Хрущёвка [Адель] (fb2) читать онлайн

Глава 1

Дом, милый дом!

Он мирно сидел на тяжёлой поклаже, в спальне и вдумчивым взором изучал советские обои. Всюду косматый, слегка пучеглазый и отнюдь не внушительного роста, малыш Витасий, вот уже, лет, как 60, а то и все 70, обитал в скромной квартире на переулке им. Пихта. Может показаться странным, но малыш Витасий, знал дом, как свои пять пальцев. За прожитые им годы, он успел изучить родную хрущёвку вдоль и поперёк, с ног до головы, от а до я. И не было, наверное, в доме такой щели, о которой Витасий бы ничего не знал. Всякая мышь, будь она серая, точно свинец или чёрная, словно копоть печных труб, знала Витасика в лицо, как сурового и несменного хранителя домашнего очага.

Зачатием Витасия, принято считать тот день, когда в знойную жару, каменщик Хлипко, человек весьма суровых нравов, на месте пустыря, заложил первую кирпичную кладку и с помощью строительного мастерка, трепетно утрамбовал густой раствор. Быть может именно суровый нрав, каменщика Хлипко, наложил глубокий след на поведении Витасика. Ибо не каждый в силах объяснить, с чего вдруг он, чумазый непоседа, с возрастом сделался дотошным до мелочей пронырой.

Жил малыш Витасий на пятом этаже, в угловой квартире номер сорок пять, где нынче прописана семья известного пианиста, кудесника белых и чёрных клавиш. Не знаю, кто тому виной, но именно эта квартира, стала уютным обиталищем Витасия на долгие годы. И если начистоту, то выбирать ему особо не приходилось. Только здесь он мог спать крепким сном и не тревожить свой организм постоянной бессонницей. Аура тут хорошая, думал Витасий, иначе не объяснишь.

Нынче же Витасик, томно восседал на кожаном чемодане и краем мохнатого ушка, подслушивал, как прежние хозяева квартиры, суетливо фасуют горы вещей по сумкам. Чего им на ровном месте не сиделось, думал Витасий, ведь хорошая квартира и окна спален выходят прямо на дивный лес городского парка, тишь да гладь, живи, не хочу. Взять, например, профессора Круглова, у него так вовсе с окнами беда, все до одного смотрят прямо на дорогу. С утра до вечера профессор вынужден созерцать бесконечное движение шумных автомобилей и вдыхать пары выхлопных труб, а у Круглова вместе с тем астма.

Дверные петли взвыли протяжным скрипом и малыш Витасий, в мгновение окна юркнул под кровать.

–Витасий…– шептал Аркадий.– Ау… Витасий ты где?

–Да здесь я, здесь.– Витасик выполз из-под кровати и неспешно вскарабкался на кожаный чемодан.

–Ну что пришло время прощаться?– в мрачном свете заявил Аркадий.

–Не вешай нос, гардемарины!– взбодрил Витасий.– Сколько мы с тобой знакомы? Три года? Четыре?

–Пять лет? А толку!– говорил Аркадий. Я тебя больше не увижу, а жаль. Ты мне, как брат. Даже больше брата.

–Не мели пургу, и без того холодно. Витасий в меру своих сил, приобнял Аркашу.– Вы же братья, как-никак, родная кровь. Пусть он тот ещё забияка, но Вы двое одни на всём белом свете и никому, кроме матери и отца Вы даром не сдались. Так что, цени его и уважай.

–Ты прям, как моя мать.– Аркадий хватился пародировать родную маменьку.– Вот не станет меня, кто тогда о Вас заботиться будет. Правильно, никто. Никому Вы, кроме нас с отцом не нужны. И жены Ваши будущие, не должны ссорить Вас с братом, иначе не жёны они Вам.– на этой ноте, мать обычно прекращала читать сыновья нотации и приступала к уборке, либо готовке, или чем там занимаются домохозяйки. Аркадия до боли смущало слова невеста в устах родной маменьки, потому он тотчас же обливался румянами и тяжело вздыхал.

–Лепо… Лепо… Тебе с такими талантами в театральный надо поступать. Срочно!– аплодировал Витасик.

–А что такое театральный?

–А пёс его знает. От слова теа, наверное… Чай, в переводе с инглиша. Ну, сам посуди, теа, корень, тральн – это суффикс, а ый, стало быть окончание.

–Аркаша!– громкие возгласы отца вихрем доносились из соседней комнаты.– Аркадий! Ты готов! Такси нас ждать не будет.

–Сейчас пап. Минуточку.

–Ну что ж, прощай!– приуныл Витасий.

–А на дорожку присесть!?– добавил Аркадий.

–Если на дорожку, то пускай. Это дело нужное… Кстати, хорошо, что напомнил, а то я запамятовал.

Плечом к плечу, они дружно плюхнулись на стылую кровать и в одночасье умолкли, потеряв дар речи. Горестно было Витасику, терять друзей, а кому не горестно. Жизнь она такая, сегодня держи брат клубнику, а завтра кушай сельдерей. Терпеть не мог Витасий сельдерей, довелось ему однажды, отведать у соседа кусочек зелёной байды, так его бедолагу, чуть наизнанку не вывернуло.

–Аркаша, родной! Чем ты там занимаешься, я никак не пойму. Нас машина, ждёт не дождётся, в конце-то концов.– ходким шагом отец ступил в объятую полуденным светом комнату и негодующе взглянул на сына.

В страхе быть пойманным, Аркаша пугливо осмотрел кожаный чемодан, где минутой ранее восседал малыш Витасик. Пусто… И ни одной живой души на чемодане не было, разве что сиротливая мошка. Стало понятно, что от Витасика и след простыл! Уфф… Пронесло. Сонмы мурашек выступили на спине и напуганный до смерти Аркадий облегчённо выдохнул.

–Ну, сколько можно, Аркадий. Это ни разу не смешно. Мать внизу стоит, вся испереживалась, ругается.– отец хорошенько отчитал родного сына за излишнюю копотливость, подобрал с кровати кожаный чемодан и шустрой поступью вышел вон.

Свесив нос, Аркадий в беспросветном унынии поковылял за грозным отцом, пианистом со стажем и ушёл прочь. Словно сахар растворился в чашке горячего чая, так и Аркадий, во веки вечные, растворился из жизни Витасия.

***

Второпях, отец звучно хлопнул дверью, выронил чемодан, тотчас же исправился и, взяв сына за руку, он открыл новую главу в книге под названием жизнь. И до того отец жаждал покинуть, старую, но родную квартиру, что запамятовал о самом главном – запереть за собой входную дверь. Но да ладно, район здесь приличный, а домушников отродясь не водилось. Если кому и взбредёт в голову проведать чужую квартиру, то исключительно соседям.

–Эххх… Вы… Людьми себя называют. Ни грамму уважения, даже дверь за собой не закрыли. Куда катится этот мир, честно слово не пойму. Сегодня двери не запрут, а дальше что? Водку упразднят!?– бурчал Витасик. Он встал на носочки и запер входную дверь.

Витасий помчался в спальню, шустро взобрался на кровать и ногами встал на белый подоконник. Он пробежался глазками по двору и остановил свой взгляд на жёлтой машине.

–Ну что ж, прощай!– шепнул Витасий и напоследок оглядел Аркашу.

Отец едва ли не пинками, загонял неподатливых сыновей в машину. Но дети, не особо горели желанием покидать то родное место, где отпетые хулиганы начистили им морду, и первая красавица на селе, отшила их наглейшим образом. Усатый таксист, с кепочкой набекрень, небрежно укладывал в багажник чемоданы и между тем сладко потягивал вонючие папиросы.

Фу, подумал Витасий, от сигарет его воротило. Он терпеть не мог запах курева в квартире, ибо считал, что сигарета, худший враг человека. Витасий старался прятать зловредное курево от глупых хозяев дома и по мере возможности, втихомолку тырил папиросы, да прятал пачки. И нет, чтобы поблагодарить Витасика за своевременную помощь, они начинают сновать по квартире в поисках отравы. Глупцы! Но что с них взять, люди. Помнится мне, однажды Витасику довелось стать свидетелем страшного пожара на втором этаже. Сгорела целая квартира и человек! А виной тому были сигареты.

***

Погорельцы.

Пожарные, люди, что называется, огненной профессии, толпились на лестничной клетке и все, как один переводили учащённое дыхание. Они сновали, тот тут, то там и между тем перекидывались фразами касательно недавнего пожара. Ничего, что могло бы их удивить… Вполне себе рядовой случай, алкаш уснул с сигаретой во рту и спалил к чертям всю квартиру. Густая пена стекала вниз по лестничному пролёту и на бетонных ступенях кругом сырость, да мокрота. Стены почернели от сажи, и на лестничной клетке не оставалось живого, куда бы, не добралась вороная чернота. Дверь выгорела насквозь, впрочем, как и вся квартира. Живого места не осталось, один лишь Мурзик спасся, да и тот, гад плешивый, взял лапы в руки и умчал восвояси. Запах гари в буквальном смысле слова осадил повсюду, и стоило набрать полную грудь воздуха, как начиналось лёгкое удушье. Но пожарные, люди не пальцем деланные, им всё нипочём. Они, самые что ни на есть, укротители огня за годы службы привыкли к едкому дому настолько, что порой находили в этом некую романтику столичных будней. Мужики, все как на подбор, стояли не шелохнувшись….

–Пётр! А Пётр! Как думаешь, найдут виновного. Или, как обычно, спихнут всё на крайнего?

–Веришь, нет? Но на лицо несчастный случай… Алконавт, вероятно заснул с сигаретой вор рту, отсюда и возгорание. Ну а дальше сам знаешь… Дело времени.

Сами Вы пьянчуги господа пожарные. Не отрицаю, Жора хоть и любит пропустить, что называется стопаря, но мужик он был крайне порядочным, оправдывал товарища Витасик. И негоже о покойном гадости говорить… Притаившись в соседней комнате, он увлечённо следил за бурной беседой отважных незнакомцев.

–Роооберт!!! Любимый мой!!! На кого ж ты меня оставил!!!– истошно кричала женщина и волочила за собой пухлые ноги. Быстрая ходьба ей давалась тяжело, она, женщина с широкой костью на каждом шагу заваливалась на бок и обеими руками держалась за деревянные перила. С полувзгляда видно, что человек не привык к схожим нагрузкам. Дешёвые каблуки уверенно бились о мокрый пол и отдавались ритмичным цоканьем. Казалось, что чёрная шпилька вот-вот даст слабину и разразится мгновенным хрустом, испустит последний вздох, а бедная женщина покатится кубарем по твёрдой лестнице.

Поджарый юноша, в попытке предостеречь непутёвую гражданку, не подумав, схватил испуганную бабу за рукав и понятно дело, поплатился собственной головою. Женщина, в быту Оксана, огрела нахала тяжёлой сумкой по хлюпкой голове и прогнала хама прочь.

–С дороги!– женщина вовсю надрывала глотку.

Будучи дамой в теле, Оксана мясистыми плечами растолкала скопище зевак и прорвалась на второй этаж.

Пожарным не раз приходилось сталкиваться нос к носу со стихийными бедствиями и утихомирить буйную вдову, им труда весомого не составит. Живой изгородью, мужчины в форму, преградили путь вдове и не позволили ей толком оплакать покойного любовника.

***

Витасик знал, что беда, не ломится в дверь без весомой на то причины, ибо не нет дыму без огня. Тут или курево виновник жуткой трагедии, или алкоголь набедокурил под шумок и лишь сорок процентов всех бед, приходятся на стервозную жену, детей и бытовые страсти. Цифры лгать не станут.

Опечаленный разлукой, Витасик щеками припал к холодному окну и взвыл белугой. Не привык он друзей терять… Хоть и пережил Витасик на своём веку многих и чашу горя хлебнул сполна, однако терять родственную душу, она так и не научился. И всякий раз, когда близкий по духу человек, намеренно собирался бросить Витасика на произвол судьбе, то сердце кровью обливалось и больно становилось на душе.

Махнув на прощанье ручкой, Аркаша нырнул в автомобиль и хлопнул дверцей обветшалого автомобиля. Усатый таксист, с кепочкой набекрень, просунул ключ зажигания в замочную скважину и двигатель под капотом тотчас взревел. Тихоходом они миновали затхлый двор и скрылись за ближайшим поворотом.

Вот и сказочки конец!

Глава 2

Одинокий, но живой

Октябрь нынче выдался холодным, в отличие от летнего зноя. До того лето выдалось жарким, что Витасику, нет, да приходилось подчас ночевать в тесном морозильнике, лишь бы согнать с себя любимого извечный пот и дать телу время, как следует просохнуть. Со дня, как прежние хозяева оставили родное жильё, квартира окончательно зачахла, а чугунные батареи источали один лишь холод мёрзлой стали. Бедолага Витасик был вынужден зябнуть в опустелой квартире и ждать, пока новые хозяева не распакуют свои чемоданы.

Он своими глазами видел, как вслед за хозяевами, квартиру покинул домашний уют и тепло. Холодильник осиротел подчистую, на кухонных полках поселились мыши, извечная пыль осела на скатерти, и впотьмах мрачного шкафа, куда Витасик заглядывать не решался, мирно покоилось рубашка прежнего хозяина. Какого именно хозяина Витасик, честно слово, не знал… Стены этой, далеко не чудной квартиры помнят своих жильцов поимённо, взять, к примеру, гражданина Пейкса. Эстонец по крови, и строитель по профессии, Отто знал своё дело на зубок, но имел страсть посреди рабочей недели раздавить пузырь столичной. И что Вы думаете!? Человек спился. Он был самым, что ни на есть гулякой и не мудрено, что белая горячка нагрянула в гости вечером со вторника на пятницу. Пейкс тронулся кукушкой и в порыве безумия он проломил рукой стену из гипсокартона. И по сей день кривая щель в стене напоминала Витасику, тот самый день, когда гражданин Пейкс, слетел с катушек. И никому из жильцов дома впоследствии не удосужился заделать в стене сквозную пробоину. На его памяти, этот невыразительный шкаф наводил тоску со времён развала Советского союза и годами собирал никчёмную пыль.

С течением времени, мерзкие мыши, острыми зубами прогрызли истёртый линолеум, потому Витасику пришлось побороть личные страхи и осмотреть забытый хозяевами мрачный шкаф. Дверь взвыла, и все страхи оказались напрасны… Казались большим, чем есть на самом деле. Витасик нашёл, что искал. Отцовская рубашка, в самый раз сгодится для борьбы. Витасик с трудом разорвал на части отцовскую рубашку и заткнул мышиные щели, нет дав, вредителям освоиться в чужой квартире.

Что стряслось!? С какого перепуга квартира, где некогда жизнь кипела, сталь колела, вдруг пришла в упадок. Витасик знал ответ на вопрос. Дом без хозяев, словно тело без души. А Витасик верил, что всякий дом, будь он одноэтажный, или небоскрёбом, имел душу. Хозяева обогревали квартиру домашним уютом, и насыщали теплом стены родного жилища. Птицы обустраивали гнёзда, медведь берлогу, пчёлы улья, а человек квартиру. И что ни скажи, но ежели хозяева с царём в голове, то быть стало квартира в надёжных руках. Умелый муравей, не даст родному гнезду прийти в упадок, вот и ответственный хозяин, не позволит квартире, зачахнуть и стать жалким подобием достойной квартиры. Ежели хозяин рукастый, то все дыры и щели он залатает, гвозди, где нужно прибьёт, картины повесит, грязь вездесущую без внимания не оставит и сделает всё возможное, лишь бы квартира дышала свежестью и чистотой.

Внутреннее убранство квартиры, есть подлинное отражение хозяина. Какая квартира, таков и хозяин. Холостяцкую берлогу, Витасий различит с полувзгляда. Ему не раз доводилось пребывать в похожих апартаментах. Взять, к примеру, Яниса Озолиныша… Он уроженец Латвии и который год работает в местной школе, учителем младших классов.

Квартира Яниса Озолиныша, наглядно отображает, как семейное, так и душевное положение человека. Умывальник с утра до ночи забит немытой посудой, носки разбросаны по дому, стульчак на унитазе всегда опущен, а одежда, увы, не глажена. Невооружённым глазом видно, что дому не хватает женской руки. Или Камила Валиева, незамужняя татарочка, вечная соискательница второй половинки, вот уже как пару лет не в силах собрать шкаф-купе и повесить дорогие гардины. Хоть Камила и содержит квартиру в чистоте, однако мужская сила и ум, здесь явно не помешают. Быть может их свести, думал Витасий. Вот получится семейка, интернациональная, в лучших традициях Советского союза – жена татарочка, а муженёк латыш. Скучно мне, отчего не пойму, Витасий всё чаще придавался размышлениям и не знал чем себя занять.

На первых порах, Витасий со скуки навещал квартиру профессора Круглова. Андрес Ильич Круглов, человек знатных кровей, отец известный в музыкальных кругах композитор, а мать… любила Италию, настолько, что назвала сына португальским именем. Она искренне верила, что Андрес имя итальянское, но в большей степени оно принадлежит португальским корням. Но Антонину Давыдовну – именно так величали мать профессора Круглова – можно понять и простить. За границей она толком не бывала и откуда ей знать особенности итальянских имён. А курорт иностранный Антонина повидала на старость лет, когда сыну стукнуло двадцать пять годков.

Квартира у гражданина Круглова истинно барская. Четырёхкомнатная… Внушительных размеров ванная, и не то кухня, не то столовая, правда, всего на всего одно гостиная комната, но обставлена заграничной мебелью. Ну что тут скажешь, подарок отца на совершеннолетие обязан быть дорогим, иначе нельзя, иначе, кто стакан воды в старости подаст. Женой Андрес Ильич так и не обзавёлся, правда, ходила тут одна девица, метила на фамилию Круглова, но не заладилось у них, мыслями они, видите ли, не сошлись. Он, профессор Круглов, идеалист, двигатель научного прогресса, а она, всего на всего домохозяйка, один в один копия матери Андреса Ильича. Не сказать, что он всеми фибрами своей душонки ненавидел родную мать, просто Круглов терпеть не мог сидячий образ жизни. А именно такой образ жизни вела мать Круглова. Андресу Ильичу, полагал Витасий, позарез нужна стойкая женщина, властная брюнетка, а не уступчивая блондинка. Все блондинки поголовно мягкотелые домохозяйки, а Круглову нужна жена со стальной хваткой. Она должна быть готова схватить непутёвого мужа за кадык, приставить его к стене и выбить из него всю дурь, а то, видите ли, двигатель прогресса тут нашёлся. Детей строгать время настало, а не по научным центрам шляться.

Но имелась у Круглова штукенция одна, ну уж очень она Витасику на душу запала, телескопом величается. Любил он к профессору Круглову в гости наведаться… В то время, как Андрес Ильич мял бока, Витасик мог вдоволь телескопом наиграться. Нет… На звёзды он не смотрел. Витасик полагал, что на Земле и без того вещей занимательных пруд пруди. А на луне что? Снег кругом, и ни души. Витасий любил смотреть в телескоп, точь-в-точь подзорная труба, но прямая. Обеими руками он хватался за причудливый аппарат и приступал изучать внутренности двора. Кто на лавочке уснёт, кто сигарету не потушит, но это всё мелочи, ибо полюбил Витасик телескоп за излишнюю дальнозоркость. Ночами напролёт он следил за соседским домом и при помощи телескопа заглядывал в чужие квартиры. Не то чтобы Витасик любил вторгаться в личную жизнь незнакомых ему людей, просто любопытство, раз за разом брало вверх над моралью.

Но с течением времени, Витасику наскучило таращить зенки в подзорную трубу. Скука навевала тоску, и он понимал, причину внезапного уныния. Отсутствие хозяев в квартире, вот корень всех бед Витасика. Без хозяина квартира немногим меньше человека без души, полость для приёма пищи, не более того. Витасик сроднился с квартирой, они стали одним целым. Стены родной квартиры, кормили Витасика силой, давали пищу для долгих размышлений и держали его на плаву. В квартире он, словно за каменной стеной неприступного замка. И ни одна душа, кроме коммунальщиков, не в силах вытравить Витасику из дому. Кто-кто, а коммунальщики, по зову городской администрации запросто могут дать Витасику отворот поворот. Достаточно пригнать к дому два экскаватора и пару килограмм отменной взрывчатки в тротиловом эквиваленте. И в таком случае плешивый чиновник, камень на камне не оставит.

Изо дня в день квартира чахла на глазах Витасика. Мерзотные мыши рвались на свободу, и пыль вконец осточертела. Надо напастись терпением… Витасик ободрял себя крепкими фразами и продолжал отбивать мышиные нападки. Однако Витасик, к сожалению не машина, он не в силах вечно держать оборону, ибо мыши оказались чересчур настойчивы. Тогда Витасий в страхе потерпеть поражение, из-под полы украл у соседа ведёрка холодной водицы и затопил мышиную нору, откуда на свет рвались серые вредители.

Мало-помалу, но Витасий ослаб, как телом, так и душой. Увидев слой пыли на шкафу, он отчаянно махнул рукой и двинулся поливать всеми забытый фикус. Что-что, а фикус водой орошать, он не забывал. Цветы ласку любят, ежели ты о них забудешь, то всё, пиши, пропало. Витасик знал главное правило, не забывай поливать цветы. Зачастую хозяева считают не нужным окатить бедный цветок желанной водой и оставляют растение на произвол обстоятельствам.

Со дня на день, Витасий должен впасть в глубокую спячку и разразиться заливистым храпом, чего он делать, ни в коем разе не желал. И лишь новым хозяевам под силу выручит Витасика и уберечь его от страшной участи. Терпеть не мог Витасий, впадать в спячку и на долгие недели становится овощем. Однажды Витасик, будучи в глубокой спячке, продрых целый месяц, пока новые хозяева не заселились в квартиру.

И если вчерашним днём Витасик находил в себе силы бороться с мышиной угрозой, то нынче он не в состоянии толком смочить сухие листья фикуса. Ноги подкашивались, руки дрожмя дрожали, образы перед глазами плыли, точно картина Винсента Ван Гога «Звёздная ночь», а голод становился неутомим. Извечный вопрос – что делать? Преследовал Витасика на каждом шагу. Последние силы он бросал на борьбу со спячкой, но подчас казалось, что она неизбежна. Сон наступал со всех сторон, Витасика бросало то в жар то в холод, абсолютная апатия проснулась в нём к собственной квартире. Фикус, засох.

Аааа… Когда же всё это закончится.– жалостливо стонал Витасий. Он волочил за собой многопудовые ноги и двигался в сторону душных спален. Витасий, точно скалолаз карабкался на стылую постель, ложился на бок и созерцал убогие стены. Советские обои ему ничуть не наскучили, а настенные узоры наглядно отражали всю суть человеческого бытия – бессмысленные завитушки, суть который блеснуть чешуёй, не более того.

Воздух в квартире, становился прелым, однако комнатная температура не превышала отметки в десять градусов. И ежу понятно, что опрела не квартира, а внутренности Витасика. Страх впасть в глубокую спячку, душил Витасика тугими мыслями, сковал бедолагу в чугунные кандалы и засадили за решётку страданий. Что делать? Одна фраза, а сколько вопросов, но до чего же мало ответов. Уму разуму непостижимо. Ждать… Думал Витасик, мне оставалось только ждать, когда очередные хозяева залезут в долговую яму и приобретут на кровные рубли квартиру в избитой временем хрущёвке, на окраине города. Но такова сущность человека, влезать в яму поболее, чтобы выкарабкаться из ямы помельче. Людская натура… Не поддаётся никаким объяснениям.

Всесильная хандра, подкосила здоровье Витасика. Разящим ударом она сперва поразила ноги, следом взялась за бёдра, охватила грудную клетку и добралась до сердца. Но трезвый ум Витасика, неуступчиво противостоял голодной хандре. Он понимал, что стоит дать слабину и ты потеряешь контроль над телом. Держись касатик! Позади Москва! Шутливо ободрял себя Витасик и старался не упасть в голодный обморок.

Некогда зелёный фикус, символ одиночества, местами пожух от нехватки влаги. Горделивое растение покорно склонило блеклые листья к сухой земле и словно бы молило о капле холодной водицы. Почва под ногами вся иссохла и корням фикус неоткуда была пить воду. И стоило взять в руки горсть земли, как тонкий слой чёрной пыли рассыпался на белом подоконнике. Одним словом пустыня, как Гобби или Сахара.

Каждый день становился зеркальным отражением предыдущего. Словно день сурка, и лишь слабость в ногах перетекала в слабость мыслей, а в остальном Витасий существовал. Ожидание, изводила страдальца мыслью о скором поражении.

И все дела, вроде бы складывались куда угодно, но не в пользу Витасия. Однако рука помощи, хоть и заставила потомиться в ожидании, но была в самый раз… кстати.

Глава 3

Заселяемся сынок! Открывай шампанское!

–Заселяемся сынок! Открывай шампанской!– не слова, а музыка.

Не уж то я дожил, думал Витасий и едва ли не пускался в пляс.

И года не прошло, и пылью дом обрасти, не успел, как очередные хозяева угловой квартиры, здоровья им крепкого, дали Витасику повод оттянуться в полный рост и не парить шкуру.

***

Заселились хозяева ранним утром, в середине ноября, предвестника скорой зимы. С первыми петухами, возмужалые грузчики, истинное олицетворение животной страсти, втащили в угловую квартиру торшер и кухонную утварь.

–Оххх… Какие же Вы мальчики поджарые.– кокетничала дама в летах. Чего дурного ни кажи, но бальзаковский возраст подстать новоиспечённой хозяйки квартиры.

–Мама!– негодовал юный очкарик, очевидно сын госпожи.

Толстоватая роговица округлых очков и взлохмаченные волосы, выдавали в долговязом пареньке излишнюю страсть к всеобъемлющим знаниям. И на момент, пока плечистые грузчики на собственном горбу тащили увесистую мебель, молодой человек, видимо зачуханный ботаник, присел на холодный бордюр и трепетно прижал к груди любимые книги.

–Что мама! Что мама! Я девятнадцать лет, как твоя мама! Дай женщине наладить личную жизнь!– роптала мать.

–Мама мне семнадцать!

–Весь в отца! Точная копия.

–Ну, мама! Перестань, соседи услышат. Подумают раньше времени, что семейка полоумных заселяется и не дадут нам в доме житья.

–Вот те на, родной сын меня стесняется… А я между прочим! ОДИНОКАЯ женщина, в активном поиске!!!– мать намеренно кричала во весь голос, на запредельно громких тонах. Словно кричала душа и взывала закоренелых холостяков к серьезным отношениям, вплоть до женитьбы. Весь двор, поголовно, от мала до велика, подхватил ушами истошные вопли одинокой матери и вышли посмотреть, что за сыр бор там устроили, в разгар рабочего дня.

–Ты всё усложняешь, впрочем, ничего нового!

Коренастый грузчик, южных кровей, с разбегу вскарабкался на фургон грузовика и поднял на руки фарфоровую вазу. Голубой сосуд, хоть и куплен на местном рынке за бесценок, однако мать относилась к вазе с трепетом, пылинки сдувала. Во-первых, она урвала вазу буквально за гроши, ну, а, во-вторых, продал декоративную безделушку, один весьма приятной наружности армянин. Битый час, они, ворковали у прилавка и ненавистно ругали внезапный скачок цен на гречку.

Южанин лихо сошёл на асфальт, потерял равновесие, подался вперёд и выронил драгоценную вазу. Некогда цельный фарфор разбился вдребезги, осколки разлетелись по щербатому асфальту, и казалось, что весь мир замер в ожидании ответа. Но ответ не заставил себя долго ждать.

–Ах ты! Паразит! Да я тебя в баранку сейчас согну. Паскуда! Ты до гроба мне ущерб будешь возмещать. Да я тебя! Да я на Вас всех в суд подам.– ругалась одинокая мать.

Южанин, в страхе быть убитым, взял руки в ноги и смылся на детскую площадку, встав подле песочницы.

–Слушайтэ, жэнщина! Успокойтэсь! Это же всего на всего ваза!– из последних сил южанин пытался угомонить озлобленную мать, но тщетно. Дама настроилась боевито, она тотчас ринулась на подлеца и взялась гонять неуклюжего южанина по двору. До тех пор, пока бедолага не скрылся за ближайшим поворотом. К концу погони, весь двор стоял на ушах, и юней, что минутой ранее морозил почки на холодном бордюре, закрыл красное от стыда лицо парой книг. Он стыдился родной матери… Сильно.

***

–Ну что сына, вот мы и заселились в новую квартиру. Чуть меньшей прежней. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.– мать разместилась на старых чемоданах, в то время, как родной сын, опора и надежда на светлое завтра, созерцал багряные огни вечернего заката.

мать разместилась на старых чемоданах, в то время, как родной сын, опора и надежда на светло завтра, точно созерцал багряные огни вечернего заката.

–Да… Не в обиде.– с умным видом ответил очкарик. В преддверье ночи, багряное солнце, скрыло личико за крышами соседних домов, и кромешная тьма опустилась на улицы города. Нечисть вылезла на поверхность, и лишь фонарные столбы оберегали жителей от внезапных встреч.

–Мне горестно видеть, как ты обращаешься с родной матерью. Не для того я тебя растила, чтобы ты меня стеснялся.

–На правду не обижаются.

Она вскочила на ноги, для пущей драматичности обронила на ковёр горькую слезу и стремглав покинула комнату. Кончиком пальца он поправил роговицу круглых очков и взором обвёл окрестности затхлого двора. Ровным счётом новая квартира, мало чем отличалась от прежней. Все те же лица, только в профиль…

Ровным счётом, все те же лица, только в профиль. Местная пьянь теснилась на лавках, потягивала папиросы и надеялась, что доблестный наряд, не упакует добрую душу в отрезвитель и оставит ржавые наручники при себе. Уличная шпана, как обычно промышляла ночными грабежами и находилась в поисках очередной добычи. Они прекрасно знали, что с алкашей брать не чего, их карманы пусты, а кошельков отродясь не видали.

Грубое слово, брошенное в адрес родной матери, очкарика не озаботило. Будь с ним отец, то он бы наверняка, прописал негодяю добротного леща, но отца поблизости не находилось. Нынче парень пребывал в полном одиночестве.

***

В то время, как бледноликая луна, взошла над городом, знойное солнце, прожигало жизнь на песчаных берегах необозримого моря. Сон не находил очкарика на протяжении часа. Мирно растянувшись на кровати, он по пояс окутался одеялом, запрокинул руки за голову и не сводил глаз с потолка. Быть может, наш очкарик и не был горазд таскать тяжести на собственном горбу, или в одиночку толкать старые Жигули, однако имя он носил великое, Август.

На момент, когда Августу стукнуло пятнадцать годков, всеми почитаемый Герман Цепелин, отец семейства, туго затянул на шее тонкую петлю и покончил жизнь самоубийством. Он, как сейчас, помнил тот злополучный вечер и жалкую гибель отца. Наступил октябрь месяц… Пора, когда неисправимые романтики, любители хорошей и не очень поэзии, до поры до времени оставляли прелые квартиры, и дружно наводняли плащами, зонтами и каблуками улицы города. Ранняя осень переливалась в золотых тонах и сгущала краски на голубом небосводе. От зари до зари косой дождь ритмично барабанил по окнам дома, без перерыва на обед и смывал с тротуаров уличную грязь.

Август цепко держал в руке чёрный зонт и ходко ступал вдоль набережной. Истёртые временем туфли, хлюпали по лужам, однако мокрая до основания обувь очкарика не тревожила. Август горел желанием поскорее добраться до дома и принять горячую ванну, да на пару часов забыть обо всём насущном.

Навстречу ему дул резкий порыв ледяного ветра, чёрный зонт непослушно качался из стороны в сторону, грозился улететь восвояси. Ох уж этот ветер, злился Август!!! Никакого покоя… И закатайте губу обратно… Я с зонтом так просто не расстанусь! Накось выкуси! Не на того нарвались! Август, стремглав пересек проезжую часть в неположенном месте и едва ли не угодил под колёса автомобиля. Водитель, преисполненный гневом, зубами вцепился за руль, вытаращил зенки и обругал очкарика крепким словом. Но Август и ухом не повёл, и глазом не моргнул, он был выше всех оскорблений, и не пристало ему, интеллигенту, вступать в перепалку с грубияном. Заметно ускорив шаг, Август свернул за угол и попал на родную улицу. Именно здесь он прожил всю свою сознательную жизнь.

Говорят, что осень, это пора измученных сердец, нераздельной любви и отчаянных самоубийц на краю моста, или крыше дома. Но когда Август вошёл в мрачный подъезд, он думал на порядок иначе и ехидно насмехался над завиральными идеями полнейших идиотов. Человек накладывает на себя руки, ввиду личной трагедии! И точка… Времена года здесь не причём. Что за вздор, негодовал Август и перелистывал в руках журнал заматерелой домохозяйки. ДА быть такого не может! Осень лишь косвенно может повлиять на гормоны человека, но никак не вынудить его свести счёты жизнью. Надо быть моей матерью, чтобы принять за чистую монету бредни сумасшедшего.

Он лёгким движением руки спустил хитроумный механизм и собрал чёрный зонт воедино. Август мерно шагал на второй этаж, следом на третий и четвёртый. Ледяная вода стекала ручьём, сухого места не осталось, он взмок до последней нитки, вплоть до трусов. Вот он оказался на пятом, родном этаже. Входная дверь на удивление, оказалась не запертой. Странно, подумал Август и с головой нырнул в обогретую теплом квартиру.

–Есть живые в доме.– искромётно пошутил Август.

Но в ответ лишь тишина навевала тоску и уныние.

–Чудеса в решете.– тяжело вздохнул Август и скинул с плеч клетчатое пальто.

Он сбросил с себя мокрые ботинки и прошёл вглубь прихожей. Первым делом, Август, понятно дело, заглянул на кухню, но и здесь, тишь, да гладь. Он встал напротив газовой плиты, раздобыл на полке коробок спичек «Атмосфера», чиркнул краешком о тёрку и породил на свет пламя. Август поставил чайник на плиту и ушёл прочь, в гостиную. До той поры, пока чайник не разразится свистом, у него в запасе имеется целых пять минут, чтобы выяснить, с чего вдруг входная дверь не заперта, а дома, ни души. И отец, мужчина в летах ,не сегодня, так завтра пенсионер, в это время дня, обычно дрыхнет на диване с пультом от телевизора в левой руке, правая занята журналом «Рыбный промысле». Но гостиная комната, на удивление пребывала в полном одиночестве. Пульт лежал на своём месте, нетронутым, и без умолку говорящий ящик молчал, словно рыба в воде.

Август не стал посещать свою комнату, поскольку знал, что кроме него, туда по доброй воле, мало кто решается войти. И раз так, подумал Август, то пойду-ка и наведаюсь в кабинет отца. И стоит добавить, что парень не прогадал. Но не того он ожидал увидеть за рабочим столом, среди кипы недописанных бумаг и вони кубинских сигар. Август, встретил отца в кабинете, но есть одна небольшая загвоздка – он повесился. Длинные ноги в прошлом футболиста, а ныне директора местного театра, безмятежно замерли в воздухе. Отец вытянулся во весь рост и занемог что ли… Два метра, некогда живой души, покоилось на хлюпкой петле. Казалось, что дно пробито и хуже быть, но Август ошибался… Сильно. Отец не нашёл в доме места удобнее рабочего кабинета и предпочёл повеситься на хрустальной люстре. Но потолок, да и сами опоры не в силах были сдюжить подобного рода груз. Первым делом, на два берега разошёлся потолок, и продольная щель, ударилась о стену. Шурупы, все до одного сорвались с потолка, и бедная люстра повисла на кабеле… Держалась на честном слове. И вслед за тем, понятно дело, кабель рвануло на две части, и мёртвое тело отца грохнулось на пол. Но к тому времени, Август упал в обморок и пластом валялся на ворсистом ковре. Чайник разразился свистом. Самое время гонять чаи!

Очнулся Август в карете скорой помощи. Он кулаком продрал сонные очи, разомкнул грузные веки и увидел напротив себя щетинистую морду.

–Живой?– спросил белый халат.

–Что со мной?

–Так помер ты! Братец… Вот везём твое тело в МОРГ.

В глазах тотчас же померкло, и по телу пробежал лёгкий холодок. Который раз Август теряет сознание и затылком бьётся обо что-то тяжёлое, например об изголовье больничной койки.

Как выяснилось позже, в квартире случился пожар, и Август чудом не угодил в самое пекло. Причиной возгорания стал чайник, свирепое пламя перекинулось на безобидную ткань полотенца и разошлось по всей кухне. К счастью, доблестный отряд пожарных подоспел точно в срок и укротил зловещее пламя ледяной водой. И кроме кухни, квартира в целом не пострадала, однако семья Цепелиных понесла весомые убытки. Пожар ударил по карману, и внезапная гибель отца омрачила быт, некогда дружного семейства.

Убитая горем, семья Цепелиных, в силу недавней трагедии была вынуждена упаковать чемоданы и съехать на обочину мира сего – на даче к деду по материнской линии. Августу пришлось по нраву обитать в двухэтажном особняке, пить на заре парное молоко и ходить с дедом на охоту. Однако мать, нынче вдова Цепелина, не горела особым желанием, в одиночку вести хозяйство и прозябать лучшие годы на задворках цивилизации. Редкие вылазки на свет за продуктами, дразнили мать Августа и сладостно манили одинокую женщину в водоворот страстей человеческих. Последствия пожара, устранили в два счёта, однако Цепелины не рвались обратно в отчий дом, где недавно свёл счёты с жизнь отец семейства.

В кратчайшие сроки, мать влезла в долговую яму, продала за бесценок отцовскую квартиру, чем навлекла на себя гнев со стороны Августа и приобрела скудное жилье в побитой временем хрущёвке.

Ни сам Август, ни его мать, толком понятия не имели, с каких вдруг щей зрелый мужчина полез в петлю и оставил родных без единого гроша за душой, сделав их нищими. Врачи безумолку вторили, что виной тому якобы всемогущий кризис среднего возраста и клиническая боязнь отца состариться… Видите ли, пенсия его до смерти запугала. Но твёрдого в своих убеждениях Августа, жалкие врачеватели не убедили. Он прекрасно знал, что белые халаты нагло врут своим пациентам прямо в глаза. Их можно понять… Докторам, ведь нет дела, до покойников, у врачей живых выше крыши. Так на кой им спрашивается, тревожить себя понапрасну.

Герман Цепелин пережил на своём веку многих, ему не раз приходилось терпеть полный крах, как душевный, так и финансовый. Августу не верилось, что кризис среднего возраста свёл в могилу крепкого мужика в расцвете сил. На отца, полагал Август, повлияло множество событий, в том числе крайне сварливая жена. Днями напролёт она сверлила мужу мозги по всякому поводу, то он ей давно не дарил, то он, видите ли, семье мало внимания уделяет. Быть может именно по этой причине, Август плевал на мать с высокой колокольни. Не то чтобы он виним в смерти отца именно мать, он и сам далеко не образец послушного сына. Да… Бывало они с отцом вступали в в перебранку, но жили дружно и не капали на мозги по сущим пустякам.

Герман Цепелин был образцовым семьянином и налево не ходил, и на жён чужих не засматривался. Вот будь у отца любовница, рассуждал Август, то он бы наверняка нашёл повод не кончать жизнь самоубийством. Но отец и близко не допускал возможности, сходить разок другой налево, подцепить приятную женщину и обзавестись романом на стороне. Во-первых, финансы не позволяли, во-вторых, он убеждённый однолюб. Раз полюбил, то на веки вечные, до гроба.

Однако сам Август не слишком верил в любовь до последнего воздыхания, как и в любовь с первого взгляда. Он полагал, что искра непорочной любви возгорается с течением времени и на первых порах есть лишь симпатия, в лице эмбриона. Следом симпатия плавно перетекает в нечто большее, обрастает доверием и на свет рождается неподдельная любовь. Однако бытовые ссоры, а они будут, уж поверьте мне, без особых усилий могут положить конец долгим отношениям. И ежели на свете, бытует исключение из правил, то значит в мире, есть и само правило, где разлука и любовь, подменяют друг друга на страстном поприще.

Глава 4

Держу на расстоянии

Ото сна Витасий отпрянул с утреца пораньше и полон сил, он надумал сделать квартирный обход. Страх впасть в глубокую спячку, отныне его не беспокоил, новые хозяева, привнесли в квартиру уют, а значит, жизнь вернулась в прежнее русло. Дрожь в коленях пошла на убыль, ступал Витасий спокойно, за стены не держался, шёл себе, да притопывал. Правда, фикус добрый друг, заметно пожух, но жизнь в цветке теплится и есть надежда полагать, что Витасик спасёт растения от возможной гибели. Он втихомолку, пока новые хозяева дают лихого храпака, увлажнил хрупкие листья и окатил сухую почву желанной водой. Воды оказалось слишком много и помимо горшка, Витасик залил водой подоконник. И одно другому не мешает, правда, хозяева ругаться будут, да и не поймут они, наверное, откуда на подоконник вода.

Витасик крайне гостеприимен, и как любое другое разумное существо, нуждается в общении с людьми. Не вечно же ему с цветами дружбу водить! И он не привык дерзать опрометчиво и прыгать с места в карьер. Витасик не стал с ходу нападать на хозяев и шокировать их своим присутствием. Подобного радо затея не сулит ничего хорошего и Витасик это понимал.

Витасий дружелюбен во многих отношениях, но он не привык дерзать опрометчиво. Он, будучи осторожным, не стал нападать на хозяев, прыгая с места в карьер, подобная идея не сулит ничего хорошего и Витасий это понимал. Он, как правило, заходит издалека, старается держать людей на расстоянии вытянутой руки, мало ли чего им в голову взбредёт. И уже тем более, Витасий научен горьким опытом, и он не намерен повторять ошибки прошлых лет. Ему сполна хватило сердечного приступа, он и по сей день корит себя за ту оплошность. Старая история, пустила седую бороду и былью поросла, но Витасик не забыл тот злополучный вечер. И он не стал тянуть резину понапрасну и решил помочь хозяину с чемоданами. И каково было хозяину, застать на пороге дома малыша… Косматое, пучеглазое нечто! Он широко разинул пасть, аж челюсть хрустнула, вытаращил зенки и синий чемодан с гротом шлёпнулся наземь. Двумя руками, он что есть мочи, схватился за шальное сердечко, ахнул, охнул, всем телом подался назад и выпал на лестничную клетку. С тех самых пор, пугливый хозяин, в квартире, не появлялся, а Витасик взял в личное пользование одно мудрое правило – сперва думай о возможных последствиях, и лишь затем пугай хозяев.

Хозяева обождут. Сперва, Витасик должен наведаться в квартиру профессора Круглова и застать там женщину. Плевать какую, главное, что она должна плодоносить, иначе быть не может. Настала пора, детей заводить, а он до сих пор видный холостяк. С детьми Витасик ладил на ура, он часами напролёт мог стоять напротив кроватки, любоваться бледноликим младенцем и напевать мотивы детских песен. Тут уж ничего не попишешь, природа у Витасика такая, детей любить.

Обход дело нужно, но редкое. Не каждый день Витасик шастает по квартирам и делает в голове беглые заметки. С ума сойти можно! 80 квартир на четыре подъезда. Дело в том, что дни пока Витасик пробыл в коматозном состоянии, могли преподнести уйму сюрпризов, вплоть до женитьбы или внепланового переезда. Однако жизнь в хрущёвке, стояла на одном месте, ни шелохнувшись, и считала дни, когда Витасика вернётся в строй. Ровным счётом ничего не изменилось, по меньшей мере,Круглов, как был холост, так им и оставался. Женщиной в квартире профессора и близко не пахло, вот машинным масло, это запросто, а изящными духами, нет.

Спорить не стану, изменения были, правда, незначительных масштабов. Взять, например, третий подъезд, там уличная шпана, белой краской оставила на стене надпись: «Валера гад, верни наши деньги!». Похожих граждан, Витасий нарекал первобытными дикарями. Только полному дикарю, взбредёт на ум, заняться наскальной живописью. Руки им оторвать мало, гневился Витасий, найду гадов, три шкуры с них спущу, буду знать, как личное имущество портить своими пакостями.

И что это, в конце концов, значило, верни деньги, Витасику ранее не приходилось иметь дел с ростовщиками и коллекторами. И к тому же сам виноват, раз пошёл на поводу у патологического лжеца.

сам виноват, что пошёл на поводу у лжеца. Нельзя быть наивным добряком, иначе сожрут гады и губами причмокнут. Человек обязать платить по долгам, в противном случае, полагаться на него впредь, ни одна душа не станет. Раз дал слово, то исполняй, будь человеком чести. Лжецов, их видно невооружённым глазом, на воре и шапка горит. Ну, а ежели тебя терзают сомнения, то сперва, наведи мосты и убедись в порядочности, того или иного человека. Держи уши востро, да чтоб глаз не дремал. Времена нынче такие, чуть вздремнёшь, пиши, пропало, обдерут до последней нитки. Совсем отчаялся Витасий в новом поколении, кругом обман, да ложь, куда ни ступи.

Квартирный обход задался на славу, кроме наскальной живописи, в доме ничего серьёзного не стряслось. Лишь сигаретные окурки, томно холмились на подоконнике, а в остальном, всё, как прежде. Сегодня ночью Витасий уснёт с чистой совестью, беременных нынче в доме нет, а квартиры в целости и сохранности. Немногим, но Витасик напоминает пчеловода, от зари до зари снуёт по пасеке, пристально следит за сотами и оберегает улья от возможной угрозы.

Вопрос с сигаретными окурками, и поныне оставался на повестке дня. Витасик малость полелеял мыслёй и кабанчиком метнулся в соседнюю квартиру. Он позаимствовал у хозяев совочек, ершистую метёлку и консервную банку, содержимое пришлось в унитаз, а иначе не надо в подъездах бардак разводить. Витасий сгрёб в одну кучу белёсый пепел, поставил на подоконник опустошённую банку и вывалил мусор в самодельную пепельницу. Он остался доволен проделанной работой, но сам факт горы пепла на подоконниках, не давал ему покоя. До какой степени надо быть безответственным человеком, чтобы стряхнуть пепел на чистый подоконник. Да что там подоконник, помнится мне, Витасий оставил в подъезде кактус, и что Вы думаете? Не прошло и года, как жители дома, одним словом свиньи, употребили цветок в личных целях. Кактус должен был задать тон всему подъезду, а в итоге что..? Не горшок, а сплошная пепельница. Некогда плодородный чернозём, стал непригоден для дальнейшего пользования, а сигареты, пепел и фантики, нашли новое пристанище, в виде цветочного горшка. Кактус пребывал на грани жизни и смерти, не сегодня, так завтра, выпадут последние иголки и от прелестного создания, останется лишь пепел под ногами, да сигаретные бычки. Дело пахнет жареным, не убери он горшок на родное место, то люди бы наверняка погубили растение. Впредь Витасий, оберегал цветы от непутёвых граждан. Не делай добра, не получишь и зла. Кактус тому наглядный пример.

Нутром чую, что пепел стряхнул ни кто иной, как господин Штрубель, приземистый и довольно-таки высокомерный гражданин, в двух словах ворчливая карга. Всё-то ему не нравится, то полы слишком грязные, то потолки слишком высокие, подчас казалось, что ему не угодишь. На моей памяти господин Штрубель улыбнулся лишь однажды, и случилось это вот как…

***

От отца господин Штрубель перенял лишь две вещи – проплешину на затылке и антикварную лавку в центре города. В тот день Штрубель, как обычно возвращался с работы поздним вечером. В принципе у него был свободный график, но спуску себе он не давал, раз ты владелец, то будь добр, не отлынивай от обязанностей. Кстати, на днях господин Штрубель обзавёлся машиной, ибо негоже ему владельцу антикварной лавки в ЦЕНТРЕ города, щеголять на своих двоих и быть вечным пешеходом. Штрубель тщательно оберегал новую машину от внезапных повреждений, однако в тот вечер, горе-водитель гнал стального коня на всех парах, в надежде опередить ненавистного им соседа и успеть занять место на парковке. Но не тут-то было, сосед оставил своего злопыхателя с носом! Он припарковал ржавую громадину, занял паразит два места, и господину Штрубелю ничего более не оставалось, кроме как, отнять у пешеходов часть тротуара, тем самым нарушить, ряд дорожных правил.

Сосед не стал подниматься домой, он желал вдоволь насытиться победой и позлорадствовать над господином Штрубелем. С банкой пива руках, он вытянул ноги на скамейке и отпускал в адрес проигравшего колкие шуточки. Господин Штрубель, с понурым видом, прошёл мимо злостного соседа и не обратил на того и толики внимания. Слишком жирно будет, тратить на такого мерзавца личное время, гневился господин Штрубель. Эх, зря он остановился на красный свет, надо было гнать вовсю прыть, но не дать этому мерзавцу парковочное место.

–Разойдись! Щас-с, как пну!– кричала детвора на футбольном поле. Долговязый парень исполнял штрафной и взял для разгона слишком большое расстояние. Понимаете ли, господин Штрубель, будучи ребёнком, часто пропадал на футбольном поле, однако стать футболистом ему так и не удалось, травма, коленной чашечки, помешала воплотить детские фантазии в реальность.

Парень встал в стойку, наметил цель, разогнался и со всей дури пнул круглый мяч в сторону парковочных мест. Долговязый парень, то ли силу не рассчитал, то ли от рождения косил на оба глаза, но мяч настиг иную цель – лобовое стекло того самого соседа. Удар был до того мощным и хлёстким, что на стекле осталась зиять приличных масштабов трещина.

Господин Штрубель разразился диким хохотом, а злостный сосед пришёл в бешенство. Он бросил взгляд на крыльцо, но от того и след простыл. Господин Штрубель хохотал, все четыре этажа, вплоть до входной двери.

***

Витасий не вступал в контакт с господином Штрубелем, он объяснял это тем, что тот ну уж слишком неприятен в общении. Врождённая неприязнь, коренилась в Штрубеле с малых лет и давала Витасику понять, что с этим парнем дел лучше не иметь. В то время как ровесники лепили куличи в песочниках и гоняли по крышам голубей, господин Штрубель предпочитал друзьям себя любимого. Детвора обзывала его жадным скупердяем, однако, сам Штрубель не соглашался с прозвищем великий и неповторимый жмот, он нарекал себя – в меру экономным человеком. Невзлюбил его Витасик, всеми фибрами своей широченной душонки, со дня переезда, он поглядывал на господина Штрубеля косо и квартиру старался обходить стороной.

Появился господин Штрубель в доме с незапамятных времён, годков десять назад, но с соседями поладить, так и не сумел. Женщины ему не хватает, полагал Витасий, за те десять лет, что Штрубель обитал в крохотной норе, он не припомнит дня, когда в квартиру ступала изящная ножка властной женщины.

Если на чистоту, то Витасик мало с кем вступал в контакт, а в круг общения входили только избранные люди, чьи нервы достаточно крепки, а на месте сердца, вживлён механизм швейцарских часов.

***

Распорядок дня у Витасика был до жути однообразен, изо дня в день, он исполнял монотонную работу, бродил по квартирам, устранял разладицу и бросал все силы на борьбу с грызунами. На сегодняшний день, именно мыши, главный враг человека, стоит дать слабинку, как полчище хвостатых вредителей, увидят свет комнатных огней и начнут вершить полное бесчинство. Витасик не был хорошего мнения о мышах, на протяжении полутора лет, он держит натиск и не даёт вредителям прибрать к лапкам громадный дом, обустроить здесь гнездо, куда будут стекаться все мыши города.

Есть вероятность, что грызуны, обосновались именно в подвале дома, иначе трудно объяснить, откуда коварные мыши черпают силы на дальнейшие вылазки. Однако боязнь темноты, вкупе с глубинным страхом застать в сумрачной ночи длиннорукое нечто, ни на шаг не подпускала Витасика к мрачному подвалу. Потому он боролся с угрозой извне, хотя корень всех бед, утекал глубоко под землю, где впотьмах притаилось оно. Нагрянет день и Витасик обязательно наберётся мужества и отваги, но до тех пор он вынужден держать осаду и не позволять мышам запускать лапы в чужую квартиру.

Но помимо мышей у Витасика были иные хлопоты, за примером далеко ходить не надо, у него под боком сидит наглядный образец немощности – одинокая старушка, Любовь Никитишна Московская, человек старой закалки, но доброй души. Знает ли Любовь Никитишна, Витасика в лицо? Не думаю. Она женщина незрячая, инвалид, стакан воды налить не в состоянии, куда ей до Витасика. Ой…! Внучок мой любимый пришёл, сколько лет, сколько зим, прошло с нашей встречи, твердила старушка. Но сам Витасик понятия не имел, есть ли у Любовь Никитишны внук, однако со своей ролью он справлялся весьма недурственно. Раздобыть буханку ржаного? Да не вопрос, у соседей чуток позаимствует, у хозяев не убудет, а старушке приятно. Массировать ступни он не любил, однако Любовь Никитишна настояла на своём: «Ты внук мне, или кто?». Витасий покорно согласился и приступил массировать грубые ноги, чего не сделаешь, ради незнакомой бабушки. Не отказывать же ей в услуге.

В недалёком прошлом Любовь Никитишна, усердно несла бремя директрисы в местной школе. Отдав любимой работе лучшие годы своей жизни, Любовь Никитишна Московская, от звонка до звонка, держала в страхе всю школу. А она между прочим, в молодости стремилась стать балериной, театральным работником и быть на шаг ближе к искусству, но увы… Не сложилось. Автокатастрофа на трассе, поставила крест на карьере будущей балерины. Легковой автомобиль, на полной скорости, вылетел прямо в кювет, трижды перевернулся, краем кузова сшиб упреждающий знак на обочине и как итог, перелом коленной чашечки. Кость буквально раздробило на части, однако год реабилитации и она снова на ногах, правда, театральная жизнь, у Любовь Никитишны, не задалась.

Из дому Любовь Никитишна, ни ногой, днями напролёт, она сидела напротив ящика и краем уха слушала телевизионные передачи, впрочем, как и сегодня. В квартиру Витасик ступил осторожно, в прошлый раз, он невольно напугал старушку до полусмерти и впредь старался не шуметь понапрасну. Пугать людей в почтенном возрасте всегда чревато последствиями, иначе один неверный шаг и здравствуй больничная палата, мандарины и шунтирование сердца. Хоть Витасию и становилось не по себе от одной мысли повторить массаж ступней, усердно вминать затверделую корку на пятках, ласково перебирать в ладонях мозолистые пальцы, вдыхать ноздрями прелый запах немытых ног, однако он не желал Любовь Никитишне увидеть больничную койку.

В квартире усиленно пахло старостью, и ни одна роза не в силах перебить гнетущий запах пережитка прошлого. Благоухание растений, тут не при делах, в квартире явная нехватка новизны. Советские обои, линолеум эпохи Палеозоя, пузатый телевизор, ковёр на стене, ну и главный атрибут минувших лет, чехословацкая стенка, вот же чудо воплоти, страны и в помине нет, а стена стоит и не жалуется, не то что, чехи со словаками в 93-м.

Стенку Витасик обходит стороной, но неспроста, Любовь Никитишна не подпускает, иначе следы останутся. Годом ранее Витасик отважился ощупать руками своего ровесника, но тотчас пожалел о содеянном. Старуха подняла ор на всю квартиру и дала ясно понять, что с ней шутки плохи: «Ежели кто, стенку мою тронет! Тому руки я оторву и волкам скормлю. Мало не покажется». Она хоть и слепа на оба глаза, но слух у Любовь Никитишны будь здоров, чихнёшь ненароком, за версту учует.

Витасик дал чехословацкой стенке шутливое прозвище – домашний музей. Смотреть можно, трогать нельзя. А сколько посуды хранилось в недрах той стены, уму разуму непостижимо. Но всё же пила Любовь Никитишна, исключительно из кружек, к хрустальной посуде, она не прикасалась, словом антикварная лавка.

–Николя, это ты?– хрипатым голосом разразилась Любовь Никитишна.

Почему именно Николя, задавался вопросом Витасик, быть может, у неё и впрямь есть внук со схожим именем.

–Да, бабуль, здравствуй.– ответил Витасик.

Как она меня учуяла, негодовал Витасик, не женщина, а слуховой аппарат.

–Разлюбил ты бабушку родную? Да!? Вон оно как получается…

–Да брось ты бабуль. Люблю я тебя.

–Был у меня в школе ученик один, проказник сущей воды. Помнится мне, стряслась беда, кто-то из учеников, насобирал в лесу змей, притащил их в школу и на перемене устроил переполох масштабов вселенной. Но всё обошлось, к счастью… Змеи яд не выделяли, и на учеников не бросались, вполне себе безобидные существ, но жуть до чего мерзкие. И что ты думаешь, эти змеи, разбрелись по школе и столько шуму наделали, пришлось уроки отменять. Мальчуганы-то ладно, им всё нипочём, а девки, юбки задрали и давай по школе носиться, орать, что, мол, змеи ядовитые. Захожу, я значит, обратно в класс, а там змея ползёт мне навстречу, а ученики, поголовно все на партах. А ну-ка по местам, кричу я на этих бестолочей, а они ни в какую. Ни одна душа не шелохнулась, смотрели на мои ноги, как заворожённые. Змея, дружно крикнули ученики. Да, я вижу, что не собака. Поднимая я змею, и ухожу прочь из класса. С тех самых пор, меня величали, укротительницей змей.

–А проказник попался?

–Как миленький… Наутро, трудовик притащил негодяя за уши. Я ему говорю, мол, ты ужей подбросил? А он мне, честно слово, не моих рук дело проказа. А я ему в ответ, будешь лгать, рот намылю. Только попробуйте, я на Вас жалобу накатаю. Права сопля зелёная, качать начал. У самого молоко на губах не обсохло, а он, видите ли, о правах заговорил. Я ему сразу сказала, а кто тебе давал право, змей в школе выпускать. А он зенки в пол, стыдно стало. Так ты или нет? Спросила я. Нет, ответил он мне.

–И что дальше?

–А дальше, я взяла кусок мыла и на пару с трудовиком, вымыла негодяю рот, отхлестала ремнём и родителей в школу пригласила. Ходил потом, как шёлковый, на всех субботниках появлялся, ни одного мероприятия школьного не пропустил. Можно сказать, я из будущего бандюгана, человека воспитала. Пускай и кнутом, а не пряником.

–Суровая ты, конечно, женщина.

–С детьми только так, иначе неженками вырастут. Я и тебя порола, и отца твоего, и деда, никому спуску не давала.

–И меня тоже?

–А как же. Тебя хлебом не корми, дай набедокурить. С нежных лет, я приучала тебя к ответственности. Домой поздно вернулся, будь добр, в угол, или ремнём по филейной части. Я держала Вас в ежовых рукавицах. Помню, я тебя из шланга ледяной водой окатила. Ты яблоки у соседки повадился воровать. Она пожаловалась на тебя, мол, ты воровством занялся. И что мне оставалось делать, надо было тебя хорошенько проучить. Сперва яблоки, а потом что? В квартиру чужую влезешь? Нет… Бандитов, мне в доме не хватало. Обиделся, ты на меня, правда. Неделями не разговаривал. Но ничего, зато какого гражданина я воспитала, умного, честного, порядочного во всех смыслах. Тебе бы невесту в довесок найти и правнуков мне родить.

Знакомство Витасика с Любовь Никитишной, случилось при весьма интересных обстоятельствах.

***

Знакомство

В то утро Витасик понял, что он всем сердцем жаждет наводнить полости рта молоком, смочить пересохшее горло, вдоволь насытить урчащий желудок влагой и набить порожнее пузо до самого отказа. Он только и делал, что с самого утра сновал по квартирам и находился в поисках гранёного стакан, чайной кружки, тарелки, либо блюдца, первое, что попадётся на руку и плевать чего именно, хоть вазу, но главное полную до краёв молока. В холодильники Витасик заглянуть не решался, он воровством не промышляет, и наживаться на хозяев дома, не в его правилах. Безусловно, подчас Витасик, нет, да закрывал глаза на многое и отворял настежь дверцы холодильников, да брал еду первой необходимости, колбасу там, творог, или котлет, но исключительно для благих намерений. Кота накормить там, собаку или программисту со второго этажа подбросить, в противном случае, не за горами тот день, когда горе-компьютерщик загнётся от химикатов и прочей дряни.

С животными дела обстоят на порядок хуже, не все жильцы считают должным накормить домашнего питомца, и зачастую топают на работу, позабыв, о самом главном – о живом существе. И Витасик, по доброте душевной, не давал котам и собакам помереть с голоду.

Больше всего на свете Витасик обожал молоко, покупное, или коровье, не столь важно, главное, что на вкус и цвет, оно просто обязано отвечать установленным стандартам – белый, как снежная метелица ранним утром и слаще сахара. Дай ему волю, то он запросто, в один присест опустошит до дна пять галлонов отборного во всех смыслах молочка.

Сперва Витасик, ненароком набрёл в обиталище художника Яна Микуленко, хотя в глубине души, он понимал, что молока у него отродясь не водилось. Он вдоль и поперёк обшарил напрочь лишённую порядка кухню, заглянул в полупустые чашки и пришёл в отчаянье. Недопитый чай и мёрзлая до основания сталь немытых ложек, вогнала Витасика в уныние. Всю сущность кухни Яна Микуленко можно растолковать в одной фразе – Жалкое зрелище. Немытая посуда, это куда меньше половины всех бед. Кажется, что Ян насовсем позабыл о чистоте. Оно и понятно, человек, как-никак, от зари до зари пашет в три погибели на благо искусства, даёт надежду, что не всё в этом мире потеряно. Тут, как ни крути, но на чистоту и порядок времени не напасёшься.

Витасик отчаянно махнул на художника рукой и ушёл восвояси, искать молоко. Белое, сочное и слаще сахара, он усердно перебирал в голове аппетитные слова и дразнил желудок мыслями о еде. От безысходности, Витасик посетил ненавистную им квартиру господина Штрубеля, но кажется тот, кроме хмельного пива, ничего более не употребляет. Странный он человек, конура Штрубеля пугала Витасика и теперь понятно, отчего вдруг он и поныне остаётся закоренелым холостяком. Думаю, что ни одна женщина, не станет водиться с неряхой, тем более ступать в логово последнего холостяка.

И тогда Витасик по воле случая, набрёл на квартиру Любовь Никитишны. К старухе в те дни, он относился терпимо, живёт, да и ладно. Витасик осторожно шагнул на кухню, старуха может и незрячая, однако меры предосторожности никто не отменял. Тише воды, ниже травы, он вскарабкался на стул и приметил, что ножка стола, малость ходит ходуном, словно намеревается сбежать куда подальше. По этой причине, Витасик молча, выдернул кусок свежей газеты «Городские новости», сложил лист бумаги вчетверо, слегка приподнял стол и протиснул под ножку самодельную подкладку. Стол чист, как поцелуй младенца, ни кружек, ни тарелок, сплошная скатерть и первозданная белизна. Солонка, да перечница, в форме пышных мухоморов, салфетница, разделочная доска, скопом кучковались на закромке скатерти возле стены и пребывали в полном одиночестве.

Кружки, чашки и стаканы аккуратно разложены в шкафу, тарелки сохнут подле умывальника, столовые приборы спрятаны в укромном месте, подальше от домушников. Молока у Любовь Никитишны, надо полагать, не водилось. Витасик преисполненный отчаяньем, надумал развернуться спиной и отчалить в соседнюю квартиру, как на подоконнике он обнаружил весьма занимательную находку – стакан.

Ну, была не была, Витасик соскочил со стола на подоконник и… О чудо!!! Молоко!!! Девственной чистоты напиток, всё это время мерз на подоконнике у окна. Усилия Витасия не были напрасны, он в два счёта опустошил стакан до дна и тщательно облизал молочные губы.

Он посчитал нужным помыть стакан, тем самым облегчить ношу полуслепой старухе, оно, как-никак угостила его молоком. Но подлый ковёр, надо думать, с самого утра, ждал момент, когда, наивная душа, запнётся на ровном месте и размозжит упругую губу в кровь. Витасик носом пропахал грубый ворс и оставил позади себя глубокую рытвину. К счастью, падение обошлось без трагедий, нос цел, губа в порядке, крови не было, разве что осколки мирно распластались на ковре. В общих чертах, смею заявить, что полгоря не горя, могло быть и хуже. Например, осколки битого стекла, некогда цельной чашки, в два счёта могли пронзить крохотную ладонь Витасик и обагрить руки кровью.

–Николя!!!– голосила вовсю Любовь Никитишна.– Это ты!?

–Да.– с дуру ляпнул Витасик.

Он и по сей день не до конца понимал, на кой чёрт его дёрнуло, отвечать Любовь Никитишне взаимностью.

Он и сам до конца не понимает, что за муха его тогда покусала

на кой его дёрнуло, отвечать Любовь Никитишне взаимностью. Молчал бы себе в тряпочку, да помалкивал и о массажах ступней, вспоминал, как о страшном сне. Всё случилось в мгновение ока, Витасик оглянуться не успел, как рот в самоволку сложил воедино две простые буквы – ДА. Но нет бы, ему дать лихого драпу, да смыться с глаз долой, он в довесок ко всему надумал проведать старушку.

–Пойди ко мне непутёвый ты остолоп!– кричать во весь рот Любовь Никитишна.

–Уже иду.– подчинился Витасик и ушёл в гостиную.

И речи быть не может, что дерзал он подсознательно и полный отчёт своим поступкам не давал. Витасик невольно шагнул ей навстречу и протянул одинокой бабушке руку помощи. Он хотел помочь Любовь Никитишне скрасить ей томное одиночество. И надо статься, что внимание он старухе оказал в знал благодарности за чрезмерное великодушие. Любовь Никитишна, пожилая женщина, не поскупилась на стакан молока, хотя имела полное право оставить без внимания малыша Витасика. Она угостила гостя молоком не из корыстных побуждений, и Витасик обязан был отблагодарить Любовь Никитишну, не дав ей помереть со скуки.

***

Открывать завесу тайн Витасик ни в коем случае не собирался. Он навещал старушку на протяжении года и не перестанет навещать Любовь Никитишну Московскую до самой ей кончины… Пока люди в халатах не вынесут тело одинокой старушки вперёд ногами. И не подай он тогда руку помощи, то в одночасье бы перечеркнул все дальнейшие заботы. Но вежливость и понятие чести, держали Витасика в узде. По этой причине массаж ступней стал неотъемлемой частью его однообразных будней.

Любого человека, определяют, совершённые им деяния. И ежели судить человека, не по словам, а по его делам, то ставится предельно ясно, с каких это щей родня Любовь Никитишны покинула отчий дом и на протяжении многих лет боялась сунуть нос в квартиру той чокнутой старушенции. Все они, то бишь родня жила по принципу – не попадайся на глаза сумасбродной старухи. Живее будешь!

Чрезмерная сварливость и суровый нрав, доведут до белого каления кого угодно и родня Любовь Никитишны тому в пример. Нет… Они не бросали старушку на произвол судьбе, они просто напросто сбежали. Все до одного, кроме мужа Любовь Никитишны.

Геворга Палыча, в могилу свела не старость, а родная жёнушка. С утра до ночи она капала бедняжке на мозги и как итог, сердечный приступ. Отмучился старый хитрец! И если при жизни, Любовь Никитишна крыла родного мужа крепким матом, то после кончины Геворга Палыча, она запела куда иначе. Одинокая вдова не упускала случая помянуть любимого добрым словом и отблагодарить Палыча за хорошо проведённые годы в крепком замужестве.

Глава 5

Неудачное знакомство

Покончив, с массажем ступней, Витасик трижды вымыл руки с мылом, докрасна обтёр влажные ладони грубым полотенцем и вернулся обратно в квартиру. Отчий дом, находился в частичном запустении, лишь осенний ветер сновал из комнаты в комнату и разносил лёгкий сквозняк. Хозяева, вероятно на работе, либо осматривают местные достопримечательности. Витасик понятия не имел, какие именно, но он верил, что достопримечательности в городе имеются.

Витасик взобрался на подоконник, облокотился спиной о мёрзлую стену и принялся изучать скудное убранство знакомого двора. Он подолгу мог вот так, сидеть у окна и любоваться пейзажами серых хрущёвок, серых людей и серой дороги. Настала осень и город утратил зелёные тона, вся подноготная всплыла на поверхность, улицы помрачнели, люди приуныли, а золотая пора сошла на нет, и грянула холодная зима, время серых красок и беспросветной тоски.

Люди всецело осунулись, надёжно спрятали красные носы в вязаных шарфах, заточили горячее тело в массивные пуховики, страшились поднять глаза на свинцовое небо и прийти в полное отчаянье. Зимой жители города, впадают в глубокую спячку, словом косолапые медведи, телом они всё же бодры, но вод душа, напрочь скована ледяными оковами.

В отличие от зимы, жаркое лето привносит на улицы города зелёную палитру цветов, делает мир ярче и смывает тёплыми дождями всю скуку с улиц густонаселённого города. Некогда мрачные люди, скидывают с плеч покров минорного настроения и толпами наводняют улицы, дворы, рестораны, прячут, куда подальше ненавистные пуховики, вязаные свитера и многопудовые ботинки, отныне не препятствуют лёгкой и непринуждённой ходьбе. На смену зимней одёжке, приходят летние сарафаны, рубашки и туфли. Лёгкость бытия присутствует во всём, не то, что зимой.

Витасик, как и прежде созерцал окрестности двора и вгонял себя в уныние. Однако Август нагрянул, словно гром средь бела дня.

***

С журналом в руках, Август, неспешно вошёл в комнату и поначалу не обратил внимания на крошечное нечто у окна, впрочем, как и Витасик. Оба с головой, нырнули в размышления, Витасик рассуждало о людской натуре, а очкарик Август усердно штудировал еженедельный выпуск журнала «Композитные миры». От Августа усиленно несло горячей ванной и хозяйственным мылом, капельки тёплой воды вперемешку с пеной юрко сбегались по впалым щекам, кучерявые волосы торчали лохмотьями. Он буквально валился с ног, но ложиться на боковую не торопился, поспать он всегда успеет, а вот начитаться всласть, подобный случай выпадает редко. То матери подсобить надо, то в магазин сбегать жизненно необходимо, с позволения сказать, дел непаханое поле.

Но стоило ему приземлиться кровать, скрипнуть пружинами и оторвать взгляд от «Композитных миров», как мир перед глазами заиграл иными глазками. Их взгляды слились воедино, и в комнате наступила гнетущая тишина. Глянцевый журнал с шестерёнками на обложке, тотчас выскользнул из цепких лап и с грохотом шлёпнулся на пол. Оторопь взяла своё, что один, что другой, потеряли дар речи, языки проглотили, да как Вам будет угодно. Ноги оцепенели, стали ватными, дрожь прояснилась в коленях.

Август осторожно потянулся к ногам, снял левый тапок, правом глазом наметил цель и в мгновение ока запустил в Витасика обувью. Малыш с предельной лёгкость бравировал атаку, ему и не такого рода нападки отражать приходилось. Витасик соскочил на пол и попытался было угомонить юношу, но увы… Август не поддавался уговорам.

С босой ногой, он точно пробка от шампанского, выскочил на кухню и судорожно взялся открывать дверцы шкафчиков. Посуда гремела, тарелки с треском валились на пол, Август обеими руками схватил рукоять чугунной сковороды и помчался обратно в комнату. В это время, Витасик усиленно приводил себя в порядок, прилизал волосы, затянул потуже ширинку, в общих чертах сделался первым красавцем на деревне. Тут уж ничего не попишешь – новый хозяин, новые правила.

Однако Август видимо, не оценил старания Витасика и к внешности отнёсся халатно, ему куда важнее знать, кто он и какова его миссия на земле. Он боевито ринулся в атаку и обрушился на бедолагу нещадными ударами. Однако Витасик тотчас взлетел на подоконник и кроме линолеума, ни одна душе не пострадала. Август, в страхе получить ответный удар, продолжил махать из стороны в сторону чугунной сковородой, и следующий удар, пришёлся точно мимо цели, под горячую руку на сей раз попал подоконник. Глубокая вмятина осталась зиять на полу, и тогда Витасик взобрался на шкаф, тут он его, однозначно не достанет.

Август подскочил к книжной полке, набрал охапку книг и стал швыряться в гада источником знаний.

–Уважаемый, давайте отложим на время все ссоры, и перестанем причинять друг другу боль.– говорил Витасик.

Но Август напрочь оглох и не намеревался вступать в контакт с иноземным существом. Книги летели одна за другой, он швырялся ими вовсю прыть, вкладывал в бросок не дюжую силе. Русская классика изящно мотыляла по комнате, Пушкин, Лермонтов и Толстой, корифеи отечественной литературы их рукописи нещадно бились о стены, вот взмыла над кроватью зарубежная проза, в лице Джека Лондона и вскоре Август нащупал словарь Ожегова.

Многопудовая книга, словно метательное ядро, взмыла над комнатой, обогнула люстру, со свистом пронеслась мимо ушей Витасика, и слегка пробив гипсокартон, она уверенно вошла в стену. Витасик оглядел словарь с ног до головы, прикинул в уме масштабы увесистой книги и на секунду представил, что под удар могла попасть косматая голова.

–Ну ты и зверь… парень… С тобой, очевидно, шутки плохи. Нет, если у тебя каждый разговор начинается похожим образом, то ты скажи, я всё пойму. Просто… Возьми ты чуток правее и соскребал бы я сейчас кровавые ошмётки со стены.

–Ты кто такой будешь!? А!? С какой планеты!?– Август неспешно дал задний ход, он стиснул в кулаках стальную линейку и надеялся дать незнакомцу отпор, если же он, косматое нечто, удумает вступить с ним в схватку.

–Ты чего? Умом тронулся, что ли!? Витасик я, живу здёсь, пёс знает, сколько лет…– Витасик осторожно лишь бы не спугнуть гостя, решительно подступал к юноше.

–Перестань врать! Это мой дом и я здесь живу!– недоумевал Август.

Дрожь в коленях значительно укрупнилась, руки лихорадочно дрожали, холод спину подирал, пот стекал ручьём и в целом он ощущал себя ужасно, казалось, что с минуты на минуту, грянет нечто ужасное.

–Спорить не стану, юридический хозяин здесь ты, но фактический я.– Витасик старался грамотно истолковать юноше, кто он такой.

–Ну, раз так, то вали куда подальше фактический хозяин! По бумагам главный здесь Я..! Ой… Что-то мне совсем плохо.– Август дрожал, как осиновый лист, он боялся незнакомца пуще огня и очевидно, не желал иметь с Витасиком общих дел.

Он усиленно лязгал зубами, рукавом утирал холодный пот со лба и мысленно вымерял, шансы на успех в схватке с Витасиком… Увы, но шансы на успех, более чем, ничтожны. Один рывок, думал Август, лишь один рывок отделяет меня от входной двери. Да кто он такой, всего лишь маленькое создание, вероятно наделённое, космической силой. Один рывок, думал Август, лишь один рывок отделяет меня от входной двери. Необходимо собраться с силами и помчаться без единой оглядки, точно спринтер на короткой дистанции, надо лишь выждать момент и податься в бега.

И если я рвану вовсю прыть – в своих силах Август ни на грамм не сомневался, школьные забеги давались на ура, он раз за разом пересекал финишную черту первым – то ни одна стена меня не остановит. Я буду бежать до тех пор, пока силы меня не покинут, и я не свалюсь на сырую брусчатку, в холодном парке, окружённый деревьями и толпой зевак.. Именно таким образом Август представлял себе побег, но страх связал его по рукам и ногам. Он не в силах был пошевелиться, куда уж там до побега. Словно вкопанный, Август сжался в углу, голова кружилась нещадно, зуб на зуб не попадал, его бросало, то в жар, то в холод, сердцебиение заметно участилось, адреналин зашкаливал.

–Не горячись, парень, умерь пыл. Давай начнём всё с чистого листа, как и полагается. Меня, кстати, Витасиком звать, а тебя?– он находился в шаге от потенциальной жертвы сердечного приступа.

–А-а-а… меня Август…– последняя пара слов далась ему крайне тяжело. Язык окоченел и слова в буквы складываться перестали. Ужас!

Комната пустилась в пляс, пошла кругом, и вскоре он потерял сознание.

***

Очухался Витасик лишь к вечеру. С горем пополам мать перенесла родное чадо с пола на кровать, накрыла одеяльцем, и тщательно взбила подушку. Хоть они и цапались, как кошка с собакой, но семья своих, в беде не бросает. Мать ужаснулась, завидев в комнате сплошной беспорядок. И она, как и любая адекватная домохозяйка, одобряла стремление сына постигать науки, но терпеть не могла хаос в квартире. Бардак в доме, бардак в голове! Нет… Так никуда не годится. Она разложила книги по полочкам и навела в комнате чистоту.

***

Голова гудела, немногим меньше паровоза на железных путях, лёгким движением руки Август скинул с себя одеяло. Он сел на кровать и обеими руками схватился за голову, гнетущая боль давила на виски, Август изо всех сил постарался вспомнить ход недавних событий. Мало-помалу, но память вернулась к нему со всеми подробностями, и он вскочил на ноги. Поначалу Август принял встречу с Витасиком за страшный сон и наотрез отказывался верить своим глазам. Он ходил кругами по комнате, точно муха петляет вокруг люстры. Август нервно грыз длинные ногти и беспокойно думал о недавнем госте. Что за вздор, рассуждал Витасик, быть такого не может, хотя я недавно вычитал одну заметку в журнале, что Американские учёные пробили брешь в измерении и быть может… Нет… Нет, это бред, сущей воды бред. Он сослался на страшный сон, но внезапно вспомнил про словарь Ожегова.

Август взобрался на табуретку, встал на носочки и запусти лапу в слепую зоны, где первозданная пыль оседает веками, а мохнатые пауки всюду плетут паутины, ловят сетями добычу… мух, комаров и прочих насекомых. Он нащупал, что искал. Словарь Ожегова проложил в стене мрачную щель, не удивительно, ведь книга весит килограммов пять, а то и больше.

–Быть такого не может…– вполголоса шептался Август.

Словарь Ожегова весьма легко поддался усилиям Августа, стоило ему потянуть книгу на себя, как белая штукатурка посыпалась на пол. Советские обои свисали лохмотьями, такую пробоину без мастера не заделаешь, придётся вешать картину, в противном случае, мать подымет ор на весь дом. Август осмотрел пыльную книгу с ног до головы, удивительно, но громоздкий словарь ничуть не пострадал.

–До чего же сильна книга в умелых руках.– шептался Август.

Внезапно из соседней комнаты, отчётливо послышался грохот посуды. Август покрепче стиснул в руках книгу и двинулся вдоль стены. Он ступал осторожно, вымерял, чуть ли не каждый шаг, на предмет внезапных подлянок. Август, вплотную подступил к кухне, накал страстей достиг предела, одно неловкое движение и ручаться за себя и свои поступки он перестанет. Словарь Ожегова, вполне походил на предмет орудия и я бы не стал завидовать тому, кто ощутит на себе весь неописуемый гнев яростного очкарика.

На кухне горел свет… Неужели, это маленькое создание научилось включать свет в комнате. Неудивительно, на самом-то деле. Если верть его словам, то в квартире он обитает со времён оных. Август шагнул на кухню, замахнулся, но к счастью, он вовремя одумался и едва ли не прибил родную мать.

Она усердно рылась в шкафчике, видимо искала чугунную сковороду, но всё тщетно.

Август швырнул словарь Ожегова на стол и опрокинул пустую чашку.

–Чтоб тебя.– гневилась мама.– Предупреждать надо, так и до сердечного приступа не далеко.

–Кажется, я схожу с ума.– Август сел за стол.

–А я тебе давно говорила, что ты весь в отца у того тоже на старость лет крыша поехала.– не умолкала мать.– Кстати, ты не видел сковороду. Битый час ищу, а её нигде нет.

–Нет, не видел.– ответил Август и смежил веки.

Если мне память не изменяет, то сковородку я оставил на подоконнике, возле цветочного горшка, или она вовсе под кровать нырнула. Думаю, не стоит пока говорить матери о судьбоносной встрече с иноземным незнакомцем, она женщина впечатлительная, подумает ненароком, что родной сын выжил из ума. Но я-то прекрасно знаю, что наша встреча с существом не случайна, он, вероятно, жаждет установить со мной контакт, но во имя чего? Добра или зла!?

Глава 6

Разговор по душам

Неделя у Витасика выдалась больно горячей, спонтанное знакомство с очередными хозяевами, не входило в его планы, но дело сделано, а поезд отчалил за горизонт событий. Тут уж ничего не попишешь. И будет глупо с его стороны, объяснять напуганному очкарику, откуда он такой взялся и что Витасик не преследует цели, поработить всё человечество. По этой причине, он дал юному ботанику время обдумать произошедшее и прийти к выводу, что Витасик, как индивид не опасен.

А что касается самого Августа, то парень явно тронулся умом, иначе не выразишься. Он расставил по всему дому коварные ловушки, спальня так вовсе вдоль и поперёк увешена чертежами, схемами и карандашными набросками. Чего ни скажи, но карандашами Август орудовал довольно сносно, недаром он на протяжении долгих лет, по настоянию ныне покойного отца, посещал художественную школу. А ворсистый ковёр сплошь испещрён ручками, карандашами, линейками, куда ни ступи, велик шанс вогнать в пятку, либо циркуль, либо огромную занозу. В процессе работы, внешне Август ничуть пострадал, за исключением школьной успеваемости. Понимаете ли, наука требует жертв, и если ты стоишь на пороге открытия, то учёба в школе дело второстепенное. К тому же Август, далеко оторвался от школьной программы, пока дети изучали на уроках – «Квадратный трёхчлен и его корни», он вовсю изучал высшую математику.

И не мудрено, что в скором времени посыпались звонки. Учителя буквально досаждали мать Август извечными упрёками: «Вы, наверное, знаете, что Август, лучший из учеников, и главный кандидат на золотую медаль! Но его нынешняя успеваемость, ставит под сомнение, репутацию всей школы. Мальчик перестал учиться! Школа его теперь ничуть не заботит, а на уроках он клюёт носом о парту. Скажу Вам больше, он стал прогуливать уроки. Его посещаемость значительно упала, в сравнении с прошлым годом. Так продолжаться не может! Образумьте его!».

Разумеется, в ход пошли ссоры, мать часто отчитывала Августа, на почве отвратительной успеваемости. «Так не годится! Ты меня слышишь! На носу экзамены, а ты занимаешься, ни пойми чем! Твои оценки позорят род Цепелиных!». Но сам Август плевать хотел на упрёки родной матери, она полный ноль в научных исследованиях, её уровень, это приблизительно седьмой класс средней школы. С ней бесполезно вести дискуссию на тему – законы термодинамики, или квантовой физики. Всё на что горазда моя мама, думал Август, так это чтение низменных романов о порочной любви и каждодневные походы к Нинке на маникюр. Проще дуб убедить, что земля плоская, нежели родную мать в том, что она не права.

В конце концов, мать потеряла из виду грани дозволенного, и взяла моду шариться в вещах родного сына. И всякий раз, открывая рюкзак, она слезливо боялась обнаружить там шприцы, наркотики и прочую отраву. Материнское сердце пошатнулось, доверие к сыну исчерпалось, она полна сомнений, что её любимое чадо, надежда на благое будущее, имеет общие дела с плохими ребятами. Но как бы мать не старалась найти в рюкзаке наркотики, Август оставался совершенно трезвым. Очевидно, что корень всех бед далеко не в наркотиках, и это вовсе не алкогольная зависимость, и не карточные долги. Это двигатель прогресса, под названием наука, пленил очкарик возможным успехом, на поприще великого учёного.

–Август, что с тобой!? Ты сам на себя не похож.

–Не мешай мне мама! Иди, займись своими делами, свари бульон, уберись, погладь мне рубашки на завтра. Я занят поисками…

–Поисками чего.

–Его… Он где-то рядом, я знаю. Случилась брешь в измерении… А хотя кому я рассказываю.– Август выпроводил мать на кухню, заперся в комнате и приступил к исследованиям.

–Переходный возраст, штука серьёзная, но я думаю, что он тронулся умом.– жаловалась мать в телефонную трубку.

–Не переживай… Всё образумится, вот увидишь, он парень толковый.– ответил приятный голос на том конце провода.

Она совсем отчаялась в родном сыне, недавно повод для гордости, завидный жених, нынче же вовсе отбился от рук. Мать, как и любая нормальная женщина, боялась потерять любимого сына и на досуге ходко лелеяла мыслёй… А не сводить ли Августа на приём к психологу! Быть может он, даст путный совет, как ей вернуть ребёнка в прежнее русло. Однако мать, будучи разумной женщиной, особо не торопилась исчерпать кредит доверия. Авторитет матери в этом доме чуть выше плинтуса и держится в довесок ко всему на честном слове. Она пользовалась особым уважением и если она всё же надумает обратиться к посторонней помощи, то любимый сынок за милую душу закатит истерики масштабов вселенной.

Август обозначил на горизонте чёткую цель – во что бы то ни стало, каких бы усилий мне это не стоило, но поймать косматое нечто, ради науки и всего человечества. Но перво-наперво необходимо выяснить, что им движет и каким цели он преследует на Земле? Август терялся в догадках, быть может, он вовсе не инопланетное существо, а заговор американских учёных, результат генных модификаций, одна из многих попыток правительства явить миру сверхчеловека… Нет, это полнейший бред. Казалось, что ключ к разгадке намного ближе, чем кажется на первый взгляд, одна лишь деталь, крохотная нить, косвенная зацепка и всё встанет на свои места.

Август не поскупился во благо общего процветания и купил на рынке дюжину мышеловок. Он напичкал их кушаньем, в надежде сцапать Витасика с поличным. Однако ловушки, результат, как такового не дали. Надо статься Витасик существо далеко не глупое и в очередной раз подтверждает своё превосходство над животным миром. Но кем же он тогда является!? Ломал голову Август.

Бросать дело на полпути, не в его правилах, он намерен отыскать истину и дойти до победного конца. Нееет… Август будет искать до тех пор, пока не найдёт ключ к разгадке. На данный момент, всё складывается в пользу Витасика, но это до поры до времени. Не сегодня, так завтра, Август копнёт глубже и подымет завесу тайн. Он Август Цепелин, докажет теорию внеземных цивилизаций, или же раскроет правительственный заговор и обретёт мировое признание.

Но прошла неделя, а он так и не приблизился к разгадкетайны ни на шаг. Перспектива остаться с носом перестала казаться полнейшим бредом, чем вероятность наладить контакт с Витасиком.

***

Очередной день подошёл к концу, а там и до недели рукой подать. Ночами напролёт Август, объятый трепетом, усердно занимался наукой, строил теории и великие догадки, что говориться стоял на пороге открытия. И очередная неделя вскоре канула в лето, но грандиозные теории так и небыли подкреплены фактами, а извечные догадки и поныне оставались вымыслом зачуханного ботаника. Никакой конкретики толком не последовало, а это значит, что пришёл конец всем научным исследованиям. Август полон надежд, дать ответ на два вопрос – кто он? А главное, откуда прибыл? И второй вопрос, беспокоил очкарика не на шутку больше первого. И если вдруг станет известно, что Витасий инородное тело, то Август будет первым в своём роде учёным, который установил контакт, с прямым потомком внеземной цивилизации. Или же станет ясным, что Витасик представляет собой – новую ветвь развития человеческой расы. Либо куда хуже – американская сверхразработка, вражеский шпион, чья цель, выведать расположение объектов стратегического назначения. В любом случае, он взойдёт на пьедестал почёт и обретёт славу всенародного любимца.

Всё это время, Витасик косо поглядывал на юношу, у Августа явно не всё в порядке с головой. И на носу тот день, когда люди в халатах, выведут очкарика во двор и затолкают в белый грузовик.

Витасик напрочь потерял сон! Комната обставлена нескончаемой бумагой и чертежами, хлам выпирал со всех щелей. В такой обстановке спать невозможно, как ни крути! Глаза красные, словно помидоры в разгар жаркого лета, и недосып докучал Витасика буквально на каждом шагу. Комната захвачена недоумком! И теперь он во что бы то ни стало, обязан вернуть парня в прежне русло реки. И не хватало ему под боком тронутых умом хозяев. А отношения с матерью, Витасика так вовсе удручали! Она старается из последних сил, места себе не находит, а он делает всё во зло… Только хуже. Предстоял серьёзный разговор, на тем: «Как правильно почитать родителей и не дерзить родной матери…». И, стало быть, на днях состоится второй по счёту контакт с хозяином квартиры. Витасик надеялся на лучший исход.

Битый час Август сосредоточенно копошился с кипой газетных выжимок за прошлый год, обводил карандашом интересные заметки и оставлял на страницах перекидного блокнота небольшие зарисовки. Август стал одержим наукой, хотя изначально полагал, что он всего на всего увлёкся изучением внеземной цивилизации. И плевать он хотел, что мать наводит тень на плетень, она простая домохозяйка, каких на свете пруд пруди. А он, это пряма противоположность обществу глянцевых журналов! Молодой учёный, свежая кровь, самый сок!

–Вероятно, случилась брешь в измерении, а может и во времени… Получается, что в моей комнате он нашёл себе новое пристанище.– судорожно шептался Август.– Необходимо установить повторный контакт и…

–И вот мой тебе совет землянин, перестань тратить время на полную ерунду и займись же ты, наконец, делом.– некто позади, стало быть косматое нечто, суровым тоном упрекнул Августа в разгильдяйстве.– Я гляжу, ты совсем от рук отбился.

Август тотчас же оцепенел, карандаш в руках более не двинулся с места, перекидной блокнот смиренно застыл в воздухе. Он потерял дар речи, вернее будет сказать, глубинный ужас отнял у него возможность говорить, сухие губы обратились в соляной столб. Ни словом Август не обмолвился, ни звука он устами не обронил, молчал себе в тряпочку и ощущал, как по лбу ручьём стекает леденящий душу пот. Август звучно проглотил слюну, угловатый кадык дёрнулся в испуге и он судорожно вздохнул, слегка пискнув.

Перекидной блокнот вскоре юркнул по влажной ладони и с грохотом шлёпнулся на пол. Незаконченный чертёж, видимо так и останется на веки вечные интересной задумкой, однако карандаш Август бросать не торопился. Он крепко стиснул деревянный кол в правой руке, затаил дыхание и краем уха внимал шорох позади себя. Август мысленно прикинул, где у Витасика наиболее уязвимое место – быть может живот… Нет, вряд ли, скорее всего голова. Думаю если косматое нечто внезапно наброситься на меня с кулаками, то один молниеносный удар, в височную долю, разрешит между нами все разногласия.

–Молчишь, значит! Ну, ладно, будь, по-твоему, а я молчать, не намерен!

Суровый голос незнакомца, вогнал Август в лютую дрожь, мёртвой хваткой очкарик вцепился в карандаш и ХРЯСЬ! Вскоре чёрный грифель треснул на две равные части. Остатки некогда цельного карандаша распластались на ковре, среди толщи бумаг и всякой всячины.

Скрипя суставами, Август лениво взглянул на врага и смерил туземца пытливым глазом.

–Ты кто такой!?– вопрошал Август.

–Я Витасик. А ты!?

–Август… Август Цепелин меня звать.

–Значит так Август Цепелин, у меня к тебе всего два вопроса. Первый – Ты чего гад ко мне прицепился? Ибо я тебе вреда не причинил и соли на хвост не насыпал. Оставь же ты меня, наконец, в покое! Иначе пеняй на себя. В один миг взглядом испепелю, и прах по ветру пущу? Тебе ясно?

–Яснее некуда…– сумрачно вымолвил Август.– А второй вопрос?

–Твоя мать, великая женщина и на кой спрашивается, ты с ней так грубо поступаешь.

–Тебе-то какое дело?– недоумевал Август. Кто-то, а внеземная раса, не имеет права вторгаться в личную жизнь землян, если это, конечно, не запрещено конвенцией ООН.

–Большое. Горестно мне видеть, как твоя мать ревёт белугой, пока ты, днями напролёт протираешь задницу в комнате и впустую переводишь бумагу. На моей планете, бумага, это ценнейший ресурс и у меня слёзы наворачиваются от того, насколько ты небрежно пользуешься дарами природы.

–Прошу меня простить, но бумагу я отнюдь не перевожу. У меня тут научное исследование, так что, это вынужденная мера.

–Я тебя прошу… Какое исследование? И сними ты, наконец, со шкафа мой портрет. Буду честен, мне лестно видеть себя любимого, не только в отражении, но и на бумаге. Однако твои труды… меня смущают. Парень, ты помешен на мне.

–Портрет, я уберу, даю слово, но о матери моей больше ни слова. Отнесись к моей просьбе с уважением.

–Почему, я должен относиться к тебе с уважение, если ты пренебрегаешь родной матерью.

–Я никем не пренебрегаю. Просто у нас сложные взаимоотношения. Кстати, откуда ты родом.

–Я прибыл из Плутона. Галактика Млечный путь. Думаю, ты знаёшь о чём я говорю…

–Ха! Неужто… А я ведь всегда знал, что Плутон был, есть и будет планетой до скончания веков. Шарлатаны, дилетанты, каких свет не видел, пытались обмануть меня и всё человечество, но не тут-то было. Накось, выкуси!

–Потише… Потише, парень. Мне лишняя шумиха ни к чему. Просто будь добр, оставь меня в покое, иначе испепелю тебя пламенным взглядом. Ты ведь не хочешь сгореть дотла, стать на худой конец горсткой жалкого пепла. Нет, ты только скажи и я тут как тут. Мне не трудно, надо лишь разок моргнуть, и дело сделано.

–Нет… Спасибо, но я бы предпочёл остаться целым и невредимым. Всё же на мне мать и будет жалко, если она наложит на себя руки.– отступил Август.

–То-то же. Признаю, ты парень смышлёный, с царём в голове. И очевидно, ты добьёшься высот в этой жизни, станешь известным учёным, откроешь четвёртый закон термодинамики.

–Постой! А разве на свете имеется четвёртый закон термодинамики!?.

–Друг мой! На планете, откуда я родом, есть все десять законов термодинамики. Поверь мне на слово. И вот, когда ты станешь великим учёным, то первое, что ты должен будешь сделать, это отблагодарить родную мать. Она воспитала тебя, взрастила, вскормила и имеет полное право на беспечную старость.– он говорил, до боли пространно, не иначе как, точил лясы, в надежде впечатлить юношу.

–Но ведь это я, открою четвёртый закон термодинамики. Моя мать палец об палец не ударит, она будет лежать, и щелкать пультом у телевизора.

–Пойми, дело не в законах термодинамики, а в отношениях с близким тебе человеком. Мать, это последний и одновременно первый человек в твоей жизни. Не будь эгоистом, парень. Вот на моей планете…

–А мы не на твоей планете, мы на матушке Земле и здесь другие правила.– Август неожиданно для себя оборвал мысль Витасика.

–И всё же, ты даёшь слово, ценить родную мать?

–Так уж и быть… даю.– они обменялись рукопожатиями.

–И теперь, когда все неполадки между нами устранены, то не сочти за труд, привести комнату в порядок.

Глава 7

Любовь Никитишна Московская

–Геворг, возьми чемоданы, а я пока в магазин сбегаю.– кричала Любовь Никитишна с балкона.

–Первый день в новой квартире, а она уже всех соседей своим криком распугала. Тьфу!– гневился Геворг Палыч.

В один затяг, он спешно выкурил сигарету «Беломорканал», обошёл чёрную машину и отворил багажник. Геворг Палычу, на самом-то деле, не впервой гнуть спину в поте лица, или таскать на собственном горбу тяжеленную поклажу. Он человек весьма мускулистый, мышцы так и выпирают наружу, а белая рубашка вовсе норовит пойти по швам вдоль рук, либо стрельнуть пуговицей на волосатой груди. Силёнок Геворг Палыч, поднабрался в аэропорту и далеко не за штурвалом стальной птицы. Шесть лет он бедолага, как раб на галёрах, ломал хребет за семерых, будучи обыкновенным грузчиком.

На днях, они всей семьёй, покинули аварийное жильё, собрали в чемоданы, нажитые честным трудом пожитки, и заселились в хрущёвку. С самого утра Витасик ждал очередных хозяев квартиры и прикидывал в уме, какими они будут. Он часто делал ставки на хозяев, кто из соседей раньше всех лампочку в подъезде скрутит, кто место на парковке займёт, а кто так вовсе, трезвым с работы приползёт и жене на глаза не попадётся. Нынче же Витасик ставил на то, что хозяевами будет молодая семья с грудным ребёнком на руках. Квартира не маленькая, трёхкомнатная, как-никак, подобное жильё, обычно, покупают с расчётом на возможное пополнение в семье. А поскольку семья молодая, с годовалым младенцем на руках, то, стало быть, второй ребёнок на подходе.

Правда, на сей раз Витасик значительно прогадал, семья далеко не молодая, лучшие годы позади, как говорится, а к тому же и дети, давным-давно выпорхнули из гнезда. Странно, во всяком случае, обычно старики скупают дешёвое жильё, ибо знают, что со дня на день они испустят последний вздох и… на этом всё. А эти старики, раскошелились знатно, видно, что люди живут на полную катушку.

Геворг Палыч, втащил в квартиру чемоданы, скинул их прямо у порога и взялся расхаживать по новой квартире, из комнаты в комнату. Не дурно, очень даже не дурно, жить можно, Геворг Палыч давал оценку новым апартаментам, и знаете, он остался, весьма доволен. Правда, понять не мог, что ему делать с третьей комнатой, детей у них нет, а спят они под одним одеялом, вот уже как сорок лет. Долго думать не пришлось, Геворг Палыч на утро следующего дня придумал, что ему делать с третьей комнатой. Он оборудует в нём личный кабинет и станет мастерить. У Геворга Палыча есть страсть, он обожает чинить поломанные вещи и продлевать жизнь тому, что давно изжило себя, как ходовой товар. За пару дней он обставил комнату в лучших традициях мастера, украсил советские обои инструментами и вскоре приступил к долгожданной работе. На пенсии, занять себя нечем, ругался Геворг Палыч, одно время он пристрастился ходить на рыбалку, но суставы не вечные, а значит и рыбный промысел остался в прошлом.

Со всего подъезда жители дома, стали таскать в кабинет Геворга Палыча поломанные вещи, в надежде вернуть к жизни любимые часы, игрушку или телевизор. Денег Геворг Палыч за работу не брал, как он любил говорить, это отдушина для пенсионера, а не способ содрать за плёвое дело баснословные деньжища. Но и жильцы в долгу перед Геворгом Палычем не оставались, он им значит, за бесплатно вещи ремонтируют, а они на его доброте душевной наживаться будут. Нееет… Так никуда не годится, если уж старик деньгами не берёт, то мы его едой завалим. Что и произошло, жильцы буквально осыпали умелого старика всякой всячиной, кто колбасы купит, кто молока деревенского притащит, а кто так вовсе коньяк подарит. Геворг Палыч чтил и уважал коньяк, как и подобает истинному ценителю алкогольной продукции. Он растягивал одну бутылку на недели, если не на месяцы. Кто-кто, а сам У. Черчилль говорил, что коньяк подобен женщине. Не пытайтесь взять его штурмом. Понежьте, согрейте напиток в своих руках прежде, чем приложить к нему губы. Ведь главное в коньяке, это умение смаковать, а не раздавить целый пузырь в одну харю.

Любовь Никитишна, сперва дулась на Геворга Палыча, ибо тот гад, отобрал у неё целую комнату, однако чуть позже она остыла, потеряла интерес и оставила кабинет мужа в полном покое. Между прочим, тонны лакомства в холодильнике, берутся неспроста, именно мастерская кормит их семью и не даёт помереть с голоду. Заглядывать она в мастерскую боялась, вдруг чего пропадёт, а виноватой сделают её. И порядок она там не наводила, ибо Геворг не подпускал, дай бабе волю, она дом вверх дном перевернёт, и фиг чего найдёшь. У меня там всё, как говорил Геворг Палыч гостям, по феншую. Что из себя, представляет, слово феншуй, он честно слово, понятия не имел и мог лишь гадать.

Был у Геворга Палыча в загашнике случай один, весьма интересный. Помнится мне, однажды утром, притащил ему сосед в мастерскую часы с кукушкой, мол, глянь дружище, быть может, придумаешь, как починить аппарат, а то поперёк горла стоит, житья мне не даёт. Он носом воротить не стал, когда ему доведётся на часы с кукушкой поглядеть, нынче это во всех смыслах раритетная вещь, стоит немалых денег. Два дня Геворг Палыч бился головой о стену, и понять не мог, с какой стати, кукушка горлопанит не в срок, а с опозданием на целый час. Думал и гадал Геворг Палыч, вдоль и поперёк изучил аппарат, в итоге он пришёл к выводу, что полетела у кукушки шестерёнки. И на третий день, ближе к вечеру покинул мастерскую. Руки в машинном масле, щетина недельной давности портит вид, но в зеркало он не смотрелся, да и на кой ему молодым казаться. Он вызвал такси, денег не пожалел, и помчал на всех парах за новыми часами.

На закате дня, он оставил свою берлогу, руки в машинном масле, щетина недельной давности, но в зеркало не гляделся, да и на кой молодым казаться. Он вызвал такси, денег не пожалели, и помчал на всех парах за новыми часами. Притопал Геворг Палыч, значит в магазин часов, обошёл стороной прилавок, за витриной которого молодой парень жевал сопли, и втихомолку от чуждых глаз стащил настенные часы. Ничего страшного… У них не убудет, а я человеку приятно сделаю. Всю обратную дорогу Геворг Палыч тешил отговорками совесть, но часы он починил.

С тех пор он жил, припеваючи! До тех пор, пока Любовь Никитишна на старость лет зрение не потеряла. На первых порах всё шло, как по маслу. Старики, не иначе, как пенсионеры, жили в собственное удовольствие и бед не знали. Ссорились, правда часто и по пустякам. Любовь Никитишна всегда находила повод придраться к мужу. Сразу видно, что школьные годы не прошли даром. Но пришла беда, откуда её не ждали… Зрение у ненаглядной пошло на убыль. Сперва Любовь Никитишна не замечала за собой явных отклонений, шастала себе по магазинам, отдыхала в санатории, жила и забот не знала. Но долго сладкая жизнь не продлилась, ибо зрение ухудшалось с каждым днём. И если вчера она вполне могла сварганить жирный борщ, то нынче она с горем пополам разобьёт два яйца и кое-как пожарит яичницу. Любовь Никитишна не торопилась говорить мужу о проблемах со здоровьем… А вдруг он её разлюбит и оставит одну одинёшеньку, доживать остатки своих дней в трёхкомнатной квартире. Правда, долго она прятать свой недуг от мужа не могла… Рано или поздно, ей бы пришлось сорвать покровы тайн… Любовь Никитишна тянула до последнего, и вскоре открыв глаза, на месте мужа, она увидела размытое пятно. В тот же день Геворг Палыч отвёз Любовь Никитишну к знакомому окулисту.

–Ну что, готовьтесь к худшему.– заявил врач.

–Да не тяни ты Михалыч, говори, как есть.– беспокоился Геворг Палыч.

–Прошу меня простить, но медицина здесь бессильна, зрение к Вам уже не вернётся.

–Быть такого не может!– кричала Любовь Никитишна.– Нам с утра до ночи по телевизору говорят, что наша медицина шагнула далеко вперёд! Ну и где же тогда Ваши разработки! А! Сволочи! Да я на Вас в суд подам за бездействие.

–Пошли Любовь, нам здесь видимо не помогут.– Геворг Палыч взял жену за руку и вывел из больницы.

–Ну как же так.– ревела Любовь Никитишна.– Неужели я останусь слепой.

–Да не горюй, любовь моя.– утешал Геворг Палыч.– В мире столько врачей, хоть один, да поможет тебе зрение вернуть.

Кого они только не тревожили с просьбой вернуть Любовь Никитишне зрение, но всё без толку. Врачи, все как один, с пеной у рта уверяли, что медицина, в данном случае бессильна. Не изобрёл пока человек лекарство от старости. Тогда они, в отчаянье, обратились за помощью к Восточной медицине, на протяжении месяца Геворг Палыч водил жену на иглоукалывание, но и приезжие эмигранты, не в силах были одолеть столь тяжёлый недуг.

–Старость у Вас, а она не лечится.– твердил плюгавый азиат.

–Ну как же так, я вот этими вот глазами, видела развал Советского Союза и Вы берётесь утверждать, что медицина бессильна!

–Да, берусь. И любой в здравом уме, возьмётся.

–Да, тьфу на Вас. Шарлатаны!– заявила Любовь Никитишна.– Геворг пошли отсюда, нас опять надули.

–Пошли дорогая…– Взяв любимую за руки, Геворг Саныч покинул кабинет врача и собирался оставить попытки исцелить недуг седовласой жены.

Но Любовь Никитишна пошла дальше, она в отличие от мужа не намерена бросать начатое дело на полпути. Мириться с бессилием нашей медицины, да никогда, раз шарлатаны в белых халатах отказались браться за дело, то она, пожалуй, сделает ставку на нетрадиционную медицину.

Геворг Палыч, потянул на себя дверцу автомобиля и трепетно усадил жену на заднее сиденье. Он достал пачку «Беломорканал», чиркнул спичкой о коробок, вялая струйка квелого дыма потянулась к небу, и Палыч приложил горькую сигарету к губам. Интересно, как долго она протянет, задался вопросом Геворг Палыч. Он задрал к верху полы серого пальто и примостился на капот чёрного автомобиля. Хотя эту бестия и пулей не сразишь, все соки из меня выпьет, или же я сам раньше времени не окочурюсь в подворотне. Такие особи живут долго и отнюдь не счастливо. Старуха моя, получается, позиции сдаёт повсеместно, в былые годы, попробуй откажи ей в просьбе, как говорит молодёжь рискни здоровьем и от тебя живого места не останется.

–Геворг! Я долго тебя ждать буду.– надсадно вопила Любовь Никитишна.– Ты там часом не помер!?

–Что б тебя! Да иду я! Иду!– в пару длинных затяжек Геворг Палыч покончил со зловредной сигаретой и сел в машину.

Он повернул ключ зажигания, и мотор под капотом тотчас же взревел. Геворг Палыч, плавно надавил на педаль, тронулся с места и едва ли не покорёжил бампер синего внедорожника. Возьми он самую малость правее, то простая вмятина на капоте, меньшая из возможных бед. Однако Геворг Палыч водитель со стажем, не первый год крутит баранку автомобиля, и предотвратить аварию, он пока что в состоянии. Но случись авария, то думаю, хозяин синего внедорожника будет вне себя от горя и в одночасье повесит на Геворга Палыча порчу личного имущества. А у того связи в прокуратуре имеются и если надо будет срочно, то и свидетель найдётся. Стало быть, над Геворгом Палычем нависла очередная угроза. Но он сумел обойтись простым испугам и быстро смыться со двора.

Чёрный автомобиль лихо мчал по безлюдному проспекту и стальным кузовом, в клочья разрезал порывы осеннего ветра.

–Отвези меня к Нинке.– требовательно заявила Любовь Никитишна.– Кто-кто, а она меня на ноги поставит.

–Да на кой тебе, эта Нинка сдалась.– негодовал Геворг Палыч.– Она отварами лечит, а тебе другой специалист нужен.

–Да чхать я хотела на твоих специалистов. Шарлатаны они все, пустословы, толку от них, как от козла молока. Видят же прекрасно, что человек пожилой, а значит, и смысла нет переводить на него кучу лекарств. Вот они и говорят, что медицина бессильна.

–Ох… Любовь… Любовь…– отчаянно вздохнул Геворг Палыч.

Геворг Палыч сиживал на колченогом табурете, подальше от бабского трепета, он держал в руках серое пальто и думал, а не вздремнуть ли ему часок другой. Дрёма на него накатила внезапно, он только вошёл в комнату к Нинке, как прелый воздух и лёгкий запах жжёной бумаги, навеял лютую тоску и желание покемарить. Глаза слипались, слегка подташнивало, но Геворг Палыч держался молодцом и глаз не смыкал. В гостях спать не принято, и лёгкое похрапывание сейчас, будет не к месту. Стул под Геворгом ходил ходуном, точно желал податься в бега и сон от этого, становился более реальным. К Нинке Палыч относился с толикой скепсиса, она, быть может, и знает толк в целебных отварах, вот только он не особо верил в силу нетрадиционной медицины. Помнится мне, Геворг Палыч, однажды настойку на апельсиновой корке храпнул, и мил перед глазами потускнел, и живот вдруг скрючило. С тех пор Палыч к отварам ни ногой, уж лучше он химию попьёт, нежели от горькой травы сгинет.

Комната меркла впотьмах, старая люстра над белым потоком не справлялась в одиночку, видимо лампы перегорели все до одного. Геворг Палыч почивал в мрачном углу и с минуты на минуту намеревался смежить веки, да отдаться в объятья пряных сновидений. Внезапно, точно снег на голову, раздался хлёсткий щелчок, и мощный светильник в мгновение ока облил скудные стены белым светом. Геворг Палыч насупил брови, собрал лицо в морщины, словом мандарин и сквозь потоки яркого света разобрал очертания Любовь Никитишны и широкие плечи Нинки.

–Ох… Нинка… Тяжела твоя доля, помню в былые годы, мужики с тебя глаз не спускали. Эхх… Старость, не радость.– подметила Нинка.– Я ведь и сама, абы как суставами шевелю.

–Молодые годы давно позади, сейчас же мне надо, кровь из носу, но вернуть зрение. Иначе бросит меня Геворг одну, доживать свои деньки. Променяет меня на молодуху и оставит помирать в одной квартире.– вполголоса шепталась Любовь Никитишна.

–Да к кому он убежит, не смеши меня. Вы сколько женаты? Лет сорок?

–Сорок лет живём душа в душу, почти не соримся, лишь изредка, да и то по пустякам. Но годы идут, а я, увы, не молодею, стало быть, он со дня на день найдёт себе новую жёнушку.

–Кого!? Он тебе верен до гроба и повода для измены не давал. Такие мужчины нынче перевились, одни прохиндеи, да лоботрясы.

Геворг Палыч скорчил едва заметную улыбку, и на душе стало теплее, ему лестно слышать в свой адрес похвалу.

–К Таньке, например. Она молодая, сорок лет, ей жить, да жить. А мой Геворг жених видный, он только на таких баб и смотрит.

–Да брось ты…– отмахнулась Нинка.

–Ты лучше ответь, ко мне зрение вернётся, или же я до самой смерти буду слепой бабушкой?

–Ой не знаю… Но попробовать стоит. Я тебе дам рецепт, это отвар из черники, должен помочь. Однако ничего обещать не стану.– закончила Нинка. Она слегка накренилась набок и потянула на себя выдвижной ящик. С минуту она копошилась рукой в недрах таинственного ящика, разгребала толщу бумаг и вскоре откопала там заветный листочек, якобы способный исцелить недуг Любовь Никитишны.

–Спасибо тебе и на этом.– рассыпалась в благодарностях Любовь Никитишна.– Геворг, вези меня домой.

–Ну что ж, желаю тебе здоровья.

–И тебе не хворать.– добавила на прощанье Любовь Никитишна и взяв за руки, любимого мужа, она поскорее отчалила домой.

До самой зари Геворг Палыч, словно мальчик на побегушках сновал по всему городу и собирал рецепт для лечебного отвара. «Чтобы к утру отвар стоял у меня на тумбочке, иначе пеняй на себя!», пригрозила пальцем Любовь Никитишна и завалилась на боковую. Геворг Палыч натянул на худые плечи серое пальто, потуже затянул шнурки и, свесив нос, побрёл на улицы города, искать целебные траву и всякую всячину. Он завёл машину, лениво тронулся с места и помчал прямиком на рынок, в надежде, что бабушки торгую сутками напролёт. И как бы он того не желал, но бабушек на рынке не наблюдалось. Сплошь пустыня, куда ни глянь. Чистые прилавки, главные ворота на замке, безлюдная парковка, словом он попал в американский фильм об ужасах апокалипсиса.

Но вот из-за угла вынырнул радостный пьяница, прожигатель жизни и на всю улицу затянул минорную песню. «Молодость, где же ты моя молодость…» Геворг Палыч приуныл, действительно, где же они мои лучшие годы и самое главное, на что я потратил свою жизнь. Мне шестой десяток, а кроме боли в коленных суставах и слепой жёнушки, я ни шиша не имею. Сколько лет я отпахал, пёс знаёт, в каких условиях и никто мне доброго слова не сказал.

Геворг Палыч кулаком саданул по приборной панели и не стал слушать хрипатую песню пьяного забулдыги. Он открыл форточку и помчал стального коня по ночному городу.

В какие дебри он только не натыкался, в какую глушь он только не захаживал, но собрать рецепт целиком ему так и не удалось. Круглосуточные магазины работали исправно, но в большинстве своём они торговали выпивкой и ничем более. Черникой здесь и близко не пахло, куда уж там до сушёных ягод земляники и полыни.

–Слушайте, у Вас не найдётся черника?– неловко вопрошал Геворг Палыч. Оно и понятно с чего ему стало неудобно, час ночи на дворе, ни зги не видно, а он расхаживает по магазинам налево и направо, да ягоды черники ищет.

А у Вас часом ли жена не беременна, хотел было спросить щуплый продавец, ради интереса, но стоило ему поднять глаза на покупателя, как все вопросы разом улеглись на самое дно небытия. Он смолчал, почему именно – глубоко копать не надо, ответ он, на поверхности.

Продавец очертил взором незнакомца, навострил оба глаза на впалые щёки, смерил пытливым глазом серое пальто и вскоре различил на контурах лица глубокие борозды. Старость проступила на лице, седые, точно отлитые серебром волосы трепетно ниспадали на изрытый морщинами лоб, пожухлые глаза взирали на мир томно, дряблые щёки обвисали… Геворг Палыч, постарел. Но дед из кожи вон не лез, чтобы показаться на пару лет моложе. Он полагал, что человек должен выглядеть под стать своему возрасту. И ежели ты холёный сопляк, то одевайся по последнему писку моды, ну а ежели ты мужчина в летах, то не сочти за грубость носить пальто и лакированные туфли.

Продавец тотчас же опустил взгляд на прилавок и сквозь смех процедил:

–Простите, но черники у нас нет.

–Понятно…– досадно вымолвил Геворг Палыч.

Он повернулся спиной к щуплому продавцу, показав тому седой затылок, потянул на себя железную дверь, ветряные колокольчики над потолком тотчас же наполнили магазин переливным звоном, и Геворг вдохнул полную грудь свежего воздуха. Он подошёл к фонарному столбу, вынул из кармана полупустую пачку «Беломорканал», чиркнул спичкой о коробок и закурил дешёвую по нынешним меркам сигарету. Сколько Палыч себя помнил, но курил он исключительно сигареты «Беломорканал», отшучивался время от времени, что, мол, тем самым он поддерживает отечественного производителя. По правде сказать, но Геворг Палыч плевать хотел на отечественного производителя, сперва пущай машину толковую изобретут, и лишь потому за сигареты берутся. Странность вещь обыденная… Одни любят томатный сок и хлестают мерзкую жижу литрами, другим предпочитают полноценному отдыху, копать грядки даче, ну а Геворг Палыч курил сигареты «Беломорканал». Покончив с куревом, он потушил тлеющий бычок о подошву и швырнул остатки горькой сигареты в чёрную лужу.

С превеликим трудом Геворг Палыч, скрипя суставами, заполз обратно в машину и обеими руками схватил обтянутый кожей руль. Он повернул ключ зажигания, отъехал от бордюра и помчал родной автомобиль по просторам ночного города. Геворг Палыч крутил баранку и оставлял позади монотонные хрущевки и бетонные муравейники. Он проносился мимо каменных джунглей без единой оглядки, только он и полупустынная дорога. Геворг нарочито бравировал светофоры, не один раз проносился на красный цвет, ибо знал, что ночью стражам порядка нет дела до мелких правонарушителей.

Говорят, что именно в сумрачной ночи на поверхности города всплывают тонны нечисти. Улицы полны испражнений, стены всюду обгажены, на панелях вырастают толпы куртизанок, пьяницы слоняются по городу, в поисках уютного жилища и молодёжь, цвет нации теряет рассудок и честь перед законами общества. Но Геворг Палыч знал, что и в полдень на улицах город полным полно разношёрстной нечисти, просто днём они набрасывают на себя покров умного человека и скрывают свою истинную сущность под личиной ответственного гражданина.

На своём веку Геворг Палыч повидал всякого, но последнее, что он увидел воочию, так это ослепительное мерцание на горизонте, всюду обшарпанный бампер и яркое свечение громадных фар. Спустя четверть часа, на место трагедии примчала карета скорой помощи и на мёрзлый асфальт выкатили носилки. Вокруг, да около, насупив густые брови, сновали люди в форме, они ходили, тот тут, то там и неспешно изучали место преступления. Чуть позже они выяснят, в чём дело, но сейчас их погоны блистали под покровом лунной ночи, а мигалки на крышах игрались пёстрыми цветами. Кругом необозримые леса, тишь, да гладь, и лишь на трассе у обочины собралась куча людей.

Вот же напасть, думал Геворг Палыч, и врагу такой участи не пожелаешь. Был человек, жил себе, никого не трогал, и вот его не стало. Интересно, как Любовь моя сейчас поживает, не ревёт ли она в подушку, но ничего скоро свидимся, главное рецепт отвара целиком собрать и быть может, старушка моя, прозреет.

Геворг Палыч бегло осмотрел место трагедии, слегка притормозил, но полностью глушить мотом не стал, он прибавил ходу и погнал машину на линию горизонта, где небо и земля делят мир на две равные части. Яркое мерцание обливало холодный асфальт палящими лучами и манили автолюбителей узреть невиданные доселе просторы. Палыч невольно надавил на педаль и вскоре растворился на горизонте событий.

–Сколько на часах.– спросил врач.

–Час ночи.– ответил фельдшер.– Домой охота, к жене и детям. Устал я что-то, может отпуск взять.

–А кому не охота, ночь на дворе, ни зги не видно, а мы стоим, пёс знает где, у обочины на трассе и мерзнём часами.– негодовал врач.

***

К обедне Витасик покончил со всеми делами, перво-наперво, он вытряхнул все пепельницы в четырёх подъездах, напоил соседского кота жирным молоком и прохладной водицей смочил листья фикуса. Он понятия не имел, чем теперь себя занять, ибо дел толком не осталось. Интриги в квартире вроде бы улеглись, от Августа, ни слуху, ни духу, учится себе парень, отметки хорошие получает. Золотая медаль, можно сказать в кармане. И исследования прекратились, и в комнате чистота, да порядок. Однако Витасик подозревал Августа во лжи. Парень явно воду мутит, иначе быстро он уговорам его поддался. Очевидно, недоброе дело задумал… Видимо желает возродить интерес к научным исследованиям.

Очкарик вёл себя тихо, как и подобает юноше, он вечно ссорился с матерью, посещал уроки, любил читать, и опыты на людях не ставил. А может он просто напросто заблуждается и зря наговаривает на парня. Стало быть, Август наконец-то взялся за ум, и более не преследует цели разоблачить заговор правительства, или установить контакт с внеземной цивилизацией. Во всяком случае, сегодня Витасик не находил поводов придраться, комната отныне не олицетворяет собой бардак, журналы все на полках, листы аккуратно сложены в стопку и никаких зарисовок на шкафу не наблюдается. Лишь недобрый взгляд Августа, наводил Витасика на мысль, что очкарик взялся за старое.

Нынче же, когда все дела сделаны, полы вымыты добела, коты накормлены всласть, а хозяева квартир двинули на работу, Витасик поспешил проведать Любовь Никитишну, как она там у себя в квартире, одна поживает.

Он ступил в квартиру осторожно, словно бы открыл врата в Советское союз, довольно скудное убранство не радовала глаз Витасика, но не красота его нынче интересовала, а Любовь Никитишна Московская. Первым делом он наведался на кухню и обнаружил на подоконнике стакан тёплого молока. В два счёта Витасик опустошил сосуд до дна, облизал молочные губы и пошёл в гостиную.

–Николя, это ты!?– кричала Любовь Никитишна.

–Ну, а кто же ещё.– ответил Витасик.

Каким образом старая не по годам женщина, сумела распознать мерный топот крохотных башмаков, будучи при этом в гостиной, да к тому же у включённого телевизора. Быть может и впрямь, в ухо бабушке встроили огромный локатор, тайное изобретение учёных.

–Николя, мне срочно нужен массаж.– повелительно заявила Любовь Никитишна.

–Уже бегу.– Витасик подступил к креслу, и началась минута кромешных унижений.

Он неспешно отбросил в сторону истёртые временем тапки, аккуратно стянул чёрные носки и брезгливо приступил массировать заскорузлые ступни. То ли запах нафталина, то крем «Золотая звёздочка», смердел зловонием на всю округу и яро бросался в нос. Одной рукой Витасик зажал ноздри, а другой усердно вминал чёрствые пятки. Кончиками пальцев он трепетно ласкал костлявые щиколотки, водил упругой ладонью, то вверх, вниз, синеватые прожилки тянулись по всему телу. Витасик кропотливо перебирал костлявые пальцы, и желтые ногти, то и дело впивались в кожу, не ровен час, можно и рану получить. А он страховкой не располагает, потому ни рубля за травму не получит. Витасик поражался, до чего у Любовь Никитишны чёрствые пятки, тверже коры берёзы или сосны. Думаю, что если чиркнуть спичкой о её бревенчатую пятку, то запросто вспыхнет пламя. Щекотку Любовь Никитишна, видимо не осязала, ну оно и понятно, ибо пятки не прошибаемы, спицу воткни, она и глазом не поведёт, продолжит сидеть напротив телевизора, да похрапывать.

Витасик стоял на коленях, но стыда как такового не испытывал, ему гораздо противнее трогать чёрствые ступни, нежели ощущать над собой некую форму унижения. Раз назвался груздем, то полезай в лукошко, иначе не надо было языком трепаться, сбежал бы сразу и никаких стеснений не испытывал.

–Нежнее… Нежнее… Чай не дрова рубишь.– повелевала Любовь Никитишна.

–Будто разница есть… Что дрова, что Ваши пятки.– бубнил под вздёрнутый нос Витасий.

–Чего ты там сказал? Погромче! Не слышно мне!– Любовь Никитишна прекрасно слышала нарекания со стороны Витасика, но делала вид, что якобы глуха, как тетерев. Недаром она в театре работала, жаль карьера не задалась.

–Хорошо, говорю, буду нежнее.

–То-то мне… Ишь чего удумал сопля, дерзить пожилому человеку. Молока на губах не обсохло, а он уже наглости понабрался. В кого ты интересно такой болтливый.

–Прости бабуль. Больше не буду, слово даю.

–Помню я, как ты однажды, меня ослушаться решил и на речку с детворой побежал купаться. А я тебя сразу сказала, что, мол, никакой речки ты не увидишь, пока грядки мне все на даче не перекопаешь. Мы ещё к деду тогда поехали, в деревню. Не забыл?

–Не забыл, бабуля. Помню… Всё помню! И деда, и деревню нашу, и о грядках тоже.– Витасик понятия не имел, где муж Любовь Никитишны держал дачу, но виду не подавал, а то мало ли, заподозрит.

–А память-то у тебя, что надо! Так вот, стало быть, приехали мы с тобой на дачу, разложиться толком не успели, а ты заладил на весь двор, мол, купаться хочу, рыб ловить и отдыхать. Я тебе с порогу сказала, что отдых надо заслужить честным трудом. Вот сперва грядки мне все перелопатишь, и иди на все четыре стороны, но не дольше, чем на час, иначе ремнём надаю, мама не горюй! А ты нос повесил, губки надул, со всей злобой выхватил у деда лопату и побежал грядки копать. Дед твой защищать тебя начала, мол, дай, парню отдохнуть, чай не на каторгу приехал. Может и не на каторгу, но грядки он мне все перелопатит. Ты ушёл грядки копать, а ко мне пришла соседка, Клавдия, но я её окликала Петровной. Говорит мне, что корову купила, молока даёт пять ведёр в день. Я ей понятно дело, не поверила, брешет старая, из ума выжила, а она заладила, пойдём ко мне, сама всё увидишь. И действительно, коровка-то у неё чудная, молока пруд пруди. Ну, думаю, дай-ка я ведёрко одно прикуплю. Попросила Петровну обождать меня, пока я за деньгами сбегаю. Она ведро сторожить осталась, а я побежала, сломя голову, домой. Но от тебя и след простыл, словно в воду канул и лопата, на земле валяется, а грядки не перекопаны. Пошла, я значит на речку, схватила тебя за уши, и домой погнала, а там взяла у деда ремень и так отшлёпала, что два дня ты кушал стоя, ибо сесть не мог, болело всё.

–Суровая ты женщина! Суровая…– вторил Витасик.

–Да… Хорошие были времена.– Любовь Никитишна уселась поудобнее, нащупала на изогнутом подлокотнике толстенный пульт и выключила говорящий ящик.

Бабуль, ты чего?– негодовал Витасик, на его памяти, не найдётся случай, чтобы бабушка выключила телевизор. Напротив, ему подчас казалось, что он вещает бесперебойно, круглые сутки.

–Да ничего особенного, только вот в чём загвоздка, ни деревни, ни дачи у нас отродясь не водилось, а дед сколько я его помню, до самого гроба прожил в городе и о речке знать, не знал. А теперь вот, что милок, ты бросай массаж и говори, кто ты есть на самом деле.

–Бабуль, ты, что такое говоришь! Внук я твой Николя!– опешил Витасик.

–Нет у меня внука, внучка есть, это да, а внука нет. И стало бы я его звать Николя?

Витасик оробел, на бледном лбу проступил капли ледяного пота, а душа горела ярым пламенем, то в озноб бросало, то в жар неистовый. Он, точно статуя на городской площади, выпучил глаза пятирублёвые и мысленно искал возможные пути отступления. Куда податься, Витасик понятия не имел. Ой, плохи мои дела, раскусили меня горе-актёра, как орешек грецкий. Не бабушка, а следователь, кого угодно на чистою воду выведет. С виду милая старушка, а на деле рентген машина, насквозь человека видит, да и чуйка у неё отменная, не поспоришь.

Стоял на коленях, как вкопанный, ни шелохнётся и словом не обмолвится, точно говорят, дар речи потерял. Витасик поднял глаза на Любовь Никитишну, но из роли выходить не торопился.

–Бабушка…– начал Витасик.

–А ну цыц… Ты стало быть думаешь, что бабушка слепая, ни зги перед собой не видит. Может и так, не вижу, однако слух у меня обострённый и осязаю я руками, куда больше твоего. Потому не смей мне больше врать, я с первых дней понимала, что никакой ты мне не внук. Да и бывают ли у взрослых людей, до того крохотные ручонки. Но ты не трухай, я тебя не обижу и в обиду не дам, ежели ты, конечно, скажешь всю правду, до последнего слова.

–Тут напрашивается вопрос, а зачем ты со мной комедию разыгрывала, ты думаешь, мне приятно тебе массаж с утра до ночи делать. Да я, как вол на пахоте, до седьмого пота корпею у твоих ног, а ты, оказывается, знала всё с самого начала! Лгунья, каких поискать.– Витасик пошёл на попятную, ближе к телевизору, вдруг старуха в порыве злости учудит чего дурного, пультом, например, запустит.

Но у Любовь Никитишны и в мыслях не было руку на Витасика поднимать, он без году неделя ей внук, пускай и кровь в нём течёт чужая, но душа у него широченная, на всех хватит, да и поверх того останется.

Любовь Никитишна взяла минутную паузу и стыдливо отвела взгляд в сторону.

–Не любят они меня, с тех пор, как муж мой сгинул, они обо мне забыли, как о страшном сне.– Любовь Никитишна пришла в уныние и свесила седовласую голову.

–Кто они?

–Родня моя, кто ж ещё…– Любовь Никитишна развела сырость на обвислых щеках и рукавом тонкой сорочки ежеминутно утирала горькие слёзы.– Было время, они, нет, да захаживали, чаи погонять, а нынче так вовсе обо мне позабыли, словно я им не родная мать, а с боку припёка, опять же незрячая на оба глаза. И тут, откуда ни возьмись, появился ты, ну и я, чтоб одиночество томное скрасить, сделала вид, что ты мне родной внук.

–Ты уж меня прости Любовь Никитишна, если я тебя обижу, но во всех бедах ты винишь родных, однако зло сеешь именно ты, и никто более. Я многое в себе держал, и отныне молчать не намерен. Массаж, да катись он пропадом, и похуже вещи делали, но водить меня за нос, нет уж, тут простите, я умываю руки. Всё! Хватит, натерпелся. Игра окончена, тушите свет господа, я выдохся. Сначала дети в школе от Вас шарахались, потом Вы мужу житья не давали, дочку родную пороли и я уверен, что дочка Ваша, не от хорошей жизни в бега подалась. Что же на самом деле случилось с Вашим мужем, я доподлинно не знаю, однако думается мне, жили Вы порознь и вечно ссорились по пустякам.

–А с ними, иначе нельзя, хлюпиками станут. Уж лучше я им ремня разок всыплю, нежели они начнут пить, курить и наркоманить. Хулиганья мне в доме хватала. Как говорится, суровый нрав, растёт в суровых условиях. Вот ты думаешь, стала бы моя дочурка известным градостроителем, без ежедневной порки. Нет, нет и ещё раз нет.

–Потому она и сбежала от тебя. Тут хочешь, не хочешь, но каждодневную порку мало кто сдюжит. Дети, они ласку любят, их добрым словом ободрять нужно, а не ремнём махать. Что посеешь, то и пожнёшь.

–Дочурка моя упивается плодами Моих! Трудов… И будь у меня под рукой имбирный пряник, вместо отцовского ремня, то выросли бы они все избалованными хлюпиками. А оно мне надо?

–Теперь ты видишь, к чему пряник без ремня приводит. Дети разбежались и кроме меня, тебя некому более навещать. А будь под рукой пряник, то жила бы ты сейчас беспечно и забот не знала.

–А мне и одной живётся хорошо и беспечно. Сама чай поставлю, сама телевизор включу, а большего мне и не надо. Если аппетит проснётся, то я сестричку из больницы домой позову, она-то мне и сварганит супчик.

–Ну, вот и жди, когда сестричка твоя из больницы к тебе наведается, а я домой пошёл. Тошнит чего-то, а чего не знаю.

–Иди-иди и без сопливых справлюсь.– крикнула вдогонку Любовь Никитишна и вновь включила телевизор.

–Ну и пойду, мы людигордые, терпеть не станем.– подлил Витасик масла в огонь, но костёр давно потух, и Любовь Никитишна, сдержала всю злобу в себе.

***

Пора и честь знать.

До первых петухов Любовь Никитишна Московская рыдала навзрыд и рукавом белой сорочки утирала горькие слёзы. Одна-одинёшенька на белом свете, и никому она не нужна, и дети совсем позабыли, что в тесной хрущёвке томится родная мать, точно не она рожала дочку Аню и внучку Аллу на руках не убаюкивала. Обидной ей, что она, Любовь Никитишна Московская, в недалёком прошлом руководитель местной школы, суровая «Укротительница змей», не заслужила и махонькой доли беспечной старости. Она много не просила, лишь бы внучка под боком росла и дочка, время от времени, мать родную навещала. Подчас она краем уха подслушает, как старые пенсионерки, только и делают, что жалостливо порицают родных детей, видите ли, они их воспитали, вскормили, а сыновьям жалко в Болгарию путёвку купить. Вот же клуши, не знают цену, казалось бы, простым вещам, как у них только язык поворачивается подобные наглости исторгать, поражалась Любовь Никитишна и в полном одиночестве сиживала на холодной скамейке у мрачного подъезда, любуясь, окрестностями затхлого двора.

Наутро следующего дня, Любовь Никитишна Московская, жена ныне покойного Геворга Палыча, мать успешного градостроителя Анны Геворгиевны и бабушка Аллы Петровны, скончалась в полном одиночестве. Мёрзлые стены нагнетали пуще прежнего, и мысли о муже не согревали тело приятными воспоминаниями к слову совсем, напротив, подирали кожу морозом. И стены по обе стороны померкли, тьма нависла над белым потолком, комната ходила кругом неустанно, точно водила хоровод, думалось, что с минуты на минуту Любовь Никитишна свалится в пропасть. То ли нервы шалят, то ли от безудержной тоски, неведомая сила разящим ударом кольнула точно в грудь. Любовь Никитишна съёжилась на боку, крепко стиснула тонкую сорочку в кулак, испустила последний вздох и померла.

Окончила земное поприще Любовь Никитишна глубокой ночью, осенний сквозняк блуждал из комнаты в комнату, грохотал форточками, хлопал дверьми и чувствовал себя, как дома. Бледные пятки окоченели, и лишь в полдень медсестра подумала, а не навестить ли ей Любовь Никитишну, проведать, как она там у себя поживает. Дубликат ключей медсестре вручила сама хозяйка дома со словами: «Мой дом, твой дом, но ежели ты чего украдёшь, напишу на тебя заявление. Заруби на носу!».

Она просунула ключ в замочную скважину, замки вскоре расступились и входная дверь распахнулась. Но не успела она снять с себя дутую куртку, как в ноги ей бросился вчерашний сквозняк. Он повстречал ей прямо на пороге дома, лихо метнулся вдоль стен, смахнул с тумбы газетную стопку и, вздёрнув напоследок, полы белого халата умчал в подъезд. Холодно-то как, ужас, медсестра повесила дутую куртку на крючок и, скрипя суставами, опустилась на рваный пуфик. Медсестра стянула с себя ботинки, и побрела, искать Любовь Никитишну.

Первым делом, медсестра наведалась в гостиную комнату… Не то место, не то сакральное обиталище, где одинокая старуха, проводит большую часть своей старости. Но телевизор на удивление молчал, пульт ваялся на полу, а хозяйки дома не наблюдалось. Странно, подумала медсестра и пошла на кухню, но и здесь ни души. Неужели в спальне!? Она ходким шагом ступила в почивальню и застала спящей на кровати Любовь Никитишну.

Час дня на дворе, а она в кровати дрыхнет, опять, наверное, передачи до самого утра смотрела, медсестра слегка прикрикнула: «Любовь Никитишна, пора вставать. Обед стынет». Она крепко стиснула в руке банку тёплого супа, веяло овощами, приправами и всюду стоял запах жареного мяса, воображение взыграло не на шутку. Медсестра суетливо переминалась с ноги на ногу, неудобно всё же кричать в гостях, но вопреки стеснениям и прочим неудобствам, она выкрикнула во весь рот: «Любовь Никитишна! Обед стынет, прошу к столу!».

Любовь Никитишна и пальцем не пошевелила. Она дрыхла на боку и признаков жизни не подавала. Плохи дела, медсестра ощутила над собой гнетущую тревогу, она обошла стороной кровать, ближе, чем на шаг не подходила, мало ли чего… Она женщина в летах, испугается ненароком. Но все меры предосторожности оказались напрасны, Любовь Никитишна без жизни в глазах, точно заворожённая, томно взирала на чугунные батареи.

«Любовь Никитишна… Любовь Никитишна…», вполголоса вторила медсестра, но в ответ лишь безмолвное согласие навевало тоску и уныние. Она сделал робкий шаг навстречу бездыханном телу, сощурила оба глаза и ахнула на всю квартиру.

Банка тёплого супа шлёпнулась на пол и разлетелась вдребезги. Густая жижа хлынула на ворсистый ковёр, с позволения сказать вышла из берегов, кусочки свежего мяса заляпали тусклые обои, и напуганная до жути медсестра опешила. Робкой поступью она подалась назад, осмыслила гибель Любовь Никитишны и рванула во всю прыть к телефону.

На скорую руку медсестра набрала нужный номер и сообщила врачам об утрате. Не прошло и семи минут, как машина скорой помощи вихрем влетела во двор и передним колесом стукнулась о каменный бордюр. Вой сирен голосил на всю округу, несмышлёный ребёнок тянул за самодельную верёвку цветной камазик и люди в белых халатах, быстром шагом юркнули под крыльцо. Лёгкий дождь моросил за окном и разводил мрачную сырость на безлюдном дворе.

Витасик щеками припал к окну и повесил нос на квинту. Грустью окатило, точно из ведра… И поначалу он терялся в догадках, ибо с какой вдруг стати врачи достали носилки! Но затем, когда на улицу вперёд ногами вынесли бездыханное тело, он быстро догнал умом, что к чему и почему…

Витасик докрасна растирал слёзы горя на щеках и внимал сей процесс. К подъезду вскоре подкатила чёрная машина, дверь отворилась и изящная туфелька ступила на побитый асфальт. Тяжёло, словно разводные мосты в Санкт-Петербурге, распахнулась задняя дверца автомобиля, и на улицу под моросящий дождь выскочил ребёнок. Стало быть, девочка, лет восьми, если не меньше. Владелицей чёрного автомобиля, была дочка Любовь Никитишны, фигуристая брюнетка Анна Георгиевна, а непутёвая девочка с плетёными косами имела честь, быть внучкой Аллой. Вылитая копия родной матери, что одна, что другая, один в один! И не верилось Витасику, что в молодые годы Любовь Никитишна собирала на себе взгляды похотливых мужчин и разбивала сердца ненасытным романтикам.

Вот же напасть думал Витасик, буквально вчера я делал ей массаж ступней, а сегодня люди в белых халатах, выносят Любовь Никитишну вперёд ногами. Ужас… Старая и одинокая, она была суровых нравов, не спорю, временами перегибала палку, но подчас казалось, что она держит в ежовых рукавицах половину города, да что уж там города, половину населения нашей необъятной страны. И что сейчас, думал Витасик, кто теперь займёт апартаменты Любовь Никитишны, кто теперь угостит его стаканом свежего молока. Массаж ступней он ненавидел всеми фибрами своей душонки, однако Любовь Никитишна запала на душу. Словом женщина суровых правил, но крайне умная. За её плечами развал Советского Союза, дефолт, кризис и целые поколения, а она и по сей день не сдавала обороты и одним лишь грозным взглядом вмиг усмиряла целые классы непослушных учеников. Вот она… «Укротительница змей», покидает окрестности двора на карете скорой помощи, а следом за ними нерасторопно плетётся чёрный автомобиль.

Глава 8

Господин Штрубель и потоп

Скоропостижная гибель Любовь Никитишна омрачила быт Витасика. Он, то и дело, что вспоминал о давно минувших днях и жаждал пригубить чудного молока. И сколько бы Витасик кружек не осушил, но не забыть ему согретый на плите стакан горячего молока Любовь Никитишны… Самое, что ни на есть чудо воплоти. Он приятен на вкус, излишне густой и между тем воздушный, точно вереницы пышных облаков тянутся по чистому небосводу. Витасик мог упиваться молоком до отвала, пока пузо не лопнет и согревать душу теплотой приятных воспоминаний, коих, кстати, находилось предостаточно. Но Витасик ни в какую не желал и мельком думать про ненавистный им массаж гадких ступней. И теперь, когда Любовь Никитишны не стало, Витасик мог облегчённо выдохнуть и забить на всё огромный гвоздь небытия. Но кошки на души скреблись нещадно. И сыпать соль на глубокие раны он отказался, добавил лишь в конце, что жизнь идёт своим чередом и терзать себя муками – дело пустое и не сулит ничего хорошего. В доме к смерти Любовь Никитишны отнеслись с прохладцей. Жильцы особо не нуждались в разговорах со старым человеком. Они Любовь Никитишну видели крайне редко и дружбу со старухой не водили.

Грусть, тоска и уныние, вскоре сошли на нет, однако забот от этого не поубавилось. На днях в квартире господина Штрубеля случился страшный потоп. Реки холодной воды хлынули прямо в квартиру и нанесли громадный ущерб холостяцкой берлоге. Всё случилось внезапно…

***

Витасик проснулся на заре. Первым делом, он раздобыл стакан тёплой водицы и смочил листья желтоватого фикуса. Хозяева спали крепким сном, правда, с минуты на минуту должен прозвенеть будильник и поставить весь дом на уши. Витасик не стал дожидаться хозяев и вовремя смылся в подъезд. Не любил он шум и гам, да и мать, думаю, в восторг не придёт, если обнаружит на пути в ванную косматое нечто. Витасик наспех переделал все дела по дому и с чистой совесть отчалил шастать по чужим квартирам.

Но нутром он предрекал скорую беду и держал уши востро, мало ли. Хозяева дремали, правда, были и те, кто только-только завалился на боковую и дал храпака, например, любители ночных гуляний. Домой, прожигатели жизни, вваливаются поздним вечером, либо на заре, пьяные в усмерть, и не снимая ботинок, падают на стылую кровать. Подчас, думалось, что помимо сна и гуляний, их ничего более не заботит, но на самом деле у весельчаков имелась работа, какая именно Витасик мог лишь догадываться, но она имеется, иначе, откуда они берут деньги на ночные кутежи.

Ради любопытства, Витасик принял решение наведаться в одну из холостяцких берлог, где обитала наглядная особь вечной гуляки. Женщин он менял, словно перчатки… Сегодня одна красавица с ним проснётся, завтра другая и все, как на подбор. Он отличался крайней непунктуальностью, поручать ему важные дела, например, вести учёт финансов на предприятии, стал бы чистой воды глупец. Витасик понятия не имели, что собой представляют финансы. По телевизору, однажды, услышал заумное словечко, и теперь при каждом наиболее удобном случае, говорит излишне мудрёными словами.

Витасик вошёл в скудные владения ночного гуляки, снял с хозяина квартиры лакированные ботинки, накрыл пьяное тело простынёй и сложил грязную обувь у входа. Витасик проявлял заботу ко всем хозяевам огромного дома, независимо от их положения в обществе. Вкупе выходит порядка 80 квартир, но все они это часть затхлой хрушёвки, а значит и частичка самого Витасика. Тут уж ничего не попишешь, он обязан следить за порядком в доме и стоять на страже квартир. Чтобы они делали без Витасика!? Он и цветы полить, горазд, и питомцев накормить, и подъезды все перемыть.

Нынче же Витасик глядел в оба, отменная чуйка всюду намекала на возможную напасть, вот только где состоится весь сыр бор, пока не ясно. Одно лишь понятно, сегодня будет жарко. Витасик неустанно шастал по квартирам и думал о сущности бытия. Что ими движет, люди весьма странные существе, неужели у них, как и у меня есть на стороне огромный дом, за который они в ответе. Какие силы их вынуждают вставать в семь утра, варить противный на вкус кофе и разбавлять столь ужасный напиток чудным молоком, одеваться согласно канонам современной моды и топать на работу. И так каждый день.

Витасик лениво шагал по бетонной лестнице, держался рукой за перила, и ветер во дворе дул умеренно, и ничего вроде в сущности не предвещало внезапной беды… Как вдруг, краем уха, он уловил змеиное шипение в одной из многих квартир. И все думы думные о людском бытие канули в лето, и некогда сельская пастораль была прервана таинственной напастью. Минутой ранее Витасик безучастно ходил по серым подъездам, собирал толщи окурок в пепельницы и думал о вечном. И теперь он вынужден, словно вихрь метаться по квартирам, да устранять неполадки в огромном доме.

Но прежде чем устранить неполадки, надо их отыскать. Витасик держал себя в руках, ибо ему не впервой подобного рода проблемы устранять. Он калач тёртый, знает, что к чему и куда… И рассусоливать ситуация некогда! Времени в обрез! Хрущёвка в беде и нет времени на пустословие! Здесь каждая минута счету! Витасик выбежал в подъезд и ухом прильнул к мёрзлой стене. Мочка заострённого уха вскоре околела, и спёртый воздух подъезда ударил точно в нос. Витасик напряг весь свой ум, сосредоточил каждый нерв в угоду общего дела и прислушался к чугунным трубам. Вода журчала на новый лад, значит, в одной из квартир, случилась пробоина, рванула труба, и грянул потоп. Витасик смежил веки, отмёл серую реальность на второй план и всем телом примкнул к дому.

Он плыл по течению, словно байдарка несётся по узкой реке, воды несли тело Витасик по чугунным трубам, старинная известь больно касалась узких плеч. Места в трубах становилась всё меньше и меньше, а Витасик всё плыл и плыл, в слепую, полностью доверившись хрущёвке. Он миновал последний закуток, столкнулся плечом к плечу с увесистой гайкой, получил весьма неприятную травму, и словно, пробка от шампанского, он пулей выскочил из огромной системы трубопровода. Витасик очнулся посреди комнаты, на ворсистом ковре, горячая вода хлестала ручьём и по самые щиколотки наводнила покои господина Штрубеля. Дорогой линолеум вздулся пузырями, и ворсистый ковёр отнесло к стене. На тумбе взобрался испуганный негодник Мурчик и надсадно мяукал во всю глотку. Взывал на помощь! И виной тому чугунные батареи. Они пришли в негодное состояние, отжили свой век, так скажем и дали течь. Газеты и журналы дрейфовали по гостиной комнате и от излишней влаги они быстро шли на самое дно.

Горячая вода, подобно Волге-матушке вышла из берегов и наводняла всё новые и новые просторы. На первых порах, одна лишь гостиная ощутила на себе всю мощь прорванной трубы, но вода била ключом и ползла в сторону прихожей, осваивать новые земли.

Кипяток обжигал бледные ступни, и Витасик рисковал быть сваренным в огромной кастрюле. Потому он вскарабкался на тумбу и сделал замечание лохматому негоднику. «Отойди чуток! Не видишь места мало…», роптал Витасик и уместился на краю невысокой тумбы. С высоты далеко не птичьего полёта, он орлиным глазом оценил всю ситуацию, взял пушистого кота на руки и пожаловался: «Ну и животина! Килограмм десять, не меньше». Якобы пушистый кот недовольно мяукнул и по щелчку пальцев, Витасик переместил их в спальню. Витасик застал спаленную комнату в полной сухости, и это значило, что кипяток пока не добрался до почивален господина Штрубеля. Весьма паршивое местечко… И разве можно здесь ночевать!? В голове не укладывается.

Однако в гостиной дела обстояли, куда хуже, домашние тапки и прочая обувь курсировала по комнате и стукалась о стены. Витасик бросил пушистого кота на кровать, а сам дал ходу в прихожую, спасать скудные пожитки господина Штрубеля. Благо, он ничего ценного в доме не держал. Господин Штрубель, как-никак птица высочайшего полёта и все скопленные сбережения хранил в банке под проценты, либо на карте. Да и сам господин Штрубель не был рад лишней трате кровно заработанных денег. И потому из обуви у него прихожей оставалась, разве что пара чёрных кед, тапки и обшарпанные ботинки. Потеря не велика, но всё же, господину Штрубеля придётся расчехлять кошелёк, а он терпеть не мог вынужденные траты. Он торгуется буквально во всём и везде… В ресторане, на рынке, в магазине, а в местах, где сбить цену не выйдет, он не захаживает… Обходит подобные заведения стороной, словно места прокажённые.

Витасик долго думать не стал, он тотчас же помчался в ванную комнату, встал на ободок унитаз, путём немалых усилий отворил железную дверцу и перекрыл общий стояк. Витасик переметнулся в гостиную и осмотрел чугунные батареи, откуда вёдрами сочилась горячая вода. Минуты две вода стекала на пол, а затем живая струя сошла на нет. Редкие капли горячей воды шлепались на пол, ущерб, казался, огромен, помимо линолеума, частично пострадала мебель, из строя вышла проводка, и красивые обои вздулись. И страшно подумать во сколько обойдётся ремонт в квартире. Да господина Штрубеля сердечный приступ хватит, когда он явится домой и застанет родную берлогу в крайне плачевном состоянии.

В квартиру господина Штрубеля, стали ломиться разгневанные соседи и крыть благим матом всю его родню. Видимо вода добралась и до их жилища.

–Открой дверь, идиот! Ты нас топишь!– сурово вопил мужчина в подъезде.

–Да брось ты… Дома его нет, наверное. Может на работе.– говорила незнакомка.

–Сволочь!– добавил на затравку незнакомец и стуки в дверь вскоре утихли. Шарканье домашних тапок и цоканье каблуков отчётливо послышались на лестничной клетке. Это значило, что соседи бросили попытки достучаться до непутёвого соседа.

Фуххх… Пронесло, Витасик смахнул со лба капли холодного пота и оставил квартиру господина Штрубеля в томном одиночестве. Последствия стихийных бедствий, он устранять не стал. И будет крайне подозрительно, вернуться уставшим с работы и обнаружить, что таинственный незнакомей навел в доме чистоту и порядок. Витасик не решался тревожить хозяев понапрасну. Люди, к мистике относятся предельно серьёзно. Им куда легче принять за чистую монету тупую галиматью, чем вкусить горькую правду. И если вдруг хозяева обнаружат следы неведомой силы, то она вмиг забью тревогу. А то и хуже, начнут постепенно сходить с ума. И если уж наводить мосты, то делать это необходимо издалека. К тому же господин Штрубель, не из той породы людей, чтобы Витасик к нему питал тёплые чувства. Он предпочитает водить дружбу, либо с детьми, либо с животными. И если вторые держат рот на замке, то первые наивно верят в сказки и полагают, что Витасик это книжный персонаж, призванный защищать город от злых магов.

Одёжка взмокла до последней ниточки, сухого места на нём не осталось. Одна сырость, да и только. Витасик, по правде сказать, думал вернуться в квартиру господина Штрубеля и навести там порядок, но затем он поразмыслил о последствиях, сложил дважды два и пришёл к выводу, что оно того не стоит. Витасик вышел в подъезд, взобрался на подоконник, снял насквозь промокшие ботинки и выжал их до последней капли. На бетонном полу образовался незначительная лужица, а от Витасика и след простыл. Он вернулся обратно в родную квартиру, сел подле батареи, за шкафом и прикорнул.

***

Очередной будний день подошёл к концу и господин Штрубель без задних ног вполз на четвёртый этаж. Он просунул ключ в замочную скважину, отворил входную дверь и планомерно наступил на огромную лужицу.

–Только не это…– отчаянно вздохнул господин Штрубель.– Ну почему именно Я, не мои соседи!? В чём же я успел провиниться!? И главное когда!?

Господин Штрубель на носочках прошёл вглубь квартиры и застал комнату в удручающем состоянии. От былой красоты линолеума не осталось и следа, напольные плинтуса местами отошли, проводка ниже всякой критики. Господин Штрубель нырнул в гостиную, сел на диван и схватился за голову.

–Это ж, сколько мне надо будет выложить за ремонт…– Господин Штрубель прикинул в уме конечные траты на линолеум, батареи, проводку и пришёл в уныние.– Много… Слишком много…

Свесив нос, господин Штрубель поднялся с дивана и ушёл в ванную комнату, там он раздобыл ведро, рваную ветошь и принялся устранять последствия недавнего потопа. За что мне всё это, негодовал господин Штрубель и водил тряпкой по мокрому полу. Бедный линолеум, что с тобой стало, придётся выложить круглую сумму, чтобы постелить новый. Он собирал воду с пола одной лишь тряпкой, выжимал её насухо, до последней капли и только, затем начинал всё сначала. Таким побытом и насобирал он воды на три ведра и словно выжитый лимон, господин Штрубель завалился спать. Веки слипались, руки стали ватными, а ног он совсем не чувствовал. Сперва господин Штрубель, думал вызвать на дом сантехника. Но час поздний, на дворе глубокая ночь и было решено оставить все дела на потом, первым делом он должен выспаться, набраться сил, осмыслить предстоящие затраты на ремонт и только затем набрать номер сантехника.

***

Господин Штрубель проснулся лишь к обеду, полон сил он встал с кровати, оторвал сонное тело от дивана и улыбнулся во весь рот. Но следом он вспомнил события минувших дней, и лучезарная улыбка сошла на нет. Господин Штрубель насупил густые брови, снял с себя вчерашнюю одежду и пошёл варить кофе. Сама мысль понести убытки, вгоняла господина Штрубеля в тяжёлую депрессию, а вчера он буквально подарил незнакомцам баснословные деньжища. И не было, наверное, дня, чтобы господина Штрубеля ободрали до последней нитки. В пору, когда люди повально скупали акции лживых пирамид, он с ехидной улыбкой на лице нарекал горе-соседей стадом безголовых баранов. И вчерашним днём он собственноручно выбросил на ветер кровные рубли. Страховкой господин Штрубель, к сожалению, не обзавёлся, ибо не станет он платить проходимцам баснословные деньжища. С самого рождений и по сей день беды обходили его стороной. А тут ни сесть, ни встать! Потоп… Ужас. Сварив кофе, господин Штрубель нащупал на полке свежую пачку бубликов и принялся за утреннюю трапезу. И кофе утратил всякий вкус, и бублики находились весьма черствыми, и солнце за окном лучилось серой палитрой унылый красок. Мысль о вынужденной трате денег не давала ему насладиться весьма скудной трапезой.

Покончив с последним бубликом, он допил кофе и набрал номер сантехника. На работу, очевидно, господин Штрубель сегодня не выйдет, а ему и не надо, в его распоряжении одна кассирша и престарелый охранник, думаю, они справятся и без его помощи. На конце провода послышались гудки…

–Алло, здравствуйте.– ответил мужчина на том конце провода.

–Вас беспокоит господин Штрубель беспокоит. У меня в квартире прорвало трубы, я бы хотел вызвать сантехника на дом.

–Конечно, во сколько Вам будет удобно?

–В течение дня, было бы шикарно.

–Думаю в шесть вечера, Вас устроит?

–Эммм… Хорошо, в шесть вечера.– не сказав до свидания, господин Штрубель положил трубку на место и неохотно, скрипя зубами, пошёл оценивать нанесённый ущерб.

Так… Что тут у нас, отчаянно вздохнул господин Штрубель и взором очертил изувеченные потопом владения. Он прошёлся по комнате, пол натужно скрипел под ногами, колченогое кресло окончательно накренилось на бок, ибо газетные подкладки буквально сварились в кипятке, и теперь развалится перед телевизором, вряд ли получится. Ковёр придётся выбросить, ворс на нём ну уж совсем исхудал и дело не в потопе, просто господин Штрубель тянул до последнего. И пока на ковре не видно широченных дыр, то, стало быть, нет, срочной надобности бежать в магазин и тратить понапрасну деньги. Дорогой линолеум волнами, вздымался, то тут, то там. И стоило надавить стопой на раздутую поверхность, то пузырь рассыпался на все четыре стороны. «Дааа… Немалая сумма выходит. Эххх… Вот я идиот, надо было дом от наводнения застраховать, так бы я ни рубля за ремонт не отдал. А теперь…», тяжело вздохнул господин Штрубель и тотчас же сделался грустным.

Он натянул на плечи тонкую курточку, покрепче зашнуровал лакированные ботинки и вышел прочь из квартиры, покупать новую мебель.

***

Перво-наперво господин Штрубель, посетил местный рынок, с позволения сказать, навестил родную вотчину, место, где можно торговаться до потери пульса и урвать действительно хорошую вещь за бесценок. Однажды, он битый час вёл ярую полемику с настырной продавщицей и пытался сбить цену на пять кило деревенской картошки. «Меньше, чем за пясат не отдам, иди в другое место, не задерживай мне очередь», без стыда в глазах, нахально заявила полноватая продавщица. А господин Штрубель, напротив, упорно настаивал на своей цене – сорок рублей и ни копейки более. Он не намерен был отступать от намеченной цели, если же, по мнению господина Штрубеля пять кило деревенской картошки будет стоить сорок рублей, то он уплатит именно эту сумму.

На рынке господин Штрубель прослыл – законченным скрягой, стоило ему показать свою физиономию на горизонте, то продавцы, все как один отходили от прилавков. В конечном итоге, спор удалось разрешить полюбовно, господин Штрубель и зловредная продавщица, сошлись на сорока пяти рублях. Правда, по пути домой, он всю дорогу корил себя в том, что ему так и не удалось добиться победного конца и уберечь от лап бесстыжей продавщицы пять рублей.

Сегодня же господин Штрубель покупал далеко не пять килограммов деревенской картошки, в его планах приобрести недорогой ковёр и хороший линолеум. Он прошёлся вдоль торговых рядов, заглянул в пару прилавков, однако ничего ценного для себя не обнаружил.

–Сколько будет стоить вон тот ковёр?– вопрошал господин Штрубель и пальцем указывал на прилавок.

–Семь пятьсот. Лучшая цена, а главное ковёр хороший, как от сердца отрываю.– говорила сухощавая продавщица.

–Да за семь пятьсот я три таких найду!– рассердился господин Штрубель и ушёл прочь.

–Ну ищите, кто ж Вам мешает.– кинула вдогонку продавщица, но от него и след простыл.

Ни стыда, ни совести, честных людей на деньги обманывают, господин Штрубель завёл автомобиль и тронулся с места. Теперь же, когда последние надежды обрести счастье за гроши, провалились, он отчалил в сторону универмага, где располагался магазин дешёвой мебели. Может быть, я найду, что искал, задался весьма, философским вопросом господин Штрубель и поддал газу.

Он оставил автомобиль на обочине и зашагал в магазин дешёвой мебели. Подобные заведения, господин Штрубель старался обходить стороной, ибо цену здесь сбить не удастся. Сплошная диктатура и о простейших правах человека, здесь явно не слышали.

Ну и цены, давался диве господин Штрубель, и вяло сновал по огромному магазину. Он очень боялся поднять глаза на ценник, полагал, что его тотчас же хватит сердечный приступ, как только он увидит пятизначную цифру. Магазин, хоть и дешёвой мебели, однако цены кусаются. В какое место катится этот мир? Да с такими ценами только в пропасть! Господин Штрубель

Пришла в г олову идея настрочить жалобу в администрацию города, иначе магазин, ни разу не соответствует заявленной ими рекламой – магазин исключительно дешёвой мебели. Сутками напролёт, он видит, как по телевизору крутят рекламу их магазина, но мебель здесь отнюдь не дешёвая.

Господин Штрубель встал напротив рулона дешёвого линолеума, и собирался было поднять скандал на весь магазин, упрекнуть начальство в обмане. Однако откуда ни возьмись, подле господина Штрубеля вырос незнакомец. Жуликоватый вид и щетины пятидневной давности, не внушали особого доверия, и надо думать, он здесь, явно не из лучших побуждений. Да у него на лбу прописано большими буквами – ПРОХОДИМЕЦ. И говорил он исключительно вполголоса и на каждом шагу озирался по сторонам.

–Здравствуй друг, вижу, ты линолеум себе выбираешь!?– завёл беседу незнакомец.

–Ну выбираю, а тебе-то какое дело.– ответил господин Штрубель.

–Хочешь, я тебе точно такой же линолеум, за полцены продам.

–А с чего вдруг ты мне помогаешь.

–Да тут скорее не помощь, а попытка уберечь наивных граждан от обмана.

–А поподробнее, если можно…

–Этот магазин, сплошной обман, продают товары с огромной наценкой, хотя сами называют себя магазином дешёвой мебели.– заявил незнакомец.– А я, можно сказать, покупаю напрямую у фабрики и продаю с малой наценкой и оберегаю честный народ от лжи. Хочешь, я тебе и шкаф продам… купе.

–Есть у меня шкаф-купе, а вот от линолеума, я пожалуй, не откажусь.– ответил господин Штрубель высунул руки из карманов.– Ну, пошли, раз за полцены отдаёшь.

Плечом к плечу, они покинули лживый магазин якобы дешёвой мебели, и на выходе подозрительный незнакомец, надвинул на хитроумные глаза кепочку, видимо есть, что скрывать. Правда, господин Штрубель не придал тому особого значения, мало ли, человек может просто напросто глаза от солнца оберегает. Ко всему прочему господин Штрубель был излишне опьянён мыслями, сберечь значительную сумму денег от лап фальшивых продавцов. Ввиду этого он наивно шёл по пятам незнакомца и верил буквально каждому слову.

Фальшивый незнакомец без конца нахваливал свой товар, мол, за такую крохотную цену, Вы нигде не сыщете похожего качества линолеум. «Сперва дойдём до машины, я Вам обязательно покажу свой товар, даже скидку сделаю, как первому клиенту».

До чего же он добр со мной, не перевелись ещё на свете честные люди, искренне радовался господин Штрубель и не успел заметить, как двуликий незнакомец завёл его в тёмный переулок.

–Вот мы и пришли.– заявил незнакомец и рукою указал на старый грузовик.

–И где же Вам товар?– ему не терпелось поскорее купить линолеум и отправиться домой.

–Сейчас всё будет.– ответил незнакомец.– Эй… Рашид, открой грузовик, я покупателя нашёл.

Грузный мужчина, очевидно южных кровей, покинул кабину грузовика и открыл дверцу кузова.

–Вот погляди товар высшего сорта. Нигде ты такой линолеум больше не найдёшь.– пел дифирамбы незнакомец.– Отдаю за даром, бери любой! Что душа твоя пожелает, то и покупай.

–Покажи мне вишенку на торте. заявил господин Штрубель.– Гулять, так гулять!

–А я смотрю, Вы берёте от жизни всё.– подло льстил незнакомец.

–Я стараюсь жить в своё удовольствие.– ответил господин Штрубель.

–Ну, раз так, то я продам Вам наилучший линолеум в городе. Да что уж там, в городе, в стране!– незнакомец довершил пламенную речь и взобрался в кузов грузовика.

Господин Штрубель стоял снаружи, переминался с ноги на ногу и нетерпеливо ждал, когда двуликий незнакомец выставит на всеобщее обозрение лучший в городе линолеум. С минуты на минуту, он сможет по достоинству оценить товар, дать на руки незначительную сумму и обмануть весь мир. Ни в один магазин, хороший или плохой, он отныне и вовек не сунется, будет держаться особняком, и покупать мебель у этого гражданина. Незнакомец, не взирая, на двуликость, пришёлся господину Штрубелю по нраву, человек весьма приятной наружности, вежливый в общении, а главное он честен и сходится с ним во взглядах. Магазины действительно, не имеют право быть, пока громадные цены не упадут до приемлемых, и честный народ будет в состоянии сделать ту или иную покупку.

Незнакомец прошёл вглубь кузова, и едва различимые очертания плеч с концами сгинули во тьме. Из недр грузовика донеслись характерные стуки и шорох. Незнакомец, собственноручно разгребал горы хлама и пытался найти линолеум. В скором времени нечто огромное свалилось на незнакомца, и он прескверно выругался благим матом. Вслед за тем, кряхтя, он отодвинул от себя громадную штуковину и продолжил искать линолеум. «Эй… Зараза, где ты…», недовольные возгласы попеременно доносились из недр мрачного кузова.

Минуты через две, незнакомец радостно воскликнул: «Нашёл гадину!». Попутно он худыми локтями растолкал всякий хлам, обронил железное ведро и на сутулых плечах вынес три рулона отменного линолеума. Комар носу не подточит, линолеум, в самом деле, хорош собой и нога человека сюда точно не ступала. Незнакомец не был голословен, как могло показаться изначально, он отдал на руки господину Штрубелю вишенку на торте и попросил взамен сущие гроши.

Незнакомец взял на руки один рулон, сощурил оба глаза и внимательно прочёл этикетку, по слогам: «Это марка линолеума, полностью имитирует напольный паркет». Он передал рулон господину Штрубелю и действительно, данная марка линолеума внешне напоминает дорогущий паркет, но цена, выше всякой похвалы.

–И во сколько мне обойдётся, это чудо!?– господин Штрубель не выпускал из жадных рук линолеум.

–Ну, думаю, тысяч в семь.– с оглядкой ответил незнакомец.

–Ну семь, так семь.– господин Штрубель в кои то веки преклонил рулон к ноге, рассупонил курточку и вынул на полуденный свет чёрный кошелёк.– Так, подождите, а Вы же мне скидку обещали. Я помню…

–Раз обещал, то будет Вам и скидка.– сердито вымолвил незнакомец.– Думаю, что шесть семьсот будет в самый раз.

–Вполне.– кивнул господин Штрубель и отсчитал слегка примятые купюры.– Но у меня с собой в кармане, только шесть пятьсот и мелочь.

–Ладно, давай шесть пятьсот и проваливай.– гневился незнакомец.

–Подождите, а коврами Вы торгуете, или только исключительно мебелью?– любопытствовал господин Штрубель.

–Коврами интересуетесь?

–Да, я бы хотел купить ковёр, мой ну уж совсем исхудал, облез, как кот плешивый.

–Раз надо, то отыщем.– заявил незнакомец и передал господину Штрубелю визитную карточку.– Позвоните вечером, и если мне удастся найти лишний ковёр, то считайте, он Ваш по праву.

–Кстати, а как Вас зовут?– интереса ради, вопрошал господин Штрубель.

–Зови меня Палычем.– сердито ответил незнакомец.

–До встречи Палыч.– попрощался с незнакомцем господин Штрубель.

Они обменялись рукопожатиями и разошлись, как в море корабли. Господин Штрубель взял в охапку три рулона отменного линолеума и направился к автомобилю, а незнакомец подступил к товарищу.

–Слушай Рашид, сигареты не найдётся?– с нетерпением спросил незнакомец.– Жуть, как курить хочется.

Рашид полез в задний карман, достал пачку заморских сигарет и протянул товарищу руку помощи.

–Кури на здоровье.– Рашид сунул пачку в задний карман и дал незнакомцу прикурить.– Как ты думаешь, этот болван понял, кто мы.

–Не думаю. Он слишком тупой, чтобы понять, кто мы.

Рашид, на пару с незнакомцем, сел в кабину, отовсюду смердело бензином и соляркой. Он завёл грузовик и выхлопная труба, то и дело, плевалась едким дымом и портила воздух. Подозрительные личности тронулись с места, и вскоре покорёженный бампер старого грузовика скрылся за ближайшим углом.

***

Господин Штрубель, ног под собой не чуял, он с горем пополам вполз, в квартиру и скинул на входе три рулона отменного линолеума. Он швырнул в угол грязные ботинки, снял куртку и переоделся во всё домашнее. Уставший, как собака на бегах, господин Штрубель достал из-под умывальника баллон воды, поставил кипятиться чайник и тем временем закинул в кастрюлю пачку пельменей. Много не вышло… упаковка была наполовину пустой. Но в самый раз, чтобы усмирить стаю исхудалых волков в недрах урчащего желудка. Раза два он столовой ложкой тщательно перемешал сочные пельмени, снял пробу, отпил чуток горячего бульона и малость поперчил. Открыв, кухонный шкаф, он достал пучок зелени, накрошил траву и окунул специи в кастрюлю.

Поздний обед был на подходе… Кастрюле на плите, пельмени варятся, и быть стало, можно прикорнуть. Господин Штрубель откинулся на спинку стула и вытянул уставшие от изнурительное ходьбы ноги. Тапки неплохо бы надеть, да лень в прихожую идти. Господин Штрубель запрокинул голову и смежил томные веки. День выдался на удивление хорошим, ему удалось сберечь несколько тысяч кровью и потом заработанных рублей и на минуту стать счастливым человеком.

Сон его сморил внезапно, сперва слабость в ногах прояснилась, точно гром средь бела дня, а следом и урчащий желудок, подлил масла в огонь. Он вымотался, как раб на галёрах… Целый день на ногах, то по рынку бродит, то в переулках с незнакомцам дела ведёт. День получился весьма насыщенным на события, а впереди обед и сантехник обещал к вечеру поскочить.

Любовью господин Штрубель так и не обзавёлся, ходил, что называется бобылём и бед не знал. Женской ласки, он не требовал и вёл себя со слабым полом весьма робко, беседы старался не заводить и сердца дамские покорял неохотно. Если и есть на свете настоящая любовь, то она стыло быть, не обратила на меня и толики внимания, рассуждал господин Штрубель. В молодости, он не пользовался особой популярностью среди женщин. И пока его сверстники ходили на свидания и целовались в парках, он целовал плакаты зарубежных актрис, в перерывах между сольфеджио и школой. Но с годами он возмужал, красные прыщи сменила редкая щетина и лохмотья на голове, стали пышной шевелюрой. Мало-помалу, но женщины тяготели к нему и пытались урвать лакомый кусочек, пока очередная вертихвостка не успела подмять его под свой каблук. Однако господин Штрубель оставался неприступной стеной, если он и ходил на свидание с женщиной, то исключительно ради любопытства, не вечно же ему мальчишкой оставаться. К тому же деньги, его интересовали больше женщин, на свои сорок с хвостиком лет, он скопил солидную сумму, правда, тратить всё за раз не решался. «Вот стукнет мне полтинник, и уеду жить за границу», говорил господин Штрубель, надевал пальто и шёл на работу.

Чайник на плите вскипел и разразился ушераздирающим свистом. Господин Штрубель пулей вскочил на ноги и усмирил негодника. Он тщательно перемешал ложкой мутную водицу, где плавал фарш без теста и взял на пробу один экземпляр. Не пельмени, а сплошная каша, переварил малость, вздохнул господин Штрубель, взял половник и наложил в тарелку горсть пельменей.

Нос он воротить не стал, ему и не такую байду кушать приходилось. В голодную пору, будучи студентов, он однажды вместе с ребятами зажарил голубя. «Раз их во Франции к обеду подают, то мы, чем хуже? Правильно! Ничем», заявил в своё оправдание господин Штрубель и отрезал себе филейную часть. С тех пор, голубей он не трогал, однако и в фешенебельных ресторанах питался редко, только по праздникам, или особым случаям. Иначе обеднеешь быстро…

Голод вконец одолел господина Штрубеля, слабость в ногах и напрочь пустой желудок, не давали ему толком отдохнуть. Он схватился за столовую ложку и принялся уплетать за обе щеки вкусные пельмени. Полив, сверху жирной сметанкой, он вдоволь насытил голодный желудок пельменями и волки в животе, впредь не урчали. Переваренные пельмени, на вкус мало, чем отличаются от недоваренных, или сваренных точно в срок, та же картина, только в профиль. Безусловна, красота утрачена, пельмени выглядят отнюдь не презентабельно, но какое ему дело, ведь пустой желудок не глядит в тарелку. Господин Штрубель в два счёта управился с пельменями, и хотел было потребовать добавки. Он глянул в кастрюлю, запустил в бульон половник, но кроме воды он горе-рыбак, ни крошки не выловил. Господин Штрубель налил себе чаю, устроился поудобнее, взял бублики и, макая, их в кипяток скушал целую пачку.

Господин Штрубель съел пельмени, добела вылизал тарелку, глотнул чая, развёл на столе бардак и с набитым животом он переселился в спальню. Пушистый кот дремал на боку и громко сопел. Господин Штрубель был на редкость бесцеремонен… Он спихнул с кровати кота, завалился на боковую и малость прикорнул.

***

Спал господин Штрубель, как убитый, изредка храпел, да присвистывал, словом паровоз на железных путях. Пушистый кот, сделал свои кошачьи дела и лёг подле хозяине. На чужом пузе он не дрых, предпочитал кемарить на кровати, подобно хозяевам.

Звонок в дверь, вынудил господина Штрубеля кулаками продрать сонные очи и скинуть с себя простыню. Он сел на кровать, забавы ради, спихнул на пол спящего кота, зевнул во весь рот и в медленном темпе пошёл открывать дверь. Звон в ушах не унимался, гость не переставал жать на дверной звонок и надо полагать, он желал довести хозяина квартиры до белого каления. «Да иду! Иду!», крикнул господин Штрубель и звон тотчас же умолк. Господин Штрубель подковылял к входной двери и задал вполне логичный вопрос: «Кто там?».

–Сантехник я, трубы менять пришёл.– отозвался хрипатый голос.

–Ну, раз сантехник, то входите. Милости прошу.– господин Штрубель отворил настежь двери и впустил гостя в дом.

Здравствуй.– плечистый сантехник вошёл прихожую.– Мне сказали, что у Вас трубы протекают.

–Протекают, это мягко сказано. Мне из-за Ваших труб, пришлось линолеум новый стелить и ковёр покупать. Господин Штрубель проводил сантехника в гостиную и указал на трубы.

–Мы за трубы не отвечаем. Мы отвечаем за поломку. Вот если надо, что починить, то я с радостью, а ежели, кто Вам негодный товар продал, тот тут простите, но я умываю лапы.– сантехник, мужчина жилистый, присел на корточки и осмотрел хлипкие трубы.

–Вы молчите, значит, всё плохо… Я Вас правильно понял?– вопрошал господин Штрубель.

–Я молчу, поскольку делаю осмотр Ваших труб, и пока дела обстоят не лучшим образом.– ответил сантехник и встал на ноги.

–Так вы почините мне трубы?

–Конечно, починю, куда я денусь, это как-никак моя работа. Вот только трубы новые купите, и я Вам их сразу же поменяю, а пока простите… Я умываю лапы.

–Но как же так, минуту назад Вы меня уверяли, что несёте ответственность за все поломки. Так чините, раз сломалось. Негодовал господин Штрубель.

–Было б что чинить, а Вашей трубе полная труба. Извините, но я не всесилен, сперва купите, а потом увидим, что, да как.– сантехник покинул гостиную.

Господин Штрубель руки опускать, не намерен, он тотчас же последовал за сантехником и между тем думал, как ему заставить человека взяться за нелёгкую работу. Платить за новые трубы!? Этого мне не хватало, возмущался господин Штрубель, но виду не показывал. Весьма любезно он выпроводил гостя из квартиры, нашёл визитку и помчался к телефону. Он поднял трубку и наспех набрал телефонный номер…

–Да, слушаю…– начал беседу незнакомец.

–Здравствуйте, Палыч, сегодня я у Вас линолеум брал. Помните меня?– господин Штрубель ощущал себя довольно неловко, с позволения сказать, не в своей тарелке.

–Кончено, помню… Вас, не забудешь.– вздохнул незнакомец.– Говорю сразу, товар возврату не подлежит.

–Вы меня не правильно поняли, линолеум меня устроил. Я звоню насчёт ковра, всё всиле?

–В силе… Раз я сказал, что найду ковёр, значит найду. Или Вы сомневаетесь во мне? Не думаете ли Вы, что я пустослов?

–Нет, ни в коем случае, я просто хотел уточнить всё ли в порядке и попросить Вас об одной услуге. Раз такое дело, то не могли бы Вы мне помимо ковра, раздобыть чугунные батареи.– переминался с ноги на ногу господин Штрубель.– Я заплачу, можете не сомневаться.

–А я за бесплатно и не работаю, особенно со лжецами. Но раз клиент желает приобрести батарею, то я привезу Вам батарею, не сомневайтесь.– разглагольствовал незнакомец.– Завтра утром, мой коллега Вам перезвонит и скажет, куда подъехать.

–Да, хорошо, я Вас понял.– добавил господин Штрубель

–Ну, тогда до завтра.

–До завтра.

Господин Штрубель положил трубку на место и облегчённо выдохнул… Словно камень с плеч в воду канул.

Господин Штрубель положил трубку на месте и словно камень с плеч в воду канул. «Ну и денёк выдался…», шёпотом сказал господин Штрубель и на минуту сомкнул глаза. Кажется, прошла вечность, но на деле не больше четверти часа, в такой позе он проспал без малого полчаса и взялся за ремонт. Перестелить линолеум, дело не из лёгких, как могло показаться на первый взгляд, здесь нужна сноровка и терпение. А у господина Штрубеля и того, и другого, имелось выше крыши, на троих хватит, хоть отбавляй. Он без малого третий год не знает женской ласки, тут без грамма терпения не выживешь, подчас о виселице задумаешься.

Ремонт господин Штрубель намерен делать своими руками, ему помощь специалистов ни к чему. Благо отец у него мастер на все руки, поведал родному сыну все премудрости работы с инструментами. «Инструмент, он словно женщина, чем меньше пользуешься, тем больше ржавчина на нём скапливается», заявил отец. В довесок к прочему, эти якобы специалисты, начнут цены заламывать космические, а он и без того выложил круглую сумму за батареи, линолеум и ковёр. Стало быть, он управится своими силами и лишь сантехник подсобит ему в одном деле.

Господин Штрубель обеими руками схватился за увесистый диван, оторвал ножки от пола и едва не заработал себе на старость лет грыжу. «Ну и гадина…», сквозь зубы процедил господин Штрубель и поволок громадину восвояси, подальше от гостиной, иначе линолеум ему не постелить. Как ни старайся, но первым делом надо освободить комнату, и лишь затем приступать к работе. Он вернулся в комнату, поставил обе руки на изголовье кресла и вытолкал любимицу подальше от ремонтных работ. Телевизор он трогать не стал, поскольку тот подобно картине в Лувре, висел на стене и проблем весомых не создавал.

Делов-то, господин Штрубель выгнул сутулую спину, хрустнул костяшками и, схватившись за поясницу, он взялся отдирать старый линолеум. За считанные минуты господин Штрубель управился с полом и оставил после себя голый бетон. Шматки линолеума господин Штрубель раскидал по углам, и хотел было навести в комнате порядок, однако боль в спине укрупнилась в разы. «Ой, спина…», с болью в пояснице вымолвил господин Штрубель и растянулся во весь рост на голом полу.

Осталось пару пустяков, и дело сделано, господин Штрубель лёг на живот, голый бетон всюду морозил грудь и он встал на ноги. Одна рука держит стену, вторая на пояснице, и в такой замысловатой позе господин Штрубель покинул гостиную и отправился на боковую, ломать подушку. Сил на уборку не оставалось… С трудом он доковылял до кровати и перед тем, как сомкнуть очи заявил: «Утро, вечера мудренее».

***

Господин Штрубель восстал ото сна, ровно в половину девятого. Телефон, словно будильник, трещал безумолку и не давал хозяину квартиры вдоволь отоспаться. Он встал с кровати, надел тапки, укрыл заспанное тело халатом и пощеголял в прихожую. Господин Штрубель поднял трубку и ладонью протёр глаза.

–Да, я Вас слушаю.– начал господин Штрубель.

–Звоню сказать, что ковёр и батареи готовы и будут ждать Вас у подъезда. Для начала укажите мне Ваш адрес, или место, куда мне подъехать и примерно через час я, как штык, буду там, где положено.– говорил незнакомец.

–Переулок имени Пихта, дом 6.– ответил господин Штрубель и на конце провода послышались гудки.

Господин Штрубель положил трубку на место, и собирался было принять утренний душ, но воды в доме не было третий день к ряду. Он открыл кран над умывальником, в надежде сполоснуть лицо и заспанные глаза. Сухо, как в пустыне Сахара… Ни единой, даже самой махонькой капли он не выстрадал из крана и кулаком саданул по умывальнику, но тщетно. «Что б тебя падла…», выругался господин Штрубель и лениво побрёл на кухню. Три дня он толком не мылся и о воде мог лишь мечтать. Господин Штрубель находил своё положение весьма, прескверным. Ему хотелось поскорее закончить ремонт, установить батарею и вспоминать эти дни, как страшный сон. «Вот закончится всё это и приму горячую ванну», размечтался господин Штрубель, но он и предположить не мог, насколько его дела плохи.

Он вынул из-под умывальника баллон тёплой воды и поставил кипятиться полный до краёв чайник. Господин Штрубель ощущал себя погано, во рту, словно бы кошки испражнились, а на чёрных волос мерцали залежи позавчерашнего жира, стоило бросить пучок на сковороду и масло растечётся по всей округе, яичницу можно запросто сварить. Он превозмогал все неудобства, ибо знал, что к вечеру всё образумится и тёплый душ смоет с него все обиды, вплоть до страшного потопа.

Господин Штрубель налил себе чаю и принялся за трапезу. Кушал он исключительно всухомятку и чёрствые бублики будут в самый раз на пути к тяжёлой стадии гастрита. Негоже питаться одними лишь сушками, да бубликами, но что поделаешь, воды нет, а стало быть, и еду он сварганить нынче не в состоянии. Господин Штрубель думал поначалу, разбить два яйца и состряпать яичницу, но настроение у него хватало лишь на твёрдые бублики и тёплый чай. Одна лишь радость у господина Штрубеля, он сэкономил кровные рубли, и спать теперь ложился с чистой совестью.

Господин Штрубель тщательно прожевал последний бублик и вспомнил, что за два дня полной засухи в квартире, он не удосужился проверить стояк. Странно… Стояк он вроде бы и не выключал, однако вода течь перестала. Господин Штрубель вскочил на ноги, насупил брови и ринулся в ванную комнату проверить, как там обстоят дела. Он переживал, что кроме батареи, из строя вышел и стояк. И в случае, если все его опасения подтвердятся, вот тогда он точно распалит квартиру неистовым гневом.

Тратиться на стояк господин Штрубель ни в коем разе не собирался и, открыв стальную дверцу, он облегчённо выдохнул, потому как всё, пребывало на своих местах. Лишь редкая ржавчина портила желтизной общую картину, а в целом стояк выглядит на все сто. Правда, одна деталь, его всё же смущала, да так, что поджилки в ногах затряслись, и пот холодный на лбу прошибло. Он сел на ободок унитаза, закинул ногу на ногу и пытался мысленно переварить увиденную им картину. Быть может, он сходит с ума, или всему виной провалы в памяти, иначе не объяснить каким побытом стояк оказался перекрыт. Загадка века…

В мельчайших деталях он помнил события минувших дней, и там, очевидно, не находилось места перекрытому стояку. Хоть убей, думал господин Штрубель, но я не помню, как перекрыл этот стояк. От мысли, что в квартиру могли пробраться грабители, ему становилось худо, не по себе. Однако телевизор не тронут, а кроме него господин Штрубель ценных вещей в доме не хранил. Он не исключал вариант, что грабители, попав, в квартиру не нашли ничего ценного и с пустыми карманами ушли домой. Мысль о непутёвых грабителях оскорбляла господина Штрубеля, неужели, за годы, прожитые в бренном мире, я не заработал на поистине лакомый кусочек пирога.

Поняв, что ничего ему не светит, он поднялся с унитаза, вытер ладони о домашний халат и взглянул на часы. Пять минут десятого, а от продавца ни слуху, ни духу, хоть бы позвонил для приличия, обнадёжил клиента. И не успел господин Штрубель разложить рулон линолеума на полу, как телефон в прихожей затрещал на всю квартиру. Он опрометью помчался к телефону, по пути едва ли не споткнулся, но устоял на ногах и следом поднял трубку.

–Выходите, я жду Вас у подъезда.– незнакомец не стал дожидаться ответа и тотчас положил трубку.

Ни грамму уважения к старшим, озлобился господин Штрубель и накинул на плечи тонкую курточку. Прямо в тапках он спустился на первый этаж и открыл стальную дверь. Знакомый грузовик, стоял у мусорных контейнеров и занял на парковке, аж три места. Случись это вечером, то обязательно произошла бы ссора между озлобленными водителями. Однако на дворе утро, а жители дома горбаться в поте лица и мест на парковке, больше, чем предостаточно.

Ноябрь месяц холодный, щиколотки обмёрзли, так и простудиться можно. Правда, господин Штрубель не особо переживал за здоровье, нынче он не в духе, а оно и понятно без всяких слов, два дня не принимать горячий душ, в современном мире, это ниже всякой критики, не иначе, как образ жизни истинного дикаря. Господин Штрубель подбежал к грузовику и ему навстречу, из кабины выполз Рашид. Глаза красные, от него за километр разило выпивкой, видимо Рашид вчера знатно перебрал с алкоголем, а сейчас терпит дичайшее по нынешним меркам похмелье.

–Здорово Рашид.– господин Штрубель протянул руку в знак приветствия.

Они обменялись рукопожатиями и Рашид, не проронив, ни слова, открыл кузов грузовика и затерялся во тьме. В кабине началась мышиная возня, тучный южанин крыл благим матом буквально всё, что попадалось ему под ноги. Он обругал кафельную плитку, назвав её потаскухой, не постеснялся намекнуть на интимную близость с декоративными камнями и вёл себя довольно несдержанно. Рашид недалеко ушёл от своего товарища по ремеслу, один в один, неуклюжий и слишком грубый в бранных выражениях. Ступив, с ним в словесную перепалку, то можно и не надеяться на благой исход, запас матерных слов до того велик, что подчас господин Штрубель узнаёт всё новые и новые для себя выражения. А в случае, если перепалка всё же случится, то сперва он пройдётся по твоей семье, затем намекнёт на излишнюю трусость, а под занавес сего конфликта, он оголит свои мохнатые кулаки и станет махать ими до потери пульса. Именно так представлял себе господин Штрубель перепалку с человеком подозрительной наружности, одним словом, с бандитом.

На обратном пути, Рашид грузными плечами растолкал горы строительного хлама и с ковром на руках спрыгнул на асфальт. Сил у Рашида не занимать, на троих хватит, он передал ковёр господин Штрубелю и вновь затерялся в кузове старого грузовика. С минуту он провозился в кромешной тьме, руками выгребал таинственные жестянки и вскоре выполз на свет с чугунной батареей.

Рашид не отличался многословностью, впрочем, как и всегда, однако дело он своё знал назубок и трудился до седьмой капли рабоче-крестьянского пота. На пару с господином Штрубелем, он потащил многопудовую громадину и лихо нырнул под козырёк. Но не успели они подняться, на второй этаж, как за окном послышался вой сирен. «Облава!», крикнул Рашид и точно по сигналу уронил чугунную батарею на бетонный пол. Гулкий звон разнёсся по этажам и грузный южанин без единой оглядки помчался вод двор. Но у входа его подстерегали стражи порядка и без особого труда они заковали горе-грабителя в кандалы.

Господин Штрубель, увидев, как Рашид даёт лихого драпа, пошёл по пятам и спустился на крыльцо. И стоило ему разинуть пасть, как суровые люди в чёрной форме надели на бедолагу наручники, и проводили до машины.

–Что происходит?– негодовал господин Штрубель.– Я законопослушный гражданин, от налоговой не укрываюсь, и никому дорогу не переступал.

–Садись, давай законопослушный гражданин, в отделе разберёмся.– приказал человек в форме.

–Отпустите же Вы меня! Не имеете права! На каких основаниях! Оборотни в по…– господин Штрубель хотел было опорочить честное имя незнакомца и обругать его самым прескверным словом. Но мужчина в форме смекнул, что к чему, и разящим ударом свалил дебошира наземь.

Всё последующие события, господин Штрубель помнил смутно, лишь то, как медвежьи лапы незнакомца схватили его за шиворот и усадили в автомобиль. Что случилось потом, господин Штрубель, как говорится, чесал затылок в недоумении, вплоть до момента, когда он очнулся в полицейском участке… По ту сторону баррикад.

Голова трещала по швам, точно с минуты на минуту она разойдётся на две равные части и все внутренности вытекут наружу. Он сел на скамью и первое время терялся в догадках, где это он находится. Неужели его украли в рабство и держат взаперти, пока очередной рабовладелец не выкупит рыхлого страдальца для каторжных работ на плантациях. Но вдруг, точно снег на голову, из-за угла выросла фигура человека в форме, на поясе болталась резиновая дубинка, и господина Штрубеля, наконец, дошло он сейчас пребывает, а если быть точнее, мотает свой срок.

Господин Штрубель бросился к стальной решётке и выпалил на весь участок: «Отпустите меня, гады! Я законопослушный гражданин, все дела веду чисто и с бандитами не вожусь! Лучше откройте эту решётку, и я сделаю вид, что между нами ничего не было!». Но в ответ лишь гулкая тишина играла заунывную песню, и серые стены нагнетали изо всех сил. Господин Штрубель, словно щенок в минуту летней грозы, забился в мрачный угол и пустил скупую мужскую слезу. Он рыдал навзрыд, выл белугой и помышлял о жизни на нарах, за решёткой, взаперти. Господин Штрубель разогнал колесницу вредных для покоя мыслей и представил себя разодетым в полосатую робу… И сжав кулаками рукоять топора, он бок о бок со щекастым зэком станет валить таёжные леса. Бурная фантазия, взыграла не на шутку, подчас думалось, что не ровен час и господин Штрубель махнёт на прощанье белым платочком душевному равновесию и станет гражданином с чёрной меткой – полоумный.

Однако он, будучи под надзором, владел собой, как человек полностью уравновешенный и утешал себя мыслью, что всё это зловредная шутка, и со дня на день его восстановят в правах. Надо лишь переждать непогодицу и все ложные обвинения будут сняты насовсем. Господин Штрубель судорожно перебирал в голове события давно минувших дней. Он всё глубже и глубже уходил в себя и старался обо всём на свете, кроме полосатой робы и мрачных нар. Опять же, господин Штрубель без видимой на то причины невольно вспомнил о кинофильме, где заключённый под арест гражданин требует право на звонок адвокату. Господин Штрубель хотел было воспользоваться правом на последний звонок, но соль в том, что звонить ему теперича некуда.

Ему стоило позвонить в антикварную лавку и сообщить подданным, что суровая система упекла его за решётку на неопределённый срок. Но господин Штрубель отказался от этой затеи, лавка работала, как механизм швейцарских часов и тратить последний, возможно решающий звонок людям, явно далёким от судебной системы, глупая мысль. С адвокатами он дружбу не водил, правда, в молодости грезил о работе в юридической фирме, его привлекала мысль носить чёрный костюм троечка и дорогой дипломат. Но по мере взросления, все его влажные фантазии о статных юристах были обращены в чёрный пепел, как и костюм троечка. На самом деле, будучи свидетелем в одном мелком правонарушении он воочию узрел, что статному юристу не обязательно носить чёрный костюм троечка, с головой хватит мятых обносков и заседание можно считать начатым. И только в фильмах, адвокаты ходят на свидание с шикарными девицами, пьют дорогие вина и обедают в модных ресторанах. В жизни дела обстоят куда иначе, юристы не всегда чистят перед заседанием зубы и часто кушают в забегаловках.

Господин Штрубель сел на скамью, зарылся горбатым носом в исхудалые колени и отошёл ко сну. Тревога не покидала его ни на шаг, он становился грустным от одной лишь мысли, что портной судья может вынести суровый приговор и отгородить его стальной решёткой. И главное, что господин Штрубель понятия не имел, с чего вдруг стражи порядка на него ополчились. Он всего на всего хозяин антикварной лавки, налоги платит точно в срок и злопыхателей на своём веку не нажил. Велика вероятность, что корень всех бед именно в незнакомце из магазина дешёвой мебели и откажись он тогда от дешёвой наживы, то сидел бы сейчас дома, без воды и ремонта. Пускай в квартире грязно и неубрано, а из крана ни капли не выстрадать, но на свободе, куда лучше, чем на нарах. Господин Штрубель не знал о жизни в тюрьме, ровным счётом ничего, ему виделось, что на входе его встретят рослые сокамерники и насадят бедолагу на перо.

Подле решётке послышались мерные шаги, человек в форме просунул ключ в замочную скважину и отворил чугунную дверцу. Неужели! Господин Штрубель тотчас же восстал ото сна и вскочил на ноги. Он опрометью помчался к выходу, но злободневный мужчина оттолкнул его резиновой дубинкой, да с такой силою, что господин Штрубель затылком стукнулся о бетонный пол. «Принимай гостей!», вымолвил незнакомец и впустил в камеру очередного бродягу. Гости, недоумевал господин Штрубель и вспоминал, кто из знакомых мог нанести ему визит в столь мрачное место. На ум приходили только рабочие в антикварной лавке, но из чьих уст они могли прознать о задержании. Позор… Самый, что ни на есть позор. Господин Штрубель, ни в коем разе не горел желание увидеться с подчинёнными, будучи взаперти и под пристальным надзором. Продавщица Катя, должно быть, найдёт во мне подлинного бандита, готовился к стыду господин Штрубель. Но к своему удивления в камеру ступила далеко не продавщица Катя, а пожилой бродяга с густой бородой на лице. Одежда свисала на нём лохмотьями, дутая куртка всюду испещрена дырками, откуда вываливался грязный до черноты пух, с полувзгляда видно, что бродяга не мылся со времён развала Советского союза, потому как разило от него за километр.

Господин Штрубель набрал полную грудь воздуха, и жуткое зловоние ударило прямо в нос. Взгляды их, объятые тревогой, тотчас же пересеклись, и в мрачной камере, помимо жуткого перегара наступило явное замешательство. Они, как два полоумных, озирались по сторонам и понятия не имели, что сказать в знак приветствия. Господин Штрубель поднялся на ноги, затылок гудел неистово, капля крови струилась по шее, и он ощущал себя весьма паршиво. С такой ненавистью его не унижали со времён средней школы, когда лицо господина Штрубеля обросло прыщами, и со стороны он походил на сморщенный огурец. Но с тех пор утекло много воды, однако память напомнила ему, кто он есть на самом деле. Обиженный и всеми униженный человек, без грамма самолюбия и любви в целом.

Бродяга, бормоча, себе под нос явную околесицу, обошёл стороной господина Штрубеля и не посчитал нужным поздороваться с сокамерником. Он присел на скамью, рассупонил рваную куртку и вытянул ноги. Отдохнув, бродяга вынул из внутреннего кармана пузырь и хлебнул настойку боярышника. Рукавом дутой куртки он смахнул с губ багряные капли и завалился на бок.

Господин Штрубель явно не восторгался увиденным, напротив, он отстранился от бродяги, пошёл на попятную и затерялся в тёмном углу. Как назло в камере на всю катушку работали батареи, и в тесной коморке становилось жуть до чего душно. Господин Штрубель не менял одежду с самого утра, как оставил родную квартиру и ввязался в сомнительную аферу с батареями, коврами и прочим хламом. Он не успел одеться по погоде, халат, да тапки, правда, господин Штрубель и предположить не мог, что доблестный наряд примет его в подъезде. По меньшей мере сейчас, он должен стелить линолеум и ждать, когда сантехник заменит батареи, но мы имеем, что имеем.

Подле решётки выросла до боли знакомая фигура, это человек с погонами на плечах привёл очередного арестанта. «Принимайте постояльца», отозвался незнакомец и едва ли не пинками затолкал мужчина в камеру. Дверь захлопнулась, и мужчина в погонах вернулся на пост, гонять сладкие чаи с пирогами, да стоять на страже порядка. Арестант оказался приятен на лицо и вот что самое главное, от него пахло дешёвыми духами и это намного лучше, чем вдыхать жуткую вонь давно немытых ног. Одет он, ни скажу, что с иголочки, но опрятно, широкие брюки слегка налезали на пятки, лакированные ботинки выглядели презентабельно, и белая рубашка создавала образ весьма делового человека. Кто бы то ни был, но благоухал он в отличие от бродяги, свежими лепестками лаванды.

–Ну и вонь, здесь стоит… Изверги.– недовольно крикнул арестант, в сторону проходной, где кучковались пара мужчин, то ли постояльцы, то ли потерпевшие, издали не очень-то и видно.

–И не говори…– отозвался господин Штрубель и вынырнул навстречу из тёмного угла.

–Чтоб тебя!– испугался мужчина и спиной припал к чугунной решётке.

–Да Вы не бойтесь, я здесь проездом, не сегодня, так завтра двери передо мной откроются и прощайте нары, да здравствует свобода.– разглагольствовал господин Штрубель.

–Вы не первый, и не последний, кто так думает. По правде сказать, это мой пятнадцатый по счёту привод в полицию и каждый раз, находясь, за решёткой я наивно полагаю, что вшивые оборотни в погонах отпустят меня раньше срока. Но, увы… Судебная машина беспощадна и раз процесс запущен, то пиши, пропало.

–А я погляжу Вы завсегдатай столь злачных мест. Ну-с будем знакомы, я… Штрубель, а Вас как величать?

–Зовите меня Гога. Я здесь, так сказать, по воле случая, а оно и понятно. Все мы здесь, так или иначе, сидим не по своей воле, думается мне, мало, кто пожелает себе оказаться на нарах.

–А по какой Вы статье проходите?– любопытствовал господин Штрубель и протянул мужчине руку. Они обменялись рукопожатиями, и всякое неудобство между ними пошло на убыль.

–Сбыт и перепродажа краденного… Звучит не столь романтично, как например, разбойное нападение, или хищение в особо крупных размерах. Но я Вас уверяю, ремесло барыги, как говорят на улице, имеет свои принципы, нарушать которые ты не вправе. В прошлый раз, кстати, меня приняли в участок, за подделку документов, но доказать легавые, ничегошеньки не сумели, ибо ума у них палата. Я, признаюсь, хитрый лис, не впервой мне из воды сухим выходить, но в тот день, легаши нарисовались раньше положенного. И мне ничего толком не оставалась, как прожевать бумаги и спрятать все улики в желудке. Благо, что я от дипломов отказался, Вы бы знали, какая там корочка твёрдая. Мой желудок, хоть и привык кушать отраву, но диплом он бы навряд ли переварил.

–А нынче, что стряслось.– разговорами господин Штрубель пытался раскрасить своё томное пребывание за решёткой.

–Не сошлись в цене с одним покупателем. Он грозился выдать меня легашам, но я был уверен, что гад блефует по крупному, иначе прока нет меня на нары сажать. Но вон оно, каким местом всё в итоге обернулось, парень лгать не стал, и то ли, из-за чувства мести, то ли жадность им овладела, однако гадёныш сдал меня при первой же возможности.

Вы должно быть, знаете вон того гражданина.– господин Штрубель пальцем указал на бродягу.

–Аххх, это Вы про Семёна… Не обращайте внимания он просто напросто бездомный, да вдобавок ко всему прочему без царя в голове.

–Я не бездомный, я гражданин мира.– хрипатым голосом вымолвил бродяга и отвернулся к стене. Достаточно он на своём веку оскорблений стерпел и научен горьким опытом, быть выше этого. Любой плевок в душу, не достоин и толики внимания, уж лучше горделиво смолчать, нежели ругаться с нахалами и тратить нервы понапрасну.

–Позвольте спросить, а как Вы до такой жизни докатились?– господин Штрубель задал весьма щепетильный вопрос.

–А чем тебе моя жизнь не приглянулась. Я всего на всего бродяга, гражданин мира, выкормыш улиц, а ты называешь, чуть ли не убийцей. Касательно твоего вопроса, то на улицах я жил не всегда и было время, когда одевался исключительно по моде, а не тем, что люди на помойку выбросят. И была у меня любящая жена, и дети были, и работа, но потом кризис, как финансовый, так и среднего возраста. Не удалось мне пережить, ни того, ни другого, как итог, я отброс общества, вынужден изо дня в день побираться в метро и жить впроголодь.

–А кем Вы, если не секрет работали.– господин Штрубель не унимался.

–От чего же секрет, вся моя жизнь, как на ладони. А работал я младшим редактором в местной газетёнке, трудился в поте лица, от работы не отлынивал и в довесок ко всему метил на кресло главного редактора. Там и оклад большой и отпуск летом, в общих чертах, ни жизнь, а почти что сахар. Жена красавица, дети покладистые и всё в моей жизни, вроде бы шло своим чередом, однако ряд мрачных событий выставили меня полным посмешищем в лице родных и опустили на самое дно. Ох… Не стоило мне тогда облигации покупать, и жил бы я сейчас припеваючи. Но увы… Я вложился в сомнительное дело и, как видите, прогорел подчистую. Дни шли один за другим, я потерял счёт времени, а дела мои, становились всё хуже и хуже, пока кризис среднего возраста, не вогнал меня в кромешную депрессию. Я начал прикладываться к бутылке, прекрасно зная, что ничем хорошим, это затея не кончится. Однако пил я без продыху и вскоре потерял работу. Новая работа, меня не интересовала, впрочем, как и вся жизнь на белом свете. Люди сделались излишне мерзкими, считали должным пустить в мой адрес колкую шутеечку. Мол, вон погляди до чего Семён докатился, будешь плохо учиться, пьяницей станешь. Не спорю, в молодости я мечтал, чтобы с меня брали пример и считали образцовым гражданином, но бутылка сыграла со мной в плохую шутку и помимо работы, я лишился семьи. Подчас мне казалось, что дно пробито, однако из раза в раз я умудрялся падать всё ниже и ниже, пока не пал настолько низко, что теперь вынужден побираться на пузырь водочки. Но и сейчас, я не скисаю и по старинке бью всевозможные рекорды. До дна я доберусь, обязательно, но пока мне трудно говорить о будущем, ибо оно беспросветно, как тёмное пиво, или жизнь в русской деревне.– не переставал чесать языком бродяга.

–А я всегда думал, что ты сирота и в молодости сбежал из детдома. С малых лет живёшь на улице и воруешь еду на рынке.– говорил Гога.

–Сам ты сирота, а у меня мать есть и отец, вроде… Не знаю, живы они, или черви в могиле их мозги точат. Но в любом случае, не о таком сыне они мечтали.

–А чего же ты на работу не пойдёшь?– спросил господин Штрубель.

–Нееет… Ручной труд не для меня, я самая, что ни на есть канцелярская крыса и не переношу тяжёлую работу. Мои руки ничего тяжелее карандаша не подымали, и хоть убей, но грузчиком работать не пойду. Не для того меня мать двое суток рожала, чтобы я тяжести на складах за гроши таскал. Да и сдалась мне эта работа, как собаке пятая нога. Если и корпеть в поте лица, то за большие деньги. Но, как правило, большие деньги, не падают с небес. Любишь кушать сытно, умей трудиться, а трудиться я не хочу, больно жалко мне себя. Изо дня в день шагать на работу, по семь часов пахать, как раб на галёрах и возвращаться домой без задних ног. Оно мне надо!? Вот именно, что нет.

–Ну ты даёшь.– ответил Семён.– Лгать не стану, отдых у меня в приоритете, но чтоб настолько лениться, я честно слово, удивлён Вами.

–Я не ленюсь, напротив, это мой образ жизни. В отличие от Вас, у меня нет обязанностей перед начальством, я живу исключительно сегодняшним днём, ибо завтра меня может поразить молния. И тут назревает весьма глубокий вопрос, а зачем мне планировать то, что от меня не зависит.– говорил бродяга.

–Я правда, Вас не понимаю Семён.– добавил господин Штрубель и подступил к чугунной решётке. Он стиснул в ладонях холодные прутья и метнул жалостливый взор на человека в форме. Тучный мужчина, не иначе как, щетинистый кабачок, грозно восседал на стуле, подчас хмурил густые брови, указательным пальцем поправлял роговицу старомодных очков и вдумчиво отгадывал кроссворды. Жизнь господину Штрубелю казалась мрачной и тусклой во всех её начинаниях, весь мир сделался холодным и не найти нынче порядочных граждан.

***

Достопочтенный судья призвал адвокатов не прыгать с места в карьер, и сохранять спокойствие, иначе, как он выразился: «Я буду вынужден удалить Вас из зала заседания». Весьма суровое замечание возымело успех среди разгорячённых адвокатов, правда, конфликт и поныне, остаётся на повестке дня. Адвокаты очертили взором судью, обменялись взглядами, мысленно послали друг другу предсмертную записку и расселись по своим местам.

Седовласый судья горделиво восседал на тесном троне и прикидывал в уме, куда ему потратить гору баснословных деньжищ. Надо полагать, я со дня на день повешу на гвоздь деревянную браму и уйду на вечный покой, а если жизнь пенсионера мне покажется излишне скучной, то родная удочка томиться в мрачном сарае и ждёт не дождётся жирной щуки на крючке. Лучше будет уступить дорогу молодым, опять же трудно на старость лет брать взятки, с возрастом человек становится мягкотелым что ли и теряет былую хватку. Взять, например, этого господина, как его там… Судья краем глаза заглянул в блокнот и вполголоса прочитал: «Штрубель». Вполне себе честный гражданин, налоги платит точно в срок, однако не приглянулся местным авторитетом, и они решили отправить страдальца на нары. В молодости он бы и глазом не повёл, саданул бы молотком по столу и вынес бы приговор – пять лет строго режима. А сейчас он ну уж совсем раскис, вот-вот нюни по щекам пустит и взвоет белугой, мол, на кой Вы человеку жизнь ломаете. Тьфу! Аж, самому противно стало, судья снял очки и окинул надменным взором господина Штрубеля. И не скажешь ведь, что месяцем ранее он пребывал в расцвете сил, а нынче поник, как арестант на каторге. Господин Штрубель исхудал, лицо обросло колючей щетиной, свет в глазах потух, да и сам он с ног до головы обесцветился, стал жалкой копией былого себя. Он приклонил голову, подбородком коснулся груди и томным взглядом без конца изучал старые ботинки, на предмет дырок и всякой всячины. Глаз на судью он не поднимал, а надо бы. Старик, хоть и был внешне грозен, но молоточек в руках дрожал, и взгляд постоянно отводил в сторону, мог бы и на жалость надавить, раз такое дело. Однако господин Штрубель проявил полную безучастность к судебному процессу, ибо понятия не имел, что его ждёт в будущем и чем вся история с обманом кончится.

Продажный судья, зачитал пламенную речь, растянул её донельзя, с задних рядов послышался храп и по итогу всей хурмы он огласил приговор: «Суд признал Штрубеля Николая Иваныча виновным в совершении преступления, предусмотренного статьёй 158 Уголовного Кодекса Российской Федерации, и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет, с отбыванием наказания в исправительной колонии строго режима».

Как стало известно, господин Штрубель по воле случая, оказался не в том месте и не в то время. Опоздай он на час, откажись от сделки, или вовсе не приди на встречу, то не сидел бы он сейчас на скамье подсудимых, а отдыхал дома, полёживал на диване и читал газеты. Мягко говоря, господина Штрубеля нагло подставили и теперь, он будет вынужден отсидеть пять долгих лет за решёткой, вместо настоящего преступника. Рашид, признал его соучастником в ограблении строительного склада на окраине города и заявил, что за всем стоит именно этот исхудалый мужчина. Господин Штрубель потерял дар речи, он хотел было возразить, но не мог найти более подходящих слов, чтобы без брани и прочих оскорблений.

Бродяга Семён на утро следующего дня склеил ласты, его хватил сердечный приступ, и он скончался во сне. Что стало с Гогой, господин Штрубель понятия не имел, если верить слухам, то скупщика приговорили к трём годам строго режима и этапировали в Магадан, валить таёжные леса.

Решётка с грохотом захлопнулась и перед господином Штрубель открылась новая, насыщенная на события жизнь. Теперь он официально заключённый, другими словами «Зэк», а всё по той причине, что скупой платит дважды, а в случае с господином Штрубелем, лишается всего, вплоть до антикварной лавки и свободы.

Глава 9

Чистильщик

Ото сна Витасик восстал довольно рано, семья Цепелиных спала беспробудным сном и в квартире нынче витала немая тишина. И лишь часы тикали неустанно, а в остальном его не покидало чувство, что с господином Штрубелем случилось горе. Витасик и по сей день не проникся искренней любовью к закоренелому холостяку и до сих пор помнил, как господин Штрубель хохмы ради, напоил соседского кота валерьянкой.

Быть такого не может, чтобы человек в здравом уме и твёрдой памяти, оставил квартиру и не закрыл за собой входную дверь. Кто-кто, а господин Штрубель, скорее голову дома забудет, нежели оставит входную дверь не запертой на ключ. Стало быть, с ним точно стряслось ненастье, вероятно, он попал в больницу, или куда хуже, лоб в лоб столкнулся с тяжеленной фурой и погиб в автокатастрофе. Витасик и поныне питает неприязнь к господину Штрубель, но как несменный хранитель домашнего очага, по долгу работы обязан знать, что же на самом деле стряслось с жителем дома. Сейчас же Витасик упорно чесал затылок, но в скором времени, он выяснит, куда подевался господин Штрубель.

От соседей, ни весточки, ни слуху. К исчезновению жители подъезда отнеслись с толикой равнодушия на лице, словом их вовсе не интересовала бесследная пропажа господина Штрубеля. И лишь сосед сверху, на радостях выпил за здоровье господина Штрубеля две банки тёмного пива и поднял тост: «Теперь парковка моя и ни одна сволочь, больше не отнимет у меня мою собственность».

Проблема на удивление разрешилась стихийным образом, когда в квартиру господина Штрубеля заселился новый хозяин и оставил на пороге дома, набитый под завязку чемодан. Витасик до глубины души поразила весть о скором переезде в ту самую квартиру, где долгие годы проживал господин Штрубель. Извечные вопросы не унимались… Скорее наоборот, прибавили в размерах и сделались тяжеловесными для ума. Ему становилось всё труднее искать ключ к разгадке.

Витасик ожидал увидеть на месте господина Штрубеля очередного холостяка и зубом готов был поклясться, что новосельцем будет свободный мужчина в расцвете сил. Сами посудите, квартира двухкомнатная, и окна выходят на трубы местной фабрики. Большая семья на низкопробное и даром жилище не позарится, а молодожены предпочтут не тратить кровные рубли на заведомо плохой ремонт, они лучше выберут однокомнатную конуру, но с хорошей отделкой. Скромная берлога господина Штрубеля воплощала собою тусклое жилище закоренелого холостяка с многолетним стажем. С приходом очередных хозяев, квартира не прибавит в красоте, но не утратит былое убранство, обои останутся в первозданном виде, отжившая свой век мебель не двинется с места и пузатый телевизор не уйдёт в утиль.

Витасик не прогадал, хозяин, как изначально думалось, одинокий холостяк, на удивление с густой шевелюрой и гладко выбритым лицом. Странно, что он до сих пор не нашёл себе даму сердца и сами дамы не заарканили брутального жеребца. Человек весьма приятной наружности и видно, что располагает к себе внимание шикарных баб и жриц любви. Не совсем ясно, отчего столь видный мужчина ходит без обручального кольца и живёт бобылём, не зная, женской ласки. Правда, есть во внешности одно но – точёные скулы и угловатая челюсть выдавали в нём жестокую натуру и резкая походка, намекала на излишне суровый темперамент. Будь у него на шее семья, то весь дом ходил бы исключительно на цыпочках, и главе семейства перечить не смел. И стоило ему пригрозить толстым пальцем и разок другой крепко садануть по столу, как любая просьба, вплоть до женитьбы, будет выполнена в кратчайшие сроки.

Витасика озадачили, крайне скудные пожитки хозяина, пару чемоданов средней величины и рюкзак. Мужчина не стал прибегать к услугам грузчиков и на собственном горбу втащил довольно лёгкую по нынешним меркам поклажу. Обычно, когда людям приедается их старое жильё, и они покупают новую квартиру, то переезд в новые апартаменты занимает порядка двух, а то и трёх дней. Поджарые грузчики без устали шагают, то вверх, то вниз, обливаются седьмым потом, и вносят на пятый этаж увесистый диван. А сегодня, как грузчиков, так и увесистых диванов не наблюдалось, кто знает, быть может, завтра к дому подъедет огромная фура и вывалит на тротуар гору мебели.

Хозяин оставил дорогой чемодан у входной двери, швырнул тряпичный рюкзак в угол прихожей и небрежно скинул с плеч чёрное пальто. Правда, одна деталь всё же смутила Витасика – он и на долю секунды не расставался со вторым чемоданом, времён Советского союза. Не удивлюсь, если старый дед прятал огромную сумку на антресоли и хранил в нём новогодние игрушки. На дворе век продвинутых технологий, а он таскается с этим чемоданом, точно ребёнок с любимой игрушкой и не торопиться выпускать его из цепких объятий.

Хозяин прошёл вглубь комнаты и наконец-то соизволил бросить хлипкий чемодан в центре комнаты. Ботинки он так и не снял, расхаживал по дому в уличной обуви и оставлял на полу следы грязных подошв. Голый бетон не смущал хозяина квартиры, и не в таких условиях ему жить доводилось. Однажды он трое суток пробыл на чердаке дома и глаз не спускал с намеченной цели, в ресторане напротив. Между прочим, в прихожей он краем глаза приметил рулон линолеума, безвкусица всё же, но на первое время, думаю, сойдёт.

Хозяин разложился в гостиной, набрал пятизначный код на старом чемодане, замки дружно щёлкнули и он плавно, не спеша приподнял завесу тайн. Витасик, исполненный трепетом, наблюдал за хозяином со стороны и взирал на таинственный чемодан, как баран на новые ворота. Что же там спрятано от моих глаз, задался вопросом Витасик и становился на распутье, с одной стороны, он тайком мог подглядеть содержимое чемодана, а с другой стороны, личные убеждения не позволяли ему нарушить один из принципов – хозяйское добро, руками трогать запрещено. Но если взглянуть на дело иначе, то Витасик не собирался брать в руки чемодан, лишь подсмотреть издали и уйти восвояси. Он переминался с ноги на ногу и честно слово, не знал, как поступить, либо принцип, либо чемодан, и третьего, к сожалению, не дано. Вскоре любопытство одержало над ним сокрушительную победу по всем статьям, и Витасик живо посеменил вглубь комнаты.

И стоило ему заглянуть в недра чемодана, как им тотчас же овладел глубинный ужас, однако излишнее любопытство не покидало Витасика ни на шаг и оставалось с ним до последнего мгновения. Похожие штуковины Витасик лицезрел помногу раз, в телепередаче – «Криминальные хроники», и, как правило, к концу программы главного героя жестоко убивали. Это самая страшная передача на просторах телевиденья, считал Витасик. За исключением фильмов ужасов, от них у Витасика мурашки по телу бегут, и кровь в жилах стынет. Он слегка подался вперёд и запустил руку в чужой чемодан. Витасик трепетно стиснул в ладонях стальную рукоять и вынул массивный пистолет Стечкина. Битая люстра над потолком отбрасывала блики на чёрной стали, и пистолет в руках Витасика смотрелся внушительно. Не ровен час и он ступит на кривую дорожку, да отстрелит негодяям их пустые головы.

Хозяин спустил воду в унитазе, и шумное журчание донеслось из туалета. Он звучно хлопнул дверь, однако Витасик, точно заворожённый, не отводил глаз от пистолета и ощущал в своих руках силу, непоколебимую власть, при помощи которой он сможет добиться справедливости, упрочнить вселенское равновесие или поработить всё человечество. Витасик ради шутки, протиснул указательный палец в чёрное дуло пистолета Стечкина и не нащупал там, ровным счётом ничего.

Витасик изучал пистолет тщательно, боялся ненароком упустить важную деталь потерять целостность всей картины. Он до того увлёкся пистолетом, что совсем позабыл о хозяине квартиры. Интерес к оружию не утихал, ни на долю секунды, у Витасик и в мыслях не было класть пистолет обратно в чемодан и шагать домой. Напротив, он стоял на коленях и не выпускал из лап орудие убийства, или возмездия. Карие глаза прилипли к пистолету, и мир вокруг утратил для него былое значение. Витасик смотрел исключительно на чёрное дуло, щупал глазами стальную рукоять и обводил взором длинный ствол.

Мерные шаги, послышались в гостиной, всё ближе и ближе они подступали к чемодану, а шум их нарастал тревожно и разносили по комнате слабое эхо. Огромная тень нависла над ним, словно тучи застили собой голубое небо, и полости чемодана затерялись во тьме. Что там находилось кроме пистолета Стечкина теперича не видно, и Витасик впервые за столь долгое время, решил положить оружие на пол. И не успел Витасик взглянуть хозяину в глаза, как медвежьи лапы схватили негодяя за шкирку и приставили к стене.

–Ты кто такой!– он едва ли не рычал, словно гордый лев и пастью исторгал слюну.

–Я-я… Ви-ви-тасик…– губы шевелились с трудом, язык окаменел, и речь становилась бессвязной. Он не до конца сознавал, что его сцапали на месте преступления и пугливо озирался по сторонам.

–Что за Витасик? Прозвище?– глаза хозяина налились кровью.

–Нет, Витасик, это моё настоящее имя. Я здесь, как бы живу… Не прямо здесь, но в этом доме.

–Кто тебя подослал, откуда ты сам будешь? Из Словакии, или Болгарии? И почему ты такой… маленький? Ты что неудачное детище подпольной лаборатории в Крыму!?

–Нет, я всего на всего Витасик и всю жизнь прожил в этом городе. Ни о какой Болгарии я знать, не знаю, и уж тем более о Словакии.

–Сколько ты за мной следишь.– хозяин квартиры не унимался.– День!? Два!?

–Нисколько…– голос его заметно дрожал.– Я не слежу за Вами, скажу больше, я Вас впервые вижу.

–Брешешь… Я таких, как Вы насквозь вижу. А ну говори быстро! Откуда ты взялся!?– хозяин говорил исключительно на повышенных тонах и собирался пустить в ход кулаки.

–Сперва, Вам стоит умерить пыл. Поверьте мне, Вы озабочены не меньше моего, и, в конце концов, давайте сохранять спокойствие. Ни мне, ни Вам синяки не нужны, и пролитая кровь сейчас будет некстати. И если начистоту, то я парень миролюбивый и отродясь не бился на кулаках.

–Звучит, как угроза…

-Ни в коем случае, я Вам угрожать не собирался, и махать руками не в моих интересах. Я привык решать конфликты мирным путём, либо оставлять всё на своих местах.

–Ты мне зубы не заговаривай гадёныш… Лучшеотвечай на кого ты работаешь, иначе я тебе глисту в порошок сотру.– хозяин приступил к угрозам, он терял самообладание, руки чесались дать ему в морду.

–Говорю Вам, я работаю сам на себя и не надо меня бить… Прошу Вас.

–Хорошо, если ты работаешь сам на себя, то кто тебя нанял? Безликий? Или Шемчук? А ну отвечай!

–Я житель этого дома и меня не интересует Ваши интриги. Я можно сказать, жертва обстоятельств, решил заглянуть в чемодан и обнаружил там весьма непристойную вещь.

–Ну всё паразит… Сам напросился.– чаша терпения вылилась в гнев и разъярённый хозяин замахнулся для коронного удара, но Витасик по щелчку пальцев тотчас же растворился в воздухе и крепкий на вид кулак, набрав солидную скорость пробил в стене заметную дыру. Щель зияла всем на зависть, а хозяин квартиры лежал на полу и стонал от жгучей боли.

Костяшки обагрены кровью, бледная ладонь не выпрямлялась, вышла из строя, тогда хозяин прижал разбитый кулак к груди и словно червь, извивался на полу. Что это было, он задал себе извечный вопрос, прекрасно зная, что ответа не последует. Хозяин настойчиво старался обдумать увиденное и ловил себя на мысли, а не привиделось ли ему, всё это. И если не привиделось, то кто подослал к нему это косматое чудище и какую цель он преследует – убийство?

Витасик хотел было опрометью помчаться домой и не повторять ошибок давно минувших дней, в противном случай массаж пяток сменит нечто в разы похуже. Но излишняя доброта и малодушие, словно машинный пресс, оказали на Витасика давление со стороны. Он попросту не смог оставить хозяина квартиры в беде и бросился ему на помощь.

–Вы в порядке!?– вопрошал Витасик, но ближе, чем на шаг к больному не подходил. Хозяин нынче не в духе, вдруг за пистолет схватится и откроет беспорядочную пальбу.

–Аааа… Рука… Не походи! Стрелять буду!.– хозяин квартиры ползком двинулся к чемодану, но Витасик просёк задумку и умирил бунт на корабле.

–Не надо, я не причиню Вам вреда.– Витасика старался привести хозяина в чувство.

–Если ты собираешься меня убить, то прошу, стреляй в грудь, не порть мне физиономию.– хозяин квартиры отвернулся к стене и закрыл правый глаз, левый же оставался, полуоткрытым. Словом он вовсю готовился встретить возможную смерть от бандитской пули.

–Я не собираюсь в Вас стрелять, я лишь хочу узнать всё ли с Вами в порядке!?

–В порядке! Ты спрашиваешь в порядке ли я!? Только что на моих глазах, ты испарился в воздухе, точно пыль, а теперь спрашиваешь о моём самочувствии!?

–Я не хотел Вас напугать, а причинить вреда тем более. Меня заинтриговала Ваша, так называемая пушка и не более того.

–Ты умственно-отсталый? Или просто-напросто издеваешься надо мной?– хозяин придвинулся к стене и смотрел на Витасика, как на чудо воплоти.

–Вы люди, прекрасно знаете, как из крохотной мухи раздуть огромного слона. Видели бы Вы себя больного со стороны, да на Вас смотреть тошно! Ой… У меня простуда… Кажется, я погибаю, мать пиши завещание…– Витасик притворно разыгрывал комедию.

–Слушай ты, мне нет дела до пустых разговоров, а чесать с тобой языками, я не собираюсь. Отвечай гад, что ты от меня хочешь!?

–Ничего мне от тебя не надо. Я просто-напросто разок глянул Ваш пистолет и положил его на место. Если Вы позволите мне, то я, пожалуй, вернусь домой и не стану тревожить Вас понапрасну.

–Иди с глаз моих прочь!– заявил хозяин квартиры, но от Витасика и след простыл.

Он возвратился к себе домой, хозяева, все как один, улеглись на боковую, и Витасик последовал их примеру. Денёк выдался, что ни на есть горячим и сил он находил, разве что, на крепкий и беспробудный сон. Ног он под собой не чувствовал голова гудела, и веки слипались. Витасик спрятался за шкафом у разгорячённой батареи и разразился чудовищным храпом.

***

С первыми петухами Витасик отпрянул ото сна и, продрав заспанные очи, он пришёл к интересной мысли, а что если новый хозяин прознал, в какие воды канул господин Штрубель. Он не стал тратить остаток времени на пожухлый фикус и ринулся в квартиру господина Штрубеля с очевидным вопросом к новому хозяину – куда делся старые.

Он решительно переступил порог квартиры и первым делом наведался в спальную комнату. Под толщей одеяла, заливисто храпел хозяин квартиры и набирался сил, перед рабочим днём. Витасик не стал умиляться и потянул на себя одеяло. «Уже встаю», бормотал под нос хозяин и обеими руками вцепился за одеяло.

–А ну живо вставай!– крикнул Витасик и потянул на себя одеяло.

–Это опять ты! Маленькое недоразумение… Если ты сейчас же не оставишь меня и мою квартиру в покое, то я достану пистолет и произойдёт нечто ужасное.– грозился расправой хозяин.

–Сперва скажи мне, как тебя зовут.

–Микулас меня зовут! А теперь пошёл вон из моей квартиры, чтоб глаза мои тебя не видели.

–А меня Витасий.

–Значит так Витасий, не вынуждай меня браться за пистолет, иначе тебе не поздоровиться! Уж поверь мне…– голос его звучал довольно сонным, он то и дело, что зевал и прикрывал ладонью рот.

–Честное слово уйду, но для начала окажи мне одну услугу и я обещаю, что твои глаза меня здесь больше не увидят.

–Что за дети пошли… Вот в мои годы, отец порол меня ремнём за краденное яблоко, а ты мелкое отродье совсем страх потеряло. Ты хоть знаешь, с кем ты дело имеешь!?

–Нет, не знаю и к слову, я старше тебя лет на пятьдесят, если не больше.

–Да мне плевать на твой возраст, хоть сто лет в обед. Если ты, в течение пяти минут, не засверкаешь пятками, то я встану и надеру тебе зад!– Микулас скинул с себя одеяло и устремил взор на белый потолок.

–Сначала окажи мне одну услугу и, обещаю, ноги моей в твоём доме не будет.

–Хорошо… Говори, что тебе надо.– Микулас легко поддался уговорам Витасика. Думалось, что поначалу он будет артачится и не даст согласие на сомнительную авантюру.

–Найди мне человека и узнай, где он сейчас находится.

–Как зовут, сколько лет, есть ли семья?

–Зовут Штрубель, сколько лет отроду понятия не имею, холост. Жил здесь до твоего приезда и словно, в воду канул.

–Хорошо, я постараюсь найти твоего Штрубеля, но сначала я должен как следует отоспаться.– Микулас зевнул во весь рот и повернулся на бок.

–Я всегда знал, что Вы человек доброй натуры и в любую минуту протяните руку помощи.– добавил Витасик и поскорее смотал удочки, да побежал обратно домой, пока Микулас не передумал.

***

В томном одиночестве Витасик сидел на кухне в квартире Микуласа и ждал, когда очередной рабочий день подойдёт к концу. Дело по дому не оставалось, чистоту в квартире он навёл, полы в подъездах вымыл, и окурки в пепельницы стряхнул. Повадился, кстати, тут один проходимец банки из-под пива в подъездах оставлять. Тяжело, стало быть, до мусорного ведра донести, так он эти банки на самом видном месте оставляет, ни стыда, ни совести. Раньше молодёжь, хоть грамм совести на душе имела и пивные банки прятала в оконных рамах или за цветочными горшками. А нынче совсем от рук отбились, прямо на подоконниках оставляют, либо же вовсе на лестничной клетке. Витасику в принципе, не тяжело поднять с пола пивную банку и сделать мир чище, ему просто обидно, что люди до того наплевали на порядки в доме и сорят везде, где душа пожелает. А так нельзя, думал Витасик, если же в кармане мусор завалялся, то не стоит фантик на улице бросать, для такого дела человек специально изобрёл урну, вот туда и бросайте, нечего ерундой маяться. Помнится, однажды, в угоду общего дело, Витасик не поленился и раздобыл у соседа огромный плакат с поучительной надписью: «Ваша свобода кончается там, где начинается свобода другого человека». Звучит эгоистично, но тут уж ничего не поделаешь, поколение нынче такое уродилось, кроме себя любимого никого не видит и не слышит.

Помимо банок из-под пива, в доме изрядно усложнилась давняя проблема с мышами. С каждым днём Витасик прикладывал всё больше усилий, в надежде уберечь квартиры от хвостатых грызунов и не дать им полакомиться дорогущей мебелью. Мышиный конфликт, перерос в нечто большее, нежели простой раздрай с мерзкими грызунами и теперь, затыкать тряпьём щели в полу, это не что иное, как наносить хлипкий пластырь на обширную рану. Витасику предстояла отыскать выход из столь трудной ситуации и побороть мышей раз и навсегда. Но прежде чем ответный удар, ему предстоит одолеть страх темноты, ведь, ни для кого не секрет, что мышиной логово располагается именно в подвале. И, как правило, мрачный подвал рассадник крыс, холода и нечисти таит в себе опасности. Вопрос с мышами он обязательно утрясёт, но не здесь и не сейчас, покамест его беспокоило только одно – куда мог подеваться господин Штрубель.

Досадно признавать, что он, худший скупердяй на всём белом свете, не посчитал нужным забрать с собой кота, или пристроить питомца в приют для обездоленных животных. Нынче же пушистик, наверняка скитается по зимнему городу и в тёмных переулках бьётся с уличными котами за кусок просроченной колбасы. Ему предстоит пройти тернистый путь, сплошь и рядом усеянный преградами, в лице бездушного человека и враждебных котов, прежде чем огромная фура переедет бедолагу на страшной скорости. И мебель господин Штрубель забирать не стал. Весьма странно, что человек годами жил впроголодь и экономил на всём подряд, вдруг без видимой на то причины оставил в квартире телевизор и прочий хлам. Очень может быть, что господин Штрубель таки ввязался в опасную передрягу и теперь, либо залёг на дно, либо отправился на корм рыбам.

Витасик устремил взор на часы – стрелки указывали на полшестого. Надо полагать, что в скором времени, дверь отворится настежь и уставший Микулас без задних ног ввалится к себе домой. Но прошёл час, а от хозяина квартиры, ни слуху, ни духу, скорее всего, он работает в ночную смену и придёт лишь к утру. Вот те на, удивился Витасик, сперва господин Штрубель канул в лето, а теперь Микулас, пал в забвение. Он стал подозревать квартиру в чёрных делах, мол, это она, двухкомнатная бестия, пожрала своих хозяев, а теперь настал его черёд в прожорливую пасть громадного дома. Но прошёл второй час, а Витасик по-прежнему в целости и сохранности, и ни одна волосинка с косматой головы не упала, вот только сон сморил внезапно. Витасик мирно развалился на табурете и помышлял о делах насущных, как вдруг откуда ни возьмись лёгкая слабость в ногах прояснилась и зевки шли один за другим. Бороться со сном пустое дело и тогда Витасик сложил голову на стол, да разразился храпом.

Прежде чем, Микулас возвратился домой, Витасик хорошенько отоспался, а в пустом желудке взвыли ненасытные волки. Дверь открылась, хозяин ступил в квартиру и не успел он, повесить на крючок пальто, как Витасик кинулся на работягу с расспросами.

–Здравствуй Микулас, как там господин Штрубель поживает!?

–Аххх… Это ты… Всё не могу привыкнуть, что в моём доме поселилась блоха.– Микулас снял ботинки, повесил пальто и скрылся в гостиной.

–Так ты нашёл господина Штрубеля? Или нет?– Витасик шёл за ним по пятам, всюду преследуя хозяина квартиры.

–Зачем тебе сдался, этот господин Штрубель. Он что, твой родственник? Или у Вас с ним незаконченное дело?– Микулас плюхнулся на диван и вытянул ноги.

–В душе кошки скребутся… И пока я не добьюсь правды, то я не дам покоя ни себе, ни тебе. Так что выкладывай, где он сейчас проживает.

–Понимаешь ли, сегодня утром, я отложил все свои дела на дальнюю полку, толком не выспался, на бегу перекусил холодным бутербродом, не попив чая, и отправился на поиски твоего господина Штрубеля. Между прочим, мне пришлось поднять на ноги очень важных людей, они в свою очередь, потревожили менее важных людей, а те в свой черёд послали на дело мелких сошек и всё ради прихоти одного слишком приставучего карапета. Ты… от горшка два вершка, я по твоей вине отбиваюсь от положенного графика на день. И намотай себе на ус, Микулас выполняет заказ точно в срок, ибо клиент, во-первых, всегда прав, а во-вторых, ждёт не дождётся, как бы тебя ткнуть носом в собственные ошибки и урезать гонорар.

–Всё хотел спросить, а кем ты работаешь? На дворе полночь, а ты только что вернулся с работы, обычно люди к семи часам, как штык дома. Надо думать, ты работаешь врачом в ночную смену? Не так ли?

–Можно и так сказать, я действительно немногим напоминаю врача и профессии у нас во многом схожи.

–Постой, это как?

–Начну с того, что волки, это санитары леса, потому как они уничтожают слабых и больных. Я подобно волкам, уничтожаю за отдельную плату неугодных власти, или предпринимателям людей. И если волки санитары леса, то я, стало быть, санитар города. В далёком прошлом, мне приходилось иметь дело со школой. Я работал учителем начальных классов, но вскоре понял, что наставлять детей на ум, не по моей части и решил стать чистильщиком.

–Интересная у тебя, наверное, работа…

–Не жалуюсь, опять же платят хорошо, а главное вовремя и без задержек. Место жительство, правда, меняю частенько, но тут уж ничего не поделаешь, раз назвался молотом, то будь добр, полезай на наковальню. А что касается, твоего господина Штрубеля, то в тюрьме он, попался на краже со взломом.

–Господин Штрубель в тюрьме!?– в голове у Витасика не укладывалось.– Быть такого не может, он на своём веку и мухи не обидел, а уж тем более не воровал.

–В тихом омуте… сам знаешь, кто водится.– Микулас, словно бы всем сердцем боялся выговорить пословицу целиком и тем самым навлечь на себя беду.– А господин Штрубель, теперь пять лет, от звонка до звонка на нарах отсидит. Может ума поднаберётся, хотя это навряд ли.

–Почему это навряд ли!? Тюрьма, как-никак, это исправительное учреждение и обязано исправлять людей в лучшую сторону..– искренне недоумевал Витасик.

–В бездуховной Европе может и вправду исправительное, однако наши тюрьмы, не уму разуму учат, а жизни понапрасну калечат. Вот сам посуди, сел человек за кражу в исправительную колонию строго режима и, казалось бы, всё планомерно движется к тому, что тюремный уклад воспитает в нём законопослушного человека. Понимаешь ли, за годы, проведённые в четырёх стенах, под стражей и затвором, поневоле меняешь себя коренным образом. Но пойдут ли заключённым эти изменения на пользу – очевидно, что нет. И на выходе из тюрьмы мы действительно увидим нового во всех смыслах человек, но ему не станет от этого лучше. Из заурядного грабителя, каких на свете пруд пруди, свободолюбивые граждане увидят матёрого преступника с животной ненавистью к государству в целом. Наши тюрьмы работают по старому доброму принципу – бей заключённого, как последнюю скотину, ненавидь его, как кровного врага и чтоб на воле он нары злым словом поминал. Есть у меня в загашнике случай один, весьма примечательный. Как-то раз, один мой товарищ, Вовка зовут, по дурости машину в Финляндии угнал, и местный суд приговорил его к двум годам в колонии строго режима. Ну, думаю всё, не стало нашего Вовки, как ни крути, но в тюрьме он сломается. Пройдёт пару лет, Вовка отсидит на нарах положенный срок, откинется и станет пальцы веером гнуть, да права качать. Но получилось всё с точностью, да, наоборот, в тюрьму он садился заядлым хулиганом, а на волю ступил образованным человеком и даже успел выучиться на машиниста. А причина тому, до жути ясна, просто в Финляндии заключённых содержат в благоприятных условиях и делают всё возможное, лишь бы воспитать из преступника законопослушного гражданина. Стало быть, их сажают не в тюрьмы, а в санатории, где заключённым дают образование, поддержку со стороны и многое другое.

–Эх… Жаль, что господин Штрубель кончил именно так. Кто-кто, а он, никоим образом на преступника не походил и жил весьма скромно, на скупую руку. Хоть я и не проникся к нему любовью, однако горестно признавать, что до того тихий человек на деле оказался грабителем.– Витасик, думается мне, нашёл общий язык с Микуласом.– Ты говорил, что работает чистильщиком. Каково это, убирать людей за отдельную плату?

–Ничем моя работа от других не отличается, та же картина, только в профиль. Например, учитель читает детям нотации и нравоучения, пожарные укрощают огонь, а врачи спасают жизни и так далее. А я, вроде и людей из огня не вытаскивал, и детей уму разуму не учил, но и на задворках жизни не прозябал. Я, есть ни что, иное, как золотая середина, и вроде холод кожу люто подирает, но и в то же время зной голову печёт.

–Пыльная у тебя работёнка… Если не секрет, то кого из людей ты убирал?

–Политикана убрал одного. Хороший был мужик, а главное щедрый, но местные чинуши, надо думать, не оценили по достоинству его доброту, и поручили мне срочно взяться за это дело. Я нос воротить не стал, сказал им, что, мол, за Ваши деньги любой каприз. В два счёта я собрал чемодан, упаковал инструменты и почапал на работу. Из-под полы, я пробрался в загородный дом того самого политика, сверкнул лезвием разделочного ножа и провёл с господином недолгую беседу. Он мне говорит, мол, вдвое больше заплачу, но оставь меня в покое. На коленях стал ползать, ноги целовать взялся… Тьфу! Аж самому противно. Однако я человек слова, раз сказал, что решу вопрос, значит решу, иначе быть не может. Политик, значит, смекнул, что шутки шутить не в моих интересах и на подкуп я, очевидно, не поведусь. И как давай посреди ночи тревогу бить! Мол, убивают меня… Караул! Спасите, говорит… Ну и шумиху он тогда поднял, мне аж самому поплохело. Но я мигом пресёк попытку взбунтоваться и как зарядил табуретом по хлипкой голове. Он на пол свалился, сознание потерял, лежит себе посреди ковра и бредит, как полоумный в сумасшедшем доме. Не долго, думая, я взял горе-политика за ноги и поволок на улицу. Погрузил, я, значит, многопудовую тушу, завёл машину и помчал, куда глаза глядят. А глядели они прямо на тёмный лес, где волки выли и совы летали. Погнал я машину в самую чащу леса, ни зги не видно, ни души поблизости не сыщешь. Остановился я, напротив, сухостоя, ну думаю, здесь нас точно не найдут. Открываю багажник, а он мне лопатой по лбу, как и саданёт и в одних трусах по тёмному лесу, дёру даст без единой оглядки. Пока я от удара оклемался, этот паразит, бросился вплавь по речке. А я парень не из робкого десятка, пошёл по пятам, с утёса в речку нырнул и головой о корягу стукнулся. Но сам случай мне в деле подсобил, ибо голова у меня твёрже некуда. Я тотчас вынырнул и как пить дать, речку ту переплыл. А там дело за малым, догнать босого беглеца и надавать гаду взашей. Что я и сделал, в два приёма нагнал политика и сделал из него котлету по-киевски.

–Это как!? По-киевски!?-негодовал Витасик, уж слишком ему рассказ Микуласа по нраву пришёлся.

–В подробностях рассказать не могу, там рецепт весьма сложный. Проще говоря, я бросил политика в лесу.

–И что потом!? Он стал егерем!?– хлопал глазами Витасик.

–Можно и так сказать. Был крупным политиком, считался важной птицей во всём городе, а стал вечным обитателем необозримых лесов, и имя его с годами потеряло значимость в высших кругах.– Микулас зевнул во весь рот и добавил.– Ну, всё парень, сматывай удочки и вали домой, мне выспаться надо. И помни, я свою часть уговора выполнил, теперь ты, будь добр, но сдержи честное слово.

–И в мыслях не было тебе лгать. Как я говорил, и ноги моей в твоём доме не будет. Можешь спать спокойно Микулас, я в твой дом и носу не покажу, и косого взгляда не брошу.– Витасик встал с кровати и оставил Микуласа в полном одиночестве.

По возвращению домой, Витасик вымотался, как собака на бегах, а то и хуже и, не обратив, внимания на хозяев дома, он тотчас же завалился спать. Сон, сон и ещё раз сон, добавил Витасик и сладко смежил веки. Уснул он быстро! И глазом моргнуть не успел, как разразился заливистым храпом.

***

Осторожно, грабители!

Поднявшись с кровати, Витасик с трудом разлепил сонные очи, неспешно отпрянул от мёрзлой стены, выудил на кухне бутыль и затопил тёплой водой пожухлый фикус. Думается мне, что во всём доме только Витасик считал нужным изо дня в день орошать водой бедный фикус, хозяева же и палец об палец не ударили во благо комнатных растений. Но Витасик, как правило, на хозяев не обижался, они люди занятые, с утра до вечера на работе горбатятся в три погибели, а следить за домом у них попросту, нет времени и сил, но главное желания. Ведь без желания, и рыбку из пруда не выудишь, и на хлеб с маслом не заработаешь. Лень – чума двадцать первого века, если сто лет тому назад человек трудился до потери пульса, работая, на тяжёлой промышленности, то нынче же люди только и делают, что ноют без конца, проблемы свои решать не торопятся. Витасик не понимал людей, их быт огорчал его, казался до боли рутинным. На своём веку он пережил многих людей и мало кто их них, был поистине свободен. Все, как один, на один лицо и с одинаковыми проблемами. Кроме редактора одной слишком важной газеты, кто-кто, а этот человек жил исключительно в своё удовольствие и в конечно итоге прослыл эгоистом. Как звали господина Витасик, к сожалению, запамятовал, но его выходки, подчас наводили на мысль, а не выжил ли этот сударь из ума. О женитьбе он и слышать не желал, с таким темпераментом трудно подыскать себе достойную пару на остаток жизни. Лицом он не вышел, однако имел тугой кошелёк, а статным женщинам большего и не надо. Им хватит и того, что господин в состоянии оплатить ужин и заказать такси до дома. Человек он не злой, и не добрый, руку помощи не подаст, но и предателем его не назовёшь. Любое дело, господин бросал на полпути, например, он дважды садился на огуречную диету, но из раза в раз кончал тем, что на четвёртый день голодовки объедался в ресторане. Обычно в комнату, сперва входило пивное пузо, и лишь следом тучный господин имел честь поприветствовать гостей. В редакции он работал благодаря стараниям отца, чьи связи в администрации, помогли родной кровинушки выбить столь значимую должность в газетной редакции. Само собой, он и мельком подумать не мог, что получил место исключительно по блату, господин полагал, что причина тому, его безмерная харизма и умение располагать к себе внимание особей женского пола. В жизни он всякого насмотрелся, но запомнил мало. Отдыхать господин редактор предпочитал дома, а если он и выезжал на курорт то, как правило, с газетой в руках томился в номере отеля. И его повадки, как в быту, так и за пределами дома, казались ему дикими во всех начинаниях. Ни от чьей помощи господин не зависел, сам себе одежду постирает, и кушать сварит. Жил он скучно, не иначе как, доживал остаток дней своих и ничем особенным Витасику так и не запомнился. Помер господин редактор внезапно, мало кто заметил его отсутствия, как и присутствия и лишь спустя пару недель, озадаченный люд спохватились искать невзрачного человека. Но чуть позже выяснилось, что господина похоронили в томном одиночестве, и ни кто из друзей, или знакомых, не соизволил явиться на процессию. С тех самых пор утекло много воды и на годы поросшиё быльём, Витасик не обращал должного внимания.

И с тех пор утекло много воды, и Витасик жил завтрашним днём, а на годы поросшие быльём, он старался не обращать должного внимания. Сегодня же Витасик уныло шастал по чужим квартирам и ума приложить не мог, чем себя занять. Пустое это дело маяться ерундой, а от безделья мысли дурные в голову лезут и тогда Витасик решил вернуться к себе домой.

По прибытии в отчий дом Витасик вскарабкался на стылую кровать и ценой величайших усилий принудил себя ко сну. Однако желанный сон не находил Витасика, и бодрые глаза шли вразрез его стремлению дать лихого храпу. Он то и дело, подёргивал коленями, думал обо всём и сразу, а руки чесались от безделья, ему всем сердцем хотелось примкнуть к тяжёлому труду и пахать до посинения. Мысли шли одна за другой, чередовались тугой вереницей, то он хозяев старых вспомнит, то в подушку сопеть начнёт и думалось, что Витасик так и не найдёт покоя.

Он взирал на белый потолок и внезапно, точно гром средь бела дня, нутро его почуяло скорую беду. Витасик в одночасье разомкнул веки и спрыгнул с кровать. Что-что, а Витасик хорошо умел предрекать опасность, будь то мелкое хулиганство, или потоп в квартире господина Штрубеля. Но от того ему не становилось легче, вот только руки от безделья, чесать переставали, да и мысли дурные в голову не лезли.

Оставалось лишь выяснить, где, когда и во сколько, случится ненастье и поспеет ли он к тому времени… Будет ужасно, если Витасик ненароком проморгает пожар, или очередной потоп. Он век будет корить себя за эту столь нелепую оплошность. Оттого Витасик жутко нервничал, был на иголках и пугался собственной тени. Но уши он держал востро, да глаз не смыкал и ни одно мошка, большая или крохотная, мимо не проскользнёт и в тени не останется.

Витасик лениво по тёплым подъездам и ощущал над собой лёгкий мандраж. И завидев на своём пути жильцов дома, он в одночасье сбегал вверх по лестничной клетке, либо же прятался на пыльном чердаке, куда частенько забредали одинокие голуби, погреться в тепле.

Беда маячила на горизонте, и накал страстей, казалось бы, достиг предела, однако происшествий в доме не наблюдалось. Безмолвная тишина, как в квартирах, так и в подъезде и ни малейшего намёка на забытый хозяевами утюг, или падение со стремянки на ржавый гвоздь.

Витасик хватился подозревать себя в непреклонной дурости, а поднятая им тревога, напрасно во всех начинаниях. Я иду по ложному следу, и все мои догадки, это вымысел на почве кромешного безделья, или просто-напросто плод чудного воображения. Надо делом заняться, а не моль в подъездах гонять, так и с ума сойти можно. Но дел иных и вовек не сыщешь. И нужно убедиться, что дому ничего не угрожает, иначе он с себя три шкуры спустит.

До глубокой ночи, Витасик лениво бродил по тесным подъездам, часами сидел на лестничной клетке и взглядом протирал в окнах дыру. Чем себя занять – тайна двадцать первого века, задумался Витасик и оттопырил ноги на белом подоконнике. Чаша терпение переполнена, он подумывал бросить дело на полпути и вернуться к себе домой, юркнуть под одеяло и разразиться заливистым.

Витасик слез с подоконника и мыслями он целиком находился в родной квартире. Но стоило ему шагнуть вниз по лестнице, как поджилки затряслись, волосы дыбом встал, и оторопь взяла своё. «Ой… Что-то нервы взыграли, видимо не шутки всё это», добавил Витасик и сверкая пятками, рванул в соседний подъезд.

Витасик глядел сквозь решётки в перилах и глазам поверить боялся. Трое мужчин, либо женщин, там уж как получится, все поголовно в чёрном одеянии, нервно суетились подле входной двери и надо полагать тайком, собирались обчистить квартиру Микуласа. Вот те на! Домушники, подумал Витасик и проявил несказанную охоту потешить себя мелкой забавой. Бить тревогу он не стал… Витасик, перешагнул одну ступень и вскользь подслушал разговор непутёвых жуть до чего грабителей.

–Дай сюда!– шептался вор.

–Без сопливых справлюсь.– вполголоса ругался коллега.

–А ну заткнулись оба и шевелите поршнями, время на исходе!– твердил долговязый, вероятно он здесь всему голова.

Витасик присел на корточки, схватился за перила и глаз с домушников не спускал. Уж больно смешно они смотрелись в роли незатейливых грабителей, а само зрелище больше походило на комедию, нежели на акт преступления. И будет правильно, если я прерву спор на полуслове и спугну бестолковых грабителей, подумывал Витасик. Но с другой стороны, правила могут и обождать. Ничего, думаю плохого не случится, если он чутка повременит и потешит себя забавой.

Лютый смех подступил к горлу и тогда Витасик крепко-накрепко прикрыл неугомонный рот. С натугой он держал в себе неугомонный смех…Дай он сейчас волю эмоциям, то представление неизбежно пойдёт коту под хвост и невинный животик, словно шар, лопнет на части. Щёки налились кровь, точно яблоки, на лбу выступил пот, а глаза так и норовили выпасть из орбит. Но какие бы он усилия не прикладывал, рано или поздно, смех даст о себе знать с худшей стороны и разом обгадит сочную малину.

Грабителя неустанно ковырялись в замочной скважине и торопили друг друга без весомой на то причины.

–Ты медвежатник или дилетант?– негодовал коллега.

–Да замок неподатливый попался, простой отмычкой фиг разомкнёшь.– заявил взломщик.

Значит так, если через тридцать секунд ты не откроешь эту дверь, то я сматываю удочки и бегу домой.– гневился старший.

Теперь Витасик истинно олицетворял собой все тона алого цвета, в особенности побагровели щёки. И сколько не тужься, но если хохот рвётся сквозь ладони, то сдерживать рот под замком задача не из простого десятка. И мимолётный смешок, невзначай юркнул вдоль пальцев, вырвался наружу и установил в подъезде немую тишину. Ограбление встало на дыбы, и преступники, все как один, замерли в ожидании, а взломщик так вовсе не удержал в руках отмычку.

–Кто здесь?– вопрошал главный.

Витасик обратился в соляной столп, неугомонный хохот более не надрывал животики, и вдруг семейная комедия планомерно переросла в жуткий триллер. Он подался вперёд, но в полный рост не становился, иначе воры заметят его и унесут ноги, куда подальше. Витасик придвинулся к стене, и малость, приклонил косматую голову к ногам. Лампы в подъездах не выкрутили, но мерцали, они шибко плохо и серые ступени наполовину терялись во тьме.

–Кто здесь?– вторил главный.

–А Вы кто.– Витасик говорил басистым тоном, и голос его отдавался гулким эхом.

Один из домушников, звучно проглотил многопудовую слюну, подобрал с пола увесистую отмычку, и хотел было взять ноги в руки, да удрать с места преступления, пока доблестный наряд полиции не отправил их томиться за чугунную решётку. Но не тут-то было…

–Горииим!– надрывал глотку Витасик.– Караул!

В ужасе домушник ненароком оступился, нога поехала вперёд, а сам он бедолага кубарем покатился по длинной лестнице и зубами пересчитал все ступени. Дверь в соседней квартире отворилась настежь, и в подъезде становилось всё жарче и жарче. Напуганные до мурашек соседи, посреди ночи вскочили с кроватей и бросились на помощь погорельцам. Грабители в страхе быть пойманными, вовсю рвали когти, поджав хвосты, точно не Витасик у порога встретил, а нечисть восьмилапая щупальцами к ним склизкие протянула. Длинным прыжком, они преодолели большую часть ступеней, свалились наземь, тотчас же встал на ноги и пулей рванул во двор. Благо ночь за окном город убаюкала и ни одна душа им препятствовать не стала. Она бросились к машине, наспех завели стального коня, и забыв, включить фары горе-домушники умчали прочь. «Комедия удалась на славу», сквозь смех процедил Витасик и не уставал кататься по грязному полу. Соседи снизу, наверное, с ума сходят от грохота на чердаке и очевидно, думают, что в доме поселилось чудище. Кончив смеяться, Витасик чихнул от всей души и покинул чердак. Он хотел убедиться, что с квартирой Микуласа всё в порядке… Витасик посчитал нужным рассказать ему, о ночных похождениях горе-грабителей и намекнуть, что, мол, это именно он отпугнул домушников.

Он подумывал уважить Микуласа, да подмаслить черствую душу этакого негодяя и прощупать худородную почву для дальнейших бесед. Набиваться в друзья, дело не из благородных, но что ж поделать, тяготел он к нему, как сердцем, так и головой. Местами Микулас жесток, черты лица выдают в нём суровый темперамент, но от этого он не перестаёт быть интересным в общении человеком. История хорошо помнит людей, чей взгляд грозен до умопомрачения, а манера толковать, приятна ушам. Так что Микулас, как человек надо думать, неоднозначный, правда, Витасик испытывает одно удовольствие в общение с ним. И в скором времени, очень может быть, что за чашечкой зелёного чая они начнут травить байки о давно минувших днях и вести задушевные беседы.

Витасик тайком пробрался в квартиру Микуласа, оглянулся по сторонам и ничего толком не разглядел. Весьма странно, но свет в доме не горел, хоть глаз выколи и всё одно – сплошь, да рядом темень. Тогда Витасик щёлкнул выключателем, и люстра над потолком в одночасье озарила прихожую тусклым светом. Со вчерашнего дня, обстановка в квартире ничуть не преобразилась, рулоны линолеума, как и прежде, кучкуются в углу, а чемоданы с бельём до сих пор не разобраны. В целом квартира оставляет желать лучше и создаёт впечатление заброшенной конуры.

–Микулас! Ты дома!?– боязливо кричал Витасик.

Но в ответ, лишь зимний сквознячок, хлопал форточками и давал гостю понять, что хозяев дома нынче не наблюдается.

–Микулас!? Отзовись!– Витасик не сдавался.

Он робкой поступью прошёл в гостиную комнату. Ногой пол морозил пятки, благо у Витасика имеются тёплые башмаки, правда, он их отроду не снимал и ходил в них круглые сутки. Весьма занимательная вещь, на самом-то деле, обувь Витасика, как теперича твердит молодёжь – демисезонная, летом они дышат полной грудью, а с приходом зимы мехом порастают.

–Микулас!– вторил Витасик, но в ответ тишина.

Витасик щёлкнул выключателем, лампа воспылала комнатным светом и обдала стены гостиной, щедрой желтизной. Витасик прищурил оба глаза и разглядел на кресле затылок. Хозяин квартиры, дрых в сидячем положении и слегка присвистывал, но храпа как такового слышно не было. Пульт он держал в руках, но сам телевизор молчал. Обычно хозяева спят прямо у включённого телевизора, и стоит Витасику выдернуть провод из розетки, как сонная муха вмиг отворяет очи и неустанно щёлкает пультом. А Микулас, напротив, при включённом телевизоре глаз не смыкает, сон у него наверняка чуткий.

Витасик ближе, чем на шаг к креслу не подступал и в особенности держался особняком, а то мало ли вынет из кобуры пистолет и пальнёт ненароком. Он схватился за край подлокотника, встал на носочки устремил взор на колени Микуласа. Ни сесть, ни встать.– вполголоса шепнул Витасик и затаил в себе дыхание. Небольшая лупара покоилась в мужицких руках и наводила жути на любого, кому хватит сил метнуть косой взор в его сторону. Витасик вытянул спину, всем телом подался вперёд и протянул ручонку к внушительной штукенции. Только он коснулся ружья, кончиком пальца прочувствовал мёрзлую сталь, как Микулас, чтоб с ним неладное случилось, со всей дури дал Витасику по рукам.

–Куда руки тянешь?– глаз он не открывал, точно во сне разговаривал.– По харе давно не били!? Так я устрою… Ты чего здесь забыл!? Мы же с тобой вчера условились, что ноги твоей, в моём доме не будет! Я своё слово сдержал, а ты меня получается, надул.

–Нет, что ты!– начал было Витасик.

–Говори, чего надо, а иначе спущу курок, и тогда пеняй на себя.– оборвал на полуслове Микулас.

–Дело вот в чём… Сегодня вечером, парочка остолопов, решили наведаться к тебе в гости, с очевидной целью, ограбить квартиру. Но, как видишь, грабёж не состоялся и твой дом в целости и сохранности. А причина тому, до боли ясна… Это я не позволил негодяям вломиться в твои покои и вынести самое ценное… Правда, не до конца понимаю, что из ценного в твоей квартире хранится.

–…А я их жду, и жду, дождаться не могу. А вон оно, что оказывается…-Микулас поднялся с дивана и пошёл на кухню. Витасик, хвостиком шёл по пятам и преследовал Микуласа буквально на каждом шагу. Микулас отложил ружьё в сторону, налил себе холодного чая, добавил пару кубиков рафинада. Понятно дело, сахар в ледяной воде не растворился, но Микуласа это ничуть не смутило, он в два глотка опустошил стакан и неспешно прожевал белые кубики рафинада.

–А теперь, чем займёшься?– вопрошал Витасик.

–Вот думаю, а сумеешь ли ты от пули убежать?– ехидно улыбнулся Микулас и положил руку на ружьё.

–Не думаю, что мне удастся от пули умчать. Знаешь ли…– ответил Витасик.

– Вспоминается мне случай один, как моложавый юнец, ловко от пули увернулся, но всё равно кончил не лучшим образом. Как сейчас помню, мы с давним товарищем, договорились о встрече на бесхозном аэродроме, самолёты там век не садились, а взлётные полосы мхом поросли. Стою я, значит, у заржавелого самолёта и пытаюсь в кабину заглянуть, а там ни зги не видно, одна муть сплошная. И гляжу я на взлётную полосу, и вижу, как по бескрайним просторам аэродрома мчит чёрная машина, а за рулём сидит мой товарищ. Я спустился, подошёл к машине, мы обменялись рукопожатиями, потрещали о делах насущных. И он мне говорит, что мол, у него в багажнике парень сидит и надобно его убрать. Сам он юнца жуть до чего боится. И на полных щах мне твердит, что парень этот на днях от пули увернулся.

Сам он юнца жуть до чего и на полных щах мне твердит, что парень тот на днях от пули увернулся. Я, само собой ему на слово не поверил, мы с ним хоть и в ладах, но шутки шутить он горазд, любит время от времени надо мной посмеяться. Но дважды меня на одну удочку не насадишь, и раз нет доказательств, то иди друг, на все четыре стороны. И как оказалось, на сей раз, он говорил чистой воды правду, юнец и впрямь от пули увернулся. Товарищ мой, стало быть, решил, что это дурной знак. И если он всё же спустит курок, то добром это явно не кончится. Он меня вежливо попросил, взять парня на себя и, разумеется, пообещал мне втрое больше обычного.

обещал отплатить втрое больше обычного. От лёгких денег я не отказываюсь, раз подвернулся случай зелени подзаработать, то упускать синицу из рук будет глупо. Ладно, говоря я, приведи ко мне парня и смотри, как это делают настоящие профессионалы. Он силой выволок парня из багажника и оставил юнца посреди взлётной полосы, на ровном поле. Ну, давай, твой черёд, говорит он мне и отбегает в сторону. А парень, оказался, не из робкого десятка и смелости у него на троих хватит, хоть отбавляй. Юнец сверлил меня невозмутимым взглядом, и вызывающе ухмыльнулся. Может он и боялся, но во всяком случае виду не подавал. Смельчак подумал я… Ну что ж, посмотрит, хватит ли тебе духа, от пули увернуться. И решил одним выстрелом развеять миф. Навёл я на него свой пистолет, наметил цель и… Спустил курок!

–И что дальше!?– не терпелось узнать Витасику.

–А дальше не твоего ума дело!– ехидно улыбнулся Микулас и вернулся в спальную комнату.

–Так не делается!– негодовал Витасик.– Это не честно по отношению ко мне! Будь же человеком, в конце концов, расскажи историю до победного конца!– кричал он ему вдогонку, но Микулас точно оглох и на пустые выкрики внимания не обращал.

Микулас юркнул под одеяло, приклонил усталую голову на мягкую перину, закрыл глаза и отдался в объятье пряных сновидений. А Витасик битый час, сиживал на кухне при включённом свете, отгонял от себя муху и упорно чесал в затылке. Интересно, он увернулся от пули, вдумчиво хмурил брови Витасик, или нет? Микулас повёл себя крайне жестоко, не рассказав историю до самого конца. И теперь, вопрос – а погиб ли тот парень? Будет терзать Витасика до скончания веков, пока он не состарится до глубокой седины и не потеряет рассудок. Он вполне мог размышлять о чудной истории, целую вечность, и гадать на кофейной гуще – а увернулся ли тот парень от пули? Но жеманный сон сморил его за доли секунды, и Витасик опомнится, не успел, как щеками он припал к чугунной батарее и крепок уснул.

***

Зимние деньки тянулись вереницей один за другим, и ночи становились намного холоднее, и вечерело довольно рано, и утром без отцовского тулупа во двор, лучше не ступать, иначе снегом подчистую заметёт. И если погода за окном не предвещала хороших вестей, то тесная дружба Витасика и Микуласа со временем лишь крепчала, словно старческий маразм.

Витасик не упускал возможности нанести другу визит и за чашечкой горячего молока обсудить дела на работе, или пустить в адрес товарища весьма колкую шутеечку. Микулас встречал Витасик более чем холодно и ужимал свой ответ до предельной ясности: «Опять ты, а я уж стал надеяться, что тебя в унитазе смыли». Но стоило им найти общий язык и сойтись во взглядах, как холодок в общении уверенно пошёл на убыль и Новогоднее празднество они отмечали за общим столом. Микулас хлебал вино, и дорогущий коньяк, подаренный в знак примирения от именитого дельца, и под конец застолья он смело откупорил бутылочку Столичной. Витасик же в свою очередь, не стал изменять заведённому порядку и беспрестанно пропускал кружочку парного молока. Но имелась у Витасика одна особенность, он быстро хмелел от настоящего меда и время от времени подмешивал сладкий янтарь в стакан горячего молока. Он робко окунал чайную ложечку и языком, трепетно слизывал остатки мёда, а во рту то и дело, оставалось гадкое послевкусие железа.

К концу празднества закадычные товарищи изрядно поднабрались и едва держались на ногах. Поначалу Микулас пил исключительно вино, а по завершению он без просыху хлестал одну только водку, и на горький коньяк не смотрел. Весь вечер малыш Витасик сладко потягивал горячее молоко, поминутно, разбавляя напиток мёдом, а на закусь брал овсяные печенюшки. В скором времени, не дождавшись салюта, он уснул прямо за праздничным столом, однако Микулас протянул до самой речи президента и под бой Курантов успел поднять тост: «За нас!». Он хотел было вернуться к пьяному застолью, но колени при ходьбе ощутимо подкашивались и мир перед глазами пустился в пляс. Микулас свалился подле дивана и отошёл ко сну, а Витасик беспробудно дрых на кухне. И не взирая, на то, что кроме первого бокала, они толком ничего не помнили, но сама пьянка удалась, что называется, на славу. Наутро бедная голова трещала по швам у всех, кто вчерашним днём пил на посошок и горлопанил эстрадные песни конца 90-х годов. И не сказав, на прощанье ни слова, они унылые в силу похмелья разбрелись по домам. Вернее будет сказать, что Витасик возвратился домой, а Микулас продолжил спать до самой обедни. И вне сомнений, что этот новогодний вечер, отложиться в памяти у ребят на долгие годы.

Нынче же в задушевных беседах, они вели себя таки развязно и любые споры сводили на громкую ругань, что называется, кто кого перекричит. И бранных слов они друг от друга понабрались изрядно, и подчас думалось, что дружба их нерушима, а любые невзгоды они утрясут на раз. День ото дня Витасик просиживал штаны уМикуласа в квартире и, услышав, дверной замок, он без единой оглядки мчал отворять входную дверь. Жили они, что называется душа в душу и любые невзгоды преодолевали общими усилиями.

В один из похожих вечеров, Витасик вызвался проводить товарища на работу, и помог ему упаковать старый чемодан. Перед уходом Микулас добавил, что, примерно, через часок он явиться домой, и за чашечкой горячего чая они обсудят очередные успехи. Микулас начистил гуталином ботинки, тщательно причесался, навел марафет и с чемоданом в подмышке, он уверенно отчалил на работу. Однако с работы Микулас, так и не вернулся. Первый час ожидания прошёл крайне утомительно, следом миновал второй, и третий, и четвёртый… И раз так! Подумал Витасия, то я лучше вернусь домой. Ибо утро вечера мудренее… С утра Витасик покорно ждал товарища на кухне, точно пёс ждёт, не дождётся любимого хозяина и скулит, обидевшись на столь суровый мир. И как бы он того не желал, однако мрачная физиономия Микуласа в дверях, увы, не показалась. До самой обедни Витасик прождал товарища и, в конце концов, заподозрил неладное.

Часы пробили ровно двенадцать часов по Московскому времени. И тогда Витасик в полном унынии вернулся к себе домой. Он судорожно наворачивал круги по квартире, словно преступник или наркоман и места себе не находил. Случайно Витасик забрёл в гостиную комнату, где ныне почивала мать и кормилица семейства Цепелиных. Телевизор вещал на удивление тихо, но уши у Витасика чуткие, как ни крути и, будучи в упадке духа он обратил томный взор на плоский телеэкран. Дневной выпуск новостей шёл по ящику, и в эпицентре всех событий была невозмутимая женщина в сером костюме. Она вещала в прямом эфире: «Вчера на проспекте Щумина у светофора прогремел страшный взрыв. Судя по данным, причина страшной трагедии кроется во взрывчатке. Сотрудники правоохранительных органов заявили, что это наглядный пример того, как уличные банды убирают с лица земли неугодных им людей. Кроме того, удалось установить личность погибшего (женщина в сером костюме выдержала мимолётную паузу), им оказался, некто Микулас Шишайова».

Наверняка в городе достаточно людей по имени Микулас, решил Витасик и напряг извилины, пытаясь вспомнить хотя бы одного человек с похожим именем. Увы… Но имя Микулас, довольно редкое и людей со схожим именем он, к сожалению не встречал. Корреспонденты со всех уголков страны продолжили вещать события минувшей ночи и работать во благо достоверной информации. И смотреть выпуск до конца смысла не имело. Дурная весть убитом побратиме ошарашила Витасик своей неожиданностью и ставило его в так называемый – тупик мыслей. И будь на его месте шаблонный, ничем не примечательный человек, каких на свете пруд пруди, то он, вернее всего, хватился бы, оплакивать потерю друга. Но только не Витасик! Слегка взгрустнув, он в крайности впадать не стал, а схватил твёрдую волю за… гланды и принялся делать свою работу, как делает её корреспондент, или как Микулас до недавних пор. На него, в конце концов, взвален груз ответственности и будет глупо, а в особенности опрометчиво, если Витасик махнёт рукой на свои прямые обязанности. Уход за домом никто не отменял и надо отдать Витасику должное, повёл он себя крайне мужественно. И в знак некогда крепкой дружбы, он неохотно обронил скупую слезинку и дрожащим голосом вымолвил: «Жизнь на этом не кончается».

Глава 10

Профессора

Со дня гибели Микуласа прошло достаточно времени и шрамы на сердце Витасика затянулись. Но не припомню я той ночи, чтобы Витасик не поминал закадычного друга тёплыми словами. И оттого Витасик было горестно, что лучший друг зажарился в собственной машине, а он ему и слова прощального сказать не успел. Будь у Витасика минута в загашнике, то ни секунды он бы не трети на пустой трёп. Ему вполне хватит и одной четвертинки, чтобы поведать другу о личных переживаниях касательно его смерти. Грандиозные планы имел Витасик на дружбы с Микуласом, хоть со временем он понял, что собой представляет работа чистильщика, однако мнение он своё в худшую сторону отнюдь не поменял. Они были друзьями! Друзьями и останутся… Кто бы что ни говорил, а Микулас приходился ему верным другом и пущай заработок его не самый честный, а местами так вовсе абсурдный, но память о друге и товарище Витасик не предаст. Да и кто он такой, чтобы судить людей… Витасик ни больше, ни меньше – хранитель домашнего очага и уход за домом его прямая обязанность, а упрекать людей и не знать при этом всех обстоятельств, крайне глупо. Микулас, как и многие другие из ныне живущих людей, горбатился в три погибели на хлеб с маслицем, да икорочкой по празднествам. Ни в коем разе Витасик не оправдывал деяния Микуласа, он умышленно сеял зло и руки его отнюдь не благоухают ромашками, они по локоть в крови. Витасик не вознамерен очернять доброе имя Микуласа, и о друге он сбережёт, как зеницу ока.

Зима нынче выдалась холодной, и мороз лютый до костей пробирал, а вязаные рукавицы, да кожаные перчатки, ничуть не спасали горожан от вечной мерзлоты. И до того колотун жгучим оказался, что собаку нынче во двор не выгнать и прежде чем машину завести, надобно будет двигатель ночью тщательно прогреть. Колотун щёки резал, точно бритвенный нож, ледяным остриём он ласкал румяные лица прохожим, и пальцы на ногах до синевы морозил. И чтобы не прослыть среди Вас читатели голословным я лишь добавлю от себя, что в один из холодных вечеров, житель дома, по возвращении с работы, отморозил на ноге большой палец. Витасик уничижающее глядел на заметённый снегом двор и восторгался тем, как простой люд, не взирая на обширные осадки, лопатами выгребал залежи белых сугробов, уверенно снимал с машин белый покров и второпях мчали на работу. Таковы их обязанности перед семьёй и общества в целом… Они не вправе подвести родню, или оставить детей без ужина, по причине лютого мороза и других погодных неурядиц. Ведь злободневные света за воду, газ и прочее, сами себя не покроют.

Взять хотя бы, профессора Круглова. Молодой и весьма импозантный человек, который год ходит бобылём и работает на успешное развитие отечественной науки. Что в лютые морозы, что в знойную жару, профессор Круглов обязательно явится в научный центр. Работа в лаборатории для профессора, значила немногим меньше женитьбы, или детей. И как бы там ни было, он считал, что на данном этапе жизни, будет глупо заводить семейство в ущерб научной карьере. Профессор Круглов имел конкретный бзик, либо же глубокое помешательство и на заре карьеры учёного он поставил перед собой ясную цель – добиться научных высот и сделать открытие в области генной модификации. К женщинам он относился с толикой равнодушия, и не подумайте, что якобы профессор испытывал сильное влечение к мужицкому телу. Он до мозга костей человек традиционной ориентации. Круглов обыкновенный учёный и всем сердцем обожает науку. С подобным отношением к семье и детям, профессору не пристало думать о скорой женитьбе. И что ни говори, но семья доставляет человеку множество хлопот, а если поверх того приплести уход за детьми, то сил на работу в принципе не останется.

Ото дня в день профессор Круглов выполнял исключительно монотонную работу, как в научном центре, так и за его пределами. Рано утром, с первыми петухами он наливал себе чашечку крепкого кофе, приступал к утренней трапезе, наводил марафет, затягивал потуже ремень, укрывал горбатый нос длинным шарфом и топал на работу. В отпусках он бывал редко, а если и бывал, то всякий раз посещал именно Лондон и жил там от недели до месяца. Вечные дожди, запах рыбы на пристани и относительно большие траты на проживание, его ничуть не смущали. Он предпочитал дождливый Лондон, солнечным курортам, и терпеть не мог отдых на пляже. «Сидеть на берегу, среди толпы незнакомых мне людей и при этом пялиться на солнце, я и дома могу, зачем мне попусту время тратить. «Ведь настоящий отдых, это перво-наперво отдушина для ума и, само собой разумеется, иностранная кухня», заключил однажды, профессор Круглов и покинул трап самолёт.

Временами профессор Круглов считал нужным дать потомство и выполнить одну из немногих обязанностей перед обществом, но отыскать среди кучи фианита достойный бриллиант тяжело. Опять же, в подборе женщин профессор Круглов был крайне осмотрительным, у первой нос излишне длинный, у второй ноги весьма коротки, а у третьей так вовсе ягодки в поле не уродились. Несомненно, профессор Круглов находил явную потребность в женской ласке. Работа и впрямь занимала большую часть свободного времени, но ему очень хотелось видеть на кухонной плите кастрюлю горячего борща, а под боком жену красавицу. Временами профессор Круглов думал о личной жизни, чаще всего это случалось за обедом в фешенебельном ресторане. Профессор неохотно полагал, что работая круглыми сутками, он невольно стремится заполнить душевную пустоту, перекрыть клапан одиночества и окончательно притупить хроническую боль на сердце.

Подчас он вяло дрыхнет на диване, отдыхает после трудовых будней и ладонью ищет по соседству женскую ручонку, но из раза в раз находит лишь пустоту и отчаянье. Перед сном, профессор Круглов, не прочь слегка приобнять женскую талию, уткнуться носом в изящное плечико, всем телом прижаться к ней и ощутить себя любимым. Но всякий раз, ложась на боковую, профессор Круглов неизменно обнимает холодную подушку и грезит поскорее найти даму сердца. А с утра пораньше он наливает чашечку крепкого кофе и топает на работу. Он любил женское тело, и терпеть не мог мужское, а в особенности своё откормленное брюхо, и грудь, и талию. Профессор Круглов смотрелся в зеркало, но чрезмерной любви к себе, он, увы, не питал, скорее тупое презрение. «И как же собой любоваться, если твоё тело сплошь и рядом – кусок жирного сала», ругался профессор.

С малых лет, Круглов был склонен к полноте, он отнюдь не находил себя излишне толстым, но и стройным телом похвастаться не мог. Кругом сплошные недостатки, думал профессор, брюхо из штанов выпирает, талия широкая, как у бегемота, а грудь самая что ни на есть, первого размера, хоть лифчик надевай. Он понятия не имел, как ему с такими данными укрощать дамские сердца и быть всюду желанным гостем. Профессор Круглов стыдился в особенности посетить на досуге городской пляж и искупнуться в речке. Оголившись до трусов, он ощущает себя беспомощным и слабым, ему кажется, что люди смотрят на него и в уме осыпают грязью, мол, поглядите до чего огромное пузо, большая грудь и жирные бёдра.

Профессор Круглов слишком стеснялся знакомств с женским обществом и причина тому, боязнь получить отказ и стать вечным посмешищем для всего рода мужского. Но в то же время он находил себя весьма привлекательным, в особенности ему нравились черты холёного лица. Профессор лукавить не станет, он действительно заплыл жиром и былая красота, неохотно прячется за сальной мордой. Но и сейчас в нём проясняется некий шарм, и если завтра Круглов примет окончательно решение – на корню изменить образ жизни, то он вполне может сгодится на роль видного жениха.

Профессор Круглов, до того был неуверенным в себе человеком, что помимо собственных изъянов, он глубоко стыдился всего на свете. Он считал, что тот или иной гражданин, любит хвастовство и занимается исключительно притворством. Профессор терпеть не мог зазнаек и испытывал стыд, когда знакомый ему человек либо умничает, либо говорит излишне мудрыми словами. На людях он вёл себя скромно и рот держал под замком, как рыба в воде, боясь прослыть перед публикой навязчивым человеком. Чрезмерная робость в общении привела к тому, что среди знакомых он имел дурную репутацию нелюдимого паренька.

Друзей профессор менял часто, и, как правило, величал их поголовно – приятелями. И на вопрос, а есть ли у него под боком родственная душа, он отвечал предельно коротко и сухо – нет. Объясняет профессор это тем, что близкие связи, уместны только на работе, а за его пределами исключительно общение для поддержания морального духа. В свободное от работы время, профессор Круглов, как правило, набирался духу, поднимал трубку и звонил давнему товарищу – доценту кафедры теоретической физики. В мешковатом костюме и с массивной тросточкой, профессор Ливнёв, не первый год учит уму разуму молодых студентов и слегка хрипатым голоском объясняет им основные законы теоретической физики.

Под рукой у профессора, есть лишь две вещи, которые беспокоят его на каждом шагу, и если первая, это извечный гастрит, то вторая, это массивная тросточка в исхудалом кулаке. Много с тех пор воды утекло, и дни те былью поросли, однако массивная трость, который год подряд, исправно сопровождает хозяина на каждом шагу. Давным-давно, в бытность аспиранта, молодой профессор лениво встал с кровати и метнул резкий взор на часы. «В глазах, что ли двоится!?», Ливнёв сощурил оба глаза, и смерил взглядом минутную стрелку часов.

«О нет!», шёпотом вымолвил профессор, на ходу натянул штаны, поверх накинул рубаху, завязал наспех ботинки и очертя голову побежал на работу. Он мчал по тротуару, уверенно сносил на своём пути менее расторопных граждан, тотчас же просил прощения и сверкал пятками, будто убегал от своры диких собак. Время на исходе, и считанные минуты оставались, прежде чем зазвенит звонок и студенты, все как один, побегут на пары.

До института рукой подать, и знакомая профессору черепичная крыша лихо маячила на горизонте, надо лишь поднапрячься и он наверняка успеет вбежать в пыльную аудиторию. Тогда профессор Ливнёв, собрал волю в кулак и срезал путь, но стоило ему смахнуть с тротуара, как чёрный внедорожник насадил его на капот. Он мигом свалился на тёплый асфальт, расшиб себе лоб и потерял сознание.

Сильнее обычного пострадала лодыжка, а в остальном же профессор Ливнёв отделался парой ссадин и тяжёлой гематомой на лбу. А вот машине пришлось не сладко, удар головой оставил на чёрном капоте солидную вмятину и опять же водитель, резко нажав на педаль тормоза, носом клюнул о твёрдый руль и понятно дело, случился перелом.

Операция на лодыжку, прошла успешно, однако был риск, что кость не срастётся, но всё обошлось, и в скором времени профессор Ливнёв встал на ноги. Первое время, врач рекомендовал найти Ливнёву подходящую трость и снизить нагрузки, иначе есть риск получить рецидив травмы. Выслушав врача, профессор Ливнёв в срочном порядке купил коричневую трость и носился с ней, точно маленький ребёнок с конфетой. Он мнил себя интеллигентом, поскольку трость придавала ему высокий статус в общении с людьми и задавала строгий тон его слегка вычурной походке. Шли годы, раны затянулись, лодыжка окрепла, и профессор Ливнёв мог бы запросто выкинуть дешёвую трость на помойку. Однако мысль навеки расстаться с любимой палкой и мельком не посетила профессора, напротив, он узрел в этом некую выгоду, теперь в маршрутке ему смело уступают места, а об очередях он не слышал давно. Но прежде всего Ливнёв поднялся в глазах у женщин, они то и дело строили ему глазки и норовили познакомиться со статным человеком. В скором времени, он сменил дешёвую трость на более дорогую и ни под каким предлогом он не оставлял посох дома. Будь то поход в супермаркет, или ужин в ресторане, профессор Ливнёв обязан был прихватить с собой длинную тросточку. Однажды, он ей отбивался от грабителей и надо сказать, делал он это искусно, словом мушкетёр отражал атаку кавалерии.

Профессор Круглов познакомился с Ливнёвым на ежегодной встрече учёных, где молодым дарованиями присуждали награды, а древние старики в чёрных костюмах толкали длинные речи. Рука об руку они сидела в одном ряду, по соседству и безучастно глядели на театральную сцену. Профессор Ливнёв находил представление унылым, он тяжело вздыхал и время от времени поглядывал на золотые часы. Круглов разделил с ним взгляды относительно церемонии награждения и между тем заявил: «Я бы лучше, перечитал все четыре тома о принципах нейрохирургии, нежели сунулся сюда в очередной раз». Профессор Ливнёв ухмыльнулся в ответ, а сосед Круглова, недовольно заявил: «Что Вы имеете против нейрохирургии?». Он встал с места и покинул зал, а Круглову вдруг стало не по себе, и он в срочном порядке рассупонил две верхние пуговицы.

–А я погляжу Вы человек, с чувством юмора… Мне такие по нраву- вполголоса шепнул профессора Ливнёв.

–Пожалуй, Вы правы, шутка действительно удалась. Вот только жалко того господина, наверное, обиделся на меня.

–Поверьте мне на слово, он только рад сбежать от столь вялой атмосферы, просто повода не находил. Я Вас уверяю, сейчас он мчит в буфет за рюмочкой коньяка.

–Возможно… Возможно…

На пару с Ливнёвым, профессор Круглов не став дожидаться конца унылой встречи, незаметно юркнул в полупустой вестибюль и вежливо отдал гардеробщике позолоченные номерки. С тех самых пор, они взяли привычку вместе коротать свободные вечера, ходить по дорогим ресторанам, вести огненные дискуссии и спорить обо всём на свете.

Не редки те случаи, когда профессор Ливнёв наносил дружеские визиты в квартиру Круглова и распивал там чаи, поглощал то бублики, то пряники, в общем нахлебничал. К себе домой он пригласить Круглова понятно дело не мог, поскольку его конура, разве что сгодится на весьма скромные посиделки за бедным столом и доценту кафедры теоретической физику, будет стыдно показывать скудное убранство затхлой квартиры. Профессор Круглов не в силах был возразить наглости друга и слово поперёк вставить, он не решался. Опять же, профессор находил общество и повадки слегка сутулого человека довольно интересными. Всякий раз, когда Ливнём приходит в гости, профессор Круглов наливает им по рюмашке коньяка и горячо спорит на злободневные темы.

И в последнее время, что у того, что у другого на работе сплошной голяк, хоть шаром покати, а сидеть в душных помещениях и грустно взирать на высокие потолки… наскучило. Профессор Ливнёв за годы тесной дружбы, ни разу не назначил встречи, обычно этаким делом занимался сам Круглов и первым набирал номер телефона. Сегодня, как и позавчера, Ливнёв не стал нарушать правил игры и выжидающе сидел напротив телефона. Он прекрасно знал, что рано или поздно Круглов наберёт номер телефона и пригласит его на рюмочку коньяка. Долго ждать не пришлось, профессор Круглов по заведённому порядку, набрал номер телефона и пригласил товарища на крепкий чай.

–Жду тебя в восемь, и отговорки не принимаются.

–Накрывай скатерть, я в пути.

Ливнёв, поймал у института такси и ровно в восемь вечера он стоял на пороге дома… Минута в минуту. Осмелюсь заявить, что по нему можно вполне сверять часы. Профессор Ливнёв постучался в гости, дверные звонки он обходил за милю, и на то была веская причина. Однажды, отец, установил в подъезде звонок, надавил на штуковину пальцем, и его шибануло током. С тех он к дверным звонкам относился с явным презрением. Круглов открыл товарищу входную дверь и впустил гостя в дом. Профессор Ливнёв тщательно вытер ноги, оставив на синем коврике уличную грязь, и пошёл распивать с коллегой спиртные напитки.

–Ну, рассказывай, как дела на работе.– начал Круглов и откупорил бутыль дорого коньяка.

–Дела идут, контора пишет, а студентики мои, как и прежде, думают лишь о гулянках, да попойках, а учёба их нынче вовсе не тревожит. Сессия не за горами, а в голове одни развлечения. Ой… Не знаю, на кого я эту страну оставлю!? И ведь цветом нации себя величают… Сплошное декадентство.

–А ты себя вспомни в молодые годы…– заявил профессор Круглов и до краёв наполнил хрустальную рюмочку.– И не такие вещи вытворял.

–Я в молодости вёл себя благопристойно и на гулянки не ходил. Я окончил школу между прочим, с золотой медалью, поступил в институт… Сам! Без чьей-либо помощи! Успешно выучился, получил красный диплом и стал читать лекции в высшем учебном заведении.

И на кой тебе золотая медаль сдалась!? И диплом красный, как по мне, это лишняя трата времени. Знавал я одного паренька, в равной степени, как и ты, окончил Вуз с красным диплом, отучился на юриста, а теперь стоит у кассы, да заказы принимает. И сдалось ему это образование, как собаке пятая нога. Он лучше бы, капиталом начальным обзавёлся и по карьерной лестнице на пару этажей поднялся, а не в институт ходил. Какой ему теперь прок от этой корочки цветной, разве что подставка для чашек и не более того.

–Ты не прав, нынче без диплома никуда! Смотрел я вакансии по трудоустройству, а там сплошь и рядом графа о наличии высшего образования. В любом случае, если он и не станет работать по специальности, то без бумажки ты какашка. Прости меня за мой французский. Будет себе ходить от места к месту, и как нынче молодёжь выражается, шабашить круглые сутки, точно раб на галерах!

–Да не в этом дело, ты пойми, что человек пять лет вставал по утрам, ходил на учёбу, тратил деньги и что в итоге!? Он работает не по специальности! И где это видано, чтобы дипломированный юрист стоял у кассы! Взять хотя бы Европу, ежели ты на юридический поступил, или на дизайнера отучился, то пару лет ты точно отработаешь по специальности. А наше, отечественное образования, в народе, к сожалению, не чтят, скверно отзываются и сожалеют о зазря потраченном времени. Оно и правильно, на первых порах ученик строит воздушные замки, парит в облаках и желает стать востребованным юристом, а на выходе он понимает, что пять лет потрачено впустую и все его замки, идут коту под хвост.

–Я с тобой не соглашусь, наше образование одно из лучших в мире, как и страна в целом. Пока европейцы читают детские повести, наши умы вовсю штудируют великих прозаиков, по меньшей мере, я в их возрасте цитировал философов. И так везде – математика, физика, биология и прочее. Советская власть, оставила потомкам большое наследие! Местами оно и взаправду испещрено красными пятнами, но между тем имеются места, где светлые пятна идут один за другим, в том числе наши институты, школы и многое другой.

Профессор Круглов вежливо протянул рюмашку коньяка и Ливнёв за милую душу принял жгучий напиток. Они чокнулись, да с таким треском, что эхо в комнате стояло, и махом опустошили рюмки до дна. Профессор Круглов покраснел и сморщился, точно дольку кислого лимона откусил. Он в мгновение ока перебил горечь во рту шоколадной конфетой и облегчённо выдохнул – Фууух… А Ливнёв конфету пробовать не стал, он решительно держался стародавней традиции – после первой не закусываю! С минуту он поморщился, а вслед за тем, распрямил осанку, вытянул ноги и положил локоть на стол. Хороший коньяк, подумал Ливнёв, и между собеседниками нависла гнетущая тишина.

–Ну что ж, как знаешь!? А я всё же останусь при своём. Нынче от высшего образования проку, как с козы молока.– настаивал профессор Круглов.– Понятно всё с тобой… Дела идут старым порядком, а ты не молодеешь. Расскажи-ка лучше, как в личной жизни дела обстоят? Всё ли тебя устраивает?

–Тут и говорить не о чем! Разве есть нынче время на женские прелести!? С утра до вечера, одна только работа в душном помещении, а я, между прочим, астматик и мне вредно пылью дышать. Но такова ноша в этом бренном мире, либо семья, либо карьера… Да и о женщинах в последнее время думать не приходится, что ни день, то очередное приключение. Например, вчерашним днём, я заприметил на полу мышиный помёт, а ближе к сумеркам, я услыхал в соседней комнате весьма подозрительный скрежет. Но это лишь цветочки, худшее из всех бед в моей спаленной комнате, это чужеродное отверстие на потолке. Что б ты знал! Хвостатая нечисть прогрызла целый гипсокартон. Другими словами, моё пристанище осадили хвостатые грызуны, что б их… чёрт побрал.

–Да не горячись ты так, сбереги нервы, они тебе в скором времени пригодятся! И мышей прогнать дело плёвое, проще пареной репы, как говорится.– профессор Круглов отложил рюмашку в сторону.– На днях, мне довелось опробовать на лабораторных мышах, одно весьма любопытное средство. Ты не бойся понапрасну, ничего страшного в нём я не вижу, но если вдруг, отрастёт третья нога, или того хуже, на оба глаза ослепнешь, то я умываю руки и обо мне ты знать, не знаешь.

–Обнадёжил, ты меня, конечно…

–Ты сперва послушай, а потом делай выводы.– профессор Круглов выдержал короткую паузу.– Это новаторская выдумка моих достопочтенных коллег. Недавно они получили некий тендер от частной фирмы на исследование формулы любви. Звучит бредово, но против начальства не попрёшь. Раз надо, то флаг тебе в руки и вперёд, работай на благо страны. И вечно они голый зад отечеством прикрывают, видите ли, патриотизм дело благородное, а как по мне, то всё это брехня. Патриотизм он идёт от сердца к народу, а не от ненависти к западному врагу.

–Ты ближе к делу давай…– оборвал на полуслове профессор Ливнёв.

–Учёные испытали это средство на лабораторных мышах, и результат, к несчастью для начальства, оказался весьма плачевным. Мыши, однако, не проявили должную симпатию к собрату, напротив, они бросились врассыпную, зубами впились в стальные решётки и дружно запищали. Формула любви не удалась, но на борьбу с грызунами вполне сгодится. Сегодня тебе несказанно повезло, поскольку я прихватил с работы один образец. Думал на досуге, наукой займусь, но тебе нужнее, потому бери и не стесняйся. Распыляй и о последствиях не думай. Я потом сходил и проверил, что, да как там с мышами. Все живы, ни одна гадина не сдохла.

–Хорошо… Раз даром отдаёшь, то нос воротить не пристало. Опять же, мышей изведу и спать буду крепко. А то, в последнее время недосып утомил жуть до чего, и глаза слипаются на каждом шагу. Вчера, например, прямо на лавочке уснул, как последний пьяница.

–Сиди тут, а я скоро вернусь.– заявил профессор Круглов и оставил гостя наедине с бутылкой спиртного. Ливнёв времени терять не стал, он неспешно придвинул к себе выпивку и пока хозяин суетливо бродил по огромной квартире, он втихомолку пропустил одну рюмашку. Ну и хоромы он себе отгрохал, возмутился профессор Ливнёв и закинул за ворот очередную рюмку. Буржуи подлые… Коммунистов на них нет, Ливнёв окончательно захмелел, оба глаза окосели, и щёки кровью налились. Всего лишь пару стаканов употребил, а он и двух слов связать не в состоянии. Совсем он пить разучился, в молодости, помнится мне, бутылку вина за раз опустошал, а теперь четыре рюмки и размяк. Тогда профессор Ливнёв впервые закусил коньяк шоколадной конфетой, и наотрез отказался от очередной рюмки горячительного напитка. На сегодня хватит, он и без того лишнего выпил, а теперь на друга наговаривает. «Морда пьяная… Стыдно должно быть… Он тебя двери открыл, обогрел, и выпить дал, а ты о нём в плохом свете говоришь…», шептался профессор Ливнёв.

И между тем он дал себе клятвенное обещание, что к спиртному он больше не притронется. Который раз Ливнёв обещает, что с понедельника он начнёт трезвую жизнь, и если будет выпивать, то исключительно крепкий чай. И вот настанет долгожданное утро, профессор Ливнёв сварит горячий кофеёк, умоет лицо и даже мельком не вспомнит, что на закате дня, он давал слово покончить с пьянством. А спустя неделю, он обязательно встретится с Кругловым, пропустит с ним пару стаканчиков хмельного пива, или же рюмок коньяка и даст себе клятвенное обещание не прикасаться к выпивке.

В дверях возник профессор Круглов… И ради общей безопасности, он тщательно завернул стеклянную пробирку в газетный свёрток. Круглов определённо боялся ненароком выронить уникальный образец и тем самым подвести товарища. Случись такое на рабочем месте, то начальство обязательно влепило бы Круглова выговор, или куда хуже, одним звонком в бухгалтерию, лишило годовой премии.

–Вот, держи и смотри, не потеряй. Здесь тебе не рынок, я образцами не торгую…– профессор Круглов отдал Ливнёву газетный свёрток и сел за стол. Он схватился за полупустую бутылку, плеснул в рюмку жгучего коньяка и смахнул всё до последней капли.

–Спасибо тебе большое, выручил. С меня причитается.– профессор Ливнёв взялся за трость.

–Ты куда это лыжи навострил?– возмутился профессор Круглов.– Часом ли не домой!?

–Да погоди ты… Надо пробирку подальше убрать, иначе разобью и шиш мне с маслом…– профессор Ливнёв встал из-за стола и на пару минут оставил бытовое пьянство. Ноги слегка подкашивались, дверной проём то и дело, ускользал всё дальше и дальше. Он опирался на трость и чудом не расшиб себе голову. Ливнёв спрятал газетный свёрток во внутренний карман клетчатого пальто, и вернулся к столу.

Пьянствовали они до самой ночи, и выдули на двоих бутылку отменного коньяка, да пару стаканов пиратского рома. Посреди застолья, профессор Круглов умолк, словом потерял дар речи, это значило, что алкоголь ударил в голову, и он целиком погрузился в раздумья. Языком чесал в основном Ливнёв, он только и делал, что поднимал стаканы и говорил, до чего жизнь скверна. Он трещал безумолку, говорил о диссидентах, вопреки обещаниям пил коньяк и попросту наводил безудержную тоску. Близилась ночь, луна взошла над крышами города, и тогда профессора Круглов исподволь намекнул, что пора и честь знать, мол, хватит за чужой счёт пить дорогой коньяк. Будь он чуть храбрее, то сказал бы ему прямо в глаза: «Хватит дармоед водку мою жрать! Иди домой!». Но Круглов не мог так просто взять и оскорбить человека. И поэтому но заходил издалека.

–Что-то в сон клонит, не могу. А завтра на работу идти… Отоспаться бы нам, как следует.

–Думаешь!?– спросил Ливнёв.

–Конечно… Тебе завтра с восьми утра и до пяти вечера, студентам мозги вправлять, а на пьяную голову, ты разве что уснёшь посреди лекции.

–Есть в твоих словах доля правды. Думаю, мне хватит на сегодня, что-то я и впрямь засиделся в гостях.

–Ты не подумай, мне в радость с тобой коньяк распивать, просто работа… Сам понимаешь.– оправдывался профессор Круглов.

–Конечно, понимаю!– радостно воскликнул Ливнёв и крепко обнял товарища. От него жутко разило перегаром, и стоило ему дыхнуть, как у бедного профессора закружилась голова.– Мы же с тобой учёные умы, не пристало нам водку жрать, как люмпены в подворотне.

–Истину глаголишь брат…– заключил профессор Круглов и едва ли не пинками выпроводил гостя в прихожую. Но Ливнёв, то ли нарочно говорил взахлёб, то ли язык, с цепи сорвался и трещал не смолкая. Профессор, силой протянул Ливнёву клетчатое пальто, натянул на пустую голову вязаную шапку, придвинул к нему шерстяные башмаки и думал, как скоро он оставит его квартиру в покое. Шли минуты, а Ливнёв, надо полагать, домой идти не собирался, напротив, он осыпал друга благодарностями, желал ему крепкого здоровья, чтоб дети были и дом стоял. Тогда профессора Круглов похлопал товарища по спине, открыл перед ним входную дверь, вытолкал Ливнёва подъезд и в и в конце добавил:

–Ну что ж пора прощаться. Приятно было с тобой поболтать.

–И тебе всего хорошего…– профессор Ливнёв наконец-то перестал чесать языком и спустился вниз по лестнице. Пьяный едва ли не в усмерть, на пьяную голову Ливнёв пошёл искать ближайшую остановку. Круглов, закрыл за собой входную дверь, облегчённо выдохнул и упал на кровь. Он спал мертвецким сном, без задней мысли, в то время как Ливнёв блуждал по городу и ловил попутку.

Берегись! Мыши наступают!

По счастливой случайности, Витасик оказался в нужном месте и в нужный момент. Он понятия не имел, чем же себя занять… И от безделья чесались, словно от крапивницы. В подъездах он убрался, домашних питомцев накормил до отвала, и фикус на подоконнике полил, слонялся целый день по дому, да бездельничал. Стоит сказать, что в последнее время, он частенько навещал квартиру профессора Круглова и с нетерпением ждал увидеть там невесту-красавицу. Но из раза в раз, к нему приходил лишь мужчина с тросточкой, и они ночами напролёт распивали крепкие напитки. Как ему не стыдно, я тут хожу, переживаю и думаю, когда он, в конце концов, женится, а ему хоть бы хны. Незнакомец с тростью, вызывал у Витасика смешанные чувства. И скорее он питал к нему полное равнодушие, нежели глубокую неприязнь. Витасик очень злило, что незнакомый господин в наглую спаивал профессора и не знал рамок приличия. И он не прочь, чтобы господин с тростью забыл дорогу в квартиру профессор главное, наконец-то перестал хлестать коньяк за чужой счёт. И года не прошло, как он снова наведался в гости к профессору Круглову.

Витасик думал вернуться домой, но там слишком тоскливо, а дела по хозяйству он все переделал. И если незнакомца с тросточкой он недолюбливал, а где-то и вовсе презирал до глубины души, однако беседу они держали на умные темы и говорили весьма мудрёными словами. Витасик не знал о чём, или о ком они говорят. Он, например, понятия не имел, что из себя, представляет эта странная политика, и с какой стати всё внимание господа заостряют именно на ней. Чем она вдруг заслужила любовь взрослых мужчин!? Неужто она до того красива, что два мужика только о ней и болтают. Странно… Честно слово, не пойму я их. Витасик очень даже нравились заумные словечки, но подчас ему казалось, что они говорят на иностранно языке.

Алкоголь развязал им языки, и они свободно болтали на любые темы, начиная от загадочной политики и до не менее знакомой физики. ЗА столом большим и круглым, они держали пылкую беседу, а в перерывах поднимали хрустальные рюмки. Говорили они, кстати, больше, чем пили, однако хмелели быстро. Витасик находил их разговор интересным, но лично для себя он ничего нового не узнал, ровно до того момента, пока профессор Круглов не обмолвился про защитное средство от хвостатых грызунов. Витасик навострил уши, придвинулся поближе к застолью и тайком подслушал речь профессора Круглова. До чего же голова, думал Витасик, своими руками смастерил средство защиты от мышиной напасти.

К слову, хвостатые грызуны в край потеряли страх перед человеком – вершиной пищевой цепи. Им неведома жалось и в гостях они чувствую себя, как дома, что само по себе из рук вон плохо. Они грызли чужой линолеум, дрались с котами, оставляли на полу мышиный помёт, пугали здоровенных собак и житья не давали хозяевам квартир. В первую очередь, кровь из носу, но нужно порешать или «порешить», там уж как получится, вопрос с мышами. На кону стоит честь всего дома, и подвести жильцов, значило подвести самого себя. Но с другой стороны, я собираюсь запустить лапу в чужой карман и стащить оттуда пробирку. Витасик думал и не мог прийти к единому компромиссу, а мыши тем временем обрастали мощью.

Найти управу на мышей стоит больших усилий, и с некоторых пор жильцы дома стали прибегать к услугам долговязых парней с респираторами. Так называемый отдел по борьбе с мышами, распылял ядовитые вещества и делал жизнь в квартире невыносимой. И после чего квартира, становилась непригодной для житья. Однажды, Витасик вдохнул полную грудь отравленного воздуха и на доли секунды потерял связь с внешним миром, в глазах помрачнело, колени затряслись, и холодный пот выступил на бледном лбу. Он оставил жуткий застенок позади и на своих двоих приполз к дому. И действительно… на пару дней мыши оставили квартиру в покое и хозяева более не наблюдали на полу мышиный помёт. Правда, дня через два мышиное засилье вновь настигло уютное жилище и оборвало целостный покой всего дома. Долго думать не пришлось, да и сам по себе Витасик очевидно не сторонник долгих измышлений. А если внезапно он окажется на распутье, то зов сердца, несомненно, подскажет ему верную дорогу. Он всегда склоняется в пользу дома и если общее дело требует от него злостную кражу, то преступить закон дело времени и больших усилий.

Витасик выждал наиболее удачное мгновение и тихоходом прокрался в прихожую, где пьяный в усмерть профессор Ливнёв шатался подле вешалок. Он порывался впихнуть газетный сверток во внутренний карман, но косой взгляд ощутимо мешал ему поразить цель. Семь безуспешных заходов понадобилось профессору Ливнёву, прежде чем на восьмой он с большими усилиями втиснул во внутренний карман газетный свёрток. После чего, он, опираясь на массивную трость, вернулся к застолью. Взглядом Витасик проводил сутулую спину профессора Ливнёва и вынырнул из укрытия. Грациозным прыжком малыш Витасик взобрался на клетчатое пальто и безнадёжно повис на длинном рукаве. Что-что, а прыгал Витасик недурственно, словно атлет на международных играх. И теперь, когда он окончательно ухватился за рукава клетчатого пальто, дело оставалось за малым. Витасик запустил лапу в чужой карман! Он дерзал ничем не хуже карманника со стажем, лишь нервы от страха взыграли, и душно становилось в прихожей. Витасик аккуратно вынул газетный свёрток и смахнул с длинного рукава прямо на твёрдый пол. По щелчку пальцев, Витасик испарился в одночасье, как деньги испаряются в руках чиновника.

Родная квартира томилась со скуки, и Витасик живо запрыгнул на стылую кровать. Он распрямил газетный свёрток и под жирным заголовком: «Скажи, нет коррупции!» увидел стеклянную пробирку. Бледная жижа голубого оттенка лениво бултыхалась под тонким слоем стекла, и невольно притягивала на себя любопытные глаза Витасика. Странно, блеклая жижа, а столько шума вокруг, и Витасик ушёл в ванную комнату. Под умывальником на пыльной полке, Витасик нащупал пульвелизатор и перелил содержимое пробирки до последней капли. Бледной жижы оказалось мало, чтобы доверху наполнить сосуд. Тогда Витасик разбавил жижу кипятком и туго закрутил пульвелизатор. Сквозь мутную водицу едва виднелась блеклая голубизна и Витасик, схватив пульвелизатор, ринулся на мышиную охоту.

Массивная дверь, запертая на амбарный замок, сурово преграждала Витасику пути для наступления. Синяя краска на клеёной фанере изрядно облупилась, стальная ручка с годами проржавела до основания и одним своим видом она наводила жути на любого, кто вздумает сойти в мрачное подземелье. Ни вперёд, ни назад, он заворожёно смотрел на дверную ручку, и видится мне, слегка оцепенел.. Одни боятся высоты, вторые паникуют в тесном помещении, а у третьих душа уходит в пятки, от одной лишь мысли, что валютный фонд, не сегодня так завтра потерпит крах и тогда рубль обесценится. Витасик не пугался высоты, и в тесных помещениях держался, как ни в чём не бывал, а про валютные фонды он и знать, не знает. И ничто кроме темноты, не пугало Витасика до мурашек. И ни столько темнота, сколько неизвестность будоражила кровь Витасика. Что за неведомая сила вздумает прятаться в шкафу!? Или под кроватью!? Или на пыльном чердаке!? И Витасик ответит – нечисть… Гадкое, четвероногое, трёхрукое чудище, со звериным оскалом, в чёрном пречёрном сарафане вынырнет из-за угла и утянет Вас в бездну. Рано или поздно человек должен взглянуть страхам в лицо. Большинство наивно полагают, что велики герои без страха в глазах и дрожи в коленях совершали немыслимые подвиги. И, как правило, большинство охотно поддаётся мнению меньшинства, поскольку меньшинство несёт в массы уникальные вещи, вплоть до пропаганды и телевизора.

Вопреки страхам, Витасик проник в мрачный подвал и крадучись шагнул навстречу тьме. «Ни зги не видать… Хоть глаз выколи», шепнул Витасик и вынул из кармана фонарь. Пластмассовый и небольшой величины, он обливал лучами холодные стены и дальше чем на пару метров не светил. От лазерной указки толку поболее будет, гневился Витасик и осмотрительно вымерял каждый шаг, на предмет гвоздей и битого стекла. На входе Витасик заметил, как вдоль потолка в ряд тянулся кабель, и он смекнул, что поблизости есть выключатель.

Синие лучи трепетно ласкали мёрзлые стены, и подвальная сырость источала холод. Витасик ловко управлялся фонариком. Правда, ума тут большого не надо, и последний чудак запросто осилит инструмент, было бы желание. Он фонарём прошёлся по жуткой стене и обнаружил там выключатель. Белёсая плесень, обступила чёрный пластик с четырёх сторон и на полу у стены вприслонку покоилась заржавелая койка.

Витасик навёл слабый фонарь на бесхозную кровать и ужас! Он застал на престарелой койке, не менее, пожилого старика. Болотная куртка износилась до сквозных дыр, и напоминала драные лохмотья, шапка ушанка налезала на морщинистый лоб, и одни лишь советские валенки с годами ни разу не поистрепались, по-прежнему нагнетали тоску и уныние.

–Ой!– удивился Витасик и пошёл на попятную.

Бродяга встрепенулся, задрал голову, воровато осмотрелся по сторонам, вытянул нос и расчётливо принюхался. Он лениво уселся на скрипучей кровати, поправил шапку ушанку и нащупал в недрах кармана жалкий бычок от некогда пахучей сигареты. Старик прищурил оба глаза, чиркнул спичкой о коричневатую тёрку и прикурил бычок. Сделав пару длинных затяжек, он швырнул сигарету в махонькую лужу и смерил Витасик пронзительным взглядом. Блеклые лучики хлипкого фонаря упирались прямо в морщинистый лоб, но старик глаз в сторону не отводил и, сморщив густые брови, думал, кто это перед ним стоит. Старик готовился к аресту… Что на худых запястьях щёлкнут стальные наручники и его насильно поведут в участок. Старик бы не прочь, отсидеть пятнадцать суток в отапливаемом помещении.

–Ты кто таков будешь!?– недоумевал старик.

–Витасиком меня звать.– робко ответил он.– А ты чего не спишь!?

–Да мысли дурные житья мне не дают.– начал старик.– Эххх… Прошли мои годы, не то, что раньше. Как сейчас помню, вернусь я с работы, без задних ног упаду на кресло, сомкну веки и начну храпеть на всю округу. И эшелон поездов рядом промчится, а я и глазом не поведу, буду себе лежать, да бока во сне мять. Работать надо… Без работы жить невмоготу, тяжко становится… И на думы думные, у тебя времени попросту не хватает, когда ж тут думать, если ты с утра до вечера на работе хребет ломаешь. Как говорится, меньше знаешь, крепче спишь…

–А ты сам кем будешь!?

–По жизни я человек искусства, а по профессии конструктор-чертёжник. Видел грузовик, хоть раз в жизни?

–Ну видел… А что!?

–Так вот, я на таком катался. А ты вот, например, в кабине водителя бывал!? А я вот бывал.– горделиво заявил старик.

–А тебя сюда, каким ветром занесло? Здесь же ни зги не видать.

–Попутным…– ответил старик.– Лет десять, как я, одинокий пьяница, живу впроголодь и побираюсь на вокзале, но что ж поделать!? Не я такой, а жизнь такая. А жизнь такая, потому что мы такие… Но не суть. Я тогда конструктором-чертёжником работал и надо сказать, былкрайне востребован. Выполнял частные заказы, иногда работал на дому, у меня гараж был, так я его оборудовал по всем статьям, от и до. Стал в гараже детали чертить на грузовики и чертил исправно, от работы не отлынивал. А тут со мной такое случилось! Не поверишь! Стал я, значит, дома шкаф собирать, два часа трудился не покладая рук, и от готовой работы оставались буквально штрихи… Там подкрутить, тут ослабить. И пришла беда, откуда не ждали… Шкаф, а вернее ножка ну совсем, хлюпкой оказалась, и придавила меня громадина этакая. Как итог, перелом бедра, ключицы и трещина в ребре. Врач мне сказал, месяц на больничной койке и никаких резких движений. Вздумаете убежать… А Вы и не убежите, если ног, конечно, лишиться не хотите. Я парень смелый, но запасной пары ног у меня, к сожалению, нет. Месяц с лишним я на койке бока мял, пока врачиха меня латала, а сестричка-то там какая! Пальчики оближешь! Ноги от ушей, ходит по больнице и глазки мне всё строит… Бессстия… И как бы там ни было, но жизнь моя в скором времени, приняла иной оборот, во всех смыслах и начинаниях. Жил я на койке, не тужил, мхом весь порос от безделья и тут я, значит, приноровился книги читать. Читал я много, что называется, в запой, книги две за один раз вычитывал. И спалось мне плохо, мысли о вечном бытие, покоя не давали. Так и провалялся я на койке, месяц с лишним и палец об палец не ударил. Всё кисели гонял, да вафельками закусывал. И в день, когда врачиха меня выписывала, я как раз очередную книженцию дочитывал. И что ты думаешь!?

–Да ничего особого.– ответил Витасик и растерянно вскинул плечами.

–На выходе из больницы, я понял лишь одно… Что смысл жизни напрочь потерян. В былые годы я работал, жил и не тужил, и о вечном бытие, думать не приходилось. Но стоило мне задуматься, как жизнь моя запела иначе. Я стал жутким лентяем. На работе меня терпели за былые заслуги, но терпение, как и много другое не вечно. Чаша рано или поздно выльется в гнев. Объявился новый начальник, и цацкаться со мной он не стал. В первый же месяц меня на улицу выставил. И что мне оставалось делать!? Правильно, сводить концы с концами и жить впроголодь. И поскольку смысл жизни утрачен, то искать новую работу, причин я не находил. В один из морозных дней, я поднявшись с кровати, напялил шерстяные валенки и почапал на вокзал.– он выдержал многозначительную паузу.– Побираться. Частную практику я с концами забросил и в скором времени отдал гараж первому встречному. Нанялся чернорабочим на склад и от зари до зари горбатился в поте лица, получая при этом сущие копейки. Первое время я жил в старой квартире и вскоре разменял её по доброте душевной на затхлую однушку. Но ты не подумай обо мне дурно… Квартиру, я отдал многодетной семье, а сам переехал в их скромное обиталище. Годы шли, а я всё не молодел, стальная хватка ослабла, и главное, что друзья мои из высшего общества меня сторонились. Лишь коллега по работе, время от времени навещал меня, да с голоду не давал мне помереть. Но вскоре и он, мой старый друг, оставил меня помирать в одиночестве. И что ни говори, а ручной труд самый честный. Но кому нынче из людей твоя честность вшивая сдалась? Им мозговитых ребят подавай, а на простых работяг вроде меня, им нет дела. И главное, что смотрят они на трудяг с толикой явного презрения. Будто мы им вовсе не ровня… Низшая ступень эволюции. И как-то раз, один хитромордый начальник, без зазрения совести удержал выплате рабочим на целый месяц! И тогда я решил, что с меня хватит! И опять же, чернорабочий на складах звучит отнюдь неблагородно, а в моём случае, так вовсе унизительно. Месяц, я в буквальном смысле этого слова не покидал квартиру, вёл оседлый образ скверной жизни, дрых на диване и в запой читал книги. Но одними книжками желудок не прокормишь, а жаль… Я ощутил над собой потребность в пище, запасы же мои источились до основания, в холодильнике мышь бледная повесилась и даже простая буханка ржаного хлеба мне теперь не по карману. Утром я ушёл побираться на вокзал, и домой с тех пор не возвращался. Будучи отшельником, я бродил по холодному городу и дотошно изучал местный колорит. Изредка пускался в рассуждения…

–А в доме ты как очутился!?

–В дом я через улицу проник – увидал в стене продух, свернулся клубочком, и словно червь, юрко втиснулся в оконное отверстие. Я в подвале жить не собираюсь, лишь пару ночей перекантуюсь и той же дорогой умыкну восвояси. Сам прекрасно знаешь, что за холода страшные нынче город настигли, собаку во двор не выгонишь, она в квартиру всё просится, да скулит бедолага. На днях, кстати, видел у прохожего изморозь на лице, ужас до чего зимы морозные.

–Раз такое дело, то будьте добры, свет в подвале включить. Темно здесь, хоть глаз выколи.

–Сейчас всё будет. Только встану.– скрипя пружинами старик встал с кровати и ладонью нащупал выключатель. Раздался хлёсткий щелчок, и жалкие лучики комнатного света выхватили из чернильной темноты скудный подвал. Советские лампы, купленные при вожде, чадили на диву слабо, их мощи едва ли хватало осветить голые стены, а про бетонный пол я так вовсе молчу – тьма тьмущая.

–Всего доброго! Приятно было с Вами поболтать.

–И тебе не хворать сикильдявка. Спасибо, что выслушал старика. Вот уж поистине говорят – камень с плеч рухнул…– старик завалился на койку и повернулся лицом к стене.

Витасик собрал мысли воедино, сжал волю в кулак и пошёл своей дорогой. Он держал путь в мышиное логово, и тьма нещадно играла на нервах. Он только и делал, что опасливо озирался по сторонам, словно нашкодивший ребёнок. Витасик сдержано, точно ковбой на Диком Западе, коснулся рычага пульверизатора и дешёвым фонарём обезопасил тёмные стороны подвала. Что ни говори, а хвостатые грызуны редко попадались на глаза, но чем глубже Витасик уходил в недра подвала, тем чаще мыши перебегали ему дорогу. Они вели себя тихо, и клыки от злобы не оголяли, что называется, держались в рамках приличия. Вот только Витасик калач тёртый, и вокруг пальца его так просто не обведёшь. Он кому угодно жару задаст! И на подлые ухищрения он не поддавался, ведь как только ты потеряешь бдительность, то хвостатые твари вмиг ощерят острые клыки и обглодают твои хилые косточки.

Витасик нырнул глубоко в подвал и страх темноты не отставал от него ни на шаг. Лампы здесь горели из рук вон плохо, липкая паутина облепила холодные стены, и куча серых мышей путалась под ногами. Будь они чуточку умнее, то запросто унесли бы Витасика на своих двоих, но загадочные твари держались особняком и в контакт с гостем не вступали. Мрачная обстановка нагнетала истерию, кровь в венах стыла буквально от каждого шороха, и где-то в стороне, ржавая труба отбивала ритм каплями ледяной водицы, словно метроном в кабинете врача… КАП-КАП-КАП.

Витасик опасливо посмотрел по сторонам и наконец-то приступил к работе. Четверть часа, он засучив рукава, повсеместно распылял отраву, и гнал мышей, как говорится, поганой метлой со двора на улицу. Нечего им за чужой счёт, пузо до отвала набивать. Он вошёл, что называется, во вкус и беспощадно мстил мышам за все беды, какие они принесли с собой в этот тихий дом. «Это Вам за дыры в полу! За съеденный хлеб! За напуганных собак! И покалеченных котов!», буря эмоций захлестнула Витасика, давненько он из себя пар не выпускал. Бедные мыши пустились врассыпную на все четыре стороны, одни лихо юркнули в норы, другие прятались под холодными трубами, а третьи искали выход на улицу. Он открыл по мышам беспорядочную пальбу и прыскал ядом во все концы подвала. Один из мышат, отважный малый, несмотря на стихийное бедствие, взбежал на холодные трубы, встал на задние лапки и трепетно вытянул невинную мордочку. Он ласково повёл чернильными усами, и допустил грубейшую ошибку. Ты либо даёшь стрекача, либо бьёшься до пролитой крови. И мышонок выбрал худшее из всех, он не помчался вдогонку за сородичами, он топтался на месте и в один момент брызги яда застили бедняжке вороные глаза. Он ослеп.

Закончив распылять мышиную отраву, Витасик черепашьим шагом свернул в тёмный закуток, метнул синие лучи на щербатую стену и обнаружил пару ящиков гнилых овощей. То ли картошка, то ли помидоры, уныло теснились в побитом коробе и сводили с ума голодных мышей. «Так вот откуда ноги растут!», Витасик нервно почесал в затылке и немедля опрыскал ядом гнилые овощи. Сплочённым коллективом, бедные мыши наспех переселились в соседний дом и на глаза Витасику больше не попадались.

С тех пор, жизнь в доме наладилась, не целиком, разумеется, однако зловредные мыши прекратили объедать хозяев. Витасик теперь не имел надобности рвать в клочья ветошь, носиться по квартирам и затыкать щели в полу. Опять же мышиный помёт стал эхом прошлого, где засилье клыкастых тварей наводнило серый дом, и омрачила быт хозяевам.

Сегодня Витасик поработал на славу, в конце концов, он проделал великую работу, как-никак прогнал мышей и заслужил отдых, в виде крепкого сна. Витасик припал спиной к чугунной батарее, сомкнул усталые глаза и отдался в объятья снам.

Всю ночь профессор Ливнёв пьяный шатался по городу и ловил у обочины такси. Утром, с жуткого бодуна он позвонил товарищу Круглову и впервые за годы дружбы договорился с ним о встрече. «Здравствуй собутыльник, не сочти за грубость, но сегодня вечером, я заскочу к тебе домой, и мы, как следует опохмелимся. От вчерашней попойки у меня сильно гудит голова, и руки дрожать, как у пьяницы». Профессор Круглов, на почве звериного гнева сжал в кулаке телефонную трубку и плавно досчитал до семи. «Ты чего молчишь!? Воды в рот набрал!?», отозвался на долгое молчание Ливнёв.

Как же ему хотелось, послать его на все четыре стороны и забыть о нём, как о страшном сне. Но профессор Круглов не находил в себе отваги припечатать Ливнёва благим матом, напротив, он обеими руками поддержал его стремление, скоротать будний вечерок за чашечкой крепкого чая и опохмелиться. И как только, на обратном конце провода послышались гудки, профессор Круглов, что есть мочи, саданул телефонной трубкой по столу. Он старался из последних сил, но побороть злобу Круглову не удавалось, как бы профессор того не желал. Излишняя наглость Ливнёва, выбила профессора из колеи на целый день, и по пути в научный центр он умудрился потерять обтянутый кожей, немецкого качества дипломат. Казалось бы, умный человек, доцент кафедры теоретической физики, а наглости хоть отбавляй.

И после беседы с Ливнёвым у профессора всё валилось из рук. За пару часов работы в научном центре он таки разбил три колбы и со старшими общался на повышенных тонах. Круглову влепили выговор, и начальник отдела всыпал ему по первое число: «Ты Круглов, совсем оборзел! Я многое на своём веку повидал, но чтобы посылать руководителя сектора на три буквы! Это… Это… Да пошёл ты! Я найду на тебя управу! Вот увидишь! Шакал!». Руководитель сектора негодующе покачал бритой под двоечку головой и удалился прочь, в душный кабинет, или откуда он там, выполз!? Речь начальника отнюдь не задела больную струнку профессора, скорее наоборот, Круглов неспешно вытер рукавом белого халата заплеванное лицо и принял выговор, как данное. «Ну и ладно…», в полголоса шепнул рассерженный Круглов и до конца рабочего дня он пробыл на диване, в комнате отдыха.

К вечеру, профессор Ливнёв с минералкой в руке наконец-то дочитал очередную лекцию студентам и со звонком вышёл из прелой аудитории. От пары студентов разило выпивкой, и тогда профессор Ливнёв посчитал нужным выразить своё недовольство. На что один из студентов без зазрения совести ответил: «Чья бы корова мычала…». Ни сказав ни слова, Ливнёв схватил со стола чёрный дипломат и с позором ринулся в туалет. Профессор заперся в кабинке, и швырнул дипломат на обгаженный пол. Его стошнило на ободок унитаза. «Что ж за день сегодня… Надо бы срочно опохмелиться…», профессор Ливнёв поднял с пола дипломат и на улице поймал зеленоглазое такси.

Продиктовав шофёру адрес, через полчаса он, как штык, стоял на пороге дома. Недовольная гримаса встретила Ливнёва у входной двери и пригласила в дом. «Что с тобой!? Ты не рад меня видеть!?». Профессор Круглов не стал сочинять басню о тщетности бытия и прямым текстом сослался на тяжёлый рабочий день. «Понимаю… У самого день не удался… Но думаю, что рюмка коньяка скрасит нам вечер», и не став ждать от хозяина приглашений, Ливнёв поспешил на кухню. За столом профессор Круглов, только и делал, что недовольно фыркал носом, точно лошадь гнедая и ковырялся вилкой в мясном салате. Ливнёв в свою очередь, не замечал напряжённой обстановки за столом, или нарочито делал вид, что всё у них в порядке. Вскоре Круглову наскучила беседа с доцентом кафедры теоретической физики, и он исподволь намекнул собеседнику, что пора и честь знать. Профессор Круглов зевнул во весь рот, хрустнул угловатой челюстью и добавил, что на работе полный завал. Однако сам Ливнёв намёка не понял и без устали твердил о хамстве в стенах университета. По меньшей мере, на двоих профессора опорожнили половину бутылки финской водки и на этом, слегка поддатые, они разошлись по домам.

С тех пор, профессор Круглов, если и назначал встречи, то исключительно на нейтральной территории. Например, в фешенебельном ресторане, чем тебе не место для дружеских посиделок за чашечкой крепкого чая. Опять же, Ливнёв в отличие от Круглова, слишком беден и худой кошелёк в кармане истёртого пальто, крупная помеха в беспечной жизни и посиделкам в дорогих ресторанах.

Годы жизни берут своё, но только не профессора Круглова, он скорее исключение из правил. Лишь благородная седина в висках пробилась, и хрупкие суставы непогоду за окном предвещали. Застенчивый в общении с прекрасными дамами, профессор Круглов оставался неизлечимым холостяком и думается мне, что до скончания дней своих он будет мужчиной в пассивном поиске. И на старость лет, когда седина вконец одолеет голову, профессор Круглов заработает железодефицитную анемию и удостоится чести носить на груди почётную медаль за заслуги перед отечеством. Но пока что он живёт исключительно ради науки. То ли ещё будет…

Глава 11

Футбольные страсти

Январь бесследно канул в липкие сугробы, и на смену трескучим морозами пришла февральская оттепель. Жестокая расправа в подвале, стала ключевым моментом в кровопролитной битве со зловредными мышами. Витасик непреклонно указал на выход и очистил имения от любителей погрызть чужую мебель… Они

грызне с мышами. Витасик указал пальцем на дверь и очистил имения от любителей погрызть чужую мебель… Они ушли с концами, забыв обратную дорогу. И немного скукой повеяло оттого, что серые мыши вдруг прекратили хозяйничать в квартирах. Не то чтобы Витасик преисполнен желанием приютить обездоленных мышей и дать им кров. Напротив, он только рад, что в доме некому больше всюду метить чужую территорию и цапаться с котами, да собаками. Между прочим, уличная кошечка Маруся хотела погреть лапки в подъезде, но потеряла зоркий глаз в схватке с хвостатыми грызунами. Мыши жаждали власти над человеком, над вершиной пищевой цепи, а вместо этого, получили нагоняй от Витасика.

И ни скажи, что он прямо таки не горевал по мышам и места себе найти не мог. Витасик просто напросто отчаянно умирал со скуки. На днях он очень хотел намылить верёвку и просунуть голову в тугую петлю. Но прикинув в уме, высоту потолка и величину табурета, он решит оставить затею. Скука для Витасик дело весьма обыденное. И он не понаслышке знает, одно чудное средство от лютой тоски и уныния – это работа. Шастать по чужим квартирам и наводить там порядок – отличное занятие для души. И если день уж совсем наскучил, а жить невмоготу, то стоит проведать второй подъезд, в особенности четвёртый этаж, где обитают заядлые болельщики футбольных команд. Двери их квартир злобно смотрят друг на друга сутки напролёт и наводят ужас. И акты рукоприкладства за парковочные места возле подъезда для них, пары футбольных фанатов, дело житейское или практически-эмпирическое. И лишь жены годами соблюдают полный нейтралитет и не суют нос в чужие дела. Они либо обходятся кратким приветствием, либо вместе идут выбрасывать мусор. И на вопрос: «За кого ты сегодня будешь болеть?», жёны гордо отвечали, что всем сердцем болеют за красавца-судью.

Тощего прибалтийца звали Удо Каплан, а толстого сибиряка окликали просто Валерой. Удивительное совпадение получается, но если Удо болел за Химки-М, то щетинистый сибиряк души не чаял в любимом клубе, Химик-Арсенал. Выходит, что в названии у обеих команд фигурирует слово химия. Жёны их мало, чем отличались, не иначе как, дамы бальзаковского возраста, матери троих детей, пышногрудые и относительно упитанные. Дамы приятные на лицо, и усердные в хозяйстве, подчас сварливы, но в меру. Как говорится, на мозг мужьям не капают. Мужей своих любят и рога им не наставляют. Как и любые нормальные семьи, без ссор их жизнь не обходится. Подчас в квартире от злости гремит чугунная сковорода, и о стену бьются цветные тарелки. Семьи, что называется, среднего достатка. Звёзд с неба не хватают, но и впроголодь не живут.

Видимо, судьба, таким образом, распорядилась, что худой прибалтиец и толстый сибиряк, уместились в одном подъезде, будучи при этом болельщиками двух враждующих футбольных команд. Уму разуму непостижимо, но что имеем, того не отнять.

Удо Каплан законопослушный гражданин и налоги платит точно в срок. Однако, в страну он прибыл нелегальным путём. В огромном контейнере, Удо тайком пересёк морскую границу и сошёл на пристани. Советский чемоданчик, на крышке которого гвоздём было нацарапано – пионер Удо Каплан и десять евро в правом кармане, это всё, что он имел на тот момент в далёком, девяносто каком-то там году.

И теперича он имеет в собственном распоряжении целую галантерею на окраине города, в спальном районе. Удо знал цену деньгам, прежде чем открыть галантерею, он продувал трубы, развозил на мопеде пиццу, воровал сумки у вокзала, торговал хлебом в супермаркете и клеил обои. И кому, как ни ему доподлинно известно, что такое ручной труд и кровью нажитые деньги.

С женой он познакомился не абы где, а на пороге института, правда, он там не учился, и образования, как такового не имел. Окончил восемь классов, а большего ему и не надо. На кой, спрашивается, голову лишней информацией захламлять и учить, заведомо ненужные предметы. Считать он умеет, пишет коряво, но без ошибок, правда, через час по чайной ложечки. Удо совершенно не знал химии, понятия не имел о законах термодинамики, но сам по себе он человек работящий, с радостью берётся за любое дело и всей душой презирает ленивых граждан.

А касательно жены, то в те годы он торговал выпечкой у института и платил охраннику небольшую мзду. Иногда деньги товаром отдавал, ежели дела шли из рук вон плохо. В один из солнечных дней, он по заведённому порядку, нагрузил тележку сладкими пирогами, да булочками и встал неподалёку от института. Близко к дверям Удо подходить боялся, выгнать могут. И никому не секрет, что студенты народ крайне голодный, за булочку с маком удавятся и ближнему в харю дадут… Не постесняются! Удо Каплан просёк эту фишку. Он поднял с прилавка заспанные глаза и обратил всё своё внимание на полупустой тротуар. Синие каблуки отбивали чечётку по щербатому асфальту, волосы её развивались на ветру, и тонкий сарафан просвечивал кружевное бельё. Она торопилась на учёбу, в спешке наводила марафет, то и дело, вынимая из клетчатой сумки элементы дешёвой косметики. Ночная смена в баре «Союз», с лихвой вымотала симпатичную студентку, и крепкий сон ей точно не помешает.

Удо находил в ней женщину своей мечты, самостоятельная и пылкая, она готова пойти ради семьи на многое. Но возлюбил он её исключительно за добрый нрав, и хрупкую красоту. Она словно одуванчик, подхваченный порывом ветра, неслась по весенним улочкам, и спешила на пары в институт. Удо ловко преградил ей дорогу, выронил пару булочек и то ли от волнения, то ли по собственной глупости, он громко заявил: «Шавермы не желаете?». Она само собой, пропустила слова бледноликого торговца мимо ушей и юрко обогнула тележку, прихватив булочку с сахарной пудрой. Удо возражать не стал, он проводил красавицу взглядом до самых дверей и напоследок сказал: «Ну, ничего, день долгий… Свидимся».

Он повидался с ней в перерыве между парами. Двери института с грохотом отворились, и толпы студентов наводнили безлюдную площадь. Все до одного голодные, как волки, они в считанные минуты опустошили тележку с выпечкой и двинули обратно на учёбу, жевать гранит науки. Городская толчея у тележки вскоре рассосалась, как мятный леденец во рту младенца и орава голубей хватилась клевать семечки на пустом тротуаре. Затаив дыхание, Удо слюнявым пальцем отсчитал мелкие купюры и утрамбовал выручку в потайной отсек тележки.

–Прошу прощения за утренний инцидент с булочкой…– нежный голосок трепетно раздался у одинокого прилавка.– Я верну Вам всё до последней копейки. Только не держите на меня зла.

Удо хотел произвести впечатление на даму сердца, но понятия не имел, каким Макаром ему охомутать столь чудную девицу. Он нелепо улыбнулся во весь рот и словно мексиканский мачо, опустил волосатую руку на пустой прилавок. «Сходите со мной в ресторан…», робко вымолвил Удо и замер в ожидании. Он брал быка за рога и не переминался с ноги на ногу, как малолетний школьник на дискотеке.

И стоит добавить, что внешность Удо, это некий собирательный образ именитого актёра в голливудской драме. Ровная осанка, строгие черты лица и мощные скулы, вкупе делали из него первого красавца на деревне. Как сказала одна полновесная одесситка: «Он гарный, шо б меня!». Безусловно, Удо красив собой и прямо-таки рождён сиять на телеэкранах всей страны. Зачастую он собирал на себе взгляды красивых женщин и пленил одинокие сердца робким взглядом исподлобья. Счастливчик, скажете Вы, и как бы там ни было, но от избытка внимание, ему становилось порой не по себе.

И после ужина в ресторане, отгремела пышная свадьба, брачная ночь, медовый месяц в Париже, роддом, дети и наконец-то галантерея «Удо Каплана». Слабость Удо, немногим отличалась от пороков замужних мужчин, азартные игры, в частности покер, хмельное пиво «Балтика», красивые женщины и самое главное, это футбол. Именно последнее вызывает у него бурю положительных эмоций, когда с банкой пива в руках, он сидит напротив телевизора и кроет судью трёхэтажным матом. Жена в эти минуты, обычно сбегает из дому, и на полтора часа, именно столько по времени занимает футбольный матч, она становится незамужней женщиной.

Футбольную команду Химки-М он выбрал методом научного тыка, и с тех самых пор не изменят заданным традициям. На стадион, Удо попал, благодаря мимолётному знакомству с одним из футболистов. Он, как истинный прибалтиец, решил поддержать земляка и вручил ему один билет на матч команды Химки-М. Поначалу Удо хотел перепродать билеты втридорога и на полученные деньги сводить девушку в приличный ресторан. Удо не особо-то доверял отечественному спорту. Однако в тот летний день желающих купить билет, на матч команды третьего дивизиона не нашлось, и от безвыходности, Удо всё же посетил футбольный матч. Стадион заметно редел от свободных мест, однако, здешний колорит, в лице преданных болельщиков отгоняли безмолвную тишину кричалкой: «Знаем мы наверняка, что нет сильнее Химика!».

Матч выдался предельно жарким, Химик-М, то и дело, что отставал от прыткого соперника на один мяч. Но в последние десять минут, когда накал страстей достиг предела, крайний защитник со свистом пробороздил всю кромку поля и сделал точный прострел в ноги нападающему. «Гооооол!», взревел стадион и Удо, точно ошпаренный, вскочил с кресел. К рождению сына он относился с меньшим восторгом, нежели к забитому мячу родной команды. Не подумайте… Удо любил сыновей куда сильнее футбола, или команды Химик-М, но дети не забивали победные голы в ворота принципиального соперника. И думается мне, что обыкновенная отрыжка, или обгаженные памперсы не есть повод кричать на весь дом: «Гооооол!!!».

Остаток матча команды бегали на грани фола, или же офсайда. В последнюю минуту основного времени, центральный полузащитник команды Химки-М, решил попытать счастья и с центра поля зарядил в сторону ворот. Однако старый по футбольным меркам вратарь на опыте отбил кручёный мяч и локтём слегка задел стальную штангу. Седовласый судья указал рукой на трибуны и назначил угловой в пользу Химик-М.

Крайний нападающий, поправил шевелюру, затянул шнурки на бутсах и подал заветный угловой. Мяч неспешно полетел в штрафную площадь и оголтелые трибуны замерли в предвкушении гола. Долговязый защитник подпрыгнул что есть мочи и бритой головой вколотил мяч в ворота соперника. Стадион гудел, точно паровоз на железных путях, дружно кричал в один рупор, и поздравлял команду с очередной победой. «Хоть ты лопни! Хоть ты тресни! Химик-М на первом месте!», ревела пьяная толпа. Удо был на седьмом небе от счастья и на девятом от восторга. В тот день он понял, что тяготеет к футболу, не важно, местный ли это чемпионат, или футбол международный. Иногда Удо посещает стадион в кругу семьи, вот только, жена не питает искреннюю любовь к футболу. Она дама спокойная и миролюбивая, а криков ей и дома сполна хватает.

И если бы Удо знал заранее, то он бы ни за что на свете, не купил квартиру в доме, где проживает болельщик футбольной команды Химик-Арсенал. И куда хуже узнать, что этот самый болельщик, твой сосед и ближайшие годы Вы с ним будете делить один мусоропровод, лестничную клетку и парковочное место во дворе. Сибиряк Валера, в отличие от Удо Каплана, пользуется благами города с малых лет. На свет он появился за полярным кругом, в далёком городе Мончегорск, близ живописных озёр и снежной метели.

Долгая зима, и относительно холодное лето, сподвигло родителей маленького Валеры на мысль, что неплохо бы всей семьёй переселится на Юг. Они, как молодая семья по приезде в город, тотчас оформили кредит под большой процент и не став мелочиться, купили трёхкомнатную квартиру на окраине города. Дом на Севере они продали за приличную цену и поэтому денег на первое время им хватало. Шли годы, Валера рос и значительно обходил сверстников в физическом развитии. Правда, в умственном плане, он малость отставал и в школе учился из рук вон плохо. Однако в спорте наш Валера преуспел, и тренера спортивных секций часто подбивали учителей завысить атлету средний бал. «Да, не артачьтесь Вы, сдаст он Вам химию на пятёрку. Зуб даю… Золотой…», упрашивал слегка поддатый тренер классного руководителя.

И вместо того, чтобы писать вступительные экзамены в институт, молодой Валера рвал и метал на региональных чемпионатах. Три золота, два серебра и четыре бронзы, это лучший результат за всю историю соревнований. А экзамены вместо Валеры писал отличник, победитель школьных олимпиад и умница Вахтанг Абидзе. Благо учителя не заметили особой разницы и русская фамилия Валеры у далеко не русского парня, их очевидно не смутила. Вахтанг сдал экзамены на пять баллов, и Валера без весомого труда завалил первую же сессию. Институт он посещал редко, а пары ещё реже, как итог отчисление. И беда не приходит одна, на летних сборах в Костроме, Валера порвал крестообразные связки. Ходят слухи, что эта травма дело рук озлобленных конкурентов. Ведь он был главным претендентом на вызов в сборную, куда попадают исключительно сливки отечественного спорта.

Два года реабилитации и он вернулся в большой спорт, правда, набрать былую форму, ему так и не удалось. Валера подавал огромные надежды и вполне мог стать первоклассным атлетом, но, в конце концов, за неимением денег и успехов в спорте, он подался в разнорабочие. Год с лишним он пахал до потери пульса, сперва грузчиком в торговом центре, но и там Валера надолго не задержался. Он невольно разбил дорогой холодильник, и пока суд, да дело, Валера втихую настрочил – по собственному желанию. Виновник трагедии не отыскали, поскольку тот рубил мясо на базаре, получая при этом сущие гроши.

Повезло, что любящая жена всё это время под боком находилась, она-то его в обиду не даст, иначе сопьётся муженёк до белой горячки. С женой он познакомился в институте и правду говорят, что молодые девицу на хулиганов бросаются. Валера не был законченным хулиганом, но и примерным учеником его назвать трудно. Однако расположение симпатичной студентки он добился в считанные дни. Букет красных роз и поход в ресторан, вмиг растопили сердце молодой красавицы. Свадьбу они отметили в кругу семьи, без дальних родственников из Барнаула и вечернего салюта. Медовый месяц справили на берегу Чёрного моря, в местном санатории, среди пожилых пенсионерок и страстной любви. Морская кипень трепетно омывала пятки молодожёнам и необозримый горизонт событий таил в себе, как хорошие, так и плохие дни. «Я люблю тебя», Валера вывернул душу наизнанку и приобнял жену за осиную талию. Это был первый и последний раз, когда Валера, будучи трезвым, объяснялся в любви. В его жилах текла кровь подлинного сибиряка и не мудрено, что он на дух не переносил сантименты. Жену Валера любил все сердцем, в противном случае он бы не стал оплодотворять матку далёкого по духу человека. Любовь, должна идти от сердца к человеку, а не от похоти и разврата, иначе это вовсе не любовь, а плотские утехи. Валера далеко не романтик, но подчас он являет миру всю подноготную своей души.

Год спустя, удача повернулась к нему лицом и директор одной из спортивных секций по лёгкой атлетике, предложил ему занять должность помощника тренера. «Хватит, в конце концов, штаны на лавке протирать. Ты далеко не тупой, как кажешься на первый взгляд. И думаю, работа с детьми, пойдёт на пользу всем нам. Поступишь в педучилище, отмотаешь пару лет за партой, принесёшь мне диплом о среднем-профессиональном образовании и глядишь, через пару лет, я тебе должность главного тренера выбью. А пока будешь помощником тренера, это явно лучше, чем на базаре потом обливаться…», ездил по ушам директор.

Выбирать ему особо не приходилось, либо на базаре топором орудовать до глубокой седины, или прививать детям навыки чемпиона. Валера променял мясницкий топор на стерильный зал и спортивные маты. Быть наставником, дело благородное и сулит нехилую выгоду, в виде солидных денежных выплат. И самое главное, что теперь не надо надрывать бедную спину в прохладном помещении и жить от зарплаты до зарплаты. Утром Валера собрал полный перечень документов, надел чёрный костюм, рассупонил верхнюю пуговицу и подал заявку на поступление в педучилище. В приёмной комиссии царила духота, одинокий фикус тянул блеклые листья к открытой форточке, и тощая секретарша усердно долбила крючковатыми пальцами по клавиатуре.

–Оооо… Какие люди! Сколько лет! Сколько зим!– глава приёмной комиссии отодвинул в сторону кипу недописанных бумаг, им оказался рослый легкоатлет Георгий Шашечкин. На пару с Валерой, он метил в большой спорт, но с малых лет Георгий страдал врождённым пороком лени. К семнадцати годам, он прозябал на задворках большого спорта. И пока сверстники умывались седьмым потом на сборах в Америке, Георгий Шашечкин ждал звонка от именитого тренера. В детстве Георгия нарекали чемпионом, в юные годы он заслужил репутацию большого ленивца, а в более зрелом возрасте Шашечкина обзывали просто – жирным нытиком. Сперва он с треском провалил сборы в Чебоксарах, затем Георгий отставал от сверстников в Казани и вывихнул ключицу под Рязанью. К двадцати годам он повесил кеды на ржавый гвоздь, затянул потуже клетчатый галстук и устроился в местное педучилище. Вины он своей не признавал и ссылался на мнимые травмы. «Если бы не ключица, то я бы всех там порвал! Они бы мне ноги целовали… Да, я стометровку за 10, 25 пробегал! Только пятки и сверкали…», он хвастался бармену и между тем пил водку. Валерию несказанно повезло, что главой приёмной комиссии был Георгий Шашечкин. Они вкратце, обменялись новостями. Оказалось, что Георгий недавно стал отцом и взял в кредит чёрную иномарку. Он попросил секретаршу оставить их наедине, а сам втихую сообразил на двоих бутылку грузинского коньяка и горький шоколад. «Короче, давай сюда документы и считай, шо ты на заочном отделении», добавил Георгий и плеснул в рюмку крепкого пойла.

Ближе к осени Валера устроился помощником тренера на полставки. И через три года, он, став опытным специалистом, схватил в руки дешёвый свисток, обрамил бычью шею секундомером и наконец-то взобрался на тренерский помост. Футбол Валера любил с малых лет и, будучи в пятом классе, он стоял перед трудным выбором – купить чёрные бутсы, или беговые кеды. Выбор пал на простенькие кеды, однако любовь к футболу с годами лишь упрочнилась. Каждые выходные Валера падал на мягкий диван, брал в мясистые руки чёрный пульт и до финального свистка забывал обо всех проблемах, вплоть до любимой жены и детей. Будет намного лучше, если не трогать Валеру в дни, когда он смотрит футбол, иначе рискуете попасть под горячую руку. А рука-то у него, будь здоров тяжёлая, как саданёт, и нету глаза. Который год жена делит с ним одну кровать и воспитывает детей, она-то прекрасно знает, что в дни матча, отвлекать мужа – противопоказано конвенцией ООН. По обыкновению она хватает с тумбы сумочку, вынимает из далёкой заначки пару цветных купюр и на время берт девичью фамилию.

Будучи вполне себе зрелым юношей, Валера обратил внимание на то, что у большинства друзей во дворе и за её пределами, есть объект поклонения, в лице футбольной команды. На первых порах, он отдавал своё предпочтение столичным клубам, либо грандам мирового футбола. Однако все, кто обитал в пределах района, будь то важный предприниматель, или работник текстильной фабрики, болел за команду Химик-Арсенал. И если на глаза хулиганам попадётся фанат чужой команды, то от побоев бедолагу спасёт лишь красный шарф местной команды. Где-то в недрах души, всякий житель на районе с трепетом и уважением болел за Химик-Арсенал. И не столь важно, любишь ты мяч, или молниеносную шайбу, в любом случае здесь неподалёку расположен хоккейный стадион, где за эмблему на груди бьётся местная команда Химик-Арсенал. Все болели, вот и я болел, как-то раз, ответил Валера и размашистым ударом отправил оппонента в глубокий нокаут.

Долгие годы Валера имел честь жить по соседству с ветераном труда… Одинокой бабушкой, которая по выходным пекла овсяные печенья. Ни каким боком к футболу она не относилась и вот не раз! Бабка съехала к внучке, и на её место прикатил тощий прибалтиец. Сперва всё шло по заведённому порядку, Валера с присущей ему важностью проглотил язык, а вечно хмурый Удо Каплан обходился парой слов на лестничной клетке. Пока речь не зашла о футбол… Однажды утром по пути на работу, Валера заприметил на вороте чёрного пальто Удо Каплана странную нашивку, в виде эмблему ненавистной ему команды Химки-М.

–Что это за дерьмо у тебя на шее!?– надменным тоном вопрошал Валерий.

–Я думал, что дерьмо, это твоя новая машина.– в грубой форме ответил Удо и вздёрнув нос, как знамя личной победы он двинул по своим делам. Однако у Валеры прояснилась на лице неописуемое желание, схватить гниду за ворот чёрного пальто, мясистым кулаком поправить тварине носовую перегородку, да спустить эту шваль прямиком по бетонной лестнице. Он сжал кулаки, насупил густые брови, прикусил язык и вдруг соседский мальчишка потянул Валеру за рукава спортивной куртки.

–Слушай, дядя Валера, не мог бы ты подвинуться!? Я в школу опаздываю…

Ослабив хватку, Валера тяжёло вздохнул и заполз в родную конуру. Удо Каплан сел в машину, двигатель тотчас же взревел и он отчалил на работу. С тех пор они враждовали на постоянной основе, как на лестничной клетке, так и сидя перед телевизорами. Между соседями завязался нешуточный конфликт, и пару раз дело едва не доходило до рукоприкладства. Само собой разумеется, что Удо не устоит перед кулаком Валеры, но поджечь соседу дверь… Такая мысль посещала его не раз. Однажды в детстве, родителям Удо подожгли дверь за неуплату долгов, и он знал этот метод, как самый действенный из возможных. Вечером следующего дня родители Удо набрали долгов на приличную сумму и вернули коллекторам их кровавые деньги. К счастью, дальше мыслей дело не зашло и дверь Валеры, как и прежде, нагнетает сибирское уныние.

Они соревновались между собой, словно чернокожие спринтеры на дальнюю дистанцию. Как-то раз Удо купил плазменный телевизор и не забыл похвастаться перед соседями. В ответ сибиряк Валера купил домашний кинотеатр, потратив на аппаратуру треть своих сбережений. И жена, узнав, сколько на самом деле стоит домашний кинотеатр избила мужа чугунной сковородой и в порыве лютого гнева она сотрясла криком люстру: «Ко мне лучше не подходи! Иначе шею сверну!». Подчас споры доходили до полнейшего абсурда, вплоть до детей. Например, жена Удо явила миру пухлощёкого мальчика, а Валера в отместку стал отцом двух симпатичных близнецов. Как-то раз Валера, бросил пыль в глаза соседу и купил на все сбережения серую иномарку, а Удо Каплан в свою очередь раскошелился на целый внедорожник немецкого производства. Валера купил сыновьям американский велосипед, Удо купил сыну мотоцикл. Валера купил дочурке ноутбук, Удо купил сыну второй мотоцикл. Не мудрено, что жена Удо выгнала его на улицу со словами: «Верни мотоцикл и купи мне шубу! Вот тогда посмотрим!». Удо исполнил прихоть жены и купил ей норковую шубу, на что Валера ответил: «Каблук!».

Шли годы, некогда капризные дети стали прыщами подростками и со дня на день готовились выпорхнуть из, отчего гнезда навстречу взрослой жизни. Однако жёны их старели не по дням, а по часам и былая красота более не радовала мужицкий глаз, ни красотой изящных губ, ни осиной талией. Однако враждовали соседи, и по сей день. И зачастую главным поводом для ссоры был – футбол. Сейчас же настал заключительный этап сезона и две команды, что неудивительно, это Химик-Арсенал и Химки-М, боролись за путёвку во второй дивизион, а там и до главной лиги страны рукой подать. Весь сезон команды шли вровень и если отставали, то на одно или два заветных очка. С сентября по май, что Удо Каплан, что сибиряк Валера сидели на ножах перед телевизорами и крыли благим матом всё живое.

И что ни скажи, но была в них общая черта – они терпеть не могли футбольных судей. Оба считали, что те продажные твари и вместо глаз у них пустые впадины. «Овца ты паршивая!», неистово орал Валера. «Паскуда! Ты куда смотришь!», доносились животные вопли из соседней квартиры. На этом их сходство, пожалуй, кончаются. Ищи, свищи, но общего в них, кроме ненависти к полосатым судьям, до определённого момента не было. Год выдался предельно жарким, на днях они столкнулись на лестничной клетке, и по обыкновению между ними завязалась словесная перепалка.

–Видел я вчера, как твой жалкий Химик-Арсенал отскочил. Если бы не купленный судья, Вы бы в жизни ростовчан не победили.– надменным тоном выразился Удо Каплан.

–Чья бы корова мычала!– Валера завёл старую шарманку.– Всю жизни, сколько я Вас помню, на дне барахтались и тут впервые за футбольный век поднялись в турнирной таблице. А гонору, будто лигу выиграли без единого поражения. Вот увидишь в конце сезона, мы от Вас камня на камне не оставим.

–Молчал бы ты лучше, болельщик любительской команды. Да мы Вас поимеем, как куртизанку на панели!– в спорах Удо часто терял над собой контроль и ему, как эмигранту трудно подбирать более мягкие выражения в ссорах.

–Ну, ты и сволочь!– сибиряк Валера издал суровый клич и оголил мужицкие кулаки.

Спустя минуту, двух недовольных жизнью боевых петухов разнимала сварливая уборщица – баба Маня. Живого места на волосах не осталось, кругом седина, да и сама баба Маня кошёлка хилая, аж метла из рук валится, но видна в ней идейная закалка, пропитанная Советским режимом. Не впервой, стало быть, ей двух крикливых мужиков на лестничной клетке разнимать. Толстого борова она схватила за волосы, а худого прибалтийца взяла за шкирку, ибо стрижётся он гад под двоечку. «Сволочь! Паскуда! Куртизанка! Дешёвка! Хрен моржовый!», бранные фразы стасовались в куче и не понятно, кто кого обзывал, на сей раз.

–А ну прекратили, шакалы!– ругалась баба маня.– Да, Сталина на Вас нет!

Старая уборщица в одиночку растащила по углам двух здоровых мужиков и дала злостным нарушителям порядка шваброй по темечку. Соседи, все как один, схватились за голову и неспешно разошлись по домам. Кстати, это первый случай, когда спор между ними зашёл настолько далеко, что они пустили в ход кулаки.

У Валеры пострадало ребро, оппонент лягнул его копытом в живот, а у Каплана от прямом удара в челюсть вылетел зуб. Пришлось идти к стоматологу, а сильнее врачей со сверлом в руке, Удо ненавидел лишь Валеру. Процедура болезненная, но Удо стерпел мучительную боль и со вставным зубом, он через два часа кушал в парке сочную шаверму. В отличие от мужей, их жёны не ссорились по пустякам, например, губная помада, или лак для ногтей, они были куда выше всякой ненависти и за глаза называли их – детьми.

Со дня схватки в подъезде, прошла целая неделя, однако страсти между соседями не утихал ни на минуту. Намечался финальный отрезок футбольного сезона, где Химки-М и Химик-Арсенал поборются за выход в первый дивизион. Матч обещал быть огненным, за два дня до старта в газете появилась новость о том, что якобы фанаты Химки-М подбросили фанатам Химик-Арсенал свиную голову со словами: «Она любила Вашу команду, но мы поджарили её на вертеле!». В отместку болельщики Химик-Арсенал, собрали в кучу атрибутику ненавистной им команды. Получилась гора из футболок, свитеров и красных шарфов. Благодатный огонь чадил на всю округу, цветное знамя врага пылало ярко и, собрав пепел в урну, фанаты горлопанили у стадиона песни.

Незадолго до матча, болельщики команд учинили потасовку на одной из улиц города. Владелец бара во избежание погрома вызвал на место происшествия стражей порядка. Ровным строем, люди в погонах, с четырёх сторон окружили буйную толпу, взмахнули чёрными дубинками и в два счёта разогнал скопище гневных людей. А наиболее прытких хулиганов, они заковали в стальные наручники, и упекли на пятнадцать суток.

«Сегодня на изумрудном газоне, сойдутся две команды: всеми любимый Химик-Арсенал и неуступчивый Химки-М», гласила вывеска у стадиона. Слегка поддатый Валера беглымвзором очертил плакат и, докурив сигарету, затерялся в толпе болельщиков. Стадион пестрел от обилия красок, и восторженные фанаты невнятно кричали в рупор о нерушимом братстве русского народа. Куда ни глянь всюду пьяные морды, куда ни ступи всюду разлитое пиво и шелуха от семечек. Народ стекался на стадион, точно вода стекается в сливное отверстие. Люди шли на матч семьями, катили по брусчатке открытые коляски, держали детей за руку, либо сажали на отцовские закорки. В общих чертах, праздная толпа вела себя в меру благопристойно. Кулаками не махались, пили сдержанно, в запой не впадали и главное, что при детях матом особо не ругались. Фирменные кепки, флажки, футболки и прочая символика команды, словно гирлянда в канун Нового года, украшала стадион и вселяла бодрости игрокам на поле. Знать, что сегодня трибуны болеют только за тебя, дорогого стоит.

Судья дал заветный свисток, и футболисты разыграли в центре поля белый мяч. Первые двадцать минут, футболисты Химик-Арсенал, как и подобает хозяева поля, рьяно давили на гостей и зажимали их в штрафной площади. Упругий мяч в середине тайма дважды чиркнул о массивную штангу, и близко не коснувшись сетки ворот. На табло горят нули… Обе команды, в целом проводят унылый матч и россыпью забитых мячей отнюдь не балуют. Судья дал свисток на перерыв, и потные футболисты ушли за кромку поля, в раздевалку. Положение в турнирной таблице не позволяло тренерам обеих команд строить атакующий футбол. Играли от обороны и чересчур много пасовались. Однако трибуны не хандрили от безудержной тоски, напротив, они били в барабаны, кричали песни, поднимали над головой колкие плакаты и неспешно потягивали хмельное пиво. Знойная жара, оставила палящие лучи солнца при себе и молочные облака, задавали тон столь важному для всего района событию.

Команды лениво вышли на истоптанное поле и судья, набрав полную грудь воздуха, дунул в счисток. Начался второй тайм… Первые десять минут, футболисты, что называется, катали вату и ходили пешком. В конечно итоге тренер команды Химик-Арсенал сделал пару нужных замен и выпустил на поле тощего футболиста. Игра заметно преобразилась. На трибунах послышались громогласные аплодисменты в адрес тренера, причём в ладоши хлопали фанаты обеих команд. Наконец-то свершилось чудо, и футболисты перешли из обороны в наступление. Вратарь в зелёной майке отпасовал рослому защитнику и тот в свою очередь вырезал длинную передачу на тощего игрока. Хлёсткий удар! И трибуна вопит от счастья. Длиннорукий вратарь вынимает круглый мяч из сетки ворот и, брызжа слюной, ругается с парой центральных защитников. Химик-Арсенал уходит в отрыв! Остаток матча команды играли во что угодно, но только не в футбол. С минимальным счётом, Химик-Арсенал, в лучших традициях отечественного футбола одержал нелёгкую победу над Химки-М. К концу матча трибуны заметно поредели и лишь горстка преданных клубу фанатов досмотрели унылое зрелище до победного конца.

Довольный победой, Валера кричал, словно прыщавая девочка на концерте любимой поп-группы. Он до того не желал отлучаться от трибунных кресел, что тайком во время матча помочился в стаканчик из-под пива. На стадионе в разгар второй тайма он успел подраться с двумя фанатами, следом выпить с ними чекушку столичной водки и поцеловать симпатичную незнакомку. Имени он её, к сожалению, запамятовал, но размытое пятно и солёные от пива губы он помнил предельно хорошо.

Со стадиона Валера ушёл слегка поддатый и домой вернулся на закате дня. Но перед этим он под утиное кряканье и лай бродячих собак, отоспался в местном парке. Валера склонил потную голову на истёртую временем скамейку, подобрал с асфальта ноги и плавно отошёл ко сну. Худосочная дама бальзаковского возраста, держа в руках томик русской классики, бледной тенью нависла над скамьёй. Видно, что человек она сердобольный и малость наивный. Валера тем временем бредил во сне, звал детей и жену, кричал то гол, то фальстарт, свистел в воображаемый свисток и упорно требовал добавки. Она мерно склонилось над пьяницей, толстые линзы очков запотели от щемящего душу перегара и напомаженные губы дрогнули.

–Мужчина, Вам помочь!?

–Ааааааа…– ответил Валера.

Она робко одёрнула пьяницу за рукав спортивной куртки и с трудом усадила на скамью. Наступило горькое похмелье, руки лихорадочно дрожали, холодный пот умаслился на бледном лбу и красные от водки глаза судорожно бегали вдоль тропинки. Валера полез в карман и протянул незнакомке пятьдесят мятых рублей.

–Пиво мне… Пожалуйста.– добавил он и откинулся на спинку деревянного сиденья.

Спустя минуту, учтивая дама, любительница русской классики приложила к загорелым щекам бутылку холодного пива и Валера тотчас же прозрел. Он всем телом подался вперёд, схватил бутылку ледяного пойла, и стальная крышка покатилась по щербатому асфальту. Молочная пена стекала по горловине, огибая тёмную бутылку цвета ржавчины с четырёх сторон, и обдавала жеманным холодом мясистые пальцы. Валера приставил стеклянное горлышко к сморщенным губам, и угловатый кадык дёрнулся на морщинистой шее. Он пил с ноткой явственного наслаждения, точно в его руках последняя бутылка пива на всём белом свете.

–Хорошо-то как…– облегчённо выдохнул Валера и закурил горькую сигарету. Наивная дама уместилась на краю скамейки и прижала томик русской классики к пышной груди. Она, молча, косилась на пьяницу, и не ждала от него взамен ни единого гроша. Ей пришлось добавить тридцать рублей, чтобы купить незнакомцу бутылку холодного пива и облегчить ему ношу страданий. И буквально вчера, она дала себе честное слово, что не станет больше помогать забулдыгам и пьяницам, чего бы ей это не стоило. Подолы длинной юбки касались земли, и томик русской классики в руках, дополнял столь чудную картину маслом.

Опорожнив бутылку до дна, сибиряк Валера неуклюже поднялся на ноги, лениво отряхнулся от уличной грязи и пьяной поступью он двинул восвояси. Не отблагодарил, как надо и слова доброго не сказал, швырнул в урну бутылку пива, да скрылся за ближайшим поворотом. Дама ничуть не обиделась на Валеру, ибо привыкла к тому, что подчас люди не чувствую признательности за оказанное им добро. Она открыла томик русской классики и вороные глазки живо забегали по красноречивым строкам.

От Валеры и след простыл, он шёл по вечернему городу, навстречу ему то и дело, попадались болельщики местной команды. Она пили в дешёвых барах, громили дорогие рестораны во имя рабочего класса, поднимали над головой цветное знамя любимой команды и всеми способами нарушали общественный порядок. В кармане ни копейки, кошелёк он видимо оставил на стадионе и ключи от дома выронил в парке. От Валеры за версту разило жутким перегаром, и всякий прохожий теперь сторонился его, точно прокажённого, а одна пожилая дама не упустила случай и нарекла его – последним пьяницей. «Шла бы ты, куда подальше… Карга старая!», съязвил Валера и пошёл прочь. Он свернул за угол, и родной двор встретил его скудным убранством. Беспорядочная парковка, детская площадка советских времён и ни души. Валера с головой нырнул в подъезд и на лестничной клетке повстречал Удо Каплана. Сизая пелена на глазах и опущенные руки, омрачали томное лицо опечаленного Удо. С грустным видом он сидел на холодной лестнице, рискуя отморозить почки и битый час сверлил глазами коричневатые туфли. На секунды Валера остолбенел, но затем сделал шаг навстречу и склонился над ненавистным соседом.

–Здорово, сосед…– он выразился предельно чванливым тоном и надменно вздёрнул густую бровь.– Чего приуныл!? А хотя не отвечай, и без тебя знаю, что мы вздёрнули твой паршивый Химки-М. Сплошное наслаждение было видеть, как Лабутенко с пяти метров лупит по пустым воротам. А большее наслаждение я испытал, когда в губы меня чмокнула обалденная красотка.

–Ах, вот оно как!– точно обухом по голове крикнула жена. Она стояла этажом ниже и несла в руках огромные пакеты с продуктами.– Я тут значит, кручусь, как белка в колесе, а ты там с бабами гуляешь.

–Любовь моя…– Валера начал было разливаться соловьём, в попытке умять столь комичный инцидент и заслуженно получил пакетом по непутёвой голове. Свежие продукты разлетелись на все четыре стороны, пшеничная крупа слетели в пролёт, зеленоватые яблоки скатились вниз по лестнице, коровье молоко омывало белизной серые ступени, и буханка ржаного хлеба остывала на мёрзлом полу.

–Лучше уходи подобру-поздорову, иначе пеняй сволочь на себя.– жена грозилась расправой.

–Да ладно тебе… Это простая шутка.– Валера хотел было обнять любимую жены, но получил смачную пощёчину и отпрянул к стене.

–Домой не приходи… Иди к своим бабам!– Она подобрала с пола кожаную сумку, схватила буханку ржаного хлеба и оттолкнула от себя Валерия. Со слезами на глазах жена нащупала в сумке ключи от квартиры, и напоследок хлопнула дверью.

–Подвинься что ли…– сказал он и сел по правую руку от соседа. Нависла гробовая тишина…

–А у меня сын на мотоцикле разбился.– острой, точно красный перец чили, Удо в одночасье оборвал неловкое молчание.

–У тебя-то проблемы будут куда серьёзнее.– он стал утешать соседа и хотел было метнуться в квартиру за водочкой. Однако я очень сомневаюсь, что разгневанная жена откроет перед ним дверь и учтиво протянет бутылку Столичной. Она сейчас на взводе, одно неловкое движение и голову сковородой на два равных полушария раскроит, только ошмётки и останутся.

–Пошли ко мне домой. У меня водка в шкафу припрятана… Много.– прельстил Удо, обронив устами заветно слово, водка. И Валера долго думать не стал, он скорее голову дома на тумбе оставит, нежели от рюмки пшеничной откажется.

–А вот это другое дело! А вот это я понимаю!– добром ответил Валера. У соседа беда, сын умер и глупо будет с его стороны корчить праздную гримасу. Он отвёл скорбный взгляд на цветочный горшок, тяжело вздохнул и свесил налитый кровью нос.

Удо проводил гостя в дом, на двоих сообразил пару венгерских рюмок и плеснул огненной водочки. Нарезной хлеб с изюмом, килька в томате и банка маринованных огурцов, это всё, чем на сегодняшний день мог побаловать гостя Удо Каплан. Конечно, не икра с маслом на хрустящем багете, а всего лишь жалкая килька в томате. Но это куда лучше, нежели чистая добела скатерть и бутылка водки натощак.

–Где эта справедливость, когда она так нужна…– плакался в жилетку Удо.– Двадцать лет… Вся жизнь впереди и так нелепо разбиться на сучьем мотоцикле… Чтоб его, эту жестянку двухколёсную!

–А кто тебе сказал, что она есть.– начал измышлять Валерий.– Помню я в молодости олимпийское золото, хотел взять на соревнованиях. Трудился в поте лица, гантели в спортзале тягал, соблюдал диету и от тренировок не отлынивал. А что в итоге? Сорок с хвостиком лет, Пивное пузо, свисток тренера и ноль амбиций. И где здесь справедливость!? Вот именно, что шиш мне с маслом, а не золото на олимпиаде. Я считаю, что справедливость у каждого своя. Убил ты, например, человека и общество тебя за это порицает. А если обставить это иначе? Что это делал не ради баснословных деньжищ, а во имя мести, то народ взглянет на твой случай под другим углом.

–Одно дело золотая медаль, а другое человек.– ответил Удо и смахнул рюмку водки.

–А ты на опознание-то ездил!?– Ему вдруг стало неловко от подобного рода вопросов.

–И не спрашивай… Голова всмятку, словно куриной яйцо об стену шандарахнули.– Удо пустил по щеке слезинку.– Врачи сказали, что он вылетел из седла и стукнулся головой прямо о бетонный столб… Тут без вариантов.

Ближе к полночи они опустошили бутылку пшеничной водки и проткнули вилкой последнюю кильку в томате. Удо посоветовал ему перекантоваться в доме пару ночей, пока жена не отойдёт, а там дело за малым – хват за зад и на койку. Валера артачиться не стал, к тому времени он вовсю дрых в гостиной комнате и заливисто храпел на кожаном диване. А Удо поминал сына…

Всё это время, малыш Витасик прятался в тесном шкафчике под умывальником и не верил своим глазам. Позавчера кровные враги и неуступчивые соперники, теперь сидят за одним столом и поминают Удо младшего. Горе, стало быть, сближает врагов. Витасик теснился в крохотном шкафчике и никоим образом не радовался горю одного из хозяина квартир. Напротив, он знавал Каплана младшего с колыбели и в свободное от работы время корчил ему смешные гримасы. И вскоре их планомерно дружба переросла в угрозу и тогда родители Каплана решили, что у сына крайняя степень шизофрении. Они отвезли ребёнка к психологу, и в кабинете врача стал понятно, что корень всех бед – в необузданном воображении Каплана младшего. Этот случай навёл Витасика на мысль, что не сегодня, так завтра Каплан младший вырастет, научится говорить: «Мама я видела Витасика», и сдаст его с потрохами. И тогда Витасик отстал от Каплана младшего.

Но в этот раз дела обстояли куда иначе. Валера выразила скорбь в свете кончины Каплана младшего, и раздавил с четой семейства литр водки. Печаль нависла над полупустой бутылкой и грустно становилась оттого, что Удо младшего не стало. Ни одна дружба не перебьёт скорбь утраты и полного отчаянья. Добив бутылку Столичной, Удо Каплан затянул на шее петлю, и колченогая табуретка стукнулась о голубой кафель. Он повесился в ванной комнате и оставил после себя предсмертную записку: «Не судите строго…».

Глава 12

Семья Бледных

Земля полнится слухами и кто бы что ни говорил, а сарафанное радио в пределах двора гремит куда лучше нацистской Энигмы. Не ровен час, как сонмы пенсионерок на лавке у подъезда, то и дело норовят, обсудить наркомана с четвёртого подъезда, или куртизанку со второго. И не мудрено, что кончина Удо Каплана повергла в шок целый район, и даже местная газета сочла нужным упомянуть в сводке новостей за прошлую неделю, что в доме на переулке им. Пихта свёл счёты с жизнью мелкий предприниматель. И даже местная газетёнка надумала снять об этом минутный репортаж, но одинокая вдова что есть мочи хлопнула перед носом плюгавого оператора дверью и послала репортёра на три буквы.

Витасик предпочёл остаться в стороне от бесконечного потока скорбящих людей и дальних родственников. Он, к сожалению, ни разу не обладал стальной выдержкой и в итоге прослезился, смотря, как увозят тело усопшего. Сибиряк Валера чаще сорился, нежели был в тёплых отношениях с Удо Капланом, но поминальную речь за скорбящим столом он всё же толкнул: «Вот и не стало с нами отца четверых детей Удо Каплана…». И под занавес пятиминутного монолога он, не чокаясь, смахнул рюмку водки и с пеленою на глазах ушёл домой. Ему стало грустно. Утешение он сыскал в бутылке беленькой. Трёхдневный марафон водки и ржаного хлебы иссяк с концами, и тогда Валерия упекли в отрезвитель. Под мухой он мочился в городской фонтан и видимо, стражи порядка не оценили столь наглую выходку. Сняв дебошира, с казённого имущества, они постарались выяснить, где живёт этот сумасбродный пьяница, но в ответ получили бессвязную речь и гору матершиных песен.

В то время, как дебошир и злостный нарушитель общественного порядка отсыпался в обезьяннике среди местных завсегдатаев, от которых за версту разило выпивкой, над городом навис господин тёплый июнь. Майские грозы утекли далеко за горизонт, оставив на память сонмы грязных лужиц и весеннюю слякоть. Из чего явствует, что настала пора окончательно скинуть с себя оковы зимних холодов и нырнуть в тёплую речку. Громоздкие пуховики, норковые шубы и меховые перчатки, все до одного благополучно отправились на пыльные антресоли. Пока не стукнут морозы, и деревья не оголят тонкие ветви, ни один человек в здравом уме о них и мельком не вспомнит. На смену зимней тяжести, наконец-то пришли разноцветные туфли и символ молодых лет – откровенная юбка.

Прямо сейчас на четвёртом этаже, мать семейства Бледных тщательно перебирала несметные горы тёплых вещей и наполняла хлипкие шкафы то сапогами, то отцовскими свитерами, то вязаными шарфами. Напоследок она аккуратно раскидала по карманам нафталиновые шарики от зловредной моли и заперла громоздкий шкаф на ключ. Антресоли набиты под завязку, полы вымыто добела и на плите варится жирный борщ. На часах полдень, руки от безделья изнывают, и тогда Анита Павловна упала на диван.

Она склонила потную голову на мягкое изголовье, от налитых кровью рук несло моющим средством и томные глаза слипались от усталости. Анита, как и подобает истинной домохозяйке, свернулась клубочком на диване, укрыла ступни шерстяным пледом, нащупала на полу длинный пульт и включила телевизор. В полном разгаре шла очередная серия мыльной оперы. До сих пор федеральные каналы не стесняются крутить по ящику бесконечные сериалы о непорочной любви и тяготах работы в органах правопорядка. Сериалы подобного рода, крутили в конце горячих девяностых, со дня развала Советского союзка, и транслируют их, по сей день.

Объятая трепетом, домохозяйка Анита Павловна, молча, и затаив дыхание смотрела двадцать пятый сезон: «Любвеобильной Натальи». Главная героиня уже, который год безуспешно ищет на просторах столицы неподдельную любовь. И всякий раз на пути Натальи вырастает, либо женатый изменщик, либо безответственный сопляк. Вытянув на облезлом диване свои варикозные ноги, Анита Павловна с явным интересом следила за тем, как смазливый альфонс пытается охмурить в ресторане главную героиню. Я полностью уверен, что серий так через двадцать, горе-альфонс прыгнет под массивные колёса чёрной иномарки, или же обдерёт главную героиню до нитки. Анита Павловна не отводила глаз от телеэкрана и пристально следила за судьбой Любвеобильной Натальи.

Инга Бледных отошла от сна довольно поздно и перво-наперво открыла форточку, впустив в прелую комнату чистое благовоние уличной жизни и выхлопных труб. Под одеяло она юркнула в четвёртом часу ночи, когда утренний рассвет наполнил комнату малиновым свечением. Подобно сове, Инга Бледных ведёт ночной образ жизни, хотя саму жизнь ненавидит. Однотипный подросток, она мало чем выделяется на фоне остальных сверстников и с некоторых пор измышляет о тщетности бытия. На днях ей стукнуло шестнадцать годков, и пубертатный период в скором времени должен пойти на убыль. Приступы вечной истерики, останутся позади, и лишь месячные будут напоминать ей, о давно минувших днях скоротечной молодости.

До полуночи Инга трепетно держала в бледных руках книгу Стивена Кинга и, дочитав, пятую главу она неспешно переключила всё своё внимание на серый ноутбук. Американский фильм ужасов, недавно вышедший в прокат, мелькал на крохотном экране ноутбука. Досмотрев фильм до победного конца, Инга хлопнула экраном ноутбука и улеглась на кровать. Анита Павловна не стала бранить родное чадо за любовь ко сну и отнеслась к выходке дочери с ноткой материнского скептицизма. Она швырнула на кровать разбросанные по дому носки, наложила в тарелку сладкого творога, вскипятила чай и взялась за каждодневную уборку дома.

Инга надела домашние тапки, накинула на плечи махровый халат и тихоходом проскочила в ванную комнату. Инга надеялась принять утренний душ и смыть с тела остатки полуденного сна. Швырнув в угол махровый халат, она сняла тапки и встала под холодным душем.

В несколько вялом состоянии, осовелая мать готовилась к послеобеденному сну, но услыхав, что в ванной льётся вода, и счётчики наматывают сплошные круги, она живо вскочили с дивана. Выключив телевизор, Анита Павловна что есть мочи потянула на себя дверь в ванную комнату, но Инга вопреки порицанию стервозной матери заперлась изнутри. Анита Павловна питала неприязнь к трём вещам – это финансовые пирамиды, напрасная трата отцовских денег и каждодневное мытьё в ванной. На крючок финансовым пирамидам попался несмышлёный братец Жора, и вылетел, что называется, в трубу. С тех пор Анита Павловна считает каждую копейку и упрекает дочь в растрате отцовских денег. «Он эти деньги, кровью и потом нажил! А ты их транжиришь без дела!», как-то ответила любящая мать на просьбу непутёвой дочери – выдать ей пару сотен на карманные расходы. Так что, личные деньги в этом доме, есть только у матери. Анита Павловна, точно бухгалтер в крохотной фирме, одна заведует всеми средствами и учтиво контролирует денежный оборот. И в особенности ей не особо нравилось, что дочь подолгу находится в ванной комнате. И лишь после несказанно тяжёлой работы, например, орудуя киркой в шахте, или топором на базаре, человек может принять тёплый душ. Двадцать первый век на дворе, а она до сих пор моется лишь раз в неделю, по воскресеньям. Лягушатники во Франции говорят слащаво – фетиш, а русский человек скажет прямо, что ты мать сошла с ума.

Инга всего на всего подросток и дерзить матери в ущерб тихой жизни, она точно не станет. Но то, что мать годами стоит на своём и не позволяет дочери принять душ, наводит на мысль, что надо бы показаться врачам. И ладно если только в доме один человек сошёл с ума, но коллективное помешательство, это сущий кошмар. Отец поддерживает мать во всех её начинаниях. И если сварливая жена шепнёт на ушко, что дочурка совсем от рук отбилась, то, стало быть, она полностью права и перечить ей он не станет. Отец, хоть и каблук, но голова на плечах у него имеется. Он по своей натуре человек крайне равнодушный и в суть дела не вникает. Он убеждён, что мать лучше, как поступить и вообще перестаньте меня докучать! Я только что с работы вернулся..

–Открывай! Кому сказано.– Анита Павловна кричала на всю округу.– Ты не на шахте пахала, чтобы в ванной мыться. Лицо сполоснула, зубы почистила и на сегодня хватит. Баста!

Инга и ухом не повела, и глазом не моргнула. Она выдавила каплю лошадиного шампуня на бледную ладонь и мыльные пальцы живо затерялись в копне мокрых волос. Горькая пена комками выступила на голове и пропитанная мылом капля ущипнула зеленоватый глаз.

–Выходи, иначе я звоню отцу!– Анита Павловна стучалась в ванную комнату и будь у неё под рукой таран, каким наши предки орудовали в средневековье, то она оставила бы зиять на двери сквозную щель. От злобы её щёки налились кровью, и, саданув кулаком по двери, она вышла на балкон. Ходячая истерика отдалилась в соседнюю комнату, но Инга знала родную мать, как облупленную. Так просто она сдаваться, не намерена. И не исключено, что на балконе Анита Павловна вовсю морщит извилину и надеется, что ей хватит ловкости вскрыть замок простой шпилькой для волос. Не прошло и минуту, как остервенелая мать при помощи ключа открыла дверь в ванную, и животный крик застал Ингу врасплох. Она тотчас же прикрыла оголенное тельце шторкой для ванной, и потеряла дар речи. Лёгким движением твёрдой руки мать перекрыла доступ к воде. Швырнула, в лицо единственной дочери махровое полотенце, она пальцем указала на дверь.

–Мама!– кричала Инга.– Оставь меня в покое!

–Нечего тебе там делать… Чай не на шахте трудилась!– артачилась мать.

Инга укрыла срамные места холодным полотенчиком и со слезами обиды на глазах убежала в соседнюю комнату. Она лицом зарылась в мягкую перину и понятия не имела, отчего мир сделался до того жестоким.

Родители её не понимают, а среди одноклассников Инга удостоилась звания – бледная мышь. На уроках Инга на предпоследней парте, только она и школьная тетрадка. Никто! Абсолютно никто из учеников с Ингой знакомств не заводил и за школьной скамьёй она сидела в полном одиночестве. Только она и школьная тетрадка… Зачастую даже самые строгие учителя не замечали её отсутствия в классе. Фамилию коверкали все, кому не лень и часто говорили не Инга Бледных, а Инна Бедных.

В четырнадцать лет Инга настойчиво решила сменить образ бледной мыши, и купили на рынке гору безвкусной одежды. Класс воспринял столь дерзкую выходку в ярые штыки. Чтобы пробиться в элиту класса, надо иметь, либо стальную хватку, либо располагать к себе внимание учеников. Массивный лоб, пухлые щёки и кривой нос, мешали ей завести обыденный диалог с особью сильного пола, куда уж там до элиты класса. Отец не в счёт, он скорее особь ленивого пола.

И если девчонки высмеяли мешковатый свитер, назвав это: «Одеждой бездомного», то касательно напомаженных губ высказался главный шутник класса: «Сколько в час берёшь!?». Вечером в тёмной подворотне местные хулиганы сломали ему нос и выбили два зуба. Он слишком много болтал, и школьные авторитеты преподали ему главный урок в его никчёмной жизни – не трепайся языком, покуда мы его тебе не оторвали. В скором времени мешковатый свитер значительно потускнул, на груди выступили сонмы катушек, и яркая помада иссякла до основания.

Наступил месяц май, мешковатый свитер она упрятала на антресоли, поверх нацепила клетчатую рубашку, смысла с лица остатки макияжа и перестала быть поводом для колких насмешек. Одно время Инга красила губы свеклой, таким образом она заменяла дорогую помаду, но в школе заподозрили неладное, и она бросила дела, во избежание гадких последствий. Быть первой красавицей на деревне, это явно не про Ингу Бледных.

Училась она, между прочим, сносно, отличницей, правда, не была, но и последней троечницей Ингу не назовёшь. Подчас словит на геометрии двояк за контрольную работу, в прочих же делах Инга Бледных твёрдая ударница. Она явно не в ладах с мудрёной алгеброй, или не менее тяжёлой алгеброй.– Что-что, а цифры ей даются крайне трудно, не то что, литература, как зарубежная, так и отечественная. И сколько я себя помню, не было между Ингой и уроками математики обоюдного согласия. Нынче же, сплошная неприязнь к цифрам, да безудержные потуги пустить всё на самотёк, грозят жирными тройками в аттестате за девятый класс.

Как никто другой Инга понимает, что счетовод из неё никудышный, и скорее она заговорит на латыни, нежели сподобиться на алгебраическое уравнение. Неподдельная любовь к языкам и гуманитарным наукам, словно козырь в рукаве, держат Ингу в разряде потенциальных ударников. Она недурно щебечет на английском, охотно читает литературу всех стран мира, от американской новизны до отечественной классики. Но урок математики, словно Ахиллесова пята, несметным грузом тянет Ингу на дно классного журнала. И списывали с неё довольно редко, но делилась тетрадкой Инга охотно, не жадничала. Наверное, поэтому в классе её больше избегали, нежели измывались над Ингой и прятали сменную обувь в спортзале.

Живёт себе, ну и ладно! Кому она нужна, это Инна Бедных… Лишь однажды девочки после урока физкультуры, спрятали в кладовке пачку тампонов. В ту пору у Инги только-только начались месячные, и первое время она сильно пугалась обильных кровоподтёков в области паха. Перед тем, как пойти в школу, мать вручила любимой дочери упаковку свежих тампонов и шепнула на ухо: «Увидишь кровь, приложи вот это…». Тампоны она так и не нашла. Ни в раздевалке, ни в кабинете литературы. И в самый неловкий момент пробоина, что называется, дала течь. Она сидела на уроке математики… Странно, но все беды с ней приключаются именно там. Инга сидела за первой партой и даже подумать не могла, что прямо сейчас на узорчатый линолеум стекают капли девственной крови. Один из учеников поднял на всю округу дикий гул: «Упс! Кажется, в классе появился донор крови…». Класс разразился диким смехом и весь последующий месяц Ингу Бледных обзывали – тётушка свёкла.

–А ну цыц!– пригрозила длинной указкой Нина Петровна, учитель литературы и родного языка.– А ты Инна Бедных пошли со мной.

Она отвела ученицу в туалет, протянул свежий тампон, и заперла жертву менструаций в пустой кабинке. Инга привела себя в порядок, устранила течь в пробоине, смыла засохшую кровь и с пеленой обиды на глазах поскорее ушла домой. Нина Петровна возражать не стала и, проводив, горемыку до крыльца школы, она неохотно вернулась к азам геометрии. С тех пор Инга Бледных носит в рюкзаке целую пачку свежих тампонов, и один заряд во избежание конфузов прячет в потайном отделении.

С парнями дела обстоят не лучшим образом… Настолько, что в свои годы Инга ни разу не целовалась с представителем сильном пола, и на свидание ходила лишь в ванильных мечтах. Она подлинно верила, от всего сердца, что где-то там, за тридевять земель, скачет принц на белом коне. Однако мать по неизвестной причине вышла замуж за старую клячу и отдала ему лучшие годы своей жизни.

Недавно Инга Бледных узнала от соседки, что девочка с первого этажа, отдалась старшекласснику на отцовском ложе. Пока они были на даче, девочка, что называется, ломала хлипкую кровать. И что с того!? Подумала Инга. Разве слияние двух тел в экстазе, это есть нечто сакральное!? Подумаешь… Любовный акт, в наше время дело обыденное. Опять же Инга понятия не имела, каково это – ходить на свидание, держать любимого за руки и тайком целоваться в парке. На день влюблённых ей по ошибке вручили написанное от руки признание в чувствах, адресованное соседке на задней парте. Кстати, открытку Инга конечному адресату так и не вернула. «Что упало, то пропало…», вполголоса шепнула Инга и мечтательно засмотрелась в окно, на снегоуборочную машину. Она катила вдоль бордюра и нагромождала обочину толщей липкого снега.

Если Инга с кем-то и делится о проблемах в школе, то зачастую прибегает к услугам личного психолога – старый добрый дневник. Казалось бы, просто блокнот, каких на свете пруд пруди, но, сколько же слёз было пролито на эти синие строки и цветную бумагу. К родителям смысла обращаться не было. Отец якобы занят, а мать как обычно, станет винить во всех бедах компьютеры, но только не себя. Мать на личном опыте знает, как надавить на любимую дочь и между тем не запачкать руки. Годы учёбы на психолога не прошли даром. Мать легко доводит Ингу до белого каления, обзывая неблагодарной сволочью, а козлом отпущения зачастую делает ноутбуки, американские фильмы и смартфоны. Но только не себя.

Жить в отчем доме ей наскучило, но съехать от родителей Инга пока что не в состоянии. Как в физическом плане, так и в денежном. Она всего на всего зашуганный подросток и снять отдельное жильё ей навряд ли удастся. Но жить в доме, где над душой стоит злобная мать, а равнодушный к бедам любимой дочери отец пропадает либо на работе, либо на диване перед телевизором – сил моих больше нет. Инга не умещалась в одной квартире с матерью и отцом. И тот, чьи уста обронили знаменитую фразу – в тесноте, да не в обиде, понятия не имеет, каково это, жить под одной крышей с семейством Бледных. Мать кричит напропалую, отец плевать хотел на воспитание одной дочери и каким только чудом, она до сих пор не проколола вену гадким шприцом в кругу плохой компании.

В этом доме нет личного пространства, а душевного покоя и подавно. Здесь всё, как на ладони. Мать человек с заковыркой, не даёт принять тёплый душ и чуть что, так сразу бежит к отцу. А тому плевать. Он уставший приходит домой, оставляет у порога уличные ботинки и целыми днями твердит – что мало мы тебя в детстве ремнём пороли.

С работы отец вернулся в позднем часу вечера. Мать, не изменяя старым порядкам, собрал всех домочадцев за одним столом, чтобы в кругу семьи отведать мятую картошку и на посошок выпить стакан прохладного молока. Инга безучастно ковырялась вилкой в тарелке, и уплетать остывшее пюре, она явно не собиралась. Поскольку знает на личном опыте, что стряпня матери оставляет желать о себе только лучшего. То уксуса слишком много кладёт, то капуста в супе не доварена до нужной консистенции. Но блины у матери получались на славу, и плов в утятнице вполне съедобный. Правда, от белого риса пучит, но с томатным соусом пойдёт за милую душу. Редко, когда мать готовила на ужин, или обед, совершенно новые блюда. Зачастую она обходилась старым, но проверенным рецептом украинского борща, жареными котлетами, белым рисом, либо иной пищей, которая в свою очередь не требует от кулинара огромных усилий. Инга ела одни только супы, да каши и в красные дни календаря мать жарила курицу. Молодой организм шибко страдал от нехватки заморской пищи. Эх… Умять бы сейчас зубами, вредный гамбургер, или шавермы вокзальной навернуть и чтоб глаза мои не видели, ни картошки с подливой, ни стакана молока.

–Ты в курсе, что твоя дочь сегодня утром отчебучила!?– мать держала в руке нарезной батон и недовольно косилась на родное чадо. Она откусила слегка зачерствелый хлеб, оставив на буром ломоте, следы кривых зубов и губной помады.

–И что же она такого натворила?– отец не отводил унылых глаз от горбушки начатого хлеба.

–Который день, она часами проводит в ванной и понапрасну льёт воду!– мать говорила настолько возмущённо, насколько это было возможным. Словно Инга преступила закон, украв в магазине бутылку холодного пива.– И где это видано, чтобы ребёнок, столько времени сидел в ванной. Вот что там можно делать? А!? Она ведь не на шахте работает! Она в принципе не работает! Только и делает, что таращит красные глаза в этот свой ноутбук и до ночи смотрит американские фильмы.

–Это ты во всём виновата… Не давала мне в детстве её ремнём пороть, как следует.– монотонным голосом твердил отец и неохотно исполнял роль воспитателя.

–Недавно, я на досуге провела кое-какие расчёты и выяснила, что оказывается, мы тратим слишком много денег. Нам не мешало бы сократить общие расходы. И для экономии семейного бюджета, я предлагаю больше не покупать ей косметических средств. Так глядишь, и на сэкономленные деньги в Турцию слетаем.– Анита Павловна испытала на себе гневный взгляд дочери.

–Мама не начинай!– возмутилась Инга.– Не моя вина, что ты родила пугало ходячее. Ни рожи, ни кожи. Так не смей отнимать у меня косметику.

–Не тебе решать, что мне делать и куда идти.– говорила мать.– Да ведь папа…

–Угу…

–Но как же так!? Я ведь без косметики, как без рук.– Глаза её наполнились влагой, и голосок дрожал, точно осиновый лист.

–Лицо с утра помыла и никакая косметика тебе не нужна. Чай не потаскухой на панели стоишь, чтобы краситься…– твердила мать.

–Слушайся мать.– неожиданно для себя встрял отец. Единственный в своём роду случай на моей памяти, когда отец без уговоров матери отчитывает непутёвую дочь.

–А что толку!? Вы не видите во мне взрослого человека и считаете обузой для семьи. Чем я заслужила Вашу немилость и гнев!? Неужто Вы… Два взрослых человека… Считаете меня, глупой девчонкой без права голоса. Вы не поверите мне на слово, но представьте себе, у меня есть чувства… И они весьма ранимые.

–Ешь давай! Ранимая ты наша… ехидно ухмылялась мать. Её забавило, что избалованный ребёнок возомнил себя достаточно взрослым человеком и теперь качает в отцовском доме свои права.

–Научись сперва готовить…– в наглую дерзила Инга.

–Это был упрёк!? Или мне снова послышалось!?– у матери слух обострённый и кому, как ни ей известно, что родная дочь в последнее время совсем от рук отбилась. И столь очевидный вопрос был задан для того, чтобы склонить Ингу к извинениям… Желательно в стихах.

–Я не стану кушать пюре! И вообще! Я люблю спагетти…– Заупрямилась Инга и между тем показала верх неуступчивости.

–Так! Не поняла… Ради кого, я с утра у плиты горбатилась!? А!? Какая же ты бессовестная…– мать негодующе порицала капризную дочь, а отец тем временем жадно уплетал очередную котлету. Мать давила на больное… На семейные чувства…

–И что с того! Разве я просила тебя стоять у плиты!? Разве я упрашивала тебя варить картофельное пюре с подливой? Вот именно, что не просила…– Ингу упрёками не разжалобить, она калач тёртый.

–Неблагодарная! Я стою на ногах с самого утра! В раскоряку! Глаз не смыкаю! А тебе хоть бы хны! И в кого ты такая пошла? Ведь я вложила в тебя душу, а ты харкнула в неё, как последняя сволочь.– мать прикрыла томные глаза костлявой ладонью и готовилась пустить в ход запрещённое Женевской конвенцией орудие пыток, на ряду с пулями дум-дум – это слёзы матери. И нет на свете ничего страшнее, чем материнские слёзы на румяных от готовки щеках.

–Это не жизнь, а сплошные муки! Надоело!– со злости выпалила Инга и живо проткнула вилкой узорчатую скатерть. В спешке она и не заметила, что схватила фланелевую куртку матери и просунула ноги в отцовские тапки. Инга взяла с полки связку ключей и умыкнула в подъезд.

Слёзы обиды стекали по бледным щекам, распущенные волосы нежились на узеньких плечиках, и на душе, словно коты скреблись. Омерзительно… Инга человек достаточно уравновешенный, но порой случаются неважные дни, когда слёзы обиды сами накатывают на тебя, и тут уж, как говорится, ничего милок не попишешь. В дни грусти, лучше будет остаться наедине с самим собой… Уединившись с дурными мыслями в голове, привести их в порядок… Или спрятаться в укромном местечке и на долю мгновения забыть обо всём на свете. Инга питала любовь, к тишине… Она искренне верила, что тишина, это неподдельный язык природы. Единственный в своём роде язык, не подвластный разуму простых людей. И что на самом деле впечатляет, так это то, насколько природа непорочна, в сравнении с человеком.

Любой природный катаклизм, от извержения старинного вулкана, до землетрясения, ни что, иное, как ответная реакция организма на причинённую боль. Если, например, ударить человека в лицо, неважно будь деревянная бита, или простой кулак, то он съёжится от несказанной боли и начнёт вопить… Точно скулит собака, или плачет кот… Или вулкан низвергает на Помпеи тонны красной магмы, или торнадо уносит глубоко под землю семейный кров, или же редкое по величине наводнение повергает в руины целые города. Земля не мстит, ей просто больно. Она кормит сочными плодами миллиарды голодных людей, но мерзкие чиновники в глаженых костюмах запрягают адские машины людьми, дают им в руки пилы, топоры и посылают в чащу леса. Проходит год и на месте зелёной долины, расстилаются мёртвые пни

В одних только тапках, Инга шустро взбежала по лестнице на пятый этаж, нащупала связку ключей и подняла чердачный люк. Без ярого фанатизма, она аккуратно поднялась на чердак и, спугнув стаю недовольных птиц, Инга оказалась на крыше дома. Серый двор, игровая площадка, общая парковка, жильцы… Всё, как на ладони. Но если начистоту, то романтика серых улиц, ничуть не наполняет сердце влажными мечтами. Однотипные хрущёвки высятся над землёй, дорогие иномарки и советские Жигули несутся по раскалённому асфальту, мелкие людишки после трудовых будней волоча ноги, едва тащатся домой и густая листва на кронах деревьев, разбавляла серую палитру изумрудными тонами.

И не ради серых будней Инга взбиралась на крышу дома. Повседневной рутины она сыта по горло, что ни день, то рабское следование казенному шаблону. Дом, учёба, дом, учёба и так целые сутки. На крышу дома Инга взобралась ради плеяды пятиконечных звёзд на багровом небосводе и жажды остаться наедине с самим собой. Она мечтательно глядела на армаду звёзд и любовалась жизнью на других планетах. Но сама жизнь ей наскучила. Инга изнывала от серых будней, сам факт пребывания на бренной земле не даёт ей покоя. В то время как сверстники уже определились, кем или чем они хотят стать в скором будущем, то Инга понятия не имела, чего она хочет от жизни.

Она зашла в тупик и не знала, каким манером оттуда выбраться. Она беспомощно стояла на распутье собственных исканий и не имела ни малейшего понятия в пользу чего сделать свой дальнейший выбор. Что одно, что другое, разница не велика. И если в тупике она обречена на скорое вымирание, то на распутье Инга слепа. В будущем кроется неизвестность, а неизвестность таит в себе сплошные опасности. Будь Инга на одну четверть полным радости оптимистом, то первым делом сказала бы, что помимо бед, в мире есть и счастье. Но поскольку она с головы до пят закоренелый пессимист, то, прежде всего, думает о плохих вещах.

Инга типичный подросток и ей ли не знать, каково это – быть изгоем. Она словно дикобраз, стоит подобраться к ней ближе, чем на расстояние вытянутой руки и твоя ладонь будет полниться жуткими ранами. Инга ищет себя, но с каждым разом поиски всё труднее и труднее. Одно время Инга думала пойти на работу, скопить денег и съехать от родителей в съёмную квартиру. Но она до жути боялась заводить новые знакомства. Общение с незнакомыми людьми ей даётся тяжело и на контакт она идёт неохотно. Мир достаточно тесен, чтобы сполна расправить крылья. И будет лучше испустить последний вздох, нежели ползать по земле последней букашкой… Думала Инга.

Она смотрит на мир сквозь тёмные очки и любую радость обращает в горе… В личное горе. А ведь годы идут, не успеешь оглянуться, как семья, работа, дом, захлестнут тебя в водоворот событий. И вечное уныние, лишь убивает беззаботную молодость, дарованную нам в единичном экземпляре. Спорить не стану, пессимизм важен, как ни крути, но подчас необходимо стать закоснелым пессимистом – иначе молодость скажёт Adios muchachos и на висках пробьётся седина. Инга знала наизусть все эти ванильные цитаты, относительно того, что молодые годы несут в себе сплошное счастье. Но эти фразы адресованы тем, кто смотрит на мир, сквозь радугу и видит сплошное счастье. Однако Инга смотрит на мир сквозь тёмные очки и не замечает вокруг ничего, кроме сплошного разочарования. С момента появления на свет и по сей день, Инга обделена радостями подростковой жизни. В школе она изгой-одиночка, а дома её ждут родители… И смысла двигаться дальше по тропе событий не было. Если на сегодняшний день, жизнь наносит глубокие раны, то что будет потом… Спустя годы жизни в этом бренном мире. Она же свихнётся от глубокого отчаянья. Одиночество Инга переживёт запросто, она и подавно свыклась с тем, что кроме строк в личном дневнике её никто не слушает. И чем раньше она положит конец все страданиям, тем скорее она избавит себя от гнёта со стороны родителей и ненависти в школе.

С закрытыми глазами, Инга оробело находилась в шаге от пропасти, и чернильные волосы нежно парусило на летнем ветру. Руки дрожмя дрожали, холодный пот струился по спине, и тонкие губки обсохли на прохладе. Один неровный шаг отделял её от неминуемой гибели. Инга стояла на границе жизни и смерти. Шаг вперёд и её мукам придёт конец, шаг назад и родители сами сведут её в могилу. Инга готова расшибиться в лепёшку, но не быть частью этого мира. Жестокость серых будней привели Ингу на крышу дома, ипоставили перед тяжёлым выбором – или жизнь, или смерть. На вороных глазах, под ресницами выступила лёгкая пелена и, обернувшись в слезу, она юрко прокатилась по щеке. Затхлый двор расплывался в смутных очертаниях, и силуэты людей сильно кренило на бок, точно Пизанская башня с дипломатом в руке. Ни машин на парковке, ни детей на игровой площадке, разобрать было невозможно, тем более с высоты птичьего полёта. Инга набралась смелости, сжала волю в кулак, вдохнула полную грудь свежего воздуха и готовилась шагнуть навстречу щербатому асфальту, или крыше дорогого автомобиля. Но от одной лишь мысль, что алая кровь растечётся по серому асфальту, душа в пятки уходит, и уже нет никакого желания сводить счёты с жизнью. Инга старалась больше думать о плохом и меньше, о хорошем. Чтобы кончить жизнь самоубийством, нужен весомый повод. И стоило забраться на крышу дома, как желание прыгнуть с пятого этажа отпадало само собой. Ей вдруг стало казаться, что все насущные проблемы, это чистой воды бред. И вдруг стало понятным, что наложить на себя руки не так уж и просто, как думалось в десяти метрах от края пропасти. Чтобы найти весомую причину убиться об асфальт, мало помышлять о скверном. Кроме всего прочего, нужно отчаяться в себе, и соприкоснуться с точкой кипения, или на худой конец потерпеть трагичный роман. Но эти чувства ей незнакомы. Носочком Инга слегка коснулась края пропасти, и голос за спиной остановил её на полушаге к неминуемой гибели.

–Постой… Не шевелись… Мне осталось пару мазков и очередной холст будет готов. Гляди-ка! Стихами заговорил.– широкоплечий силуэт притаился в тёмном углу, и огромный холст на складном мольберту загораживал ноги творца.– Будем знакомы, меня зовут Ян.

Инга окостенела, тотчас же позабыла дар речи и что называется, обернулась в соляной столп. Что это? Кто это? Откуда? Столько мыслей в голове и ни единого ответа. До того внезапный вопрос поверг Ингу в шок и она отступила от края пропасти. Кто бы это ни был, но ему удалось переубедить Ингу, не делать опрометчивый шаг навстречу гибели. Она обернулась на звук и увидела в тени сомнительную фигуру. Мольберт стоял на уровне колен, рукава домашнего халата касались сигаретных окурков и на полу, у самых ног растянулась тёмная палитра. Широкие плечи тонули в густых волосах и если не считать майку на голом торсе, то помимо треников и пушистых тапок он был абсолютно нагим. Кисточка в руках творца легко скользила по льняному холсту, и вымазанным в краске пальцем, художник аккуратно поправил, берет на голове. Инга смерила взглядом художника и постаралась разобрать черты его лица. Но бесформенная тень застила трёхдневную щетину художника, и скрыла впотьмах массивную челюсть.

–Прошу прощения, но кто вы такой!?– вопрошала Инга.

–Вы случаем не тугая на ухо? Третий раз повторять не стану – меня зовут Ян, и Вы испортили мне всю композицию. Который месяц я рисую диптих и ума не приложу, чего мне, именно не достаёт для полноты всей картины. И тут, точно гром средь бела дня, появляетесь Вы. И мною овладевает колдовское наваждение, иначе не назовёшь. Образы один за другим, вспышками озаряют моё серое вещество в черепной коробке, и не успел я опомниться, как тонкая кисть скользнула по холсту. Вы я полагаю, надумали свести счёты с жизнью? Что ж… Не мне судить Ваш проступок. Я намеренно сказал проступок, ибо Ваша внеземная красота дурит мне голову… Путает мысли… И будет весьма горестно сознавать, что до того прелестный цветок, увянет на холодном асфальте.– за столь длинный диалог, Ян ни разу не оторвал кисточку от холста. Он писал картину, боясь нарушить целостность композиции, и потому был сосредоточен, как на беседе, так и на самом холсте.

–Спасибо Вам, конечно, за комплимент. Но Вы понятия не имеет, что я за человек…– Инга говорила на повышенных тонах.

–Я и без слов вижу, что Вы за человек.– Ян оборвал Ингу на полуслове.

–Тогда выкладывайте на чистоту, что я по-вашему за человек. Вам лучше знать! Ведь Вы же сама проницательность.– гневилась Инга.

–Мне, к сожалению, не ведома история Вашей столь горькой жизни. Но с присущей мне лёгкостью я могу утвердить без толики сомнения, что относительно вселенной, все Ваши беды, это тлен, как говорил Спиноза. И кончать жизнь самоубийством на почве личных страданий, как в личных делах, так и за их пределами, довольно опрометчивый шаг. Поверьте мне на слово, ибо в один из многих дней, я воспылал желанием удавиться на люстре. Но дело не выгорело и как итог, я выпутался из петли самобичевания. Не повторяйте чужих ошибок, оно того не стоит. Я голову на отсечение даю, что Вы не шутки ко мне шутить пришли и настроены серьёзно. Но и в то же время, я даю гарантию, что Ваши проблемы не стоят того, чтобы накладывать на себя руки. И прежде чем сводить счёты с жизнью, я предлагаю Вам некоторое время побыть натурщицей. Работёнка не пыльная, и главное, что нагие образы в моих картинах исключены. Так что не переживайте, Ваше доброе имя останется таким же добрым и чистым. И не солгу, если скажу, что человек я – щедрой души.

–Да откуда Вам известно, что мои проблемы не стоят и выеденного яйца.– твёрдым голосом заявила Инга и беспардонно ткнула в художника пальцем.

–Поверьте мне на слово.– добавил Ян и убрал кисточку в сторону. Он схватился за поручень кресла и выкатил на свет инвалидную коляску.– И прежде чем, сказать нет, подумайте, что Вы теряете. Кончить жизнь самоубийством может абсолютно каждый… Но лишь немногим, хватает смелости идти навстречу невзгодам. В любой день, хоть завтра Вы можете бросить работу и вскрыть себе вены, или удавиться. Я отговаривать Вас не стану, но работа лишней не бывает. Запомните это… К тому же у Вас появиться шанс съехать от родителей и быть частью моих картин.

–Что Вам известно о моих родителях?– удивилась Инга.

–Ровным счётом, ничего. Я не знаю Ваших родителей и в лицо их не видел. Но думается мне, они мало чем отличаются от идей коммунистов, или националистов. Радикальные и высокомерные личности, которые явно считают себя умнее всех на свете.

–Будьте аккуратнее со словами молодой человек. Они как-никак моя родня.– заявила Инга.

–Прошу прощения за столь громкие слова. Я обещаю, что впредь буду мягок в выражениях.– извинился Ян и вернулся к мольберту.

–Так, когда мне приступать к работе?– вопрошала Инга.

–Будет неплохо, если Вы вернётесь в исходное положение и устремите взор на небеса.– ответил Ян и взял в руки кисточку.

Инга, следуя указаниям творца, вернулась в исходное положение и устремила взор на усеянный звёздами небосвод. Полы куртки развевались на тёплом ветру, и холодный бетон под ногами морозил упругие ступни. Волосяной пучок кисти осторожно коснулся полотна, и Ян продолжил писать начатую картину…

***

Оттопырив ноги, Инга удобно расположилась на советской кушетке и рукой подпирала голову. Собранные в пучок волосы, оголили массивный лоб, не то носорога, не то дельфина и строгое по нынешним меркам платье укрывала бахромой разбитые об асфальт колени. Третий час Инга лежала на советской кушетке, не меняя исходного положения и надо сказать, что руки её, подпиравшие голову, вскоре онемели. И унылая обстановка, царившая в мастерской, наводила Ингу на мысль, что неплохо бы часок-другой вздремнуть, пока художник занят работой. Но она прекрасно знала, что глаз смыкать ни в коем случае нельзя, иначе вся картина пойдёт коту под хвост. И если художник, задумал нарисовать девушку с открытыми глазами, то будь добр мой милый друг – терпи, чего бы тебе это не стоило. Быть натурщицей, как выяснилось, дело не из простых и стоит больших усилий. Боль в боках, отёкшие ноги, и красные от недосыпа глаза, наводили родителей на мысль, что Инга связалась с плохой компанией. И как бы родители не старались, но найти сигареты под кроватью, или шприцы в шкафу, им так и не удалось. «Где ты весь день шлялась!?», недоумевала мать и устраивала внеплановые обыски посреди ночи. Хуже чекистов… Инга либо отнекивалась, мол, не мешай мне, я занята, либо уклонялась от расспросов матери. Впервые за долгие годы, равнодушие отца к воспитанию дочери сыграло ей на руку. Анита Павловна долго упрашивала мужа надавить на Ингу, но отец оставался равнодушным к воспитанию дочери. И за просмотром футбольного матча, отца посетила мудрая, как он думал поначалу, мысль – гораздо лучше иметь сына, нежели дочь. С ними хоть поболтать есть о чем. И чтобы мать, поскорее отвязалась от неё и перестала устраивать обыски в комнате, Инга намеренно солгала, что работает продавщицей в гипермаркете.

Несмотря на каждодневные боли, ей нравилось быть натурщицей. Хотя первые дни, она терпела множество неудобств в новой для себя роли. Ибо сидеть на протяжении долгих часов в положении смирно, не всем под силу. Как и было обещано, платил Ян вовремя и неприлично много для девочек её возраста. Однако Ян по собственным убеждениям, не платит девочкам, он платит исключительно натурщицам. И если работник к делу подходит крайне ответственно, то ему причитается удвоенная премия. На первых порах Ян старался не нагружать Ингу работой, поскольку знал, что эксплуатация детского труда карается по закону. И никакой интимной близости между ними не наблюдалось, чисто деловые отношения. Инга смотрела на него, перво-наперво как на закадычного друга, а Ян в свою очередь смотрел на неё, как на молодых лет натурщицу. Разница в возрасте значительно препятствует любви молодой натурщицы и художника. Правда, иногда Ян невольно представлял Ингу в подвенечном платье у алтаря. Но эти дурные мысли, не более чем детский лепет. И не секрет, что большинство мужчин при виде симпатичной нимфы пускают слюни, и представляет её в образе красавицы-жены.

За последний месяц Ян написал ровно три картины, это, кстати, на три больше, чем в прошлом и позапрошлом году. И в каждой из трёх картин, Инга играла ключевую роль. То она неделю держала яблоко в руке, то она делала вид, что занята уборкой по дому. И порой думалось, что проще на пятый этаж внести рояль, чем месяцами работать натурщицей. Боли в пояснице, в ногах, в руках, да в любой части тело, перестали восприниматься ей, как нечто из ряда вон выходящее. Вполне себе обыденные травмы и нет в них, чего-либо страшного – того, что могло бы порядком изувечить тело до безобразия. Инга приучила себя не обращать и грамма внимания на боли в спине, или в ногах. Второй месяц она работает натурщицей и терпит острые боли, несмотря ни на что.

И в который раз Инга позирует лёжа на советской кушетке и ждёт – не дождётся, пока Ян наконец-то допишет с неё очередную картину из серии: «Строгие черты лица…». И порой кажется, что Инга сроднилась с болотного цвета кушеткой, телом приросла к бархатной ткани, пустила корни в изящную обивку, и совсем позабыла, каково это, лежать на другом боку.

–Ян, что ты рисуешь?– любопытства ради, спросила Инга.

–Картине не рисуют, их пишут.– ответил Ян и между тем водил кистью по масляному холсту.

–Хорошо. Тогда, что ты пишешь?– Инга не переставала осыпать художника вопросами, однако Ян отвечал сухим молчанием.– Ну же! Поговори со мной, иначе я усну. Знал бы ты, каково это, работать натурщицей.

–Знала бы ты, каково это писать картины и платить натурщице за то, что она круглыми сутками дрыхнет на диване.– губы Ян расплылись в улыбке.

–Ты неисправимый грубиян! Тебе нет места, среди женщин. Ты их недостоин.

–А мне женщины ни к чему. Когда в руке моей лежит кисть, а перед глазами на складном мольберте чистый, будто снежная пелена холст, то большего мне и надо. Я по уши влюблён в искусство и ни одна плоть, даже самой изящной девицы на всём белом свете, не способна отбить у меня любовь к холсту.

–Ты хоть сам-то понимаешь, что ты, или кого ты там рисуешь на своих полотнах?– О творчестве Яна Микуленко натурщица Инга не имела ни малейшего понятия. Не понаслышке она знала, что Ян востребован, как художник и творец. И если в кругах ценителей современного искусство на картины молодого художника имеется большой спрос, то, стало быть, Ян рисует недурственно. Возможно в глазах молодой натурщицы, его картины, это ни, что иное, как сплошные геометрические фигуры, размытые очертания и попытка запечатлеть одним мазком целую эмоцию, но современное искусство думает иначе.

–Если я перестану понимать написанные мною картины, то спрос на них значительно упадёт. Я бы сказал, приравняется к нулю. Современное искусство, нынче подвержено тотальной критике. Уровень мышления многих диванных мыслителей, остановился в далёком 1812-м году, когда в приоритете у художников была великая живопись и неотразимые портреты. Но современное искусство, пришло на смену старому течению моды. Малевич со своим чёрным квадратом ознаменовал эпоху загадок и тайн. Теперь мало смотреть на картину и видеть в ней раскаты грома, или шторм на средиземном море. Теперь, чтобы по достоинству оценить картину, необходимо иметь абстрактное мышление. Понимаешь ли Инга, современный мир по горло сыт чудными портретами и пейзажами на огромных холстах. Искусству необходим был эффектный толчок, второе дыхание и тогда миру явился сам Казимир Малевич. Безусловно, я признаю величие картин Микеланджело, или Ван Гога, или других гениев мирового искусства. Но и в то же время, мне близок Сальвадор Дали, надо статься, главный сюрреалист двадцатого века. Современное искусство, это переход от большого, к широкому. Мало уметь рисовать на холсте снежную метелицу, кроме чудесных, пропитанных живописью мазков, необходимо кроме того придать картинам нечто новое. Современное искусство – это сплошное новаторство. И дошло до того, что люди перестали писать картины, теперь они рвут холсты, сжигают их и обливают томатным соусом в знак протеста. Современное искусство на корню изменило взгляды целых поколений, двадцатого и начала двадцать первого века. Люди, рождённые в пределах этого столетия, подчас забывают о простом. Они ищут смысл там, где его отродясь не бывало.

–Наверное, ты знаешь, о чём говоришь. Но я всё равно не понимаю твои картины. Они слишком просты. В них нет, ни образов, ни природы, ничего, что могло бы свести с ума целое поколение людей. Сплошные чёрточки, да кружочки.

–Вы слишком ограничены, чтобы понять моё искусство. Мои картины, огромны и каждый находит в нём что-то новое… Исключительное. Я не пишу на холсте раскаты грома, я хватаю со стола кисть и одним мазком на полотне, я дарую людям пищу для тяжеловесных размышлений. Я вижу портреты по-своему, и вместо плоти на советской кушетке, я нахожу неподдельную эмоцию Ваших тонких губ. Моя цель – заключить эмоцию, не в чертах лица, а в геометрической фигуре, или в размытых очертаниях. Для этого мне необходимы две вещи – это время и покорная натурщица. И если остановить время, я не способен, то в моих силах сделать Вам замечание. Перестаньте же, наконец, болтать!

–Эх… Вы неисправимый ворчун. И в картинах Ваших нет ничего особенного. – съязвила Инга.

–Всё! На сегодня хватит. Я сыт по горло. Мне нужен отдых. От Вас! И от всего, что с Вами связано! Увидимся завтра. И прошу не опаздывать. Писать по памяти, мне довольно трудно. Я должен видеть Ваши эмоции наглядно. Я ухожу.– Ян убрал с колен палитру, обеими руками схватился за колёса и с бутылкой красного вина скрылся на балконе.

Инга поднялась с кушетки, силой оторвала тело от худой обивки, и ощутила, как по бледной спине пробежала сотня другая мурашек. Поясница изнывала от боли, мышцы онемели, сделались ватными и рука, часами подпиравшая голову, напрочь отсохла. Инга приступила к минутной гимнастике и обеими ногами встала на ворсистый ковёр. Она прыгала на месте, разминала шею, работала кулачками, воспалённые суставы, то и дело хрустели буквально от каждого телодвижения. Инга покончила с гимнастикой, накинула на плечи куртку и оставила квартиру художника.

***

На пороге дома Ингу встретила сварливая мать, и вдруг запахло жареным. Не то курица в духовке, разносила благовоние по всей квартире, не то гнев глазах Аниты Павловны норовил испепелить всё живое. И тёплый приём с нотками бытового насилия ей был обеспечен. Не успела Инга разуться, снять куртку и отойти от трудовых будней, как разгневанная мать с ходу прописала родной дочери хлёсткую пощёчину. Инга отпрянула к входной двери и ладонью схватилась за больное место.

–Больно… За что?– горечь обиды ранила Ингу в самое сердце.

–Будешь знать, как родную мать за нос водить. Ты кого во мне увидела!? Глупую простушку!? Деревенщину!? Или тупую малолетку!? Ты всерьёз думаешь, что я не стану навещать родную дочь в гипермаркете, зная, что она там работает. Ты либо тупая, либо скрываешь от меня правду. И поскольку я твоя мать, то в твоих жилах течёт моя кровь. И думается мне, что ты сикильдявка нагло врёшь мне прямо в глаза. А ну выкладывай всё, как есть, иначе я возьму отцовский ремень, и тебе мало не покажется. Всю дурь из тебя выбью.

–Не надо мама…– жалостливо простонала Инга.

–Не мамкай мне тут! Дрянь мелкая.– чаша терпения с минуты на минуту лопнет и Анита Павловна пустит в ход кулаки, либо на крайний случай, прибегнет к отцовскому ремню, если же Ингу вдруг решит умолчать о самом главном – откуда она берёт деньги.– Признайся, что ты связалась с дурной кампанией! Не заставляй родную мать нервничать!

–Я не связалась с плохой кампанией. Напротив, я вожусь лишь с культурными людьми. Вот, например, недавно, я познакомилась с художником, и теперь мы с ним, как говорится, не разлей вода.– Инга пыталась упорно донести до матери всю правду.

–Тогда откуда у тебя кошелёк набитый деньгами! Я была сегодня в гипермаркете и битый час искала тебя, то здесь, то там. И никто! Абсолютно! Ингу Бледных в глаза не видел! Я как дура, спорила с директором магазина. Устроила скандал на весь гипермаркет и что в итоге! Сучий охранник выставил меня на улицу.– Анита Павловна, для пущей убедительности искусно махала обеими руками, точно пылкий итальянец показывал туристу дорогу.

–Хорошо! Так уж и быть! Признаюсь. Я не работаю в гипермаркете…

–Тогда откуда у тебя столько денег?

–Я работаю натурщицей, у одного художника… Он пишет с меня картины.– гордо заявила Инга. Она ждала, что мать проявит куда больше милосердия и похвалит уставшую дочь за чрезмерные потуги приобщиться к искусству.

–Ах ты потаскуха малолетняя! Телом торгуешь! Грудь напоказ старым пердунам выставляешь!– Анита Павловна пустила в ход кулаки и принялась колотить дочь металлической вешалкой.– Воспитывала дочь, а выросла проститутка! И как тебе стыдно…

–Успокойся! Ненормальная! Я догола ни перед кем, не раздевалась. У меня парень есть. Он художником работает. Востребованным!– ответила Инга, и на душе вдруг стало спокойно.– Он меня любит и в обиду не даст.

–Что ещё за художник? Откуда он родом? Иностранец? Надеюсь правильной национальности.– что-что, а ненависти к южным народам у Аниты Павловны не занимать.

–Он обычный художник. Славянской внешности. И вообще, какая, в конце концов, разница, откуда он родом. Главное, что человек хороший.– недоумевала Инга.

–Большая! Все не русские, спят и видят, как бы наших баб окучить. Сперва обрюхатят наивную девку, а потом сбегут к себе на родину. И кому она с ребёнком нужна будет?! Так что не думай привести домой не русского. Я хочу белых детей, а не помесь чёрного и белого. Вот пускай едут к себе на родину, там и заводят семьи. А здесь им делать нечего. Тут и своих дибилов, пруд пруди!– продолжала мать.

–Он русский с головы до пят. И пишет картины! Он востребован, как художник.– гордилась Инга вымышленным парнем.

–Иди сюда… Обниму.– столь внезапная новость растопил лёд на сердце матери, и она стиснула Ингу в любовных объятьях. Анита Павловна развела сырость на щеках и была несказанно рада тому, что дочь наконец-то встретила любимого человека. И не абы кого, а художника.

Так и простояли они в обнимку четверть часа и ни слова друг другу не сказали.

***

Наутро Инга вернулась в исходное положение и легла на советскую кушетку. Ян продолжил работать над очередной картиной и думал, как скоро она от него сбежит. Такую работу, не каждый осилит, в особенности, если ты девочка-подросток. Работать натурщицей, это Вам не мелким чинушей в администрации города бумажки заполнять. Эта профессия требует немалых усилий, в том числе терпение и послушание. Тонкости и сложности работы натурщицей многогранны. И доподлинно известно, что не всякого рода девица, способна выстоять четыре часа в одном положении, и при всём при этом подолгу смотреть в одну точку на стене, целиком заморозив мимику лица. Отсюда горькие последствия – остеохондроз коленных суставов, потеря зрения и варикозные расширение вен.

Вот на какие жертвы идёт натурщица, ради искусства! Инга делает первые шаги на этом поприще и к делу подходит крайне ответственно. Не самая весёлая работёнка, но это куда лучше, нежели часами преть в офисном кресле и строчить на бледных компьютерах отчёты за прошедший квартал. И что ни говори, однако работа натурщицы, даёт ей полное право называть себя – частью современного искусства.

Неписаный устав любой натурщицы гласит: молчание – находка для любого художника. Но порой Инга забывает о главном… о том, что тишина в мастерской на вес золота и начинает безумолку чесать зыком.

–Послушай Ян… У меня для тебя есть чудесная новость. Мои родители, хотят с тобой познакомиться.– её голос заметно дрожал, а вместе с ним дрожали и тощие до костей руки. Инга говорила медленно, бубнила себе под нос и губы почти не раздвигала, стараясь не нарушить целостность выстроенной композиции.

–Неужто они давние поклонники моих картин? Если да. То я крайне польщен. Я и не думал, что среди обывателей, есть истинные ценители современного искусства. Как правило, они зачастую нелепы в выражениях и клеймят мои картины, называя их дешёвой мазнёй.– сказал Ян и макнул кисть в цветную палитру.

–Нет… Не совсем. Они люди далёкие от искусства и за всю свою жизнь лишь однажды бывали в музее восковых фигур. Как там говорили коммунисты!? Рабочий класс!? Ну, так вот… Мои родители эталон рабочего класса.– Инга не стеснялась говорить в открытую, что её родители от искусства далеки, настолько, что световых лет не хватит, чтобы просчитать их культурную необразованность.

–Тогда, что им от меня надо? Говорю сразу. Портреты на заказ я не делаю! Я этим больше не занимаюсь. Мне того раза хватило выше крыши… Когда двум ярым представителям субкультуры радикального быдла, чем-то не угодила моя работа – «Чёрный сюр в лицах работяг!». И поскольку они наваляли мне, мама не горюй! То я не желаю более с фонарём под глазом ходить. С меня достаточно того, что от удара битой моя голова чуть не раскололась на два равных полушария. И что самое главное, эта пародия на людей… эти гады, не купили мою картину. Скажу больше, они её нагло порвали! А я вложил в неё душу…– Ян слегка приуныл. История с рукоприкладством кончилась тем, что недовольных клиентов в итоге поймали и завели на них уголовное дело по 112-й статье: причинение вреда здоровью средней тяжести.

–Поверь мне… Ни моей матери, ни отцу и в голову не взбредёт поднимать руку на гостя, тем более на… художника. Просто вчера вечером мать набросилась на меня с кулаками и устроила мне, что называется допрос с пристрастием. И я не придумала ничего лучше, чем сказать, что ты мой парень.– на минуту ей захотелось принять более удобную позу. Но не став нарушать целостность всей композиции, Инга отказалась от этой затеи.

От услышанного Ян потерял дар речи, и кисть в руках художника застыла над холстом. Он словно обратился в каменную статую и на любой вопрос теперь отвечал немым молчанием. И откуда ни возьмись! Раздался грохот! Палитра тёмных красок соскочила с разбитых параличом колен и живо плюхнулась прямо на ворсистый ковёр. Орава кистей рассыпалась по полу, и Ян судорожно принялся собирать их в одну кучу. На помощь художнику пришла Инга. Она встала на четвереньки и нащупала под коляской махонькую кисточку. Видимо Ян, всё же испытывал к ней любовные чувства. И между ними куда больше, чем просто деловые отношения молодой натурщицы и художника.

–Не стоило…– робко ответил Ян.

–Чего именно.– спросила Инга.

–Не мне стоило помогать. Я и сам неплохо справляюсь. К тому же ты покинула рабочее место. А это не есть, хорошо…– ответил Ян.

–И что теперь? Ты меня уволишь?– губы её расплылись в лёгкой улыбке, и сама она сияла, точно солнце поутру.

–Обойдусь простым штрафом..– ответил Ян и тотчас подобрал с пола упавшую вверх дном палитру красок. И чтоб тебя! На ворсистом ковре отпечатались тёмные пятна и надо статься, обычном порошком их не вывести. И как художник, Ян плевать хотел на ковёр. Ибо его жизнь, это сплошная метаморфоза тёмных пятен. Но будучи хозяином этой квартиры, Ян места себе не находил в силу того, что бабушкин ковёр, полувековой давности, сызнова придётся отдавать в химчистку.

–В виде чего?– Инга кокетливо стреляла глазками и настырно добивалась от него признания в любви.

–Пока не знаю… Но я что-нибудь, да придумаю.– ответил Ян.

–Будь другом… Выручи меня завтра… Явись на встречу, хоть на один часик…

–Завтра! Инга… Честно слово. Ты меня убиваешь! Я тебя знаю без году неделя, а ты уже мне в родственники набиваешься. Не забывай, что между нами, исключительно деловые отношения. Я художник, ты моя натурщица. И не более того! -ответил Ян.

–Вот именно! Не дай мне зачахнуть… Ведь я твоя натурщица. Подумай, что будет со мной, если ты не явишься на ужин. Да родители меня заклюют. Разве ты этого хочешь. Прошу тебя!– Инга встала на колени и схватила его за руки.

–Подымайся! Не стой на коленях. Вещи подобного рода дискредитируют меня, как мужчину. Я, будучи представителем сильного пола, не позволю, чтобы женщина ходила передо мной на коленях.– Ян силой принудил Ингу встать с колен и не позорится.– Имей хоть немного уважения. Я инвалид! Как ты этого не понимаешь! Я элементарно не могу без помощи соседа взобраться на крышу дома, а ты мне предлагаешь сходить на ужин!?

–Я помогу тебе! И престань ныть. Ты не инвалид, ты особенный. Вот я серая мышь. Но ты… Уникум… Женщин моего калибра, на свете десятки миллионов, если не сотни. И поверь мне на слово, я знаю, о чём говорю. Ты востребованный художник. Люди платят деньги, чтобы посмотреть на твои картины. И пускай они довольно странные, но раз народ ходит, то им интересно.

–Хорошо… Хорошо… Твоя взяла. Ты меня уговорила. Я не прочь поужинать с твоими предками.– сдался Ян.

–Что бы я без тебя делала…– Инга заключила своего спасителя в крепкие объятья.

–С голоду бы померла.– ощутив на затылке весьма приятное дыхание, Ян проникся благовонием женских духов неизвестной марки. Перед тем, как пойти на любимую работу, Инга позаимствовала у матери флакон духов, то ли сербских, то ли молдавских и главное, что разило от них за версту. И не взирая, на то, что от молодой натурщицы смердело зловонием, художнику понравился резкий запах дешёвой дряни. Ян не прочь вдохнуть полную грудь ядовитых поров, если Инги ими надушится.– А теперь оставь меня в покое. Я хочу предаться размышлениям.

–А как же картина?– удивилась Инга. Впервые за месяцы работы натурщицей, она слышит от Яна подобного рода слова.

–Я слишком потрясен, чтобы работать. И мне надо переваривать тяжеловесные мысли в своём котелке. Так что, на сегодня хватит.– ответил Ян и удалился в соседнюю комнату. Инга накинула на плечи куртку и вернулась домой.

Ян мирно сидел возле окна, а если быть точнее, он провожал взглядом бесконечную вереницу облаков. Его распирали незнакомые доселе чувства, от которых голова кругом идёт и ладони потеют. То ли диарея, то ли спазмы в желудке, тому виной. Сразу ведь не поймёшь. Возникло явно желание творить и тяготеть ко всему живому, вплоть до уродства, какими бы оно ни было. И не до конца ясно, что именно рождало в нём чувства, одновременно мрачные и ликующие. Но одно Ян знал точно – Инга имеет к этому прямое отношение.

–С чего вдруг Инга Бледных к тебе захаживает? Неужто любовь?– любопытничал Витасик. Он притаился в тёмном углу и наблюдал за ними больше часа. С тех пор, как Инга улеглась на кушетке, Витасик не двинулся с места и звука лишнего не издал, и даже успел часок другой покемарить.

–Тебе-то какое дело? Ты лучше меня на крышу дома перенеси. Здесь дышать нечем… Сплошная духота, что в гостиной, что на балконе. Мне кровь из носу нужен глоток чистого воздуха. И не задавай лишних вопросов. Я выдохся!– жаловался Ян.

–Кто это, мы!?– недоумевал Витасик.

Бывает и такое, что Ян, сложив руки на груди, выдаст мудрёное словечко и кого угодно ведёт в лёгкий ступор. И Витасик тому в подтверждение… Он зачастую делал умный, полный мыслями вид мудрого человека, хотя сроду не знавал таких слов.

–Я и моя душа.– ответил Ян и закатил глаза.

–Ну… Хозяин барин.– утвердил Витасик и по щелку худых пальцев, они тотчас же растворились в воздухе.

Тёплый ветер ласкал щёки, и небо казалось, до того голубым, что возникало желание искупаться в бездонном море. В шаге от обрыва, Ян сидел на инвалидной коляске и не сводил глаз с прохожих. Одни плетутся домой, вторые шагают по делам, а третьи гуляют по городу и не знают, чем себя занять. Ян сидел в инвалидной коляске, на краю обрыва и думал о завтрашнем дне.

С Витасиком Ян знаком давно и в их знакомстве нет ни грамма того, что могло бы заинтересовать читателя. В тот будний день он безнадёжно колесил по квартире, из одной комнаты в другую, раздвигал горы мусора и отчаянно пытался найти чистый, нетронутый холст. Сперва Ян перевернул вверх дном мастерскую, следом он вытряхнул шкафы в спаленной комнате и заглянул под кровать. Но кроме старой палитры и кистей, он так ничего толком не обнаружил. Сплошной мусор злился Ян, и тогда он двинул в гостиную. Творческий беспорядок царил повсеместно, и не было, в квартире такого угла, кроме мастерской, где чистота и порядок нашли точку соприкосновения. Витасик по доброте душевной прибирался в доме неряшливого художника, но держать постоянный бардак в чистоте, это сродни безумию. Он решил между тем убраться в гостиной комнате и напрочь позабыл о хозяевах квартиры.

И получив, по темечку складным мольбертом Витасик опрокинул гору мусора и трижды пожалел, что сунул свой нос в эту никчёмную квартиру. Ян в конечном итоге повесил на него ярлык злостного грабителя и обещал вызвать стражей порядка – они пулей отправят последнего ворюгу на нары срок мотать. Витасик же в свою очередь напористо отрицал любую причастность к грабежам. Он и мухи не обидит! Расставив, всё точки над i, они в одночасье, без лишней суеты выяснили, кто есть кто, и что мы из себя представляем. В знак примирения, Ян написал портрет Витасика и в конечном итоге продал картину давнему коллекционеру современного искусства. Витасик ничего против картин не имел, но ему некуда было девать огромный холст. Не повесит же он его в квартире! Закадычными друзьями их точно не назовёшь, но если они и враждовали, то из рук вон плохо. Бывают, что человек тебе и ни друг, и ни враг, а нечто среднее. Вот и они друг другу, были нечто средним… Приятели. Ни больше, ни меньше…

***

Электрический будильник на прикроватной тумбе призвал Яна воспрянуть ото сна. Что он и сделал. На часах мерцала шестёрка. Довольно нетипичное время для художника его лет. Как правило, Ян обычно дрыхнет до полудня и, восставши ото сна, он на голодный желудок приступает к работе. Перекус Ян делает ровно в четыре часа полудня, ни секундой меньше, ни минутой больше. К тому времени его изголодавший желудок берётся издавать нелицеприятные для ушей звуки. И правду люди говорят, что волки в животе воют. Однако сегодня Ян проснулся с первыми петухами. За окном светало, и лучи раннего солнца мало-помалу наполняли квартиру редким золотом.

И прежде чем, разбить над чугунной сковородой три куриных яйца и добавить щепотку соли, Ян первым делом нащупал в недрах шкафа чёрный костюм с белым воротом и лакированные туфли. В последний раз Ян был при параде на музейной выставке в честь русского авангардизма и с тех пор костюм оставался в нетронутом виде. От пиджака до сих пор веяло унынием высокопоставленных лиц на вороте и неподдельной скукой в области плечевого шва.

Попутно замечу, что на лацкане чёрного пиджака отпечатался сигаретный окурок, упавший с балкона и для полноты всей картины на шлице рукава не хватало одной пуговицы. Но ничего страшного, Ян придумает, как ему скрыть подобного рода недуг. Ян художник! Весь быт его, вплоть до личной гигиены неопрятен до мозга костей, и сам он подчас забывает обрить густые баки на щеках. Ему не привыкать… Лакированные туфли Ян вынимал в прошлом году и отнюдь не ради того, чтобы впечатлить даму сердца. Он делал это ради искусства! И поставив на стол одну пару чёрных ботинок, Ян приступил к работе над очередной картиной – «Ешьте обувь! Братья!». Художник так и не успел воплотить новаторскую идею в конечный продукт. Ибо пропало желание. Не хватило сил.– Ибо запал упал об пол и погас!– именно эту фразу написал Ян на обратной стороне холста. И ради хохмы стоит добавить, что один из провинциальных музеев под Таганрогом с радостью взял под крыло уникальную картину молодого, но подающего большие надежды творца современного искусства.

И не пристало ему! Художнику первой величины приходить на званый ужин в драных лохмотьях. И чтобы хоть на десятую долю соответствовать образу успешного человека, сперва необходимо нагладить мятые брюки и снять с лацканов пиджака годовалую паутину. Ян раздобыл в кладовке старый утюг и до чопорной прямоты сгладил на чёрных брюках все неровности. Следом он взялся начищать гуталином лакированные ботинки и едва не протёр в них огромную дыру. Он надеялся очаровать семейство Бледных, в особенности Ингу и раскочегарить в ней любовные чувства. Ян не до конца сознавал причину, по вине которой сердце бьётся, словно боксёр на ринге, птицы в животе нарезают бесконечные круги, и широкие ладони потеют день ото дня. Нервы? Лихорадка!? И то и другое имеет место быть. Но в глубине души Ян истинно понимал, что его ранимое сердце пронзила любовь. Изначально он наивно полагал, что между ними исключительно деловые отношения. Только и всего… Но выяснилось, что Ян далеко не бессердечная машина с кистью в руках и палитрой на коленях, а человек способный любить и быть любимым. Он художник и будучи творцом, знает толк в неподдельной любви.

Ян подготовил костюм к выходу на свет и между тем налил себе чашечку крепкого кофе. Как пуля и автомат! Как стрела и амурная любовь! Кофе и сигареты – идеальное сочетание для тех, кто по жизни волк-одиночка и на досуге любит предаться долгим размышлениям о сущности бытия. На скорую руку Ян сварганил яичницу с жареной колбасой и приправил блюдо щепоткой соли. И чтобы уберечь время от условностей, он кушал прямо со сковороды. И на кой, спрашивается, горы посуды зазря марать. Чтобы отведать простой яичницы? Он, в конце концов, не устриц поедает за одним столом в кругу видных фигур, а обыденную яичницу.

Опорожнив чашку до самого дна, Ян провёл горбушкой чёрного хлеба по сковороде, размочил в остатках яичницы хрустящую корку, и покончил с приёмом пищи. Он швырнул грязную сковороду в умывальник и скрылся в соседней комнате. Сковороду он обязательно помоет, и вилку, и чашку, и горы немытых тарелок. Как только руки до посуды дойдут, так сразу! В квартире художник царил постоянный бардак и ему, как человеку занятому, попросту не хватало времени, чтобы привести жилище в относительный порядок. И похожая картина наблюдалась почти во всех комнатах, кроме мастерской – там витала сама чистота. За рабочим место Ян следил в оба глаза. Ибо негоже ему, творить высокое искусство в окружении пахучего мусора и горы объедков. Тут, как-никак, дело принципа.

Ян заехал в ванную комнату и принялся наводить праздничный марафет. Он сбрил жестковатую щетину недельной давности, снял густые бакенбарды и впервые за долгое время удосужился вымыть голову шампунем. Оказалось, что у него довольно пышная шевелюра и надо бы срочно наведаться в парикмахерскую, иначе хвостик отрастёт. Ян прождал в гостиной до самого вчера и не знал, чем себя занять. К мольберту прикасаться, настроение не лежало, а телевизор вещал сплошной бред. Так и просидел он в полном одиночестве до самого вечера. Только он и перекидной блокнот с карандашными набросками мифических существ, нечто вроде ходячего дерева, или умного в общении чиновника.

И ближе к семи часам вечера в дверь позвонила Инга. Чёрное платье ниже колен, наглухо прикрывало все непристойности, и прямым текстом намекала, что Инга девушка приличная. И на первом свидании, дальше поцелую в щёчку, дело явно не зайдёт. И не мечтайте! Помимо чёрного платья, Инга рискнула надеть замшевые балетки, тонкие колготки и собрать пышные волосы в пучок. Она слегка подкрасила губки и нанесла тени на густые брови. Инга не походила на модель первого класса, и на подиум её не рискнул бы поставить и самый последний глупец. Однако Ян находил в ней тонкую изящность и неподдельную красоту женского тела. На вкус и цвет, товарища нет! Многие бы осудили выбор Яна и обрекли его на жизнь с пустоголовой девицей. «Да на кой тебе сдалась эта серая малолетка. Ни кожи, ни рожи! В мире столько женщин, готовых прыгнуть на парализованные колени успешного художника». Вот именно, что на колени художника. Прийти на всё готовое и свесить ножки – главный девиз большинства меркантильных женщин. А Инга, напротив, прыгнет на колени исключительно любимого человека и даже не подумает, сколько всего купюр он хранит в кошельке. Ноль! Всё деньги Ян хранит в банковской карте и считает бумажные рубли неким архаизмом – пережитком далёкого прошлого.

Инга выкатила инвалидную коляску в подъезд и помогла Яну спуститься на третий этаж. Увы, но пандусов в доме сроду не бывало. Лишь деревянные перила нагнетали тоску, и крутые ступени казались бесконечными. И сколько бы Ян не бился с коммунальщиками за право установить в доме пандусы, но чиновники все, как один стояли на своём – установить подобного рода конструкцию в подъездах Вашего типа невозможно. И тогда Ян решил не пороть горячку и самому установить пандусы, а главное за своё счёт. Но и эта идея успехом, как таковым, не увенчалась. Наутро следующего дня, злостные чиновники выявили ряд нарушений, и к обеду в подъездах не осталось ни одного пандуса. Казённая система, основанная на бюрократизме не оставила ему иного выбора, как подчиниться администрации города и всем, кто там трудится в поте лица. С тех пор Ян не докучал коммунальщиков просьбой установить в доме несчастный пандус. И проще будет Землю повернуть вспять, нежели добиться от чиновника акта благодетели.

Дверь в квартиру семейства Бледных оставалась открытой ровно на три дюйма. Потянуло жареной картошкой, видимо Анита Павловна сподобилась приготовить нечто большее, чем простые макароны, или картофельное пюре с подливой. Было слышно, как на кухне гремела посуда, и мать вовсю суетилась у плиты. Отец развалился на кожаном кресле и в полудрёме смотрел телевизор, в то время как мать хлопотала на кухне. Инга медленно вкатила инвалидную коляску в дом и помогла Яну снять лакированные туфли. И стоило ему начищать туфли до блеска!? Коли он снял их на входе. И услышав в соседней комнате натужный скрип колёс, мать на секунду отошла от плиты, чтобы взглянуть на принца и белоснежного коня. Сидя на стальном коне, Ян негодующе вскинул руками и в присущей ему шутливой манере заявил: «Мама, встречайте гостей!».

И каково ей было застать немощного инвалида, на месте здорового и состоятельного жениха любимой дочери. Хотя… На счёт состоятельности, Ян Микуленко со многими может потягаться, однако хилое здоровье и отсутствие ног отнюдь не играли ему на руку. Кого угодно, но только не инвалида на громоздкой коляске, ожидала встретить мать. Что-что, а подобного рода сюрпризы не сулят ничего хорошего, лишь сердечный приступ на нервной почве. Мать влажной тряпочкой натирала белую тарелку и готовилась встретить башковитого зятька. Но стоило ей застать в прихожей немощного инвалида, как тарелка выпала из рук и осколки битого стекла разлетелись по ворсистому ковру. Отец живо вскочил с кресла и точно комары на свет, он примчал на шум. В отличие от матери, отец не разинул пасть в изумлении. Напротив, он расчётливым взглядом смерил его тарантайку и забавы ради спросил: «А сколько лошадей под капотом!?». Мать не оценила колку шутку отца и обратила на него свой фирменный взгляд – вскинув густыми бровями, она очертила его гневным взором и нагнала лютой жути. Без лишних слов, отец сделался серьёзным и насупил радостные брови.

–Достаточно, чтобы поддать газку!– пошутил Ян и в ответ ожидал услышать хоть пару словечек. Но кроме безмолвной тишины ни мать, ни отец заговорить с ним не решались. Они смотрели на него, словно на музейный экспонат – смотреть можно, трогать запрещено. Отец вроде бы и поздороваться с гостем хотел, но руку ему так и не протянул. Не вежливо будет с его стороны, подумал Ян. И чтобы разом сгладить между ними все неровности, он первым делом протянул чете семейства потную ладонь. Отец, боясь вывихнуть инвалиду плечо, робко пожал гостю руку и отделился от него на приличную дистанцию, во всех смыслах этого слова. Всё это походило на сплошной цирк. Он словно не инвалид, а прокажённый чумой обитатель средневековья. Ян исподлобья взглянул на Ингу и лёгким движением руки намекнул любимой, чтобы она представила его родителям.

–Мама. Папа. Знакомьтесь, это Ян. Мы с ним пара.– Инга не совсем понимала, отчего вдруг родители, сделались до того холодными людьми и не проявили должного радушия. Странно… Обычно они гостеприимны и не дадут гостю умереть со скуки. А нынче сами на себя не похожи.

–Добро пожаловать… Ян.– мать впервые за столь долгое время перекинулась с гостем целой фразой.– Ну что ж… Прошу к столу. Чем богаты, тем и рады.– Мать проводила, не то гостя, не то калеку на кухню и усадила инвалида за стол. Они дружно расселись по своим местам, и неохотноприступили к долгожданной трапезе. И от столь холодного гостеприимства, остыла не только жареная картошка, но и курица в духовке. Минуты две от начала застолья в комнате царила немая тишина, и было слышно, как под люстрой жужжала назойливая муха. Инга попросила передать ей ломоть хлеба, и тогда Ян всучил любимой целый поднос.

–Благодарю Вас за столь тёплый приём.– Ян скрасил тугое молчание парой лестных слов в адрес матери.– Инга много о Вас рассказывала.

–Правда!? И что же она говорила!?– мать пыталась ухватиться за нить разговора.

–Исключительно хорошие вещи.– Ян прибегнул к гнусной лести. Но что только не сделаешь, ради любимой натурщицы… Или просто любимой.– Например, что Вы чудесная домохозяйка. И с Вам есть о чём поговорить.

–Вы кстати, чем на жизнь зарабатываете?– любопытничала мать.

–Я пишу картины.– гордо ответил Ян.

–А разве картины не рисуют?– удивился отец.

–Позвольте, я Вам объясню…– он отложил в сторону объятую маслом вилку и начал говорить об истории мирового искусства.– Прежде всего, любая картина, подобна книгам, или каменному изваянию, это отдельно взятая история. И не столь важно, чьих рук это творение – пейзажиста, или сюрреалиста… Главное, что художник истинный знаток своего дела и не первый год держит в руках кисть. И если картина, это своеобразная история…– он выдержал секундную паузу.– …То что в первую очередь делает человек с интересной историей? Правильно. Он в подробностях пишет о ней рассказ, или же эссе, или же статью в газете. Будь то, город, полный людьми, или же шторм на Средиземном море – всё это одна большая история, написанная рукой художника. Получается, что мы не рисуем историю, мы пишем её на полотнах. Ошибочно будет сказать, что художник рисует историю. Если же речь, конечно, не идёт о наскальной живописи. Тогда, верно… Первобытный человек за неимением алфавита, рисовал историю на каменной глыбе.

–Интересно… Интересно…– говорил отец с набитым ртом.

–Но разве можно, жить на одни картины!? А что если, Ваше творчество, с концами потеряет спрос среди публики? Что же тогда!? Вы станете побираться на вокзале!?– мать давили на гостя бестактными вопросами и дочери это не нравилось.

–Нет!– возмутился Ян.– В том случае, если же написанные мною картины, утратят интерес среди моих почитателей, то кроме ног, я лишусь смысла жить и творить дальше. Буду, что называется, влачить жалкое существование на те деньги, что я скопил, продавая картины.– ответил Ян. Но если говорить начистоту, то он лгал. И не имеет большого значение, упадут ли картины Яна в цене, или же утратят интерес со стороны публики. Что совой об пень, что пнём об сосну – всё одно, Ян продолжит писать картины. И самое страшное, что с ним может приключиться, это далеко не паралич обеих ног, или же гнев публики, как говорится, сегодня народ ходит налево, а завтра станет модно ходить на руках. Худшее из всех зол, насколько Ян может судить, так это отсутствие всякого желания писать картины. И потеряй он всякий интерес к холсту, то жизнь его утратит всякий смысл. Он станет полным импотентом.

–И что же случилось с Вашими ногами, если не секрет!?– мать, лишённая чувства такта, досаждала гостя исключительной грубостью. Услышав столь дерзкий вопрос, Инга тотчас же поперхнулась жареной картошкой, и поскорее протолкнула затор компотом. Отец хлопнул дочери по сопатке, и помог ей откашляться.

–Мама!– недоумевала Инга.

–Что мама!? Я должна знать, с кем имеет дело моя единственная дочь.– ответила Анита Павловна.

–Инга! Я в порядке… Ничего страшного, в конце концов, не случилось. Вы не первый, и не Вы последний, кто задаёт мне подобного рода вопросы. И если публика требует, то я разложу всё по полочкам. Ночь. Сентябрь. Слегка поддатый я сажусь за руль автомобиля. Косой дождь моросил с самого утра. Лобовое стекло, словно окатили ведром холодной воды. Ни дорога, а сплошная муть. Яркое свечение на вихлявой дороге. Фонарный столб, лобовое стекло и гнетущая тьма. Лишь помню, как в пьяном угаре я на секунду открыл глаза, и увидел перед собой мокрые кусты шиповника. И прежде чем, очнуться на больничной койке, я пять дней пролежал в коме. Вдруг ни с того, ни с сего, мне приспичило в туалет, но вот беда! Ноги не подчинялись мне, как я бы того не хотел. Паралич обеих ног – врач вынес приговор всей моей дальнейшей жизни и с тех самых пор я прикован к инвалидной коляске. Вывод напрашивается сам – я вёл неблагопристойный образ жизни, и сама жизнь в конечном итоге меня за это покарала. Я много курил, часто уходил в запой, обожал водку и неделями не подходил к холсту. Меня устраивал подобный расклад, иначе бы я давно завязал со всеми непристойностями, вплоть до пьянства и курения. Мне нравилось жить сегодняшним днём и не испытывать никаких забот. И отчасти я благодарен судьбе, что та авария на перекрёстке вправила мне мозги. Теперь, когда ноги мои парализованы, я днём и ночью, тружусь в поте лица, и веду крайне трезвый образ жизни.– отрывок из биографии Яна Микуленко, оказался, настолько душещипательным, что Инга удержала в себе слёзы и развела сырость на щеках.

Грядущий час они провели в незабвенном молчании и за столом не проронили ни единого слова. Тарелки, набитые кушаньем, мало-помалу истощились. Голодный, как собака отец, умял жареную картошку, а от мясистой курицы не осталось и следа. Лишь обглоданные кости и липкий жир вокруг тарелки, напоминали о сытном ужине. Трапеза удалась на славу, правда, сам вечер выдался скудным на разговоры. Ян хотел завести с четой семейства Бледных насыщенный на слова диалог, но больше, чем пары скудных фраз он от него так и не добился. На беседу с матерью, всех нервов не напасёшься. Она то и дело, наседала на гостя и задавала много личных вопросов. Весь вечер над столом на пару с вредной мухой, витала напряжённая обстановка и не мудрено, что Ян не просидел в кругу чужой семьи и пары часов.

–Ну… Что ж! Спасибо за ужин. Но пора, как говорится, и честь знать.– Ян перебил немую тишину, царившую на кухне с момента его прихода, и облегчил жизнь буквально каждому, кто весь вечер сидел за этим столом.

–Уже уходите!? Однако быстро Вы домой собрались. Не хотите ли напоследок отведать кусочек моего фирменного пирога?– разумеется, никаких пирогов Анита Павловна не пекла и последнее, чего она хотела, так это лишние пятнадцать минут, просидеть в томном молчании, среди лиц не расположенных к общению. И остаться на чай мать предложила из мнимой вежливости к гостю… Ни больше, ни меньше. Мать прекрасно понимала, что будь Ян в кругу интересных ему людей, то он ни за какие дарма не покинул бы застолье в самом его разгаре. Видно, что годы учёбы на психолога, не прошли даром. И окажись Анита Павловна чуточку умнее и не выскочи она замуж в двадцать лет, то имела бы весомый шанс сделать себе громкое имя, работая психологом. Но семья, как говорится, карьере помеха. Ты либо стойкая на проруху мать, либо независимая ни отчей помощи гордая женщина и хозяйка одной, чудесной, пушистой киски.

–Dan Kishon! Но я, пожалуй, откажусь от десерта.– ответил Ян.

–Может, останешься?– упрашивала Инга.– Ну, хоть на пару минут.

–Не докучай гостя. У него, в отличие от тебя, дела имеются.– мать слегка растерялась и не ожидала она, что Инга, встрянет посреди разговора.

–Мне, правда, пора домой. К тому же час поздний. На работу завтра. И не пристало мне, в конце концов, чаи распивать, когда у самого дел непаханое поле.– ответил Ян.

Их взгляды скрестились, точно шпаги в бою и для полноты сей картины не хватало тревожной мелодии на фоне. Мать окинула художника благодарным взглядом. Ян в долгу не остался и понимающе кивнул в ответ. Немое застолье воздержанных на язык лиц, подошло к долгожданному концу.

Возле умывальника гремела посуда всех мастей и на жирной скатерти, за вычетом крошек и редких объедков, ни грамма еды не осталось. Анита Павловна в срочном порядке настояла на том, чтобы отец проводил гостя домой, иначе сам Ян разве что, стукнется темечком о стальные перила и… здравствуй сотрясение. В то время, пока отец возился с гостем на лестничной клетке, мать едва ли не силой отвела дочь в соседнюю комнату, где и провела с ней воспитательную беседу.

–Ты кого это в дом привела!? Сдался мне твой калека безногий, как собаке баян. Ладно, хоть русский и на том спасибо!– мать кругами ходила по комнате и нервы взыграли не на шутку.

–Да что ты такое говоришь? Ян умный, образованный, заботливый человек и не даст меня в обиду. Он пример для подражания… Эталон идеального мужчины. Не спорю, он инвалид-колясочник. Но и что с того! В каждом из нас есть свои недостатки. Мы люди, в конце концов, а не роботы. В его случае, это так вовсе небольшая особенность.

–Небольшая!? Особенность!?– от услышанного у матери защемило в груди.– Он безногий! А если беда с ним случится. На кого ты инвалида оставишь. Я сиделкой не нанималась. Мне целый зять нужен, а не половина. Делай что хочешь, а ноги его в моём доме не будет! И видеться с ним ты перестанешь… Он на тебя пагубно влияет.

–Он тебе не сигарета, чтобы пагубно на меня влиять! И тебя не спросила, с кем мне видеться можно, а с кем нельзя. Моя жизнь! Мои правила! С кем хочу, с тем и общаюсь. А тебе мама! Я настоятельно советую изменить взгляды на жизнь. Иначе твори расистские наклонности, до добра не доведут.– Инга перешла на личности.

–Заткнись! Тварь неблагодарная… Будет тут меня всякая соплячка жизни учить. Молоко на губах не обсохло, чтобы с матерью в таком тоне разговаривать!– мать переполняло гневом.– Мой дом! Мои правила! Не нравится. Тогда вали на все четыре стороны! Иди к своему инвалиду! Поплачься в жилетку! Только и можешь, что реветь. Бестолочь… Глядишь семью заведёте! Ненормальная! Дура! Променяла родную мать, на калеку! Пригрела змею на шее. Но ничего… Рано или поздно, ты за всё ответишь!

–Не смей приплетать к разговору, наше с тобой родство. Ты меня родила, но матерью так и не стала! С меня хватит! Я ухожу! Chao!

Тем временем на лестничной клетке состоялся разговор тестя и будущего зятя. Отец проводил Яна до самой двери и напоследок обменялся с ним парой тёплых фраз.

–Женись на ней! И поскорее… Сил моих больше нет, Ингу воспитывать. С каждым годом она всё сложнее и сложнее. Ох уж, эта женская натура… Хрен взломаешь.– вздыхал отец.

–Поживём, увидим.– уклонялся от ответа Яна.

–Ты мой милый друг… Не в кинотеатра попал, чтобы видеть. Ты конкретно попал, и отступать нынче некуда, позади Москва!– говорил отец.– Дают, бери! Берут, беги! И мой тебе совет, лучше хватай своё счастье за руку и совет Вам, да любовь!

–Не торопите события… Всему своё время.– Ян ловко уходил от заданных отцом вопросов, точно болид на гоночной трассе уходит от преследователей.

–Перестань говорить со мной крылатыми фразами! Я, будучи главой семейства, отдаю тебе на поруки свою, заметь… единственную дочь и тому подобное. Ступайте в ЗАГС и создайте же, наконец, ячейку общества.– не утихал отец.

–Я подумаю.– ответил Ян.

–Ты думай… Только время не теряй!– говорил отец.– Бывай… Зятёк.

–До свидания!– бросил вдогонку Ян и подкатил коляску к входной двери. Само слово зять, пугало его до глубины души. Ян понятия не имел, готов ли он поставить штамп в паспорте, или же до конца дней своих носить тяжкое бремя холостяка. И чтобы прийти к умозаключению, он тщательно должен обмозговать, чем этаким хороша семейная жизнь. Ян скрылся в доме и запер за собой входную дверь.

Инга между тем наспех упаковала скудные пожитки в дряхлый чемодан и поскорее убралась с глаз долой из сердца вон! Мать склонилась над умывальником, взяла в руки тарелку, и принялась добела мыть посуду. Она ретиво намывала губкой жирные тарелки, вилки, чашки и сосредоточила весь свой неистовый гнев на бедную посуду. Слёзы обиды умильно стекали по румяным щекам, покрытые испариной волосы прилипли ко лбу, и горестно было сознавать, что родная дочь оставила мать на съедение волкам. Тыльной стороной ладони Анита Павловна неспешно подправила сырую чёлку и на почве лютой злобы швырнула в отца мыльную тарелку. Со слезами на глазах мать живо умчала в спальню и зарылась под холодным одеяльцем.

Инга робко подтянула к ногам увесистую поклажу, и одним своим появлением нарушила привычный уклад в квартире Яна Микуленко. Ингу буквально затянуло в водоворот жизни молодого художника и не останови он её полушаге к неминуемой гибели, то всё могло быть иначе. Молодых лет натурщица поселилась в доме художника и тем самым стёрла между ними ту самую грань деловых отношений. Первые дни ей приходилось крайне туго среди чуждых стен, полных тайн, творческого беспорядка и личных секретов, но в скором времени она с новой для неё обстановкой и во всём поддерживала безного художника.

С матерью Инга пересекалась часто, ибо жили они в одном подъезде и дышали одним воздухом. Общались между собой мало и неохотно. Стабильное – привет мама, и пара кротких фраз. Вот Вам и весь лексикон… И как-то раз, встретив на лестничной клетке мать, Инга наводила себя на мысль, что неплохо бы загладить между ними все шероховатости. Но стоило ей вспомнить, сколько злобы она выместила на единственной дочери, всякое желание наладить контакт перерастало в тупую ненависть, либо же отпадало разом.

И спустя некоторое время, Инга наперекор матери обручилась с калекой и свадьбу молодожёны сыграли в дорогом ресторане. Ни салюта, ни гостей, ни белого лимузина, ни тамады и прочих атрибутов русской свадьбы в ресторане не было. На стороне слегка зажатой невесты сидел, разве что, усатый скрипач и дух праздника, а жениха поздравить приехал целый репортёр журнала – «Искусство не знает границ». Весь вечер репортёр смаковал вино и между тем задавал многие вопросы.

–Что для Вас значит этот день!?– любопытствовал репортёр.

–Этот день ознаменован слиянием двух сфер моей жизни… Это моя любовь и моё искусство!– ответил Ян и вернулся к столу.

На медовый месяц молодожёны улетели во Францию, а если быть точнее, то в Париж. Город чистой любви поразил их нетленной красотой, величием и разношёрстностью местного колорита. Арабы, европейцы, азиаты, русские и представители иных культур безмятежно сновали по улицам города, и не уставали восхищаться красотой архитектурного ансамбля. В сердце Франции, на родине изысканных блюд и пантомимы, семья Микуленко полгода не знали, ни повседневной рутины, ни бытовых ссор, ни уныния. Давний знакомый Яна – Мишель Леруа, на половину алжирец, на половину француз, тяготел к современному искусству, и содержал на свои кровно заработанные евро целую галерею. В знак почтения, он с радостью позволил давнему товарищу, переждать холодную зиму в родовой усадьбе, до тех самых пор, пока он будет гостить за океаном… В Америке!

В первых числах июня семья Микуленко вернулась на родину. Главе семейства между тем удалось выгодно продать в заморские страны ряд картин, включая диптих и портрет молодой натурщицы. С вырученных денег, Ян выкупил двухэтажный дом на окраине города и теперь им не обязательно было ютиться в затхлой хрущёвке, неподалёку от родительского дома. Инга, как и любая замужняя девушка, всё чаще и чаще думала о потомстве. Но имеется, одна крохотная загвоздка… Ян неисправимо бесплоден. Как говорится, его автомат, стреляет только холостыми! Ян прекрасно понимал, что Инга хочет нянчиться с детьми, а не с ним и его работами. И тогда семья Микуленко от безвыходности положения, вернее ввиду его отсутствия, решила взять на попечение обездоленного ребёнка. И не одного, а сразу двух! Для разнообразия, так сказать. Близнецы-младенцы, некогда оставленные родителями в детдоме, стали гордо носить фамилию Микуленко. Пелёнки, ясли, школьные годы, повседневная рутина, присущая многим семьям, переезд в новый дом, общие успехи и падения, бытовые ссоры, непорочная любовь и так до тех пор, пока Инга и Ян не угорели в бане.

КОНЦОВКА

Не смотря на то, что в семействе Бледных разгорелся неслыханный доселе скандал и родная мать отреклась от дочери, Витасик с головой был втянут в разборки с Августом Цепеллиным. Юноша, без году неделя студент кафедры теоретической физики, на протяжении сего года досаждал хранителя домашнего очага зловредными выходками. Кстати, на днях Август Цепеллин окончил школу. И не абы как, а с отличием! Золотая медаль на шее и красный диплом в исхудалой руке зримо выделялись на фоне прочих одноклассников. Директор учебного заведения лично пожал молодому гению руку и дал пару дельных советов относительно того, как не поддаться соблазнам взрослой жизни и к сорока годам не спиться в подворотне. На этот счёт у августа были свои планы и алкоголю среди наград места не находилось.

И одна деталь не давала Августу покоя – косматое чудище, инородного происхождения. Юный физик считал своим долгом выяснить, откуда прибыл Витасик и какую цель он преследует на Земле. И в случае если Августу, удастся вывести Витасия на чистую воду, то светлое будущее ему и его потомка обеспечено. Но что им движет? Тщеславие или любовь к наукам? Август доподлинно не знал, и знать не хотел. Тщеславие, или любовь к наукам, велика разница! Если ты работаешь во благо процветания народа, то нет особой разницы, чем ты руководствуешься – жаждой наживы или безмездием!

Не стыдясь, совести, Август нарушил данное им клятвенное общение – прекратить научные исследования. И ловко скрывал свою причастность к науке. Он, зарывшись под одеялом, тайком от чуждых глаз делал карандашные наброски и прятал исписанные вдоль и поперёк блокноты за диваном в гостиной комнате. Однажды, Август не постеснялся и ночью, схватив со стола рулетку, снял с Витасика мерки – ровно один мэтр, ни сантиметром больше, ни сантиметром меньше. Тютелька в тютельку… Август поднёс ко рту чёрный диктофон и стал излагать мысль: «Рост – один метр. Внешне многим напоминает человека. В совершенстве обладает навыком телепортации. Весьма находчив», подобные метод ведения дневника он перенял в научной статье – «Грани фантастики». Он опустил квадратную кнопу и запись прервалась. Но то были цветочки… Месяцем ранее, Август решил взять кровь Витасика на анализы и под микроскопом открыть завесу тайн. Он ходил вокруг, да около, переминался с ноги на ногу, но проткнуть внеземной расе кожу – юноше духу не хватило.

И всё бы ничего, но дикие повадки любимого сына наводили матушку на мысль, что Август от своей науки в конец рехнулся. «Мой мальчик ведёт себя странно…», жалостливо роптала мать, и подруги тем временем отпаивали бедняжку спиртным коктейлем. Питался Август из рук вон плохо, спал по пять часов на дню и ни на шаг не отходил от своих блокнотов. Что верно, то верно… Мальчик и впрямь ставил под большой вопрос своё душевное равновесие. Вот сидишь на диване и думаешь, а не тронулся ли он на худой конец умом. И глянцевые журналы указывали на то, что у любимого сына биполярное расстройство. А глянцевые журналы врать не станут. Там люди с образованием сидят. Они знают толк буквально во всём. И как варикоз при помощи лука исцелить и как связь с космосом наладить в квартире. На каждый случай у них в редакции, по сотне решений имеется. В довесок ко всему на лицевую обложку журнала поместили не городского сумасшедшего, а статного мужчину в белом халате. Его чудная мордашка внушала исключительное доверие всех незамужних женщин и широкие плечи намекали на то, что в юные годы он занимался водной греблей.

Август смотрел на мать в недоумении, когда та решила сводить его к детскому психологу. «Нет, и точка!», топнул ногой Август и заперся в спальной комнате. Ишь чего удумала! К мозгоправам меня водить. Я человек полностью, соответствующий норме и не пристало мне по врачам ходить. Бери выше! Я не просто человек. Я куда лучше. Я образец человека. Умный, покладистый и самый скромный на свете парень. Меня всегда ставили в пример, и будут ставить до тех пор, пока тело моё не съедят кольчатое черви.

Разговор с матерью не подействовал на сына должным образом. Он точно оглох на выкрики матери и отгородил себя каменной стеной. Август не слышал, и слышать не хотел, какой бред на сей раз мать решительно пытается вдолбить в его, полную мыслей голову. Чего она ко мне прикопалась! Пускай лучше у плиты стоит, и борщи варит, да блины на сковороде печёт. Готовка у матери выходит, куда лучше, чем жалкие потуги вправить сыну мозги… Август подчас забывал об ужине и спать ложился на голодный желудок. Под музыкальное урчание алчущего живота, он обнимал мягкую перину и плавно отходил ко сну. И во многом он походил на заядлого наркомана. Для полноты картины не хватало сплошь исколотых вен и шприцов в недрах рюкзака. Но сколько бы мать не шмонала хату родного сына, закладок в комнате Августа сроду не водилось.

Витасик в свою очередь прекрасно знал, что Август с недавних пор взялся за старое. Однако виду он не подавал и на проказы горе-учёного смотрел сквозь пальцы обеих рук. Взрослый человек, а ведёт себя хуже годовалого ребёнка. И к тому же учёным себя величает. Ума, как говорится палата. Пускай мальчик делает, что душа пожелает. Да и кто ему поверит, что в его квартире завёлся представитель внеземной расы. Главное на людях вести себя крайне сдержанно и в таком случае даже последний вор, станет народным мстителем. Но ему можно подумать чувство такта незнакомо. Подчас Август переходил все рамки приличия и всюду наступал на пятки, куда бы, косматое нечто, не пошло. Сам Витасик редко обозначала собственную фигуру в квартире, он зачастую предпочитал коротать будни вдали от душевно больных людей. За исключением ночи, он всё свободное время проводил невесть где. Шатался по квартирам и убивал драгоценное время. Но уж лучше так, чем быть в одной квартире с умалишённым психопатом.

И поняв, что Витасик не пальцем деланный, Август прибегнул к радикальным мерам. Глубокая ночь, вступила в свои права и, свесив чернильные ноги, обосновалась на крышах панельного города. Молодёжь за окном распивала спиртные напитки, крыла матом буквально всё живое и с толкача пыталась завести отцовскую машину. «А ну заткнулись подонки малолетние! Я сейчас мужа позову, он Вам люлей таких навешает! Мама не горюй!». В ответ на угрозы долговязый мальчуган вытянул средний палец и скрылся впотьмах затхлого двора. Август тем временем сидел за письменным столом и думал над чистым листом бумаги.

Свет настольной лампы, куда забилась подбитая козявкой муха, ложился на тощие руки студента. И карандаш в руках Августа без дела не сидел, то он по столу бродил, то кружил в огненном танце. Август думал, каким этаким Макаром ему словить косматое нечто. Можно, конечно, будет накинуть на него рыболовную сеть, но какой от этого прок! Он по щелку пальцев растворится в воздухе и на глаза больше не попадётся. Да и где он в конце концов, рыболовную сеть отыщет… И вдруг его осенила чудная мысль. Август выгнул спину, в глазах его чёрных вспыхнули яркие искры, и он тотчас же воспрянул духом. «Снотворное!», заявил ни с того ни с сего Августа. От возбуждение он выронил на пол карандаш и в мыслях прикинул, где ему раздобыть шприц…

Благо, что мать держит в недрах аптечки упаковку димедрола и тем самым даёт отпор бессоннице. Месяцем ранее мать Август впервые за долгие годы не смогла отдаться снам и всю ночь пролежала с широко открытыми глазами. Зелёный чай на сей раз бездействовал, и даже валерьянка, не спасала от бессонницы. Две долгие ночи мать страдала в кровати, не смыкая глаз, и на третий день от безысходности она обратилась за помощью к докторам. Пару анализов, сеанс психотерапевта и конечным результатом больничных похождений стал диагноз – хроническая бессонница. Врач бегло начеркал на листке невнятные строки, не то кардиограмма, не то он ручку расписал и как итог – держи мать рецепт и коли внутривенно димедрол. Чудо препарат, хоть и выручил в борьбе с нападками бессонницы, но спровоцировал тем самым блеклую зависимость. И нет, да порой мать, вынимает шприц, оголяет иглу и протыкает вену. Солгу, если скажу, что мать таки пристрастилась к наркотикам, но сидеть на дозе она не переставала даже спустя неделю после того, как бессонница позорно капитулировала.

Август, разумеется, знал, что мать одно время страдала бессонницей, и принимала по ночам димедрол. Он потянул на себя выдвижной ящик и запустил руку в аптечку. Минуты две он усердно разгребал горы всяких лекарств и вскоре обнаружил там шприц. Димедрол хранился в том же месте, но чуть дальше шприцов, под банкой аскорбиновой кислоты, упаковки нурофена и полупустой пачки аспирина и пантенола. Мать хранила полный набор домашней аптечки, и порой думалось, что если к ним в квартиру вбегут беременные женщины, то препаратов хватит на целые роды.

Август нащупал пластмассовый ящичек небольших размеров с ампулами димедрола внутри и заперся в комнате. Он дрожал, точно осиновый лист на пруду, терял душевное равновесие и обильно выделял пот. Август слегка робел, держа в руках ампулу димедрола – любимого лакомства всех наркоманов. Один укол, точно в вену и все твои насущные проблемы теряют вес на фоне полного счастья блаженства. Это Вам не шутки шутить. Препарат, хоть и действенный, но выдаётся исключительно по рецепту врача, и уронить одну из ампул на ковёр будет некстати.

Август набрал полный шприц димедрола и вернул пачку на родное место – в аптечку. Он упрятал димедрол под холодной подушкой, а сам зарылся в тёплом одеяльце. Выключив, в комнате свет, он взял с прикроватной тумбы журнал – «Наука! Наука! Наука!», врубил карманный фонарик и принялся постигать грани современной инженерии. Спустя час, его стало клонить в сон, и тогда Август убрал фонарь на прикроватную тумбу. Поняв, что косматое нечто сегодня навряд ли придёт, он стал готовиться ко сну. И внезапно дверные петли разразились натужным скрипом и в комнате послышался мерный топот крохотных шажков. Август задержал дыхание и минут пятнадцать он лежал, на одном боку ни шелохнувшись. Заливистый храп дал нам понять, что Витасик уснул и тогда Август скинул с себя взмокшее от пота одеяло. Он нащупал под периной шприц, тайком прокрался в угол комнаты, притаился за шкафом и вытянул шею. Уснул… Август, приготовил шприц к атаке, и опасливая игла блеснула в сете полной луны. Пару капель смахнули на ковёр, и Август объятый трепетом поднёс иглу к шее Витасика. И не прошло доли секунды, как на голову студенту упали горы книг! Август в недоумении попятился назад.

–Что за…!?– воскликнул негодующе Август и лихо шлёпнулся на ковёр.

–Убить меня задумал!? Гад ползучий…– Витасик был вне себя.– Думаешь, на органы меня сдать!? А!? Скалапендра!

–И в мыслях не было…– ответил Август и с концами проглотил язык.

Витасик перекрыл негодяю всевозможные пути отступления и норовил устроить подлецу хорошую взбучку. Надо же, негодовал Витасик, шприцом проткнуть мне шею! Да где это видано, чтобы сопляк вёл себя до того неблагопристойно. Август тем временем незаметно потянулся к изножью кровати, сжал в кулаке угол одеяла и набросился на него, словно тигр на антилопу в пустынях Африки. Но добыча своевременно ускользнула из цепких лап хищника! Август принялся ретиво хлопать кулаками по одеялу, в надежде нанести ему весомые увечья, но кроме чистого воздуха на сей раз никто не пострадал.

На шум и гам прибежала до чёртиков испуганная мать, она хлопнула по выключателю и застала родное чадо в положении лёжа. В последний миг, Август затолкал шприц под кровать и пулей вскочил на ноги. Весьма странная картина, как ни крути, открылась взору сонной матери – скопище книг разбрелись вдоль плинтуса, сын в раскорячку стоит, а под ногами одеял. Волей-неволей подумаешь, что сын напрочь лишился здравого смысла и по нему плачет клиника для душевно больных. Мать смерила сына недовольным взглядом и минуты две думала, что же сказать.

–А ты чего это?– вопрошала мать.

–Да, в общем-то… Ничего…– ответил Август.

–А одеяло чего на полу делает?– не утихала мать.

–Сон страшный приснился… Подумал, что не сон это вовсе, а явь. Август ловчайшим образом уходил от вопросов матери.

–А книги, почему разбросаны?– спросила мать.

–Читал я… Накануне сна! Убрать забыл.– смекнул Август и успешно ответил на все вопросы, касательно непорядка в доме.

–Ну, ладно… Ты смотри, у меня… Я всё вижу… И слышу!– мать недовольно покосилась на сына и ушла восвояси.

Пронесло… Выдохнул Август и тяжело плюхнулся на мягкую кровать. Я обязательно изловлю тебя, маленькое ты создание! Не унимался Август и он был настроен на весьма серьёзный лад. Надо лишь поднажать, словчиться и ты будешь в моих руках. Вот увидишь, недоросток! Август выключил свет, подобрал с пола одеяло и лёг на кровать. Четверть часа он возился в постели, лежал то на одном, то на другом боку и старался уснуть. И в скором времени сон сморил его неслыханной усталостью.

В девять часов утра Август отодрал заспанное тело от кровати и просунул ноги в домашние тапки. Он нащупал на прикроватной тумбе толстые очки, и холодная дужка слегка подморозила уши. Август сполоснул тёплой водицей сухое лицо, наспех почистил зубы и тщательно промыл усталые глаза. Сон витал, неподалёку и манил Августа лечь обратно в тёплую постель. Он до упора повернул кран, и на умывальник хлынула ледяная водица. Август лениво смыл с лица остатки чудных сновидений и краем глаза посмотрел, который час

Яичница, горбушка ржаного хлеба и холодный чай на завтрак, это всё чем маменька могла побаловать родного сына. Не хочу кушать, решил для себя Август… Он накинул на плечи футболку, затянул потуже шнурки и отчалил в парк. Кормить голубей, дело не самое интересное, но кроме них у Августа друзей не было. Лишь они в состоянии держать умную беседу и не обрывать его на полуслове. Август швырнул на брусчатку охапку семечек, и между тем его не покидала мысль – каким этаким чудом ему отловить косматое нечто? Вопрос жизни и смерти, как говорится… И тут либо он, либо его… Август разогнал стаю голубей и лениво почапал в сторону дома.

Свежий воздух и уединение с природой, вопреки статьям в научных журналах, не подвела его к решению задачи. И сидя, на скамейке, в парке, он кроме голубей, выдумал для Витасик учёное прозвище – объект №1 «Внеземной». Так проще будет и ему, и заголовкам в научных журналах – «Молодой учёный представил миру объект №1». Вернувшись домой, Август уселся перед экраном телевизора и битый час думал о том, сколько времени ему понадобиться, чтобы изучить строение тело объекта №1. Думаю, пары дней вполне хватит, чтобы понять, как устроен его внутренний мир. И есть ли он у него? Не исключено, что Витасик это происки американской разведки и его основная задача, выведать расположение объектов стратегической важности.

Август пропустил обеденный перерыв, и на запах остывшей яичницы прилетела пара назойливых мух. Он не счёл нужным уморить в пузе червяка и остался сидеть на диване перед выключенным телевизором. И не пристало ему уплетать яичницу, пока в доме творится полнейший бардак. Объект №1 «Внеземной», существо до конца неизученное, базируется в жилом доме, среди простых граждан, а он до сих пор, топчется на одном месте.. Август понял, что в квартире, ему, кроме воздуха ловить нечего и тогда он умыкнул в городскую библиотеку. Думать надо там, где стены мудростью пропитаны и книга на вес золота, иначе мы рискуем попасть впросак. Стеллажи, набитые книгами, седовласый библиотекарь у входа и тонны неизученной информации, вот он – отчий дом Августа Цепеллина. И раз книги содержат точную инструкцию по применению огнестрельного оружия, то стало быть, в анналах малоизвестной энциклопедии явно затесалось пару интересных строк касательно объекта №1.

На дальних стеллажах, в отделе -мистицизм, Август потерял счёт времени и на протяжении двух часов изучал мифологию разных стран и народов. Август не особо верил в мистицизм, но он верил своим глазам. И если они ему не лгут то, стало быть, Витасик питает слабость к молоку и хмелеет от мёда. Он хранитель очага, покровитель дома и в его обязанности главным образом входит помощь жильцам.

Довольно странное он существо и надо статься, это ни разу не происки американской разведки. Но всё же есть небольшой риск, что Витасик застланный казачок, или выращенное в пробирке сверхсущество. Чего только Август не вычитал за сегодняшний день в книгах о мистицизме. Несмотря на то, что он больше тяготел к физике, сам факт наличия подобной литературы позволяет Августу отойти от мира шестерёнок и высшей математики. Любителям Стивена Кинга в самый раз. Ближе к вечеру, Август нашёл, что искал. И вдруг он вспомнил, что со вчерашнего и маковой росинки во рту его не было. Пустой желудок урчанием намекнул хозяину, что пора бы вернуться домой и Август не стал припираться с истощённым организмом. Ибо знал, что вредно.

Август вернулся домой, и к тому времени тарелка жареной картошки, сменила на столе холодную яичницу. Мать удобно расположилась на диване, и ей было невмоготу тащиться на кухню. «Еда на столе!», крикнула мать и глазами уткнулась в экран телевизора. В два счёта Август расправился с жареной картошкой, выпил кружку сладкого чая и сытый, довольный вернулся в комнату. Он раскрыл перед собой библиотечную книгу и принялся штудировать сонмы красноречивых строк. Мистицизм, думал Август немногим больше сказок, разница лишь в том, что люди верят в них. Стоит употребить официальную форму речи и завернуть слова в строгую обложку, то человек примет сказку, как нечто серьёзное. Август отложил в сторону книгу и не отводил глаз от выключенной люстры. Ему срочно надобно выяснить, что из себя, на самом деле представляет объект №1. Со вчерашнего дня Август не брал в руки, ни ноутбук, ни телефон, ни пульт от телевизора. Из мира электроники, он сегодня контактировал лишь с советскими часами «Электроника 5». Ему нравились эти часы, хоть они и вышли из моды, но красивыми от этого быть не перестали. Он стал одержим идеей, поймать объект №1 и открыть миру уникальное в своём роде существо. Самую малость, думал Август, и я совершу переполох в мире науке и не только. И до сих пор неизвестно, что им движет тщеславие, либо же неподдельная тяга к наукам.

Август наворачивал круги по комнате и строил в голове самый, что ни на есть план захвата. Если верить книге «Мистицизм на Руси», то Витасика больше всего привлекает мёд и кружка молока. Август промаялся до самого вечера и с момента библиотеки, он не продвинулся ни на шаг. Топтался на одном месте и бездельно ходил сплошными кругами. Ни столько от лености, сколько от нехватки знаний, Август весь вечер промаялся, так и не решив, главную загадку начала нового столетия. Утро вечера мудренее! Август прилёг на кровать и смежил грузные веки. Одержимость идеей поскорее сцапать Витасика была настолько велика, что не только наяву, но и во снах он думал и гадал, каким этаким образом ему осуществить плана по захвату объекта №1. И сны его цифровые, изящно граничили с обыденной реальностью. Он видел мир во снах, таким, какой он есть на самом деле – пропитанный цифрами, машинами недалёкого будущего и кучей великих теорий. И вот Вам небольшой отрывок из мира его сновидений – колосья робо-пшеницы, ласкали калёные ступни, и вороная кобыла несла тучного седока по необъятным просторам чисел и цифровых машин. Электродные копыта вязли в трясине кибернетического болота, и заряженный воздух пускал ток вдоль мочек бледных ушей. Август гнал вороную кобылу навстречу великим открытиям в области науки, и сверхзвуковые птицы клевали металлических червей на обочине цифрового мира. Боевитая кобыла разрезала нагим черепом заряженный воздух и бежала вскач по вихлявой тропе. Седок дал шпоры молодой кобыле и на скорости света нырнул в чёрную дыру. Тьма… Шприц… Димедрол… Молоко… Снова тьма… Август живо оторвал голову от подушки и минуты две отчаянно искал глазами вороную кобылу. Но ни грамму намёка на робо-лошадей в доме не было. Лишь четыре стены, да скудная мебель окружали Август со всех сторон. Он поднялся с кровати, надел тапочки и, волоча за собой ноги, нехотя почапал на кухню.

***

Прежде чем лечь в постель и укрыться пуховым одеялом, мать изъявила желание побаловать себя любимую – дозой димедрола. Испытать лютый кайф и уснуть без задних ног, вот о чём грезит одинокая вдова. С давних пор мать толком не знает мужской ласки, волосатой груди и объятий необычайно крепких рук. Ох уж это одиночество… Вечный спутник любви… И к одиночеству не применимо красивое слово чувство, это скорее пустота. Любовь охмуряет, подчиняет и отнимает силы, выжимает из тебя все соки и как только чувствам приходит закономерный конец, то на месте некогда пышного сада расстилается выжженная пустыня. И сколько бы мать не лезла из кожи вон, чтобы заарканить статного мужика, всякий раз за углом её поджидала неудача. Fiasco… Что ни знакомство, то сплошной провал по всем статьям. То женатик на свиданье пригласит, то альфонс на шею попроситься, и лишь однажды она была в шаге от счастья, когда встретила в парке молодого человека… Слишком молодого человека… Настолько молодого, что он годился ей в сыновья. Чуть старше Августа, но в разы младше своей немолодой спутницы.

Разница в возрасте видна невооружённым взглядом, но столь махонький нюанс не помешал им целой год предаваться чистой любви в постели. И в скором времени, вслед за первым, он, как и полагается любому студенту перешёл на второй курс медицинского училища и нашёл себе, что называется смазливую молодуху. Мать отчаянно надеялась на замужество, но студент вырос, как физически, так и морально и посчитал глупым строить семью с уже отработанным материалом. Ему необходима свежая кровь, как говорится, самый сок, и чтобы в постели суставами не хрустела и потомство давала, точно автомат Калашникова на стрельбище – без единой осечки.

Она же в своё оправдание запросто могла воплотить на койке даже самые мерзкие желания морального отщепенца, но возраст берёт своё. И сколько бы кроватей она не сломала, но песочек-то из неё сыпался и весьма много. Потому мать была вынуждена прибегнуть к ампуле димедрола и на время оторваться от суровой реальности. Мужчина необходим женщине, как пуля обойме автомата, как педали велосипеду, как стрела Купидону… Или, как женщина мужчине… День ото дня мать неуклонно старела, глаза отцветали, лицо блекло и шансов встретить достойного мужчину оставалось всё меньше и меньше. Некогда свежий товар, насыщенный ароматным соком, превратился в залежалую дыню и более не радовал мужицкий глаз. И всемогущие ампулы димедрола, не давали ей помереть от одиночества. Один точный укол прямо в вену и минута искусственного счастья Вам обеспечена. Но цена одной ампулы димедрола неоправданно велика – здоровье. Мать нисколько не пугалась передозировки и будет лучше отдать концы, чем не знать подлинной любви. И не будь рядом с ней любимого сына, она бы давно свела счёты с жизнью… Сына, который не ценит мать.

Правду говорят, материнское сердце не обманешь, оно за версту подвох учует. И неспроста я Вам об этом докладываю. Ибо сегодня утром мать узнала страшную тайну… Оказалось, что сынуля Август, надежда на светлое будущее, пристрастился к тяжёлым наркотикам. Она сама далеко не святая и прекрасно понимает, что наркотики ничего хорошего не предвещают. Сплошные проблемы.…

В то время как Август отгородил себя книгами в библиотеке, мать для начала вымыла гостиную комнату, следом отполировала кухонный гарнитур, и надумала на свою голову прибрать комнату сына… Рассадник грязи. Сам Август в жизни не станет прибираться в комнате до тех пор, пока раскиданная по углам одежда не хватится испускать зловония, а под столом не созреет плодовитая картошка. Мать притащила ведро чистой воды, рваное тряпье и затеяла внеплановую уборку. Она встала в раскоряку, приклонила голову, заглянула под кровать, и кто бы мог подумать… Шприц! От увиденного у матери глаза на лоб полезли, и язык костями оброс. Ни вперёд, ни назад, стоит себе на четвереньках и не шелохнётся. Горе ты моё луковое… хныкала мать. Она уткнулась носом в подушку, и целый час рыдала, не поднимая головы. Наволочка взмокла до последней нитки, и когда Август придя домой лёг на кровать, он тотчас же ощутил сырость, но не придал тому особого значения. А то были пропитанные горечью слёзы скорбящей матери. И как только Август вернулся домой, мать проскользнула в гостиную комнату и стала утирать платочком слёзы.

Наступил вечер и багровое солнце, раскинув кровавые лучи над крышами города, укатило далеко за линию горизонта. Близилась ночь и на чернильном небе замелькали плеяды чудесных звёзд. Мать проткнула румяную кожу острой иглой и пустила по венам всемогущий димедрол. Синие прожилки на сгибе левой руки заметно вздулись, шприц скатился на пол, и тогда мать облегчённо откинулась на спинку кресла. Приход от димедрола выдался молниеносным! Рассудок помутнел, мир перед глазами расплылся в очертаниях, ноги сделались ватными и все проблемы, какими бы они важными ни были, растворились в мире, полном грёз. Столько бед на неё разом навалилось… Ужас! И сын наркоман, и мужики все козлы, и одиночество до кучи покоя не даёт. И то ли она действительно со всей строгостью ополчилась на жизнь, или же просто искала весомый повод, чтобы в очередной раз уколоться.

На волне кайфа мать запамятовала обо всём на свете, и внезапный сон сморил её невиданным доселе блаженством.

***

Ото сна Август воспрянул ближе к полудню и выспался, как следует… Всласть. Солнце в зените, птички за окном щебечут, ребятня по двору мяч гоняет и если обобщить, то день не предвещал плохой погоды. Август нащупал на прикроватной тумбе очки и, надев их, тотчас же прозрел. Он не стал надевать тапки и первым делом двинул на кухню – заморить голодного червяка. Под ложечкой сосало, и от яичницы Август бы сейчас не отказался. Запросто умял бы подгорелую корочку и смахнул со стола кружку тёплого кофе. Не любил Август горячие и горячительные напитки. Он лишь на минуту заскочил в ванную комнату и сполоснул прохладной водой сонное лицо. И на кухне за столом, его ждали, не то сюрприз, не то подлинное разочарование, в лице матери и двух врачей. В общем, кто угодно, но только не яичница. Август замер вдверях и долго думал, что же ему сказать. И на безмолвную тишину он ответил не менее безмолвным молчанием.

–Август.– слова в устах матери звучали предельно строго, будто им предстоял серьёзный разговор. Доктора сидели, молча, и неспешно потягивали зелёный чай.– Нам надо, кое-что уточнить. Последнее время, ты совсем от рук отбился. И поначалу, я сбрасывала со счетов все твои закидоны и ссылалась на переходный возраст. Но вчера, я нашла неопровержимые доказательства того, что ты мне лжёшь.– мать положила на стол шприц.– Вот это чудо, я нашла у тебя под кроватью.

Вот же оказия… Подумал Август и мысленно бранил себя за столь глупое упущение. Надо же, забыть шпиц под кроватью! И дёрнул чёрт её за ногу, под кровать лезь. Вот что за муха могла покусать маменьку, чтобы в её голову закралась мысль сунуть свой нос, куда не просят.

–Это не моё.– классической оправдание, любого наркомана.– Вернее моё… Но я не для себя, а во благо научных открытий!

–Так вот, как сейчас это называется.– мать недовольно покачала головой.– В наши годы, это называлось просто… Торчок. Или же наркоман, но науку мы сюда не приплетали. А что… Дело не мудреное и видимо, Вы до того бестолковое поколение, что в мерзком шприце, ищете нечто схожее с наукой. Позор! И ведь этот человек, собирается стать учёным.

Доктора хором цокнули.

–Ох уж это поколение.– добавил рослый мужчина.– Одни наркоманы, другие на панель встают, а третьи вообще блогерами становятся.

–Да, я Вам правду говорю. Я ради науки шприц брал! Не наркоман я…– с пеной у рта Август доказывал свою непричастность к наркотикам.

–Вот она… Первая стадия.– подхватил беседу щетинистый доктор.– Отрицание!

–Да что ты знаешь обо мне! Недоумок!– бранился Август.– Я кроме науки, ни от чего не зависим. Только одно в моей голове – учёба.

–А вот и приступы агрессии.– говорил один из докторов.

–Ты врачам не хами, они тебе добра желают.– говорила мать.

–Я учёный, и ни разу не наркоман. Я делом занят. У меня научные исследования в самом разгаре. И некогда мне объяснятся…– Август постепенно терял душевное равновесие.

–И что же за опыты, если не секрет, тебя беспокоят.– спросил один из докторов.

–Не могу я Вам сказать. Честно слово… Секрет это.– Август взаправду не мог им раскрыть все карты на столе, иначе они примут его за душевно больного студента.– Это вопрос государственной важности и уж точно не Вам я открою завесу тайн.

–Слушай парень. Не заговаривай мне зубы, я подобного рода хамство не потерплю. Или ты выкладываешь, всё как есть или мы отправим тебя прямиком к Кутузову, космонавту Гагарину и Наполеону. Учёный ты наш.– доктор говорил на повышенных тонах. Мать недовольно покосилась на усатого мужичка и в мыслях прописала гаду знатную пощёчину.

–Как только я его поймаю, так сразу всё доложу.– вполголоса шептался Август. Со стороны он действительно походил на душевно больного, нечто вроде городского сумасшедшего.

–Кого, сынок, ты собираешь ловить!? Кроме нас двоих в доме, более никто не живёт.– мать схватилась за сердце.

–Да тебе не понять! Только позоришь меня. Совсем уже рассудок потеряла. Сидишь целыми днями, журналы свои листаешь… Деградируешь!– Август прошёлся матери.– Взрослый человек, а ведёшь себя, как маленький ребёнок. И не стыдно тебе. Довела отца, а теперь что!? Меня в могилу свести хочешь? Ну, так давай, я весь твой!

–Что ты такое говоришь!?– плакала мать, и усатый доктор вежливо протянул даме белый платок.

–А то и говорю. Ты мама, совсем не ведаешь, что творишь! Привела домой незнакомцев, заставляешь с ними беседовать, а я, между прочим, занят. У меня вопрос государственной важности. Я стою на пороге открытий, но ты не даёшь мне войти в эту дверь. Стоишь на пути! Ни себе, ни людям…

–На лицо явное помешательство.– хладнокровно ответил доктор.

–Заткнись! Невежа… И вон из моего дома, иначе я тебя с лестницы скину.– Август прекрасно сознавал, что никого он с лестницы не скинет, разве что собственную самооценку.

–Успокойся, парень.– утихомирил дебошира высокорослый доктор.

Август ощутил на плече мускулистую руку, и малость поддал в штаны. Он думал, что не ровен час и этот боров двухметровый, пропишет ему смачного леща. Унизит его при матери и добавит затрещину, для профилактики.

–Убрал от меня свои руки.– Август оттолкнул доктор, и хотел было запереться в комнате. Но не тут было… Доктор заломил руку негодяю, и в срочном порядке велел товарищу, оставить чай на лучшие времена и усмирить злостного нарушителя порядка.

–Оставьте меня, в покое… Я Вам всыплю по первое число! Мама не дай им упечь меня в психушку. Я не довёл дело до победного конца. Прошу Вас. Дайте мне поймать его… Объект №1 «Внеземной», на свободе он грозит выведать американской разведке всё о нашем суверенном государстве.– Август понесло по неведомым тропам безумия, и он нынче же он к слову совсем не ведает, что говорит.

Доктор покрутил старомодными усами, вышел из-за стола и подсобил коллеге вывести дебошира на свежий воздух. Август не унимался, ему было горестно сознавать, что все его старания пошли коту под хвост. Столько дней потраченных зря, столько приложенных усилий и всё впустую. Он не мог смириться с подлянкой матери и кричал в её адрес самые прескверные оскорбления. «Дура… Ты лишила меня учёной степени. Не мать ты мне больше», кричал вдогонку Август, и его исхудалая фигура затерялась в подъезде. Мать шла за докторами по пятам и хотела отбить у них Августа, не дать ему попасть в клинику для душевно больных. Но так и не решилась… Доктора уволокли пациента во двор, открыли дверцу белого автомобиля и заперли Августа на заднем сиденье.

–Спасибо, Вам, что вовремя обратились к нужным специалистам.– заявил усатый доктор.

–А с ним всё будет в прядке?– сквозь град неумолимых слёз говорила мать.

–Я гарантирую Вам, что с ним всё будет в порядке. Через месяц, если состояние пациента стабилизируется, то мы выпишем его и отправим домой.– врач обнадёжил убитую горем одинокую мать. Он слегка приобнял незамужнюю красавицу и ласково шепнул на тоненькое ушко.– А Вы часом не свободны? Если да, то я за милую душу буду рад выпить с Вами чашечку кофе. Заодно и обсудим состояние Вашего сына.

–Хорошо.– ответила мать и врач проводил её до самых дверей.

–Ну что ж, номер телефона я Ваш знаю. Ждите звонка.– доктор похлопал видную даму по тощей спине и входная дверь захлопнулась перед самым носом. Мать руками обняла подушку и выла белугой, то и дело утирая слёзы. Доктор сел в машину, двигатель под капотом тотчас же взревел, и они повезли «Дурика», в психиатрическую клинику на обследование.

Как и было обещано, доктор набрал номер матери и пригласил одинокую вдову на свидание. Ни столько ради мужчины, сколько ради Августа мать завязала с усатым доктором любовный роман. Хоть она его и не любила и питала к нему исключительно холодные чувства, но ради сына на всё, что угодно. И в горящую избу войти, и коня на скаку остановить. И ежели благосостояние сына, напрямую зависит от усатого джентльмена, то матери ничего не остаётся, как быть подстилкой дважды разведённого холостяка. Доктор же в свою очередь наивно полагал, что ему, красавцу первой величины удалось заарканить чудную даму бальзаковского возраста и свести её с ума. И раз их отношения больше, чем просто баловство, он всерьёз задумался о свадьбе. А здесь такого? Он холостяк, она в свой черёд одинокая вдова, для удачной женитьбе другого и не надо. Но доктор решил не торопить события. В знак уважения, он выделил Августу отдельную палату и снабдил его прорвой книг по психиатрии.

И попутно замечу, что Август отказался от идеи стать физиком теоретиком. Попав в больницу, он решил углубился в анналы психотерапии и думал заняться частной практикой. И в один прекрасных распрекрасных дней, доктор собрался с силами и предложил даме сердца обвенчаться и завести ячейку общества. Мать задумала над предложением… А почему бы собственно и не завести!? Ведь молодые годы давно позади, и первый муж благополучно отдал концы, а иных претендентов на замужество и вовек не сыщешь. И на вопрос, выйдешь ли ты за меня? Мать согласно кивнула в ответ и не проронила ни единой слезинки. Она быстро упаковала вещи по чемоданам, присела на дорожку и съехалась с доктором. Квартиру на переулке им. Пихта, в скором времени обезлюдела, и всё вернулось на круги своя.

ЭПИЛОГ

Спячка.

Жизнь в квартире становилась всё более, невыносимой и что ни день, то ночь Витасик терял контроль над ситуацией в целом. Уютом здесь и близко не пахло, от мебели в квартире осталась одна только колченогая кровать в спаленной комнате, да застарелый шкаф в прихожей. Ни стола на кухне, ни дивана в гостиной комнате не наблюдалось… Сплошное это. Витасик всё чаще задавался вопросом, как скоро брошенная квартира обзаведётся новыми хозяевами. Силы в нём угасали. В прежние времена он без особых усилий мог во всём доме навести образцовую по меркам казармы чистоту. И не прикопаешься… Кровати все заправит, полы вымоет, питомцев домашних накормит. Не домохозяйка, а сплошная мечта. А нынче со всем дела плохи стали. Силёнок, разве что, хватало с кровати встать, да фикус полить. Без малого целый год Витасик пристально следил за здоровьем фикуса и не давал бедному цветку помереть от засухи. Каждый день он орошал зелёное растение тёплой водицей и между тем наговаривал: «Расти цветок большой и смотр у меня! Не желтей…». Но все старания по итогу оказались напрасны. Фикус, подлинный символ одиночества, вконец пожух, и не была ни единого шанса, что растение выкарабкается. Прошло два долгих дня, и некогда зелёный фикус с концами утратил первозданное великолепие и был выброшен хранителем домашнего очага в мусорное ведро. Витасик был крайне зол, что фикус, на который он убил месяцы своей жизни, просто взял и без разрешения пожух. Ни в какие ворота не лезет подобного рода наглость. И сколько бы Витасик не порицал фикус, но будущность от этого легче не становилась. Силы покидали его, словно деньги покидают транжиру. Он больше спал, нежели трудился и за пределы квартиры старался не выходить. А то мало ли! Беда какая с ним приключится и тогда всё! Пиши, пропало.

Его бросало то в жар, то в холод, и всё что он мог поделать, так это ждать и надеяться на лучший исход. Прошло достаточно времени, но квартиру, так никто и не присмотрел. Изредка молодые семьи захаживали, но купить не решались. И всякий раз он выходил на лестничную клетку и провожал гостей печальным взглядом.

Каждый день становился зеркальным отражением предыдущего. Словно день сурка, лишь слабость в ногах перетекала в слабость мыслей, а в остальном Витасий существовал. Ожидание, изводила страдальца мыслью о скором поражении. И все дела, вроде бы складывались куда угодно, но не в пользу Витасия. И рука помощи на сей раз не явилась…

Хранитель очага, как и ожидалось – впал в глубокую спячку.