Быть Человеком [Наталия Грамацкая] (fb2) читать онлайн

Наталия Грамацкая Быть Человеком

Предисловие

Дорогой читатель, цель данного предисловия – помочь вам избежать разочарования и ощущения напрасной траты времени после прочтения. Если вы решили отдохнуть, то эта книга не для вас. В ней мало событий, много диалогов на слишком сложные, слишком серьёзные темы. В общем, это попытка автора соединить философскую литературу с элементами художественной прозы. Возможно, для тех, кто любит эксперименты и не боится блуждать в лабиринтах человеческого сознания в поисках ответов на вечные вопросы, труд сей окажется не бесполезным.

Глава I

«Всё возвращается на круги своя», и даже самая длинная, самая тёмная ночь заканчивается. Почему? Потому что восходит солнце. Оно приходит ко всем: к ясеню за окном, к одуванчику у его подножья, в синичье гнездо на его ветке. Пришло солнце в этот день и в комнату Максима. Пошелестело занавесками, поскрипело паркетными блоками, коснулось гитарной струны и принялось за уборку. Оно смыло чернильный мрак со ста пятидесяти книг на антресолях, с одной, лежащей на письменном столе и смотрящей в потолок длинным заголовком «Квантовая Электродинамика Фейнмана», с экрана и клавиатуры компьютера, с ночной одноглазой лампы, глядящей тускло и устало; помыло стены, пол, разбросанные на полу бумажные листы, тетради, носки и многое другое и, наконец, подошло к хозяину комнаты. Он был одет в светлые сатиновые брюки и клетчатую кофту и лежал на коротком диване, поджав ноги. Солнце вздохнуло.

– Опять уснул под утро и снова, не раздеваясь. Ну, разве это сон?

Оно умыло прозрачным, тёплым светом лицо спящего, погладило его стриженную «под ёжик» голову, поцеловало в лоб, затем в нос и включило будильник. Комната наполнилась птичьим щебетом, ворчанием машин, тявканьем собак, тянущих своих зевающих владельцев к влажным от росы газонам. Ресницы Максима вздрогнули. Сквозь этот сливающийся в одну, давно знакомую музыку звон он услышал тихое, ласковое – «С добрым утром, сынок!» – Откуда, из каких неразгаданных, тайных глубин приходил этот голос матери вот уже шестнадцать лет с тех пор, как её не стало, он не знал.

Спустя примерно час Максим сидел за столиком кафе, где спасался уже не раз от голодных колик в животе. Он не нашёл ничего съедобного ни в своём холодильнике, ни на полках кухонных шкафов. Купленный два дня назад «Завтрак туриста» (так он называл все полуфабрикаты) выглядел подозрительно, и Максим решил не рисковать. Он был нужен себе сегодня особенно здоровым, потому что идея, пришедшая ночью требовала быть проверенной. Максим планировал заехать в институт и с рассеянным видом торопливо жевал морковные котлеты с фасолевым соусом (или, быть может, фасолевые с морковным?). Он решительно не помнил, что с чем, однако, чувствовал, что то, что он ел, проясняло мало по малу его ещё не проснувшийся разум. Вдруг чья-то рука легла на его плечо.

– Макс, дружище! – Прозвучал низкий, с хрипотцой мужской голос.

Максим вздрогнул от неожиданности и повернул голову в сторону говорящего. Рядом с ним стоял невысокого роста, грузный мужчина, лет сорока – сорока пяти. Его костюм из светлой лёгкой ткани дыбился и холмился, как бы подчёркивая масштабность обладателя его и отрицая все прямые линии и строгие пропорции.

– Не узнаешь? – Полное веснушчатое лицо незнакомца расплылось в добродушной улыбке. – Ну, я не в обиде. Меня многие не узнают! Егора Петрова помнишь?! Однокашника своего?!

Максим почувствовал неловкость. Он пристально посмотрел на мужчину, пытаясь узнать в этом лысом, крупном господине того Егора, которого помнил – худенького юношу, с копной соломенных волос, вечно торчащих на макушке, и наречённого друзьями Великим за исключительный актёрский и режиссёрский успех на сцене школьного театра.

– Выцвел маленько! Знаю! Полысел, потолстел. В общем, солидным стал – Мужчина рассмеялся, издавая глухие, низкие звуки, похожие на раскаты грома. – А в душе я все тот же! – Продолжил он, радостно улыбаясь. – И всё помню, как будто вчера было. Я с твоего позволения присяду. – Он, кряхтя, опустился в кресло. – А я тебя сразу вычислил, хоть ты и спрятался под бородой; с первого взгляда, словно чутьём каким. А ты возмужал. Этакий возрастной шарм приобрел. В общем, похорошел! – Толстый господин посмотрел на Максима долгим умильным взглядом, каким, возможно, мать смотрит на любимое дитя. – А помнишь, как ты помогал мне сдавать зачеты по физике? Если бы не ты, я бы вечным студентом был.

– Прости, не узнал. – Сконфуженно произнес Максим – Столько лет не виделись. Лет двадцать, наверное.

– Больше, – Мужчина ещё более оживился, – а я, представь, всё помню: и самодеятельность нашу, и, как футбол гоняли, и брюки клёш, и стрижки в стиле Beatles, и скрип перьевых ручек на уроке русского языка и литературы. Что ты улыбаешься? Современные перья так не скрипят, я много их перепробовал. Всё как-то насыщеннее было в те времена, ярче: звуки – благозвучнее, краски – красочнее, друзья – дружнее, женщины – женственнее. Отчего? Неужели только потому, что мы моложе были? Или, быть может, мир выцвел? Как думаешь?

– Вероятно, и то, и другое. – Задумчиво произнёс Максим.

– Ну, рассказывай. Как ты? – Продолжал неожиданный гость из прошлого. – Уверен, по-прежнему служишь Его Величеству Физике!

– Да, – Максим вяло улыбнулся. – Ей, и только ей.

– Ну, и какие идеи беспокоят твою гениальную голову? Ты, я помню, был непримиримым критиком теории относительности?

Максим замешкался, пытаясь сосредоточиться и понять, как пережить то, что неожиданно на него свалилось.

– Ну, же! Какие новости, Макс! – Нетерпеливо повторил Егор.

– Прости, почти не спал сегодня. – Заговорил Максим, будто очнувшись. – А голову мою не хвали, не заслуживает. Эйнштейн гений, однако, это не мешает быть с ним не согласным. Не во всём, конечно; но в части постулатов его я вижу много противоречий.

– Молодец, правильно! – Егор одобрительно кивнул. – Сила авторитета – страшная сила, как монумент с вечным огнём на проезжей части. Подъедет искатель истины, затормозит, цветы возложит и обратно пилит. А ты не сдавайся и голову свою не ругай! Великих людей, Макс, признанных при жизни, раз, два и обчёлся. Мдаа. – Егор запнулся. – Неудачно как-то я мысль свою выразил. Но это неважно! Главное, я в тебя верю! – Он откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди «крестом». – Женат? Дети?

– Нет. – Прервал его Максим тоном, отрицающим не только перечисленное, но и возможность развития данной темы. – Ты – как? – Добавил он поспешно, укрепляя обозначенное «нет».

– Я женат вот уже восемь лет, братец. Имею двоих детей! Мальчики – семь и пять лет! Я бы без них со скуки помер! Они, знаешь, как солнечные зайчики! Помнишь, как в детстве? Утром просыпаешься, а потолок и стены твоей комнаты, которые ты видишь каждый день, усыпаны волшебными огоньками! – Егор устремил свой восторженный взгляд к потолку ресторана и выразительно взмахнул рукой.

– А ты по-прежнему – поэт и артист. Я помню, в тебе все видели будущую звезду театра и кино.

– Пытался я звездою стать. Но… У меня в то время ни денег не было, ни обольстительной внешности. Да, и таланта, вероятно, тоже. Я, Макс, в купцы подался, в деловые люди, так сейчас это называется. Нет! – Воскликнул Егор, ещё более просияв раскрасневшимся лицом. – Ты представляешь? Я в Берг приехал на два дня, и в первый же день тебя встретил! Это удивительно! Это. Это непременно надо отметить! – Егор улыбнулся подошедшему официанту. – Нам, уважаемый, – он, посмотрел на Максима – Ты что предпочитаешь? Водку? Коньяк?

– Сок. – Категоричным тоном произнес Максим и провёл правой ладонью по голове. Этот навязчивый жест он совершал всякий раз, когда на него сваливались неожиданные проблемы.

– Ну, тогда вино, красное сухое. Это же компот! – Егор выразительно посмотрел на друга, но взгляд Максима, вероятно, убедил его, что уговоры бессмысленны. – Ээх! Под корень рубишь ты меня, старик. – Пробубнил он с расстроенным видом и взял в руки меню. Быстро просмотрев его, Егор устремил на официанта взгляд, полный энтузиазма и решимости. Затем, не спеша, с выражением величайшего удовольствия на лице он заказал по меньшей мере наименований восемь – десять. Каждое блюдо называлось им в уменьшительно-ласкательной форме – «огурчики», «блинчики», «винцо», «водочка» и т. д. Огонь, который ещё пять минут назад сиял в серо-зелёных глазах Максима, уже еле теплился. Взгляд его бесцельно блуждал по полупустому залу, по столикам, наряженным в белоснежные скатерти, с бантиками цветов на макушках ожидающих гостей. Наконец, Егор перечислил все, что желал видеть на своем столе. Когда официант удалился, он с облегчением вздохнул, вытащил из кармана большой в синюю клеточку носовой платок и стал усердно вытирать им все части своей большой, лишенной растительности головы.

– Уф. Аж вспотел от волнения. Ресторанное меню для меня – величайшее испытание! Признаюсь, я бы сейчас съел все, что перечислено в этой чудесной книжице! «Бирюльки с яблоками и вишней», «Клортики с сыром»! Это ж надо такое придумать! Ведь как ласкает слух и воображение! – Егор с решительным видом закрыл меню. – Ну его! От греха подальше! – Он посмотрел в ту сторону, куда ушел официант. Взгляд его выражал крайнюю степень нетерпения. – Вот так всякий раз жду, волнуюсь, потею. Как на первом свидании. Бирюльки с яблоками и вишней. В следующий раз непременно попробую. – Широкое лицо Егора расплылось в улыбке. – Щщаас мы с тобой отметим нашу встречу! Зря, Макс, ты от водочки отказался. Зря! Такого удовольствия себя лишаешь! Хорошая водка, она, как хорошая песня, волнует душу, располагает к раздумьям. Я выпить очень люблю. Да, и поесть люблю! Ну, ты это и так заметил. – Он хлопнул себя по объемному животу. – И курю я. – Егор замолчал, глядя восторженным взглядом на ноги проходящей мимо дамы. – И женщин люблю. В общем, – он махнул рукой, – список моих пороков слишком велик. А вот и водочка! И закусочка! – Егор потер ладонь об ладонь, увидев подходящего к столику официанта. – Приступим! – Он наполнил свою рюмку водкой, апельсиновым соком фужер Максима и с сияющим видом произнес. – Спустя два десятка лет, в этом огромном и непредсказуемом мире наши пути пересеклись. Я уверен, что это не случайно! За встречу! – Егор поднес рюмку ко рту, запрокинув голову, решительно вылил всё содержимое и положил в рот пару соленых огурчиков. Затем туда же отправились три блинчика с мясом, два с капустой и два с грибами. Проглотив последний блин, он вытер салфеткой рот и с удивлением посмотрел на Максима, не спеша жующего творог с фруктовым салатом. – Ты мужественный человек, Макс. Ээх! Мне рядом с тобой неловко за свои порочные наклонности!.. А, между тем, – в глазах его зажглись лукавые огоньки, – именно пороки вдохновляют человека на разного рода подвиги – научные открытия, изобретения. Большинство из них продиктованы элементарной ленью, стремлением облегчить свою жизнь – меньше двигаться, меньше думать. А стремление к власти, к обогащению? Это ж – величайший допинг для человеческого разума!

– Я думаю, ты преувеличиваешь роль, как ты выразился, пороков. – Вяло, без энтузиазма возразил Максим. – Познание, на мой взгляд, прежде всего интересно.

– Я не преувеличиваю, Макс, так как имею в виду в меньшей степени конкретных людей. Я имею в виду общество, которое использует научные открытия и прочие плоды человеческого разума. Кроме того, – Егор поднял указательный палец правой руки, – не забывай, что пороки – главные потребители большей части всего, что производится в современном обществе! Все, что пожирается, пьется, выкуривается, все, что тешит наши нездоровые тела и души, все чрезвычайно востребовано именно благодаря порокам! Они, как ненасытный желудок общественного организма, который постоянно требуя пищи, заставляет это общество «шевелить мозгами», думая о том, чем подавить чувство голода. Результатом этих размышлений и является большинство научных открытий. Так вот, теперь ответь – можно ли прожить без желудка? Для меня лично, – Егор погладил себя по животу. – Этот вопрос не вызывает сомнений! Мало того, что этот важнейший орган, как показала жизнь, стимулирует умственные способности! Я по себе знаю, что на голодный желудок мне всегда гениальные идеи приходят. Но, самое главное! Желудок этот, слава Богу, не черная дыра! В него вот блинок бросил. И он, этот блинок, не исчез! А отложился в разных местах. Так и пороки, Макс. Прикармливая их, общественный организм получает уйму полезных для него веществ, таких, как деньги, власть. Потому этому организму пороки ой как необходимы! Представь, если они исчезнут! Заглохнет все! Некому будет жрать, пить, курить. Некого будет лечить, развлекать, соблазнять. Ты представляешь? – Егор выразительным взглядом посмотрел на Максима. – Это же бедствие мирового масштаба! Колоссальное количество людей, я думаю, две третьих человечества, останется не у дел! Даже наука потеряет былое значение. И физика, мой друг, не исключение. Чем, скажи, ученые мужи руководствовались, создавая ядерное оружие? Уверен – не любовью к человечеству!

– Физика, Егор, это не только ядерное оружие. Это – бесконечно больше, так что, если случится невероятное, и люди станут разумнее и добрее, то им будет, чем заниматься.

– И всё таки, даже твоё «бесконечно больше» это капля в море! – Егор эмоционально взмахнул рукой и коснулся графина с водкой. Графин покачнулся, но выстоял. – Военная промышленность, вино-водочная, табачная, производство и продажа лекарственных препаратов, индустрия горячих развлечений – игорные заведения, публичные дома и т. д. Вот, где крутятся самые большие деньги, где задействованы самое большое количество человеческих мозгов и рук! А властные структуры, органы правопорядка? В них тоже отпадет необходимость!

– Было бы здорово, – прервал Егора Максим, – но, к сожалению, из области фантастики.

– Возможно. Однако, я не буду так категоричен, как ты. – Егор махнул рукой официанту. – Блинчиков хочу еще, – Сообщил он Максиму. – Тебе заказать? – Максим отрицательно покачал головой. – Блинчиков с мясом, уважаемый! Одну. Нет – две порции! И, как их? – Егор взял в руки меню и стал торопливо листать его. – «Рульки»? «Крульки»? Черт, где же они?.. А вот! «Бирюльки с яблоками и вишней»! – Воскликнул он радостно. – Две порции!.. Попробуем! – Так вот, – С воодушевлением продолжил он, – о чем я хотел сказать?

– Говорил о грядущей массовой безработице. О чем хотел сказать, не знаю.

– Старею, Макс, глупею. – Егор нахмурил брови, пытаясь сосредоточиться. – О безработице?.. Ну да! Так вот, мало того, что наш брат вообще по природе существо слабое, легко впадающее в зависимость от разного рода соблазнов, да еще и условия, в которых живет современный человек способствуют возникновению этих зависимостей. Людей намеренно втягивают в разного рода мании. Почему? Потому что это очень выгодно! Это деньги, как я уже говорил, и власть, несомненно! Зависимыми, слабыми созданиями легче управлять. А Бентом, уважаемый английский философ, между прочим, считал, что в справедливом государстве должен соблюдаться принцип наибольшего счастья наибольшего числа индивидуумов. Кстати, что такое «большее счастье, меньшее». Как его измерить? В чём? В граммах, килограммах? – Егор проткнул вилкой кусок свиной отбивной, поднял его, покрутил перед носом, а затем устремил оценивающий взгляд в тарелку Максима. – Без всяких сомнений, моё счастье в настоящий момент больше твоего. Что ты скажешь на этот счёт?

– Прежде всего, я не вижу смысла отделять государство от людей. – Ответил Максим, переводя рассеянный взгляд со стола, перегруженного тарелками на Егора, а затем обратно. – Человеческое общество, на мой взгляд, единый организм. Не думаю, что верно искать причину его болезни лишь в структурах власти. Что касается счастья. Массовые кровавые зрелища в древнем Риме (гладиаторские бои, казни, пытки, кормление диких животных живыми людьми) пользовались большой популярностью и собирали огромное количество людей. Вероятно, эти развлечения приумножали их счастье.

– Ух. – Егор, морщась, положил вилку. – Не порти мне аппетит. – Дремучие времена. Кривые идеалы. Говорят, мы похорошели. Потребность в массовых кровавых зрелищах теперь удовлетворяет кинематограф, СМИ, индустрии развлечений для детей и подростков. Поразительный прогресс, можно сказать, триумф фундаментальных человеческих ценностей!

– Вершиной добродетели в этом мире, думаю, всегда будет выбор в пользу наименьшего зла. Например, быть обычным человеком или идиотом. – Максим улыбнулся слабо и неуверенно, как будто извиняясь за сказанное.

– Идиотом. Как ты, Макс, замахнулся высоко. Сказал бы – беспокойным философом, или, на худой конец, борцом за справедливость. Идиотом стать не каждому дано. Помнишь князя Мышкина? Эх. – Егор вздохнул и с грустью посмотрел в тарелку. – А великий британский мыслитель Джон Стюарт Миль, между прочим, говорил: «Лучше быть недовольным человеком, чем счастливой свиньёй.» Вот дилемма!

– Считать себя и считаться человеком намного легче, чем понять, что это такое.

– Ещё сложнее понять, что такое хороший человек. – Егор положил в тарелку Максима блинчик. – Попробуй, не пожалеешь. «Две души живут во мне и обе не в ладу друг с другом.» – Процитировал он. – Великий Гёте заглянул в будущее и увидел гомункулуса. Как тебе эта перспектива?

– Спасибо. – Максим с обречённым видом вонзил вилку в блин, уже не мечтая о скором высвобождении из крепких объятий реальности в лице Егора. – Вряд ли чистый интеллект станет когда-нибудь идеалом для человека. Это означало бы отказаться от всех удовольствий. Вероятнее, он создаст его, как раба, для умножения всё тех же удовольствий.

– А я, друг мой, осмелюсь предположить, что тот, кого назвали богом, намеренно ставит перед нашим братом недостижимые цели. Он дал нам неукротимый аппетит ко всему, способность обглодать и отравить своими отходами всю вселенную, а во владения – всего-то одну планету. Вот и вечный двигатель для человеческих мозгов, вот и мечта освоить под пастбища и огороды – галактики, а под сливные ямы – чёрные дыры. Но это так – для разбега. Главная недостижимая цель растущих человеческих амбиций – вечная и счастливая жизнь. Почему недостижимая? Потому что творец знает, что жизнь может быть счастливой. Он знает, что и вечная жизнь также возможна для человека разумного. А вот счастливой вечной жизни быть не может. Таким образом, – Егор посмотрел на Максима пристально. – Я тебя не утомил своей болтовней?

– Нет. – Максим запнулся. – Правда, мне ещё на работу заехать надо.

– Работа подождёт. – Перебил его Егор. – Мы столько не виделись, друг! Какая работа?! Так вот, – продолжил он. – Получается, как видишь, идём мы все туда, не знаем куда, чтобы найти то, что в природе не существует. Даже господь не сможет создать треугольник с четырьмя углами. – Егор на минуту задумался, глядя куда-то в сторону. – А, черт с ними, с этими углами! Давай лучше поговорим о женщинах. – Смотри, какая барышня! Какое тело! – Он причмокнул губами и кивнул в сторону пышнотелой блондинки за соседним столиком. Девушка, которая до сих пор сидела со скучающим видом, периодически отправляя в свой ярко очерченный красной помадой рот пирожные и запивая их шампанским, заметно оживилась. Она поправила прическу и кокетливо посмотрела на Максима. – Нет, ты видел? – Прошептал Егор. – Она на меня даже не взглянула. Все внимание – только тебе! Хочешь, я приглашу ее за наш столик?

– О, не надо. – Максим нахмурился и стал с сосредоточенным видом исследовать содержимое своей тарелки.

– Почему! – Прошипел Егор.

– Понимаешь. Дамы подобного рода – не для меня. Я не знаю, о чем говорить с ними. В общем, их внутренний мир, их интересы мне не доступны. – Он посмотрел на Егора исподлобья. И. И – хватит об этом!

– Ладно, ладно. Не горячись. Не хочешь девушку, не надо. – Лицо Егора приняло серьезное выражение. – А жаль! – Добавил он, продолжая наблюдать за блондинкой. Та с разочарованным видом встала и, покачивая бедрами, медленно поплыла к выходу. – Жаль! – Повторил он, когда девушка исчезла из виду. – Теперь я понимаю, почему ты, Макс, не женат! Ты же ищешь иголку в стоге сена! Рассуждаешь, как писатель-лирик. В человеке, мол, все должно быть прекрасно, и тело, и душа, и мысли. Так, или примерно так, не помню, но суть я выразил. Должно – это не значит, что есть на самом деле! Прекрасные и тело, и душа, и мысли – сочетание, с моей точки зрения, ну просто фантастически редкое! Так что, не трать время, дружище! Выбирай себе обычную земную женщину, женись. – Тут Егор замолчал. Лицо его стало преображаться на глазах. Это было подобно рассвету. Казалось, засияло все – глаза, улыбка, покрытые выступившей испариной лоб и макушка. – А вот и бирюльки с блинками! – Воскликнул он и стал торопливо прилаживать салфетку под подбородок. – Советую тебе сделать то же самое, чтобы не испортить рубашку. Посмотри, какой сочный продукт эти бирюльки! Спасибо, любезный, спасибо! – Егор посмотрел на официанта с благодарностью. – Спускайся, Макс, с небес на землю, женись, ешь бирюльки. В общем, наслаждайся жизнью, такой, какая есть. Другой ведь не будет! – Он наклонился над тарелкой, раздувая ноздри и шумно вдыхая ароматное облако пара. Его нос, похожий на парашют, завис в сантиметре от золотистого, лоснящегося от масла кургана. – Сейчас мы их попробуем! – Осторожно захватив большим и указательным пальцами правой руки нечто, напоминающее маленький рулетик, Егор бросил его в свой большой рот. – Уух, ыых. Тают! Просто тают во рту! Даже жевать не надо! – Он облизал губы и отправил в рот уже не один, а три рулетика, затем еще три. – Ради этого, Макс, стоит жить! – Произнес он осипшим голосом. – Да, да! Именно так, я не преувеличиваю. Стоит жить. Вот из таких, или примерно таких маленьких радостей складывается большое счастье. Вижу, ты не согласен со мной, а жаль. – Тут Егор поднял брови. – Слушай, друг! Я заметил очень интересную деталь! Совершенно случайно! Слова «Максималист» и «Максим» – однокоренные существительные! Твое имя, Макс, отражает твою суть! Тебе нужно все, или ничего! И в этом – твоя беда. Потому ты и не женился до сих пор. Ты только не обижайся! – Егор посмотрел на Максима виноватым взглядом. – Я от души это говорю, искренне.

Максим кисло улыбнулся. – Очень рад за тебя, но у каждого – свой рецепт счастья.

– Понимаю, к чему ты клонишь. – Усмехнулся Егор, наполняя рюмку водкой. – Человек никогда не будет идеальным. Порочность – такая же обязательная деталь его неотразимого образа, как, к примеру, нос и уши. Однако, я думаю, Максим, по этому поводу не стоит расстраиваться! Давно замечено, что люди, принимающие окружающий мир таким, какой он есть, не тратящие время на поиск истины, более счастливы. Они понимают, что мир этот несовершенен, не ждут от людей того, что они не могут им дать, не занимаются самоедством, не раздумывают о смысле жизни. Просто живут! Рожают детей, добывают хлеб насущный, грешат по мере необходимости. Я не буду предлагать тебе грешить, но попытаться принять мир таким, какой он есть, не отгораживаться от него стеной. За твоё здоровье! – С воодушевлением произнёс он и проглотил содержимое рюмки.

– Быть может, жить, не думая, проще, но ведь способность мыслить как раз и отличает человека от животных. Не пользоваться, не развивать эту способность – значит, деградировать.

– Какая деградация? – С трудом проговорил Егор, активно работая челюстями. – Попробуй салат. Непременно! Чудо, как хорош!.. Так вот. О деградации. Я с тобой, Максим, в корне не согласен! Какая деградация? Человек – часть животного мира, со всеми вытекающими от сюда последствиями. И потому не надо пытаться из курицы делать Жарптицу! Человек был животным и остается им. Но беда не в этом. – Егор зачерпнул ложкой салат и, слегка растеряв содержимое по дороге от тарелки ко рту, доставил его по назначению. – Беда в том, что создатель наш не подумал, подарив разум одному из представителей уважаемого мною мира животных. Животное живет в гармонии с окружающим миром и с самим собой. Его возможности позволяют ему брать у природы лишь малость. Но эта малость – есть идеал, вершина, абсолютно недоступная для могущественного Человека Разумного, а жаль! Жаль потому, что именно эта малость – есть оптимум, дающий возможность всему живому сосуществовать, сохраняя равновесие. Человека не ругать, а жалеть надо! Он, друг мой, жертва эксперимента, животное, изуродованное разумом! Говорю я все это, между прочим, без иронии, потому что, я – не мартышка из басни Крылова, которая, смотря на собственное изображение в зеркале, всячески его поносит. Я есть такой же статистически средний человек, в общем, обычный представитель своего семейства, смесь инстинктов и разума. В общем – такой, как все! И потому к своим собратьям отношусь с пониманием.

– Ты считаешь, нам лучше было бы появиться на свет обезьянами? – с иронией в голосе спросил Максим.

– А что? – Егор поднял брови. – Тебе кажется образ обезьяны менее привлекательным, чем образ человека? А ты представь. Сидели бы мы с тобой сейчас на свежем воздухе, где-нибудь в первозданном лесу, жевали бы экологически чистые фрукты и беседовали бы не о пороках, Макс, нет! А, к примеру о том, какой чудесный был сегодня рассвет. Ты когда последний раз любовался рассветом?

– Не помню. – Признался Максим.

– Не помнишь! И я не помню. На первый взгляд, мы с тобой – два абсолютно разных человека. Но, тем не менее, между нами – много общего. Мы забыли о своих корнях. Работа, «бабки», вот, чем заняты наши головы и души. Нам не до рассветов и закатов! Ладно, хватит о грустном! – Егор махнул рукой, наполнил рюмку и вопросительно посмотрел на Максима. – За что же выпьем?.. За Адама и Еву! За прародителей наших! – Он привычным движением лишил рюмку ее содержимого и зажмурился – Хорошо. Как хорошо. Все поет внутри, и песня просится наружу. «Ямщик, не гони лошадей.» – запел Егор сочным басом. Глаза Максима округлились.

– Ш-ш-ш – зашипел он, озираясь по сторонам и краснея.

– Жаль. – Егор тряхнул головой. – Ты думаешь, я пьян? Я никогда не бываю пьян. Ладно, концерт отменяется. Продолжим дискуссию! На чем я остановился? На Адаме и Еве!.. Все мы – дети своих родителей. И все – божьи дети, говорят, созданные по образу и подобию. – Егор вскинул брови, как будто что-то неожиданно вспомнив. – Не поверишь! В детстве я был худеньким, подвижным и очень любознательным. Я всё сложное пытался разделить на множество простого. Этакий редукционизм проявлял – резал мамины платья и отцовские штаны, разбивал цветочные вазы, протыкал шины (и свои, и чужие). А, знаешь, кем я хотел быть? Ни космонавтом, ни учёным, а дедом Морозом, чтобы каждый день дарить себе и всем нуждающимся подарки. Но потом я передумал, вероятно, прикинув, что одного мешка конфет и игрушек всем не хватит, и решил стать п'опом (я тогда так всех святых отцов называл). Представляешь, как я легко расколол сложное на простое, рассмотрев наиболее прибыльное в то время дело для решения подарочного вопроса. Вот так я огорчал свою любимую матушку. А вообще, я себе пятилетний очень симпатичен. Я был свободнее, смелее, мудрее, наконец. Я верил, что найду ответы на все мои вопросы, и находил! Мне кажется, этот пацан по-прежнему живёт во мне. Где-то очень-очень глубоко. Я с ним часто разговариваю. А, может, это и есть душа? То, что все время не дает мне покоя, главный мой критик, собеседник и друг. То, что, как те бурлаки на Волге, тянет меня – этакую баржу, перегруженную всякой дрянью, вперед, из тьмы к свету и не теряет надежды вытянуть. – Егор вдруг смутился и покраснел, как подросток. – Ух, заболтался я с тобой, аж устал. – Он вытер салфеткой лоб, взглянул на часы и воскликнул так громко, что люди за соседними столиками с тревогой посмотрели в его сторону. – Двенадцать часов! У меня же через полчаса деловая встреча! Какой же я осел! – Махнув рукой, он стал торопливо наматывать спагетти на вилку. – Макс, дружище, заговорил он с трудом в перерывах между жеванием. – Сегодня я подписываю очень важный для меня договор, а завтра. Завтра я хочу отметить это событие. Маленький банкет в маленькой компании! С тобой – четверо человек. Я очень хочу, чтобы ты пришел! Очень! – Повторил он, заметив выражение досады на лице Максима. – Не говори мне, что ты занят! Завтра воскресенье. Встреча будет здесь же. Местечко уютное, а повара – просто волшебники! Ты обязан прийти. – Егор вновь посмотрел на часы. – Все. Пора. Опаздываю. – Он вытер ладонью рот, похлопал себя по карманам пиджака и брюк; нащупав кошелек, с трудом извлек его и вытащил пачку смятых денежных купюр. Покопавшись в ней и рассыпав на стол не меньше половины денежных знаков, Егор, наконец, нашел то, что искал. – Этого хватит с лихвой. – Произнес он слегка осипшим голосом и шлепнул две стодолларовые купюры на стол. Затем сгреб в кулак деньги, разбросанные по столу, и резким движением руки запихнул их обратно в кошелек. – Не забудь, завтра в полдень. – Красное от волнений и спешки лицо Егора приняло строгое выражение. – Я буду ждать. Ну, все. Полетел. Взлетал Егор, кряхтя и тяжело дыша. Оторвавшись от стула, он вышел на взлетную полосу между столиками и полетел в направлении выхода медленно, но уверенно.

Прошло минут пять, Егор уже исчез из вида, а Максим все сидел неподвижно, устремив ничего невидящий взгляд в направлении выхода. Мысль о том, что он будет вынужден завтра убивать время в компании незнакомых ему людей сверлило его воспалённый от бессонницы и переживаний мозг. Он был тем человеком, о ком обычно говорят «нелюдимый»; и не то, чтобы не любил людей, и не то, чтобы любил. Он был слишком занят и для того, и для другого. Чувствуя себя раздавленным неожиданно свалившимися на него событиями, он не только ничего не видел, но и не слышал. Его неподвижный, подавленный вид привлек внимание официанта. Тот подошел к Максиму и, заглянув в его глаза, с тревогой в голосе спросил, все ли у него в порядке. Максим вздрогнул от неожиданности. – Все хорошо. Спасибо. – Ответил он, смутившись, и огляделся по сторонам. Сориентировавшись в пространстве, он вытащил из бокового кармана куртки бумажник, положил на стол деньги и чаевые и быстрым шагом пошел к выходу. Его состояние в этот момент напоминало состояние человека, пережившего ураган. Такой хаос был в его голове, планах на сегодняшний, завтрашний и все последующие дни.

Глава II

Когда без трех минут двенадцать следующего дня Максим переступил порог уже знакомого нам кафе, длинная цепочка из цифр и неопределённых величин уже не помещалась в его голове. Он почувствовал необходимость воспользоваться блокнотом и уже было опустил правую руку в задний карман брюк, как не только увидел, но и услышал своего друга. Тот сидел за столиком в обществе мужчины и женщины и что-то громко рассказывал, эмоционально жестикулируя. Увидев Максима, он обрадовался, как ребенок, и, как ребенок, он выразил свою радость искренне и шумно.

– Макс, дружище, как я счастлив, что ты пришел! – Выкрикнул он во всю мощь своих голосовых связок, после чего Максим почувствовал себя в центре всеобщего внимания. На него смотрели не только друзья Егора, но и все присутствующие.

– Мы только что говорили о тебе! Я вчера в спешке забыл взять твой номер телефона и сутки волновался, не зная придешь ты или нет. Ну ты молодчина, что пришел! – Егор хлопнул Максима по плечу. – Представлять тебя не буду. Я о тебе уже успел все рассказать. Все, что знал. Теперь представлю своих друзей! – Егор перевел свой сияющий взгляд на мужчину. – Это Жорж Гринбер, владелец сети крупнейших аптек, носящих его светлейшее имя. Гринбер-Мед, ты наверняка слышал о них, Макс! Он богатейший человек, известный меценат и мой коллега по бизнесу! Как говориться, прошу любить и жаловать!

Мужчина встал и, улыбнувшись очень выразительной, белозубой улыбкой, подал Максиму руку. – Рад с вами познакомиться. – Произнес он приятным баритоном.

Максим поднял уголки рта и ответил коротким рукопожатием. Мужчина, вероятно, хотел сказать еще что-то и уже открыл рот, издав первые звуки, но густой бас Егора заглушил его.

– А это – Надежда Белик, прекрасный доктор, заместитель главного врача госпиталя при Монастыре Св. Марии и добрейшей души человек! – Егор с восхищением взирал на девушку. Та покраснела и взглянула на него с укором. Слова Егора явно смутили ее. Однако, смущение было заметно лишь несколько секунд. Она улыбнулась доброй улыбкой. Максим ответил кивком головы и поспешно отвел взгляд, думая лишь о том, как бы побыстрее занять свое место.

– Устраивайся, – Пробасил Егор, вероятно заметив замешательство друга. – А я тем временем наполню бокальчики! По многочисленным просьбам присутствующих и к моему величайшему сожалению мы сегодня будем пить лишь шампанское и вино. – С трагическим выражением лица сообщил он.

Пока Егор наполнял бокалы и хвалил ресторан, Максим смог более внимательно рассмотреть своих новых знакомых. Мужчина был спортивного телосложения брюнет, лет тридцати восьми, красивый какой-то исключительно правильной красотой. Добротный костюм, галантные манеры обрамляли эту красоту, как дорогая оправа – алмаз на пальце его руки. Максим, испытав ощущение чего-то слишком насыщенного, слишком перегруженного деталями, взглянул на женщину. Она произвела на него прямо противоположное впечатление. В её внешности преобладало то, что принято называть обыкновенным, что, как правило, поправляют гримом, украшают яркими одеждами. Однако, она, как было видно, не делала ни того, ни другого. Напротив, казалось, стремилась подчеркнуть свою "обыкновенность". Возможно, именно это вызвало у Максима желание всмотреться в неё. Ему показалось, что ей было не более тридцати лет. Его взгляд скользнул по её каштановым волосам, собранным сзади, по светло-кофейной гамме мягкого платья и вдруг споткнулся. Карие, опушенные густыми черными ресницами глаза девушки улыбнулись ему и засияли тихим, тёплым светом. Он смутился, и тут, как спасение, перед ним возник образ Егора. Его широкое лицо выглядело еще шире от растянутой от уха до уха улыбки.

– Тебе, друг мой, с горкой, так сказать, от души! – Егор развел руками, наблюдая, как пенящееся шампанское из бокала Максима выливается на скатерть. – Отхлебни! Отхлебни скорей! А я тем временем тост скажу. Первым с вашего позволения. – Он подарил по цветущему взгляду каждому из присутствующих. – Признаюсь вам, друзья, сегодня мне всё кажется особенным. Утром меня разбудил не вопль будильника, а чириканье какой-то нежной птахи. Проснувшись, я был свеж, как юноша. Выйдя из дому, ничего не забыл. Цветы в саду сегодня пахли не цветами, а вишнёвым вареньем, которое мне варила в детстве моя матушка, а солнце в небе было ну точь-в точь, как золотистый оладушек!

– Ты, видно, очень голоден был, Егорушка. – Сияя здоровьем и радостью, произнёс красивый брюнет.

– Как поэтично! – Перебила его девушка, представленная Егором как Надежда Белик. – Голос её был негромким, интонации мягкими, потому её вступление в разговор никому не показалось несвоевременным, в том числе и говорившему. – Чудесная картина, изумительные образы!

– Спасибо, Наденька. Выходит, хоть и не Пришвин я, и не Мамин-Сибиряк, но чувство прекрасного мне не чуждо. – Он с добродушной улыбкой посмотрел на Жоржа. – И всё-таки день сегодня особенный! Я счастлив, что все мы сейчас собрались за этим столом – коллеги, бывшие одноклассники, в общем, – друзья! Я хочу выпить за дружбу. Дружба, как любовь, источник сил, вдохновения и успеха! Без нее жизнь наша была бы. все равно, что шампанское без газа. В общем, нечто, негодное к употреблению. Ах, – тут Егор изогнул брови в гримасе грусти, – моя ностальгия по прошлому пахнет антоновскими яблоками, которые мы воровали в колхозном саду. – Он посмотрел на Максима, но тот, вероятно, не найдя, что ответить, молчал. – Егор на секунду задумался, а затем продолжил. – Ну, я не буду, пожалуй, испытывать ваше и свое терпение длинными тостами. За дружбу! – Он поднял бокал, при этом изрядно расплескав его содержимое себе на пиджак, и большими глотками с жадностью поглотил все, что в нем осталось. Затем с задумчивым видом осторожно опустил хрупкую емкость на место. Лицо его сморщилось, в результате чего нос приобрел вид печеной картофелины средних размеров.

– Приятное шампанское, – произнёс Жорж, – и тост замечательный! А моя ностальгия имеет особый запах – смесь ладана, каких-то волшебных бальзамов, масел и чада от церковной свечи. Им окутано всё моё детство. С тех пор, как семья моя покинула Россию, я нигде больше не встречал его. Это было чудесное время, но воспоминания о нём вызывают грусть, а я не люблю грустить.

– Какая тоска. – Подумал Максим обречённо, тщетно пытаясь восстановить потерянную цепочку из цифр и знаков.

– Я редко оглядываюсь назад. – Продолжал Жорж. Люблю пить настоящее, наслаждаясь, по каплям, не мучаясь воспоминаниями, ни о чём не сожалея.

– Мда. – Промычал Егор, и по большому лицу его разлилась плутовская улыбка, как варенье по поверхности блина, лежащего на одной из многочисленных тарелок, стоящих перед ним. – Неосмотрительно, на мой взгляд. Забывший о прошлом человек рискует заблудиться, забыть, кто он, откуда и куда идёт. Амнезия, так, по-моему, это называется.

– Человек меняется. Мне порой кажется, что в прошлом был не я. Бледный, слабый отрок, ведомый сверстниками, школой, родителями. Сейчас я веду других. – На лице Жоржа блеснула горделивая улыбка. – Воспоминания об ушедшем, утерянном – ненужный груз. С ним тяжело подниматься в гору. "Сожаления о прошлом – одна из ловушек, ворующих счастье." – Так говорил мудрый Ошо.

– Счастливчики. А я всё тащу на себе. Столько всякой тяжести в голове и на сердце. Вершина мне не светит. – Егор посмотрел на Максима. – А что ты думаешь по этому поводу, Макс?

Максим услышал своё имя, как будто издалека. Он посмотрел на сидящих за столом так, как смотрит только что разбуженный человек. Его неясный взор заставил Егора повторить вопрос. – Мы хотим знать, что говорят учёные о прошлом и настоящем.

Возникшая пауза и обращённые взгляды соседей по столику окончательно прояснили сознание Максима и понимание, что дальше молчать нельзя, заставило его найти наиболее оптимальное решение, то есть сказать что-то и одновременно ничего по существу темы разговора, который он не слышал. – Настоящее. А его нет. Нет, потому что время – величина непрерывная. Поставить точку в нём невозможно. Если верить Эйнштейну, всё происходит вечно. Прошлое, настоящее – не более, чем иллюзии, продукт ограниченного человеческого сознания. – Произнёс он быстро и обратил на Егора угрюмый взгляд, как бы давая понять, что продолжения не будет.

– Всё происходит вечно. – Повторила вдруг Надя. – Как потрясающе просто и гениально. – Девушка смотрела на Максима с восхищением. – Это значит, я напрасно порой грущу о прошлом. Оно не исчезло. Оно есть, как город, в котором я родилась и покинула очень давно.

– Формулы Ньютона, Кулона, Дальтона, так или примерно так. Не помню. А, как вы думаете, быть может в будущем появиться и формула человеческой души? – В глазах Жоржа сверкнули искорки иронии, но он тут же погасил их любезной улыбкой.

– Мне кажется, – ответил Максим, нехотя, – что понять человека намного сложнее, чем найти решение даже самой сложной задачи.

– Там, где наука бессильна, может помочь Библия. – Всё также любезно улыбаясь, добавил Жорж. – Я прочёл много книг, но ни одной не перечитал, потому что слишком много ещё не прочитано, а времени мало. Однако, к Библии возвращаюсь каждый день.

– Ты, знаешь, как я уважаю твой оптимизм. Очень уважаю, но не разделяю. – Пробасил Егор, пополняя содержимое своей тарелки. Взгляд его выражал восторг и нетерпение.

– Ты знаешь, как я вследствие этого сочувствую тебе. – Жорж сделал паузу и добавил. – «Иди за мной, если хочешь быть совершенным.» Я верю тому, кто это сказал.

– Пойти, конечно, можно. Отчего не пойти? Но возможно ли уйти от себя? Не думаю, что человек когда-нибудь сможет быть свободен от самого себя.

– А ты не обобщай. Ты больше думай о своих грехах, а не о мировых. – Жорж заправил салфетку за белоснежный воротник рубашки, всмотрелся в источающее горячий ароматный пар кулинарное сооружение перед ним и принялся не спешно работать в нём ножом и вилкой.

– И будут все святы? И будут любить друг друга? И не будет ни богатых, ни бедных, ни возвышающихся, ни униженных? – Егор оглядел сидящих за столом, как бы приглашая к разговору. – Человек, свободный от себя самого, то есть от порабощения собственной плоти, это уже не человек. Это – бог. Ну, зачем этому миру миллиарды богов? Вот вы все наверняка слышали, что дети, оказавшиеся в силу каких-либо обстоятельств вне человеческого общества в первые четыре-шесть лет жизни и выросшие среди диких животных, навсегда теряют способность стать людьми. Выходит, наше животное «Я» есть наше ядро, так сказать, базис; а значит, более ценно для создателя. Но, что в этом случае вся прочая надстройка? Ошибка эволюции, взорвавшая земной рай? Интересно, бог может допустить ошибку? – Тут он поднял брови и прикрыл рот своей огромной пятернёй с толстыми короткими пальцами. – Простите, друзья, мне мою несдержанность мыслей. Это шампанское виновато. Это – яд для меня и я, вероятно, теряю остатки разума.

Жорж дружелюбно улыбнулся. – Несвободный от себя человек это голодный человек. Его надо накормить хлебом, знаниями, и всё получится.

– Не думаю. – Пробасил Егор, – Папа Григорий 9, создавший святую инквизицию, я уверен, был сыт и образован. Однако, с его высочайшего позволения усердиями монахов только в Англии было казнено около тысячи женщин, которых предварительно зверски пытали.

– Нравственные уроды, к сожалению, периодически появляются в любых сферах общества, не только в религии. В политике, к примеру, их гораздо больше.

– Верно. Но, кто из них страдал от недоедания, необразованности? Вот вопрос. – Егор смущённо взглянул на Надежду и Максима. – Простите мне мои разглагольствования. Я, наверное, выгляжу, как упрямый осёл.

– Ты выглядишь, как Егор. – Перебил его Жорж, сверкнув белоснежной улыбкой. – Как Егор, с которым мне интересно порой пофилософствовать, и я не теряю надежды наставить тебя на путь истинный.

– Встать на путь истинный для меня намного сложнее, чем даже найти ответы на роящиеся в моей голове вопросы. Вот, к примеру, – глаза Егора плутовски заискрились. – В так называемых детях – Маугли, о которых я уже говорил, больше животного чем человеческого. Так кого же создал бог (или эволюция – как хотите, так и называйте творца)? Почему всё, что делает человека – человеком, так непрочно – здоровье нашего разума, души? – Он с искренней и какой-то виноватой улыбкой посмотрел на Надю. – Что Вы скажете на это,доктор?

Девушка посмотрела в глаза Егора, тонкие брови её слегка приподнялись и лицо приняло растерянное выражение. – Я могу сообщить лишь то, что известно науке, да и вам, я уверена. Человек – общественное создание и для развития отделов мозга, ответственных за высшую нервную деятельность, нужны специфические стимулы, которые возникают в процессе общения между людьми. В любом организме развивается лишь то, что востребовано. То, что обеспечивает особые способности человека, подобно слабому огню, зажжённому в мозге новорождённого. Если не поддержать его вовремя, он потухнет. Да, к сожалению, так бывает. – Надя обвела глазами всех сидящих за столом, словно пытаясь удостовериться, что то, что она говорит, понятно. – Но не только абсолютная изоляция разрушительна для ребёнка, – продолжила она спустя несколько секунд уже более уверенно, – но и недостаток внимания, заботы, помощи в получении необходимых навыков и знаний. В результате возникает неспособность мозга контролировать поведение. Напротив, то, что востребовано, будет успешно развиваться. Например, центры агрессии. Они есть у каждого человека и являются плодом многовековой борьбы за ресурсы, которую вели наши предки. Насилие и стресс на ранних этапах жизни делают более чувствительными эти взрывоопасные участки мозга. Однако, агрессия не неизбежна. В мире, где не будет стимулов, вызывающих потенциал действия в центрах, ответственном за страх и враждебное поведение, не будет агрессии и мир добра и любви станет реальностью.

– Выходит, чтобы создать идеального человека, необходимо сначала построить рай? Но кто будет его строить? Грешники? – Егор опять виновато улыбнулся.

Надя кивнула ему, глаза её смотрели тепло и дружески. – Понятие идеального сложно. Думаю, стоит начать с лучшего. Необходимо создать лучшие, насколько это возможно, условия. Окружить маленького человека любовью, заботой, научить его заботиться о других, дать всестороннее образование, научить мыслить свободно. Я верю, что создать гармоничного человека реально. Для решения этой задачи есть и силы, и средства, и мудрые учителя. Необходимо время.

– Прекрасно! – Воскликнул Егор, всем своим крупным существом выражая необычайный энтузиазм. – Это значит, некто подарил нам огонь, а мы должны научиться им пользоваться. За это необходимо выпить! – Он с нежностью посмотрел на стоящую перед ним бутылку вина, затем осторожно охватил её могучей правой кистью и поднял над столом, как знамя. – За гармоничного человека! За тех, кто будет воздвигать рай для наших детей, за вас, Наденька! – Он задумался, затем махнул рукой, поднял свой бокал и, не спеша, смакуя каждый глоток, выпил все и вытряс последние капли.

– «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». – Процитировал Жорж, устремив на Надю чёрный, сияющий осторожной нежностью взгляд. – И я верю в этот рай.

– Молодец, – пробубнил Егор, закусывая выпитое, – но учти, это будет демократический рай для всех – и верующих, и атеистов. Я не перееду в него без Макса.

Жорж с любопытством взглянул на Максима. – Вы атеист?

Возникла пауза. Максим молчал, глядя в тарелку. Уши его покраснели. Возможно, это случилось от смущения, которое он обычно испытывал в кругу незнакомых ему людей, но вероятнее всего, от раздражения, которое росло в нём, как снежный ком. Он уже было собрался открыть рот, чтобы сказать, что верует давно и преданно в Деда Мороза, как, переводя глаза с тарелки на Жоржа вдруг встретился с глазами Нади. Взгляд её, полный сосредоточенного внимания и доверия, смутил Максима, и он заговорил совсем не о том, что хотел мгновение назад. – Концепция бога, как и множество других современных моделей реальности, не может быть ни подтверждена, ни опровергнута. Абсолютные знания о сознании и материи невозможны для человека, любые попытки обобщить всю информацию и подвести под один знаменатель подобны гаданию на кофейной гуще. Любая концепция реальности может быть полезна лишь в определённой сфере.

Жорж посмотрел на Максима пристально, вероятно, пытаясь вникнуть в услышанное. – Близорукость не грех, – наконец, произнёс он, учтиво улыбаясь, – но, если мы что-то не видим, это не значит, что оно не существует. Однако, мне очень интересно, какую картину мира видите вы?

– Я вижу, что человек – самый опасный враг и миру, и себе, а религия есть попытка человека спастись от себя самого.

– И опять я с вами согласен! – Воодушевляясь, подхватил высказанную мысль Жорж. – Христовы заповеди – вечные нравственные ценности – единственный путь к спасению!

– Нормы морали, которые проповедовал Христос, к сожалению, не могут быть нормой для людей. – Возразил Максим, не понимая, зачем он это сделал. Данный разговор не представлял для него ровно никакого интереса, но он словно боялся обмануть ожидания устремлённых на него глаз девушки. – Универсальное сознание – утопия. В этом мире нет более неопределённых и запутанных понятий, чем добро и зло. Природа, дикая, необразованная, не знающая библии, более нравственна, чем всегда был и есть среднестатистический человек.

Жорж кивнул головой. – Господь – учитель наш. Достичь его высот не дано никому. Но он дарит нам возможность учиться. Несомненно, постичь науку его по силам не всем, для этого необходимы, как в любой учёбе, не только ум, но и трудолюбие, и старание.

– Думаю, этого будет совсем недостаточно. – Вновь возразил Максим. – Можно желать стать, к примеру, художником, но никогда не осуществить своего желания, вследствие отсутствия таланта. Чтобы следовать библейским заповедям, надо иметь в душе нечто, созвучное этим жизненным принципам. Я думаю, что самый доступный и самый понятный для людей – язык закона. Уберите полицию, и в мире наступит хаос. Относительный порядок, к которому мы привыкли, держится в основном на страхе наказания. Он, как каркас, поддерживающий неустойчивое сооружение из множества фрагментов, сверху припудренных, прилизанных, подкрашенных для привлекательности, но не способных держаться самостоятельно. Уберите каркас – и все рухнет. Никакие религиозные учения не спасут.

– Согласен. – Вступил в разговор Егор. – Единственно верный и действенный метод воспитания Человека Разумного – это метод «Кнута и пряника». Кстати, и Большинство религий не брезгует им. Будешь хорошо себя вести – попадешь в рай! Ну, а если – нет, гореть тебе в аду!

– Если вы помните, – перебил с улыбкой Жорж, – христианству – более двух тысяч лет! Почему, скажите, люди верят в сказку?

– По разным причинам. – Вновь вступил в разговор Максим. – Кто-то – от неуверенности в собственных силах, от неспособности самостоятельно отвечать за свои поступки, от страха перед настоящим и будущим, кто-то, так сказать, на всякий случай. И лишь немногие – от того, что христианство отвечает их сути, их внутренней потребности жить по законам добра.

Лицо Жоржа выразило недоумение. – Какая разница, каким путем люди приходят к вере? Главное – результат!

– Я думаю, это важно. Так как идеалы, которые не отвечают сути человека, легко предаются при необходимости. Обмениваются на то, что действительно представляет ценность для него – деньги, власть, слава, жизнь. Для таких «верующих» вера – красивая смирительная рубашка, которую можно снять в любой момент. Закон же – это дубинка, от которой в реальной жизни никуда не деться.

Жорж, откинувшись на спинку стула, внимательно смотрел на Максима. – "Имеющий веру – имеет всё и ничего потерять не может." – Процитировал он. – Вы любите Тургенева?

– Я уверен лишь в том, что могу понять, что является фактом, доказанным наукой или временем.

– Ну, а что думаете вы, Надя? – Жорж с надеждой посмотрел на девушку.

– Я считаю бессмысленным этот спор. В книге жизни каждый читает то, что видит. Строки о Христе для меня – лучшее, что я прочла. О боге же я говорить не умею. – Она посмотрела на Максима. – Мне понравилось, как вы сказали о природе. В ней – бесконечная мудрость, которую человеку ещё предстоит постичь. Эволюция человеческой души, социальная эволюция только набирают скорость. Я верю, что мир будущего, новый мир, будет построен из вечных добрых истин.

– Эволюция биологического вида, породившая человека разумного, остановилась на этом знаменательном событии. – Не глядя на Надю, опять краснея, заговорил Максим. – С тех пор эволюционировали общественные законы, область знаний, однако, человек остался прежним. Человеку не преодолеть притяжение его биологической животной сути, не стать тем, что рисует его оптимистичное воображение. Если ему удастся хотя бы в целях самосохранения умерить свой аппетит, отказаться от ориентиров на роскошь и изобилие, у человечества появиться шанс выжить. Сейчас такого шанса нет.

– Да. – Произнес Егор с озадаченным видом. – Задел ты меня за живое своими разговорами об излишествах. Вон сколько на мне лишнего висит! Пора на хлеб и воду. А тебе, Жорж, – В глазах Егора заискрились смешинки. – Тебе надобно сменить имидж – костюмчик попроще, жилье поскромнее. Мудрость, сходящая свыше скромна. Так, если мне не изменяет память, говорил святой Иаков.

– В тебе погибает великий артист. Твоё призвание – сцена. – Жорж хрустнул длинными белыми пальцами. – Люди не могут быть равны абсолютно во всем, потому что Бог создал их разными, наделив разными способностями. А разные способности дают разные возможности. Не всё ли равно, сколько стоит мой костюм, или, сколько у меня домов. Главное – я делаю то, что многие сделать не в состоянии, как я уже говорил, в силу разных способностей. Быть может, кто-то замечательно метет дворы, но он за всю свою жизнь не заработает столько, сколько я уже перечислил на различные благотворительные цели. Да, моё состояние – около пяти миллиардов долларов. Я люблю дорогие вещи. Но, что лучше? Гладить по головке и делиться последними центами, или, как я оказывать существенную, ощутимую помощь? Надо, я думаю, спросить тех, кому я даю работу, кто получает от меня материальную помощь. Да, движение к успеху идёт в жесткой борьбе. Если я буду жалеть всех, кто плетётся сзади меня, я никогда не буду первым. Однако, это, отнюдь не противоречит моей вере, так как я не только сам двигаюсь вперёд, я помогаю обществу двигаться в том же направлении. И именно это добро, это – благо для людей. Я, отбросив сантименты, буду идти впереди успешным и богатым, а, так называемые, добрые и чувствительные в это время будут звенеть центами и топтаться в хвосте, вежливо уступая друг другу дорогу. Кроме того, я не согласен, что ориентиры на роскошь – это дурно. Почему? Если я в состоянии позволить себе иметь красивые дорогие вещи, почему я должен довольствоваться примитивом только потому, что кто-то не умеет, или не хочет зарабатывать деньги? И еще – Жорж сделал паузу и многозначительно посмотрел на Максима. – Хочу напомнить, что эксперименты с уравниловкой уже были. Результаты их известны.

– Вы меня неправильно поняли. – Сдержанно возразил Максим. – Равенство, братство, труд на общее благо и т. д. – все эти понятия звучат красиво, но они не совместимы с человеческой природой. Человек – система, запрограммированная на потребление. Но, если этот процесс не контролировать, человек съест себя сам.

На лице Жоржа возникло выражение иронии. – Извините, Максим, но пока в ваших рассуждениях звучат только лозунги. Как практически можно осуществить ваши идеи?

– Идеи – не мои. Я – не политик, не философ. Главное, на мой взгляд, чтобы люди осознали, что существующие в мире проблемы невозможно решить, уповая на добрые «дедовские» методы. Нужны новые. И, чем больше людей поймет это, тем быстрее будет найдено решение. Человека, на мой взгляд, изменить нельзя, но его можно увлечь. Ненасытная человеческая природа постоянно требует новых ощущений. Потому на смену классической музыке приходит тяжелый рок, классической живописи – разного рода «измы» – сюрреализм, футуризм, кубизм.

– Вы считаете, что религия, как средство воздействия на сознание людей, устарела, и нужна новая философия, некий «изм», основанный на равенстве, но не коммунизм? – Возразил Жорж, заметно нервничая. – Вы, несомненно, умный человек, но, честно говоря, ваши высказывания меня просто шокируют. Религия – старый дедовский метод. Состоятельность – порок. Превозносите бедность и серость. Наденька, ну а вы, что думаете по этому поводу?

– Я уверена, что религия устареть не может. – Произнесла Надя задумчиво. – Это философия. Принимать её или нет – выбор каждого. Однако, культ денег, культ роскоши заставляют забывать человека о вечных ценностях, которые проповедуют большинство религий мира. Максим прав. Эти идеалы калечат сознание людей. Когда мы говорим о физическом здоровье, мы проповедуем умеренность и рациональность. Но, думая о теле, не стоит забывать о душе, о том, что для ее здоровья необходимо соблюдать те же принципы – умеренность и рациональность. Это – золотые правила жизни, в природе выживает лишь тот, кто соблюдает их.

– Умеренность и рациональность – это здорово! Я – за умеренность в еде, питие и прочих подобных удовольствиях. Ну, а как же быть с красотой? – В глазах Жоржа вспыхнул огонёк иронии. – Она не может быть умеренной и рациональной, потому что все, что умеренно – это – середина, это, так сказать, посредственно. Красота – это всегда «супер»! Стекло не может быть красивее бриллианта, а железо – привлекательнее, чем золото. Что будут делать в вашем умеренном и рациональном мире те, кто любит красоту?

– Понятие красоты относительно. – Ответила Надя. – Иногда то, что кого-то приводит в восторг, другому не приносит радости. Но в большинстве случаев это понятие формируется в человеке под воздействием общества, в котором он живет. Для многих красиво то, что общепринято считать красивым. Кроме того, как все в нашем мире, красота имеет денежную оценку. И потому, опять же в силу общепринятых представлений, для очень многих людей – обладание красивыми вещами, украшениями – есть способ подчеркнуть свой материальный достаток, свое превосходство над другими людьми. К сожалению, последнее приносит большее удовольствие, чем сама вещь, к сожалению, эквивалентом счастья для многих в нашем обществе считается богатство. Я убеждена, что, если человеку не навязывать уродливых идеалов, не создавать у него комплекс неполноценности потому, что он не может их достичь, не превращать его жизнь в бесконечную гонку за богатством, то он сможет находить радость в красоте естественной, той красоте, которая нас окружает, которую подарил нам Бог.

– Ну, а как быть с теми, кому недостаточно красоты естественной, для кого рамки умеренности и рациональности будут подобны прутьям клетки?

Надя пожала плечами – Пожалуйста. Если человеку нужен шик и он может себе его позволить – пусть. Только на него надо смотреть не с восхищением и завистью, как сейчас, а с сожалением, как на человека, отставшего от жизни, живущего устаревшими понятиями о красоте и счастье. Я согласна с Максимом. Нужны другие идеалы, другие стандарты, другая шкала ценностей, не привязанная к деньгам.

– Наденька! – Жорж развел руками. – Но это, извините, наивные рассуждения. Миром правят рыночные отношения, а вы предлагаете забыть о деньгах!

– Я прекрасно понимаю, что рыночные отношения исчезнут не скоро. – ответила Надя. – Я говорю о том, что сейчас все измеряется в деньгах, в том числе и значимость человека. В нашем обществе богатые люди более известны, чем деятели науки и культуры. Их жизнь обсуждается в прессе, на телевидении. В центре всеобщего внимания все, от размеров состояния – до стоимости нижнего белья. На мой взгляд, когда человек совершенно бессмысленно тратит огромные суммы денег, зная о том, что многие люди не могут позволить себе самое необходимое, это не только свидетельствует о его проблемах с совестью, но и о порочности общественных законов.

Егор поперхнулся, торопливо вытащил из кармана брюк большой носовой платок и, протирая капли пота, выступившие на побагровевшем лице, произнёс. – А, говорят, женщины – слабый пол. Ты ещё жив, Жорж? Доктор выписал нам лекарства: умеренность и рациональность – ежедневно, до и после еды.

– Идеи, несомненно, замечательные. – Жорж подарил нежную улыбку Наде и ироничную – Егору. – Если бы они еще были выполнимы. Чудесная музыка, Наденька! Пойдемте, потанцуем. – Он встал из-за стола, элегантный, стильный, источающий запах дорого одеколона, подошел к девушке и галантно подал ей руку. Она посмотрела на него с мольбой, видимо, намереваясь отказаться. Однако, Жорж опередил её, добавив категорично-шутливым тоном. – Возражения не принимаются. Отказом Вы нанесёте непоправимый вред моему здоровью. Надя покорно последовала за ним.

– Эх! – Вздохнул Егор. – Почему ты, Макс, не пригласил Наденьку? Валенок ты!

– Ну, какой из меня танцор? К тому же мне пора идти. – Максим привстал, однако Егор остановил его порыв, решительно водрузив на его плечо свою массивную руку.

– Не торопись. Ещё несколько минут. – Произнёс он заплетающимся языком. – Я, вероятно, выглядел шутом, ты прости. Моя беспокойная голова не даёт покоя языку. Я пытаюсь понять правду не от мира сего. – Егор потер ладонями виски. – А теперь эта голова разболелась. Пойду прогуляюсь. – Он, кряхтя поднялся.

– Тебя проводить?

– Что меня провожать? Я же – не девушка! Ты лучше за девушками ухаживай. – Проворчал Егор и неуверенной походкой отправился к выходу.

Максим вновь посмотрел на часы. Было без 5 минут три. Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и спланировать оставшуюся часть дня. Вскоре раздались знакомые шаркающие шаги. – Спишь? – Егор, кряхтя, погрузил своё тело в кресло.

– Думаю. – Вяло ответил Максим. – Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. Освежился, облегчился. – Егор вздохнул и посмотрел на танцующих. – Милая барышня. Славная, очень славная, к тому же, умница. Да, ты это и сам заметил. Представь, родители ее – довольно состоятельные люди, но она живет отдельно и очень скромно. В госпитале работает, может проводить там не только весь день, но и ночь. Больные ее боготворят. Говорят, что ее слова помогают больше, чем лекарства. Советую тебе к ней присмотреться.

– Спасибо за совет, – категорическим тоном прервал его Максим, – но, думаю, он мне никогда не пригодится.

– Никогда не говори – «Никогда». Помнишь ты эту мудрую фразу?.. А вот и наши голуби возвращаются.

– Спасибо, Наденька, – Сказал Жорж, подойдя к столу. Он склонил голову, изящными движениями помог девушке сесть на ее место, затем присел сам. – Я только что рассказывал Наде о своем загородном доме, и мне пришла в голову замечательная мысль. Я решил пригласить всех вас в гости. Как говориться, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать.

– Превосходная идея! – Воскликнул Егор без раздумий. – Еще одна возможность побыть в исключительно приятной компании! Правда, Макс? – Он решительным движением пододвинул к себе тарелку со спагетти, предназначавшуюся для Максима, намотал макароны на вилку и понес ее ко рту.

– Я не смогу. У меня – конференция через три дня, мне нужно подготовиться к ней.

Рука Егора остановилась. С минуту он молчал, глядя на Максима, словно пытаясь понять услышанное. Наконец, вздохнул, положил вилку в тарелку и, покачивая головой, с обидой во взгляде и голосе заговорил, растягивая слова. – Нуу, не ожидааал, не ожидааал. Не видел друга почти вечность, и – наа тебе.

– Мы вернёмся часам к двум. Я тоже буду занят во второй половине дня. – Включился в разговор Жорж. – Так что, всё наверстаете.

– Верно! – Егор выразительно посмотрел на Максима. – Всё возможно, если очень хочется! Тебе ведь хочется ещё раз побыть в приятной компании?

– Убедил. – Ответил Максим поспешно, чувствуя на себе пристальный взгляд Надежды Белик и опять краснея.

– В общем, не дам я тебе покоя, Макс! – Прогремел Егор с сияющим лицом. – Во сколько едем, друзья?

– Не едем, а летим! Мой коттедж находится в двухсот километров от города. Это немалое расстояние удобнее преодолеть по воздуху. Мы полетим на вертолете. Я сам поведу его. – Жорж сделал паузу. Его взор выражал восторг и ожидание.

– А почему – не на воздушном шаре? – Егор изобразил недоумение. – По-моему, очень романтично.

– Потому что воздушного шара у меня нет, а вертолеты есть. Два – у здания моей компании, один – в моем загородном поместье. Наденька, как вы относитесь к мистике?

– В вашем доме водятся привидения? – С наигранным беспокойством спросила Надя.

– В моем доме – нет. – Жорж обвел всех сидящих за столом интригующим взглядом. – А вот, в окрестностях, ближайших и отдаленных, я не раз наблюдал загадочные явления.

– Летающие тарелки? – С искренним любопытством спросил Егор. – Как тебя угораздило угодить в такую глухомань, где представители инопланетных цивилизаций встречаются, как я понимаю чаще, чем наши братья земляне?

– Я намеренно построил дом в отдаленном от города месте. Я устаю от постоянного присутствия чужих людей вокруг меня. Репортеры, чиновники разных мастей, клиенты. Иногда хочется побыть одному, спрятаться от чужих глаз, побыть с друзьями, в маленькой, приятной компании, как сейчас. – Жорж вновь взглянул на Надю. – Я покажу вам множество замечательных мест! В общем, яркие впечатления гарантирую! Завтра в десять утра я предлагаю встретиться у главного входа моей компании.

– Прекрасно! Давайте выпьем за наше путешествие! – Заявил решительным голосом Егор. – Надя, попробуйте вино! Оно значительно лучше апельсинового сока.

– Нет-нет, я, к сожалению, должна идти. – Девушка посмотрела на Максима, затем на Жоржа, – Спасибо за приятную встречу. Спасибо вам, Егор.

– До завтра, Надя! Обязательно возьмите леденцы в дорогу, чтоб не укачало в вертолете. И – фотоаппарат. Будем фотографировать инопланетян!

– Непременно.

– Я провожу! – Жорж торопливо поднялся со стула. – Как раз, расскажу, куда подъехать.

После ухода Нади мужская компания распалась. Оказалось, что Жорж спешил к своей матушке. Максим уехал домой готовиться к конференции. Егор, поскучав еще около получаса в одиночестве, уехал в гостиницу и улегся спать.

Глава III

Этот воскресный день был совсем не хуже субботнего. Солнце тщательно помыло и приукрасило всё проснувшееся на столько, на сколько это было возможно, потому это всё казалось похорошевшим, и ничто никому, как говорится, не резало глаз. Даже мусор, брошенный свободолюбивыми гражданами и носимый ветром то туда, то сюда, выглядел почти естественным и неизбежным способом их самовыражения. Однако, Максим не заметил этих перемен к лучшему, так как очень спешил. Он не любил опаздывать. Подъехав без пяти минут десять к офису компании Жоржа, он уже собирался выйти из машины, но вдруг мимо бокового окна промелькнул чей-то силуэт. Это была Надя. Максим увидел ее со спины, но узнал сразу. Она была в брючном костюме бежевого цвета и светлой кепке. Он вышел из машины и пошел вслед за девушкой. В первую секунду Максим думал окликнуть ее, но почему-то не решился. Он следовал за ней и испытывал неловкость от собственной неловкости, от того, что, как ему казалось, он выглядел глупо. Потому Максим испытал облегчение, почти что радость, когда на каменно-стеклянном фоне парадного входа обозначился Жорж, сверкающий белизной сорочки, брюк, обуви и улыбки.

– Надя! Максим! – Крикнул тот и бодро зашагал навстречу.

Надя обернулась. Лицо ее выражало удивление. – Здравствуйте. – Приветливо сказала она.

Максим кивнул головой и поспешно протянул руку подошедшему Жоржу. – Здравствуйте, а где Егор?

– Егор? – На лице Гринбера возникло выражение досады. – Он позвонил мне минут десять назад. Сказал, что болен и не сможет приехать.

– Что-нибудь серьезное? – Обеспокоенно спросила Надя.

– Нет! Обычный похмельный синдром. Слишком много вина, да еще шампанское. Передал вам привет, пожелал счастливого пути. Ну, что? Не будем терять время. Прошу – за мной! До взлетной площадки – минут пять.

Он махнул рукой и зашагал радостно и легко, а Максим остался стоять на месте, размышляя о том, что появился отличный предлог никуда не ехать. Надя, вероятно, почувствовала его сомнения. – Пойдемте. – Сказала она, глядя на Максима просящим взглядом. – Теперь отказываться неудобно.

Тот нахмурился и, ничего не ответив, последовал за Жоржем.

Через несколько минут вертолет уже летел высоко над землей, оставляя один за другим городские кварталы, исчерченные линиями дорог. В небольшой кабине для пассажиров Максим и Надя сидели друг напротив друга. Девушка с задумчивым видом смотрела в окно. Максим теребил в руках свои солнцезащитные очки. Их можно было бы положить в карман, но тогда некуда было бы девать глаза. Смотреть на Надю ему почему-то было неудобно, смотреть в окно – надоело. Он испытывал напряжение, которое постоянно нарастало от мысли, что он опять ведет себя глупо. Внизу в многоцветном океане из трав плыли зеленые островки леса. Травянисто-лиственная поверхность находилась в постоянном движении и, волнуясь, расплескивала на окружающий мир ощущение простора и свежести. Максиму показалось, что даже салон вертолета наполнился запахами зелени и цветов.

– А вон и мое загородное гнездо! – Объявил Жорж, глядя в боковое окно. Он махнул рукой, указывая на отчетливо выделяющиеся среди зелени бордовую крышу, состоящую из множества башенок и сводов. – Мы вернемся сюда чуть позже, а сейчас я хочу показать вам кое-что чрезвычайно интересное! Там, за Седым Хребтом! – Жорж сделал жест в направлении движения вертолета, где сквозь белую полупрозрачную пелену из облаков проступала горная цепь. Сначала она показалась Максиму чем-то нереальным, призрачным, однако, по мере приближения, горы становились все более отчетливыми, превращаясь в гигантскую стену, зеленую у основания и белую, обледеневшую наверху. Эта стена, казалось, была специально создана кем-то, чтобы преграждать путь всему, что желало попасть в мир, расположенный за нею. Приблизившись к каменной преграде на уровне примерно половины высоты её, вертолет погрузился в ущелье между двумя горами. Еще примерно минут двадцать он летел над однообразной, унылой равниной. Впереди возвышалась еще одна мощная земная складка. Была она, несомненно, меньше, чем предыдущая и больше напоминала холмы, нежели горы. Жорж периодически что-то выкрикивал, но Максим уже не слушал его. Он машинально пролистывал журнал за журналом, сожалея о напрасно потерянном времени, и злился на Егора.

– Все! Идем на посадку! – Крикнул Жорж, как только вертолет достиг холмистой гряды. – Отсюда – великолепный обзор! Я открыл это место случайно и теперь часто бываю здесь. Прилетаю, чтобы подумать о вечности, о душе!

Максим посмотрел в окно и увидел внизу площадку, диаметром примерно десять – пятнадцать метров, на которой толпились группами раскидистые деревья. Они, как будто тоже любовались видом сверху и размышляли о вечности. Вертолет стал опускаться. Земля приближалась с каждой минутой. Вскоре уже отчетливо были видны ветви деревьев, раскачивающиеся потоками воздуха, идущими от винтов. Тут внезапно раздался треск, вертолет сильно закачало, затем, наклонившись на левый бок, он стал падать, цепляясь винтами за ветви деревьев.

Максим открыл глаза. Прямо перед ним покачивалось нечто темно-зеленое и ажурное, как кружево. Пахло лесом, свежей листвой. Максим попытался пошевелиться и почувствовал, что прижат чем-то с левой стороны. Он с трудом приподнялся, опираясь на правую руку, и увидел Жоржа, который висел головой вниз, пристегнутый ремнем безопасности, и упирался правым плечом и головой в его спину. Лобовое стекло вертолета было разбито. Сквозь образовавшуюся дыру торчала мощная ветвь эвкалипта. Максим попытался высвободиться из – под Жоржа, но тот застонал и открыл глаза. Он посмотрел на Максима испуганным взглядом и произнес.

– Что со мной?

– Мне кажется, ничего страшного. – Максим приподнял Жоржа за плечи. – Постарайтесь расстегнуть ремень безопасности.

Жорж обвел взглядом кабину вертолета. – Черт! Как же это могло случиться!

– Быстрей! – Прервал его Максим. – Надо посмотреть, что с Надей. Расстегните ремень.

Жорж поднял руки, покряхтел минуты две и стал сползать вниз. – Ааах! – Вздохнул он, оказавшись спиной на Максиме. – Какое облегчение!

– Не могу сказать того же. – С трудом проговорил Максим.

Жорж встал на колени и пополз на четвереньках в салон вертолета. Максим, встав на ноги, последовал за ним. Голова его кружилась и болела, саднило в области левого виска. Салон был деформирован и засыпан мелкими осколками стекла. Надя лежала в хвостовой части вертолета. Девушка была без сознания. В области правой голени, ниже колена сквозь разодранную ткань брюк торчал крупный, размером с ладонь, кусок стекла.

– Аптечка есть? – Спросил Максим, Стараясь не смотреть на девушку. Соединение её хрупкого образа с произошедшим совершенно лишало его способности думать. Он совсем не испытывал страха, хотя и не был бесстрашным человеком, напротив, находился во власти особенного воодушевления, которое посещало его обычно во время решения сложных задач со множеством неизвестных.

– Дда. – Заикаясь, ответил Жорж. Лицо его было бледным. Он, спотыкаясь, придерживаясь за спинки кресел, дошел до кабины и минуты через три вернулся с аптечкой в руках.

– Держи. Правда, я не смогу помочь. – Жорж сделал судорожное глотательное движение, пытаясь подавить позывы на рвоту. – Я с детства боюсь крови. Прости. – Он лег и закрыл глаза.

Максим вытащил из аптечки вату, бинты и антисептик, осторожно прикоснулся к куску стекла и потянул его на себя. Надя застонала. По тому, как крепко держалось стекло в ране, Максим сделал вывод, что оно, вероятно, вошло в кость. Он перевел дыхание, вытер рукавом пот со лба и повторил попытку уже с большим усилием. Надя застонала вновь и открыла глаза. Взгляд её выражал недоумение.

– Все хорошо. Теперь все будет хорошо. – Максим смотрел на девушку, пытаясь улыбнуться. – Сейчас я обработаю рану и забинтую ее.

Он наложил повязку и зафиксировал голень шиной, которую туго прибинтовал.

– Спасибо. – Надя посмотрела на Максима благодарным взглядом. – У Вас – ссадины на виске и щеке справа. Их надо обработать.

– Чепуха! – Прервал её Максим, краснея.

– Нет, не чепуха. Наклонитесь, пожалуйста.

Максим покорно наклонил голову. Надя очистила его лицо от крови и налипших мелких стекол и обработала ссадины антисептиком.

– Так лучше. – Вздохнула она.

– Не могу понять, как это могло произойти! – Повторил Жорж. Я столько раз приземлялся в этом месте.

– Теперь это не имеет никакого значения. – Прервал его Максим. – Необходимо вызывать службу спасения. Наде нужна медицинская помощь.

– Да-да, конечно! Сейчас я вызову свой вертолет. Он будет здесь через час. О, бог! – Воскликнул Жорж, глядя на экран своего телефона. – Я забыл. В этом месте нет связи. – Он растерянно посмотрел на Максима. Однако, через пару секунд лицо его преобразилось. – Рация! Мы сможем воспользоваться рацией!

Поднявшись на ноги и, переступая через спинки кресел, Жорж направился в кабину пилота и наклонился над панелью приборов. Пощёлкав кнопками и переключателями, он прошептал что-то раздражённо и, обернувшись, с растерянным видом сообщил. – Рация сломана.

– Выходит, что на чью-то помощь нам рассчитывать нечего. Возвращаться придется самим. Я так понимаю, что ближайший населенный пункт – это Ваш загородный дом?

– Да. Насколько мне известно, никаких жилых объектов ближе нет.

– Сколько примерно километров до района, где есть телефонная связь?

– Думаю, километров сорок пять, но это – по воздуху, по земле, раза в полтора больше, за счет спусков, подъемов.

Максим нахмурился и опустил глаза. – Средняя скорость пешехода примерно шесть километров в час – Стал он рассуждать вслух. – Надя не сможет идти сама. Ее мы понесем на носилках. – Максим кивнул головой, показывая на носилки, прикрепленные к стене хвостовой части вертолета. Значит, мы будем двигаться медленней. Я думаю, примерно со скоростью три – четыре километра в час. Светлое время дня, ориентировочно, с пяти утра до одиннадцати вечера. Итого, восемнадцать часов. Примерно, каждые два – три часа мы будем отдыхать. Час – на отдых. Итак, примерно двенадцать часов в день мы будем в пути, делая четыре – шесть остановок. Таким образом, за день мы сможем проходить от тридцати до сорока километров. В вертолете есть какие-нибудь запасы воды, продуктов?

– Я думал, мы будем в пути не более трёх часов, потому приказал поставить в вертолет только ящик питьевой воды. – Жорж огляделся по сторонам. – Вот! – Воскликнул он радостно, увидев ящик с водой, застрявший между сидениями.

– Не густо – двенадцать штук по 0.5 литра. По четыре бутылки на человека. Я думаю, дня на три. Итого, чуть больше одной бутылки в день, то есть, примерно шестьсот миллилитров. Рюкзак есть? Необходимо будет переложить в него воду и перевязочный материал.

– Да, конечно! Рюкзак был. Я его еще с прошлой поездки здесь оставил. Где-то я его видел? Вот он! – Жорж вытащил рюкзак из – под кресла. – У меня в нем – всякая всячина – солнцезащитные очки, крем от загара, дезодорант, сменное нижнее белье.

– Очень полезные вещицы. – С горькой иронией сказал Максим. – Вода, сухари, консервы пригодились бы больше. Ну что ж, мажьтесь солнцезащитным кремом, одевайте очки. Будет жарко и солнечно. Да! И не забудьте захватить дезодорант и сменное белье. Я думаю, что вспотеть придется не раз.

– Язвишь, Макс? Кто знал, что все так случится? А вообще, я привык всегда и везде следить за собой. В любой ситуации мы должны быть, так сказать, в форме, тем более, в присутствии красивых женщин. – Жорж с игривой улыбкой посмотрел на Надю.

Максим, взял рюкзак из рук Жоржа и стал перекладывать в него воду. – Надо спешить. Сейчас время для нас – жизнь. Мы должны беречь каждую минуту и каждую каплю воды. – Он передал Жоржу бутылку. – Это – на сегодня. Постарайтесь использовать половину, так как сегодняшний день будет самым легким. Сейчас, я думаю, градусов тридцать пять – сорок. Надо будет собрать все ткани – чехлы с сидений, салфетки, чтобы прикрыть от солнца Надю и наши головы.

Чтобы выбраться из вертолёта, было потрачено около получаса. Дверь в салоне заклинило, потому путь через разбитое окно был единственно возможным. Оказавшись на земле, все вздохнули с облегчением. Максим огляделся по сторонам. Плоская верхушка холма действительно была идеальной смотровой площадкой. С неё было видно всё окружающее пространство. На востоке желтела безжизненная пустыня, на западе – бескрайняя равнина, занятая лесом, между ними тянулась мощная земная складка, покрытая у подножия редким кустарником и пустынная на вершинах.

– Какое счастье, чувствовать себя свободным. – Произнес Жорж. Он с восхищением посмотрел вдаль, где на фоне синего безоблачного неба возвышалась Гора-Великан. Посмотрите, какое чудо! Ради него мы и летели сюда. – Что напоминает вам эта гора?

– Ничего. – Ответил Максим, не раздумывая. Он подошел к краю, где ровная поверхность холма уходила вниз и стал внимательно осматривать спуск.

Жорж развёл в удивлении руками. – А Вам, Надя? Что представляется вам, когда вы смотрите на эту гору?

Девушка с минуту молчала, внимательно вглядываясь в могучую каменную складку.

– Мне кажется, – тихо сказала она, наконец, – что это похоже на голову человека.

– Верно, Наденька! Это – действительно голова человека, старика. Видите, его бороду, густые нависшие брови, его глаза, устремленные вдаль? Это взгляд мудреца, человека, много видевшего на своем веку, много пережившего и знающего то, что другим не доступно. Древняя легенда гласит.

– Пора двигаться. – Прервал его Максим. – Берите носилки. Я пойду первым. Да будьте осторожны.

Жорж, вздохнув, взял задний конец носилок и зашагал вслед за Максимом.

Спуск не был очень крутым, однако, передвигаться по нему было непросто. Земля осыпалась, ноги скользили. Движение усложнялось ещё и тем, что склон покрывали густые заросли кустарника, пройти сквозь которые не представлялось возможным. Их приходилось обходить, выискивая места, по которым можно было спускаться с носилками.

– И все-таки, – Продолжил Жорж бодрым голосом. – Коль я пригласил вас в это путешествие, буду вашим гидом.

– Вы лучше поберегите силы. Путь предстоит нелегкий. – Вновь прервал его Максим.

– Не зуди, Макс! И давай на "ты", так проще. Не хочешь слушать – не слушай! Я буду рассказывать Наде. Так вот, Наденька, древнее предание гласит, что когда-то, очень давно жил один молодой человек. И был он очень любознательным. Его, представьте, уже с юных лет волновали вопросы: что есть человек и для чего для него восходит каждый день солнце? Он прочитал множество книг, беседовал со многими мудрецами. Однако, разные книги и разные мудрецы отвечали ему на этот вопрос по-разному. Не найдя истины в мире людей, наш герой решил покинуть этот мир и ушел в пустыню. Он долго скитался без пищи и воды. Лишь листья дикой акации служили ему источником влаги, жизненных сил. Он жевал их и постоянно двигался вперед, делая короткие передышки. То ли во сне, то ли в бреду ему постоянно виделся родник. То ли во сне, то ли на яву он постоянно слышал голос. И этот голос убеждал его, что там, рядом с родником он найдет не только воду, не только источник для жизни, но и ответ на свой вопрос. И, наконец, усталому, теряющему последние силы путнику повезло! Он действительно вышел к роднику и, как гласит предание, прожив рядом с ним долгую, долгую жизнь, наконец, нашел то, что искал. Однако, он не стал передавать свое знание ни людям, ни книгам, так как потерял доверие к ним. Умирая, мудрец превратился в гору, чтобы иметь возможность самому помогать жаждущим найти истину.

Жорж замолчал, вероятно, ожидая реакции со стороны своих попутчиков.

– Что вы думаете об этом, Наденька? – Спросил он через пару минут, не дождавшись ответа.

– Не стоит её беспокоить. – Сказал Максим, заметно нервничая. – Ей – не до рассказов сейчас.

– Нет-нет, у меня всё хорошо. – Возразила Надя. – Очень интересная история! Я как раз думала над ней. Мне бы очень хотелось, чтобы Каменный Мудрец ответил и на мои вопросы.

– Какие вопросы, Наденька? – С любопытством спросил Жорж. Но Надя закрыла глаза и промолчала.

– А я люблю бывать здесь, размышлять о смысле жизни. – Продолжил он, глядя на Холм-Великан. – Для меня он в достижении успеха. В чем угодно – в учебе, работе. Я люблю быть впереди. Успех для меня – допинг, колоссальный стимул во всём. Возможно, когда-нибудь Каменный Старец подскажет мне, прав я или нет. Хотите верьте, хотите нет, но это действительно загадочное место. Моя матушка – большая любительница приключений! Она бывала здесь не раз без меня. Прилетала с Жаком, моим пилотом. Она рассказывала мне, что видела здесь не один раз странные объекты, в общем, как в фантастическом триллере! Мне, правда, не приходилось их видеть, но матушке я верю. Она у меня, слава Богу, в светлом уме и добром здравии. – Жорж замолчал вдруг. Лицо его выражало задумчивость. Наконец, спустя минуты две он заговорил опять, но уже без эмоций, тихо, как будто рассуждая вслух. – Я убежден, что то, что вертолет наш задел винтом дерево и упал неслучайно. Я много раз садился в этом месте. Хотя, – лицо и голос Жоржа вновь обрели бодрость, – я думаю, причин для волнений нет. Нас непременно будут искать. Да и сто километров – не такое уж большое расстояние. Я, когда отдыхал в Плеже, проходил за день около семидесяти километров, причем, с легкостью. Какая там чудесная природа! Дикая, не тронутая цивилизацией!

Гринбер эмоционально и очень красочно стал описывать красоты Плеже, а Максим размышлял о том, что, если поисковые службы и ищут их сейчас, то поиск вероятнее всего ведется на пространстве между городом и замком Жоржа. Эти мысли еще раз убедили его в необходимости рассчитывать только на собственные силы. Максим ускорил шаг.

Постепенно жара и усталость стали сказываться на настроении и красноречии Жоржа. Он стал говорить медленнее и тише, периодически делая паузы, чтобы отдышаться. Он выглядел подавленным и практически все время молчал, лишь иногда предлагая остановиться, чтобы попить воды и отдохнуть. Максим же был непреклонен. Он упорно повторял, что время отдыха еще не подошло. Впереди, не смыкая каменных глаз, на путников смотрел Мудрец. Солнце освещало Гору-Великан неравномерно, больше – верхнюю его часть. Потому особенно четко заметны были глаза старца. Его взгляд волновал Максима. Он не мог понять почему, но ощущение постоянного присутствия ещё кого-то, четвертого не покидало его. Около шести часов вечера группа спустилась к подножию холма и Максим объявил привал. Опустив носилки, Жорж сразу же вытащил бутылку воды из кармана и с жадностью за несколько секунд опустошил ее.

– Ах! – Выдохнул он с выражением величайшего наслаждения на лице.

– Ты не забыл, что воду надо экономить? – Максим снял рюкзак с плеч, присел на землю.

– Теперь я полон сил! А минуту назад я умирал от жажды. Если бы я умер, кто нес бы носилки? – Ответил Жорж шутливым тоном, укладываясь на землю. – Как, оказывается мало нужно человеку для счастья! Всего несколько глотков воды. – продолжил он, потягиваясь. – Какое блаженство.

Максим открыл бутылку, приподнял одной рукой голову Нади и поднес воду к ее губам.

– Я не хочу пить. Правда. – Стараясь выглядеть как можно уверенней тихо сказала она.

Максим нахмурился. – Давайте не будем тратить время и силы на ненужные разговоры. Пить надо обязательно, иначе, вы погибните. На каждом привале я буду заставлять вас выпивать хотя бы два-три глотка. Пейте. – Повторил он категорично.

Надя опустила глаза и с покорным видом сделала два глотка.

– Так-то лучше.

Максим закрыл бутылку и положил ее в рюкзак. Затем вытащил из кармана свою воду, вылил небольшое ее количество себе в рот и замер, наслаждаясь, желая как можно дольше продлить это ощущение, боясь проглотить волшебную влагу, затем лег на живот, положил рюкзак под голову и закрыл глаза.

– Залезть бы сейчас в воду с головой. – Он представил, как холодная вода касается его кожи, течет по лицу. А он глотает эти ледяные струи, глотает. – Максим облизнул сухие губы и тряхнул головой, отгоняя опасные мысли. – Сейчас – шесть часов. За три часа мы прошли примерно девять – десять километров. Значит, до двенадцати часов, сделав один часовой перерыв, мы еще пройдем около двадцати. Идти вечером легче. Быть может, удастся пройти больше. Желательно больше! Завтра предстоит тяжелый день. Двенадцать часов в дороге, из них шесть часов – под палящим солнцем. Уже к полудню начнется подъем, который будет усиливаться по мере приближения к горе. Воды – в обрез. А Жорж, похоже, не понимает всей сложности предстоящего пути. Для него вся жизнь – увлекательное путешествие, а он – исключительный инепотопляемый «Титаник». И вертолет подготовил соответственно своей жизненной установке. Рана у Нади очень серьезная. В таких условиях вряд ли удастся справиться с инфекцией. Антибиотиков нет. Зато, взял дезодорант и сменные трусы. – Максим занервничал. Осознав, что уснуть не удастся, он присел, обхватив колени и, устремив тревожный взгляд в сторону холмов.

– Сейчас бы сэндвич с ветчиной и сыром. – Раздался мечтательный голос Жоржа. – Даа. Радости повседневной жизни мы не ценим, не замечаем. И даже представить не можем, что в один момент можем всего лишиться. Вот я, например, всегда имел, что хотел и только лучшее. Всё в жизни моей было максимумом, вершиной, а сейчас был бы рад корочке хлеба и простой водопроводной воде.

– Вершина – очень неустойчивая точка опоры. С нее легко слететь. – Не поворачивая головы, сказал Максим и подумал: каким, однако, брюзгой я становлюсь. Великодушнее надо быть, Максим Максимыч. Великодушнее.

– Ой, только не надо о грустном! – Раздраженно воскликнул Жорж. – Бери пример с меня. Я оптимист и жизнелюб, у меня – грандиозные планы на долгую, долгую и очень счастливую жизнь! Вот увидишь, я ещё покорю множество вершин, и одна из них – политический олимп! Я сделаю все, чтобы туда попасть!

– «Сделаю всё». И что же включает твой бизнес-план? – Опять вставил Максим. Голос великодушия в нём уже не возражал.

– Язвишь, Макс. Добрее надо быть. – Взгляд Жоржа выражал снисходительность. – А, строя планы на сегодня и на вечность, нужно, как минимум, быть благодарным Творцу, людей любить. А ты, как тот чёрт из сна Ивана Карамазова, не способен ни на то, ни на другое.

– Нет, Жорж. Я на него не похож. Он говорил, что у него от природы сердце доброе и весёлое. Но ведь то же самое ты совсем недавно о себе говорил.

Жорж на мгновенье задумался. – А ты не цепляйся к словам. – Наконец, проговорил он, зевая и потягиваясь. – Чёрт этот, как все черти, был лгуном. А все, кто – не с богом, те – с чёртом.

– Опять ты промахнулся. Чёрт Ивана Карамазова мечтал воплотиться в набожную семипудовую купчиху и всему поверить, во что она верит. Как видишь, и черти бывают похожими на добропорядочных христиан; или наоборот – христиане на чертей, что, собственно, одно и то же. – Он лег на землю, первый раз за последние три беспокойных дня, с того момента, как он встретил Егора, испытывая удовлетворение и всем своим видом давая понять, что желает прекратить разговор.

– А ты не боишься, что, когда мы будем спать, пролетит поисковый самолет и не заметит нас? – Спросил Жорж, всматриваясь в небо. Не дождавшись ответа, он продолжил. – Нет! Вы, как хотите, а я спать не буду. Я уверен – нас уже ищут.

Покрутившись с боку на бок в течение примерно получаса, он, наконец, успокоился и захрапел. Максим приподнял голову и вновь посмотрел на гигантскую гору. Он не был впечатлительным человеком, однако, в этот раз чувство сильного волнения возникло в его душе. Глаза каменного пристально смотрели на него. В них были ожидание, интерес и казались живыми.

– Ух. Что-то воображение мое разыгралось. Наслушался сказок. – Максим поспешно опустил голову на рюкзак и закрыл глаза. – Человеку свойственно все усложнять. Зачем, чтобы понять смысл жизни, уходить в пустыню? В пустыне нет жизни. Чушь! Человек во все времена занимался поисками истины, придумывая то бога, то черта, то каменных мудрецов. Ему всегда хотелось рассмотреть некий высший смысл в своем появлении в этом мире. Он никак не может смириться с тем, что он – всего лишь частичка живой материи, существующая по общим для всего живого законам.

– Смотрящий в потолок, не может увидеть небо. Видимое глазу – лишь часть бесконечной реальности. – Возразил невидимый собеседник.

– Возможно. – Подумал Максим, почему-то, не удивившись услышанному. – Возможно также и то, что всё в этом мире – и стремящееся к бесконечно большому, и к бесконечно малому; и вырывающееся извне, и уходящее вглубь, всё встречается где-то. Это место встречи всех противоположно направленных векторов, всех полюсов есть абсолютный ноль, так называемое, Ничто, в котором всегда был, есть и будет потенциал Всего. Что превращает потенциал покоя в потенциал действия? Что рождает волны хаоса на безмолвной и неподвижной поверхности абсолютной гармонии, где нет ни пространства, ни времени, ни материи, ни антиматерии? Вот вопрос. – Максим тряхнул головой, словно очнувшись, – С кем это я разговариваю? Надо попытаться уснуть, чтобы не сойти с ума. Нужно отвлечься, вспомнить что-нибудь хорошее. Хорошее. – Повторял он, пытаясь сосредоточиться на чем угодно, кроме событий последних дней. – И, как это часто бывало в трудные минуты, ему вспомнилось детство. Он увидел ветхий деревенский дом, вьюнок, покрывающий его стены, распустивший голубые цветы, соседских кур, гуляющих туда-сюда сквозь щели в живой изгороди, отца, склонившегося над ученическими тетрадями под мелодию маминой швейной машинки. – Неужели все это было? Наивное счастье от уверенности в том, что и ты, и твои близкие, и весь мир будут всегда. – Земля стала покачиваться под ним, как колыбель. – Не спать, не спать. – Шептал он себе.

Глава IV

Около семи часов вечера Максим разбудил Жоржа и они продолжили путь. Солнце спускалось к горизонту, жара спала, потому идти было намного легче, но Гринбер не умолкал. – Где же помощь? Где поисковые самолеты? Где охрана, наконец? – Восклицал он. – Вернусь – поуволю всех к чертовой матери! Заведу себе астролога. Пусть следит за моим будущим! Лучшее средство борьбы с неприятностями, как и с болезнями, это их профилактика. А ты веришь в предсказания, Максим?

– Не верю.

– Какой ты, однако, нигилист! Ни во что не веришь. Все отрицаешь. Это – плохо. Вера – свет, освещающий нам жизненный путь, это – посох, на который можно опереться. А ты идешь во тьме, спотыкаетесь. – Жорж помолчал несколько секунд и вдруг воскликнул. – Слушай, я понял, почему сто раз я благополучно приземлялся у Каменного Мудреца и вдруг на сто первый раз мой вертолет упал! Потому, Максим, что ты летел вместе со мной! Да, это точно. Ты себя обрекаешь на неудачи и других. Еще в ресторане ты произвел на меня впечатление человека несчастливого.

– Счастье не является чем-то сросшимся с нами. – Неожиданно вступила в разговор Надя. – Оно приходит и уходит, а затем вновь возвращается. В итоге счастливые становятся несчастными, а несчастные – счастливыми.

– Вы предсказываете мне несчастье, Наденька?

– Нет. Я предсказываю счастье Максиму.

– А, черт! – Воскликнул Жорж, раздраженно. – Какие неудобные кроссовки! Угораздило же меня одеть новую обувь. Нет, ну просто – полоса невезения!

Весь оставшийся путь до очередного привала был пройден в тишине. Кустарник встречался все реже и реже. И одинокие низкорослые растения, и твердая, как камень земля, и идущие по ней измученные люди мечтали о воде. А между тем, пылающий солнечный факел медленно падал на горизонт. Алые языки пламени сползали вслед за ним, поджигая всё, к чему прикасались, и вскоре пожар заката охватил и небо, и землю. В девять часов Максим объявил отдых.

– Как ваша нога? – Обратился он к Наде.

– Лучше.

Максим вытащил из рюкзака воду, напоил девушку и сделал два глотка сам.

Жорж громко вздохнул. – Макс, а мне воды не полагается?

– А ты свою сегодняшнюю норму уже выпил.

– Выпил. Согласен. Но я сделаю только глоток, а остальное оставлю на завтра. – Жорж подошел к Максиму и хлопнул его по плечу. – Горло все пересохло, а сегодня идти еще три часа!

Максим, вытащил из рюкзака бутылку с водой и поставил ее на землю.

– Потерпите, будет больно. – Обратился он к Наде, снимая пропитанную кровью повязку.

– Оох, ноги мои несчастные! – Простонал Жорж, снимая кроссовки. – Посмотрите! – Он кивнул в сторону гигантского кактуса. – Эта колючка прекрасно чувствует себя в пустыне, но посадите его во влажную, плодородную почву – он погибнет. А для клематиса экстрим не приемлем. Ему парниковые условия подавай.

– Ну ты, себя, конечно же, клематисом считаешь? – Спросил Максим, не глядя на Жоржа, продолжая заниматься перевязкой.

– Да, я так же требователен к условиям жизни, как они. Зато ты, напоминаешь мне робота. Ты с легкостью обходишься без всего, что нормальному человеку жизненно необходимо – без еды, без воды, без веры. Главное в твоей жизни – формулы.

– Все, хватит дискуссий. – Резко оборвал его Максим, укладывая остатки перевязочного материала в рюкзак. – Лучше побереги силы.

Аах! – Простонал Жорж, вытряхивая последние капли воды из бутылки, и с выражением величайшего наслаждения лёг на спину, вытянув все свои длинные конечности.

Максим тоже опустился на землю, подложив рюкзак под голову.

– Отсутствие воды и пищи – не самое сложное испытание. – Думал он. – Гораздо сложнее – выдержать присутствие этого представителя «сливок общества». Но терпеть придется. Другого выхода нет. Надо отвлечься. Надо хотя бы в часы отдыха не думать о нем. – Максим перевернулся на спину. Тёмные, сияющие звёздными блёстками небесные волны хлынули в его глаза, сердце. От этого неудержимого властного потока у него на несколько мгновений перехватило дыхание. Наконец, он будто вынырнул на поверхность и глубоко вдохнул пахнущий песочной пылью, остывающий воздух. Сердце его забилось чаше. – Какое счастье, понять этот мир, разгадать его до дна, до капли последней. И какое несчастье, имея неспокойный разум, рвущийся в бесконечность, осознавать, что ему, тянущему за собой тленную плоть, никогда не преодолеть этой дистанции.

– Всё давно понято и разгадано, но позабыто. – Вновь проговорил невидимый собеседник. – Все ответы, на все вопросы – внутри, а не вне человека. Идя к бесконечности, он в результате придёт к себе. Заглянув в себя и стремясь к ничтожно малому, он постигнет великое.

– Какой удивительный сон. – Успел подумать Максим, стремительно падая в забытьё.

Час отдыха в этот раз пролетел незаметно. Максим приподнялся с земли, опираясь на локоть, и посмотрел вокруг. Освещённая светом звёзд равнина казалась окутанной серой дымкой. Вдали на востоке проступали черные силуэты гор. До них – всё та же пустота. Он встал и, превозмогая слабость и головокружение, подошел к Жоржу. Тот лежал на земле, свернувшись, как ребенок, «в клубочек». Мышцы лица его подёргивались. Он периодически делал короткие вздохи, как будто всхлипывал. Максим положил ему руку на плечо. Жорж вздрогнул и открыл глаза. Взгляд его выражал испуг.

– А! Что!? – Воскликнул он, приподняв голову. – А. Это ты. – Жорж облегченно вздохнул, повернулся на спину и закрыл глаза.

– Пора идти. Вставай.

– Куда можно идти ночью?

– Сегодня мы должны пройти еще хотя-бы восемь километров.

– Чтобы что-то пройти, нужны силы. А их у меня нет. И не будет, если ты не дашь мне отдохнуть! – С раздражением сказал Жорж.

– Если мы не будем проходить в день сорок километров, мы обречены. Вода скоро закончится.

– Нас ищут, я уверен и скоро найдут!

– А, если – нет?

– Хватит каркать! – Выкрикнул Жорж. Он сел и обхватил голову руками. – Когда же закончится этот кошмар? Господи! Когда?

– Когда ты возьмешь себя в руки. – Сказал Максим, стараясь говорить спокойно.

– Как я мечтаю проснуться и не увидеть эту проклятую пустыню и тебя, Макс! – заговорил Жорж быстро и нервозно, так же быстро и нервозно натягивая кроссовки.

Последняя часть пути этого дня была самой тяжелой. В этот раз Жоржа мучили мозоли на ногах. Он хромал, спотыкался, стонал; наконец, снял кроссовки и зашвырнул их так далеко, как позволили ему силы, после чего продолжил путь в носках. Он беспрестанно делал замечания Максиму, упрекая его в том, что тот идет слишком быстро, что раскачивает носилки и, шагая, сбивается с ритма. Максим упорно молчал, а Надя, прижав руки к груди, тщетно пыталась успокоить своё сердце, которое отчаянно, неудержимо разгонялось всё более и более, словно пыталось убежать от всего, что чувствовало, слышало, предвидело. Серые, потрескавшиеся губы девушки шевелились:

«Мой светлый замок так велик,

Так недоступен и высок,

Что скоро листья повилик

Ковром заткнут его порог.

И своды гулкие паук

Затянет в дым своих тенет,

Где чуждых дней залетный звук

Ответной рифмы не найдет.

Там шум фонтанов мне поет,

Как хорошо в полдневный зной,

Взметая холод вольных вод,

Дробиться радугой цветной.

Мой замок высится в такой

Недостижимой вышине,

Что крики воронов тоской

Не отравили песен мне.

Моя свобода широка,

Мой сон медлителен и тих,

И золотые облака,

Скользя, плывут у ног моих.»

По прошествии двух часов, группа остановилась на ночлег. Гринбер минут пятнадцать стонал и охал, ворочаясь с боку на бок, однако, это не мешало Максиму. Опустившись на землю, он уснул практически мгновенно. Вскоре засопел, свернувшись в комок, Жорж. И только Надя не спала этой ночью.

Широко раскрыв глаза, она смотрела на звёздное небо, чувствуя, как неведомая сила отрывала её от земли, словно чьи-то руки, покачивая, как мать – дитя. Она доверяла всецело этим рукам и сквозь пелену полузабытья слышала:

– Всё когда-то пройдёт. Всё, кроме того, что уже свершилось. Будущее – холодный айсберг, тающий под лучами Времени, несущий талые воды в великий Океан – Прошлое. Лишь Он – вечен. Он всегда был, есть и будет. Слушай его. Слушай музыку Вечности. Она – в тебе.

Глава V

Утром следующего дня Максим проснулся около шести утра. Солнце еще не видно было за холмами, однако, его присутствие, его воздействие на окружающий мир было уже зримым. Небо на востоке светлело. Небосвод был похож на натянутый купол из тёмной прочной ткани. Казалось, что он слегка подрагивал под стремительно прибывающим над ним светом, который, напирая, раздвигал волокна мрака. Наконец, тёмная преграда треснула и сквозь её гигантские дыры хлынули золотистые потоки. Они коснулись горных вершин, затем заструились по склонам, смывая густые тени, к подножию. Земля вздохнула полной грудью и запела, славя громадное, лучезарное светило. Надя смотрела на него восторженным, отрешённым от всего взглядом.

Максим стал наблюдать за ней, почему-то стараясь скрыть своё пробуждение. Он злился на себя, но что-то в душе противилось рассудку, что-то не отпускало его. Наконец, он преодолел это притяжение и произнёс. – Как вы чувствуете себя?

– Какой чудесный рассвет. – Прошептала девушка. – Торжество света над тьмой, радости над грустью.

Да, вы правы. – Произнёс Максим, не поднимая глаз. Они болели и слезились, обожжённые горячим ветром. – Для меня всё, что связано с небом – солнце, звезды – всегда казалось фантастически интересным. Еще с детства я мечтал понять этот мир, увидеть его ближе.

– Куда еще ближе?! – Раздался недовольный голос Жоржа. – Мы и так уже обуглились, как головешки. Сегодня, я думаю, сгорим заживо. Ооох! Все тело, как чугунное. – Он присел, кряхтя, достал из – за пазухи бутылку с остатками воды, запрокинул голову назад, и вылил себе в рот все до капли. – Ууф! Вот и позавтракал. Знаешь, Макс, – заговорил он небрежным тоном. – я думаю, ты устал. Давай, я облегчу твой рюкзак и понесу свою воду сам.

Максим посмотрел на Жоржа с неприязнью, затем вытащил из рюкзака две бутылки воды и поставил их на землю. Тот сразу же открыл одну из них и с жадностью опустошил.

– Напрасно ты сверлишь меня своим колючим взглядом, – пряча оставшуюся бутылку с водой в карман, сказал Жорж, – я хочу дожить до того момента, когда придет помощь. А я уверен, что это произойдет очень скоро. Тебе нравиться истязать себя, изображать великомученика? Ради бога! Только не надо навязывать свои бредовые решения другим. Господи! На кого же я похож! – воскликнул он, разглядывая свой костюм. – Трудно поверить, что все это было когда-то белого цвета. А носки. Вернее, то, что от них осталось.

– Пора в дорогу. – Сказал Максим, величайшим усилием воли сдерживая пылающий в нём гнев. Жорж медленно, постанывая, поднялся и направился к носилкам.

Первые три часа идти было сравнительно несложно. Дул легкий прохладный ветерок. Лучи восходящего солнца приятным теплом касались кожи. Максим старался идти быстрее, понимая, что утреннее время будет самым легким в этот день. Жорж возмущался, стонал, но все – таки шел. Однако, после двенадцати часов положение изменилось. Жара, отсутствие пищи и достаточного количества воды, а также накопившаяся усталость привели к тому, что состояние путников к середине дня было на пределе человеческих возможностей. Положение усугублялось еще и тем, что, как и предполагал Максим, с этого момента начался подъем в гору. Он был пока незначительным, но, тем не менее, существенно утяжелял продвижение вперед.

– Нет сил больше. Нет. – Хрипел сзади Жорж. Его красное, обожженное солнцем лицо, выражало страдание.

– Потерпи. Ещё минут тридцать, и начнется кустарник. Там и отдохнем. Какой смысл останавливаться здесь под палящим солнцем. – Уговаривал его Максим. Однако, на самом деле он не надеялся, что под редким низкорослым кустарником они смогут укрыться от жгучих, как огонь, солнечных лучей. Максим понимал лишь одно, что надо двигаться вперед, к зеленому подножию, где будет не только спасительная тень, а, быть может, вода и пища. Он шел, опустив голову, лишь изредка поднимая слезящиеся от солнца глаза, чтобы проверить, не сбился ли он с пути. Ориентиром по-прежнему была гора-Великан. И всякий раз, когда Максим устремлял свой взгляд вдаль, он встречался глазами со старцем. Они казались ему то задумчивыми, то тревожными, то печальными. Но однажды, сверяя маршрут, он не увидел привычного образа. Этот факт, однако, совсем не расстроил его. Максим вновь опустил голову и продолжил свой путь. Однако, что-то в увиденном не давало ему покоя. Спустя несколько минут он вновь посмотрел на гору и увидел нечто совершенно неожиданное. Зелень, покрывающая склоны, показалась ему похожей на длинные локоны, снег представился белой накидкой на голове. Темные и светлые пятна, обусловленные неровностью горной поверхности и игрой света и тени, сложились в новый образ. Он был настолько четким и однозначным, что для того, чтобы его рассмотреть Максиму хватило одного беглого взгляда. Это было женское лицо. Ему показалось, что он видит мать.

– Все! – Крикнул Жорж осипшим голосом. – Тормози! – Он дернул носилки назад и остановился.

– Рано отдыхать, – с трудом произнес Максим, не оборачиваясь, – еще минут двадцать. Потерпи.

– Все! – Жорж стал опускать носилки. Он сел на землю, трясущимися руками вытащил из кармана бутылку воды и жадно выпил ее до дна. – Господи, когда же мы выберемся из этого Ада? – Он испуганно посмотрел на Максима, губы его дрогнули. – У меня нет больше сил! Мне кажется, это – конец! – Жорж закрыл глаза, лицо его исказила гримаса отчаяния. – Я не хочу умирать. – Прошептал он. – Я не хочу умирать! Не хочу! Не хочу! – Повторял он все громче и громче, качаясь из стороны в сторону, сжав кулаки. Крики его сменялись стонами, наконец, наклонившись вперед, Жорж уткнулся лбом в землю и затих, периодически всхлипывая.

Максим растерялся. – Так нельзя. – Неуверенно заговорил он, подбирая слова. – Не преодолеешь слабость, умрешь, наверняка. Ты должен понять, что тебе не поможет никто, кроме тебя самого. Возьми себя в руки, надо идти. Мы должны сегодня подойти к подножию холма. Не сделаем этого – погибнем все, так как запасов воды у нас – максимум на один день. – Он подошел к Жоржу и положил руку ему на плечо. – Вставай.

Тот открыл глаза и с отчаянием посмотрел вдаль, где на фоне абсолютно чистого голубого неба, в дрожащих струях горячего воздуха, поднимающегося от земли, смутно, как в тумане маячила коричнево– зеленая гора.

– Ты веришь, что мы перейдем через эту громадину? – С горькой усмешкой спросил он, размазывая по щекам серые от пыли слезы. – Да, мы по ровной поверхности еле ползем, а ты предлагаешь. – Тут он внезапно замолчал и стал пристально вглядываться вдаль параллельно горной гряде. – Постой. Да, это же дом, Макс! – Жорж вскочил на ноги. Сумасшедшая улыбка ещё более обезобразила его обожжённое лицо. – Посмотри! Видишь?! – Он устремил на Максима красные, горящие нетерпением глаза.

– Ну и, что? – Спросил Максим с равнодушным видом, глядя в направлении, указанном Жоржем.

– Как это – ну и что? Дом это – наше спасение! Рядом с домом всегда есть источник воды – колодец или родник. Дома не строят там, где нет воды! Это же – элементарно! Наденька! Мы спасены! Господи! Слава тебе! – Жорж с энтузиазмом перекрестился, подняв глаза к небу. Пойдем, Макс! Теперь я полон сил и энергии. До дома, думаю, часа два пути.

Максим сел на землю и обхватил голову руками.

– Что ты молчишь? – Жорж посмотрел на него с недоумением.

– Какой может быть дом в таком пустынном месте?

– Люди живут везде! – Крикнул Жорж. – И в пустыне, и на Севере!

– Допустим, а если он давно заброшен и никакого источника воды нет?

– А если прямо сейчас на тебя упадет солнце? – Жорж подошел к Максиму, и, наклонившись, приблизил своё искаженное злобой лицо. – Воды почти не осталось. Мы не жрали два дня. Прошли под палящим солнцем почти пол сотни километров. А ты предлагаешь повторить переход Суворова через Альпы! Надо идти к дому! Это – единственный шанс для нас выжить! Надя! Ну, скажите, что я прав!

Надя посмотрела на Жоржа испуганными глазами, затем с еще большим страхом – на Максима. – Прошу вас, сделайте то, что он просит.

– Учти, Макс, – тихо сказал Жорж, – если ты откажешься, я уйду один. Я не хочу подыхать.

– Хорошо. У меня нет другого выхода.

– Прекрасно! Ты ещё спасибо мне скажешь! – Жорж вытащил из кармана последнюю бутылку воды. – Советую всем подкрепиться перед дорогой. Скоро у нас будет много воды! – Он поднял голову и большими глотками выпил больше половины. Затем посмотрел на остатки воды и после краткого раздумья вылил их себе в рот. – Зря экономишь воду, Макс. Дорога будет тяжелой. Сейчас – градусов сорок – сорок пять, не меньше.

Максим молчал.

– Ну, как знаешь! – Жорж встал. – Не будем терять время! Сделаем последний рывок!

Максим медленно поднялся с земли и подошел к носилкам.

– Да, быстрей же! – Окрикнул его Жорж, и путники вновь возобновили движение.

– Что это? Что есть все, что происходит со мной? – Думал Максим. – Совокупность случайных событий или целенаправленное движение? Целенаправленное движение? Но, куда? Чушь! – Ответил он сам себе мысленно. – Броуновское движение – вот, как это называется. Я, как молекула, движущаяся хаотически под действием ударов множества других молекул, движение которых также, как и моё бессмысленно и беспорядочно.

– Эй! Макс, хватит дергать носилки! – Крикнул сзади Жорж.

Максим попытался сконцентрироваться только на ходьбе, отвлечься от всего вокруг, что казалось ему чужим, неправильным, бессмысленным, пытаясь контролировать каждое своё движение, каждый шаг.

Подходил к концу третий час пути. Стояла нестерпимая жара. Максим шел, сгорбившись, опустив голову, лишь изредка поднимая красные, воспаленные от яркого солнца и горячего ветра глаза. От раскалённого воздуха горели горло и грудь. Каждый шаг отдавался пульсирующей болью в висках и давался с таким трудом, что хотелось упасть и больше не подниматься. Он уже не чувствовал ни голода, ни жажды, только запредельную усталость и все – таки продолжал идти, так как понимал, что от того, будет он двигаться или нет, зависела не только его жизнь. Все свои мысли и оставшиеся силы он сконцентрировал на этом движении; мысленно считал шаги, сбивался и начинал с начала, будто от того, будет он считать или нет, зависело, будет ли он двигаться дальше; словно он считал не шаги вовсе, а мгновения жизни. Считая, он торопился, забегая вперед, планировал каждое последующее мгновение, будто цеплялся за него, как за тонкую нить из будущего, и двигался. Двигался сам и двигал вперед жизни – Надину и свою. Жорж шел с закрытыми глазами. Его опущенная голова покачивалась в такт шагам. Он то кашлял, то стонал, то шептал что-то, вспоминал то Бога, то Чёрта, а дом, как привидение, маячил вдали.

– Пятьдесят шесть, пятьдесят семь, – считал шаги Максим. Он поднял глаза, но почему-то не увидел дома, – пятьдесят восемь, пятьдесят девять продолжал механически двигаться вперёд. Тут он наконец, осознал то, что увидел и остановился.

– Черт! – Прохрипел сзади Жорж и закашлялся. – В чем дело?

Максим молчал минуту, напряженно всматриваясь вперед. – Пришли! – Прошептал он, опуская носилки, затем сел на землю и посмотрел на Надю, пытаясь улыбнуться. – Жарковато. Давайте, по глоточку.

– Где?! – Раздался хриплый возглас Жоржа. – Где дом, Макс? Где он?

Максим молчал. Он открыл воду и, подняв одной рукой голову Нади, другой – поднёс бутылку к её губам.

Жорж подполз к нему и дернул за руку. – Почему ты молчишь?

Максим оттолкнул его.

Надя с тревогой посмотрела на него. – Что-то случилось? – Тихо спросила она.

– Ничего особенного. Дом оказался, судя по всему, миражом. Однако, это существенно не меняет наших планов. Теперь мы обойдем гору с другой стороны. В этом месте до кустов акации совсем близко, а, значит, будет, где укрыться от солнца. – Пейте, Надя! – Повторил Максим настойчиво.

– Я не хочу пить. Правда. – Девушка попыталась посмотреть Максиму в глаза, однако, ресницы её дрогнули, и она поспешно отвела взгляд.

– Ааа! – Застонал Жорж и наклонился к земле. Плечи его затряслись. – Нет сил больше! Господи, за что! – Выкрикивал он сквозь рыдания.

– Дайте ему воды, пожалуйста. – Глаза Нади наполнились слезами.

– Нет! Я предупреждал его и не раз. – Максим закашлялся. – Он выпил не только свою сегодняшнюю норму, но и завтрашнюю. Завтра предстоит тяжелый день. Мы не можем оставаться совсем без воды. Оставшееся количество надо растянуть на два дня. А за Жоржа не беспокойтесь. Воды он выпил сегодня больше, чем мы с вами вместе. Не умрет. Это – обыкновенная истерика.

Максим посмотрел на часы. – Отдыхаем до шести часов, затем до наступления темноты мы должны подойти к ущелью.

– Хватит строить из себя начальника! – Визгливым, срывающимся голосом крикнул Жорж. – Кто ты такой, чтобы мной командовать, когда и сколько мне пить, когда отдыхать, куда идти?! У меня в подчинении таких, как ты – более двухсот человек! Я привык сам отдавать приказы! – Жорж смотрел на Максима с ненавистью и презрением. – Да, как ты смеешь мной командовать и выдавать мне по пайку мою же воду?!

Максим взял лежащий неподалеку рюкзак и швырнул его Жоржу под ноги, затем лег на живот, положив голову на руки, и закрыл глаза. Сердце его гулко колотилось в груди. Максим слышал, как Гринбер открыл бутылку, как он пил, громко глотая воду, давясь и кашляя; как потом, вздохнув, обратился к Наде.

– Пейте, Надя! Пейте сегодня, потому что, если Вы будете следовать советам Макса, завтра может не наступить!.. Не хотите? Дело Ваше. Чертов старик. Ишь как скривился! И на себя не стал похож. Не мудрец, а дьявол какой-то! – Продолжил Жорж раздраженно, в полголоса, как будто, рассуждая вслух. – Это ты все придумал! Ты! Устроил поиски смысла жизни! – Жорж помолчал несколько минут, а затем продолжил. – Ну, положа руку на сердце, если не мудрствовать, друзья! Смысл жизни прежде всего в том, чтобы она продолжалась. Все! Все теряет смысл, когда понимаешь, что находишься на грани, в том числе и размышления о смысле жизни.

Затем наступила тишина. Максим лежал с закрытыми глазами, но лицо Жоржа, искаженное злобой, по-прежнему виделось ему. Пытаясь отвлечься, он стал думать о завтрашнем дне. Постепенно усталость вытеснила все мысли. Ему показалось, что земля под ним закачалась и он провалился вниз.

Глава VI

Когда спустя полчаса Максим очнулся, то увидел обращенный на себя тревожный взгляд Нади. Он приподнялся, опираясь на руку, и осмотрелся. В привычной, безрадостной картине чего-то не хватало. Максим понял, что недостающей деталью был Жорж. Однако этот факт не удивил и не огорчил его.

– Крысы, говорят, покидают тонущий корабль, – с горькой усмешкой произнес он, – но тонущий, не значит, утонувший!

– Вы должны идти один. – Заметно волнуясь, сказала девушка. – Со мной вам не преодолеть ущелье. Вы вернётесь за мной! Как только встретите людей, вернётесь.

– Не надо. Слышите? Не надо. Лучше – молчите! – Максим опустил глаза, пытаясь успокоиться. – Так. Каковы условия задачи? – Спросил он себя мысленно. – Впереди примерно пятьсот метров до подножия горы, затем – ещё около километра потребуется пройти, чтобы перейти горную гряду в самой нижней её части. Воды нет, пищи нет. Зато, есть девушка. – Он вновь посмотрел на Надю.

Она лежала неподвижно, повернув голову в противоположную сторону от него.

Максим сморщился. – Какой же я болван. – Подумал он. – Ей и так тяжко. – Затем медленно, подбирая слова, заговорил. – Простите. Но то, что вы предлагаете, оскорбительно. Я найду решение. Я должен его найти и с господином Гринбером встретиться.

– Находясь на грани жизни и смерти, легко потерять равновесие. – Тихо сказала Надя. – Он слабее вас и потому простите его.

– «Греха нет, а есть лишь голодные»? Я не вижу существенной разницы между этим утверждением и христианской теорией о всепрощении.

– Я не думала сейчас ни о первом, ни о втором. Мне действительно жаль этого человека. Помните, он говорил, что в детстве был слабым и ведомым. Мне кажется, что он всю последующую жизнь пытался доказать обратное. Вероятно, он не нашёл когда-то поддержки в окружающих его людях, отгородился от них и нашёл опору в вере. Однако, он по-прежнему слаб.

– У слабых (как вы выразились) людей часто хватает сил принимать очень тяжёлые, очень суровые решения. – Максим на мгновение задумался, а затем продолжил, заметно волнуясь. – Простить. Не простить. Это мне не знакомо. Для меня важно понять человека. Сейчас я вижу ещё один экземпляр, выращенный на грядке человеческого общества, обильно унавоженной волшебным средством – «Успех Любой Ценой», экземпляр, на который равняется всходящая молодая поросль. Вот этот цвет общественного огорода, карабкаясь к солнцу современных ценностей, однажды пополнит ряды тех, кто правит миром и калечит его по своему образу и подобию. А мы так мало можем.

– Пусть так, – убеждённо заговорила Надя, – но если каждый из нас будет делать хотя бы эту малость, все вместе мы сделаем очень много.

– Хорошо было бы прежде нам всем договориться, понять, к чему мы идём, чего хотим. Куда могут прийти «лебедь, рак и щука»? – Голос Максима смягчился. – Мораль человеческая – в большей степени ложь во спасение. Её лозунгом во все времена была справедливость. Однако, справедливость в этом мире – такой же мираж, как дом, который мы видели. Он заманчив, потому что обещает спасение, но его нет и не будет. Великие философы понимали это. Буддизм предлагает думающему отречься от тяжкой действительности, забыть о ней, зарыться головой в «песок» собственных благих мыслей о себе самом. Христианство, напротив, советует человеку помнить о том, что он пропащий, но не совсем, потому что будет прощён и спасён. Ещё есть справедливость по Аристотелю, по Канту, по Бентаму, по Миллю, по Жоржу Гринберу, наконец, и т. д. Не счесть! – Тут он внезапно замолчал, словно очнулся, и повернул к Наде своё измождённое лицо. В глазах были тревога, неловкость, мольба. – Простите меня. Простите моё глупое, неуместное выступление. Всё будет хорошо. – Он попытался улыбнуться, неуверенно, неловко, как будто смущаясь, стыдясь этой улыбки. – Вы верите мне?

– Я верю вам! – Проговорила Надя так, словно вложила в эти слова все душевные и физические силы свои, все надежды. – Я верю вам даже больше, чем себе самой. Всё будет хорошо. – Повторила она, и светлая улыбка запорхала по её горящим в лихорадке щекам и глазам.

– Прекрасно, а теперь отдохните, а я соберусь с мыслями. – Максим огляделся, напряжённый взгляд его медленно заскользил по распахнутому настежь, казавшемуся бескрайним пространству, цепляясь за каждый объект в нём, за все впадины и выпуклости. Прошло, быть может, минут пять – семь. Наконец, выражение лица его изменилось. Он был похож на человека, который, нашёл решение сложной задачи.

– Мы последуем примеру Каменного Мудреца! У нас с вами и еда, и вода, можно сказать, под носом! Таак. – Произнес он и сделал попытку подняться с земли, после чего чуть не потерял равновесие. – Слегка штормит сегодня. Ничего. Сейчас мы адаптируемся к экстремальным условиям. – Он постоял несколько минут. Тело казалось ему невероятно тяжёлым, а сердце колотилось так, как будто он пробежал на скорость длинную дистанцию. – Какой куст, на ваш взгляд, самый вкусный?

Надя с тревогой посмотрела на него.

– Да-да! Не думайте, что я сошел с ума. Между прочим, все крупные и очень выразительные животные – вегетарианцы! Питаются травой и листвой. – Максим решительно шагнул в сторону куста, росшего неподалеку. Расстояние, равное примерно ста пятидесяти метрам, показалось ему бесконечным.

– Совсем сдал, старик! Надо подзаправиться. – Прошептал он, подойдя к кустарнику, торопливо сорвал несколько листьев, засунул их себе в рот и с жадностью начал жевать. Листва была грубой, но довольно сносной на вкус, слегка горькой, немного терпкой. Кроме того, она содержала небольшое количество влаги, такой необходимой сейчас. Максим с наслаждением проглотил эту влажную массу, сломал несколько веток и пошел назад, на ходу откусывая листья.

– Посмотрите, что я вам принес! – Выкрикнул он, когда до Нади оставалось ещё примерно метров двадцать. Ему не терпелось поделиться не только листьями акации, но и радостью, переполнявшей сердце. – Излюбленное лакомство слонов, буйволов и прочих жвачных животных!

Опустившись на колени рядом с носилками, он оторвал несколько листьев с ветки и поднёс их к губам девушки. В этот момент у него вдруг возникло ощущение, что нечто подобное уже было в его жизни и, когда Надя подняла на него глаза, полные благодарности, Максим вспомнил мать, вспомнил, как он подолгу сидел у её постели, держа её слабую, худенькую ладонь в своих руках, желая хоть как-то облегчить её страдания. Ему нестерпимо захотелось вновь почувствовать это прикосновение. Максим почти машинально, неосознанно коснулся плеча Нади. Девушка вздрогнула. Он отдёрнул свою руку. – Извините. Мне показалось. В общем, это жара, вероятно. – Произнёс он, стараясь не смотреть в её глаза. – Давайте обедать. Только есть этот деликатес надо медленно, тщательно пережёвывая. Недаром любителей подобной пищи называют жвачными животными. Видели, как они жуют, неспешно, вдумчиво. Ну, а, если серьёзно. Пища довольно грубая. Я не знаю, как отнесётся к ней ваш желудок. Начнём с одного.

Максим кивнул головой и произнёс с выражением удовлетворения на лице. – Ну, вот и прекрасно! На этом мы остановимся. – Он прилёг на землю. – Минут тридцать отдохнём и – в путь. Как вы себя чувствуете?

– Вам тревожит моя рана? Не переживайте. Я справлюсь. Боль – это голос, тоже Его голос, не только любовь и радость. – Девушка вдруг повернула голову и устремила свой взволнованный, воспалённый взгляд на Максима, как будто хотела убедиться, что он верит ей. – Порой вечером после работы я чувствую себя старушкой, не имея сил жить дальше (я врач и вижу боль каждый день). Однако утром я, как будто рождаюсь заново. Всё как-то склеивается, срастается. Я знаю, что меня ждут и я знаю, что такое боль. Это даёт мне силы жить дальше. – В глазах Нади заискрился тёплый свет. – А ещё, когда в детстве я падала и разбивала коленки, мама говорила мне: "Синяки и царапины – к удаче, а слёзы – к радости". И это так. Так было всегда в моей жизни. Думаю, что и в вашей – тоже.

– А что сейчас говорит ваша мама?

– Что мне пора учить этому своих детей. Я знаю, что когда они у меня будут, я буду говорить им то же, потому что это истина, одна из простых и очень важных истин этого мира. Мы чувствуем радость только потому, что знаем, что такое боль.

– Верно. Законы эволюции вездесущи. – Максим поднял голову к небу, прикрыв глаза рукой. – Солнце будет сегодня испытывать нас на прочность. Посмотрите, Надя, какой необычный для дневного времени у него цвет сегодня!

– Удивительный цвет. – Прошептала девушка. – Такой насыщенный, почти оранжевый. Я никогда не видела такого прежде.

– Что-то не так в слоях атмосферы над нами. От них зависит, как будет рассеиваться солнечный свет.

– Мне хотелось бы больше узнать о солнце. Жалею, что редко думала о нём.

Максим улыбнулся. – Человеку до сих пор не удалось разгадать все загадки света, но то, что известно, не может не вызывать желания, склонить голову перед этим великим природным явлением. К примеру, фотон – частица света, не имеющая ни заряда, ни массы, – самая распространённая частица Вселенной, обладающая максимальной степенью трансформации, то есть, способная преобразовываться в другие частицы. Так было всегда, даже тогда, когда не было ни источников света, ни атомов! – Осунувшееся лицо Максима преобразилось. Воодушевление сияло в глазах его, звучало в голосе. – Возможно, фотон это мостик между Ничем и Всем, материал, из которого впоследствии было построено мироздание. – Тут он, словно запнулся, внезапно замолчав, и посмотрел на часы. – Всё, пора. Урок продолжим позже. Маршрут известен, способ передвижения я продумал. Место у вас будет «люкс» – у меня на спине. Безопасность и комфорт гарантирую.

Девушка растерянно посмотрела на него.

– Возражения не принимаются. – Подытожил Максим. – Сейчас я приземлюсь поближе. А вы, пожалуйста, покрепче обхватите меня за шею.

Он лёг на землю спиной к Наде. Девушка с трудом повернулась на бок, медленно подняла свои слабые худенькие руки и положила на его плечи. Он крепко обхватил её руки в области предплечья и перевернулся на живот. Затем, опираясь на одну руку, поднялся сначала на одно колено, затем на другое.

– Ну, что? Взлетаем. Ни пуха, ни пера. – Максим покачнулся, но устоял, широко расставив ноги. Он сделал один шаг, затем – другой. – Счастливого пути! Докладываю. За бортом – примерно, двадцать три градуса по Цельсию. Ветер – умеренный. Благоприятные условия для полёта, а теперь – отключаю связь. Необходимо беречь топливо. – Он замолчал и медленно, покачиваясь, шаг за шагом стал двигаться вперёд, часто и шумно дыша, периодически останавливаясь, слушая гулкие удары своего сердца, и злясь на себя за слабость, понимая, что её видит Надя. Девушка уговаривала его отдохнуть, а он шептал – Без паники, без паники. Паника мешает пилоту.

Прошло примерно три часа, когда Максим, совершенно обессиливший, остановился у куста акации. – Здесь мы и приземлимся. – Пора немного заправиться и передохнуть.

Он опустился на колени и осторожно положил Надю на землю и, пытаясь улыбнуться, заглянул ей в глаза. Они были влажными от слёз.

– Я столько проблем создала для вас. – Прошептала она и губы её дрогнули.

– Эээ, какую сырость развели. Вот это – проблема. Вода нынче в дефиците.

Максим вытащил из кармана салфетку, вытер глаза и щёки девушки и коснулся указательным пальцем кончика её носа. – Выше нос! Время – обедать! Сейчас, сейчас. – Он отломил несколько ветвей и вновь опустился на колени. – Кушать подано!

Надя ела плохо, и это очень его огорчало. Он уговаривал её так, как когда-то в детстве его уговаривала мама. Девушка покорно жевала, прикрыв глаза. Наконец, когда ею было съедено необходимое с точки зрения Максима количество, он с облегчением вздохнул.

– Умница! А теперь – тихий час. Запасы топлива я пополнил и теперь полечу, как реактивный самолёт! Вот, только отдохну немного.

Максим лёг на землю. – Поспите! Сон даст вам силы. – Тихо проговорил он, каждой клеткой своего тела наслаждаясь состоянием покоя. Какое-то время ему казалось, что земля покачивалась, перед глазами замелькали яркие огни. С чувством, что стремительно и неудержимо проваливается куда-то, он погрузился в сон.

– Пора. – Прошептала Надя. – Она перевернулась на живот и приподнялась на локтях. Затем согнула здоровую ногу в колене и, оттолкнувшись ей, переместила своё тело вперёд. Огонь боли, до сих пор пылавший лишь в голени, теперь, казалось, охватил её всю. Она с трудом подавили стон. К горлу подступила дурнота. Надя опустила голову, но через пару минут вновь поднялась на локти и преодолела ещё полметра. Так, периодически теряя сознание, она делала шаг за шагом, одержимая одной мыслью – освободить от себя Максима, дать ему шанс выжить. Когда примерно два часа, преодолев примерно двести метров, она очнулась от очередного обморока и осмотрелась, перед ней открылась чёрная пустота, залитая бледным звёздным светом. Ни кустика, где можно было бы спрятаться; ни оврага, куда бы можно было упасть и забыться. Вдруг рядом она услышала странный звук, похожий на детский лепет. Она осмотрелась и увидела справа от себя маленького ребёнка. Ему было не больше года. Светлая рубашонка едва прикрывала его тельце, дрожащее мелкой дрожью. Светлые глаза смотрели ясно и доверчиво. Малыш тянул к Наде свои маленькие ладошки и о чём-то лепетал.

– Ты совсем замёрз. Прошептала девушка и накрыла младенца собой, пытаясь согреть, не удивляясь и не спрашивая себя, как мог он оказаться здесь, в безжизненной пустыне. – Что же нам делать? Что? – Повторяла она, гладя дрожащими ладонями головку и ручки ребёнка. И тут страх ледяной волной накрыл её сердце. Всем своим существом она почувствовала чей-то пронзающий взгляд. Надя подняла голову и огляделась. Впереди, метрах в двух от неё сверкнули два жёлтых огня. Они приближались и вскоре силуэт крупной чёрной птицы, похожей на беркута, проступил из мрака. Он смотрел голодным, жадным взглядом, готовясь к прыжку.

– Не дам. – Надя крепче прижалась к ребёнку. Он что-то лепетал и причмокивал, касаясь губами её кожи.

В это мгновение птица шумно взмахнула огромными крыльями и упала на спину девушки, вонзив острые иглы когтей.

– Она убьёт тебя, а потом убьёт и ребёнка. – Прозвучало то ли в небе, то ли в сердце.

Надя высвободила правую руку и подняла её над собой, пытаясь столкнуть убийцу, избавиться от душащей её боли. Птица дёрнула молотообразной головой в порыве рассечь движущуюся плоть, но промахнулась. В этот момент ладонь девушки коснулась её гибкой, покрытой жёсткими перьями шеи. Она обхватила её пальцами, сжала и дёрнула вперёд, вложив в это движение всю себя без остатка, и ещё что-то, до селе ей неведомое, спящее где-то в глубине её природы, хранящее пережитое множеством тысяч её сестёр за множество тысяч лет. Чудовище тяжело упало перед ней на распахнутое крыло. Хруст сломанных костей, пронзительный крик птицы оглушили Надю. Яростно отбиваясь когтистыми лапами, беркут рассёк в нескольких местах, словно ножами руки и плечи девушки. Земля закачалась под ней, а потом полетела куда-то, стремительно набирая скорость, но плач ребёнка, пришедший к ней как будто издалека, остановил это падение и вернул силы. Надя ещё раз дёрнула рукой, сжимающей горло птицы, совершив ещё более резкое, винтообразноедвижение. Та вдруг обмякла, конвульсии волнами прокатились по её распластанному телу, горячая кровь хлынула из сломанного горла, и через несколько мгновений она затихла, устремив на девушку чёрный, застывший, полный ужаса и страданий глаз. Надя медленно разжала затёкшие пальцы и отдёрнула руку от окровавленной шеи мёртвого беркута. Остатки тёмной, дымящейся жижи с бульканьем выплеснулись наружу, и горячие брызги ударили в лицо и глаза девушки. Однако, она будто не заметила этого, вглядываясь в страшное, бездонное око птицы, словно пытаясь что-то понять. Между бровями её проступила глубокая складка. Бледные губы застыли в строгом молчании. И вдруг ей показалось, что это не беркут, а она сейчас лежит на земле, в луже крови с переломанной шеей.

– Господи, – В ужасе прошептала девушка. – Что это? Где я?.. Что я?!

Она подняла голову к небу и не увидела ни луны, ни звёзд, лишь чёрный бездонный мрак; тот же холодный мрак, что струился из ока, устремлённого на неё. Он надвигался стремительно, властно, как океанская волна. Задыхаясь в нём, девушка лишилась чувств.

Глава VII

Максим проснулся внезапно. Ему показалось, что чья-то рука коснулась его плеча. Он повернул голову в сторону, где ожидал увидеть Надю, но носилки были пусты. Он присел и осмотрелся по сторонам. Вокруг был всё тот же унылый пейзаж – редкий кустарник, да каменистая почва, высушенная солнцем и ветром. Максим попытался крикнуть, но из горла вырвались лишь сипящие звуки. Его охватила паника.

– Что могло случиться? – Лихорадочно думал он. – Люди? Вряд ли. Зачем кому-то было похищать девушку? Дикие животные? Но здесь кроме змей и мелких грызунов никто не обитает.

Следы! – Мелькнуло в его сознании.

Максим встал на колени и с надеждой стал всматриваться в поверхность земли. Однако, каменистая почва была слишком плотная, и поиски его оказались напрасными. Он поднялся и осмотрелся. Окружающая местность просматривалась на довольно большом расстоянии, лишь единичные кусты кое-где закрывали видимость. Он сделал шаг и пошёл, покачиваясь, с трудом передвигая ноги, хаотически меняя направление движения, подчиняясь только интуиции. Взгляд его беспокойно блуждал по сторонам. Проходили час за часом, но картина не менялась: редкие кактусы, ещё более редкий корявый кустарник и повсюду следующее за ним солнце. Уже смеркалось, когда Максим подошёл к каким-то всклокоченным зарослям. В них царил полумрак. Густые ветви образовали плотную стену. Идти через неё было практически невозможно. Он решил передвигаться ползком, но и этот способ передвижения оказался нелёгким. Острые ветви цеплялись за одежду, кололи и царапали тело. Спустя, быть может, час Максим, совершенно выбившись из сил, остановился. Его мучили приступы дурноты, но самым мучительным было отчаяние, которое, как тиски, сжимало сердце и лишало последних сил. Он закрыл глаза. Качалась земля. Кружилось всё вокруг. Вдруг, ему показалось, что его кто-то позвал. Максим с трудом поднял веки, пытаясь понять, где он, вспоминая события последних дней и не осознавая, что из них было наяву, а, что, быть может, сном или плодом больного воображения: встреча с Егором, падение вертолёта, каменный старец, исчезновение Нади. Мысль о девушке мгновенно вывела его из состояния оцепенения, он огляделся. Благодаря свету луны и звёзд окружающая местность просматривалась довольно неплохо. Максим увидел, что заросли, в которых он тщетно искал Надю были примерно в ста метрах от того места, где он находился сейчас.

– До боли знакомый пейзаж, такой же безжизненный, как я, – Подумал он с горечью.

Вдруг взгляд его остановился на светлом пятне, ясно выделяющемся на тёмной поверхности земли. Сердце Максима дрогнуло, и он, забыв обо всём рванулся в ту сторону, желая бежать, но упал. Поднявшись, покачиваясь, сделал ещё попытку и снова упал. Сердце бешено колотилось, темнело в глазах. Лишь с пятой попытки ему, наконец, удалось преодолеть расстояние, отделяющее его от Нади. Максим опустился рядом с нею на колени. Девушка лежала на животе, совершенно неподвижно, уткнувшись лицом в песок. Руки её были согнуты в локтях, рукава кофты разодраны и пропитаны кровью. Он замер, вглядываясь, надеясь заметить хоть какие-то признаки жизни и боясь потерять эту надежду. Наконец, решившись, Максим взял Надю за плечи и осторожно перевернул на спину. Лицо её показалось бледным и совершенно безжизненным. Сердце Максима замерло, а затем помчалось, спотыкаясь. Он склонился над Надей и приложил ухо к её груди. Далёкие, глухие звуки показались ему ударами метронома, отсчитывающими минуты жизни. Мир, и без того шаткий до сих пор, вдруг треснул и обвалился.

Зачем ты это сделала? Зачем? – Шептал он, зная ответ на этот вопрос. Сейчас она была для него ангелом, сделавшим беспомощный взмах крыльями, чтобы навсегда оторваться от земли.

Глава VIII

Уже светало. Солнце осторожно карабкалось по небесному склону, словно зверь, вышедший на охоту. Земля под ним замерла обречённо и беззвучно. Вдруг взгляд Максима приковало нечто, показавшееся очень знакомым. Присмотревшись, он понял, что это то же самое строение, к которому вчера они тщетно шли вместе с Жоржем в течение почти трёх часов.

– Что это? Мираж, галлюцинации? – Он зажмурился, тряхнул головой и вновь открыл глаза. Вдали по-прежнему достаточно чётко на фоне зелёных зарослей было видно какое-то сооружение, без всяких сомнений созданное человеком.

– Мираж это, или нет, я узнаю часа через полтора, а сейчас. – Он посмотрел на Надю, – Сейчас, Наденька, мы продолжим наше путешествие. Мы будем бороться, всем смертям назло будем бороться. Сейчас я поверну вас. Вот так. – Максим уложил девушку на бок, затем лёг рядом с ней и, захватив её руки, обвил вокруг шеи. – Замечательно. Теперь я развернусь, и мы полетим быстрее ветра.

Он упёрся локтями в землю и, согнув правую ногу в колене, с трудом протащил своё тело по жёсткой и шершавой, как наждачная бумага поверхности. – Вперёд. Вперёд. – Повторял он, как команду к очередному рывку, не чувствуя ни боли в стёртых до крови коленях и локтях, ни жажды, ни голода; периодически вытирая серые от пыли струи пота со лба и глаз и вглядываясь вдаль. Строение по мере его продвижения вперёд становилось всё отчётливее, и это давало силы.

Примерно через полтора часа он, наконец, достиг подножия холма. Старое двухэтажное здание из гранита и песчаника, казалось вросшим в его плоть. Ветхие оконные рамы, осыпающаяся черепица, чёрные пики кипарисов в дымящихся сумерках, всё это сложилось в зловещую картину. Метрах в десяти от себя, в высокой траве Максим увидел маленькую почерневшую крышу, напоминающую крышу колодца. Сердце его заколотилось от волнения. Широко раскрыв ничего не видящие глаза, дрожа мелкой дрожью, он стал медленно передвигаться в направлении колодца. Десять метров ему удалось преодолеть лишь за тридцать минут. Оказавшись у цели, Максим повернулся на бок и уложил Надю на землю, затем, тяжело дыша, поднялся на колени. Держась за каменную стенку, он с трудом встал на ноги. Испытывая мучительные приступы дурноты, видя всё вокруг, как будто в полумраке, он на ощупь нашёл ведро и бросил его в зияющее отверстие. Звук удара его о поверхность воды вызвал у Максима судорожный спазм в горле. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы вытащить ведро с водой обратно. Подняв его дрожащими руками, Максим прикоснулся сухими, потрескавшимися губами к его холодной, мокрой поверхности. Вода потоком хлынула ему в рот, на лицо, грудь. Он глотал её огромными глотками, захлёбывался, кашлял и вновь глотал, не в силах остановиться. И лишь звук, похожий на стон, привёл его в чувства. Максим вздрогнул, оттолкнул ведро от себя, чуть не уронив его, и наклонился над Надей. Глаза девушки были приоткрыты, взгляд блуждал по сторонам, на лице горел яркий румянец. Максим одной рукой приподнял её голову, другой поднёс ведро губам девушки. Водяные струи побежали по её щекам и шее.

– Ничего, ничего, Наденька. Попробуем ещё раз. Пейте. Пейте. Это – вода. Это – спасение. Это жизнь. – Шептал он.

Надя сделала несколько глотков и закашлялась.

– Передохнём немного. – Максим положил голову девушки на землю и коснулся рукой её пылающих щёк. – У вас – жар. Сейчас, сейчас я что-нибудь придумаю.

Он вытащил из кармана платок, смочил его водой и положил на лоб девушки, затем взглянул на повязку, закрывающую рану на ноге. Серая от пыли, она была пропитана гнойными выделениями. Максим с надеждой взглянул на дом, в его тёмные, пустые окна. Ему вдруг показалось, что в одном из окон мелькнуло нечто неопределённое. Был ли это человек? Максим не мог сказать с уверенностью, однако, в душу его закралась тревога.

– Схожу ка я для начала на разведку, – Прошептал он. – Я – на несколько минут, Наденька. Поищу ёмкости для воды, а, быть может, повезёт найти что-нибудь к обеду.

Максим сделал несколько глотков из ведра, зачерпнул ладонью воду и смочил ею волосы и лицо Нади, затем, опираясь на стену колодца, встал и медленно, слегка пошатываясь, направился к дому. Дойдя до входной двери, он остановился на несколько минут, чтобы отдохнуть и сосредоточиться. На душе было тревожно. Что ожидало его за этой тяжёлой, потемневшей и потрескавшейся от времени дверью? Он посмотрел на Надю, размышляя, понимая, что рискует. Но предстояло пройти ещё километров тридцать. А для этого нужны были силы. Он решительным движением толкнул дверь и сделал шаг вперёд. В здании царили полумрак и тишина. Максим огляделся по сторонам. Он находился в просторном помещении с высокими потолками. Обстановка была скудной – большой стол, стоящий в центре, пара стульев, старое потёртое кресло и небольшой диван у камина. С трепещущим от радости и нетерпения сердцем он поспешно направился к столу. Увиденное показалось сном: молоко, хлеб, остатки макарон в тарелке. С минуту он смотрел на всё это богатство, не зная, что делать. На улице темнело. Надо было готовиться к ночлегу. В доме несомненно было бы удобнее провести ночь. К тому же была надежда найти здесь хоть что-нибудь, чем можно было бы перевязать рану Нади. Приняв решение перенести девушку в дом, Максим отломил кусок хлеба, запихнул его себе в рот и направился к выходу, борясь с желанием побыстрее проглотить его, не жуя. Выпитая вода и небольшое количество съеденной пищи прибавили ему сил, и теперь он смог перенести Надю у себя на спине, но уже не ползком, а в положении стоя. Колени его дрожали от напряжения, и каждый шаг давался с трудом. Максим толкнул дверь ногой и, оказавшись внутри помещения, вновь осмотрелся. Не увидев ничего подозрительного, он уложил Надю на диван. Девушка была без сознания. Губы её периодически шевелились, словно она пыталась что-то сказать.

– Сейчас я буду вас кормить! – Произнёс он срывающимся от волнения и усталости голосом. – Вам необходимо поесть, обязательно.

Он поспешил к столу. Торопливо дрожащей рукой налил в стакан молоко, взял в руки хлеб. Затем, вероятно, осознав, что Надя не сможет есть плотную пищу, положил его на стол. Но тут же взял снова и запихнул себе в рот. Подойдя к девушке, Максим приподнял её голову, поднёс стакан с молоком к её губам и осторожно наклонил его. Молоко заполнило приоткрытый рот и заструилось по подбородку.

– Пейте! – Шептал Максим. – Пожалуйста, пейте. Хотя бы несколько глотков! – Уговаривал он девушку, но она, судя по всему, не слышала его. Он попробовал покормить её при помощи чайной ложки, но и эта попытка оказалась безрезультатной. Совершенно расстроенный Максим присел на пол рядом с диваном и обхватил голову руками. Состояние Нади очень беспокоило его. Как перенесёт она завтрашний день, в течение которого предстояло пройти ещё примерно тридцать километров. Еле слышный стон вывел Максима из состояния задумчивости. Он встал и с тревогой посмотрел на девушку.

– Необходимо сделать перевязку. – Сказал он, озираясь по сторонам.

Результаты поисков оказались довольно скромными: полотенца, салфетки, мыло. Максим смочил прохладной водой большое махровое полотенце, обернул им голову, руки и грудь Нади, тщательно промыл повреждённую голень и перевязал. Затем он с большим аппетитом съел кем-то недоеденные макароны, после чего вымазал кусочком хлеба тарелку так, что она заблестела, как будто её только что тщательно вымыли.

– Спасибо за угощение! – Произнёс Максим вслух, – И прошу извинить меня за то, что я так нахально хозяйничаю в вашем доме. Обстоятельства вынуждают. – Он задумался. – Интересно, где же хозяева? Может быть, стоит заглянуть на второй этаж? – Взвесив все «за» и «против», Максим озвучил своё решение. – Если хозяева в доме и до сих пор не спустились, значит, у них есть на то веские причины; однако, не исключено и то, что в доме никого нет.

Он вновь смочил водой полотенце на голове и теле Нади, влил ей в рот чайную ложку воды, после чего опустился на пол рядом. Глаза его закрывались от усталости, но чувство тревоги подсказывало, что засыпать в незнакомом доме небезопасно. Однако, веки не слушались, голова кружилась. Наконец, совершенно обессилив, Максим прилёг на пол.

Несколько раз за ночь он просыпался, как ему казалось, от каких-то звуков, в тревоге обходил всё помещение. Не найдя ничего подозрительного, смачивал полотенце и губы девушки водой и опять, устроившись на полу, погружался в неспокойный, чуткий сон. Наконец, проснувшись очередной раз, он открыл глаза. Уже светало. Сквозь ажурную листву, закрывающую окна дома, пробивались золотистые лучи утреннего солнца. Максим присел. Странный звук, похожий на скрип, привлёк его внимание. Он резко повернул голову в сторону звука и увидел стоящего посреди комнаты человека. Максим встал на ноги. Собрав все свои, пока ещё небольшие силы, он внутренне сконцентрировался, готовый к любым неожиданностям. Незнакомец, мужчина лет тридцати смотрел на него пристально и спокойно. Он взял в руки стул и поставил его рядом с Максимом.

– Присаживайтесь – Вялым, лишённым каких-либо интонаций голосом сказал мужчина. Затем он не спеша, походкой очень уставшего человека вернулся к столу и, опираясь на него, присел на стул, стоящий рядом. Лицо незнакомца поразило Максима. В нём был какой-то чудовищный, бросающийся в глаза контраст. Оно было красивым и безобразным одновременно. Длинные, почти до плеч, светлые, слегка волнистые волосы висели спутавшимися прядями. Лицо имело мягкие, приятные черты, но выглядело мертвенно-бледным. Большие, светлые глаза смотрели тускло и устало. Незнакомец улыбнулся, однако, улыбка его больше напоминала едкую гримасу и лишь усилила неприятное впечатление от его внешности.

– Здравствуйте. – Произнёс он всё тем же монотонным голосом. – Меня зовут Влад. Я хозяин этого дома.

– Здравствуйте. – Ответил Максим настороженно вглядываясь в лицо мужчины. Он всё ещё испытывал внутреннее напряжение. – Извините за вторжение, но мы были вынуждены это сделать. Наш вертолёт потерпел аварию три дня назад в семидесяти километрах отсюда. У нас не было воды, пищи. Кроме того, – он взглянул на Надю, – моя попутчица получила тяжёлую травму, она – без сознания. – Максим запнулся. – Я забыл представиться. Максим Терн.

Лицо мужчины неожиданно оживилось. – Максим Терн? – Повторил он. – Мне знакомо это имя. – Он задумался. – Да-да. Я встречал его в одном из научных журналов. Physical Review Letters?

– Простите. – Нетерпеливо перебил его Максим. – Девушке нужна медицинская помощь. – Он с надеждой посмотрел на мужчину. Её необходимо срочно доставить в больницу. Быть может, у вас есть связь или транспорт.

– Да-да, конечно. – Сказал Влад, вставая. – Связи здесь нет, к сожалению. Она появиться километров через двадцать. Но транспорт у меня есть, «Джип», самая подходящая машина для этих мест. Сейчас я подгоню её к выходу и помогу вам перенести девушку. А вы пока собирайтесь. В холодильнике – продукты, вода. Всё – в вашем распоряжении.

Мужчина повернулся и направился к выходу неспешной, шаркающей походкой. Максим смотрел ему вслед с ощущением, что видит он не молодого человека, а слабого старца. Хлопнула закрывшаяся дверь. Максим, вздрогнув, как будто очнулся. Он в растерянности огляделся по сторонам, соображая, с чего следует начать сборы. Мысль о том, что появился реальный шанс на спасение, что, возможно, через несколько часов ему удастся доставить Надю в больницу, вызвала в душе его бурю эмоций. Он потёр виски, пытаясь сосредоточиться.

– Так, спокойно. – Произнёс он вслух. – Сначала. Сначала забинтуем рану.

Он взял со стола приготовленные с вечера салфетки и обернул ими больную голень. Затем смочил полотенце на голове девушки водой. После чего положил в рюкзак три большие бутылки с водой, хлеб и пару консервов. Собрав все оставшиеся мелкие кусочки и крошки хлеба на столе в ладонь, высыпал их себе в рот и запил молоком. – Всё, пожалуй.

Открылась дверь и вошёл Влад. – Машина у выхода. Вы готовы?

– Да, конечно. – Максим торопливо подошёл к Наде и приподнял её за плечи.

– Я помогу. – Молодой человек неторопливо приблизился и осторожно обхватил ноги девушки.

Через несколько минут Надю уложили на сиденье рядом с Максимом, предварительно опустив спинку кресла.

– Спасибо! – Максим, глядя на Влада благодарным взглядом, от души пожал ему руку. – Я верну машину, как только определю девушку в больницу.

– Не спешите. – Ответил тот, тяжело дыша. – Вы ослабли после своего путешествия. Приходите в себя. У меня есть ещё одна машина. Дайте мне ваш номер телефона, и я сам разыщу вас.

Записав телефонный номер, Влад продолжил. – Видите впереди ложбину между двумя холмами? Двигайтесь вдоль неё. Преодолеете холм – выедете на трассу, прямо – к указателю. До первых жилых районов – около полутора километров.

– Спасибо! – Повторил Максим. – Я ваш должник!

Тусклый взгляд Влада вновь оживился. – Сочтёмся.

– Я сделаю всё, что будет в моих силах. – Максим сдержанно улыбнулся ему в ответ и сел в машину. Он с тревогой посмотрел на Надю. Девушка тихо стонала. Глаза её были приоткрыты. На осунувшемся, горящем в лихорадке лице было выражение сильного страдания. Сердце Максима сжалось от боли. Он стиснул зубы и нажал на газ. Последующие события он позже помнил смутно. Виляющая дорога, чёрная, лоснящаяся под солнцем, как спина кобры, чистый лист неба, госпитальный двор.

Глава IX

Всё вокруг – было ослепительно белым – потолок, жалюзи, закрывающие окно, металлическая спинка кровати. Вдруг слева, совсем рядом раздался низкий, клокочущий звук, похожий на рычание зверя. Максим резко повернул голову и увидел Егора. Его большое тело было втиснуто в кресло, не соответствующее его размерам, и потому было заметно даже на первый взгляд, как оно, это тело рвалось на свободу, стремясь захватить как можно больше окружающего пространства. Руки, висевшие плетьми, упирались ладонями в пол. Мощные нижние конечности, вытянутые и расставленные примерно под углом сорок пять градусов друг к другу, занимали по меньшей мере половину свободных квадратных метров. Голова была запрокинута назад. Рот полуоткрыт. Каждые четыре-пять секунд грудь и живот Егора совершали синхронные движения вверх, а затем – вниз. Эти грандиозные колебания сопровождали не менее грандиозные звуки, в образовании которых принимали участие и нос, и горло, и губы спящего титана. Максим осмотрелся по сторонам. У противоположной стены, рядом с кроватью стоял аппарат, на экране которого бежала кривая ЭКГ. К его левой руке была подключена система для внутривенных вливаний. Не было никаких сомнений в том, что он находился в больничной палате.

– Надя! – Вспыхнуло в его сознании. Он попытался встать с кровати, игла выскочила из вены на его руке и в системе сработала сигнализация. Егор вздрогнул и открыл глаза.

– Макс! Дружище! Наконец-то! – Его сонное лицо, как утреннее солнце, осветила радостная улыбка. – А я тут задремал немножко. – Егор закряхтел, пытаясь поменять положение своего тела и переместить поближе к нему свои разбросанные конечности.

– Что с Надей? – Спросил Максим с тревогой.

– Теперь – всё в порядке! – Сдавленным голосом ответил Егор, продолжая тщетные попытки поменять позу. Лицо его покраснело от натуги. Не кресло, а капкан какой-то! Похоже, придётся вызывать службу спасения. Я, Макс безнадёжно застрял!

– Где Надя?! – Повторил Максим настойчиво и довольно резко, глядя хмурым взглядом на ёрзающего в кресле Егора. Тот сразу же притих.

– Надю прооперировали. К ней пока не пускают посетителей, но я говорил с врачами. По их мнению, причин для беспокойства нет! Потому – не волнуйся! Тебе нервничать нельзя. Тебе, Макс, сердце своё беречь надо! Ваше путешествие пошло ему не на пользу.

В это время дверь в палату открылась и вошла медсестра.

– Вот! – Произнёс Егор, глядя на девушку игривым взглядом. – Хотел сбежать! Тут техника и сработала. Отсюда не убежишь!

Он вздохнул и продолжил. – Я, вероятно, останусь здесь на всю оставшуюся жизнь! Скажите, пожалуйста, почему кресла в вашем госпитале так жмут? Девушка с улыбкой посмотрела на Егора. – Сейчас я приглашу санитара. Он вам поможет. Она ввела иглу в вену на предплечье Максима, включила капельницу, взглянула на экран электрокардиографа и вышла из палаты. Егор с улыбкой посмотрел ей вслед. – Ангел! Белый ангел! Для меня, Макс, все люди в белых халатах. – Он не закончил фразу. Дверь открылась, и в палату вошёл огромный, двухметрового роста, широкоплечий верзила в белом халате. Его живописное, широкоскулое, обрамлённое чёрной, кучерявой бородой лицо выражало крайнюю степень решимости. В правой руке он держал металлический стул внушительных размеров. Подойдя к Егору, он лёгким движением жонглёра подкинул стул кверху, левой рукой поймал его за спинку и поставил на пол. Егор посмотрел на незнакомца настороженно. Верзила упёрся левым коленом в подлокотник кресла, обхватил грудную клетку застрявшего чуть ниже подмышечных впадин своими огромными волосатыми ручищами и решительным движением дёрнул его вверх. Егор издал странный, ни на что не похожий звук и затих уже в положении стоя, глядя испуганными глазами снизу вверх на волосатого гиганта. Тот одёрнул рубашку Егора, задравшуюся на животе, легко поднял массивное кресло – капкан и вышел молча из палаты.

Испуг на лице Егора сменился выражением искреннего восторга. – Нет! Ты видел? – Обратился он к Максиму почему-то шёпотом. – Выдернул меня, как морковку! Вот это – силища! – Он внимательно посмотрел на стул, оставленный санитаром, затем – на Максима. – Как ты думаешь, выдержит он меня?

– Думаю, что выдержит. – Ответил тот сухо.

Мысли о Наде не давали ему покоя. Хотелось увидеть её, убедиться – всё ли так, как говорит Егор. Быть может, он просто пытается его успокоить. Максим злился на себя за свою болезнь, возникшую вдруг и так не вовремя. Егор, вероятно, заметив подавленное состояние друга, посмотрел на него с ласковой улыбкой.

– Не хандри, Макс! Видел, какие тут ангелы летают? Они, брат, всё могут! Абсолютно всё! Ну, а, если серьёзно. Вы с Надей из такого выбрались, что теперь вам уже ничего не грозит! Будете жить долго и счастливо! – Он задумался. – Одного я не пойму, отчего Жорж оказался в одиночестве? Отчего ваши пути-дороги разошлись? По идейным или иным соображениям?

Максим помолчал с минуту, а потом нехотя произнёс. – Ну, а что он сам то рассказал тебе?

– Сказал, что вы не смогли договориться относительно выбора маршрута. – Ответил Егор, гипнотизируя друга.

– Пусть будет так.

– Ну, что ж, – вздохнул разочарованно Егор. – Не хочешь, не говори. Когда придёшь в себя, то, надеюсь, расскажешь мне о своём путешествии более подробно. Сожалею, что пропустил столь увлекательное мероприятие! Я, брат, когда не смог дозвониться, проверил вас на рабочих местах. Ну, а, когда и там никого не обнаружил, понял, что не от обилия впечатлений вы забыли о своём профессиональном долге. Я тогда сразу же в полицию заявил, и со второй половины понедельника вас уже искали! Правда, первоначально – на территории между чертой города и загородным домом Жоржа. Мне и в голову не могло прийти, что вы полетите дальше, за владения Жоржа. Время, к сожалению, было потрачено. Когда вы штурмовали пустыню, мы искали вас совсем в другом месте. Лишь в среду, когда поиски на земле и с воздуха не дали никаких результатов, и мамаша Жоржа вспомнила об этом. Как его?.. Ну, да! Каменном истукане! Было решено расширить территорию обследования. Тут мы и наткнулись на Жоржа, совершавшего переход через северо-западные холмы. Он, кстати, в полном здравии. Передавал тебе привет. Извинялся, что не может зайти лично, так как чрезвычайно занят.

– Ничего, – Максим нахмурился. – Я как-нибудь переживу это.

Егор вновь внимательно посмотрел на друга. – Ладно, не горячись! Помнишь мой рецепт лекарства от разочарований? Не жди от людей больше, чем они могут тебе дать! Главное, всё страшное позади! Я знал, что ты – мужественный человек, Макс, но Надя?! Признаюсь тебе, у неё – серьёзная травма. Врачи были поражены, как она могла выдержать в течение четырёх дней без медицинской помощи, да ещё в таких тяжелейших условиях! Понимаешь, она должна была терпеть адские боли! Я, Макс, преклоняюсь перед этой женщиной! – Егор смущённо улыбнулся. – Скажу тебе по секрету. Я банальных инъекций не переношу! Недавно делал прививку от гриппа и грохнулся в обморок! Очнулся, а надо мной – девушки в белых халатах летают! Думал, в рай попал. Я тогда так расчувствовался! Оказалось, напрасно. В общем, натерпелся я!.. Стыд, одним словом. – Егор тяжело вздохнул. – Я говорил тебе, что Надя – необычная девушка. Если бы я был свободен, – Егор посмотрел на Максима многозначительным взглядом, я бы в неё влюбился!

Максим почувствовал, что краснеет.

– Но я женат, – продолжил Егор, делая вид, что не замечает неловкости друга, – и очень ценю свою жену! Кстати, она передаёт тебе привет! Наказала мне тебе кое-что купить для поднятия сил и иммунитета! – Егор взял сумку, стоящую на полу, и, кряхтя, стал вытаскивать из неё пакеты разных размеров. – Апельсинчики, яблочки, бананчики, орешки. – Приговаривал он, нежно глядя то на Максима, то на выкладываемые продукты. – А это. – Лицо Егора засияло. – Это – от меня лично! Моё любимое! – Он бережно извлёк из сумки контейнер средних размеров, приоткрыл его и поднёс к своему такому же сдобному и выразительному, как он сам, носу и шумно, как паровоз, вдохнул. – Блинчики с мясом, капустой, грибами! Рекомендую!

Максим обернулся и с удивлением посмотрел на обилие пакетов, стоящих у него на столе, затем – на Егора. – Ты хочешь, чтоб я умер?

Егор сморщился. – Что за глупые мысли? Ни в одном уважаемом информационном источнике я не читал о жертвах вкусной и здоровой пищи, а вот о жертвах голода читал! Я поражаюсь твоей стойкости, Макс! Не есть четыре дня и при этом преодолеть около ста километров с больной девушкой на руках! Я бы не прожил и дня, окажись на твоём месте! Не дай бог!

– Ты имеешь в виду, что нам с Надей и Жоржем повезло, что ты не полетел тогда с нами на вертолёте? – С улыбкой спросил Максим.

– Кто знает, кто знает. Я думаю, нам всем повезло, потому что всё произошло так, как должно было произойти! Всё, что ни делается, делается к лучшему! Я в этом убеждён.

– С тех пор, как я тебя встретил, – задумчиво произнёс Максим, – всё в моей жизни перевернулось с ног на голову.

– А, может быть, – взгляд Егора вновь стал серьёзным, – может, всё – наоборот? И всё это время, друг, до встречи со мной ты стоял на голове, и только сейчас принимаешь нормальное положение. Несомненно, процесс это болезненный. Представь! Стоять не один десяток лет на голове, а потом – бац! И – на ноги!

Максим посмотрел на Егора умоляющим взглядом. – Принеси, пожалуйста, блокнот и ручку. Мне тут кое какие идеи пришли. – Максим замялся. – Надо бы проверить. Знаю, компьютер не разрешат, а блокнот бы меня выручил.

– Ну, нет, друг мой. – Егор отрицательно замотал головой. – Я твоим врачам пионерскую клятву дал, пообещал, что ничего кроме витаминов и сказок Андерсена приносить не буду. Так что, не проси.

Максим нахмурил брови и отвернулся к стене.

– Ладно, не дуйся! – Сказал Егор с улыбкой. – Ешь, давай, блинчики и думай о хорошем! Я через пару дней планирую ехать домой, некому будет тебя кормить! – Егор вздохнул. – Задержался я здесь! Семья, работа ждут. Ешь, не отлынивай! – Он протянул Максиму контейнер.

– Ну, только вместе. Иначе, не буду совсем. – Категорическим тоном заявил Максим.

– Ладно! – Егор махнул рукой. – Только по-честному, по-братски! Половина – тебе, половина – мне.

Минут через десять, когда с блинами было покончено, Егор с наслаждением откинулся на спинку стула. Тот подозрительно заскрипел.

– По-моему, – с настороженным видом произнёс он, – съев блины, я превысил предельно допустимую нагрузку на этого четвероногого друга. Завтра приду со своим креслом и. И с новой порцией блинов! Кстати! Совсем забыл! – Егор оживился. – Хоть ты и не веришь в бога, советую тебе сходить в церковь и поставить свечку во здравие своего спасителя. Как, кстати, его зовут?

– Влад. Он звонил мне несколько раз, справлялся о моём здоровье. Просил разрешить ему воспользоваться камерой для электрофореза, сказал, что, как Мередит Паттерсон, является исследователем-любителем в области биотехнологий, но его камера вышла из строя. Я обещал содействие. – Ответил Максим, и сомнение почему-то закралось в его сердце. – Правильно ли я сделал, приняв это решение? Ведь я совсем не знаю этого человека. – Задумался он, но бодрый голос Егора перебил его размышления.

– Молодец! Многие великие научные открытия сделаны в домашних, а не лабораторных условиях: Левенгук ловил микробы на чердаке дома с линзами на перевес, Ньютон собирал яблоки на приусадебном участке. Все гении начинаются с чудаков! Ну, мне пора. – Егор, кряхтя, поднялся со стула. – Целоваться не будем. До скорого!

– Спасибо. – Ответил Максим. Непонятное ему состояние тревоги, вызванное воспоминаниями о пережитом после падения вертолёта, вновь нахлынуло на него. – В его сознании вдруг вспыхнул образ Каменного Старца. Что это было? С кем говорил он, блуждая по пустыне?

Глава X

Почти месяц Максим вынужден был провести в госпитале. Ему, наконец, были разрешены кратковременные прогулки, чтение лёгкой литературы. Егор принёс сборник детективов, и Максим заставлял себя прочитывать положенное количество страниц, тренируя силу воли. В этой невыносимо скучной для него череде однообразных дней была единственная радость – разговоры с Надей. Они звонили друг другу в перерывах между процедурами и обходами врачей и говорили, говорили, говорили. Он – о парадоксах Эйнштейна, о пространстве и времени, о Достоевском и Булгакове. Она – о магнолии под окном, о городе, в котором родилась, о Кафка и Маркесе, Моцарте и Бахе, о доступной для всех медицине и об их счастливом спасении и таинственном спасителе – отшельнике. Простившись, они продолжали думать друг о друге. Максим – неуверенно, стесняясь самого себя и злясь. Он ни на минуту не мог предположить, что такой некрасивый, неудобный человек, рядовой учёный муравей, как он думал о себе, может понравиться. У него уже был горький опыт неразделённого и очень болезненного чувства к женщине. Надя, напротив, радовалась мыслям о Максиме. Закрыв глаза, она представляла его умное, мужественное лицо, сильные, заботливые руки, испытывая безграничное доверие к нему и думая о том, что когда-нибудь сможет рассказать ему всё о себе и даже о чёрном беркуте, и что он поможет ей понять, что это было. Бред или явь? Предупреждение или предсказание?

Шли дни, оба мечтали быстрее выбраться из госпитального плена, но Максиму свобода улыбнулась раньше. В день выписки он вопреки рекомендациям врачей отправился в институт и захватил с собой Влада. Он проводил его в отдел органической химии и со свойственным ему энтузиазмом окунулся в массу накопившихся за время его отсутствия проблем. В семь часов вечера он планировал заехать в госпиталь к Наде.

Без пяти минут семь Максим вернулся в лабораторию. Он застал Влада сидящим за столом. Судя по всему, тот был погружен в глубокие размышления, так как не заметил его прихода. Откинувшись на спинку кресла, молодой человек смотрел перед собой, вероятно размышляя о чём-то. На лице его, бледном и уставшем, застыла гримаса удовлетворения. Почувствовав на себе взгляд, Влад вздрогнул и резко повернул голову в сторону Максима. Улыбка сменилась выражением растерянности.

– Я не слышал, как вы вошли. – Торопливо произнёс он. – Я уже закончил свою работу. Очень вам благодарен! – Влад встал и протянул Максиму руку.

Тот ответил рукопожатием. – Ну, а сейчас мы навестим Надю. Она очень хотела с вами встретиться.

– Да, разумеется! Я буду рад. – Влад закивал головой.

Всю дорогу в госпиталь он удивлял перепадами своего настроения, то возбуждённо рассказывал о своих исследованиях, то вдруг замолкал и с унылым видом смотрел на дорогу. Максим купил букет фиалок, фрукты, сок и с бьющимся от волнения сердцем переступил порог больничной палаты. Надя лежала на кровати, читая книгу.

– А вот и мы, – Сказал Максим, – как обещал. – Он положил пакет с фруктами и соком на прикроватный столик, опустил цветы в вазу и, справившись с волнением, шутливым голосом добавил. – С наступающим освобождением из госпитального плена!

Девушка отложила книгу. Улыбка просияла на её всё ещё бледном лице. – Я бы уже сегодня ушла, но врач хочет сделать снимки перед выпиской, убедиться, что мои кости – в порядке. Я знаю, что всё в порядке, но приходится повиноваться. – Она пожала плечами и продолжила, обращаясь к Владу. – Здравствуйте! Я так хотела встретиться с вами.

– Здравствуйте. – Ответил Влад, окинув быстрым взглядом лицо и фигуру девушки.

Надя в свою очередь тоже всматривалась в него.

– Какие прекрасные, но холодные глаза, как два замёрзших озера. – Подумала она.

– Не дурна, но, по-моему, слишком умна, слишком проницательна. Надо держаться от неё подальше. – Подумал он.

– Спасибо! – Продолжила Надя. – Если бы не вы, кто знает, чем закончилось наше путешествие. Как ваш дом? Максим рассказывал мне о нём. Таинственный замок, убежище отшельника. Вы любите уединение?

– Да. – На лице Влада мелькнула усмешка. Уединяюсь с призраками и домовыми, по ночам мы вместе скулим на луну.

– Дом особенный. – Вступил в разговор Максим. – Есть в нём. – Он на мгновение задумался, – Сила какая-то, мощь, а ещё тайна.

Телефонный звонок прервал его.

Он с выражением досады извлёк телефон из кармана и вышел из палаты.

– Как вы себя чувствуете? – Спросил Влад, приветливо улыбаясь.

– Спасибо, значительно лучше! – Ответила Надя, но тут же заметила, что собеседник её думает о чём-то своём, и растерянно замолчала. Пауза затянулась, девушка с нетерпением смотрела на дверь больничной палаты. Наконец, дверь распахнулась, и Максим с расстроенным видом сообщил, что вынужден вернуться в институт.

– Я оставлю вас, Влад. Простите. Составьте Наде компанию, чтобы она не скучала.

Влад поспешно встал. – Очень рад нашему знакомству. Я ваш должник. – С усталой, словно вымученной улыбкой произнёс он.

– Не стоит, ваша услуга гораздо больше моей. Будет время, заходите на чай. Мой дом всегда открыт для вас. – Затем, обращаясь к Наде, добавил, – я обязательно позвоню, когда освобожусь, – и поспешно вышел из палаты.

– Ну и, как ваше самочувствие? – Повторил свой вопрос Влад и, опустив глаза, потёр пальцами виски. – Устаю от города. Кругом – толпы людей, снующих туда-сюда, как муравьи.

– Это правда. Жизнь большого города подобна вихрю. Потому я тоже живу в пригороде, вот выйду из госпиталя и приглашу вас в гости! – Надя неуверенно улыбнулась, глядя на Влада, но тот молчал. – Я очень благодарна вам. Вас сам бог послал нам с Максимом. – Добавила она тихо, но тут же смутилась, увидев, как вдруг изменилось лицо молодого человека. Он поднял голову и, глядя холодно и насмешливо, спросил.

– А, может быть дьявол?

– Извините. – Неуверенно произнесла Надя. – Я не хотела вас обидеть.

– Шутка. – Молодой человек снова опустил глаза, по лицу его пробежала судорога. – Что-то мне не здоровиться. Пора принять лекарство.

Он вытащил из бокового кармана куртки небольшой флакон, дрожащими руками открыл его и, запрокинув голову, высыпал себе в рот несколько таблеток.

– Быть может, позвать врача? – С тревогой спросила Надя.

– Никаких врачей! – Резко оборвал её Влад. – Я сам знаю, что делать. Сейчас всё пройдёт. – Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Постепенно лицо его стало преображаться. Напряжённые складки на лбу расправились, уголки рта приподнялись. Выражение блаженного покоя, застывшее, как маска, на его лице, поразило и испугало Надю. Несколько минут она смотрела на своего гостя, пытаясь уловить хоть какие-нибудь признаки жизни в его мертвенно бледном лице. Девушка неуверенно протянула руку к кнопке вызова, но передумала и, наклонившись вперёд, коснулась руки Влада. Тот вздрогнул, открыл глаза, устремив мутный, ничего непонимающий взгляд. – Что?.. Что случилось? – Медленно произнёс он.

– Вы пришли ко мне с Максимом. Как вы себя чувствуете?

На лице Влада появилась слабая улыбка. – А, Максим. Помню. А вы… – Он нахмурил брови, пытаясь сосредоточиться.

– Я – Надя. Вы пришли навестить меня в госпиталь.

Взгляд молодого человека постепенно стал проясняться. – Чёрт возьми. – Произнёс он, оглядевшись. – Скорее бы всё закончилось.

– Как ваше самочувствие? – Повторила Надя.

– Лучше! Значительно лучше. У меня была травма. Давно. После неё у меня бывают приступы. Я отключаюсь. Могу себя вести не совсем адекватно. Я… Я ничем вас не обидел?

– Нет. Всё хорошо. Не волнуйтесь! Вы ничем не обидели меня. – Девушка приветливо улыбнулась. – Слава богу, вам лучше!

В глазах молодого человека вновь вспыхнул недоброжелательный огонь. Влад поспешно отвёл взгляд и сдержанным голосом произнёс. – К сожалению, мне пора. Дела. – Он встал и вышел, не оборачиваясь.

– До свидания. – Растерянно ответила девушка и, опустив голову на подушку, закрыла глаза. В её воображении вновь возник образ ушедшего. Бледность, судорожные подёргивания лица, внезапное странное полузабытьё после приёма лекарств, его ещё более странный бред.

– Скорее бы всё закончилось. – Вспомнила она. – Нет, это не было похоже на бессмысленные фразы. Это – мысли, высказанные случайно, помимо желания, в состоянии эйфории.

Её врачебный опыт, сложив все наблюдения воедино, подсказал вывод: Влад вероятнее всего принимает сильнодействующие лекарственные препараты, возможно, наркотической группы. Его состояние требовало незамедлительного лечения. Об этом свидетельствовали не только его внешний вид, но и мысли.

– О, боже, как всё это не хорошо. Возможно, он – на грани самоубийства. – Прошептала девушка и набрала номер Максима, однако, автоответчик предложил ей оставить сообщение. После минутного раздумья она написала: Влад тяжело болен. Уверена, что смогу ему помочь. Адрес знаю, доберусь на такси. Когда вернусь в госпиталь, сообщу.

Всякий разумный человек назвал бы этот поступок безрассудным, но был бы неправ. Там, где другие видели несколько дорог и, выбирая, имели возможность рассуждать, Надя видела лишь одну. При этом она считала себя трусихой и с детства очень многого боялась: темноты, высоты, смерти; но давно научилась приручать свои страхи, как диких зверей.

Глава XI

Примерно через полтора часа Надя стояла посреди большой, заросшей травой и мелким кустарником поляны, и смотрела на огромный, обветшавший, одинокий дом. Уже смеркалось. Чёрный туман окутывал всё пространство вокруг, окрашивая мир в один мрачный цвет. Дом и надвигающийся мрак, казалось, были сотканы из одного материала. Они взаимопроникали друг в друга, становясь на глазах единым целым. От прошлой уверенности в душе не осталось и следа, хотелось бежать прочь, подальше от этого страшного места. Однако, мысли о Владе остановили её. Преодолев страх, девушка направилась к дому-призраку. Она неуверенно открыла тяжёлую деревянную дверь и остановилась на пороге. Внутри было так же мрачно и тихо. С ощущением, что она прыгает в глубокий водоём, не умея плавать, Надя сделала первый шаг. С трудом ориентируясь в темноте, девушка медленно передвигалась вперёд, слыша лишь стук каблучков и биение своего сердца. Вдруг, как будто из ниоткуда возникла фигура человека. От неожиданности Надя вскрикнула. Вспышка света рядом окончательно вывела её из состояния равновесия. Она зажмурилась и замерла, боясь пошевелиться.

– Какой сюрприз! – Раздался знакомый голос.

Надя открыла глаза. Перед ней стоял Влад с фонариком в руке. – В столь поздний час. Одна, без приглашения. Вы явились в гости к незнакомому мужчине. Честно признаюсь, не ожидал. – Произнёс он, язвительно улыбаясь. – Вы успели соскучиться по мне?

Влад сделал шаг к Наде и оказался так близко, что она почувствовала его горчащее дыхание. – Какая ты красивая.

От страха девушка словно окаменела. Она, как завороженная смотрела в голубые, холодные глаза Влада.

– Куда ты меня зовёшь? Что ты хочешь? – Продолжал шептать Влад, приближаясь к Наде. Он коснулся губами её щеки.

Девушка вздрогнула и, как будто очнулась. Она сделала шаг назад и, стараясь выглядеть как можно спокойнее, тихо сказала. – Я хочу вам помочь. Я врач. Я знаю, что вы – нездоровы. Я могу вам помочь! – Продолжила она громче и увереннее. – Так бывает: иногда нам хочется спрятаться от людей, но одиночество – мрак. Я помогу вам найти свет. Он впереди, поверьте! – Надя с мольбой посмотрела в глаза Влада.

– Впереди? – Раздражённо произнёс он. – У меня впереди – то же, что и у всех. Предсмертные конвульсии под названием жизнь.

Влад с неприязнью посмотрел на Надю, затем развернулся и усталой походкой направился к столу. Он включил настольную лампу, выдвинул на середину комнаты два стула и присел на один из них.

– Присаживайтесь! Судя по всему, Вы – надолго.

Надя села на стул и огляделась. Сквозь высокое окно струился холодный мрак. Он оседал на выцветших узорных обоях, на креслах с потускневшей обивкой, на огромной причудливо извитой люстре под высоким потолком.

– Какое тихое величие. – Прошептала девушка.

– Весьма прозаичное сооружение. – Сухо прервал её Влад. – Глаза его смотрели тускло и безжизненно.

– Вы больны, – Заговорила Надя, пытаясь выглядеть уверенно, – и потому всё видится вам в мрачных тонах, но жизнь.

– О, только не надо сладкого! – Перебил её Влад. В этом мире ничего не получаешь в вечное пользование. Всё отберут. Причём, за каждый полученный вами цент великий ростовщик сдерёт в тысячу раз больше и в итоге не оставит ничего. Вы пришли мне рассказывать байки о том, что жизнь прекрасна, а смерть ужасна? Жизнь отвратительна! Потому, что именно она порождает смерть. Для своего продолжения жизнь должна поглощать другую жизнь. Это мерзкий закон существования живойматерии. И потому жизнь есть зло, а тот, кто её создал, исчадие зла, так как сотворил палача, убийцу, мучающего, отбирающего чужую жизнь и при этом, трясущегося от страха собственной смерти! – Глаза Влада лихорадочно заблестели, на щеках появился лёгкий, еле заметный румянец. Его гневная речь была подобна реке, сломавшей плотину. – Жизнь это наркотик. Она также дарит наслаждения и муки, и, попробовав её однажды, мы не можем больше с ней расстаться. Мы держимся за неё, даже корчась в страданиях, проклиная её, и потому, счастье – освобождение, избавление от жизни. Всё конечно в этом мире, всё, кроме смерти. Только смерть бессмертна, и только неживое достойно восхищения, так как оно всегда упорядоченно, законопослушно, а, значит, гармонично. Жизнь же – всегда хаос, а живая материя – отвратительная жижа, в которой барахтаются миллиарды тварей, стремящихся удержаться на поверхности. Они цепляются друг за друга, карабкаясь на головы более слабых особей, топят их. При этом кто-то лакомится свежатиной, кто-то мертвечиной, кто-то оправляется в бульон, кто-то совокупляется, кто-то рождается, кто-то подыхает. Бррр! Как всё это отвратительно, мерзко, цинично. Я ненавижу этот мир. Я хочу не только покинуть его. Я хочу его уничтожить. Уничтожить! –Внезапно по лицу Влада пробежала судорога. Он опустил глаза и замолчал. В наступившей тишине было слышно лишь его частое, поверхностное дыхание. – А, чёрт! Как меня занесло. – Он вытер рукой выступившую на лбу испарину и поднял на Надю глаза, полные ненависти. – Что вам нужно от меня? Кто вас послал?! Кто?!

– Никто. Я хочу вам помочь. – Тихо ответила девушка. Её мягкий взгляд выражал покой и уверенность.

– Хватит! – Крикнул Влад и ударил ладонью по столу. – Хватит, а то я отправлю вас на тот свет прямо сейчас! Мне не нужна помощь! Слышите?! Не-ну-жна! – Он наклонился вперёд и упёрся локтями в колени, опустив голову. Это длилось примерно минуту, после чего молодой человек выпрямился, в глазах его появилась язвительная усмешка. – Вы отнимаете у меня слишком много сил и времени, но мне придётся терпеть вас. По крайней мере, какое-то время. Я надеюсь, что для тех, кто вас послал ко мне, вы представляете хоть какой-то интерес, а, значит, есть надежда, что, пока вы со мной, меня не взорвут в салоне собственной машины и не устроят газовую камеру в этом доме. И это – очень важный аргумент в пользу того, чтобы оставить вас живой. Благодаря вам, дорогая, я успею осуществить свои планы.

Он встал, подошёл к холодильнику и вытащил из него пакет с молоком. Затем вернулся к столу, наполнил молоком два стакана и отломил кусок хлеба. – Угощайтесь.

– Спасибо. Я не хочу есть. – Ответила Надя. Взгляд её был устремлён на портрет мужчины, висевший на стене. – Это ваш отец? – Осторожно спросила она.

– Мой дед. – Нехотя ответил Влад.

– Можно, я посмотрю его поближе?

– Валяйте!

Подойдя к портрету, Надя была поражена сходством человека, изображённого на нём и Влада. Отличия были. Но они касались не столько черт лица, сколько деталей, отражающих состояние души. С картины на неё смотрел красивый, жизнерадостный человек. Его глаза казались живыми.

– Какое поразительное сходство. – Прошептала Надя, но Влад услышал её.

– Да, – Усмехнулся он. – Мы с дедом похожи, как две капли. Только одна капля кристально чистая, как дистиллированная вода, а другая, впитавшая все прелести окружающего мира. Однако, такие, помои, как я, норма для земной, так сказать, экологии. А, вот дед мой это – аномалия, можно сказать, уродство.

– Добро не может быть уродством. – Тихо возразила девушка.

– Право жить в этом мире необходимо отвоёвывать. А добро воевать не способно. Истинное добро может лишь любить, терпеть, прощать, страдать и тому подобное. На экспериментальном земном поле целенаправленно культивируется зло. Однако. – Влад зловеще улыбнулся. – У меня есть чудесное средство для выведения любимой культуры главного агронома Вселенной! Его зовут «Z». – Он похлопал себя по боковому карману куртки. – Три капли – на тысячу кубических метров воды, и ни зла, ни добра.

– Мы не имеем права решать судьбы других людей, решать жить им, или не жить. – Горячо возразила девушка.

Молодой человек гневно посмотрел на неё. – Хватит трепаться! Я вернусь через десять минут. – Он откусил кусок хлеба, встал изо стола и шаркающей походкой пошёл к выходу. – Не вздумайте бежать. Нам предстоит увлекательное путешествие. – Добавил он, не оборачиваясь, и вышел из комнаты, захлопнув дверь. Затем за ней раздались чьи-то приглушённые голоса. Наде показалось, что один из них был женский. Это длилось не больше минуты, после чего наступила тишина. Девушка напряглась, боясь пошевелиться, пугаясь звуков собственного дыхания. Скрип распахнувшейся двери словно пронзил её сознание. Она вздрогнула.

– Пора. – Со странной улыбкой произнёс Влад.

Через несколько минут Надя сидела в машине и с грустью смотрела в окно на отдаляющийся дом, окутанный сумерками. Вскоре он совсем исчез из виду, а в это время из зарослей эвкалипта выехала чёрная «BMW» и двинулась вслед за машиной Влада. В салоне её было двое мужчин. Один – светловолосый молодой человек в очках, другой – средних лет, в чёрной фетровой шляпе.

Глава XII

Было уже начало шестого, когда Максим прочёл сообщение от Нади. В этот день он был очень занят и не вспоминал о телефоне. Несколько мгновений он смотрел на полученный текст, силясь понять прочитанное иначе, чем он понял его первоначально. Слишком невероятным казалось то, что жгло сейчас его глаза и сердце. Наконец, он словно очнулся, свойственная ему решимость вернулась и прояснила сознание. Он набрал номер Нади, но ему никто не ответил; позвонил Владу, результат был тот же. Через пять минут Максим уже вёл свою машину по бульвару в западном направлении и вскоре, покинув деловой район, выехал на трассу. Извитая лента тёмного асфальта поднималась в гору, навигатор шаг за шагом объяснял маршрут. В памяти Максима проступали события прошлого: мрачный дом вдали от жилого района, странный хозяин его, такой же сумрачный и одинокий.

– Почему я поверил ему? – Казнил себя Максим. – Как дурак, поверил, да ещё и Надю познакомил с ним.

Оказавшись почти на верхушке холма, спустя, быть может, минут тридцать, он подъехал к густой кипарисовой изгороди, скрывающей дом. Навигатор сообщил, что задача выполнена и точка назначения достигнута. Максим вышел из машины, осматриваясь. Всё что видел он казалось ему то знакомым, то незнакомым. Он вошёл в калитку и, взглянув на тёмное здание, соединившее в себе красоту и безобразие, понял, что он на месте. Уже темнело. В саду зажглись уличные фонари, однако, в окнах дома царил мрак. Максим прошёл в глубину двора и вскоре оказался у массивной входной двери из тёмного потрескавшегося дерева. Он постучал и прислушался. Подождав с минуту, повторил стук, но уже более решительно. Ему показалось, что внутри дома кто-то вскрикнул. Максим принялся бить плечом в дверь, но та лишь слегка пружинила, издавая глухие звуки и отбрасывая его прочь. Чьи-то быстрые шаги внутри дома придали ему сил, и он снова, с ещё большим усилием ударил в дверь плечом. Замок сломался, и Максим влетел, еле удержавшись на ногах, в просторный знакомый холл. В нём ничего не изменилось с тех пор, как Максим видел его в последний раз: скудная обстановка из неопрятных вещей, стоявших в беспорядке и смотревших на него недоброжелательно и даже враждебно. Он застыл в замешательстве. Чей-то глухой стон, вырвавшийся из глубины дома, ускорил принятие решения. Максим вытащил из кармана револьвер и медленно направился в том направлении, откуда минуту назад слышал звуки. Он прошёл через гостиную, озираясь по сторонам и ругая себя, что не взял фонарик. Тусклый свет, струящийся сквозь окна, позволил ему убедиться, что кроме стола, дивана и пары кресел в ней ничего и никого нет. Максим вошёл в дверной проём и оказался в просторной комнате. Две стены её были заняты полками с книгами. На большом дубовом письменном столе, громоздящемся в центре комнаты, царил беспорядок: книги, окурки, бокалы с дымящейся красной жидкостью. У свободной стены стояло кресло. В нём совершенно неподвижно сидела черноволосая девушка в тёмном платье. Она смотрела перед собой. Выражение её глаз неприятно поразило Максима. В них был то ли ужас, то ли безумие, а, может быть, и то, и другое. Бледные губы незнакомки были приоткрыты, периодически она издавала звуки, похожие на смех. Горьковатый запах, похожий на запах горелой травы витал в воздухе. Максим почувствовал лёгкий приступ головокружения. Чтобы удержаться на ногах, он подошёл к столу, положил револьвер и сел на стул, стоящий рядом. Девушка, словно не видела и не слышала его.

– Что случилось? – Тихо произнёс Максим, но брюнетка лишь хихикнула.

– Где Влад? – Спросил он вновь, вглядываясь в безумные чёрные глаза.

Девушка вздрогнула и впервые посмотрела на Максима.

– Я не знаю, где он. – Проговорила она тихо, еле шевеля бесцветными губами. – Я не знаю, где он. – Повторила она громче и вдруг разразилась истерическим смехом.

Максим растерялся. С минуту он смотрел на неё с отвращением и страхом. Наконец, потряс за плечи, похлопал по щекам. Девушка замолчала.

– Где Влад? – Повторил Максим взволнованно и раздражённо.

– Он уехал с какой-то девушкой. Я не нужна ему. – Брюнетка всхлипнула. – А потом кто-то появился в комнате. – Она вновь засмеялась, протягивая дрожащие руки к бокалу с красной жидкостью, стоящему на столе. – Дайте! Дайте мне глоток!

Максим взял бокал, источающий всё тот же горьковатый запах, и подал его девушке. Та жадно осушила его и закрыла глаза. Через несколько секунд тело её обмякло, голова опустилась на грудь. Максим присел на кресло, стоящее у стола, положил револьвер на одну из книг, вытащил из кармана брюк телефон и вновь набрал номер Нади. Ответа не последовало. Чувство отчаяния стиснуло сердце. Звонок в полицию показался ему единственно возможным решением. Он уже набрал первую цифру, как вдруг услышал совсем рядом скрип половицы. Взяв со стола револьвер, Максим поднялся и медленно пошёл в направлении звука сквозь ещё один дверной проём между книжными стеллажами. Он оказался в тёмном коридоре, сделав по нему три шага, увидел арку в стене, зияющую, словно чёрная пасть. Лестница, ведущая на второй этаж, была похожа на огромный ребристый язык, упирающийся корнем в чернеющее на верху нёбо. Максим остановился на мгновение, раздумывая, но тут звуки быстрых шагов прозвучали в холле, затем хлопнула дверь. Максим побежал и через несколько секунд уже был у дубового стола с книгами. Кресло напротив него, где недавно сидела девушка, было пусто.

Глава XIII

Машина Влада стремительно неслась вперёд, спускаясь по склону холма. Это движение казалось Наде падением в пропасть. Она вздохнула с облегчением, когда они выехали на трассу. Однако, передышка оказалась короткой. Влад, взглянул в переднее зеркало, обернулся и с раздражением проговорил. – По-моему, друзья ваши объявились. Ну, что ж, поиграем.

Он нажал на газ. То, что произошло в последующие пятнадцать минут, показалось Наде страшным сном. Мелькающие перед глазами машины, гул мотора, визг тормозов. Совершенно обессилев от напряжения, она зажмурилась. Наконец, машина замедлила скорость и остановилась. Девушка открыла глаза. Перед ней предстала совершенно неожиданная картина. Памятники, кресты, окружённые оградками.

– Приехали. – Тихо сказал Влад. – Дальше пойдём пешком. Надо же, – с раздражением продолжил он, – не был здесь уже шесть лет, и на тебе. Именно сегодня меня занесло сюда. К чему бы это? Выходите.

Молодой человек шёл молча, озираясь по сторонам. Наконец, он остановился у памятника из белого мрамора, верхнюю часть которого представляла великолепная скульптура спящего Ангела. Это был юноша с длинными, волнистыми волосами, одетый в тунику. Он лежал на правом боку, подложив правую руку под голову. Левая его рука свисала свободно и почти касалась надгробной плиты. Казалось, что Ангел просто устал и прилёг отдохнуть. Влад вошёл в калитку оградки и присел на землю у могильной плиты.

– Андрей Гальц. – С трудом прочла Надя на засыпанном листвой надгробье. – Эта могила отца? – Преодолевая страх, спросила она.

– Деда. Отец похоронен в другом месте. – Не поднимая головы, ответил Влад.

Глядя на потускневший от времени мрамор, вероятно, когда-то красивую, но теперь покосившуюся и облупившуюся от краски оградку, заросшее высокой травой надгробье, Надя вспомнила дом Влада. Он был таким же одиноким и печальным.

– Как тихо здесь. – Сказала девушка и бережно коснулась тёплой маленькой ладонью мраморных волос Ангела.

– Он часто навещает меня. Мы, как и раньше подолгу болтаем с ним. – Произнёс Влад каким-то совсем другим голосом. Лицо его изменилось так, как меняется чёрно-белая фотография под действием колоризации. В глазах засиял тёплый свет. Волна его осветила и согрела бледные губы. Они будто оттаяли, ожили и задрожали в кроткой улыбке. – Вчера вспоминали, как рыбачили с ним на Вежском озере, вернее, я пытался ловить, а дед плавал у берега, плескался, шутил, распугивая рыб. Да, рыбалка эта тогда и не главное было. Главное, что мы вместе были целых три дня. Он, я, да бабочки, да стрекозы, да утки в камыше, да птицы в небе. Мы с ним камушки над водой бросали. Дед мастерски делал это, как, впрочем, всё. Ему всё удавалось. Костёр жгли, готовили на нём и просто смотрели, как он пляшет и слушали. – Влад говорил увлечённо, торопливо, словно минуту назад мучимый жаждой, наконец, получил возможность утолить её. Он захлёбывался нахлынувшими на него воспоминаниями и забыл про Надю. Она же сидела, боясь шевельнуться, дышать. Ей хотелось слушать, слушать непрерывно. Вдруг он вздрогнул и огляделся. Солнце потухло в его глазах.

– Вам надо чаще приходить сюда. – Еле слышно произнесла Надя.

– Замолчите! – Прохрипел Влад.

Он попытался встать, но внезапно застонал и упал на бок.

– О, боже! – Воскликнула девушка. – Она опустилась на колени рядом с Владом и с трудом перевернула его на спину. Затем, приподняла ему веки, посмотрела зрачки, пощупала пульс.

– Опять – обморок. Необходимо обследование. Но, как?

Тут взгляд её упал на продолговатый металлический контейнер, выглядывающий из внутреннего кармана его куртки. От неожиданности и охватившего её страха Надя словно оцепенела. С минуту она сидела совершенно неподвижно и смотрела немигающими, полными ужаса глазами на этот странный металлический предмет. У неё не было никаких сомнений, что это было то, о чём говорил Влад. Страшное средство, убивающее жизнь. Где-то, совсем рядом крикнула птица. Надя вздрогнула и словно очнулась. Она облизала пересохшие от волнения губы, приподняла правую руку и стала медленно приближать её к контейнеру. Коснувшись его кончиками пальцев, девушка замерла на пару секунд, затем, решительным движением извлекла его из кармана Влада. Ещё примерно минуту её взгляд метался по сторонам и, наконец, остановился на выступающем над поверхностью памятника, отколовшемся кусочке мрамора в нижней его части, рядом с левой опущенной рукой Ангела. Надя почти неосознанно поддела его указательным пальцем. Кусочек отвалился, освободив отверстие, диаметром примерно сантиметра два. Не раздумывая больше ни секунды, девушка вставила в него контейнер и с усилием протолкнула его внутрь. Поставив осколок мрамора на место, она с облегчением вздохнула. Трещина была почти не заметна. Надя вновь посмотрела на Влада, затем прикоснулась к его руке, чтобы прощупать пульс. Молодой человек застонал, открыл глаза и присел, озираясь по сторонам. Наконец, он, вероятно, всё вспомнил.

– О, дьявол! Какой же я идиот. Подъём! И больше – ни слова!.. Ни слова! – Повторил Влад, приблизившись к девушке и сверля её яростным взглядом заговорил хрипло, задыхаясь от переполнявшего его гнева. – Запомните, если я когда-нибудь покажусь вам симпатичным, лучше, чем сейчас; если я когда-нибудь буду говорить иначе, чем сейчас, знайте, что это – не я! Это – он, Андрей Гальц. Он хочет помочь мне, потому и приходит. Он хочет, чтобы я жил, чтобы мир этот… – Влад с ненавистью обвёл глазами пространство вокруг. – Чтобы всё это дерьмо продолжалось. Но я не хочу! Я без него ничего не хочу! И мир этот, его казнивший, мной приговорён и помилованию не подлежит! Помните об этом!

Он с трудом поднялся с земли и неуверенным шагом направился в сторону сквера, расположенного неподалёку. Надя, молча, следовала за ним. Внезапно Влад остановился. С минуту он с растерянным видом ощупывал свои карманы, затем обернулся. Его и до этого бледное лицо теперь казалось совсем белым.

– Где контейнер?! Куда ты его спрятала? Говори! – Крикнул он и, схватив Надю за плечи, начал яростно трясти.

Чтобы не видеть его страшные глаза, девушка зажмурилась. Ужас сковал её тело. Она была не в состоянии не только говорить, но даже думать. Похожая на тонкое деревце, готовое сломаться, она еле держалась на ногах. Постепенно движения Влада стали ослабевать, дыхание участилось. Он что-то шептал невнятно и вдруг, застонав, толкнул девушку вперёд. Она упала на спину и, ударившись головой о ствол дерева, потеряла сознание.

– Ложь, кругом одна ложь! – Прошептал Влад и медленно побрёл по аллее.

Очнувшись, Надя ничего не увидела. Её окружал мрак. Постепенно привыкая к темноте, она смогла рассмотреть высоко над головой маленькие островки, усыпанные огнями. Вглядываясь в них, девушка, наконец, поняла, что это – кусочки звёздного неба между ветвями деревьев. Пахло мхом, прелой травой. Этот запах напомнил ей всё, что произошло.

– Я спрятала «Z»! Я сделала это! Я смогла! – Прошептала она. – Что-то вздыхало рядом, поскрипывало, шуршало. Из чёрного, бездонного пространства веяло холодом и тревогой. Надя с трудом встала на ноги. Голова её болела. Частые удары сердца отдавались в висках. Впереди явно слышался шум дороги. Девушка медленной, неуверенной походкой направилась в сторону звуков. Остановив такси, она вскоре вернулась в госпиталь.

Лёжа в постели и вспоминая события последнего дня, Надя размышляла над тем, стоит ей рассказать Максиму обо всём произошедшем, или нет. Она была в смятении, то брала телефон, то возвращала его на прикроватный столик. И вот, в тот момент, когда её подрагивающие пальцы бесцельно скользили по гладкой поверхности телефонного экрана, он вдруг вспыхнул и задрожал, издавая еле слышное ворчание вибратора. Надя вздрогнула и в растерянности замерла. Номер звонившего был ей не знаком. Бессвязные мысли, пролетевшие вихрем, ничего не прояснили и не подсказали. Наконец, подчиняясь одному лишь желанию, прекратить назойливый, оглушающий её звук, она нажала на кнопку ответа и произнесла еле слышное «Ало».

– С вами всё в порядке? – Услышала она монотонный мужской голос.

Это был Влад. Надя сразу узнала его. – Прекрасно. – Продолжил он, не дожидаясь ответа. – Вам придётся отдать мне то, что вы взяли. Я плохо помню, что произошло, но. чтобы не произошло, всё не так, как вы себе это представляете. До скорого.

Услышав гудки, девушка замерла в растерянности. Наконец, она торопливо спрятала телефон в сумочку и чувствуя нахлынувшую на неё слабость, опустилась на подушку.

Глава XIV

Покинув дом Влада, Максим выбежал во двор и огляделся. В фиолетовых сумерках, окутавших сад, царило безмолвие. Чёрные кипарисы, устремлённые в небо, и редкий лохматый кустарник были недвижимы и казались выточенными из камня. Зловещий холодный мрак надвигался из глубины сада, завоёвывая каждый миг всё больше пространства. Держа указательный палец на спусковом крючке револьвера, Максим двинулся вглубь сада. Прохладный, сырой, осторожный ветер шагнул ему навстречу. Коснувшись лица, шеи, кистей рук, он заструился за воротник и рукава рубашки. Максим почувствовал озноб. Ступая по мягкому ковру из травы и опавших листьев, он озирался по сторонам. Взгляд его нырял под каждый куст, к подножию каждого дерева, во все дыры и щели между ветвями, туда, куда не могли пробиться ни лунный свет, ни фонарный. Максим шёл почти беззвучно, но это «почти», казалось, раздражало безмолвный мир. Тысячами чёрных глаз он глядел недоброжелательно и будто что-то выжидал. Мысль, что он ищет чёрную кошку в чёрной комнате и чувство безысходности, бессилия перед чем-то властным и неудержимым заставили Максима остановиться. Он, словно впал в оцепенение, ощущая лишь просачивающийся в него холод, не имея сил двигаться. Он уже не думал о звонке в полицию. Он уже ни о чём не думал. Еле слышный звук телефонного сообщения, прозвучавший неожиданно среди всеобщего оцепенения, был подобен грому. Максим вздрогнул, ему показалось, что сад пробудился. Высоко над головой заскрипели ветви, зашептались листья. Пытаясь понять, откуда пришёл звук, Максим поднял глаза к небу. Оно было далёким и почти беззвёздным. Повторный всхлип телефона отрезвил его. Он торопливо извлёк телефон из заднего кармана брюк и прочёл: Я на месте. Всё хорошо.

Сообщение было от Нади.

– Всё хорошо. – Прошептал Максим. – Всё хорошо! – Повторил он, спустя несколько секунд, громче, обводя торжествующим взглядом пространство вокруг, и быстрым шагом направился к машине. Запустив двигатель, он медленно поехал в направлении бульвара и позвонил Наде. Знакомый голос ответил ему почти сразу.

– Здравствуйте! Как я рада, что вы позвонили! – Произнесла девушка как-то особенно бодро и жизнерадостно.

– Я звонил вам несколько раз, но ни ваш телефон, ни телефон Влада не отвечал. – Сказал Максим, пытаясь сдержать волнение.

– Мы ездили на кладбище, где похоронен дед Влада. Там ему стало плохо, он потерял сознание. – Надя замолчала на мгновение. – Я не слышала вашего звонка. Простите. Я всё расскажу при встрече.

– Хорошо. – Ответил Максим сдержанно. Ощущение, что Надя что-то скрывает, омрачило его сердце, ещё минуту назад переполненное теплом и радостью. Он пожелал ей спокойной ночи и пообещал завтра навестить. Они попрощались.

Максим попытался сосредоточиться и обдумать происшедшее, однако, усталость и проснувшееся вдруг чувство голода подавили все прочие желания.

– А не отведать ли нам гренок с сыром? Или устриц?!– Спросил он себя вслух нарочито бодрым тоном. – Определимся по дороге.

Примерно через четверть часа Максим уже просматривал ресторанное меню, выбирая "лекарство от хандры" (такой диагноз он себе поставил).

– Простите, господин Тёрн. Не могли бы вы уделить мне несколько минут. – Услышал он хрипловатый голос. Перед ним стоял мужчина среднего роста и возраста с гладковыбритой физиономией, в сером костюме и чёрной фетровой шляпе. – Несколько минут, – Повторил он с любезной улыбкой.

Не успев осознать происходящее, Максим машинально кивнул головой, указывая на место напротив. Мужчина погрузился в кресло, снял шляпу, положил её рядом на стол и пригладил рыжие волосы, зачёсанные назад. Затем он, всё также любезно улыбаясь и весело поблёскивая карими, глубоко посаженными под выпуклым лбом глазами, опустил правую руку в карман пиджака, извлёк из него маленькую серую книжицу и, развернув её, произнёс. – Офицер Догиль. – Сверкнув глянцевой начинкой удостоверения, он вернул его на исконное место. – Мне очень неловко нарушать ваше уединение, но обстоятельства вынуждают. – Гость виновато улыбнулся. – Нам стало известно, что вы знакомы с Владиславом Гальцем, что он бывал в вашей лаборатории. Я хочу предупредить: этот человек очень опасен. Наркоман с пятилетним стажем, пациент психиатрических клиник, он, представьте, ещё и любитель генной инженерии, самостоятельно ведёт какие-то исследования. "Биохакер" этот с гарвардским образованием, но это делает его ещё опаснее. Вы – учёный, и для вас несложно понять, к чему может привести подобная самодеятельность субъекта с неустойчивой психикой. – Мужчина устремил на Максима вопрошающий взгляд, но тот нахмурился и опустил глаза, пытаясь собраться с мыслями.

– Мне поручено обратиться к вам с просьбой помочь нам. Позволю себе заметить, это сотрудничество – и в ваших интересах. Повторяю, Гальц очень опасен. Расследование ведётся строго конфиденциально. Я сам буду выходить на вас при необходимости. От вас требуется лишь сблизиться с любителем генетики и сообщать нам обо всех планах и действиях его. Гарантирую оплату всех расходов и вознаграждение, естественно. Любой благородный труд должен быть оплачен по достоинству. – Широкое лицо офицера стало серьёзным. Он вновь замолчал, выжидая.

Максим потёр пальцами виски. Мысль обратиться в полицию, которая рассматривалась им ещё несколько минут назад, как вероятный, а, быть может, необходимый шаг, тут же умерла. Человек, сидящий напротив, стал ему неприятен.

– Конечно, это риск, – Продолжил гость вкрадчивым тоном, – но, поверьте, не помогая нам, вы рискуете ещё больше. К тому же лишаетесь возможности заработать. – Рыжий господин вновь сделал паузу. В глазах его на мгновение блеснуло раздражение, но тут же погасло. – Возможно, вы считаете данную услугу недостаточно благородной? Вы считаете её грязной работой? Вы боитесь запятнать свою совесть? – Голос офицера приобрёл стальные нотки. – Напрасно, в этом мире нет чистеньких. Слишком много грязи на дорогах жизни. Пройти по ним незапятнанным невозможно, господин Тёрн. – Мужчина откинулся на спинку кресла, не сводя с Максима пристального взгляда. Тот, наконец, поднял глаза. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Офицер – с интересом, Максим – с равнодушием. Наконец, гость не выдержал.

– Да-да, я понимаю. – Вы хотите всё обдумать. Это правильно. Не буду больше утомлять вас своим присутствием. – Догиль встал, надел шляпу, гримаса участия сморщило его чело, и через мгновение он удалился также беззвучно, как возник несколько минут назад.

Некоторое время Максим смотрел перед собой, ничего не видя, пытаясь справиться с охватившим его волнением.

– Желаете заказать что-нибудь? – Услышал он, как сквозь сон, бодрый голос официанта, и тут неожиданное решение озарило его.

– Нет. Спасибо. Непредвиденные обстоятельства, я должен идти.

Глава XV

Выйдя из ресторана, Максим остановился, ещё раз обдумывая уже принятое им решение. Привычная картина, открывшаяся перед ним, показалась ему отвратительной. Частокол высотных зданий дыбился, вонзаясь, вдавливаясь в окружающее пространство, подавляя всё вокруг, ослепляя тысячами огней. Максим не увидел ни звёзд, ни луны в этом пожаре искусственного света и фальшивого блеска. В ночной фантасмагории перед ним вдруг чётко проступили черты знакомого лица: косматые волосы, пристальный взгляд из-под нависших бровей. Поражённый увиденным, Максим провёл правой ладонью по голове, но тут же тряхнул ей, отгоняя наваждение и продолжил путь, уже не имея никаких сомнений относительно будущих своих действий. Шагая по пустынной улице в направлении стоянки машин, он набрал телефонный номер Влада и голосом, не допускающим возражений, произнёс.

– Мне необходимо с вами встретиться, это очень важно. Лучше – у меня дома. Я могу заехать за вами.

Молодой человек сообщил, что он в данный момент в дороге и сможет вскоре приехать сам. Узнав адрес, он поблагодарил Максима за приглашение и даже бросил дружелюбное «До встречи!»

Часы показывали начало одиннадцатого, когда Максим выгружал с подноса на журнальный столик всё, что удалось найти в его холостяцком холодильнике: сыр, крекеры, джем.

– Какой чай будете, чёрный, зелёный?

– Любой, не раздумывая ответил Влад, рассматривая содержимое объёмной антресоли, переполненной всякой всячиной, книгами, журналами, тетрадями. "Калибровочная инвариантность стандартной модели", – прочёл он на обложке одной из книг. – Какой изящный перевод с языка природы на человеческий сленг.

– Убогий перевод великого, совершенного языка. – Сдержанно ответил Максим.

– Совершенного – местами. Однако, местами, сколько в нём грубости, цинизма. Хуже самой грязной человечьей брани.

– Вероятно, это единственно возможный язык эволюции. Законы природы таковы, какими они должны быть. Присаживайтесь, Влад. Чай готов.

– Однако, эта формула не прибавляет им гармонии. – Молодой человек продолжал рассматривать книги. – Я не люблю законы природы, побуждающие волка загрызать лань. Но более всего во мне вызывает недоумение человек. Животные грубы, но они не играют в прятки с самими собой, не изобретают "правил морали" там, где её просто не может быть.

– Идеальное в этом мире невозможно, но нравственные законы нужны, без них наступит хаос.

– Нет, хаос это то, что вы называете законами нравственности. Этический хаос из противоречивых позывов. Где она, настоящая мораль, на что равняется современный человек?

– Я не знаю, на что равняются другие. Я стараюсь сводить к минимуму причиняемый мной вред.

– Выбирать наименьшее из зол? Но зло это не кусок говядины. Его не взвесишь. Оно, как смерть, безгранично и бездонно, и, как смерть, пожирает человека с момента его рождения. Так что ваше желание благородное, но трудно выполнимое. "…объединить частности и найти хоть какой-нибудь общий толк во всеобщей бестолковости." – Процитировал Влад, извлекая из стопки книг томик Достоевского.

– "Нелепости слишком нужны на Земле. На нелепостях мир стоит, и без них, может быть, в нём ничего бы не произошло." – Ответил на цитату цитатой Максим. – Нигилизм самый простой из всех возможных путей. Вы думаете, это достойно думающего человека?

– Напротив, скепсис – лучший мировозренческий инструмент. Убеждения могут привести и в пропасть, не только на вершину. Слишком много тошнотворной правды обо всех нас. Мне душно в ней. Я задыхаюсь. А вы?

– Я стараюсь не мешать дышать другим. Бунтарство, я убеждён, безрассудство, безумие. – Максим нахмурился и с угрюмым видом стал помешивать ложкой в чайной чашке.

– Не зарекайтесь ни от сумы, ни от тюрьмы, ни от сумасшествия. В нашем цивильном обществе ничего не стоит свести человека с ума. – Влад подошёл к столу. – Вы, я вижу, ведёте уединённый образ жизни. А что, если вас лишат даже крохотного уголка личного пространства? – Он наклонился и через пару секунд извлёк маленькую металлическую вещицу. – Вы знаете, что это такое? – Взгляд Влада выражал презрение. – Сколько же вам заплатили стражи морали и нравственности? Сколько стоит ваша совесть? Спасибо за чай. – Влад направился к выходу.

– Постойте, – Максим встал. Лицо его было бледно. – Клянусь, я ничего не знал об этих жучках. Для меня это такая же неожиданность.

Влад обернулся. С минуту оба мужчины смотрели друг другу в глаза.

– Не знаю почему, но я вам верю. – Наконец, произнёс Влад. Он огляделся. – Не сомневаюсь, что этими "божьими коровками" нафарширована вся ваша квартира. Однако, судя по вашему лицу, вы действительно, не догадывались об их существовании, и это радует. Значит, я не ошибался в вас. – Влад иронически усмехнулся, продолжая смотреть в мрачное лицо Максима. – Не расстраивайтесь. В этом балагане есть своя прелесть, экзотика, так сказать. Я, например, не чувствую себя одиноким даже, пардон, в сортире. – Влад свистнул в "жучок" и швырнул его в открытое окно. – А может прогуляемся? Погода чудесная.

Они вышли в сад. "Где мои семнадцать лет?" – Попытался пошутить он, тяжело дыша.

– Присядем? За домом есть беседка. – Предложил Максим, закинув голову и вглядываясь в звёздное небо, сияющее мягким, успокаивающим светом, вдыхая влажный, прохладный воздух, пахнущий листвой и травами.

– Лучше пройдёмся. Поговорим о нас, о науке, которой мы служим. – Ответил Влад и добавил после небольшой паузы. – "Безнравственная наука это убийца на службе сильных мира сего ", говорил мой дед. Он был поклонником клеточной инженерии, клеточной терапии. Современные методики введения трансгенов несовершенны. Результаты их использования мало предсказуемы. Андрей Гальц создал более точные биотехнологические конструкции. Его первые публикации в ряде научных журналов вызвали экстремальный интерес. Перед ним открылась дверь в мир славы и высоких дивидендов, но он закрыл эту дверь и неожиданно стал непримиримым критиком генной инженерии. Он считал, что благодаря ей сильные мира сего получат со временем возможность построить рай для избранных, живущих сытно, комфортно, праздно и неопределённо долго, и ад для большинства, которое станет лишь генетическим материалом для селекционного отбора; большинства, численность и продолжительность жизни которого будет жёстко контролироваться. Вероятно, он имел нечто бросающее тень на дельцов от науки и политики. Его пытались купить все – от бывших коллег до представителей элиты разных мастей (научной, политической, криминальной), однако всё было безуспешно. Он был сбит грузовиком на территории одного из медицинских центров, там, где сделать это случайно просто невозможно. Водитель автомобиля скрылся. Его личность до сих пор не установлена. Но у меня есть свои соображения на этот счёт, какие были у моего отца, погибшего тринадцать лет назад также при неизвестных обстоятельствах. Вы, возможно, напомните мне, что каждый день от несчастных случаев погибают тысячи человек и потому не стоит искать в тёмной комнате чёрную кошку; или посоветуете перестать копаться в хламе прошлого и настоящего и жить светлыми надеждами? – Лицо Влада стало белым, а голос хриплым и срывающимся. Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, а затем продолжил. – Быть может, вы назовёте меня сумасшедшим, как это делали многие до вас? Но кто, ответьте мне, более безумен: пациент психиатрической клиники, беседующий то с богом, то с дьяволом, пытающийся понять этот мир, или разумные граждане, с аппетитом вкушающие ассорти из свежих и не очень свежих новостей о террористических актах, военных конфликтах, эпидемиях, экологических катастрофах, о героях и подонках из этого и другого света; любители сюжетов "с кровью", баек "с душком" в дополнение к ужину; патриоты отечественных идеологических кухонь, убеждённые, что их харчи – самые лучшие харчи в мире? Мы все безумны, все. Мы так привыкли жить в этом аду, что он кажется нам почти раем.

– Я не во всём с вами согласен, хотя, некоторые ваши мысли мне близки, – произнёс Максим, вглядываясь в синий мрак сада, проколотый в нескольких местах фонарными лучами, – но любимое дело? Оно спасало многих.

– Любимое дело – мои и щит, и меч. Именно благодаря ему, как мне кажется, я до сих пор жив. Мои опекуны не ради скуки подсматривают в щелку. Они надеются найти через меня рукопись деда. Сколько усилий приложено было ими, сколько спектаклей поставлено. Я и на таблетки сел не без их помощи, но науке я предан и сейчас, расшатанный, разбитый. Однако, я сам себя порой боюсь, жизнь раздавила меня, но не насмерть. И вот я – ещё не труп, но уже не человек.

В глубине сада, в густой темноте неожиданно вскрикнула птица и взметнулась в небо. Влад вздрогнул

– Я настоятельно рекомендую вам – исчезните из города недели на две, на три. Я виноват перед вами, знакомство со мной поставило вас в зону риска. Но я постараюсь всё уладить, обещаю.

– Но, быть может, нам стоит обратиться в полицию? – Неуверенно предложил Максим.

– Полиция ходит за вами по пятам с момента нашего с вами знакомства. Ни ваша жизнь, ни моя их не волнует. Им нужна рукопись деда. Они, пожалуй, предложат вам, войдя в доверие, выкрасть её у меня. Однако, в этом случае вы будете ответственны за все беды, которые испытает человечество, не готовое к обладанию этими знаниями. Всё должно происходить вовремя, в срок, как появление зубов у младенца происходит лишь тогда, когда его желудок готов к принятию твёрдой пищи. Появись они раньше, и дитя перегрызёт питающий его источник и погибнет. Я знаю этих людей. Всё разрешится в ближайшее время. Пока я был один, я был неуязвим. Сейчас – я лёгкая добыча для всех.

Максим задумался. Недоверие стальным холодом прикоснулось к его душе.

– Я был у вас дома. – Произнёс он, пристально глядя на Влада. – Был в тот день, когда Надя приезжала к вам. Я звонил, но ни она, ни вы не ответили. В вашем доме я встретил девушку. – Максим помрачнел, вспомнив происшедшее. – Чёрные волосы, чёрное платье. Она вела себя очень странно, а потом, когда я осматривал дом, исчезла. – Он замолчал, пытаясь заглянуть в глаза Влада. Молодой человек смотрел вперёд. Его бледное лицо, казалось, стало совсем бескровны, словно неживым. Он остановился и, вероятно, поняв Максима, повернулся и посмотрел в его глаза. В его взгляде была такая беспредельная тоска, что Максим почувствовал неловкость.

– Это была Анна. Я нашёл её около трёх месяцев назад на обочине дороги, когда возвращался домой из города. Она была без сознания. Я отвёз её в госпиталь. Так как при ней не оказалось никаких документов, мне пришлось оставить людям в белых халатах свои телефон и адрес. Не представляю, каким образом, но она узнала их и однажды появилась у моего дома. Я объяснял ей, что у меня не безопасно, но она сказала, что ей некуда идти, не на что жить. Я впустил её, но вскоре пожалел. Анна в свои пятнадцать перепробовала почти весь наркоарсенал. Я рядом с ней был неопытным новичком. Она умерла от передоза, вчера. Судя по всему, вы были последним, кто видел её живой. Когда я, вернувшись домой, не обнаружил её, я обзвонил все больницы и морги и нашёл, наконец. Её также, как и я, кто-то подобрал на дороге, но уже без дыхания и пульса. – Губы Влада дрогнули. – Мне кажется, я мог ей помочь, но мне всё время было не до неё. Когда-то всем было не до меня, потом мне – не до кого. Только вчера я понял, как это страшно. – Он остановился, тяжело дыша. – Мне пора. Дел неотложных – тьма. Успеть бы разгрести до… – Влад запнулся. – В общем, до счастливого конца. А вы уезжайте куда-нибудь с девушкой вашей, но прежде я хотел бы с ней попрощаться. Я позвоню вам на днях, навестим её вместе. – Влад протянул Максиму руку. – До скорого!

– До свидания. – Ответил Максим, чувствуя, как подрагивают холодные пальцы Влада в его ладони.

Глава XVI

Последние дни перед выпиской Надя думала лишь об одном – как помочь Владу. Каждый раз ожидая прихода Максима, она была полна решимости рассказать ему обо всём, однако, опасения, что он может предпринять что-либо самостоятельно, останавливали её. Сегодня был последний день пребывания в госпитале. Надя с волнением поглядывала на часы. С минуты на минуту должен был подойти Максим. Она решилась поговорить с ним. Наконец, дверь в палату открылась. Увиденное удивило и испугало её. Те, о ком она только что думала, оба стояли перед ней.

– Мы приехали, чтобы забрать вас. – Произнёс Максим, улыбнувшись, но Наде показалась странной его улыбка. – Нам временно необходимо уехать из города. С врачом я договорился. Мы остановимся в Гленделе, в доме родителей Егора. Они сейчас в Италии, у родственников.

– Я хочу извиниться. – Заговорил Влад, – Можете верить мне, или не верить, но я сожалею о случившемся. Когда я, – молодой человек замялся, вероятно, подбирая слова, – когда я пришёл в себя и осознал происшедшее, я вернулся туда, где мы расстались, но не нашёл вас. Я был раздавлен собственной совестью и растроган вашим героизмом. – В глазах Влада затлел лукавый огонёк. Было трудно понять, шутит он, лжёт или говорит правду. – А ещё мне стало вас жаль. Знакомство со мной пошло вам с Максимом не на пользу. Я приношу несчастья. После нашей встречи в лесу я, выйдя из него, видел у обочины знакомое авто, которое пасёт меня уже много месяцев. Вас видели со мной, а, значит, вам грозит смертельная опасность. В общем, вам и Максиму, Надя, необходимо временно исчезнуть из города.

– Только с вами, Влад. – Ответила девушка. Улыбка исчезла с её лица. Она выглядела расстроенной. – Только с вами! – Повторила она категорично.

– Вы опять удивляете меня! – Ирония и удивление сквозили и во взгляде, и в голосе Влада. – Я был непростительно жесток с вами, едва не убил, при этом не раз терял сознание. У вас была не одна возможность уйти, но вы не сделали этого, а сегодня ещё и печётесь о моём здоровье! Вы, как Иисус любите своих врагов?

– У меня нет врагов. Я хотела и хочу вам помочь.

Влад отрицательно покачал головой. – Нет, это опасно. Прощайте. Мне пора идти. – Он развернулся и открыл дверь палаты.

Надя посмотрела на Максима и решительным тоном произнесла. – Я никуда не поеду!

Влад обернулся. Лицо его выражало недоумение. – Что за детский сад? Я же объяснил, что это большой риск.

– Значит, так тому и быть. – Надя улыбнулась. – Завтра уеду домой и буду в одиночку сражаться с разбойниками.

– Ну, что вы молчите, Максим!? – С раздражением воскликнул Влад. – Убедите её. У меня не получается.

– Не надо меня убеждать. – Надя взяла в руки книгу и начала листать страницы. – Надо же, закладка куда-то делась.

Максим пожал плечами. – Придётся ехать вместе или оставаться в городе. Однако, думаю, последнее – не лучший вариант. Вместе мы будем в меньшей опасности.

Влад грустно усмехнулся. –Я виноват перед вами, потому мне придётся согласиться, однако, я уверен, это неразумное решение. И ещё. Хочу предупредить, что не умею быть вежливым и приятным. Буду стараться, но мне вряд ли это удастся.

– Мы вместе как-нибудь справимся с этим. – Максим положил руку на его плечо. – Всё обсудим по дороге.

В фойе госпиталя Влад остановился и извлёк из кармана куртки небольшой флакон. – Пора принять лекарство. – С натянутой улыбкой сказал он и дрожащей рукой высыпал в рот несколько таблеток.

– Вам необходимо в стационар и, чем раньше, тем лучше. – Надя с тревогой смотрела на Влада.

– Нет, чёрт возьми! – Воскликнул тот. – Что мне необходимо, я буду решать сам. Всё. Я готов двигаться дальше.

В машине молодой человек устроился на заднем сидении и, дрожа всем телом, заплетающимся языком произнёс. – Я подремлю тут немного. Ну, а вы без меня не скучайте. – Он закрыл глаза. Через пару минут тело его обмякло, на лице появилось какое-то восторженное, удивлённое выражение мечтающего во сне ребёнка.

– Пожалуйста, Максим, мне необходимо заехать в мою клинику. Владу нужна медицинская помощь. Я возьму необходимые лекарства, реактивы для обследования. Это не займёт много времени. – Попросила Надя.

– Хорошо. – Кивнул Максим. – Но постарайтесь собраться, как можно, быстрее.

Машина выехала на шоссе. Надя обернулась к Владу и с тревогой посмотрела на него.

– Он чувствует себя счастливым только в состоянии наркотического сна, только в искусственном, нереальном мире, который заменяет ему всё – родных, близких, друзей.

– Человечеством придумано столько всевозможных заменителей. – Сказал Максим, глядя усталым взглядом на дорогу. – Искусственные продукты, искусственный мир TV, универсальный заменитель жизни – компьютер. Количество зависимых, в том числе наркозависимых, страдающих алкоголизмом, просто бездомных постоянно растёт.

– Потому мы должны помогать друг другу. – Надя с благодарностью посмотрела на Максима.

– Думаю, более важно, чтобы человек научилсяпомогать себе сам. Если кому-то нравится ходить по краю пропасти, как бы вы не пытались его удержать, он рано или поздно туда упадёт.

– Человеческая психика – область очень сложная и легко ранимая. Большинство тех, которым, как вы сказали, нравится ходить по краю пропасти, делают этот выбор неосознанно, под воздействием стрессов и множества других причин. Это может произойти с любым из нас. Никто не застрахован от зависимости, одиночества, бродяжничества.

– Значит, если я однажды стану бродягой, вы меня спасёте? – На лице Максима появилась еле заметная улыбка.

– Можете рассчитывать на меня. Всегда. – Девушка решительно кивнула головой. – Следующий поворот направо! Не пропустите. Вот мы и приехали!

машина остановилась у массивных металлических ворот.

– Я быстро. – Надя вышла из машины и, открыв калитку, вошла на территорию госпиталя.

Прошло около десяти долгих минут. Максим хмуро глядел в переднее стекло, периодически поглядывая на экран телефона.

– Почему стоим? – Раздался позади вялый голос Влада. – Уже приехали?

– Нет. – Нехотя ответил Максим. – Надя пошла в госпиталь. Ей необходимо кое-что взять.

– Зря вы отпустили её. Это – опасно. Хотя, она вряд ли послушалась бы вас. У таких людей, как она, железный характер. Это с виду она такая маленькая, хрупкая, слабая. На самом деле, крепче любого из нас, – тут Влад усмехнулся, – но наивна, как ребёнок, и конечно же верит, что всё чёрное однажды станет белым. Уверен, вы не разделяете её оптимизм.

– Я верю в то, что более или менее изучено. – По губам Максима скользнула еле заметная улыбка.

– Ну, да. – Влад зевнул. – Водно-углеродное вещество, ДНК, эволюционное развития живой материи, конкурентная борьба за жизненные ресурсы.

– Примерно так.

– Конечно, трудно себе представить первобытного человека добрым и жалостливым. Агрессия для нашего предка была также необходима, как, к примеру, руки и ноги. Однако, времена изменились, но сколько человека не корми, он всё равно в лес смотрит. – Едкая улыбка исказила лицо Влада.

– Он смотрит в рай, в придуманный им рай изобилия. – Всё также нехотя и устало произнёс Максим.

– Всё верно. – В голосе Влада почувствовалось оживление. – Дорога в рай сквозь ад. "Цель оправдывает средства". Милая перспектива. Кровь – чудесное удобрение для райских цветов. Правда, срубленная топором мясника, то бишь, создателем. Однако, трагедь даже не в этом. Трагедия в том, что мы не видим настоящей трагедии. А маски, друг мой, давно пора снять и открыть наши истинные лица. – Эта правда в других и в себе самом отвратительна. Это – дерьмо, о существовании которого до селе не знал. Это – дорога в себя, стремительное, неудержимое падение с вершины, когда разбивается вдребезги твоё лицо, которое привык видеть в общественном зеркале, склеенном из общепринятых норм. Да, ты был пусть не красавцем, но не уродом: ни нос, ни зубы, ни когти не вылазили за пределы общепринятого. Только, знаете, именно в этом кривом зеркале, с которым мы привыкли сверять свои фэйсы, причины всех наших бед. В нём слишком много фальши, в нём всё меняет цвета и формы и потому очень трудно увидеть правду. А правда в том, что все мы – на поводке у собственной природы и наших вождей, мы – дрессированные животные, которых кормят проповедями о любви, сострадании и поэмами о благородной миссии солдата или чем-нибудь в этом духе. Но пока зверя прикармливают кровью, он останется зверем, какие бы бантики вы не вплетали в его надушенную и вычесанную шерсть, какие бы вальсы он не тявкал. Я не слишком утомил Вас? – Он убрал светлую прядь волос со лба.

– Нет. – Тихо ответил Максим.

– Я давно не говорил ни с кем, кроме себя самого. Не хотел ни с кем говорить, но с вами хочу. Мне почему-то кажется, что вы тоже думали об этом, и заглянуть в себя пытались и даже пытались понять весь этот балаган. И я пытался, хотя это непросто. Не все на это решаются. Заглянуть в себя одним не хватает смелости, другим – времени, третьим – ума, а между тем, нет ничего более пагубного и более жалкого иллюзий о себе самом. Есть ли смысл там, где звери убеждают себя в том, что они правы, когда перегрызают глотку более слабому или делят зубами территории с соперниками? Не выглядят ли они циниками, когда облекают своё зверство в белые одежды? А ведь даже глаз не нужно, чтобы увидеть под рясами – звериные хвосты, под нимбами – рога, под белыми воротничками и манжетами – грязную шерсть, за ослепительными улыбками – зияющие пропасти, в которых исчезла ни одна тысяча жизней; а в себе самом, под нежной порослью иллюзий – тёмные недра, из которых пробивались к свету все мои праматери и праотцы; и те, что ходили на четвереньках; и те, что читали Шекспира и Пушкина. Земной рай – чушь. И что же остаётся? Неужели многовековой эволюционный процесс – это лишь радостное движение к концу света? Неужели надо столько времени карабкаться на вершину с одной лишь целью – прыгнуть вниз и размозжить себе голову? – Влад замолчал и потёр дрожащими пальцами виски, лицо его выразило страдание.

– Хочется верить, что нет. – Максим. – Хочется верить, что эта грандиозная фабрика, в которой задействовано такое количество материальных средств, не предприятие «Рога и копыта». – Тут он замолчал, вглядываясь вдаль, затем поспешно вышел из машины и быстрым шагом направился в направлении госпиталя. Через несколько минут он вернулся с Надей и двумя объёмными сумками в руках. Уложив сумки в багажник, они вернулись в салон машины.

– Ну вот, Влад, – Сказала Надя, устраиваясь на заднем сидении. – Я решила использовать появившуюся возможность немного обследовать вас и провести курс лечения. Конечно, это лучше было бы сделать в стационарных условиях.

– Нет. – Категорическим тоном прервал её он, но тут же улыбнулся. – Простите, я не умею притворяться, не умею быть послушным мальчиком. Разучился. Что для меня лучше, я буду решать сам. –Ни душа моя, ни тело восстановлению не подлежат.

– И, тем не менее, – Мягко возразила Надя. – Я уверена, что сумею вам помочь. Сумею вернуть Вам любовь к жизни. Посмотрите в окно. Небо, земля, деревья, цветы – всё улыбается вам, и всё поёт о любви. – Надя подставила лицо врывающемуся в салон машины тёплому ветру и глубоко вдохнула.

Влад усмехнулся. – Я дополню ваш натюрморт несколькими штрихами. Без них земной портрет будет неполный, а я предпочитаю реализм. Итак, несколько клякс: военные заводы, базы, испытательные полигоны и, так называемые, горячие точки – язвы на теле земли. Достаточно, или ещё немного сажи?

– Человечество умнеет, оно исправляет свои ошибки.

– Ну, да, умнеет. Арбалеты сменили луки и стрелы, а дальше всё умнее и умнее: автоматическое, лучевое, радиологическое, метеорологическое. Но, думаю, самый перспективный тренд – оружие биологическое. Атомные бомбы – это так неэстетично. Столько шума, и такое долгое эхо. – Влад театрально вздохнул. – Другое дело, творения генетики! Тихо, незаметно. Ни объявлений войны, ни обратного адреса. Удобное средство для избавления от конкурентов, оппонентов и просто лишних ртов, лодка ведь переполнена.

– Как ваше Z? – Перебил Влада Максим.

– Я – калека. Физический и нравственный калека. Потому не стоит всерьёз воспринимать мой пост колёсный бред. В том, что мне видится и слышится, когда я брожу по туманным тропам подсознания, есть некая правда; то ли из прошлого, то ли из будущего. Правда обо всех нас. В ней душно, тревожно. Z – лишь маленький фокус, который я совершил с одной целью. Я хотел подтвердить гениальность сделанного не мной открытия. Да, оно может стать волшебной палочкой в руках ангела и смертоносным оружием в лапах дьявола. Однако, идея моего предка прекрасна и гармонична. Вообще, наука; настоящая наука, всегда красива, чиста, непорочна как. – Влад запнулся, задумавшись. – Как вы, Надя. Наука, как бизнес, продажная, беспринципная, подобна проститутке, которая ложится под каждого, кто больше платит. Люди способны осквернить всё что угодно. Во все времена плодами лучших умов человечества кормили военно-промышленную скотину. И выкормили монстра. Тем же, кто не желал пополнять ряды кормильцев было непросто. Ваш взгляд на мир, Надя, ничем не запятнан; но вы, как тот дальтоник не видит красное и зелёное, не способны видеть дурное. Возможно, это благо для вас. Я же вижу на земном шарике плесень человечества. Её, вероятнее всего, однажды смоет волна, земная или внеземная; смоет не потому, что будет непобедима. Просто человечество в этот момент будет не готово к защите. Оно, как всегда, будет слишком занято мышиной вознёй: военными разборками, политическими интригами, собиранием сплетен обо всём и всех и просто добыванием хлеба насущного, которого всегда мало. Вот такой прогноз.

– Земля будет полем битвы ровно столько, сколько ей отмерено быть. – Вновь вступил в разговор Максим. – Растущее человечество вряд ли дорастёт когда-нибудь до уровня, который позволит ему подняться над потребительскими ценностями этого мира. "Продажная наука", как вы выразились, политизированная, милитаризированная, всегда была и будет. Это – игры по законам рыночного мира. Но наука с большой буквы, созидающая во имя истины и для людей, менее всего виновата в этом. Более того, я убеждён, что познание – единственное движение, которое придаёт смысл человеческой жизни. Человек с ленивым умом жалок. Он во сто крат более жалок, чем червь под его ногами, потому что червь реализует заложенное в нём на все 100, а человек часто не дотягивает и до четверти. Потому наше общество даже при идеальной работе всех его социальных институтов всегда уязвимо и беззащитно. Проблемы, которые мы наблюдаем и от которых пытаемся защититься, это лишь верхушка айсберга. Невидимое, скрытое за гранью поверхностно текущих событий, несёт в себе разрушительный потенциал огромной силы. Там, где деньги – основной катализатор всех политических, экономических и прочих общественных процессов, там конечным продуктом может быть всё – спланированные военные конфликты, локальные и мировые кризисы, смертоносные эпидемии. Я не знаю, есть ли выход. У меня нет никаких рецептов по спасению человечества, но я убеждён, что леность ума ускорит финал.

– Согласен. – Влад насмешливо посмотрел на Надю. – Но вы, вероятно, волшебница! А в чемоданах Ваших – сотни килограммов счастья.

– Если бы это было возможно, я принесла бы Вам сотни килограммов счастья. И Вам, и многим другим, кто в нём нуждается, но человек лишь сам может создать своё счастье, а я могу лишь помочь.

– Я соглашусь на этот, пардон, бред, – в глазах Влада исчезла насмешка. – лишь при одном условии. Если через три дня я не почувствую себя счастливым, вы вернёте мне «Z». Согласны? – молодой человек наклонился к Наде и посмотрел на неё в упор холодным, немигающим взглядом. Ресницы девушки вздрогнули. Она отвела глаза и задумалась, сосредоточенно глядя перед собой.

– Я верну Вам «Z», если к Вам не вернётся желание жить. – сказала она спустя минуту. – Условия очень жёсткие, но у меня нет выбора.

Глава XVII

– "Волшебная палочка в руках ангела"! Как замечательно вы сказали, Влад. – Воскликнула Надя. – Вот, Максим, рецепт спасения человечеств! Опасны не только леность ума, но и леность души. Но где, когда тает в нас ангельское? Почему мы теряем то, что так бережно хранят эти деревья, цветы? Вот у кого нам надо учиться терпимости, щедрости, умению радоваться малому. Нам нужен Иисус, здесь, на земле; и я верю, что он к нам идёт. А мы должны идти ему навстречу, взявшись за руки, помогая друг другу. Путь будет нелёгким, но, я верю в нашу светлую встречу! А жизнь – величайшее Чудо из всех чудес! И в этой бесконечной её чудесности – и бескрайний смысл, и безграничная ценность её. Не ценить этот дар невозможно. Я люблю этот мир, сложный, несовершенный, но такой прекрасный! Я не могу надышаться им, насмотреться на него. Я готова страдать, если придётся. Я хочу любить, если повезёт, хочу быть нужной кому-то. Хочу детей иметь. Хочу, чтобы, когда меня не будет, они за меня дышали, смотрели, любили. Жили. Хочу, чтобы этот мир был всегда! Господи. Какие краски! Взгляните!

Под лазурным солнечным небом мелькали пёстрые островки леса, и всё казалось лёгким и светлым.

– Я давно не бродил по лесу. – С грустью произнёс Максим. – Мир вокруг – вроде бы рядом, но отдельно от меня.

– Иногда, чтобы что-то увидеть, необходимо в это поверить. Поверьте, что мир этот создан для счастья, помогите ему, и он поможет вам. – Девушка высунула в окно маленькую тонкую руку и помахала ей то ли лесу, то ли небу, то ли далёкому путнику.

– Простите, но я опять поставлю кляксу. – Сказал Влад, но уже без иронии. Взгляд его был сосредоточен. Он будто говорил с самим собой, медленно, вдумчиво, словно человек, ищущий выход из лабиринта и обдумывающий каждый шаг. – Зло существует, не зависимо от того верите вы в него или нет, прямо там, между цветочками и бабочками, которыми вы любуетесь. Здесь всё отравлено человеком. Всё! Воздух, вода, всё живое. Тот, кто назвал королевскую кобру рекордсменом по количеству выделяемого яда, солгал. Человек – самое ядовитое создание на этой планете. Он – виновник множества бед, а которых вы знаете не меньше меня. Вы смотрите на то, что радует глаз, но действительность это не всегда то, что вы видите.

– Мир многоцветен, Влад, и души людские – тоже. В мире – не меньше добра, любви. На них всё держится. – Мягко возразила Надя.

– Оставьте! – Холодно перебил её Влад. – Люди так много любят: кто – свиные отбивные, кто – славу, кто – деньги, кто – бога; многие любят заниматься любовью, но подавляющее количество влюблено во всё выше перечисленное. Недаром они объединили так много некрасивого и пошлого под словом любовь. В этом – их суть, лицемерная суть. Во все времена человечество делилось на обладающих большим количеством материальных средств, позволявшим жить сытно, комфортно, праздно, и тех, кто не обладал таким количеством и потому много трудился, жил скромно, но мечтал жить сытно, комфортно, праздно. Вот эти неутолимые позывы – трёхголовый монстр, родивший все человеческие пороки, повлекшие множество бед и для обладателей, и для среды их обитания. Этому миру можно помочь, лишь обезглавив чудовище; не усыпив, как предлагает буддизм, не связав, как надеется христианство, а уничтожив.

– На мой взгляд, невыполнимая задача. – Возразил Максим.

Надя обернулась к Владу. Взгляды их встретились. Голубой и каштановый, растерянный и восторженный, они смешались и радужными, стремительными волнами хлынули в оба сердца, не встречая на пути никаких преград. В этом не было ничего чувственного, просто всё совпало: мысли, надежды, биение сердец.

– А я верю. – Произнесла Надя, и глазами, и голосом выражая благодарность. – Я верю, это время придёт. Оно принесёт другие идеи, откроет иные дороги, но заповеди останутся прежними.

– Быть может. – Ответил Влад, испытывая неловкость от этого неожиданного и стремительного вторжения в его давно закрытый для всех мир. Он повернул голову к окну, за которым сияла разноцветными красками жизнь.

Последующие минут десять все сидящие в машине сохраняли молчание. Влад лежал с закрытыми глазами. Надя что-то записывала в маленький синий блокнот. Максим, судя по всему, был погружён в нелёгкие размышления. Он выглядел очень подавленным.

– Почти приехали. – Сказал он, наконец, уставшим голосом. – Третий поворот направо – и дом Егора. А вот и он.

Двухэтажный дом с зелёной крышей и беленькими карнизами, не большой и не маленький, ни то, чтобы новый и не совсем уж старый, улыбался всеми шестью окнами и, как будто был очень рад гостям. Сад, окружавший его, был ему под стать. Не то чтобы заброшенный, но и не так, чтобы любовно ухоженный. Но в этой лёгкой небрежности была особая прелесть его. Как и хозяин, он не желал казаться лучше, чем был на самом деле. Однако, непричёсанный и неподстриженный сад был очень мил. Он, как будто говорил: простите великодушно, но, как мне кажется, нет ничего более скучного, чем приводить себя в порядок. Так что, давайте без заморочек, запросто.

Первой из машины вышла Надя.

– Какое очаровательное место! – Воскликнула она. – А дом, как теремок!

– Я занесу вещи. – Сказал Максим, вытаскивая сумки из багажника.

– Давайте, и я поработаю! – Раздался голос Влада. – Я выспался и полон сил!

Он выглядел уставшим, но во взгляде и голосе появилось нечто новое. Молодой человек явно бодрился.

– Думаю, – Продолжил Максим. – Стоит распределить обязанности. Я занесу и разберу сумки. Надя займётся обедом, а вам, Влад, самое ответственное поручение! Контролировать обстановку.

– Ясно. – Молодой человек изобразил на своём лице разочарование. – Серьёзную работу доверить не рискуете.

Он пошёл вслед за Максимом, насвистывая какой-то марш.

– Дома, как люди. Бывает, в них влюбляешься с первого взгляда, – сказала Надя, обводя смеющимися глазами просторный холл. Все стены его – жёлтая, зелёная, голубая и розовая были расписаны руками маленьких художников, детскими руками.

– Вот это по истине бесценные творения! – Воскликнул Влад. – Я тоже был почти также талантлив, когда мне было лет пять – шесть. Однако, потом мой талант постепенно выдохся по неизвестным мне причинам. А вы, Максим, вы пробывали кисти и перья на стенах своего жилища?

– А как же. И мы были не бесталанны. – Ответил Максим, выкладывая продукты на стол.

– Пора обедать, художники! Предлагаю это сделать в саду. – Надя посмотрела на Максима и Влада умоляющим взглядом.

– Конечно, в саду. – Кивнул Влад – Не в саду, я, пожалуй, отказался бы отобедать.

Когда голод и тревоги были разбавлены сэндвичами, салатами, жаренным на костре хлебом и развеяны тёплым, пахнущим зеленью ветром, все притихли. День переливался в вечер алыми волнами света, растекаясь по небу, листьям, травинкам, воздуху. Надя сидела, положив локти на стол и подперев ладошками лицо. Она смотрела на прозрачный пар, дрожащий над поверхностью чайной чашки немигающими слегка прищуренными глазами, как будто хотела увидеть что-то в замысловатой игре бесконечно меняющегося облачка.

Взгляд Максима скользил по верхушкам деревьев, горящих алым светом, будто свечи. В листве их разговаривали птицы.

– "Нам нужен Иисус, здесь, на земле; и я верю, что он к нам идёт, а мы должны идти ему навстречу, взявшись за руки, помогая друг другу. Путь будет нелёгким, но, я верю в нашу светлую встречу!" – Почему-то вспомнилось ему. – Красивая утопия, вечные надежды на спасителя человечества. Однако, на трещотке невозможно сыграть Моцарта. – Мысленно произнёс он и посмотрел на Надю. Взгляд его осторожно заскользил по её каштановым локонам, выбившимся из узелка волос на затылке, как цветы из букета, рассыпавшимся по хрупким плечам. Он коснулся ямочек у её рта и удивился, что не замечал их раньше. Чайное облачко кружилось в волшебном танце, а Надя, будто смотрела сквозь него. Максим захотел заглянуть в её глаза, чтобы увидеть отражение того, чему она улыбалась, но вдруг тревога коснулась его сердца. Он повернул голову в сторону, где сидел Влад, и встретился с его пристальным взглядом. Поняв, что молодой человек наблюдал за ним, Максим покраснел и отвернулся.

– Устал я что-то. – Сказал Влад вялым бесцветным голосом. – Пойду спать. Незабываемых снов вам, друзья! – Он встал из-за стола и пошатнулся.

– Я провожу. Вам пора принять лекарства. – Поспешила ему на помощь Надя. – И вам пора отдохнуть. – Обратилась она к Максиму. – Я вернусь и наведу здесь порядок.

– Спокойной ночи. Я всё сделаю сам. – Пробубнил Максим, убирая посуду со стола и поглядывая исподлобья на уходящих. – Чем это я так расстроен? – Сказал он себе мысленно. – О работе, Максим Максимыч следует думать. О работе! Завтра утром в институт, дел накопилось уйма, а вы в облаках витаете.

Оказавшись один в маленькой уютной детской, Максим сел на небольшой кожаный диван и огляделся. На него смотрели игрушечные медведи, обезьяны, зайцы и будто спрашивали: Ты кто и зачем?

– Зачем? – Повторил он. – Я и не знаю, зачем.

Вопросы закружились в его голове:

Почему я поверил совершенно незнакомому человеку?

Почему я не обратился в полицию?

Что делать дальше?

Что значит всё, что со мной происходит?

Максим не находил ответов и не понимал себя. Он вытащил из бокового кармана револьвер и положил его под подушку и в это мгновение, ещё не разжав пальцы вокруг его холодной рукоятки, он отчётливо представил, как давит указательным пальцем на курок, как кусок свинца летит и через мгновение входит легко, как в масло, в чью-то грудь, пронзает сердце; как оно, вздрогнув, трепещет в агонии, как стрелка времени, бежавшая до сих пор по кругу чьей-то жизни, остановившись, ещё покачивается раз, другой, третий и останавливается навсегда.

– Что за чушь!? – Раздражённо произнёс Максим. – Что за душещипательные картины? Я сделаю это, если будет необходимо. Добро в этом мире это меньшее из двух зол в данной точке пространства, в заданной системе координат.

Он подставил стул под ноги, пожелал спокойной ночи всему игрушечному зоопарку, опустил голову на подушку и погрузился в неспокойный чуткий сон. Не известно, сколько времени он провёл в блуждании между забытьём и бодрствованием. Вдруг совсем рядом раздался скрип, словно кто-то присел на старый расшатанный стул. Максим вздрогнул, открыл глаза и в шагах двух от себя увидел фигуру сидящего человека. Рука Максима скользнула под подушку, пальцы сжали рукоятку оружия, указательный – опустился на спусковой крючок. Через мгновение ветер, прыгнувший в раскрытое окно, приподнял лёгкую занавеску и лунный свет, хлынувший в образовавшуюся щель, осветил сидящего. Это был старик. Длинные седые пряди волос его были в беспорядке рассыпаны по слабым узким плечам, белая косматая борода закрывала большую часть лица и тела. Худые, костлявые руки лежали на коленях, подрагивая. Однако, всё это было как-то неясно, нечётко, второстепенно и казалось лишь обрамлением чего-то более важного. Приглядевшись, Максим испытал волнение, подобное тому, какое испытывает человек, поднявшийся на горную вершину и смотрящий вниз с головокружительной высоты. Под густыми нависшими бровями пронзительным светом блеснули глаза старика, и он вспомнил их.

– Кто вы? – Спросил Максим, чувствуя, что взгляд гостя тяготит его.

– Я? Я это ты. – Ответил старец каким-то глухим, словно издалека голосом. – Пришло время посмотреть друг другу в глаза. Узнаёшь? Я тот, кто пытался принять общественный договор о ценностях и не смог; кому не удалось спастись от мучавших его вопросов в одиночестве; кто забыл, что спрятаться от людей можно, но невозможно спрятаться от человеческого в себе. Человек – всегда часть, и никогда – единица. Вне людей не может быть человека, но, живя среди людей, очень легко потерять себя, исчезнуть, как исчезают камни в жерновах океанских волн, превращаясь в песок. Стандартный интеллект, так называемое общественное сознание, самый коварный агрессор всех времён и народов. Он порабощает незаметно, так незаметно, что попавший в клетку, по-прежнему считает себя свободным. Вот такой лабиринт, но все хитросплетения его, все тропинки на этой земле соединяются у развилки всего двух дорог. Первая – многолюдная, главная, проторенная, столбовая… – Тут говорящий замолчал. Максиму показалось, что взгляд его смягчился. Спустя несколько мгновений старик продолжил:

– «Вторая – та, которую избрал,

Нетоптаной травою привлекала:

Примять её – цель выше всех похвал,

Хоть тех, кто здесь когда-то путь пытал,

Она сама изрядно потоптала.»

Сумерки в комнате начали бледнеть, и в глаза Максима вдруг брызнул яркий свет. Он зажмурился. За окном еле слышно свистнула птица. Ей ответила другая. Третья застрекотала, громко, призывно и тишина треснула. Бисер звуков зазвенел, рассыпаясь и искрясь. Максим открыл глаза и осмотрелся. Игрушечные медведи, обезьяны, зайцы с интересом смотрели на него, словно спрашивая: что случилось?

– Галлюциноз. Так, по-моему, это называется. – Максим потёр виски, пытаясь успокоить бегущее, спотыкающееся сердце. – Так хочется проснуться в своей кровати. Хочется работать. Хочется жить, как прежде, но с каждым днём всё, что было до, всё более и более ломается, а, что будет после – неизвестно. Но, зачем мне это надо: сражения с ветряными мельницами? Я не Дон Кихот. – Он посмотрел на часы. – Пора в институт, Максим Максимыч. Хватит ныть.

Глава XVIII

Этой ночью Надя, убаюканная шёпотом кузнечиков, тихими шагами настенных часов и мыслями о том, что всё, наконец, налаживается, спала так крепко, как давно не удавалось.

Однако, Владу не спалось. Он не раз обходил комнату, приютившую его этой ночью, не раз прикасался ко всем её обитателям: к кружевным занавескам на окне, к лепесткам бегонии на подоконнике, к вазе на столе, к кисточкам на скатерти. Его руки скользили по ситцевой простыне на кровати, по узорам на пухлых подушках. Всё здесь казалось ему знакомым, но не цветом, не формой, а теплом, которое излучали эти незатейливые вещи; таким теплом, которое водится только в счастливых домах. Его сердце помнило это тепло и многие годы тосковало по нему украдкой, а сейчас и радовало себя, и мучило воспоминаниями. Небо за окном уже светлело, когда Влад, совершенно обессилив, присел на кровать.

– Вот и надышался. – Прошептал он. – На всю предстоящую вечность надышался.

Он опустил голову на подушку, закрыл глаза и увидел себя, таким, каким помнил по старым фотографиям – худеньким, светловолосым, задумчивым мальчиком. Он рисовал солнце. В правой руке его была кисть, в левой – многоцветная палитра. Нарисованное солнце было похоже на жёлтую астру, длинные пушистые лепестки которой тянулись по синему небу к земле, к большому человеку и маленькому рядом с ним. Где-то играла музыка. Её звуки становились всё громче, всё ближе и, наконец, коснувшись грани между сном и явью, разбили её. Влад открыл глаза и огляделся. Свет, ещё мгновение назад сиявший в его глазах, потух.

– Время не кинолента, обратно не прокрутить, – сказал он с горькой усмешкой, – но, что это за дивные звуки?!

Влад поднялся с постели, оделся и вышел из комнаты, двигаясь навстречу музыке. В конце тускло освещённого коридора сиял дверной проём. Влад вошёл в него и оказался в просторной, залитой солнечным светом комнате. Надя сидела за роялем. Её пальцы скользили по клавишам с нежной любовью. Увидев Влада, она улыбнулась и, как девочка, подбежала к нему и взяла его руки в свои ладони.

– Как вы спали?

– Это было чудесно. – Сказал Влад, глядя в сторону рояля. – Что вы играли?

– Так, утренние фантазии.

– Сыграйте ещё.

– Непременно, Влад. Я ещё не раз сыграю вам, но сейчас пора завтракать и принимать лекарства.

Надя потянула Влада за руку, направляясь к выходу. Он, не хотя, повиновался.

После завтрака они вышли в сад. Сияющая прозрачность воздуха, высокое небо, близость девушки, как вино, закружили голову Владу. Он покачнулся.

– Осторожно. Давайте присядем. – Надя посмотрела на него с тревогой.

Они сели на скамейку под старой липой. Влад улыбнулся, вспомнив свой сон, и огляделся. Лопухи вытягивали свои головы из-под травы. Вокруг них завивались какие-то пёстрые колокольчики.

– Как симпатична здесь жизнь. В этом краю не о чем сожалеть, стыдно печалиться. Здесь невозможно быть несчастливым. Во всяком случае, так мне кажется сейчас. А ещё мне кажется, что это уже было со мной когда-то, где-то. Может быть, в другой жизни?

– И будет, Влад. Так будет всегда. А теперь мы будем сажать цветы. Как вы на это смотрите?

– Положительно. – Влад тряхнул головой, пытаясь освободиться от волнения, охватившего его.

Они подошли к клумбе.

– Я купила цветочную рассаду, фиалки.

Надя опустилась на колени, взяла совок, сделала им углубление в земле и протянула руки. – Дайте мне, пожалуйста, сиреневую.

Влад взял осторожно двумя руками цветок и протянул его девушке. Надя обхватила руки Влада с фиалкой и опустила их в лунку. Её волосы коснулись его щеки. Запах их горячей волной захлестнул его сердце. Оно забилось так часто, что Влад вновь почувствовал головокружение.

– Не думал я, что сажать цветы так сложно. – Пожалуй, я отдохну. – Он прилёг на траву. – Чем я только не занимался с девушками, но фиалки сажать не приходилось, – Продолжил он, прикрывая иронией своё смущение, – так что опыта в посадке цветов – никакого.

– Не беда. Я справлюсь. Цветок, который вы посадили, будет в центре клумбы. Остальные я рассажу сама. – Сказала Надя, будто не замечая тона Влада. – Я очень люблю цветы. Мне кажется, что в них – любовь… – Она замолчала, вдруг смутившись, но тут же продолжила. – Да, любовь всех когда-то живших людей. Я знаю, что вы не любите этого слова, но для меня оно очень много значит.

– Ну, да! А зло, должно быть, прорастает мухоморами и поганками. Выходит, Надя, я с вами тут любовь развожу? То есть, рассаживаю. – Влад с многозначительным видом поднял брови. – До чего же я докатился! У меня – ощущение, что мы с вами играем в куклы. Но самое страшное не это. Самое страшное, что мне это нравится. – Влад замолчал. Насмешливое выражение его лица сменилось задумчивостью. – Вы помните мой дом? – Спросил он вдруг, приподнявшись, опираясь на руку и устремив на Надю потускневшие глаза. – Мы вместе с ним однажды потеряли самых близких людей. Мы осиротели, сломались, но мир вокруг нас оставался прежним. Он веселился, смеялся, он оглушал своим смехом. Мне тогда он показался прогулочным катером, украшенным гирляндами огней, переполненным пассажирами, которые ели, пили, веселились, любили; а между тем, кто-то падал за борт, кому-то помогали это сделать. Однако, ничто не омрачало общего веселья. Ещё я увидел себя среди этих пассажиров и понял, что мне с ними больше не по пути. Что было дальше, вы знаете. Я жил только воспоминаниями. – Влад снова лёг на землю. – Не удивляйтесь, что меня вдруг потянуло на откровения. Сегодня – особенный день. Мне, пожалуй, надо исповедоваться перед кем-то. Кроме вас – больше не кому. По завещанию деда я унаследовал небольшой капитал, а ещё рукопись. О ней рассказал мне отец, но, где была спрятана тетрадь, не знал даже он. Мать какое-то время опекала меня. Я получил хорошее образование. История с рукописью пугала и влекла меня одновременно. Потому, возможно, я увлёкся биологией. И в школе, и в институте достиг больших успехов в изучении этой науки. Но в какой-то момент я стал чувствовать постоянное присутствие кого-то за моей спиной. Сначала я думал, что это – плод моего воображения, но, обнаружив однажды случайно у себя в доме подслушивающие устройство, я понял, что мои подозрения были ненапрасные. И вот тогда, возможно, сказались пережитые в детстве потрясения, а, возможно, я попросту оказался трусом, но меня стал преследовать страх. Моя и без того надломленная жизнь, сломалась окончательно. Ночью меня мучили кошмары, я стал раздражителен, боялся выходить на улицу, потому, естественно, перестал посещать институт. А дальше. Дальше было ещё веселее. Один мой знакомый, узнав о моих проблемах, посоветовал мне заменитель счастья! Мне тогда было двадцать четыре года, и я не знал, как жить дальше. Знакомый мой не обманул меня. Я действительно на какое-то время позабыл о том, что я хронический неудачник. Но «счастливым» я почувствовал себя позже. Сначала после трёх лет непрерывного приёма рекомендованного мне лекарства от невезения, я влез по уши в это дерьмо. Сначала был только кайф. Затем вслед за кайфом стали приходить кошмары. Страшная пытка, придуманная людьми. Представьте. Адская боль кромсает вас изнутри, режет на куски, и вы, чтобы заглушить эту боль, впиваетесь зубами в собственное тело, грызёте ненавистную, мучающую вас плоть. Лечение практически не помогало мне. Я тогда пытался найти спасение в книгах. Я буквально глотал их, как умирающий от голода зверь – добычу, которая не могла его насытить, потому что не имела ничего в пользу жизни. До сих пор я был уверен, что весь мир дан мне в награду. Мне казалось, что я и он были всегда. Я помнил себя раскалывающим острым камнем крепкую скорлупу ореха. Я видел себя летящим меж звёздами. Нет, я не был мечтателем и фантазёром. Я даже не думал о том, что только что наговорил вам. Я чувствовал это, как руки свои, как сердце. И, как собственное тело, я не делил этот мир на «со мной» и «без меня». Но тогда вдруг всё сломалось и рассыпалось, превратившись в пыль. Меня больше не было. Я сам себе, прошлый, стал чужим. Я понял, что жизнь – чья-то злая шутка, как та наживка на крючке для рыбы. Её заглатываешь, радуясь подарку, а чья-то крепкая рука, выдирает её из тебя со всем твоим нутром. – Влад с тревогой посмотрел на Надю. – Простите. Я вас не напугал?

– Нет. Я хочу знать всё о вас. Вы столько пережили, столько поняли и потому чувствуете и понимаете так глубоко, как дано немногим. Вы мудрый человек и очень сильный, и я надеюсь многому у вас научиться. Говорите! – Надя тряхнула головой, и каштановые локоны, выбившиеся из узелка волос, упали на её смеющееся лицо.

Влад поднял брови. Глаза его улыбались. – Оценки, конечно, незаслуженные, но всё равно, приятно. – А знаете, я сейчас увидел вас маленькой большеглазой девочкой с двумя косичками. А вы представьте меня белобрысым молодым человеком лет пяти. Жаль, что мы не встретились в этом белоснежном возрасте. Я показал бы вам мои игрушки – целый зоопарк из плюшевых медведей, бархатных зайцев, лисиц, белок; резиновых черепах и крокодилов. А ещё города из лего и многое другое, такое же симпатичное. Родители никогда не покупали мне ни стрел, ни шпаг, ни пистолетов, ни оловянных солдатиков. Я никогда не играл в войну, быть может потому не пользовался уважением у моих мужественных сверстников. Я нигде и никогда не был "своим парнем". Меня это мучило сначала, но потом я привык. Мы все приходим в этот мир, никому не желая зла, и рисуем в своих первых рисунках лишь небо, солнце, цветы; но потом, взрослея, дорисовываем меж ними друзей и врагов. «Почему мы теряем ангельское?» – Так вы сказали однажды. Действительно, почему?

Тут Надя подняла голову и подставило лицо тёплому солнечному свету, струящемуся сквозь зелёные кружева листвы.

– Как вы думаете, для чего восходит солнце? – Тихо спросила она.

Влад посмотрел на неё пристальным долгим взглядом, словно пытаясь понять, что значил для неё этот вопрос.

– Во-первых, – произнёс он, наконец, с улыбкой, – хоть это и прозвучит банально, чтобы не сломались часы, однажды кем-то заведённые. Каждый винтик в этом мире должен работать ровно столько, сколько ему отведено быть.

– А во-вторых? – С нетерпением спросила Надя, устремив на Влада серьёзный, полный задумчивого внимания взгляд.

– Во-вторых. – Влад сделал паузу, словно подбирая слова. – Во-вторых, думаю, чтобы рассказать нам правду о нас. Каждому человеку – рассказать правду о нём. Это не всегда – приятный разговор, но необходимый. В этом я уверен, потому что, если мы не будем слышать эту правду, понимать её, однажды солнце не взойдёт.

– Как это верно. – Тихо сказала Надя. – Как это верно! – Повторила она уже громче. – Чтобы рассказать правду о нас. Чтобы я… – Она почему-то смутилась.

– Чтобы вы улыбались ему. – Помог ей Влад, глядя на девушку тепло и бережно. – И ещё. – Он убрал со лба светлую прядь волос, и Наде показалось, что в его голубых глазах засияло солнце. – Я думал над вашими словами о Христе, и вот, что надумал. Люди оплакивают Иисуса, распятого более двух тысяч лет назад, но человеческий мир продолжает распинать его в каждом родившемся ребёнке. Однако, я верю; нет, я знаю, что вы спасёте его в подаренном вам судьбой малыше, что… – В этот момент звук подъехавшей машины прервал его. – А вот и Максим. – Влад встал и подал руку Наде.

Глава XIX

В этот день Егор находился в состоянии невероятного подъёма. Сознание, что он, рискуя, спасает жизнь своих друзей, щекотало нервы. Он ощущал себя почти Джеймсом Бондом. Изменились его взгляд, походка, интонации. Подчинённые и друзья смотрели на него с недоумением, спрашивали, не случилось ли чего, но герой наш лишь многозначительно улыбался. Исчезли все достопримечательности его яркой персоны: весёлость, словоохотливость, исключительный аппетит. Егор был неразговорчив и очень сосредоточен, настолько сосредоточен, что всем, кто смотрел на его лицо, казалось, что он перемножал в голове шестизначные цифры. Он был готов ко всему. Вероятно, потому, когда к нему по дороге на стоянку машин преградили путь двое мужчин очень крепкого телосложения, он совсем не удивился.

– Есть разговор. – Сказал один из крепышей с неандертальским лицом. – Садись в машину. Покатаемся.

Вид говорящего убедил Егора в том, что сопротивление бесполезно, и он покорно направился вслед за ним. Шествие замыкал второй атлет – темнокожий верзила. Он был на голову выше своего коллеги, казалось, что от каждого шага этого гиганта содрогалась земля. Неандерталец сел за руль. Гигант приземлился рядом с Егором. Он положил левую руку на его плечо, правой рукой извлёк из кармана куртки нож и стал крутить им перед лицом Егора.

– Где Надежда? – Спросил он низким хриплым голосом. – Только, без трёпа. Я это не люблю. А то я отрежу тебе язык. Сначала. А затем всё остальное. Понял?

Осознав ещё раз бесполезность сопротивления, а также непредсказуемость его новых знакомых, Егор почувствовал такой бурный приток энергии, какой он испытывал очень давно, быть может, в юности, когда бывало, влюблялся с первого взгляда, а в его душе в этот момент проснулся великий актёр. Глаза его округлились, губы задрожали, он тяжело и шумно задышал.

– Господа. – Прошептал Егор. – Вас должно быть наняла моя жена. Она во всех моих знакомых женщинах видит любовниц. Клянусь, Надежда Белик – лишь коллега по работе.

– Где она?! – Заорал темнокожий и приставил нож к горлу Егора. – Мне – всё равно, с кем ты спишь! Идиот! Где девка?! Повторяю – без трёпа!

– Ох! – Застонал Егор.

– Ну! Скотина! Говори! А не то, я порежу тебя на куски!

– Я… Я видел её последний раз неделю назад. Навещал в госпитале. Но это была совсем безобидная встреча. Совсем. Поверьте!

– Ты, хряк волосатый! – Захрипел монстр и стал давить на клинок. Из-под острия по шее Егора потекла тонкая струйка крови.

И тут вдруг раздался клокочущий звук низкой тональности, очень знакомый и очень откровенный. Затем салон машины наполнился трудным для восприятия запахом.

– Фууу! – Что там у вас? – Раздражённо произнёс неандерталец и поспешно открыл окно.

– Мне бы – по нужде. – Простонал Егор. – Аах! Мочи нет терпеть!

– ..!!! – Нецензурно выразился темнокожий и тоже открыл окно. – Останови машину! – Крикнул он своему напарнику.

– Слушай внимательно, толстая свинья! – Сверля Егора чёрными, как уголь, глазами, прохрипел темнокожий – Я бы тебя кончил сейчас с превеликим удовольствием, но мне нужна твоя подружка! И ты её найдёшь. Я уверен, а, чтобы ты поспешил, твоя семья пока поживёт у нас, но знай! Долго ждать я не люблю. Даю тебе два дня. Если через два дня девку не отыщешь, я твою семью… А Наденьке передай, что мне рукопись нужна. Очень! Пусть захватит! Возьми вот номер телефона. – Верзила вытащил из кармана нечто, похожее на визитную карточку и вложил её в руку Егора. – Как всё закончишь – позвони. Понял, гад?! – Заорал он.

– Да. – Прошептал Егор. Лицо его выражало величайшее напряжение. Вдруг, в глазах его появилось выражение ужаса. – Ой! – выдохнул Егор. – Мне бы – по нужде.

– Ааа! – Завопил темнокожий. Он с трудом, уперевшись левым локтем в живот Егора, открыл боковую дверь с его стороны и стал выталкивать его из салона машины. – Пошёл! Пошёл!!! Превратил машину в сортир! Да, помни, что я тебе сказал! – крикнул он, когда Егор оказался на улице. – Чёрт! .! Не машина, а газовая камера. Подышу свежим воздухом. – Он вышел из машины и с отвращением посмотрел вслед удаляющемуся Егору.

Егор же в это время стремительно двигался вдоль шоссе. Так стремительно он не носил своё тело уже, наверное, лет пятнадцать. Зайдя за угол здания, он обернулся и, не увидев ничего подозрительного, вытащил из кармана телефон и набрал номер жены. Однако, ему никто не ответил. Впервые за этот день Егор испытал чувство страха. Он, не раздумывая позвонил Максиму и пересказал всё пережитое.

Глава XX

– Что это? Что за криминальные страсти, как в дешёвом боевике? – Думал Максим, всё более разгоняясь по трассе в направлении Глендела. – Я не имел права вовлекать в эту историю семью Егора. Я должен был предвидеть последствия. Но как? Всё произошло слишком неожиданно. К тому же я не органы правопорядка и не служба спасения. Я этому не учился. Каждый должен заниматься своим делом. Я хочу работать, но вместо этого вынужден вот уже второй месяц преодолевать полосу препятствий. Так, то виня себя, то оправдывая, Максим не заметил, как оказался у дома, который покинул ещё недавно утром.

– Я всё улажу. – Сказал Влад, выслушав его. – Как связаться с этими господами? Они дали телефонный номер?

Максим вытащил из кармана блокнот, вырвал из него листок и передал его Владу.

– Мне необходимо несколько минут. – Произнёс тот вялым голосом и направился к дому тяжёлой, шаркающей походкой. Он вновь был похож на старика.

– Господи. – Прошептала Надя. – Что же делать?

– Рукопись надо отдать. Другого выхода нет. – Максим взял Надю за руку. – Вам лучше вернуться в свою комнату. В саду – небезопасно.

Уже спустя пятнадцать минут автомобиль Максима стремительно мчался в направлении Кливленда, где на окраине города должен был состояться обмен жены и детей Егора на рукопись. По просьбе Влада была сделана остановка в местечке Хост. Молодой человек вошёл в старое, заброшенное здание и вернулся минут через десять с портфелем. Устроившись на своём месте рядом с Максимом, он с облегчением вздохнул. – Подарок я купил! Осталось передать его имениннику. – Затем Влад вытащил из портфеля блокнот и ручку и что-то торопливо начал писать. Периодически он останавливался и с отрешённым видом смотрел в боковое окно. Временами задумчивое выражение сменяла улыбка и тогда лицо его преображалось, как выцветшая чёрно-белая фотография под действием красок и мастерства художника.

– Какое замечательное небо сегодня! – Произнёс он, наконец, каким-то особенно радостным голосом. – Или небо похорошело, или я изменился в лучшую сторону?.. Ещё минут десять, и будем на месте.

– Может быть, всё-таки стоит обратиться в полицию? – Спросил Максим.

– Вас смутили мои мысли о небе? – С насмешкой спросил Влад. – Напрасно. Просто осуществился коварный план Нади. Я почувствовал вкус жизни. Но это никак не помешает мне завершить партию в начатой игре. Всё будет хорошо! Даже лучше, чем вы думаете. Зло будет наказано. Ваш господь, Надя, разрешает наказывать зло?

– Не шутите так. – Тихо ответила она.

– Я понял и постараюсь всё сделать быстро и безболезненно для зла. А, вот мы и приехали! – Влад открыл боковое окно. – Какое прекрасноеместо для интимных встреч! Никого и ничего, как в моей жизни. – Он взглянул на часы. – Ещё пять минут. Продолжаем разговор, как говорил великий Карлсон, который живёт на крыше. – Он посмотрел на Максима. Однако, тот молчал. – Никто не хочет говорить, а меня, представьте, прямо распирает от желания поболтать. К чему бы это? Итак. На днях мне не спалось. О чём только я не думал: о том, что дому моему, наверное, очень одиноко без меня; о том, что давно не поливал деревья в саду, которые посадил когда-то с дедом и отцом; о том. – Влад замолчал, но спустя несколько секунд продолжил. – О том, что Надя очень красива, а Максим имеет гораздо больше шансов понравиться ей, чем я.

Максим кашлянул и провёл правой рукой по макушке, а Влад продолжал. – Небо в окне сначала было в горошек, а потом начало розоветь; и всё в комнате словно наливалось розовым соком, и я вместе со всем, вероятно, тоже наливался и розовел. Почему я так решил? Потому что в голову мою стали приходить странные мысли. Я вдруг понял, что всё так хреново в человеческом мире не потому, что люди плохи, а потому, что они не ведают, что творят. Правда, до меня это уже сказал Иисус на кресте, но в тот момент я как-то забыл этот факт. Люди не ведают, что творят, – сказал я себе, – как и подавляющая часть Вселенной и всего земного, как водоросли, лишайники, как мохо-, рако-, пауко– и человекообразные. Не ведают, как и То, что сотворило всё это сообщество «Не знающих что». Я так явно всё это представил, так явственно осознал, что сразу всех и простил, и пожалел. Но всё это – не про вас. Потому что вы, я верю, ведаете или стремитесь ведать, то есть мыслить, понимать, знать. И это следующее моё откровение. Ну, а теперь – резюме. – Влад протянул руку Максиму. – Благодарю вас за то, что однажды завернули в моё одинокое жилище. Существование таких людей, как вы в нашем мире, доказывает, что всё – не так безнадёжно, как порой кажется.

– Спасибо. – Максим ответил рукопожатием, пристально глядя в его глаза.

Правая половина лица Влада судорожно дёрнулась. Он отвёл взгляд.

С минуту молодой человек молчал, как будто решаясь на что-то. Наконец, он повернулся к Наде.

– Вы выиграли наше пари! Я открыл для себя, что жизнь бывает местами даже очень симпатична, а люди – милейшие создания, пока не роятся, не стадятся, не собираются в стаи. «Z» – Ваше. Однако, признаюсь, в том виде, в котором вы изъяли его у меня, оно не опасно. Это лишь промежуточный продукт, одна из ступеней в моём эксперименте. И всё таки, я советую вам его похоронить. Закопайте его метра на два в землю. Без надгробий и памятников, без опознавательных знаков, чтобы никогда не найти. Пусть живёт этот мир, если он вам так дорог. Правда, «Z». – не единственная и не самая страшная угроза его жизни.

– Подъехала машина. – Сказал Максим.

На расстоянии примерно ста метров, на открытом пространстве пустыря остановился чёрный «Мерседес».

– Пора. – Влад положил в карман боковой дверцы машины связку ключей. – Это – от моего дома. Заглядывайте туда, неизвестно, сколько и куда я буду путешествовать в этом мерсе.

– Влад. – Произнесла Надя, но молодой человек перебил её.

– Удачи Вам! – Он поспешно открыл дверь и вышел из машины.

– Влад! – Крикнула Надя, но тот даже не обернулся. – Он не вернётся. – Надя посмотрела на Максима умоляющим взглядом. – Пожалуйста, остановите его.

– Это невозможно. –Жёстко прервал её Максим. – Всё ли правильно я делаю? – Этот вопрос, как топор, вонзился в его сознание, разрубив его на "за" и "против". Сердце замерло, а потом сорвалось и побежало, сотрясая землю, толкая болью в виски.

Влад шагал уверенно, так, как давно уже не мог ходить; как будто какая-то невидимая сила поддерживала его. Когда до «Мерседеса» оставалось метров десять, он остановился и взглянул на небо. Из машины вышли двое мужчин. Один из них открыл заднюю боковую дверь и выпустил женщину и двух мальчиков. Влад махнул им рукой в сторону машины Максима. Женщина с детьми побежали. Молодой человек стоял до тех пор, пока не убедился, что жена и дети Егора в безопасности. Затем он в сопровождении двоих подошёл к «Мерседесу». Один из них грубо втолкнул Влада в салон. Машина сорвалась с места и, быстро набирая скорость, стала стремительно удаляться. Спустя минуты три раздался оглушительный взрыв. Максим сидел неподвижно. Ничто не изменилось в его лице. Он знал, что это произойдёт, как нечто неотвратимое, непоправимое, как приговор себе самому.

Мир вокруг него наполнился гулом машинных двигателей, криками сирен. В боковом, приоткрытом на половину окне появилась физиономия и бравый хрипловатый голос оглушил его.

– Приветствую вас, господин Тёрн!

Максим повернул голову в сторону говорящего и обжёгся о фонтанирующий радостью взгляд карих, блестящих глаз.

Некоторое время он смотрел в эти глаза, силясь понять, откуда они и зачем.

– Офицер Догиль. Надеюсь, вы не забыли меня? – Спросила голова, наполняя машину крепким запахом табака.

Услышав это имя, Максим, будто очнулся. Он огляделся, надеясь увидеть Надю, но место её было пусто.

– Вы бледны. – Продолжил офицер. – Быть может, позвать врача? Мы вызвали скорую.

– Нет. – Резко ответил Максим.

– Ну, что вы, право? – В голосе офицера зазвучали жалостливые нотки. – Не переживайте. Один подонок убил других подонков! И слава богу! Каждый в этом мире получает по заслугам. – Рядом раздались голоса людей. Голова в окне исчезла на мгновение, но затем появилась вновь. – Мне пора. Служба. Если понадоблюсь, обращайтесь. Буду здесь ещё минут тридцать. – Голова исчезла и обронила, удаляясь. – Так жалко тратить время на этих уродов, вернее на то, что от них осталось.

Максим провёл правой ладонью по голове. Он вдруг почувствовал, что в нём просыпаются новые мысли, незнакомые ощущения. Что-то менялось, и эти перемены приходили не извне, а из глубины его существа, сдавленного чем-то, словно тугой паутиной. Кто-то невидимый, затаившийся затягивал её всё туже и туже. Задыхаясь, Максим сделал глубокий вдох, и тут лицо его преобразилось. В глазах заблестели то ли слёзы, то ли озарение, губы задрожали в странной улыбке. Ему показалось что он знает, как решить самую главную из всех решённых и не решённых им до сих пор задач.

Эпилог

Прошло шесть лет. Был чудесный день, приятный во всех отношениях: комфортная температура, сочные, не успевшие выцвести от летнего зноя краски. Согласно повестке этого дня, город блистал центральными улицами, элитными районами, парадными входами. Дома вдоль главных дорог стояли плотной стеной, сцепившись ветвями прифасадной растительности, демонстрируя обновлённые спереди сюртуки и манишки и пряча от взоров пешеходов заплаты и кляксы на спинах и ниже. Вдоль этих крупнокалиберных городских артерий двигались дети этого города: люди и машины (вернее, машины и люди). Своим среди своих, как говорится, словно рыба в воде, плыл в общем потоке и Жорж Гринбер, сияя белоснежным глянцем летнего костюма, стёклами солнцезащитных очков, добродушной улыбкой и лёгкой сединой на висках. Была пятница, день, когда Жорж по старой доброй традиции, как он выражался, выходил в народ и в часы ланча, отказываясь от услуг личного повара, посещал маленькое, скромное кафе. Он был, как всегда в такие минуты, горд собственным великодушием. Мысли о предстоящем выступлении в Конгрессе, приумножали эту гордость и придавали его действиям особый, как он считал, символический смысл. Вдруг его вдохновенный взгляд наткнулся не нечто серое и бесформенное. Прямо под вывеской облюбованного им кафе, на белых мраморных плитах сидел старик. Почти всё его лицо было закрыто седой, косматой растительностью: усами, бородой и редкими, давно нечёсаными прядями волос, ниспадающими с лысеющей макушки. Одежда нищего имела жалкий и крайне неприглядный вид. Он покачивался из стороны в сторону и что-то бормотал. Увидев Жоржа, старик, словно очнулся: он замолчал, замер и посмотрел на проходящего из-под нависших белых бровей.

– Где-то я уже видел этого туземца. – Подумал Жорж и в его гармоничной душе, давно не знавшей тревог, вдруг стало тревожно. – Безобразие! – Возмутился он. – Куда смотрят копы?! – Превозмогая отвращение, Гринбер остановился и, стараясь не смотреть на старца, нащупал в кармане заранее припасённую на подобный случай мелочь. Обшаря глазами всё пространство вокруг, он не нашёл никакой ёмкости для подаяний и замер в замешательстве. Однако, неэстетический вид нищего ускорил принятие решения. Жорж задержал дыхание, слегка наклонился и бросил монеты к ногам старика. «Да воздастся каждому по делам его.» – Процитировал он мысленно, надеясь, что его видит и слышит бог. Он застыл на несколько секунд так, как делал это для любительских фото, дабы увеличить вероятность быть отмеченным божьим вниманием и собраться с мыслями. Собранные мысли и желудок подсказали ему, что аппетит утрачен и, судя по всему, надолго. Оттолкнувшись правой мускулистой ногой, он продолжил путь, думая, куда бы сплюнуть. Справя эту нужду в ближайшей урне, Жорж с облегчением вздохнул и произнёс: Нелюдь. А ведь мог бы быть человеком.

Он не видел, как старик улыбнулся ему вслед и провёл дрожащей правой ладонью по макушке, как солнце умыло прозрачным, тёплым светом лицо старца, погладило его седую голову и поцеловало в лоб.