Институт Дураков [Виктор Александрович Некипелов] (fb2) читать постранично, страница - 6

заполнил бланк, прикрепленный к карточке-истории болезни. После серии обычных вопросов, касающихся моего обвинения, образования, последнего места работы и детских болезней, он вдруг спросил: "А как вы ведете себя в коллективе? Вы легко общаетесь с людьми?". Я пожал плечами. Вопрос был нелепый. К тому же я для себя решил, что вообще не буду вступать в разговоры с психиатрами.

Мое дело лежало на столе — пухлая папка, листов сто пятьдесят… Думаю, это было мое тюремное дело, которое не нужно путать со следственным. Возможно, последнее тоже было направлено в институт Сербского.

Когда формуляры были заполнены, две толстые няньки повели меня в баню. Сверкающая белизна кафеля была пыткой для глаз. Няньки велели раздеться и сунули мою одежду и все мои вещи в казенный больничный мешок, сказав, что в отделении меня накормят. Мои попытки оставить при себе Уголовный кодекс и Уголовно-процессуальный кодекс не увенчались успехом — "не положено". Тетради няньки отложили, чтобы отдать на просмотр врачу — так, мол, положено, их вернут с разрешения врача. Тут же из тетрадок были вынуты скобки. Еще одно психиатрическое "не положено". Бог мой, сколько таких "положено" и "не положено" в ГУЛАГе! Они забрали мою расческу, очки, шариковую ручку тоже, уверяя, что врач непременно разрешит пользоваться ею. Освободив от этих обременяющих плоть предметов, няньки усадили меня в ванну и запорхали вокруг, как наяды. Одна терла мне спину мыльной губкой, другая поливала мою голову теплой водой из пузатого зеленого кувшинчика с выщербленной эмалью. Кувшинчик был так старомоден, казался таким мирным, домашним, он будто перенесся сюда из далекого-далекого детства.

Основания для назначения экспертизы

Следователь назначает экспертизу для получения сведений о психическом здоровье подсудимого и о его способности отдавать себе отчет за совершенное преступление. Экспертиза назначается и в случае, когда есть справка, что обвиняемый в прошлом уже состоял на психиатрическом учете, находился или находится под наблюдением психиатра. Для направления человека, находящегося под следствием, не требуется согласия прокурора (ст.188 УПК РСФСР^[6]). Хорошенькое дело! В системе Управления внутренних дел, где следователь и прокурор находятся в одном списке платежной ведомости и получают зарплату в одной и той же кассе, подразумеваемого контроля над следствием со стороны прокурора в данном случае просто не существует^[7]. Наши прокуроры вообще не любят спорить со следователями. Зачем им это? У тех и других цель одна защищать интересы государства. И правда здесь не требуется, не нужна.

А если подойти к вопросу с точки зрения демократического судопроизводства? Как же так? Получается, что любой человек может подвергнуться психиатрическому обследованию не только без согласия на то, но и против его собственной воли. Для этого достаточно "внутреннего убеждения" (которое, интересно отметить, всегда совпадает с "внутренним убеждением" начальства) следователя, что обвиняемый психически болен. Следователь подписывает направление — и тюремщики укладывают человека на психиатрическую койку! Если с вами это случится, скорее всего, вы там и останетесь. Раз уж вы оказались в психбольнице, значит с вами не все в порядке. Что-нибудь непременно найдут… убеждения, сомнения, размышления и т. д. "Ищите, и найдете!" — говорят врачам. И врачи ищут. И… находят. Находят, даже если следователь выписал постановление об экспертизе в момент собственного раздражения против обвиняемого, или потому, что получил взятку от родственников, или просто по прихоти, чтоб насолить коллеге-собутыльнику. Врачи уже ничего изменить не могут, они непременно что-то найдут, потому что не могут противостоять "внутренней убежденности" следователя, а значит и высших властей. В конце концов, они тоже стражи интересов государства, они служат правительству, а не Эскулапу. И два раза в месяц аккуратно выстраиваются в очередь за зарплатой, как и прокурор со следователем.

Здравствуйте, психи!

После мытья няньки повели меня по лестнице на второй этаж. Здесь, в конце коридора расположено 4-е отделение, через которое прошли все диссиденты. Паркетный пол был натерт до скользкого блеска. Черноволосая татарка-медсестра улыбнулась мне, как давно потерянному и вернувшемуся вдруг родственнику. Она открыла дверь в палату, и я вошел в просторную комнату с двумя рядами белых железных кроватей, покрытых зелеными верблюжьими одеялами. Пол здесь тоже был паркетный и тоже блестел. В центре комнаты стоял длинный стол, и на нем покоилась клетчатая кухонная клеенка. Нижняя часть стекла двух огромных окон была закрашена белой краской, и над ней я увидел голубое небо, верхушки деревьев и жилой дом с балконами! И самое главное — застекленные окна не были зарешечены! (Позже, проверив стекла, я понял эту "беспечность" — они были противоударные,