Раскалённая [Елена Тальберг] (fb2) читать постранично, страница - 4

class="book">«Понимаешь, я пока тебя не встретил, как-то совершенно забыл, что это Ния на портрете, для меня это было только последней работой Олега и всё, а девушку я воспринимал, как модель, не более. Тебе, наверно, обидно, что я совсем не помню твою сестру? Но на этом портрете её почти и не узнать», – он оборачивается и смотрит на Нию.

Я закрываю глаза. Да, Ния не такая.

Ния была очень красива. Но никогда рядом с ней я не видела ни мальчишки, ни парня, которого можно было бы назвать её. У неё были друзья, были подруги, Слава бы затерялся среди них, если б Ния сама не указала мне на него. Однажды она пришла с чьих-то именин с порезанной рукой. Я была уже в кровати, она села рядом, закатала рукав и сказала: «Смотри. Поспорила со Славкой, что смогу. Кому угодно могу проспорить, я ж не гордая – только не ему!» Я потрогала пальцем тонкий красный след на запястье, испугалась и заплакала. Мне тогда лет восемь было, и я никак не могла понять, почему Ни продолжает с этим Славкой дружить, если из-за него надо руки себе резать. Больше Ния никогда ничего подобного мне не рассказывала и никакими секретами не делилась. Она была старше меня на семь лет. Выше и красивее. Красотой она напоминала мне всегда Вивьен Ли, только не такую утонченную, а более дикую, свободную. Ей все пророчили быть актрисой, а она злилась, едва начинали об этом говорить.

На портрете же она была вылитой Вивьен Ли.

Я спросила Славу: «Правда, она похожа на Вивьен Ли?», но он никак не мог вспомнить, кто это, пока я не крикнула в сердцах: «Ну Скарлетт О’Хара же!», тогда он внимательно посмотрел сначала на Нию, потом на меня и сказал: «Она не смогла бы быть Скарлетт. Никогда. Финал не тот».

Щека вспыхнула таким огнём от его слов, что я уронила стакан, беспомощно посмотрела на его мокрые брюки и убежала, не прощаясь.

Я долго не видела Славу, но он помнил обо мне.

«Огонь плавит металл, питается древесной смолой, в его поцелуе погибают леса. Скрипка, сгорая, поёт свою последнюю, пронзительную песню, арфа – отдаёт свою душу, горящий рояль ужасает – сладким, торжествующим ужасом. Что даст огонь мне? Он не согреет и не утешит в непогоду. Он будет только гнать, гнать вперёд, не давая сердцу успокоиться, он привлечёт других, но их я только обожгу… Вечно древнее одиночество тех, кто горит слишком сильно. Справедливо древнее отчаяние тех, чей огонь слишком слаб и неприметен. Компромисс – подставить ладони под свет, льющийся от свечи, не забывая в кармане припрятать мазь от ожогов и собственной неосмотрительности. Дарья – не Ниобея. Твой огонь вырвался наружу, ты носишь его краски на лице. Ния никогда бы так не смогла. Она боялась. Боялась довериться, боялась открыться. Я звал её с собой, но она не пошла. Не верила, что кому-то нужно не только её красивое лицо, но и то, что жарко томится в груди – всё самое сокровенное… Ушла к реке одна. И не вернулась.

Огонь надо дарить. Отдавать его далям и высям, снегам и морям, людям и камням, строчкам и песням, холсту и струнам. Ты же свой слишком долго держала в себе – вот он и обжёг тебя.

Я сейчас за Полярным кругом, здесь огнем полыхает небо. Посылаю тебе самый его краешек. Слава».

Я иду по улице, в руках открытка, под ногами весенняя грязь. С первым криком птиц я роняю открытку в стекло не оттаявшей лужи. Птицы всегда чувствуют мой жар, они садятся мне на плечи. Я раскидываю руки, и они пляшут на мне, как на раскалённой жёрдочке. Я – раскалённая. Болью и любовью. Принятым и неотданным. Прощенным и забытым…. Я – Дарья, Божий дар.

22 августа 2007 г.

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.