Та, далекая весна [Петр Петрович Мелибеев] (fb2) читать постранично

Та, далекая весна

Другу моему —

внуку Вове Туренскому

п о с в я щ а ю

От слабости едва передвигая ноги, потихоньку от матери вечером он впервые выбрался на крыльцо. В лицо ему ударил теплый, влажный ветер, в уши рванулись весенние шумы: шумели овраги талыми водами, в недалеком лесу остервенело токовали тетерева.

В вечерней тишине, когда вспыхивали одна за другой звезды, а легкий морозец сделал воздух чистым, хрустким, все шумы приблизились, стали четче. И казалось, что не поддающиеся ночному заморозку весенние потоки мчатся где-то совсем рядом, а черные красавцы косачи, расправив хвосты-лиры, шаркают растопыренными крыльями по земле и чуфыкают за ближайшим гумном.

Весна шумит и буйствует. Она будоражит все тело, изболевшее, измученное неподвижностью.

Он жив! Жизнь возвращается к нему вместе с весной. Это она сбрызнула его сказочной живой водой и подняла с постели после трехмесячного беспомощного лежания.

Последнее, что сохранила память до многодневного черного провала: острая нестерпимая боль в плече, в руке, сверкание снега под луной, потом леденящий холод, отяжелевшая от воды одежда потянула его вниз, и темнота потушила сознание…

КРУТОГОРКА

Село Крутогорка лежит в сорока верстах от уездного города и в двадцати — от волости. Вокруг только песчаные буераки, крутобережные овраги да чахлые перелески. А за ними — стена большого леса. Очень большого — на сотни верст тянется он, темный, непроходимый.

Глухая лесная сторона.

Село на взгорье. Сразу за выгоном — глубокая балка с крутым спуском в нее. В лес ли ехать или в поле — не минуешь этого спуска. Беда мужицкая вытянуть воз в гору. Впрягайся сам и помогай лошаденке сажень за саженью одолевать подъем. Не слаще и вниз катиться. Привычные кони тормозят всеми четырьмя, только вздрагивают и храпят, когда хомут сползает на уши и передок телеги подбивает задние ноги. Молодые, не выдержав, пускаются с горы вскачь. Летят колесные спицы на ухабах, ломаются оси и оглобли, опрокидываются возы.

«Богом проклятое место», — называют мужики крутой спуск. Наверное, из-за него и село прозвали Крутогоркой.

По логу петляет речонка Эльтемка. Течет она только весной, а летом в ней и капли воды нету. Зато, как начнут таять снега, понесутся по оврагам к Эльтемке мутные потоки, разольется она тогда, что твоя Волга. И не течет — буйствует, мечется, подмывает берега, ворочает огромные валуны, сметает все на своем пути. Нет тогда через нее ни перехода, ни переезда.

Схлынут весенние воды — и успокоилась Эльтемка до следующего года. Только навороченные камни, размытые дороги, снесенные мостики напоминают о ее весеннем буйстве.

В селе единственное каменное здание — огромная церковь о пяти куполах. Безраздельно властвует она над взъерошенными соломенными крышами. Напротив церкви — школа, ветхое бревенчатое строение с двумя классными комнатами.

В версте от села укрепились мощные кирпичные стены женского монастыря. Остроконечная колокольня воткнулась в небо, а часы на ней каждые пятнадцать минут отбивают тягучую, заупокойную мелодию. Лучшие земли по всей округе принадлежат монастырю, а мужикам остались буераки да прилесные мочажины.

Десятилетний Иван оказался в Крутогорке перед самой революцией. Отца его, военного врача Петра Ивановича Бойцова, разорвал немецкий «чемодан», угодивший прямо в полевой госпиталь. Было это во время наступления русских на Перемышль. Жить в городе становилось все труднее и труднее. Мать, Мария Федоровна, пристроила старшего сына Михаила, ученика реального училища, у знакомых, а с младшим, Иваном, уехала в Крутогорку, где учительствовала до замужества.

Иван быстро обзавелся дружками и чувствовал себя в Крутогорке вольготно. Летом он целые дни пропадал в перелесках, оврагах, а иногда вместе с другими ребятами добирался и до большого леса. Вместе с ними гонял в ночное, широко расставив локти, трясясь и подпрыгивая на костлявой спине коняги.

Зимой бегал в школу; на самодельных лыжах в снежных вихрях слетал по крутому склону и катился до самой Эльтемки.

А село жило беспокойно. Много бродило разных слухов, а точные сведения о событиях приходили с опозданием. Больше всего ожидали «замирения» с немцами и возвращения солдат в родные избы. Вместо этого пришла весть о том, что «спихнули царя Николашку».

Поговорили, пошумели, но пока ничего в селе не изменилось. Правда, стали доходить вести, что в других селах мужики делят помещичьи земли промеж собой. Но то помещичья земля, а тут монастырская. Велись разговоры, что и монастырскую землю тоже поделить следует, но для большинства сомнительно было: все-таки