Прощай, лес, прощай, дуброва... [Юрий Александрович Фанкин] (fb2) читать постранично, страница - 3

навстречу своим обидчикам и вдруг, как-то косо развернувшись, словно падая, поворачивается выгоревшей сутуловатой спиной и с душераздирающим криком бежит навстречу изнахалившемуся Забрухаю.

– … а! – задышливо обрывается звук.

Вслед Мине летят обкусанные зелёные яблоки.

… Мой дед Василий, сторожкий до всякой несправедливости, не раз внушал на время притихшим огольцам:

– Вы это… того… Миньку-то с Гринькой не забижайте. Какие они ни на есь, а всё ж люди. Не крапивное семя…

И добавлял с истовой убежденностью, даже торжественно:

– Богу всякие нужны!

С дедом соглашались. А жизнь продолжала идти как бы сама по себе, ершисто-вольным и не всегда чистым половодным потоком, и было в этой жизни всё: и трогающая до слёз доброта, и горькие обиды, и весёлое озорство… И что тут о какой-то мелюзге говорить! Среди взрослых парней и даже мужиков встречались удивительные озорники и насмешники, и самым первым среди них был, конечно, тракторист Ваньча Зотов, без которого едва ли обошлась хоть одна крюковская свадьба. Скосив голову набок и тиская в уголке рта папироску, он мог часами шпарить на своей гармонике, “страдать” с девками до вторых петухов и с редкостным рвением – в шутку поговаривали, что ему за это начисляют трудодни – подбивать самых тихих, застенчивых парней на женитьбу. И, наверное, неудивительно, что на горизонте Ваньчи, развернутом лихой красной дугой, словно мехи его звонкоголосой “саратовки”, однажды приметно замаячил Гриня Агафонов в его широкополой велюровой шляпе с красивым луговым цветком.

Встретив Гриню, Ваньча яростно и долго жал руку пастуха своей мохнатой медвежьей лапой, пропахшей бензином, – Гриня вопил, не переставая смеяться, – тряс новоявленного “жениха” за плечи, одобрительно ощупывал мускулы, скользил восторженным взглядом по лицу, не забывая при этом оценить ровные убористые зубы, – бьюсь об заклад, что наш “коровий специалист”, дед Пантелей, так старательно не разглядывал корову на куркинском рынке в предвкушении хорошего магарыча.

– Ай, ма-аладец! Ну, ма-аладец! Всеми статьями жених! Скоро бражку будем с тобой пить. А вот репей-то со шляпы сыми! Цветок не трогай, а репей сыми – он тебе весь фасад портит!

Гриня, светясь радостной улыбкой, отцеплял репей.

– Ах, как Фроська по тебе сохнет! Ах, как сохнет! Извелась девка…

– Какая Фроська? – удивлялся Гриня. – Ты мне надысь всё про Дуську говорил…

– Что Дуська? Ну что эта Дуська? -

Ваньча на какое-то мгновенье отводил шалые цыганские глаза и с невыразимой тоской в голосе продолжал:

– Забраковали мы Дуську! Зубы редкие… Сиськи? Ну что это за сиськи? Никакого удоя!

– Больно мне нужно её молоко! – резонно возражал Гриня.

– Ну тебе не нужно, а детям нужно…

– Разве что детям! – соглашался Гриня.

– Да ещё брыклива! – охаивал девку Ваньча. – Глянь, что она наделала. – Ваньча проводил пальцем по щербине передних зубов. – Уж так задним копытом шибанула! Так она взбрыкнула!.. – Ваньча корчил лицо, изображая боль. Печально качал головой. – Но и я хорош! Мне бы к ней надо спереди подойти, а я сзади попёрся, как бугай к непокрытой корове!

– Чего ж ты сзади-то попёрся? – смеялся Гриня. – Аль дурак?

– Выходит: дурак! – с улыбкой соглашался Ваньча.

Гриня сужал глаза и говорил необычно строгим голосом:

– Врёшь ты всё!

– Как это вру? – вскидывался Ваньча.

– Мать-то хрёсная мне что про тебя говорила? Врёшь и врёшь. Как сивый мерин.

Ваньча делал обиженное лицо, шумно сопел:

– Это я-то, мил друг, вру? Да я вообще ничего не говорю, когда вру, а уж если и заговорю, на осьмой день недели, то одну правду-матку режу…

– Разве что так! – смущённый напором Ваньчи соглашался Гриня. – А сам почему не женисся? Других дураков ищешь?

– Сам-то? – Ваньча задумчиво шмурыгал пальцем в курчавом, вечно запылённом затылке. – Видишь, тут такое дело… Как бы тебе, мил друг, сказать?.. Вымахал я ростом с коломенскую версту. Ну, пойду я, к примеру, к тёще на Масленицу, на блины. Что ж мне, скажи, башкой о матицу тюкаться? А? Я бы давно, мил друг, оженился, да вот, как зайдёт разговор о том, что в тёщинском доме надо матицу подымать, сразу вся любовь побоку! Э-хе-хе! – кручинился Ваньча. – Никак не дают разгуляться бедному крестьянину…

– А дома-то у себя небось не на корячках ползаешь? – интересовался Гриня.

– Ползать-то не ползаю! – грустновато соглашался Ваньча. – А вот башку-то приходится пригибать. Ну да ладно! Дома – куды ни шло! А вот ежели к любимой тёще на блинцы идти? Перед нею, знаешь, как я должен выглядеть? Хренадером! Вот так! – Ваньча выпячивал колесом грудь, с необычной покорностью опускал руки по швам. – Натуральным хренадером!

Гриня тоже заметно приосанивался, названивая “медалями”:

– Как солдат! Понял, Ваньча, я всё понял!

Ваньча добродушно усмехался:

– Понял? Чем старик старуху донял… А ты мне, как на духу, скажи: люба тебе Фроська аль нет?

Гриня задумывался:

– Вроде добрая девка. За коровой здорово