Укротитель Хаоса на полставки. Жизнь «до» [Алана Русс] (fb2) читать онлайн

Алана Русс Укротитель Хаоса на полставки

ЧАСТЬ 1. Жизнь «ДО»

* * *

Полчаса. Лента началась полчаса назад, а она уже мается дурью?

Ян мотнул головой, прогоняя злобный порыв на виду у всей группы поставить наконец на место студентку. Девица в очередной раз, склонив голову, с увлеченным видом черкала в тетради что-то, явно не относящееся к походу славного князя Олега в земли Приднепровья.

Едва уловив гневный преподавательский взгляд, ее соседка в спущенных на кончик носа очках легонько подтолкнула девицу, и та, встрепенувшись, отбросила ручку.

Ловко соорудив на лице горячую заинтересованность, уставилась на Яна огромными зелеными глазами с лихо выведенными стрелочками на верхних веках. Спешно заправила выбившиеся из хвоста на затылке русые пряди, подобралась.

Стиснув зубы, Ян попытался унять злость и решил во что бы то ни стало не обращать внимания. Ну сидит себе девчонка на последнем ряду да сидит. Ну рисует что-то, ну и бог с ней. Мало ли в группе бездельников? Некоторые, даже сидя у него перед самым носом, не проявляют должного уважения, медленно скользя пальцем по чуть приглушенным экранам смартфонов. Будто бы он дурак и ничего кроме интерактивной доски не видит. Ага.

Ян отвел взгляд и продолжил лекцию. Шлепнул пальцем шероховатой поверхности экрана, и слайд сменился.

Черт побери! Он ведь из кожи вон лезет, чтобы преподать материал как можно интереснее и понятнее. Старается не задавать этим лентяям на дом столько, сколько в свое время задавали ему. Чего им еще надо-то?

Девица, надо отдать ей должное, больше отвлекаться не смела, глядела строго на экран. Правда лицо ее предательски выдавало скуку, забавно вытягиваясь каждый раз, когда его обладательница старательно сдерживала явно нечеловеческие по силе зевки.

Ну, хоть видимость, что слушает, создала. И на том спасибо.

Шумно выдохнув, Ян отвернулся от аудитории, уходящей на несколько ярусов вверх. Снова шлепнул по доске. Выдал еще добрую порцию лекционного материала и на каблуках развернулся к студентам.

— Если есть вопросы, не стесняйтесь. Озвучивайте.

Все без исключения дружно закрутили головами. Ну еще бы. А взгляд тем временем, вопреки желанию, вновь перебросился на верхний ряд.

Девица в эту секунду, потеряв осторожность, а может, и всякий стыд, покачнулась и совсем закрыла глаза. Лениво вытянув обе руки, улеглась на стол, и теперь ее птичьи плечики чуть подрагивали, расслабляясь под уютным покрывалом сна.

Понедельник, ясное дело, день тяжелый, но это…Да уже ни в какие ворота не лезет!

Бросив мимолетный взгляд в раскрытый журнал с длиннющим списком студентов, который неминуемо сократится к следующему семестру, Ян отложил указку.

Маша, Маша, Мария… а вот фамилию прочесть не успел. Ну и ладно.

Девица в очках, с ужасом глянув на дрыхнущую соседку по парте, заволновалась, заерзала, тыча в соню пальцем.

Ян внутренне рассмеялся со всем злорадством, на которое только способен был.

Поздно, барышни. Поздно.

Ноги сами собой уже несли его на самый верх колизейной аудитории. Прямиком к объятой Морфеем нахальной, зеленоглазой особе.

Глава 1. Найти подход

— Мика, Мика, — непрерывно вот уже пару минут толкала меня в бок соседка по общежитию. — Мика, блин!

Ах, это слово-паразит! У Оксаны что ни фраза, то хлебобулочное изделие какое. У нее вообще нездоровая мания всему искать сравнения с едой.

— Сама такая, — буркнула на автомате, скребанув ногтями по парте.

Ммм… волшебное чувство полета мысли! Вот уже невесомая дрема окутывает с ног до головы, пронизывает насквозь, пробуждая в сознании сотни картинок в секунду.

Говорят, наркотики вставляют. Не верю. Разбушевавшаяся во сне фантазия вштыривает похлеще, пожалуй.

— Машка! — соседка с особым остервенением вонзила свой наманикюренный пальчик мне промеж ребер.

От неожиданности я ойкнула и вскочила. С ума сойти, неужели на паре заснула? Щеку зажгло, едва она, будто восковая полоска «вит», отлепилась от отполированной поверхности стола. Потирая лицо, я скривилась, но тут же надела маску каменного спокойствия.

Совсем еще юный, лет двадцать семь, не больше, аспирант и по совместительству преподаватель, стоял прямо передо мной, листая тетрадь и изредка с осуждением качая головой.

Под той самой «маской каменного спокойствия» незамедлительно разлилась краснота. В этой тетрадке вся моя жизнь! Ладошки в мгновение ока повлажнели.

Беда. Ой, беда мне!

— Выспались?

— Извините, — пролепетала я, таращась мужчине куда-то в район груди.

«Клетка, клетка, еще клетка…» — туда-сюда скользила я взглядом по рубашке с лихо закатанными рукавами. Выше глазеть нельзя: там удивительно темные, чуть больше, чем суровому мужскому лицу полагается, глаза. Ну а разглядывать препода ниже пояса, тоже неприлично. Хотя, на удивление, не так неловко.

— И это ваша рабочая тетрадь?

Прозвучало, как приговор. И то ли это был вопрос, то ли утверждение, но я на всякий случай утвердительно кивнула. Оксана чуть слышно горестно выдохнула, и я поняла: соврать надо было. Однако голова ото сна все еще туго принимала информацию. Новый мир, рожденный во снах, стремительно гас, а я всеми силами пыталась ухватить его, чтобы закрепить в памяти. Только вот у реальности на меня явно были свои жестокие планы.

— Безобразие, — констатировал преподаватель.

— Это черновик, — спешно брякнула я, но мужчина уже пролистал тетрадку, задержавшись взглядом на внутренней стороне обложки.

Там синим по картонно-серому было выведено: тетрадь для семинаров и лекций по истории государства Российского.

Ну что поделать, если рождение очередного сюжета происходит именно на этих, так нелюбимых мной парах?

С историей у меня всегда были проблемы. Собственно, эффект был и обратным: проблемы из-за истории были тоже. Писать эссе и рефераты еще полбеды, но запоминать все эти даты, события, вереницы князей и королей мне всегда было сложно. Не применяй я уловок и хитростей, еще б на первом курсе поганой метлой погнали из универа, а так… Хорошо, языки и прочее всегда давались легко. Умудрялась как-то у преподавателей перед глазами маячить, да добрую репутацию выгрызть. Но на сей раз, похоже, вляпалась я знатно.

— Задержитесь после занятия…

Препод выжидающе уставился на меня, одним взглядом подтверждая правильность размышлений.

— Мария Вознесенская, — совсем тихо подсказала я.

— Задержитесь после занятия, Мария.

И отошел, мгновенно изменившись в лице и тоне. Швырнул тетрадку себе на стол и принялся, как ни в чем не бывало, вещать заготовленный лекционный материал, а я тем временем стыдливо покопалась в сумке и выудила первую попавшуюся тетрадь. Вяло пролистала занятые другим предметом листы, отыскала чистые и вцепилась в ручку, как утопающий за соломинку.

— Ну ты и сарделина, Мика, — толкнула меня Оксана, хохотнув.

— Ой, да сама такая.

Единственный ход, что против соседки действенен: не обзывать ее в ответ. Иначе разойдется, семеро не удержат. И не стоит пытаться отгадать, что она имеет в виду, когда изобретает новое прозвище.

Говорю же, странная она.

— Ага, — прыснула от смеха Оксана. — Видела бы ты свое лицо: настоящая сарделька, нитритом натрия напичканная!

Щеки и правда все еще пылали неестественно горячо и, судя по всему, ярко. Но я только отмахнулась от фыркающей подруги, внимательно следя за преподом. Ну ее. Лучше не рисковать больше, и не отвлекаться зазря. А то еще не получу тетрадку обратно, и как тогда быть?

Аспирант еще долго листал цветастые слайды, черкал маркером на доске, но слушала и записывала я через раз. Диктует, как пулемет, да и заветная тетрадочка на преподавательском столе покоя не давала.

— Думай давай, как выкручиваться будешь, — одними губами прошептала Оксана, а я тяжело вздохнула.

Её правда. Сочинить речь в «защиту» своего невнимания не мешало бы.

Все знают, что аспирант сперва шанс даст. Спросит: «Ну, и как вы дошли до жизни такой?»

А дальше сам карабкайся, как можешь. Правда, до сих пор никому так и не удавалось уйти от него победителем. Все невероятные истории были на корню зарублены, а провинившемуся выдано жуткое индивидуальное задание. И непременно с лютым подвохом. Впрочем, поэтому аспиранта побаивались и лишний раз старались не злить.

А вообще Ян Викторович мужчина неплохой. Симпатичный, высокий, кареглазый. Умный и целеустремленный, что немаловажно. На кафедре вечно допоздна засиживается, в деканате помогает местным барышням с восставшей копировальной техникой разбираться. И вроде бы одни плюсы ему в карму, но только дотошный… ну сил нет!

И не скажешь ведь с первого взгляда. Девчонки потому и завздыхали томно, едва он впервые вошел в аудиторию и, представившись, известил: семинары и, возможно, даже некоторые лекции по истории, вместо старенького и извечно занятого зава кафедры, будет вести он.

— Начнем со знакомства, — скрестил он руки на крепкой, явно с помощью спортивного инвентаря оформленной груди. — Бранов Ян Викторович. Надеюсь, мы с вами сработаемся.

Мы, почуяв сладковатый запах халявы, в ответ тоже разнадеялись. Это ж вам не какой-нибудь «столетний» зав. с непомерными требованиями, и висящей на щеках и шее старой, сморщенной, будто у черепахи, кожей!

Разумеется группа тут же взволнованно загудела, девушки воинственно засверкали глазами и всем скопом бросились каждое слово за аспирантом записывать. Правда, довольно скоро поняли: быстрописанием Бранова не впечатлить, ведь диктовал он с такой скоростью, что пальцы в кровь стереть — раз плюнуть. К чему такие жертвы?

Выход нашелся довольно быстро. Создали в соцсетях чат, где можно было с преподом на околоинститутские темы общаться, и пригласили туда аспиранта. Правда чат довольно быстро загнулся: те книжки, что Бранов туда скидывал, мало кто прочел… потому и поговорить нам с ним оказалось не о чем. Зато железобетонный повод в друзья добавится появился! Так и поступили.

Сама я навязываться постеснялась, так Оксана, сказав: «Одногруппники — это как опята на пне: по гроб жизни вместе!» взяла и, с легкого щелчка пальцем по сенсорному экрану тоже меня в ряды фанаток записала. Возмущалась и краснела я тогда, конечно, знатно. Так толку уже? После драки кулаками не машут.

Однако Бранов, поклон ему нижайший от меня и моей самооценки, исправно всех желающих принимал, но зазывные, яркие фото новоиспеченных поклонниц лайкать не спешил. А затем и вовсе что ни занятие: проверочная, да тест один другого страшнее.

Тут у девчонок, как водится, все чувства разом и поотсохли.

После первых же низких отметок обругали аспиранта, как могли, сидя в местной столовой, и теперь лишь изредка, с сожалением во взгляде провожали, мол: «Может, все же одумаешься, непутевый?»

Однако «непутевый» продолжал гнуть свою линию, проводя семинары в ключе: доминируй, властвуй, грозись неуд в зачетку нарисовать. Этим, собственно, он свою репутацию «секси-препода» и профукал.

— Да смысла нет, — не раз вздыхала Оксана, обреченно подперев лицо кулачком. — Ну его, Бранова-Баранова. Тот еще крендель, похоже.

Крендель не крендель, а все же преподаватель. А я задрыхла прямо у него перед носом.

Стыд и срам!

* * *

Остаток занятия пролетел мухой, и вот я, уныло собрав вещички, ковыляла к преподавательскому столу.

И когда только петельку пришью, чтобы вещи в гардероб сдавать? Стою теперь как торговка шмотьем с кулем из пуховика, шапки и огромного шарфа, любовно называемого мной: "авторский". Почему именно авторский? Шут знает. На фото видела такие у писателей, потому и купила.

— Мария, — словно бы удивился мужчина, а я вернулась в реальность.

За спиной у меня группа спешно покидала аудиторию.

Оставшись один на один с преподавателем, я почувствовала себя как тот самый «один», что в поле не воин. Зябко стало.

— Художничаете, значит, на занятиях, — надменно приподнял бровь Ян Викторович, покрутив в руках мою тетрадку.

Я замялась. Разговор вдруг совсем не в то русло пошел.

— Простите.

— Да мне, собственно, безразлично, чем вы занимаетесь, — с важным видом присел на краешек стола он, снова разглядывая содержимое: рисунки и краткие наброски будущих историй. — Жаль только, что до вас вся трагичность ситуации не доходит. Вы сессию тоже в рисунках и сказках сдавать собрались? Макар Ефремыч будет удивлен.

Я рассмеялась про себя. А что? Было бы неплохо! Зав. кафедры точно оценил бы моего Владимира Красно Солнышко в виде воина света паладина.

— Нет, конечно, — с излишней серьезностью ответила я. — Никаких художеств, Ян Викторович. Буду как и все, по стандарту.

— Сомневаюсь, что вам удастся воспользоваться шпаргалками на экзамене, — сощурился аспирант.

На это я промолчала. Зачем размахивать перед быком красной тряпкой? Говорят, они от этого звереют. Однако в своих умениях использовать вспомогательный материал я не сомневалась. И, собственно, сомневаться не собиралась.

Бранов помолчал еще немного для порядка. Словно бы участливо вздохнул, отложил тетрадку и, взяв журнал, угрожающе щелкнул ручкой.

— Оправдания еще будут?

Я отрицательно помотала головой. Что тут еще скажешь?

— В таком случае, приготовьте к следующему занятию реферат и доклад-выступление о «войне царств» в Китае.

Так. А вот и обещанный подвох.

— Китай? — вытянулось лицо от удивления. — Так а как же… Русь Киевская?

— Не убежит, — в паре слов накалякал аспирант напротив моего имени задание, чтобы не забыть.

Он левша? Никогда внимания не обращала…

— Реферат, объемом не менее двадцати пяти страниц, вышлите мне на почту. Крайний срок: вечер перед семинаром. Литературных источников не менее десяти. Интернет-энциклопедии даже и не думайте открывать. Электронные книги использовать можно. Научные статьи тоже, но в этом случае оформить и те и другие в виде гиперссылок. Я буду проверять. Свободны.

Я стояла и, безмолвно открывая и закрывая рот, глазела на преподавателя. Чувство вины медленно, но верно трансформировалось в лютую неприязнь. Столько работы и всего-то потому, что я задремала на пару минут? Никитка Быков вообще ни разу головы за всю ленту не поднял, и хоть бы хны!

— Но это ведь не честно! — возмутилась я.

— Почему это? Я давненько заметил, что вы все время увлечены чем угодно, но не предметом. Пора принять меры.

Бранов с серьезным видом уставился на меня.

Ярко выраженные скулы, бездонные темные глаза… Нет! Не могу я ему в глаза смотреть! И не стану.

— Не я одна увлечена «чем угодно», между прочим.

Взгляд сам собой уперся в стул, где еще пару минут назад сидел мой с головы до ног татуированный одногруппник Никита.

Бранов с недоброй веселостью сощурился, вновь сделав пометку в журнале. Неужто пару «лестных» характеристик к моей фамилии приписал?

— Мало того что лентяйка, так еще и ябеда?

– Я не ябеда! — слова вырвались куда быстрее, чем мозг успел нажать на стоп кран. — И уж точно не лентяйка. Просто тут работы на пару дней не меньше!

Ян Викторович не спеша перевел взгляд с журнала на меня.

— Вот и славно, — миролюбиво кивнул он. — Будете заняты полезным делом несколько дней. Если повезет, то и пару самых настоящих книг откроете. Уверяю, вам понравится.

Я насупилась.

А жить мне когда, спрашивается?

— Разрешите хотя бы через неделю реферат принести, — мужчина поглядел на меня, будто я глупость несусветную сморозила. — Боюсь, к следующему понедельнику не успею.

— А выходные на что? Или вы чем-то гиперважным заняться планировали?

Я потупилась, по-прежнему не глядя в глаза мучителю. Не говорить же, что выходные для того и выходные, чтоб отдыхать. Да и, к тому же, я собралась хорошенько оторваться на вечеринке в частном коттедже в эту субботу. Вот только, сдается мне, скажи я об этом аспиранту, у нас определенно возникнет недопонимание. Такие зануды, как он, наверняка увеселения только в библиотечно-книжном варианте воспринимают.

И тут на меня озарение снизошло. В книжном варианте… точно! Вот оно!

— Ян Викторович, я просто книжки пишу.

— Вот так новость, — без особого энтузиазма выдал аспирант. — И о чем же?

— Ну… — скользкий пуховик все норовил выскочить из рук. Я коленкой подкинула его, покрепче обхватив обеими руками. — О любви.

— Любовь, это хорошо, — снова ни проблеска заинтересованности. Разве что шариковую ручку, будто барабанную палочку, в пальцах крутить принялся. — Романы значит?

– Романы, — кивнула я. — С примесью… истории.

А вот и первый козырь из рукава выпорхнул.

— Исторические романы? — ручка на секунду замерла в длинных пальцах. — Ну надо же.

На этот раз, похоже, мне все же удалось завладеть вниманием аспиранта. Я воспряла духом. Э-эх! Заливать, так заливать по полной! Может, удастся все же выкрутиться и избежать наказания?

— У меня даже книжка напечатана одна. Правда, это не совсем исторический роман, скорее, фэнтези в историческом антураже. Там пески, оазисы… — Ян Викторович с удивлением покачал головой и даже журнал закрыл. — А в этой тетради, — я указала на свое сокровище с синей обложкой, — заметки и рисунки моих нынешних и будущих историй. Фантазии, по большей части, сумасшедшие, но и неплохие идеи встречаются тоже. Вроде…

Я снова смущенно подпнула коленкой куль из одежды. Ждала, с замиранием сердца наблюдая за преподавателем.

— Исторические романы, — повторил он. — Ну надо же. Не припомню, чтобы вы особым интересом к истории пылали на занятиях. Раз такое дело, вам тогда не спать, а впитывать и запоминать как можно больше нужно.

— Простите пожалуйста! Честное слово это случайно вышло! Задают много, вот я по ночам и ловлю музу, — затараторила я, осмелев. — Пишу, то есть.

Мужчина со вздохом распрямился, вновь для острастки щелкнув колпачком шариковой ручки.

— Рад, что мы во всем разобрались. В любом случае, реферат вы мне останетесь должны. Это будет полезным уроком для вас, Мария. И для вашей литературной деятельности тоже неплохое подспорье.

Я кивнула, едва сдержав опечаленный вздох.

Не свезло.

— Тогда до следующей недели?

— Так и быть, — будто бы улыбнулся Бранов. — Жду вашу работу через неделю, раз уж такое дело. Раз уж романы исторические.

— Спасибо!

Опасаясь, как бы аспирант не передумал, а потому и не дожидаясь окончания разговора, я схватила тетрадку и рванула из аудитории.

Оксана верой и правдой ждала меня в коридоре, и когда я с улыбкой заперла за собой дверь, с удивлением вытаращилась на меня.

— Даже не покусал? — я отрицательно помотала головой, напяливая пуховик. — Вот ведь дела… Чего это Бранище сегодня не в духе что ли?

— Кажется, очень даже в духе, — с улыбкой пожала плечами. — И зря ты обзываешься, он просто лапочка, только к нему подход нужен.

Оксана, прекратив накручивать на палец светлый локон, с сомнением прищурила карие глаза, готовясь засыпать меня вопросами по дороге домой. А я оглянулась напоследок, глядя как аспирант ковыряет ключом расхлябанный замок учебной аудитории, и улыбнулась.

В тот момент мне казалось, что контакт с Брановым-Барановым наконец налажен, да и не такой уж он вредный мужик, оказывается. Однако неспроста в народе упорно твердят: людям свойственно ошибаться.

Эх… Как оказалось, не такая уж я важная птица, чтобы быть исключением.

Глава 2. Труду везде у нас дорога

Разумеется, садится за выполнение спец. задания я не спешила. Мало того, что выходные на носу, так и еще целая неделя в довесок впереди. Успеется как-нибудь.

Поэтому в пятницу, стоя в очереди в буфет, я была немало удивлена, когда Ян Викторович, даже не глядя на меня, пролетел мимо, выдав:

— Жду ваш доклад на проверку до вечера.

Все надежды, возложенные на замаячившие на горизонте выходные, разом рухнули.

— Ты ж сказала, подход к нему нашла, — съязвила Оксана, смерив меня чуть завистливым взглядом.

— Да вроде ж нашла, — разинула рот я, перенимая из рук буфетчицы пирожок и глядя вслед аспиранту. — Оксан, а ну-ка подержи.

Сунув пуховик соседке, расталкивая ребят, я ринулась за преподом. Может, я что-то не так поняла? Или, быть может, вообще наш разговор с Брановым-Барановым мне приснился?

По правде говоря, аспирант снился мне. Один разок. С четверга на пятницу. Честное слово один разочек! Правда проснулась я после нашего «тантрического» свидания с ощущением удивительного тепла в груди, и еще долго лежала, боясь спугнуть это удивительное чувство. Уж непривычно много аспирант улыбался в моем сне, был жутко мил. Правда ничего не говорил, но это, откровенно говоря, его нисколечко не портило.

— Ян Викторович!

Нагнала я мужчину лишь у дверей кафедры.

— Вознесенская?

— Кажется, вы попросили меня реферат скинуть сегодня.

«Неужели уже позабыть успел?» — я возмущенно взмахнула пирожком в пакете.

— Проходите.

Мужчина посторонился, придержав дверь с объявлением «Уважаемые студенты! Гардероб РАБОТАЕТ. Просьба оставлять свою верхнюю одежду там».

Порадовавшись, что сгрузила свое хламье Оксанке я, невозмутимо задрав подбородок, вошла.

Кафедра оказалась небольшой, но уютной. За рабочими столами никого, обедают все. Лишь пара пластиковых окон открыта в режиме проветривания, и зимний воздух уже сполна постарался выхолодить помещение. Я поежилась.

— Зачем пожаловали? Вопросы появились?

Сдерживая негодование, я отвела взгляд.

Вопросы? О, да их у меня целый товарный поезд. Правда, далеко не все корректные, и далеко не все позволено задавать старшему по возрасту и, скажем так, по ученому званию.

— Ян Викторович, — как можно членораздельнее выговорила я, чем и зажгла ехидный огонек в мужских глазах, — вы пару минут назад попросили меня отправить вам реферат?

– Да. Все верно.

Значит, и впрямь не слуховая галлюцинация. Я развела руками.

— Но как же…

— Мы договаривалась, что вы отправите мне доклад заранее, — вежливо улыбаясь, решил напомнить Бранов, — за день до семинара. Я помню, что у вашей группы он в понедельник, но все же решил загодя проверить вашу работу, чтобы время на корректировку осталось. Она ведь явно будет нужна. Тема, как-никак, не из простых.

Я едва не села. Вот ведь благородный какой!

Аспирант же тем временем обошел меня и с невозмутимым видом щелкнул электрический чайник на тумбочке, предварительно уложив пару купленных печеных сосисок на свой крохотный, заваленный разноцветными папками стол.

«Пирожки ест, — нахмурилась я, провожая его взглядом, — значит и правда человек. Хотя, судя по поведению: нелюдь самый что ни на есть настоящий!»

— Я помню, что должна была отправить работу вам по электронке. Но лишь через неделю. Я ведь книжки пишу, помните?

Ян Викторович строго поджал губы. Нахмурился.

— Помню. И даже имел неосторожность ознакомиться.

— Ознакомиться?

По спине пробежал холодок, и прохлада кабинета была вовсе в этом неповинна.

— А вы, кажется, и не слишком-то шифруетесь, — сморщился мужчина, глянув на свою стремительно остывающую печеную снедь. — Так ведь, Мика Вэйв?

Руки у меня затряслись, едва я только услышала, как он с насмешкой произнес мой псевдоним, придуманный для литературного сайта на пару с подружкой.

Мое прозвище, приклеившееся ко мне с детства: Мика, и фамилия: Вэйв, как wave — волна по-английски. Я даже слоган для своей странички придумала: «На одной волне с любовью».

Я развела руками. Понять в чем же кроется обман, никак не могла. Я и правда пишу. Пусть не совсем об истории, но пишу же!

— Не понимаю, — протянула я, совладав с собой. — Я ведь пишу, а реферат подготовлю к следующей неделе, как и договаривались.

— Ну нет уж, — жестом приказал мне замолчать Бранов, — договор был о том, что я даю вам чуть больше времени, чем всем остальным по причине вашей, с позволения сказать, писательской деятельности. Вы сказали, что пишете об истории.

Сердце, отбивая чечетку, куда-то в желудок ухнуло, но я продолжала недоуменно вращать глазами.

— Пишете, — согласился Ян Викторович. — Вот только не исторические романы, как вы смели меня заверять, а полнейшую ерунду.

Выдвинув ящичек стола, Бранов достал тонкую книжечку в мягком переплете. Дорожное чтиво, но моя гордость. Моя отрада. Питательный субстрат для моих «наполеоновских мечт», как говорила мама.

— Это же моя…

— Ваша, ваша, — откинулся на стуле аспирант, с каким-то особо насмешливым видом разглядывая деву в объятиях не совсем одетого мужчины на обложке. — «Император на ночь» — прочел он. — Могу сказать вам одно, Вознесенская, если ваш реферат будет написан в подобном ключе, боюсь, принять его я не смогу.

Я сглотнула.

Ну кто, кто тянул меня за язык? Зачем я вообще про книжки заикнулась?

— И не стыдно вам? — Бранов смотрел на меня с тем же выражением, что и на обложку секунду назад. — Как за подобное можно еще и деньги требовать?

— Деньги требовать? А кто вас покупать заставлял?

Грубовато? Не спорю. Только вот в тот момент я обо всем позабыла. И о разнице в возрасте, и о социально-лестничной разнице. Обо всем. В груди лишь обида клокотала, вперемешку с бурлящим потоком соленых слез.

— Зачем купили? — чуть спокойнее повторила я. — Раз уж вычислили мой псевдоним, то наверняка видели, что в интернете у меня и бесплатные произведения есть.

— Произведения эти я тоже проглядел. По диагонали, — преподаватель хмуро, даже с некоторой неприязнью глядел на меня. — Если честно, я до самого конца надеялся, что вы реабилитируетесь, но, увы. Вы меня обманули. Полагаю, чтобы избежать наказания, которое, попрошу заметить, является вполне заслуженным.

Вот и коленки плясать пошли, а поджилки затряслись, словно вмиг я до костей продрогла. Я сглотнула, резким движением раскрыв замок своей сумки.

Обманула значит? Он сказал это так, будто я его обокрала, честное слово!

— Вот! — рывком вынула из кошелька пару мятых купюр. — Сколько я вам там должна? Заберите. Мне чужого не надо!

Бранов ухмыляться тут же перестал.

— Ну что за цирк, Вознесенская?

— Нет, — ткнула я кулачком с зажатыми деньгами. — Заберите! Раз вы потратили их на мою бездарную писанину, раз я вас обманула…

— Сию секунду уберите, я сказал!

Голос у него дрогнул, а я, отчаянно краснея, и словно нутром чуя слабину, еще интенсивнее затрясла купюрами.

Разумеется, это был его выбор. Купить мою книжку, я его не принуждала. Поэтому и деньги возвращать было сущей глупостью. Однако мне до слез хотелось оборвать все возможные связи с этим надменным мужчиной. А уж тем более после того, как он пару раз невзначай намекнул, что выбросил деньги на ветер.

— Заберите, — твердила я как заведенная, и для пущей важности, шлепнула ладонью с деньгами по столу. — Обещанный реферат вышлю сегодня вечером, а это, — ухватила я своего горячо любимого «Императора», — я заберу.

«И аривидерчи!» — едва сумела сдержать язвительное я.

— Мария, — строго начал аспирант, тоже ухватив книжонку, но дверь за моей спиной отворилась.

Похоже, мы говорили чересчур громко.

* * *

— Ян Викторович, что здесь, позвольте спросить, происходит?

От неожиданности я обернулась. Макар Ефремыч Завлинский, заведующий кафедрой истории, вполне еще живенький для своих лет старичок, не спеша вошел, все еще дыша морозом. Стекла его толстолинзных очков запотели и теперь мужчина забавно наклонял голову, чтобы разглядеть нас в щель между очками и лбом. Правда, кустистые брови в капельках от растаявшего инея значительно затрудняли сие действие.

— Здравствуйте, — сориентировалась я быстрее аспиранта.

Ян Викторович переступил с ноги на ногу, сперва мельком глянув на книжку, а затем и на все еще сжимаемые мной купюры. Я спешно опустила руку, но Макар Ефремыч уже протер линзы платком, и мой маневр не остался незамеченным.

— Уж не деньги ли это у вас там, юная леди?

Сдавать назад смысла нет. Мы влипли.

«Зав. наверняка решил, что я тут взятку за экзамен предлагаю!» — чуть не охнула я и потеснее прижала к бедру кулак с купюрами.

Я видела, как и без того большие глаза аспиранта сделались просто огромными. Видела, как мужчина сжал и разжал кулаки, словно готовился обороняться ценой своей жизни. На секунду, мне даже жаль его стало. Он ведь молодой еще совсем и, скорее всего, это была первая ступенька к его блистательной карьере.

А тут я с дурацкой книжкой и мечтами о писательстве. Нарисовалась, не сотрешь.

«Была бы Гудини, — скривилась я, — превратила бы деньги в белых голубей. Та еще была бы шутка!»

— Макар Ефремович, — вполне уверенно начал аспирант, — странно все выглядит, понимаю. Но все не так. Мария просто книги пишет…

— Пишу-пишу! — подхватила я, глянув на Бранова и едва уловимо кивнув, мол: «Поддержу! Вы только тон задайте».

— Та-ак, — протянул зав кафедры, отворив дверцу платяного шкафа. Аккуратно повесил на плечики пальто, предварительно стряхнув с него капельки воды.

Я с тоской глянула в окно. Сквозь щелочки жалюзи виднелось потемневшее небо. Неужто снегопад? Даже у меня внутри как-то мрачно стало. Страх, что и мне сейчас по первое число достанется, сковал тело.

Макар Ефремыч тем временем присел за чей-то рабочий стол и теперь строго взирал на нас.

— Пишете, значит, — повторил он под мой одобрительный кивок. — И что же?

Соображай, Мика! Соображай, родненькая!

— Глупости всякие, — попыталась отшутиться я. Не хватало еще, чтобы и профессор мои сказочки в пух и прах разнес! — Но мне очень интересна история и я хотела бы написать что-то с ней связанное. Что-то… — я помедлила, силясь не глядеть на аспиранта, — что-то толковое. Беда лишь в том, что я в ней не соображаю совсем! В истории этой, — отчего-то развеселилась я не а шутку, но под серьезным профессорским взглядом предпочла угомониться.

— И что же, — подпер Макар Ефремыч подбородок с теми самыми черепашьими складками кожи, — совсем не соображаете?

— Совсем-совсем! — старательно хлопала я ресницами, поддерживая образ недалекой дурочки. — Самой разобраться тяжело, потому и просила Яна Викторовича о дополнительных занятиях, но он не соглашался. Вот я и…

Я нерешительно приподняла руку с деньгами. Ян Викторович шумно выдохнул.

«Злится что ли?» — удивилась я, не сводя наивно-правдивых глаз с зава кафедры. Как по мне, так история выходила вполне правдоподобная.

— Не соглашается? — покачал головой Макар Ефремович и строгим взглядом одарил своего ученика. — Что же так, Ян Викторович? Неплохо было бы и в конференции поучаствовать, да и грешно стремление человека к учебе топить. Labor omnia vincit improbus!

— Все побеждает упорный труд, — отчеканил аспирант и снова засопел, а я даже глянуть в его сторону боялась.

— Именно! — кивнул Макар Ефремович. — Труд единственное оружие, против невежества. Желание трудиться у молодых людей следует поощрять.

Так, кажется, меня невежей только что назвали.

— Да ничего страшного, — поспешила махнуть рукой я, пятясь к двери. — Я все понимаю, Макар Ефремович. У Яна Викторовича и так дел невпроворот. Работа — дело святое.

— Вы не подождете за дверью…? — явно уловив мои маневры, зав. пытливо уставился на меня.

— Мария Вознесенская, — кивнула я, вытянувшись в струнку. — Третий курс. Факультет культурологии.

— Ах, культуролог, — заулыбался профессор, словно в голову ему пришла блестящая идея. Такая блестящая, что ее блеск, минуя мозг, из мутновато-серых глаз вырывался. — У Евгении Сергеевны учитесь, значит, — я покивала. — Хорошо-о… Не сочтите за труд, Мария, подождите за дверью. Пару минут.

Я покорно кивнула и пошагала в коридор, по пути пряча деньги в сумку.

«Ничего, — решительно захлопнула дверь, — и деньги Баранову отдам, и книжку свою заберу, чтобы не издевался больше».

Присев на лавку, следующие несколько минут все больше и больше убеждала себя, что никому, в том числе и зазнавшемуся аспирантишке, не позволю издеваться. Ни над собой, ни над своим творчеством. Будь он хоть профессор наук, чтоб ему неладно было!

Макар Ефремыч и вправду слово сдержал. Слегка потряхивая седенькой головой, он вышел ко мне через некоторое время. Пару секунд рассматривал все через ту же щель между очками и лбом, а затем спросил.

— Фамилию мне свою не напомните, Маша?

— Вознесенская.

— Вознесенская, Вознесенская… — повторил пару раз он, будто на вкус пробовал. — В роду писатели-поэты?

— Нет-нет, — активно закрутила головой я. — Одна такая… уродилась.

— Ясно, — словно огорчившись, скривил сухие губы профессор. — Ясно…

И, чуть прихрамывая, побрел прочь по коридору. Я же стояла в волнении и не знала, что делать. Тихонько испариться, чтобы «зазнавшися аспирантишка» и духу моего не почуял, или войти на кафедру с видом Геракла, сразившего Немейского льва?

Как ни странно, вопрос сам собой решился. Темноокий Ян Викторович, всем видом выказывая недовольство, выглянул.

— Мне зайти?

Короткий кивок, и я со вздохом юркнула за дверь. Решимость вновь устроить скандал куда-то улетучилась, едва я снова оказалась на подвластной мужчине территории.

Бранов опять, будто на автомате, щелкнул чайник. Молча покопался в столе. Достал пару листов формата А4.

— Что это? — присев на предложенное место, в удивлении разглядывала я список вопросов на листе.

— Мне нужно выяснить, какой у вас уровень знаний.

Знаний? Вот так новость.

— А зачем?

— Решайте давайте тест, — аспирант потыкал пальцем в пакетик с пирогом и страдальчески скорчился. Остыл его обед. — И побыстрее.

Чуя, как лицо наливается краснотой, я прочла первый вопрос и варианты ответов к нему. Покрутила ручку, сделав вид, что размышляю, а сама тем временем читала следующий вопрос. Потом еще один. Лицо уже совсем нешуточно запылало от стыда.

Это был один из тех моментов, когда совершенно искренне жалеешь, что не учился в полную силу.

— У меня занятия еще сегодня, — не глядя на Бранова, соврала я. — И так опаздываю уже.

— Тогда после занятий придете, — равнодушно пожал плечами он и с явным облегчением подтянул к себе пакетик с едой. — Раз уж вам так не терпится позаниматься со мной в индивидуальном порядке.

И так нехорошо-нехорошо прищурился.

— Ян Викторович, — решительно отодвинула я от себя страшные тесты, — я не претендую ни на ваше время, ни на занятия с вами. Можете не беспокоиться. Я это специально сказала.

— И зачем же?

Я недоуменно потерла ладонь об ладонь.

— Выкручивалась, как могла. Уж не обессудьте.

— Обессужу, — нахмурился мужчина. — Может, вам и сложно в это поверить, но и я на вас не претендую. Однако так как вы самолично признались, что не в ладах с предметом, порученным вести мне профессором Завлинским, я вынужден принять меры. Так что жду вас сегодня после занятий, Мария. И в понедельник.

И снова такой… ну очень неприятный прищур.

— И возьмите для общего развития почитать, — аспирант, зло ухмыляясь, шлепнул передо мной книжкой с потрепанным переплетом. — Начнем с детского.

Я поднялась, не чуя ног.

— Герои Эллады, — прочла я, скривив губы.

Надо же какая ирония. Геракл повержен…

— Что вы сказали? Не расслышал.

Я встрепенулась, все еще как зачарованная таращась на книжку.

— Говорю, «Герои Эллады»? — повторила я. — Вы издеваетесь надо мной что ли?

Мужчина улыбнулся. В магнетически темном взгляде так и читалось: «Ну, разумеется, издеваюсь, глупая».

Я сердито сдвинула брови, глядя перед собой.

— Вы это серьезно?

— Вполне.

— То есть, — я на пару сантиметров отодвинула от себя книжечку, и она тут же податливо заскользила по отполированной поверхности стола, — вы правда считаете, что я этого не читала?

Аспирант равнодушно пожал плечами.

— Рискну предположить. Но не тревожьтесь, если начнем уже сейчас, я сумею до конца семестра вбить вам в голову хотя бы материал средней школы. А там, — он подцепил со стола книжечку в мягком переплете, — глядишь и до вашего рОмана доберемся. И статью для конференции навояем.

Пиу! Контрольный в голову.

И вот я лечу в пустоту, поверженная, униженная и истекающая кровью. Нет, не кровью. Стыдом и злостью.

— Я вам только что жизнь… нет, не жизнь, карьеру спасла! А вы издеваетесь? Отдайте.

Я рванулась вперед, схватив книжку за уголок.

— Спасла? — Ян Викторович хохотнул, крепко удерживая трофей. — А что значит ваше: совсем не разбираюсь в истории? Кто вас за язык-то тянул, а? Какие дополнительные занятия? Не знаешь, что сказать, молчи! С меня зав чуть три шкуры не спустил за неоправданное доверие, некомпетентность и неумение излагать материал!

— И поделом! — упиралась я, чуя, как миллиметр за миллиметром книга выскальзывает из рук. — Отдайте!

— Не отдам. Это теперь моя вещь. Я ее купил. А за нахальство я вам сейчас еще пару рефератов накину в довесок. Век не разгребетесь!

Переплет книги в эту секунду будто бы раскалился.

Опешив, но хватку отнюдь не ослабив, я уставилась на руки аспиранта. Под его пальцами и впрямь разливалось золотистое свечение.

— Вы с ума сошли? Сжечь ее решили? — завопила я и вцепилась в обложку, не давая ни малейшего шанса вырвать книгу у меня из рук. — Не позволю!

Навалившись на стол, я уже из последних сил держалась, чтобы на этот самый стол с ногами не залезть. Хотя, если нужда будет, и с ногами заберусь! И станцую! В состоянии аффекта и не такое делают. Простится.

— Отдай, глупая! — рычал Бранов.

Перехватив томик поудобнее, он рывком выхватил его из моих рук и отшвырнул на пол. По обложке уже вовсю танцевали блики. Расползались пятнами, росли и множились так, что вскоре лицо моего любимого «Императора» покрылось золотистой ржей.

— Не позволю, — всхлипнула я, бросаясь к своему детищу.

Однако Ян Викторович пулей рванул ко мне, ухватил поперек тела и без труда приподнял над полом. Намерение в такой неприглядной позе вынести меня в коридор так и отражалось в его глазах, а все крепче сжимающиеся объятия сей факт лишь подтверждали.

Да что это он себе позволяет? Я что, мебель, чтобы меня перемещать куда ему вздумается?

Я раскорячилась, чтобы вынести меня было как можно сложнее. Цеплялась за столы и стулья, брыкалась и выгибалась, будто одичавшая кошка, но хватка у аспиранта оказалась железная.

Чудом подвернувшиеся мне под руку «Герои Эллады» послужили оружием: угодили ему прямо в лоб. Бранов, конечно, опешил, но книгу все же словил. Одной рукой, правда, зато захват на долю секунды ослаб. Но было поздно.

Золотые вспышки, исходящие от моей книжки, как от лампочек на новогодней гирлянде, уже заполнили кафедру.

— Да твою ж мать, — обреченно выругался аспирант, таращась на книгу, объятую сиянием на полу.

Затем, перевел взгляд с нее на «Героев» в своих руках, и глаза его засветились решимостью.

Еще одна вспышка, даже ярче, чем предыдущие, и я, а вместе со мной и Бранов, ухнули в сияющую бездну.

Глава 3. Кикимора болотная

Пока летела, орала я до того пронзительно, что горло теперь сотни когтистых кошачьих лапок драло. Плюхнувшись на что-то мягкое, я пискнула, намереваясь дать волю остаткам голоса, но настойчивый горячий шепот, а вместе с ним и ладонь аспиранта прочно запечатали рот.

— Молчи! Тихо!

Что происходит? Тараканы в голове пустились в пляс. Сновали туда-сюда, лихо подкидывая идеи и догадки одну невероятнее другой.

Я замерла, пытаясь разобраться, что к чему.

Мягко. Очень мягко. Тишина и темнота. Вот только запах… До того смрадный дух доставлял такой дискомфорт, что даже приятное тепло, расползающееся по спине от прижавшегося ко мне мужчины, не в силах было его хоть как-то компенсировать.

— Тише, — снова повторил аспирант. — Я тебя сейчас отпущу, но ты пообещаешь слушаться, идет?

Еще чего! Но все же, безопасности ради, покивала. Пусть думает, что я буду паинькой, а едва представится момент… Думаю, удар в пах любого обезоружить способен.

— Что за фигня? — выдохнула я, едва обрела относительную свободу. — Где я? Куда вы меня…?

Руки своей жизнью зажили. Я пыталась ощупать все вокруг, чтобы понять хоть что-то, но неизменно натыкалась то на пучки влажной, чуть острой по краям травы, то на препода.

— Прекрати! — возмутился тот, когда я в сотый раз ухватила его не то за руку, не то за ногу. — И замолчи. Тихо!

Я послушно замерла, прислушиваясь и таращась в темноту. Где-то вдалеке раздалось не то кваканье, не то птичья песня. Едва слышное журчание воды, шелест, всплеск и еще бог знает что.

Задрав голову, с удивлением отметила, что довольно темное небо испещрено какими-то корявыми линиями.

Постойте. Мы в лесу что ли?

— Ян Викторыч…

Мужчина возился где-то неподалеку. Я позвала снова. Затем снова, и еще разок. Но с каждой новой попыткой мой голос становился все тише и тоньше, да так и сошел на нет. Словно у меня батарейки сели.

Я встала на четвереньки, пытаясь подняться.

Уму непостижимо! Как такое могло произойти? Еще секунду назад были почти в центре города-миллионника, а теперь здесь, в непролазной темноте среди травы, воды и смрада! Может, это был террористический акт? Помню лишь вспышку света. Лежит мое тело по кусочкам теперь где-то там…

Всхлипнув и осознав, что даже холода как такого не чувствую, я забеспокоилась еще пуще. За окном вообще-то почти зима была. Снег! Конец ноября, етить-колотить! А тут мхи-лишайники какие-то всюду.

— Ян Викторович, мы с вами что… умерли?

Аспирант недовольно засопел, завозился. Если и впрямь умерли, то его это, похоже, совершенно не огорчало.

Я же безмолвно затряслась. Слезы хлынули из глаз, и теперь, повторить страшное слово, знаменующее конец жизни, конец всего и вся, даже в мыслях я никак не могла.

— Тише, тише, — аккуратно взял меня под локоть мужчина, хотя в голосе его скользило ясно различимое раздражение. — Живы мы. Не паникуй, Маша. Успокойся.

От сердца тут же отлегло, а холод, сковавший тело и ошибочно принятый за холод загробного мира, вмиг отступил.

— Мика, — поправила я, умудрившись вставить слово в перерывах между теперь уже слезами облегчения и счастья. — Не Маша. Мика.

— Хорошо, — беспрекословно согласился он. — Все будет хорошо, Мика. Ты только слушай меня и делай, что скажу, окей?

Я потрясла головой в знак согласия.

— Вот и отлично. Тогда давай, шагай за мной и свети под ноги. У тебя же мобильник есть?

— Он в сумке остался, — покрутилась я, но темнота вокруг: хоть глаз коли. — А я не знаю, где сумка.

— Так, — Бранов пошарил по карманам. — Тогда держи мой.

Послушно взяв телефон, я провела пальцем по сенсорному экрану. Назаставке величественный еловый лес и дорога, уходящая за горизонт. Стандартненько, но хоть не обнаженная девушка или, что еще хуже, фото подружки.

У него наверняка ведь есть подружка? Или нет? Странно, но мне вдруг стало жутко интересно. Я осветила широкую мужскую спину, словно она могла хоть как-то прояснить ситуацию.

Да о чем я думаю вообще? Вокруг какая-то чертовщина творится, а я как…

Голубоватый луч, источаемый дисплеем, тут же послушно уткнулся мне в ноги. Прошли еще совсем немного, как нехарактерный всплеск воды раздался совсем рядом. Может, рыба?

— Что это было?

Я принялась метаться, освещая все вокруг, когда аспирант выхватил у меня свой гаджет и погасил экран.

Воцарилась тишина. Неестественная, жуткая. И если до сих про все вокруг дышало, пусть и не совсем активной, но жизнью, то в эту секунду, все обитатели этого странного места словно враз испарились.

Сказать, что страшно стало, значит, ничего не сказать.

— Тшш…тшшш…

— Да я и так молчу! — возмутилась я, гневно вглядываясь в черноту, в которой секунду назад пропал аспирант.

— Я ничего не говорил, — мгновенно отозвался он.

Тшшш…

— Эй! Вы почему меня лапаете?!

— Тихо!

— Ах ты извращенец!

Вцепившись ногтями в схватившую меня руку, я, пискнув, тут же разжала хватку. Холодное, слизкое… Это что угодно, но не человек!

— Ян Викторови-ич, Ян… Йаааааан!

На секунду вспыхнувший огонек мобильника осветил встающие одна за другой и торчащие теперь из воды, будто головки сушеных цветов, змеиные морды. Они разевали рты и поочередно издавали то самое «тшшшш… тшшшш». Кто погромче и понастойчивее, а кто будто бы сонно и чуть удивленно.

Одна из конечностей существа, полагаю хвост, крепко-накрепко обвился вокруг моей талии и сжимал ее похлеще, чем аспирантские ручищи мои запястья.

Мгновение и я, цепляясь за клочья травы на болотных кочках, оказалась на земле. Как выяснилось, до сих пор я познала далеко не все возможности своего голоса. Визг вышел такой, что любая оперная дива от зависти удавилась бы.

Бранов отчаянно пытался вытянуть меня из змеиных объятий, но мне, находящейся на грани забвения было ясно одно. Меня либо целиком сожрет эта змеюка, либо я разорвусь пополам. Но тогда мои ноги все равно сожрет змеюка.

Как ни крути, а тварь голодной не останется. Ликуй Гринпис!

— Йааааан Виикторыыыыч!

Мужчина, упираясь ногами в землю, рванулся и одним прыжком приземлился на змеиный хвост. Каблуки туфель смачно чавкнули, врезаясь в тело, и чудище зашипело с удвоенной силой, всеми ртами разом.

Очевидно оскорбленная бесцеремонным поведением обеда, одна из голов молниеносно ринулась в атаку.

Я слышала, как тупой, покрытый чешуей нос врезался в землю и пасть, клацнув, сомкнулась на болотной кочке. К счастью, аспирант успел увернуться.

— Держись!

Бранов с прежним упорством вцепился в мои запястья. Я же как ошалевшая молотила по воде ногами, орала как резанная и снова молотила болотную змею.

О чудо, но хвост ослабил хватку. Рывок, и я пробкой вылетела из вонючей воды. Хрипло визжа, вскочила с охающего от боли и тяжести моего веса аспиранта, и бросилась наутек. Однако на этот раз мужчина ухватил меня за ногу.

— Стой, елки-палки! — заорал он, повалив меня в густую траву и прижав к земле. — Утонешь в болоте, глупая!

Судя по чавкающим звукам под моими кулаками, лупящими воздух, аспиранта и все подряд, под толстым слоем дернины и вправду вода, а значит, мы в ловушке. На единственно-безопасном островке. Кругом топь. Зыбкая, вонючая. И, возможно, полная вот такими вот чудищами.

Отчаявшись, я обмякла и прекратила сопротивление. Прижалась к аспиранту, а тот уже вновь чудом отыскал мобильник и щелкнул клавшей блокировки.

— Твою мать, — в который раз выругался он.

Электрический свет от фотовспышки озарил наконец поле битвы целиком.

Змея и впрямь имела с десяток, а может и больше, голов. Она медленно поднималась из воды. К чему спешка? Даже столь крохотный мозг в каждой из ее черепушек явно соображал: бежать нам с аспирантом некуда, а значит, она сегодня все же отобедает человечинкой.

— Давай же, — шептал Ян Викторович, оглядываясь по сторонам, словно подзадоривая чудище. — Давай!

Первый бросок. Бранов оттолкнул меня в сторону, и змеиная челюсть вновь сомкнулась на пучке травы. Откинувшись, тварь снова принялась шипеть и раскачивать головами.

Растелившись на земле и оцепенев от ужаса, я наблюдала, как головы устремляются то в мою сторону, то в сторону препода, но бросаться не решаются. То ли тварь просто развлекалась, то ли ждала, когда каждую клеточку тела ее жертв заполнит страх. Может мясо, пропитанное страхом вкуснее?

Никогда об этом не думала.

— Маша, замри! Замри на месте!

Но я все пятилась, елозя задом по земле, а часть голов на длиннющих шеях угрожающе замерла, целясь. Тварь выбирала жертву, а значит, и впрямь стоило замереть, чтобы не привлекать к себе внимание, вот только страх во мне драл глотку куда громче голоса рассудка, едва шепчущего увещевания.

Жалобно скуля и толкаясь ногами, я сдавала и сдавала назад до тех пор, пока рука, угодив меж кочек, не погрязла в жиже почти до плеча. Себя не помня, я с визгом вскочила и тут же, под гневные ругательства препода, застыла в полусогнутом положении. Бесчисленное множество глаз, так похожих на теннисные шары, уставилось на меня. Змеиные рты больше не разевались, лишь раздвоенные язычки трепетали все с тем же «тшшш» и пробовали воздух, пропитанный моим страхом на вкус.

Аспирант, выругавшись, тоже вскочил и принялся орать, размахивая телефоном, чтобы дать мне время. Хоть еще немножечко времени, чтобы улизнуть. Но тварь явно учуяла, что я наконец промариновалась, а значит… Bon Appetit!

Хотелось в обморок грохнуться, чтобы не знать, насколько это больно, когда в тебя вонзаются сотни зубов разом. Вот только провалами в сознании меня жизнь не баловала. В обмороке я ни разу не была и, похоже, возможности попробовать подобное дамское развлечение больше и не представится.

— Нет, нет, — зажмурилась я, молясь всем богам, когда в ту самую секунду раздался пронзительный свист, а за ним и возмущенное шипение.

Я уставилась на нервно дергающуюся всем телом змею.

— Маша! — Ян Викторович подскочил ко мне, ощупывая онемевшие руки-ноги. — Живая?

Живая ли? Сама не знала. Однако, если раньше и были некоторые сомнения, что от страха можно концы отдать, то теперь… Да у меня едва сердце в груди не встало!

Вновь свист, а за ним и сияющая, будто угли, полоса пронеслась мимо, угодив в болото. Шипело это нечто в воде, издавая клубы пара, похлеще змеи.

— Еще немного, Маша, — причитал аспирант, размахивая перед собой рукой. — Сейчас найду. Уже чуть-чуть!

Очередная порция света и свиста, и змея зло завизжала, аки сирена. Взметнувшаяся волна окатила нас с аспирантом с головы до ног, а нехило разозленная тварь уже устремилась прочь, готовясь напасть на обидчика, очевидно, куда серьезнее, чем мы.

— Да ладно… — выпучилась я на огромного, плечистого мужчину чуть поодаль. — Да ладно! Да быть такого…

Факельное пламя с лихвой освещало метателя светящихся стрел. Он был огромен и до того мускулист, что сравнение с греческим богом само собой возникло. На плечах у «бога» расположилась львиная шкура.

Правда, образ мужчины то и дело словно в потоке горячего воздуха трепетал. Будто бы нас с ним разделяла едва осязаемая стена, похожая на целлофановую пленку.

— Да! Наконец-то!

Аспирант, сгреб меня в охапку и бросился вперед, прямиком к той самой чудной полупрозрачной перегородке. Полный ликования Брановский крик заглушил и вопль мужчины в львиной шкуре, и звук падения первой из множества голов болотного чудовища.

Уже знакомое золотистое сияние, и я снова, задыхаясь, вцепилась в Бранова. Секунда, и мы оба вповалку лежим прямо на полу кафедры истории в нашем родном университете.

Аспирант тут же принялся тщательно ощупывать мои руки-ноги.

— Ты не ранена? Ничего не сломано?

Ну и глазищи у него! От волнения они кажутся еще огромнее и чернее.

— Нет, — помотала я головой. — Цела, кажется.

Бранов издал стон облегчения и ободряюще потрепал меня по плечу. Поднялся, тяжело дыша, огляделся. Как и прежде, на кафедре ни души. Убедившись, что свидетелей нет, аспирант протяжно застонал и плюхнулся на стул. Улыбка облегчения поползла по его губам.

Я же, ошеломленно моргая, все продолжала сидеть на полу в луже болотной воды, все еще льющейся с меня в три ручья. Сомнений в том, что сейчас произошло, у меня не было.

— Это что, — тупо уставилась я на «Героев Эллады» чудом возникших в руках аспиранта, — это был он? Это…

Я перевела взгляд на свою книжку, поднятую кем-то с пола и теперь сиротливо лежащую на краешке стола. Обложка была целой. Никаких следов горения.

Да что за чертовщина?

— Что с нами произошло?

Улыбка на губах Бранова медленно угасла, заменившись протяжным вздохом и целым брейкдансом эмоций на лице: осознание, тревога, злость.

Я поерзала. Раз ответа не последовало, значит, позволю себе задать еще один вопрос.

— Неужели мы с вами только что…?

Я нервно засмеялась. Попыталась подняться, но коленки тряслись, и зад от пола я сумела оторвать, лишь зацепившись за кромку стола. Бранов-Баранов тоже поднялся.

Нащупав стул, я уселась и снова засмеялась. Нужно прекращать, иначе смех перейдет в неконтролируемую истерику, а там и до слез рукой подать.

— Мы что, в книге побывали? Это был Геракл? Точно. Черт побери! Это же был…

— Встала и вышла вон.

Хохотнув, я уставилась на мужчину. Шутит? Нет. Какой уж там. Лицо до того серьезное… разве что кирпича не просит.

— Что с вами, Ян Викторович?

— Встала-и-вышла! Уходи прочь!

Аспирант резким движением отшвырнул «Героев». Лицо его при этом исказилось от злобно-маньячей гримасы.

— Ладно, ладно… не кипятитесь только!

Опасаясь, как бы меня вновь не отправили на съедение змеюке, все еще цепляясь за мебель, я подобрала сумку и как во сне покинула кафедру.

Вот только промокшие насквозь одежда и обувь настойчиво твердили: все произошедшее сном даже и не пахнет.

Глава 4. Старые знакомцы и новые повороты судьбы

Мокрая, грязная. Коленки трясутся, зуб на зуб не попадает, голова кругом идет.

Прежде чем предстать перед общественностью в таком неприглядном виде, решила заскочить в уборную. Благо, что за окном уже вечерело и студентов в корпусе значительно поубавилось. Поэтому я могла позволить себе стоять под горячими воздушными потоками сушилки сколько душе угодно и думать, думать, думать.

В том, что тем героем, что метал раскаленные стрелы в болотную тварь, был Геракл, я была уверена на все сто. Другой вопрос: как? Как это вообще возможно? Быть может это просто сон?

Ответом на мой немой вопрос послужило хлюпанье в ботинках, едва я только с ноги на ногу переступила.

Мокро. А раз мокро, значит, это самая что ни на есть реальная реальность. С ума я не сошла и уж точно не сплю. Недаром ведь говорят что, сырая тряпка на полу вмиг отрезвляет решившего побродить во сне лунатика. Но раз все взаправду, то…

Вот так аспирантище! Вот так… стоп. А кто же кто он, в самом деле?

Сомневаясь, что всея интернет даст мне хоть один вразумительный ответ, я зашла в туалетную кабинку.

— Все равно поискать попробую, — разулась я и принялась выливать болотную жижу из обуви в унитаз. — Вдруг повезет.

* * *

Спустя полчаса волосы высушить все же удалось. Подсохла и тоненькая блузка, сменив, правда, при этом приятный цвет мяты на серо-бурый. Но я ловко прикрыла грязные разводы на плечах и спине широким шарфом, очень кстати оказавшимся у меня в сумке. А вот джинсы все еще синели мокротой, но это ничего. Пустяк. Если не трогать, то и не поймешь, что сырые, а до общежития рукой подать. Доковыляю и так, не околею.

Теперь главное найти свою верхнюю одежду и Бранову при этом не попасться.

— Точно, Оксанка! — спохватилась я, бросившись на первый этаж. — Она ж меня ждет еще, наверное!

Оксана, надо отдать ей должное, ждала. Правда, терпение ее уже давным-давно иссякло.

— Да ты совсем обалдела!

Подруга полностью оправдала мои ожидания. Она, едва завидела меня в общем холле, бросилась навстречу и со всего маху, не жалеючи, сунула куль моей одежды с такой силой, что еще немного, и я точно со своим пуховиком сроднилась бы на молекулярном уровне.

Я виновато сморщилась, комкая свое добро.

— Я тебя тут больше часа жду. Больше часа! Ты совсем уже?

— Окса-ан…

— И почему трубку не брала? Я тебе миллиард раз звонила!

— Да я не слышала, — принялась виновато копаться я в сумке в поисках смартфона. Надо же, так своими мыслями занята была, что обо всем на свете забыла. Не каждый же день меня по книжкам путешествовать заставляют. — Не ругайся! И прости, бога ради! Надо было не ждать меня. Оставила бы вещи в гардеробе.

Девушка нервным движением поправила очки-нулевки на переносице.

— Ты же за Брановым побежала, — совершенно спокойно вдруг выдала она.

— Угу.

— И как, — Оксана прищурилась, — догнала?

Я снова угукнула, совершенно не зная, что и как рассказывать о случившемся. Подружка, убежденный реалист-прагматик, явно мне не поверит и, что совсем плохо, сочтет сумасшедшей. А лишаться ее пусть и не близкой, но все же дружбы, мне совсем не хотелось.

— Так-так, — протянула соседка, сложив руки на груди. — А пирожок-то с сюрпризом оказался!

Я сморщилась. Есть хотелось до жути, а я свою снедь на кафедре позабыла.

— Никаких сюрпризов, — буркнула я, напяливая пуховик. Ширкнула молнией, чуть подбородок не прищемив. — Выдумываешь вечно что попало.

— Ну да, как же, — хихикнула девушка, уперев руки в боки. — Мик, я заходила на кафедру. Вас там не было.

— И что?

— Улика номер один! — торжественно провозгласила Оксана, подняв палец вверх.

— Улика чего?

Беспечность и непонятность ее изъяснений начинали раздражать.

— Недогадливая ты моя, капусточка! — с особым энтузиазмом принялась тискать меня Оксана за бока, на счастье прикрытые толстым слоем пуховичного синтепона. — Все сходится! Смотри, ты пропала с Брановым на целый час, прибавить то, что ты не брала телефон, — начала подсчет девушка. — Помножить на твою жутко смущенную физиономию… — ущипнула она меня за щеку.

— Вычесть здравый смысл, — съязвила я, отбиваясь. — Прекрати! Фигню городишь.

— А ты чего так нервничаешь, Мика? — толкнула меня плечиком Оксана. — Есть от чего нервничать? М?

— Меня вообще сегодня чуть не сожрали! — потеряла осторожность я. — Мне априори нервничать полагается!

— Хм… — совсем развеселилась Оксанка. — Чуть не сожрали? Так это теперь так называется?

От ее прежней сердитости и следа не осталось. Хотя, я не права. Она мне явно мстит. И будет мстить, подтрунивая при каждом удобном случае. Причина такой стоической выдержки подруги вдруг всплыла на поверхность.

— Так вот почему ты меня тут дожидалась! Нарочно, чтобы вызнать про Бранова?

Перекинув через плечо сумку, полыхая злостью и смущением, я пошла прочь. Оксанка поспешила за мной, едва ли не вприпрыжку.

— А вот и нет, — с невозмутимым видом накинула она шарф на голову, ловко обмотав шею. — Я просто очень хорошая подруга. А хорошей подруге не грех и подробности рассказать. Колись давай уже, — ухватила меня Оксана за капюшон. — Какой он? Классный?

— Да ну тебя, — вырвалась я и зашагала от института.

Всю дорогу до общежития позади меня раздавались возмущенные возгласы, призывы подождать и скрип снега под тонкими каблучками соседки, но я не оборачивалась. Сырые джинсы мгновенно пристыли к ногам, и единственное желание, которое было у меня, наравне с желанием узнать что же все-таки произошло там, на кафедре: оказаться наконец в тепле.

— Мика, блин! — взмыленная Оксана следом за мной влетела в кабинку лифта. — Зря ты отпираешься! Все и так как день ясно.

— Не знаю, что там тебе ясно, — прогнусавила я. — Мне ясно одно: ты сошла с ума.

Оксана фыркнула.

— Не хочешь говорить, что там на кафедре было? Ладно. Я сама все узнаю, — пригрозила она, опираясь на стенку и пытаясь отдышаться. Все же бег не ее стихия, как бы она ни старалась. — Сама не расскажешь, так я вызнаю. Ты недооцениваешь мощь моей дедукции.

Я совсем сникла. Оксанкину мощь и правда недооценивать не стоит. Похоже, мне придется придушить соседку ночью, чтобы наутро она не разболтала всем и вся о случившемся.

Вернее, в ее больной фантазии случившемся.

— Веселись? Да я ведь тут почти никого не знаю!

В полумраке объемной, заставленной минимумом габаритной мебели гостиной бродили совсем незнакомые мне парни и девушки. Бывший одноклассник Оксаны пригласил нас, а вернее, соседку и любую ее подружку на выбор, на день рождения.

«Только симпатичную приводи», — мельком услыхала я в трубке, когда соседка трепалась по телефону.

Собственно, когда Оксана без раздумий, едва отбросила мобильник, предложила пойти вместе, мне это польстило, и я с радостью согласилась. Да и от раздумий отвлечься не помешало бы. Весь прошлый вечер я провела за компом. Тонну информации перелопатила, и хоть бы хны!

— Ну и что с того, что не знаешь? Сегодня же суббота, Мик, — Оксана до того открыто недоумевала, будто бы этот день имел особую, почти сакральную значимость. — Отдохни, расслабься. Познакомься с кем-нибудь наконец, или, — подруга хитро прищурилась, — тебе без твоего аспиранта уже и жизнь не мила?

Состроив гневную гримасу, я выхватила из ее рук чуть запотевший пластиковый стаканчик. Вызов принят!

— Он не мой, к твоему сведению!

Осушила содержимое в один присест, и хмельные пузырьки тут же ударили в нос.

— Ну во-от, зануда, — удовлетворенно кивнула соседка, сцапав со стола бутылку светлого и передав мне. — Развлекайся давай, а я, — она расправила плечи, сверля взглядом виновника очередного студенческого торжества, — пошла на охоту.

Наблюдая за кошачьими повадками захмелевшей Оксаны, я присела в раскорячившееся старенькое кресло в самом углу. Оно было сломанным, подлокотники при малейшем усилии того и гляди грозились отвалиться, а сидение поваливалось едва ли не до самого пола так, что коленки выше головы задирались.

Удивительно, как хозяева сдаваемого коттеджа его еще в утиль не отправили? Хотя у него был и несравненный плюс. Плюс для нежелающих уединяться. Можно было затаиться в нем и не ждать нападок очередных нетрезвых ухажеров. Сесть рядом у них все равно не выйдет, места маловато, а стоять… ну его! Лучше поискать более сговорчивую барышню с площадью возможной посадки побольше. Поэтому я поставила нольпяшку пива на пол и с удовольствием забралась в кресло с ногами.

Спустя полчаса я и вправду исчезла из поля зрения едва знакомых и незнакомых ребят. Думаю, даже Оксана отыскала бы меня с трудом, хотя…

Я выискала в полумраке гостиной светловолосую курчавую голову. Ее обладательница стояла у «праздничного» длинного стола, заставленного все теми же пластиковыми стаканчиками всех размеров, разномастными бутылками с выпивкой и худо-бедной закуской, и беззаботно смеялась.

Вот и отлично. Оксанке до меня сейчас и дела нет, а значит, никто допекать и принуждать пускаться в безудержное буйство не станет.

Я с удовольствием уткнулась в мобильник, пробежалась взглядом по вкладке «друзья».

Оффлайн…

Вот ведь жук этот Бранов! Почти сутки прошли, и ни слова ни полслова. А я ведь объяснений вообще-то жду, места себе не нахожу!

Негодуя, ткнула пальцем в кругляшок аватарки. Соцсеть в мгновение перебросила меня на страничку Ян Бранов.

Стоит на фото важный-преважный, вполоборота. Пиджачок, рубашечка беленькая, все дела. Бровь загадочно приподнял. В личной ленте записей мало, но все до жути банально: подборки картинок с музыкой, шутки… Фотографий в альбомах тоже кот наплакал. И ни одного намека на магическую сущность!

Я схватилась за голову, шаг за шагом восстанавливая события. Черт знает что!

На все произошедшее я теперь словно со стороны смотрела. Топь, многоголовая гидра, Геракл, появившийся так вовремя. Бранов, как попугай твердящий: «еще немного, еще чуть-чуть».

В том, что этот аспирантище не так-то прост, я теперь уже и не сомневалась. И пусть запросы в интернете не выдали ничего, что могло бы сполна подтвердить его мистические способности, это в сравнение не шло с тем, что я своими глазами видела. А кому, как не своим глазам еще верить?

От отчаяния и нехватки информации, я словно задыхалась. Потаращившись пару минут в одиноко лежащую на полу, расплющенную пивную крышку, снова залезла в соцсеть.

Да он издевается надо мной! Будь моя воля, взяла бы да устроила ему допрос с пристрастием. Вот только где бы смелости взять?

Все, что произошло — это же чудо самое настоящее! Волшебство, магия! Такое раз в жизни у одного на миллион случается. А я стала свидетелем, пусть и невольным, этого самого чуда. И теперь меня не покидало стойкое ощущение, будто мне позволили окунуться в тайну, приоткрыли дверь в мистическое, против моей воли попрошу заметить, а затем, пробудив интерес, эту же эту дверь взяли и бесцеремонно захлопнули. Еще и нос едва не прищемив.

— Морда аспирантская, — едва слышно проворчала я, листая Брановские фото. — Наглая, аспирантская…

— Эй, а я тебя знаю!

Я вздрогнула и погасила экран. Захлестнувшая волна гнева отступила так же внезапно, как и возникла. Рядышком с моим креслом, на корточках пристроился парень. Белозубая улыбка от уха до уха явно, намекала: либо из дурки сбежал, либо считает себя гением пикапа. И если второе, вынуждена его разочаровать. Ну а первое само собой дает отрицательный эффект. Навряд ли пара, где оба с чудинкой, долго протянет.

— Не прокатит, — вымученно улыбнулась я и для усиления эффекта большой палец вниз опустила. — Фэйл.

Парнишка не растерялся, а напротив, развеселился еще пуще.

— Да нет, это точно ты! Маша, так ведь?

Я со вздохом поднялась. Подозрительно осведомленный патлатый блондин начинал раздражать.

— Справки уже навел обо мне? Какой молодец.

— Нет, стой! — кавалер тоже вскочил вслед за мной, ухватив за руку. — Это же я, Миша. Ну помнишь, мы с тобой в детстве в деревню вместе ездили? Не?

Я ахнула.

— Мишка? Сизов, кажется, да? — парень, улыбаясь еще лучезарнее, чем прежде, отсалютовал стаканчиком. — Ты как здесь оказался?

— Пригласили, — деловито отхлебнул он что-то явно покрепче пива, а затем, собравшись с духом, осушил стакан.

Теперь уже и у меня улыбка растянулась от уха до уха.

— Надо же, вот так встреча…

— И не говори! Я сейчас, — Миша легонько толкнул меня обратно в кресло. — Такое дело грех не отметить! Ты только не уходи никуда, окей?

Он заразительно захохотал, пригрозив пальцем и умчался. А мне только и оставалось, что вслед ему поражено глазеть. Это ж надо!

Мишка Сизов появился в моей жизни лет так-эдак пятнадцать назад. Меня тогда каждое лето сбагривали в деревню. Там мы и познакомились.

Деревня была и с постоянными жильцами вроде моих бабули с дедом, и дачниками: Мишкины родители. Помню, как я с замиранием сердца, сидя на заборе, ждала, когда к воротам соседей через дорогу подкатит серебристая «тойота».

Друг всегда приезжал, привозя с собой кучу сладостей — сейчас-то понимаю, что родители так от Мишки откупались, чтобы не елозил перед глазами. Они у него частенько скандалили, выясняли отношения. Мишкин отец даже уезжал не раз, возвращаясь, непременно, с кулем конфет и шоколадок.

Всеми сладостями Миша всегда делился со мной, и даже больше положенной доли отдавал, говоря, что сам сладкое не очень любит.

Мы с ним не разлей вода были. Мишка-Машка, Машка-Мишка, жених и невеста и тому подобные детские обзывательства, на которые мы и внимания не обращали и даже, чуть-чуть гордились: такая крепкая дружба далеко не у всех была.

Каждое лето я была счастлива, а вот однажды раз… и Мишка не приехал. А через лето в доме напротив поселилась совсем незнакомая дама с пятью кошками. Тогда-то я и поняла своим детским умишком: кончилась история нашей дружбы.

А затем и я в деревню ездить перестала. Дедушка умер, бабушка к нам перебралась, и дом в деревне продали. Вот и все.

Растерянно озираясь, я вновь зачем-то глянула на дисплей. Бранов все продолжал нагло лыбиться с экрана. От злости и разочарования, будто вспомнив свою детскую обиду, ткнула в первую попавшую под горячую руку фотографию.

Получай лайк! И еще один! Вот так тебе! Знай, что я о тебе не забыла и помню, что случилось. Ха!

Отметочки «мне нравится» явственно засияли, говоря, что операция по свершению маленькой мести прошла успешно. Если можно было бы «залайкать» до смерти, я бы, наверное, только что это и сделала.

Секунда, другая. Я, кажется, только-только начала приходить в себя, как…

Бамц! Online!

Всего лишь яркий зеленый значок в шапке страницы загорелся, а для меня словно земля под ногами разверзлась.

— Елки… — выдохнула едва слышно и с невероятной прытью принялась снимать барские лайки со всех записей, что еще невидящим от смущения взглядом выискать могла.

Может, хоть что-то устранить успею, может, Бранище не заметит, может…

Однако мои робкие «может», госпожу Фортуну явно не убедили.

*Одно новое сообщение*

Ян Бранов:???

— Блииин!

Взвыв, я замерла. Аспирант «пялился» на меня через крохотную аватарку в диалоге, но этот взгляд для меня был подобен сауроновому оку.

Замечена. Рассекречена. Конец. Еще секунда, и я с ума сойду точно.

Ян Бранов: и что эта лайк-атака означает, позвольте узнать?

Проявив чудеса сообразительности, я сбежала. Просто закрыла свою страничку, погрузившись в спасительный оффлайн.

— Ты еще здесь, — выскочил Мишка из толпы. — Фух, думал, вдруг решила, что я ненормальный и ушла.

Парень откинул копну светлых волос назад, виновато и чуть смущенно улыбнувшись. Передал мне стакан с соком. Вот только пахло из стакана совсем не мультифруктом.

— Нет, я здесь. Ждала.

И действительно, чего это я с ума схожу? У меня есть Миша. Теперь есть. Нам с ним столько наверстать нужно!

Однако мысли метались как угорелые, а взгляд сам собой то и дело устремлялся к телефону.

Нужно было совсем выйти из соцсети. Если Бранище пришлет мне сообщение, оповещатель непременно даст знать, и тогда…

*Курлык*

Мысленно поседев, я молниеносно сунула мобильник в карман. К счастью, Миша звука весточки из преисподней не услышал.

* * *

По предложению Миши мы перебрались поближе к людям. Присели на диван рядом с обжимающейся парочкой и принялись болтать. Вернее, болтал скорее Мишка, а я отвечала, периодически зависая на секунду две. Все думала, что там мог написать аспирант?

Вариантов было море или даже целый океан. Самый жуткий: Вознесенская, теперь ты знаешь мою тайну, и я вынужден тебя убить.

— Все нормально? — Миша легонько ткнул меня в плечо. — А то грустная какая-то.

— Все отлично, — нехотя отхлебнула я самодельный Мишкин коктейль. Гадость, конечно, редкостная, но зато забыться поможет. — Просто все никак не могу поверить, что это ты.

Миха залучился обалденной улыбкой, разведя руки в стороны.

— Уж поверь, как-нибудь! Это я.

Я кивнула.

— Так ты тут теперь живешь? — заинтересованно подобрался Миша.

— Учусь, — поправила я. — Родители здесь не живут.

— Круто! — искренне восхитился парень. — Я б тоже от самостоятельности не отказался бы, но…

Оказалось, его семейство уже давненько перебралось в город и живет теперь здесь. Дела у отца идут хорошо, и Миша намеревался, закончив в этом году юридический институт, работать вместе с ним.

— В самостоятельности не столько удовольствия, сколько тебе кажется, — все разглядывала я голубоглазого блондина. — Надо же. Так долго не виделись, а тут… Неожиданно все это очень. Чудо!

Миша захохотал.

— И не говори, сам в шоке. Но ты прости, что так неожиданно пропал. Говорю же, родители так внезапно все с домом провернули… я и против ничего сказать не успел! А если бы и сказал…

— Они бы все равно не поняли, что ты там лепечешь, — захохотала я. — Ты ж просто невыносимо картавил!

— Черт, ты помнишь, — смутился парень.

Я снова хохотнула, кивая. Еще как помню.

— Но теперрь все отвично. Фефекты фикции устранены!

Миша, нарочно кривляясь, размахивал руками и морщился. Взмахнув еще раз, он ловко перекинул руку через спинку дивана так, чтобы в любой подходящий момент можно было без труда приобнять меня за плечи. Улыбался.

А вот моя улыбка куда-то упорхнула.

Кто-то из них двоих: или Миша, или алкоголь в нем явно торопили события. Чмокающая влажными поцелуями парочка за спиной друга обстановку лишь накаляла.

Кажется, пора делать ноги.

*Курлык* *Курлык-курлык*

Я выхватила телефон из кармана, вскочив.

— Это мама! — соврала без тени смущения, даже не взглянув на дисплей. — Беспокоится. Я отойду?

Миша огорченно пожал плечами, снова потягивая ядреную смесь из стакана.

— Конечно.

Лавируя средь раскачивающейся в такт музыке молодежи, я выбралась в коридор, а затем и в уборную. Заперла дверь и, опустив крышку сидения унитаза, уселась прямо на нее. Выдохнула.

Вырвалась.

Миша сильно изменился. Красивый стал, хотя, может, и всегда таким был, а я просто внимания не обращала? Но мы же детьми были. Все что меня интересовало тогда, это поиски Атлантиды на ручье и строительство в лесу шалаша из веток.

Тем не менее, как бы шикарен теперь не был друг, сейчас мои мысли занимала отнюдь не его белозубая улыбка.

Вновь выдохнув и собравшись с мыслями, открыла переписку с Брановым-Барановым и начала читать с самого начала.

20:59 Ян Бранов:???

21:00: и что эта лайк-атака означает, позвольте узнать?

21:10: способ обратить на себя внимание, полагаю? Вам это удалось, Мария.

22:15: объяснений ждете? И не надейтесь. Их не будет.

22:43: хорошо, уговорили. Думаю, все же стоит поговорить, чтобы прояснить некоторые моменты.

22:58: Мария?

23.03: Маша, у вас все в порядке?

23:06: Мика!

Вот так. И ни одного смайлика. Злюка.

К концу аспирантского гневного сообщение-извержения временные рамки сокращались. Неужто он и впрямь обо мне забеспокоился?

Ну, вот я онлайн. Дышу тихо-тихо, словно от этого зависит, заметит меня мужчина или нет. Бранов тоже все еще в сети.

Я: Здравствуйте, Ян Викторович. Простите, не видела сообщений. Со мной все в порядке. Раз стоит прояснить некоторые моменты, говорите. Я вас слушаю.

Не смс, а объяснительная, честное слово!

Перечитав сообщение и убедившись, что оно прозрачно-безэмоциональное, я нажала «отправить». Пару секунд сообщение светилось синим, а затем…

Ян Бранов: Слава Богу. Я уж подумал, вы стерли пальцы, лайкая мои фото, и теперь не в состоянии ответить.

Вот зараза! Глумиться вздумал.

Я запыхтела, старательно тыча в квадратики виртуальной клавиатуры.

Я: К вашему сведению, это не я была. Друзья пошутить решили. Я не дома, на вечеринке.

Снова томительное ожидание, но, к чести аспиранта, пишет он довольно скоро.

Ян Бранов: Сделаю вид, что поверил. Не дома? А я-то смел предполагать, что вы изо всех сил трудитесь над докладом, который я должен был увидеть у себя на почте… вчера.

Похоже, поговорку: кто старое помянет, тому и глаз вон, зазнайка-аспирант не слышал. Однако пришедшее следом сообщение избавило меня от необходимости отвечать.

Ян Бранов: Насчет поговорить: это не сетевой разговор.

Он хочет встретиться? Страшно. А вдруг он маньяк? Хотя, это вряд ли, конечно, но, судя по всему, нормальности в нем с гулькин нос. Что же делать?

Я до того погрузилась в размышления, что стук в дверь заставил меня вскочить, тяжело дыша.

— Эй, да кто там засел? Долго еще?

Голос грубый, грудной. Явно не Брановский.

— Минутку!

Опасения не оправдались. Аспирант не может перемещаться, куда ему вздумается в ту же секунду. Я снова уселась на крышку, впопыхах отвечая.

Я: Хорошо, Ян Викторович, можем поговорить вживую.

Это было рискованно, но любопытство брало верх. Там ведь тайна, магия! К черту осторожность и благоразумие!

Ян Бранов: Ок. Адрес.

Пошарив в телефоне, быстренько вычислила адрес по GPS и отправила. Аспирант прочел и огонек Onlinе погас, а я за голову схватилась.

— Что я творю?

Юркнув мимо уже успевшей образоваться у туалета очереди, направилась к Мише. Тот уже сменил стаканчик на тару повместительнее. Увидев меня, парень тут же воспрянул духом и напялил неизменно-обалденную улыбку.

— Прости, задержалась, — улыбнулась я. Несмотря на телодвижения друга, присаживаться рядом не спешила. — Слушай, мне уйти, похоже, придется, так что…

— Так быстро?

Извиняясь, развела руками. От предложения проводить наотрез отказалась, но номер свой охотно дала. Это же Мишка! Мишка Сизов! Что за дни чудес пошли? С ума сойти.

Не дожидаясь, пока захмелевший красавчик снова предложит себя в качестве провожатого, я развернулась и отправилась на поиски Оксаны.

Отыскалась соседка быстро.

— Я домой, наверное, поеду, — не поднимая глаз и старательно изображая скуку, сказала я. — Нехорошо себя чувствую, да и доклад еще Брановский висит.

— Ну ты и зануда, Мика, — захохотала Оксана. Ребята дружно заржали в ответ. — Она просто препода… — словно бы извиняющимся взглядом окинула она взглядом собравшуюся подле нее стайку девушек и парней, — боится. Комплекс школьницы-отличницы.

Ага. И это говорит мне лучшая студентка на курсе. Оксане удалось меня удивить!

— Да брось ты! — одногруппник Никитка, тот, что с уймой татуировок на руках и шее, приобнял меня за талию. — Оставайся. Заночуем тут, всем места хватит.

Ага. Хитрый какой.

Вежливо улыбаясь, я крутила головой, но продолжала настаивать на своем, и вскоре стояла в просторном коридоре ища средь свалки одежды на комоде и полу свой пуховик.

— Осталась бы, — с сожалением в голосе сказала Оксана, выдернув из рук хихикающей и беспрестанно извиняющейся девицы мой шарф, который та старательно пыталась надеть вместо пальто. — Это не твое, куколка. Поищи еще.

Девица икнула и, послушно усевшись на корточки, как и я принялась копаться в ворохе курток, да вскоре, пару раз клюнув носом, затихла там же в уголке.

— Я бы с радостью осталась, но доклад этот… Продыху мне Бранище потом не даст. А стипендию терять…

— Ага, знаю, что ты зануда. Ладно, — чмокнула меня Оксана в щеку, — доберешься, позвони. И номер машины отправь.

— Ладно, — кивнула я, глянув напоследок в зеркало.

Хорошо все же, что прилично выгляжу. Прическа, макияж, все дела. Почему-то перед глазами тут же всплыло глазастое аспирантское лицо.

— Слушай, а жвачки у тебя не найдется?

Оксана с удивлением раскрыла клатч, вынула упаковочку «орбита». Недолго думая, я выдавила себе в ладонь подушечек шесть и зажевала разом.

Говорить с таким комом жвачки было трудно, поэтому я просто еще раз махнула на прощанье Оксанке и выскочила на улицу. В воздухе кружили легкие снежинки и я высунула язык, пытаясь поймать хоть одну.

Надо же. Почему мне так хорошо на душе? И даже Бранов-Баранов волнует меньше, чем обычно. Или, я даже рада…

Мобильник привычно курлыкнул, и мое нутро сию секунду скрутило в волнении. В сообщении было всего три слова. Малость, но так уж взбудоражило кровь это его короткое…

Ян Бранов: жду у ворот.

Глава 5. Немного об истине, кукурузных полях и летающих тарелках

По правде говоря, я надеялась, что успею немного побыть на воздухе, прежде чем аспирант прибудет к месту встречи. Хотелось, чтобы ум прояснился, но, увы, не свезло. И теперь все, что мне оставалось, это с нездоровым остервенением жевать мятный орбит и медленно, но верно приближаться к воротам.

Решительно толкнув дверь, я шагнула на чуть припорошенную снегом дорогу. Легковушка аспиранта таинственно сияла фарами чуть поодаль, кутаясь в сизые облака выхлопных газов.

Тук… тук… тук-тук-тук.

С каждым шагом идти все сложнее. Может, ну его? Вернуться в обнесенный высоким забором коттедж? Там Оксанка, там Миша… Они в обиду точно не дадут.

— Ну, нет, мать. Just do it! [1]

[1] Just do it — просто сделай это

Отступать некуда. Москва позади.

Запорный механизм дверцы машины щелкнул и я, выплюнув добротный жвачный ком и не позволив себе вконец захлебнуться в сомнениях и страхах, уселась на пассажирское сидение впереди и заявила с порога.

— Учтите, мои друзья знают, где я.

— Для начала привет.

А где же официоз и пресловутое «вы»? Я повошкалась на сидении, пристегнувшись.

— Здравствуйте.

Мужчина поморщился. Я попыталась отодвинуться от него насколько позволяли габариты машины. Разит, поди, от меня, даром «орбитом» давилась.

Машина плавно стронулась, и мы не спеша покатили по опустевшим улицам. Я с опаской скосилась на препода. Куда едем? Хорошо еще коттедж не за городом, а то свез бы меня куда-нибудь этот изващенец-перемещенец и поминай, как звали.

Остановились. Красный. Снег словно тут же замедлил ход, не лупил по стеклу как ошалевший, а падал плавно, медленно. Дворники пробежались туда-сюда, крякнув. Поворотник мерно щелкал.

Порядком затянувшееся молчание мне пришлось нарушить первой.

— Ян Викторович, вы поговорить хотели.

Бранов даже не повернулся, все глядел на дорогу.

— Мне казалось, это ты хотела поговорить со мной.

— Разве это я среди ночи поехала неизвестно куда, неизвестно за кем? — надменно поинтересовалась я.

— Разве это я терроризирую преподавателя в соцсетях? — парировал аспирант.

От возмущения я охнула. Это я-то терроризирую? Всего-то пара лайков. Хорошо: пара десятков лайков… И с каких это пор банальное «мне нравится» стало признаком террористической атаки?

Снова гнетущее молчание, а снегопад усилился, оттого дворники безостановочно елозили туда-сюда и мерным «вжух-вжух» лишь подчеркивали искусственность тишины.

Игру в молчанку вновь проиграла я.

— Окей, — выдала со смешком. — Я так понимаю, это вы устроили тот фейерверк из золотистых огней вчера на кафедре, и нас и впрямь чуть не сожрала Лернейская гидра.

— Ты спрашиваешь или утверждаешь?

Мужчина выглядел расслабленным, а вот я напряглась донельзя.

— Рассуждаю.

— Уклончиво, — усмехнулся аспирант.

— Скорее, предусмотрительно. Если это и впрямь так, то вы, вероятно, все никак не решаетесь попросить меня молчать обо всем случившемся, а желательно и забыть вовсе.

— А с чего ты решила, что это я все устроил?

Ответ сам собой разумелся.

— Так а у меня диапазон восприятия широкий. Я верю в странное и необъяснимое.

— Истина где-то рядом? — хмыкнул Бранов.

— Точно, — кивнула я. — Да вы и сами себя с потрохами сдали, — я помахала телефоном с открытым диалогом на дисплее. — Зачем писать и что-то прояснять, если вины нет? Проигнорировали бы меня и дело с концом. А так…

Аспирант поджал губы, вновь притормозив на пешеходном переходе. Похоже, веры в то, что от меня можно было так легко отделаться, у него не было.

— Я просто беспокоился, как бы с тобой беды не случилось.

— Или как бы я ненароком умом не тронулась?

— Не без этого, — не стал лукавить Бранов. — Знаешь ли, не хочется нести такой груз на плечах. Но, кажется, я зря тревожился. С умом у тебя все в порядке.

— Мне бы вашу уверенность, — протянула я. — Вдруг все это лишь плод моего воображения, а мое пристанище уже давным-давно палата № 6?

— Маша…

— Мика, — поправила я.

Если это мое сумасшествие, диктовать правила буду я.

— Мика, — покладисто кивнул аспирант. — Если для тебя так важно знать: с ума ты не сошла. Как ты мудро заметила, я же здесь, — мужчина усмехнулся, прихлопнув ладонями по рулю. — Если все это плод твоего воображения, то какая нужда мне была ехать за тобой?

А ведь и правда, зачем тогда ему катить среди ночи за девчонкой, которая даже и предмет-то его вполуха слушает?

— А вдруг и вы тоже лишь моя фантазия? — сощурилась я, старательно скрывая радостное волнение в голосе.

Ян Викторович скривил губы, и уголочки темных глаз забавно растянулись в лисьем прищуре.

— Хм… и как часто я становлюсь участником твоих фантазий, Мика?

Щеки тут же вспыхнули, и так как язык вдруг окостенел, отвечать на провокационный вопрос я не стала. Вместо этого, уселась в позе сурриката и навострила все органы чувств разом.

— Так значит, вы… Кто вы? Волшебник, маг? Сбой в матрице?

Мужчина захохотал. Странно, но так искренне веселящимся его я видела впервые. Похоже, и ему, кем бы он ни был, ничто человеческое не чуждо.

— Все же кто-то больше фантастикой, чем историей увлекается, — покачал головой он. — Нет, я не маг и не волшебник. И уж точно о матрице ничего не знаю.

«Ага, и рассказывать тебе ничего о себе не собираюсь», — закончила за него мысль я и нервно покрутила головой. Кажется, хмель из организма окончательно выпарился, а мозг начал соображать ясно.

— Жаль, — протянула я. — Мне актер из «Матрицы» очень нравится… Тогда кто же вы?

— Давай без лишних вопросов, — нервно бросил аспирант и тут же спешно добавил. — Пожалуйста.

— Да без проблем.

Мужчина выдавил подобие улыбки, а я расстроенно обмякла в кресле, глядя перед собой.

Чудно, право слово! Зачем тогда приехал, если на вопросы отвечать не намерен? Будь я чуть поглупее и посамоувереннее, наверняка уже плясала бы в безудержном буйстве, думая, что он попросту на меня запал.

— Вижу, ты расстроилась.

— Да нет, — продолжала безучастно пялиться в окно я.

— Так «да» или «нет»?

И вдруг такая злость и разочарование охватили меня, что ни сил, ни желания сопротивляться не было.

— Ян Викторыч, это же не честно. Нельзя так!

Аспирант недоуменно приподнял брови.

— Расстроилась, значит, — протянул он. — Послушай…

— Конечно, расстроилась! — перебила я. — Не знаю, кто вы и что вы, но это же чудо! Ян Викторович, Вы — чудо! — на этих словах мужчина часто-часто, будто смущенно заморгал и в руль так вцепился, что костяшки пальцев побелели. — Все, что произошло: настоящая магия! И я теперь даже спать нормально не могу.

— Мне жаль, что ты не можешь…

Но я снова заговорила.

— А мне не жаль. Это чудо! И оно случилось со мной, поэтому прошу, расскажите мне все, что можете! Я хочу знать, что не схожу с ума! Я должна знать! Ян Викторович, прошу…

Всем телом развернувшись к преподу, я глядела на него с мольбой и надеждой. Едва ли руки на груди не сложила.

— Раз для подтверждения твоего здравомыслия я должен что-то объяснять, — вдруг посуровел мужчина. — В таком случае, переубеждать тебя не стану. Ты окончательно и бесповоротно чокнулась.

Очень мило.

Насупившись, я глядела строго перед собой и думала. Думала, думала!Нестерпимо хотелось ощупать все вокруг, даже Бранова-Баранова, чтобы убедиться, что это явь. Однако я продолжала сидеть, изо всех сил сцепив руки в замок.

Пальцы мои, к слову, были реальны и ощутимы. Одно это даровало мне хоть и слабое, но облегчение.

Снова тормознули на светофоре. Пушистая снежная ночь над городом. На улицах ни души: машины редки, а уж пешеходы и подавно. Но аспирантишка готов просто так стоять положенное красным огоньком время. Целую минуту!

Ишь, какой правильный! Нет. Из такого и калеными щипцами правду не вытянешь. Это его тайна. И тайна темная. О ней таким простачкам, как я, точно знать не положено.

Я обреченно махнула рукой.

— Ай, поступайте, как знаете. Мне все равно. Путешествуйте в книги, тусуйтесь с Гераклом и гидрой или… что там еще такие как вы делают? Мне и дела нет.

Бранов снова сморщился, но молчал, и я решила, что не помешает еще пару слов добавить.

— Только в следующий раз, Ян Викторович, когда соберетесь проворачивать что-то подобное, постарайтесь, чтобы никто этого не видел, — я помедлила, растерянно теребя край шарфа. — Нам, обычным людям хочется чудес. Поэтому не нужно размахивать куском мяса перед голодным. А если все же решились, будьте готовы к последствиям.

Аспирант напрягся.

— Ты мне угрожаешь что ли, не могу понять?

— Нет. Просто предупреждаю, чтобы вы больше глупостей не делали. Не перетаскивали девушек в книжные болота, ведь иначе, кто-то из них может начать строить гипотезы, болтать направо и налево, и тогда…

— Шла бы ты лучше, — процедил Бранов сквозь зубы, — круги на кукурузных полях чертила, Вознесенская.

Круги? Обидно. Я к нему, видишь ли, с пониманием и всей душой. Никому и словом не обмолвилась о наших приключениях, а он вот значит как?

— Зачем круги? — пожала плечам я. — Вы же есть. Книжный путешественник, конечно, такой фурор в СМИ, как высадка НЛО, не произведет, — оценивающе глянула я на мужчину, — но и на вас, если правильно преподать, тоже можно нехило подзаработать.

Говорила я как никогда уверенно. Что ни говори, а алкоголь напрочь сносит баррикады стеснения и неловкости.

— Ты мой сутенер что ли, чтобы на моих способностях зарабатывать?

Я коварно хмыкнула. Попался, голубчик.

— Ага. Значит, способности все-таки есть. Это хорошо…

— Я же не уточнил, о каких способностях речь.

Я выразительно сморщилась. Вот ведь пошляк. А еще деятель науки, преподаватель! Будущий, правда, но все же. От ответственности отсутствие диссертации не освобождает.

Казалось, аспирант мои кривляния заметил и разозлился еще пуще.

— Мика, ты же понимаешь, — как-то неестественно мягко проговорил он, — тебе все равно никто не поверит. Будь хорошей девочкой, и тогда…

— Я верю и этого достаточно, — отрезала я. — Постараюсь, и сотни других поверят. Мистика всегда привлекательна, а в век интернета можно вообще что угодно болтать. Кто-нибудь, да поддержит. Хотите, чтобы за вами всюду таскались толпы надоедливых зевак?

Аспирант вздохнул и свернул с ярко освещенной трассы. Темнота вмиг обступила машину. Я напряглась, но виду старалась не подавать. Глупая, сама все порчу! Дернуло же меня…

— Но мы с вами можем договориться.

— Слушаю.

Неужто повелся? Верится слабо. Скорее, просто развлекается, но рискнуть стоит.

Набрав в легкие побольше воздуха, я выпалила:

— Утолите мое любопытство, и я не стану предавать дело огласке.

— Вот как, — Бранов потянул паузу, словно раздумывая. — Утолить любопытство, значит?

— Да. Согласны?

Я снова с надеждой уставилась на аспиранта. Машина тем временем остановилась, скрипнув свежим снегом.

— Согласны? — снова повторила я, но гораздо тише.

Нет. Шантажист из меня никудышный. Бранов развернулся ко мне, облокотившись на дверь, и глядел с легким прищуром. По крайней мере, в темноте мне казалось, что он зло сузил глаза.

— Нет, не согласен.

И вот я на краю пропасти. Шаг влево, шаг вправо…

— Тогда у меня нет выбора.

Прозвучало совсем жалко. Я дернула ручку, но дверь не поддалась. Попробовала еще раз, подняла до самого упора так, что от натуги жилка на шее забилась. Однако дверь оставалась молчаливо-безразличной, впрочем, как и сам владелец авто.

«Приехали», — обреченно подумала я, чувствуя, как аспирант так и прожигает мою спину взглядом.

— Мои друзья знают, где я.

Зачем сказала, сама не знаю. Должно было звучать устрашающе, однако от этих слов жутко стало лишь мне. Тело так и онемело, и обернуться я не могла. Ручку мучать бросила, все равно без толку.

Я в ловушке. Конец.

Аспирант усмехнулся и протянул:

— Друзья знают? Ты кому-то сказала, что тебя подвезет препод? Вот уж сомневаюсь. Максимум, ты пожаловалась одной из подружек на плохое самочувствие и сказала, что вызовешь такси.

Холодным потом умылась на раз-два еще до того, как пальцы мужчины скользнули по спине.

— Никто не знает, где ты, Мика.

Я ловила каждое его слово и судорожно шарила впотьмах в поисках заветного шпенделька, снимающего блокировку двери.

— Ты ведь понимаешь, что сопротивляться бесполезно.

Как бы не тормозила сейчас моя мыслительная деятельность, это я отчетливо понимала.

— А теперь повернись и слушай. Внимательно слушай.

Затаив дыхание, я повела головой, чтобы краем глаза видеть аспиранта. У меня чуть косоглазие не случилось: одновременно обследовать дверь и глядеть в лицо смерти.

— Мой тебе совет, — едва различимо прошептал мужчина, взяв меня под локоть и приблизившись так, чтобы моей шеи касалось его дыхание, — никогда не угрожай тому, кто сильнее тебя.

Я сдавленно угукнула.

— Никогда не груби тому, кто умнее тебя.

Снова судорожно покивала, задержав дыхание.

«И не приведи господь еще раз связаться с тем, кто обладает сверхъестественной силой», — добавила про себя я, напоследок потянувшись ко все еще пристегнутой лямке ремня безопасности.

Щелчок. Вот черт! Думала, тише будет.

Аспирант дернулся, а я сжалась пружиной и, воинственно заорав, рванула в промежуток между сидениями. Вероятность того, что задние двери не заперты, мала, но и сложа руки сидеть толку немного.

Борьба была недолгой. Виннипуший пуховик как мог стеснял движения. Мгновение, оставшееся в памяти лишь одним сплошным пятном, и я, клещом цепляясь за заднее сидение, визжа и брыкаясь, обхвачена поперек туловища. Рывок, и крепкие мужские ручищи даже дышать не дают, сдавив грудную клетку.

— Гадкий… аспирантишка… гадкий…

Я пыхтела и брыкалась, пыталась дотянуться до сигнальной кнопки на руле, царапалась, пыталась укусить и ругалась, до тех пор, пока силы не покинули окончательно, а слова в жалобные хрипы не превратились.

Дернувшись напоследок, я обмякла, обреченно всхлипнув.

Удивительно, но аспирант просто зажал меня в объятиях, по возможности максимально блокируя все движения. Но ни придушить, ни каким бы то еще способом умертвить меня не пытался.

Посидели в тишине пару секунд.

— Успокоилась?

— Угу…

Бранов разжал хватку, и я переползла на отдельное кресло.

— А теперь послушай меня…

— Ян Викторыч, — заревела я. — Я — могила! Честное слово могила! Никому ничего не скажу!

Да и некому, если уж быть честной. Кто мне поверит?

— Знаю, что не скажешь, — равнодушно отозвался аспирант, оправляя раскатавшиеся в пылу сражения рукава.

Выглядело это угрожающе. Так в кино делают крутые парни, намеревающиеся выбить из кого-то всю дурь. Но он не похож на того, кто может избить женщину… кажется.

— Клянусь, молчать буду! Только не бейте! Отпустите! Не отправляйте меня опять куда-нибудь в топи!

И я заревела теперь уже совсем натурально. Бранов воскликнул что-то, выставив руки ладонями вперед, и тут же отпрянул, со словами:

— Да ты в окно-то выгляни! Чего ревешь?

Я проморгалась и уставилась в молочно-белую белизну. Это еще что за мгла? Что я увидеть-то должна? Серую безысходность и мир напоследок?

Поняв, что я тупо гляжу перед собой, мужчина в негодовании цокнул и вновь потянулся ко мне. Я шарахнулась от него, вжавшись в спинку кресла, но аспирант лишь дотянулся до окна и поелозил ладонью по стеклу.

— Запотело… — прошептала я, прильнув носом к мокрому окну.

Снег совсем сошел на нет. Фонарей тоже раз-два и обчелся. Только ровные ряды гаражей, а над ними вдали…

— Это общага что ли? — я обернулась, затаив дыхание. — Моя?

— Твоя, — усмехнулся аспирант, задумчиво проведя пятерней по своим коротким, торчащим забавным ежиком, волосам. — Ну ты и правда совсем…

Бранов как-то нервно хохотнул, крутя пальцем у виска.

— Так я же не знала… Я думала, вы меня сейчас тут…

— Да нужна ты мне сто лет в обед.

Аспирант нажал на кнопочку на панели, и в двери что-то щелкнуло.

— Я могу идти?

Неужели все обошлось?

— В добрый путь, блаженная, — подтвердил он мои рассуждения и снова усмехнулся.

Я несмело подняла рычажок и дверь отворилась. Одной ногой ступила на дорогу и тут же почувствовала себя в безопасности. Обернулась.

— Ну вы и изверг, конечно.

— Иди уже.

Я послушно перекинула вторую ногу и выползла из машинных сумерек. Луна, размером не больше пятирублевой монеты, едва проглядывала из-за облаков. Небо медленно, но верно прояснялось, обнажая россыпь звезд.

— Так а зачем все-таки приехали? — заглянула я в салон. — Чего хотели-то?

Аспирант положил руки на руль и не глядя ответил.

— Чего хотел — узнал. Топай давай отсюда.

Распрямившись и задрав голову, я с облегчением выдохнула, выпуская клубок пара. В чудесное спасение все еще верилось с трудом. Но любопытство, давным-давно порубив и расфасовав по кулькам благоразумие, разевало теперь рот с голодным плачем. Ему информации было слишком мало.

— Ян Викторыч, мне что, опасность теперь грозит?

— Да иди ты уже, кому говорю!

Дверца громко хлопнула, и машина, взревев, сорвалась с места. Сделав круг почета и развернувшись, аспирант притормозил подле меня и приспустил стекло.

— Шапку надень, — с издевкой бросил он. — У тебя и так с головой что-то не так, а мне не с руки будет, если ты экзамен у Завлинского завалишь.

— Не с руки…экзамен… — как болванчик повторила я, глядя вслед уносящейся легковушке.

Клубы выхлопных газов окутали меня с ног до головы, и едва туман рассеялся, тараканы, давным-давно оформившие прописку у меня в голове, тоже выстроились по порядку и готовы были дать полный отчет о случившемся.

– Да он совсем ненормальный что ли? — рычала я, пробираясь по сугробам к общежитию. — Завез, не пойми куда!

Сотню раз пожалела, что напрямик пошла. Лучше бы по дороге. Похоже, здесь и впрямь давным-давно никто не ходил. Лишь тонкая цепочка собачьих следов тянулась вверх по склону, и я поклясться была готова, что аспирант намеренно меня сюда притащил. Чтобы напугать и помучать. Ну и, если верить его словам, что-то разузнать. Вот только что?

Набрав полные ботинки снега, я все же выбралась на расчищенную дорогу. Дыхание от гневных ругательств и подъема в гору сбилось напрочь. Опасаясь, как бы ангину не схлопотать, я остановилась, чтобы отдышаться.

— Садист чертов, — постигая дзен, глубоко вдохнула я и уставилась в небо.

Совсем разъяснило, и звезды теперь сияли ярче, зазывнее, таинственнее.

«The Truth Is Out There», что означает: Истина где-то рядом…

Ха! Рядом? Да она у меня под носом, и имя ей: Ян Бранов.

Я снова гневно нахмурилась и, сжав кулаки, возобновила путь.

— Ну, погоди, Бранов-Баранов! Доберусь до цивилизации живой, точно до смерти залайкаю! Узнаешь у меня…

**Междуглавие**

Уже несколько минут Ян сидел в машине и таращился на вновь запорхавшие в пирамиде фонарного света лёгкие снежинки. Зима, судя по всему, будет холодной. Вон как старательно заметает дороги.

И откуда только такой снегопад принесло? С гор разве что. Вот и откапывай потом машину поутру. Впрочем, повалит-повалит снег хлопьями пару дней от силы, а затем посереет и осядет под дыханием заводских труб и выхлопных газов. Но пока — то красиво.

Вот только на душе неспокойно. Даже будто бы стыдно.

Ян с обреченным вздохом уткнулся лбом в руль, прикрыл глаза.

Зря он, конечно, решил припугнуть эту девчонку. Теперь как минимум несколько недель придется носить одежду с длинными рукавами. Да еще и коситься на него, как на врага народа, теперь будет.

Проведя с недовольным видом по располосованному острыми женскими ноготками предплечью, Ян сморщился от боли.

Ну и пусть косится! Только бы болтать не вздумала, хотя… Как бы не храбрилась, никому она ничего не скажет. Натура не та, а уж он-то умеет в людях разбираться. Интуитивно чувствует, что у каждого внутри.

Полезное умение, впрочем-то. Прикладное.

Ян заглушил, наконец, двигатель, и ночь в мгновение ока обступила. Обняла.

Нет, ни эту девицу, ни ее сумасшедшую книжку выпускать из виду нельзя. По крайней мере, пока. И пусть Мика, как показала сегодняшняя встреча, «чистая», поостеречься не помешает. Кто его знает, сколько у нее этих «Императоров» дома под подушкой хранится? И если уж один проснулся, то и остальные вполне могут. Это ж дело такое… Хорошо еще «Герои Эллады» вовремя под руку попались!

Ян снова тяжело вздохнул, растирая виски.

К сожалению, что же послужило толчком к пробуждению, он так понять и не смог. Приходила даже шальная мысль, что он сам, в порыве гнева, чуть не уволок девчонку в ее же фантазии, но тут же быстро отмел ее. Пробудить книгу под силу только Хаосу, а значит, посыл шел изнутри. И если так, то что ему, Яну, теперь делать?

Если этот всплеск привлек должное внимание — хорошо. Просто замечательно. А если нет? Жалко будет, если девочка сгинет.

На душе снова одинокая кошка заскребла, однако решение, к счастью, соизволило прийти само собой. И причем, самое что ни на есть простое.

Работу за других Ян, разумеется, выполнять не собирается. Своей столько, что разгребать и разгребать. Но за этой писакой, так уж и быть, приглядит, пока специально обученные люди ей не займутся.

Плюс, провести наблюдения для собственного интереса лишним никогда не будет, а значит, придется потерпеть. Да и совсем не хочется, чтобы зав. отнял и так по блату доставшиеся лекционные часы. А с этой девицы станется, нажалуется ещё.

Воспрянув духом, Ян даже улыбнулся, распрямился, откинувшись на сидение. Пошарил в кармане, достал смартфон и взглянул на дисплей.

Странное у нее фото, конечно: голова в конфетти, на шее ярко-зеленая мишура, а сама съежилась вся, будто ее вот-вот ведром воды окатят. Явно по-настоящему веселится. Так на фотосессии ни за что не сфотографируешься. Да и скорее это и впрямь просто общий, любительский кадр. Только обрезанный. Вон даже кусок чьего-то плеча с краю торчит.

Огонек онлайна Мики В. На протяжении всего времени исследования страницы, записей и личных данных исправно светил зелёным. Ян уже даже тоже хотел отсыпать ей пару десятков лайков. Пусть побесится. За комплимент она это точно не примет, будет искать подвох и вопить почем зря.

Коварная усмешка уже поползла по губам, но мозг вовремя включился. Вместо этого написал короткое:

Ян Бранов: Реферат. Жду.

Сообщение и секунды непрочитанным не провисело. Похоже, с телефоном девчонка не разлучается.

— Ну, все. Мой преподавательский долг выполнен.

Со смехом отворил Ян дверь, пиликнул сигнализацией и уже направился в сторону подъезда, как беззвучное гудение принесло ответ.

Мика В.: Погодите… Реферат? Вы это серьезно?

Ян замер у подъезда, тыкая в экран уже порядком замерзшими пальцами.

Ян Бранов: Вполне. Вы получили задание, извольте выполнять.

Набирает сообщение… Набирает… Чего там так долго набирать-то можно?

Мика В.: Реферат будет готов завтра.

Ян Бранов: Ок. Завтра, так завтра. «Неуд» тоже оценка.

Совсем уж наседать не хотелось, но раз уж такое дело, раз уж до поры до времени нужно за девчонкой приглядеть, то и обстановку разрядить не помешает.

Снова секунду висело сообщение.

Мика В.: Ян Викторович, вы что, угрожаете мне?о_О В вашем-то положении?!

Ян Бранов: Мое положение меня вполне устраивает, а вот на вашем месте, Мария, я бы попридержал язык и…

Нет. Лёгким движением стёр недописанное сообщение. Субординация прежде всего! А ее границы и без того со вчерашнего путешествия в болота Лернейские по швам трещат, усугублять не стоит.

Ян Бранов: Угрожаю? Увольте. В любом случае, так и быть, я готов пойти вам на встречу. Реферат — завтра. Справитесь, поставлю заслуженную оценку.

На сей раз ответ не заставил себя ждать.

Мика В.: Спасибо.

Ян в задумчивости поскреб пальцем висок.

Интересно, девицы ее возраста обычно напропалую сыплют смайликами. Обилием скобочек-улыбок на крайний случай, а эта будто бы из последних сил держится. Пытается держать лицо и казаться серьезной? Ну, ну.

Ян Бранов: Пожалуйста. И, Мария, не забывайте о доп. занятиях=)

Ян не удержался и хохотнул, отворяя в потёмках лестничной клетки дверь своей квартиры.

Ну, все. Теперь точно можно спать спокойно. Это ее демонстративно-глухое молчание и в мгновение погасший значок онлайна куда красноречивее сотни орущих смайлов.

Глава 6. Фанера и Париж

Пару недель спустя…

— Ян Викторович?

— М-м-м?

— Вопрос задать можно?

Аспирант оторвал взгляд от монитора и с готовностью придвинулся ближе, ненароком чуть коснувшись меня плечом. Я замерла на долю секунды, балансируя между желанием не то прильнуть, не то смущенно отпрянуть.

Вот ведь зараза! И чего он так приятно пахнет?

— По материалу? — кашлянув, спохватился он и сам создал допустимое приличиями расстояние. — Что непонятно?

Он уставился в листок с ответами, ища причину моего недоумения.

— Не совсем, — поспешила я, словно невзначай, накрыть свою корявую писанину ладонью. — Скажите, а вы в любую книгу можете… ну…

Путешествовать? Телепортироваться? Погружаться? Как вернее-то сказать будет?

Аспирант зыркнул на меня, отодвинувшись.

— А что?

— Да нет, — вернулась я к покусыванию колпачка шариковой ручки, — ничего.

Бранов чуть удивленно приподнял бровь и едва вернулся к своим делам, как я вновь подала голос.

— Просто мне интересно, если вы без труда перемещаетесь, то может…

Нет, хватит этих бесконечных «может». Нужно быть решительнее! Я уже плечо стерла лямкой от сумки, под завязку забитой книгами. А сколько мне еще выжидать? Месяц? Год? Вот уж дудки. Пора действовать!

В тот же вечер, когда аспирант вероломно высадил меня за гаражами, я добралась до общежития и, вместо приведения в исполнение приговора об обещанной преподавателю лайко-смерти, принялась взрывать все свои книжные запасы. С великим трудом отобрала самое интересное и теперь всюду таскала с собой.

Подходящее время не спрашивает, когда ему случиться, а значит, нужно всегда быть начеку. Вдруг свезет и удастся раскрутить это чудо-юдо на самое невероятное в жизни путешествие?

— Мы же договорились, — монотонно-гнусаво протянул аспирант, руша все мои надежды, — никаких вопросов, Вознесенская.

Так меня он называл лишь на рабочем месте и в периоды жутчайшего раздражения. И так как виделись мы с ним теперь строго в институте, а раздражался он всегда, стоило ему увидеть мою сияющую восторгом от встречи со сверхъестественным существом (то бишь с ним) физиономию, то и другого обращения я от него давненько не слыхивала.

— Да, помню. Помню, — чуть сбавила напор я. — Но я ведь все это время была паинькой и… я подумала, может, стоит уже приоткрыть завесу тайны?

И впрямь прошло уже больше двух недель. Жизнь, к моему огромному удивлению, не перевернулась, занятия продолжались в привычном режиме. Бранов, как ни в чем небывало, ходил на работу, но пугать и отправлять к монстрам больше не смел. Правда, полагаю, он нашел иной способ мучать меня: отрывался на дополнительных занятиях, загружая работой по самое не балуйся. Так что со временем я стала частым гостем на кафедре, и никто из преподавателей больше не удивлялся, увидев меня, корпевшую над очередным уничтожающим мою самооценку тестом.

На все мольбы и нытье, а-ля: а может, хватит? Бранов холодно отвечал, что я сама виновата, нечего было подставлять его перед завом. Так что страдать мне веки-вечные, точнее, до конца семестра.

Разумеется, я могла устроить бунт, воспротивиться, отказаться, но… В общем, этих самых «но» было предостаточно. Правда в некоторых я даже самой себе признаться боялась.

— Ну так что? — уставилась я на Бранова. — Расскажете?

Дверь отворилась прежде чем аспирант ответил.

— Ян… — Марианна Владленовна, заместитель старенького Завлинского вошла и осеклась, увидев меня. — Ян Викторович, — обалденные туфли-лодочки, стоимость которых явно превышает преподавательские доходы, зацокали, предвещая приближение хозяйки к неприметному шкафчику в углу, — идем к философам чай пить.

В подтверждение решимости отчаевничать у коллег, женщина выудила из шкафа упаковку печенья и пару чайных пакетиков.

— Не могу, — кивком указал на меня Бранов. — В следующий раз как-нибудь.

— Зря. У Антонины завтра юбилей. Она торт принесла.

— Не могу, — повторил аспирант, и в голосе его едва скользнула стальная нотка.

Однако занятая выуживанием съестных припасов Марианна Владленовна эту нотку даже и не заприметила.

— Ну, ладно. Если надумаете, — крутанулась она на месте, эффектно развернувшись, — приходите. Мы только рады вам будем.

Каблучки кокетливо зацокали прочь, а я нахмурилась, косясь на аспиранта.

Ну, еще бы они не рады будут. Молодых мужчин на кафедре раз-два и обчелся: Бранов и еще один брюнетик. Был. Пару месяцев назад, кажется, уволился. Я его разок видела и то, едва сердце в груди удержала. Было в его необычайно серых глазах что-то… необычно-притягательное что ли.

— Ну так что? — постаралась состроить я максимально умилительную физиономию, возвращая внимание аспиранта. — Поделитесь информацией?

Бранов протяжно вздохнул, то ли от перспективы вместо поедания торта сидеть со мной, то ли вслушиваясь в звук удаляющихся Марьянкиных шагов.

— И почему ты такая приставучая, — мужчина чуть сощурился, уставившись на крохотные часики в углу монитора. — У-у-у, совсем поздно уже. Вы работу выполнили?

— Ага, — расстроенно зашелестела я листами. Аспирант чудесным образом умудрялся одновременно и «ткнуть» и «выкнуть». — Кажется, выполнила.

Бранов спешно собрал весь раздаточный материал и сунул в верхний ящик стола. На секунду-другую яркая обложка моего «Императора» бельмом мелькнула перед глазами и скрылась в ворохе таблиц и схем.

Бранов проследил за моим полным вожделения взглядом и хмыкнул.

— Нет. И не мечтайте.

Несносный человек. Он ведь нарочно каждое занятие напоминает мне о существовании в его столе книжки, будто подначивает. Может ждет, когда я умолять начну? Или вообще… на преступление пойти отважусь.

— Ну Ян Викторы-ыч, — привычно загундела я. — Отдайте уже книжку! Сколько можно-то?

— Вы так за нее сражаетесь, Вознесенская, что я уже грешным делом решил, может я несправедливо обвинил вас в бездарности, упустив что-то интересное? — он хитро прищурился, потянув ручку ящика. — Может, стоит перечитать?

Я демонстративно закатила глаза. Тоже мне, напугал.

— Будете издеваться, я расскажу всем о ваших умениях, и вас на опыты заберут.

— Ой, — страдальчески скорчился аспирант, — ну совсем неубедительно! Попробуй еще раз. И понатуральнее, понатуральнее!

Я насупилась, глядя, как Бранов с заинтересованным видом подпер рукой щеку и словно представление приготовился смотреть. Поджав губы, с осуждением покачала головой.

— Скажите, вот что случится, если вы расскажете мне чуть больше?

— Как это что? — вытаращил темно-карие глаза аспирант и губы его в кошачьей улыбке растянулись. — Мне придется тебя убить.

Вот ведь шутник! Поседеть, как смешно.

— Скажите, вот что случится, если вы расскажете мне чуть больше?

— Как это что? — вытаращил темно-карие глаза аспирант и губы его в кошачьей улыбке растянулись. — Мне придется тебя убить.

Вот ведь шутник! Поседеть, как смешно.

— Ну, точно. Ага, — поддакнула я. — Хотели бы, давно уже меня… фвить, — я недвусмысленно черканула ребром ладони по горлу. — И лежал бы мой трупик в болотах близ Лерны. И пожрала бы его гидра девятиглавая.

Бранов фыркнул.

— Чего ты к этой гидре привязалась? Забудь о ней уже.

Я насмешливо вытаращилась. Забыть? Хо-хо. Тут чтобы забыть, нужно не одно заклятие забвения наложить.

— Как только узнаю все подробности, сразу забуду. Итак, вопрос первый, — решила я брать неприступную крепость наглым штурмом, — зачем вы в мою книгу переместиться хотели? Да-да, — поймав удивленный взгляд, поспешила добавить я. — Я помню, что до гидры с Гераклом, засиял именно мой «Император».

— Что за чушь, — Бранов вдруг посерьезнел. — Я бы ни за что в эту бульварщину не полез.

Бульварщину? Обидно.

— Так значит, процесс перемещения от вашей воли не зависит? Жаль. Читатели будут ох как огорчены, — я сделала вид, будто конспектирую. — Вопрос второй… вас в детстве в качестве наказания отправляли в угол на горох или в какую-нибудь из самых жутких Кинговских историй? Вы поэтому такой злой?

— А я смотрю, у тебя напрочь чувство самосохранения отсутствует?

Бранов нахмурился и отвернулся, а я прикусила язык.

Я давно заметила, что ему нравится болтать со мной, и нравится, когда я допекаю его вопросами. Это уже стало своего рода игрой, в которой я по крохотной крупице собирала информацию, а он всячески этому препятствовал и упражнялся в остроумии. Ну, и просто веселился, надо полагать.

Однако на этот раз что-то пошло не так. Я потеряла контроль и, кажется, позволила себе лишнего.

— Ян Викторович, я не то хотела сказать… Простите.

— Ничего. Что-то я сегодня счет времени потерял, — вдруг совершенно миролюбиво выдал аспирант, устало потирая глаза. — Совсем темно уже. Тебя подвезти может? Если подождешь минут пять…

Подвезти? Он флиртует со мной что ли?

— Да нет, — опешила я, а Бранов вымученно улыбнулся.

Он всегда так делал: не упускал момента переспросить: «Так все-таки "да" или "нет"?»

— Уверена?

— Уверена. Мне идти-то всего ничего до общежития. Да и соседка еще в институте, я уж лучше с ней…

Вышло так, будто я или боюсь, или брезгую. Бранов на долю секунды прищурился, впившись в меня взглядом, но тут же снова уткнулся в экран.

— Тогда иди. Хороших тебе выходных, Мика.

От смущения я сквозь землю провалиться готова была.

— И вам, Ян Викторович.

Быстренько собрав свои вещички и не забыв листок с литературой для домашнего прочтения, я была такова. Правда, притворяя дверь, все же украдкой глянула на аспиранта.

Чуть голубоватое свечение монитора делало черты его лица в разы старше, изможденнее.

Может, он и правда устал? Мне ведь и невдомек даже, чем он занимается после работы. Какова вероятность, что с понедельника по пятницу он обыкновенный аспирант, а в выходные… мир спасает?

Нет. Это я уже фантазирую. Что-то похожее где-то было, не то в фильмах, не то в комиксах. Но я даже и не удивлюсь, если это так. Ведь как ни крути, а habitus [1] у Бранова положительный. Почти Брюс Уэйн, хотя по манерам и возрасту Питер Паркер поближе будет.

[1] Habitus — (лат.) внешний вид

* * *

— Ты чего такая квёлая, Оксан?

Подругу встретила на лавке в фойе. В ожидании меня она скрутила верхнюю одежду комком и подстелила под голову. Домой, едва приходила зима с ее скорыми сумерками, поодиночке мы не ходили. Так еще с первого курса повелось.

— А ты на себя в зеркало глядела? — Оксанка с трудом поднялась и поправила совсем ненужные ей очки на переносице. — Да замучалась я уже со статьей этой научной, — пожаловалась она. — То то не так, то это не эдак…

Я хмыкнула. Нам с Оксанкой много слов не надо. Раз-два и обсудили все новости за день. И разбежались.

— А у тебя-то что? По тебе будто Бранов «проехался».

Я цокнула для острастки, видя, как подружка затряслась от смеха.

— Не то чтобы проехался, — я нарочно замолчала, подогревая Оксанкино любопытство. — Просто подвезти предлагал.

Подруга так и села на лавку, не успев подняться.

— Да ну… А ты что?

Хмыкнув, я аккуратно надела шапку, чтобы прическа не помялась.

— Что-что… я же здесь, с тобой. Ай! — зашипела я. — Совсем что ли уже?

Оксанка, пока я отвечала, вскочила и треснула мне по затылку ладонью что было мочи.

— Это ты совсем! Как отказаться могла?

— Он же препод, — обескураженно глядя на нее через зеркальное отражение, поправила я шапку, сползшую набекрень.

— Он аспирант, — поправила соседка. — А ты — дура.

— Ой, Оксан…

— Нет, правда, — подруга снова попыталась дотянуться до моей многострадальной головы, чтобы повторить удар и закрепить мысль, что я и правда дурочка набитая. — Такая возможность, а ты ее профукала. Ты, Мика, гляди. Семестр кончится, и ты как фанера над Парижем, — раскинула она руки в стороны, изображая полет.

Ян Викторович, легок на помине, спустился вниз и, кивнув мне и Оксане на прощание, направился прямо к выходу, лихо замотавшись в длинный полосатый шарф и звякнув ключами.

Значит с Марьянкой чай к философам пить не пошел. Как-то даже от сердца отлегло.

— Ну и пусть, — насупилась я, проводив его взглядом. — Я вообще сомневаюсь, что представляю для Бранова хоть какой-то интерес, кроме чисто профессионального.

— Ой, да ла-а-адно тебе, Мик, — отклячила Оксанка зад на манер RnB-ишных теток. — Он возится с тобой уже две недели. Думаешь, за просто так что ли?

— Если экзамен завалю, — решила прояснить ситуацию я, — Завлинский ему голову открутит.

— Святая простота, — всплеснула руками она. — А заву ты на что сдалась? Какая ему разница, кто сдаст, а кто нет. Ты на бюджете, девочка, ау! — пощелкала у меня перед носом Оксанка пальцами. — Финансовой значимости ты для вуза не представляешь, так что даже и не мечтай.

Я покачала головой. Завлинский, конечно, жутко дотошный, но сдалась я ему? Он меня знать не знает, да и думать уже обо мне поди забыл. Да и старшекурсники поговаривали, что из-за него еще никого ни разу не отчисляли. Все соки из тебя выжмет, а необходимый рабочей программой минимум сдать принудит, так что хоть до старости сдавай. Вот такая самоотверженность и преданность науке.

Я огорченно помычала и совсем скисла, окончательно в догадках потерявшись. Неужели очевидного не замечала?

Почему тогда Бранов давным-давно не бросил со мной заниматься? Какой ему-то прок от моей успеваемости? Раскрывать его секрет я не собираюсь, даже если он мне еще пару рефератов впаяет. Он и сам об этом прекрасно знает. Выходит, причина только одна?

Лицо аспиранта, освещенное светом двоичной системы, вдруг ни с того, ни с сего предстало перед глазами.

А что если то была не печать усталости, а… печали? Что если ему просто-напросто одиноко? Ведь вероятность того, что я одна в целом мире знаю его секрет, равна почти сотне процентов.

Да чего уж там, мы вместе с ним путешествовали, и даже неплохо справились с гидрой! Ну, или почти справились… не погибли и то ладно. Но я очень сомневаюсь, что Бранов каждые выходные щеголяет своими сверхспособностями, приглашая друзей смотаться в одну из таверн Средиземья.

— Вижу в глазах проблеск разума, — возликовала Оксана, впившись в мое плечо пальцами. — Идем скорее!

— Да глупости все это, — отмахнулась я, но уже не столь категорично. — Сама подумай, на кой я ему сдалась?

— Любовь не спрашивает, — мудро рассудила подруга. — Пойдем, пока твой прынц коня своего железного не прогрел и домой не умчал.

— Не пойду!

На меня вдруг робость напала.

Оксана наскоро напялила пальто, подпоясалась и, воинственно сверкая глазами, потащила меня под руку из института на парковку. Я покорно семенила рядом, даже возражать не смея. И вовсе не по причине бесхребетности. Внутренне я радовалась, что она так серьезно настроена, значит, и у меня повода дать слабину не будет, верно?

Наконец расслабившись и радостно хохотнув, я обогнала подругу и потянула за собой.

Эх, берегись, Бранов. Берегись, касатик! Как ни крути, а Оксанка — вот мой личный двигатель прогресса.

* * *

Пока добирались до парковки, самоуверенность приказала долго жить, и теперь я все больше оглядывалась по сторонам. Свет в доброй половине окон уже погас, морозная тишина опустилась на нашу альма-матер. Такая тишина, что, наверное, Оксанка слышала, как мое сердце тукотит где-то в горле.

— Пришли, — словно бы подвела итог подруга. — Дальше одна иди. Я тут постою. Наверное, это его машина там дымит.

Оксана вынула руку в аккуратной перчаточке из кармана, но тут же поежившись, спрятала обратно. Холодно. А варежки в дуэте с пальто она принципиально не надевает. Ну а у меня ни тех, ни других отродясь не водится.

Засунув руки в карманы поглубже, я притопнула по обледенелому асфальту, озираясь. Парковка почти опустела, а в отдалении и впрямь в таинственном ореоле тумана стоял уже знакомый легковой автомобиль с зажженными фарами.

— Только ты вид непринужденный сделай, — напутствовала Оксана. — Будто случайно тут оказалась.

Я усмехнулась. Ага, случайно. По парковке гуляю на ночь глядя. С кем не бывает?

Все же кивнув, я сделала пару шагов, бессознательно кусая губу. Сама не заметила, как убедила себя в безоговорочной влюбленности в меня аспиранта. Ну а почему бы и нет? Разница в возрасте у нас шуточная, а отношения можно и не афишировать до моего выпуска, чтобы проблем не возникло. Уж что-что, а тайны хранить я умею.

Рот сам собой растянулся в счастливой улыбке. Теперь-то точно Ян Викторович все мне расскажет. Или, быть может, пора называть его просто Ян?

Цок-цок-цок…

Уплотнившийся и промороженный снег до того звонко хрустел под сапожками юной особы, выплывшей из темноты, что я на секунду даже растерялась.

— Я-ян! Сюрпри-из!

Дверь легковушки отворилась, и Бранов, улыбаясь и втягивая шею поглубже в ворот куртки, вышел навстречу летящей на него бестии. Бестия, к слову, размахивала сумкой, размеры которой явно в каноны ручной клади не вписывались.

Столкновение. Бах!

Девица повисла на шее аспиранта и смачно, по-хозяйски чмокнула того в щеку, а меня словно взрывной волной отбросило. Я сделала пару шагов назад. Хорошо, что огромный черный джип пару минут назад припарковался и скрыл меня из поля зрения парочки.

— Ты когда вернуться успела?

Бранов чуть отстранился, но бестия словно плющ обвилась. И захочешь, не стянешь.

— Еще утром, — засмеялась она. — Хотела вот тебе обед принести, но мама до самого вечера не отпускала. Соскучилась уж сильно. Ян, ты ведь покушал? — проворковала бестия, заботливо поглаживая аспиранта по груди. — А то знаю я тебя…

Знать, покушал ли этот негодяй, возможно, при живых жене и детях предлагавший студентке прокатиться с ним в ночи, не хотелось. Развернувшись на каблуках, я пулей рванула с места. Оксана, притаившаяся за облысевшим фигурным кустарников и созерцающая ту же сцену, выскочила навстречу.

— Мик, Мика! — все звала она, а я, словно ослепнув, летела вперед.

Откуда столько сил взялось, ума не приложу. И откуда столько злости и разочарования?

— Мика, Мик, ну послушай…

— Да чего тут слушать, — остановилась я так резко, что Оксана едва успела сманеврировать, чтобы в меня не вписаться. — Все нормально, правда. Говорила же, — до того ненатурально и вымученно усмехнулась я, что соседка виновато скорчилась, — глупости все это. Не нужна я Бранову.

И снова рванула с места, не владея собой. Любовная сцена из головы наотрез отказывалась выходить.

Вот и одиноко ему, мать его…

…бестия разгоняется и виснет на шее аспиранта.

Истосковался весь. Один-одинешенек против целого мира!

…он улыбается в ответ и крепко прижимает женщину к себе.

Вот так. Все просто.

…Ян, ты ведь покушал?

Покушал, не покушал… Какая теперь разница?

А я и вправду дура. Напридумывала себе черт знает что. Тьфу!

* * *

Оксана семенила следом, не отставая. Лишних вопросов не задавала. Не задавала ровно до того момента, пока я почти перед дверьми общежития не развернулась юлой и не направилась обратно в институт.

— Ты забыла что-то? Что происходит?

Ответа подруга так и не дождалась.

Пролетев мимо вахты, я одним махом преодолела пару лестничных пролетов и, нервно сжимая и разжимая кулаки, становилась у двери кафедры истории.

Дальше по коридору из-за неплотно прикрытой двери раздавались голоса и шум воды, закипающей в электрическом чайнике. Похоже, празднование будущего юбилея Антонины Витальевны, преподавателя философии, в самом разгаре.

— Ми-ик, зачем вернулись-то? — продолжала недоумевать подруга.

— Загляни, спроси, Бранов здесь, — отмахнулась я.

Оксана удивленно отпрянула.

— С ума сошла? Мы же его только что на парковке…

— Спроси! Надо так.

Соседка возмущенно цокнула языком, но дверную ручку все же повернула. Сердце, на секунду вставшее в груди, забилось ровнее. Открыто. Вот ведь повезло!

Оксана заглянула в щель и тут же прикрыла дверь.

— Никого тут нет. Я же говорила, — начала она, но я перебила.

— Стой на стреме.

Прошмыгнув на запретную территорию, я без раздумий двинулась к аспирантскому столу. Какие демоны владели мной в ту минуту? Точно не знаю, но они определенно были родом из самых отдаленных уголков Бездны Безрассудства.

— Ты что творишь? — шипела Оксанка в щелку, пугливо озираясь. Голоса на кафедре философии тут же будто громче стали. — Пойдем отсюда! Если нас увидят… Не знаю, как ты, а я точно не горю желанием с Марьянкой связываться! Она же нас в порошок…

Это я и сама понимала, но позволить Бранову и дальше измываться надо мной и моей книжкой, да еще и в компании блондинистой подружки… Нет, братцы. Не на ту напали.

Строя злобные гримасы и тшикая в ответ, я невозмутимо выдвинула верхний ящик стола и пошарила рукой в листах.

— А где…? Неужто забрал?

Обескураженно присев на корточки, принялась с остервенением выдвигать ящик за ящиком. Перерыла все вверх дном! Благо, что на столе и в столе у Бранова и без того царил беспорядок.

— Ну что ж за день-то сегодня такой паршивый, а?

Холодный пот прошиб, а щеки запылали от злости и беспомощности.

Моего «Императора» и след простыл, а значит, и одну единственную ниточку, напоминающую о существовании где-то там гадкого аспирантишки, разорвать мне не суждено.

Глава 7. Эх, Юра!

Упорный самоанализ и горячий душ в тот же день убедили меня: в Бранова я не влюблена. Определенно точно не влюблена. Скорее, мне просто-напросто досадно, что я так и не смогла книгу вернуть и до истины докопаться. А теперь уже и подавно не смогу. Бранов ничего мне не расскажет. Я для него посторонний человек и, спасибо заботливой бестии, таковым и останусь. А значит, и ценности для него я ни малейшей не представляю, потому придется смириться и отступить.

Но если ввести Оксану в заблуждение по поводу своих чувств было проще простого, то себя обмануть… тут постараться придется. Ведь несмотря на всю рациональность рассуждений, мне было горько. И злость накатывала такая, что я пол бутылька геля для душа в слив спустила. Просто так. Из вредности.

— Нормально все?

Оксана выждала пару дней и пошла в атаку. Она всегда так делала, ждала, пока пламя поутихнет и вперед. На амбразуры.

— Вполне, — пробубнила я.

Выходные проскочили слишком быстро. Завтра начало новой учебной недели: самое время скинуть груз прошлого и освободиться. А начать вполне можно и с забитой всяким хламом сумки. Однако вытряхнуть из нее разом все утрамбованные книжки оказалось непросто. Разве что чуть проще, чем прогнать из воображения картинки потенциально-возможного времяпровождения аспиранта и его бестии.

— Ты уверена, Маш?

Ну, конечно же нет!

— Да-а-а, — пропыхтела я, и прекратила трясти сумку. — Так, тут иной подход нужен, — принялась ковырять пальцем сросшийся монолит, ища слабое место.

Выдерну одну книжку — и все рухнет, как карточный домик. Все рухнет. Все мои догадки, вся моя сказка, все мои надежды на путешествие… У-у-у! Хоть волком вой!

— А этот Миша очень даже ничего, — отвлекла меня Оксана от мрачных мыслей, кивком указав на открытый ноутбук. На экране отображалась страничка соцсетей блондина. — Михаил Сизов. Крас-савец!

— Угу, — пропыхтела я. Монолит все никак не поддавался. — И этот красавец предлагает мне встретиться вечером.

— И ты все еще здесь? — с осуждением поглядела на меня Оксана.

Я пожала плечами. Ответ сам собой разумелся.

— Мишка всего лишь друг детства. Старый, добрый друг…

— Друг, не друг, — Оксанка выразительно наморщила лоб. — Что с того? Сходи на свидание и узнаешь, вдруг из вашей дружбы что-то выйдет?

Я задумалась, замерев над сумкой. А ведь и правда! Ну его, этого Бранова! Один раз я из-за него Мишку уже кинула. Больше такому не бывать!

— Давай-ка я тебе помогу.

Глядя на мои потуги и будто почуяв перемену в моем настроении, Оксана твердой рукой легко выдернула книжку, и все остальные посыпались на пол к ее ногам, едва она сумку вверх дном перевернула.

— Ты зачем столько в институт таскала? — хохотнула подруга, рассматривая вынутую книжечку с яркой обложкой. — Ох, какой мужчина… Какие мускулы, какой взгляд!

Оксана захохотала, а у меня едва челюсть не отпала. Кажется, я даже рот приоткрыла от удивления. Это же…невозможно!

— Погоди-ка… Ты где это взяла?

Оксанка уже деловито листала странички, выхватывая реплики и фразы из контекста.

— Да из сумки твоей только что.

Она перевернула книжку и прочла аннотацию: «Он обнял ее за талию и прижал к себе.

— Ты моя, Мира, слышишь? Моя.

— А ты мой, Айтер.

Мирель смотрела на Айтера со всей покорностью, что только могла отразиться в ее глазах. Он Император, правящая кровь. Ни о каком совместном будущем и речи быть не может. Для любви у них есть всего одна ночь. Ночь, что разделит ее жизнь на «до» и «после». Ночь, что сожжет сердце дотла, превратив его в бескрайнюю пустыню».

— Ух, ну и страсти тут, — хохотнула Оксанка. — Мика Вэйв… Мика… Машка, так это твое что ли?

— Оксан, отдай.

Я осторожно встала и, выставив руки, двинулась к ней, с интересом разглядывающей книгу. Соседка знала, что я изредка развлекаюсь написанием забавных историй и сказок. Парочку она даже прочла, но об «Императоре» не ведала. Зачем обременять ее лишней информацией? Она больше на журналы научно-популярные слюной исходит, а «любятина», как она однажды сама обмолвилась, не ее стихия.

— Мика, ну ты монстр! — продолжала веселиться соседка. — «Император на ночь»…Веришь, нет, а мне даже прочесть захотелось.

— Оксана, положи книгу!

Под ее пальцами уже несмело поползли золотистыми нитями жилки, и в этот раз они разрастались куда быстрее. Вот только Оксана этого даже и не замечала, все продолжала восклицать:

— Надо же! Передо мной настоящий автор. С ума сойти!

Вспышка, другая. Неужто стены затряслись? Или это просто-напросто дрожь ужаса?

Подруга озадаченно уставилась на меня, а затем и на страницы, будто вмиг позолотой покрывшиеся. Девичьи и без того огромные карие глаза стали просто невероятных размеров.

— Оксана!

По-хорошему нужно было выбить книжку у нее из рук, схватить, отправить в окно, но я будто враз онемела. К геройству душа совсем не лежала, а холодная лапа страха до того сжала сердце, что эта многострадальная любвеобильная мышца едва кровь по жилам гонять не прекратила.

Золотое сияние стало слепящим. Зажмурившись и опрометью бросившись под письменный стол, я ухватилась за него со всей силой, какой только могла.

Я не хочу снова к книжным монстрам, не хочу!

— Ми-ика-а-а-а..

Долгое визжащее «а-а-а», и я зажмурилась еще сильнее, зажав уши ладонями. Мерный гул заставлял разогревшийся воздух колебаться еще пару секунд, а затем тишина. Неестественно-глубокая, липкая.

А может, это просто я оглохла?

Громкие хлопки дверьми вернули меня в реальность.

«Что такое? Что это было? Вы слышали?»

Голоса знакомые. Соседи?

Я открыла глаза, но двинуться, а тем более выбраться из убежища, все еще боялась. Первичное обследование показало: либо стол и стоящий за ним шкаф перенеслись в книгу вместе со мной, либо я все еще дома. По крайней мере, в привычном измерении.

— Оксана… — зашептала я. — Оксаночка!

Безразличная тишина в ответ. Шепот вышел хриплым, голос вибрировал и срывался, а дрожь била неумолимо, поэтому о том, чтобы подняться, и речи быть не могло. Собравшись с мыслями и худо-бедно выстроив план действий, я на карачках выползла из-под стола.

Что произошло догадаться несложно.

Мой «Император» покорно лежал ровно там, где еще секунду назад сидела подруга. Страницы больше не светились и не полыхали, да и вообще выглядели до того безобидно, будто и не творили зло вовсе.

Замерев на месте, я в секунду обвела взглядом комнату и выследила мобильник. Вон он, на кровати. Совсем рядом с этой адской телепортационной машиной.

Пришлось, хватаясь за стол, подняться. На четвереньках, если придется, я удрать точно не сумею.

Двигаясь на носочках, стараясь не делать ни одного резкого движения и попутно не сводя с книги глаз, я подкралась поближе. От страха даже сглотнуть боялась. Замерла, прицелилась. Один точный, будто бросок кобры, рывок и я, завладев телефоном, понеслась прочь из комнаты.

Книга, к счастью, в преследование не пустилась.

Переведя дух, я уселась прямо на пол в коридоре парой тройкой этажей выше.

И что теперь делать? Что делать?! Что же мне…

Открыв страничку в соцсетях, пробежалась взглядом по контактной информации того единственного, кто мог мне помочь. Номер телефона скрыт, зато контакт видеосвязи есть. Уже хлеб.

Не заботясь о внешнем виде и даже не поправив растрепавшиеся волосы, я щелкнула по адресу, а через секунду-другую, приложение уже вовсю гоняло цепочку кружков, подключаясь к пользователю с ником BranOFF.

— Ну, давай же, давай…

Есть контакт!

— Да? — заспанное лицо аспиранта появилось на экране и тут же удивленно округлило глаза. — Вознесенская? Чего вам? Я занят. У меня… выходной вообще-то!

— Ян Вик… Ян…

Черт, я, похоже, дара речи лишилась. Или заикой стала.

— Чего вы там квакаете? — нахмурился Бранов.

— Ян…

Мужчина сперва еще сострить хотел, но вдруг насторожился, приблизился к экрану так, что на меня теперь уставился скорее не он сам, а его нос.

— Мика, ты в порядке? Что стряслось?

Я вскинула голову, втянув ноздрями чуть прокуренный воздух. Как бы мне из себя хоть слово выдавить? Хоть словечечко!

— Бет… — голос будто бы и не мой вовсе. — Беда.

— Беда? — на аспирантском лбу еще пара складок появилась. — Так, успокойся и давай по порядку.

Я замотала головой и заплакала. Какой уж тут успокойся, какой уж тут порядок.

— Беда, беда, — только повторяла я и ревела. — Бед…а-а-а!

Ну, все. Прощай, членораздельная речь.

— Беда-а-а…

Меня заклинило.

* * *

На пороге общежития аспирант появился спустя полчаса. Вахтерша пропустила его со скрипом зубовным, и когда я вышла навстречу, ступая по стеночке и вздрагивая от каждого звука, смерила меня недовольным взглядом. Благо, что лифт долго ждать не пришлось, а то она так на нас смотрела, будто внешность для фоторобота запоминала.

— Ну и что ты натворила?

Едва кабинка остановилась, а двери открылись, я ступила на ластичную клетку родного этажа и тут же пошатнулась. Бранов, ухватил меня под локоть, и я благодарно выдохнула. Мир под ногами от страха еще будто бы не обрел осязаемость, и каждый шаг: словно шаг в пропасть.

— Я не творила, оно само! Засияло, загорелось…

Добиться от меня по видеосвязи чего-то вразумительного аспирант так и не сумел. Поэтому, бросив бесполезные потуги, просто попросил адрес и приехал.

— Ага, — хмыкнул Бранов. — Стандартная женская отговорка: оно само. Ладно, пойдем поглядим на твою беду.

Убегала я так стремительно, что даже дверь в комнату запереть забыла. Уперевшись ладонью, Бранов толкнул ее и твердым шагом вошел. Я же по-прежнему топталась на пороге, шмыгая носом.

Аспирант тем временем не спеша стянул куртку, кроссовки и, пристально глядя на книжицу, подошел.

— М-м-м, — замычал он, едва ее в руки взяв, и тут же отбросил на стол. — Горячая, зараза!

Бранов ухватился за мочку уха, причитая, а я наконец решилась войти. Не хватало еще, чтобы кто-то из соседей увидел меня. И его. НАС!

— Так-так, — посуровел препод, переводя изучающий взгляд темных глаз с книги на меня. — Выкрала-таки книжку? Ай-яй…

— Не воровала я, оно само! — замотала я головой. — Честное слово само! Оксана достала ее из моей сумки, я и знать не знала, что она там. Думала, вы втихаря подложили.

Бранов пропыхтел что-то ругательное. Явно мне не поверил. Страшно подумать, что будет, узнай он, что я рылась у него в столе!

— Ян Викторович, честное слово…

Я клясться и божиться готова была.

— Тихо, — взмахом руки остановил мои причитания он, вновь склонившись над книгой. — Потом с тобой разберусь.

Я замолчала, сделав робкий шажок к нему навстречу. Почему-то надежда, едва аспирант появился в дверях общежития, сразу объяла душу. Спокойнее стало. Хотя, ощущение, что все наладится, появилось у меня, едва я увидела его лицо на экране смартфона.

Он все решит, все исправит. В этом я уверена.

— Вы ведь сможете вернуть мою Оксану?

— А кто тебе сказал, что я попытаюсь?

Я едва на пол не осела.

— Но вы же… здесь.

— И что? — Бранов оторвал взгляд от книги, распрямился. Глаза, словно крохотные молнии рассыпали. — Что с того?

Я всхлипнула. Мозги под этим темнооким взглядом думать совсем отказывались. Но одно я понимала абсолютно точно: не на чай же он ко мне заглянул.

— Но ведь книга забрала Оксану!

Бранов выставил ладони перед собой, будто оправдываясь.

— Моей вины в том нет. Да и говорил я тебе уже: в это, — ткнул он в книжку пальцем, — я не полезу.

Я растерялась еще пуще.

— Ян Викторович, но вы ведь единственный из всех… — я утерла глаза. Ну вот, снова слезы-сопли. — Я больше не знаю, к кому обратиться! Я не знаю… Я умолять готова! Что угодно сделаю, только…

Тяжко на душе было. Не пойми от чего, но тяжко. Будто я сама Оксану невесть куда отправила. Еще и пинка для ускорения придала. А может и правда? Книжка-то моя…

Бранов сморщился, стараясь не глядеть на меня и не слышать набирающие обороты всхлипы. Тяжело вздохнул, уперся ладонями в стол, чуть опустив голову и прогрузившись в размышления.

Таким его я еще ни разу не видела. Сейчас он как никогда был похож на хищника: хмурился и глядел чуть исподлобья. Того и гляди растерзает. Или книжку, или… меня.

— Не плачь, пожалуйста, — сменив гнев на милость, простонал он, потянувшись и выдернув из коробки на Оксанкином столе бумажный платок. — Лучше ответь, затянуло только Оксану?

— Да, — скомкав, прижала я салфетку к носу, — только ее. Я…

Сказать, что спряталась, язык не повернулся.

— Странно, — мужчина перевернул страницу, поддев за уголок, и, готова спорить на что угодно, я слышала едва различимый вздох. Печали или облегчения, не разобрала. — Очень странно.

Странно? Странно?! Да все происходящее вообще ни в какие рамки нормальности не вписывается!

— Ян Викторыч…

— Если ты говоришь правду, и книгу ты не стащила, — перебил он, а я на это активно замотала головой, — то все чуть хуже, чем я предполагал, — и едва слышно добавил, снова склонившись над столом. — Они там что, совсем с ума посходили?

О ком речь, уточнять я не стала. Гораздо важнее сейчас было выяснить, на какой глубине болота безысходности я завязла.

— Так вы не хотите помогать?

— Не хочу, — не стал лукавить аспирант.

Душа у меня горячим комком в пятки ухнула.

— Значит, Оксану не вернуть…

— Хочу, не хочу… — выразительно сморщился Бранов, заслышав вновь набирающие обороты всхлипы, — это дело десятое. Я не могу просто так уйти теперь. Вернем мы Оксану, не реви. Но будет сложно. И гарантий я никаких дать точно не могу. Зажигалка есть?

— Откуда? — удивилась я. — Не курю.

Аспирант снова поморщился, склонившись и будто вслушиваясь в книгу.

— Что, и даже спичек нет?

Я снова отрицательно качнула головой. Не обойтись все-таки без сожжения моего «Императора», похоже.

— Ну так найди где-нибудь! — нетерпеливо махнул рукой Бранов. — Это же общага. У кого-нибудь обязательно найдутся спички.

Угукнув, я рванула в коридор и вскоре вернулась с добычей: помятым и будто самой жизнью потасканным спичечным коробком.

Аспирант уже обулся и стоял в центре комнаты с книгой в руках. Заполучив спички, сунул их в задний карман джинс.

— Со мной пойдешь.

Дрожь вновь пробежалась по телу. Это был не вопрос. И этого я больше всего и боялась.

— Может, я лучше, — с готовностью уселась я на стул, смиренно сложив руки на коленях, — тут подожду? Обещаю, ничего трогать не стану! Даже на ноги не поднимусь.

Бранов нахмурился.

— Это, — постучал он по обложке пальцем, — твое сочинительство. Оксана — твоя подруга. И, не исключено, что книжку стырила все-таки ты. Так что скидывай домашние тапки и живо вставай рядом.

Я выпучилась на него, мечущего молнии от гнева. Ну и ну! Что, уикенд с бестией не удался что ли?

— Ян Викторыч, — трусливо поджала я ноги под стул и опустила голову. Жажда приключений испарилась в мгновение ока, ведь раз даже он туда идет без особой охоты, значит, есть на то причина, — какой от меня прок? Я только все испорчу. Я ведь все время все порчу…

Аспирант обреченно выдохнул, глядя, как я вновь принялась размазывать слезы по щекам.

— Портишь, — со смешком согласился он. — Испортила мне выходной, к примеру. Но делать нечего, я уже здесь, а из нас двоих, ты единственная, кто разбирается в нелогичных хитросплетениях сюжета этой книженции, так что давай, — потянул он меня за руку. — Поднимайся и помоги мне.

Я поднялась на ноги, увлекаемая аспирантом, и робко улыбнулась. Он выдавил ответную улыбку, но в глазах стояла непролазная серьезность.

Представляю, как он сейчас ненавидит меня. Ненавидит ту, что отобрала у него отменный выходной в обществе длинноногой, заботливой блондинки.

— Надень что-то поудобнее, — велел Бранов, смерив меня оценивающим взглядом, когда я окончательно успокоилась. — Кстати, там лето?

— Где?

Мужчина снова постучал по корочке книги.

— А, да, — кивнула я, открывая шкаф. — События происходят летом.

— Хорошо, — протянул он, сцапав со стола едва начатую бутылку минералки. — Значит, не замерзнем.

Я застыла на месте.

То есть, неважно, разорвут ли нас на части какие-нибудь книжные монстры? Главное — зад в тепле?

Прелесть какая.

* * *

Выйти и позволить мне сменить домашнюю легкую одежду на что-то более походное, аспирант наотрез отказался.

«Не хватало еще, чтобы меня увидели здесь», — пробубнил он и просто развернулся ко мне спиной, уперев руки в боки.

Выбирать не приходилось. Ворча о бесцеремонности и наглости некоторых мужчин я, с трудом подавляя желание залезть от смущения в шкаф, переоделась. Натянув осенние ботинки, встала на расстоянии вытянутой руки от аспиранта, отметив, что чернеющее зимней темнотой пластиковое окно всецело может заменить зеркало, а значит…

Он что, мог видеть весь процесс моего «перевоплощения»? Вот ведь… Бранище!

— Ближе вставай, — ухмыльнулся аспирант, словно назло бросив многозначительный взгляд в сторону окна.

Я сделала четверть шага.

— Еще.

— Да куда уж ближе-то?

Не поднимая глаз, подошла настолько, что вдохни мы оба полной грудью, непременно коснулись бы друг друга.

— Хочешь на веки вечные в переходной зоне застрять? — с полным безразличием в голосе поинтересовался Бранов, заключив меня в кольцо своих рук.

В переходной зоне потеряться совсем не хотелось.

— Мамочки родные… — отбросив все смущение, не раздумывая, обхватила руками я талию аспиранта, на всякий случай еще и пальцы в замок сцепив.

«Поехали!» — ни с того ни с сего прозвучал в голове голос Гагарина, и я, нервно выдохнув, вжалась лбом и носом в грудь аспиранта, облаченную в колючий свитер.

Как же страшно!

Ума не приложу, и как только Гагарин отважился на путешествие в космос? Я бы точно спасовала и вылезла из ракеты нафиг. Даже если бы от меня судьба целого мира зависела.

Видимо, тю-тю во мне духа авантюризма. И силы воли тоже кот наплакал, впрочем, как и смелости, чувства ответственности, преданности…

Зажмурившись в муках, вспомнила, как бросила Оксанку на произвол судьбы, оставила одну, самым постыдным образом спрятавшись под стол, как последняя…

Эх, Юра, Юра. Прости.

Похоже, правы мемоделатели, наше поколение и правда все спустило в унитаз.

Глава 8. Приехали?

Даже сквозь плотно сомкнутые веки, я видела свет, вернее, чувствовала его горячее сияние. В глазах пару секунд бродили ярко-алые и бордовые пятна, а затем: ничего. Тишина и темнота. Неужто все же застряли?

Бранов не шевелился, будто застыл. Но я ведь явственно ощущала тепло его ладоней на лопатках.

Робко, но все так же не расцепляя рук, подняла голову и уставилась на аспиранта. Тот глядел на меня сверху вниз оценивающе. С толикой любопытства что ли.

Я моргнула. Бранов тоже моргнул.

— Приехали?

Говорю. Значит, не застряла. Хотя, откуда мне знать какие в этой переходной зоне порядки?

Отвечая на мой вопрос, мужчина кивнул.

— Значит, можно вас отпускать?

— Давно уж пора, — с налетом недовольства и смущения отозвался он.

Спешно разъединив пальцы, я отпустила страдальца из цепких объятий, однако отходить не спешила. Мало ли куда нас занесло.

— А почему так темно?

Я осмотрелась.

— Погоди. Сейчас все будет, — с надменной важностью отозвался Бранов, оглядывая округу, будто хозяин свою вотчину. — Дай текстурам прогрузиться.

И правда. Свет постепенно заполнял пространство. Появились очертания деревьев, под ногами явно угадывалась дорога, а на небе проклюнулись звезды. Робкий щебет ночной птицы коснулся слуха.

— Ого… — я полной грудью втянула такой живой, такой натуральный запах ночного леса. И снова, но чуть громче повторила. — Ого-го! И это все, — покрутилась я на месте, — моих фантазий дело? Это же волшебство!

— И все-то ей волшебство, — буркнул аспирант. — Пошли уже, сестра моя, Волшебница.

— А куда?

— Вперед. Другого пути я все равно не вижу, так что…

Решительно кивнув, я поспешила за ним. Вперед так вперед. Специалист по перемещениям здесь он, так что ему всяко виднее.

Грунтовая дорога тянулась вдаль и пряталась где-то за горизонтом не то средь гор, не то за лесом. Не разобрать. Постепенно заполнявшее пустоту буйное тропическое разнотравье так благоухало, нагревшись за день, что хотелось дышать и дышать, не прерываясь.

Вот только все вокруг приводило в восторг лишь меня одну. На моего молчаливо-угрюмого спутника волшебство ночи, похоже, совсем не действовало.

Засунув руки в карманы, Бранов вышагивал чуть поодаль, то и дело чуть замедляясь, вскидывая голову и прислушиваясь. А затем вновь набирал темп, и мне то и дело приходилось ускорять шаг, чтобы не отстать.

— Подожди…те, — хватаясь за бок, наконец взмолилась я, пытаясь отдышаться.

Жарко было. Ночная духота едва подернулась прохладой, и спина уже изрядно пропотела. Шумно отдуваясь, я принялась стягивать ветровку. Бранов послушно остановился.

— Попей, — протянул бутылочку он. — Дойдем до того леса и немного отдохнем.

Я кивнула, с жадностью припав к горлышку. Минералка тут же отомстила за столь жадное поглощение, ударив в нёбо залпом из колючих пузырьков.

— Так Оксана где-то рядом? — наконец смогла вновь говорить я после пары минут оханий-аханий. — В лесу?

Бранов тоже стянул свитер и повязал его на поясе. Сделал пару глотков из бутылки.

— Не факт, — как и я, атакованный пузырьками, сморщился он. — Я постарался нырнуть в нейтральную зону, чтобы нас не нашли.

Я охнула. Так и знала, что без помех не обойтись.

— Не нашли кто? Книжные злодеи?

Бранов нервно огляделся, закрутил крышечку и сунул бутылку за пояс. Молчал.

Ясно как день, и без того с трудом выстроенный меж нами мостик понимания рухнул в пропасть. Посчастливилось же с таким молчуном связаться!

— Так, — решительно скрестила руки на груди я. — Ян Викторович, похоже, кое-что прояснить пора. Я была согласна, чтобы вы сохранили свой секрет, но сейчас дело приняло нешуточный оборот. Моя подруга в беде!

— Вот именно, — нравоучительно поднял палец вверх аспирант. — Так что брось задавать глупые вопросы и шагай.

— Нет, — упорно стояла на своем я, — Вы сказали, что мне необходимо пойти с вами, потому как лишь я одна разбираюсь в хитросплетениях сюжета книги, так? Значит, моя помощь нужна, — Бранов поморщился, а я радостно заулыбалась. Похоже, волшебный рычаг воздействия найден! — Но если я так и буду идти с «завязанными глазами», — я развела руками, — толку от меня не будет. Я не смогу помочь.

— Даже если ты узнаешь все, что так хочешь, — отозвался аспирант с ухмылкой, — в процентном соотношении проблем от тебя все равно будет больше, чем толку. Так что смысла разводить пустые разговоры и тратить силы я не вижу.

За весь период нашего университетского общения, я не блистала знаниями, это верно. Но и повода говорить со мной с подобным пренебрежением, будто бы и элементарных вещей мне ни за что не понять, я не давала.

— Либо рассказывайте все от и до, либо я вообще никуда не пойду.

Еще крепче сцепив руки, я огляделась. Для пущего эффекта надо бы сесть, скрестив ноги, вот только ни валунов, ни поваленного ствола дерева не видать, а джинсы марать о красноватую, словно опаленную солнцем землю совсем не хотелось.

Бранов злобно сверкнул глазами

— Пойдешь. Если, конечно, не хочешь, чтобы твоя подружка окочурилась, пока ты тут выделываешься.

Я неуверенно повела головой. Перспективка так себе, если честно.

— Так что замолкни и будь благодарна, что я тебя пожалел и вообще взялся помочь, — будто учуяв мое сомнение, жестко выдал Бранов. — Шагай молча, делай только то, что я тебе скажу и, пожалуйста, прекрати создавать мне проблемы! Боже, — сквозь зубы процедил аспирант, нервно оглядываясь, — какого черта я вообще в это ввязался…

Опешив, я несколько раз моргнула, опустив руки. Тоже мне, альтруист выискался. Решил помогать? Так помогай без-воз-мез-дно!

— Ах, вот оно что, — сжав кулаки, сорвалась я с места. Гнев капля за каплей топил благоразумие. — Знаете, спасибо, что подбросили до… — название этого места, как бы я ни старалась, так и не придумала. — В общем, неважно. Дальше я сама во всем разберусь. Чао-какао!

Махнув рукой, я зашагала в сторону леса. Что творила, сама не знаю. Это же глупо! Куда я без него дойду?

Однако обернуться, а уж тем более вернуться, сил в себе найти никак не могла. Шагала и шагала, упрямо глядя вперед, каждую секунду ожидая, что золотистое сияние разольется по округе, и я останусь одна. Совсем одна в своей глупой, никчемной, никому не нужной…

Черт, ну до чего же я дурная и упрямая! Говорила мне мама…

Позади раздался приглушенный звук быстрых шагов. Доля секунды и Бранов, нагнал меня, проворчав:

— Чао-какао… Кто так говорит вообще? Детский сад, честное слово.

— Я так говорю, — буркнула, сбавляя шаг, ведь поджилки все еще тряслись и ноги едва слушались. От сердца тут же отлегло.

Какое-то время шли молча, а затем аспирант, подстроившись в ритм моего шага, подтолкнул меня плечом.

— Можешь начинать. Я весь во внимании.

— Что начинать? — удивилась я.

— Как что? Благодарить меня, — состроил рожицу он. — Я, конечно, нянькой для взбалмошной девицы не нанимался, но видимо, выбора у меня нет.

— Выбор всегда есть, — пробурчала я. — Значит, вы решили идти за мной, пока «спасибо» не услышите?

— Как вариант, — совершенно серьезно ответил Бранов

— Ой, да ну вас…

Еще долго шли рядом по осеребренной луной дороге. Аспирант все время бубнил что-то о «хвалебных песнях» и «благодарностях в стихах», о медалях за «терпение и выдержку», а я только глуповато улыбалась тайком. Радость скрыть удавалось с трудом, да и благодарить за то, что не бросил, и правда хотелось.

И шут с ними с этими тайнами и секретами. Пусть остаются. Сейчас главное, Оксанку найти и выбраться.

* * *

Как ни крути, а уйма людей по всему миру хоть раз мечтала оказаться в мире своей любимой книги. Это голубая мечта книгомана. Такая сладкая и такая недосягаемая.

Я скосилась на Бранова, шагающего с неизменно спрятанными в карманах руками.

Он осуществил мою мечту, а значит, мне полагается радоваться и плясать джигу. Вот только где она, эта радость?

Я огляделась, нервно ежась и ускоряя шаг.

Что-то недоброе скрывалось в колючих зарослях вдоль дороги, нечто темное дышало там, за горизонтом. Я это будто бы нутром чувствовала. И, несмотря на то, что Оксана где-то там, идти становилось все тяжелее и страшнее. Даже вопросы, коих у меня на языке всегда вертелось немало, вдруг сдулись и потеряли значимость. А это знак.

Очень дурной знак.

Шли еще около часа. Дорога сперва обратилась в тропу, а затем истончилась и вовсе затерялась средь растительного беспредела. Огромная, не чета нашей, желтая луна поднялась на небосклоне, но сырой топический лес, незаметно подступивший и вскоре объявший нас со всех сторон, скрыл ее. Будто нам, чужакам, на такую красоту и глядеть не полагалось.

Хотя разве ж я чужак? Это ведь мой мир, я его придумала, разве нет?

— Ян Викторович, — остановилась я. — Отдых.

Бранов понимающе кивнул и оперся на поросший лианами ствол. Прикрыл глаза. Дышал он тяжело и часто, но сделав пару глубоких вдохов, словно пришел в себя.

Едва вошли в зону леса, взятый с собой на всякий случай мобильник, оказался как раз кстати. В темноте таились шорохи, и фонарик от фотовспышки, хоть и тусклый, создавал чувство защищенности.

— Скажите, а здесь, — я раскинула руки, и луч света скользнул по плотным, похожим на пальмовые, листья, — обитает только то, что придумала я? Вернее… Чудищ тут не водится?

Мыслями я все время возвращалась к Оксане. И беспокойство за подругу росло в геометрической прогрессии. А вдруг она уже…

— Думаю, не водится, — задумчиво почесал переносицу Бранов. — В подобных местах редко появляется что-то не из авторского мира. Хотя, место исключениям есть всегда. Но это когда совсем дела плохи.

— Если вы меня так успокоить хотели…

Аспирант вновь коснулся носа, будто смутившись.

— Слушай, я не так уж и часто путешествую и не могу все знать.

Я отклонилась, стараясь выразить удивление как можно эмоциональнее.

— Удивлена?

— Не то слово!

Он развел руками, мол, что поделать.

— Если бы у меня была такая способность, — я присвистнула. — Зачем жить в реале, если можно перемещаться в такие удивительные миры?

Недолго думая, Бранов плюхнулся на землю, подстелив под зад свитер. Вытянул ноги и, явно превозмогая ярое нежелание, заговорил.

— Все не так просто, Мика. Как ты могла заметить, книги иногда…

— Оживают?

От нетерпения я едва ли на карачках не поползла, чтобы оказаться поближе.

— Просыпаются, — поправил аспирант. — Будешь перебивать, я не стану рассказывать.

— Молчу, молчу, — лихо изобразила я, как замкнула рот воображаемым ключом.

Для Бранова этого оказалось более чем достаточно.

— В общем, книги просыпаются и иногда затягивают что-то из нашего мира, — принялся ломано объяснять он.

— Ага, — пробурчала я. — Вы хотели сказать: кого-то.

— Или кого-то, — согласился он, растрепав пятерней волосы на макушке. — Чаще кого-то. Предметы их мало интересуют.

— Но почему? Зачем это книгам? Они что, живые?

— Книги это лишь корка и листы с напечатанным текстом, не более, — задрав подбородок, преподавательским тоном изрек Бранов. — Так что нет. Жизнью, как таковой, они не обладают.

— Значит, их кто-то оживляет?

— Здесь не место это для подобных разговоров, — покрутил головой аспирант, прислушиваясь. — Просто уясни: наш мир важен для них. Через него они питаются. Обычно, им хватает эмоций тех, кто их читает. Поэтому, что называется, хорошие книги пробуждаются гораздо реже. Им хватает того, что они получают.

— А вы, стало быть, можете переселяться в книги и…

Я развела руками, предлагая ему закончить мысль.

— Никуда я не переселяюсь, — чуть устало отозвался он. — В идеале, такие как я пытаются не допускать вот таких вот ситуаций, — с кислым видом огляделся по сторонам Бранов. — Реальным людям не место в сказках, а сказкам не место в реальной жизни.

— И все равно яснее не стало, — проворчала я, не удовлетворившись ни ответом, ни количеством информации. — Лекции у вас читать явно получше выходит.

Бранов, кажется, впервые за сегодняшний вечер засмеялся.

— Судя по твоему храпу, — совсем развеселился он, — ты мне сейчас бессовестно льстишь.

— Я уснула на паре лишь раз! — запротестовала я. — И не храпела уж точно.

— Но и интересом никогда не пылала. Я частенько замечал, как ты на занятиях сидишь в соцсетях или калякаешь свои рисуночки.

Глядите-ка, а вот и уязвленное преподавательское самолюбие показалось. Правду говорят, преподаватель вездесущ. Он видит все. А если тебе кажется, что не видит, значит, просто хочет, чтобы ты так думал.

Я фыркнула, присев на корточки, предварительно убедившись, что подо мной не расположился муравейник.

— Значит, в тот день ваше терпение иссякло, и вы решили меня проучить?

— Все верно, — кивнул аспирант. — Пора было. Заодно и остальным напомнил, что со мной подобные штуки не пройдут. Хотя, я об этом жалею все чаще и чаще.

И правда, не усни я на паре, не выдай он мне задание, жили бы оба, горя не зная.

— Могли бы и аннулировать наказание, после того-то что мы в «Героях Эллады» пережили.

Аспирант фыркнул, покачав головой.

— Исключено. И вовсе не по причине моей скотской натуры, — выразительно морщась, будто загодя зная, о чем я думаю, протянул он. — Вот скажи мне, Мика, скольким из одногруппников ты нажаловалась, что один мерзкий аспирантишка завалил тебя работой по самые уши?

— Ну-у-у… — смущенно улыбнулась я, пытаясь припомнить всех поименно.

— Вот тебе и «ну», — поучительно изрек Бранов. — Полунивера в курсе наверное. Так что, по меньшей мере, странно было бы, если бы я вдруг перестал требовать с тебя реферат. Начали бы говорить о нас… м-м-м… всякое.

Я кивнула. Действительно странно. Оксана мне точно продыху не дала бы, если бы разузнала, что Бранище проявил снисхождение. И как это я сразу не сообразила? В памяти живо предстала хохочущая соседка, по привычке поправляющая очки на переносице.

От нахлынувших воспоминаний радостное возбуждение во мне сменилось новой волной тревоги.

— Ладно, нечего болтать, — подал голос аспирант, поднимаясь. — Сейчас важнее всего найти твою подружку как можно скорее и уйти обратно. Поднимайся.

Но я и с места сдвинуться не могла. Вцепившись в мобильник, невидящим взглядом таращилась в ярко сияющий экран. Сколько батарея еще продюжит? Час, два? А Оксана? Страшно подумать, что с ней может сделать это… эта… книжка, вознамерившаяся попитаться.

— Это я виновата.

— Нет, — Бранов старательно отряхивал свитер от веточек и сухих листьев. — Все это лишь случайность. Предугадать, какая из книг пробудится, очень сложно. А уж обычным людям и подавно.

Я покачала головой. Вину свою чуяла как никогда остро.

— Если Оксана пострадает, это будет на моей совести. Я ведь знала, что произойдет. Поняла, едва «Император» засиял, как в тот раз, на кафедре. И если бы я не спряталась, она сейчас была бы не одна, а значит…

— Это значит, — строго заговорил Бранов, — что ты и твоя подружка сейчас в полубессознательном состоянии болтались бы в материи книги, а уже назавтра вас искали бы друзья и родня. Матери расклеивали бы листовки и изо дня в день ждали вашего возвращения, не желая мириться, что их дочерям присвоен статус «пропавшая без вести». Ты правильно сделала, что спряталась. Помочь Оксане все равно ничем не смогла бы. Так что прекрати уже развозить сопли, погеройствуешь в следующий раз.

Я глядела на аспиранта с легким испугом. Прозвучало жестко, но до чего же правильно. Его слова хоть и немного, но отрезвили меня. Я хотя бы сумела найти в себе силы подняться.

— Спасибо, — цепляясь за руку, промямлила я.

— Боюсь, банальным спасибо ты не отделаешься, — сощурился он.

— Если желание будет в пределах разумного, — улыбнулась я. — Тогда…

— Тише! — насторожившись и подавшись вперед, Бранов коснулся пальцами моих губ. — Слышала?

Слышала что? Как кровь, гоняемая бухающим сердцем, зашумела в ушах?

— О чем вы? — вглядывалась я в силуэт мужчины, замершего совсем рядом.

Бранов снова тшикнул и сделал пару шагов в сторону зарослей. Призывно помахал рукой. На цыпочках, я подкралась, встав у него за спиной.

— Слышишь?

Я напрягла слух, старательно не обращая внимания на спускающийся все ниже волнительный жар. Ну зачем он вообще моего лица дотронулся?

— Ничего я не…

Снова легкое касание рукой, но на этот раз плеча, призывающее замолчать.

Собрав всю волю в кулак, я перевела взгляд с аспиранта на чернеющие разлапистые кусты. Сосредоточилась, и вскоре и впрямь начала различать звук,

— Что это?

Тонкий плач. Прерывистый, неровный. Больше похож на стон. Это явно не зверь, а значит…

— Это Оксана! Оксана! Оксаночка!

В груди затрепыхалась радость. Позабыв о пауках и прочих членистоногих тварях, что по праву должны были облюбовать каждую травинку и деревце, я, освещая путь мобильником, ринулась крушить кустарники, опутанные лианами. На удивление, растительность беспрекословно подчинялась, и пару секунд спустя я была уже достаточно далеко от места привала.

— Мика, стой! Остановись!

Бранов несся следом, а я только подбавила ходу, ведь плач стал совсем хорошо различим, а значит, мы рядом. Вывалившись из очередного тропического плетения, я, взвизгнув, с размаху ухнула в воду почти по пояс.

— Ян!

Подоспевший аспирант схватил меня за шкирку и выдернул на берег. А вот мобильнику повезло куда меньше. Едва я оказалась в воде, он куском мыла выскользнул из рук, сверкнул напоследок и ушел на дно.

— Мой телефон! — едва не бросилась я вплавь. — Дайте свой! Дайте мне свой!

— Да угомонись ты, — отстранился аспирант. — Успокойся!

Глубоко вдохнув, я вцепилась в брановскую ладонь. От волнения тряслись поджилки. Плач пропал или, быть может, Оксана, заслышав, что кто-то приближается, испугалась?

Убедившись, что нестись сломя голову больше я не намерена, аспирант перенаправил световой луч, освещая пространство вокруг.

— Снова болото, — простонала я, ясно различая блики воды, покрытой островками зеленой ряски.

— Час от часу не легче, — вторил мне аспирант.

Перед нами и впрямь раскинулась топь. Хотя местность была похожа скорее на лес, подтопленный вышедшей из берегов рекой. То там то сям виднелись сухие островки и тропки, а деревья палками торчали из воды и выглядели чуждо.

— Оксана-а-а!

Мой зов, огласив окрестности, будто тут же потонул в тине. Я снова набрала в грудь побольше воздуха.

— Окса-а…

— Тише ты!

Бранов, что было силы, тряхнул меня, призывая замолчать.

— Нужно ее позвать, чтобы…

— Похоже, это была не Оксана, — совсем тихо проговорил он, осторожно, словно опасаясь сделать лишнее резкое движение, приподнял теперь уже единственный источник света повыше. — Гляди. Там. В кустах.

Я напрягла зрение и невольно, от волнения, задержала дыхание.

Пугающая, безмолвная тишина, а затем шуршание и пара, сверкающих, будто фосфоресцирующих кошачьих глаз уставилась на нас из зарослей. Полный острых зубов рот разинулся в немом, но явно угрожающем «ша-а-а-а».

— Ян Викторыч, — выдохнула я, шаг за шагом отступая за спину аспиранта. — Спокойно, без лишнего шума, очень медленно уходим.

— Что не так?

Бранов нахмурился, все еще пытаясь разглядеть в зарослях сопящее существо, а я задрожала всем телом не в силах и слово вымолвить.

Что не так? Да все. Решительно все!

Нам крышка. Тварь в кустарнике нас явно заметила, а значит, до броска оставались считанные секунды.

Уж мне ли не знать? Ведь это я придумала…её.

Глава 9. Верь себе

— Просто поверьте мне, Ян Викторыч! Уходим.

Стонущее рычание возобновилось, а у меня сердце в пятки ушло. Ну вот запотемилось мне разнообразить сказочный мир кошколюдами. До жути кровожадные твари, надо признать. И если сражения с ними доблестных книжных воинов в лесных дебрях выглядели эпично, то на деле же… У нас ведь ни оружия, ни когтей. Младенцы, ей-богу!

— Кто это? — Бранов продолжал водить мобильником в воздухе, освещая все вокруг.

— Кошкот, — не дыша, потянула я его за руку. — А точнее тот, кто освежует нас заживо, если мы сию секунду не уберемся.

Кошачьи глаза, будто подтверждая мои слова, вновь злобно сверкнули, отражая свет фонарика.

— Ты уверена? Оно не выглядит таким уж…

Аспирант, вопреки моим шипениям и предупреждениям, сделал робкий шажок навстречу зверю. И совершенно напрасно.

В тот же миг кустарник разверзся. Отчаянный визг, до жути похожий на человеческий, и прямо на нас, темным клубком вылетело нечто. Бранов, охнув, согнулся пополам, когда это самое «нечто» врезалось ему в живот. Что-то слизкое разлеталось в разные стороны от клубка, угодив прямиком мне в лоб.

— Бежим! — что было мочи, завизжала я, бросившись наутек.

Аспирант, не раздумывая, сиганул следом.

Ветви хлестали по лицу, поросший мхом валежник будто нарочно возникал под ногами, но я, спасая свою жизнь, бежала, как ошпаренная.

— Стой! Мика, остановись!

Нагнав меня, Бранов одним резким движением ухватил меня под локоть и притянул к себе. Противная слизь, уже успевшая размазаться по лицу, накрепко склеивала ресницы и лишала зрения. Скуля и извиваясь, я принялась тереть ладонями глаза.

— Ян Викторыч, Ян…

А что если эта гадость ядовитая? От одной только мысли, что я без глаз могу остаться дурно стало. Да чего уж там, я уже явственно ощущала, как подступают боль и жжение.

Явно не руководствуясь благоразумными идеями, Бранов распустил рукав своей рубахи и утер им мое лицо.

— Ты чего крик-то подняла?

Все еще боясь открыть глаза и убедиться, что зрение меня на веки вечные покинуло, я застонала.

— Там в кустах был кошкот. Он бы сожрал нас! Вы же читали «Императора», должны знать, какие злодеяния они творили!

Бранов промычал что-то нечленораздельное и снова поелозил рукавом по моим щекам. Жжение понемногу унималось.

— Я же говорил, что читал по диагонали, — пробубнил он. — Как бы то ни было, этому существу, похоже, совсем не до нас было. Кажется, оно ранено.

Я покрепче впилась пальцами в аспирантские плечи. Только бы кошкот не пустился в преследование. Как и любые представители семейства кошачьих, они идеальные охотники, а в темноте видят на порядок лучше людей. Так что и тут мы явно в пролете.

— И поделом. Наше счастье, если этот кошкот калека. Иначе живыми нам не уйти.

Бранов нетерпеливо хмыкнул и аккуратно стер остатки слизи с моего лица ладонью.

— Такая мелкая, а уже злюка. Ай-яй-яй!

Прозвучало до того насмешливо, что я, хмурясь со всем остервенением, какое только возможно изобразить на лице, открыла наконец глаза. Несмотря на густо рассаженную растительность, лунный свет все же с успехом пробивал себе путь, и Брановский точеный профиль теперь выглядел без малого эпично.

— Нужно вернуться и помочь, — изрек этот без пяти минут «герой» все еще держа меня в крепких объятиях.

— Нет! — выбираться из теплого кольца его рук совсем не хотелось. Вокруг опасности, а тут… спокойно, как дома. — Кошкот напал на нас! Я не знаю, что это было, но похоже на оружие. Эта слизь…

Проявив наконец самостоятельность, я смахнула остатки вонючей жижи с волос.

— Если плетеная корзина у этих кошкотов оружие, — аспирант, будто спохватившись, сделал пару шагов назад, оглядываясь, — то мне уже их жаль. Идем. Вернемся и осмотримся. Другого пути все равно нет. Если пойдем в обход, можем потерять драгоценное время или в еще большую беду попасть.

Я только собралась возмутиться, но едва различимый щелчок складного ножа-бабочки вернул самообладание. Какое-никакое, а оружие. Да и может Бранов мастер рукопашного боя и оттого так спокоен?

В любом случае, он прав. Кажется, тварь в кустах была одна, а если пойдем в обход, можем на целый выводок кошкотов натолкнуться. И тогда уж точно пиши пропало.

— Идемте, — решительно кивнула я, вооружившись крупной рогатой веткой. — Если что, я за вами.

Бранов снова хмыкнул, явно оценив и мою решимость, и экипировку молодого ловчего. Отправился вперед.

Шли мы долго, то и дело замирая и оглядываясь по сторонам. Наверное, если бы не аспирант и его умение ориентироваться на местности, мы бы точно заблудились.

— Стой! — шепотом скомандовал Бранов, указывая острием ножа на округлую махину на земле.

Надо же, и впрямь корзина. А я-то думала…

Передав мобильник с фонариком мне, аспирант зашел в воду по икры. Похоже, это и впрямь болотом не было. Просто река разлилась.

Подавая какие-то одному ему известные сигналы руками, Бранов осторожно двинулся к кусту, служащему кошачьим укрытием. Последний, к слову, был подозрительно тих. Ни шелеста листьев, ни скрипа ветвей. Словно тщательно оберегал и укрывал и без того скрытное создание.

— Ну что там?

Бранов предостерегающе махнул рукой. Еще шаг и мужчина с громким всплеском выбрался из воды и оказался на суше. Сомнений в том, что кошкот все его передвижения не оставил без внимания, у меня не было. Однако отсутствие хоть какой-то реакции заставляло сердце биться ровнее. Может, зверь устал сидеть в засаде и давным-давно ушел?

Осторожно раздвинув широколистные ветви, аспирант заглянул внутрь.

— Мика, сюда!

Ругаясь на чем свет стоит, я аккуратно ступила в воду и тут же почти по коленку ушла в застоявшуюся жижу. Широко шагая и морщась, скоро добралась до сухого островка который и окружили кусты.

— Оно ушло?

— Нет, — Бранов, вынырнув из куста, лихорадочно сверкал глазами в темноте. Прямо как тот самый кошкот. — Помоги мне!

Подобравшись чуть ближе, я тоже исчезла в зелени.

За стеной из влажных, здоровенных листьев оказалась довольно просторная полянка. Как раз впору, чтобы уместиться нам троим.

— Что с ним? Умер?

Тело в набедренной повязке и клочке ткани на груди, так напоминающее человеческое, но покрытое темной, извалявшейся в грязи шерстью и впрямь не двигалось. Лапы что передние, что задние, неестественно кривились, а хвост был словно изломан в нескольких местах. Кошкот если и издох, то издох в муках. Причем в адских. И виной тому была едва заметная серебристая сеть, опутавшая его с головы до ног, которую я даже и не приметила сперва.

И как только кот умудрился зашвырнуть в нас корзину, если скован так, что и не пошевелиться?

От жалости в носу защипало, а страх будто бы испарился.

— Помогай давай, — отвлек меня Бранов от созерцания существа, созданного моим явно нездоровым подсознанием. — Постарайся оттянуть нитку как можно сильнее.

Я присела на корточки. Коснуться мертвого, все еще теплого кошачьего тела боялась до дрожи в коленках. Аккуратно поддев ногтем нить, врезавшуюся в тело до крови, потянула ее вверх. На удивление она поддалась без малейшего труда, растянувшись резинкой, а аспирант принялся с остервенением пилить нить ножом, но безуспешно.

— Что-то не очень-то ножичек у вас острый, — поморщилась я, следя за его потугами.

Бранов с удивлением уставился на острие, провел по нему пальцем. Очевидно, какая-то простая мысль напрочь отказывалась укладываться у него в голове.

— Нет, с ножом-то все в порядке. Ладно, попробуем иначе.

Отложив нож, он покопался в нагрудном кармашке рубахи. Отыскал коробок и чиркнул спичкой. Яркий рыжий огонек тут же заплясал, оживляя длинные тени.

Я вновь коснулась сети, потянула, а Бранов тут же поднес спичинку. Оказавшись в огне, ниточка лопнула, а сама сеть засветилась золотом и издала тонкий звон.

— Ага, — протянул аспирант, расплавив еще одну нить, — а мир-то магический, оказывается.

— Знамо дело, — фыркнула я, дивясь находчивости аспиранта.

Дело спорилось. Бранов чиркал и чиркал спичками. Одна за другой ячейки сети разрушались, с каждым разом сияя все ярче и звеня все пронзительнее. Почти вся верхняя часть туловища и ушастая голова кошкота была уже освобождена, только мощные задние лапы были все еще тесно связанны между собой.

— Спичек осталось совсем немного, — озабоченно покачал головой аспирант. — Как бы так умудриться…

Он склонился над котом, пытаясь повнимательнее разглядеть плетение сети. Я приподняла мобильник, чтобы дать как можно больше света.

— Ян Викторович, скажите, а зачем мы освобождаем мертвого кошкота?

На свои замаранные чужой кровью ладони я даже смотреть боялась. Бранов поднял голову.

— А с чего ты решила, что он мертв?

Глаза у меня расширились от испуга, но едва я слово успела вымолвить, как судорога короткой волной пробежала покошачьему телу. Возмущенный рык, а за ним и взметнувшаяся когтистая лапа окончательно лишили меня дара речи.

Глухой удар, и аспирант взвыл не хуже кошкота.

Телефон тут же выпал из моих рук. От испуга совсем перестав соображать, я откинулась на спину, затем перекатилась на живот и поползла с нечеловеческой скоростью.

Судя по шлепающим и рычащим звукам, кошкот делал то же самое. Вот только скованные задние лапы все передвижения значительно затрудняли.

— Маша, твою мать!

Снова перекатившись на спину, я уставилась на оседлавшего кошачью спину аспиранта. В темноте, при свете луны, можно было разглядеть лишь силуэты, но и без того понятно: битва была жаркой.

Кот вопил и извивался. Бранов тоже вопил и прижимал кота к земле.

Вскочив на ноги, я бросилась на подмогу, чудом отыскав рогатую ветку и готовясь ей затыкать кошкота до смерти, если придется.

— Мика, ветровку!

Я застыла в недоумении. Чем тут куртка помочь может?

Чтобы развязать тугие узлы на поясе, мне нужна была как минимум еще одна пара свободных рук. Недолго думая, я зажала палку между коленками. Как-никак, а терять единственное оружие мне совсем не хотелось.

Совладав с туго связанными рукавами ветровки, я ринулась к аспиранту. Кошкот уже потерял значительную часть крови и сил, поэтому сопротивлялся вяло. Все больше шипел змеей. Пара рывков и передние лапы крепко-накрепко связаны у него за мохнатой спиной моей курточкой.

Тяжело дыша, Бранов поднялся на ноги.

— Ян Викторович, вы ранены!

На плече мужчины и впрямь темнели свежей кровью рваные борозды.

— Да пустяк, — он по привычке провел пятерней по волосам и выдохнул, морщась от боли.

Явно храбрится. Боль, наверное, адская.

— Перевязать нужно как можно скорее.

Не дожидаясь ни указаний, ни протестов, я подняла многострадальный мобильник, отыскала в голубоватом свете вспышки ножичек и принялась острием ковырять шов на покалеченном когтями аспирантском плече.

Пару минут спустя, ткань поддалась. Ловко разорвав рукав на несколько длинных широких полос, я принялась перевязывать раны. Благо, что они и впрямь были неглубокими. Кошачья лапа скользом прошла.

Бранов, надо отдать ему должное, стоически сражался с желанием взвыть каждый раз, когда я связывала чересчур крепкий узел. Я ойкала и начинала сыпать извинениями, но аспирант только жмурился, задерживал дыхание на долю секунды и с шумом выдыхал, повторяя, будто самого себя убеждая: «Ничего страшного. Ничего…»

Наконец раны были перевязаны. Аспирант повел плечом, недовольно морщась.

— Долго заживать будет. Кошачье… оно всегда так.

— Ничего, — в сотый раз повторил он. — До свадьбы заживет. Спасибо!

Блондинистая бестия невзначай напомнила о себе. Если бы Бранов видел меня на парковке в тот вечер, то я была бы уверенна, что он сказал это нарочно, чтобы обозначить свою позицию и чтобы я не питала несбыточных надежд.

Я расстроенно отвернулась, уставившись на зверюгу.

— Что с ним-то делать будем?

Кошкот больше не рычал и не дергался. Только изредка и жалобно мяукал, будто звал на помощь, но на удачу уже совершенно не рассчитывал.

— Не знаю, — поднялся на ноги Бранов. — Оставлять так нельзя.

Аспирант сделал пару шагов к шерстяному комку. Склонился над ним. Я кивнула.

— Если оставим, его могут найти другие, и тогда нам точно крышка. Придется…

Жалобный плач, тот, что мы услышали и ошибочно приняли за зов Оксаны, прервал меня на полуслове.

— Прошу, пощадите! Не губите!

И снова плач, так похожий на человеческий. И если шерстяное тельце в ту секунду внезапно обрело дар речи, то я же его в одночасье лишилась.

— Ты не говорила, что кошкоты умеют говорить, — попенял Бранов, сделав шаг назад. Кот тут же прекратил молить о пощаде и просто горестно хныкал.

Я развела руками.

— Я и… Ян Викторович, я и сама не знала!

Дело в одночасье приняло совершенно иной оборот. Если кошкот обладает вполне связной речью, значит и разум у него вполне себе…

— Да что за дела?! Такого быть не может, я такого не писала!

Возмущение, разочарование и страх росли во мне с космической скоростью. Это ж надо! Оказывается, я о своем творении не все знаю. Получается, я и о себе тоже ничего не знаю что ли?

И если до этой секунды я чувствовала себя, словно в сказке, путешественницей в другой мир, не знающей ровным счетом ничего, то вдруг тонны информации вломились в мой мозг. Правда систематизировать ее, чтобы она стала полезной, никак не удавалось. Ее слишком много… Хотя, может, так и должно быть? Быть может, чакра какая открылась, и мне просто нужно время для осознания?

— Что же с ним делать? — задумчиво протянул Бранов.

— Это… — я поперхнулась. — Это не он.

Аспирант уставился на меня с недоумением.

— Это не он, — повторила уже твердо, указав на излохмаченный тканевый передничек на кошачьей груди. — Она. И это еще совсем котенок. Маленький кошкот, — решила уточнить для пущей важности. — Ребенок.

Теперь я это знала. Невесть откуда, но знала.

Бранов не то застонал, не то протестующе замычал, уперев руки в боки. Помолчали. Затем аспирант щелчком сложил нож, убрал его в карман и безбоязненно приблизился к вновь захныкавшему в страхе котенку. Присел на корточки.

— Что же нам теперь делать? — вновь повторил он, напряженно хмурясь. — Я не думал, что эти существа разумные…

— Это очень плохо? — робко поинтересовалась я, все еще силясь усвоить и переварить происходящее.

Бранов помолчал, оглядывая копошащегося на сырой земле котенка.

— Не то чтобы плохо. Просто я информацию считать с него, вернее, — оправился аспирант, — с неё хотел. Но с разумными у меня такая штука никогда не выходит.

— Считать информацию? — в страхе прижала я ладонь ко лбу. — Вы мысли что ли читать можете?

Аспирант распрямился и всем телом развернулся ко мне, недоуменно отшатнувшись.

— Где в моих словах ты услышала «читать мысли», Мика?

— Кто вас знает? — сердито пожала плечами я. — Впервые вас увидев, я и подумать не могла, что вы в книжки телепортироваться можете. А оно вон как оказалось. Так что правы мудрые люди, внешность бессовестно обманчива.

Бранов два различимо цокнул и вновь опустился на корточки перед кошкотом.

— Расслабься, Вознесенская, — негромко, словно чтобы не пугать и без того перепуганный на смерть шерстяной комок, проговорил он. — Мысли я не читаю. Да и я же сказал: с разумными такое не прокатывает. А ты, я надеюсь, разумная. Хотя согласен с тобой, внешность штука обманчивая.

— Хорошо, если так, — с облегчением выдохнула я, мимо ушей пропустив язвительную шпильку. — Мои мысли, только мои. Нечего там посторонним делать.

Я едва не засмеялась. Подумать страшно, если бы аспирант мог залезть мне в голову и узнать о чем я думаю! Там такой абстракционизм и кавардак, что точно бы вовек стыда не обралась.

Бранов тем временем, чуть повел головой, и я уверенна была, что он хитро скосился в мою сторону. В потемках и не разглядишь.

— Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Мика, что и мысли свои стыдно показать?

— Я вообще о вас не думаю!

Бранов многозначительно хмыкнул, а я поспешила сменить тему.

— Так что делать-то с кошкотенком теперь?

— Не знаю, — честно признался аспирант, а затем подался вперед, нависнув над тощим тельцем. — Эй, ты знаешь, где твои сородичи?

Но чуть успокоившийся ранее кошкот вместо ответа лишь вновь начал бессвязно молить о пощаде и заодно пытаться, насколько это возможно, отодвинуться от Бранова на безопасное расстояние, толкаясь задними лапами. Растревоженная сеть снова зазвенела, и котенок захныкал от боли.

— Не двигайся, — выставил ладонь Бранов. — Сеть сжимается и причиняет еще большую боль.

Кошкот замер, сопя. Похоже, он столько боли уже испытал, что… болью больше, болью меньше, все равно. Сказали замереть, значит замрет. Что угодно сделает, лишь бы не прирезали.

— Ян Викторович, что делать-то?

Все еще не выпуская рогатину, я принялась свободной рукой массировать висок. Голова разболелась, а череп словно в тиски взяли. Того и гляди треснет.

Аспирант, отвечая на мой вопрос, только плечами пожал и снова склонился над котом.

— Как тебя зовут, ты меня слышишь?

Но кошкот лишь стонал и греб передними лапами землю. Навряд ли он был в ясном сознании, сейчас работали лишь инстинкты и желание выжить любой ценой.

— Без толку. Она едва сознание не теряет, — мужчина поднялся, потирая подбородок. — Идем. Времени почти нет.

Я едва не охнула.

— Уйдем? Бросим живое существо на погибель?

В голове такое просто не укладывалось. Аспирант растерянно развел руками.

— Какой от него теперь прок? Считать его я не смогу, да и раны слишком серьезные. Чем мы поможем?

— И тем не менее, — упорствовала я, гневно воткнув рогатину в землю. — Мы не можем её бросить!

Бранов вздохнул и заговорил спокойным, профессорским тоном.

— Мика, это всего лишь книга. Сказка. Выдумка. Все здесь не по-настоящему.

Но для меня все было настолько реальным, что оставить эту кроху в лесу истекать кровью, было выше моих сил.

— Может, попробуем забрать её в наш мир? Там хотя бы лекарства есть, бинты…

Я с жалостью посмотрела на окровавленные лоскуты на плече аспиранта. Ему тоже медицинская помощь не помешала бы.

— Нет, — сказал, как отрезал, он. — Если заберем кота, откроется тоннель, и все станет еще хуже. Нет, — нервно покусывая большой палец повторил Бранов, — потеряем слишком много времени. Да и не факт что я вообще сюда вернуться смогу. Не пустят.

Я горестно вздохнула. Выспрашивать подробности про «тоннели», кто эти таинственные, что нас обратно «не пустят», и прочую перемещенческую белиберду времени нет. Без того уже слишком долго стоим на одном месте. Оксана все еще не найдена, и черт знает что с ней сейчас происходит.

В голове вновь что-то зашумело, заискрилось. Хлынул новый поток знаний. Виски заломило с удвоенной силой. В этой неразберихе едва удалось вычленить одну-единственную здравую мысль: кошкоты, вопреки моим представлениям, оказались разумными существами, а значит…

— Быть может, с ними договориться можно? — негромко предложила я. — Все равно где Оксану искать мы понятия не имеем, так может они…

Я неловко умолкла. Идея, секунду назад горевшая в мозгу, вдруг показалась жутко глупой и безответственной.

Аспирант забубнил что-то, похожее на «действительно» и «я все равно брешь отыскать не могу», «не выходит почему-то, а они могут знать».

— Нужно взять котенка с собой, — подала я голос, прерывая поток бессвязных словосочетаний. — Ян Викторыч, оставлять здесь точно нельзя! Умрет. И пусть это всего лишь книга, — глядеть на аспиранта боялась, равно как и услышать его издевательский смех. — Если бросим котенка, я себе ни за что не прощу. Это же живое существо! Это убийству равносильно будет.

Удивительно, но Бранов не засмеялся. Даже не хмыкнул. Вместо этого вдруг решительно стянул с пояса свой свитер и расстелил его на земле.

— Когда скажу, перетяни свитер под котенка.

В нерешительности отложив палку, я кивнула.

Кошкот давно затих. Только тощая грудка прерывисто вздымалась, говоря о том, что жизнь пока еще в ней отчаянно бьется.

Аккуратно, стараясь не причинять боль, аспирант подсунул обе ладони под кошачью спину, приподнял тело. Секунда, и Бранов завернул котенка, как младенца в свитер. Благо, что рост кошкота был чуть больше метра.

Поднявшись со свертком в руках и прошептав: «Тише, тише. Мы тебе поможем», Бранов серьезно поглядел на меня.

— Веди.

Я растерялась.

— Куда?

— К их селению или логову. Я не знаю, как у них тут…

— Вы с ума сошли? — завопила я, размахивая руками. — Отправиться прямиком в кошачье логово? Жить надоело?

— Ты же сама сказала, что с ними договориться можно.

Аспирант поморщился и перехватил кота поудобнее. Я же глядела на мужчину с тревогой.

— Я не говорила такого. Да и это всего лишь предположение! Я ведь не знаю… Мне просто кажется… Да и с чего вы решили, что я знаю, где они живут?

Снова помассировала висок. Идея вновь загорелась, а в голове такой кавардак творился! Будто я стою перед дверью аудитории и с минуты на минуту мне нужно войти и сдать самый сложный экзамен. Ну разумеется я ничего не знаю и ничего не помню! Чего от меня требовать-то?

— Верь себе, Мика, — просто сказал Бранов.

Я усмехнулась. Себе верить сложнее всего, между прочим. Он не в курсе что ли?

— Ну а если себе не веришь, — видя мое смятение, хмыкнул аспирант, — поверь мне. Я ведь не просто так тебя с собой взял. Это твоя книга, твои фантазии, так что давай, — вновь поудобнее перехватил он сопящий сверток, — подрубай свой внутренний компас.

— А если…

— Без если, — рыкнул аспирант, а затем чуть мягче добавил, — я в тебя верю, Мика. Веди.

Я улыбнулась. Стиснула рогатину покрепче и воинственно задрала голову. И правда, это ведь мой мир. Кто его лучше меня знает?

— Идем! — рванув с места, исчезла я в кустах.

Быстрым шагом пройдя пару метров по хлюпающей влагой земле, я остановилась как вкопанная. Бранов ни на шаг не отставал.

— Нет, — покачав головой, развернулась я на сто восемьдесят градусов и ринулась в противоположную сторону. — Лучше сюда пойдем. Не отставайте, Ян Викторыч!

Бранов что-то просипел в ответ, а я принялась освещать фонариком путь, периодически «прощупывая» рогатиной особенно подозрительные лужи, проверяя их глубину. Самой вымокнуть было не страшно. Больше беспокоилась за Бранова с кошкотенком. Им ухнуть в болото никак нельзя.

Странно, но такую уверенность в себе я чувствовала впервые. Не иначе как и впрямь внутренний компас заработал. Вот ведь чудеса вера с человеком делает!

Глава 10. Раз кошкот, два кошкот

— Не паникуй, не паникуй…

Шепотом повторяла и повторяла я. Положительные установки и прочие психологические штуки всегда помогали, но на этот раз…

— Спокойно, Мика, — Бранов застонал, привалившись спиной к дереву. Приподнял колено, подперев им сверток с кошкотом. — Спокойно. Расслабься.

Я с жалостью поглядела на аспиранта. Вот уж кому расслабиться точно бы не помешало.

— Может, отдохнете?

— Нет! — Бранов уверенно ухватил котенка обеими руками, распрямился, приняв бравый вид. — Идем дальше.

Потупив взгляд, я покрепче стиснула мобильник — наш единственный источник света. Сказать о том, что я, собственно, и идти-то куда уже не знаю, не могла. Хорошо еще аспирант не мучал меня вопросами. Просто шел следом, лишь бубня что-то себе под нос каждый раз, когда я вдруг, повинуясь каким-то внутренним инстинктам, резко меняла направление. Хотя, по правде говоря, я уже ничего не чувствовала. Никаких волнений в груди.

То ли внутренний ориентир накрылся, то ли это был самообман, и его не было вовсе… Не знаю. Мы лишь шаг за шагом все углублялись в лес, а как говорится, чем дальше… Да и тропы истончались, а воды вокруг становилось все больше. Если так и дальше пойдет, скоро вплавь пускаться придется, а плаваю я неважно.

Прошагав еще несколько минут в полном молчании, я наконец остановилась. Сдалась, разведя руками.

— Ян Викторович, простите. Не знаю я, куда дальше.

Бранов подошел ближе, старательно держась незатопленных участков. Говорил он с трудом, но, на удивление, довольно мягко.

— Тебе это только кажется. Ты не сомневайся, веди.

В негодовании я развернулась чуть резче, чем хотела бы.

— Да что вы заладили-то? Не сомневайся, Мика, веди, Мика… Не знаю я, куда идти! Не-зна-ю!

Еще чуть-чуть и я точно ляпнула бы, что последние полчаса мы вообще строго наугад идем.

— Спокойно, — завел шарманку аспирант, но я без того была «спокойна», как никогда.

Страх, до сих пор тщательно заталкиваемый в самый дальний уголочек души вальяжно растянулся, сковав грудную клетку так, что и дохнуть сил не было. А вслед за страхом и отчаяние подтянулось. Оскалилось счастливо, беря под контроль тело и разум, заставляя каждый мускул каменеть, а голову стремительно пустеть.

И верно, какой из меня проводник? Какие внутренние инстинкты? Выдумала себе сказочку, поиграла в героя и хватит. Пора вспомнить, кто я есть на самом деле.

Что было мочи, швырнув рогатину в темноту и едва удержавшись от желания запустить следом мобильник, уже не раз оповестивший о стремительно иссякающем заряде, я демонстративно скрестила руки на груди.

Молодец. Управилась. Вот всегда у меня так. Сначала делаю, потом думаю. Дурная голова!

Бранов ничего не сказал, только снова застонал. Наверняка от тяжести у него уже руки отнялись.

— Ян Викторович, я и правда не знаю, куда идти, — чувствуя раскаяние за совершенно идиотское поведение, пробормотала я. — И можете не пытаться убеждать меня в обратном. Кошкоты, — я поглядела на сверток в шерстяном свитере, — в песках живут, а судя по всему, мы приближаемся к реке, так что… Зря вы в меня поверили.

Бранов вздохнул. Спорить не стал. Наверняка и впрямь был разочарован.

С минуту постояли в тишине. Мобильник, издав предсмертный *курлык*, издох, и темнота тут же обступила со всех сторон. Теперь даже очертания аспиранта разглядеть с трудом можно было.

— Надо же, в какую глушь забрались, — повертела головой я, силясь разглядеть лунные проблески в спутанных ветвях деревьев. — И тихо-то как.

— И правда, — еле слышно отозвался Бранов. — Чересчур тихо.

— Слишком…

Не сказала, просто воздух их легких весь до конца вышел, превращая слова в шелест. Кровь в ту же секунду ударила в голову и ноги.

— Ян…

— Чшш!

Может так тихо и должно быть? Кто ж в чащобе жить станет?

Однако воздух, вопреки моим попыткам убедить себя в обратном, до отказа был наполнен тревогой и страхом.

Закусив губу, я уставилась в темноту. В ушах звенит, и с каждой секундой все громче, будто тишина разрастается, давит, что есть силы на барабанные перепонки.

Что ни говори, а люблю я порой передачи о животных посмотреть. Но, похоже, если и вернемся домой, то на Geo Wild я больше не ногой. Попросту теперь знаю, что чувствует тонконогая газель, которой вот-вот одним ударом мощной лапы перебьет хребет лев. Знаю, что такое страх. Страх неизвестности. Пропускаю через себя это ощущение безысходности, когда из темноты за тобой следит то ли бесчувственное дуло охотничьего ружья, то ли глаза хищника, стоящего выше тебя в цепи питания.

Даже при встрече с лернейской гидрой я боялась не так. Тогда все происходило быстро, наскоком. Я и понять-то ничего не успела. А уж после того, как Бранов вытащил нас обратно, и вовсе испытала кайф. Никому об этом не говорила, но кайф и впрямь был невероятным. Адреналин все еще атаковал каждую клетку, руки тряслись, ноги ходуном ходили, но это было несравнимое ни с чем удовольствие. Удовольствие, недоступное нашему миру. Удовольствие от пережитого смертельно опасного приключения, из которого вышел победителем.

Потому я и прилипла пиявкой к аспиранту. Все ждала еще одну «дозу» невероятных приключений. Вот только на сей раз чутье упорно твердило: победителем мне не выйти. Не в этот раз.

Горло пересохло так, что любой звук: и оно трещинами покроется изнутри, как земля в пустыне. Бранов завозился. Судя по чавкающему звуку, опустил на землю кошкота.

Тот, похоже, пришел в себя. Слабенько замяукал, закряхтел.

— Мика, уходим.

Ума не приложу как, но я поняла, что значит это его короткое «уходим». Возвращаемся обратно. В наш мир. Безопасный. Тот мир, где человек царь, а не кусок аппетитного сочного мяса.

— Ты же обратно вернуться не сможешь!

Сама не заметила, как на «ты» перешла.

— Ну и черт с ним!

Я снова попыталась сглотнуть. А Оксана? Как же… бросить ее? Огляделась, ожидая каждую секунду нападения. Прислушалась.

Тишина.

Затем хлюпающая под ногами приближающегося аспиранта слякоть.

Слишком громко. Слишком заметно.

И снова тишина.

Сердце долбилось о ребра все быстрее и быстрее. Мысли сталкивались, разрывались, метались стаями с такой скоростью, что ухватить хотя бы одну за хвост было выше моих сил. В отчаянии я вытянула обе руки навстречу аспиранту, растопырила пальцы, хватая воздух.

Мы спасем Оксану. Обязательно спасем! Но если погибнем здесь и сейчас, помочь ей будет уже некому.

* * *

Еще чуть-чуть, и я ухватила бы Бранова за руку. Просто чувствовала его в темноте, знала, что он рядом. Совсем рядом!

Однако короткий, будто сигнальный, мявк, и все вокруг озарила яркая огненная вспышка. Мгновение, и меня сбило с ног, придавив к земле тяжелым «блином».

Мяуканье путающегося в шерстяном свитере котенка оглушало, а глаза после лесных потёмок все еще не могли привыкнуть к яркому свету.

— Мика! — голос у Бранова такой, будто его тоже «блином» накрыло. Сдавленный, хриплый. — Мика, тянись. Тянись!

С трудом развернув голову так, чтобы не захлебнуться в луже грязной воды, я увидела аспиранта, прижатого к земле распластанной сетью. Одна лишь мысль, что сеть не сверкает серебром и не звенит, успокоила. Значит, обыкновенная, крупного плетения. Сжиматься, разрезая тело, не станет, а значит, шевелиться можно.

Подтверждая мою теорию, в одну из ячеек аспирант-то и просунул руку и теперь изо всех сил тянулся ко мне.

Повошкавшись, я тоже втиснула ладонь в прореху.

— Тянись. Тянись! — пыхтел Бранов, но сеть прочно фиксировала тело, и даже на пару сантиметров сдвинуться не удавалось.

Но я старалась. Из последних сил. Еще немного, и рука у меня точно оторвалась бы.

На мгновение кончики пальцев аспиранта скользнули по моим. Золотые огоньки, словно искорки бенгальских огней, разлетелись в разные стороны, но победный крик заглушило чавканье ног по сырой земле.

— Лежать! Не двигаться!

Острие копья сверкнуло и, судя по звуку, вонзилось-таки в землю. Я с визгом одернула руку, зажмурившись.

Бранов охнул и затих. Позабыв, как дышать, я открыла глаза, отчаянно надеясь, что копье не пронзило аспиранта насквозь. Ведь если так… я от разрыва сердца умру на месте!

Обошлось. Бранов все так же лежал на животе, прижатый к земле сетью, а между растопыренными пальцами протянутой ко мне руки расположилось копье. Причем воткнуто оно было с такой силой, что едва ли не по самую кромку бандажа ушло в сырую землю.

С трудом я скосила глаза на возвышающуюся над нами грозную фигуру метателя копья, бьющего себя по бокам не то от раздражения, не то от возбуждения длинным гибким хвостом.

Хвостом?! Так, погодите…

Шея у меня от неудобного положения уже успела порядком закостенеть. Оттого голова, приподнятая над лужей, тряслась, будто меня нехило контузило.

Пару тройку раз.

— Маду, сюда!

Сверкнув кошачьими глазами, наш надсмотрщик ринулся прочь. Копье предусмотрительно выдернул. Бранов тут же облегченно выдохнул и аккуратно подтянул руку к себе. От беды подальше.

— Яфа… милая!

Прозвучало с таким облегчением и нежностью, что я снова попыталась приподняться, чтобы видеть как можно больше.

Кошкотенка уже достали из шерстяного плена Брановского свитера, развязали передние лапы, и теперь другой кошкот, тот, кого назвали Маду, прижимал кроху к себе.

— Маду, погоди, нужно освободить ее.

Еще один кот, чуть покрупнее, выряженный в кожаный нагрудник, принялся аккуратно ощупывать задние лапы котенка, а на поляну все прибывали и прибывали коты с факелами. Они злобно сверкали миндалевидными глазами и подходили поближе, чтобы убедиться, что котенок и впрямь жив.

— Джахо, быстрее давай!

Маду нервно дернул хвостом. Точь-в-точь как мамина кошка, когда не довольна кормом в миске.

— Погоди, — здоровенный Джахо замер и отпрянул. — Пощади нас, Великий Кот, это же серебряная сеть!

«Серебряная, серебряная…» — зашептали голоса, урчание и возмущенные крики раздались отовсюду, а Маду, взревев, с копьем наперевес вновь бросился к аспиранту.

— Ах ты… Да я тебя сам!

Я сжалась в страхе, ухнув щекой в грязь. Сейчас этот монстр аспиранта порешит, а за ним и меня!

Но пара собратьев ловко повисла на спине и плечах Маду, прерывая самосуд. Кот отчаянно вырывался, но Джахо все же сумел его убедить, пару раз грозно рыкнув. Похоже, этот здоровяк в нагруднике у них тут за главного.

— Угомонись! — резкий толчок лапой в грудь будто бы отрезвил Маду. — Нам крупно повезло. Люди поодиночке не ходят, тебе ли не знать? Нужно доставить обоих в деревню. Возможно, сможем разузнать что-то полезное, а затем, — кот как-то особенно злобно зыркнул на Бранова, — сделаешь с ними, что должен.

— Слово? — все еще пылая от гнева и дергая хвостом, уставился на него Маду.

— Слово, — тряхнул ушастой головой Джахо. — Возвращаемся! — скомандовал он. — Глаз с лысых не спускать! Связать!

Пара кошкотов, готовых привести приказ в исполнение, ринулась к нам.

— Ну вот, — протянул, встревоженно глядя на меня, Бранов, когда острые колья, крепящие сеть к земле, выдернули, а нас привели в горизонтальное положение, предварительно крепко накрепко связав. — Кошкотов мы нашли. А ты говорила: «Не знаю куда идти».

— Ага, — оглядывала я огромных, головы на две-три выше меня зверюг. — Уж лучше бы не знала.

— А ну не болтать!

Кот оттолкнул меня, навешав пару затрещин аспиранту. Теплые лапы с грубыми, будто куски пемзы подушечками, обхватили меня и с легкостью закинули на плечо.

Я со страхом глядела, как Бранова уводят в самый конец кошачьей колонны, выстроившейся в считанные секунды и беспрестанно стригущей длинными ушами.

Вот невезуха! Он слишком далеко. Переместиться в наш мир у нас теперь явно не выйдет. Для этого, насколько я уже успела понять, нужен физический контакт.

Я обреченно повисла, уткнувшись лбом в шерстяную, отвратительно воняющую мокрой шерстью кошачью спину. Оставалось лишь ждать, пока Бранов-Баранов либо еще какими своими потаенными способностями блеснет и спасет нас, либо, окончательно отчаявшись, рванет из этого треклятого книжного мира прочь.

Без меня.

* * *

Вода. Вода. Кругом вода.

Лежа кульком на дне хлипкой лодчонки, я молилась лишь об одном: чтобы это чертово кошачье каноэ не перевернулось. Потому как спасать меня точно никто не бросится, а со связанными за спиной руками в одночасье пловцовые навыки я навряд ли обрету.

Кошкот, возвышающийся надо мной будто Колос Родосский в одной набедренной замызганной повязке, мерно греб длиннющим деревянным веслом. Молчал.

Я тоже молчала. Теперь молчала. Пока к реке не вышли и без того вопила почем зря, а теперь копила силы. Когда доберемся до звериного селения, молить о пощаде, похоже, придется долго, громко и… убедительно.

Густая трава, растущая вдоль «судоходного» коридора шуршала от каждого прикосновения. Воздух полнился шорохами, потому я справедливо полагала, что за нами и перед нами скользит не меньше десятка лодчонок, а значит, Бранов где-то там. Да и золотого сияния я не видела, а оно наверняка наделало бы немало шума. Может, ему свобода рук нужна, чтобы сотворить переход?

В попытке углядеть знакомую взъерошенную макушку я чуть приподняла голову и мгновенно удостоилась злобного кошачьего взгляда. Лодка ходуном заходила. Одно неверное движение и низкий борт, покачнувшись, черпнет мутной воды, а кот явно желанием искупаться не горит. Пришлось, вздохнув, вернуться на положенное место. Еще веслом, многозначительно приподнятым над водной гладью, огрести для полного счастья не хватало.

Плыли еще довольно долго. Хотя, может просто время ловко обратилось в жевательную резинку? Тянулось и тянулось, превращая минуты в часы.

Наконец лодка шаркнула по дну. За звуком последовал и легкий толчок. Кот проворно перемахнул через бортик, ухватил каноэ на нос и с легкостью выволок на берег. Затем невозмутимо обхватил меня обеими лапами и забросил на плечо.

Я охнула. Дыхание в ту же секунду перехватило, а к голове снова начала стремительно приливать кровь. Приподнявшись, я огляделась, пытаясь отыскать аспиранта.

Остальные кошкоты тоже причаливали и ловко заволакивали лодки на сушу. Хотя, если уж быть совсем точной, не сушу, а крохотный островок. Округлый обрывочек земли средь болотных трав, освещаемый парой высоких факелов. Тонкие огоньки, отражаясь в воде, сверкали в ночи повсюду, куда взгляд не кинь.

Выходит, островок здесь не один. И даже не два.

Кошкот, приказав не ерзать, прихлопнул меня лапой по бедру, и я послушно повисла, будто завяла. Отчаяние и впрямь лишало сил.

Что делать? Как быть? Все наперекосяк шло, а я, как утверждал Бранов, единственная, кто безоговорочно знает этот мир, внезапно оказалась не у дел.

И ведь кто бы мог подумать, что теплолюбивые зверолюды-убийцы окажутся разумными существами, и жизни в сухих песках предпочтут путешествия на лодках по узким, поросшим травой тропам в дельте реки?

В том, что мы именно у реки, сомневаться было глупо. И навряд ли я удивилась бы, узнай, что эти коты еще и сельским хозяйством на плодородных, сдобренных илом землях удумали заниматься. Хотя вот была бы забава. У них ведь лапки. Лапки! Как же они ими…

Я затряслась от истеричного хохота, за что и получила еще один шлепок.

Преодолев по хлипкому веревочному мосту небольшой островок, служащий скорее лишь причалом, кошкот, а вместе с ним и я, перебрался на островок побольше. Бесцеремонно сгрузил меня на землю.

Ночь была теплой. Но даже не смотря на то, что я вымокла с головы до ног, холода не чувствовала. Однако сжалась в комок, пытаясь оказаться чуть ближе к огромному, пылающему пунцовыми угольями костру.

Пара внушительных кусков дерева шлепнулась в очаг, подняв тучу искр. Пламя жадно обняло поленья, и света стало в разы больше. Появилась неплохая возможность оглядеться и оценить обстановку.

Чуть поодаль на невысоких столбах-сваях возвышался шалаш, чернеющий острой, чуть похожей на пагоду крышей. Он занимал едва ли не половину островка, а значит, и важность имел стратегическую. Да и со всех сторон уже вовсю скрипели мостки, непомерно длинные кошачьи когти цокали по деревянным настилам.

Похоже, я права, у зверья здесь лобное место или… амфитеатр со стоячими местами. Или… столовая.

Я с опаской скосилась на внушительных размеров кострище, надеясь, что нас в нем не изжарят, нанизав как кабанчика на вертел.

Пару минут спустя рядом усадили и Бранова. Руки его, как и мои, были туго стянуты за спиной, но в отличие от меня весь путь он прошел сам, на плече его никто не нес. Потому и вид у него был порядком измотанный. Однако едва сопровождавший его кошкот отошел, аспирант оживился и уставился на меня, многозначительно играя бровями.

«Три, два…» — беззвучно начал отсчитывать он, тараща глаза.

— Яфа, доченька!

Тонкая как веточка кошечка, завернутая в кусок светлой ткани на манер туники, бросилась из толпы. Обняв котенка, а вместе с ним и Маду, она зачастила.

— Ты нашел ее, Маду! Нашел! Она ранена?

Кот стриганул ушами и зыркнул на собрата с копьем. Тот, без лишних слов, кивнув еще паре кошкотов, ринулся к нам с явно недобрыми намерениями. Вот ведь телепаты, ей богу! Кивают да хвостами трусят.

Бранов совсем разволновался.

— Времени нет, Мика, — будто извиняясь, выдохнул он и рванул ко мне, а я инстинктивно подалась вперед.

Столкнулись мы с силой ни на йоту не меньшей, чем частицы в андронном коллайдере. И если аспирант все же старался нанести мне как можно меньше увечий, я же, завалившись на него, вышибла из его, а заодно и из своих легких, весь воздух подчистую. Еще и затылком беднягу к земле знатно приложила.

— О-ох… — только и выдал Бранов, зажмурившись.

Коты засуетились, зашипели.

— Не смейте! Не трогайте! Я свободный человек! — меня, как ту самую репу из сказки, семеро тянули, но я визжала и, обхватив аспиранта ногами поперек туловища, стояла насмерть. — Переносись! Переносись, быстрее!

Вот только Бранов телепортационными навыками блистать не спешил, и вскоре меня, брыкающуюся и орущую, все же оттащили в сторонку, поближе к шалашу. Стянули ноги покрепче, для верности проверив и навязав еще пару узлов на запястьях. Прижав спиной к одной из плохо обтесанных шалашных свай, обкрутили грубой веревкой, и теперь все, что мне оставалось, это сидеть, будто гусеница в коконе, и хмуро глядеть исподлобья на всех, кто решался приблизиться.

Аспиранта тоже не преминули приковать к соседней свае, а кошка все продолжала причитать и обнимать спасенного сперва нами от верной смерти, ну а затем от нас ее сородичами, кошкота.

— Маду, нужно снять с Яфы сеть! Снять сеть! Как ее снять?

Малышка захныкала от боли, ведь кошка попыталась просто-напросто стянуть серебряные оковы.

— Шани, не тронь! — Маду перехватил Яфу, отгородив от взволнованной матери. — Это человечьи силки, ты только хуже сделаешь!

Удивительно, но даже оттянуть нить, как это делала я, у нее не получалось. Обрывки сети тут же начинали предупреждающе звенеть. Шани подступала, то с одной, то с другой стороны, но сделать ничего не могла и оттого горестно и жалобно выла.

— Позовите Мут! — взывала кошка, бросая дикие взгляды. — Она снимет, она…

Подхватив свое нехитрое одеяние, Шани бросилась к мосткам, но убитый горем голос Маду ее остановил.

— Дорогая, — он глядел на кошку, опустившую лапы в предчувствии самого страшного, — серебряную сеть нельзя снять. Ты знаешь. Даже Мут это не под силу.

Шани затряслась от ужаса. Хвостик взметнулся вверх, вниз и понуро повис. Все собравшиеся молчали и даже ушами не стригли.

Ну, вот. Теперь я знаю, как выглядит кошачий траур.

— Прошу прощения.

Прозвучало совсем тихо, будто мышь пискнула. Но коты на то и коты. Они разом уставились на меня так, будто я чудо-юдо рыба-кит и по определению говорить не должна. Собственно, даже Бранов с удивлением вытаращился.

Я же, вытянув шею, пыталась приветливо улыбаться зверюгам, а заодно и говорить как можно членораздельнее.

— Господин… Маду, — ничего лучше, чем обратиться к кошкоту так, как-то не придумалось. — Если я правильно понимаю, серебряную сеть вам с Яфы не снять.

Джахо, тот самый, что казался мне за главного, предостерегающе положил лапу на плечо Маду. Глаза у последнего, к слову, недобро сверкнули. Нужно было продолжать говорить, пока меня слушали. Другого случая наверняка не представится.

— Если ее не снять, Яфа погибнет, поэтому…

— До тех пор, пока моя дочь не отправится в загробное странствие, я буду разрезать каждый клочок твоего тела, отвратительное создание, — прошипел Маду, прижимая уши к голове. — Ты будешь истекать кровью вместе с ней.

Сглотнув и подавив вздох ужаса, я замотала головой. Возможности жестикулировать не хватало как никогда в жизни.

— Минуточку! Я не договорила. Я могу помочь.

— Зажарим ее на костре, Джахо! — зашептал худой, с чуть облезшими боками кот, маниакально сверкая глазами навыкате. — А мужчину допросим и тоже зажарим! Вкус-сс-сно!

Я приоткрыла рот, готовясь возмущаться, молить и снова возмущаться, но Шани выступила вперед, приложив лапку к поднимающейся рывками от волнения груди.

— Ты… можешь спасти Яфу?

Я осторожно кивнула.

— Только не я, — повела головой в сторону аспиранта, — он. Спички все еще при вас, Ян Викторыч?

Бранов удивленно покачал головой. Так и думала. Поди и нож отобрали.

— Шани! Не говори с ними, — зарычал Маду, скалясь. — Лысым веры нет!

Однако кошка сделала еще один шаг мне навстречу. Ради котенка она, похоже, на все готова была.

— Слово?

Что означает этот вопрос, я поняла давно. Еще когда Маду с Джахо говорили на болоте.

— Слово, — чересчур помпезно выдала я.

Не медля, Шани оторвавшись от земли, подскочила и бросилась к Бранову на всех четырех лапах. Вытянувшись, как ищейка, потянула носом. Аспирант зажмурился, вжавшись в сваю спиной.

— Твоя женщина говорит, ты поможешь, — шепотом, будто бы Бранов и сам не слышал нашего разговора, сказала она.

— Помогу. Если отпустите. Обоих.

Коты, преимущественно мужского пола, закричали, прижимая уши к голове и потрясая оружием. Отпускать нас явно не желали. Того и гляди начнутся беспорядки, и нас точно кто-нибудь прирежет. Хотя бы тот самый плешивый черный кот, который, подергиваясь, снова зашептал что-то нелицеприятное на ухо Джахо. Вожак же отчего-то не сводил хмурого раскосого взгляда с меня.

— Шани, — громко, стараясь перекрыть гвалт, проговорил Маду, расправив плечи, — Вернись на место!

— Лысым нельзя верить, Шани, — и вот уже облезлый двинулся в обход кошки, приседая и будто к прыжку готовясь. — А если ты им веришь, то и нашего доверия не жди.

Но Шани скачком развернулась к сородичам, прикрывая аспиранта собой. Ощерилась. И если до этих пор она в некоторых чертах и напоминала человека, то теперь зверь полностью овладел ей.

— Только рискните. Рискните! Я каждому глотку перегрызу, кто попробует навредить человеку! Яфа будет жить! Даже ценой моей жизни. Я сражусь с любым! Если победа за мной, людям дадут свободу!

Толпа снова возбужденно загалдела. Похоже, я все же поспешила с выводами. В кошкотах куда больше звериного, чем человеческого, а решающим аргументом в любом споре является сила. И сейчас между нами и верной смертью стояла лишь хрупкая кошечка, в этой самой силе явно уступающая доброй половине собравшихся.

— Чори! Не забывай, последнее слово здесь за мной.

Я вздрогнула и уставилась на Джахо. Его голос будто враз успокоил котов. Сам же облезлый Чори замер, будто его хозяин за пакостным делом застукал.

Я хохотнула. А этот Джахо мне уже нравится!

— Шани, успокойся, — начал вожак, чуть выступив вперед. — Маду мне брата роднее, а Яфа как дочь. Ты знаешь. Но я не могу обменять ее жизнь, на жизнь всей стаи.

Шани чуть распрямилась, безотрывно глядя на Джахо. Слушала. Вот только бдительности не теряла. Ухо с пуховой кисточкой на конце то и дело в тревоге дергалось, отслеживая каждое движение Чори.

— Эти люди принесут беду, — продолжал убеждать кошкот. — Если отпустим, они приведут остальных, и тогда…

— Джахо!

Вожак тут же замолчал и обернулся. Тяжело ступая и опираясь на корявую клюку, к Маду с Яфой в лапах вышел кот. Он горбился, а глубокий капюшон надежно скрывал морду, так что определить его пол было невозможно. За спиной у кота с неестественно громким шумом, будто чем-то нарочно утяжеленный, волокся подол плаща. Кошкоты, при виде старца, почтительно кланялись и расступались, перешептываясь.

А вот и местная знаменитость. Может, тоже вожак? Или шаман какой.

Я судорожно пыталась припомнить сюжет своей книги, а заодно и выяснить, кто же этот старик. Но о кошкотах история была совсем короткой. Второстепенные персонажи, зло, которое требовалось победить, чтобы люди, наконец, вздохнули спокойно. Да и основная часть повествования «Императора» была занята историей любви девушки-простолюдинки и полубога, правителя пустынь.

Эх, голова моя глупая! От досады я едва не заревела.

Шани тем временем распрямилась, обратившись в стройную, будто и не способную вовсе нашинковать всех и каждого в мелкий винегрет кошечку.

— Мут, ты услышала мой зов, — склонилась она в поклоне, выгнув спинку. — Помоги спасти Яфу!

Таинственная Мут, неожиданно для меня оказавшись женщиной, подошла чуть ближе и встала аккурат между кошачьим народом и нами.

— Яфе я помочь не в силах, — проскрипела, будто несмазанная телега, Мут. — Но у меня было видение.

Коты совсем замерли.

— Говори, мудрейшая, — приложил лапу к груди Джахо в почтении.

Мут немного помолчала, развернувшись к нам мордой. Мне стало зябко. Темная дыра капюшона скрывала глаза этой кошки, но и без того понятно: взглядом в эту секунду сверлит она именно меня.

— У меня было видение, — повторила кошка. — Сияя золотом, в мир спустилась богиня.

— Великая Кошка? — огромные зеленые глаза Шани сделались еще больше. — Прародительница?

Мут отрицательно покачала головой и, вызвав всеобщее благоговейное «ох», произнесла.

— Нет. Она стоит выше прародительницы. Она перемещается вне времени и пространства из мира в мир, а ее сила способна разрушать любые оковы и сети. — Мут помолчала, подогревая любопытство. А может, и просто пытаясь припомнить, что сказать хотела. Лет-то уж ей явно немало. — Имя ей Мать. И она сейчас здесь.

«Здесь? Здесь?» — раздалось со всех сторон, а затем вновь тишина. Одинокий сверчок цвиркнул где-то неподалеку и тут же смолк.

Медленно развернув голову, я уставилась на глядящего с ответным недоумением аспиранта. Вот так поворот! Тот смотрел своими темными глазищами и напряженно хмурился в раздумье.

И меня вдруг осенило.

— Ян Викторович, — одними губами произнесла я. Отчего-то сердце заколотилось как сумасшедшее. — Получается… Это вы кошачья богиня что ли? Мать?

Бранов сперва приоткрыл рот. Затем закрыл. Потом снова приоткрыл.

— Ты с дуба рухнула что ли, Вознесенская?

Если бы могла, плечами в ту секунду пожала. А так, только губу закусить в раздумье смогла.

— Ну, вы же перемещаетесь между мирами. Светитесь золотом и умеете пережигать магические сети.

Коты внимательно вслушивались в каждое слово, а старуха в капюшоне будто бы с удвоенным интересом внимала.

— Ну, совсем двинулась, — простонал аспирант, выразительно таращась. — Речь идет о богине! И если ты все еще не заметила, — зачем-то подбородком пытался указать себе на грудь Бранов. — Я мужчина. Мужчина!

— Это непроверенный факт, — невозмутимо сощурилась я. — А вдруг…

— Есть только один способ узнать наверняка, — не дыша, прошептала Шани, переводя вопросительный взгляд с нас на Мут. — Освободить Яфу. Разрушить человечьи силки.

Старуха, пристукнув клюкой, согласно тряхнула головой, и в ту же секунду Джахо махнул лапой.

— Освободить лысых.

Шани повернулась к вмиг развязанному Бранову, тщательно следя, чтобы никто не смел его и когтем тронуть. А затем и за моим освобождением проследила.

Все те пару метров до кострища показались мне целой вечностью. А что если все это ошибка и ничего не выйдет? Изжарят нас и съедят. Облезлый уж точно наметился закусить человечинкой.

Бранов шел рядом и, подойдя к Маду с Яфой в лапах, повел рукой, предлагая мне попробовать снять силки первой.

— Нет, — замотала головой в страхе я. — Сперва вы.

Под всеобщее молчание аспирант подошел к костру, ткнул в угли первой попавшейся под руку хворостиной. Поджег.

Яфу тем временем уложили на землю, и Бранов, будто самому себе решительно кивнув, присел на корточки. Я затаила дыхание, но едва он коснулся сети, та предупреждающе зазвенела комариным писком.

Внутри у меня тут же все обмерло.

Словно во сне я опустилась на колени перед котенком. Руки не слушались, ладони вспотели. Воздуха катастрофически не хватало.

— Давай, Мика, — ободряюще шепнуласпирант.

На секунду задержавшись над слипшейся, окровавленной шерсткой, я коснулась серебряной нити. Как и прежде, без труда поддела ее пальцем и потянула на себя. Бранов тут же поднес горящую хворостину, и нить человечьих силков лопнула, засияв.

Шани зашептала что-то, сложив обе лапы на груди, а старуха наконец откинула капюшон. Под ним не обнаружилось ни кошачьих усов, ни влажного треугольного носа. Только привычное, человеческое лицо, испещренное глубокими бороздами морщин.

— Приветствуем тебя, Создательница, — склонилась предо мной Мут, а за ней и остальные коты попадали ниц, отбрасывая копья и луки.

Даже воинственный, гордый вожак Джахо до того низко опустил голову, что длинные уши лопухами расстелились по земле.

Глава 11. Бранов удивляет

Из грязи в князи, точнее, в кошачьи богини. Что ни говори, а нехилый у меня скачок по карьерной лестнице.

Оправившись от всех волнений и тревог, я сидела на берегу, поджав ноги, и то и дело зачерпывала ладонями желтоватую воду. Все пыталась отмыться, но запах болотной тины, похоже, будет преследовать меня до скончания веков.

Правда мою одежду, едва только Яфа была освобождена, а кошкоты вышли из благоговейного экстаза, забрали местные женщины и пообещали привести в порядок. Взамен принесли кусок почти белоснежной ткани. Ее-то кошачьи рукодельницы и превратили в бесформенное подобие платья, ловко навязав пару узлов у меня на плечах и подмышками.

«Великий Кот, — то и дело дивились они, несмело касаясь теплыми лапами моих рук и спины. — И впрямь эти люди совсем лысые!»

Смущение опалило щеки, едва только припомнила, как кошки с горящими глазами восхищались бесшерстостью моего тела.

— Так эта Мут, если я правильно понял, сфинкс?

Бранов, стоя неподалеку по щиколотку в воде и старательно выжимая рубаху, распрямился. Он предпочел остаться в своих штанах, пусть и замаранных. Рядиться в тогу, аки Цезарь, аспирант наотрез отказался.

— Видимо так, — согласилась я, пытаясь наощупь определить, осталась ли грязь на лице и волосах. — У нее кошачье тело, хвост и лапы, а лицо — человечье. Хотя, историк тут вы, так что, вам виднее.

Аспирант хмыкнул.

— Ну ты, конечно, насобирала. Всех, кого могла в свою книжку засунула.

— Говорю же, — возмутилась я, напоследок оглядывая себя в водной глади, освещенной длиннющим факелом, — здесь все совсем не так! Никаких сфинксов я не…

— Создательница, — склонились, будто ниоткуда взявшиеся, кошкоты, — Мут уже ждет тебя. Идем.

Дождавшись, пока Бранов выберется на сушу и развесит рубаху на веревочном перилле мостка, я отправилась вслед за котами.

Домик Мут, жрицы сфинкса, ничем не отличался от остальных, что удалось разглядеть по пути. Разве что располагался на самом отдаленном от места общего сбора островке. Но сейчас здесь было на удивление людно. Вернее, правильнее будет сказать… кошкотно?

Зверье выстроилось в колонну и небольшими группами входило в укрытие. Обойдя пляшущий перед шалашом костерок, окруженный комьями уже закалившейся глины, я несмело заглянула внутрь.

— Входите, входите, — закивала седовласой головой Мут. Коты, завидев нас, в мгновение ока расступились. — Маду, Шани, пара прикосновений, и можете забрать Яфу. Думаю, теперь ей ничто не грозит.

Котенок на лежанке был в сознании и впрямь выглядел гораздо лучше. Кошкоты по очереди подходили к нему, приседали и, прикрыв глаза, клали переднюю левую лапу на грудь. Пара секунд, и кот или кошка уступали место следующему, и все повторялось вновь.

Таинственный ритуал проходил в полном молчании, и я лишь уверилась в существовании телепатической кошачьей связи. Неспроста все эти финты ушами да хвостами.

— Я благодарна тебе, — Шани одним прыжком очутилась рядом, едва мы вошли, — тебе и твоему мужчине.

— Он не мой… — запротестовала я.

— Я не ее, — Бранов сморщился, коснувшись располосованного Яфой плеча. — Мы просто друзья.

Шани забавно выставила ушки домиком. От необходимости объясняться, нас избавил вовремя подоспевший вожак.

— Яфа рассказала, как попала в силки, — Джахо встал за спиной кошки, одарив Бранова суровым взглядом. — Значит, твоей вины, лысый…

— Джахо! — с осуждением заурчала Шани, и кот тут же, пусть и неохотно, но поспешил оговориться.

— Твоей вины, человек, тут нет, — сложил зверь лапы на груди. — Думаю, это люди с востока.

Я с удивлением глядела на Джахо. Тот если и принял меня, как Создательницу, Бранов оставался лишь человеком, лысым, как тут принято говорить. Так что если бы не моя протекция…

— Да, — ответил аспирант, упрямо глядя в желтые, сверкающие на слабом свету глаза вожака. — Мы нашли Яфу во время своего путешествия. Она уже была ранена, и если и впрямь неподалеку есть те, кто отважился навредить ребенку, я бы порекомендовал не отпускать ее больше одну так далеко.

Бранов снова сморщился, поведя плечом в окровавленных лоскутках, а я с удивлением уставилась на него. Надо же, похоже, педагог только что, гордо вскинув голову, заявил о себе. Ведь как иначе объяснить этот нравоучительный тон и едва приподнятую бровь?

— Нет-нет-нет! — зачастила Шани, виновато прижав уши. — Мы не отпускали Яфу. Она собирала улиток у границы леса и, верно, увлеклась и угодила в силки.

Улиток? Все нутро перевернулось, едва вспомнила, как липкая каша текла по лицу. Так вот почему в корзине было столько слизи! Гадость несусветная. Оставалось надеяться, что эти улитки здесь используются сугубо в хозяйственно-лекарственных целях.

— В любом случае, — упорствовал Бранов. — Девочка попала в сеть и могла погибнуть.

— Серебряные сети сложно заметить, — вмешался Джахо, положив лапу на плечико виновато моргающей Шани. — Лучшие из наших следопытов порой сделать это не в состоянии. Растяжка может состоять из одной единственной нити, а коснувшись жертвы, она в мгновение разрастается и душит.

— Выходит, — протянула я, опережая вновь решившего поумничать аспиранта, — Яфу хотели поймать люди? Но зачем?

— Не поймать, — набычился вожак. — Серебряные сети не для охоты, для убийства. Снять их не в силах ни кошкоты, ни даже сами лысые. Это верная погибель.

— А ты смогла, Создательница! Ты ее спасла!

Шани согнулась в три погибели в почтении, а шерстка на ее холке нервно задергалась, приподнялась. Кошка, верно, припомнила, чем мог обернуться поход за улитками для ее дочери. Я с ужасом выдохнула, отводя взгляд. Вопреки заверениям, божественной силы в себе я не чувствовала, хоть тресни.

— Но зачем же убивать? Неужели с людьми договориться нельзя? Живите и не мешайте друг другу!

Обидно отчего-то стало, что моя, на первый взгляд, идеальная история любви оказалась как шкатулка с двойным дном. Причем это второе дно, прогнившее до основания.

Джахо внимательно поглядел на меня и нервно дернул хвостом.

— Мы пытались. Пусть мне свидетелем будет Великий Кот, пытались.

За его спиной многочисленные посетители домика ведуньи медленно тянулись к выходу и, верно, слыша, о чем идет речь, одобрительно кивали.

— И нашему народу это даже удалось, — подошел Маду с Яфой в лапах. — Когда-то мы жили в мире. Еще до поколения моего деда.

Девочка обняла отца за мощную шею, и теперь то и дело бросала смущенные взгляды на нас с аспирантом.

Вожак кивнул, подтверждая правдивость слов Маду, и заговорил, пытаясь перекрыть нежное мурчание Шани, принявшейся гладить Яфу по спинке.

— До тех пор, пока люди не заключили союз с Черным Псом, мы жили бок о бок. Нас почитали.

— Черным Псом? — в удивлении встрепенулась я. — Это еще что за…?

Бранов предупреждающе коснулся моей руки, одним взглядом говоря: «Вознесенская, хоть раз в жизни помолчи!», но Джахо уже недоуменно воззрился на меня. Вовремя спохватившись, я закивала, мол: «Ах, да! Вспомнила!»

Выдавать свое небожественное происхождение опасно. Молчание в этом треклятом параллельном мире не просто золото: жизненная необходимость и возможность не оказаться на вертеле.

— Едва Черный Пёс пришел к власти, — удовлетворившись моей реакцией, продолжал Джахо, — часть стай оттеснили в пустыни. Отныне они кочуют с места на место в поисках оазисов. Наши же предки предпочли уйти ближе к реке.

— Здесь рыба, — поддакнула Шани.

— И улитки.

Это Яфа вновь выглянула из-за плеча, улыбнулась Бранову и смущенно зарылась носом в жесткую шерсть на шее отца.

— А об улитках мы позже поговорим, — сердито оскалился Маду.

Я усмехнулась, глядя на малышку. Похоже, кого-то здесь явно ждет взбучка вселенского масштаба.

Джахо же тем временем, выпятив мощную грудь, воинственно распушил ломанные усы.

— Как бы то ни было, Создательница, не тревожься. Наше положение временное. Придет время, и мы отвоюем сухие земли. Даю слово.

— Слово, — одновременно, повторили Маду с Шани.

— Слово! — даже Яфа вновь отважилась выглянуть. Глазки ее сияли нешуточным огнем.

Коты одобрительно захохотали, а Джахо, до сих пор стоящий с важным видом, скрестив когтистые лапы на груди, внезапно смягчился и потрепал малышку по голове.

— А теперь пора спать, — тоже все еще ухмылялся Маду, и его кошачья морда жутковато вытягивалась от улыбки. — Попрощайся с Создательницей до утра, Яфа.

Кроха вновь сверкнула глазками на аспиранта, а затем и на меня смущенно поглядела.

— Теплых снов, Создательница!

Я только поулыбалась в ответ и махнула рукой. Чудно, право слово. Быть богиней и приятно и… Нет. Это приятно! Безумно приятно!

— И вы отправляйтесь отдохнуть, — продолжал командовать Джахо. — Я распоряжусь, чтобы в Доме Совета для вас сложили постели из свежей соломы.

— Мы не можем остаться, — затаив дыхание глянула я на Бранова. — У нас… вернее, у меня, как у Создательницы, здесь миссия. Нам нужно идти и…

— Нет, — внезапно остановил поток моих робких оправданий аспирант. И, кажется вовремя. Джахо уже вновь набычился и глядел исподлобья. — У тебя, Создательница, — намеренно, будто бы чуть насмешливо, выделил Бранов, — слишком слабое воплощение в этом мире. Придется отдохнуть сегодня, а завтра продолжим путь.

— Верное решение, — прокряхтела откуда-то из темноты шалаша Мут.

В нерешительности переминаясь с ноги на ногу, я сердито глянула на аспиранта. Разумеется, ему виднее, но как по мне, мы и без того времени с лихвой потеряли.

Внимательно наблюдающие за мной кошкоты, очевидно, приняли мои метания за страх.

— Создательница, позволь нам предоставить тебе ночлег, — старался учтиво басить Джахо, но выходило у него еще жестче и резче, чем обычно. — Здесь безопасно, а лысые не посмеют напасть. А если и посмеют, мы передавим их словно курят.

— Мы будем защищать тебя, — в унисон вторил Маду товарищу, с медленно мигающей сонными глазками Яфой в лапах. — Тебя и твоего друга.

— Хорошо, — наконец сдалась я. Все равно помощи ждать от аспиранта не приходилось. — На ночь останемся. Так уж и быть.

Кошкоты наконец успокоились и двинулись прочь, и вскоре в шалаше остались лишь мы с Брановым и Мут.

— Идемте к огню, — прокряхтела сфинкс, скинув плащ.

Глаза у меня чуть не выпали, ведь под старой хламидой оказались самые настоящие крылья! Темные, чуть запылившиеся на кончиках перья врастали в спину и тянулись ровными рядами до самой земли.

Я глянула на аспиранта, ожидая увидеть полный негодования за мои нелепые выдумки взгляд, но он лишь морщился и то и дело прикрывал глаза.

— Очень больно?

Я коснулась его руки, чуть ниже импровизированных бинтов, а Бранов попытался совсем неправдоподобную улыбку выдавить.

— Терпимо. Не беспокойся.

Ну, да. Как же тут не беспокоиться.

— Я помогу, — прошаркала Мут к выходу. Крылья, будто перебитые, волоклись за ней шлейфом. — Идемте наружу.

У костерка было в разы уютнее, чем в полутемном шалаше. Присев рядом с аспирантом, я принялась наблюдать за сфинксом. Она аккуратно обнажила раны и приложила свою львиную лапу к кровоточащим порезам. Бранов охнул, вцепившись пальцами здоровой руки в коленку. Каждый мускул груди у него напрягся, и я поспешила отвернуться, потому как сознательно не пялиться на полуобнаженного препода у меня никак не выходило.

— Достаточно, — отпрянула сфинкс. — Дальше само заживет, не загноится.

Бранов, да и я вместе с ним, с удивлением уставились на то место, где еще недавно зияли крупные рваные раны.

— Магия, — взволнованно прошептала я. — Вот это да-а-а…

Мут улыбнулась и все складочки и морщины на ее лице помножились на два.

— Мы не наделены магией, Создательница, — покачала седовласой головой она. — Это секреты людей. Мы лишь помогаем, чем можем. Забираем часть боли через касание.

— О как, — смущенно потерла я нос.

Посему-то в эту секунду ощутила жуткую неловкость. Выходит, это я не наделила кошкотов магическими силами? Не доглядела, значит.

— Вы и с Яфой это провернули?

Мут кивнула, отвечая на мой вопрос.

— Она была ранена серьезнее, — протянул аспирант, поглаживая алые рубцы свежей кожи на плече. — Поэтому столько кошкотов прикасались?

— Если забрать слишком много боли, можно и самому погибнуть, — совершенно спокойно отозвалась сфинкс. — Побудьте здесь.

Мут с трудом поднялась и поковыляла в шалаш. Долго чем-то гремела и шуршала, а затем вынесла пожухший пальмовый лист, на котором как на тарелке лежала одна-единственная рыбина и несколько небольших, странного вида крученых рожков.

— Поешьте, — скомандовала она и уселась у костра, обернувшись хвостом с кисточкой на конце.

Не дожидаясь повторного приглашения, я ухватила рыбу. Бранов с недовольным видом взял один из рожков. Принюхался и с укором взглянул на меня.

— Даже не гладите на меня так, — лихо открутила я головешку вяленой рыбехе. — Улиток есть ни за что не стану.

Когда с нехитрым угощением было покончено, Мут подала голос. До тех пор она просто молча наблюдала за нами.

— Итак, что привело тебя в наш мир?

Аккуратно сложив все косточки и плавники, я бросила их в огонь. В кои то веки предусмотрительно молчала, потому как обращалась сфинкс явно не ко мне.

— Вы ведь и без всех этих вопросов знаете, кто я и зачем пришел.

Я покосилась на Бранова. Это он так на свои перемещенческие суперспособности намекает?

Мут загадочно моргнула, и принялась выписывать гибким хвостом волны, заставляя пыль вздыматься клубами. Она словно в легкую дымку вырядилась и оттого казалась еще загадочнее.

— Верно. Я помню практически все свои жизни, и не раз видела таких как ты, Укротитель. Но чтобы кто-то из вас привел с собой Создателя… Зачем ты это сделал?

Женщина воззрилась на меня, а я недоуменно скосилась на аспиранта. Что за укротители еще? Секта? Тайный клан? Только бы не извращенцы какие-нибудь.

— Это уже дела нашего мира, — Бранов, не обращая ни на меня, ни на помрачневшую Мут ни малейшего внимания, потянулся и ухватил еще одну печеную улитку.

Неужто во вкус вошел?

— Не забывайся, мальчик.

Хвост сфинкса хлыстом стеганул воздух.

— А что будет? Повелите котам нас загрызть? Не советую, — похоже, Бранов совсем свихнулся. И откуда столько высокомерия? — В ваших же интересах умаслить меня и помочь. Ведь полагаю, Высший не обрадуется, узнав, что на его территории прижился нелегал.

Мут подалась вперед, зло сузив глазки, даже хвостом бить прекратила.

— Ян Викторыч, — предусмотрительно нащупала я руку аспиранта и стиснула покрепче.

Лицо сфинкса стремительно теряло человеческие черты, а глаза загорались, если и не адовым, то явно ничего доброго не предвещающим огнем.

— Не бойся, Мика.

Жрица еще долю секунды глядела на Бранова, а затем расслабилась и принялась помахивать хвостом с кисточкой. Зверь в ней словно вновь в спячку впал.

— Так мы с вами договорились? — приподнял бровь аспирант. — Вы должны знать, зачем такие как я приходят. Этот мир присвоил то, что ему не принадлежит. Так нельзя.

Мут моргнула еще загадочнее и, казалось, совсем успокоилась, вернув благоприятное расположение духа.

— Нельзя. Ты прав.

— Тогда, будьте так любезны, — словно орех разбил очередную раковину аспирант и отправил кроху улиточьего мяса в рот, — покажите, где брешь. Я заберу то, что мне нужно и уйду с миром. Никому не наврежу. Вам и вашему племени уж тем более.

Мут долго и пристально глядела на Бранова, и отбивала нервную дробь хвостом. Аспирант, не отводя глаз, в темноте сделавшихся еще чернее, смотрел в ответ.

Наконец, сфинкс смилостивилась.

— До Камня Поклонения полдня пути на восток. Это место пропитано силой, думаю, брешь может быть там.

Я взволнованно заерзала.

Постойте-ка, на восток? Там же люди со своими серебряными силками! И кто знает, как они отреагируют. Вряд ли уверуют в меня так же, как и кошкоты. Меня что, одну это волнует?

— Спасибо. Думаю, это то, что нужно.

Бранов поднялся. Мут за ним.

— Сегодня переночуйте в Доме Совета, а завтра после заката отправимся в путь. Днем идти опасно, да и солнце нещадно палит, — оглядела она меня с головы до ног и поклонилась, наверное, в сотый раз. — Это огромная честь для меня, увидеть наконец Создателя. За все свое существование я не видела оных. Это честь для меня.

Я неуклюже склонилась в ответ.

— А ты в ответе за Создателя, — мрачно глянула Мут на аспиранта, — раз уж привел.

— Я сам разберусь.

Сфинкс вымученно улыбнулась и побрела к шалашу, подволакивая крылья.

— Мне кто-нибудь, что-нибудь объяснит, в конце-то концов? — зашипела я, провожая шаркающую старуху взглядом. — Какая еще брешь? Зачем нам идти поклоняться камню?

Аспирант улыбнулся, вновь погладив свое внезапно зажившее плечо.

— Камню поклоняться… — цокнув, повторил он, помогая мне подняться. — Чтобы найти Оксану, мне нужно попасть в материю, центр мироздания книги. Причем попасть добровольно.

— Добровольно? — кралась я к месту обещанного ночлега по необтесанным доскам болтающегося из стороны в сторону веревочного мостка.

— Если нас затянет, как и Оксану, толку не будет. Вытащить нас и вернуться я не смогу.

Я расстроенно помычала в ответ. Думала, аспирант всесилен. Вон как с Мут говорил! Словно, откажись она помочь найти таинственную брешь, он к чертям весь мир разнесет и камня на камне не оставит.

— То есть Оксана сейчас в материи? Уверены?

Обуви кошкоты, разумеется, не носили, а моим ботинкам, вымокшим и расклеившимся, требовалась сушка и основательный ремонт. Поэтому до завтра ходить мне босой, хотя уже сейчас все пятки в занозах.

— Думаю да, — шел аспирант позади меня, внимательно следя, чтобы я в воду с мостка не ухнула. — Завтра найдем брешь и узнаем. Главное, не пересечься с основной сюжетной линией.

— А это еще почему? — разочарованно протянула я.

Встретить вживую императора Айтера хотелось до смерти. Это мужчина моей мечты. Такой красавец, что ножки подкашиваются, да коленочки трясутся.

— Потому что сюжет куда крепче закулисного мира, — моего разочарования Бранов явно не уловил. — Изменить что-то в нем довольно сложно, и мы там будем как бельмо в глазу. Нас сразу вычислят, и если просто вышвырнут обратно в наш мир… В общем, это еще самое лучшее, что может произойти. Но раз Оксану затянуло, то, думаю, нас тоже отправят в материю. Разлагаться.

Жутковато звучит, и, похоже, не видать мне моего Императора.

— Надеюсь, здесь мы не будем разлагаться, — задумчиво протянула я. — Как вы сказали? В закулисном мире?

— Угу, — кивнул Бранов, — именно. Нет. Пока нас не обнаружили, можешь быть спокойна, Вознесенская.

Не сказать, что ему удалось меня успокоить, но все же… Только бы Оксана там совсем не разложилась!

От ужаса у меня язык ворочаться перестал. Поэтому остаток пути мы шли молча. Перебираясь от островка к островку, наконец оказались у Дома Совета: того самого шалаша на сваях с крышей пагодой.

Встречные коты улыбались и предлагали нам рыбу и улиток. И если аспирант набрал целые карманы местного деликатеса, то мне есть совсем не хотелось. Несоленая вяленая рыба на вкус хуже, чем просто отвратительная, а съесть пусть и печеную теперь, но некогда слизкую и противную улитку… Нет уж, увольте. Я пока от голода не умираю.

— Ян Викторович, а кто такие…

— Кажется, — поджал губы Бранов, плюхнувшись у огромного костра перед Домом Совета и достав улиток из карманов, — мы уже перешли на «ты». Там, в лесу.

Действительно, аспирант не лгал. Я и впрямь имела неосторожность фривольно обратиться к нему. Несколько раз причем.

— Простите, — затараторила я, — нехорошо получилось. Я просто…

Бранов глухо заворчал, отбрасывая осколки ракушек в огонь.

— Не тараторь, — выставил он ладонь. — Спокойно. Учитывая неординарность обстоятельств, здесь можешь обращаться ко мне на «ты» и по имени.

Он улыбнулся, а отражения костра в его темных глазах заплясали веселее. Потерев ладонь о штанину, он протянулся ко мне, будто познакомиться хотел.

— Ян.

От сердца отлегло, а улыбка сама собой на лице отобразилась. Несмотря на все доводы «за», у меня частенько возникало стойкое ощущение, что я его невероятно раздражаю. Но раз уж мы теперь на «ты»…

Я уселась рядом и бойко подала руку в ответ.

— Очень приятно, Ян. А я Мика. Думала, уж и не предложите на «ты»… — я хохотнула. — Вернее, не предложишь.

Бранов пробубнил что-то не совсем радостное в ответ, жуя своих улиток, а затем напомнил.

— Ты что-то спросить хотела.

— Ах, да! — я совсем развеселилась и осмелела. — А кто такие эти «Укротители»?

— Очень приятно, Ян. А я Мика. Думала, уж и не предложите на «ты»… — я хохотнула. — Вернее, не предложишь.

Бранов пробубнил что-то не совсем радостное в ответ, жуя своих улиток, а затем напомнил.

— Ты что-то спросить хотела.

— Ах, да! — я совсем развеселилась и осмелела. — А кто такие эти «Укротители»?

— Я Укротитель, — скривился он. — Ты же сама уже догадалась, зачем спрашиваешь.

— Но не тигров же ты укрощаешь!

— Я же объяснял уже, — Бранов поерзал и с осуждением поглядел на меня, — такие как я, не позволяют книжкам совсем наглеть. Ты чем слушаешь?

Я расстроенно сникла. Сам поди не знает, потому и ответить нечего.

— Ладно, ладно. Поняла я, что Укротители укрощают книжки. Масло масленное, ей богу! Еще-то хоть можно спросить?

— Ты же все равно не отстанешь, — пожал плечами Ян и захохотал. — Юный мой натуралист! Тебе бы на учебе подобное рвение, цены б тебе не было!

Я улыбнулась, пытаясь удержать в памяти несколько десятков вопросов разом.

— Ты назвал все это «закулисным миром». Закулисный… Как это вообще?

Расправив обнаженные печи, Ян задумался на секунду. Будь его воля, точно бы целую лекцию провел. Со слайдами и последующим тестированием, будь оно неладно.

— Закулисье — это скорее мой личный термин. Я его придумал, потому как ни одна история не висит в вакууме. Основная нить сюжета не может существовать без внутренних событий, поэтому мир словно надстраивает необходимые и недостающие связи. Правда, для этого нужна энергия, а значит, историю должны читать. Тогда она становится живой и никого не затягивает в материю. Если автор верно выстроил сюжет, не создал предпосылок к внутренним смысловым конфликтам, закулисье выстраивается легко и логично.

— Ясно, — протянула я, повертев головой. — Это как айсберг. История книги — верхушка, а надстроенный мир — закулисье, его глубинная смысловая часть.

Бранов удовлетворенно кивнул.

— Вот видишь, соображаешь, когда хочешь.

Я покривилась в ответ.

— Но если так, то почему мне тут мало что знакомо? Я ведь автор… Почему кошкоты оказались совсем другими?

— Значит, недодумала ты свой мир. По неосторожности создала конфликтные цепочки событий и предпосылки к ним.

Бранов сморщился сплюнув. Похоже, ему вместе с мясом обломок ракушки попался.

— Ой, порадовал… — расстроенно сникла я и принялась теребить край самодельной «туники». — Век корить меня за дурной сюжет будешь?

Аспирант в удивлении поглядел на меня.

— При чем здесь это? Речь совсем не об идее, а об исполнении. Принимай этот надстроенный мир, как результат работы алгоритма, Мика. Один сбой в исходных данных, и все полетит кувырком, — он вдруг заухмылялся, словно припомнил что-то интересное. — Мне однажды рассказывали, как из-за конфликта между основным сюжетом и надстроенным внутренним миром в книге такая путница начала твориться! Даже текст перестраивался, что само по себе практически невозможно! Естественно, такую книгу бросали на полпути. Как следствие, ей не хватало энергии, она пробудилась и…

Аспирант махнул рукой, недвусмысленно намекая на то, как книжка все что ни попадя затягивать принялась.

Я потупилась. С моим «Императором», похоже, творилось что-то подобное, но гораздо в менее разрушительных масштабах. Вот только верить в то, что я настолько глупа и набедокурила в своем же сюжете, совсем не хотелось.

— Хотя, я думаю, — продолжил Бранов, вырвав меня из задумчивости, — глубоко внутри ты все об этом мире знаешь. Даже о закулисье. Просто это вытащить нужно. Ты ведь смогла привести нас к котам.

Он вдруг ни с того ни с сего ободряюще улыбнулся, развернувшись ко мне всем телом.

— Да, наверное, — не стала спорить я. — Знаю.

Немного помолчали, а затем аспирант поднялся.

— Спать пойду, — кивнул он в сторону шалаша. — Ты как?

— Посижу еще немного.

Оправив самодельное платье и поджав пальцы на ногах, опустила взгляд. Дождусь, пока он уснет, а то засыпать рядом будет как-то неловко, неправильно и… волнительно?

— Хорошо. Только не вляпайся еще во что-нибудь, — как ребенку пригрозил мне Бранов и только сделал пару шагов, как я его остановила.

— Ян!

— М-м-м? — чересчур поспешно обернулся он.

Как ни крути, а обращаться на «ты» пока еще сложно. Непривычно. Не один день привыкать придется. Хотя, о каких днях речь? Уже завтра спасем Оксану, вернемся домой и… все на этом.

— Почему… — я помедлила, теребя не подшитый край полотна, а затем, собравшись с духом, подняла голову, — почему ты не ушел в наш мир, когда нас поймали? Возможность ведь была.

Вопрос и правда мучал меня. И уже давно.

— Я так тебя допек, что ты поскорее одна мечтаешь остаться, о, Создательница этого мира? — Бранов до того рьяно сморщился, что я улыбку не сдержала. — Вот так и меняет известность людей.

Вместо ответа отшутился. Хм… не к добру.

— Не в том дело, — замотала головой я. — Если бы не Мут, нас зажарили бы и съели! А ты в любой момент мог уйти и…

— Мог, — пожал плечами Ян. — Но, говорят же, коней на переправе не меняют.

Я сперва недоуменно глядела на него, наблюдая, как уголочки темных глаз растянулись, выдавая улыбку.

— Я не конь, — деланно возмутилась, не зная, куда от смущения деться, — а Мать Всея Котов, на минуточку.

Его такая уютная улыбка стала еще шире, а мое платье, сооруженное кошками, вдруг показалось таким открытым, таким коротким…

— Вот именно, — перестав беспричинно ухмыляться, развернулся и махнул на прощание Ян, твердым шагом направившись к домику. — Доброй ночи, Матерь Котов.

Я захохотала в голос и едва в ответ: «Доброй» выдавила. Бранов скоро скрылся во тьме шалаша, а я осталась у почти догоревшего костра, глупо ухмыляясь и размышляя.

— Создательница, развести огонь для тебя?

Я вздрогнула и уставилась на неслышно подкравшегося кошкота. Он глядел на меня, заинтересованно выставив уши вперед, а уголья в костре и правда стремительно теряли цвет, покрываясь белесым налетом пепла.

Сколько я так просидела? Наверняка не меньше часа, раз уж даже поленья прогорели.

Задрав голову, я вдохнула полной грудью. Значительно посвежело, а небо уже прожилками розового золота подернулось. Скоро совсем рассветет.

— Нет, — поднялась, неловко улыбаясь кошкоту. Все еще не верилось, что я здесь сродни богине. Сумасшествие какое-то! — Я спать пойду. Спасибо.

Угодливо приседая, чтобы не быть выше меня ростом, двухметровый котяра проводил меня до самого порога. Откланялся раз дцать и снова вернулся к огню, наверняка планируя, по завету Джахо, стоять в карауле у Дома Совета остаток ночи.

В просторном шалаше довольно темно было и пусто. Только пара специально сооруженных для нас лежанок в углу да огромного диаметра пень в центре, будто стол, а на нем единственный источник света: фитиль в жиру. Да и тот почти догорел, закоптив чашу.

Несмело ступая, я прошла внутрь, погасила огонек и улеглась в углубление соломенной лежанки, поверх которой лежала выскобленная мягкая шкура: знак особого кошачьего расположения, надо полагать. Попыталась заснуть.

Однако усталость наотрез отказывалась выполнять свои прямые обязанности: глаза не закрывались и сон не шел.

От нечего делать, вслушиваясь в мерное дыхание Яна, я таращилась и таращилась в редеющую темноту до тех пор, пока сопение аспиранта вдруг не стихло. Я насторожилась.

Однако в ту самую секунду, когда я уже была на грани, готовясь бежать и звать на помощь, солома в лежанке аспиранта зашуршала.

Крепко накрепко зажмурившись, я сделала вид, будто сплю. Зачем? Так поди разбери.

Мгновение, и тонкая, выбитая шкура легла мне на плечи. Парой аккуратных тычков Бранов соорудил вокруг меня уютный теплый кокон.

Снова волнительная тишина, а затем шуршание. Ян, поерзав на колючей соломе, вновь улегся на свое место, а вот у меня душа укладываться теперь уже окончательно отказалась.

Окончательно и бесповоротно.

Глава 12. Бранов удивляет снова

На исходе ночи усталость все же вспомнила перечень своих обязательств и сморила меня спасительным сном. Правда за качеством сновидений все же не доглядела. Они были до того путанными и пугающими, что я диву теперь даюсь, как не просыпалась каждую секунду с бешено колотящимся сердцем.

Однако скорый восход солнца прогнал не только темноту, но и, похоже, дурные сны. Потому с лежанки я сползла отнюдь не из-за страхов, а по причине странного вибрирующего звука. Он гулко отдавался в груди, находя отклик нутра. Разливался по телу, успокаивал и бодрил одновременно.

Разлепив глаза, я уселась на лежаке.

Голова трещала. Ночью царила прохлада, а едва встало солнце, занялась духота. Спать в жаре всегда отвратительно: мозг тяжелеет. А тут вообще почти тропики.

Эх, аспирин бы сейчас, да холодный душ…

— Шани?!

Она и впрямь сидела у меня в ногах как настоящая кошка: подобрав лапы под себя и обнявшись хвостом. Увидев, что я проснулась, она распрямилась, сев по-человечьи.

Вибрирующий звук стал тише, но на нет не сошел.

— С пробуждением! Ты беспокойно спала, Создательница. Мы пришли утешить тебя.

Окончательно сразившись со сном, я огляделась. В полутемном помещении, едва озаренном дневным светом, падающим из щелей в стенах, оказалось не менее дюжины кошкотов. Все они, сидя клубками, теперь распрямлялись, открывали глаза, и звук становился все слабее и слабее.

— Вы что, мурчали для меня? — догадалась я.

Кошка недоуменно моргнула глазами-лунами.

— Пели.

— Пели… — повторила, как зачарованная вслушиваясь в последние ноты теплой кошачьей песни.

Теперь ясно, почему сны под утро вдруг стали приятнее. Кот — радость в любом из миров.

Шани тем временем махнула лапой и плотная, пухлощекая кошка поднесла сверток.

— Моя одежда! — на радостях я даже поблагодарить кошку забыла. Схватила футболку с джинсами и немного по-детски прижала к груди. — А ботинки?

Шани и пышечка на секунду смутились.

— Мы давно не встречались с людьми, Создательница. Пращур нашего умельца когда-то был человечьим сапожником, но…

Расстроенно помычав, я натянула джинсы. Плакали, похоже, мои ботиночки.

— Он починит твои сапоги! — заверила Шани, наверняка уловив мое расстройство. — Рано или поздно…

Коты согласно закивали, мяукая.

— Спасибо, — улыбнулась я, изощренно выгибаясь, чтобы надеть футболку и не оголить непристойные места.

Выходить из шалаша никто явно не собирался, но не по причине бестактности. Нет. Кошкоты вольный народ, дикий. Они просто не понимают, что в этом такого запретного, ведь некоторые женщины ходили без туники. Только в набедренной повязке, а иные и вовсе без нее.

Хотя понять их можно, ведь жара даже в шалаш забралась, обратившись в духоту. Дышать было трудно, а все тело ото сна казалось вялым и безвольным. Будто лук вареный.

— А где…? — наконец одевшись и закатав штанины как можно выше, ткнула я пальцем в пустующую лежанку аспиранта.

Шани стриганула ушами, чуть нахмурившись. Прислушалась. Искала средь звуков снаружи голос Яна.

— Идем, — вскочила она и стремительно направилась к выходу.

Остальные тоже поднялись, но дождались, пока я покину Дом Совета, а уж потом отправились следом.

Удивительно, но вместе с тем, что мне оказывали почтение, я словно бы была с кошкотами на равных. Никаких тебе завтраков в постель, никакого выстроенного в скором порядке за ночь у кострища пантеона во славу Создательницы, ни восторженно кланяющейся и бьющейся в экстазе толпы.

Пронесло, как говорится.

* * *

Мут была права. Дневное солнце палило в десятки раз сильнее и ярче, поэтому ступить за пределы защищенного крышей крыльца, я все никак не решалась. Вместо этого, сощурившись, уставилась туда, куда указывала лапкой Шани.

На одном из островков, окруженном будто бы невысокой плотиной из глины и ветвей, стайка ребятишек-котят с увлечением глядела в заросли бурой травы. В них пара детей постарше и Бранов, бродили с длинными, заостренными с обоих концов шестами.

— Рыбу ловят, — пояснила Шани, когда аспирант, чуть присев, замер, разглядывая что-то в мутной воде.

— Рыбу?

Рывок, удар! Самодельный гарпун с всплеском вошел в толщу воды и с силой ударился о дно. Ребятня заулюлюкала, захохотала, когда Ян, огорченно разведя руками, выдернул шест.

— Ми-мо, — самодовольно скрестила я руки на груди.

Пропустить такое представление и остаться стоять так далеко, я не смогла. Как на пожар к берегу бежала.

— Доброе утро! — пропустив колкость мимо ушей, Бранов снова напрягся, готовясь к нападению на ничего не подозревающую рыбину. — А тебе голову, не напечет, о, Создательница? Стоишь тут на солнце…

Снова удар гарпуна и громкий всплеск. Брызги полетели в разные стороны.

Прикрыв уже порядком нагретую макушку обеими руками, я беззлобно засмеялась.

— Опять мимо!

Котята тоже покатились со смеху, но также беззлобно. Похоже, их одинаково радовал и успех, и неудача аспиранта.

— Поддержала бы, — в ответ хохотнул Ян, попутно слушая указания длиннолапого, тощего подростка с рваным ухом.

У того на верхнем конце шеста уже «сидела» пара тройка серебристых рыбок. Местный чемпион видать.

— Понял, — совершенно серьезно кивнул Ян. — Сейчас попробую.

Кот отошел, а аспирант замер. Дождался, пока муть осядет, прицелился и атаковал.

— Ха-ха-ааа! — счастливо озираясь, завопил Бранов.

Даже я подскочила и прихлопнула в ладоши.

Слабо трепыхаясь, улов наконец был пойман, и Ян с довольным видом выполз на берег. Сняв с острия рыбу и бросив ее в корзину, на дне которой уже с десяток таких же рыбех лежало, он улыбнулся Яфе, самоотверженно отгоняющей ребятню. Детвора егозила от нетерпения, так и норовя увести хоть одну пойманную чужестранцем рыбку и заесть сырьем.

Я нахмурилась, поджав губы.

Кошечкой Яфа была красивой. Аккуратные ушки и длинный гибкий хвост… вся в Шани! Она сегодня даже выглядела старше. Будто тот окровавленный, дрожащий комок в лесу и эта тонкая, желтоглазая кошечка, так преданно заглядывающая в глаза аспиранту, два совершенно разных существа. Кошачьи прикосновения и впрямь полностью исцелили ее.

А детвора уже вплотную обступила Яна. Те, что постарше, важно хлопали его по плечам и спине, поздравляя с победой, а малышня хваталась за ноги и висла, не давая и шагу ступить.

Забавно пошатываясь и хохоча, аспирант болтал ногой, качая самого ловкого и крепко держащегося котенка, как на качелях. Восторженный детский визг на всю округу стоял.

— Твой мужчина хорошо ладит с котятами, — Шани неслышно подошла на мягких лапах.

Я нахмурилась, все еще борясь с вдруг переменившимся настроением.

— Он не…

— А вот рыбачит этот мужчина не очень, — все так же лучезарно улыбаясь, перебил меня аспирант, самому себе дав отзыв. — Никудышный из меня вышел бы кошкот, Шани.

— Это не важно, — склонила голову кошка, поглаживая подбежавшую дочь по спине. — У нас мужи не ловят рыбу и не охотятся. Это женская работа.

Яфа в подтверждение кивнула.

— А чем же тогда они заняты? — с удивлением глядела я на стремительно приближающегося к нам вожака Джахо.

— Ткут, мастерят, плетут веревки, — начала перечислять Яфа, — строят лодки и мосты, обустраивают острова. У них много работы.

— И ведем войны, Создательница, — склонился вожак передо мной, ненавязчиво напомнив, кто есть коты на самом деле, и немедля обратился к Бранову. — Мут сказала мне, что вы после заката отправляетесь к Камню Поклонения?

Натянув свою мятую, плохо отстиранную рубаху с одним рукавом, Ян кивнул. Недолго думая, Яфа ухватила его за плечо и оторвала второй рукав.

— Так лучше, — лучезарно улыбнулась она, скомкав обрывок ткани и прижав его к груди.

Я отвела взгляд, сдерживая смех. Его она теперь до старости хранить будет. А вот аспиранту такое самоуправство явно по душе не пришлось. Он чуть нахмурился и потер уже чуть покрывшееся красноватым загаром плечо.

— Раз так, — сурово топорща усы, пробасил Джахо. Его внешний вид аспиранта явно волновал куда меньше, чем Яфу. — Тогда я соберу отряд до захода солнца, и мы проводим вас. Те земли опасные.

— Да, это будет как раз кстати, — застегнул последнюю пуговицу Бранов. — Помощь пригодится.

— Добро, — кивнул кот и отправился по своим делам.

Шани посеменила следом, тепло улыбнувшись на прощанье и пробормотав что-то о еде для людей в дорогу, а детвора на берегу выстроилась в ряд, с надеждой выглядывая друг из-за друга.

— Ты им определенно понравился.

— Еще бы, — хмыкнул Ян. — Ты все веселье проспала. Я показывал, как делать лодочки-оригами из листьев.

— Славу забрать мою хочешь? — шутливо возмутилась я, пихнув его в бок. — Не смей! Я тут звезда номер один.

Бранов поохал, кривляясь.

Солнце и впрямь пекло нещадно, поэтому мы потихоньку побрели в поисках тени. И если сперва я хотела уговорить его и Мут отправиться в путь пораньше, ведь тревога за Оксану никуда не исчезла, а с каждым часом простоя лишь усиливалась. То теперь понимала: с непривычки я и пары километров не пройду по такой-то жаре. Жахнет меня солнечный удар и дело с концом.

— Может, все же нужно было утром выйти? — засомневалась я, присев на крыльцо чьего-то домика.

— В обед слишком жарко, — плюхнулся Ян рядом, отдуваясь. — Да и ты спала крепко. Не хотел будить.

От воспоминаний о прошлой ночи, стало еще жарче. Он позаботился обо мне. Позаботился! Настроение стремительно покинуло пределы плинтуса.

Скрывая румянец, я закрыла щеки ладонями. Ян чуть задумчиво уставился на меня.

— Ты в порядке?

— Жарко просто. И за Оксану волнуюсь. С ней же ничего не случится?

— Мы успеем, — как-то не совсем уверенно отозвался Бранов, и мы оба уставились вдаль.

Закулисный мир моей сказки оказался буро-зеленым и надежно сокрытым от посторонних глаз. С дальнего берега широкой реки, заросшей от кромки воды на многие километры травой и ряской, и не углядеть кошачьи дома. Только если с воздуха, но, думается, самолетов-вертолетов здесь точно нет.

Основную группу островков, соединенных мостами-переходами, занимали жилищные постройки. К тем островам, что подальше, путей прилажено не было. Хочешь добраться — на лодке плыви.

Коты неспешно бродили туда-сюда, переносили самодельные корзины, потрошили рыбу. Кто-то выделывал на растяжках шкуры, кто-то ковырял узловатыми палками землю, готовя ее под посадки. Каждый делом занят.

Напоенный запахом воды, сладкого дыма и трав воздух пьянил и будоражил кровь.

Я поерзала на месте, пытаясь загнать в легкие столько кислорода, сколько под силу будет. Хотелось каждый запах, каждое мгновение запомнить.

— Интересно, а сколько тут островов?

— Двадцать два жилых и тринадцать хозяйственных, — отчеканил аспирант.

Уже разузнал! Ну дает.

Снова помолчали. А затяжное молчание всегда рождает во мне рой мыслей и, как правило, не самых приятных. Вспомнилось, как Бранов рьяно не хотел идти в книгу и как называл мои сказки глупыми и бездарными.

От блаженной неги вмиг и следа не осталось.

— А ничего такой мир у тебя вышел, — словно чудом прознав о моих мыслях, улыбнулся Ян, глядя на котят, все еще с надеждой поглядывающих на него.

— Да, наверное, — ответила, тоже найдя взглядом детвору.

Аспирант удивленно поглядел на меня.

— Ты случаем не заболела, Вознесенская? — он ни с того ни с сего, с совершенно серьезным видом приложил ладонь к моему лбу. — Куда пропала твоя героически-самоотверженная уверенность в своих трудах?

Я отстранилась. Брановская ладонь зависла в воздухе там, где еще пару секунд назад было мое лицо.

— Чего скисла, Матерь Котов? — снова попытался пошутить он, но на сей раз без прикосновений. — Если ты из-за моих слов, то я ведь…

— Нет конечно! Мне все равно, кто и что думает обо мне. Просто…

— Просто что?

Аспирант пытливо ковырял меня взглядом. Я же ковыряла выбоинку в дощатом настиле. Ян добурился до истины первым.

— Слушай, если тебе просто хочется посидеть вот с таким лицом, — он приподнял брови, изобразив мину скорби, — то я отстану. Ну, или просто составлю тебе компанию.

Я усмехнулась и мотнула головой.

— Нет. Не в этом дело. Просто я вдруг осознала, что ты был прав. Моя история и гроша ломаного не стоит, ведь этот мир, — я раскинула руки, словно все вокруг обнять хотела, — он потрясающий! Глубокий, живой и яркий! — огонь радости потух, а руки, обессиленно опустились, будто костей вмиг лишились. — А я… я ведь создатель! — вышло чересчур громко, но голос свой контролировать становилось все сложнее. — Автор, творец этого мира! Как угодно назвать можно, но толку? Я… у меня ничего не вышло! Я и крохи о том, о чем должна была бы, не рассказала.

Бранов ничего не говорил. Не кивал в подтверждение, не противоречил. Просто смотрел внимательным, совсем незнакомым взглядом.

— Вот потому Матерь котов и скисла, — до того искусственно захохотала я, что мой смех как раз впору на пленку записывать, да крутить на заднем фоне идиотских телепередач. — Послеродовая депрессия у меня просто. И не мудрено, столько детей разом обрела.

Чтобы сдержать глупые слезы, я опустила голову ипринялась разглядывать свои коленки. Джинсы кошки и впрямь выстирали так, что не придраться. Без порошка и мыла. Какие же они все-таки молодцы!

Так, кажется, мысли должны были отвлечь меня от слез. Что за дела?

Я тихонько шмыгнула носом.

— Мика, обижать тебя я не хотел, — как-то тихо заговорил Бранов. — Я не сдержался тогда и наговорил лишнего. Это было жестоко, не спорю. Но всегда все можно исправить. Если захочешь, я помогу тебе и мы…

Но договорить ему не удалось. А может и удалось, да гул, доносящийся с вмиг помутневшего неба, заглушил его слова.

На миг стало темно, как ночью, а затем, солнце снова залило острова и плещущихся на мелководье котят.

— Это что такое было?

Бранов махнул рукой, внимательно всматриваясь ввысь. Кошкоты тоже замерли как один, задрав мордочки. Воздух вновь завибрировал, вдали раздался невыносимый гул. Если сейчас на землю опустится инопланетный корабль, я заору. Честное слово благим матом заору!

Однако вместо корабля от горизонта, прямо на нас надвигалась огромная черная туча.

Коты, как впрочем и я, завороженно следили, как она стремительно приближаясь, обращается в непомерно огромную птицу. Размах крыльев у нее явно не меньше пары километров был.

— Ян, что это за…

Окончание вопроса подавил шумный выдох. Аспирант обхватил меня за плечи и повалил на спину. Накрыв меня своим телом, он приподнялся на локтях и прошептал.

— Молчи, не шевелись.

Темное облако вновь пронеслось над деревней, и небо прояснилось, но я и шевельнуться не смела. Команды говорить тоже пока не поступило.

— Укротитель! Создательница!

Мут изо всех сил, переваливаясь с боку на бок, спешила по мостку. Ее крылья темными парусами раскинулись на поднявшемся ветру.

Бранов обернулся и сжал кулаки. Вновь раздался гул.

Набросившийся ветер сбил сфинкса с ног, и та рухнула в воду, подняв тучу брызг. Кошкоты закричали, бросаясь в дома и хватая копья и луки. Женщины уносили детей. Все смешалось, а темнота подступала и кружила теперь вокруг острова воздушным столбом, пресекая даже возможность подступиться к тому дому, где были мы с аспирантом.

— Скорее, вставай!

Чуть приподнявшись на руках, я так и обомлела.

Те коты, что не бросились в укрытие, а самоотверженно пытались прорваться сквозь черный туман к нам, так и остались в нем. Лапы их безвольно опустились, и теперь они все как один, раскачиваясь из стороны в сторону, бесцельно глядели перед собой и словно всем телом впитывали темные потоки.

Я охнула. Если сейчас вся деревня обратится в зомбиленд… Нужно укрыться где-нибудь, чтобы этот туман и до нас не добрался.

Похоже, наши с Яном мысли совпадали.

Рывком помогая мне подняться, он бесцеремонно втолкнул меня в дверной проем, оплетенный сухими лианами с массой высеченных витиеватых значков.

Едва ногами успевая перебирать, я влетела в шалаш, инстинктивно бросилась в угол и сжалась за высоким обструганным пнем. Аспирант сел рядом, раскинув руки и заслоняя меня собой от пока еще неведомой беды.

А гул тем временем все усиливался, грозясь разорвать барабанные перепонки. Зажав уши ладонями, я вжалась в грудь Яна, скуля. Звук проникал глубоко внутрь, словно щупал и проверял, пополнили ли мы наконец ряды кошачьих зомби?

Если так и дальше пойдет, меня точно наизнанку вывернет. Вот уже и горечь к горлу подкатила.

Выносить чужое внутричерепное вторжение становилось все сложнее. Я закричала. Кажется, молила, чтобы эта боль прекратилась. Не помню, откровенно говоря.

Ян обхватил мое лицо руками, легонько потряхивая. Его губы шевелились, повторяя одно и то же. Если бы не гул и медленно выходящая из строя мыслительная деятельность, я бы разобрала.

Но аспирант упорно шевелил губами и тряс меня, заглядывая в глаза. Вскоре, обрывки фраз стали различимы.

— …меня… на… меня… Мика…смотри!

— Смотри… — повторила я, как завороженная глядя на него, — …на меня.

Ян облегченно выдохнул и активно закивал.

— Да, смотри на меня! Только на меня!

Впрочем-то, эта задача была вполне мне по силам. Темные глаза аспиранта, черными бусинами блестящие во тьме, стали единственным, что вообще удавалось ослабевшим зрением рассмотреть.

— Хорошо! Смотри на меня, я здесь, рядом. С тобой. На меня, Мика! Смотри и ни о чем не думай!

Не думай, не думай… Вцепившись в аспирантские плечи, я наконец расслабилась и задышала ровнее. Муть отступила, и мир остановился. Гул унялся, а под коленями вновь ощущался теплый, старательно выскобленный хозяйкой шалаша деревянный настил.

— Порядок, — махнула наконец рукой я. — Все нормально.

— Точно?

Ян снова обратил мое лицо к себе. В черноте его глаз теперь даже зрачок едва угадывался.

Но это ведь ненормально… так не бывает.

— Я в норме, Ян. Правда.

Теперь мне лучше не разговаривать. Вдруг тошнота вернется ненароком?

Удостоверившись, что я и впрямь в порядке, аспирант выдохнул и расслабленно откинулся на руках, вытянув ноги, но тут же вновь подобрался.

— Это уже слишком. Уходим.

Его лицо в мгновение ока превратилось в непроницаемую каменную маску. Ухватив меня за руки, он закрыл глаза.

— Ты что творишь? Нужно брешь найти и спасти Оксану! Нельзя так просто уйти!

Оттолкнувшись, я прижалась к стене. Злость переполняла. Неужели он не понимает?!

Аспирант не понимал.

— Хаос нас обнаружил. Он вернется за нами!

А вот теперь я его не понимала.

— Хаос? Что еще за… Это тот черный ветер?

— Да, — аспирант с силой потер лоб. Нет, с ним явно что-то не так. Сам не свой! — И поверь, лучше ни тебе, ни тем более мне не быть здесь, когда он соберет силы и снова вернется.

— Я никуда не пойду, — снова пресекла я попытку Яна ухватить меня за запястья. — Без Оксаны не пойду. Не заставишь!

Бранов злобно зыкнул на меня, пробормотав что-то ругательное. Спорить не стал, лишь одним рывком прижал к себе. Сил у него явно больше, чем у меня, но я буду сражаться.

Я брыкалась и орала до тех пор, пока не поняла: золотого свечения нет, а мы все еще на месте, в полутемном шалаше. Бранов отстранился, тяжело дыша, будто стометровку пробежал.

— Поздно, твою ж… Обложили. Слишком поздно.

Я замерла. Вот теперь стало по-настоящему страшно. Кем бы ни был этот таинственный черный дым, он заблокировал силы аспиранта. Это означало лишь одно: ни нам, ни Оксане не спастись.

Дрожь забила сильнее.

— Ян, послушай! Слушай!

Ухватив его за плечи, я кричала все громче. Где-то вдалеке вновь стало различимо гудение, так похожее на гул высоковольтных опор.

— Если мы доберемся до камня, ты сможешь нас вытянуть? Через брешь.

Бранов на секунду замер, обдумывая.

— Думаю, да. Через брешь смогу.

Коротко кивнув друг другу, мы одновременно вскочили на ноги и бросились к двери. Но я сделала лишь пару шагов. Ноги словно подрубило, и я рухнула на колени.

— Снова шум! Снова громко!

Удивление на аспирантском лице о многом говорило, но самое страшное: этот страшный звук теперь слышен лишь… мне? Паника захлестнула, и теперь гул словно бы сумел проникнуть глубже. Беспрепятственно ковырялся у меня в мозгу, выпрямляя извилины.

Ян опустился передо мной.

— Расслабься. Смотри на меня и ни о чем не думай. Главное, не думай, не отвечай!

— Не отвечать?

Нечто, забравшееся внутрь моего черепа, принялось словно с удвоенной скоростью перебирать факты, лица, имена.

— Не думай! Ни о чем не думай!

Не думать… Кажется, я расхохоталась, будто нездоровая на голову. Что за глупость? Разве может человек ни о чем не думать?

Что съесть на завтрак? Одеться ли потеплее? Когда высаживают в грунт рассаду? Каждую секунду приходят новые и новые мысли. Значимые и не очень, бредовые и вполне себе адекватные. Каждую секунду мозг анализирует сотни идей, желаний, страхов и чувств.

Мозг — мощнейший компьютер с неограниченным диском памяти. И сейчас кто-то нагло и больно взламывал его систему безопасности. Мою систему безопасности.

Этот кто-то хотел знать обо мне все. Каждую мелочь, каждую мысль.

Знать главное.

Сигнализация, выражаясь в бьющей молотом болью, верещала как сумасшедшая, доходчиво намекая, что именно это главное незваному гостю знать и не положено.

— Я не могу! — вцепилась я в волосы. — Не могу ни о чем не думать. Не выходит…

— Пытайся! Изо всех сил пытайся!

Если первые несколько секунд глаза Яна и вышибали лишние мысли, то теперь захватчик стал действовать наглее. На каждое его действие или вопрос в подсознании против моей воли материализовались все новые и новые островки информации.

— Черт…

Бранов выпустил мое лицо из ладоней, и я медленно завалилась на бок. Теперь я видела все вокруг словно с другого ракурса. Видела бескрайние раскаленные пески и реку с мутной водой. Видела кошачьи стаи и людские города. Видела себя со стороны и была внутри себя одновременно.

Без сомнения, еще немного, и это нечто, темные туман, Хаос срастется со мной на уровне мысли, осязания, существования.

Несколько секунд аспирант сидел с опущенной головой, вцепившись в колени пальцами, а затем, подхватил меня под спину обеими руками и прижал к себе.

* * *

Первые несколько мгновений поцелуя я не ощущала, скорее, лишь со стороны его видела, будто на экране в кинозале. Однако вскоре прикосновение жестких губ стало осязаемым. Внешнее, чужое зрение помутилось, отходило на второй план. Впрочем, как и мысли.

Поцелуй, едва я ответила, превратился из резкого и напористого, в тягучий, мучительно медленный. Он не то, что дух перебивал… силой вынуждал ни о чем не думать, только все больше и больше сосредотачиваться на ощущениях. И я и впрямь ни о чем не думала!

Пустота. Только горячий, пульсирующий свет, круги под крепко сомкнутыми веками, да нестерпимое желание, чтобы это состояние невесомости длилось как можно дольше.

Прерывисто дыша и все еще не открывая глаз, Ян отстранился. Прижался пылающей щекой к моему виску, а я все никак не могла сообразить, дышу ли?

— Что он спрашивал?

На удивление вопрос не показался лишенным смысла.

— Спрашивал кто я, — я зажмурилась, вцепившись в ткань Брановской рубахи. — Ян, я ему ответила! Он знает, что я Создатель!

— Ничего, — приложил он ладонь мне на макушку. — Я успел сбить его с толку. Хаос отступил. Ему просто не за что было зацепиться.

Действительно не за что. У меня до сих пор в пустой черепной коробке парочка перекати-полей под вяленькую музычку скользит.

— Давай, — словно тряпичную куклу поднял меня Ян, крепко держа за плечи, — поднимайся. Нужно идти.

Утерев мокрые от слез щеки, я сделала пару шагов с его помощью. Мир обрел осязаемость, но тепло аспирантский ладоней на плечах и солоноватый привкус на губах все еще казались нереальными.

— Сейчас найдем Мут, доберемся до бреши, — командовал, окончательно придя в себя, Бранов. — Стой! Что происходит?

Крыша шалаша словно воск потекла, осела. Пол стал зыбким, а кусочек дневного света в дверном проеме начал стремительно сжиматься.

Похоже, если Хаос и отступил, то только для того, чтобы напасть с новой силой.

— Мика, беги! Найди Мут! Она отправит тебя обратно! — Бранов увяз почти по пояс в трясине из размягчившейся земли, вещей, самодельной посуды и прочего хлама. — Беги!

Он вытолкнул меня из зыбкой топи пола, и я плюхнулась на четвереньки. Поползла к двери, ставшей размером с выход для собак. Еще немного и свобода! Еще чуть-чуть!

Но если план осуществится, я выйду из этого треклятого мира с помощью Мут, Ян ведь…

Все еще стоя на четвереньках, я обернулась.

Бранов сражался. Золотистые всполохи замедляли кружащуюся вкруг него воронку, но сил для того, чтобы выбраться, ему не хватало. Или, быть может, их блокировал этот неведомый Хаос?

— Хватайся!

Протянув руку, я изо всех сил тянулась к аспиранту.

— Уходи, кому сказал!

Стоило Яну отвлечься на меня, как он тут же провалился еще на добрых четверть метра. И теперь над трясиной торчали лишь плечи с головой и руки.

Выругавшись, я сама вцепилась в его ладонь. Одного гибнуть в материи книги точно не оставлю. Ни за что! Пусть орет, сколько влезет.

Гневно пыхтя, Бранов снова принялся творить золотое сияние, но руки моей не отпускал. Мало-помалу, миллиметр за миллиметром он высвобождался из плена. Я подбадривала, как могла, и едва не оглушила его криком, едва мы оба наконец оказались на твердой земле, а точнее, крепком деревянном полу.

— Глупая! — кричал Бранов, смеясь и на радостях обнимая меня. — Я что сказал? Уходи!

— Да иди ты! — хохотала в ответ я, как больная на голову, шлепая его по спине ладонью. — Сам же сказал, коней на переправе…

Договорить не вышло. Слова пропали.

Я и сама пропала. Потому как свет в ту секунду померк, а меня обволокла холодная, зыбкая тьма небытия.

Глава 13. Бойся своих желаний

— Госпожа, подлить горячего молока?

Услужливый мягкий голос журчал ручьем, обволакивая сознание. Горячее тепло разливалось по телу блаженной негой.

Открыв глаза, я уставилась на белоснежное «живое» покрывало.

— Госпожа?

Юная девушка на весу держала внушительный кувшин. Руки ее уже тряслись от напряжения, а я все никак не могла понять…

— Где я?

— В императорских купальнях, госпожа. Подлить молока?

Соображалось медленно. До того медленно, что я кивнула, и лишь тогда, когда тонкая струйка молока перестала журчать, а кувшин опустел, поняла что происходит.

Сев в огромной прямоугольно запруде, заполненной молоком, я обняла себя за плечи, прикрывая грудь.

Эти женщины явно из человеческого рода. И судя по тому, как трепетно со мной здесь обращаются, все обошлось. Меня не съедят, не бросят во тьму. Осталось лишь Яна найти и выбраться.

— Мне нужно идти!

— Как пожелаете, госпожа.

Девица щелкнула пальцами, и еще пара таких же, почти неотличимых на вид юных особ вбежала, неся в руках огромное полотно, которое и полотенцем-то назвать язык не повернется.

Заботливо укутав, девы повели меня в соседнюю комнату, отделенную высокой плетеной перегородкой. Нити ее были тонкими и в сиянии не уступали даже солнцу.

Неужто это все из золота? Казалось, даже в легкую ткань занавесок на окнах вплетены прожилки благородного металла.

— Прошу, госпожа, — склонилась перед парой невысоких ступеней моя провожатая. Остальные выстроились позади.

— Мне некогда купаться, — зло зыркнула я на кристально чистую поверхность прямоугольного бассейна. — Мне идти нужно! Где Ян?!

Девицы окаменели, будто статуи. Казалось, они поражены, но в голосе говорящей за всех и нотки удивления не скользнуло.

— Госпожа не может идти в таком виде. Нужно закончить купание.

Они живые вообще? Как можно говорить настолько безэмоционально? Я сощурилась, выглядывая в густо подведенных темных глазах хотя бы проблеск жизни.

— Искупаюсь, отведете меня, куда попрошу?

— Разумеется.

Неловко поджавшись, я сбросила покрывало и опустилась в воду. Наскоро окунулась пару тройку раз и прильнула к бортику. Девушки, верно истолковав сигнал, вновь приняли меня в полотно, укутали и повели из купальни прочь.

Едва вышли из пропитанных ароматными парами комнат, как плотное кольцо воинов в золотистых одеждах образовалось вокруг нас. Так что ни сбежать, ни разглядеть, что творится снаружи, не выйдет.

Все воины без исключения были людьми. Так что и сомневаться в том, что я чудом попала в столицу, где правит Император Айтер, не приходилось.

Преодолев несколько лестниц, кольцо разомкнулось, освобождая дверь. Девицы проворно отворили ее. Пара заскочила внутрь, а остальные держались за мной.

Внутри покои поражали размерами и лоском. Казалось, каждая поверхность была озолочена и натерта до блеска. Обилие цветастых подушек на кушетках и полу. Всюду фигурки и статуэтки псов. Вот пес сидит, вот пес лает. Вот лежит, вот стоит, вот картина, где псы… гхм…

Прав был Маду. Похоже, собака у людей и впрямь в культе почитания. Оставалось лишь надеется, что пес здесь существо сродни нашему: верное, доброе и преданное.

— Проходите, госпожа, — указала девица на табурет, напротив которого расположилось огромное блюдо.

Неужто зеркало? Ужас какой. И чего я не продумала быт до мелочей? Сиди теперь, смотрись… в блюдо.

Со вздохом уселась и уставилась на свое нечеткое, чуть расплывшееся отражение. Кажется, я это все еще я. Русые волосы от воды вьются и висят сосульками, те же глаза и нос. Только не накрашенная.

Эх, не хотелось бы, чтобы Ян видел меня такой обычной, но ничего не поделать. Переживу как-нибудь. А он уж и подавно. Понадеюсь на мужскую ненаблюдательность.

— Так вы отведете меня куда я прошу? Возможно, нам всем здесь грозит опасность. Нужно найти Яна, — вспомнилось, как золотистое сияние унимало круговерть. — Он каким-то чудом может совладать с черным туманом.

Но девицы суетились, словно блохи скача по комнате. Хватали какие-то тряпки, звенели украшениями и посудой, и мой вопрос остался без внимания.

Не к добру.

— Эй, прием! — угрожающе приподнялась я.

— Госпожа, желаете нарядиться в один из своих нарядов или позвать закройщика?

Я так и села обратно на золотой табурет. Не ослышалась? Я правда не ослышалась? То есть, я им здесь о вселенской опасности талдычу, а они мне тряпье под нос суют?

От моего гневного негодования девицу спасла другая, беззастенчиво потянувшая за край «полотенца» и принявшаяся натирать оголившуюся спину душистым маслом.

— Не надо меня трогать!

Я вскочила, нервно кутаясь в ткань.

— Госпожа не хочет быть красивой?

Девица слегка опешила. Даже голос подала! Эка невидаль. Нужно шокировать их почаще, глядишь и очеловечатся.

— Госпожа требует, чтобы ее проводили к Императору. Сейчас же!

Удивление на одинаковых личиках отразилось одинаково: густо подведенные брови взлетели вверх.

— Но это невозможно, госпожа.

— Послушайте … — я все растеряннее куталась в нехитрое одеяние. — Как вас зовут?

— Кия, — отвесила легкий поклон самая разговорчивая из девушек.

— Кия, — повторила я. — Послушайте, Кия. Мой друг в беде. Возможно, даже на грани гибели. Мне нужно поговорить с императором сейчас же!

Кия задумчиво поглядела на меня. Горячая речь на секунду пробудила в ней человеческие эмоции. Она махнула рукой девице с наименьшим количеством браслетов на запястьях, и та послушной тенью выскочила из комнаты.

— Придется подождать, госпожа. Император Айтер может быть занят.

— Хорошо, я подожду.

Девушки, как одна с облегчением выдохнули, словно возблагодарили небеса, что я так легко сдалась.

— Моя госпожа, предлагаю продолжить процедуры. Ваши волосы… — Кия с картонной грустью склонила голову. — Их необходимо привести в порядок.

— Хорошо, — в который раз повторила я, усаживаясь на стульчик. — Приводите, раз необходимо.

Не нравились мне эти девицы. Ох, как не нравились. Слепленные на один манер, будто куколки из папье-маше. Наверняка внутри пусто. Но пусть делают, что считают нужным. Если я и впрямь скоро встречусь с Айтером, лучше бы мне выглядеть прилично. Расчесаться уж точно не помешает.

Едва только я уняла гнев и отдалась в умелые руки прислужниц, те без особого энтузиазма, но с нездоровым рвением принялись натирать, расчесывать, одевать. В общем, за несколько минут я познала все удобства императорской жизни. Разве что с ложечки меня не кормили.

Наконец все приготовления, записанные в программном коде прислужниц, закончились, а сами они выстроились вдоль стены. Безмолвно и безучастно.

Наконец появилась возможность насладиться тишиной, но дверь приоткрылась.

Девица вошла, не поднимая головы. Вплотную прижалась к Кие и что-то зашептала. Как и у всех остальных, ее тонкие губы шевелились, а лицо не выдавало эмоций. Поразительное владение собой!

— Госпожа, — Кия сцепив пальцы, склонилась и вновь замерла у стены. — Император сам поднимется к вам, как будет свободен.

Я согласно кивнула. Дождусь императора. Поговорю с ним. Надеюсь, привлекательная внешность сыграет на руку, и я сумею его убедить мне помочь. Хотя бы, если и не найти Яна, то добраться до речной долины и связаться с Мут. Она уж точно должна знать, куда аспиранта занесло.

Тревога понемногу унималась. Не зря же в каждом буклете по самоспасению выделено: без паники! Все решаемо, из любой ситуации есть выход. Нужно лишь подойти к решению проблемы с холодным рассудком и головой.

Еще немного потаращивщись в блюдо, сама себе диву далась. Черная подводка сделала глаза огромными! Привычные стрелочки заменили широкие раздваивающиеся на концах линии, расходящиеся к вискам, а само лицо словно изнутри сияло матовым светом.

Наглядевшись вдоволь, я поднялась и, старательно не обращая внимания на девиц, побрела к окну. Длинный подол воздушной материи струился, касаясь ног при каждом движении.

Душа словно мед текла и сахарилась. Непривычно спокойно и легко. Я снова шевельнулась, чтобы платье простого покроя «ожило». С удовольствием зажмурившись, уперлась ладонями в широкий каменный подоконник и глубоко вдохнула.

Прямо под окнами распростерся невероятной красоты сад, полный цветов, беседок и каменных запруд, ослепительно сияющих водной гладью под палящим солнцем. А за ними: сотни плоских крыш. Раскинувшийся город старательно «тянулся» к зелени, но дворцовая стена надежно ограждала тенистые аллеи от опаленных солнцем домов из песчаных блоков.

Я снова вдохнула ароматы специй и солнца.

— Надо же, — сощурилась, подавшись вперед, — так вот он какой, этот Черный Пес.

Прямо над суетящимися горожанами, словно охраняя весь город целиком, возвышалась величественная фигура человека с двуликой головой пса. Одна морда с гневным оскалом взирала на восходящее солнце, а другая глядела в сторону заката.

— Нравится?

Я зажмурилась от удовольствия.

— Очень!

— Прекрасно.

Ветерок легко теребил пряди волос. Я снова улыбнулась, но улыбка медленно таяла. Сердце пропустило удар.

Обернувшись, в секунду обвела взглядом комнату. Девицы так и стояли у стены, не шевелясь и не дыша. А больше… никого и не было.

— Кто здесь?

В ужасе вцепившись в подол, я стояла и не могла дышать. Сладкое наваждение стремительно испарялось словно спирт в горелке, а ко мне возвращалась способность рассуждать.

— Кто вы? — настойчивее спросила я, до колик в желудке надеясь, что все это мне лишь почудилось.

— Те, кто делает этот мир таким, каким видишь его ты.

Нет. Не почудилось.

— А поточнее… нельзя?

— Такие как ты, называют нас Хаос. Значит, мы есть Хаос.

Руки задрожали. Это плохо. Очень плохо.

Я ухватилась за подоконник, чтобы дать волю поджилкам трястись в полную силу. Может, в окно выскочить? Может, тогда я проснусь, а все это окажется лишь сном?

— Не пытайся сделать что-то с собой, мы все равно вернем тебя. Мы будем беречь тебя, — голос, а точнее, сплетение голосов зашелестело вновь. — Теперь ты — наше сокровище. Ты — Создатель.

Вкрадчивый шепот стелился, обволакивал, обозначая рамки своей, впрочем-то безграничной власти. И если быть Создательницей у кошкотов было приятно, то теперь… Душа в пятки ушла.

— Не бойся нас, — я вздрогнула, хоть бестелесный голос и говорил спокойно. — Мы сделаем все, чтобы ты была счастлива здесь. И ты будешь счастлива в своем мире. Поверь.

* * *

Птица в клетке верещала, а хозяин думал, что пела. Он кормил ее, поил, любовался. Он был уверен, золотая клеть и трехразовое питание сполна заменяют волю-вольную.

— Нет, — вот уже в тысяча первый раз качала головой я. — Мне такое счастье и даром не нужно. Отпустите меня, пожалуйста!

— Зачем же тебе уходить? — Хаос, меняя голоса, неустанно повторял одно и то же. — Ты счастлива. Ты — сокровище.

Медовая сладость вновь накрыла, но я сжала зубы так, что челюсть свело, и на всякий случай что было дури ущипнула себя. Нельзя поддаваться!

— Впусти нас, — продолжал, будто на репите, шелестеть голос. — Откройся нам, и вместе мы сделаем этот мир идеальным. Таким, каким захочешь. Чего ты хочешь? Чего?

Комнату уже переполняли блюда с фруктами, цветы, горы золота и манекены. Недолюди с обликами известных актеров и рожденных моим воображением красавцев. Одно мое слово, и все они оживут и будут делать только то, что хочу я.

Извращение какое-то.

— Не-е-е-ет! — с завидным упрямством мотала я головой.

Если меня постигла злая участь в виде смертушки костлявой, а все происходящее проверка перед распределением: отправить мою душу в ад или рай, то еще немного, и я точно сдамся.

— Чего ты хочешь? Желай! Что угодно, наше Сокровище, — все шептал и шептал Хаос. Быть может, чуял, что прояви он настойчивость, и я непременно дам слабину? — Мы будем счастливы, если ты будешь счастлива. Весь мир будет счастлив, если ты будешь счастлива. Желай! Созидай! Разрушай!!!

Ух, демон-искуситель! Да ему только мотивационные видео и записывать. На ютубе как горячие пирожки разлетелись бы. Даже у меня уже руки чешутся насозидать несозидуемое.

Так, Мика, соберись с мыслями! Соберись!

Пошлепав себя по щекам, я помотала головой. Сейчас бы в холодный душ, освежиться.

— Хотите, чтобы я желала? — обладатель бестелесного голоса заволновался. Я это нутром чувствовала. — Хорошо. Я пожелаю. Освободите Оксану. Я хочу ее видеть, она моя подруга.

— Увы, она не принадлежит этому миру и не сможет жить рядом с тобой. Ей здесь не место.

— Тогда выпустите ее туда, откуда взяли.

Голос молчал, и я решила ужесточить ультиматум.

— И пообещайте никого больше не затягивать! Никогда!

— Это твое желание?

Я кивнула. Обладатель голоса наверняка это видел.

— Хорошо. Мы сделаем. Нам никто больше не нужен. А ты останешься с-с-с нами.

Бр-р-р! Будто клубок змей сплелся. Но я снова покивала. Кажется, мы начинаем договариваться с этой многоголосой силой.

— Но как я узнаю, что Оксана свободна?

— Нам нет необходимости обманывать тебя, Создательница.

Ну да. Подобная покладистость жуть как настораживает.

— А Ян? Где он? Его тоже отпустите.

Голос вновь замолк.

— Это мое второе желание. Без него я сотрудничать не стану.

Молчание затягивалось, а боевой запал куда-то пропал. Невероятно, но я, похоже, умудрилась и тут все под откос пустить.

— Ты пытаешься нас обмануть?

Мелкие вибрации едва коснулись слуха. Раздался гул — предвестник очередного сеанса чтения мыслей.

— Пожалуйста, не надо!

Вибрации усилились. Снова кто-то медленно, но верно выполнял трепанацию черепа, забираясь внутрь…

— Да, ты пытаешься нас обмануть. Освободить юного Укротителя.

— Нет, нет!

Все дары, заполонившие покои до отказа, истончались, превращаясь в пыль, а я согнулась пополам, не в силах бороться. В голове пленкой крутилось только две фразы: ни о чем не думай, ничего не отвечай.

— Ни о чем не думай, ничего не… — шептала и шептала я, но память с удовольствием подводила, услужливо выдавая картинки по требованию.

Темноокий Ян… его способности… Поцелуй… Ярое желание коснуться его губ еще хотя бы раз.

— Ах, вот оно что. Занятно, — Хаос с явным наслаждением смотрел немое кино моих мыслей. — Ждешь, что юный несвязанный Недоукротитель спасет тебя.

От напряжения венка на лбу вздулась, а тонкая струйка крови, щекоча, потекла по губам.

— Конечно спасет!

Я зло рассмеялась, утирая кровоточащий нос. Ян наверняка уже выбрался и теперь ищет меня. И найдет. В этом и сомневаться не стану. Он ведь меня… я ведь…

Я была уверена, Хаос слышал каждую мою мысль, и холодный смех, не чета тому елейному, состоящему из сотен голосов, мои рассуждения лишь подтвердил.

— Если это и есть твое желание, мы отправим тебя к нему. Жаль, что не удалось договориться, но впрочем, нам безразлично, как использовать тебя. Мы могли бы сделать тебя счастливой, Сокровище, но это твой выбор. А мы уважаем твой выбор.

Черный ветер закружился, обращая в прах позолоченные табуреты, блюда и услужливых девиц. Я бросилась к окну, но и там небо почернело, искрясь разрядами молний.

Не нужно быть гением, чтобы понять: условиям моего заключения суждено претерпеть значительные изменения. На сей раз меня отправят-таки в материю. А так как размеры той самой материи явно неравноценны размерам тюремной камеры-одиночки, то и задача поиска Яна усложняется в разы.

Будучи на грани отчаяния, я забралась на подоконник и глянула вниз.

Разумеется, Хаос не даст мне погибнуть, вернет меня. Я ему нужна. Возможно, нужна даже больше, чем все затянутые в материю люди и нелюди. Но отдаться на поругание неведомой силе так просто? Да фиг вам!

— Хватай ее!

Золотой слепящий свет и крик за спиной словно придали мне решимости и толкнули в бездну.

Секунда абсолютного полета…

* * *

— Держу! Я ее держу!

Крепкие объятия словно в сталь обратились.

— Ян, ты пришел.

Я подняла руки, аки умирающий лебедь, касаясь лица спасителя.

— Машка? Вот это поворот, а! Это судьба!

Широко распахнув глаза, я с удивлением гладила удивительно мягкие белокурые волосы. Синие, с извечно живущей в глубине смешинкой глаза, улыбка до ушей…

— Миша?!

Парень счастливо захохотал, кивая.

— Михей, харе любовь разводить! Возвращаемся!

Невесть откуда взявшийся друг детства рывком поставил меня на ноги. По-прежнему не снимая улыбку, принялся размахивать руками.

— У-у-у, как он злится! — радостно завопил он. — Пап, только купол держите, иначе эта дрянь нас на британский флаг порвет!

Вокруг и впрямь, сияя солнцем, висела полупрозрачная субстанция, будто купол. Лишь она отделяла нас от ревущего и мечущегося темного ветра снаружи.

— Разберемся, — буркнул Семен Аркадьевич Сизов, отец Миши, и я окончательно дара речи лишилась. — Ян, ты там как? Живой еще?

— Живой. Порядок.

Бранов явно храбрился. Его била крупная дрожь, отчего Оксана у него на руках безвольно болтала руками-ногами и словно бы согласно качала головой, как болванчик.

— Ну, все, пошли. На счет три. Раз, два…

— Манюня, держись!

Мишка, все так же хохоча, словно припадочный, сгреб меня в охапку. Золотой купол сжался, окутав каждого из нас теплом, а затем разорвался с силой, определенно не уступающей по силе водородной бомбе.

Летя сквозь цветастые блики, Миха все хохотал, глядя на меня, а я лишь глупо моргала.

Уж не знаю, что его так веселило, но у меня в это мгновение все мироздание с ног на голову перевернулось. Так что прежней жизни, похоже, конец. Определено точно конец.

Если, конечно, покрепче не выразиться.

Оглавление

Алана Русс Укротитель Хаоса на полставки

ЧАСТЬ 1. Жизнь «ДО»

Глава 1. Найти подход

Глава 2. Труду везде у нас дорога

Глава 3. Кикимора болотная

Глава 4. Старые знакомцы и новые повороты судьбы

Глава 5. Немного об истине, кукурузных полях и летающих тарелках

Глава 6. Фанера и Париж

Глава 7. Эх, Юра!

Глава 8. Приехали?

Глава 9. Верь себе

Глава 10. Раз кошкот, два кошкот

Глава 11. Бранов удивляет

Глава 12. Бранов удивляет снова

Глава 13. Бойся своих желаний