Бессмертная бабочка (СИ) [Василика] (fb2) читать онлайн

- Бессмертная бабочка (СИ) 791 Кб, 206с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - (Василика)

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Глава 1, в которой беда подкралась незаметно… ==========

От Автора: необходимо было некое вступление и ввод в историю, так что отсюда и такая глава…

P.S. Размер «миди» поставлен только ПОКА. Посмотрим по ходу написания, во что все выльется.

*

- Возлюбленные мои, мы собрались здесь сегодня, чтобы соединить Рапунцель и Юджина узами священного брака. Да живут они отныне вместе как муж и жена в мире и согласии. А теперь - кольца.

Это был волшебный день, самый-самый лучший и самый-самый счастливый.

Рапунцель помнила его до каждой, даже самой маленькой детали, до каждого взгляда, подаренного ей любящими ее людьми, и до каждого цветочка, который Паскаль, сидя на голове у гордо вышагивавшего Максимуса, раскидывал по сторонам, ежесекундно меняя цвета.

Она помнила, как вид ранее белого коня, теперь почему-то в туфлях, платье и шляпе, и когда-то зеленого хамелеона с такой широкой улыбкой на мордочке, с ног до головы перепачканных в дегте, вызвал оторопь и полнейшее непонимание.

Она помнила, как сама вскрикнула, не сдержав удивления, когда увидела друзей в таком виде, поменявшемся всего за каких-то пару минут и повергнувшему всех присутствующих в шок. Который, впрочем, быстро развеялся, стоило священнику произнести заветные слова.

«Я объявляю вас мужем и женой. Поцелуйтесь».

Она помнила, тепло кожи и шелк волос Юджина, когда обхватила его лицо ладонями и нежно накрыла его губы своими.

Она помнила, как обнимались ее отец и мать, чьи глаза светились бесконечной радостью.

Она помнила, как собравшиеся повскакивали со своих мест, воодушевленно крича и аплодируя, подбрасывая в воздух сиреневые лепестки.

Она помнила, как прыгали от счастья девочки-сестрички с рыжими косичками.

Где-то краешком сознания она даже помнила, как Дедок с энтузиазмом выкрикнул: «С Днем Рождения!» и свалился со скамьи.

Это был воистину волшебный и чудеснейший день в ее жизни! И ничто не могло омрачить мечты о будущем, которое казалось таким прекрасным. Никто и ничто. До Того дня.

В Тот день – на протяжении всей своей… нет, не оставшейся, а просто жизни Рапунцель всегда называла его «Тот день», день, когда подкралась беда, которую никто не узнал под личиной, – она проснулась рано, слишком рано даже для себя, если учитывать ее старую привычку подниматься в семь утра.

Юджин рядом с ней преспокойно спал, одну руку положив себе под щеку, а другой – обнимая за талию свою жену. На изящном прикроватном столике, свернувшись в клубок на мягкой пуховой подушке, устроился Паскаль, во сне переменивший оттенок с изумрудного на золотой – цвет солнца, изображенного на вышеупомянутой подушке.

Улыбнувшись от такой идиллии, Рапунцель мягко выскользнула из объятий мужа и, бесшумно ступая босыми ногами по пушистому ковру на полу, направилась в ванную комнату, тихонько прикрыла за собой дверь и, опустившись на стульчик перед туалетным столиком, тяжело выдохнула, закрыв лицо руками. Ей приснился плохой сон, сон, в котором она чувствовала только ужасную боль одиночества и тоску, тоску по родным и близким, тоску по королевству и… тоску по Юджину, без которого уже не могла представить своей жизни.

- Это всего лишь кошмар, ничего особенного, – бормотала еле слышно девушка, пытаясь утихомирить все еще бившееся в испуге сердце. Когда страх отступил, признавая свое поражение, и исчез, Рапунцель с облегчением выпрямилась и, привычным жестом заправив за ухо выбившийся локон, посмотрела в большое зеркало перед собой. И замерла.

Ее волосы, отливавшие темно-коричневым блеском, сейчас показались ей чуть более светлыми, как будто в темный шоколад кто-то вдруг подлил немного молока. Рапунцель подскочила и, уперевшись ладонями в холодное стекло, уставилась на свое отражение.

«Наверное, это мне просто померещилось», – решила она через минуту и, развернувшись, вышла переодеваться.

Она еще не знала, что в тот момент река ее жизни навсегда изменила свое направление.

*

Шли дни, текли недели, пролетали месяцы. В королевстве все было спокойно, не без участия Максимуса, разумеется. Бравый конь с присущим ему упорством искоренил любые поползновения преступной деятельности, командуя стражниками, вооруженными чугунными сковородками.

Рапунцель, стоя на балконе, наблюдала за тем, как Максимус проводит утреннюю тренировку, импровизированный бой, сражаясь со своими солдатами с мечом в зубах, как когда-то сражался с Флинном Райдером. Паскаль, до этого подремывавший у нее на плече, внезапно подскочил и запрыгал, привлекая к себе внимание принцессы.

- Что такое, Паскаль? – девушка посмотрела на хамелеона, но тот никак не мог угомониться, продолжая вертеться туда-сюда и издавать тревожные писки. Так продолжалось до тех пор, пока Паскаль не вцепился лапками за одну из прядей Рапунцель и не потянул ее так, чтобы она и сама могла ее видеть.

И она увидела. Она увидела цвет этой пряди. Цвет, который должен был исчезнуть безвозвратно, цвет, который уже исчез, цвет, который… пришел из прошлого. Забытый цвет, цвет, оставленный позади. Вернувшийся цвет.

Она не нашлась что сказать, лишь в панике, подступившей неожиданно, начала ерошить пальцами волосы, словно бы пытаясь на ощупь узнать, произошло ли то же самое с остальными локонами, затем бросилась в комнату и, наткнувшись взглядом на кувшин с гладкими бочками, схватила его и поднесла к лицу. Но все уже снова было в порядке.

Это было второе предупреждение, не понятое так же, как и первое, предупреждение, смысл которого был упущен. И настала очередь третьего, последнего.

*

Рапунцель проснулась от того, что ее кто-то настойчиво пытался разбудить. С трудом открыв глаза, она повернула голову к Юджину, который с тревогой на лице тряс ее за плечо, в попытках вернуть из царства Морфея.

- Что случилось? – сонным голосом проговорила девушка, приподнимаясь на локте. Бывший разбойник глядел на свою молодую жену с беспокойством и растерянностью, все еще не отпуская ее руку. – Юджин, в чем дело?

- Твои волосы…

Этих двух слов хватило для того, чтобы Рапунцель вздрогнула и опрометью кинулась к зеркалу. И на сей раз то, что раньше она принимала за шутку воображения или за игру света, было более чем настоящим. И оно не пропало, не ушло, не растаяло, как туман на солнце. Оно осталось.

И из глубины зеркала с той минуты и навсегда смотрела девушка с локонами цвета жидкого золота, спадавшими пшеничными волнами по плечам сказочной принцессы, которой больше никогда не суждено было измениться.

*

И время вновь продолжило свой безостановочный бег, но он был таковым для всех, кроме Рапунцель. Дар Солнца, дар, с которым она родилась, который был частью ее самой, не мог просто так взять и уйти в землю – слишком велик и могуч он был для этого. Солнце вечно, и дар его вечен, и она отныне тоже вечна…

Чудесная способность исцелять больных и раненых и возвращать молодость теперь обернулась в истинное проклятие для своей носительницы, проклятие, от которого было не избавиться. Эта магия была у нее в крови, она текла в ее жилах, билась в ее сердце и была в ее душе. И даже сама смерть была бессильна перед ней.

Все стремления избавиться от этого бича были абсолютно бесполезны. Рапунцель могла сколько угодно обрезать свои волосы, которые, едва их отсекали лезвия ножниц, потухали и темнели, но локоны, обрамлявшие ее лицо, лишь мимолетно тускнели, а затем по ним пробегалась волна живого блеска, и они вновь принимали медовый цвет и вскоре заново отрастали.

Никакая рана не могла отнять жизни у Рапунцель, ведь едва появлялся даже крошечный порез, как его тут же заволакивала и стягивала искрящаяся солнечная дымка, и через несколько секунд ничего уже не было. Никакое оружие не могло нанести златовласой девушке долгой неизлечимой боли. Никакое. Кроме того, что разрывало ее душу и испепеляло счастье, оказавшееся таким хрупким и недолговечным.

Время было неумолимо и беспощадно, оно не слушало ни молитв, ни слез и в конце концов забрало у той, что была ему неподвластна, все, чем она дорожила: отца и мать, друзей-разбойников, Паскаля и Максимуса и Юджина, которого Рапунцель, как ни старалась, не смогла спасти. Песня матушки Готель не помогала, и струившееся в принцессе волшебство никак не желало подчиняться своей хозяйке, оставаясь тогда еще необузданным и непокоренным.

И никто не мог этого исправить.

И сон, увиденный Рапунцель в Тот день, стал вещим и воплотился в реальность.

Там, где цветы упали прямо на могилы,

Остановилось время и не осталось сил.

Там похоронен мой маленький мир.

Прямо рядом с твоим [1].

«Дом там, где сердце», – гласила старинная мудрость. Но сердце Рапунцель больше ничему и никому не принадлежало, и королевство, отмеченное солнцем, перестало быть ей родным. И Рапунцель ушла оттуда. Ушла, чтобы больше никогда не возвращаться.

Шли века, и сказку, однажды написанную и рассказанную миру братьями Гримм, теперь знали все дети и взрослые, но никто не догадывался о том, что на самом деле эта сказка была вовсе не сказкой, и ни один человек, увидев светловолосую девушку с длинной косой за спиной, не догадывался, кто ему повстречался.

И так продолжалось немало веков. Но всегда, когда заканчивается одна история, следом за ней начинается вторая. Собственно говоря, эта вторая и будет нашей историей…

[1] 4-ре Апреля – «Больше не страшно».

========== Глава 2, в которой происходят встречи. ==========

От Автора: по заявке Рапунцель после первого столкновения со Щ.И.Т.ом скрывалась от них сорок лет. Срок пришлось сократить до 29 лет, основываясь на Википедии, чтобы не залезать далеко в будущее где-то в 2022год. XD

P.S. Часовая разница между Нью-Йорком и Лондоном – 5 часов.

P.P.S. Автор подумала, что эта песня будет в тему, по крайней мере, в начале фанфика.

*

Кто стучит в моё окно?

Сова и Мёртвый Мальчик.

Ночь шепчет моё имя

Голосами всех умирающих детей…

Девственный снег под моими ногами

Окрашивает в белый цвет весь мир,

Я прокладываю свою тропу и погружаюсь в сказку целиком…

Пусть настаёт потоп, пусть всё горит в огне –

Мой поиск будет продолжаться,

Путешествие странницы без конца…

Соловей в золотой клетке –

Это я в лабиринте реальности,

Облегчите моё сердце, кто-нибудь,

Я погибаю, верните меня к жизни!

Соловей в золотой клетке –

Это я в лабиринте реальности,

Кто-нибудь, облегчите моё сердце…

Всё начинает колыбельная!

Возвращение домой

На зов дельфина.

Срывающий маску человека,

Мой единственный проводник – Башня.

Вот кто я –

Беглянка, искательница рая.

Прощайте, пора лететь

За границы расстояния и времени, подальше от всей лжи!..

Соловей в золотой клетке –

Это я в лабиринте реальности,

Облегчите моё сердце, кто-нибудь,

Я погибаю, верните меня к жизни!

Соловей в золотой клетке –

Это я в лабиринте реальности,

Кто-нибудь, облегчите моё сердце…

Всё начинает колыбельная!

Беглянка…

Nightwish – The Escapist. Перевод Dan_UndeaD из Northrend. Несколько перефразировано и сокращено.

*

Италия. Лацио. Виноградники. 1982 год.

«Жизнь, лишённая свободы, – всего лишь разновидность смерти». (с)

Предгорья Албани находились в южной части реки Тибр. Все эти горы – очень древние, когда-то созданные вулканами, а в недействующих кратерах образовались озера, чьи неподвижные зеркала отражали в себе чистое безоблачное небо. На плодородной земле были возведены сады и предгорные виноградники, чьи изумрудные изгороди, смешивавшие в себе самые разные оттенки зеленой палитры, шли параллельными стенами вдаль. Здесь было красиво, очень красиво, но несколько пустынно, ведь из-за сильной жары местные жители не стремились высовываться на улицу. Однако эта самая жара совершенно не волновала девушку, светлые волосы которой были заплетены в косу. У нее была проблема иного рода.

Она стояла на широкой тропе между рядов проволочных шпалер, за которые цеплялся виноград, окруженная людьми, привыкшими действовать, а не обсуждать приказы. Она стояла, одетая в летнее белое платье с широкой желтой полосой у подола и такие же белые спортивные туфли – стиль 1970-ых, и подобное смешение красок ненавязчиво наталкивало на мысли о белом золоте – матовом, скрывающем что-то, словно маска.

Она стояла, глядя на темнокожего мужчину в черном плаще и с повязкой на левом глазу, который появился как гром среди ясного неба и поставил перед ней выбор с лишь двумя возможностями: либо она соглашается на добровольное сотрудничество, либо, в случае отказа, становится подопытной крысой. Все просто.

- Вы знаете, что это звучит не как предложение, а как ультиматум? – голос девушки, ровный и уверенный, звучал спокойно, не выдавая ни малейших признаков страха или волнения.

- Я и не настаивал на том, что это не так.

- Да. Верно. Вы просто сразу рванули с места в карьер. Опрометчиво.

- Поскольку?

- Я не пойду у вас на поводу. Мне дорога моя свобода, и я не собираюсь просто взять и отдать ее тем, кто хочет меня использовать. У меня уже имелся неприятный опыт с подобным отношением. Повторять ошибки прошлого я не намерена.

- Тогда вы понимаете, что не оставляете мне выбора.

- Да. Вы мне тоже.

Все произошло слишком быстро. Настолько, что даже испытанные агенты не успели отреагировать, а Фьюри, к его величайшему сожалению, допустил просчет и не озаботился вопросом о стрелках с винтовками, заряженными транквилизаторами.

Все произошло слишком быстро. Девушка обняла себя руками, будто бы хотела закрыться от чего-то. Ее кожа в одну секунду стала цвета яркого золота. Пламя, зародившееся в ней, в считанные мгновения охватило ее всю, даже волосы поглотил огонь. Она подняла голову, открыла глаза и молниеносно раскинула ранее прижатые к себе руки, словно птица, собравшаяся взлететь. Вспышка янтарного света, рванувшаяся в стороны, ослепила и сбила с ног, а когда пелена рассеялась, девушки уже не было. Как и воспоминаний о том, как именно она выглядела.

Это было поражение. Но новая встреча с Ней была просто вопросом времени. Коего у нее было предостаточно.

*

Великобритания. Лондон. 29 лет спустя. 17 апреля 2011 года. 23:30.

Дождь лил как из ведра. Его косые струи колотили по асфальту и по крышам нахохлившихся в сумраке вечера домов, глухо стуча и заставляя воду в многочисленных лужах кипеть, заходясь в пузырях. Вообще по календарю уже была весна, не та, когда все цветет и пахнет, но и не та, когда еще холодно и промозгло после зимы. Нечто среднее – вот характеристика той погоды, которая царила в городе.

Фил Колсон уже в который раз жалел о том, что не потрудился найти себе какой-нибудь зонт, который, возможно, позволил бы хоть его голове остаться сухой. Перспектива простудиться и заболеть агенту совсем не нравилась. Как говорится, не комильфо. Проблема была в том, что он уже покинул номер гостиницы, в котором его разместили, и уже наведался к человеку, ради которого его, собственно, и занесло на берега Туманного Альбиона.

Директор Щ.И.Т.а в присущей ему бескомпромиссной форме сказал: «Агент Колсон, вы должны немедленно отправиться в Лондон и встретиться там с неким лицом, которое хочет предоставить нам чрезвычайно важную информацию. Эта информация должна быть получена нами как можно скорее». Все это было заявлено, конечно, несколько витиевато, но попросту означало: «Пулей метнулся туда и обратно. Отказы не принимаются». Так что именно по этой причине Колсон в данный момент вышагивал под ливнем, вжав голову в плечи и пряча на груди папку с документами со сделанной на ней от руки пометкой «TOP SECRET».

«Некое лицо» (визит к которому стоил Колсону тридцати фунтов, заплаченных таксисту, – поскольку это самое лицо поставило условие, чтобы к нему не заявлялись на черной машине с затонированными стеклами, наводящей мысли о шпионском фильме и неизменно привлекавшей внимание любопытных соседей, – и плаща, пропахшего куревом из салона того же такси) представиться не пожелало.

«У меня есть то, что нужно вам, а вы взамен оставляете меня в покое. Все просто. Имен друг друга нам знать необязательно». Из этих слов Колсон сделал вывод, что человек этот (уже немолодой, в очках в роговой оправе и в инвалидном кресле) не стремился завязывать отношения со Щ.И.Т.ом. Вероятнее всего даже это временное сотрудничество не было таким уж взаимовыгодным – директор просто нашел то, что ему было необходимо, и приложил все усилия, чтобы это «необходимое» оказалось у него так быстро, как это было возможно.

На свое несчастье – второе по счету за этот вечер после зонта – Фил Колсон имел неосторожность не поймать еще одно такси, чтобы вернуться в гостиницу, а решил пройтись пешком. Так что неудивительно, что мужчина в дорогой, пускай и насквозь вымокшей одежде и с не менее дорогим телефоном, прижатым к уху во время разговора, привлек внимание местных грабителей. И так же неудивительно то, что отвлекшегося на беседу с начальством Колсона один из неизвестных громил сбил с ног, предварительно приложив чем-то тяжелым по затылку, и начал бить его по животу, пока его напарник обыскивал жертву.

И все же жизнь не окончательно повернулась к Колсону пятой точкой. В тот момент, когда подельник добрался до драгоценной папки, откуда-то со стороны послышались быстрые шаги, и из-за угла бегом вылетела чья-то фигурка, остановившаяся как вкопанная тут же, как только увидела происходящее. Свидетели ворам были явно не нужны, так что тот, что в тот момент стоял, выхватил из кармана нож. Острое лезвие холодно блеснуло в слабом освещении уличного фонаря, когда грабитель кинулся к так неудачно появившемуся человеку. Колсон мельком подумал, что, судя по телосложению, это, возможно, была девушка.

Дальнейшее агент помнил урывками: силуэт, замерший на расстоянии нескольких шагов от него; преступник, рванувшийся туда; шум усилившегося дождя, забарабанившего с новым усердием; а после вспышка золотого света, сверкающими змеями устремившегося по направлению к нападавшему.

*

Авианосец, штаб-квартира международной антитеррористической организации Щ.И.Т. 17 апреля 2011 года. 18:05

Синеглазая девушка с темными волосами, собранными в хвост на затылке, подошла к директору Щ.И.Т.а, стоявшему, заложив руки за спину, возле окна и задумчиво смотревшему куда-то вдаль, на перья облаков, скользивших по небу. Марии Хилл был хорошо знаком этот взгляд: он означал, что Ник Фьюри задумался о чем-то серьезном, но захватывающем и многообещающем.

- Сэр, мы только что сумели снова выйти на связь с агентом Колсоном.

- Он объяснил, по какой причине так внезапно прервал разговор?

- Да. На него напали.

- Кто? – Фьюри развернулся к ней так резко, что Мария невольно чуть отодвинулась назад, вздрогнув от неожиданного скачка от полной невозмутимости к тревоге.

- Двое грабителей.

- Он в порядке?

- Да. У него имеются телесные повреждения, но это в основном только гематомы от ударов, кости не задеты, и внутренние органы не травмированы.

- Информация у него?

- Да, он сообщил, что папка при нем. Он готов отправиться в НьюЙорк первым же рейсом, сэр.

- Хорошо. Позаботьтесь о том, чтобы он вернулся так быстро, как смог, – директор снова стал невозмутимым и выпрямился, отводя назад плечи. – И пусть по прибытию предоставит мне полный отчет о произошедшем. Я хочу знать, были ли это простые воры или же…

- Или же кто-то из пособников Паука? – закончила фразу Хилл.

- Да, – Фьюри тяжело вздохнул и нахмурился. – С этим типом никогда не помешает лишняя осторожность.

От Автора:

Автор выкроил небольшой перерыв для продолжения, но скорое появление главы №3, к сожалению, не может быть гарантировано в скором времени. Возможно, на следующих выходных, но только возможно.

Заранее извиняюсь.

========== Глава 3, в которой Фьюри вспоминает прошлое и получает долгожданную папку с информацией и кое-что еще. ==========

После разговора с Хилл Ник Фьюри так и не сдвинулся с места, стоя в привычной позе, заложив руки за спину, и по-прежнему глядя куда-то сквозь облака и размышляя о своем. Никто его не беспокоил. Заместитель директора четко дала понять, что его лучше сейчас не тревожить, и Фьюри погрузился в воспоминания о днях, давно минувших в прошлом.

Ник Фьюри не помнил, как именно выглядела та девушка, из-за которой он в 1982-ом году сорвался в Италию, прихватив с собой стольких своих людей, скольких смог. Причиной такого поступка явилось то, что один из его информаторов, Грегори Стоут, уведомил его, что он наткнулся на нечто такое, что взбудоражит Щ.И.Т. основательно и надолго. Если быть точным, информатор этот уже довольно долгое время толком не связывался с Фьюри и не предоставлял объяснений по этому поводу. Все, что директору было известно о его деятельности, так это то, что этот агент наткнулся на что-то, целиком и полностью поглотившее все его свободное время и силы.

Если быть еще более точным, Стоут на самом деле даже и не уведомил толком главу организации, в которой работал, а просто прислал одно сообщение, в котором написал: «Сказка вовсе не сказка». Пока в Щ.И.Т.е пытались разобраться, что же под этими словами подразумевалось, за первым коротким, отрывистым сообщением пришло еще несколько с перерывом в пять-шесть дней. В них не содержалось много сведений, а объяснений там было еще меньше, вернее, совсем никаких, только координаты жилого дома в Риме, три фотографии молодой девушки со светлыми волосами, заплетенными в длинную косу, иллюстрация из книжки со сказками братьев Гримм и записка следующего содержания:

«Она - не выдумка. Вам это будет интересно».

И агенты Щ.И.Т.а отправились по этой наводке в Италию.

Ник Фьюри не помнил деталей внешности девушки, даже длины ее волос, разве что только общие черты, по которым, разумеется, не представлялось возможным найти эту неизвестную, которую Стоут называл «легендой, которая живет, дышит и ходит по земле», – ну, мало ли на свете блондинок с косичками?

Ник Фьюри не помнил ни ее голоса, ни того, во что она была одета в тот день. Зато он хорошо помнил, что при встрече с ним она была абсолютно спокойна, и ни единая интонация в ее голосе не могла дать намека на то, что она боялась. А она боялась. Это можно было почувствовать.

Еще Ник Фьюри помнил ее слова. «Мне дорога моя свобода». Так она сказала. Прежде чем ослепила всех, кто ее окружил, и пропала без следа. Все, кто ее видел, забыли, какой она была, а все фотографии превратились в белые и пустые прямоугольники бумаги, неспособные как-либо помочь в поисках сказочной героини. Казалось, все произошедшее было не более чем фантазией, случайностью, ничего не обещающим случаем.

Грегори Стоут придерживался другого мнения, в противопоставление мнению своего непосредственного начальника. Однако Ник Фьюри достаточно хорошо знал одного из своих лучших людей, чтобы понимать, что этот человек не стал бы разбрасываться подобными заявлениями, не имея веских причин.

Когда после неудачи в Лацио Фьюри вместе со Стоутом вернулись в Америку, агент, попытавшись восстановить воспоминания (безуспешно, кстати, как и все остальные сотрудники Щ.И.Т.а, принимавшие участие в операции), наконец-таки предоставил более-менее полный отчет о том, чем он занимался последние семь с половиной месяцев и что же это было за «нечто», что без сомнения заинтересовало бы главу Щ.И.Т.а.

- Вам, разумеется, хорошо известна сказка братьев Гримм «Рапунцель», рассказывающая о девушке, заточенной в башне, – Грегори стоял перед круглым столом, за которым устроился Фьюри и другие члены Щ.И.Т.а, разложив перед собой папки с документацией и многочисленными пометками. – Эту историю читали дети, читали взрослые, она всем знакома. Но для них это всего лишь выдумка. А я не так давно убедился в том, что выдумка далеко не выдумка.

- Агент Стоут, вы не могли бы не ходить вокруг да около, а сразу изложить то, ради чего группа из тридцати наших сотрудников во главе с директором Щ.И.Т.а в такой спешке навестили Италию, не дав никаких объяснений? – седоволосая женщина со стрижкой каре и в сером юбочном костюме нетерпеливо постучала ногтями по гладкой поверхности стола.

- Прошу прощения, мэм, но я должен был как-то начать свой… доклад. Так вот, возвращаюсь к теме моего разговора. Около восьми месяцев назад, когда я проезжал через Италию, мне встретился один человек, уличный художник, рисовавший портреты проходящих мимо людей. Мне показалось странным не столько его поведение сколько тот факт, что он сидел на своем стуле в переулке глубокой ночью, покачивался из стороны в сторону, что-то бормотал себе под нос и все пытался что-то нарисовать в своем альбоме. И именно пытался, потому что, едва начав выводить линию, он тут же сминал лист и отшвыривал его в сторону, заявляя: «Совсем не то». Я поинтересовался, что у него случилось. И он рассказал мне одну любопытнейшую вещь, из-за которой я и не покидал страну последующие несколько месяцев.

- И что же это была за «любопытнейшая вещь»?

- Этот художник, Омаро Франчерис, утверждал, что видел своими глазами персонажа сказки братьев Гримм… Этим персонажем была Рапунцель.

- Неужели? – женщина усмехнулась. – И с чего же вы взяли, что он вам говорит правду?

- Меня научили доверять интуиции и опыту, мэм, а интуиция и опыт говорили мне, что этот человек не врет. Вам не хуже меня известно, что сверхлюди существуют среди обычных людей, и некоторые из них могли бы пригодиться нашей организации в борьбе с террористами или кем-то другим. А теперь представьте, какую пользу нам бы мог принести тот, чью жизнь невозможно прервать никаким способом, тот, кто бессмертен в буквальном смысле этого слова.

Тихий шепот поднялся в комнате из-за того, что собравшиеся начали обсуждать между собой это новое открытие. Некоторые из них, похоже, вдохновились подобной информацией, другие же, напротив, стали спорить, выказывая сомнение по этому поводу. Бессмертие, конечно же, являлось актуальной темой, но обнаружение этого философского камня могло выйти организации боком.

Ник Фьюри не встревал в разгоревшуюся ярким пламенем дискуссию, сосредоточенно уставившись перед собой, стараясь вспомнить лицо девушки, хотя и понимал, что это тщетно и ничего ему не даст. Какими бы способностями, кроме вечной жизни, не обладала эта неожиданно объявившаяся героиня детской сказки, одной из них точно являлось умение заметать за собой следы.

Грегори Стоут так же хранил молчание, не вмешиваясь в разговор начальства и неторопливо поворачивая в руках сложенный вчетверо листок бумаги, на котором было что-то нарисовано.

Лишь спустя час ему удалось завершить свою «речь», разъяснив и то, как он долгие недели пытался найти «Рапунцель»; и то, как отдельные свидетели по крупицам сообщали ему полезные, хотя и не всегда, данные; и то, как, проходя через площадь Кампо де Фиори, он увидел около памятника Джордано Бруно девушку с косой вроде бы до пояса, очень похожую на ту, которая была на отрывистых набросках Франчериса; и то, с какой осторожностью он следил за ней, понемногу собирая данные о ней.

На вопрос «Так где же сейчас ваша «Рапунцель»?» Стоут поджал губы и коротко произнес: «Скрылась». После чего добавил: «Скрылась, забрав воспоминания, которые могли выдать ее. Мы знаем, что она существует, мы даже знаем, что у нее есть ценные способности. Мы не знаем, столкнемся ли с ней еще раз, поскольку ее жизнь сроками не ограничена».

*

Мысли о Рапунцель не оставили Фьюри на последующие пять с половиной часов после известия о нападении на Фила Колсона, и мужчина по-прежнему стоял на капитанском мостике, раздумывая и задаваясь вопросами.

«Где же ты прячешься, девушка из сказки?..»

- Сэр, прибыл агент Колсон.

Размышления Фьюри прервал голос Хилл, остановившейся за спиной директора.

- Как он?

- Спросите у него сами. Он ждет вас в конференц-зале.

- Прекрасно.

Фил Колсон чувствовал себя значительно лучше, чем некоторое время назад, когда вылетал из Лондона. В самолете ему удалось выспаться, и таким образом болезненные ушибы беспокоили его куда меньше, нежели тогда, когда его забрала скорая помощь.

При появлении Фьюри агент поднялся и одернул пиджак.

- Сэр.

- Добрый день, Колсон, – мужчины обменялись приветственными рукопожатиями, после чего Колсон снова опустился на стул, с которого пару секунд назад встал – все же остававшаяся в теле усталость еще давала о себе знать. – Оказались не в том месте и не в то время, да?

- Вроде того. Подобное всегда происходит неожиданно. И, предвосхищая ваш следующий вопрос, скажу сразу: нет, те люди определенно не были подельниками Паука.

- Вы уверены в этом?

- Если бы это было не так, я бы находился не тут, а в морге. Нам ведь уже известно, что Паук никогда не оставляет свидетелей. Я - свидетель. Но я все еще жив. Значит, это не он.

- А документы, которые вам передали в Лондоне?

- Вот они, – Колсон пододвинул к Фьюри серую папку байндер. – Бумаги не пострадали. Ну, может, слегка помялись.

- Хорошо.

- И еще, чтобы не осталось сомнений, я достал видео с камер наблюдения антикварного магазинчика как раз через дорогу от того места, где я столкнулся с ворами. Так вы окончательно удостоверитесь, что это был не Паук, – и Колсон щелкнул клавишу на пульте, лежавшем у него под рукой. – А еще увидите кое-что любопытное.

Голографический экран, чья рамка пересекала прямоугольный стол пополам, моргнул, и на нем появилось картина темной улицы Лондона. Наблюдая за действиями преступников и основываясь на собственном опыте, Фьюри заключил, что нападение действительно было спонтанным и не несло никаких мотивов кроме желания поживиться. Но после этого случилось, по-видимому, то, что Колсон назвал «любопытным».

Из переулка вдруг выскочила чья-то фигурка, и грабитель с ножом двинулся к ней с явным намерением «ликвидировать» некстати подвернувшееся случайное лицо. А затем полыхнула внезапная вспышка, секунд на десять «ослепившая» камеру. Когда аппаратура снова заработала, на месте происшествия находились только потерявшие сознание громилы и агент Колсон. Четвертого нигде не было.

Стоило Фьюри увидеть сполох, как на лице директора Щ.И.Т.а не осталось и намека на прежнюю беспристрастность. Он резко выпрямился, подавшись вперед. Глаза загорелись лихорадочным блеском как у охотника, настигшего зверя, которого он давно преследовал. Нажав кнопку на беспроводной гарнитуре за ухом, Фьюре бросил:

- Немедленно вызовите ко мне техников.

Спустя двадцать минут ожидания видео с камеры было очищено и обработано настолько хорошо, насколько это было возможно. Идеального изображения получить не удалось, но, несмотря на сохранившееся недостаточно хорошее качество съемки, можно было различить, что силуэт четвертого участника событий принадлежал девушке, рост которой составлял примерно 175 сантиметров. Среднего телосложения. Худая. Рубашка или куртка с длинными рукавами. Цвет волос определить не смогли, но они явно были заплетены в косу до пояса.

- Вот она снова и дала о себе знать, – просмотрев файл еще раз, Фьюри удовлетворенно кивнул самому себе.

- Кто, сэр? – уточнил Колсон.

- Та, чьего появления я ждал последние двадцать девять лет, – Фьюри вывел на экран ролик в двух вариантах воспроизведения, один из которых был замедленным. – Так можно все четче разобрать. Вот ваша спасительница. Вот она выбежала из-за угла, – он кивнул на окно слева, – но на этом, – теперь он указывал на то, что было справа, – сниженная скорость позволяет разглядеть нам… вот это, – видео было поставлено на паузу. – Посмотрите, здесь ясно, что вспышка не появилась из ниоткуда. На самом деле она прошла через руку этой девушки. Обратите внимание, как свет возникает возле запястья, затем распространяется до кончиков пальцев и уже потом вырывается в разные стороны.

- Новый сверхчеловек? – ответом Колсону послужил короткий наклон головы. – Так вы знаете, кто это?

- О да, – Фьюри усмехнулся и скрестил запястья за спиной. – Это Рапунцель.

========== Глава 4, в которой есть комфорт и обыденность и то, что их прерывает. ==========

От Автора: если коротко, я решила немного пофантазировать на тему того, где в перерывах между заданиями живут Соколиный Глаз и Черная Вдова, так что… (Живут по отдельности.)

P.S. Автор вносит новую черту в характер Наташи Романофф – любовь к зеленому мятному чаю по утрам.

*

18 апреля 2011 года. 07:04. Бульвар им.Линкольна, №1168.

Разумеется, ранний подъем давно вошел в привычку, и не было ничего удивительного в том, что часы показывали еще только семь утра, а Клинт Бартон уже сидел у себя на кухне и, ожидая, пока сварится его кофе, аккуратно перебирал пальцами стрелы с наконечниками, заполненными взрывчатым веществом.

Это дополнение к набору оружию, прилагавшемуся к высокотехнологичному луку, Клинт получил буквально на днях от техников Щ.И.Т.а, улучшивших и без того многофункциональные стрелы, среди которых были и те, которые представляли собой замаскированные звуковые и электрически заряды, тросы и слезоточивый газ.

Конечно, желание поскорее опробовать это новое приобретение было велико, но Клинт прекрасно понимал, что для этого ему придется отправиться в штаб-квартиру на специальный полигон, поскольку подвал, пускай даже и оборудованный под зал для тренировок, вряд ли бы выдержал подобное обращение к себе.

Аппарат перестал шуметь, и, отложив стрелы в сторону, Клинт налил кофе в высокую кружку, сделал большой глоток и, приблизившись к окну, отодвинул занавеску и посмотрел наружу.

Возможно, что для человека, который носил прозвище Соколиный Глаз, прозвище воздушного хищника, славившегося своей маневренностью и скоростью, двухэтажный дом на севере Нью-Йорка, в пригороде, представлялся несколько странным выбором. Куда больше ему бы подошла квартира на вершине небоскреба, откуда открывался бы шикарный вид на мегаполис внизу, вид с высоты птичьего полета. Но исключения, как известно, лишь подтверждают правила.

Когда Щ.И.Т.у не требовались услуги меткого снайпера, Клинт возвращался сюда, в свое гнездо, как он его называл про себя, где мог провести время, свободное от заданий, боев, слежек и тому подобных аспектов, которыми изобиловала его профессия. Это было место, в котором он был хозяином; место, которое он считал неприкосновенным; место, где каждый уголок был ему знаком; место, где его невозможно было застать врасплох; и место, где ему было… достаточно уютно и спокойно.

На первом этаже располагались приятная глазу гостиная, просторная кухня, спальня, гостевая и ванная комнаты. Там все было выполнено в тонах, варьировавшихся от шоколадных до кремово-бежевых оттенков. Никакой вычурной мебели, никаких редких и дорогих предметов искусств, никакой роскоши. На втором этаже была устроена библиотека, в которой всегда можно было посидеть и почитать, перекинув ноги через подлокотник кресла, и бильярдная.

Допив кофе и поставив кружку в посудомоечную машину, вечно пустовавшую из-за того, что ее владелец крайне редко бывал дома и еще реже нормально и полноценно ел, Клинт спустился в подвал, где сам обустроил тир для упражнений в стрельбе. Правда, этот тир не шел ни в какое сравнение с тем, что был на авианосце, и его мишени годились только для обычных стрел, но все же он был достаточно удобным и хорошо оборудованным.

Ровно десять ступенек, рука на холодном поручне, разворот вправо, и легкий скрип петель двери, ведущей в комнату для совершенствования рукопашного боя, оснащенную так же полосой препятствий.

Клинт подхватил с полки перчатки для борьбы, отлично фиксировавшие запястья и закрывавшие ладони, но, прежде чем надеть их, подошел к стене, выложенной ромбовидной плиткой, под одной из которых скрывалась панель с кодовым замком, и, открыв потайное помещение, где хранилось оружие и экипировка, убрал туда взрывоопасные стрелы. После чего приступил к ежедневной тренировке, затянувшейся на последующие четыре часа.

Без пятнадцати двенадцать, как раз после того, как стих шум льющейся воды в душе, покой был прерван настойчивым звонком телефона, к сожалению, служебного, а не обычного. И, судя по имени входящего абонента, звонок был из Щ.И.Т.а.

«Выходной окончен», – с иронией, но без неудовольствия подумал Клинт и, в последний раз с силой проведя полотенцем по мокрым волосам, небрежно отбросил махровую ткань в сторону и щелкнул кнопкой, поднося аппарат к уху. – Я слушаю.

- Агент Бартон, вы должны немедленно явиться в штаб-квартиру, – донесся до него голос Фила Колсона.

- Новое задание? – уточнил Клинт, хотя это скорее было утверждением, а не вопросом.

- Да.

- Снаряжение?

- Захватите.

- Понял.

Разговор был коротким и формальным, по существу, без единого отклонения от главной темы. Впрочем, как и всегда. Собрав все необходимое и погасив свет в прихожей, Клинт вышел на улицу и направился к припаркованному в тени раскидистого ясеня серому GMC Canyon и уже собирался открыть дверь, когда бросил оценивающий взгляд на собственное отражение в гладкой поверхности автомобиля.

Бордовая футболка, серый балахон на молнии с капюшоном, темные джинсы, тяжелые ботинки, черные солнечные очки. Вполне подходящий вид для обычного человека, не тяготившегося чужими заботами и ничем не примечательного. Боевой костюм пока подождет своего часа в багажнике, равно как и лук и колчан со стрелами.

Был понедельник, рабочий день. На дорогах машин почти не было, и поездка обещалась длиться недолго, чего наверняка нельзя было бы сказать о предстоящей работе.

Помнится, мельком он успел подумать о том, что же ему поручат на сей раз.

*

18апреля 2011года. 11:10. Сити Спайр Центр. Квартира №6930.

Разумеется, ранний подъем давно вошел в привычку, но все же в дни, когда не нужно было срываться по поручению Щ.И.Т.а, Наташа Романофф с чистой совестью могла себе позволить проспать чуть дольше обычного, и именно поэтому сейчас она с легкой улыбкой лежала на просторной кровати, окончательно просыпаясь.

Для нее сегодня был заслуженный выходной, но все же Романофф не лелеяла надежду безмятежного времяпрепровождения наедине с собой, поскольку знала, насколько переменчива и непостоянна жизнь агента сверхсекретной организации, членом которой она являлась. Хотя, пока ее еще не потревожили, можно вполне получить удовольствие от временного затишья.

Потянувшись и откинув теплое одеяло в чехле из люкс-сатина, Романофф легко спрыгнула на пол и, изящным жестом набросив на плечи шелковый халат смольного цвета, направилась на кухню, чтобы поставить чайник. Она считала, что по утрам нет ничего более бодрящего, чем зеленый мятный чай, горячий и будящий организм.

Когда через пару минут вода вскипела, Романофф аккуратно налила кипяток в большую чашку, опустила в нее закрытый прямоугольный пакетик из фильтровальной бумаги, добавила пол-ложки сахара и, осторожно придерживая обеими ладонями, подошла к окну и посмотрела наружу.

Ее элитные апартаменты находились на шестьдесят девятом этаже Сити Спайр Центр, откуда открывался панорамный вид на город вокруг. Небоскребы, небоскребы, небоскребы, переплетения улиц внизу, люди, казавшиеся крошечными с такой высоты, спешащие по своим делам, Гудзон, мирно кативший свой воды и где-то далеко впадавший в бухту Лоуэр-Бей Атлантического океана, яркое солнце в небе, где почти не было заметно перьев белесых облаков… Все так, как и должно быть.

В квартире Романофф практически во всех помещениях окна шли прямо до пола, создавая иллюзию отсутствия какой-либо преграды между комнатами и миром за ними, и на них не было ни занавесок, ни тюля. Ни одной. Только в комнате агента Щ.И.Т.а, известной под именем Черная Вдова, имелись двойной карниз и дымчато-васильковая портьера.

Огромная гостиная, заменявшая коридор и прихожую, кухня, которой так редко пользовались, широкая лестница, ведущая на второй этаж пентхауса, где были расположены спальня, душевая и тренажерный зал – все в стиле «модерн». Минимум цветов, палитра лишь из зеленоватых и синих тонов, акцент на простоте, ничего необычного, мало углов и прямоты, много «природных» линий. Мягкий индиговый ковер, сплошным, непрерывным полотном устилавший паркет. И это присутствие некоего изящества смотрелось, без сомнения, довольно-таки шикарно и вовсе не нуждалось в каких-либо дополнениях.

Романофф стояла босиком, чуть покачиваясь с пятки на носок, медленно и тягучеделала маленькие глотки чая, предварительно дуя на него, чтобы не слишком обжигал горло, и немного отстраненным взглядом окидывала просторы Нью-Йорка. Потом мотнула головой, вальсирующей походкой приблизилась к креслу и, опустившись в него, щелкнула пультом. Какой-то канал транслировал выпуск новостей, на другом шел фильм ужасов, на третьем – кулинарная программа. Не став перебирать все возможности, Романофф остановила выбор на новостях и, упершись локтями в колени, следила за тем, как темнокожий ведущий рассказывает об аварии в центре.

И все же она не наслаждалась перерывом, а всего лишь ждала его окончания. Который наступил, как только часы показали 11:46, и который ознаменовал настойчивый звонок рабочего телефона.

- Агент Романофф, вы должны немедленно явиться в штаб-квартиру, – донесся до нее голос Фила Колсона прежде, чем она успела ответить.

- Сколько формальности! Какое на этот раз задание? – с усмешкой поинтересовалась Наташа, про себя ставя плюс себе за то, что не стала возлагать слишком много надежд на обманчивую безмятежность, и уже шагая обратно в спальню, чтобы переодеться.

- Узнаешь, когда прибудешь. Директор сам вам обоим все расскажет, как только появитесь.

- Обоим? – Романофф, зажав трубку между плечом и щекой, натягивала джинсы – повседневную одежду – к которым прилагалась футболка с длинным рукавом, кожаная куртка и армейские ботинки. – Это задание не для одного агента?

- Нет. Ты в паре с Бартоном.

- А, значит, что-то интересное. Что ж, увидимся, – и, бросив аппарат на кровать, пробормотала себе под нос: – Пожалуй, возьму мотоцикл. Так быстрее.

Помнится, мельком она успела подумать о том, что же им с Бартоном поручат на сей раз.

*

- Рапунцель? – в голосе Клинта ясно слышался сарказм напополам с недоверием. – Вы имеете в виду девушку с волосами непомерной длины из сказки братьев Гримм?

- Да, агент Бартон, я имею в виду девушку с волосами непомерной длины из сказки братьев Гримм, – ядовитым тоном произнес Фьюри, четко выделяя каждое слово. Видно было, что сомнение со стороны подчиненного пришлось ему не по душе. Романофф же пока хранила молчание, наполовину расстегнув куртку и закинув ногу на ногу. – Вам не показалось.

- Интересно, – Соколиный Глаз с явным скептицизмом относился к сложившейся ситуации.

- И что конкретно?

- Сначала просто сверхлюди были, а теперь персонажи детских историй появляться начали. Мне любопытно, что будет дальше.

- Что будет дальше - пока не ваша забота, агент Бартон. Вам следует сосредоточиться на том, что я вам только что рассказал. Если вы, конечно, внимательно следили за сутью разговора после того, как я упомянул имя персонажа из сказки, – уязвил собеседника Фьюри.

- Я следил, – Клинт чуть прищурился, выдавая тем самым неудовольствие по поводу выпада директора.

- Прекрасно. Но все же я еще раз все повторю, чтобы вдруг не возникло осечки, – Фьюри заложил руки за спину, пока на экране за ним повторялось отредактированное видео, снятое камерой наблюдения в Лондоне. – Вашей целью на этот раз будет девушка по имени Рапунцель, во всяком случае, именно это имя было использовано Вильгельмом и Якобом Гримм, немецкими лингвистами и исследователями. До определенного момента информации о ней у Щ.И.Т.а не было, фактически для нас она даже и не существовала. Однако в 1982году о ней стало известно. Наблюдение за ней длилось семь с половиной месяцев, после чего она бесследно исчезла и больше не появлялась. До вчерашнего дня.

- Сэр, а есть ли еще какие-то причины кроме вероятного бессмертия, по которым эта девушка так интересует Щ.И.Т.? – вклинилась в монолог Фьюри Наташа.

- Да, есть, агент Романофф. Как вы понимаете, с подобными случаями мы ранее не сталкивались, а это значит, что информация о Рапунцель в большинстве своем основана лишь на слухах, домыслах, интерпретациях и адаптациях старой сказки, и данные о ней не подкреплены существенными доказательствами. Однако один из агентов, вышедших в отставку, случайным образом…

- Дайте угадаю: наткнулся на нее? – встрял Клинт.

- Верно. Согласно его отчетам Рапунцель, помимо невозможности состариться и умереть, так же обладает даром исцеления.

- Чего именно?

- Неизлечимых болезней как минимум. О границах этой способности можно лишь строить предположения.

- Это личные дела пациентов? – Наташа беглым взглядом просматривала документацию с логотипами нескольких клиник в Лондоне и, получив кивок, продолжила: – Здесь написано, что все они «были на грани смерти или безнадежно больны, но необъяснимым образом их состоянии нормализовалось, а признаки недугов исчезли». СПИД, болезнь Альцгеймера, болезнь Пика, шизофрения, болезнь Крейтцфельда-Якоба, первичный рак печени… И это все…?

- Да. Пропало без следа, как будто ничего и не было.

- Ну, в таком случае эта девушка - просто Святой Грааль для современной медицины!

- Да.

- И для нас тоже?

- Да.

- Хорошо, и где она сейчас?

- В Лондоне, Великобритания. Ваш рейс отправляется через сорок минут, снаряжение уже доставлено на борт. Вместе с вами поедут еще несколько сотрудников, они займутся вопросом обратной перевозки. Вот фотографии, – Фьюри протянул агентам копии двух снимков с ближнего и дальнего ракурсов. – Ваша задача - как можно скорее привести ее сюда. И постарайтесь сделать это без вреда для нее и без травм для себя - в досье указано, что она, вероятно, эксперт в области как минимум шести видов боевых искусств. И еще кое-что очень важное: ни в коем случае не дайте ей понять, что вы знаете, кто она. В противном случае она сбежит еще на неопределенный срок.

От Автора: дела идут как по маслу, и размер меняется с «миди» на «макси».

P.S. Было свободное время, и я нарисовала обложку для фанфика. Не судите строго, я еще только учусь. :)

http://s018.radikal.ru/i526/1308/91/4f0c8603cb30.jpg.

P.P.S. Спойлер: в следующей главе Рапунцель поймают.

========== Глава 5, в которой ведется и заканчивается наблюдение. ==========

Годы бегут по траве и по снегу,

Словно по вечному расписанию.

И только одно не подвластно их бегу:

Наши воспоминания.

И в детство, и в юность, и в зной, и в замять,

По первому знаку, из мрака темени,

Ко всем нашим датам домчит нас память,

Быстрей, чем любая машина времени.

Что хочешь - пожалуйста, воскрешай!

И сразу же дни, что давно незримы,

Как станции, словно промчатся мимо,

Ну где только вздумаешь - вылезай!

И есть ли на свете иное средство

Вернуть вдруг веснушчатый твой рассвет,

Чтоб взять и шагнуть тебе снова в детство,

В каких-нибудь шесть или восемь лет?

И друг, кого, может, и нет на свете,

Восторженным смехом звеня своим,

Кивком на речушку: а ну бежим!

И мчитесь вы к счастью. Вы снова дети!

А вот полуночный упругий свет,

Что жжет тебя, радуясь и ликуя,

Молодость… Первые поцелуи…

Бери же, как россыпь их золотую,

Щедрее, чем память, богатства нет!

Эдуард Асадов – «Воспоминания».

- Пип-пип! Пип-пип! Пип-пип! Пииииииииии…

Как и всегда настырный звон прерывает сон ровно в 7:00 – это включается сигнал, означающий то, что спать больше не получится. Заунывное пиликанье громкое, занудное, на него никак нельзя не обращать внимания, и, разумеется, его приходится отключить.

Шорох ткани, глубокий, чуть недовольный вздох, и худая рука с тонким запястьем нашаривает будильник на тумбочке, после чего слегка ударяет по нему, давая понять, что в «тревоге» нет дальнейшей необходимости, и тот замолкает, объявляя бойкот до следующего утра. Где-то на краю сознания всплескивается слабым поползновением мысль: «Давно пора купить маятниковые часы…». Но на это почему-то вечно не хватает времени. Это даже смешно, ведь для нее время не ограничено условностями. Но все еще она дает себе еще пару минут для того, чтобы окончательно проснуться.

«Так, пора вставать».

Одеяло откинуто в сторону, но постель тут же аккуратно заправлена, едва она встает на ноги, единственная подушка прислонена к изголовью, синеватое покрывало бережно расстелено без единой складочки. От привычки наводить порядок трудно отвыкнуть, даже если на это дан не один век.

От любви к некоторым цветам тоже не избавиться, и потому пижама, состоящая из футболки и мешковатых штанов, носит сиреневые оттенки, а интерьер составлен из теплых золотых, оранжевых и светло-фиолетовых тонов. Все совсем как дома. Только вот того дома давно уже нет, и никто о нем не помнит. Кроме нее. Она помнит всегда и всегда будет помнить.

Она где-то слышала фразу: «Воспоминания - это волшебные одежды, которые от употребления не изнашиваются» [1]. И это верно. Волшебные одежды, которые могут поменять цвет или потускнеть, но ведь всегда можно освежить краски, заставить их снова стать ярче. От воспоминаний она может улыбнуться тайком или загрустить, со вздохом закрывая глаза, но она прекрасно знает, что без этих самых воспоминаний, таких дорогих, пускай и не всегда самых хороших, ее жизнь была бы пустой и безликой.

Без этих самых воспоминаний она не была бы той, кто она есть сейчас, не было бы той, кем она была, и уж точно не той, кем однажды будет. Прошлое, пускай и ушедшее, минувшее, застывшее, все равно важно и дорого. Это укромный уютный крошечный уголок, куда она может сбежать, удрать от реальной жизни, когда бы ни пожелала. Но ей ясно, что злоупотреблять этой возможностью не следует. Хорошего понемножку. Нужно знать меру.

Она поворачивает кран и, набрав в сложенные чашечкой ладони обжигавшей холодом воды, ополаскивает лицо, чувствуя, как эта свежесть расползается бодрящими ручейками по лицу, заставляя рефлекторно встряхнуться. Затем досуха вытирается полотенцем и смотрит на свое отражение.

Она долго искала такое зеркало, но в конце концов все же нашла его в одном магазинчике, где по невысокой цене продавали антиквариат. Его уже как три месяца закрыли, и помещения все еще пустуют, но, если она проходит мимо этого места, то всегда тихо улыбается. Все-таки стоит радоваться маленьким радостям простой (почти всегда) жизни.

Зеркало – прямоугольной формы и с рисунком в верхнем левом углу, рисунком, изображающим солнечные цветы, прорисованные с такой тщательностью и упорством, что невозможно не восхититься мастерством того, кто это сделал. Рама из темного металла не отличается какими-либо особенными украшениями, всего-навсего узор из распустившихся бутонов, переплетающихся между собой в причудливом танце. Иногда пальцы сами по себе тянутся к ним, проводя по кончикам неживых, но все равно красивых лепестков.

Она смотрит на свое отражение и видит там ту же девушку, которую видела давным-давно, через несколько месяцев после Того дня. То же лицо, те же губы, та же кожа, не потемневшая от загара стран, в которых пришлось побывать, те же брови. Даже волосы те же, те же волны притухшего золота, которые могут в любой момент превратиться в водопад жидкого света. Длинные… Сегодня ночью они отросли больше, чем раньше, и щекочут выпирающие косточки на лодыжках. Придется их обстричь, ничего личного, просто коса должна быть только до пояса.

Две дочери Германа в кондитерской, где она работает, необидно посмеиваются, шутливо спрашивая: «Для кого такую красоту бережешь?». Она не отвечает вслух никогда, либо пожимая плечами, либо меняя тему, либо отходя к покупателям. Но мысленно она отвечает всегда: «Больше не для кого». И это правда. Горькая, суровая, но все равно правда, как ни крути.

Да, все то же, и фигура, и шея. Разве что она теперь более худая, жилистая, однако сильная, привыкшая к трудностям. И на ногах много времени проводит, редко стоит на одном месте, и если выдается не дождливая и не слишком холодная ночь, то через чердак всегда выбирается наружу и просто бродит по крышам, перепрыгивая через пролеты или ходя по парапетам, раскинув в стороны руки, с детским ребячеством испытывая судьбу.

Лезвия ножниц смыкаются и расходятся снова и снова, отсекая медовые локоны, которые сразу же темнеют, тогда как остальные пряди тускнеют лишь на мгновение, а затем опять светлеют. Убрав парикмахерские принадлежности в шкафчик, она, не торопясь, заплетает косу и, стянув оставшуюся свободной кисточку белой резинкой, опять смотрит в зеркало.

Да, она все та же. Только глаза у нее сейчас совсем-совсем другие – это глаза старого и умудренного годами жизни человека у еще молодой (для окружающих) девушки. В них много всего: много радости и боли, восторгов и огорчений, много грусти и небольшая толика любопытства, сохранившаяся с былых времен. Иногда ей кажется, что на свете вряд ли найдется что-то, что сможет ее по-новому поразить. Но надежда тем не менее остается.

Пора выходить. На улице апрель, более теплый, чем обычно, но она так и так редко мерзнет. Внутри нее вечно горит тепло, постоянно согревающее ее, от него не избавиться.

Она мимолетом глядит на свою левую руку. На безымянном пальце блестит тонкий ободок изящного золотого кольца, обручального, инкрустированного россыпью бриллиантов – еще одна память о дорогих ей временах. Это колечко при ней постоянно. Другое, тоже золотое, но без украшений, всегда неизменно висит на цепочке под одеждой, поближе к сердцу, и мысли об этом вызывают улыбку.

И она улыбается.

Куртка на плечи, узлы на обувке, легкий стук шагов по полу, щелчок открывающегося замка и лестничная площадка.

Светловолосая девушка с длинной косой и сумкой-почтальонкой через плечо идет по улице, направляясь к булочной, и кивает в ответ на обращенное к ней приветствие жительницы соседнего дома, приветствие, в котором фигурирует другое имя, потому что ее настоящее имя уже никто не знает, и она сама себя так уже давно не называет.

- Утро доброе, Кризанта!

*

- Ты не передаешь мне воды?

Бартон и Романофф с самого утра находились во взятой напрокат машине, припаркованной напротив кондитерской «У Германа» и внимательно следили за той, ради кого их переправили на другой конец земного шарика. Наташа, проголодавшись, купила себе еды из китайского ресторанчика на вынос и теперь мучилась от того, что блюдо оказалось слишком острым. Клинт, расположившись рядом с напарницей, застыл в неподвижности, положив руки на руль и оперев подбородок о сжатые в кулак пальцы. Он выжидал. Просьба Романофф заставила его пошевелиться и достать из бумажного пакета бутылку минералки.

- Спасибо, – она сделала несколько больших глотков и выдохнула. – Ну какой же дурак додумался положить сюда соус чили, а?

- Ты, – невозмутимым тоном ответил Клинт, не поворачивая к ней головы. – Сама попросила, цитирую: «Добавьте мне перчика».

- Я что, правда такое сказала?

- Да.

- Значит, я была не в себе. Очевидно, это влияние смены часовых поясов, – Наташа отставила в сторону белую коробку и, стащив с заднего сидения папку с досье, открыла страницу, к которой была прикреплены две фотографии: одна с дальнего расстояния, другая – с ближнего ракурса. И на первой, и на второй была изображена одна и та же девушка. – Длинные волосы это вообще удобно? – Клинт неопределенно пожал плечами. – Это был риторический вопрос, – на сей раз никакой реакции не последовало.

Соколиный Глаз застыл в некоем оцепенении и пристально наблюдал за Рапунцель, которая ныне, конечно же, носила совсем другое имя. Не знай он, что эта блондинка уже отжила несколько веков, он бы не увидел в ней ничего примечательного или выдающегося.

Девушка казалась совершенно обычной, даже обыденной, и была одета в черную блузку милитари, рукава которой были закатаны до локтей, серые джинсы-дудочки и бежевые конверсы. Если основываться на размерах, то из висевших на вешалке курток (Клинт мог хорошо различить их через стекло витрины) ей принадлежала крайняя справа – коричневая бомбер.

- Забавно, – это были мысли вслух. Клинт сказал это скорее себе, чем Наташе, но та все равно уточнила.

- Что именно?

- Ее имя, – лучник говорил медленно, неторопливо.

- И что же с ним не так? – Романофф перелистнула страницу.

- По документам она сейчас Кризанта. Кризанта Анна Литтл.

- И?

- Кризанта - это редкое английское имя. Означает «золотой цветок».

- Согласно, звучит поэтично, но дальше-то что?

- Не знаю.

- Здесь написано, что владелец кондитерской, Герман Стюарт, шестьдесят семь лет, и две его дочери, Марта и Гарриет Стюарт, чаще называют ее Анной, – Наташа снова и снова просматривала информацию в байндере. – Этот агент в отставке плотно потрудился. Тут все есть, вплоть до того, какими маршрутами наша Рапунцель возвращается домой и во сколько ложится спать.

- Качественная работа?

- Спрашиваешь! Ты что, не читал?

- Доверюсь твоим словам.

- Ладно.

Наушник Романофф оживился, и агент коротко ответила:

- Нет, мы ждем, – а затем обратилась к Клинту: – Место все то же - ее…

- Да.

- Я еще не закончила.

- Все равно да. Мы уже это решили.

- Они хотят уточнить.

Клинт что-то хмыкнул себе под нос, после чего выпрямился, отводя назад плечи и переходя из состояния временного «спящего режима» в состояние «активно». В этот момент Кризанта как раз покидала кондитерскую – заканчивался рабочий день. Судя по отчетам, сейчас она должна была провести следующие полтора часа, бесцельно прохаживаясь по улицам Лондона. А это значило, что жилище на четвертом этаже, чьи окна выходили на южную сторону, будет пустовать и что никто не помешает осуществить задуманный план.

Задачей Романофф было незаметно следовать за Кризантой на протяжении всей ее прогулки, а задачей Бартона – проникнуть в квартиру и дожидаться Рапунцель там. Все предельно просто. Исключая тот факт, что хрупкая с виду девушка совершенно точно знала, как за себя постоять. Вряд ли она просто возьмет и сдастся без боя.

*

Сорок минут ушло на то, чтобы добраться до дома №345 на Спрингфилд-роуд, еще семь секунд на то, чтобы взломать замок. Бесшумно войдя в прихожую, Клинт прикрыл за собой дверь и огляделся.

Из небольшой прихожей коридор вел в гостиную, смежную с кухней. Обстановка была простой и незамысловатой, мало стульев, столов и комодов, совсем никаких ковров. Зато было много книжных шкафов и полок, заставленных разнообразными произведениями литературы от стихов и поэм до романов и автобиографий. «Артистичная личность», – вспомнил Клинт выдержку из досье.

Однако каких-либо набросков на бумаге не наблюдалось. Впрочем, их с лихвой заменяли красочные рисунки на стенах, полу и даже кое-где на потолке. В большинстве своем это были цветы, целое море цветов, ветви могучего дерева, и фигурка босой танцовщицы с золотыми волнами волос и в сиреневом платье.

Комната самой Кризанты была меблирована так же скромно, как и вся остальная квартира. Единственное, что отличало ее от других помещений, это наличие многочисленных балочных перекрытий, шедших спиралью по направлению к крыше. Оно и понятно – фактически чердачное помещение, да еще и этот угол дома был увенчан эркером, плавно перетекавшим в красивую башню, нижнюю часть которой и занимала спальня.

Мельком бросив взгляд наверх, туда, где царил полумрак, Клинт нащупал в кармане шприц, заполненный снотворным. Потом осмотрелся снова и, обратив внимание на приколотый кнопкой над невысокой деревянной тумбочкой лист бумаги с портретом неизвестного мужчины, он подошел поближе, стараясь различить в сумеречной комнате черты этого человека.

Это помешало ему вовремя услышать еле заметный скрип половиц за спиной, как будто кто-то неосторожно наступил на дощатое перекрытие, и почувствовать вперившийся ему в затылок явно недоброжелательный взгляд. Резко обернувшись, Клинт увидел за собой знакомый силуэт девушки из кондитерской, правая рука которой неоднозначно сжимала кухонный нож. «Пряталась под потолком в темноте», – догадался лучник прежде, чем Кризанта чуть пригнулась и рывком кинулась к нему.

Опасения подтвердились – она действительно прекрасно владела боевыми искусствами, и ее ходы совершались с точностью и меткостью мастера, тонко знающего свое дело. Два противника сцепились между собой на небольшом пространстве, которое лишало их обоих и маневренности, и свободы передвижений, и борьба была не шуточной. Уклонившись от серии метких бросков по его душу, Клинт сам напал и, удачно заломив Кризанте руку за спину, попытался вонзить ей в шею шприц, но соперница со всей силы наступила ему на ногу, после чего с размаху ударила его в живот локтем и, развернувшись и сжав временно дезориентированному бойцу шею, опрокинула его на пол, прижимая лезвие ножа к горлу.

Это могло бы закончиться очень плачевно, принимая в расчет то, что Рапунцель ни за что бы не сдалась по доброй воле и то, что она, разозленная на то, что за ней весь день следили, захотела преподать урок тем, кто за этим стоял. После ухода с работы ей удалось ускользнуть от наблюдения и по крышам быстро добраться до квартиры, где она едва успела забраться на перекрытия, когда объявился незваный гость. Понимая, что вот-вот к ней нагрянут остальные «шпионы», она собиралась быстро разделаться с этим и сбежать до того, как ее настигнут.

Но все пошло не так.

На улице проехала пожарная машина, озаряя светом фар комнату, и Кризанта, уже готовая перерезать горло агенту Щ.И.Т.а, застыла, четко разглядев его лицо. Бартон увидел, как в больших зеленых глазах, секунду назад полных яростного гнева и жажды убить, вдруг потухла всякая ненависть, сменяясь явственной болью и неверием.

- Невозможно… – дрожащим голосом прошептала она, отодвигаясь или даже отшатываясь назад. – Этого не может быть…

Клинт не успел воспользоваться подвернувшимся ему шансом. Растерянность Кризанты уже спустя мгновение исчезла бесследно, и она вырубила его ударом кулака. «Все, пора сваливать отсюда. Тут больше не безопасно».

Но подняться Кризанте уже не удалось.

Когда на пороге появилась незнакомая ей женщина и наткнулась взглядом на лежащего без движения Бартона, ей хватило доли секунды, чтобы выхватить из-за пояса пистолет и выстрелить, попав дротиком с транквилизатором в плечо девушки, от которого она, замешкавшись, не уклонилась. Морфин начал действовать незамедлительно, и, покачнувшись, она рухнула на колени, все еще стараясь удержаться на ногах, но сознание стремительно меркло, и предпоследним, что она запомнила, был холодный голос, произнесший:

- Цель захвачена.

Потом упал мрак, преследуя самую последнюю в тот день мысль: «Слишком похож… но не он».

[1] Цитата шотландского писателя и поэта Роберта Льюиса Стивенсона.

========== Глава 6, в которой Кризанта проснулась не там, где бы ей хотелось. ==========

Бесконечная вьется дорога,

Одиночество – вечный спутник.

Солнца сила, что давно уж без срока,

Ныне ничто. Она – словно узник,

И боль в ее сердце, лишенном любви,

Тлеет вместе с вечности пламенем,

И в этом длинном тяжелом пути

Нет никого, кто был бы с ней рядом…

«Рапунцель. Новая история».

*

Она не простужалась и не болела вот уже на протяжении нескольких веков, так что решение высунуть нос на улицу в такой ливень не могло обернуться для нее какими-либо серьезными последствиями. А одежду вполне можно и высушить, ничего с ней не станется.

Она редко видела плохие сны. Если быть до конца откровенной, она теперь вообще почти не видела какие-либо сны, хоть хорошие, хоть нет, и чаще всего просто ложилась в кровать и закрывала глаза, чтобы в следующую секунду открыть их утром под звон будильника.

Куртка была оставлена на вешалке, конверсы зашнурованы двойным узлом, и вот она уже бежит по опустевшим улицам погруженного в ночь Лондона, не обращая внимания ни на лужи, ни на холодные капли дождя, стекавшие по лицу и пропитывавшие со стремительной скоростью волосы.

Сегодня она никак не могла отделаться от неприятных воспоминаний, вся работа буквально валилась из рук, и, отпросившись пораньше, она ушла домой, надеясь вздремнуть. Надежда не оправдалась, и именно поэтому она сейчас неслась куда-то без оглядки, не думая ни о чем.

Но, как известно, неожиданности на то и неожиданности, чтобы происходить тогда, когда ты к ним не готов, и она, вылетев из угла, поневоле затормозила, удерживая равновесие и смотря в упор на двух грабителей, один из которых обыскивал лежавшую на земле жертву, а второй, заметив ее, двинулся к ней с ножом в руке.

Это был чисто рефлекс, она даже и подумать толком не успела. Машинальный жест, знакомая золотая дымка, поглощавшая кожу, и последовавшая за этим вспышка, ослеплявшая всех, кроме нее. Сама по себе возникла мысль: «Зря я это сделала», и подтвердилось это вскоре после того, как она вернулась в свою квартиру. Слабость в теле, накатывавшая волнами через пару часов, туман перед глазами, заторможенные движения… Даже использование такой малой доли ее силы – а она действительно была самой малой из всех возможных – сказывалось на ней не самым лучшим образом.

Когда она проделала это двадцать девять лет назад, ей пришлось пять дней отлеживаться в каком-то Богом забытом месте – кажется, это был заброшенный дом, – чтобы кое-как прийти в себя. Разумеется, за сотни лет она наловчилась контролировать свои способности, но некоторые из них все равно оставались ей неподвластными. И эта в частности. Магия в ней всегда направлялась на исцеление, а не на борьбу, и смена приоритетов оборачивалась неприятностями. Ее тело создавало эту энергию для поддержания ее самой, и ее нужно было беречь, а выход за рамки дозволенного мог разрешаться раз в очень длинный промежуток времени.

Наверное, поэтому она позволила заломить себе руку и, наверное, по той же причине не сумела уклониться от выстрела – она все еще была слаба.

Досадное обстоятельство.

А глаза у него другие…

И, похоже, ее все-таки поймали.

*

Кризанта проснулась, но в первые моменты пробуждения никак не могла понять, где она находится. Голова слегка кружилась, и окружающая обстановка несколько расплывалась, но вскоре мысли прояснились, и место, в котором она очнулась, приобрело нормальные очертания.

Выводы были неутешительными.

Девушка находилась каком-то помещении, которое напомнило ей коробку из-под обуви. Или из-под торта, которых так много было в кондитерской Германа. Но там были краски, а здесь… здесь все, абсолютно все, имело противные безликие мышиные цвета, равнодушные и пустые. Свинцовые стены, пепельные и ровные, без единого выступа, ни дверей, ни окон, так что понять который час Кризанта не смогла. Они плавно перетекали в пол, от которого их отделяла непрерывная полоса белых флуоресцентных ламп. Пол этот тоже был серый, шедший непрерывным пластом, но на нем прорисовывались линии и круги. Все равно что смотреть на глобус сверху – разбегающиеся в стороны меридианы и окружности параллелей. На потолке так же были лампы, но их отгораживали непрозрачные панели, и создавалось впечатление, что потолок составлен из четырех молочных плит, служивших источником света.

И она была здесь совсем одна.

Впору было думать, что ее просто запихнули в металлическую коробку без входа и выхода, запаяли крышку и оставили тут для… А для чего? «Теперь это что, моя новая тюрьма?» – Кризанта передернулась от такого предположения. – «Господи, в башне и то было лучше…»

Она огляделась еще раз, подумав мельком о том, кто же все-таки стоял за ее похищением? Как-то иначе назвать это язык не поворачивался. И все же, чьей бы идеей это ни было, он постарался на славу.

Подойдя к одной из стен, Кризанта вытянула перед собой руку и, положив ладонь на холодную поверхность, некрепко зажмурилась и сосредоточилась. Ее магия хотела знать, где находится ее хранительница, и кожа засветилась знакомым маревом. Ярко-янтарный дымок, образовывая призрачные ленточки, расползся в разных направлениях, невидимый для всех, кроме нее. Он прощупывал незнакомое место, пытаясь его понять, оценить, искал крошечные, микроскопически трещинки, проемы, чтобы просочиться через них и обрисовывать картину, отражавшуюся эхом в сознании Кризанты.

Подобные навыки потребовали шестьдесят пять лет на то, чтобы научиться разгадывать то, что она видела, когда пользовалась ими, потому что поначалу это все представлялось спутанным клубком взбесившихся солнечных ниток, лишенного смысла и формы. Теперь в них, конечно, разобраться было куда легче – ведь клубок размотался и стал похож на многочисленные золотые реки, проложившие свои пути где-то в темноте и однажды собиравшиеся в огромное дерево, в чьей кроне никогда не было ни одного цветка, – но все же это умение не принесло ощутимой пользы. Все, что она увидела, – это комната, где стояла, и больше ничего. «Что ж, в таком случае…»

Кризанта резко открыла глаза. Золотое сияние исчезло тут же. Одернув куртку и развернувшись, девушка развела руки в приветственном жесте и громко заговорила:

- Хорошо, я поняла, я отсюда не выберусь, если вы этого не захотите. Но, может, вы хотя бы представитесь, а то я не хочу болтать сама с собой, как умалишенная! Уже наболталась… – добавила она уже тише и себе под нос. После чего, справедливо решив, что теперь их (кем бы они ни были) очередь, опустилась прямо на пол, скрестив ноги по-турецки, и принялась терпеливо ждать, медленно покручивая обручальное кольцо на пальце.

В одиночестве она пробыла недолго. Вскоре часть стены перед ней, в дальнем конце «камеры», с шорохом подалась назад и отъехала в сторону, освобождая проход, в который шагнул неизвестный Кризанте темноволосый коротко подстриженный мужчина средних лет, с пепельными глазами и высоким лбом. Безупречный строгий черный костюм, белая рубашка, прямая полоска алюминиевого галстука… Перед тем, как «дверь» закрылась, Кризанта мимолетом успела различить за ней какое-то помещение и парочку-другую людей.

«Уже лучше. Теперь ясно, что я не в изолированном от всего мира бункере. Да, уже лучше, но ненамного».

Что-то было в нем странное. И этим чем-то было лицо, лицо человека, который сам по себе внушал доверие окружающим, совсем не жестокое лицо, и взгляд мягкий. Вид у него был серьезный, он не улыбался, но казалось, что именно это он и делал. Неуловимо, по отношению к ней, смотревшей с настороженностью и тихой враждебностью, – и ласково, как к ребенку, который чего-то не понимает. Ему бы подошла скорее работа дипломата или еще кого-то в этом же роде. На агента он как-то не тянул и не напоминал Кризанте махрового служащего какой-нибудь правительственной организации.

Никто из них не проронил ни слова, оба молча оценивали возможности друг друга. Он наверняка уже знал о ней все, что было можно, а она различила в нем умелого бойца, хотя и скрытого и явно привыкшего решать проблемы переговорами, а не борьбой.

- Я бы предложила вам устраиваться поудобнее, но тут нет никакой мебели, так что… – Кризанта первой нарушила молчание, притворно-виновато пожимая плечами и замечая, как в тонкие губы мужчины дрогнули в улыбке. И тут он совершил то, чего Кризанта совершенно не ожидала, – он сел на пол, скрещивая ноги так же, как и она. И теперь улыбался уже открыто, принимая ее импровизированный удар, прощупывавший почву, воображаемый удар воображаемого мяча на воображаемом теннисном корте.

- Разрядка в юмористическом стиле успокаивает, да?

Голос мягкий, но вместе с тем и твердый, решительный. Голос человека, уверенного в себе.

Первая подача была отбита.

Кризанта по-птичьи наклонила голову к правому плечу. Она тоже готова.

- А разрядка в стиле «удар чугунной сковородкой по затылку» вас бы тоже успокоил?

Ее собеседник усмехнулся.

- Не думаю, что у меня был бы выбор.

- В этом и все дело.

Короткий матч был окончен.

Мужчина улыбнулся повторно.

- Фил Колсон.

Она дежурно кивнула.

- Мое имя вам, я так полагаю, известно.

- А какое вы предпочитаете?

- Кризанта Литтл.

- А Анна?

- А до Анны вы еще не доросли.

- Как скажете, – Колсон не стал спорить. – У вас есть вопросы?

- Да. И много. Где я? Кто вы? Что умеете? Кто ваше начальство? Кто влез в мой дом? Кто меня вырубил? И чем именно? Зачем я здесь? Который день? Который час? – скороговоркой выпалила девушка, наслаждаясь тем, как человек чуть нахмурился – он явно не был готов к такому «водопаду слов», вылитому на его голову. «Но ведь иногда нападение - лучшая защита, да? Так отчего бы не воспользоваться этим? В конце концов на меня пока еще никто не нападает. Почему бы не перехватить инициативу?»

Между тем Колсон уже успел отправиться от первичного шока (и получить указания через наушник) и слегка подался вперед, выворачивая кисти ладонями по направлению к Кризанте, демонстрируя открытость и заинтересованность как заправский психолог.

- Вы находитесь в штаб-квартире Щ.И.Т.а. Я агент этой организации. Прошел усиленную многостороннюю подготовку, владею всеми видами огнестрельного оружия, высоким уровнем навыков рукопашного боя. С моим начальством вы в скором времени познакомитесь. В вашей квартире был наш сотрудник Клинт Бартон, – при этом имени Кризанта прищурилась, на секунду прекратив потирать колечко. «Клинт. Флин. Черт, даже звучит как-то похоже. Но он - не ты…» – Обезоружил вас еще один наш сотрудник Наташа Романофф. Это был простой морфин, но сильнодействующий. Сейчас двадцатое апреля. Время… – он посмотрел на часы, – 16:32.

- Чудно. Но вы упустили один мой вопрос, – едко хмыкнула девушка.

- На него вам отвечу не я, а директор, – Колсон поднялся (Кризанта автоматически сделал то же самое) и стукнул костяшками пальцев по стене. Та, повторив уже известный маневр, впустила внутрь рыжую женщину, сразу сложившую руки на груди и широко расставившую ноги, и мужчину с темно-русым ежиком волос, но совсем не теми глазами, который непринужденно оперся бедром о косяк, прикидываясь беззащитным. «Что ж, по крайней мере я хоть знаю теперь, кого я должна «благодарить» за все это». – Я сейчас его позову.

- Что, мой конвой прибыл? – Кризанта усмехнулась, когда Колсон вышел, окидывая цепким взглядом двух знакомых ей людей. Если они были внимательны, то заметили бы, что мужчине достался взгляд более злой и какой-то обвиняющий. – Кандалы на меня надевать не будете? – она в издевательском жесте скрестила запястья.

- Если ты так этого хочешь, могу и надеть, – спокойно отозвалась на ее выпад рыжеволосая.

- Приблизишься ко мне, и я тебе ноги сломаю, – столь же невозмутимым тоном отпарировала Кризанта, угрожающе улыбаясь. Улыбка получилась какая-то хищная. Но она исчезла тут же, стоило только Литтл переключиться на Бартона, затягивая его в безмолвный поединок, где ареной боя было подсознание, а мечами – их глаза. Изумрудно-зеленые и голубовато-серые. Свежая трава и холодный металл. Немое осуждение и искреннее непонимание.

Их прервали. Раздались шаги, и в комнате появился четвертый человек. Посмотрев на высокого афроамериканца с повязкой на левом глазу и все том же черном кожаном плаще, Кризанта недовольно выдохнула.

- Опять вы? Неужели никогда не оставите меня в покое?

От Автора:

Предупреждение: конец года - время занятое и под завязку забитое уроками, тестами и финальными проектами, так что когда выйдет продолжение - не знаю. Может, через неделю, а может, через три, зависит от обстоятельств. Если новых глав нет, значит, я занята. Все будет в свое время. В холодильник я фанфик не положу и уж точно не заброшу его прямо посередине, тем более, что все только начинается. Так что просто наберитесь терпения.

========== Предупреждение для читателей. НЕ глава. ==========

Итак, у меня пошли две последние недели учебы, после которых последуют экзамены. Я планировала хоть что-то написать за это время, но получается так, что возможностей совершенно нет. Поэтому продолжение к этому фанфику (и к другим) будет не раньше двадцатых чисел июня. Самое раннее - 20июня, четверг. Но вероятнее всего - в пятницу, 21-ого. Я сейчас действительно очень занята.

Заранее спасибо за понимание.

========== Глава 7, в которой Фьюри добивается наконец-таки своего, а еще все задают много вопросов. ==========

- Опять вы? Неужели никогда не оставите меня в покое?

Ник Фьюри, а это был именно он, в привычном жесте сложил руки за спиной и внимательно посмотрел на объект поисков, длившихся долгие тридцать лет (если считать те несколько месяцев, что ее выслеживал Грегори Стоут). Реакция Кризанты Анна Литтл, когда-то давно – Рапунцель, была довольно предсказуемой, он был готов к чему-то подобному, а потому отреагировал совершенно спокойно.

- Конечно же нет, мисс Рапунцель. Как мы можем?

- Действительно, как вы можете? – язвительным тоном согласилась девушка. – И Рапунцель осталась в прошлом, так что я убедительно вас прошу имя это не употреблять.

- Почему?

- Вы этого не достойны, – Кризанта сделала паузу и, зацепив большими пальцами рук шлевки джинсов, отвела назад плечи, окидывая взглядом всех четверых: Бартона, Романофф, Колсона и их… начальника. – Так как вас все-таки зовут?

В тот раз не было имен, ни один из них не представился другому, потому что интересы этого не требовали. Сейчас все было несколько иначе. Она в невыгодном положении. Но стоит же знать имя того, кто ее в такое положение поставил. Хотя бы для справки.

- Ник Фьюри, директор Щ.И.Т.а, – темнокожий мужчина несколько приосанился, но у Кризанты это вызвало только печальный кивок головы.

- А, тогда ясно… Пожалуй, мне стоило еще в 1982 догадаться, что вы теми агентами командовали, – она грустно улыбнулась и как-то флегматично поинтересовалась: – Ну и что теперь?

- Условия прежние, – спокойно проговорил Фьюри, и от этого Кризанта буквально взбесилась, что спустя секунду явственно послышалось в ее голосе, чуть дрожавшем от еле сдерживаемого гнева. У Романофф мелькнула мысль, что связываться с ней, когда она в таком состоянии, может быть опасно, и Наташа сменила позу, сжимая пальцами правой руки левое запястье там, где крепились браслеты с транквилизаторами.

- Ах, «прежние»? – девушка процедила фразу сквозь зубы, и взгляд ее сразу же стал колючим и неприязненным, как будто враждебно ощетинившись острыми иглами льдинок. – Простите, я вот сейчас немного не поняла, это прекраснейшее слово «прежние» относится к той части, где я соглашаюсь на добровольное сотрудничество, или к той, где меня сажают в стеклянный ящик и режут так, как только вздумается?

Кризанта заметила, как на лицах троих агентов, за исключением Фьюри, метнулась секундная растерянность, сменившаяся нахмуренными бровями. Романофф чуть приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать, но промолчала. Дипломатически невозмутимый вид Колсона на мгновение сменился тенью недовольства, а глаза Бартона, голубовато-серые и невозмутимые, слегка потемнели.

Кризанта хмыкнула.

- О, вы им не сообщили, не так ли? Мне вот любопытно, как много они знают о той нашей с вами самой первой встрече? Знают они, как вы месяцами ходили за мной хвостом, ни на секунду не позволяя остаться одной? Знают они, как вы заманили меня хитростью в наиболее отдаленные виноградники в самый жаркий день, составив сообщение так, чтобы я подумала, что это мой друг попал в серьезные неприятности? Знают они, как вы меня окружили там плотным кольцом, как загнали в угол как кого-то зверя, на которого велась охота? Знают они, какой ультиматум был мне предъявлен? Ах да, погодите, – Кризанта вдруг «спохватилась», – последний пункт я же им только что прояснила, – она посмотрела на Фьюри с тихим сочувствием. – Вы не умеете вести переговоры без угроз, да? Только не когда дело касается кого-то вроде меня, кого-то настолько ценного, что вы не погнушаетесь пойти на что угодно и даже пригрозить мне вечной тюрьмой, лишь бы заполучить меня. Слишком знакомо. И мир не такой, как вы говорили. И вы совсем не знаете меня… – последние слова Кризанта добавила шепотом и на один момент устало надавила большим и указательным пальцами на внутренние уголки прикрытых глаз. А затем внезапно коротко рассмеялась и всплеснула руками. – Хотя, похоже, мои собственные чувства уже никого не волнуют, правда? Ну да, неужели может быть иначе?.. У меня ведь немного вариантов, да? – и на лице Фьюри Кризанта прочла немой ответ. – Сотрудничество или опыты. Выбор очевиден.

- Значит, сотрудничество. Спустя тридцать лет, – директор утверждал, а не спрашивал.

- Так у меня будет хотя бы пародия на свободу. Все лучше, чем ничего, не правда ли? И время для меня уже давно ничего не значит…

«Речь идет о бесконечных возможностях, с которыми сталкивается каждый. Нет плохих или хороших выборов. Просто каждый из них создаст новую жизнь для вас. Самое интересное – быть живым».(с)

*

Кризанту перевели в другую комнату. Но перед тем, как она покинула первую «камеру», ее на десять минут оставили наедине с собой, и все это время девушка, скрестив ноги, пролежала на полу на спине, сцепив пальцы в замок и положив их на живот.

Вечное бегство от себя, бегство от тех, кто ее окружал, – вот чем была ее жизнь на протяжении последних восьми или девяти (а то и больше – она сбилась со счета) сотен лет. Она не могла себе позволить надолго задерживаться на одном месте, даже если это место ей очень нравилось, ведь она совершенно не менялась, и рано или поздно люди бы начали замечать, что с ней что-то не так. Зародились бы подозрения, за подозрениями последовали бы вопросы, а за вопросами – проблемы, от которых так хотелось избавиться.

И Кризанта уходила. Просто однажды утром вставала, брала самые необходимые вещи, защелкивала на шее замочек цепочки с кольцом, машинально проверяла наличие второго золотого ободка на левой руке и исчезала. Растворялась в бурном течении жизни других людей, которые постепенно предпочитали забыть о девушке с длинными светлыми волосами и глазами, повидавшими слишком многое.

Человеческая память милосердна, в тех случая, когда она принадлежит обычному человеку. И сначала этому обычному человеку тяжело и грустно, но потом на помощь ему приходит спасительное забвение, и время понемногу сглаживает острые углы, стачивает грани, полирует и стирает, отдавая все на милость призрачной туманной дымке, покрывающей и обволакивающей прошлое, закрывающей его от любопытных глаз. И потом это прошлое вспоминается лишь как сон, чудесный, милый, добрый, но безвозвратно минувший сон, утекший прочь, как песок сквозь пальцы.

Но Кризанта не могла забыть всего, что пережила. Для нее это было отдушиной, через которую тек живительный свежий воздух, и каждый день, что она проводила под этим солнцем, что-нибудь да значил, пускай и не всегда было понятно, что же именно. Вероятно, поэтому она и согласилась на «предложение» Ника Фьюри. «Может быть, это к чему-то и приведет…» – рассеянно думала девушка, следуя за Филом Колсоном в свои новые «апартаменты». – «Может быть, в этом есть какой-то смысл… Может быть, я… хоть ненадолго перестану чувствовать себя… одинокой…»

Это было глупо, наверное, более чем глупо – идти на уступки тем, кто фактически заменял более суровое заключение на более мягкое и с большей свободой действий.

И это действительно была пародия, карикатура. Но это хотя бы что-то…

*

Ник Фьюри не сказал бы, что ждал, что Кризанта так быстро сдастся. По его расчетам она бы наотрез отказалась идти на уступки и как минимум попыталась оказать сопротивление, а как максимум – применила бы свои способности и заставила бы всех снова о ней забыть. Пока он так и не понял, почему она этого не сделала. Он мог бы предположить, что ее силы имеют свои пределы или что подобное можно делать один раз в определенный период временем и срок перерыва еще не истек.

Но директор решил задать ей другой вопрос. И задаст он его, когда Кризанта выйдет из лаборатории, где ученые Щ.И.Т.а разбирались с пунктом относительно ее умений.

*

Слава Богу, ее не стали наряжать в белую стандартную одежду, столь распространенную во всяких фильмах, где имело место подобное развитие сюжета. Единственное, с чем Кризанте пришлось расстаться на время, была ее куртка. Коричневая бомбер была небрежно скинута на спинку стула, на котором сидела девушка, спокойно наблюдая за тем, как у нее берут кровь на анализ. Разумеется, перед этим сгиб локтя был протерт спиртом, как и следовало, но после того, как иголка покинула кожу, прикладывать ватку не потребовалось – слабое сияние зародилось в месте укола, и искристое свечение поглотило крошечную ранку, стерев ее за секунду.

Врачам было дано указание: составить о Кризанте настолько подробный отчет, насколько это будет возможным, поэтому остаток этого дня она не выходила из лаборатории, позволяя докторам опрашивать ее, записывать что-то в блокноты и вносить это в документы.

В одном из таких документов, отданных Фьюри, значились основные особенности. Стоя за односторонним зеркалом и смотря, как очередной эксперт выясняет что-то у Кризанты, пока она сжимала пальцами левой руки кистевой динамометр для измерения мышечной силы, директор Щ.И.Т.а читал предоставленную ему информацию.

«…и высокая способность к регенерации. Процесс сопровождается свечением цветов с длиной волны от 565 нм до 590 нм [1]. Повреждения излечиваются в промежуток, варьирующийся в зависимости от степени тяжести и размера повреждений. (Записано со слов объекта «Рапунцель». Требуется разрешение на проведение тестирования более серьезных травм, чем простые порезы.)

Организм выносливый, никаких физических отклонений не наблюдается.

Здоровая нервная, сердечно-сосудистая, лимфатическая, пищеварительная, дыхательная системы.

Анализ крови показал нулевой уровень содержания в ней вредных веществ.

Анализ тканей показал нулевой уровень содержания в них вредных веществ.

Вещества, вызывающие старение организма, отсутствуют.

Зрение - 1.0 [2].

Основные способности (записано со слов объекта «Рапунцель»): «Я умею исцелять болезни и раны, возвращать молодость. Но я не могу воскрешать мертвых».

Правка: во время направления исцеляющих сил на другой объект (тестирование проводилось на Oryctolagus cuniculus [3]) свечение цветов с длиной волны от 565 нм до 590 нм появляется на кистях рук, непосредственно контактирующих с объектом, а так же на волосах».

*

Комната была небольшая, меньше предыдущей, но какая в сущности разница? Тут было широкое окно – непробиваемое, из триплекса [4], конечно же, – через которое открывался вид на… вероятно, это был океан, а вдали были заметны очертания какого-то города. Разумеется, на самом деле никакого окна не было, то есть стекло было, но за стеклом крепился экран, который передавал ту картинку, которую задавали в настройках, а за экраном начиналась «броня» авианосца.

И все же почему-то Кризанте подумалось, что тот мнимый город был Нью-Йорком, и она поневоле вспомнила свой визит туда на пароходе «Атлант» в 1955году. Обстановка в комнате напоминала по непонятной причине каюту в корабле или в подводной лодке, стены и пол были железными, холодными и пустыми, и Кризанте нестерпимо захотелось по старой привычке все тут разрисовать. Узкая кровать с не слишком мягким матрасом («То, что надо».) и шерстяным одеялом в мягком накрахмаленном пододеяльнике, стандартные стол и стул, раковина и большое зеркало, напротив которого и стояла вся мебель, сразу справа от входа.

Разумеется, девушку не просветили, что из-за этого самого зеркала за ней пристально наблюдали и что под потолком во всех четырех углах прятались камеры видеонаблюдения. Но она и сама это прекрасно поняла. Было бы легкомысленным полагать, что ее бы вот так просто предоставили самой себе. Это было бы слишком по-детски, а тут детей не было.

Кризанта как раз умывалась, когда двойная дверь с легким шелестом отъехала в сторону, впуская через порог Ника Фьюри. Кризанта перевела на него взгляд, в котором читалось: «Вам чего?», и директор не стал разводить долгих прологов.

- Почему после Италии я забыл вашу внешность? Почему все забыли вашу внешность? И почему тогда, в 1982, несколько единственных ваших фотографий стали просто листочками бумаги?

Кризанта насухо вытерла руки махровым полотенцем и, развернувшись к Фьюри, оперлась ладонями на край раковины, отводя назад худые плечи.

- Потому что я хотела свободы. Я хотела вернуть то, что мне было желанно, выражаясь старым забытым языком. И моя сила мне в этом помогла.

- Почему вы не применили ее теперь?

- Может, потому, что мне это надоело?

- Прозвучало, как вопрос.

- Я просто сама еще не решила, – голос Кризанты посерьезнел. – Вы заблуждаетесь, если думаете, что я не могу убить человека. Потому что я могу. Я не стала вас убивать, потому что не хотела этого. Но я думала убить того человека, который влез в мой дом.

- И почему же вы этого не сделали?

- Потому что снова не захотела. Но я бы могла.

*

- Она могла меня убить, – Клинт подергивал тетиву лука, прислонившись к стене и невидяще уставившись прямо перед собой. Романофф, которая в тот момент проверяла надежность замков на браслетах, услышав слова Бартона, оторвалась от своего «увлекательнейшего» занятия и подняла на него голову.

- Что, прости?

- Я сказал, она могла меня убить. Более того она даже собиралась это сделать. Но только до того момента пока не увидела мое лицо, – Клинт отложил оружие и выскользнул в коридор, направляясь в ту часть авианосца, где находилось новое жилище Кризанты. Наташа, пару мгновений поразмыслив над словами Соколиного Глаза, последовала за ним.

Кризанта тем временем уже успела снять куртку и конверсы. После чего распустила свою косу, выпуская на свободу медовые длинные волосы, которым предстояло отрасти за ночь, затем взбила подушку и улеглась на свое спальное место, сунув ладони под щеку. Дремота уже начала одолевать ее, когда ее личное пространство в очередной раз нарушили. Только теперь это уже были агенты, напрямую связанные с ее поимкой. Повернув к ним голову, девушка протяжно и недовольно выдохнула и привела себя в сидячее положение.

- Неужели не дадите мне даже поспать? Что еще?

- Почему ты тогда остановилась? – Клинт в два шага пересек расстояние от двери до кровати и теперь нависал над Кризантой, заставляя ее рассматривать его снизу вверх.

- Что, даже не поздороваешься? Хотя бы для приличия? – поморщилась от такой прямоты его собеседница.

- Добрый вечер. Почему ты тогда остановилась?

- А я должна перед тобой отчитываться?

- Нет.

- В таком случае я не собираюсь ничего говорить по поводу твоего вопроса.

- Почему ты не убила Клинта? – встряла в их диалог Романофф, привычно скрещивая руки на груди. Кризанта, прищурившись, покосилась на нее.

- Я не обязана тебе отвечать.

- Знаешь, я думаю, ты о чем-то умалчиваешь, – Черная Вдова произнесла это достаточно едким тоном для того, чтобы Кризанта резко соскочила на пол и, обогнув Бартона, встала прямо перед ней. От того убийственного взгляда, которым она одарила ее в тот момент, можно в секунду превратить Ад в Северный полюс.

- Знаешь, я думаю, это не твоего ума дела.

- Девочки, девочки, успокойтесь! – мягкий голос появившегося очень вовремя Колсона несколько снизил напряжение в комнате, но было понятно, что проблема до конца еще не решена.

Однако Кризанту оставили в покое. До следующего утра.

[1] Цветa с длиной волны от 565 нанометров до 590 нанометров – это цвета желтого спектра.

[2] 1.0 – cамое лучшее зрение. (Информация взята из интернета. На достоверности не настаиваю.)

[3] Oryctolagus cuniculus – дикий европейский кролик.

[4] Триплекс – многослойное стекло, два или более органических или силикатных стекла, склеенных между собой специальной пленкой, способной при ударе сдерживать осколки.

========== Глава 8, в которой обо всем рассказывают записи. ==========

«Ваше прошлое – это уже только история. И как только вы это осознаете, оно больше не имеет власти над вами».

(с) Чак Паланик

Я так долго мечтала

Найти смысл и разгадать

Тайну жизни…

Почему я снова должна пытаться?

Неужели мы оба всегда

Будем узнавать правду, лишь столкнувшись с ней лицом к лицу?

Неужели я никогда не освобожусь

И не сброшу эти цепи?

Я бы отдала и сердце, и душу,

Я бы всё вернула назад, это моя вина.

Моя судьба - одиночество,

И мне придётся жить, пока не наступит конец.

Я бы отдала и сердце, и душу,

Я бы вернула всё назад и, наконец-то, нашла бы свой путь…

Я так давно живу,

Много времён года сменили друг друга…

Я видела, как сквозь века

Воздвигались и разрушались королевства,

Я видела всё это.

Я видела и ужасы, и чудеса,

Происходившие прямо на моих глазах.

Неужели я никогда не исправлю всё и не освобожусь?

Юджин, наша мечта давно умерла,

Вместе с нашими историями и нашей славой, которые мне так дороги….

Мы не будем навсегда вместе, не плачь.

Я всегда буду здесь, до конца…

Я бы отдала и сердце, и душу,

Я бы всё вернула назад, это моя вина.

Моя судьба - одиночество,

И мне придётся жить, пока не наступит конец.

Я бы отдала и сердце, и душу,

Я бы вернула всё назад и, наконец-то, нашла бы свой путь…

Within Temptation – «Jillian». Перевод. Сокращено и несколько перефразировано.

*

Старые дневники могут хранить в себе много всего разного, от простого изливания каждодневных эмоций до по-настоящему цепляющих историй, потому что нередко в эти самые истории рассказчик – конечно же, не подразумевавший, что его «творчество» увидит кто-то посторонний, – в буквальном смысле вкладывал частичку своей собственной души.

У одной девушки появилась привычка заносить эти самые истории в небольшие книжицы, которые под конец становились потертыми, в книжицы, чьи переплеты лишались твердости и чьи страницы были исписаны круглым аккуратным подчерком, не менявшимся столетиями, и разрисованы той же рукой. Эти самые страницы пожелтели от времени, став жесткими и хрупкими, но слова, выведенные на них, еще можно было прочитать. Если, разумеется, перед этим наткнуться на эти самые истории, частями которых они являлись.

И эти самые истории, для того, кто, возможно, однажды их отыщет или случайно обнаружит, не всегда будут веселыми или обычными, а зачастую – печальными и суровыми, такими, какой нередко бывает по отношению к людям жизнь, выстраивающая перед ними череду препятствий и испытаний.

Но если кто-то все же развернет эти маленькие книжки, в которых описано существование безымянной сказительницы – которая никогда не упоминает своего имени и можно лишь строить предположения о том, кто она такая, – этот кто-то откроет двери в эти самые долгие-долгие истории, тянущиеся сквозь века и не прерывающиеся ни на секунду.

*

В просторном кабинете без окон, устроившись за большим столом, на котором стояло сразу три компьютера, сидит человек. Темный человек. Черный человек. Черный в душе, черный как смоль. Свет в комнате приглушен, лица неизвестного не видно, но ясно, что это мужчина. Нельзя сказать, ни как он выглядит, ни сколько ему лет, ни кто он такой, но в его облике, скрытом полумраком, есть что-то зловещее, что-то, что излучает угрозу. Этого черного человека нисколько не волнуют различные графики и файлы, светящиеся на экранах больших мониторов. Этого черного человека не волнуют отчитывающиеся перед ним люди, которым положено являться с подробными отчетами о действиях… противника, точнее – соперника.

Этого черного человека с фасетчатыми глазами гипнотического синего цвета куда больше волнует пара тройка дневников в старых обложках, внутри которых объект его долгих поисков повествует о себе и о своих чувствах.

Почему его это волнует?

Он ищет слабое место, хочет узнать все, что только возможно.

И, учитывая его упорство, он скоро своего добьется.

Записи, которые он читает, явно не первые и по временной шкале находятся примерно в середине или чуть после нее. Начальная линия отсутствует, оно и понятно, слишком много воды утекло, а книжечки – не вечны, в отличие от той, кто ими ранее обладал.

Записи, которые он читает, пестрят рисунками, которых там порой даже больше, чем слов.

*

Титульный лист первого «журнала» датирован 1753 годом, остальные пять – 1796, 1821, 1867, 1933-им годами.

«Апрель 1753 года. Бордо, Франция.

Сколько я уже тут? Месяц. Или два?.. Я совсем потеряла счет времени.

Начиная с… какой год сейчас? А, 1753… Я же только что написала дату. Начиная с февраля 1752 я путешествую по Европе, мотаюсь туда-сюда без цели. Как обычно. До этого была в России. Я там долго находилась. А до того - в Тибете. Долго пробыла у монахов.

Интересно, то, что я поняла их язык сразу же, учитывая то, что раньше его не знала, это заслуга моей пресловутой магии?

Месяц назад… нет, все-таки два… два месяца назад я прибыла в Бордо. Красивый город. Солнечный. Немножко похож на мой. Хотя, конечно же, это не он. Наверное, когда-нибудь в будущем станет еще более привлекательным… городом праздников».

*

«Май 1753 года. Бордо, Франция.

Я уже долго не выходила из дома, в нем никто не живет кроме меня, кстати. Мне что-то совсем ничего не хочется делать. Я облюбовала местечко на заброшенной узкой улочке в Старом Бордо, он находится вокруг квартала Святого Петра.

Тут много старых церквей и особняков.

Я иногда их рисую, просто сижу где-то на улице и рисую.

Некоторые люди временами хотят купить рисунки. Предлагают деньги.

Отдаю задаром. Мне золото ни к чему. Все равно не на что тратить: я подолгу не чувствую голода, холодно мне почти не бывает, и я не болею.

Наверное, скоро я уйду. Может быть, наведаюсь в Рим. Или в Грецию. Пока не решила».

*

«Октябрь 1777 года. уточнения отсутствуют, короткая запись

Как же мне хочется сделать что-то, зная, что это будет последним поступком в моей жизни».

*

«Январь 1790 года. Испания.

Три дня назад я присоединилась к странствующей семье. Нет, не присоединилась. Просто решила побыть с ними немного. После ухода в 1752 1753 году из Бордо, где я познакомилась с Пьером Дюпонтом (он заведовал таверной, где я слушала рассказы разных посетителей) я совсем одичала. Неделю назад меня прохожий спросил, где находился какой-то дом, а я целых пять минут не могла понять, что он мне сказал. Когда поняла, он уже ушел. Да я все равно ответа не знала.

Их восемь человек: Адольфо Эрнандес, его жена Глория Ньето, их дети Рикардо, Роберто, Патрисия, Вероника, Винсент и отец Адольфо – Леонардо Эрнандес. Они славные люди, добрые. Хотя мне, наверное, после почти сорока лет полного затишья любой добрым и славным покажется.

Почти любой. Те громилы во вторник добрыми не были. Я случайно натолкнулась на них, когда они уже готовы были убить жену Адольфо. Вмешалась. Куда я без этого? Заработала ножом в бок. Рана исчезла. Эрнандесы не заметили. Поблагодарили. Упросили пойти с ними. Может, хотят, чтобы я их защищала? Да я не против, других целей у меня сейчас все равно нет.

Ждем друга Эрнандеса-старшего, который отвезет нас на своем судне в Алжир».

*

«1810 год. Кардиф.

Это было ужасно… Как будто по мозгу хлестали плетью. Я все еще с трудом соображаю. Кто бы это ни были, они точно знали, что делают.

Меня до сих пор мутит. В ушах звон как эхо.

Я убежала так далеко, как только сумела.

Надеюсь, я с таким больше никогда не столкнусь.

С этим чувством… чувством попавшей в ловушку паутины бабочки, которую вот-вот убьет паук. Это гипноз. Ужасающей силы…»

*

«1840 год. Турция.

Я почему-то вспомнила Эрнандесов. Они боялись. Потому и сбежали из Мадрида. Кому-то перешли дорогу. Я не спрашивала кому. Я просто видела, как они, несмотря на улыбки на лицах и вечные переходы от одного места к другому, жили в постоянном страхе.

Страх… Это чувство, настолько распространенное у людей, у простых, таких обычных, таких несложных людей… Я уже забыла, каково это, ощущать его, ощущать ужас, ощущать, как осознание беды накатывает волнами, лишая тела способности двигаться, а разум - судить и принимать решения.

Я уже не помню забыла это. Мне все равно. Теперь все равно. Мне не страшно. И мне совсем-совсем нечего терять. Все, за что я держалась, живя в королевстве, канувшем в лету: вся та дружба, вера, семья, любовь давно уж утекли в землю, как вода, пропущенная через пальцы.

От этого всего в груди боль распускается ядовитым цветком, отравляя тело, кровь и ум.

Я одна.

Всегда одна.

Юджина и мамы с папой нет.

Я одна…»

*

«Ноябрь 1868 года. Эдинбург. запись в три предложения, начало слишком размыто, чтобы прочитать

…вали меня при встрече «Искательница Рая».

Какое глупое прозвище.

Я же просто беглянка, которая никогда не остановится».

*

*дата отсутствует, есть только две пустые страницы и вопрос в самом низу второй*

«Открой мне тайну бытия, скажи, зачем же я бессмертна?..»

*

«Июнь – август 1891 года. *есть только короткие отрывистые фразы, уточнения всех мест отсутствуют, но есть намеки на Францию и Англию*

Кто-то (уже не помню, кто именно) сравнил меня с раскрошенным льдом золотого цвета. Красивым, но колким. Это уже ближе, чем «Искательница Рая».

Снова вернулась в Бордо. Старого дома уже нет, на его месте - ресторан. На его окнах нарисованы золотые цветы. Я туда не заходила.

Туманный Альбион.

под этими словами углем нарисован Вестминстерский арочный мост, затянутый дымчатой пеленой, которую создали, растирая линии подушечками пальцев, и силуэт Биг Бена

*

*запись отсутствует. Есть только две почтовые марки: «Трехпенсовый бобр» от 1851 года и почтовая марка Канады номиналом в 2 цента от 1899 года – на второй марке изображена Королева Виктория – и портрет человека, в котором нетрудно узнать одного из наиболее широко известных русских писателей и мыслителей. Тем более что ниже стоят инициалы: «Л. Н. Толстой».*

*

«Июль 1901 года. НьюЙорк. *всего одно единственное предложение, дважды жирно подчеркнутое и написанное заглавными буквами поперек разворота двух страниц дневника*

Я НЕ СОБИРАЮСЬ ИЗВИНЯТЬСЯ ЗА ФАКТ СВОЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ».

*

«1964 – 1968 год. Франция. *пометки и исторические факты, по большей части (кроме первых двух строк) написанные небрежно и как-то безразлично, с грамматическими и пунктуационными ошибками и пробелами, резко контрастирующими с ранним текстом*

«Жандарм из Сен-Тропе». «Жандарм в Нью-Йорке». «Жандарм женится». Фильмы, которые я никогда не устану пересматривать.

11 апреля 1964 года – Сша Сутки 78 торнадо.

2 мая 1964 года – китайскиеальпинисты.Шиша Пангма - последний непкренный восьмитысячник.

15 февраля 1965 года – принт национальный флагКанады с зображением кленовый лист.

26 апреля 1965 года – СССР. День Победы … нерабочий днем.

26 апреля 1966 года – Ташкент Сильное …трясение. Разрушена центральная часть …ода.

20 июня 1966 год – двенадцатый льбом The Beatles. Выущен тлько в СшА и Канаде.

1 июня 1967 года – альбом The Beatles «Sgt.PeppersLonelyHeartsClubBand» – лучши альбом всх времёни народов по версии журнала «rollING Stne».

*

Это только часть записей. Некоторые из них написаны на разных языках, в которых прослеживаются японский, русский, чешский, словенский, латынь, финский и немецкий. Многие тонкости требуют времени для перевода и словарь. Поэтому черный человек не торопится, медленно и вдумчиво читая слово за словом и не обращая внимания ни на кого.

Он уже в одиночестве в кабинете и уже не за столом. Он завис наверху, и выросшие из спины четыре пары паучьих лап, покрытых слоями хитина, прочного и непробиваемого, вонзились острыми концами в потолок, удерживая мужчину, который, листая страницу за страницей, блестел голубыми глазами.

Предыстория картины, что я нарисовала, уже рассказана.

На страницах дневника нет больше следов слёз.

Уставшая, но не способная сдаться, так как я

В ответе за жизни, которые спасла.

Пьеса сыграна,

Занавес опущен.

Все истории рассказаны,

Все орхидеи завяли.

Потерянная в собственном мире

Теперь я забочусь о мёртвых садах…

Nightwish – Dead Gardens. Перевод subaru_mickey. Сокращено и перефразировано.

Автору безумно стыдно за такое пренебрежение к великому рашн-языку. Прошу прощения.

========== Глава 9, в которой ведется импровизированный бой. ==========

От Автора: так-с, у автора наконец-то руки доросли до нужного места, так что я устроила читателям (ну и себе) настоящую официальную обложку. Может, потом еще шо-то из этого репертуара сделаю…

За тени на лице строго прошу не бить – еще не научилась наносить их как следует.

Сама обложка, собственно, тут: http://s018.radikal.ru/i526/1308/91/4f0c8603cb30.jpg

Боже, благослови и храни ArtRage! :)

*

- Тренировки? – Кризанта, замерев возле зеркала и заплетая волосы в косу, обернулась, с некоторым непониманием глядя на агента Фила Колсона…

*

Кризанта проснулась около тридцати минут назад – часы (не современные электронные, а круглые, с циферблатом и стрелками) показывали половину девятого утра – но поднялась она не сразу, а сперва долго лежала на кровати и бездумно изучала серый пустой потолок. Она сначала не поняла, где именно находится, по какой такой причине привычный эркер превратился в нечто железное и бездушное и куда подевались ее рисунки. Только потом Кризанта вспомнила, что случилось, и это воспоминание вызвало у нее тяжелый вздох.

Откинув шерстяное одеяло и спустив ноги на пол, Кризанта встала в полный рост и посмотрела на отросшие за ночь пряди, медовыми струями стекавшие ниже колен. Ножниц в комнате не обнаружилось – Кризанта невольно усмехнулась, подумав, насколько же это глупо со стороны ее захватчиков – бояться, что она может порезать себе вены лезвиями, – и ей пришлось обойтись без них.

Ополоснув лицо холодной водой и отогнав сонливость – остаточный след от морфина – Кризанта с минуту глядела на свое отражение, практически не моргая, словно бы оценивая внешний вид. Распущенные волосы выбивали из колеи – она уже давно от них отвыкла – и девушка, распределяя пальцами отдельные прядки, начала заплетать свою «гриву» в привычную косу, прикинув, что неплохо было бы попросить расческу. Собственно за этим ее и застал Колсон.

- Доброе утро, мисс Литтл, – дружелюбно поприветствовал ее мужчина. Ответом ему был сдержанный кивок. Без слов. – Надеюсь, вам хорошо спалось?

- Да Бога ради, оставьте эти формальности! – Кризанта поморщилась. – Не хотите же вы сказать, что не следили всю ночь за мной через камеры, которыми это помещение буквально напичкано?

- А вы хотите, чтобы я это сказал?

- Уклоняетесь от вопроса? Умно. Но неприемлемо в данном конкретном случае, ведь мы с вами оба знаем, что вы бы не оставили меня без наблюдения.

- Боюсь, вы слишком ценный кадр, – виновато улыбнулся Колсон.

- Боюсь, мне на это покласть, – в тон ему отозвалась Кризанта. – Так зачем вы пришли? Снова хотите увести на какие-нибудь процедуры? Что на сей раз?

- Хотим выяснить насколько вы хороший боец.

- Тренировки? – Кризанта, замерев возле зеркала и заплетая волосы в косу, обернулась, с некоторым непониманием глядя на агента Фила Колсона. – Или импровизированная арена?

- Скорее второе.

- А зачем вам это?

- Вы расправились с одним из наших лучших агентов, а значит, ваш потенциал силы был недооценен при… заключенных ранее выводах.

- Вернее, при слежке за мной, да? – уточнила Кризанта. Колсон повел плечами. – Все с вами ясно. И с кем же я должна буду сражаться на этом вашем «подпольном бое»?

- С некоторыми нашими сотрудниками, в числе которых будут агенты Бартон и Романофф.

- А они почему будут участвовать?

- Потому что, как я уже упоминал, они - одни из лучших, а нам необходимо понять, на каком уровне вы находитесь по отношению к ним.

- Оружие?

- Если потребуете.

- А рукопашная борьба?

- Возможна.

- Цель?

- Демонстрация умений.

- Хорошо, – Кризанта зацепила резинку на хвосте и, обернув косу вокруг головы, закрепила эту своеобразную «корону», а потом крутанулась на пятках, оказываясь лицом к Колсону. – Это будет интересно. Так куда идти?

*

- Это будет интересно.

Молния с коротким «вжик» стянула края ранее расстегнутого до ключиц костюма из стрейч-кожи, и Романофф вытянула руки вперед, поправляя браслеты на запястьях. Клинт, не поворачиваясь, незаинтересованным голосом спросил у нее:

- Почему?

- Потому что мне любопытно, каким же образом хрупкая блондиночка уложила тебя на лопатки.

- Она не хрупкая, – отозвался Бартон и, взяв разложенные на столе небольшие парные кинжалы, подбросил их на ладонях и закрепил их на бедрах. – И вряд ли ей понравится, что ты называешь ее «блондиночкой».

- А что, тебя это волнует?

- Нет.

- Тогда зачем так сказал?

- Просто так.

- Ты ничего просто так не делаешь.

- В таком случае ты не достаточно хорошо меня знаешь.

- Наш разговор зашел в тупик.

- Но тупик - это отличный предлог, чтобы сломать стены.

- Предоставь это блондиночке, – Наташа подняла голову и посмотрела через одностороннее стекло вперед, туда, где находился учебно-тренировочный полигон для проведения занятий по физической подготовке агентов. Их соперница уже была там и в ту минуту как раз медленно прохаживалась возле стойки с предложенным на ее усмотрение оружием. Через динамики слышался звук ее шагов, а группа ученых, занявших места на площадке, нависавшей над «ареной», уже достали блокноты для записей. – Как думаешь, что она выберет?

Клинт долго не отвечал ей, внимательно следя за тем, как Кризанта неспешно наклоняет голову то к правому плечу, то к левому, безмолвно раздумывая. Затем, сделав какой-то вывод, Бартон улыбнулся краешками губ.

- Что-нибудь из ряда вон выходящее, – произнес он буквально за мгновение до того, как золотоволосая девушка, взяв телескопическую дубинку и отойдя от боевого склада, громко проговорила:

- У вас не найдется чугунной сковородки?

*

Кризанте предложили тренировочный костюм, но она от него отказалась, оставшись при своих джинсах, но все же сменила блузку на футболку с высоким воротом и коротким рукавом, а так же надела перчатки для борьбы, закрывавшие ладони и фиксировавшие запястья. Обувь свою она так же не поменяла.

- Может, все же снимете конверсы? – Колсон спросил это, прижав карту доступа к сканирующему экрану.

- Чтобы вы к ним приделали ноги? – фыркнула Кризанта. – Причем, чужие ноги к моим конверсам? Нет уж, спасибо! Мне в них удобно, и ничего другого мне не нужно. Кстати, ваш директор снизойдет со своего Олимпа и тоже на этом представлении поприсутствует?

- Да.

- По-спартански лаконично, – и девушка прошла в открытую дверь и, мельком оглядев полигон, направилась к стойке с оружием. Выбор был достаточно большим: пистолеты из разряда травматических с резиновыми пулями; ножи разнообразных форм и размеров, начиная от простых охотничьих и заканчивая острыми боевыми кинжалами (эти уже травматическими не были, и, проведя по одному из лезвий кончиком пальца, Кризанта почувствовала, как сталь вонзилась в кожу); несколько перначей [1]; рапиры; пращи; сюрикены; кукри; пара телескопических дубинок из металла…

Взяв одну последнюю, Кризанта взвесила ее на ладони, после чего ловко прокрутила пальцами. Но все же кое-чего она не нашла и поэтому, закрепив дубинку на поясе, взятом с той же полки, громко проговорила:

- У вас не найдется чугунной сковородки? – после чего с удовольствием созерцала вытянувшиеся лица ученых Щ.И.Т.а.

*

Сотрудники антитеррористической организации были хорошо подготовлены, однако их основной стратегией были атаки, в то время как Кризанта предпочитала уворачиваться и ловко маневрировать. Со стороны казалось, будто она принимает участие в каком-то танце.

Девушка перемещалась спокойно, без рывков, никаких резких движений, до тех пор, пока ее оппоненты не совершали какого-нибудь промаха или не принимали положение, которое, как им думалось, не могло быть угрозой их защите. И вот тут-то Кризанта сама перехватывала у них инициативу боя и невозмутимо била рукоятью дубинки. Сковородки, к сожалению, не нашлось, но, к сожалению, только для нее и к большому счастью для агентов Щ.И.Т.а, поскольку в таком случае им бы грозили не синяки и ушибы, а сотрясение мозга и потенциальные переломы. Впрочем, они и так вполне могли это все заработать.

Кризанта ни одного разу не повернула дубинку острой стороной по направлению к противникам. Ей это было попросту не нужно. В восемнадцатом веке, во время ее нахождения в Тибете, местные монахи поведали ей об особенном виде борьбы. В нем совсем не требовалось оружие. В нем нужна была лишь достаточная ловкость и умение быстро и точно наносить удары. Кризанту (тогда в прошлом она носила имя «Ева») обучил этой технике пожилой, умудренный годами жизни монах Шамбала. «На теле каждого человека имеются определенные точки, и если по ним ударить, то можно лишить врага способности двигаться. Не на всегда, но на достаточное количество времени. Это способ обезвредить неприятеля, не убивая его».

Но первые полчаса можно было считать разминкой, потому что после того, как в «игру» вступили Романофф и Бартон, тренировка переросла в схватку профессионалов.

Наташа напала быстро и молниеносно. Увернувшись от серии ее ударов и блокировав несколько из них, Кризанта, сделав сальто назад, тем самым увеличила расстояние между собой и соперницей. И тут же ей пришлось отражать атаки Клинта, который теперь воспользовался не привычным луком, а своими навыками боевых искусств и акробатики. С этими двумя пунктами Кризанта уже была знакома (из-за столкновения у нее дома), но сейчас они находились на более свободном пространстве, и всякая зажатость отпала сама собой.

В определенный момент, оказавшись как раз между Бартоном и Романофф, Кризанта воспользовалась приемом, который она про себя называла «вертушка». Позволив мужчине рассечь воздух над ее головой кинжалом, девушка резко присела и крутанулась, делая подсечку и сбивая Клинта с ног. Затем она подпрыгнула, делая еще одно сальто, при этом отталкиваясь пятками от плеч агента, и буквально отлетела назад к Наташе и, отбросив ее на спину тем же упором ног на плечи, повторно вернулась к Бартону и, окончательно повалив его на спину, прижала его коленями к полу и вдавила острый шпиль дубинки ему в шею.

Романофф, попытавшая рвануться к противнице, замерла, заметив блеснувший у той в руке кинжал, выбитый во время выполнения приема у Бартона. Кризанта держала нож за кончик лезвия так, будто собиралась его метнуть. И будь этот бой настоящим, она бы это сделала.

«Тренировка» была окончена. Ник Фьюри получил результаты, достаточно неожиданные даже для него. Наташа Романофф получила негласный ответ на свой вопрос. А Клинт Бартон получил кое-что другое: уже знакомый ему взгляд, но на сей раз в нем была не ненависть, а насмешка и… скрытая за ней грусть.

И агенту стало интересно, что же явилось его причиной.

[1] Пернач (или пернат) – холодное оружие ударно-раздробляющего действия. Выглядит вот так: http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/0/08/Maza_de_armas.jpg

========== Глава 10, в которой Наташа и Кризанта находят общий язык, но… ==========

Человек с фасетчатыми глазами, испускавшими синее гипнотическое свечение, действительно намеревался устроить нападение на агента Колсона, так как его осведомители дали понять, что у сотрудника Щ.И.Т.а имеется крайне важная информация об объекте, являющимся настолько ценным для их работодателя. Этот человек действительно разработал план того, как заполучить документы и вместе с этим дать понять Щ.И.Т.у и Нику Фьюри, что он не меньше их заинтересован в обнаружении этой самой «Рапунцель». Этот человек продумал все до мелочей, но к сожалению для себя он не смог предугадать, что на агента Колсона буквально в паре кварталов от места рандеву налетит пара грабителей.

Таким образом, вся затея претерпела поражение, и человеку пришлось довольствоваться дневниками, которые он перечитывал и перечитывал снова и снова. Однако предположить, что он бездействовал, было бы крайне глупо. Он всего-навсего затаился на время, готовясь к новому наступлению.

Сейчас он не собирался самостоятельно принимать участие в действиях, намеченных на ближайшее будущее, но его пособники вполне справятся с первой, небольшой, но достаточно важной фазой проекта, чьей целью было лишь одно: любыми средствами добраться до объекта «Рапунцель».

*

Уже почти четыре недели прошло с того момента, как Кризанта согласилась на сотрудничество со Щ.И.Т.ом. Эти дни по большей своей части протекали однообразно, и одни сутки мало чем отличались от других. Она ложилась спать и вставала, обрезала неизменно отраставшие волосы – после некоторого упирательства ей все же позволили пользоваться ножницами. «Видимо, додумались наконец, что я их не смогу применить не по прямому назначению», – подумала Кризанта, когда Колсон выдал ей необходимый парикмахерский инструмент.

Потом она завтракала – одного приема пищи более чем хватало на целый день – и оставалась предоставленной самой себе. Первое время таких моментов было немного, потому как ее неизменно вытаскивали в очередную комнату для очередных исследований. Сидя на жестком стуле с прямой спиной и прижатыми друг к другу коленями, Кризанта не обращала внимания ни на монотонное пищание приборов, измерявших какие-то им одним известные параметры, ни на прозрачные провода с иглами на концах, которые вонзались глубоко под кожу.

Правда, на кое-что она все же обращала внимание. В первое время девушка изредка, будучи погруженной в воспоминания о прошлом, помогавшие коротать часы утомительных процедур, все же краем глаза замечала за стеклянными стенами лабораторий фигуру агента Романофф, в джинсах, футболке, кожаной куртке и армейских ботинках – той же одежде, в которой она была в ту их первую непродолжительную встречу.

Практически отключавшаяся от реальности Кризанта видела расплывчатый силуэт рыжеволосой женщины, скрестившей руки на груди и наблюдавшей за ней. Мысли, отползавшие куда-то на задний план, ненавязчиво твердили, что не помешало бы выяснить, в чем причина такого любопытства. Но из-за усталости, наваливавшейся после влитых в кровь препаратов непонятного состава, Кризанта уже ничего не соображала и, возвращаясь в свое «жилище», падала на кровать и проваливалась в черный сон без сновидений.

По истечении двух недель девушку стали беспокоить гораздо меньше. К тому же у нее появился шанс выходить на тренировочный полигон и, поскольку больше заняться было решительно нечем, она отправлялась туда (под конвоем, разумеется) и задерживалась до позднего вечера. Там хоть было что делать. Оружие по-прежнему покоилось на металлических стойках, полоса препятствий, оборудованная инженерными сооружениями вроде скалодрома, поваленного забора, длинных горизонтальных лестниц, установленных на большой высоте, и горизонтальными канатами тоже являлась полем для деятельности.

Надев перчатки и убрав волосы так, чтобы они не мешали, Кризанта выбирала (каждый раз разное) оружие и приступала к тому, что было для нее пока единственным развлечением. Она уворачивалась от выпускаемых из скрытых ловушек резиновых зарядов и от раскачивавшихся из стороны в сторону закрепленных на веревках, свешивающихся сверху, мешков с песками, балансировала на натянутых на расстоянии четырех метров от пола тросах и…

- Это все очень напоминает мне танец.

Раздавшийся позади голос отвлек Кризанту, и в результате она не успела уклониться от очередного мешка и слетела с каната. Впрочем, приземлилась она идеально, буквально на все четыре лапы, и, выпрямившись, обернулась к Романофф, которая стояла в привычной позе.

- А кто-то отрицал? – девушка перекрутила пальцами посох с длинными лезвиями на обоих концах древка и заложила его за спину, отводя таким образом плечи назад и почти принимая стойку «смирно».

Наташа усмехнулась, покачав головой.

- Бой - это не танец. Все куда более серьезно.

- По-твоему, я этого не знаю?

- Я без понятия, что у тебя в голове зарыто, учитывая тот факт, что твой возраст составляет не один век. Тут психология вряд ли сработает.

- Рада, что ты это признаешь.

- Нет смысла скрывать.

Черная Вдова и Рапунцель смотрели друг другу прямо в глаза, не отводя взглядов, и воцарившуюся ненадолго тишину, начатую первой собеседницей, нарушила вторая.

- А я ведь тебя заметила. Ты следила за мной, пока я проходила все эти процедуры, находилась за стеклом. Я все забывала узнать, но сейчас вспомнила: почему тытам была?

- Я хотела кое-что выяснить.

- И что же конкретно?

- Объяснения по одному интересующему меня вопросу.

- Какому?

- Тому, который я уже тебе задавала, – Наташа сделала несколько шагов вперед, оказываясь почти вплотную к Кризанте, и еле заметно поджала губы. – Почему. Ты. Не. Убила. Клинта?

Кризанта долго не отвечала, потом опустила копье параллельно полу и покачалась с пятки на носок.

- Я ведь не обязана тебе отвечать, да?

- Снова увильнешь?

- Нет… М-м… Возможно.

- И какие же условия?

- Условия? Очень простые. Ты хочешь ответа, а я хочу… – Кризанта сделала паузу и улыбнулась, – хочу добраться до плиты и холодильника. Потому что та стряпня, которой меня кормят уже четвертую неделю подряд, скоро встанет мне поперек горла. Так что - я не сомневаюсь, у вас тут должна быть кухня или хотя бы ее имитация, - если проводишь меня на эту самую кухню, я покажу тебе, как приготовить потрясающие котлеты и печеную картошку с сыром, и - уточняю: лишь возможно, - растолкую тебе что к чему. Ну или попытаюсь вкратце описать… эм… мотив моего поступка. Не слишком заумно прозвучало?

Последнее предложение было красивой и витиеватой вариацией вопроса «Ты не тупица?», и Романофф подавила смешок. «Блондиночка определенно знает, как пользоваться не только техникой борьбы, но и словарным запасом».

- Если это все, что тебе нужно, то пошли… кулинар.

- Повар, агент Романофф. Я предпочитаю повар.

- Просто Наташа. Оставь формальности для Фьюри.

- Как хочешь.

- Вот именно.

*

Оглядывая плоды своей работы, человек довольно улыбался. Не в первый раз он радовался тому, что согласился тогда на предложение «таинственных незнакомцев» и позволил им провести над ним неофициальный подпольный опыт. Ведь мало того, что он приобрел полезные способности представителя отряда членистоногих, так еще и получил до дрожи приятную особенность – влиять на других силой мысли.

И сейчас, медленно переставляя паучьи лапы, которые цокали о гладкий пол, человек прохаживался вдоль двенадцати людей. «Их всех удалось выкрасть так легко и незаметно, что эти умники из Щ.И.Т.а и не поняли, в чем дело. А мы вернем их обратно в строй еще быстрее, так что их никто не хватится», – человек коротко и хрипло рассмеялся и снова бросил взгляд на полностью контролируемых им марионеток.

Они стояли ровно и неподвижно, ожидая приказа, не будучи в силах сопротивляться воздействию, полностью лишавшим их силы воли. Их глаза излучали голубоватое свечение. Точно такое же, какое шло и от человека, поработившего их. На шеях уже почти зажили следы укусов – через сонную артерию можно было быстрее всего ввести яд в организм – и кожа покрылась пластинчатыми наслоениями наподобие панциря.

- Шоу начинается, господа. Поработайте, как следует.

*

- У кого ты научилась так ловко обращаться с кухонными принадлежностями?

Наташа Романофф, устроившись на высоком барном стуле, наблюдала за тем, как Кризанта сдерживала свое обещание относительно приготовления обеда/ужина. Сразу было видно, что она с термином «кулинария» была знакома превосходно и никаких неудобств не испытывала, передвигаясь между сковородой и деревянной доской, на которой нарезала овощи.

- Ты что, забыла, сколько мне лет? – Кризанта обсыпала измельченным укропом салат и, положив обещанные котлеты и картошку на тарелку, передала ее женщине. – Время для меня давно не идет, вечера бывали долгими, надо было чем-то себя занять. Выводы делай сама, – девушка уселась напротив Романофф и, подперев кулаками щеки, выжидающе уставилась на нее. – Твой вердикт?

- Однозначно потрясающе, – Наташа огласила этот самый вердикт только спустя пару минут, после того как сумела заставить себя оторваться от мастерски сделанного мяса. – У тебя талант.

- Да. Но мне больше нравится рисовать.

- Хобби?

- Нет. Отдушина в жизни в этом мире… – Кризанта надолго замолчала, машинально крутя пальцами вилку и бездумно глядя в стену, после чего опустила подбородок на скрещенные на столе руки и протяжно выдохнула.

Знаете, бывают такие моменты, когда человек понимает, что ему просто осточертело бороться и хранить безмолвие, что это все утомило до такой степени, что хочется напевать на все и позволить кому-то услышать то, что сидит в глубине души уже непомерно долго.

И возможно она могла бы сказать:

- Еще что-то хочешь спросить? Кажется, сегодня я расположена к раскованной беседе… Надоело все держать в себе. Это когда-нибудь должно было случиться…

- Да, – Наташа бы опустила локти на стол, заинтересованно подаваясь вперед. – Твои волосы исцеляют? Или это что-то другое?

- Не совсем волосы. Раньше были только они, но теперь уже нет. Когда-то магия была лишь в них. Сейчас она уже течет у меня в крови. Да, я могу исцелять, но и навредить могу так же. И навредить ох как сильно. Моя сила это точно такое же оружие как, скажем, нож или та же обычная пуля. И я умею использовать ее, как оружие, но я этого не делаю. Пока не останется другого выхода. Я излучаю энергию как батарейка. Я могу пропускать ее через руки, чтобы направить на другого человека, а могу пропускать ее и через все тело, зависит от обстоятельств. В 1982 эти обстоятельства вынудили пойти по второй дорожке. Я могу делать это по желанию, когда сама того захочу. Я научилась этому. С большим трудом и тяжелыми путями, но научилась. Я жалею лишь о том, что не сумела сделать этого раньше. Гораздо раньше… Возможно тогда я бы смогла хоть что-то изменить. Возможно, тогда бы мне не пришлось увидеть все то, что я увидела, и пережить все то, что я пережила.

- Ты кого-то потеряла, – но это уже был бы не вопрос. Это была бы констатация факта.

- Да. Слишком многих для одной жизни. Я постоянно кого-то теряю, таково правило моего существования. Именно по этой причине я и не остаюсь на одном месте. Если задерживаюсь дольше, чем положено, люди начинают замечать, что я другая, что я… не меняюсь. Это вызывает ненужные подозрения и проблемы. А я предпочитаю с проблемами не сотрудничать в тесном порядке. И пытаюсь как можно меньше привязываться к людям.

- Потому что…

- Потому что люди стареют. Люди слабеют. Люди умирают. Я - нет. Я не могу. Ты даже не представляешь, насколько это тяжело и невыносимо больно… видеть, как кто-то близкий тебе, кто-то очень дорогой истончается и просто превращается в бледную тень того, кем он был раньше, в пыль, а ты совершенно беспомощна и можешь только бессильно наблюдать… «Искательница Рая»… – Кризанта бы грустно усмехнулась. – Знаешь, кто меня так назвал? Братья Гримм. Они сказали, что «я ищу свой Рай в Аду». А на самом деле я просто бегу. Бегу от всего. Я встречаю кого-то в новом месте, а потом чувствую, что еще чуть-чуть, и черта будет пересечена. И я знаю, что не могу этого допустить. И я опять бегу. Люди этого не понимают, но я бегу потому, что они все еще живы и все еще дышат и ходят по земле. Печально, но истина… – она бы снова замолчала, а потом бы продолжила: – Смешно. Я все время пытаюсь не разрушить чью-нибудь жизнь, а со своей собственной в согласие прийти не могу. Мне нужна свобода, я хочу ее найти, а где ее взять-то? В моем случае единственной свободой может быть только смерть. Это отдых для души. А когда ты бессмертен, мир становится для тебя тюрьмой, из которой ты не можешь вырваться. Парадокс. Я по природе свободолюбива, не терплю рамки и нарушаю правила, а вся сложившаяся ситуация сама по себе - огромная клетка, – пробормотала бы себе под нос девушка, но тут же бы тряхнула головой. – Еще вопросы? Камерам наблюдения наверняка интересно узнать всю мою подноготную, ведь раньше я была просто сказкой.

Но это лишь сослагательное наклонение, которого история не знает…

Не нарушая тишину, Наташа покосилась краем глаза на устройства слежения, а после на прошедшего по коридору сотрудника Щ.И.Т.а. «Странно, это же вроде парень из технического отдела. Что он тут делает?»

- Кто это были? – Романофф соскользнула бы со стула и плавной походкой подошла бы к двери, через окошко в которой можно было видеть проход за ней.

- Кто? – уточнила бы Кризанта.

- Те, кого ты потеряла.

- Все. Все, кто мне были дороги, все, кого я любила, и все, кто любил меня. Все, кто заставлял меня чувствовать себя живой, настоящей, нужной не из-за того, что у меня есть какие-то способности, дарованные Солнцем, а нужной из-за того, что просто нужной. У меня никого нет. Все давным-давно умерли. Их больше нет, остался только пепел от воспоминаний. И Юджина тоже нет… – последнее Кризанта произнесла бы практически шепотом, прокрутив на пальце золотое обручальное кольцо.

- Кто такой Юджин? – Романофф нахмурилась бы, вспоминая сказку братьев Гримм. – Принц, освободивший тебя из башни?

- Освободивший - да. Принц? Нет. Не принц. Разбойник. Он был преступником и вором. Но самым лучшим преступником и вором на всем свете. Моим вором. Он меня спас, показал мне мир, все то, чего я была лишена. А я его спасти не смогла. Ты спрашивала, почему я не убила агента Бартона? Почему я не воспользовалась шансом? Я могла это сделать. Я могла и хотела. Но не стала, потому что…

Договорить она бы не успела. Мысленный диалог, который, вероятно, когда-нибудь будет иметь место, был приостановлен.

Дверные створки разъехались в стороны, и на пороге появился Соколиный Глаз. Кризанта моментально сделала бы вид, что стирает со стола какое-то пятнышко, а Наташа, недовольно взглянув бы на напарника, который прервал бы девушку на самом интересном месте, сделала бы шаг назад, пропуская мужчину.

И опять же это все – лишь игра воображения.

Бартон посмотрел сначала на Наташу, к отвороту куртки которой прилипло перышко укропа, потом на Кризанту, сонно зевнувшую, после чего ровным голосом спросил:

- У вас тут все в порядке?

- А должно быть по-другому? – Кризанта первая подала голос, с искренним недоумением подняв брови и отбрасывая на задний план мысли об «откровенном разговоре». – Хотя… если уж на то пошло… за последние несколько минут вдоль по коридору прошло шесть человек, включая последнего.

- И прошли они только в одну сторону, – согласился Клинт, одновременно негласно поощряя золотоволосую собеседницу кивком и чуть хмурясь из-за того, что все его оружие осталось в другой комнате. – Так что либо это Фьюри что-то затеял…

- Либо у нас проблемы, – закончила за него Наташа, в тот момент как раз высунувшая нос за дверь.

========== Глава 11, в которой наносится первый удар. ==========

От Автора: вдруг поймала себя на мысли, что все время пишу «Бартон» и почти никогда «Клинт». Кажется, мой мозг решил, что Бартон его первое имя. Планирую исправиться.

*

- Либо у нас проблемы.

Наташа была права, и те, к кому эта фраза была обращена, убедились в этом, как только высунулись за дверь следом за ней. Первым это сделал Клинт, а Кризанта чуть помедлила, покосившись в сторону кухонного ножа, покоившегося в подставке, и подумывая, не прихватить ли его. «Перестраховаться не помешало бы. А может, все обойдется?..» Но, впрочем, она знала закон этой жизни, а следовательно «обойдется» могло и не обойтись. Но идти по протоптанной дорожке холодного оружия, припоминая схватку на полигоне, у нее дома и еще парочку случаев, имевших место в начале тринадцатого столетия, Кризанта больше не захотела, а потому отмела эту идею и выглянула в дверь следом за Клинтом.

Справа, в конце коридора, стояло кучной группой шесть сотрудников Щ.И.Т.а. Пять из них замерли в неподвижности, опустив руки, и вид у них был какой-то пугающий. Особенно учитывая, что они молчали все как один, словно ожидая какого-то сигнала к наступлению. Было немного жутковато. Шестой – тот самый техник, которого заметила Романофф, – лениво прислонившись к стенке, выбивал что-то на клавиатуре небольшого лэптопа, принесенного им с собой.

Клинт быстро посмотрел в сторону камер, но на всей этой аппаратуре красные огоньки, означавшие, что ведется запись, не горели.

- Он отключил систему видеонаблюдения или, возможно, наколдовал так, чтобы изображение на них замерло, – Наташа тоже обратила на это внимание, – значит, на мостике теперь никто ничего не подозревает. А учитывая то, что сейчас половина двенадцатого ночи, в этой части штаб-квартиры вряд ли кто-то появится.

- Почему? – шепотом спросила Кризанта, не сводя взгляда с вышеупомянутой «проблемы».

- Потому что мы редко пользуемся кухней, – так же шепотом отозвался Клинт.

- Да? И чем же вы питаетесь? Воздухом? – съязвила девушка. В Лондоне, равно как и везде, где она останавливалась на длительный период, кухне отводилось почетное место. Кулинария была вторым по счету хобби после рисования. – Вы же люди, вам нужно что-то есть время от времени.

- А ты хочешь сказать, что ты не человек?

- Я человек, только физические потребности у меня несколько другие. Вот в чем разница. Почитай на досуге досье на меня, там все подробно написано.

- Девочки, а вам не кажется, что сейчас не самый подходящий момент для выяснения межличностных отношений? – Наташа прервала их ехидным тоном. – Отложите это на другой раз. А тому, кто мне объяснит, почему у этих людей кожа такая и что у них с глазами, я скажу большое спасибо.

А ведь действительно – кожа походила на ряды наслаивавшихся друг на друга пластинок, а от светящихся глаз становилось еще больше не по себе. Они были голубовато-синими, со зрачками совершенно крохотными, не больше булавочной головки. И чем дольше Кризанта в них смотрела, тем сильнее ощущала, что кто-то настойчиво пытается пробиться в ее сознание. Это напоминало неравномерно накатывавшие волны, ударявшиеся о солнечный купол и грозившие его сломить, проникнуть внутрь, поработить, лишить воли. Грудь сдавило тисками, в ушах стремительно нарастал шум, и стало невыносимо больно.

Кризанта зажмурилась, резко и с силой хватаясь руками за голову. Из сжатых в нитку губ непроизвольно вырвался хрип. Она покачнулась, ударяясь спиной о железный косяк двери, но даже не ощутила этого. Равно как и не услышала уместного в данной ситуации вопроса, заданного Наташей, и не почувствовала, как Клинт держал ее за плечи, не давая упасть.

Еще немного, и Кризанта попросту рухнула бы на пол, опустошенная непредвиденной атакой и оглушенная пронзительным звоном, напоминавшим плеть, которая остервенело хлестала по мозгу, но тут уже взбунтовалась магия в крови девушки. По медовым волосам, от макушки до кончиков, пронеслась мимолетно волна жидкого золота, потухшая практически сразу. Наваждение исчезло, остался лишь неприятный осадок.

- Ими… ими кто-то управляет, – осмысленный взгляд Кризанты и ее твердый голос дали понять, что она пришла в себя. Наташа прищурилась, одновременно с этим оборачиваясь в сторону синеглазых людей, но Клинт все равно не разжал цепкую хватку пальцев. После всего произошедшего за последние недели с момента первой встречи и до этой минуты он уяснил, что и понятия не имеет, что зарыто в голове этой юной на вид особы, а потому решил не рисковать. В конце концов его и Наташу Ник Фьюри назначил на пост «надзирателей Рапунцель», и пусть этот пост и был «чрезвычайно почетным» (по скромному мнению агента), но Клинт не стал рисковать.

И правильно сделал. Девушка, еще мгновение еле стоявшая на ногах, попыталась было выскользнуть в коридор и встать на расстоянии нескольких метров от синеглазых. Это действие было каким-то машинальным, неосознанным. Кажется, она и сама не поняла, что делала по чьей-то указке, все еще отдававшейся эхом, а просто делала, не задумываясь.

Заметив, как Кризанта пытается шагнуть через порог, Клинт несильно, но настойчиво потянул ее обратно. Недоуменные взгляды в свой адрес, полученные от обоих представительниц прекрасного пола, мужчина доблестно проигнорировал.

Между тем группа собравшихся синеглазых людей все равно отреагировала на ее безотчетный рывок. И отреагировала почти как хищник на запах жертвы: они насторожились, чуть пригнулись и напряглись как перед прыжком.

- Откуда ты это знаешь? – Романофф потянулась было к браслетам, но вспомнила, что сейчас была не в боевом костюме, и с досадой сжала кулаки. – Черт…

- Знаю, потому что я уже сталкивалась с чем-то подобным. В начале девятнадцатого века со мной приключился один случай, а это… – она взмахнула рукой, имея ввиду всю ситуацию в целом, – это очень на него похоже. Они… Эти люди сейчас не понимают, что делают. Их контролирует кто-то извне. Я наткнулась однажды на тех, кто манипулировал другими с помощью гипноза, настолько сильного, что обычный ни в какое сравнение с ним не шел. Я не знаю ничего более конкретного, я с тех дней помню только страх, липкий и мерзкий, и эту «пластинчатую» кожу, твердую и прочную, но это влияние и тот или те, кто его оказывает… Они как пауки. Их паутина повсюду. И их действия непредсказуемы.

- И они зациклены на тебе, – Клинт увидел, как синеглазые вытянули шеи, стремясь различить за спинами агентов свою цель, не желая упускать ее из виду. Наташа обернулась к ним, и взгляд у нее потяжелел.

- Этого нам еще не хватало, – пробормотала она и дала знак Клинту, который, моментально поняв намек, начал медленно отступать назад, уводя за собой Кризанту, которая, похоже, опять начала погружаться в забытье наяву. – Надо быстро добраться до мостика, там мы хоть сможем дать им отпор.

- Но надо придумать, как остановить этих людей, не убивая их. И прежде чем они сделают что-то подобное с нами, – Клинт стиснул зубы, когда марионетки неизвестного соперника (или соперников?) начали следовать за ними, не на секунду не отрывая глаз от светловолосой девушки, которая была единственным ярким и четким пятном в их сознаниях, одурманенных чужой силой. – Они могут что-то сообщить, когда мы приведем их в чувство.

- Если мы приведем их чувство, – поправила его Наташа и резко скомандовала: – Предлагаю воспользоваться старым испробованным планом «Б».

- И что это за план такой? – как раз при этих словах шесть человек вдруг «отмерли» и кинулись в их сторону.

- Бежать! Сейчас же!

*

Старый испробованный план «Б», заключавшийся в том, чтобы сматывать удочки так быстро, как это только возможно, работал хорошо. Ну до тех пор, пока на горизонте, вернее, в конце одного из коридоров не появились оставшиеся шестеро синеглазых марионеток, упущенных до того момента. Как результат: убегавшие от них оказались заперты с обеих сторон в широком проходе, из которого до мостика можно было добраться всего за полминуты. Пара секунд ушло на то, чтобы осознать, что они в ловушке. Пара секунд, за которые атаковавшие преодолели расстояние, отделявшее их от целей, и набросились на них.

Оружия никакого не было, только их навыки боевых искусств, но и при стремлении агентов Щ.И.Т.а нанести значительный урон нападавшим это преимущество значительно уменьшалось в своей силе. Кризанта была права: кожа находившихся под внушением людей, напоминавшая скопление паучьих панцирей, была жесткой и твердой, и удары, приходившиеся на нее, не причиняли вреда телам, заключенным в эти «щиты». Все, что оставалось, это отбиваться и уповать на то, что чертов техник ошибся где-то в своих расчетах, и незапланированный бой заметят.

Они были в паутине, не поэтично невидимой, а ощутимой до легкой дрожи. Для любого хищника главный инстинкт – это убивать, и этот самый инстинкт воплотился в людях, которые пару часов назад еще были людьми, а сейчас даже не могли себя контролировать. Единственная мысль в их сознаниях приказывала им не отступать и не останавливаться, и поэтому они, игнорируя сопротивление добычи, угодившей в их сети, снова и снова кидались вперед.

Наташа, уворачиваясь от ударов, техника которых не походила ни на одну из тех, которым обучали в Щ.И.Т.е, была занята тем, что не позволяла синеглазым слишком плотно окружить их, поддерживая наличие пространства, на котором было можно более-менее свободно двигаться. Клинт помогал ей, и эти двое, негласно координируя между собой каждое свое движение, обеспечивали Кризанте своеобразное «прибежище», оборона которого велась на несколько фронтов одновременно. И это прибежище было очень кстати.

Кризанте опять стало плохо. Новая волна, пронзившая болью голову и сдавившая горло железной хваткой, накатила, когда они попали в это кольцо. Магия, спасшая свою обладательницу в первый раз, сейчас бездействовала, и Кризанта, рискнувшая прибегнуть к крайней мере и выпустить на свободу свою силу как когда-то в Испании, вдруг поняла, что не может этого сделать. Не потому что ей не сосредоточиться, а потому что что-то мешало. И девушка, смутно догадываясь о причинах этого «сбоя» и превозмогая зарождавшееся в сердце пламя агонии, знакомое ей с Кардифа, блокировала удары по свою душу, но слабо и заторможенно, не запоминая то, что она делала.

В какой-то момент одному из синеглазых удалось прорваться к Кризанте, оттолкнув в сторону Романофф так, что ее отшвырнуло к стенке. Ребро твердой ладони опустилось с силой Кризанте на шею, едва не сломав позвонки. А когда она пошатнулась, пытаясь безуспешно удержать равновесие, и рухнула на колени, ногти на руке техника – потемневшие и заострившиеся наподобие кинжалов – вонзились ей между ребер, окрашиваясь в красный цвет и проникая глубоко под плоть, туда, где билось заходившееся от страха сердце.

Воздух резко выбило из легких, рана в то же мгновение вспыхнула алой сумасшедшей болью, разнесшейся огненным эхом по всему телу. Уши заложило ватой, спазматический хрип вырвался из горла, и Кризанта судорожно вцепилась пальцами в запястье мужчины в интуитивной попытке отстраниться или хотя бы не упасть. Синие пустые глаза уставились в ее зеленые, и в крошечных черных зрачках отразился безумный калейдоскоп смешавшихся в кучу образов, чье послание было довольно-таки простым и предназначалось именно ей…

Загипнотизированные остановились резко, как и напали. Они просто встали и замерли, кто где был, словно кто-то нажал кнопку «пауза» на воспроизведении. Через секунду они пришли в себя, с искренним непониманием озираясь, еще через секунду пластины на их коже с хрустом покрылись сетью трещин и осыпались пыльным удушливым облаком, а следом за ним осели и сами люди, разом обессилившие.

Кризанта упала последней, откинувшись на спину, и уставилась в сторону, чувствуя под щекой холодный пол. Горячая кровь пропитала кофту и куртку, и хотя такое неоднократно происходило раньше, теперь сознание уплывало, терялось, и последним, что запомнила девушка, был золотой блеск, медленно разливавшийся по ее растрепанной косе.

*

«Она как зашуганное животное».

Странно, что он об этом подумал. Если уж начистоту, то в ту минуту, когда Клинт вместе с Наташей вошел в камеру, где временно держали Кризанту, ему следовало провести параллель между ею и разъяренной тигрицей в клетке, а он почему-то сравнил девушку с полностью потерянным и оттого злившимся зверьком, смелым, когда-то прирученным, но вновь одичавшим. Еле сдерживаемая злость, немое осуждение, суровое обвинение ясно читались в ее глазах, слишком старых для настолько молодого лица, слишком много повидавших, слишком много перетерпевших, слишком уставших…

Можно было понять первое, но второе и третье вызывали недоумение, поскольку это был не укор за ее поимку – это было порицание за что-то куда более значимое, что-то, о чем она умолчит.

Сейчас Кризанта покоилась на жесткой лежанке, вонзившиеся под кожу на сгибах локтей иголки через прозрачные провода-змеи переливали ей кровь – Фьюри не стал рисковать, даже зная о способности Рапунцель к регенерации. Багровый цвет, тяжелый цвет, вобранный каждым волокном блузки и куртки, расплылся темным бесформенным пятном, которое было прикрыто жакетом Наташи – агент без раздумий стянула ее с себя и накинула на Кризанту, когда ту еще в коридоре опустили на каталку.

Клинт знал, что Наташа Романофф, та, которую он знал, поступила бы так… Ну… С ее стороны это можно было бы даже считать своеобразным способом сказать спасибо и выразить признательность, хотя мужчина не сомневался, что она сделает это словами, как только «блондиночка» очнется. И он так же не сомневался, что она не сотрет из памяти того, что сделала Кризанта, когда они дрались, окруженные со всех сторон.

Возможно, девушка того и не запомнила, но он-то не забыл, как она, пускай мало что соображавшая, не позволила по крайней мере троим загипнотизированным нанести Романофф удары в спину еще до того, как Бартон стал ее прикрывать. Кризанта могла позволить им ее покалечить и возможно даже убить, ведь зачем защищать того, кого в глубине души считаешь своим врагом? Тем не менее, она так не поступила. Она пошла в разрез с общепринятыми нормами и спасла человека, к которому навряд ли питала что-то, кроме неприязни.

А еще Клинт помнил, что когда он впервые увидел Кризанту, даже на фотографии и потом, в ее квартире и позднее в Щ.И.Т.е, в глазах девушки кроме всего прочего была пустота. Безысходность, обреченность, настолько слившаяся с ней воедино, что ставшая уже почти незаметной, неотделимой от той, в ком поселилась, в ком обжилась, в ком пустила цепкие корни. Чудовищный симбиоз, не приносящий никакой выгоды ни той, ни другой стороне. Просто вечное мучение. Может, банально прозвучит, но он бы такого не пожелал ни одному человеку. Смерть в таком случае была бы единственным шансом на свободу. А у нее и этого шанса не было.

«Ей не нужна жалость. Ей необходимо понимание и поддержка».

*

Тони Старк говорил, со своим неподражаемым обаянием смотря на Фила Колсона и втолковывая ему про отпуск или что-то из той оперы. Когда миллионер повышал голос, Наташа Романофф в свою очередь смотрела на него как на злейшего врага народа, продолжая краем глаза следить за кардиомонитором. Ник Фьюри смотрел в отчеты техников и медиков, проведших обследование пришедших в норму агентов. Клинт Бартон смотрел на лицо Кризанты, по чьим волосам все еще скользили солнечные волны.

А через несколько минут Кризанта разомкнула веки и посмотрела в потолок.

От Автора: появление Тони Старка будет объяснено в следующей главе.

========== Глава 12, в которой что-то частично проясняется. ==========

От Автора всем ждущим: безумно извиняюсь за задержку - конец года и все прочее, времени на творчество нет совсем. Данная глава писалась какими-то урывками, возможно, вам, читателям, она покажется то ли скомканной, то ли быстрой, то ли еще какой, так что, как говорится на Фикбуке, готова принять ваши тапки. :)

P.S. У меня через пару дней экзамены, поэтому до следующего четверга (19 июня) я в оффлайне на постоянной основе. Надеюсь, после того, как отстреляюсь, смогу больше времени уделить фанфикам.

Заранее спасибо за ожидание и терпение.

*

Она уже давно не теряла сознание от полученных ран или от потрясения. В последний раз это было в Кардифе, в 1810-ом году, когда на нее напали непонятные люди, одетые в черные плащи, чьи капюшоны закрывали лица, а с лиц этих, охваченных и скрытых тенью, на нее глядели жуткие синие глаза, от которых прошибал холодный пот, а тело отказывалось служить ей.

Сколько их было в тот раз? Человек десять? Нет, всего лишь семь, семь нападавших, семь неизвестных. Семь безымянных людей, атаковавших внезапно, молниеносно, с яростью и исступлением диких зверей. Только вот оружия в их руках не было, ни клинков, ни ножей, их оружием была сила сознания, слепящей волной ударявшая по ее мозгу и лишавшая способности сопротивляться.

Было страшно, было больно, ноги не держали, а на коже горели ледяным огнем капли выпущенного на свободу ливня. Мышцы сводила судорога, хотелось кричать, звать на помощь, но из горла рвались лишь глухие хрипы. Плотная накидка уже не спасала от дождя, платье, и без того тяжелое, от пропитавшей его влаги стало еще тяжелее, волосы выбились из незамысловатой прически и падали слипшимися прядями на плечи и на лицо.

Она уже была на коленях, обхватив голову руками, словно пытаясь защититься, закрыться от оглушающего звона в ушах. К губам тоненькой струйкой стекла черная во мраке ночи кровь, тут же размазываемая водой. Еще немного – и она ничего не смогла бы сделать. И от этой мысли, от ощущения вернувшейся беспомощности вдруг возродилось желание бороться. Слепящая волна золотого пламени вырвалась на свободу, сбивая с ног врагов, вихрь метавшихся в разные стороны солнечных лент скрыл за собой силуэт девушки, которая найдя в себе силы добраться до бесновавшегося у привязи коня, вскочила в седло и умчалась в темноту.

Спустя две недели после этого события в третьем по счету дневнике в старом кожаном переплете появилась надпись, сделанная все еще трясущейся от остаточного страха рукой.

И эта надпись снова увидела свет лишь спустя десятилетия, вот только тот, кто ее прочел, не был тем, кому это следовало сделать…

*

Откуда-то доносился чьи-то мужские голоса, в одном из которых – более тихом – Кризанта распознала Фила Колсона. Со вторым же человеком она явно не была знакома. В воздухе повис уже известный специфический запах, смешанный с медикаментами. «Опять какая-то лаборатория». В руках и ногах обосновалась непривычная, давно забытая тяжесть, а кожа от контраста естественного тепла и чего-то липкого и холодного в области груди покрылась мурашками.

Кажется, ее волосы все еще сверкали как елка на Рождество – Кризанта чувствовала, когда магия в них становилась видимой для окружающих. Это было похоже на воду, текшую по голове от макушки к затылку снова и снова. Ее рана уже явно затянулась, так что, видимо, волшебство «разбиралось» с остаточными ее последствиями. Потом Кризанта поняла, что на нее устремлен пристальный знакомый взгляд, по ощущениям так похожий на Его.

Кризанта резко открыла глаза и уставилась в постный серый потолок. Диалог на галерке сразу же замолк, и в поле зрения девушки появилась агент Романофф, в чьих чертах лица угадывалось беспокойство. Кризанта не сразу сообразила, что ее о чем-то спрашивают, до нее это дошло только спустя пару секунд, и она, повернув голову к женщине, сказала:

- Что?

- Как ты себя чувствуешь? – повторила Наташа.

- Ну… – Кризанта прикрыла веки, очень медленно думая над ответом. – Чувствую себя хреново, спасибо, – и, краем глаза заметив, как Клинт, сидевший напротив, поднял брови, бросила: – Что?

- Не знал, что ты любительница таких слов.

- Нет. Просто у меня на самом деле такое состояние - ниже плинтуса или из чего у вас тут полы сделаны? – она заморгала, окончательно приходя в себя, и неторопливо приняла вертикальное положение, спуская ноги с края лежанки и морщась от неприятного ощущения игл в сгибах локтей. Долгим взглядом обвела помещение и находившихся в нем людей, прищурилась, наткнувшись на Фьюри, несколько расслабилась при виде Колсона и с некоторым любопытством уставилась на пятого, того самого обладателя неизвестного второго голоса.

Человек как человек, брюнет с уложенными волосами, короткой бородкой, усами и карими глазами, в которых смешались гениальность и безбашенность. Темно-серые брюки, черный пиджак, галстук, дорогие ботинки, индиговая рубашка и… что-то было не совсем так. Невидимые для всех, кроме Кризанты, нитки золотистой магии потянулись к этому мужчине, аккуратно прощупывая еще сохранившиеся вокруг него следы отступившей смерти. Она видела подобных ему, солдат, побывавших на войне, наполовину мертвых – в них засели смертельные осколки. Она таких спасала несколько раз. Этого спасать было не нужно. Он сам все сделал. [1]

- Кто это? – неразборчиво пробормотала Кризанта и закашлялась. Затем повторила, обращаясь к Нику Фьюри: – Кто это? Ваш очередной подчиненный?

- Это вряд ли, ему на меня денег не хватит, – засмеялся незнакомец слегка бархатистым голосом, в котором уже по первому ответу присутствовал, несмотря на внешнюю обольстительность, явный намек на пристрастие к устным шпилькам, и широко улыбнулся. – Я Тони Старк - миллионер и филантроп, по совместительству Железный Человек, но это мелочи, - а вы та самая бессмертная красавица, которая дурила Щ.И.Т. и весь мир на протяжении стольких лет? Преклоняюсь пред вашим мастерством, миледи! – он произнес это с английским акцентом и отвесил шутливый поклон.

- Какая звезда? [2] – переспросила Кризанта. Наташа не сдержала усмешки.

- Он не звезда, он заноза в пятой точке.

- Могу быть весьма приятным, – не полез за словом в карман Старк.

- И что он тут делает? – поинтересовалась девушка, пока ее «освобождали» от проводов, переливавших кровь.

- Ты помнишь, что камеры были отключены? – Романофф дождалась утвердительного кивка и продолжила: – А Старк в это время «случайно», – она сделала ударение на этом слове, покосившись на мужчину, – проходил мимо в нашей системе, по защищенному каналу и, как и всякий слишком любопытный человек, сунул нос в источник странностей. Нашел неполадку, устранил ее, увидел все и забил тревогу.

- Вашу систему можно взломать? – удивилась Кризанта и посмотрела на Старка. – Вы что, хакер?

- Нет, но я просто неотразим. А еще у меня самый лучший на свете дворецкий Джарвис, для которого такие задачки - легкая разминка, так скажем шуточный мозговой штурм.

- То-то я слышала взрывы… И что вы забыли в Щ.И.Т.е?

- Стало интересно, почему вдруг двух лучших агентов этой организации отправили в Богом забытый Лондон - без обид, ничего личного, - и почему вернулись они оттуда в компании странной девушки, о которой и информации-то толком никакой нет? А если выражаться просто…

- Да уж пожалуйста.

- …то мне было скучно, – Старк состроил страдающее лицо. – Не беспокойтесь, Фьюри меня уже за это попинал ногами.

- Наговорились? – директор, до того момента молчавший, вклинился в беседу как нож в масло. – Если да, то у нас еще остались открытые вопросы. Что этим людям тут было нужно?

- Передать послание, – тут же отозвалась Кризанта и, проигнорировав четыре недоуменных взгляда, добавила: – Послание для меня. Вся эта затея была только ради меня.

- И в чем заключалось послание?

Наступила тишина. Кризанта облизнула пересохшие губы, после чего поежилась, сильнее кутаясь в куртку Романофф.

- Он… Ему известно, кто я и где я. Ему известно, на что я способна. И он повторит попытку. И в следующий раз их будет больше, и они дойдут до конца.

- Кого будет больше?

- Его подручных. Те двенадцать человек, которые на нас напали, - только пешки более значимой фигуры. Подчинял он их себе с помощью гипноза, а чтобы облегчить и ускорить процесс трансформации из нормальных людей в жестоких марионеток использовал яд. Возможно, в их крови вы еще обнаружите следы неопознанного вещества, увеличивавшего их силу и полностью блокировавшего их сознание до того момента, пока кто-то из них не сделает того, на что был «запрограммирован». И кстати - если вы и в будущем будете так медленно реагировать, от ваших агентов останутся одни рожки да ножки, да и тех вы не соберете!

- И что это за «значимая фигура»? – осведомился ровным тоном Фьюри, пропустив мимо ушей последнюю фразу. Кризанта бросила на него странный взгляд, едва сдвинув брови, но все же ответила:

- Он называет себя Пауком.

Фил Колсон с тревогой поджал губы. Наташа Романофф сделала глубокий вдох, на секунду прикрывая глаза. Клинт Бартон чуть запрокинул подбородок и нахмурился. Фьюри остался невозмутимым, а Тони Старк смотрел на всех с выражением что-то-я-такое-вот-важное-знаю-но-вам-пока-не-скажу-хочу-быть-самым-умным. Но знал ли он что-то действительно на самом деле, было под большим вопросом.

- Не посвятите в подробности? – нарушила молчание Кризанта. – Мне не помешает, тем более что я, как его цель, имею на это полное право.

- Нам стало о нем известно около года назад, – Фил Колсон первым подал голос. – До того момента его деятельность, без сомнения имевшая место, велась достаточно скрытно и не привлекала наше внимание, но двенадцать с половиной месяцев назад он дал нам знать о себе, когда его подручные и он сам напали на нескольких наших агентов в Национальном Архиве Вашингтона, когда те просматривали информацию о событии, известном как «феномен в Лацио». Насколько вы уже, наверное, поняли, это было связано с вами. Дело вот в чем: что бы вы тогда там ни сделали, вспышку света, вернее сказать, столб этого света видели многие, не только наши сотрудники. Два американца, работники агентства национальной безопасности США, были свидетелями, и их отчеты сохранились. Как выяснилось после этого инцидента в Архивах, Паук интересовался всем, что было с вами связано. Более того - в тот из того же Архива, но из другой секции, были украдены шесть старых дневников, датированных 1753, 1796, 1821, 1867, 1933-им годами. Их владелец не был идентифицирован, но согласно заключениям некоторых экспертов это была женщина. Причем она писала во всех шести дневниках.

Кризанта издала приглушенный стон и, помотав головой, большим и указательным пальцами надавила на внутренние уголки закрытых глаз.

- Это мои дневники… Я за ними даже не следила. Когда страницы заканчивались, я просто их бросала на старом месте жительства и уходила. В последнем от нечего делать записала разрозненные исторические даты без общего смысла. Значит, они теперь у него, у Паука?

- Боюсь, что так.

- Ладно. Еще что-нибудь?

- Известно, что он очень сильный и достаточно умный, – Фьюри принял эстафету от вопросительно взглянувшего на него Колсона и оперся спиной на стену позади себя, скрестив руки на груди, – владеет многими языками. Про мутации нам так же известно, однако, по всей видимости, их вызвали не эксперименты с гамма-лучами. Последний такой случай произошел… Впрочем, сейчас это значения не имеет. Паук хитер, он умеет ждать, а когда дождется, то действует быстро и незамедлительно. Трудно предугадать его следующие шаги.

- Он опасный. Очень опасный, и его подручные тоже, – Романофф, усевшаяся некоторое время назад рядом с Кризантой, сгорбившейся от новой напасти, и поддерживала ее за плечи. – Я столкнулась с тремя его людьми в декабре, в Касабланке. Одолеть их было непросто. У них сильная боевая подготовка, и дерутся они до последнего вздоха. Договориться с ними невозможно.

- Так что если Паук пошел в открытую, у нас назревают проблемы, – подытожил Фьюри и, развернувшись, собрался уйти, но Кризанта вдруг резко вскинула голову и вскочила. Куртка слетела на пол, оголяя серую порванную кофту и куртку, по которым расплылись бурые пятна еще не высохшей крови. Но девушка не обратила на это внимания, а вместо того, в два шага преодолев расстояние между собой и Фьюри, схватила его за локоть. В ее глазах плескалась злость. Казалось, еще секунда, и Кризанта вцепится ему в горло от ярости. Буквально.

Клинт машинально подался вперед, становясь поближе. Чутье диктовало ему, что подстраховаться не помешает – слишком легко она могла сменить полярность настроения. Романофф и Колсон, похоже, растерялись от такого выпада, а Старк будто бы жалел об отсутствии ведерка с попкорном.

- И вы абсолютно уверены, что это все? – не моргая, прошипела Кризанта.

- А вам есть что добавить? – спокойно отреагировал Фьюри.

- Не валяйте дурака! – Кризанта процедила это сквозь зубы. – Вы же не… – она запнулась и разжала пальцы. – О, ясно. Да, все понятно. Вы им не сказали, верно? Не сказали ведь? Они ничего не знают о том, кто он такой, не знают, что он знает. Что еще вы им не сообщили, чтобы манипулировать ими было проще?

- О чем речь? – Клинт положил руку на предплечье Кризанте, тем самым давая ей понять, что не стоит поступать необдуманно, и слегка потянул ее назад, на себя. Девушка упиралась.

- Да, о чем речь, директор? – Наташа тоже поднялась.

- Он будет держать рот на замке, – проворчала Кризанта, – но вот мне это без надобности. Речь идет о том, что на самом деле Щ.И.Т.у, ну или вашему руководителю по меньшей мере, известно о том, кто такой Паук. Потому что до того, как он стал называть себя так, до того как стал вашим врагом, он работал здесь, в этой организации, и в 1982-ом году он был в Лацио, когда вы меня обложили. Тогда его звали… Грегори Стоут.

[1] На момент событий фанфика (до «Мстителей») Тони Старк уже заменил палладий на безвредный элемент (Кризанта почувствовала именно это), но еще не избавился от электромагнитного реактора.

[2] Фамилия Тони – Stark. Кризанта спутала ее со звездой – star.

========== Глава 13, в которой напоследок решается, что спонтанный и необоснованный ход — это лучший ход. ==========

- Тогда его звали… Грегори Стоут.

- Какого черта?

Наташа Романофф не имела привычки следить за словами, когда дело заходило слишком далеко. Сейчас была как раз такая ситуация. Клинт еле заметно дернул уголками губ, понимая, что его напарница сейчас устроит разбор полетов.

- Директор, я спросила какого черта? – повторила женщина и, отодвинув Кризанту назад, сама встала перед Фьюри. – Стоут? Грегори Мэтт Стоут, один из лучших агентов Щ.И.Т.а? Тот самый Грегори Стоут, который согласно официальной версии погиб в Вальпараисо десять лет назад?

- Официальные версии часто не те версии, которые действительноправдивы, – вставил свои пять копеек Старк, за что заработал злой взгляд Наташи и… не поспешил замолчать. – У фактов подобных версий есть тени, у которых есть свои тени.

Фьюри предпочел не реагировать на возмущенные вопросы Романофф, а вместо этого посмотрел на Кризанту.

- И как вы об это узнали, мисс Литтл?

- Очень просто, – девушка передернула плечами. – Когда мне «передавали сообщение», я увидела лицо этого человека. У меня хорошая зрительная память, на это я пожаловаться не могу.

- А на свою красоту - тем более, пари готов держать, – не унимался Тони Старк.

- Меня это не волнует, – отозвалась Кризанта.

- Да брось. Тебе бы в пору моделью работать.

- Уже бегу и падаю.

- Могу место в очереди занять. О, хотя у меня есть идея получше. Да, точно! Давай лучше тихонько слиняем, пока суровые ребята меряются кулаками, и пойдем и обмоем наше знакомство, а когда нас застукают, скажем им, какие они хорошие/плохие люди. Нужное подчеркнем.

- Вы же несерьезно?

- Почему нет? – улыбнулся во все тридцать два зубы Старк.

- Выпивку вы отложите на другой раз, – перебил его Ник Фьюри. – А пока предложу пройти в конференц-зал, и там я вам все объясню. Мисс Литтл, будьте добры переоденьтесь во что-нибудь другое, а то ваш вид…

- Чем плох мой вид? – возмутилась Кризанта.

- Он не плох, – успокоила ее Наташа и сдержанно бросила: – Мы присоединимся через десять минут. Идем, – последнее относилось к Кризанте, которую агент уже и так повела за собой, не дожидаясь реакции.

- Куда?

- Фьюри прав: твои куртка и кофта уже свое отработали.

- Я не собираюсь напяливать на себя что-то из ваших запасников!

- А из магазинных? – Наташа остановилась перед дверью комнаты, в которой хранилось ее боевое вооружение, и, открыв дверь радиочастотной картой допуска, сразу направилась к одному из шкафчиков, вмонтированных в стену. Сняв с него замок и что-то прикинув, Романофф взяла с полки аккуратно сложенный комплект и протянула его Кризанте. – Вот, размер тебе подойдет. И не упрямься, не будешь же ты в этом расхаживать. Ополоснуться можешь вон там. Я подожду в коридоре.

Кризанта что-то буркнула себе под нос и послушно начала стягивать бомбер, когда до нее с порога донесся притихший голос женщины:

- Спасибо за то, что ты там сделала… Анна.

И даже не помня толком, Кризанта поняла, о чем шла речь, и позволила назвать себя вторым именем.

- Не за что, Наташа.

*

Фьюри, как и обещал, не проронил ни слова до возвращения Романофф и Кризанты в конференц-зал и, как обычно соединив запястья за спиной, стоял возле стекол, через которые был виден капитанский мостик. Старк, нисколько не смущаясь, с удобством развалился на стуле, по-домашнему закинув ноги на стол. Клинт замер возле стены, оперевшись на нее спиной, скрестив руки на груди и низко опустив подбородок. Фил Колсон и Мария Хилл, вызванная директором, ждали дальнейших указаний.

Ни один из присутствующих не проронил ни звука до тех пор, пока в коридоре не раздались шаги и в комнату не зашли Наташа и Кризанта. Первая сразу же опустилась на жесткое сидение и кулаком подперла щеку. Вторая же, теперь одетая в длинную зеленую футболку до середины бедра и светло-коричневый блейзер, закатала несколько длинные рукава и, окинув помещение взглядом, села рядом с Романофф.

- Все в сборе? – директор даже не повернулся. – Тогда я начну.

Грегори Мэтт Стоут стал агентом в ноябре 1975 года в возрасте двадцати восьми лет. У него были прекрасные данные, он владел многими видами как огнестрельного, так и холодного оружия, был специалистом в области слежки. По этой причине он много времени проводил в других странах, ведя наблюдения за интересовавшими нас лицами. Из тех семи лет, на протяжении которых он числился в штате Щ.И.Т.а, я проработал вместе с ним шесть с половиной. Он был хорошим агентом.

В 1982-ом он наткнулся на вас, мисс Литтл, и сосредоточил все свое внимание на том, чтобы выяснить сперва кто вы, а потом - на том, как вас поймать. Как вам известно, эта операция была провалена: вы исчезли без следа, а мы остались ни с чем.

Стоут доложил начальству о причинах своего пребывания в Италии и таким образов, во-первых, заинтересовал многих фактом существования действительно бессмертной… хм… личности, а, во-вторых, вызвал по отношению к себе сомнение и неуверенность. Спустя пять месяцев обсуждений вышестоящие инстанции дали указания продолжить ваши поиски, но вместе с тем приказали отстранить от этого дела агента Стоута, который к тому времени совершенно помешался на вас, и поручить ему что-то менее захватывающее.

Из энергичного и умного агента Грегори Стоут превратился в зацикленного на одной единственной вещи человека, человека, полностью поглощенного навязчивой идеей, преобразившей его, сделавшей его жалким подобием того, кем он был раньше. Он носился в замкнутом круге, не имея возможности вырваться оттуда. Он ни о чем не думал, кроме вас. Он жаждал вас найти, и эта страсть превратилась в безумную одержимость сумасшедшего.

В 2001 году Стоут отправился в Вальпараисо - я до сих пор не знаю по каким причинам, но подозреваю, что он решил, что наткнулся на зацепку и кинулся по следу, принимая желаемое за действительное. Так или иначе, 13 марта, в гостинице, где он остановился, произошла утечка газа из-за неисправности труб с последующим пожаром. Личности погибших были подтверждены. Среди них по зубной карте определили и Грегори Стоута. По официальной версии он умер.

- А по неофициальной? – Кризанта провела рукой по растрепанным волосам.

- А по неофициальной, думаю, он выжил. Возможно, ему кто-то помог, возможно, он сам это все провернул. В любом случае для всех агент Стоут стал не больше, чем воспоминанием.

- А когда вы узнали, что ваш мученик все еще на земле обитает? – поинтересовался Старк.

- Не так давно, а именно - при первом появлении Паука. То, что кто-то интересовался историей Рапунцель, напомнило мне о Стоуте. Один из агентов, подвергшихся нападению в Архивах, был еще жив, когда его доставили в больницу. Он знал Стоута и успел сообщить мне о том, что за всем этим стоял он. Этот человек скончался на операционном столе десятью минутами позже и подтвердить своих слов повторно не смог. Я оставил полученную информацию втайне, решив, что она не сыграет значительной роли.

- «Не сыграет»? – переспросила Кризанта издевательским тоном. – Вы шутите? Ваш сотрудник, столько времени с вами проработавший, столько времени потративший на меня, спятивший опять же из-за меня и сделавший своей целью мою поимку, перешел от мозговых штурмов к открытым и жестоким действиям, а вы решили, что это неважно? Я теперь сомневаюсь, что вы умный.

- И я тоже, – ухмыльнулся миллионер-филантроп.

- О, вот вам, пожалуйста, – Кризанта указала на Старка рукой. – Человек разумный! Да этот парень просто золото, на нем пробу негде ставить.

- Почему? – удивился вступивший в диалог Клинт. Кризанта фыркнула.

- Почему? Он влез в непробиваемую систему, расшифровал коды того техника, подал сигнал тревоги, выручил нас, а теперь еще и поддерживает мое мнение! Яркий представитель вида homo sapience, к которому окружающих мне с каждой минутой, проведенной здесь, относить становится все труднее и труднее.

- Он же не участвовал в драке, с чего вдруг к нему такие почести? – Клинт, кажется, и впрямь недоумевал, уставившись прямо на Кризанту, которая закусила губу, чуть не прокусывая ее до крови. Голос агента в ту минуту донельзя напомнил ей интонацию Юджина, когда она хвалила при первой встрече Максимуса. «Не понял…» [1] «И этот не понимает», – подумала Кризанта и первой отвернулась, уходя от взгляда голубовато-серых родных-неродных глаз.

- Мне кажется, это сейчас не актуально, – встряла Романофф, поднимаясь из-за стола. – У нас есть другие проблемы помимо выяснения межличностных отношений, – она посмотрела на Кризанту. – Ты знаешь, что именно Пауку от тебя надо?

- Не имею ни малейшего понятия, – девушка поджала губы. – Может, он хочет знать, каким образом я смогла заставить всех забыть о своей внешности. Может, хочет понять, каким образом я не старею. Может… Вариантов куча, и не думаю, что сейчас подходящий момент, чтобы ее разгребать. Единственное, что я знаю наверняка, это то, что Грегори Стоут не остановится, пока не добьется своего, а конкретно - пока не поймает меня. В своем послании он выразился достаточно ясно: «Жду нашей скорейшей встречи, цветочек», – Кризанта передернулась, произнося ненавистное прозвище. – Полагаю, это не несет в себе двойного смысла.

- Согласен, – Старк с грохотом спустил ноги со стола и, выпрямившись, с важным видом сунул руки в карманы брюк. – Она больше не может оставаться в Щ.И.Т.е, здесь стало небезопасно. Если паучки сюда проникли один раз, они всегда смогут сделать это снова, а дезинфекцию ждать долго.

- И какие будут предложения? – Клинт «отклеился» от стены и встал позади Кризанты, которая отстраненно крутила на пальце золотое колечко.

- Пусть у меня поживет. Пеппер будет с кем пообщаться, да и Джарвис с ней не заскучает.

Соколиный Глаз отрицательно покачал головой, оценив перспективу.

- Не подходит.

- Почему же? Сам хочешь стать ее ангелом-хранителем? – широко улыбнулся Старк. Улыбка получилась слишком уж ослепительной.

- Дело не во мне и не в тебе, – сухо отозвался Клинт. – Дело в контексте. Что если ее опять загонят в угол, а твой компьютер и ты сам не сможете этому помешать? Что если удача от тебя отвернется?

- Вообще-то леди фортуна всегда улыбается мне как можно шире!

- Раз на раз не приходится. Вот вдруг она окажется в ловушке, тогда что прикажешь ей делать? Предложишь нырнуть ласточкой с крыши небоскреба? У нее твоего костюма нет, а там внизу асфальт, расшибется на раз-два.

- Отскребем, – беззаботно откликнулся миллионер.

- Ну спасибо! – не выдержала Кризанта. – Свои слова насчет того, что ты золото, я забираю обратно.

- Ой, ну как же с вами скучно! Вы совсем юмора не понимаете, я тут помру! – деланно взвыл Старк. – Давайте убьем кого-нибудь? – повисла пауза. – Да расслабьтесь, люди. Я просто предложил сыграть в «Doom».

- В любом случае, – Черная Вдова одним взмахом руки пресекла бесцельную дискуссию, – надо решить, что делать. Ясно ведь, что Щ.И.Т. больше не является надежным укрытием. Так что если у вас нет никаких других вариантов, я предлагаю спонтанный ход.

- Какой? – в один голос поинтересовались все присутствующие.

- Спрятать Анну там, где ее не станут искать. Или, во всяком случае, станут, но не сразу, что даст нам некоторое преимущество перед противником.

- Только не говори, что вы упечете меня в какой-нибудь бункер, – Кризанта поморщилась. – Труднодоступные помещения - не по мне.

- Не сомневаюсь.

- Что ж, агент Романофф права, – Ник Фьюри оперся ладонями на стол и посмотрел на светловолосую причину всех их неприятностей. – За вами нужен присмотр. Что выбираете: центр или пригород?

- Пригород, – сразу же сказала Кризанта. – Центр слишком шумный, и случайных чересчур прохожих много. Ими рисковать не стоит.

- Что ж, в таком случае вы будете под опекой агента Бартона ближайшие несколько суток, пока мы не разработаем дальнейший план действий, – заметив, как двое молодых людей обмениваются между собой перекрестными взглядами, директор добавил: – Не хотите передумать?

- Нет. Если обоснуете, почему вы согласились на такое.

- Потому что это неожиданно, – ответил за Фьюри Старк. – Паука трудно просчитать, как мы уже знаем. Так теперь пускай он голову поломает, его очередь, нефиг все время быть лучшим. Полагаю, он решит, что мы спрячем тебя в каком-то мегаохраняемом месте, где повсюду автоматы, бомбы, ловушки и люди с крокодилами, а на деле это будет что-то менее привлекающее внимание… Ну, вроде домика в деревне.

- Какая длинная речь для двух простых слов - обманный маневр, – хмыкнул Клинт.

- Не завидуй, птичка, а то из тебя вообще каждый звук клещами вытягивать приходится. Ты лаконичный до зубного скрежета. На таких девушки не клюют.

- А мне-то какое дело?

- Действительно! Вокруг тебя вьются две… миль пардон, мисс Хилл… целых три представительницы прекрасного пола, и каждая неподражаемая, а ты и в ус не дуешь. Заскучаешь.

- На работе повеселюсь.

- Они так каждый раз между собой? – тихо поинтересовалась у Наташи Кризанта.

- Не знаю, – так же тихо ответила ей агент. – Они раньше друг с другом не сталкивались… – она помолчала и добавила: – Так ты действительно не против побыть у Клинта?

- Нет. А должна?

- А разве у вас отношения не натянутые?

- А у меня такие со всеми здесь. Он или же кто-то другой - я разницы не вижу.

И все же это – как играть с огнем. Он похож, но он – не Он.

[1] У Флинна Райдера была такая реакция на ≈1:00:30 фильма.

«- Устал гоняться за этим бандитом по всему лесу, да?

- Не понял…»

========== Глава 14, небольшая, в которой частично ставятся точки над «i». ==========

Люди всегда составляют свое собственное мнение об окружающих: по внешности, по голосу, по манере речи, по поведению. И это мнение влияет на то, какое отношение люди проявляют впоследствии. Иногда они выставляют напоказ эти самые отношения, даже не пытаясь их скрыть. Иногда – наоборот скрывают. А иногда просто выдают за что-то совершенно иное и прячут то, что чувствуют на самом деле.

Кризанта знала, что раньше, до Того дня, до той минуты, когда все навсегда изменилось, она была открытой, незамкнутой, откровенной с самой собой и с другими. Но это было давно. Наверное, слишком давно для того, чтобы к этому возвращаться. Она изменилась и изменилась настолько сильно, что уже ни в чем не была похожа на ту юную мечтательную девушку, которой была когда-то; изменилась настолько сильно, что от прошлой ее не осталось, пожалуй, ничего. Кроме внешности, маски, оболочки, внутри которой все стало чересчур другим.

Впрочем, что-то еще сохранилось, что-то зыбкое, недолговечное, как следы на песке. Это что-то пряталось в глубине души, в потемках, куда больше не проникал свет, и редко показывалось, однако Кризанта понимала, что оно там есть, и это заставляло ее задуматься. Этим «что-то» была способность любить.

Щ.И.Т., вернее, его «обитатели» дали Кризанте просторы для очередных размышлений на тему, насколько многообразны характеры людей. Фил Колсон был похож на умного пса, пускай и не слишком прыткого, который предпочитал не показывать зубов и не лаять, а вместо того добродушно вилять хвостом и наблюдать. Хотя он вполне мог показать характер.

Ник Фьюри еще с первой их встречи в Лацио наводил на мысли о кобре. Плюющейся кобре, с которой Кризанта столкнулась где-то в саваннах Африки. Он походил на эту змею, черную, блестящую, готовую напасть в любую секунду, в обычном состоянии не отличимую от других своих не настолько опасных сородичей. Он мог быть быстрым, очень быстрым, прятал свой «яд», который вполне мог бы «ослепить» противника, позволяя ему добить жертву. Опасный соперник. Но бывали и похуже.

Тони Старк – новое лицо программы, сразу положившее глаз на звание «гвоздя», – скопил в себе много разных качеств, и, честно говоря, Кризанта еще не составила о нем цельное мнение. Гений (мозги-то уж точно есть), богач (костюмчик-то дорогой), не лезет за словом в карман, говорит «гоп» прежде, чем прыгает, и вполне способен преспокойно распивать виски перед лицом сурового врага. (О том, насколько она оказалась права в последнем пункте, Кризанта узнала только спустя год и уже по рассказам самого Старка, которого – по его же просьбе – ей пришлось лечить после ужина пресловутой шаурмой. Впрочем, не только его, а еще парочку-другую незадачливых героев.)

Наташа Романофф не была похожа на свое прозвище, и Кризанте она скорее напоминала персонажа из анимационного фильма: одного из мастеров Неистовой Пятерки – Гадюку. И тут дело было не во внешней покладистости и отсутствии «клыков и яда», а в том, чем это компенсировалось, и каким было ее поведение. Романофф была красивой, изворотливой, сообразительной. Но Кризанта углядела за всем этим доброту, доступную далеко не каждому, а лишь нескольким людям, которых по пальцам можно было пересчитать. И одним из них был Клинт Бартон.

Его сравнить с кем-либо оказалось трудно и непросто. Этот человек, спокойный и сосредоточенный внешне, в понимании Кризанты был настоящей иронией, живым парадоксом, который ходил и дышал. Парадоксом, сочетавшим в себе в одно и то же время совершенно противоположные вещи: невозмутимость и сочувствие; отрешенность и внимательность; физическую силу и душевную слабость; тишину и шум; лед и огонь; холодность и любовь. Проявление эмоций было с его стороны редким явлением, а твердые непоколебимые моральные принципы равнялись устойчивости к манипуляциям. Редкий дар.

За время своего пребывания в штаб-квартире Щ.И.Т.а Кризанта лишь два раза была свидетельницей того, как Клинт Бартон проявлял чувства. Второй раз это произошло во время перепалки с Тони Старком, и в глазах агента девушка четко видела недовольство опытного бойца, которому упорно что-то втолковывал парень-позер. (За которого Старка Кризанта все же не принимала.) А вот первый раз…

Тогда она частично поведала Клинту свою историю, кусочек ее, то, чего никто не знал. Открылась ему, понимая, что однажды ей все равно пришлось бы это сделать.

И он выглядел так, как будто хотел…

*

Это произошло около недели назад. Она снова шла на тренировочный полигон и настолько погрузилась в свои мысли, что, зайдя на площадку, сперва и не заметила, что место уже занято. Резкий свист, за которым следовали звуки глухих ударов и иногда сопровождавшие их взрывы, заставили ее вынырнуть из омута собственного сознания и поднять голову.

Отрешенная поначалу девушка лишь теперь увидела полностью экипированного Клинта в черном боевом костюме. Мужчина раз за разом спускал тетиву своего лука, в котором Кризанта опознала Hoyt Buffalo. Стрелы стремительно пронзали воздух, попадая в быстро двигающиеся цели, которые для Кризанты были не больше, чем мелькавшими из стороны в сторону тенями. Очевидно было, что прозвище «Соколиный Глаз» агенту Бартону было дано не задаром.

Лучник не обращал на Кризанту никакого внимания, и та решила просто наблюдать и, усевшись на пол, скрестила ноги по-турецки, следя за тем, как практикуется один из двух ее «опекунов», и вспоминая, как по пути на полигон слышала разговор двух ребят из лаборатории гаджетов, увлеченно беседовавших на тему своего нового изобретения – пуль, которые, попадая в цель, разрывались и выплескивали транквилизатор вкупе с обездвиживающим препаратом.

Минут через десять, Клинт внезапно остановился и произнес:

- Продемонстрируй свои навыки.

- А? – Кризанта, пытавшаяся уследить за мишенями, моргнула и посмотрела на собеседника. – Ты это мне?

- Тебе. Здесь больше никого нет.

- Ну да. Хотя даже если и мне, то я… – она не договорила и едва успела увернуться от стрелы, пронесшейся в опасной близости от ее головы. – Ты что делаешь? – прошипела девушка, ускользнув еще от трех стрел. – Я тебе не макет, по которому можно палить сколько душе угодно!

Клинт опустил лук и слегка прищурился.

- Я тебя задел.

Проследив его взгляд, Кризанта поняла, что на внешней стороне ладони красуется глубокая кровоточащая ссадина. Мотнув головой, она подняла руку и усмехнулась. Кожа засветилась золотом, и ранение исчезло, словно его и не было, стянутое пшеничной дымкой.

- Ты же знаешь, для меня это не серьезнее булавочного укола.

- Они неприятные.

- Но не смертельные. Жаль, но, к сожалению, на свете, кажется, нет того, что сможет меня убить. Печально, но факт.

- А ты ищешь смерти? Не боишься умереть?

- Умереть все боятся. И я боюсь. Но еще больше я боюсь осознания того, что буду жить вечно и никогда не умру. Бессмертия жаждали и жаждут многие, но только я действительно понимаю, что это на самом деле значит.

- И нет никаких плюсов?

- Никаких.

- А твоя сила?

- Смотря что ты под этим подразумеваешь.

- Исцеление, к примеру.

- Врожденная способность.

- А неуязвимость?

- Бонусное дополнение.

- А тот «маневр», который ты продемонстрировала директору Фьюри в Лацио в восемьдесят втором?

- Я догадывалась, что ты задашь этот вопрос, – Кризанта удовлетворенно кивнула. – Эта… особенность на крайний случай, так я это называю. И она никогда не проходит бесследно.

- Поясни, – потребовал Клинт.

- А ты поймешь? – ответом ей был скептический взгляд. – Ладно. Хорошо. Я способна концентрировать энергию своего тела…

- Магию?

- Да, магию, силу капли солнечного света, которая находится внутри меня. Так вот я способна ее концентрировать, чтобы в определенный момент выпустить ее, нацелив и, так скажем, задав определенные «параметры», если выражаться современным языком. Так я стерла воспоминания о своей внешности двадцать девять лет назад. Кроме того этот «огнемет» вполне может считаться оружием. Могу испепелить, серьезно покалечить, могу даже устроить взрыв. Сама-то я не пострадаю.

- Так почему ты этого не делаешь? – напрямую поинтересовался Клинт.

- Вот теперь ты подошел к сути моей проблемы, – хлопнула в ладоши Кризнта. – Я могу это сделать, и, как тебе известно, я уже так поступала, но… как бы тебе объяснить?.. Представь, что ты долго бежал. Очень долго. После такого ты устанешь, правильно? Я, если буду долго бежать, не устану. По сути любая физическая нагрузка меня не изнурит. Но если я пускаю в ход свои способности - в контексте, который подразумевает все, кроме исцеления, - это правило действовать перестает. Вот тебе примитивная параллель: беготня и бои - устаете вы, моя магия - устаю я. Все просто.

- И насколько серьезно твое истощение?

- Зависит от нагрузки. Я существенно ослабеваю на период времени, варьирующийся от нескольких часов до нескольких дней. Возможно, недель. После Лацио я пять суток провалялась. До того был еще один случай. Не буду о нем распространяться, просто после него я две с половиной недели не могла оправиться толком, – Кризанта грустно улыбнулась. – Если бы у меня был хоть один шанс избавиться от моего «дара тире проклятья», я бы это сделала, агент Клинт Бартон. Я устала. Я слишком устала. От… да от всего. У меня нет ничего, что людям так дорого в их бесценных жизнях, потому что моя жизнь - это тюрьма без границ. Я свободолюбивый человек, а вся эта ситуация похожа на полный абсурд, потому что моя свобода - это иллюзия. Я знаю, я говорила раньше, что соглашаюсь на сделку со Щ.И.Т.ом, потому что так мне достанется хоть что. Но правда в том, что это ложь, и в первую очередь я лгала самой себе. У меня нет свободы. У меня нет даже права выбора, потому что моя сила решила все за меня. Меня никто не спрашивал, никто не интересовался моим мнением, просто кто-то решил сделать так, и все. Точка, – она закусила губу. – И… это тяжело. Очень тяжело. Ты даже не представляешь насколько. Это Ад наяву, и это не прекратится. У всего есть начало и конец. У меня же есть только первое, и… я обречена на жизнь в полнейшем одиночестве, на жизнь, в которой все, к чему я прикасаюсь, умирает, а я ничего изменить не могу. И я говорю это не потому, что мне хочется поплакаться в жилетку, а потому что рано или поздно я бы тебе все равно это рассказала. Держать все в себе, когда ты рядом, становится чересчур сложно.

- Мне? – Клинт, разумеется, не пропустил в этом монологе местоимение, указывающее непосредственно на него. – Почему именно мне?

Кризанта на мгновение прикрыла глаза, в которых – Клинт мог бы поклясться чем угодно – в ту секунду блеснули слезы.

- Почему тебе? По одной простой, очень и очень простой причине, – проговорила она медленно и, опять улыбнувшись, беспомощно развела руками. – Ты слишком на него похож. И я не могу это игнорировать, как бы я не старалась.

- Похож на кого?

Они смотрели друг на друга, открыто, как будто в первый раз, и губы девушки, казавшейся такой сильной, дрогнули, а голос притих и стал щемяще горьким.

- На Юджина. Ты не знаешь его, никто его не знает, но… ты такой же как он. Твое лицо - его черты. Ты исключение, постоянный парадокс. Ты для меня - его призрак, от которого я не убегу, как бы ни изощрялась. Ты - магнит, который меня притягивает, как бы я ни сопротивлялась. Ты - враг, которого я никогда не сумею… каким бы великим ни было желание. Поэтому тогда, в своей квартире - черт, такое чувство, что это только что произошло, - я тебя не убила. Я была потрясена, шокирована. Думала, что наконец-то сошла с ума. Потому что когда свет фар упал на тебя, я решила, что ты - это он. Решила, что ты - Юджин. Решила, что ты - мой Юджин. И поплатилась за это. Теперь мне каждый день приходится с тобой сталкиваться, с тобой, с его копией, которую так отчаянно хочется принимать за оригинал, за что-то настоящее. Ты такой же как он. Вот только глаза у тебя совсем другие.

*

Тогда она частично поведала Клинту свою историю, то, чего никто не знал. Она открылась ему, прекрасно понимая, что однажды ей все равно пришлось бы это сделать.

И он выглядел так, как будто хотел… обнять ее? Понять ее? Утешить? Все вместе?..

========== Глава 15, в которой появляется уют и есть немного разговоров. ==========

Открываю глаза, смотрю в пустоту,

И нет сил даже кричать.

Сжав кулаки, чтоб закапала кровь,

Хочется лишь убежать.

Блокируя жизнь от ненужных забот,

Пытаюсь сжаться в комок.

Как маленький, беззащитный котёнок,

Прячусь от всех в уголок.

Разодрано тело, и жизнь лишь на нитке,

Немного – и упадёт…

Вся жизнь – как комикс «Весёлых картинок»,

Который никто никогда не прочтёт.

Безмолвные фразы путают разум,

И больше никто тебя не спасёт.

И ты в один миг осталась ненужной,

И больше никто никогда не придёт.

Стукнула дверь, но это лишь ветер,

Который пришёл, как всегда, помолчать.

Наверно, не надо было однажды

Тебя на пути своей жизни встречать.

Забытое счастье, увы, не вернётся,

Оно потеряло дорогу в мой дом.

Может, стоит уйти, не простившись,

Спалить все мосты и забыть обо всём…

Уйти, растворившись в отблесках солнца,

Оставив лишь след на мокром песке.

След, который в следующей жизни

Тебе напомнит о старой судьбе.

«Грусть» - автор Anastasia.

Изначально было взято с сайта Я – поэт.ру, но потом страница пропала. Поэтому указана ссылка на другой сайт.

Несколько перефразировано. http://www.stihi.ru/2007/07/20-395

Казалось бы, за такую бесконечно долгую жизнь она повидала уже все, что только было возможно. Казалось бы, на свете не должно было бы остаться ничего, что заставило бы ее удивиться или задуматься.

Казалось бы…

Но исключения есть в каждом правиле. Так уж искони повелось.

Поэтому иногда случались странности. В башне, где Кризанта провела годы до дня перед своим восемнадцатилетием, на стене висели маятниковые часы, а в «Сладком утенке» Крюк, воодушевленно играя на пианино, с упоением распевал о Моцарте.

После ухода из королевства Кризанта немало времени провела в скитаниях, лишенных смысли и цели, наедине с самой собой. С течением десятилетий острая боль медленно притуплялась и, скручивая щупальца в клубок, скрывалась в глубине сердца, но воспоминания не блекли, оставаясь все такими же яркими и светлыми. А с течением веков, шагавших мерным ходом мимо золотоволосой девушки, она начала замечать детали, которые уже были ей знакомы.

В 1610-ом году, при встрече с Галилеем во Флоренции, Кризанта – тогда ее звали Файорэлба [1] – заметила в его записях набросок маятника механических часов. А в сентябре 1790-го в Вене она присутствовала на поставленной в пригородном театре «Волшебной флейте», чьим создателем являлся Вольфанг Моцарт. Пианино она снова увидела лишь 1802 году, но, как оказалось, никто тогда и не слышал о виртуозном музыканте с крюком на левой руке…

Откровенно признаться, у Кризанты не было мнения на этот счет. И лишь в конце девятнадцатого века, после появления термина «мультивселенная», она подвела воображаемую финальную черту, решив, что каким-то образом отпечаток мира, где она находилась теперь, наложился на волшебную вселенную, где она жила раньше. Или наоборот. Трудно сказать.

Раньше она бы боролась, она бы пыталась найти выход, обходной путь, она бы постаралась что-то придумать, как-то выкрутиться. Теперь же плыть по течению стало привычкой, мол, хуже уже все равно быть не может. Тем не менее, жизнь преподносила неожиданности на блюдечке с золотой каемочкой и, царственно произнося стандартную фразу «Кушать подано», удалялась, предоставляя Кризанте возможность самой разгребать образовывавшуюся кашу. О покое оставалось только мечтать. Хотя она вообще вряд ли когда-нибудь снова узнает, что такое покой.

На данный момент у нее есть бессмертие, Щ.И.Т., Грегори Стоут и Клинт Бартон. И с последними двумя пунктами придется повозиться, чтобы разобраться.

А она не знала каким именно образом.

*

Серый GMC Canyon резко повернул направо, и Кризанта, прислонившаяся виском к оконному стеклу и устало подремывавшая, открыла глаза и заморгала. Снаружи мелькали маленькие (по сравнению с небоскребами) домишки нью-йоркского пригорода и шаблонные ухоженные газончики, пересеченные узенькими вымощенными тропинками, за невысокими оградками. Уже зажженные фонари, разбросанные вдоль обеих сторон дороги, исправно освещали почти опустевшие к вечеру улицы.

Поднимался ветер, его резкие порывы были холодными и хлесткими, и было понятно, почему люди предпочли вернуться в уютное тепло своих жилищ. Природа понемногу замирала, готовясь ко сну. Диск ярко-горящего солнца опускался, неуклонно приближаясь к горизонту, и лучи дневного светила добавляли в палитру голубого неба, начинавшего понемногу темнеть, фиолетовые, золотые и лиловые тона. Тонкие длинные облака в вышине, похожие на разбросанные чьей-то неведомой рукой перья загадочной белой птицы, окрасились в розовые и канареечные тона, и где-то за ними уже начинала проступать призрачная и блеклая тень серпа луны.

Скоро солнце окончательно скроется, сумерки сменятся ночью, во мраке синевы зажгутся светлячки бесконечно далеких звезд, и наступят тишина и спокойствие…

Втянув воздух через нос и протяжно выдохнув, Кризанта снова прикрыла глаза. В груди все еще эхом отдавались отголоски уже зажившей раны, нанесенной марионеткой Паука. Магия кипела где-то в глубине, борясь со следами воздействия врага, и Кризанта чувствовала, как ее сила возводит все новые и новые бастионы, стремясь как можно лучше защитить свою носительницу.

Проблема была лишь в том, что и сила, и носительница понимали, что столкновение с этим противником будет похлеще, чем заварушка в Кардифе, которая обошлась ей дикой слабостью, ужасной головной болью и кошмарами на протяжении последующих двух с половиной недель, во время которых она отшатывалась от любого шороха, находясь в полубредовом состоянии. К счастью, ей везло при поисках заброшенных зданий, и тогда, в 1810 году, лишь стены чьего-то покинутого жилища были свидетелями ее потрясения.

Автомобиль сделал очередной поворот и остановился. Клинт заглушил двигатель, вытащил ключ из замка зажигания и, коротко бросив «Приехали», вылез наружу и, обойдя машину, открыл дверь для Кризанты, которая до того момента была поглощена изучением внешнего вида дома. Двухэтажный, с крышей, покрытой красновато-коричневой черепицей, и фасадом, отделанным темно-алым кирпичом. Развесистый ясень высился сумрачным силуэтом, и в его кроне терялись отблески двух светильников на крыльце.

Плавно соскользнув с сидения, Кризанта выпрямилась, отводя назад плечи и, подождав, пока агент заберет из багажника свой боевой костюм, аккуратно уложенный в черную спортивную сумку с широким ремнем, последовала за ним. Клинт щелкнул выключателем справа от двери и, пару секунд потоптавшись на входном коврике, шагнул дальше.

Кризанта помедлила, раздумывая, последовать ли ей его примеру или сделать все по-своему, но в итоге сняла конверсы и, поставив их на обувную полку, прошла в гостиную, рассматривая новую обстановку как любопытная кошка. Пол под ногами был выложен плиткой светлых пород дерева; лоскутные циновки, прямоугольные и круглые, носили волнообразные узоры; кое-где на полках стояли глиняные расписанные вручную тарелки, а в одной из стен был выложен камин.

Здесь было приятно находиться, здесь было тепло – не телу, но почему-то душе, – и здесь было уютно. Не просто мило или комфортабельно, а именно уютно. Все словно бы было направлено на это полнейшее спокойствие, на удобство, которое не свойственно миру за окном. И это составляло полную противоположность Щ.И.Т.у с его прямотой, извечной строгостью и прописанной неизвестно кем серой монохромностью, безликой и безвкусной. Кажется, к месту, где она сейчас была, у нее появилась странная… симпатия.

«А у этого Бартона не бывает полутонов, правда?» – Кризанта ухмыльнулась про себя, пряча руки в карманы блейзера и делая пометку на контрасте между Клинтом Бартоном – агентом Щ.И.Т.а – и Клинтом Бартоном с Бульвара имени Линкольна. – «У него все либо-либо».

Внизу глухо хлопнула дверь, раздался звук шагов на лестнице, и Клинт, вернувшись в гостиную, стянул с себя куртку, и, окинув взглядом замеревшую в центре комнаты Кризанту, уже собрался узнать, почему она изображает статую, когда девушка произнесла:

- Здесь очень… мило.

- Удивлена? – мягко поинтересовался Клинт, бросая куртку на диван.

- Немного. Думала, ты живешь… ну… иначе.

- Я сочту это за комплимент и скажу спасибо.

- Пожалуйста. Здесь я хотя бы вписываюсь в интерьер. Не то что на вашем авианосце.

Клинт неопределенно хмыкнул и все же поинтересовался:

- И что ты здесь стоишь?

- А куда мне идти-то? – задала естественный вопрос Кризанта, удивленно пожимая плечами.

- Я бы пошел и что-нибудь поел - денек тот еще выдался, и я даже проголодался.

- Первая часть предложения прозвучала как план, – Кризанта сняла свой пиджак. – По-моему, я бы тоже перекусила.

- Чудно, – Клинт слегка улыбнулся и двинулся в сторону кухни, где знаком предложил девушке устраиваться поудобнее, а сам начал доставать из холодильника продукты. Несмотря на то, что он нечасто тут бывал, еда в доме всегда находилась независимо от обстоятельств. Закатав рукава черного бадлона, сменившего сегодня футболку, Клинт вымыл руки и, достав чистый нож, измельчил петрушку, которая уже через полминуты была тщательно смешана с заранее тертым сыром. После чего на отдельной доске нарезал тонкими пластинками курицу и начал обжаривать ее на сковородке [2].

- Так ты еще и готовишь? – опустив локти на стол и подперев кулаками подбородок, Кризанта наблюдала за тем, как агент ловко орудует кухонной утварью.

- Да, – коротко и по существу ответил Клинт.

- Завел бы ты себе девушку.

- Завести можно собаку или в лес.

- А, не та формулировка. Извини. Найди себе девушку.

- Работа не позволяет.

- И что, так и помрешь в одиночестве?

- Вероятнее всего я помру на задании. Это две разные вещи.

- Правда что ли?

Клинт усмехнулся и, натерев на крупной терке картофель, хорошенько его отжал, после чего добавил яйца, муку и потянулся за солью, когда заметил, что Кризанта озирается по сторонам.

- Кого потеряла?

- Да вот думаю, есть ли у тебя еще одна сковородка. Потяжелее и желательно почугуннее, чем Tefal.

- Зачем?

- «Зачем?» Сейчас я тебе объясню. Причина номер один… нет, это будет три. Так вот, причина номер три: за мной охотится псих. Причина номер два: этот псих - чокнутый на всю свою больную голову. И причина номер три-один: сковородка - воистину незаменимая в хозяйстве вещь. По части самообороны - особенно.

- Да неужели?

- Могу треснуть тебя ею по голове для убедительности, – с улыбкой до ушей предложила Кризанта.

- Нет, спасибо, – быстро отказался Клинт, обжаривая картофельный блин.

- Обращайся, если что.

Спустя несколько минут еда уже была готова. Разлив в высокие прозрачные стаканы сок, который по прошлым дегустациям был очень даже ничего, и вытащив из ящика пару вилок и ножей, Клинт с еле слышным вздохом удовольствия сел на стул, с блаженством вытягивая под столом ноги, и, покосившись на Кризанту, которая уже приступила к поздней трапезе, сам отправил в рот кусочек вкусного мяса.

Ни одного из них двоих не тяготила тишина: Клинт привык к этому, сидя часами в засадах на очередном задании, а Кризанта настолько пристрастилась к молчанию, что и не обращала на этот факт никакого внимания. Сейчас она просто ужинала, попеременно заедая курицу овощным салатом, и временами косилась в сторону окна, за которым уже окончательно стемнело. «Может, у него найдется что-то почитать. Я бы не отказалась».

- И все-таки должен тебе сказать, что в последнее время ты не так искусно пряталась, – голос Клинта прервал ее мысль о книгах, и Кризанта перевела взгляд на агента.

- Ты это о чем?

- Ну, посуди сама: ты прекрасно знала, что мы тебя ищем и ищем давно и упорно, и уж точно знала, что вещи вроде исцеления серьезных и неизлечимых болезней определенно привлекут к тебе наше внимание.

На лице Кризанты почему-то отразилось полное непонимание и растерянность.

- Прости, но кого именно я «исцелила», выражаясь твоими словами?

- Как минимум пятнадцать человек за последние пять месяцев. Болезнь Альцгеймера, рак… – Клинт прервался, видя, как девушка хмурится и моргает, пытаясь разобраться. – Почему ты так на меня смотришь?

- Потому что я этого не делала, – повышая голос, ответила Кризанта. – Я не полная идиотка. Я стараюсь не светиться никоим образом. Я не настолько выжила из ума, чтобы идти на подобное самоубийство. Вы же тогда бы от меня уж точно не отстали.

- То есть это не ты была?

- Конечно нет. Что за бред ты несешь?

- Но именно этот бред и вывел нас на тебя, – Клинт замолчал и помрачнел от неожиданной догадки. – Но если это была не ты, то кто еще мог заново подогреть интерес к тебе?

- Кто-то с доступом к системе, потому что я и близко не подхожу к клиникам и больницам.

- И этот кто-то… По глазам вижу, что ты думаешь о том же, о чем и я.

- К сожалению.

- Паук, – Клинт буквально выплюнул это прозвище, и Кризанта кивнула, безоговорочно соглашаясь.

- Да… У Грегори Стоута руки очень длинные.

[1] Файорэлба – итальянское женское имя. Прямое значение – «цветок рассвета».

[2] Не знала, какое блюдо выбрать для этого ужина, так что Клинт готовит курицу в «ажуре» из картофеля.

========== Глава 16, в которой настроение слегка портится, Клинт Бартон делает для себя выводы, а Кризанта не может уснуть. ==========

Опасность – часть жизни. Она есть всегда. Люди могут не замечать ее, не видеть, но это не значит, что ее нет. Она просто прячется, скрывается в потемках, шныряет в тенях прохожих, мелькает в пустых окнах, неслышно скользит в разговорах и поджидает своего часа, чтобы показаться во всей красе. Опасность воздействует на человека, на его подсознание, на мир вокруг него, и постепенно она от зыбкого страха, незаметно колышущегося где-то на грани, переходит к явственным угрозам. От опасности нельзя скрыться нигде и никогда. Опасность – это константа, постоянная переменная в неизменно меняющемся уравнении жизни.

От опасности не уйти, от опасности не убежать. В нее можно не верить, но ее нельзя не чувствовать. Она заседает гвоздем в глубине души, сворачивается клубком и время от времени дает о себе знать, более или менее явственно. И люди ее ощущают, в той степени, в которой она сама того захочет.

Опасность не появляется сама по себе. Она всегда исходит от чего-то. Или кого-то. Есть те, кто внушает чувство покоя и равновесия, а есть те, от одного лишь взгляда которых мурашки бегут по телу, а все инстинкты разом загораются предупредительным красным огнем и бьют в набат.

Взглядом черного человека можно было убить за мгновение. Глаза пылали холодным синим светом, в них плескалась настолько дикая ненависть, что воздух звенел. Он был в бешенстве, он был разъярен, он стал похож на дикого неудержимого зверя, по спине которого кто-то весьма опрометчиво прошелся плетью, только разозлив дремавшее во тьме чудовище.

Добыча скрылась. Пропала из виду, будто провалилась сквозь землю. Снова. От этого он злился еще больше. Паучьи лапы хищно шевелились за спиной и, вытягиваясь в стороны, скрежетали острыми концами по стенам и полу, оставляя засобой длинные глубокие царапины.

Черный человек был недоволен новым разворотом событий, которые, как ему казалось, он просчитал на несколько ходов вперед.

Черный человек был в гневе. И что еще хуже: он прекрасно знал, что в гневе он страшен и бесконтролен, а это грозило вылиться в оплошность, допущенную из-за кипевших в крови эмоций…

Которые вдруг были остановлены писком коммуникатора. На экране, засветившемся в темноте, окутывавшей плотным коконом весь кабинет, загорелось только что пришедшее короткое сообщение.

Черный человек мельком скользнул взглядом по тексту, и его тонкие губы исказила довольная ухмылка, больше напоминавшая оскал животного.

«От меня не скроешься!»

В Щ.И.Т.е все еще находился его доносчик, и он как раз принес ему хорошую, даже великолепную новость.

*

Ненавязчивая беседа, начавшаяся на достаточно положительной ноте, слишком резко перешла в неуютное молчание, и если раньше тишина не беспокоила ни Клинта, ни Кризанту, то теперь они оба кожей ощущали растущее звенящее напряжение, которое повисло вокруг них подобно туманной завесе, холодной, промозглой, вязкой, непроглядной. И это напряжение, похоже, не развеется в скором времени. «Очередное затишье перед очередной бурей. Как это мерзко», – Кризанта поморщилась, собирая кусочком хлеба остатки петрушки с тарелки.

Она уже признала, что у Грегори Стоута имелись все качества так называемого «черта-из-табакерки». Все его действия были резкими, внезапными, неожиданными… пакостями. И к тому же пугающими. Он доставлял неприятности, досаждал, и в этом ему равных не было. Ну, за исключением тех, с кем она столкнулась в Кардифе. В последнее время воспоминания о том дождливом дне все чаще приходили на ум, и Кризанте это не нравилось. Подобное хотелось забыть поскорее, выкинуть из головы как страшный сон, чтобы никогда к этому не возвращаться. К сожалению, правила ее жизни пестрили исключениями всех возможных цветов, а с появлением Стоута они засверкали огнями как рождественская елка.

«Вроде бы считается, что черти боятся табака, потому что от него чихают люди и, тем самым, отгоняют от себя нечисть. Интересно, чего боится Грегори Стоут?»

- Об этом надо сообщить, – голос Клинта прозвучал как-то слишком громко в помещении, где царила могильная тишина, не нарушаемая даже тиканьем часов.

- О чем? – на автомате спросила Кризанта, продолжая расфокусированно смотреть перед собой.

- О том, что нас на тебя вывел Паук, – поймав растерянный взгляд девушки, Клинт уточнил: – Стоут. Грегори.

- Я и с первого раза тебя поняла. Но не стоит.

- Что?

- Сообщать не стоит.

- Почему?

- Потому что погоды нам это не сделает. Ничего все равно не изменить - я уже здесь. Он добился, чего хотел. В первой части своего плана по крайней мере. Я надеюсь, до второй не дойдет, потому что в этой самой второй я, видимо, встречаюсь с ним лично, а меня на это как-то не особо тянет. Предпочту общаться со Стоутом на расстоянии. Или вообще не общаться. Пожалуй, последнее.

Клинт, уже державший в руке служебный телефон, выслушал этот монолог с бесстрастным видом. Потом, похоже, что-то для себя решил и, опустив аппарат на первое попавшееся место – этажерку, где примостились немногочисленные тарелки и пара граненых стаканов, – широкими шагами покинул кухню, скрывшись в темноте коридора, откуда через пару мгновений стал доноситься какой-то шум, как будто что-то искали.

Кризанта еще с полминуты сидела, близко придвинувшись к столу, уперев один локоть в гладкую деревянную поверхность, на которой была аккуратно расстелена бежево-белая скатерка, и слегка согнув кисть, касаясь костяшками пальцев щеки. После чего легко спрыгнула со стула и, собрав грязную посуду, поставила это все в раковину, затем закатала рукава и, включив воду, взялась за губку. За этим занятием ее и застал Клинт, вернувшийся с парочкой шерстяных покрывал подмышкой.

- Что ты делаешь? – осведомился он с некоторым подозрением, которое Кризанта не могла не почувствовать.

- Мою посуду.

- Зачем ты это делаешь?

- Что за глупый вопрос?

- Потому что слева от тебя стоит посудомоечная машина, – Клинт кивнул головой в указанном направлении. – В следующий раз воспользуйся ею.

- А что, будет следующий раз? – удивилась Кризанта.

Ответа не последовало. Мужчина только смерил ее пристальным взглядом и, бросив короткое «Пошли», направился в глубину дома, пересек гостиную и остановился возле двери, окрашенной в насыщенный шоколадно-коричневый цвет.

- Сегодня был тяжелый день, отдых тебе не помешает. Это гостевая комната. Поскольку ею никто ранее не пользовался, отопление тут не работает, так что вот, – Клинт торжественно вручил Кризанте охапку, которую собственноручно откапал в «закромах Родины», и, рассудив, что он сказал все, что от него требовалось, зашагал к лестнице в подвал. Тренировка всегда позволяла снять напряжение, а сейчас это было крайне необходимо.

На второй ступени его настигло негромкое «Спокойной ночи», а на пятой – звук закрываемой двери.

Натягивая на руки перчатки для борьбы и становясь напротив кожаного снаряда для усовершенствования ударов, в простонародье именуемого боксерской грушей, Клинт подумал, что, кажется, впервые за долгие годы кто-то сказал ему эти слова. И не просто сказал, а сказал искренне.

*

В ней было что-то не так. В Кризанте, девушке-из-сказки. В том, как она говорила, как двигалась… Все это было похоже на действия куклы, тряпичной безвольной игрушки. За исключением тех случаев, когда Кризанта злилась. В те моменты из-под ее маски просачивалась настоящая натура, но это были лишь короткие мгновения, после которых маскарад начинался опять.

В ее взгляде тоже все было не так, не по-человечески. Изумрудные глаза – большие, такие, про какие обычно говорят «в пол-лица», – в которых когда-то давно плясали солнечные зайчики, были пустыми, мутно-стеклянными. В них все угасло, как прибитый дождем огонь. Остались только угли, в которых едва-едва теплился огонек. Безразличные глаза. Мертвые глаза. Неживые глаза. Глаза того, кто устал не только бороться и плыть против течения, а того, кто устал от всего. Глаза того, кто сдался и потерял всякую цель. Люди с такими глазами безнадежны, окутаны стеной равнодушия и незаинтересованности, до них не докричишься, до них не достучишься. Они могут улыбаться и смеяться, но на самом деле им не радостно и не весело. Им все равно. Нет приема, сигналы уходят в пустоту…

Да, злость и осуждение были единственными отдушинами. Клинт это видел. А еще он видел уязвимость. Эта уязвимость, эта слабость была паутиной, покрывавшей сетью трещин и разломов тонкие нити души, через которые неумолимо утекала жизнь. Капля солнечного света, о которой упоминала Кризанта, возможно и давала девушке сверхъестественные способности, которые оценили бы сами боги, но взамен она разрушала ее. Она не давала дышать полной грудью, смотреть на мир широко открытыми глазами, она не давала шанса на шаблонно-клешейное «и жили они долго и счастливо», которыми пестрили страницы детских книжек со сказками.

«А я должна перед тобой отчитываться?»

Упрямая, стойкая, несгибаемая, но сломанная. Поблекшая, как увядший цветок, тусклая тень, в крови которой течет мощь невиданных масштабов. Парадокс, живое противоречие.

Клинт дернул губами в подобии улыбки, резко пригибаясь и нанося целую серию ударов по тентовому прочному материалу, безмолвно принимавшему натиск агента.

«- Ты слишком на него похож.

- Похож на кого?

- На Юджина».

Человек из ее прошлого, из времен До всего этого. Человек, который, судя по всему, был и оставался для нее всем: ее миром, ее сердцем, якорем в ее отчаянии, сквозившем во всем. Или… тем, что это отчаяние вызывало?..

Клинт покачал головой. «Погрязшая в минувшем, застрявшая в нем…» – он нахмурился. – «Добром это для нее не кончится».

«Твое лицо - его черты. Ты для меня - его призрак… Ты - магнит… Ты - враг…»

«Она нацелилась совсем не на тех противников, на которых бы следовало».

Клинт вернулся в гостиную и, опустившись на софу, вытянулся во весь рост, сунув под затылок подушку. Часы, изготовленные в стиле фьюзинг [1], циферблат которых был обрамлен кругами из оранжевых, желтых и коричневых стеклянных квадратиков, – вторая вещь во всем доме (первой был набор светильников в комнате для гостей), которую купил не он, а Наташа, решившая, что обстановке нужен какой-то «всплеск новых цветов», – показывали без пяти полночь. Он выпал из времени на три часа.

Клинт закрыл глаза и сделал глубокий вдох, после чего так же протяжно выдохнул, ощущая, как вслед за этим осели тишина и спокойствие.

День действительно был тяжелым. Сон был очень кстати.

С этой мыслью он окончательно заснул.

*

Бросив вслед уходящему Клинту «Спокойной ночи» (для того, чтобы сказать эти простые тривиальные слова, Кризанте пришлось выдержать небольшую войну со своим внутренним «я») и быстро шмыгнув в комнату, поспешно захлопнув за собой дверь (а вот эту битву «я» все-таки выиграло), Кризанта прикрыла глаза и еще минут пять простояла неподвижно возле стены, напряженная, как натянутая до предела струна. Потом она все же «отмерла» и, мотнув головой, щелкнула выключателем справа от себя. Лампа, вспыхнувшая под потолком, не ослепила, и Кризанта огляделась.

В комнате для гостей обстановка ничем не отличалась от обстановки в остальном доме. Ну, или по крайней мере от той его части, которую она успела увидеть. Такой же светлый пол под ногами, такие же циновки с узорами из завитков, такие же полочки с расписными тарелками и все такой же шоколадный и кремовый интерьер, простой и не вычурный, скромный. Окно с широким подоконником выходило во двор, и в темноте угадывались очертания уже знакомого ясеня. Кризанта задернула плотную занавеску, как бы отгораживаясь таким образом от мрака, царившего снаружи, и задумчиво посмотрела на золотисто-коричневые настенные светильники, отделанными под позолоту, и абажурами из светлой ткани с декоративной каймой.

Эти бра как-то немного не вписывались в общую картину, и девушка решила, что они были случайной покупкой. Хотя, частично зная Клинта, скорее бра были ему подарены кем-то, и этот «кто-то» был если не другом, то уж точно хорошим знакомым – в противном случае, агент не стал бы оставлять эти «подношения». «Может, Наташа?..» – Кризанта пробежала кончиками пальцев по деревянному резному каркасу. – «Наверняка, она».

Теперь, когда она была наедине с собой, усталость все явственнее давала о себе знать. Погасив верхний свет и оставив бра, Кризанта улеглась на широкую кровать и, укутавшись в отданные ей шерстяные покрывала до самого подбородка, закрыла глаза. Даже несмотря на непростой день, она знала, что уснет, вероятнее всего, еще нескоро, а значит, придется чем-то себя отвлечь. На грани сознания снова мельком показалась мысль о книгах («Должно же тут быть хоть что-то, что можно почитать».), но их заменили воспоминания, имевшие место не так уж и давно.

*

- В любом случае надо решить, что делать. Ясно ведь, что Щ.И.Т. больше не является надежным укрытием. Так что если у вас нет никаких других вариантов, я предлагаю спонтанный ход.

- Какой?

- Спрятать Анну там, где ее не станут искать. Или, во всяком случае, станут, но не сразу, что даст нам некоторое преимущество перед противником.

После одобрения нового плана Щ.И.Т. они покинули не сразу. Агента Колсона Фьюри отправил отдавать какие-то указания, а Марии Хилл велел представить отчет о произошедшем вторжении. Наташа Романофф была занята «присмотром» за Старком (мало ли что тот мог выкинуть), который, чтобы не терять зря время, с нездоровым интересом увлеченно и самозабвенно «копался» в архивах Щ.И.Т.а, ожесточенно стуча по клавиатуре.

Кризанта недолго оставалась в конференц-зале. Поняв, что сейчас от нее тут толку мало, она выскользнула в коридор и направилась обратно в свою «комнату», которая поприветствовала ее неизменным миражом заката за ненастоящим окном.

Подойдя к нему и уткнувшись лбом в холодную гладкую поверхность, Кризанта протяжно выдохнула и, поджав губы, закрыла глаза. В груди болел и кололся неприятный осадок, его ростки пускали корни, и там, в глубине, что-то ворочалось, не давало покоя. Забытое ощущение страха, испуга, с которым пыталась бороться ее магия. Пока не слишком успешно.

Почувствовав упершийся ей в затылок пристальный взгляд, Кризанта наморщила нос и шумно выдохнула.

- Сейчас нет необходимости ходить за мной хвостом. Тебе еще представится такая возможность.

- Я не за тем пришел, – невозмутимо отозвался Клинт, но что-то в его голосе, какая-то еле уловимая нотка, заставила Кризанту развернуться к нему лицом. – Ты в порядке?

Вполне себе естественный вопрос, подходящий для сложившейся ситуации.

Но Кризанта на него не ответила. Медленно приблизившись к Клинту, она долго смотрела на него, после чего произнесла:

- Можешь поднять руку, как будто машешь кому-то?

Клинт нахмурился, явно не понимая смысла этой просьбы, но все же сделал то, о чем его попросили. Кризанта несколько секунд не двигалась, что-то обдумывая про себя, после чего моргнула и, тоже подняв руку, приложила свою ладонь к ладони Клинта.

У него она была более сильной, более жесткой, с теплой и несколько грубоватой на ощупь кожей, мужской ладонью, ладонью воина. У нее она была тоже сильной, но в то же время податливой, гибкой, женской ладонью, ладонью вечной беглянки.

Этот свой поступок Кризанта никак не прокомментировала. Только молча кивнула и почти бесшумно покинула комнату.

*

Резко откинув в сторону покрывала, Кризанта спустила ноги на пол и мотнула головой.

«Срочно нужна книжка».

[1] Фьюзинг – относительно новая технология изготовления витража; техника спекания стекла в печи.

========== Глава 17, в которой Клинт Бартон прямолинеен, Кризанта не сбегает и пытается разобраться в себе, а враг наносит второй удар. ==========

От Автора: в этой главе много философии… или психологии… или и того, и другого.

И большая глава.

*

Клинт всегда спал чутко – сказывался опыт работы, на которой беспечности попросту не оставалось ни места, ни времени, ни возможности, – и даже малейший шорох не мог застать его врасплох. Сейчас же, проснувшись в середине ночи как от толчка и поймав себя на мысли, что в этот раз он полностью выпал из реальности, Клинт сел на диване и насторожился. Было тихо, только привычно равномерно тикали часы. Да, было тихо. Слишком тихо.

Клинт поднялся, беззвучно ступая по паркету, вышел из гостиной и, остановившись возле гостевой комнаты, чуть опустил голову и немигающе уставился в одну точку, не сосредотачиваясь на каких-то конкретных деталях, а только чутко прислушиваясь. С той стороны двери не доносилось ни шороха. Нехорошо. Плохо. Так быть не должно.

За месяц, в течение которого Кризанта пробыла на авианосце, Клинт успел взять на заметку кое-какие из ее привычек. Когда она задумывалась, то всегда замирала в одной позе, становясь похожей на статую, и в такие моменты она даже не моргала, полностью отгораживаясь от окружающего мира. Когда она чего-то ждала или нервничала, но не стремилась это показать, то крутила обручальное кольцо – тонкий и изящный золотой ободок, горевший маленьким солнышком на фоне слегка бледноватой кожи. А еще нередко и наверняка даже не осознавая того, проводила пальцами по волосам, не всегда заплетенным в косу и отброшенным за спину, прижимая длинные пряди к плечу и теребя их.

И ее сон всегда был беспокойным. Она могла и не знать этого и вероятнее всего и впрямь не знала, но Клинт знал. Иногда, стоя по другую сторону большого одностороннего зеркала в комнате Кризанты, он, сам будучи не в состоянии нормально отдохнуть (то ли от нежелания, то ли от того, что не устал), наблюдал за тем, как девушка ворочается в постели и, рвано и неровно дыша, что-то бессвязно бормочет, мотаясь из стороны в сторону. Но все эти метания неизменно прекращались за несколько минут до того, как Морфей отступал до следующей ночи, и Кризанта открывала глаза, как ни в чем ни бывало.

Этот «ритуал» повторялся изо дня в день. А сейчас его сменила тишина. И это было неправильно.

Клинт опустил ладонь на ручку двери и, открыв ее, заглянул внутрь. Было темно, но он прекрасно понял, что в этом мраке никого не было, а люстра, вспыхнувшая от одного машинального движения рукой и последовавшего за этим щелчка, только подтвердила догадки.

«Неужели сбежала?» – Клинт внимательно осмотрелся. – «Или?..»

Догадка всплыла сама по себе, и хотя в комнате и царил полный порядок (даже кровать была застелена, а покрывала аккуратно сложены и оставлены у изножья), но при учете всего произошедшего в Щ.И.Т.е отметать ее без проверки было нельзя. В воздухе не чувствовалось присутствия каких-либо усыпляющих газов, но химические соединения, лишающие сознания, можно было ввести в организм и при помощи дротика. От мысли, что порученный ему объект…

- Нет, – Клинт перебил себя же самого (кажется, он сделал это вслух) и исправился.

От мысли, что Кризанту могли похитить прямо у него из-под носа, он чертыхнулся и почти бегом направился за служебным телефоном, который должен был быть в гостиной, но вспомнил, что бросил его на кухне, и уже развернулся, круто меняя направление, когда заметил на втором этаже свет. «Я его там не оставлял». Клинт все же забрал сотовый, затем метнулся к журнальному столику и, вытащив из потайного ящичка модифицированную Беретту 92FS с глушителем, беззвучно поднялся вверх по лестнице. В коридоре, из которого можно было попасть в бильярдную и в достаточно просторную библиотеку, светильники были погружены в «спячку», зато они явно «бодрствовали» в библиотеке.

Подкравшись к открытой настежь двери, Клинт осторожно заглянул внутрь… и увидел Кризанту, с удобством устроившуюся в глубоком кресле и читавшую какую-то книгу. На появление своего «надзирателя» Кризанта никак не отреагировала, только неопределенно хмыкнула и спокойно перелистнула страницу. Клинт убрал связующее устройство в карман, сунул оружие за пояс, скрестил руки на груди и непринужденно прислонился бедром к косяку.

- Думал, что я удрала? – где-то через полминуты с легкой насмешкой поинтересовалась Кризанта.

- Если честно, была такая мысль.

- Я что, так похожа на наивную дурочку? Я, конечно, блондинка, если верить теперешнему цвету моих волос, но тебе не кажется, что это подобные выводы предвзяты?

- Что читаешь? – Клинт предпочел проигнорировать адресованную ему реплику, парируя ее собственным вопросом.

Кризанта на мгновение оторвалась от своего занятия, закрывая книжку и показывая ему обложку.

- «Убить пересмешника». Классика.

- Не предполагал, что тебя интересуют книги, – Клинт мельком покосился на полки, заставленные томиками разной толщины и содержания. В ответ на эти слова Кризанта немного грустно улыбнулась.

- Когда живешь бесконечно долго, все, даже самое чудесное, приедается и перестает быть привлекательным. Времена проходят, а книги остаются и появляются. Мне нравится читать. Всегда нравилось. Правда, раньше ассортимент был не особенно велик. Теперь же мне есть из чего выбирать, – и она снова погрузилась в чтение, старательно оставляя без внимания очередной пристальный взгляд, такой же прямолинейный, как и его обладатель. Который не преминул об этом заявить уже через несколько секунд.

- Прошлое нужно отпускать, ты знаешь? – в голосе Клинта засквозил непривычный холод, и Кризанта по-ребячески вызывающе вскинула подбородок. Ее зеленые глаза столкнулись с голубовато-серыми, слишком строгими, с застывшей в них твердостью и стремлением высказать все до конца. – В нем легко застрять, вечно думая о том, что было и что могло бы быть, но тогда настоящее расплывается, и ты теряешься. Всему должен быть предел, и если вовремя не остановиться, вернуться уже не получится.

Желаемое очень легко принять за действительное, за то, что хочется видеть, а коршунов, готовых слететься на твои невероятные способности, хоть пруд пруди, и дилетантов среди них нет. Они найдут, на какое место надавить, где нажать и куда ударить, они найдут твою слабость, потому что ты слаба, как бы ты ни старалась убедить в обратно себя и окружающих. И когда тебя сломают, когда тебя лишат всякой возможности самой принимать решения, тогда все твое существование сведется лишь к одному - к танцу бездушной марионетки.

Ты сказала, что остаешься в Щ.И.Т.е, потому что так у тебя будет «хотя бы пародия на свободу». А ты не думала, что сама установила все эти эфемерные рамки, сама создала клетку, в которую себя загнала, и сама не желаешь принять тот факт, что шансы начать нормальную человеческую жизнь у тебя все еще есть, просто ты их в упор не желаешь замечать? Изображать мученицу это, конечно, трагично и зрелищно, но сперва реши: а надо ли тебе это? Прошлое мертво. Оно было, но теперь его больше нет, и пережить его заново не получится, как ни бейся, а жить только своим прошлым - неразумно, беспечно и глупо. Прошлое. Нужно. Отпускать. В противном случае ты останешься в этой ловушке навсегда.

Клинт Бартон говорил жестко, грубо и резко, буквально бил в лицо. Каждое из его слов словно бы высекалось на монолите, и ни одно нельзя было ни обсудить, ни оспорить. Впервые кто-то обращался к ней в таком тоне, и это злило, возмущало. А еще это было странно. Было странно слышать что-то подобное и к своему неудовольствия осознавать, что… это было правдой. Признавать поражение, понимая, что все, что ей только что сказали, было верно. Слишком верно. Слишком прямо. Слишком точно. Слишком похоже на действительность.

Она никогда не считала себя «мученицей», никогда не стремилась играть эту роль, но сейчас появилось ощущение того, что что-то она делала неправильно; что ее уверенность в собственной вине за то, что она не спасла Юджина, свою семью, своих друзей, была кривым, искаженным желанием заставить себя хоть что-то почувствовать. Желанием, насквозь пропитанным фальшью. Она давно перестала сомневаться в себе, так почему же снова начала сейчас?..

- Я пыталась, – после долгой паузы ее голос звучал неровно, в нем звучала растерянность, нерешительность. И Клинт понял, что впервые слышит что-то подобное от нее – девушки, твердой убежденной в том, что она больше не допускает ошибок и просчетов, уже аукнувшихся ей слишком многим. И все же этого было недостаточно.

Простых колебаний мало для того, чтобы что-то изменить. Это лишь колебания, слабые круги на воде. Они исчезнут, если ветер, породивший их, утихнет. Они растают, и иллюзия снова заявит свои права, поглощая человека, которому уж точно не пристало жить по ее правилам. Клинт Бартон никогда не промахивался, стреляя в намеченную цель. А сейчас он поставил перед собой новую, такую, о которой не так давно и не подумал бы, – заставить Кризанту Анну Литтл, Рапунцель, кем бы она себя не считала и какими бы принципами не руководствовалась, жить. Не существовать, а жить. Внутренний голос присвистнул и ехидно шепнул: «Здорово же она тебя изменила». И с этим было не поспорить.

- Я пыталась, – повторила Кризанта, на сей раз вкладывая в свои слова больше твердости, и Клинт недовольно прищурился, стиснув зубы. «Отговорки. Она хочет оправдаться. Как по-детски». – Не думай, что я не пыталась. Потому что я пыталась. Я очень старалась и…

- Может, недостаточно? – Клинт перебил ее, и Кризанта, вздрогнув, подалась назад, поджимая губы и отводя взгляд, обрывая разговор, в котором она – и это было очевидно – сдавала позиции.

Парировать ей больше было нечем. Может, она и впрямь слишком сильно цеплялась за пережитое? Это стало привычкой, рутиной, чем-то неизменным. И она боялась, именно боялась признать, что шаг вперед, туда, где есть что-то новое, ей сделать сложно. Она не знала, что будет впереди, и эта неизвестность толкала ее обратно. Или она сама это делала?

Если она попробует поменять свой образ жизни, чем для нее это обернется? И кто поддержит? Ведь кто-то всегда был: Готель (в каком-то смысле); верный маленький Паскаль; потом Юджин; неуемный Максимус; родители и новые друзья в королевстве… В современном же мире у нее не было никого и ничего. Только сделка со Щ.И.Т.ом; не до конца устаканенные отношения с Наташей Романофф, которой она позволила называть себя Анной по пока еще не выясненным причинам; и Клинт Бартон, которого Кризанта теперь вообще перестала понимать. То холодный и непринужденный, невозмутимый, как чертова скала, а то вдруг сочувствующий и своеобразным способом пытающийся…

«…помочь? Он хочет так мне помочь? Да зачем ему это?»

- Если ты по-прежнему беспокоишься по поводу моего потенциального побега, можешь посидеть рядом и подождать, пока я дочитаю, – передернув плечами, глухо произнесла Кризанта, опять утыкаясь носом в книгу. – А потом я уйду спать.

*

Гребешок цвета слоновой кости скользит по волосам, некогда длинным и притягательно золотым, но пряди выбиваются, упрямо лезут в лицо, и тонкая женская рука убирает их в сторону, заправляя за изгиб уха нежным жестом.

Негромко напевая какую-то ненавязчивую успокаивающую песенку, королева расчесывает каштановые волосы Рапунцель, которая, сидя перед зеркалом, разглядывает золотое обручальное колечко на своей руке.

- Мам, а ты сразу полюбила папу?

- Нет, милая. Не сразу, – королева мягко улыбается, воскрешая в памяти свое прошлое. – Мы однажды встретились на балу в честь помолвки общих друзей наших родителей. Я не хотела идти туда. Мне было всего пятнадцать, я была юной девчонкой, привыкшей скакать верхом на лошади без седла и воровать круглые мучные лепешки с кухни. Я терпеть не могла всякие правила, постоянно сбегала из дворца и в тот раз собиралась сделать так же. Моя мама, конечно, об этом знала - она ведь моя мама - ей было известно, как независимо живет ее ребенок. Но она попросила меня остаться. И я осталась. И большую часть бала прохаживалась вдоль окон, стараясь слиться с обстановкой. А вот твой папа… – она вздыхает, предаваясь воспоминаниям. – Твой папа был душой компании. Он шутил со своими друзьями, много танцевал и веселился. Мне он тогда показался красующимся павлином!

Королева звонко смеется, вторя такому же безудержному смеху своей дочери.

- Помнится, я даже сказала ему это лично. Какое у него тогда было лицо!.. А наши родители, услышав это, расхохотались в голос. Мы их не поняли и разозлились. Но каждый по-разному: я следующие две недели ни с кем не разговаривала, а твой папа заявил, что никогда не женится. Где-то с месяц мы друг друга не видели, а потом опять столкнулись. И теплых чувств друг к другу мы точно не питали, совсем нет. При нашей второй встрече я кинула в него кусок кремового торта, а он в отместку испачкал мое платье черничным вином. А после этого мы вдвоем удирали от главной поварихи, возмутившейся, что мы зря хорошую еду переводим.

У нас с твоим отцом не возникло любви с первого взгляда - такое, конечно, бывает, но не со всеми подряд, - и поначалу мы вообще были врагами, но в нем что-то было. Что-то такое неуловимое, словно образ где-то в самой потаенной части души или улыбка, прячущаяся в уголке губ. Что-то, что притягивало вопреки здравому смыслу и напускной неприязни. Я не могу сказать, когда все началось; когда я перестала смотреть на него как на надоедливого мальчишку; когда мне стало уютно находиться рядом с ним. Я думаю, у тебя и Юджина все было так же. Мне кажется, где-то есть черта, разделяющая «до» и «после», но мы ее не замечаем. Ни ты, ни я, ни кто-либо другой.

Однажды, в какую-то секунду, мир делает кувырок и, переворачиваясь с ног на голову, открывается с иной, более светлой, более чарующей стороны.

Однажды, в какую-то секунду, ты просто понимаешь, что любишь.

*

«Жизнь любит подкараулить в минуту слабости, чтобы добавить хорошего пинка».

Линда Гиллард. «Увидеть звезды».

С чего начинается любовь?.. Где та граница, переступив которую человек может сказать три заветных слова? И есть ли она вообще, эта граница?

В реальной жизни над людьми не раздвигаются неведомой силой облака, и на них не падают лучи света, сопровождаемые хоровым пением, сигнализирующим: «Вот она, твоя судьба!». В реальной жизни декорации и сцена – это просто мир вокруг, и правил в этой игре нет, а значит, и итог неизвестен. Лишь в кино все так просто. Однако зачастую не требуется каких-то особых манипуляций или необычных стечений обстоятельств. Чудесное прячется в повседневном, и для того, чтобы осознать, что это тот самый или та самая, не нужно фанфар, музыки и свистоплясок. Нужно лишь понять.

Это понимание всегда приходит неожиданно, без предупреждений и без предчувствий, его не предугадать и не разложить по полочкам. Нужно просто в него врезаться, откровенно сильно треснуться лбом, а потом раскрыть глаза и понять. Может хватить одного лишь взгляда, одного мгновения, пока ты смотришь, или прикосновения, случайного жеста или слова, и сообразить: вот оно! Недостающее звено, пропавшая деталь мозаики, потерянный кусочек собственной души, без которого ощущаешь себя не целостной личностью, а лишь частью чего-то большего.

Все всегда нуждались, нуждаются и будут нуждаться в любви, в том, что дарует это чувство невесомости, чувство безграничного счастья и тепла, словами о которых пестрят страницы книг. Люди ждут любви, ищут ее, стремятся к ней, упускают ее и снова разыскивают, нетерпеливо и спешно. Любовь ничто не одолеет, даже страх и смерть перед ней бессильны. Любовь – это очищающий водопад, струящийся потоками кристальной воды, вымывающей все плохое и ненужное из сердца. Влюбленный человек не замечает недостатков в любимом, и да, в какой-то степени это делает его слепым, но в то же время он замечает, ценит и наслаждается тем, что для других невидимо, тем, что для других – пустой звук.

Любовь нередко ставят выше всего, выше собственных идеалов, убеждений, вкусов и мнений. Любовь – бесценна, но она ничего не стоит. Ее не взвесить и не измерить, ее нельзя извлечь, поместить под увеличительное стекло и рассмотреть, ее не взять в руки – она неуловима, неосязаема. Ее можно только чувствовать.

И она всегда с чего-то начинается, но этот порог настолько размыт, настолько ровен, настолько хорошо прячется, что неясно, где и в какой момент он был преодолен. Он просто есть. И любовь просто есть. Можно сказать, что любовь начинается с мечты, с ненависти или зависти, злости или неприязни. А можно сказать: «Не ломайте голову, оставьте это философам и радуйтесь тому, что вам даровано».

«Однажды, в какую-то секунду, мир делает кувырок и, переворачиваясь с ног на голову, открывается с иной, более светлой, более чарующей стороны.

Однажды, в какую-то секунду, ты понимаешь, что любишь».

Кризанта помнила, насколько хорошо ей было рядом с Юджином, насколько хорошо было слушать его голос, видеть заботу и нежность в его глазах, насколько хорошо было ощущать себя нужной, драгоценной, любимой и отдавать то же взамен. Она помнила, как плескалась вода вокруг лодки, как весла рассекали природное зеркало, в котором отражалось темное небо, словно бы специально притухшее для того, чтобы сияние фонариков, взмывавших вверх, было ярче, красивее, пышнее. Она помнила песню, их песню, когда судьба накрыла их обоих своей вуалью и, тихо улыбнувшись, скрылась вновь, потому что соединила еще два любящих верных сердца. Она помнила, как поняла, что любит.

Гораздо позднее, спустя века, один великий человек однажды сказал ей: «Любить - значит жить жизнью того, кого любишь [1]». Этот человек был прав, потому что именно это она делала, когда… когда еще существовал тот, кто этого заслуживал.

Теперь же все было совсем иначе. Другим был мир, другими были люди, другими были правила игры, и совсем другой была она.

Но открытый выпад в ее сторону, выплеснутое в лицо откровение, почти агрессия и обвинения в ее собственной слабости что-то сдвинули внутри нее. И этого она не ожидала. Как и ее магия, которая за века успела обрести частичное, но все же собственное сознание. Перед мысленным взором блеснули тусклым золотом нити сотен рек, и шелохнулась померкшая листва могучего дерева, под корой которого на секунду мелькнуло что-то, до странности и до боли в груди напоминающее живой свет.

[1] «Любить - значит жить жизнью того, кого любишь» – слова Льва Николаевича Толстого.

*

Ночь неторопливо близилась к рассвету, но Кризанта не спешила уходить из библиотеки. Она уже давно не вчитывалась в книгу у себя на коленях. Слова расплывались, строки теряли смысл – так бывало, если она занималась «самокопанием», что само по себе было большим событием, потому как происходило такое нечасто. По пальцам можно пересчитать.

Июль 1901 года, НьюЙорк, город, который лет через двадцать начнут называть «Большим яблоком». Событие, которое Кризанта не любит вспоминать. Тогда она, заступившись за молодого парня, ненароком оскорбила одного малоприятного типа, вымогателя и настоящего мерзавца, и тот, разразившись благим матом, поклялся, что костьми ляжет, но «поставит ее, этого доходягу и его семью на место». Кевин Белл – так звали того юношу – был достаточно умным, чтобы понимать, что с физической точки зрения отпора он дать не сможет, но зато с умственной стороны у него было явное преимущество.

Его семья не разделяла его взглядов и отнеслась к Кризанте, всего лишь хотевшей помочь, с крайней степенью подозрения. А после того, как на них напали и Кевин получил ранение, а Кризанта его вылечила, их отношение к ней еще больше испортилось. Ее назвали «отбросом дьявола», заявив, что она приносит несчастья одним своим присутствием, и велели убираться прочь. Запись в дневнике появилась из-за этих слов. «Я не собираюсь извиняться за факт своего существования». Интересно, что-нибудь бы изменилось, если бы она попросила прощения? Хотя… у кого?

Это было больше ста лет назад и запало в память, а вот второе возвращение в НьюЙорк на пароходе пятьдесят четыре года спустя Кризанта практически не запомнила, потому как в последний раз над своими поступками и действиями она размышляла в начале двадцатого века, а не в его середине. Сейчас это повторялось, но все же, где-то на грани, как мираж возникла мысль: «Почему его мнение вообще меня волнует?».

Кризанта со вздохом закрыла книжку и, положив ее на невысокий столик слева от себя, поднялась и уставилась в стену усталым, измученным взглядом. В сердце творилось что-то странное, привычная тупая боль заменялась чем-то иным, давно забытым и заброшенным чувством того, что она пересекла черту. Но разве это не бред? «Однажды, в какую-то секунду, ты понимаешь, что любишь», – так ей сказали. Но это не любовь. Еще нет. А что уже?..

«Уютно, тепло на душе…» – Кризанта, не выдержав, поднялась, задумчиво теребя кончик косы. – «Это же из-за дома, из-за обстановки. Это не из-за него. Он бы не стал причиной», – она закусила губу. – «Но мне было спокойно рядом с ним. А уснуть я не смогла… И его рядом не было. Он - не Юджин!» – плечи передернулись с каким-то раздражением. – «Не был им и не будет… Но я и не вижу в нем Юджина. Я видела призрака. Видела. Стоп. Почему в прошедшем времени?» – резкий разворот и мелькание пальцев, выстукивающих дробь на поясе, куда легла ладонь. – «Я никогда не пыталась его никем заменить. И не думала о… Нет, это должно быть совпадением», – она отмахнулась от догадки, но тут же снова нахмурилась. – «Совпадений не бывает. Я в них не верю уже давно. Не совпадение. Боже мой!» – Кризанта с силой провела рукой по лицу. – «Сейчас? Серьезно? Я же не… Не нужно мне это. Я не ищу… Я не влюблена. Нет. Нет. Нет. Точно нет. Какого черта это происходит? Я… Ни я, ни он в этом не нуждаемся, с чего я вообще об этом думаю? Я не хочу. Не имею права».

Там, на авианосце, когда ладонь Кризанты соприкоснулась с ладонью Клинта, что-то изменилось. Вернее сказать, что-то изменилось еще до того момента, и, вспоминая свои собственные слова о том, что агент Щ.И.Т.а являлся для нее не более чем отражением любимого человека, девушка теперь сомневалась в том, что подобное утверждение все еще имело место.

То, что она тогда проделала, вызвав недоумевающий взгляд и растерянность на вечно невозмутимом и чуть загорелом лице, было не просто стремлением почувствовать, что нападение прошло и что они все по-прежнему живы. Это была попытка убедить себя, что он на самом деле здесь. Но «он» – это не Юджин. «Он» – это Клинт Бартон, мужчина, которых с недавних пор перестал быть в ее глазах врагом; мужчина, которого с недавних пор она перестала винить в сходстве с давно отошедшим в мир иной бывшим разбойником; мужчина, который с недавних пор… вызывал в ней зыбкое приятное чувство теплоты. Хотя Кризанта почему-то сравнивала его скорее с жжением в области сердца.

«Ну почему он? Почему именно он? Почему из всех людей этого чертового мира конкретно он? Почему?»

Отогнать эти мысли прочь не получалось.

Если бы она в тот день не возвращалась домой после того, как оторвалась от преследования, а скрылась в подворотнях Лондона, где только серые стены, изрисованные граффити, и разбитые фонари были бы свидетелями ее бегства, возможно, сейчас она бы не оказалась в подобной ситуации.

«История не знает сослагательного наклонения», – ехидно высказалось, а точнее прошипело подсознание. – «И ты, по-видимому, тоже, раз допускаешь такое развитие событий».

«…шансы начать нормальную человеческую жизнь у тебя все еще есть, просто ты их в упор не желаешь замечать».

О, в ту минуту Кризанта увидела Клинта Бартона с новой, неизведанной стороны. В его словах было пламя, уверенность в своей правоте, в них была почти страсть, почти иступленное желание заставить ее прозреть.

Девушка низко опустила голову.

Выбор. Ей придется сделать выбор: притвориться, что ничего не было, и забыть об этом разговоре или же наплевать на все и прыгнуть со скалы в море, которое она давно покинула.

Выбор… Все всегда упирается в выбор.

Похоже, негласное соревнование с мертвецом окончено.

*

«Иногда наступает время, когда исправлять старые ошибки уже поздно. Пора делать новые».

(с) Сергей Веденьё

Клинт Бартон сидел, закрыв глаза, и его спокойное ровное дыхание никак не могло выдать человека, который лишь искусно притворялся спящим. Кризанта несколько минут стояла, яростно борясь с бушующими в ней сомнениями, после чего, видимо, решив все для себя, медленно шагнула вперед и, подойдя к креслу, в котором один из лучших агентов Щ.И.Т.а «предавался объятиям Морфея», долго пристально смотрела на него. Потом нерешительно подняла руку и потянулась к щеке мужчины, который сейчас, в момент сна, был как две капли воды похож на Юджина. Но пальцы замерли в паре сантиметров от кожи, на которой проступала щетина, и отдернулись назад.

Кризанта рвано вдохнула и мысленно отвесила себе подзатыльник. Если уж делать – так делать как следует. Она не отдавала себе отчета, что постоянно сравнивала Клинта Бартона и Юджина. Каждое его движение, каждое слово, каждое действие – все это попадало под безжалостный обух критики, и параллель, за наличие которой Кризанта, собственно, и винила Клинта, была основной причиной всех чувств, отраженных в ее взглядах, направленных на агента: всей злости, всего разочарования, всех насмешек и всей грусти. Чертова константа, не желавшая исчезать с той секунды, когда Кризанта впервые увидела призрака своего умершего спутника жизни.

Так нельзя. Больше нельзя. «Если и кидаться макушкой вниз на дружелюбный булыжник, то уж кидаться без задних мыслей, с толком и мощно», – говаривал ей один одесский подполковник.

Все верно. Никаких лазеек и хитростей.

«Хотя, если я вот так вот нырну в омут с головой прямо сейчас, он меня не поймет. Или не поверит. Или посмотрит так, словно я ребенок несмышленый. Лучше будет…»

Что же все-таки будет «лучше» по ее логике, Кризанта додумать не успела. По сознанию свирепо, по-зверски хлестнула знакомая плеть, и девушка, не сдержав короткий крик, рухнула на колени, обхватив голову руками.

*

Клинт, тут же прекративший играть моноспектакль, бросился к Кризанте, буквально захлебывавшейся от агонии, разрывавшей ее изнутри, но расспросов не потребовалось – длинные медовые волосы полыхали ярко-лимонным огнем, словно предупреждающий знак на повороте дороги. А когда внизу послышался грохот вышибаемой двери, вылетевшей из петель с характерным треском, Клинт чертыхнулся и выхватил пистолет, искренне жалея о том, что запасные магазины остались на первом этаже, который уже наводнили люди в черных глухих костюмах с защитными пластинами и с безумными синими глазами.

Первая пара захватчиков едва сунулась в библиотеку и тут же словила пули. Но всех было не перестрелять, а Клинт, сосредоточившейся на том, чтобы оттолкнуть за спину Кризанту, по душу которой и заявились незваные гости, упустил момент, когда третий нападавший замахнулся острым кинжалом, больше похожим на изогнутый коготь.

Но острие ножа его не коснулось. Что-то сверкнуло, вихрь жара пронесся по помещению, и золотое пламя вышвырнуловрага в коридор, оставляя за собой рассыпавшуюся в воздухе пыльцу. Кризанта замерла, выставив перед собой ладонь с широко растопыренными пальцами, вокруг которых колыхалось канареечное марево. Она опять не сдержалась, только теперь это уже был не рефлекс, а вполне осознанное желание защитить находившегося рядом с ней человека.

Насладиться зрелищным видом девушки, в глазах которой бесились искры гнева и готовности сражаться, Клинту не удалось. В дверной проем влетел металлический цилиндр, из которого тут же «выстрелили» струи дыма, в несколько мгновений погрузивший комнату в туман темно-серого цвета.

*

Смог был настолько густым и непроглядным, что различить в нем, сколько конкретно людей на них набросилось, было невозможно, и оставалось только отбиваться, надеясь на то, что соседи от всего этого грохота и шума проснутся и поднимут тревогу.

Но Клинт Бартон получил прозвище «Соколиный Глаз» не задаром. Даже в окружавшей его мгле, которая через секунду «плевалась» натренированными ударами по его душу, он сумел различить, как один из неизвестных перебросил другому шарообразный объект с зажженным красным огоньком, который тут же был «прилеплен» к ближайшему шкафу, и часть нападавших рванулась обратно к лестнице. Даже несмотря на необычную форму предмета Клинт догадался о его истинном назначении. И это самое назначение буквально вопило: «Делайте ноги!».

Мешкать он не стал. Широкое окно библиотеки (единственное в комнате) находилось прямо над крыльцом; проезд к основной дороге шел вниз под уклоном; а стены, снаружи кирпичные, а изнутри – знатно укрепленные противовзрывной защитой (на ней настояли оптимистичные ребята из отдела по обеспечению жилья для агентов – благослови их Боже!) – давали шанс на то, что ошметки здания не похоронят под собой Кризанту, которую Клинт, безо всяких объяснений, схватил за пояс и швырнул в то самое окно. Но последовать за ней не успел – его утянули назад, в клубы пепельного дыма, и он лишь успел крикнуть: «Беги!».

*

Под аккомпанемент звона стекла, разбившегося от того, что ее спина пробила прозрачную преграду, Кризанта вылетела на улицу. Навес услужливо «перебрал» ее позвоночник и «скинул» на холодный асфальт, тоже не оставшегося в долгу и по инерции прокатившего ее до проезжей части.

Карусель перед глазами еще не остановилась, когда Кризанта приподнялась на локтях, не обращая внимания на пропитавшуюся сзади теплой влагой куртку и кровь, стекавшую из глубокой ссадины на лбу, еще не успевшей затянуться. Заметив отбежавших на противоположную сторону улицы людей, напавших на них, и отсутствие Клинта, Кризанта, пошатываясь, выпрямилась, морщась от барабанов, колотившихся в висках, но не сумела сделать и шага.

Рокочущая взрывная волна, провалившись при попытке разнести стены, с грохотом обрушила свой гнев на последние уцелевшие окна и, переломав хребет крыши словно соломинку, разразилась ревом пламени, которое в секунды охватило весь второй этаж, с жадностью пожирая и изжевывая свою «добычу».

Понимание пришло лишь через пару минут, оно нахлынуло, яростно расплескивая по сознанию угли ужаса, вспыхнувшего как сухая солома. «Если он был там в тот момент…» Кризанта ощутила подступающий к горлу крик… Это был почти вой, заглушенный ободранной ладонью. Опять. История повторяется. Она ничего не смогла сделать. По ее вине второй раз гибнет…

Рядом что-то приглушенно свистнуло. Простреленное колено подвернулось, Кризанта рухнула обратно на землю, и между пальцев хлынула кровь, когда она инстинктивно вцепилась в ногу. Но боль прошла почти сразу, и на смену ей пришло расползающееся под кожей онемение. Следующая пуля вонзилась в левый бок, под ребра, и от силы удара ее опрокинуло на спину. Встать она не могла, тело отказывалось служить ей: раны и попавший в организм транквилизатор с парализующим препаратом – о, она была уверена, что это было именно то самое «изобретение» ученых Щ.И.Т.а, о котором она случайно услышала, – исправно делали свое дело.

Повернув голову, Кризанта увидела приближающуюся к ней фигуру девушки с затянутыми в хвост волосами, в уставном темно-ультрамариновом костюме; увидела ее светящиеся знакомым синим цветом глаза; увидела блестевший в отсветах пламени гладкий бок пистолета с глушителем у нее в руке.

Последний выстрел выпустил третий кусочек свинца.

Жгучая вспышка прошила шею, и после этого мир погас.

========== Глава 18, в которой один агент выживает, а второго — раскрывают. ==========

- Ну, план же был… Ладно, он не был идеальным до прозрачности, как стеклянные столы у меня дома, но все-таки он должен был сработать и дать нам немного времени. А вместо этого он в первую же ночь накрылся большим медным тазом.

- Старк, ты так убиваешься, потому что уязвлено твое самолюбие из-за проваленной затеи, или тебе и впрямь не все равно?

- А с какой стати мне должно быть все равно, госпожа рыжеволосая нахалка? Эта девица не только шикарно выглядит среди этого вашего монохромного черно-серо-синего стада, да и еще собеседница прекрасная. К тому же - да, ты права. Идея была моя. С идеей этой мы ложанулись. И теперь я как зачинщик должен хоть что-то сделать, пока этот паучок - гадость какая! - не наложил на нее свои волосатые мерзкие лапки! Кстати, Фил, я так понимаю, кроме тех… тел на втором этаже дома вы больше никаких следов нападавших не обнаружили?

- Нет, кроме крови на дороге. Из лаборатории уже подтвердили, что это кровь мисс Литтл. А так да - следов больше нет.

- Пф!

- Старк, прекрати фыркать. Ты осел, а не лошадь.

- Сами-то хороши! Не могли такой простой вещи сделать - проследить, чтобы все было в порядке. У вас там что, людей своих вообще не было? Нет, ну я понимаю, затруднения с набором кадров, но все же… И в конце концов, вы здесь агенты со стажем, у вас опыта в таких делах - куры не клюют, так что ж вы так лопухнулись?

- Прекрати работать попугаем! Ты мне сейчас повторяешь слова Фьюри.

- А ты не смотри на меня с таким обвинением во взгляде, ваш директор дело говорит. Нет, надо было мне настоять на своей кандидатуре в качестве ее «опекуна», тогда б мы сейчас не оказались в такой ситуации. И вообще - похищать леди? Да то же моветон [1]! Кстати, а почему соседи-то вой до небес не подняли? У них там что, каждый день пожары и взрывы, и они господа привыкшие?

- Никто ни о чем не сообщил, потому что в их домах был распылен сильнодействующий усыпляющий газ, и к полуночи они все уже пребывали в состоянии глубокого сна. Так что даже если бы у них под носом на воздух взлетела бы бензоцистерна, они б и тогда не проснулись.

- Чертов Грегори Стоут! Вот воспитали вы проблему на свою голову! А было все так хорошо: кто-то беспокоился о глобальном потеплении, кто-то - о нехватке рабочих мест, кто-то - об инопланетном вторжении. Земля наша цвела и пахла, до того момента пока ваш же человек…

- Старк, мы тебя поняли. Прекрати распинаться на тему «какие мы все идиоты» - ты уже прочитал тут не одну лекцию по этому поводу. И если ты забыл, ты находишься в палате больного…

- В какой палате? Я тебя умоляю.

- …и должен вести себя соответствующе, так что заткнись. Когда Клинт проснется, у него от тебя наверняка голова болеть будет.

- Когда он проснется, у него ничего болеть не будет. Вы же его лидокаином накачали под завязку, чтобы боль облегчить. Примешали бы еще какое-нибудь лекарство, так он бы не просто в отключке лежал, а еще бы и мультики смотрел.

- Старк!

- Все-все, замолкаю.

*

Клинт Бартон не считал понятие «удача» чего-либо стоящим. Он всегда полагался на собственный опыт, навыки и умения, не опираясь на случайные подачки эфемерной госпожи Фортуны, которая могла легко дать человеку подзатыльник и повернуться к нему пятой точкой тогда, когда это меньше всего было уместно.

Работая в Щ.И.Т.е, Клинт научился верить в три вещи: в свои, уже упомянутые, знания; в надежность Наташи Романофф; и в то, что враги не станут церемониться, прежде чем нанести смертельный удар, а потому первым этот удар наносил он сам. Три вещи. Три фундаментальных камня. Только три. «Удача» в этот треугольник не вписывалась никоим образом.

Хотя сейчас, выныривая из объятий черного пустого сна, в который он провалился, когда, задыхаясь, вывалился на крыльцо; чувствуя запах лекарств в медотсеке; ощущая холод назального ингалятора для подачи кислорода; и дотрагиваясь кончиками пальцев до наверняка белого одеяла, которым его укрыли по пояс… Да, при учете всего произошедшего до этого Клинт был вполне снисходителен для того, чтобы чуть-чуть поверить в удачу.

Правда, было одно обстоятельство, которое омрачало счастливое возвращение в мир живых. И к большому неудовольствию Клинта это обстоятельство работало с ним бок о бок и, похоже, как не прискорбно было это признавать, было виновно в предательстве.

Публика за кадром стала доставлять неудобство по причине того, что тон голосов понемногу повышался, и Клинт, шумно втянув носом воздух, открыл глаза.

*

Тони Старк, несмотря на свои слова, замолкать не собирался и в очередной раз принялся сетовать на некомпетентность сотрудников Щ.И.Т.а – очевидно, весь пар он до конца так и не выпустил. Фил Колсон слушал весь этот «душещипательный» монолог с выражением каменного спокойствия, смешанного с тихим сожалением. Наташа Романофф, опустив голову и плотно сжав губы, мечтала о том, как бы заткнуть этот речеобильный фонтан, тем более что вид Клинта Бартона, который был почти таким же бледным, как и простыни, на которые его уложили, отнюдь не вызывал у нее положительных эмоций, только злость, недовольство и сочувствие.

К счастью, к радикальным методам Наташе прибегать не пришлось, потому что как раз в тот момент когда она уже готова была сорваться, «пациент» пришел в сознание, о чем засвидетельствовали подсоединенные к нему приборы. Подойдя к изголовью лазаретной койки, Наташа осторожно положила ладонь на плечо Клинту.

- Ты как? – негромко спросила она. Это скорее был вопрос из вежливости, потому что ей уже были известны отчеты, составленные врачами.

Ожоги первой степени на шее и второй – на правой руке от запястья до ключицы. Сильные ушибы. Трещины на ребрах. Отравление угарным газом средней тяжести. И что уж говорить о куче царапин, ссадин и синяков. Слава Богу, Клинт Бартон был крайне живучим человеком. Слава Богу, у него не было никаких травм позвоночника. Слава Богу, он успел вовремя выбежать из библиотеки на лестницу. Слава Богу, здание более-менее выдержало взрыв, и агента не похоронило под грудой обломков. Слава Богу, его рабочий сотовый был у него при себе, так что он успел послать сигнал о помощи прежде, чем потерять сознание. Слава Богу…

Клинт посмотрел на Наташу еще не до конца осмысленным, мутным взглядом, в котором плескалась ложная легкость, навеянная лекарствами, и слегка улыбнулся сухими губами.

- Ты от меня так просто не отделаешься.

Романофф издала звук, отдаленно похожий на смешок, и кивнула.

- Рада, что это так, – в ее глазах на секунду блеснули слезы облегчения, но женщина тут же сморгнула их и сделала вид, что ничего не было. Впрочем, все присутствующие все равно все заметили, но Фил Колсон тактично промолчал, а Тони Старк улыбнулся так, что ему мог бы позавидовать сам Чеширский Кот и… тоже промолчал. Клинт со своей стороны увидел кое-что большее – мимолетную слабость, крохотную трещину, которую дала непробиваемая броня выдержки его подруги, – но не сказал ни слова. Вместо этого он медленно принял сидячее положение (благо, подушки успешно поддерживали его), чувствуя предательскую дрожь, прошедшую по телу, и, переведя дыхание, произнес, обращаясь к Колсону:

- Где директор? Мне нужно мне с ним поговорить.

- Клинт, ты уверен? – в голосе Наташи слышалось сомнение. – Ты четыре дня пролежал без сознания, тебе лучше сейчас отдохнуть. Из тебя чуть отбивную не сделали.

- Я не настолько слаб и не настолько травмирован, – решительно отрезал Клинт. – И беседу я выдержать в состоянии. Позови директора. Срочно.

Не услышать ударение, поставленное на последнее слово, было просто невозможно. Фил Колсон секунду колебался, но, поймав весьма выразительный взгляд Наташи, явно дававшей «добро на запуск», кивнул и вышел из помещения. Пока его не было, Клинт, прикрыв веки, прислушивался к собственному организму. Досталось ему явно порядочно, но все же он не развалина, так что встать сможет, пусть и при помощи препаратов. Он должен.

Четыре дня… Непростительно долгий, по его мнению, срок. В то время как он тут валялся, Кризанта точно уже находилась у Паука, а его доносчик прохлаждался. Чудо еще что не убил за чрезмерную любовь к жизни. Либо ему не поступало распоряжений, либо Стоут решил, что от «поджаренного» соперника вреда мало, да и вряд ли он что-то видел.

Ошибка. Клинт видел, Клинт помнил и сейчас едва сдерживал поднимавшуюся ярость, растущую по экспоненте. Черт знает, что этот сумасшедший сделал с попавшей в его сети пленницей. Опыты были отнюдь не начальным пунктом в этом списке, а уж о первых и думать не хотелось. Если влияние только его ищеек «выводило из строя» магию девушки, то на что же тогда способен сам зачинщик?..

Появление Фьюри заставило мужчину отвлечься от мрачных размышлений.

- Агент Бартон, рад, что вы пришли в себя, – извечный деловитый тон, прямая спина, твердая поступь – Ник Фьюри редко показывал свои эмоции. Впрочем, он не заложил руки, как обычно за спину, а держал их по бокам, почти по швам, со сжатыми в кулак пальцами, и это дало понять, что он все же беспокоился. – Как вы себя…

- О моем состоянии вы можете узнать у врачей, – Клинт перебил директора, не дожидаясь окончания стандартной фразы. – Сейчас есть дела более важные. Мне необходимо вам кое-что рассказать. Наедине, если позволите.

*

- О чем они там толкуют? – Старк ходил туда-сюда по коридору вдоль прозрачного пуленепробиваемого стекла и вытягивал шею, как будто это могло помочь ему услышать, о чем шла речь в нескольких шагах от него. Однако все попытки разобраться терпели неудачу, и гений-миллионер обратился к Наташе. – Ты что-нибудь понимаешь?

- Нет, – чуть ли не огрызнулась Романофф, будучи раздосадованной в неменьшей степени, чем ее собеседник.

- Нет?

- Нет.

- А ты по губам читать не умеешь?

- Нет.

- Почему? – по-детски обиженно взвыл Старк.

- Не досуг было научиться. И прекрати уже мотаться туда-сюда - от тебя голова болит. Сядь и успокойся. Не ты один сейчас страдаешь от недостатка информации, но умерь свою нетерпеливость. Если они сочтут нужным, они нам расскажут, так ведь, Фил? – она повернулась к Колсону и, получив сдержанный кивок в ответ, сама кивнула. – Так что уймись.

*

- Вы уверены?

- У меня нети малейших сомнений.

- А это не могут быть последствия ваших травм?

- Нет. Я уже сказал вам: я знаю, что я видел, а своим глазам я доверяю. Я видел, как она трижды выстрелила в Кризанту; я видел, как ее бросили в черный фургон без номеров, куда забрались уцелевшие подопечные Паука. Она вместе с ними не отправилась, и я думаю, она сейчас здесь. Она ведь здесь?

- Да. Вернулась вскоре после того, как вас привезли. Но ведь все его марионетки пришли в себя, мы проверяли…

- Но возможно, что не все были задействованы в том нападении. Грегори Стоут - бывший агент Щ.И.Т.а, и с военной тактикой он знаком. Подобный прием гарантировал бы ему не только победу над нами, которую мы считали его поражением, но и дал бы ему лишние глаза и уши в самом сердце «вражеского лагеря».

- А каковы шансы, что она - единственный шпион, оставшийся тут? Что, если есть и другие? Что, если обезвредив ее, мы дадим понять, что раскрыли план Стоута, и эти «другие» перейдут из «спящего режима» в состояние «повышенной активности»? Нам не нужны лишние потери, агент Бартон.

- Я знаю, что это рискованно, знаю, что это может быть чревато, но мы должны хоть что-то сделать. Старк в состоянии отключить камеры в одной из комнат так, чтобы этого не засекли на мостике, а вы сумеете выманить ее, не навлекая на себя подозрений: вы же начальник, она - ваш подчиненный, и неповиновение вызовет подозрения, а она не захочет себя выдать.

Ник Фьюри скрестил руки на груди, обдумывая план, который, как и его предшественники, мог таким же образом выйти им боком. Клинт Бартон больше не приводил доводов – он уже все сказал и теперь только ждал решения вышестоящих инстанций. В независимости от «приговора» он будет делать то, что задумал, и так или иначе выведет предателя на чистую воду. А потом найдет Стоута, тихо набьет ему морду и вернет Кризанту туда, где ей вреда не причинят. «Мои мысли стали странно похожи на мысли оптимистичного героя женского романа. Очень оптимистичного героя, я б даже сказал. И влюбленного. Непривычно как-то… Когда это я успел перейти Рубикон?»

- Что ж, попытаться надо, – Фьюри тяжело вздохнул. Когда он получил согласие Рапунцель на сотрудничество, он определенно не ожидал, в какие проблемы это все может вылиться, и точно уж не думал, что Паук настолько «внедрится» в их жизнь, поэтому разобраться с ним и вернуть Кризанту стоило хотя бы из банального чувства равновесия – наклон у вражеской чаши был слишком велик. – Вы, как я понимаю, захотите присутствовать?

- Правильно понимаете.

- И отговорить вас не получится?

- Нет.

- Тогда дам распоряжения, чтобы вам вернули вашу одежду и сделали уколы. Если дело выгорит и мы выясним то, что укажет нам верное направление, вы понадобитесь уже не как свидетель, а как боец. Но я бы все-таки посоветовал вам отлежаться - ваша скорость регенерации далеко не так высока, как у мисс Литтл, и дает фору агенту Романофф.

- Да, спасибо за предложение, но, спасибо, нет.

*

Когда Тони Старк в первый раз вломился в систему Щ.И.Т.а, это было всего лишь развлечением за неимением других альтернатив. Сейчас он (а точнее – Джарвис) делал это во второй раз, и это уже была не забава, а просьба. Вернее, приказ, потому Фьюри просить не умел из принципа.

«Не научили, видимо», – ухмылялся про себя Старк, облачившись в свой технологически-продвинутый костюм – в котором он, собственно, и прибыл на авианосец после новостей о нападении на Клинта и Кризанту – и наблюдая на всплывающих окнах, как его дворецкий с ловко обходит охранные «ловушки» и вписывает в программный код свои штрихи, таким образом отгораживая от камер наблюдения одно из помещений на авианосце. Помещение это было, во-первых, с обычными стенами, а не стеклянными, за которыми хрен что-то спрячешь; во-вторых, было звуконепроницаемым, и в качестве допросной подходило прекрасно.

- Сэр, все готово, – с легкой интонацией гордости в голосе сообщил Джарвис, и Старк, подняв «забрало» своего шлема, вскинул кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.

Ловушка была готова. Осталось только заманить в нее зверя.

- Кстати, а никто не подумал о том, как нам привести ее в чувство? – спохватилась «вовремя» Черная Вдова.

- Оставьте наедине со мной, – любезно предложил Старк. – Гарантирую, что она расколется уже через минуту.

*

Фьюри, прохаживаясь вдоль длинного прямоугольного стола, делал вид, что читал какое-то досье, когда дверь с тихим шелестом отъехала и впустила «посетительницу».

- Разрешите?

- Да-да, проходите, – Фьюри отложил папку и вежливо указал на стул. – Присаживайтесь, боюсь, наш разговор будет долгим.

- Что-то случилось? – вопрос был вполне уместен, но ответ пришел не со стороны начальства.

- Случилось.

Тони Старк, оставшийся в образе Железного Человека; Наташа Романофф, облаченная в свой боевой костюм; Фил Колсон, отсутствие пиджака у которого позволяло взгляду зацепиться за внушительных размеров пистолет в кобуре подмышкой; и Клинт Бартон, прижимавший к себе еще плохо действующую правую руку, стояли в дверном проеме, отрезая единственный путь к бегству.

Мария Хилл посмотрела на них с нескрываемой ненавистью, и ее глаза зажглись синим огнем.

[1] Моветон – дурной тон; манеры и поступки, считающиеся неподобающими.

========== Глава 19, в которой Кризанта разрушает иллюзию и не только, а команда спасения приступает к плану «Д», а то есть — к действию. ==========

Пробуждение медленное – сон никак не желает отпускать ее из своих цепких теплых объятий, укутывая тело коконом приятной неги, и страшно неохотно выбираться из мягкой постели. Слишком приятно, слишком уютно, слишком… невозможно.

Кризанта резко открывает глаза и видит высокий потолок цвета желтой пшеницы, украшенный декоративной лепниной, простой, но вместе с тем изящной, затем смотрит на стены, на которых красуются сделанные ею же фрески с цветами, навевавшими мысли о лете.

Потом ее взгляд пробегается по большому гардеробу, в котором никогда нет и не было ни одной пустой вешалки, потому что королева балует и свою дочь, и своего зятя нарядной одеждой; по крепкому дубовому шкафу, чьи полки вечно заставлены самыми разными книгами; по ковру, устилавшему пол сплошным сиренево-золотым покровом, в котором ноги всегда утопали по щиколотки; и по колыхавшимся от ветра, проникавшего в открытое на балкон окно, светло-лиловым занавескам.

- Невозможно… – бормочет Кризанта и щипает себя за руку несколько раз, надеясь и одновременно боясь, что все вокруг канет в туман и она проснется в реальном мире. Но ничего не меняется. Кожа, пульсируя, неприятно ноет; все так же покачиваются портьеры; все так же снаружи доносится шум моря, плескающегося вокруг острова; все так же поют где-то птицы. – Невозможно…

Рядом раздается писк, что-то маленькое с усердием карабкается покрывалу, и Паскаль, зеленее которого могут быть только изумрудные глаза дракона, забравшись наконец на колени Кризанты, устремляет вопросительный «взор» на девушку, которая находится в полной растерянности.

- Паскаль? – она смаргивает невольно подступающие слезы. Хамелеон растягивает мордочку в широкой улыбке и скручивает хвостик в спираль. – Паскаль, что происходит?

Тот в ответ недоуменно моргает и вжимает короткую шею, как бы говоря этим жестом: «Не знаю», а потом, прыгнув, забирается на плечо Кризанты и цепляется лапками за короткие каштановые прядки. И Кризанта видит, что они на самом деле короткие, что они на самом деле темные, а не привычно золотые, и беспорядочно шарит растопыренной пятерней по голове, взлохмачивая волосы. Но косу все равно не находит.

- Что… что за черт? – эта фраза вырывается сама собой, и Кризанта, скинув одеяло, слезает с кровати и, выпрямившись, проводит ладонями по гладкому бархатистому шелку ночной сорочки с тонкими бретельками и кружевом, украшавшим овальный вырез на груди. Эту сорочку она помнит слишком хорошо – это был подарок королевы на первую годовщину свадьбы ее дочки; подарок, который заставил Кризанту покраснеть от смущения, а ее мужа – закашляться и поспешно отвернуться. А вот Паскаль в то же самое время без каких-либо признаков замешательства сиганул в открытую коробку и тут же сменил окраску на кремовую с молочными розочками. – У меня галлюцинации. Бред. Это не может быть правдой. Не может этого быть…

Легкий скрип двери, выходящей в коридор, – сколько ее ни смазывали, она все продолжала тихо, но неизменно напоминать о своем существовании, – шелест шагов, и Кризанта, повернув голову, забывает, как дышать. Она потрясена, ощущения такие, словно землю выбили из-под ног, а вся ее жизнь, все те прожитые века, пошли трещинами будто зеркало, по которому со всей силы ударили кулаком.

- О, ты проснулась, – все тот же голос, звук которого она почти забыла. – Я же говорил тебе вчера, чтобы ты отсыпалась. У нас сегодня скачки с Максимусом, а он нас так загоняет, что мы назад приползем, а не придем как культурные люди. Милая, что с тобой? На тебе лица нет.

- Юджин?.. – Кризанта произносит это имя с трудом, еле слышно, отказываясь верить.

- Единственный и неповторимый, – молодой мужчина улыбается, тепло, искренне, так, как не улыбался никому кроме нее.

Слезы возвращаются, не спрашивая разрешения, текут по щекам, прочерчивая на коже прозрачные дорожки. Кризанта срывается с места – Паскаль едва успевает спрыгнуть на пол – и, подбежав к Юджину, обнимает его так крепко, как только может, буквально цепляется за него, сминая пальцами ткань белой рубашки, поверх которой еще не накинут привычный кожаный жилет, и беспорядочно шепчет что-то. Когда она отстраняется, то в его взгляде читается явное недоумение.

- Рапунцель, что случилось? – Юджин берет ее лицо в ладони, отводя упавшие ей на глаза непослушные пряди, и мягко целует. – Тебе сон плохой приснился?

- Нет. Не знаю, – Кризанта отвечает рывками, а потом вдруг начинает говорить быстро, не переводя дыхание: – Юджин, тебя ведь здесь нет. Тебе здесь нет. Ты… ты… ты умер. Ты умер уже давно. И Паскаль тоже. И Максимус. И мама с папой. И королевства нашего больше нет. Этого мира больше нет. А я не старею, и меня не убить. И у меня волосы опять стали светлыми, они опять отросли, и я их каждый день обрезать должна. Я мотаюсь по свету как перекати-поле, у меня нет места, которое я бы назвала своим домом. А в Щ.И.Т.е… в Щ.И.Т.е… – она запинается.

Мысль ускользает от нее, прячется в потемках, путая пути и сбивая с толку. Кризанта пытается вспомнить, что же она хотела сказать, но не может, никак не может. Недавнее прошлое почему-то потеряно, подернуто туманной завесой, что с каждым мгновением становится все меньше дымкой и все больше мглой, поглощающей воспоминания. Кризанте кажется это подозрительным, ей это не нравится, но едва она пробует понять, что же конкретно ей не по душе, это чувство пропадает, словно и не было его.

Юджин все еще не отпустил ее, он смотрит на нее так, как будто не слышал того, что она говорила ему только что. А сама она уже забыла.

- Рапунцель, что случилось? Тебе сон плохой приснился? – эти слова звучат как в первый раз, и Кризанта мотает головой.

- Кажется, да.

- А о чем?

- Я не помню, – она улыбается и целует его в ответ. – Не помню. Да и неважно это. Максимус уже уничтожил свою утреннюю порцию яблок?

- А то как же! – хмыкает Юджин и идет к шкафу, чтобы достать оттуда свой жилет. – Он без них жить не может.

Кризанта коротко смеется и направляется к ширме, за которой на вешалке прячется ее любимое платье.

- Знаешь, цветочек, я уверен, что Максимус не даст нам спокойно позавтракать, так что я советую тебе сразу же облачиться в костюм наездницы.

Сердце пропускает удар. Пелена слетает, сбитая мощным эмоциональным толчком. Кризанта замирает на месте как вкопанная и медленно поворачивается к Юджину, который, напевая какую-то песенку себе под нос, застегивает на поясе ремень с медной пряжкой.

- Повтори, – ее голос обретает твердость. – Повтори еще раз, как ты меня назвал.

Юджин бросает на нее взгляд через плечо.

- Ну ты же знаешь Максимуса, он…

- Повтори. Как. Ты. Меня. Назвал, – перебивает его Кризанта, и в ее глазах вспыхивает гнев и тихая ярость. В лице Юджина что-то неуловимо меняется, и Кризанта кожей ощущает, как новая волна забвения накидывается на нее как дикое животное, но на сей раз она не поддается. – «Цветочек»? Ты это сказал? Кто ты такой? – ее пальцы сжимаются в кулаки, и ногти, впивающиеся в кожу, оставляют на ней темно-красные полумесяцы. – Кто ты, черт возьми, такой? Потому что я знаю, что ты - не Юджин.

В ушах что-то вдруг начинает звенеть с такой силой, что кажется, что барабанные перепонки вот-вот лопнут, и по шее медленно скатываются две первых теплых алых капли, рисующие красные дорожки. Комната теряет очертания, все грани расплываются, будто линию, нарисованную мелом, кто-то старательно растирает, лишая ее формы. Клекот птиц становится больше похожим на противный писк, а шум моря – на глухой рокот каких-то генераторов.

А потом Кризанта проваливается в очередную пустоту, успев напоследок подумать, что данное «явление» стало повторяться с пугающей увлеченностью.

А ведь фанатизм до добра не доводит.

*

- У кого какие идеи? Рассматриваются любые предложения.

Тони Старк стоял за односторонним стеклом, покачиваясь с пятки на носок, и внимательно наблюдал за Марией Хилл, которая, положив ногу на ногу, совершенно спокойно сидела в кресле. Горящие синие глаза буквально прожигали дыры в биополях любого, кто бросал на нее взгляд.

- Черт, она смотрит с таким презрением, что у меня аж слов нет.

- Неужели? Что с твоим лексиконом случилось? – съехидничала Наташа.

- Временно подал в отставку в связи с неподобающим обращением к тому, кто им владеет, – отпарировал Старк.

- А давайте вы продолжите свою словесную дуэль как-нибудь потом? – вмешался Клинт, и по его голосу было ясно, что он весьма не в духе. Наташа передернула плечами, а Тони нацепил выражение из серии «Я не я, и хата не моя». – Надо решать, что с ней делать, и как ее в чувство привести. Поскольку она сама уже заявила нам с гордостью, что она тут единственный засланный шпион, надо сосредоточиться на выяснении того, как много она знает.

- Ну, учитывая то, что спец, которого вы к ней подослали, повалился мешком, как только шагнул в ту комнату, с этим твоим «выяснением» у нас возникнет заминка, – Старк фыркнул, на что тут же встретил ответную реплику Романофф:

- Ты так и будешь перечислять уже известные нам факты или соблаговолишь сказать что-нибудь полезное?

- Я всегда говорю только полезное!

- Тавтология.

- Кто?

- Не «кто?», а «что?».

Перебить эту воюющую парочку во второй раз Клинт не успел. Мария Хилл внезапно напряглась, на ее лице появилась отчетливая гримаса боли. Шпионка Паука потянула дрожащие ладони к ушам, и между ее тонких пальцев просочились струйки крови. Издав приглушенный хрип, вырвавшийся через плотно сжатые губы, Хилл вздрогнула и рухнула на пол, опрокинув кресло, и забилась в судорогах. Широко открытые глаза засветились ультрамарином, а потом резко потухли, и девушка, вдыхая рывками, начала испуганно озираться.

- Кажется, наша проблема решилась сама собой, – изрек Старк, следя за тем, как только что прибежавшие врачи помогают Хилл прийти в себя.

*

Спина затекла. За долгие годы путешествий Кризанта привыкла к жесткой постели и отсутствию удобств, но все же она старалась спать на кровати или хотя бы на ее подобии, а не на полу, как вот сейчас. Перекатившись на бок и охнув от стрельнувшей по позвоночнику боли, Кризанта подтянула колени к поясу и, опираясь на руки, чуть выпрямилась, чтобы сесть на пятки, а затем огляделась.

Это место чем-то напоминало ту камеру, в которой она очнулась в Щ.И.Т.е, – такие же ровные стены свинцового оттенка и отсутствие окон. На тяжелой металлической двери не было видно ни ручек, ни замков, да и вид у нее был внушительный, что явно говорило о том, что выйти через нее можно будет только тогда, когда на это дадут разрешение. В углу одиноко притулился стул. Приглушенный «холодный» свет шел от «зарешеченных» ламп, и было… тихо. Очень тихо. Никаких звуков, кроме ее собственного дыхания.

В висках закололо. Кризанта, поморщившись, закусила губу, и тут она вспомнила, что произошло. Пальцы машинально скользнули на шее, на которой застыли разводы запекшейся крови, правая штанина джинсов была грязно-багровой, а одолженная зеленая футболка на правом боку потемнела из-за растекшегося по ткани пятна. Три пули, от двух из них в одежде остались дырки. А стреляла…

«Мария Хилл…» – Кризанта стиснула зубы. – «И ее глаза… Он ею управлял. И из-за него Клинт… Черт, почему это всегда со мной происходит? Почему я ничего не могу сделать?..»

- Потому что в этот раз тебе не позволил я.

Похоже, последняя мысль была озвучена вслух, по причине чего ей и был дан ответ. Кризанта медленно повернула голову, наткнувшись взглядом на мужчину, лениво прислонившегося к двери.

Он почти совсем не изменился за те двадцать девять лет, что прошли с момента их последней встречи, когда ему было только тридцать пять. Та же загорелая кожа, те же темные коротко стриженные волосы, те же властные глаза оттенка намокшего под дождем асфальта. Но он казался сильнее, чем раньше, он словно бы вырос, чувство было такое, словно он занимал больше места, стал значимее, сильнее, авторитетнее. На нем был дорогой синий костюм, явно пошитый на заказ, - пиджак с одной стороны слегка оттопыривался, явно скрывая что-то во внутреннем кармане, - а белую рубашку и черные остроконечные ботинки Кризанта сочла слишком уж чистыми.

Девушка ощутила, как магия Солнца заклокотала в ней будто котел над жарким огнем.

Противники встретились лицом к лицу.

- Здравствуй, Грегори Мэтт Стоут.

Паук широко улыбнулся. Так как бы улыбался хищник, загнавший свою долгожданную добычу в угол.

- Здравствуй, Рапунцель.

*

- Судя по всему, воздействие на мисс Хилл прекратилось, – врач бросил взгляд на девушку, которая, сидя в кресле, большими глотками пила предоставленную ей воду. – Яд, обнаруженный нами в крови других агентов после прошлого нападения, находится в состоянии распада и уже не влияет на ее сознание. Что касается гипноза, то с ним та же картина. Я не берусь утверждать, что конкретно вытолкнуло мисс Хилл из состояния «марионетки», но похоже, что это была резкая эмоциональная… Как бы поточнее выразиться? Ну, в общих чертах - «атака». Норадреналин [1], адреналин, кортиколиберин [2] - все эти гормоны буквально ударили ей в мозг и вернули ей контроль над своим разумом.

- Спасибо, – Фьюри жестом отпустил доктора и приблизился к Хилл. – Как себя чувствуете?

- Лучше, чем было, спасибо, сэр, – она чуть вымученно улыбнулась, поправляя резинку, затягивавшую волосы в хвост. – Господи, это был просто ужас какой-то…

- Неужели? – Клинт, по-видимому, еще не до конца поверил в то, что сотрудница Щ.И.Т.а снова была в здравом уме и твердой памяти. Ответом ему был обжигающе холодный взгляд.

- Клинт Бартон, вы не знаете, каково это, – Мария Хилл смотрела на него, не моргая. – Как будто вас заменяют чем-то темным, страшным, бесчеловечным, а вы ничего не можете с этим поделать и вынуждены бессильно наблюдать, – Клинт внимательно посмотрел на Марию, которая говорила тихо и ровно, посмотрел ей прямо в глаза, в которых ясно прорисовывалась вина и мука, и смягчился. Кто ж знал, что ему тоже придется пережить подобное [3]?

- Вы помните что-нибудь? – директор присел на стул рядом, в то время как остальные собравшиеся стояли кто где: Наташа Романофф, скрестив руки на груди, молча следила за разговором; Тони Старк деловито подпирал стенку; Фил Колсон строчил что-то на листе бумаги; а Клинт Бартон стоял слева от Марии Хилл, пристально наблюдая за каждой эмоцией на ее лице и впитывая каждое слово.

- Немногое, сэр. Меня схватили вместе с Майком, нашим техником, когда мы собирались возвращаться на авианосец. Они были на… на фургоне без номеров, он преградил нам дорогу, как только мы вышли из дома. Майка вырубили первым, я же успела сломать одному из нападавших руку до того, как и меня… Потом провал… Мы… – Мария нервничала, воскрешая воспоминания. – Мы были в том месте… И остальные там были… Мы стояли в ряд. Нас никто не держал, но мы не могли пошевелиться, и я тоже - тело не слушалось. Нас будто парализовало страхом… Нет, даже ужасом. Нам оставалось только смотреть. Я не видела там много людей, кажется, их штат отнюдь не многочислен.

Ее голос дрожал, Мария Хилл испытывала нешуточную тревогу и волнение по поводу произошедшего.

- Он пришел вскоре после того, как я очнулась. Мы с Майком были последними. Он… он был похож на Грегори Стоута, у него было то же лицо, но он был совсем другим. Его глаза… они… светились, светились как фонарики, синие фонарики. И он… он не ступал по полу, он вышагивал на… – Мария заикнулась и, приподняв руки, задвигала пальцами, изображая движение, – на таких… как будто паучьих лапах. Он нас оглядел, как товар на рынке, и он был доволен. А после он… он что-то начал делать, мне было плохо видно, но очередь и до меня дошла, и тогда он… – Хилл положила ладонь на шею. – Зубы впились вот сюда, в сонную артерию, и… и все. Дальше я собой не управляла.

- Вы помните, где находились? Что-то, что могло бы нам помочь найти мисс Литтл? – Фьюри чуть подался вперед.

- Нет. Все в тумане… – Мария опустила голову и вдруг вскинулась. – Нет, погодите. Когда я уже под гипнозом отправилась сюда, они подогнали мою машину, и я была… Джерси-Сити! После похищения нас привезли в Джерси-Сити, и оттуда я и уезжала. Промышленный район, там разные постройки, через одну из них вел ход в… в подземный комплекс.

- Подземный комплекс? – глаза у Тони Старка засияли нездоровым блеском в предвкушении новой авантюры.

- Даже базу, – добавила Хилл. – Коридоры, этажи, лестницы, лифты… Это как будто небольшой городок.

- Небольшой городок под Джерси-Сити. Хорошо он устроился, – хмыкнул Фьюри. – А где конкретно был тот вход?

*

- В здании завода компании ALCOA Inc [4]. Джарвис параллельно с вашими технарями прошерстил снимки со спутника за последние дни и выяснил, что тот передает неправильное изображение. Он взломал код, искажающий фото, и нашел ваш фургон, а так же свидетельства того, что Мария Хилл была именно там с вероятностью восемьдесят девять процентов. В пользу нашей догадки так же играет тот факт, что потребителями их промышленности являются подставные несуществующие авиационные, электротехнические и автомобильные шарашкины конторы. За инфу опять же мерси моему дворецкому. Как же я его люблю! – Тони Старк снял беспроводную гарнитуру и с торжеством повернулся к «аудитории». – И по этому поводу, дамы и господа, у меня есть только один комментарий… Завоняло надеждой!

- Ты что-то слишком завелся, Старк, – Наташа бросила взгляд на Клинта, который сосредоточенно изучал кадры, словно бы пытаясь выцепить на них знакомый силуэт. – Ты же не думаешь туда вломиться?

- Ты права. Я не думаю. Я собираюсь.

- Да, не думать - это так на тебя похоже. Ты хоть знаешь, что нам для такой операции понадобится?

- Конечно, знаю. Палата ума, предбанник терпения и коридор выдержки.

- Прозвучало как названия испытаний в каком-нибудь квесте, – вставил свои пять копеек Фил Колсон, входя в командный центр с отчетом в руках. – Согласно предварительному анализу, под заводом действительно находится подземная база, но она не такая уж и большая, основную проблему скорее составляет круглый лабиринт из систем широких воздуховодных шахт и туннелей, опоясывающих главный комплекс. Это воистину паутина. Мы нашли только ранние планы, начерченные еще до начала строительства, так что данные устарели. Сэр, – обратился он к Фьюри, – если я правильно понял, вы хотите дать согласие на проведение операции. Но я обязан предупредить: если мы отправим туда людей, то они пойдут без четкого представления о том, с чем они столкнутся. Мы не сможем предоставить им полного описания того, что там есть сейчас. Мы не можем гарантировать, что они не натолкнутся на многочисленное сопротивление - у нас нет такой информации, а рассказ Марии Хилл вероятнее всего не охватывает всю картину целиком, пускай ей, пока она была в невменяемом состоянии на той базе, и стало известно, что там не пользуются камерами наблюдения. Им придется действовать вслепую.

- Значит, будем импровизировать, – заключил Клинт, отходя от монитора компьютера.

- Минутку, ты с нами собрался? – Наташа повернулась к напарнику. – Это что, плохой анекдот?

- Агент Бартон, я настоятельно не рекомендую вам… – начал директор, но Клинт оборвал его:

- Сэр, вы уже пытались отговорить меня вставать с постели, и у вас не получилось. На данный момент ваши шансы убедить меня не отправляться на базу не намного возросли, – Фьюри чуть запрокинул подбородок, а на лицах Старка и Романофф мелькнули улыбки. Было абсолютно ясно, что если уж такой лаконичный и послушный подчиненный вздумал противиться указаниям начальства, то его точно никто и ничто не остановит. И Фьюри тоже это понимал.

- В таком случае, агент Бартон, мне остается только дать вам, агенту Романофф и мистеру Старку инструкции по дальнейшим действиям. Если быть конкретным - инструкций и разработанного плана нет. Меня не волнует, как именно вы добьетесь целей, но их у вас две: во-первых, вытащите оттуда мисс Литтл, и чем скорее вам это удастся, тем лучше. Во-вторых, нам поступила директива сделать так, чтобы мир никогда больше не услышал о Грегори Стоуте. И да, это приказ об уничтожении.

[1] Норадреналин – гормон агрессии и злости.

[2] Кортиколиберин – гормон страха.

[3] Ну да-да, это откровенный намек на «Мстителей».

[4] ALCOA Inc. – реально существующая американская металлургическая компания, третий в мире по величине производитель алюминия.

========== Глава 20, в которой Паук предстает во всей своей красе. ==========

Примечание автора для тех, кто это все еще читает: Да-а-а, я давно не появлялась, но надеюсь, за этой историей кто-то еще пока следит. :)

*

ГрегориСтоут улыбался, улыбался довольно, сыто, он улыбался как победитель, обретший заветный трофей, всем своим естеством выражая превосходство и высокомерие, его серые глаза блестели, и, невзирая на всю ту фальшь, которая, как маска, облепила его лицо, взгляд бывшего агента прошибал до самого сердца. Он был голодным, жадным, яростным, безумным.

Кризанте стало не по себе. Мягко говоря. После Готель никто не вызывал у нее такого глубокого отвращения и такой искренней дрожи. То пристальное внимание, с которым этот человек рассматривал ее, внимание, больше подходящее для диковинной вещицы на витрине музея, пробуждало настойчивое желание удрать на другой край света, спрятаться, укрыться так хорошо, как это только было возможно, и больше никогда о нем не слышать и не вспоминать. Это была едва ли не паническая атака, Кризанта почувствовала, как забилось сердце, как всполошилась магия, потревоженная столь явственной и серьезной угрозой.

Грегори Стоут, заметив перемены в пленнице, улыбнулся еще шире.

- Знаешь, Рапунцель, у тебя очень красивое личико. Ему тысяча лет в обед, а сносу нет.

- Это что, комплимент? – поморщилась девушка. – Если да, то тебе не удалось меня впечатлить.

- Правда? – огорчился Стоут, но тут же отмахнулся. – Да и черт с ним, не особо старался. Я всего лишь подчеркнул тот факт, что за свою довольно-таки длительную жизнь ты ни капли не изменилась и не постарела. Я никогда больше не забуду, как увидел тебя впервые после недель поисков, там, на площади Кампо де Фиори. Ты была в белом летнем платье, и тебя совсем не волновал солнцепек, – глаза мужчины чуть засветились, когда он вспоминал это. – Ты, казалось бы, ничего не замечала, была погружена в себя, и я следил за тобой, выясняя о тебе все, что мог.

Кризанта передернулась. Она тоже не забыла, как впервые поняла, что за ней беспардонно шпионили, наблюдая за каждым ее шагом, ни на секунду не упуская из виду.

Тогда-то и прозвенел тревожный звоночек. Человечество шагало вперед семимильными шагами, и скрываться с легкостью, которая давалась в старину, было уже не так просто. Информационный мир, наполненный техникой, оставлял все меньше простора для маневров и подсовывал все больше «возможностей» какой-нибудь сенсации быть пойманной. А существование кого-то вроде Кризанты определенно являлось такой вот сенсацией. Удивительно еще, что на нее не обратили внимания раньше.

- Я тогда был молод, – Стоут усмехнулся, – тридцать пять лет - еще не возраст. Я был безнадежным оптимистом, решил, что смогу до тебя добраться. И мне это почти удалось. Тебя заманили в ловушку в месте, где тебе бы не пришли на помощь. Я так надеялся, что после твоей поимки смогу тебя изучить. Я ждал в своей квартире, когда мне в голову словно воткнули раскаленный прут, – голос Грегори из мечтательно-мягкого превратился в обвиняюще-холодный, в нем зазвучала злость. – Я даже пошевелиться не мог, стоял как вкопанный и осознавал, что твой образ стирается, исчезает, становясь ничем. Сейчас-то все по-другому. Сейчас я тебя помню. Сейчас я тебя вижу. И мои способности помогут мне удержать тебя вне зависимости от твоих желаний. Я слишком долго тебя искал, чтобы опять взять и отпустить.

Пока он говорил, Кризанта успела подняться и, стоя посередине комнаты, пыталась совладать с волнами страха, который отдавался дрожью в коленях и смятением в сознании. Те люди в Кардифе были сильны, марионетки Паука были сильны. Того, что они умели, хватало на то, чтобы сражаться с ней на равных и даже превосходить ее. Сам же Паук был сильнее их всех вместе взятых, и он был сильнее ее, сильнее ее волшебства.

Его мощь давила на нее, сминала, явственно намекая на то, что она с ним не справится. Не в одиночку, это уж точно. Готель Кризанта одолела потому, что рядом с ней были ее друзья, был Юджин, Паскаль, Максимус и разбойники. Теперь же такой «группы поддержки» у нее не было, а единственного претендента на эту роль, выбранного самой Кризантой, которая поступилась принципами, руководствовавшимися веками, Грегори Стоут убил, взорвав его дом.

Вспомнив это, Кризанта закусила губу, едва сдерживая ярость.

- Ты позволил своим людям умереть, ты позволил им остаться в здании, когда…

- Ну и что? – перебил ее Стоут. – Велика важность. Они всего лишь расходный материал. Кто был поумнее, успел смыться пораньше. Цель оправдывает средства.

- Но ради нее нельзя идти по головам, какой бы эта цель не была. Это Пиррова победа [1].

- Вовсе нет. Ну, потерял я парочку подчиненных, и что такого? Так или иначе, я заполучил тебя, а это все, что меня интересовало.

- Кажется, ты забыл подсчитать потери другой стороны, – произнесла Кризанта дрожащим от гнева тоном.

- Разве? – удивился Стоут. – Я вот так не думаю. Штат Щ.И.Т.а остался прежним… – он осекся, и на его лице мелькнуло понимание. – О, ну конечно. Другая сторона - это ты. Ну, знаешь, как говорят: «Ни в одной войне не обходится без жертв».

- Заткнись! – рявкнула девушка, вмиг принимая воинственную позу. Тусклые в свете электрических ламп волосы вспыхнули, вокруг сжатых кулаков запульсировал золотой дым. Грегори Стоут, наблюдая за этим зрелищем, зааплодировал.

- Милая моя, да ты просто чудо! Ты хоть раз видела себя со стороны в такие моменты? Потрясающая картина, скажу я тебе. Я восхищен, – устремившиеся к Стоуту с враждебным жужжанием ярко-желтые ленты не достигли цели. Сбившись в кучку в метре от Паука на уровне его груди, они растворились, поглощенные ядовито-синим маревом. – Как невежливо. Рапунцель, ты что, совсем забыла правила хорошего тона? – мужчина блеснул льдисто-сапфировыми глазами, и его соперница рухнула на пол, задыхаясь от боли, которая явно превосходила ту, что она испытывала при предыдущих стычках.

Грегори Стоут смахнул с рукава несуществующую пылинку и, приблизившись к корчившейся на коленях Кризанте, стал медленно обходить ее по кругу.

- А я ведь копался у тебя в мозгу, когда тебя привезли сюда. Было занимательно. Столько воспоминаний о местах, где ты побывала; о людях, которых встречала; о чувствах, которые испытала. Да, это определенно было занимательно. Тебе так повезло, повезло не быть заключенной в рамки времени, которое нас всех стирает в пыль, а ты убиваешься из-за того, что с тобой этого не происходит.

- «Никто из нас еще не родился бессмертным, и, если бы это с кем-нибудь случилось, он не был бы счастлив, как это кажется многим [2]», – прошипела сквозь зубы Кризанта, сжимая ладонями виски, раскалывавшиеся от отбивавших чечетку отбойных молотков.

- Древнегреческая философия - это не твое, тебе бы поменьше думать и побольше слушать. Но у меня еще будет возможность как следует вбить в тебя это правило, – ухмыльнулся Паук. – Как я уже сказал, я перерыл всю твою жизнь за пару часов, и, разумеется, я так же узнал, что ты уже сделала свой выбор, наступив на те же грабли еще раз. Поэтому то, как ты вела себя во сне - наверняка, тебя это сейчас тоже волнует, - было результатом моего влияния. Я так надеялся, что ты поверишь в мою иллюзию - специально для тебя старался, между прочим, - что ты останешься в прекрасной радужной сказке, предпочтя ее такой несправедливой жестокой реальности, где у тебя нет никого и ничего. Но ты не захотела, – вдруг прорычал Стоут и, схватив Кризанту за волосы, резко отдернул ее голову назад. – Ты воспротивилась, и из-за этого бунта тебя буквально вышвырнуло из сна, как пробку из бутылки. В чем же я прокололся, а? – он оттолкнул ее от себя, позволив упасть на выставленные вперед руки.

Отдышавшись, Кризанта подняла взгляд, и ее губы дернулись в усмешке.

- «Цветочек». Юджин называл меня по-разному, но «цветочком» - никогда. Он бы ни за что меня так не назвал. Только Готель говорила так. Он это знал. А ты это упустил.

Если Грегори Стоут и огорчился своей неудаче, то лишь чуть-чуть. Развернувшись на пятках, он подтащил к себе стул, уселся в него, закинув ногу на ногу, и долго смотрел сквозь девушку, о чем-то раздумывая.

- Я никогда прежде не встречал кого-то, хоть каплю похожего на тебя, – проговорил он как-то отстраненно. – Кого-то настолько сложного и настолько прекрасного, что его невозможно просто так взять и уничтожить. По крайней мере, без полного исследования, – Стоут моргнул и обратил свое внимание на Кризанту. – Но ты исчезла, пропала, будто тебя и вовсе не было. И ты свела меня с ума, потому что как бы я ни старался, я не мог тебя вспомнить. А потом появился L’ordre des Araignées Aux yeux bleus [3].

Кризанта нахмурилась, осмысливая значение слов языка, в родной стране которого она уже давно не бывала.

- Орден Синеглазых Пауков?

Мужчина усмехнулся.

- Верно. Но это прозвище дал им я, переиначив его на свой лад. Так звучит лучше, мелодичнее. Я нашел их, пока пытался разыскать тебя после того, как меня отстранили от работы, отослали как какого-то сумасшедшего, – Грегори бросил это с презрением, едва ли не выплюнул. – Вернее, я не находил их. Они нашли меня. Странные люди в черных плащах с большими капюшонами. Я поздно вернулся домой, усталый и разочарованный, а они ждали меня в моей квартире, незнакомцы, которых я в жизни не встречал. Они были одеты как обычные ньюйоркцы, только их накидки смотрелись архаично. Они сидели в гостиной так спокойно, будто были у себя дома. Я был безоружен, а пистолет лежал в сейфе в спальне. Я думал, они меня убьют. Но вместо этого они в один голос произнесли одно единственное слово… – он выдержал паузу и прошептал: – Рапунцель.

На некоторое время вновь наступила тишина, потом Стоут расстегнул пиджак и, педантично оправив воротник безупречной рубашки, продолжил.

- Мы беседовали долго и обстоятельно. Они называли себя Семеркой и рассказали мне многое, очень многое: о тебе, о твоей силе и своей силе тоже. А самое главное - они рассказали мне о моей силе, о том, что могу я, если, цитирую: «позволю им разбудить способности, скрытые в моей крови». По их словам я был прямым потомком основателя Ордена, и мои умения были бы мощнее, чем у всех остальных. Я согласился, конечно же. Сама понимаешь, упустить возможность тебя найти я не мог. А Семерка убедила меня, что я смогу найти тебя. А с тобой я добился бы многого.

- Ты бы поосторожней был со своими желаниями, а то они ведь и исполниться могут.

- Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.

- К тебе это не относится.

- Готов поспорить. Так или иначе, первым делом стал вопрос о том, что помогло бы убрать меня из-под пристального внимания Щ.И.Т.а. Ответ был прост: моя гибель. Поэтому 13 марта 2001 года в отеле в Вальпараисо, где я остановился, произошла «случайная» утечка газа. «Мое» тело обнаружили вместе с другими жертвами, подделать результаты зубной карты не составило труда, а труп человека, подходящего под мою комплекцию, был любезно предоставлен для успеха операции. После этого я поступил в полное распоряжение Ордена. Не знаю, что конкретно они тогда сделали - меня погрузили в сон - может, начертили магические руны или спели веселую песенку и станцевали с бубном, но в любом случае когда я очнулся, я уже не был прежним. Светящиеся глаза еще не все, что я умею, ты сама увидишь, но позже. В общем, благодаря им я стал кое-чем большим, чем просто обычный человек, а как следствие дальнейшая помощь Семерки мне была не нужна. Угадай с одного раза, что с ними стало?

Кризанта передернулась.

- Да, все верно. Я их убил. О, и кстати, возвращаясь к делам давно минувших дней… Надеюсь, ты не думала, что Матушка Готель, выкравшая и воспитавшая тебя, сама случайно нашла чудодейственный Солнечный цветок, – Грегори Стоут сцепил пальцы в замок. – Она была всего-навсего старухой, жалкой, одинокой, брошенной всеми, уже пережившей расцвет своей жизни и доживающей ее закат. До нее никому не было никакого дела, и не существовало на свете ничего, что бы она жаждала так же сильно, как новую молодость. И Орден дал ей эту возможность… чтобы узнать, что умеет этот Солнечный цветок. Он, конечно, не был первым, но раньше о его, так скажем, способностях никто и не догадывался, да и к тому же протягивали они на земле не слишком-то долго. Теперь же, при содействии Готель, у Ордена появился превосходный шанс выяснить как можно больше.

Стоут повел плечами.

- Готель, сама того не подозревая, взращивала для нас прекрасный богатый урожай, плоды которого можно было собирать очень долго. Но ни в ее, ни в наши планы не входили твое упорство, стремление выбраться из башни и последующее появление твоего «принца» на белом коне. Затея встала под угрозу, когда ты сбежала, она расшаталась, когда ты открыла свою силу тому разбойнику, и она окончательно рухнула, когда твои волосы были обрезаны. Представляешь, какая это была трагедия для Ордена? Столько трудов, и вдруг все безвозвратно пошло псу под хвост. Безвозвратно… Так думали поначалу. Последователи Ордена, следившие за тобой, обнаружили в тебе изменения, и им стало ясно, что твоя сила отнюдь не исчезла навсегда. А когда позднее у тебя посветлели и отрасли заново волосы, наблюдение за тобой возобновилось.

Грегори Стоут неторопливо рассказывал, а Кризанта слушала его, со все возрастающим ужасом осознавая, что вся ее жизнь была чертовым проектом, длившимся столетиями.

- Ты знаешь, что такое криптекс? – неожиданно спросил он.

- Та штуковина из книги «Код да Винчи»? – недоуменно отозвалась девушка, удивившись внезапной перемене темы.

- Да, – кивнул Стоут. – Он был воссоздан по чертежам Леонардо да Винчи, но никто не знает, что криптекс существовал задолго до него. Криптекс создал основатель Ордена, мой предок, – Грегори достал из внутреннего кармана пиджака цилиндр, состоящий из вращающихся дисков с буквами на них. – Внутри этой милой игрушки я обнаружил письмо, в котором велась речь… о тебе. Точнее, не совсем о тебе, а о «Хранительнице Солнечной силы», коей ты, разумеется, и являешься. Хочешь знать, что было в этом письме?

- Ты же все равно разболтаешь, так зачем время тянешь? – это было сказано не особо дружелюбным тоном – голова у Кризанты раскалывалась от эха еще не до конца прошедшей боли, и она была не в духе.

- Я же вежливый джентльмен, должен был поинтересоваться по правилам этикета, – вкрадчиво отозвался Паук. – Итак, в этом послании было написано, что у тебя есть Дар, который ты можешь передать, лишь зная о том, что он вообще есть; и что ты можешь поделиться своей силой, как бы разделив ее пополам и таким образом установив баланс в своих способностях. Мы с тобой оба знаем, что ты плохо себя чувствуешь после того, как пытаешься напасть на кого-то, а не исцелить. Так вот это перестанет тебя беспокоить, как только ты позволишь магии внутри тебя течь в ком-то еще. Человек, с которым ты свяжешь себя, получит от тебя возможность не стареть, однако от этого дара можно будет в любой момент отказаться. Когда надоест, к примеру. В первом случае ты и твой избранник, став двумя половинками одного целого, соединитесь твоим волшебством, которое будет держать вас вместе, «пока смерть не разлучит вас», как бы банально это ни звучало. А вот если твое предложение впоследствии отклонить, то ты снова потеряешь равновесие, чтобы опять его найти. Вся идея в вечном поиске. Братья Гримм дали тебе самое правильное… определение. Ты - воистину Искательница Рая, своего Рая.

Грегори Стоут замолчал, позволяя Кризанте впитать новую информацию, но та не стала надолго впадать в ступор.

- Какая чудесная история. Спасибо, что все прояснил, – она хрипло засмеялась. – Теперь мне, по крайней мере, больше не нужно блуждать в потемках. Но ты забыл открыть мне вот еще какую тайну: какая тебе от всего этого польза?

- Ты так и не догадалась?

Кризанта пожала плечами. Она была опустошена открывшейся ей истиной, измучена воздействием телепатических атак и казнила себя за то, что подставила под удар Клинта Бартона. Все это вместе составляло плохое сочетание.

Стоут внезапно бросился вперед. Кризанта не успела даже понять, что случилось. В следующую секунду она обнаружила себя впечатанной в стену с такой силой, что на ней образовалась вмятина, а подняв взгляд, столкнулась с гипнотическим сиянием фасетчатых синих глаз.

За спиной Грегори Стоута, порвав дорогую ткань пиджака, вырвались на свободу шесть паучьих ног, покрытых слоями прочнейшего хитина и с заостренными концами, больше напоминающими шипы. На четыре из этих лап Стоут опирался, зависнув в воздухе, оставшиеся две пробили пригвожденные все к той же стене запястья девушки, насквозь прошив ткани и раздробив кости. Горячая кровь, хлынувшая из рассеченных вен, стекала к локтям, обагряя кожу, и лилась тонкими струйками вниз.

- Милая-милая Рапунцель… – Стоут, наклоняя голову то вправо, то влево, говорил гладким голосом, который раздваивался на низкие и высокие частоты, неприятно вибрируя в воздухе и вызывая диссонанс. – Забавно, ты сейчас прямо как бедная бабочка, попавшая в паутину. Моя бабочка. Бессмертная бабочка. Ты чертова Панацея [4], которую все так долго ищут, Философский камень, Святой Грааль… Мой путь к тебе был долог и тернист, но я всегда добиваюсь того, чего захочу. И моя цель - это ты. Я не дурак и понимал, что рано или поздно ты догадаешься о том, что может сделать твоя магия, догадаешься о Даре, а передача его Клинту Бартону была лишь вопросом времени. Этого я допустить не мог. Я избавил тебя от выбора, очистив себе дорогу к сокровищу. Ты не станешь делиться со мной Даром по доброй воле, ты слишком сильно меня ненавидишь, но заставить тебя это сделать я смогу без труда, – Паук зашипел, довольно скалясь, наблюдая отвращение и страх на лице Кризанты. – Агония, которую ты испытала во время нашего разговора, это цветочки, я даже не напрягался особо, так что ты можешь представить, каково тебе будет, когда я начну развлекаться по полной программе. Сколько ты сможешь выдержать? Неделю? День? Час? Я могу не дать твоей магии «лечить» тебя, я могу ее заблокировать или заставить действовать против тебя же, разрывать тебя изнури. Я тебя сломаю, уничтожу всю твою волю и самообладание и получу то, «что так желанно мне».

Стоут рывком отстранился, и Кризанта сползла по стенке и дрожащими пальцами попыталась зажать раны, следя, как золотистый дымок медленно – слишком медленно – излечивает ее.

- Так что, моя милая, вот тебе перспектива на твое будущее. Прелестная картина, не правда ли?

В этот момент в комнату вбежал взмыленный человек в черном костюме.

- Сэр, – задыхаясь, обратился он к Грегори Стоуту, – у нас проблема.

Паук недовольно закатил глаза, и гонец, принесший плохие вести, с коротким стоном повалился замертво.

- Некомпетентность убивает. Что ж, пойдем взглянем, что это за проблема, – он грубо схватил Кризанту за руку, дернул ее на себя, отрывая девушку от пола, и потащил за собой к выходу, за которым оказался большой круглый зал, почему-то похожий на центр паутины – возможно, из-за того, что от него уходила в разные стороны куча проходов. Потолка не было, и потому были хорошо видны многочисленные ярусы, упиравшиеся в монолитный купол, и длинные колонны толстых столбов, пронизывавших этажи.

«Воистину паутина! А мы в самом ее сердце…» – мелькнуло в мыслях у Кризанты, и она затормозила, задрав голову вверх. И тут же об этом пожалела, потому что Стоут резко вывернул ей запястье, едва его не сломав. Короткий крик вырвался непроизвольно, и почти сразу после этого одна из дверей распахнулась, и оттуда выскочил человек, которого до сего момента и Кризанта, и Паук считали мертвым.

- Господи, ты жив… – выдохнула первая.

- Черт, ты почему не сдох? – рявкнул второй.

[1] Пиррова победа – победа, доставшаяся слишком дорогой ценой; победа, равносильная поражению.

[2] «Никто из нас еще не родился бессмертным, и, если бы это с кем-нибудь случилось, он не был бы счастлив, как это кажется многим», – афоризм Платона.

[3] Автор пока, к сожалению, не знает французский и пользовалась гуглом, так что если кто знает, как написать «Орден Синеглазых Пауков» правильно, то скажите. Если же ошибки нет, то не говорите. :)

[4] Панацея – мифологическое универсальное средство от всех болезней, ее поиском занимались алхимики.

========== Глава 21, в которой Клинт Бартон, Наташа Романофф и Тони Старк штурмуют Паутину. ==========

Порой, когда человек добивается какой-то цели, к которой стремился очень долгое время, он теряет бдительность, становится невнимательным. Чувство эйфории от столь желанной победы растекается медом в крови, опьяняя, заставляет расслабиться, сменяя привычные мысли воодушевляющей легкостью. Чуткость и настороженность отходят на второй план, и человек сосредотачивается лишь на одном – на своем трофее – и забывает о внимательности. Ему хочется наслаждаться собственным превосходством над противником, и он не ждет подвоха.

Фьюри не говорил этого вслух, но и Романофф, и Бартон, и даже Старк понимали, что именно на эту брешь в броне Паука директор и рассчитывал, отправляя их в Паутину. Грегори Стоут добрался до Кризанты, поймал ее, а это значило, что сейчас он будет купаться в лучах своей победы и на время забудет о тех свинках, которых так любит подкладывать под ноги господин Случай.

*

До места их подбросил вертолет. Одетые в свои боевые костюмы, Черная Вдова и Соколиный Глаз дожидались момента, когда их пилот приземлится, пока Старк летал где-то неподалеку, осматривая местность на предмет наличия там неприятных соседей. Однако никаких людей в глухих костюмах, похожих на тех, кого описал Клинт, не наблюдалось, что и радовало, и настораживало одновременно. Мария Хилл говорила, что вроде бы не отправляла Пауку никаких сообщений, намекавших на то, что владелец дома №1168 на Бульваре имени Линкольна выжил, но ее воспоминания были отрывочными и неполными.

- Пока что все чисто, – голос Старка зазвучал в наушнике, когда вертолет подлетал к месту, более-менее годившемуся на роль импровизированной посадочной площадки, не так далеко от завода, и Наташа машинально прижала гарнитуру поплотнее к уху, чтобы лучше все расслышать. Клинт, к тому моменту закончивший проверять свой лук, сунул руку в карман куртки, накинутой поверх обычного костюма, в котором он выходил на задания, и нащупал холодный металл тонкой цепочки и гладкий круглый ободок, нанизанный на нее.

Выстрел Хилл, направленный в шею Кризанте, лишил девушку важного – в этом Клинт не сомневался – атрибута ее прошлой жизни. Призраки призраками, но обручальное кольцо – вещь неприкосновенная, и она должна быть возвращена владельцу. Это память о важном событии, и ее нужно беречь.

- Я ни на кого подозрительного пока не наткнулся, – продолжал Старк, – но это из людей. Надеюсь, ваш многоуважаемый Стоут выбрал себе прозвище только за красивые глазки, потому что если этот парень с насекомыми заодно - фу, гадость какая! - то я не удержусь и в срочном порядке вызову немедленную дезинфекцию, и вам придется искать респираторы.

*

Соваться через главный ход никто не предлагал. Пускай следов приспешников Паука в окрестностях и не было, но глупо было бы решить, что главный вход, который располагался в здании промышленного предприятия, никем не охраняется. Вот поэтому Джарвис, который разбирал по кусочкам систему устройства Паутины и параллельно с этим оживленно докладывал о продвижениях Старку, указал на одну из вентиляционных шахт, расположенных не так далеко от завода.

Действовали быстро, но осмотрительно и осторожно, без шуму и пыли добрались до одного из многочисленных «черных ходов» и начали спуск. Романофф, закрепив магнитную «кошку» на тросе длиной в тридцать метров, была первой. Съезжая по канату по вертикальной трубе, которая была достаточно просторной, что поперек нее можно было даже вытянуться в полный рост, Наташа зорко посматривала по сторонам, но закрепленный на поясе приборчик, подающий сигналы при обнаружении жучков или камер, оставался нем, и спуск продолжался.

Дно было достигнуто на двадцать пятом метре. Дальнейший путь преграждала железная решетка, под которой виднелся тоннель, судя по всему, оснащенный электрическими лампами. Потоптавшись по переплетенным прутьям, Наташа поняла, что стоит вовсе не на решетке, как ей показалось вначале из-за темноты, а на тонкой упругой сетке. Опустившись на корточки и посветив портативным фонариком, она окончательно убедилась в том, чтобы была права.

Подтянувшись вверх и перевернувшись так, чтобы висеть боком, Романофф сняла с браслета на левой руке несколько гранул и, надломив их, разложила по нескольким креплениям. Шипя как клубок змей, смесь концентрированных кислот – за эффективность этого состава техники Щ.И.Т.а получили премию (потому как обычная кислота так быстро не действовала) – быстро разъела металл. Аккуратно отогнув сетку и закрепив ее клеем из капсул, спрятанных на поясе, Наташа крутанулась на тросе, оказавшись вниз головой, и чутко прислушалась.

Далекий шум каких-то генераторов, разносимых по всей Паутине, был единственным, что ей удалось различить. Ни шагов, ни звуков переговоров. Соскользнув пониже, она выглянула из краев воздуховодного колодца. Никого не увидев, Романофф мягко опустилась на пол и, подняв руку, обхватила ладонью трос и потрясла его, подавая знак мужчинам, ждавшим наверху.

*

Им все же пришлось разделиться.

По плану, спонтанно разработанному по дороге, было решено сперва озаботиться проблемой о возвращении после окончания задания. Вентиляционные проемы это, конечно, хорошо, но по ним нужно либо карабкаться по веревке, либо лететь. В первом случае времени на то, чтобы выпустить трос, могло элементарно не хватить, а во втором – нужно было обладать крыльями. Или костюмом Старка, который был доступен в единственном экземпляре.

Поэтому затею с вентиляцией оставили для гения-миллиардера, который, впрочем, раскопал в какой-то старой базе схему лифтов Паутины, один из которых выходил на поверхность не так далеко от того места, откуда они проникли. Загвоздка была в том, что этот лифт не работал по умолчанию: его нужно было запустить, используя один из терминалов совсем рядом с основным комплексом.

Старк предлагал действовать следующим образом: он, патрулируя «сеть», должен был вывести Романофф к тому самому терминалу и заодно незаметно увлечь приспешников Паука подальше, а Клинту предстояло отыскать Кризанту. Наташа, по-прежнему не одобрявшая стремление напарника ввязываться в наиболее рискованную часть предприятия (которая велась буквально наобум, потому как им было неизвестно, где держат девушку), сначала не хотела его отпускать, порываясь сама пойти за Кризантой, но Клинт бросил короткое «Нет», и Романофф пришлось прекратить спор.

Проверив напоследок наушники, которым в скором времени предстояло стать единственными связующими звеньями между членами команды, трое людей разошлись.

*

- Ты нашла панель, о которой я тебе говорил?

К терминалу можно было добраться двумя способами: через вереницу коридоров или на подъемнике, представлявшем собой железную клетку. Выбрав второй вариант, Наташа пробралась в лифтерную шахту и направила кабину на нужный уровень, проникнув в нее через крышу. Этаж, куда она попала, образовывал очередное кольцо, и его с дозором обходили двое охранников с ружьями наперевес, шедших друг за другом. Дождавшись пока они покинут зону видимости, Романофф соскользнула с кабины и бесшумно устремилась за ними.

Ей пришлось прокрасться мимо четырех широких проемов, устремлявшихся к центру Паутины, которые грозили нежелательными столкновениями с другими людьми Паука – но, к счастью, все обошлось – прежде чем она добралась до нужного места. Из слов «мозга их веселой компании», как называл себя Старк, следовало, что терминал находился не на всеобщем обозрении, а был вмурован в стену за выдвижной панелью, но пока что Наташа ничего примечательного не заметила.

- Ты нашла панель, о которой я тебе говорил? – повторил свой вопрос «мозг», не получив ответа.

- Нет, – отозвалась Романофф, скользя ладонями по шершавой поверхности перед собой.

- Значит, плохо ищешь.

- Я эту стену уже обнюхала и чуть ли не облизала, нет тут никакой панели! Если у тебя есть запасной план, лучше выдай его побыстрее; через полторы минуты мне надо будет срочно сматываться, чтобы меня не засекли.

- Так, слушай меня…

- Я тебе слушаю, но панели все равно не вижу! О, нет, кажется, вот она. Да, точно, – неприметная плитка отъехала в сторону, открывая нишу и электрический щиток в ней с кучей проводов, помеченных буквами и цифрами, и рубильниками, под которыми горели маленькие лампочки. – Так, что дальше?

- Найди кабель «А-372», – сообщил голос в наушнике, – он должен идти к микросхеме «G» с тем же номером. Он воткнут?

- Теперь - да, – кивнула сама себе Наташа.

- Отлично. Тебе нужен рубильник «JKH-816». Включай его. Должна загореться лампочка с той же подписью.

Отрапортовать об удачно законченном этапе Романофф не успела. Из-за угла показались охранники, видимо, ускорившие шаг и потому появившиеся раньше, чем планировала Черная Вдова. Отскочив к противоположной стене и таким образом ускользнув от пущенных в ее адрес пуль, она выхватила пистолет и выстрелила два раза. Один из людей рухнул на пол, но второй, успевший дернуться в сторону, сжимая плечо, дал деру.

Наташа чертыхнулась и кинулась в противоположном направлении, где, если верить пожарному плану эвакуации, была служебная лестница. Преодолев с десяток пролетов, Романофф услышала наверху топот ног и вылетела в первую попавшуюся дверь. По инерции сделав пару шагов, она встала как вкопанная, но через несколько секунд уже подняла пистолет.

В большом зале, где она очутилась, уже стояло трое: Грегори Стоут, Кризанта и Клинт Бартон.

*

После взрыва Клинт Бартон решил, что может поверить в удачу. Насчет же своего шестого чувства – которое в той или иной мере присутствует у каждого человека, но дает о себе знать в весьма произвольном порядке, – он не был полностью уверен. Отделившись от Старка и Романофф, Клинт оказался предоставлен самому себе и мог рассчитывать только на свои чувства и опыт. И все. Впрочем… нет, не все. То самое шестое чувство, в котором он сомневался, тоже присутствовало и сейчас по какой-то причине работало на полную катушку.

Это была чистая интуиция, и она не основывалась ни на рассуждениях, ни на логике, и благодаря ей Клинт просто знал, куда ему идти и что делать, знал и все тут, знал немедленно. В обычной ситуации он бы сперва все обдумал, обмозговал каждый свой шаг, один за другим и так до самого конца, но в данный момент он действовал не так – он словно бы следовал за блестящими желтыми вспышками. Отчасти это было похоже на зыбкое предупреждающее чувство где-то у сердца, отчасти – на голос в голове, который обычно отвечал за инстинкт самосохранения, а отчасти – и на реальные огоньки, возникавшие в воздухе.

Клинт не знал и, вероятно, никогда и не узнает, что его интуиция в тот день сыграла одну из ключевых ролей в том, что произошло; что его интуиция провела его в самое сердце Паутины теми путями, на которых было наиболее безопасно; что его интуиция помогла ему прийти прямо к цели. Возможно, однажды он об этом догадается. Или ему намекнет золотоволосая девушка рядом с ним. Возможно…

Держа лук на «боевом взводе», Клинт беззвучно шагал вперед, удивляясь про себя, почему же никто, кроме него, не видел небольших светочей, когда услышал невдалеке крик боли, короткий, оборвавшийся почти сразу. Рванувшись на звук, он выскочил в короткий коридор и, ногой распахнув дверь, оказался в большом зале. Взгляд, попытавшийся оценить обстановку, наткнулся на знакомого по фотографиям Грегори Стоута, который выворачивал запястье Кризанте, пытавшейся вырваться, и на еще одного человека в костюме, потянувшегося за пистолетом.

Но до своего оружия тот так и добрался. Воздух со свистом рассекла черная линия, и противник упал со стрелой в горле, а Клинт уже целился во второго мужчину. Только сейчас он заметил, что Стоут и впрямь соответствовал своему прозвищу – паучьи лапы за его спиной производили эффект; и что его пленница вся была в крови, как героиня какого-нибудь третьесортного боевика, только что выстоявшая жестокую бойню без правил. При его появлении в глазах девушки вспыхнули облегчение и радость, а на лице Стоута отразилось глубокое недовольство.

- Господи, ты жив… – выдохнула Кризанта, забыв про боль в руке.

- Черт, ты почему не сдох? – рявкнул Стоут, вбивая одну из лап в пол с такой силой, что из-под нее брызнули осколки железобетона.

- Люблю удивлять, – в тон ему отозвался агент Щ.И.Т.а, не опуская лук, и посмотрел на Кризанту. – Ты в порядке?

Та нервно засмеялась.

- Похоже, уже не так плохо, но все еще не очень хорошо.

- Да? – взгляд Клинта был не менее красноречив, чем интонации в его голосе.

- Сокол несчастный, вот скажи мне, зачем ты сюда пришел? – раздраженно фыркнул Паук. – Тебе здесь ловить нечего, и как бы ты сюда не попал, обратно ты уже не выйдешь.

- Я бы не был так уверен.

- У-у, как мне страшно, – с издевкой отозвался Грегори Стоут. – Прям места себе не нахожу.

В тот момент с другой стороны зала раздался громкий скрип распахнувшейся двери, и оттуда пулей вылетела Наташа Романофф. Не успев сразу затормозить, она еще сделала пару шагов и – кажется, удивленная – замерла, но уже через две секунды черный пистолет в ее руке был направлен на противника.

- Привет, Анна, – как ни в чем не бывало произнесла Романофф, после чего коротко кивнула Бартону. – Клинт, – и посмотрела на Паука. – И Грегори Стоут.

- О, как это мило! Теперь, когда мы все перезнакомились, вы, наверное, захотите обняться и спеть кумбая [1]?

- Нас тут трое против тебя одного: убийца-эксперт, меткий стрелок и девушка, для которой слово «магия» - не пустой звук, и твои люди тебе сейчас не помогут, – о Старке Клинт умолчал. – Так что лучше сдавайся и умрешь быстро, – кончик стрелы и дуло пистолета смотрели прямо в лицо Паука.

- Неплохая идея, лучник, – оскалился Стоут. – Но у меня есть получше: сперва убью тебя и твою напарницу, прихвачу сказочную принцессу, сбегу и буду бессмертным!

Дальнейшие события развивались со скоростью света. Паук отскочил назад, одновременно отшвыривая Кризанту так, что та полетела прямо в Романофф, сбивая ее с ног, и синяя вспышка, похожая на большую шаровую молнию, оставляя за собой мутный след, устремилась к Клинту.

[1] Кумбая – духовная песня 1930-х годов, связана с состраданием и близостью, человеческим и духовным единством.

========== Глава 22, в которой Пауку приходит конец. ==========

От автора: Приветствую! У меня накопилось достаточное количество и своего текста, и переводов, так что я выкладываю все это одним разом. Так сказать, обновление по всем фронтам, имеющимся на данный момент.

Июль и август обещают быть весьма занятыми, поэтому добавляю все, что могу, сейчас, а дальше уже посмотрим. Пока что намечается дохрена занятое время; надеюсь, что я итоге все окажется не так плохо, как я думаю. Пока что же я готовлюсь к худшему. Ну, вы понимаете.

Это не значит, что я вообще не буду проверять Книгу Фанфиков. Поэтому, если кто-то из вас захочет что-то написать или спросить, то пожалуйста, пишите, я отвечу.

Спасибо за терпение и за теплые слова. Приятного прочтения.

P.S. Нет, предупреждения «смерть персонажа» тут не будет. Я не настолько жестокая. :)

*

Это была не телепатическая атака. Сгустки энергии, ранее невидимой, сейчас обрели материальную форму, и синие сферы ринулись к Клинту, словно змеи, чье гнездо было потревожено чужаками, таким образом лишая его возможности напасть первым.

От первого клубка цианового цвета Клинт увернулся, сиганув в сторону, от второго он спрятался за железным столбом-колонной, который выдержал удар с завидной стойкостью. От последующих ему пришлось уже убегать, и травмы, полученные пару дней назад, хоть и притупленные медикаментами, все же противно заныли. Отскочив от очередной «бомбы», Клинт не заметил летящую в него еще одну, но получил неожиданный толчок в спину и упал на пол, а смертоносная вспышка пронеслась над его головой, чуть подпалив волосы.

- Вставай, она его долго отвлекать не сможет! – Кризанта, едва успевшая спихнуть Клинта с пути убийственного шара, трясла его за плечи, помогая подняться. Подняв взгляд, агент увидел Наташу, которая, выпустив из браслета «Нить Вдовы» [1], обвившуюся вокруг правой руки Паука, тянула его на себя, не позволяя ему атаковать уязвимых в тот момент Клинта и Кризанту. Стоут пытался освободиться, но несмотря на то, что он по виду был сильнее Романофф, та все равно умудрялась удерживать свою часть прочного кабеля, упираясь ногами в пол. Разумеется, секунд через десять Стоуту это надоело, и он остервенело набросился на соперницу, стараясь проткнуть ее шипами на концах своих лап, и Черной Вдове пришлось проявлять чудеса увертливости.

- Старк, где тебя носит? – прокричала она в какой-то момент, делая курбет и последующее сальто [2], чтобы уклониться от удара, а заодно – и от стрелы, пущенной вернувшимся в боевой строй Клинтом, и пшеничной молнии, пришедшей от Кризанты.

- Уже на подходе к вам, – незамедлительно отозвался Тони. – Я тут немного заплутал с Джарвисом - на этой чертовой базе столько туннелей! Я уже малость подзадолбался носиться по ним, как голубь мира вокруг пушек!

- Пошевеливайся, Стоут тут вконец разбушевался!

- Скажи этому членистоногому отвалить, не то он получит у меня в бубен! Ай, вашу бравую кавалерию! – выругался вдруг Старк, а на заднем фоне послышалась автоматная очередь. – Эти гады в меня палить начали!

- Фильтруй речь! – как можно вежливее попросила Романофф, делая колесо и одновременно стреляя из пистолета.

- А с тебя не убудет!

Если б Наташа могла, она бы с большим удовольствием выдернула штекер провода наушника. К сожалению, этот самый наушник был беспроводным.

*

Играть в «кошки-мышки» до бесконечности они, конечно же, не могли, а Старк, похоже, и впрямь заблудился, а потому запаздывал. В определенный момент Стоут отбросил Романофф мощным ударом одной лапы к стене и швырнул Клинта ударом другой к «колонне». Тот, впечатавшись в нее спиной, от боли, пронзившей все тело, на несколько мгновений потерял способность ориентироваться, а когда пришел в себя, то разглядел лишь сплошную волну ультрамаринового огня.

Обычно в подобной ситуации перед глазами человека стремительно проносится вся его жизнь. Перед глазами же Клинта Бартона пронеслась Кризанта, выскочившая прямо перед ним и выставившая перед собой руки так, словно бы пыталась подать сигнал «стоп».

Все дальнейшее потонуло в ярчайшем сполохе и оглушительном шуме.

*

В ту секунду сторонний наблюдатель, если бы таковой нашелся, увидел бы, как в неукротимой ярости между собой столкнулись две стихии: ядовито-синия, холодная, жестокая, беспощадная, и солнечная, горячая, выпущенная на свободу из оков, сдерживавших ее слишком долго. Свет вспарывал воздух, как острые ножницы тонкую бумагу, буквально резал его. Это было похоже на битву ураганных ветров. Наташа Романофф едва успела заскочить за столб, когда разразилась эта буря, и теперь, съежившись и зажмурившись, пережидала. Очень невовремя выскочивших из дверей сотрудников базы испепелило почти сразу же. Остальные высовываться не рискнули.

Кризанта, наклонившись вперед, чтобы не покатиться кубарем в обратном направлении, удерживала перед собой своеобразный щит, на который приходилась основная часть удара Стоута, видимо, собиравшегося драться до последнего вздоха и поэтому резким движением сомкнувшего ладони, порождая новую волну, чтобы разбить напополам энергетический барьер Кризанты.

Но она сейчас не просто сопротивлялась – это было отчаянное стремление защитить единственного человека, ради которого она была готова на все. Воодушевление, облегчение, счастье, которое она испытала, когда поняла, что он жив, дали решающий толчок. Бесновавшиеся под ветром волосы, окончательно выбившиеся из прически, первыми окрасились жидким золотом, которое еще через мгновение растеклось по всему телу Кризанты. Магия внутри нее больше не была стиснута рамками ограничений и, моментально скрыв девушку под слепящим коконом потоков цвета перьев Жар-птицы, неудержимо рванулась во все стороны, и ее уже нельзя было остановить.

Ударная волна дыхнула сокрушительной мощью и смертью, она ударила хлестко, немилосердно вбиваясь в скелет подземного комплекса, сотрясая его до основания, ударяя и с грохотом ломая самые уязвимые места. Грегори Стоут был слишком самоуверен после своей «победы», и эта самоуверенность его и предала. Ему, даже при учете его немалых способностей, переданных Семеркой, не хватило сил противостоять тому натиску, что обрушился на него. Словно цунами его захлестнуло сияние, яркое, как само солнце, и в нем потонул его последний крик.

Из света рождается тьма.

Из тьмы рождается свет.

Круг замкнулся.

*

«Но иногда то, чего ты никогда не ждал, становится для тебя самым дорогим…»

Каркас базы, еле выдержавший обрушившийся на него гнев, трясся, сверху сыпались пыль и обломки. Весь подземный комплекс дрожал. Остовы железных конструкций падали вниз. Накренившийся пол весь пошел широкимитрещинами, образовавшиеся в нем разломы грозили срывом в зияющую пасть черной пропасти, в глубине которой бесновался огонь.

Взрывная отдача откинула Кризанту назад, как тряпичную куклу, и уложила ее в противоположной стороне зала, где пряталась Наташа, и откуда же появился так удачно задержавшийся Старк, костюм которого вряд ли бы его спас. Женщина помогла девушке подняться, и они все вместе уже собирались дать деру, когда им стало ясно, что у прохода не хватает еще одного человека.

Клинт висел на самом краю – в тот момент, когда магия Кризанты окончательно уничтожила Грегори Стоута, его прижало к столбу, который после, не устояв, обвалился, – и едва удерживался на пласте перекрытия, вот-вот грозившего свалиться в горящие нижние этажи. Старк, Романофф и Кризанта были вынуждены жаться у стены, там, где водопад осколков до них еще не добрался.

- Уходите! Сейчас же! – Клинт, видя на их лицах замешательство, попытался вернуть их к реальности, но поймал на себе взгляд Кризанты. Не страх, не ужас, не растерянность. Одна лишь решимость. – Нет! Убирайтесь отсюда!

Но было поздно. Быстро посмотрев на потолок и улучив походящий момент, Кризанта бросилась вперед, уворачиваясь от града осколков и метаясь из стороны в сторону. В одно мгновение ее едва не придавило, и она машинально отшатнулась к одной из колонн.

- Анна, вернись! – Наташу, кинувшуюся было к ней, Тони Старк не пустил, вцепившись ей в локоть.

Но Кризанта не остановилась и опять побежала, не обращая внимания на жар пламени и на осадок дыма в воздухе, от которого слезились и болели глаза, и в самую последнюю секунду успела схватить Клинта, соскользнувшего вниз.

- Даже не вздумай падать! – прокричала она, стискивая пальцами рукава его куртки. – Я не выдержу, если потеряю тебя еще раз!

- Я - не Юджин!

- А я сейчас не о нем говорила!

Принято считать, что глаза могут многое сказать, что по ним можно узнать о человеке куда больше, чем по его словам. К Кризанте это относилось напрямую. Клинт помнил, как она смотрела на него тогда в своей квартире, как ненависть сменилась неверием. Он помнил, как она смотрела на него в Щ.И.Т.е, как он не мог понять горькую насмешку, адресованную ему. Он помнил, как она смотрела на него во время того разговора на полигоне, как печаль и грусть смешались во взгляде. Он помнил, как она смотрела на него в библиотеке, как возмущение растаяло в потрясении и неуверенности. А еще он помнил, как она смотрела на него, когда он выскочил в этот зал, ведомый ее криком, как зажглись надежда и радость, а решимость вспыхнула, словно искра бенгальского огня.

Сейчас Клинт смотрел на девушку, с отчаянным рвением тянувшую его от края, и видел в ней изменения. Тоска по прошлому, всегда так четко прорисовывавшаяся в ее глазах и затмевавшая все остальное, будто отступила на задний план, стала не такой явственной, поблекла, ее оттеснили другие эмоции: желание помочь и защитить, испуг и переживание, переплетенные с чем-то неуловимым; чем-то, чего он еще ни разу не заметил за свою жизнь; чем-то мягким и нежным, зовущим именно его. И ему захотелось узнать, что это такое.

Кризанта вытащила его за пару секунд до того, как участок пола, на котором они находились, рухнул вниз.

*

Приспешники Паука, лишившись своего предводителя, в панике удирали, оставшись без той силы, что подпитывала их злость и ненависть, и они не были проблемой для четырех людей, несшихся опрометью по тоннелям.

*

В какое-то мгновение им подумалось, что они уже не увидят солнечного света. Лифт, на котором Кризанта, Наташа и Клинт выбирались – Старк ушел через вентиляционные коридоры – едва ли не ходил ходуном, поднимаясь все выше и выше. Наконец-то достигнув поверхности, все трое в последний момент выскочили наружу, и кабина, перестав держаться на креплениях, с жалобным стоном полетела вниз.

Они отбежали подальше от здания завода, поднимая ногами пыль, запинаясь о неровности дороги, едва не падая от усталости и остаточного эха адреналина, больше не придававшего им сил. А потом все как один остановились, пытаясь отдышаться. Тони Старк, зависнув где-то наверху, рапортовал об удачно законченной миссии. Наташа часто моргала, приходя в себя. Клинт стоял, задрав голову к темному небу, которое заволокли тучи, подставляя лицо под моросивший дождь. А Кризанта, зажав ладонями уши, слушала, как бешено бившийся пульс замедлялся, возвращаясь в привычный ритм.

Они были слишком опьянены облегчением, их рефлексы были притуплены, и, наверное, именно поэтому они и не заметили выскочившего откуда-то чудом уцелевшего человека в костюме с пластинами и дикими синими глазами.

Кризанта успела услышать грохот выстрела за своей спиной, а потом боль распустила ядовитые щупальца в основании черепа, и темнота накрыла ее с головой. Очнулась она от того, что Наташа хлестала ее по щекам, не сдерживая слез, и бормотала что-то о помощи и спасении.

Первая пуля не убила девушку из сказки, которую защищала ее магия. Но второму кусочку свинца удалось остановить чужое сердце… Сердце Клинта Бартона.

[1] Информация пришла вот отсюда: http://marvel2099.narod.ru/characters_black_widow.htm

[2] Курбет и сальто – акробатические элементы.

========== Глава 23, в которое одинокое дерево становится чем-то другим. ==========

Если надо умирать,

То жить надо до изнурения,

Все сохраняя,

Чтобы всем пожертвовать.

Если надо умирать,

То на наших памятниках

Я хочу написать,

Что мы высмеяли Смерть и Время.

Mozart L’Opera Rock La Troupe – Vivre A En Crever.

Иногда создается такое впечатление, что Судьба очень сильно любит подтасовывать обстоятельства так, чтобы одни и те же случаи происходили снова и снова, повторялись как мелодия на некстати заевшей грампластинке. Такие случаи обычно называют «неоднократным наступанием на грабли». И ладно еще если эти случаи были забавными – тут еще можно было более или менее приспособиться, хотя через некоторое время просыпалось чувство беспокойства. Но вот если они были крайне неприятными и болезненными, переживать их заново совершенно не хотелось.

Кризанта искренне надеялась, что то, через что она прошла в своем королевстве после возвращения магии, не воплотится из кошмарных страхов в жестокую действительность в новом мире. К несчастью, надежда и реальность крайне редко обладают точками соприкосновения. Как говорится: «У Вселенной другие планы».

За последнюю пару дней Кризанта перетерпела – по ее скромному мнению – слишком много и только-только начала делать какие-то продвижения в собственной жизни, разбавлять унылые серо-черные краски новыми цветами, но, похоже, ее чертова песня никак не хотела приближаться к логическому счастливому финалу, застряв на несносном припеве.

За эти несколько суток Кризанта едва смирилась со своим прошлым, едва собралась жить дальше, едва решилась принять второй шанс, воспользоваться им, едва не потеряла близкого, очень близкого ей человека, который сперва таким и вовсе не казался, и сейчас она, похоже, потеряла его снова. Но уже по-настоящему.

Господи, ей бы очень хотелось, чтобы все это оказалось лишь сном, видением, навеянным жарой, или усталостью, или еще Бог знает чем, полуночным бредом, иллюзией.

Но это было не так.

*

Когда кто-то близкий и дорогой тебе умирает, частица твоей собственной души умирает вместе с ним.

Разумеется, каждый человек в своей жизни, хоть раз, но плачет. Кризанта, правда, раньше бы не подумала, что Наташа Романофф может быть таким человеком, но теперь, глядя на блестящие дорожки слез у нее на щеках и видя полные отчаяния глаза, девушка понимает, что ошибалась. И понимает, что являлось причиной этих слез…

В Кризанту неоднократно стреляли, ее не единожды пытались убить, и она как будто с этим смирилась, и лишь окружающие ее люди, такие сильные, но такие недолговечные, напоминали ей об истинной хрупкости жизни, которая у нее, увы, отсутствовала.

Рыжеволосая женщина, еще пару мгновений назад упорно бившая ее по щекам и умолявшая проснуться, сейчас, не сдерживая рыданий, стоит над Клинтом Бартоном, в чьих остекленевших глазах больше не бьется жизнь. Тони Старк выглядит каким-то совсем уж потерянным – похоже, он совершенно не знает, что ему предпринять, а Кризанта бездумно смотрит на неподвижное лицо того, кто неожиданно стал ей дороже всего на свете.

Она слышит пульс города в отдалении; слышит еще не стихший рокот где-то под землей; слышит, как грохочет от ветра плохо привинченный навес; и слышит, как Романофф бормочет бессвязные слова, обращаясь к ней, к Рапунцель, не к Кризанте, умоляет ее помочь, сотворить чудо, сделать хоть что-нибудь…

Вера в сказку, вера в то, что она может обрести силу в беспощадном мире науки и логики – вот чем пропитан каждый ее судорожный всхлип, каждая просьба.

«Хоть что-нибудь…»

Эти слова бьются в голове у Кризанты, наводя на мысль о поступке, который в данной ситуации кажется единственно-правильным. Разве что этот поступок должен быть сделан с согласия обеих сторон. «Да к черту все», – неожиданно решает для себя Кризанта. Она ведь может сделать это «хоть что-нибудь», воистину может. Знания о собственной магии дают ей преимущества перед самой Смертью, новые знания, о которых она прежде не подозревала.

Кризанта поднимается и, медленно шагая, приближается к распростертому на пыльной земле мужчине, опускается на колени и осторожно проводит кончиками пальцев по его щеке, покрытой сетью царапин. Кожа еще теплая, но это обман, обжигающий холодом, от него становится тошно, но Кризанта не отступает. Дыхание смерти, пытающейся ее отпугнуть, ей не страшно. Она перетерпит. Она должна. Обязана. Ради этого невозможного человека.

- Я не умею воскрешать мертвых, – произносит Кризанта ровным голосом. Наташа затихает, поднимая на нее глаза, Старк позади переминается с ноги на ноги, не издавая ни единого звука. – Я не умею воскрешать мертвых, – повторяет она, – но я умею кое-что другое, – Кризанта смаргивает слезы и опускает одну ладонь на солнечное сплетение Клинта, туда, где багровеет липкая вязкая кровь, а вторую – между ключиц, на ткань разорванной куртки.

Мир вокруг замирает.

Все застывает в безмолвии, погружаясь в выжидающее молчание. Кризанта сглатывает комок в горле и прикрывает веки.

Тихий напев, старый и привычный, расплывается в пасмурном весеннем вечере.

- Солнца златого цветок,

Сияй и сверкай огнем.

Время обрати ты вспять,

Верни то, что было мое…

Раны ты исцели,

Судьбы замысел измени,

Сохрани и верни мне то,

Верни то, что было мое…

Что было когда-то мое… [1]

Привычное полыхание цвета золота зарождается в сердце и выплескивается наружу, просвечивает из-под кожи, искрится в растрепанных спутанных волосах и расплывается в разные стороны, нарастая и нарастая, становясь все жарче, светлее, окутывая две фигуры сияющими вихрями.

И вместе с этим сиянием где-то в глубине души золотое одинокое дерево, что никогда не цвело, вдруг вспыхивает ярким светом, разлетаясь в разные стороны мириадами сверкающих звезд, и хлынувшие за ними солнечные реки, наполнившиеся жизнью, стремительным потоком взмывают наверх, переплетаясь между собой и превращаясь в волшебный цветок.

Хотя нет, не один цветок. Теперь их было два.

*

Тонкий запах белых лилий, которые Она сжимает пальцами, вызывает забытое чувство нетерпения и восхищения. Шлейф шелковой вуали, подобно ее волосам, течет по полу следом за ней. Она чувствует теплоту рук своего отца, который идет бок о бок с Ней, а Она волнуется так, как никогда в жизни. И с каждым шагом Она все ближе к Нему. К человеку, который показал ей жизнь, открыл ей глаза, спас ее из золотой клетки. Она знает, что Он – все для нее. И когда священник произносит речь, а Они смотрят друг другу в глаза, им обоим ясно, что они будут любить друг друга всегда, не смотря ни на что.

Время прекращает свой бег в этот момент, все вокруг останавливается, и больше никто не двигается. Все застыло. Он и Она тоже. А Кризанта, неслышно двигаясь по мягкому лиловому ковру, подходит к ступеням и останавливается, глядя на свое прошлое. И, сравнивая себя и Ее, понимает, насколько Она изменилась. Мечтательная девушка растаяла тенью в солнце жизни, Она повзрослела, стала сильнее, закаленнее. Она – не так, кем была тогда, не та, кем была до Того Дня. Она теперь другая.

Люди, рассевшиеся на длинных скамьях и затаившие в ожидании дыхание, море цветов, украшающих огромный зал, лучи дневного светила, льющиеся через большие окна, все знакомые лица… Кризанта окидывает их медленным взглядом и делает резкий вдох, сжимая кулаки. Она – в своих порванных джинсах, в безнадежно заляпанной обуви, в потемневшей от застывшей крови футболке и с буро-красными разводами от запястий до локтей, – совершенно не вписывается в полную радости и счастья картину. Ей тут не место. Она здесь быть не должна. И от осознания этого становится только хуже.

Кризанта, мотнув головой, отворачивается, собираясь быстро выйти через проход, за которым колеблется свет – путь из воспоминаний обратно в реальность – и, подняв голову, замирает, на несколько секунд забывая как дышать.

Потому что перед ней стоят те, кого тут тоже быть не должно.

- Юджин… Мама… Папа… – эти слова сами собой срываются с губ, и Кризанта судорожно зажимает рот рукой от волнения, широко открыв глаза, отказываясь верить. Ее родители, такие, какими она их помнит, смотрят на нее и улыбаются. Но взгляд все равно притягивается к Юджину, который в ту секунду предстал перед ней таким, каким она его впервые увидела там, в башне, в день, когда все изменилось. – Вы… Я не… я не понимаю… Вы же…

- О, нет, мы здесь, – веселый голос бывшего разбойника заставляет душу буквально ныть от щемящей радости. – Разумеется, мы здесь. Где же нам еще быть? Нет, не говори, что мы умерли, потому что это не так, – Юджин перебивает Кризанту прежде, чем мысль сказать это посещает ее голову. – Мы все еще живы. В твоем сердце. И мы всегда были там. И всегда там будем. И ты всегда можешь видеть нас, когда только пожелаешь, – он смотрит на то, как по щекам золотоволосой девушки неудержимо катятся слезы, и, приветственно разведя руки в стороны, бодро и непринужденно произносит: – Обнимемся?

И Кризанта срывается с места. Сокращая расстояние между ними до минимума, она стискивает его в объятьях, уткнувшись носом в его плечо, и рыдает, плачет так, как не плакала уже непозволительно давно, выплескивает все, что веками копилось внутри ее сознания, всю ту боль, отчаяние, горечь одиночества… До тех пор пока не чувствует долгожданное облегчение и лишь после этого ослабляет хватку, но лишь чуть-чуть, по-прежнему не отрывая глаз от таких родных ей черт лица, боясь, что оно исчезнет.

- Почему раньше я не могла?..

- Потому что тебе нужно было понять, – ее мать приблизилась к ней и нежно провела кончиками пальцев по лбу, аккуратно заправляя выбившийся локон за ухо.

- Понять что?

- Что нужно отпускать, – ее отец подходит с другой стороны, опуская ладонь ей на плечо.

- Что отпускать?

- Прошлое, Рапунцель, – голос Клинта накладывается на слова Юджина, звенит и буянит в ушах, как барабанный бой, и разбойник слегка отодвигается назад и наклоняется, уменьшая разницу в росте. – Да, оно бесценно, и никто никогда не сможет этого изменить, потому что это часть тебя. Но жить лишь прошлым, постоянно тоскуя о том, чего не вернуть, - неразумно. И это убивает, – слова раздаются эхом, словно бы их говорят не один, а сразу два человека. – Прошлое нужно отпускать, чтобы будущее смогло найти путь к тебе. Ты должна была сделать это, чтобы преодолеть ту ступень, на которой застряла. Теперь ты наконец совершила это, теперь ты готова продолжать свой путь. Ты снова можешь жить. И ты снова можешь любить. И пусть сомнения и страхи не мешают тебе, – Юджин подается вперед, целуя ее, и отстраняется. Ее родители отступают следом за ним, и Кризанта наблюдает за тем, как все вокруг начинает затапливать белый свет.

И в этом сиянии, окутывающем ее с ног до головы, Кризанта действительно понимает, что она готова. Она готова жить дальше.

[1] Мне захотелось перевести песню Рапунцель в своей манере, поближе к английскому оригиналу, просто он мне показался более… ну, более.

Ах да. Я типа того… вернулась. :)

========== Глава 24, в которой двое людей окончательно разбираются во всем. ==========

Клинт просыпался долго, неохотно выпутываясь из цепких объятий сна, который в последнее время с отупляющим упорством не приносил никаких сил, но сейчас почему-то все было иначе, не так как раньше. Он пошевелил пальцами, потом чуть согнул ноги в коленях, прислушался к своему телу. Нет, все было в порядке. В полном порядке. Даже удивительно. Ведь после базы…

Клинт резко открыл глаза и, рывком сев на уже знакомой ему широкой и слишком белой кровати, огляделся. Нет, не галлюцинация. Он тут. Он на авианосце, в медотсеке, и он… жив. Он дышит, и он жив. Он не мертв. Клинт явственно помнил, как после первого выстрела Кризанта упала, как подкошенная, и помнил, как после второго ощутил сильный болезненный толчок в груди. На этом все заканчивалось. Клинт задрал низ футболки с длинными рукавами – он едва успел удивиться отсутствию больничной рубахи – и ощупал то место, куда, как ему думалось, вошла пуля. Но там даже ссадины не было, не говоря уже о шраме.

- Что за черт? – Клинт нахмурился и, спустив ноги на пол, уже собрался выйти из своей «палаты», когда прозрачная дверь отъехала в сторону, и в комнату вошла Наташа. При взгляде на Клинта, который, по-видимому, искренне ничего не понимал, у женщины на лице непроизвольно возникла улыбка.

- С добрым утром, Спящая красавица! – весело сказала она, пока Клинт рассматривал боевую подругу с искренним недоумением, замечая новые детали. Его зрение, которое и раньше было идеальным, сейчас приобрело еще большую ясность. Темное пятно под нагрудным кармашком четко выделялось на угольной куртке Романофф, рыжая прядка, закрепленная заколкой, едва ли не светилась на фоне медно-красных волнистых волос. Цвета вокруг стали ярче, отчетливее, насыщеннее, и это было нельзя не заметить. – Мы думали, ты неделю проспишь.

- Мы? Я? Неделю? – переспросил Клинт, запутываясь еще больше. – Наташа, о чем ты? Я же… я умер. Я помню это. В меня стреляли. И меня подстрелили. Насмерть. Что я тут делаю? Я действительно в Щ.И.Т.е, или это чертов Рай?

Наташа хмыкнула.

- Нет, то точно не Рай, уж поверь мне. В Раю меня бы не доставали с отчетами, – она облизнула губы и присела на краешек кровати, ободряюще кладя ладонь на плечо Клинта. – Это не Рай. И ты не умер. Так просто ты от нас не отделаешься.

- От нас? Кто это «мы»?

- Я. И Старк. И Колсон. И Хилл. И Фьюри, – Наташа вздохнула и прибавила с лукавой усмешкой: – И Кризанта, – Клинт пристально посмотрел на нее. – Она больше всех волновалась, никогда раньше не видела ее такой всполошенной. Она от тебя не отходила, знаешь? Ты пролежал тут двое суток, и она к тебе и врачей-то едва подпустила, – Романофф замолчала и, понизив голос, продолжила: – Я думаю, вам о многом надо поговорить. На самом деле - об очень многом. Она на верхней палубе. Иди к ней, – видя, что Клинт не двигается с места, Наташа мотнула головой. – Вперед, ковбой! Ноги и в руки и пошел. Не стоит заставлять леди ждать, тем более, если эта леди места себе не находила. Не перебивай, – она остановила друга прежде, чем тот успел что-то произнести. – Я пока не слепая, я видела, как она на тебя смотрела там, у базы, когда ты… – секундная заминка. – И как не смотрела. Да у нее на лбу все было написано заглавными буквами. И твое поведение тоже… Ну, ты понял. А теперь шевелись. Хорош отлеживаться!

*

«Ад и рай – не круги во дворце мирозданья,

Ад и рай – это две половины души».

Афоризмы Омара Хайяма.

И снова был вечер, снова были солнечные лучи, игравшие нарядными красками в закатном небе, кое-где пересеченном белесыми хвостами следов от самолетов. Дневное светило догорало свои последние часы того дня, озаряя напоследок мир под собой, прощаясь, чтобы на утро вновь вернуться, а шум волн смешивался с глухим бормотанием могучих двигателей. На верхней палубе почти никого не было, только пара сотрудников проверяла один из тяжелых военно-транспортных вертолетов в углу площадки.

Втянув носом прохладный влажный воздух, Клинт приложил ладонь ко лбу как козырек и начал оглядываться. Кризанту он заметил не сразу – сейчас для него все полыхало новыми, более живыми цветами, и девушка в светло-коричневой одежде, прислонившая боком к перилам, сливалась с окружающей обстановкой. Ее силуэт и впрямь растворялся на фоне горящего диска солнца, расплывался в нем, волосы, подстриженные до лопаток, были убраны со лба обручем. На ткани черной тенниски поблескивали на цепочке два золотых кольца: один ободок был широкий, без каких-либо украшений, а второй – тонкий, усыпанный бриллиантами. Глаза Кризанты были закрыты, голова чуть откинута назад, и свет беспрепятственно падал на умиротворенное лицо и тонкую шею.

Подойдя к Кризанте, Клинт сунул руки в карманы брюк и стал терпеливо ждать. По какой-то причине он понимал, что не ему предстоит делать первый шаг в этом разговоре. Кризанте, конечно, было ясно, кто находился рядом с ней, и поэтому ей потребовалось несколько минут, чтобы окончательно собраться с духом.

- Я… – в голосе Кризанты было что-то такое, что заставило Клинта пристально вглядеться в профиль девушки. – Ты был прав. Прав во всем, что сказал мне тогда, в ту ночь в библиотеке. Все твои обвинения были обоснованы и верны, – она открыла глаза и не отводила их от солнца, даже не щурилась. – До того момента мне казалось, что все, что я делаю, все, что испытываю, и все, что чувствую, это то, что и должно быть со мной. Я даже не предполагала, что могла ошибаться. Я считала, что воспоминания о прошлом, любые - и плохие, и хорошие, - помогают мне пережить очередной день, давая сил самим своим наличием. Но это было не так.

Я окуналась в прошлое и неизменно винила себя в том, что не сумела ничего из того сохранить в качестве чего-то материального, а не просто отголосков в моей памяти. «Воспоминания - это волшебные одежды, которые от употребления не изнашиваются». Но они способны изнашивать того, кто «надевает» их слишком часто. Так было и со мной, хотя я и не понимала этого. Теперь мне все ясно.

Кризанта сделала паузу и, глубоко вдохнув, продолжила.

- Я провела в ловушке, которую сама же и создала, мучаясь от бессилия и собственного нежелания увидеть оплошности, которые совершила, без малого тысячу лет, хотя наверняка больше, потому что я не знаю, когда конкретно попала в этот мир и сколько бродила в своем. И я… я правда не хочу, чтобы кто-то еще пошел по этой дороге.

Она опять замолчала, низко опустив подбородок, и Клинт увидел, как дрожат ее сжатые в кулак пальцы.

- Там, после базы, когда мы выбрались… Не знаю, что именно ты помнишь, но… там ты… ты умер. Ты просто умер. У тебя не билось сердце. Наташа сказала, что Старк пытался тебя привести в чувство, сыграть в «реанимацию», но ничего не выходило. Я не умею воскрешать мертвых, Клинт. Я этого не умею. Я думала, что могу это, потому что сумела в той башне исцелить Юджина, но, наверное, он тогда не умер на самом деле, а потерял сознание от боли и кровопотери.

Кризанта закусила губу.

- Я не умею воскрешать мертвых, – снова повторила она, – но я умею кое-что другое, – это были точь-в-точь те ее слова, сказанные пару дней назад, потому что эти слова как раз и отражали всю правду, – и поскольку я тогда уже знала об этой своей новой-старой способности, я ею воспользовалась. Я поделилась с тобой своей силой.

Это нечто гораздо большее, чем просто спасти человеку жизнь. Та я, которая сейчас стоит перед тобой, живет уже много лет и не меняется. Совершенно. Из-за магии внутри меня. А теперь та же магия - в тебе. Ты наверняка это уже заметил - у тебя ни одной травмы не осталось, и наверняка, мир уже не кажется тебе прежним, - но перемены, которые я вижу, - они куда глубже, и со временем они станут более явственными.

Любые твои увечья будут залечиваться быстрее, чем раньше, твои шрамы пропадут, старые раны перестанут тебя беспокоить. Ты потеряешь несколько лет, их отпечатков, их следов не останется. Ты изменишься. И останешься таким еще очень и очень долго. Ты перестанешь стареть, ты войдешь в новые десятилетия и возможно даже века, будучи все таким же молодым и сильным. Но все вокруг тебя, на них это влияние не распространится. Они будут слабеть, и они будут умирать, а ты будешь за этим наблюдать и только. Поверь мне, жить с этим непросто и сложно, а не обращать на это внимания - невозможно. К такому нельзя привыкнуть, а тебе… тебе я такого будущего не желаю.

При этих словах Кризанта наконец повернулась к Клинту лицом, ее зеленые – яркие, изумрудные, больше не пустые – глаза смотрели прямо в его голубовато-серые, теряясь в их новой насыщенной глубине, утопая в ней.

- Ты достоин куда большего, чем этого чертового бессмертия, – она нервно засмеялась. – Боже, я себя чувствую сейчас героиней какого-то очередного вампирского романа. Люди даже не понимают того, о чем они пишут. А я испытала все это на собственной шкуре. И мне этот опыт не понравился. Я знаю, что ничего не смогу поделать со своей силой, потому что она - это часть меня, она - это я, мы неразделимы. Но у тебя есть возможность быть человеком, обычным человеком, таким, каким ты был рожден. И я не хочу лишать тебя этого шанса.

Если ты откажешься, я пойму это и приму. С тобой ничего не случится, если моя магия тебя покинет. Ты просто опять будешь тем, кем ты был. Если ты все же не будешь менять что-либо, мне нужно тебя предупредить еще кое о чем. Ты можешь прожить без меня, без моих сил. Я без тебя - нет. Добровольное отречение от «баланса» не повлечет никаких серьезных последствий, но если тебя убьют - а это возможно, потому что магия в тебе слабее, чем во мне даже несмотря на все обстоятельства, - так вот если тебя убьют, меня тоже не станет. Но если ты все равно не против, то…

Кризанта замялась и затихла, подбирая правильные слова для дальнейшего разговора, а потом чуть печально и словно бы с каким-то извинением улыбнулась Клинту. Забавно. Только сейчас он понял, что именно улыбка так редко появлялась на ее губах, не позволяя вечной маске соскользнуть с ее лица.

- Знаешь, – прибавила она, – как говорят, «Дом там, где сердце». Мое сердце теперь твое. Если примешь его. Это все, что я хотела сказать. Дальнейший выбор целиком и полностью принадлежит тебе.

Кризанта кивнула сама себе, скрещивая руки на груди, и уставилась на солнце так, словно бы оно в этот момент представляло самое интересное зрелище на свете. Она наконец-то сдвинулась с мертвой точки, сделала свой ход и подошла вплотную к финишной черте. И теперь она ее пересечет. Вопрос был лишь в том, как она это сделает. Но это уже зависело не от нее.

*

Сказать, что он был удивлен ее словами, было бы не совсем правильно. Клинт подозревал что-то подобное: первый звоночек прозвучал в обители Паука, когда Кризанта пыталась вытащить его из пропасти, в которую он вот-вот готов был сорваться. Там, в беснующемся пламени и граде обломков, она бросилась на помощь ему, а не кому-то другому, и там в ее глазах он был только самим собой, а не чьим-то отражением. И сейчас, всматриваясь в четкий профиль Кризанты, которая, сдвинув брови, старательно избегала его прямого взгляда в ожидании окончательного вердикта, Клинт твердо осознавал, что тогда, в ночь нападения в библиотеке, он сам, своими собственными силами, сделал это будущее – то, в котором они оба оказались, – возможным.

- Ты же… – Клинт повернулся лицом к Кризанте, и та автоматически отзеркалила это движение, – ты же понимаешь, что соревноваться с призраком или пытаться заменить его - глупо?

- А я и не собиралась просить тебя об этом, – Кризанта больше не опускала глаз – время ожидания утекло. – Ты - это ты, и ты - это только ты. А Юджин - это Юджин. И он - это мое прошлое. Хорошее, светлое, дорогое мне прошлое. Прошлое, которое сделало меня той, кто я есть сейчас, но прошлое. А прошлое нужно уметь отпускать, – Кризанта улыбнулась, повторяя фразу, сказанную ей ранее самим Клинтом. – Нужно идти дальше. Пожалуй, я слишком долго это откладывала.

- Согласен, ты слегка затянула с этим, ну не то чтобы слегка… очень затянула.

- Да, я уже это поняла.

Они усмехнулись и теперь уже вместе обратились к созерцанию солнца, как к единственному способу скрыть тихую, но нервирующую неуверенность.

- Кстати, а как долго ты думала над этой речью? – Клинт заинтересованно покосился на Кризанту, которая фыркнула, пряча смущенную улыбку.

- Долго. Ужасно долго. В перерывах между сидениями у твоей кровати и перепалками с врачами.

- То есть ты вообще не думала, – подвел итог Клинт.

- Не-а. Я была несколько занята - волновалась за тебя. Увлекательнейшее занятие, надо признаться. Надеюсь, попадать в большие передряги не войдет у тебя в привычку, потому что у меня жутко чесались руки воскресить, а потом еще раз убить того типа, который в тебя выстрелил, – девушка в порыве эмоций взмахнула руками, после чего замерла и заморгала, переваривая сказанное. – О Боже, да я собственница, – наконец произнесла она и поправила сбившийся подол пиджака. – Это нехорошо, да?

- Ну почему же? – Клинт гордо задрал подбородок. – Я ведь такой неотразимый, я стою подобный чувств, разве нет?

- О, пожалуйста, только не это, – Кризанта покачала головой. – Ты этого от Старка нахватался, да? Не надо, лучше не надо. Мне и его одного-то слишком много, а я его от силы сутки знаю.

Клинт засмеялся.

- Старка слишком много становится уже через пару секунд после общения с ним.

- Это точно, – Кризанта засмеялась следом за ним. – Тут уж не поспоришь.

Они замолчали, не заметив, что расстояние между ними, которое и так было невелико с самого начала разговора, сократилось до отметки, где они соприкасались плечами. Впрочем, и один, и вторая вряд ли бы возражали против этого.

- А знаешь, после всего произошедшего у меня создается чувство, что мы с тобой как Майкл и Селена из «Другого мира», – Кризанта издала какой-то странный звук, похожий на икание, и подняла брови. – Что ты на меня так смотришь?

- У тебя что, есть время наслаждаться фильмами? Хотя, нет, стоп, я не о том. Сначала ты меня похищаешь, доставив сюда, потом спасаешь во всех возможных и невозможных смыслах этого слова, а теперь еще и ссылаешься на персонажей кинематографа? – Кризанта присвистнула. – Кажется, я до сих пор много о тебе не знаю.

- Ты даже не представляешь насколько, – его голос прозвучал неожиданно нежно, и именно из-за этой нежности – непривычно. Клинт поднял руку и мягко убрал упавшую на лицо прядку цвета золота за ухо Кризанты. – Но может, ты захочешь это выяснить? Я буду не против.

Время ожидания утекло. Шаг и выбор были сделаны. Решение было принято. Черта пересечена. Самые последние барьеры пали, обрушились, обращаясь в пыль, навсегда освобождая душу, заточенную в их пределах. Прошлое – это история. Будущее – это загадка. Настоящее – это то, что оставляет след в прошлом и прокладывает тропинку в будущее. А ее будущее отныне связано с одним человеком, который согласился соединить свое с ее.

Клинт наклонился к Кризанте, грациозно и бесшумно, как хищник, подкрадывающийся к добыче, пробежал кончиками пальцев по ее подбородку, заставляя вскинуть голову, и мимолетно, дразняще прикоснулся к ее губам, потом еще раз и еще и наконец поцеловал ее по-настоящему, глубоко, чувственно, обхватывая одной рукой талию, а другой – шею, ясно давая понять, что больше он ее не отпустит, и чувствуя, как ладони девушки легли ему на виски, соглашаясь безо всяких слов.

*

Волосы Кризанты мягкие, почти пушистые, похожие на ее волшебство – вечно яркое, по-летнему жаркое, бесконечно живое. Волосы Клинта – короткие, жесткие и колются, как встопорщенные иглы рассерженного ежа. Кризанта не успевает подавить смешок, когда это сравнение приходит ей на ум, и Клинт, прервав поцелуй, вопросительно смотрит на нее. Она только мотает головой и улыбается, снова притягивая его к себе.

Чувства кипят, клокочут, вырываясь на свободу из-под покровов, где были сокрыты в предвкушении долгожданного часа. Магия бушует вокруг, вспыхивая искрами и огнями ярче самых ярких звезд, видимая лишь для них. Она ликует, поет, аккомпанируя двум душам, обретшим желанное счастье. Эта ария принадлежит только им, вся музыка мира в этот момент – только для них, и они принимают этот дар, впрочем, едва обращая на него внимание.

Им не нужны слова – словами просто не выразить всего, что они ощущают. Это нечто настолько большое, настолько необозримое, настолько великое, что дыхание перехватывает, а сердца заходятся в бешеном стуке. Это не эмоции, это безграничная волна цвета всех оттенков Солнца, которая укутывает их своим теплом.

Им не нужны слова – слова слишком медлительны, неповоротливы и неуклюжи, в них нет нужного им сейчас изящества. Им не нужны слова – вместо них говорят их взгляды, взгляды, которые выразительнее и понятнее любых речей, даже самых убедительных и самых пылких.

Им не нужны слова – слов чересчур много, в них теряешься и плутаешь как в потемках, чтобы объяснить суть, слов требуется немало, и это трата сил и времени, а они оба устали сидеть на берегу реки, выжидая своего часа. Им не нужны слова – вместо них шепчут их взгляды, взгляды – бездонные, как самые глубокие пропасти мира.

Им не нужны слова – слов недостаточно, их мало, их слишком мало, чтобы помочь понять то, что они испытывают. Им не нужны слова – вместо них остались взгляды, взгляды, полные чувств, расплывшихся и потерявших очертания от ошеломляющей близости. Их взгляды пропитаны мягкостью – именно тем, чего им так долго не хватало, чтобы выпрямиться и посмотреть на мир широко открытыми глазами. В их взглядах, в их прикосновениях – воздух, которым они дышат; уют, который оборачивается вокруг них подобно шелковистому шатру; нежность, в которой они тонут; счастье, которое переполняет их до краев, излечивая все раны и несчастья.

В их взглядах и в их прикосновениях полыхает зарницами любовь.

*

Волшебные цветы, спрятанные глубоко в душах, объединившихся в одно целое, переливаются золотой радугой, сверкающие венцы горят в центре Их Бескрайней Вселенной, а шрамы, оставшиеся с Того Дня, исчезают.

Ни один из них больше не одинок. Теперь они есть друг у друга: сказочная принцесса в реальном мире и дорогой ее сердцу защитник.

*

Скомканная глазурь белого покрывала прячет под собой двух людей, ложась молочными изгибами на контуры тел. Кризанта прижимается к Клинту, и, согласно общепринятым шаблонам, ее голова с безнадежно растрепанными волосами добросовестно покоится на его плече, в то время как одна рука Клинта обнимает ее, а вторая неторопливо скользит по спине, лениво вырисовывая узоры, чем-то похожие на лепестки лилий.

Может, когда-нибудь – через пару часов или на следующее утро – они подумают над тем, почему им на глаза попалась такая удобная и отчего-то меблированная кроватью комната; над тем, почему в этой самой комнате не было ни одной камеры; и над тем, почему все подушки насквозь пропахли зеленым мятным чаем.

Клинт, бездумно глядя в потолок, улыбается, когда его левую ключицу щекочет дыхание Кризанты, и неосознанно обхватывает ее еще крепче. Мыслей нет, блаженная сладкая истома утвердила свое право, растворившись негой в крови. Он делает вдох и вдруг прищуривается.

- Мне кажется, Кризанта - это пережиток прошлого, – говорит он, и девушка ворочается, приподнимаясь на локтях, чтобы поймать его взгляд. – Сколько ты жила под этим именем?

Она быстро подсчитывает.

- Ну, лет двести, а что?

Клинт шутливо щелкает ее по носу.

- По-моему, пора его изменить.

- Да? – она перехватывает его руку и доверчиво утыкается в нее щекой. – И на какое же?

Минутное молчание не прерывает ни единый звук.

- Эллери, – наконец произносит Клинт и внимательно смотрит на нее.

- Эллери? – она задумчиво хмурится.

- Да, редкое английское имя. Означает «радостная и счастливая». Тебе более чем подходит, – Клинт пытается поцеловать ее, но Кризанта уворачивается, и он, подхватывая дурашливую игру, тянется к ней, опрокидывая обратно на кровать и нависая над ней по всем правилам романтики.

- А как же фамилия? – Кризанта прижимает ладонь к его губам, намекая на то, что не успокоится, пока сама не решит, что в этом разговоре они уже дошли до точки.

- А Бартон тебя не устроит? – в его голосе серьезность граничит с улыбкой, и он сам смеется над своей смелостью, и она вместе с ним.

- Вот так сразу? А ты не хочешь чуть-чуть подождать?

Клинт с секунду думает.

- Разве что чуть-чуть. Ладно, пусть пока будет Литтл. Но только пока.

Клинт Бартон целует свое златовласое чудо, и Эллери Литтл отвечает ему со всей нежностью.

От Автора:

Осталась только глава-эпилог.

========== Глава 25, последняя, в которой есть все: обыденность, юмор, будущее и счастливый конец. ==========

От Автора: я решила взять за дату вторжения читаури апрель 2012-го года (дата выхода «Мстителей»), а время действия «Железного Человека 3» в июле того же года. Почему? Потому.

P.S. Новая прическа Рапунцель: http://www.makeoveridea.com/wp-content/gallery/pricheski-s-kosami-foto/pricheski-s-kosami-foto-58.jpg Пока я ее будут называть «баранки», но все же если кто-то знает, как она правильно называется, подскажите, пожалуйста. Буду благодарна.

Пы.Сы. О, и давайте дружно забудем об «Эре Альтрона», где у Соколиного Глаза была своя семья. Ладно? Ла-а-а-адно. (Я не смотрела этот фильм.) И «Гражданскую войну» тоже забудем. Нифига этого не было. Ладно? Ладно.

Еще кое-что: по какой-то причине в файле этого фанфика в некоторых местах самопроизвольно выпилились пробелы. Поэтому если увидите слишвиейся в одно слова или упущенные пробелы до/после тире - пожалуйста, дайте мне знать!

*

Сразу с авианосца их, конечно же, не отпустили. Романтика остается романтикой, любовь – любовью, но отчетов по работе никто не отменял. По этой причине на следующее утро Клинт и Эллери вместе сидели в конференц-зале, шурша ручками по бумаге. Они не говорили, но то и дело их взгляды пересекались, и на лицах обоих появлялись улыбки.

Послышались шаги, и в комнату вошла Наташа.

- Хорошие новости: Старк уезжает завтра, – громко объявила она, привлекая к себе внимание. Клинт хмыкнул, Эллери подняла на нее глаза и опять опустила их на рапорт перед собой. – Плохие новости, – Наташа прибавила это сердитым тоном искрестила руки на груди: – Старк уезжает завтра.

В ответ ей донеслись два синхронных смешка, которые тут же перекрыл раскатистый голос секунду назад упомянутого Старка, который ворвался в помещение аки ураган, будучи на гребне своего зашкаливающего хорошего настроения.

- Милая моя Элли, – еще у дверей начал он, но, приблизившись к столу, икнул и почти отпрыгнул назад. Наверное, от вида потертой зеленой байковой рубашки у него чуть не случился сердечный приступ. Впрочем, он недолго предавался шоку и, кашлянув, прочистил горло и продолжил: – Дорогая, несравненная Элли, тебе надо получше питаться, – Старк бесцеремонно оттащил Эллери вместе со стулом от ее места и покрутил (благо у стула были колесики). – Это же просто форменное издевательство над таким организмом и такой фигурой! Давай я тебя отниму на пару недель у этого хмурого сокола, – при этих словах Клинт недовольно посмотрел на разошедшегося мужчину, – и повожу по ресторанам с отличнейшим сервисом, а то ты такими темпами скоро станешь похожа на жертву голодной забастовки.

- Ты утрируешь, – Эллери, поняв, что кресло ей так просто не отдадут, встала и продолжила писать отчет стоя.

- Да, – не стал спорить Старк, – но законом это не карается. Кста-а-ати! – вспомнил он. – Тебе нужно прозвище.

- Какое еще прозвище?– девушка настороженно выпрямилась. Клинт оторвался от бумаг.

- Ну, как какое? – удивился Старк. – У нас в нашей дружной команде у всех есть свои ники, никнеймы, клички: Черная Вдова, Соколиный Глаз, Железный Человек опять же. А ты тут…

- А я тут и без никнейма обойдусь, – перебила его Эллери.

- Нет, не обойдешься, – уперся рогом Старк. – Итак, тебя мы назовем… – страдальческий вздох окружающих он проигнорировал. – Назовем мы тебя… Да, точно! Бабочка.

- Бабочка? – Эллери приподняла брови, Клинт нахмурился еще больше, а Наташа ядовито фыркнула, поднимаясь на ноги.

- Да, Бабочка, – повторил Старк. – Сокращенно - Флай [1].

- Повторяю: тебе не кажется, что я и без прозвища выживу?

- Нет, мне не кажется.

- Ну да, конечно, – «спохватилась» Эллери. – Я же и забыла, с кем я разговариваю.

- С гением, миллионером, плэйбоем, филантропом… – начал с чувством собственного достоинства перечислять Старк.

- Надоедливымзасранцем, – шепотом добавила Наташа на ухо Элли, проходя мимо нее. Девушка прыснула, но потом нахмурилась.

- А если…

- А если кто-то скажет, что ты похожа на муху [2], твой Клинт устроит тому человеку «веселенькую» жизнь, – отозвался с улыбкой Старк и сразу же добавил уже серьезным тоном: – В больнице.

- Знаешь, а давай я буду просто Элли. И коротко, и ясно.

- А, может, тогда сразу Дороти? Рубиновые туфельки принести?– включил поток сарказма Старк.

- А я вот сейчас как позову Смелого льва,– пригрозила Эллери.

- Понял, понял, – примирительно отступил назад Старк. – Элли так Элли. Смотри, не забреди часом в Канзас и не попади в ураган.

*

Жизнь возвращалась на круги своя. Плохие дни забывались, пережитые страхи рассеивались. Май заканчивался, весна медленно уступала права лету.

Поскольку дом Клинта бесславно канул в лету из-за пожара, ему (и Эллери, соответственно) нужно было искать новое место для жилья. Но сказать проще, чем сделать, даже при учете объединенных сил сотрудников Щ.И.Т.а, так что пока молодые люди жили у Наташи, которая сама им такой временный вариант и предложила. Гостевой комнатой ее квартира не располагала, но Романофф «пожертвовала» своей спальней, а сама переехала в гостиную на мягкий большой диван, опробовать который в качестве места для сна она еще не успела. «Место для сна» положительные ожидания оправдало.

Утром, сидя в креслах, обмундированных мягкими чехлами, все трое смотрели очередной новостной выпуск, гласивший о том, что в мире все пучком. Наташа потягивала мятный чай, одновременно закусывая приготовленным Эллери омлетом, Клинт пил горячий кофе, а сама Эллери щелкала что-то на планшете, одолженном у Наташи. Одновременно с этим они переговаривались, увязнув в дружественной беседе, но после очередной реплики Клинта Эллери оторвалась от сенсорного экрана и моргнула.

- Погоди, ты сказал «отпуск»? Фьюри дал тебе отпуск?

- Да, – Клинт кивнул, делая глоток. Наташа оставалась невозмутимой, не обратив внимания на вопросительный взгляд Эллери.

- Стоп. Еще раз. Фьюри…

- Директор Щ.И.Т.а, – Клинт решил сразу прояснить все, – в присутствии трех свидетелей - агента Колсона, Наташи и мисс Хилл - подписал официальное разрешение на отпуск. На четыре месяца.

- Отпуск на четыре месяца? – Эллери повысила голос, не веря своим ушам.

- Солнце, ты никогда такой непонятливой не была, ты меня пугаешь.

- Так, погоди, – девушка выпрямилась, переваривая информацию. – Фьюри. Отпуск. Официальный. Ну-ка, признавайся, чем ты этого диктатора пытал, а то я тоже так хочу.

- И я! – встряла Наташа, поддерживая разговор.

- Я его не пытал, он сам предложил, – отмахнулся Клинт. – А еще по возвращении нам предоставят новое жилье, Колсон, кажется, говорил о доме в колониальном стиле.

- М-м, большая терраса, беседка, пастельно-белые тона… – Наташа мечтательно прикрыла глаза. – Красота, конечно, но не в моем вкусе. А вот вам подойдет.

- А куда мы в отпуск-то поедем? – в ответ на этот вопрос Клинт поднялся и, обняв Эллери со спины, поцеловал ее в макушку.

- Сначала туда, где нас не смогут найти, никто и ни за что, – шепнул он ей на ухо. – Потом туда, где мы сможем потеряться, раствориться в толпах людей. А потом туда, где много-много солнца. А потом еще куда-нибудь.

- Офигительный план, – не сдержалась Наташа, топя смешок в кружке с чаем. – Только Старку о нем не рассказывайте, а то он вам всю романтику порушит.

*

Жизнь – полоса черная, полоса белая, полоса серая и бог весть знает какая еще. Очень долгое время Эллери делила свою жизнь на Времена До Того Дня и на Времена После. Но теперь необходимость в столь радикальных понятиях отпала, и Эллери ощущала, как легко стало после того, как груз прошлого навсегда спал с ее плеч. Впрочем, она наивно полагала, что с началом ее новой жизни проблемы исчезнут как по мановению волшебной палочки.

Для примера можно рассказать о том, как у Эллери возникла проблема с одеждой. Хотя сначала возникла проблема с домом. Но эта загвоздка была у них с Клинтом одна на двоих, и они не особо заморачивались, особенно учитывая то, что целых четыре месяца провели так далеко от Нью-Йорка, как только могли, и вопрос с жильем безо всякого труда решили и без них. Но не забываем о насущном…

После возвращения из «отпуска» и переезда в новый дом, у Эллери возникла серьезная беда с одеждой. С той, которую Наташа ей накупила во время ее отсутствия под непробиваемым предлогом «вечно на тебе одно и то же, девушке требуется более разносторонний гардероб». Криз… То есть, Эллери, привыкшая одеваться по принципу «что первое под руку попалось и что удобно» – а дома в Лондоне с этим проблем не возникало, потому что под руку попадался исключительно один единственный набор одежды, – теперь, вставая по утрам, должна была минут десять стоять перед открытым шкафом и растерянно искать взглядом что-то не слишком вызывающее, а более обыденное.

А сперва все было так безоблачно и невинно и началось с простого вопроса, который агент Романофф задала, стоило Эллери после длительного отсутствия (медлительного похода по моллу в поисках чего-то нового и недорогого) зайти в гостиную:

- Хочешь сменить имидж? – Наташа сидела в кресле, чистя оружие, и краем глаза смотрела на девушку, одетую в скромные (по ее, Наташиному, мнению) обновки.

- Вроде того, – Эллери кивнула. – Что скажешь?

Наташ смерила взглядом узкие черные классические брюки, белую блузку с короткими рукавами, накинутый на плечи угольный блейзер без застежки и… все те же бежевые конверсы.

- Тебе идет. А обувь поменять не хочешь? – после некоторого созерцания вынесла «приговор» женщина.

- Нет.

- Почему?

- Мне в этой бегать удобно. А бегать, по-видимому, придется много, – Эллери вальсирующей походкой отошла к зеркалу и посмотрела на свои волосы, которые еще утром заплела в косички и уложила в «баранки». С такой стрижкой носиться от неприятностей тоже было, кстати, удобнее.

*

А еще можно рассказать о том, как Старк загорелся идеей создания костюма для Эллери (не железного, а просто элегантного) и как она приехала к нему домой на «примерку». Было это уже после четырехмесячного отсутствия.

Выйдя из лифта, в котором на протяжении всей «поездки» до крыши небоскреба неиграла штамповая музыка, Эллери огляделась по сторонам и громко присвистнула.

- Ничего себе избушка! – пробормотала она и услышала хмыканье Клинта за спиной, который как всегда был по-спартански лаконичен. – Ау, хозяева!

- Добро пожаловать, мисс Литтл, – раздался откуда-то из-под потолка мужской голос, явно не принадлежащий Старку.

- Привет, – продолжая с любопытством вертеть головой, не растерялась Эллери и тут же спросила: – А вы кто?

- А как вы думаете?

- Ну, на мисс Пеппер Поттс вы точно не тянете - тембром не вышли. Так что я склонна предположить, что вы тот, кого Старк называл Джарвисом.

- Вы удивительно проницательны, – хмыкнул виртуальный дворецкий.

- Ух ты! Искусственный интеллект вкупе с чувством юмора! – оценила Эллери, с хлопком смыкая ладони. – Это круто!

Старк объявился где-то через полчаса. Задержался он по той причине, по которой пригласил Эллери. Причина эта была золотистого цвета, ее текстура походила на чешуйки, и являлась она защитным костюмом со встроенным GPS, из материала достаточно прочного, чтобы выдержать удары пуль до определенного калибра.

- А после определенного калибра? – Клинт скептически осматривал эту, с позволения сказать, броню, пока Эллери ощупывала холодную, плотную, шероховатую ткань.

- А после роль защитного костюма будешь выполнять ты сама, – невозмутимо отозвался Старк. – Давай, примерь, порази своего кавалера, а потом я сделаю тебе коктейль пина колада. Отпразднуем твое возвращение! Хотя я все еще настаиваю на недельном туре по ресторанам.

*

Разумеется, Эллери не рассчитывала на то, что неприятности сей прекрасной жизни обойдут ее стороной. Нет, конечно, некоторое время так оно и было, но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Для Эллери полоса безмятежности закончилась в июне 2012 года, вскоре после того, как Клинт уехал на научную базу, где исследовали Тессеракт. И закончилась она ощущением жуткой пустоты и холода в сердце. Эллери даже не успела набрать номер Клинта, потому что первым ей позвонил Фьюри.

- Вы плохие новости хорошо воспринимаете? – директор Щ.И.Т.а, в голосе которого слышалась какая-то помятость, сразу взял быка за рога.

- А вы в курсе, что это оксиморон [3]?

После этого телефонного разговора Эллери четко почувствовала, что пренеприятнейшего асгардского бога по имени Локи ждут большие беды. А впоследствии, когда как этот нехороший нечеловек напал на Щ.И.Т. и ранил Колсона – к счастью, Эллери успела исцелить агента – ей очень сильно захотелось накостылять этому хитрозадому лису по шее.

Но пока суд да дело, ей пришлось отложить месть и отправиться на авианосец, где выяснилось, что Фьюри собирал, скажем так, отряд для противостояния планам нежеланного гостя из другого мира. Эллери прибыла в штаб-квартиру почти сразу после Старка и, сдержанно ответив на приветствия людей, представленных ей как Стив Роджерс и Брюс Беннер, переспросила Старка:

- Инициатива «Мстители»? – хотя этот вопрос относился и к Фьюри. – Это что, новый аттракцион?

- А ты сама посмотри, Элли, – усмехнулся Старк. – Тут уже есть непробиваемый зеленый профессор, капитан Америка, скромный гений-миллионер, профессиональный убийца, который вскорости к тебе вернется, и не менее профессиональный шпион, а еще бог из другого мира, положительный такой персонаж с увесистым молотком. Для полного вау-эффекта нам не хватает только сказочной принцессы. По совместительству супер-врача.

Стоит ли говорить, что «вау-эффект» превзошел все ожидания?

*

Driving down this highway,

Soaking up the sun,

Got miles to go before we get home,

And the journey’s just begun.

We hold onto each other,

You are everything I need.

You feel like forever,

You’re a second chance for me.

This life could almost kill ya

When you’re trying to survive.

It’s good to be here with ya,

And it’s good to be alive!

Skillet – Good to Be Alive.

Мини-эпилог.

Через месяц после инцидента с Мандарином.

Одна из многочисленных частных резиденций Тони Старка.

Шри-Ланка.

[…Где-то у моря.]

- Эй, петушок! – Клинт, сидевший на крыше особняка и наблюдавший оттуда за садовой вечеринкой, которую Тони решил устроить, дабы отпраздновать такое дорогое им всем отсутствие проблем, даже ухом не повел в сторону Старка, несшего в одной руке бутылку вина восьмидесятилетней выдержки, а в другой – хрустальные бокалы. – Слезай со своего насеста - мы идем обедать.

Клинт поправил сползшие с носа солнечные очки, после чего единым плавным движением поднялся и, ловко спрыгнув на землю, направился к Эллери, которая, придерживая на голове соломенную шляпку, упивалась видом плещущегося моря.

- Ты обрезала волосы? – он мягко обнял Эллери со спины, положив подбородок ей на плечо и поцеловав в щеку.

Девушка улыбнулась.

- Наташа решила поиграть в парикмахера. Не беспокойся, они скоро снова отрастут, и она опять сможет поэкспериментировать.

- Отсутствие работы ее убивает?

- Да. А меня устраивает. Мне нравится бездельничать.

- Поддерживаю, – Клинт прикрыл глаза, чуть покачиваясь из стороны в сторону и не переставая прижимать к себе Эллери. – Но я не позволю ей тебя мучить.

- О! Прозвучало так по-геройски, – засмеялась Эллери, опуская свои ладони поверх его.

- Эй, ребята, пока я не забыл, – окликнул их Старк. – Когда наконец осмелеете и решитесь связать себя узами брака, скажите мне: я закажу офигительного бармена, звякну Тору и профессору Халку, и мы забацаем вам такую вечеринку, что у вас башню ко всем чертикам снесет!

Эллери несколько секунд обдумывала заманчивое предложение, после чего повернулась лицом к Клинту, все еще оставаясь в его объятиях.

- Слушай, а может, все-таки скажем им, а? – она приподнялась на носочках и потерлась носом о скулу, покрытую легкой щетиной.

- М… – Клинт помотал головой, прикрыв глаза, и еще крепче сомкнул руки вокруг талии Эллери. – Не сейчас. Попозже.

- Ну, Клинт…

- Ну, Элли…

- Нет, ну правда, давай скажем им, что мы уже больше года женаты!

Конец.

[1] Бабочка по-английски – Butterfly. Тони Старк использует три последние буквы для сокращенного прозвища – Fly.

[2] Муха – это тоже Fly.

[3] Оксиморон – сочетание слов с противоположным смыслом. Например, Ромео в беседе с Бенволио говорит: «…Холодный жар, Смертельное здоровье, Бессонный сон…».