Две стороны. Часть 1. Начало [Александр Николаевич Черваков] (fb2) читать онлайн

Александр Черваков Две стороны. Часть 1. Начало

Аннотация

Книга является художественным произведением, основанном на реальных событиях. Книга предназначена для формирования правильного представления у читателя о жизни, воинском быте и взаимоотношениях людей, попавших в сложные условия войны, а не для документального изложения событий того времени.

Ты шёл, не спеша, возвращаясь с войны,

Со сладким чувством победы

С горьким чуством вины…

«Чайф»

– Саня, вставай, бля…, Щербаков! Хорош спать!

С трудом разлепляя глаза, Александр Щербаков медленно просыпался под перестук железнодорожных колес.

«Где я?» – этот вопрос ворочался в его гудящей голове. Еще в полусне Щербаков почувствовал, как в руки ему сунули что-то тяжелое, пальцы ощутили прохладу металла.

– Бери магазин и вставляй патроны. Ау, Саня! Подъем! – кто-то настойчиво тряс лейтенанта за плечо.

Какой магазин? Какие патроны? Окончательно открыв глаза, Александр с трудом огляделся вокруг и память постепенно стала возвращаться в его затуманенный разум. Щербаков лежал на втором ярусе нар, наспех сколоченных из горбыля и необструганных досок. Нары были застелены армейскими спальными мешками, часть новыми, часть совершенно потрепанными. Внизу, на ящиках из-под танковых снарядов, сидели бойцы и снаряжали магазины своих «АКС» патронами из раскрытых «цинков».

– Ну ты вчера ваще, Саня! – с улыбкой сказал Вадим Круглов – старший лейтенант с румяным лицом и светлыми, коротко стриженными волосами. – Ты чего так нажрался-то?

– А мы где? – ответил Щербаков вопросом на вопрос.

– На море едем, – ответил Круглов, – вставай давай.

– На какое нафиг море?

– На Каспийское.

Щербаков сел, спустив ноги вниз. – А число сегодня какое? – спросил он, борясь с приступами тошноты.

– Восемнадцатое августа девяносто девятого года. Совсем потерялся? – старлей опять улыбнулся белозубой улыбкой.

Александр перевёл взгляд на лежащий рядом автомат, – Это мне?

– Тебе. Патроны с института не разучился вставлять? Смотри как… – и Вадим, зачерпнув горсть блестящих медно-зеленых патронов из цинкового ящика, стал ловко вкладывать их в магазин.

– Тебе «смертник» в военкомате выдали? – Круглов отложил заряженный «магазин» и посмотрел на Александра.

– Какой «смертник»?

– Ну жетон с твоим номером?

– Нет.

– Золотой! – сквозь грохот колес крикнул старший лейтенант Круглов, он же Вадимыч. – Дай один «смертник».

– А здесь только «Ф-ки» солдатские, офицерских «У-шек» ни одной, – ответил боец по прозвищу Золотой.

– Тебе кто такую чушь сказал – солдатские-офицерские? Просто серия разная. Давай любую…

– Есть какой-нибудь шнурок? – обратился к Александру Круглов. – Привяжи и повесь на шею, будет тебе вместо талисмана, – Вадим протянул ему дюралюминиевый жетон с выбитой надписью: «ВС СССР» и номером ниже «Ф-045174». – Давай четыре магазина себе «забей». Номер автомата какой? Так, номер 733 384. И номер жетона скажи, я запишу.

В открытом настежь дверном проеме товарного вагона мелькала жаркая заволжская степь. Солнце палило с выцветшего добела неба, и по углам стояла невыносимая духота, едва развеваемая горячим ветром, рвущимся в дверь и узкие окошки под крышей. Бойцы набивали магазины патронами, складывая их в подсумки на четыре магазина. Кто-то подшивал подворотничок, несколько человек, оставив дела, курили дешевую «Приму».

Голова Александра раскалывалась от вчерашнего, нестерпимо хотелось пить.

– Есть попить чего? – обратился он к сидевшему неподалеку сержанту.

– Только чай без сахара теплый, – ответил боец, протягивая ему армейскую фляжку.

– А пива холодного нет? – попытался пошутить Щербаков.

– Пиво Вы всё вчера выпили, товарищ лейтенант…

Да, видимо, вчера было очень хорошо, подумал Александр. А полтора месяца назад еще лучше…

«Гражданка»

А началось всё действительно месяц с лишним назад, в конце июня, когда Александр Щербаков пришел домой с ночной смены. Из почтового ящика, покрашенного серебрянкой, он вместе с местной газетой достал очередную повестку из военкомата. В повестке предлагалось приехать для медицинского осмотра офицеров запаса.

«Вот задолбали! – подумал Щербаков. – Каждые полгода вызывают-осматривают. Прошлой осенью вызывали – предлагали в армию по собственному желанию. Нашли дебилов. Что там в этой армии делать – или прибьют, или инвалидом сделают. Нет уж – кому надо, тот пусть и служит. Хотя будет повод на работу не идти – покажу повестку в бухгалтерии. Как же мне эти вагоны надоели. Нафига я после института обратно в свою дыру приехал?» – размышлял он, поднимаясь на второй этаж в родительскую квартиру.

– Мам, меня в военкомат опять… – крикнул он с порога.

– О Господи! Да когда же они вызывать-то перестанут! – послышался голос его мамы Марии Григорьевны из кухни. – Есть будешь?

– Нет, устал я. Ща «видик» посмотрю и спать буду.

– И когда в военкомат ехать?

– В четверг.

– Так тебе же «в день» на работу, – мама показалась в дверном проёме зала.

– Да я Татьяне Ивановне, главбуху нашему, повестку покажу и всё, пусть отгул дают, – Сашка вставил кассету в новый «филлипс» и стал смотреть очередной американский боевик с Шварценеггером. Это было одно из немногочисленных развлечений в маленьком железнодорожном городке на реке Иловля, куда Щербаков вернулся из Волгограда после учебы в политехническом институте. Закончил он его в 1996 году и вот уже три года как работал на железной дороге осмотрщиком-ремонтником вагонов.

Поначалу, возвратившись домой из политеха, Александр хотел устроиться куда-нибудь по специальности. На кузнечно-литейном заводе, находившемся в районном центре, оказалась должность замначальника цеха, но мизерной зарплаты хватало бы только на автобусные билеты, чтобы весь месяц ездить до работы и обратно.

Тогда, может, отслужить в авиационной воинской части, располагавшейся недалеко от соседнего села? До дома недалеко, да и спокойнее так – «отмучился» два года и живи спокойно. В последнее время офицеров запаса, бывших выпускников ВУЗов, стали потихоньку «выдергивать» в армию, так как офицеров вооруженных силах не хватало. Кадровые офицеры увольнялись в связи с низкой зарплатой, плохими бытовыми условиями, нестабильной ситуацией в стране.

Сразу принять Александра офицером на службу в части отказались – все вакансии заняты, да и опыта службы у Щербакова не было. Предложили временно поработать в аэродромной хозроте обычным подсобным рабочим, а если появится место, рассмотреть кандидатуру Александра на командира взвода. Но такая ситуация Сашку не устраивала, так как день был ненормированный, зарплата очень маленькая, а тут еще случай подвернулся устроиться на железную дорогу с более высокой зарплатой и совсем рядом с домом. «Авось, пронесет и не «загребут» в армейку», – подумал Щербаков и начал работать на железной дороге.

Постепенно Сашка стал миллионером, но не потому что он так усиленно работал или ему досталось наследство от богатых родственников. Просто благодаря инфляции в стране количество нулей на купюрах увеличивалось, копейки вообще вышли из обихода. За месяц Щербаков зарабатывал по миллиону, а иногда и по полтора, но богаче от этого не становился – цены также росли, и на ценниках нулей тоже прибавилось.

– Сбылась мечта простого советского человека, теперь каждый у нас миллионер! – сказал как-то Сашкин коллега Паша Пруцаков. – А хрен ли толку.

Зачем Щербаков вернулся в свой городок, окончив институт, почему не остался в большом городе? Была ведь перспектива работать на одном из волгоградских заводов помощником мастера цеха, но Александр объяснял всем свой выбор так: «Надоело жить в общаге, вот побуду чуть дома и вернусь в Волгоград». Шли месяцы, годы, но мысли о возвращении в город-герой у Александра постепенно выветривались из головы. И не потому, что ему нравилось в родном городке, просто вот как-то жил он себе и жил, работал и работал, купил однокомнатную квартиру в центре, потихоньку делал там ремонт, порой думая: «Ну куда я поеду, тут какая-никакая работа, квартира, а там – ничего». Хотя его студенческий друг Эдик Хучуев постоянно звал его в Волгоград. Там у Эдика был свой бизнес, и дела шли довольно хорошо.

Под звуки стрельбы непобедимого Арнольда Александр заснул, а проснулся, когда уже вечерело. Наскоро поев, он надел старые кроссовки и спустился во двор своей кирпичной «хрущевки».

Стоял душный июньский вечер. Из железнодорожного парка доносились гудки тепловозов и грохот вагонов, спускаемых с «горки», о чем-то переговаривались вагонники по громкой связи. «Сходить что ли за сигаретами?» – подумал Щербаков. По дороге он встретил Пашу Пруцакова, с которым работал в одной смене.

– А меня опять в военкомат вызывают, на медкомиссию, – вместо приветствия сказал Щербаков, – вот в четверг с утра поеду.

– Нам же в четверг «в день»! – ответил Пашка.

– Да пофигу, повестка есть с печатью, – подмигнул Александр.

– Как думаешь, загребут в армейку? – закуривая «Приму», спросил Пруцаков.

– Да уже сто раз вызывали. Так, посмотрят, напишут, что годен, и всё.

– Не ссы, – затягиваясь табачным дымом сказал Пашка, – сейчас войны нет, пошлют куда-нибудь в Сибирь, а если деньги есть – «отмажешься» или поблизости служить будешь. Я вот перед «первой чеченской» отслужил в стройбате. Ну, поначалу тяжело, конечно – «деды» гоняли, а потом нормально. Правда, когда домой в Грозный вернулся, вскоре война началась. Всё побросали, в том числе квартиру там, в Ленинском районе, еле уехать успели. У меня очень много чеченцев друзей было, с детства вместе в одном дворе росли, в школе учились. Один мне и помог из Грозного выбраться, когда «беспредел» начался. Асадов Шамиль его звали, одноклассник. Не знаю, где он сейчас.

– Денег я платить не буду, обойдутся. Да и нет их, денег-то. Думаю «прокатит», как и прошлые разы, – сказал Сашка.

В четверг с утра Александр сел на маршрутку, которая ходила в районный центр, и поехал в райвоенкомат. Трясясь по «убитой» дороге, которыми славилась область, он думал, что скажут ему на этот раз.

По прибытии началась стандартная процедура медосмотра. Сашка мускулатурой не блистал, был худощавым, в своего деда. Да и зрение было не соколиное – когда смотрел телевизор, надевал очки, носить которые стеснялся. Но заключение медкомиссии было «годен к строевой службе».

После того как медосмотр завершился, всех прибывших на комиссию собрали в актовом зале, увешанном военными плакатами советских времен. Мужественные солдаты со стендов призывали защитить Отечество от проклятого капитализма, а люди в противогазах сообщали, что делать и куда бежать при атомном взрыве. В зале набралось человек двадцать парней, возрастом от двадцати с небольшим. Началась перекличка. Толстый майор в новеньком кителе зачитывал список, коверкая фамилии. После этого, произнеся небольшой монолог о защите Родины, он добавил, что все присутствующие могут быть свободны, за исключением нескольких человек, в числе которых оказался и Щербаков.

– Ну что, товарищи офицеры запаса, – начал майор, – наступил и ваш черед послужить Родине. Ситуация сейчас в армии сложная, офицеров не хватает, поэтому пришел приказ из штаба округа о вашем призыве на воинскую службу в действующих частях нашей армии. На следующей неделе, третьего июля, всем прибыть в военкомат к девяти часам. Здесь вам будут вручены военные предписания о вашем распределении в воинские части. У кого какие вопросы, не стесняйтесь, задавайте.

В зале образовалась звенящая тишина, каждый сидел и переваривал то, о чем сказал толстый майор.

«Наверное, это сон, – подумал Сашка, – хреновый сон, такого просто не может быть».

– Товарищ майор, – пришел в себя первым Александр, – так ведь после военной кафедры в армию не забирают!

– Раньше не забирали, – ответил майор, – а сейчас такая ситуация в стране и армии сложилась. Ничего страшного, войны сейчас нет, армия вам только на пользу пойдет, да и вообще, этот вопрос не обсуждается. Все вы офицеры запаса, годные к строевой службе, а приказы командующего округом, как я уже сказал, не обсуждаются.

– А у меня недостаток веса и зрение плохое, – цепляясь за последнюю надежду, сказал Щербаков.

– Вас, товарищ Щербаков, на военной кафедре на кого учили?

– На командира танкового взвода…

– Ну, так в танке Вам очки не понадобятся, там на командирском прицеле резкость любую сможешь навести. А вес как раз в армии и наберешь, – попытался пошутить майор, – в общем, сейчас езжайте домой, а третьего июля всем в девять ноль-ноль быть у военкомата. Отнеситесь к этому серьезно, чтобы мне лишний раз не напоминать про уголовную ответственность и с милицией вас не искать. Сейчас все получите у меня повестки и распишитесь в них на третье.

Но Сашка не собирался просто так сдаваться. Он снова пошел в кабинет, где заседала медкомиссия, и выяснил, что завтра в Волгоград едут призывники, служба которых в армии под вопросом по состоянию здоровья. Там должен состояться еще один медосмотр, на котором могут дать окончательное заключение – годен призывник к воинской службе или не годен. Уповая на свой недостаток веса и слабое зрение, Александр добился того, чтобы его включили в команду призывников, убывающих завтра на окончательное медицинское освидетельствование. Дома он не стал расстраивать родителей и говорить, что его забирают в армию, в надежде на то, что не всё еще потеряно. Сказал лишь, что едет в Волгоград на ещё одну медкомиссию, дескать, сейчас такие правила в военкомате.

На следующий день, в пятницу, Щербаков вновь приехал к зданию райвоенкомата. Там уже собралась толпа человек в шестьдесят призывников, большинство из которых не горели желанием отправиться в армию и таким образом доказать свою любовь к Родине. Многие на больных совсем не походили, по крайней мере, на первый взгляд. Юноши маргинального вида, одетые в спортивные «адидасовские» костюмы и побритые наголо, провинциальная «золотая молодежь», которых папы привезли к военкомату на подержанных иномарках, студенты, завалившие сессию и отчисленные из институтов и училищ. Весь этот коллектив под руководством офицеров военкомата погрузился в старые «Икарусы» и отправился в Волгоград. Общее настроение: «как «откосить» от армии за минимальные средства», поэтому лица у всех ребят деланно-грустные, и, глядя на них, просто хотелось всех пожалеть и отпустить по домам.

В Волгоградский областной военкомат в этот день прибыло много таких «Икарусов», «ПАЗиков» и «ЛАЗов» из других районов области, с такими же призывниками, поэтому очередь в кабинеты медосмотра стояла невероятная. Из последнего кабинета часть ребят выходила с плохо скрываемой радостью об очередной отсрочке, но большая часть с действительно грустными и несчастными лицами. С таким же несчастным лицом вышел и Сашка Щербаков. Перед этим, с колотящимся от волнения сердцем, он переступил порог кабинета, в котором за столом, заваленным личными делами и медицинскими картами призывников, сидел худой майор с петлицами медицинских войск. Поверх кителя был накинут белый халат не первой свежести. Майор сидел и, не отрываясь, что-то записывал в личном деле.

– Фамилия, имя, отчество… – не поднимая головы спросил майор. – На что жалуемся?

– Щербаков Александр Николаевич. У меня недостаток веса, – ответил Щербаков.

– Так, вставай на весы. Н-да, не хватает до нормы. Школу когда закончил? – вновь спросил майор.

– Да я уже институт закончил, три года назад. Работаю уже, – глядя на лысеющую голову майора сказал Сашка.

– Офицер запаса? – оторвался от писанины майор.

– Да, военная кафедра, офицер запаса, на танкистов учили.

– У, брат, ну недостаток веса на офицеров не распространяется, ничем помочь не могу, – он открыл медицинскую карту Щербакова, полистал её, – остальное всё в норме.

– А как же зрение, у меня минус полтора, – с последней надеждой в голосе спросил Сашка.

– Офицеры служат с еще более низким зрением, а у тебя в танке на командирском прицеле резкость наводится. Так что извини, годен без ограничений.

– Товарищ майор, ну Вы хоть какие-нибудь рекомендации дайте, как мне вес набрать…

– Ешь больше, – опять углубившись в написание очередной резолюции произнес майор. – И позови следующего.

Дома, конечно, все были в шоке. Мама плакала, отец хмуро курил на кухне. Один Сашка оставался спокоен. И это не потому, что ему было всё равно. Просто он до конца еще не осознал, куда его забирают и что ему предстоит. Мало того, в глубине души он даже радовался таким коренным переменам в жизни. Железная дорога с её ночными сменами, скучная жизнь уездного городка, отсутствие какой-либо конкретной жизненной цели – всё это тяготило Александра. Сам он в своей судьбе что-то менять не решался, плыл вот как-то по течению и всё. А тут, волею случая, грядет совершенно другая жизнь, всё абсолютно другое. О том, как всё это будет, Александр на данный момент не задумывался. Сейчас в его голове крутились картинки, как он приедет в отпуск в военной форме, с лейтенантскими погонами, зайдет к себе на ПТО…

Почти все друзья Щербакова в своё время отслужили в различных войсках нашей доблестной армии, и во время каких-нибудь застолий или праздников, когда ребята начинали вспоминать свою службу, случаи из армейской жизни, Александр чувствовал себя довольно «неуютно». Он стеснялся того, что армию видел только в кино, а автомат в руках держал всего два раза в жизни – в школе на НВП и в институте на сборах. Поэтому Щербаков старался перевести разговор на тему, более общую и понятную для всех.

Когда Щербаков учился в школе, Сашкин отец Николай Васильевич не раз говорил ему: «Окончишь школу – пойдешь в армию! Каждый настоящий мужчина должен отслужить, должен почувствовать трудности армейской жизни. Это, можно сказать, школа мужества! Потом в жизни легче будет. Отслужишь, а уж потом поступай хоть в институт, хоть в университет». Но когда в конце восьмидесятых начались военные конфликты в союзных республиках, когда огромный и некогда нерушимый Советский Союз с треском разваливался на части, когда стали привозить «груз двести» из воинских частей родителям, отдавшим своих детей в «школу мужества», мнение отца переменилось. «В институт тебе надо поступать, где есть военная кафедра, – теперь говорил он, – после кафедры в армию не берут, будешь офицером запаса. Смотрю, сейчас это не «школа жизни», а школа «выживания». Не затем мы тебя растили. Они там делят что-то, а дети гибнут ни за что…»

Мать, конечно, тоже разделяла новую точку зрения отца, да и Сашка не горел большим желанием служить в армии. Прошли те времена, когда парни стремились в армию, когда это считалось «круто», когда ты этим мог гордиться. Сейчас стало «круто», если ты от армии «откосил». Поэтому одним из критериев выбора института у Александра являлось наличие в нем военной кафедры. В Волгоградском политехническом институте такая кафедра была…

На работе новость о том, что Александра Николаевича Щербакова забирают в армию, всколыхнула весь коллектив, все четыре смены, тем более, что был замечательный повод «отметить это дело». На проводах собрались все, кто только мог и не работал в этот день – человек тридцать. С этими людьми Александр проработал на ПТО (пункте технического осмотра вагонов) почти три года. Отношения с большинством собравшихся у Сашки сложились хорошие, так как человек он был очень общительный и миролюбивый, да и выглядел в свои двадцать четыре лет на семнадцать из-за своего худощавого телосложения, поэтому все относились к нему, как к младшему брату.

Как-то раз, во время школьного выпускного вечера, он случайно проходил мимо своей школы. Два года назад он закончил институт и уже вовсю трудился на железной дороге. Александр подошел к спортзалу, где давно гуляли недавние одиннадцатиклассники, их родители и учителя, отмечая очередной выпуск. Выпускники танцевали под «Кар-Мэн» и плачущую Таню Буланову, периодически выбегая за угол школы покурить и выпить что-либо крепче шампанского градусов эдак на тридцать. Чей-то подвыпивший папа взял Александра за руку, завел в спортзал и, глядя на ничего не понимающего Сашку, произнес: «Вам чего, шампанского мало? Вас что, по одному ловить надо, чтобы вы за углом не бухали? Иди за стол садись!» Как потом выяснилось, папа принял худенького Александра за одного из выпускников.

Проводы Щербакова отмечали в зале техники безопасности, окруженные манометрами, автосцепками «в разрезе» и изображениями хмурых железнодорожников в оранжевых жилетах. Шашлыки, самогон, песни Александра Лаэртского в исполнении Пашки Пруцакова под гитару… Мужики вспоминали свою службу в армии, молодые парни свою. Каждый старался рассказать какую-нибудь историю из своей армейской жизни, а так как запоминается в основном только хорошее или смешное, то по рассказам можно было сделать вывод, что служба в армии не такая уж и тяжелая, а, напротив, большей частью веселая и беззаботная.

Третьего июля Щербаков прибыл в военкомат. Стояло жаркое июльское утро, но на душе у Александра пасмурно и тревожно. Немного поредевшая после рейса на медосмотр в Волгоград толпа призывников толпилась у ворот военкомата. Часть новобранцев совсем молодые, недавно окончившие школу. Несколько человек, офицеров запаса, бывших студентов, стояли немного в стороне и молча курили. Сашка заметил одного знакомого парня, стоявшего с ними.

– Чё, пацаны, тоже «загребают»? – спросил Щербаков. – Куда неизвестно?

– Загребают, суки, – ответил один. – И «бабок» нет «отмазаться». Чё, бля, кадровых что ли нет? Я институт три года назад окончил, а кафедру вообще пять лет назад, ничего не помню, да и сами знаете, как в институте зачеты за «пузырь» сдаются. А у меня семья, дочь недавно родилась.

Остальные в подтверждение загалдели, вспоминая, как они «сдавали» «тактику» и огневую подготовку в институте. Один знакомый Александру краснощёкий парнишка стоял поодаль, молча поглядывая по сторонам. Отец краснощёкого занимал некое положение в администрации города, поэтому насчет службы парнишка особенно не переживал – всё уже было оплачено, и в военкомат он прибыл только для вида. У остальных ни денег, ни связей таких не имелось.

Толстый майор, который, как показалось Сашке, еще более раздался вширь, вручил Щербакову предписание: прибыть шестого июля в штаб Северо-Кавказского военного округа в городе Ростов-на-Дону для распределения в одну из воинских частей нашей необъятной Родины.

На перроне Щербакова провожали родители, друг Костя Акчурин с женой Валей и маленьким сыном Ванюшкой. Отец пытался сдержать слёзы, а мама, как будто предчувствуя что-то, слез не сдерживала, отчего Александр чувствовал себя неловко.

«Ты позвони по возможности сразу, – говорила мать, – попроси уж, чтобы тебя куда поближе распределили, крайний случай хоть куда, лишь бы не на Кавказ», – накануне мама вспоминала о Роме Тулине – однокласснике Александра. Ромка был веселым парнем, шутником, хорошо рисовал, душа компании. Роман Тулин погиб в первую чеченскую в Грозном при штурме вокзала 31 декабря 1994-го. Целых четыре года он считался пропавшим без вести. Наконец, совершенно случайно, его нашли в «холодильниках» Ростова-на-Дону, среди неопознанных погибших бойцов, привезли в родной город и похоронили. Сашка как раз работал в дневную смену и видел похоронную процессию, видел солдат, несущих гроб с одноклассником по центральной улице, видел множество горожан, провожавших Ромку в последний путь. «За что? Зачем?» – думал он в те минуты. Ответа не было ни тогда, ни сейчас.

Подошел поезд.

– Документы все взял? Предписание, военный билет? – не успокаивалась мама.

– Да взял я всё! Взял! – нервничал Александр. – Может, паспорт взять всё-таки? – Щербаков вопросительно посмотрел на отца.

– Не надо паспорт, потеряешь еще, потом восстанавливай, – ответила за отца мама. – У тебя военный билет есть и предписание. Паспорт дома полежит, никуда не денется.

Последний раз обнявшись с отцом, поцеловав мать, Александр подхватил черную сумку с белой надписью «СССР», в которой были собраны вещи «на первое время», и скрылся в вагоне.

Ростов-на-Дону. Штаб СКВО

В Волгограде к Александру в плацкартный вагон подсел майор войск связи, ехавший со своей женой в отпуск. За бутылкой коньяка, которым угостил офицер, они быстро познакомились, и Щербаков рассказал ему свою невеселую историю о призыве в армию.

«Не грусти, – сказал майор, – войны сейчас нет, пошлют куда-нибудь в Сибирь, два года – не двадцать пять лет, как в царские времена, пролетят быстро. Главное, поставь себя сразу как командир. На поводу у солдат не иди, а то они люди такие, особенно «деды» и дембеля. Поблажек им никаких, всё по уставу, в противном случае сядут на шею и ножки свесят. Это я по своему опыту – по-доброму с ними нельзя. В общем, куда солдата ни целуй – везде жопа, как говорят у нас в армии. Познакомишься с офицерами, они тебе помогут в жизнь армейскую втянуться».

После пары забавных случаев из офицерской жизни и полбутылки армянского коньяка Щербаков совершенно расслабился и заснул уже без тягостных мыслей о будущем.

Выйдя из вагона в Ростове, Александр отправился искать гостиницу, так как в штаб округа ему нужно было явиться завтра к десяти часам утра. Первые злоключения начались еще на привокзальной площади в Ростове, и всё из-за того, что Сашка не взял паспорт. Большая сумка сразу привлекала внимание ментов-ППСников – они тут же останавливали проверять документы. Для ростовских милиционеров военный билет и предписание с печатью, видимо, не являлись документами, подтверждающими личность человека. Приходилось очень долго доказывать, что ты не «индюк» и прибыл в штаб СКВО, а в сумке у тебя не взрывное устройство. Причем сцены обыска проходили прямо на глазах у прохожих. В отделение милиции не забирали, но Сашка чувствовал себя в крайней степени униженным. Наглости и хамству ростовской милиции не было предела. Щербаков был беззащитным в чужом городе, и «охранять мирный покой» таких «граждан» ему хотелось еще меньше. В гостиницы тоже без паспорта не селили, даже в гостиницу «Звезда», хотя там проживало много командированных военных, путь закрыт – по военному билету не заселяли. Подвергаясь очередным обыскам и проверке документов, Александр с трудом добрался обратно до железнодорожного вокзала. Там он сразу направился к дежурившим милиционерам.

«Товарищ лейтенант, – обратился он к старшему по званию, – у меня такая проблема», – и Щербаков рассказал ему про историю с паспортом, который якобы у него забрали в военкомате на хранение, про предписание прибыть в штаб СКВО, про «обыски» и невозможность заселиться в гостиницы, – «Посоветуйте, что мне делать? – закончил он. – Или забирайте сразу в «обезьянник». Призвали в армию служить, а из меня на каждом шагу преступника делают».

Лейтенант, как ни странно, с пониманием отнесся к «приключениям» Александра. Проверив военный билет и предписание, он сказал: "Сейчас иди на второй этаж, там гостиница при железнодорожном вокзале. Попроси в регистратуре, чтобы тебя поселили по военному билету, ну если не поселят, возвращайся, что-нибудь придумаем. И по городу лишний раз не шляйся, раз у тебя такая ситуация с паспортом."

Тем временем, дома мама пошла к бабушке-гадалке, узнать, что ждет её сына. Бабулька жила на окраине в полуразвалившейся избушке, пополняя свою небогатую пенсию предсказаниями и различными приворотами-отворотами. Она долго жгла церковные свечи, раскладывала карты и молилась на закопченные иконы.

«Не волнуйся, – сказала старушка, – сын будет служить недалеко от дома. Живой будет. Вижу, что всё будет у него хорошо».

Немного успокоенная мама вернулась домой и всё в подробностях рассказала отцу.

«Не верю я всем этим гадалкам, – ответил отец. – Ну раз ничего плохого не сказала, и то хорошо. Ты, мать, не переживай, ему что, десять лет, что ли? И войны, слава Богу, нет никакой. Может, и правда, где рядом служить будет».

В гостиницу Александра поселили, вопрос решила шоколадка и жалостливый рассказ о призыве в армию. Женщина-регистратор средних лет определила Сашку в восьмиместный номер эконом-класса. В номере, больше напоминавшем, по представлению Щербакова, казарму, было занято всего две кровати. Мужик с сыном-подростком оказались земляками Сашки, как говорится, «земля круглая», правда, в его городе они жили не так давно – бежали из Казахстана, когда там начались беспорядки и притеснения русских. Попив чаю с бутербродами, Александр улегся спать, заново переживая все сегодняшние неприятности.

На следующее утро Щербаков, взяв с собой только «военник» с предписанием и оставив привлекающую ростовских блюстителей порядка сумку, направился в штаб округа. Смешавшись с толпой ростовчан и гостей города, он уже ничем не привлекал к себе внимания. На КПП штаба он предоставил документы дежурному по штабу капитану, тот зарегистрировал Щербакова в журнале, куда-то позвонил и после сказал Сашке: «Тебе в сорок шестой кабинет, на четвертый этаж к подполковнику Кудасову. Он занимается распределением».

Александр по лестнице поднялся на четвертый этаж, нашел нужный кабинет и робко постучал в крашенную бежевой краской деревянную дверь.

«Разрешите войти, товарищ подполковник, – Сашка перешагнул порог кабинета. – Лейтенант запаса Щербаков прибыл на распределение для прохождения воинской службы», – отрапортовал Александр и подумал: «Какие странные слова, просто сон какой-то. Лейтенант Щербаков – нонсенс».

На столе стояла красивая чернильница в виде танка Т-34 с откинутыми на башне люками и торчащими из них карандашами и шариковыми ручками. За столом, на котором громоздилась куча бумаг, стояла лампа с зеленым абажуром («Прямо как у Ленина», – промелькнуло у Александра), сидел пожилой лысеющий подполковник Кудасов с лихо закрученными буденновским усами.

– Проходи, присаживайся. – расправил усы подполковник. – Давай документы. Так, значит. Что, говоришь, заканчивал?

– Волгоградский политех, – ответил Александр.

– Значит, из Волгоградской области? – вынул из чернильницы ручку Кудасов. – И на кого учили на кафедре? На танкиста? – вчитывался он в военный билет. – Рядом с домом служить хочешь? – неожиданно сказал он.

Сашка не поверил своим ушам!

– Конечно, хочу! – выпалил он. – А что для этого нужно сделать?

– Пойди на первый этаж в буфет, купи две бутылки минеральной воды, только холодной, а то что-то сушняк какой-то с утра.

Александр не понимал, шутит офицер или нет. – Может чего покрепче, товарищ подполковник? – вскочил Щербаков.

– Воды, лейтенант, да побыстрее, пока у меня настроение хорошее! – нахмурился Кудасов. – Покрепче вчера было.

Сашка сорвался с места, мигом слетел на первый этаж, нашел буфет, купил три «полторашки» минеральной воды и через десять минут уже опять сидел у Кудасова в кабинете, наблюдая, как он пишет очередное предписание.

«Значит, так, – осушив стакан холодной минералки, сказал полковник, – убываешь в Волгоград в воинскую часть 22220. На КПП отдашь вот это предписание. Там тебе всё скажут».

Александр был на седьмом небе от счастья! Служить рядом с домом, может, даже в Волгограде! О таком он и мечтать не мог. Надо срочно позвонить родителям, обрадовать. По пути, зайдя на переговорный пункт, он позвонил домой. Трубку взяла мама.

«Мама, привет! Меня служить в Волгоград направляют, рядом с домом, сегодня в Волгоград еду, в штаб дивизии! Скажи отцу, что всё хорошо!» – радостно кричал в трубку Сашка.

– Вот, а ты говорил «не верь гадалкам», – на кухне мать укоряла отца, – а ведь гадалка так и сказала «служить рядом с домом будет».

– Ну и слава Богу, – соглашался отец. – Волгоград не Сибирь, тем более не Кавказ.

Сашка, опасаясь милицейских «обысков», осторожно пробрался в свой гостиничный номер на вокзале и до вечера не выходил оттуда. Все отрицательные впечатления о «гостеприимном» Ростове были стерты неожиданным поворотом событий. Вечером, сев на поезд до Волгограда, Щербаков забрался на верхнюю полку и долго не мог заснуть, вспоминая свою поездку и размышляя о том, как дальше повернется его судьба.

Штаб 20-й Дивизии

И вот он, родной Волгоград, который Александр любил с детства. Каждое лето он приезжал сюда на каникулы к бабушке с дедом. Родители мамы жили в пригороде, но Сашка каждый раз просил деда отвезти его в город. Здесь он впервые, еще школьником, проехался в скоростном трамвае по подземным туннелям, прокатился в лифте, который он видел только по телевизору, поел ананасов в ресторане – экзотика в СССР. А как его поразила набережная с её широкими ступенями, спускающимися к великой Волге, фонтан «Дружба народов»! Но самое большое впечатление, конечно, оставила Родина-мать. Рядом с ней Александр чувствовал себя муравьем. Глядя ввысь, на меч, который резал бегущие по небу облака, Сашка думал, что памятник вот-вот упадет на него, но Родина-мать всё так же величественно стояла, глядя на огромный город, который не сдался врагу.

Выйдя из вагона, Щербаков первым делом отыскал в огромном вокзале окошко с надписью: «Военный комендант». Заглянув в него, он увидел седеющего капитана, читавшего замасленную с одного конца газету «Советский спорт».

«Товарищ капитан, – обратился Александр, – меня направили в воинскую часть номер 22220, подскажите, где она находится», – и он протянул воинский билет с предписанием, выданным подполковником Кудасовым. Капитан, внимательно изучив «военник» и предписание, начал: «Это штаб дивизии, в центре, на площади Чекистов. Проехать можно…», но Щербаков и так знал, где это. Схватив протянутые документы, Александр быстрым шагом направился к выходу из вокзала.

«Служить в штабе дивизии! В центре Волгограда! Кто о таком мог мечтать? Знал бы, ящик коньяка бы купил Кудасову за такой подарок, если б деньги были», – думал Щербаков. Сев на привокзальной площади в троллейбус, шедший в направлении площади Чекистов, Сашка предался радостным мечтаниям о службе в большом городе, в котором он всегда хотел жить. Бабульки рядом, родители недалеко, все друзья здесь – не служба, а мечта!

С трудом открыв огромную дверь, отделанную в стиле сталинского ампира бронзовыми звездами и снопами колосьев, перевитых лентами, он очутился перед застекленной будкой контрольно-пропускного пункта штаба 20-й Гвардейской мотострелковой дивизии. Объяснив дежурному майору, кто он и зачем сюда прибыл, Александра направили в один из кабинетов к майору Александрову. Там должна окончательно решиться его судьба, но это оказалось только начало долгого пути. Сначала Щербаков долго петлял по узким коридорам с высокими потолками, пытаясь найти нужный кабинет. Потом, прислонившись спиной к стене, крашенной светло-зеленой краской, часа полтора ждал майора Александрова, отсутствовавшего по каким-то более важным делам. Мимо Александра по коридору сновали люди в военной форме, сияя маленькими и большими звездами на погонах. Наконец появился он – повелитель судьбы Сашки. Повелитель представлял собой маленький толстый бочонок в новом кителе, увешанном орденскими планками.

– Тебе чего здесь? – с некоторым пренебрежением посмотрел он на вытянувшегося вдоль стены Сашку.

– Товарищ майор, лейтенант Щербаков прибыл для прохождения воинской службы! – доложил Александр и протянул военный билет с предписанием.

– Куда прибыл? – проходя в кабинет спросил майор.

– Сюда, – растерялся Сашка.

– Где здесь написано, что сюда, лейтенант? – повысил голос Александров.

– Ну, мне сказали… – начал было Щербаков.

– На базаре… – продолжил майор, – Сказали ему… Какое училище заканчивал? – еще не открыв документы, спросил «повелитель».

– Я не училище, я институт закончил, – посмотрел на него Щербаков.

– «Пиджак», значит, – ухмыльнулся майор. – Ну понятно тогда, – Александров уселся за свой широкий стол, крытый зеленым сукном. С портрета на стене хитро прищурился Борис Николаевич Ельцин, первый президент Российской Федерации.

– Вот скажи, – майор глянул на фамилию в военном билете, – Щербаков, вот нахрена вас в армию призывают, а? Ты что-нибудь с кафедры своей военной помнишь? – он вновь заглянул в «военник». – Танк вообще видел, так, чтобы не на картинке?

– Видел, – с нарастающим раздражением сказал Сашка. – А нахрена призывают, – передразнил он майора, – хрен его знает, не очень-то и хотелось! Я сам не напрашивался!

Александров выкатил глаза от такого неожиданного выпада.

– Ну ты тут поосторожней в выражениях! Шлют и шлют таких вот студентов. И что с вами делать? Ничего не помните, нифига не умеете – скорей бы два года «отмотать» и домой, – майор раздраженно повертел предписание в руках. Затем он открыл большой серый сейф, стоящий в углу кабинета, достал какие-то папки и стал копаться в бумагах. Минут через пять непонятной для Щербакова деятельности Александров достал из стола новый бланк предписания и стал что-то писать на нём неразборчивым почерком.

– В общем, так, в твоём районном городе стоит мотострелковый полк с приданным танковым батальоном, – майор вытащил из того же серого сейфа круглую печать, нежно подышал на неё и шлёпнул ей в только что написанный текст, – прибудешь туда завтра в штаб полка с новым предписанием. Пойдешь в строевую часть, там тебе всё скажут – куда и зачем, – он протянул военный билет и новое предписание с непонятными каракулями, отчасти скрывавшимися за круглой фиолетовой печатью с двуглавым орлом и надписью: «Войсковая часть № 22220».

Только когда за спиной Александра захлопнулись двери штаба дивизии, он понял, что ему всё-таки неожиданно повезло – его отправляют служить в воинскую часть всего в двадцати километрах от его родного дома! Почему так произошло, так и осталось загадкой для Щербакова. Видимо, стечение обстоятельств или кто-то с неба, устав смотреть на бесконечные перемещения человека, вырванного из обычной размеренной жизни, решил всё-таки поставить точку в этом движении. Но на самом деле это была очередная запятая.

Дома, со слезами на глазах, его встречали родители, засыпая вопросами. Щербаков просто не успевал отвечать на каждый. Ростовские приключения «с паспортом» в привычной домашней обстановке не казались такими ужасными, а майор Александров не таким уж и злым, тем более, что самой большой радостью для Сашки и его родителей было – сын будет служить рядом с домом. Весь вечер Сашка пролежал в ванне, отмокая от бесконечных переездов – сил поделиться с друзьями и товарищами по работе у него уже не было.

«Вот приеду в военной форме, тогда всё и расскажу», – засыпая, подумал он.

Штаб полка

На следующее утро, часов в восемь, захватив военный билет с предписанием, а также неизменную черную сумку с белыми буквами «СССР», в которой лежали самые необходимые вещи, Александр на маршрутке отправился в свой районный центр, куда не раз приезжал в военкомат и где, по предписанию майора Александрова, ему предстояло служить. Опять та же разбитая дорога, скрипящая на выбоинах маршрутка и бабушки, обсуждающие своих непутевых внуков.

Воинскую часть Щербаков искал недолго – она располагалась почти в центре города и протянулась вдоль берега Волги. Сначала помощник дежурного по КПП сержант-срочник не хотел пропускать Щербакова, приняв его за гражданского, но, проверив документы, впустил внутрь. Дежурный по контрольно-пропускному пункту прапорщик позвонил в строевую часть, и минут через десять за Александром пришел посыльный солдат. Он сопроводил Щербакова до штаба полка, где находилась строевая часть.

Огромный штаб располагался в четырехэтажном здании бывшей авиационной школы. Белые квадратные колонны подпирали фронтон крыши с красовавшимися на нём пятью орденами героического гвардейского полка, образованного в далеком 1942 году. Широкие асфальтированные дорожки чисто выметены, бордюры выбелены побелкой. День только начинался – с утреннего построения повзводно строевым шагом расходились воинские подразделения. В еще не жарком утреннем воздухе раздавались армейские песни. Запевалы, кто басом, кто фальцетом, старались перекричать соседний взвод, и всё это армейское творчество, топот сотен солдатских ног, обутых в кирзовые сапоги, слышалось во всех уголках огромной полковой территории.

«Строевая» – одно из внутренних ведомств воинской части, через которую проходит и в которой хранится вся информация о личном строевом составе. Широкие каменные ступени, отполированные за долгие годы солдатскими сапогами и офицерскими берцами, вели на второй этаж, где она и располагалась. Начинался армейский день, по коридору с множеством кабинетов быстрым шагом проносились посыльные, торопились офицеры различных званий – каждый чем-то занят. На Щербакова никто не обращал внимания. На дверях, обитых оцинкованным железом, висела табличка с надписью: «Строевая часть».

«Вам сюда», – солдат, сопровождавший Александра, ткнул пальцем в табличку. Постучавшись, Александр заглянул в кабинет за железными дверями. Небольшое помещение занимали трое сидящих за столами с документами сержантов-срочников. Они что-то писали в толстых журналах, заглядывая в экраны компьютерных мониторов.

– Вы к кому? – оторвался от монитора один из солдат.

– Да я точно не знаю, – ответил Щербаков, – сказали в «строевую», а к кому – не сказали. Наверно, к самому старшему. Он, вероятно, скажет, где я служить буду.

– Сейчас, – солдат нехотя встал из-за стола и постучался в двери кабинета, который находился слева за стеной. – Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться, тут к Вам, наверное, пришли.

– Проходите, – сержант обернулся к Александру. Сашка переступил порог следующего кабинета. В небольшом помещении, заставленном картотечными ящиками с ярлычками «от А до Я» и несколькими сейфами, располагалось два стола, за одним из которых сидел молодой старший лейтенант с едва заметной иссиня-черной щетиной.

– Старший лейтенант Дегтярев, – представился он. – Вы к кому и по какому вопросу?

По тону лейтенанта Щербаков определил, что, несмотря на утро, дел у чернявого было полно. Протянув документы, Александр коротко пересказал события последних дней, закончив на том, что его отправили служить сюда в качестве командира взвода, правда, какого, не уточнили. Дегтярев открыл «военник», прочиталпредписание, выданное в дивизии, с трудом переводя на русский язык каракули майора Александрова.

– Что заканчивал? – он повернулся к одному из картотечных ящиков и достал картонную папку с веревочными тесёмками. «Щербаков Александр Николаевич» – аккуратными буквами вывел он на титульном листе папки под надписью: «Дело №».

– Волгоградский политех, – ответил Щербаков.

– А я сельхоз, – переписывая данные из «военника», сообщил старший лейтенант. – Андрей, – он протянул через стол руку Александру. – На танкиста учили? А я пехота, вот три года назад призвали, остался по контракту. А чего на «гражданке» делать? Работы нет нормальной, а тут в штабе неплохо – сижу, бумажки перебираю. Гемора, конечно, много, но уж лучше здесь, чем без работы. Смотрю, мы земляки. Ты в какой школе учился?

– В седьмой.

– О! И я в седьмой, – улыбнулся Андрей. – Значит, танкист, говоришь. Знаешь, нашему полку придан танковый батальон, но он находится под Волгоградом, – Дегтярев что-то записывал в папку «Дело». – Я сейчас зам по строевой, а майор Копытов в отпуске. Ща что-нибудь сообразим.

В этот момент в кабинет заглянул старший лейтенант с петлицами артиллериста. – Андрюха, – он кинул мимолётный взгляд на Щербакова, – ну чё там с отпуском, я уже рапорт неделю назад написал!

– У комполка он, – ответил Андрей. – Кстати, тебе «пиджак» нужен? – он кивнул в сторону Сашки.

Александр сначала не понял, про какой пиджак сказал Дегтярев, но потом вспомнил, что «пиджаками» называли офицеров, проходящих срочную службу, которые не заканчивали военных училищ, а учились на военной кафедре своего высшего учебного заведения. Слово «пиджак» показалось Щербакову несколько обидным, но по сравнению с событиями последних дней это было сущей ерундой.

– Не, «пиджака» не надо. Скоро выпуск в училищах, кадрового подожду, – снова едва взглянул на Сашку артиллерист. – Как рапорт подпишут, сразу посыльного пришли, или позвони лучше! – И он скрылся за дверью.

– Видишь, не жалуют нашего брата в армии, меня тоже сначала недолюбливали, но теперь уж и забыли, что я не кадровый, уже четыре года служу, скоро «капитана» должны дать, – Андрей закончил писать в личном деле Щербакова. – Короче, Саша, я тут все данные заполнил и тебе новое предписание написал, на командира танкового взвода. Танковый батальон стоит под Волгоградом, в пригороде. Там мотострелковый полк расположен, на его территории две наших танковых роты и штаб танкового батальона, а третья учебная в Анисовке, километров сорок-пятьдесят от Волгограда, – Дегтярев протянул Александру его военный билет с вложенным в него очередным предписанием. – В понедельник, двенадцатого, поедешь в штаб танкового батальона, там есть некий майор Купцов – комбат. Оттуда уже дальше какого-нибудь танкового взвода не пошлют, – улыбнулся Андрей. – Я написал, что дата прибытия послезавтра, поэтому сейчас езжай домой, собирайся. Много вещей не бери, в армии всё бесплатно выдадут, – он подмигнул и еще раз протянул руку, прощаясь.

За территорию полка Щербакова вывел тот же солдат, по пути «стрельнув» сигарету.

«Вот блин, – подумал Александр, – когда же это всё закончится? То в Ростов, то в Волгоград, то домой, сейчас обратно в Волгоград. Жопа какая-то. Ну в Волгограде всё же лучше, чем совсем рядом с домом. Задрала эта провинция», – размышлял Сашка, медленно направляясь на автовокзал.

Дома всё равно все радовались такому обороту обстоятельств. Сын будет служить почти рядом с домом – не в Сибири, а главное, не на беспокойном Кавказе. Весь вечер Александр перебирал вещи для очередной поездки, в результате взял только пару сменного нижнего белья, «мыльно-рыльные» (позже он узнал, что так в армии называются туалетные принадлежности), немного денег на первое время. Подумав, положил в сумку свои очки, которые надевал только когда смотрел телевизор или был за рулем старенького отцовского «Запорожца». Паспорт решил всё же не брать – вроде в своей области служить собирается, да и военный билет тогда на что?

Под утро в понедельник небо затянуло тучами, непродолжительный июльский ливень обрушился на высушенную землю. Александр надел черные осенние полуботинки (не в сапогах же идти, тем более в армии «берцы» выдадут) и с неизменной сумкой «СССР» отправился на автобус, идущий до Волгограда. Мать и отец пришли проводить сына. Отец был более спокоен, чем перед отъездом Александра в Ростов, мама же опять не смогла сдержать слёз – как же, единственный ребенок в семье уезжает в какую-то армию.

«Да вы не волнуйтесь, – на прощанье сказал Александр, – тут езды-то до вас от Волгограда всего-ничего. Буду домой приезжать по возможности. В общем, всем привет. Как устроюсь – позвоню».

Щербаков обнял отца, поцеловал мать и сел в видавший виды «Икарус». Извергая клубы черного дыма, растворявшегося в последних каплях дождя, автобус тронулся и вскоре скрылся за поворотом.

Добро пожаловать… (понедельник)

Вот он снова, любимый город! Наконец-то судьба распорядилась так, что Щербаков вернулся сюда. Пусть не по своей воле, но вернулся. Будет служить здесь и уж теперь приложит все силы, чтобы здесь и остаться. Неважно, в армии или еще где, но остаться в городе, в который стремился с детства. Почему-то о плохом совсем не думалось, мысли были о новой жизни, совсем другой. О том, что волею случая он вырвался из скучного провинциального болота, оторвался от пропитанной креозотом железной дороги и перед ним открывается совершенно иная, наверно, довольно интересная перспектива.

Шагая по широким улицам Волгограда, Сашка ликовал в душе. Ему хотелось прыгать и танцевать. Он уже видел себя в новенькой военной форме с золотыми звездочками на погонах. Представлял, как он приедет домой и как все будут поражены переменами в его не столь примечательном до недавнего времени облике. Даже раскаленный полуденным июльским солнцем асфальт и жаркий ветер, пропитанный автомобильными газами, не могли омрачить его прекрасного настроения.

Желтый автобус, некогда собранный дружественными венграми, увозил радостного Александра от центра города к его окраинам, где располагался нужный ему мотострелковый полк. С детства этим же маршрутом он ездил к своей бабушке. Не доехав всего одну остановку, на которой он бесчисленное множество раз выходил, начиная с детсадовского возраста и заканчивая учебой в институте, Щербаков спрыгнул с подножки остановившегося «Икаруса».

Чуть дальше по шоссе начинались постройки депо узловой станции, вдали виднелись домишки частного сектора и кирпичная башня водокачки. Полуденное марево колыхалось над плавившимся от июльского зноя асфальтом. Сухой ветер поднимал пыль с обочин дороги и гнал её в сторону железных ворот воинской части, находившейся метрах в пятидесяти от остановки. Слева от ворот на бетонном пьедестале возвышалась «БМП» цвета выжженной солнцем травы с белыми окантовками по бортам и ободу колес.

По асфальтированной дорожке, переметаемой степным песком и источающей жар сковородки, Щербаков зашагал к контрольно-пропускному пункту полка. Он проклинал черные осенние полуботинки, надетые перед отъездом. «Надо было кроссовки обуть старые или сандалии», – думал Сашка, направляясь к спасительной тени КПП. Примыкая одной стороной к забору из бетонных плит, высилась будка контрольно-пропускного пункта. Из-под её основания выскочила дворняга, молча обнюхала штанину Сашкиных джинсов и, видимо, решив, что ничего вкусного не будет, трусцой возвратилась назад. Сверху из КПП за Щербаковым и действиями полкового пса без особого интереса наблюдал солдат. Достав из сумки очки, Александр разглядел на его рукаве красную повязку с трафаретной надписью белой краской «Помощник дежурного по КПП». Несмотря на испепеляющую жару, «помощник» стоял в бронежилете, зеленая каска на стриженной «под ноль» голове немного съехала набок.

– Где дежурный? – Щербаков снял очки и засунул в карман рубашки.

– Тебе зачем? – солдат нехотя перевесил автомат с одного плеча на другое. – Есть чё курить?

– Есть, дежурного позови, – Щербаков достал из заднего кармана немного помятую пачку «L&M».

Солдат скрылся внутри будки, через некоторое время в окне показалась заспанная физиономия старшего лейтенанта с алюминиевой бляхой «Дежурный по КПП» на груди. Замутненный послеобеденной дремой взгляд румяного офицера остановился сначала на черной сумке «СССР», затем перешел на изнывающего от жары Щербакова и вдруг резко стал осмысленным.

– Саня! Щербаков! Ты чего тут делаешь?! – лейтенант с широкой улыбкой бросился к дверям КПП и через мгновенье, выскочив через небольшую калитку к воротам полка, уже обнимал опешившего от такой быстрой смены событий Александра.

– Ты чё, не узнаешь? Вадим Круглов. Вадимыч. На кафедре же вместе учились! Ты какими судьбами? В армейку загребли? К нам направили? – Круглов сходу засыпал Сашку вопросами…

– Вадимыч! Бля, вот это встреча! – Щербаков в ответ кинулся обнимать Вадима, – Да загребли, к вам! Ты давно служишь?

– Да мне всего три месяца до «дембеля» осталось! А что, в какую роту? В танковый батальон хоть? А я дежурным по КПП сегодня. Чего у тебя в предписании написано?

Александр протянул документы Круглову.

– Супер! К нам! Только в какую роту, это комбат скажет. Пошли, я тебя провожу до нашего штаба, а ты давай рассказывай, как жизнь молодая, – Вадим распахнул небольшую железную калитку, сквозь её проём взгляду открылись строения воинской части. Радостный от неожиданной встречи, Александр подхватил сумку, и они вместе вошли на территорию полка. По дороге к штабу Щербаков вкратце рассказал о событиях своей жизни после окончания института. Бывшие однокурсники остановились перед крыльцом одноэтажной казармы, в ней располагался личный состав и штаб танкового батальона. Слушая про призыв и приключения последних дней, которые Сашка рассказывал с присущим ему юмором, Вадим от души хохотал. Его вечно румяное лицо сделалось красным, как перезревшие астраханские арбузы. Наконец успокоившись, Круглов подтянул ремень, на котором в кобуре висел армейский «ПМ» и, глядя в сторону дверей штаба, сказал: «Сейчас я тебя представлю комбату – майору Купцову. Ничего про него говорить не буду, послужишь, сам поймешь, что он за человек. Но смотри, держи с ним ухо востро. Как говорят: «мягко стелет, да жестко спать», – с этими словами он открыл дверь и жестом пригласил Александра внутрь.

Пройдя по узкому коридору с надраенными до блеска деревянными полами, они очутились перед деревянной дверью со стеклянной красной табличкой. На табличке желтели трафаретные буквы «Командир танкового батальона». Осторожно постучавшись, Круглов приоткрыл дверь.

– Разрешите войти, товарищ майор, – Вадим заглянул внутрь.

Свет пробивался в душное от июльского зноя небольшое помещение через окно, занавешенное старой газетой. На стенах висели стенды с графиками учебных занятий, боевых стрельб, изображениями танковых пулемётов ПКТ и НСВТ и еще какими-то танковыми принадлежностями. В углу стояли крашенный «под дерево» желто-коричневой краской сейф и деревянный шкаф с видневшимися через треснутое стекло картонными папками и книгами по ремонту и обслуживанию бронетехники.

– Ты какого хера тут делаешь, Круглов! Почему не на КПП? – за столом сидел небольшого роста коренастый офицер с черными, тронутыми едва заметной сединой усами и что-то записывал в тонкую тетрадку. Не поднимая головы, он продолжал строчить в тетрадь какие-то эпосы. На воротнике выгоревшего до желтизны, некогда зеленого танкового комбинезона, зеленели круглые эмблемы бронетанковых войск – что-то отдаленно напоминающее танки в обрамлении колосьев. Стриженная «под расческу» голова комбата уже сильно подернулась сединой, несмотря на то, что ему еще не было и сорока.

– Товарищ майор, к нам прибыл новый лейтенант для прохождения воинской службы, – Вадим за руку втащил внутрь Щербакова. – Мы с ним вместе в институте учились.

Рука комбата, бешено передвигающаяся по тетрадному листу, замерла на половине предложения. Цепким взглядом серых, чуть прищуренных глаз он оглядел стоящего посередине комнаты немного растерявшегося Александра.

– Круглов, кру-гом и на КПП шагом-марш! – не отрывая глаз от Щербакова гаркнул майор. – Мы тут без тебя разберемся, кто с кем учился.

Вадим, молча повернувшись, закрыл за собой входную дверь.

– Ну, докладывай, или забыл как? – Купцов продолжал буравить взглядом Александра.

– Товарищ майор, разрешите доложить. Лейтенант Щербаков прибыл для прохождения воинской службы! – отрапортовал Сашка. Много раз он произносил подобную фразу в уме, представлял ситуацию, при которой она будет сказана. И вот она, та самая ситуация.

– Во-о-о-т, – протянул Купцов. – А говоришь – не умеешь, – комбат приподнялся со скрипнувшего стула. – Гвардии майор Купцов Олег Геннадьевич, – и через стол протянул Щербакову руку. Несмотря на то, что особым ростом комбат не отличался, ладонь у Купцова была большая и мозолистая. При рукопожатии он, не отрываясь, смотрел в глаза Александра.

– Присаживайся, – комбат жестом указал на деревянный стул, стоящий перед его столом. – Значит так, гвардии лейтенант Щербаков, давай договоримся сразу, – Купцов опустил своё немного грузное тело на вновь скрипнувший стул и достал из ящика стола начатую пачку «Winston», – если ты на службе появляться не будешь, как некий лейтенант Атрепьев из второго взвода третьей роты, то звать я тебя буду «этот гондон Щербаков». Если же всё будет, как полагается, по уставу, – Купцов заглянул в воинский билет Щербакова, – буду звать Александр Николаевич. Договорились?

Ошарашенный такой постановкой вопроса, Щербаков произнес: – А кто такой лейтенант Атрепьев?

– Есть у нас такой «товарищ», тоже «пиджак». Сам из Волгограда. Вот уедет на выходные и месяц потом не появляется. Вот такой вот гондон Атрепьев, Александр Николаевич, – майор затянулся сигаретой и выпустил дым в закопченный потолок, – позорит звание лейтенанта. Гвардии лейтенанта! Полк-то у нас гвардейский, а это уже повод для гордости, товарищ гвардии лейтенант! Ну, теперь давай, рассказывай, кто ты и что ты, а я пока допишу кое-что, – Купцов вновь принялся за ранее прерванную писанину.

Выученное наизусть повествование Щербакова о том, кто он и каким образом попал в танковый батальон, медленно уплывало к потолку на кольцах табачного дыма. Комбат, изредка ухмыляясь или вставляя что-то типа «у какие суки», продолжал покрывать строчками тетрадные листы. Закончив свой рассказ, Александр молча стал разглядывать стены купцовского кабинета. Особо его удивил красный вымпел с изображением Ленина и золотившейся надписью: «Лучшему трудовому звену», невесть как оказавшийся в танковом штабе. Наконец майор поставил витиеватую подпись в своём произведении и, подняв глаза на Щербакова, как будто продолжая прерванный разговор, сказал: «Значит так, Александр Николаевич, в первой и второй роте не хватает по одному офицеру, а в третьей – двух, поэтому поедешь в третью роту. Находится она в Анисовке, в сводном танковом батальоне. Анисовка знаешь где? Вот. Командир роты там старший лейтенант Апраксин. Сегодня начальник штаба оформит тебя в третью роту, а завтра с документами туда, к Апраксину. Там, помимо кадровых, служат такие же, как ты, «студенты». Они тебе всё покажут и расскажут, а сейчас иди на вещевой склад, получи обмундирование. Пропуск я тебе выписал. Где склад, сейчас нарисую». Купцов вытащил из тумбочки чистый лист бумаги и схематически нарисовал путь от штаба до вещевого склада.

– Не знаю, кто там сейчас есть, – продолжил комбат, – скажешь, что ты вновь прибывший офицер и отдашь вот эту бумажку, там всё поймут и выдадут тебе обмундирование. Потом вернешься сюда за «военником» и документами. Сейчас должен начштаба с обеда прийти, он как раз всё оформит. Сумку можешь пока здесь оставить.

Послеобеденный зной заставил всех обитателей воинской части попрятаться в спасительную тень, и в поле зрения Сашки военнослужащих не наблюдалось. Комбат обладал весьма сомнительными художественными навыками, поэтому Щербакову удалось разыскать вещевой склад лишь с помощью случайно увиденного им солдата, пробегавшего мимо. Склад находился на задах части и представлял собой одноэтажное кирпичное сооружение с зарешеченными окнами и железной дверью. Александру пришлось долго стучаться, прежде чем ему открыл заспанный прапорщик с татарскими скулами и прищуренными глазами.

– Тебе чего? – позевывая спросил он.

– Мне обмундирование получить, – протянул листок с комбатовскими письменами Щербаков.

– Старший прапорщик Загинайлов в отпуске. Приедет, тогда получишь, – пытаясь закрыть дверь и широко зевая, ответил прапор.

– В каком отпуске? Мне завтра в Анисовку ехать. Я что, в гражданских штанах поеду?

– Через неделю приходи, получишь, как Загинайлов приедет, – с этими словами прапорщик захлопнул дверь перед растерянным Сашкой.

«Вот это армия, – подумал Щербаков, – вот это им людей не хватает», – с этими мыслями он вновь возвратился к дверям комбатовского кабинета.

– Товарищ майор, мне ничего выдавать не хотят, какой-то Загинайлов в отпуске…– Щербаков, чуть не плача от обиды, заглянул к Купцову.

– Вот морда узкоглазая! – с этими словами комбат набрал несколько цифр на стоящем на столе телефоне с гербом Советского Союза на диске.

«Зарифуллин, бля, это Купцов. Ты что мне тут молодых офицеров обижаешь! Человеку завтра в третью роту ехать! Выдай ему всё, что положено! Да меня не интересует твой Загинайлов. Потом я с ним сам разберусь», – с этими словами он швырнул трубку.

– Иди, сейчас всё получишь. Совсем на своём складе охерели! Иди, Александр Николаич.

Ободренный словесным поединком Купцова и Зарифуллина, в котором вроде бы как победил Купцов, Щербаков, по уже известному пути, вновь отправился к дверям вещевого склада. У его дверей стоял прапорщик и нервно курил сигарету.

– Я ж тебе говорю, Загинайлов в отпуске на неделю, ключ мне от основного блока не отдал, я тебе щас где что искать буду? – ещё издали начал он. – И комбат ваш – чуть что, сразу орать. Ладно, заходи, – он открыл железную дверь в спасительную прохладу.

«Военная форма, камуфлированная, нового образца, один комплект. На размер больше, ну это не страшно, рукава подвернешь «под локоть», а к осени твой размер найдем. Сейчас нет. Вот планшет, новый. Ремни офицерские и «берцы» кончились, извини. Если срочно надо, купи в «Военторге», или через месяц приходи, – прапорщик не спеша ходил по складу и отыскивал на полках нужные аккуратно разложенные по комплектам вещи. – Кепка полевая, одна. Вот четыре звездочки и кокарда. Так, нательное белье – два комплекта, трусы черные – двое. Комбинезон танковый зимний – один, и размер как раз твой. Две футболки, две майки. Вроде всё. Распишись в накладной и привет комбату», – с этими словами он протянул акт приема-передачи, в котором, как заметил позже Сашка, ремень офицерский и «берцы» всё же значились.

С охапкой новых вещей, пахнувших нафталином и кожзаменителем, он вновь отправился к дверям штаба танкового батальона. У казармы Щербакова поджидал чернявый, коротко стриженный капитан. Солнце отражалось в его начищенных до зеркального блеска берцах. Форма тщательно отутюжена, обшита нужными и ненужными армейскими нашивками, в довершение, на рукаве красовался шеврон с девизом «Если не мы, то кто» и вышитой шелковыми нитками волчьей головой – эмблемой полка. Роста он был невысокого, в крепко сбитой фигуре угадывалась офицерская выправка.

– Саша, здорово! Ну чё, всё выдали? – капитан с порога обратился к Александру, как будто знал его уже лет сто. – Гвардии капитан Кукушкин, можно просто Эдик, – не дожидаясь ответа, он протянул Щербакову руку. – Начальник штаба танкового батальона. Я там на тебя уже все документы оформил, пойдем, сейчас тебе все бумаги отдам, и завтра можешь валить в Анисовку. Там найдешь командира роты Апраксина, «старлея», он тебя представит взводу и вперед. А там по ходу пьесы разберешься, что-как. Ты щас куда?

– Вещи заберу и к бабуле заеду, – ответил Александр.

– Бабуля далеко живет?

– Да тут минут десять пешком. А на чём до Анисовки добираться? – Щербаков был удивлен такому простецкому обращению.

– На электричке, в семь утра поезд, как раз к утреннему построению доберешься. Проводник подскажет, где выходить.

Ворох новых вещей был с трудом запихан в сумку, зимний комбинезон, перетянутый обрывком шпагата, в сумку не поместился. Щербаков расписался в каком-то журнале, который ему сунул Кукушкин, за технику безопасности, взял протянутые комбатом военный билет и сопроводительную записку. – Разрешите идти, товарищ майор, – обратился он к Купцову.

– Иди, Щербаков, иди. – комбат заговорщицки посмотрел на Сашку. – Ну, мы договорились, Александр Николаич, – утвердительно сказал он. – Гондоны пусть дома сидят.

– Армейского тебе счастья, – протянул руку Кукушкин, прощаясь.

С заметно потяжелевшей сумкой Щербаков направился к контрольно-пропускному пункту. Хотел поговорить об армейской жизни с Кругловым, но его на месте не оказалась, видимо куда-то отлучился. На прощание дежуривший на КПП солдатик «стрельнул» у Сашки сигаретку и вновь с тоскливым видом уставился за периметр части.

Жара была в самом разгаре, а автобуса, как назло, ни одного. «Тут идти-то одну остановку», – подумал Щербаков и, повесив на плечо раздувшуюся от обновок сумку с притороченным сверху неё комбинезоном желто-горчичного цвета, побрел по обочине в сторону поселка. Не пройдя и сотни метров, он услышал за спиной рёв дизельного двигателя, сопровождаемый протяжным воем автомобильного клаксона. Из ворот части, громыхая на асфальтовых выбоинах, выскочил зеленый армейский «Урал» и лихо вырулил на трассу. Проезжавшая мимо старая «копейка» испуганно метнулась в сторону. Набирая скорость и извергая клубы черно-сизого дыма, он устремился в направлении железнодорожной станции. «Урал», проскочив мимо, обдал Сашку смесью выхлопных газов и степной пыли и, заскрипев тормозами, резко остановился, прочертив по асфальту две черные полосы. Запах дизельного топлива сменился смрадом жженой резины.

– Саша, брателло! Садись, подвезем! – из приоткрытой пассажирской двери с белыми буквами «ТБ» высунулся Кукушкин. Щербаков вновь был удивлен таким панибратским отношением. Поправив сумку, он полез в кабину, в которой помимо Кукушкина находился еще один капитан с петлицами бронетанковых войск и солдат-срочник с круглым розовощеким лицом.

– Да тут места нет, – Александр в нерешительности завис одной ногой на подножке.

– Всё есть! Круглов, бля, давай двигайся! Расселся! – Кукушкин прикрикнул на водителя. Розовощекий сделал движение тазом, изобразив, что он двигается. Сидевший рядом капитан придвинулся к нему еще ближе, к капитану притиснулся Кукушкин и втащил внутрь Щербакова. Со второго раза дверь захлопнулась. Машина заскрежетала коробкой передач и, дернувшись от резко отпущенного сцепления, вновь стала набирать скорость.

– Мне тут идти осталось пять минут, – Сашка пытался как-то умоститься на сиденье, не предназначенном на такое количество пассажиров. Сумка с комбинезоном тоже были тут явно лишними.

– Ну ты чё, Саша, мы же офицеры! Мы же должны помогать друг-другу, – на лице Кукушкина изобразились обида и возмущение. – Кстати, знакомься, капитан Холодцов Олег, командир первой роты, – он кивнул в сторону офицера, придавившего розовощекого Круглова к водительской дверце. – А это Шумахер Круглов, да, Шумахер? – Кукушкин попытался дать подзатыльник водителю.

– Не родственник Вадима? – спросил Сашка.

– Нет, однофамилец, – Кукушкин безуспешно попытался достать из нагрудного кармана сигареты.

– Слушай, Сань, тут такое дело, – капитан Кукушкин как-то нерешительно замялся, – нам с Холодцовым медали вручили, учения у нас месяц назад были дивизионные, слышал может? Ну может, телек смотрел, показывали. Короче, денег нет, а обмыть надо – армейская традиция. Займи, сколько можешь, с получки отдам.

Стало понятно, что вся эта «офицерская взаимопомощь» – просто примитивный развод на деньги, но вот как-то сказать после такого «дружеского» отношения Кукушкина, что денег нет, Александр не мог.

– Ну хорошо, до получки, – вынимая две мятые купюры из кармана, Щербаков уже мысленно попрощался с ними навсегда. Практически через минуту «Урал», скрипнув тормозами, остановился у остановки. Сашка буквально вывалился из кабины на замусоренную шелухой от семечек и сигаретными «бычками» автобусную остановку.

– Мож, с нами, по сто грамм? – Кукушкин высунулся из дверного окошка.

– Не, спасибо, – и Александр зашагал в сторону дома бабушки.

– Как знаешь, – Кукушкин хлопнул по зеленому боку дверцы с белыми буквами «ТБ», – погнали, Шумахер!

Визит Сашки для его бабушки Прасковьи Ильиничны оказался полной неожиданностью – домашнего телефона у неё не было, а сотовые, или «мобилы», как их тогда называли, имели только бандиты или «новые русские» бизнесмены, что в принципе одно и то же. Поэтому мама не могла позвонить бабушке и сообщить ей «радостное известие», что внука забрали в армию. Увидев Александра на пороге старенького, но добротно сделанного домика, его большую черную сумку с торчащей из неё военной амуницией, бабушка Паша сразу всё поняла. Щербакову долго пришлось успокаивать её, отпаивать валерьянкой и убеждать, что служить он будет совсем близко. Убеждения Сашки на бабулю особого влияния не произвели. Она охала и причитала весь день, который плавно перекатился в теплый июльский вечер.

Из балки повеяло долгожданной прохладой, смешанной со степными запахами чабреца и полыни. Щербаков забрался на крышу маленького сарая, сделанного когда-то дедом из напиленных на доски железнодорожных шпал, отчего запах степи чуть заметно перебивался не выветрившимися за долгие годы нотками креозота. Сашка долго смотрел, как остывающее красное солнце медленно скрывалось за безбрежным горизонтом приволжской степи. За его спиной небо стало почти черным. Самые яркие звезды, какие могли побороть свет разгорающегося городского зарева, проступили на тёмно-фиолетовом небосклоне. Тишина и покой окружали Щербакова. Лишь изредка издалека доносились гудки тепловозов и колёсный перестук вагонов со станции. Ленивый лай собак и стрекот тысяч сверчков только приятно дополняли эту умиротворенность. Ветра практически не было, и дым сигареты медленно уплывал в сторону едва показавшейся серебристо-желтой луны.

«Ну что же, нужно переходить к самому главному», – ловко выщелкнув окурок в сторону скрывшегося за горизонтом солнца, Щербаков спрыгнул с крыши сарая и направился заниматься основным – а именно, прикреплением звездочек к погонам и кокарды. Вот они, четыре звездочки цвета хаки. Таким занятием он занимался первый раз в жизни, поэтому долго выбирал места, где проколоть дырочки. Наконец звездочки были вставлены в проделанные отверстия, усики, с помощью которых они крепились, разведены в стороны. То же самое Сашка проделал с кокардой на горчичного цвета полевой кепке. Щербаков облачился в «комок», повесил через плечо планшет и подошел к старому довоенному трельяжу с большим зеркалом: «Да, размерчик-то несколько большеват. Закатаем рукава – уже лучше. Штаны спадают? – подвяжем тесемки по бокам. Кепка великовата, а мы внутри шнурок подтянем, размер уменьшим. Чего-то всё-таки не хватает… Ну берцы ладно, не так страшно, а вот офицерский ремень, вот это да, без него форма не смотрится. Запихать куртку в штаны – не знаю, можно ли так, а наружу без ремня – ну вылитый военнопленный. Одно радует – лейтенантские звездочки! По две штуки на каждом плече! Сейчас прийти на работу – никто не узнает. Ладно, думаю, с ремнем разберемся завтра», – Щербаков снял с себя всё военное облачение и принялся разглаживать утюгом все складки и замятости, образовавшиеся в результате длительного хранения на воинском складе.

Поужинав и поставив будильник на пять утра, он долго не мог уснуть. Сон не шел, перебиваемый мыслями о событиях сегодняшнего дня и бабушкиными причитаниями из соседней комнаты.

1 день в службы (вторник)

Ранним утром, когда золотисто-розовый рассвет забрезжил над Волгой, Сашка уже стоял на станции в выглаженной новенькой военной форме. Рядом, на чистом асфальте перрона, сбрызнутого коротким утренним дождем, лежала заметно похудевшая черная сумка. Он курил сигареты одну за одной, ожидая пригородную электричку. Точного расписания Александр не знал, поэтому заметно волновался – не опоздал ли. Железнодорожные пути были заставлены вагонами всех разновидностей. Веявший от шпал и рельсов запах мазута мысленно возвращал Сашку в недалекое прошлое. По громкой связи переговаривались путейцы и начальник станции. Изредка, постукивая по буксам, вдоль состава проходил железнодорожник-вагонник.

«Коллега, – подумал Щербаков. – Бывший коллега».

Наконец в конце перрона показалась долгожданная электричка, со свистом и грохотом ворвавшись на станцию. Заскрипели тормозные колодки, и состав замер.

– До Анисовки идет? – спросил Щербаков у заспанной проводницы.

– Идет, – она откинула подножку вагона, – залазь скорей, остановка минута.

Подхватив свою сумку, Щербаков запрыгнул в вагон. Желтый мигающий глаз светофора сменился на зеленый, и, протяжно загудев, поезд тронулся, унося Александра в неизвестность.

Запах плацкартного вагона особый. Его ни с чем не перепутаешь. Он один, и в Советском Союзе, и в Российской Федерации. Этот запах Александр помнил с детства. Запах угольных брикетов, мазута, туалета и хлорки. Но сейчас к нему примешивался запах тревоги и неизвестности. Как его встретят в армии? В чем вообще заключается служба? А как командовать? – ведь он этого никогда не делал. Щербаков вспомнил, как когда-то, давным-давно в детстве, отец на бумаге рисовал ему офицерские погоны – сколько у кого звездочек и как называется воинское звание. А еще раньше Сашка в школьном КВН играл какого-то полковника. Отец сделал ему картонные погоны, наподобие гусарских, поэтому Щербаков точно помнил, что у полковника три больших звезды треугольником на погоне. Ну, если хорошенько вспомнить военную кафедру, то у майора одна большая.

«Остальные вспомню «по ходу пьесы», – подумал Щербаков.

Меж тем «пригородный» неумолимо приближал его к точке высадки. Колесные пары отстукивали последние километры пути. Восходящее солнце начинало припекать хвост поезда, и от этого, казалось, он еще прибавлял скорость. Наконец, нехотя замедлив ход, состав остановился.

«Анисовка, стоянка минута», – проводница выскочила из своего купе.

С протяжным скрипом откинулась подножка вагона, и Александр спрыгнул на пустынный перрон маленькой станции. Сквозь его бетонные плиты кое-где пробивалась пожелтевшая трава с блестевшими на ней каплями утренней росы. В стороне сиротливо стоял небольшой вокзал из красного кирпича с некогда белой, потрескавшейся штукатуркой и надписью черной краской «Анисовка» над центральным входом. Тепловоз, протяжно загудев, медленно тронулся и покатил вагоны дальше, убегая от встающего над степью солнца. Так, куда дальше идти?

Воспоминания пятилетней давности всплыли в голове Сашки. Жарким летом девяносто четвертого их, студентов политеха, привезли сюда, на полигон в Анисовку. Руководили всем несколько офицеров с военной кафедры. На полевых сборах будущие лейтенанты-запасники должны были находиться не менее месяца, на практике постигая азы военного искусства. Но, по какой-то неведомой причине, всё заняло полдня. Одетые в военную форму времен СССР, студенты шумною толпой добрались со станции к воротам части. Через железный мост, перекинутый над одноименной рекой Анисовкой, они дошли до стрельбища, где каждому «посчастливилось» стрельнуть по три патрона из АК-74 и метнуть муляж гранаты. На этом вся практика закончилась, и Сашка со своими одногруппниками-танкистами уехал назад в город на пригородном поезде. В вагоне студенты пили заранее запасенную водку за «удачное завершение сборов». Проводник средних лет, когда-то служивший, по его словам, в танковых войсках, тоже принял участие в «торжествах». Эти события случились так давно, что сейчас точное расположение части Щербаков не помнил.

Вдалеке виднелась небольшая деревенька. Над причудливо петляющей речкой поднимался утренний туман, скрывавший даль. К реке вела проселочная дорога. Спросить, где точно находится воинская часть, не у кого, поэтому Александр наугад зашагал в сторону речного тумана. Тошнотворный запах вагона поменялся на лёгкий аромат свежескошенного сена с оттенками полыни. День обещал очередную жару, но пока утренняя прохлада с реки приятно бодрила. Несмотря на прекрасную утреннюю погоду, на душе у Александра было тяжело от неизвестности и резких жизненных перемен. Совершенно недавно он, еще гражданский человек в оранжевой сигнальной жилетке, простукивал буксы железнодорожных вагонов, а теперь в военной форме шагал по проселочной дороге, отыскивая место своей новой службы.

«Сейчас бы в душе мылся с ночной смены или на работу собирался», – подумал Щербаков.

Сквозь исчезающую дымку показались серые ворота с красными звездами. От них вправо и влево уходили бетонные стены забора. Левая часть терялась в тумане, а правее виднелся угол воинской части и железный мост через всё ту же речку. Перед мостом находилась небольшая будка для часового и шлагбаум, табличка на котором гласила «Въезд только по пропускам!». Будка оказалась пустой. Щербаков подошел к воротам, чуть потоптался и несмело постучал в них обутой в гражданский ботинок ногой. За воротами угадывалось какое-то движение, топот сотен ног и обрывки команд. Он постучал сильнее, но створки оставались закрытыми.

«Так, видимо, встречать с оркестром меня не собираются», – Сашка повернулся направо и пошел вдоль бетонного забора в сторону моста. Не доходя несколько метров до угла, он увидел зияющую в ограждении дыру с торчавшими кусками арматуры. Чуть пригнувшись, стараясь не задеть новую форму о ржавые прутья, Сашка пролез на территорию части. Внутренний угол территории сводного полка весь зарос бурьяном и амброзией, наверное, здесь уборку еще сделать не успели. Сквозь гущу зарослей вела узкая тропинка, на неё откуда-то сбоку выскочил солдат и, на ходу поправляя головной убор, отрапортовал: «Товарищ лейтенант, за время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по мосту, рядовой Федотов». Оторопевший от неожиданности, Александр выронил из рук свою сумку.

– Ты чего в кустах прячешься, если пост на мосту? – Александр подобрал сумку и стал шарить в кармане в поиске сигарет.

– Товарищ лейтенант, да я в туалет ходил. Только что, – солдатик неловко отряхивал с формы прилипшую траву и колючки. Весь его вид говорил о том, что в туалет он пошел еще с вечера и, видимо, находился там до самого утра, о чем свидетельствовало его помятое и заспанное лицо. Это была первая солдатская «отмазка», услышанная Щербаковым в армии. Вспомнив майора, ростовского попутчика Сашки, его рассказы про армию, про то, что с солдатами лучше быть построже, Щербаков нахмурил брови и сделал, как ему казалось, серьезное выражение лица. – Как к штабу пройти? – строго спросил он.

Почесывая «пятую точку» и жадно глядя на струю выпущенного табачного дыма, солдатик махнул рукой в сторону просвета зарослей: – Там офицерское общежитие, увидите плац, и через него будет штаб. А закурить не будет?

– Не будет. На пост шагом-марш!

Солдат кинулся в сторону пролома в заборе, не обратив внимания на неполное соответствие воинской формы Щербакова, а Сашка направился дальше по тропинке. Заросли закончились, и Александр очутился за одноэтажным зданием из белого кирпича, построенным в виде буквы Г. Он отряхнул с формы колючки и паутину, прицепившиеся к нему во время «торжественного вхождения» и, завернув за угол, увидел трех офицеров, о чем-то беседовавших перед входом. Вернее, говорил высокий худощавый майор, гладко выбритый, с худым лицом, тонким носом и слегка поседевшими короткими волосами. Руки у него были скрещены за спиной, во время монолога корпус майора чуть наклонялся вперед. Маленькие глаза, слегка навыкате, поочередно сверлили обоих офицеров. Казалось, что еще немного, и он начнет на них орать, но его речь, слегка приправленная ненормативной лексикой, оставалась размеренной.

– Товарищ майор, разрешите обратиться, – Щербаков по погонам определил самого старшего по званию. Худощавый майор, оборвав на полуслове свой монолог, и, видимо, не привыкший к такому бесцеремонному прерыванию, уставился своими выпученными глазами на Сашку.

– Студент что ли? – он пробежал взглядом сверху донизу полувоенный наряд Щербакова и остановил его на запыленных гражданских ботинках.

– Ага, меня к вам в третью танковую роту служить прислали.

– Купцов постарался?

– Ага, Купцов.

– Не «ага», а так точно! И в какой взвод?

– Не знаю, сказали, что тут всё скажут.

– «Сказали», – передразнил его майор. – Так, иди пока в общежитие, располагайся на любой кровати, там много свободных. Сейчас все офицеры на учебных местах. Апраксин и его «банда» в автопарке, придут, тогда введут тебя в курс дела». Майор повернулся к своим собеседникам и продолжил свой монолог.

Александр направился к дверям казармы, над которыми висела красная стеклянная табличка с желтыми буквами «Офицерское общежитие». «Задолбали уже эти «пиджаки», – сквозь скрип закрываемой двери услышал Щербаков голос одного из офицеров. Пройдя несколько шагов по узкому коридору, он увидел две двери. На правой висела табличка с надписью: «Старший офицерский состав». «Мне сюда», – Сашка открыл левую дверь с табличкой «Младший офицерский состав».

Большое светлое помещение наподобие пассажирского вагона делилось на купе, в каждом из которых находилось по две металлических пружинных кровати и по две тумбочки посередине. Отличие от вагона состояло в том, что дверей в «купе» не было и стенки, разделяющие их, высились метра на полтора. Некоторые кровати застелены, но большинство смотрело в потолок голыми сетками. Сразу видно, что здание построили недавно. От свежей белой штукатурки на стенах и потолке, несмотря на начинающуюся июльскую жару, веяло каким-то холодом и пустотой. Александр растерянно посмотрел по сторонам и, решительно сделав три шага вперед, не разуваясь, прилёг на одну из пустующих кроватей. Задвинув под неё ногой сумку, он устремил свой взгляд в потолок. На душе было тягостно.

«Картина Репина «Не ждали», – думал Щербаков. – Не очень-то хорошо они встречают молодых офицеров. Блин, сам я что ли просился в вашу армию?» – Сашка всматривался в белые меловые разводы потолка, пытаясь разглядеть в них какие-либо фигуры или предметы, как когда-то делал в детском саду во время полуденного сна. Задрав ноги на спинку кровати, задремал. Через какое-то время он проснулся от дневной жары, проникшей в помещение, не понимая, где находится. Вспомнил, опять задремал и так ворочался на жесткой сетке до обеда. В обеденное время в общежитии никто не появился. Щербаков перекусил бабушкиными пирожками, запил водой, отдающей хлоркой, из водопроводного крана и вновь погрузился в тревожный сон. Снилось ему, что он идет в своей новой военной форме между железнодорожных составов и простукивает маленьким молоточком на длинной ручке пылающие жаром буксы вагонов. Сквозь грохот проносящегося мимо поезда Щербаков услышал, как идущий ему навстречу старший смены Алексей Алексеич Солопов закричал: «Алё, брателло, ты кто»?

– Брателло! – за плечо Сашку тормошил широкоплечий старший лейтенант. В полумраке на его абсолютно лысой голове догорали лучи заходящего солнца. За ним стояли и с интересом рассматривали Щербакова еще три лейтенанта в запыленных «комках».

– Алё! – повторил лысый. – Ты откуда?

– Лейтенант Щербаков, прибыл для прохождения воинской службы, – Сашка приподнялся на кровати.

– Куда прибыл? В какое подразделение? – лысый присел на соседнюю кровать.

– В танковую роту. Сказали, Апраксин придет и всё расскажет.

– Апраксин в город свалил, переводят его в другую часть скоро, так что я за Апраксина пока что. Зампотех второй танковой роты Сенчин, – старлей протянул широкую ладонь Щербакову, – Игорь, – добавил он.

– Александр. Саня, – протянул руку Щербаков.

– «Пиджак»? – Игорь оценивающе оглядел наряд Щербакова, – Чего заканчивал?

– Политех волгоградский.

– Сам откуда, из Волгограда? – в разговор включился длинный старлей в очках с нависавшим над офицерским ремнем пузиком. – Я тож «политех» заканчивал в девяносто седьмом.

– Нет, с области, я в девяносто шестом закончил, – ответил Сашка.

– А я с Волгограда, мне месяц до «дембеля» остался, – очкарик с нескрываемой радостью отошел к своей кровати и стал рыться в тумбочке. Он как-то сразу не понравился Щербакову своим надменным видом. Два других лейтенанта растянулись на кроватях, задрав ноги в пыльных берцах на спинки.

– Чё, матрас не судьба было взять? – спросил Игорь Сашку. – Или так прикольнее, на голой сетке? – Сенчин обернулся на лежащих с задранными ногами лейтенантов, потом с интересом перевел взгляд на лежавшую под кроватью сумку «СССР». – Бухнуть есть чего?

– Нету, – Сашке стало как-то неловко.

– Бабло есть? Ты чё, Саня, у тебя же жизнь новая начинается! Это дело надо обязательно обмыть! – на слове «обязательно» Сенчин сделал ударение. – В коллектив будешь «вливаться»? А то как-то нехорошо получается – приехал, товарищам ничего не привез, так не делается.

– А где здесь водку продают? – Щербаков стал рыться в карманах в поисках денег.

– Ну, это мы тебе с удовольствием покажем, да пацаны? – Игорь, блеснув лысиной, обратился к своим сотоварищам, лица которых при слове «бухло» приняли заинтересованное выражение.

На момент прибытия Щербакова в офицерское общежитие в нем проживали, а лучше сказать, ночевали, всего трое молодых лейтенантов. Сенчин ночевал в казарме вместе с бойцами третьей танковой роты. «Их же одних оставлять нельзя, за этими обезьянами смотреть надо», – не раз потом повторял Сенчин. Два года назад он окончил Благовещенское танковое училище и по окончании был направлен на службу в воинскую часть под Волгоградом, зампотехом в третью роту. Командир третьей танковой роты Апраксин переводился в другую воинскую часть, и сейчас Сенчин исполнял его обязанности. В первой и второй танковых ротах нехватало по одному командиру взвода. В третьей учебной роте с офицерами вообще «беда» – Апраксин переводился, Баранкину оставалось два месяца до дембеля. Еще два командира взводов отсутствовали – за несколько месяцев до прибытия Щербакова в часть они уволились в запас, так как были такими же «пиджаками»-двухгодичниками, новых же лейтенантов не прислали. Можно сказать, что третьей ротой «рулил» один Сенчин. И вот сейчас прислали Щербакова.

Старлей-очкарик, он же Вася Баранкин, дослуживал последний месяц и относился к службе формально. Жил он в Волгограде, часто мотался домой, и так как был таким же «пиджаком», как и Щербаков, то вышестоящее начальство особо подействовать на его поведение не могло. Лишение премий за опоздания с выходных и самовольные отлучки влияния на Баранкина не оказывало, ведь родители его являлись довольно обеспеченными людьми. Командование своим взводом он постепенно переложил на старших сержантов и «дембелей» и последнее время появлялся в расположении части «для галочки». Кадрового офицера за такое можно припугнуть понижением звания или увольнением за служебное несоответствие. «Пиджаки» же, в подавляющем большинстве случаев, мало чем отличались от солдат-срочников, хотя имели все права и обязанности кадровых офицеров. Доставшиеся России от Советского Союза Вооруженные силы в период девяностых годов находились в глубоком кризисе. Кадровых офицеров в армии не хватало. Поэтому воинские части стали пополняться молодыми парнями, которых вкратце познакомили в институте с военной организацией, а затем в эту чуждую для них организацию засунули. Как правило, ничего хорошего из этого не получалось – «пиджаки» мучились, а кадровые офицеры от их службы «вешались». Служить в армии особым желанием никто из бывших студентов не горел. У многих дома работа, семья, свой круг интересов. Да и в институт значительная часть вчерашних школьников, как и Щербаков, старалась поступить, где присутствовала военная кафедра, после неё в армию, в основном, не забирали. Но некоторым, как и Сашке, не повезло…

Двое других молодых лейтенантов, блаженно растянувшихся на армейских койках, были командирами мотострелковых взводов. Сергей Звонарев, коренастый, с коротко стриженными соломенными волосами, и Петр Иващенко, долговязый, с вечно красным лицом, усыпанным веснушками. В прошлом году они закончили одно общевойсковое командное училище и тоже попали под Волгоград по распределению. В училище особо товарищами они не были, но здесь сдружились и частенько выручали друг друга по службе. Офицеры других мотострелковых подразделений сводного батальона предпочитали жить в солдатских казармах вместе со своим личным составом, так проще следить за порядком в своих взводах и ротах.

Правое крыло общежития занимали несколько старших офицеров, включая майора Шугалова – командира сводного батальона. У них были свои однокомнатные каморки, более насыщенные бытовой техникой и благами цивилизации, в отличие от младших офицеров, в помещении которых не было даже радио.

«Сейчас вечернее построение, я тебя представлю личному составу, – сказал Игорь Сашке, одергивая на себе немного помятый «комок». – Должность у тебя будет командир первого танкового взвода третьей танковой учебной роты. Твой помощник – старший сержант Гаджибабаев. Бабай уже полтора года служит, короче, «шарит» во всём, нормальный сержант. Так как комвзвода не было, он взводом рулит, так что поможет тебе на первых порах. Никогда не иди на поводу у солдат, на их отмазки не ведись! А главное, запомни – куда солдата ни целуй – везде жопа», – Сенчин произнес уже знакомое Щербакову выражение и ткнул указательным пальцем в район своей пятой точки.

В свете прожекторов, направленных на большую асфальтированную площадь для построений, вились тысячи ночных насекомых, почувствовавших приближение ночи. Остывающий вечерний воздух наполнился трелями сверчков и топотом сотен ног, марширующих в направлении плаца. Плац, разлинованный для строевых занятий белой масляной краской, постепенно наполнялся взводами различных подразделений.

Щербаков старался не отставать от Сенчина, уверенно вышагивающего в один из углов площади. Сашке было неудобно за свой полугражданский вид, особенно смущало его отсутствие ремня, поэтому нижнюю часть камуфлированной куртки Щербаков заправил в штаны, а длинноватые рукава закатал по локоть.

Игорь подошел к строю солдат, уже стоящих повзводно. Три взвода по восемь человек в каждом. Девятым должен быть командир взвода.

«Равняйсь! Смирно! Товарищ старший лейтенант, третья танковая рота в составе двадцати четырех человек на вечернюю поверку построена. Замкомандира первого танкового взвода старший сержант Гаджибабаев», – доложил старлею Игорю огромного роста старший сержант, явно неславянской внешности.

«Становись вот сюда, – Сенчин отодвинул одного бойца в глубь строя и указал на освободившееся место Щербакову. – Твой взвод, представлю после построения».

Вася Баранкин встал к своему взводу, Сенчин – с края, на место командира роты. Над площадью стоял гул голосов, резких команд офицеров «равняйсь-смирно», запах гуталина и солдатского пота. Посередине плаца прохаживался невысокий капитан, изредка пиная несуществующие камушки на чисто выметенном асфальте. Наконец со стороны офицерского общежития показалась сухопарая фигура командира сводного батальона Олега Евгеньевича Шугалова, который быстрым шагом направлялся к центру плаца. В высокой сутуловатой фигуре Щербаков узнал того самого майора, распекавшего офицеров в момент утреннего появления Сашки на крыльце офицерской казармы. Гул голосов резко стих.

«Батальо-о-о-н! Равняйсь! Смирно!» – капитан, повернувшись налево, строевым шагом направился к майору Шугалову. Шугалов, также печатая шаг, направился к невысокому капитану. В полной тишине, нарушаемой только трелями сверчков, они остановились в двух шагах друг напротив друга.

– Товарищ майор, сводный батальон на общую вечернюю поверку построен. Командир первой мотострелковой роты капитан Орлов! – отрапортовал невысокий.

– Здравствуйте, товарищи! – громкий голос Шугалова прокатился над плацем и затих где-то за белеющими в сгустившейся темноте казармами.

– Здравия желаем, товарищ майор! – хор сотен голосов потряс душный вечерний воздух. Щербакову показалось, что первые ночные звезды дрогнули от его раскатов.

Пока командиры подразделений докладывали о результатах поверки командиру батальона, над подразделениями опять поднялся небольшой гул. Сашка смущенно топтался на своём месте, не зная, куда себя деть и как себя вести. Он старался спрятать своё лицо в тень от бьющих в центр плаца прожекторов, чтобы солдаты не видели его растерянного вида. Бойцы с интересом поглядывали на нового лейтенанта, о чем-то перешептываясь. Наконец доклад последнего офицера был закончен. Старлеи, капитаны и майоры строевым шагом разошлись и заняли места в своих ротах. Опять зазвучали команды «равняйсь-смирно», и подразделения со строевыми песнями стали расходиться по казармам. Под командованием Сенчина танкисты также строевым шагом направились к своей казарме.

Танкисты – Отечества сыны,

Как воздух, мы Родине нужны.

Пройдём мы снег, и лед, и пламя

За счастье и покой родной страны!

Строевая песня танковой роты, казалось, звучала громче всех остальных.

Построив роту в две шеренги перед казармой, Сенчин вышел на середину строя.

«Лейтенант Щербаков, ко мне!» – Игорь, раскатав рукава камуфлированной куртки, чтобы как-то спастись от проголодавшихся за день комаров, грозно оглядывал своих подчиненных. Сашка неуверенным строевым шагом вышел из строя и встал рядом с Сенчиным. Двадцать четыре пары солдатских глаз уставились на застывшего Щербакова. Комары нещадно жалили голые по локоть руки, но Сашка, словно загипнотизированный, не смел пошевелиться.

– Товарищи бойцы, – громко сказал Сенчин, – к нам прибыл новый лейтенант Щербаков Александр Николаевич. С сегодняшнего дня он является командиром первого танкового взвода. Все приказы лейтенанта Щербакова выполнять неукоснительно! Гаджибабаев, ты замкомандира Щербакова и его первый помощник. Поможешь ему разобраться в делах. Если я узнаю, что кто-то «забивает» или не выполняет приказы лейтенанта Щербакова, я тому лично разобью морду лица! Всем всё ясно? – Сенчин сверлил глазами строй.

– Так точно, товарищ старший лейтенант! – дружным хором отозвались бойцы.

– Лейтенант Щербаков, встать в строй! – Сенчин хлопнул по плечу Сашку. – Если что, сразу мне говори – разберемся.

Кивнув, Александр уже более уверенным строевым шагом встал в строю на своё место. «Надеюсь, на сегодня потрясений больше не будет», – подумал он. После дальнейшей непродолжительной речи Сенчина об итогах дня, сдобренной ненормативной лексикой Игоря, рота направилась в казарму на подготовку к отбою. Сенчин, Щербаков и Баранкин через опустевший плац направились в общежитие. По дороге к ним присоединилась пехота – Звонарев и Иващенко.

– Саня, я сейчас вернусь, кипиш в казарме наведу и сходим за бухлом, я тебе покажу, где его брать. – проходя в помещение для младших офицеров, сказал Сенчин, – На завтра расписание занятий нужно сверить, что вообще по расписанию. Или лучше, Вася, – обратился он к Баранкину, – сходи с Саней, а я пока пойду в роту. Закусить есть чего?

– У меня пара пирожков осталось, – Щербаков достал из сумки промасленный газетный сверток.

– Да, маловато, – Игорь почесал лысый затылок. – Петруха, слетай к себе, пошукай там чего-нибудь. И запить, может, «Yupi» есть развести. А ты, – повернулся он к Звонарёву, – иди своих и Петрухиных «отбей» и тоже, если есть чем закусить, тащи.

Разрулив таким образом ситуацию, Сенчин умчался в танковую роту производить отбой личного состава. Иващенко отправился искать закуску. За ними в свою роту на отбой ушел Звонарев.

– Ну что, пойдем за водкой? – Баранкин вопросительно посмотрел на Щербакова. – Деньги только не забудь.

– А магазин разве работает? – с сомнением посмотрел в темнеющее окно Сашка. Чёрный небосклон был усыпан звездами. На безоблачном небе был виден даже Млечный путь, который не увидишь за огнями ночного города.

– Магазин, конечно, не работает, – Вася, с некоторым пренебрежением посмотрел на Щербакова. – Как говорил товарищ Ленин: «Мы пойдем другим путем».

По тропинке, которая утром привела Сашку к дверям офицерского общежития, Щербаков и Баранкин продрались сквозь гущу зарослей и вылезли через пролом в стене за территорию части.

– Стой, кто идет?! – услышали они со стороны постовой будки моста.

– Свои, – в сторону моста чуть слышно сказал Баранкин. Часового, наверное, такой ответ удовлетворил, поэтому вопросов от него больше не последовало.

Под стрекот сверчков и другой ночной живности офицеры двинулись напрямик по заросшему травой лугу в сторону мерцающих в ночи окошек деревеньки Анисовки. Идти пришлось минут двадцать, спотыкаясь о невидимые в темноте кочки и наступая в засохшие коровьи лепешки. На окраине они подошли к темнеющему дому за высоким некрашеным забором. Свет тусклой лампочки, висящей на телеграфном столбе, едва освещал большие зелёные ворота с электрическим звонком на одной из створок.

– Жми, – Баранкин указал на кнопку звонка. Где-то в глубине двора раздалось противное треньканье, через какое-то время хлопнула дверь, послышались шаркающие шаги и невнятное бормотание. Загремел засов, из калитки высунулась голова старушки в вязаном платке.

– Сколько? – бабулька, видимо привыкла к столь поздним визитам и явно знала, за чем к ней пришли.

– Две, – коротко ответил Вася.

– Ходют и ходют, – калитка захлопнулась, и сопровождаемые ворчанием шаги стали удаляться.

– Здесь, конечно, раза в полтора подороже, чем в магазине, но зато круглые сутки. Если что, тут еще и сигареты продают, минералку всякую, – Баранкин, пересчитал протянутые Сашкой деньги, часть вернул назад. Наконец калитка вновь приоткрылась, и старушка протянула две бутылки «Столичной».

– Без сдачи, – Вася сунул деньги в протянутую сухонькую ладошку, и калитка тут же захлопнулась. Лейтенанты отправились в обратный путь, опять спотыкаясь и ругая коров за оставленные ими продукты жизнедеятельности.

На посту было тихо. Баранкин нашарил на земле камень и швырнул его в сторону постовой будки. Последовал глухой удар о железо и возглас: «Стой, кто идет?». На этот раз Вася вообще промолчал и, плюнув в сторону моста, полез в дыру забора. За ним, прижимая к груди две бутылки водки, нырнул Щербаков.

В общежитии их уже дожидались Сенчин, Иващенко и Звонарев. Две тумбочки были выдвинуты в проход между кубриками и накрыты старыми газетами. На импровизированном столе лежали два щербаковских пирожка, банка армейской тушенки и банка кильки в томате. Над ними возвышалась полуторалитровая бутылка с разведенным в ней апельсиновым «Yupi». Из столовых приборов серебрилась слегка погнутая алюминиевая ложка и перочинный нож, испачканный жиром. На краю притулились железная кружка с побитой зеленой эмалью и четыре мутноватых граненых стакана. Натюрморт приятно дополнили две бутылки «Столичной».

«Чёт вы долго! – Сенчин довольно потёр руки, жестом хозяина приглашая всех присесть. – Прошу в наш маленький уютный ресторан».

Еще утром Щербаков заметил, что Сенчин был негласным лидером среди молодых лейтенантов-взводников, к тому же служил чуть дольше их. За неимением стульев, офицеры расселись на кроватях, поближе к столу.

– Наливай давай, Китаец! – Иващенко подал бутылку Сенчину.

– Ща за «китайца» в глаз получишь, – ловким движеньем скрутив пробку, Игорь разлил водку в имеющиеся посудины.

– Ну что, товарищи офицеры, – торжественно начал он, – сегодня у некоторых людей, – Сенчин взглянул на Сашку, который сразу поднялся со своего места, – необыкновенный день! Можно сказать, сегодня в наш коллектив вливается новый лейтенант, которому выпала честь служить в бронетанковых войсках! Так давайте же выпьем за этого человека – лейтенанта Щербакова! – Игорь одним махом влил в себя налитую им дозу и принялся закусывать тушенкой. Остальные лейтенанты последовали его примеру, за исключением Баранкина, водку принципиально не пившего.

После первых двух тостов, между которыми, как говорят, «промежуток небольшой», настроение Щербакова повысилось, тревога и неизвестность стали отступать. Чужие поначалу люди теперь казались близкими и хорошими. Сашка стал рассказывать, как он попал в армию и каким образом очутился здесь, в Анисовке. Иногда комната общежития оглашалась хохотом лейтенантов – Щербаков рассказывал свои злоключения с юмором, присущим ему с детства.

– А что вы Сенчина «китайцем» называете, он же на китайца не похож – вылитый русский, – выйдя покурить на свежий воздух, спросил Сашка у Иващенко.

– Ну, у него фамилия такая, как имя и фамилия китайская – Сен Чин, – немного заплетающимся языком ответил Петруха, – вот он и Китаец.

Веселье продолжилось. Из музыки только маленькое радио-мыльница Баранкина, которое он поначалу не хотел давать, мотивируя это севшими батарейками. Но радио вытащили из его тумбочки, и сейчас оно что-то хрипело на волне «Европа Плюс», перебиваемое помехами и лейтенантским хохотом. Офицеры стали вспоминать разные смешные случаи из своей службы, не забывая наливать и произносить тосты на различные темы.

Как Марчелло прикурить пытался

Рядовой первой танковой роты Владимир Марченко, или просто Марчелло особым рвением к службе, как и большинство солдат-двухгодичников, не отличался. До дембеля ему оставалось полгода, но он до сих пор ходил в рядовых. Всё ему приходилось делать «из-под палки», хотя механик-водитель он замечательный – и танком виртуозно управляет, и в двигателе отлично разбирается, но вот в остальном …

Уж очень Вова был ленив и любил поспать, а уж где поспать – неважно. Спящим его заставали во время дежурства по столовой в ванне, куда обычно чистили картошку, на крыше казармы, когда Марченко послали её красить, на посту дежурного по роте. Последний раз он умудрился заснуть на трансмиссии танка, наполовину углубившись в её недра при ремонте двигателя, где его и обнаружил командир первой танковой роты Олег Абдулов. За всё это Марчелле постоянно полагались наряды вне очереди и нравоучительные беседы офицеров, часто сопровождаемые подзатыльниками. Иногда доставалось и от сослуживцев, например, когда он заснул, будучи дежурным по роте и не успел предупредить распивающих в подсобке водку «дедушек» о пришедшем не вовремя Абдулове.

Не далее как неделю назад Марченко «выпала честь» быть часовым на складах дивизии и охранять ангар с техникой нашего танкового батальона. На приволжскую степь и зажигающий вдали огни город постепенно опускалась ночь. Собираясь на пост, Вова знал, что перед дежурством командир взвода, а затем и разводящий обыщут его на предмет сигарет-спичек и тому подобных не положенных на посту вещей. Поэтому Марчелло тщательно запрятал единственную сигарету, примотав её портянкой, а пару спичек и кусок «чиркаша» заложил за ухо головного убора. Командир взвода старший лейтенант Вадим Круглов спички всё-таки обнаружил, сигарету отыскивать было уже некогда – перед воротами ждал «Урал», на котором бойцов отвозили на складские посты.

«Ну, без спичек ты хрен закуришь, – сказал Вадим, – давай залазь быстрее!»

Рядовой Марченко перевалил своё длинное неуклюжее тело с выпиравшим животиком через задний борт «Урала», загремев автоматом по вытоптанному дощатому полу. В крытом зеленым армейским брезентом кузове на скамейках вдоль бортов сидели человек десять бойцов из других подразделений. Сам старший лейтенант залез в кабину в качестве сопровождающего. Склады находились километрах в двух от расположения части. Пока машина в сгущающихся сумерках тряслась по разбитому асфальту, Вова пытался хоть у кого-то из присутствующих выпросить спичек. Но спичек у солдат или не было, или они были запрятаны настолько глубоко, что лишний раз доставать их не хотелось.

Скрипнули тормоза остановившегося у ворот складов автомобиля. Огромную территорию, на которой находились склады дивизии, окружал бетонный забор с рядами колючей проволоки по верхнему краю. Бронетехника и автомобили воинских частей располагались в длинных, метров под сто ангарах, построенных из бетонных блоков и побеленных известкой. В стенах ангаров находились боксы с большими воротами, обитыми крашенным серой краской железом и нарисованными на них белыми порядковыми номерами. В такие ворота свободно въезжал танк или САУ. Один из ангаров принадлежал танковому батальону. В нем за опечатанными пластилиновыми печатями воротами на временной консервации стояли танки первой и второй танковой роты. Этой весной на них проводились дивизионные учения, про которые вспоминал начштаба капитан Кукушкин.

«К машине!» – раздалась команда Круглова, и бойцы посыпались из кузова в еще не улегшееся облако пыли. Какое-то время ждали разводящих, наконец появились два старших сержанта с петлицами мотострелковых войск. Строем пошли в караульное помещение. Полноватый капитан – начальник караула, начал инструктаж: «Часовому запрещается: спать, сидеть, прислоняться к чему-либо, писать, читать, петь, разговаривать, есть, пить, курить, справлять естественные потребности или иным образом отвлекаться от исполнения своих обязанностей, принимать от кого бы то ни было и передавать кому бы то ни было какие-либо предметы, вызывать своими действиями срабатывание технических средств охраны, досылать без необходимости патрон в патронник», – капитан монотонно зачитывал обязанности часового из Устава гарнизонной и караульной служб. После этого все прибывшие и готовые заступить в караул расписались в журнале инструктажа.

Началась стандартная процедура развода по постам с неизменным «происшествий не случилось» и «пост сдал – пост принял».

По краям охраняемых ангаров стояли крытые наблюдательные вышки с прожекторами, ночью освещавшими ворота боксов. После очередного рапорта и сдаче-приеме поста Марченко полез по гулкой железной лестнице на пятиметровую высоту вышки. На землю опустилась ночь. Где-то сзади светилось зарево ночного города, не давая пробиться свету первых звезд. С вышки просматривались близлежащая территория и ангар, освещаемый фонарями и прожектором. Походив туда-сюда по тесноватому периметру часовой будки, Марчелло присел на пол и заскучал. До дембеля оставалось каких-то полгода. Он представил, как будет «отрываться», вернувшись на «гражданку» – соберется с пацанами в каком-нибудь кабаке, закажет всякой еды, водки, купит нормальных сигарет, а не какую-то «Приму» без фильтра…

Приятные размышления прервались позывом покурить. Спички! Их не было. И спросить не у кого. Вова старался отвлечь себя от желания затянуться пусть гадкой, но всё-таки сигаретой. Сначала считал количество ворот на ангаре, потом количество прожекторов и фонарей, видимых с вышки, нашел Большую Медведицу, Малую. Приблизительное количество ночных бабочек в свете прожектора он тоже посчитал. С помощью сна отвлечься также не удалось – сон не шел, и курить хотелось еще больше. Полночи Марчелло мучился от никотинового голода, придумывая всё новые отвлекающие занятия, в том числе разборка-сборка «АК-74» с закрытыми глазами и пение песен в полголоса. Но всё это время мозг лихорадочно искал способы достать огонь и прикурить единственную припрятанную сигарету. Проверяющего, который каждый час проходил мимо вышки, давно не видно – наверное, прилег где-нибудь во время обхода и заснул.

На востоке небо стало чуть светлее. Мыслей, каким образом раздобыть огонь, не приходило, то есть они были, но не было средств, с помощью которых его можно получить. После перебора всех возможных вариантов Марченко остановился на одном, как показалось ему, единственно возможном. Когда-то в одном американском «вестерне» он видел, как лихой ковбой прикуривает сигару выстрелом из пистолета… Холостые патроны в магазине автомата Марчеллы, естественно, были пересчитаны при выдаче на пост и также будут пересчитываться при сдаче оружия. Но желание поглубже вдохнуть такого ароматного, как ему сейчас казалось, табачного дыма пересилило всё.

«Ну что мне будет за один патрон, скажу, потерял или что выдали на один меньше, да совру что-нибудь, подумал он, досылая патрон в патронник. – Да и до «караулки» далеко, спят все – услышать не должны». Зажав фильтр сигареты зубами, Марченко поднес ствол автомата, направленный в сереющее небо, к самому её кончику. В предрассветной тишине, когда люди спят самым крепким сном, а ночные насекомые и тому подобная живность умолкли после ночной суеты, раздался оглушительный выстрел. Пламя полыхнуло из ствола, опалив брови и лицо рядового Марченко, полевая кепка с разодранным от выстрела козырьком взвилась ввысь, но её стремительный полет прервала крыша вышки. От неожиданности Вова шарахнулся в сторону и по стене осел в угол смотровой будки, при этом выронив свой «АК-74», загремевший вниз по лестнице. На выстрел под оглушительный лай собак и вой сирены прибежал наряд с автоматами наперевес во главе с капитаном-начкаром. Часть бойцов рассредоточилась по периметру, часть окружила вышку с валявшимися перед ней «АК-74» и кепкой с порванным надвое козырьком. Начальник караула, задыхаясь от только что совершенной «стометровки», полез вверх по шатающейся под тяжестью его грузного тела лестнице. С опаской заглянув внутрь будки, он увидел сидящего в углу Марчелло с черным от сажи лицом и полным отсутствием бровей. Изо рта Вовы торчал сигаретный фильтр от разодранной в клочья сигареты, а рядом на полу лежала автоматная гильза.

Рассказ Китайца про ковбоя Марчелло сопровождался незатихающим хохотом. Больше всех закатывался Щербаков. «Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся, Саня, – сказал Сенчин, хлонув Сашку по плечу. – Тут знаешь сколько таких клоунов есть? И не сосчитать!»

Постепенно разговоры лейтенантов становились всё громче, а смех всё сильнее. Курили уже не выходя на улицу, стряхивая пепел в опустевшую консервную банку. Баранкин лёжа под простыней, читал какую-то книжку, а потом повернулся набок и заснул, видимо, привыкший к таким шумным вечерам. Тушенка и килька были съедены, остатки «Yupi» вскоре тоже кончились, и водку стали запивать разбавленной заваркой, наливая её из солдатской фляжки. Под конец веселья в дверях показался злой майор Шугалов в тапочках и в кителе на голое тело.

– Встать! Смирно! – вскочив, скомандовал Сенчин. За ним с мест повставали остальные лейтенанты, пытаясь принять строевую стойку.

– Вы что, вообще охерели совсем, мля? Два часа ночи, мля! – с порога заорал Шугалов на попытавшихся вскочить по стойке «смирно» офицеров. – Для вас что, команды «отбой» не существует? Заканчивайте свой балаган, и всем спать! Хороший пример вы подаете молодым лейтенантам, – Шугалов сверкнул взглядом в сторону Щербакова. Развернувшись, майор громко хлопнул дверью, оставив лейтенантов стоять в нелепых позах.

– Короче, пацаны, давайте, правда, спать, – Китаец с сожалением посмотрел на пустые бутылки. – Чего вы так орали-то? Я в роту пошел.

Сенчин удалился, оставшиеся офицеры стали укладываться спать, предварительно заставив дежурного убрать остатки «пиршества». Голова Щербакова кружилась от сигаретного дыма и выпитого на голодный желудок. Не раздеваясь, Сашка повалился на ранее принесённый матрас и практически сразу заснул.

2 день службы (среда)

Казалось, что он только что сомкнул глаза, а его уже толкал в бок невыспавшийся Вася Баранкин: «Саня, подъем. На построение». Тошнота подкатывала к горлу, на голову словно надели тяжелую солдатскую каску. Доковыляв до рукомойника, Сашка наскоро умылся. Остальные лейтенанты ушли, и в комнате остался только Вася, запихивающий в свой полевой планшет какие-то конспекты. Кое-как приведя себя в порядок и накинув пустой планшет через плечо, Щербаков вышел из общежития и направился за бодро шагающим Баранкиным в сторону плаца. Утренняя прохлада приятно освежала лицо, но во рту господствовал июльский полдень и нестерпимо хотелось пить. На плац со строевыми песнями направлялись воинские подразделения, грохоча сапогами по остывшему за ночь асфальту.

Сенчин, с несколько помятым от вечерних посиделок лицом, уже прохаживался у построенной повзводно танковой роты.

– Почему опаздываем? В строй бегом-марш, – издалека заорал он.

Щербаков с Баранкиным прибавили шагу. Баранкин с ходу занял своё место в строю. Щербаков остановился перед строем, растерянно соображая, куда же ему приткнуться.

– Вот твоё место, а это первый танковый взвод, – Китаец за руку поставил Сашку на полагающееся ему место, отодвинув одного бойца в глубь строя. Тем временем плац окончательно заполнился солдатами и их командирами. Со стороны офицерского общежития, на ходу поправляя фуражку, быстрым шагом приближался Шугалов.

– Батальо-о-о-н! Равняйсь! Смирно! – дежурный по батальону капитан, печатая шаг, двинулся к майору Шугалову. Шугалов также строевым шагом направился к молодому усатому капитану. В полной тишине, нарушаемой только щебетом утренних птиц, они остановились в двух шагах друг напротив друга.

– Товарищ майор, сводный батальон на общую утреннюю поверку построен. Командир второй мотострелковой роты капитан Стасенко! – отрапортовал дежурный.

– Здравствуйте, товарищи! – громкий голос Шугалова прокатился над плацем и больно ударил по ушам Щербакова.

– Здравия желаем, товарищ майор! – хор сотен голосов грянул в утреннем воздухе и унесся в степную даль.

По команде командиры подразделений вышли на середину плаца. Пока они получали нагоняи и задачи на предстоящий день от майора Шугалова, Щербаков топтался на своём месте. Солдаты не обращали особого внимания на Сашку и вели себя довольно развязно, пользуясь временным отсутствием Сенчина и полным безразличием к происходящему Баранкина. Сенчин как раз в это время «получал» от Шугалова за вечерний сабантуй.

Наконец прозвучала команда «по местам» и офицеры вновь встали в строй к своим ротам. «Равняйсь», «смирно» – командиры ставили дневные задачи своим подразделениям. Сенчин опять приказал Щербакову выйти из строя.

– Повторяю, приказы командира первого танкового взвода лейтенанта Щербакова выполнять! Считайте, что это я приказал! Гаджибабаев, поможешь лейтенанту Щербакову во всём разобраться. – Так, – продолжил Игорь, – сегодня первый танковый взвод отправляется в «парк» на ремонт техники. Продолжаем ремонт 173-го и 174-го танков. Второй взвод с лейтенантом Баранкиным – полигон, ангар номер «3», разборка-сборка НСВТ, затем, после обеда, «парк» – обслуживание 175-го и 176-го. Третий взвод со мной – ремонт казармы танковой роты. – Вопросы, – Сенчин оглядел танковую роту, стоявшую перед ним по стойке смирно.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант, – дружным хором ответили бойцы.

Игорь еще раз окинул взглядом роту. – Сейчас все идут в столовую, далее по запланированным местам.

Сводный батальон поротно стал расходиться с плаца, строевым шагом направляясь в сторону столовой. Летняя солдатская столовая находилась ближе к танковому полигону за узенькой речушкой Анисовкой, огибавшей территорию воинской части. Весной она разливалась и в столовую можно было попасть, только делая большой крюк, километра в полтора, через большой железный мост. Сейчас же через неё перебросили временный деревянный мостик, и до столовой теперь метров пятьсот напрямую. Танковая рота шла по протоптанной солдатскими сапогами дороге, поднимая степную пыль и распугивая кузнечиков. Солнце начинало припекать. Открытое пространство сменилось редкими деревцами, сквозь которые показались небольшие кирпичные домики с нарисованными на них синей масляной краской номерами.

– А это что за сооружения? – Сашка обратился к огромному Гаджибабаеву.

– Здесь солдаты и офицеры живут, когда зимой на учения приезжают, а летом – в палатках, – ответил Бабай, меряя двухметровыми шагами землю.

Рота вышла на разбитую грузовиками колею. Потянуло запахом подгоревшей гречневой каши. Сквозь заросли диких яблонь показался высокий навес летней столовой, рядом с ней толпилось множество солдат-пехотинцев, добравшихся сюда раньше танкистов. К стойке, за которой стояли несколько солдат в белых халатах, выстроилась большая галдящая очередь бойцов с котелками. У каждого «повара» была своя обязанность – двое выгребали огромным черпаком порции гречневой каши с тушенкой из такой же огромной кастрюли и накладывали их в протянутые котелки, третий наливал в крышку котелка чай, четвертый подавал пару кусков нарезанного хлеба. Получив свою порцию, солдаты рассаживались за широкие деревянные столы, стоящие под навесом, некоторые завтракали, сидя на траве, расположившись поодаль. Щербаков, скромно дождавшись своей очереди, получил свой первый армейский завтрак на белой тарелке с надписью «Общепит» и полусладкий чай светло-коричневого цвета в побитой эмалированной кружке. Усевшись за пустующий стол в углу, он долго вертел в руке погнутую алюминиевую ложку, на которой было нацарапано «ДМБ-92». «Когда же мой ДМБ? – борясь с тошнотой, подумал Сашка о своём «дембеле». – Еще два года. Два!». Поковырявшись в пригорелой каше, он отодвинул тарелку и стал пить разбавленный чай, заедая его подветрившим хлебом. Время завтрака подходило к концу. Запоздавшие к началу завтрака бойцы по-быстрому доедали свою кашу, запивая чаем. Большинство уже давно разлеглось под корявыми яблоньками и кустами терновника, покуривая дешевую «Приму» или просто задремав.

Гаджибабаев зычным голосом согнал первый взвод в одно место, помогая некоторым пинками. Построив всех семерых бойцов, он доложил подошедшему Щербакову о готовности следовать в автопарк.

«Ты пока командуй, – сказал Сашка, – я просто посмотрю как-что, а то я это лет пять назад проходил».

Бабай привычно скомандовал «равняйсь-смирно» и строем повел взвод в направлении «парка», который находился в километре от столовой. Солдаты сначала шли по пыльному проселку, затем, чтобы сократить путь, свернули в степь, напрямую шагая по кустикам полыни и подминая хвосты степного ковыля. Слева впереди высились белые ангары автопарка. Вдали, правее, стояли еще какие-то ангары, за ними располагалось огромное многокилометровое пространство полигона для огневых стрельб.

– А это что за ангары? – кивнул в сторону виднеющихся вдалеке ангаров идущий сзади строя Щербаков.

– Они пустые. У нас там занятия на полигоне проходят. Иногда там технику ставят, когда учения идут, – ответил молчаливый Гаджибабаев.

Наконец подошли к забору из колючей проволоки, огораживающему территорию автопарка. Основные ворота располагались на другом конце «парка», до них было еще минимум метров двести, запасные же были закрыты, поэтому бойцы поочерёдно пролезли в заранее проделанный проём в «колючке». Метрах в десяти от забора находилось четыре железных столба с навесом из пробитого в нескольких местах шифера. Под навесом, дававшим живительную тень, стоял танк Т-72 с приоткрытой крышкой моторно-трансмиссионного отделения и сушившейся на ней парой армейских портянок. На башне «семьдесят двойки» белел номер «174». Широкие гусеницы покрывал слой грязи и ржавчины, а откуда-то снизу доносился храп и торчали чьи-то босые ноги.

– Иванов, сука, опять спишь? – старший сержант Гаджибабаев пнул торчащую ногу своим пыльным сапогом. Через мгновенье из-под танка выполз заспанный солдат со стриженной «под расческу» головой и запачканными мазутом щеками.

– Тебя сюда спать поставили или технику охранять? – Бабай отвесил увесистый подзатыльник Иванову.

– Да я только залез, у меня ключ гаечный упал под танк, – начал оправдываться рядовой.

– Я тебе щас этот ключ в жопу засуну, – Бабай повторно отвесил подзатыльник. – Так, все по рабочим местам, – он окинул взглядом остальных солдат.

Трое остались у «174-го», остальные пошли в сторону видневшегося вдали «173-го». Щербаков никуда не пошел – сил и желания куда-либо идти не осталось. Кряхтя, он забрался на башню «семьдесят второго», заглянул в чернеющее отверстие открытого командирского люка. Оттуда пахнуло запахом солярки и машинного масла, тошнота опять подступила к горлу. Пересев на ящик ЗИП с нанесенными на нём большими белыми цифрами «174», Сашка стал рассматривать окрестности.

Территория автопарка представляла собой большой прямоугольник, огороженный бетонными столбами с натянутой между ними рядами колючей проволоки. В длину он тянулся почти на двести метров. По всей его левой стороне протянулся ряд ангаров, подсобных помещений, выбеленных известкой, склад ГСМ со стоящим рядом КрАЗом-топливозаправщиком. За постройками высился забор из колючей проволоки, сквозь которую проглядывали желто-зеленые камыши петляющей по степи речки. Где-то вдалеке виднелись двухэтажное здание КПП и большие металлические ворота для въезда в автопарк. Справа по периметру стояли ряды бронетехники – десяток БТР-ов, штук тридцать БМП, дюжина гусеничных тягачей в различном техническом состоянии. Перед каждым висела желтая табличка с красной каёмкой и черным порядковым номером. На некоторых машинах копошились маленькие фигурки солдат, занимающихся ремонтом техники. Метрах в ста зеленели еще около двадцати танков, принадлежащих различным воинским соединениям, составлявшим сводный батальон. На одном из танков сидел охраняющий их танкист-срочник.

На 173-м угадывалось какое-то движение. Через непродолжительное время усилиями двух солдат массивную крышку трансмиссии танка «173», стоящего между двух других танков, подняли, установили фиксирующий её стопор, и теперь солдат и что они там делают, за крышкой не было видно.

– А чего в этом танке ремонтируют? – обратился Щербаков к Бабаю.

– Да там что-то с топливным насосом, и топливные фильтры нужно чистить.

– А с теми тремя?

– Там со сцеплением что-то и тоже фильтры, – ответил немногословный старший сержант.

– Ну ты покомандуешь взводом пока за меня? А то я не знаю толком, что мне делать, – Щербаков опять обратился к Бабаю.

– Да, конечно, товарищ лейтенант, – Гаджибабаев, неспешно отхлебнув из фляжки чая без сахара, направился в сторону трех стоящих поодаль танков. Трое других солдат, переодетых в старую, запачканную мазутом и солидолом форму, копались в недрах 174-го. Достав металлические фильтры, они стали промывать их соляркой в жестяных ёмкостях. Затем, открутив какие-то лючки на днище танка, бойцы все вместе забрались под него, о чем-то переговариваясь и гремя инструментами. Чем они там занимаются, для Щербакова оставалось загадкой, так как сил спуститься вниз уже никаких. Периодически солдаты залазили по нагревшейся броне к Щербакову, чтобы «стрельнуть» у него сигарету. Помаявшись от безделья, Сашка стал рыться в одном из дюралюминиевых ящиков, укрепленных по бокам башни. Среди каких-то железок и шлангов он нашел замасленную инструкцию по ремонту и обслуживанию танка Т-72. Схемы и чертежи танковых агрегатов особого интереса не вызывали. Щербакову было скучно и тоскливо одному. Поговорить из офицеров не с кем, с солдатами разговаривать тоже не хотелось. Нехотя полистав страницы, часть из которых кто-то выдрал, Щербаков отложил книжку и задремал. Солдаты под танком тоже затихли. Тень навеса немного спасала от жаркого июльского ветра.

Проснулся Сашка от громкого мата старшего сержанта Гаджибабаева, пинками выгонявшего из-под танка заспанных солдат. Наступило время обеда. Собрав всех, Бабай повел танкистов строем в столовую. Сзади, проклиная свою судьбу, плелся полусонный Щербаков. Путь опять пролегал по степи под палящим во всю мочь июльским солнцем. Стрекот кузнечиков заглушался строевой песней, только вместо «Танкисты – отечества сыны» солдаты, не обращая внимания на Сашку, пели «Всяко разно – это не заразно» из «Отпетых мошенников».

Вновь показалась крыша летней столовой, стал доноситься гул сотен солдатских голосов, прибывших на обед. Александр опять отстоял в очереди вместе с солдатами, получив порцию горохового супа на первое, макароны с жареной рыбой хек на второе, пару кусков черного хлеба и обжигающий кисель. Похлебав суп и поковырявшись в рыбе, Щербаков, обливаясь потом, выпил не успевший остыть на жаре кисель. Знакомых офицеров нигде не было видно. Сев в одиночестве под кустом, он закурил сигарету, предаваясь невеселым раздумьям: «Сейчас бы дома под вентилятором видик смотрел или читал любимого Стивена Кинга. Да и на работе хорошо – отработал, и домой отдыхать, а здесь вечером опять в это дурацкое общежитие, где нет даже радио (приёмник жадного Баранкина не в счёт)». С такими грустными мыслями Александр вернулся в парк вместе с пообедавшими танкистами, которые опять забрались под танк, имитируя бурную ремонтную деятельность. Вскоре подтянулись солдаты второго танкового взвода под командованием сержанта – Баранкин в парке так и не появился.

Сидя на башне танка и наблюдая за неспешной работой солдат, Щербаков, достав из нагрудного кармана свои очки, заметил высокого майора, ходившего по территории автопарка. Сначала его фигура с безукоризненной выправкой маячила возле склада ГСМ, затем он появился у подразделения, ремонтирующего БМП, теперь его усатое лицо и красную повязку с надписью «Дежурный по парку» можно разглядеть без очков. На вид ему около сорока, и форма на нем сидит идеально. Постояв около копошащихся около БРДМ солдат и о чем-то поговорив с командовавшим ими лейтенантом, он четким шагом, больше напоминающим строевую ходьбу, направился в сторону Щербакова. Лейтенант поспешил слезть с танка и, одернув свою форму, стал по стойке смирно рядом с грязно-зеленым бортом.

– Товарищ майор, первый танковый взвод третьей танковый роты занимается обслуживанием и ремонтом техники. Командир первого танкового взвода лейтенант Щербаков.

– Вижу, что «занимается», – с сарказмом произнес майор, – а чем именно занимается?

– Ну, ремонтом, – неуверенно сказал Сашка.

– Лейтенант, во-первых, они тут у тебя херней занимаются, а не ремонтом, а во-вторых, чем конкретно они должны заниматься? Что ремонтировать и обслуживать?

– Товарищ майор, – начал оправдываться Щербаков, – я тут всего второй день служу, а последний раз учил всё это в институте лет пять назад…

– А я двадцать лет назад всё учил! – перебил его майор. – Всё помню! Понаберут по объявлению! – повысил голос усатый. – Сиди тогда и читай инструкцию!

Развернувшись, майор зашагал в сторону КПП, оставив застывшего около танка Щербакова и замерших на трансмиссии и под танком солдат.

К вечеру, устав от периодических перекуров у забора с колючей проволокой перед табличкой «Курение на территории автопарка строго запрещено!» и листания инструкции по обслуживанию танка, Щербаков с радостью направился к столовой на ужин вместе с выспавшимися за день бойцами. Гороховое пюре с котлетой и чай, в котором сейчас чувствовалось присутствие сахара, он проглотил с бо́льшим аппетитом.

К казармам подходили, когда на востоке показались первые звезды, а нежно-розовый закат обещал, что день завтра опять будет жарким. Щербаков докуривал последнюю сигарету – за день всю пачку «расстреляли» солдаты. Зайдя в общежитие, Сашка увидел спящего на кровати Баранкина. Александр, не снимая ботинок, повалился на свою кровать и пролежал так до вечерней поверки, с обидой вспоминая наоравшего на него в автопарке майора.

На вечернем построении Сашка уже уверенно стал на своё место. Процедура поверки снова повторилась. Шугалов, по обыкновению, надавал «нагоняев» некоторым офицерам, Сенчин поставил очередные задачи на вечер и следующий день, после чего все дружно разошлись по своим подразделениям. За день форма Сашки пропиталась потом и степной пылью, хотелось помыться.

– А где тут искупаться можно? – спросил Щербаков у Баранкина.

– Душ по коридору и направо.

Сашка, отыскав в своей сумке полотенце и «мыльно-рыльные», отправился в душ. В небольшом помещении, обложенном дешевым желтоватым кафелем, находилось несколько открытых кабинок с торчащими из стены душевыми трубами. Раздевшись, Александр повернул красный кран, но оттуда полилась обжигающе ледяная вода. Отскочив, он ждал, когда холодная вода сольется, однако брызги, отлетавшие от кафельного пола, оставались студёными. Под колющими струями воды он закрутилкрасный кран и открыл синий, из него хлынули такие же ледяные струи. В конце концов, кое-как помывшись холодной водой и постирав нижнее белье, Щербаков возвратился на свою койку. А как хорошо было дома – сколько хочешь лежи в горячей ванне. Сашка даже умывался раньше только тёплой водой, подолгу стоя перед раковиной и грея руки под теплыми струями.

– У вас что, горячей воды вообще нет? – он снова обратился к Васе Баранкину.

– Вообще. Осенью будет, а сейчас котельная не работает. Солдаты раз в неделю моются в бане или в речке купаются, если разрешат. А недавно у одного «бэтэров» нашли. Где он их подцепил – непонятно.

– А кто такие «бэтэры»? – спросил Александр у Васи.

– Ну, они такие маленькие, сидят и смотрят, – выпучив глаза, неопределенно пояснил Баранкин.

Щербаков не чаял, когда же закончится этот вечер, но вечер только начинался.

– Ну что, Саша, нужно обмыть твой первый день службы в армии, – появившись в дверном проеме офицерского общежития, сказал старший лейтенант Сенчин. – Давай тащи выпить, а мы тут пока закусь сообразим.

После отбоя Сашка, уже самостоятельно, отправился за водкой к домику с зелеными воротами. Та же бабулька, привычно поворчав, выдала Щербакову в приоткрытую щель калитки две бутылки «Столичной» (чтобы два раза не ходить) и две пачки «Winston». Проторенной тропинкой он пошел назад в общежитие.

Импровизированный стол украшала скромная закуска, мало чем отличавшаяся от вчерашней. На краю те же четыре мутноватых граненых стакана и железная эмалированная кружка. Лейтенанты Звонарев, Иващенко и старлей Сенчин сидели на своих местах в предвкушении вечера. Баранкин, по обыкновению, закрылся каким-то журналом в углу на кровати, предварительно проиграв бой за свой радиоприемник. Началось всё опять с торжественного тоста Китайца, посвященного Щербакову.

– Ну чё, Саша, рассказывай, как день прошел, – Сенчин подцепил погнутой ложкой кусок говяжьей тушенки.

Щербаков вкратце рассказал о своём первом дне службы.

– Саня, солдат надо гонять! Знаешь армейскую пословицу – «Что ни отдых, то активный, что ни праздник, то спортивный». А они у тебя весь день балду пинали. Я еще Бабаю втык дам! Начни с малого – со «слонов».

– С каких слонов?

Остальные офицеры дружно заржали.

– «Слоны», это солдаты, которые прослужили шесть месяцев. С дедами тебе сейчас сложновато будет. Они уже полтора года, минимум, прослужили – всё знают, на любой случай «отмазку» найдут. Но их тоже гонять надо, а то на шею сядут, потом не сгонишь. Да и «черпаки» по году отслужили, тоже «не лыком шиты». А на «слонах» и «духах» проще всего навыки командования отрабатывать.

Далее посиделки продолжились в обычном режиме – с рассказами различных солдатских историй и армейских баек и поглощением «Столичной». Полвторого ночи, когда вся компания азартно резалась «в дурака», в дверях появился Олег Евгеньевич Шугалов и разогнал всех по койкам, пообещав, что сегодняшний банкет был последним.

Наутро Щербаков проснулся (вернее, его разбудил Баранкин) с больной головой и общим измочаленным состоянием организма.

Как потом выяснил Сашка, на территории военного полигона досуг младшего офицерского состава состоял из распития алкогольных напитков (если имелась возможность их достать), игры в карты или сна. Трата денег на газеты или журналы считалась «бессмысленным расточительством» и без того небольшой зарплаты, поэтому основная её часть уходила на водку, пиво и сигареты. Что такое телевизор, Щербаков вспоминал, как что-то далекое и нереальное. За день офицеры так уставали, по жаре отмеряя огромные расстояния между объектами, что сил на какие-то интеллектуальные занятия уже не оставалось. Из новых знакомых исключение составлял лишь Вася Баранкин, любивший что-нибудь почитать перед отбоем. Еще удивил Щербакова тот факт, что несмотря на употребление алкоголя и ночные посиделки, боеспособность подразделений при этом не страдала никоим образом – подъем в шесть утра, задачи ставятся и выполняются, занятия, стрельбы и работы проводятся в полном объеме. Этот факт не раз подтверждался и в будущем. Более культурные мероприятия каждый офицер осуществлял по-своему, когда удавалось вырваться на выходной в город. Старшие офицеры проявляли себя не так активно в алкогольных делах, во всяком случае, шума из их крыла не доносилось и на их работоспособности это также не сказывалось.

3 день службы (четверг)

В третий день службы взводу Щербакова досталась уборка плаца, где проходили утренние и вечерние построения. Часть солдат самодельными метлами нехотя мела пышущий жаром асфальт, другие разводили известку в девятилитровых укупорках из-под танковых зарядов и кисточками, изготовленными из пучков полыни, белили бетонные бордюры по периметру плаца. Степной ветер относил поднятую метлами пыль на другой конец площади. Всё это происходило под контролем старшего сержанта Гаджибабаева, сидевшего в тени офицерской казармы. Щербаков опять без дела слонялся по плацу, изнемогая от июльской жары и мучившего похмелья. Расстегнутый на три пуговицы камуфляж промок от пота, новый армейский планшет, набитый «для вида» чьими-то старыми конспектами, болтался на тонком ремешке через плечо и тянул вниз к раскаленному асфальту. Пылающие изнутри осенние полуботинки хотелось снять и зашвырнуть куда подальше. Солдаты были в кирзовых сапогах, но, по крайней мере, по пояс голые. Их загорелые под южным солнцем тела резко контрастировали с белеющими из-под засученных рукавов худыми руками Сашки. У каждого бойца на ремне висела фляжка с чаем без сахара, сумки с противогазами кучкой лежали возле босых ног стянувшего берцы Бабая.

– Слушай, – Щербаков подошел к сержанту, – а противогазы зачем?

– Сейчас покажу, – Гаджибабаев, лениво отбросив окурок в сторону, потянулся и неожиданно заорал. – Взвод, газы!

Бойцы, побросав метлы и кисточки, кинулись к куче противогазов, отталкивая друг друга и пытаясь найти свой комплект. Через мгновенье противогазы были уже натянуты на головы запыхавшихся солдат. Блестя запотевшими стеклами защитных очков, они молча переминались на месте, через фильтры раздавалось сдавленное сопение.

– Вот, стадо слонов готово к продолжению работ, – усмехнулся Гаджибабаев.

– Отбой газы! – несмело крикнул в сторону взвода Щербаков. Солдаты поспешно сдирали прилипшие к лицам резиновые маски, жадно глотая пыльный воздух. Отдышавшись, танкисты продолжили свои занятия, подгоняемые ленивыми окриками старшего сержанта.

Наступило время обеда. Под палящими лучами полуденного солнца взвод строем направился в столовую. Сзади брел лейтенант Щербаков, поправляя бивший по ноге тяжелый планшет. С трудом проглоченное первое он запил обжигающим чаем. Сигареты закончились, «стрелять» у солдат бесполезно – у них сигарет или не было, или «последняя».

После обеда уборку территории перенесли в автопарк. Поднимая столбы пыли, солдаты мели выжженную июльским зноем землю, сметая песок к колючему ограждению. Кое-как, сидя в не спасающей от жары тени полуразобранного танка, лейтенант дождался конца дня. Нестройной колонной, размахивая метлами, взвод направился на ужин.

После вечернего построения Щербаков, обессиленный, добрался до душа. Стоя под ледяными струями воды, он с тоской вспоминал дом, гражданскую жизнь и думал, когда же всё это закончится. Но служить еще оставалось, без малого, два года, и это приводило Щербакова в полную депрессию.

Узнав, что денег у Александра на водку нет (осталось всего на две пачки сигарет), лейтенанты потеряли всякий интерес к Щербакову и засели играть в карты. Сашка, наконец-то сняв ненавистные полуботинки, лежал на скрипучей кровати, задрав уставшие за день ноги. Хотелось курить, но спрашивать сигаретку у азартно резавшихся в «дурака» офицеров не хотелось. Послать дежурного по общежитию солдата за сигаретами тоже как-то неудобно. Поэтому он, еще немного помучившись, оделся и пошел к заветным зеленым воротам. Под звездным небом Александр брел в направлении станции, вновь предаваясь невеселым мыслям. Он чувствовал себя невероятно одиноким и никому не нужным. Поделиться своими переживаниями было не с кем – другу из института Эдику Хучуеву не дозвониться – забрали на год служить в Волгоградскую военную прокуратуру, где его там искать? Домой тоже не позвонишь – зачем родителей расстраивать. Солдаты на него «забивают», слушаются только Бабая и Китайца, а бытовые условия – это вообще кошмар! От этого на душе становилось еще мрачнее и тоскливее, хотелось упасть в сухую степную землю и разрыдаться. Но Александр так и не сделал этого, как будто боялся, что его слёзы могут увидеть. Вернулся Щербаков ближе к полуночи, у поста перед мостом его опять никто не окликнул. Покурив на крыльце, он пробрался по чернеющему коридору к своей кровати. В темноте раздавался разноголосый храп лейтенантов. Сашка еще долго не мог заснуть, скрипя кроватной сеткой и прокручивая в голове события последних недель.

4 день службы (пятница)

Опять подъем в 6 утра, построение в 8:45, «нарезка» задач на предстоящий день. В первой половине дня первому танковому взводу предстояла разборка-сборка танкового пулемета НСВТ. Последний раз этот пулемет Александр видел на военной кафедре, лет шесть назад, даже рисовал его составные части на плакат в класс огневой подготовки по просьбе майора Иволгина. Иволгин – огромный мужик с поседевшими усами и густой, изрядно седой шевелюрой, частенько просил Щербакова сделать какой-нибудь стенд. За нарисованные в аксонометрии пулеметы, клины затворов и уровни радиационно-химической опасности Рембрандт, как называл Сашку Иволгин, исправно получал «зачеты» и пятерки по экзаменам на военной кафедре.

Рисовал Щербаков хорошо. В детстве он просил своего отца изобразить танк или машину, которую потом с удовольствием раскрашивал. Но ему хотелось рисовать самому, и отец посоветовал Саше попробовать срисовать машину из старого журнала «Техника для детей». Сначала рисунки выходили корявыми, но в конце концов машины, самолеты и тому подобная техника стали получаться всё лучше. Способность к рисованию заметили в школе, и Сашка стал постоянным художником в школьной газете «Молния», где изображал карикатуры на злободневные темы. Газету на школьный выпускной от своего класса тоже рисовал он. В институте Александр уже мог с поразительной точностью срисовывать людей с фотографий и в студенческой команде «Клуба Весёлых и Находчивых», помимо участника выступлений, был художником-оформителем. Слухи о художественном таланте Щербакова дошли и до майора Иволгина, чем он не преминул воспользоваться.

После завтрака третий взвод под командованием старшего сержанта Гаджибабаева зашагал в сторону одного из ангаров, находящихся в степи перед огневым стрельбищем. Бойцы по очереди тащили полученный в оружейной комнате двадцатипятикилограммовый крупнокалиберный пулемет НСВТ калибра 12,7 мм. Буква «Т» означала «танковый», это Сашка знал. Помнил он, что устанавливается НСВТ сверху на башне танка, но как его разбирать, а тем более собирать и за сколько секунд, для лейтенанта Щербакова оставалось загадкой. Потрепанная брошюра нормативов разборки-сборки пулемета и список с фамилиями бойцов были запиханы в раздувшийся от чужих конспектов планшет, бивший по ноге идущего в конце строя Александра. Несмотря на то, что Сашка уже несколько дней находился с вверенным ему взводом, фамилий своих солдат он до сих пор не мог запомнить, кроме Гаджибабаева.

«Нужно потихоньку как-то начинать ими командовать, – думал Щербаков, на ходу поправляя съезжающий с худого плеча ремешок планшета. – Вообще на меня внимания не обращают. Ладно, вот дойдем до места обучения, тогда начну». Он достал потрепанную брошюру и на ходу стал изучать содержание.

Вдали маячило трехэтажное здание огромного ангара, выстроенного из бетонных блоков, покрытых облезшей от дождей и снега известкой. Но взвод шел уже минут двадцать, а оно как будто не приближалось. Проселочная дорога пролегала по поросшей полынью и пучками ковыля степи. Солдаты то и дело, сбивая шаг, пинали пыльными «кирзачами» сухие шары перекати-поля, обгоняющие колонну под порывами горячего ветра. Наконец, уставшие и мокрые от пота, бойцы без команды повалились в тень бетонной стены, которая еще не успела нагреться от всё нарастающей жары. Александр тоже присел на планшет под нарисованной на огромных железных воротах красной краской цифрой «3» и закурил.

«Всё, сейчас покурю и начну командовать», – затягиваясь горьким дымом, оттягивал время Щербаков. Посидев еще минут пять, он бодро поднялся и, подойдя к железной двери, находившейся в одной из створок ворот, сорвал пластилиновую пломбу на деревянной дощечке. Ключом, который утром ему выдал Сенчин, Александр открыл тронутый ржавчиной амбарный замок и шагнул в проем скрипнувшей двери ангара. От яркого солнца внутри казалось совсем темно. Пахнуло сыростью и прохладой погреба, крыша здания протекала, и дождевая вода не успевала высыхать в закрытом помещении. За Щербаковым нехотя стали входить солдаты, двое последних затащили обрывавший руки пулемет. Бабай пнул одного из «слонов», который тут же резво поднялся по маячившей в сумраке лесенке. Донесся скрежет раскручиваемой проволоки, заскрипели железные створки огромного проема. Сквозь открывшиеся ставни в помещение ворвались солнечные лучи, осветившие внутренности здания и бетонный пол, на котором отчетливо отпечатались выбоины от танковых гусениц. На крашенных некогда белой известкой стенах с потеками от дождя виднелись следы плесени. В углу находился электрический щит с торчавшим из него толстым кабелем. Ангар только казался трехэтажным, на самом деле этажей было два. Первый был так огромен, что сюда сквозь ворота могли заехать и разместиться по крайней мере два танка. Через открытый проем велась стрельба по мишеням во время огневой подготовки. Бетонная лестница вела на второй этаж, где находился командный пункт управления стрельбой. Оттуда просматривался весь полигон и можно было наблюдать за ведением огня.

– Становись! – Щербаков, поправив планшет, встал спиной к свету. Взвод неохотно стал собираться в шеренгу. Наконец все встали на свои места.

– Равняйсь! Смирно! Тема сегодняшнего занятия – устройство НСВТ, его неполная сборка и разборка на время. Крупнокалиберный пулемет НСВТ был разработан в конце шестидесятых в Тульском оружейном конструкторском бюро. Название пулемета состоит из начальных букв разработавших его инженеров – Никитина, Соколова и Волкова, – вспоминал Сашка прочитанную на ходу брошюру.

Бойцы без особого интереса слушали монолог лейтенанта, переминаясь с ноги на ногу и вертя головами.

– Буква «Т» означает «танковый». Калибр пулемета 12,7 миллиметров, устанавливается на башню танка на специальный станок и используется командиром танка для поражения живой силы противника и низко летящих целей. Прицельная дальность два километра по наземным целям и полтора по воздушным – на этом знания Щербакова заканчивались, – Пулеметная лента на сто пятьдесят патронов, – выдал он последнюю запомнившуюся фразу. – Теперь приступим к тренировочной разборке пулемета, и покажет нам это старший сержант Гаджибабаев.

– А чё сразу я? – возмутился Гаджибабаев. – Ну-ка, Сидор, – обратился он к рыжему рядовому Сидорову, – давай ты разбирай! Он умеет, – глядя на Щербакова, сказал Бабай.

– Ну ладно, пусть Сидоров покажет, – пришлось согласиться Александру.

Низкорослый Сидоров склонился над лежащим на расстеленной мешковине пулеметом. Ловкими движениями он стал разбирать его на отдельные составляющие. Меньше чем через минуту пулемет был разобран.

– Ну давай, Сидоров, расскажи нам название частей пулемета, – обратился Щербаков к конопатому Сидорову.

Сидоров, показывая на отдельные части, стал говорить их названия. Александр внимательно, в отличие от окруживших пулемет бойцов, всматривался в незнакомые детали.

– А где же у него курок? – спросил Щербаков Сидорова.

Взрыв солдатского хохота заметался среди отсыревших стен ангара.

– А у него нет курка, у него электроспуск, – улыбаясь ответил рыжий Сидоров. Сашке было очень неловко за допущенную оплошность.

– Давай собирай тогда. Отставить смех! – повысил голос Щербаков. – Самые умные тут? – Смех поутих. – Сейчас по очереди будем собирать и разбирать пулемет на время, – лейтенант вытащил помятый список с фамилиями. – Становись!

По списку присмиревшие солдаты стали подходить к разложенному на мешковине пулемету и пытаться его разобрать, а потом собрать. У кого-то это получалось достаточно быстро, кто-то оставлял на полу «лишние» детали при сборке, но в нормативы уложился только конопатый Сидоров. В результате Щербаков «натянул» всем остальным «тройки», в том числе даже не притронувшемуся к пулемету Гаджибабаеву.

Приближалось время обеда. Пулемет был окончательно собран, проем для стрельбы закручен на проволоку. Солдаты, щурясь на ярком полуденном солнце, по очереди вышли из прохладного ангара в обжигающую жару. На железную дверь вновь навесили замок, саму дверь опечатали круглой пластилиновой пломбой с оттиском цифры «3» внутри пятиконечной звезды. Взвод зашагал в направлении столовой по пыльной степной дороге. Ветер практически стих, и где-то вдали вертикально вверх поднимались столбы черно-серого дыма горящей степи.

После обычного обеда, который был съеден Щербаковым с гораздо большим аппетитом, чем в предыдущие дни, первый взвод направился в автопарк на вечный ремонт техники. Перед заходом в парк бойцы стали настойчиво упрашивать Сашку искупаться в Анисовке, огибавшей территорию автопарка. После недолгих уговоров он согласился, и взвод завернул в сторону начавших желтеть камышей. Узкий пляж, поросший вытоптанной травой, заканчивался небольшими мостками, уходящими в воду. С криками и воплями бойцы, словно школьники, на ходу раздевались и прыгали в прохладную воду узкой речушки. Анисовка заросла камышом, тиной и кувшинками, но середина реки была свободна от водорослей. Последним в воду осторожно зашел Щербаков. Поплавав под брызгами резвящихся солдат, он вылез на берег и, немного обсохнув, оделся. Через час ему еле удалось выгнать остальных из воды и, наконец, довести взвод в автопарк.

В парке солдаты опять копошились в двигателе, изображая не слишком бурную деятельность и не обращая особого внимания на молодого лейтенанта. Александр вновь сидел на башне стоявшего под навесом танка, не решаясь залезть внутрь и испачкать новую форму. Так прошел день, красное солнце клонилось к закату, и после непродолжительных сборов взвод зашагал в столовую на ужин.

Вечером в 21:30 общее батальонное построение под светом прожекторов, опять чем-то недовольный Шугалов, раздающий направо и налево указания. Минут десять спустя, когда командиры подразделений стали расходиться по своим ротам и взводам, к танковой роте подошел рассерженный Сенчин.

– Лейтенант Щербаков, доложите о выполнении поставленных на день задач! – старлей по уставу обратился к Александру и, не дав Щербакову открыть рот, заорал. – Какого хрена у тебя взвод среди дня водные процедуры принимает? Мне из других подразделений докладывают, что они у тебя полдня в речке плескались! Ладно бы в парке что-нибудь делали, танки как стояли разобранные, так и стоят!

– Да Игорян… – Лейтенант Щербаков попытался что-то сказать в оправдание.

– Не Игорян, а товарищ старший лейтенант! И кто давал команду «вольно»? – Китаец бешеным взглядом оглядел мигом застывшую по стойке «смирно» роту. – Чем они у тебя в парке занимались? Где результаты зачета по НСВТ?

От такой неожиданной атаки Александра как будто окатили холодной водой. Мысли путались, хотелось провалиться сквозь землю от беззащитности и отсутствия поддержки хоть с чьей-либо стороны. Свет прожектора бил в затылок, поэтому трясущихся губ Александра и готовую выкатиться слезу никто не видел.

– А чего ты так разорался, Сенчин, а? – никто не заметил подошедшего из тени майора Шугалова.

– Рота, смирно! Товарищ майор, – начал Сенчин, – третья танковая рота…

– Я говорю, ты чего орешь, товарищ старший лейтенант? – Шугалов перебил доклад Сенчина, – Человек служит без году неделя, мля. Ты его в курс дела ввел? Сам с ним в парк ходил, показывал, что и как? – всё более повышал голос Шугалов. – Вы только водку вместе жрать умеете! Приказываю, завтра ввести в курс дела лейтенанта, чтобы потом было, что спрашивать! Задача ясна? – Шугалов нагнул по-бычьи голову и по обыкновению заложил руки за спину. Взгляд его светло-серых глаз буравил Сенчина.

– Так точно, товарищ майор! – вытянувшись по стойке «смирно» ответил старлей.

Молча развернувшись на каблуках, Шугалов зашагал в сторону офицерского общежития.

– Вот бля, наберут по объявлению, – имея в виду Щербакова, сквозь зубы процедил Сенчин.

– Рота! Равняйсь! Смирно! В расположение казармы, шагом марш!

С плаца подразделения расходились по своим казармам, к своей направилась и третья танковая рота, которую вел Баранкин.

– Вот, Саня, еще мне Шугалов за тебя вставил, – уже беззлобно сказал Сенчин Щербакову, с которым они остались наедине посреди опустевшего плаца, – наберут вот таких «пиджаков», один гемор от вас.

– Да что я, сам что ли в армию просился? – дрожащим от обиды голосом ответил Щербаков.

– Ну сам, не сам, а гемор нам, – скаламбурил лысый старлей. – Ладно, иди в казарму, завтра разберемся, что и как.

Повернувшись, Сенчин зашагал в сторону расположения танковой роты для постановки задач на следующий день. Прожекторы погасли, остался гореть только один, в луче которого беззаботно роились сотни ночных мошек и бабочек. Щербаков отошел на край плаца в тень и еще долго стоял в одиночестве, слушая, как затихает шум голосов солдат, постепенно заглушаемый нарастающим стрекотом сверчков.

Тем временем офицеры «наводили кипиш» в своих взводах и ротах, готовя личный состав к отбою. Первый танковый взвод получал нагоняй от Сенчина за дневные купания, когда в казарму танковой роты зашел майор Шугалов.

– Рота, смирно! – скомандовал Игорь, и солдаты застыли, кто где в данный момент находился, как каменные изваяния.

– Товарищ майор, личный состав третьей танковой роты готовится к отбою. Исполняющий обязанности командира роты старший лейтенант Сенчин.

– Вольно! – Шугалов поманил пальцем Сенчина. – Пойдем-ка выйдем, лейтенант, – майор отворил дверь в ночную темноту, освещаемую лампой над входом казармы.

– Значит так, Сенчин. Понятно, что молодых офицеров нужно «строить», но не так сразу, на этот раз не повышая голоса, – начал разговор Шугалов, – лейтенант только прибыл, «пиджак», ничего не помнит, не знает. Если на него так с ходу орать, то он же убежит, как этот ваш лейтенант Атрепьев из третьего взвода. И где ты его искать будешь? Тебе этот геморрой нужен? У вас и так комвзводов не хватает. Мне ли тебя учить? И ремень офицерский ему найди, а то ходит, как арестант какой, мля.

Сенчин стоял, чуть ослабив левую ногу и потупя глаза в чернеющий асфальт, лысина отсвечивала в свете электрической лампы.

– На Баранкина надежды у меня нет, – продолжал комбатальона, – у него уже «дембель» на носу, и ему «всё до лампочки», так что сам введи в курс дела, как его?

– Лейтенант Щербаков, – ответил Игорь.

– Вот, Щербакова. И не перевешивай на своих сержантов, которые его ничему хорошему не научат. А завтра отпустишь лейтенанта на воскресенье в город, чтобы у человека совсем чердак не съехал от такой резкой перемены в жизни. Задача ясна? – майор уставился своим пронзительным взглядом в глаза Китайцу.

– Так точно, товарищ майор! Разрешите идти? – Сенчин встал по стойке «смирно».

– Идите! – повернувшись, Шугалов зашагал в сторону казарм пехоты. Его сухопарая фигура то появлялась, то исчезала между лучами освещавших территорию ламп и наконец совсем потерялась в сумраке ночи.

Выкурив очередную сигарету, Щербаков в подавленном настроении побрел к офицерской казарме. Свет внутри не горел. Александр на ощупь нашел свою койку и, не раздеваясь, улегся на скрипучие пружины. Невольные слезы катились по его запыленным степной пылью щекам, оставляя две невидимые в темноте бороздки. Он вспоминал отца, который когда-то так хотел, чтобы Сашка отслужил в армии, мать, всегда бывшую против этого, и слезы еще сильнее заливали пахнувшую хлоркой подушку.

Через час пришел Баранкин, чуть позже вернулись Звонарев и Иващенко. Щербаков отвернулся к стене, сделав вид, что уже спит – разговаривать ни с кем не хотелось. Лейтенанты еще какое-то время гремели тумбочками, ходили по очереди мыться и наконец улеглись. В полной темноте Александр стянул с себя свои гражданские ботинки, разделся и босиком пошел в душ. Быстро окатившись ледяной водой, при этом вспоминая горячий душ на прежней работе, он наскоро вытерся уже довольно грязным полотенцем и вернулся на свою кровать. Лейтенант еще долго не мог заснуть, лежа в полной тишине, нарушаемой только храпом молодых офицеров. Наконец сон сморил и его.

5 день службы (суббота)

Наутро в офицерское общежитие заявился бодрый и умытый Китаец. Свежеевыбритая лысина блестела в лучах восходящего солнца, освещавших офицерскую казарму. Щербаков сидел на кровати и завязывал шнурки своих черных ботинок.

– Саня, здорово, – как ни в чем не бывало сказал Игорь и протянул руку Щербакову. – Короче, ты там в голову сильно не бери насчет вчерашнего. Я твоему взводу вечером пилюлей хороших дал. Просто построже с ними, я же тебе говорил – куда солдата ни целуй – везде жопа. Если не слушают, можешь в морду дать, некоторые только силу понимают. Ну ты прямо в морду не бей, а то потом за синяки их отвечать. Так, по корпусу. Сегодня вместе в парк пойдем, просто наблюдай, что и как я делаю. Будут какие вопросы – задавай. А вечером можешь поехать в Волгоград на выходные. Ну если хочешь, конечно, – добавил он.

– Конечно, хочу! – обрадовано воскликнул Щербаков.

– А че это он едет? Моя очередь! – с кровати обиженно загнусавил Баранкин.

– Так, Баранкин, отставить. Ты и так скоро насовсем отсюда уедешь. Ничего страшного, тебе какая разница, где книжки читать, – отрезал Сенчин.

– Пригородный на Волгоград в семь вечера, – Игорь опять посмотрел на лейтенанта Щербакова, – и с тебя две бутылки пива, – заговорщицки добавил он.

– Да хоть три! – Сашка радостно поправил на себе великоватый комок.

– Ок, три. Вот еще тебе на время, – Игорь протянул Щербакову потертый, пахнувший старой кожей офицерский ремень, – купишь себе новый потом и «берцы» тоже посмотри, а то ходишь в этих гражданских, мне за это Шугалов «мозг делает».

После утреннего построения и завтрака третья танковая рота в полном составе отправилась в автопарк. Бойцы шли, уверенно печатая шаг и горланя строевую «Танкисты, отечества сыны». «И как это у Китайца получается ротой командовать, и все, главное, слушаются, – на ходу думал Щербаков, – боятся они его, что ли?»

Стройной колонной рота дошла до автопарка. После четких указаний Сенчина каждый взвод разошелся по своим местам к танкам и занялся работой под неустанным контролем Игоря и Гаджибабаева. Каждому нашлось занятие – бойцы промывали фильтры, что-то смазывали, чистили каналы стволов танковых пушек. Никто не прерывался на перекуры и не валялся под танком без дела. Из «174»-го танка на трансмиссию вытащили клин затвора, который был разобран, и Сенчин тут же стал проводить занятие по его устройству и работе. Щербаков забрался на башню танка и сверху наблюдал за действиями и рассказом старшего лейтенанта. Танкисты тоже внимательно слушали, изредка задавая старлею вопросы, на которые он тут же отвечал. Незаметно подошел обед, и рота так же, организованной колонной, отправилась к летней полевой кухне. Вернувшись, продолжили работу в парке. Вроде бы ничего особого и не делал Сенчин, не суетился, не орал без дела, а бойцы его слушались и беспрекословно выполняли все команды и поручения. Как так? Понять этого Щербаков не мог, да и особо над этим не задумывался – весь день с нетерпением он ждал вечера, когда хоть на какое-то время можно вырваться из этой обнесенной проволокой степи, из этой казармы, где нет телевизора и горячей воды.

Постепенно день клонился к закату. Часов в пять вечера Игорь подошел к сидящему около 173-го танка Щербакову, который для вида листал пособие по ремонту и обслуживанию танка Т-72 и сказал: – Саня, давай дуй в казарму, собирайся, а то пригородный в девятнадцать часов. Приедешь в воскресенье вечером, край – в понедельник к утреннему построению. Смотри, про пиво не забудь.

Сашка тут же вскочил, бросил книжку на броню тяжелой машины: – Разрешите идти, товарищ старший лейтенант? – радости Сашки не было предела.

– Иди. Смотри, не опаздывай!

Переходя с быстрого шага на бег, Щербаков летел к офицерской казарме по бескрайней степи, распугивая кузнечиков и зазевавшихся сусликов. Опоздать на «пригородный» было сродни самоубийству. Хоть на сутки нужно вырваться из этой внезапно начавшейся армейской жизни. Влетев в казарму, он бросил на тумбочку набитый конспектами планшет, запихнул под койку свою черную сумку и стремглав выскочил на улицу, едва не сбив на крыльце майора Шугалова. На ходу отдавая честь, Щербаков бегом завернул за угол казармы и скрылся в зарослях амброзии, направляясь в сторону пролома в стене. Оказавшись за территорией части, он напрямик быстрым шагом двинулся к железнодорожной станции, поглядывая на часы. Стрелки показывали без пяти шесть, до поезда осталось еще больше часа, но лучше посидеть на станции, чем в дурацкой казарме.

Целый час Сашка бродил по перрону, непрерывно куря сигареты и ожидая прибытия поезда. Наконец, скрипя тормозами, припоздавший «пригородный» на минуту остановился на станции и, коротко свистнув, тронулся в сторону Волгограда, унося счастливого лейтенанта Щербакова подальше от этого ужаса. Соседкой Щербакова оказалась бабуля, ехавшая, по всей видимости, с дачи. Весь проход вагона был заставлен её ведрами с огурцами и помидорами, из пластикового пакета с надписью «Marlboro» торчали пучки укропа и листья сельдерея. Всю дорогу она с жалостью посматривала на исхудавшего за первую неделю службы Сашку. Щербаков, не успевший поужинать перед отъездом, голодными глазами поглядывал на ведра с дачными припасами.

– Что, солдатик, не кормят вас в армии? – не выдержала наконец старушка.

– Кормят, – заглушая урчание голодного желудка, ответил лейтенант не разбирающейся в званиях бабушке.

– Да что-то плохо вас кормят, вон какой худой, – бабушка неторопливо вытащила из сумки целлофановый пакет и стала накладывать в него из ведер огурцы и помидоры. Наложив туда овощей, она протянула его Щербакову. – Вот, солдатик, приедешь – поешь, а то ружье сил держать не будет.

– Да спасибо, бабуля, не надо, – засмущался Сашка.

– Бери давай, – бабулька настойчиво сунула пакет в руки Щербакову.

– Спасибо большое, – вытащив помидор из пакета и вытерев его о штанину, Сашка стал с жадностью поглощать его, сожалея, что нет хлеба и соли. Съев еще дополнительно огурец и слегка утолив голод, Щербаков задремал и открыл глаза только перед станцией Волгоград-2. Он помог выгрузить бабулькины ведра, донес их до трамвая, едва поспевая за активной старушкой, которая также тащила ведра и пакет с зеленью.

До общежития № 4, в котором он когда-то проживал, Александр добрался часам к десяти вечера. Еще стоя на перроне в Анисовке, он решил не ехать к своей бабушке – скучно там, опять причитания слушать. «Лучше поеду в общагу к Хучуеву, – решил он, – давно его не видел».

Сашкин друг Эдик Хучуев, с которым они познакомились еще в студенческие годы, закончил один из волгоградских юридических ВУЗов. Так как военной кафедры у Эдика не было, его «загребли» на год в армию. Как он попал служить в волгоградскую военную прокуратуру, для всех осталось загадкой. По словам Эдика, служба особо его не напрягала, он работал водителем, возил зампрокурора на служебной «Волге». Парень он был очень коммуникабельный, умел находить общий язык абсолютно со всеми. Поэтому поначалу Хучуев ночевал в казарме при прокуратуре, но последнее время всё чаще в своем общежитии, в котором остался жить дальше после окончания института. Его-то и надеялся застать Александр, но то, что Хучуева забрали в армию, Щербаков ещё не знал.

На вахте родной «четвёрки» сидела всё та же вахтерша тётя Нюся, которая не сразу узнала одетого в военную форму Щербакова, но, вспомнив бывшего студента, запустила в свою каморку и принялась поить чаем. Оставив пакет с огурцами и помидорами у вахтерши, Александр пошел искать Эдика. Дверь его комнаты, обитая черным дерматином, была закрыта, и на этаже никто не знал, где он и когда будет. Серёга по прозвищу Кролик, которого Сашка также знал еще с института, всё еще жил на том же этаже и, видимо, съезжать не собирался. После получения диплома Сергей остался в аспирантуре и работал младшим преподавателем. Худощавый парень в больших очках очень напоминал умного кролика из советского мультфильма про Винни Пуха. У него и заночевал Щербаков, предварительно переодевшись в «гражданку» и сбегав в ночной ларек за пивом. Как оказалось, Эдика забрали в армию, больше чем полгода назад. Об этом Сашке рассказал Кролик.

«В военной прокуратуре служит, здесь, в Волгограде, – Сергей деловито поправил пальцем очки, – пару раз в общагу заезжал в форме».

На следующий день Эдик в общежитии так и не появился, Серёга куда-то уехал, и Сашка провел всё время один перед телевизором. Возвращаться в дурацкую казарму не хотелось, и Щербаков решил остаться в общаге до утра понедельника, чтобы еще хоть на несколько часов оттянуть «встречу с армейским счастьем».

Вторая неделя службы

Утренний поезд опаздывал. На часах 8:30 понедельника, а в окне только показался перрон Анисовки. Не дожидаясь полной остановки поезда и замешкавшейся в своём купе проводницы, Сашка откинул подножку входной двери тамбура и выпрыгнул из вагона. До построения пятнадцать минут. Щербаков бросился напрямик в направлении воинской части. Бежать легко – никаких сумок на этот раз, дорога шла под гору, да и страх опоздать и быть обматеренным Сенчиным придавал силы. Проскользнув в дыру бетонного забора, Сашка пронесся сквозь кусты амброзии, осыпавшей его ядовито-желтой пыльцой, и выскочил к плацу, на который уже стягивались воинские подразделения. На своё привычное место повзводно подходила танковая рота. Александр, отряхнув колючки со штанин и поправив полевую кепку, спокойным шагом направился к месту построения танкистов.

– Я уж думал не приедешь, – Сенчин подошел к Щербакову и протянул ему ладонь.

– Поезд опоздал, – Сашка пожал протянутую руку и встал в строй.

Всё закрутилось по новому кругу. Утреннее построение, задачи на день, столовая, развод по учебным местам, работа в автопарке или уборка территории, вечерняя поверка, холодный душ, сон в душной казарме офицерского общежития, подъем и вновь по кругу. Щербаков только стал потихоньку привыкать к монотонности армейских будней, как в конце недели его назначили дежурным по автопарку.

Заступать нужно было с утра на сутки. Сенчин назначил двух бойцов – помощников дежурного по парку, и сразу после завтрака Щербаков направился к месту несения службы. Тропинка пролегала по выжженной солнцем степи. Сухая трава и колючки цеплялись к пыльным штанинам и забивались в гражданские ботинки, которые так и не уступили место берцам. Сзади плелись двое танкистов-помощников. Перед железными воротами КПП, сваренными из металлических труб, крашенных «серебрянкой», их встретили двое солдат-мотострелков и нервно куривший прапорщик лет сорока. Алюминиевая бляха на груди и красная повязка на рукаве свидетельствовали, что он «Дежурный по автопарку».

– Ну, вы что так долго? – усатый прапор выщелкнул окурок в сторону степи. – Давай быстрее принимай всё! – он развернулся и поспешил в сторону двухэтажного сооружения контрольно-пропускного пункта с покрытыми желтой известкой кирпичными стенами.

– Да я первый раз, вообще-то, – начал было Сашка вслед удалявшемуся прапорщику, но, видя, что его объяснения дежурному неинтересны, двинулся за ним.

В планы усатого дежурного не входило долгое общение с молодым лейтенантом и сдача объекта по инструкции, поэтому он наскоро провел его по территории, тыкая пальцем в пластилиновые печати опломбированных ангаров.

– Не ссы, лейтенант, всё нормально здесь было и будет, – подсовывая журнал приема-сдачи дежурства, сказал прапорщик, – распишись вот тут, что всё в порядке.

Убедившись, что подпись поставлена, он кинул на стол какую-то потрепанную брошюрку.

– Читай обязанности дежурного по парку, это чтобы тебе весь устав не листать, – на прощанье сказал прапорщик и покинул помещение.

Нацепив бляху дежурного на грудь и повязав на руку с помощью помощника красную повязку, Щербаков углубился в изучении инструкции. С первых абзацев стало ясно, что прапор сдал дежурство со всевозможными нарушениями. Оставалось надеяться, что «всё нормально здесь было и будет».

Тем временем солдаты, назначенные помощниками Щербакова, расположились снаружи – один под грибком у ворот, второй в тени кирпичной стены КПП. В одну из задач Александра входило отмечать въезд и выезд техники из автопарка, если на это имелось разрешение. Также в специальном журнале отмечалось, какие подразделения зашли на территорию, какие вышли и в каком количестве, хотя Щербаков уже убедился на собственном опыте, что не обязательно топать лишние триста метров, чтобы зайти в автопарк через главные ворота – можно просто пролезть через дыру в заборе. Ежечасно часовые, охранявшие технику своих подразделений, должны строиться перед КПП и докладывать обстановку, мол, всё в порядке, ничего не случилось.

До обеда всё было спокойно – заехал один заправщик, зашли несколько отделений для обслуживания техники. В обед один из бойцов принес Щербакову из столовой первое и второе в двух котелках, хлеб и чай во фляжке. Несмотря на продолжающуюся жару, лейтенант всё съел с завидным аппетитом и задремал на железной кровати, стоящей в углу КПП.

Проснулся Щербаков от звонка красного телефона, стоящего на большом обшарпанном столе.

– Дежурный по парку лейтенант Щербаков, – схватив трубку, выпалил Сашка.

– Саня, это Сенчин. Там комбат Шугалов собрался в твою сторону ехать. У тебя всё нормально там?

– Да нормально, вроде…

– Предупреди своих обезьян, чтобы на местах были!

– Хорошо, спасибо… – из трубки послышались короткие гудки.

Оправив форму, Щербаков вышел на свет клонящегося к закату солнца. Предупредив помощников, он встал перед воротами и стал вглядываться в степную даль. Где-то далеко, в направлении казарм, показалось приближающееся облако пыли. Вскоре во главе облака можно было разглядеть защитного цвета «УАЗик». Он стремительно подлетел к КПП и затормозил, едва не упершись передним бампером в пытавшегося открыть створки ворот бойца. Заехав на территорию, «УАЗ» остановился, белея обведенными краской ободами колес. Из открывшейся двери выпрыгнул майор Шугалов и в ожидании доклада замер, глядя на стоящего у ворот Щербакова. Лейтенант, от волнения, вместо строевого шага неуверенной походкой направился в сторону командира сводного батальона. Остановившись метрах в трёх от майора, Сашка, зачем-то оглянувшись по сторонам, доложил: «Товарищ майор, происшествий за день не случилось, – это всё, что вспомнил из брошюры Щербаков. – Дежурный по парку лейтенант Щербаков», – спохватившись, добавил он и встал по стойке смирно.

Обалдевший от «содержательного доклада не по уставу», Шугалов уставился на лейтенанта. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Шугалов, покачав головой, пальцем поманил лейтенанта. Александр сделал три неуверенных шага вперед, почти вплотную приблизившись к командиру батальона.

– Студент, – больше уточняя, чем спрашивая, удивительно спокойным тоном прервал затянувшееся молчание Олег Евгеньевич.

– Студент, – согласился Щербаков.

– Как зовут?

– Лейтенант Щербаков.

– Что лейтенант и что Щербаков я уже понял. Имя как твоё?

– Александр.

– Вот что, Александр, – почти по-отечески сказал майор, – подходить к проверяющему нужно строевым шагом, докладывать по уставу: «Товарищ майор, за время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по автопарку лейтенант такой-то». Ясно?

– Так точно, товарищ майор!

– Учись, студент, учись, – Шугалов похлопал по щербаковскому худому плечу, и повернувшись, запрыгнул в «УАЗ», – в следующий раз разговор другой будет, – уже из окна автомобиля сказал он.

Машина заревела двигателем, резко сорвавшись с места, развернулась, вылетела в открытые ворота и унеслась в направлении чернеющих вдалеке казарм. Пыль еще долго висела в безветренном вечернем воздухе, оседая на плечи стоявшего по стойке смирно Сашки.

Солнце скрылось за горизонтом где-то в районе населенного пункта Мариновка. В догорающей красно-фиолетовой полосе заката виднелся силуэт моста через петляющую по бескрайней степи речку Анисовку. Щербаков, закинув ноги на стол, задумчиво курил на втором этаже КПП, мерно раскачиваясь и скрипя полуразвалившимся стулом. Сигаретный дым лениво уплывал в сторону открытого настежь окна и исчезал в сгущающихся сумерках, стрекот сверчков убаюкивал. На территории автопарка зажглись фонари и прожекторы, освещая все закоулки. Сашка поежился от надвигающейся ночной прохлады и почти уже провалился в сон, когда услышал поднимающиеся вверх по лестнице шаги. На пороге появился долговязый старший сержант, судя по нашивке на рукаве, мотострелок.

– Товарищ лейтенант, разрешите обратиться.

– Обращайся, – Сашка опустил ноги со стола.

– Тут такое дело, – воровато оглядевшись по сторонам, заговорщицки продолжил сержант, – разрешите нам в Мариновку съездить за арбузами, по-быстрому. Ночью всё равно проверять никто парк не будет. А мы Вам тоже арбузов привезем.

На самом деле дембеля собрались поехать в соседний поселок побухать с местными девчонками, но официальная версия – «за арбузами». Выезд из автопарка после восемнадцати часов разрешался только по распоряжению командира батальона Шугалова, поэтому ни о каких «арбузах» не могло быть и речи.

– Да вы что, какие арбузы? – Щербаков удивленно уставился на сержанта, – А если проверка какая? И на чём выехать собрались?

– Да не будет никакой проверки, мы уже сто раз так ездили на «Урале».

– Товарищ лейтенант, да мы быстро, тут всего три километра, – на лестнице показались еще два сержанта-дембеля, – а мы Вам сигарет привезем или водки, если надо.

Сашка был в растерянности – деньги закончились, а курить-то хотелось, да и вечером с офицерами посидеть тоже неплохо «за рюмкой чая».

– И часто вы так ездите? – Щербаков неуверенно посмотрел на топчущуюся у порога троицу.

– Да постоянно ездим, бензин списанный есть, – горячо заговорил первый сержант, – еще ни разу не спалились, и нам хорошо, и Вам хорошо. Вот Вы недавно служите, а мы уже два года, скоро «на дембель», так что Вы не волнуйтесь, товарищ лейтенант, всё будет нормально. Нас другие офицеры отпускают так «без палева». Мы всего-то на полчаса – туда и обратно. Ну, товарищ лейтенант, мы быстро.

– Ладно, – Щербаков, всё еще сомневаясь, закурил новую сигарету, – только туда и обратно. С вас сигареты и пузырь.

– Да мы быстро… – остаток фразы утонул в грохоте спускавшихся вниз по лестнице дембельских берцев.

Минут через двадцать, когда степная ночь повесила все свои звезды на чёрный, как уголь, небосклон, не забыв при этом просыпать дорожку Млечного Пути, у ворот КПП, рыкнув, остановился армейский бортовой «Урал» с потушенными фарами. Фонарь высветил в кабине человек пять дембелей, предвкушавших прекрасный досуг.

– А что, фары не работают? – спросил подошедший к рычащей машине Щербаков.

– Работают, но мы же «без палева», – водитель включил и тут же выключил фары, на мгновение выхватившие кусок выжженной степи. – Мы по-быстрому.

«Урал», взревев, выехал в отворенные дневальным ворота. Без габаритных огней он почти сразу растворился в непроглядной темноте, но гул и завывания его двигателя еще долго слышались в неподвижном ночном воздухе, постепенно затихая в направлении Мариновки.

Оставалось надеяться, что всё обойдется, никакой проверки не будет и никто ничего не узнает. Прошел час, два, третий близился к концу, а «Урал» всё не возвращался. Щербаков нервно курил, то поднимаясь на второй этаж КПП, то выходя за ворота – всматривался в ночную темень, надеясь увидеть силуэт грузовика, вслушивался, пытаясь уловить звук приближающегося мотора, но вокруг была только чернота летней степи и стрёкот ночных насекомых. Каждый час он докладывал по телефону дежурному по сводному батальону, что происшествий не случилось, а сам не находил себе места. В пепельнице, сделанной из консервной банки, росла гора окурков, но «Урал» не появлялся. Что случилось с машиной и дембелями? Его воображение рисовало страшные картины расправы над ним со стороны Шугалова за столь опрометчивый поступок.

Где-то далеко на востоке небо стало светлеть, и Сашка, вымотанный ночными переживаниям, задремал у ворот КПП. Разбудил его рев приближающегося «Урала», несущегося на бешеной скорости к воротам. Не снижая скорости, грузовик влетел в распахнутые створки ворот, увлекая за собой тучу степной пыли, накрывшую едва успевшего отскочить лейтенанта. Развернувшись, «Урал» встал на своё место и заглушил двигатель. В утренней тишине из кабины раздавалось: «тополиный пух, жара, июль…» группы «Иванушки», которой вторили явно нетрезвые голоса дембелей. Щербаков, матерясь сквозь зубы, направился к автомобилю, из которого раздавался очередной хит «Крошка моя, я по тебе скучаю».

– Товарищ лейтенант, мы застряли, – красные глаза полупьяного водителя остановились на приближающемся Щербакове, – всю ночь машину вытаскивали, – не обращая внимания на орущих песню солдат, сержант выпрыгнул из кабины. Из обещанного он протянул пачку «Winston» и тёплую бутылку пива.

Что делать в данной ситуации, что ответить – лейтенант не знал. Его трясло от переживаний и обиды, что его ни во что не ставят и развели, как последнего лоха. В голове крутилась только одна мысль: «Слава Богу, что эти уроды приехали и никто не узнал». Солдат выжидающе уставился в глаза офицеру. Щербаков молча повернулся и направился к КПП, держа бутылку пива под мышкой и на ходу открывая пачку сигарет. Пиво Сашка тут же выпил, со злостью затягиваясь «Winston» и мысленно матеря себя и дембелей за всё произошедшее: «Сам виноват!».

Через несколько часов Щербакова сменил очередной дежурный по автопарку. Про ночной случай он не решился кому-либо рассказывать, боясь, что его засмеют или еще чего хуже. Решил, что в следующий раз никого и ни за что не выпустит за пределы периметра парка.

На выходные лейтенанта Щербакова вновь отпустили в город. Инициатором этого опять оказался майор Шугалов: «Пусть лейтенант съездит, отдохнет, – сказал он попытавшемуся возразить Сенчину, – а то знаем мы этих студентов – на первых порах не пустишь, так потом вообще не найдешь».

Пообещавший привезти с утра в понедельник две «полторашки» пива, Сашка был отпущен с территории части. Выходные он провел у своей бабушки, решив просто отоспаться, постирать пропыленную, пропахшую потом форму и помыться, пусть в тазике, но горячей водой.

Третья неделя службы

С понедельника, по прибытии на территорию сводного батальона, всё началось по новой.

Однажды в полдень, когда Щербаков направлялся в сторону офицерского общежития вздремнуть часок после обеда, у КПП он увидел странных солдат, одетых в форму времен Великой Отечественной войны. При ближайшем рассмотрении группа, человек около тридцати, оказалась студентами, прибывшими на полевые сборы с военной кафедры. Руководил этим галдящим стадом огромный седоусый подполковник с маленькой белой собачкой на плече. Подойдя ближе, Сашка узнал в нем некогда майора Иволгина, преподававшего у него на кафедре. В толпе оказались и несколько знакомых студенческих лиц из политеховской общаги № 4, в которой Александр жил во время своей институтской учёбы. Студенты, бывшие в то недалёкое время первокурсниками, завидев Щербакова, тоже его узнали.

– Сашка, здорово! Ты что тут делаешь? – наперебой заорали они.

– О! Рембрандт! – Иволгин тоже узнал Щербакова, хотя ни имени, ни фамилии его не помнил.

– Санёк, ну как в армии? Нормально? – студенты толпой окружили молодого лейтенанта. – Жить можно или как?

Иволгин поправил собачку на плече и сказал: «Вот, товарищи студенты, наш бывший курсант военной кафедры, – он взглядом указал на Щербакова. – Какие замечательные стенды по технической и огневой подготовке рисовал, до сих пор висят! Ты им расскажи, Рембрандт, что армии бояться нечего, что всё здесь хорошо, а я пока к командиру батальона схожу», – и подполковник зашагал в сторону офицерского общежития.

– Есть чё курить? – лейтенант, чувствовавший себя «героем дня», поправил резавший плечо ремень полевой сумки.

Студенты плотным кольцом окружили Щербакова, пожимая ему руку и протягивая сигареты. Щербаков чиркнул зажигалкой, не торопясь затянулся и, медленно обведя всех взглядом, сказал: «Пацаны, здесь полная жопа! Косите от армии, как только можете!».

В пятницу в одном из мотострелковых полков, располагавшемся в самом Волгограде, недалеко от бывшего Качинского лётного училища, назначили сборы молодых лейтенантов – всякие лекции и что-то тому подобное. Щербакову надлежало там быть к девяти утра, но куда конкретно подойти, никто не знал.

– На КПП спросишь, куда, – посоветовал Сенчин, – но обычно половина лейтенантов до сборов не доезжает.

– Почему? – спросил Щербаков.

– Ну вырастешь – поймешь, – расплывчато ответил Игорь.

Без пятнадцати девять утра Щербаков уже был в Волгограде у ворот КПП того самого полка. На вопрос, где происходят сборы, дежурный по КПП капитан ответить не смог. Проверив военный билет, он запустил лейтенанта на территорию части: «Ну ты по казармам походи, поспрашивай, – посоветовал капитан, – должны же где-то все собираться».

Щербаков, постоянно поправляя съезжавший с плеча планшет, пошел обходить огромную территорию части, на которой находилось множество зданий различной этажности. Нигде кучкующихся лейтенантов не наблюдалось. Походив около часа по территории и несколько раз пытаясь узнать информацию у встречающихся офицеров о месте проведения сборов, Александр понял, что найти «где-то затаившихся» на лекциях молодых «летёх» практически нереально. Спросив последний контрольный раз у какого-то майора о сборах и не получив ответа, он направился обратно к воротам КПП, в которые как раз въехала и остановилась серая Хонда Сивик 80-х годов выпуска. Из неё вылез эдакий мачо в зеркальных солнцезащитных очках, такие обычно носят американские полицейские. Образ дополняли черная трехдневная щетина, белая рубаха с короткими рукавами, широкие черные штаны и лаковые туфли. На волосатом запястье красовались большие часы золотистого цвета. Мачо прикурил вытянутую из красно-белой, всеми узнаваемой пачки, сигарету «Marlboro» и, затянувшись, направился вальяжной походкой в сторону медленно приближающегося Сашки. По мере приближения друг к другу оба стали замедлять ход, так как черты друг друга казались им всё более знакомыми, однако что-то здесь было странным.

«Блин, этот мачо на Эдика похож, но Эдик в армии и Хонды у него нет», – подходя к парню в полицейских очках, думал Щербаков. Парень тоже, видимо, что-то думал, глядя на Щербакова, потом совсем остановился и медленно снял очки: «Шурик!» – заорал он и бросился навстречу Щербакову.

– Эдик? Хучуев! – Щербаков кинулся к Эдику, и они крепко обнялись.

– Ты же в армии служишь? Что за прикид такой, что за тачка? Твоя?

– А ты же на железной дороге работаешь? Чё за форма? Тебя в армию загребли? – перебивали они друг друга вопросами.

– Загребли меня, почти месяц в армейке, – Щербаков удивленно оглядывал Эдика. – А мне Кролик сказал, что ты в армии.

– В армии, в военной прокуратуре служу в Волгограде, водилой у зампрокурора. Тачка не моя, ну, в общем, служба нормальная, форму редко надеваю, вот по делам приехал. Давай, я сейчас в штаб забегу и потом куда-нибудь в кафе двинем, посидим. Иди в машину садись, вот ключи, я быстро, – Эдик протянул еще не пришедшему в себя от неожиданной встречи Александру ключи от машины и умчался в сторону одного из зданий.

Друзья потом до вечера просидели в кафе, вспоминая студенческие годы. Переночевав в общаге, ранним утром Сашка уехал на полигон в Анисовку

Стрельбы

На неделе намечались стрельбы. С медленно подкрадывающимся ужасом Щербаков поджидал это событие. Слова «будем стрелять с вкладного ствола» еще более насторожили лейтенанта. Наводящими вопросами он выяснил у коллег-офицеров, что вкладной ствол используется для выполнения упражнений учебных стрельб из танков, но стреляют из него 14,5-мм патронами с бронебойной зажигательно-трассирующей пулей. Сам вкладной ствол монтировался в стволе штатной пушки, и стрельба из него велась с использованием штатных приборов прицеливания и механизмов наведения. Осталось разузнать, как использовать эти приборы и механизмы, но времени для этого уже не осталось. «Разберусь на месте», – подумал Щербаков, засыпая накануне дня стрельб.

Утро выдалось солнечным, но ветреным. Степной песок змеями вился по асфальтированному плацу, забиваясь в гражданские полуботинки Щербакова. Живот неприятно пучило от съеденного вечером горохового пюре. Вторая порция была явно лишней, но быстрый ветер уносил газы, настойчиво лезшие из Щербакова, делая этот процесс незаметным для окружающих.

На построении перед казармами собрался весь танковый батальон в составе трёх рот. Первая и вторая танковые роты вместе с командирами рот и некоторыми командирами взводов прибыли утром на крытых армейских «Уралах». Командовал батальоном майор Купцов. Несмотря на то, что время только около девяти утра, комбат уже был немного «навеселе» и всё время подшучивал над опоздавшим на построение замначальника штаба танкового батальона капитаном Пермяковым. Пермяков злился, шевелил своими светлыми усиками, но послать «куда подальше» комбата не решался.

Первой танковой ротой командовал высокий, широкоплечий капитан Холодцов. С ним Щербаков познакомился в день, когда получил своё обмундирование. Командиром 1ТВ 1ТР был старший лейтенант Прошкин Алексей, долговязый выпускник Волгоградского политеха. Вторым взводом командовал старлей Круглов Вадим, которого Щербаков был очень рад видеть на полигоне. Третьим танковым взводом командовал худощавый лейтенант Абдулов Олег.

Во главе второй роты стояли крепко сбитый старший лейтенант Сыскарёв Александр и молодой лейтенант-взводник, в нём Щербаков узнал бывшего однокурсника Вовку Остапенко. Второй комвзвода в отпуске, третий «пиджак» на стрельбы не прибыл, так как уже долгое время находился в СОЧ (самовольном оставлении части).

Третьей ротой командовал старший лейтенант Сенчин, исполняющий обязанности комроты вместо отсутствующего старлея Апраксина, переводящегося в другую часть. Баранкин командовал третьим взводом, Щербаков первым, отсутствующий командир второго взвода Атрепьев также являлся «сочинцем», скрываясь от воинской службы.

Наконец танковый батальон двинулся с плаца в сторону танковой директрисы, куда накануне пригнали два танка для стрельб из автопарка. Вкладные стволы в стволах пушек, еще вчера, установил взвод старлея Баранкина. Вблизи с танками, занявшими огневые позиции в танковых окопах, находилась двухэтажная смотровая вышка. Танков было два, а взвода три, поэтому день обещал выдаться долгим.

Танковые экипажи выстроились в шеренгу по трое. В своё время, еще в «учебках», каждый солдат выучился на свою должность и сейчас занял положенное ему место в строю. Экипаж состоял из трех человек – командира танка, механика-водителя и наводчика орудия. Щербаков стоял позади коротко стриженного капитана Пермякова, за Сашкой переминался с ноги на ногу рыжий рядовой Сидоров. Из-за худого плеча Пермякова Александр видел расхаживающего перед строем комбата, читавшего краткую лекцию по технике безопасности на стрельбах, перемежая её ненормативной лексикой.

Под ногами валялись сотни разнокалиберных гильз, не убранных с предыдущих стрельб. «Вот оно, «богатство» любого советского мальчишки, лежит под ногами, и никто его не подбирает», – думал Щербаков, глядя на гильзы и потихоньку выпуская очередную порцию не дающих покоя газов. На память пришли воспоминания – когда Сашка учился в начальных классах, отец привез ему с военных сборов несколько патронов от автомата, пистолета и винтовки, а также с десяток стреляных гильз, ещё пахнувших порохом.

Наконец лекция закончилась, и комбат полез на смотровую вышку, не забыв прихватить с собой пиво. Командовать стрельбами он назначил капитана Холодцова.

– Ты хоть раз из танковой пушки стрелял? – капитан Пермяков посмотрел своими светло-голубыми глазами на Щербакова.

– Нет, не стрелял. – ответил лейтенант. – Стрелял из автомата два раза – один раз в школе и раз в институте на сборах.

Рот капитана растянулся в улыбке, сделав его светлые редковатые усики еще менее густыми, – Олег, кстати, – Пермяков протянул узкую сухую ладонь с длинными, как у пианиста, пальцами Щербакову. – Тогда сядешь за командира. Тебе делать ничего не придется. Сиди и смотри в ТКН, если что, я подскажу.

– ТКН – это что? – лейтенант покосился на стоящие поодаль танки.

– Это прибор наблюдения командира, – дружелюбно улыбнулся Пермяков, – называется ТКН-3.

Тем временем стрельбы начались. Два грязно-зеленых Т-72 стояли в больших танковых окопах, направив свои пушки в сторону бесконечно простирающейся степи. Экипажи по трое становились сзади танка. По команде Холодцова «Экипаж, по машинам!» танкисты ловко запрыгивали на трансмиссию и скрывались каждый в своём люке. Далее Холодцов по переносной армейской радиостанции, стоящей на деревянном столе с покосившимися ножками, связывался с экипажами. Через несколько секунд стоявшие безмолвно огромные стальные звери оживали, издавая бешеный рык разъяренного чудовища и выбрасывая вверх клубы чёрно-белого дыма. Сквозь грохот двигателей прорывались звуки выстрелов вкладных стволов и треск пулеметных очередей. Огни трассирующих пуль, почти неразличимые в ярком дневном свете, улетали в сторону поднимавшихся вдали белых мишеней, изображающих вражескую бронетехнику.

Затем двигатели умолкали, экипажи по команде выбирались из люков и строились позади танков. Холодцов давал каждому оценку за выполненные действия, что-то помечая в тонкой разлинованной вдоль и поперек тетради. Потом командир и наводчик менялись местами, и всё вновь повторялось – снова грохот заведенных танков, звуки выстрелов и опять только ветер, доносивший обрывки фраз командующего стрельбами.

К обеду сухая степь начала гореть от нескончаемого потока зажигательно-трассирующих пуль. Огонь, быстро раздуваемый горячим июльским ветром, полз в сторону мишеней, застилая их серым дымом. Стрельбы пришлось остановить. Вызывать пожарную машину в автопарк уехали на батальонном «Урале». Вскоре от автопарка в сторону пылающей степи выехал красный пожарный «ЗиЛ-131». Остановившись на безопасном расстоянии, он принялся поливать уже доползший до мишеней огонь широкой струёй воды.

Тем временем к месту стрельб подъехал «ГАЗ-66», называемый в армии «шишарик», с прицепленной к нему сзади полевой кухней. «Война-войной, а обед по расписанию», как говорится. Солдаты по очереди подходили к дымящей маленькой трубой кухне, и сидящий на ней боец в несвежем поварском колпаке наливал в котелок «первое». Второй боец, в таком же мятом колпаке, накладывал «второе» в крышку котелка и выдавал хлеб. Сенчин заметил стоящего в стороне без обеденных принадлежностей Щербакова. Через минуту лейтенанту нашли котелок, гнутую алюминиевую ложку и даже кружку с отбитой зеленой эмалью. Купцов обедать не спустился – велел подать всё наверх. Офицеры сгрудились отдельной от солдат кучкой, расположившись на старых деревянных ящиках из-под снарядов. К ним присоединился и Щербаков. На «третье» был слабо заваренный полусладкий чай, его черпали кружками из большого армейского термоса.

К концу обеда, когда солдаты, лениво привалившись к каткам стоящих танков, затягивались горьким дымом дешевых сигарет, степной пожар потушили. Красный «ЗиЛ» укатил в сторону автопарка. Батальон вновь построился в шеренгу по трое. Приближалась очередь экипажа, в котором Сашка должен исполнять роль командира танка. В животе опять неприятно забурлило от волнения и фасоли с тушенкой, предложенной на «второе». Щербаков, Пермяков и рыжий водитель-механик Сидоров стояли лицом к корме пыльно-зелёного танка. Ветер, переменивший направление и дующий теперь со стороны степи, нёс запах горелой травы, песок лез в ботинки и за шиворот. На голове у каждого из троих заранее надет чёрный танковый шлемофон со свисающим из него почти до середины груди проводом подключения к радиостанции.

«Заправь провод под «комок», – сказал Пермяков, – зацепишь – или его оторвешь, или себе что-нибудь сломаешь».

Александр послушно затолкал разъем провода в промежуток между пуговицами камуфляжной куртки.

«Экипажи, по машинам!» – голос капитана Холодцова раздался громко и неожиданно.

Пермяков и Сидоров рванулись к танку. Чуть замешкавшись, за ними кинулся и Щербаков. Капитан и рядовой проворно запрыгнули на трансмиссию, подтянувшись на прикрепленном сзади бревне для самовытаскивания. Навалившись всем телом на трансмиссию, лейтенант вскарабкался за ними. Сидоров ловко повернул люк механика-водителя и ящерицей юркнул внутрь. Так же быстро, словно был намазан маслом, на место наводчика скользнул Олег Пермяков. Щербаков, кряхтя, еле откинул тяжелый командирский люк и, ударяясь всем, чем только можно, тюком свалился вниз, больно ударившись копчиком об откидную спинку сиденья. Повернув голову, он увидел, как Олег соединил провод шлемофона с проводом, уходящим куда-то во мрак башни.

– Подключи шлемофон, – в гулкой тишине еще не ожившего танка прокричал Сашке капитан. Щербаков стал шарить вокруг себя в поисках второй части провода. Наконец он нащупал его, торчащего из радиостанции, находящейся внизу у правой коленки. На втором конце провода имелась небольшая коробочка с двойным тумблером и непонятными обозначениями «ПРМ/ПРД». После непродолжительных усилий обе части были соединены. В этот момент танк с рёвом завелся, шум двигателя, находящегося ниже за спиной, заглушил свист ветра, задувающего в приоткрытый люк, и вообще все звуки снаружи и изнутри башни.

–…лять, как слышите? Приём! – первое, что услышал в наушниках Щербаков.

– Что дальше делать? – лейтенант повернулся к капитану, но голос его утонул в грохоте двигателя, Пермяков, схватившись за рукоятки прицела-дальномера, не слышал ничего.

– Отвечай: «На приёме «десятый», – в наушниках зазвучал немного искаженный голос Пермякова, он через казенник пушки дотянулся и толкнул в плечо лейтенанта. – Зажми «ПРД» и отвечай, бля!

– На приеме «десятый», – глядя на Олега, ответил Щербаков.

– Что сразу не отвечаете? Приготовиться к ведению огня! Прием!

– Отвечай: «Десятый» к ведению огня готов!», – вновь послышался в наушниках голос капитана. Щербаков, зажав ПРД, повторил за ним слово в слово. Ухватившись за черные прорезиненные ручки ТКН-3, он прильнул к окулярам прибора наблюдения, но сначала увидел какую-то размытую картинку. Тут он вспомнил майора из военкомата, говорившего, что очки Щербакову в армии не понадобятся и что на прицеле можно наводить резкость. Покрутил окуляры, картинка стала четкой. До самого горизонта простиралась степь с кое-где еще дымящимися черными пятнами горелой травы. Удерживая ручки, можно было вращать прибор вправо и влево, осматривая всё «поле боя». Краем глаза Александр заметил белый многоугольник мишени, изображающий вражескую бронетехнику. Тут же слева раздался щелчок выстрела, заглушенный воем двигателя. Яркая точка прочертила линию и скрылась в степи за устоявшей мишенью. Под ногами послышались треск спаренного с пушкой 7,62-мм пулемета ПКТ и едва слышный звон гильз, падающих в гильзосборник. В наушниках раздавалась речь Холодцова и Пермякова, периодически гремели выстрелы из вкладного ствола и пулемета. Всё это время Сашка молча вертел прибор наблюдения из стороны в сторону, безрезультатно пытаясь найти встающие вдалеке мишени и борясь с вырывающимися из его организма газами.

Наконец прозвучала команда заглушить двигатели и «экипаж, к машине». С трудом выбравшись из люка, Щербаков спрыгнул с трансмиссии в зыбучий степной песок и последним присоединился к своему стоящему по стойке смирно экипажу. Холодцов молча посмотрел в сторону лейтенанта, но промолчал. Настала очередь Щербакову быть наводчиком. Вновь прозвучала команда «по машинам». Александр уже более ловко взобрался на броню и осторожно опустился в люк. Нащупав второй конец провода радиостанции, соединил его с проводом шлемофона. По команде танк вновь взревел двигателем. Сашка прильнул к окулярам прицела-дальномера, покрутил резкость. Схватившись за ручки, называемые танкистами «чебурашка», повернул их вверх – пушка пошла вверх, в сторону – пушка в сторону. Не отрывая взгляда от прицела, он принялся вертеть пушкой по сторонам, пытаясь найти мишень. Неожиданно пушка сама повернулась влево – это Пермяков навёл в сторону цели пушку со своего места, и в прицеле Сашка увидел поднявшийся многоугольник мишени.

– Наводи и стреляй, – услышал он крик капитана. – Стреляй быстрей!

Щербаков пытался установить перекрестье прицела на мишени, но резко дёргал то вправо, то влево. Руки тряслись от волнения. Про лазерный прицел-дальномер он даже не вспомнил. Наконец Сашка решил просто выстрелить, чтобы уже что-то сделать. Правым указательным пальцем нажал на кнопку «чебурашки», но выстрела не последовало. Он нажал левым указательным пальцем на другую кнопку – никакой реакции.

– Не стреляет! – забыв нажать переключатель шлемофона, заорал он в сторону Пермякова. В ушах стоял мат Холодцова, перебиваемый криками Пермякова. Грохот танка и крики выбивали все мысли из головы лейтенанта и не давали сосредоточиться и что-либо понять из слов старлея и капитана, сердце бешено колотилось в груди. Щербаков почувствовал, как вместе с уплывающими из головы мыслями газы начинают покидать его тело, медленно наполняя маленькое пространство башни. Не замечая этого или делая вид, что не замечает «газовой атаки», Пермяков потянул за какую-то проволочку на вкладном стволе, после чего раздался выстрел. Щербаков увидел, как Олег нагнулся, и сразу затрещал пулемет. Пермяков вновь стал дергать за проволоку, поочередно раздались еще четыре выстрела, потом в шлемофоне послышался голос Пермякова: «Десятый» стрельбу окончил».

Сгорающий от стыда Щербаков молил, чтобы воздух, которым было невозможно дышать, поскорее выветрился из башни или поскорее прозвучала команда «к машине» и можно было покинуть эту маленькую газовую камеру…

Вечером после отбоя, когда Щербаков, еле живой от усталости и пережитого за день, уже засыпал на кровати офицерского общежития, он вспомнил тогда еще майора Иволгина, преподававшего на военной кафедре и одно из его занятий по огневой подготовке.

– Товарищи студенты, – обратился в тот день майор к аудитории, – кто скажет, что самое главное в танке?

– Пушка, броня, кумулятивная защита, – послышались различные версии со всех сторон.

– Нет, товарищи студенты, – Иволгин обвел взглядом аудиторию. – Главное в танке – не пердеть!

«Это точно», – улыбнувшись в ночной тишине, вслух сказал Щербаков и вскоре заснул.

Второй месяц службы

Щербаков служил уже месяц. Уже месяц или еще месяц, смотря как считать. Александр пытался командовать своим первым взводом. Слово «командовал», это, конечно, громко сказано – солдаты выполняли приказы Щербакова без особого рвения, не воспринимая всерьёз молодого «пиджака». Практически первым взводом «рулил» дембель старший сержант Гаджибабаев.

На неделе Александра вызвал майор Купцов в штаб батальона. Выпрыгнув на станции под Волгоградом из полуденной электрички, Щербаков зашагал в сторону воинской части. Пока Александр добрался со станции до автобусной остановки, он изрядно вспотел. Палящий августовский зной выжег всё живое, и лишь на дне многочисленных степных балок да в обильно поливаемых садах зеленела растительность. В желтом «Икарусе» № 88, на котором лейтенант доехал до части, было еще жарче, чем снаружи.

Стоящий на посту солдат в тяжелом бронежилете и раскаленной солнцем каске нехотя отдал честь подходящему к калитке Щербакову, молча открыл её и пропустил Александра на территорию. Знакомым путем он прошел по узким бетонированным дорожкам к штабу танкового батальона и вошел, наконец, в спасительную прохладу. Остановившись перед деревянной дверью со стеклянной табличкой «Командир танкового батальона», он отдышался и постучал.

– Разрешите войти, товарищ майор, – Щербаков распахнул дверь и переступил порог полутемного кабинета Олега Геннадьевича.

– А, Александр Николаевич, – майор, не торопясь, убрал ноги в начищенных берцах со стола и отложил в сторону газету «Военный вестник». – Проходи, садись, – он жестом указал на деревянный стул, стоящий напротив. – Ну что, как дела? Как жизнь армейская?

В углу тарахтел большой вентилятор, который медленно вертелся вправо-влево, разгоняя теплый воздух и табачный дым сигареты Купцова по кабинету.

– Ну так, – сказал не умеющий врать Щербаков, – на гражданке лучше было.

– Ну это сначала трудно, а потом всё как по маслу пойдет. Ты закуривай, не стесняйся, – комбат подвинул открытую пачку сигарет ближе к лейтенанту.

Вытянув из пачки приятно пахнувший хорошим табаком «Winston», Щербаков прикурил и с удовольствием затянулся.

– Ты же знаешь, что у нас старший лейтенант Апраксин переводится? – Олег Геннадьевич выпустил длинную струю в сторону вентилятора. – Баранкин через три недели увольняется, Сенчина я сюда забираю. Некому третьей ротой командовать, – майор снова выпустил дым и посмотрел в глаза Щербакову. – В общем, дорогой мой, принимай третью танковую роту, пока я кого-нибудь не найду или кадровых офицеров не пришлют, – словно поставив точку, он затушил окурок в пепельнице. – А сейчас, – не дав опомниться Щербакову, – тебе необходимо сходить на склад АКБ и перетащить несколько аккумуляторов из зала зарядки. Вот на листке написаны номера аккумуляторов. Склад знаешь где находится? Где основные склады дивизии – в сторону Волгограда, тут недалеко. На КПП спросишь, как пройти к складу АКБ, там возьмешь пару бойцов, они тебе всё перетаскают. Оттуда можешь сразу в Анисовку ехать.

И, не дав открыть рот лейтенанту, добавил: – Свободен, – снова погрузившись в чтение «Военного вестника».

Щербаков вышел на автобусную остановку и более получаса на жаре прождал автобус на Волгоград, который так и не появился. Выкуривая одну сигарету за другой, лейтенант размышлял, как он будет управлять ротой, если со взводом толком не может справиться.

«Пойду пешком, – подумал Александр, – тут, вроде, недалеко». «Недалеко» оказалось почти три километра. Щербаков шел под палящим солнцем по обочине асфальтированной дороги, ведущей в Волгоград. Мимо проносились машины, обдающие пылью и потоками раскалённого воздуха. Навстречу проехал один «Икарус», в сторону города не появилось ни одного автобуса.

Наконец он дошел до ворот КПП дивизионных складов и постучал камнем по прутьям огромных железных ворот. Под мышками и на спине проступили темные пятна от пота. Калитку, находящуюся в одной из створок ворот, после настойчивых ударов ногой, открыл коротко стриженный рядовой в тяжелом бронежилете. Дежурным по КПП был старший сержант-«дедушка» с толстым белым подворотничком, пришитым широкой стежкой. После вопроса Щербакова «дед» махнул рукой в сторону одного из ангаров, указав направление, и лейтенант побрел к складу АКБ. В помещении, освещаемом лишь солнечными лучами, пробивавшимися через небольшие зарешеченные окна, он обнаружил двух солдат. Сержант с таким же толстым выпирающим подворотничком, как у первого на КПП, дремал за столом. Второй был рядовым, трущим наждачной бумагой какую-то непонятную железку. Рассмотрев в полумраке звездочки на плечах Щербакова, рядовой резво вскочил по стойке смирно. Сержант нехотя приоткрыл глаза, поднялся и доложил: «Замначальника склада АКБ сержант Гуреев».

– Слушай, мне тут аккумуляторы наши нужно из зала зарядки перетащить, – Щербаков протянул сержанту помятый листок с номерами аккумуляторов.

Сержант взглядом пробежал по худощавой фигуре Щербакова: – Харченко, помоги лейтенанту, – «дедушка» снова уселся за стол и закрыл глаза.

Рядовой Харченко, отложив в сторону железку, вытер руки о кусок ветоши и пошел в сторону двери с табличкой «Зарядное помещение». Поняв, что сам сержант не собирается принимать участие в помощи, Щербаков двинулся за рядовым.

Огромная зарядная, освещенная несколькими лампочками без абажуров, свисавшими с потолка, была уставлена аккумуляторами различных размеров, чернеющими на полу и на специальных полках. Большие танковые аккумуляторы располагались группами по четыре отдельно, но их стояло так много, что понадобилось минут десять, прежде чем нашли нужные. На каждом аккумуляторе белел масляной краской трехзначный номер, соответствующий бортовому номеру танка, по бокам АКБ находились железные ручки для переноски. Осталось перетащить двенадцать аккумуляторов, весящих более шестидесяти килограммов каждый, из зарядной в другое помещение.

Тонкие железные ручки аккумуляторов никак не были приспособлены к переносу таких тяжестей, не спасали и надетые на руку брезентовые рукавицы. Волоком АКБ тоже не потащишь по не совсем ровному бетонному полу. Обрывая руки, с передышками, лейтенант и рядовой перетаскивали неподъемные аккумуляторы один за одним из зарядного помещения в другое, где их должны позже забрать. Куда забрать и кто это будет делать, Щербаков не знал, да и особо знать не хотел. Единственное, что занимало его голову – когда закончатся эти чертовы аккумуляторы. Наконец последний аккумулятор перетащили, и Александр, совсем обессиленный, вышел из мрака склада на свет начинавшего клониться к закату дня.

Привалившись к стене, он закурил, вытянув из полупустой пачки чуть смятую сигарету. Высушенный зноем табак быстро тлел, струйка табачного дыма почти вертикально поднималась и растворялась высоко в безветренном воздухе. Сержант по-прежнему дремал, единственное, что изменилось – ноги в начищенных берцах были задраны на стол, кепка надвинута на глаза, наподобие ковбоя из американских вестернов. Рядовой снова принялся обрабатывать наждачкой свою железку, а Щербаков, посидев еще немного и затушив окурок, зашагал в сторону КПП.

До Анисовки Александр добрался поздно вечером, когда солнце скрылось в степи, оставив лишь бордово-фиолетовую полосу на горизонте. Лейтенант шагал от станции в направлении ворот части. В воздухе всё громче раздавались звуки просыпающихся ночных насекомых. Со стороны петляющей Анисовки веяло живительной прохладой, доносился шорох зеленых камышей, густо росших по обоим берегам. Вдалеке слышались собачий лай и мычание коров, вернувшихся с пастбищ. Наступала ночь, в небе ярко блестели первые крупные звезды, так хорошо различимые за городом. Но мысли Щербакова занимал предстоящий прием дел и должности командира третьей танковой роты.

Вечером, приняв холодный душ, к которому он стал потихоньку привыкать, смыв с себя пыль и грязь прошедшего дня, Сашка улегся на свою скрипучую кровать и еще долго не мог заснуть, предаваясь всё тем же невеселым мыслям.

Потянулись однообразные армейские будни. Исполняющим обязанности командира третьей танковой роты до сих пор был старлей Сенчин, но Щербаков каждый раз с ужасом думал, что вот-вот ему самому придется командовать ротой. Александр всё так же проводил занятия со взводами, пользуясь чьими-то старыми конспектами и нормативными брошюрами, стоял дежурным по парку, занимался строевой подготовкой с личным составом. Но получалось это у него из рук вон плохо. Для себя свои неудачи в службе Щербаков объяснял так: во-первых, после обучения на военной кафедре уже прошло лет пять с лишним, во-вторых, с таким «обучением» получались соответствующие «знания», а в-третьих, всё-таки к службе офицером должно быть призвание, умение командовать и управлять людьми. Поэтому часто всё управление сводилось к тому, что Щербаков назначал старшим какого-нибудь сержанта-«дедушку», поручая ему командование взводом и проведение занятия. «Деды» с удовольствием гоняли солдат по плацу и командовали, ощущая себя великими полководцами.

Из офицеров в третьей роте остались только Щербаков и Баранкин, но друзьями они так и не стали. Вася свысока смотрел на Сашку, а тот, видя его отношение, не стремился с ним как-то наладить контакт. Но как-то раз вечером, когда уже прошла вечерняя поверка и все подразделения с песнями разошлись по казармам, Щербаков спросил у Баранкина, что он думает по поводу принятия им, Щербаковым, командования третьей танковой ротой.

– Я тебе так скажу, – начал старлей, – когда мне роту навязывали, я её не принимал, никаких бумаг не подписывал. Мне осталось-то три недели, а потом «хоть трава не расти». Но вот что я тебе скажу, мой юный друг, – немного с сарказмом продолжил он, – я бы и тебе не советовал принимать эту третью роту. Вот просто тупо не принимать, ничего не подписывать, и всё.

– Почему? – спросил Щербаков.

– Да потому, ты танки наши видел в автопарке? Стоят все разобранные, половины деталей нет, фар нет, все ЗИПы растащены. А по документам всё есть. Когда ты будешь роту принимать у Апраксина, он тебе её сдаст на сто процентов укомплектованной. И покажет каждый танк, и все инструменты, и фары – всё будет на месте. А знаешь почему?

– Почему? – опять спросил Александр.

– Да потому что всё это ему дадут его друганы-летёхи из других подразделений. Снимут со своих машин и дадут на время приёма-сдачи. Ты примешь, а первой же ночью всё снова скрутят и себе назад поставят. Апраксин свалит к себе в новую часть, а ты по увольнении будешь полжизни за этот металлолом расплачиваться, если выкрутиться не сможешь. Да и зачем тебе этот геморрой? Тут с одним взводом с ума сойдешь, а тут – рота.

После такого рассказа Щербаков решил: «Роту точно принимать не буду!».

На следующей неделе комбат Купцов вновь вызвал Щербакова в штаб батальона. И снова Олег Геннадьевич заговорил о принятии дел и должности командира третьей танковой роты.

– Не буду я роту принимать! – твердо сказал сидящий на стуле напротив комбата Щербаков.

– Это почему это? – майора удивил ответ молодого лейтенанта. – Тебе такая честь доверена – ротой командовать.

– Не надо мне такой чести, я не кадровый офицер. Пусть ротой кадровый командует, а я служу всего месяц, еще не знаю толком ничего.

– Ну так узнаешь, если что, тебе майор Шугалов – командир сводного учебного батальона поможет.

– Не буду я ничего принимать, – настойчиво повторил Александр.

– Да ты охренел, лейтенант? – Купцов поднялся во весь свой невысокий рост со стула. – Я сказал будешь принимать, значит будешь!

Вставший по стойке смирно лейтенант молчал, слова застряли в сжавшемся от обиды горле, и в голове сидела одна мысль – не пустить слезу. С трудом, но ему это удалось.

– Возвращайся в расположение части, и, как появится Апраксин, будем сдавать-принимать и без разговоров. Вопросы есть?

Щербаков молчал.

– Вопросов нет. Кругом, шагом марш, – Купцов уселся на стул и закурил сигарету.

Щербаков молча повернулся кругом и вышел из майорского кабинета.

Звонок

Через несколько дней, в очередной раз заступив на дежурство по автопарку, Щербаков приготовился к невыносимо-тягучему и скучному проведению времени.

За всё время, проведенное в армии, Александр ни разу не смотрел новости по телевизору, не читал газет и не слушал радио. Во-первых, телевизора в офицерском общежитии не имелось, радио Баранкина включали только для музыкального фона, а на газеты и журналы жалко тратить и без того малое количество денег, тем более, что зарплату Щербаков еще ни разу не получал. Во-вторых, времени на всё это практически не было и после трудовых армейских будней хотелось просто расслабиться, не забивая свой мозг какой-либо информацией.

Лейтенант сидел на втором этаже КПП автопарка. Навалилась такая скука, что сейчас за любую книжку Сашка «отдал бы полжизни». Читать Щербаков очень любил, читал с детства, видимо, поэтому и «посадил» своё зрение, зачитываясь книгами до полуночи, пока мама не гасила настольную лампу: «Завтра же в школу не проснешься!». Он стал рыться в ящиках хлипкого стола в поисках чего-нибудь, что можно почитать. На дне одного из них он нашел газету «Комсомольская правда» за июль 1999 года. Газеты была не совсем «свежая», но для чтения годилась. Усевшись поудобнее за столом, лейтенант стал переворачивать замасленные чьим-то обедом страницы. Политикой он мало интересовался, поэтому мельком проглядел заголовки и статьи с мелькавшими словами «Дагестан», «ваххабиты», «напряженность» – скукота, мало ли что пишут, тем более на Кавказе всегда какая-нибудь война. Три года назад закончились боевые действия в Чечне, но их отголоски всё еще звучали в кавказских республиках, напоминая о себе взрывами и обстрелами милицейских постов, похищениями и убийствами мирных жителей. Сейчас Щербакова больше интересовали новости науки, кино, шоу-бизнеса, что вообще происходит в мире. Он погрузился с головой в долгожданное чтение, на какое-то время позабыв, что он находится в армии. В реальность его вернул резкий звук трезвонящего красного телефона. Нехотя отложив газету, он потянулся к трубке: «Дежурный по автопарку лейтенант Щербаков».

– Щербаков, это дежурный по сводному батальону капитан Орлов. Тебя срочно вызывают в штаб вашего танкового батальона. Сейчас тебя придёт сменит старший лейтенант Баранкин, но ты его не жди. Срочно в общежитие, забираешь все свои вещи. На КПП стоит Урал, как раз тебя туда заберет. Сейчас прямо бегом-марш!

– А вещи зачем забирать? Меня в другую роту переводят?

– Бегом, я сказал, в штабе всё скажут! – короткие гудки в трубке.

Сердце бешено заколотилось в груди – зачем так срочно? Почему все вещи забирать? Переводят в другую роту? Может, принимать третью роту? Тогда зачем туда ехать, если третья рота здесь, и зачем вещи забирать? Быстрым шагом миновав территорию автопарка, Щербаков пролез в проем, сделанный в заборе из колючей проволоки, и уже с шага перешел на бег. Припекало полуденное августовское солнце, но лейтенант почти не замечал этого – в голове роилась куча вопросов. Из-под ног разлетались кузнечики и заснувшие на день ночные бабочки, где-то далеко в жарком мареве колыхались крыши казарм и офицерского общежития. Через какое-то время бежать силы кончились, и он снова перешел на быстрый шаг. Значительно сократив путь, Щербаков перебрался по доске через пересохшую и превратившуюся в некоторых местах в узкий ручей с топкими берегами Анисовку. По крутому склону он выбрался на территорию части, не огороженную со стороны речки. Около ворот КПП Александр увидел стоящий Урал и водилу-солдата, неторопливо курившего, сидя на подножке в тени кабины. В общежитии никого не оказалось. Достав из-под кровати покрытую слоем пыли сумку «СССР», он кинул туда свои «мыльно-рыльные». «Остальное, вроде бы, всё на мне», – вслух сказал он, еще раз заглянул в пустую тумбочку, под кровать и направился к выходу.

В кабине заведенного Урала, кроме солдата-водителя, находился капитан с эмблемами войск артиллерии на воротнике камуфляжа.

– Товарищ капитан, а Вы не знаете, зачем меня так срочно вызывают? – спросил Щербаков.

– Не знаю, – ответил капитан и на всю дорогу замолчал.

Погрузка

В штаб танкового батальона Александр зашел, когда на часах стрелки показывали три. Есть хотелось неимоверно, но время обеда прошло, когда Щербаков еще трясся в кабине Урала, а здесь его с обедом никто не ждал. Заглянув в кабинет Купцова, он обнаружил помещение пустым. В солдатской казарме тоже никого, кроме одного дневального.

– Товарищ лейтенант, комбат сказал, чтобы Вы на склады ехали, там весь танковый батальон, – сообщил коротко стриженый дневальный, – и первая, и вторая рота.

– А что случилось?

– Сегодня на утреннем построении сказали про какую-то ситуацию вДагестане, в общем, наш батальон туда отправляют, а наши там сейчас танки готовят к погрузке.

«Бля, неужели на меня третью роту повесят, – направляясь к выходу с территории части, думал Щербаков. – Сейчас все в Дагестан свалят, а я тут один останусь с растащенными танками».

Вдалеке показался желтый «Икарус» № 88, на нём он проехал одну остановку. До КПП складов дивизии оставалось каких-то триста метров пешком. Всё это время Александр, не переставая, думал, что будет с ним и как дальше быть. «Скажу комбату, что всё равно не буду принимать третью роту, что они меня, в тюрьму за это посадят?» – решил лейтенант, подходя к воротам КПП.

Где-то вдали за ангарами, на территории складов, Александр услышал уже знакомый рык танкового двигателя. Представившись и показав военный билет дежурному по КПП, он направился в сторону раздающегося рокота. Завернув за угол, лейтенант увидел более полудюжины танков, стоящих перед открытыми воротами ангаров. Танки были такие же, как на полигоне в Анисовке, но на их бортах, башне и лобовой броне Щербаков заметил коробочки, каждая размером с обычный кирпич. «Кирпичи», окрашенные в цвет танков, издали делали броню похожей на кожу огромного крокодила или какого-то доисторического ящера. На танках копошились экипажи, скрываясь в люки и выныривая из них – все чем-то заняты, и видно, что это не имитация бурной деятельности. Чуть поодаль стоял трёхосный топливный заправщик КрАЗ.

Среди боевых машин Александр увидел знакомых офицеров-танкистов – Вадима Круглова, Алексея Прошкина и Олега Абдулова, чуть дальше мелькал капитан Холодцов, старлей Сыскарёв и еще пара офицеров. На одном из танков сидел майор Купцов. Увидев Щербакова, он поманил его пальцем, подзывая к себе. Поставив свою сумку на борт и забравшись на броню танка, лейтенант начал докладывать о прибытии, но майор перебил его: «Тебя где черти носят?! Давай вон к Абдулову, – комбат махнул в сторону долговязого "летёхи", – он тебе всё расскажет».

Из недр ангара раздался грохот очередного заведенного танка. Щербаков спрыгнул с брони, подхватил сумку и направился к Абдулову. Тот что-то оживленно объяснял солдату, склонив голову в люк механика-водителя. Закурив сигарету, Александр терпеливо ждал, наблюдая, как из ворот ангара, скрежеща гусеницами и извергая клубы чёрно-белого дыма, показался очередной танк с бортовым номером 157. Закончив говорить, лейтенант Абдулов легко спрыгнул с танка и протянул руку Щербакову.

– Так, давай заново познакомимся. Командир первой танковой роты Абдулов Олег Александрович, – представился лейтенант. – Вчера меня приказом поставили на должность командира первой роты. С командиром второго танкового взвода Кругловым, как я понял, вы учились вместе, а тот старлей, – он махнул рукой в сторону высокого офицера, наполовину торчащего из люка танка с белыми номерами 151 на боковых ящиках ЗИП башни, – старший лейтенант Прошкин, командир первого танкового взвода.

Абдулов выжидающе посмотрел на Щербакова, – Ну, твоя очередь.

– Командир первого танкового взвода третьей танковой роты лейтенант Щербаков, – чуть запнувшись, ответил Александр.

– Ответ не верный. Командир третьего танкового взвода первой танковой роты лейтенант Щербаков, – глядя в глаза Александру, произнес Абдулов.

– Как первой роты? – еще ничего не понимая, спросил Щербаков.

– Вот так. Или ты третью роту принимать готов? – в ответ спросил Абдулов.

– Нет! – поспешно сказал Щербаков. – Первой, так первой!

– Так, твои танки с бортовыми номерами 157, 158 и 159. Сейчас я тебя представлю твоему взводу, – Абдулов повернулся к облепившим танк № 157 бойцам. – Гирин! – крикнул сержанту с перепачканными солидолом мускулистыми руками. – Строй третий взвод.

Через минуту третий взвод построился перед танком. Абдулов вывел на середину лейтенанта Щербакова и представил его: «Товарищи бойцы, это ваш новый командир взвода, лейтенант Щербаков Александр Николаевич. Соответственно, все его приказы и поручения выполнять беспрекословно!»

– Лично с каждым познакомишься в процессе, а на первое время старший сержант Гирин тебе поможет, – обратился он уже к Щербакову.

– А теперь продолжить подготовку к погрузке! Разойтись по машинам! Лейтенант Щербаков, ко мне! Да брось ты свою сумку! Так, у тебя блокнот, ручка есть? Записывай, что нужно проконтролировать на своих танках, чтобы обязательно было. Пиши – шестигранный щуп, струбцина, трещотка…

– А что это такое? – перебил его Щербаков.

– Ты пиши, – недовольно скривился Абдулов, – тебе Гирин всё покажет и объяснит, некогда сейчас. Дальше – приспособление для натяжки гусениц, палец для разбивания трака, шланг БЦН, – продолжал диктовать он. Александр еле успевал записывать в свою бордовую записную книжку, – ключ лючковый, ключ ГСМ, башенный ключ…

Наконец длинный список, в котором чего только не было, включая ведро, воронку и комплект лампочек, был закончен. «Как он помнит все эти мелочи, – думал про Абдулова Щербаков, – вот что значит кадровое училище заканчивать».

– Сейчас идешь на свой танк командира взвода, вон он, номер 157, и начинаешь всё проверять по списку. Наводчик орудия рядовой Кравченко тебе подскажет. Чего нет – отмечай, потом будем разбираться, почему нет и откуда брать. А я пойду посмотрю, что с твоим 159-ым делать, что-то он не заводится. Вопросы есть?

– Никак нет! – мало что соображая, ответил Щербаков. – А в прочем, ты хоть в двух словах скажи, что там в Дагестане и мы что, правда, туда поедем? И я тоже поеду?

– Некогда мне рассказывать, нужно срочно танк заводить, позже, – Абдулов повернулся и быстро зашагал в сторону ангара, где Холодцов с бойцами пытались завести 159-й Т-72Б.

«Блин, не понятно ничего», – лейтенант оглянулся по сторонам и увидел Вадима Круглова, запихивающего большую сумку в ЗИП танка № 154.

– Вадим! – Щербаков забрался на танк к Круглову, – Привет, ну ты хоть скажи, что происходит!

– Здорово, Саня. Да я сам почти ничего не знаю. У меня были выходные – комбат домой в Волгоград отпустил. Короче, приезжаю сегодня в часть на утреннее построение. А там всех построили и сообщают, дескать, нестабильная ситуация в Дагестане, опасность вооруженного конфликта и так далее. В общем, второй мотострелковый батальон и первую танковую роту срочно отправляют в Дагестан. Мне комбат говорит: «У тебя два часа, едешь домой, собираешь вещи, берешь деньги и срочно на склады на погрузку». Вот с двенадцати дня здесь танки заводим.

– Так у вас что ли нет командира третьего взвода? – немного начиная понимать, спросил Щербаков.

– Командиром был Олег Абдулов, но так как Холодцова переводят на замкомбата, то Олега поставили на командира роты, буквально вчера. А во второй роте вообще взводником один Остапенко, и тот уже дембель. Второй в СОЧ постоянно, третий в отпуске – дозвониться не могут. Офицеров не хватает, а тут всё срочно в один день, поэтому тебя выдернули с третьей роты. Давай, Саня, иди принимай взвод, а то тут жопа. Купец орет, короче, давай, потом поговорим.

– Вадим, а надолго в Дагестан? Что там делать-то будем?

– Не знаю, Саня, говорят может месяц-два на блокпостах постоим. Никто ничего не знает. Давай потом, – Круглов захлопнул крышку ЗИПа и скрылся в командирском люке.

До Щербакова потихоньку доходило сказанное и происходящее. Он понял, что третью роту ему на данный момент принимать не надо. «Ура! – ликовал в душе Щербаков. – Вот повезло, так повезло! Пару месяцев перекантуемся в Дагестане, а там, глядишь, командира третьей роты уже назначат, да и я, может, в первой роте останусь поближе к городу и цивилизации. Ладно, нужно как-то что-то делать»

Щербаков подхватил свою сумку и направился к стоящему неподалеку танку с бортовым номером 157. «Вот он, мой «личный» танк», – подумал он, подходя к огромной бронированной машине. Танк хмуро молчал, чуть повернув пушку вправо. Из люка механика-водителя высунулось перепачканное черным лицо с немного раскосыми глазами. Толстые обветренные губы раздвинулись в улыбке, – Здравия желаю, товарищ лейтенант, – механик блеснул белоснежными зубами.

– Как фамилия? – сделав серьезное лицо, спросил Щербаков.

– Гвардии рядовой Обухов, товарищ лейтенант, – с пермяцким говором произнес боец. – А Вы у нас теперь командир взвода?

– Да, я. А где наводчик?

– Я здесь, – из люка наводчика орудия показалась круглая голова со стриженными под расческу волосами. – Рядовой Кравченко. Кравченко вылез из люка, спрыгнул на ящики ЗИП по левому борту и протянул руку. – Давайте, я вашу сумку в ЗИП на башне пока положу, чтобы не мешалась. Меня Олег зовут, если что, – добавил он.

– Слушай, Олег, а что это за коробки по всему танку прикручены? – забираясь по лобовому броневому листу, спросил лейтенант у Кравченко.

– Это КДЗ, кумулятивная динамическая защита. Но они сейчас пустые, там еще пара пластин пластида должна быть. В общем, защита от попадания гранатомета или чего-нибудь подобного, – со знанием дела пояснил Кравченко. – Размывает кумулятивную струю и танк не прошибает.

– Понятно, – Щербаков залез на башню, уложил сумку в один из закрепленных на ней ЗИПов и достал бордовую записную книжку.

– Давайте сверим, всё ли у нас есть, – обратился он сразу к двум подчиненным и стал зачитывать список.

Толик Обухов и Олег Кравченко, как обезьяны, лазили по всему танку, показывая, что и где лежит из списка. Не оказалось только запасного комплекта лампочек, на поиск которых Кравченко послал Обухова. Щербаков двинулся к следующему танку своего взвода. На танке № 158, особо не суетясь, находились трое бойцов. Свесив ноги в командирский люк, что-то лениво перебирал в ЗИПе похожий на здорового деревенского мужика сержант Акунин, в двух других башенных ЗИПах копались рядовые наводчик Рудаков и коренастый механик Сулейманов. По списку на их танке оказалось всё.

Солнце клонилось к закату. Танк третьего взвода № 159 заводиться упорно отказывался, несмотря на все усилия солдат и офицеров танкового батальона. В итоге решено было взять танк с бортовым номером 172, принадлежавший второй танковой роте. «Смотри, береги его. Не дай Бог, что-нибудь с ним случится», – грозно ткнув в сторону 172-го, сказал Щербакову командир второй танковой роты лейтенант Саня Сыскарев.

Щербаков полез проверять, всё ли написанное в списке, находится на танке. Экипаж танка состоял из командира сержанта Гирина, наводчика сержанта Стеценко и известного по рассказам «ковбоя» рядового Марченко, механика-водителя. Проверив список, оказавшийся полным, Щербаков обратился к командиру Гирину: – Слушай, ты мне можешь вкратце рассказать, как тут что внутри, а то я пять лет назад всё это проходил – не помню ничего.

– А Вы что, не кадровый офицер? – спросил сержант.

– Да нет, после института я, – смутившись, ответил Александр.

– Ну тут так сразу не объяснишь, – сказал Гирин, – мне вот полгода осталось служить, сейчас-то я всё в танке знаю, а сначала шесть месяцев в «учебке» мне это вдалбливали. Залазьте на место командира, я вам показывать буду.

Лейтенант послушно полез в люк командира, долго не нащупывая ногами опору. Наконец он опустился вниз, усевшись на маленьком и неудобном сиденьице с откидной спинкой.

– Вот смотрите, – продолжил Гирин, указывая рукой на находящийся справа от коленок Щербакова прибор, – это танковая радиостанция Р-123М. Как её настраивать, я позже объясню, но здесь ничего сложного.

Гирин, свесившись в люк, тыкал пальцем в кнопки и тумблеры радиостанции, объясняя, что и зачем, хотя вся информация с трудом укладывалась в голове молодого лейтенанта. На улице быстро темнело, пришлось включить лампочку внутреннего освещения, чтобы хоть что-то видеть в полумраке. Снаружи слышались лязг гусениц и грохот двигателей танков, выстраиваемых в колонну. Вкратце рассказав про приборы наблюдения, Гирин попросил Щербакова перелезть на место наводчика. Опять умостившись на башне, сержант опустил голову в люк и стал объяснять, что нужно сделать, чтобы вести стрельбу из пушки. Это вообще показалось очень мудреным для лейтенанта, потому что, чтобы выстрелить, требовалось провести ряд нехитрых, по мнению опытного Гирина, операций. Единственное, что запомнил Александр – это включить АЗР и опустить пушку. «Позже разберусь, – подумал Щербаков. – К тому же не мне стрелять, если что».

– Остальное, – сказал сержант Гирин, – что непонятно, спрашивайте или у меня, или у своего Кравченко.

– Спасибо за краткий экскурс. Надеюсь, стрелять не потребуется, – улыбнулся Александр.

Вскоре совсем стемнело, яркие звезды выступили на ночном небосклоне. Десять танков, освещаемых прожекторами, выстроились в колонну между ангарами. Оставив часовых от каждого взвода первой роты, батальон погрузился на Уралы и уехал в расположение части на ужин, отдельно приготовленный для припозднившегося по поводу такой ситуации танкового батальона. К восьми утра все опять должны были находиться на складах. Купцов отпустил Щербакова на ночь забрать остатки обмундирования – зимний вариант.

– А зачем зимний брать? – спросил Щербаков. – Мы же на пару месяцев всего, а сейчас только август.

– В горах и летом бывает холодно, – ответил Купцов. – Завтра чтобы к восьми часам на складах был, или к семи здесь в расположении – отсюда на Уралах поедем на склады.

– Так точно, товарищ майор, – лейтенант повернулся кругом и быстро зашагал к воротам КПП.

Напрямик по степи он отправился в сторону светившегося редкими огнями поселка, где жила его бабушка и оставались зачем-то нужные летом зимние вещи. «Говорить, что уезжаю в Дагестан родителям не буду, а то еще с ума сойдут. Скажу, еду в Ростов на полигон, типа, телефонов там нет, письма буду писать, да и вообще скоро приеду», – размышлял он, шагая по едва видимой во мраке степной дороге. То же самое он сказал и бабушке, которая спросонья ничего толком не поняла. Покормив голодного внука, она долго ворчала, крестилась и что-то шептала перед иконой Николая Чудотворца, потом полночи не могла уснуть, ворочаясь и тяжело вздыхая.

Щербакову поспать удалось всего несколько часов, и, едва рассвет забрезжил над просыпающейся от короткого ночного сна степью, Александр двинулся через быстро исчезающий утренний туман в сторону военной части. Шагать пришлось далеко, почти два километра, да еще тащить на себе перетянутый тонкой бечевкой груз, состоящий из зимнего танкового комбинезона желто-горчичного цвета с упрятанными внутрь подштанниками и нижним бельем. В кармане камуфляжной куртки лежали последние оставшиеся деньги. На завтрак он опоздал, но всё же успел запрыгнуть в кузов отъезжающего в сторону дивизионных складов Урала.

По приезде на склады, бойцы вновь рассредоточились по своим танкам Т-72Б, еще покрытым пятнами влаги утреннего тумана. Щербаков, с трудом запихнув в один из ЗИПов своё зимнее обмундирование, спустился на общее построение. На сегодня предстоял большой танковый марш – порядка сорока километров от складов дивизии до Анисовки, где должна происходить погрузка на эшелон. Как оказалось, это ближайшее место, где танк мог заехать на железнодорожную платформу. Но перед этим необходимо настроить все танковые радиостанции на основную и запасную радиочастоту. Лейтенант Абдулов встал перед построенной первой танковой ротой.

– Товарищи солдаты и офицеры, – начал он, – назначаю общий позывной для первой танковой роты «Прокат». Соответственно, мой позывной «Прокат ноль один». Командиры первого, второго и третьего взводов – «Прокат десять», «Прокат двадцать» и «Прокат тридцать» соответственно. В первом взводе второй и третий танк «Прокат одиннадцать» и «Прокат двенадцать» и так далее. Всем всё ясно?

– Так точно, товарищ лейтенант, – раздался хор голосов первой танковой роты.

На танках третьего танкового взвода настройку контролировал сержант Гирин. Делал он это быстро и умело, Щербаков внимательно слушал объяснения сержанта, стараясь запомнить последовательность действий. Наконец все радиостанции настроили, основная и запасная частоты проверены и батальон вновь построен рядом с выстроившимися в колонну стальными машинами, броня которых постепенно накалялась от поднимающегося всё выше и выше жаркого августовского солнца. Комбат начал инструктировать о правилах совершения марша, соблюдении дистанции между машинами, правилами радиосвязи, потом что-то про воинский долг и закончил тем, что лично набьет морду тому, кто «накосячит», включая командиров взводов. Раздалась команда «По машинам!». Все кинулись к танкам, занимая свои штатные места. На танк к Щербакову ловко забрался капитан Холодцов и сел на броню, свесив ноги в люк наводчика орудия.

– Я пока за командира танка буду, – сказал он, – на время марша.

«Только бы на время марша», – подумал Щербаков. – Да, конечно – уже вслух добавил он.

Майор Купцов находился в стоящим впереди колонны Урале и по переносной радиостанции выходил на связь с танковой ротой. Колонна стояла в полуденной тишине и ждала команды. Наконец в наушниках зазвучали слова, которые Купцов произносил с промежутком в несколько секунд: «Двести! … Двадцать! … Два!» – одновременный грохот разом заведенных десяти танков потряс территорию. Клубы чёрно-белого дыма устремились в неподвижном воздухе вверх к палящему солнцу. Какое-то время танки стояли, прогревая еще толком не успевшие остыть за ночь двигатели, затем, по команде комбата, колонна начала движение. Впереди ехал Урал, принадлежащий танковому батальону, а за ним, с промежутками метров в двадцать-двадцать пять, растянулись танки. Выехав за складские ворота, Урал и следующая за ним бронетехника повернули в степь. Маршрут пролегал по проселочным дорогам, поэтому колонна оставляла за собой столбы пыли, висевшие в почти неподвижном воздухе.

Бабушка Александра пропалывала грядки на огороде, зады которого выходили в степь. Она уже собиралась уйти в тёмную прохладу своего маленького домика с узкими окошками, как откуда-то издали донесся неясный рокот. Приложив натруженную мозолистую руку ко лбу, Прасковья Ильинична всматривалась в колышущуюся от августовского марева даль. Вскоре можно было различить грузовик, ехавший впереди колонны, и череду танков с торчащими из люков фигурками. Земля дрожала от грохота двигателей и лязга гусениц, едва уловимо позвякивали стекла в старых оконных рамах. Александр, повернув голову и прикрывая глаза от летевшего песка и пыли, смотрел на знакомую с детства обитую жестью красную крышу среди разросшегося старого сада. Сколько времени он провел здесь, каждое лето приезжая к бабушке с дедом. Дед Григорий Романович, или как называл его Сашка, дед Гриша, в своё время сделал ему гамак из старой рыболовной сети, и Сашка, покачиваясь в нём между двух яблонь, любил читать какую-нибудь увлекательную книжку. А когда Сашка захотел велосипед, дед с казачьим говором сказал: «Сашко, щатай он уже в катухе стоить», и на следующий же день купил ему новый «Орлёнок». Сейчас всё это проплывало в каких-то двухстах метрах и казалось далеким и не совсем реальным. Бабушка еще постояла, вглядываясь в быстро удаляющуюся колонну, вздохнула и побрела в сторону дома. Александр же всё смотрел на красную крышу и два высоких тополя за ней, которые вскоре скрылись из виду.

Слева промелькнуло большое поселковое кладбище. Теперь лишь степь простиралась от края и до края. Ветра почти не было, колонна двигалась в густой пыли. Расстояние между танками увеличили на пятьдесят метров, чтобы механики-водители ясно видели корму впереди идущего.

Несмотря на пыль и жару, Щербаков ликовал – он первый раз в жизни ехал на танке! «Вот это служба! Вот это я понимаю! Прямо как в кино!» – еле сдерживая улыбку, думал Александр. Сердце бешено колотилось от новых непередаваемых ощущений, от чувства огромной мощи, гремящей, как весенний гром! А какая плавность хода – кажется, если бы не пыль, прямо на ходу можно чай из блюдца пить – не расплещешь. В общем, эмоций куча, а поделиться не с кем – грохот двигателя, пылища, рядом сидит неразговорчивый Холодцов.

Техника двигалась в направлении Анисовки по проселочным дорогам, иногда сворачивая на едва видимые в выжженной солнцем траве узкие колеи. Ветер, бивший в лицо от летящих по степи танков, немного спасал от нещадно палящего полуденного солнца. Пару раз пришлось переезжать петляющие по степи еще не успевшие пересохнуть речушки. Танки пролетали их, не снижая скорости, лишь немного качнув скошенными вправо пушками и выбрасывая из-под гусениц комья сырой грязи, которые вскоре засыхали на пыльных бортах. Прошло несколько часов, промелькнувших для Щербакова, охваченного огромными впечатлениями, как одно мгновение.

Наконец колонна остановилась, не глуша двигатели. Слева от неё простиралась длинная густая лесополоса, сквозь которую едва виднелась достаточно оживленная автотрасса. По правую сторону росли редкие деревца, от железнодорожных путей пахло мазутом, а за ними, в колышущемся жарком воздухе, белело здание станции со знакомой надписью «Анисовка».

Командир первой танковой роты лейтенант Абдулов, соскочив со своего танка с номером 150, жестами показывал стоящему за ним 151-му подъехать ближе, затем перешел к следующему. Через какое-то время растянувшаяся во время марша бронетехника собралась в одну достаточно компактную линию. Прозвучала команда заглушить двигатели. Экипажи первой танковой роты выстроились повзводно сбоку колонны. Лица солдат и офицеров серые от степной пыли.

Всем раздали сухпаи в пластиковых коричнево-зеленых контейнерах. Танкисты расположились на обед в тени деревьев по обе стороны колонны. Одни разводили небольшие костерки, разогревая тушенку и кипятя воду для чая, другие, не в силах терпеть разыгравшийся аппетит, ели сразу, запивая тёплой водой из фляжек. После продолжительного марша все порядком проголодались, и обед закончился в рекордно короткие сроки. Привалившись к стволу дерева, дающего хоть какую-то прохладу, наевшийся консервов лейтенант Щербаков снял свои пыльные полуботинки и, блаженно вытянув ноги, закурил. Остальные также разлеглись в тени, ожидая дальнейших команд.

До задремавшего Сашки донесся свисток маневрового тепловоза и стук колес по рельсам. Со стороны Волгограда тепловоз тащил за собой более дюжины железнодорожных платформ. В самом конце состава был прицеплен деревянный крытый вагон с дверным проемом посередине. Вскоре несколько армейских ЗИЛов и Уралов, свернув с трассы, подъехали к стоявшей колонне. Прозвучала команда «строиться». Вставать после обеда невыносимо лень, но кого это интересует? Предстояла загрузка боеприпасов в танки. На грузовиках прибыли бойцы второй танковой роты. Из кузовов солдаты стали выгружать большие деревянные ящики защитного цвета и по двое подносить их к танкам. Внутри находились 125-миллиметровые осколочно-фугасные снаряды и заряды к ним, упакованные в узкие зеленые «бидоны». Щербаков помогал разгружать, в паре с кем-нибудь из бойцов перетаскивая тяжелые, килограммов по тридцать, ящики.

Железнодорожник закрепил притащенные на запасной путь вагоны железными «башмаками» и неторопливо удалился в сторону станции. Тепловоз, коротко свистнув, укатил в сторону Волгограда.

Лейтенант Абдулов подозвал к себе Щербакова: «Сейчас пойдешь, получишь вон в том Урале спальные мешки. Возьмешь двух бойцов и перетаскаете их в вагон», – он ткнул пальцем сначала в стоящий неподалеку Урал, затем в сторону железнодорожных путей и коричнево-красного товарного вагона с настежь распахнутой посередине дверью. «Морозов, Степанчук, – Олег подозвал двух бойцов из второй роты, прибывших на автоколонне, – идёте с лейтенантом Щербаковым», – он развернулся и быстро зашагал к танкам, на которых солдаты начали загружать в конвейер боеприпасы. Щербаков двинулся к Уралу, около которого лежала груда зеленых спальных мешков, что-то завернутое в грязную простыню и большой картонный ящик. Из кабины выпрыгнул немолодой усатый старший прапорщик.

«Где вы ходите? – обратился он к Щербакову. – Давай быстрей накладную подписывай, а то и так опаздываю. Здесь всё уже посчитано, не ссы, всё на месте», – он протянул ручку и накладную без номера и без даты, в которой числилось:

Мешок спальный – 33 шт.

Вкладыш – 66 шт.

Мыло 80% – 33,2 кг.

Белье нательное – 100 комплектов.

Далее шла подпись: НВС в/ч 22220 гв. м-р Никитин, выдал ст. пр-к Почтаренко. Напротив слова «получил» Александр написал: «л-т Щербаков» и, не пересчитывая вышеуказанного, поставил свою подпись. «Потом посчитаю, раз так прапор торопится», – решил лейтенант. Урал, развернувшись, уехал в сторону Волгограда, поднимая клубы пыли. Щербаков с бойцами принялись пересчитывать указанное в накладной. Как ни странно, всё оказалось в наличии. Лишь количество мыла точно не определить, но на вес ящик был достаточно тяжелым. Теперь предстояло всё перетаскать в вагон, находившийся довольно далеко от этого места. Чтобы сократить время и помочь бойцам, лейтенант тоже включился в процесс переноски. Пока один отдыхал, сидя на ящике с мылом, двое других носили взятое из кучи и закидывали в дверной проём товарного вагона. Таская мешки, Сашка видел, как остальные танкисты через верхние люки в башнях танков загружают тяжелые снаряды и заряды. «Видимо, не так просто загрузить конвейер, раз меня послали мешки таскать», – с некоторой обидой подумал Щербаков.

Другая часть бойцов оборудовала товарный вагон для перевозки личного состава. Из припаркованного рядом ЗИЛа выгрузили доски, брусья и листы фанеры. Солдаты, стуча молотками, возводили из них внутри деревянного вагона двухъярусные нары. Первый ярус сделали из освободившихся снарядных ящиков, второй на уровне метра в полтора сколачивали из досок.

Тем временем маленький маневровый закатил первую четырехосную платформу с откинутыми бортами в тупик, упиравшийся в земляной бугор, с которого танк мог легко съехать на эту платформу. Танк необходимо закрепить на ней по всем правилам перевозки, оттащить тепловозом платформу на запасной путь, подцепить с другого пути новую платформу и загнать её в тупик. Затем на новую платформу заезжает очередной танк, и все действия повторяются. Так все десять танков и батальонный Урал, поэтому продолжающийся день предстоял быть долгим и трудным. Роты вновь построили на краткий инструктаж о правилах перевозки бронетехники на железнодорожных платформах. Часть военнослужащих продолжила загрузку боеприпасов, другие под командованием Купцова и Абдулова занялись погрузкой техники на платформы.

Первый танк № 150, стоящий во главе колонны, завелся, выплюнув в безоблачное небо облако густого сизого дыма. Пушку повернули назад на 180 градусов. За рычаги сел сам командир первой танковой роты Олег Абдулов, выдворив механика из танка. Т-72 медленно тронулся к земляной насыпи тупика, развернулся и стал забираться на бугор. Заехав на верхнюю горизонтальную площадку, сделанную как раз вровень с полом платформы, танк остановился. На середине платформы стоял зампотех батальона майор Крылов Александр Григорьевич. Регулируя руками движение танка, он начал отходить к концу платформы, в то время как на него медленно надвигалось стальное чудовище с повернутой назад пушкой. Вот гусеницы осторожно коснулись начала платформы, выпирая на несколько сантиметров по её бокам. Абдулов продолжал движение, едва уловимо подправляя направление зажатием фрикционов. Наконец Крылов скрестил руки перед грудью, приказывая Абдулову остановиться – танк послушно замер, чуть качнув пушкой.

К вагону поспешили бойцы с проволокой, молотками и ломиками. Линейкой измерили свес танка с вагона – всё в норме, танк заглушили. На гусеницы со всех четырех сторон установили железные «шпоры», которые под тяжестью танка впились в дощатый настил платформы. Между катками установили деревянные противооткаты, чтобы танк не катался туда-сюда при торможении и отправке эшелона, закрепив их скобами. Затем солдаты зафиксировали пушку, обмотав её толстой проволокой в несколько витков и прикрепив концы к боковинам платформы. Один из бойцов красной краской маркировал положение танка на вагоне. Наконец от выключателя массы механик-водитель открутил провод во избежание замыкания во время транспортировки. Люки все закрыли и опечатали пластилиновыми печатями на деревянных дощечках. Наружные топливные баки пусты, топливо из внутренних баков приказано не сливать, аккумуляторы не вытаскивать.

Прошло часа полтора, пока первый танк полностью закрепили и приготовили к следованию в эшелоне. Стоявший на запасном пути маневровый тепловоз, не торопясь, подкатил к платформе с закрепленным на ней танком, прицепил её и потащил на запасной путь. В это время на бугор тупика взбирался очередной танк. Пришлось еще минут сорок ждать, пока железнодорожник, стоящий на подножке маневрового, закрепит платформу с танком «башмаками» с обеих сторон, а тепловоз еще долго делал маневры, цепляя пустую платформу и закатывая её по свободным путям в тупик.

Со вторым танком начали производить те же самые манипуляции – загнали, подровняли, закрепили. Теперь чуть быстрее, но много времени уходило на маневры тепловоза. Солнце начало клониться к степному горизонту, когда Александр, валясь с ног от усталости, перетащил последний спальник и из последних сил забросил его в вагон. Оттуда, не с таким энтузиазмом, как вначале, раздавался стук молотков. Темнело прямо на глазах. Доковыляв до своего танка, Сашка забрался на башню и в сгущающихся сумерках смотрел, как Обухов и Кравченко под руководством старшего лейтенанта Круглова загружают оставшиеся боеприпасы в конвейер.

До ужина, опять привезенного в армейских термосах, удалось закрепить на платформах только три танка. Пока большая часть солдат и офицеров ужинала рядом с укоротившейся колонной, оставшиеся загоняли очередной танк на платформу. Отдыхали танкисты в перерывах между маневрами тепловоза. Особого участия в погрузке лейтенант Щербаков не принимал – загоняли танк на платформу офицеры или опытные, давно служившие механики, а закрепляли солдаты-срочники. Поэтому он большей частью сидел на башне своего танка, свесив ноги в люк командира, и наблюдал за всем происходящим.

Солнце скрылось за горизонтом, а на платформах закрепили всего шесть танков. Погрузка продолжалась под лучами тупикового прожектора и светом автомобильных и танковых фар. Часов в десять вечера подошла очередь командирского танка Щербакова. За рычаги сел старлей Круглов, уверенно завернул на крутой склон тупика и уже гораздо быстрее, чем в начале погрузки, загнал танк на платформу. Александр принялся помогать танкистам закреплять танк, подавая проволоку и подтаскивая противооткатные брусья. Ночью всё делать гораздо сложнее – порой свет фар бьет прямо в глаза, иногда в темноте совсем ничего не видно, приходится подсвечивать карманными фонарями, и времени на все действия уходит гораздо больше.

После полуночи стали устанавливать на платформу второй танк третьего танкового взвода. Третий, последний, танк загоняли, когда на востоке стало светлеть и со стороны Анисовки слышалось предрассветное петушиное пение. Щербаков еле передвигал ноги от бессонной ночи и усталости. С первыми лучами солнца танк загнали на платформу и закрепили, когда солнце поднялось довольно высоко. Оставалась еще одна платформа для Урала, принадлежащего танковому батальону. В его тентованном кузове находилась огромная брезентовая палатка, вмещавшая до сорока человек, полевая кухня, две больших маскировочных сети и еще что-то, необходимое для длительных полевых выездов. Не в силах больше держаться на ногах, Щербаков подошел к сидевшему на ящике из-под снарядов комбату, наблюдавшему за погрузкой Урала.

– Товарищ майор, – обратился лейтенант к Купцову, – разрешите я посплю чуть-чуть, сил больше нет.

– Что, вообще нет? – усмехнулся комбат.

– Вообще…

– Ну иди отдохни, только назначь ответственного за себя, – и Купцов отвернулся в сторону заезжающего на платформу Урала.

Щербаков поплелся в сторону крытого вагона, прицепленного во главе череды платформ с закрепленными на них танками. Проходя мимо платформы с танком № 172, он крикнул сидящему на трансмиссии Гирину: «Я в вагоне, если что. Пойду посплю». Забравшись внутрь пыльного вагона, Сашка рухнул на груду сваленных в углу вещевых мешков. Глубокий сон без сновидений сразу поглотил его.

Александр не слышал, как прицепили последнюю платформу с Уралом, как в вагон залезали и располагались на еще пахнувших сосной нарах солдаты и офицеры первой танковой роты. Щербаков проснулся от жуткого голода. Сквозь сдвинутую до упора дверь в вагон били лучи послеполуденного солнца и виднелся грузовой состав, стоящий на соседнем пути. До слуха доносились обрывки переговоров железнодорожников по громкой связи. В вагоне перед открытой дверью на деревянном ящике сидел рядовой Сулейманов и строгал палку перочинным ножом. Рядом с Александром лежал сухпай, наверное, специально для него оставленный. Разодрав пластиковую упаковку, лейтенант с жадностью набросился на еду. Поев холодные консервы с сухими галетами, он попросил у сидящего на ящике бойца фляжку запить.

– А где это мы и где все остальные? – протягивая обратно солдату фляжку, спросил Щербаков.

– На станции под Волгоградом. Привезли пластид, и все пошли его получать, а я охраняю.

– Понятно, – Александр встал, подошел к распахнутой двери и спрыгнул на залитую мазутом щебёнку. Эшелон стал намного длиннее – вправо и влево простирались железнодорожные вагоны. Их вагон и платформы с танками были прицеплены к другим вагонам, с закреплёнными на них БТРами, грузовыми автомобилями и еще какой-то зачехленной военной техникой. Вдалеке прохаживались солдаты с автоматами, патрулирующие эшелон.

– А это что за техника? – крикнул лейтенант в глубь вагона.

– Это нас прицепили к эшелону мотострелкового батальона из нашего полка, теперь вместе поедем, – ответил боец.

Заглянув под вагон, Щербаков увидел, что с обеих сторон их эшелона также стоят грузовые составы, состоящие из цистерн, рефрижераторов, крытых вагонов. В нескольких сотнях метров виднелась знакомая с детства водонапорная башня. «Да тут до бабули рукой подать, – подумал он, – и до Волгограда недалеко». Затягиваясь сигаретой, он увидел в конце эшелона солдат, тащивших тяжелые деревянные ящики, как и всё военное, выкрашенные зеленой краской. Они приближались, можно различить, что это бойцы первой танковой роты во главе с лейтенантом Абдуловым.

В ящиках, как и сказал Сулейманов, лежали пластины пластида. Абдулов дал приказ устанавливать пластины в коробочки-кирпичи, прикрученные на носу, бортах и башне каждого танка. Пластины выдавались под роспись командира взвода на каждый танк отдельно, согласно заявленному количеству коробочек КДЗ. Танкисты облепили танки и, вооружившись гаечными ключами, принялись откручивать стальные «кирпичи», вставлять туда по две пластины пластида и прикручивать назад. На каждом танке около 240 таких КДЗ-шек, поэтому заканчивали установку при свете железнодорожных прожекторов после ужина, состоящего из того же сухпая.

– К чему такая спешка? Что, днем нельзя этого сделать или как приехали бы? – спросил уставший от откручивания и прикручивания коробок с пластидом Щербаков у Круглова.

– Да тут ходят слухи, что нас могут чуть ли не с платформ в бой послать, – совершенно серьезно ответил Круглов. – Думаешь, мы просто так сразу в танки полный боекомплект грузили?

– В какой бой? – удивился Александр. – Мы же туда на блокпосты едем.

– Не знаю, Саня, никто толком ничего не знает или просто не говорят. Что-то там обстановка накаляется. Вон как нас быстро сорвали. А по телеку в новостях тоже ничего конкретного не показывают.

– А это что за БТРы с машинами к нам прицепили?

– Это наш второй мотострелковый батальон, а наша первая танковая рота ему придана. Вот мы вместе туда едем, ну я там сам толком никого не знаю, потому что они в области дислоцированы, а наш танковый батальон в Волгограде, – ответил Вадим. – Много вам еще крутить осталось?

– Да еще несколько коробок на башне, и всё.

Наконец пластид занял своё место в коробочках КДЗ. Щербаков, усталый, сидел на трансмиссии и наблюдал, как трое танкистов на танке командира роты соскабливали часть цифры «0» номера «150», нанесенного белой краской на трех башенных ЗИПах. Заинтересовавшись, Щербаков спрыгнул на темнеющую в сгущавшихся сумерках щебенку и подошел к платформе с танком ротного. В это время один из бойцов аккуратно начал переправлять часть стертой цифры «0» на цифру «9» самодельной кисточкой, окуная её в пол-литровую стеклянную банку с белой краской.

– А зачем вы ноль на девятку исправляете? – спросил Щербаков.

– Если номер оканчивается на ноль, то сразу видно, что это командирский танк. И скорее всего – танк командира роты. Его в первую очередь и будут стараться подбить, – объяснил один из танкистов. Так лейтенант Абдулов сказал и заставил 150 на 159 исправить.

На ночь выставили караул для охраны эшелона, распределили время дежурства между офицерами – солдат нужно постоянно проверять, чтобы не спали на постах. Бойцы в бронежилетах с автоматами охраняли одиннадцать платформ с Уралом и десятью танками первой танковой роты. Один ходил с одной стороны эшелона, второй с другой стороны, меняя караул каждый час. Их контролировали офицеры-танкисты, сменявшие друг друга каждые два часа. Мотострелковый батальон тоже охранял свои вагоны с БТРами, ГАЗ-66-ми и другой военной техникой.

На не успевшей остыть за жаркий день трансмиссии Кравченко расстелил спальный мешок, на который улеглись всем экипажем, накрывшись зимними комбинезонами, вытащенными из ЗИПов. Щербаков мгновенно провалился в сон, не успев толком полюбоваться прекрасным ночным небом с россыпью звезд и Млечным Путем, едва различимым в свете станционных прожекторов.

Ночью его разбудил дежурить старлей Круглов. Поеживаясь от ночной прохлады, Щербаков прохаживался вдоль эшелона. Он курил сигареты одну за одной, вдыхая веющий от железнодорожных путей знакомый запах креозота, смешанный с запахом солдатского пота и дизельного топлива. С танковых трансмиссий и из товарного вагона раздавался дружный храп вымотавшихся за день танкистов.

Где-то грохотали сцепками вагоны, пущенные с горки, переговаривались по громкой связи вагонники, стучали колесами отправляющиеся и прибывающие на станцию составы. И запах нефтепродуктов от стоящих на соседнем пути цистерн доносился такой же, как два месяца назад, только вот Александр сейчас был одет не в оранжевую железнодорожную жилетку, а в камуфлированную военную форму.

Вдоль платформ с танками ходила пара бойцов в бронежилетах с автоматами, но, как выяснилось, пустыми «от греха подальше» магазинами. Поглядывая на старенькие механические часы «Луч», Щербаков так прошатался два часа, иногда присаживаясь на корточки и борясь со сном. Солдаты, охранявшие эшелон, постоянно спрашивали у лейтенанта время – им не терпелось разбудить своего сменщика и, передав автомат с тяжелым бронежилетом, завалиться спать до утра. Наконец Александр разбудил спавшего крепким сном Абдулова себе на смену и, доложив, что происшествий не случилось, вновь залез на трансмиссию своего танка, но сон теперь упорно не шел. Заснул Сашка, когда на востоке начало светать, а на бортах танков выступили влажные следы от предрассветного тумана.

Прощальный "банкет"

Утро семнадцатого августа девяносто девятого года ничем не отличалось от предыдущего. Так же посветлело на востоке и солнце медленно начало подниматься над горизонтом, обещая очередной жаркий безоблачный день. После завтрака заниматься особо нечем – ждали, когда привезут автоматы на всю танковую роту, пулемёты НСВТ, ПКТ и боеприпасы к ним. Солдаты вновь по двое патрулировали свою часть эшелона. Когда отправится эшелон, никто не знал. По слухам – не раньше вечера, а скорее всего завтра, поэтому Щербаков рискнул подойти к комбату с просьбой съездить в город. «Я быстро, товарищ майор, хоть денег займу там», – соврал лейтенант, хотя еще немного денег у него оставалось. Купцов был в благодушном расположении духа, так как уже с утра хлебнул пивка в пассажирском вагоне, где расположились офицеры мотострелкового батальона.

– Зачем тебе в горах деньги? – усмехнувшись в усы, спросил он.

– Ну мало ли, ну пока мы туда доедем, – неуверенно сказал Щербаков. – На сигареты там…

– На сигареты, говоришь? – опять хитро усмехнулся комбат. – А вдруг эшелон уедет, тогда что?

– Да не уедет, товарищ майор, я быстро.

– Короче, даю тебе четыре часа – туда и обратно, – чуть подумав, сказал Купцов, – и с тебя пиво. Отсчет пошел, – добавил он.

Щербаков, не теряя времени, нырнул под вагон и перебрался на другую сторону эшелона. Вагоны тянулись на сотни метров в обе стороны, поэтому он, рискнув, снова нырнул под цистерну очередного состава, стараясь не запачкать новую форму. Наконец составы кончились и Сашка выбрался на низкий асфальтированный перрон. Пройдя мимо пункта технического обслуживания вагонов, он повернул направо перед пешеходным мостом, протянувшимся над железнодорожными путями, и через какое-то время вышел к автобусной остановке.

Автобуса, на удивление, пришлось ждать недолго. Желтый «Икарус», еще не забитый людьми, подобрал одиноко стоящего лейтенанта и увез в направлении Волгограда. Доехав до центра, Александр сразу купил себе бутылку пива в ларьке, пачку сигарет и отправился пешком в сторону общежития, надеясь застать там Эдика Хучуева.

На город опять навалилась августовская жара, асфальт плавился под ногами Александра, обутыми в гражданские ботинки. Надежда, что Хучуев окажется дома, была очень слабой, но просто сидеть в душном товарном вагоне и слушать тупые шутки солдат он не хотел. Тем более, когда еще пива можно попить спокойно, не слушая очередные армейские байки или обсуждения «рабочих вопросов».

Эдика, как и следовало ожидать, в общежитии не оказалось. Позвонить и узнать, где он – невозможно, потому как сотовых телефонов у простых людей не имелось, эти предметы роскоши только начали появляться у бизнесменов и криминала, а сама сотовая связь стоила безумно дорого. Из таксофона, находившегося на первом этаже общежития, домой Щербаков звонить не стал. То, что он едет в Дагестан, смысла говорить нет: «Родители там с ума сойдут, тем более, что у отца инфаркт был». Врать про Ростов тоже не хотелось: «Напишу письмо им потом, как будто из Ростова», – решил он,отхлебывая пиво из бутылки.

Из остальных знакомых в общежитии никого – кто на работе, кто на каникулах, да и время поджимало, поэтому лейтенант решил ехать назад. Купив по дороге ещё одну бутылку пива, под палящими лучами солнца, он наконец добрался до площади перед железнодорожным вокзалом. По причине отсутствия лавочки, Щербаков присел на корточки в тени остановки. Здесь останавливался нужный ему 88-й автобус. От жары и выпитого пива его клонило в сон. Рядом стояла недопитая пивная бутылка, куда он кидал окурки своих сигарет. Автобус всё не появлялся. Александр уже начал задремывать, плечом привалившись к стенке остановки, как его разбудил настойчивый голос.

– Товарищ лейтенант, – кто-то тормошил его за плечо.

Щербаков открыл глаза. Его взгляд сначала упал на начищенные до блеска берцы, затем, скользнув вверх, увидел отступившего на шаг старшего лейтенанта и двух солдат с красными повязками на рукавах с белыми надписями «Гарнизонный патруль».

– Товарищ лейтенант, – обратился к Александру молодой старлей, – предъявите ваше удостоверение. Эта Ваша бутылка? – указал он на недопитую бутылку пива с плавающими в ней окурками.

– Нет, не моя, – соврал Сашка.

– Почему Вы находитесь в нетрезвом виде в общественном месте? Нам придется пройти с Вами в гарнизонную комендатуру.

– Слушай, брат, – сразу протрезвел Щербаков, – я не могу в комендатуру. У меня через час эшелон в Дагестан уходит, – опять соврал он. – Я тут с друзьями приезжал попрощаться, фиг его знает, что дальше будет. Загребли вот в армию, а я сам не кадровый, политех закончил. Вот автобус сижу жду.

– Я тоже не кадровый, – заметно подобрел патрульный старлей, – тоже политех закончил, автотранспортный. А ты какой?

– А я ТКМ. Тем более, из одного института, – сказал Щербаков. – Я же не дебоширю здесь. Сейчас автобус подойдет и я уеду. Сам понимаешь, ведь, может, я последний раз пиво пью, – надавил на жалость Сашка.

– Ладно, только не «пались» смотри. Счастливо, коллега, – старлей отдал честь и пошел дальше, так и не проверив документы. За ним потянулись двое его подопечных.

Вскоре подошел долгожданный «Икарус» и повез Щербакова обратно в сторону станции со стоящим на ней эшелоном. До эшелона он добрался тем же путем, ныряя под вагоны и спотыкаясь на рельсах. Проходя мимо пассажирского вагона, он услышал из его тамбура смех, перемешанный с матом. В проеме показались «хороший» Купцов и еще двое незнакомых Щербакову офицеров – майор и капитан с петлицами мотострелковых войск.

– О, Щербаков, а где моё пиво? – развел руками комбат.

– Да у меня не получилось купить, товарищ майор – запинаясь начал лейтенант.

– Так, мне по херу, товарищ лейтенант. Я тебя отпустил? Отпустил! Ты денег занял?

– Занял, – соврал Щербаков.

– Значит, сейчас нас угощать будешь. Поехали.

Пролезая под вагонами стоящих составов, офицеры добрались до автобусной остановки, на которой их ждала зелёная «шестёрка» «Жигули» с солдатом за рулем. Офицеры забились в тесный для такого количества салон, машина вырулила на трассу и рванула в сторону железнодорожного поселка. На центральной площади остановились около какого-то кафе. Столы стояли на улице под навесом. Малочисленные посетители неторопливо потягивали пиво. Расположившись за одним из столов, компания офицеров потребовала пива и шашлыков. Чуть позже подъехали еще несколько незнакомых Александру офицеров из мотострелкового батальона. Потом кто-то предложил водочки под шашлыки и понеслось…

Чувствующий себя поначалу неуютно Щербаков уже обнимался с комбатом и называл его по отчеству Геннадьич. За столом, уставленным пивом, водкой и недоеденными шашлыками, выяснилось, что командира танкового батальона Купцова в Дагестан не пускают, так как туда командирована всего одна танковая рота и для командования достаточно командира роты. Комбат очень переживал по этому поводу, постоянно повторяя, что без него там все пропадут и никто командовать не умеет. Присутствующие успокаивали майора, как могли, например, подливая ему водку в пиво. Сашкиных денег на банкет, конечно, не хватило, соответственно доплачивать пришлось Купцову и остальным офицерам. Затем пили пиво с сушеной рыбой, опять водку и снова пиво. Назад к станции приехали, когда солнце почти село за горизонтом и рельсы блестели под лучами прожекторов. Под вагонами в темноте решили не лезть, пришлось обходить все составы, спотыкаясь на щебне.

Когда Сашка наконец попал в товарный вагон танковой роты, он сразу улёгся на нары, и сознание его полностью отключилось. Офицеры первой и второй танковой роты расположились на ящиках от снарядов, выложив нехитрую закуску из сухпая, и тоже устроили маленький прощальный банкет. Вскоре к ним присоединился комбат.

Щербаков не слышал, как кто-то сообщил, что эшелон скоро отправится, как подали тепловоз и его бывшие коллеги-вагонники проверяли тормоза, светя своими переносными фонариками на тормозные колодки и цилиндры вагонов. Сашке не пришлось увидеть, как офицеры второй танковой роты силой вытаскивали из вагона пьяного Купцова, кричащего, что он поедет в Дагестан с первой ротой. Щербаков спал глубоким сном, когда в полуоткрытой двери вагона исчезали последние огни его любимого города. Исчезали надолго.

Оглавление

Аннотация

«Гражданка»

Ростов-на-Дону. Штаб СКВО

Штаб 20-й Дивизии

Штаб полка

Добро пожаловать… (понедельник)

1 день в службы (вторник)

Как Марчелло прикурить пытался

2 день службы (среда)

3 день службы (четверг)

4 день службы (пятница)

5 день службы (суббота)

Вторая неделя службы

Третья неделя службы

Стрельбы

Второй месяц службы

Звонок

Погрузка

Прощальный "банкет"