Где ты, счастье мое? [Зинаида Федоровна Каткова] (fb2) читать постранично, страница - 160

гниющей осокой. Чуть дальше русло ручья совсем пересохло, растрескалось, еще дальше, до самого сада, овраг был совершенно сухой, сплошь зарос травой, как будто по дну его никогда не журчала вода.

— Вот отсюда и начнем рыть канаву, — Бахманов показал на заболоченное место.

Качырий принялась рассказывать, что раньше по краям оврага шумели ольхи и ели, а склоны его были покрыты зарослями ивы и красной смородины. Тогда здесь все лето стояла прохладная тень и все лето журчала вода. Ручей питал корни деревьев живительной влагой, деревья прикрывали его от зноя.

— Закон природы, а мы его нарушили — вырубили деревья.

— И навредили сами себе.

— Конечно, навредили. Какая польза от этого сухого оврага?

— Не только это. Видела, какая там, под осокой, земля? Чернозем. Откуда он тут взялся, на дне оврага, когда склоны его — сплошная глина?

— С полей нанесло. Вешней водой.

— Именно! Кроме того, вешние воды разрушают края оврага, и он ежегодно ширится, наступает да поля. Со временем, нам придется снова садить здесь деревья и кустарники. Гляди, какой оползень… Считай, что и эта ель обречена.

На самом крутояре стояла одинокая ель. По обеим сторонам её край оврага был сильно размыт, и глыба земли, подточенная водой, сползла вниз, обнажив корни дерева. Хватаясь за них, Качырий вскарабкалась наверх, позвала:

— Иди сюда, здесь прохладнее!

Бахманов озабоченно ходил понизу, прикидывал, высчитывал, наконец, тоже выбрался наверх, присел рядом с женой з жиденькой тени полузасохшей ели.

— Дел нам предстоит много, Катюша. Пожалуй, до осени нечего и браться.

— А как же сад?

— Ума не приложу. Надо что-нибудь придумать.

Качырий не хотелось говорить о делах. Им редко выпадало счастье вот так, вдвоем, побыть на лоне природы. Пожалуй, это было только дважды: в санатории, на берегу Казанки, да на пути из Пюнчерйымала, когда они любовались восходом солнца.

Качырий доверчиво прильнула к мужу.

— Однажды ты меня спрашивал, счастлива ли я. Тогда я тебе не ответила, теперь скажу: да, счастлива. Знаю, впереди немало трудностей, жизнь — не гладкая дорога. Больше всего я страшусь разлуки…

— Разлук не будет.

— Как знать, не все в мире спокойно. Но я счастлива. Ничего больше не хочу, пусть только со мной останется то, что у меня есть. Ничего мне больше не надо. А тебе. Костя?

— О, мне много еще надо!

— Например?

— Например, у нас нет машинного двора. Хотя бы такого, как в «Чевер нуре». Дальше… Я хотел бы, чтобы на месте этого оврага протекала речка. Еще я бы хотел, чтобы у нас в колхозе был свой стадион…

— Какой ты жадный!

— Почему жадный, все в наших руках.

— Будет, Костя, со временем все будет. Даже то, о чем мы сегодня не помышляем. Ой, смотри, какая туча! И ветер поднялся… Пойдем скорее в сад, там у дедушки Кырли есть шалаш.

Бахманов подал руку жене, озабоченно поглядел на огромную свинцовую тучу, закрывшую полнеба. Налетел порыв ветра, старая ель заскрипела, замахала своими колючими лапами, устремив их в сторону оврага, словно, страшась надвигающейся прозы, хотела перескочить через него и убежать в лес, под защиту своих зеленых собратьев.

— Накинь мою рубашку, простудишься.

— Не надо. Идем скорее.

Они не успели дойти до противоположного края сада, где был шалаш, как ветер сразу и внезапно стих. Свинцовая туча с ходу налетела на солнце, проглотила его. Все вокруг потемнело, замерло в тревожном ожидании. Золотистый зигзаг молнии вспорол темное чрево тучи, и почти сразу же раскатисто грянул гром.

Бахманов подхватил жену на руки и бегом пустился к недалекому уже шалашу, у входа которого на кленовом чурбаке сидел старый Кырля, попыхивая цигаркой.

— Скорее лезь в шалаш.

— А ты?

— Катя акай, иди сюда! — позвала Рая.

Качырий, пригнувшись, шагнула в шалаш. Смыкающиеся прямо над головой наклонные стены его, сложенные из веток ивы и сверху обложенные еловыми лапами, еще источали полуденную жару. Пахло свежим сеном и мятой. Качырий нащупала горячую руку девушки, опустилась на мягкое травяное ложе.

— Пить хочу…

— Тут вода есть. На, только теплая.

Девушка протянула берестяной туесок, потом порывисто обняла старшую подругу.

— Ой, Катя акай, хорошо, что ты пришла. Ужасно боюсь грозы!

— Чего её бояться. После дождя оживет ваш сад. Любишь сад?

— Очень! И дедушку тоже, он такой хороший. Я уже многому научилась у него.

Разговаривая, Качырий прислушивалась к раскатам грома, ждала, когда пойдет дождь, но его все не было. Ей хотелось позвать мужа — вымокнет до нитки, но вчетвером в шалаше не поместиться, а оставить дедушку Кырлю одного неудобно. Вдруг ослепительная вспышка молнии озарила шалаш. Рая вскрикнула, зажмурилась и тотчас раздался такой грохот, словно само небо раскололось напополам.

— Костя! — крикнула Качырий.

В ответ послышался шум дождя, на утоптанном пятачке земли, возле входа, заплясали мутные, пузырчатые потоки…

— Катя акай, куда они ушли?

— Не знаю. Наверное,