Путь мимо Дома. Сказка о домах и домовых [Ирина Вячеславовна Решта] (fb2) читать онлайн

- Путь мимо Дома. Сказка о домах и домовых 1.9 Мб, 18с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Ирина Вячеславовна Решта

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ирина Решта Путь мимо Дома. Сказка о домах и домовых

…Так случилось, что в Доме их было двое, а не один. Так не бывает в нормальных домах, но эти двое – а по большому счету и все четверо обитателей Дома – считали, что их дом не совсем нормальный и вполне смирились с мыслью, что в нем живут два домовых.

Прохожие любили прокладывать свой путь мимо Дома. На радость Дому они зачастую называли его дворцом или замком. Хозяйка Дома Марфа Сергеевна называла его (вместе с рядом стоящими постройками) усадьбой – ей нравилось смаковать это старинное слово, звучащее иронично по отношению к похожему на замок Дому. Маленькая Марта, родившаяся и выросшая в Доме, в детстве услышала из уст профессора N. – бабушкиного поклонника – слово особняк и долго думала, что Дом – особняк потому, что он – особенный. Ни у кого нет такого замечательного дома!

Дом был и впрямь особенный. Очевидное родство с западными собратьями выдавали эркер1, контрфорсы2 и пинакли3, но несмотря на это Дом уму непостижимым образом органично вписывался в городской ландшафт. Даже когда соседние с ним дома снесли, заменив современными многоэтажками, Дом не стал выглядеть несчастно-одиноким. Он завораживал прохожих. Сказочный облик Дома подчеркивался садом. Сад был небольшим – крупный эльф4 смог бы пройти его вдоль за десять минуты, а поперек – всего за шесть. Но для дома, стоящего почти в центре города, это было настоящим богатством. В саду даже был маленький мостик. За давностью лет пруд пересох, но мостик выстоял и символизировал стойкость и верность традициям. По ночам мостику снилось, что он – мост через ров, охраняющий покой обитателей Дома.

Тобик родился вместе с Домом. Когда кем-то – все, кроме бабушки Марфы Сергеевны, забыли уже кем именно – было принято решение строить здесь дом, обнаружилось, что на месте будущего фундамента растет тополь. Увы, дерево постигла печальная участь, однако, когда умудренный жизнью тополь падал (будучи спиленным) из спила что-то выскочило. Когда дерево падает, люди думают только о том, чтобы оно не упало на них или на стоящие рядом постройки и не обращают ни на что больше внимания. Люди вообще мало на что обращают внимание. Марфа Сергеевна (тогда бывшая просто Марфой) была исключением и успела заметить, как бурый комочек – похожий на клубок спутанной шерсти – метнулся под штабель бревен.

После того, как Дом построили, Марфа была уверена, что тополь каким-то загадочным образом остался в доме. Там, где он раньше рос, крыша упорно протекала. Пол казался теплее в этом месте. А иногда Марфе чудилось, что бурый комочек сидит на полке под потолком там, где раньше была крона дерева. Со временем Марфа стала Марфой Сергеевной и научилась понемногу общаться со странным домочадцем и пришла к выводу, что это домовой. Если она теряла какой-то предмет дома, то всегда можно было попросить у домового помощи, и потеря находилась. Если надо было успеть сделать что-то из домашней работы в рекордные сроки, то, заручившись одобрением домового, Марфа Сергеевна всегда успевала вовремя. Мысленно она называла его Тобиком – возможно, излишне фамильярно, но на ее взгляд – взгляд доктора филологических наук – сочетание букв Т и Б хорошо передавало неуловимый бурый оттенок, присущий ему. Как-то раз Марфа Сергеевна вслух назвала его Тобиком, пополняя блюдечко молоком, и ему это имя пришлось по вкусу. По большинству вопросов Тобику и Марфе Сергеевне удавалось достичь консенсуса. Если Марфе Сергеевне надо было с кем-то серьезно поговорить и в чем-либо убедить – по работе, да и просто так – она приглашала собеседника домой и в исходе встречи была уверена. Много было и более тонких моментов общения с домовым или – как именовала это сама Марфа Сергеевна – моментов взаимодействия с тонким миром – но на них мы останавливаться не будем. Да и сама Марфа Сергеевна поддерживала знакомство с тонкими сущностями интуитивно: поддаваясь эмоциональному импульсу, оставляла нехитрую провизию на его полке. Приезжая домой из поездок в первую очередь забиралась, покряхтывая, на стул и наливала свежее молоко в блюдечко. Внучка же Марфы Сергеевны подходила к процессу коммуникации совсем с другой позиции.

С детства – ибо судьба сложилась там, что жила она с бабушкой – Марта привыкла к присутствию в Доме домового, хотя и не видела его. Наличие в окружающем мире «братьев по разуму» она не подвергала сомнению. В саду она ухитрялась встречать эльфов (хотя при приближении человека эти крохотные создания обычно шарахаются в стороны подобно вспышке фейерверка – а люди полагают, что это семена разлетаются). В погребе она видела гномов и даже заметила однажды гнома5 в юбке и переднике. Известно, что гномы бывают исключительно мужского пола, и неожиданное рандеву поставило бы в тупик криптоантропологов. Однако, мечтательница Марта все больше смотрела в небеса, нежели на землю. На исходе шестнадцатого года своей жизни она не встретила принца, не впала в летаргический сон и не нашла волшебный сундучок; она решила стать астрономом.


* * *

Учеба Марты в университете на экзотической специальности изменила жизнь Дома. Вместо привычного Рахманинова зазвучал Люсьер; вместо девочек-одноклассниц, шушукавшихся о своих девчачьих проблемах, стали наведываться шумные, преимущественно мужские компании, сопровождаемые даже отнюдь не Люсьером, но Рамштайном (а что Вы хотите от факультета прикладной физики?). Марфа Сергеевна удивительно легко находила общий язык с друзьями Марты, но все больше старалась проводить время в своей комнате. Веселый молодой шум – она называла его архаичным словосочетанием «вороний грай», а друзей Марты окрестила «воронятами» – утомлял ее.

Тобик тоже уставал от грая. Когда-то на его отце-тополе было воронье гнездо и тополь радовался тому, как на его глазах (а видел он листьями) формировалась воронья семья, строилось гнездо, как просто разрешались семейные споры, вылуплялись из яичек птенцы и как родители учили их летать. Иногда в полифонии дождя Тобику слышались юные вороньи голоса. Как-то раз в дождь кто-то тихонько заскребся в дверь. Марфа Сергеевна и не услышала бы, а Марта – сквозь своего Люсьера – и подавно. Но Тобик подозвал бабушку к двери; одному Дому было ведомо, как он это делал. За дверью никого не было. Хотя, стоит добавить, что ей померещилось, будто кто-то шмыгнул в приоткрытую дверь. Появилось ощущение «де жа вю» – как когда пилили старый тополь, только комочек был не бурый, а светлый. «Блондин-беженец», – улыбнулась Марфа Сергеевна. Или гость? Правда открылась через неделю, когда ей приснился странный сон. Может, он и был навеян изрядной порцией димедрола, призванной помочь ей после вечеринки, устроенной Мартой, но сон был слишком похож на правду.

Ей снилось, как сносят старый дом. Она видела огромный раскачивающийся шар (и филологический ум, не до конца нейтрализованный снотворным, параллельно вспоминал – бум? било?), под ударами которого рушились стены. Палевый комочек метался от одной полуразрушенной стены к другой. Наконец, машина, на которой был установлен шар, уехала. Начавшийся дождь прибил пыль, и блондин наконец-то решился вылезти из руин; выйти из того, что еще недавно называли домом; посмотреть на технократический пейзаж со стороны.

…На пейзаж это было мало похоже. Дождь усиливался, намереваясь перейти в грозу, и палевый пошел куда глаза глядят. Или, вернее, куда уши слышат. А уши слышали далекого Люсьера, воспевающего домашний уют и тепло. Так он оказался на пороге Дома.

Марфа Сергеевна ощутила его присутствие довольно быстро. Он вел себя как типичный домовой. Гремел на кухне кастрюлями, вызывая своим чувством ритма восторг у Марты. Прятал очки – ладно бы только диоптрийные бабушкины, так ведь он еще и на Мартины солнечные очки покусился! Правда, очки Тобик легко находил. Новосел заплетал по ночам в косицы веточки девичьего винограда на кухне. Марфа Сергеевна вместе с Тобиком их по утрам расплетала. За озорной характер бабушка прозвала его petit diable6. Именно так гувернантка-француженка когда-то называла маленькую Марфу. Вслух бабушка обращалась к палевому менее изысканно – Петя. И Петя довольно быстро освоился с новым именем, забыв, как его звали в предыдущем доме.

В одном доме не должно быть двух домовых. Однако, как говаривал уважаемый бабушкой Николай Васильевич, «ну да и где ж не бывает несообразностей?.. А все, однако же, как поразмыслишь, во всем этом, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, – редко, но бывают»7.

Марта, предпочитавшая западную классику, со смехом добавляла к словам Николая Васильевича: «На свете много есть такого, что нашим мудрецам не снилось»8.

Кстати, назвали Марту в честь бабушки, переиначив имя Марфа на западный манер, в результате чего получилось «Марта», посему Мартино западничество было врожденным.

Тобик тяготился Люсьером и начинал икать, заслышав Рамштайн. В комнату Марты Тобик старался заходить как можно реже – разве что Марта теряла носок или флешку в своем творческом беспорядке и ей требовалась скорая помощь. Петя же при звуках тяжелого рока подсаживался поближе к колонкам и упоенно вслушивался в деструктивные музыкальные изыски. Поэтому достаточно быстро жилищная проблема была решена – в комнате Марфы Сергеевны обосновался Тобик, а Петя облюбовал обиталище Марты. Столовая, «каминный зал», гостевая комната и библиотека были признаны общей территорией. Тобик так и не смог признать несерьезного заполошного Петю полноправным жильцом их дома, принимающим участие в его судьбе – как того требует профессиональная этика домовых; однако, вполне смирился с новым соседом и лояльно относился к его мальчишеским выходкам.


* * *

Марфа Сергеевна радовалась изобилию друзей Марты. Дом был в самом центре города. Друзья-студенты часто прельщались возможностью не только лицезреть Марту и наслаждаться ее искрометным юмором, но и возможностью вкусить шашлык на природе – в саду, однако в то же время всего в семистах метрах от главной городской площади.

Марта все меньше внимания и времени уделяла саду – учеба и друзья были, естественно, более приоритетны. Марфа Сергеевна же уставала от домашней и садовой работы все больше и стала задумываться о том, чтобы перебраться в благоустроенную квартиру. Дом ветшал и Марфе Сергеевне не требовалось напрягать провидческие способности, чтобы узнать, что лет через пять дом заметно обветшает, а Марта начнет делать карьеру, окончательно забросив домашнее хозяйство. Стоя во дворе и печально глядя на кустик одуванчиков (раньше бы выполола его, а сейчас наклониться – проблема), Марфа Сергеевна думала о том, что негоже оставлять внучке в наследство развалюху, какой бы любимой эта развалюха не была. Вероятно, последние слова Марфа Сергеевна произнесла вслух, потому что одуванчик с недоумением посмотрел на нее и несогласно покачал косматой головой. День завершался, первые звезды пробивались на небе, и Марфа Сергеевна только было собралась вернуться в дом и засесть за свои мемуары, как кто-то постучал в калитку.

…Одуванчик встрепенулся, приподнял головку и приветливо улыбнулся. Марфа Сергеевна впустила в калитку молодого человека. Впускать в усадьбу незнакомцев было против ее обыкновения, но выглядел он довольно приветливо и бабушка – вспомнив то время, когда такие господа ходили к ней в гости – отворила калитку и кликнула Марту. Наверняка к ней. Однако незнакомец оказался вовсе не Мартиным ухажером…

Если бы Марфа Сергеевна заглянула к нему в душу, то жизненный опыт позволил бы ей увидеть все наперед. Однако, она знала, что один человек не имеет права заглядывать в душу другому. Сидевший же на крыльце Петя (невидимый чужаку) не был человеком, и глаза незнакомца – зеркало души –довольно много ему сказали. В них было темно-синее вечернее небо. Когда молодой человек улыбнулся, в них зажглись звездочки – и глаза стали светлее, словно млечный путь проступил в них. Когда он вспомнил о чем-то своем, в глазах стало на миг пустынно. Петя долго пытался осознать, на что это похоже и вспомнил, как Марта рассказывала при нем бабушке о Луне, виденной в телескоп. Красиво. Свободно. Огромно. Одиноко. Марту тогда заворожили лунные просторы, и она долго мечтала о том, какой чудесный вид на млечный путь открывается оттуда. Петя, в силу свойственной его роду агарофобии9, ужасался ее мечтам, а бабушка удивлялась необычному мировосприятию и улыбалась, внимая доводам Марты о звездном небе над головой и моральном законе в сердце10.

Мир в глазах Тима, а именно так звали незваного гостя, замер в ожидании. Чего? Не будучи человеком, Петя не мог этого знать. Молодой человек пришел предложить сделку: он покупает старый дом, сносит его и на их земле строит нечто новое и современное, а Марте и бабушке предоставляет благоустроенные квартиры. Тобик тоже слушал разговор и поэтому Марфа Сергеевна, чувствовавшая его присутствие, не волновалась – наверняка удастся удачно обменять жилье…

Молодой человек пообещал зайти через неделю и предложить варианты квартир. Когда за ним закрылась калитка, Марта и бабушка долго в молчании стояли на крыльце и смотрели на сад. Рядом сидели невидимые Тобик и Петя. Было полнолуние, и луна успешно конкурировала с огнями города, которые были загорожены многоэтажками. Она была такой далекой, огромной и одинокой, что, глядя на нее, домовым захотелось завыть на два голоса…


* * *

Одуванчик разглядывал свое отражение в луже. Время идет. Поседел. Отражение было печальным и даже когда одуванчик натянуто улыбнулся, отражение осталось серьезным. Одуванчик надул щеки и почувствовал, как с него облетают пушинки. Несколько из них упали в лужу, а остальные, будучи подхвачены ветром, полетели сеять в меру разумное, несомненно доброе и – как был уверен сам одуванчик – вечное. Тем более что Марфа Сергеевна перестала бороться с его собратьями.

Дорожка от калитки до крыльца немного провалилась и после дождя на ней стояли лужи. В самой крупной отражалась башенка-пинакль, и было это отражение в обрамлении лужи нелепым.

Одна из пушинок одуванчика попала в нос молодому человеку, стоящему перед калиткой, и он чихнул. Одуванчик засмеялся, и на его облысевшую макушку капнула капля дождя.

Разговор с Марфой Сергеевной Тим начал, как и положено джентльмену, с обсуждения погоды. О, уже третий день идет дождь. Есть поверье, что все, что начинается в дождь, – к добру и заканчивается удачей. От гипотетической удачи Тим – перешел к описанию квартир, предлагаемых Марфе Сергеевне и Марте. Довольно быстро будущие новоселы отфильтровали привлекательные варианты и поехали их смотреть.

Пустые, не наделенные историей и ненаселенные домовыми квартиры в новостройках представлялась обеим женщинам бездушными. Несмотря на разное местоположение и различную архитектуру квартиры в новостройках были скучны, и Марфа Сергеевна пошутила, что, наверное, даже домовые в них все на одно лицо. К вечеру они все же остановили выбор на двух квартирах, которые находились в новом доме в трех кварталах от их особняка. На том и порешили…


* * *

Два месяца прошли быстро. Были они наполнены странной смесью радостного ожидания будущего и тоски по уходящему прошлому. Эти два разных вкуса нейтрализовали друг друга, и в результате сегодня, находящееся в аккурат между завтра и вчера, было безвкусным и оттого пролетало незаметно. Иногда в этот микс добавлялся горький привкус предательства – Марте и бабушке мерещилось, что они предают свой дом (ведь под снос!) и тогда хотелось срочно позвонить Тиму и все повернуть вспять. Однако, разум побеждал эмоции и приготовления продолжались.

Долго ли, коротко ли, но в один прекрасный день эпохальное событие – переезд – свершилось. Когда все вещи были погружены в машину, Марфа Сергеевна вошла в свою комнату, поблагодарила Дом за все то хорошее, что она в нем пережила, пожелала ему легкого перерождения (ее точка зрения гласила, что все в природе не умирает, а перерождается в другие формы жизни). И открыла потрепанный портфель, с которым она когда-то начинала свою научную карьеру. Бурый комочек метнулся в портфель… Мы не будем повествовать о том, какие переживания пришлись на долю старого Дома – это совсем другая история. Тем более, что для нас важно не упустить, что в этот же момент – одновременно с бабушкой – уставшая от душевных переживаний и логических размышлений Марта открыла блестящую изумрудную сумочку (которую бабушка подарила ей когда-то на десятилетие): …или она предает Дом, или же Дом переродится во что-то иное, или у Дома вообще нет души, или его душа возродится в новом доме, который построят на их (ах, пардон, уже не их!) участке…Голова пухла от пустых рассуждений, которым не суждено было подтвердиться или быть опровергнутыми, сердце тем временем наполнялось тревожным ожиданием вечера в новой квартире. А в ридикюль тем временем нырнул палевый клубочек.


* * *

Потолки были высокими – как в их старом Доме. И ламинат на полу был похож на их бывший паркет. Сумерки втекали в комнату сквозь дырочки в тюлевых занавесках и запутывались в виньетках на обоях. В старом Доме вечер наступал сначала в углах – там рождались сумерки, затаивались, матерели и, набравшись сил, оккупировали всю комнату.

В новой же квартире сумерки сначала окутывали стены – на них причудливо изменялся рисунок и виньетки становились похожи на плющ, поднимающий по стенам замка. Подобно морозным узорам они затягивали комнату, постепенно добираясь до кресла, где сидела Марфа Сергеевна.

Марфа Сергеевна перебирала в памяти всю свою жизнь. Жаловаться было грешно, жизнь была насыщенной и мемуары получались интересными. Если бы вместо мемуаров Марфа Сергеевна решила писать сагу, то ее героиня жила бы в замке, ездила на балы, предводительствовала в теософском обществе, собирала салоны11 по вторникам и имела взбалмошную красавицу-внучку.

Без Марты коротать вечер было непривычно. Наслаждаясь тишиной, Марфа Сергеевна предавалась мечтам и в голове ее родилась крамольная мысль: почему бы не добавить в мемуары то, о чем она мечтала, но чему не суждено было сбыться. Ведь пишет она не учебник истории и подлинность описываемых событий не является необходимым условием. Тем более, что и учебники истории – как подсказывал ее жизненный опыт – иногда меняют. И Марфа Сергеева взялась за карандаш.

Тобик, измученный мыслями об участи осиротевшего старого Дома и невозможностью помочь ему, заглянул бабушке в глаза. В них была величественная графиня Марфа Сергеевна, входящая в зал. Повсюду горели свечи, гости почтительно кланялись ей.

Под утро Марфа Сергеевна уснула в кресле, и мечты сплелись с воспоминаниями в спутанный клубок. Проснувшись, она с удивлением обнаружила, что не может провести четкую границу между нитью мечты и нитью воспоминания. Конечно, можно было напрячься и рассортировать события по полочкам и извилинам: это было, этого не было. Но зачем?.. Новое прошлое, которого не было, ощущалось родным, счастливым и реальным…


* * *

Марте тоже не спалось. «На новом месте приснись жених невесте», – пришла ей на ум народная мудрость. Судя по всему Марте предстояло закончить жизнь старой девой, потому что уснуть никак не удавалось.

Петя тоже не спал. Он вспоминал, как сносили его первый дом, как тот скрипел и стонал. Домовой с ужасом осознавал, что такая же участь ждет Дом. До последнего момента – до переезда в новые квартиры – он надеялся, что хозяева передумают. Насильственно внушать им мысль о невозможности переезда он не мог – это противоречило этике домовых. Однако, никто не запрещал ему вмешаться в сон Марты и показать ей то, что случится с Домом. Ну, пусть заглянет в будущее. Может, оно ей не понравится?

…Марте снился сон. Сначала ей грезился старый Дом, они с бабушкой пили чай, потом к ним присоединился Тим. Вдруг началось землетрясение. Стены рушились. Тим исчез, они с бабушкой выскочили на улицу и увидели, как в Дом врезается чугунный шар. Дом превратился в человеческую голову, черты исказились от боли и ужаса. Когда лицо превратилось под ударами шара в месиво – почему-то зеленое, как раздавленный незрелый помидор – Тим сел в грузовик и уехал. Марта кинулась в автобус, с ужасом вспоминая, что денег у нее нет. Автобус ехал по городу, потом ехал по пригороду, потом въехал на мост, и машины Тима перед ним уже не было. И Марта вдруг осознала, что если проснется сейчас, то проснется в городе вчера и успеет добежать до Дома и остановить разрушение. А если она проедет мост, то проснется уже за мостом и этот мост отделит сегодня от вчера и она очнется слишком поздно, пешком до Дома дойдет только завтра, когда смерть Дома будет уже необратима.

Марта проснулась с криком. Пришла в себя. В голове была путаница из вчера, сегодня и завтра. Сообразила, что это всего лишь сон. И выгнала из головы крамольную мысль: лучше остаться старой девой, чем видеть такие сны. Даже шутить про подобный сон было боязно.


* * *

Утром Марта – не заглянув к бабушке в соседний подъезд – побежала к Дому. Только бы успеть. Только бы не начали рушить Дом… Перебегая дорогу, она забыла посмотреть на светофор – и чуть не попала под страшенный грузовик – с какой-то стойкой вместо кузова; такой ей снился сегодня под утро!!!. Успела подумать – а не этот ли монстр едет убивать ее Дом, но инстинкты кинули ее на тротуар, нога запнулась о поребрик. Марта упала на асфальт и почувствовала, что из глаз сыплются искры – и их так много, что хватит, чтобы воздвигнуть стену и огородить Дом от посторонних посягательств.

Она пролежала на земле целую вечность – а потом еще более длинную вечность отряхивала грязь с коленок, а искры из глаз все сыпались, летели стаей в сторону Дома и обволакивали его невидимым покрывалом. А потом вспомнила, что одна вечность не может быть длиннее другой – и встала. И побежала дальше…

…Около Дома стояла машина – та, которая напала на нее по дороге, но что-то было не так с этим орудием разрушения. Под капот нырнул водитель, но оно никак не хотело заводиться. Марте почудилось, что над капотом кружатся искры. Водитель провозился еще минут пятнадцать, но искры около машины только сгустились; на коленках Марты вызрели синяки, она успокоилась и вошла в калитку…

…Тим слушал ее, вежливо внимал наивным идеям «не сносить дом, а сделать из него магазин, оранжерею, концертный зал, обсерваторию, ресторан…» С каждой фразой Марта распалялась – она уже сама начала верить в то, что ее Дом – а это именно ее Дом, и только от нее он может ждать защиты! – можно сделать выгодным предприятием. Тим восхищался Мартой. В ней, несомненно, была харизма. Это странное слово всегда поражало его; он видел это неуловимое качество в людях всего дважды – в своей матери и в преподавателе, который вел у них функциональный анализ12. Пылкие рассуждения Марты напомнили ему, как профессор доказывал теоремы и, улучив момент паузы в Мартином доказательстве того, что Дом сносить нельзя, он решил разрядить обстановку и рассказал Марте о старичке-профессоре. Оказалось, что Марта учится на том же факультете, который закончил Тим, а пожилой профессор – это как раз профессор N, приятель ее бабушки. Его воспоминания о прошедшем студенчестве, приправленные свежими эмоциями Марты, породили целое пространство – как того и следовало ожидать по канонам функционального анализа. В процессе разговора Марта обнаружила, что они с Тимом гуляют по саду. Прерывая разговор об учебе и астрономии, Марта то и дело показывала Тиму красивые виды, укромные уголки или необычные цветы. Здесь они с бабушкой каждую весну ставили столик и пили чай. Здесь она мечтала поставить телескоп. Здесь она любила притаиться с книжкой и погрузиться в литературный мир.

Заботливые эльфы, вдохновленные надеждой на то, что их Дом будет жить, поворачивали лицом к Тиму настурции и эшольции. Сильфы13 торопливо расправляли понурые листики – ведь растения ожидали кончины сада и грустили. Гномы приостановили эвакуацию сокровищ из тайного подземного коридора, ведущего из погреба, и вычерпывали лужи – чтобы сад выглядел более уютным и чтобы Тим не испачкал дорогие мокасины.

…Мимо дома и мимо неподатливого монстра-разрушителя проходили люди, привыкшие прокладывать свой путь около Дома. Дом слышал, как они спрашивали у Тима – неужели этого замка скоро не станет? Внимательные эльфы заметили, что сначала Тим отвечал на вопрос безаппеляционно утвердительно, затем в его голосе зазвучало сомнение, а ближе к обеду он уже отвечал, что не решил пока, что будет с Домом. Через час водителя грузовика Тим отпустил домой – в конце концов, была суббота! Действительно, Дом был олицетворением центра города. Среди фонтана предложений Марты Тим разглядел здравые мысли, хотя и были они обильно припорошены ее наивными восторгами. Тим решил отложить на вечер серьезные решения, тем более, что еще через полчаса – в которые вместилась еще почти сотня Мартиных бизнес-идей – они пошли в ресторан обедать.

…В ресторане Марта чувствовала себя неуютно. Все было замечательно, но она тосковала по чаепитию за столиком в саду. О чем не преминула заявить Тиму…


* * *

…Вечером Петя сбежал. В новой квартире было бесспорно уютно, хотя и не обжито. Но Петя понял, что без Дома ему нет жизни; Марта скрашивала его тоску, но этого было недостаточно, чтобы удержать его в бездушной новостройке. Даже если Дому суждено переродиться, то Петя переродится вместе с ним. Подобного патриотизма можно было ожидать от Тобика, однако, случился этот казус с Петей. Эльфы, увидевшие как светлый комочек вынырнул из-под калитки, дружно захлопали в ладоши и замахали крыльями. Неизвестно, какую именно роль в судьбе Дома сыграло возвращение домового, однако аккурат в тот момент, когда светлый комочек вскарабкался на крыльцо и почувствовал, что эта его миграция – окончательная, Тим решил, что… Впрочем, не суть важно, что именно решил Тим; важно то, чем закончилась эта история.


* * *

Через полгода, перед Новым Годом, Марфа Сергеевна получила приглашение на «салон». Приглашение было оформлено примерно так же, как датированное позапрошлым веком приглашение на свадьбу ее бабушки. Среди виньеток и орхидей Марфа Сергеевна разглядела знакомый адрес… Мало того – в приглашении был упомянут вечерний туалет.

…Подойдя к Дому, она подумала, что сознание играет с нею злую шутку. Среди сугробов издали она увидела зеленые деревья. Мираж? Новогодний трюк? Однако по мере сокращения расстояния до Дома деревья становились все отчетливее. К Дому примыкал прозрачный купол, под которым было нечто типа оранжереи – зеленые деревья, клумбы и альпийские горки напоминали общими очертаниями их сад, но – следовало признать – были спланированы гораздо более удачно. Под деревьями стояли столики и сидели нарядные люди. Марфа Сергеевна заметила профессора N, увидела многих известных в городе людей. Обновленный дом стоял на прежнем месте – но на него словно тоже надели вечерний туалет: вдоль стен вились цветущие вьюнки, украшенные серпантином и новогодними шарами. Единственным кардинальным изменением была пристроенная к дому огромная веранда, на которой играли музыканты. Теперь Дом можно было с чистой совестью назвать дворцом и с очень большой натяжкой приравнять в ресторану – ибо слово ресторан было тесным для Дома. По выложенным плиткой тропинкам сновали официанты в костюмах неброских, но достаточно выразительных, чтобы подчеркнуть атмосферу дворца. Пристальный взгляд Марфы Сергеевны разглядел за Домом флигель14, видимо, отвечающий сугубо хозяйственным целям. Несмотря на все новации, ощущение уюта сохранилось, и Марфе Сергеевне почудилось, что она попала в сказку – как в волшебном сне она позволила провести себя к столику, за которым сидел профессор N. Пока она принимала комплименты профессора, музыка стихла, и удивленные взгляды гостей обратились к Дому. В сад спускалась под руку с Тимом царица – и пораженная Марфа Сергеевна с трудом узнала в даме в вечернем платье собственную внучку. Если бы Тобик, выглядывавший из сумки Марфы Сергеевны, был человеком, то наверняка он бы тоже приоткрыл рот от удивления. Не только восхищение Мартой переполняло его. С высоты своего жизненного опыта он понимал, сколь велика заслуга Пети в преображении Дома.

Петя, наблюдал за всем этим великолепием издалека, сидя у края купола около притаившегося от посторонних взглядов одуванчика. Одуванчик задумчиво склонил голову, ощущая как под землей по трубам разливается тепло, и как счастье вечного лета вместе с теплом распространяется по саду. По тропинке к ним приближались Марта и Тим. Тим не мог видеть домового, но столь внимательно посмотрел ему в глаза, что Петя засомневался, на ум ему пришла фраза Марты о том, что «на свете много есть такого…» и он вспомнил, как часто Тим выходил по вечерам на крыльцо и мечтал вслух, а Петя незаметно помогал ему воплощать мечты: договаривался с эльфами, чтобы побыстрее взошла рассада Мартиной любимой эшольции; вместе в гномами подвигал трубы, чтобы они не задевали корни деревьев; и даже переманил из ботсада ундину15, чтобы зацвела лилия в пруду… А вдруг Тим рассуждал вслух не случайно?… Петя заглянул в глаза Тиму и увидел, вернее, услышал, что тот собирался сказать Марте. Здесь его помощь не требовалась, да и ответ Марты был Пете очевиден заранее, поэтому он улыбнулся Тиму – а вдруг он и правда видит его? – и пошел вглубь сада, предоставив любопытному одуванчику единоличное право услышать добрые новости из первых уст.

…В глубине сада стоял телескоп и когда палевый комочек прижался к окуляру, млечный путь показался ему удивительно красивым, а Луна – о чудо! – полной жизни.

Примечания

1

Эркер – полукруглый, треугольный или многогранный остекленный выступ в стене здания.

(обратно)

2

Контрфорс – массивный каменный столб или устой возле стены здания, поддерживающий ее в вертикальном положении и увеличивающий ее сопротивляемость грузу крыши и потолка.

(обратно)

3

Пинакль – декоративная башенка или столбик на контрфорсах.

(обратно)

4

Эльфы – в германо-скандинавской мифологии духи природы, населяющие воздух, землю, горы, леса.

(обратно)

5

Гномы – в западных европейских сказаниях духи, обитающие под землей. Также гномами принято называть подземных кузнецов, хранящих в горах сокровища. Считается, что гномы бывают исключительно мужского пола.

(обратно)

6

Petit diable (франц.) – постреленок (по отношению к ребенку), славный малый (по отношению ко взрослому)

(обратно)

7

Н.В. Гоголь, «Нос»

(обратно)

8

В. Шекспир, «Гамлет»

(обратно)

9

Агарофобия – боязнь открытого пространства.

(обратно)

10

«Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звездное небо над моей головой и моральный закон в моем сердце», – И.Кант.

(обратно)

11

Салон – литературно-художественный или политический кружок, собирающийся в частном доме. Салоны обычно группировались вокруг какой-либо выдающейся женщины, царицы салона, блестевшей остроумием, талантом или красотою.

(обратно)

12

Функциональный анализ – часть современной математики, изучающая бесконечномерные пространства и их отображения.

(обратно)

13

Сильфы – духи воздуха.

(обратно)

14

Флигель – отдельно стоящая дополнительная постройка или жилая пристройка сбоку главного здания.

(обратно)

15

Ундины – духи воды. В русской интерпретации это русалки.

(обратно)

Оглавление

  • *** Примечания ***