Дом на колесах [Ганна Ли Галли] (fb2) читать онлайн

Сон

Я проснулась от того, что почувствовала чью-то руку на плече. Сознание еще некоторое время держалось за сон, вплетая уже физическое ощущение в канву сладкого эротического сюжета. Это была та, наверное, самая избитая, а потому часто отвергаемая режиссерами мизансцена, когда он стоит сзади совсем близко, а она ждет его прикосновения. Теперь во сне я физически ощутила, как Олег положил мне руку на плечо, погладил и прикоснулся губами. Неужели это не сон, – промелькнуло удивление. И нахлынувший страх заставил мгновенно распахнуть глаза.

Я увидела совсем близко лицо мужа, склонившегося надо мной.

– Федор! Напугал! – вскрикнула я.

Федор отшатнулся, сделал шаг к линялой ситцевой занавеске, отделяющей нашу спальню от кухни, и остановился в пол-оборота, бросив на меня быстрый взгляд.

– Ты что-то заспалась, Лизок!

– Сон снился. А тут ты меня схватил…

– Вот ведь, дамские штучки. Хотел поцеловать, получилось напугал. Неужели такой страшный?

–Никакие не штучки, – огрызнулась я, нарочно не обращая внимание на его шутливый тон. – Сны всем снятся. Посмотрела бы я, если б кто-то тебя вот так разбудил.

–Ну не знаю. Это всё … – начал было он свою любимую присказку, но осекся.

За стенкой послышалось Кузькино нытье и скрежет когтей по дереву. Это он услышал в доме голоса и решил напомнить о себе, нетерпеливо растаскивая лапками соломенную подстилку.

–Вставай уже, Лизок! – повторил Федор. – Слышь, как твой любимец надрывается, – добавил он с добродушной усмешкой. -И про собак не забудь. Кошек Олег уже обласкал.

Я натянула простынь до самого носа, чтобы муж не заметил, как я покраснела.

Федор ненадолго застрял, путаясь широкими плечами в занавеске, наконец, отдернул ее в сердцах, вышел, а потом старательно пристроил на место.

Кузька снова захныкал и заскрёбся, и я проворно вскочила с постели. Нечего разлёживаться. Накинула халат и хотела выскочить в кухню, но замерла от мысли: «А вдруг Олег там?».

Повернулась к узкому длинному почти в мой рост зеркалу, единственной «нехозяйственной» вещи в нашем фургоне, которую мы позволили себе за 9 лет странствий.

Зеркало было мутноватым от пыльного налета, утренний неяркий свет едва пробивался внутрь сквозь узкое окошко над самой крышей. Но и этого хватило, чтобы напомнить мне о том, какая я. На меня смотрело бледное круглое лицо. Глаза совсем светлые, ресницы и брови выцвели, даже расплывшиеся от летнего солнца пятна веснушек были какими-то светлыми, блекло – коричневыми. Тетка моя недобро говорила, что меня как будто выстирали. Загар меня не берет совсем. Три дня могу ходить красная, словно рак вареный, а потом всё выцветает опять. Единственное яркое пятно – это волосы. Светло-рыжие, золотистые, мягкие, длинные чуть не до пояса. После мытья вьются и сами укладываются в красивые локоны. Но сейчас они не мыты, поэтому потемнели и висят неровными ржавыми лохмотьями. Я скорее собрала их в тугой узел, запахнула халат и ополоснула лицо ледяной водой из таза, что стоял рядом на тумбе. Если растереть лицо полотенцем, то ненадолго появится румянец.

Смотреть на результаты своих трудов не стала, Кузька уже верещал во всю мочь. Выскочила за занавеску, огляделась. Никого. Волнение сразу спало, и я невольно вздохнула. На кухне все чисто прибрано. Только на столе две большие чашки с остатками чая. Я схватила с плиты замоченную с вечера кашу, засыпала туда подвядшие кусочки яблок и моркови, накрошенные Федором на неделю вперед, прихватила миску с водой и, отворив дверь ногой, выскочила из фургона.

Там уже ждали в нетерпении наши разномастные собаки. «Сейчас вернусь к вам, сейчас – сейчас, – приговаривала я, направляясь вдоль фургона к решетчатой двери в клеть Кузьки.

Кузька так и завертелся волчком в нетерпении, как только увидел меня. Потом встал столбиком у самой решетки, по своему обыкновению, и начал забавно перебирать лапками, ожидая кормёжки и нежностей.

Кузьку мы нашли в лесу случайно. Он был таким трогательным, таким беззащитным, что оставить такого кроху в лесу было невозможно. У нас он быстро прижился. Проказить особо не проказил, умелого и сложного ухода не требовал. Мы с мужем вроде бродячих артистов, переезжали с места на место, костюмированные представления для детей показывали на ярмарках, а иногда и в домах культуры. Дети были от енота в восторге, а он оказался в душе настоящим артистом и от представлений не отлынивал.

«И кто бы мог подумать, что моя жена влюбится в енота – полоскуна! Вот ведь, дамские штучки!», – посмеивался надо мной Федор.

Братья

Было уже почти двенадцать, когда я, покончив с делами, и тщательно приодевшись, но стараясь ничем не выдать своих усилий, отправилась в город, на площадь, где все готовились к ярмарке.

На площади мужики сооружали настил для сцены. Федор с Олегом разгружали доски с грузовика.

Федор стоял на высоком кузове. С усилием подтягивал длинные доски к самому краю, ловко перехватывая руками в толстых рабочих перчатках. Старая серая футболка прилипла и потемнела от пота. Он брал сразу по несколько досок, так что бицепсы вздувались и перекатывались, задирая и без того короткие рукава футболки к самому плечу. Радом стояли две бабы, болтали, а одна то и дело, как бы между прочим, поглядывала на Федора. Я про себя усмехнулась. Уж больно забавно было смотреть, как она делала равнодушный вид.

Олег принимал доски внизу. Край кузова приходился ему где-то на уровне груди, благо ростом бог не обидел. Он осторожно прилаживал доски на плечо, перегибаясь назад. Федорова старая рубаха болталась на нём, топорщилась на спине колом, словно накинули её на палку с перекладиной. Рукава, закатанные до локтя, тоже болтались, так что руки казались несуразно длинными и худыми, точно у подростка.

Лицо Олега каждый раз, как он принимал груз, искажалось от усилий. Было видно, что он устал.

Все, не могу больше! – взмолился он, наконец.

Федор по инерции сделал рывок и доски с грохотом посыпались на землю, а Олег ловко отскочил в сторону.

– Что это ты! – упрекнул его Федор, разгибаясь и слегка поигрывая затёкшими плечами.

– Эй, поаккуратней там! – крикнула та самая баба, что заглядывалась на него. Голос ее прозвучал неожиданно властно. Уж не из местной ли администрации?

Федор увидел меня, едва заметно кивнул и ловко спрыгнул с кузова.

Олег обернулся. Широченная улыбка прямо так и вспыхнула на его лице.

Лиза! – закричал он звонко, так что мое имя раскатилось по всей площади.

Федор нахмурился.

А Олег стремительно, прямо сходу перескочил железный заборчик, ограждающий площадь от машин с улицы. Заборчик был ему по пояс, так что он прям взлетел на мгновение, точно заправский гимнаст.

– Вот так устал, – присвистнул Федор.

Олег, и глазом не моргнув, последние метры до меня прошелся колесом и неожиданно оказался сразу рядом.

·   – Ну ты даешь, – засмеялась я.

– Вот кому в артисты, – сказал Федор. Он был еще у забора.

Мне вспомнилось, что Федор уже говорил эту фразу в тот самый вечер, когда Олег появился в нашем фургоне. Кажется, это было 100 лет назад, а всего лишь месяц прошел. Тогда Федор весело подначивал Олега, ласково похлопывая брата по плечу. Теперь же в его словах звучала укоризна.

Олег оглянулся на него через плечо и махнул рукой.

– А нечего завидовать! – озорно крикнул он. И обернувшись ко мне, добавил уже тише:

– Это мне тебе завидовать надо… Привет, давай помогу.

Мы как будто играли пьесу, где подтекст был очевиден всем, но о нем нельзя было заговаривать явно. Иначе все очарование немедленно обернулось бы прозаичным скандалом.

Олег нежно взглянул на меня, осторожно принял из моих рук узел с едой и принялся раскладываться все к обеду на штабелях досок, сложенных рядом с недостроенным помостом.

– Ну ты бы еще под ногами расстелил, – неодобрительно фыркнул подошедший Федор. – Лизок, найди, где разместиться, чтоб не на виду у всех.

Я нашла подходящее место с другой стороны помоста. Олег соорудил из досок стол. Пока я раскладывала еду, он притащил откуда-то пару чурбачков. А сам уселся прямо на помосте. Я позвала Федора. Он чуть погодя пришел, молча уселся на чурбак и тут же принялся за еду.

Федор ел быстро, деловито, а Олег – как будто играя. То скатывал хлебный мякиш и закидывал в рот, то вгрызался в густо посоленный огурец и причмокивал, демонстрируя наслаждение.

Я посмеивалась. И есть совсем не хотелось. Так что я даже удивилась, когда Федор поднялся. Неужели уже поел?

– Спасибо, Лизок, – накрыв мою руку своей ладонью, неожиданно нежно сказал он.

– Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, – запел Олег.

Я засмеялась.

– Пошли, хватит дурить, – резко оборвал его Федор.

– Слушаюсь, ваше благородие, – по-шутовски продолжил Олег, вытянувшись по струнке. Но Федор уже отвернулся и пошел через площадь. Олег, быстро обернувшись и послав мне воздушный поцелуй, отправился за ним вдогонку.

А я стряхнула мусор с тряпицы, завернула остатки. Можно было уже уходить. Раньше я бы так и сделала. Но теперь торопиться не хотелось. Я еще постояла рядом, посмотрела, как мужики, лениво перекидываясь словами, разгребают завал выгруженных досок. В торговых рядах суетились торговцы, стучали молотками, переругивались, что-то двигали, выравнивали.

Наблюдать за этой суетой было приятно. Как будто в преддверие праздника.

Потом ко мне подошел Федор: «Что ты тут, Лизок?».

– Я хотела еще по рядам пройтись, – нашлась я.

– Вот уж эти дамские штучки, – привычно отозвался он. – Тебе разве нужно что ли чего? Да и денег нет.

– Ну и пусть, – вяло заспорила я. – Я же просто посмотреть.

– Ну что тут смотреть, Лизок, – резонно заметил он. – Все к ярмарке готовятся, все равно товар берегут, не найдешь ничего хорошего.

– Ты всегда так! – тоном обиженного ребенка ответила я, но в душе знала, что он прав. – Тебе лишь бы домой меня отправить.

– Ну что ты, Лизок, поступай, как знаешь, – миролюбиво проговорил Федор, видно по тону моему понимая, что я спорю только для вида. Махнул мне рукой на прощание и пошел работать.

Всё мое игривое настроение куда-то ушло. Я вдруг почувствовала, что не хочу больше здесь оставаться, и заспешила домой.

Объяснение

Дома нагрела воды, помыла посуду. Кузьку взяла в дом, чтоб побегал немного. За окном заморосил дождь и в вагончике сразу стало прохладно, сыро и серо. Я затопила буржуйку, бросив пару полешек. Пусть Федор ворчит, что дрова экономить надо, я сырости просто не выношу.

Работать не хотелось ужасно, так что у меня все валилось из рук. Да и Кузька беспорядка добавлял с удовольствием.

Вконец измучившись, я отнесла его в клетку, а сама уселась за стол.

Этого мне хотелось на самом деле уже давно. Я осторожно достала брошенный поверх книг, наваленных в углу под столом, синий тяжеленный альбом Олега. В альбоме были сотни зарисовок домов и чертежи. Олег закончил архитектурный и до своей кочевой жизни даже где-то работал архитектором. Дома были его страстью. Он мог рассказывать о них вдохновенно часами, перелистывая альбом страницу за страницей.

Мне особенно понравился один дом, с плоской крышей, окнами в пол и чудесной широкой верандой. Олег сказал, что это современный эко стиль. Такой дом он строил в Крыму где-то недалеко от Судака. Я все представляла себе этот дом вживую, пока он рассказывал. Дом на горе, с одной стороны сосны и скала, с другой – море, к которому ведет тропа. Внизу – узкая полоска песчаного дикого пляжа, закрытого от чужих глаз кустарником.

Мне захотелось взглянуть на дом, и я взялась было перелистывать страницы, а листать и не нужно было, закладка лежала как раз на нужном месте. Значит Олег специально так оставил. Может, думал обо мне.

Вдруг дверь распахнулась. Я так и застыла. Олег на пороге.

– Ты что это, один что ли? – спрашиваю я и вздыхаю, как будто мне воздуха не хватает.

– Да, – отвечает он. – Доделали уже. Федор в поле с мужиками поехал картошку копать, а мне места не хватило.

– Повезло тебе, – улыбаюсь.

– Да, повезло, – задумчиво откликается он.

Потом бросил взгляд на раскрытый альбом и подсел ко мне на скамью, совсем близко, так что наши плечи и колени соприкоснулись.

– Твой любимый, – сказал Олег и посмотрел на меня. Я повернулась к нему и он, неожиданно быстро, как будто, играя, поцеловал меня в губы. Я ждала продолжения, но он отстранился и посмотрел мне в глаза. Потом встал и отошел в сторону печки.

– Я после ярмарки уеду, – вдруг тихо сказал он. – Ребята зовут на стройку, тут не так далеко, проедусь.

– На стройку – механически повторила я. Мне хотелось непринужденно продолжить беседу, сказать что-то нейтральное, легкое, но мысли путались, и я не могла ничего придумать. Только смотрела на него. А он стоял у печки какой-то сникший и тоже молчал.

И тут на меня будто накатило. Ноги стали тяжелыми и кажется приросли к полу, сердце провалилось куда-то.

– Возьми меня с собой, – сказала я. В ушах шумело.

– Нельзя, – ответил он, не оборачиваясь. В голосе его звучала твердость, так что я сразу поняла, что он все уже решил окончательно.

– А как же я? – только и смогла выдавить.

– Ты же понимаешь, ты добрая, чудесная, и ты все понимаешь! – быстро проговорил он. – Что будет с Федором? Да и с нами что будет? Я без кола без двора, перекати поле. И осесть где-то сейчас я не смогу, да и не хочется мне. А тебе дом нужен… Хоть какой-никакой, а дом.

– Хоть какой-никакой… – опять машинально без выражения повторила я и почувствовала, как эти слова больно кольнули меня.

Вся тяжесть, которая прежде была в моих ногах, навалилась на сердце, прижала его к груди до физической боли, так что я не смогла сдержаться и застонала. Голова кружилась, щеки горели. Глаза выхватили страницу с рисунками и красную полоску шелковой закладки.

Мне захотелось спалить этот альбом немедленно, уничтожить, чтобы и следа не осталось!

Я вскочила на ноги, сгребла альбом и что было сил швырнула в буржуйку. Олег стоял совсем рядом. Альбом врезался в хлипкую трубу, выдернув ее из гнезда, печка покачнулась и рухнула на бок. Горящее полено вылетело и рассыпалось по полу, а один кусок отскочил на ситцевую шторку нашей спальни, которая тут же занялась.

Мы с Олегом еще, наверное, целое мгновение наблюдали за языками пламени, словно завороженные. Невозможно было поверить, что все это происходит наяву. Листья альбома тоже занялись пламенем. Олег рванулся к нему, стараясь сбить и затоптать огонь.

Пожар

Фургон пылал. Пламя гудело и чавкало, карабкаясь по стенам и заглатывая все, что попадалось на пути. Стало нестерпимо жарко, за железные прутья решетки, за которой бился Кузька, было уже не ухватиться. Я в отчаянии искала глазами хоть что-то, что могло бы помочь мне раздолбить замок и кричала: «Фёдор, Фёдор, да иди же ты сюда! Я не могу открыть, не могу открыть!» А Кузька дико визжал. Федора не было, я и забыла, что его нет рядом.

Я добежала до угла фургона и тут что-то блеснуло у самого колеса. Монтировка! Муж забыл, когда с вечера с колесом возился. Я схватила монтировку и кинулась назад к Кузьке. Я лупила по обшивке что есть мочи, молча, чтобы не тратить силы ни на что другое. А Кузька затих, то ли обессилил, то ли задохнулся совсем. Прибежал Олег с топором, сбил замок, я выхватила Кузьку из кучи тлеющей вонючей соломы, прижала к себе и побежала. Горькая гарь лезла в нос, рот, оседала в глотке. Меня мутило. Я поскользнулась, упала на траву, стараясь не придавить Кузьку, вывернулась на бок и даже удивилась, какая трава была холодная и мокрая. Кузька не шевелился, лежал на моей руке, точно мягкая тряпочка, и только тихонько поскуливал, точно щенок.

Слезы лились у меня по щекам, заливались в нос, в рот, но у меня не было сил их вытереть. Я боялась, что Кузька умрет. Этот страх обездвижил меня, точно паралич.

Откуда-то прибежал Федор, наклонился надо мной:

– Ты как?

Я не ответила. Только еще сильней зарыдала.

Он погладил меня по голове быстрым неловким движением.

– Ну, ничего-ничего… Я всех вытащил. Манька там с другой стороны фургона, и собаки там, а куры разбежались. Полежи здесь, я скоро. Хорошо?

– Мне страшно, – призналась я.

– Ну, что ты, что ты, – повторил он. – Я скоро. – И побежал назад к горящему дому.

Подъехали пожарные и началась суета. Люди как будто танцевали какой-то нелепый танец вокруг полыхающего фургона, разбрызгивая белую пену, которая душила языки пламени и шипела.

Кажется, я ненадолго потеряла сознание. Очнулась, когда Федор присел рядом, мягко приподнял меня за плечи и уложил головой к себе на колени. Кузька лежал поодаль и чуть приподнял мордочку, а потом снова бессильно опустил.

– Федя, – взмолилась я. – Федя, сделай что-нибудь!

– Что ж тут сделаешь, – устало и как-то неуверенно ответил Федор. Потом понял, что я про Кузьку.

– Воды может быть… Вот ведь…

Медленно тяжело встал, упершись ладонью в землю. Подошел к Кузьке, опустился на колени, ощупал осторожно. Потом взял его на руки.

– К реке отнесу, пусть попьет, отлежится, может и отойдет.

– Нет, Федь, давай к ветеринару, пожалуйста! А воды вон у пожарных попросим, у них есть, я уверена!

– Сдурела баба, – беззлобно ругнулся Федор. – Все сгорело, денег нет. Ночь. Да и кто будет лечить енота, Лиза! Это все дамские штучки!

– Будут! Пусть только пробуют не лечить! Есть же здесь ветеринар хоть какой-нибудь, найдем, спросим!

Кузька

Пожарные знали ветеринара. Федор посадил меня в кабину машины, положил мне на колени Кузьку.

–Я с ребятами в машине, – бросил он мне через плечо и захлопнул тяжелую дверь.

Мимо прошел Олег и мы на секунду встретились взглядами. Он тут же отвел глаза, а я удивилась, что ничего не чувствую. Ровным счетом ничего. Ни смущения, ни боли. Ничего не откликнулось у меня на этот нечаянный взгляд.

Я услышала, как Федор остановил Олега:

– Ты не езжай, останься. Лучше за животными присмотри. Да и вообще…

Он не досказал, что «вообще». А Олег и не спросил, отошел от машины и направился в сторону черного дымящегося остова.

***

Ветеринара разбудили с трудом. Водитель пожарки долго стучал в окно и орал «Михалыч, а Михалыч, открой!».

«С перепою, наверное», – доверительно и почему-то шепотом сообщил он нам.

И опять стукнул в окно и гаркнул: «Михалыч, алкаш проклятый, отвори, говорю!»

В доме загорелся тусклый свет.

Михалыч ругнулся, когда увидел Кузьку.

– Это ж надо, ёшкин кот, енота притащили! Ночью! Ваще народ с ума посходил…

– Ты давай сделай, что сможешь, – с нажимом коротко ответил Федор, подошел к Михалычу совсем близко, взглянул в глаза.

Михалыч сразу как-то собрался, быстро осмотрел Кузьку, сделал ему пару каких-то уколов и даже капельницу поставил.

Мы с Федором сели на диванчик рядом со столом, где лежал Кузька. Федор обнял меня за плечи, и я как-то сразу осела, сдулась, как воздушный шар.

И незаметно провалилась в сон.

Проснулась от звука голосов.

Михалыч давал Федору наставления по поводу Кузьки. Потом сунул ему в руку две ампулы и большой шприц. Подождал, пока Федор рассует все по карманам и протянул руку для рукопожатия.

Дорога домой

Федор нёс завернутого в тряпицу Кузьку. Я тащилась следом. Силы ко мне почему-то не вернулись после сна, и я чувствовала себя какой-то разбитой и опустошенной.

– Иди помедленней – сказала я Федору. Почему-то захотелось, чтобы он обратил на меня внимание, проявил свою привычную заботу и ко мне тоже, не только к Кузьке. – Что сказал доктор?

– Поживем – увидим, – сухо ответил Федор. – Лекарства дал с собой. Велел прийти через три дня.

Три дня. На меня вдруг волной навалилась вся реальность сегодняшнего дня: фургон сгорел и идем мы, собственно, не домой, а к месту пожара. Завтра ярмарка, где планировали выступать, а костюмы, наверное, сгорели…

– Это ничего, Лизок, – вдруг заговорил Федор, как будто услышав мои мысли. – Это все не страшно, живы и ладно, а остальное все дамские штучки… Выступим на ярмарке, пусть без костюмов, дети простят. Сейчас в речке выкупаемся, приведем себя в порядок. Я картошку накопал, так что не оголодаем. Заработаем денег, подлечим Кузьку. Пока здесь останемся, чтоб сподручнее было. Михалыч – нормальный мужик, что сможет, сделает.

Он еще что-то говорил, говорил, спокойно, ровно, уверенно. И передо мной выстраивался весь план нашей дальнейшей жизни, такой простой и понятный. И я почувствовала себя совсем как в юности, когда мы лежали на теплой крыше теткиного дома, смотрели, как меняют форму облака и мечтали про нашу жизнь в фургончике. Я тогда чувствовала удивление и восторг, а еще легкую зависть от того, как Федор может вот так просто даже самые заоблачные мечты превратить в нечто осязаемое и реальное.

Федор замолчал, оглянулся, подхватил меня под спину сильной рукой, ускоряя наше движение и как-то неожиданно серьезно и внимательно заглянул мне в глаза. Глаза у него были зеленые, с коричневыми яркими крапинами.

А еще в них отражалась я.

В оформлении обложки использована иллюстрация А. Петрова, специально созданная для это книги.

Оглавление

Сон

Братья

Объяснение

Пожар

Кузька

Дорога домой