Магические штучки. Неоконченная повесть [Алексей Викторович Свиридов] (fb2) читать постранично, страница - 3

крупным специалистом. А я как раз наоборот, и начинается спор, заведомо безрезультатный, но зато дающий возможность обеим сторонам и эрудицией блеснуть, и остроумие продемонстрировать. Разговаривать со Светой легко, её кругозор и взгляды на жизнь примерно схожи с моими, и не надо делать про себя поправок типа «этого не поймёт, а на это обидится».

Даже спорить с ней — одно удовольствие.

Пока суть да дело, Арбат уже почти кончается, и я предлагаю свернуть налево, там есть на что посмотреть. Сначала цэковские дома, потом здание иного толка. В своё время в нём помещался публичный дом, и межоконные проёмы до сих пор украшены барельефами в виде мужиков, забавляющихся с дамами. Хохма в том, что среди этих мужиков есть вполне узнаваемые Пушкин, Толстой, Гоголь, и это весьма забавляет всех, кому я это показываю^[2]. Свету — тоже, хотя и не слишком сильно — опять эта сдержанная улыбка. К этому времени я уже обнимаю её за талию совершенно по-свойски и с некоторым волнением ощущаю, как время от времени её бедро прижимается моему. Прижимается и не спешит отдаляться. Или это мне только кажется, что не спешит?

Следующий номер нашей обширной программы — Вовкин дом. То есть на самом деле у этого дома есть какой-то номер, но мне он как-то всегда был без надобности^[3]. Живёт здесь один мой знакомый, Володя по имени, и у его дома замечательная крыша, возвышающаяся над всеми остальными крышами вокруг, не считая, разве что, высотного здания на Смоленской^[4]. Если бы какой оборотистый кооператор устроил здесь кафе, то оно затмило бы славу и «Седьмого неба», и «Огней Москвы», вместе взятых. Но пока этого не случилось, я вожу на эту крышу всех, кого ни попадя, и никто до сих пор не сказал, что сходили зря.

К Вовкиному дому мы со Светланой подходим уже в сумерках, которые подсвечены оранжевым светом фонарей с Садового кольца. Здание уходит вверх, меняясь в цвете от мертвенно-белого (фонарь перед подъездом), к оранжевому (свет с улицы) и дальше к тёмно-серому. На фоне неба оно выглядит неземным замком, готовым обрушиться на нас, грешных. Речь по этому поводу моя спутница воспринимает благосклонно, видимо тоже ощутила.

В лифте я описываю ей, какие панорамы сейчас откроются перед нами, и получается очень обидно, когда в самом конце чердачной лестницы обнаруживается массивная решётка. Привет, прогулка а-ля Карлсон отменяется. Единственное, чем я могу утешить и себя, и её — это посмотреть в окно лестничной площадки. Вид через окно, конечно, тоже неплох, но через стекло нет того очарования. Но ей и так нравится.

Гитара прислонена к стене, а мы со Светланой стоим бок о бок перед окном. Мне тепло и хорошо, ей, наверное, тоже. Моя рука ложится выше талии, чуть-чуть поворачивая Светлану ко мне лицом, вторая рука поднимается, чтобы помочь первой…

Над головой раздаётся громовой щелчок, и завывающий мотор начинает крутить лязгающие колеса — какому-то гаду именно сейчас до зарезу понадобился лифт! Внизу, этажа через три, слышен сдержанный, но радостный гавк некоей, судя по голосу, крупногабаритной псины. Двери закрываются, и лифт едет дальше. Мне на все эти звуки плевать, но Света вся аж передёргивается, и прощай очарование момента: нас вновь разделяет пионерское расстояние, и по своей инициативе она его явно не собирается сокращать. Очередной щелчок — лифт останавливается где-то в самом низу, и оттуда же, снизу, доносится яростный собачий лай — даже на расстоянии семнадцати этажей ощущается, что теперь пёс не от радости шумит, а в смертельной злобе. «Хозяину что ли на ногу наступили?»

Мотор снова наматывает трос, я смотрю Свете в лицо, пытаясь понять, что случилось: с каждой секундой оно становится всё мрачнее и злее. «Её что, не обнимали никогда?»

— Быстро вниз!

«Это ещё что такое? Такого тона не понимаю…»

— Я сказала — быстро вниз, ну?!

— Да ты чего, в чём…

Она не желает меня дослушивать, и, вообще, беседовать дальше, а просто берёт за плечи своими тонкими руками, запросто разворачивает, как малого ребёнка, и легонько толкает вперёд. И получается, что после этого толчка в спину я сыплюсь вниз по лестнице, как если бы кто гнал меня пинками. От подъезда к троллейбусной остановке несёт меня так же, и лишь когда за спиною с шипением задвигаются двери «Букашки»^[5], я начинаю осознавать, что же произошло. Вернее, не осознавать, а пытаться это сделать.

«С чего это я так побежал? — Пробую вспомнить — и никаких слишком сильных эмоций не вспоминается. Было просто ощущение, что надо убежать и как можно дальше.— Может она экстрасенс? В разговоре Света упоминала о том, что она чему-то такому училась, а я её высмеял. Получается, зря? Но с чего ей меня было вот так гнать — испугалась, что я её тут прямо насиловать пристроюсь? Но ручки-то её тонкие на проверку оказались чуть ли стальными, такую изнасилуешь!

Блин, да я ж гитару там оставил! Гипноз или не гипноз, а надо туда