H.I.V.E. Удача любит смелых [Johan Stevenson] (fb2) читать онлайн

H.I.V.E. Удача любит смелых

Пролог

Есть в жизни что-то такое, что ищет каждый. Не цели, их человек ставит для себя сам, соответственно и искать их не нужно. Они просто есть или нет, и ты к ним стремишься или стоишь на месте. И не тепло родной души или родительского дома. Ты можешь убеждать себя в том, что здесь, в съёмной двушке с девушкой под боком тебе так же хорошо, как в отчем доме, откуда заставили бежать обстоятельства или теснота гнезда, что ощущается с первыми перьями и пощекотавшим их вольным ветром... Так что же ищет Человек?

Этим вопросом я задался, увидев обычного вокзального бомжа. Не сказать, что он наслаждался таким существованием, но научился довольствоваться малым. Заросший он рад тёплому дождю, что выбьет пыль. Голодный он рад купленному пирожку и будет долгое время благодарить человека, что смилостивился над ним. Замёрзший он будет рад ночевать под вокзальной крышей. И он рад, потому что всегда готов к худшему. Он не расстроится, если всё пойдёт не так, попробует снова, пойдёт в другое место, умрёт, но никогда не будет клясть жизнь, потому что нашёл своё место в ней.

Своё место в жизни ищет каждый, зачастую отождествляя этот процесс с другим, не менее важным, поиском «места под солнцем».

Это не совсем правильно. Поиск «места под солнцем» — это цель, стремление к благам и удовольствиям в жизни с помощью личных накоплений. Тогда как поиск «места в жизни» означает нахождение себя, чувство, что в данный момент времени и всегда, какие бы цели перед тобой не стояли, ты занимаешься своим делом. Не обязательно принося счастье другим, но если так случилось... Что ж, поздравляю, ты помогаешь другим находить своё место под солнцем.

Я вот тоже ищу своё место в жизни и место под солнцем, хоть и понимаю всю разницу — не могу удержаться и не смешивать. Место под солнцем у меня уже есть: своя квартира, работа с достойным заработком, учёба для самосовершенствования и продвижения себя выше по карьерной лестнице, девушка...

Впрочем, это неважно. Важно другое: поезд вывез нас — всех пассажиров — из города и сейчас стук колёс не заглушался шумом улиц.

Опустил окно, прислушался, красота; где-то сзади и слева кто-то пилит лес, видимо, попилили бюджет — попилят и лес. Впереди сгущается туман и несётся нам навстречу товарняк с какими-то химикалиями. Несёт так, что хочешь — не хочешь, а окно закрыть придётся. Своей носоглоткой я дорожу и лечиться в отпуске от химического ожога не собираюсь.

Закрыл окно, легче не стало, даже наоборот — запах усиливался со страшной силой. Встал, вышел в проход. Оказывается, не я один недовольный, другие тоже высыпали со своих мест и уже во всю задалбливали проводницу вопросами. Одна тучная дама нависла над бедняжкой с явно недобрыми намереньями, начиная от простого «припугнуть» и заканчивая самым реалистичным при её габаритах «съесть». Брр, не хотелось бы мне пересечься с такой в тёмном переулке!

Решил: «Да ну их нахрен! И без меня на этом празднике то ли жизни то ли смерти одной проводницы и так многовато народу». И зашёл обратно в купе.

Несмотря на то, что с товарняком мы уже минуту как разошлись, запах не выветривался. Снова открыл окно. От простого движения закружилась голова. Выдавив сдавленное «Ух!», словно страдал от сердечной недостаточности, завалился на полку, ударившись головой.

— Ух, сука! — потянулся к ушибленному затылку, руки ходили ходуном. Горло сдавило. Лёг. Тут же провалился в беспамятство.

Очнулся от того, что кто-то яростно долбил в дверь. Странно, я, вроде, не запирался. Долбили яростно, явно из последних сил, так как постепенно стуки стихали. Зато нарастало странное утробное рычание. За дверью завизжали низким женским голосом.

Вот это мне уже совсем не нравится. Попытался встать, по голове словно кто обухом двинул. Во рту сухость такая, как будто перед тем, как сесть в поезд, в одного раздавил литра три водки, без закуски и с продолжением. Ноги подгинаются.

Визги за дверью смолкли, а урчание сменилось на противное чавканье. Что там за химикаты такие везли?! Вонять перестало, значит впиталось. Судя по звукам за дверью, там не детские мультики приехали снимать.

Блять! Я заперт в купе, в голове каша, тело не слушается и ломит, во рту пустыня. Паника, это паника.

Пытаюсь сосредоточиться — голова болит только сильнее. Фокус теряется. Нужно достать лекарств из аптечки, хотя, думаю, анальгин тут мало поможет.

Кое-как сдёрнул с верхней полки свою сумку. Сумка упала с грохотом. Чавканье за дверью превратилось в напряжённое урчание. Но «ходячий» оказался слишком тупым, чтобы обнаружить источник шума или наоборот слишком умным и посчитал выламывание двери бесперспективным (надеюсь).

Сердце колотилось как бешеное, словно запертый в клетке зверь, что видит своё дитя, но не может дотянуться. Присел на корточки, уши заложило — неприятно, но в сравнении со всем остальным — пустяк.

Аккуратно дёрнул собачку на молнии, боковой карман почти беззвучно раскрылся. Нашёл пачку анальгина, закинул две таблетки, взял бутылку из той же сумки, запил. Не помогло, но в движении всё не так хреново.

Решил, что надо выдвигаться по железке к городу, всё-таки вот так вот сидеть и ждать, пока вирус тебя переборет — не самое лучшее занятие. А найти родственников и умереть в их компании, ожидая эвакуации — достойная цель.

Распотрошил свою сумку в поисках того, что может пригодиться. Нашёл полицейский фонарик — забота девушки, не иначе. Обмотал на запястье, в случае чего есть чем сопротивляться на последнем пути. Взял туристический нож, консервный, распихал по карманам куртки, что тоже лежала в сумке и ждала своего часа. Файер он же фальшфейер стал последней вещью, что я решил взять с собой. Своя ноша, конечно, карман не тянет, но не в том случае, когда ты дрыщ в предсмертном состоянии.

Встал, оценил свои габариты, соотнёс их с размерами окна. Пролезаю — уже неплохо. Плохо то, что всё так же хреново и минута за минутой становится хуже, хотя казалось бы; куда уж хуже?

Размахнулся и со всей дури, на какую способен, саданул фонарём по окну. Дури хватило на здоровенную трещину в стекле. Ударил в то же место ещё раз. И ещё. С пятого удара, когда на стекле уже не осталось живого места и оно покрылось паутиной трещин, окно всё же поддалось.

Сиюминутная радость сменилась беспокойством, когда зомби заскрежетал руками по двери с таким напором, что брошенная сумка с вещами, служившая какой-никакой, а подпоркой, задрожала.

Чтобы не умереть так же быстро и бесславно, как та женщина за дверью, прыгнул в объятия леса рыбкой. Приземлился крайне неудачно, носом в гравий. Тормозил локтями, зацепил рукой осколки, благо куртка кожаная выдержала, но локти всё равно изрядно потёрлись.

Встал и, пошатываясь, побрёл по железке походкой, неотличимой от мертвяка. Да и целиком я сейчас на живого походил мало. Лицо всё разбито и ободрано, сам бледный, причёска «я упала с самосвала тормозила головой». Для полной достоверности образа мне не хватает только утробного рычания, но, боюсь, неживые собратья по человеческому виду не оценят.

***

Спустя два часа ковыляния со скоростью тихоходки я устал. Адреналин схлынул, угрозы для жизни не наблюдалось, а аппетит разыгрался волчий. Потянулся в карман за телефоном, посмотреть время. Похлопал по одному карману, потом по второму, во внутренний залез — не нашёл. Видимо, оставил в вагоне.

Много чего полезного оставил в вагоне, брал только то, что посчитал критически важным для выживания, даже спичек не взял, блин... Со злости пнул камешек, сел на рельсу, высморкался.

Не герой я. Герой бы сразу подумал о семье, о девушке и побежал бы со всех ног к ним, спасая всех встречных-поперечных и разя одного зомби за другим. А я что? Сразу выскочил в окно и иду в город только из-за того, что другую дорогу не знаю.

Сплюнул горьковатую пыль, в который раз приложился к бутылке с водой — жажда не проходила, но хоть что-то. Повертел её в руках, внутри осталось на два глотка. Совсем не экономлю.

Если злополучный товарняк проехал со своими химикатами особого назначения через город там наверняка есть заражённые, а значит... А что это значит? Чёрт! Мало фильмов про зомби смотрел до сего дня, а после того, что произошло в поезде, как-то не тянет.

Но, если подумать логически, то ничего серьёзного, в сущности, там произойти не могло, сквозная линия по краю города с одним вокзалом да парочкой ларьков около путей, жилые дома, квартирки. Армейцы наверняка справились, а если нет, то в городе меня ждёт смерть.

Всё, хватит рефлексировать, Саня! Передохнул? Возьми свою жопу в руки и беги в город к родным, всё равно у тебя плана нет и не будет! Фух, вроде помогло!

***

Спустя минут сорок по моим внутренним часам я вышел на совершенно другую железку, более старую, узкую и поросшую травой.

Пробежать мимо не мог, как и пропустить развилку, хоть и держусь на морально-волевых и по зрению могу позавидовать даже кроту, но свою-то, мать её, железную дорогу я знаю. Сколько раз с пацанами по ней в поход километров на десять срывались и не вспомню теперь. Чертовщина какая-то! То люди в зомби превращаются от химикатов, то по знакомой до трещинки железке прихожу в совершенно другое место!

— А-а-а! — проорался на весь лес и как-то даже легче стало. Словно кто опять переключатель щёлкнул.

Поворачивать назад смысла не видел, зачем? Чтобы опять к поезду прийти? Нет, спасибо, я лучше помру от усталости, чем от того, что какая-то тварь будет жрать мою плоть. И восставать таким же тупым куском мяса не хочется.

Так и брёл потерянный и злой на весь мир и, в частности, на тех, кто эти чёртовы химикаты произвёл, чтоб их черти ебли в аду калёной кочергой! Добил последние два глотка выдохшейся газированной воды. Пожар не умолкал.

В голову стали лезть всякие бредовые мысли. Самовнушение перестало помогать, стал расцарапывать до крови лицо, которое жутко чесалось к тому же. Решение двух проблем одним действием, так сказать. Только в обоих случаях помогало мало, лицо не перестало зудеть и стало кровоточить, а мысли как лезли, так и лезут.

Ещё через полчаса перестал соображать зачем иду, куда иду, встал и тупил в одну точку.

В себя привела только пуля, просвистевшая миллиметрах в трёх от уха и обжёгшая его.

— Ай, блять! — подпрыгнул и залёг. Если стрельнули так, значит хотели проверить, живой или мертвяк, или стрелок криворукий. — Мужики, человек я! Че-ло-век!

— Ну да, ни одного говорящего мертвяка мы пока не встречали, — усмехнулся кто-то в тени. — Босяк, проверь!

В мою сторону выдвинулся мужик в «горке» с лёгкой разгрузкой и АКМом на плече. Лицом типичный уголовник: небритый, с татуировкой на лысой голове и хитрыми блестящими глазами.

Он подошёл ближе, пнул меня под рёбра. Перевернул на спину.

— Да не, Шныра, вроде на мертвяка не похож. Чистый свежак судя по взгляду!

— Ну так ему же хуже, — гыгыкнул Шныра. — Пакуй!

Приклад АКМа как снотворное на мне использовали впервые...

Глава 1

В себя пришёл, как и ушёл, от удара. Милицейский УАЗик подпрыгнул на ухабе, и я как следует приложился затылком об крышу. К постоянной ноющей боли от этого непонятного сушняка и затёкших мышц добавилась пульсирующая.

Соображал туго, но таки сообразил. Угодил в поезд, который пересёкся с товарняком с химией на борту. Не стал зомби — единственный плюс, а то, что бы я делал, запертый самим собой в купе? Единственный вариант — бился бы головой в оконное стекло, пока не разбил бы его и не выбрался. Странно, человеку и зомби пришли в голову одни и те же мысли!

Брр! Саня, сука, не отвлекайся!

Брёл по железке, чуть не поймал пулю, попался беглым. Взять с меня нечего, так они решили взять меня. Единственный вопрос: зачем? А вот его и задам, заодно анальгина попрошу, ух! Опять трясёт всего!

Собравшись с духом, скрепил перетянутые жгутом руки «в замок» и начал стучать в переднюю стенку. На стук обернулся недавний знакомый — Босяк. Посмотрел на меня скучающим взглядом, зевнул и спросил:

— Чего тебе, мясо? Поссать, пососать? — и тут я испугался, сказано это было настолько нейтрально-похуистически и с лицом, не выражающим абсолютно ничего, что стало понятно; обе просьбы он удовлетворит с одинаковым усердием, только ссать буду я и сосать тоже.

— Да не, фраер, у меня колокол гудит и чувствую кондратий скоро хватит.

— Цыц! Про кондратия ты правильно сказал, только тут он страшнее. А в остальном — как был лохом пустым, так им и остаёшься. Думал пару слов по фене, и мы тебя как своего примем? Лох — это судьба, — Босяк повернул голову к водителю. — Тормози, Лом! — взял в руки рацию. — Приглашаю всех доблестных пацанов нашего фраерского ордена посмотреть представление «Свежак пробует фирменный живец Босяка»! Кто хочет, прошу пройти к третьему УАЗику.

Босяк выпрыгнул из машины, хлопнул дверью, а через пятнадцать секунд показался в задних дверях с улыбкой доброго мороженщика на лице. Схватил меня за шиворот, выволок как скотину на дорогу — разбитую колею — посадил около колеса, упёрся коленом в грудь, свинтил с пояса флягу.

Мне не сказать, что всё равно, сил бороться просто не осталось, да и откуда им взяться, если десять часов на ногах без отдыха и еды. Тем более плохую вещь «живец» не обзовут.

Приставил горлышко ко рту и немного наклонил. Горло обожгло и вместе с тем пришёл вкус. Протухшие яйца в самогоне, настоянном на носках, которые месяца четыре не стирали, не снимали и вымочили прямо вместе с немытыми ногами. И это — самая лестная характеристика для такой бурды.

Хотел сплюнуть, но фляга, всунутая почти в самую глотку, мешала. После третьего глотка этого «напитка богов», Босяк отнял флягу, а я закашлялся, в который раз за эти сутки «ухнул», и меня прополоскало прямо себе под ноги.

— Гляди-ка, опростался-таки мяса кусок! Я уж думал проспоренные спораны отдавать, — обрадовался моему конфузу водила.

— Нет, так не пойдёт, ты давай глотай иначе замёрзнешь, потом с тебя даже одного спорана не возьмёшь, — сказал Босяк и вновь пропихнул флягу мне в горло. — Да твою-то матушку! Пей давай!

Пришлось глотать. Второй раз пошло легче, оно не удивительно, когда знаешь, чего ожидать и когда организму нечего исторгать из себя кроме желчи, в сущности, ничего другого не остаётся.

— Вот, хороший кусок мяса! — Босяк поднял меня за шкирку, встряхнул и спросил: — Поссать надо, нет? — отрицательно мотнул головой. — Смотри, зассышь машину — коновал будет самым зверским образом тебя органов лишать и прежде всего твоего шланга, по полсантиметра в день, если маленький, то по три миллиметра.

— Так вы меня на органы взяли? Пацаны, не надо, у меня все лёгкие загазованные и почки ни в пизду!

— Чувак, ты не въехал, здесь не твой родной мир, здесь реальные пацаны, и такие косяки Стикс правит, как нам два пальца обоссать, — Босяк закинул меня внутрь и захлопнул двери.

Удивительно, но «живец» подействовал самым лучшим образом. Тело, конечно, как было затёкшим, так и осталось, а вот башка прояснилась и кости ломить перестало.

Машина тронулась и меня потянуло в сон, чего на голодный желудок никогда не случалось. За счёт чего и держался долгими предзачётными ночами, но это лирика моего студенческого прошлого. Похоже теперь не самого худшего.

Как там Босяк сказал? «Стикс»? Река смерти, единственный путь в АИД. Ну, если Харон оставил свой пост, неудивительно, что тут хмыри с автоматами бегают. Куда как более удивительно, что я сюда попал и за какие, спрашивается, грехи? И как на земле расценят моё отсутствие? Хотя, глядя на официальную статистику пропавших без вести, этот вопрос отпадает — просто спишут Александра Харькова и дела нет. Родителей, конечно, жалко, немолодые уже, чтоб второго заводить, а девушка погорюет, да найдёт другого.

За такими мыслями не заметил, как заснул.

Засыпая в позе гусеницы, человек должен учитывать, каково ему будет по пробуждению. Я не учёл, за что и поплатился отнятыми ногами, дикой болью в суставах и ударом головой об дверь от неожиданности.

Причиной пробуждения стала пулемётная очередь. Потом вторая. Судя по звуку, работали из крупняка, РПК или тот же ПКМ так не работают. В детстве смотрел с отцом военные передачи, думаю, кое-что знаю.

Кое-как подполз к стене в салон, поднял руки, которые не размыкал из «замка» и вряд ли теперь смогу, даже если меня развяжут. Приготовился стучать по перегородке, но Босяк сам повернул голову в мою сторону.

— Чо, мясо? Интересно, страдания кого закончились, а кого только начинаются? Ковыряться Толик всё равно будет долго, так что чо бы и не размяться? — сказал он и вышел из машины.

Двери распахнулись, Босяк поманил меня пальцем и изрёк:

— Давай, в этот раз сам будешь ножками землю топтать. Ты, конечно, фуфел дрыщеватый, но я не ломовая лошадь, чтоб тебя каждый раз на горбу таскать, да?

Скрипя всем, чем можно и чем нельзя, выполз на свет божий. Чудом перевернулся, вытянул ноги к краю и спрыгнул. Сука! Как же это больно! Еле разогнулся обратно, благо не упал иначе было бы совсем позорно.

— Идём, посмотришь на местную фауну в первый и последний раз, — кинул Босяк через плечо и пошёл дальше.

Пошёл следом за ним, а куда деваться от вооружённого головореза в чужом мире, если ты не знаешь местности? Да и если бы знал — не бежал бы, пулю промеж лопаток хватать не хочется, а пожить пару лишних часов перед тем, как тебя распилят, хочется.

Мертвяк заставил колонну остановиться в достаточно живописном месте. На поле около дороги во всю рос подсолнух, а невдалеке от места остановки отходила накатанная колея, что вела в деревню за полями буквально на самом горизонте. Щурься не щурься, а кроме серой полосы не увидишь ничего.

С другой стороны грунтовки, по которой катила колонна, картина отличалась только тем, что поле засеяли злаковыми, а на горизонте неровными рядами стояли берёзы.

Закончив осмотр местности, взглянул на причину остановки... и лучше бы не смотрел.

Нечто под четыре метра ростом, с непропорционально большими мышцами груди, закрытыми такой бронепластиной с шипами, что любой бронежилет, покажи ему их, тихо заплачет в тёмном уголке. Голова тоже выглядела слишком огромной для моего восприятия и почти везде закрытой такими же пластинами-наростами. В общем и целом, монстр выглядел как-то даже гармонично, устрашающе.

Пока я скакал вокруг мёртвого монстра, пытаясь воссоздать в голове что-то наподобие диафильма, где он сжирает весь конвой, остальные занимались делом. А именно зачем-то спиливали затылочную пластину болгаркой. А детина, стоящий в стороне от них, презрительно улыбался и точил клинок.

Видя интерес на моём лице, Босяк с демонстративной ленцой начал объяснять:

— Оценил? Вижу, что оценил. Эта сука зовётся всеми кусач за ниебически здоровый хлебальник и аппарат по перемолке всего живого и неживого. Данный экземпляр почти отожрался до полноценного рубера, скорее всего на деревеньке за полем, поэтому ловить там нечего, разве что мародёрить, но не наш это профиль. И такие кенты тоже не наш профиль. Наш профиль — мясо, то есть такие, как ты. Так вот: два честных фраера сейчас спины гнут не за здрасьте, а за долю с почившего, а там и спораны и горох и при особой удаче можно разжиться красным или чёрным жемчугом. Но всё это богатство кусач прячет за затылочной пластиной в споровом мешке. Институтские говорят, что и у нас этот самый споровой мешочек есть, только в другом виде. Задавай вопросы, всё равно возиться они будут минут десять ещё, а время убить надо.

Босяк словно насквозь меня видел. За десять минут режима «вопрос-ответ и немного справки» я узнал «всё, что хочет знать смертник», — как пошутил он, когда закрывал меня внутри УАЗика.

В пакет смертника входили общие знания о местной фауне, то есть разного рода заражённых, о том, как вообще выжить и что делать, если вы обосрались. А я обосрался, по признанию Босяка, то есть попал к ним, что автоматически хуже смерти и обращения. В данном случае он посоветовал скрестить пальцы и уповать на чудо, так как Бог отвернулся от этого мира.

Как-будто я этого сам не понял! Хорошие люди даже в таком дерьмовом месте стараются помочь друг-другу. Плохие, как выяснилось, сотрудничают с непонятными «Внешниками» и продают им органы иммунных оптовыми партиями, так как народу в Стикс попадает просто немерянное количество.

А сам народ делится на две вышеупомянутые категории. «Заражённых» и «иммунных». Вторых, как и положено постапокалиптическому миру, меньшинство, особенно в дефиците женский пол. И у всех, кто не обратился есть спящие способности, которые активирую «знахари», всё сложно, но также просто.

А первых — большинство, но особенно много пустышей, чуть меньше бегунов и топтунов, и далее по количественной нисходящей вплоть до вершины пищевой цепочки заражённых — элиты, настолько сильной, что каждая особь уникальна как внешне, так и по набору способностей.

Про последнее не очень понял, а Босяк не спешил уточнять. Да и зачем лишняя информация куску мяса, что всю свою недолгую жизнь проведёт на «ферме» по выращиванию органов в живых людях?

Перспективы не радовали, да и не могли обрадовать никак. Верно сказал Босяк, попал, так попал, что и не выбраться теперь.

— Начальник, живца дай! — крикнул в перегородку без надежды.

— Лови тару, не будем из-за тебя, осла, конвой по-новому тормозить, не прокатило представление, — процедил сквозь зубы урка и пропихнул мне в подставленные руки флягу.

Дождался ровного участка дороги, поставил флягу на лавку, с трудом отвинтил крышку, глотнул... Чёрт! Как жжёт-то без еды! Неприятная хрень, но без неё не выжить. Одно радует, пока я буду свежим на «ферме» и у меня не начнётся «трясучка», меня не отправят на окончательную разборку. Что такое «трясучка» Босяк предпочёл умолчать, но не думаю, что что-то хорошее.

***

На «ферму» прибыли только следующим утром, пару раз разбирались с крупными тварями, а один раз удирали от элитника и его свиты — тройки руберов — было страшно, но желание закончить в пасти заражённого и стать топливом для его эволюции всё ещё пересиливал страх смерти на столе у Коновала.

Как выяснилось, «Коновал» — это погоняло местного знахаря, пацана с убеждениями, что как попал в Стикс, так и пошёл по трупам. Судя по рассказу и живописанию Босяка с Ломом — бывший хирург, у которого слетели тормоза, когда обращённая жена во время интима откусила ему болт под корень. Орган отрос, а травма осталась. И с этим человеком я очень скоро познакомлюсь.

Меня выгрузили из машины два дюжих молодца без признаков интеллекта на лице, загнули «гуськом» и повели в здание бывшей тюрьмы. И надо ж было такому заведению стать стабильным кластером! Теперь она реально «дом родной», прошлое не отпускает таких людей и находит даже в другом мире.

Было бы смешно, если бы меня не вели в отстойник, где организовали медблок.

Двери на большинстве камер поменяли и даже сделали что-то вроде ремонта в «цивильной» части. Вообще не понимаю, зачем меня скрутили, не вырвусь же — некуда. На мою нейтрализацию и экскурсовода уже много.

— Босяк, скажи ты им, не сбегу я! — взмолился, когда почувствовал, что при ещё одном повороте эти два деревянных солдатика порвут мне мышцы.

— А вдруг ты на самом деле в Стиксе прожил хуеву тучу лет и просто довёл себя до спорового голодания или под перезагрузку попал и сейчас под дурачка косишь, чтоб всех наших ночью вырезать? Вот наш ментант поговорит с тобой по душам, тогда и решим, нужна тебе усиленная охрана или нет.

— «Ментант»?

— По-другому ещё «ментат» — гибрид слов «ментал» и «мент». Нужный в любом приличном стабе человек, лучше любого детектора лжи и сывороток правды — всех насквозь видит. Правда из-за таких вот нам, приличным пацанам, в лоховские стабы путь заказан. Вот спросят тебя: «С мурами или внешниками дела имеешь?!», — нет скажешь — соврёшь, к стенке поставят, по честняку всё выложишь — опять к стенке. Патовая ситуация.

— А «муры» — это кто?

— Это все, кто с разными внешниками дела имеет по лоховскому убеждению. И зацени, получается, что все Институцкие так или иначе — муры, потому что с Нолдами дела имеют. Объяснить природу Стикса с помощью земной науки пытаются — идиоты. А мы, кстати, пришли.

Босяк остановился перед самой обычной дверью, два раза постучал, кашлянул в кулак и открыл дверь. Через семь минут выскочил, словно ему прут кто вставил и провернул для верности. Красный, как чёрт, посмотрел на меня. Я чуть не кончился.

— Ведите его в отстойник, пацаны, да отпинайте на всякий случай так, чтоб он без живца даже вздохнуть боялся. Некогда нашему ментанту, через часов пять, может, освободится.

Меня оторвали от земли и грубо развернули. Долго вели по всяким коридором. На втором крытом переходе перестал пытаться запомнить дорогу. Какая разница, если на мне через пять минут не останется живого места?

Когда один из громил выпустил мою руку для того, чтобы открыть дверь, я почувствовал просто неземное облегчение и понял, это — последний приятный момент в моей жизни, дальше только боль, страх и смерть.

Второй подвёл меня к камере, а потом они вдвоём перехватили тело, как таран и размахнулись для дальнего броска.

Соприкасаюсь ногами со стеной, отдалённо слышу хруст собственных костей и теряю сознание. Боли не почувствовал, нет, просто отрубился.

Когда открыл глаза, увидел, что несколько рёбер торчат наружу и подо мной лужа крови. Как со свиньи натекло. Страх сдавил горло, откуда-то пришло понимание; «ты должен благодарить этих двоих за использование тебя в качестве тарана». На живую такое просто не переносится. Удивительно, как я вообще пришёл в себя.

Попытка пошевелиться принесла лишь боль. Завыл бы, если бы смог, но челюсть превратили в кашу, которую перемалывали из крупы ступой очень долгое время. Видел одним глазом, второй выбили... похоже, насовсем. Правой рукой инстинктивно попытался ощупать глаз. Новая вспышка резкой и одновременно тупой боли показала, что этого делать не стоило.

Оставалось только расслабиться и получать удовольствие, что я и сделал, благополучно отрубившись.

***

Пришёл в себя от удара по моему многострадальному лицу. Хорошо хоть кулаком саданули, а не сапогом. И на том спасибо, как говорится.

Отвернулся от ударившего и сплюнул на пол сгусток крови. Недавно натёкшая с меня уже успела присохнуть, значит в отключке я провел часа четыре не меньше. Во рту опять всё жгло. Провёл языком по зубам — парочка шаталась, но это уже от совсем свежего удара. Лицо всё опухло и чесалось, но говорить, по ощущениям, мог.

— Пить!.. — просипел, как последний выживший после месяца скитаний без воды и больше не издал ни звука, сколько не надрывал глотку.

— Живца, наверное, вредно будет... — протянул расплывчатый силуэт, и поднёс флягу, с чистой водой, судя по обрывкам вкуса, к моим губам. — Перестарались парни, а отвечать перед Седым и Коновалом мне. Вот, что за порожняк, а, мясо?

С трудом поднял голову повыше, попытался сфокусировать взгляд. Не получилось.

— Вижу, совсем хреново. На разборку тебя сейчас нельзя — точно знаю, Коновал за такой материал ни за что в жизни не возьмётся. Но к Седому прогуляться придётся, уж не обессудь.

Меня опять подняли на сломанные ноги-спички, но после того, как я упал и мой позвоночник выгнулся, как не должен выгинаться от природы, поняли; «что-то не так» и понесли на руках.

Может быть, это было бы хорошо, если бы несли не к непонятному Седому, что видит всех насквозь, и не полудохлого разобранного с болью в каждой косточке от вибрации шагов.

Что самое противное, отключится не мог, чувствовал: отключусь — уже не встану, поэтому наблюдал резкие лампы дневного света и луч солнца, перечерченный линиями решётки.

На этот раз провожатый, коим, несомненно, являлся Босяк, просто я не мог его разглядеть, не стал стучать, а просто открыл дверь перед носильщиками.

Они вошли в кабинет и бросили меня на пол, как куль с картошкой. Сдавленно охнул, но почувствовал, что таки могу говорить, хоть и аки пропитая сова.

— Гном, Дрызга, испарились отсюда, быстро! — спокойно сказал Седой, но при этом столько власти чувствовалось в его голосе, что им наверняка можно было гнуть проволоку. — А тебя, Босяк, я попрошу остаться, поговорим после вердикта Коновала. Действуй, — кивнул он в сторону мужчины лет тридцати с суровым лицом и стальным взглядом.

Мужчина потёр руки, достал из портфеля, что стоял до момента рядом с ним, сумку, открыл её, вынул два шприца с мутноватой жидкостью янтарного цвета, постучал по ним, проверил на свет, сбрызнул.

— А не много ли ему две дозы спека вне очереди? — озаботился Босяк.

— Иначе не вытяну — помрёт от болевого шока раньше. Но потом и тебе вколем, после «процедур», — улыбнулся Коновал и перетянул мне руку чуть выше локтя жгутом.

Уже приготовился к новой порции боли и кровопускания от того, что он пропил навык и не попадает в вену, но он попал с первого раза и вводил спек очень аккуратно. Спустя десять секунд понял, почему.

Так меня не крыло никогда, перестало заботить вообще всё, в тот момент мне было пофигу, на разбор меня отправят или покорять Эверест голым.

Знаете, как мирно колышется трава на ветру или водоросли под водой? После второго укола я почувствовал себя такой водорослью.

Все манипуляции с моим телом отдавались лишь лёгким покалыванием в районе затылка.

Через некоторое время услышал, как сквозь вату;

— Моя работа закончена, уносите, больше я к нему не притронусь, — и перестал соображать.

Глава 2

Очнулся голым на холодном кафельном полу, поднёс дрожащие руки ко рту и дышал на них, согревая. Когда понял, что особого тепла это не приносит, стал растирать себя до красноты.

Очень смутно помнил, что происходило до того, как оказался здесь и вообще не представлял процесса моей транспортировки в очень, сука, холодную душевую!

Холод и влажность пронизывали насквозь, добираясь до каждой несчастной косточки, сковывали ужасно прочными цепями. Растирание не помогало, хоть и шевелить пальцами стало ощутимо легче.

Попробовал встать. Опёрся на руки и резким движением привёл тело в вертикальное положение. Дрожал, как кролик, глядя в глаза удава, но в отличие от этого кролика мог сделать шаг.

И сделал, шагнул вперёд, без мыслей. Мозг словно замёрз, тело получало команды с задержкой. Осознавая это, я словно расщеплял сознание. Одна его часть заторможенно отправляла команды нервной системе, а другой являлся я сам. Чувствовать это, понимать всю неправильность такого сознания — откровенно пугало.

Липкий, животный страх овладел каждой моей клеточкой. Хотелось вырваться, только откуда и куда совсем не понимал. Понимал только одно: нужно сделать это прямо сейчас, иначе ты отсюда не выйдешь.

Только вот, что сделать? Как сделать и куда идти? Оставалось только биться головой об мокрый кафель, пока мозги не встанут на место или лоб не расшибу.

И вот представьте такую картину: стоит голый мокрый чувак в душе с пустым взглядом и до крови разбивает себе лоб об стену, а потом поворачивается в вашу сторону, заливаясь безумным смехом. Что бы вы сделали? Правильно, достали бы ствол, снятый с предохранителя, и выстрелили психу в сердце или голову. Но с Босяка за косяк спросили очень серьёзно, так что он просто встал рядом и начал долбиться башкой вместе со мной.

Второй раз испытав катарсис, отметил, что, кажется, меня отпустило или отпускает. Хрен пойми эту дурь!

Кое-как растормошил Босяка за плечо. И, либо я слишком долго тупил, либо душ тут очень жёсткий. Одежда на нём почти насквозь промокла. Кожу покрыли стада мурашей, когда как я просто чувствовал себя, словно в морозилке на скотобойне стоял.

— Босяк! Эй, приём, меня слышно!

— Ха-ха-ха, — раздался смех со стороны входа. — Похоже, наш друг проникся твоей идеей разбить себе голову. Это будет для него всяко лучше, чем натаскать твою тушку до гладиатора, типа Дрызги, — я узнал этот голос. Он принадлежал Коновалу.

Встал в анфас к бывшему хирургу. Ногата не стесняла и уверенности не придавала, она просто была, как и я сам. Полупоклон вышел неловким, деревянным, привстав на носочек левой ноги, как видел в каком-то фильме про средневековых лордов и графов, чуть не упал головой вперёд.

— Похвально, очень похвально. Первый раз вижу, чтоб кто-то из попавших к нам при виде меня делал книксен, тем более из мужиков, — Коновал прищурился и лукаво спросил: — Ты часом не пидорок?

Опешил от подобной постановки вопроса, тем более в такой обстановке, да ещё и с пытавшимся расколотить свою черепушку Босяком под боком. Что не так скажи — сразу под нож пустят, да так и так пустят, не верю, что из-за косяка одного раздолбая меня перевели из касты «мяса» в касту «мясо с потенциалом» и теперь хотят вырастить из меня «крутого пацана».

Ещё раз прокрутил в голове варианты ответа и выбрал наиболее нейтральный:

— С какой целью интересуешься?

— Да ни с какой, — пожал бывший хирург плечами. — Тут, по сути, всем похер, а в некоторых муровских стабах даже специальные бордели есть для реальных пацанов с петушками. Я так-то привёл этого кадра отмокать. Не ожидал, что ты с двойной дозой в крови так быстро оклемаешься.

— Да, должен признать — убойная хрень. Я чуть голову не расхерачил себя об стенку душевой. Если бы Босяк не зашёл — так и сделал бы. Где берёте?

— Янтарь перегоняем, а его берём из тварей, близких к элите или элитников. Пошли в раздевалку, выдам тебе «комплект новичка», обвыкаться будешь.

— А ничего, что я как бы не хочу людей на органы отправлять? — возмутился от чистого сердца.

Честно признаться, так я вообще ничего не хотел. Радость от известия о неожиданном помиловании сменилась всепожирающей пустотой внутри, так как Босяк успел обмолвиться, что назад дороги нет. И здравым скепсисом, вот не верилось мне, что дамоклов меч опустился в миллиметре от моей спины.

— А тут тебя не спросили, — сказал Коновал, направляясь на выход. — Так ты идёшь переодеваться, или запрёшься к Седому в кабинет голым?

— А обязательно к нему идти? Я же свежак, за мной ни косяков, ни прошлого? Тут даже от старых имён отрекаются!

— Да, обязательно. А что касается старых имён — чистой воды суеверие. Знаешь, вроде как: новое имя — новая жизнь, а за старым все проблемы из родного мира тянутся. Хотя я бы не сказал, что тут жизнь дерьмо, что там — невелика разница, — Коновал открыл один из шкафчиков в раздевалке. — Одежда по размеру тут висит, остальное — на твой вкус, всё равно барахла разного приносит — никогда не сносить, — и вышел в коридор.

Выбор одежды был небольшой, но он уже сам по себе был, что всё больше утверждало меня в том, что я больше не мясо. Причины же этого всё ещё скрывались от меня в тени и предстоящий разговор должен вскрыть этот гнойник на жо... душе.

Оделся, как самый обычный охотник и рыбак, то есть в непромокаемые камуфляжные штаны, майку чёрного цвета, белый свитер с горловиной и камуфляжная куртка. На ногах берцы. Встречайте, мама, жениха, как говорится!

Только вот вместо мамы в коридоре меня встретил тот, кем всего сутки, а может и двое, назад меня пугали.

Стоп! А теперь серьёзно!

Я правда ничего не жрал целых четверо суток, только пил.

Стоило об этом подумать, как мой желудок зарычал, аки пиренейский лев.

Послушав эту какофонию желудочных звуков, Коновал сверкнул рядом белых зубов и сказал:

— Ещё один повод закончить официальную часть побыстрее. Пошли, Седой — нормальный мужик, но ждать не любит.

Когда уже потихонечку ненавидимая мной дверь предстала перед взором, вновь приготовился к худшему. Коновал открыл дверь, отошёл чуть вбок, пропуская вперёд. Прошёл, не дурак, а он — следом, закрыв за собой дверь.

По пути до стола осмотрел кабинет. Вкус у Седого имелся. Путь от двери к столу выстлан чёрным ковром, что на тёмном парке смотрится не так вычурно, как красный. Рядом со столом, перекрывая окно, стоит книжный шкаф, заполненный под завязку. Сам стол сделан из крепкого ясеня. Хозяин кабинета сидит не сказать, чтобы в роскошном, но кожаном коричневом кресле с мягкими подлокотниками — такому креслу самое место у камина. Гостям предоставлен выбор гораздо скромнее — обычный стул или офисное кресло без колёсиков.

Выбрал обычный стул по левую руку от Седого. Коновал встал по правую. Хозяин кабинета начал первым:

— Здрав будь! Смотрю, Коновал не теряет навыка?

— Здравствуйте! Да, мне определённо гораздо лучше, чем было вчера, — постарался добавить в голос как можно больше дружелюбия, но он всё равно предательски дрожал.

— Это хорошо! Теперь, ответь на все мои вопросы предельно искренне, иначе ты отправишься на перезагрузку обычного кластера, — Седой покатал сигарету между пальцев, смял фильтр, закурил.

— Да, я постараюсь.

— Итак. Как тебя зовут?

— Харьков Александр.

— Погоняло крёстного?

— Откуда я знаю? Не виделся никогда с ним и креста с сознательного возраста не ношу.

— Не врёт, — кивнул Седой Коновалу. — Помнишь? Привезли как-то одного фрукта, так тот начал комедию ломать, типа только из квартиры, чуть ли не в трусах выскочил, потому как жена чуть не загрызла, а стоило ему про меня узнать — вскрыться попытался, не хотел общак группы выдавать.

— Было такое дело, я ещё палача на нём натаскивал для Капитоновских, — с охотой подтвердил Коновал.

— Пляши, паря, прошёл ты тест, — поспешил обрадовать хозяин кабинета. — Впрочем, это скорее я плясать начну, так как люди с такой способностью, как у тебя, попадаются нечасто и большинство из них — хигтеры. Такого кадра упускать ни в коем случае нельзя, но пацанам всё равно придётся показать, что ты не мяса кусок, а чего-то да стоишь. Например, потраченного на твою тушку спека.

— О чём вы? Я ничего не чувствую, третий глаз у меня не открылся, только потряхивает после вашей наркоты — это да.

— Коновал? — выгнул Седой правую бровь и добавил металла в голос.

— К слову не пришлось, — сказал тот буднично-нейтральным тоном.

Что-то тут происходит и лучше мне молчать пока в тряпочку.

— Да? А тут ты по-другому пел, дорогой мой псих! Мол, у него дар козырный и негоже на фарш этого додика пускать, ась?!

— Было такое, я и сейчас от своих слов не отказываюсь. Поговори я с ним сразу — он бы заболел синдромом героя, а после такого только лотерейщикам на корм.

— Это да, сколько было тех, кто пальцы гнул и скольким мы погнули, — вздохнул Седой и обратился ко мне. — Чо делать с тобой, пацанчик?

— Не знаю, может, идея пустить мою тушку на органы не самая худшая?

— Не теперь, — отрезал Седой. — Теперь ты наш, — и плотоядно улыбнулся. — Я бы, может, тебя и отпустил, из глубокого уважения к Коновалу и воле Улья, но на десяток километров ни одного стаба, а столько пешим переходом, да без оружия, не каждый старожил выдюжит.

— Деваться некуда, а жить охота, — протянул, мысленно примеряя шкуру ренегата. Мол не я такой, а жизнь. Только вот никак не получалось, трескалась пока и не настолько оскотинился за четыре дня.

— Будем считать это согласием на сотрудничество. Коновал, расскажи пацану про дар и передай в надёжные руки, скажи: «Жало поручил».

— Да, Седой. Пошли!

Коновал опять открыл дверь и пропустил впереди себя. Выходя из кабинета, чувствовал, словно гору с плеч сваливал. Самое сложное позади, ага, только вот местных реалий не знаю, вокруг одни волки, а единственный нормальный человек обладает репутацией психа и практически только что признался в том, что натаскивает себе подобных время от времени.

Видя мой настрой, Коновал спросил:

— Что, Иванушка, невесел — буйну голову повесил?

— Оцениваю будущие перспективы. Ты вот — знахарь, при каждом стабе нужный, конечно, работа на муров и внешников тебя не красит, но это же решается. А мне куда идти? Тут я в любом случае не останусь, а в любом стабе, где есть ментант мне кранты. Сразу на столбе повесят.

— Да нет, не при каждом стабе. На такое могут закрыть глаза, только если ты Великий Знахарь и все суеверия Стикса на хую вертел и то, не все. Тут куда ни кинь — всюду клин, но у тебя реально есть шанс выжить и подняться. Пойдём ко мне в кабинет, про дар расскажу и несколько полезных вещей по его развитию.

Кабинет Коновала находился буквально в шаговой доступности от подвала-пыточной. И находился в противоположном крыле от отстойника, то есть, в подвал вели два входа и ни один не выходил на улицу.

В самом кабинете царили простота и нищета. Обычный письменный столик. Кушетка для осмотра, да два стула — всё убранство.

— Скромно у тебя здесь.

— Зато в подвале полный набор инструментов. Не прошёл бы проверку — завидовал бы сейчас мёртвым, — мрачно усмехнулся Знахарь. — Садись на кушетку, — натянул перчатки. — Будем тебя горохом поить — это такая хрень, типа живчика, только не для развития дара, ну и активации, само собой.

Коновал взял в руки литровую банку с мутноватой жижей неопределённого цвета и подозрительным осадком.

— Вот это, — покрутил банку в руке. — Гороховый раствор. Горох добывается из заражённых, близких к высшим, начиная с лотерейщика, его так и прозвали из-за того, что может быть горошина, а может и не быть. Растворяется в уксусе и гасится содой, отстаивается несколько часов и процеживается, чтоб избавиться от осадка, как и живчик. Теперь понял? — утвердительно кивнул, сидя на кушетке и потея. С детства недолюбливаю медкабинеты. — Банку я утром поставил, перед тем как идти в камеру тебя будить, остаётся только процедить и выпить. Сам справишься?

— Нет, что-то я очкую.

— Да не бойся ты! Я тыщу раз так делал! Поэтому один из сильнейших муровских знахарей, чтоб тебя! Но, если очкуешь, просто внимательно наблюдай, — сказал Коновал, поставил баночку на стол, достал из выдвижного ящичка марлю, процедил. — Процесс понятен?

— Да, и мне теперь это пить?

— Ну не обливаться же, ёбаный ты об пень! Смотри! — приказал бывший хирург и выпил половину банки. — Видишь? Если бы я хотел твоей смерти — не собирал бы вчера по частям. Только погодь пить, надо сначала про способность твою объяснить. Она у тебя боевая — это раз. Активируя её, ты разгоняешь своё восприятие до запредельных, для обычного человека и большинства иммунных, скоростей, также незначительно увеличивая силу, но с клокстоппером всё равно не сравнишься. Он даже себе может навредить, если будет слишком активно шевелиться в ускорении. Ты же максимум словишь головокружение на выходе. Называют её по-разному, где «прокатчик», где «мозголом», а где вообще «выблядок». Первое и последнее могу объяснить, а вот почему «мозголом» так и не понял, но название такое есть. Активировать дар просто, подумай об этом и пошевели мизинцем левой ноги. Ну, пробуй.

— Погоди, прокатчик ещё как-то влезает в мою картинумира, хоть она и потрескалась, а вот насчёт выблядка — не понятно.

— Некоторые рейдеры называют всех прокатчиков выблядками потому, что они совмещают в себе способность силача и клокстоппера, хоть и в сильно урезанном виде. Я удовлетворил твоё любопытство?

Сдержанно кивнул, окинул взглядом весь кабинет, уставился в одну точку на ней и... нихрена! Подумал о том, как хорошо бы было удрать из кабинета, с базы и вообще домой, прихватив еды в дорожку, пошевелил мизинцем на ноге. И словил самый настоящий приход!

Рассматривал каждую зависшую в воздухе пылинку, трещинки на руках. Попробовал встать и сделать шаг — время тут же вернулось в норму, в глазах зарябило и начало мутить. Вновь потревоженный желудок заурчал сильнее, чем прежде.

Коновал посмотрел на меня, удивлённо присвистнул и сказал:

— Две секунды ускорения и просрать такую возможность к бегству! Я поражён! Ну да ладно, сбежать ты бы всё равно никуда не успел — слишком слаб дар. Вот чтоб в следующий раз смог — пей горох, — и протянул мне наполовину пустую банку.

Выпустил воздух, как заправский алкоголик, и, в три глотка, опустошил банку.

— Ну, а теперь пошли в столовую, а то твой желудок активно против голодовки и гороха, что ты в него залил.

— Погоди, поесть всегда успеется. Что насчёт приёма этой дряни и живца, а то Босяк объяснил, словно одолжение сделал. Про процеживание, то же, от тебя узнал, а так отравился бы нахер.

— По дороге объясню, пошли. Заодно отдам тебя в хорошие руки, — Коновал улыбнулся, открыл дверь из кабинета и пропустил меня вперёд.

Мать его! Он издевается! Только сейчас дошло: неудачный полупоклон, вопрос про ориентацию и постоянные пропускания вперёд! Только что шляпу не снимает, была бы она у него...

— Прекращай! Я — не кисейная барышня и по дамам.

— Да ну? Всего лишь подколка, чтоб в тонусе оставался.

— В тонусе, мать твою, в тонусе?! Да для меня с момента попадания в эту вашу мозаику злоебучую отдых был только в отключке! Остальное — сплошной тонус!

Вспылил так, что не заметил, как активировал дар. Коновал очень медленно поднимал руки в успокаивающем жесте и улыбался. Сделал шаг, ударил. Мир потерял большинство красок. Из носа брызнула кровь. Голову словно кто на части разрывал, причём изнутри, подвесив предварительно за ноздри. Выкашлял из лёгких всю кровь, что там оставалась. Упал на колени, вытянул руки вперёд, чтобы не пасть окончательно. Руки тряслись легче, чем без живца, но всё равно заметно. Дыхание то и дело прерывалось. Хорошо хоть не отключился, хотя, спасительную тьму я бы предпочёл тому, что испытывал.

Не выдержал, распластался по всему кафелю у ног Коновала. Тот спокойно стоял и вправлял повреждённый нос.

— У щенка-таки есть зубки? — оскалился он и посмотрел на меня так, что понимание, почему его боятся и уважают все, пришло в тот же миг. — Только зря ты это, ох зря. Приём пищи опять придётся отложить на неопределённый срок — перегруз дара. Покой, еда и капельница с живцом. Но я запомнил, помни и ты! — сказал и ушёл из кабинета, оставив меня в неизвестности.

Последние его слова означали, что я нажил себе первого серьёзного врага и к ближайшим перспективам добавилась позиционная война на уничтожение. Либо я, либо он — иного здесь не дано...

«Надейся на лучшее — готовься к худшему», — так говорит народ, но к Стиксу эта пословица неприменима. Здесь стоит готовиться к большему дерьму и радоваться меньшему.

Глава 3

На больничном я пробыл всего полтора дня. Как оказалось, организм иммунных очень быстро оправляется даже от сверхчеловеческих нагрузок при условии потребления живчика и нормальной еды. А под присмотром Коновала этот процесс протекал раза в два — два с половиной быстрее самовосстановления.

Хоть он и предупредил, что просто так мой удар не оставит, но также понимал, что сейчас я ему не соперник и вряд ли им стану в ближайшем будущем. Мы просто в разных весовых категориях. А на то время, пока я был в его владениях, он принимал основной удар на себя.

Выяснилось, что очень скоро нужно будет отвозить живой товар на один из «тройников», где его примут внешники, а потом сопроводить другую колонну из научников почти к самому пеклу, где низшим заражённым считается топтун.

И меня к этому веселью должна будет натаскать бригада Босяка. Мол, кто притащил, тот пускай и тренирует. Зла я от него не видел, за исключением удара АКМом по голове и общим желанием отправить меня на разборку. Но в этом весёлом мире каждый выживает, как может, а я привыкаю просыпаться один, под холодными лучами местного светила.

Разлепил глаза. Всё же, в медблоке лежалось комфортнее, чем на деревянных нарах с руками вместо подушки. Сел, похрустел косточками, за ночь обстановка не изменилась. Всё такая же бедная камера с «парашей» в углу, парой нар напротив моих и столом с несколькими табуретками.

Встал, начал разминку, ожидая прихода Босяка. Дверь не запирал, незачем и нечем, а вот меня заперли. «Для твоей безопасности, слышал я про конфликт с Коновалом, покойничек», — сказал вчера вечером Гвоздь и ушёл. Авторитет Знахаря оставался неколебимой монолитной статуей, рядом с которой я просто не смотрелся, словно и нет меня.

Тяжёлая стальная дверь противно скрипнула, извещая о приходе посетителя. Обернулся в сторону двери. Босяк стоял в проходе, засунув руки в карманы обычной олимпийки. Повернулся всем корпусом, расставив ноги на ширине плеч, и широкими шагами подошёл к двери.

— Здорово, без пяти минут жмур. Разминаешься? Полезно на первых порах, но скоро станет не нужно, если доживёшь — поймёшь, о чём я, — сказал Босяк и протянул руку для рукопожатия.

Ответил. В руке что-то хрустнуло.

— Хм, а силы ударить Коновала хватило, — протянул он, отпуская руку. — Ладно, базару нет, это — ваши с ним тёрки. У меня просьба от Жала, он просил тебя «поднатаскать и окрестить наконец. А то „мясо“ и „живой трупак“ как-то не очень подходят новому братану», — почти цитата. Но ты уважения не заслужил, потому пока чуть выше этого самого мяса на разборке.

— И в чём будут заключаться эти «натаскивания»? — вопросительно изогнул бровь.

— Да во всём, начиная от физухи и заканчивая стрельбой по движущимся целям в боевых условиях. Короче, на рейд с нами пойдёшь, а там не добрые дяди соберутся.

— Буду знать, — уважительно сказал я и пошёл следом.

Первой точкой маршрута стала оружейная комната, где мой наряд «охотник и рыболов» сменился на «мамкин боевик». Под камуфляжной курткой скрывался бронежилет второго класса защиты — дрянь, которая иногда и перед пистолетной пулей пасует, зато не стесняет движений. К поясу пришиты лотки для дроби или пуль, есть крепежи для страховочных тросов и карабинов. Разгрузку Босяк выдал самую нищенскую, куда засунь магазин — она сразу порвётся. Но, чем богаты — тем и рады, как говорится.

— Всё. Закрепил, — отчитался, протягивая последний крепёжный ремешок через бедро.

— Попрыгай, — кивнул Босяк и стал выжидающе смотреть.

А я что? Меня просят — делаю, когда дело не касается смертельного риска. Попрыгал. Только топот сапог раздался в пустой оружейной.

—Точно в армейке не был? — отрицательно мотнул головой. — Ладно, хер с тобой! Пошли, приступим к занятиям.

Босяк вывел меня на задний двор. Там муры оборудовали тир и полноценный боксёрский ринг, причём так, чтобы ринг попадал на линию огня двух последних позиций с правой стороны. На момент нашего прихода на ринге месились, а по-другому это назвать было невозможно, двое бойцов. Один из них оказался уже знакомым мне Гномом, а второй не поддавался опознанию. Причём во время поединка несколько бойцов упражнялись в стрельбе за упомянутыми стойками.

— Странные тренировки, — пробормотал себе под нос, но он услышал.

— Хочешь выжить в Стиксе — учись смотреть на все триста шестьдесят градусов. Вот они и учатся, заодно помогают стрелкам развить туннельное зрение и способность выбора приоритетной цели. Ну, если что, каждая пуля, которая тебя не убила, сделала тебя сильнее. Здесь всякая философия имеет прикладной смысл, а порой и до психоделики доходит. Впрочем, об этом пока рано, всё равно без примеров не поймёшь.

Босяк зашёл за противоположный угол и вышел оттуда через минуту со странной трубой, одновременно напоминающей гаечный ключ на сорок восемь, фомку, лом и гвоздодёр в одном. Размахнулся, кинул один мне, и ушёл обратно.

Активировал способность и, только благодаря ей, поймал эту хреновину. При более подробном рассмотрении выяснилось, что часть от ключа на сорок восемь — это заострённый и выгнутый край, предположительно для косого удара с замаха. Край от гвоздодёра — спил для грубого взлома помещений и вскрытия разных «половых щелей», как выражался мой институтский друг.

Попробовал перекинуть из руки в руку. Массивная хреновина, даже не уверен, смогу ли замахнуться по-человечески. Попробовал. И чуть не упал спиной назад, то ли замах вышел слишком широким, то ли я такой доходяга. Попробовал второй раз, на замахе активировав способность. Вышло только хуже. Меня ударило спиной об стену, а дикая смесь бульдога с носорогом от оружейного мира придавила ногу.

В таком положении, держа грозное оружие рукопашного боя, меня застал Босяк, поскрёб лысый затылок, хмыкнул, мол, иного он и не ожидал, и помог подняться.

Выбив пыль из носа, он начал:

— Это — «клевец народный, прихуяренный» к обычным клевцам, чеканам и прочим отношения не имеет. Зачастую используется для устранения слабых заражённых типа бегуна или пустыша, в рукопашной схватке бесполезен, так как у иммунных всё решает скорость. Можно использовать в качестве универсального инструмента, но главное: никогда его не выкидывай. По нему фраера и блатные своих узнают в нашем регионе. Хер знает, почему так. Народная практика показала, что лучше использовать обычные топоры и чеканы, но в качестве опознавательного знака только это.

— А чеканы тут выдают?

— Выдают. Когда понимают, что с нашим образцом научился обращаться. Поэтому отрабатывай удары, пока не свалишься, потом на ноги поставим и практиковать стрельбу, сразу с правых позиций, — порыв праведного возмущения он подавил одной фразой. — Такая нагрузка задаст планку вхождения и выживаемости. На первом же рейде, когда ты вместо того, чтобы обосраться от страха с трясущимися руками будешь вжиматься в дно грузовика, будешь готов порвать матёрого бегуна голыми руками — ты мне спасибо скажешь.

С этих слов начался ад в аду или ад в квадрате, кому как удобнее. Мне же просто похер. Абсолютно на всё похер. После первого дня таких тренировок наутро я был не в силах даже встать с кровати, со всей регенерацией, с моим практическим запихиванием еды через силу, когда больше уже не лезло, а надо.

Свалился с нар изломленной куклой и молил только быстрой смерти. Но вместо смерти пришёл Босяк и «обрадовал» меня:

— Вставай! У нас на сегодня стрельбы, кросс, рукопашный бой и подготовка снаряжения к рейду.

— А можно?..

— Нельзя, и даже не проси — передоз будет.

С трудом заставил себя встать. Казалось бы, после того, как тебя сломали и собрали заново без наркоза такая боль в мышцах уже не должна восприниматься человеком или восприниматься не страшнее укуса комара. Но не тут-то было, организм каждую секунду требовал прекратить всевозможные издевательства с моей стороны и дать ему покой.

Поплёлся вслед за неунывающим Босяком. В движении мышцы не так ныли, и уже на выходе во двор я перестал обращать на боль внимание.

Провожатый подвёл меня к стрелковой позиции, простой черте на бетоне за которую нельзя заступать на время стрельбы.

Облегчённо выдохнул, так как на ринге никого не было, а значит случайное убийство и возможную месть за него можно исключить.

Взял в руки «Огрызок», повертел, покрутил. Отстегнул магазин, передёрнул затвор, скрутил крышку ствольной коробки. Автомат как автомат. Потянулся за маслом, но вспомнил, что сейчас вообще стою на коленях на бетонной площадке, собрал всё, что разобрал.

— Точно в армии не служил? — первый раз за этот день спросил Босяк.

— Нет, как на ОБЖ сбор-разбор автоматического оружия прошли, так больше и не касался, теорию просто застолбил прочно во времена зелёной юности и отец этой темой увлекался сильно. Только вот я не понимаю, что эта за хрень рядом со спусковым крючком?

— Эта «хрень» — тумблер переключения режимов ведения огня с одиночного на автоматический и наоборот.

— Понятно, у нас просто это регулируется прямотой рук стрелка.

Встал с колен, подошёл к черте. Ну, пусть меня не отнесёт отдачей, пожалуйста! Выстрел. Ещё один. Ещё один. Так, вроде с одиночными справляюсь, проверим исправность тумблера... Твою ж! Плечо таки выбило, м-мать!

Упал на землю, точнее, на бетон. Ударился головой. В глазах помутнело... Темнота.

Очнулся от хлёсткой пощёчины. Босяк явно знает своё дело. Ударил с оттяжкой, так, что я закусил щёку. Тут же почувствовал солоноватый привкус собственной крови и кусочек щеки на языке. Сплюнул на правую сторону. Слюна повисла на щеке тонкой розоватой струйкой.

— Очнулся, доходяга? — сплюнул Босяк на землю подозрительно рядом со мной.

— Очнулся, — без удовольствия выдавил я.

— Тогда подобьём предварительные итоги: физуха — ну, кое-как и никак. Оружие — теория, осторожная практика, однако снайпером я бы тебя не посадил. По-хорошему с тобой нужно месяц работать — никак не меньше. Но завтра в рейд, поэтому давай-ка на ринг. Простоишь против меня минуту — считай готов.

Поднялся на ноги. В спине что-то хрустнуло, отчётливо так, словно намекая; «поднимешься на ринг — ты труп». Предупреждению внял, однако не подняться не мог — пострадала бы моя пацанская честь, и без того скудная, забитая и воющая где-то в тёмном углу разума. Да и проверить себя и поставить точку нужно. Чмо я без потенциала в физическом плане или что-то да могу?

— Без способности своей, понял? Я свою тоже активировать не буду. Бесполезная в бою, — кивнул, разминая шею.

Хруст пальцев посреди тихого двора прозвучал оглушительно громко. Хрустнул ими скорее для понта. Босяк одобрительно хмыкнул, глаза его загорелись, и он пошёл вперёд.

Успел уловить только начало движения. Согнулся от удара по почкам. Неприятно, но терпимо, спасибо однокурсникам за постоянные тренировки. Замахнулся в ответ — получил в челюсть. Меня повело. Удар в «солнышко», и я судорожно хватаю ртом воздух, не разгинаясь. Ныряю вниз, под хук Босяка. Пытаюсь нанести контрудар в печень. Босяк берёт на излом. Хруст руки и мой вопль означают конец поединка.

Злость глубоко внутри меня поднимается со дна, я знаю — уже поздно, но остановиться не могу. Не хочу. Шевелю мизинцем ноги, время замедляет свой бег. Я всё ещё вижу, как Босяк тянет руку и что-то говорит. Поднимаю вывихнутую руку и бью вслепую. Вскакиваю на ноги, время возвращается в свой привычный ритм, а я теряю преимущество. Отвожу правую ногу немного назад и вправо, встаю на носок, левая уже занесена и готова спружинить. Фирменный удар, которому я научился в секции тхэквондо и который никогда не применял.

Ударил на выдохе, получив неземное блаженство от вида падающего тела противника. Я словно вновь вернулся в беззаботное детство, в то время, когда ночью по телевизору показывали «Фаната». Этот фильм вдохновил тысячи мальчишек и их отцов на занятие единоборствами. Как же давно это было, словно и не со мной.

Подошёл к поднявшемуся на локтях Босяку, подал руку, которая сама встала на место, а может и я вправил, детали смазываются. Он встал, сплюнул кровь, сморкнулся и сказал:

— Вот удар с ноги у тебя хороший, видно, что чем-то занимался, но дар ты зря использовал. Как последняя надежда пойдёт, но в обычном бою ты просто кусок мяса. Сожрут и не заметят. Опекать тебя на выезде никто не будет. Жало с Седым, конечно, выебут нас всех, но потом быстро забудут, так как дела гораздо серьёзнее пацана с редким даром есть. Давай на кросс, пока не упадёшь.

Под бдительным присмотром Босяка начал свой бег. Ноги отнялись уже на втором круге. Глаза разъедал солёный пот. Солнце припекало голову. А я продолжал ломать себя, снова и снова пробегая злосчастный квадрат, который почему-то называли кругом.

Назойливая мысль набатом била в голове: «Я скорее умру на тренировочной площадке, чем доживу до завтра! Как же всё ноет, ломит и трещит. Мать моя, роди меня обратно!».

— Стоп! Довольно! — сказал мой мучитель на пятом круге.

И в тот момент я упал, благодаря всех богов, которых знал. Лёгкие жгло огнём, дико хотелось пить.

— Спасибо! — выдавил из себя на последнем издыхании.

— Ты — труп, смирись с этим, — посоветовал Босяк.

— Постараюсь, — выплюнул лёгкие, распластавшись на прогретом бетоне.

— Ладно, пойдём в оружейную, сменим твою дешманскую разгрузку на человеческую и будем заниматься подготовкой боеприпасов, снаряжением магазинов, чисткой оружия и прочим полезным делом.

Встал и, на трясущихся ногах, побрёл за Босяком. Хотелось плюнуть на всё и послать его и всю их братию куда подальше, но пошлю я их, и что дальше? Если сразу не убьют, то выпроводят точно, а там я сто процентов скопычусь. Не от клыков заражённой твари, так от спорового голодания точно. Дойду до цивилизованного стаба — нарвусь на проверку ментата, а там всё смерть.

Так что оставалось сесть на ящик с боеприпасами и осваивать монотонное занятие снаряжения магазинов патронами.

Освободил меня Босяк только тогда, когда я собственноручно разобрал, прочистил, смазал и собрал автомат, снарядив до этого двенадцать магазинов; шесть по тридцать патронов пять на сорок пять миллиметров и шесть по сорок пять патронов того же калибра. Плюс пистолетные обоймы шестнадцать штук по восемь патронов девять на восемнадцать для пистолета «Макаров».

Забрав положенную порцию в столовке, вернулся к себе в номер. Ноги гудели, голову ломило от начинающегося спорового голодания или от переутомления. Утром узнаю.

Доел водянистую кашу. Завалился на нары и забылся сном без сновидений. Завтра решится моя судьба в этом мире и так ли я полезен мурам, как расписал Коновал.

Глава 4

Закрыл глаза.

Вдох. Выдох. Вдох... Выдох...

Нет, не помогает. Чёртов шум, чёртова зараза, чтоб её! Открыл глаза, саданул кулаком по борту. Не отпустило, да и вряд ли теперь отпустит, пока живца не глотну. А халява-то кончилась! Босяк натаскал и на этом контакт наш опустился до «приказ — отчёт об исполнении», «приказ — не отвечаю, значит подох». А для получения приказа выдал обычные наушники с общей частотой и встроенным микрофоном, предварительно показав, как пользоваться.

По времени мы едем уже долбанных три часа, и это на ближайший перезагружающийся кластер, близость к внешке с одной стороны, дикие земли и практическое соседство с кусочком «пекла» с другой. Вообще, занимательная география региона выходит. Тут других стабов не то чтобы нет, просто всякое появление рейдеров с желанием закрепиться приводит к мобилизации внешников, серьёзной мобилизации. Действуют они жёстко и быстро. Не знаю, как самих муров ещё не разобрали, ведь они тоже иммунные и организмы у них крепче, чем у свежаков.

«Стоп! Выгружаемся, тут пассажиры нарисовались», — приказ прервал мои размышления.

Аккуратно встал, готовый выпрыгнуть, но был остановлен мощной рукой Хорька — пухлого мужика, не сильно полезного в бою, но с сильным даром сенса. Он сообщает всем о живых и тёплых в пределах действия своего умения.

Видимо, так задумался, что пропустил предупреждение мимо ушей и только приказ выдернул меня из пучины размышлений и попыток представить себе эту странную местность.

— Погоди, и без нас с погрузкой справятся. Твоя работа впереди, — дружелюбно заверил Хорек и с силой усадил на место.

— Не мешай ему, если хочет оценить разницу с тем, кем он был неделю назад и сейчас — пусть сравнивает, — сказал Гвоздь.

Поняв, что к погрузке товара меня не обязывают, прижался затылком к нагретому борту и, чтобы как-то перевести тему разговора, задал интересующий с самого начала вопрос:

— Хорек, а почему тебя так окрестили, ты на хомяка больше по комплекции похож?

— Так совпало, — ответил сенс, но видя, что любопытство не удовлетворено, нехотя продолжил. — Чтоб объяснить всю суть, начну издалека. Отправился я года два назад за хорьком в зоомагазин. Бухал до этого недели две безостановочно, собственно, поэтому предыдущий мой хорёк и умер. Зарос, исхудал и обносился, от бомжа отличался только наличием паспорта, своей квартиры и денег в кармане. Что и пытался полчаса с лишним доказать работникам магазина, сначала охранникам, после продавцам, а потом нас настиг туман с сильным кислым запахом. Всем резко поплохело, ну, и мне тоже, ясен хер. Списал своё состояние на догнавшее похмелье, чтоб как-то облегчить страдания, заперся в туалете и встал под струю холодной воды. Когда вода в кране закончилась, всем резко стало не до меня, а до того, как бы схарчить ближнего своего. А мне почему-то показалось, что теперь на хорьков всем пофиг. Кое-как возвратился в основной зал, а там уже заражённый питон, здоровый, сука, последних доедает. Ну, мне так обидно стало, что мало того, что помру, так ещё и без хорька. Пожарный щит разбил и топором голову питону отчекрыжил, а там убегать поздно стало. На крышу меня загнали, черти. Хвала Улью, крупняк на другой стороне кластера пировал, а то не сидел бы я с вами сейчас. Вот так, собственно, меня крёстный с хорьком на плече, ноги с крыши свесившего, бомжеватого и нашёл. Выбор у него был между двумя погонялами «Хорек» и «Берс». У него в родном мире по скандинавской мифологии упарывались, вместо греческой. На «Берса» я тянул слабо, а хорьком стал. Может, и сейчас по каким кластерам бродит, а может давно на корм пошёл.

— Да, весёлая история, — протянул я, ощущая дрожь всего организма. Такими темпами не смогу отбиться от мертвяков и добыть спораны на живчик с торговлей.

«Эфир хернёй не забиваем», — напомнил Жало. — «Лучше снарягу перепроверьте, эти живчики, которых мы перехватили, с нашего кластера сбежали. Через полчаса уже на месте будем».

С приказом командира все разговоры сошли на нет, а подготовительная суета и не начиналась, все просто расслабили сфинктеры, даже сенс работал в пассивном режиме, не растрачивая дар почём зря.

Закрыл глаза.

Вдох... Выдох...

Очнулся от несильного толчка локтем в бок. Гвоздя не зря так прозвали, тыкнул локтем так, что аж ребро заломило. Зато сразу очнулся и спрыгнул на грунт. Приятно размять ноги после почти четырёхчасовой тряски.

Огляделся: первым пунктом назначения в плане Жала являлся полицейский отдел или, попросту говоря, ментовка, из-за наличия табельного и более крупнокалиберных образцов вооружения. Никаких особых отличий от участков моего мира не приметил, а ребята, похоже, не в первый раз берут на щит местные укрепления иммунных ментов, чтобы чему-то удивляться.

Гвоздь, Босяк и я стояли в стороне от театра действий и наблюдали за слаженной работой Лома, Рыбы, Мясника и Парчи. Лом оправдывал своё прозвище и выламывал ворота в одиночку. Пока Мясник и Парча пробирались внутрь через подвал, а Рыба заговаривал доблестным выжившим стражам порядка зубы.

— Мы из правительства, спецвойска. Город оцеплен, произошла утечка химии. Все побочные эффекты, такие как головная боль, жуткая жажда, дезориентация и прочее индивидуальное, устранимы. Для их устранения необходим специальный раствор, мы его привезли с собой. Спускайтесь, — Рыба говорил уверенно, словно всю жизнь занимался политикой.

Наблюдать за этим было в своей степени весело, но меня постоянно волновал вопрос прибытия заражённых с кусочка «Пекла», и не принесут ли они с собой Ад для всех. А ещё с каждой минутой риск обращения увеличивался в геометрической прогрессии. Но, вроде как, я пока ещё себя контролировал.

— Мы не можем, все словно с ума посходили! Жрут друг друга! Нам пришлось запереться здесь. Сидим так уже пятый час к ряду. Связи нет, никого нет, да ещё дрянь всякая по улицам бегает и прыгает.

Рыба внимательно выслушал, кивнул и нарочито громко продиктовал в рацию: «Начались спонтанные мутации, вводите группы зачистки». Видеть лица двоих лейтенантов в тот момент было бесценно. Они разом сникли и отошли от окна.

«Театр одного актёра» завершился, стоило Мяснику открыть ворота. Гвоздь остался сторожить машины, а мы уверенным шагом вошли внутрь. Внутри перед нами предстала печальная картина. Все оказались заражёнными. Зато я увидел, почему Мясника так прозвали.

Одно буквально ювелирное движение и мертвяк дрыгает ногами в предсмертной агонии. Споровой мешок лопается, но внутри пусто, лишь два разрозненных маленьких пучка чёрных нитей. Гадость! Мур отряхивает тесак и идёт дальше, за ним Босяк, Парча, Лом и я.

Крадёмся в оружейную, как воры. Но, кто знает, какие чудовища остались за дверьми кабинетов и как скоро нагрянет стая из элитника и его прихлебателей.

Тихий звук шагов, отражающийся от стен коридора, нарушил скрип двери кабинета. Мы синхронно обернулись на шум и увидели пожилого майора, который наверняка ещё мог дать нюхнуть перцу всей нашей компашке, если бы не Стикс и скорость кластера.

Сейчас он выглядел просто уставшим стариком, слабо понимающим что вообще происходит. Парча дернулся вперёд с заранее подготовленным ножом, но Босяк остановил его и жестами показал, чтобы майора убрал я.

Трясущейся рукой вынул из чехла на поясе штык-нож. Картина мира расплывалась и мутнела. Попробовал проморгаться — лучше не стало. Зачем-то провёл ребром ладони по горлу. Сам от себя такого не ожидал.

Выпустил воздух из лёгких до самого дна. Перехватил нож обратным хватом и пошёл на первое в своей жизни убийство. Старик выхватил из кобуры пистолет, но действовал слишком медленно. Его тоже заметно потряхивало

В один рывок преодолел расстояние от середины коридора до двери, замахнулся. Удар вышел смазанным. Я промахнулся, ударил то ли чуть выше, чем надо, то ли чуть ниже. Майор схватил меня за грудки свободной левой рукой. «Хватка у него что надо», — отметил про себя.

С каждой секундой всё меньше осмысленности плескалось в глазах старого милиционера, а сила пребывала и пребывала. С ужасом выдернул нож и тут же ударил. Раз. Второй. Третий.

Меня с трудом оттащили от бездыханного тела. Кое-как разжал руку, прогнал кровь, убрал нож. Встал, пошёл, опираясь на стену, вперёд, за пацанами. Не совсем соображал, зачем за ними прусь, ведь нужно как можно быстрее найти споран, водку и марлю, иначе совсем скоро я отправлюсь в края вечной охоты с пулей в голове, любезно одолженной сотоварищами.

— Эх, Алеша, даже старику облегчить страдания по-человечески не можешь, — оскалился Босяк. — Решено, — рубанул он рукой воздух, — быть тебе Алешей пока Улей не приберёт!

Кивнул — сил на внятный ответ уже не оставалось — показал ему, что в погрузке оружия я им не помощник. И стал плестись от кабинета к кабинету в поисках ингредиентов.

Коньяк стоял в старом шкафообразном сейфе, а тот, в свою очередь, в кабинете начальника оперативного отдела. Сам начальник сидел за рабочим столом с аккуратной дыркой во лбу и табельным оружием в руке. Видимо, пустил себе пулю в голову, как только пропала связь или того раньше, во время кисляка.

Печалило то, что пузатая бутылка с коричневатым напитком внутри стояла в сейфе початая. Значит, придётся искать недостающий объём спирта у других. «Даже после смерти не можешь толком послужить народу», — бросил на выходе. Нет, определённо, споровое голодание влияет на меня не лучшим образом.

Вспомнил планировку своего районного отдела. Наведался к операм. Застал одного из них за не самым приятным для человеческих глаз занятием. Прежде чем принять решение осмотрелся.

Отчётливо наблюдались следы борьбы. Кровь на стенах, опрокинутые столы с обглоданными косточками под ними и всего лишь один мертвяк, уже слабо напоминающий человека, но слишком занятый едой, чтобы отвлечься на меня. Похоже, несколько оперов обратились раньше своих коллег и принялись с весёлым урчанием их поедать, а потом, когда пища закончилась, встал вопрос сильнейшего и в данный момент сильный поедает слабого.

Потёр руки, сказав беззвучно: «Ты-то мне и нужен, красавчик!».

Заражённый отвлёкся от своего занятия. Резко обернулся и прыгнул на меня. Активировал способность, разминулся с острыми, аки бритва когтями, вывалился из ускорения за спиной бегуна. Тот завяз когтистой лапой в стене.

Дёрнул чекан, который после муровского весил, словно пушинка. И загнал острый конец под тонкий защитный нарост на споровом мешке. Туша весом под центнер завалилась «мордой в салат», а я достал нож и приступил к разделке.

Почему-то с первого раза запомнилось, как это делает Мясник, наблюдая за его точными движениями при разделке то ли кусача, то ли рубера, и старался повторить за ним. Разрезал строго по шву, который разделялся чем-то, что по форме напоминает чесночные дольки. Раскрыл споровой мешок, вынул спутанный комок чёрных нитей, покатал его в руках.

Через минуту такой работы на руках осталось два спорана. Убрал в карман. «За водкой пришёл — два спорана нашёл!», — не было придела моей радости.

К счастью или к горю, но везло мне капитально. В ящике нетронутого углового стола нашлась целая бутылка водки, а в качестве марли я решил приспособить хлопковый платок, что обнаружил там же.

Без сожаления вылил четверть бутылки на неудавшегося лотерейщика и его пищу. Влил в бутылку коньяк, что там оставалось — пригубил, не забыв пацанов, убрал бутылку обратно в штаны. Правда, вряд ли они такое оценят, ну да похуй!

Бросил внутрь один шарик, второй спрятал во внутренний карман. Встряхнул, подождал минуту, процедил дикую смесь в бутылку коньяка, а рюмку, что не поместилась там, прямо во флягу и внутрь себя.

Ощущалось, как дерьмо, пропитанное спиртом и коньяком, но всяко лучше, чем у Босяка. Перелил получившийся живчик во флягу, отхлебнул ещё чуть-чуть. Жить стало лучше, жить стало веселей!

Дрожь в руках прошла, ясность мышления вернулась. Разогнул спину, вышел из кабинета, напряг слух. Тишина... Значит, в подвал уже спустились.

Быстро поднялся на второй этаж к двум бедолагам. Обнаружил картину маслом. Один лежит обглоданный с пистолетом в руке и дыркой в черепе. Второй стоит, переминаясь с носка на пятку и обратно. И как выстрел никто не услышал? У них пистолеты выглядят внушительно, чем-то напоминают ТТ с Браунингом. Взять себе, что ли, для коллекции на память?

Почесал затылок, перешагнул трупы, опустился на корточки, отстегнул от мертвяка кобуру, пристегнул себе на пояс. Как-то многовато вещей становится, скоро ходить по-человечески не смогу. Ничего, сейчас своё карман не тянет! Эффект от «натаскивания» Босяка есть — это главное.

Спустился в подвал бряцая сбруей. Перевесил кобуру, перетянул ремешок. Всё равно бряцаю, но уже значительно тише. Люди точно не услышат, если прислушиваться не будут, а заражённым и запаха достаточно.

— Здорово, Алёша! — гыгыкнул Лом, вытаскивая ящик с патронами.

— Вижу, что тебе гораздо лучше, — отметил лидер отряда. — Присоединяйся к работе, чего стоишь, как не родной?

Выгнул спину, ухнул и потащил на себе ящик. Второй. Пятый. На седьмом рация затрещала. Переключил на приём и услышал очень нервный голос Гвоздя:

— Пацаны! К участку летит какая-то тварь. Хорек говорит, что крупная стая на подходе! Давайте шустрее, от летуна можно попробовать отбиться, а вот стая задавит числом!

Босяк прошипел что-то сквозь зубы, зло сплюнул и перешёл на бег. Ещё раз ухнул, задавил тревожную мысль о том, что райотдел станет нашей могилой и побежал следом.

— Давай, Алёша, мать твою! Если не успеешь — будешь аперитивом орды, давай, давай! — подгонял меня Лом.

Выскочил из здания, как наскипидаренный, забросил ящик в будку, залетел туда сам. Снял с пояса «Огрызок» и стал ждать. Все собрались, тронулись. Минута прошла.

Только стоило подумать: «Фух, пронесло!», как на горизонте стремительной чёрной точкой появился Вожак. Именно с большой буквы. Под десять метров ростом, жутко мощными передними лапами, с пластинами на груди диаметром в полметра и здоровенной головой с размахом пасти «заглочу уазик и половину подъезда в придачу». Сомнений в том, что эта махина переварит даже сталь не возникло.

Хорек закрыл глаза и отключился. На лбу у него выступил пот, из носа и ушей пошла кровь, кожа побледнела и дыхание не просматривалось. Вожака с его стаей заметно повело.

Босяк сел на колено, разложил монструозную винтовку и упёр сошки в борт.

Выстрел.

Руберу поплохело и он упал, без намеренья вставать.

Выстрел.

Вожак покачнулся, потянул мускулистую руку к причинному месту, завыл так, что пришлось зажать уши и на этот крик прибыла смерть с небес.

Ужасающая смесь крокодила, пустынного орла и обычной вороны или сороки — всегда их путал.

Её коготь оставил длинную полосу на крыше будки, и тут мои нервы лопнули. Начал беглый огонь по силуэту. Приклад отбил плечо, глаза заслезились, а автомат стал щёлкать затвором без патронов.

Нащупал в разгрузке спаянный магазин, выбил пустой, он укатился куда-то под лавку. Стало трясти так, что ни о какой прицельной стрельбе и речи идти не могло, но я продолжал вдавливать спусковой крючок, отчаянно цепляться за жизнь последними зубами.

Винтовка Босяка стихла. Отвлёкся на него и увидел, что наземной стаи на хвосте уже не было, а Босяк сидит, опёршись на лавку и смотрит одним глазом. На месте второго зияет дыра с нервами. С перепугу ещё раз выстрелил. Раздался лишь сухой щелчок и нервный смех Лома над ухом.

Нервы не выдержали и решили, что мне будет лучше в отключке. Моя голова приложилась затылком об борт, и в темноте загорелись сверхновые.

Глава 5

Пришёл в себя на земле. На, мать её, холодной, сырой земле! Мигом вскочил, хотел вытянуть автомат, но того не оказалось на заплечном ремне. Полез в кобуру за пистолетом. А то, что его никто не тронул — это хорошо. Очень хорошо.

Осмотрелся. Машины конвоя нашлись очень быстро. Стояли за двумя частными домами, накрытые маскировочной сеткой под расцветку этих самых домов. Вблизи поможет слабо, но эффект неожиданности для интересующихся этим кластером рейдеров какое-то время поддержит.

Сами дома бывшие, а теперь и нынешние, хозяева строили с любовью, но у них, на мой взгляд, отсутствовал вкус. Не украшают лепниной крышу под скат! И уж тем более она не сочетается с кирпичной кладкой. С камнем или сайдингом с грехом пополам, но вот под обычный красный кирпич! Возмущению моему не было придела.

Нынешнее хозяева, муры то бишь, плевать хотели на эстетику и красоту, только безопасность и, по возможности, незаметность. Поэтому завесили окна профлистами толщиной в сантиметра три. Покрыли некоторые участи обшивкой. Оборудовали на входе ДЗОТ. Ненадёжный против развитых заражённых, но неплохо укреплённый для обороны против людей. Толстая стальная дверь на входе с двумя слоями из железа и алюминия, с амбразурой для пулемёта, с постоянно стоящими рядом мешками с песком и двумя растяжками непрямого действия.

Рассказали мне это на входе Гвоздь и Рыба, чтоб не задел чего ненароком и поздравили с «боевым» крещением, имея в виду то ли сцену в отделе, то ли последующий уход от стаи, и посмеиваясь в усы. Старожилы, мать их!

Посоветовали идти к Жалу, вроде как на распределение доли с рейда в ментовку.

Переступил порог, раздался скрип одинокой половицы. Пошёл по коридору, который тоже поражал своим безвкусием. Картины навешаны, абы навесить! Краска не сочетается с цветом паркета, дорожка ковровая тоже. Тьфу! Наверняка дача кого-нибудь богатого в прошлом. Попади он сюда, явно бы в штаны наложил... Впрочем, может даже обделаться не успел бы, а может, и попал, и успел, и не обратился.

«Думаю о всякой херне, а надо бы о том, как разговор с боссом наладить...», — почесал затылок, обошёл бочком ящик в коридоре, втянул живот и протиснулся в щель прохода. «Заграждения для пустынного кластера слишком надёжные», — отметил, обернувшись. «Слишком...», — пробормотал я и замер.

В темноте сзади как будто что-то мелькнуло на секунду. Словно блеснул взгляд кого-то очень опасного, того, что с интересом осматривал меня. Оценивал, как потенциальную добычу, с разных сторон. С какого бока лучше подойти, чтобы эффективней убить, откусив кусок ещё тёплой плоти. Как ударить, чтобы добыча не поняла, откуда был нанесён удар, просто не успела бы понять.

Спина предательски покрылась мурашками. Они стадом пробежали от лопаток и скрылись где-то в пояснице. Выхватил пистолет и короткими шагами засеменил в направлении кабинета Жала. То и дело оглядываясь в надежде не пропустить удар или хищный взгляд.

Мой Бог не всесилен, если оставил умирать в этом аду. К кому обращаться с мольбой? Кого благодарить за то, что мы избежали смертоносных когтей и клыков тварей, коим нет имени, и что должны довольствоваться прозвищами от будущей еды?

Местные воздают хвалу этому проклятому миру, что обрёк их на вечную жизнь и вечную борьбу за неё. Но я пока слишком чужой для него, хоть и по пробуждению в незнакомом месте уже хватаюсь за оружие и только потом соображаю, где я. Это — лишь базовый инстинкт, что заменяет собой панику, желание убежать от заражённых. Хотя... может, я ошибаюсь, и этот инстинкт есть в каждом мужчине? Может, он просто спит, как спят медведи, пока не придёт тот самый день, когда нужно будет взяться за оружие? Я не знаю. Даже не уверен в том, буду ли бороться за завтрашний день в этом мире

Очнулся перед кабинетом Жала, с пистолетом в дрожащей руке, нервно теребящим ручку двери. Одёрнул себя, выпрямился, глубоко вдохнул, на выдохе сосчитал до десяти. Дрожь в руках прошла, но чувство чужого взгляда на себе не пропало, даже наоборот, прилипло крепче некуда.

Постучал костяшками пальцев в дорогую лакированную дверь тёмно-коричневого цвета. Сначала я услышал сухой кашель с той стороны, а потом одобрительное: «войди». Повернул ручку и легко толкнул дверь.

Кабинет бывший хозяин отделал также безвкусно и вычурно, как и коридоры с фасадом. Поморщившись от обстановки, сел в кресло напротив Жала. Я видел его впервые, как и он меня, поэтому некоторое время мы изучали друг друга.

Высокий лоб, впалые скулы и серые, проникновенные до чёртиков в душе, глаза, — первые черты, за которые невольно цеплялся взгляд, выдавали в нём «усталого» человека, который, тем не менее, во всём может дать фору многим молодым, научить их своим примером, опустив с небес на землю. В общем, суровый мужчина средних лет.

Он спросил:

— Ну, рассказывай, зачем пришёл? — разрывая тишину. — Никак за долей?

— Да. Не думаю, что такие новички, как я решаются беспокоить вас по другим поводам.

— Правильно думаешь, — кивнул Жало. — Но, с другой стороны, на толковых новичков посмотреть стоит лично, а ты будешь толковым, Алеша. Вижу, что парень ты не гнилой, даже правильный больно, но ничего, пообвыкнешься — вся дурь выйдет.

— Насчёт доли...

— Не торопи старика. Помню всё. Бригаду ты, конечно, подставил, но не сильно. Кузов залатать при наших средствах проще некуда. Так что твой вклад в общее дело я оценил на твой ствол, тридцать пачек патронов и две горошины. Патроны получишь у Толстого, я распоряжусь, а горох при мне выпей, — Жало достал из кармана куртки две горошины, покрутил их в руке и передал мне.

— А сода с тарой у вас есть? — спросил, покатывая в руках свою долю.

— И вода, и водка. Считай, как под материнским крылом устроился, разве что, я не буду за тебя делать раствор и процеживать. Это сам, пожалуй, — сказал он, ставя на стол ингредиенты.

Разбавил всё в пропорции один к трём. Треть соды, треть воды, треть водки. Когда горох с содой растворился, я добавил туда остатки спиртосодержащей продукции, подождал, пока вся муть осядет на дно и процедил получившийся напиток в бутылку из-под водки.

Отошёл на середину кабинета, выпустил воздух из лёгких и залпом выпил содержимое бутылки. Шло легко, словно так и должно быть. Поставил пустую бутылку на пол — старое суеверие, про пустую тару на столе, однако, в мире, где все поголовно являются суеверными, такое поведение само собой разумеется.

— Благодарствую, — кивнул Жалу. — Скажите: в коридоре ваш скрытник стоит?

— Мой, а ты как его засёк? — удивился Жало.

— Слишком пристально смотрел, вот и спалился, но потом быстро исправился. Ну, я пойду?

— Иди с миром, Алёша.

В обратном пути по коридорам я не чувствовал взгляда невидимого наблюдателя. То ли скрытник потерял ко мне интерес, выполнив свою задачу, то ли просто отлучился, а может, наблюдал не так пристально.

На выходе из дома меня уже ждал никто иной, как Босяк собственной персоной. Стоял, засунув руки в карманы и шмыгая носом. Всё-таки насколько бы не была тепла ночь, всё равно чувствуешь лёгкий холод, такой приятный холодок.

Увидел меня, вынул правую руку из кармана, протянул для рукопожатия и сказал:

— Здорово, Алеша, сходил к лидеру партии, огрёб пиздюлей?

— Да так, всего помаленьку, — махнул освободившейся рукой. — Рыба доложился?

— Ага, — ответил Босяк односложно. — Пойдём пожрём, а то кишка кишке бьёт по башке, — предложил он.

— Давай, заодно объяснишь, как я на голой земле очнулся и где мы вообще находимся?

— Да легко! Двигай за мной, — сказал мур и пошёл впереди.

Он провёл меня во второй дом поменьше, судя по всему дом обслуги или для гостей. Из нескольких комнат доносились всхлипы и ритмичные скрипы кроватей, из других детский плач, озлобленное сопение и просто непрекращающиеся рыдания.

На вопрос, о причине происхождения этих звуков Босяк ответил: «Не обращай внимания, это пацаны мясо готовят к окончательной разборке. Внешники-то не порадуют дам, у них с этим строго. Сам присоединиться не хочешь?», — и улыбнулся.

Отрицательно мотнул головой и глубоко задумался. Услышь я такое предложение неделю назад, только перейдя из статуса мяса в статус мура-новичка, меня бы не просто покоробило, а вывернуло наизнанку от такой мысли. Да и сейчас покоробило не столько от мысли о таком, сколько от брезгливости. «Похоже, срастаюсь со шкурой», — решил я.

Придя в столовую, что перегородкой в полметра отделялась от кухни, Босяк взял сковородку, две банки тушёнки, пачку макарон, порошковые яйца, кусок сливочного масла и принялся за готовку.

Вдруг, совершенно неожиданно для меня, Босяк перекричал шипение сливочного масла:

— Спрашивай, чо ты там спросить хотел. Кричи, да не переусердствуй, а то я человек вспыльчивый и рука у меня тяжёлая.

— Во-первых: кто занимался моей выгрузкой? — спросил я, сев за ближний к кухне столик.

— А тебе не похер? — удивлённо спросил сегодняшний повар.

— Нет. Не похер. Но я пойму, если ты ничего нескажешь.

— Выгрузили и выгрузили. Воспаление лёгких с пневмонией тебе всё равно не грозит. А приходить в себя мур Алёша категорически отказывался и стоически терпел все терапевтические пощёчины, так что, — Босяк обернулся и начал улыбаться. — Решили выгрузить на земле, авось не пройдёт орда.

— Понятно, — протянул я, оценивая перспективу быть растоптанным проходящей ордой. — Непонятно только одно... мы где?

— На тройнике, куда свезли партию мяса, завтра сюда подъедут внешники. Мы им товар на окончательную разборку — они нам оружие, дронов и прочую снарягу подгоняют. В принципе, снаряжение у разных представителей внешников разное, даже если миры, откуда они пришли, находятся на одном уровне развития, так что опознать в нашей колонне муровскую никто не может. Есть, конечно, дебилы, что машины знаками помечают, типа банды, но живут они недолго и мучительно.

— Спасибо за экскурс в порядки этого мира, опять.

— Да, ничего, — Босяк снял с плиты сковородку и разложил макароны «по-флотски» на шесть порций. — Сочтёмся! — хлопнул меня по плечу и начал есть.

Без речи Босяка и шипения масла на раскалённой сковороде отчётливо стали слышны стенания пленных. Раздражающий, монотонный вой десятка голосов действовал на нервы. Я не стремился им помочь. Они себе не сумели, так почему я должен рисковать своей жизнью ради того, чтобы обеспечить мертвяков кормом?

Машинально начал ковыряться в тарелке. Макароны с тушёнкой и порошковыми яйцами выглядели совершенно не так, как звучали. Да и на вкус были вполне съедобными, и трудно сказать, была ли в этом заслуга повара или просто «звёзды сошлись», но ужин у Босяка вышел отменный.

На сытый желудок стоны и всхлипы уже не казались такими раздражающими. Впервые с момента попадания в этот мир я ощутил приток крови к причинному месту. Портить товар не хотелось, хотя парни, наверняка, всех баб там заездили. Обходиться собственными силами — ниже моего достоинства. С тех пор, как я вёл активную половую жизнь ни разу не прибегал к старинному методу руки и мыла.

Чтобы как-то отвлечься, пошёл на склад, что, неожиданно, развернули в подвале.

Толстяк полностью оправдывал своё прозвище. Однако оружие выхватил достаточно шустро. Когда я только скрипнул дверью, он уже прицелился мне в голову.

Холодный пот выступил на моих висках, пока я пытался сообразить, что сказать резкому оружейнику, но он выручил меня сам:

— Чего пришёл? — недобро щурясь, спросил он.

— За патронами к пистолету. Жало должен был предупредить.

Толстяк убрал пистолет в кобуру. Я выдохнул и смахнул пот со лба, подошёл ближе к стойке, облокотился на неё и стал ждать.

Зав. склада, выложил обоймы на стойку и вернулся к прежнему занятию, то есть сну. Упёр руки в стойку, склонил голову и захрапел.

«Понятно, почему он меня чуть не пристрелил. Ещё бы, проснуться от скрипа входной двери в пустом подвале, ночью, когда не спят только дежурные, а остальные спят, но вполуха. Я бы тоже сначала за оружием потянулся и только потом соображать начал», — размышлял я на пути к машине.

За ожиданием патронов для пистолета нашёлся неожиданный выход. Переночевать в машине — простое решение, что пришло мне в голову только когда от безысходности я чуть не начал сношаться со стенами.

Выйдя из подвала на улицу, как следует побился головой об стену домика. Но «часовой» упорно не покидал пост. Залез в машину, упёрся «третьей ногой» в приборку и закрыл глаза.

Стоило только впасть в дрёму, как сон нарушили ночные курильщики. Пришлось стать невольным слушателем их разговора:

— Да, сбросили пар... отдышаться не могу!

— Брось ты! Вот года два назад к нам принесло одну... мечтательно изрёк Рыба. — Правда тогда и район был другой, и пахан. Всё другое было. И тебя позже принесло. Но сейчас да, неплохо всё-таки вышло.

— А новичок чо?

— Чо?

— Хуй через плечо, — резко ответил первый, затоптав окурок. — Где он? — спросил тот, успокоившись.

— Не знаю, — ответил второй. — Босяк, вроде как, с ним нянчился, а его теперь хер спросишь...

— Ага, пока сам с бабы не слезет, — сплюнул сквозь зубы первый.

— А что у тебя за резон к Алеше есть?

— Та исчез он как-то неожиданно, как бы куда не сквозанул.

«Спасибо за столь высокую оценку моей выживаемости!», — мысленно поблагодарил я первого, чтобы расстроиться от слов второго.

— Куда он сквозанёт-то? Его в большой Стикс выводить нельзя — тут же сгинет.

— Да ну? Хотя... ты прав. Алеша, что с него взять? — усмехнулся первый и зашёл в дом.

— Что с него взять? — тихо повторил второй, скрипнул при развороте кирзачами.

А я, наконец, заснул. Больше за ночь никто не беспокоил.

Проснулся заблаговременно к рассвету. Нашёл Босяка, позавтракал и получил инструктаж. Ничего сложного. Всего лишь уйти в дозор и дать сигнал, когда на горизонте покажутся внешники.

И думал я так оттого, что кластер всего лишь три на три километра. С любовью к пешим переходам, с подготовкой у Босяка и добрым матным словом отправился на восток, ибо именно там находится Внешка и приблизительно оттуда должна прибыть делегация за товаром.

Как выяснилось, тащить на горбу пятнадцатикилограммовую рацию — дело не из лёгких. А выяснился этот факт только когда уже хотелось выплюнуть лёгкие, и удерживал от этого только инстинкт самосохранения.

Последний километр до точки, откуда я должен наблюдать за округой, преодолел на силе воли. С кровавыми мозолями на ногах, ослепленный солёным потом, с тянущим к земле грузом, я раненным лебедем помчался к недостроенной школе. Из глаз брызнули слёзы счастья.

«Я добрался! Наконец-то добрался! Теперь только устроить лежанку, доложится и отдыхать!», — думал я, подбирая позицию и пытаясь смотреть на это дело со стороны снайпера. Где линзы бинокля не будет бликовать? На фоне чего я стану незаметен для врага? И где обзору ничего не помешает?

По всей стройке то тут то там валялись белые человеческие кости, ошмётки одежды, стрелянные гильзы. Большинство из бедолаг нашли свою смерть в углу, зажатые, возможно, сломленные, они стали топливом для эволюции кого-то из развитых заражённых.

Спустя двадцать минут тяжёлых дум и брожений из угла в угол я отдышался и выбрал позицию наискосок от бетонной колонны. Со стороны, откуда должны появится внешники, я не виден, зато мне прекрасно видно всё и даже чуть больше, чем надо.

Поставил рядом с собой рацию, переключил тумблер, нажал пару кнопок и сквозь помехи услышал голос Рыбы:

— «Цербер 2», «Цербер 2», приём, как слышно?

— Приём, «База», слышно херово. Прибыл на точку, начинаю наблюдение. Запрашиваю инструкции для нестандартных ситуации.

— Это каких, «Цербер 2»?

— Нападение заражённых, рейдеры и прочее неуставное, — веселился я.

— На этот случай, если можешь отбиться — отбивайся, если можешь бежать — беги. Если рацию не представляется возможным эвакуировать — уничтожь. Чего я тебя учу-то, как маленького? — возмутился Рыба. — Фильмы военные видел небось? Вот и действуй, как там, только не геройствуй. Как понял?

— Вас понял. Конец связи.

«Отчитался, теперь можно и отдохнуть...», — с такими мыслями я начал своё наблюдение.

Глава 6

Хоть стаб и находился на стыке кластеров, дежурство выдалось достаточно спокойным, а гости показались только к вечеру. Я проклинал себя уже на третий час бдения, конечно, отлучиться в туалет никто не мешал и риск проглядеть что-то важное пока справляешь нужду отсутствовал как таковой, но лёжа в одной позе «затекаешь», а потом не можешь разогнуться.

Поэтому, когда броня внешников показалась на горизонте, я только и смог, что нажать кнопку вызова.

— Да, «Цербер 2»? — отозвалась рация уставшим голосом Босяка.

— «База», гости уже пересекли границу кластера. Какие будут указания?

— Доставай листок, записывай частоту внешников, я им про тебя скажу — заберут, а то потеряешься ещё ночью, — вздохнул Босяк и продиктовал частоту и пароль, по которому внешники опознают меня. — Ну, вот и всё, сейчас связывайся с ними, место куда подъехать за товаром они знают, доставят тебя в лучшем виде.

— Понял. Принял. Конец связи!

Недолгий акт шаманизма с наполовину запакованной рацией и я уже на частоте внешников. Назвал пароль, представился и услышал в наушниках:

— Какого хуя тебе надо?! — вопрос прозвучал резко и подействовал на меня, словно ушат ледяной воды, вылитой на голову. Но, к счастью, я нашёлся достаточно быстро.

— Мур я, служивый. Понимаю, заебался — сюда ехать не один день, и твари местные страшнее родной тёщи, но и ты меня пойми. Я, блять, лежу тут с самого утра, нахуй, в одной ёбаной позе — ни поссать, ни посрать. Вас жду, ебитесь вы конём!..

— Впечатлят, для не служившего недурно, — прервал меня на середине монолога внешник. — Место на броне заслужил. Двигай в сторону маршрута, на середине встретимся. И, это, больше такие позиции для наблюдения не выбирай. Наш снайпер заметил тебя только недострой на горизонте показался, — усмехнулся переговорщик и отключился.

Ухнув, взвалил на плечи рюкзак с добром. Подпрыгнул. Ничего не звенит, но ноги еле разогнул. Всё-таки лежать неподвижно десять часов, а после этого встать и бежать в штыковую я смогу очень нескоро. Если это, конечно, не выдумка авторов книг о героях.

«Тут подпрыгнул и чуть не кончился на месте, несмотря на подготовку и прочие прелести жизни иммунных, вроде повышенной силы и выносливости. А герои лежат в засаде и сразу потом бегают, прыгают, выполняя при этом набор акробатических и эквилибристических трюков, которым завидуют большинство мастеров спорта», — рассуждал я, чтобы как-то убить время в пути до колонны.

Остановившись на середине дороги, поддел носком камешек и поймал его рукой, чтоб запустить в невесть как выжившую крысу. Впрочем, как она выжила понятно. Кластер отдалённый, стаб пустой, достаточно просто держаться в зарослях, когда редкая стая заражённых пробегает и машины проезжают. Питаться корешками и пить дождевую воду.

За неделю и четыре дня, проведённых в Улье я ни разу не наблюдал дождя, но не может же такого быть, чтобы их совсем тут не было. Без влаги невозможен буйный цвет всякой растительности, а тут борщевик выше меня растёт.

С этим местом определённо что-то не так. Даже свыкшись с тем, что все иммунные зависят от сероватых катышков в мешках на затылках смертоносных тварей. Приняв то, что назад вернуться в принципе невозможно, каждый день ты находишь для себя в нём что-то новое. Зачастую неприятное, непонятное и оттого опасное. Вынужденный выживать вместо того, чтобы жить, привыкаешь ко всем трудностям, лишаешься маленьких радостей и единственным доступным развлечением остаётся только кидание камня в крысу. До чего я докатился?

Тяжело вздохнув, подошёл к крысе, хотел забрать тушку в качестве талисмана. Но крыса упорно сопротивлялась смерти, дрыгая задними лапками, желая сбросить с себя камень. Она посмотрела на меня таким взглядом, словно говорила: «Доволен? Я умру под тяжестью этого камня, но камень не упал на меня сам — ты скинул его! Моя смерть на твоей совести и мой призрак всегда будет мучить тебя в кошмарах!». Хотя, может, таких мыслей у крысы и не было, но смотрела она с явным осуждением.

Пожалев бедолагу, снял с неё камень. Придержал двумя пальцами, чтоб не убежала, но крыса только вывалила язык и тяжело задышала. Отвинтил крышку с фляги и капнул ей живчика. Результат получился не ахти какой, но всё же пульс у животинки выровнялся и язык она поспешила убрать обратно.

Поднял оживившуюся крысу на руки, та не сопротивлялась и тянулась носом к большому пальцу моей правой руки.

— Ну что, пойдёшь моей наплечной совестью? — спросил я её, пересаживая на правое плечо.

Крысе ничего не оставалось, кроме как согласиться. Метнув взгляд на камень, что я для верности пнул ногой подальше от дороги, она посмотрела на меня и еле заметно кивнула. Или, может, от усталости уже мерещится всякое?

Когда увидел передний дозор колонны, что уже практически поравнялся со мной, вытянул большой палец и спустил одну лямку рюкзака, чтоб больше походить на автостопщика. Логики в этом поступке не было никакой, как и в случае с крысой. «Захотел — сделал!», — вот мой принцип.

Сначала меня со всех сторон осмотрел оператор дрона. Не знаю, что в моей внешности его удивило, но электронный глаз прочно закрепился за мной. Следовал буквально за каждым движением. Опустил руку — наблюдаешь, как камера и парочка сенсоров просчитывают своё и твоё положение в пространстве. Что не говори, какие договоры не заключай, а внешники никогда к мурам спиной не повернутся. Как, собственно, и муры к внешникам. Чуть зазевался, считай, уже попал на переработку.

Следом, подняв пыль накатанной колеи, проехал пикап разведчиков. Напротив меня штурман высунул голову из окна и прокричал: «Броня после нас идёт, прыгай на неё — все уже в курсе!», — голос говорившего сквозил усталостью и звучал приглушённо из-за респиратора — неотъемлемого атрибута каждого внешника, который ещё хочет вернуться в родной мир.

Броня шла целым блоком. Танк с малым главным калибром и парой автоматических пулемётов на автоматических станках, то ли приваренных к корпусу, то ли изначально таких кривых и будто самодельных. И два бронетранспортёра, явно серийных и неподготовленных к условиям Стикса. На последний из них я и запрыгнул, примостившись с правой стороны.

Трое десантников презрительно посмотрели в мою сторону, разве что не сплюнули, и вернулись к осмотру окрестностей. Хоть после дронов и головного пикапа как необходимости в этом не было, но, видимо, они следовали старой поговорке: «Бережёного Бог бережёт».

Как наблюдавший за округой весь день, я знал об отсутствии опасности практически во всём кластере, но к внешникам лезть не рисковал. Парни нервные, того и гляди, как не пристрелят где-нибудь, всё-таки тройник малый-малый, а побольше некоторых обычных кластеров будет.

Такая протяжность: девять километров в одну сторону и девять в другую — встречается очень редко, в основном на границе с чернотой. Создавая такой силок и запирая рейдера в узком коридоре посреди черноты. Никогда не знаешь, что ожидает по другую сторону такого кластера, даже если этой тропой уже ходили...

За неспешными рассуждениями и анализом подслушанного у муров возвращение прошло незаметно.

Солнце скрылось за горизонтом, когда колонна остановилась на месте. Я спрыгнул с брони и пошёл к крыльцу, где уже стояли Босяк с Жалом. Один отчитывал другого, другой сжимал и разжимал кулаки, но возразить не мог чисто физически — из тени за каждым движением в поле зрения наблюдал скрытник. С тех пор, как тот спалился на применении дара, я уверился в том, что личный телохранитель не покидает Жало.

Как только я подошёл ближе, моего уха коснулся, а правдивее сказать, по моему уху вдарил суровый командирский бас:

— ...Озги, блять, у мертвяка, ему они всё равно без надобности уже! Хотя, кому я советую? Ты, утырка кусок, от мертвяка отличаешься только связной речью — инстинкты у вас одни и те же на двоих. Запри вас в клетку — неизвестно, кто кого быстрее сожрёт, — Жало сплюнул мне под ноги и взглянул на меня уставшими глазами. — Вот! Бери пример с Алеши! Он хоть дурак, но, блять, исполнительный, сука!

Я посмотрел на Босяка, Босяк посмотрел на меня. Ох, этот взгляд не сулил мне ничего хорошего! Один глаз постоянно дёргается, а в другом лопнула пара капилляров. Несмотря на постоянный козырь в виде умения, я боялся. Каким-то животным липким страхом боялся и спинным мозгом понимал, что в рукопашной схватке насмерть, даже если я выжму из себя все соки, не продержусь против Босяка и минуты.

— Да, про дурака ты правильно сказал. Не смыслит же ничего. Вот например сейчас, — Босяк вытянул руку в мою сторону, — стоит и думает, как я его линчевать буду после твоих слов. Зенки вылупил на меня и уже наверняка нарисовал картину его подлого, сука, уничтожения с унижением, — Босяк повернулся в мою сторону и расслаблено облокотился на балку. — На самом деле, — начал он после паузы, — никому ты тут в хер не впился, и, если бы с колонной внешников не вернулся — никто бы им слова не сказал.

«А...», — заикнулся было я, но тут же согнулся пополам, хватая ртом воздух. Крыса при этом «храбро» перебралась с моего плеча во внутренний карман куртки и уцепилась всеми четырьмя лапками, чтобы не выпасть обратно в мир. Предчувствие не обмануло — Босяк ударил быстро и больно, не рассусоливая. Что самое обидное: я даже не успел заметить движения мура в мою сторону, чтобы поставить какой-никакой, но блок. А вот «наплечная совесть» не только сумела сориентироваться после удара, но уже дёрнулась в сторону кармана, когда Босяк начал движение.

— Побуянил и будет. Новичка не порть! Иди лучше проконтролируй баранов своих, убьют кого ещё, — со старческим брюзжанием заметил Жало. — А ты, — повернулся он в мою сторону, — сдай оружейнику рацию и готовься.

— К чему? — удивлённо спросил я.

— Потом узнаешь, — с улыбкой пообещал пахан и побрёл с крыльца навстречу делегации внешников.

«Хм...», — хмыкнул я мысленно, погладил крысу, выбравшуюся из кармана и переползшую на плечо. Вернулся к оружейнику в подвал. Тот занимался калибровкой какого-то непонятного ствола, похожего на Калашников внешне, но использующее крупный калибр.

Немного понаблюдав за работой оружейника, постучал в дверной косяк и спустился с лестницы.

— Здорово! — немного рассеяно поприветствовал оружейник. — С чем пришёл?

— Да так, Жало сказал рацию тебе вернуть, — ответил я, освобождая свою спину от заметно потяжелевшей рации.

— А, понятно. Поставь в тот угол напротив лестницы, — Толстяк сделал неопределённый пасс рукой в сторону угла с разным барахлом. И вернулся к шаманству над стволом.

— Сделано! — отчитался я на выдохе.

— Молодец. Возьми с полки пирожок, — не отрываясь от дела, пробурчал оружейник.

Смотря на его работу, я подумал: «А есть ли такие дары, которые позволяют понять оружие? Надо будет, при случае, у знахаря спросить...». Закинув моментально полегчавший рюкзак на плечо, я вышел из подвала, чтобы прямо там и замереть.

На площадке за домом, метрах в ста от входа в подвал, внешники вместе с мурами спешно разворачивали... А как это назвать? Я даже не знаю...

Задумчиво почесал затылок, пытаясь вспомнить подходящее определение под то, что разворачивали в основном муры.

Они готовили площадку, границы которой ограничивались колышками с натянутой в три ряда, острой даже на вид, леской. Спешно вытаптывали траву и подносили мешки с песком.

Суть затеи я понял почти сразу, вернее сказать, далеко не сразу, когда утоптанная площадь с песком стала на две трети больше, чем весь ринг. Причём работали муры сами, не привлекая «мясо».

Объяснение такому поведению нашлось, когда это самое «мясо» выгнали на песок и построили в шеренгу.

Я подошёл ближе к площадке. Не то чтобы мне хотелось смотреть на забитых, перепуганных и отчаявшихся людей, но любопытство пересиливало жалость, злость и, что самое странное, отвращение.

При взгляде на измучанных оборванцев, живущих сейчас только благодаря живчику, я испытывал злость, не на муров и не на мир, как это было раньше.

Мир тут был ни при чём. Он безразличен ко всем. Одни успевают приспособиться, другие — нет. Вторые становятся кормом мутантов, топливом для их эволюции, донорами органов или безвольными куклами, которые сделают всё ради ещё одной дозы спека.

Муры тоже — они лишь пользуются теми возможностями, что предоставляет мир, не считаясь с моралью, но где она, эта мораль? Она размыта, границы её непрочны и в любой момент могут обрушиться под натиском обстоятельств. В среде муров я уже начинаю презирать и ненавидеть более слабых, не сумевших адаптироваться к переменившимся условиям. Среди более порядочных рейдеров (если они есть) я стану более сдержанным, хоть это и будет трудно.

Получается, что виноваты сами люди, точнее, виновато «мясо». Их построили на песке, под светом двух прожекторов, большинство бедняг сразу прижались к друг дружке, как бы ища защиты за спинами товарищей по несчастью. Но не они вызывают у меня отвращения, скорее, жалость. Злился я, на своих... коллег, что ли? Так что же вызвало такое острое чувство неприязни, перетёкшее в отвращение?

Ещё раз смерил всех внутри площадки презрительным взглядом, чтобы найти ответ на свой вопрос. Взгляд зацепился за тройку отдельно стоящих мужчин. Крепко сбитые, но без «явных» мышц. На голых торсах один сплошной синяк, как и на лице. Однако, несмотря на все побои, мужчины смотрели на муров с нескрываемой злобой. Именно совокупность внешности и несломленности вызвали отвращение, тогда как в прошлом я бы только восхитился этими парнями. Но судьба распорядилась по-другому, и теперь я стоял на противоположной стороне и испытывал все чувства, которые испытывают, глядя на врага.

Враги ли эти люди? Определённо нет. Их ждёт ужасная участь, которой я избежал лишь благодаря дару Стикса.

Тем временем, пока я копался в себе, всем людям внутри периметра повязали разноцветные верёвки на пояс и заставили перестроиться из шеренги в какое-то подобие маршевого строя. Жало стоял впереди них, напоминая мне лысого ведущего одной развлекательной программы и прокуратора одновременно, и кричал:

— ...Итак, кого из мяса" вы хотите оставить внутри периметра? Голосуют все! — достаточно громко уведомил Жало и стал ждать.

— Да чо тут думать? Я за то, чтоб самых тощих сразу грузили, а вот этих борзых оставь, будет интересно посмотреть на то, как эти мудаки сковырнуться, — выкрикнул самый голосистый из муров, и его тут же поддержал одобрительный гул всей муровской братии.

— А вы что решите, гости наши? — повернувшись к гостям, спросил у них Жало.

Внешники единогласно поддержали решение муровской стороны.

— Что ж... — протянул конферансье, пока остальных людей уводили, а в большинстве случаев утаскивали с площадки. — Теперь, когда жертвы выбраны, вам нужно выбрать палачей. По одному палачу от команды, во времени не ограничиваю, но бензин в генераторах не вечный и долго освещения не будет, — печально развёл руками Жало, состроив скорбную мину.

Когда ряды начали обсуждение, он повернулся ко мне и подмигнул. Спустя минуту бурных обсуждений от муров вышел тот самый голосистый. Вышел под свет прожекторов, наверняка, чтобы я увидел, и начал говорить:

— Мы, короче, посовещались с братвой и, с уважением к тебе, Жало, решили поставить на тёмную лошадку нашего дружного семейства. Короче, Алешу мы выбрали! — улыбнулся явно засланный горлан.

Впрочем, может, они всё заранее днём спланировали? Меня же целый день на базе не было. Жало не просто так сказал готовиться, значит, всё знал.

— Неожиданный выбор! — удивился конферансье. — А кого в этот раз поставят наши партнёры? — улыбнулся он.

— Мы решили, — начал командир колонны, — что в этот раз нашим палачом будет вот этот вот парень!

Из строя внешников вышел плечистый парень лет тридцати. Как все — с маской в половину лица и зелёными глазами. Кулаки — размером с мою голову, грудь в обхвате — половину меня можно запихнуть и то маловато будет. Явный силач.

— Уважаю и одобряю ваш выбор! — кивнул Жало. — Участники, подойдите ко мне!

Я, заранее приготовившись морально к ещё одной подставе, как можно увереннее подошёл к Жалу. Представитель внешников сделал то же самое.

— Отлично! Итак, во всеуслышание объявляю: пусть первого определит монета. Выбирайте стороны!

— Реверс, — сплюнул под ноги я.

— Аверс, — выбрал внешник.

Кивнув, Жало подкинул монетку щелчком большого пальца и, когда она начала падать, ловко подхватил второй рукой, прихлопнув на бросающей руке, резко убрал накрывающую и сказал:

— Орёл. Первым выходит представитель внешников! — объявил Жало и встал в стороне.

«Get ready to rumble!», — пронеслось у меня в голове, когда парень перепрыгнул ограждение и встал в классическую стойку для правшей.

Первым на сближение пошёл самый целый из тройки мяса. Отпрыгнул от обманного финта, чтобы сразу получить кулаком в ребро. От удара внешника ребро бедолаги треснуло со смачным звуком и пробило тому лёгкое. Он согнулся пополам, харкнул кровью и упал на колени, схватившись за пробитый бок. Вот так опытный боец вывел культуриста из боя одним приёмом.

— Это был достаточно быстрый бой, — прокомментировал конферансье. — Можно сказать, избиение младенца. Я понимаю, что оставшаяся пара нашему гостю на один зуб, поэтому засчитываю победу! Сейчас побеждённого вынесут с площадки, и внутрь войдёт новичок. Который, я надеюсь, не подкачает и проведёт бой честно, не применяя способностей, так ведь? — подмигивая спросил Жало.

— Да, — начал я как можно громче, — бля буду, справлюсь сам, не применяя дар, — ударил себя в грудь и прошёл к леске.

Провёл по своеобразному ограждению пальцами. Леску муры натянули на совесть, так, что она приобрела бритвенную остроту. «Пойдёт», — решил я и в один прыжок оказался внутри ринга.

Оставшаяся без вожака двойка демонстративно переглянулась, осматривая мою совсем не мускулистую фигуру (особенно, если брать её в сравнение с фигурой палача внешников), и пошли в наступление.

Что ж, дар я пафосно пообещал не использовать. Значит, придётся полагаться только на себя, свою мышечную память и...

Сука!

Резко отскочил влево, за спины этих двоих. Ударил ближайшего рукой наотмашь.

Другой в это время скрылся из поля зрения. Предпочёл не подставляться и разорвал дистанцию.

Как оказалось, совершенно вовремя. Он хотел повторить мой трюк, но сам открыл спину.

Казалось бы: просто ударь его ногой в поясницу или возьми за горло. Но во мне ещё осталась капля совести с гордостью, ну и перед толпой выпендриться захотелось. Все мы грешны, как говорится.

Обтекаю бедолагу с левого фланга, непрямым ударом заставляю уклониться.

Провожу подсечку, он, не успев сориентироваться, падает. Добивающий пяткой сапога в череп — мясо не подаёт признаков жизни.

Отпрыгиваю вправо и разворачиваюсь на сто восемьдесят, чтобы подскочить обратно и нанести фатальный для бедняги удар с правой. Он заваливается на спину, ударяясь копчиком об песок, и не пытается вставать.

Надеюсь, бой вышел красочным, не хотелось бы после целого дня лежания в дозоре узнать, что скакал только что зазря.

Второй раз сплюнул под ноги и вышел с ринга цивилизованным способом — для выноса мяса леску ослабили в одном месте, и я легко через неё пролез, не рискуя своими яичками.

Как и подобает боксёру, встал рядом с Жалом.

— Ну, какой из палачей, по вашему мнению, справился с казнью лучше? — спросил он, когда тела вынесли с площадки.

На какое-то время наступила абсолютная тишина, даже моя наплечно-карманная совесть притихла в кармане куртки. Кстати, надо будет ей какую кличку дать, а то всё совесть да совесть, как бы не обиделась она...

— У нас есть, что сказать! — выкрикнул из толпы тот же самый мур, который меня подставил. Сейчас, стоя между светлой полосой, я смог разглядеть его.

Это был Кот, крестник Хорька. Даже, не совсем Хорька, мура, ныне покойного, который был с пухлым сенсом в одном отряде и на вылазке застал картину того, как Хорек ругается с зеленью в охотничьем магазине, а зелень отстреливается и попадает. Скрутили новичка, хотели уже на мясо пустить, просто потому что «нехуй залупаться было!», но чем-то он Хорьку приглянулся. Так и срутся до сих пор, как разговор про его крещение заходит...

— ...Образом мы не смогли выбрать лучшего из палачей и требуем поединка между ними, чтобы определиться с выбором, — закончил Кот.

— Спасибо. Ну, а вы что скажите? — обратился Жало к внешникам.

— Мы ставим на нашего палача в поединке, но будь как будет, — пожал плечами командир.

— Тогда зачем откладывать в долгий ящик? — спросил Жало у нас. — Напоминаю правила: убить можно, специально срывать маску нельзя. Территорию в случае поражения преждевременно не покидать, я сам за всем слежу и буду спрашивать. Ты меня понял, Алеша?

Молча кивнул. Занял правый верхний угол площадки. Внешник, согласно традиции, занял левый нижний. Жало махнул рукой, дав отмашку о начале боя.

Внешник быстро сорвался с места и пропал.

«Ага, значит, здесь используем все козыри, что есть? Хорошо, парень, я тебя понял», — подумал я и попытался сосредоточиться.

Если себя он скрыл, то вот следы на песке — не смог. Я озирался по сторонам, ожидая удара откуда угодно, как загнанный зверь, а сам смотрел на песок под ногами и следы на нём.

За то время, пока я крутился юлой, он почти подобрался ко мне на расстояние вытянутой руки. Ключевое слово «почти».

Когда боец начал «выходить из сумрака», я активировал дар.

Оттолкнул руку, что даже в замедленном мире двигалась с ужасающей скоростью, и нанёс три быстрых удара: сжатым кулаком, раскрытой ладонью и одним пальцем. Все в грудь напротив сердца.

Откатил дар и принялся наблюдать, как внешник заваливается набок. Вообще, этот набор ударов не входил в тхэквондо, но сейчас, подсмотренный когда-то в боевике и усиленный способностью, сработал как нельзя лучше.

В очередной, кажется, третий раз за этот отрезок времени плюнул под ноги и выбрался с ринга. Пожал руку под пристальным взглядом Жала, выбравшемуся внешнику.

— Кхм, — прокашлявшись для проформы, начал он. — Теперь, я думаю, ни у кого не осталось ни тени сомнения в том, что Алеша — лучший палач сегодняшнего вечера.

— Не согласны! — заявил командир внешников. — Он использовал умение! Нарушил собственное слово!

— Чем ответишь, Алеша? — заинтересованно спросил пахан.

— У меня есть, что ответить, — сказал я. — Вашему представителю можно использовать уникальное преимущество, а мне, значит, «хуй соси!», так?

— Что? Какое-такое преимущество? — удивлённо прозвучало из-под маски.

— Ваш боец использовал систему маскировки, делающую его практически невидимым. Только благодаря дару Улья мне удалось нивелировать преимущество вашего бойца.

— Терещенко, опять? — как-то совсем беззлобно на выдохе сказал командир. — В который раз-то уже? — обречённо спросил он. Дождавшись повиновения от подчинённого, внешник сказал. — Вы выиграли, мы снимаем с вас штраф за испорченное мясо, — объявил он и пожал руку пахану.

Я стоял с выпученными глазами. Логическая цепочка сразу выстроилась у меня в голове. Босяк накосячил, муры проштрафились и, чтобы как-то остаться при своих, устроили это шоу. Вся ставка замкнулась на мне.

С разрешения пахана удалился со стихийного собрания по поводу организационных вопросов.

Упал там же, где и вчера. И принялся раздумывать, чтобы побыстрее заснуть.

Накосячил Босяк, а отвечаю я, интересная картина выходит. Ну, не дурак чай, скорее совместили два дела. И проверка, и сохранение авторитета. Интересно, а что бы было, не вывези я против внешника?

Наверняка у них был запасной вариант. Или всё это не более, чем простая проверка в условиях, приближенных к боевым и внешник специально включил маскировку, чем-то похожую на систему «Стелс» из моего родного мира? Да нет, не может такого быть! Не настолько могущественен Жало, чтобы иметь влияние на внешников. Им надо бы было — они бы давно сравняли базу на стабе и сами бы там закрепились. Значит, мы им выгодны, причём выгодны с позиции: «мы им — старое, списанное со складов оружие, они нам — доноров».

Больше, чем уверен, запроси Жало чуть больше и от нашей колонны ничего не останется, даже следов на земле. Однако есть у меня подозрение, что «это ж-ж-ж неспроста!»...

Глава 7

С чего бы начать? Ночь прошла спокойно. Внешники уехали сразу, как утрясли все вопросы и погрузили «мясо». Трупы тех троих бедолаг забрали с собой в холодильнике, мол, чего добру пропадать, верно?

Меня разбудил Лом, которого случай определил водителем этого грузовика, и сказал:

— Раз занял место штурмана, держи комплекс, — протягивая мне ничем не примечательный на вид прибор ночного виденья.

— А где я его закреплю? Шлемов-то нет! — закономерно возмутился я.

— Всё предусмотрено до нас! — весело изрёк Лом и развязал крепёжный узел. — Ебись как хочешь, но чтоб на голове держал! — в приказном тоне прорычал он, захлопнув пассажирскую дверь.

Попытался смастерить что-то вреде подшлемника и уже под этот подшлемник из ремней просунуть ПНВ. Закономерно ничего не вышло. Хорошо, что Лом занимался колёсами грузовика и обсуждал маршрут с другими водителями колонны.

Погодите-ка! А разве штурману не положено знать маршрут и своевременно предупреждать водителей об изменении на нём, повороте или преграде? Вроде должен. Тогда почему меня нет на этом собрании? «Непорядок», — решил я и, взял в руки ПНВ, уже посажанный на кожаный ремешок, подогнанный под форму моей головы, отправился к водителям и их штурманам.

Накинул получившуюся конструкцию на голову. Вроде сидит удобно, при ходьбе на лицо не съезжает, опустить на лицо можно. Ладно, работоспособность потом проверим. Надо послушать, что умные люди про маршрут говорят. Вон, и Жало подошёл.

— ... А я тебе говорю, что на стаб можно и потом заехать, — убеждал Кот.

— Кот, ты дебил. Вроде опытный мур, давно в банде, даже сам паханом успел побыть, хотя сомнительная история. Потому что по твоим решениям видно, что стаб под твоим руководством обеднел бы быстрее, чем солнце сделало бы полный оборот! — вскипел Жало. — Кто согласен с тем, что к институтским необходимо ехать сразу, со всем нашим добром на борту?

Жало устроил голосование, благоразумно подождал, но все, включая Кота, промолчали и никто не поднял руки.

— Так я, блять, и думал! — выдохнул он в пустоту. — Ну что, подумал головушкой? Вижу, что подумал, а остальные сразу догадались. Так, — продолжил мур после паузы, — если с маршрутом решили, то по машинам! Нехуй сидеть на месте, если не хотите стать для мертвяков сосиской в тесте! — хлопнул Жало в ладоши и перебежал к своей машине.

Поддержав командира, запрыгнул на место штурмана раньше, чем Лом на своё. Устроился так, чтобы в любой момент выхватить оружие и начать пальбу по любой цели в приделах убойной дальности. Ещё раз проверил, на месте ли ПНВ, переглянулся с водителем и прошептал: «Стикс с нами!».

Мы заняли место посередине колонны, так как «Из-за одного рукожопого, но везучего новичка» у нас пробит борт грузовика и наша защита ниже, чем у машин впереди или позади. В случае, если до нас доберётся тварь, которую не сумели успокоить автоматы Гвоздя с Хорьком и винтовка Босяка, то никакая защита нам не поможет. Однако в битве против человека такие дыры едва ли не основная брешь в защите, за счёт которой условный противник может выиграть бой, а вместе с ним оружие, которое сгрузили к нам, как к самым прикрытым.

Хотя это прикрытие было чисто условным, так как часто пикап дозора уезжал, собственно, в дозор, а пикап прикрытия из-за плохого дорожного покрытия и отсутствия дороги как таковой, пристраивался в хвост. Так что, вместо «бочки» мы защищены «никак».

От скуки решил вернуться к настройке ПНВ. Натянул на голову, по глазам резанула ярко-зелёная полоса. Посмотрел, блин, на солнышко! Так, а вот яркость подсветки стоит убавить. Днём картинка чуть темнее, чем надо, зато ночью будет хорошо. Так, а это что за тумблер? Поня-я-я-тно, что Лом имел в виду, когда говорил о том, что это комплекс.

Картинка сменилась с глубоко-зелёной, даже темноватой, на такую же, но синего спектра. Повертев головой и так, и сяк, я понял, что в данный момент смотрю на мир через призму тепловизора.

Когда я увидел яркокрасную точку под четыре метра ростом, мы как раз проезжали узкий участок просёлка, где лес вплотную подступал к дороге.

Я, понятно дело, трухнул сначала, особенно когда это «нечто» начало уверенное движение в нашу сторону. Промедлив полсекунды, вспомнил, что прикинуться ветошью не получится и то, что вообще-то сижу на месте штурмана в машине, полной ценного груза.

Взял с приборки рацию и на общей частоте проорал:

— В лесу на девять часов какая-то херня, по габаритам напоминает элитника!

— Спохватился, бля! — ответила рация голосом Кота. — Я её срисовал минуты две как, Алёша. Сейчас всё красиво сделаем!

— Сядь и смотри, пока дают, — посоветовал Лом.

Я откинулся на спинку сидения, на всякий случай взяв автомат, как младенца, и принялся наблюдать.

Из леса неспешной поступью хозяина тайги вышло то, что когда-то по праву, а теперь с большой натяжкой, называлось медведем. Нет, не так... Медведем.

Встав на задние лапы посреди дороги, монстр превратился в шестиметровую стену свалявшегося в клочки меха там, где тот остался. Оскалился своей жуткой улыбкой, обнажив клыки с останками гнилой плоти неудачно попавшегося ему на зуб мертвяка, и рыкнул.

От такого мощного рыка африканский царь зверей съёжился бы в комочек и умер от сердечного приступа. Причём неизвестно, что произошло бы раньше. Что говорить, если видавший виды Лом, передёрнулся и пустил слезу.

Впрочем, слезу пустил и я, амбре от дыхания бестии встало плотной стеной самых разнообразных оттенков гнилостного запаха и шибануло нам в нос, как не сможет шибануть никто из мне знакомых здесь.

Вместе с рыком, вырвавшимся из пасти зверя, в неё залетела пуля. Пуля царского калибра — пятнадцать и семь. Пуля, которая гарантированно пробьёт самую толстую пластину на теле заражённого рангом ниже элиты, да и молодую элиту завалит «на раз».

Монстр пошатнулся, сел на задницу, изрыгнул из себя знатную порцию тёмной крови, махнул левой лапой на прощание и издох.

— Тьфу! — раздалось в эфире. — Зря только пулю перевёл! Тут бы за глаза хватило обычного снайперского калибра! — горевал Босяк, подошедший к туше, чтобы оценить масштаб, так сказать.

Разделывали хозяина тайги долго, часа полтора, не меньше, но и улов соответствовал. Без счёту споранов, куча гороха, две красные жемчужины и одна чёрная. Толстые тёмные нити янтаря выковыривали дольше всего.

На вопрос: «А не схарчит ли нас кто, пока мы подсчётом трофеев занимаемся?». Босяк уверенно ответил: «Не слопают. Элитник из медведя получается редко, но уж до коли вырастает, там никто другой, кроме человека или неназываемого не пройдёт. Неназываемых они боятся, как воды, а человек может иметь при себе „большой-большой палка-копалка-пизды давалка“, понял?». Я лишь утвердительно кивнул и вернулся в машину.

Всё равно доли с трофеев не получу, а вся схватка заняла от силы минуту, да и какая сватка? Чисто, блин, удар по пасти юного элитника.

После того, как мы тронулись в путь, я стал исполнять свои обязанности штурмана в полном объёме. Кажется, что куст шевелится или где-то в глубине полей высокой ржи притаился меткий снайпер? Смотрю туда через тепловизор. Тепловизор молчит — не беда. Могу просветить ещё и инфракрасным спектром!

Работа штурманом в Улье оказалась ответственнее работы штурманом на трассе. И много нервнее, но вместе с тем и прибыльнее. За первую замеченную опасную тварь, что могла нас вскрыть, как консервную банку, мне надбавили доли с медведя. А кусача зачли в общий банк большого путешествия.

Пару раз о себе напоминала моя наплечная совесть, которой надо было поесть, справить нужду и глоток живчика. Благо, такие опасные твари, разделка которых занимала некоторое время попадались не часто, но при этом постоянно. Вот такой вот парадокс расстояния ко времени.

Я почти всю дорогу ломал голову над проблемой. Что делать с крысой? Оставить в стабе или же придумать для неё место безопаснее кармана и взять с собой к Институтским? С одной стороны, она всё же живое существо и, беря её с собой, я подвергаю её закономерной опасности, а оставив в стабе, я буду по ней скучать.

Странно, но почему-то я привязался именно к полудохлой уличной крысе, которую хотел забить камнями. Может, во мне проснулось сострадание, а может — истинная суть. Ведь сколько раз я за короткий период раздумывал о том, как бы кинуть муров, да уйти подальше, туда, где никого не интересует, работал я с ними или нет.

В общем, подумав, я решил взять крысу с собой. Что бы нас не ждало, мы встретим это вместе!

Родной стаб встретил тишиной. Мёртвой тишиной. Сначала даже подумалось о том, что пока мы проворачивали «сделку на миллион», как фарш проворачивают назад, то есть невозможно и с неохотой, какая-то группировка приехала и выбила муров с точки. Но затем на частоте послышались помехи, а сквозь них отборный мат радистов-самоучек с обоих сторон.

Соблюдя некоторые формальности, наша колонна в полном составе вернулась домой.

К выгрузке оружия и боеприпасов припахали всех, просто иначе ей бы занимались дня два. Как внешники с мурами всё быстро погрузили — для меня осталось загадкой.

В делёжке трофеев я участвовал весьма опосредованно, то есть, доля-то у меня была, но дали мне её уже, что называется, «на руки». Оценили меня, надо сказать, по достоинству. В десять горошин, пятнадцать споранов и одну чёрную жемчужину, которая, по словам Босяка, зрела в споровом мешке той страшной помеси бульдога с носорогом, что встретилась нам практически перед въездом на стаб.

Причём удивительно даже не то, что на зачищенном двое суток назад маршруте появлялись новые твари, а то, что они так быстро отъелись до столь развитых стадий.

Это всерьёз настораживало, причём не только меня. Жало и Босяк тоже озаботились вопросом, но вопрос оказался настолько сложным, что без помощи институтских они вдвоём пришли к выводу о том, что недавно произошла массовая перезагрузка кластеров. Причины же отследить без вмешательства «светил от науки» не представлялось возможным. На том и порешали.

Коней решили не гнать и отсрочить выезд на два дня от запланированного, чтобы посмотреть за изменениями в регионе.

Дальше на сходке пошла уж совсем какая-то заумная муть, так что я не слушал и решил провести время с пользой.

Как показала практика, тренировки мне нужны по всему и основательные. Если физическую форму потихоньку выправляет сам Улей, то вот с меткостью своей я что-то сделать должен.

Однако сначала заскочу к Коновалу. Он знахарь, должен знать, что с моей крысой так, а что не так.

Привычно дошёл до медблока, постучался.

— Да, войди, не ссыкай, чай не к проктологу на приём пришёл, Алеша! — усмехнулся Коновал из-за двери.

Что ж, хочу сказать, что с моего последнего посещения его кабинет не изменился. Всё так же присел на низенькую кушетку, вынул крысу, что мирно дремала в кармане. Видимо, заумные речи способны усыпить кого угодно.

Крыса для приличия посопротивлялась, даже попыталась меня куснуть, но, познав четность бытия, прекратила всякие попытки и мирно умостилась на моей руке.

Улыбнувшись от вида нашей маленькой возни, Коновал задал вопрос:

— Ну, рассказывай, с кем пришёл, с чем пришёл?

— Пришёл с крысой и еёпроблемой. Мне она не нравится, чую что-то неправильное в ней, а что — понятия не имею! — Коновал принял мою карманную совесть на руки и на минуту замолчал.

— Понятно с ней всё, — сказал он и открыл глаза. — Ты ей живчик давал. Они чувствительны к продуктам жизнедеятельности заражённых. Теперь её организм перестраивается. Потом, когда расти начнёт, будь готов убить её.

— Почему?

— Механизм заражения работает странно, но в то же время понятно. Когда живое существо достигает массы больше пятнадцати килограмм или близкой к этому значению, в его организме происходят необратимые процессы, и он в равной степени может как обратиться и сожрать того, с кем минуту назад разговаривал, так и остаться тем же существом. С людьми этот процесс понятен и отслежен, а вот что происходит с животными — неизвестно. Так что, будь готов пристрелить свою крысу, иначе она тебя сожрёт со временем.

— Понятно, — с долей обречённости сказал я. — А когда у неё пройдут эти процессы, что будет?

— Она станет обычной крысой до поры.

Не вдохновлённый новой информацией, забрал у Костолома свою совесть, которая тут же юркнула в карман, и вышел во двор. Впереди меня ждало долгих два дня лютых тренировок...

Глава 8

На исходе вторых суток почти непрерывных тренировок на стрельбище у меня отсохли руки, ноги, ужасно хотелось спать и началось споровое голодание.

Оно и вынудило меня прекратить. Тренировкам и закалке нет конца, а быть сильным надо уже сейчас. Выход в рейд завтра.

Уже завтра, а я на ногах еле стою, ветер дунет — меня следом унесёт, куда-нибудь в Канзас, надеюсь… Мечтательно улыбнулся, тут же тряхнув головой. Не хватало ещё землю превратить в такой ад.

Возврата назад нет не только потому что нет технологий, позволяющих вернуться, но также из-за паразитов в нашем организме. Они позволяют нам жить, захватывая наше тело, делая нас сильнее, но их желание жить и размножаться вместе с возможностью передаваться от человека или, вернее сказать, от носителя к носителю по воздуху, делает возвращение из Стикса для иммунных невозможным, а для их родных миров — опасным.

Лекции самому себе на основе полученной информации — замечательно! Рефлексия — вообще прекрасно! Только не в том случае, когда ты больше похож на живой труп, чем эти самые живые трупы.

Поэтому вернёмся к вещам более насущным, например к вопросу о том, когда замешать живец? Сейчас, чтобы выпить его сразу по пробуждению или же встать завтра с утра и сделать всё на относительно свежую голову?

Хорошо бы было сделать всё сейчас, но тело слушается слабо. Боюсь переборщить с дозировкой, а то получится не «живая» вода, а «мёртвая». Впрочем, по сказкам мёртвая вода тоже залечивает раны.

— Хм… — Многозначительно хмыкнул собственной затее, почесав заметно отросшую щетину.

Хоть я и разваливаюсь на части и еле стою на ногах, живчик нужно подготовить сейчас. Утром процежу и выпью, только надо записку себе оставить, иначе, чувствую, сам себя в мертвяка превращу ненароком.

Решив так, убрал пристрелянный трофейный пистолет в поясную кобуру. Разрядил «ксюху», ловким движением правой руки поймав выскочивший из патронника патрон… Ладно, не совсем ловким, но хотя бы с земли поднял (хоть и упражнение «дотянитесь рукой до земли, а потом разогнитесь» в моём состоянии было исполнить чертовски сложно).

Сдал «ксюху» обратно в арсенал…

***

Очнулся уже следующим утром в свой «камере класса люкс». На тумбе, рядом с вполне удобно переделанными под кровать нарами, стоял замешанный с вечера эликсир вечной жизни и лежала записка, написанная «гуляющей» рукой.

Голова словно раскалывалась на две половины от темечка и до затылка. В глазах всё плыло. Сфокусировать взгляд на «каракулях» в подсказке, что я оставил для себя, стоило очень больших трудов. Лишь обрывок мысли о том, что в ней написано очень важное уточнение по поводу мутного содержимого бутылки не давала мне смять её и тут же опрокинуть внутрь это самое содержимое.

Словно бы внутреннее предчувствие беды и смертельной угрозы от той вещи, которая регулярно спасает жизнь всем тем, кому не повезло выжить в первые часы этого ада.

Отложил записку трясущимися руками, вновь посмотрел на бутылку… что же с тобой не так?

Взял тару с живчиком в руки, и только чуть не проткнув себе глаз, заметил «неправильность» раствора. На дно бутылки с отнюдь не прозрачной жидкостью осел осадок от растворённых за ночь споранов. Тёмно-жёлтый, темнее обычного песка и невероятно ядовитый.

Довелось мне слышать от парней, что некоторые старожилы могут выпить одну порцию непроцеженного живчика. Мол, у организма от долгого употребления этого необходимого зла со временем вырабатывается защита от токсинов, содержащихся в споранах.

О возможности организма бороться с ядом живчика я раздумывал одновременно с тем, как пытался трясущимися руками процедить живец и не разлить его окончательно. Занятие не из лёгких, когда ты по собственной глупости довёл свой организм до истощения и требуешь от него невозможного почти каждый день.

Однако, вроде, что-то из таких тренировок выходит. По крайней мере я уже не боюсь умереть от встречи с мертвяком вплоть до топтуна, а вот после топтуна… Беги — не беги, а судьба догонит, как говорится.

Залпом выпиваю амброзию, замешанную без изысков, на водке, соде и каком-то перетёртом порошке, который порекомендовал оружейник банды для смягчения вкуса. Морщусь и сплёвываю вязкую слюну. Слюна повисает на моей нижней губе и спадает на заметно отросшую бороду. Отмечаю, что живец и правда не так противен на вкус, как предыдущая моя самостоятельная и не совсем удачная, стоит признать, практика в его изготовлении.

То ли я уже привык к не самому приятному вкусу и привкусу живчика, то ли оружейник не обманул, и вот поди знай…

Дождался, пока более-менее приду в себя. Осмотрелся. Камера как камера, мой личный номер класса люкс, одно смущает: как очутился на своей кровати — не помню, как замешал живчик — не помню, и уж тем более не помню, как сумел раздеться и разложить всё так, чтобы одеться секунд за пять.

Но всё это дело вчерашнего вечера. Сегодня меня интересует другое. Означает ли то, что по прошествии двух дней, отпущенных на подготовку к рейду, за мной не зашёл Босяк или кто-нибудь ещё, что рейд в «Пекло» отменяется?

Незнание текущей обстановки в стабе нервировало. Впрочем, судя по снующим туда-сюда мурам в коридоре, не меня одного.

Встал с нар, хрустнул косточками. Что странно, так это то, что живчик снял всю боль, абсолютно всю, я будто заново родился. Впрочем, будь у меня выбор: родиться здесь или на Земле — я бы выбрал Землю. Но выбора у меня нет.

Закинул на спину заранее собранный походный рюкзак со всем необходимым и пошёл в кабинет к Жалу.

По дороге мне навстречу то и дело проходили малые группы по три-пять человек. Кто-то приветственно кивал, кто-то не обращал никакого внимания на мою скромную персону, а некоторые личности вовсе бросали свой испепеляющий взгляд прямо в лицо.

«Ничего, я вас запомнил, ребята, попытайтесь только выкинуть что-то в мою сторону — уничтожу!», — с такими мыслями и совершенно постным лицом я приближался к своей цели.

Хотя, наверное, думать так в открытую опасно. Больше чем уверен, у Жала в подчинённых есть не только скрытники, но и телепаты какие-нибудь. Это же Улей в сговоре с госпожой Случайностью. Одним они сами дадут вытянуть спичку, которая спасёт их шкуру в случае смертельной опасности, а другим подкинут кота в мешке. Мне-то хорошо, вполне здоровый «кот» попался, а вот каково тем парням, что кроме как от пальца прикурить и не могут?

Впрочем, рассуждая о судьбе других в этом мире не прожить. Это правило усваивается с первой увиденной перезагрузкой, но, каким-то внутренним чувством, я дошёл до этого сразу, как только понял, что мой мир остался только в моей памяти.

За тяжёлой утренней думой и сам не заметил, как ноги донесли меня до кабинета. Постучался, для приличия подождал три секунды и вошёл.

Удивительно, но хозяин кабинета находился в нём совершенно один. По крайней мере, на первый взгляд. В полной боевой выкладке сидел за столом, держал свой пистолет в правой руке на уровне груди…

Моей груди. И уже было спустил курок, но не дожал какой-то пары миллиметров, досадно цыкнул, сплюнув при этом, и сказал:

— Бля… я уж думал, Босяк со своими архаровцами нагрянул, — осёкся Жало, злобно зыркнув, перекинул пистолет из руки в руку, поймал левой рукой и резко вскинул её на уровень моей головы. — Что ж, тёмная лошадка, садись, поговорим, — указав пистолетом на свободный стул, нервно сказал Жало.

Демонстративно поднял руки над головой, медленно, шаг за шагом, прошёл до стула. Сел, положив руки на стол ладонями вверх. Этот жест был больше психологическим. Жало знал, что даже если я очень сильно захочу, то ничего не смогу ему сделать.

Вопросительно посмотрев на меня, Жало ждал рассказа о чём-то, но увидел перед собой лишь ещё более растерянного иммунного, ещё раз от души сплюнул куда-то в угол и начал:

— Вижу, что ты вообще не понимаешь, что происходит. Что ж, объясню кратко: Босяк устроил передел. Вернее сказать, увёл часть оружия и подмял под себя половину стаба. Сейчас ушёл со своими крысами в заброшенную часть, где сам мины от мертвяков ставил, с-с-сука! — протянул с улыбкой Жало. Достал из ящика стола пачку сигарет и закурил. Выпустив дым первой затяжки, он продолжил. — Я ждал от него чего-то подобного, но позже, когда дело будет сделано, а добыча — у нас на руках.

Закончив свою речь, Жало жадно втянул в себя сигаретный дым, скурив полсигареты одной затяжкой. Откинулся в кресле, положил пистолет на стол, крутанул его на манер бутылки и, выдохнув большое бледно-синее облачко, спросил:

— Что делать будешь?

— Я? — задумчиво почесал подбородок. — Ну, наверное, выходов у меня не так, чтоб и много. Из кабинета либо вперёд ногами, либо на своих двоих против Босяка, — сказал, выдавив улыбку, а потом реально стало смешно… Смешно и страшно.

Выслушав краткий пересказ утренних событий, сделал следующие выводы:

Из-за своих тренировок и общей тупости я не смог вовремя понять поведение Босяка в разговорах с Жалом. А теперь не умер только потому, что почти все старожилы Стикса — параноики, так или иначе. Вот и не стал старик открывать пальбу раньше времени, предпочтя всё выяснить.

Со скрытником его нехорошо вышло. Босяк переманил того на свою сторону, хрен знает, что пообещав. Однако Жало не стал бы паханом такой мощной группировки, не имея тузов в рукаве и чуйки, работающей всегда на сто процентов. В общем, нет теперь у главаря охранника, потому и параноит.

Получил поджопник, задание и напутствие. Причём именно в таком порядке. Сначала командирский поджопник, потом, собственно, почему и для чего я этот поджопник получил и отцовский совет, как это ускорение лучше использовать.

Процитировав киноклассику моего мира: «Беги, Форрест, Беги!» — Жало для убедительности стрельнул из пистолета в стену миллиметрах в трёх от моего уха.

Вылетел из кабинета на всех порах, оглушённый, с ТТ наголо, лихим молодецким посвистом «Эге-гей, бля!», который в переводе на человеческий означает что-то вроде: «Посторонитесь, для вашего же здоровья».

Судя по тому, как большинство тех, кто шёл по коридору быстренько расступились — выкрик вышел внушающим. Столь же внушающим, как вид бегущего небритого злого мужика с пистолетом в руке, я надеюсь.

Впрочем, ситуация сложилась такая, что никто даже не подумал смеяться вслед удаляющейся с максимальной скоростью фигуре. Все занимались своими делами, злые от того, что произошло и как.

Нет, те, кто хоть один рейд ходили с Босяком — знали его натуру прекрасно. И постоянно ожидали чего-то подобного этому предательству, но также, как и Жало, ставили на то, что это произойдёт в ходе дележа добычи с экспедиции научников.

Институские обещали хорошую награду плюс долю со всего отстрелянного, если только это будет не уникальная, доселе нигде не встречавшаяся, или очень редкая особь заражённого. Ту они препарируют со всем тщанием, не факт, что умертвив бедную перед процедурой.

Поручение же моё заключалось в трёх простых словах: «Найди. Накажи. Докажи». Правда, от себя бы я добавил «выживи и постарайся не обосраться», ибо граница стаба, на которой происходили боевые действия ренегатов Босяка против всех.

На соседнем с этой границей кластере произошла перезагрузка. Из глубин уже показывались такие твари, которым пиршество местной мелочёвки на один зуб, а вот выстрелы с границ стабильного кластера, на которых любят селиться двуногие, заинтересовали Их.

Просто Их, ибо имён этим тварям великое множество, начиная с банального «Элитник» и кончая незаурядным вывертом русской словесности одного легендарного рейдера, который за свою тираду получил имя Матрос. Вариаций этого самого легендарного выражения Улья существует великое множество, в зависимости от рассказчика легенды и его фантазии. Самое приличное из которых сокращалось до привычного «НЁХ» и являлось самым всеобъемлющим.

И, к тому моменту, как я подобрался к «нашей» стороне, сторона противника уже во всю отбивалась от наседающей элиты и их подручных, самым мелкий из которых был рубер, переходящий в элитника.

Видно было, что команда заражённых уже выработала свою тактику противодействия двуногим с автоматическими и снайперскими винтовками, пулемётами и прочему оружию. Впрочем, запасы команды Босяка быстро таяли, как и она сама. Что говорить, если пуля из самой мощной винтовки, имевшейся у них в наличии, ничего не могла сделать руберу?

Но смиряться со своей судьбой ренегаты не хотели. Активировали способности, взрывали себе, лишь бы не стать жертвой молота рока. Мало приятного в том, что хрустят твои кости, всё тело сигнализирует о повреждениях, а глаза видят то, как в пасти безжалостной дробилки пропадают собственные ноги. При этом адреналин не даёт тебе отключится, а всё происходит так быстро, что только это ты осознать и успеваешь.

Мне повезло видеть, как восьмиметровая тварь, по которой уже не понять, чем она была до обращения, разрывает опытного «палача» на куски, и, словно смакуя, отправляет по одному к себе в рот. На миг даже показалось, что элитник посмотрел на меня. Сверкнул глазами, зажевав последнюю часть бедолаги, и направился в мою сторону.

А что я? Я ничего. Обосрался и стою, смотрю в глаза размером с колёса хорошего внедорожник. Причём «обосрался» просто как факт, этот глагол не описывает и десятой части того страха, который сковал меня. Тёплая жидкость стекает по ноге в сапог, машинально отмечаю это и продолжаю стоять и смотреть.

Вблизи от уха просвистела одинокая пуля, но как-то вяло, жиденько. Словно бы случайно врубил дар. Даже след разрезанного воздуха, который так пафосно показывали в фильмах родной планеты, и тот остался.

По нему взглядом проследил полёт пули, прямо той твари в глаз. Успел заметить брызги густой чёрной крови. Меня словно выплюнуло назад само мироздание. Время опять вернуло те жалких полторы секунды, которые у него отняли, и ускорило свой бег.

Отката после способности не почувствовал. Ни слабости тебе, ни кровохарканья с обжиганием болью лёгких. Впрочем, обжиг сейчас был бы как нельзя кстати. Ибо я всё ещё стою в обосранных штанах и пялюсь на труп монстра ростом с два башенных крана вместе со стрелкой. Хотя… может, чуть поменьше...

— Ты чо встал, идиота кусок?! Хочешь… — мур замолчал, учуяв недобрый запашок. Замахнулся кулаком.

Тут время опять потекло столь же неохотно, как застывший кисель. Развернулся посмотреть на своего спасителя. Его кулак во всю шёл на сближение с моим лицом. Для приличия сделал шаг в сторону от удара и пошевелил мизинцем на ноге. Во второй раз дар уже подконтрольно-привычно выключился. Так, будто я в самом деле нажал какой-то тонкий рубильник внутри.

Кулак мура прошёл над моим левым плечом. Недолго думая, выхватил из кобуры пистолет, выстрелил.

Расстояние оказалось на моей стороне, промахнуться на дистанции вытянутого кулака — надо постараться. Вот и я не промахнулся. Звук выстрела потонул в какофонии, слился с белым шумом. Труп мура завалился с дыркой в глазу. Пуля застряла в черепе.

Побежал прочь от места стычки. Всё равно всем мурам не жить под натиском таких огромных тварей из «Пекла». Стаб, может, и устоит, а вот ренегатов и наших сметёт под одну гребёнку.

Бежать было куда, от одного края стаба на другой. По тому пути, которым шла колонна с живым товаром. Или наоборот, попытаться прорваться на только что загрузившийся кластер и пойти по цепочке, куда глаза глядят.

«В первом случае меня могут поймать дозорные и тогда ни о какой свободе даже мечтать не получится», — мысли неслись в ритм дыхания: вдох. Выдох. Вдох. «А во втором мне нужно будет пройти через полчища низших заражённых, частым гостем среди которых будут такие твари, с которыми в одиночку точно никак не справится.

Да и идти в «Пекло» в обосранных штанах — всё равно, что повесить на себя табличку «вкусный ужин»», — решил я и понёсся в сторону стаба так, как Босяк не гонял. Во всём теле ощущалась какая-то странная лёгкость.

Это чувство не было похоже не на адреналиновый прилив сил, ни на малую дозу спека для мобилизации, ни на эйфорию от принятия живчика после спорового голодания. Плюс странная потеря контроля над даром не давала мне покоя, да и отсутствие отката после двух применений за столь короткое время настораживало.

Думать и бежать, бежать, не разбирая дороги, в стаб.

Сзади раздался победный рёв элиты. Заражённые выиграли этот скоротечный бой, но пищи оказалось крайне мало, так как те, кто был поумнее, тоже направились под стены стаба. В числе счастливчиков оказался и Босяк.

Наши взгляды пересеклись ровно в тот момент, когда мы выбежали на поворот главной дороги, под первую сторожевую вышку. Босяк жестами показал, что на вышке никого нет — все парни либо присоединились к его маленькому бунту, либо умерли на месте.

Коротко кивнул, мол: «понятно», полез наверх — доложить о случившемся. Босяк не обманул — в луже собственной крови с дыркой в голове валялся местный Радист. Санька — такая же зелень, как я, но соображающий в радиотехнике и принципах передачи радиосигнала, соображавший…

Наклонился над телом, закрыл покойнику глаза, прошептал: «Да будет Улей милосерден к тебе». Взял работающую радиостанцию, надел наушники, перевёл тумблером тип сообщений с сигналов на речь. Включил приёмник, собственную рацию и продиктовал:

— База, приём, говорит «Цербер 2», — рация в кармане с помехами и неестественным хрипом повторила мои слова. «Работает!», — удовлетворённо отметил я и продолжил доклад по форме:

— Сейчас на границе нашего стаба с «Пеклом» произошла стычка группы наших парней и ренегатов под предводительством Босяка с двумя перекрёстными стаями элиты. Заражённые пока пируют на руинах недостроя, но я настоятельно рекомендую подготовиться к тому, что они пойдут штурмом на стаб.

— «Цербер 2», говорит База, вас поняли. Выжившие есть?

— Да, я и лидер ренегатов, насчёт остальных — неизвестно, — сказал, утирая пот со лба. Я чувствовал, как что-то металлическое упёрлось мне между лопаток.

— Значит так, Алеша, — начал Босяк. Голос его звучал спокойнее, чем обычно. — Сейчас ты выключаешь рацию и идёшь со мной до стаба. Знаю я один запасной проход.

Спорить с вооружённым человеком не очень-то хочется по натуре мирного человека. Особенно когда его оружие приставлено тебе между лопаток. Особенно когда этот человек хотел совершить захват власти в стабе и вырезать неугодных, пока те спят. Но всё же для поддержания разговора спросил:

— Зачем я там? — попытался пожать плечами. Ствол пистолета упёрся в лопатки сильнее.

— Ты там нужен, чтобы засвидетельствовать справедливость. Пацанский суд, если тебе так угодно, — говорил Босяк. Голос его звучал елейно, добираясь до самой души. Вселяя животный страх, записывая на подкорку «Конфликт со мной — смерть!».

— Да, засвидетельствую, над тобой, — позволил себе усмехнуться. — Ты правда думаешь, что после всего Седой с Жалом оставят тебя в живых? Ты привлёк элиту со свежего пира, и они просто так отсюда не уйдут. На том кластере уже свежатины ловить бесполезно, всех, кого могли сожрать — сожрали. Так что пойдут вглубь. Вообще, одного предательства достаточно.

— Не придавал я никого! Гадом буду! — вспылил Босяк, ударив себя кулаком в грудь. — Это Жало, сука. Скрысить хотел часть от сделки с внешниками. Скрытник его правильным пацаном оказался, мне всё сказал. Его слова было бы достаточно перед Седым, да Жало не первый раз замужем, быстро понял, кто его мне слил. Решил меня слить и как, блять, красиво-то! — Босяк со злости пнул бездыханное тело. — Послал проверить схрон, а там двое чепушил. Снайпера, с редкими дарами. Уже всё подготовили так, будто я схрон подчистил. Ну как «подчистил» — снёс часть оружейки на другой кластер. Тот самый, с которого эта элита припёрлась. За тем, который чуть позже прилетел. Рассказывают они мне это, значит, и говорят: «Выбирай, где и как умирать предпочитаешь: здесь или на месте? Можем сделать всё так, будто тебя мутанты сожрали, а можем типа сами поймали и наказали? Выбирай». И в такой, знаешь, наглой ультимативной форме. Выбрал, тип, отвезите на место — буду знать, где добро хранил. В общем, пока суть да дело — упокоил этих гавриков прямо там. Тему на суд пацанский поднял, те, кто со мной пошёл — тоже Жалу не особо доверяли, а остальные пообещали просто не мешаться под ногами. Дело было как раз вчера вечером обговорено. Утром мы вышли, причём как белые люди. Я седому всё выложил, он сказал, что нехорошо, так делать перед самым выездом, но сам вмешиваться не будет. Победит Жало — он его на чём-другом поймает. Победю я — всё станет как было, даже ещё лучше! — Босяк закончил, отвинтил с пояса флягу и сделал три больших глотка, пока я переваривал всю выложенную на меня информацию.

Сейчас пистолет Босяка лежал у него на коленях, а сам он сидел вполоборота ко мне, весело качающемуся на офисном кресле покойного радиста. На самом деле не весело, а очень даже нервно. Мысль за мыслью перебирал в голове.

«В чистой схватке мне Босяка не одолеть явно. Согласиться — он явно будет сопровождать меня также под дулом пистолета. А не соглашаться — присоединиться к Саньку. Всегда есть выход…», — резко прекратил крутиться на стуле, упёр ногу в пол и, оттолкнув кресло, встал. Вырубил аппаратуру совсем, чтоб не сажать батарейки у рации.

— Положим, Босяк, я тебе верю, — сказал, сидя к нему спиной. Он не дурак, но лишний раз подтвердить намеренья словами в такой ситуации никогда не бывает лишним. — Но вот как ты собираешься убедить тех, кто остался там, за стенами стаба? Да, сейчас, когда они заняты подготовкой к отражению стаи элиты, проникнуть на территорию базы будет легче лёгкого. Да, убьёшь Жало, а тебя убьют следом, не будут слушать, и Седой не успеет.

— Эх, Алеша, ты в натуре Алёша, — Босяк едва заметно улыбнулся, голос изменился на более лёгкий, зычный. Всё ещё сидел к нему спиной и слушал. — Понимаешь, пока ты два дня к ряду занимался саморазвитием и чуть ли не дрочил, стоя на голове, остальной стаб жил своей жизнью. И перемены в этой жизни заметил не только я, не только Седой, не только эта крыса жирная, но и все пацаны.

Вот ты встал сегодня утром, а все как на иголках или с шилом в одном интересном месте, да? — развернулся лицом к Босяку и едва заметно кивнул. — Так вот, это не только от того, что я увёл верных людей и скрысил, — последнее слово мур буквально выплюнул, — часть общего хабара от сделки. Это ещё и от того, что все чуют перемены, малой. Один лишь ты заперся на полигоне и дрочишься, как бы продержаться здесь подольше, небо покоптить, — Босяк тяжело вздохнул, а потом зашёлся кашлем. — Ну, бля, малой, от тебя и духанище.

Вот ты только обдристаться успел, а я, между прочим, знал того парня, которого ты завалил, и был он на вашей стороне, и спас тебя не просто так. А ты ему пулей отплатил, — невесело усмехнувшись, прокомментировал. — Настоящий мур вырос. И меня, поди, как убрать думаешь? А ты не думай, делай. Дар у меня всё одно в бою пустой. На рефлексах одних я не вывезу, ты не клокстоппер, конечно, но на меня хватит и твоего выблядского умения.

Не знаю, о чём я думал, но от речи Босяка уважение к нему выросло многократно. Больше в выборе стороны передо мной вопроса не стояло.

— Всегда и везде за тебя, — сказал, отстегнув с пояса кобуру. — Мой пистолет — твой, передал ему в руки.

Надобности в таком древнем куртуазном ритуале не было, тем более, когда от каждой минуты промедления зависели минимум сотня жизней. Но всё же, когда получил из его рук пистолет назад, я почувствовал, что клятва на оружии принесена, и теперь ствол этого смеска ТТ и Браунинга из моего мира никогда не посмотрит в сторону Босяка с хищным намерением, наброситься, растерзать, отобрать жизнь.

Меня знатно тряхнуло от последней мысли. «Наброситься, растерзать, отобрать жизнь», — мои ли это слова или Улей снова пошутил, на секунду поменяв моё сознание с каким-нибудь низшим заражённым?..

— Чо застыл, как Белоснежка бледный и не откликаешься, разве что я за гнома не сойду и мальчиками не интересуюсь, — слова Босяка вновь подействовали, как ушат холодной воды. Часто заморгал, давая понять, что в сознании. — Очухался? Вот и славно. Пошли, покажу тебе секретный путь в стаб, а ты с тыла прикроешь. К тебе спиной поворачиваться можно, — сказал он и банально спрыгнул с вышки в траву.

Я же не стал рисковать и спустился по лестнице. Босяк не стал идти привычным маршрутом. От вышки до стаба оставалось пять километров пути по дороге, но он пошёл через придорожный лес. Заражённых тут всех повывели, а некоторых и вовсе какие-то отморозки повесили на высохших деревьях. Причём тушки висели вполне свежие и, судя по подпиленным веткам и следам мотков верёвок, часто обновляемые.

— Это что такое? — обвёл рукой все деревья, которые видел вокруг.

— Лес как лес, — ответил Босяк, переступая корягу, и сплюнул под ноги.

— Да не, я про трупы, — кашлянув в кулак, решил пояснить.

— А, эвоно ты о чём. Это так наши заражённых приманивают, а потом уже их вешают, и так по кругу. Зачем искать их по всему кластеру, когда на такие приманки они сами ковыляют? А парни хлоп — и новая приманка готова.

— Насчёт действенности метода не скажу, но выглядит устрашающе, — задумчиво протянул, осматривая «приманку».

Меня заинтересовало относительно свежее тело бывшего «пустыша», а в совсем уж прошлом бытие — молоденькой девушки, чьё лицо зверски обезобразили клыки, а когти разорвали грудь. Выходное отверстие на затылке слишком его разворотило, чтобы точно сказать, какой пулей упокоили мертвяка. Судя по всему внешнему виду, лучшей участи, чем висеть в лесу на суку, эта девушка всё равно не смогла бы выбить у этого мира.

— Это да, — согласился Босяк, тоже обернувшись. — Но, пошли, иначе всё веселье пропустим. Элиту без нас порешат, а потом и нас с тобой, если Жало раздавить не успеем.

Мур ускорился, двигаясь плавно и быстро. Моя реакция меня подводила и не все движения были доступны моему взгляду и пониманию, но двигаться я старался след в след.

Очень скоро мы пришли к стене периметра тюрьмы. В этом месте она выглядела какой-то совсем уж старой, заросшей мхом и плесенью. Провёл по каменной кладке ладонью. Шершавая, холодная и мокрая, серая, почти чёрная от влаги, но всё ещё исправно служащая свою службу новым хозяевам.

Босяк прислонил руку к стене, провел рукой до первого непокрытого плесенью камня и незаметным, но в то же время явным, усилием вдавил его внутрь. Участок стены, перед которым мы стояли, с едва слышным скрипом отъехал вверх.

Я стоял с открытым ртом, наблюдая за невозможным на первый взгляд процессом. Довольно ухмыльнувшись, Босяк спросил:

— Неожиданно, да?

— Не то слово! Не то что неожиданно — невозможно! Как вам удалось встроить в монолитную каменную стену, которую заливали сразу на века, встроить подъёмный механизм, тем более скрытый?

— Вот уж чего не знаю — того не знаю, — пожал плечами Босяк. — Попробуй Седого спросить при случае. Не первый век небо коптит, я по сравнению с ним вот как ты со мной.

Кивнул пахану, вошёл на территорию базы. Он проскользнул следом и вдавил другой камень. Механизм плавно поставил кусок стены на место.

Дальнейшее проникновение не составило труда. Все вокруг занимались подготовкой ко встрече со стаей элиты. Даже Седой вышел на стену и не только давал весьма ценные указания с высоты своего опыта, но и помогал таскать боеприпасы, проверял пулемёты. Не видели мы на стене только одного.

Путь до кабинета Жала прошёл в привычной напряжённой тишине. Внутрь зашёл один. Хозяин кабинета очень нервничал, всё ещё перекидывал пистолет из руки в руку.

— Дело сделано, шеф! — отчитался и бросил пистолет ему на стол. — Но, как вы понимаете, стрельба в той части стаба привлекла мутантов с «Пекла», и я не очень уверен, что мы переживём это нападение. Таких тварей видел впервые в жизни, — по мере монолога подходил всё ближе к столу, а под конец вообще обнаглел настолько, что взял со стола бутылку явно неплохого коньяка и опрокинул внутрь себя.

— Ты ещё очень мало видел, Алеша, — устало помассировав виски, сказал Жало. — По рации ты передавал то, что Босяк выжил, а сейчас говоришь — дело сделано. Рассказывай, как завалил мамонта.

— Да там, на вышке, всё и произошло. Босяк, да будет Улей к нему милостив, решил оставить меня в живых на откровенный разговор. Начал убеждать в том, что не он крыса, а вы. Мол, вы всё подстроили, его подставили, пока я тренировался. Ну, я сделал вид, что поверил, а потом использовал дар и выстрелил. Тело так и лежит на вышке. Можете послать людей — проверить.

— Благодарствую, обязательно пошлю. Добычу с элиты получишь после, я распоряжусь, а пока иди, отдыхай, заслужил, — махнул Жало рукой.

Встал со стула, развернулся к выходу...

— А, да, чуть не забыл. Лови свою пукалку, — Жало кинул мне пистолет и этим подписал себе приговор.

Развернулся, активировал умение, поймал летящий пистолет и, не целясь, выстрелил. Выстрел обозначил сигнал к действию, и в кабинет ворвался Босяк. Причём именно «ворвался». Если бы сейчас я не использовал дар, то навряд ли бы увидел его вообще.

Неважно, куда я попал. Неважно, доставило это Жалу хоть сколько-нибудь проблем. Важно другое: «Получилось! Мать моя женщина, отец мой мужчина, получилось!».

К тому моменту, как у меня откатился дар, всё уже решилось, ну... почти.

— Алеша, ты, конечно, зелень, да и такое событие, как пацанский суд, проходит очень редко в этих краях. Я не в праве отвлекать пацанов от защиты базы, поэтому единственным свидетелем пацанской справедливости будешь ты.

Быстро кивнул. Осмотрел бывшего пахана. Пуля очень удачно попала напротив сердца и почти пробила бронежилет, остановившись только в половине первого защитного слоя. Он скривился от боли, недобро зыркнув на меня.

— Так как с сутью ты знаком, а факт предательства, как говорится, налицо, то какое решение ты примешь, мур Алеша?

— Однозначно убить.

— Что ж, приговор вынесен и, так как у нас нет свободных палачей — выпущу пулю сам.

Босяк вынул свой пистолет из кобуры за пазухой. Жало не сопротивлялся, что-то надломилось или просто понимал бессмысленность поступка? В тот момент мой ум не занимали философские рассуждения о жизни и смерти, о тщетности бытья. Его не занимала сношением даже совесть, которая в этот раз отделалась молчанием.

«Ну, если совесть молчит, значит я всё делаю правильно», — без разрешения покинул кабинет.

С улицы доносились звуки стрельбы из пулемёта, одна из самых красивых нецензурных тирад, которые мне когда-либо до этого пришлось услышать, принадлежавшая Седому, и неистовый рёв заражённых. В том, что парни без проблем перебьют стаю, закрепилась какая-то странная уверенность. Однако, хотя бы под конец боя нужно было появиться и помочь. Не рассчитывая на трофеи или долю неубитого мутанта.

Правда, к тому моменту, как я появился, скоротечный бой уже закончился. Никто из оборонителей серьёзно не пострадал. Нецензурная тирада, как оказалось, послужила средством для поднятия боевого духа бойцов.

Немного поразглядывал трофеи, вернее, их бывших владельцев. Все равны как на подбор, все красавцы удалые, с чешуёй, как жар горящей, переварившие тридцати трёх рейдеров и в добавок ещё какого несчастного. Да-а, стихи складывать не получается даже с помощью классика, зато начало строфы неплохое вышло!

К тому моменту, как всё закончилось, солнце едва-едва перевалило за полдень, а все уже измотались. Вся подготовка к рейду с Институтскими явно пошла на пользу в защите родного стаба. Однако выезд пришлось отложить на неопределённый срок, так как новый капрал принимал и разбирался в делах.

За пацанский суд другой такой акт пацаны устраивать не стали. Решили: и так достаточно крови пролито и потеряно. Кто прав, а кто виноват мы так до конца и не выясним, а потому считаем разбирательство в этом вопросе пустой тратой времени. Иными словами, всё укладывалось в поговорку: «Помер Максим, да и хер бы с ним!».

Я же, когда всё улеглось, решил наведаться к Коновалу. Внезапная частичная потеря контроля над даром хоть и не беспокоила явно, но острой шпилькой в мозгу засела. А ну как дар не сработает в нужный момент?

Кабинет знахаря встретил непривычной прохладой. Таким холодком, который пробирает до костей. Хозяин кабинета поприветствовал привычным:

— Рассказывай, с чем пришёл?

— Да вот, — уселся на кушетку, — теряю контроль над даром.

— Интересно-интересно, — Коновал подошёл вплотную ко мне. — И в чём же проявляется потеря контроля дара?

— Да так, ничего серьёзного в самом деле, — попытался подавить нервный смешок. — Просто, понимаешь, дар сработал сам по себе в самый необходимый момент, а потом так же неожиданно откатился. Потом это произошло снова, но только в одну сторону.

— Интересно, — вновь повторил знахарь. — И сколько раз за этот день ты использовал его?

— Если считать без внезапного срабатывания, то один. Потом умение откатилось так же, как в первый раз, но я чувствую, что если попытаюсь активировать его — получу по организму большой и тяжёлой дубинкой самосохранения.

— Понятно. Поздравляю, твои тренировки на полигоне и постоянный стресс довели организм до того, что он из говна и палок вывел дар на новый уровень. Теперь, если дашь себе отдохнуть хотя бы день, а общая ситуация на стабе к этому располагает, как я думаю, то он тебя не подведёт и даст не две секунды, а может четыре, может пять, не знаю. У каждого иммунного по-своему.

— А попроще можно?

— В смысле: «попроще»? Ты буквально минуту назад такую тираду задвинул, на осмысление которой у обычного мура уйдёт неприлично много времени. Не расстраивай меня, Алеша. Или ты уже начал обращаться и деградировать? —Коновал наклонился заглянуть мне в глаза. — Да нет, вроде, разрушительных процессов не наблюдаю. Разве что усталость вижу собачью, но это уже привычное, накопительное, так сказать.

Ну да ладно, хочешь объяснение попроще — объясню в трёх словах. Ты совершил достаточно резкий качественный скачок в освоении и управлении даром. Сутки постарайся никуда не влипать с таким условием, что без дара не выбраться. И помни: сутки — необходимый минимум. Всё понял?

— Да, так точно. Никуда не встреваю, отсыпаюсь, а там всё само в норму придёт, — показываю Коновалу большой палец. — Благодарствую.

Пошатывающейся походкой удаляюсь из кабинета. Время ещё даже не близко за полдень, однако ноги уже отказываются держать мою бренную тушку, мозги — грамотно анализировать обстановку

«Вот тебе, блин, и обкатка навыка в боевых условиях. Акт гражданской войны на территории отдельно взятого стаба. Последствия которой хлебать всем нам, но, слава Улью, не сегодня. На сегодня с меня хватит», — решил, садясь на нары. Взял со столика книгу.

Письмо было смутно знакомым. Я, даже, вроде как, пытался читать. Что-то запомнил, про выживание на необитаемом острове в одиночку и постройку плота за сорок дней. Обычная робинзонада словом.

А потому достаточно скоро глаза закрылись сами собой, а напряжение гудящих ног ушло куда-то вверх. Туда, где заканчивалось человеческое и начиналось эфемерное или наоборот?..

Глава 9

Пробуждение вечером далось достаточно легко. Без привычной по многим студенческим бессонным ночам с зачётами и «отсыпными» головной боли. Если сравнивать состояние после ночного отдыха от тренировок и этого сна — небо и земля.

Сладко потянулся, отчего лежавшая на груди книга свалилась на пол. Пока доставал её, не вставая с нар, вновь проверил работоспособность всего скелета, поочерёдно прохрустев всеми косточками.

В целом физически себя ощущал примерно на десять по пятибалльной системе. Отдохнувший и вновь готовый сворачивать горы, как по приказу, так и по собственному желанию.

Однако вместо сворачивания гор меня звало дело гораздо более насущное. Снять высушенное бельё с верёвок и в целом обновить гардероб. Сейчас на мне вместо камуфляжа «горки» были те вещи, в которых я прибыл в этот мир. Конечно, иметь два постоянных комплекта одежды для разных случаев и отличает настоящего джентльмена от шмоточника, который меняет костюмы, как только представляется случай. Но в Стиксе данная проблема вообще не стоит, когда на каждого представлено столько одежды, сколько он сможет унести на своём горбу или в «седельных сумках» бензиновых коней.

Стоя в гардеробной, наблюдал очень скудный выбор одежды, всё больше из разрядов «откровенно милитаристическое» и «охотник и рыболов». Ни то, ни другое меня откровенно не устраивало, а потому оставался только один путь — прямиком к завхозу.

Завхоз и торговец у нас в стабе — одно лицо, у которого я уже вполне успешно купил смягчающий вкус живчика порошок неизвестного происхождения, выменял спораны на пистолетные патроны своего калибра и до сих пор не могу понять: это патроны для моего ствола такие дорогие или меня просто развели, наварившись?

Во владения завхоза войти просто, а потеряться ещё проще. Среди кучи стеллажей, ящиков и коробов технического бардака, который для хозяина являл собой первостепенный порядок, он сам лавировал, подобный могучему ледоколу, и для остальных прокладывал путь.

Вещи, на таком стабе, как наш, не стоили абсолютно ничего, однако отбирались завхозом по трём категориям: «практичность» — всякие спортивные костюмы, а также совсем уж экзотические вещи сугубо для тренировок; «удобность» — все вещи для повседневной носки с умеренным... всем. Последний пункт, как можно догадаться: «респектабельность» — включал в себя все костюмы, от классической «тройки» до сборной солянки по собственному вкусу. Также в категории входили и аксессуары, свои для своей. Так, например, в категорию респектабельности входили: часы, цепочки, нательные кресты и прочий лоск жизни. В категорию удобности попали: разного рода браслеты, от обычного фиксирующего нарукавники, до целого спортивного комплекса с метрикой и советами, как именно и какие именно выполнять упражнения. Благо, что растолстеть в Улье практически невозможно и с метаболизмом у всех полный порядок.

В общем, подобрав для себя сборную смесь из всех трёх категорий, вышел с территории завхоза с тем же, с чем и пришёл, только в нагрузку добавились две сумки. В одной классический верх: рубашка, галстук и пиджак, белого и серого цветов соответственно, только сам костюм матово-серый. В другой такой же классический низ: светло-серые брюки строгого кроя, ремни, подтяжки, две пары обуви; лёгкие туфли и запасные берцы.

Когда вернулся к себе в камеру... как звучит-то! «К себе в камеру», скажи мне в прошлой жизни кто, что тюремная камера станет для тебя самым безопасным и чуть ли не родным местом — рассмеялся бы в лицо и был таков. Однако ж, жизнь умеет преподнести самые неожиданные сюрпризы...

Так вот, когда вернулся к себе в камеру, солнце окончательно село. «Самое время для визита в такие места», — решил я.

Включил настольную лампу. Быстро переоделся в тусклом свете. Доверяя собственной тени, поправил воротник. Рукой пригладил волосы. «Хорошо бы в душ сходить, да поздно уже», — отметил гранью сознания.

Решение нашлось так же быстро, как и понимание необходимости принять душ. «У завхоза есть всё, прямо как в Греции. Значит, должны быть и духи», — и вот, данный вывод вновь ведёт меня по коридорам стаба в сторону торгового хозяйства.

Несу в кармане несколько горошин, уж туалетная вода, как предмет косметики, должна что-то стоить. Если же нет, у нас вообще какая-то странная экономика получается: споранов и горошин стоят только патроны с оружием, а в остальном — бери, что хочешь.

После непродолжительного разговора с торговцем, выяснилось, что духи станут моими по совершенно смешной цене. Один пистолетный патрон за любой флакон ёмкостью триста пятьдесят миллилитров.

— Эх, была не была! — подкинул патрон в воздух и указал пальцем на бесцветные духи в серебристом флаконе, которые мне обещала упаковка.

Воспользовался туалетной водой прямо на складе. Не сказать, что перемены в ощущении собственного запаха наступили сразу, скорее, он смешался с чем-то призрачно знакомым и приятным. Аромат не щекотал нос своей резкостью, более того, чем сильнее я пытался принюхаться к нему, чтобы понять, тем больше запах становился неотделимым от меня самого.

Громкий чих, поднявший маленькое облако пыли на складе, стал сигналом того, что пора прекращать строить из себя парфюмера и пытаться разгадать этот аромат. Приятно пахнет, в нос не бьёт и ладно.

Ещё раз сверился со внутренним списком джентльмена. Вроде, для похода в бар всё необходимое собрал. Деньги в кармане, сам в надлежащем виде, разве что бороду можно подравнять, а то и вовсе сбрить. Но с этим ладно, чай дам не очаровывать.

«Если задуматься, то выходит очень странная картина. Стаб целиком и полностью принадлежит мурам, рабов они на нём не держат, при этом ни одной женщины-мура я ещё не видел, а повышенный уровень тестостерона в организме не способствует долгому воздержанию. Уже сейчас жалею о том, что не воспользовался выпавшей три дня назад возможностью „спустить пар“. Вывод напрашивается сам, но там посмотрим, может, большинство справляет нужду в кулак», — за такими странными, но логичными размышлениями дошёл до бара.

Вывеска «Сиськи и Виски» говорила о заведении больше, чем мог бы сказать его завсегдатай. Морально приготовившись, толкнул входную дверь заведения от себя и не ошибся с тем, что ожидал увидеть.

Начать следует с того, что под бар переделали одну изстоловых. Точнее сказать, отвинтили всё ненужное, натаскали столов и стульев, кучу, буквально... «раз, два, три...», буквально пять телевизоров. Стойку выдачи баланды переделали под барную, закрыв низ, как и верх, двумя металлическими листами, выбив название бара на переднем, что сверху, что снизу. «Решение, начисто лишённое вкуса».

Ну а так как вечер только начался, то и напиться, и подраться никто не успел. Зато, можно сказать, я успел под самое открытие вечера. Какой-то мур из «уважаемых» как раз произносил тост во славу и мудрое правление нового капо:

—... И пусть же каждое твоё решение, Босяк, приводит братву к успеху, богатству и красивой жизни! — мур поднял стопку с чем-то едко-жёлтым, отсалютовал остальной братве и опрокинул её в себя.

— Присоединяюсь! — выкрикнул я, идя прямой походкой к бару, где бармен уже приготовил рюмку.

— Штрафную этому господину за мой счёт! — крикнул тот, кто произносил тост.

— Что предпочитает пить белый господин? — с усмешкой спросил бармен, оценив мой внешний вид.

— Если здесь наливают бурбон, — в тон ему усмехнулся. В голове проскочила мысль: «Эх, надо было ковбойку взять, уж понтоваться, так по полной!».

Бармен, в свою очередь, молча достал бутылку из-под стойки, с заметным наслаждением открыл её, вдохнув пряный аромат крепкого поила, и налил рюмку. Ровно пятьдесят грамм.

«На глаз, и ни капли мимо», — удивился, а изо рта против воли вырвалось ёмкое:

— Охуеть! — на что бармен лишь ещё раз усмехнулся, отдав бутылку и не потребовав с меня ни спорана. Компенсировал мой проигрыш в невербальной схватке.

Довольный этим, уселся за стол к тостующим, поставил бутылку бурбона. Тостуемый в свою очередь сказал:

— А это вот, уважаемые, тот, без кого не восторжествовала справедливость, — указывая на меня. — Тот, без кого эта крыса ещё долго бы разворовывала стаб по кирпичику, а предъявить ему было бы нечего. Самый бедовый свежак и настоящий мур — Алеша, — представил меня Босяк.

Кивнул каждому за столом, приветствуя. Ещё раз поднял рюмку, как бы подтверждая все слова, сказанные паханом. Пока находился в относительно трезвой памяти (всё-таки две рюмки бурбона без закуски — это вам ни баран чихнул), составил для себя портрет каждого из «уважаемых» людей. Всего за столом, вместе с тостуемым, нас было пятеро.

Тот, который произносил тост, ростом на две головы ниже Босяка и утыкается ему в грудь. Взгляд честный и плутоватый одновременно, глаза бирюзового цвета, слегка мутные от возраста. На первый взгляд опасности не представляет, но это же Улей, кто знает, какие тузы у этого старикана есть и как он стал «уважаемым».

Вторым человеком, слева от Босяка, сидел седел (хы-хы) Седой. Он коротко кивнул мне, когда я только вошёл в бар. Вне своего кабинета он выглядел так же величественно и будто бы возвышался над остальными. Фирменная седина отличалась от белёсых клочков тостующего в лучшую сторону. Глаза следили за всем баром, смотря и поверх столика, и поверх бармена. За Седым чувствовалась власть, сила.

Третьим же неожиданно стал Хорек. Пухлощёкий сенс, с которым мы пересеклись всего один раз в рейде. Он старался стать за столом как можно незаметнее и мельче, словно попал сюда по ошибке и боялся, что его заметят и выгонят с позором.

Сам тостуемый выглядел, как бы это сказать? Монументально. Если бы рядом с ним по левую руку не сидел Седой, который своей волей и правом командовать оттенял Босяка, то я бы принял того за главного в стабе. «Хотя... может, так оно и есть, фиг разберёшься в этих хитросплетениях начальственных сношений-отношений».

А сам я... а что я сам? Как и полагается особому гостю на чужом празднике — скромно сидел в уголке, откликался, когда позовут, в целом, вёл себя почти так же, как Хорек, только не пытался вжаться в лавку. Во-первых: бесполезно, а во-вторых; не чувствовал того, за что стоило бы не отсвечивать в кругу таких людей, будучи приглашённым на праздник. «Так, а вот это уже дельная догадка, — отметил сам себе. — Спросить его, что ли?».

Второй раз окинул всех оценивающим взглядом. Напились большинство изрядно. Напряжение после бойни надо было сбросить всем, а приход новой правой руки взамен оторванной гнилой всего лишь повод.

Кстати, на фоне таких выводов полупустой бар выглядел крайне странно. Нет, я понимаю то, что остались часовые, занятые, те, кто вообще своего места не покидает по долгу службы или из-за обстоятельств, но двое скромных молодых людей в уголке от нас и лишь один бармен — это крайне подозрительно.

Ещё более подозрительно то, что эти двое молодых людей вообще не заказывали себе выпить, зато глаз не спускали с меня и Хорька всё это время. Причём слова Босяка о том, что я — тот самый малый, без которого у него ничего не получилось бы, никак не повлияли на бдительность охраны.

От лишних раздумий меня спас стаканчик бурбона, последний в бутылке. Выпив его, я почувствовал лёгкость в теле и голове. Что называется то самое переходное состояние от «уже нетрезв» до «уже в зюзю».

Поставив рюмку с громким стуком хрусталя о дерево, вызывающе посмотрел на одного из охранников. Меня откровенно достали недомолвки, косые взгляды и даже своё собственное имя.

Кому понравится слышать на постоянной основе чуть презрительное и надменное «Алеша»? Практически никому, кроме садо-мазохистов, но такие не выживают, я надеюсь. Копилось-копилось и лопнуло. Взорвалось.

Казалось бы, ну следят и следят, ну смотрят и смотрят, чо бубнить-то? Ан нет! За-е-ба-ло!

Одним движением перескочил через стол. Поравнялся со столиком этих двух молодцев и веско так спросил:

— Хули вылупились?! Вам чо, зенки на очелло натянуть?! Так это мы, бля, можем, так это мы, бля, с радостью!

Не дожидаясь ответа, поднял первого за грудки и до того, как он успел сориентироваться, познакомил его нос со своим лбом. Тряхнул и отбросил назад. Тело упало задницей на стул, но голова неплохо так впечаталась в стену, так что малым уроном лоб не обошёлся.

Второй парень оказался посообразительней своего коллеги, ушёл от удара нетронутой бутылкой с пивом.

Качественным пивом. Стоило первому осколку отлететь от стола, как в нос ударил запах забористого хмеля, терпкий и немного сладкий. Странное пиво...

Всё это автоматом отметил за секунду, уклоняясь от ответного выпада левым кулаком. «Ну, что ж, на левых, значит на левых», — рассудил, впечатав левый кулак в скулу.

Взял этого шакалёнка левой рукой за горло и давил, давил, наслаждаясь страхом в его глазах, замечая, как утекает из них жизнь. «Первого не факт, что приложил об стену достаточно, но этого точно убью».

— Прекратить, блять! — рявкнул, что неожиданно, бармен. — Устроили свои проверки в честном заведении. Оплатили вечер, а ремонт кто оплачивать будет? Тут же обоев замарано, я ебал того рот!

От неожиданности такого пассажа я разжал хватку и тут же поплатился за это отбитой селезёнкой. Удар был точный и быстрый.

Вместо того, чтобы согнуться и скулить от боли, выпустил грозный рык, полный боли и одного единственного обещания: «Убью!».

Быстрый прямой в челюсть. С ноги в живот. Перегруппироваться. Стойка. Уклонение вправо. Не вижу ничего, тело работает на одних рефлексах. Давних, забытых с самого конца школы, однако пробуждённых тренировками.

Подсечка и хлопок от соприкосновения тела с полом. Резкая жгучая боль в руке. «Меня повалили и ломают руку? Ну уж нет, ребята! ХОТИТЕ ЗНАТЬ, КАКОВ МУР АЛЕША В ГНЕВЕ? СЕЙЧАС УЗНАЕТЕ!», — последнее, даже, кажется, прорычал.

Все звуки доносились, как сквозь вату, но забористую нецензурщину из уст бармена на пару с Седым слышно было очень хорошо. Комментировали они мои действия, а ясное сознание возвращалось урывками.

Скидываю с себя оседлавшего меня мура, который крутил руку. Другой момент в памяти — уже зеркальная ситуация. Упираюсь коленом в лопатки этого кадра и с удовольствием ломаю руку в трёх местах, левую, кажется. Хруст ненадолго перекрывает мат и остальные звуки, но расслабляться рано.

Ещё один момент. Держу бармена за горло правой рукой, левой держу его «мурку», кажется, собираюсь казнить беднягу прямо на месте, но что-то или кто-то не даёт. Что-то или кто-то очень властный, то, чьего рыка я боюсь даже в таком состоянии.

«Седой...», — вернулось понимание и сознание вместе с ним. Отпустил ружьё, отпустил бармена. Тело пока не отзывалось болью на каждое движение, но это пока. Оглядел место побоища.

Весь бар в щепки, кроме одного столика, за которым пьяными в стельку спят беловолосый плут и Хорек. Передо мной стоят Босяк с Седым и держат на мушке. Нервы у них явно на пределе. На полу по всей зоне растекается здоровая лужа свежей тёмной крови. Вижу два тела. Никакого сожаления и сочувствия. Но и садистского удовольствия тоже нет. Умерли и умерли. Не смогли защититься и Улей поглотил их, тела с ближайшей перезагрузкой отправятся куда-то, неясно куда, да и проверять не хочется.

Опустился на колени, завёл руки за спину. Седой кивком головы и несколькими словами объяснил Босяку, как со мной поступить. Я видел, как открывался его рот, но не слышал звуков.

Босяк с опаской, постоянно держа меня на мушке, подошёл и несильно ткнул стволом. Я встал, хотел было знаками объяснить, что ничего не слышу, но только попытался вывести из-за спины руки — тычок автоматом стал гораздо ощутимее и больнее.

«Понятно. Страх движет ими. Я бы тоже боялся, если бы у меня на глазах двух человек порвали голыми руками».

Босяк довёл меня до кабинета Коновала. Там бывалый, почти что легендарный знахарь, как только не проводил мой осмотр, разве что проктологические и урологические услуги не оказал. Однако, благодаря всем лечебным манипуляциям я вновь смог слышать.

Первое, что я услышал: «Херовы твои дела, парень, очень херовы», — от Босяка. Кивнул головой, мол слышу и понимаю, что явно не сахар.

— Пока что в одиночной камере посиди без живчика, еды и воды, как ломать начнёт — стучи в дверь. Посмотрим, накормим, напоим и, может быть, поговорим, — сказал новый капо и оставил меня в «одиночке». Наедине со своими мыслями и прошлым.

Глава 10

А вспомнить было что, тем более, этот приступ агрессии заставил заглянуть внутрь себя. Открыть, так сказать, «Ящик Пандоры». Или, наоборот, закрыть случайно отщёлкнувший замок?

Чтобы разобраться в этом вопросе, времени у меня имелось предостаточно. Да и чем ещё, как не самокопанием и рефлексией заниматься в одиночной камере без еды, воды и ясных перспектив на будущее?

Для начала, наверное, следует объяснить, что это вообще было такое в баре? Потому как под обычное определение «вспышка агрессии» произошедшее там подходит, только если натянуть это определение на сову, а её саму — на глобус.

Дабы объяснить, что это за феномен, психологи и психиатры из моего родного мира очень долго сверяли мой психологический портрет со всеми трактатами их многогранной науки. Когда это не принесло хоть сколь-нибудь заметного результата в комплексе процедур «возвращения» меня к нормальной жизни — люди в белых халатах перешли к более радикальным методам.

Таким, как переселение моей бренной тушки в предовощном состоянии в комнату с мягкими стенами и последующим переходом от ввода стимулирующих нервную систему препаратов внутривенно и внутримышечно к полноценной нейростимуляции мозга с помощью тока, разных токсинов и всего того, что официально запрещено женевской конвенцией.

Сам до сих пор задаюсь вопросом: а как я выжил вообще? Ни один человек, даже самый сильный и здоровый, находясь в моём тогдашнем состоянии овоща, который и понимал-то всё с трудом и заметным опозданием, стопроцентно отдал бы своему Богу душу.

Однако же выжил...

Моё «возвращение» в мир началось с того же, с чего и отплытие из него. Меня всё достало! Вялые нейроны в моём мозгу сложились в одну простую мысль, когда их в очередной простимулировали током: «Как же вы все меня заманали!», а так как моё состояние курировалось на мониторах во время эксперимента, то умный компьютер декодировал послание и вывел учёным на мониторы. Причём декодировал правильно, со всей эмоциональной глубиной, подчёркнутой шрифтами и самой фразой на пяти языках мира, со всеми вариантами этого «заманали».

Поражённые столь чёткой мыслью впервые за три месяца бесплодных экспериментов, учёные не сразу заметили, что подопытный порвал ремни, удерживающие его, и целенаправленно бьёт зеркало, за обратной стороной которого и находилась контрольная комната.

Что самое удивительное, та вспышка гнева отложилась у меня в голове до мельчайших подробностей. Начиная окружающей обстановкой и кончая болевыми ощущениями от прохождения сквозь выбитое бронестекло.

Помню лицо лидера группы учёных. Ту гримасу ужаса и отвращения. Как потом выяснилось, ужас и отвращение были направлены не в мою сторону, но в сторону того, что я из себя представлял. Весь в осколках и крови, с животной яростью во взгляде. Спросил только одно:

— Почему вы это продолжаете? Почему не эвтаназия? Мои родители дали согласие, я знаю, слышал ваш разговор.

— Понимаете ли, — взяв себя в руки, задушевно начал док, — официально вы мертвы.

«... официально вы мертвы», — три слова, смысл которых доходит до меня сразу. Кулак влетает в челюсть молодому светилу русской науки в области психиатрии, нейролингвистики и ещё пары областей, названия которых уже вымылись из моей памяти. Но всё же решаюсь уточнить:

— В смысле: мёртв?

— Карл Альбертович имел в виду то, что вы по документам мертвы, — поспешил разъяснить помощник учёного. — Ваши родители уже захоронили тело с помощью кремации и развеяли ваш, я извиняюсь, прах.

Эта новость чуть было не откинула меня обратно к состоянию овоща. Когда подоспела охрана, я просто сидел на любезно предоставленном помощником стуле, смотрел в стену пустыми глазами и рвал волосы на голове.

Мне просто не верилось в то, что родители — люди, у которых на уровне инстинктов прописана защита потомства — могли отдать сына на такие чудовищные эксперименты. В тот момент я не мог думать ни о чём другом, даже слова о том, что родители получили и кремировали тело не закрепились в сознании.

Позже. Много позже суть этого эксперимента открылась мне. Учёные головы желали обуздать человеческую ярость, научится контролировать человека в таком состоянии, в котором он сам себя контролировать не в силах.

Но то было лишь следствие — не причина. Причина скрывалась в самом далёком прошлом. Настолько далёком, что даже под гипнозом вспоминались лишь неясные силуэты-образы, обрывки, но ничего цельного.

«Всегда знал, что во мне сидит зверь», — ответил на вопрос врача. Что он точно спросил не помню.

Вообще смутно помню те дни «после» собственного возвращения и до того, как меня выпустили из стен обычного, на первый взгляд, НИИ. Где я был зачислен по просьбе своей матери уборщиком на лето. «Легенда, не более, чем красивая байка. То, что происходит внутри этого НИИ, должно оставаться там».

Касательно моего воскрешения из мёртвых в обычном мире проблем особых не возникло. В некоторых местах бюрократического аппарата моей великой и необъятной родины Александр Харьков, официально покойный месяцев семь, и вовсе числился живым и бодрствующим. А вместе с этим отмывались и прогонялись просто неземных масштабов суммы денег. Спросить-то официально не с кого.

Родителям же доказать, что я не верблюд, а их собственный сын, оказалось одновременно и проще и сложнее. Мать поверила сразу. Как говорила: «учуяла родную кровь», а вот отцу пришлось доказывать то, что я — не Лжеалександр Второй. Нет, конечно, доказал, но вот «почему Второй?» — вопрос так и остался по сию пору невыясненным.

Упоминания о том случае, когда во мне впервые проснулся зверь, на момент моего возвращения в большой мир были стёрты отовсюду, лишь некоторые участники и свидетели, которые остались в живых, помнили тот вечер ярче, чем им хотелось бы.

Точно помню, что шёл дождь. Противный, моросящий, делающий мокрым буквально всё, что под него попало. Также промокли и мои сигареты, я стоял и чиркал дешёвой зажигалкой, прикрывая пламя рукой от ветра, пытался прикурить.

Точно помню, зачем стоял и мок под дождём. Ждал девушку, первую девушку. Самую красивую из всех, как я тогда думал. Очень долго ждал и уже полчаса подряд не мог прикурить одну сигарету. Изредка отвлекался от этого увлекательного занятия, дабы мельком посмотреть на экран смартфона: ну как вызов пропустил? Или СМС о том, что всё отменилось.

Когда в очередной раз посмотрел на экран телефона, часы показывали уже одиннадцать тридцать шесть, а батарея смартфона находилась в красной зоне. «Он тоже продрог, совсем как ты, Старина. Но ты же обязательно дождёшься? Ты сделан из более прочного сплава, нежели этот дешёвый телефон!». «Да, обязательно дождусь», — отвечаю сам себе, шепча в пустоту. Состояние такое, что зуб на зуб уже не попадает, но я упорно продолжаю стоять и надеяться на встречу.

Надежда отпустила меня только к часу ночи, когда смартфон в последний раз показал время, жалобно пиликнул и издох. «Не пришла? Ну и хер с ней, старина! Не кисни, лучше пошли домой, завтра на свежую голову всё решим». «Да», — такое простое слово, но какого труда оно стоило. Как морально, так и физически. Мышцы лица свело от холода, а сердце обливалось кровью.

Во двор родного дома пришёл ближе к трём. Как добирался — не помню, что делал — не помню. Увидел её, смеющейся над шуткой нашего одноклассника и по совместительству первого красавчика во всей школе. Много ума мне, промокшему, потратившему в пустую время, а потому злому, как собака, не понадобилось, чтобы быстро сложить «два плюс два».

Быстрой походкой подошёл, громко кашлянул в кулак, спросил:

— Нормально ли сидится? — она узнала мой голос и прекратила смеяться.

— Было лучше, пока ты не подошёл, — дерзко ответил одноклассник. — А потому изволь съебаться, не порти нам с дамой вечер.

Не обращая внимания на его слова, специально, чтоб позлить, облокотился на подъездную дверь. Прикурил сигарету из новой пачки «Жока», купленной в ларьке на последние деньги.

— Может, дама скажет своё слово прежде, чем я вас покину? — почему-то я чувствовал, что делаю всё правильно и вещи идут так, как должны идти.

— А может ты таки сбрызнешь отсюда в темпе вальса? — терпение красавчика явно подходило к концу. Моё же только росло с каждой минутой этого неловкого молчания с Катиной стороны.

Одноклассник прикрыл глаза, как бы позволив мне остаться. Похоже, его самого заинтересовало, что именно она скажет в своё оправдание.

Я же молчал, вверив себя в руки той, что предала. Готов был поверить в любую ложь, которую она скажет, готов был размотать конкурента и уйти с ней гулять до рассвета. Но сигарета истлела, а ответа так и не последовало.

— Ясно всё с тобой! — поплевал на окурок и закинул в урну. — Каким лохом я был?

— Каким был — таким и остался.

Щёлк...

Это что-то внутри щёлкнуло. «Я не оставлю это просто так», — самая важная мысль. С ней умерла часть меня, чтобы переродиться во что-то новое, злое и гораздо более опасное. Очень слабое, только появившиеся на свет.

Умерла часть, а родилось чувство. Постоянная ненависть и жажда крови. В тот вечер и многие после него подавлять приступы агрессии стало обычным делом. Помогали сигареты и щелчки китайской зажигалки.

Щёлк...

Прикурена последняя сигарета в пачке. Выпускной девятый класс. Мне вот-вот должно исполниться шестнадцать лет. Непризывной возраст, за который нужно многое успеть сделать. Все тесты сданы экстерном и результаты уже учтены. Колледж ждёт, пока я докурю сигарету и в последний раз оглянусь на здание школы.

С девушкой мы в итоге «расстались». «Впрочем, встречались ли?», — сигаретный дым наполняет лёгкие. Дурманящий и откровенно противный запах дешёвых сигарет — достойная альтернатива побоям от одноклассников.

Как показала практика: умение пользоваться ногами и вставать в стойки в уличной драке не стоит практически ничего. Опыт пользоваться руками, уворачиваться и вообще действовать на одних рефлексах обходился дорого. Не столько мне — на молодых, как на собаках, заживает абсолютно всё, но родителям. В моральном плане отцу тяжело осознавать, что его сын не может постоять за себя, а в финансовом.... «Что ж, в том, что только наша семья может оплатить сопутствующий ущерб школе есть что-то такое, высшее».

«Так что, — однажды пораскинув мозгами, смекнул я, — лучше тратиться на сигареты с газом для зажигалки, чем оплачивать из семейного бюджета выбитые окна».

Но в тот вечер это была последняя сигарета, а веселье только начиналось...

Выкинув окурок в урну, как культурный молодой человек, засунул руки в карманы и лёгкой пружинистой походкой удалялся от школы. Из глубин здания, примерно в актовом зале, полилась музыка. Официальная часть закончилась, начиналась торжественная.

«Как же хорошо, что аттестаты выдают на руки по первому требованию», — искренне радовался возможности свалить пораньше и не видеть эти счастливые лица. «Никакого, блять, праздника!».

Однако, если бы всё хорошо закончилось тем вечером, стал бы я думать о нём, сидя в одиночной камере, кажется, вторые сутки? Вот и я думаю, что нет.

— Никакого, блять, праздника! — тот самый одноклассник. В точности повторил мои мысли и, прислонившись к углу школы, закурил. — О, ты-то мне и нужен! — радостно оскалился. — Понимаешь, в чём беда? — спросил он, когда я поравнялся с ним и выслушал.

Коротко кивнул. Обычная проблема: не даёт.

— Понимаю. Только вот не пойму: я какое отношение к этому имею?

— Самое прямое, — утвердительно начал красавчик. — Это та девушка, ну... — он явно замялся, не зная, как именно её назвать.

— Не продолжай, понял, — облегчил бедняге задачу. — И как же я тебе помогу, интересно?

— Ну, подойди к ней, когда она подвыпьет, начни затирать про чувства, про то, что любишь её до сих пор, не знаю. Потом, когда она тебя отошьёт — начни приставать...

— Погоди-погоди, — обрываю парня, выставляя вперёд руки, — я, значит, получаюсь по твоему плану мерзкий насильник, а ты, значит, весь в белом, так?

Красавчик недовольно сморщился, всплеснул руками и поспешил объяснить:

— Да всем пофигу будет! Такие сцены сплошь и рядом будет. Мы с тобой выйдем, а там — гуляй свободно. На словах разрулили, типа. Завтра ещё можешь подойти, извиниться за своё недостойное поведение и всё! — улыбнулся он мне.

Я поверил и пошёл обратно в школу. Хотя пить откровенно не хотелось, пришлось выпить примерно бутылку водки, прежде чем смелость вернулась ко мне. «Смелость города берёт!», — вспомнилась старая поговорка. «Так что я, перед девушкой спасую?», — задал себе вопрос и неожиданно получил ответ: «Нет. Не спасуешь. Я помогу», — он мне очень не понравился.

— Привет, Арин! — дружелюбно улыбнулся.

Остались ли у меня к ней чувства? Да, но определённо не те, которые можно загнать в рамки определения «влюблённость» или, не дай Бог, «любовь». Скорее жалость вперемешку с отвращением и ноющей болью от предательства.

Оттого, прогоняя план в голове, позволил себе слегка улыбнуться. «Кто бы мог подумать, что я буду помогать тому, кто отбил у меня девушку?», — задавался вопросом, не желая получать ответ. Однако это был далеко не первый и отнюдь не последний подобный выверт со стороны старушки-судьбы.

— Привет, Саш! — а вот она улыбнулась вполне искренне. — Садись, поговорим? А то ты с того случая словно сам не свой стал: сторонишься меня постоянно, даже в параллельный класс перевёлся... — она грустно улыбнулась и свесила голову, рассматривая носок туфли. — Я понимаю, как для тебя это выглядело, и не хочу оправдаться, но... — она взяла небольшую паузу. — Я люблю тебя!

Такое резкое признание повергло меня в шок. Согласно плану, успешно доработанному у себя в голове, я должен был говорить ей те же самые слова, а потом приставать при всех. Но, как говорят мудрецы: «Хочешь рассмешить Бога? — расскажи Ему о своих планах».

Надо было как-то реагировать и я не придумал ничего лучше, чем улыбнуться и прошептать:

— Я тоже тебя люблю, — положить свою руку на её и поцеловать. Как назло, в зале заиграл медляк в исполнении местного джаз-бенда.

В иных обстоятельствах такая развязка более чем устраивала мои интересы. Арина красивая неглупая девочка, к которой так или иначе я испытывал... испытываю симпатию. Но сейчас всё шло отнюдь не по моему плану. А по плану красавчика, которому уже отстучали его друзья-дятлы, сейчас начинался второй акт «разборка на задворках».

Короткое: «Пойдём — выйдем!», — от невесть откуда выскочившего одноклассника. И вот меня уже ведут трое достаточно крепких парней, а сбоку бежит Арина. «Конечно же он всё слышал, и сейчас меня будут бить совсем не понарошку», — печальный, однако жизненный вывод, помноженный на бутылку водки и окружающую обстановку.

Меня привели на футбольное поле. По пути красавчик собрал целый крёстный ход из всех выпускников. Большинство уже достали телефоны и начали снимать... потом, позже, эти записи станут доказательством учёных наличия у меня гена «Берсерк».

«Ты не спасовал. Я помогу, дай мне волю!», — ушёл глубоко в себя. «Нет! Не время! Чёрт!».

Тем временем, пока шла борьба между мной и моими внутренними демонами. Друзья Красавчика поставили меня на колени и прикладывали достаточно много сил, чтобы удержать хлипкого на вид меня.

Одноклассник самодовольно посмотрел мне в глаза и сказал:

— Думал самый умный? Думал, я тебя не переиграю? Я тебя уничтожу, — «наброситься, растерзать, отобрать жизнь!». Проиграть битву своему демону в такой момент я посчитал верхом позора, однако у меня уже не осталось моральных сил сдерживать его.

— Переиграешь и уничтожишь, да, — усмехнулось то, что я сдерживал все эти восемь месяцев. — Только закурить дай — мои кончились.

— Кожаную сигарету ты когда-нибудь курил? Хотя, что я спрашиваю? Конечно курил, у таких же недомерков-членососов, как ты сам, — измывался тот, который держал правую руку.

— Вы забыли про ноги, ребята, — дружелюбно уведомил их, а потом резко оттолкнулся носками ботинок от асфальта и упал на спину, увлекая за собой двух долбонатов.

Так как падать на занятиях по тхэквондо тоже учили, голову сберёг. Руки высвободил, а дальше — тьма. Не помню абсолютно ничего...

Глава 11

Сколько просидел со своими мыслями не знаю, но, когда вынырнул из омута откровенно неприятных воспоминаний, в решётчатое окно под самым потолком пробивалась слабая полоска света. Рассвет или закат — не знаю. «Да и есть ли разница?».

«Всё одно помирать, так лучше уж диким зверем в одиночной камере, чем в пасти у заражённого». Муры, я уверен, видали парней и похуже, чем моя скромная персона.

Я-то что? Обычный берсерк, каких, уверен, немало бродит по просторам Улья, выживая день за днём, а может и живя. Но всё же рано забыл о своей «особенности» и реакции на неприятных людей.

Считай, с того памятного случая в лаборатории неконтролируемых и неподавляемых приступов до вылазки в бар не было. Хотя... честно сказать, не помню, что где-то выпивал столько алкоголя и имел конфликты с людьми.

Взбесили — вот и весь сказ. «Да, наверняка такое простое объяснение их устроит».

Бом-бом. Стучат в дверь, кажется, ботинком, ибо звук доносится откуда-то снизу, примерно на одном уровне с сидящим на полу мной. Бом-бом. Послушал ещё этот звук. Он расходился от двери и словно тонул с последним «бом», как бульканье камня, попавшего в воду, но не оставившего кругов на ней. Бом-бом. «Похоже, уходить не собираются», — подумал я, решив спросить:

— Чего вам?

— Тьфу, блять! — два оборота ключей в замочной скважине. — Глаза закрой, отвык от света — ударит по глазам!

Решил послушать мудрого в этих делах визитёра, его голос я узнал почти сразу. Массивная стальная (или железная, никогда не разбирался в различиях металлов) дверь скрипнула, а в голове пронеслась мысль: «Почему в таких местах не смазывают петли?», — обдумать которую я не успел. Гвоздь нарушил молчание прежде:

— Открывай. Пайку принесли. Как-никак третий день сидишь — решили коллективным разумом сжалиться. Я уж подумать успел, что ты всё, остываешь.

— Погоди, — не поверил своим ушам, решив переспросить, — третий день, точно?

— Ага. Не говори. В таких камерах часы неделями бывают. На собственном опыте знаю, — заявил он, опустившись на корточки и поставив поднос с кашей на пол, после чего отошёл за дверь.

Удивительно, но вместе с тарелкой мне вручили ложку, не став издеваться над поломанной куклой и ломать её ещё дальше.

— Благодарствую, — ответил по-сидельски, так сказать. — Да нет, — поспешил объяснить свой вопрос. — Я почему уточнил, мне казалось, только ночь и что в окне брезжит лучик восхода. Видимо, слишком глубоко ушёл в себя... — принялся механически поглощать кашу, надо ли говорить, что после всего есть не хотелось совершенно.

Но, что я бы не говорил, а организм иммунного — целый комплекс. Очень сложный комплекс, который постоянно требует подпитки, иначе почему за целых два дня мой мочевой пузырь не переполнился? Только если почти все жидкости пошли в дело. Поэтому сейчас с незаметным для Гвоздя усердием запихивал в себя достаточно вкусную кашу.

Такую же, какую ел, когда только-только прибыл сюда и сразу угодил в больничное крыло к Коновалу. Видимо, у Седого на кормёжке мяса и прочих недееспособных, но нужных, стоит отдельный повар.

Гвоздь же просто стоял в проходе и молча смотрел, как я поглощаю холодную, но питательную, пищу. Дабы не есть в тишине и не чувствовать дискомфорт, задал, наверное, самый волнующий меня на момент вопрос:

— Что там по моей судьбе решили?

— Ничего, — спокойно ответил бывалый мур. — Такие как ты — редки, но не уникальны. Тем более, как Седой с Босяком поняли, ты эти вспышки агрессии контролировать не умеешь?

— Нет. Умею подавлять. Сигареты — вот моё успокоительное. Но я скажу, что тогда бы вечером оно не помогло. Зверю нужно было «утолить жажду», — как бы рассуждая сам с собой, ответил ему, облизывая ложку. — Ну что? Ещё раз благодарствую. Отдельное мерси повару — каша его много лучше той бурды, которую обычно дают в таких заведениях, — позволил себе улыбнуться, поставив тарелку с ложкой на поднос.

— Передам, — не то, что пообещал, скорее, ответил, Гвоздь.

Как закрывается дверь, и пропадает яркий свет от электрической лампы, смотреть не стал. Вместо этого принялся изучать особенности своего нового временного обиталища. Прикидывая, в какой угол лучше справить нужду. Ведь вынырнув из глубины собственных мыслей, почувствовал, как усиленно организм начинает перерабатывать пищу в энергию и отходы.

Вот как попривлекательнее описать одиночную камеру? «Да никак», — усмехнулся у себя в голове. «Ну, если никак, то хотя бы схематично?», — спросил самого себя, уже делая пометки и вышагивая расстояние от стены до стены.

Классическая одиночная камера. Три метра в ширину — вдвоём уже не разойтись, да и матрац тут один. Пять метров в длину. Видимо для того, чтобы клаустрофобия у обитателя этих покоев развивалась постепенно.

Пока практически измерял расстояние от угла до угла, заметил пометки обитателей прошлого. «Герои ушедших эпох», — усмехался и читал: «Пометка для Зубра: никогда не играй в карты на желание с Лохматым». Таких пометок, сообщений, просто каракулей, не несущих никакой смысловой нагрузки, насчитал больше, чем много. На второй тысяче сбился, честно сказать, потому что прочитал следующее:

«Ковырять стену вилками — это одно. А вот вы пробовали чистить вилкой унитаз? Он ещё, блять, скрипит так, противно „щик-щик-щик“, а начальник смены лютый, сука, за то, что не вычистил унитазы — отправил сюда. Пишу для потомков и обращаюсь к тебе, о читающий эти строки. Возможно ты, как и я, загремел сюда из-за нежелания чистить унитаз вилкой, а может быть и так, что твоя причина многим серьёзнее моей и, читая эти строки, ты смеёшься про себя. Что ж, тогда помяни добрым словом Братишку. Удачи тебе, когда бы ты не был здесь», — с самого начала записки меня пробило на смех, к середине я уже начал сочувствовать бедному сидельцу, а к концу и вовсе растрогался так, что пустил бы слезу, если бы таковая имелась.

К сожалению, что-то во мне сломалось окончательно и непоправимо. Например, слёзы я выплакал ещё в детстве. Поводы были зачастую пустяшными, но для маленького меня это служило первыми ударами судьбы, снеся которые сквозь слёзы, в юношестве смог спокойно встретить весть о смерти дедушки с бабушкой. О смерти первой любви от рака. О предательстве девушки. Да если посмотреть на судьбу каждого в разрезе — рано или поздно эти события случаются со всеми, кроме, может быть, смерти от рака.

Очень сильно хотелось в туалет, но логика и здравый смысл во всю глотку орали и заставляли терпеть, из-за чего сон не шёл. Примостился на то же место, с которого снялся на время ужина и стал ждать. «Не могут же они вечно держать человека?», — всё в поведении Седого с Босяком говорило: «Могут!».

Однако ж, Улей вновь оказался на моей стороне и вскоре, позвякивая ключами, к двери камеры кто-то подошёл. Остановился напротив и вежливо постучал.

— Войдите, доктор, вызывали, — по одним только манерам отгадал Коновала.

Дверь распахнулась. На этот раз, что удивительно, без скрипа.

— Что, совсем плох, если уж «вызывали»? — с заботой и участием поинтересовался знахарь.

— Нет. Просто срать хочу так, что мочи уже нет терпеть, а где сплю — там не сру, закон порядочного человека.

— То есть я тебе нужен просто как проводник до туалета, я извиняюсь?

— В данный момент — да, — с кряхтением ответил я.

— Эко тебя припёрло! — оценил Коновал. — Ну, пошли, что ли? Так и быть, сопровожу, — усмехнулся бывший хирург, поигрывая связкой ключей на пальце.

Героическую пробежку до туалета с последующими в процессе эмоциями описывать не буду — знает каждый. А вот последующий диалог описания стоит.

— С облегчением, бедняга, — смеясь, похлопал по плечу Коновал. — Не ссать, не срать целых три дня из-за убеждений, да, многих я видел, но ты такой — первый.

— Каждый, если подумать, уникален, — сказал, смывая кровь с лица. — У всех есть свои увлечения, обязательно должно быть и вовсе одно уникальное, твоё. У каждого свой набор слабостей, пороков и предубеждений.

— Это да, — согласился врач по профессии — Коновал по сути. — Тебе бы неплохо было всему помыться, а вещи — сжечь. Кровь очень плохо отстирывается, а уж на уровне запахов въедается так, что только пустыш с отбитым носом не учует.

Уже заикнулся сказать «не учи учёного», но вовремя вспомнил, с кем дискутирую.

— Но, что имеем — то имеем, — печально отметил, испустив горестный вздох.

— Да нет. Имеешь ты чистую одежду по размеру, благо мерки что у завхоза, что у меня есть, время помыться тоже в твоём распоряжении. Разве что мыться придётся под моим надзором.

— А потом что? Зачитают приговор и на расстрел? — помирать вновь, тем более так глупо, ой как не хотелось.

— Да нет, — вновь отрицательно ответил Коновал. — Просто объяснишь Седому, что это за такие вспышки агрессии и можешь быть свободен. Как показало время, мур ты полезный и очень толковый, так что пускать в расход тебя не собираются. Пока, — веско выделил голосом он. — Те двое парней так, пустышки. Твой дар в обмен на их два идёт с большим перевесом, а тут так: чем весомее твоё умение и навык им воспользоваться — тем ценнее ты в качестве иммунного, а не мёртвого мешка с костями.

— Это я уже понял, — позволил улыбнуться своему отражению в зеркале — мы так и стояли в туалете. — Ну’с, ведите меня на помывку, уважаемый доктор.

Под душем моё настроение окончательно закрепилось на уровне «Готов К Труду и Обороне». Во-первых: вода лилась тёплая, что определённо расслабляло. Во-вторых: Коновал не лез потереть спинку и не подкалывал, как это было в практически аналогичных обстоятельствах более месяца назад. И в-третьих, контрольным аргументом являлся факт; я живой! Пережил то, после чего обычно не выживают, и уж точно не ведут осмысленный диалог с другими людьми. Более того, кроме трёх суток одиночки, похоже, никакого другого наказания не будет.

Как с такими выводами удержать улыбку, обтираясь добрым махровым полотенцем? Одежда, что странно, моя, лежала там же — в раздевалке душевой. Кто-то очень старательный и исполнительный уже подготовил всё для белого меня.

— Ну чо, пошли к начальству на поклон, берсерк комнатный? — продолжал издеваться знахарь. Молча кивнул ему.

Иного пути, кроме как через начальственные кабинеты, нет. Идти на казнь с гордо поднятой головой и не чувствовать вины за смерть двоих муров из охраны? Это я могу, да. А ещё могу здороваться со всеми по пути и выглядеть в своих порядком износившихся вещах максимально эффектно. Готов поклясться в том что если бы в стабе были девушки — они были бы мои. Причём все и сразу.

«Так, опять меня куда-то не туда несёт. Вот что значит повышенный уровень тестостерона в крови», — подумал об этом и потрогал бороду. Неопрятная, всколоченная, с волосами-сосульками и каплями крови, несмотря на душ. «Да в моей бороде можно спрятать килограмм веса, никто не догадается!». Ужаснулся собственному виду, а потом рассмеялся. «Кто здесь на это обращает внимание? Здесь люди каждый день тысячами, если не миллионами, гибнут. Расслабься, Алеша, твоя внешность тут заботит только тебя», — успокоился. Как раз подошли к кабинету.

Коновал открыл дверь, изящно пропустил вперёд себя, а потом так же изящно вколол мне под лопатку успокоительное вкупе со снотворной смесью. Очень действенное успокоительное, ибо вырубать начало сразу.

Знахарь с Босяком подхватили полубессознательного меня и усадили в кресло. Допрос обещал быть весёлым.

— Значит так, Алеша, друг наш буйный, — начал Босяк. — Та химия, которую тебе вколол Коновал, развяжет язык куда лучше самых продвинутых инструментов для пыток, поэтому даже не пытайся увиливать — не выйдет и по итогу будет хуже.

— Понял, — ответил неожиданно чётко без промедления.

— Средство уже действует, а потому вопрос первый. Ты знал о том, что произойдёт, если выпьешь?

— Догадывался, но не ожидал, — слова будто сами ложились. — Вернее сказать, даже и думать забыл об этой своей особенности.

— И много у тебя того, о чём ты «думать забыл»?

— Не сказал бы. Если не учитывать этот факт — все козыри вам известны. Да теперь если и учитывать — всё известно.

— Хорошо. Очень хорошо. Никто не любит, когда ему преподносят такие вот сюрпризы. Сказал бы о том, что пить нельзя, а курить — за милую душу. И разговоров бы не было.

— Так, — рубанул воздух Седой. — Это, конечно, нехорошо, что ты парней покромсал и бармена чуть не убил. Встало стабу в копеечку. Но мы хотя бы увидели твои боевые навыки, не сдерживаемые разумом. Скажу так: зверь в тебе ровня нашим, даром пользуется так, как будто с ним родился. Впору хоть взять, да и перекрестить тебя лично. Уж очень твоему зверю не нравится имя Алеша.

В кабинете повисло задумчивое молчание, а мне казалось, будто сам воздух издавал задумчивые «хм...».

— Впрочем нет. Недостаточно времени прошло. Улей не любит спешку. Вот и Институтские, заметив массовые перезагрузки кластеров, отложили рейд в «Пекло».

— Это последнее, о чём в данный момент стоит думать. Мы сами себя уничтожаем, где новых парней набирать, на каких кластерах? — задал интересующий вопрос, который неожиданно оказался в тему.

— Этим занимаются другие люди, не твоего ума задача, — ответил Седой. — Те двое, кстати, были как раз из новой партии. Быки обыкновенные, но своё дело знали неплохо, как выяснилось на практике — недостаточно. Ну да ладно, человеческий ресурс — один из самых доступных на самом деле. С тобой решили. Коновал, сколько в крови продержится твоя дрянь?

— Точно не знаю, но часов пять его лучше не трогать, — в раздумьях ответил знахарь.

— Хм, часов пять. Пойдёт, — решил Седой. — Как оклемаешься — зайди, есть для тебя первое серьёзное задание.

Кивнул, насколько это позволяло положение полулёжа в кресле и отрубился...

Глава 12

Очнулся на кушетке в кабинете Коновала. Тот уже привычно колдовал над моим телом: водил руками в районе груди, от чего спирало дыхание и жутко хотелось кашлянуть. Но почему-то не мог, как ни старался. Вообще не мог пошевелиться. Оставалось только шевелить глазами и изучать измученного знахаря.

Бывший хирург, казалось, решил вспомнить свою специальность и уже намечал на теле места для будущих надрезов. Выглядел он при этом крайне уставшим. Мешки под глазами, слипшиеся от пота волосы и вздувшаяся на лбу венка, вместе с малой струйкой крови, что стекала по подбородку, говорили: «он делает очень тяжкую работу парень, лучше не сопротивляйся и не отвлекай». Конечно, я не слышал слов, но всё понял.

Опытному врачу и почти что Легендарному Знахарю не составило труда определить то, что пациент пришёл в себя. Однако он не остановился, чтобы объяснить, что происходит. Наоборот. Начертил ещё два будущих надреза, которые перекрещивались между собой в опасной близости от моего сердца.

Капелька пота упала на кушетку, вместе с куда как более внушительной каплей крови с подбородка. Коновал выдохнул, закрыл маркер, убрал его лёгким движением за ухо, сказав при этом:

— Если очнулся, пересядь с кушетки на стол. Тащить твою тушу сюда было тяжеловато для такого старика, как я.

— А, ага, — задумчиво протянул, сел на кушетке и осмотрелся.

В этот раз кабинет знахаря представлял собой совершенно стерильную операционную с кушеткой в углу и операционным столом посередине. Стол освещают несколько мощных ламп, на фоне которых свет от потолочной лампы просто рассеивается. Рядом с ним стоит передвижной столик с инструментами. Из всего инструментария взгляд приковывает окровавленный скальпель.

Не понимая, что происходит, и полностью доверившись знахарю, с трудом встал. Пошатываясь, кое-как сделал два шага, чтобы упасть на операционный стол лицом вперёд. Выставил руки перед собой. Помогло слабо. Руки тряслись, в ногах тоже силы не ощущал. Перед глазами всё поплыло.

Огромного труда стоило подтянуть своё тело на стол и просто лечь. Когда улёгся, воздух из лёгких будто выкачали, глаза сами собой закрылись. Последнее, что услышал перед тем, как отрубиться повторно:

— Ну, начнём, помолясь? — и усталый вздох.

***

Вторичное же пробуждение прошло куда легче. Открыл глаза. Сжал-разжал кулаки. Посмотрел на лампу на потолке, лампа мигнула и продолжила светить как ни в чём не бывало.

Поискал глазами знахаря, тот сидел за столом и дремал. На столе стояла открытая бутылка коньяка. «Странно, не замечал за ним привычки выпивать на рабочем месте».

С готовностью сворачивать горы спрыгнулсо стола. Крутанулся вокруг своей оси. Тело слушалось куда лучше, но и шрамов на нём прибавилось изрядно. Последствия операции не ощущались от слова «совсем». Даже наоборот как-то полегчало, словно вырезали опухоль.

Одежды своей не обнаружил, хоть и очень старался. Видимо, решили сжечь и её, вместе с испорченным костюмом. Коновала решил не будить. По объёму оставшегося в бутылке — чуть меньше пятой части — понял, насколько сложна для него была операция. «Ну ничего, выкарабкается старик, не может не выкарабкаться», — уверенный в этом, прямо в костюме Адама покинул операционную.

«Так, из одежды у меня остался только тот набор „мамкиного боевика“, получать в такой одежде первое задание — несолидно. Опять посетить завхоза и поскрести в закромах на предмет боевой экипировки?», — этот вопрос оказался настолько сложным, что я завис, стоя посреди коридора абсолютно голым. Хорошо хоть муры либо спали, либо занимались более важными делами, чем снованием по медблоку.

Из ступора меня вывел удивлённый свист. Босяк стоял вдалеке коридора и улыбался во всю ширь рта. Странно то, что всякий раз, когда я оказываюсь на грани или просто попадаю в неловкие ситуации, он оказывается рядом.

Впрочем, задуматься и над этой странностью, чтобы вновь на несколько минут выпасть из реальности, он мне не дал:

— Смотрю, Коновал, как всегда, справился на пять с плюсом, да? — кивнул, слова казались лишними. — Ну и славно!

Я чего пришёл-то? — начал Босяк издалека. — В связи с тем, что у нас произошли определённые кадровые перестановки, короче, пошиковало некоторых хороших пацанов, у нас с Седым для тебя предложение.

— Какое же? — встал, опёршись на стену.

— Стать практически настоящим бригадиром. Дадим в подчинение толковых парней. Где надо — помогут, где надо — подскажут, что надо — сделают.

— Ты сказал «практически», я не ослышался? — на всякий случай спросил. Не понравилось мне это уточнение.

— Да, Алеша, «практически», потому что реального авторитета у тебя с гулькин хрен, и подчиняться тебе вряд ли станут. По крайней мере до этого момента никто явного желания идти под твою руку не изъявлял. Тебя боятся — это плюс. Тебя не уважают — это минус.

— Ладно, это я понял. Согласен. Но почему именно меня в бригадиры?

— Пойдём одежку подберём по новому статусу, — Босяк расценил мои слова, как согласие. — По пути объясню.

Из медблока наш путь лежал в четвёртый корпус — почти что святая святых что тюрьмы, что стаба. Главная оружейная вместе с крылом охраны и кабинетом начальника этого прекрасного заведения. «Интересно, почему Седой не расположился в этом крыле?», — подумал я, видимо, вслух, потому что получил ответ.

— Потому что, сынок, — настроение Босяка явно поднялось после моего согласия на какие-то невиданные ранее высоты, ибо раньше панибратского «сынок» он себе не позволял. — Для человека высшей касты «вор в законе», располагаться в таком месте — западло. Может быть места тут новые, а люди старые.

— Понятно... значит имена старые — проблемы старые, а как понятия из родных миров таскать — так пожалуйста? — этот вопрос давно, практически с самого вливания в коллектив, интересовал меня, но всё не было повода задать.

— Наши «понятия» — скривился Босяк. — Это как правила джентельменского клуба, игроков в покер или, на худой конец, держателей борделя. Мы обязаны их придерживаться, чтобы оставаться теми, кто мы есть. Конечно, многие понятия во многих мирах расходятся, поэтому соблюдаются только основы-основ.

— О, дай-ка вспомню, — решил съязвить. — Что-то вроде извечного постулата «Не верь. Не бойся. Не проси»?

— Что-то вроде, — Босяк неопределённо помахал рукой, мол: «всё одно не поймёшь» и на этом замолчал.

Остаток пути до крыла охраны прошёл в молчании.

Крыло при этом выглядело так, словно там сначала устроили филиал мясницкой, потом разогнали мясников чем-то явно крупнокалиберным, а в конце устроили поистине легендарную вечеринку в Улье, забыв прибраться за собой на следующее утро.

— И это святая-святых вашего стаба? — всё ещё не веря своим глазам, переспросил, осматриваясь повторно.

— Да, — гордо ответил Босяк. — Единственное не тронутое с самого начала место, не обустроенное, только зачищенное от остатков заражённых первой группой иммунных.

Они, как гласит легенда, поняли, что хоть и попали в самую жопу, но в этой жопе увидели возможности! Побег Седой, как волевой лидер, отмёл сразу. Провианта на не обратившихся оставалось много, очень много, если учесть, что эта тюрьма изначально была рассчитана на пять тысяч человек плюс три десятка охранников. Поэтому оставалось только раздобыть оружие у обратившейся охраны, зачистить нечисть и начать обустраиваться на месте.

К счастью, большинство заключённых сидело в своих камерах в момент переноса, а группу с этого блока, в коей состоял и бессменный, почти что бессмертный, лидер стаба, вывели на прогулку во двор. Где их и настиг резкий кислотный запах. Суматоха, большинство без сознания, — Босяк явно вошёл в раж и рассказывал так, словно сам являлся участником тех событий. — Иные уже грызут соседей по камерам и своих надзирателей, часть из которых сама не прочь откусить лакомый кусочек человеческой плоти.

Как они тогда отбились, да и зачистили тюрьму потом — известно только Улью. Только вышел Седой в большой мир Стикса уже седым, — сказаны эти слова были с большой грустью, Босяк вздохнул и дал понять, что закончил рассказ.

Проникнувшись историей, даже на секунду забыл, что пришли мы сюда не за тем, чтобы я послушал очередную часть истории стаба. Причём, судя по царившему вокруг бардаку, весьма правдивую часть.

Так и стояли мы вдвоём посреди коридора, впитавшего этот металлический запах крови, сохранившего множество следов произошедшей тут когда-то битвы.

«Босяк как-то обмолвился, что Седой в Стиксе не первый век. Что-то мне подсказывает: это — не просто легенда, а суровая быль, надломившая одних и закалившая других. И если человек не просто сумел выжить в бойне, а удержать свою власть и после, в мирное время, то это достойно не только уважения, подчинения и страха, но чего-то большего», — переварив услышанное, как-то по-другому стал смотреть на ментанта.

— Хорошая история, а глядя на этот бардак, понимаешь, что ещё и правдивая. Но, разве Улей не должен эм, как бы это правильно сказать? «Омолаживать» своих подопечных?

— У людей, проживших тут всяко больше, чем мы просуществовали, есть несколько версий того, как вообще процесс омолаживания и старения в Улье происходит.

По первой версии всякий живой организм, коему не повезло оказаться иммунным, откатывается нашим споровым мешком, про который я тебе в самом начале твоего пребывания здесь говорил, до самых пиковых значений. Ты наверняка отмечал то, что, раз за разом, после пробуждения как бы сильно ты не изматывался перед сном, чувствуешь себя даже чуть лучше, чем вчера. Это и есть результат работы наших спор. Но есть и другая сторона монеты, которую ты, несомненно, тоже ощутил на себе — ломка или, по-научному, споровое голодание — банальная нехватка топлива для начала восстановления повреждений и, в особо запущенных случаях, жизнедеятельности, — Босяк взял небольшую паузу, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями

Вторая же версия, — продолжил он, — является не столько полноценной, сколько надстройкой для основной теории первой. И по ней человек сам способен выбирать свой внешний вид после определённых событий, ставить психологические блоки, так сказать. Вот напал на тебя первый в жизни рубер, оставил отметину, а ты, как бы, говоришь себе: «Нехилая отметина! Память останется», — а на следующее утро встаёшь, чувствуешь, что всё зажило, кроме шрама, он просто зарубцевался, и понимаешь, осознаёшь, что своим обликом управлять можешь. Но это всё больше бредни Детей Стикса или иных припизданутых на бошку.

Однако другого объяснения, как Седой остался седым у меня нет, — слегка печально закончил Босяк, а затем, вспомнив, зачем мы вообще шли, напомнил: — Идём, твои орлы уже обживают некоторые «служебные помещения» так сказать. Устроили склады под добычу и перетащили весь свой нехитрый скарб, а заодно и твой, — он улыбнулся, хлопнул меня по плечу, как старого приятеля. Отчего у меня отчётливо хрустнула какая-то кость в районе лопатки.

«Странные перемены произошли с ним, — в пути, опять-таки, задумался и следовал за Босяком „на автопилоте“. — Как только он занял место маршала весь гонор по отношению ко мне пропал. Сейчас и вовсе происходит нечто очень странное. Да, конечно, я помог ему „свергнуть“ Жало. Но это не тот человек и не тот мир, чтобы даже такой поступок в корне изменил его отношение ко мне...», — не придя к какому-то конкретному выводу, вынырнул в реальность, когда мы уже пришли в обжитую часть крыла.

Здесь окружающая картина выглядела менее скорбно. Не было следов крови на стенах, коридор освящался лампами дневного света, которые, видимо, мои люди, запитали от дизельного генератора.

Большинство проходов в комнаты всё ещё были завалены. Где-то изнутри, наверное, заражённые, но не обратившиеся, желали подольше протянуть в этом аду, опасаясь нападения снаружи. Беглый осмотр через грязные, пыльные окна, почему-то выходящие внутрь, а не наружу, показал: живых нет, тела разложились до состояния скелетов, а скелеты время и свежий воздух перетёрли в пыль.

В обжитых же помещениях царил бардак иного рода. Куча вещей ещё не обрели своё законное место, их перетаскивали, коробки пинали из угла в угол. Всё это происходило постоянно и, что самое важное, непрерывно.

Когда Босяк привёл меня за тем, чтобы я, наконец, перестал выглядеть «тарзаноподобно» или, его словами: «Как красножопый макак, только слезший с дерева», почти вся команда собралась в просторном кабинете и о чём-то активно совещалась.

— Видать, решают, как тебя встретить, — слегка насмешливо предположил провожатый.

— Да, а я-то голый! — слегка громче, чем надо, вернул Босяка к теме.

— Не кипишуй. Всё исправимо! Тем более, тебе нечего стесняться, пацаны как твою дубину увидят — сразу вожака признают! — не меняя тона, рассмеялся он.

«Будем надеяться, что обойдусь без этого», — подумал, поправляя бабочку. В одной из комнат, приспособленной парнями под склады, для меня выделили не просто отдельный шкафчик, полочку, вешалку или что-то подобное, нет — целую секцию! Отчего выглядела личная часть складов пустовато и бедно.

Нет, костюмы по размеру и боевое снаряжение Седой от щедрот своих выделил более чем добротное. Причём не только на меня, но на всю команду. По количеству комплектов, подготовленных к использованию, стало понятно: отряд мой небольшой, всего пять человек, не считая командира. «Вот ведь! Из шестёрки в командира шестёрки. Иронично, товарищ Седой, очень иронично». Однако на полках лежало ещё множество таких же в нераспечатанных прозрачных полиэтиленовых пакетах, как бы намёк: «Долго тебе так не сидеть, расширяйся».

Закончив с бабочкой, отошёл от зеркала, цокнул каблучками классических туфлей, крутанулся вокруг своей оси. Настроение резко поднялось с предпразднично-возвышенного на уровень: «эх, сейчас бы в бар, да по бабам!».

В принципе, показать себя добрым командиром, и сразу после знакомства завалиться в бар — идея достаточно хорошая, по моему разумению. Только вот «показать себя добрым командиром» не выйдет, ибо в последнее время позитивных событий с участием моей персоны на территории стаба произошло крайне мало, если вообще такие были. Зато того, за что можно, а в моём случае и нужно, умертвить произошло порядочно. Хотя... это зависит от того, как именно истолковали «пацанский суд» с моим участием парни.

Вышел из личного угла склада к Босяку, который терпеливо ждал, весело поигрывая связкой ключей на пальцах. «Странно, за всё время, что мы с ним сюда шли, я её не видел», — отметил изменение, попутно не ожидая ничего хорошего.

— Достойный наряд. Классика всегда и во всех мирах в почёте у уважаемых людей! — оценил он мой внешний вид. — Ну что, пошли? — кивнул, видом показывая собранность. — Ты смотри, представлю тебя я, но контакт налаживай сам. В конце концов, я тебе не нянька — вошкаться постоянно, человек уже взрослый, чтоб понимать, — наставительно и строго сказал он. Проникнувшись моментом, ответил:

— Всё понимаю. Мне с этими людьми работать, так что поверь — контакт наладить сумею.

Довольный таким ответом, Босяк поравнялся со мной и стал идти в ногу, чтобы я не выглядел на его фоне слепым котёнком. «Интересно, это он настолько благодарен за помощь или Седой оставил его проследить, чтоб контакт с боевой группой наладился наверняка? Впрочем, подумать об этом будет время...».

Заприметив нас в коридоре, часовой сначала вытянулся по струнке, быстро отдал честь, а потом шмыгнул в комнату, которую охранял. На что Босяк хмыкнул и задорно мне подмигнул, мол, смотри, как нас встречают.

Подошёл к двери, занёс руку, чтобы постучаться, но он остановил мою руку, выпрямил её и с силой вложил ключи. Что я соизволил перевести как: «Нечего стучаться, войди, как хозяин».

На связке болталось всего три ключа, причём явно местные самоделки. «Вы и замки переделать успели, значит. „Никто не ходит“, ага, так я и поверил», — размышляя над тем, насколько правдивы слова насчёт заброшенности четвёртого блока, вставил ключ в замок, провернул в левую сторону. Дверной замок с лёгким щелчком убрался в паз ручки.

Уже приготовился использовать дар, ожидая вполне «тёплый» приём. Однако никакой агрессии со стороны парней не дождался. Толкнул дверь во внутрь, вошёл и замер.

Картину, наблюдателем которой я стал, наверное, назвали бы «Растление Евы» или «Свальный Грех». Пять минут я просто стоял и изображал из себя вуайериста, пытаясь склеить изрядно треснувшую картину мира и представления о сексе в частности.

В тот момент, когда я зашёл внутрь комнаты, все пятеро парней одновременно(!) доставляли физическое удовольствие как себе, так и своей жертве. Иначе назвать девушку язык просто не поворачивался. Однако, судя по сдавленным, но весьма томным стонам, исходящим откуда-то из неё, процедура доставляла больше удовольствия, чем боли, ну, или она просто мазохистка.

«Зашёл, блять, как хозяин», — удивлённо, но тихо, сказал я. Посмотрел направо.

Босяк тоже был крайне удивлён, недоволен и, кажется, злился. Достаточно быстро взял себя в руки, слава Улью не в буквальном смысле, и так же тихо сказал: «Покажи им своё присутствие, наори или присоединись, стукнув кого-нибудь их этих обалдуев хуем по лбу!».

Последовал совету, для начала громко прокашлявшись:

— Кхм, молодые и красивые, пьяные и волосатые! А вы часом не охуели прямо при двух начальниках насиловать девушку?! — спросил громко, но в то же время спокойно, разжигая уверенность не столько в них, сколько внутри себя.

— Не вижу, чтобы девушка была как-то против того, что мы делаем, — ответил долговязый, но при этом жилистый паренёк, который с одинаковым успехом мог быть как свежаком, так и человеком, выживающим в Стиксе не первый десяток лет. — Ну, а то, что начальство — совершенно никакой разницы, тем более ты что ли?

«Надменно, очень. Метишь на место неформального лидера? Ну, сейчас мы тебе остудим».

— Допустим даже, девушка не против, и вы предаётесь свальному греху по взаимной и непорочной любви вас пятерых и её к кому-то одному, только вот я не вижу, чтоб тебя ебали в жопу. Вынули свои хуи и заправили их в трусы, считаю до трёх, — демонстративно лениво выхватил пистолет из кобуры. — Как только счёт закончится — она умрёт.

«Раз уж обо мне идёт слава психа и маньяка, а быть добрым не получилось с самого начала, будем закреплять!».

«Раз...», — и вот уже часовой прыгает на одной ноге, натягивая джинсы.

«Два», — щелчок предохранителя вмешивается в шуршание одежд, ритмичные хлопки и громкие вздохи освободившимся ртом.

«Три», — четверо парней вняли предупреждению, при деле остался только долговязый. «Прости», — мысленно прощаюсь с девочкой и вдавливаю спусковой крючок. Ахи тут же смолкают, в ушах немного неприятно звенит, хлопки тоже.

Долговязый смотрит сначала на тело девушки, потом на пистолет, а в конце — на меня. Глаза его расширены от удивления, однако никакого страха в них не наблюдается.

— Ты правда думаешь, что это как-то меня напугает или изменит отношение к тебе? Если ты до сих пор не понял: в Стиксе людей, как грязи, даже девушек приносит немало. Так что спешу расстроить, ты лоханулся! — всё также самоуверенно говорит он.

— Нет, дорогой мой, — быстро переставляю ствол на него, — лоханулся тут только ты, ибо будешь трахать это тело до тех пор, пока оно не задубеет или не разложится до полностью физически неебабельного состояния. Только попробуешь вынуть хуй — прямо на ней же разделаю, — говорю совершенно спокойно, лишь в конце позволяя себе улыбнуться уголком губ.

Паника! Я вижу неподдельную панику в глазах новоявленного некрофила. Он вынужден подчиниться и вставить член обратно. Он старается войти в ритм, но отдачи от мёртвого тела ровно столько же, сколько от матраца. «Хотя, может, от матраца даже чуть больше», — улыбаюсь ещё шире, переводя улыбку в оскал.

Босяк продолжает стоять справа от меня и никоим образом не вмешивается в происходящее. Читаю в его взгляде неподдельное омерзение.

Долговязый цепляется за это чувство, как за соломинку. Ему крайне противно трахать труп.

— Уважаемый Босяк, ну хоть вы ему скажите, что неправильно заставлять человека сношать мёртвое тело до тех пор, пока то не окоченеет!

— А я тут при чём? — неподдельно удивляется Капо. — Вы — его люди, он волен вас хоть в рабов превратить и в латекс переодеть. Твой косяк, ты и думай, как из него выпутаться.

Вижу в глазах некрофила покорность судьбе и сломленность. «Да уж, я думал, будет сложнее». Спустя ещё пять минут наслаждения своим триумфом, наконец решаю дать ему ещё один шанс.

— Значит слушай сюда, Джонни-некрофил, даю тебе шанс на искупление своего косяка верной службой ратною. Будешь постоянно рядом со мной ходить и в случае чего первым бросаться на амбразуру, для остального ты слишком надменен. И да, меня не волнует, как тебя крестили до этого, и кто твой крёстный, пускай даже Босяк, отныне и впредь я нарекаю тебя Некрофил Гроза Пустышей. Понял?

— Да, — он с надрывом вздыхает, спуская прямо в труп и закатывает глаза.

— Думаю, лучшего крещения я вряд ли увижу, — рассмеялся Босяк. — Как закончишь с парнями, зайди к Седому, дело есть.

Глава 13

Примерно после трёх часов воспитательных работ и притирки к коллективу в команде мы чувствовали себя сносно. Многого от парней я не требовал, однако сцена воспитания Некрофила оказала на их умы необходимый мне эффект. Теперь, против моего слова идти откровенно боялись.

Понимание того, что такая власть долго не продержится, и придётся закручивать гайки всё крепче и крепче, вплоть до устранения несогласных быстро и показательно беспощадно, подтачивало мой ум. Однако никакого дельного выхода из сложившейся ситуации придумать не мог.

Точных временных рамок явки к Седому Босяк не сказал, что теоретически давало мне право провести хоть весь оставшийся день за налаживанием отношений и созданием микроклимата внутри команды. Но ни что так не сплачивает, как совместная работа, особенно сопряжённая с постоянным риском для жизни, поэтому немного сгладив впечатление от сцены знакомства, взял с собой «живой щит» и пошёл к ментанту на приём.

Уже сбился со счёта, сколько раз меня водили по этим коридорам, сколько раз шёл сам, а один раз даже штурмовал. «Передел власти, бля», — улыбнулся от того, насколько удачно закончилась авантюра для меня. Пусть и с оговорками, но помочь вывести нехорошего человека на чистую воду и в короткие сроки обзавестись репутацией ублюдка вкупе с карьерным ростом — неплохие результаты, как я считаю.

— Чему улыбаешься? — спросил Филя, как его сокращённо, с лёгкой руки часового, стали называть все в группе.

— Да так, Некрофилушка, думаю, как прийти к успеху не по головам, а по разумению, чтоб подобных твоей ситуаций не возникало. И план этот чертовски мне нравится! Оттого улыбка во всю ширь!

Филя предпочёл не поддержать мой жизнерадостный настрой и продолжил молча сопровождать. Не сказал бы, что молчание, возникшее между нами, было каким-то «тяжёлым» или «нагнетающим». Никакой угрозы не исходило от этого человека, но каким-то шестым чувством я предчувствовал в случае неудачи скорую и очень болезненную расправу.

Перед дверью в кабинет спрятал улыбку за постной миной. Ни к чему лишний раз нервировать такого человека, как Седой. «Смех без причины — признак дурачины, да? Хм...».

Постучал три раза, дождался могучего начальственного кашля, вошёл. Охранник прошмыгнул следом. Только увидев меня в компании Фили, Седой сказал:

— Оставь своего дуболома за дверью, не создан он для того, чтобы слушать, о чём взрослые дяди толкуют.

Без лишних слов Некрофил вышел из кабинета. Я же, наоборот, прошёл к любимому стулу по левую руку. Уселся, уже хотел было вальяжно закинуть ноги на стол, но вовремя опомнился.

— Входишь во вкус хорошей жизни, как я посмотрю! — заметил попытку Седой. — Мне тут Босяк рассказал уже во всех деталях твоё знакомство с коллективом и про первого крестника не забыл упомянуть. Жутко неправильный ты мур и давно на самом деле пора тебя отправить на перезагрузку, но попутно ты удивительным образом сколачиваешь вместо с деревянным макинтошем себе авторитет. Неправильно могут понять, всё-таки помощи было значительно больше.

— Благодарю за то, что решили оставить меня в живых, но это не основная тема разговора, я прав? — по тому, как Седой себя вёл в разных ситуациях, можно понять, когда его можно и нужно перебивать, а когда стоит поглубже засунуть свой язык и ждать, когда тебе разрешат говорить. «Сейчас как раз первый случай».

— Да, ты прав, но важная. Ибо команду тебе дали не для того, чтоб ты проявлял свои садистские наклонности.

— А для чего же ещё давать команду психу, который недавно слетел с катушек на мероприятии по поводу...

— Я знаю, что ты скажешь, — резко перебил Седой. — Не для этого. Поверь, был бы у меня выбор из кадров, которым можно доверить больше, чем тебе, я бы доверил! Но Босяк нужен в стабе до тех пор, пока мы не вычислим остальных сообщников Жала. Вот ведь, крёстный его в самую суть попал. Ужалил, гад такой, в самый неподходящий момент! Впрочем, не о нём я тебя поговорить звал.

Так вот, команду тебе выделили для очень важного и опасного мероприятия, по добыче редкого в наших краях ресурса — бензина. На ближайшие кластеры колонки или цистерны не попадают от слова совсем. Но есть один, где бензина в избытке, в двух днях пути отсюда. Завод, а если точнее сказать, нефтеперерабатывающую фабрику приносит стабильно раз в месяц с небольшой погрешностью до двух часов.

— Ага, я, кажется, срастил суть с реальностью. Скоро перезагрузится этот самый кластер, и мы должны успеть первыми, так?

— Да. Из-за того, что Жало нас предал, большая часть людей ушла с Босяком и погибла от когтей волны с Пекла. Всё к одному! Сначала глобальная перезагрузка в нашем районе, причины которой даже Институтские понять не в силах, затем предательство второго человека в стабе после меня, твои выкрутасы ещё, — Седой заметно нервничал. Вынул сигарету из пачки, покатал в пальцах, поднёс ко рту, прямо «на весу» прикурил, кинул пачку с зажигалкой на стол. — Если хочешь, — указал рукой на пепельницу.

— Нет, благодарствую. Меня, конечно, сигареты успокаивают, но сейчас не та ситуация, — развёл руки в стороны, как бы извиняясь.

— Как хочешь, — уже намного спокойнее ответил он. — Так вот, вернёмся к нашим баранам. У тебя, наверное, в голове вертится мысль-вопрос: «Как такой маленькой группой доставить столь опасный груз, а главное, как его взять на целый стаб? Там же явно придётся собирать целый автопоезд!». В этом вопросе ты прав, даже если не думал об этом.

Но в этом и будет заключатся сложность задачи. Ресурсов человеческих у нас крайне мало стало в последнее время, техники специальной я могу хоть на роту ребят выделить, а вот людей — увы, — огорчился Седой.

Однако и по этому поводу у меня есть, что сказать. Отныне и впредь каждого встречного иммунного, а в особенности свежаков проверяй на профпригодность в муры, я, если что, уже тут его проверю. Каждый приведённый тобой кадр — твой подчинённый и твоя ответственность, по крайней мере на первое время. Босяк вот до сих пор с тобой носится.

— Что, как я подозреваю, и позволяет мне стоять в данный момент здесь, а не отправится на окончательную перезагрузку.

— В том числе и слово Босяка, ты прав, — улыбнулся Седой. — Так, пока ты меня совсем не увёл от темы. Снаряжение для операции вам уже выделил. Транспорт тоже не забота вашей группы. Время выезда можешь назначить сам, но лучше двигаться в Улье днём. Поэтому крайний срок выезда — завтрашнее утро. На этом — свободен!

Встал со стула, прихватил с собой сигарету с благодарным кивком. «Пора вспомнить, что такое курить, иначе ты вырвешься опять, дружище! Молчишь? Ну и молчи себе», — тут же щёлкнул зажигалкой, взятой со стола, и вернул её владельцу.

Вышел из кабинета, вовсю пуская дым. Вкус у сигареты несколько отличался от тех, которые в юношестве курил я, отличался в лучшую сторону, надо сказать. Не горчил, дым приятно пах, и не выделялась слюна после каждой затяжки.

Мой личный телохранитель опирался на стену, периодически поглядывая то на кабинет, то в проход. Увидев меня, он отлип от стены и сморщился, вдохнув сигаретный дым. Некрофил явно не курил и всем видом стремился показать, насколько ему противны сигареты, однако ничего против не сказал. От былого настроя неформального лидера не осталось и следа. «Да, явно перестарался с ним, если и выправится, то очень нескоро».

— Пошли, у нас есть работа, — естественно, что за работа уточнять не стал. Пусть думает, что его выгнали не только для того, чтоб меня попугать не на глазах у подчинённого.

Направился в гараж, ожидая увидеть подготовленный к выезду транспорт. Увидел же матерящегося на чём свет стоит механика, который перебирал старого и больного на вид «Козла».

Техника, давно отправившаяся на покой в моём родном мире даже у самого-распоследнего пьяницы, который в прошлом относился к касте интеллигенции, почему и мог купить козла или запорожец. Кстати, классические «Жопорожцы» и «Горбатые» в гараже тоже стояли. Причём выглядели, как только что вышедшие с конвейера образцы.

Присвистнув от удивления, привлёк к себе внимание механика. Тот отвлёкся на меня, окинул оценивающим взглядом и спросил:

— А, это ж ты тот рубака-берсерк, который помог вальнуть крысу крысе, а позже вечером набрался так сильно, что голыми руками захуярил двух жопоголовых дебилов?

— Ну, — несколько удивился официальной версии случившегося. — Он самый, — улыбнулся уголками губ, приобнажив ряд нижних зубов. — С кем имею честь?

Механик ничуть не смутился моей улыбки, в ответ показав свой оскал:

— Зови просто, Михалыч, — протянул руку для рукопожатия. Пыльная, вся в мазуте и бензине, с местами треснувшей кожей, но с таким количеством жил, ежесекундно проносящих в себе столько крови, сколько моё сердце, закалённое тренировками и последними опасностями, накачает минуты за две. Пожал. Хватка крепкая, под стать виду.

Сам Михалыч вида просто разбойного, со взглядом, как бы говорящим: «Не просто коня украду и красавицу попорчу, а в открытую, с мордобоем и плясками». Усы пышные, закрученные по-гусарски, с бородой не срощены. Борода густая, но лопатой не стоит, не особо длинная, но и не сказать, что короткая. Чёрная от копоти и газов, как и изначально светло-русые волосы.

— Алеша, — ответил коротко. — У нас тут где-то должны машины к отправке готовить, не знаешь?

— Отчего ж не знать? С вашим «Козлом» и вожусь. В принципе, если вам прямо срочно нужно, могу хоть сейчас всё доделать или выдать вам другой транспорт. Свободного автопарка много стало в последнее время, — с лёгкой грустью ответил механик.

— Да нет, не сильно к спеху, просто пришёл проверить; в надёжных ли руках дело? Теперь вижу — в надёжных! — ещё раз пожал Михалычу руку.

Вышел из гаража-мастерской. Почему-то после выкуренной сигареты старая привычка вновь дала о себе знать. Неприятная, вязкая слюна наполнила рот. Сплюнул под ноги. Филя истолковал это по-своему и сказал:

— Согласен, если нам в качестве транспорта дают «Козла», значит решили списать.

— Да нет, что ты, — обтёр руку об штанину, — это только начало. Впрочем, до парней дойдём — расскажу, какую задачку нам задали.

Опять переходы, опять пути. «Тюрьмы строят не для того, чтобы из них сбегали...», — кажется, цитата из какой-то киноклассики. Что ж, поначалу сама мысль о побеге из такой тюрьмы кажется невозможной, но уже через некоторое время ты адаптируешься к быту. Начинаешь запоминать маршруты, прикидываешь в голов план тюрьмы и где на этом плане блок охраны.

Потом, постепенно, находишь таких же единомышленников или смертников. Встраиваешься в криминальную систему тюрьмы и устраиваешь бунт. Кровавый, бессмысленный для большинства, но единственный для тебя и небольшой группы единомышленников путь к свободе. И неважно, что, скорее всего, вас объявят в розыск, а за побег, возможно, приговорят к высшей мере наказания. Главное, что ты смог-таки вдохнуть этот вольный воздух. Пусть несколько лет или даже десятилетий спустя.

Примерно то же самое чувствовал я, когда мой зверь напился крови. Ничто отныне не подтачивает разум. «Передо мной есть цель, и я её достигну, любыми способами!», — только такие мысли помогают преодолевать непреодолимое, достигать недостижимого и впихивать невпихуемое. «Люди — всего лишь ресурс, как ты сам для Седого. Не привязывайся к парням слишком сильно и всё получится!», — с подобными размышлениями открыл дверь кабинета.

— Парни, у нас есть работа! — сразу с порога. — Пойдёмте на склад, подберёте оружие, распечатаете костюмы. А я в процессе расскажу суть.

— Куда такая спешка, босс? — спросил Алик-часовой — самый молодой в отряде, однако выживающий в Улье второй год.

— Учу торопиться неспеша! Чтоб завтра перед выездом не нервничать и не подгонять вас, обалдуев. В темпе, в темпе. Я ещё хочу сегодняшним вечером вас на попойку затащить, чтоб руки на задании не дрожали. Чем быстрее подготовимся, тем раньше начнём пить, следовательно, раньше напьёмся, а если раньше напьёмся, то что?

— Раньше проспимся! — ответил коренастый лысый Бык.

Прозвище полностью соответствовало сути. Гора мышц с дополнительным усилением в виде двух даров, силача и факира. Ростом не выше ста семидесяти с кепочкой. Однако попробуй его назвать гномом — сразу лишишься если не жизни, то зубов и здоровья точно. Опасный мур, не просто выживающий, живущий в Стиксе неплохие пятнадцать лет.

— Точно так, Бык. Раньше проспимся — раньше встанем, раньше встанем — раньше дадим по газам, чтоб не гневить лишний раз начальство.

Короткое обсуждение идеи парнями с помощью взглядов, и вот передо мной стоит боевая пятёрка азартных мужчин. Некрофил тоже встал в строй. В нём он чувствовал себя несколько увереннее, чем наедине со мной. Хотя, честно говоря, он может меня убить одной левой, когда захочет.

По натуре своей парень замкнутый, застенчивый и злопамятный — он попал в Стикс прямо во время рейтингового матча в онлайн игре. Естественно, первой проблемой стало отключение электричества. Потом до молодого задрота стал доходить резкий химический запах, после чего он отключился.

По возвращению в сознание плохое самочувствие он списал на давление, недавний обморок и выбросы с химзавода. Жил он на даче за маленьким производственным городом ВРС-ССР, в Советах, если коротко. «Название города не имеет значения», — ответил он на мой вопрос.

Так как заигрывался будущий некрофил часто, то имел неплохой запас еды для того, чтобы продержаться недели две, а при экономном существовании, вовсе недель пять-семь. Вскоре химический запах, как и туман, рассеялись, а головная боль, головокружение и тошнота усиливались час от часа.

Когда боль и слабость во всём теле стали практически нестерпимы, парень решил обратиться в местный медпункт, за обезболивающим и выдвигаться после в городскую больницу, так как начал подозревать у себя химическое отравление.

Выйдя на улицу, он увидел, как соседка отдирает куски мяса от своего мужа (свежего мяса тогда уже не осталось и заражённые начали пожирать друг-друга). Первичный шок быстро сменился каким-никаким, но пониманием ситуации.

По его версии с завода произошла утечка какого-то сверхсекретного вещества, которое обращает людей в зомби для последующей зачистки населения и войск противника без особого сопротивления. Однако версия почти сразу же дала большую такую трещину в виде топтуна, который сначала отогнал одного пустыша от другого, а потом, видимо, не наевшись, порвал и второго на две части, после чего перемолол без особых усилий и смачно так отрыгнул.

Закалённый сотнями игр про зомби и прочими выживалками, парень тут же сообразил, как ему быть, что делать и куда идти. Долго ли, коротко ли, но споровое голодание скрутило его так, что он сам, без какой-либо подсказки со стороны, начал разрезать споровые мешки и обсасывать спораны. Как показала практика — способ работал, а потому очень медленно, буквально месяцам, он продвигался к городу.

Кластер, на его счастье, оказался медленным, и он успел выбраться с него прежде, чем тот перезагрузился. Крёстным его стал честный рейдер по прозвищу Гвоздь (не тот Гвоздь, который состоял в группе Босяка). Прозвище он получил сразу после того, как крёстный обдумал его историю. Не много, но и не мало, но звали его, вплоть до встречи со мной, Зубастик, как первую улиточку его крёстного.

Выпытал у Фили я эту историю сразу, как назначил его телохранителем. Истории остальных не узнавал, надеясь это сделать в процессе совместной работы. Да и не сильно хотелось. Почти сразу заговорив с ними серьёзно и без придури, понял — нехватку кадров осознают остро, а потому будут не просто слушаться или советовать, но и всячески помогать в процессе. Заводить врага в лице своего начальника можно позволить себе в обычном мире, тогда как в Улье приходится адаптироваться к самому отмороженному кадру, лишь бы выжить.

***

Когда суть предстоящего дела дошла до парней и они не выказали каких-либо опасений насчёт неуспешности предприятия и не усомнились в мудрости «командира-долбодятла», который обязательно приведёт их к бензину.

— Ох и нанюхаемся! — мечтательно выдал Филя и закатил глаза, предвкушая удовольствие токсикомана.

— Ага, нанюхаемся, провоняем и пропитаемся так, что хер покуришь — сгоришь к ебеням! — немного напряжённо выдал я, отхлебнув пива из кружки.

— Да расслабься, босс! Зуб, ой, то есть... Филя, так шутит, ик! — поплыл Алик.

— Так, за этот столик больше не наливать! — веско сказал я.

— Ты чего, Алеша? Хорошо же начали сидеть, ты вон ни в одном глазу! — спросил Татарин.

— Татарин, ты слышал про то, что скорость каравана или обоза оценивают по самому медленному скакуну в нём?

— Слышал, — резко погрустнев и допивая пиво, сказал он. — Но оценивать нашу боеготовность по зелени, которой только недавно перестало хватать пробки от водки, чтоб напиться — это сильно! Что такое взрослому мужику литр пива? Два раза поссать, неплохо посидеть и уйти трезвым, как я считаю.

— Я в этом с тобой даже соглашусь, Тат, — чувствительно хлопнул его по плечу и сжал. — Но нам завтра ехать, за сенса у нас ты, тут я не беспокоюсь. Но если Алик надбавит хоть чуточку — завтра поедет невменяемый труп с больной башкой. Простите, парни, но всё, баста! Обещаю, как закончится вся канитель эта, с научниками, с нехваткой припасов, обязательно закачу поляну! Если нет — напомните, если нет — убейте.

— Вот это слова, достойные настоящего командира, — сказал Фил. — Так поднимем же наши бокалы и осушим их до дна. За успех! — тост повторили все и хором.

Глава 14

Утренние сборы не заняли много времени. Впервые я покидал стаб в роли командира группы. Хотя и группа маленькая, и командир не сказать, чтоб настоящий. Да и больше похоже на зачистку от нежелательных кадров внутри структуры. Хотя, скорее, как вступительное задание в мафии, после которого решат: достоин ли ты зваться членом семьи или так, принеси-подай иди нахер, не мешай.

Карта местности как всегда примерная, но достаточно подробная, написанная кровью других муров, которые полегли, прокладывая этот маршрут. Но, в связи с недавней перезагрузкой кластеров и сменой их расположения, даже более опасная, если следовать ей.

Однако Татарин — более опытный сенс в сравнении с Хорьком — мог использовать свой дар как эхолокатор, который сообщает о высших и низших заражённых в радиусе покрытия, только если тварь настроена агрессивно к нам. Не без гордости он сказал и о том, что обманул так множество элитников и ходил в одиночку по территориям атомитов. Сам чуть коньки не отбросил и не присоединился к ним только из-за собственной предосторожности и капельке удачи.

Сидел за баранкой Ведьмак — последний и самый опытный член команды. Бывший килдинг, получивший второй шанс среди таких же, как он сам, убийц и предателей. По собственному откровению чуть младше Седого и поднимал с ним стаб, вовремя подоспел в наш район и прижился.

Может быть не более, чем красивая легенда, однако в составе команды я получался самым слабым по личной силе, а доверять управление телом монстру внутри сродни самоубийству. Командир должен уметь трезво оценивать ситуацию и не поддаваться страху, с чем у меня тоже некоторые проблемы, признаться честно.

Если посмотреть на ситуацию со стороны Седого, так вообще глупо получается. Не настолько ценный из меня кадр, чтобы рисковать столь мощными резервами, которые при желании поднимут стаб и прикурить дадут большей половине его нынешних обитателей. В недавнем конфликте между Босяком и Жалом они заняли нейтралитет, как немногие сильнейшие, имеющие право как восстановить поруганное имя предателя, так и восхвалить победителя.

В общем, если подбить итоги, меня назначили командиром спецназа. Спецназа настолько мастистого, что я чувствую себя кадровым офицером только с учебки и сразу на должность, который командует ветеранами двух воин и участниками минимум десяти теневых конфликтов государства.

«Весело будет, если я обосрусь настолько, что стану просто нежизнеспособен. — Не будет, мне здесь нравится. Если контакт не наладим — буду перехватывать контроль сам. Ты знаешь, чем это обычно заканчивается... — Знаю, потому и не иду на договор. Ты настолько омерзителен, что об тебя только и тушить бычки выкуренной примы, что у меня долгое время получалось», — ответа из глубины не получил. Демон опять решил затаиться, чтобы ударить вновь в тот момент, когда я не буду этого ожидать.

Маршрут, несмотря на все мои опасения, вышел предельно скучным. Из-за мощности и некой «имбалансности» команды и одного сенса средние заражённые просто боялись к нам соваться, а элитники либо ушли, попировав, либо просто не пришли.

Стоянку решили не организовывать. Хоть кластер по наблюдениям, заметкам и опыту предыдущих рейдов должен был перезагрузиться только через двадцать шесть часов, я предпочёл заложить в план несколько запасных, на случай сдвига из-за массовой перезагрузки всего района. Плюс желание увидеть перезагрузку кластера собственными глазами жгло пятки сильнее элитника на хвосте. «Хотя, может, примерно в равной степени».

Ведь, по рассказам, каждый раз во время перезагрузки происходило седьмое чудо света, которое особенно хорошо, когда ты стоишь на границе соседнего кластера и наблюдаешь, так сказать, в первых рядах. Естественно по описаниям других людей. И от того хотелось сверить собственные ощущения с чужими.

— Скоро приедем, Алеша? — спросил Ведьмак.

Развернул карту местности, сверился с пометками тропы. Ничего не сходилось, впрочем, как всегда. Однако одна деталь на основной дороге через кластеры всё-таки совпадала. «Так, заброшенного крана, как и недавней стройки, след простыл, котлована по левую сторону от дороги тоже не наблюдается, зато приметная многоэтажка, переносящаяся из раза в раз, тут как тут», — под приметной многоэтажкой картограф группы на этом участке имел в виду четырнадцатиэтажное здание, за которым можно было разглядеть часть производственных зданий.

— Да, ещё два кластера форсировать осталось. Тут уже граница этого. Видишь, там, — указываю чуть правее впереди, — часть зданий перерезало на половину и приметная многоэтажка стоит? Так вот, это — нужная нам граница этого кластера.

— Дорога выведет, — многозначительно заметил Бык. — Куда не едь — приедешь к цели.

— Помолчал бы лучше, бычара козлорогий! В прошлый раз, когда ты выдал такой афоризм, всё полетело к элитнику в пасть! — Фил не сдержался и перешёл на крик.

«Точно самоубийца», — мельком отметил я, ожидая ответной реакции от Быка.

Бык же, виновато вздохнув, признал:

— Твоя правда, Фил, ой твоя, — после чего замолчал.

Немногим позже мне удалось убедиться в правдивости того, что афоризмы Быка всегда приносят неприятность, на примере того, что ждало нас на крыше того самого здания.

— Элитник, матёрый, недалеко от нас, воздух! — заорал Татарин.

Тварь раскусила его обманку раньше, чем она начала работать. Даже скрыт Ведьмака не укрыл нас.

Выхватил автомат, высунулся наполовину в открытое окно, активировал умение и совершенно неожиданно для себя понял, что оно совершенно бесполезно против этой твари. Она двигалась настолько быстро, что даже когда мир замедлился минимум вдвое, оставалась лишь быстрой точкой примерно на высоте полёта «Кукурузника».

Заприметив меня, заломила вираж и перешла в крутое пике, явно намереваясь выхватить меня когтями. «Пиздец котёнку...», — пронеслась в голове мысль, перед тем, как Ведьмак одним движением перекинул меня назад.

Дар откатился сам-собой, и вылетали из машины мы на большой скорости для меня и небольшой для остальных. Иначе как объяснить то, что моё сознание выхватило ставящего меня на землю Быка постфактум?

— Ну вот, — оскалился Ведьмак. — А я уж думал, что будем скучать до самого прибытия! — выхватил из ножен на бедре короткий клинок и помчался с такой скоростью, что отследить его я мог только применив способность.

— Вот ведь! Вечно с этим выкормышем килдингов какая-нибудь херь случается! — быстро сплюнул под ноги Фил и рванулся следом.

— Огоньку не найдётся? — спросил Бык.

— Потом вернёшь! — швырнул ему зажигалку.

И только лишь Алик остался стоять истуканом и осмысливать происходящее.

Первые капли крови упали на траву. «Козел» сослужил свою службу и, врезавшись в монстра, на полной скорости пронёс его до ближайшего дерева, где в последний раз отдал честь, просигналив, и взорвался.

Вместе с сигналом клаксона мы услышали вой. Вой, достойный самого матёрого из волкодлаков. Полный боли, злости и голода.

Элитник видел, как мельтешат перед глазами аппетитные двуногие, но не мог дотянуться до нас. УАЗ хоть и не представлял для него проблемы, но стоило появиться огню, как Бык раскрылся на полную.

Чешуя элитника оказалась прочной и почти невосприимчивой к стихии, однако Бык своё дело знал, окружил тварь плотным коконом из пламени, за секунды сжёг дерево и остов УАЗа, но как раз этого времени и не хватало боевой двойке.

Стоило Ведьмаку приблизиться к твари, как началось нечто непонятное. Элитник выгнулся дугой и заорал от боли, ежесекундно выплёвывая литры чёрной, как смоль, крови.

Бык закончил свою работу. Пламя не спало и не пропало куда-то по мановению руки волшебника, но потеряло в своей силе, давая распахнуть твари крылья. Распахнуть только лишь за тем, чтоб их отрезал поджидающий сзади Фил, которому Ведьмак дал свой меч.

Однако, удерживающий дар Ведьмака выжимал того с невероятной скоростью. Меж тем лишение крыльев элитника никак не заботило, даже к способности он нашёл свой ключ.

— Алик, давай! Либо сейчас ты применишь свой козырь, либо мы все — блядские трупы! — заорал Татарин, весь красный от напряжения. Видимо, на ментальном уровне борьба тоже шла во всю.

Алика привёл в чувство резкий окрик сенса, и он применил то, из-за чего его записали к лучшим из лучших.

Секунда времени. Стоящий рядом Алик пропадает и появляется с мечом ведьмака на спине твари, вспарывая той споровой мешок между пластин.

— Охуеть! — только и говорю я, а руки сами тянутся за сигаретой.

Сигарета находится в правом кармане, всё ещё удивлённо и недоверчиво смотрю на молодого клокстоппера. Руки автоматом пытаются нашарить по карманам зажигалку.

Бык понимающе толкает меня в плечо и щёлкает зажигалкой, всовывая потом её мне в руки.

— Сильная тварь, — оценивает он её способности. — Всех нас до дна выжала, оставила без припасов и карты маршрута... — Бык хотел сказать что-то ещё, но его перебил подошедший Ведьмак:

— Да, Алеша. Сейчас мы, буквально говоря, в глубокой жопе. Закат через час, а у нас ни транспорта, ни припасов, ни оружия из огнестрела, кроме пистолетов в кобуре да пары обойм к ним, а на обочине валяется труп — золотая гора. Так что нам делать? Потому что я, если честно, совершенно без вариантов.

— Так, для начала мне нужны все. Совещание будем проводить, — вынес промежуточное решение, делая последнюю затяжку.

Собрались рядом с трупом элитника. Описывать эту тварь бессмысленно. Она утратила всякие признаки того, каким животным была до обращения. Даже отрезанные Некрофилом крылья настолько сильно изменились, что имели дополнительные хватательные отростки.

Раздал всем собравшимся, кроме Фила и Быка, по сигарете и открыл совет фразой:

— Воздушные элитники живут в стаях?

— Не-а, не думаю, — ответил Ведьмак. — Это же постоянная борьба. Если элитник на земле может силой подчинить себе более слабых кусачей и руберов с топтунами, то каждая схватка в воздухе между тварями такой силы заканчивается победой кого-то одного. Благо для наземных заражённых подобные твари опасны чуть ли не сильнее, чем старожилы, как мы. Так что скорого нападения с земли можно не ожидать, — подвёл он итог, выдыхая терпковатый дымок.

— Что ж, это уже лучше, чем мне представлялось. Это — самая граница кластеров. Среди вас должен быть кто-то с чуйкой на перезагрузку, раз уж вы такой крутой и сработанный коллектив?

— Я, — шмыгнув носом, ответил Алик. — Только толку от моего дара сейчас не будет. Я — очень слабый клокстоппер, и сейчас выжат до дна.

— Ясно. Печально. Однако, по моим подсчётам и наручным часам, до перезагрузки интересующего нас кластера осталось девятнадцать часов. За это время нам нужно успеть раздербанить эту тушку, отдохнуть, раз уж тут в ближайшие часы будет относительно безопасно, собрать автопоезд и найти припасы на обратный путь. Для начала предлагаю совместить два дела. Отдыхать двойками. Двое дербанят, двое отдыхают, двое сторожат. Каждые полчаса — смена. Скажите: «не отдых, а дрочка»? Я даже с вами соглашусь, но иного варианта нет. Мы слишком много потеряли, чтобы уйти от этой туши ни с чем.

Все согласно кивнули, выкинули бычки и приступили за работу впятером. Мысленно чертыхнулся, послал команду на хер скопом, а потом каждого по-отдельности, и присоединился к ним.

Когда присоединялся, не забыл глянуть на часы. По окончанию разделки прошло всего сорок минут. О чём дружелюбно говорил последний лучик закатного солнца, обласкавший каждого из нас, а затем мигнувший на прощание и скрывшийся где-то западнее.

Добыча с элитника покрыла все затраты на его уничтожение. Две, мать его, красных жемчужины, две чёрных, безмерное количество гороха со споранами янтарь почти что высочайшего качества, который у нас не нашлось, куда упаковать.

Жемчужины употребили прямо там же. Красные я отдал Алику и Ведьмаку, чёрные разделил между Филом и Татарином, так как Бык отказался, сказав, что у него таких в стабе с десяток валяется. Остальные не стали спорить с мнением командира и тут же проглотили потенциальные дары Улья.

На отдых, опять же всей командой, решили забить болт. Настолько массивный, что и представить себе трудно. Здравое предположение выдвинул Фил:

— Если это стык промышленного кластера с жилым, судя по тому, что я вижу, то там вполне могут быть машины с горючкой и на ходу, — показывая дальше по маршруту, заключил он.

Вспоминая карту, кивнул:

— Ну что, парни, короткий марш-бросок, потом тыкание в потёмках в поисках транспортного средства, и мы почти у цели? — описал то, что нас ждало, по моему мнению, проверяя пистолет в кобуре.

— Смотри не отставай, босс — задорно и чуть надменно бросил Фил.

«Надеюсь, не отстану», — мысленно ответил, приготовившись к забегу не на жизнь, а на смерть. Хэкнул и «поплёлся» в хвосте группы.

Даже лёгкий бег трусцой у старожилов Улья проходил на скоростях раза в два-три выше, чем у обычных людей, что заставило меня изрядно попотеть. «Похоже, в этой дисциплине у нас в группе как раз я „самый медленный верблюд“», — сделал такой вывод, догнав Алика.

Ведьмак остановил группу у самой обычной на вид пятиэтажки. Великое многообразие машин стояло перед ней. И практически ни одной нужной. Всё сплошь внедорожники класса «застряну в ближайшей колее», малолитражки, которые хороши только в городской среде и не подходят для дальних переходов и совсем уж дикие модели, аналогов которым в своём мире я найти не мог.

— Ну, что тебе говорит твоя чуйка в этот раз, Бык? — спросил, как ни странно, Ведьмак.

— Цель близка невероятно, но идти надо долго, шо пиздец! — выдал очередное смутное пророчество вопрошаемый.

— Так, — крепко задумался Ведьмак. — Бык говорит, что какая-то из этих неведомых хреновин довезёт нас в целости и сохранности. Какая именно — ни он, ни я в душе понятия не имеем. Придётся и тебя, Алеша, спросить, что говорит чуйка?

Ненадолго уйдя в себя и в очередной раз получив пизды от внутреннего демона, решил остановиться на одном варианте.

Выглядел этот красавец одновременно спокойно и устрашающе. Почти что плоская морда намекала на то, что двигатель будет греть пятые точки впередисидящих и неплохо так отапливать салон. Мощный кузов с бортами высотой метр с лишним и натянутым тентом, который не раздувало ветром. Некое пространство между кабиной и кузовом при плоской морде навело меня на мысль о том, что в системе используется какой-то хитрый теплоотвод, что окончательно убедило меня остановиться именно на нём.

Молча прошёл к выбранной машине, постучал пальцем и, как маленький ребёнок, заявил:

— Её хочу!

Парни рассмеялись, однако за работу взялись серьёзно. А мне в голову пришла достаточно неплохая мысль пошариться по квартирам в поисках съестного и спиртного — намутить хотя бы живчик. Об уксусе и возможности забодяжить гороховый раствор приказал себе думать забыть.

По квартирам, естественно, пошёл я не один. За мной увязался Татарин, чувствующий себя немного неуверенно в стороне от дела.

Первый этаж встретил нас сладковато-гниловатым запахом разложения, который усиливался спёртым воздухом если не стократно, то десятикратно уж точно. Однако чем дальше мы продвигались в поисках припасов, которые можно было съесть, не рискнув протянуть ноги от ботулизма, тем меньше воняло мертвечиной.

Наученный Ульем, уже начал ожидать самое худшее на последнем этаже. Судя по тому, насколько сосредоточенным перед проверкой последнего этажа стал Татарин, он тоже не ждал ничего хорошего.

Квартир, как и на всех предыдущих этажах, было три. В первой нас ждал типичный рай пенсионерки, с коврами на стенах, скелетом кота в углу, грязью, кровью и дерьмом, ну, и самой старушкой, естественно. Она настолько обессилила, что выродилась в самую низшую касту заражённых — ползуна. В два шага пересёк маленькую кухоньку и, прежде, чем она заорала, ударил. По дате на настенном календаре и срокам годности консерв, отобрали самые годные в пищу без риска отравиться.

Вторая квартира, как это необычно, была пуста. Однако в шкафу висел комплект того, кто подготовился к апокалипсису по-американски. Мотоциклетный шлем, кожанка, кожаные же перчатки с пальцами, берцы. Самым примечательным в комплекте была бита с гвоздями и подписью владельца «Док».

— Хм, что ж, Док, бродишь ли ты по Стиксу или давно отправился на перезагрузку, и кто бы ты не был, желаю тебе выжить и жить. Уверен, твои представления о постапокалипсисе не сильно помогли тебе, но ты хотя бы получил шанс.

Третья и последняя в подъезде квартира тоже не преподнесла сюрпризов, но вот провизией поделилась.

Спуск обратно прошёл тоже без особых проблем. Ведьмак как раз завёл машину.

Передал всю провизию, что мы нашли, Татарину, а сам сел на переднее сидение. Примерный маршрут отпечатался у меня в памяти, а быть штурманом в Стиксе — уже в рефлексах. Нас ждала наша цель и, пусть с боем, но мы достигнем её.

Глава 15

Великое множество рассказчиков описывало мне, какова перезагрузка кластера со стороны. Но, либо у них был настолько скудный словарный запас, что они сами портили картину, которая вырисовывалась в голове. Либо просто опускали руки, признавая, что описать такое словами, передав при этом все ощущения, невозможно. Из чего каждый раз выводил один вывод: «Обязательно нужно увидеть это своими глазами».

Что ж, все они были правы. Перезагрузка кластера — нечто настолько удивительное на эмоциональном, визуальном и сенситивном уровнях, что описывать это совершенно бесполезно. Но всё же попытаюсь.

Процесс перезагрузки кластера, он как первый секс, только ровно наоборот. Если перед первым сексом ты накручиваешь себя, ожидая какого-то чуда, то в итоге всё до жути обыденно, местами обидно и чуть ли не вызывает отвращение с эстетической стороны процесса. То вот перезагрузка кластера превосходит даже самые смелые ожидания и чаяния.

Мы встали практически на самой границе кластера. Рискуя оступиться и, с минуты на минуту, отправиться на перезагрузку, вслед за разграбленной фабрикой, которая грузилась единым куском, размером меньше стандартных тройников.

Началось всё с алого зарева, совершенно нехарактерного, для этого времени суток. Солнце будто совершило разом несколько бешенных оборотов, устроив для обитателей земли обетованной дискотеку со стробоскопами.

В небе над этим куском мира проносились звёзды, совершенно непохожие на те, которые я привык видеть, глядя в ночное небо Стикса. Казалось, будто передо мной проносились вселенные со множеством миров, таких, как мой и ещё сотни таких же искалеченных, как земли Улья.

Потом, когда небо над ним заволокло тучами, а погода устаканилась, появился кисляк. Просто возник из ниоткуда, резко пропитав воздух на несколько километров вокруг кластера.

— Какой вид!.. — задумчиво и восхищённо произнёс Бык.

— А пахне як! — добавил Татарин.

— Давно не был при перезагрузках, — вдохнул полной грудью Ведьмак.

Алик с Филом и я остались немыми свидетелями.

Как только туман окончательно расступился, а во внутренний двор завода высыпали люди, чтобы узнать, почему резко пропало электричество и к привычному запаху топлива и иных нефтепродуктов добавился кислый, явно химического происхождения, мы снялись с позиции. Оставив Татарина с рацией и автопоездом.

— Думаешь, нам позволят сделать то, что ты спланировал? — спросил Фил.

— Не просто позволят — пойдут с нами. Мы ж с Татарином перестарались в наборе провизии. Можем в осаде хоть неделю сидеть, пока они друг друга жрать не начнут. Но это — крайний вариант.

В данном случае будет намного труднее сделать то, что делала команда Босяка в рейде за оружием и патронами, но Рыба, да будет последний путь его лёгким, — на секунду снял кепку, прикрывающую лицо. — Кое-чему всё-таки меня научил в том рейде, — подмигнул Некрофилу, надвинул кепку на глаза. Остальные сделали тоже самое.

Поудобнее перехватил трофейный «Огрызок», подобрался. Вспомнил, как меня учил лгать Рыба. Точнее, не совсем лгать, или совсем не лгать. Обходиться полуправдой и недомолвками.

— Парни, все прихватили свои кепочки и маски? — дружный кивок. — Отлично! Будем отыгрывать инопланетную ЧВК. Главное, ни слова по-русски от вас.

Подошли к воротам завода. Попинали ногами явно электронные ворота, которые из-за отсутствия электричества заклинило. Поставили на них мины-лепестки, отошли.

Ждать движения с обратной стороны пришлось недолго. Видимо, проектировщики не были совсем уж дуболомами и добавили альтернативный способ открытия главного входа. Только лишь створка начала, громыхая, задвигаться внутрь, как взрыв порушил все планы работяг добраться домой.

Благодаря своей сверхчеловеческой скорости, весь отряд, кроме меня, оказался на месте раньше, чем осела пыль от упавших воротин. Ловко заняли периметр и сообщались знаками. Тут и изображать ничего не пришлось — жизнь в Улье учит всем доступным способам выживания, в том числе и понятному в большинстве миров языку жестов.

Быстро нейтрализовав возмутившуюся таким поведением охрану, взяли внешний двор под контроль. Заставили выстроиться всех работников завода в строй. Жестами кое-как спросил, кто главный, и постучал себя пальцем по горлу, мол, говори.

Вперёд вышел невысокий лысеющий мужичок, плотно сбитый, но явно подрастерявший форму за годы кабинетной работу. Ещё раз постучал себя по горлу, расстегнул куртку, постучал в грудь, показал на него. Быстро застегнул и стал выжидающе смотреть.

— Так что вас интересует? Я понимаю, вы попросили главного не для того, чтобы просто на него посмотреть, а потом уйти.

— Недостаточно... слов... анализ... — с большим трудом, по слогам сказал три слова. В третий раз постучал себя по горлу и в грудь, указав на него.

— А, так вы язык изучаете? — вышел в ряд с директором седоватый мужик, про которого по одному только виду можно подумать, что он в качестве разминки подковы гнёт. — С этим я помочь могу, да так, что вы, блядить ваш рот, забудете, как на своём языке общаться — только русский и останется.

От всей души улыбнулся понимающему человеку. «Ну вот, чем меньше непонимания на этом этапе — тем меньше потом». Указал за спины рабочим, обвёл руками весь обозримый завод и показал на мужика, мол, рассказывай, как вы работали и чем вы занимались.

— Про то, что это вообще за комплекс, хотите узнать? Так это я расскажу с превеликим удовольствием! — улыбнулся мужик и начал свой задушевный рассказ.

Значит, смотрите. Первым и главным делом у нас до сего дня была переработка нефти в топливо и прочие нефтепродукты. Такие, как, например, чистая вода и отработанный мазут. Точнее, дистиллировать нефть в воду и не допускать смешения с отработкой в процессе.

— Это что ж, у вас вода закончилась раньше, чем нефть? — уже живее, но с некоторыми паузами и небольшим акцентом сказал я.

— Да, именно так, ваше ебейшее инопланитейшиство! — с сарказмом в голосе ответил мужик.

— Ладно, в это я поверю, даже без особой натяжки, — решил не скрывать свои языковые способности и закинул укорот на плечо. — Но ты сказал про основные занятия, значит были и дополнительные?

— Да, но с этим вон, к директору предприятия обращайтесь, не ко мне, — сказал мужик и вошёл обратно в строй.

— Так, директор, признавайся. Нефть налево гнал? Перепродавал? Воду дистиллированную забирал себе? — глаза мужичка забегали, но во всяком уголке натыкались на мой холодный взгляд. Горестно выдохнув, он признался.

— Остановил часть работы предприятия, так как была угроза жизни рабочему составу. Под предлогом начала секретного производства закрыл в ту часть завода доступ, оформив пропуски высшей степени себе и второй бригаде рабочих.

«Блять! Да что ж у них за мир? Даже благое дело — спасение жизней — ставят себе в укор? Видимо, там совсем пиздец...», — придя к такому выводу, похлопал собеседника по плечу и с улыбкой сказал:

— Радуйтесь! Отныне и впредь вам не придётся ишачить на этом заводе! Как вы, наверное, успели заметить, за территорией вашего немаленького предприятия совершенно по-другому расположен мир. У кого-нибудь есть предположение, почему так произошло? — обвёл взглядом всю толпу. Смелым вновь оказался тот рабочий.

— Ясно дело, почему так. Во время обеденного перерыва над нашим объектом пролетала «Летающая Тарелка», зелёная, видимо с Венеры, ну да не суть. И вот, мы чем-то вам приглянулись, что вы решили перенести нас в ваш родной мир. Предварительно обработав какой-то химической дрянью, которая вызывает потерю сознания, чтобы не заметили момент переноса и особо не сопротивлялись. Голова после вашей химии гудит. Как колокол какой, ей-богу!

— Всё, пацаны, можно не притворяться — он нас раскрыл! — в голос засмеявшись, утёр выступившие на глазах слёзы и снял с лица маску. Вслед за мной действие повторила вся группа, правда, нечто смешное в словах рабочего они не нашли. — А теперь, — осмеявшись, начал я. — Позвольте вам пояснить, где вы оказались и что именно вас ждёт. Прошу слушать внимательно, так как для некоторых из вас эта информация окажется полезной в дальнейшем освоении здесь. Почему только для некоторых поймёте в процессе.

Итак, господа хорошие, оказались вы в месте, которое умные головы называют «Стикс», ну а местные этим не заморачиваются и говорят просто: Улей. И именно в названии этого места отражена главная особенность.

Как я понял, в вашем мире творится настолько адовый пиздец, что спасение человеческих жизней за счёт сокращения производства считается преступлением. А потому вам будет несколько проще свыкнуться с новой действительностью.

Вы попали в такое место, которое буквально сшито из других весьма обычных изначально, казалось бы, живи да радуйся! Познавай культуру и прочее такое. Но нет, раз вы попали, значит где-то что-то убыло. В данном случае — предыдущая версия завода, которую зачистила от топлива группа нашего стаба. Стабы — это стабильные куски этого лоскутного одеяла, которые перезагрузки не трогают.

Химическая дрянь, которую вы вдохнули в самом начале и от которой у вас разболелась голова — опаснейший вирус, благодаря которому мы и существуем. Большая часть из вас, при условии покидания территории кластера, через несколько часов бесповоротно обратиться в такую вот тварь, — показал знак Ведьмаку, и тот достал голову пустыша из своего заплечного мешка. — Остальным же не повезёт оказаться иммунными, прямо как мы с парнями.

На этом вводная часть моей лекции закончена. Разрешаю задавать вопросы.

Прождав минуты три для приличия, плюнул на это дело. Достал рацию и подал сигнал Татарину, чтоб подгонял автопоезд.

Четыре человека рассосались на территории комплекса, занявшись важной подготовкой. Отвязывали фуры с нефтью и горючкой, проверяли резервуары, налаживали систему слива и прочее. Вообще, делали вчетвером то, что должна делать команда специалистов, и делали это на уровне скорости, сравнимом с работой подготовленных людей в профессии.

Я же ходил взад-вперёд перед воротами, ожидая прибытия Татарина и стольких единиц техники, что можно осушить резервуары завода и ещё место останется. Кластер, на котором мы заменили стального коня, оказался богат на технику, сильно превосходящую то, что я видел в родном мире, да и тут. Разве что похожие машины были у тех внешников, которым Седой сбыл живой товар.

Заражённых мы, правда, перед этим покосили — хватило бы на маленькую такую орду. Собственно, во время начала миграции мы их и застали. Тогда пришлось пожертвовать единственной уцелевшей на том кластере фурой с нефтью. Остальными мы просто не интересовались.

Матёрой элиты, подобной тому летуну, там не было, но улов всё равно вышел знатный, если не переводить количество в качество, правда. С оружием из нашей группы только я. Нашёлся при форсировании остов сгоревшего КАМАЗа, в котором сидели скелеты с автоматами и стерегли цинки с патронами. Неизвестно, как патроны при возгорании не сдетонировали. Одним словом — повезло.

Остальные справлялись и голыми руками, не испытывая при этом каких-то ощутимых проблем. Однако, что-то мне подсказывало то, что простым наш путь назад не будет.

Змея из прицепленных друг к другу фур, грузовиков, куда заранее поместили пустые бочки на пятьдесят литров. Медленно заползла на территорию фабрики. И только в этот момент самый бойкий мужик, которого, если он не обратиться, я уже решил покрестить Лешим, пришёл в себя и задал вопрос.

— Так это что ж выходит: вы каждую загрузку этого кластера приезжаете сюда за горючкой? — молча кивнул. — И что с людьми делаете?

— От ситуации зависит. Я — человек добрый, потому изначально помещу вас по одному в разные машины, через несколько часов после выезда с территории завода у большей части из вас начнутся необратимые процессы, как уже было сказано. Ту часть, которая окажется иммунной, ждут две участи. Сначала я обрисовываю ситуацию более детально, чем рассказал уже, и вот тут начинается выбор: либо они присоединяются к нам, либо мы доставляем их как живой товар одним нехорошим людям, а в случае, если иммунный оказывается женского пола — делаем секс-рабыню, потом тоже продаём.

— И все живут так, как вы? — рассудительно спросил работяга.

— Не все, но большая часть. Остальные, которые не говорят об этом, либо делают это тайно, либо живут по другим законам.

— В случае, если я откажусь прямо сейчас, что ты сделаешь, наёмник?

— Вырублю тебя и посажу в отдельную клетку, только в случае, если ты окажешься иммунным, выбора у тебя уже не будет.

— Чтобы меня вырубить — нужно обладать недюжинной силой. Я в молодости подковы голыми руками гнул и участником подпольных боёв был, кое-какие навыки ещё остались, — улыбнулся старик. Только сейчас, услышав, с какой интонацией он это говорил, я понял, лучшие свои годы он разменял не только что, но оставил их далеко позади.

— Ладно, старик. Я уважаю твою силу и твоё прошлое, которое, кстати, тут не имеет никакого значения, но вот так ты можешь? — активировал способность и в один прыжок оказался рядом с ним.

— Нет, — присвистнул он. — С такой скоростью я даже в лучшей форме не двигался. Что за чертовщина?

— А вот это уже входит в более подробный курс, если выживешь, — развёл я руками. — Если хотите побыстрее убраться отсюда, рекомендую помочь нам с переливом нефти и нефтепродуктов в этот чудеснейший автопоезд. Обращайтесь за указаниями к вон тому с раскосыми глазами, — указал на Татарина и присоединился к работе.

Несколько человек, включая директора завода, вышли за территорию предприятия, чтобы воочию убедиться в правоте моих слов. Вместо привычного пейзажа или парковки предприятия их ожидал совершенно другой клочок земли, с другой дорогой, деревьями, зданиями и даже небом.

Попробовав другой грунт на вкус, директор сплюнул, потоптался и вернулся назад. Закатал рукава костюма и подошёл к Татарину. Вслед за ним также поступили и остальные.

Мы во многом прибавили скорость и управились часа за два. Несколько особо впечатлительных человек от моих рассказов стали чувствовать, как минута за минутой обращаются и постоянно паниковали, чем тормозили остальных.

Парой воспитательных подзатыльников дело не обошлось и их пришлось раньше срока посадить в индивидуальные клетки. Однако вой не прекратился, и тогда в дело пошёл уже подзатыльник Ведьмака, который подарил им вынужденную путёвку в страну Морфея.

Отряхнув руки после работы, примерно прикидывал, сколько литров бензина, солярки и чистой нефти мы слили с фабрики. Немного-немало, но выходило под тридцать тонн жидкости в каждом транспорте.

— А наш автопоезд вообще потянет? — спросил я с сомнением, прикинув цифры веса.

— Ну, должны потянуть, — заметил Ведьмак. — Иначе придётся отправлять какую-то двойку обратно в стаб и сказать: вот, мол, так и так, мы такие долбоёбы, взяли столько, что не можем утянуть, помогите пожалуйста. Помочь-то Седой поможет, но вот после этого вряд ли какое дело тебе доверит, и нам заодно. Мы — слишком большая сила, чтобы нами разбрасываться, однако и работы по размеру для нас пока нет. Поэтому и сформировали твой отряд. И, если всё пройдёт удачно, так в нём останемся.

— Да, большие перспективы, а мы как в бутылочном горлышке: внутрь уже залезли, застряли наполовину и проталкиваемся.

— Точно подмечено, Алеша! Я вот хотел тебя спросить: зачем ты эту пантомиму устроил, неужели с самого начала нельзя было сказать всё, как есть?

— Понимаешь, Ведьмак, важно человека заинтересовать. Мы могли зайти и с позиции силы, но вряд ли бы заставили их всех нам помогать. А так те, кто станут иммунными, считай что новые рекруты нашего отряда, или товар практически высшего качества. Заражённые уже знают, что дни их сочтены и поэтому морально сломлены, а так как я сразу обрисовал расклад, то заражёнными без шанса на иммунитет себя считают практически все. Смысл сопротивляться в таком случае пропадает.

— Кажется, понял твою стратегию. Обратный путь помнишь? — спросил бывший килдинг.

— Конечно...

Глава 16

«Сколько верёвочке не вейся, а узелок-то вот он!», — так говорят, когда раскрывают какую-то тайну, но не в данном случае. Сейчас, когда мы остановились на ночной привал, верёвочками в моих руках были судьбы всех тех людей, которые оказались иммунными. Таких оказалось достаточно много. Обратился только директор и одна девушка из обслуживающего персонала.

Сейчас я подошёл как раз-таки к узелку и оттого, разрублю ли я его или развяжу, зависело очень многое. Либо товар, либо рекруты, либо трупы. Последнего хотелось как командиру меньше всего, но как человеку, который помнил и лелеял в себе ужасы первых двух недель здесь, третий путь казался достаточно лёгким выходом.

Бык и Ведьмак вытащили две клетки с заражёнными и поставили их так, чтобы свет от костра освещал, но не затенял их. Потом мы освободили весь народ из таких же клеток, дали им размяться, справить нужду и даже попытаться убежать. Но потом, осознав тщетность этой попытки, беглецы вернулись, как мотыльки, прилетевшие на пламя костра.

Нисколько не стесняя их свободу, позволил каждому усесться вокруг костра так, как им удобно. Почти все буквально попадали на траву, жалуясь на слабость в теле, ломоту в костях и спутанность сознания. На ногах остались стоять только трое: мужик, с которым я вёл диалог, и двое качков, которые в объёме и росте превосходили Быка, держась на ногах только за счёт воли.

— Итак, почти все приобрели иммунитет. Это не просто высокий процент, это — аномалия выживаемости. Сейчас вы видите в клетках ваших бывших коллег и, возможно, друзей. Пускай вас не обманывает их подобие человеку. Слышите, как гремят стенки клеток? Это ваши коллеги видят вас и хотят сожрать. В их глазах вы не найдёте и капли человеческого.

Для многих из вас это будет не просто трудно, это будет невозможно, но вы должны убить их. Без промедления и сожаления. Я дам двоим добровольцам ножи, обычные столовые ножи, но этого должно хватить, чтобы умертвить столь слабых заражённых. Кто готов попрощаться со старой жизнью и омыть новую чумной кровью?

Встав на ноги и немного пошатываясь, ко мне подошёл жилистый, но низковатый молодой человек лет двадцати двух на вид. В походке явно читалась военная выправка. «Привык ли он думать своей головой и полагаться только на себя или просто исполняет приказы?».

Без лишних слов он взял протянутый рукоятью к нему нож и метнул бывшему директору в горло, после чего, не поверив, что заражённый ещё жив, подошёл и, не вынимая лезвия из раны, прочертил полосу, располовинив голову мутанта.

— Похвальный уровень силы, — лениво похлопал, став крутить оставшийся у меня нож в руках. — Кто ещё желает проверить на что способен и крепка ли плоть заражённых для ножа? — откровенно зевнул, подкинув нож в воздух и поймав его подвязкой на бедре. Отхлебнул немного живца из фляги. — Да, точно, совсем забыл! — пришла в голову скребущаяся всё это время на краешке сознания мысль.

Протянул новичку вторую флягу и сказал:

— Как бы противно не было — не блюй.

Отвинтив крышку фляги, армеец принюхался, зажмурился, прокашлялся, сдерживая рвотный позыв, спросил с удивлением:

— Что это за херь? Я чувствую в составе водку, очень много водки, а второй запах похож на то, что в спирт сначала выжили пот из носков, а потом закинули сами носки, оставив настаиваться минимум на сутки. Потом добавили оливковое масло для смягчения и взболтали.

— Хм, странный набор вкусовых ощущений для живца. По крайней мере дело обошлось без оливок и оливкового масла, но ты пей-пей, лучше стане точно. Главное не сблюй, добыча ресурса, который используется для изготовления этой панацеи, связана с постоянным риском для жизни добытчика.

Вняв моему слову, армеец левой рукой зажал нос, а правой — прижал флягу к губам и сделал два глотка.

— Тьфу, блять! — рыгнул он, отдав фляжку. — Сука, — попытка организма исторгнуть из себя содержимое была успешно остановлена и он спросил: — Что это за херня? Хуже, наверное, только пироги из говна, замешанные на тухлых яйцах, моче и менструальной крови.

— М-да-м, богатый у вас, однако, жизненный опыт, раз вы уточнили, на чём именно замешан тот пирог. Однако, как бы противно не было, придётся привыкнуть к тому, что пить этот напиток придётся практически регулярно, иначе откинешь копыта, — буднично приметил я, взглянув на часы. — А у нас, меж тем, ещё один мертвяк дожидается своей участи, — напомнил, продолжив подкидывать и ловить нож, в ожидании второго смельчака.

«Ну же, дед, давай! Я на тебя ставлю!», — про себя подбадривал работягу к действию. И, словно услышав мои мысли, он выдвинулся ко мне, разминая тело.

— Ну, что, сопляки, готовы увидеть, как старая школа работает? — обращался он в основном к своим коллегам. — Давай нож, — уверенно, без промедлений, в приказном тоне сказал он.

В ответ кинул нож. Мол, если поймает — имеет право так обращаться, если нет — он труп. Старик, однако, оправдал мои ожидания и не просто поймал нож, а поймал его за лезвие, не порезавшись при этом.

«Хм... эта тёмная лошадка неожиданно стала старым конём», — оценил реакцию и навык по достоинству.

Отошёл немного назад, чтобы видеть большее пространство. Что ни говори, а когда у тебя уже два иммунных имеют судя по навыкам немалый такой опыт военных конфликтов, то это дорогого стоит.

— Выпустите её из клетки. Пусть отправится в последний путь на воле, — голос старика посуровел, словно бы он сам разом высох, лишился эмоций. Хотя, кто знает, кем для него была эта молодая работница...

Фил отпёр клетку и отошёл на расстояние, с которого можно безопасно контролировать ситуацию в случае опасности.

Молодой мертвяк оказался слишком медленным или слишком тупым, но для меня его рывок вперёд выглядел, как будто кто-то поставил мир на скорость воспроизведения «0.75». «Сли-и-и-ишком медленно», — поймав себя на такой мысли, понял, насколько сильно прогрессировал, по сравнению с собой двухмесячной давности.

Старик же, наоборот, вызывал своим поведением только уважение. Сначала он заглянул мертвяку в глаза, что некоторым иммунным новичкам обычно стоит жизни. Не уловив там даже искорки разума, без колебаний стал обходить заражённого по дуге.

К моему счастью, у деда, не смотря на возраст и общее состояние, реакция оказалась быстрее.

Рывок заражённого оборвался, клыки сомкнулись на воздухе, а в шею вонзился нож. Старик вбил лезвие и часть рукояти, просто перерубив шею.

— Это было не просто достойно. Это было очень достойно! — похлопал, отстегнул фляжку, из которой пил армеец, и вручил старику.

Понюхав местной амброзии, он, конечно, скривился, но выдержал, сразу отпил два глотка. Покатав нектар во рту, сморщился ещё сильнее. С трудом сглотнул и, отдав мне фляжку, отправился к костру.

Внимательно оглядев всех, выстроил в голове более-менее сносный план рассказа и начал:

— Итак, все видели поведение заражённых. Хорошо, что ни один из добровольцев не дал слабины и довёл дело до конца, потому что мы — не спасатели и не команда по страховке борцов с заражёнными. Ваша группа — воистину уникальный случай того, как Улей оказывается милостив к одним и наказывает за беспечность других. То есть нас.

Теперь, когда со вторым предисловием закончено, а моё отношение к вам понятно, позвольте перейти к той теме, ради которой я и устроил это маленькое представление.

Иммунный для заражённого не более, чем пища, топливо для развития и дальнейшего изменения. Но и заражённые для нас с определённой ступени представляют источник жизненно важного ресурса: вот таких вот горошин, которые мы зовём споранами, — показал на свету маленькую горошину серого цвета. — Из них, водки и чего-нибудь такого, что перебьёт или хотя бы заглушит их вкус, мы готовим раствор, который продлевает нашу жизнь. Если этот раствор долгое время не пить, то начнётся споровое голодание, симптомы начальной стадии которого такие же, как у вас: головная боль, ломота во всём теле, спутанность сознания и мелкое индивидуальное.

Добровольцам уже должно было стать получше, чтобы они смогли подтвердить чудодейственный эффект данного напитка, который мы за свойства называем просто: живец. Как вы оцените его животворящую силу?

— Слушай, а ведь и правда помогает. По крайней мере то, что ты перешёл на более заумные слова, а я продолжаю тебя понимать, при том, что головная боль не просто не усиливается, а отступает, можно подогнать под эффект той бурды, которой ты дал нам со стариком, — дед в ответ на это лишь тряхнул седоватой гривой и продолжил молчать.

— Как думаете, — обратился целенаправленно к ним, — стоит ли давать живчик вашим коллегам, или хай с ними, пускай обращаются?

— Думается мне, что вы не для того их вообще с собой брали, чтоб позволять им стать такими, — армеец указал на остывающих пустышей.

— Но ведь вы своё право на живец добыли убийством этих двоих красавцев, а они? Чем добыли себе это право они? Вашей благосклонностью? — едко спросил я. — Боюсь, тут так не работает. Ты либо выгрызаешь своё право на жизнь среди равных себе, либо становишься кормом для мертвяка, — выдержав паузу для осмысления сказанного каждым, затем продолжил.

Вам не повезло попасть именно к нам. К тем, кого остальные обитали этого мира лучше убьют, чем сядут справить нужду на одном кластере. К мурам, законченным ублюдкам и ренегатам, которые предают чуть чаще, чем дышат. Ни один нормальный человек, узнав, что вы мур, не станет пожимать вам руку. Вероятнее всего достанет пистолет и пристрелит. Согласны ли вы стать частью нашей семьи?

Все подняли руки в едином порыве. Я не оставил им выбора, прямо сказав, что в ином случае они трупы. Не от нас, так от спорового голодания и множества других причин, о которых ещё не успел сказать.

— Отлично, просто отлично! Раздайте им всем по глотку, — сказал парням. — В качестве первого вложения, — изобразил из себя доброго мороженщика, улыбнувшись так, что у многих побежали мурашки по телу. — Теперь иного пути для вас нет. Как и пути назад. Тот способ, которым вы сюда попали, называется «перезагрузкой». О ней я уже говорил чуть раньше, и некоторые из вас, кажется, поняли процесс.

Обычно, когда речь заходит о попадании, все новички думают о том, что выход отсюда есть, и он прямо там же, где и вход. Такие люди долго не живут. Попадая под перезагрузку человек полностью лишается разума и становится жертвой мутантов, прибывших на пир.

Тут важно упомянуть ещё одну вещь. Даже если бы выход и был, то вы явно не хотели бы своему родному миру судьбы Улья, только без перезагрузок, провизии, но с быстрой смертью всех тех, кому не повезло оказаться иммунными.

— То есть, выхода нет? Совсем?! — остальные сильно оживились после порции живчика.

— Совсем. Мы тут заперты до самой смерти, а она наступит только тогда, когда вы попадётесь в когти заражённого. Естественная смерть тут невозможна, ибо организм иммунного приводится той заразой, которой мы все больны, к своему пику. А если человек долго не пьёт живчик, то деградирует до состояния заражённого.

Лично мне неизвестно, кто был тем первым выжившим, который систематизировал всё то, что происходит, но точно известно то, что правила эти написаны кровью сотен миллионов человек, если не больше. Так что, пейте вовремя живчик, убивайте мутантов и двигайтесь. Три постулата. Ничего сложного, — пожал плечами. — А теперь давайте: ужинать и спать.

На такое количество выживших мы, естественно, посуду не рассчитывали, так что добровольцы ели ложками, часть ели оставшимися ножами (а их было захвачено намного больше, человек на пятерых и полусотню заражённых, при схеме: один нож — один мертвяк), а несколько человек были вынуждены есть руками.

Пока новички трапезничали, мы разобрали клетки, прибрались, дозаправились. Автопоезд жрал просто непомерное количество литров топлива. Радовало одно: шёл он также шустро, как и наш «козёл», значит время в пути изменится не сильно.

Разве что разные непредвиденные мелочи типа нападения заражённых могут серьёзно тормознуть конвой. А вероятность того, что нападение будет, сильно выше. Ведь общую концентрацию наших сил заметно снизили новички, а вот количество съедобного наоборот, повысили.

Всякое огнестрельное при обороне придётся исключить, дар Быка может больше навредить, чем помочь, второй дар у него рассчитан на ближний бой. Так что, с горем пополам, может помочь. И того из активных бойцов только Фил, Бык, да Ведьмак. От меня самого помощи немного, у Татарина боевых даров нет, а у Алика — слишком выматывающий и вряд ли он успел восстановиться.

— Итак, парни, я тут подумал, — собрал их всех в кузове грузовика, освобождённом от клеток. — В общем, во время завтрашнего перехода мы наиболее уязвимы будем. Из активных бойцов у нас только вы трое, а мяса в конвое столько, что мы одним запахом приманиваем больше, чем отпугиваем.

— Босс, у меня тут рисковое предложение есть, — сказал Алик. — Только обещай, что не четвертуешь?

— Сперва скажи, а потом подумаю, — скрестил руки на груди.

— В общем, те жемчужины, что мы взяли при зачистке соседнего с заводом кластере, скормить добровольцам. Босяк тебе же говорил про хигтеров?

— Не совсем он, но твою мысль я понял. Жутко дельная в самом деле. Пара сильных бойцов авансом, плюс оборона автопоезда возрастёт. Благодарю.

Вышел к костру, катая в руках две чёрные бусинки. Одну хотел оставить для себя любимого, но задание важнее, кашлянул, привлекая внимание.

— График сна к дежурствам такой. Дежурим в две смены, вы, понятное дело, первую отсыпаетесь. Потом, если ничего не случится такого, мы спим — добровольцы дежурят под начальством одного из нас. А сейчас, ваша награда за первых убитых мертвяков, — кинул жемчужины, внутренне напрягшись и приготовившись использовать в случае чего дар. — Не спрашивайте, что это, просто закиньте в рот и проглотите.

Армеец с дедом прошли то ли одну школу, то ли просто у них там всё было сплошь военизировано, поймали жемчуг без особ проблем и закинули в рот. Причин не доверять себе я им не давал, сказал всё как есть. Проглотили.

Всё же решил дать короткое пояснение:

— Эта маленькая чёрная бусинка — то, что вас спасёт в бою, даст вам силу, подобную нашим. Парни, продемонстрируем? — отряд синхронно кивнул. — Бык, ты первый.

Бык вышел на середину поляны, заглянул в огонь и стал двигаться так, словно танцевал с возлюбленной. И огонь отвечал ему тем же, их движения стали синхронны, но словно бы отзеркалены. Мур всплеснул руками и заставил пламя взвиться ввысь, раздувшись раза в два.

Глядя в ошалелые глаза толпы, я добавил:

— А ещё Бык у нас силач! Про весь автопоезд я не знаю, но вот нашу флагманскую машинку он поднимет без проблем.

Несколько облегчённо выдохнув, Бык отпустил огонь, дотанцевав свой танец. Он искал взглядом такой предмет, который мог бы поднять, но не могли бы поднять новички. Вскоре недалеко от поляны он нашёл поваленный грозой вековой дуб. Принёс его в одной руке и вдолбил в землю.

— Демонстрация силы была немного лишней, как я считаю, — похлопал Быку. — На очереди у нас Ведьмак. Обладает способностью скрыта в малом радиусе и на конкретных личностей, — говоря это, я растворялся в воздухе, постепенно, часть за частью. — Ну, — раздался мой голос с другого края.

Теперь я. Обладаю сверхчеловеческой скоростью для обычного человеческого восприятия, ускоряю своё до невероятных скоростей, но всё равно не так хорош в этом, как Алик. К сожалению, Алик не сможет продемонстрировать свой дар, слишком медленно восстанавливается — маленький ещё. Татарин у нас работает как сканер-эхолокатор, засекает заражённых и может притвориться им сам. Настолько хорош в этом, что все твари вплоть до высших заражённых, начиная с рубера и заканчивая матёрым элитником, нам не страшны.

— А мы, что получим мы? — спросил армеец.

— А вы... хм... ваш случай особенный, ребята. Вы приняли жемчуг до того, как знахарь активировал ваш дар, а потому в случае смертельной опасности для вас — он подарит вам спасительный билет. Вы — хигтеры, народ столь редкий, что некоторые не верят в ваше существование, — продекламировал максимально гордо, умолчав о некоторых побочных эффектах, которые может снять только Коновал.

Ну, а теперь спать, тушим костёр и ложимся! Вас это некасается, пацаны. Вы будете со мной тут в дозоре стоять. Как это: «Не хотите, а я и сам прекрасно посторожу ваш сон»? Не нарушать субординацию на борту подлодки! Сказал: «в дозор!», значит в дозор!..

Глава 17

Каждому поверью, подозрению, примете, предчувствию, которое родилось в Стиксе, следует доверять. Только если твой личный уровень сил соответствует опаснейшим из тварей, ты смело можешь звать неназываемого вне стен стаба, не слушать собственную интуицию и постоянно влипать в авантюры на грани фола. Но рано или поздно всегда найдётся или тварь посильнее, или иммунный хитрее, и вот тогда ты пожалеешь о том, что не слушал вопящую «не ходи туда!» чуйку.

Однако я не настолько глуп или излишне самоуверен, опьянён силой отряда или тем, насколько всё получается легко. Когда во время третьего часа нашего дозора небо посерело в ожидании рассвета, у меня настолько сильно «засосало под ложечкой» от предчувствия надвигающейся на нас смертельной опасности, что я задал Быку самый опасный в таких условиях вопрос:

— Что ты чувствуешь? — на что силач ответил туманно, но настолько уверенно, что сомнений не возникло:

— Чувствую гниль, запах палёной резины и дерьма, — Бык, казалось, даже нюхал воздух во время ответа.

— Что ж, не даром мне моя чуйка выла о пиздеце, — чуть грустно сказал Ведьмак. — И как скоро?

— Как только первый луч солнца коснётся кострища. До того времени можем даже попробовать поспать.

— Бесполезно. Я бужу новичков и Татарина из стазиса, он нам нужен в данный момент, как никто другой, — прикинув в уме наши шансы на победу без помощи сенса, ответил я.

— Эх, а так хотелось отдохнуть чутка! — выдал, сокрушаясь, Фил.

Совершив короткую пробежку от нашего поста до грузовика, в котором отдыхал сенс, запрыгнул внутрь, громко хлопнув дверью. Без лишних прелюдий наклонился почти к самому уху и нежно прошептал:

— Вставай, дорогой мой Татарин, самый выносливый во всём Улье, ты нужен мне, чтобы защитить горстку неготового к нападению мутантов мяса, — куснув за мочку уха.

— М-м-м, да, Васфия, свет очей моих, — пуская слюну и возбуждённо мыча, прошептал Татарин. — А-а-а, блять!!! — реакция же его, когда он открыл глаза, совершенно отличалась и отличалась сугубо в лучшую сторону.

Расширенные зрачки, ускоренное сердцебиение и экстренное включение мозга в работу, причём, судя по всему, параллельно с даром, ибо спустя ещё несколько секунд он ещё раз крикнул:

— Бля-я-я-я-ять! — и выскочил из салона. — Судя по тому, сколько мертвяков откликается на мой сигнал, на нас прёт просто живое блядское море. По движению как раз с того кластера, на котором мы завалили летуна.

— Херово, — только и сказал я, вышагивая от машины к машине, в поиске армейца с дедом.

К моему счастью, для того, чтобы их разбудить, не пришлось применять столь экстремальные для здоровья методы. Только услышав наши шаги, дед проснулся и разбудил армейца.

— Видимо, наша смена, — сказал он как раз в тот момент, когда я нашёл место их ночлега.

— Не только. Наша тоже. Выбирайтесь, времени мало!

— Ну, вообще времени у нас с запасом. Около часа ещё. К тому же, ты теперь знаешь, откуда они идут, — вставил ремарку Татарин.

— И да, и нет. Почему-то чувство опасности взвыло именно сейчас. Есть такое ощущение, что у нас в лагере резко объявился элитник.

— О чём вы, ребят? — задал вопрос армеец.

— Не о чём, а о ком, хотя не суть важно. Через, сколько ты там сказал?

— Час.

— ...Час всё решится. Устоим ли мы в этом дозоре, или нас попросту сметут и сожрут?

Вернулся лёгкой трусцой к посту, по пути прихватив Алика. Устроил экстренное собрание, по памяти накидав сильно упрощённую версию маршрута до стаба. Отметил три точки: стаб, цель и нас — задал интересующий вопрос:

— Они, примерно, где?

Татарин отметил место на карте. Точка между нашим стабом и нами, стремительно сокращающая дистанцию в нашу сторону.

— Сколько времени у нас осталось?

— Примерно минут двадцать пять, если не меньше. Они сильно подтопили за последние две минуты.

— Наступление теплокровных с других сторон ощущаешь?

— Нет. Совершенно глу...

— А-а-а!!! — жуткий душераздирающий крик, донёсшийся из лагеря, прервал сенса. Ведьмак неверяще посмотрел сначала на него, потом на меня. Кивнул, отправляя на разведку.

Спустя полминуты нервного ожидания, рация заговорила голосом Ведьмака:

— При всём моём уважении, Татарин, ты нихуёво так ошибся. Снимайтесь с поста, нам, похоже, придётся занимать глухую круговую оборону, иначе сожрут по-отдельности.

— Что всё-таки случилось? — спросил на бегу, закидывая автомат за спину, ибо он совершенно бесполезен близь цистерн с топливом.

— Пиздец случился! — прокричал Ведьмак нам. — Тут летающая тварь чувака унесла. Раз — и нету!

Подбежав к тому месту, где остановился Ведьмак, стал осматривать траву. Кусок вырванной человеческой плоти и лужа крови, в которой уже отпечаталось минимум пять пар ботинок, — всё, что осталось от того, кому не повезло оказаться иммунным.

— Сбились в кучку, отара овец, блять! — для убедительности шмальнул в воздух пару раз. — Наша цель — спасти ваши жизни, а вы сейчас только позволяете тварям себя утаскивать! Забейтесь в кузова и прижмитесь к полу!

Движение толпы на удивление стало более осмысленным. Все последовали моему совету и забились в щели.

— М-да уж, вечер перестаёт быть томным, как говорится. И как же ты так умудрился опростоволоситься, а, Тат? — почувствовав некоторую передышку, спросил я.

— Хер его знает! Может, у этих тварей есть способность к скрытию?! Того элитника я засёк только потому что он сам не прятался, я думаю.

— Заебись просто! — пнул торчащий стебелёк травинки. — Нам точно пиздец! С той стороны, куда нам надо, стая прёт, тут нас с воздуха уже ебут, и не факт, что стае останется чем пировать. Сперва нас растащат, а потом между собой биться будут.

В постоянном напряжении я вышагивал кругами и ждал. Ждал, пока нас обрушится толпа летучих мутантов, подобных тому, с которым мы еле справились тогда.

— Я хер знает как и чем, но зажгите костры. Мы должны видеть хоть сколько-нибудь дальше своего носа! Им на темноту похер, но не нам! Нужно создать защитный периметр из костров! — немного вернув самообладание, начал раздавать приказы. — Нам главное продержатся до того, как придёт стая. Дальше можно будет стравить их между собой и улизнуть, — озвученный план целиком и полностью звучал утопически, однако другого ни у кого из нас не было.

Стоило только Быку зажечь первый костёр, как из тьмы вылетело нечто. Нет, не так. Нечто. Которое не поддаётся ни одному логическому описанию. При первом же взгляде на эту тварь стало понятно, что она — смесок той, что мы завалили, с чем-то невообразимо жутким, что изначально не имело человеческую природу.

— Но... это... невозможно... — удивился собственной догадке, что чуть не стоило мне жизни.

Стремительный рывок когтями вперёд, одновременно оттормаживаясь когтями на крыльях и самими крыльями. Перепончатые, с кучей слабых мест, хрящей и сочленений, но жутко прочные.

Активирую дар и начинаю бежать навстречу. Мир вокруг нас двоих замедлился, но не мы сами. Уже жалею о том, что рядом со мной в данный момент нет Ведьмака — разжигает один из костров где-то сбоку.

Подныриваю под когти твари и запоздало понимаю: мне нечем атаковать её в ответ. Вынимать «огрызок» из-за спины слишком долго. Уворачиваюсь кувырком от очередной атаки.

Тварь заламывает крутой вираж. Проходят считаные секунды, но вот она уже обнимает меня своими крыльями с когтями и стремится перегрызть мне шею.

Только автомат в моих руках не даёт этого сделать, держа тщедушную тушу с пастью на тонкой, но недостаточно длинной шее, на расстоянии.

Откатываю способность, вдавливая спусковой крючок и лишь крепче прижимаясь к твари, заламывая ту под себя. Пули сорок пятого калибра не сказать, чтобы ощутимо ударили по твари, но позволили мне проделать всё это.

В полёте к земле не прекращал стрелять, ощущая, как когти на крыльях заражённого впиваются мне в плоть. Сквозь толщу подсумков, камуфляжной куртки, бронежилета, просто сминая все слои защиты, как бумагу, и вдавливая их внутрь моего тела.

В автомате закончились патроны, а мы всё продолжали и продолжали лететь к земле. Тварь сильнее прижала меня к себе, буквально протыкая своё изрядно продырявленное тело автоматом.

В тот момент, когда мутанту остаётся только сомкнуть челюсти на моей шее, происходит долгожданное свидание с землёй. Слышу треск костей, как мутанта, так и собственных, но главное! Шея его переламывается, и голова лопается от удара об землю.

Сначала захотелось заорать: «Я жив, а значит, всё было не зря!», но потом пришла боль. Острая, словно ты — хрупкая ваза, разбитая на тысячи осколков, которая при попытке склеить её только наносит больший вред. Разрывающая изнутри, как будто костям тесно и они рвут твою плоть по кусочкам. И такая же умиротворяющая, ибо если ты чувствуешь боль, значит ты живой, а значит это и вправду было не зря.

***

Моё пришествие в сознание началось с ощущения дикой головной боли. Попытка открыть глаза лишь усилила её. В какой-то момент сквозь веки начал просачиваться свет, который резал больнее рвущих когтей той твари.

Немного свыкнувшись с этими ощущениями, предпринял вторую попытку посмотреть на мир. Поступив в этот раз немного умнее и осторожнее, открыл сначала один глаз, потом, когда тот привык к свету окончательно, и второй.

Положение моей головы позволяло мне окинуть взглядом не больше полуметра потолка с больничной лампой, вделанной сразу в поверхность. Попробовал пошевелить ей, но почувствовал жёсткий фиксатор, а потом услышал хруст позвонков.

Со временем головная боль не исчезла совсем, но превратилась в гул на фоне, и я смог прислушаться к остальным ощущениям. Честно сказать, лучше бы этого не делал. Всё болело, ныло, зудело и жутко затекло.

Причём тело оказалось точно так же сковано фиксаторами. Осознав всю безвыходность своего положения, завыл в полный голос. Но вместо протяжного «Ву-у-у-у!» услышал только сдавленное хрипение, а в горле запершило так, что пришлось полностью перейти на дыхание носом, чтобы не разодрать себе глотку окончательно.

Все средства коммуникации, кроме зрительного контакта, оказались в момент недоступны. Настолько беспомощным я себя не чувствовал, даже когда осознал, куда именно попал.

«Рот топтал этих рейдов, сука! И рейдеров, и мутантов — всех рот топтал!», — из глотки вырвался сипучий кашель, а из глаз потекли слёзы. Осознание того, что моё состояние не более, чем временная трудность, и Улей всё выправит, ни капли не помогало.

Я чувствовал себя в тот момент максимально одиноким и разбитым. В голову одна за другой полезли нехорошие мысли, вишенкой на торте которых стала мысль о том, что когда у меня начнётся «трясучка» — меня просто разберут на детали, а те продадут внешникам подороже, надо же будет хоть как-то отбить затраченные на меня ресурсы.

Но всё же я был максимально истощён и слаб, а потому скоро провалился в сон.

***

Городской парк в это время года окрашивался в удивительно багряные тона, столь необычные для ранней осени и столь яркие и вдохновляющие, что каждый день я выбирал именно этот маршрут для того, чтобы добраться в институт.

В ушах привычно раздаются мощные басы «120 BPM», которые заменяют кофе и вводят в своеобразный транс. Словно в парке остаёшься только ты, деревья, ветер и ещё дождь, когда погода портилась. Сегодня же светило яркое, но уже не такое греющее, солнце.

Вдыхая носом приятные ароматы преющей листвы, влажного воздуха и засохшего собачьего дерьма, я бежал через парк, сквозь людей. Молодые и подтянутые — все, как на подбор — они тоже спешили по своим делам. Хотя некоторые девушки, улавливая на себе мой взгляд, кокетливо улыбались в ответ. Это приятно грело душу.

Никто уже не узнавал во мне того монстра, что зверски убил пятерых учеников на выпускном. «И это хорошо», — каждый день думал я.

И только так подумав в этот раз, я услышал в ближайших кустах надрывные всхлипы, ритмичные хлопки и звук пощёчины. Быстренько сложив в уме два и два, хмыкнул себе под нос и уже хотел было пробежать мимо — прошли те времена, когда пылкий юнец защищал чужую попранную честь — как изнутри поднялось то, что пытались подчинить светила мировой науки, и остановило меня.

Я точно знал, что монстру внутри глубоко плевать на девушку и он бы сам с превеликими удовольствием занял место насильника, просто зверь почуял зверя и захотел проверить силы. Причём захотел настолько сильно, что отобрал контроль над телом и частью разума.

Выдернув наушник из уха и выключив айпод, зверь уверенным шагом пошёл в кусты. «Только не переусердствуй», — внутренне молился я, на что получил ответ: «Не волнуйся, убивать я его не буду, но оскоплю...», — по ощущениям понял, что монстр улыбнулся. Хотя, в его случае это можно назвать оскалом.

— Кхм-кхм, — нарочито громко кашлянул «я». — Молодой человек, вам помощь не нужна? Например, рот ей заткнуть там?

— Можешь попробовать, конечно, — ответил другой монстр хрипловатым голосом, но я бы не советовал. Кусается, — и показал «мне» окровавленные пальцы левой руки.

— Отлично, просто отлично! Правда, жалко, что ты настолько слаб...

— А? О чём ты?! — испуганно спросил мужик лет тридцати, обернувшись и вынимая член.

— Ты всё прекрасно понял... — мощный рывок с места.

Кулак впечатывается в солнечное сплетение. Маньяк-неудачник сгибается вполовину. Короткий хук с правой. Поимка за шею левой. Заблокировал ноги подсечкой.

— Ну что, нелюбимый никем любитель молодых дев, где у тебя тут ножик? — с улыбкой спросил я.

— Ножик? — неверяще переспросил он.

— Хуёжик, блин, шедевр! — оценил находку.

Явно коллекционный нож. Красивая резьба на рукояти из белого дерева высоких пород, покрыт лаком и капельками крови предыдущих жертв. «Интересно, — начал рассуждать я, — как он попал к этому ублюдку? Выиграл в карты? Обокрал коллекционера? Убил кого-нибудь?..», — версии возникали в голове одна за другой, пока их меня не оборвал зверь. «Какая, нахер разница, как этот отброс его получил?! Важно одно: теперь он принадлежит нам!».

— Хороший нож, добротный. Как думаешь, доходяга, хорошо режет?

— Н-н-не з-з-знаю, н-н-не проверял, — заикаясь, ответила жертва.

— Забавная перемена мест, не находишь? — покручивая нож в руке, продолжал измываться. — Буквально три минуты назад ты был охотником, а она — добычей. Но вот, теперь ты сам — добыча, она — неинтересный мне кусок мяса, а я — охотник.

— Н-н-нет, не нахожу!

— Хм, ну и зря! — продолжая улыбаться, разрезал ему штаны.

Одно движение ножом — минус вся жизнь у маньяка. Дёрнул вставленное вдоль члена лезвие на себя... По завершению операции проговорил:

— Был один, а стало два. За моральный ущерб перед девушкой ты, считай что, расплатился операцией по смене пола, а передо мной — ножом со всеми деньгами. И меня совершенно не волнует то, выживешь ли ты или помрёшь от потери крови и болевого шока прямо в этих кустах. Чао!

Подошёл к девушке. Та находилась в глубоком шоке. Из её глаз текли бусинки слёз, опадая на пожухлую траву маленьким дождём. Почему-то на неё ни мне, ни монстру не было всё равно. Скорее при взгляде в зелёные, почти изумрудные глаза, полные боли и отчаяния, проснулось сострадание, а вмести с ним... симпатия?

Отобрав у неудавшегося маньяка куртку и заодно добавив по почкам, для профилактики. Укутал её в свою ветровку, а на пояс повязал куртку. На мои манипуляции она не реагировала ровным счётом никак, и тогда я решился на смелый шаг — поцеловал её в губы, со словами:

— Очнитесь, принцесса, всё уже кончилось... — она охнула, но на поцелуй ответила.

Пары по уважительной для себя причине пришлось прогулять, как и ей. По пути домой выяснилось, что она живёт в одном со мной районе и учимся мы в одном институте. Я торжественно поклялся защищать её каждый день по дороге в институт, по дороге обратно, да и на территории института от всяких нежелательных кадров.

Потом, как-то незаметно, её шутки про то, что я увидел её голой и это обязывает меня на ней жениться перестали быть шутками для нас обоих...

Глава 18

Когда я проснулся, то разом вспомнил всё. Появилось какое-то нечеловеческое желание встать и найти её здесь. Стать сильнейшим из рейдеров, чтобы отправиться в самое пекло, туда, куда не ступала нога обычного мура.

Поддавшись порыву, вскочил с кровати и сделал это на удивление легко. Посмотрел в окно, оттуда на меня посмотрело полуденное солнце. Улыбнулось ли оно мне или оскалилось, суля новые, ещё более тяжкие испытания — этого я не знал.

Зато знал то, что надо найти Коновала и справиться о здоровье моей наплечной совести. Неожиданно приятный сон позволил вспомнить о том, что у меня вообще-то есть ручной питомец, о котором тоже надо заботиться.

К счастью, знахарь нашёлся быстро.

— О, Алеша! Ты быстро поправился. Сейчас я быстренько проверил тебя — никаких повреждений! Удивительно! Всего неделя прошла, как тебя под смертельной дозой спека доставили ко мне!

— Да-да, это, конечно, всё замечательно, но что там с моей крысой?

— А что ей будет? Кормят, поят, живчиком тоже угощают. Только вот она к тебе привыкла, меня покусала, Босяка тоже.

— Уф-ф-ф! — с заметным облегчением выдохнул, переводя тему. — А с новенькими что?

— А за новеньких тебя Седой лично расцеловать готов. Ты скормил жемчужины нужным людям и в нужное время, а благодаря тому, что чуть не отъехал после того скреббера...

— Погоди-погоди! Чего бля?! — подавился воздухом. — «Скреббера», я ведь не ослышался?!

— Да. Всех подробностей я не знаю, но когда Ведьмак сюда тебя притащил, то сказал, что тебя подрал скреббер. Хочешь узнать — спроси у него. Так вот, благодаря тому, что ты чуть не отъехал после боя, у того старикана дар знахарский появился. Сильный, но замороженный, из-за того, что он жемчуг принял до визита ко мне.

— В каком смысле, «замороженный»?

— Дар изначально очень силён и потому не поддаётся развитию. Для того, чтобы тебе сравняться с хигтером — нужно выпить просто невообразимое количество гороха или прожить здесь настолько долго, чтобы научиться контролировать свой дар идеально, не тратя лишней энергии.

— Примерно понял. Дед, значит, знахарь теперь и напрямую твой ученик, так?

— Ну, да. Натаскивал его на тебе, считай. Ты сразу копыта не отбросил только потому, что он помогать тебе взялся.

— А со вторым, принявшим жемчужину, что?

— Бегун. Уже сейчас при желании быстрее спидера скорость развивает.

— Там было много иммунных, примерно человек пятьдесят, скольких довезли мои люди?

— Седой проверил сорок три человека, ко мне привели восемнадцать. Остальные оказались либо слишком гнилыми для нас, либо слишком слабы психически и поехали кукушкой после того, как увидели, что ты боролся с летающей тварью в воздухе, да ещё и выжил после падения примерно со ста пятидесяти метров. И вообще, почему это я должен перед тобой по таким вещам отчитываться? — возмутился Коновал. — Ты, вон, выздоровел. Здоровее, чем был, стал. Остальное — не моя забота. Ведьмака тряси с Седым.

— Что ж... — оценил я. — Благодарствую и на этом. Надеюсь, буду заходить к тебе, только чтобы пропустить рюмашку-другую.

Кивнул Коновалу и пошёл на выход из больничного крыла. Потянулся аж до ломоты в костях и почувствовал, что два жутких шрама вверху на обоих лопатках, не зажили и противно заныли.

«Что ж, если то и правда был „неназываемый“, то оно логично. Такие раны если и рубцуются до шрамов, то не заживают окончательно», — шёл, как был, в больничной пижаме, да белых тапочках. Коновал словно жил вопреки правилам Улья и смеялся над смертью, каждый раз в мельчайших деталях. «Либо ему просто глубоко плевать на здоровье своих пациентов. Хотя тапочки клёвые, махровые, словно ни разу неношеные», — в подобный кисель мыслей и идей погружался всякий раз во время монотонных переходов.

Сначала хотелось заглянуть к себе во владения. Проверить, как там, что изменилось, пока я валялся на больничном. Стребовать отчёт по полной форме с Ведьмака, который, видимо, как самый опытный, взял командование на себя. И переодеться. «Хоть в больничной пижаме жутко свободно и удобно перемещаться, не думаю, что стоит появляться в таком виде перед новичками».

Тенью прошмыгнул по коридорам, заскочил на склад и короткими перебежками добрался до личной секции. Если бы кто-то меня увидел в момент этой очень опасной спецоперации, то наверняка бы решил, что перед ним сумасшедший.

Каждую минуту я рисковал репутацией перед новичками. Конечно, Ведьмак, а потом и Седой, наверняка промыли им мозги настолько, что мои приказы будут исполняться беспрекословно. Но, всё же, червячок личной слабости под названием «честь» грыз меня с утроенной силой при малейшей мысли плюнуть на всю эту игру в спецагента и заявиться к парням прямо так.

Переодевшись в уже привычную классику, которая не устаревает ни в одном из миров и везде подчёркивает статус и некоторое превосходство над остальными, привычно осмотрел себя в зеркале.

Вместо бороды дитя гор, подбородок обрамляла лёгкая щетина. Над левым глазом появился небольшой шрамик — видимо, тварь таки успела дотянуться до меня прежде, чем издохла окончательно. Взгляд собственных глаз таил нечто прекрасно знакомое и столь глубокое, что меня озарило.

Все хищные черты, которые стали проявляться в Стиксе, принадлежат не мне, не тому мне. Но теперь мы, как прежде, до той ночи, одно целое. Постоянно находящаяся под давлением пружина, готовая в любой момент распрямиться.

Укладывая на ту же полку, откуда взял костюм, свой больничный наряд, обнаружил на полке пачку сигарет с бензиновой зажигалкой и записку внутри пачки. Развернул листок, уже раскуривая сигарету. Прочитал:

«Босс, мы не знаем, когда ты выберешься из тех дебрей своего разума, куда завела тебя схватка с неназываемым, — на этом месте рука писавшего дрогнула и слово получилось неровным и резким, — но мы точно знаем, что тебе понравится. Конечно же это не пачка вкуснейших сигарет — такие каждый день приносит в неограниченном количестве — это механическая зажигалка, работающая на бензине, собранная своими собственными руками. На нижней стенке подпись мастера. С уважением, от тех, кто без малого, выжил в ту ночь благодаря тебе!», — хмыкнул, повертев зажигалку. На ней значились странные инициалы «ДмК». Убрал пачку во внутренний карман пиджака, а зажигалку в карман брюк.

Во второй раз я стоял перед дверью в собственный кабинет. Символ власти и признания со стороны ребят лежал в кармане. Так зачем мне какой-то кабинет?

Это я сейчас должен стоять в совершенно другом месте, постучать и войти после привычного начальственного кашля. Но нет ведь! Положение обязывает!

Отбросив все сомнения и внутренние терзания, толкнул дверь кабинета внутрь. На моём месте сидел Ведьмак. Полный силы и власти, уверенный в себе и в том, что занимает это положение по праву — он быстро изменился в лице и вскочил с кресла, словно ужаленный.

На его лице не читалось разочарование тем, что я выкарабкался, какое-либо презрение или ненависть, лишь глубокое уважение и признание не просто равного себе, а того, кто может им командовать.

— Здравствуй, Ведьмак, — не знаю, как это звучит со стороны, но надеюсь, что в должной мере пафосно. — Сиди, где сидел. Мне и простого стула достаточно, — с этими словами уселся напротив, выпустив в сторону маленькое облачко дыма. — Ну что, заместитель и доверенное лицо, рассказывай, как рейд закончился. Я, увы, не застал, — разложился на двух стульях полулёжа и стал слушать:

— Ну, когда ты с этой тварью шмякнулся обратно на бренную землю, первым к вам подскочил Полевой — так этого дедка ты сам окрестил — крикнул, что раньше был военврачом на фронте и, что ему надо тебя осмотреть. Ты просипел: «Делай дело, Полевой» — и отрубился.

На это тогда мало кто обратил внимание, всё больше на тебя смотрели да на скреббера того. Но, когда вас начали разлеплять, тварь из последних сил полоснула тебя по глазу и издохла. Практически сразу по Татарину, дар которого работал в полную силу, ударила такая сильная гамма эмоций, как почившего, так и заражённых, которые на нас пёрли, что у него потекла кровь из носа и полопались капилляры. Держась за голову, он всё отгонял нас от себя, говорил: «Алешей займитесь, а я вам повредить могу».

Мы и начали помогать. Полевой стал говорить, что чувствует что-то непонятное внутри себя. Словно видит тебя насквозь. Что, где и как порвалось, где какие кости раздробились. Ну, я, как самый опытный в отряде, мигом смекнул, что без централизованного командования всё полетит к чертям. Быстро объяснил ему, что в нём открылся знахарский дар, что так он тебе быстрее поможет, а сам стал готовить боеспособные остатки нашего отряда к волне заражённых.

Через полчаса, когда тебя загрузили в кузов и зафиксировали так, чтоб ты по дороге не рассыпался, худо-бедно, но оборона была готова, Татарин встал с земли, убрал руки от головы и мертвецким голосом проговорил: «Заражённые на нас больше не нападут, а Алеша завалил скреббера», — упал, аки подкошенный, и занял своё место рядом с тобой.

Естественно, что об остатке отдыха все и думать забыли. По первому же окрику погрузились в автопоезд и рванули. Причём рванули со всех колёс разом. Завели самые мощные движки и тянули друг-друга в едином порыве.

Добрались до стаба за рекордные восемнадцать часов. Татарин к тому времени самостоятельно отошёл и жаловался только на головную боль. А вот с тобой дела обстояли совсем худо, думаю, если бы не лекарский дар — хер бы мы тебя тёплым довезли до стаба. Так и несли всем народом зафиксированного до самого Коновала.

Если честно, после того, что пережил Татарин от ментального контакта с издыхающим неназываемым, точнее, после его рассказа об этом, я думал, что ты не выберешься, Алеша.

— Ну, — кашлянул в кулак, — оно меня не убило и очень об этом пожалело. Как он вас от стаи спас, не расспрашивал?

— Спрашивал, как же нет? — Ведьмак развёл руки в стороны. — Только вот молчит зараза партизанская. Вечно ссылается на то, что может теперь скребберов чуять и больше никогда так не подставит весь отряд, а больше слова клещами не вытянешь.

— Вот вроде и весело, а вроде и нихрена. Представляю, что он чувствовал, заглянув в разум этой твари...

— Его горечь, от того, что так глупо умер, — раздались от двери слова Татарина. — Вожделение забрать тебя с собой. Гнев и ярость, оставшуюся в последнем выпаде. Я задержал её в своём разуме и направил с помощью двух даров на заражённых. Они боятся неназываемых точно также, как и мы. Рад видеть тебя живым и здоровым, босс! — он искренне и тепло улыбнулся.

— А я рад, что эта передряга хорошо закончилась, — улыбнулся в ответ. — Про погоняло деда я знаю, а как армейца окрестили? Уж не «принеси-подай» ли?

— Никак не окрестили пока, в шутку называем «Поносёнок» от «понос» и «поросёнок», — ответил Ведьмак. — Решили, пусть проявит себя в следующем рейде. Татарин, ты чего зашёл? Разве не должен вдалбливать теорию поведения заражённых в головы новичков?

— Вести в стабе разлетаются быстро. Сорока на хвосте принесла, что босс выписался и сейчас с тобой дискутирует — пришёл поддержать и до рассказать историю. Всё равно: вдалбливай им это — не вдалбливай, а на первом рейде наложат в штаны.

— Дело, безусловно, полезное, — оценил я. — Только вот вдалбливать в головы молодняка теорию полезнее. А ты, Ведьмак, пойдёшь со мной к Седому на поклон. Скреббера, как я понял, вы вскрыть не успели, а значит добычи ценной не так уж и много. Будем ратовать за отряд и выбивать только лучшее.

— Не придётся, — ответил Ведьмак. — Седой как от меня эту же историю услышал и про дары новичков узнал — сразу выписал лучшее, что есть на складах. Правда, мне это не нравится. Следующее задание для нас будет на порядок сложнее.

— Ну, показаться надо всё равно. Ты сильнее меня, но номинально я тут главный, так что пошли.

— Теперь не только номинально, — заверил Ведьмак. — Пошли.

«Мечтал встать перед дверью этого кабинета? Мечтал. Так что не мнись, как девка, а возьми и постучи», — настраивал себя на нужный лад ещё даже не встав перед дверью. Казалось бы: «Чего бояться? Ты и раньше приходил, получал задания и уходил. Так что изменилось?».

Ответ на этот вопрос нашёлся ещё в пути. Отметившись перед Седым сейчас, я возьму на себя полную ответственность за всех тех, кто прошёл проверку. И, если в начальном отряде я был самым слабым и гиперопекаемым, то теперь угроза ответственности за человеческие жизни встала передо мной в полный рост.

С секундной заминкой, заметной только для себя самого, постучал в дверь кабинета три раза, но если перед этим рейдом я стучал «раз-два-три», то теперь изменил последовательность стуков на «три-два-раз».

Необычное:

— Войди, Алеша, — вместо привычного кашля немного сбило с настроя.

Решил: будь, как будет, поведу разговор, а там само решится. Зашёл, следом Ведьмак. Закрыл дверь и подпёр её собой.

— Охрана от прослушки — надёжнее только скрытники за дверью, — прокомментировал Седой. — Садись, Алеш, не стой, в ногах правды нет, — раскурил сигару, улыбнулся со словами. — Чёрт, как же я рад тебя видеть в добром здравии! А уж как Босяк обрадовался, когда узнал, что ты скреббера переборол и жив остался! Сказал: «Не зря я этого наглеца дрочил, ох не зря!».

— Это всё, конечно, очень приятно, что обо мне так волнуются и всё такое, но что с делом?

— Дело? Дело вы выполнили просто блестяще! Теперь, когда со всех трёх маршрутов привезено максимальное количество горючки, мы три месяца сможем ещё не вспоминать про эту проблему.

— Рад оказаться полезным, что насчёт следующего рейда?

— Да погоди ты, не гони коней, иначе кони двинешь! Отдохни как следует, молодняк поднатаскай на соседних кластерах, заодно, может быть, чего ценного найдёшь. А там, гляди, и Институтские вновь объявятся со своим рейдом.

Облегчённо выдохнул — опасные приключения с угрозой для жизни можно пока отложить — и задал один из самых интересующих вопросов:

— Понял. Но что вы сделали с теми, кто проверку не прошёл? Они стали товаром?

— Да. Хотя некоторых, скажу тебе по правде, мне хотелось замочить в сортире прямо на месте. Уж настолько их помыслы были нечисты, что даже для нашей братии — это отморозки.

— Мне за них что-то полагается?

— Конечно! Доля со сделки от продажи, которую я вам авансом уже выдал. Как раз в оружие, патроны и прочую снарягу для новичков твоего отряда уложилось. И если ты сейчас подумал, что продешевил, что снаряга для восемнадцати человек не может стоить столько, сколько у внешников стоят двадцать восемь иммунных, то ты прав. На самом деле ваш отряд ещё и должен остался, но долг я списал в счёт того, что вы полностью осушили завод и привезли столько технологически превосходящего наш транспорта, что как бы я вам должен не остался. Но ты же понимаешь, что не в тех условиях, чтобы торговаться, верно?

— Да, — кивнул, — если заданий нет, то я пошёл знакомиться с новичками.

— Хотел бы пожелать удачи, мур Алеша, но ты слишком смелый, а удача, как известно, любит смелых, — неожиданно сказал Седой.

Оставил его ответ без комментария, поманил за собой Ведьмака и вышел из кабинета, укрепившись в мысли, что Седой хотел от меня избавиться. «Слишком я, видите ли, удачливый! Да за этой удачей литры пота и крови. Пускай и не моих в большей части, но у меня хватает мозгов не говорить напрямую то, что хочешь списать человека в утиль!», — чувствуя, как внутри закипает котёл со злостью, достал сигарету, прикурил и ещё минуту смотрел на огонь, отпуская все мысли.

— Эй, Алеша, ты в порядке? — Ведьмак потряс меня за плечо. — Мы уже минуты три, как пришли.

Коротко кивнул и осмотрелся. Мы стояли на всё том же заднем дворе. Мы — это я, Ведьмак, Бык, Татарин, Фил и Алик, стояли от белой черты, за которую заступать было ни в коем случае нельзя, а все новички — за ней.

Не знаю, чем они занимались до моего прихода, но весь строй дышал полной грудью, стоя голый по пояс и обливаясь потом. Взгляд каждого из них устремился на меня и уже выражал их благодарность за то, что своим появлением дал им отдышаться.

— Итак, орлы, я вернулся с того света и пришёл сюда не для того, чтобы дрючить вас — для этого у меня есть они, — кивнул в сторону изначального отряда. — И не для того, чтобы просто смотреть на вас, — показательно окинул строй взглядом. — Тем более когда среди вас нет представительниц слабого пола и не на что смотреть. Сейчас я пришёл сюда для того, чтобы объявить пир в честь своей победы над одной из ужаснейших тварей этого мира и, предположительно, её коренной обитательницей. Всех, желающих напиться за счёт командира и сбросить напряжение, приглашаю вечером в бар «Сиськи и Виски». Ну, а теперь продолжайте тренировку. Иначе очень долго не сможете так, как я.

Заложил руки за спину и, чуть не касаясь подбородком земли, стал отжиматься на носках. Кто-то из строя выкрикнул:

— Офигеть! Это же «антигравитационные штаны» Майкла Джексона — одно из самых сложных его движений.

Не обращая внимания, сделал восьмёрку, обратную восьмёрку, вообще всячески проверял своё тело на подвижность и сохранность формы. Когда выносливость, по собственным ощущениям, стала близка к нулю, прекратил.

— Вот так, орлы, точнее сказать, орлята. Жду вечером, — сказал я, отряхивая руки от пыли.

Вернулся в родное крыло, заскочил в личную секцию склада, взял запасной костюм с полки и пошёл к себе в комнату, в которой не был две с лишним недели, а если учесть, что комната в том же крыле и совершенно отличается от той камеры, то вообще ни разу не был.

Наплечная совесть в клетке радостно запищала при виде меня. Хотя, кто этих крыс знает, может там и вовсе мат на мате и не одного цензурного «Пи». Улыбнулся, погладил пальцем по голове. Заметил, что она существенно прибавила в размерах и теперь в кармане разгрузки не поместится, поцокал языком, вспоминая слова Коновала.

Скинул с себя одежду. Постирал костюм, сбрил щетину и встал под душевую струю. Полноценная личная комната и личный душ. «Кайф!», — коротко оценил преимущества своего нового положения в иерархии муров.

Вышел из душа, обтёрся полотенцем, осмотрел места ран от когтей этого полумифического скреббера. Два круглых шрама с неровными краями и глубокие борозды через всю спину. «Такое чувство, будто мне вырвали крылья с корнем, хм...».

Надел костюм. Такая же классика, такого же цвета. В этот раз не было никакого предвкушения праздника. Просто надобность возвестить всех о том, что я вернулся, и укрепить собственное положение.

Бар «Сиськи и Виски» стоял всё там же, а правил им всё тот же. Увидев меня, он как-то разом сжался, попытался стать как можно незаметнее. Однако, поняв всю ошибочность такого подхода, наоборот стал выглядеть увереннее, чем до этого.

— Здрав будь, бармен! — поприветствовал я.

— И тебе не хворать, Алеша, — ответил он сухо, протирая и так надраенную до блеска стойку. — Выходит, вести не врут, и ты действительно собрался отпраздновать своё воскрешение у меня?

— Да. В этот раз могу поклясться минимизировать ущерб и не доводить до трупов.

— Вот это уже деловой разговор! — потеплел он. — Принимаю клятвы на крови, удачей, добычей, встречей с неназываемым. Последнее тебя не касается, потому как они тебя и не берут. Итак, чем клясться будешь?

— Кровью с удачей.

— Тогда вот, — бармен достал из-за прилавка обычный столовый нож. — Повторяй за мной: «Я, мур Алеша, клянусь своей удачей и заклинаю кровью, что в вечер празднования моего триумфа на территории бара „Сиськи и Виски“ никто не умрёт», — я повторил клятву слово в слово. — А теперь — пусти себе кровь из любого удобного места. Шрам не заживёт, если клятва будет нарушена, если будет выполнена — пропадёт. С удачей всё ровно наоборот: выполнишь клятву — останется, нет — перейдёт ко мне.

Уладив все организационные вопросы, объявил начало праздника. Могу сказать, что не присутствовали при этом только те, кто стоял на посту. Своим визитом меня порадовал Босяк:

— Я знал, что ты обязательно достигнешь моих высот. Сейчас ты занял место того, кому доверяют особо тяжёлую работу, но когда-нибудь займёшь моё место. Может, в ходе нашей с тобой ссоры, чего бы мне не хотелось, может в результате естественного хода вещей... Но возможно будет и так, что ты отколешься от нас и оснуешь свой собственный стаб. Так за тебя и за то, чтобы удача всегда была с тобой!

— А салют! — чокнулся с ним бокалами и выпил.

Так же своим визитом почтил меня Седой, его речь была не столь богатой, но закончилась пугающе:

— И пусть твоя удача не приведёт тебя к могиле! — сказал он, вылив при этом хороший ром на скатерть.

Засмеялся и сделал также, сведя дурную примету в шутку, но отчего-то внутри стало невообразимо холодно. Особенно заледенели лопатки, словно сама смерть дыхнула в затылок.

Глава 19

Несколько месяцев прошли рутинно, даже слишком. Вроде постоянно было какое-то движение: разведка боем, укрепление влияния, получение ещё большего количество топлива с того же кластера. Даже сделка с внешниками, которую вёл Босяк и я вместе со своей группой.

Как оказалось, то сражение — мур против внешника — не было каким-то уникальным пари, заключённым только в тот раз в качестве решения по издержке, а проводилось постоянно. Сначала мне самому хотелось выйти на ринг, но статус, общее положение и лично Босяк меня отговорили.

На арену решили выпустить Пуха — того самого армейца, который получил способность бегуна. Пухом его окрестил Ведьмак, когда на одной из вылазок мы втроём, как самые быстрые в отряде, добывали одну очень важную вещь.

Представьте: трое взрослых мужчин, у одного из которых в руках оружие сверхсекретного образца, бегут по крышам девятиэтажек от элитника, который вымахал в размере, как целая треть этих домов, и при этом бежит ничуть не хуже нас.

На одном из зданий кластер резко закончился и, чтобы добраться до ближайшего здания по прямой, нужно было прыгнуть на пятнадцать метров вдаль и на два метра ввысь. Ведьмак справился без каких-либо трудностей при том, что образец оружия нёс он. Мне же пришлось знатно поднапрячься, наплевав на законы физики с помощью своего дара, а бегунка я мысленно похоронил, уже жалея, что вообще скормил тогда жемчужину.

«Рано меня хоронить!», — выкрикнул он, словно прочитав мои мысли, взял короткий разбег и прыгнул ногами вперёд, откатив способность.

Я подбежал к краю крыши, поняв, какой трюк и откуда он хочет повторить. Только изначальный перелёт по высоте со следующим ускорением направленного падения под действием совмещённых гравитаций обоих кластеров позволил ему долететь до нас ровно настолько, чтобы я под действием способности успел ухватить его за разгрузку.

После чего, прекрасно видевший это, Ведьмак заметил: «Ну, ты, бля, и пушинка!». «Ага, бля, пух! Винни Пух!», — добавил я, тяжело дыша.

Справедливо решил, что окрестил Пухом его таки Ведьмак. «Как будто могло быть по-другому, — выдохнул он. — Только учти, пацан, — обратился к Пуху. — Хуже крестного мура может быть только крёстный килдинг, а я — и то, и другое», — на что Пух, который иной жизни вне нашего влияния не видел, лишь пожал плечами.

— Правила всё те же: дар не использовать, техническое преимущество тоже, — конферансье строго посмотрел на внешников. — Борьба до первой крови или нокаута. Преждевременное покидание арены карается смертью.

Конферансье из меня выходил или, точнее сказать, не выходил совершенно, поэтому, несмотря на новый статус, эту роль на себя привычно взял Босяк. Пуха, в отличие от меня, никуда не отправляли и секрета из того, что ставят именно на него, не делали. Играли открытыми картами не только потому что я на этом настоял, но и из-за того, что в этот раз условия содержания товара были близки к идеальным — лучше только сами муры.

Клятву в этот раз ведущий ни с кого требовать не стал. Просто кадровая перестановка и я сам на его прежнем месте вкупе с тем, что мы вскрыли резервы сил, показали то, что в случае чего внешники умоются кровью и не факт вообще, что выйдут победителями.

Почему Босяк решил перевести внешников из деловых партнёров холодного нейтралитета в партнёров по игре в пятнашки на минном поле — вообще непонятно, ведь мало кто их братии способен на столь дальние броски от востока почти что к самому «Пеклу». От прямых же вопросов он предпочёл уходить, ссылаясь на то, что это не его решение, и Седой опять решил разыграть большую партию в которой он сам — офицер, а, может быть, пешка, ставшая конём, у которой под началом ладьи. Я же получался ладьёй, у которой под возможностью рокировки стоит король, а в людях пешки, сравнимые по силам с ферзём.

На осмысление всего хаоса, ставшего просто невообразимо большим в один миг, у меня ушло непомерно много времени. По всему получалось, что, если продолжать шахматную аналогию Босяка, то, в случае опасности, король в обход офицера поменяется со мной местами, дав сожрать вместо себя тем силам, которых опасается.

«Как же хорошо было на уровне пешки: пошлют в бой против кого-то, вернёшься — молодец, а нет, так соси конец победившего. „Командир спецназа только из учаги“, — ага, блять, размечтался. Тебя определили командовать штрафбатом, Алеша. И ты доказал то, что в случае чего пойдёшь в мясорубку вместе со своими людьми. Сказочный долбоёб!», — рвал волосы на пятой точке от осознания хлипкости моего положения.

Самое прекрасное во всём этом то, что Ведьмак и остальные всё прекрасно понимали с самого начала. Смертники, а потому цепляющиеся за жизнь всеми конечностям. Логичным прозвучит вопрос: «Если мы записаны в команду смертников, то почему Коновал раз за разом вытаскивает меня?», — ответа на этот вопрос я до сих пор так и не нашёл. Более того, Коновал весьма неплохо обучил Полевого контролировать свои силы и разбираться в том, какой дар за что отвечает, даже если он впервые встретится вообще.

С другой стороны, это может быть его личная благодарность за то, что во время осмотра принявших жемчуг добровольцев, он нашёл последнюю деталь, которая блокирует развитие дара у хигтеров в дальнейшем. Иными словами, почти что напрямую именно мои люди стали той ступенькой до звания Великого Знахаря, по крайней мере в его понимании.

***

Встав с кровати одним холодным утречком, поежился, шмыгнул носом, выглянул в окно: окно показало мне жёлтую пожухшую траву и деревья, листья которых стали рыжеватыми в свете солнца. Тому, кто говорит, что в Улье совсем нет смен времён года, а обычные кластерызагружаются в основном с плюс-минус одинаковым временем года и погодой, за первую часть утверждения можно смело давать в нос, так как ко второй таки не прикопаться.

Смена времён года в Улье есть — проверено лично! Да, только на стабильных кластерах, да, без зимы, да, осень тут постоянно золотая и длится от силы полсезона, на остальную половину которого приходится поздняя весна, которая от лета, по сути-то ничем и не отличается, кроме названия месяцев и обязательной учёбы школьников.

«Хм... а если так подумать, то в Стиксе для молодых людей даже лучше. Школьникам не надо ходить в школу — плюс. Если пацан на момент попадания сюда оказался заядлым геймером, то убийство заражённых будет восприниматься им, как игра — плюс, здоровье выправляется — плюс. Если окажешься достаточно удачлив, смел, силён, то займёшь место среди уважаемых. Для студентов, в принципе, всё то же самое, только проблема недостатка женского внимания стоит острее», — вздохнул, отмечая факт, я.

Ещё немного погоревав во время разминки с последующей ручной работой под горячей струёй, вышел из душа. Посмотрел на пустую клетку, и словно что-то засосало под ложечкой.

Вспомнил, как резко вскочил ночью из-за чувства опасности. Ещё вечером вполне мирная крыса, которая, правда, еле помещалась в клетку из-за размера, перегрызала прут за прутом своего обиталища. Совершенно пустые белёсые глаза не выражали абсолютно ничего. Даже ярость, присущая всем пустышам, не читалась в её взгляде. Сохраняя в сердце последнюю надежду, прибежал с крысой, хотящей меня сожрать, на руках к Коновалу. На что Великий Знахарь лишь достал ТТ и попросил отойти.

«Прости, старая подруга», — сказал я и отошёл. Смотреть на смерть товарища было невыносимо больно, словно вырывали часть моей сути.

«Если хочешь — похорони её», — указал пальцем на тело Коновал.

Так и шёл: совершенно подавленный, с телом крысы на руках и с клеткой за спиной. Каждый, встречающий меня мур, отводил взгляд и спешил по своим делам с утроенной силой. В ночи до самого рассвета копал могилу и плакал. То был второй случай, когда я по-настоящему плакал в этом мире.

Встречая рассвет недалеко от могилы со стаканом портвейна в руках, я сидел и думал. Вспоминал то, из-за чего можно было вообще привязаться к крысе. Пока не дошёл до последнего косвенно связанного с ней воспоминания.

— Хельга... — проронил в пустоту.

Вновь образ жены предстал перед глазами. Большие зелёные, почти изумрудные глаза. Пушистые, но короткие реснички, тонкие брови, чуть рыжеватые, но выгорающие от сезона к сезону. Длинные рыжие волосы, заплетённые в тугую косу ниже лопаток. Тело такое, что её же косой можно обмотать минимум один раз, ноги короткие, но худые, как спички.

— Э-эх! Прощай, подруга! Жаль, что имя ты обрела лишь после смерти. Видимо, херовый из меня хозяин, — залпом допил бутылку портвейна, сделал последнюю затяжку.

«М-да. Надо бы выкинуть клетку. Сколько раз на неё не смотрю — всё вспоминаю», — задумался над этим. «Ага, выкинешь и забудешь всё, — получил ответ как всегда из глубины. — Забудешь — не будет цели. Не будет цели — жить не сможешь. Жить не сможешь — умрёшь. В петлю или к мертвяку в пасть смелости полезть не хватит — сопьёшься. Сопьёшься — всё заново начнётся», — посчитал слова голоса разума достаточно мудрыми, чтобы в очередной раз оставить клетку.

Цель моя с той поры, как я встал с постели Коновала, не изменилась. Найти Хельгу, во что бы то ни стало, хоть ценой собственной жизни, но увидеть её хотя бы раз живой. Пусть она меня не знает, пусть совершенно другой человек и, скорее всего, вовсе не встречалась со мной в том множестве миров, которые сюда приносит.

«Тук. Тук. Тук», — кто-то стучит в дверь комнаты. Быстро накидываю рубашку, натягиваю штаны.

— Войдите! — в обычном мире человек моего статуса показательно закалывает запонками рукава рубашки, я же просто быстро застегнулся на все пуговицы и застегнул эти самые рукава.

На пороге комнаты показался Босяк собственной персоной. Ухмыльнувшись, он спросил:

— Имидж важнее жизни? В Улье сначала проверяют: на месте ли ствол и успею ли я выхватить его? А уж потом думают об одежде, Алеша.

— На месте я не сидел, а ты даже не успеешь понять, — метнул нож в дверь, замахнувшись с даром, а отправив в полёт с обычной скоростью. — Что и как тебя убило.

— Хм, а если бы за дверью был всё-таки не я? — решил уточнить капо.

— Ну, тогда... — сделал вид, что задумался. — Бежал бы быстрее пули, — меньше, чем за секунду времени оказался на том же месте, где стоял, но вновь с ножом в руке.

— Хм, ты времени не терял. Не только дрючил своих оглоедов, но и сам поднатаскался. Как, Алика уже обгоняешь?

— Нет, при всём желании. Алик буквально на качественно ином уровне. Как бы крут я не был, а круче клокстоппера всё одно не быть, — немного грустно выдохнул, опустив плечи.

— Понимаю... Я вообще не справиться о твоём здоровье пришёл. Седой, кажется, нашёл работу, которая будет по силам только нашим отрядам, совмещённым в один.

— Да ну? — удивлённо переспросил я.

— Ну да, — шмыгнув носом, ответил Босяк. — Ну так что, идёшь?

— Куда мне ещё, как не к начальству на поклон? — улыбнулся, вспомнив визит после последнего рейда, закончившегося удачно.

За ради одного того, чтобы идти с Босяком на равных и читать в глазах не презрение с ядовитой завистью в глазах проходящих мимо нас муров, а искреннее уважение и некоторый страх от новичков, стоило пройти тот путь, который я прошёл.

Прошло то время, когда я только-только познал груз ответственности. Неопытному командиру Алеше на смену пришёл уверенный в себе командир Алеша, как бы это не звучало. Испытав горечь поражения и пережив первые потери отряда, словно бы стал черствей. Приобрёл тот цинизм, который нужен в Стиксе, как воздух.

Босяк привычно вошёл в кабинет Седого без стука. Подождал для верности секунды две и зашёл следом.

— Ну что, Алеша, просил серьёзной работы — получай, — нервно сказал Седой. — Садись, сейчас объясню, — на Босяка, который уселся на стул по правую руку, он словно не обратил никакого внимания.

Привычно плюхнулся на стул и хотел уж было закурить, но Босяк вовремя ударил меня по рукам.

— О, я вижу, твой крёстный уже начал понимать степень нависшей над нами всеми жопы. Впрочем, он-то, в отличие от тебя, всегда умел смотреть на картину целиком. Ладно, не буду ходить вокруг да около. На ближайший стаб, откуда мы цепляли рейдеров, совершенно неожиданно пришла цивилизованная власть. Всех нечистых на руку рейдеров и муров поставили к стенке. Сегодня утром пришёл караван вольных торговцев с той стороны, который новость и передал.

— Да, в натуре жопа... — оценил Босяк. — Погоди-постой! Если я правильно понял, что от нас требуется... — он надолго замолчал. — Жопа — это слишком мягко сказано!

— В который раз ты всё верно понял. Ставка высока как никогда прежде. Либо вы выдавливаете их, либо они находят и давят нас, после чего внешники сравнивают этот стаб с землёй, чтобы никто на нам не селился.

— Пахнет войной, — оценил я. — Ладно, как я понял, вариантов у нас всё равно нет. Но что будет в случае, если мы захватим тот стаб?

— Ты станешь правой рукой при крёстном, а твой крёстный — моим полноценным партнёром. Иными словами: точку надо держать, а лучше вас это никто не сделает.

— А путь назад у нас в случае неудачи будет?

— Конечно, если не приведёте хвост. В ином случае вас будет легче пристрелить на тройнике.

— Эх, Седой, — начал Босяк, — а я ведь помню, как вы вдвоём с Ведьмаком твой стаб отбивали. Я ж тогда совсем зелёный был — малоопытнее Алеши.

— Да, моложе были, дурнее, наглее. Может быть, у вас и выгорит.

— Ресурсы? Кадры? Время на подготовку?

— Ресурсы вам доступны почти все, только по кирпичику стаб не растаскивай, а то чувствую я в тебе эту жилку. Кадры — ваши отряды плюс можете часть зелени на мясо пустить. Время на подготовку месяц, но чем раньше — тем лучше. Нутром чувствую: близок тот час, когда рейдеры соберут силы на том стабе и ударят по нам.

— Понял. Начинаем переподготовку, выходим через две недели, — ответил Босяк и встал со стула.

Тоже не стал задерживаться. Незачем гневить начальство, когда у самого вот-вот от полученных известий краник начнёт подтекать.

— Скреббер меня задери! Мы вляпались в небольшую на вид кучу говна, которая разверзлась под нашим весом и всосала нас целиком! — у Босяка первым сдали нервы, я же просто начал смолить, как не в себя, и думать, как обернуть эту ситуацию себе на пользу.

— Не паникуй. Я тебе клятву на оружии приносил не за тем, чтобы умереть, прикрывая твою спину. И, кажется, знаю примерный план действий. Кто у тебя в отряде самый опытный, исключая тебя самого?

— Лом, Гвоздь, Хорек, Анархист, Шут и Штуцер. Правда, все больше дары поддержки.

— Отлично! Просто отлично! — улыбнулся во всю ширь рта. — Пошли к моим парням, будем продумывать план-капкан...

— Ох, что-то не нравится мне твоя улыбочка, ох не нравится.

Готовый план выстроился в голове буквально за секунды. Он был настолько же рискованный, насколько и гениальный. Отряд рейдеров экстра-класса возвращается из черноты с несколькими пленными мурами. Отряд — я с моими людьми и Босяк, пленные муры — часть его людей, которыми можно пожертвовать без потери боеспособности.

«Задача: разыграть спектакль на публику, по пути всё разведав, а потом уйти из стаба. Любую слежку обезвреживать сразу. Как только вся информация будет у нас на руках — атаковать. Не думаю я, что новая верхушка стаба оставит всё по-прежнему, но старые карты тоже держите в голове, мало ли...», — изложил краткий план в тот же день.

— Рискованно, очень рискованно. Что отвечать, если спросят: «Имеете ли вы отношение к мурам?»? — спросил Ведьмак.

— Ведьмак, а вот ответь лучше ты мне, как «Дети Стикса» проникают в цивилизованные стабы? Там ведь тоже ментаты сидят, охрана и прочее такое?

— Тактик у нашего пастыря много было. Слабых скармливал нимфам, обычным рейдерам сулил богатство или знаний, а против сильных шёл хитростью. Либо подкупал обычных, либо использовал слабых. Те подмешивали в еду, напитки, алкоголь, даже живчик, — специальный раствор, тот всех вырубал. В себя коренные обитатели стаба приходили уже скованными на площадях. И, естественно, большинство акций проходило ночью: меньше людей в сознании — меньше работы.

— Вот и мы поступим примерно также, через троянских пленных, а если не выйдет, то возьмём штурмом, но аккуратно. В общем, на месте ещё подумаем, — на том и порешили, назначив начало сборов на другой день.

Глава 20

«Дорога, дорога, ты знаешь так много!..», — напевал себе под нос детскую песенку, вновь сидя на месте штурмана, от которого успел отвыкнуть за месяцы вместе с новичками. Статус важнее, а потому на место штурмана к Ведьмаку сажали Пуха. Его сейчас с нами не было, в дело я взял только старую команду. Иначе группа прошедших через черноту с пленными мурами выглядела бы максимально подозрительно. Да и не становится охотниками за головами зелень, иногда могут дать такой заказ, который и старожила Улья положит влёгкую.

Нашу легенду поддерживает то, что на западе от стаба Пекло, на востоке внешники из технологически развитого мира, на юге стена черноты, а на севере столь непостоянные кластеры, что легче тропу через эту самую черноту найти.

Хотя, по рассказам Босяка, некоторые смельчаки всё-таки проходили через эту стену и даже возвращались несколько лет спустя совершенно другими людьми. Ведьмак таким способом и попал к ним, перешёл через черноту не в то время не в том месте и пожалуйста, теперь ты в мурах нах.

В этот раз тропу нашли караванщики, а потому до ближайших перезагрузок путь был относительно известен, чем мы и воспользовались. Беда состояла только в том, что транспорт придётся оставить на том тройнике, где проводилась сделка с внешниками.

На вопрос: «Как его протащили караванщики?» Босяк многозначительно ответил: «У них всегда есть свои пути, — а потом мрачнее добавил. — Возможно, эта тропа нас вообще не пустит».

— Всё, приехали! — объявил Босяк на общей чистоте.

— Отлично, хоть ноги размять, да узнать, чем эта чернота вообще опасна, — ответил я, спрыгнув на бренную землю.

— Чем опасна? — спросил Ведьмак. — Например тем, что запирает тебя совершенно в другом районе, выход из которого либо через Внешку, либо через Центр.

— И это тоже, — подтвердил Босяк. Но вообще, сам всё увидишь и почувствуешь.

Временный привал устраивать не стали. Просто перепроверили снаряжение, закинули рюкзаки с обмотанным спецлентой всем — «Чтоб не разлагалось» — и пошли.

Уже стоя на границе обычного кластера с мёртвым, я словно смотрел на обычный мир под чёрно-белым фильтром. Только чёрный цвет по ту сторону словно живой манил к себе. Вещи блестели на солнце, переливаясь всеми оттенками чёрного. Это завораживало и пугало.

Неслышно чертыхнувшись, Босяк повёл группу вперёд. Стоило ему только ступить на чёрную траву, как она рассыпалась мелкой крошкой, которую хотел подхватить ветер, зашедший на проклятую землю вместе с ним. Но вместо того, чтобы унести прах дальше или вынести на тройник, ветер докоснулся до него и затих. Рассыпался сам.

Я словно слышал хруст под ногами. Даже пыль перетиралась в нечто куда более мелкое и неосязаемое. Старожилы смело вдыхали мёртвый воздух, я же опасался этой... субстанции. Повязал бандану в качестве маски на лицо и ступил на территорию мёртвого кластера.

Влияние необычной атмосферы ощутилось мною сразу. Закружилась голова, картина мира перед глазами немного поплыла и потеряла всякий цвет, оставив только черноту и бледные силуэты впередиидущих. Желудок, как и кишечник, начал сокращаться, призывая меня к опорожнению, а вскоре и мочевой пузырь наполнился до самых краёв.

Кое-как справившись с собой, нагнал Босяка и описал ему своё состояние.

— Это обычные чувства для первой ходки по черноте. Она старается нас выжать до самого дна, чтобы мы стали частью этого мира, не вернувшись в мир живых. К этому невозможно привыкнуть до конца, если в отряде нет «ходящего сквозь черноту». Дар чертовски редкий, даже реже клокстопперов. Может, у того каравана, который передал новость, такие есть, потому что они часто ходят через границу районов, а каждый район...

— Ограждён такой вот стеной. Знаю, не надо по новой.

— Что ж, ты прав. Лучше экономить силы, но передвигаться как можно быстрее. Даже монстры Улья, как Коновал, Седой и Ведьмак не могут на черноте дольше суток держаться.

— Кхм, последний рывок к вам занял у меня трое суток, а было это век с лишним назад, — вмешался Ведьмак. — А Седой вообще на черноте месяц стоял, близь этого тройника правда, но стоял.

— Это я так тороплю Алешу, мы можем растянуться и плестись, аки гусеницы, но как бы мы уже не опоздали. Битвы на черноте — это нечто страшное. Особенно с Неназываемыми. Они — единственные существа Улья, которые переносят черноту вообще без последствий для собственного здоровья.

Сложно представить, какой силой должен обладать человек, способный продержаться на мёртвом кластере месяц. Впрочем, живой пример перед глазами у меня был.

Ведьмак — полная загадок личность, предавшая сильнейшую (или просто самую известную) секту в Улье, называющую себя её детьми. Один из сильнейших рейдеров, которых я встречал, не раскрывший даже одной четвёртой своих сил. «Иногда мне кажется, что при желании Ведьмак может раскидать весь отряд в одиночку и вернуться в Большой Стикс, совершенно не опасаясь за свою жизнь».

Примерно на втором часе пути дико захотелось курить. Плюнул на это желание, так как сигареты с зажигалкой тоже были обмотаны и закинуты в рюкзак из особого материала. Не сказать, что чернота не брала такой рюкзак совсем, но для сравнения прочности я повесил на рюкзак ещё один рюкзак — самый обычный походный.

Результаты эксперимента планировал узнать на ближайшем тройнике. Наиболее полная карта маршрута каравана хранилась у меня в голове, а также в головах Босяка и Ведьмака. Мне её дали, как главному штурману и картографу групп. И тут важно уточнить то, что для мёртвых кластеров в Улье большинство рейдеров использует иное обозначение всего, за которым скрывается простое: «Это не трогай, туда не ходи — умрёшь». Единственное, в чём на таких картах можно быть на сто процентов уверенным — это зелёные зоны. Малые стабильные кластеры или обычные кластеры, на которые чернота ещё не оказала своё тлетворное влияние.

— Когда ж там будет этот тройник? Курить хочу — не могу! — облегчил душу.

— Нескоро, Алеша, ой нескоро, — ответил Босяк. — И да, сними ты эту маску! Не помогают они нихера. Чувствуешь, что тебя мутит? — кивнул в ответ. — Вот, это борьба споранов внутри нас с тлетворным влиянием местной атмосферы. Каждую секунду, которую ты стоишь на мёртвом кластере — ты умираешь и собираешься заново. Те же несчастные, которым не повезло стать антрацитом, просто истощили свой организм до такой степени, что ему неоткуда стало брать ресурсы на пересборку. Как-то так, — философски закончил он, после чего поправил лямки рюкзака и ускорил темп.

Ещё через час пришёл раздирающий душу кашель, такой силы, что маска тут же стала влажной, а кровь с неё в одно мгновение высыхала и осыпалась чёрным пеплом. Фил быстро снял её и дышать стало не то что легче, но как-то иначе. Воздух словно сам стал легче и чуть слаще на вкус. Сладость прибавляла моя кровь.

С каждым пройденным километром различия этих кластеров от обычных всё больше стирались из памяти. Казалось, будто весь Улей — это мир без красок, который убивает тебя, выжимая по капле. И самое страшное — это не монстры, люди или неназываемые, это — сама природа.

Местные виды прекрасны в своей мертвоте и вечности. Например, где ещё можно увидеть цветок, с одним опавшим на землю лепестком и севшей на него бабочкой? Правильно. Только среди мрака, где всё замирает. «Прямо как в стрип-клубе: смотреть можно, а трогать нельзя».

Скривился от собственной мысли, но долго бегать от природы и инстинктов не получится, а потому, когда разведка миром будет завершена, нужно будет отдохнуть не только физически, но и ментально. Ни разу за всё это время, мне так и не попадались иммунные девушки, а насиловать будущий труп — мерзость. «„Мерзость“, через которую ты пропустил Фила», — вновь напомнил внутренний голос.

Всякий раз, когда я уже хотел погрузиться в глубокий транс, сознание давало оплеуху в виде укола совести. Отвлекаясь на застывших бабочек, цветы, даже на солнечный свет, который не обжигал, сам теряя как в яркости, так и в теплоте. На Солнце можно смотреть без солнцезащитных очков — величайшая радость для многих детишек и взрослых, застрявших в детстве, наталкивающая меня на мысли о чём-то непомерно далёком.

Словно ощущаешь на себе прикосновение вечности, заглядываешь под тёмное одеяло, расшитое бисером звёзд, стремясь увидеть начало начал самой великой из блудниц — самой вселенной, матери всего. И если уж Стикс сшит из множества кусков такого одеяла, есть ли конец у жизни?

— Конечно есть, — услышал, как сквозь вату, голос Ведьмака. — Твой чуть не настал только что, а для наших врагов у нас припасено несколько десятков концов!

Осмотрелся. Я лежал на траве, на границе с чернотой.

Обычная зелёная трава, которая хрустит под ногами только после росы, в которой приятно пробежать босыми ногами. Потрогал рукой — ну точно! Недавно сюда легла роса!

— Это что ж, вы больше суток меня сюда тащили?

— Кто знает, кто знает... может мы все унеслись в вечность и застыли на середине пути?

— Не пугай босса! — вступился Алик. — Я ещё помню свой первый переход по черноте, как она тянет к себе. Это реально страшно.

— Да, особенно если есть склонность к философии и тяга к эстетике, — подтвердил Босяк. — А у тебя, Алеша, очень сильно и то, и другое, ещё и тяга к вечному.

— Так сколько вы меня на себе тащили? — мысли путались, а в голове всё ещё витали остатки вечности.

— Часов пятнадцать так точно, — прикинул Бык. — Может, чуть больше. Часы-то все остались в мешках.

— И надолго мы на этом стабе?

— Пока ты в себя не придёшь, и все не отдохнут. Да... давно я такой мощный поток сознания, направленный всюду и приходящий из ниоткуда, не чувствовал. Аж у самого голова заболела.

— Я примерно тоже самое почувствовал, — подтвердил Ведьмак. — Для пограничья мысли Алеши слишком чёткие. Как бы не прервали процесс познания «ходящего».

— Так вы с Босяком телепаты, что ли? — устав гадать, бормотал ли я под нос всё то, о чём думал, спросил напрямую.

— Да, мой дар в направленном сканировании людей. Что-то среднее между телепатом и ментантом, — ответил Босяк. — Седой потому меня в самые жопы отправляет — закаляет, чтобы ему смена была в командовании и наборе кадров.

— Ну а я — полноценный телепат, — присоединился Ведьмак. — В ментаты мне путь закрыт, ибо любое отрицательное намеренье бьёт по ментальному здоровью сильно.

«Ну, что ж, одним вопросом меньше, — решил я. — Зато добавилась куча новых, самые важные из которых, кто же эти ходящие по черноте и что именно за процесс осознания? Неужели, способность переносить черноту — это нечто большее, нежили простой дар Улья?».

Однако сколько бы я не бился над этими вопросами, постоянно оказывался у поворота в тупик, словно решение находилось либо чуть раньше по улице, и я его уже прошёл, либо чуть дальше, и надо просто пройти чуть больше.

Я стоял и смотрел на мёртвый кластер, пытаясь вновь ухватить то состояние, но чем меньше во мне оставалось влияния черного кластера, тем дальше от вечности. Попытка задуматься над теми же вещами в обычном состоянии вызвала лишь головную боль и прилив крови к голове такой силы, что из носа потекла тонкая струйка тёплой солёной крови.

Бросив попытки познания, стал помогать отряду с лагерем и чисткой оружия. Как оказалось, я не совсем правильно понял суть воздействия черноты на предметы. Пока человек жив ему нечего бояться за одежду на нём и за то, в чём нет механических деталей, зато стоит черноте поглотить его окончательно, как абсолютно всё становится частью проклятой земли. Отдельной статьёй стоит как раз-таки всё механическое. Всё вооружение, часы и даже моя зажигалка изнашивались сильнее, словно лежали десятилетиями и просто ржавели.

На тройнике, со всех сторон окружённом чернотой, мы провели только ночь, не учитывая часы на подготовку лагеря и сбор. Во время этого Босяк с Ведьмак спорили, что именно делать с моей тушкой, если я вдруг снова отправлюсь разумом в вечность.

В конце концов они пришли к согласию, что в случае чего будут тащить меня и до следующего тройника, но если же моё познание вечности за второй переход так и будет витать вокруг да около истины, не сдвигаясь ни на йоту дальше, то в третьем переходе — финальном — просто бросят мою тушку посреди черноты.

— Что ж, жестоко, парни, но и в этом своя правда есть, — согласился я и вновь последним ступил на мёртвую землю. Ради эксперимента закурил сигарету. Что с ней станет? Стоило сделать затяжку, как сигарета рассыпалась, а внутрь лёгких попал её прах.

К сожалению или к счастью, в первые часы перехода ничто не натолкнуло меня на рассуждения о том, о чём даже мудрейшие из людей имеют лишь понятие столь зыбкое, что оно рассыпается, только дотронься. Ни красоты, ни ужаса столь сильного не увидел.

Атмосфера уже не давила так сильно, да и природа вокруг не поражала своей необычностью. Однако переносить воздействие черноты стало на порядок легче, чем в первый раз, хотя между переходами прошло явно намного меньше времени, чем должно для полного восстановления.

— Есть несколько путей достичь просветления, — меж тем объяснял Ведьмак. — Первый и самый быстрый — это тот, которым пошёл ты, но он же и самый трудный, ибо познание сути вещей для человека очень сложно с самого начала времён. Второй способ требует больше времени и полноценной жизни среди всех обществ Улья. Я иду им. Жил среди «Детей Стикса», среди рейдеров и муров, но для полноты картины мне не хватает взгляда на институтских и внешников, нолдов и обычных. Хотя, познавшие Улей говорят, что второй путь откроется только для тех, кто сможет прожить хотя бы неделю среди атомитов, мутантов и пережить встречу со скреббером. Третий путь — это дать мёртвому кластеру поглотить себя, уйдя разумом настолько далеко, что станет неотличимо тело от травинки. Практически не различается с первым способом, разве что дар нужен особый, который отделяет дух от тела.

— А-а-а, — вклинился Босяк. — Крыло «Бессмертных»?

— Оно самое.

— Жуткие существа. Неназываемые от мира людей. Не умирают, умеют становиться нематериальными, по черноте ходят, что по обычной земле. Высшая каста килдингов, — пояснил Босяк для меня.

— Да, до «Бессмертных» никому не дотянуться. Разве что тебе, так как ты победил скреббера. Ну, как «скреббера»? Не совсем его. Скорее дух, который нашёл оболочку в виде того элитника, который нас тогда чуть не угробил, но да, они очень похожи на них и на «Бессмертных».

Словно что-то почувствовал во время того, как Ведьмак назвал неназываемого своим именем или тем, что его заменяет.

— Скреббер... — повторил, вслушиваясь в природу вокруг, в себя, в суть.

Травинка недалеко от меня покачнулась, словно от дуновения ветерка. Что-то изменилось вокруг отряда, что-то изменилось во мне. Нарастающее чувство живости этого мира, его понятности.

Травинка покачнулась не потому что я призвал неназываемого на его земле — я смог вдохнуть в неё жизнь. Ещё не до конца понимая, зачем это делаю, пошёл и сорвал цветок, с застывшей... нет... уснувшей на нём пчелой.

Цветок не рассыпался у меня в руках, а лишь тяжко покачнулся, просыпаясь ото сна. Пчела лениво бзыкнула и перелетела с оторванного от корней цветка мне на нос.

— Именем хозяина этих земель, проснитесь, скованные цепями вечности, — слова словно приходили откуда-то. — Покуда Я здесь — эта земля жива, вечность не властна над ней, ибо я живу в гармонии с ней и делить нам нечего.

И мир не приобрёл прежних красок, оставаясь всё таким же антрацитовым, но все почувствовали дуновение ветра. Свободный южный бриз, дующий нам в лица. Моему собственному удивлению не было придела. Не верилось в то, что я смог вдохнуть жизнь во всё вокруг.

— Чёрт, Алеша, ты воистину самый необычный мур, которого я видел! — воскликнул Босяк. — Подумать только, мать моя женщина, «ходящий»!

— Просветление первого пути. Самого трудного, но самого сильного. Если оставить Алешу бродить по черноте, чтобы бросить вызов хозяину здешних земель, то он станет сильнее нас всех вместе взятых, — прокомментировал Ведьмак. — Такие просветлённые черпают свою силу из черноты и «освобождают» кластеры от её влияния.

— В потенциале просветлённый первого пути опаснее крыла бессмертных? — спросил я, смотря, как пчела изучает меня, переползая с пальца на палец.

— Конечно! Будучи обычным иммунным ты победил скреббера, а сейчас ты бы просто поглотил его силу, ну, или он твою, как всегда всё зависит от силы и умения ей пользоваться.

— Ясно, — коротко ответил. — Ну, что теперь? Устраиваем охоту на скреббера или идём своим путём?

— Неплохо было бы составить тебе компанию, чтобы прикрыть, но это — только твой бой. Если хочешь — брось ему вызов сейчас, а хочешь — продолжай идти с нами, — ответил Босяк.

— Что ж, — подумав, ответил я. — Я пойду с вами, всё равно пока не чувствую его влияния.

С каждым пройденным по ожившей земле шагом, чувство, что я становлюсь сильнее, только крепло. Также стремительно нарастало понимание скорой расплаты за свои новые способности. Битва с хозяином этих земель — лишь вопрос времени. «Надеюсь, не скорого».

Глава 21

«На дары надейся, а сам не плошай!» — один из главных законов всех иммунных. Моя новая сила не была даром Улья, в привычном понимании, а потому и надежд никаких я на неё не возлагал. Однако скреббера почувствовал раньше, чем Татарин.

Словно конкурент на территории, желающий вернуть её себе, он ударил по мне ментально с такой силой, что я покачнулся и уронил каплю крови на траву. Мир стал застывать обратно, возвращаясь к своей потусторонней сути.

Прежде, чем я успел предупредить, Босяк с Ведьмаком поняли, что происходит вокруг и стали уводить отряд. Напоследок задал бывшему килдингу вопрос:

— Что будет, если я одолею эту тварь? — голова в любую секунду готова растрескаться на мириады осколков, невероятным усилием воли я не только держусь, но и огрызаюсь на ментальном уровне в ответ.

— Заберёшь её силу, а чернота, которая была под её влиянием, начнёт терять силу и тоже уходить к тебе.

— А если паду?

— Падёшь — умрёшь, и нам недолго останется, — с этими словами Ведьмак развил практически максимальную скорость и скрылся из вида. Однако краем сознания я чувствовал его. Чувствовал, как союзника, в отличие от той концентрированной иной воли.

По мере приближения ко мне зло скреббера росло. Он видел то, чем стала его земля. Жизнь вновь бурлила и стремилась к смерти, что совершенно не устраивало это существо. Скреббер, также, как и все, боялся смерти, а потому ему было комфортно в таком застывшем, но уже мёртвом мире. «Смерть не приходит, если ты уже умер».

Было комфортно, пока не пришёл я. Другой скреббер, прославляющий жизнь его именем, его силой. Столь ужасающий в своей способности выпивать собратьев до капли и возвращать жизнь в мёртвый мир, что сокрытие в тенях всё равно привело бы его к погибели, так что он решил противостоять мне.

Не знаю, откуда пришло понимание. Словно скреббер сам дал себя прочитать, как открытую книгу. По мере того, как расстояние меж нами сокращалось, я всё громче и громче читал нараспев:

— Силою своей, с которой я пришёл в этот мир и с которой уйду, запечатываю эти земли за собой. Смерть придёт в свой час, пожнёт, как пожинает всех, и не задержится надолго. Жизнь будет идти здесь и всюду, докуда дотянется воля моя, своим чередом, — раз за разом, снова и снова, по скреббер, не в силах пробиться через щит, не решил наладить контакт.

«Человек. Необычный. У тебя мало сил, чтобы зваться равным мне. Зачем ты пришёл сюда, сеющий жизнь?».

«Я пришёл сюда затем, чтобы испытать свою силу с достойным противником. Ты — достойный. В случае моей смерти всё вернётся так, как было, а ты не гонишься за теми, кто пришёл со мной. Если же ты отправишься в вечность, или куда там отходят скребберы, твои земли станут моими. Моё слово».

«Ха-ха-ха! Ты дерзок, глупый смертный! То, что ты знаешь суть, этой сути не меняет. Ты не можешь влиять на мироздание — слишком слаб. Так уйди и отдай то, что забрал себе, иначе никогда не станешь равным мне!», — в голове возникли сотни тысяч образов, как хозяин этих земель крушит караваны, сминает волю «ходящих», как бумагу, а потом пожирает их силу и суть.

— Даже если мне суждено погибнуть, я уйду так, как сочту достойным, — сплёвывая кровь, на пределе сил сказал я.

Поднял с земли веточку, которая не успела обратиться в прах, заглянул в неё. Простая веточка, понятная даже маленькому ребёнку, но сколько возможностей она в себе таит. Если прижить её к какому-нибудь деревцу — она даст свои ростки. Если поднять с земли и представить, что держишь оружие — она станет этим оружием. Не таким смертоносным, как настоящий меч в руках ребёнка, но даже больше, чем меч, в руках война.

Раскрутил её вокруг себя, создавая потоки ветра, которые разносились во все стороны и вновь вдыхали жизнь. С сотым оборотом скорость стала такой большой, что потоки уже не обдували, а разрезали траву.

Воля скреббера не могла пробиться сквозь барьеры и постепенно сдавала позиции. Мир снова оживал, а хозяин этих земель уже ступил туда, до куда доносились мои ветра.

Не прекращая раскручивать палочку, которая в моих руках отточилась до острейшего клинка и направлять свою волю вместе с ветром, я услышал душераздирающий вопль. Полный не боли или злобы, а бессилия.

Воля скреббера треснула и я проник в его сознание, посылая мыслеобразы. Одна за одной, перед его глазами вставали картины жутких смертей элитных тварей, враждебных рейдеров и даже одного младшего собрата. Он знал, что такое страх — прочитал в сознаниях своих жертв, но впервые он почувствовал его сам.

Ветры, каждый поток которых отточен до бритвенной остроты и несёт волю сеющего жизнь, сдирали с него плоть, заставляя выть всё громче. Ему хотелось сжаться до маленькой мухи, которую потоки ветров не заметят, и улететь туда, куда воля его жуткого собрата не дотягивается. Вновь уйти в тень, стать как можно незаметнее для путников.

Однако его воля, его собственное «Я», истончались с каждой секундой этой неравной битвы разумов и он уже не мог никуда убежать. Дары отказывали, свои силы уходили на постоянную регенерацию под воздействием атмосферы собрата.

Найдя скреббера раненым посреди поляны в двух кластерах от того, где мне пришлось расстаться с отрядом, я стал осматривать гиганта. Массивная туша его сочилась чёрно-желтоватой кровью, а головогрудь вздымалась при вдохе и выдохе.

Чувствуя силу, исходящую от него, я вдруг понял, что победил только из-за ошибки монстра. Из-за его самонадеянности и веры в собственные силы.

Уже занеся палку-клинок для последнего удара, я услышал в голове вопрос:

«Достойно ли я сражался, сеющий жизнь собрат?».

— Как подобает хозяину, ты сражался достойно и яростно, — сказал я, после чего вогнал клинок между защитных пластин. Тот вошёл на удивление легко и плавно, как нож в масло.

Как только неназываемый испустил последний вздох, ощущение чужого присутствия пропало. Вместо него пришло знание о том, что твориться на моих владениях. От третьего тройника — последнего участка пути — выдвинулась многочисленная группа рейдеров, связи с которыми я не ощущал.

Группа Босяка же в среднем темпе продвигалась в сторону этого самого третьего стабильного кластера. Прикинув в уме известную карту с собственными ощущениями, вычислил, что сойдутся две группы примерно через два часа пути.

Разделывал скреббера и одновременно пытался разобраться в своих новых силах и том, как можно замедлить группу противника. Ни к чему в итоге не пришёл, зато заполучил две красных жемчужины и одну белую.

На внутреннем таймере оставалось едва ли полчаса до тех пор, пока одни наткнутся на других, когда я догнал с помощью ветра свою группу.

— Босяк, Ведьмак, сюда движется группа рейдеров предположительно с интересующего нас стаба. Будут через полчаса-сорок минут максимум.

— Стоп, а ты откуда знаешь? — удивился Босяк.

— Он стал хозяином ближайшей черноты, уничтожив второго скреббера в своей жизни, — быстро объяснил Ведьмак. — Так, попробуй использовать свою силу для направленного воздействия на них. Нашли мороки, сгусти черноту, выпей их силу.

— Знал бы я ещё, как это работает. Вас я чувствую и вижу связь. Могу как дать сил, так и отнять. А их я чувствую, но связи не вижу. Я знаю, что сильная группа рейдеров движется по моей земле, но воздействовать на них никак не могу.

— Печально, значит у них есть такой же «ходящий», как ты.

— Погоди, то есть, как я? Убивший скреббера и познавший суть?

— Возможно. Я ж говорил про тройственность путей просветления. Возможно, что он просто переродился в ней, пошёл по третьему пути. Возможно, как ты, по первому, но, что вероятнее всего, по второму, так как ты говоришь, что чувствуешь очень сильный отряд. С твоим новым восприятием скреббера «очень сильный» — это тот, с которым лучше не пересекаться, чтобы и дальше править этими землями. Чёрт, чёрт, чёрт! Мы для тебя как изначально ощущаемся? Есть шанс, что ты сам по себе пока что очень слаб, как скреббер.

— Вы? — задумался, уйдя в себя, сравнил ощущения, выплыл на поверхность. — Вы не более, чем двуногий противник, мощный в своей силе, но слабый против меня.

— Чёрт, чёрт, чёрт! — плевался Ведьмак. — Нам пиздец.

— Вынужден согласиться, — сказал Босяк. — Я чувствую от Алеши столь ужасающую ауру силы и спокойствия, что она вызывает уважение. Если те ребята, которых послали по наши головы, так сильны, то да, нам пиздец.

Вновь раскрутил палку-клинок, что отточилась об мои ветра.

— Я свяжу их боем, а вы нападёте, когда внимание их «ходящего» будет полностью сосредоточено на мне, — закинул в рот белую жемчужину и побежал с такой скоростью, что лишь услышал вслед отдалённый свист Ведьмака.

Стоял метрах в ста от группы и считывал их «ходящего», который тоже почувствовал меня, но не мог найти. Он оказался на порядок слабее нового меня. Однако, всё ещё помня, как самоуверенность буквально три часа назад сгубила скреббера, который правил в этих не одну сотню лет, не спешил нападать. «Ходящий» чувствовал мою волю, но не мог ухватить, я же читал его, как открытую книгу.

Новая власть стаба наняла эту группу для зачистки того района, откуда предположительно приходили муры, так как ни один из них не сказал, откуда прибыл и с какой группировкой связан. В качестве оплаты группа взяла практически все запасы жемчуга Венеции, сразу их употребила и выдвинулась в черноту.

Практически все в отряде этой группы получили в дар защиту от ментального и губительного воздействия всех атмосфер, стоило им только ступить в черноту. Три часа назад «ходящий» почувствовал, как меняется сама суть этих кластеров, как дуют новые ветра, но примерно пятнадцать минут назад всё вернулось на круги своя. Он подумал, что бросивший вызов скребберу умер, а потому заставил группу ускориться. «Пока скреббер ранен и вымотан сражением, эхо сил которого я чувствовал даже на тройнике, нам стоит поспешить, мы возьмём богатую добычу сверх того, что уже получили!».

Аккуратно перестав копаться в его мозгах, разорвал ментальный контакт и скрыл свою волю. «Жадный ублюдок, думает, что я проиграл, и гонит своих парней на смерть. Глупо и самонадеянно. Ничего, сейчас мы тебя отучим так делать!».

Поднял ветра и передал им свою волю.

Так как парни в его отряде получили защиту только от атмосферы и ментальный блок, то против моей воли и сути ветров у них не было ни шанса. У некоторых сразу полопалась голова, некоторые послушали ветер и стали стрелять в своих, а после убили себя.

За несколько минут «ходящий по черноте» остался в абсолютном одиночестве. Но даже один, спутанный моей волей и напуганный силой, что так быстро лишила его отряда, он представлял очень большую угрозу. Напоминал крысу, загнанную в угол, и оттого более опасную, нежили когда-либо до этого.

Однако скрываться сейчас я посчитал верхом недостойного скреббера поведения, а потому появился из ветра прямо перед ним. На что тут же получил ответ в виде летящего в меня свинца. Но свинец летел настолько медленно даже без использования дара, что я просто оббежал его.

Зарядил рукоятью палки-клика «ходящему» в зубы и наставительно сказал:

— Нехорошо так встречать хозяина этих земель, очень нехорошо. Я по-доброму поговорить пришёл, а ты сразу стрелять. Очень нехорошо.

— А что мне убийцу моего отряда живуном поить прикажешь? — сплюнув кровь, ответил он.

— Ну, не знаю, не знаю, уж точно не так встречать, — развёл руки в стороны. — Ты настолько слабый ходящий, что я удивляюсь, как вас атмосфера предыдущего хозяина не убила.

— Она и убивала. Двое с ума сошли и застрелились, третий поймал состояние просветления с другой стороны тройника, который дальше на юг, да так и остался, стал частью этого мира, а тут вот ты.

— М-да, понятно, что ты дерьмо и звать тебя никак. Твоя воля — бумага, твоя сила — ничто. Ты. Поглощён. Мной. — проговорил, глядя наёмнику в глаза, из которых постепенно утекал свет.

«Он и правда слабак», — убедился, когда никакой особой прибавки в силе не почувствовал.

Дождался отряд Босяка, сидя на пригорке перед тройником. Последним перед совершенно другим районом.

— Я смотрю, судя по трупам, которые лежат недалеко, отряду нечего было противопоставить новоявленному скребберу из числа «Бессмертных»? — спросил Ведьмак.

— Да, — с ухмылкой ответил я. — Их «ходящий» оказался ни на что не годной пустышкой, а защищали их только дары Улья, полученные с помощью награды, которую они взяли авансом.

— У тебя просто ужасающая аура, я такую не чуял даже от наших просветлённых, — вновь сказал он.

— И я, кажется, знаю, с чем это связано, — ответил сам. — Каждый скреббер уникален по сути своей. Понимающий суть, прошедший первым путём просветления, убивший скреббера в бытность простым иммунным, и схлестнувшийся с тварью, которая считала эти земли своими не одну сотню лет. Как думаешь, что за аура должна быть у такого безумца?

— Не знаю. Наверное, безумная и разрушающая? — предположил он.

— Наверное, — сказал я, — вам виднее, — и улыбнулся.

— Да, нам виднее, — сказал севший с другой стороны Босяк. — Однако как бы силён ты не был — научись скрывать свою силу. Мне некомфортно находится рядом, Алик и Фил вообще долго не могут в твою сторону смотреть — страх и неизбежность собственной смерти овладевают ими. Один Ведьмак вон видимых трудностей не испытывает.

— Должен заметить, что видимых трудностей не испытывать — не значит: «не ощущать страх и дыханье смерти у плеча», — слегка язвительно ответил он, передразнивая интонации Босяка.

— Ладно-ладно, парни, как только дойдём до стаба, постараюсь разобраться со своими новыми силами. Да, и, к тому же, я понимаю, что помощник главы отряда охотника за головами не может быть сильнее самого главы в несколько раз.

Надеюсь, все помнят изначальный план? — спросил, когда наш отряд уже оказался на стабильном клочке земли. Дождавшись кивка ото всей группы, сказал: — отлично! Тогда вы связывайтесь, развязывайтесь, подготавливайтесь в общем, а я покамест разберусь в себе. Посох не трогать — йобом токнет так, что не встанете потом, с этим предупреждением ушёл внутрь себя.

***

Внутри было как-то пустовато, лишь второй я парил где-то вдали. Тот самый зверь, который является по совместительству голосом разума и тот, от которого я постоянно получаю оплеухи, если делаю что-то не так.

Все мои предыдущие визиты сюда носили либо очень краткосрочный характер, либо являлись вынужденным заточением от монстра, свободу которого я не ограничивал ровно никак. Понимал: бесполезно — порвёт любые цепи, бессмысленно — без него мне всё равно не справиться с великим множеством проблем этого мира.

— О, привет, Алеша! — поздоровался он, почувствовал моё внимание к своей персоне.

— Привет, Саша! — радостно ответил я, после чего дал себе в печень. Скривился от боли, но на нём это тоже проявилось. — Я тут клапан ищу один, с силой, которую получил недавно, убавить надо, а то сотоварищей пугаю и рискую спалиться раньше времени.

— Пф, а япочём знаю? Это у нас ты отличился, совершенно без моего участия. За что, кстати, немного обидно. Я чувствовал всё то, что ты, силу того мутанта и гадкие мысли этой падали. Ух, если бы ты пустил меня порулить — я бы развлёкся.

— Ага, и завалил бы нам всё, а так и чисто, и быстро, и красиво.

Представил себе собственное тело и источники сил. Ментальных — белый источник находился где-то у мозжечка. Физических — красный у паха. И источники каждой из своих способностей.

Один, как и ожидалось мной, предстал совершенно иным. Огромный шар чёрного цвета, раза в три больше совокупных сил всех моих источников вместе со способностями, от которого идут маленькие шланги ко всем остальным, примерно раз в удар сердца по ним стекает в другие источники избыточная сила — механизм безопасности от самого себя, а заодно возможность стать сильнее, просто находясь на черноте.

— Так, ну где она, эта сила скреббера, я понял, только вот как её заглушить?

— Просто наладь процесс обоюдной перекачки сил, а не стравливания. Когда надо будет — в дар перекачаешь, когда по черноте пойдёшь — опять назад. К тому же, как я понял, твои «друзья» хотят, чтобы ты перестал всех пугать своей аурой, а для этого достаточно наладить распределение силы не в одном источнике, а в нескольких. Попробуй создать сосуды силы в конечностях и подведи туда шланги, так сказать.

Поступил по совету монстра внутри и почувствовал, как становлюсь сильнее физически, а источник силы скреббера на треть меньше.

***

Вынырнул из глубин сознания и спросил:

— Ну, как я теперь ощущаюсь?

— Менее пугающе и более цельно. Словно пересобрался и нашёл, куда девать избыток силы с пользой, — ответил Босяк.

— Согласен с коллегой, кэп. Ты стал равен нам по силам, и больше не душишь аурой.

— А у вас, как я посмотрю, всё готово к началу операции «нос в пуху, а в жопе ветка — это к вам ползёт разведка»? — осмотрел на совесть связанную часть нашего отряда.

— Да, мы готовы к тому, чтобы разведать стаб. Только скажи, Алеша.

— Что значит «только скажи»? Это ты командир или я, Босяк?

— Я. Но на тебя поставлено слишком многое, к тому же первоначально — это твой план.

— Раз мой, значит чего сидим, кого ждём? Пошли, стаб сам себя не захватит.

И мы неспешной поступью, ведя пленную часть нашего отряда, пошли туда, где планировали отдохнуть с пользой.

Глава 22

Выйдя из черноты, я почувствовал себя слегка неуютно. Моя воля осталась такой же крепкой, клинок-посох пропускал через себя ровно столько же силы, сколько пропускал там. Прислушался к этому чувству и понял: оставив свою землю без присмотра, я освободил её для другого скреббера, который может точно так же оспорить моё право на неё, оттого и неспокойно на душе.

Постарался познать это чувство, окунуться в него с головой. Ничего хорошо из этой попытки не вышло. Чем больше анализировал его, тем больше хотелось обратно на мёртвый кластер, на свою землю. «Говорят, убив дракона, герой со временем сам становится драконом. Иронично, не правда ли?».

Путь до Венеции я считал из головы того «ходящего», Димок его звали. Уже знал, кто нас встретит и что нас ждёт, знал, что говорить, чтобы нас пропустили. На удивление, Босяк прислушался к моим словам и мы заранее немного изменили легенду, дабы не вызывать лишних подозрений.

Опять-таки мы сами устроили планомерную охоту на заражённых, близких к элите, а то и элитников. Уж очень хотелось как можно скорее освоить свои новые силы и научиться контролировать их в полной мере. Да и прийти на явно бедный после недавних событий стаб с пустыми карманами означало: «остаться за его стенами и проделать весь путь просто так».

Удивительное дело, но проходя рядом с чернотой, которая уже не принадлежала мне, я ощущал любопытство. «Что там ждёт, кто хозяин тех земель, если столь мощный собрат просто существовал рядом, не пытаясь отбить территорию», — словно молодой лев, только вошедший в силу и победивший недавно собственного отца, я хотел большего. Большей силы, большей крови, больших территории.

И что ещё более удивительно, так это то, что на территории мёртвого кластера, не принадлежавшего мне, я не смог призвать ветер, чтобы тот встал на мою сторону. Просто не смог. Никак. Это пугало. «Сила скреббера, которому принадлежат эти земли, невообразима. Моих собственных еле хватает на то, чтобы сопротивляться местной атмосфере и его воле. Слишком слаб для того, чтобы он интересовался моими землями».

— Может быть потом, когда Венеция станет нашей, я брошу тебе вызов, но не сейчас, — сказал я, вынув из мёртвой земли посох.

«Буду ждать», — простой мыслеобраз, в котором содержалась капля заинтересованности среди моря тоски и скуки, но сколько силы чувствовалось в нём. Голова тут же налилась свинцом, мир перед глазами покачнулся и стал смазываться. Кое-как устоял на ногах, держась за посох, тряхнул головой, освобождаясь от чужого присутствия в голове.

Вернулся к парням, которые за то время, пока я прощупывал черноту, успели неплохо так оторваться, и сказал:

— Теперь я понимаю, как чувствовал себя Димок во время того, как я лишил его отряда. Столь велика разница сил меж нами, — говорил с большими паузами, подбирая слова. — И отнюдь не в мою пользу.

— Не расстраивайся, Алеша. Этот скреббер явно завтракал менее сильными сородичами ещё в те времена, когда я только попал сюда, — утешил Ведьмак.

— Да, — согласился с ним. — И именно поэтому я должен бросить ему вызов. Меня будет нервировать такое сильное существо под самым носом, а так исходов будет несколько. Либо побеждаю я, становясь самым страшным существом на добрую сотню километров, либо побеждает он и ебитесь с ним сами потом.

— Что ж, звучит логично, — отметил Ведьмак.

До Венеции добрались только к вечеру следующего дня, по пути набрав кучу споранов, гороха и даже несколько чёрных жемчужин. Новые силы определённо ставили меня чуть выше Ведьмака в иерархии. Меня всё ещё невозможно было назвать даже пробником клокстоппера, однако я прекрасно чувствовал, где находится противник и успевал при этом считать его мысли.

Ударом кулака с использованием дара сдвинул с положенного места пятиэтажку. Срез в месте касания кулака со стеной получился идеально ровный, а вот с силой явно переборщил. Жилой дом тут же завалился на другой бок, похоронив под собой как пустышей, так и возможных иммунных.

Врукопашную схлестнуться с мутантами тоже вышло. Результат сего опечалил как меня, так и всю группу. Аномальная прочность защитных пластин, костей и прочего просто поглощала удар за ударом, а тварь регенерировала с ужасающей скоростью. В конце настолько разозлился, что пробил голову элитника насквозь, попортив споровой мешок с трофеями.

Группа собралась настолько опытная и сильная, что просто посмеялась с того, что я полностью оправдываю своё прозвище даже с такой силой, но осадок у всех нас остался.

Стоя перед воротами Венеции, мы смотрели за закатным солнцем, наслаждаясь вечерней прохладой и ожидая своей очереди на проход. Я же, как познавший суть, в отдельности от остальных размышлял, что за звезда освещает наши пути изо дня в день?

Многие привыкли называть её так, как называли в родном мире, но «солнце» звучало как-то неправильно. Все вещи указывали на то, что Стикс не являлся планетой в привычном понимании. Да, от многих рейдеров можно услышать то, что и в их мирах бывало так, что целые области заменялись чем-то другим, словно бы наплевав на закон сохранения энергии, но ничто во всей вселенной не может появиться из ниоткуда и исчезнуть в никуда, не оставив следов при этом. И только одна вещь, а точнее один факт перечёркивал стройную теорию о том, что Улей является полигоном сверсущностей. Местное светило совершало полный оборот вокруг или, может даже, вдоль за двадцать четыре часа ровно, создавая этим идеальные условия для жизни человека разумного. Казалось бы, что в этом факте такого разрушающего теорию? Наоборот же: создатели полигона учли всё, чтобы обеспечить своим подопытным кроликам максимально комфортные в столь некомфортном мире условия. Так вот, если бы они действительно это учли, то не стали бы делать искусственную звезду с полным циклом, гораздо легче раз в два часа зажигать лампочки в разных частях неба, а ночью выключать.

Вот так лишь один факт наличия полноценной звезды, вокруг которой вращается этот чудесный мир, обесценивает все теории об искусственном его происхождении. Поделиться своими соображениями я мог только с Ведьмаком, да и то, не факт, что он бы меня понял. Религия Детей Стикса была вопросом столько же загадочным и необъяснимым, как и вопрос о звезде этого мира, несмотря на то, что бывший килдинг прямо сейчас стоял вместе со всем отрядом и, возможно, думал о столь же сложном вопросе.

— Ну, чо встали? Только нас там и ждут! —сказал Босяк и пнул пленников, чтобы плелись быстрее.

Сами ворота не выглядели сколь-нибудь надёжно ни снаружи, ни внутри. Сталь толщиной едва ли в сантиметр, которую к тому же подпортило время, даже на вид не могла обеспечить защиту от повседневных опасностей Улья. Уверенности в собственной безопасности не добавляла и сторожевая вышка слева от нас, с вершины которой в прицел винтовки нас рассматривал местный стрелок.

Зато люди, которые стояли внутри, уже одним своим видом внушали некоторый благоговей трепет. Бородач примерно одного роста со мной, более широкий в плечах и носящий чёрные очки, небрежно закинул автомат, внешне очень похожий на М4, на плечо и внимательно посмотрел на Босяка. Второй же, выше примерно на голову, гладко выбритый и в целом какой-то субтильный, пользовался своей внешностью и держался не очень уверенно. Но благодаря своим новым способностям понял, кого из двойки следует опасаться больше.

Более того, по уровню сил щуплый молодой человек, на вид которому едва ли исполнилось семнадцать, сравним со мной и даже несколько превосходит, представляя нешуточную угрозу для всего отряда.

«Теперь понятно, почему их всего двое на входе. Если такой монстр стоит в охране, то что за монстр находится у руля?».

— О, привет, Косой! — поздоровался Ведьмак. — А Будулай где?

— В пизде Будулай, — ответил тощий, сплюнув. — Сдавал порядочных людей мурам, за что быстро схлопотал пулю, когда узнали.

— А ты что же, жив остался? — удивлённо спросил бывший килдинг.

— Расстреляли меня, внучок, — хрипловатым голосом ответил его старый знакомый. — А то ты, блин, не видишь! Чудом отбрехался, чудом!

— Понятно, — протянул Ведьмак. — Сотня лет прошла, если не больше, а ты всё такой же нервный заносчивый хер, который стоит на посту и неизвестно почему жив до сих пор. Не был бы ты мне так полезен тогда — придушил бы.

— Хм, ты тоже мало изменился. Всё так же угрожаешь силой. Только я вот на месте не стоял и Стиляга тоже не лыком шит, так что прекрати свои пустые угрозы и лучше расскажи, кто это с тобой?

— А это тебе лучше мой босс расскажет, — уже хотел было по привычке взять слово, как сразу вспомнил, что сейчас мы простые охотники за головами, под руководством Босяка.

— Что рассказывать? — начал он. — Мы — группа охотников за головами. Недавно поступил заказ на вот этих вот ребят, — указал пальцем на связанную, но гордую, цепочку пленников. — Обретались они на стабе за той чернотой, что дальше на север. Как результат — стаба уже нет, а их скоро не будет, — убедительно так зыркнул на Шута. Шут, в своей манере, показал язык и скосил глаза.

— Кхм, — Косой кашлянул в кулак, видимо, чтоб не засмеяться. — Ладно. С вами самими всё понятно, кто заказчик, с кем работали? Муры, внешники, разумные атомиты, мутанты?

— Заказчиков выдать не могу. Профессиональная этика, — цокнул языком и развёл руки в стороны Босяк. — Работали мы с кем-то из вышеназванных? Легче спросить, с кем мой отряд не работал и не заключал сделок. Повторю ещё раз: мы — охотники за головами, берём контракты на абсолютно всех и вся, даже на тебя могли взять.

— Пойдёт, — что-то черканув в блокноте, сказал Косой. — И последний вопрос: с какой целью прибыли в Венецию?

— А с какой обычно прибывают на такие стабы, где собирается народ разной степени вшивости и заразности? Естественно с целью отдохнуть после тяжёлой работы. Обратный путь он же всегда легче выходит, если перед последним рывком знатно оттянулся! — Босяк улыбнулся так широко, что я понял его мысли.

— Ладно, должен вас предупредить, что тут недавно власть сменилась, так что должен предупредить: попадётесь новому ментанту — постарайтесь выбирать слова, которые не приведут нас всех на эшафот, — махнул рукой, пропуская нас.

— Лады, Косой, замётано! — сказал Ведьмак и провёл нас.

За первыми воротами и наблюдательной вышкой с одним очень нервным и нечистым на руку рейдером, нас ожидали вторые, которые представляли из себя гораздо лучшую защиту для стаба. Между ними оставалась свободная территория, где вполне можно припарковать целый конвой, оставив достаточно места для людей. Только в отличие от первых ворот, настоящие управлялись из будки и в стене рядом с ними был проход. Обычная на вид дверь, которую даже я сниму с петель без труда. Однако такой она казалась лишь на первый взгляд. Такая же прочная, как ворота рядом, из особо прочного сплава и явно поставлена недавно.

В будке сидел явно новичок, которого поставили просто открывать ворота. Если нас пропустила двойка охранников и снайпер на вышке, мы ведём себя не агрессивно и за стволы не хватаемся, то да, от этого парня в целом мало что зависит в случае силового столкновения, так как дверь мы вынести всё-таки можем.

— Разумная система охраны, — оценил Босяк. — В будку отсюда не попасть, чтобы её вскрыть понадобится время, за которое руководство стаба успеет собрать силы для отражения нападения. Ворота и дверь просто так не выбить, так что даже заражённым придётся повозиться. Когда я последний раз тут был — этого не было. Либо новое руководство действительно хочет вернуть доброе имя Венеции, либо старое предчувствовало такой исход. В любом случае — нам на руку.

Решил промолчать, полностью погрузившись в изучение другого стаба. За вторыми воротами скрыли неплохой посёлок городского типа. Асфальтированные дороги, указатели, деревянные домики с высокими заборами. Даже плакаты, натянутые через дорогу на столбах, о том, что представляет из себя Новая Венеция и почему состоятельным рейдерам лучше купить жильё именно здесь. Аргументы «Против» естественно не вывешивали. На первый взгляд их, естественно, и не должно было быть.

Чистые улицы, опрятные дворы, отряды добровольцев или даже официальных надзорно-исполнительных органов. В меру пёстрые вывески заведений, отсутствие дебоширов. «Слишком чисто... им явно есть, что скрывать за этой картинкой простого человеческого счастья».

— Значит так, парни, вы ищите бар, а нам, — Босяк указал на меня и Ведьмака, — вместе с пленниками дайте время на аудиенцию у главы стаба.

— Мы-то бар найдём, можешь не сомневаться, Босяк, — заверил Бык. — Только вот как ты нас найдёшь?

— Будет просто. Ты ж как напьёшься частушки орать начнёшь! — улыбнулся он, после чего мы побрели совершенно другой дорогой.

Посёлок оказался в несколько раз больше перестроенной тюрьмы и ровно настолько же привлекательнее. Благодаря указателям мы быстро нашли интересующее нас здание ратуши, которое, однако, никак не выделялось на фоне оружейного магазина и местного банка, кроме таблички.

На входе нас остановили охранники, попросив оставить оружие им.

— Конечно, мы понимаем, что от ваших способностей это не убережёт, но так спокойнее.

— Мы тоже понимаем данную предосторожность, — ответил Босяк и снял разгрузку, а после достал просто неимоверное количество ножей, пистолетов и даже парочку метательных дротиков. — Их трогать не советую — смазаны паралитическим ядом, парализует полностью, а смерть без кислорода, как известно, наступает в течение пяти минут, — предупредил он.

Ведьмак провёл такую же процедуру по собственному обнажению, сняв даже свой клинок вместе с ножнами.

— Если что с ним случится — убью обоих. Вы меня услышали, — прозвучало это настолько уверенно, что сомнений не осталась ни у кого: «убьёт тут же».

Когда очередь дошла до меня, я снял с пояса кобуру, снял разгрузку, вынул ножи, вынул метательные ножи, но оставил посох за спиной.

— Эм, посох тоже оставьте.

— Неужто вы и палку у старика отнимите? — спросил я, опёршись на неё.

— Цитаты из «Властелина Колец» тут неуместны, молодой человек. Либо оставьте посох, либо ждите ваших друзей здесь.

— О чём вы, какой «Властелин Колец»? — возмутился я.

— А-а, — уже хотел было начать объяснение охранник.

— Погоди, сюда из разных мест и миров людей приносит, забыл? Он может и не знать об этом твоём «Величайшем Фэнтези Человечества» и спать совершенно спокойно, — вмешался второй охранник. — А вы, всё-таки, посох оставьте, не нервируйте нас и нашего хозяина, — обратился он ко мне с дружелюбной улыбкой на лице.

— Только попробуете тронуть — лишитесь головы, — с трудом расстался со ставшим частью меня посохом-клинком, поставив его к столу.

— А за этим народом последите, это цели наших клиентов, нехорошо будет, если буянить начнут, — сказал Босяк, оставляя пленников на совести охранников.

Побродив по кабинетам, Босяк нашёл тот, в котором сидел интересующий его человек. Улыбнувшись, постучал, не дожидаясь какого-либо ответа ввалился внутрь. Мы вошли следом, Ведьмак, как обычно, остался караулить дверь.

— Палыч! — крикнул он, разводя руки в стороны для объятий. — Я так и знал, что ты — старый жук, останешься не просто цел, но и заберёшься повыше, — сияя, как начищенный самовар, продолжил он.

— Тихо ты, Босяк! — шикнул на него хозяин кабинета. — Мало ли услышат, тогда вопросы у нового главы появятся лишнее, а я ещё пока пожить хочу.

— Ой, да расслабься ты! Пока Ведьмак стоит у двери — ни один звук не покинет эту комнату.

— Ладно, но ты всё равно особо не шуми, если Ведьмака мы знали в своё время, как вольного рейдера, то от тебя за версту муром несёт. Сидишь и думаешь, как бы меня подороже внешникам сдать, или я не прав?

— Нет. Не в этот раз, Паш, не в этот раз. Мы к тебе за помощью. У нас там вместе с дуболомами на входе наши люди стоят, пленных из себя изображают. Не мог бы ты пристроить их в казематы, так, чтоб посуше, получше палачи не интересовались? Чисто перекантоваться им на сутки.

— Казематы — это мой профиль, — ответил Палыч. — Но получу ли я такой гешефт, который убедит меня не сдавать тебя вместе с твоими парнями? Ты же явно ненадолго и у тебя уже есть план, как использовать твоих парней, чтобы поднасрать стабу и мне лично, или нет, хочешь сказать?

— Не в этот раз. Мы реально по делу, по очень важному. Настолько, что мне не до тыкания палочкой старого навозного жука. Часть оплаты мы отдадим прямо сейчас, часть — завтра утром. Как гарант того, что ты не сдашь нас раньше времени. Устраивает?

— Устраивает, — ответил «старый навозный жук» после недолго молчания. — Давай аванс, проводишь меня к своим молодчикам.

— Это — аванс, — Босяк передал пакет с двумя красными жемчужинами, добытыми мной со скреббера. После чего он вышел из кабинета, за ним Палыч, а там уже и мы с Ведьмаком.

Отряд Босяка отреагировал на местного главу жандармерии как-то странно. Только лишь Шут полностью оправдывал своё прозвище и показывал охраннику смертельные фокусы с его ножом.

— Кхм-кхм, — громко кашлянул в кулак Палыч. — Обалдуи, совсем, блять, распустились. Отнять нож у заключённого, дать ему по почкам! У, бля, никакое дело доверить им нельзя! Видимо, придётся в камеры самому заключённых сопровождать! — охранники повесили головы, под начальственным взором, Шут сам вернул виновнику нож и встал в строй.

Босяк сказал официально и торжественно необходимые слова благодарности местной полиции, после чего взял своё снаряжение и стал ждать нас. Мы с Ведьмаком любовно проверили наше холодное оружие, вышли на улицу вслед за командиром и поняли: официальная часть закончилась, наступает долгожданный отдых!

Глава 23

— Ах ты ж сука! — с этими словами рослый мужик ударяет сидящему напротив оппоненту по игре в «Дурака».

Оппонент отлетает в соседний столик, который опасно близко находится от нашего. Улыбаюсь, предчувствуя скорый «конфликт интересов» и наслаждаясь шоу. «Как приятно смотреть за дракой в баре и при этом самому не получать!».

Дабы довершить начатое из-за нечестной игры восстановление справедливости и отъём проигранного, мужик встаёт из-за стола и совершает фатальную для него ошибку. Активирует дар, чего категорически нельзя делать на территории этого заведения.

— Ай-ай, — цокает языком местный бармен. — Фьють! — короткий резкий свист и разутого бедолагу пакует двойка таких же крепких парней. На их стороне трезвость и неожиданность, а потому исход очевиден. «Даже досматривать неохота!».

Поворачиваюсь назад, лицом к круглому деревянному столику, достаточно большому, чтобы уместить весь наш отряд. Обращаю внимание на пустую кружку, стоящую передо мной, которую я оставил, отхлебнув лишь чуть-чуть. Выразительно смотрю на сидящего ближе всего ко мне Алика. Алик смотрит в ответ изрядно помутившимся взглядом.

— Босс, я... — пытается оправдаться он, но резко теряет мысль и отключается.

Ему ещё хватает пива, чтоб напиться. Как странна жизнь в Улье! Вроде человек скоро на третий год здесь пойдёт, а я уже по личной силе оставил его далеко позади. Элита из элит. Специально взращены, чтобы выполнять самую сложную, грязную и подчас невыполнимую работу. «Ну ничего, скоро мы это изменим и будем гулять в этом баре, как хозяева!».

Никого из нас пиво, да и иные крепкие напитки, уже не брало. Поэтому мы, каждый в глубине души, немного завидовали Алику и подтрунивали над ним. Расслабиться получалось только через хорошую драку, но какая драка на трезвую голову?

Поэтому второй час мы просто сидели и пили, и пели, периодически передавая друг другу гитару и подшучивая так, чтобы поняли только мы. Песни в основном исполнял Бык, репертуар которого, казалось, вообще нисколько не ограничен, и он может спеть, о чём ни попроси!

Он затягивал и «Ворона», и «Стон Любви», и то, что, казалось, принадлежит только мне, ибо осталось только в моей голове.

— Алик? — пытаюсь растормошить его за плечо. — Алик? — не дождавшись хоть какого-нибудь звука, решаю плюнуть на это гиблое дело и беру в руки гитару.

Пробное «трунь» и перенастройка колок в пятый раз за вечер. Все в баре вновь смотрят в сторону нашего столика, чем пользуется предприимчивый игрок, который выглядит слегка помятым, но очень весёлым. Благодаря тому, что мы ему помогаем — выручка идёт особенно хорошо.

Алчи, Алчи, что ж ты мальчик,

Где так долго пропадал?

Первые строчки идут прерывисто, словно навзрыд, и вот уже с третьей мне подпевает Бык:

Видишь, Алчи, мама плачет,

Где ж ты, милый, пропадал?

Не удержавшись, пускаю слезу. Разом перед глазами предстаёт матушка, которая в старших классах всё время ждала меня из школы.

Отчего ты смотришь вправо?Почему ты дышишь в нос?От тебя табачный запахКрепких взрослых папирос.

С трудом допеваю вторую четверть песни, срываясь на крик. Никогда прежде воспоминания о доме не приходили так неожиданно и не были столь яркими. Наверное, потому что именно здесь, в этом баре, взяв в руки гитару, я впервые смог расслабиться по-настоящему. Не утолить жажду крови, не напиться до потери пульса, чтобы завтра чумная башка заботила больше всего, а именно расслабиться.

У тебя в кармане рюмка,У тебя в ботинке нож,Ты растрепан, неопрятен,На кого же ты похож?

Бык продолжает петь, а я уже не могу, лишь пальцы, как в старые времена, ловко перебирают струны.

Отчего тебя качает?Почему ты все молчишь?

Закрыл глаза, полностью отдавшись этому чувству, и услышал голос Босяка.

Мама, мастер дядя КоляЖдет давно меня внизу.Вот те ножик, вот те спички,Я на работу выхожу.

И вспоминаю, как часто именно этими строчками отвечал матери. У нас вся жизнь была словно по грустным романсам прошлых лет, тогда как отец в большей степени пил, нежили жил и лишь в краткие моменты просветления занимался моим воспитанием. Говорил: «Никогда не будь, как я. Синька — чмо», — но во время таких нотации я жевал жвачку, перебивая запах сигарет и пива.

Алчи-алчи, что ж ты, мальчик,Где так долго пропадал?[1]

Последний аккорд и громкий выдох. «Прости, Мама!».

В баре на долгую минуту воцарилась тишина, даже картёжник перестал «тулить» карты под себя. На лицах у всех отразилась печаль, понимание... но что-то всё-таки нарушало эту практически идеальную картину.

Прислушавшись понял: сзади меня бармен с кем-то шептался, оставшись единственным источником звуков в зале. Стоило только мне это понять, как он громко кашлянул в кулак, объявив:

— Вся выпивка для столика с гитарой сегодняшним вечером за счёт заведения! — легко и приветливо мне улыбнулся, жестом предлагая подойти и выбрать напиток себе по душе.

Взгляд упал на безумно дорогую, даже по расценкам нищей Венеции, бутылку коньяка. Жидкость внутри переливалась на свету всеми оттенками коричневого, в зависимости от того, под каким углом посмотреть на прозрачный гранёный сосуд.

— Вот этот напиток, пожалуй! — указываю пальцем на бутылку.

— Хм, а у вас неплохой вкус, — оценил бармен, снимая красавицу с полки.

— Согласна с хозяином этого места, — рядом со мной подсела девушка лет двадцати двух на вид. — И голос просто отменный, — добавила она, как-то опасно приблизившись. — Как ты сорвался на крик! Что-то личное? — вот уже рука её ложится мне на плечо.

— Не припоминаю, девушка, когда мы с вами успели перейти на «ты»? Я ведь даже имени вашего не знаю! — притворно удивляюсь, а сам потихоньку мысленно костерю бармена и начинаю подозревать нечто неладное.

— Так ли это важно, сладкий? — она улыбается и сжимает моё плечо сильнее. — Лучше угости Богиню коньяком!

«Бармен, сука, чтоб тебя элитники драли за ближайшим углом во все мыслимые и немыслимые отверстия!», — только благодаря тому, что я находился на принципиально ином уровне сил и видел суть вещей, ментальная атака нимфы не прошла.

— Только за поцелуй!

«Очень рисковый шаг», — звучит с края сознания предупреждающий голос разума. Свободной рукой хватаю опытную нимфу за талию, прижимаю к себе и целую в губы, сминая барьеры разума.

«Бармен — гнида!», — короткий и очень злой комментарий Зверя. К рулю его сейчас пускать крайне не рекомендуется. Отлип от нимфы — сучка даже не поняла, что произошло. Немного поколдовав с эмоциями жертвы, получил ровно обратную картину: полный ментальный контроль.

— А знаешь, я передумала. Тебя будет достаточно! — пересела ко мне на колени, обняла за шею и посмотрела влюблёнными глазами.

Оценил её максимально близко. Высокая, выше, чем я привык видеть на своей родине. С острым, но миловидным лицом, короткой стрижкой. Явно видны результаты тренировок.

Бармен на секунду потерял лицо и перевёл ошалелый взгляд сначала на лучшую из своих нимф, а потом на довольно улыбающегося меня. Быстро вернул отстранённую маску со своей добродушной улыбкой и предложил:

— Возьмите что-нибудь и для дамы! Всё равно весь вечер за наш счёт!

«Эх, знал бы он, на что себя обрекает».

— Хорошо. Нам тогда вон той синей бурды, — указал прямо за спину бармену. — Она должна хорошо гореть и питься. По крайней мере, в моём родном мире было так.

Что ж, если трюком с нимфой его удалось хоть ненадолго, но выбить из колеи, то на потерю второго по стоимости напитка он не отреагировал никак. «Железный бармен. Начинаю чувствовать уважение к нему!».

— А это, — взял со стойки коньяк, — извини, я всё же отнесу друзьям, — с этими словами отошёл от барной стойки.

Пока я разбирался с неожиданной «свиньёй» от бармена, отряд не скучал. Во второй раз прозвучала «Алчи, Алчи» на бис, «Гуляка», строчки которой показались смутно знакомыми, словно стих какого-то писателя. Гитара ни умолкала этим вечером и у нас её не отнимали толи потому что играем хорошо, толи потому что других музыкантов в данный момент в баре не было, а остальных устраивали и те звуки, которые мы порождали.

Босяк пожал руку, посмотрев на то, каким взглядом меня провожает нимфа-неудачница.

— Я тут с боевым трофеем, — поставил бутылку на столик. — На всякий случай: не пейте. Фиг его знает, что бармен туда намешал, но стоит быть готовыми ко всему.

— Чего так? — заинтересованно спросил Ведьмак, вертя бутылку в руках.

— Эта девушка — указал пальцем на перешёптывающуюся с барменом «влюблённую», — нимфа. Пыталась применить на мне свои чары, в итоге сама попала под мой контроль. Я буквально в двух местах одновременно. С вами — тут, и говорю с барменом — за стойкой.

— Вау! И что же ты говоришь бармену?

— Пугаюсь, как обычная девушка. Мол, никогда и ничего такого не чувствовала. И ещё пытаюсь освоится с дистанционным управлением дарами. Например могу влюбить в себя бармена, а потом прополоскать тому мозги. Ну да ладно, это уже немного подозрительно, я к «девушке», — дал краба Босяку, обнялся с Ведьмаком и широко улыбнулся. Фил с Быком распевали:

И останутся, как в сказках,

Как манящие огни

И играли боем, не щадя ни себя, ни струны.

Штурмовые ночи Спасска,

Волочаевские дни.

Почему-то одна спетая мной песня враз повернула всё настроение вечера. Даже захотелось остаться, чтобы послушать. Однако дела не ждали, а второй этап в моём плане только начался.

— ...Да, точно тебе говорю! Впервые такое со мной! — пламенно доказывал от лица нимфы то, что её фокусы сработали в этот раз как-то иначе.

— О чём болтаете? — подхожу сзади, хлопая милашку по заднице.

— Да так, — бармен поставил протёртый стакан на стойку, — она рассказывает, какой ты красавчик и в каких позах хотела бы тебя трахнуть, — подмигнул он мне. — Обычные барменские будни, в общем.

«Ведёшь свою игру? Понимаю, старик, очень хорошо понимаю...», — ничего не отвечая, подмигнул бармену в ответ. Налил в винный бокал густо синей бурды, которая в нём потеряла концентрацию и добрую треть цвета, превратившись просто в голубоватую.

Отпил. Немного терпковатая на вкус, с большой примесью чистого спирта и каким-то вкусом чего-то. Крайне непонятная, но очень крепкая вещь, если пробрало даже меня.

Долил. Вручил бокал спутнице на вечер, к которой, вероятно, буду захаживать и после смены власти. Сделаю из неё, так сказать, фаворитку. «Ручную нимфу для потрахушек, хе-хе».

— Знаете, а я ведь так и не услышал вашего имени, — улыбнувшись, чокнулся с ней бокалами.

— А так ли оно важно для того, кто собирается провести тут всего ночь? — игриво спросила она. — Я ведь всё прекрасно понимаю. Вы с компанией зашли в стаб только ради этого вечера, иначе бы не сидели так задушевно, словно в последний раз собрались, а просто нажрались.

— Мне важно, — ответил, заглянув в глаза. Очень важно не прерывать зрительного контакта. В открытую уже не копался в мозгах, просто внушил мысль.

— Лана, — ответила она после недолгого раздумья.

— Лана... Достаточно необычное имя для девушки такой профессии. Красивое и редкое у меня на родине, — продолжал улыбаться, как дурак.

— Какой профессии? — и глазами так «хлоп-хлоп». — Погоди, так ты думаешь, что я из девок куртизанского племени?!

«Не на шутку разозлилась. Ты посмотри, как хорошо играет!», — комментарии Зверя подозрительно часто стали звучать этим вечером в моей голове. «Слишком много свободы тоже вредно. Не волнуйся, мне интересно, что будет».

— Что ты! Я наоборот по телосложению подумал, что ты из нашего рейдерского племени! — изображаю удивление и оскорблённость. Мол, как она могла такое подумать.

Готов голову дать на отсечение: если бы нас видел в тот момент кто-то кроме бармена, то они подумали бы, что попали в плохую комедию. Дешёвый ситком, в котором мы с Ланой сначала возненавидели бы друг друга, потом влюбились, а закончилось бы дело свадьбой спустя сезонов эдак двадцать, множества самоповторов и идиотских ситуативных шуток. Но времени на игру в ситкоме у меня нет, а потому нужно экстренно форсировать события.

— Теперь, Лана, вы должны мне приватное свидание, — казалось бы им с барменом только и надо, что заманить меня и это очень рисковая игра, так как я не знаю уровень сил. — Не то чтобы загладить вину, просто вы мне понравились, — глупая улыбка плавно переходит в обольстительную.

«Невзначай» спрашиваю у бармена, где можно остановиться на ночь, если хочу отдохнуть отдельно от отряда. В последний раз обменявшись взглядами с Ланой, возвратился к столику.

Элитный коньяк подействовал на большую часть компании сугубо положительно. Более-менее незамутнённым взглядом на меня смотрели только двое: Босяк и Ведьмак.

«Что же бармен туда подмешал такого? Как бы их не приняли, пока я играю в шпиона», — Ещё раз оценив ситуацию, пересмотрел свой взгляд на ситуацию. Бутылка пусть даже самого крепкого, но всё же коньяка, не способна срубить практически всю компанию, тем более если в ней осталась ещё треть. «Ну уж организм скреббера должен справится с такой отравой!», — понадеялся, влив оставшийся коньяк в себя и убрав бутылку со стола.

Спустя минуту мир начал терять в чёткости, расплываясь. Остались лишь очертания предметов и полутени в качестве людей. Тело резко стало тяжёлым, а ноги — ватными, но несмотря на это я всё ещё мог стоять, в отличие от остальных.

«Что же за отраву этот ублюдок туда подмешал?!», — хотел закричать в полный голос, но голоса будто не стало. Кое-как, шатаясь, нащупал свободный стул, не факт, что за нашим столиком, и сел, закрыв глаза.

***

В этот раз погружение в глубины сознания проходило намного труднее, чем обычно. Словно ныряешь в почти застывший кисель, а надо добраться до самого дна, при этом ещё и не наглотавшись этого киселя.

Александр Харьков, так же прозванный «Зверем», спокойно плавал внутри этой субстанции и не чувствовал никаких трудностей при преодолении расстояний. Увидев, как я пытаюсь прорваться к проекции своего метафизического тела, он спокойно помахал рукой и сказал: «Плыви за мной!».

Каждый раз, когда мне по той или иной причине приходилось доверяться Зверю, ничем хорошим такие авантюры не заканчивались. Но, так как иного выбора у меня не было, а предчувствие упорно молчало, словно отрубил кто, пришлось поплыть следом.

Как ни странно, плыть по проторенному пути стало гораздо легче. По собственным ощущением, плыли мы в этой прозрачной жиже довольно долго. В реальном мире за это время можно отрастить бороду, сбрить бороду, поседеть и вновь прийти к бороде в стиле. Впрочем, субъективное восприятие времени — штука очень коварная. Кто знает точно, сколько прошло времени на самом деле, пока мы плыли?

Да и существует ли оно — время — где-то вне человеческого сознания? Ведь обычный мир признан трёхмерным и времени среди этих трёх мер нет, как нет того, что нельзя увидеть собственными глазами, а можно лишь почувствовать. Однако среди всех незримых мер мира, что ежесекундно воздействуют на человека, время оказывает самый гарантированный эффект. С самого детства те, у кого живы все родственники третьего или даже четвёртого колена, могут наблюдать воздействие той меры, неотвратимость которой подобна самой смерти. Например, как у, ещё вчера молодого, отца появляются сначала возрастные морщины, а потом и первые седые волосы.

«Да, Алеша, странная это штука — время! — вмешался Зверь. — У меня его было в достатке, чтобы всё обдумать. Слиться с тобой в одно целое не получится — природа у меня иная, да и эти люди в белых халатах при своих экспериментах сильно перемудрили. Хотели взять меня под контроль, а в итоге вывели в отдельную личность с самосознанием, которой движут лишь животные инстинкты. Ты сильно не удивляйся, плыть мы будем ещё долго, так что времени на разговор „по душам“ предостаточно».

— «Долго» — это сколько?

«Три секунды реального времени, здесь порядка двадцати лет. Очень разогнанное восприятие у тебя, иначе с силами внутри не способен справиться. Да ты и не справляешься, сказать честно. Используешь едва ли половину, вторая просто выплёскивается в реальный мир. Перераспределение силы, которое я предложил в прошлый раз — лишь костыль. Да, он усилил тебя и поставил на равных с такими монстрами, как Босяк и Седой, но эта сила — она всегда при тебе, только научись ей пользоваться».

— И как же мне это сделать?

«Я покажу, доверься...», — это были не столько слова, сколько импульсы мысли, настолько чуждые мне, что прежнего Зверя в этом не было. Нечто иное, абсолютно сильное и превосходящее меня даже в мыслях.

Однако страха я не чувствовал. Чем бы это не являлось на самом деле, ему не выгодно убивать меня, так как все знания, слова и даже обороты речи скопированы с меня. Пропаду я — пропадёт и та база, которая у него есть. «Ты всего лишь так думаешь...».

За словесной пикировкой и попыткой выяснить, чем стал Зверь, прошло невероятное количество времени, которое мы плыли до единственного нетронутого этой прозрачной жижей островка.

Буквально-таки клочка земли, который висел посередине ничего. На самом островке стояла лишь колченогая старая табуретка, высохшее дерево, некогда могучие ветки которого теперь высохли и приросли к земле под собственным весом. Из нескольких мест торчали лишь обрубки, на которых, тем не менее, когда-то росли молодые веточки, которые и питали вечно горящий костёр.

— Значит, вот как ты живёшь? — оценил я.

— Вот так, да. Когда дерево зачахнет, а пламя костра начнёт затухать, ты от меня избавишься совсем. Как от злокачественной опухоли, которую вовремя заметили и не дали сожрать хозяина.

— Вот так просто? Почему?

— А зачем усложнять то, что и так прекрасно работает? — спросил он и сам же ответил. — Незачем. Чем чаще ты теряешь контроль и даёшь «порулить» мне, тем сильнее разгорается пламя и тем прекраснее оживает дуб. Но чем сильнее ты сам, тем слабее я, плюс те цепи, которые ты накинул, не дают мне питаться от твоего источника.

Осталось совсем немного и чем меньше у меня сил, тем человечнее я становлюсь. Упиваясь смертью врагов, их болью и страхом, кажется, невольно подхватил то, что вы называете «эмоциями». В данный момент, глядя на родной уголок в мире твоей души, я испытываю страх и горечь от осознания того, как мало мне осталось благодаря тому, что твоё восприятие давно вышло за рамки простого человека. Сейчас мы говорим, а там, снаружи, не прошло и сотой части от миллисекунды.

— Так вот почему ты решил научить меня контролировать собственные силы полностью. Что ж, — прикинув все «за» и «против», продолжил. — В случае, если я действительно обрету полный контроль над своими силами — не дам тебе умереть.

— Бессмысленно пытаться сделать из Зверя ручного пёсика на цепи, зависимого от подачек хозяина. Я же вижу тебя насквозь, не забывай, Алеша. Пхех, похоже, тот, кто дал тебе это имя, действительно углядел саму суть твоего существа.

— Но тогда какой выход у нас остаётся?

— Только тот, который предложил я. Обучаю полному контролю сил, а так же двойственному восприятию мира. Вечно и в астрале, и в реальном мире. Сможешь видеть врагов насквозь, «предугадывать», когда они собираются применить дар и несколько иных мелочей, типа очистки организма от алкоголя и ментальных паразитов. А после растворяюсь в Вечности. Её холод приятно ласкает пятки, а тысячеголосый хор уже зовёт меня присоединиться, дабы спеть песнь судеб многих подобных тебе.

Тяжко вздохнул, выпуская воздух. Вместе с этим ушла усталость и спутанность мыслей. Из великого множества путей мне остался только один: пойти вслед за Зверем и самому стать им. Иначе остаётся просто умереть, сидя на стуле практически в самом сердце того места, которое должно стать нашим по праву силы.

«А такой финал не для тебя, не правда ли?», — Зверь лукаво улыбнулся, его зубы в отблесках пламени костра показались жутчайшим оскалом, по сравнению с которым мой собственный выглядел лишь жалкой пародией.

— Да. Не для меня. Я согласен.

— Отлично! Просто отлично! И первое, с чего начнётся твоё обучение — это очистка разума и души от той дряни, которую подмешали тебе в выпивку.

Самым первым шагом ты должен представить своё «Я», если у меня это островок с могучим дубом и незатухающим пламенем костра, то у тебя то, как ты себя ощущаешь, кем. Что доминирует в твоей личности. Сначала растворись в этом, а потом воспари, создай место, где ты не будешь подвержен той заразе. Ядро, которое позволит чувствовать себя в этой жиже, как в обычной воде.

«Кто я есть? И есть ли „Я“?», — два извечных вопроса, идущих в паре, которым философы не нашли достойного ответа. Найду ли я? Смогу ли преодолеть те стены, которые выстроил, как собственный дом, защищающий от общества и показывающий, что не стоит вмешиваться в то, что Я и кто Я. Но этот ли «Я» на самом деле Я? Похоже, для ответа на эти вопросы, придётся ступить за грань граней, куда-то в даль, в бесконечную космическую синь, которая на самом деле является непроглядной тьмой, доносящей до нас такой обжигающий в начале, но холодный в конце, свет бессчётного количества видимых звёзд. «Может, именно это Зверь назвал «тысячеголосым хором Вечности?».

Закрыл глаза ещё раз и отправился к той звезде, которая светила ярче всех. Обжигающая плазма, то, как свечу я для остальных путников этого невидимого слоя реальности, являющегося единственной связующей нитью меж множества материальных миров.

ОБЖИГАЮЩАЯ ПЛАЗМА. НЕВЫНОСИМЫЙ СВЕТ, БОЛЬ... НЕВЫНОСИМАЯ, МЕНТАЛЬНАЯ ИЛИ ФИЗИЧЕСКАЯ — НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ. Я ДОЛЖЕН СТАТЬ ТЕМ, КТО Я ЕСТЬ, СЛИТЬСЯ С ПОТОКОМ СВЕТА, КОТОРЫЙ НЕСУ ОСТАЛЬНЫМ, САМ ТОГО НЕ ОСОЗНАВАЯ...

— А-А-А!!! — полный боли крик стал настоящей усладой для единственного слушателя на всё бесконечное пространство вокруг. По крайней мере, я так думаю.

Я ТАК ДУМАЮ И НИКТО НЕ В СИЛАХ ЗАСТАВИТЬ МЕНЯ ПРЕКРАТИТЬ ТАК ДУМАТЬ. Я — ЭТО БЕСКОНЕЧНОЕ МНОЖЕСТВО МЫСЛЕЙ. СУП САМОСОЗНАНИЯ, В КОТОРЫЙ ПОСТОЯННО ПОДКИДЫВАЮТСЯ НОВЫЕ ИНГРИДИЕТЫ. МИРОМ. ВЕЧНОСТЬЮ. ВСЕМ ТЕМ, ЧТО ОТНЫНЕ НЕВАЖНО. Я ЕСТЬ СУП МЫСЛЕЙ, НО ТАК ЖЕ Я ЕСТЬ ПОВАР ЭТОГО СУПА. ЕДИНСТВЕННЫЙ ТВОРЕЦ ТОГО, СВЕТ ЧЕГО НЕСЁТСЯ СКВОЗЬ БЕСКОНЕЧНУЮ ВЕЧНОСТЬ ЭТОГО ИЗМЕРЕНИЯ. ТВОРЕЦ.

«Творец», — единственное слово, набатом бьющее по вискам. Оставшееся от того вихря мыслей и ощущений, который я испытал когда-то. Только вот когда это «когда-то» произошло или происходит до сих пор? Неважно. Эти бесконечные вопросы без ответов хоть и помогают в ускоренном темпе познать себя, но даже не находясь на физическом плане реальности, я чувствую дикую головную боль.

Огляделся. Подо мной находиласьтвёрдая земля. Из земли росла длинная и очень толстая трава. Дотронулся пальцем. Влажная, мягкая, но в то же время острая, как бритва. Над головой светило яркое солнце, странным образом греющее, но не обжигающее, на которое можно смотреть без опаски.

«Твой источник сил стал Солнцем твоего мира и светит раз в десять ярче», — отчётливо прозвучал в голове комментарий Зверя.

По импульсу мысли нашёл остров с костром. Дуб словно расчертила молния, как гигантский меч, оставив уродливый след. Пламя костра почти затухло, а сам Зверь стал выглядеть так, словно не спал минимум два дня подряд. Мешки под глазами, синяки на всём теле, бледность и опухшее лицо. Он подкидывал ветки в огонь, огонь сжирал всё без остатка, вытягивая свой язык, но тут же убирая его на место.

— Кхе-кхе, ты явно вместе с силой этой непонятной твари получил ещё что-то. Посланники уже тянут свои руки, чтобы утянуть меня туда, куда не достаёт свет твоего солнца. Как ты, наверное, заметил, очистился весь астрал в пределах твоей мысли, а это многие-многие парсеки вокруг. Как ощущаешь себя?

— Лучше до этого момента не было. Такое чувство, словно я стал на несколько порядков сильнее, нежели до этого.

— Так и есть, ты удивительным образом не просто осознал своё «Я» и выжег всю дрянь, ты сразу же научился использовать дары неотрывно от оболочки, по собственной воле, если угодно. Теперь тебе не обязательно шевелить пальцем ноги или использовать иные трюки тех, кто до конца не осознаёт то, что осознаёшь теперь ты. Попробуй, не выходя из астрала, открыть глаза в реальности. Достаточно просто захотеть.

Открыл глаза. В реальном мире действительно прошло не так уж много времени, по крайней мере Седой с Босяком так и смотрели мутным взглядом на то место, откуда я совсем недавно убрал бутылку. Удивительно, но восприятие мира изменилось, словно вернули отнятый когда-то давно орган и он не то, что прижился, а стал функционировать лучше, чем прежде.

Теперь я видел почти прозрачную серую дымку от всех тех, кто пил из бутылки с коньяком, причём дымка собиралась в одно большое облако и вилась в сторону бармена, который подозрительно долго протирал один бокал, стоял словно в трансе.

«Так вот каков ты, цветочек аленький!», — улыбнулся и заглянул в глаза сначала Босяку, потом Ведьмаку, вычистил им астрал и поправил ментальное здоровье. Напоследок отправил недвусмысленный мысленный образ бармену: «С „Ходящими“ лучше не балуй...». Когда он посмотрел в мою сторону, весело улыбнулся и подмигнул, мол, знаю, чем ты промышляешь. Бармена, конечно, передёрнуло, но настолько незаметно, что заметил это только я.

Как только парни пришли в себя, приложил палец к губам и отправил им несколько мыслеобразов. «Всё идёт согласно плану, напитки от бармена можете принимать смело — вас не один токсин и никакая способность не возьмёт. Пойду отдохну отдельно. Встретимся завтра утром, парни!».

Такую густую смесь из мыслеобразов совокупления меня разными предметами, людьми и даже одним животным я увидел впервые, но последним всё же пришёл мыслеобраз всеобщей благодарности. Позлились-позлились, да и отпустили, как говорится.

Пока шёл, соскользнул в астрал, где активно впитывал мудрость Зверя, потихоньку готовясь к тому, что больше никогда не буду одолеваем внутренним демоном.

С каждым сказанным словом состояние моего учителя и, во многом, мучителя, ухудшалось. Очень скоро стало понятно, что чем сильнее моё влияние, тем слабее его, и если бы не люди в белых халатах, так радикально решать ситуацию бы не пришлось.

«Возможно, меня бы вообще не было. Самосознание появилось в тот момент, когда мы сломали бронестекло лабораторной камеры. До того момента только слепая ярость и злость, с рыком, похожим на голос», — мысленно он сообщал не столь необходимую информацию, давалось это ему намного легче, хоть и отнимало силы. Последние угли костра дотлевали.

— Ну что. Теперь. Ты. Свободен, — с каждым словом от духа отделяется какая-то часть его воплощения. Сначала ноги — туловище при этом остаётся висеть в воздухе, потом руки, потом половина головы и он растворяется окончательно.

«Теперь верь только себе», — долетел с запозданием до меня последний совет.

Подумать только: тот, кого я всю свою жизнь считал монстром и злом воплоти, неожиданно раскрылся с новой стороны. Хотя подступно и ожидал удара в самый неожиданный момент, но, похоже, отрава и дар бармена ударили по Зверю сильнее, чем по мне. Спасло ли это меня или обрекло на более ужасную смерть в будущем? Как говорил классик: «Будем посмотреть».

***

Горячая вода в местном душе меня приятно удивила, так как номер даже без рекомендательного слова от бармена стоил очень дёшево. Впрочем, после познания собственной сути я изменил подход к применению силы и, хоть и продолжал скрывать настоящий уровень сил, стал ощущаться для всех опаснее. Скачок в силе без изменения её количества, скорее качественно иной уровень её использования.

Обтёрся добрым махровым полотенцем и заметил ещё одно изменение. Шрамы от когтей скреббера перестали ныть при каждом касании. Более того, не прощупывались полотенцем. Крутанулся перед зеркалом и выгнул шею до хруста только ради того, чтобы убедиться: их и правда не стало!

Раны, нанесённые самым опасным существом в Улье, просто исчезли. Разобраться, когда это произошло и как именно, мне не дал стук в дверь. Использовал полотенце, как набедренную повязку, взял в левую руку старый-добрый помесный пистолет, напоминающий одновременно ТТ и Браунинг, завёл руку за спину.

— Да-да, входите! — щелчок предохранителя потонул, заглушаемый моими словами. По ауре за дверью догадался, что моя ручная нимфа нашла своего «возлюбленного».

Дверь распахнулась и в номер вплыла она. Спортивная, подтянутая, вечно готовая к прыжку пружина, но внешность различалась кардинально.

Вместо вульгарно-красного короткого, чёрное платье. Никакой вызывающей косметики, вообще никакой косметики. Лопатки чуть сведены, шея прижата плечами. Ей неуютно. Она сильно возбуждена, смущена тем, что я стою в одном лишь полотенце и чувствует страх, сильный страх.

— Привет! Прости за столь поздний визит, я, кажется, немного не вовремя? Ты не ожидал меня, иначе бы не взял пистолет, — всё её смущение куда-то разом пропадает, она одним движением, плавным и быстрым, подходит вплотную ко мне, чтобы отобрать пистолет.

Я знаю, что с ней никого нет, а за всем происходящим с помощью своего дара следит бармен, усиленно пытаясь проникнуть в мне в голову. «Пытайся, пытайся, больше сил растратишь — меньше работы мне». Спокойно разжимаю левую руку. Пистолет падает на пол, благо самострел исключён.

Перехватываю её правую руку своей левой и улыбаюсь самой плотоядной улыбкой из тех, что есть, ибо поход в душ не обошёлся без разрядки, а значит позорного финала можно избежать. Короткое «Ах!» при поцелуе в шею, и ответный трюк с разоружением левой рукой. Отстегнул кобуру пистолета, кожаный поясок с ножом у бедра. «Надеюсь, милочка, у тебя ничего не припрятано местах, отведённых природой под иные цели», — ничто не мешает так думать и одновременно раздевать её, осыпая поцелуями.

«Цель близка как никогда, так почему бы не перепрыгнуть сразу на несколько ступенек повыше? Как познавший суть, я вполне могу в самый ответственный момент заглянуть в потаённые уголки её разума, главное, чтобы меня не затянуло пучиной эмоций и ощущений в процессе...», — внутренний монолог помогал концентрироваться на главной задаче, не отдавая себя процессу, как бы ни хотелось полностью отдаться в ласковые руки и крепкие ноги опытной куртизанки.

Препятствие за препятствием, толчок за толчком, сминал барьеры её разума. В этот раз процесс шёл намного сложнее, несмотря на то, что эмоционально и физически контакт состоялся более тесный, скорее именно поэтому.

Гигантская волна возбуждения, смешанного со страхом, источником которого служили сразу двое мужчин, захлестнула меня с головой. Невероятного усилия стоило остаться на плаву в ментальном плане и не поддаться желанию растерзать её на кусочки. «Сделай это! Она ведь так слаба, так просто доломать то, что уже сломано!», — сначала, я просто списал эту мысль на Зверя, но потом пришло понимание того, что Зверем стал я сам. Пришло и чуть не загнало меня в самый угол сознания, буквально заставило бежать от реальности, чтобы разобраться в себе.

Однако нахождение в глубинах её разума позволило вспомнить, какому риску в случае разрыва ментальной связи мы подвергнемся.

Барьеры в её сознании представлялись гигантскими стенами из разных материалов. Какие-то из них ломались с одного удара, какие-то держались чуть дольше. Так происходило ровно до того момента, пока я не наткнулся на стену с меткой.

Стена отличалась по цвету и была абсолютно бесцветной, белой. Кристально чистой. Но кто-то решил, что война и покрыл стену чёрным... брр, не та пластинка! Шутка в том, что на белой и самой прочной из стен нанесён чёрным какой-то знак.

Причём знак очень знакомый, словно бы я его где-то уже видел.

— Только вот где? — похлопал себя по карманам куртки. — Как же хорошо, что облик духовный не привязан к физическому! — обрадовался, сделав первую затяжку.

В раздумьях крутил между пальцев зажигалку.

— Точно! — воскликнул и приблизил зажигалку так, чтобы сравнить клеймо на ней и клеймо на стене.

Инициалы «ДмК». Ещё более загадочные, чем до этого. «Кто такой этот загадочный мастер? Мой отряд явно с ним знаком, а теперь выясняется, что этот иммунный выстроил барьер в разуме нимфы, через который я, молодой Скреббер — существо иного порядка, не в силах пробиться!».

«Ты хотел знать, что за монстр „стоит у руля“? Так вот: скоро узнаешь!», — короткий мысленный импульс и меня буквально выбило из сознания Ланы.

[1] Nautilus Pompilius — Алчи, Алчи

Глава 24

За то время, на которое я упустил контроль над реальностью, ситуация в моём номере успела кардинально поменяться. Лана мирно спала на кровати, когда как я оказался привязанным к стулу, повязанным по рукам и ногам. Напротив меня сидели двое силовиков непримечательной внешности. «Сила, ум и хитрость», — вот три слова, которые стопроцентно характеризуют моих ночных гостей. «Служба безопасности или ещё чего похуже. Бармен, похоже, понял всё изначально...».

— Ребят, вы кто? — благо кляп в рот мне никто не засунул и я смог нормально задать вопрос. — В Деда Мороза я не верю, да и для Нового Года ещё рановато.

Глуповатая улыбка простачка и дергающийся глаз в купе с градинкой пота, стекающий по виску, сделали своё дело. Один из здоровяков подошёл, посмотрел мне в глаза, и заставил меня расслабить мочевой пузырь одним мощным ударом.

— Ты гляди! Обоссался!

— Может, босс перепутал и это — не наш клиент? — задался вопросом второй, сидящий на корточках прямо напротив меня, брезгливо поднял пятки и чуть отодвинулся.

— Может быть и не он в мозгах ковырялся, но влюбили-то Лану в него, а значит этот чмошник знает план.

«Чмошника в зеркале увидишь, еблан!», — мысленно огрызнулся, оценивая собственные шансы на побег. На первый взгляд таковых не наблюдалось, а при попытке соскользнуть в астрал голова разболелась так, словно в темечко иглу воткнули и раскалили.

— Смотри, как скривился! Видимо не понравилось, что чмошником обозвали, да, сынок? — издевательски продолжил тот, который отыгрывал палача. — Ничего, сейчас и думать о такой мелочи забудешь!

Хлёсткий удар, и вот мой организм исторгает из себя еду, алкоголь и желчь с кровью.

— Да как так? — искренне удивляется он. — Я ведь в печень метил! Максимум пожелтел бы чуть, но чтоб кровью блевать! Ну-ка... — ужасная улыбка озаряет его лицо, а я предчувствую то, что идея, пришедшая ему в голову, ничем хорошим для меня не кончится.

Проходит меньше секунды и он наносит несколько ударов в жизненно важные точки, ожидая реакции моего организма. Обстановка заметно потеряла в деталях, и мне пришлось резко опустить голову, чтобы не выдать своего состояния.

— Хм... — палач крепко задумывается и чешет рукой затылок.

— Вот тебе и «хм», — второй подходит, берёт меня за подбородок. — Да он, похоже, отъедет, если ты так продолжать будешь.

«Или отъедете вы», — паника заставила работать мою больную голову намного быстрее. «Главное теперь заставить палача ударить так, чтобы я упал вместе со стулом».

— Да бросьте, ребят! — натянул жизнерадостную улыбку. — Можете бить меня сколько угодно! Я — крепкий малый! Пресс напрягу — кулак сломаешь!

Нервы натянуты до предела, мысли скачут с одной на другую, а в голове набатом бьёт единственная — самая главная: «Главное, чтоб сработало!.. Главное, чтоб сработало!».

— Хех, да ты посмотри, какая храбрая портняжка из него получилась! А ведь надо было только то — прописать хороших пиздюлей! — обрадовался палач, нанося резкий удар в расслабленный пресс.

Харкаю кровью, которая натекла с откушенной щеки, заваливаюсь вместе со стулом назад. Берегу голову и уже после падения несильно ударяюсь ей об пол. Всё произошло за считаные секунды.

— Ну, и где твоя хвалёная крепость, где твой пресс?! — мучитель добавляет по рёбрам.

Очень ощутимо добавляет, но я не издаю ни звука. «Так надо. Просто перетерпеть...». Ещё один удар. И ещё. Слышу два коротких шага — подельник кладёт руку на плечо палача и говорит:

— Стой, ты чо творишь?! Нам босс приказал его не убивать. Гад издевается — слышу, как скрипят его штаны и куртка, чувствую, как опасно близко он сам. — Хочет, чтоб мы его запытали до смерти быстрее, чем он начнёт колоться! Так ведь, «крепкий малый»? — небольшая заминка. — Эй, я говорю: «Так ведь?»! — проводит рукой над ртом и носом, прощупывает пульс. В нескольких местах.

— Носорог, я чо, ушатал этого додика наглушняк?

— Да, кентуха! Но ничо! Ща притаскаем тёплого жмурика к боссу, тот его проверит. Конеха, нам влетит, но не сильно, если мешкать не будем, — чувствую, как начинает колоть затёкшие руки и ноги.

«Истеричные нотки в речи и полный переход на феню и уголовный сленг. Хм, перепугались они, похоже, знатно! Но ничего, теперь бы выгадать момент для рывка...», — меня поднимают в четыре руки и несут очень бережно, как фарфоровою вазу. «Били б так же аккуратно, я б может даже испугался и говорить начал, но нет! Жить по принципу: „сила есть — ума не надо“, — гораздо легче».

— Ух, тяжёлый кабан, сука! — пыхтит Носорог. — Вот почему вечно всегда так?

— Как?

— Хуем об косяк! — тихо прорычал «умный, но сильный». — Почему косячишь ты, а отдуваемся мы вместе?

— Эм, ну, э-э-э... хер знает, фатум может... — многозначительно изрёк «сильный, но умный».

— Фатум-фатум, хуятум, блять! Это был риторический вопрос, Лопата!

— Ха-ха-ха, — заливается смехом палач.

— Дебил, сказочный дебил! Я не рассказывал анекдот, чтобы ты смеялся после слова «лопата», Лопата!

— Ха-ха-ха!

Смех Лопаты настолько заразителен, что удержать свой становится трудно. «Ну точно Горка и Морка!». Осматриваюсь, насколько это позволяет мне моё положение. Тёмный переулок между гостиницей и баром. «Хм, а мы не так далеко отошли».

Пытаюсь вернуть контроль над ментальными силами. Боль. Много боли. «Надо просто перетерпеть!».

***

За то время, пока моя бессознательная тушка валялась в номере, неведомый мастер выстроил блоки и в моём сознании. Ментальная проекция трепыхалась, как пламя свечки на сильном ветру. Удержаться на одном месте практически невозможно, но я держался и шёл, шаг за шагом до первой из множества белых стен с чёрным клеймом.

В этот раз мне удалось лучше рассмотреть его. Помимо инициалов мастера, руке которого принадлежит эта стена, на ней есть множество рисунков. Моих собственных воспоминаний. Где-то блёклых, потускневших от времени. Где-то нанесённых свежей краской поверх таких же, но почти стёртых. «Я много вспоминал свою прошлую жизнь последние месяцы...».

Удар за ударом терял кусок за куском своей жизни. Терял себя. «Неужели я обрёк Лану на участь беспамятной куклы в руках столь могучего кукловода?», — ужас, настоящий первобытный страх овладел мной, сковал каждую клеточку тела. Как физического, так и ментального.

Спасение в виде сигарет пришло на ум не сразу. Благо тут, в границах собственной души, спаянной воедино с разумом, мои любимые сигареты с зажигалкой были доступны в любой момент, и до воспоминания о них я ещё не дошёл.

Первая затяжка пошла тяжко, словно курил в первый раз. Дым не наполнял лёгкие, даря успокоение, наоборот: он обжигал всё нутро и выворачивал наизнанку. Меня вырвало, о сигаретах, как о способе борьбы со стрессом пришлось забыть.

Прежде чем убрать пачку в карман, ещё раз внимательно посмотрел на зажигалку. В нематериальном мире мой разум отказывался представлять её чётко. Постоянно ускользали какие-то мелкие, но важные детали. Например клеймо мастера незначительно отличалось от того, которое изобразил на барьере он же.

«Хм, а может...», — неожиданная идея озарила светом и подсказала возможный выход. Напряг все силы ума, которые остались в моём распоряжении. Из носа брызнула кровь, но вроде что-то начало получаться. Клеймо на зажигалке постепенно меняло очертания, всё больше становясь похожим на то, что стояло на стене.

Когда процесс изменения метки мастера завершился, я подошёл к стене и просто поджёг её. Стена, вопреки физическим законам, не просто загорелась, она истлела за секунду, а её пепел впитался в меня, странным образом прибавив силы.

«Кажется, твой секрет разгадан, старик. Только ты можешь снять эти метки без вреда для того, кого клеймил, но ты явно не ожидал, что у меня в руках окажется столь чудесная зажигалка», — с таким вердиктом процесс пошёл явно легче.

Преодолев все стены внутри собственного разума, я нёс на себе столько пепла и горечи прошлого, что его вес буквально придавливал к земле. «Только лишь отринув своё прошлое ты станешь тем, кем хочешь стать».

— Но тогда у меня не будет цели. У меня не будет ни единого желания выживать здесь. Я перестану быть собой, только приобретя такое знание, а это — хуже смерти, ведь смерть — не конец пути. Само наличие Улья говорит о том, что в данный момент какой-то другой я проживает сотни, а может быть и тысячи похожих жизней, и если судьба есть — всех их рано или поздно занесёт в это проклятое место.

«Хм, тогда, может, сгоришь среди этого пепла, воспрянув вновь, как феникс из легенд? Здесь, в этом мире, светит лишь твоё Солнце и только ты в силах сделать так, чтобы сгореть», — неизвестная сущность раз за разом подталкивала меня на смерть, но в её словах чувствовалось зерно какой-то истины. Словно Зверь сказал не всё, прежде чем уйти, и дотягивается до меня сквозь вечность.

— Я не могу рисковать. Во внешнем мире моё физическое тело несут туда, откуда нет возврата живым, кто знает, сколько времени пройдёт прежде чем то, о чём ты сказал, станет реальным?

«Ты всё ещё не научился управлять собой, — казалось, будто неизвестный печально вздохнул. — Здесь может пройти бесчисленное множество времени, когда в реальном мире — всего один миг. Клокстопперы, самые могущественные из них, влияют так на реальность. Ты тоже так можешь, просто примени дар здесь».

— Кто бы ты ни был, благодарю! — отсалютовал на манер тостующего и представил, что отправляюсь к звезде.

Её свет заметно потускнел. Сил светить практически не осталось. Согласно представлениям о природе жёлтых карликов, а именно такой звездой я и был, ожидалась мощная вспышка с последующим перерождением в белого карлика.

— Интересно, если я прыгну: вознесусь или упаду?

«Никогда не знаешь точно, Алеша. Прыгай!»

Океаны плазмы смыли пепел и сожгли мою оболочку до костей, а затем началось нечто очень странное. С каждым сожжённым граммом, яркость звезды увеличивалась, а мои кости обрастали новым мясом. Более крепким, более молодым, более упругим, но в то же время прочным, как броня.

***

Когда я открыл глаза, то увидел, что раны мои затянулись. Голову больше не пронзала тонкая, но чертовски острая игла. Только вот четыре руки, несущих меня куда-то к хозяину, никуда не делись. Наоборот, их хватка только усилилась.

«Не проблема», — отметил краем сознания. Сжался, как пружина, и резко распрямился, заставляя их оступиться. Спрыгнул на твёрдую землю и оскалился:

— Ну, теперь потанцуем, девочки!

Девочки, однако, оказались не промах! Не растерялись и начали обходить меня по дуге, так как я заблаговременно отпрыгнул в сторону, чтобы обезопасить тылы и контролировать их движения.

— Вот это, похоже, наш клиент! — радостно потирая руки, сказал Носорог.

— Ага, ты посмотри! Все раны затянулись, — удивлённо отметил Лопата.

«Из оружия при мне только руки с ногами да два дара, один из которых один вообще не желательно светить. Ну да ничего, Зверя нет, но я-то хуже», — во время их короткого обмена, успел обдумать некоторую стратегию.

Хотелось проверить обновлённого себя в бою. Кровь кипела, сердце билось много чаще, а лицо исказила ужасная гримаса. Однако на фоне своих противников я не выглядел совершенно никак.

Этим и воспользовался. «Они недооценили меня изначально, недооценивают и теперь». Стоило мне прижаться к стене, отрезав себе путь к отступлению, как аккуратное обхождение превратилось в резкий рывок.

Фатальную для себя ошибку совершил Лопата, наткнувшись кадыком на мой кулак. Естественно, что щадить сильного, но умного, я не стал, так как мне нужна была информация.

Увидев смерть своего товарища, Носорог решил поступить по-умному. Активировал способность и исчез, чтобы появиться справа и чуть сбоку от меня.

— Хм, невидимость, потраченная столь глупо, — сказал я, уже нанеся не фатальный, но чувствительный удар.

Носорог отлетел, как тряпичная кукла. После чего моя поясница почувствовала всю мощь кулака этого упрямого южного животного.

«Фантом...», — сплёвывая, понимаю я. Применяю дар и запускаю поиск его ментального следа. Мир застывает, а у меня появляется время даже на подумать.

Носорог стоял там же, где исчез. «До чего глупое применение дара». Переместился к нему, положил руку на плечо, прекратил использовать дар.

— Я тоже так умею, — внушительный удар в печень и он сгибается напополам.

— Тьфу. Зря мы тебя недооценили! — уже встав на колени, сплюнул он. — Босс ведь с самого начала сказал, что ты не простой фрукт.

— Меня не интересует, что сказал ваш босс. Меня не интересует, как именно вы ошиблись. Меня интересует только одно: что с моим отрядом?

— Твоим? М-м, да. Нужно было догадаться сразу...

— Не отвлекайся! — быстрый удар ногой по почкам и добавка в скулу. — Что с ними?

— Нормально всё с ними. Босс хотел всё аккуратно сделать, прямо как ты...

— Благодарствую! — всего один удар без права на ошибку.

«Носорог сослужил добрую службу, в отличие от его менее умного приятеля. Теперь нужно собираться в темпе, а Лану я всё же прихвачу с собой!».

Быстро вернулся к себе в номер тем же путём. В уголке прилёг постоять старый стулик с промокшей насквозь седушкой — единственный живой свидетель моего позора, навеки впитавший в себя противный аммиачный запах. На кровати всё так же мирно спала Лана, хотя шум от допроса должен был её разбудить, даже позу не сменила. «Странно, очень странно».

Жуткая в своей вероятности догадка посетила меня. Проверил пульс, дыхание, температуру тела, ментальный рисунок. Всё, за исключением последнего, находилось в полном порядке. «Да, зря я, кажется, столь варварски пробивал барьеры», — отметил, быстро проверив целостность её разума в астрале. «Ну ничего, скоро всё закончится, и я тебя вылечу!», — пообещал не столько ей, сколько себе.

Переоделся, не теряя ни минут, вооружился. В кобуру привычно лёг пистолет, а в руки спонтанно выкованный ветром меч-посох. С недавних пор я стал доверять ему больше, чем огнестрельному оружию.

Посох воспринял изменения во мне с подозрением. Принюхивался к изменившейся энергии, но, в конце концов, опознав меня, быстро стал частью новой силы. Лишь испытав достаточно длительную разлуку со своим оружием, понял, сколько силы скрывалось в нём и насколько оно усиливало меня.

По образам в голове, быстро нашёл «отпечатки» отряда между складок реальности. Сила ветра вновь стала частью меня, а потому за скоростью проблем не стало. Иными словами бежал, как наскипидаренный. Насколько бы тупыми этот неизвестный не считал своих подчинённых, а времени в запасе оставалось катастрофически мало. «Если оно осталось вообще».

Благо, в отличие от меня, отряд предпочёл снять одну, но большую, комнату на первом этаже. Запрыгнул в окно. Заблокировал посохом выпад Ведьмака, которого оставили в качестве дозорного.

— Свои, свои! — успокоил я. — Расталкиваем парней и валим нафиг!

Ведьмак давно понял, что просто так я не стану устраивать панику, вламываясь среди ночи в номер, сбежав при этом со свидания с милой девушкой, а потому без вопросов принялся исполнять указание. Вместе мы подняли на ноги остальной отряд достаточно быстро. Даже Алик, имеющий привычку просыпать всё на свете, выпив пива, без проблем встал.

— Что случилось, Алеша? Почему такая спешка и гам? — спросил сонным голосом Босяк.

Не став ничего объяснять устно, очень живописными мыслеобразами передал то, как провёл первую половину ночи.

— М-м-м, тебе бы с такими талантом находить приключения на пятую точку сидеть безвылазно на стабе, но ты ж чёрт такой! Не усидишь ещё и сильнее станешь, а кому-то из-за этого головы сложить!

— Кстати, насчёт голов, что чувствуешь, Бык? — вмешался Ведьмак.

— Чувствую скорый разрыв гордиева узла судеб... — Бык единственный выглядел спокойнее всего. Он уже всё знал, а потому преисполнился мрачной решимостью.

— Давайте-давайте, ребята, не стоим! Выходим так же, как Алеша зашёл, — командовал Босяк уверенно. Спешил, но не торопился. Не нервничал.

Отряд в полной боевой готовности покинул гостиницу в два часа тридцать шесть минут ночи. Улицы и закоулки Венеции выглядели ночью непривычно пусто, а в сердце шаг за шагом нарастало ощущение чего-то крайне нехорошего.

Сначала мы благоразумно решили забрать своих из камер, но как бы ни старались спешить, на выходе из стаба нас уже ждали. Перед внешними воротами. Внутренние мы прошли без проблем, так как дежурный мирно дремал в будке, к сожалению для него, без возможности проснуться и сдать свой пост.

Делегация из провожающих набралась солидная. Никто из них поодиночке не мог сравниться в силе с Босяком, но тут решало количество, а не качество.

— Браво-браво, забрались так далеко, ну прямо в пасть ко льву! — вперёд вышел тот самый парень, который встречал нас днём. — Честно сказать, я на тебя ставил, молодой, — сказал он, обращаясь ко мне. — Воистину незаурядный мур и ещё более достойная личность. А уж как с моей меткой справился — вообще заглядение! — улыбка озарила его лицо и тут же сменилась оскалом. — А теперь — убить их, молодого беречь, взять в плен, он мне нужен! — сказав это, таинственный мастер просто растворился, словно и не было его.

— Вот чёрт! А я-то думал, почему Косой такой злой! — вынимая клинок, сказал Ведьмак.

— Ага. Я тоже этой перемены не приметил. Держаться спина к спине, не отходите далеко, чтобы вас не взяли в кольцо! — голос Босяка не дрогнул, а рука привычно нащупала ствол автомата.

Врубив оба дара на полную мощность, выводил из игры самых мощных противников, прикрывал Быка, который чувствовал себя в перестрелке не очень уверенно. По всем его действиям стало понятно, что ему лучше стоять за станковым пулемётом, чем вести активную перестрелку с превосходящими силами противника.

Босяк тратил патроны намного экономнее, чем можно ожидать от автоматчика. Каждая выпущенная пуля находила свою цель. Кому-то он вышибал глаза, принося немного боли и быструю смерть, кому-то простреливал руку, чтобы рвущийся на амбразуру Ведьмак не поймал шальную.

Алик хоть и являл собой практически никакого клокстоппера, стрелком оказался отменным. Больше намечая выстрелы трассерами для других. Координируя в предрассветной мгле, которую переживут немногие.

Фил, как мой личный телоохранятель, выполнял практически тоже самое, что и я. То есть прикрывал попеременно то меня, то Быка. Так было ровно до первой перезарядки.

Не знаю, как, но патроны закончились одновременно и у всех. В это время полезными остались только двое бойцов. Мы с Ведьмаком, как единственные пользователи холодного оружия и наиболее сильные бойцы защищали весь остальной отряд, не щадя силы.

Не знаю, из чего сделан клинок Ведьмака, но руки и ноги он осекал на раз, причём далеко не всегда по суставу. Своему посоху и чутью я доверял стопроцентно.

Около нас достаточно быстро образовалась кровавая каша с отрубленными конечностями, натёкшей кровью и мозгами тех, кому не повезло. Ощетинившись со всех сторон стволами, наша маленькая, но очень злая фаланга римского образца, даже продавливала толпу, всеми конечностями стремясь на выход.

Мы почти пробились к выходу, оставив за собой кровавый след из тел и конечностей бедолаг, которым не повезло наткнуться на наши клинки раньше, чем поймать пулю от тех, кто отошёл в задние ряды, как в дело вступили снайперы на вышках. Видимо, мастеру надоело смотреть за отлаженной работой мясорубки по перемолке его людей и он отдал соответствующий приказ.

«Бух!». Как подкошенный с дыркой в голове падает Босяк. Замечаю это слишком поздно, чтобы быстро найти снайпера, который это сделал.

«Бух! Бух! Бух! Бух!». Четыре выстрела — четыре трупа. Сначала Ведьмак, следом Фил, потом Алик, ну и напоследок Бык.

Оставшуюся и самую бесполезную часть отряда, которая выполняла роль пленников, вместе со мной взяли в кольцо.

«Сдайся, Алеша! Сдайся и перейди на мою сторону сейчас, всё равно вашему стабу конец», — звучит в моей голове настойчивый голос мастера.

— Прочь. Из. Моей. Головы! — говорю, отбивая посохом ритм.

Пускаюсь в смертельный танец. Ветер помогает мне. Воздух вокруг пропитывается запахом крови. Он пьянит и раззадоривает меня, но даже на самого быстрого воина найдётся бегун или стрелок, который будет быстрее.

«Бух!», — оглушающе близко звучит выстрел винтовки. Рука с посохом повисает плетью. Ветер покидает меня, а усталость сегодняшнего дня захлёстывает с головой.

— Сделайте из него отбивную, но не убивайте, он нужен боссу живым. Остальных — в расход! — последнее, что я слышу, сопровождается пяткой ботинка, чья подошва залита кровью.

В голове запоздало бьётся мысль: «Вот и конец моей удаче!».

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24