Лотерея [Константин Пятовский] (fb2) читать онлайн

Константин Пятовский Лотерея

– И сегодняшний победитель… – прогремел мужской голос на весь город, раздавшись, казалось, из пустоты.

Тысячи людей заполонили центральную площадь и прилегающие улицы. Все они ждали очередного розыгрыша, который мог изменить жизнь любого из них. На большом экране, установленном на высотном здании, мелькали заставки, которые каждый присутствующий видел уже не раз.

Но они все с надеждой смотрели на эти изображения, подняв головы и дрожа от волнения. Каждый чувствовал себя особенным. Каждому казалось, что именно его имя появится на экране, осветив лица прочих обжигающими глаза белыми лучами, рассекающими темноту.

Это происходит каждую неделю в воскресенье в девять вечера. Победитель всегда только один, а выбирается он случайным образом. Участвовать может каждый, у кого есть «шанс». Один или много: значения не имеет, выиграть может любой, повышается только вероятность. Приз всегда ошеломительный: то, что захочет победитель. Любые его три желания исполняются, если это возможно.

Тысячи глаз смотрели на строку, где появится имя. В их замерзших от осеннего ветра руках были маленькие прямоугольные желтые билеты. На каждом был номер, но красть выигрышный билет не имело смысла: само участие оформлялось на личность. После оформления на желтый листок ставилась черная печать, заполнявшая его целиком: «Использовано».

– …Пииитер Грант!

Загромыхала музыка. Лучи света с прожекторов упали на человека в толпе, который выиграл. Люди вокруг него расступились. Он смотрел на билет, не веря в свою удачу, даже дрожа от свалившегося счастья.

– Что вы хотите? – прогремел голос.

– Я… Я… – начал запинаться тот. – Минуту, дайте минуту!

Климент стоял на углу примыкающей к площади улицы, ведущей по длинной прямой до его дома. Он печально посмотрел на свой билет. Не то, чтобы он надеялся выиграть, но очередное поражение доказывало слова его жены: он неудачник, как и большинство. Казалось, она специально просит его делать ставки, откладывая свою собственную. Ей так проще. Она может говорить, что не везет только ему.

– Дом на берегу океана, я всегда мечтал об этом.

– Прекрасно! – звучал жесткий голос. – Дом уже ваш! Осталось еще два желания!

«Очередной чертов дом на берегу океана, подальше от этого всего», – подумал Климент раздраженно. Он и сам бы хотел уехать отсюда, хотя и давно потерял надежду. Снова и снова играя, он снова и снова проигрывал. Разве может именно ему так повезти? Конечно, нет.

Он смял свой шанс и выбросил его в урну. Мусора на улицах будет достаточно и без него: большинство участников просто бросят билетики на землю.

Климент потянулся рукой к внутреннему карману пальто и достал свой «рабочий шанс», как он сам его называл. Это был старый билет, который он использовал для покупки продуктов, проезда на автобусе и прочих трат. Он весь был потрепан, на нем были ровные круглые дырки, а местами они были уже заклеены новыми кусочками. Холодный ветер подгонял Климента пойти на автобусную остановку или спуститься в метро, но он знал, что каждая сотая шанса на счету у его жены. Он и так уже проиграл сегодня, пусть она хоть не будет огорчаться от его ненужных трат.

Уже ночью Климент вернулся домой, изрядно замерзнув. Поднявшись на третий этаж, он позвонил в дверь своей квартиры. У него был ключ, но он знал: если он начнет открывать дверь сам, жена сразу почувствует, что тот пытается скрыться от ее взгляда. Гнев ее тогда будет сильнее.

Замок щелкнул, дверь открылась, и Климент увидел невысокую блондинку в халате: свою жену. Она уже давно ждала его.

– Привет! – слегка улыбнулся Климент.

– А чего так долго? – спросила она, когда тот вошел.

– Шел пешком, Нелли, – попытался тепло пояснить тот. – На улице хорошая погода.

– Серьезно? – девушка показательно посмотрела в сторону окна. – Да там же холод. Просто ты экономишь, да?

Климент молча развязывал шнурки, когда та сказала:

– Это не отменяет того, что ты неудачник. – в этот момент Климент вздохнул и закрыл глаза, успокаивая себя, чтобы не сорваться. – Тот парень уже едет к дому у океана, а мы опять еще неделю будем сидеть в этом клоповнике. Нам больше тридцати, а мы ни разу ничего не получили!

Нелли направилась к двери в комнату и бросила злобно:

– Ужин на кухне. Я пошла клеить шансы.

Клеить шансы было одним из любимых дел Нелли. В магазинах часто дают кусочки на руки, и их приходится нести домой, чтобы самому восстановить билет. Нелли относилась к шансам как к реализации своих мечтаний, поэтому осторожно и с любовью клеила их, тратя на это уйму времени. Фоном был включен телевизор, по которому постоянно показывали передачи про тех счастливчиков, которые выиграли, и о том, как они теперь живут.

На следующее утро Климент рано вышел из дома. Первый рабочий день на неделе. Люди спешат, автобусы покачиваются на изгибах дорог.

Климент дошел до площади, где проводят розыгрыши. Уборщики сметали разбросанные по асфальту использованные билеты. Казалось бы, они просто убирают желтые бумажки, но все проходящие мимо смотрели на это, как на кладбище своих мечтаний, разрушаемое вандалами.

На перекрестке двух маленьких улочек у забегаловки с пирожками Климент стал свидетелем типичной сцены: бездомный мужчина пытался купить пирог и горячий чай в лавке на подобранный билет.

– Пожалуйста, продайте! – вопрошал он. – Вы же срежете тут что-нибудь… Вот тут желтое, видите?!

– Он весь в печати, только номер не потрепан! – кричал на него продавец. – Ты что, идиот?! Я такие шансы не принимаю! Убирайся отсюда, я тебе сказал!

– Дайте хоть кипятка, я замерз ночью! – умолял мужчина.

– Я вылью его тебе в лицо, если не уберешься!

Мужчина поплелся прочь. Климент окликнул его:

– Постойте! – и подошел к лавке, обратился к продавцу. – Пироги… Штук пять, пожалуйста. И чай.

– С собой?

– Да.

– Одна десятая шанса.

Продавец пошел собирать заказ, изобразив безразличие, но недоумение на его лице от щедрости Климента скрыть было невозможно. Как же так: тратить свои шансы!

Бездомный был счастлив, когда Климент отдал ему купленное. Он пытался завести разговор, чтобы отблагодарить хотя бы словами. Но Климент просто сказал «пожалуйста» и пошел дальше по улице. Он спешил.

Спустя четверть часа он зашел в небольшой кабинет, в котором знал уже каждый уголок.

– Добрый день, – произнес полный мужчина, сидевший за столом, и глотнул из кружки кофе. – С какой целью пришли?

– Здравствуйте, – Климент с волнением прошел к столу. – Я пришел получить пособие.

Мужчина откусил пончик, лежавший на тарелке и, жуя, уточнил:

– По безработице?

– Да.

Работник открыл ящик и послюнявил пальцы:

– Ваше имя и фамилия, напомните?

– Климент *****.

– Ах, да… Так, Климент… – начал искать в бумагах мужчина. – Вот, нашел. У вас был магазин, который теперь закрыт за неимением прибыли. Это я помню.

– Да.

Мужчина посмотрел на него с подозрением:

– Вы ищете работу?

– Да, я подавал анкету в пять издательств.

– Вижу. Из них все уже закрыты.

Климент опешил и сел на стул:

– Как… закрыты?

– Да, на плаву только «Корпорация печати». Они единственные, кто подстроился под ситуацию.

– Ситуацию? Это как? – переспросил Климент.

Мужчина положил папку на стол:

– Они печатают шансы. Их мощности были переориентированы.

– Как же так?

– Очень просто. Они были на грани банкротства, как и вы, но решили использовать существующие возможности для того, чтобы удержаться на плаву. Не в том суть. Суть в том, что вы не ищете работу, поэтому я не могу больше вам давать пособие по три шанса в неделю. – мужчина снова послюнявил пальцы и вырвал бумажку из специального блокнота для чеков. – Два шанса.

Климент понимал, что этого мало, но спорить было бесполезно. В глубине души ему было все равно на эти шансы, просто он понимал, что очередной конфликт с Нелли неизбежен, а он от них ужасно устал.

– Я тоже хотел распространять в своем магазине шансы, – начал придумывать Климент. – Рядом с магазином нет ни одной конторы, в которой можно получить пособия.

– Это никого не заинтересует, проще открыть новую контору.

– Я же ищу работу.

– Правда? – с ухмылкой спросил мужчина и взял со стола газету. – Ну вот, оператор печати шансов. Требуется в «Корпорации печати». Хотите пойти?

С этими словами он бросил газету в сторону Климента. Тот посмотрел на объявление и покачал головой.

– О том и речь, – сказал работник. – Вот ваш чек на два шанса.

Климент не стал спорить и, взяв чек, направился к двери. Он уже собирался выходить и взялся за ручку, как работник окликнул его:

– Климент, мой вам совет, – тот обернулся. – Забудьте о магазине. Он больше никому не интересен, и вряд ли будет интересен в ближайшие десятилетия.

Тот ничего не ответил и вышел.

Табачный дым поднимался к потолку комнаты. Двое лежали в постели под одеялом и курили. Это был Климент и юная девушка с густыми темными волосами ниже плеч. Она смотрела в потолок и, глубоко затягиваясь, пускала дым прямой струей почти до самого потолка.

– Ты знаешь, я прочитала то, что ты мне приносил, – произнесла она негромко.

Голос ее был мягким, а в голосе чувствовалось какое-то абсолютное спокойствие и доверие.

– Правда? – переспросил Климент. – И что же, Эмма?

Она положила сигарету в пепельницу на тумбочке, повернулась к нему лицом и заулыбалась:

– Я просто в восторге! Ты знаешь, мне не понравилось, как все заканчивается, но я чувствовала себя этой героиней в какой-то момент.

– Да что ты? – улыбнулся Климент.

Та подскочила на кровати на колени, представ перед ним в одном белье и накидывая халат, который она быстро взяла со стула.

– Я просто не могла не представить себе это! Представь только: танцевать и очаровывать всех своей красотой! Не телом даже, а самой собой, понимаешь?

Девушка вскочила с кровати и, не до конца завязав халат, стала кружиться перед большим старым зеркалом, переставляя свои босые ноги по паркету.

– Каждым движением в танце, каждой прядью волос. Чем-то невидимым зачаровывая людей, водя мужчин за нос и не позволяя им ничего лишнего… – мечтательно напевала Эмма. – Как бы я мечтала привлекать этим, знал бы ты!

– Ты очень красивая, Эмма, ты же знаешь. Как и она.

Девушка остановилась. Волосы упали на ее лицо, прилипнув к красной помаде. Она спросила:

– А душевно? Разве что-то во мне есть? Я же просто шлюха.

Климент подавился дымом. Прокашлявшись, он сказал:

– Знаешь, я стараюсь не думать об этом. Каждый раз, когда я прихожу к тебе, я представляю, что мы с тобой единое целое. Я не могу делить тебя с кем-то в своей голове. Поэтому ты и душевно привлекаешь меня, Эмма. Даже больше: привлекаешь именно этим. Разговоры с тобой часто важнее близости.

Девушка смотрела на него с искренней благодарностью:

– И что, даже остался бы со мной в вечных объятиях, пока не рассыпался бы в пыль?

Климент улыбнулся:

– Да, Эмма.

Девушка села на кровать и повернула к нему голову:

– Я всегда жду встречи с тобой, Клим. Для меня они стали необходимостью. Это совсем не так, как с другими. Они приходят и уходят. Ты же говоришь со мной, ты даришь мне ощущение, что я человек, что я живая и нужная.

Климент потушил сигарету и сказал ей:

– Иди ко мне.

Они пролежали в объятиях друг друга полчаса. Эмма положила голову ему на плечо и редко хлопала своими длинными ресницами. Климент наслаждался прикосновениями ее нежной кожи. Запах муската всегда оставался на руках и в голове долгое время после встречи и уже ассоциировался с Эммой.

– Время, Клим. Тебе нужно идти. – сказала девушка.

– Да, хорошо, – встал с постели тот. – Сколько с меня?

Эмма замялась и стала теребить пояс халата. Казалось, она и не хочет больше брать с него шансы, но это было чревато.

– Сейчас сказали, что нужно брать один, но еще разрешают брать половину. Я знаю, что у тебя проблемы, ты можешь дать половину.

– Чтобы тебе влетело?

– Нет-нет, мне не влетит, я наверстаю с кем-нибудь.

Клименту стало тошно от этой мысли. Будь у него миллионы шансов, он бы, не задумываясь, сделал так, чтобы Эмма больше ничего не наверстывала.

– Эмма, я дам тебе целый.

– Половину, Клим, – спокойно и даже с раздражением сказала та. – Или я ничего не возьму.

Климент достал свой рабочий шанс и дал девушке. Та положила листик на стол и ударила по нему специальным «шансорезом», чтобы отбить нужный кусочек. Оставшееся она отдала клиенту:

– Держи.

Пару минут спустя они стояли у дверей. Климент хотел поцеловать ее на прощание, но не смел даже двинуться в сторону девушки. Та увидела его желания и обняла его, а затем прошептала:

– По воскресеньям перед розыгрышем тут обычно никого нет, ты же знаешь. Ты можешь зайти просто так. Я хочу, чтобы ты пришел, Клим. Я хочу побыть с тобой.

– Я приду, Эмма. Обязательно.

Девушка отстранилась от него и улыбнулась:

– Иди.

– Мы накопили тысячу шансов, Клим! – сказал радостно мужчина, сидевший напротив него. – В этот выходной мы выиграем!

Это была встреча четырех старых друзей, которые давно знали друг друга. Они встречались каждую неделю в старом гараже и сидели за маленьким столиком рядом с запылившейся машиной из двадцатого века.

Климент давно уже не понимал, зачем он видится с ними. Ему казалось, что они стали очень далеки друг от друга за последние годы. Эта попытка накопить шансы, о которой они вечно болтали, изрядно подпортила ему нервы, когда об этом узнала Нелли. Она готова была продать все, что у нее есть, чтобы вложиться в их участие в розыгрыше.

– Зря ты отказался, Клим. Правда, ты упростил нам задачу: каждый просто выберет по желанию, когда выиграем.

– С чего ты вообще взял, Питер, что вы выиграете? У вас тысяча шансов, вы можете втроем купить очень многое.

– Да? – Питер приблизился к нему. – Что можно на это купить? Вся роскошь находится по ту сторону выигрыша, ты же сам это знаешь. Шансы – это не богатство, это возможность получить что-то большее.

– Я всего лишь говорю о том, что вы можете проиграть.

Еще один друг вступил в разговор:

– Этот Клим вообще слышал о Гадесе?

– Не имею понятия, кто это, – пожал плечами Климент.

Трое переглянулись. Питер сказал:

– Расскажи ему, Марк.

Мужчина кашлянул, прикрыв рот рукой, и начал рассказывать:

– Он – самый известный криминальный магнат. Он делает все, чтобы получить много билетов. Делит на части. А потом часть, которая является сверхприбылью, вкладывает в лотерею. И он уже выигрывал. Ты не мог не слышать, если хотя бы смотришь передачи про лотерею.

– Я не смотрю про лотерею, – пробормотал Климент.

– Ладно. Просто суть в том, что вероятность выигрыша больше в разы, если ставить сразу много шансов.

– Вы и вправду верите в это? – спросил Климент. – Что есть какие-то реальные вероятности? Ваша тысяча шансов ничто по сравнению с тем магнатом, не говоря уже о количестве участников. Как будто вы не понимаете этого сами.

– Климент, ты не веришь, – сказал третий друг. – А мы верим. Поверь в нас, если не веришь в случайность.

Климент встал:

– Послушайте. Вы мне дороги, но я не могу сказать вам этого. Вы можете проиграть все. И сами это знаете.

Друзья молча переглянулись. Они молчали, пока Климент не ушел.

Лампа тусклым электрическим светом рассеивала темноту комнаты. Был вечер. Климент сидел на старом стуле в углу, едва не засыпая. Сквозь приоткрытые веки он видел Нелли. Женщина сидела за столом, покусывая карандаш. Она писала очередной список из тех вещей, которые она на этой неделе мечтает выиграть. Не имело смысла даже читать его – она его меняет сто раз в день.

Когда она отправляла его каждую неделю на лотерею, часто давала спонтанный список из последнего, что пришло в голову. Писала, уже провожая его, прижав листок к стене, от волнения роняла карандаш или ломала грифель. Климент спокойно убирал листок в карман брюк или пальто, а потом доставал его только для того, чтобы выкинуть.

Прокрутив карандаш между зубов, Нелли прищурила глаза. А потом в спешке стала писать. Видимо, боялась, что ее «заветные» мечты вылетят из головы. Климент уже не мог смотреть на нее без негативных эмоций. Она была близким ему по духу человеком, пока не погрузилась с головой в бесконечную жажду выигрыша.

Часто он не ходил на лотерею, когда она посылала его играть. Он оставлял шансы себе, чтобы лишний раз увидеться с Эммой. Он ходил по улицам и думал о предстоящей встрече с ней. Когда улицу заполняли сделавшие ставки люди, казалось, что они все были холодны, потому что думали о бездушном. Ему даже казалось, что только он – живой человек среди всех них, потому что в его мысли не проникал мусор, путающий человека. В какой-то момент прогулки грезы о встрече с Эммой вдруг пропадали, и его охватывало чувство стыда. Ему все это вдруг казалось ужасной подлостью. Он даже ставил на другой неделе два билета, чтобы выполнить обещание, данное им Нелли. Но так было, пока он не понял, что и отношение Нелли к нему есть подлость. Она перестала ценить его труды, его успехи, а ценила только то, что можно было выиграть. Она начала считать каждый шанс, что он приносил, и больше ей ничего не было интересно.

«Должно быть, – думал Климент. – она просто боится, что больше никого не найдет того, кто будет ее терпеть». Но эта мысль не была разумной и растворялась, когда он смотрел вокруг себя на улице. Он видел копии Нелли везде. Все они бегали со своими шансами, многие писали списки желаний. Сквозь их дрожащие от волнения и жадности пальцы ускользала жизнь, выливаясь им под ноги масляной жижей недосягаемых желаний. Они поскальзывались на ней и падали, разбивались… Но снова вставали и дрожащими пальцами снова сцеживали свои души, превращая самое светлое в бессмысленное и холодное.

Лампа иногда мигала своим желтым началом. Лучи падали на волосы Нелли, некогда столь желанные, а теперь, казалось, пропитанные жадностью, готовые во сне обхватить мужа за шею и укусить за неповиновение, впрыснув яд в уставшую кровь и сковав его навсегда холодным сном.

Эмма положила голову на плечо Клименту. Они снова были вместе в той же постели. Он гладил ее по волосам, лежавшим на ее висках, и думал о том, что он чувствует. Каждый раз, когда он смотрел на нее, его как будто обдавало холодной водой. Это чувство было похоже на первую любовь, светлую и яркую. Любовь, в которой любопытство преобладает над здравым смыслом.

Было без четверти девять, когда Эмма произнесла, тревожно приподняв голову:

– Клим, я забыла тебе кое-что отдать!

Она вскочила с кровати и начала рыться в ящиках тумбочки.

– Эмма, что такое?

– Твой друг приходил, как его… – она перестала рыться на мгновение. – Питер!

Климент повернулся на бок в сторону девушки и спросил удивленно:

– Он к тебе ходит?

– Нет, просто он знает, что ты ходишь. И именно поэтому он принес тебе… – Эмма подвигала свои вещи и достала конверт из ящика, – вот это письмо.

Девушка протянула его Клименту. Тот не понимал, зачем Питеру такие сложности.

– Он просил отдать его в воскресенье, когда ты придешь, – сказала Эмма.

Климент открывал письмо. Склеенный конверт не поддавался, и он разорвал его. Быстро достав лист, он жадно начал читать. С каждой секундой он начинал больше нервничать. Эмма стояла на кровати на коленях с раскрытым халатом и смотрела на Климента с испугом. Она чувствовала его переживания.

– Что такое, Клим?

Тот не отвечал и быстрее дочитывал текст. Когда глаза его коснулись последней точки, он ненадолго замер. А потом подскочил как ужаленный, бросившись скорее одеваться.

– Что случилось, Климент?! – с дрожью в голосе спросила Эмма.

Тот протянул ей листок с текстом письма:

– Прочти. И сожги. Или сразу сожги. Это неважно.

– Ты уходишь? Было так хорошо с тобой. Дело во мне?

– Эмма! Конечно, нет. Прочти текст и поймешь, – Климент взглянул на часы. – У меня десять минут.

Эмма своими большими глазами посмотрела на часы.

– До девяти?

Климент подбежал к двери и схватил пальто.

– Да. Прости, Эмма, я приду позже. Или в другой раз… Прости. Прочти и сожги!

Он кратко поцеловал девушку в губы, выбежал из ее квартиры и побежал вниз по лестнице. Эмма закрыла дверь и отправилась читать листок, не понимая, что там могло быть такого.

Климент бежал по улице. Сердце его стучало холодной капелью, отдавая дрожью в ноги. Слова письма, которые он с первого раза запомнил наизусть, стучали в его голове, усиливая его страх и волнение.

«Дорогой Климент! Ты не веришь в нас, я знаю. Ты не веришь в то, что лотерея может принести счастье. Ты мог подумать, что мы фанатики, но это не так. Лично моя надежда на нашу победу основана на той простой мысли, что иных шансов подняться выше у нас нет. Мы будем вечно крутиться на одной ступеньке, пока не умрем, если не выиграем. Какой в этом смысл?».

Закрытые на время лотереи ларьки и ресторанчики мелькали яркими витринами по правую и левую сторону от Климента. Он тяжело дышал. Он считал перекрестки, которые ему осталось пересечь до того, как он будет на месте.

«Мы долго копили эти шансы. В чем-то отказывали себе. В чем-то отказывали женам. Ты же знаешь, как они это воспринимают. Возможно, лучше нас всех. Климент, это будет лучший день, если мы выиграем. Иногда я думаю о том, как ты загадаешь свои желания, и твой магазин снова работает в полную силу, а на твоем лице снова засияет улыбка. Но это письмо не об этом».

Климент подбежал к месту. Улица при приближении к импровизированной площади была не безлюдной, все толпились рядом, пытаясь пройти. Каждый надеялся, что именно его осветит прожектор, когда объявят победителя.

«Мы приняли сложное решение. Когда мы смотрели на эти шансы, мы понимали, что это единственная наша возможность. Проигрыш означает полное разочарование во всем».

– Питер!!! – кричал Климент, пробираясь в многотысячную толпу, расталкивая людей. – Питер!!! Марк!!!

«Тот смысл, который мы придавали нашим жизням последние годы, а то и всю жизнь, в момент исчезнет».

– Питер! Где вы? – пытался перекричать шум толпы Климент.

Знакомый голос загромыхал, заглушая его попытки окончательно:

– И сегодняшним победителем становится…

Часы на экране показывали, что до девяти осталось всего тридцать секунд.

– ПИТЕР!!! Черт возьми, Марк!!! – кричал Климент.

«Поэтому мы втроем кое-что решили и не сказали тебе сразу. Решили передать через Эмму, раз уж ты бываешь у нее прямо перед ненавистным тебе розыгрышем. Если никто из нас не выиграет, мы просим у тебя прощения за все».

– Вы готовы?! – тянул время голос.

– Да! – закричала в унисон взволнованная толпа.

Считанные секунды.

– Питер! Питер!

«Мы сделаем это одновременно, надеясь на смелость друг друга».

– Победителем становится…

– Марк! Питер! – все еще кричал Климент.

Красный экран задребезжал, и на нем появилась надпись одновременно с возгласом ведущего:

– Мария Панни!

Сразу за этим возгласом, в секундной тишине, или даже прерывая его, с небольшой разницей во времени раздались три выстрела. Толпа где-то в центре загудела, женщины закричали. Началось небольшое движение в сторону от источников звука.

Климент замер на мгновение, а потом начал пробираться в центр против движения толпы. Надежда все еще оставалась в его душе, хотя умом он все понимал. Он не был готов увидеть то, что увидит.

Пробравшись, наконец, к месту, от которого все отдалялись, он увидел трех своих друзей, лежащих на асфальте. Люди отошли от их тел на расстояние и смотрели кто с удивлением, кто с отвращением.

А голос загромыхал вновь, с механическим безразличием к произошедшему, узнавая желания победительницы.

Это безразличие к чужому горю заражало всех и стало еще одним жизненным принципом, наравне с алчностью и завистью.

Нелли, казалось, была зеленого цвета, когда Климент пришел домой ночью. Ее взгляд был пустым, а спутанные волосы небрежно лежали на плечах.

– Нелли, – сказал зачем-то Климент, словно боясь, что та сильно переживает, чтобы успокоить ее.

Та молча сделала пару шагов назад, уворачиваясь от его объятий.

– Я говорила, что нам нужно было все поставить.

Климент замер ошеломленный и негромко спросил:

– Зачем?

Она посмотрела на него пугающим своей пустотой взглядом:

– Шанс был бы больше. Почему ты не поставил все?

Климент молча снял пальто и принялся снимать ботинки.

– Мы бы выиграли все. Вчетвером, – в ее голосе нарастала злоба. – Мы бы уже сейчас были далеко отсюда! И жизнь изменилась бы!

– Нелли, успокойся.

Климент подошел было снова, чтобы обнять ее и успокоить, но та опять отошла от него и залилась слезами, продолжая излучать разгорающуюся ярость.

– Ты мог бы помочь им и нам! Твоя трусость не позволяет тебе всем рискнуть, чтобы дать нам лучшую жизнь!

– Нелли, вероятность ничтожна даже с десятью тысячами шансов, – попытался снова поговорить Климент.

Чертов трус! Они умерли из-за тебя! Тебя не было рядом с ними в главный момент их жизни!

Климент молча прошел мимо нее в комнату и сел в свое кресло. Нелли стояла у двери, вытирая руками засыхавшие на щеках слезы, и холодно спросила:

– Где ты был?

– Я был там же.

– Правда? – с издевкой переспросила Нелли. – И где же твой шанс с печатью?

Климент моментально соврал:

– На кой черт он мне? Я его выбросил.

– Ты лжешь мне, Климент. – сказала Нелли.

Тот молчал. Голос женщины изменился и стал еще холоднее обычного:

– Кто она?

Климент посмотрел на жену и переспросил, якобы, не поняв вопроса:

– Кто – «она»?

– Та, с которой ты был вечером.

– Что за чушь, Нелли? Я был на площади, ты же видела в этом ящике, – он кивнул в сторону телевизора.

– Тогда почему ты, черт возьми, не сделал ставку? – закричала та. – Какого черта ты не сделал ее? Ты теряешь возможность за возможностью!!! И твой бесполезный магазин закрыт! Чертовы два шанса в неделю на двоих!

Нелли бросилась на него с кулаками и колотила в приступе ярости, пока тот не схлынул.

Климент молчал. Молчал все время. Его уже не удивляло, что потерянный тираж лотереи волнует жену больше, чем любовница, о которой он готов был ей сказать. И даже больше, чем смерть его друзей.

«Подобное интересует только тех, кто чувствует что-то кроме жажды выигрыша», – пронеслось у него в голове.

Прошли дни. Нелли все так же вечерами сидела и клеила шансы. Новые списки один за другим летели в мусорную корзину: желания менялись чаще, чем можно было себе представить. Ее надежда на победу была преисполнена напыщенной самоуверенности, а в глазах ее почти отражалась та воображаемая реальность, в которой она хотела бы жить.

Климент проживал эти дни, ощущая себя тенью. Он часами бродил по городу, как бродят по нему тени от птиц в солнечный день. От угла к углу, от закоулка к закоулку. Мимо зданий, мимо деревьев в парке.

Мимо частичек счастья.

Каждый раз, когда он проходил мимо своего магазина, к его горлу подступал ком. Он много раз хотел зайти, много раз подходил к двери и уже поворачивал было ключ в замке, но всегда уходил. Он относился к своему делу как к женщине. Возвращаться на пару минут было бессмысленно. Это порождало бы лживые надежды.

Климент с нетерпением ждал воскресенья, как и все люди вокруг. Конечно, ему была важна встреча с Эммой, а не лотерея. Но в какой-то момент ему все равно показалось, что трепетное его ожидание преисполненной нежностью встречи сливается и переплетается со всеобщим ожиданием очередного шоу разрушенных мечтаний. Возможно, в этом даже было что-то синонимичное.

Наступило воскресенье, был ранний вечер. Климент собирался уйти из дома. Нелли поправила халат, когда услышала, что муж одевается, и вышла в прихожую. Она протянула ему небольшую связку шансов.

– Что это? – спросил Климент.

Нелли четко произнесла:

– Это мои сбережения. Ставь все, это моя просьба.

Климент провел пальцем по ребрышкам бумажек, словно по игральным картам, а затем сказал:

– Нелли, у тебя больше ничего не остается. Ты можешь же их оставить, они могут пригодиться тебе.

– Нет! – прогромыхала та. – Поставь все, что я тебе дала, если я хоть когда-то что-то для тебя значила!

Тот не стал спорить и, кивнув, вышел из квартиры. Для себя он решил: выиграть даже не будет пробовать.

Люди на улице шли в сторону центра. Было еще очень рано, просто всегда находились желающие быть в первом ряду во время розыгрыша. Сам Климент слышал, как две женщины обсуждали это в кафе. Оказывается, в случае выигрыша тех, кто стоит в первом ряду, камера сможет красиво снять их для прямой трансляции. Ужасный бред.

Трижды он постучал в дверь. Эмма открыла почти сразу. Она стояла перед Климентом в черном платье длиной до колен с утягивающим талию черным поясом. Волосы ее были слегка завиты и распущены, они спадали на ее обнаженные плечи и спину.

– Привет! – улыбнулась она и затащила его за руку в квартиру.

Нежность окутала их. Каждое прикосновение губ пробивало до дрожи, каждая встреча их глаз высекала искры из их сердец. Нежность накалилась до страсти, и они ушли в нее из этого мира, забыв о времени.

И время не перенесло этого безразличия.

– Чем больше ты говоришь со мной, – произнесла Эмма, – чем больше я думаю, тем больше понимаю, что все то, чем я занимаюсь, мне не нужно. Я здесь случайна и уже погрузилась в грязь настолько, насколько это только возможно. Я больше не хочу.

Климент посмотрел на нее. Он всегда старался не думать об этом. Если бы она не была в этой грязи, они бы и не увиделись. Но сейчас ее мысли совпадали с его.

– Давай уедем, – сказал он.

– Куда? – удивленно переспросила девушка. – Куда мы уедем?

– Куда угодно. Подальше от городов, пока твоя пропажа не будет забыта.

Эмма улыбнулась ему:

– А как же все? Как твоя жена, магазин?

Климент вздохнул. Жена, разумеется, уже давно никакая не жена, а он ей не муж. Остались только два несчастных человека, боящиеся засыпать в одиночку и жить раздельно.

– Климент, – прошептала Эмма, – увези меня!

Тот сел на край кровати и потер лоб ладонью.

– Что такое? – спросила та, накинув халат.

Тот чувствовал, что его порыв после малейшего обдумывания почти не осуществим. Как мог бы он оставить Нелли? Он представлял, как будет она одна бродить по комнатам, высчитывая свои шансы, проклиная жизнь и свои неудачи, проклиная его и Эмму. Как будет ее жизнь уходить, пока их дом зарастает паутиной, как будет кожа на ее дрожащих от жажды неосуществимых мечтаний руках ссыхаться, пока ускользающее время будет покрывать полки толстым слоем пыли.

А подумала бы она об этом? Хватило бы ей совести, чтобы подумать также, если бы ей выпал не шанс, а выигрыш в виде осуществления ее желаний? Было бы там место для него, для Климента?

Нужно было бежать, сообщив обо всем Нелли и вернув ей шансы. Этого хватит ей на время. Решение было принято.

– Да, – сказал негромко Климент.

В этот момент Эмма взглянула на часы и побледнела.

– Что случилось? – спросил Климент.

Раздался громкий треск и звук открывшейся от удара двери, закрытой изнутри на засов. В комнату через мгновение ворвались трое мужчин с пистолетами в руках. Эмма вскрикнула:

– Это они! Они должны были… Я забыла!

– Молчать! – направил на нее пистолет один из них.

– Что происходит? – спросил Климент.

– И ты заткнись, – направил на него пистолет другой мужчина.

В комнату вошел мужчина лет сорока пяти в дорогом костюме. Он выглядел серьезным, но не был напряжен. Он посмотрел на Эмму и ухмыльнулся.

– Обыщите его вещи.

– Да, – один из троих вооруженных людей вышел из спальни.

– Кто вы? – спросил Климент. – В чем проблема?

Мужчина засмеялся:

– Вот она: отрешенность! Вы действительно не знаете, кто я?

Климент покачал головой.

– Имя Гадес вам ни о чем не говорит?

– А… – вспомнил Климент рассказы своих друзей. – Это вы. И в чем проблема?

В комнату вошел тот, кто обыскивал вещи Климента. В руке у него была связка шансов Нелли. Он передал их Гадесу.

– Прекрасно, спасибо, – сказал тот и обратился к Клименту. – Думаю, это оплатит ваши бесплатные свидания с Эммой, правда?

– Он всегда оставлял шансы! – сказала та.

– Замолчи, прошу тебя. Разве не было уговора с тобой? Никаких отношений, только работа.

– Работа ради чего? – в глазах Эммы вспыхнула злоба. – Ради твоих желаний?

Гадес наклонился к ней, сидевшей на полу у кровати:

– Работа для того, чтобы твое прекрасное тельце не ссохлось от голода.

Эмма плюнула ему в лицо, тот моментально ответил пощечиной. Климент бросился на него и повалил на пол. Через пару секунд его оттащили и снова направили на него пистолет. Гадес встал и отряхнулся:

– Смелый малый. Это ничего не меняет. Эмма уезжает отсюда навсегда в другое место, – он усмехнулся. – Как вы и хотели! Вы больше не увидитесь, я думаю.

– Нет! – крикнула Эмма и зарыдала.

– Не будем устраивать сцен, – проговорил Гадес. – Дайте ей таблетки.

Один из сопровождения подошел к Эмме, которая начала яростно сопротивляться. Климент хотел было дернуться, чтобы помочь, но щелчок передернутого затвора остановил его. Если его застрелят, он никогда ей не поможет.

Эмма сопротивлялась, но мужчина взял ее за подбородок и насильно открыл ее рот, пусть та и пыталась сжать челюсти. Таблетки оказались внутри, и он запрокинул ее голову назад, чтобы она проглотила их. Он отпустил ее, и она закашлялась.

– Что это? – прорыдала она.

– То, что не даст тебе убежать, – ответил Гадес.

Девушка пыталась что-то сказать, но силы оставляли ее и через пару мгновений она уронила голову и сползла на пол.

– Эмма… – прошептал Климент.

– Она жива, – сказал Гадес. – А что касается тебя, то за твою дерзость надо было бы тебя убить. Но это совсем не то наказание, которое может причинить тебе боль. Все будет по-другому.

Климент почувствовал сильный удар ниже затылка и потерял сознание.

Он открыл глаза. Сложно было понять, сколько времени прошло с момента, как он потерял сознание. Осмотревшись, он понял, что находится в закоулке недалеко от места, где он был. А найдя в кармане часы с разбитым стеклом, понял, что еще нет и половины девятого.

Климент встал и отряхнулся. Где ему теперь искать Эмму? И будет ли цела Нелли?

Если они слышали их разговоры о побеге, значит, они знают почти все. И про письмо друзей, и про Нелли, и про…

Его осенило.

Он побежал туда, где все могло произойти. Дома, окна, двери. В полумраке вечера все это мелькало, оставаясь позади. Ветер бил в его лицо холодными иглами мелкой мороси. Он бежал изо всех сил, хотя голова его и раскалывалась после того удара.

И вот он на заветной улице. Тут словно было летнее пекло, но оно вызвало в нем только ужас, а сердце его застыло, оледенело. Он бросился к горящему зданию.

За стеклянной витриной его магазина все было охвачено огнем. Климент начал искать ключ в кармане, а жар от огня обжигал кожу его лица и рук. Ключа не было, у него вытащили его.

Он хотел было разбить стекло, начал искать на улице, чем это сделать, и ничего не нашел. Да и если разбить его, внутри ничего нельзя будет спасти, только сгореть самому. Но ведь есть еще Эмма, он нужен ей.

Климент упал на колени перед стеклянной дверью, что была посреди витрины. Он видел сквозь дым, как все горит внутри.

Языки пламени охватили полки, с нескончаемым аппетитом пожирая бумагу. Корешки книг трещали, листы гнулись и парили, горя. Куски повествования тлели, слова превращались в дым, а смысл прогорал до мелкого пепла.

Одна из полок затрещала и рухнула. Черные остатки всего того, что было так важно, поднялись вверх и закрыли вид Клименту, а затем и сами были скрыты за плотной стеной огня, которая навсегда закрыла ему вход в это место, уничтожив труды всей его жизни.

Стекла лопнули. Мелкие осколки посыпались со звоном на тротуар перед рыдающим Климентом, которого окутал серый плотный дым, вырвавшийся наружу, чтобы навечно раствориться в воздухе. Будто и не было ничего того, из чего он появился.

Климент медленно шел по улице, глядя вниз. Все рухнуло за считанные минуты, вся жизнь исчезла. Осталась только Эмма, которую ему никак не найти теперь самому.

Издалека был слышен шум толпы на площади. Узкая улочка заканчивалась, а в последнем доме, на самом углу, продавец опускал витрину своей лавки.

Климент быстро провел рукой по карману брюк и медленно достал свой шанс. Потрепанный, тысячу раз склеенный. Последний. Он даже чувствовал какую-то привязанность к нему, но не боялся теперь потерять его.

– Постойте! – крикнул он продавцу.

Тот посмотрел на него с вопросом:

– Что такое?

– Примите ставку!

– Черт, ну что же так поздно? – заворчал тот, но неохотно поднял витрину.

Климент шел с шансом, на котором стояла печать, к площади. Он хотел пройти в самый центр, чтобы все видеть. Чтобы почувствовать все то, что люди вокруг из себя представляют.

Он пробирался сквозь толпу, а до розыгрыша оставались считанные минуты. Климент не был сосредоточен на чем-либо, кроме как на том, чтобы пробиться в центр площади. Он ничего больше не мог сейчас сделать. А что еще? Пойти к жене, сказать, что у него все украли?

Люди болтали, но безумный шум тысяч разговоров сходил на нет с приближением девяти часов. Все погружались в свою надежду, в свою алчность, жадность, в свои мечты. Закрывались в маленьком внутреннем мире, в котором именно их билет – выигрышный.

Секундная стрелка часов была близка к верхнему положению, готова была накрыть на мгновение минутную, чтобы начать новый бессмысленный круг.

Все разговоры прекратились. Все головы поднялись к экрану. Все глаза блестели бездумной надеждой. В руках люди сжимали маленькие шансы, из которых будет выбран только один. Дрожь в пальцах выдавала смельчаков, которые поставили все.

В центре комнаты, где Нелли клеила шансы, стоял стул. Повернут он был так, чтобы Нелли могла видеть экран телевизора. Она все еще раз проверяла, чтобы не было ошибки.

Климент не дрожал. Он просто ждал, как ждут автобус до дома.

– Добрый вечер! – прогромыхал знакомый голос. – Сегодня мы вновь объявим победителя недели!

Толпа загудела, зашумела. И тут же снова наступила тишина.

– И сегодняшним победителем становится…

Пауза, которая длилась для многих вечность. Для тех, чьи руки дрожали, для тех, кто впервые делал ставку, для тех, кто уже разочаровался. Для Нелли, которая встала на стул и была готова.

Климент спокойно стоял и смотрел на экран. Он уже ничего не терял. Голос прокричал:

– Климент *****!

Толпа загудела, послышался женский плач, чьи-то крики разочарования. А Климент не издал ни звука. Он просто сжимал в руке свой билетик, когда на него перевели свет прожектора, и десятки телекамер стали снимать его, а толпа слегка расступилась вокруг.

– Что вы хотите, Климент? Ваши три желания!

Тот, осознав ситуацию, неспешно потянулся рукой во внутренний карман пальто и достал листок. На нем было всего одно желание Нелли, что было странно.

– Желание вашей жены? – спросил голос.

– Да, я хочу, чтобы она это получила, – спокойно сказал Климент, не читая его.

– Не сомневайтесь! Второе желание?

Климент потер пальцами глаза, формулируя.

– Эмма из дома 16, ее увез Гадес. Вы знаете, кто они?

– О да, мы знаем все. Что нужно сделать? Убить Гадеса?

Толпа ахнула, начала перешептываться.

– Нет. Пусть Эмма будет свободна.

– Считайте, что дело сделано! – радостно зарокотал голос. – Ее скоро отпустят, ведь верховенство желания никто не отменял. Третье желание!

Климент молчал. Голос ведущего спросил, подсказывая:

– Может быть, что-нибудь для себя? А то… Жена, Эмма.

В толпе прошел смешок.

– Как насчет самого себя, а? Дом? Ваш магазин?

Климент поднял голову на экран, словно источник голоса был там.

– Я хочу, чтобы больше не было лотереи.

Толпа громко вздохнула от удивления, а голос опешил:

– Простите, что?

– Я хочу, чтобы не было больше лотереи, – повторил Климент.

– Вы понимаете, что просите?

– Да, – четко сказал Климент.

– Зачем?

Климент развел руками, показывая на толпу вокруг:

– Ради всех этих людей. Посмотрите, во что вы превратились!

В этот момент что-то изменилось. Голос стал говорить только для Климента, словно был только в его голове:

– Ты думаешь, в лотерее проблема? Думаешь, все можно изменить? Отними шансы, дай любую другую бумагу, которая даст им возможность быть выше других. Они не перестанут быть такими, потому что их всегда будет это манить. Хочешь действительно ради них делать что-то?

Климент кивнул.

– Я сомневаюсь, – закончил голос, – что они хотят этого и будут благодарны.

Мгновения тишины. Климент не знал, что будет дальше. Его желание было уже озвучено.

– То есть вы хотите, – произнес голос на всю площадь и улицу, – чтобы лотереи больше не было? Чтобы все эти люди потеряли свои шансы, чтобы больше никогда не могли попробовать получить свои законные три желания?

– Как так?! – раздался в толпе возглас.

– Что это еще?! – раздался другой.

– Это – не шансы! – сказал громко Климент. – Это все ложь, в которой они живут!

– Чтобы они все, – продолжал голос, – не могли бы получить никогда свои дома у океана, получить реализованные заветные мечты? Вы один хотите лишить их этого?

Толпа начала гудеть.

– А хотят ли этого они? – задал вопрос голос.

– Нет! – прогромыхало в одной стороне.

– Нет, конечно! – прогромыхало близко к центру.

Один мужчина подошел к Клименту и толкнул его:

– У меня дочь, а ты хочешь забрать мои шансы?

– Мне они не нужны, – ответил тот.

Его толкнули с другой стороны. Это был юноша лет двадцати:

– У меня жизнь впереди, и благодаря тебе мне нужно забыть о мечтаниях?

Климент не ответил и направился к границе толпы, которая образовала круг, когда он выиграл. Он подошел, но никто не расступался. Он видел десятки озлобленных взглядов.

Попробовав с другой стороны, он снова не был пропущен в замолчавшую толпу. Он сделал пару шагов назад.

В него полетела пустая бутылка. А потом стакан. А потом и другой мусор.

– Вы просто не понимаете! – заговорил Климент. – Это убивает вас всех! Вы гниете изнутри!

Наступило молчание.

– Псих! – нарушил тишину кто-то.

– Неужели он отнимет это у нас! – закричал кто-то.

– Нет! Закройте ему рот! Закройте! – закричал кто-то другой.

Круг начал сужаться вокруг Климента. Кто-то толкнул его в одну сторону, а потом его толкнули обратно. Кто-то ударил его по ноге, и он упал.

– Пусть он замолчит! Замолчит! – кричали в толпе.

– Он хотел у нас все отобрать, все уничтожить!

– Заткнем его навсегда!

– Убьем его!

Орущая в приступе общего гнева толпа окружила Климента так, что его не было видно камерам, летавшим над площадью. Были слышны удары, был виден отсвет от лезвий ножиков, которые были у людей в толпе.

Безумие охватило площадь. Толпа прижималась к Клименту. Каждый хотел поучаствовать в этом убийстве, словно тогда ему точно перепадет выигрыш. Каждый мнил себя оскорбленным, почти что обманутым. Каждый кричал что-то, каждый хотел пройтись по телу Климента.

Тот ничегобольше не мог сделать для них.

Молния рассекла вечерний сумрак.