщинами. Обычно они оказывались ведомы им и его образом вечно ледяного и наглого американца с острым, пронзительным взглядом. Теперь же всё совсем иначе.
Они сталкиваются с нескрываемым удивлением во взглядах во время очередной перепалки в игре, одновременно понимая, что это больше не игра для них. Двое с характерами. Двое, не привыкшие уступать. Одна — едва только начавшая куда-то выбиваться шахматистка; другой — со славой упрямо и дерзко лезущего везде и всегда юноши.
Они злятся. Неумелая страсть, распалённая вечным противостоянием, откровенно мешает работе, на которой всей душой и головой немного помешаны оба, и в которой удовольствие находят тягучее и приятное до дрожи.
Они всё же сходятся. В каком-то ресторане, устав от беготни и волчьих взглядов, посылаемых друг другу. Теряются оба.
Не в любви, нет. В непонимании.
Флоренс, привыкшая мужчин понимать и даже отчасти управлять ими, натыкается на холодно-стальное «я» в зелени радужек. Фредди, привыкший легко играться женской симпатией, чуть ли не рычит от неприклонности в серости взгляда напротив.
Они… учатся, пожалуй. Понимать друг друга. Осознание, что они весьма и весьма похожи накрывает постепенно, растворяя в себе. Фредди рядом с Флоренс теряет свою вечную маску уверенности, и лёд во взгляде тает, смягчая колкость фраз. Флоренс осторожничает с выбором тем для разговоров, опасаясь сильно в душу лезть и привыкает с трудом к тому, что её от нападок теперь есть кому защищать.
Неожиданно для самих себя они в этом новом находят удовольствие. «Есть перед кем хоть немного обнажить слабость», — звучит тихим шёпотом у обоих в мыслях неозвученное.
А люди пытаются их разгадать, выстраивая самые разнообразные теории. Порой (чаще всего), откровенно бредовые. Флоренс и Фредди подставляются под лучи света общества так же медленно, как и крепнет обоюдное доверие. Светская критика неожиданно сближает сильнее, чем что бы то не было. А критики и элементарного чужого вмешательства всегда хватало. Сколько людей теперь может посудачить, с кем спит Фредерик Трампер и развить продолжение этой темы себе в угоду.
А им хорошо вместе. И как-то обоюдно становится наплевать на плещущий ядом мир. Они есть друг у друга, так что помолчите орущие одиночки.
А они всё же любят друг друга, мотаясь вслед по городам и весям и вместе смеясь над переполохом, что ими же и создан. Вместе ведь уже не так страшно.
Вот только они не понимают, что всё это — лишь новая игра, и вся жизнь — шахматная доска. Придёт ещё день, когда сломается хрупкое счастье, и страхи, и привычные маски вернутся. Главное, чтобы в тот день не сломались они сами.
А пока что они любят друг друга и на весь окружающий мир им пугающе всё равно. Не забыли бы они только, что этот самый мир их и кормит, причём не только в денежном плане, но и эмоциями, любовью и ненавистью своими уникальными, которые добрую половину их самих составляют.
А пока… Пока в их жизни наступает лето.
========== Останься ==========
Флоренс ощущает себя странно брошенной. Когда Фредди уходит поразвлечься куда-нибудь, устав за время турниров и бесконечной подготовки, когда оказывается замечен с какой-нибудь девушкой очередным назойливым журналистом, когда… просто куда-нибудь уходит на вечера и ночи.
Флоренс здравой и рассудительной частью ума понимает, что они коллеги и не более. Им комфортно работать вместе, они почти никогда не ссорятся из-за спорных ситуаций, и, да, ей даже весьма лестно, что столь скандально известный на весь мир шахматист, столь независимый в жизни человек прислушивается к её словам, её мнению. Просто однажды этого становится недостаточно. Но Флоренс запрещает себе думать о чём-то, отвлекающем от шахмат, к тому же все эти сумбурные мысли приходят весьма невовремя — в самый разгар одного из важнейших чемпионатов.
Но теперь, когда всё это миновало, оставшись позади очередной победой на их счету, Флоренс обнаруживает себя сидящей в кресле их с Фредди гостиничного номера и в пол-уха слущающей размышления Фредди о предстоящей поездке… куда-то. Она прослушала название.
Она смотрит на Фредди чуть рассеянно и будто впервые пытаясь увидеть его настоящего. Раньше ей всегда хватало лаконичной и чётко вымеренной маски и той уверенности, которой дышало каждое его движение и начинание, и которой заразилась когда-то Флоренс, рискнув попытаться найти подход к этому человеку.
Не сказать, чтобы у них всё с самого начала шло гладко. Сильные характеры обоих сделали своё дело, но им удалось обрести некий баланс, негласно придя к соглашению, что работа — шахматы — важнее их собственных амбиций и придётся искать точки сопрекосновения, чтобы стать сильнейшими среди других. Среди всех.
Фредди уходит. Тихий хлопок двери чуть отрезвляет Флоренс, но… ненадолго. Она снова путается в своих мыслях, глаза прикрывает и выдыхает тихо. Пора бы уже признаться хоть самой себе, что… Небо, как же это сложно!
Всё чаще хочется отодвинуть доску в сторону, заметив измученность в выцветших от усталости, посеревших радужках. Хочется просто коснуться чужой, чуть подрагивающей ладони, успокоить, а порой, порой… порой спрятать от людей, под пристальными острыми взглядами которых маска ледяного спокойствия и презрения идёт трещинами, видимыми для неё. Хочется ночью, услышав сдавленный вскрик из-за очередного кошмара, не зажмуриться, оставшись в своей комнате, а пойти к нему, успокоить.
Хочется… довериться. Чуть ли не впервые в жизни хочется кому-то довериться.
Флоренс почти что подскакивает с места и выбегает на улицу, успев зацепить рукой пальто. Воздуха становится слишком мало, и прохладный порыв ветра приходится как нельзя вовремя, и освежая, и остужая поток мыслей.
Она бредёт по городу, расцветающему огнями и ночными вывесками, кутаясь в пальто и неосознанно ёжа плечи. Весь привычный образ уверенности куда-то исчезает, оставив после себя лишь бесконечную усталость и невыразимую пустоту.
Уснуть этой ночью не выходит.
***
-… и ещё я думаю, что… — Фредди вдруг обрывает сам себя, обернувшись к Флоренс. — Флоренс, всё хорошо? Флоренс?
— Что? — она головой встряхивает, в эту реальность возвращаясь. — Прости, я просто…
…Просто пытаюсь найти в зелени твоих радужек хоть какой-то ответ.
Просто мне страшно признаться в собственной слабости даже самой себе.
Просто я боюсь стать разменной пешкой в одной из твоих игр.
Просто… всё совсем не просто.
— Флоренс, что? — он смотрит растерянно, ближе подходит, перед её креслом опускаясь, чтобы в глаза прямо смотреть, но она взгляд отводит. — Говори же.
— Останься? — выдыхает она прежде, чем успевает себя остановить, и глаза вскидывает, пытаясь что-то в его прочесть.
Фредди теряется ещё больше на долгий миг, непонимание ярко в радужках искрится, а потом… потом всё неуловимо меняется. Он кивает и
Остаётся.
========== Жара ==========
Жара оказывается настолько невыносимой, что не спасают ни открытые настежь окна, пытающиеся заманить в дом хоть немного свежего воздуха, ни холодная вода, нагревающаяся почти мгновенно, ни незамысловатые вентиляторы.
Флоренс упрямо сидит, склонившись над шахматной доской, и пытается собрать воедино расплывающиеся мысли. Получается, если честно, не очень. Она обречённо роняет голову на руки, тяжело выдыхая. Местный климат ей определённо не нравится.
На тихий хлопок входной двери, она не шевелится, поскольку сразу узнаёт осторожные по-кошачьи шаги. Лишь вяло и неопределённо взмахивает рукой на последующий за скрипом стула вопрос:
— Флоренс, ты как?
Едва слышный стук фигуры по доске, спустя несколько минут, кажется Флоренс оглушающим взрывом. Она поднимает голову, фокусируя чуть мутноватый взгляд и тут же замечая перемену. Вскинув возмущённый взгляд, она натыкается на смеющуюся лукавую зелень чужих радужек.
— Тебя вообще что-нибудь может отвлечь от шахмат? Как ты ориентируешься, когда дышать элементарно нечем?
Фредди плечами пожимает, опуская глаза на доску.
— Не знаю. Меня они, наверное, сейчас только и отвлекают от жары.
Флоренс тихо стонет и уверенным жестом роняет короля, сдаваясь. От Фредди недовольство почти осязаемое чувствуется. Флоренс кладёт голову на стол и глаза прикрывает. Слышит, как Фредди куда-то отходит, а потом назад возвращается.
— Ты что?! — вскрикивает она, вскидываясь.
Фредди смеётся, снова брызгая холодной водой ей на открытые шею и плечи. Флоренс ловит оживший зелёный взгляд и хитро прищуривается.
Вскакивает, ловко чашку с водой вырывая и в ответ Фредди водой обливая. Смеётся и убегает, слыша тихую ругань вслед.
Они так по дому бегают, дурачась, добрые полчаса, пока, мокрые и взъерошенные не падают устало прямо на пол. Флоренс совершенно не понимает, откуда только силы на всё это взялись.
Она на бок переворачивается, замечая золотые искорки возле зрачков глаз напротив. Руку тянет, кончиками пальцев со лба тёмную чёлку убирая, замечая, как Фредди под её прикосновение подставляется, глаза прикрывая. Она складку между бровей разглаживает, по скуле, выступающей, проводит, ямочки на щеках от улыбки мягкой очерчивает. Флоренс бесконечно любит и дорожит такими мгновениями, как это, когда Фредди снимает все маски, оставаясь открытым и по-домашнему тёплым.
— Знаешь, я ошибся, — бормочет он спустя несколько минут уютной тишины.
— В чём?
— Ты лучше шахмат отвлекаешь от жары.
— Я польщена, — тихо смеётся она, прижимаясь губами к его виску и слыша почти кошачье мурчание.
***
Вечером Фредди вытаскивает Флоренс гулять под её отчаянное ворчание, что она хочет лежать и ничего не делать, наслаждаясь столь кратким временем прохлады.
Однако, устроившись в парке прямо на траве возле небольшого озера, от которого сейчас веяло живительной свежестью, Флоренс замолкает, впервые за весь день вдыхая полной грудью. Расслабляется, откидываясь Фредди на грудь. Тот обнимает её за талию, будто пряча, и Флоренс разом оставляют мысли о назойливых людях, которые могут узнать и начать лезть.
Она прислушивается к ровному дыханию за спиной, глядя на зажигающиеся серебристые звёзды на тёмно-синем небе, чувствует родное тепло и ощущает себя целиком и полностью счастливой в данный момент времени.
========== Эмоции ==========
Фредди впервые видел, чтобы Флоренс теряла контроль над ситуацией. Обычно это ему выпадала роль взрывного, эмоционального шахматиста, сводящего с ума всех вокруг. Но сегодня — сейчас — он буквально слышал обратный отсчёт до того момента, когда вечно уравновешенная на людях Флоренс сорвётся.
Было начало очередного (Фредди не видел смысла их считать) турнира по шахматам, и встреча с оппонентами произошла чуть раньше официального открытия. Пользуясь тем, что рядом не было ни зрителей, ни судей секундант одного из участников решил проявить характер и сразу начал разговор с фразы: «А что девушка забыла среди секундантов?».
Фредди хотел ответить. Причём не словами, а ударом, но помнил данное ещё только утром Флоренс обещание «вести себя достойно» и лишь сжал зубы, тихо зашипев. Флоренс достоинства не теряла, отвечая так же колко, но постепенно некоторые фразы с другой стороны начинали откровенно переходить границы.
Фредди сделал шаг вперёд, заметив краем глаза, как дёрнулась Флоренс, и перехватив её взгляд, в котором легко читалось: «Не надо, они этого и добиваются, не надо». Но Фредди лишь едва заметно покачал головой, выходя вперёд и закрывая собой Флоренс.
Из того, что Флоренс и её обидчик и так стояли совсем близко, распалённые спором, Фредди оказался почти нос к носу с резко отпрянувшим мужчиной. У Фредди в зелени глаз искрилось настолько неподдельное бешенство, что хотелось исчезнуть.
— Я не собираюсь срывать мероприятие, но советую вам замолчать сейчас, если хотите уйти отсюда целым, — тихо, но отчётливо проговорил Фредди, задавливая в горле звериный рык.
— Это… Это угроза?! — задыхаясь от возмущения прохрипел секундант.
— Это обещание, — так же ровно ответил Фредди и обернулся, услышав, как их позвали в зал.
Во время турнира он то и дело ловил на себе пышущий недовольством взгляд, на который иногда отвечал ледяной, острой зеленью своего. Шахматиста этого секунданта он разгромил с мрачным удовлетворением, довольно урчащим внутри. Лишь к концу партии он понял, что Флоренс старательно на него не смотрела.
— Флоренс, всё хорошо? — он поймал её за предплечье сразу же, как они оказались вдали от чужих глаз зрителей и журналистов.
— Да, — тихо ответила она, выворачиваясь из его хватки.
Фредди не стал удерживать, но не поверил. Обошёл её и положил ладони ей на плечи, давая возможность уйти. Но Флоренс остановилась, закусив губу.
— Что случилось? Флоренс, посмотри на меня.
— Я чуть не сорвалась, — ответила она, неохотно поднимая на него взгляд. — Я не должна была… Я должна была справиться сама!
Она дёрнулась, порываясь отвернуться, но Фредди удержал её. Наклонился, осторожно упираясь лбом в её лоб и внимательно заглядывая в глаза. Флоренс замерла, зачарованно глядя на мягкие переливы в серой зелени.
— Ты сама меня всегда учила, что не нужно справляться со всем в одиночку, — сказал Фредди. — Я сам виноват — никогда не помогал тебе, не замечал, что нужно. Прости…
— Нет! Ты ни в чём… — перебила она его, но Фредди лишь отпустил её, отступая на шаг назад.
— Я виноват. Я должен был помогать. В отношении сегодняшнего случая тебе не за что корить себя. А вот я дурак.
— Почему? — неуверенно спросила Флоренс.
— Надо было всё-таки исполнить обещанное, — пробормотал он.
***
Вечером Фредди принёс Флоренс огромный букет красных роз.
========== Тепло ==========
Флоренс сидит в кресле, устало откинув голову на мягкую спинку и рассеянно перебирает пальцами в воздухе. Спина едва ощутимо ноет, напоминая о целом дне стояния и хождения. Безумно хочется спать, но мысли пока ещё догорают в голове, а с этим дотлевающим костром заснуть явно не получится. Флоренс это уже знает. Проверяла как-то раз.
Она слышит шаги всего парой секунд раньше, чем в комнате появляется Фредди и, бросив на неё короткий, осоловелый взгляд, проходит к соседнему креслу, падая в него и в точности повторяя её позу. Флоренс негромко смеётся и прикрывает глаза, слыша тихий расслабленный полувыдох, полустон рядом.
Уютную, немного вязкую и ленивую тишину разрушать совершенно не хочется. Флоренс и так догадывается обо всём, что могло бы сейчас прозвучать, и это явно не стоит того, чтобы отбирать у них мгновения столь редкого спокойствия.
Из-за вечной беготни и постоянной сотни пристальных взглядов они уже успели забыть каково это: не играть. То есть совсем не играть. Быть самими собой, простыми людьми, а не мистером Трампером и мисс Васси. Не притворяться только лишь коллегами и никем более, чтобы сохранить свою репутацию, и без того хорошенько загрязняемую без всякой помощи с их стороны.
Флоренс открывает глаза и на долгую минуту замирает, глядя на уязвимо-расслабленного Фредди, успевшего явно задремать. Она тихо усмехается: вот человек, никакие мысли его не тревожат - когда устаёт, просто выключается сразу.
Она руку тянет, тыльной стороны чужой ладони самыми кончиками пальцев касаясь, по костяшкам, сильно выступающим, гладит. Фредди едва ощутимо вздрагивает, но от прикосновения не уходит. Флоренсего по щеке гладит, на шею сильную спускаясь ладонью, и внутри умирает немного, когда он ей доверчиво горло подставляет. Она, улыбнувшись, его под подбородком чешет, как кота.
— Пойдём спать, — зовёт, сама поднимаясь с неохотой и потягиваясь всем телом. — А то скоро мурлыкать начнёшь, как кот.
— Я иногда очень хочу быть котом, — бормочет Фредди, приоткрывая мутные от усталости глаза. — Чтобы меня все любили, кормили, гладили, а я спал целый день. Ну или птиц гонял.
Флоренс за время, проведённое с Фредди, видела его разным. Видела, как он может холодно и бесстрастно общаться с людьми, вынуждая их ёжиться от остроты серой зелени радужек. Видела, как он разгромил в порыве безотчётной ярости полквартиры, взбесившись и едва не рыча на неё. Видела, как он сдавленно мечется по кровати, попавшись в тенёта собственного кошмара, наверняка в очередной раз вынуждающего его пережить всё то, что так хотелось забыть. Все эти состояния были ей знакомы.
Но самое ценное, то, когда он был самим собой, не пытаясь закрываться, прятаться, — именно этих моментов было так мало, и Флоренс так плохо знала его самого. Настоящего.
Флоренс возле него на кровати лежит, неосознанно какие-то узоры кончиками пальцев на перевитых тёмными венами запястьях рисуя, и думает, что у неё ещё всё впереди, и она ещё сумеет узнать его, настоящего, надо только подождать…
…И спрятать этот чуть плывущий, усталый, до бесконечности открытый взгляд, как можно глубже в своей душе, чтобы никто кроме неё не добрался и воспользоваться этой открытостью светлых радужек не смог.
========== Я люблю тебя ==========
Ветер на улице, кажется, пытается выморозить до самых костей, забираясь под одежду и лишая столь драгоценных крох тепла. Фредди неуютно ёжится, плотнее запахивая пальто и ускоряя шаг. На небе уже темнеют мрачные облака, а попасть под дождь ему совершенно не хочется.
Город кажется Фредди совсем неприветливым. За этот тур в погоне за шахматной игрой они с Флоренс уже объездили половину земного шара, поэтому Фредди даже не пытается вспомнить, где же они сейчас. Это ощущается вообще не важным. Особенно после выматывающего интервью, во время которого над ним, видимо, решили жестоко поиздеваться, заставляя невольно вспоминать слишком много уже прошедшего и пропитанного металлической горечью.
Первая капля всё-таки падает за шиворот, и Фредди вздрагивает, срываясь на бег, как и многие вокруг. Дойти до номера отеля, где они остановились, остаётся совсем ничего, поэтому не хочется промокнуть возле самого порога. На вежливое приветствие служащего отеля Фредди не обращает никакого внимания, проходя мимо, спеша поскорее к себе.
Дверь. Щелчок замка.
Фредди замирает на миг, прикрывая глаза и лопатками упираясь в дверь. Слышит чужие шаги, но не шевелится, лишь улыбаясь на ласковое прикосновение к всё же чуть намокшим волосам и тихое:
— Эй, не засыпай прямо здесь. Я тебя не дотащу.
Фредди чувствует, как с него тянут пальто, и сам выпутывается из рукавов, не открывая глаз. Слепо подаётся вперёд, тычась лицом в родное плечо, урчит по-звериному, когда ласковые пальцы зарываются в волосы, с нажимом проходясь по затылку и забирая надоедливую ноющую боль из черепа.
— Это всё уже неважно, — медленно проговаривает Флоренс, почти слыша мечущиеся в слишком гениальной голове мысли. — Ты дома. Пойдём на кухню, хоть чаю попьёшь?
Фредди согласно уркает, неохотно отстраняясь и открывая глаза. Флоренс в усталую посеревшую зелень вглядывается и своим взглядом греет, промозглость из родной души гоня прочь. Ладонь чужую ловит, пальцы переплетая, и за собой мягко тянет, в ванную заходя.
— Умывайся и приходи, ладно?
— Хорошо, — соглашается Фредди и морщится невольно от звука собственного охрипшего после споров голоса.
Вода последние остатки этого жуткого дня смывает, оставляя после себя лишь усталость, волнами растекающуюся по всему телу. Фредди неуловимо расслабляется, отпуская неестественно идеальную осанку; моргая и щурясь привычно, а не глядя пронзительным волчьим взглядом.
Для Фредди с появлением в его жизни Флоренс появилось и понятие «дома». Он может провести целый день в сложных партиях, интригах, бешеных спорах, каких-то драках или злости, но стоит прийти туда, где кроме него и Флоренс нет никого, как вместе с замочным щелчком что-то отзывается и в нём самом. Не остаётся места для всех эмоций и проблем, что были за день — остаётся только тепло, доверие, нежность и родной взгляд, родные руки, родная душа.
Фредди на кухню выходит и на соседний с Флоренс стул опускается, ладонями чашку обнимая и греясь будто. Флоренс этот жест замечает, к нему одной рукой тянется, приобнимая со спины.
— Замёрз?
— Устал, — отзывается Фредди, чай отпивая и пробежавшее внутри тепло чувствуя. От чая или от уже полноценных объятий подошедшей к нему Флоренс он судить не решается.
Флоренс по напряжённым плечам сквозь тонкую ткань рубашки руками ведёт, мышцы от напряжения закаменевшие растирая; по задней части шеи проходится пальцами, замечая, как Фредди доверчиво наклоняется вперёд, подставляясь под прикосновение, и на затёкший шейный позвонок надавливает, разминая. Фредди тихо стонет, почти грудью на стол ложась.
— Пошли спать? — предлагает Флоренс, осторожно его за плечо на себя потянув.
Фредди лишь что-то согласно уркает, и Флоренс тихо смеётся на эти звериные повадки. Фредди ей вообще часто волчонка напоминает: вроде и скалится, и растерзать может, а всё же приручился, сейчас возле неё клубочком свернувшись и сонно носом куда-то ей в ключицу уткнувшись.
Флоренс тёмные пряди перебирает, по лбу бледному губами мажет, обнимая и в плечо ему утыкаясь. Фредди её за талию обнимает, шепча тихо:
— Я люблю тебя.
Флоренс улыбается. Фредди кожей чувствует, что улыбается, и отзывается ему эхом:
— Я люблю тебя.
***
— Мы не сможем допустить вас до игры, пока вы не подпишите соглашение о том, что проиграете. Ну поймите, вы, Фредерик, это политика! И вы её часть, как и шахматы…
— Я не собираюсь ничего подписывать. И я не являюсь чьей-то частью или послушной марионеткой. Как и шахматы.
Фредди каждое слово проговаривает медленно, будто осязаемо им надавливая, взглядом пылающим, потемневшим прожигает, едва сдерживая клокочущее в горле рычание.
— Ну это же глупость, просто глупость! — возмущается кто-то. — Неужели вы сейчас сорвёте целый чемпионат в угоду своей гордости? У вас слишком завышена самооценка, молодой человек! Вы ещё не доросли до того уровня, чтобы выставлять условия и сделаете всё, что прописано в этом договоре, а иначе потеряете свою репутацию…
Фредди срывается настолько резко, что никто не успевает остановить его или хотя бы проследить движение. Говоривший минутой ранее человек отлетает к противоположной стене со сломанным носом, а Фредди выбегает прочь из этой комнаты, забыв даже пальто.
Через столпившихся возле дверей журналистов и простых зевак пробирается, расталкивая их грубо. У него перед глазами всё алой пеленой застилает, а в ушах гулом болезненным отдаются чужие слова.
Он ни перед кем прогибаться не собирается.
На улице холодно ужасно, и Фредди забегает в отель, почти не чувствуя заледеневших рук. К двери номера на мгновение со стороны коридора лбом прижимается, не с первой попытки ключом попадая.
Дверь. Щелчок замка.
Он почти что падает в руки почти сразу подошедшей, встревоженной Флоренс, пугая её этим. Она его к себе прижимает, чувствуя, как того трясёт, замечает, что он без пальто.
— Фредди, что случилось? Тише, успокойся.
Она по напряжённым лопаткам его гладит, на грудь одну ладонь опускает, дыхание сорванное чувствуя и только сейчас едва слышный рык замечая. Понимает, что трясёт его не только от холода, но и от злости.
— Это уже неважно, — глухо выдыхает он ей в волосы, жмурясь до цветных пятен под веками. — Это… не касается дома.
Флоренс ладони ему на плечи опускает и отстраняет его от себя осторожно. В глазах родных всё ещё слишком много всего читает.
— Пойдём, я тебе ванную налью?
Фредди дёрганно кивает и за Флоренс идёт. Она, пока он раздевается, воду наливает, масла с ненавязчивым, тягучим ароматом добавляет. Фредди в тёплую воду забирается, взгляд благодарный на Флоренс бросая. Она рядом, на бортике пристраивается, к шампуню тянется.
— Садись, я тебе голову помою.
Фредди ноги к груди подбирает, лбом в колени утыкаясь, и забывается, теряясь в осторожных прикосновениях родных рук. Флоренс долго шампунь вспенивает, голову массируя. Пряди промывает, глаза Фредди ладонью своей прикрывая, чтобы вода не попала. Подумав, ещё шампуня на руки льёт, по плечам гладя, спину, напряжённую растирая. Фредди под её руками расслабляется, выдыхая умиротворённо.
Флоренс с невольной улыбкой напоминает ему, чтобы не засыпал, на что Фредди ворчит что-то неразборчивое, поднимаясь и в махровое полотенце кутаясь. В сон его действительно клонит ужасно, а от прежней злости не осталось и напоминания.
Фредди, в кровати лёжа, Флоренс обнимает, в её ладони лбом упираясь. Говорит тихо:
— Я люблю тебя.
— Спи, чудо моё. Нам ещё завтра твоё пальто надо найти, — по-доброму фыркает Флоренс.
— Пусть оставят себе, — бормочет Фредди, уже засыпая.
— Я люблю тебя, — выдыхает Флоренс, в тёмную макушку носом зарываясь.
Фредди улыбается ей во сне, почувствовав.
========== Звуки и цвета ==========
Фредди забежал домой, едва удерживаясь от того, чтобы привычно хлопнуть дверью. Замер, оглядываясь, и резко выдохнул, прикрывая глаза. Ни одна встреча или беседа, не затрагивающая шахмат, с недавно появившимся в его жизни секундантом, ещё и не заканчивалась иначе, чем ссорой, но Фредди всё равно злился.
Как только они сошлись, то сразу поняли: за шахматной доской вместе им не будет равных. Так и случилось. Но стоило остаться наедине просто поговорить хоть о чём-нибудь, как это обязательно перерастало в спор. Флоренс Васси казалась Фредди совершенно невыносимой и упрямой женщиной, которая даже и не пыталась рассматривать чьё-то ещё мнение, кроме своего.
Фредди зашёл в спальню и тоскливо пнул носком ботинка какую-то коробку. Та отозвалась жалобным звоном. Фредди непонимающе остановился, глядя на этот предмет в полной растерянности. Он заселился в этот дом около года назад и побросал некоторые вещи как попало, потому что не думал, что задержится здесь, но жизнь сложилась несколько иначе, и сейчас он никак не мог вспомнить, что было в этой, так и не распакованной ещё с приезда, коробке.
Он опустился на пол, осторожно разогнул картонные края и замер, глядя на лежавший в ней предмет. Фредди протянул руку, желая достать, и невольно заметил, как дрожали пальцы.
Фредди встал, держа в руках небольшую скрипку. По ней было видно, что та намного старше его самого, новыми выглядели лишь струны, которых Фредди касался самыми кончиками пальцев совсем недоверчиво. Он отошёл к окну, неуверенно перехватил инструмент, опуская голову и пробегаясь по струнам, чуть зажимая их.
Подушечки пальцев подзабыто закололо, и Фредди взволнованно вернулся к коробке, вынимая из неё смычок, и на пробу проводя им. По комнате резанул ощутимо острый звук, и Фредди испуганно замер, прислушиваясь. Но в доме никого не было кроме него, и он, глубоко вздохнув, стал вспоминать забытые движения, чувствуя, как прошлое снова утаскивает в свои лапы.
***
— Вообще-то, мы условились играть на деньги.
Фредди стоял, обиженно нахохлившись, словно так он, в свои семь лет, мог казаться больше и внушительнее. Неопрятно одетый мужчина, роющийся по полкам своей квартиры, лишь огорчённо вздохнул, поворачиваясь к нему и разводя руками:
— Нет их. Жена, видимо, куда-то спрятала… О, давай я тебе скрипку отдам! — вдруг загорелся идеей тот. — Мне она всё равно не сдалась, а ты продашь, и деньги тебе будут!
— Кому я её продам? — Фредди скептично посмотрел на скрипку, готовую, казалось, прямо в тот же момент рассыпаться. Некоторые струны вообще были порваны.
— Не знаю, не моё уже дело, — замотал головой мужчина, незаметно выталкивая Фредди на улицу и захлопывая за ним дверь.
Фредди огорчённо помотал головой: такими темпами он себе даже на новый журнал с описанием недавно прошедших партий не скопит. Снова посмотрел на инструмент в своих руках.
— Ну и что мне с тобой делать? — спросил, бредя по улице. — Тебя разве что в музей продавать, тебе вообще сколько лет?
Фредди задел одну из струн, и та болезненно зазвенела. Фредди поморщился, опускаясь на скамейку. Хотелось есть, а вот домой идти не хотелось совершенно. Денег сегодня достать не удалось, а идею продать эту скрипку он сразу отмёл, как бессмысленную, да и… жалко. Она чем-то неуловимо напомнила Фредди самого себя: тоже ненужная, поломанная. Фредди вздохнул и неохотно поплёлся домой.
На скрипку он снова наткнулся только спустя два года, разбираясь в шкафу и будучи в совершенно дурном от этого настроении. Та успала с самой верхней полки, и он едва успел поймать её, не дав окончательно испортиться. Удивлённо посмотрел на забытый инструмент, вспоминая, откуда тот взялся.
Вечером он пошёл к мастеру, попросив заменить струны и продать ему смычок, благо в этот раз деньги с соревнований у него были. Фредди сам не до конца понимал, зачем это делал, поскольку прекрасно осозновал, что важнее шахмат для него ничего уже не будет, но тем не менее.
Ещё спустя месяц Фредди сидел в комнате учителя музыки, едва не засыпая, потому что шахматы оставались на первом месте, а на скрипку уходили последние силы и крохи времени. Вроде бы простая мелодия всё ещё звучала нестройно и тоскливо, смешиваясь с идущим за окном дождём. Фредди невольно неуютно поёжился, представив, как пойдёт по темноте и холоду домой.
— Достаточно, — остановил его учитель. — Знаешь, Фредди, я сначала сомневался, думал, ты просто новичок и всегда усталый, но сейчас могу сказать тебе точно: у тебя нет музыкального слуха. Это не беда по сути. Ты можешь брать техникой, но всё же для скрипки нужно… чувствовать её, а ты не сможешь.
— Советуете бросить?
— Нет, почему же. Ты сможешь играть, но вряд ли выбьешься в первые ряды. Всегда будешь где-то среди других.
Скрипка снова оказалась в коробке (у Фредди так и не дошли руки купить футляр) и осталась забытой там.
***
Фредди очнулся, вернувшись мыслями в настоящее, и отложил скрипку на кровать, удивляясь тому, что вообще вспомнил забрать её из родительского дома, когда уезжал. А, может, он и просто скинул тогда всё из комнаты в одну кучу, он уже не помнил деталей.
Фредди набросил пальто и спрятал скрипку под него, выходя из дома. Почему-то захотелось показать её Флоренс. Минувшая ссора уже успела вылететь у него из головы, как и все предыдущие. Задумываться, почему он вдруг решил открыть вроде бы мимолётную, но важную часть себя той, с кем никак не ладились отношения, Фредди не хотел.
***
Флоренс обнаружилась у себя дома. Фредди привычно зашёл, проигнорировав правила приличия в виде стука, зная о сломанном замке, который должны были починить только завтра, и поражённо замер на пороге гостиной.
Флоренс стояла возле мольберта, держа в руках палитру с красками, и обернулась на его шаги с затаённой растерянностью во взгляде. Фредди прочёл зарождающуюся панику в чужих радужках и торопливо скинул пальто, показывая скрипку. Флоренс удивлённо замерла, повторяя его позу и вторя его непониманию.
— Я… случайно нашёл, — пробормотал Фредди. — Почему-то захотелось показать тебе. У меня слуха не было, вот она и провалялась в коробке столько лет.
— Я тоже случайно нашла, — Флоренс головой дёрнула в сторону мольберта с каким-то наброском. — В детстве любила рисовать что-то незамысловатое, и родители отдали в художественную школу, но… Я, как выяснилось, не все цвета различаю. Рисовать-то можно, только вот…
— Тебе не захотелось быть где-то в толпе, — подсказал Фредди.
Флоренс кивнула, садясь на диван и откладывая краски на стол. Фредди сел рядом, задумчиво глядя в чужие глаза. Жизнь послала им обоим отражение их самих, забыв вот только сказать, что делать с обоюдной упёртостью и взрывными характерами.
Фредди вздохнул и снова взял скрипку. Скосил глаза на Флоренс и попросил:
— Скажи, если будет противно, я ведь так и не научился до конца.
Она кивнула, с любопытством за ним наблюдая и вслушиваясь в чуть сбивчивую мелодию. Встала, вернувшись к незаконченному пейзажу, и невольно улыбнулась: эта несколько безумная идиллия со стороны должно быть смотрелась как никогда странно.
========== Почему? ==========
«Почему я сейчас здесь? Почему выбрал именно этот путь в своей жизни? Почему так?»
Никто никогда бы не подумал, что в мыслях Фредерика Трампера вообще могут возникать такие вопросы, ведь, казалось, что он нисколько не сомневался в своём призвании дерзкого, величайшего шахматиста, оживившего мир шахмат и подарившего этой игре новое дыхание. Но эти вопросы приходили. Всегда приходили, стоило остаться наедине с самим собой и своими мыслями.
Фредди сидит в кресле, неосознанно перебирая пальцами по поверхности гранёного стакана. Тишина гостиничного номера приятно успокаивает растравленную за прошедший день головную боль и позволяет немного расслабить, кажется, век как сведённые напряжением плечи.
«Где я мог бы быть, не выбрав когда-то шахматы? Просто затерялся бы в повседневности? Или нашёл бы куда более лучшее место?».
Фредди за отблеск света на поверхности зеркала взглядом цепляется невольно и поднимается, потягиваясь устало. Он уже успел соскучиться по столь убаюкивающей, вязкой тишине за этот период активного участия в матчах. Фредди к зеркалу подходит и невольно горько улыбается сам себе: во взгляде серо-зелёных радужек всё ещё уверенность, остро режущая каждого, кто захочет заглянуть в душу. Фредди жмурится до цветных пятен перед глазами, почти физическую боль чувствуя, когда въевшуюся в саму его суть маску сдирает.
Из зеркала на него смотрит усталый взъерошенный мальчишка, слишком рано научившийся играть взрослую версию себя. Фредди машинально по волосам проводит, пытаясь их хоть немного пригладить, но только больший хаос создаёт и бросает эту затею. Плечи сутулит, от гордой осанки устав, и лишь на мгновение сам себе в глаза смотрит, тут же отворачиваясь. Ему в том ворохе застарелой боли, что в глубине зрачков таится, теряться совершенно не хочется.
Осторожный, даже будто чуточку робкий стук в дверь его вздрогнуть вынуждает и замереть почти испуганно. Он чувствует, что сил воссоздать только что разрушенный образ у него не осталось, и решает просто проигнорировать позднего посетителя. К тому же, он никого не звал и не ждал.
— Фредди, я знаю, что ты не спишь. Открой, пожалуйста, — тихо просят с другой стороны двери, и Фредди морщится.
У него к этой девушке, а точнее к своему отношению к этой девушке, вопросов куда больше, чем ко всей своей жизни со всеми её обстоятельствами. «Почему подпустил ближе, чем других? Почему доверяешь ей?»
«А доверяешь ли ты ей настолько, чтобы сейчас открыть?», — шепчет противный голосок, добавляя к сотне так и неразрешённых вопросов ещё один и едва не срывая с губ Фредди тихий обречённый стон.
Он дверь распахивает настолько резко, что Флоренс невольно отшатывается. Фредди по ней взглядом пробегается и отступает, молча пропуская её.
— Что тебе нужно?
Да, он груб сейчас, но ему вот нисколько не хочется тратить силы ещё и на навязанную правилами приличия вежливость, когда на душе всё паршивым сером цветом залито. Фредди хочет отвернуться, заметив внимательный серый взгляд, уже явно успевший зацепиться за сдёрнутую маску, но вдруг наоборот лицом к Флоренс поворачивается, лишь руки на груди скрещевая и закрываясь так хоть немного.
— Завтрашнюю игру отменили — твой соперник заболел. Я пришла предупредить, что завтра можно отдохнуть и поспать подольше. И чтобы ты не тратил ночь на просчёт его ходов.
«Ага. Значит меня ждёт ночь самокопания, прекрасно», — мрачно мысленно отвечает Фредди, но вслух лишь бросает короткое:
— Хорошо, спасибо.
Он молчит и ждёт, что Флоренс попрощается и пойдёт к себе, но она не уходит. И взгляда не отводит. Всё смотрит, смотрит в изнутри переломанные радужки, и Фредди замечает, как у неё самой боль в глазах мелькает. Фредди голову опускает, зрительный контакт разрывая, и спрашивает, неожиданно для себя усталым шёпотом:
— Ну зачем ты смотришь? Самой же… больно.
— Прости. Я не должна была, просто… хочу понять, — отзывается Флоренс, нерешительно подходя ближе.
Она руку тянет, осторожно упавшую на его лицо чёрную прядь отводя и вновь вскинутый вгляд перехватывая. Фредди смотрит с затаённым недоверием и почти осязаемым желанием отскочить на другой конец комнаты. Флоренс его по щеке гладит, кончиками пальцев скулу очерчивая, говорит мягко, одной интонацией успокаивая:
— У тебя столько мыслей в глазах отражается. Я знаю каково это, когда сотня вопросов без единого, даже самого зыбкого, ответа в голове мечется, покоя не давая. Оставь это, Фредди. Отпусти.
— Но мне же нужно понять, разобраться? — он смотрит на неё растерянно, впервые в серых радужках столь знакомый ему отблеск ловя. Фредди удивляется, как он не замечал этого раньше, и вдруг понимает, что его сейчас пустили туда, куда невольно пустил он.
— Ответы на все эти вопросы либо невозможно получить, либо они придут со временем. Поверь мне.
Фредди глаза прикрывает. И выдыхает чуть спокойнее. Флоренс невольно горьковато улыбается, когда он недоверчиво льнёт к её ладони и за прикосновением тянется.
Последние комментарии
11 часов 3 минут назад
11 часов 39 минут назад
12 часов 32 минут назад
12 часов 36 минут назад
12 часов 48 минут назад
13 часов 1 минута назад