Свобода и Радость (СИ) [Eirik] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Артур, закрыв глаза, скользил подушечками пальцев по неровностям на стене.

Это было как настоящее путешествие - вот горы, вот река, снова горы, длинная гладкая тропа и ямка…пожалуй, это глубокое горное озеро.

Горный воздух был холодным и свежим, ветерок приносил йодистый запах водорослей и сладкий - пыльцы. Но главным было солнце - стоящее высоко в небе, сияющее и невероятное. Артур подставил лицо под солнечные лучи и счастливо улыбнулся.

- Это лампа, кретин.

Артур широко распахнул глаза от страха. Как же он так забылся, ведь Джокер предупреждал…

- Скучно, - пожаловался Джокер и вытянул вперёд ногу в белой туфле. - Всё белое. Чёртова стена белая, чёртовы туфли белые, чёртовы мозги в твоей тупой башке, Флек, тоже белые. А давай покрасим что - нибудь здесь? Стену, или, например, тебя?

- Не надо, - одними губами прошептал Артур. Джокер засмеялся - весело, по - доброму, и заставил Артура поднять правую руку.

- Не капризничай, маменькин сынок. Я всесторонне тебя развиваю, развлекаю, и что в ответ? Одни капризы и никакой благодарности. Плохой мальчик.

Ладонь зажала его лицо - осторожно, стараясь не повредить разбитый вчера нос, и молниеносно толкнула Артура назад - головой о стену.

Слепящая вспышка была такой сильной, что перекрыла давно надоевшую головную боль. Артур даже чувствовал себя относительно хорошо пару минут. А потом боль вернулась, да с такой силой, что он невольно застонал.

- Когда сбежим отсюда, заставлю тебя тренировать правую руку. - мурлыкнул Джокер. - Ну что это за удар?

- Не надо, - Артур инстинктивно зажал голову руками. - Пожалуйста, не надо.

- Сейчас прилетят ангелы, Флек, - радостно пообещал Джокер, и Артура развернуло лицом к стене, на которую он посмотрел с ужасом, уже понимая, что сейчас произойдёт. - Мы немного порисуем, а потом прилетят ангелы, и мы попробуем сбежать. Как тебе это?

- Я…сам. - Артур еле смог выдавить эти слова, заткнув болтающего без остановки Джокера. - Не трогай меня. Я сам.

- Мамочкина Радость решил поступить как настоящий мужчина? - деланно удивился Джокер. - Да ну, малыш, не смеши. Ты сейчас рыдать начнёшь и умолять меня о пощаде. Разве нет?

Ну конечно он был прав. Артур уже чувствовал капли слёз, бегущие по его щекам. Джокер всегда был прав - даже тогда, когда лишал его свободы движений. Даже тогда, когда причинял боль. Всегда прав, потому что он всего лишь никчёмный, никому не нужный…

- Заткнись, сволочь! - заорал Артур, пытаясь не то заткнуть начавшего хихикать Джокера, не то себя самого. - Заткнись, заткнись, заткнись!

Он с разбега ударился головой о стену и принялся биться о неё, не обращая внимания на кровавые брызги и боль. Сдохнуть бы - но сначала почувствовать, как подыхает тот, второй, торжествующе хохочущий в его голове.

- А вот и ангелы! - радостно возвестил Джокер, - Отдыхай, Радость, дальше я сам.

Артур обернулся, чтобы увидеть вбегающих дежурных санитаров, и потерял сознание.

========== Часть 2 ==========

Запах йода и чего - то дезинфицирующего. Запах кофе. Какой - то приторный сладкий запах, скорее всего, лекарств.

Томас Уэйн поморщился.

Аркхэм был приютом для душевнобольных преступников, но Готэм содержал свой госпиталь достойно.

Не было грязи и облупившейся краски на стенах, не было неряшливо одетых замученных служащих. Снующие по коридорам санитары выглядели внушительно и солидно, врачи были приветливы и полны собственного достоинства, и не было этого вездесущего запаха кухни и дешёвых лекарств, присущего девяноста процентам больниц Готэма.

И всё же этот сладкий йодистый запах кофе…

Пахло безумием.

***

- Ещё не поздно передумать, сэр, - Альфред открыл перед хозяином дверцу автомобиля. - Вы очень сильно рискуете. Я могу прямо сейчас позвонить профессору. Вас никто не осудит. Даже ОН.

ОН не осудит, Уэйн знал это.

ОН был напичкан таблетками по самое не могу, и вместо крови в ЕГО венах текли сильнодействующие препараты, половина из которых, скорее всего, были изобретением самого профессора.

И профессор Фарингтон его не осудит.

Профессор спокойно шёл на риск - ему в любом случае была обещана собственная частная клиника, и Томас вчера лично подписал все нужные бумаги.

И Марта не осудит.

Уэйну предстоял тяжёлый разговор с женой - пока он ничего не сказал ей, только попросил уехать на время вместе с Брюсом. Марта не стала спорить. Она во всём доверяла мужу, и мысль об этом причиняла Уэйну боль. Собрала вещи, свои и сына, и уехала в Швейцарию. Томас знал, что Марта будет ждать его звонок и объяснения, и на сердце его была тяжесть от того, что он сам, лично, делал жизнь своей жены невыносимой. Марта не заслуживала такого отношения к себе - и тем более, того, что он собирался сказать ей.

Томас Уэйн был чист перед людьми, обществом и женой.

Ему незачем было делать то, что он хотел сделать. Незачем было обижать Марту, незачем было играть со смертью, и тем более, незачем было возвращаться в прошлое.

Но Томас Уэйн осуждал сам себя и знал - сколько бы лет не прошло, он всегда будет помнить тот постыдный случай.

Это было так подло, так…недостойно.

Как он мог ударить больного человека? Как мог не сдержать гнев?

Он был хирургом, а не психиатром. Конечно, он не знал, что этот странный, захлёбывающийся смех - болезнь. Но это было не оправдание.

- Нет, Альфред. Я решил. Едем.

Дворецкий невозмутимо закрыл дверь с его стороны, сел на место водителя и завёл машину.

Томас вдруг понял, что движения Альфреда стали другими - и вспомнил, как нанимал этого человека, лучшего специалиста в своём деле, умеющего убивать даже детей.

Тогда Пенниуорт двигался так же, как сейчас - хищный зверь, выслеживающий добычу, и готовый кинуться на неё в любую секунду.

Томас Уэйн попытался прочитать мысли Альфреда по выражению его лица, но дворецкий был сама невозмутимость, словно они ехали на семейный пикник, а не за убийцей и возмутителем спокойствия всего Готэма.

***

Профессор Ричард Фарингтон явился, словно спустился с небес в своём белоснежном халате - подошёл стремительной лёгкой походкой молодого человека, не имеющего кредитов в банке и семейных обязательств.

- У вас двадцать минут, мистер Уэйн.

Альфред держал белый больничный плед.

Томас вдруг смертельно устал. Сказалось нервное напряжение, бессонные ночи и долгая, мучительная травля себя.

Хорошо ещё, подумал Уэйн, что нам не придётся имитировать смерть и кражу трупа из морга. Профессор вполне мог предложить им такой вариант.

Нужная им камера - палата ничем не отличалась от сотен других.

Почему - то Томас был уверен, что увидит Джокера - с размалёванным лицом, в ярком костюме, залитом кровью, и обязательно с клоунской маской в одной руке и револьвером в другой.

На кровати лежал и спал ненастоящим, неестественным сном…Артур?

Бледный, с забинтованной головой, обездвиженный фиксирующими ремнями и цветными проводами.

Профессор освободил его за пару минут, и Томас в очередной раз убедился, что люди не то, чем кажутся - этот совсем юный и неопытный с виду молодой человек действовал так же профессионально, как Альфред, и Уэйн не сомневался, что скальпелем его коллега владеет не менее виртуозно, чем он сам.

Уэйн поднял странное существо, бывшее его незаконным сыном и самым кровавым убийцей Готэма, завернул его в плед и вынес из палаты, быстрым шагом направляясь к лестнице. Альфред задержался, чтобы поговорить с профессором, но Томас даже не оглянулся на него, зная, что Артур не проснётся ещё несколько часов.

Артур неожиданно обвил его шею руками.

Томас в шоке остановился и посмотрел на него. Артур взглянул на него восхищёнными, сияющими глазами, и болезненно улыбнулся.

- Джерри, я не хочу, - голос у Артура был томный, мурлыкающий, и Уэйн похолодел - это был голос Джокера, а не тихий голос Артура. - Пусти меня. И скажи всем, что…

Его страшные сияющие глаза закрылись, руки, обнимающие Томаса за шею, ослабли, и одна рука безжизненно скользнула вниз.

Уэйн унял бешено стучащее сердце только в машине, поместив свой страшный груз на заднее сиденье и накрыв его вторым пледом.

До самого дома он не мог отвести взгляд от зеленоволосой головы Артура, каждый миг ожидая повторения случившегося.

Уэйн едва подавил в себе внезапную вспышку ревности, которая изумила его самого.

Кем был этот Джерри, и почему его сын ждал именно его?

========== Часть 3 ==========

Комната его сына.

Комната? Это была комфортабельная палата - с решётками на окнах и сложным дверным замком.

Располагалась комната на четвёртом этаже особняка Уэйнов, сразу же за деловым кабинетом Томаса Уэйна - и, хотя Альфред и высказался в свойственной ему лаконичной манере, что дети могут шуметь и помешают вам работать, сэр, Томас настоял на том, чтобы расположить Артура (и Джокера, конечно же) именно в этой комнате.

Как можно ближе к себе.

По сути, их будет разделять только одна стена.

Чтобы всегда чувствовать Артура рядом. Следить за ним. Слышать его.

Конечно, стена была достаточно толстой, чтобы не пропускать звуки. Но Уэйн мог услышать, как хлопает входная дверь, или как в комнате падает что - то крупногабаритное и тяжёлое…да мало ли что он мог услышать.

Звуки выстрелов, например. Или крик боли.

Свет был приглушен, и Томас поднимался по лестнице в полумраке, упорно игнорируя наличие удобного лифта.

Уэйн и сам не знал, почему решил нести Артура сам. Ждал ли он, что его сын опять откроет глаза и скажет что - нибудь? Возможно, но не это было главной причиной.

Он хотел почувствовать их единство, хотел проверить свои чувства. Как это, нести на руках своего первенца, преданного им и брошенного жить в нищете и горе? Как это, нести сумасшедшего убийцу, который танцевал на разбитой машине и рисовал себе улыбку собственной кровью?

В новостях многое не показали, но у Уэйна были свои люди на телевидении. И свои фотографы и информаторы.

Артур пошевелился. Один из пледов соскользнул с него, и Томас замер - но Артур только положил голову на его плечо и слабо улыбнулся.

Игра ли теней сделала своё дело, или сладкий запах лекарств, исходящий от Артура, но Томас Уэйн испытал чувство дежа вю - он так же поднимался по этой лестнице и так же нёс дорогой для себя груз, испытывая вину и…радость?

Зелёные волосы Артура щекотали его шею, его губы пахли болезненной сладостью, и Томас вспомнил светлые и вьющиеся локоны Пенни, её томное, нежное лицо, полуприкрытые блестящие глаза и сладкий запах вина, которым он опоил её в тот вечер, наполняя и наполняя её пустеющий бокал.

Много ли нужно девушке, чтобы опьянеть?

Она была такой желанной и покорной, такой по - детски доверчивой в его объятиях. И в постели она доверилась ему, веря в то, что сказки про Золушек сбываются, что прекрасный принц Томас Уэйн заберёт её в свой волшебный замок и они будут счастливы, вместе и навсегда.

Наивная секретарша, ещё не испорченная большим городом девушка из забытого Богом маленького городишки, медленно и с достоинством умирающего вдали от цивилизации.

- Я беременна, Томми - сказала она ему, заливаясь румянцем, - ты рад?

Рад?! Отец чуть не убил его за эту связь. Пенни была лишней на их празднике жизни. Томаса ждала карьера, пост директора в корпорации отца и красивая девушка голубой крови, предназначенная отцом ему в жёны, умная и прекрасная. Истинная леди. Он уже начал ухаживать за Мартой, она благосклонно принимала его ухаживания, будущее казалось светлым и таким…правильным.

Он не мог смотреть, как гаснет её улыбка, как уголки губ Пенни опускаются вниз - первый удар по её наивной вере в него и в их общее счастье.

Кажется, он пытался ей что - то объяснить, давал ей деньги, уговаривал, умолял. Томас уже не помнил, что он ей говорил. В памяти остался только дрожащий розовый полумесяц её губ, и широко распахнутые глаза. Глаза ребёнка, которого незаслуженно обидели, причинили боль.

- Перестань, - сказал его отец. - Не будь наивным. Не факт, что это будет твой ребёнок. Обычная история, Томас. Эти девушки знают, что делают, ложась в постель с богатыми мужчинами. Ваша связь зашла слишком далеко, но всё ещё можно исправить. Доверься мне, и она тебя больше никогда не потревожит. Доверься мне, сын.

- Сэр? - Альфред поднял упавший плед и положил руку на плечо хозяина - Всё в порядке, мистер Уэйн?

Мистер Уэйн, бледный, с выступившими на лбу каплями пота, посмотрел на дворецкого глазами предельно уставшего человека, заглянувшего в глубины Ада.

- Фамильные призраки, Альфред. - Томас странно улыбнулся, и Альфред невольно подумал, что это была не улыбка его хозяина, а улыбка Джокера, злая и безжалостная. - Мой грех не забыт.

Вот он, грех - положил голову на его плечо и улыбается в своём страшном сне, - напичканный наркотиками и болеутоляющими препаратами сын Пенни, обезумевшей и опустившейся любовницы богатенького негодяя, играющего с человеческими судьбами, как с мячиками для гольфа.

Уэйн стремительно поднялся по лестницам на четвёртый этаж, внёс Артура в его (и Джокера, не забывай об этом) комнату и положил на кровать, мучаясь чувством дежа вю.

Вот сейчас его сын, как Пенни когда - то, откроет глаза и протянет к нему руки, ожидая объятий…

Но Артур остался лежать в той же позе, в какой Уэйн положил его, - совершенно безучастный ко всему, как кукла. На его лице теперь не было даже улыбки, и Уэйн подумал, что профессор и правда знал своё дело. Всё сработало как надо, и теперь у него и Альфреда было несколько свободных часов до того момента, как Артур очнётся.

- Альфред, как ты считаешь, нужно его… - Уэйн запнулся, подыскивая более мягкое слово, - привязать?

Альфред считал, что нужно избавиться от сумасшедшего сына хозяина сейчас, когда он находится в счастливом нигде . Он мог бы сделать это, и Артур (а так же Джокер) отправился бы на небеса к своей матери.

- Думаю, это будет не лучшим началом вашего…второго знакомства, сэр, - дипломатично ответил дворецкий. - Незнакомая обстановка и так его напугает. Доверьтесь мне, я решу проблему, если она возникнет.

Решу проблему. Доверьтесь мне.

Прошлое торжествующе возвращалось. Но не сам ли он впустил это прошлое в свой дом? Внёс его в свою жизнь собственными руками?

Пей свою чашу до дна, - подумал Томас Уэйн. - Пей, а когда она начнёт пустеть, тебе нальют ещё. Как ты когда - то наливал и наливал глупенькой наивной секретарше, которой сломал жизнь.

- Постарайся обойтись без насилия, Альфред. - твёрдо сказал Томас. - Это мой сын, и он болен. Никакого насилия - только если иначе будет нельзя.

Никакого насилия? Альфред приподнял бровь, раздумывая о нормальности хозяина, но только вежливо поклонился ему и вышел, унося оба пледа.

Мой сын.

Кого ты называешь сыном, подумал Уэйн, - Артура, который смущался заговорить с тобой в туалете элитного кинотеатра, или убийцу, танцующего на машине среди толпы подонков, разносивших Готэм?

Они оба - мой сын. И Артур, и Джокер.

Томас выключил свет, и тут же включил его снова. Артур должен спать ещё много часов, но вдруг действие препаратов закончится раньше, и он очнётся в темноте?

Один, в незнакомом месте. В запертой комнате.

Интересно, в палатах госпиталя всегда горит свет, даже ночью, или это была любезность со стороны профессора по отношению к своему пациенту, оказавшемуся сыном почти мэра Готэма? Наверное, всегда, - должны же санитары видеть, что творится с их подопечными.

Какие странные мысли приходят ему в голову.

Томас Уэйн осторожно закрыл дверь комнаты своего сына и два раза повернул ключ в замочной скважине, чувствуя бесконечную усталость, сильное желание выпить виски или джина и странное удовлетворение от того, что Артур находится в полной его власти.

Отец не позволил бы мне поступить так, если бы был жив, неожиданно подумал Томас, глядя на ключ, лежащий на его ладони.

Эта мысль доставила ему удовольствие. Как и мысль о том, что он теперь хозяин судьбы Артура. И Джокера.

Уэйн спустился к Альфреду, чтобы обсудить с ним график приёма лекарств Артура, рекомендованных (очень настоятельно рекомендованных) Ричардом Фарингтоном, гениальным профессором, не побоявшимся рискнуть своей карьерой ради его, Уэйна, прихоти.

Утром его ждали дела, звонок жене и сыну, визит к адвокату…но сейчас Томас думал только о том, кто лежал сейчас в запертой комнате на четвёртом этаже поместья Уэйнов.

Ключ от комнаты он так и не убрал в карман, держа его в ладони.

Это было приятное ощущение.

========== Часть 4 ==========

Утренний визит к адвокату и пара нужных звонков завершили дело. Уэйн стал официальным опекуном Артура Флека (и Джокера), признанного ограниченно дееспособным.

А так же его официальным отцом и скандальным героем дня номер один - в случае, если случится чудо, и об этом деле узнает хоть одна живая душа кроме нужных людей, которым платили за молчание.

В глубине души Томас даже желал, чтобы это произошло. Желал тонн грязи, которые выльют на него газетчики. Желал осуждения общества. Каково это - стать изгоем, быть известным, как “отец Джокера”? Каково это, платить по счетам сполна?

Но была ещё Марта, и был Брюс - и они не заслуживали позорной славы. Марта была не виновата в том, что считала его честным и благородным человеком, а сын…

Брюс был его смыслом жизни - позволить случаю сломать судьбу этому мальчику Томас не мог.

Да и что, собственно, произошло? В Готэме было множество однофамильцев его сына - Томас даже знал банкира по имени Артур Флек.

Никто из деловых людей, занимающихся оформлением нужных бумаг по делу об усыновлении и опекунстве, даже и не подумал связать не столь давние события, и заподозрить Уэйна в странном желании стать отцом чудовища, благодаря которому весь Готэм недавно полыхал в огне.

Для них Уэйн был благодетелем, честным человеком, признавшим своего вновь обретённого после многих лет разлуки больного сына. Один из клерков даже пожал будущему мэру руку, восхищаясь его великодушием, и в восхищённых глазах его блестели слёзы восторга и умиления благородством поступка великого человека Томаса Уэйна.

Марта, Брюс.

Томас еле заставил себя поднять телефонную трубку и позвонить жене.

Да, дорогая, всё хорошо, дорогая. Через неделю можете возвращаться…да, я уладил важное для меня дело, всё хорошо. Я люблю тебя. Скажи Брюсу, что папа любит его. Да. До встречи.

Вот так мужья начинают лгать своим жёнам, подумал Томас, поднимаясь на четвёртый этаж - на этот раз в лифте. Он не сказал жене ни слова лжи - но почему у него было ощущение, что он солгал ей?

Папа любит Брюса - хорошего, умного, замечательного мальчика, его единственного наследника.

Уэйн снова взвесил ключ от комнаты Артура на ладони, чувствуя его приятную тяжесть. Лифт остановился. Томас вышел из него, вставил ключ в замок и два раза повернул его, чувствуя нарастающее приятное волнение.

Альфред сказал, что Артур уже проснулся и выразил надежду, что вторая встреча отца и сына пройдёт более успешно, чем первая. Уэйн тоже надеялся на это.

Сможет он сказать слова любви человеку, которого избил в туалете кинотеатра? Сказать о любви Джокеру, в которого превратился его сын?

Уэйн зашёл в комнату.

========== Часть 5 ==========

— Папа?!

Сначала Томас подумал, что это Джокер. Но это был голос Артура, и Уэйн почувствовал едва ли не болезненное счастье от того, что сын назвал его так.

Артур сидел на кровати и смотрел на него изумлёнными, испуганными глазами. Когда Томас вошёл в комнату, Артур, не отводя от него тревожного взгляда, отполз к изголовью и сжался там, обхватив себя руками.

Гобеленовое покрывало было даже не смято, словно на нём лежал не человек, а бесплотный дух.

Бинтов на голове Артура больше не было. Больничная одежда тоже отсутствовала. На Артуре была синяя пижама из гардероба, заказанного Томасом специально для него, а зелёная краска на свежевымытых волосах сильно потускнела, являя их настоящий каштановый цвет.

Впрочем, Артура все изменения в его внешности и гардеробе, кажется, оставили равнодушным - если он вообще их заметил.

Томас подумал о том, как Альфред умудрился проделать все эти манипуляции за такое короткое время, и смог ли он заставить его, теперь уже законного, сына принять все лекарства, указанные в обязательном списке.

— Здравствуй, Артур. — Уэйн присел на край кровати и показал пустые ладони. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Не бойся. Надеюсь, Альфред объяснил тебе, где ты находишься и ответил на все твои вопросы. Если хочешь о чем - нибудь спросить меня, спрашивай.

Долгий, настороженный взгляд. Томас терпеливо ждал, стараясь не делать резких движений.

Артур сказал что - то. Так тихо, что Уэйн не расслышал ни слова.

— Повтори, пожалуйста, — попросил Томас. — Я тебя не расслышал.

— Верните меня в Аркхэм. — повторил Артур.

Вот так.

Томаса как ведром ледяной воды окатили.

А что он ждал от человека, которого сам же избил, и которого спустили с лестницы кинотеатра, в котором его отец спокойно досматривал фильм, досадуя на неприятный инцидент?

— Я не могу этого сделать, Артур. — спокойно сказал Томас. — Это твой дом и твоя комната. В Аркхэм ты больше не вернёшься, пока я жив. Что же касается нашей предыдущей встречи - я прошу у тебя прощения. Не только за то, что ударил тебя, но и за всё, что я тебе тогда наговорил.

Уэйн встал и сел рядом, заставив Артура снова вжаться в изголовье кровати.

Протянул руку - медленно, осторожно, - и провёл ладонью по впалой щеке сына. Артур от этого прикосновения дёрнулся, как от удара током, и Томас невольно вспомнил цветные провода, так удивившие его в Аркхэме.

Рано. Не трогай его, ещё рано, не трогай.

Но Томас не смог удержаться от этой невинной ласки, вспомнив, как Артур смотрел на него с улыбкой, по - детски веря в то, что родителям всегда нужны их дети.

Веря в то, что отец заберёт его к себе и будет любить и защищать от всего на свете. Что он просто не знал, что у него есть сын. Ведь так всегда было в сказках, которые рассказывала ему мать; потерянные дети находились, оказывались принцами и принцессами, и, разумеется, все потом жили долго и счастливо.

Ах, Пенни.

Ладонь Томас не убрал, давая Артуру привыкнуть с себе. Артур действительно немного расслабился и на какое - то мгновение даже прижался щекой к тёплой ладони, заставив Уэйна снова почувствовать себя счастливым.

Всё будет хорошо, всё будет…

Артур вцепился зубами в его руку. Боль была такой неожиданной и острой, что Томас еле сдержал крик.

Сам виноват. Рано.

Артур снова вжался в изголовье кровати, закрыв голову руками и явно ожидая удара.

— Я не трону тебя. Не бойся.

Томас зажал второй рукой окровавленную кисть, задыхаясь от боли, и вышел из комнаты.

— Верните меня в Аркхэм. — звенящим голосом сказал Артур ему вслед, и Томас едва не выронил ключ, который пытался вставить в замочную скважину. Он еле успел закрыть дверь на один поворот ключа. Артур с такой силой бросился на дверь с той стороны, что ключ вылетел из замка.

— Верните меня в Аркхэм! — кричал Артур, и в его голосе звучало не безумие, нет. Ужас. Такой всепоглощающий ужас, что у Томаса выступили слёзы на глазах. — Верните меня в Аркхэм!

— Успокой его, — холодно сказал Уэйн Альфреду, который всегда оказывался в нужное время и в нужном месте.

Альфред открыл дверь и скользнул в комнату Артура.

— Верните меня в Аркхэм! — раздался полный ужаса и ярости крик, переходящий в болезненный вой.

Томас Уэйн услышал чьи - то тихие всхлипывания, и не сразу понял, что плачет он сам.

- Спокойно, сэр, спокойно, - раздался из комнаты мягкий голос Альфреда. - Вы же понимаете, что сопротивляясь, делаете только хуже себе?

Разбилось что - то стеклянное. Уэйн даже в коридоре почувствовал запах - сильный, сладкий и едкий, а потом раздался болезненный вопль Артура и Томас, не выдержав, снова зашёл в комнату сына, чтобы посмотреть, что там происходит.

- Советую вам не приближаться, сэр. - Альфред убрал в футляр использованный шприц и показал на стеклянные осколки ампулы, блестевшие на полу в остро пахнущей чем - то сладким луже. - Вы можете пораниться.

Артур, с закатанным до плеча рукавом пижамной куртки, сидел на кровати и как - то безучастно тёр место укола, словно не совсем понимая, что происходит. Когда вошёл Уэйн, его лицо немного оживилось. Артур даже попытался встать, но Альфред усадил его обратно на кровать и недовольно посмотрел на хозяина.

- Будет лучше, если вы займётесь своей рукой, сэр. - дипломатично сказал дворецкий.

- Верните… - Артур закрыл глаза, и стал заваливаться на бок. Томас метнулся к нему, наступив на осколки ампулы, но Альфред ловко и осторожно уложил Артура на кровать, и вывел своего хозяина из комнаты, умудрившись при этом не коснуться его даже пальцем.

- Он спит, сэр. - холодно сказал дворецкий. - Если вы позволите, я закончу с ним и займусь вашей рукой.

- Извини, Альфред. - Томас посмотрел на свою начинающую неметь кисть, залитую кровью, вытер мокрое лицо и направился в кабинет, чтобы договориться о встрече с профессором Фарингтоном.

Профессор сразу же поймёт, чьи это зубы едва не перегрызли сухожилия на руке его коллеги, но Томасу было уже всё равно, кто и что о нём подумает. Ему требовалась консультация по поводу принимаемых Артуром препаратов.

Набирая номер, Томас поймал себя на мысли, что он пытается услышать то, что творится за стеной, в комнате его сына.

Тишина.

Взошло солнце, и его лучи осветили деловой кабинет Уэйна, придавая ему какой - то сказочно - нереальный вид. Все предметы словно плавали в золотистой дымке.

Томас подумал о том, что Артур не увидит это волшебное утро, проведя его и большую часть дня в своём страшном медикаментозном сне, сбросил набранный номер и несколько минут стоял, пытаясь подавить душившие его рыдания.

Добро пожаловать домой, сын.

Уэйн вытер мокрое лицо и заново набрал нужный номер.

========== Часть 6 ==========

- Мы почти на свободе, глупый маменькин сынок, и я не собираюсь возвращаться в Аркхэм. Даже не пытайся ещё раз проделать эту шутку с Уэйном.

Голос Джокера был нервным, Артур слышал в нём истеричные нотки и с трудом сдерживал раздирающую губы улыбку. Приятно было знать, что хоть в чём - то он был на шаг впереди.

Хотя бы в их споре о том, наплевать Томасу Уэйну на своего сына, или нет.

Джокер считал, что их обоих освободит из Аркхэма Джерри Ли Рэндалл, его самоназванный лучший друг, телохранитель и бог знает кто ещё.

Артур иногда думал, что у Джерри “крыша поехала” в тот момент, когда он вытащил своего будущего босса из разбитой полицейской машины, иначе никак нельзя было оправдать ту дикую любовь, которую этот итальянец внезапно стал испытывать к обыкновенному психованному убийце, волей случая ставшего Принцем преступного мира Готэма.

Джокер ничего не умел, как и он сам. Он умел только стрелять. Но за те дни, что они вдвоём провели на улицах Готэма, Джокер научился многому. Он впитывал в себя все знания, которые могли дать люди из его банды, и одинаково радостно улыбался и Джерри, терпеливо учившего босса премудростям уличной жизни, и громилам, которые нагло хлопали его по спине, тискали его и задаривали таинственными пакетиками с “лекарствами”, от которых некоторое время не болела голова не только у Джокера, но и у него, Артура.

Свобода.

Джокер жил свободой, дышал ею, питался ею, пил её, как лучшее дорогое вино…и пьянел от счастья, сея вокруг себя хаос и разрушения.

Артур ненавидел гулянки в подворотнях, громил, стреляющих по разбегающимся от шума крысам и по окнам, из которых осмеливались показываться люди. Ненавидел влюблённых девиц и обдолбанных мужчин, которым Джокер позволял любить себя, явно не особенно понимая, что с ним творят.

Джокер в эти счастливые для него дни совсем не думал о реальности - его обожали, носили на руках, побеждённый Готэм лежал у его ног, а самое главное - его ЗАМЕЧАЛИ, и Джокер чувствовал эйфорию даже не вкалывая себе “лекарства” из таинственных пакетиков, которыми щедро одаривали его восхищённые поклонники.

Впрочем, Артур Джерри не ненавидел. Когда Джокер капризно заявлял, что устал, и оставлял его, Артура, наедине с Рэндаллом и своими громилами, итальянец даже не думал издеваться над ним.

Джерри обычно бурчал что - то вроде “опять на босса это накатило” и начинал заботиться о нём с удвоенным вниманием, как - будто он, Артур, был тяжелобольным.

Артур чувствовал, что Джокер рвётся на свободу - обратно на грязные улицы Готэма, в свою Империю Хаоса. Сама мысль о семье была для Джокера пыткой. Отец? Мать? Брат?

Джокеру нужен был его верный Джерри, револьвер тридцать восьмого калибра и…может быть, ещё он, Артур? Совсем немного нужен, как тело, которое можно использовать.

Но Артуру нравилось быть в Аркхэме. Это было его убежище. Там он чувствовал себя в безопасности - от всего. От своих ужасных видений, от мучающих мыслей, от воспоминаний, от того, что Джокер мог натворить. Пусть Джокер мучает только его одного. Артур не хотел причинять другим людям боль. Раз он не может нести в мир радость, пусть мир существует сам по себе, вне наличия в нём никому не нужного человека по имени Артур Флек.

То, что отец забрал его из убежища, из Аркхэма, было ужасно. И одновременно приятно.

Артур помнил сказки, которые иногда рассказывала ему мать: измученный, исстрадавшийся герой оказывался принцем, все его беды завершались как по мановению волшебной палочки, несчастный воцарялся на троне, обласканный умилёнными родителями и будущее подразумевалось, конечно же, светлым и счастливым.

Так и случилось - в один миг он оказался вознесён к вершинам, туда, где холодный горный воздух приносил уже не облегчение, а борьбу за каждый вдох этого чистого, режущего, как стеклом горло, эфира богов. Эфира людей, правящих слабыми мира сего.

Быть принцем, обласканным своим отцом.

Он стал принцем, но что касается отца…

Артур вздрогнул, вспомнив взгляд человека, называющего его сыном.

Томас Уэйн, хищно и презрительно смотрящий на свою невзрачную копию в туалете кинотеатра, был откровенен в своей холодности, непринятии того, что не вписывалось в привычный ход его жизни.

Томас Уэйн, тянущий к нему руку - не для удара, а чтобы приласкать - был страшен.

Артур знал, что сказки остаются сказками, что все его наивные мысли о любящем отце существовали только в его больной голове. Люди, правящие этим миром, не испытывают нужды в обожании тех, кто умирает от голода.

Так зачем он был нужен небожителю Уэйну, способному купить весь Готэм?

Почему Уэйн признал его сыном?

Артур не смог прочитать, что написано на бумаге, которую жуткий дворецкий, представившийся ему Альфредом Пенниуортом, сунул ему под нос, слишком он был испуган, озадачен и дезориентирован. Но Альфред медленно и подробно прочитал ему весь текст, и в завершение так же сунул под нос печать.

Зачем? Почему Уэйн сделал это?

- До чего же ты тупой, Флек, - нахохотавшись, заметил Джокер, как только Альфред ушёл. - Что тут непонятно? Тебя купили, Радость. Даже документ есть с печатью. Ты теперь любимая папочкина игрушка. Он будет тебя приручать, переделывать под себя, а потом, когда ты ему надоешь,…

- Он мой отец! - не выдержал Артур. - Почему он не может просто любить меня? Я не хочу его деньги. Просто…немного тепла. Я…

- Тебе больно? - в свою очередь перебил его Джокер. - Больно вспоминать, как ты заливал кровью раковину в нужнике, как Уэйн смотрел на тебя. Как отказался от тебя. Тебе больно, Радость?

Артур промолчал, понимая, что Джокер сейчас скажет что - то страшное. Настолько страшное, что он начнёт кричать, потому что это будет…правда?

- Больно. - ответил за него Джокер. - Но самую ужасную боль он тебе ещё не причинил. Знаешь, как это будет? Он приручит тебя, заставит себя любить. Постарается сделать из тебя свой идеал. А когда поймёт, что это невозможно, отшвырнёт тебя, как сломанную вещь. Так может прекратишь ныть и мечтать о любви тех, кому ты не нужен, и вернёшься со мной домой?

- Домой? - Артур обвёл взглядом свою комнату. - А что, если мы дома, Джокер? Что, если ты ошибаешься?

- На окнах решётки, Флек. - усмехнулся Джокер. - Дверь заперта. Дворецкий Уэйна успеет сто раз убить тебя, если ты попытаешься сбежать. Это ты назвал домом?

Артур опустил голову. Джокер всегда был прав. Но почему тогда ему хотелось разбить эту правоту одним ударом кулака, заставить Джокера заткнуться, потому что…

- Ты сам знаешь всё это. И ты хочешь променять мою свободу на временный интерес к тебе Уэйна? - голос Джокера стал холодным и усталым. - Слушай меня, Флек. Я сбегу, хочешь ты этого или нет. И если ты будешь мешать мне, стоять на моём пути… - Джокер неожиданно замолчал, а потом нехорошо рассмеялся. - Хотя…поиграй в папочкиного сына, Радость. В конце - концов, почему бы и нет? Уэйн будет посильнее Пенни, но я верю - ты и с ним справишься, мой хороший, правильный мальчик Артур. Задушишь его, как мамочку.

- Заткнись, - простонал Артур, чувствуя почти панику. - Заткнись!

- Ничему тебя жизнь не учит, Радость, - мурлыкнул Джокер, - Наступаешь на те же грабли.

- Это отец забрал нас из Аркхэма, а не твой Джерри. - сказал Артур, и Джокер замолчал - резко, будто получил пощёчину. - Дай ему ещё один шанс. Если ничего не получится, я…я уйду с тобой. Навсегда.

Артур немного подождал и позвал:

- Джокер?

Тишина. Пустота.

Артур встал с кровати и подошёл к двери. Толкнул её, отчаянно надеясь, что дверь не заперта, убедился в обратном, разбежался, и пнул дверь ногой.

От такого удара дверь квартиры, в которой он жил когда - то с матерью, слетела бы с петель мгновенно. Но эта дверь, дубовая и явно очень прочная, даже не пошевелилась.

Артур отошёл подальше, разбежался…и вылетел в коридор, едва не сбив с ног Альфреда.

- Вам что - нибудь нужно, сэр? - дворецкий поднял с ковровой дорожки выпавший из его руки ключ от двери.

- Не запирайте меня больше, пожалуйста. - Артур пятился назад до тех пор, пока не упёрся спиной в стену коридора. Паника душила его, заставляла задыхаться от ужаса.

- Я спрошу у мистера Уэйна его мнение по этому вопросу, сэр. Вернитесь в свою комнату.

Артур закрыл глаза и начал танцевать.

========== Часть 7 ==========

Альфреду показалось, что у Артура судорога - так резко и странно изогнулось его тело.

Дворецкий даже шагнул вперёд, чтобы не дать упасть этому обезумевшему от непонятного страха человеку, но тут же остановился и замер.

Это была не судорога. Артур танцевал, и отдавался танцу так, что, кажется, его сознание на время выпало из реальности.

В ту ночь, когда Томас Уэйн собственными руками внёс это сумасшедшее чудовище в свой дом, Альфред выдержал борьбу с самим собой. Борьбу долга, чести и разума.

Он долго стоял и смотрел на спящего человека, на сына своего хозяина, и решал для себя вопрос; прекратить его существование этой же ночью, или дать убийце шанс исправиться, стать достойным семьи Уэйнов.

Лежащий на гобеленовом покрывале Артур выглядел безвредно и невинно, но Альфреду очень хотелось одним движением пальца оборвать его жизнь, завернуть тело в это же покрывало и вынести его прочь из особняка.

Альфред видел не больного человека, волей судьбы вознесённого в принцы из нищих. Он видел смертельную опасность для рода Уэйнов, вирус, который уже начал отравлять всё и всех.

Он не питал никаких отрицательных чувств к Артуру Флеку, в состоянии аффекта задушившему свою мать. Его место было в госпитале Аркхэм, и Альфред не осуждал поступки больного человека, который был не в состоянии себя контролировать.

Но Пенниуорт видел шокирующую запись передачи шоу Мюррея, видел отрывочные репортажи с горящих улиц Готэма и понимал, что Джокер был вовсе не оступившимся инфантильным мужчиной с разумом подростка. Джокер ненавидел - и эта ненависть помогала ему дышать и продолжать существовать.

Томас Уэйн не понимал это. Не понимал, что того застенчивого молодого человека, который подошёл к нему в туалете кинотеатра, уже почти не существовало. Джокер же набирал силу - и это был ненавидящее всё живое, обиженное на весь мир существо, которое отчаялось быть хорошим; смертоносный заряд боли и желания разрушений в оболочке бывшего добропорядочного молодого человека, пытающегося жить, как все.

Дворецкий даже провел рукой по шее спящего Артура и дотронулся пальцем до заветной точки. Одно сильное нажатие - и живущие (а так же семья Уэйнов, что важнее всего) будут избавлены от Джокера навсегда.

Но Артур всё ещё существовал. Всё ещё жил в этом поддерживаемом ненавистью теле, и Альфред, поколебавшись немного, всё же убрал руку - нехотя, через силу, сердясь на самого себя.

Это было непрофессионально с его стороны - понимать размер опасности и не принять соответствующие меры, но…

Но он уже не был специальным агентом, нанятым убивать.

Он был дворецким. А в обязанности дворецкого входит предотвращение возможных несчастных случаев, а не убийство, и уж тем более не убийство ребёнка нанимателя - даже если он это заслужил.

Поэтому Альфред тихо прикрыл за собой дверь и приготовился предотвращать несчастные случаи.

В том, что они будут, Пенниуорт даже не сомневался.

Артур танцевал. И что - то в его танце было не так.

Дворецкий прекрасно понимал, что Артур чудом нашёл способ успокаивать себя, и сейчас вытанцовывал свой ужас.

Альфред видел подобное. В своё время им, молодым “специалистам”, даже преподавали разные способы выведения себя из шокового состояния, и такой вот танец действительно был одним из способов.

Но Артур танцевал так, будто неведомая сила выворачивала его, выкручивала руки и ноги, сгибала так, как нормальный человек, имеющий позвоночник, сгибаться не может.

Он словно пытался выбраться из самого себя.

Альфред представил себе гигантскую бабочку, выбирающуюся из кокона, и сравнение получилось таким удачным, что его замутило от отвращения.

Артур пытался выбраться из тела Джокера, или…?

Дворецкий тенью скользнул за спину Артура, осторожно произвёл захват и почти обнял его со спины, блокируя руки.

Артур вырываться не стал. Стоял, тяжело дыша, и в его смотревших в никуда глазах стало проявляться осознание происходящего.

- Не запирайте, - устало повторил он. - Прошу вас.

- Не я решаю этот вопрос, - как можно более мягко ответил Альфред. - Если мистер Уэйн будет не против, я никоим образом не стану ограничивать ваши перемещения по территории поместья.

Артур покорно дал завести себя обратно в комнату - кажется, он внимательно слушал то, что ему говорили. Но когда Пенниуорт повернулся, чтобы уйти, Артур вцепился в рукав его смокинга с такой силой, что у него даже пальцы побелели.

Альфред снова испытал недовольство собой.

Успокоить сына хозяина, запереть его и заниматься своими делами. Что тут сложного? Он всего лишь выполняющий приказ дворецкий, а не нянька для великовозрастного проблемного ребёнка мистера Уэйна.

Так почему он медлит?

Артур молчал, опустив голову, его побелевшие пальцы начали синеть, дыхания почти не было слышно и дворецкий понял, что если он сейчас сделает то, что должен сделать, Артур потеряет сознание - от ужаса или очередной панической атаки.

В принципе, подумал Альфред, это было бы даже хорошо - у него и у мистера Уэйна будет время обсудить множество важных вопросов.

Но не смотря на неприязнь, дворецкий чувствовал жалость к этому запутавшемуся в лабиринтах собственного разума человеку.

В конце - концов, ему лично странный сын мистера Уэйна не причинил никакого вреда.

Пока не причинил.

Альфред принял решение.

- Если вы не будете проявлять агрессию, сэр, я не буду вас запирать до тех пор, пока не получу от мистера Уэйна приказ сделать это. От вас будет зависеть, какое решение он примет. Понимаете меня?

- Да. - Артур сидел так же не поднимая голову, но хватка егопальцев начала слабеть.

- Очень хорошо. - Альфред достал из кармана футляр с шприцем, уже наполненным лекарством. - Руку, пожалуйста.

- Я опять усну? - Артур послушно дал закатать на себе рукав пижамной куртки и скривился, когда шприц стал пустеть, наполняя его вену сладко пахнущим составом.

- Это вас успокоит, сэр. А так же замедлит ваши действия, если вы решитесь на кого - нибудь броситься.

Наконец - то Артур поднял голову. Альфред ожидал чего угодно - злости, раскаяния, равнодушия, но сын мистера Уэйна удивил его ещё раз, посмотрев на него…с обидой.

- Почему вы так говорите?

Надо же, какая невинность. Альфред вежливо улыбнулся.

- Потому что вы пытались задушить меня при первой нашей встрече. Потому что вы укусили мистера Уэйна. Пытались выбить дверь и едва не искалечили себя осколками ампулы. Мне не хотелось напоминать вам, сэр, но в госпитале вы пытались разбить свою голову о стену.

Артур заметно смутился.

Альфред хотел было добить эту ложно невинную добродетель информацией о том, что мистер Уэйн, как хирург, теперь временно был неспособен исполнять свой врачебный долг с искалеченной рукой, но промолчал.

Пусть хозяин сам воспитывает своего сына, раз уж решился признать его.

- Переоденьтесь, сэр, - Пенниуорт убрал шприц и кивнул на шкаф с одеждой.

Артур спорить не стал, и молча переоделся под пристальным взглядом дворецкого.

Альфред отметил, что Артур проигнорировал красивые костюмы - тройки из английской шерсти, стоившие небольшое состояние, и надел только зелёную рубашку и первые же попавшиеся ему брюки.

Выглядел он во всём этом не очень хорошо, но Альфреда его выбор порадовал. Подопечный не натянул брюки на голову, а рубашку задом наперёд - а это значило, что Артур, хотя ещё не отошёл от шока, соображал в пределах нормы.

- Вам не нравится выбор мистера Уэйна? - поинтересовался Альфред, имея в виду костюмы.

- Это не моё. - Артур пожал плечами. - Я такое не ношу.

Альфред представил себе этого скрюченного человека в дорогом костюме и мысленно согласился с его мнением. Артур был сам по себе, костюмы сами по себе и попытка их соединить даже в уме заканчивалась катастрофически. Всё равно, что грязь завернуть в дорогую ткань, подумал дворецкий…и тут же укорил себя за такие мысли.

Артур, конечно, преступник, но он не грязь.

Вопрос одежды тоже следовало обсудить с мистером Уэйном.

Вообще, сложившаяся ситуация начала дворецкого слегка напрягать. Томас Уэйн должен был вернуться только вечером. У него, Альфреда, были свои дела, и дополнительная нагрузка в виде сумасшедшего сына хозяина не прибавляла ему оптимизма.

Что, он должен вот так вот и ходить везде, водя за ручку одурманенный готэмский кошмар?

Готэмский кошмар поставил точку в размышлениях Альфреда, когда они оба спускались по лестнице на третий этаж.

Он потерял сознание так неожиданно, что Альфред успел только не дать ему разбить голову о мраморные ступени, покрытые зелёной ковровой дорожкой.

========== Часть 8 ==========

Артур проигнорировал лифт, и Альфред не стал настаивать. У его подопечного были свои причины для избегания замкнутых пространств.

Но потерявшего сознание Артура дворецкий переместил на первый этаж на лифте.

Не то, чтобы истощённая, невысокая копия Томаса Уэйна весила много - Альфред спокойно мог поднять человека раза в три превышающего вес Артура.

Пенниуорт поднял его с удивившей его самого лёгкостью - казалось, этот далеко не хрупкий мужчина почти ничего не весит. И дворецкий понял, что обморок его подопечного вызван не столько шоком от случившегося, сколько вливанием в его кровь сильнодействующих препаратов и отсутствием приёма какой - либо пищи.

Поэтому Альфред и проигнорировал клаустрофобию Артура, воспользовавшись лифтом.

Сына хозяина нужно было накормить, и сделать это нужно было как можно скорее, пока не начались необратимые последствия.

Через час Альфред начал испытывать сильное желание если не придушить Артура, то хотя бы связать его и накормить насильно.

Артур сидел перед тарелкой с овсяной кашей и смотрел на неё с таким глубоким отвращением, что за него делалось страшно. Казалось, любая еда уже стала отравой для него, и первая же ложка отправит несчастного на тот свет.

И вот это жалкое создание держит весь Готэм в страхе?

Впрочем, Альфред не особенно волновался за исход событий. У него уже был опыт кормления маленького Брюса, который после тяжёлой болезни так же отказывался есть, и только хныкал и отворачивал голову от ложки с едой.

Пенниуорт сел рядом с Артуром за стол, взял его ложку, и, зачерпнув немного каши, отправил её себе в рот.

Артур слегка оживился, изумившись такому поступку дворецкого. Этого он никак не ожидал. Альфред между тем повторил покушение на тарелку, и, слегка помахав в воздухе ложкой, вежливо поинтересовался:

- Мне кажется, вы работали стендап - комиком, сэр? Расскажите что - нибудь о вашей работе.

- Я… - начал Артур и запнулся, когда Альфред зачерпнул его кашу в третий раз. У него дрогнула рука, чтобы отобрать ложку. Не для того, чтобы есть, просто… это была его ложка.

- Да? - Альфред, словно спохватившись, отдал ложку Артуру и откуда - то достал ещё одну - как из воздуха.

Артур поймал себя на том, что он как дурак пялится на дворецкого, открыв рот, смутился, и принялся возить по тарелке кашу ложкой, чтобы хоть чем - то себя занять.

- Вы хотели что - то рассказать? - Альфред нагло зачерпнул ещё кашу, и, когда Артур приготовился, чтобы ответить, сунул ложку ему в рот.

- Простите, сэр, я промахнулся. - Пенниуорт зачерпнул ещё одну ложку, и на этот раз съел всё сам, словно вообще забыв о существовании сына своего хозяина.

Артур буквально испепелил взглядом дворецкого, посмевшего так с ним поступить. Он даже приготовил достойный ответ, но для этого нужно было что - то сделать с кашей, которая была у него во рту.

Артур хотел было уже выплюнуть её… и тут до его уже равнодушного к еде организма и мозга дошло, что это была настоящая пища. Да ещё какая - глаза Артура видели кашу, но на вкус это было…это было…

Что это было, Артур так и не решил. Тарелка очистилась в мгновение ока, он даже облизал и её, и ложку, и пальцы, и только тогда заметил взгляд дворецкого.

- Ещё, сэр? - вежливо спросил Альфред, ложка которого исчезла так же волшебно, как и появилась.

Артур невольно улыбнулся.

- Полагаю, это ответ “да”, - кивнул Пенниуорт, наполняя новую пустую тарелку.

Одной проблемой стало меньше.

========== Часть 9 ==========

- Мне нужно твоё мнение, Альфред.

Дворецкий внимательно посмотрел на бриллиантовое колье, лежащее в чёрной бархатной коробке, которое хозяин показал ему с выражением озабоченности на лице.

А, так вот что означали его слова о “сюрпризе”, случайно услышанные дворецким. Томас Уэйн произнёс это слово, говоря с женой по телефону. Альфред тогда решил, что Уэйн имеет в виду совсем другую… драгоценность, и ещё удивился тому факту, что голос хозяина звучал довольно и радостно.

Честно говоря, его сумасшедший сын был бы так себе “сюрпризом”.

- Миссис Уэйн будет в восторге, сэр, - согласно кивнул Альфред, и Томас Уэйн закрыл бархатную коробочку с довольной улыбкой на лице.

- Как он себя чувствует?

“Он”, отметил Альфред. Не “сын”, не “Артур”, и даже не “Джокер”. Он.

Конечно, он и сам никак не мог назвать это чудовище “мистер Уэйн”, хотя по факту Артур уже являлся им. Но со стороны хозяина это был не очень хороший признак.

Уэйн начал сомневаться в том, что поступил правильно, забрав Артура домой, да ещё так поспешно официально усыновив его?

Впрочем, Пенниуорт воздержался от поспешных выводов. Это было сказано всего лишь один раз.

- Мистер Флек спал большую часть дня, - отчитался Альфред, намеренно назвав Артура Флеком и наблюдая за реакцией Уэйна. - Сейчас он у себя в комнате, сэр, но комната не заперта.

- Уэйн, Альфред. Не Флек. - хозяин едва заметно нахмурился. - Полагаю, у тебя были причины для этого поступка.

Уэйн не собирался отказываться от своей собственности даже на словах.

Пенниуорт подумал о том, что Уэйну нравится владеть Артуром. Именно владеть, а не просто называть его своим сыном. То, что Артур находился вне запертой комнаты, вызвало неудовольствие хозяина не потому, что его сын бродил на свободе, а потому, что это не он сам выпустил его.

Альфред стал сомневаться, что хозяин так это и оставит.

- Были, сэр. - вежливо кивнул дворецкий, принимая пальто Томаса. - У мистера Уэйна была паническая атака и приступ клаустрофобии, и я взял на себя смелость нарушить ваш приказ.

Уэйн достал из кармана брюк ключ от комнаты Артура и нахмурился ещё сильнее.

- Если я прошу исполнить что - то, что касается моего сына, это должно исполняться без исключений из правил, Альфред. - хозяин смягчил выговор, заменив слово “приказываю” на “прошу”, но Пенниуорт прекрасно понял намёк.

- Прошу прощения, сэр. - Альфред церемонно поклонился. Уэйн сжал ключ от комнаты в кулаке и направился к лифту. Дворецкий последовал за ним, от всей души надеясь, что Артур не натворил ничего ужасного, исследуя пространство на четвёртом этаже.

Сонный от внезапного изобилия пищи Артур бродил по коридору, рассматривая висящие на стенах картины, рисунок на обоях и растения в горшках, периодически борясь с приступами сна, и время от времени засыпал на диванах и в креслах. К тому же очередная инъекция успокоительного ещё больше понизила его активность.

Их обоих ждал сюрприз.

Когда дворецкий и его хозяин вышли из лифта, Артур не сразу оторвался от своего странного занятия. Он действительно ничего не натворил - на всём этаже, на первый взгляд, был такой же идеальный порядок, как и раньше.

Сам же Артур стоял на коленях на ковровой дорожке и с закрытыми глазами водил по стене рукой.

Когда его отец и Альфред вышли из лифта, Артур повернул голову в их сторону и открыл глаза, но Альфред отметил, что “вернулся” он не сразу.

Некоторое время Артур странно улыбался, и в его глазах была отрешённая мечтательность, словно он возвращался из какого - то очень далёкого и хорошего места.

Томас Уэйн нахмурился ещё сильнее. Улыбка на лице Артура погасла, уступив место неуверенности, а затем страху.

- Добрый вечер, Артур. - в голосе Томаса был такой холод, что Альфред невольно посочувствовал его сыну. - Могу я узнать, чем ты занимаешься?

- Добрый вечер. - Артур нехотя поднялся с колен и посмотрел на них обоих с лёгкой досадой, как ребёнок, интересной игре которого помешали. - Я путешествовал.

Альфред еле сдержал улыбку, отметив, что его непреклонный, сердитый хозяин растерялся. Кажется, у Артура получилось озадачить своего отца, и дворецкого это порадовало.

Последние пару лет маленький Брюс почти не причинял никаких хлопот и неудобств своему отцу, и Томас начал забывать о человечности, всё больше и больше превращаясь в циничного политика и бескомпромиссного руководителя Хирургического Центра и корпорации ” Уэйн Энтерпрайзис “.

- Путешествовал? - Томас постарался смягчить голос. - Стоя на коленях у стены?

Артур немного подумал, а потом взял Уэйна за руку и потянул его за собой к стене. Заинтересованный Томас покорно шагнул вперед, и Альфред последовал за ним, сам заинтригованный донельзя.

Артур прижал пальцы Уэйна к обоям на стене.

- Нужно закрыть глаза.

Томас Уэйн закрыл глаза, и Артур провёл его пальцами по стене.

- Это Африка. Ниже Тибет, но я его ещё не успел исследовать.

Альфред подумал, что Артур не совсем понимает, что делает, и следующие его действия только подтвердили его предположение.

До Артура словно дошло, что происходит. Он поспешно отпустил руку Томаса Уэйна, побледнел и даже слегка отшатнулся от него, напуганный тем, что посмел сделать.

Уэйн несколько секунд вёл пальцами по стене, хмурясь всё больше и больше, а затем его чуткие пальцы хирурга “поняли” происходящее раньше, чем смысл игры вошёл в сознание человека, давно уже занимающегося только политическими играми.

Ну конечно. Мельчайшие неровности, выпуклости и ямки. Горы, долины и озёра. Сколько лет прошло с того времени, как он сам играл в эту древнюю, как мир, детскую игру?

- Путешествовал, значит. - Томас неожиданно улыбнулся, и у Альфреда появилась надежда, что хозяин не станет портить то, что сейчас происходило между Уэйнами, отцом и сыном.

Артур неуверенно улыбнулся Томасу в ответ и даже немного подался вперёд, когда Уэйн положил неискалеченную руку ему на шею и повернул его голову лицом вверх - так, чтобы Артур смотрел на него.

Томас молча смотрел в глаза своего странного старшего сына, и его пальцы, зарываясь в волосы Артура, скользили по его шее вверх - вниз, не то лаская, не то изучая что - то.

- Голова болит? - неожиданно нарушил тишину Уэйн.

Томас так задрал его голову, что Артуру пришлось подняться на кончики пальцев ног.

- Да.

Уэйн погладил его большим пальцем неискалеченной руки по щеке, не убирая руку с шеи, и отпустил - позволил нормально дышать и стоять.

- Мне и Альфреду нужно обсудить множество важных вопросов, касающихся тебя, Артур. Мне нужна тишина. Сейчас ты отправишься к себе и ляжешь спать. Будет лучше, если я не услышу никаких звуков из твоей комнаты до утра.

- Не запирайте меня, пожалуйста. - Артур на миг обернулся, умоляюще посмотрев на Альфреда, и дворецкий с досадой подумал, что это была ошибка с его стороны.

- Это будет зависеть от твоего поведения. - Уэйн задумчиво посмотрел на дворецкого, взял Артура за руку выше локтя, быстро завёл его в комнату и усадил на постель. - Свет можешь не выключать. Спокойной ночи.

Артур вцепился в покрывало обеими руками и опустил голову. Отец пугал его. Этого человека бесполезно было просить о милости. Артуру было страшно оставаться в комнате наедине с Джокером, но вцепиться в Уэйна Артур боялся. Вдруг одним ударом рассерженный Томас Уэйн не ограничится?

Уэйн вышел, в двери прощально повернулся ключ, и Артур остался один.

- Альфред, тебя что - то тревожит?

Уэйн был сама любезность и доброта.

Тревожит, подумал Альфред. Ваш сын тревожит, этот странный молодой человек, убийца с детским восприятием мира. Он улыбается откровеннее тысячи людей, виденных мною за последние несколько лет жизни, и я уже не знаю, почему мне хочется убить его - из жалости ко всем людям, или из жалости к нему.

И вам, мистер Уэйн.

- Нет, сэр. - Пенниуорт спокойно посмотрел хозяину в глаза. - Всё под контролем.

Они действительно обсудили множество вопросов, касающихся Артура.

Альфреду очень не понравился блеск в глазах хозяина, рассказывающего, какое новое оборудование он выписал для своей лаборатории, устроенной в одной из комнат нулевого уровня, находящегося под особняком.

И смутил его не сам факт обновления и без того превосходной техники. Врачебной практикой хозяин последнее время занимался мало, руководящие должности отнимали почти всё его время, но Томас Уэйн был уверен, что после его участия в операции по удалению опухоли головного мозга Артур станет практически здоровым человеком.

Пенниуорт был не уверен, что даже помощь гениального профессора Фарингтона, делающего скальпелем невероятные вещи и буквально вырывающего смертельно больных людей из лап смерти поможет хозяину вернуть Артура в нормальное человеческое общество.

Специальных агентов учат оценивать ситуацию мгновенно.

Альфред всей душой понадеялся, что на этот раз он ошибся.

========== Часть 10 ==========

- Всё приходится делать за тебя, Флек. - Джокер позволил Артуру подняться с колен и смыть кровавую воду в унитазе. - Ты испытываешь моё терпение. В следующий раз держи их под языком, а потом выплюнь. Альфред не лезет тебе пальцами в рот, как санитары в Аркхэме. Пользуйся этим.

Артур с трудом добрался до постели и рухнул на неё практически без сил. Во рту всё ещё стоял привкус крови, и его опять затошнило.

Артур перевернулся на спину, жадно хватая ртом воздух. Он избавился почти от всех таблеток, которые ему дал Альфред. Голова болела так, что ему хотелось биться ей о стену. Артур встал, чтобы прижаться головой к холодному оконному стеклу, и с тоской подумал о ледяной пустоте холодильника. Забраться бы туда сейчас! Конечно, пришлось бы немного потерпеть, пока не перестанет бить противная дрожь и не станет тепло, но эти ничтожные мучения предвещали блаженное избавление от головной боли.

Он шагнул было к окну, но едва не потерял сознание от слабости. На губах снова показалась кровь.

Джокер заставил Артура встать и подойти к зеркалу. Артур в ужасе уставился на свою левую руку, тянущуюся к его лицу.

- Нет, пожалуйста!

Джокер хихикнул, провёл пальцем по его губам и нарисовал на них кровавую улыбку.

- Я хочу всего лишь потанцевать с тобой.

Артур в зеркале увидел себя, изогнувшегося по воле своего невидимого партнёра и отвёл глаза, вспыхнув, будто увидел что - то стыдное.

- Не заставляй меня делать это, пожалуйста.

- Тебе же нравится, когда тебя заставляют, Радость, - Джокер усмехнулся, и Артур сделал очередное танцевальное па.

- Нет! - он попытался вырваться, но Джокер только сильнее стиснул кисти его рук, и Артур зашипел от боли, покорно продолжив танцевать.

- Нет? - удивился Джокер. - А мне показалось, ты просто таешь, когда Уэйн прикасается к тебе. Когда швыряет тебя на кровать, как вещь. Правда, в этом что - то есть?

Ещё одно сложное па. Артур уже не чувствовал ни рук, ни ног - ими управлял теперь Джокер, да и сознание его улавливало только сигналы, помогающие держать хоть какую-то связь с реальностью.

Его палата. Кровавые брызги со стен уже отмыли, постельное бельё тоже было чистым, без единого пятнышка. Лампа светила ровно и ярко, в нос ударили знакомые запахи водорослей и сладкой цветочной пыльцы, но Артур почувствовал не радость от возвращения. Он почувствовал леденящий ужас от того, что вернулся в Аркхэм. Он хотел…домой.

- Кстати, о папе. - Джокер нежно провёл пальцами по прутьям решётки на маленьком окошке двери палаты, за которым застыл в отчаянии Артур. - Знаешь, мне тоже стало интересно, как это, жить с человеком, который не бьёт тебя головой о батарею. Я постараюсь выяснить, какой предел у его терпения. Всё ради тебя, Радость.

Джокер посмотрел на себя в зеркало и довольно улыбнулся. Артур в ужасе бился в бронированную дверь палаты, разбивал руки и лицо в кровь о зарешеченное окно, и это было…приятно до отвращения.

Глупый, слабый Флек, мамочкина (а теперь и папочкина) Радость.

Джокер заставил его заткнуться, брезгливо снял тряпки, которые нацепил на себя Артур, и, открыв шкаф, достал один из костюмов, тёмно - красный, с золотой искрой.

Конечно, его бледное лицо с чёрными кругами под глазами не улучшало общий образ, но в целом вид в зеркале Джокеру понравился.

Как жаль, что нельзя сбежать прямо сейчас.

Он внимательно осмотрел решётку на окне и презрительно фыркнул. Обыкновенный замок, обыкновенное крепление решётки. Возни было минут на двадцать, не больше.

Но Артур мог помешать в самый неподходящий момент. Он ещё цеплялся за свои бредовые фантазии о добром могущественном отце, игнорируя здравый смысл, ещё надеялся на что - то, и Джокер решил подождать ещё немного. Он наберётся сил, а Флек распрощается со своей аутической мечтой о семье. Ради этого стоило ещё помучиться, стоило подождать своего часа.

Джокер ещё раз полюбовался собой в зеркале, лёг на кровать и закрыл глаза, “включив звук” Артуру, который давился рыданиями, сидя на свежевымытом полу в своей камере, в госпитале Аркхэм, и рисовал нездешние цветы на полу кровавыми отпечатками ладоней.

Это беспомощное, отчаянное рыдание и кровавые цветы так успокаивали.

Джокер уснул со счастливой улыбкой на лице.

Проснувшись, Артур еле успел стереть с пола все кровавые пятна, оставленные им вчера, до прихода Альфреда.

Переодеться он так и не смог. Попытка повесить в шкаф валяющуюся на полу рубашку и брюки тоже провалилась. Руки тряслись так, что Артур чуть не посбивал остальные вешалки с костюмами в шкафу, поэтому он ограничился тем, что просто сложил все вещи на одну из полупустых полок.

Кое - как убрав напоминание о вчерашнем кошмаре, Артур с трудом привёл себя в порядок, снял пиджак и стал закатывать рукав, зная, что дворецкий обязательно попросит его сделать это - ровно за минуту до того, как в замке двери его комнаты повернулся ключ.

Вошедший Альфред вежливо поздоровался, доставая очередной шприц. Удивлённо приподнял бровь, отметив “смену имиджа” своего подопечного. Его рука со шприцем застыла в воздухе, и Артур посмотрел туда, куда был направлен взгляд дворецкого, уже зная, что увидит.

На покрывале - там, где лежала ночью его (его ли?) голова, были пятна крови. Не очень большие пятна, но Артур весь сжался, не зная, как отреагирует дворецкий на то, что он испортил явно дорогую и новую вещь.

- Сэр, - Альфред приподнял лицо Артура за подбородок, скользя взглядом по свежим порезам на щеках после бритья, бледному лицу и черноте под глазами, - Вам было нехорошо ночью?

Нехорошо?!

Артур рассмеялся бы, но побоялся, что заплачет. Нервы и так были на пределе.

Нехорошо? Болело всё. Голова, желудок. Руки, которые Джокер сжимал с неконтролируемой силой. Пальцы, которым пришлось за ночь несколько раз выкручиваться в неестественном для них направлении. Болела спина. Джокер нагибал его так, что Артур каждый раз ждал прощального хруста сломанных позвонков. Даже глаза болели от слёз - настоящих, и тех, которыми рыдала его душа.

- Можете прилечь, - не став дожидаться ответа, сказал Альфред, и осторожно закрыл иглу шприца колпачком. - Я сейчас позову мистера Уэйна.

Артур зажмурился от ужаса, представив себе допрос, который устроит ему отец.

- Не надо, Альфред, - попросил он. - Мне уже лучше.

Но разумеется, его никто не стал слушать.

Позже, уже чувствуя себя почти нормально, Артур не раз задавал себе вопрос - предвидел Джокер то, что произошло потом, или все его действия были чистой импровизацией?

Томас Уэйн не стал его допрашивать. Посмотрев на сына, Уэйн приказал дворецкому принести кейс, а Артуру велел раздеться.

Пока Артур пытался расстегнуть пуговицы на жилете дрожащими пальцами, Альфред вернулся. Уэйн поставил кейс на комод, открыл его, и Артуру хватило одного взгляда на сверкающее хромированной сталью содержимое, чтобы потерять сознание. Его нервы просто не выдержали ожидания очередных мучений.

Этот случай смог сделать то, чего Артур не мог добиться никакими просьбами.

Его перестали запирать.

Пару дней Артур, чувствовавший себя слабее новорождённого котёнка, большую часть времени лежал в полусне, а передвигался, только держась за стену.

На третий день оказалось, что все таблетки, которые он готовился любым способом извлекать из своего организма, были отменены личным приказом Уэйна.

Количество внутривенных препаратов возросло в четыре раза, но Артур чувствовал себя почти счастливым, понимая, что ему больше не придётся мучиться, избавляясь от таблеток.

И было ещё одно последствие его кошмарной ночи с Джокером - последствие, ради которого Артур прошёл бы все мучения заново.

Томас Уэйн, этот страшный и недоступный человек, живущий в небесных сферах, деловое расписание которого не имело ни одного свободного часа, целых два дня провёл у постели своего сына.

Взгляд его, обычно ледяной и серьёзный, выражал…грусть?

Впрочем, Артур убедил себя, что это ему показалось. Мало ли что может привидеться из - за высокой температуры.

Может быть, ему и правда было очень плохо?

В любом случае его мечта почти сбылась. Отец пожертвовал своими делами ради него, прикосновения его рук больше не были болезненными и пугающими, и - Артур даже улыбался, думая об этом - Томас Уэйн очень резко и холодно ответил кому - то по телефону, повысив голос: ” - Я уже сказал вам, что не приеду. Проведите встречу с избирателями без меня. Мой сын серьёзно болен, и я останусь с ним, даже если потеряю все их голоса.”

Этой нечаянно услышанной фразы было достаточно, чтобы Артур простил, наконец, Томаса Уэйна за тот страшный удар в туалете кинотеатра.

========== Часть 11 ==========

На третий день проснувшийся рано утром Артур зашёл в кабинет своего отца, забыв предупреждение Альфреда о том, что к рабочему кабинету Томаса Уэйна нельзя даже приближаться.

Он ещё не совсем проснулся. Из - за приоткрытой двери кабинета лился слабый свет лампы, и Артур зашёл в него, не думая ни о чём. Просто зашёл на мягкий свет, одной рукой придерживая спадающие пижамные штаны, а другой протирая глаза.

Томас Уэйн работал при свете настольной лампы. На столе лежало несколько заполненных листков бумаги и несколько конвертов для писем. Поблёскивающая золотом ручка Паркер тихо шуршала по очередному листу.

Увидев Артура - босого, в мятой пижаме и со спутанными волосами, который в полумраке кабинета выглядел совсем юным, Уэйн улыбнулся и на миг оторвался от своего дела.

- Можешь остаться, если хочешь. Я скоро закончу.

Если он хочет?!

Артур прошёл через весь кабинет к окнам, из которых открывался самый красивый вид в Готэме на деловую часть города. Окна были огромными - от высокого трёхметрового потолка почти до самого пола.

Артур, проигнорировав стоящие у стен невысокие кожаные диваны, сел прямо на пол перед окном.

Томас Уэйн почти автоматически отвечал на деловое письмо, перестав думать о нём в ту же минуту, как увидел сына.

Он специально оставил дверь полуоткрытой, зная, что действие лекарств закончится и Артур проснётся, и гадал, приманит ли его мягкий свет лампы.

Когда - то он сам так же вошёл в кабинет работающего отца. Проснувшись посреди ночи, он долго бродил по поместью, прежде чем увидел этот таинственный свет, и вошёл в кабинет в ожидании чуда: вдруг там привидение? Но в кабинете был только его отец, и маленький Томас навсегда запомнил и его сердитый голос, и почти болезненную твёрдость рук, когда отец нёс его в детскую комнату. Больше он не поднимался ночью на четвёртый этаж и никогда - почти до совершеннолетия - не входил в кабинет без разрешения отца.

Томас вдруг подумал, что Брюс тоже ни разу не переступал порог кабинета. От этого опрометчивого поступка удержал его Альфред, но в глубине души Уэйн был немного разочарован тем, что сын так послушно согласился с ним. Он не стал бы ругать Брюса за то, что сын нарушил традицию, желая быть вместе с отцом.

Когда они были вместе последний раз, когда просто общались, как отец и сын? Уэйн не мог вспомнить.

Зато его первенец сделал то, что не делал ещё никто. Это было отчасти незнание того, что обычно следовало за нарушение границ запретной зоны, отчасти его собственное разрешение, но Томас невольно улыбнулся, довольный тем, что его тихий и робкий сын всё же нашёл в себе смелость остаться - уже проснувшись и осознав то, что случилось.

Артур сидел на полу, смотрел на просыпающийся Готэм, и вид его зеленоватых длинных волос, на которые падал золотистый свет, вдруг заставил сердце Томаса мучительно сжаться и пропустить удар.

Устав от скучного совещания, он вышел прогуляться по маленькому парку, расположенному вокруг корпорации “Уэйн Энтерпрайзиз”. Конечно, его присутствие на совещании было пустой формальностью, но отец настоял на нём, и Томас не посмел ослушаться.

Теперь же Томас хотел вознаградить себя прогулкой за все мучения. Он едва не уснул от скуки, слушая монотонные отчёты деловых партнёров отца и мечтая о свежем ветре и вечеринке с друзьями, с которыми уже договорился о встрече.

Многочисленные секретарши и служащие его отца тоже прогуливались по парку и обедали, сидя на скамейках. Уэйн демократично здоровался с ними издалека, наслаждаясь зовущими взглядами девушек и уважительными - мужчин.

Неожиданно он остановился, заинтересованный.

Девушка сидела прямо на газоне парка - скинув туфли, и с явным облегчением вытянув изящные ножки. Яркая зелень листвы и солнечные лучи сделали её похожей на русалку - зеленоватые локоны струились по плечам, выпущенные на свободу из строгой причёски, кожа казалась переливающейся и мерцающей. Томас неожиданно почувствовал едва ли не прилив любви к ней, такой свежей и полной жизни.

Когда Томас опустился на траву рядом с незнакомкой, не жалея свой дорогой светлый костюм, девушка посмотрела на него сердито - не узнавая и сердясь, что он посмел нарушить её уединение. Вблизи она не потеряла своей свежей прелести, и Томас представился, радуясь, что послушал отца и не проигнорировал дурацкое совещание, которое привело его к такому вот удачному завершению рабочего дня. Девушка улыбнулась без малейшего страха, услышав его имя, и протянула руку - не для пожатия, что удивило Томаса, а для поцелуя, будто была не секретаршей, а леди его круга.

- Меня зовут Пенни, - сказала она. - Пенни Флек. Приятно было познакомиться с вами, мистер Уэйн.

Томас Уэйн со вздохом отложил ручку в сторону. Следует проверить, что он написал, и переписать письмо заново, но не сейчас. Он был просто не в состоянии больше работать.

Артур немедленно обернулся на его вздох и на стук ручки о поверхность стола, и стал настороженно рассматривать отца сквозь спутанные пряди волос.

Томас Уэйн выключил лампу, подошёл к Артуру, и, к его удивлению, сел на пол рядом с ним.

Несколько минут они сидели молча. Затем Томас Уэйн протянул руку и обнял Артура за плечи.

- Ты похож на свою мать.

Он тут же мысленно обругал себя за эти слова. Не самое лучшее начало для откровенного разговора.

- Я её убил. - Артур опустил голову и весь сжался, ожидая, что ладонь отца на его плече сожмётся в кулак или вцепится в его волосы.

- Мои операции не всегда проходили безупречно.- Голос Уэйна был спокойным, и рука его, обнимающая за плечи сына, даже не дрогнула. - Бог знает, сколько людей я убил.

- Вы…ты делал это не специально! - Артур прикусил губу, чтобы не разрыдаться. Почему отец не понимает, что он хочет сказать?! Вот сейчас поймёт, и возненавидит его. - Я специально задушил её, я хотел её убить и убил!

- Это я её убил. - Так же спокойно сказал Уэйн. - И чтобы я больше никогда не слышал от тебя эти слова.

- Я её убил. - упорно повторил Артур.

Томас вздохнул, развернул его к себе лицом и встряхнул - не сильно, но Артур понял, что отец начинает сердиться.

- Ты всего лишь больной человек, за которым не было надлежащего ухода. В смерти Пенни виноваты те, кто этот уход тебе, жизненно нуждающемуся в нём, не обеспечил. Так как по всем человеческим законам я должен был сделать это и не сделал, смерть твоей матери - моя вина. И я последний раз повторяю, - чтобы я больше никогда не слышал от тебя эти слова. И не смей спорить со мной, ты…мальчишка.

Он ни в чём не виноват?!

Артур захохотал, с ужасом думая о том, что он сейчас всё испортит этим дурацким смехом, больше похожим на вой. Он смеялся и смеялся, даже не пытаясь задушить этот смех, и от слёз смех звучал как крик какой - то странной ночной птицы, никогда не видевшей солнечного света.

Томас Уэйн обнял его. Когда Артур справился с душившими его нервными спазмами и прижался к нему, тихо всхлипывая, Уэйн провёл ладонью по его шее, запустил пальцы в зеленоватые волосы и заставил сына посмотреть себе в глаза.

- У тебя опухоль. Когда ты поправишь своё физическое здоровье и будешь готов к операции, я вылечу тебя. Обещаю.

Мысль о том, что он поступил правильно, забрав Артура из Аркхэма и сделав его своим законным сыном, окончательно окрепла в его сознании.

- Иди в свою комнату и постарайся уснуть. - Уэйн погладил сына по голове и осторожно, но твёрдо отстранил его. - Это не совет, а приказ. Ты ещё слишком слаб, чтобы так долго находиться вне постели.

Артур покорно встал и пошёл к двери. Лицо у него было изумлённое и измученное, и Томас не сомневался, что его сын уснёт, едва коснувшись головой подушки.

- Папа?

Уэйн обернулся. Артур стоял в дверном проёме, выпрямившийся, изящный и чужой.

- В том, что я убил Мюррея в прямом эфире я тоже не виноват?

- Нет. - Томас тяжело поднялся с пола и посмотрел на сына сверху вниз с высоты своего немалого роста. - Ты не виноват, Джокер. Это тоже моя вина.

- Если я снова убью, ты тоже скажешь, что это твоя вина? - голос у Джокера был томным и звенящим, и его глаза сверкнули из - под каштаново - зелёных прядей с вызовом.

Осторожно.

Томас шагнул к нему, осторожно, но крепко взял за руку и завёл в кабинет.

- Скажу. Но ты больше никого не убьёшь, пока я жив, сын.

- Не смей меня так называть! - Джокер рванулся, но Уэйн без труда удержал его и спокойно повторил:

- Ты больше никого не убьёшь, пока я жив, сын. А теперь иди в свою комнату и постарайся уснуть.

- Я не собираюсь слушаться тебя, как твоя Радость. - Джокер рванулся так, что едва не сломал сам себе руку, и, едва не плача от боли и ярости, выпалил: - Ты хочешь убить меня, Уэйн, но это я убью тебя, и всё равно сбегу!

- Вот как? - Томас, не смотря на сопротивление, подвёл сына к своему рабочему столу, нашарил рукой маленький выдвижной ящик, достал из него револьвер и спокойно протянул его Джокеру. - Стреляй. Или прекрати истерику и иди к себе в комнату, пока я не рассердился.

Джокер взял револьвер и направил его на Уэйна.

- Стреляй, - спокойно повторил Томас, не отводя взгляда от зелёных глаз своего странного сына.

Осторожно.

Томас подумал о том, что если он сейчас совершит ошибку, она будет фатальной.

Джокер не опускал руку с револьвером, но и не стрелял тоже, борясь с собственными противоречивыми эмоциями, и его перекошенное от ненависти лицо выражало ярость и…боль?

Уэйн с тяжёлым вздохом спокойно вынул револьвер из руки Джокера, и, прежде чем он успел опомниться, так же спокойно отвёл сына в его комнату, усадил на кровать, и, наконец, отпустил его руку.

- Доброе утро. - Томас сделал паузу и специально выделил последнее слово. - Сын.

Джокер смотрел на него задумчиво.

- Доброе утро. - наконец пропел он своим странным нежным голосом. Томас вышел за дверь, аккуратно прикрыл её и услышал сонное, но всё ещё болезненно томное и полное ненависти - Папа.

========== Часть 12 ==========

- Вы рисковали, сэр.

Томас Уэйн внимательно посмотрел на Альфреда, выступившего из тени. Если бы он, Уэйн, ошибся, не факт, что он погиб бы, реакции у Артура - Джокера были всё ещё замедленными.

А вот его сын точно был бы убит.

- Всё ещё можно исправить, Альфред. - твёрдо сказал Томас. - Помни, никакого насилия.

- Вы рисковали, сэр. - с нажимом повторил дворецкий, и Уэйн понял, что теперь уже Пенниуорт делает ему выговор - в своей дипломатичной манере, конечно.

- Рисковал. - согласился Уэйн. Внешне абсолютно спокойный, Томас весь вспотел от напряжения, общаясь с Артуром и Джокером. Рубашка под пиджаком была мокрой, сердце тяжело билось. - Но оно того стоило, Альфред.

Дворецкий вежливо поклонился, но Томас почувствовал, что Альфред остался при своём мнении.

- Я думал, он никогда больше не назовёт меня отцом. - Уэйн провел пальцами по рисунку обоев и улыбнулся. - Африка и Тибет.

- Сэр…

- Они оба назвали меня “папа”. Понимаешь, Альфред? Оба.

- Сэр, - мягко отозвался дворецкий, - Прошу вас, отмените свой приказ. Будет лучше, если ваш сын будет изолирован от прямого контакта с миссис Уэйн и мистером Брюсом.

- Мой сын, - спокойно сказал Уэйн, - будет изолирован только в том случае, если я решу, что это необходимо. Ты сам видел, что он сделал с собой за одну ночь, проведённую в запертой комнате. Я забрал его не для того, чтобы потерять навсегда.

- Вы сознательно идёте на риск, сэр. Но леди Уэйн и мистер Брюс будут в зоне риска вне своего желания. Просто по факту того, что чувство вины перед вашим сыном затмило элементарное чувство осторожности в вашем сознании.

- Не забывайся, Альфред. - ледяным голосом ответил Томас. - Я уважаю твоё мнение, но иногда ты переходишь все границы. Не забывайся.

- Прошу прощения, сэр.

Дворецкий вежливо поклонился, проводил взглядом хозяина, который зашёл в лифт и уехал вниз, и желание прикончить эту двуличную тварь, спящую сейчас в своей незапертой комнате, стало просто невыносимым.

Альфред следил за хозяином и был готов прийти к нему на помощь в любую секунду. Уэйн рисковал, возможно зная, что верный дворецкий всегда появляется в нужное время в нужном месте.

Пенниуорт не сомневался, что измученный Артур спал сейчас невинным сном младенца, и что в ближайшее время он не причинит особых проблем.

Но фраза Джокера про повторное убийство не давала Альфреду покоя.

Его чувство опасности и так кричало о том, что ситуация выходит из - под контроля. А тут ещё этот наглец с томным голосом уличной проститутки, откровенно пытающийся манипулировать чувством вины своего отца, разгуливал теперь на свободе и мог творить всё, что придёт в его нездоровую голову.

Альфред подумал о том, что если Джокер станет критично опасен для охраняемой им семьи, в его нездоровую голову придёт пуля. Раньше, чем он успеет что - либо сотворить.

Дворецкий приоткрыл дверь комнаты Артура и посмотрел на того, кто лежал на белоснежной подушке. Артур это был или Джокер - спящий человек выглядел достаточно невинно, и первые солнечные лучи, заливающие комнату, полосами освещали его бледное лицо.

Альфред прикрыл окно шторой, стараясь двигаться бесшумно.

- Я пить хочу.

Дворецкий обернулся. Интересно, Джокер понимает, как звучит его голос, и что он выдаёт себя в первую очередь им?

Зелёные глаза были сонными, и Джокер потёр их тыльной частью кисти - артуровским жестом ребёнка, не думающего о красоте движений.

Как трогательно.

Альфред наполнил стоящий на комоде стакан водой из - под крана и протянул его человеку, которого мечтал убить.

- Спасибо, Альфред, - Джокер вернул ему пустой стакан, выпив всю воду, и сонно улыбнулся. - Забота о Радости отнимает столько сил.

Он упал головой на подушку и снова улыбнулся Альфреду из её ослепительной белизны, уже засыпая.

- Убери револьвер в другое…

Пенниуорт, уже взявшийся за ручку двери, вздрогнул и обернулся. Джокер уснул мгновенно, не закончив фразу, но Альфред прекрасно понял, что он хотел сказать.

Убери револьвер в другое место.

Игра это была, Артур, или в ненавидящей всех твари шевельнулось что - то человеческое?

Возможно, я старею, подумал Альфред. Возможно, Томас Уэйн прав, и всё действительно ещё не поздно исправить.

Но специальные агенты никогда не ошибаются в оценке ситуации, даже если очень хотят принять желаемое за действительное. Альфред знал, что его первая оценка произошедших событий была верной.

Знал, что его хозяин ещё пожалеет о том, что оставил зеленоглазую беду с шальной улыбкой свободно перемещаться по территории особняка Уэйнов.

========== Часть 13 ==========

Спичка лежала на свежеполитом газоне.

Артур не поверил своим глазам, увидев спичку, но она была - сухая, длинная, самая обыкновенная спичка, имеющая в его глазах великую ценность. Это было чудо.

Артур поднял спичку, спрятал её в карман брюк и осмотрелся, уверенный, что увидит садовника где - нибудь поблизости, ведь спичка явно выпала из кармана, принадлежащего кому - нибудь, а не упала с неба.

Но никого не было, и Артур понял, что великий день пришёл.

Курить хотелось так, что он готов был подбирать окурки и делать самокрутки с остатками найденного табака. Но проблема была в том, что на территории поместья Уэйнов никто не курил - ни хозяева, ни слуги.

В тот единственный раз, когда он осмелился заговорить с отцом о сигаретах, ему пришлось выслушать длинную лекцию о вреде курения - с цветными иллюстрациями поражённых органов и детальным пошаговым описанием медленной и мучительной смерти, ожидающей каждого любителя покурить.

Уэйн даже объяснил сыну, что внутривенные препараты были подобраны с учётом его длительной зависимости от никотина, следовательно, желание закурить было чисто психологическим.

Альфред смотрел спониманием, но нарушать приказ хозяина, естественно, не собирался.

О психологических мотивах он не говорил, хотя Артур подозревал, что услышал бы много интересного о себе, если бы спросил его мнение. Сказал только, что если “мистеру Уэйну” будет совсем нехорошо, он может помочь, применив гипноз.

Слуги в поместье были. Артур часто видел силуэты, женские и мужские, но до сих пор не смог встретиться ни с кем. Силуэты исчезали так же беззвучно, как появлялись, выполнив свою работу, и Артур не переставал удивляться умению Альфреда организовывать дела таким образом.

Если у него и была идея попросить сигареты у кого - нибудь из слуг, от неё пришлось быстро отказаться.

Другой проблемой оказались спички.

Артура очень удивил тот факт, что люди могут жить, вообще не используя их.

Кухонные плиты на кухне особняка были больше похожи на стерильные поверхности столов в лаборатории Томаса Уэйна. Еду готовили без огня и газа, и Артур потерял последнюю надежду найти спички где - нибудь на кухне.

И вот случилось чудо, и он нашёл спичку - целую и новенькую, явно приготовленную для него судьбой!

Место, где можно было спокойно покурить, Артур давно приметил - это был детский “домик - на - дереве”, в котором он первый раз увидел Брюса. Решающим фактором стало то, что внутренность домика не просматривалась из окон особняка; личную свободу юного Уэйна явно ценили.

Конечно, можно было потерпеть ещё и найти более подходящее место - но курить хотелось так, что Артур решил рискнуть.

Не убьют же его за это, даже если заметят с сигаретой в руках.

Время терять было нельзя. Надолго Альфред его одного не оставлял.

Артур забрался в домик, уселся возле стены, достал оторванный край газеты, белый и тонкий, не испачканный типографской краской, свернул её лодочкой и скрутил в трубочку. Табак заменили листья чёрного чая, но Артуру было уже всё равно, что курить - он хотел затянуться хотя бы два раза перед тем, как всё развалится.

Спичку он зажёг, чиркнув ей по стенке деревянного домика. Конечно, она могла сломаться в процессе или потухнуть от случайного дуновения ветерка, но Артур умел прикуривать даже при ураганном ветре - всё получилось, как надо, и он с наслаждением затянулся, блаженствуя не от ужасного вкуса своей “сигареты”, а от самого процесса.

Неожиданно Артур расхохотался - сказалось нервное напряжение и страх, что его увидят курящим. Он лихорадочно затянулся несколько раз, пытаясь успеть накуриться до того, как смех начнёт душить его, и подумал о том, что это действительно смешно: он, взрослый мужчина, прячется в детском домике с сигаретой только потому, что отец запретил ему курить.

Изо всех сил пытаясь сдержать смех, Артур быстро затушил то, что осталось от сигареты и выбросил её из домика, тут же пожалев об этом.

Теперь в курении могли обвинить маленького Брюса, а доставлять неприятности этому серьёзному не по - возрасту мальчику он не хотел.

Артур представил себе, как он ползает на четвереньках вокруг домика, почти уткнувшись носом в землю, представил глаза Альфреда, который непременно скоро явится проверить, чем это занимается “мистер Уэйн”, и расхохотался с новой силой.

Когда спазмы стихли и он смог хотя бы дышать через раз, Артур сморгнул выступившие на глазах слёзы, и понял, что он уже не один в домике.

Перед ним стоял Брюс Уэйн, его неулыбающийся сводный младший брат.

Брюс сразу понял, что в его домике кто - то есть.

Человек смеялся. Смех его звучал странно и неприятно, будто нарочно, и изредка заканчивался мучительными всхлипываниями, будто несчастный задыхался.

Брюс не испугался.

Уже был случай, когда девушка, бродяга и наркоманка, смогла проникнуть на территорию поместья Уэйнов, не смотря на охранную систему Альфреда. Девушка тоже пряталась в его “домике - на - дереве”, и, когда полиция забирала её, смеялась так же дико и странно, как этот человек.

Но в её смехе не было боли, это был просто сумасшедший смех. А этот человек явно мучился, и Брюс подумал, что, возможно, счёт идёт на минуты. Вдруг это приступ эпилепсии, или у незнакомца астма, и он задыхается?

Мальчик положил сумку с “сокровищами”, привезёнными из Швейцарии, на землю и забрался в домик.

В домике находился мужчина. Брюс не сразу вспомнил его, потому что человек стоял на четвереньках, опустив голову, и смеялся, периодически беспомощно хватая себя за шею. Но когда он поднял голову и посмотрел на него, Брюс сразу же узнал это лицо.

Правда, в его памяти лицо мужчины было немного другим. Более…живым? Да и волосы у того улыбающегося человека были просто каштановыми, без зеленоватого оттенка.

И всё же это был Артур - человек, который пытался рассмешить его, растягивал его губы в улыбке и который душил Альфреда, сказавшего что - то нехорошее о девушке по имени Пенни Флек.

Прежде чем Брюс успел произнести хоть одно слово, мужчина сел, неуверенно улыбнулся ему…и, взяв себя рукой за лицо, ударился головой о стену домика.

- Здравствуй, Брюс, - странным, каким - то певучим и нежным голосом сказал Артур. - Какая приятная неожиданность. Я буду гулять не один.

Он несколько секунд болезненно дышал, приходя в себя, потом дотронулся до лица и улыбнулся, увидев на пальцах кровь.

Когда Артур нарисовал себе улыбку кровью, Брюс попятился назад, понимая уже, что опоздал. Артур с кошачьей ловкостью поймал его за руку и притянул к себе.

Где же Альфред?!

Его глаза из серых стали зеленоватыми, и маленький Брюс почувствовал первый укол страха. Человек ли это был вообще?

- Хочешь погулять со мной?

Мальчик попытался вырваться и закричать, но существо в оболочке Артура зажало ему рот окровавленной ладонью и усмехнулось.

- Хочешь.

Адреналин зашкаливал. Брюс попытался вывернуться из объятий незнакомца, в которого превратился Артур, но мужчина с лёгкостью удержал его, не смотря на то, что Брюс даже через одежду чувствовал, какой он худой и словно бесплотный.

Когда мужчина тащил его через ворота, случилась ещё одна странная вещь, ещё больше убедившая мальчика в том, что его похититель не человек.

Правая рука существа неожиданно вцепилась в прутья решётки с такой силой, что оно едва не отпустило Брюса. Выглядело это жутко, будто рука жила самостоятельной жизнью. Мальчик даже почти вырвался, но похититель схватил его левой рукой, а в правую вцепился зубами, и, когда она разжалась, больше не обращал на неё внимания, хотя по его ладони текла кровь из ранок.

- Даже не пытайся остановить меня, Флек. - капризным голосом сказало существо самому себе и потащило Брюса в темноту.

Альфред начал тревожиться.

Разговаривая по телефону с Томасом Уэйном, он думал об Артуре, которой до сих пор не вернулся с прогулки. Не то, чтобы дворецкий переживал, что сумасшедший сын хозяина заблудится в вечерней темноте или попытается сбежать.

Пенниуорт помнил, что случилось с Брюсом.

Его маленький хозяин, заигравшись, ушёл за пределы поместья - туда, где почва была неустойчивой, и провалился в одну из пещер, находящихся под поместьем Уэйнов. Брюс и так перепугался, когда твёрдая почва вдруг ушла из - под его ног, и он рухнул во что - то похожее на раскрывшуюся могилу.

Пещера была набита летучими мышами, и Брюс едва не сорвал голос от крика, обезумев от страха, когда маленькие крылатые твари вихрем закружились вокруг него, издавая пронзительные звуки и задевая его крыльями.

Тот случай закончился хорошо. Томас Уэйн достал сына из пещеры, быстро успокоил его, а юный возраст Брюса позволил быстро забыть это ужасное происшествие. Альфред подозревал, что подросший Брюс сам потом не раз навещал эту пещеру. Трусом юный Уэйн не был, а Пенниуорт слишком хорошо знал его пытливый и упорный характер, чтобы поверить, что здоровый и смелый мальчик послушается приказа отца и никогда больше не подойдёт к такому интересному месту.

Разумеется, расщелина давно стала безопасной - она была огорожена, стенки её укрепили, а саму дыру в подземную пещеру заделали и даже покрыли дёрном.

Альфред рассказал Артуру эту историю, предупредив его, что бродить за пределами поместья опасно. Он надеялся, что у Артура хватит ума не лезть за ограждение, но незнакомый с особенностями ландшафта Артур мог провалиться в другую пещеру.

Пенниуорт сомневался, что Артур переживёт такое падение.

Кто - то вошёл в особняк, и отвечающий хозяину дворецкий отреагировал мгновенно, ещё до того, как до него дошёл весь ужас положения.

- Ваша супруга вернулась, сэр.

Альфред положил телефонную трубку на место, оборачиваясь, и уже понимая, что случилась беда. Сигнализация должна была сработать и предупредить его о появлении хозяйки…но не сработала.

Или кто - то постарался, чтобы она не сработала.

Марта Уэйн, улыбающаяся, румяная от свежего воздуха, шла к нему, держа в руках маленькую дорожную сумочку.

- Добрый вечер, Альфред. Томас дома? Я решила сделать ему сюрприз и приехать пораньше. Брюс соскучился по отцу и школе, да и я сама скучала по дому.

Сюрприз удался, подумал Альфред, чувствуя нарастающий ужас.

Брюс. Его маленький хозяин Брюс был сейчас вне дома.

Сигнализация не сработала.

- Добрый вечер, миссис Уэйн. Рад снова видеть вас. Мистер Уэйн сейчас приедет с работы. Скажите, пожалуйста, мистер Брюс с вами?

- Альфред? - Марта взволнованно положила руку на грудь, - С Томасом правда всё хорошо? Я оставила ему сообщение на автоответчике, но он не перезвонил.

Сообщение на автоответчике?

- С мистером Уэйном всё хорошо. Прошу вас, скажите, где мистер Брюс?

- Он побежал в свой домик. Привёз целую сумку вещей, которые так нравятся детям его возраста, и решил оставить их там. - Марта тревожно улыбнулась. - Думаю, он переживает, что отец не одобрит некоторые из его находок. Альфред, что произошло во время нашего отсутствия? На тебе лица нет.

- Оставайтесь, пожалуйста, в пределах особняка, миссис Уэйн. Никуда не выходите.

- Альфред?!

Пенниуорт тенью выскользнул за дверь, надеясь только на чудо.

На то, что с Брюсом сейчас был не Джокер.

========== Часть 14 ==========

Брюс ещё надеялся сбежать, пока незнакомец в теле Артура тащил его прочь от особняка.

Заметно было, что похититель чувствует себя неуверенно - действовал он очень решительно, но неумело.

Они сменили множество машин, пока добирались до центра Готэма, и Брюс был уверен, что незнакомец убьёт и его, и себя - водил он так, будто только второй раз сел за руль, вёл машину рывками и вместо того, чтобы поворачивать, бросал машину и пересаживался в новую.

В пути незнакомец умудрялся ещё и ругаться с неизвестной пока Брюсу Радостью, и, когда похититель бросил очередную машину и потащил мальчика по грязной улице, Брюс окончательно уверился в том, что живым домой не вернётся.

Сначала Брюс пытался запомнить их путь, но скоро понял, что это было бесполезно. Они ныряли в какие - то подворотни, переходили с одной стороны улицы на другую, проходили сквозь арки, делали круг и возвращались на прежнее место. Было похоже, что незнакомец в теле Артура сам не знает, куда идти.

Люди им встречались, но они оставались всегда в тени, предпочитая не вмешиваться. Когда Брюс попытался позвать на помощь, человек, к которому он обратился, в ответ только оскалился и издевательски помахал ему рукой, а потом послал мальчику воздушный поцелуй.

Они остановились так неожиданно, что Брюс налетел на своего похитителя и едва не сбил его с ног. Навстречу шёл человек - по крайней мере, Брюс надеялся на это, рассматривая великана с клоунской маской на лице.

А дальше случились две вещи, которые окончательно уверили мальчика в том, что он либо бредит от усталости, либо попал в какой - то другой мир.

Высокий человек приблизился к ним, снял маску и оказался черноволосым мужчиной с улыбающимся лицом. Прежде чем Брюс успел открыть рот и попросить о помощи, человек с радостным воплем ” - Босс!” сгрёб его странного похитителя в объятия, обнял так, что “Артур” застонал, и, спокойно подняв его одной рукой, уложил себе на плечо.

Брюс приоткрыл рот от изумления. Человек улыбнулся ему, легко, как пушинку, поднял мальчика и посадил его на сгиб руки.

Названный “боссом” похититель что - то сердито говорил высокому человеку, пытался извернуться и даже ударил его кулаком в спину пару раз, но Брюс так и не узнал, удалось ему освободиться, или нет.

Мальчик уснул глубоким сном сразу же, как его голова коснулась плеча великана.

Проснувшись, Брюс понял, что его личный бред продолжается.

Он лежал на довольно удобном двухместном диванчике, заботливо укрытый пледом и даже с подушкой под головой. Правда, подушка была с блёстками, которые больно царапали лицо, но кто обращает внимание на такие мелочи, находясь в плену у великана и…Джокера?

Великан сидел на другом диванчике, казавшимся карикатурно маленьким для его роста, и обнимал за талию похитителя Брюса, который самозабвенно курил, откинувшись спиной и головой на грудь и плечо человека, смотрящего на него с откровенным обожанием.

Как только его сигарета заканчивалась, а это происходило после двух - трёх затяжек, великан раскуривал новую сигарету и осторожно помещал её между пальцев своего босса, который, казалось, втягивал в себя не дым, а новые жизненные силы.

Разумеется, Брюсу никто не разрешал смотреть новости по телевизору, но он знал и кто такой Джокер, и что он сделал. Брюс видел даже жестокую сцену убийства ведущего в прямом эфире и танец на машине с кровавой улыбкой.

Но Джокер не мог быть Артуром. Они были даже не похожи.

Брюс помнил и голос Артура, и его походку, и даже улыбку. Это был нормальный мужчина с тихим, но мужским голосом, движения его были неуклюжими и неуверенными.

А Джокер был похож на…куклу. Изящную, немного небрежно накрашенную куклу со странным томным и капризным голосом и движениями балетного танцора. Все его жесты были ненастоящими, неудобными в обычной, реальной жизни, и Брюс даже подумал о том, что Джокером что - то управляет изнутри. Некая явно нечеловеческая сущность, не понимающая, что она выдаёт себя всем - и странными движениями, и меняющимся тембром голоса.

И всё же это был один и тот же человек.

- Вам плохо не станет, босс? - заметил великан, подавая Джокеру очередную сигарету.

- Флек так хотел курить. - Джокер с наслаждением затянулся, скуривая сигарету почти до половины и улыбнулся. - Люблю радовать мою Радость.

- Мальчик проснулся. - великан широко улыбнулся Брюсу. - Здравствуй, Брюс.

- Здравствуйте, сэр. - вежливо отозвался Брюс, выбираясь из - под пледа.

- Чувствуй себя как дома, - радостно предложил ему великан. - Брат моего босса - мой б.. - он смущённо посмотрел на Джокера и закончил - в общем, будь как дома.

Брат?

Брюс вспомнил, что Артур в домике тоже назвал его братом. Мальчик на это ничего не ответил весёлому великану, потому что не знал, как реагировать на подобное заявление, да ещё со стороны Джокера.

- Босс, вы бы шутканули ребятам что - нибудь, - посоветовал великан, прислушиваясь к шуму за дверью. - Люди сейчас вынесут нашу дверь. Вас ждали, босс.

- Не хочу. - Джокер нахмурился. - Я никого не хочу видеть, Джерри.

- Вас очень ждали, босс. Я сказал, что вы в порядке, но люди хотят сами увидеть вас и убедиться в этом.

Джокер встал и покачнулся. Названный Джерри великан немедленно обнял его за плечи и вывел в дверь, шум за которой сразу же стал оглушительным.

Брюс подошёл к двери, приоткрыл её и попытался рассмотреть то, что не было скрыто клубами табачного дыма.

В помещении было много людей. Они сидели за столиками, стояли у барной стойки, и, будь Брюс постарше, он понял бы, что помещение является пивным баром. Волосы у многих были выкрашены в зелёный цвет, у некоторых людей клоунские маски были сдвинуты на затылок, но Брюса поразило не это.

Люди выглядели счастливыми. Брюс не ожидал увидеть бандитов с ножами в зубах и зверскими лицами, но он помнил кадры разгрома Готэма - окровавленные лица, дикие оскалы вместо улыбок и горящие жаждой разрушений глаза.

Это были те самые люди. Вот только выглядели они нормальными.

Отец резко и отрицательно высказался насчёт “клоунов” в целом и Джокера в частности, но Брюса смутил контраст между тем, что показывали в новостях и тем, что он сейчас видел собственными глазами.

Все улыбались и смотрели на Джокера с восхищением, как на кинозвезду.

Мальчик перевёл взгляд на Джокера. Он видел его немного сбоку, и Брюса снова испугал сам факт его существования.

Как такой худой, невысокий и хрупкий человек смог повести за собой толпы людей, как он смог перевернуть Готэм с ног на голову?! Даже под слоем белого грима была заметна его бледность, глаза сияли вовсе не от избытка здоровья, а, как заподозрил Брюс, из -за того, что было в шприцах, на один из которых он едва не наступил, подходя к двери.

- Я почти бросил курить, - томно заметил Джокер, с наслаждением затягиваясь новой сигаретой, которую подал ему Джерри. - На несколько минут.

Шумно приветствовавшие свою Легенду люди притихли, ожидая, что он скажет дальше.

- Папа сказал, что курение убивает. - Джокер снова затянулся, выдохнул дым и голосом капризного ребёнка сообщил: - Я так расстроился.

Люди буквально заверещали от смеха. Они стучали по столам ладонями, опрокидывали бутылки с пивом и восхищённо свистели Джокеру, который смотрел на восторг людей с явным недоумением, забыв даже затянуться в очередной раз.

Брюс еле успел отойти от двери. Хохочущий Джерри завёл в неё Джокера и быстро прижал дверь своим немалым весом - с той стороны в дверь настойчиво ломились восторженные поклонники, разгорячённые близостью своего кумира. Ему даже пришлось достать револьвер и выстрелить пару раз в воздух, чтобы успокоить особо упорных личностей.

- Это была не шутка. - Джокер посмотрел на хохочущего Джерри с таким же недоумением, с каким смотрел на толпу. - Я сказал правду.

- Ну вы даёте, босс. - Джерри вытер выступившие от смеха слёзы, успокаиваясь. - Шутканули, так шутканули. Курение убивает!

Босс и раньше выдавал потрясающие вещи, но эта шутка потрясла Рэндалла до глубины души. Надо же было такое придумать - курение убивает!

Джерри вспомнил свою прабабку, которая курила по несколько трубок в день, и умерла в сто десять лет - да и то только потому, что ослабла на голову и в один несчастный для себя день решила выйти на улицу через балкон. Не было женщины здоровее - это сказал даже патологоанатом, делавший вскрытие.

Джерри с любовью посмотрел на босса.

Прабабка, пока была ещё в относительном разуме, рассказывала маленькому Джерри сказки - про принцесс, принцев и драконов. Сказки в её исполнении были немного жуткими: прекрасными были принцы, а не принцессы, и именно принцев похищали драконы. А принцессы зачарованных принцев спасали - в большинстве случаев становясь драконьим обедом. Принцы и драконы потом жили долго и счастливо, и маленький Джерри всегда радовался счастливому концу очередной леденящей душу истории.

Вот таким прекрасным принцем из жутких сказок прабабки и считал он Джокера - странного, непостижимого, не похожего ни на кого. Босс был как ядовитый тропический цветок - яркий, опьяняющий и невероятный, заставляющий всех сомневаться в собственной реальности.

Правда, иногда на босса что - то находило, и он становился…обыкновенным человеком?

Тот, другой босс, Джерри тоже нравился - он был тихим до робости, и напоминал гангстеру его младших братьев и сестёр, оставшихся в Италии. Когда такое случалось, Рэндалл терпеливо ждал возвращения зачарованного принца и охранял оставленного им двойника с той же безграничной преданностью.

Когда он попытался вытащить босса из Аркхэма, оказалось, что его уже забрал отец. Джерри ценил семью. Именно поэтому поместье Уэйнов на холме никто из людей Джокера до сих пор не навестил. Рэндалл всеми силами сдерживал людей, взывая к их благоразумию а то и просто запугивая их. Если босс решил быть с семьёй, это был его выбор, заслуживающий уважения.

И всё же Джерри сомневался, что люди станут долго терпеть отсутствие Джокера. Он был нужен им, как дыхание. Как ночь. Он был смыслом их жизни.

Без Джокера всё, что они делали, было…безвкусным. Грабежи, убийства - это было затасканно, скучно и лишено того искромётного юмора, восхищающего людей в Джокере.

Босс умел смертельно шутить, и всё, что он творил, расцвечивало яркими красками не только скучный и серый Готэм, но и их жизнь.

Люди, конечно патрулировали улицы Готэма - все знали, что Джокер мог объявиться в любую минуту, и все ждали его возвращения. И то, как отреагировал босс, когда он, Джерри, нашёл его, наполнило сердце гангстера эйфорией, которая не отпускала его до сих пор.

Джокер сердился, что Джерри сразу не освободил его из госпиталя.

Босс скучал по нему, скучал по свободному Готэму и по своим людям, и эта наивная и в какой - то степени невинная откровенность связала навеки жизнь обычного гангстера и Принца преступного мира Готэма.

Джерри никого ещё так не любил. Ни одно живое существо.

Маленький братец босса Джерри тоже понравился. Правда, сначала он принял его за карлика - босс вроде рассказывал про какого - то карлика, с которым работал, слишком уж серьёзным и строгим было лицо мальчика, да и одежда его была больше похожа на одежду взрослого, чем ребёнка. Но Брюс оказался обычным мальчиком, и его перемазанная кровью серьёзная мордашка вызвала в гангстере прилив ещё большей нежности к боссу.

А славные детишки у такого нехорошего человека, как Томас Уэйн, подумал Джерри.

Кстати, о маленьком братце.

Гангстер понимал, что детям в таком возрасте нужно много есть, да и босс еле на ногах держался (к удивлению Джерри, босса словно не кормили дома совсем, такой он был худой. Впрочем, чего ждать от человека, который, как оказалось, был его отцом, от Уэйна?), поэтому Джерри, завершив миссию по спасению босса от жаждущих его поклонников, весело подмигнул Брюсу.

- Отвести тебя навестить Джонни*, Брюс? И что ты предпочитаешь, пиццу или гамбургеры?

Навестить Джонни? Брюс не хотел навещать никакого Джонни, кем бы он ни был, он чувствовал сильное желание навестить туалетную комнату, но мальчик осторожно кивнул - вдруг неизвестный Джонни окажется пожилым человеком, и получится позвонить от него или позвать на помощь?

Как ни странно, Джерри отвёл его именно в туалет, а потом привёл обратно. Никакого Джонни мальчик так и не увидел. Пока он ломал голову, умеет ли гангстер читать мысли, Джерри исчез куда - то и вернулся с пиццей. Поедая пиццу и удивляясь её вкусу, Брюс пытался понять, почему Альфред никогда не готовил ничего подобного. Он твёрдо решил попросить его приготовить пиццу, когда вернётся домой.

Если вернусь домой, поправил сам себя мальчик.

Джокер замер на диване, откинувшись назад. Глаза его были закрыты, рука с дымящейся сигаретой свесилась вниз и сигарета, прочертив в воздухе искрящуюся дорожку, упала на пол.

Заметив волнение мальчика, Джерри уложил босса поудобнее, накрыл его пледом и подсел к Брюсу.

- С твоим братом всё в порядке, маленький Мышиный Король, он спит. А ты давай ешь получше, за него и за себя.

- Мышиный Король? - переспросил заинтригованный Брюс.

- Ну да. Твой братец рассказал, как ты бился со стаей летучих мышей и победил. Значит, ты Мышиный Король.

Брюс едва не подавился очередным куском. Джокер знал про то, как он свалился в пещеру с летучими мышами?!

- Босс у вас дома тоже почти ничего не ест? - понизив голос и оглянувшись на спящего Джокера, спросил гангстер. - Ты следи за ним, парень. Босс не от мира сего и у него иногда ветер смерти в голове. Понимаешь? Иногда надо ему говорить, что надо есть и всё такое.

Брюс положил на картонную тарелку недоеденный кусок пиццы, вежливо поблагодарил Джерри, который с улыбкой упорхнул за дверь и принёс ему стакан колы, так же вежливо выпил предложенный напиток и задумался, глядя на спящего Джокера.

Ветер смерти? Мальчик не понял, что гангстер хотел сказать этими словами, но они задели его. Он знал Джокера, который стрелял в людей и рисовал себе улыбку кровью. Но Джерри говорил о Джокере, как о самом прекрасном и…беззащитном существе на свете. О существе, за которым нужно было следить, ни на минуту не ослабляя своего внимания.

Кем был Артур? Джокер? Почему Артур оказался в его “домике - на - дереве”? Почему Джокер назвал его своим братом? От кого он узнал историю с пещерой, которую знали только его родители и Альфред? Зачем Джокер похитил его?

Вопросов было много, а ответов на них не было. Ни одного.

Комментарий к

* Это сленговое выражение. Джон ( john) - туалет.

========== Часть 15 ==========

Марта Уэйн держалась достойно.

Альфред был готов к обвинениям, потокам слёз и увольнению, но Марта даже не сделала выговор дворецкому, допустившему похищение её сына.

Глаза её, блестящие от тревоги, были полны невыплаканных слёз, но ни одна из них так и не пролилась. После двухчасового разговора с мужем в его деловом кабинете, Марта словно запретила себе что - либо чувствовать. Она тенью бродила по холлу, трогала разные безделушки и прислушивалась к телефонным звонкам и разговорам, которые вели её супруг и дворецкий.

Брюс был так похож на неё. Внешность, поступки. Марта видела в сыне себя, только глаза у Брюса были отцовские.

Человек на фотографиях, которые Томас Уэйн положил ей на колени, был похож на него. И, быть может, на эту несчастную женщину. Пенни Флек.

Марта не ревновала мужа к покойной. Конечно, узнать, что до неё была другая, что Томас так же сжимал ту, другую, в объятиях и говорил ей слова любви, было очень больно. Но мучила Марту не мысль о когда - то оступившейся девушке. Она знала, что Томас был верен ей - после.

Её мучила мысль о том, что молодой человек с такими узнаваемыми чертами лица жил теперь в её доме, что он вторгся в её маленький счастливый мир насильно, и что Томас - её любимый Томас! - сам забрал своего сына из госпиталя Аркхэм, не только не посвятив её в свои планы, но и удалив её на время под самым благовидным предлогом.

Не просто сына, поправила себя Марта. Своего первенца, так похожего на него. Джокера.

Что стоили теперь его слова о её и Брюса безопасности, если сумасшедший убийца похитил Брюса прямо из-под носа Альфреда, лучшего из лучших?

На что рассчитывал Томас, связывая свою жизнь с сумасшедшим человеком, страдающим раздвоением личности и не контролирующем свои действия?

А Альфред?

Марта знала, что дворецкий обожал Брюса; так почему он не смог уговорить Томаса не совершать эту страшную ошибку?!

Теперь её маленький сын в руках Джокера, и неизвестно, увидит она его ещё, или нет.

Томас и Альфред уже вызвали своих людей - Брюса искали, и Марта надеялась, что с ним не успеет случиться ничего страшного.

Она очень хотела заплакать и закричать - от тоски, обиды, от страха за сына, от жалости к нему. Но не плакала и не кричала. Марте казалось, что если она заплачет, то потеряет Брюса навсегда, что это будет плач по нему.

Да, дорогая, все хорошо, дорогая.

Лжец.

Марта ходила и ходила по холлу, думая только об одном - жив ещё её сын, или Джокер уже убил его.

Томас Уэйн подошёл было к ней, но Марта жестом отстранила его. Она была не в силах терпеть прикосновения человека, причинившего ей столько боли.

Томас Уэйн чувствовал себя ужасно.

Приезд жены и сына раньше указанного недельного срока сбил все его планы и приготовления.

Он рассчитывал объясниться с женой в спокойной обстановке, подготовить её и Брюса и только потом познакомить их - не с Джокером! - с Артуром, зная, что Марта не станет мелочно укорять его за случившийся тридцать лет назад роман с Пенни Флек, уже покойной и ставшей лишь призраком прошлого.

Знал он и то, что жена поймёт, почему он забрал своего больного сына домой. Марта не раз была его ассистенткой при операциях, и не на словах знала, что такое опухоль мозга.

Томас укорял себя в том, что не предусмотрел возможность такой ситуации и не ужесточил контроль над процессом возвращения жены и сына, и над Артуром, который теперь уже, немного расслабившись и поверив ему, отнёсся бы к временному заключению в своей комнате с пониманием.

Томас чувствовал вину и перед Альфредом. Ведь это он отвлекал дворецкого от наблюдения за Артуром своими разговорами по телефону.

Но самую большую вину Томас чувствовал перед Артуром.

Он же сам успокаивал сына словами о том, что он теперь позаботится о нём, сделает так, что Аркхэм станет воспоминанием. А теперь и Артур, и его младший сын в руках человека, который не видит особой разницы в том, что плохо и что хорошо.

И всё же, ругая себя, ненавидя себя и от всей души надеясь на то, что оба сына вернутся к нему целыми и невредимыми, Томас ждал и возвращения Джокера.

Потому что это чудовище, возможно, против воли, или просто так, но всё же назвало его отцом.

========== Часть 16 ==========

Брюс уже не верил, что эта ночь когда - нибудь кончится.

Всё было спокойно до тех пор, пока Джокер не проснулся, или, точнее сказать, не очнулся. Обнаружив, что сигареты в его пальцах больше нет, он, потягиваясь и потирая глаза (размазывая при этом синие треугольники грима) одной рукой, второй нашарил револьвер и выстрелил в Джерри, не целясь.

Брюс вскрикнул от неожиданности. Пуля задела предплечье гангстера, и мальчик приготовился к тому, что этот огромный человек сейчас размажет Джокера по дивану, стене и всему, что подвернётся по пути.

Вместо этого Джерри, не обращая внимания на текущую по руке кровь, сел в ногах у Джокера, достал сигарету, спокойно её раскурил, а потом протянул боссу, который с улыбкой вытянул ногу и в ответ погладил гангстера по щеке ботинком, оставляя на его лице грязный след.

Брюс нахмурился. В этой маленькой комнате происходило что - то жуткое. В покорности весёлого гангстера, который понравился мальчику, не было ни малейшего намёка на страх. Джерри спокойно и весело улыбнулся мальчику, раскурил для Джокера ещё одну сигарету и только тогда стёр кровь со своей руки, словно это были случайные брызги воды, нечаянно попавшие на него. Грязную полосу на своей щеке он проигнорировал, словно это было нормально - гладить человека по лицу грязным уличным ботинком.

Джокер встал и подошёл к мальчику так стремительно, что Брюс шарахнулся назад и едва не упал со стула, на котором сидел.

- Гулять! - пропел ему в лицо Джокер. - Идём, Бэтмен. Покажу тебе мой Готэм.

- Бэтмен? - переспросил Брюс. Такое имя ему нравилось больше, чем Мышиный Король.

- Джокер, Бэтмен и Артур. - кивнул Джокер. - Лучшие братья на свете. Впрочем, третий лишний, - подумав, заметил он. - Джокер и Бэтмен. Так лучше, правда?

- Не лучше. - Брюсу стало обидно за Артура. - Я хочу, чтобы Артур тоже был.

- Босс, мне собирать людей, или вы поговорите ещё какое - то время? - поинтересовался Джерри.

- Они уже должны быть собраны. - кротко заметил Джокер, и направил на гангстера револьвер.

Джерри улыбнулся и выскользнул за дверь ровно за минуту до того, как в неё вонзилась пуля тридцать восьмого калибра.

- Почему вы стреляете в него? - Брюсу уже начала надоедать эта демонстрация “хочу и могу”

- Ножницами я не дотянусь, - непонятно объяснил Джокер. - Второй Рэндалл на моём пути, и этот ещё выше первого. Я его даже приподнять не смогу, если пристрелю, не то, что в ванну засунуть.

Он радостно засмеялся и Брюсу снова стало страшно.

Как там говорил Джерри? “У него иногда ветер смерти в голове”

Сейчас этот ветер заставил мальчика похолодеть от понимания того, что всё происходящее с ним было реальным.

- Люди ждут, Джокер, - вернувшийся Джерри легко вынул Брюса из -за стола и посадил его на сгиб руки так, будто занимался этим всю свою жизнь. Мальчик почувствовал себя обезьянкой на руке пирата. - Машина готова.

На улице было прохладно. “Клоуны” стояли возле Роллс - Ройсов, Ламборджини и Порше, чьи законные владельцы явно валялись сейчас в грязных сточных канавах без чувств, а то и мёртвые.

- Папа сказал, что я больше никого не убью, пока он жив, - сказал Джокер и рассмеялся. - Я хочу большой фейерверк, Джерри. Очень большой. Чтобы его было видно из окон делового кабинета Уэйна. Знаешь, такой большой бу-у-ум!

Ночной ветер взъерошил всей троице волосы и затушил его сигарету. Кто - то из “клоунов” подал Джокеру новую, и он закурил, даже не оглянувшись на того, кто это сделал.

- Динамит? - Джерри понимающе кивнул.

Джокер внимательно посмотрел на серьёзное лицо Брюса.

- Скажи всем, что сегодня будет только фейерверк. Я хочу показать мой Готэм Бэтмену.

Брюс никогда бы не поверил, что за одну ночь - даже за несколько часов - можно было увидеть почти весь Готэм.

Насмотрелся он и “фейерверков”. На рассвете все центральные улицы Готэма пылали в огне, и везде царствовали хаос и анархия.

Джокер не расставался со своим револьвером, но ни разу не выстрелил из него.

Он часто вылезал из машины, не обращая внимания на ворчание Рэндалла, смотрел на созданный им же хаос, облокотившись на открытую дверцу машины, счастливо улыбался, в то время как горячий ветер трепал его волосы и сушил губы до кровавых трещин, и мальчик с ужасом думал, что всё это происходит на самом деле.

На рассвете Брюс снова уснул от усталости, а проснулся в машине….стоящей на прямой дороге, ведущей к поместью Уэйнов.

Джокер вытащил его из машины так же бесцеремонно, как похитил, и Брюс едва не растянулся на пыльной дороге, просыпаясь и пытаясь удержать равновесие. Джокер шёл так быстро, что мальчик еле успевал за ним.

- Почему вы решили меня вернуть? - спросил Брюс, не понимая, зачем Джокер его вообще похищал.

- Да, мне тоже больше нравится быть на свободе, - томно отозвался Джокер, затянулся последний раз и со вздохом выбросил окурок. - Надеюсь, папа на этот раз не ограничится одним ударом.

- Папа? - растерялся Брюс.

- Да. Надеюсь, он сломает мне что - нибудь.

- Вы хотите, чтобы мой отец вас бил?! - Брюс так опешил, что запутался в ногах и снова чуть не упал.

- Я хочу, чтобы Флек мне больше никогда не мешал. - холодно отозвался Джокер и прибавил шаг.

Ничего не понимающему Брюсу осталось только почти бежать рядом с Джокером, пытаясь приноровиться к его быстрой походке.

Перед главными воротами в поместье Джокер остановился, и Брюс почувствовал, как дрожит его рука, прежде чем он отпустил руку мальчика.

Неожиданно ему стало жалко своего похитителя. Брюс не понимал, почему Джокер сам идёт к его отцу, зная, что будет плохо, не понимал, что вообще происходит. Но мальчик честно признал себе, что ничего ужасного, в сущности, Джокер ему не сделал - не Готэму, а именно ему.

- Хотите, я скажу папе, что вы ничего плохого мне не сделали? - спросил Брюс, и сам взял это странное существо за руку.

- Скажешь - сделаю. - пообещал Джокер, и решительно направился прямо к уже бегущим к ним людям в форме.

Но руку он из руки мальчика не убрал, и получилось, что это не он, а Брюс его ведёт. И совсем неожиданно для себя маленький Брюс почувствовал себя едва ли не старше этого странного существа с зелёными глазами, за которым Рэндалл так просил следить.

Томас Уэйн не поверил своим глазам.

Его сыновья стояли в холле - в прожжёных костюмах, пыльные и грязные. Лицо Брюса было перемазано кровью, но выглядел он спокойным. Более того, он держал за руку Джокера, который безмятежно улыбался и выглядел куда хуже, чем маленький Уэйн.

Альфред уже занялся людьми из поисковой группы, которые первыми увидели Джокера и Брюса.

Марта с тихим вскриком бросилась обнимать сына. Томас заметил, что Марта быстро успокоилась, ощупав сына - с ним всё было в порядке. Заметил он и то, что Брюс отпустил руку Джокера только тогда, когда мать обняла его, чтобы обнять её в ответ.

- Мы гуляли. - сообщил Джокер Томасу, лучась инфернальной улыбкой - Путешествовали.

Уэйн подошёл к нему. Джокер не отшатнулся - наоборот, подвинулся ближе, и улыбнулся ещё шире, когда Уэйн взял его за плечи и сильно встряхнул.

- Ты ранен?

- Что..? - Джокер, казалось, растерялся.

- Ты ранен? - повторил Уэйн, и не став дожидаться ответа, стал расстёгивать жёлтую жилетку сына.

Джокер попытался отбросить его руку, но Томас словно не заметил этого. Расстегнув жилетку, он стал расстёгивать его рубашку, и, дав волю гневу, рванул её так, что пуговицы полетели в разные стороны.

Джокер смотрел на него в крайнем изумлении, ещё ничего не понимая.

Уэйн быстро осмотрел его, развернул к себе спиной, снова осмотрел и повернул к себе лицом, проверяя, нет ли на голове каких - нибудь ран.

Джокер снова попытался вырваться, но Уэйн схватил его за руку выше локтя и повёл за собой к лифту.

- Папа, он не сделал мне ничего плохого! - громко крикнул Брюс вслед отцу, не понимая, почему он так странно обращается с его похитителем.

Марта с горечью посмотрела вслед мужу, который даже не подошёл к Брюсу, чтобы убедиться самому, что с ним всё хорошо, и увела сына в его комнату - осматривать, приводить в порядок и успокаивать.

В лифте Джокер предпринял ещё одну попытку вырваться, но Уэйн держал его крепко, и, казалось, был абсолютно спокоен. На самом деле Томасу очень хотелось избить сына. Не ударить, как он ударил Артура когда - то, а именно избить, так, чтобы сын плакал и просил у него пощады, так, чтобы стереть эту наглую улыбку с его лица и чтобы эта наколотая какой - то дрянью тварь не смела больше поднимать на него, Уэйна, свои дерзкие злые глаза.

Он этого хочет. Осторожно.

Готэм снова горел. Новости захлёбывались перечислением убытков, смакованием списков потерпевших и красочными кадрами с мест происшествий.

- Пусти! - заорал, наконец, пришедший в себя Джокер. - Не смей тащить меня как…вещь!

Томас вышел на четвёртом этаже, так же молча вытащил из лифта разозлившегося сына, открыл дверь его комнаты, заставил Джокера сесть на кровать, вышел, достал из кармана ключ и спокойно закрыл дверь, повернув ключ на все три оборота.

- Будешь сидеть под замком до тех пор, пока я не решу, что с тобой делать, Джокер. Пока неделю. У тебя будет достаточно времени, чтобы подумать о своём поведении.

Несколько секунд за дверью была ошарашенная тишина, а потом раздался яростный вопль и в дверь ударили ногой с такой силой, что она затряслась.

- Выпусти меня! - дверь затряслась снова, и Уэйн холодно улыбнулся.

- Две недели.

- Я сбегу, и взорву твою чёртову башню, Уэйн!

- Три недели. - Томас аккуратно убрал ключ в карман.

За дверью раздался очередной яростный крик, но сама дверь осталась неподвижной.

Томас Уэйн удовлетворённо кивнул сам себе, и спустился в лифте на первый этаж.

Джокер, услышав шум уезжающего лифта, швырнул в дверь ботинком и с размаху сел на кровать.

Артур улыбался так, что его улыбка была едва ли не шире, чем нарисованная улыбка Джокера.

- Он нас запер, если ты ещё не заметил, кретин. - сердито сказал Джокер.

- Джокер, - тихо сказал Артур, - Я был прав. Он тебя не ударил. Спросил, не ранен ли ты. Назвал тебя сыном. Ты нужен ему так же, как и я.

- Я хотел избавить тебя от ненужных иллюзий, Флек. - Джокер зло усмехнулся. - Чтобы ты не смел больше мешать мне. Тебе нравится жизнь собаки на цепи, а я люблю свободу. Можешь передать папочке, что ты будешь моей собакой. А не его - хотите вы оба этого или нет.

Улыбка Артура погасла.

- Я рисковал ради тебя. Курил так, чтобы и ты накурился досыта. А вместо благодарности я должен слушать сказки про человека, которому мы не нужны?

Джокер вцепился Артуру в волосы, потянул его на себя, и, вонзая ногти до крови в тонкую кожу, прикрыл от удовольствия глаза, слушая его болезненный стон.

- Не сейчас, Радость. Когда мы останемся совсем одни, я быстро выбью из тебя эту восторженную чушь, а пока думай о своём поведении.

Джокер отпустил сразу же съёжившегося Артура и, с нежностью глядя на него, добавил:

- Как сказал папа, времени на это у нас будет более, чем достаточно.

- Альфред, приведи в порядок моего сына. Ты знаешь, что делать.

Альфред молча поклонился.

Со второго этажа спустилась Марта, внимательнопосмотрела на обоих мужчин и обратилась к мужу:

- Это и есть тот “сюрприз”, о котором ты мне говорил, Томас?

- Я сейчас всё объясню, дорогая. И тебе, и сыну.

Томас Уэйн попытался взять Марту под руку, но она отстранилась и, презрительно посмотрев на мужа, направилась за ним в комнату Брюса.

========== Часть 17 ==========

Брюс Уэйн высунулся из окна своей комнаты и посмотрел вверх, на зарешеченное окно комнаты своих сводных старших братьев.

У него не было ни братьев, ни сестёр, и вдруг появилось сразу два старших брата. Конечно, оба были очень странными, но мальчику братья нравились гораздо больше, чем ровесники.

Они были яркими личностями, знали удивительные вещи, а главное, они улыбались, и Брюс, ненавидящий фальшивые улыбки и показное радушие, всем сердцем потянулся к пусть не совсем нормальным, но таким искренним чувствам.

Отец долго объяснял ему, кто такой Артур и чем он болен. Но Брюс и сам уже научился отличать Артура от Джокера, знал, как нужно было разговаривать и с тем, и с другим братом, чтобы не вызвать приступ болезненного смеха у одного и вспышки ярости у другого.

Джокер и Артур. Свобода и Радость Томаса Уэйна, как сказал однажды Альфред, и Брюсу не показалось, что он шутил.

Артура мальчику всегда хотелось вытащить на свежий воздух и поиграть с ним в какие - нибудь подвижные игры. Брюса очень удивило, что Артур не умеет играть почти ни в одну игру, кроме “путешествий”. Когда они носились друг за другом по газону и орали всякие глупости, мальчик чувствовал безграничное счастье от того, что ему не нужно было притворяться равнодушным к чужим ошибкам и вежливо улыбаться, не нарушая этикет. Артур сам смеялся над собой едва ли не чаще мальчика и Брюс, наконец, почувствовал себя не маленьким взрослым, а самым обыкновенным ребёнком.

Игра в “путешествия” Брюсу нравилась не меньше, чем другие игры. Он и Артур часто путешествовали пальцами по стенам особняка Уэйнов, и мальчик открыл для себя существование множества интересных миров, прячущихся под дорогими обоями и слоями краски.

Артур рассказывал о том, как можно прожить, питаясь одним яблоком в день и не падать в голодный обморок, набирая бесплатные упаковки сахара в кофейнях, как можно “обмануть” голод горячей водой и что можно есть гримировальные краски.

Брюс не знал, пригодятся ли ему эти знания, но очень внимательно слушал брата, объясняющего, когда, где и в какие дни нужно караулить супермаркеты, избавляющиеся от продуктов, у которых выходил срок годности, и в каких местах находятся благотворительные точки, где в крайнем случае можно получить немного еды бесплатно.

С Джокером общаться было сложнее, но Брюс уже не боялся ни изменения цвета глаз Артура с серого на зелёный, ни того, что его скованные движения вдруг становились едва ли не танцем.

Он учил Брюса странным вещам. Например, как с помощью толстого куска проволоки или обыкновенной шпильки вскрыть любой замок, как превратить цент в смертельное оружие и как можно получить удовольствие, смешивая, казалось бы, совершенно несовместимые ингридиенты, половина которых, к изумлению мальчика, имелась на их кухне. А так же объяснял, как распознавать знаки, которые гангстеры оставляли для “своих”.

Брюс понимал, что о таком не следует рассказывать родителям или Альфреду, смущался от неправильности того, чему учил его старший брат, но запоминал всё, что он говорил - на будущее.

Впрочем, Джокеру, казалось, было всё равно, выдаст его Брюс или нет.

Джокер был похож на натянутую струну. Стремительные движения, странный нежный и капризный голос, сверкающие глаза, пальцы, длинные и хищные, делали Джокера существом иного мира, иной расы и иного вида, чем люди.

Когда Джокер сидел в своей комнате на подоконнике и задумчиво смотрел на Готэм, Брюс старался не шуметь и не отвлекать его, пытаясь поймать момент, когда это нечто, изображающее человека, выдаст свою истинную суть: пошевелит каждой ресницей в отдельности, например, или оскалится улыбкой, которая растянется до ушей, и обнажит острые как иглы зубы.

От таких наблюдений и фантазий Брюсу снились кошмары, но мальчик таил их даже от матери, боясь того, что его братьев снова запрут.

Отец и так долго не подпускал его близко даже к Артуру.

Неделю Брюс общался с обоими братьями через дверь - сидеть, прислонившись к ней спиной и слушать стало его едва ли не любимым занятием.

Встревоженная его поведением мать поговорила с отцом, и тот выпустил, наконец, Артура.

После того, как мальчик честно рассказал, что Артур пытался удержать Джокера от побега и похищения, мама стала относиться к нему без той неприязни, которая всё ещё была заметна на её лице, когда разговор между родителями шёл о Джокере. Она даже улыбнулась Артуру пару раз, поблагодарила его за попытки спасти её сына и сделала то, что почему - то никак не хотел делать отец - пригласила Артура за их общий стол на завтраки, обеды и ужины отныне и навсегда.

За первым же семейным совместным завтраком Артур почти ничего не смог съесть, в ужасе рассматривая фамильные серебряные ложки, вилки и ножи, пытаясь понять их назначение и смысл их разного размера.

Брюс, стараясь незаметно сползти пониже на своём стуле, пнул Артура под столом по колену и жестами предложил повторять за собой, надеясь, что его действия останутся незамеченными.

Заметил их только всевидящий Альфред: впрочем, дворецкий сделал вид, что происходящее его не касается, и мальчик со спокойной совестью стал обучать Артура пользоваться столовыми приборами.

Через пару дней Артур приноровился следить за действиями мальчика и копировать их, а потом у него всё стало получаться само собой, что очень удивило отца, кажется, до этого случая считавшего своего старшего сына очень трудно обучаемым человеком.

Один раз Артур удивил даже самого Брюса своей начинающей проявляться внутренней свободой. Во время обеда он набрал в ложку кашу, повернул её на тарелке на манер катапульты и нажал на ручку. Как раз в это время поднявший голову Брюс получил содержимое ложки в глаз, что не остановило его от того, чтобы быстро сообразить, что произошло и ответить Артуру тем же, с достойной лучшего применения меткостью.

Несколько минут Томас Уэйн переводил взгляд с одного сына на другого, а потом приказал Альфреду вывести обоих вон из столовой.

Альфред выполнил приказ. Когда он отворачивался, чтобы вернуться к хозяину, Брюс заметил на его губах улыбку, которую невозмутимый дворецкий не смог сдержать. Да и самих братьев хватило только до середины коридора. Посмотрев на измазанные физиономии друг на друга, Брюс и Артур одновременно расхохотались, одинаково согнувшись и стирая с лица остатки пищи.

Брюс испугался было, что у Артура сейчас начнётся приступ, но его брат просто смеялся, и этих болезненных всхлипов, так пугающих мальчика, не было.

Джокер не ел вообще.

Казалось, он никогда не чувствует голод. На еду Джокер смотрел равнодушно, словно это были муляжи настоящей пищи, и он знал об этом.

Пальцы его складывались так, будто между ними должна была находиться горящая сигарета. Не находя её, Джокер сжимал пальцы так, что они белели, а на его ладонях оставались красные полумесяцы от ногтей. Казалось, что и боль он не чувствует, истязая себя равнодушно и даже как - то брезгливо, словно это обычное человеческое тело было виновато в том, что душа из другого мира выбрала его своей временной оболочкой.

Как то раз отважившийся погладить его по спине Брюс сильно испугался, когда Джокер вскочил с перекошенным как от боли лицом, словно младший брат сильно ударил его, а не приласкал. Мальчик с ужасом понял, что Джокер вовсе не равнодушен к боли - он просто не понимает разницу между лаской и ударом.

Этот вывод заставил Брюса проплакать пару ночей, но зато он научился тому, как двигался Джерри Рэндалл. Научился его плавным, спокойным движениям и отточенной осторожности пальцев.

Теперь Брюс мог поймать бабочку в полёте так, что с её крыльев даже не осыпалась бы пыльца, и Джокер невольно стал искать общества своего младшего брата, чьи движения больше не причиняли ему неприятные ощущения.

Весёлого гангстера Брюс вспоминал с грустью, от всей души надеясь, что он на свободе, потому что после ночи похищения отец заставил его рассказать всё, до мельчайших подробностей, и особенно долго расспрашивал именно о Джерри - как оказалось, для того, чтобы после разговора передать полиции точный портрет преступника.

Джокера отец запирал на ключ чаще всего, и Брюс мучился от мысли, что этот так любящий свободу человек вынужден сидеть в огромной, с высокими потолками, но всё же тесной для него комнате, и смотреть в окно на огни Готэма - на то, что было его

Империей, неосознанно растирая болевшие от постоянных успокаивающих инъекций сгибы локтей.

Брюс даже заступился за Джокера перед отцом, попросив его дать брату больше свободы хотя бы в пределах особняка. Отец отчитал его за то, что мальчик лез в дела, смысла которых он ещё не понимал.

Джокер, узнав об этом, погладил Брюса по щеке, едва касаясь его кожи кончиками пальцев, и улыбнулся.

- Аркхэм любого размера для меня будет тесен, Бэтмен, - сказал Джокер. - Не переживай за размер моей клетки.

Смысл этих слов Брюс понял не сразу.

Мальчик ждал долго, гадая, кто же напишет ему - Артур или Джокер.

Наконец послышался звук открываемого окна, сквозь прутья решётки высунулась рука, держащая свёрнутый белый квадратик как сигарету, и записка полетела вниз. Брюс перехватил её в воздухе, радуясь такой удаче - обычно ему приходилось сбегать вниз, доставать записку, прячась от слуг и Альфреда, и так же быстро возвращаться.

Джокер никогда не облегчал ему задачу, швыряя записки, не глядя.

Артур спускал те же записки на нитке, и Брюс понимал, что они все не попались только потому, что хотя бы два человека из их троицы соблюдали осторожность. Впрочем, мальчик считал, что Альфред знает про записки, только молчит, и эта мысль заставляла его чувствовать себя виноватым.

Куда потом прятали его записки Артур и Джокер, мальчик не знал. Сам он прятал ответы братьев в “домике - на - дереве”, понимая, что держать их дома это дополнительный риск.

“Не грусти без нас, Мышиный Король.”

Не грусти?

Отец недавно предупредил Брюса, что Артура ждёт операция - сложная и долгая, после которой он должен был навсегда распрощаться со своей сильной головной болью.

Мальчик передал слова отца Джокеру, и испугался его реакции. Джокер расхохотался - зло и дико, и смеялся до тех пор, пока его смех не перешёл во всхлип.

- Конечно распрощается, - сказал он Брюсу. - Ведь это я его сильная головная боль.

Брюс не понял, что Джокер хотел сказать этими словами, а Джокер больше не поднимал эту тему в разговорах.

И вот теперь эта странная записка. Брюс решил, что Джокер намекает на то, что он долго не увидится со своими старшими братьями после их операции и немного успокоился. Но в его душе остался червячок сомнения и мальчик как никогда пожалел о том, что он ещё мал и неопытен для того, чтобы понимать мир взрослых.

“Завтра мы идём смотреть Зорро”. - написал мальчик в ответ. - “Пожалуйста, попроси папу взять тебя с нами. Это очень интересный фильм.”

Мальчик очень хотел пойти на “Зорро” всей семьёй, с братьями и родителями, надеясь на окончательное примирение отца и мамы.

Последнее время мама почти не разговаривала с отцом, с преувеличенным вниманием интересуясь жизнью Артура и Джокера. Брюс не подсматривал за родителями, но невольно отмечал мелочи, которые его расстраивали - например, как мама отстранялась, когда папа брал её под руку, или как её глаза темнели от неприязни, когда он пытался ласково поговорить с ней.

То, что она согласилась пойти на фильм вместе с ним и отцом вселило в мальчика надежду, что после сеанса родители помирятся.

Подобраться к окну братьев было уже не сложно для него. Брюс дождался темноты, по каменным переходам забрался сначала на третий этаж особняка, потом на четвёртый, и ловко швырнул записку во всё ещё открытое окно. Ему очень хотелось заглянуть в комнату хоть раз снаружной стороны, но мальчик не стал рисковать. Окна делового кабинета его отца были совсем рядом, и отец, при желании, мог бы увидеть его сейчас, если бы подошёл к боковому окну и выглянул из него.

Ложась спать, Брюс подчеркнул карандашом завтрашнее число.

Двадцать шестое июня.

========== Часть 18 ==========

Джо Чилл был счастлив в тот момент, когда его жизнь оборвала пуля тридцать восьмого калибра. Револьвер Принца преступного мира уже стал такой же Легендой, как и его владелец, но, умирая, Джо не мог похвастать на том свете тем, что его пристрелил Джокер.

Стрелял Джерри Ли Рэндалл, правая рука Джокера. Несколько минут спустя забрызганный кровью револьвер был положен перед его владельцем.

Хаос, творящийся в Готэме, был для Джо счастливой возможностью заниматься всеми теми вещами, которые он так любил - грабежами, убийствами и просто бессмысленным вандализмом, который не приносил денег, но зато приносил ему ощущение вседозволенности и насыщения жизнью.

Джо восхищался Джокером. Этот человек был для него кумиром - независимый, свободный, владеющий целым Готэмом и одновременно не владеющий ничем. Джокер был идеальным. Везде, где он появлялся, жизнь расцветала новыми красками - яркими, как он сам. Джокер был воплощением свободы и анархии.

И надо же было случиться такому, что мерзавец Томас Уэйн, которого Джо Чилл мечтал убить, похитил Джокера из Аркхэма как раз в тот момент, когда его люди уже разработали план по его освобождению!

Разумеется, Джо не поверил утверждениям Рэндалла о том, что Джокер является сыном Уэйна. И не он один не поверил. Люди роптали, злились, и только уверенность в том, что Джокер действительно находится в поместье Уэйнов, а не где - то ещё, спасала этот особняк от последствий справедливой ярости и мести “клоунов”.

Джокер появился и исчез снова. Люди снова стали ждать его возвращения, и Джо это, наконец, взбесило.

Почему никто из гангстеров Джокера не может пристрелить эту надменную гадину, Томаса Уэйна? Джокер был нужен всем повстанцам Готэма, нужен был здесь и сейчас. Так почему никто не может убрать Уэйна и поставить точку в этом деле?

Увидев Томаса Уэйна, выходящего из кинотеатра с красивой женщиной и мальчишкой, Джо понял, что его час пробил.

Вот она - великая минута славы. Никому неизвестный вор и грабитель Джо Чилл станет Легендой наравне с Джокером, вернув его Готэму навсегда.

Кровь Томаса Уэйна была не голубой, а красной, как у всех, и пули входили в его тело, не встречая никакого сопротивления.

И только - то? Великий и всемогущий Уэйн оказался обыкновенным человеком из плоти и крови, а не высшим существом.

Стреляя в женщину, Джо смеялся - и стук бусинок её разорванного жемчужного ожерелья о мостовую красиво оформлял его радостный смех.

Ему было всё равно, кем была эта женщина.

Джо прицелился было в мальчика, всмотрелся в его лицо и опустил пистолет. Убивать ребёнка, которого Джокер назвал своим братом и целую ночь таскал за собой по городу, он не собирался.

Счастливый Джо Чилл, считающий, что люди Джокера встретят его овацией, развернулся и ушёл в туман, ни разу больше не обернувшись на маленького мальчика, оставшегося стоять у тел своих убитых родителей.

Люди Джокера встретили его овацией.

Ровно через два часа после убийства Томаса Уэйна и его жены он был убит выстрелом в упор.

Джерри с тревогой смотрел на босса.

Казалось, Джокер не понял, что произошло. Рэндалл положил перед ним револьвер и сообщил о смерти Томаса и Марты Уэйн, а так же о том, что он, Джерри, лично застрелил их убийцу.

Стреляя в Джо Чилла, Джерри испытывал двойственное чувство. С одной стороны, он одобрял действия этого парня, избавившего Джокера от выбора - семья или Готэм. Но с другой - этот человек посмел без приказа поднять руку на родителей Принца преступного мира Готэма, а такое не прощалось никому.

Людей волновало состояние босса, который пугал всех своим молчанием и созерцанием пустоты, и Джерри мучился сомнениями, не повредил ли босс окончательно свою и без того нездоровую голову.

Джокер курил, смотря в никуда, и Рэндалл приготовился к худшему - это было затишье перед бурей.

Артур сидел в самом дальнем углу палаты, сжавшись и закрыв лицо руками. Плечи его тряслись от рыданий, и Джокеру очень хотелось ударить его головой о стену - так, чтобы на стене остались кровавые брызги. Или удариться самому.

Будущее схлопывалось перед ним, как створки гигантской раковины. Жизнь в доме отца, их ссоры, руки Уэйна, которые могли не причинять боль.

Марта - красивая и нежная, совсем непохожая на Пенни.

С ним она долго не разговаривала, но Джокер как - то вечером пришёл посмотреть на неё и уснул на её постели, рядом - откуда ему было знать, что взрослые мужчины не спят со своими матерями? Или мачехами. Проснувшись, Марта не сдержала крик, но быстро пришла в себя, и, натянув одеяло почти до носа, разговаривала с ним до тех пор, пока не явился Томас и не увёл его. Разговор с отцом было неприятно вспоминать, но Марта, разобравшись в том, почему он спал с ней, тогда впервые посмотрела на него без ненависти, с грустью и участием.

Брюс. Мышиный Король, научившийся улыбаться маленький “взрослый”. Мальчик, которого почти не хотелось убить.

…Семья?

Но он же хотел вернуться. Неважно, зачем - перестрелять всех или просто потерпеть ещё немножко и понаблюдать за отцом, мачехой и братом.

Правда хотел.

Ничего этого уже не будет.

А было ли? Может, он ещё в госпитале Аркхэм, может, отец ещё не забрал его? Всё это сон? Он проснётся в ненавистной зарешеченной комнате, но не будет больше так ненавидеть Уэйна, потому что во сне он не бил Радость головой о батарею, не бил его самого и, собираясь вырезать его, Джокера, желал только слить его и Артура в одно целое, чтобы его сыновья…его сын больше так не мучился.

Джокер закрыл глаза, отшвырнул сигарету и взял свой револьвер, не обращая внимания на кровь Джо Чилла, испачкавшую его пальцы. Джерри не сводил с него настороженного взгляда, поэтому упустил момент, когда в комнату набились встревоженные “клоуны”, пытающиеся понять, что творится с их Легендой.

- Это сон, Джерри. Ничего не было.

- Ничего не было?! - Артур, наконец, выбрался из своего угла, и пошёл к нему - уверенно, распрямляясь с каждым шагом, и его походка на глазах становилась танцующей - лёгкой и стремительной. Серые глаза позеленели, и Джокер улыбнулся тому, каким красивым стал Флек - хищный, смертельно опасный, излучающий почти осязаемую ярость и ненависть.

Когда Артур вцепился в его волосы, Джокер даже и не подумал сопротивляться, любуясь метаморфозами Радости.

- Сейчас мы порисуем, Джокер, - сказал Артур, - А потом прилетят ангелы, и мы сбежим отсюда. Навсегда сбежим. Как тебе это?

Джокер скосил глаза на белую (пока ещё!) стену палаты и широко улыбнулся, зная, что последует за этими словами.

Артур положил ладонь на его лицо, впиваясь ногтями в кожу и раздирая её до крови, и ударил Джокера головой о стену - с такой силой, что на стене появилась трещина, которую тут же залила кровь.

Всё случилось в считанные секунды. Джокер встал, запрокинул голову, улыбаясь, и сделал то, что пытался увидеть Брюс, но о чём пока ещё не мог знать Рэндалл - взял себя рукой за лицо и буквально швырнул о стену - с такой силой, что на стене появилась трещина, тут же заполнившаяся кровью.

Джерри не смог предотвратить это, потому что не ждал от босса таких явно нечеловеческих движений. Но, в доли секунды припомнив о существовании двойника зачарованного принца, Рэндалл спас Джокера от повторного удара и смерти, успев схватить его и повалив на пол.

- Верните меня в Аркхэм! - закричал Джокер и рванулся с такой силой, что Джерри еле удержал его. - Верните меня в Аркхэм! Верните…

Рэндалл зажал ему рот, придавил к полу всем весом своего большого тела и помахал в воздухе рукой, мысленно молясь, чтобы его поняли. Кто - то немедленно сунул ему в руку шприц и через несколько минут всё было кончено. Джокер потерял сознание от слишком быстро введённой инъекции, и Джерри осторожно поднял его на руки, теперь уже молясь только о том, чтобы босс очнулся.

Артур посмотрел на бесчувственное тело у своих ног, лёг рядом с ним и обнял, прижимая Джокера к себе и стараясь уменьшить их обоих, свернуть в точку.

Когда Рэндаллу удалось выгнать из комнаты большинство людей и положить босса на один из диванов, он и оставшиеся “клоуны” увидели очередное доказательство того, что босс был не совсем человеком.

Бесчувственное тело Джокера свернулось на диване так, будто его обнял кто - то невидимый.

Люди тихо вышли, оставив Рэндалла ждать возвращения Легенды.

Теперь Джокер принадлежал только им, Готэму и самому себе.

Джокер подошёл к воротам и взялся руками за железные прутья, всматриваясь в туман.

Поместье Уэйнов.

Его поместье.

С той стороны появилась маленькая фигурка, и его младший брат, подбежав к воротам, вцепился в его руки.

Брюс Уэйн?

Бэтс?

- Пожалуйста, - пальцы Брюса побелели от напряжения. - Не уходи. Я не хочу жить тут один, без тебя. Ну пожалуйста!

Осунувшееся лицо было бледным и заплаканным. Джокер просунул сквозь прутья обе руки и растянул его губы в улыбке.

Его брат должен улыбаться. Разве нет?

Револьвер приятно оттягивал карман и Джокер подумал о том, что Бэтс не должен так мучиться. Один выстрел, и они втроём отправятся туда, куда ушли Томас и Марта Уэйн.

Втроём, потому что Альфред выстрелит в ту же секунду, что и он.

Брюс увидел, как глаза Джокера стали менять цвет - с зелёного на серый. Джокер вцепился в прутья ворот обеими руками, но Артур стал отцеплять его пальцы - осторожно, разгибая их по одному.

- Не уходи, - взмолился Брюс.

Джокер прощально улыбнулся ему и стал уходить в туман.

Может, всё - таки это сон?

Нужно будет вернуться и проверить.

- Альфред.

- Да, сэр?

- У нас должны быть новые центральные ворота.

- Я займусь этим, сэр.

Первый приказ его юного хозяина был немного странным, но Альфред не стал с ним спорить, отчасти понимая причину того, почему Брюс так поступил.

Джокер.

- Я буду следить за ним, когда вырасту, Альфред. - неожиданно сказал мальчик. - Думаю, мой отец тоже хотел бы этого.

Он развернулся и пошёл к особняку - миллиардер Брюс Уэйн, пока ещё маленький мальчик, у которого появилась цель в жизни. Цель, чтобы жить ради неё.

- Да, Альфред, - Брюс остановился, обернулся и слабо улыбнулся ему - первый раз после похорон. - Пожалуйста, хоть иногда, называй меня Бэтменом.