После огня идёт снег (ЛП) [Moonraykir] (fb2) читать онлайн

- Я останусь.

- Молодчина, девочка! - родич короля широко улыбнулся, и Тауриэль с интересом подумала, как часто подобная улыбка доставалась юным Фили и Кили. Во всяком случае, это была награда, достойная того, чтобы за неё побороться.

Следом за Двалином она спустилась с крепостного вала вниз, во двор над горным озером. Когда она впервые стояла здесь, сражаясь с личной гвардией Азога за свою жизнь, она едва ли могла подумать о том, что на этом самом месте ей придётся столкнуться с совсем другим врагом. Но в каком-то смысле, ситуация была похожей: один неверный шаг, и она может потерять того, кого так сильно любила.

Тауриэль тряхнула головой, желая, чтобы избавиться от мрачных мыслей было так же легко, как от упавших на лицо волос. Чего это она вдруг так испугалась? Кили был принцем из рода Дурина, эта привилегия досталась ему с рождения, но даже этот факт не удержал её от того, чтобы прошлой зимой влюбиться в него, несмотря на неодобрение его дядюшки. Теперь же Торин изменил своё отношение к ним, так какая ей разница, что думают другие?

За стеной послышался голос Кили, принц описывал заново отстроенную крепость. А потом он вошёл во внутренние ворота, а за ним стояло около дюжины других гномов. Тауриэль подумала, что сейчас он выглядел как-то особенно официально. На нём были богато изукрашенные парадные одежды, да и одевался он, судя по всему, гораздо более тщательно, чем всегда. Кили не был неряшлив - отнюдь нет - но его внешний вид обычно отличался непринуждённостью: последняя застёжка на его кафтане всегда оставалась не застёгнутой, как и ворот его рубахи. Сейчас он был застёгнут на все пуговицы, и Тауриэль подумала, что с непривычки он должен был чувствовать себя неудобно.

Увидев её, Кили на мгновение заволновался, и она спросила себя, не ошиблась ли она, решив остаться? Но всё же он слегка улыбнулся ей, прежде чем обратиться к гостям.

- С мастером Двалином вы уже встречались, а это капитан Тауриэль, наш союзник и командир приграничного патруля Дейла, - сказал он.

Эльфийка отвесила короткий профессиональный поклон.

- Доброе утро, Ваше Высочество, милорды.

- Вы та самая эльфийка, которая уничтожила капитана самого Азога? - спросил молодой гном, стоявший рядом с Кили.

Итак, значит они уже говорили о ней?

- Полагаю, это отличие принадлежит принцу Кили, - ответила она, - Я всего лишь имела честь сражаться рядом с ним.

Двалин хрипло хохотнул.

- Не позволяйте её притворной скромности ввести вас в заблуждение. Я видел эту драку; она сыграла свою роль так же хорошо, как и он.

- А что скажете вы? - спросил молодой гном у Кили.

Тот пренебрежительно рассмеялся.

- Мне нечего добавить. Что бы я ни сказал, это лишь докажет то, что она превосходит меня и в боевых навыках, и в скромности.

Слова принца позабавил юношу. Он улыбнулся.

- Достойный ответ, - он окинул Тауриэль оценивающим взглядом, и ей стало интересно, к какому же выводу он пришёл.

Они с Двалином сопровождали Кили до конца этой ознакомительной экскурсии. Приезжие гномы с уважением слушали, как Тауриэль вкратце рассказывала о важности дальних патрулей для безопасности горы, и украдкой поглядывали на неё, когда думали, что она этого не видит. Потому ли, что они знали о её связи с Кили? Или же оттого, что никто из них никогда раньше не видел эльфа, да к тому же женщину?

Теперь, когда её первоначальное волнение от встречи с незнакомцами прошло, она чувствовала, как к ней возвращается её привычная смелость, позволяющая ей встретиться с ними взглядом. Однако она не могла позволить, чтобы её поведение посчитали грубостью, ведь это непременно отразится на Кили, поэтому притворилась, что не замечает, хотя ей пришлось чуть ли не прикусить себе щёку, чтобы не рассмеяться, когда один из гномов довольно громко прошептал:

- Как думаешь, она может двигать ушами, как кошка?

Она почувствовала безумное раздражение, когда в самом конце ей пришлось в качестве прощания предложить ему всего лишь холодное ” Доброго дня, Ваше Высочество”, не обменявшись с ним ни единым прикосновением. Обычно даже будучи на дежурстве они чувствовали себя достаточно свободно, чтобы позволить себе более сердечное расставание - подчинённые Кили в башне принимали их отношения и доверяли им обоим в достаточной степени, чтобы они могли не бояться навлечь на себя их осуждение. Но в присутствии всех этих незнакомцев им обоим инстинктивно приходилось держаться настороже.

Глядя как он уходит, Тауриэль ощущала почти физическую боль в груди. Что с ней было не так? Сегодня она даже не планировала увидеться с ним, и это бесстрастное прощание вовсе не лишило её чего-то, на что она надеялась. Неужели любовь к нему ослабила её настолько, что она не могла находиться рядом, не чувствуя острой потребности в нём? Потому что Кили и впрямь был ей нужен, и это желание затрагивало и её тело, и душу.

Она думала, что потерять его тогда на Вороньей высоте было бы жестоко, потому что иначе у них никогда не было бы шанса узнать, могут ли они по-настоящему любить. Но теперь, зная, что она любит его, это казалось ей едва ли не большей жестокостью: если расставание всего на несколько дней причиняло ей такую боль, то потерять его навсегда было бы невообразимо больно. Тауриэль не знала, что полюбив Кили, она станет полностью зависимой от него, иначе она предпочла бы попасть в снежную бурю, но не пошла бы с ним в Эребор. И хвала Валарам, что она этого не знала.

**********

Торин подождал, пока все шесть послов прибудут в Эребор, и только потом показал им Аркенстон. Это была первая демонстрация камня с тех пор, как он получил его после битвы. Первые месяцы сам Торин почти не смотрел на него, он ненавидел вспоминать о том, что когда-то ценил его больше жизней родных, друзей и соседей. И хотя тогда им владело безумие, он всё равно не мог отрицать того, что это произошло именно с ним.

В конце концов Торин решил поместить камень туда, где он станет достоянием всех его подданных, а не только сокровищем, которое принадлежит одному только королю. Из зелёного эреборского мрамора он заказал статую Дурина I и приказал установить её в вестибюле, там, где когда-то должна была стоять золотая скульптура, изображавшая короля Трора. Аркенстон станет первым из семи драгоценных камней, которые будут украшать золотую корону на челе новой статуи. Каждый гном в Эреборе имел право считать Дурина своим предком, поскольку он был патриархом клана Долгобородов, и поэтому Аркенстон принадлежал им всем, как его сыновьям.

После торжественного открытия статуи Торин с удовольствием отметил, что этот жест полностью оправдал все его надежды. Но гораздо более тяжёлое испытание ожидало его на следующий день, когда собрался Совет, и король с советниками принялись рассказывать о том, как был отвоёван Эребор. Многие слышали эту историю частично, но всем не терпелось узнать её целиком, от начала и до конца. И хоть Торину и не хотелось останавливаться на своём безумии, он не мог не упомянуть о решениях, принятых под действием драконьего недуга.

Послы терпеливо слушали, пока Торин, Балин и Даин по очереди рассказывали о походе и последующей битве, а потом в наступившей тишине один из них прямо задал неизбежный вопрос.

- Значит, вы поддались тому же безумию, что овладело вашим дедом, Трором? - это говорил посол Жесткобородов, Яри.

- Это правда, - ответил Дубощит, - Но я преодолел его с помощью родных и друзей, тех самых, что заседают теперь в моём совете и помогают править этой горой.

- Я не сомневаюсь в ваших словах. Я просто хотел прояснить мотивы ваших действий.

- Уверяю вас, если бы мне дали второй шанс, я бы не стал повторять своих ошибок, - спокойно ответил Торин.

Он знал, что как представители других королей и потенциальных союзников, эти послы имели все основания для того, чтобы сомневаться в нём, но всё равно чувствовал себя уязвлённым. Два года назад никто из них не согласился присоединиться к нему или оказать помощь в этом походе, а теперь все они считали себя вправе критиковать его за то, что он делал то единственное, на что был способен в тех обстоятельствах. Если бы они на самом деле хотели, чтобы всё было по другому, им следовало быть рядом, когда он отвоёвывал Эребор.

Очевидно, так думал не он один, потому что глава делегации Камненогов сказал:

- Учитывая, что в его распоряжении была лишь горстка воинов, и некоторые из них ещё не доказаны, король заслуживает от нас доверия, а не осуждения. Разве его успех не говорит сам за себя?

- Так и есть, - согласился Яри, - Род Дурина нас пока не подводил.

Так вот, что стояло за всеми этими протестами: намёк на то, что род Трора проклят, испорчен, слаб - как бы это ни называлось. Во время долгих бездомных скитаний Торин уже слышал подобные шепотки, что разорение и потери, понесённые семьёй Трора, были верным признаком того, что династия подходит к концу, и что трон в скором времени вернётся к младшей ветви королевского рода, и ближайшим в очереди был кузен Торина, Даин.

Торин не верил этим мрачным пророчествам даже сейчас, после того, как столкнулся с ужасающей истиной о болезни, унаследованной им от деда. Он уже доказал, что был сильнее этого, и что ещё более важно, его племянники, которые продолжат его род, никогда не проявляли никаких признаков семейной слабости. Возможно, это было результатом того, что они выросли там, где золото и положение значили намного меньше, чем здесь, в Эреборе, где на него давила тяжесть наследия и славы этих старых залов. И теперь, когда Махал благословил их возвращением, Торин не сомневался, что род Дурина будет процветать через его наследников, во всяком случае, через Фили. Кили с его любовью к эльфийке скорее всего будет тупиковой ветвью на королевском семейном древе, но Торин не собирался противиться его выбору просто ради продолжения династии - даже если разлучить его с Тауриэль, у парня наверняка не будет никого другого.

К облегчению Торина о скрытой слабости королевского рода больше не было сказано ни слова, и разговор перешёл к другим вопросам. Но увидев обеспокоенные взгляды, которыми обменялся Яри с другими членами совета, Торин ощутил тревожную уверенность, что к этому вопросу они ещё вернутся.

========== Когда наступают морозы ==========

- Кили!

Услышав, как молодой женский голос зовёт его по имени, брюнет поднял голову и едва не подавился пивом.

- Кили, - повторила Сиф.

Пару минут она нерешительно смотрела, как младший принц пытается откашляться, а потом несколько раз с силой стукнула его по спине.

- Спасибо. И привет, - прохрипел он наконец.

- Я собиралась сказать, что не ожидала увидеть тебя здесь, но, похоже, удивлена не только я.

Это была шахтёрская таверна на нижних уровнях, а аристократы вроде неё или Кили вероятнее всего посетили бы одну из пивных рядом с королевским дворцом. Сам принц пришёл сюда, чтобы сбежать от гостей, заседавших в Совете. За сегодняшний день он навидался их вполне достаточно.

- Нет, прости, я принял тебя за кого-то другого, - объяснил он.

- А, - на лице Сиф отразилось облегчение, - Можно присесть?

Он кивнул, и девушка скользнула на лавочку рядом с ним.

- Я пришла сюда заказать материалы для магазина, - сказала она и, сделав медленный глоток тёмного пива, спросила, - Как там дела на совете?

- Нормально, наверное, - Кили пожал плечами и удивлённым тоном продолжил, - Я никогда не думал, что на всех этих политических встречах столько болтают. Знаешь, сегодня утром посол Широкозадов чуть не целый час говорил о долгой легендарной истории отношений между нашими кланами, а я всё сидел и ждал, когда же у него отвалится челюсть. Даже Торин слушал его вполуха.

Сиф улыбнулась.

- Не завидую тебе. Звучит ужасно утомительно.

- Лучше бы уж я был сегодня на страже, но, с другой стороны это интересно. Я никогда раньше не обращал внимания на то, с чем приходилось сталкиваться Торину, как правителю, в Синих горах. Думаю, мне было полезно узнать об отношениях между кланами.

- Должно быть, Фили тоже очень занят, - сказала она.

Наконец-то. Кили всё ждал, когда же она вспомнит о его брате.

- Во всех этих переговорах он так же важен, как и Торин, - согласился он, - Может, ему и не приходится принимать решения, но если он собирается в будущем стать королём, он должен узнать, как это делается. И я рад, что это он, а не я, - признался он, сделав ещё один глоток эля, - Моё дело служить и защищать, но я не лидер. Это для Фили.

В наступившем молчании Кили подумал, не пыталась ли Сиф таким образом окольными путями узнать у него, где сегодня был его брат? В ответ ему пришлось бы сказать, что сегодня Фили официально представили ещё одной предполагаемой невесте, поэтому он предпочёл промолчать. Вместо этого он спросил:

- Ты уже встречалась с кем-то из приезжих гостей?

Даже такой тихой девушке, как Сиф, должны быть интересны чужаки из дальних королевств. Молодая гномка кивнула.

- Вчера вечером мама не стала слушать моих оправданий и потащила меня на встречу с этими девицами, - она насмешливо нахмурилась, и Кили понял, что она была от этого не в восторге, - Я хочу сказать, они были довольно милые, наверное, - поправилась Сиф, - Но… они ведь здесь для того, чтобы встретиться с твоим братом, разве нет?

- Да.

В конце концов ему всё равно не удастся избежать этой темы. Но в какой-то мере Кили был этому даже рад: ему давно хотелось узнать, как обстоят дела между Сиф и его старшим братом. Ему было совершенно ясно, что она много думала о нём. А Фили? Поклялся ли он ей в верности? Скорее всего, нет, иначе Сиф не стала бы самостоятельно выяснять у него, с какой целью прибыли сюда все эти женщины. Девушка не стала больше вдаваться в подробности, и он продолжил:

- Я думаю, это просто формальности. Официальное знакомство и всё такое… Они проделали весь этот путь, так что Фили по крайней мере должен хотя бы встретиться с ними.

Кили не знал, насколько серьёзно его брат относился к предложенным ему вариантам, но Фили был просто обязан оказать им вежливый приём. Обычно женщины не пускались в путешествия ради таких встреч, поэтому тот факт, что эти девушки проделали столь долгий путь, чтобы увидеться с ним лично, был большой честью. Сиф выпила ещё пива, выражение её лица было непроницаемым.

- Ты встречалась с Тофой из клана Железноруких? - спросил её Кили.

Она задумчиво посмотрела на него.

- Золотистые волосы и синие камни в бородке? По моему, да. А что? - её тон был полон безразличия, но Кили это не убедило.

- Я принял тебя за неё.

Это была правда. Несколько дней назад после ужина он едва смог вырваться от этой девицы. И это была ещё одна причина, по которой он пил сегодня здесь, среди шахтёров. Какое-то время Сиф внимательно изучала его, а потом её губы сложились в лёгкую улыбку.

- Ты хочешь сказать, что она на тебя запала.

- Сиф, я ничего не делал! - протесты младшего наследника были абсолютно искренними, - Я поприветствовал её, когда её клан прибыл, и с тех пор говорил с ней пару раз. Но я не уделял ей какого-то особого внимания.

- Уверена, что нет, - Сиф тоже говорила серьёзно.

- И она же должна знать о Тауриэль. Наши отношения уже давно не секрет, особенно с тех пор, как один из Камненогов спросил, почему мне не представили его племянницу.

- Она спрашивала, видела ли я твою эльфийку, - призналась Сиф.

- Вот видишь? Я знаю, что мы с Тауриэль пока не помолвлены, но наши отношения уже зашли довольно далеко. Неужели Тофа думает, что я брошу её?

- Возможно, - осторожно предположила Сиф, - Она не может поверить, что ты и впрямь хочешь жениться на эльфийке. А может, она просто очень влюбилась.

Она пожала плечами.

- Этого не может быть, - пробормотал Кили, уткнувшись в кружку с пивом, - Я даже не заигрывал с ней.

Сидящая рядом девушка улыбнулась ему странной понимающей улыбкой.

- Иногда такое случается, - ответила она, тоже спрятав лицо в свою собственную кружку.

Кили понял, что она говорила о себе. Как долго Сиф была влюблена в его брата ещё до того, как Фили отправился в этот поход? И что она чувствовала, зная, что он ушёл, и она может никогда не увидеть его снова? Он помнил боль, которую испытывал он сам, оставляя Тауриэль на берегу озера. Он не знал, захочет ли она видеть его, но он, по крайней мере, признался ей в своих чувствах. Насколько хуже было бы знать, что он лишился даже этой возможности!

Кили очень хотелось сказать Сиф, что Фили был слишком благороден, чтобы причинить ей боль, особенно сейчас, когда узнал о её чувствах. А он, конечно же, о них знал, если уж даже для самого Кили это было очевидно. Но он также знал, что честь, разделённая между семьёй, долгом и королевством, довольно сложная штука. Он был уверен, что Фили поступит благородно, он всегда поступал так. Однако, что могло бы произойти на этот раз, он ответить не мог, поэтому стукнулся с Сиф кружками и просто сказал:

- За скорое окончание совета, и пусть всё разрешится ко всеобщему удовольствию!

*********

Фили был бы чрезвычайно рад, если бы знакомства со всеми этими аристократками наконец-то подошли к концу. Все они были довольно милыми, но была одна проблема - он не искал себе девушку. Ему предлагали военные союзы, торговые соглашения, посольские связи. В каком-то смысле всё это казалось ему продолжением тех дискуссий, что велись сегодня днём на Совете, за одним странным исключением: от утверждения этих связей будет зависеть, кто станет королевой и матерью его наследников.

Это было почти забавно; в Синих горах девушки находили его королевский статус привлекательным в основном из-за новизны. Но без трона или королевства титул принца просто придавал ему своеобразное трагическое очарование, но ничего особо значимого в нём не было. Но теперь, когда его ранг на самом деле что-то значил, во время этих бесед Фили часто чувствовал себя так, словно все эти девицы и их папаши воспринимали его только как титул и корону, которые они были бы не прочь заполучить. Он почти скучал по тем давно ушедшим дням, когда девушки хотели от него только улыбки, ну и, возможно, поцелуя. Конечно, при условии, что этого никто не видел.

До сих пор Торин не давал ему никаких советов касательно этих молодых леди, и Фили верил, что дядя решил уважать его мнение. И эта мысль придавала ему уверенности в том, что ему следует отложить выбор до окончания Совета, и тогда он сможет открыто заявить о своём намерении ухаживать за Сиф. А до тех пор он просто вежливо перетерпит все формальности или очередное знакомство с потенциальной невестой.

Конечно, он уже встречался с Аудой раньше, в день, когда клан Черновласов прибыл в Эребор. С тех пор он пару раз беседовал с ней в банкетном зале или во время музыки после вечерней трапезы. Но сегодня её отец, лорд Андвари, официально представил её ему в качестве возможной супруги.

Андвари говорил о высоком положении, которое занимала их семья среди восточных кланов, о почтении и преданности, которыми Фили сможет распоряжаться, заключив с его дочерью брачный союз, и о богатстве, которое, соединившись с сокровищами Эребора, значительно увеличит его влияние. Даже Торин считал, что это было бы благоразумно, ведь сам он когда-то ещё до падения Эребора намеревался жениться на тёте Ауды. И теперь Андвари надеялся, что Кронпринц наконец-то осуществит эту долгожданную связь между их кланами.

Подобные речи Фили уже слышал от представителей других кланов, предлагавших ему брачные союзы, но сегодня они почему-то показались ему особенно утомительными. Пока Андвари перечислял преимущества, которые сулил старшему принцу брак с его дочерью, Фили размышлял, как ему было бы неприятно, если бы лорд Железнобок говорил так о своей дочери, как будто приданое Сиф или количество сделок, заключённых её братом, могли значить для него больше, чем её нежность и верное сердце.

В конце концов отец Ауды закончил свою речь и оставил молодую пару наедине под присмотром дуэньи, которая сидела в дальнем конце комнаты и вышивала бисером на пяльцах. Фили наконец смог расслабиться, и Ауда, судя по всему, тоже. Она чуть сместилась в своём кресле, придвигаясь к нему, как будто ждала возможности заговорить.

- Простите, что говорил о вас так, - начал он, пытаясь выразить свои мысли, - С вами следует обращаться, как с сокровищем, а не деловым контрактом.

Молодая гномка открыто посмотрела ему в лицо.

- Для отца я и есть сокровище, - поправила она его, - Которое можно продать за достойную цену.

Она говорила спокойно, словно этот факт совершенно не возмущал её.

- Но Фили, ведь это и есть контракт. И давайте не будем притворяться, что это не так, - её лицо смягчилось, потеплело и стало почти застенчивым, - Но это не значит, что всё так уж плохо. Я хотела бы, чтобы вы выбрали меня.

Он не ожидал от неё подобной откровенности, но уважал её за это.

- Ваш отец уже рассказал, почему я должен поступить именно так. А почему этого хотите вы?

- Я могла бы быть счастлива с вами, - ответила Ауда, и её слова снова удивили его, - Мой дом младшая ветвь королевского рода, поэтому мой долг выйти замуж и тем самым укрепить наше королевство. Я никогда не думала, что смогу заключить брак по собственному выбору. Но если бы это было так, я бы выбрала вас. Ваше Высочество, вы красивы, добры и благородны. И я верю, что вы смогли бы меня полюбить.

Фили не знал, что ей ответить; ни одна из тех девушек, с которыми он уже встречался, не говорила ему подобных слов.

- Я не сентиментальна, - мягко продолжила она,- И не жду, что вы влюбитесь в меня. Но я знаю, что вы видели бы в своей невесте не только политический аксессуар.

И это была правда. Бедная Ауда, неужели она ожидала от него чего-то иного?

- Если бы вам предоставили выбор между долгом и любовью, что бы вы предпочли? - внезапно спросил он.

На лице девушки отразилось замешательство.

- Преданность вашего брата достойна похвалы, - ответила она с осторожностью, - Но я не думаю, что он поступает мудро. Я не могла бы уважать его так, как уважаю вас.

Фили показалось, что она не совсем поняла его вопрос, но тем не менее он получил ответ, в котором был почти уверен: она бы выбрала долг. Интересно, что бы она подумала, если бы знала, что он намерен сделать иной выбор?

- Я сочла бы за честь служить вам не только как супруга, но и как королева, - продолжила она, - Я знакома с политикой своего двора и могла бы помочь вам управлять вашим.

- Я уверен, что вы весьма образованны, - согласился Фили, и в его улыбке сквозило искреннее уважение к ней, - Скажите, каково ваше самое заветное желание?

Он был уверен, что Ауда воспитана в соответствии с чувством долга, как и он сам, и всё же она понимала долг несколько иначе. Для него это было нечто, к чему он должен был стремиться, обещание чего-то достойного, чего он мог бы добиться в жизни. Для неё же долг был тем, чего нельзя было избежать, к чему она должна была приспособиться, чтобы с этим жить.

- Чего бы я хотела? - с лёгким удивлением повторила его вопрос Ауда, - Наверное… Служить чему-то благородному. Или… - она легонько коснулась его руки, - Кому-то.

- Ауда, - Фили сжал её руку, чувствуя под пальцами её кольца. На секунду он подумал о том, что Сиф не носила колец, они мешали ей держать молоток, и тут же заставил себя обратить внимание на молодую черноволосую женщину рядом с ним, - Вы будете великим даром, и брак с вами будет честью для любого мужчины. Но я ещё не готов сделать выбор.

Он хотел быть с ней честным. Гномка кивнула со спокойным достоинством.

- Обещайте, что подумаете обо мне, - сказала она.

- Обещаю.

И это тоже была правда. Он не забудет того, что Ауда сказала ему сегодня, потому что её аргументы были убедительнее всего, что ему уже приходилось слышать. И если бы его сердце уже не было отдано Сиф, он скорее всего согласился бы с ней. На самом деле где-то в глубине души он спрашивал себя, не было бы разумнее выбрать такую девушку как Ауда, обладающую политическими связями и опытом, чем женщину из своего королевства, которая не могла предложить ему ничего нового. И хотя, заключив брак с Аудой он, несомненно, выигрывал политически, правда была в том, что женившись на достойной женщине из собственного клана, он тоже ничего не терял. Поэтому у него не было причин сомневаться в своём выборе.

- Доброй ночи, Ваше Высочество, - на короткое, но интимное мгновение их взгляды задержались друг на друге, потом она опустила ресницы и смущённо отвернулась.

- Доброй ночи, моя леди.

**********

Тауриэль прислонилась спиной к увитой плющом стене маленького частного дворика в Дейле и закрыла глаза, впитывая кожей солнечное тепло. Это тихое, уединённое место уже не было садом, как когда-то: драконий огонь давно уничтожил фруктовые деревья и розы, но полевые цветы и саженцы бука, которые эльфийка посадила взамен, уже цвели. Возможно в следующем году она добавит к ним ещё несколько экзотических растений, но уже сейчас это место служило ей персональным убежищем.

Она держала в ладонях рунный камень, и солнечный свет согревал его так, что Тауриэль почти могла представить, что Кили только что отдал его ей, наделив своим теплом. Хотя вместо этого она, конечно же, предпочла бы держать его за руку. С тех пор, как он был на Вороньей высоте в сопровождении приезжих гномов, она больше не видела его и скучала по нему больше, чем могла этого ожидать. На каменных плитах двора послышались шаги: быстрые и лёгкие; шёл кто-то маленький и юный. Открыв глаза, Тауриэль увидела Тильду, младшую дочь Барда.

- Вот ты где! Дарион сказал, что ты ещё в Дейле, - радостно выпалила девочка и тут же сникла, видимо осознав, что, возможно, нарушила покой эльфийки, - Не возражаешь, если я присоединюсь? - осторожно спросила она.

- Совсем нет. Иди сюда, - заверила её Тауриэль.

К дочерям Барда она испытывала особую привязанность. И теперь, живя в Дейле, она была рада возможности время от времени видеться с ними. Особенно сильно тянулась к ней малышка Тильда.

Какое-то время девочка стояла, задумчиво разглядывая её.

- В этой одежде ты такая красивая, - сказала наконец Тильда.

- О… Спасибо, - Тауриэль была тронута искренностью ребёнка.

Это простое платье не казалось ей ни изысканным, ни красивым, особенно по сравнению с изящными нарядами, которые часто носили женщины при дворе Трандуила. Так мог считать только тот, кто был непривычен к эльфийской моде. И снова в который раз она вспомнила, что Тильда, как и Кили, да и большинство смертных вообще видели в ней нечто экзотическое, почти потустороннее. Тауриэль никогда не думала о себе так, и благоговение Тильды вызывало у неё чувство стыда, несмотря на то, что в какой-то мере прибавляло ей значимости.

- Ты не пойдёшь сегодня на Воронью высоту? - спросила девочка, усаживаясь рядом на траву, - Я думала, что ты всегда ходишь туда в свободные дни.

Тильда, как и большинство жителей Дейла, знала о её отношениях с Кили. Тауриэль улыбнулась, тронутая и смущённая её дерзким вопросом.

- Кили там сегодня не будет. В этом месяце в Эреборе собирается большой совет гномьих кланов. Он очень занят.

- Интересно, что могут обсуждать гномы? Как отращивать бороды и считать золото?

- Или, возможно, как отличить изнутри одну гору от другой в темноте? - пошутила эльфийка и добавила уже серьёзнее, - Уверена, что им предстоит заключить много новых союзов теперь, когда Эребор снова стал королевством.

Глаза Тильды остановились на рунном камне, который Тауриэль держала в руках.

- Что это?

- Это подарил мне Кили.

Она протянула Тильде камень. Было удивительно, что она так охотно делилась с девочкой чем-то настолько личным. Казалось, младшая дочь Барда всегда понимала её влечение к Кили и не задавала вопросов. Наоборот, насколько Тауриэль могла судить, она считала совершенно логичным тот факт, что юный гном и его эльфийская спасительница должны быть вместе. Тильда с благоговением взяла камень.

- Он сделал тебе предложение?

- Нет! - ответила эльфийка.

Вопрос девочки в равной степени удивил и позабавил её. Так вот что, по мнению её юной подруги, означал такой подарок!

- Он дал его мне, чтобы мы не потеряли друг друга.

Тильда вертела камушек в пальцах, наблюдая за едва уловимыми переливами цветов в его глубине.

- Он волшебный? - поинтересовалась она.

- Может быть, - Тауриэль и сама не была в этом уверена.

Лежало ли на камне нечто вроде благословения, которое делало его чем-то большим, чем просто памятка?

- Он очень красивый, - сказала девочка, возвращая камушек хозяйке, - Если Кили женится на тебе, ты будешь принцессой?

- Я не знаю. Возможно.

Тауриэль знала, что её никогда не причислят к королевскому роду, но она никогда не спрашивала, означает ли это, что она будет лишена также и титула? Она хотела только Кили, а остальное не имело для неё значения.

- Я на это надеюсь. Тогда ты станешь, как я и Сигрид, - девочка весело замотала головой, и непослушные локоны упали ей на лицо, - Это ужасно смешно, думать, что я буду “принцессой Тильдой”. Как какой-то сказочный персонаж!

- Может, так и есть, - предположила Тауриэль.

- Может быть. Но это и вправду было очень странно! Однажды па пришёл домой и впустил прямо через уборную кучку сердитых, мокрых гномов, а потом…

- Что? - прервала её Тауриэль, эту часть истории она никогда раньше не слышала.

- Ну, это был единственный тайный вход в дом, - Тильда улыбнулась так, будто только что поделилась с эльфийкой величайшей тайной, - Только не говори, что я рассказала тебе об этом. Лысый гном с татуировками пообещал оторвать нам с Баином руки, если мы проболтаемся.

Тауриэль живо представила, как Двалин, скорее всего под давлением своего униженного достоинства, произносит эту страшную угрозу. И она была совершенно уверена, что он никогда не сделал бы ничего подобного с таким милым существом, как Тильда.

- Не думаю, что он на это способен, - призналась она, - Двалин не так страшен, как кажется. Но я всё равно никому не скажу. А может, мне стоит немного подразнить Кили?

Подумав немного, девочка кивнула.

- Ты должна рассказать мне, как он отреагирует.

- Хорошо.

Они недолго посидели в дружеском молчании, а потом Тильда заговорила снова.

- Тауриэль, не могла бы ты… пожалуйста… - она вдруг замолчала, застеснявшись.

- Да? - мягко подбодрила её эльфийка.

- Ну, я подумала, может, ты научишь меня плести настоящую эльфийскую косу? Сигрид сказала, что она не умеет плести волосы так, как у тебя.

- Ну конечно! - Тильда благодарно улыбнулась, и Тауриэль почувствовала, что тает, - Ты хочешь сейчас?

Малышка кивнула.

- Ну да, если ты не против!

- С удовольствием, - Тауриэль сунула рунный камень в мешочек на поясе и вытащила оттуда гребень.

Пока она расплетала аккуратную, хоть и простую косу, девочка взяла серебряный гребень с её колен.

- Я знаю, кто его тебе подарил, - с восхищением проговорила она.

Тауриэль смогла только рассмеяться в ответ. Расчесав мягкие волосы Тильды, она взяла пальцы девочки, расположив их так, чтобы они повторяли её движения, скользя по прядкам косы, так же, как много лет назад для неё делала её собственная мать. Хотя она никогда раньше даже не пыталась представить себе собственную дочь, она не могла не делать этого сейчас, склонившись над маленькой человеческой девочкой, которой предлагала наставления и поддержку. Она всегда думала, что не захочет ребёнка просто потому, что одиночество устраивало её. Но теперь всё изменилось. Теперь у неё был Кили, и из-за него она возможно даже когда-нибудь…

Нет, она не должна питать слишком больших надежд. Что если этого не случится? Она никогда не думала, что он не равен ей телом или духом, но правда была в том, что гномы были детьми Илуватара лишь по усыновлению, они были созданы иной рукой. Что если эльф и гном были просто не созданы друг для друга, несмотря на то, что любили друг друга? Конечно, Торин и его советники должны были предвидеть появление детей-полуэльфов, но этот факт не был гарантией того, что это возможно. Они с Кили узнают правду только тогда, когда это произойдёт. А до тех пор Тауриэль не станет желать того, чего не может знать наверняка. Сейчас у неё есть Кили и даже Тильда, и этого ей будет достаточно, убеждала она себя, целуя девочку в макушку, прежде чем завязать готовую косу.

**********

Обсуждения в Совете длились всю последнюю неделю, и Торин был доволен тем, как обстояли дела. Говорили не только об Эреборе; Совет Семи Королевств давал и другим кланам возможность встречаться и вести друг с другом дела. Торин уже наладил торговые связи с Огнебородами и Широкозадами на западе и Черновласами на востоке и мог быть почти уверен в том, что вскоре Эребор снова будет процветать.

На нескольких последних встречах говорили в основном на военные темы: обсуждались оборонительные нужды каждого из королевств, численность армий, а также то, кто на чью помощь может рассчитывать. Согласно присяге, которую вожди шести других королевств принесли его деду, Трору, как владельцу Аркенстона, Торин получил право командовать ими, как в вопросах войны, так и в мирное время. И всё же он понимал, что это право не давало ему власти заключать союзы исключительно по своей прихоти. Подобная демонстрация власти не только вызвала бы недовольство среди других кланов, но Торин также осознавал, что у него едва ли хватит знаний для того, чтобы решать всё самому. И поэтому он по большей части намеревался принимать посильное участие в создании союзов и договоров, пусть даже путём медленных переговоров, как делали все другие кланы, общаясь между собой.

Сегодняшние переговоры наконец-то закончились определением текущего статуса и владений каждого из королевств, и Торин чувствовал, что они почти готовы начать обсуждение деталей отдельных договоров. Он уже хотел предложить перейти к следующей части переговоров, когда Яри, посол Жесткобородов, воспользовался наступившим затишьем и обратился к нему. Неловко кашлянув, он спросил:

- Прежде чем мы продолжим, я бы хотел уточнить, кто будет вашим преемником на троне Эребора.

- Мой племянник Фили является моим наследником. Так было всегда.

Дубощит не понимал причины этого вопроса; право Фили на трон было законным и неоспоримым, и все присутствующие об этом знали.

- Я понимаю, - согласился Яри, его тон был уважителен, но твёрд, - Но некоторые из нас задумались о том, не было бы лучше вновь обратиться к древнему закону о престолонаследовании, особенно в свете упадка вашего рода?

- Упадка? - поражённо повторил Торин.

Конечно, он знал, что прошлый разговор на эту тему был не последним.

- Если вы имеете в виду золотую лихорадку, то ни один из моих племянников никогда не проявлял признаков этого недуга, - ответил король, не в силах сдержать раздражение, - Наоборот, они были среди тех, кто противостоял мне в моём безумии.

- Да, мы признаём это Но разве один из ваших наследников не хочет жениться на эльфийке? Это ли не безумие?

Торин мог видеть лицо Кили, даже не повернув головы; младший сын его сестры сидел, стиснув челюсти и нахмурившись. Подгорный король снова посмотрел на посла.

- Если вы боитесь увидеть на троне эльфа, этого не случится, - твёрдо ответил он, - Кили отрёкся от своих прав на престол.

- Значит, даже вы признаёте его непригодным, - парировал Яри.

- Я признаю, что сын эльфа не имеет права быть королём, - так же быстро огрызнулся Торин в ответ.

- А какое право имеет сын Дурина соединяться с эльфом? - теперь говорил Фрар из клана Железноруких, - Если дому Трора суждено стать племенем безумцев и полукровок, возможно, будет лучше, если вы будете последним из правящих королей в его роду.

Это заявление вызвало за столом ропот удивления, но прежде, чем кто-нибудь успел вмешаться, Торин продолжил:

- Трор по-прежнему старший в роду. Или кровь теперь ничего не значит? - спросил он, - Будем ли мы избирать королей, как какая-то гильдия деревенских купцов? Как будто королевский род Дурина иссяк?

Сама мысль об этом была нелепой, недостойной для клана, что мог претендовать на столь высокое происхождение.

- Речь идёт не о выборах, - примирительным тоном сказал Ниди, посол Широкозадов, - А всего лишь о том, чтобы передать трон другой законной ветви рода. Вы правы, кровь Дурина не иссякла.

Торин взглянул на Даина. Его кузен был следующим после потомков Трора претендентом на трон. Но владыка Железных холмов выглядел таким же ошеломлённым таким поворотом событий, как и он сам.

- Не принимайте это как личное оскорбление, - продолжил Ниди, - Это касается всех нас. Дурин перерождается в роду королей, поэтому мы должны убедиться, что на трон сядет достойнейший из наследников. Учитывая, что ваша кровь запятнана безумием, Фили может и не быть достойным кандидатом. Если он или его сыновья проявят ту же слабость, Дурин может отказаться от перерождения, или, что ещё хуже, его следующая реинкарнация может унаследовать тот же недуг.

Торин, как и любой другой гном, прекрасно знал пророчество о возвращении Дурина. В то время, как возрождение их патриарха никогда не предсказывалось никакими определёнными знаками, Дурин всегда возвращался в роду королей, которые были его прямыми потомками. Дубощит понимал, что некоторые могли расценивать этот факт как причину блюсти чистоту королевской крови. Но он никогда не ожидал, что на этом основании кто-то посмеет оспаривать его законные права.

Очевидно, Балин тоже подумал об этом.

- Наш закон принят давным-давно, и он гласит, что трон принадлежит старшему мужчине из рода прямых наследников, и не имеет значения, через кого из родителей он получил это право, - тихо, но настойчиво сказал седобородый гном, - Как сын Дис, Фили является наследником Торина. Чтобы было иначе, вам пришлось бы изменить закон.

Яри кивнул.

- Да. И поскольку здесь собрались представители всех семи королевств, мы можем это сделать.

В этот раз в комнате поднялась настоящая суматоха, слышались возгласы удивления и протеста.

- Этот закон существует уже много поколений! Зачем оспаривать его сейчас?

- Мы говорим не только о троне Эребора! Речь идёт о благе всех Казад! Если мы хотим, чтобы Дурин вернулся, мы должны поддерживать чистоту родословной!

- Но для этого и существует настоящий закон! Чтобы удерживать на троне наследников по прямой линии!

Даин рассмеялся, и в смехе его слышалась издевка.

- Неужели вы думаете, что Махал сам не может рассудить, когда и где вернуться нашему благословенному предку? Если бы это не было настолько глупо, я бы назвал это богохульством!

- Древний закон был установлен самим великим Дурином! Разве есть что-то нечестивое в том, чтобы восстановить его? По моему, совсем наоборот!

- Времена изменились! Во дни патриархов было намного больше рождений. С тех пор численность нашего народа значительно сократилась, и это правильно, что закон о наследовании отражает этот факт.

- Довольно! - рявкнул Торин. Он сделал несколько глубоких вдохов и, успокоившись, продолжил, - Я признаю, что закон можно изменить. Но с чего вы решили, что имеете на это право? Я хочу знать, в чём вы обвиняете меня и мой дом?

Яри кивнул Торину и встал.

- Ваше Величество, я не хотел проявить к вам неуважения, - при этих словах он поклонился, - Вы отвоевали Эребор, вы совершили то, чего не осмелился сделать никто другой, и тем самым покрыли славой и честью себя и свой род до тех пор, пока эти горы не превратятся в пыль. Пусть же вашим наследием будет ваше имя, а не ваша кровь. Ваша семья поражена безумием, ваш дед пал его жертвой. Как и вы сами. И у нас нет оснований полагать, что эта слабость не проявится снова. Ваш племянник Кили уже нарушил все границы природы, разума и долга, желая эльфа. Из-за него вы уже потеряли половину своего наследия, и это может означать, что ваш род подходит к концу. Он обречён. Мы просто хотим всё исправить, передать трон другой, более сильной ветви, чтобы наш народ снова мог процветать. Согласно древнему закону, установленному нашим Патриархом, правление должно перейти к вашему кузену Даину, и возможно, в данных обстоятельствах, этого хотел бы и сам Дурин.

- Понимаю, - дело обстояло именно так, как Торин и предполагал, но лучше было сказать всё чётко и ясно, чтобы это услышаливсе, - И сколько из вас согласны с тобой?

Яри не ответил, но другие - Фрар, Ниди и ещё один гном из Жесткобородов - выразили ему свою поддержку кивками.

- Я предан наследнику Дурина, а это пока что ты, Торин, - заявил гном из клана Огнебородов.

- Да, - ответил лорд Андвари Черновлас.

Торин долго смотрел на них, и за это время никто не сказал ни слова. Наконец, король со вздохом сказал:

- Очевидно, мы должны уладить эту проблему прежде, чем продолжится Совет. Балин, пожалуйста, проследи, чтобы были приняты меры для дальнейшего обсуждения этого вопроса. На сегодня все свободны.

Он откинулся на спинку кресла, наблюдая, как расходятся члены Совета, чувствуя, как гнев, против которого он боролся всё это время, вот-вот вырвется наружу смертельным, с трудом сдерживаемым пламенем. Это была последняя из проблем, с которыми он ожидал столкнуться на совете. Даже зная, что драконий недуг, которому он подвергся, вполне оправданно станет предметом беспокойства, Торин никогда не думал, что это поставит под сомнение права его наследников. И хотя этот спор и не мог оказать влияния на его собственное правление, от него зависело будущее сыновей его сестры.

Король посмотрел на племянников, которые до сих пор сидели рядом с ним. Фили поднял на него глаза, лицо его было лишено каких бы то ни было эмоций. А Кили… Если Торин и чувствовал раздражение на младшего сына своей сестры из-за того, что он стал причиной всего этого безобразия, вся его ярость рассеялась, как дым, при виде бледного, больного лица юноши.

========== Не говори мне прощай ==========

Тауриэль с нетерпением ждала сегодняшней встречи с Кили с тех пор, как два дня назад недовольный ворчливый ворон принёс от него клочок бумаги с посланием. Прошло почти три недели с того дня, когда они в последний раз виделись наедине, и за это время она поняла, как сильно изголодалась по тому, чтобы видеть, слышать и чувствовать его. На самом деле ей потребовалась вся её сила воли, чтобы заставить себя сосредоточиться на рапортах разведчиков, потому что голос Кили и его улыбка были для неё сейчас более реальны, чем слова и лица стоящих перед ней людей. Подобного никогда не случалось с ней прежде. Тауриэль убеждала себя, что наваждение рассеется, как только она увидит его снова.

И когда, к счастью, её смена подошла к концу, она приняла ванну и выбрала своё любимое платье, в котором выглядела мягче и женственнее, чем в капитанской форме, которую обычно носила. Немного подумав, эльфийка распустила косы. Она знала, как Кили восхищался её медными прядями, которые сияли так же ярко, как драгоценные металлы, которые его народ так ценил. Поначалу Тауриэль слегка стеснялась при мысли о том, что прихорашивается для него. Никогда прежде она не задумывалась о том, какой её видят другие. Но сейчас всё было иначе. Она любила Кили, и чтобы видеть его счастливым, с радостью пошла бы и на большее.

Тауриэль пришла на Воронью высоту раньше него и теперь ждала на пустом крепостном валу, наблюдая за мерцающими огоньками светлячков в темнеющей долине внизу. Этим летом маленьких сверкающих насекомых стало намного больше, чем в прошлом году, и это казалось верным признаком того, что Эребор и окружающие его земли медленно, но верно возвращались к жизни после того, как разрушительное влияние дракона исчезло. Эта мысль радовала её, давала надежду на новую жизнь для всех, кто жил в этих местах: людей Дейла, гномов Одинокой горы, а ещё помогала ей осознать свою собственную роль.

И хотя её положение до сих пор ещё было шатким, Тауриэль была уверена, что сейчас она гораздо ближе к тому, чтобы наконец-то завоевать одобрение короля гномов. Кили ухаживал за ней уже год, и за это время она смогла проявить себя надёжным союзником, который не только не препятствует принцу исполнять свой долг по охране королевства, но наоборот, всесторонне поддерживает его. Если только никто из членов Совета не будет навязывать младшему принцу династический брак, Тауриэль не видела причин, по которым Подгорный король мог бы воспротивиться их союзу. И всё же ей было бы намного легче, если бы Совет наконец-то подошёл к концу, потому что чем дольше оставались здесь все эти чужаки, тем острее она ощущала, как мало она значит в той части жизни Кили, к которой до сих пор была непричастна.

Звук шагов на камне заставил эльфийку обернуться. Принц наконец-то пришёл. Кили выглядел напряжённым и усталым, и хотя взгляд его немного прояснился, когда он увидел её, её собственный трепет удовольствия от встречи увял, не встретив в нём ответной радости.

- Кили?

Гном сократил расстояние между ними, обнимая её за талию.

- Всё не так. И это моя вина.

Он притянул её к себе, прижался, как будто все его беды могли исчезнуть, если бы он смог просто раствориться в ней.

- Кили, - снова прошептала Тауриэль, инстинктивно обнимая его.

Он был напуган, она это чувствовала, и сжимая его в объятиях, она тоже ощутила, как её внезапно охватило необъяснимое предчувствие: Я теряю его. Кили долго молчал, прижимаясь к ней, и Тауриэль уткнулась лицом в его макушку. От него пахло прохладным камнем и трубочным дымом, и запахи эти были и успокаивающими, и странно неуместными среди зелёного, травянистого аромата летнего вечера.

Наконец, он шевельнулся в её руках.

- Я люблю тебя, - сказал он с отчаянием и посмотрел на неё, не отрывая лица от её груди.

- Я тоже тебя люблю, hadhod nín, - ответила Тауриэль, - Но что… - она осеклась, понимая, что чуть не спросила ” Что ты сделал?”

Она не верила, что он был хоть в чём-то виноват, несмотря на то, что он сам думал иначе. Кили отодвинулся, но продолжал удерживать её за бёдра.

- Тауриэль, они хотят отобрать трон у моего брата.

- Что?! - конечно, она предвидела, что у них с Кили будут проблемы, но при чём тут Фили?

- Они говорят, - гном глубоко вдохнул и продолжил, - Они говорят, что наш род безумен, что это у нас в крови. Торин, как и мой прадед, Трор, впал в драконий недуг. И они уверены, что мы с Фили однажды тоже станем такими. Они говорят, что я уже безумен, потому что… - он стиснул челюсти и умолк, но она без труда домыслила остальное.

- Потому что выбрал меня.

Гнев вспыхнул в её груди, как яростное пламя. Как они смели даже предполагать, что любовь Кили была признаком безумия! Её жгла мысль о том, что эти чужаки могли опорочить подобным предположением самое чистое и благородное сердце.

- Если они могут сказать такое, значит они и впрямь… - не найдя на Вестроне подходящих слов, способных выразить её отвращение, она сердито выплюнула единственную фразу на Синдарине, которая пришла ей на ум, - Ionnath yrchuithyr!*

- Что… - отчаяние на лице Кили моментально сменилось удивлением, - Твой эльфийский язык очень красивый, но рискну предположить, что это не относится к тому, что ты сказала.

- Прости, - смущённо выпалила Тауриэль, - Это было действительно очень грубо.

Гном покачал головой.

- Уверен, они это заслужили.

- Ох, Кили, - выдохнула она, весь её гнев исчез так же быстро, как вспыхнул, оставив после себя только тошнотворное чувство в животе, - Мне очень, очень жаль, что это случилось из-за меня.

- Ты не виновата! - он яростно замотал головой, - Я должен был догадаться. Мне следовало подождать, пока королевство твёрдо не встанет на ноги, а уж потом начинать ухаживать за тобой. Я…

- Не надо… - эльфийка обхватила ладонями его лицо, - Ты не мог знать, что это случится.

Кили пристально смотрел на неё, и на лице его застыло несчастное выражение.

- Почему, Тауриэль? Почему все думают, что любить тебя неправильно? Ты такая… чудесная.

Она не знала, что на это ответить. Её переполняло чувство обиды, но обиды скорее за Кили, чем за себя саму, а ещё она была польщена тем, что он так высоко её ценил. Наконец, не в силах нарушить молчание, Тауриэль поцеловала его в лоб и снова прижала к себе. Как только его взволнованное дыхание успокоилось, а напряжение в теле ослабло, она продолжила:

- Скажи мне, как может совет оспорить права Фили? Разве это не измена?

Он поднял голову, чтобы заглянуть ей в лицо.

- Нет. Они не оспаривают права моего дяди. Они не могут отнять у него трон. Да и права Фили они не смогли бы отрицать, если бы не древний закон о престолонаследовании, согласно которому мой брат не был бы преемником Торина.

- Я не понимаю.

Все эти споры о наследовании казались ей странными. Всю свою жизнь она прожила под властью одного короля, чьё правление было таким же надёжным и вечным, как смена времён года.

Кили покачал головой, он слегка расслабился.

- Полагаю, вам эльфам почти не приходится беспокоится о таких вещах, - он вздохнул, - Я объясню. Но давай лучше сядем. Я смертельно устал.

Скамеек поблизости не было, но Кили подвёл её к гладкой стене башни у внутреннего края крепостного вала и усадил, сам прислонившись спиной к камню. Он до сих пор не отпускал её от себя.

- Итак, - начал гном, когда она устроилась между его согнутых коленей, - Когда-то давно закон Дурина гласил, что власть должна переходить от отца к старшему из ныне живущих сыновей. Если у короля не было сына, корона переходила к его брату, а тот передавал её своим сыновьям. Сыновья сестёр, как мы с Фили, никогда не смогли бы стать наследниками.

Тауриэль переплела свои пальцы с его у себя на животе и ждала, когда он продолжит.

- Но когда численность нашего народа начала уменьшаться, закон изменили, - Кили замолчал, когда она повернула голову, глядя на него любопытными глазами.

- Мой народ слабеет, так же, как и твой, - объяснил он, - Конечно, мы будем жить в Арде ещё много столетий, готов поспорить, мы не вымрем так быстро, но наша численность уже никогда не будет такой, как на заре мира. Сейчас нас рождается очень мало, а дочерей и того меньше, хотя мужчин в нашем народе всегда было намного больше.

- Ах, - прошептала Тауриэль.

Малочисленность гномьих женщин казалась ей удивительной, ведь среди её народа численность обоих полов была примерно одинаковой. Кили продолжил:

- Как бы то ни было, в начале того, что вы, эльфы, называете Третьей эпохой, закон о наследовании был изменён, чтобы стало возможным передавать трон по женской линии. Иначе каждые несколько поколений пришлось бы отдавать корону младшей ветви рода, когда у короля по прямой линии не оказывалось сыновей. Всем казалось, что будет лучше сохранить власть в пределах старшей ветви рода Дурина, чем поддерживать строго патриархальный закон предков. Конечно, ни одна женщина не могла бы занять трон. Если бы дядя и мы с Фили полегли в битве…

- Слава Валарам, что этого не случилось, - прервала его Тауриэль, целуя его колючий подбородок.

Он коротко улыбнулся, впервые за сегодняшний вечер.

- Согласен. Но если бы это произошло, моя мать не смогла бы править, хоть она и принцесса. Королём стал бы мой кузен Даин Железностоп, потому что он ближайший родственник мужского пола в нашей семье. Насколько я знаю, никто никогда не подвергал сомнению этот закон. Он существовал в течение многих поколений, и права Фили всегда считались законными и неоспоримыми. Единственная причина, по которой это случилось сейчас, это потому, что они утверждают, будто наша семья недостойна. Проклята, - он произнёс последние слова с явным отвращением.

- Разумеется, одна только вероятность того, что Фили однажды может стать безумным, недостаточно веская причина, чтобы отрицать его права, - рассудительно заметила Тауриэль.

На самом деле слово “может” казалось ей весьма слабым аргументом. Для неё оставалось загадкой, как тот, кто видел старшего из принцев, мог вообразить, что спокойный, уравновешенный характер Фили может таить в себе хоть какие-то возможные признаки безумия.

- Верно, - согласился принц, - Но дело не только в том, кто унаследует трон. Это касается возрождения Дурина и судьбы всех Казад.

- Да?

Эльфийка вдруг поняла, что её знания о народе Кили до сих пор были очень ограничены.

- Полагаю, я никогда не рассказывал тебе об этом, - задумчиво прошептал гном ей на ухо, - Было предсказано, что Дурин, наш благословенный предок, проживёт семь жизней. Он уже возрождался пять раз в пределах своего королевского рода, каждый раз он возвращался таким же, как и раньше, и умом, и телом. И пока он правил как Верховный король, весь наш народ, а не только клан Долгобородов, процветал. Последний Дурин был убит в Казад-думе больше тысячи лет назад. И с тех пор наш род тоже пришёл в упадок. Поэтому мы с нетерпением ждём шестого и последнего возвращения Дурина, и это самая заветная наша надежда. Мы знаем, что наше время в Средиземье подходит к концу, поэтому мы не можем позволить себе утратить это пророчество, последнее обещание славы и благоденствия для нашего народа.

- А слабый и недостойный король разрушит ваши надежды? - предположила Тауриэль, пытаясь понять, как всё это может касаться Торина и Фили.

Кили кивнул, его щетина слегка царапнула её щёку.

- Кое-кто в совете уверен, что Дурин может отказаться от перерождения, если его потомки станут этого недостойны. Они утверждают, что все эти несчастья и смерти, что преследуют мою семью со времени нападения дракона, доказательство того, что род Трора должен прерваться, и что сам Махал таким образом решил отобрать у нас власть и трон. У Торина нет сыновей, и это, согласно древнему закону Дурина, означает конец нашего рода.

Тауриэль вздохнула, все кусочки головоломки наконец-то собрались воедино в её голове.

- Значит, они думают, что если Фили сядет на трон, Дурин может отказаться от вашего рода и не вернуться совсем?

- Да. Или что Дурин всё равно решит возродиться по линии моего кузена Даина, даже если Фили останется королём. В любом случае, они считают, что лучший выход, это передать после Торина трон Даину и его сыновьям.

- И все в совете с этим согласны?

- Мнения разделились. Одни считают, что древний закон более правомерен, другие поддерживают Фили и выступят против него, только если будет доказано, что моя семья действительно безумна. Скоро совет проголосует, нужно ли вернуть старый закон о престолонаследовании и отдать трон Даину после Торина. Судя по тому, как обстоят дела на данный момент, опасность проигрыша велика, - Кили вздохнул, и она почувствовала, как он прижался грудью к её спине, - Тауриэль, мне невыносима мысль, что из-за меня Фили может лишиться своего первородства. Он законный наследник Дурина, и я в это верю. Он боролся за то, чтобы вернуть наш дом, и он будет хорошим королём. Забрать у него трон было бы ошибкой, и я говорю это не потому, что он мой брат.

Он крепко обнимал её, и Тауриэль понимала, что сейчас он думает уже не только о том, что его брат может потерять корону, но и о том, что он сам может потерять её. Из того, что Кили рассказал ей сегодня вечером, она поняла, что теперь, когда их брак может стоить Торину наследника, Подгорный король вряд ли даст им своё благословение. И тем не менее, она не могла винить гномьего короля за это.

- Кили, - она вздохнула и, потянувшись назад, обхватила его за шею свободной рукой, - Я никогда не хотела, чтобы любовь ко мне стоила тебе, твоей семье и твоему королевству так много. И я ни за что не стала бы просить тебя от них отказаться.

Не смотря ни на что, произнести эти слова ей было не сложно. Тауриэль никогда не хотела, чтобы Кили ценил её выше своего долга. Нет. Больнее всего ей было осознавать, что они слишком сильно надеялись, что ему и вовсе не придётся выбирать.

- Я знаю, - прошептал он, уткнувшись ей в шею, слова его превратились в долгий поцелуй, а потом в ещё один.

Тауриэль повернулась к нему лицом, её юбки опутали его ноги, и гном сжал коленями её талию, когда она прижалась ртом к его губам. Целуя его, она забывала обо всём, кроме прикосновений его колючей щетины к губам и языку, его пальцев в волосах и тёплого дыхания, что щекотало ей ухо. Завтра у них будет достаточно времени, чтобы подумать о том, что делать дальше. Но сегодня Кили всё ещё принадлежал ей, как звёзды небу, а камни - земле.

Казалось, что и Кили тоже не желал думать ни о чём, кроме этого момента, потому что не сказал больше ничего, даже когда эльфийка снова прислонилась головой к его груди. Его пальцы по прежнему прочёсывали её волосы, и на этих фоне монотонных движений она ощущала, как постепенно успокаивается лихорадочное биение его сердца. Его тело было твёрдым и тёплым, каждый его вздох был для неё утешительным напоминанием о том, что он просто был, и Тауриэль с ужасом поняла, что с радостью умерла бы здесь и сейчас, потому что тогда ей не придётся его потерять.

Он задремал на несколько минут, его ладони бессильно скользнули вниз по её спине, и Тауриэль почувствовала к нему жалость, видя, как сильно он устал, но всё-таки была рада, потому что хотя бы на короткое время он был доволен и спокоен. Довольно скоро он проснулся, испустив лёгкий страдальческий стон, и она отстранилась от него.

- Прости, - выдохнула Тауриэль, когда он потёр спину, которой прижимался к каменной кладке башни.

Кили посмотрел на неё странным взглядом, в котором смешались радость и сожаление, но сказал только:

- Не забывай, я сам создан из камня.

Они встали, неловко цепляясь друг за друга и спотыкаясь в попытках выпутаться из её юбок. Кили обхватил руками её лицо.

- Будь рядом. Скоро мы увидимся снова, - сказал он.

- Да, - пообещала она. Тауриэль знала, что они ещё не обсудили их будущее. Всё это было слишком внезапно, слишком тяжело, - Я люблю тебя, Кили.

- Le melon, amrâlimê, - ответил гном, притягивая её лицо для последнего нежного поцелуя, - Спокойной ночи.

Тауриэль смотрела, как он уходит, и сердце её болело сильнее, чем тогда, когда она приняла его первое обещание, глядя, как он пересекает в лодке Долгое озеро.

**********

- Так у этого Яри на самом деле хватило наглости предположить, что в нападении дракона виновата наша семья? - Дис поставила пустую тарелку, которую убирала, и повернулась к брату.

Маленький семейный ужин в её покоях закончился, и её сыновья уже ушли: Кили на Воронью высоту, а Фили по каким-то своим делам. Краска залила щёки Дис, и она продолжила, повысив голос:

- Он и впрямь решил, что Махал хотел низложить нас? Ты уверен, что это не в его рассудке стоит сомневаться? Этот плешивый пустомеля… - она осеклась, явно собираясь выразиться покрепче.

Торин ничего не ответил, он был слегка застигнут врасплох её горячностью. Он не видел её такой разъярённой с тех пор, как впервые предложил отправиться в этот поход почти пять лет назад, и всё же он был доволен, что она высказала всё то, что он не смог сказать на совете, во всяком случае, в таких выражениях.

- Он не знает, что мы пережили, - голос Дис стал мягче, но в нём всё равно чувствовалась напряжённость, - Менее великий дом уже давно рухнул бы и рассеялся. Мы доказали, что кровь Дурина сильна. Мы выжили. Мы отвоевали то, что принадлежит нам, - она в ярости ударила половником по серебряной супнице, - И ради этого пролили достаточно нашей крови!

По старой привычке Торин встал и принялся помогать ей убирать со стола. Теперь у неё были служанки, но в этот вечер принцесса отпустила их, не желая, чтобы посторонние стали свидетелями их семейных трудностей.

- Сегодня я сказал то же самое на Совете, - проговорил он. Возможно, он и не бил перед слушателями посуду, но всё равно высказал свою точку зрения не менее яростно.

Дис покачала головой, отбросив тёмные косы.

- Из поколения в поколение одна лишь принадлежность к роду Дурина была достаточным основанием для права на трон! - она издевательски фыркнула, - Если бы я родилась мужчиной, никто из них не посмел бы сегодня сомневаться в этом, что бы они там ни говорили о нашей семье!

Несмотря на напряжение, король позволил себе лёгкую улыбку.

- Ты была бы самым устрашающим из сыновей Фрайна, - заметил он.

- Я уже подумываю над тем, чтобы предстать перед Советом и показать им всем, насколько страшной может быть его дочь.

Она замолчала, медленно, с осторожностью складывая хрупкие фарфоровые тарелки в тележку у буфета. Торин сложил туда же пустые кубки, и уборка была окончена. Сестра задумчиво смотрела на него, вытирая руки чайным полотенцем.

- Почему бы тебе не жениться сейчас и произвести на свет собственного наследника, - сказала Дис, и Торин удивился, осознав, что она говорила совершенно серьёзно, - Пусть тогда попробуют оспорить законность наших прав.

Он вздохнул, тронутый и впечатлённый тем, с каким пренебрежением она говорила о том, что этот выбор означал бы для её собственной маленькой семьи.

- Дис, ты знаешь, что уже давным-давно я решил, что твои сыновья будут моими единственными наследниками. Я не стану изменять этого сейчас и не позволю, чтобы Фили лишился своих прав.

- Правда? - её голос утратил всю свою воинственность, теперь она выглядела уставшей и уязвимой, - Торин, меня не волнует, будут ли мои сыновья королями. Я просто не могу видеть, как их презирают, словно они никчемные, ни на что не годные остатки разрушенного дома, и что они будут выброшены из рода Дурина, как шлак из груды с золотом.

Она вздёрнула подбородок, не отводя от него глаз, даже когда по её щекам потекли слёзы. Торин положил ладони ей на плечи, он чувствовал себя ужасно беспомощным, не способным защитить сестру от этого нового горя.

- Моя дорогая… - король замолчал, не зная, что сказать дальше.

- Лучше бы я не была дочерью королей. Принадлежность к королевскому роду погубила всех нас: дедушку, адада, и… и Фрерина, - голос её надломился, и она замолчала, стараясь отдышаться, - А если бы я потеряла тебя и своих сыновей, когда вы сражались за наш дом? Что бы тогда мне осталось? А я чуть было не потеряла вас: тебя из-за золота, а Кили из-за отравленной стрелы, - она накрыла руку брата ладонью и крепко сжала её, - И даже сейчас все эти споры! И я вижу, что это будет стоить счастья моим сыновьям! Ты не мать, ты не можешь понять. Но я отдала бы обе руки, только бы не видеть, как разбиваются сердца моих детей! Я была счастлива, когда была невестой простого гнома, и плевать, что между мной и короной лежало целых полмира. Если бы это до сих пор было так! О, мой дорогой Вилли… - она скорчилась в его руках и уронила голову ему на плечо, сотрясаясь от рыданий.

Торин крепко обнял её, вспоминая другую ночь почти семьдесят лет назад, когда она так же цеплялась за него, выкрикивая имя своего мужа. В тот вечер он был не в состоянии спасти её от того, что уже произошло, он не мог вернуть жизнь холодному и безжизненному телу молодого гнома, что лежал на наскоро сколоченных носилках у них в прихожей. Но тогда он поклялся, что навсегда станет защитником для неё и двух её маленьких сыновей. Пусть она стала вдовой, а её дети осиротели, но он был намерен восполнить эту потерю, насколько это вообще было возможно.

- Дис, успокойся, - мягко сказал он, - Ничего ещё не потеряно.

Однако он знал, что не может пообещать ей всего, о чём она просила. Он не мог одновременно защитить невесту Кили и сохранить корону её старшему сыну. Через некоторое время она успокоилась и подняла голову с его плеча.

- Я знаю, ты всегда делал для нас всё, что мог, - заверила она, - Возможно, мы просто слишком многого хотим.

Торин кивнул, не в силах ответить прямо.

- У меня встреча, - сказал он сестре, - Прости.

Дис наклонила голову.

- Иди, - сказала она, давая ему понять, что справится сама.

Торин ещё раз сжал её плечи, потом повернулся и отправился в малый зал совета.

**********

- На данный момент Огнебороды и Черновласы будут голосовать в нашу пользу, - говорил Балин, - Жесткобороды, Широкозады и Железноруки категорически против, хотя, я подозреваю, что посла Камненогов можно будет убедить поддержать право Фили, если мы сможем дать ему какую-то уверенность в стабильности нашей семьи. Он признаёт твоё первородство, но сомневается в будущем короны.

Фили кивнул. Он протянул руку мимо чернильницы и стопки каких-то забытых договоров и взял со стола заварник. Остатков чая не хватило, чтобы заполнить его кружку, поэтому он долил туда виски из полупустой бутылки, что стояла рядом с рукой Торина. По правде говоря, Кронпринц и сам не знал, чего бы ему сейчас больше всего хотелось выпить: час был поздний, к тому же после двух напряжённых дней дискуссий и политики он чувствовал себя безумно уставшим и был на грани срыва.

Глотнув горького чая с алкоголем, который обжёг ему горло, Фили рассказал о своих сегодняшних достижениях.

- Я встречался с Андвари из клана Черновласов. Как ты и говорил, он готов отдать за меня свой голос. Но он ожидает, что я женюсь на его дочери.

Он полагал, что это было вполне разумное условие. В политических вопросах это было обычное дело. Но сейчас старший наследник короля был близок к тому, чтобы возненавидеть политику лютой ненавистью.

- Я не удивлён, - проворчал Торин, - Его семья хотела заключить союз с родом Дурина ещё со времён моего деда. Но дракон разрушил все наши надежды. Полагаю, Андвари считает, что мы до сих пор должны ему эту честь в свете того, что его сестра была когда-то обещана мне.

- Я так и понял, - согласился Фили.

Андвари не слишком давил на него в этом вопросе, но всё же высказал свою позицию достаточно ясно, перечисляя политические преимущества, которые обе стороны получат в результате этого брака.

- Даже несмотря на нынешнюю ситуацию, Черновласы могли бы стать выгодными союзниками, - заметил Балин, - Я бы посчитал этот брак целесообразным.

И это была правда. В наступившей тишине было слышно только потрескивание лампы, висевшей над столом, потом Торин сказал:

- Я бы не хотел втягивать тебя в это. Я надеялся, что на выбор жены в большей степени повлияют твои собственные предпочтения.

- Ауда достойная молодая женщина, - ответил Фили.

- Значит, ты не возражаешь против этого брака? - с облегчением спросил его дядя.

- Нет, - ответил он.

Вот только я до смерти люблю другую. Он снова глотнул чая, и ему пришлось приложить все усилия, чтобы не грохнуть кружкой о стол.

- Если мы будем уверены в Черновласах, нашей единственной заботой будет заручиться поддержкой Камненогов, - продолжил Балин, - В добавок к голосам членов нашего собственного клана и голосам наших союзников, они обеспечат нам большинство, и закон останется неизменным.

- Что вы предлагаете? - спросил его принц, радуясь тому, что хотя бы голос его звучал спокойно.

- Насколько я понимаю, посол Камненогов больше всего беспокоится из-за возможности смешения рода Дурина с эльфийской кровью. Он не допустит того, чтобы верховная власть оказалась в руках наследника, гм… смешанной крови. Очевидно отречения Кили оказалось не достаточно, чтобы рассеять его тревоги из-за того, что принц-полуэльф может в будущем претендовать на трон, если вдруг род Фили прервётся.

- Значит, если Кили откажется от неё… - подсказал ему Торин.

Седобородый гном кивнул.

- Если бы Кили выбрал одну из гномьих девушек, это успокоило бы все опасения посланника Бури, хотя брак в данном случае может и не понадобиться. Думаю, что Бури в любом случае проголосует за действующий закон, если непосредственная опасность того, что потомок эльфа будет претендовать на трон, исчезнет. Он, кажется, не хочет отказываться от традиций, которые существуют уже много поколений. Кроме того, его собственный зять унаследует трон клана Камненогов от дяди, единственный ребёнок которого-дочь.

- Верно.

Услышав последние слова своего советника, Торин растянул губы в задумчивой улыбке.

- Кили уже говорил с тобой об этом? - спросил Фили.

Последние несколько дней совещания шли одно за другим, и ему самому не хватало ни времени, ни терпения, чтобы отвести брата в сторону и спросить, что он собирается предпринять перед лицом грозящей им катастрофы, которая в немалой степени была и его виной. А сам Кили, разумеется, ни на одном из малых советов не горел желанием делиться с ними своими намерениями. Торин провёл рукой по лицу и тяжело вздохнул.

- Я дал ему достаточно времени, чтобы уладить всё с Тауриэль. Но сегодня, когда он увидится с ней вечером, я поговорю с ним.

- Мне действительно жаль парня, - сочувственно проговорил Балин, - Но мы мало что можем сделать с этим сейчас. И он тоже должен это понять.

“Разумеется, он это поймёт”, сказал про себя Фили. Его брат всегда был импульсивен и полон надежд, но слепым он точно не был; Кили был способен мыслить здраво, даже если было уже поздно, и его здравомыслие не могло никому принести добра.

- Что ж, тогда, - устало подытожил Торин, - Если на сегодня больше нет ничего важного, нам всем лучше пойти спать.

Вернувшись в свои комнаты, Фили долго стоял посреди гостиной. Он был слишком расстроен, чтобы лечь спать, и в то же время слишком уставшим, чтобы занять себя чем-нибудь. Он знал, что совет будет первым испытанием его способностей, как будущего правителя. И всё же он и подумать не мог, что столкнётся с чем-то настолько трудным, как предстоящее противостояние.

Мысль о том, что он может так легко потерять своё наследие переполняла его, угрожая перевернуть всё его существо. Он всегда знал, что должен стать королём. А если не королём, то кем же тогда? Воином, кузнецом, советником? Он никогда не позволял себе роскоши рассматривать эти другие варианты, и теперь они казались ему пугающе чуждыми и одновременно соблазнительными и многообещающими. Если ему не стать королём, он мог бы хоть раз в жизни узнать, что значит делать выбор ради себя самого, не задумываясь о том, как его решение повлияет на королевство. Например, он мог бы жениться на той, кого хотел. После последних двух сумасшедших дней мысль о том, что он может стать просто принцем и не нести ответственности перед короной, казалась ему до ужаса привлекательной. Ведь у него останется Сиф и его семья, и разве всего этого ему будет не достаточно для счастья?

Но как наследник Дурина не должен ли он был принять на себя ответственность вести свой народ: свой собственный клан и всех Казад как одно целое? А значит для этого он был обязан сделать всё, что мог, чтобы сохранить трон, который принадлежал ему по праву. Это был вопрос не гордости, а долга. Он был принцем, потомком королей, и если он просто позволит себе переложить свой долг на кого-то другого потому, что сам слишком слаб или слишком эгоистичен, чтобы его принять, разве не будет это означать, что он подвёл всех: своих предков, свою семью, отряд из четырнадцати гномов, что рисковали своей жизнью, пытаясь вернуть это королевство ему?

А что, если Даин и впрямь заслуживал получить после Торина корону? Тогда конечно в том, чтобы отказаться от своих прав в пользу кузена, не было бы ничего постыдного. Но как Фили мог быть уверен, что думает об этом не только из желания потакать собственным слабостям? Неужели он просто пытается оправдать своё нежелание быть королём, чтобы спасти себя - и Сиф - от сердечной боли?

Дверь за его спиной открылась, и в комнату вошёл Кили, тот самый Кили, что несомненно вернулся, разбив чьё-то другое сердце. Фили понимал, что должен пожалеть брата, который терял то, что ценил и он сам. И ему конечно было жаль, но сейчас он также чувствовал себя настолько подавленным, абсолютно, абсурдно несчастным, думая, что Кили своим пусть не совсем безумным, но жутко непрактичным поведением умудрился уничтожить все шансы на счастье для них обоих.

Фили не обернулся, когда брат прошёл мимо шаркающей походкой и уселся в кресло у пустого камина. Несколько минут он просто сидел, спрятав лицо в ладонях, а потом голосом, полным тихого горя, спросил:

- Что нового? Есть ли надежда, что мы получим большинство?

Фили смотрел на брата, борясь с желанием врезать ему по башке. А что ты для этого сделал?

- Да, если я женюсь на Ауде, - сухо ответил он наконец.

- Но ты и… Сиф… - Кили поднял голову, глядя на него широко открытыми глазами.

- Ты правда думаешь, что всё так просто? - резко спросил его Фили.

Где-то в глубине души он понимал, что злится только потому, что отчаянно хочет видеть вещи такими, какими их всегда видел брат: кристально чистыми и простыми.

- Прости, Фили, - сейчас Кили казался ещё более несчастным и жалким, чем раньше, если это вообще было возможно.

Фили знал, что раскаяние брата должно было бы тронуть его, но какой сейчас от этого был толк?

- Разве ты не понимаешь? - сердито спросил он, - Ты всегда делал только то, что хотел. И теперь из-за этого никто из нас не получит того, чего хочет.

- Я не думал…

- Ну конечно, нет! - оборвал его Фили, - Ты всегда думал только о себе!

- Я… - Кили запнулся и замолчал.

- Не говори со мной! - рыкнул Фили, потом повернулся и, зайдя к себе в спальню, захлопнул дверь.

**********

Кили слушал, как медленно затихает эхо его яростных криков. Он был рад, что находится в старом туннеле какой-то заброшенной шахты, достаточно далеко, чтобы кто-нибудь из совета мог слышать его. Потому что голос его, искажённый и отражённый неровными каменными стенами, походил сейчас на рёв сумасшедшего. Он надорвал горло, но ярость его не иссякла. Кили схватил валявшуюся у стены кирку, забытую здесь много лет назад каким-то давно умершим шахтёром, и с размаху рубанул ею по грубому каменному выступу. Проржавевший насквозь металл треснул, раскололся, и отлетевший кусок ударил его по щеке. Грубо ругнувшись, Кили отбросил сломанную рукоять, жалея, что не может швырнуть её в мерзкую физиономию Яри, а потом замер, тяжело дыша.

Сука, грёбаный ад! Как вышло, что всё так обернулось! Как он умудрился потерять самое дорогое в своей жизни, да ещё при этом разрушить надежды брата на счастье и чуть не потерять королевство? Что он сделал не так?

Разве неправильно было любить Тауриэль? Разве неправильно было ухаживать за ней открыто и честно? Неужели он был должен скрывать их любовь, как будто это было что-то постыдное, или даже притворяться, что не любит её? Они называют его безумцем, но что безумного в том, чтобы любить ту, кто без сомнения заслуживала всего самого лучшего, что он только мог ей дать.

Нет, это они ошибались, потому что видели в Тауриэль то, чего в ней не было, ошибались, думая, что из-за острых ушей и безволосого лица она не достойна любить его, стать его женой, носить его детей. Нет, это они ошибались, а не он, но ему всё равно придётся заплатить за это, ему и Тауриэль, а теперь Фили и Сиф.

Это было не честно.

Если бы от этого пострадал он один, ему было бы плевать. Пусть себе называют его психом, извращенцем или ещё как похуже. Он бы стерпел всё это, только бы быть с ней. Но теперь за его упорство в своём выборе пришлось бы платить его семье, а они были единственными, кого он не мог просить об этом. Но хуже всего было то, что даже сбежав с Тауриэль, он не поможет им и не избавит их от расплаты. Если он уйдёт с ней сейчас и оставит всё ради неё, этот поступок послужит неопровержимым доказательством его безумия. И тогда у Фили не останется никакой надежды на то, что он сможет отстоять свои права.

Это было не честно.

У него болела щека, он потёр её и увидел, что рука испачкана кровью. Ему было всё равно. Что значит царапина на щеке, когда сердце изорвано в клочья? Кили вытер о штаны окровавленную ладонь и полез в карман за трубкой и табаком. На самом деле ему совсем не хотелось курить, но он должен был что-то сделать. А значит, либо это, либо биться головой о стену.

Набив трубку и раскурив её от огня шахтёрского фонаря, Кили скользнул спиной вниз по стене и только опустившись, понял, что уселся прямо в лужу. Снова ругнувшись, он передвинулся на сухую землю. Может, так даже лучше, сказал он себе. Разве не было ужасно эгоистично с его стороны просить Тауриэль любить его, тогда как ей в конце концов пришлось бы расплатиться за это, потеряв его однажды? До того, как ему самому пришлось столкнуться с необходимостью потерять её, единственную любовь его жизни, он не понимал, о чём просит её. Тогда возможно, это было подходящим для него наказанием. Пусть же сейчас сам страдает так, как хотел чтобы однажды в будущем страдала она.

Но всё равно это было не справедливо, потому что она тоже страдала; он был уверен в этом. Тауриэль никогда открыто не выказывала своих чувств, как это делали большинство смертных, но Кили знал, что сегодняшние новости огорчили её. Этим вечером она была намного спокойнее, намного раскованнее в своих ласках, чем обычно, как будто знала, что скоро больше не сможет дарить их ему. Да, она догадывалась о предстоящей разлуке и боялась её не меньше, чем он. Но в конце концов через несколько десятков или сотен, или даже тысяч лет разве не сможет она от этого исцелиться? У неё, по крайней мере, впереди была целая жизнь, чтобы заменить его в своём сердце. Ему повезёт гораздо меньше. Даже двух сотен лет, если, конечно, ему повезёт прожить так долго, будет не достаточно, чтобы выбросить её из мыслей, из души и из сердца. Так что в конце концов, он, возможно, заплатит дороже, обречённый жить без того единственного счастья, которого он так жаждал.

Но у Тауриэль впереди была целая вечность, и она наверняка найдёт кого-то другого, кто будет любить её так, как она того заслуживает. И разве не должен он радоваться тому, что даёт ей возможность найти что-то получше? Разве не должен радоваться тому, что может освободить её, не успев безвозвратно привязать её к себе, обрекая на неизбежное горе?

И всё же, будь оно всё проклято, Кили был твёрдо уверен, что того, что он мог предложить ей за свою короткую смертную жизнь, Тауриэль хотела больше, чем чего-то другого, что она могла бы или не могла найти с мужчиной своей расы. Поэтому, если бы ему позволили обстоятельства, он всё равно принял бы её любовь, её жертву, даже её вечное горе, не протестуя. И по этой причине Валар, в своей безграничной мудрости и милости, теперь спасали её от него.

Он подвёл её, и в этом было всё дело. Она спасала его столько раз: от пауков, орков, отравленных клинков. А он никогда не мог ответить ей тем же. Даже прошлой зимой, когда он вывел её из метели, это не было для неё спасением. О, нет, ей было бы намного лучше дрожать от холода в заброшенной башне на Вороньей высоте, чем идти в Эребор с гномом, который без зазрения совести собирался украсть её сердце и её счастье. Тогда почему же сейчас ему было так больно делать ту единственно верную вещь, которую он должен был сделать для неё уже давно?

Имел ли он право отказаться делать то, что было правильно - для Тауриэль, для Фили - просто потому, что от этого ему было больно?

Его трубка давно погасла. Он вытряхнул из неё пепел, а потом заставил себя подняться и стряхнул грязь с влажной спины. Должно быть, уже наступило утро, а он не спал всю ночь, если не считать тех коротких прекрасных мгновений с Тауриэль, уютно устроившейся в его объятиях. Кили зевнул, и порез на щеке отозвался тупой болью. Времени на сон уже не оставалось, если он хотел найти дядю до того, как Торин встретится с другими членами внутреннего совета. То, что он собирался сказать, без свидетелей сделать будет намного проще. Он подобрал фонарь и побрёл по длинному шахтному туннелю обратно по направлению к королевскому дворцу.

* ionnath yrchuithyr - сыновья орочьих шлюх (синд.) на самом деле перевод не совсем точный. Я позволила себе некоторую вольность, чтобы смягчить слова Тауриэль, на самом деле она дословно назвала послов “те, кто трахает орков” то есть, грубо говоря “орко…бы”. Вот такие у эльфов ругательства, да.

========== Ты поцелуешь и уйдёшь ==========

Этим вечером звёзды не принесли ей утешения. Когда Кили ушёл, Тауриэль спустилась с Вороньей высоты на нижние склоны Эребора. Сейчас она лежала здесь, растянувшись на мягкой траве, и смотрела в небо. В прошлом это занятие всегда помогало ей, отвлекая от грустных мыслей. И всё же несмотря на открытые небесные просторы, на сердце у Тауриэль была такая тяжесть, словно это гора давила ей на грудь всем своим весом. А звёзды у неё над головой… Ну, они сияли не для неё.

Мне этот свет всегда казался холодным. Чужой и недосягаемый.

Откуда ей было знать, когда Кили говорил ей эти слова, что они оба смогут стать друг для друга чем-то большим, чем просто далёкие незнакомцы. Они были друг для друга чужаками, и общего между ними было не больше, чем могло быть между капитаном и пленником, гномом и эльфом. А сейчас они были близки к тому, чтобы соединиться самыми тесными узами.

Теперь всем их надеждам пришёл конец. Она знала это, даже несмотря на то, что ни она, ни Кили не говорили об этом сегодня. Она не может оставаться с ним рядом, если это навредит его близким, его семье. Она поступила правильно, отпустив его, позволив ему вести себя, как и подобает благородному принцу и племяннику, сыну и брату, которым он должен был быть, и уже был. И всё же, она так сильно хотела…

Тауриэль стиснула в кулаках юбку, как будто хотела удержать нечто, что ускользало из её рук. Она всегда знала, что не сможет быть рядом с Кили вечно. На самом деле эта мысль укрепилась в ней с того самого момента, как она осознала, что могла бы найти его достойным внимания. Кили был на пороге смерти, когда открыто и смело признался в том, чтожелает её любви.

И всё-таки потерять его вот так было настолько больно, как она не могла себе даже представить. Он так уверенно и непоколебимо надеялся на то, что остаток его жизни они проведут вместе, что Тауриэль и сама рассчитывала на семнадцать с лишним десятилетий, которые они могли наполнить любовью. В таком случае, если бы они провели вдвоём каждую отпущенную им минуту, им не о чём было бы сожалеть. Однако лишиться его теперь, когда все их надежды так и останутся неисполненными, и знать, что он всё ещё жив, в то время, как каждый день, который они могли бы провести вместе, потрачен впустую - эти сожаления станут для неё тяжкой ношей, и так будет до тех пор, пока она, возможно, больше не сможет этого выносить.

Неужели позволив себе любить смертного, Тауриэль обрекла себя на отчаяние? Когда бы она ни потеряла его - через два года, две сотни или две тысячи лет - это не имело большого значения. Для неё это всё равно было бы слишком рано, и она так же пожелала бы покончить с этим.

Но…

Эльфийка порывисто села, охваченная внезапным беспокойством и прерывисто дыша. Истинное благо невозможно измерить временем. Цветок может цвести всего один день, но подобная краткость не делает его менее прекрасным, чем вечные звёзды. Кили, вне всяких сомнений, стоил её любви, и даже его смертность не могла изменить эту истину.

Конечно, чтобы любить нечто эфемерное, требовалось немалое мужество. Но разве она уже не пыталась любить только то, что безопасно? Её король не выпускал свой народ за пределы их королевства, но даже Трандуил, каким бы мудрым он ни был, не мог сделать их маленький, замкнутый мирок вечным и неизменным. Он защищал, укрывал, сдерживал её, но всё равно она не чувствовала себя в безопасности. Да и хотела ли она безопасности, Тауриэль уже больше не знала.

Она хотела познать мир, даже если он проносился мимо неё слишком быстро. Слишком быстро, чтобы удержать хоть что-нибудь дольше, чем на несколько мгновений. Она хотела узнать Кили сердцем и разумом, душой и телом прежде, чем он будет потерян для неё до конца времён.

Нет, она не хотела безопасности. Она хотела жить.

С тобой я чувствую себя живым.

Слёзы, которые она сдерживала так долго, наконец прорвались наружу и, подтянув колени к груди, Тауриэль уткнулась лицом в юбку и заплакала.

*********

Торин допивал вторую чашку чая и натягивал сапоги, когда раздался стук в дверь. Он знал, что это мог быть только Кили. Ни у кого другого не было никаких причин говорить с ним наедине в этот час, когда он собирался идти на королевский совет.

- Входи, - сказал он, застёгивая последнюю пряжку.

Подняв голову, король увидел, что перед ним действительно стоял его младший племянник.

Со вчерашнего дня Кили так и не переоделся, только сейчас его одежда была испачкана пылью и грязью, лицо его тоже было грязным, а на правой щеке виднелся кровоточащий порез.

- Прежде, чем ты спросишь, нет, я не дрался, - устало проговорил молодой гном, уловив озабоченность на лице дяди, - Просто маленький несчастный случай в северо-восточных шахтах.

- Что… - Торин не окончил вопрос.

Главное, что парень не дрался с приезжими послами, а всё остальное его личное дело. Ему и без того будет, что объяснять.

- Я просто пришёл сказать… - продолжил Кили, - Я знаю, что мне делать, - его застывший взгляд был полон смирения и покорности судьбе. Торин видел племянника таким лишь однажды, когда оставил его на пристани в Озёрном городе. Но тогда Дубощит верил, что поступает так ради его блага, а потому проигнорировал его разочарование. Сейчас же в распоряжении короля не было таких оправданий. Он даже не нуждался в проницательности сестры, чтобы понять, что разрыв с эльфийкой стал бы для парня огромным ударом.

- Я собираюсь… - Кили запнулся и натужно сглотнул, прежде чем продолжить, - Я собираюсь расстаться с Тауриэль.

- Кили, мне жаль.

Племянник только смотрел на него, стиснутые челюсти и влажные глаза выдавали переполнявшие его эмоции, которые он изо всех сил пытался сдержать.

- Ты сделал правильный выбор, - продолжил Торин, хоть и знал, что его слова послужат слабым утешением, - Брак с ней мог бы стоить нам последней поддержки.

Кили кивнул, растрёпанные волосы упали ему на лицо, скрывая глаза.

- Фили сказал, что он получит поддержку посла Черновласов, если женится на его дочери, - неуверенно проговорил он.

- Да. Таково было условие лорда Андвари.

- Я понимаю, - молодой принц замолчал, очевидно, обдумывая какую-то мысль.

Торин ждал. Наконец, племянник продолжил:

- Совет Семи снова соберётся завтра, верно?

- Да, после полудня.

- Тогда я объявлю о своём выборе. Чтобы доказать, что я обладаю хоть каплей здравого смысла, я должен убедить их в том, что это моё собственное решение.

- Согласен.

Торин был тронут решением юноши публично объявить о таком глубоко личном деле, этот поступок требовал немалого мужества. Кили вздёрнул подбородок и посмотрел дяде в глаза из-под тёмной чёлки.

- Я хотел попросить о последней милости, - тихо сказал он, - Могу я уйти сегодня, чтобы с ней попрощаться?

- Да, ты можешь.

Раз уж парень решился на такой отчаянный шаг, все остальные дела подождут.

- Благодарю, - Кили поклонился. Выпрямившись, он неловким движением стряхнул грязь с рубашки и брюк, - Я… пойду переоденусь перед советом, - смущённо добавил он.

- Вымойся и позавтракай, - приказал Торин. На мгновение ему показалось, что он снова в Синих горах, отчитывает юного непослушного гнома. Тогда самой большой неприятностью, с которой сталкивались его племянники или он сам, был нагоняй от Дис за плохие манеры или невыученный урок, - Совет обойдётся без тебя.

- Хорошо, - Кили благодарно кивнул.

Когда племянник ушёл, Торин подумал, что он уже давно не тот бесшабашный юноша, которому нужно было постоянно напоминать о своих обязанностях. Этот гном, который добровольно пожертвовал собственным счастьем ради своего долга перед роднёй и королевством, повзрослел в прямом и переносном смысле. Чуть больше года назад Торин сомневался в его верности, когда парень угрожал уйти с Тауриэль, отказавшись от своего наследия. Но теперь он понимал, что ошибался, подвергая сомнению преданность племянника Эребору и семье.

В то время Кили был полон гнева и оскорблённого достоинства, яростно отвергая любую ответственность, которая могла бы помешать его планам. Он и впрямь ушёл из дома, чтобы следовать за Тауриэль. Его не было большую часть дня, но потом он понял, что подобное дезертирство было недостойно его. Сегодня же младший племянник короля доказал, что понимает, что некоторыми обязанностями нельзя пренебречь, а одни обязательства иногда приходится ставить выше других, каким бы болезненным ни был этот выбор. Безусловно, разрыв с Тауриэль был самой большой жертвой, на которую ему когда-либо приходилось идти, но сейчас он не злился и не жаловался, как тогда, когда дядя велел ему оставить её. И Торин гордился тем, каким рассудительным и зрелым проявил себя младший сын его сестры. Он сожалел только о том, что за все эти прекрасные качества парню пришлось заплатить такую большую цену.

*********

Фили вышел из своих комнат после полуночи. Скоро должен был вернуться Кили, убитый горем и несчастный из-за расставания с Тауриэль, и он вряд ли сможет это вынести. Сейчас он уже не злился на брата, как вчера вечером, но всё равно не смог бы остаться, чтобы видеть его горе или разделить его. Он понимал, почему жизнь с Тауриэль значила для Кили так много, и не винил его за желание быть с ней. И всё же Фили до сих пор не мог полностью простить брата за то, что тот уничтожил любую возможность для него самого найти то же для себя, не потеряв при этом королевство.

Конечно, Кили не хотел всё испортить. Он никогда не хотел и половины тех неприятностей, которые возникали в результате его импульсивных поступков. Проблема была в том, что Кили всегда делал то, что на тот момент казалось ему правильным, а все остальные расплачивались за это вместе с ним. Но в этот раз цена была намного выше, чем сверхурочная работа, чтобы закончить какое-то забытое задание, или лекция о том, что даже в изгнании у принца есть обязанности перед своим народом. Сейчас Фили придётся отдать то единственное, что было для него так же важно, как когда-то поиски этой горы. Он понимал, что на самом деле Сиф была воплощением той новой жизни, которую он мог бы построить здесь. Она была той, кого он любил, с кем и для кого он хотел создать новый дом. Без неё его служение Эребору будет пустым и безликим. В нём не будет ни капли любви, только обязательства и долг.

Фили считал, что с его стороны было неправильно позволять себе так увлечься Сиф. Позволить ей так много для него значить. Разве мог он отказаться служить всем этим гномам, которых знал ещё в Синих горах с тех пор, как был мальчишкой? Он вырос у них на глазах. Они чтили своего юного принца и заботились о нём. Мог ли он подвести друзей, которые трудились, сражались и страдали вместе с ним, чтобы вернуть гору, которую он не видел ни разу в жизни? Конечно же, нет. И поэтому Фили знал, что было бы ужасно несправедливо предпочесть интересам всех этих верных родичей и подданных интересы одной-единственной молодой женщины.

И это была другая причина, по которой он не мог сегодня встретиться с братом: Кили был живым напоминанием о том, как потакание своим личным прихотям может привести к большим неприятностям для других. И Фили не нравилось думать о том, что если он ради Сиф откажется от королевства, то сделает то же самое, за что так рассердился на Кили. Но так или иначе - из любви или из чувства долга, ради себя или же ради Королевства - сегодня вечером он должен принять решение. Совет Семи соберётся завтра во второй половине дня, и если Фили хотел, чтобы Черновласы проголосовали в их пользу, утром он должен явиться к Ауде и её отцу. Голосование наверняка состоится не позднее следующего дня.

Как бы ему хотелось, чтобы все споры наконец были улажены. Чтобы ему не нужно было ничего решать. Чтобы на этот раз долг и желание означали бы для него одно и то же. Фили пытался убедить себя, что так оно и есть, и всё-таки это была ложь. Как он мог доверять рассуждениям, которые всего лишь оправдывали то, чего он так страстно желал?

Фили блуждал по пустынным залам горы, прячась от собственных сомнений и избегая брата. У него не было никакой определённой цели, он брёл куда глаза глядят, по большей части не имея понятия, где находится. Время от времени гулкая галерея или звенящий фонтан, необъятный свод или уходящая вниз лестница вторгались в его сознание, хоть он и не мог сказать, как здесь очутился.

В конце концов он оказался в огромных рабочих залах, неподалёку от собственной мастерской. В этот поздний час здесь должно было быть темно и тихо. И всё же… Впереди он увидел свет, льющийся в коридор из комнаты на другой стороне. Кронпринц остановился, прислушиваясь к свисту работающих мехов, рёву кузнечного горна и звону молота по наковальне. Фили понял, что освещённая мастерская принадлежала семье Железнобоков. Блондин прошёл дальше по коридору, стараясь ступать тихо, и, подойдя, заглянул в открытую дверь. Как он боялся и надеялся, в кузнице работала Сиф.

Молодая гномка была увлечена работой, сосредоточенно хмурясь, она придавала форму длинному куску металла - похоже, это был меч - и не заметила Фили, который какое-то время наблюдал за ней. Он и раньше видел её за работой. Непринуждённость, лёгкость и уверенность, с которыми Сиф наносила каждый удар молотом, всегда очаровывали его. Какой бы застенчивой и нерешительной она ни была при других обстоятельствах, в кузнице всё было по-другому. Однако сегодня каждый взмах молота, каждое движение, когда она работала с необработанной сталью, казалось натужным и порывистым.

И только понаблюдав за ней несколько минут, Фили понял причину этой перемены: Сиф была зла. Зла именно на него. И скорее всего, он это заслужил. Махал свидетель, до сих пор скрывая от неё свои чувства, он только пытался её защитить. Но как он мог подумать, что она и в самом деле не придаст значения доброте и всем тем знакам внимания, которые он проявлял по отношению к ней? Она не могла не понимать, что он увлечён ею, и даже больше, позволила своим надеждам расцвести в ответ на его явный интерес.

Теперь всё было иначе. Всё изменилось с тех пор, как он пообещал себе выбрать её. Так что в конце концов то, что он ничего ей об этом не сказал, возможно, было к лучшему. Но Фили знал, что сейчас должен с ней объясниться. Или по крайней мере хотя бы извиниться за то, что больше не мог её утешать. Он вошёл в мастерскую, но она всё ещё не замечала его. Теперь, подойдя ближе, он мог видеть, что она работала с горячей сталью слишком яростно. Обычно она не допускала подобной ошибки. Заметив упавшую на неё тень, девушка быстро подняла голову, опустив молот на меч ещё несколько раз. Тяжёлые, беспорядочные удары полностью свели на нет все её усилия.

- Что случилось? - спросил Фили, хотя уже точно знал ответ.

Сиф отшвырнула искорёженный кусок металла, и он с лязгом упал в другом конце комнаты, выбив целый сноп искр. Она устремила на него резкий, яростный взгляд.

- Я люблю тебя, Фили. И я была настолько глупой, что думала, будто тебе не придётся заключать политический брак.

Несколько мгновений она смотрела на него, а потом спрятала лицо в ладонях и заплакала. Он глядел на неё, чувствуя себя беспомощным. Ему хотелось подойти к ней, прикоснуться, утешить, но он боялся показаться жестоким, предлагая ей то, что она не сможет удержать.

- О, Сиф, - сказал он спустя несколько мучительных минут, - После окончания совета я хотел ухаживать за тобой открыто. Но теперь я не смогу сохранить трон, не заключив этот брачный договор.

- Я слышала, - ответила она дрожащим голосом, не отрывая рук от лица. Потом она подняла глаза и с видимым усилием взяла себя в руки, лицо её было перепачкано сажей и мокро от слёз, - Полагаю, ты должен делать то… То, что долж… - Сиф вытерла щёки, явно не желая заканчивать свою мысль.

- Ты простишь меня? Я никогда не хотел давать тебе ложных надежд.

- Фили, я никогда не винила тебя. Я знала, что если ты и не выберешь меня, то только потому, что не можешь, - возразила она, удивлённая его извинениями, - А не потому, что не хочешь…

- Хотел бы я, чтобы всё было иначе. Я бы отдал… - действительно ли он отказался бы от трона? Он всё ещё не верил, что может ответить честно.

- Ты уже дал мне больше, чем я могла бы надеяться, и этого достаточно, - она замотала головой, уличая себя во лжи, - Нет. Это не правда. Но даже если и так…

Фили не мог больше смотреть, как она стоит там одна и дрожит от горя, поэтому подошёл ближе и притянул её к себе, отчаянно надеясь, что не совершает ошибку. Сиф уткнулась лицом ему в грудь, её руки обвились вокруг и сомкнулись у него за спиной. Она прижималась к нему, нежная и тёплая, как никогда прежде. Она была той, кого он хотел лелеять и защищать. Фили чувствовал, что отпустить её сейчас было бы предательством, но всё же они оба знали, что этот выбор будет зависеть не от него. Сиф подняла глаза.

- Поцелуй меня. Только один раз, - попросила она.

Он повиновался, склонив голову, чтобы встретиться с её губами. Это был странный первый поцелуй, застенчивость и нерешительность быстро сменилась глубоким, отчаянным желанием. Они не могли медлить: это был единственный шанс сказать друг другу всё, что они хотели. Фили никогда ещё так не целовался, и Сиф, конечно же, тоже. Она целовала его крепко и настойчиво, пробуя на вкус его губы, язык, однако в её движениях была нежность, даже благоговение, и это делало поцелуй чем-то большим, чем просто любовная ласка. Она просила и давала прощальный подарок, призванный сохранить память о том, кем они могли бы быть друг для друга. И он с радостью отвечал ей тем же.

Когда они разделились, Фили увидел, что она снова плачет.

- Сиф, - начал он, но девушка прервала его, покачав головой.

- Ты не должен ничего говорить, - прошептала она, - Давай просто помнить.

Фили кивнул, чувствуя, что разрывается между тем, что было теперь невозможно и уверенностью в том, что не должен причинять боль этой молодой женщине, которая так в нём нуждалась. Но что ему было делать? Он не мог давать ей обещаний, которые он не сможет сдержать. Он мог предложить ей только одну правду, так он и сделал, хоть и знал, что это не утешит её.

- Я люблю тебя, - сказал он.

Сиф закрыла глаза, пытаясь удержать слёзы, что текли по её щекам.

- Спокойной ночи, - ответила она.

Он отпустил её, приласкав напоследок, потом отвернулся и выбежал из рабочего зала, с ужасом понимая, что после сегодняшней ночи он навсегда понесёт на себе клеймо изменника.

*********

Когда Кили пришёл на Воронью высоту, Тауриэль уже ждала его. Она была одета так же, как и вчера ночью, в одно из своих лёгких эльфийских платьев, которые тесно облегали грудь и бёдра, а потом ниспадали каскадом струящихся юбок. Волосы её тоже были распущены. Никогда ещё она не выглядела такой красивой. А может, сейчас она казалась Кили особенно прекрасной потому, что он пришёл к ней в последний раз.

Тауриэль поздоровалась с ним и тут же с беспокойством спросила:

- Что случилось с твоим лицом?

Кили смотрелся в зеркало, поэтому прекрасно знал, как плохо он выглядел сейчас: лицо было в синяках, а на щеке красовался свежий порез.

- Я сломал кирку, кусок отлетел и ударил меня, - признался он.

Слова прозвучали как-то по-детски. Тауриэль сочувственно вздохнула и нежно коснулась его щеки. Её пальцы казались прохладными по сравнению с его воспалённой кожей.

- Следи, чтобы не было заражения, meleth.

Гном кивнул. Она взяла его за руку, и они вместе побрели к берегу озера, как часто делали во время многих блаженных вечеров, пока он ухаживал за ней. Небеса сияли золотом в лучах заходящего летнего солнца, а вода отражала этот свет рябью тысяч маленьких зеркал. Кили удивлялся, как могло случится, что окружающий мир всё ещё был так прекрасен, даже несмотря на то, что вокруг него всё рушилось. Буря с дождём, градом или снегом была бы сейчас гораздо более уместной.

Они как и всегда остановились на дальнем берегу озера, и Кили понял, что момент, которого он страшился весь день, наконец настал. Он сжал обеими руками её ладони и поднял голову, чтобы посмотреть на неё. Прекрасные зелёные глаза эльфийки были полны грусти.

- Тауриэль, я не знаю, как это сказать… - он заговорил, и слова тяжело и неуклюже слетали с его языка.

- Кили… - она мягко прервала его, поглаживая большими пальцами его ладони.

- Я… - конечно, она знала, что он собирался сказать, но как же невероятно тяжело было произнести эти слова вслух.

Собравшись с духом, он открыл было рот, чтобы продолжить, но эльфийка остановила его, чуть заметно качнув головой.

- Это прощание. Я понимаю.

Он видел, что она отчаянно пытается сдерживать свои чувства, но две предательские слезинки всё же вытекли из уголков её глаз. Кили высвободил руки и, обхватив ладонями её лицо, вытер солёные капли подушечками больших пальцев, но его прикосновение вызвало у неё только новые слёзы.

- Тауриэль, мне жаль! Мне так жаль! Я никогда не хотел причинить тебе боль!

И тем не менее, он это сделал.

- Мой дорогой, я не виню тебя. Просто то, чего мы хотим, оказалось невозможным. Но я рада, что мы попытались, - сказала она.

- Лучше бы я не был принцем, - проговорил он, по прежнему нежно удерживая её лицо в своих ладонях, и её слёзы стекали по его пальцам, - Ради тебя я бы с радостью отказался от всех титулов, доставшихся мне от рождения. Мне не нужно, чтобы меня считали королём или сыном королей. Но если я не приму свою роль, мой брат лишится своего наследия. А я не имею права отнимать у него это, - на последних словах голос его оборвался.

- Я знаю, - прошептала она и рассмеялась коротким, похожим на рыдание смехом, - Не только титул делает тебя принцем, но и внутреннее благородство, и за это я люблю тебя ещё больше.

- Ах, amrâlimê, - вздохнул он, прижимаясь к ней.

Тауриэль опустилась на колени, и Кили притянул её к себе. Эльфийка положила голову ему на плечо, и теперь, когда он был выше неё, он почти мог представить, что достаточно уверен в себе и силён, чтобы её защитить. Почти. Неужели же даже сейчас он не мог перестать лгать самому себе? Единственное, что он мог сделать, чтобы защитить её, это расстаться с ней. Он гладил её по волосам, слушая, как постепенно успокаивается её неровно дыхание.

- Тауриэль, я должен сказать тебе кое-что, - Кили ненавидел себя за то, что собирался причинить ей новую боль.

Если бы только это мгновение, когда он утешал её, держа в объятиях, могло длиться вечно.

- Да? - пробормотала она, уткнувшись ему в рубашку.

- Не могла бы ты… Посмотри на меня, пожалуйста.

Через мгновение Тауриэль отстранилась и, присев на корточки, выжидающе на него посмотрела. Её ресницы всё ещё были влажными от слёз, и Кили посчитал бы это очаровательным, если бы не её очевидное горе.

- Я хочу, чтобы ты знала. Если мы расстанемся, я… - он больше не мог выдавить из себя ни слова, но в этот раз она не могла ему помочь и закончить фразу за него, - Мне придётся жениться.

Её лицо побелело.

- Разве не достаточно того, что ты пожертвовал своим выбором? - выдохнула она.

- Просто отказаться от тебя, чтобы доказать, что я пришёл в себя, будет не достаточно, - пояснил он с неохотой, - Кроме того, они могут подумать, что я собираюсь вернуться к тебе, как только всё закончится. Если нам суждено потерять друг друга, это должно пойти на пользу моему брату. Иначе наша жертва будет напрасной.

Чем больше он говорил, тем сильнее Тауриэль хмурилась, пока, наконец, не выдержала.

- Кили, как ты можешь? - её голос был мягким, но напряжённым, - После всего, что мы значили друг для друга? Как ты можешь терпеть, когда тебе навязывают брак против твоей воли? Как можно отдать себя тому, кого не любишь? Неужели ты ничего не можешь сохранить только для себя, даже…

Она потянулась к нему, но в последний момент остановилась и замерла, обхватив себя руками.

- Даже мою постель, - закончил он за неё.

Тауриэль просто смотрела на него. Она выглядела такой несчастной.

- Поверь, сама эта мысль ненавистна мне так же, как и тебе, - ответил он.

Но ведь другие как-то справляются. Он будет не первым и не последним из тех, кому придётся заключить политический брак.

- Близость без любви, - она осеклась, - Для меня это немыслимо. Ни один эльф не смог бы этого вынести. Кили…

По её лицу потекли свежие слёзы, и он спросил себя, плачет ли она от жалости к нему или же оттого, что ему придётся отдать другой то, что было предназначено только ей одной. Скорее всего, и то, и другое. Кили протянул руку, чтобы вытереть слёзы, и эльфийка зажмурилась, когда он провёл кончиками пальцев по её щекам.

Он мог бы предложить ей заняться любовью, прямо здесь и сейчас. Он действительно этого хотел. Он хотел сделать Тауриэль этот самый драгоценный подарок, прежде чем будет вынужден отдать его кому-то другому. И если она станет для него первой, у неё навсегда останется то, чего никогда не получит никакая другая женщина: его безраздельная, непревзойдённая любовь. И потом, когда он ляжет в постель к жене, ему не придётся сожалеть о том, что он должен отдать ей то, чего так и не смог предложить Тауриэль, своей единственной возлюбленной.

- Тауриэль, я… - Кили провёл пальцами по её шее, вдоль ключиц к мягкой выпуклости её груди.

Она была потрясающе красива. Как же больно было думать, что он так никогда и не сможет узнать её всю: нежную, безупречную кожу, её гибких, сильных рук и ног; изгибов её груди и маленьких забавных впадинок под коленями; длинных, изящных линий спины и бёдер. Конечно, она заслуживала того, чтобы хоть раз быть любимой им телесно так же, как он уже давно лелеял её в душе. Разве не захочет она разделить себя с ним, как и он с ней?

О да, он очень, очень её хотел. Но сегодня он пришёл сюда не за тем, чтобы взять то, чего желал. Он пришёл отдать, сделать то, что было лучше для Тауриэль, для его семьи, для королевства. Поэтому он не мог ещё сильнее привязать её к себе, если хотел, чтобы она стала свободной, не мог поставить под угрозу её честь и свою, рискуя вызвать скандал, который наверняка повредит всем его близким. И он не мог обречь бедную гномью девушку на неверность ещё до того, как женится на ней.

Кили убрал руку с края её декольте и, откинув волосы с шеи, нежно обнял за плечи.

- Я унесу в могилу любовь к тебе, - тихо сказал он, прижимаясь губами к её лбу.

Тауриэль снова встала на колени и поцеловала его. Её поцелуй был долог, мягок и нежен. Кили подумал, что влюблённые эльфы, должно быть, целуются именно так: не спеша, словно возможности потакать их собственным желаниям не было предела, и целые дни можно было потратить на самый простой первый поцелуй. Она отстранилась, и гном не смог сдержать улыбки.

- Ты прекрасно целуешься, - сказал он, вспоминая, как она стеснялась однажды, когда думала, что он считает её неумелой, - Мне никогда не удастся тебя превзойти.

Тауриэль легонько покачала головой, и её собственные губы сложились в подобие улыбки.

- Я училась у тебя, - ответила она.

Кили мог бы поклясться всеми Валарами, что она покраснела, и был благодарен ей за возможность ещё раз увидеть, как румянец окрашивает её щёки.

- Наверное, не получится прекратить наши ухаживания, чтобы об этом не говорили, - продолжил он, заставляя себя вернуться к цели их сегодняшней встречи, - Но я придумал способ спасти и твою, и мою честь: ты можешь в любое время отказаться от моих ухаживаний. Женщины моего народа малочисленны, их очень ценят, а потому их выбор всегда уважают. Некоторые могут выходить замуж без любви, но их никогда не принуждают к браку против воли.

- И женщине не стыдно какое-то время принимать внимание от мужчины, а потом отказать ему. На самом деле такое случается довольно часто. Наши ухаживания длятся долго, чтобы обе стороны могли быть уверенными в своих намерениях. Мы, гномы, медлительны на подъём, но, приняв решение, уже не отступаем от него.

- Значит, если я откажу тебе, - проговорила Тауриэль, - Никто не скажет, что ты меня обманул. Меня не будут жалеть, а тебя осуждать.

- Нет.

Эльфийка резко встряхнула головой.

- Нам обоим отказывает судьба. Но ты можешь сказать, что я отвергла тебя.

Увидев её полные беспокойства глаза, Кили понял, как больно ей было решиться на то, чтобы позволить другим думать, что она не хочет его.

- Прости, - взмолился он, - Я бы не хотел, чтобы кто-то думал, будто ты считаешь, что я просто шутил с тобой.

- Я понимаю, - тихо ответила она, - Спасибо тебе.

Гном сунул руку в карман и вынул корявую серебряную ложку.

- Согласно этикету ты должна вернуть один из моих подарков. Но я хочу, чтобы ты сохранила их все. Так что… - он протянул ей ложку, - Возьми это, а потом снова отдай мне.

Тауриэль взяла в руку странный предмет и какое-то время с любопытством изучала его.

- Это одна из первых вещей, которые я сделал, когда был мальчишкой, - объяснил он, видя её явное любопытство.

- Ах, - Тауриэль вздохнула, отдавая ему ложку.

- Наверное… - весь сегодняшний вечер он с трудом заставлял себя говорить, - Я должен вернуть это тебе, - он снял с запястья браслет с её волосами и протянул ей, - Будет неправильно держать его у себя теперь, когда у меня будет жена.

- Ох, Кили, - она задохнулась, однако взяла манжету и аккуратно сунула в тиснёный кожаный мешочек на поясе.

- Я…Эм… - Кили запнулся, самообладание внезапно оставило его, и он заплакал.

Он уже сказал всё, что было нужно, теперь осталось только неизбежное прощание.

- Мой дорогой гном, - сказала Тауриэль, - Ты всегда будешь моей любовью.

Она встала на ноги и ещё раз прижала его к себе, прислонив его голову к своей груди. Кили крепко обнимал её талию, сжимая в кулаках её юбки так, как будто только сила могла бы помочь ему её удержать. Было бы гораздо легче, если бы ему и впрямь нужно было удержать её, он нашёл бы в себе силы сделать это. Но жестокая ирония судьбы состояла в том, что он должен был оказаться достаточно сильным для того, чтобы её отпустить.

Кили отстранился. Он знал, что сам должен сделать первый шаг, если хотел доказать, что это был его собственный выбор. Он не смог заставить себя сказать “прощай” и только пробормотал снова:

- Я люблю тебя.

Эльфийка наклонилась к нему для последнего поцелуя. Когда их губы разделились, Кили в последний раз взглянул в прекрасные зелёные глаза, а потом отвернулся и направился к башне. Он успел сделать несколько медленных, тяжёлых шагов, прежде чем она окликнула его.

- Кили, постой!

Обернувшись, гном увидел, как Тауриэль что-то ищет в сумочке, висящей у неё на поясе. Неужели она собиралась вернуть ему браслет? Он втайне надеялся, что это так, ему было безумно жаль терять эту последнюю её частичку.

- Вот, - она шагнула ему навстречу, протягивая маленькую деревянную баночку, - Накладывай эту мазь на порез два раза в день. Это предотвратит заражение. И шрам будет меньше.

Кили взял баночку. Их пальцы соприкоснулись, как когда-то давно, когда она отдавала ему рунный камень в тюрьме эльфийского короля.

- Спасибо, - ответил он, и слова его выражали гораздо больше, чем просто благодарность за эту последнюю её доброту.

Потом он снова отвернулся, и на этот раз Тауриэль не остановила его.

========== Но проходит весна и наступит зима ==========

Проснувшись утром, Фили удивился тому, что ему вообще удалось уснуть. Несколько часов назад он лёг в постель скорее по привычке, совсем не надеясь заснуть с таким отчаянием в уме и сердце. Он думал о Сиф, о том, как тяжело было признать, что благо одной девушки не может перевесить нужды целого королевства. Он знал её, знал, что сердце её разбито вдребезги. Какое право он имел говорить, что её счастье не имеет значения? И всё же, если он не мог поставить благо королевства выше своего собственного или даже Сиф, это служило доказательством того, что он не достоин править. И что он за мужчина, если сознательно сделает недостойный выбор?

Неловко поднявшись с матраса, Фили обнаружил, что завалился в постель в одежде и сапогах. В пути он привык спать одетым, а путешествовал он много даже до начала похода. Он уже собирался выйти из их общей с Кили гостиной, когда вдруг понял, что не может предстать перед Аудой неумытым и небрежно одетым, поэтому вернулся в свои комнаты, чтобы привести себя в порядок и переодеться.

Проходя мимо двери брата он заметил, что та до сих пор закрыта. Обычно Кили вставал рано, но сегодня утром он скорее всего был слишком расстроен и подавлен, чтобы следовать старой привычке. Эта мысль вызвала у Фили приступ раздражения. Почему Кили считал себя в праве прятаться от мира, когда все остальные вынуждены были противостоять ему независимо от того, насколько это могло быть неприятно.

Умывшись и переодевшись, Фили снова пошёл к выходу, но перед тем, как покинуть комнату, остановился и посмотрел на резьбу над притолокой, которая изображала наковальню Дурина, окружённую семью звёздами.

- Махал, - мысленно молился он, - Даруй мне честь стать королём, достойным своего предка. И прошу тебя, дай Сиф мужа и защитника, которым я быть не могу.

Затем он взялся за дверную ручку.

***********

Когда Кили ввели в приёмную, Ауда оторвалась от книги.

- Ваше Высочество! Какой сюрприз.

Она, конечно, ожидала увидеть его брата, но если девушка и была разочарована, по её лицу сказать этого было нельзя. Он подошёл ближе и поклонился.

- Доброе утро, моя леди.

Младший принц покосился на сидевшую рядом горничную и вежливо кивнул ей в знак приветствия. Проклятье. Конечно же, она была не одна, но до этого момента Кили и не представлял, насколько неловким может быть этот разговор при свидетелях.

- Принц Кили, - Ауда почтительно склонила голову, - Чему я обязана такой честью?

- Мисс Ауда, я уже говорил с вашим отцом, но этот вопрос, - он чуть не сказал “дело”, - Не может быть окончательно решён, пока я не получу и вашего одобрения.

Гномка отложила книгу.

- Вы не присядете?

- Я… Я предпочёл бы стоять, - Кили казалось, что только твёрдо стоя на ногах он будет способен встретить свою судьбу, не потеряв над собой контроля, сидя же он наверняка почувствует себя заключённым, стоящим перед судилищем, - Не могли бы вы присоединиться ко мне?

Ауда приняла предложенную им руку. Оказавшись в дальнем конце комнаты, они остановились под богато изукрашенным гобеленом, на котором золотыми и зелёными нитями был вышит герб клана Черновласов. Теперь, когда молодая гномка смотрела на него твёрдым, серьёзным взглядом, она вряд ли казалась ниже ростом, хотя Кили возвышался над ней почти на целую голову. И если бы её воля была под стать смелости её взгляда, Ауда могла бы выглядеть по-своему сильной, какой была Тауриэль. И всё же её искреннее спокойствие не казалось ему даже отдалённо столь же привлекательным, как самообладание эльфийки, под которым скрывался целый поток скорости и энергии.

- Ауда, - Кили отчаянно пытался изгнать из памяти облик Тауриэль, - Я просил позволения жениться на вас.

Её глаза метнулись к его левому запястью, без серебряного браслета на руке он ощущал себя почти голым. Когда они впервые встретились, Ауда сразу заметила памятку Тауриэль, которую носил младший принц.

- Вы свободны и можете выбрать меня, - заметила она.

- Да.

- А ваш брат? Он уступает свой интерес? Ведь сначала меня представили ему.

Кили знал, что Фили с самого начала нравился ей. Вероятно, он казался Ауде намного более разумным и зрелым, чем его младший брат, который пренебрегал традициями и собирался жениться на чужачке исключительно по любви. Что бы она подумала, узнав, что Фили сделал бы такой же выбор, если бы мог?

- Правда в том, - сказал он, - Что мой брат уже несколько месяцев влюблён в девушку из нашего клана, - Ауда удивлённо распахнула глаза, и Кили быстро продолжил, - Нет, между ними не было никаких формальных договорённостей, но всё же им было бы очень тяжело расстаться.

- Я понимаю.

- Однажды вы сказали мне, что мы не всегда можем иметь то, что хотим. Тогда я пытался не принимать ваши слова всерьёз, но… - он качнул головой, отчасти в знак признания своей прежней ошибки, отчасти стараясь побороть слёзы, грозившие выдать его чувства, - Вы были правы. Однако я могу помочь Фили получить то, чего хочет он. Он этого заслуживает, Ауда.

Несколько мгновений девушка просто смотрела на него, и Кили не мог понять, о чём она думает.

- Вы любите брата, - сказала она наконец.

- Обещаю, как ваш муж, я могу предложить вам такую же верность.

Кили не мог сказать “любовь”, пока нет. Возможно со временем он сможет одарить её привязанностью, которой безусловно заслуживала жена - и ради её блага он надеялся, что так и будет - но даже тогда он сомневался, что сможет назвать это чувство любовью. Была только одна женщина, которую он мог бы действительно любить. К его удивлению она лишь задумчиво спросила:

- Кили, как вы поранились?

Она протянула руку, желая дотронуться до его щеки, и Кили отшатнулся от её пальцев.

- Простите, это, должно быть, больно, - извинилась она. Сочувственно нахмуренные брови изменили бесстрастное выражение её лица, сделали его мягче, нежнее. Он никогда не видел её такой, - Мне следовало хорошенько подумать.

- Всё в порядке, - пробормотал Кили.

Сейчас он мог думать только о другой руке, которая так же касалась его. И в этот момент слабости он вдруг ощутил себя более уязвимым, чем если бы стоял перед Аудой голым. Ему отчаянно хотелось отделаться шуткой лишь бы не признаваться ей в том, что он порезался просто по глупости, хотя она наверняка уже догадалась об этом.

- Мне не следовало пользоваться ржавой киркой. Она сломалась, - признание стоило ему усилий, хоть он и понимал, что должен сказать ей правду.

Она не стала спрашивать, зачем принцу понадобился испорченный инструмент, и говорить, что сейчас он похож на хулигана после уличной драки она тоже не стала.

- Я очень рада, что вы не повредили глаз, - со вздохом проговорила она.

- Эм… благодарю.

Ауда кивнула. Сейчас она чувствовала себя так же неловко, как и он. Она посмотрела на его ладонь, которую до сих пор сжимала в своей, и накрыла её другой рукой.

- Кили, я принимаю вас, - тихо сказала она.

Махал и благословенный Дурин, что он должен был ей ответить? На ум не приходило абсолютно ничего, но Кили понимал, что она определённо заслуживала хоть какой-то реакции на тот факт, что только что согласилась стать его женой. После нескольких мгновений отчаяния он молча поцеловал её руку. А потом, радуясь возможности сменить тему, вспомнил, что принёс ей подарок.

- Вы окажете мне честь, если примете это, - сказал он, протягивая лёгкую серебряную ручку.

Кили надеялся, что она не станет рассматривать подарок и не заметит выгравированные на ней маленькие листья. У него просто не было времени, чтобы смастерить для неё что-то новое. Эта вещица когда-то предназначалась Тауриэль, а теперь она станет первым даром в честь начала их отношений. Несмотря на соглашение с лордом Андвари, они с Аудой будут придерживаться традиционного периода ухаживаний.

- Благодарю, - ответила она, нежно принимая от него ручку.

Кили подвёл её к креслу, на котором она недавно сидела, и наблюдал, как она аккуратно убирает подарок в маленькую сумочку.

- Мне очень жаль, но я должен просить вас извинить меня, - сказал он, - Мне нужно подготовиться к заседанию Совета.

- Не смею вас задерживать, - ответила Ауда, и Кили подумал, что она, возможно, тоже хотела побыть наедине.

Однако, к её чести, что бы она не думала, на лице её оставалось выражение спокойной вежливости.

- Доброго дня, - сказал принц и ещё раз поклонился, прежде чем выйти.

***********

Едва Фили коснулся двери, чтобы выйти, как она распахнулась перед ним, и он с проклятьем отскочил назад. По другую сторону дверного проёма стоял Кили, с изумлением уставившись на старшего брата.

- Я думал, ты ещё спишь, - выдавил из себя Фили, придя в себя.

- У меня была встреча с лордом Андвари, - брюнет шагнул в комнату, обойдя брата.

- С лордом?..

Что Кили мог сказать послу Черновласов? Молот Создателя, только бы он не пытался убедить Андвари изменить условия поддержки и не настаивать на браке с его дочерью. Такой подход наверняка принесёт больше вреда, чем пользы. Неужели Кили этого не понимал?

- Он одобрил моё предложение жениться на его дочери, - продолжил младший принц.

- Твоё… То есть…

Неужели Андвари согласился на брак с младшим наследником, когда мог выдать дочь за короля?

- Он всё равно поддержит тебя. Он понял, что брак с принцем лучше, чем вообще ничего.

- Что ты ему сказал? - спросил Фили, обеспокоенный тем, что брат чуть не испортил отношения с могущественным потенциальным союзником.

- Ничего, - ответил Кили, как будто защищаясь, - Просто он предположил, что раз к нему пришёл я, ты не заинтересовался его предложением, и это единственное, что он сможет получить. Я просто сыграл на его честолюбии.

Что ж, брат хорошо рассчитал свои действия, и Фили почувствовал укол вины за то, что подозревал худшее.

- Ты женишься на Ауде, - медленно повторил он.

Ему и в голову не приходило, что Кили был на это способен, ведь он сам решился на это с трудом.

- Да, я женюсь на ней, - сказал брюнет, и по его дрожащему голосу стало понятно, насколько он несчастен.

Фили понимал, что Кили - его дорогой, безрассудный, верный брат - сделал это ради него. Он собирался жениться на женщине, которая не только его не любила, но даже сказала, что не может его уважать. Изменится ли её мнение о нём, или же она будет с ним несчастна, так же, как и он с ней? И сможет ли он вообще быть счастлив с кем-то, кроме Тауриэль?

- Ки, прости.

- За что? Это же моя ви…

- Нет, мне жаль. Я… - Ненавидел тебя. Хотел доказать, что я не такой, как ты. Теперь Фили мог признаться в этом, - Ошибался в тебе. Ты не эгоист, Кили. Я знаю, что ты сделал всё это-остался в Эреборе, выбрал Ауду-ради нас. Ради меня. Прости мне всё, что я сказал. Я был ослом.

Кили неловко пожал плечами, а потом обнял брата за плечи.

- Всё это ужасно, - признался он, - У нас с Тауриэль не было шансов. Но это не причина… - его голос, грубый и хриплый, внезапно изменил ему, и он замолчал.

- Спасибо, Кили, - наконец выдавил из себя Фили, горло у него внезапно сжалось, - Как бы я хотел сделать что-то для тебя. Я никогда не хотел покупать своё счастье за твой счёт.

- Как я мог поступить иначе, - тиховозразил ему младший брат.

- Ты не должен был жениться.

Кили не ответил, то ли потому, что сказать было больше нечего, то ли ему было слишком больно это обсуждать, и Фили продолжил:

- Я не забуду, что ты сделал для нас с Сиф. Махал не мог бы дать мне лучшего брата.

В ответ Кили хлопнул его по спине.

- Ты должен поговорить с Сиф, - добавил он, когда они разделились, - Она спрашивала о тебе несколько дней назад. По-моему, она ревнует.

***********

В отличие от предыдущих встреч, на этом заседании Совета царила напряжённая атмосфера. Спор о престолонаследовании был предметом ожесточённых дебатов не только между кланами, но и внутри посольских делегаций. Членам Совета был дан трёхдневный перерыв, чтобы дать каждому послу время определиться, кому отдать свой голос, но Торин знал, что несмотря на это, далеко не все пришли к нужному соглашению.

Оглядев переполненный зал Совета, Подгорный король подумал о своём главном противнике, Яри Жесткобородом. Хотя Яри был самым ярым сторонником возвращения к старому закону, только сегодня утром до Торина дошли слухи, что пара других лордов из клана Жесткобородов возражали против явного неуважения (едва ли не измены) своего посла по отношению к верховному королю Эребора, считая подобное поведение, вызванное необоснованными обвинениями наследника в психической неустойчивости, неуместным. Говорили, что эти лорды могли бы занять ещё более жёсткую позицию против главы их делегации, если бы не риск усадить на трон эльфа. А чтобы избежать подобной катастрофы, даже измена казалась оправданной.

Лицо самого Яри было спокойным и торжественным и ничем не выдавало какие бы то ни было разногласия внутри клана, но у Торина не было причин сомневаться в утренних новостях. Наоборот, он был совершенно уверен в том, что должен был услышать. Вероятно, инакомыслящим было намного проще выражать своё несогласие тайком, чем ввязываться в открытое противостояние со своим упрямым и самоуверенным лидером. Яри вряд ли станет их слушать, пока у них не будет достаточно веских доказательств того, что брак с эльфом уже не представляет такой же угрозы, как любое мнимое безумие.

Торин не мог не испытывать мрачного удовлетворения при мысли, что заявление Кили о том, что он выбрал себе в невесты гномью девушку, может неожиданно расстроить почти неизбежную победу Яри. Однако в поражении соперника для него не было истинной радости, ему была ненавистна мысль о том, что он использует собственного племянника, маневрируя им, как простой шахматной фигурой, инструментом короля, предназначенным обеспечить выигрышный ход. Он знал, сколь многим Кили пожертвует сегодня, и если бы у него была другая возможность, Торин несомненно бы ею воспользовался. Но как бы то ни было, и король, и оба его наследника понимали, что иного пути выиграть это противостояние, кроме отказа Кили от спорного брака, нет. Единственным утешением Торину (да и то вряд ли) служило осознание того факта, что парень сделал этот выбор по собственной воле.

Действительно, лицо юноши было столь же спокойным и бесстрастным, как и лицо Яри, и только рука, крепко стискивающая пояс, и напряжённые ноги, готовые сорваться и бежать, выдавали опытному взгляду дяди истинное беспокойство его молодого племянника. Но несмотря на всю свою необузданную энергию парень спокойно подождал, пока закончатся официальные формальности в начале встречи, и только потом подался вперёд, ловя взгляд Балина, который, будучи главным советником Торина, председательствовал на этом собрании. Старший гном кивнул, и Кили поднялся на ноги.

- Я хотел бы обратиться к Совету по личному делу, но оно касается всех, кто верен моему дяде, верховному королю, - начал он.

Его голос звучал твёрдо и уверенно, словно он предоставлял обычный рапорт о безопасности королевства, а не объявлял о решении, которое окончательно разрушало все его надежды. В зале быстро воцарилось молчание, прекратились даже самые тихие разговоры, и все глаза обратились на младшего наследника короля.

- Я знаю, что Совет обеспокоен перспективой моего брака с женщиной не своей расы, - продолжил Кили, и его голос был теперь единственным звуком в комнате, - Я признаю вашу правоту: желая ухаживать за Тауриэль, я поступал глупо и импульсивно, но я никогда не хотел предавать своего короля или свой народ. Я всего лишь желал наладить отношения между двумя нашими королевствами: Эребором и Зеленолесьем.

Кили нарочно сделал паузу, чтобы оглядеть членов Совета и дать им время обдумать его слова о том, что брак с эльфийкой должен был послужить на благо его королевства. Встретившись взглядом с последним советником, молодой гном продолжил:

- Теперь я вижу, что даже несмотря на заключённый с Трандуилом союз, наши народы слишком разные, чтобы брак между эльфом и гномом был возможен. Тауриэль согласна со мной, потому что она отказала мне.

Сидя рядом с Кили, Торин мог видеть, как произнося эти последние слова, его племянник коротко сжал кулак, и этот жест был единственным свидетельством произнесённой им лжи.

- Я хочу заверить всех вас, что как принц дома Дурина я осознаю, что мой долг избрать невесту, которая укрепит моё королевство и мой род. Брак с девушкой своей собственной расы - единственный способ достичь этой цели. Теперь я ясно это вижу. Я принял решение, и лорд Андвари может подтвердить, что я поклялся жениться на его дочери.

Он помолчал ещё несколько мгновений, всё ещё стоя во главе безмолвной комнаты, потом мягко поклонился и занял своё место.

Через несколько долгих минут Торин с удовлетворением услышал, как в комнате с новой силой послышался приглушённый гул голосов. Наряду с брачным договором с Черновласами отказ Кили от Тауриэль стал ключевым элементом, необходимым для проведения нужного голосования и обеспечения преемственности. Этот внезапный шквал оживлённых обсуждений между послами был доказательством того, что демонстрация принятия долга и здравого смысла, показанная младшим племянником короля, несомненно, стала достаточно веской причиной, чтобы повлиять на последний оставшийся голос. А этого им было вполне достаточно.

Несколько советников одновременно пытались что-то сказать, напротив Торина Яри тихо, но горячо спорил с двумя другими лордами из клана Жесткобородов, но в данный момент всё внимание Подгорного короля было обращено на младшего сына его сестры. Вся уверенность и самообладание внезапно покинули его. Парень сидел, откинувшись на спинку кресла, и выглядел ужасно усталым. На фоне багрового синяка (который отчётливо виднелся у него на щеке, несмотря на все возможные усилия скрыть его прядями волос) его лицо казалось белым. И когда Фили положил руку на плечо брата, Кили ухватился за неё с благодарным отчаянием утопающего.

***********

Складывая на кровать всё, что она хотела взять с собой, Тауриэль в который раз убеждала себя, что она вовсе не собирается убегать. Что её выбор не был слабостью. Поначалу она боялась, что импульсивное желание уйти как можно дальше от Эребора, а значит, и от Кили, было вызвано простым гневом. Неужели же не желая столкнуться лицом к лицу с последствиями того, что она отдала свою любовь смертному, она была ничем не лучше избалованной юной девицы, убегающей дуться? Возможно, Тауриэль самым жалким образом обманывала саму себя, полагая, что достаточно сильна, чтобы вынести неизбежное расставание.

Нет. Конечно же, она не думала, что уходя просто пытается избежать последствий собственного выбора. Несмотря ни на что Тауриэль охотно приняла бы даже эту боль, потому что она была доказательством того, что она знала Кили и любила его. Она не боялась страданий. Но чего бы она добилась, если бы решила остаться? Ей пришлось бы смотреть, как он проводит свою жизнь без неё. Он женится, у него будут дети, и вся его преданность будет принадлежать им. И даже если они когда-нибудь встретятся, это будет холодная, равнодушная встреча двух незнакомцев. К тому же, это было бы неправильно и жестоко, потому что один её вид будет напоминать ему о том, чего он больше не мог получить. Тауриэль не хотела, чтобы он презирал женщину, которую взял в жёны. А сама она предпочла бы помнить его таким, каким он был, когда принадлежал только ей одной.

Лучше было уйти, чтобы они с Кили смогли извлечь из навязанного им выбора хоть что-то полезное. Он будет служить своему королевству и семье. А что до неё… Что ж, ей предстояло открыть для себя целый мир. Но сначала она ненадолго хотела вернуться в Зеленолесье, единственный дом, который она когда-либо знала. Она нуждалась в гостеприимстве, утешении и комфорте, которых гора не могла больше ей дать.

Тауриэль оглядела разложенные на кровати вещи: лёгкий плащ, бурдюк для воды, запасная туника и пара носков. Она брала с собой в путь только самое необходимое, а ещё все подарки Кили. Она никогда раньше не была так сентиментальна, но поскольку эти сделанные из металла и камня предметы были всем, что от него осталось, она не могла заставить себя оставить их. Некоторые из них были полезны и могли послужить ей в пути, например, гребень или нож; другие были просто безделушками - крошечный золотой паучок с глазами из драгоценных камней или дерево, сделанное из медной проволоки, с изумрудными листьями - и возможно, были бесполезны, но для неё они были бесценны, потому что были от него.

Она пробежала пальцами по всем этим вещам, которые Кили когда-то держал в своих руках, и остановилась на оловянной фляжке. Она вспоминала ночь, когда он подарил ей её. Тогда он обещал взять её к Зеркальному озеру у ворот Казад-дума, чтобы увидеть корону Дурина. Теперь же ей придётся отправиться в это священное для его народа место в одиночку, если она вообще когда-нибудь туда поедет. Мир перед ней расплылся, и эльфийка тяжело сглотнула, борясь с подступающими слезами.

- Ты уходишь, да? - раздался голос у неё за спиной.

Взяв себя в руки, Тауриэль обернулась. В дверном проёме стояла Тильда, и лицо у девочки было грустное.

- Да.

Этим утром эльфийка говорила с Бардом и предложила назначить на своё место Дариона. Будущий король сожалел о том, что лишится её помощи, но, казалось, понимал, почему ей придётся уйти. Ведь он прекрасно знал, что значит терять близких.

- Я не хочу, чтобы ты уходила, - печально продолжила Тильда.

- Я тоже.

- Тогда зачем ты это делаешь?

Тауриэль вздохнула, надеясь, что девочка её поймёт.

- Потому что Кили должен жениться на другой.

- Но он любит тебя!

- Я чужая, и нам не позволят быть вместе.

- Это не правильно, - горячо возразила Тильда.

- Я тоже так думаю.

Стоя в дверях, младшая дочь Барда наблюдала за эльфийкой, и Тауриэль пыталась найти слова, которые могли бы утешить девочку. Она не знала, как принято расставаться у смертных, для которых каждое прощание могло оказаться последним.

- Мама умерла, но я думала, что ты всегда будешь здесь, - наконец сказала Тильда, а потом бросилась вперёд и обняла её.

- Тильда, мне жаль, - выдохнула эльфийка, чувствуя искреннюю симпатию к этой девочке, которая тоже потеряла мать.

Раз или два до этого она спрашивала себя, может ли Тильда видеть в ней кого-то, кто заменит ей мать. И теперь зная ответ, Тауриэль почувствовала глубокую радость, смешанную со столь же сильным чувством вины при мысли о том, что ей придётся оставить этого ребёнка, который так полагался на неё. И не только это - ей придётся оставить всякую надежду на то, что у неё когда-нибудь будет своё дитя. От этой мысли она чуть не разрыдалась.

Тауриэль погладила Тильду по волосам, заметив, что девочка заплела косы так, как она учила её. Косички были неровными, но эльфийка знала, что со временем они станут такими же аккуратными, как у неё самой.

- У меня есть кое-что для тебя, дорогая, - сказала Тауриэль, снова обретя самообладание.

Она подошла к столу и взяла серебряные заколки в эльфийском стиле, которые обычно носила. Она не надевала их со вчерашнего вечера, когда распустила волосы для Кили.

- Они почти подходят для принцессы, - она втиснула заколки Тильде в ладонь.

Девочка с удивлением рассматривала подарок.

- Большое спасибо, - прошептала она, - Я тебя не забуду.

- А я тебя, - и желая ещё больше утешить девочку, Тауриэль добавила, - Я приеду навестить тебя, когда твой отец станет королём.

Конечно, ради своей маленькой подруги она рискнёт вернуться сюда ещё раз. Она надеялась, что сможет избежать встречи с Кили, если её визит будет недолгим.

- Хорошо, - согласилась Тильда, и по её влажным глазам эльфийка поняла, как много значит для неё это обещание.

- Ты не оставишь это себе? - внезапно спросила девочка, показывая на рунный камень, который лежал на умывальнике, отдельно от разложенных на кровати вещей.

- Оставлю.

Сейчас камень лежал отдельно только потому, что Тауриэль собиралась переложить его из вчерашнего платья в карман своей дорожной одежды.

- Ты сказала, что он поможет вам не потерять друг друга, - напомнила Тильда.

Эльфийка не знала, что ответить. Как она могла сказать этому ребёнку, что теперь камень не более, чем памятка, ведь все обещания Кили подошли к концу. Но Тильда, похоже, поняла всё без слов.

- Ты не можешь перестать верить в это сейчас, - взволнованно, почти умоляюще проговорила она.

- Ох, Тильда, я не знаю, каким образом всё может измениться для нас, - с горечью призналась ей Тауриэль.

Она знала, что Кили был слишком честен, чтобы отступиться от данного им слова. Если ради блага своего брата он поклялся жениться на женщине из своего народа, он сдержит свою клятву.

- Если он обещал, он вернётся. Я уверена в этом, - настаивала Тильда.

По щекам Тауриэль полились слёзы, когда девочка неосознанно повторила слова Кили, сказанные на берегу озера.

- Моя дорогая подруга, - мягко сказала она, - Ты должна продолжать верить за нас обеих. Потому что я больше не знаю, как.

Тильда снова сжала её в объятиях, прижавшись головой к тому самому месту, где так часто покоилась голова молодого гнома.

- Да, Тауриэль, я так и сделаю, - ответила девочка и тоже заплакала.

========== Холода всё сильней и жесточе ==========

Голосование состоялось в тот же день, немного позже, и сторонники действующего закона одержали победу пятью голосами против двух. Сам Даин отдал свой голос в пользу Фили, тем самым продемонстрировав, что весь клан Долгобородов единодушно поддерживает права своего принца. Голоса Огнебородов и Черновласов тоже были обеспечены. Недавняя речь Кили и его выбор невесты, которым он доказал, что подчиняется долгу и здравому смыслу, повлияли не только на решение Камненогов. Все члены делегации Жесткобородов заставили Яри проголосовать против его личных убеждений и поддержать сохранение на троне линии Трора.

- Вы хотите, чтобы я поставил под угрозу будущее всего нашего народа только потому, что вы не хотите раздосадовать короля? - спрашивал он у не согласных с ним лордов.

Но как только стало ясно, что закон останется в силе не зависимо от того, как проголосует его клан, Яри пришлось уступить.

Несмотря на лёгкую атмосферу разочарования (главным образом со стороны посла Яри), когда Совет закончился, большинство присутствующих испытали чувство облегчения. Все эти споры, ознаменовавшие начало правления Торина, несомненно, были неблагоприятным знаком для последнего восстановленного царства Долгобородов. Теперь, когда все разногласия были улажены, Совет мог снова сосредоточиться на укреплении связей между королевствами и объединении их под властью Верховного короля, вместо того, чтобы заниматься разъединяющими их склоками.

Все проблемы действительно были позади: законы менялись редко, и выносить на рассмотрение один и тот же закон в течение жизни одного гнома было бы совершенно возмутительно и беспрецендентно. Независимо от того, всем ли было по душе принятое решение или же нет, право наследования Фили теперь не подлежало сомнению.

Когда всё было кончено, и члены совета начали покидать зал заседаний, Торин отвёл Фили в сторону. Положив руки ему на плечи, король пристально вгляделся в старшего сына сестры.

- Я всегда хотел дать тебе королевство, - сказал он, - Эта честь принадлежит тебе по праву рождения, и ты её заслужил.

- И я всегда старался быть этого достойным, - ответил молодой гном, словно мысленно перечислял все свои промахи.

- Ты достоин, - заверил его Торин, - И мне жаль, что моя собственная слабость едва не стоила тебе твоих прав.

- Дядя… - Фили замолчал, не в силах выразить свои мысли словами, - Ты споткнулся, но за это я не стал уважать тебя меньше.

Торин кивнул, а потом перевёл взгляд на младшего племянника, который маячил позади брата нерешительной тенью.

- Кили, мне жаль, что я не могу и тебе предложить того, что ты заслуживаешь. Я знаю, что ты любил её.

Кили стиснул зубы; он был не в состоянии ответить, эмоции переполняли его, но он посмотрел дяде в прямо глаза, как бы говоря, что понял смысл сказанных ему слов.

Глядя на уходящих племянников, Дубощит подумал, каким же благословением были узы, которые они разделяли. Их преданность и доверие друг другу помогли им выжить в недавнем походе. Торин понимал, что теперь, когда королевство было отвоёвано, им придётся полагаться друг на друга не меньше, чем прежде.

Когда-то у Торина тоже был брат, и он вдруг спросил себя, было бы всё иначе, если бы Фрерин дожил до возвращения Эребора? Безусловно, он помог бы старшему брату разделить бремя ответственности, и оно не легло бы столь тяжкой ношей на плечи юных сыновей их сестры, Дис. Тогда Фили и Кили были бы свободны следовать не только долгу, но и своему счастью.

Но мечтать о том, что могло бы быть, было бессмысленно. Торин слишком хорошо усвоил один важный урок: никому не было позволено выбирать свою судьбу. Он мог только принять брошенный ему вызов.

***********

Только через несколько часов после ужина Фили смог уйти от поздравлявших его советников и друзей и направиться к жилищу Железнобоков. На самом деле было уже достаточно поздно, и если бы у него было менее важное дело, он отложил бы свой визит до утра. Но он не мог заставлять Сиф так долго ждать.

Однако, несмотря на поздний час, когда Фили пришёл, лорда Железнобока всё ещё не было дома, поэтому его встретил брат Сиф, Фрейр. Казалось, он был ничуть не удивлён просьбой принца поговорить с его сестрой.

- Она может не захотеть видеть тебя, - предупредил он.

- Пожалуйста, - настаивал Фили, - Передай ей, что я принёс добрые вести.

Фрейр кивнул, а потом пристально посмотрел на принца. Очевидно, его одолевали сомнения в том, должен ли он защищать сестру от того, кто однажды уже причинил ей боль. Однако вскоре его взгляд смягчился и, жестом предложив Фили подождать в смежной комнате, он вышел, чтобы найти Сиф.

Стоя неподвижно в роскошно обставленной гостиной, Фили не замечал ничего - ни богато изукрашенных жаровен, ни позолоченных ламп, ни расшитого драгоценными камнями гобелена, изображавшего историю дома Железнобоков. Он думал только о Сиф, мысленно представлял её заплаканное лицо, перепачканное сажей. Он почти ненавидел себя за то, что стал причиной её несчастья. Как он мог думать, что сможет примириться с самим собой после того, как так жестоко её разочаровал?

Проходили минуты, и Фили начинал терять терпение. Он не хотел ни на мгновение продлевать печаль и неуверенность Сиф. Почему она не пришла? Неужели теперь она рассердилась на него всерьёз? Возможно, она больше не может ему доверять? Или что ещё хуже, она была слишком несчастна, чтобы позволить себе видеть его сейчас?

Фили уже подумывал о том, будет ли грубостью, если он, гость, сам отправится на поиски хозяина, когда Фрейр вошёл в гостиную через внутреннюю дверь. А несколько мгновений спустя за ним в комнату неохотно вошла его сестра. Её лицо было чистым и сухим, но глаза всё ещё были опухшими от недавних слёз.

- Фили? - осторожно спросила Сиф.

Девушка сжимала в кулаках юбки, как будто была готова в любую минуту броситься наутёк.

- Я пришёл, чтобы сказать тебе: теперь я свободен, и могу ухаживать за тобой, - просто сказал ей Фили.

Её лицо просветлело, хотя ей всё ещё было трудно ему поверить.

- Но Черновласы… - тихо возразила она, - Разве ты не должен…

- Кили уладил это для меня.

Молодая гномка молча смотрела на него, и он продолжил:

- Сиф, теперь нам ничто не мешает. Я собираюсь объявить о своих намерениях.

Отпустив юбки, она подбежала к нему, и Фили поймал её в объятия.

- О, Фили, я была уверена, что в этот раз потеряла тебя, - зашептала она, прижимаясь головой к его плечу.

- Это я думал, что потерял тебя, - блондин глянул на Фрейра, глазами спрашивая у него разрешения продолжать, но, казалось, Фрейр уже отказался от идеи защищать сестру.

- Сиф, прости, что причинил тебе боль, - сказал Фили, легонько поглаживая её по волосам.

- Всё хорошо, - она крепко обнимала его, - Теперь всё хорошо.

Она разжала руки и посмотрела ему в лицо, улыбаясь радостной, игривой улыбкой, той самой улыбкой, которую часто дарила ему прежде.

- Завтра я поговорю с твоим отцом. Сегодня уже немного поздно.

- Немного поздно говорить со мной о чём?

Обернувшись, Фили увидел самого лорда Железнобока, который стоял у входа и смотрел на молодого принца острым, оценивающим взглядом.

- Я хочу ухаживать за вашей дочерью, - сказал старший племянник короля, и Сиф отошла от него, чтобы соблюсти приличия, хоть и продолжала крепко сжимать его руку.

- Полагаю, в последнее время она сильно страдала из-за тебя, - ответил лорд Железнобок, и хотя Фили полагал, что этот факт мог послужить в его пользу, сейчас он обернулся против него.

- Adad, - запротестовала Сиф, но принц понимал, что именно он должен принять вызов её отца.

- К моему огромному сожалению, это правда, - признался он. Лорд Железнобок явно ждал объяснений, и он продолжил, - Я хотел её защитить. Я знал, что не могу начать ухаживать за ней до того, как приезжие послы представят мне своих дочерей. Я думал, что будет неправильно давать Сиф обещания, которые я не могу выполнить открыто. Но я всё равно её разочаровал. И мне очень жаль. Я никогда не хотел причинять ей боль.

- Я понимаю.

- Теперь же я уделил нашим гостям всё то внимание, которого требовал мой долг, и мне больше не нужно обеспечивать поддержку , заключая брачный союз. Я наконец-то свободен и могу открыто объявить о своих намерениях по отношению к Сиф вам и всему Эребору.

Что бы поначалу не думал о его поведении отец Сиф, Фили надеялся, что сейчас ему удалось убедить будущего тестя в том, что он всегда хотел оказать ей честь. Лицо лорда Железнобока смягчилось.

- Я знаю тебя с детства. Ты всегда был хорошим парнем, - сказал он, - Ты можешь ухаживать за моей дочерью.

Фили поклонился ему.

- Благодарю вас, Ваша Светлость.

Лорд Железнобок ещё какое-то время смотрел на свою дочь и принца, лицо его теперь стало почти ласковым, потом он вышел, забрав с собой сына.

- Фили… - Сиф посмотрела на него, застенчиво улыбаясь, и принц подумал, не смутилась ли она, как и он, вспомнив вчерашний поцелуй.

Он знал, что наверняка не осмелился бы целовать её так, если бы не думал, что это его последний шанс. Он нежно обхватил ладонями её лицо и прижался губами к щеке.

- В этот раз давай не будем спешить.

Она просто улыбнулась ему в ответ.

- У меня есть для тебя подарок. Я сделал его почти месяц назад, но не думал, что он понадобится мне сегодня, - сказал Фили, - Думаю, мне придётся вернуться завтра.

- Да, пожалуйста.

Сиф снова обхватила его за талию, прижалась молча. Фили ткнулся лицом ей в макушку. От её волос до сих пор исходил лёгкий запах кузнечного горна и каких-то тёплых смолистых духов.

- Фили, - сказала она наконец, - Ты сказал, что твой брат уладил проблему с Черновласами. Это значит…

- Кили заключил брачный договор, которого они хотели.

- О, - Сиф подняла на него взволнованные глаза, - Бедный Кили! Мне так жаль, что они с Тауриэль не могут…

- Мне тоже.

- Он сделал это ради нас, так ведь? Этот политический брак.

- Да.

- Тогда я обязательно должна его отблагодарить, - Сиф вытерла влажные глаза.

- Не плачь, - попросил он, - Думаю, ты уже достаточно наплакалась за последнее время.

- Я знаю, - она испустила тихий, полный иронии смешок, - Будь уверен, теперь у меня есть всё для того, чтобы быть абсолютно счастливой.

- Хорошо, - он поцеловал её в лоб и отстранился, - Увидимся завтра.

- Спокойной ночи, Фили.

- Спокойной ночи, моя дорогая Сиф.

***********

Вот уже несколько часов Кили праздновал свою победу - или скорее, поражение - в шахтёрской пивной под королевским дворцом. Сейчас он был далёк от трезвости, и хоть совсем этим не гордился, просто сегодня у него была единственная возможность отдаться своему горю. Завтра ему придётся забыть о собственных бедах и снова стать верным своему долгу принцем, братом и женихом. Поэтому Кили подумал, что заслуживает хотя бы нескольких коротких мгновений, чтобы признать свои горести и, возможно, утонуть в них, прежде чем навсегда оставить всё позади. Было бы очень тяжело не позволить себе хотя бы один вечер, в который он мог бы признаться самому себе в том, насколько он несчастен.

Кили не очень удивился, обнаружив, что выпивка не сделала его менее чувствительным к боли. Теперь он был не только несчастен, но и пьян. Сейчас он просто делал то, что обычно делали люди, когда теряли кого-то, то есть пил, и этот факт служил ему небольшим утешением и оправданием, ведь он делал то единственное, что мог, хоть это было и бессмысленно. Возможно, он снова вёл себя безответственно. Но от ответственности он ужасно устал.

Сделав большой глоток свежего эля, Кили поднял глаза и понял, что за столиком он уже не один. Он узнал чудную шляпу своего соседа ещё до того, как смог сфокусироваться на лице её обладателя. Бофур, несмотря на то, что благодаря доле в возвращённой сокровищнице он мог теперь позволить себе одеваться намного приличнее, до сих пор предпочитал свою старую ушанку из овчины.

- Кажется, сегодня вечером ты напиваешься в одиночку, - с сочувствием заметил мориец, отхлебнув из своей кружки.

- Я хочу быть один, - объяснил Кили и тотчас же устыдился своих слов, потому что они прозвучали намного более угрюмо, чем он того хотел.

Но его собеседник, похоже, совсем не обиделся.

- То, что ты сегодня сделал, - Бофур неопределённо махнул рукой вверх, в сторону зала Совета, - Не думай, что никто, кроме твоего брата не знает, чего тебе это стоило.

Кили только кивнул, ответить он был не в состоянии.

- Тауриэль была настоящим сокровищем твоей жизни, и мне жаль, что тебе пришлось её потерять.

Бофур был одним из немногих свидетелей того, что произошло между младшим племянником Торина и эльфийкой в Озёрном городе, и поэтому всегда понимал, как много Тауриэль значила для него. И теперь Кили был благодарен другу за эти слова, хоть и не знал, как это показать.

- На самом деле она никогда не была моей, Боф, - наконец заговорил молодой гном, сделав ещё один хороший глоток, - Как я вообще мог подумать… Ей не место в моём мире. Она б’ла, как один из тех голубых цветочков, к’торые когда-то росли дома в горах, или как… как Луна, - его взгляд затуманился, когда он вспомнил о Тауриэль, которая казалАсь ему такой же сияющей, как сам небосвод, - Т’кая красивая, и она сияет над тобой, и ты думаешь, что она твоя, п’ка она не превратится в тоненькую полоску и не исчезнет. А потом ты п’нимаешь, что ты дурак, раз думал, что нечто т’кое чистое и далёкое могло бы быть предназначено для тебя, - Кили снова посмотрел на Бофура, и его взгляд стал ясным и острым, - Тауриэль всегда была слишком хороша для меня.

- Думаю, ей было бы жаль слышать это от тебя, - мягко ответил Бофур, но младший принц уже почти не слушал его, он был слишком поглощён рассказом о глубинах собственной трагической глупости.

- О, я знал, - настойчиво продолжал Кили, - С того самого момента, как я увидел её, я знал, что она не для меня. Ты знаешь, что со мной не так? - он резко взмахнул рукой, чуть не расплескав недопитое пиво, - Я никогда с’бя не слушаю. Я просто пру напр’лом и втягиваю в это себя и других.

- Слушай, парень. Говорю тебе, сегодня ты хорошо поработал, - говорил Бофур, пока Кили допивал свой эль, - Ты ничего больше сделать не мог, а от таких разговоров толку не будет.

Молодой гном с отвращением глянул в свою пустую кружку и отодвинул её на край стола.

- С меня хватит. Я п’шёл домой.

Он поднялся со стула, и окружающий мир угрожающе закачался. На какое-то мгновение Кили с надеждой подумал, что гора сейчас и впрямь низвергнется на него и положит конец его страданиям.

- Парень, ты не в том состоянии, чтобы куда-то идти, - добродушно заметил Бофур.

- Точно.

- Наш дом недалеко отсюда. Мы с Бифуром присмотрим за тобой, а рано утром отведём домой.

Бофур допил своё пиво и подошёл к Кили. Тот с благодарностью обнял товарища за плечи и позволил старшему (и намного твёрже стоящему на ногах) гному увести себя из пивной. Последние слова морийца на мгновение отвлекли его от мыслей о собственном разбитом сердце. Он подумал, что лучше бы Бофур не беспокоился о том, чтобы отправить его домой слишком рано, потому что Кили не сомневался, что к тому времени он будет чувствовать себя крайне паршиво.

**********

Тауриэль не была удивлена, обнаружив, что Зеленолесье находится не так уж далеко от Кили, чтобы помочь ей не думать о нём. В конце концов от леса до Эребора было всего два дня верховой езды. И дело было не только в том, что здесь онга встретила Кили, просто именно он впервые придал ей мужества и уверенности для того, чтобы покинуть свой дом. И теперь, снова гуляя между знакомых деревьев, она всё ещё чувствовала притяжение внешнего мира, тоску в сердце, которая всегда будет напоминать ей об одном молодом, беспокойном гноме.

Нет, она не сможет оставаться здесь долго. Она должна проститься со своим королём, с близкими друзьями и снова отправиться… куда-нибудь. Тауриэль пока не знала, куда. В Холлин через горы? Вниз по Великой реке, а потом в Рохан? Или, возможно, она отправится ещё дальше на юг, чтобы увидеть море? Войдя в приёмную королевского дворца, она решительно направилась в покои Трандуила, когда услышала знакомый голос, зовущий её по имени.

- Тауриэль! Meldis!*

Обернувшись, она увидела принца, который стоял рядом с группой стражников, с которыми только что разговаривал. Она видела их, но была слишком погружена в собственные мысли и не заметила вспышки ярких светлых волос старого друга. Было довольно неприятно осознавать, что она оказалась настолько рассеянной, но Тауриэль старалась не думать о том, что в последний раз она была в этих залах вместе с Кили.

- Леголас! - выдохнула она, - Я не думала, что встречу тебя здесь.

- Я приехал домой на сезон, - объяснил он ей, - Скоро минует восемьсот лет со дня смерти моей матери, и я не мог позволить отцу предаваться воспоминаниям о ней в одиночестве.

Поражённая, Тауриэль кивнула. Она знала, что покойная королева всегда была камнем преткновения между Леголасом и его отцом, и теперь была удивлена тем, что принц так скоро вернулся из своего добровольного изгнания, особенно потому, что это произошло по той самой причине, которая когда-то вызвала разрыв в отношениях отца и сына. И всё же, возможно, это было не так уж и странно, что женщина, которую они оба любили, наконец-то начала примирять своих мужа и сына.

- А что привело сюда тебя? - продолжил Леголас, его лицо стало замкнутым и застенчивым, хотя на нём читался интерес, - Я слышал, что ты стала посредником между лесом и горой.

- Я ухожу навсегда, - сказала Тауриэль, сама удивляясь тому, с какой лёгкостью говорила ему об этом, - Мне там больше не место.

- Что? - лицо эльфийского принца исказилось от изумления, - Но мне сказали, что ты и племянник короля гномов…

- Всё кончено.

Взгляд Леголаса стал жёстким.

- Он ввёл тебя в заблуждение…

- Нет, - оборвала его Тауриэль, - Кили ни в чём не виноват. Просто наше совместное будущее стало невозможным. Политика иногда бывает жестокой.

- Ах, - Леголас внимательно наблюдал за ней, и хоть его подозрения ослабли, но не рассеялись окончательно. И всё же, когда он заговорил, в его голосе звучало сочувствие, - Мне жаль, - и, помолчав минуту, добавил, - Прости меня.

- Да, - тихо ответила она.

Она знала, что с самого начала он не одобрял её чувства к Кили, но она не могла потерять из-за этого кого-то ещё, тем более давнего и дорогого друга. Тауриэль чувствовала, что снова готова расплакаться. Эта новая тенденция терять контроль над своими эмоциями очень огорчала её. Сможет ли она когда-нибудь вернуть своё былое самообладание, или же любовь к смертному навсегда сделала её слабой?

- Я так рад видеть тебя, - сказал Леголас, и теперь звук его голоса показался ей тёплым и знакомым, как раньше.

А потом он опять удивил её, притянув к себе в объятия. Тауриэль легко обхватила руками его плечи. Она сделала это инстинктивно. Она нуждалась в этом, в его утешении и примирении с ним намного больше, чем думала.

- Леголас, я тоже очень рада тебя видеть, - прошептала она, и две слезинки наконец вытекли из её глаз, впитавшись в его рубашку.

Тауриэль отпустила его только тогда, когда смогла снова взять себя в руки, и если принц и заметил её слабость, то не подал виду.

- Ты, должно быть, проголодалась с дороги, - сказал он, - Я собирался пригласить сегодня на ужин наших друзей по гвардии. Может, ты присоединишься к нам?

- С удовольствием.

Встреча со старыми друзьями смогла бы отвлечь её от печали. Было бы здорово вновь вернуться к той части её жизни, когда её счастье не имело ничего общего с Кили. Леголас улыбнулся.

- Идём, - сказал он и направился во дворец. И как она часто делала раньше, повинуясь приказам своего принца, Тауриэль расправила плечи и последовала за ним.

* друг женского рода (синд.)

========== Её лица я не забуду никогда ==========

- Ты совсем не похожа на остальных эльфов, которых я видел.

Тауриэль пристально всматривалась в туманный горизонт, за краем которого лежало запретное для неё Зеленолесье, но услышав голос Кили, повернулась к нему. Гном сидел напротив неё на большом валуне. Укутанный от зимней стужи в тёплое пальто, подбитое густым тёмным мехом, он ужасно походил на маленького, коренастого медведя.

- Ты такая быстрая и… И яркая, - продолжил он в ответ на её любопытный взгляд, - И это не только из-за того, что ты делала, когда исцеляла меня. Что бы это ни было.

“Интересно, что же он тогда видел?” уже не в первый раз задавала себе вопрос Тауриэль.

- Есть что-то в том, как ты движешься. Как будто танцует пламя свечи, - Кили чуть заметно покраснел, но глаз от неё не отвёл, и Тауриэль поймала себя на том, что очарована его способностью быть одновременно дерзким и застенчивым.

И всё же, несмотря на всё, что она сделала для него за две недели с момента их первой встречи, это был всего лишь второй раз, когда им посчастливилось говорить наедине. Неудивительно, что гном был смущён, она и сама до сих пор чувствовала себя очень застенчивой. Но ещё больше она была рада: он нашёл её, как и обещал, на опустевшем поле битвы на Вороньей высоте до того, как шум и суета повседневной жизни окружили их и развели по разные стороны намного более решительно, чем хаос битвы. Она хотела его больше, чем ей было дозволено, и теперь была одновременно взволнованна и напугана тем, что её желание исполнилось.

- И сколько других эльфов ты знал? - спросила она.

Скорее всего, не много, раз она показалась ему уникальной. Гном пожал плечами.

- Ну, несколько. На самом деле до того, как мы попали в Ривенделл, всего одного или двух.

- Ты был в Имладрисе? - возбуждённо спросила Тауриэль.

Она знала, что Кили пришёл с Запада, но он определённо ничего не говорил о том, что посещал это легендарное место, когда они беседовали в королевской тюрьме. Хотя она, конечно же, понимала, что тогда он был совсем не расположен рассказывать ей обо всём, ведь как бы дружелюбно она себя ни вела, она всё равно была его тюремщиком.

- Эм… - Кили был явно озадачен её вопросом.

- На всеобщем, это и есть Ривенделл, - поправилась она.

Поняв её слова, он улыбнулся.

- Конечно! Мы заходили туда по пути из Шира. Ну, на самом деле мы этого не планировали; боюсь, мой дядя никогда особо не доверял эльфам, - последнюю фразу он произнёс с виноватым видом.

- И на что это похоже? - мечтательно спросила Тауриэль.

- Там сотни водопадов. Дом построен прямо на них, и они каскадом устремляются вниз по обе стороны расселины. А по утрам долина наполняется туманом, и когда солнце выглядывает из-за Мглистых гор, весь мир превращается в золото.

- О, Кили, я бы так хотела когда-нибудь увидеть это, - выдохнула она, не отрывая взгляда от его лица, хотя перед глазами стояло видение, которое он только что ей описал.

- Тебе понравится.

- Признаюсь, что хотя я и видела, как некоторые из твоего народа приходили в Зеленолесье для торговли, - добавила эльфийка после короткой, полной дружелюбия паузы, - Но ты был первым гномом, с которым я заговорила.

Кили усмехнулся ей.

- Правда?

- Да.

- Ну тогда, наверное, я не смогу приписать себе большой заслуги в том, что был очаровательным, - весело заметил он притворно-самоуничижительным тоном.

- Должна ли я на это отвечать? - она поддразнивала его, но не потому, что хотела разочаровать, просто она знала, что правда может прозвучать слишком уж откровенно.

- Пожалуйста, не надо; пощади мою гордость, - ответил он в том же духе, и опять сверкнул той бессознательно ослепительной улыбкой, которая с самого начала так очаровала её.

Тауриэль тоже слегка покраснела.

- Можешь мне поверить, - сказала она и вдруг осознала, что на самом деле хочет, чтобы он знал, что её тянет к нему, хотя до сих пор всё ещё слишком стеснялась, чтобы прямо признаться в этом, - Не думаю, чтобы мне захотелось остаться и поговорить с твоим товарищем Двалином, как бы мне ни было любопытно.

Кили хихикнул.

- А как же мой брат? Все девушки говорят, что он красивый.

- Возможно, я бы тоже так сказала, если бы он не бросал на меня такие злобные взгляды из дальнего угла своей камеры, - лукаво ответила она.

- Неужели? - в голосе Кили звучало удивление, - Обычно Фи даже слишком вежлив. Но когда он бросает на тебя свирепые взгляды, ты удивляешься, зачем ему вообще нужны все эти ножи.

- В таком случае, думаю, он смотрел так потому, что мы отобрали у него кинжалы. Перед тем, как запереть его в камере, Конор вытащил у него несколько лезвий.

- И всё-таки ты посчитала, что меня обыскивать не стоит, - заметил Кили, и в его голосе не было и тени юмора.

- Ты не стал бы так отчаянно просить оружие против пауков, если бы у тебя было припрятано хоть что-нибудь, - так же спокойно ответила Тауриэль.

При этих словах Кили слегка улыбнулся. Тауриэль была не уверена, что сказать дальше, но к счастью Кили избавил её от этой необходимости. Он порылся в своём мешке и вытащил несколько свёртков, в которых скорее всего была еда.

- Вот, - он предложил ей на выбор несколько кусочков сухого, комковатого печенья, - Боюсь, выглядит не слишком аппетитно. С припасами у нас туго, пока на следующей неделе не прибудут ещё солдаты Даина с провизией. Хотя, если добавить мёда, и сухарник не так уж плох, - он протянул ей маленький глиняный кувшинчик, - Последняя заначка Бомбура. не знаю, где он это взял. Я обменял его на мой последний табак.

- Сухарник? - спросила Тауриэль, покусывая краешек печенюшки.

Она оказалась жёсткой и совершенно безвкусной.

- Так его называет Бофур, - пробурчал Кили с набитым ртом.

Тауриэль пришлось довольно долго ждать, пока он прожуёт и проглотит, прежде чем продолжить:

- Какой бы маленький кусочек ты ни откусил, так легко его в горло не пропихнёшь. Хорош он в основном, как работа для челюстей.

Кили глотнул воды из своего бурдюка и, увидев её весёлое лицо, рассмеялся, проливая воду себе на подбородок. Гном вытер губы рукавом, а затем смущённо улыбнулся ей, на миг высунув кончик языка. И на какое-то удивительное мгновение Тауриэль подумала, каково это было бы, поцеловать этот весёлый задорный рот.

Но она это знала, и с осознанием пришло другое воспоминание о тёплом летнем дне и моменте, который они тайком разделили во время совместного патруля. Склоняясь над Кили, Тауриэль чувствовала запах травы, примятой его телом, и речной воды, который исходил от его влажных волос.

- Я правда не знаю, что бы я делалабез тебя, - прошептала она, почти касаясь губами его губ, и ощутила, как он улыбнулся.

Она прижалась ближе, и лёгкое касание превратилось в настоящий поцелуй. Гном крепко сжал её талию, приподнял так, чтобы ей не нужно было наклоняться. Кили до сих пор был полуобнажённым, как сразу после падения в реку. Его рот был тёплым и сладким, язык легонько тёрся о её губы, вызывая чувство щекотки. Тауриэль целовала его так свободно только однажды, тем вечером у камина, и тогда она в равной степени была удивлена и смущена. Сегодня она знала только, что любит его, и чтобы выразить это, одних слов было уже не достаточно. Она пошевелилась, когда он обнял её, прижала ладонь к его пушистой груди. Теперь время измерялось стуком его сердца и после нескольких таких ударов Кили опустил её на себя и поднял руки к её лицу, прочёсывая пальцами волосы.

Под берегом, где они лежали, тихо журчала река, а сверху, над ними, пела флейта Дариона. Но Тауриэль почти не слышала всех этих звуков…

Эльфийка осторожно встряхнулась, поудобнее усаживаясь в кресле в своей комнате на вершине дерева. Она не спала - в действительности она почти совсем не спала с тех пор, как рассталась с ним несколько дней назад - и всё равно видела сны. Это был особый дар её народа-возможность жить в воспоминаниях так же ярко, как и в мечтах, но она редко пользовалась этой способностью. Тауриэль всегда втайне не одобряла тех более древних представителей своей расы, которые по её мнению намного больше думали о прошлом, чем жили в настоящем или смотрели в будущее. То, что было в прошлом, ушло и не было смысла оплакивать непоправимое, намного лучше было ценить то хорошее, что у тебя было сейчас.

Теперь она понимала, почему кто-то мог желать оглядываться назад, отчаянно цепляясь за прошлые радости, которые были слишком драгоценны, чтобы их потерять. Для неё было утешением, пусть и не большим, вспоминать голос Кили, его жесты, улыбку, и живя в том единственном месте, где она могла быть с ним - в воспоминаниях - она была почти счастлива. И всё же…

Тауриэль не могла позволить себе стать похожей на тех эльфов, что вызывали её беспокойство, намертво привязанных к прошлому, которые всё меньше и меньше были частью живущего мира, когда всё больше времени отдаляло их от воспоминаний. Она не могла предать себя, избрав вместо жизни отстранённое созерцание, которое когда-то в глубине души презирала. А ещё она не могла предать Кили, который несомненно хотел бы, чтобы она оставалась той яркой, юной эльфийкой, которую он любил, а не стала тенью, мечтающей о прошлом. Она должна была доказать, что достаточно сильна для того, чтобы энтузиазм и радость, которые Кили подарил ей, стали частью её жизни.

Как она могла почитать и ценить его, если позволяла его дарам оставаться одним лишь воспоминанием. Если она не сможет найти способ нести его с собой по жизни, тогда за то, что она отдала свою любовь смертному, её и впрямь нужно было бы пожалеть.

Тауриэль с усилием встала с кресла, на какой-то короткий миг почувствовав боль, поднялась в спальню и взяла с туалетного столика серебряный гребень. Расчёсывая спутанные волосы его первым подарком, Тауриэль напоминала себе, что Кили до сих пор всё ещё был с ней. Ради него она могла сделать то, что должна. Можно было начать с обыденного, например, одеться, чтобы снова стать активной воительницей и защитницей своего дома. Где бы он в конечном итоге ни оказался.

**********

- Давно ты знаешь, что Фили влюблён в дочь лорда Железнобока?

Дис подняла глаза от куска глины, который она удерживала на гончарном круге, и посмотрела на брата, лицо её выражало лёгкое удивление.

- Я убедилась в том, что у него есть к ней чувства, этой весной, хотя и знала, что она любит его с тех пор, как вы ушли из Синих гор, - ответила она.

Торин молча ждал дальнейших объяснений сестры, пока она осторожно формировала из глины простой цилиндр, из которого потом могла выйти кружка или ваза. Вокруг них полки её мастерской были заполнены готовыми изделиями, которые вскоре могли украсить рынок Дейла или других дальних городов.

- Не трудно было догадаться, что она ждала новостей о нём, - наконец продолжила Дис, - За один месяц она столько раз спрашивала о нём, сколько я видела её здесь за целый год.

- Она всегда была тихоней, - согласился Торин, - Интересно, как Фили вообще её заметил?

Конечно, она была очаровательной девушкой, с золотистыми волосами, ярко-голубыми глазами и пухленькими щёчками, но даже все эти прелести не объясняли, как он мог заинтересоваться таким застенчивым существом, которое всегда пряталось в глубине комнаты, не говоря уже о том, что вокруг было полно других красавиц, готовых принять его внимание. Конечно, Торину был прекрасно известен тот факт, что у его племянников всегда было достаточно поклонниц. Дис усмехнулась.

- Я уверена, что она заметила его первой, и подозреваю, что Сиф может быть не такой уж тихой, когда знает, чего хочет.

- Надеюсь, что так, если он женится на ней, и она станет королевой.

- Ты не одобряешь этот брак? - спросила Дис, в её вопросе не было осуждения.

- Я не возражаю. Я просто не знал, что он уже принял решение. Когда он согласился жениться на дочери Андвари, я и понятия не имел, что он выбрал бы другую, если бы мог.

- Он очень старался ничем не выдать своих чувств, - ответила Дис, - Не забывай, я его мать. Я знаю даже то, чего он мне не говорит.

Торин кивнул; даже если бы он был отцом своих наследников, всё равно оставались вещи, которые могла заметить только мать.

- Я всегда надеялся, что Фили проявит свою склонность, так что я не собирался давить на него, - сказал он, - Он всегда был верен своему долгу, и я никогда не беспокоился, что его выбор мог повредить королевству.

- Как ты думал о Кили? - Дис перестала вращать колесо, ожидая от брата ответа.

- Все эти споры не его вина. Если бы я не впал в драконий недуг, даже то, что Кили выбрал эльфийку, вряд ли могло бы вызвать такую катастрофу, - конечно, были бы возражения, но вряд ли дело дошло бы до того, чтобы ставить под сомнение право Фили на трон, - Теперь я уверен, что Кили никогда не стал бы ставить Тауриэль выше своего долга.

- А раньше ты в этом сомневался, - заключила Дис.

- А что мне было думать? Он едва не сбежал с ней.

- Я знаю, - она смотрела вниз, на ожидающую её глину, но не прикасалась к колесу. Внезапно она снова взглянула на Торина и спросила, - Скажи мне: если бы всё было иначе, ты позволил бы Кили жениться на Тауриэль?

Король вздохнул.

- Ты просишь изменить то, чего изменить нельзя. Но да, полагаю, я сделал бы это.

Дис кивнула, и он понял, что ей нужно было услышать о него это, как для себя, так и ради своего сына. Он до сих пор отчётливо помнил, как она ярилась, когда он заявил, что в случае Кили любовь не имеет значения. Она восприняла его слова, как насмешку над тем, что её собственный ничем не примечательный, но полный любви брак так много значил для неё.

- Думаешь, Кили будет очень несчастен в этом вынужденном браке? - с осторожностью спросил Торин.

- Не уверена, - её глаза ярко блестели, - Я бы сказала да, но… То, что он сам решился на это ради Фили, позволяет мне надеяться, что он всё же сможет найти в этом хоть что-то хорошее, - Дис испустила долгий печальный вздох, - Но я знаю одно: он никогда не забудет Тауриэль. Махал создал наши сердца, как и нас самих, из камня, и в них навсегда отпечатываются имена тех, кого мы любим.

- Да, я тоже так думал, - согласился Торин.

Он многое понял, наблюдая за сестрой, которая упорно отказывалась от повторного брака, несмотря на многочисленные предложения от нескольких достойных (и весьма высокопоставленных) поклонников в Синих горах.

- Я только надеюсь, что юная Ауда не станет обижаться на него за это, - помолчав немного, добавила Дис, а потом опять крутанула своё колесо.

**********

Через несколько дней после голосования Сиф нашла Кили в приёмной, где гости собрались к ужину. Младший принц как раз беседовал с одним из молодых воинов из клана Огнебородов, когда увидел, что она ждёт возможности с ним поговорить. Последний раз он видел её в шахтёрской пивной больше недели назад. Сегодня она была одета более официально: в платье, а не в рабочую рубашку и брюки, но тем не менее, он видел в её глазах ту же тревогу, что и в тот день, когда она осторожно выспрашивала его о Фили.

Когда Кили освободился, Сиф подошла и некоторое время неловко стояла рядом, явно раздумывая, не следует ли ей поклониться, и Кили почувствовал облегчение, когда она этого не сделала.

- Добрый вечер, Сиф, - сказал он, надеясь избежать любых официальных приветствий.

Он знал, что она собирается сказать, и не хотел, чтобы она начинала с титулов. Для подобных церемоний они были теперь слишком тесно связаны. Казалось, девушка подумала о том же, потому что сказала без всяких предисловий:

- Кили, спасибо, что дал нам с Фили шанс.

Хоть Кили и ожидал от неё чего-то подобного, но всё равно не знал, что ответить. Он знал Сиф и понимал, что сейчас они оба чувствовали гораздо больше, чем можно было выразить обычными словами благодарности.

- Не за что, - наконец сказал он.

Она смотрела на него, нахмурив светлые брови.

- Не думай, что я не понимаю, как всё это чудесно. Правда в том… - из её глаз вытекли две одиноких слезинки, - Я не знаю, как радоваться, понимая, что я могу быть счастлива только потому, что ты не можешь.

- Сиф… - Кили осторожно положил руки ей на плечи.

Проведя столько времени с Тауриэль, было немного странно вспоминать, что большинство женщин в его жизни были ниже его ростом. Однако рядом с Сиф этот контраст не вызывал в нём такой боли, как в случае с Аудой.

- Ты не виновата. Мне пришлось бы жениться, что бы ни случилось.

Она пристально смотрела на него, и голубизна её глаз была немного темнее, чем у его брата.

- Ради Фили ты отдал так много, - сказала она, - Я никогда не смогу отплатить тебе.

- Просто… Будь счастлива, - сказал он, снова не зная, как выразить всё, что их связывало.

Он легонько сжал её плечи и отпустил.

- Я постараюсь, - сказала Сиф, и Кили показалось, что она испытала облегчение, получив от него разрешение на это, - Я бы хотела… Чтобы ты нашёл возможность быть с ней.

- Спасибо.

Сиф порывисто сжала его ладонь и поцеловала её, а затем, украдкой глянув Кили через плечо, повернулась и поспешила прочь. Обернувшись, принц увидел приближающуюся Ауду. Неужели Сиф почувствовала себя неловко потому, что они говорили о Тауриэль, или же оттого, что Фили чуть не женился на благородной леди из клана Черновласов?

- Это та самая девушка, которую выбрал ваш брат? - спросила Ауда, останавливаясь рядом с женихом.

- Да. Сиф Железнобокая.

- Жаль, что мы разминулись, но я уверена, что мы скоро встретимся, - и помолчав, она задумчиво добавила, - Думаю, я ей не нравлюсь, ведь ожидали, что Фили женится на мне. И я её не виню.

Кили подумал, что сама Ауда тоже могла быть не в восторге от Сиф по той же причине, но если это и было так, она ничем не выказывала своих чувств.

- Она просто очень застенчива, - сказал Кили, пытаясь защитить Сиф, - Она даже ни разу не заговорила с Фили до того самого дня, пока он не ушёл в поход. Думаю, она не верила, что увидит его снова. Она плакала, и Фили был очень смущён и расстроен. А потом он просто забыл об этом, пока она не приехала сюда. Но я уверен, что она его никогда не забывала.

Кили не совсем понимал, зачем он рассказывает Ауде всё это. Наверное, он хотел, чтобы она поняла, как важно было, чтобы его брат мог быть с той, кто любила его. И казалось, Ауда поняла это, по крайней мере отчасти, потому что она ответила:

- Я видела, как она говорила с вами. У неё, должно быть, очень доброе сердце.

В наступившей тишине Кили воспользовался случаем, чтобы поразмышлять о том, насколько сильно эта вороноволосая красавица отличалась от обеих женщин, на месте которых она могла бы быть: светловолосой Сиф или огненной Тауриэль. Ни в изгибе её угольно-чёрных бровей, ни в тёмных тенях смуглой кожи не было ничего, что напоминало бы ему о полупрозрачной, звёздной красоте эльфийки, но Кили не мог сказать, было ли это различие благословением или проклятием. Возможно, он всегда будет смотреть на Ауду и видеть только то, что она ничем не похожа на его первую и единственную любовь. Было бы ему легче, если бы у них с Тауриэль было хоть что-то общее: оттенок волос или форма глаз? Ауда прервала его размышления.

- Полагаю, в нашу первую встречу я обидела вас. Мне очень жаль, - сказала она, - Мне следовало хорошенько подумать, прежде чем судить вас, совсем вас не зная. Я думала, вы выбираете любовь, потому что не понимаете долга. Я вижу, что ошиблась, - её лицо смягчилось, выдавая робкое нетерпение, - Мы всё ещё едва знакомы, но я бы хотела узнать вас лучше.

- И что бы вам хотелось знать? - спросил Кили.

Она была женщиной, с которой он согласился провести свою жизнь, и всё же он понятия не имел, с чего начать. В разговорах с Тауриэль у него никогда не было такой проблемы. Ауда ненадолго задумалась.

- Вы были самым младшим из тех, что отправились в поход, не так ли?

- Только на полгода. Ори родился в том же году, что и я, - когда-то он дорожил своим положением самого младшего члена отряда, но теперь это время казалось таким далёким.

- Полагаю, вы готовились к этому всю свою жизнь, - задумчиво проговорила она, явно очарованная тем фактом, что он должен был быть избран для такой судьбы.

- Да. Хотя мама всё равно не хотела нас с Фили отпускать. Но я думаю, она сказала бы “нет”, даже если бы нам обоим было по сто лет, - сказал Кили, изо всех сил стараясь оживить разговор.

И опять он подумал о том, насколько легче ему было рассказывать Тауриэль о любви матери и о том, как она, беспокоясь о нём, заставила его дать ей обещание вернуться.

- Я слышала, что без вас отряд не смог бы сбежать из Лихолесья, - сказала Ауда, и по её голосу было понятно, что она гордилась его подвигами, - Это правда?

- О, ну мы все были в бочках, которые сгрудились у речных ворот; видите ли, там был эльфийский форт. Эльфы были слишком заняты орками Азога, чтобы обращать на нас внимание, но попав в ловушку без оружия, мы все оказались в роли подсадных уток, или проще говоря, гномов в бочках, - как он и ожидал, она рассмеялась, - Моя бочка упёрлась прямо в стену, и я увидел рычаг, которым можно было открыть ворота. Я вскарабкался наверх и нажал на него, чтобы мы могли сбежать.

- Но правда в том, что меня едва не убили, - продолжил он, - Я поймал стрелу в бедро. Само по себе это не так уж страшно, но проклятая штуковина была отравлена. Сначала мы этого не знали; было не понятно, почему рана становится всё хуже. Я чуть не умер от лихорадки, и меня не было с Торином, когда он впервые вошёл в гору. Фили оставался со мной в Озёрном городе, пока я выздоравливал.

- Значит, тогда Тауриэль исцелила вас и спасла вашу жизнь?

Кили кивнул. “Но я люблю её не за это”, хотел сказать он, однако понимал, что это было бы неправильно. В конце концов, возможно, это было к лучшему, что Ауда считала его любовь к эльфийке просто проявлением благодарности.

- О, я слышала об этом, но думала, что вы были ранены в битве Пяти Воинств.

- Нет. Не серьёзно.

- Но армия эльфов прибыла в гору только после того, как убили дракона. Какой она была… - Ауда замолчала, застеснявшись неуместного любопытства.

Кили полагал, что она всё равно услышит всю эту историю, и для неё же будет лучше, если он сам расскажет ей о Тауриэль.

- Тауриэль последовала за нами в одиночку после того, как пленный орк позлорадствовал о том, что они меня отравили.

- Вы хотите сказать, что она пошла за отрядом только ради вас? - она внимательно смотрела на него.

- Я до сих пор не верю, что я это заслужил, - подтвердил Кили.

- Она была очень высокого мнения о вас, - мягко заметила Ауда.

Кили не знал, что ей ответить, но молодая гномка, похоже, и не ждала от него ответа.

- Кили, я не жду, что вы полюбите меня, - медленно проговорила она, немного помолчав, - Но я всё равно могла бы восхищаться вами.

Он уставился на неё с любопытством и изумлением. Восхищаться им? Сначала он думал, что она вряд ли сможет даже его уважать. Конечно, он надеялся, что она не согласилась бы выйти за него, если бы относилась к нему так, но он не ожидал, что всё настолько сильно изменится и так скоро. Она сказала “могла бы”, напомнил он себе. Кили не хотел, чтобы она презирала его, но также не был уверен, что сможет вынести её восхищение. Возможно, он боялся, что в этом случае он будет должен дать ей что-то взамен, боялся, что она отнимет у него преданность, которая была предназначена только Тауриэль.

- Простите, я снова расстроила вас, - печально заметила Ауда.

- Нет, вы не сделали ничего плохого, - поспешил заверить её Кили, и эти слова стоили ему некоторых усилий.

- Кили, я… - она протянула ладонь, желая дотронуться до его руки, но остановилась и вместо этого, опустив глаза, присела в реверансе.

Затем она отошла, а Кили глядел ей вслед, чувствуя внезапное разочарование в себе самом, хотя и не понимал, почему.

**********

Фили, спотыкаясь брёл из уборной обратно в постель, когда заметил полосу света, выбивающуюся из-под двери брата. Кили был ранней пташкой, но до рассвета во внешнем мире оставалось ещё несколько часов, и он вряд ли должен был проснуться так скоро. Неужели он… Нет, конечно, Фили был уверен, что его младший брат не собирается никуда уходить. Если он не сбежал раньше, то точно не станет делать этого сейчас, когда от его преданности зависело намного больше.

И всё-таки не трудно было догадаться, что происходило что-то не то. По понятным причинам всю последнюю неделю после голосования Кили был совершенно подавлен и расстроен. Блондин повернулся и легонько постучал в двери брата.

- Кто там? - ответил изнутри сонный.

- Ки, можно войти?

- Да.

Фили открыл дверь. Кили сидел на краю постели, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. На прикроватном столике судорожно мерцала лампа без абажура.

- Ты в порядке?

Фили понимал, что задал глупый вопрос, потому что порядком здесь и не пахло. Кили не двигался.

- Как ты думаешь, она будет сниться мне каждую ночь до конца моей жизни? - спросил он, - Это убивает меня. Но я думаю, что без этого будет ещё хуже.

Он поднял голову и впился в лицо брата умоляющими глазами. В неверном свете лампы не до конца заживший порез на щеке придавал ему особенно жалкий вид. Фили присел рядом, и Кили опять опустил голову, глядя на свои пустые ладони. Руки у него дрожали.

- В моих снах я признаюсь ей в любви, - продолжил он, - А потом просыпаюсь и чувствую, что предал её. Это правда?

- Нет. Ничто между тобой и Аудой никогда не изменит того, что ты дал Тауриэль.

- Да, дал, - сказал Кили, подчёркивая прошедшее время, - И больше я ничего не могу дать ей, Фи. Я должен был её отпустить, потому что, если бы я отдал ей ещё немного себя, я бы разбил её бессмертное сердце. Но я не готов… Не готов отказаться от памяти о ней. И не думаю, что смогу. Её имя высечено в моём сердце. Я не могу потерять её, не потеряв самого себя.

- Думаю, именно так мы и созданы любить, Кили, - Фили полагал, что чувствовал бы то же самое по отношению к Сиф. Просто какой-то жестокий поворот судьбы вместо него оставил эту участь его брату.

- Ты думаешь неправильно жениться на Ауде, если я не могу забыть Тауриэль? - спросил Кили, немного помолчав.

- Не знаю, - честно признался Фили, - Но я был готов поступить так же.

Брюнет вздохнул и провёл рукой по растрепавшимся волосам.

- Фи, Ауда была в тебя влюблена? - снова спросил он, серьёзно глядя на брата.

- Не думаю, - ответил тот, радуясь, что может ответить правдиво, - Конечно, она просила меня выбрать её, но скорее всего только потому, что я мог бы дать ей то, чего она хотела. В конце концов для неё это просто контракт.

Взволнованное лицо Кили немного расслабилось.

- Ей нужен кто-то благородный и нежный, - продолжил Фили, - Как только она узнает тебя получше, она вряд ли будет разочарована.

- Надеюсь, что нет.

Они ещё немного посидели в тишине, прежде чем Фили поднялся, собираясь уйти к себе в комнату.

- Ещё одно, Фи, - окликнул Кили, когда брат уже почти вышел за дверь.

- Да?

- Как думаешь, может, мне отрастить бороду?

- Гм, - Фили не понимал, с чего брату вздумалось об этом спросить.

- Ну, ты же видел все эти причудливые бусы и косички, которые носят Черновласы. Может, я больше понравлюсь Ауде, если буду выглядеть так же, - Кили вздохнул, - Кажется, это единственное, что я могу для неё сделать. Я мог бы попробовать измениться внешне, если уж сердце изменить не могу.

- Кили, ты уже достаточно хорош для неё. Но я полагаю, что это будет разумный жест.

И к тому же очень личный. Долгие годы Кили упрямо продолжал коротко подстригать бороду, несмотря на то, что это порой навлекало на него насмешки (в основном, от старших гномов, ровесников его дяди или матери).

- Ладно, - ответил младший из принцев, - В конце концов, я же Долгобород.

Вернувшись в постель, Фили долго лежал без сна. Конечно, во всей этой ситуации не было его вины, но он не мог не чувствовать себя виноватым за то, что ему удалось сохранить Сиф, в то время, как его брат снова увидит свою возлюбленную только во сне. И он знал, что Сиф, несмотря на заверения в том, что она счастлива, была обеспокоена тем же. И разговор с Кили только немного облегчил её тревоги.

Будут ли они с Сиф когда-нибудь свободны от этого великого долга, достаточно свободны для того, чтобы познать всю полноту дарованной им радости? Фили понимал: то, что ему удалось выйти из недавних передряг, не потеряв ни возлюбленной, ни своего первородства, было настоящим благословением, но даже в этом случае его жизнь изменилась навсегда. И всё же он не осмеливался жаловаться, когда думал о том, чего лишился его брат.

Конечно, были времена, когда Фили сетовал на несправедливость судьбы из-за того, что Кили мог наслаждаться свободами и привилегиями, которых его старший брат, будучи Кронпринцем, не мог себе позволить. Но даже тогда, когда он хотел, чтобы брат взял на себя хотя бы часть ответственности, он никогда не желал, чтобы Кили был вынужден так много отдать. Его верный, любящий братец заслуживал лучшего, и Фили мог только молиться, чтобы Махал или Мандос, или же Всеотец сочли нужным дать это ему.

========== Когда песни заводят ветра ==========

К тому времени, когда Торин прибыл в открытый тренировочный зал, трибуны уже были заполнены до отказа. Когда Совет был почти окончен, многие из молодых гномов решили отпраздновать это событие спортивными соревнованиями между кланами. Утро началось с борьбы, но на данный момент гномы соревновались в метании молотов. Следующими шли состязания лучников, и Торин пообещал младшему племяннику, что будет смотреть.

Несмотря на тесноту на трибунах, королю было нетрудно найти себе место в первом ряду, у самого ограждения: и местные, и приезжие гномы охотно уступали дорогу Верховному правителю и его гвардии, которая сегодня состояла из Двалина и ещё одного ветерана Азанулбизара из Долгобородов. Внизу, на покрытой мелким гравием арене, два гнома из клана Камненогов и Черновласов готовились к броску, который должен был определить чемпиона. Судя по всему, вся делегация Черновласов в полном составе стояла рядом, Торин понял это по оглушительному приветственному рёву, когда их воин на несколько пядей преодолел отметку Камненога. Когда победитель поклонился своей благодарной аудитории и принял свой приз, Дубощит заметил среди зрителей Ауду, невесту Кили. Торин подошёл к ней во время короткого перерыва, пока поле готовили для лучников. Увидев короля, молодая гномка присела в почтительном реверансе.

- Ваше Величество.

- Миледи, - он ответил лёгким наклоном головы, - Полагаю, вы знаете, что следующим будет соревнование по стрельбе из лука. Кили будет участвовать.

- Правда? - в её серых глазах зажёгся интерес, - Он сказал, что будет участвовать в состязаниях по воинскому искусству, но я не успела спросить, какое оружие он выберет. Я думала, это будет меч, ведь я знаю, что он доблестно сражался на Вороньей высоте.

Со времени заключения брачного контракта Ауда уделяла достижениям своего жениха пристальное внимание.

- Рад сообщить вам, что он весьма искусен в обращении с мечом, ведь я сам занимался его обучением, - с лёгкой улыбкой подтвердил Торин, - Но в обращении с луком у него особенно зоркий глаз.

Двалин тихонько засмеялся у них за спиной.

- Парень мог обставить меня, когда ему было пятнадцать, - заметил он, - Хотя, по правде говоря, это не такое уж большое достижение.

Оглянувшись, Дубощит приметил понимающую ухмылку кузена. Исходя из долгого опыта, Торин прекрасно знал, что его родич всегда предпочитал драки на близком расстоянии.

- Ваши племянники обучались искусству боя в столь юном возрасте? - ахнула Ауда, уставившись на Торина широко раскрытыми глазами.

- Можете представить, как возражала их мать, - ответил он, - Я делал это с единственной целью: как следует подготовить их к тому дню, когда мы вернёмся.

- И ты в этом преуспел, - произнёс Двалин.

- Да, хвала Махалу.

Когда была установлена мишень, на арену начали выходить лучники, и Ауда подошла к ограде, чтобы разглядеть их. Здесь было около десятка гномов из разных кланов. Кили казался самым молодым из них, хотя со своей щетиной он в любом случае выглядел моложе своих лет. Возможно, именно поэтому парень недавно решил отрастить бороду.

Сейчас же Кили напряжённо говорил о чём-то с одним седобородым гномом, который стоял рядом с ним; и хотя из-за гула толпы слов невозможно было разобрать, по взглядам и жестам было видно, что они обсуждали его лук. Необычные размеры и чёткость линий неопровержимо свидетельствовали о том, что оружие было эльфийского производства. Тауриэль сделала ему этот подарок на прошлые Святки, и с тех пор он тренировался под её присмотром. Старший гном покачал головой, как будто по доброте душевной прощая юношескую глупость.

Глаза Кили загорелись озорным блеском, уголки губ изогнулись вверх, и Торин сразу же понял, что юноша только что пообещал сопернику, что заставит того по иному отнестись к этому диковинному оружию, когда одержит победу. Но как ни радовался король тому, что к младшему сыну его сестры вернулось обычное весёлое настроение, зрелище это всё равно причиняло ему боль: со времени споров в Совете его племянник был неестественно подавлен, и эта мимолётная перемена послужила новым напоминанием о том, как сильно он изменился с тех пор.

Согласно правилам турнира каждый участник мог выстрелить шесть раз, приближаясь к цели после каждой пары стрел. Потом судья подсчитывал заработанные очки, исходя из того, в какую часть мишени был произведён выстрел. Поединок продвигался медленно, соперники по очереди сменяли друг друга. Здесь были хорошо обученные, опытные лучники, большинство из которых уже хотя бы раз попали в яблочко, так что к тому времени, когда подошла очередь Кили, несколько гномов, набрав довольно много очков, выбились в лидеры.

Молодой принц занял своё место на самой дальней отметке, выбрал стрелу и приставил её к луку. Потом одним плавным, непрерывным движением он натянул тетиву, прицелился и сделал выстрел. Стрела вонзилась прямо в кольцо недалеко от центра мишени. Сделав несколько коротких вдохов, Кили повторил свои действия, на этот раз попав прямиком в яблочко. Толпа зааплодировала.

После того, как принц подошёл к серединной отметке и выстрелил снова, ни у кого не осталось сомнений в том, что его техника столь же необычна, как и его экзотический лук. Там, где другим участникам требовалось время (иногда даже слишком долго), чтобы отдышаться и внимательно присмотреться между выстрелами, Кили легко и быстро выпускал свои стрелы, как будто знал, куда они попадут ещё до того, как натягивал тетиву.

И впрямь, его стрелы равномерно вонзались вокруг центра мишени, в то время как другие лучники время от времени делали случайные выстрелы. Выпустив последнюю стрелу, Кили подошёл к мишени и подождал, пока судья подсчитает очки, обозначив его победу. Потом молодой гном вытащил свои стрелы и вернулся на прежнее место с широкой, торжествующей улыбкой на лице. Наблюдавшие за ним гномы разразились радостными криками, и даже седобородый скептик с ободряющими словами похлопал своего юного противника по спине.

- Я никогда не сомневалась в способностях Кили, принимая во внимание его участие в вашем победоносном походе, - сказала Ауда, - И всё же я не ожидала от столь юного воина такого великого мастерства, - после недолгого раздумья добавила она, - Но, конечно же, он здесь единственный лучник, который когда-либо тренировался с эльфом.

Значит, она тоже отметила его выдающееся мастерство в обращении с луком.

- Возможно, насколько я могу судить, так хорошо он ещё никогда не стрелял, - проговорил Торин, подспудно подтверждая предположение Ауды о том, что Кили всё-таки извлёк какую-то пользу из своей связи с Тауриэль.

Двалин фыркнул.

- На стрельбище, возможно. Но всё совсем по-другому, когда смотришь на разъярённого тролля, а не на маленькую безопасную мишень. В этом случае единственное, что имеет значение, это не хороший стиль, а ясная голова и твёрдая рука. И тогда парень стрелял ничуть не хуже, хоть и не так красиво.

Молодая гномка оглянулась на сурового воина, и её щёки окрасились лёгким румянцем.

- Он настоящий герой, девушка, ничуть не меньше, чем любой гном вдвое старше него, - подтвердил он.

Она кивнула и отвернулась, чтобы досмотреть состязание, хотя Торин заметил, что внимание её было сосредоточено не только на женихе, но и на других участниках. В конце концов, после последних двух выстрелов Кили чисто выиграл по очкам, и когда он вышел вперёд, чтобы получить свой приз - прекрасный охотничий нож - в его улыбке и ярких глазах безошибочно читалось удовольствие.

Торин полагал, что эта победа в каком-то смысле была последней честью, которую его племянник мог оказать Тауриэль. С внезапной, шокирующей ясностью прозрения он вдруг подумал, что эльфийка служила его племяннику вдохновением не только в воинском мастерстве. Разве не ради неё хотел он когда-то доказать свою чистоту и честность? И каких достижений может лишиться в будущем этот юноша теперь, когда он уже не будет оценивать своих достоинств в её глазах? Несмотря на то, что Кили явно старался оказать своей невесте честь, Торин прекрасно понимал, что племянник никогда не будет относится к ней с таким же восторгом и уважением, как к рыжеволосой эльфийской деве.

- Теперь, когда Кили улыбается, он так же красив, как и его брат, - заметила Ауда, снова привлекая внимание короля, - Сначала они казались мне такими непохожими, один темноволосый, а другой белокурый. Думаю, Фили похож на отца?

- Да. Он почти что его копия и внешне и по цвету кожи, - Торин усмехнулся, - Моя сестра всегда говорила, что сам Махал одарил Вили собственным золотым венцом, и что такая милость стоит больше, чем любая диадема или благородное имя.

- Их отец не был благородных кровей? - с любопытством спросила Ауда.

- Вили был сыном купца, состоятельным, но не высокородным, - Торин видел, что невеста Кили была очень удивлена, узнав, что принцесса такого высокого ранга, как Дис, могла стать женой мужчины, чьё положение было гораздо ниже её, - Первые десятилетия изгнания были очень тяжёлыми для всех нас. Наш отец хотел, чтобы она опять была счастлива, - объяснил он.

- Прошу вас, я не хотела никого обидеть, - обеспокоилась Ауда, - Оба ваши племянника очень благородные юноши. И я считаю, что это очень нелюбезно, что некоторые члены Совета сомневаются в этом.

Торин был тронут её словами и поначалу не знал, что ей ответить. Ради благополучия Кили он был благодарен этой девушке за то, что она, казалось, не считала своего будущего мужа скомпрометированным даже не смотря на то, что он ухаживал за эльфийкой. А значит, ещё оставалась надежда, что молодая пара сможет достичь хоть какого-то взаимопонимания, пусть это и не будет любовь, какую родители Кили испытывали друг к другу когда-то.

- Значит, вы всё-таки станете моей племянницей, - добродушно отметил Торин.

Если бы он женился на Бранке, как обещал однажды, теперь Ауда была бы дочерью брата его жены.

- Да, Ваше Величество, - ответила она с теплотой, - И для меня большая честь наконец-то осознать эту связь между нашими домами.

- Надеюсь, ваша тётя Бранка никогда не жалела о том, что я освободил её?

Он знал, что в то время его невеста испытывала облегчение, но с тех пор прошло много лет, и теперь его положение изменилось. Ауда смотрела на него с любопытством, очевидно, задаваясь вопросом, не сожалел ли он о своём выборе.

- Она всегда хорошо отзывалась о вас, - наконец проговорила она, - Но не сожалела.

На мгновение на её лице появилось странное выражение, и Торин подумал, что она сказала ему не всё.

- Рад это слышать, - ответил он и продолжил, потому что она явно ждала от него объяснений, - Признаюсь, я сделал свой выбор, потому что тогда меня мало интересовал брак; все мои мысли были лишь о мести. И ещё я знал, что она наверняка будет несчастна, если я потащу её за собой в бедность и изгнание.

Ауда усмехнулась.

- Так она и сказала, когда мой дед напомнил ей, что сейчас она могла бы быть королевой, а её сыновья принцами.

Дубощит кивнул. Значит, вот оно что: семья Бранки спорила из-за её выбора. И всё же, не смотря на то, что помолвка Кили и Ауды теперь могла удовлетворить их честолюбие, эта девушка казалась ему искренней и благородной, и он совсем не возражал против того, чтобы принять её в свой дом и свой род.

- Я приветствую тебя сейчас ради неё и надеюсь, что ты будешь счастлива здесь, - сказал Торин, осознавая скрытую иронию своих слов.

Стать счастливой для Ауды было бы настоящим испытанием, потому что сам Кили явно счастлив не был. Однако, она, казалось, приняла его слова всерьёз, потому что улыбнулась, когда он пожал ей руку, а потом опять склонилась в реверансе.

*********

Фили думал, как же всё-таки было удивительно, что прожив столько лет в Синих горах, он почти не обращал внимания на прекрасную девушку, которая сейчас стояла рядом с ним, одновременно опираясь на его руку и на перила балкона. Пока Сиф смотрела на оживлённую площадь внизу, он наблюдал за ней, рассматривал изгиб её щеки, небрежные завитки светло-золотистых волос у виска, смотрел, как она взмахивала густыми рыжевато-коричневыми ресницами. Как же вышло, что раньше она не казалась ему самой красивой женщиной в Синих горах? Возможно, он смог понять это только сейчас, когда узнал, какой сильный дух скрывался за её тихой внешностью.

- Ты, конечно же, знаешь, когда я впервые заметил тебя, но ты никогда не говорила мне, когда ты полюбила меня? - спросил Фили, и она повернулась, чтобы посмотреть на него.

- Что ж, - Сиф улыбнулась ему, как будто подразумевала, что ответ должен быть для него очевиден, - Как большинство девушек в наших пещерах я восхищалась тобой с тех пор, как у тебя начала расти борода, - тут она отрицательно мотнула головой, - Но когда я тебя полюбила?.. - в этот раз её улыбка была застенчивой, - Вообще-то я немного стесняюсь.

- Ты не хочешь рассказывать мне?

- Нет, я расскажу, - она говорила охотно, хоть и помолчала немного, прежде чем продолжить, - Ты помнишь, как Фрейр победил Кили, когда они соревновались, кто больше выпьет?

- Помню. Мне пришлось тащить его на задний двор, чтобы он мог проблеваться хорошенько, - для самого Фили это были не самые приятные братские заботы.

- Я знаю, - подтвердила она, - Я чувствовала, что в некотором роде тоже в этом виновата, ведь это мой брат втянул в это Кили. Как бы там ни было, когда вы вернулись в дом, твой брат выглядел ужасно. Я принесла ему воды, и тебе пришлось держать его, чтобы он выпил, - она замолчала, застеснявшись немного, и Фили терпеливо ждал, - Одной рукой ты обнимал Кили, а другим плечом касался моего. Нам наконец удалось заставить Кили выпить воду, а потом ты посмотрел мне прямо в лицо и поблагодарил. О, Фили, раньше ты даже не замечал меня, и вдруг ты стоишь рядом, так близко, и улыбаешься, как будто хорошо меня знаешь.

Фили почувствовал, как по его лицу опять расползается улыбка.

- Теперь, когда ты это сказала, я вспомнил. Я боялся, что скажет мама, если я притащу Кили домой таким пьяным, что он даже не мог стоять на ногах, а ты извинялась, как будто это ты была в этом виновата. Я подумал, что это очень мило, что тебя это волнует, потому что если бы твой братец дошёл до такого состояния, я сам уж точно беспокоиться бы не стал.

- А я думала, что ты более умный и ответственный, чем оба наших брата вместе взятых, и вообще, прекрасно заботишься о Кили, - призналась Сиф.

Фили почувствовал тёплую радость, хоть и был пристыжён тем, что она была такого высокого мнения о нём.

- Это было почти за два года до похода, - заметил он.

- Знаю, я слишком долго ничего не делала и не говорила, - она казалась раздражённой, но Фили знал, что она злится не на него.

- Мама говорила, что пока нас не было, ты спрашивала обо мне.

Сиф яростно встряхнула головой.

- Я ненавидела себя за то, что так и не осмелилась подойти к тебе, пока не стало слишком поздно. Я всё время думала: что, если ты никогда больше не вернёшься? На самом деле я совсем не ожидала, что ты заметишь меня, просто я думала, что если бы заговорила с тобой, то знала бы ответ, а не гадала всю оставшуюся жизнь, что ты мог бы мне сказать.

- Ты правда думаешь, что я был настолько слепым, чтобы увидеть, какова ты, если бы ты дала мне шанс? - он обхватил ладонями её лицо.

- Ну, другие девушки были живее и красивее, и… - Сиф умолкла, увидев удивлённое выражение его лица.

- Возможно, громче, - возразил он, - Ты очень живая. А что касается красоты, подозреваю, что у твоего отца, не смотря на всё его богатство, в доме нет ни одного зеркала.

Подушечками больших пальцев он приласкал её щёки, а затем отпустил.

- О, - осознав собственную ценность в его глазах, Сиф улыбнулась медленной и самодовольной улыбкой.

- Я помню, ты как-то сказала мне, что если я не стану думать о себе лучше, тебе придётся напомнить мне об этом, - сказал Фили.

- Да? - теперь пришла её очередь удивляться, - Странно, что ты вспомнил об этом. Я не думала, что ты тогда меня понял.

- Я прекрасно понял, что ты имела в виду.

- Правда? - она с вызовом подняла подбородок, глядя на него дразнящим взглядом.

- Да, это так, - Фили потянулся к ней, но она увернулась и отскочила от балкона, подальше от него.

- Что это было, Фили? - крикнула она ему через плечо.

Он помчался за ней до конца коридора и, завернув за угол, попал в другой.

- Как я могу сказать, если ты не хочешь… - гномка внезапно остановилась, и он врезался в неё, когда она развернулась к нему лицом.

Сейчас, когда Сиф с пылающими щеками смотрела на него снизу вверх, задыхаясь от смеха, она была просто неотразима. Фили прижал её к себе, целуя губы, щёки, пушистую бородку у самого уха.

- Рада, что ты всё-таки понял, - выдохнула она, вцепившись в лацканы его пальто, чтобы удержаться на ногах.

- Теперь ты мне веришь? Ты очень живая и красивая, - бормотал Фили, чередуя слова с поцелуями.

- Да, я… Ох.

Она напряглась, и после минутного замешательства Фили оглянулся через плечо и увидел своего брата и Ауду, которая держала его под руку. Оба смотрели на него и Сиф с разной степенью неловкости и смущения. Лицо Кили померкло, как будто он пытался отгородиться от неприятных воспоминаний, но взгляд Ауды оставался прямым и открытым, почти любопытным.

Фили повернулся к ним лицом и почувствовал, как Сиф прижалась к нему, чуть заметно спрятавшись у него за спиной. Казалась, прошла целая вечность, прежде чем он сказал:

- Прошу прощения, я должен был представить вас, - он легонько подтолкнул Сиф вперёд, не отрывая её, однако, от своего бока, - Леди Ауда, позвольте представить вам леди Сиф.

Черноволосая гномка присела в глубоком реверансе, и через мгновение Сиф с волнением ответила ей тем же.

- Я рада наконец-то познакомиться с вами, - произнесла девица Черновлас, - Кили очень хорошо отзывался о вас.

- Да, он очень добр, - пробормотала Сиф в ответ.

Сам Кили дёрнулся и слегка побледнел, вызывая у Фили чёткое ощущение, что брат попросту хочет сбежать. Должно быть, Сиф тоже заметила, что младший принц чувствовал себя неудобно, потому что когда она заговорила, голос её звучал намного твёрже:

- Ауда, насколько я понимаю, вы останетесь здесь, когда члены Совета уедут на следующей неделе. Надеюсь, мы сможем подружиться.

- Благодарю вас, - лицо невесты младшего принца стало мягче из-за улыбки, - В Эреборе я до сих порпочти никого не знаю.

- Уверен, это не надолго, - вмешался Фили.

Кили наконец-то решился заговорить:

- Я решил устроить Ауде экскурсию по королевской дороге, - это была главная улица в центре горы, она тянулась от Королевского дворца через большой рынок до самых главных рабочих залов и называлась так потому, что во времена Трора здесь повсюду висели золотые знамёна с королевским гербом, - Но она говорит, что уже достаточно навидалась залов, склепов и пещер и хочет увидеть Серебряные фонтаны, о которых поётся в старых песнях. Они ведь находятся в Нижнем дворе, верно?

Конечно же, Кили прекрасно знал, где это; они с Тауриэль часто бывали там вместе. Фили понял, что брат просто тактично просил их его проводить. Разумеется, это место хранило слишком много личных воспоминаний, и Кили попросту не мог вынести их в одиночку теперь, когда впервые вернулся сюда без неё.

- Да, в Нижнем дворе, вниз по Восточной лестнице отсюда, - подтвердил Фили, - Я мог бы показать вам, если вы не против компании.

Темноволосый гном с надеждой посмотрел на Ауду, и та с готовностью кивнула в ответ. Казалось, что предложение старшего принца успокоило и её тоже. Неужели Кили и впрямь оказался настолько ужасным собеседником? Когда-то не было девушки, которую он не мог бы очаровать, если бы захотел.

- Сюда, - Фили взял Сиф за руку и направился туда, откуда они недавно пришли.

Как только они немного обогнали брата и его невесту, блондин посмотрел на идущую рядом девушку, но прежде, чем он успел извиниться за их испорченное свидание, она покачала головой.

- Всё в порядке, - прошептала Сиф, - Мы должны помочь Кили. Мы в долгу перед ним.

- Ты права.

- Просто мне очень жаль, - сказала Сиф, и Фили увидел слёзы в её глазах.

- Ты не должна чувствовать себя виноватой, - ответил он, притягивая её к себе и целуя в макушку.

Инстинктивно Фили мельком оглянулся, спрашивая себя, догадываются ли Ауда и его брат, что разговор идёт о них. Они до сих пор шли рука об руку. Кили смотрел прямо перед собой, но глаза Ауды на мгновение встретились с глазами старшего принца. Её взгляд не был ни подозрительным, ни обиженным, просто задумчивым и немного серьёзным. Поскольку притворяться, что они не заметили друг друга, было бессмысленно, Фили смотрел ей в глаза ещё несколько секунд, а потом отвернулся, снова глядя вперёд. Он услышал, как у него за спиной Ауда наконец-то сказала Кили:

- Значит, ты тоже идёшь к фонтанам впервые?

- Нет, я уже был там раньше. Но это было давно, - после недолгого молчания неуверенно ответил он.

**********

Кили проснулся от тихих прерывистых звуков. Сначала он не мог понять, что это такое, пока не повернулся и не увидел свою жену, сидящую на краю кровати: её плечи тихонько вздрагивали, и он понял, что она плачет.

- Ауда? - пробормотал он, поднимаясь, - Тебе плохо?

Конечно, это был глупый вопрос, Кили прекрасно знал, что её горе не имеет ничего общего со здоровьем, просто он был совсем не уверен, что в его силах было облегчить любую другую боль.

- Всё хорошо, - тихо проговорила она.

Он встал и, обойдя кровать, подошёл к ней. Ауда подняла на него глаза, слёзы на её щеках слабо мерцали в тусклом свете ночника. Кили положил руки ей на плечи.

- Что я могу сделать? - голос его звучал слабо и хрипло от собственного затаённого горя.

- Кили, я… - она умоляюще посмотрела ему в лицо, и новые слёзы хлынули из её глаз. Она перевела дыхание, собираясь с духом, - Я знаю, что я не она. Не твоя Тауриэль. Но прошу тебя, позволь мне любить тебя. Кили, я правда тебя люблю.

Её слова поразили его в самое сердце, как острие кинжала. Он пытался - Махал свидетель - он как мог пытался предложить Ауде всё, чего она заслуживала, как его жена. Он оказывал ей честь и уважение, дал ей полную свободу, все те преимущества, которые она могла бы извлечь из своего положения. Но даже несмотря на это Кили всё равно чувствовал себя глубоко виноватым из-за тех личных, интимных вещей, которых он так и нем смог ей дать: нежных слов, ласк, даже случайных прикосновений, которыми обмениваются супруги, привыкшие к близости друг друга.

Конечно же, он спал с ней, как и ожидалось: он не стал бы позорить её неполным браком и не мог лишить её права рожать королевских наследников. Но даже исполнение этого интимного долга не увеличило его привязанности. Видя Ауду, прикасаясь к ней, он всё равно чувствовал, что совершает предательство, и поэтому рядом с ней ощущал себя неуютно. И всё-таки сейчас, глядя на её слёзы, Кили ненавидел себя за то, что делал с ней.

- Ауда, прости меня, - выдохнул он и прижал её к себе, потому что знал, что должен это сделать: она ломалась прямо у него перед глазами.

Он не хотел видеть её погибшей, хоть и не был уверен, что сможет её спасти. Она прильнула к нему, прижалась головой к его груди. Через несколько мгновений Кили решился провести пальцами по её волосам, когда-то он делал это с Тауриэль.

- Было бы легче, если бы я тебя не любила? - глухо прошептала Ауда, уткнувшись лицом в его рубашку.

Я не знаю, подумал он, но промолчал. Слова были бесполезны. Он откинул её волосы и поцеловал в лоб, а потом, не зная, что делать дальше, прижался ртом к её губам. Ауда ответила отчаянно, жадно, как будто наконец получила то, чего давно и отчаянно желала, словно он не был её супругом, который, если и мог принадлежать кому-то, то только ей весь прошедший год со дня их свадьбы. И в самом деле, он не мог вспомнить, чтобы она когда-нибудь цеплялась за него вот так, как будто не могла быть к нему достаточно близко.

Начав отвечать на её поцелуй, Кили понял, что это было не так трудно, как он ожидал. Со своей стороны он по прежнему не испытывал никакого желания, но ясно ощущал, что должен что-то для неё сделать, а настоящий поцелуй был тем, чем он в любом случае смог бы её одарить. Когда они разделились, Кили лёг рядом с женой, пока они оба пытались перевести дыхание. Он думал о том, что должен позволить себе любить её. Его нежелание не принесло бы Тауриэль никакой пользы, а Ауде стоило так много. И всё же, предлагая себя собственной жене, он чувствовал себя так, будто сгибал металлическую ленту так, как она сгибаться не должна: если продолжить, она просто сломается.

- Кили… - проговорила Ауда, и её полный боли голос сказал ему, что она знает, что он до сих пор не полностью принадлежит ей. Тем не менее её руки с нежностью скользили по нему, и он подумал, что она благодарна ему даже за такое неумелое притворство, - Я чувствую себя виноватой, - закончила она и опять заплакала.

Он приподнял голову с её груди и посмотрел ей в лицо.

- Что? - всё это была только его вина, ведь он предал Тауриэль и отверг Ауду.

- Я знаю, ты не хочешь, чтобы это было моим, - продолжила она, и слёзы обильно текли из её глаз, - Этот дар был предназначен ей, и я знаю, что не должна быть счастлива из-за того, что получила его вместо неё.

- Ауда?

- Скажи мне, что я могу быть счастлива, - тихо умоляла она, проводя кончиками пальцев по его лицу, и в этом прикосновении было даже больше отчаяния и нужды, чем когда она целовала его.

- Я не понимаю… - повторил Кили.

Конечно, он хотел ей счастья, и теперь видя её несчастной, он был несчастен сам.

- Кили, - выдохнула она, - Я жду ребёнка.

Издав низкий стон, Кили склонился к ней и…

… проснулся в своей постели в капитанской комнате на Вороньей высоте, вцепившись в смятое шерстяное одеяло. Он пришёл сюда на несколько дней, чтобы наверстать упущенное во время Совета время и снова приступить к своим обязанностям. Несколько минут Кили просто молча таращился в темноту, разглядывая смутные очертания стойки с доспехами и оружейных полок; все эти предметы были явным доказательством того, что он находился в сторожевой крепости, а не в королевской опочивальне в Эреборе.

Он вдруг понял, что весь взмок от пота. Сев, Кили отбросил одеяла и спустил ноги на пол, тяжело дыша, как будто долго бежал. Было трудно сказать, что в его сне расстроило его больше всего: мысль о том, что однажды из-за него Ауда и в самом деле почувствует себя несчастной и отвергнутой, или же внезапное, болезненное напоминание о том, что он не хотел, чтобы его будущие дети были рождены кем-то, кроме Тауриэль. То, что он потерял её и жизнь, которую они могли бы провести вместе, было его личным горем, и он будет продолжать переживать это, пока сможет. Но Кили ужасала мысль, что его неотвратимая преданность своей первой любви отравит счастье Ауды.

Он не так уж сильно волновался, когда думал, что она рассматривает этот брак просто как политический контракт; в этом случае никто из них не мог ожидать от другого большой личной привязанности. Но Кили не давало покоя её недавнее признание в том, что она могла бы научиться восхищаться им. А что, если она полюбит его? Как же тогда она сможет вынести осознание того факта, что его сердце навсегда принадлежит другой? Потому что не было никакой надежды, что Кили когда-нибудь ответит на её любовь.

Но что ему было делать? Он не мог забыть Тауриэль, как не мог забыть собственное имя, и всё же он чувствовал, что жестоко было бы держать её между собой и женщиной, на которой он поклялся жениться. Кили встал на ноги, накинул поверх ночной рубашки пальто и, выйдя за дверь, направился к крепостной стене. Свежий ночной воздух немного успокоил его, и несколько долгих минут он стоял, медленно и глубоко дыша, устремив взгляд на одну яркую звезду. что висела на западе, над Лихолесьем.

Наконец он услышал приближающиеся шаги, но, думая, что это часовой, не обратил на них внимания, пока не услышал знакомый грубый голос.

- Ты в порядке, сынок?

- Нет. Совсем нет, - ответил он Двалину, не поворачивая головы.

- Не ожидал увидеть тебя здесь, - старший гном немного постоял рядом, а потом продолжил, - Это очень тяжело, отдать то, что должен. Ты принёс жертву, которую приносит каждый воин, идя в бой, отказываясь от жизни и дома ради блага других. Я скажу тебе то, что сказал бы любому молодому гному перед первой в его жизни битвой: то, что тебе больно и страшно, не делает тебя менее сильным.

Кили просто молча кивнул в ответ, он боялся, что голос выдаст его. В конце концов он сказал:

- Я боюсь не за себя. Я не хочу, чтобы бедная Ауда страдала из-за меня.

- Думаю, ты понравишься ей, - сказал Двалин.

- Вот это-то и пугает меня больше всего! Я никогда не смогу дать ей того, что она хочет. Я не могу её любить.

Старший гном положил руку Кили на плечо.

- Парень, ты будешь обращаться с ней наилучшим образом. И помни, она знала, во что ввязывается, но всё равно приняла тебя. Так что перестань винить себя в том, чего не можешь изменить. Всё это не только твоя вина.

- Спасибо.

- А теперь, если только ты не питаешь особой привязанности к этому куску стены, почему бы тебе не пройтись со мной, пока ты окончательно не пустил здесь корни. Компания мне не помешает.

- Хорошо, Кили повернулся и пошёл рядом с крепким, излучающим спокойствие силуэтом своего родича.

***********

Прощаться с друзьями в каком-то смысле оказалось легче, чем Тауриэль ожидала. Она не чувствовала той резкой обречённости, как при прощании с Кили или же со своими друзьями из Дейла. Она могла надеяться, что со своими эльфийскими друзьями она почти наверняка встретится снова, но когда это случится, она пока сказать не могла.

Однако, с другой стороны, это всё-таки было трудно, потому что Тауриэль обнаружила, что сородичи не разделяют её уверенности в том, что они увидятся снова. По-видимому, они считали, что она просто ищет какой-то безрассудный способ расстаться с жизнью, или что, не найдя такого избавления, она будет блуждать, пока горе не овладеет ею, и она не истает от отчаяния.

Тауриэль поймала себя на том, что снова и снова пытается убедить других, что её отъезд не был актом отчаяния, что она искала жизни, а не смерти. Казалось, именно Леголас почти сразу понял её, но ей стоило большого труда убедить остальных, что за неё не нужно бояться. В результате в конце концов расставание приобрело обнадёживающие краски.

И сегодня, сидя с Морвен за чаем в уголке буфетной, примыкающей к главным дворцовым кухням, Тауриэль в очередной раз повторяла те же доводы, которые приводила уже много раз до этого. Когда-то ей было тяжело говорить обо всём, что Кили значил для неё, однако теперь, когда перед ней стояла задача оправдать в глазах других то, что они считали глупой злополучной любовью, эта правда давалась ей легко.

- Итак, ты твёрдо решила уехать, - заключила Морвен, как будто смирившись.

Тауриэль поставила чашку и внимательно посмотрела на подругу.

- Морвен, но я должна, - сказала она, - Только так я смогу сохранить то, что Кили дал мне.

Выражение лица Морвен было напряжённым, но Тауриэль сразу поняла, что другая женщина не понимает её.

- Ведь это он заставил меня понять, что моя собственная роль в этом мире не ограничивается окраинами нашего леса, - продолжила она, улыбаясь задумчиво и печально, - Мы говорили о том, что когда-нибудь будем путешествовать вместе; я хотела увидеть все те удивительные места, которые Кили описывал мне. И я не откажусь от этого желания, даже если он не сможет быть рядом со мной. Неужели ты не понимаешь: если я останусь, моя жизнь снова станет такой же, как и до встречи с ним, ничего не изменится. А я хочу забрать его с собой, поэтому я должна жить так, как благодаря ему хотела.

Лицо Морвен смягчилось.

- Кажется, я начинаю понимать, - произнесла она, - И возможно, всё так и есть. Нет, прости меня, - темноволосая эльфийка покачала головой, как будто не желая высказывать свою мысль.

- Ты собиралась сказать, что так будет лучше, что мне не придётся смотреть, как он умирает, - закончила за неё Тауриэль, - Я чувствую, что вы все хотите сказать мне это, - ей с трудом удавалось сдерживаться, чтобы её голос не звучал осуждающе.

Она была уверена, что по крайней мере Морвен имела в виду именно это.

- Я знаю, в твоём совете есть доля правды. И всё же я не могу избавиться от ощущения, что это звучит так по-детски, - Тауриэль смотрела на подругу прямо и открыто, - Если я люблю Кили, как смею я просить от него только того, что легко и удобно, а потом оставить его, чтобы защитить себя? Так не поступают из любви. И это не то, чего я хочу.

- Прости меня, Тауриэль. Я никогда не хотела сомневаться в твоей преданности ему, - тихо возразила Морвен.

- Я знаю, - сказала Тауриэль. Возможно, подруга и не совсем понимала её, но её сочувствие и привязанность были искренними, - Я хотела узнать о нём всё: через хорошее и плохое, жизнь и смерть. В нём так много жизни! Ты никогда не была так близка к смертному, ты не можешь знать. И может быть, не все смертные одинаковы, может это что-то в самом Кили, но…

Она помолчала, рассеянно обводя пальцем цветочный узор на фарфоровой чашке. Она до сих пор не знала, как выразить словами то, как огонь жизни, горящий в Кили, вызвал ответное пламя в ней самой.

- Я очень рада, что знала его, пусть даже так недолго. Он подарил мне такую радость. И я даже не могу желать избавления от своего горя, потому что оно тоже является частью любви к нему.

Морвен, явно расстроенная тем, что не может найти для подруги слов утешения, налила ещё чаю и расставила на тарелке перед ними ягодные тарталетки. Тауриэль поднесла чашку к губам, но пить не стала.

- Я бы хотела, - наконец заговорила Морвен, - Чтобы тебе не пришлось так страдать. Хотела бы, чтобы ты не потеряла его!

Она свела к переносице свои тёмные брови.

- Я боюсь не того, что не смогу жить без него, - заверила её Тауриэль, - Но иногда я думаю, смогу ли я когда-нибудь оправиться от того, что лишилась любой возможности жить с ним, - внезапные слёзы, хлынувшие из глаз, потекли по её щекам.

Коротким, резким движением она поставила нетронутый чай; чашка разбилась, и горячая, тёмная жидкость растеклась по столу, намочила буханку хлеба из семян и растопила горку масла. Но ни одна из эльфиек не обратила на беспорядок никакого внимания.

- Кили сказал, что собирается жениться, - продолжила Тауриэль, и в голосе её наконец появилась боль, - Я понимаю, почему он должен сделать это, и всё же сама эта мысль ненавистна мне! Какая-то женщина, которую он не любит, будет просыпаться рядом с ним, родит ему детей и положит его тело в камень, когда он уйдёт! Такие мысли-яд для меня! И как мне вынести осознание того, что я ушла и оставила его другой? Я предала его, Морвен.

Темноволосая эльфийка быстро поднялась и, обойдя вокруг стола, обхватила опечаленную подругу руками.

- Я уверена, что это не так, meldis! - вскрикнула она, прижимая голову Тауриэль к своему плечу, - Кили знает, что ты бы осталась, если бы это было возможно.

Тауриэль долго прижималась к ней, понимая, что эти объятия приносят подруге такое же утешение, как и ей самой. Наконец, она взяла себя в руки и села.

- Пожалуйста, Тауриэль, останься ещё хоть не надолго, - попросила Морвен, всё ещё обнимая рыжеволосую эльфийку за плечи, - Думаю, тебе не следует сейчас оставаться одной, когда твоё горе ещё так свежо. Останься хотя бы на зиму. Позволь твоим друзьям помочь тебе. Мне невыносимо думать, что ты убегаешь и останешься один на один с миром, когда тебе так больно!

- Я не могу остаться! Не могу быть так близко от него! Я уже и так слишком задержалась.

- По крайней мере, не путешествуй в одиночку, - настаивала Морвен, и её лицо опять стало озабоченным.

- В одиночку? - Тауриэль наконец-то мягко улыбнулась, - Если это всё, что тебя беспокоит, то я думаю, что мне не придётся идти одной.

========== Ты выведешь меня на крыльцо ==========

Толкнув дверь в королевскую библиотеку, Тауриэль вошла внутрь. Ей всегда нравилась эта комната с косыми солнечными лучами, падающими сквозь высокие окна на книжные полки из тёмного орехового дерева и роскошные, мшисто-зелёные бархатные стулья. Когда она была ребёнком, для неё всегда было большим удовольствием приходить сюда и, спрятавшись, читать весь день.

Зайдя в комнату, Тауриэль поняла, что она не одна. В алькове слева от неё, кто-то стоял и читал, склонившись над книгой. Лица она видеть не могла, но светлые льняные волосы, рассыпавшиеся по плечам, нельзя было спутать ни с чем. Эльфийка застыла, на мгновение задумавшись, сможет ли она уйти незамеченной. Когда она в последний раз стояла перед своим королём, он смотрел на неё с такой печалью и жалостью, что ей захотелось убежать. В следующее мгновение фигура повернулась, и Тауриэль поняла, что это был не король, а его сын.

- Тауриэль! - Леголас посмотрел на неё, и удивление у него на лице быстро сменилось удовольствием.

- Я пришла вернуть книгу, которую брала у тебя несколько лет назад, - сказала она, как только смогла нормально дышать, - Вчера вечером я нашла её у себя на полке и решила, что пора прочесть или вернуть. Я просидела над ней полночи.

Приблизившись к нему, она подняла книгу, и золотые буквы на синем кожаном переплёте засияли в солнечном свете: Легенда о Лютиэн, сказание об эльфийской принцессе и её смертном возлюбленном.

- Тебе понравилось?

- Да, хотя я думаю, что поэт, возможно, и не понял всего, что в конце концов обрела Тинувьель, - по правде говоря, Тауриэль хотелось хорошенько встряхнуть этого древнего поэта за плечи и сказать, что он был полным дураком, если не понимал, почему женщина может с готовностью променять вечность в обнесённом стеной лесу на одну смертную жизнь и возможность узнать мир за его пределами рядом с мужчиной, которого она любила.

- Может он написал это потому, что тоже её потерял, - Леголас понимающе улыбнулся.

Неужели сейчас он говорил о ней? Когда она оставила свой пост в гвардии, чтобы уйти за Кили, что бы он ни чувствовал к ней тогда, ему наверняка казалось, что он теряет её. И всё же она думала, сейчас он понимал, что на самом деле жаждал не её любви, а любви своего отца.

- Я обещал лорду Элронду привезти несколько свитков из наших архивов, - сказал за её спиной Леголас, - Он хочет сравнить их со своими записями.

- Леголас, после битвы ты просил меня поехать с тобой в Имладрис, - повернувшись к нему, сказала она, - Твоё приглашение всё ещё в силе?

- Конечно, Тауриэль! Ты мой дорогой друг, и я безгранично доверяю тебе. Почему же нет?

Она не ответила на его вопрос, не желая говорить: потому что я выбрала его.

- Я очень хочу увидеть земли к западу от нашего леса, Мглистые горы, что возвышаются во всём своём великолепии, солнце, сияющее в заполненной туманом долине Имладриса и превращающее воздух в золото, - однажды Кили описал ей эту прекрасную сцену, и с тех пор она тосковала по этому месту, - И я бы предпочла поехать туда с другом, а не одна.

Потому что в одиночку было бы невозможно забыть о том, кого не было с ней рядом.

Леголас шагнул вперёд и положил ладони ей на плечи.

- Обещаю, тебе не нужно бояться одиночества, - ответил он с теплотой.

Тауриэль на мгновение со вздохом закрыла глаза.

- Спасибо, что не думал, что я хочу умереть, потому что я ищу способ жить.

Его взгляд был полон сочувствия, но жалости в нём не было.

- Я знаю, каково это, не иметь возможности вернуться в те места, которые ты когда-то знал. Покинуть свой народ, - он несколько мгновений смотрел на неё, а потом добавил, - Но знай, я очень рад, что сейчас ты присоединилась ко мне.

Он отпустил её.

- Мне очень нужен друг, Леголас, - проговорила она.

Манера его поведения изменилась от торжественной до нежно-ободряющей.

- Эриадор это дикое место, - сказал он, - И полностью подходит одному молодому капитану, который никогда не уклонялся от опасностей. Я знаю, что отец никогда не позволял тебе действовать в полную силу. Уверяю тебя, среди Дунаданов всё будет иначе.

- Дунаданов?

- Всё, что осталось от королевства Арнор на севере. Сыновья Элронда патрулируют с ними пограничные земли за жилищами людей и других свободных народов.

Тауриэль кивнула, её уже переполняло возбуждение от предстоящего приключения.

- Думаю, тебе будет что рассказать мне по дороге. Когда ты уезжаешь?

- Я планирую отправиться в путь через две недели, когда эта луна сменится новой, - ответил Леголас.

Последнее новолуние осени. Преддверие Дня Дурина и гномьего Нового года. Это было время, когда она впервые встретила Кили и впервые покинула свой лес два года назад, так что сейчас это было подходящее время, чтобы уйти и вновь отправиться в путь.

- Я буду готова.

**********

До тех пор, пока он не увидел, как Ауда прощается с отцом и остальными членами посольской делегации Черновласов, Кили не осознавал, что где-то в глубине его души таилась маленькая, скрытая надежда на то, что он сможет найти способ избежать этого брака. Теперь же, когда Совет закончился, и последний из прибывших кланов покидал гору, уже нельзя было отрицать реальность его выбора: с этого момента Ауда станет частью его жизни в Эреборе. Около года он будет ухаживать за ней, а ещё через год она станет его женой. Никто не вмешается и не придёт ему на помощь, и он сам, конечно же, не сможет сбежать, чтобы спасти себя, не предав при этом дядю, брата и даже саму Ауду. Когда большие ворота Эребора закрылись за уходящими Черновласами, он почувствовал тошнотворный ужас внутри, и только по счастливой случайности ему удалось добраться до своих покоев, прежде чем его на самом деле стошнило.

Весь следующий месяц он почти не видел Ауду, и это не потребовало от него почти никаких ухищрений. Он часто бывал на Вороньей высоте и один раз в Дейле, а когда возвращался под гору, то запирался в семейной мастерской, пытаясь изготовить подарки, которые он должен был предложить своей невесте во время ухаживания.

Но в этот поздний сентябрьский вечер он чувствовал вдохновения не больше, чем за весь прошедший месяц. Ни металл, ни камень не говорили с ним, чтобы предложить новые, мудрёные формы, способные бросить вызов его мастерству. И уж конечно у него не хватило бы духу, чтобы взяться за те чертежи, которые он когда-то создавал для Тауриэль, и которые теперь лежали на краю его рабочего стола бесполезной кучей бумаг, как мёртвые листья зимой.

Кили со вздохом провёл рукой по волосам, а потом взял угольный карандаш и принялся рисовать контуры ларца для драгоценностей. Он никогда не стал бы дарить ничего такого Тауриэль, эльфийка почти не носила никаких драгоценностей. Конечно, у такой богатой гномьей леди, как Ауда, украшений наверняка будет много, так что такой ларец будет очень практичным подарком.

” Да, практичным”, - мрачно подумал молодой гном несколько минут спустя, разглядывая лежащий перед ним рисунок. Практичным, обычным и невероятно скучным. Потому что это была не та вещь, в создании которой он был особо заинтересован, и девушка вряд ли впечатлится, получив подобный подарок. Тихо ругнувшись, он отбросил карандаш, поднял глаза от стола и замер, увидев Ауду, которая стояла под лампой у входа в его мастерскую.

- Извини, я не хотела подкрадываться к тебе, - быстро проговорила она.

Кили покачал головой, пытаясь побороть раздражение и придать лицу более тёплое выражение.

- Просто у меня проблемы с дизайном, вот и всё, - ответил он.

- Я искала тебя, - призналась она, - Фили сказал, что ты можешь быть здесь.

Кили внезапно ощутил острый укол вины, понимая, что несмотря на то, что был очень занят, должен был найти время, чтобы навестить невесту. Сиф и Фили позаботились о том, чтобы Ауда чувствовала себя в Эреборе желанной гостьей, и он был глубоко благодарен им за доброту. Он и сам хотел, чтобы молодой гномке было уютно здесь, в её новом доме, но испытывая отчаяние из-за неизбежности своей судьбы и боясь поощрять её любовь, он легко позволил себе с головой погрузиться в работу.

- Мне очень жаль, - сказал Кили, - Я должен был прийти повидаться с тобой. Пожалуйста, входи.

Он встал, предлагая ей стул, на котором только что сидел, но она не села, а вместо этого подошла к рабочим столам в дальнем конце комнаты.

- Значит, ты работаешь с золотом и серебром, - проговорила Ауда, разглядывая аккуратно развешенные на стене инструменты.

Внизу, на столах, лежали кое-какие незаконченные вещицы: пара ножниц в форме озёрной птицы с длинным клювом, хрустальный флакончик, украшенный золотым узором, лампа с красноватыми стёклами в форме листьев, изящная серебряная коробочка для хранения табака или чая. Почти всё это было задумано им для Тауриэль.

Ауда взяла серебряный обруч и повертела его в руках, любуясь переплетениями вырезанного по всей длине бриллиантового узора.

- Это очень красиво, - она посмотрела на Кили, - Твоя работа ничуть не хуже той, что делают знаменитые ювелиры в мастерских моего отца.

- Спасибо, - ответил он, - Меня учил Руни, при жизни он был лучшим ювелиром в Синих горах. Дядя хорошо платил ему, чтобы он оставался в наших залах; наследник Дурина должен быть мастером своего дела.

- Должно быть, ты работал долго и часто, - заметила Ауда, наконец-то занимая предложенное ей место.

- Каждое утро я проводил на тренировочной площадке, а вечера в мастерской.

Молодая гномка посмотрела на него, такая суровая рутина явно впечатлила её. Большинство гномов скорее всего предпочли бы быть либо воинами, либо ремесленниками, но не тем и другим вместе, и посвятили бы всё свое время одному из этих занятий.

- Работа ювелира сложна, но для меня это был способ расслабиться, - признался Кили.

И всё же это было не так уж давно, и Ауда по приезде наверняка заметила это.

- А чем ты занят сейчас?

- Да так, ничем, - Кили пожал плечами, - Пока нет. Я…

Он помолчал, пока она изучала карандашные наброски ларца, лежащие на столе.

- Не так уж плохо, - наконец сказала она.

- Для иностранного рынка возможно. Но тебе я бы его не подарил.

- Хм, - Ауда взглянула на стопку набросков в конце стола, - Можно? - спросила она, протягивая руку.

Все эти рисунки были задуманы для Тауриэль, а теперь стали просто реликвиями, и Кили не хотел, чтобы Ауда видела их, но всё же с лёгкостью ответил:

- Да.

Он чувствовал, что обязан оказать ей эту любезность, особенно после того, как последние недели почти не обращал на неё внимания. Девушка придвинула стопку к себе, медленно перелистывая страницы. Кое-что из этих набросков он уже сделал - оловянную фляжку, паучка с драгоценными камнями, нож, - другие же остались просто фантазиями, которые он берёг, и которые теперь уже никогда не станут реальностью.

- Это прекрасно, - выдохнула Ауда, - Если бы ты не был принцем, то мог бы сделать себе имя, как ювелир.

Она перевернула ещё один лист и склонилась над очередным рисунком. Кили заглянул ей через плечо и почувствовал, как у него дрогнуло сердце. Она разглядывала кольцо с извилистой филигранной лентой, украшенное одним-единственным огранённым камнем. Он хотел сделать его из мифрила, вставить бриллиант, а потом подарить его Тауриэль, когда будет просить её стать его женой. На начало помолвки было принято дарить то, что получатель мог бы носить.

- Ты уже сделал что-то из этого? Ты должен, - мягко настаивала Ауда, поднимая стопку рисунков с обручальным кольцом наверху.

Кили понимал, что она просто хотела ободрить его, ведь она не могла знать назначение этих эскизов. И всё же ему было невыносимо видеть, как она восхищается вещами, которые в первую очередь должны были вызвать восторг у Тауриэль, не мог слышать, как она говорит о них так, словно для него это был просто вызов его мастерству или средство спасения от скуки.

- Нет, - резкость в его голосе удивила его самого, - И уже никогда не сделаю. Положи! - он почти кричал.

Ауда посмотрела на него снизу вверх пустыми широко раскрытыми глазами, удивлённая и задетая его вспышкой. Его гнев исчез так же внезапно, как и загорелся, сменившись глубоким, болезненным чувством вины. Вот до чего дошло; он уже игнорирует и отвергает свою будущую жену, как он этого и боялся. Он сам подталкивал её к тому, чтобы она стала той изголодавшейся по любви, несчастной женщиной, которая приснилась ему однажды, и он искренне ненавидел себя за это. Ауда осторожно положила бумаги на стол, и в глазах её блестели слёзы. Кили схватил её за руку.

- Ауда, прости меня! - он всхлипнул, - Я не хотел, прости!

Она ошеломлённо взглянула на него. Кили неловко прижал её руку к своей груди.

- Ауда, я хочу заботиться о тебе так, как ты того заслуживаешь. А ты на самом деле заслуживаешь гораздо большего, чем я тебе дал. Я не хочу причинять тебе боль. Я не хочу, чтобы ты чувствовала, что я тебя не хочу!

Он ощущал, как по его лицу катятся слёзы.

- Кили! - выдохнула Ауда, слегка поправив свою руку в его так, чтобы она могла прижать к нему ладонь.

Этот жест одновременно был успокаивающим и полным отчаяния.

- И всё равно правда в том, - продолжил он дрожащим голосом, - Я не могу хотеть никого, кроме неё. Я пытаюсь, о Создатель, я… пытаюсь отдать себя тебе. Но я не могу! Я не знаю, как! Ауда…

- Я знаю, что ты любишь её, - тихо ответила она, по её щекам тоже текли слёзы, - И тебе не нужно притворяться, что это не так. Нам обоим будет легче, если ты не будешь притворяться.

- Легче? - жалобно повторил он, - Легче не обращать на тебя внимания, ранить тебя? Будет легче, если между нами всегда будет другая женщина?

Ауда пристально смотрела на него, не в силах ответить.

- Ты будешь моей женой, Ауда. Будешь рожать моих детей, - Кили отпустил её руку и нежно обхватил ладонями её лицо, - Если нам суждено быть вместе, я хотел бы, чтобы между нами всё было лучше, чем есть сейчас. Я бы хотел… - он на мгновение закрыл глаза, потом открыл их и посмотрел ей прямо в лицо, - Я бы хотел не любить Тауриэль, - говорить это было больно, и всё-таки было бы не так больно, если бы он мог игнорировать те чувства, которые не мог изменить.

Несколько долгих мгновений Ауда просто смотрела на него, лицо её прояснилось, как будто она увидела в нём что-то новое.

- Ты не должен так говорить, - тихо, но твёрдо возразила она.

- Что? - Кили выглядел совершенно несчастным.

Что с ней было не так, если она хотела, чтобы он женился на ней, признаваясь в любви к другой женщине.

- Кили, - Ауда убрала руки от своего лица, - Твоя любовь к Тауриэль драгоценна. И ты не должен желать, чтобы она исчезла.

- Но это только навредит нам обоим, - слабо запротестовал он.

- Тише, - она сжала его ладони, - Это не правда. Послушай, я видела, как сильно ты ей предан. Если бы меня любили так, как ты любишь её, я хотела бы испытать это. Я бы хотела иметь возможность жить с такой любовью, - она облегчённо вздохнула, - Кили, я освобождаю тебя.

Кили был настолько шокирован её словами, что ему показалось, что сердце вот-вот остановится.

- Что? - снова пробормотал он.

Ауда чуть заметно улыбнулась.

- Да, Кили. Иди и женись на ней, - и добавила, видя, что он продолжает молча смотреть на неё, - Ты не веришь, что мне есть дело до любви? Это правда, когда-то я думала, что любовь это в лучшем случае роскошь, а в худшем глупая выдумка, противоположная чести и долгу. Но ты и твоя семья научили меня думать иначе.

- Но твой клан и договор… - Кили возражал только из чувства долга.

- Я скажу отцу, что мы оба будем несчастны в этом браке. Как бы он ни был честолюбив, он слишком добр, чтобы заставить меня выйти замуж против моей воли.

Молодой принц глубоко вздохнул. Неужели это был конец? Неужели он и в самом деле избавился от страшившей его судьбы, от брака без любви, который вынудил бы его одновременно предать и Тауриэль, и Ауду? Он был свободен, так неожиданно и удивительно свободен! И от осознания этого факта ему вдруг стало так легко, как будто тяжесть самой горы спала с его груди. Он мог вернуться к Тауриэль, и он даже не надеялся на это.

- Благодарю тебя, Ауда, - сказал он.

Молодая гномка задумчиво улыбнулась.

- Знаешь, если бы когда-нибудь ты действительно был моим, мне было бы жаль тебя терять.

- Гм… - забормотал Кил, раздумывая, не стоит ли ему извиниться.

Ауда угадала его замешательство.

- Это просто комплимент, - тепло сказала она.

Потом она встала на цыпочки и поцеловала его в щёку прямо над краем бороды, которая за последние несколько недель стала густой и тёмной. И впервые за прошедшее время у него не возникло желания отшатнуться.

- Пусть Махал найдёт тебе того, кто заслуживает тебя намного больше, чем я, - сказал ей Кили.

Девушка покраснела и отвела взгляд.

- Теперь, если ты вернёшься в мои покои, я верну тебе твой первый подарок.

Кили взял её за руку и повёл к двери.

- О, возможно, тебе стоит позвать одного из надёжных друзей. Моим свидетелем будет Кара, но ты тоже должен кого-нибудь привести.

- Хорошо, ответил он, и они вместе вышли из мастерской.

**********

Торин совсем не удивился, когда после ужина Кили попросил позволения поговорить с ним наедине. Чуть раньше днём Двалин как бы между прочим поинтересовался, говорил ли уже король со своим племянником, но о чём именно должен быть разговор, суровый воин не уточнил. Возможно, Торин и забыл бы об этом, если бы за ужином Кили не показался ему каким-то особенно неприкаянным.

Теперь же, в пустой гостиной в королевских покоях его младший племянник выглядел настолько беззащитным, что Торин сразу же подумал, что не видел парня настолько расстроенным и беспокойным с тех пор, как он расстался с Тауриэль два месяца назад. Он не сомневался, что Кили до сих пор страдал от этой потери, но сейчас, похоже, его мучило что-то другое.

- Торин, я не знаю, что делать, - сказал он, как только за ними захлопнулась дверь, и нахмуренные брови ясно говорили о его нерешительности.

- Неужели? - спросил король.

Подобные вещи редко становились для Кили проблемой, обычно этот порывистый юноша казался вполне уверенным в том, чего он хочет, независимо от того, собирался он следовать своим желаниям или же нет. Торин невольно спрашивал себя, не была ли истина в данном случае такой же.

- Ауда отказала мне, - проговорил наконец младший принц, пристально глядя на дядю.

- Вот, значит, как, - новость была неожиданной, но совсем не катастрофической.

- Я не просил её об этом, - в отчаянии сказал Кили.

- Я знаю это, - заверил его Торин.

Теперь мучившая его племянника дилемма была ему предельно ясна: парень хотел вернуться к возлюбленной, но думал, что поступая так, нарушит данное им слово.

- Ауда объяснила тебе причину?

- Она говорит, что я должен быть с Тауриэль, - вид у молодого гнома был чуть ли не виноватый.

- Что ж, это меня не удивляет.

- Что?

Кили удивлённо поднял брови; слова дяди застали его врасплох. Король с трудом сдержал улыбку, вспоминая нечто, чего не заметил его племянник.

- Конечно, я не ожидал того, что она откажет тебе, но всё же… Кажется, ей пришлась по душе мысль, что твоя мать вышла замуж по любви и родила в этом браке двух достойных сыновей.

- И что мне теперь делать? Ведь наш брак был необходимым условием для поддержки её отца.

- Раз она тебе отказала, ты вряд ли что-то можешь с этим поделать, - задумчиво проговорил Торин, - Результаты голосования не могут быть изменены, и ты придерживался своей части соглашения. Думаю, если вопреки древним законам и традициям казад отец будет принуждать Ауду к замужеству против воли, это вызовет гораздо больший скандал.

Кили натужно сглотнул, лицо его оставалось бесстрастным, как будто он до сих пор ещё не смел надеяться.

- Ты же не думаешь… - начал он, - Я поклялся на Совете, что женюсь на гномке, но эта мысль мне невыносима. Допустимо ли мне оставаться безбрачным?

Торин внимательно изучал племянника, его впечатлило и удивило то, что Кили до сих пор не попросил у него позволения вернуться к Тауриэль, даже несмотря на то, что он хотел этого больше всего на свете. Неужели парень всё ещё боялся навредить брату, ухаживая за ней?

- Я вовсе не собираюсь просить тебя жениться. Ты уже высказал свою точку зрения на Совете, - заявил Торин.

Кили кивнул, по тому, как расслабились его плечи, было видно, что напряжение оставило его.

- Благодарю тебя, - он всё ещё выглядел подавленным, но впервые за несколько месяцев из его глаз исчезло отчаяние.

“Ты так ничего и не сказал о Тауриэль”, хотел было напомнить ему Торин, но вовремя спохватился. Если бы он был единственным, от кого зависело одобрение брака Кили с эльфийкой, он бы предложил ему своё благословение прямо здесь и сейчас. Он был уверен, что племянник заслуживает её, и расставание с ней разбило ему сердце. К балрогу другие кланы, пусть себе жалуются и будут прокляты! Торин был готов поспорить, что благо собственного народа и королевства он понимал намного лучше, чем они.

Однако Кили был не только его наследником, он также станет и наследником Фили и не только до тех пор, пока у того не появятся собственные сыновья, но и в том случае, если род старшего из принцев внезапно прервётся. Поэтому было бы несправедливо ставить Фили в затруднительное положение, позволяя младшему племяннику жениться без его ведома и согласия. Несмотря на то, что Кронпринц наверняка поддержал бы желание брата, как делал почти во всех других случаях, Торин знал, что сначала должен поговорить с ним.

- Мы можем объявить об отказе Ауды на следующем заседании моего совета, - сказал король, - Оттуда новости разойдутся быстро.

- Двалин засвидетельствовал, что она вернула мне обручальный подарок, - сказал Кили.

Вот, значит, откуда его кузен узнал обо всём, что случилось.

- Я прослежу, чтобы он присутствовал, - сказал Торин.

- Спасибо, дядя.

После недолгого молчания Кили направился к двери. Когда племянник проходил мимо, король схватил его за плечо.

- Тебе не нужно меня благодарить, парень, - сказал он, - Я знаю, что много ошибался, но я всегда хотел тебе только добра.

- Я знаю, - ответил Кили, обнимая дядю в ответ.

**********

- Она ему отказала? - Фили вскочил со стула и уставился на дядю, чувствуя недоверие и облегчение.

Когда этим вечером его позвали в покои короля, он едва ли ожидал подобных новостей. Торин встал напротив племянника, его губы тронула лёгкая улыбка.

- Насколько я понял, она сжалилась над его разбитым сердцем.

Фили рассмеялся, охваченный внезапной радостью.

- Ки всегда умел строить глазки, способные растопить тебе сердце, - сказал он, - А ещё он не умеет скрывать своих чувств. Ауде потребовалось бы каменное сердце, чтобы противостоять ему.

Торин усмехнулся.

- Могу себе представить. Я на такое не способен.

Смех замер у Фили в горле.

- Ты хочешь сказать, что… - он шагнул к дяде, но остановился, как будто боялся слишком сильно поддаться надежде.

Того, что Кили былизбавлен от несчастливого брака, было вполне достаточно.

- Яснее ясного, что без Тауриэль твой брат никогда полностью не будет самим собой, - сухо заметил Торин.

- Да, - согласился Фили, в этот момент он чувствовал себя ещё более удивлённым.

Он знал, что дядя сочувствует его младшему брату, но он никак не ожидал, что Торин так неожиданно поддержит его брак с эльфийкой, ведь совсем недавно это послужило причиной большого раздора.

- Фили, ты думаешь, я не вижу, как сильно он любит её? - ответил король, и теперь его голос был полон скрытого веселья, - Я не собираюсь лишать его нового шанса её вернуть. Я слишком сильно его люблю, чтобы сейчас желать ему такого несчастья.

- Я никогда и не думал, что ты… хотел этого для него, - сказал белокурый гном, - Но я всё равно удивлён…

- Что теперь я буду на его стороне? Не надо. За последний месяц я ясно понял, что теряю племянника. И если твой брат и дальше останется таким же подавленным и несчастным, то и королевство вскоре тоже потеряет своего принца. Сила Кили в том, чтобы служить тем, кого он любит. Вынуди его отказаться от своей верности, и он никому не принесёт пользы.

- Да, - снова согласился Фили, он испытывал облегчение оттого, что дядя тоже понимал, как сильно жертва Кили мучила его.

- Прежде чем дать твоему брату своё разрешение, я должен был удостовериться, что ты с этим согласен. Ведь я не единственный король, которому придётся объяснять, почему он позволил своему наследнику жениться на эльфийке, - проговорил Торин.

Фили схватил его за руку.

- Разумеется, я согласен! Ты же знаешь, что я не хочу видеть Кили таким до конца его дней, - возразил он с кривой усмешкой, - С тех пор, как всё это началось от моего брата осталась только половина, - благородная, сильная, упрямая половина, но та беззаботная, нетерпеливая, иногда безрассудная его часть исчезла вместе с яркой молодой женщиной, которая к ней взывала, - Значит, ты просто проигнорируешь беспокойство совета и позволишь ему жениться на ней?

Торин улыбнулся в ответ.

- Дракон мёртв, а я Подгорный король. Я лучше знаю, в чём состоит благо для моего народа, чем какие-то лорды из гор Орокарни. И здесь в Эреборе я могу одобрять всё, что хочу.

Фили со смехом отпустил рукав Торина. Сейчас перед ним стоял тот самый дядя, за которым он когда-то последовал и за которого охотно отдал бы свою жизнь, если бы его попросили об этом: мужчина, уверенный в своей власти, неустрашимый, когда речь шла о том, что было правильным. В этом отношении Кили был очень на него похож.

- А ты не думаешь, что из-за этого мы можем испортить отношения с Черновласами? - добавил Фили через мгновение.

Недовольство лорда Андвари было единственным реальным препятствием, которое могло им помешать.

- Я буду соблюдать наши соглашения так же, как и раньше, - ответил ему Торин, - Если Андвари и есть на кого злится, то только на свою дочь. Мы здесь ни при чём. И всё же я чувствую, что она достаточно сильна, чтобы ему противостоять.

- Ауда уверена в себе, когда знает, чего хочет, - заметил Фили.

В отношениях и с ним самим, и с его братом Ауда полностью доказала, что она способна быть хозяйкой своей судьбы. На лице Торина появилось беспокойство.

- Фили, когда я просил тебя жениться на Ауде, я ничего не знал о Сиф.

- Я не хотел, чтобы ты знал.

- Я всегда хотел дать вам с братом то, чего вы заслуживаете: королевство, дом. Тебе корону. Ты был рождён, чтобы быть королём, - задумчивая улыбка смягчила лицо Дубощита, - Именно так я сказал твоей матери, когда впервые увидел твою золотистую головёнку у неё на груди.

Фили покраснел. Он знал, какие разговоры ходили о нём среди гномов в Синих горах: что цвет его волос предвещал ему корону. Тогда эта мысль казалась ему фантастической, далёкой, полной надежды романтической мечтой, не имевшей ничего общего с реальностью.

- Всю свою жизнь я гонялся за этим королевством, сражался, чтобы вернуть то, что потеряли мой дед и отец. В моём сердце не было места ни для жены, ни для семьи. Не для себя. И хотя я знал, что однажды ты должен будешь сделать выбор, твоя мать была права: я не понимал, как это может быть важно.

Фили кивнул, не способный произнести ни слова. Он знал, что Торин не собирался с пренебрежением относится к его надеждам, но сейчас ему было приятно слышать дядины слова.

- Я прекрасно понимаю, что если бы я сдержал данное Бранке обещание, ты не оказался бы в таком положении, как сейчас, и тебе не пришлось бы отказываться от девушки, которую любишь. Прости меня.

- Да, - выдавил из себя Фили.

- И хвала Махалу за то, что он формирует наши жизни лучше, чем мы сами.

- Воистину.

Фили думал почти о том же. Однажды они с Сиф уже были неожиданно избавлены от разочарования и потерь и теперь, когда Ауда сделала свой выбор, Кили тоже был свободен. Казалось, этого было даже слишком много, чтобы это принять.

- Ты же знаешь, я не мог бы больше заботиться о тебе, даже если бы ты был моим сыном, - продолжил Торин.

- Да, я знаю, - белокурый гном склонил голову, и король коснулся лба племянника своим.

Потом Дубощит чуть заметно улыбнулся озорной ухмылкой, так похожей на улыбки его сестры и её младшего сына.

- А теперь ради Дурина, пошли ко мне своего брата.

========== Отбрось свою гордость и следуй за мной ==========

- Ты не пойдёшь к ней? - с недоумением повторил Торин.

Он ожидал, что племянник совсем по-другому отреагирует на новость о том, что ему наконец-то разрешили жениться на Тауриэль. Кили смотрел на дядю молча, вздёрнув подбородок, и взгляд его был полон решимости, как обычно бывало, когда он был твёрдо намерен следовать своей цели.

- Кили, - продолжил Торин, - И я, и твой брат полностью поддерживаем тебя в этом. Преемственность Фили уже обеспечена, - если парень боялся навлечь на них политические неприятности, ему не следовало этого опасаться.

- Дело не в этом, дядя, - натянуто ответил молодой гном.

Дубощит вздохнул, чувствуя мгновенную растерянность оттого, что его юный родич так упорно противился своему же собственному благополучию.

- Совершенно очевидно, что без неё ты несчастен, - сказал он.

И действительно пережитые страдания отразились даже на внешности Кили. Несмотря на отросшую бороду, его лицо выглядело тоньше обычного, а по тому, как свободно сидела на нём одежда, Торин заподозрил, что парень потерял в весе - для гнома это была почти неслыханная болезнь. И если бы он не думал, что может помочь племяннику исцелиться, то был бы весьма обеспокоен его здоровьем.

Как будто прочитав его мысли, Кили устало вздохнул и объяснил:

- Дело не в том, что хорошо для меня, а в том, что хорошо для Тауриэль. Я не могу просить её стать моей женой. С таким же успехом я мог бы просить у неё разрешения разбить ей сердце.

Он говорил так, словно не мог представить себе большего горя. Ну конечно, верный Кили ещё раз с готовностью отказался бы от собственных желаний, если будет уверен, что на кону стоит благо тех, кого он любит. И всё-таки в этот раз Торин подозревал, что его младший наследник излишне щепетилен.

- А ты не думал, что её сердце уже разбито? - спросил он.

На лице у Кили появилось выражение глубокого отчаяния.

- Я знаю, что причинил ей боль. Вот почему я не могу сделать это снова. Я не могу просить её смотреть, как я умираю. Неужели ты не понимаешь? - его голос звучал так, будто он пытался убедить в этом не только дядю, но и себя самого, - Она ещё может от этого исцелиться. Она может полюбить кого-то другого. Но как только я женюсь на ней, она будет связана со мной навсегда. Возможно, я даже стану причиной её гибели. Говорят, что эльфы могут умереть от горя.

Торин слабо улыбнулся, тронутый этим проявлением искренней, настоящей любви.

- Кили, я уважаю твою самоотверженность, - сказал он, - Но Тауриэль уже полюбила тебя и этим сделала свой выбор.

Исходя из того, что Подгорный король знал об этой храброй эльфийке, он был уверен, что она была так же мало склонна забыть о возлюбленном, как и сам Кили.

- Торин, прошу тебя! - протестующе воскликнул молодой гном, - Я уже принял решение, - потом он, казалось, пришёл в себя, и его гневный взгляд смягчился, - Я глубоко благодарен тебе за то, что ты смог бы её принять. Я никогда не забуду, что ты предложил мне это.

Кили поклонился. Поднявшись, он заторопился к двери, как будто не хотел давать дяде возможность разубедить себя. Торин не стал его останавливать. По своему долгому опыту он знал, что спорить с младшим племянником сейчас, когда юноша уже принял решение, было совершенно бессмысленно. Гораздо лучше было позволить парню разобраться в себе, прежде чем говорить с ним снова. И кроме того, он инстинктивно чувствовал, что сейчас Дис сможет намного легче привлечь внимание своего сына, чем он сам или кто-либо другой. Однако вспомнив, что сестра ещё ничего не знала о том, что произошло, владыка Эребора сменил королевские одеяния на более скромный и удобный наряд и вышел из своих апартаментов, чтобы её найти.

*********

Когда Кили вернулся в свои покои, Фили поднял на него глаза, отчаянно желая снова увидеть радостное лицо брата, но тот выглядел ещё мрачнее обычного.

- Прежде, чем ты спросишь, нет, я не пойду к ней, - сказал брюнет в ответ на молчаливый вопрос старшего брата.

В первое мгновение Фили лишился дара речи и молча смотрел, как младший брат проходит мимо него. После новостей Торина он должен был бы воспрянуть духом, но хотя все объективные причины, мешавшие его надеждам, были устранены, казалось, в нём до сих пор шла какая-то внутренняя борьба.

- Ки, погоди!

Кили остановился у своей двери, повернулся и посмотрел на брата несчастными глазами, взглядом умоляя его не продолжать.

- Ты же знаешь, что Тауриэль ждёт тебя, - сказал Фили так мягко, как

только мог, чувствуя непреодолимое желание схватить братца за плечи и хорошенько встряхнуть.

- Я уже сказал тебе, что больше не причиню ей вреда, - голос Кили был полон отчаяния, - Пожалуйста, не проси меня об этом.

- Я лишь прошу тебя помнить о том, чего она хочет.

- Не надо.

- Кили, - увидев страдальческое лицо брата, Фили замолчал.

Ему вдруг подумалось, что Кили должен сам преодолеть эту последнюю преграду.

- Я иду спать, Фи, - брюнет открыл свою дверь и шагнул внутрь.

Фили вздохнул, чувствуя мимолётное раздражение из-зи недальновидности брата, пусть даже намерения его и были самыми благородными. Неужели Кили не понимал, что его упрямство нечестно по отношению к Тауриэль и её собственному безоговорочному выбору? Ведь она уже отдала ему свою любовь, и она знала, чего это будет ей стоить. Может, Кили просто боялся, что теперь, желая возвратиться к ней, он ищет только собственной выгоды? И борясь с явным, отчаянным и сильным желанием её вернуть, он, скорее всего, чувствовал, что подвергается опасности поставить свои желания выше её нужд.

И всё же Фили понимал, что сила страсти, которую брат испытывал к эльфийке, в конечном итоге послужит правильной цели. В конце концов, Кили всегда отличался ясностью восприятия и был не способен долго отвергать то, что правильно, особенно если этот выбор совпадал с тем, чего он и сам хотел. Поэтому, когда брат закрыл за собой дверь, Фили просто крикнул ему вслед:

- Найди меня утром! Я помогу тебе собрать вещи.

**********

Кили жалел о том, что сегодня у него был выходной. Он предпочёл бы работать - наблюдать за тренировками, выслушивать рапорты патрульных или даже составлять расписание смен - всё, что угодно, лишь бы не думать о том, чего ему хотелось больше всего на свете. Всё, что удержало бы его от того, чтобы не бежать прямиком в Лихолесье, к Тауриэль. Но заняться ему было нечем, и поэтому он оказался здесь, в зале Серебряных фонтанов, в единственном месте, где он не мог не думать о ней, потому что они с Тауриэль часто приходили сюда вдвоём. Казалось, он был полон решимости намеренно мучить себя.

Он сидел на краю центрального бассейна, подтянув колено к груди, и смотрел, как капает вода. Эта замысловато выкованная металлическая конструкция поддерживала ряд приподнятых над полом бассейнов, из которых вытекали ещё большие струи. Эти капли представлялись ему множеством слёз, распиравших его изнутри. Он не хотел давать им волю, потому что они стали бы признаком его слабости, его эгоизма из-за того, что он не мог отпустить Тауриэль.

Вчера, после того, как утихли его первая дикая радость и облегчение оттого, что Ауда освободила его, Кили понял, что должен позволить Тауриэль стать свободной. Если он действительно верил в то, что однажды разобьёт ей сердце и без него ей будет лучше, тем более он не мог изменить своё мнение сейчас только потому, что ему позволили иметь её снова. Поступить так значило бы думать только о себе. И каким бы Кили ни был одиноким, он не смог бы оправдать себя, если бы решился пожертвовать истинным благом Тауриэль ради своего собственного счастья.

И всё-таки грудь его болела так, словно кто-то и в самом деле пронзил его мечом. Он мрачно подумал, что, возможно, было бы лучше, если бы он умер там, на замёрзшей вершине Вороньей Высоты почти два года назад. Тогда он мог бы быть счастлив, отдав за неё свою жизнь, и никогда не узнал бы худшей боли. Кили был уверен, что смерть едва ли могла бы быть настолько мучительной, как боль от осознания того, что он сам по своей воле позволил ей ускользнуть от него, в то время как всё его существо, тело и душа, казалось, кричали о том, чтобы он пошёл к ней.

Тауриэль, ты нужна мне!

На какое-то мгновение он выразил все свои желания в одной этой настойчивой мысли: слова переполняли его, как будто он и впрямь выкрикивал их. И всё же он не осмеливался даже шептать, словно делая так даже в её отсутствие он обременял бы Тауриэль своим эгоизмом. Он не хотел возлагать на неё эту ношу, даже не смотря на то, что на самом деле не мог без неё обойтись.

Он опустил руку в воду, гадая, касалась ли она этих капель, что стекали сейчас по его пальцам, когда была здесь в последний раз, ведь ей всегда нравилось водить по воде ладонью. На какой-то безумный миг он вдруг подумал, каково было бы утонуть здесь, в этих водах, чтобы получить таким образом её последнюю ласку.

- Что с тобой, милый?

Кили вздрогнул. Подняв глаза, он обнаружил стоявшую перед ним мать. За шумом воды в суматохе собственных мыслей он не услышал, как она подошла.

- Я скучаю по ней, - признался он.

Дис присела рядом.

- Так иди к ней.

- Всё не так просто, мама. Ты же знаешь, почему я не могу.

- Разве? - её голос был полон доброты, побуждая его объясниться.

Мать положила руку ему на спину, её пальцы легонько ласкали его.

- Разве не будет лучше, если она отпустит меня сейчас, а не потом, когда это причинит ей гораздо большую боль? - спросил Кили, в тысячный раз повторяя те самые доводы, в правоте которых он так пытался себя убедить, - Как я мог думать, что имею право просить её любить меня, когда ей придётся меня потерять? - добавил он резко, злясь на себя самого.

- Кили, есть вещи и похуже, чем потерять того, кого любишь, - возразила Дис, и рука её, гладившая его спину, была твёрдой.

Он повернулся, чтобы посмотреть на неё; слова матери не показались ему убедительными. Дис ответила на его взгляд задумчивой улыбкой.

- Намного хуже было бы не любить совсем, - возразила она, - Я никогда не отказалась бы от времени, проведённого с твоим отцом, даже чтобы спасти себя от боли, которую причинила мне его потеря. Это были прекрасные годы, и в них было много хорошего. Включая тебя и твоего брата, - когда он снова посмотрел на фонтан, она склонилась и поцеловала его, - То же самое будет и с тобой. Вы с Тауриэль разделите достаточно счастья, и оно перевесит все печали.

- Говорят, эльфы умирают от разбитого сердца. Я не могу так с ней поступить!

Дис мягко покачала головой.

- Думаю, что смерть это не самое страшное. Мы с тобой тоже умрём однажды, и это не кажется таким уж тяжким испытанием.

- Да, но мы смертны, - возразил Кили, - Все смертные умирают. А она должна жить вечно.

- Многие эльфы нет.

- Но это не значит, что она должна умереть. Только не из-за меня!

- Я не уверена, что с ней это случится. Думаю, твоя Тауриэль достаточно сильна, чтобы заставить себя жить дальше, - Дис прочесала пальцами волосы сына, смахнула с глаз непослушную прядь и заправила её ему за ухо, - Каков бы ни был твой или её жребий, ты не можешь знать о нём заранее. Эльф или гном, не имеет значения. Когда я выходила замуж за Вилли, я не представляла себе его судьбу, но всё равно не изменила бы свой выбор.

Прервав свои ласки, она расплела одну из своих кос, достала заколку и убрав с его лица волосы, заколола их сзади; этим утром он был слишком занят, чтобы причесаться как следует.

- Ты не можешь делать свой выбор, основываясь на том, чего ты не знаешь, - продолжила Дис, возясь с заколкой в его волосах, - Только на том, что тебе известно. А ты знаешь, что вы любите друг друга.

- Вот поэтому я не могу так с ней поступить, - ответил Кили страдальческим тоном.

Ну почему дядя, Фили, а теперь и его мать чувствовали себя обязанными переубедить его? Кили пытался не думать о том, как сильно ему хотелось бы, чтобы им это удалось.

- Кили, любовь моя, - она взяла сына за подбородок и повернула к себе, заставляя смотреть ей в лицо, - Не отнимай у неё право принять это решения самой. Я говорю это ради твоего блага, а также и ради Тауриэль. Если ты не пойдёшь к ней сейчас, я уверена, что когда-нибудь ты пожалеешь об этом.

Кили чувствовал, как вся его решимость буквально трещит по швам.

- Мама, я очень этого хочу. Больше всего на свете я желаю её найти. И я чувствую себя таким эгоистом!

Дис удивлённо приподняла брови.

- Потому что ты хочешь пойти к ней? Кили, просто желать чего-то не значит быть эгоистом. Эгоистично пренебрегать волей и потребностями других. Если Тауриэль хочет быть с тобой, а у меня нет причин думать иначе, будет поистине эгоистично прятаться от неё.

- Мама, я не прячусь. Это она уходит от меня, - от Дариона, который заменил Тауриэль на посту капитана патрульных Дейла, он узнал, что эльфийка собиралась покинуть Рованион. Ему оставалось только отпустить её, - Возможно, она уже ушла из Лихолесья.

- Ты думаешь, что она никогда об этом не услышит, будь то при твоей жизни или после неё? И что она подумает, зная, что ты мог прийти к ней, и не пришёл? - несмотря на нежность в голосе, Дис была твёрдо намерена дождаться от сына ответа.

Что подумает Тауриэль? Сосредоточившись на том, что он по его мнению должен был ей дать, Кили даже не задавался этим вопросом. Каким-то образом он вообразил, что стоит между ней и уделом, которого она пока не могла осознать, и что спасая её от злой судьбы, сможет остаться невидимым. Но его мать была права: Тауриэль, конечно, узнает, что он никогда не был женат, и не имеет значения, случится это через сто или через тысячу лет.

И что она подумает тогда? Она не узнает, что Кили не пришёл потому, что хотел спасти её от горя, что он поступил так потому что любил её так же сильно, как раньше. Она будет знать только то, что он нарушил единственное данное ей обещание: вернуться к ней, где бы она ни была, даже если между ними будет лежать поле битвы, Королевский совет или же половина Средиземья. И что она тогда почувствует? Она почувствует себя преданной, в этом Кили был совершенно уверен. Он знал это, потому что сам чувствовал бы себя так же, поменяйся они местами. Если бы она просто дала ему уйти, отняла бы у него шанс, которого, как она знала, он страстно желал, это разбило бы ему сердце намного сильнее, чем любое вынужденное расставание. А Кили был совершенно уверен, что жизнь с ним - это было именно то, чего она на самом деле хотела.

“Ты всегда будешь моей любовью”, сказала она ему в ночь, когда они расстались. Он поверил ей тогда, верил и сейчас. Её любовь была столь же неизменной и неувядающей, как и его собственная. Сколько бы ни прошло лет, она всё так же будет тосковать по нему, даже если боль утраты притупится, превратится во что-то терпимое, потому что станет знакомой. Поэтому Кили не мог возложить на неё новое бремя печали и сожалений, которое вряд ли был способен вынести сам. Как ужасно было бы для неё узнать спустя годы, когда уже станет слишком поздно, что они снова могли бы быть вместе? Если она хотела, чтобы не смотря ни на что он вернулся к ней, её желание исполнится. Он не станет лишать её права самой выбрать свою судьбу.

- Да, мама, - серьёзно проговорил он наконец, - Я пойду.

Он встал, и Дис убрала руки с его плеч, ощущая, как рассеивается обречённость, неизбежная, как смерть, и тяжёлая, словно крышка гробницы.

- Я пойду, - повторил Кили более спокойным голосом. Наклонившись, чтобы поцеловать её, он увидел, что по лицу матери текут слёзы, - Всё хорошо, - тихо сказал он.

- Я знаю, - её голос дрожал, и он догадался, как сильно она боялась за него из-за того ужасного выбора, который он мог сделать за себя и за Тауриэль.

Кили усмехнулся, вызвав у неё новые слёзы, и подумал, сколько же прошло времени с тех пор, как его мать да и вообще кто-либо видел на его лице улыбку. Ему самому это казалось странным. Дис махнула ему, улыбаясь в ответ.

- Иди же! У тебя мало времени, а ты ещё должен собрать вещи!

Кили был благодарен ей за понимание. Он кивнул, а потом выбежал прочь из зала.

**********

Когда на следующее утро после разговора с Торином Фили пришёл к Сиф, она как раз заканчивала завтрак. Он взял из буфета чайную чашку и сел на место, которое недавно освободил её брат, Фрейр.

- У меня есть новости, которые будут тебе интересны, - сказал он, размешивая в чае молоко.

- Да? - Сиф посмотрела на него с любопытством.

Фили попробовал чай и, удовлетворённый вкусом, поставил чашку на стол.

- Не хочешь угадать?

Он с трудом сдерживал ухмылку, которая угрожала расплыться по его лицу, и чувствовал, что проигрывает борьбу.

Девушка задумалась, держа в руках кусочек холодного ростбифа.

- Это как-то связано с планами ремонта, которые ты предложил? Их утвердили?

- Намного лучше, - Фили позволил себе довольную улыбку, - И это очень сильно повлияет на наше собственное счастье, твоё и моё.

- Ага, - глядя на него, Сиф и сама заулыбалась, - Значит, это касается твоего брата и… - теперь он видел уверенность в её глазах и понял, что ответ она прочла у него на лице, - Ауда освободила Кили, верно?

- Так и есть.

Сиф рассмеялась, переливчато и звонко.

- Я так и знала! То есть, я не ожидала, что она разорвёт этот договор, но я была уверена, она понимает, что она могла бы иметь нечто лучшее. Но не с ним. Неужели ты никогда не замечал, как она смотрит на нас, когда мы были вместе. Как будто пытается понять, почему мы так счастливы.

- Я видел это, - признался он.

- Что ж, - Сиф удовлетворённо вздохнула, глядя на него поверх своей чашки, - Теперь мне не придётся жалеть и её тоже. Сейчас у неё есть шанс повстречать того, кто сможет сделать её счастливой. Ой! - она поставила чашку на стол, - Ты, наверное, хочешь сказать, что Кили позволили вернуться к Тауриэль. Иначе ты бы так не радовался.

- Да, ему разрешили, и я уверен, что скоро он всё-таки решит пойти к ней.

- Что? Ты имеешь в виду, что сейчас он этого не хочет? - Сиф удивлённо распахнула глаза.

- Вчера вечером он именно так мне и сказал.

- Бедняга! Неужели он и правда думает, что она больше не хочет его?

- Он думает, что без него она будет счастливее, потому что она бессмертна, а он нет.

- Но ведь это же неправда! - Сиф выглядела очень расстроенной, - Я знаю, что Тауриэль до сих пор любит его и хочет быть с ним.

- Знаешь? - переспросил он, хоть и догадался, что она сравнивает нынешнее положение эльфийки и свои собственные недавние испытания.

- Ну, я бы не передумала, даже если бы потеряла его однажды, - страстно ответила Сиф, будто подтверждая его мысли, лицо её раскраснелось, - И если Кили этого не понимает, я скажу ему…

Её прервал нетерпеливый стук в дверь, он эхом отдавался в коридоре за столовой, в которой они сидели, и продолжался непрерывно, пока кто-то не открыл дверь. Фили слышал отголоски отрывистого, торопливого разговора, а затем раздались шаги, направляющиеся к их двери.

- Что ж, у тебя появился шанс сделать это, - с улыбкой заметил он, - Хотя я подозреваю, что…

В этот момент в комнату ворвался Кили.

- Я искал тебя! О, доброе утро, Сиф! - брюнет быстро кивнул ей, а потом бросился к Фили.

Обнаружив, что ему нечего сказать, кроме как “Что я тебе говорил”, тот удовольствовался тем, что просто широко улыбнулся брату.

- Фи, ты нужен мне в мастерской, - задыхаясь, продолжил младший принц, - Сегодня я должен закончить обручальный подарок для Тауриэль, а я никогда раньше не работал с мифрилом. Если бы ты мог мне помочь…

- О, Кили! - Сиф вскочила и бросилась к нему, - Я так за тебя рада!

Она схватила его за плечи и, потянувшись, поцеловала в щёку. Кили наклонился и с усмешкой поцеловал её в ответ, в приливе энтузиазма случайно поймав её губы. Молодая гномка покраснела, но всё равно улыбнулась ему. Фили поднялся со стула.

- Уже иду. А откуда ты взял мифрил?

Этот бесценный металл не добывали с тех пор, как пал Казад-дум, а это случилось почти за тысячу лет до того, как они с братом родились.

- Я нашёл пару мифриловых серёг среди тех вещей, что дед оставил мне в наследство, помнишь? Они были ужасно уродливые, и Тауриэль никогда не стала бы их носить, так что я их расплавил, - объяснил Кили.

Блондин фыркнул. Его брат хорошо владел своим ремеслом и имел довольно чёткие представления, какие украшения подошли бы его эльфийке.

- Я зайду попозже, - Фили поцеловал Сиф, схватил со стола булочку и бросился за братом, который преодолел уже половину пути вниз по коридору.

- И почему ты передумал? - спросил он у Кили, догнав его у главного входа в жилище Железнобоков.

Фрейр выпустил их. Брат Сиф выглядел слегка озадаченным.

- Мама, конечно, - брюнет понимающе посмотрел на брата, - Она помогла мне увидеть то, чего я не понял.

- Я рад. Но я был уверен, что рано или поздно ты всё равно придёшь в себя.

- А? - Кили остановился на середине шага и с любопытством посмотрел на Фили.

- В конце концов ты всегда делаешь то, что правильно, Ки. Я это знаю.

Младший принц усмехнулся, слова брата тронули его до глубины души.

- Да, но иногда мне всё-таки нужна твоя помощь.

- Конечно, малыш.

Блондин потрепал младшего брата по волосам. Теперь, когда Кили стал выше него ростом, этот жест выглядел нелепо, но именно так Фили всегда выражал свою привязанность к нему в детстве, когда они оба были гномятами.

- А теперь расскажи, что именно ты делаешь для Тауриэль?

**********

Следуя за Леголасом через дворцовые ворота по Западному мосту, Тауриэль чувствовала себе счастливее, чем за все последние месяцы. Прошлой ночью она была слишком взволнована и возбуждена, чтобы уснуть, поэтому лежала, прижав к груди рунный камень, который Кили подарил ей, и думала о том моменте, когда она переступит западные границы Зеленолесья, и первое дуновение свободного свежего ветра коснётся её лица. С тех пор, как она вернулась сюда, замкнутое пространство леса душило её. Она чувствовала себя пленницей, и не только охраняемого королевства, но и собственного горя. Возврат к неизменному ритму её прошлой жизни делал её потерю такой близкой и реальной, прежняя рутина снова вызывала в ней давнее недовольство, от которого избавить её смог только Кили.

Завтра утром она откроет для себя новую жизнь, найдёт новую возможность хранить свою любовь к нему так, чтобы он мог продолжать жить в ней, а не только взывать к ней из прошлого. И всё же казалось, что прошлое завладело ею намного сильнее, чем ей хотелось бы признать, потому что ступив с последнего камня моста на покрытую мхом лесную подстилку, эльфийка застыла, как будто невидимая стрела пронзила ей сердце. “Я нужна ему”, пронеслась в её голове непрошенная мысль, “Я нужна ему, а я ухожу”.

Тауриэль невольно повернулась и посмотрела назад в сторону Одинокой горы, хоть и знала, что не увидит её за лесом и скалистым подъёмом королевского дворца. За несколько прошедших мгновений она чётко и ясно осознала, что её возлюбленный действительно страдает, раздираемый какой-то внутренней борьбой. Тауриэль не могла объяснить, откуда она это знала, просто была абсолютно уверена, что это так. А потом это чувство исчезло. Эльфийка глубоко вздохнула, поняв, что всё это время бессознательно сдерживала дыхание, и обнаружила, что её сотрясает дрожь.

- Кили! - тихо позвала она.

Тауриэль знала, что ему больно; с тех пор, как им пришлось расстаться, он, несомненно, испытывал ту же боль, что и она сама. А теперь, когда он был обречён на брак с какой-то гномьей женщиной, его горе наверняка станет вдвое сильнее. Но именно по этой причине она больше не могла ему помочь. Правда была жестокой и несправедливой, но тем не менее, это была правда.

Несмотря на невысокий рост, Тауриэль никогда не воспринимала Кили, как нечто маленькое, потому что он был силён и телом, и духом. Однако теперь, представляя, что он остался один на один со своими бедами, она была поражена тем, насколько беззащитным казался он перед лицом тяжких забот огромного мира. И какая из всех сил этого мира могла бы подумать о нём и поддержать так, как когда-то делала Тауриэль. Наверняка должен был быть кто-то, кто любил этого гнома так же сильно, как и она, кто мог видеть его даже сейчас.

Тауриэль опустилась на колени. Она надеялась, что Создатель Кили - Оли* услышит молитву тёмного лесного эльфа.

- Благословенный Махал, - прошептала она. Наверняка ещё никто из эльфов никогда не обращался к Оли по-гномьи. Сама она уж точно раньше не молилась ему ни под каким именем, - Моему Кили нужна помощь. Конечно, ты должен это знать. Я бы пошла к нему, если бы могла. Я очень его люблю. Но я больше не могу ему помочь. Он твой сын, прошу, пошли ему то, что ему нужно.

Эльфийка склонила голову, и две слезинки, что вытекли из её глаз, с мягким, но отчётливым стуком упали на камни моста.

- Тауриэль?

Она ощутила ладони Леголаса на своих плечах. Тауриэль склонила голову на бок, прижимаясь щекой к его руке и чувствуя, как её слёзы стекают ему на пальцы.

- Тауриэль, - снова выдохнул он, - Ты плачешь.

- Я знаю, - ответила она, поднимаясь, а потом повернулась и обняла его за шею.

Эльфийский принц молчал, он просто прижал её к себе, лаская ладонью её затылок.

- Я чувствую, что не должна его покидать, - дрожащим голосом сказала она, - Но я, конечно же, просто желаю того, что мы потеряли. Сейчас я уже не могу к нему вернуться, потому что он обещан другой.

- Мне очень жаль, мой дорогой друг. Конечно, если бы наша судьба всегда зависела от наших заслуг, сейчас ты наверняка была бы со своим гномом.

Тауриэль заметила, что он использовал слово hadhod вместо презрительного naug, которое употреблял когда-то. Неужели он слышал её молитву?

- Спасибо тебе, - она наконец подняла голову с его плеча, - Мне жаль, что тебе приходится терпеть меня такой, - добавила она, промокая глаза подолом юбки, - Я надеялась, что стану тебе более жизнерадостным спутником.

- Ерунда, - улыбка Леголаса была доброй, - Я бы оказался неверным другом, если бы отказался поддержать тебя в беде.

Тауриэль тоже улыбнулась, хоть улыбка эта ощущалась непривычно у неё на губах.

- Значит, в глазах Валар мои достоинства не так уж малы. Идём! - она взяла его под руку, - Я почувствую себя лучше, если буду двигаться.

- Как пожелаешь, - с лёгкостью ответил ей Леголас.

Он поудобнее перехватил её руку, подальше от тяжёлого гномьего браслета в виде манжеты, который Тауриэль носила над кожаными наручами, и позволил ей увлечь себя вниз по дороге, которая вела к выходу из Зеленолесья.

* Óli - эльфийское имя Ауле(синд.)

========== Прощаний твоих не приму ==========

Когда Кили прибыл в крепость Лихолесья, он узнал, что Тауриэль ушла три дня назад. Она отправилась в Ривенделл вместе с сыном эльфийского короля. Новость эта одновременно обрадовала и встревожила молодого гнома. Было просто невероятной удачей, что они не разминулись с ней на несколько недель, и он это понимал. И всё же, если она путешествовала в компании эльфийского принца…

В том, что Тауриэль до сих пор любит его, и всегда будет любить, Кили не сомневался. И если Леголас сделал её счастливой, когда никто другой не заботился о ней так, как она того заслуживала, она должна была последовать за ним. Кили никогда бы не стал осуждать её за это. Однако голос рассудка не мог заглушить ревность, что полыхала в его груди пламенем более горячим, чем драконий огонь. Мысль о том, что не он, а какой-то другой мужчина теперь видел её улыбку, слышал её смех и ощущал её прикосновения, делала гнома дико несчастным. И то, что сама Тауриэль чувствовала к Леголасу, не имело значения. Если эльф решил, что может просто вмешаться и взять то, на что не имеет права, Кили покажет смазливому эльфийскому князьку, как сильно он ошибался. У Тауриэль был другой, который всё ещё любил и хотел её, и он не успокоится, пока не докажет эту истину.

Молодой гном внезапно понял, что испытывает то же страстное желание, которое он видел в глазах своего дяди, когда Торин требовал, чтобы они нашли ему Аркенстон. И в следующее мгновение он почувствовал страх, что он и впрямь несёт в себе бремя семейного безумия, но жаждал он не золота, драгоценностей или других рукотворных вещей, а живого, дышащего сокровища. А что, если он попытается овладеть Тауриэль, как дракон своим золотом? Возможно, он даже дойдёт до того, что потребует, чтобы она принадлежала ему. И он никогда не простит себе, если посмеет так с ней обращаться.

Страх сковал его, он словно ослеп и оглох. Он неподвижно стоял на каменном пороге королевского дворца, и только когда Двалин встряхнул его, он понял, что впустившие их стражники ждут от него ответа.

- Ты хочешь заночевать здесь или отправишься за ней, пока светит солнце? - спросил его спутник, которого дядя отправил с ним в качестве телохранителя.

- Я… - Кили уставился на Двалина круглыми глазами, - Не знаю, осмелюсь ли я…

Взгляд старшего воина смягчился.

- Что тебя беспокоит, парень? Ты, кажется, не в своём уме.

- Двалин, ты ведь был близок с моим дядей, когда он… Ты видел, как его пожирала жадность, как он не мог вынести мысли, что кто-то другой владеет тем, чего он желает. Я чувствую ту же лихорадочную ярость в своей крови.

- Кили, - озабоченность на лице Двалина сменилась пониманием, - Если у тебя хватило ума отступить, тогда, я думаю, тебе не стоит волноваться. Ты просто ревнуешь, ты не вёл бы себя так, если бы ты её не любил. Наверное, кажется удивительным, что ты не чувствовал этого раньше, но полагаю, она просто единственное сокровище, которое ты когда-либо любил. Если тебя беспокоит только это, я не позволю тебе обращаться с ней хуже, чем она того заслуживает. Хотя вряд ли тебе это понадобится.

- Обещай мне, что убьёшь меня, прежде чем я осмелюсь насильно заставить её пойти со мной, - Кили сурово посмотрел на старшего гнома.

Тот какое-то время смотрел на молодого принца, как будто решая, стоит ли воспринимать всерьёз столь дикую просьбу.

- Даю слово.

Кили с облегчением повернулся к эльфийской страже, которая молча наблюдала за их разговором, и быстро поклонился.

- Я пойду за ней сегодня.

*********

Как и предсказывала Тауриэль, путешествие подняло ей настроение. Она шла по зеленому лесу и чувствовала на сердце необъяснимую лёгкость, как будто каким-то образом знала, что впереди её снова ожидают счастливые дни. Даже страх за Кили терзал её не так сильно, когда она напоминала себе, что оставила его в руках более надёжных, чем её собственные.

Присутствие Леголаса очень ободряло её, независимо от того, следовал ли он за ней молчаливой тенью или болтал и шутил, как раньше, до того, как их разлучили гномий поход и война. Из неосознанных намёков, что сквозили когда-то в его словах и действиях, Тауриэль знала, что он думал, что любит её, и даже сейчас в какой-то мере был ею увлечён. И всё же она была так же твёрдо уверена в том, что он признал её любовь к Кили искренней и настоящей. Несмотря на свою привязанность, Леголас никогда не просил у неё ничего, кроме дружбы и тем самым подпитывал её уверенность в том, что любое влечение, которое он до сих пор мог чувствовать к ней, в конечном итоге рассеется, и они опять вернутся к тесным и полным доверия дружеским отношениям, которые они так долго разделяли. Какими бы нежными ни были чувства, которые Тауриэль испытывала к нему, она уже давно поняла, что дружба для них будет намного лучше любви, и знала, что Леголас был достаточно рассудителен, чтобы в конце концов признать этот факт.

Они были в пути уже чуть больше недели, когда заметили, что кто-то идёт за ними по лесной дороге. Всё утро белки, птицы и другие лесные существа волновались и вели себя настороженно, как будто реагировали на кого-то другого, кроме двух крадущихся эльфов, которые шли по родному лесу так же легко, как и другие его обитатели.

- Наверняка твой отец никого не посылал за нами? - задумчиво проговорила Тауриэль, встретившись с Леголасом глазами, - Я уверена, что это чужаки. Они слишком сильно беспокоят лес.

Неожиданно ей пришло на ум, что последние пришельцы, которых она повстречала в этом лесу, была компания гномов, среди которых был и тот, кто стал ей неожиданно дорог.

- Я тоже так подумал, - согласился Леголас, - Может, это посланцы из Дейла идут в поселения к западу от реки? - он кивнул на низко изогнувшиеся над тропой ветки, подтверждая её невысказанные намерения, - Давай посмотрим?

В ответ она просто взобралась наверх и устроилась в укрытии из листьев. Вскоре Леголас уселся на ветке рядом с ней, и они оба расслабились, хоть и оставались готовыми к действиям, ожидая, когда неизвестные путешественники пройдут под ними.

Прошло почти три четверти часа, прежде чем Тауриэль услышала звуки шагов. Было похоже, что по лесной тропинке шли двое. Их поступь была тяжёлой и быстрой, что предполагало крепкую фигуру и короткий шаг. Эльфийка была почти уверена, что это были не люди, будь то из Дейла или откуда-то там ещё. Значит, гномы из Эребора? Вопреки здравому смыслу её сердце мгновенно забилось от внезапной необоснованной надежды услышать новости от Кили. Однако она тут же напомнила себе, что теперь, когда Эребор восстановил своё первенство среди гномьих королевств, эти гномы наверняка путешествовали по каким-то делам между кланами.

Тауриэль всё ещё пыталась умерить своё возбуждение, когда в просвете между ветвями дуба появились две фигуры. Эльфийка вздрогнула так, что едва не потеряла равновесие и не упала с ветки. Страстный порыв завладел её рассудком, потому что теперь она могла бы поклясться, что впереди шёл её Кили. С отчаянно колотящимся сердцем она склонилась низко над своей веткой, с нетерпением ожидая, когда путники появятся перед ней в следующий раз. Конечно, это не мог быть он - он был за многие мили отсюда, исполняя свой долг принца - и она знала, что ей станет легче, как только она сможет убедиться в этом. Первый гном остановился, и она почувствовала раздражение, когда сук с особенно густыми листьями скрыл его из виду, и второй гном, которого эльфийка в своём возбуждённом состоянии пока не могла видеть, поравнялся с ним.

- Я мог бы поклясться, что мы должны были встретить их раньше, - сказал один из них, - Ты не думаешь, что они всё-таки свернули с тропы?

Это голос Кили, подумала она, И я, конечно, сошла с ума, потому что думаю, что слышу его сейчас. Она с силой вцепилась в ветку, сжимая пальцами шероховатости коры, дыша быстро и неровно. Казалось, что мир вокруг неё закачался. О, Валар, что со мной происходит?

Она услышала свист и глухой стук, когда Леголас скользнул вниз, на тропу, а потом последовала короткая вспышка проклятий, произнесённых глубоким гномьим голосом. И благодаря особому выбору непристойностей, теперь Тауриэль уже не могла отрицать того, что голос этот принадлежал именно Кили.

Несмотря на лихорадочно мятущиеся мысли, эльфийка заставила себя глубоко вздохнуть. Если Кили и вправду был здесь, пришёл ли он за ней? Или, может, его как принца послали с какой-то миссией в соседнее королевство? Но если он был послом, то почему путешествовал почти в одиночку? Разве малое число сопровождающих не выдавало его спешку, как будто он пришёл со срочными новостями? Но возможно, это были совсем не те вести, которых она больше всего от него ждала. Тауриэль решила, что прежде, чем открыться ему, она должна подождать, пока не узнает о цели его прихода, иначе она может только навредить им обоим.

*********

- Привет вам, путники! - воскликнул Леголас, поднявшись на ноги на тропе в нескольких ярдах отКили.

Тон его был дружелюбным, но в нём всё равно слышался вызов, и молодой гном подумал, не обидела ли эльфа его неосторожная вспышка гнева. А возможно, эльфийский принц обеспокоился, думая, что он, Кили, вернулся, чтобы соперничать с ним за любовь Тауриэль?

- Приветствую, - сухо ответил гном.

Он не смог найти в себе достаточно дружелюбия, чтобы предложить этому самодовольному эльфу любезное mae govannen. И всё-таки он поклонился, ведь Тауриэль была где-то рядом, и он должен был помнить о хороших манерах ради неё. Услышав за спиной шаги Двалина, Кили испытал удовлетворение оттого, что его родич наверняка только что освободил оружие в ножнах.

- Какое неотложное дело привело вас в Зеленолесье? - спросил Леголас, и его вежливый голос, однако, был полон язвительности.

Кили с трудом держал себя в руках. Его телохранитель отреагировал на слова эльфа чуть заметным изменением позы.

- Моё дело касается только Тауриэль, - ответил он, изо всех сил стараясь быть вежливым, - Как я понимаю, она путешествует с тобой?

Лицо эльфа мгновенно стало суровым.

- Чего ты хочешь от неё? - быстро спросил он.

- У меня есть для неё новости, - ответил Кили, всё больше раздражаясь из-за самонадеянности, с которой эльфийский принц вмешивался в дела Тауриэль, - Но я расскажу их только ей.

- Это добрые для неё вести? - спросил Леголас, и лицо его теперь вряд ли можно было назвать дружелюбным.

В этот момент Тауриэль сама опустилась на тропинку в нескольких шагах позади высокого эльфа, и резкость, готовая сорваться у Кили с языка, сменилась её именем.

- Тауриэль!

- Да, Кили? - она говорила мягко, почти осторожно.

Чего она опасалась? Почему не побежала к нему? Он сам бросился бы к ней, если бы вдруг не усомнился в её желаниях. Она стояла у плеча белокурого эльфа, как будто ища у него защиты.

- Тауриэль, я пришёл сказать тебе… - несмотря на горячее желание заявить на неё свои права перед эльфом-соперником, Кили знал, что именно она должна выбрать его.

Или же нет, если она хочет иного. Он прочистил горло.

- Я свободен. Я не обязан жениться на гномьей леди, и Торин согласен, чтобы я был с тобой.

Казалось, холодная маска сдержанности сразу же исчезла с её лица; теперь Кили видел, как сильно она взволнована. Если только причиной этого волнения была не радость…

- Тауриэль, если ты хочешь пойти с ним, тогда я тоже хочу этого для тебя, - сказал молодой гном.

Как ни больно было это говорить под её пристальным взглядом, слова эти дались ему без труда, потому что это была правда.

- Кили!

Она понеслась к нему так быстро, что он едва успел отреагировать, прежде чем она бросилась перед ним на колени и прижала к себе так сильно, что они оба чуть не опрокинулись навзничь. Гном вцепился в неё, пытаясь удержаться на ногах, и эльфийка ткнулась лицом ему в шею.

- О, Кили, мне нужен только ты, - выдохнула она.

Он прижался щекой к её волосам, крепко сжимая в объятиях, слишком переполненный чувствами, чтобы говорить. Он прижимался к ней, согреваясь, как будто она была пламенем, возвращавшим тепло и свет давно остывшим углям, что задыхались теперь под слоем пепла, и боль, физическая и духовная, постепенно исчезала из его сердца. Только теперь, когда она обняла и исцелила его, Кили понял, как сильно были изломаны его тело и душа.

- Тауриэль, Тауриэль, Тауриэль, - выдыхал он снова и снова.

Он повторял её имя, как молитву, но обращённую не к ней, а к тому, кто счёл нужным вернуть её ему.

- Да, Кили, - эльфийка подняла голову и посмотрела на него блестящими от слёз глазами, - Я здесь. Я никогда больше не покину тебя снова.

Гном смахнул несколько прядей своих тёмных волос, прилипших к её влажным щекам.

- Amrâlime, - прошептал он, а потом поцеловал её.

Кили не знал, сколько времени прошло, прежде чем он вспомнил, что они были не одни. Похоже, Тауриэль тоже забыла об этом, или же ей было всё равно, потому что она издала тихий протестующий звук, когда он оторвался от её губ. К своему огромному удивлению, Кили вдруг обнаружил, что смотрит на Леголаса почти с жалостью. Он мог бы поклясться, что нестареющее лицо эльфа отразит те боль и разочарование, которые так недавно терзали его самого. Поэтому он был очень удивлён, когда эльфийский принц посмотрел на них полным горькой сладости, но тем не менее довольным взглядом.

Кили старался не глазеть на эльфа слишком явно. Совсем недавно Леголас откровенно защищал Тауриэль, и гном был уверен, что он просто не хотел подпускать к ней соперника. Если только эльф боялся не того, что Кили заявит на неё права, а того, что он причинит ей боль.

- Ты так и не ответил на мой вопрос, hîr hadhod*, но теперь я легко могу видеть правду, - произнёс Леголас в ответ на пристальный взгляд гномьего принца, а потом, как будто и впрямь беспокоясь о чувствах гнома, добавил, - Она всегда была верна тебе.

Кили ощутил, что лицо его пылает от стыда из-за того, что он так плохо думал об этом эльфе, служившем его Тауриэль утешением и защитой, когда она была одинока.

- Спасибо, что заботился о ней тогда, когда я не мог, - сказал он, - Я всегда буду признателен тебе за это.

Тауриэль тоже поднялась на ноги и повернулась к Леголасу.

- Мне очень жаль покидать тебя, Meldir**, - проговорила она.

Эльфийский принц пожал плечами, жест вышел слегка неуклюжим, но всё равно был грациозным.

- Разве могу я забрать тебя оттуда, где ты должна быть? Возможно, когда-нибудь вы оба приедете в Имладрис, чтобы меня навестить? - он мельком взглянул на Кили, - Она очень хотела там побывать, - добавил он, словно давая гному какой-то молчаливый совет.

- Ах, Леголас! - Тауриэль подбежала к нему и, обняв, поцеловала, - Ты был так добр ко мне, что я не могу выразить этого словами, и я желаю тебе всяческого благословения Валар. Пусть звёзды освещают твой путь, пока мы не встретимся снова.

- И пусть ты и твой Кили будете счастливы, как вы того и заслуживаете, - ответил эльф, мягко подталкивая её обратно к гному.

Кили был не совсем уверен, что означало выражение лица белокурого эльфа; возможно, это было смешанное с облегчением сожаление. Но когда Тауриэль повернула к нему своё сияющее лицо, он уже не мог отвести от неё глаз. Подойдя к нему, эльфийка взяла его за руку.

- Пойдём домой, любовь моя?

Он просто кивнул в ответ. Когда они повернули на восток, к горе, Кили заметил, как редкие ранние снежинки, просочившись сквозь деревья, падая, закружились вокруг них.

*********

Тауриэль настояла, чтобы они разбили лагерь за несколько часов до наступления темноты, ведь Кили и его спутник последние несколько дней вставали до восхода солнца и поздно ложились, чтобы её догнать.

- Гномы очень выносливы. Они могут много работать и мало отдыхать, когда это необходимо, - уверял её Кили, однако было видно, что он устал.

Они развели костёр, чтобы согреться и взбодриться, а потом, разделив дорожные припасы, устроили небольшой пир. Тауриэль достала свою фляжку, в которой теперь плескался травяной эльфийский ликёр, и они вместе подняли тосты. Затем Двалин встал и, заверив их, что ему необходимо передохнуть и покурить и оставив молодого гнома и эльфийку наедине, ушёл отбывать первую вахту.

Кили придвинулся ближе, и Тауриэль подняла свой плащ, чтобы он мог устроиться рядом с ней, сама же она прислонилась к изогнутым корням большого дерева. Усевшись поудобнее, они помолчали, наблюдая, как пламя костра пляшет у них под ногами.

- На прошлой неделе был Новый год, а я совсем о нём забыл, - наконец сказал он.

- А я нет, - ответила ему Тауриэль, - Именно в гномий новый год я нашла тебя в Озёрном городе, и ты предложил мне уйти с тобой и начать новую жизнь. Поэтому я решила, что это будет подходящее время, чтобы начать новое путешествие.

- Но ты же ушла не на Новый год. В этот день я пришёл во дворец вашего короля.

- Ты прав. Я отправилась в путь за два дня до новой луны, - она знала, что именно в новолуние гномы отмечали начало нового года.

Кили нащупал её руку и сжал в своей ладони.

- Разве не странно, что ты ушла в тот самый день, когда я узнал, что могу вернуться к тебе?

- Да. Кили… - она замолчала, удивлённая тем, сколько удовольствия доставило ей ощущение его сильной руки на своей, - Когда я уходила, прямо в тот момент, когда я перешла ведущий из крепости мост, я вдруг поняла, что нужна тебе. Я ощущала это так же верно, как если бы ты сам сказал мне это. Я знала, что ты страдаешь. Я бы пришла к тебе, если бы не верила, что моё место уже заняла другая. Я думала, что ты был обручён, и что этот вынужденный брак и был причиной этой новой боли.

- Тауриэль, я стал женихом на следующий день после того, как мы расстались.

- Мой дорогой! - выдохнула она, - Тебе некогда было даже горевать! - теперь всё было позади, и она поднесла его руку к своим губам, - Мне очень жаль.

- Это было необходимо. Либо так, либо Фили потерял бы то, что мы с тобой уже разделяли, - тихо объяснил он, - Один из кланов настаивал на заключении брачного договора в обмен на свой голос. А у Фили уже была девушка, которую он любил.

- Ты самый верный из братьев, - заметила она.

Она знала, что Кили был самоотверженным и благородным, и то, что ради блага семьи он решил с ней расстаться, доказывало это. Однако его неизменная преданность Фили восхищала её ещё больше; у неё никогда не было брата, который бы так заботился о ней, и пример Кили заставил её пожалеть, что она не знала настоящей братской любви.

- В то утро, когда ты ушла, я боролся с самим собой. Торин позволил мне быть с тобой, и я хотел пойти к тебе, но был уверен, что не должен.

- Кили! - Тауриэль резко повернулась, чтобы посмотреть на него.

Она не знала, что сказать. Как он мог подумать, что не должен был её искать! Молодой гном посмотрел на неё, и его губы тронула застенчивая улыбка. Прежде, чем ответить, он убрал прядь волос с её лица:

- Когда мы впервые расстались, я решил, что, возможно, так будет лучше. Я подумал, что тебе будет легче исцелиться от этой потери, если ты никогда не станешь моей женой. Я уверял себя, что так Валар спасают тебя от того горя, которое я с радостью собирался на тебя навлечь.

Тауриэль коснулась пальцами его щеки, но перебивать не стала. Гном закрыл глаза, вспоминая.

- И всё-таки я не мог запретить себе желать тебя. Мне казалось… - его ресницы взметнулись вверх, когда он встретился с ней взглядом, - Что всё моё существо взывало к тебе. Я уже собирался сказать это вслух…

- Но я услышала тебя, - с нежностью отозвалась она, как будто желая загладить прошедшую боль, - Я знала, что ничем не могу тебе помочь. Но верила, что твой Махал может. Я просила его дать тебе то, в чём ты нуждался.

- … и пришла моя мать, - его карие глаза распахнулись, - Я как обычно сидел у фонтана, жалея, что не могу в нём утонуть, когда она нашла меня. Тауриэль, я бы не стал этого делать. Я просто подумал об этом, - быстро добавил он, когда эльфийка схватила его за воротник.

- Мой любимый бедняжка! - её руки скользнули к его лицу, и она поцеловала его.

Кили глянул на неё с кривой полуулыбкой, а потом протянул руку и коснулся кончиками пальцев её слёз. Его собственные глаза блестели в свете костра, и Тауриэль знала, что он тронут её прошлой чувствительностью к его боли.

- Мама сидела рядом со мной. Она напомнила мне, что я не могу делать выбор за тебя, - он опять сжал её ладони в своих руках, - Прости меня. Я был таким эгоистом, но я всегда хотел тебе только добра.

Эльфийка мягко покачала головой, не сводя с него глаз.

- Мне не за что тебя прощать. Ты любишь меня, и ты пришёл.

- Да. Я правда тебя люблю.

Гном наклонился и поцеловал её, а потом опустился на колени и притянул к себе, преодолевая последнее разделяющее их пространство. Его губы снова начали своё медленное движение от её лба к щеке, а потом к носу. Тауриэль не торопила его. Кили задержался на её губах, как будто заново узнавая её на вкус, продолжил выцеловывать её шею, продвигаясь к груди, насколько позволял закрытый ворот её зимнего одеяния. Эльфийка рассмеялась.

- Прости, любовь моя, - пробормотал он, - Я слишком вольничаю с тобой?

- Нет, - ответила она, продолжая хихикать, - Просто теперь, когда у тебя отросла борода, ты целуешься совсем по-другому.

- Ах это, - он улыбнулся, - Я хотел подстричься, но очень спешил. Не думаю, что у кого-нибудь в Лихолесье найдётся бритва, которую я мог бы одолжить.

- Я дам тебе один из моих кинжалов. Они очень острые.

- Ты так сильно хочешь, чтоб я побрился? - с серьёзным видом спросил он.

- Ну… Я могла бы привыкнуть.

Гном ухмыльнулся.

- Неа, мне тоже не нравится. Я отрастил бороду, чтобы кое-кого осчастливить, но теперь я должен угождать только тебе. А я думаю, что тебе нравится видеть моё лицо.

- Так и есть, - призналась она.

- Клянусь, я побреюсь при первой же возможности. А пока тебе стоит постараться оценить мои поцелуи с бородой, ведь потом такой возможности у тебя больше не будет, - он снова склонился, чтобы её поцеловать, только в этот раз старательно потёрся о её лицо своей бородатой щекой.

- Кили!

- Могло быть и хуже. Только представь, что я мог бы носить заплетённые в косички усы, как мой брат.

Тауриэль фыркнула. Он нежно поцеловал её, а потом опять прислонился к дереву, прижавшись плечом к её плечу. В наступившей тишине эльфийка ещё раз нашла его руку; она испытала столько утешения, облегчения и радости от этого простого, но интимного прикосновения.

- Кили,- задумчиво сказала она, - ты не думаешь, что твой Махал услышал меня ещё до того, как я молилась ему? Я бы никогда не стала обращаться к нему, если бы не знала, что ты в беде.

- Полагаю, что да, - когда он заговорил, голос его был тихим и задумчивым, - Когда мы отвоевали гору, я знал, что нам не просто повезло. Но после того, как высшие силы привели Торина к его судьбе, казалось, что им не будет дела до одного эльфа и одного гнома.

- Я так не думаю.

Продолжая сжимать его ладонь в своей, другой рукой Тауриэль сняла с себя его большой браслет.

- Вот. Это твоё, - эльфийка надела манжету ему на запястье.

- Твой браслет ничто по сравнению с тобой. Но я всё равно рад, что он вернулся, - Кили нежно ткнулся носом ей в плечо, а потом зевнул.

- Ложись спать, mell, - мягко сказала она, - Я подежурю, когда вернётся Двалин.

Кили положил голову ей на плечо, и Тауриэль почувствовала, что ему не хочется оставлять её наедине с самой собой. Она не винила его в этом; ей самой хотелось быть к нему как можно ближе, всё время прикасаться к нему.

- Ты не можешь так спать, - запротестовала она, - Положи голову мне на колени.

- А как же ты? Ты должна отдохнуть, если собираешься стоять на страже, - он всё ещё медлил принимать её предложение.

- Я легко могу отдохнуть сидя, - заверила она, - И я не так устала, как ты.

Кили зашевелился, вытянул ноги и поправил пальто и плащ, чтобы удобнее было лежать.

- Я бы поспорил с тобой, если бы у меня были на это силы, - пошутил он, - Но ты должна позволить мне дежурить завтра.

- Тише, дорогой, - когда он положил голову ей на колени, Тауриэль прижала пальцы к его губам.

Гном подчинился, глядя на неё снизу вверх с умиротворённым выражением на лице.

- Спокойной ночи, amrâlimê.

- Спокойной ночи, hadhod nín. Mae losto.

Кили закрыл глаза, и она откинула с его лба растрёпанную чёлку. Тауриэль запела низким и нежным голосом, продолжая водить пальцами по его волосам. Это была эльфийская колыбельная, та самая, которую, как она помнила, пела ей мать. Слова, спетые голосом матери, до сих пор звучали в её голове, а теперь она впервые произнесла их своими собственными губами. Убаюканный её голосом Кили легко расслабился под её прикосновениями, и скоро она поняла, что он уснул. Её пальцы задержались на нём, прочерчивая линии его бровей, носа и губ. Память эльфов была безупречна, и ей не было нужды заново вспоминать его облик. И всё-таки было приятно обнаружить, что он именно такой, каким и должен был быть.

И всё же Кили слегка изменился с тех пор, как она видела его в последний раз. Под густой бородой его лицо выглядело угловатым, и раньше, когда она обнимала его, на ощупь он казался похудевшим и каким-то грубым, как неоконченная или вылепленная неопытной рукой скульптура. Как будто все мягкие части его тела истаяли, стёрлись, оставив после себя один лишь камень. Не это ли случалось случалось с гномами, которые больше не находили в жизни счастья: они возвращались в свою родную стихию, двигаясь медленно и тяжело, безжизненные и холодные, пока не прекращали чувствовать и радость, и боль?Неужели и Кили в конце-концов полностью превратился бы в камень, если бы она не вернулась к нему? Тауриэль до сих пор знала о гномах слишком мало, чтобы сказать, что такое преображение было на самом деле возможно, но она достаточно ясно видела, что после их разлуки та живая радость, которую она так в нём любила, покинула его. И она была глубоко благодарна за то, что смогла избавить его от такой судьбы.

Эльфийка скользнула в свои собственные сны, используя дар своего народа отдыхать умом и телом, даже оставаясь настороже, не закрывая глаз. Будучи воином, она часто практиковала это умение, ведь ей приходилось отдыхать в такое время и в таких местах, где терять контроль над своими чувствами во сне было неразумно и небезопасно. И всё же, возможно, она ещё никогда не была так благодарна за этот дар, как теперь, потому что сейчас он позволял ей не отрывать взгляда от лица возлюбленного, впитывая его черты, как освежающий свободный ветер, что возвращал ей силы после нескольких дней, которые она провела в замкнутом пространстве леса.

Посреди ночи её чуткий слух уловил приближающиеся шаги Двалина. Она слышала, как он остановился поблизости, у края их стоянки, и когда несколько мгновений спустя эльфийка подняла голову, она заметила, что он утирает глаза.

- Я не могу не чувствовать к нему нежности, - голос Двалина звучал хрипло, - Я помогал растить его, когда умер его adad, - воин-гном шагнул ближе к костру и сел на гладкий валун, - Когда ему пришлось обручиться с другой девушкой вместо тебя, он просто сломался. В нём не осталось огня. А парень всегда был таким ярким. Но ты вернула его. Спасибо, девушка, - его голос слегка дрогнул, а глаза мерцали в свете тлеющих углей.

- Не за что, - ответила она.

Тауриэль осторожно приподняла голову Кили и заменила свои колени подушкой из кусочка собственного сложенного плаща, которым укрыла его. Потом она встала и подошла к Двалину.

- Спасибо и тебе, за то, что заботился о нём, - она поклонилась, а потом поцеловала его в татуированный лоб, и лысый гном ответил ей смущённым ворчанием.

Затем эльфийка тихо скользнула в темноту, чтобы нести свою вахту.

hir hadhod - господин гном, синд.

meldir - друг мужск. рода, синд.

mell - любимый, синд.

hadhod nín - мой гном, синд.

mae losto - спокойной ночи, синд.

adad - отец, кхузд.

========== О да, дорогая, снег тает так скоро ==========

Как только гном и эльфийка прибыли в лесную крепость, их пригласили на ужин к эльфийскому королю. Как бы Тауриэль ни была польщена, она поняла, что совсем не рада перспективе провести вечер с Трандуилом в качестве единственного объекта его пристального внимания и любопытства. Она знала, что он не был против её отношений с Кили, пусть даже до сих пор и не совсем их понимал, но всё же она пока была не готова открыто выставлять свои чувства напоказ; её облегчение и радость были ещё слишком свежи, чтобы делиться ими с кем-то, кроме любимого.

Но когда Тауриэль проводили в личную трапезную короля, она увидела, что стол накрыт только для двоих. Чуть заметно усмехаясь, слуга пояснил, что владыка приносит им свои извинения, ибо его задерживают важные личные дела, и они с гномьим принцем могут наслаждаться ужином без него.

Оставшись одна, Тауриэль позволила себе весёлую улыбку. Конечно же, Трандуил с самого начала планировал подарить этот вечер им с Кили, а приглашение было либо королевской шуткой, либо, что более вероятно, должно было послужить приятным сюрпризом. Эта комната находилась в королевских покоях крепости, и она никогда раньше здесь не бывала. Огромные каменные колонны, вырезанные в форме древесных стволов, в дальнем конце зала постепенно сменялись живыми деревьями, ветви которых были расписаны красным и золотым. Над листвой эльфийка мельком могла видеть восточное небо, и на фоне послезакатной тёмной синевы уже появились первые звёзды.

Десятки свечей из пчелиного воска, стоявшие повсюду на маленьких столиках, закреплённые на колоннах и свисавшие с деревьев, освещали комнату тёплым светом. Их сладко-медовый аромат наполнял воздух и смешивался с затхлым запахом сухих листьев, который приносил сюда резкий вечерний ветер. Неподалёку стоял стол, достаточно маленький, чтобы создавать атмосферу уюта, но не слишком тесный. Еду пока не принесли, однако Тауриэль обнаружила, что в самоваре уже стоит подогретый сидр, приправленный бренди.

Когда Кили вошёл, она стояла в дальнем конце комнаты с бокалом в руке и смотрела на далёкую тень Эребора. Обернувшись, эльфийка увидела, что у него на лице застыло выражение нежного удивления.

- Meleth nín, - позвала она, протягивая к нему руки.

Гном подошёл и взял её ладони в свои.

- Миледи, вы прекрасны, - сказал он.

Тауриэль покраснела; никто, кроме Кили, никогда не называл её леди.

- Разве наш хозяин ещё не прибыл? - спросил он.

- Наш хозяин подарил этот вечер нам.

- Понятно. Наверное, мне придётся взять назад многое из того, что я говорил о нём.

Эльфийка улыбнулась.

- В самом деле, - она прижала ладонь к его свежеподстриженной щеке, - Теперь, когда я могу видеть твоё лицо, ты кажешься мне ещё красивее, - сказала Тауриэль, целуя его.

- У твоих губ вкус пряных яблок!

Она рассмеялась.

- Это из-за сидра! Ты должен попробовать. Это традиционный напиток для этого времени года. Без него не было бы осени.

- Тогда я обязательно попробую. Хотя и предпочитаю его из твоих уст.

Они как раз успели допить сидр, когда, словно по сигналу, двое слуг внесли подносы с едой.

Ужин был сытным и горячим, как и подобает в сезон сбора урожая; жареная оленина, ароматный пирог с пряной тыквой, озёрная форель с розмарином, поджаренные орехи и вкусные, сладкие корнеплоды. Им подали два вида вина, а на десерт принесли печёные яблоки, обильно сдобренные сливками.

Когда убрали последние тарелки, эльфийка и гном снова вышли на балкон и стояли, окружённые мерцающими шариками и столбами из пчелиного воска. Тауриэль потягивала из бокала густое красное вино, а Кили допивал бренди, хотя вскоре отставил стакан и совершенно забыл о нём, с удовольствием наблюдая за возлюбленной.

- Мне нравится, когда твои волосы свободно обрамляют лицо, - сказал он наконец, потом потянулся к локону у её виска и медленно прочесал его пальцами до самых кончиков медных прядей, - Когда тебя не было, я каждую ночь видел тебя в своих снах. Иногда всё, что я помнил о них, было только… ну… Что я хотел прикоснуться к твоим волосам.

Кили покраснел, как будто даже такое невинное желание было слишком большой вольностью. Затем, всё ещё отчаянно краснея, он обнял её за талию и набрал полные пригоршни её падающих волос.

Тауриэль тихонько засмеялась, интимность этого жеста одновременно удивляла и радовала её. Она отставила пустой бокал и откинула с его лица непослушную прядь. В свете свечей она легко могла разглядеть тонкую, чёткую линию шрама, который тянулся на ширину нескольких пальцев вдоль его правой скулы от глаза до линии волос у виска.

- Значит, он до сих пор сохранился, - тихо сказала она, проведя по отметине кончиком пальца, - Я помню, что этот порез появился у тебя на лице в тот вечер, когда мы расстались. Почему-то он казался мне таким же отражением твоего раненого сердца, как и любая другая рана.

- Он тебе не нравится? - серьёзно спросил Кили.

Он слегка сдвинул ладони, и теперь они свободно лежали у неё на бёдрах. Тауриэль нежно улыбнулась ему.

- Я вовсе не думаю, что он портит твою внешность, если ты об этом. И если твоё сердце исцелилось, мне не важно, что я вижу на твоём лице.

- Я исцелился.

- Хорошо, - задумчиво проговорила она, касаясь пальцами его щеки, - Должна признаться, когда ты пожаловался на свою бороду, я подумала, что ты хотел сбрить её начисто. В смысле, избавиться от неё. Не навсегда.

Кили расхохотался глубоким, насыщенным смехом.

- Тауриэль, это было бы просто смешно! Я стал бы похож на ребёнка. Даже у меня есть некоторое чувство собственного достоинства, в конце концов, я же Долгобород.

- Ты сказал, что отрастил бороду для неё. Она не находила тебя привлекательным?.. Чего она от тебя хотела? - мысль о том, что бывшая невеста Кили не считала его достойным, беспокоила её.

- Ауда относилась ко мне лучше, чем я заслуживал, - он вздохнул, - Ох, Тауриэль, я с трудом мог заставить себя интересоваться ею! Мне до сих пор стыдно за то, насколько я, наверное, был неприятен. Я старался быть с ней добрым, но всё было напрасно.

Гном внимательно смотрел на неё, ожидая её реакции на это признание. Эльфийка улыбнулась, она чувствовала себя виноватой.

- Возможно, я не должна радоваться тому, что ты был холоден с ней, но тем не менее, это так. Я была очень несчастна, представляя тебя с другой. Мысль о том, что ты будешь целиком и полностью принадлежать ей, тогда как я любила тебя, была поистине худшей из моих горестей. Полагаю, - она рассмеялась, наконец-то признавая правду, - Я очень ревновала.

- И я тоже, когда увидел тебя с твоим эльфийским принцем.

Тауриэль воззрилась на него с искренним удивлением.

- Неужели ты всерьёз подумал?..

- Ну… да и нет. Я знал, что ты никогда меня не забудешь. Но если бы ты нашла того, кто сделал бы тебя счастливой, я бы этого хотел, - его взгляд был искренним и серьёзным, и она поверила ему.

- Кили, ты ведь знаешь, что мы любим только один раз. И в этом наши расы похожи, - тихо возразила эльфийка.

- Я это знаю. Правда, - он крепко сжал её ладонь, - Наверное, я надеялся, что остался хоть какой-то шанс, что я ещё не окончательно разбил тебе сердце. Не навсегда. Даже мысль об этом была мне невыносима.

- Счастье, которое я знала с тобой, я сохранила бы в памяти, как драгоценный камень, как сокровище, - заверила его Тауриэль, - Даже если бы мы никогда больше не встретились, ты дал мне достаточно, чтобы наполнить весь остаток моей жизни, какой бы долгой она ни была. Ты не должен думать, что я могла бы пожалеть о том, что отдала тебе своё сердце, - как будто в подтверждение своих слов она прижала его руку к своей груди.

- Я тебе верю, - через мгновение Кили убрал руку, приник щекой к её груди, там, где было сердце, а потом обнял, крепко прижимая к себе.

Тауриэль прислонилась к его макушке щекой, и какое-то время они просто стояли вот так.

- Кили, - сказала она, когда он чуть ослабил объятия, - Я знаю, это кажется странным, но… Я благодарна за то, что мы расстались.

Она погладила его по спине в надежде, что это смягчит её неприятные слова. Кили поднял голову и посмотрел на неё бесстрастным взглядом.

- Когда я впервые поняла, что потеряю тебя, - продолжила она, - Я боялась, что потеряю и себя тоже. Что увяну, поддавшись отчаянью, к которому так склонен мой народ. Но сейчас мне уже не страшно. Я поняла, что могу жить, нет, не без тебя, потому что без тебя меня быть не может. Не совсем. Ты научил меня жить радостной, полной жизнью, даже если тебя не будет рядом.

По его щекам покатились слёзы.

- Я дурак, потому что вообразил, будто получил намного больше, чем ты, - хрипло прошептал он, - Я боялся быть эгоистом, желая тебя в своей жизни.

- Мой милый глупыш, ты больше не должен так думать!

- Не буду, обещаю!

Тауриэль тепло улыбнулась ему.

- Ты уже сдержал своё обещание. Ты вернулся ко мне.

- Я должен был. Гном всегда держит слово, - он опять взял её за руку, - Если позволишь, я дам тебе одно обещание.

- Да, ты можешь, - ответила она, зная, что перед ней у него осталось только одно обязательство, - Первое ты уже исполнил. И я очень этому рада.

Кили посмотрел ей в глаза, и Тауриэль ощутила, как сердце и душа согреваются под сладостью его взгляда.

- Я обещаю, что женюсь на тебе, - он с нежностью коснулся её руки, и она почувствовала кольцо, которое он надел ей на палец, - Как только я смогу всё подготовить. Как думаешь, летом, это достаточно скоро? Я уверен, что ты должна выйти замуж летом, под большим дубом.

- Признаюсь, мне очень нравится мысль, что я буду первой эльфийкой, у которой будет гномья свадьба под горой, - на её лице медленно расцвела улыбка.

- Ну, в таком случае, - гном поднёс её руку к своим губам, - Я женюсь на тебе под горой. Но в первый раз мы ляжем вместе под открытым небом.

- Чудесный компромисс.

Эльфийка посмотрела на кольцо на безымянном пальце своей левой руки. На широкой филигранной ленте сверкал, как звезда, единственный белый камень, обрамлённый изящными петлями и завитками, а сам металл сиял ярче, чем любое серебро. Ничего подобного она никогда не видела в своей жизни.

- Это… совершенно невероятно, - от радости у неё буквально перехватило дыхание.

- Это должен быть достойный тебя подарок, - тихо ответил Кили.

Казалось, он был чрезвычайно доволен не только своим подарком, но и её реакцией на него.

- Это первый из твоих даров, который я могу носить.

Тауриэль повернула руку, любуясь тем, как свет свечей искрится на металле и камне.

- Носить работу гнома, значит объявить всем, что ты выбрала его, - объяснил он, - Это означает, что ты его, а он твой.

Эльфийка перевела взгляд с кольца на лицо его создателя.

- Я с величайшей гордостью буду носить твой подарок. Во всём мире нет никого, кого бы я желала больше, чем тебя.

И опустившись на колени, она одарила его долгим поцелуем.

*********

Проезжая через Дейл на обратном пути в Эребор, они остановились в гарнизоне, чтобы рассказать гвардейцам, друзьям Тауриэль, что их бывший капитан вернулась в гору, хоть и не собиралась возвращаться на свой прежний пост. Она объяснила, что её долг будет возложен на принца Эребора, под чьим командованием она теперь будет служить. Эти новости были восприняты с радостью. И несмотря на то, что подчиняться женщине и эльфийке казалось странным, все любили и уважали её.

После этого Тауриэль настояла, чтобы они снова побывали в доме Барда, будущего короля Дейла. У порога их встретила его старшая дочь, Сигрид. Она вела себя тепло и дружелюбно, но по тому, с каким пристальным вниманием она смотрела на них, Кили понял, что девушка на самом деле удивлена, видя их с Тауриэль, стоящих бок о бок на каменных плитах двора.

- Я должна позвать Тильду, - выдохнула она и убежала обратно в дом, оставив гнома и эльфийку на пороге и даже не дав им возможности объясниться.

Не прошло и минуты, как из холла донёсся быстрый топот лёгких шагов, а потом появилась и сама Тильда.

- Тауриэль!

Девочка подпрыгнула, и эльфийка подхватила её в радостные объятия. Кили чувствовал, что его лицо расплывается в широкой ухмылке: воистину, кроме него самого Тауриэль любили так много других людей.

- Ох, Тауриэль, ты вернулась! - воскликнула младшая дочь Барда.

Эльфийка опустила её на пол, и гном заметил, что у обеих на щеках блестят слёзы.

- Я же сказала, что приду.

- Я знаю, но я боялась, что могут пройти годы! - тут Тильда обратила внимание на спутника своей подруги, - И ты теперь с Кили! То есть, Ваше Высочество! - она покраснела и присела перед ним в реверансе.

- Неа, ты не должна меня так называть, - рассмеялся гном, - Для тебя я сделаю исключение, ты ведь тоже принцесса, - и он подмигнул ей.

С сияющим лицом Тильда снова посмотрела на Тауриэль.

- Я говорила тебе, что он вернётся! Я же говорила! - выкрикивала она.

- И ты была права.

Девчушка посмотрела на молодого гнома.

- Она боялась, что ты не придёшь! Но я сказала, что буду верить в это вместо неё!

- Спасибо, - Кили чувствовал себя растроганным.

- Вот, посмотри, - Тауриэль протянула руку, на которой сверкало подаренное ей обручальное кольцо, - Однажды ты спрашивала, что означает камень, который Кили подарил мне. Тогда ты ошиблась, но в этот раз ты можешь угадать.

Тильда взвизгнула от удовольствия.

- Ты выходишь за него замуж!

- Да. И ты обязательно должна прийти на свадьбу.

- О, Тауриэль, я так… так счастлива! - девочка снова обхватила подругу за талию, и Кили увидел, что она заплела волосы так, как это делала Тауриэль, и косички её были перехвачены маленькими серебряными украшениями, которые тоже когда-то принадлежали эльфийке. Гном предположил, что заколки эти были прощальным подарком.

Отцепившись от Тауриэль, Тильда повернулась к принцу и тоже заключила его в объятия. Впервые он встретился с ней в Озёрном городе, с тех пор она выросла и теперь стала выше него. Гном нежно похлопал девочку по спине и вдруг подумал, насколько же высокими могут быть их собственные с Тауриэль дети. Тут Тильда посмотрела на Двалина, и на её лице появилось выражение смущения и неуверенности. Она явно раздумывала, стоит ли с ним обниматься.

- Да, дорогуша, я тоже рад , - грубый воин протянул ей свою большую руку, которую дочь Барда восприняла как приглашение.

Молодой принц и эльфийка с трудом удержались от смеха при виде мучительно смущённой физиономии Двалина, когда он осторожно похлопывал девочку по плечу.

- Вы не останетесь на ужин? - спросила Сигрид, стоя в дверном проёме у них за спиной, - Я знаю, что отец будет рад видеть вас всех.

- Спасибо, ответил Кили, - Для нас это большая честь, но я уже послал сообщение и сегодня вечером дядя ждёт нас дома. Но если пожелаешь, через неделю мы будем счастливы принять твоё приглашение.

- Да, конечно! - Сигрид ласково улыбнулась, - Спасибо, что пришли. Это для нас очень много значит. Особенно для моей сестры.

Она посмотрела на Тильду, которая обнимала Тауриэль за плечи, и Кили подумал, что, возможно, в своё время она утешала сестру, потерявшую близкую подругу. Эльфийка поклонилась.

- Моя радость станет вдвое сильнее, если я разделю её с вами.

Гном взял Тильду за руку.

- Проводи нас до городских ворот, - предложил он, и она со смехом согласилась.

*********

Ещё год назад Торин ни за что бы не поверил, что он когда-нибудь будет рад приветствовать в Эреборе эльфа. И вот сейчас он стоял здесь, в главном холле горы рядом с сестрой и племянником среди огромной толпы зевак и радовался возвращению Кили и его эльфийской невесты. Он не мог не вспомнить, что последний эльф, которого он встречал на пороге своего королевства, грозил ему войной, если ему не вернут его драгоценные камни.

Но сегодня Тауриэль пришла, чтобы вернуть ему совсем другое сокровище, которое сам Торин не смог бы сохранить, если бы не отдал его ей. К своему удивлению Дубощит вдруг понял, что не жалеет о том, что позволил ей забрать племянника. Последние два месяца Кили был таким подавленным и несчастным, что на этом фоне его месячное отсутствие было практически не заметно. Это ещё раз доказывало, что Кили был почти потерян для них, и только укрепило уверенность Подгорного короля в том, насколько он был прав, давая согласие на этот брак. Хотя в детстве бесстрашие, энтузиазм и жизнерадостность мальчишки являлись причиной его неуёмного озорства, Торин был благодарен за то, что яркая натура младшего племянника была настоящим даром, как их семье, так и всей горе. А в последнее время и в семье, и в горе атмосфера была довольно мрачной.

Калитка внутри больших ворот открылась, и в дверном проёме показались силуэты гнома и эльфа, потом Кили и Тауриэль вошли внутрь, и их фигуры стали отчётливо видны в солнечном свете, отражённом позолотой вестибюля. Один из стоящих у ворот стражников обратился к Кили, виноватым жестом указывая на оружие эльфийки. После битвы ни одному эльфу не дозволялось предстать перед Подгорным королём, вооружённым ножом и луком. Однако младший наследник взял возлюбленную за руку, которая на мгновение сверкнула звездой, и страж с почтительным поклоном отступил. Теперь Кили смотрел на свою семью и шёл к ним, сияя так, будто вернулся с самим украденным Аркенстоном, и не меньше.

Торин с семьёй направился к ним навстречу, но первым к ним подскочил Фили, бежавший впереди всех по вымощенному золотом коридору.

- Ты нашёл её! - крикнул он, хватая брата за плечи, а потом глянул на Тауриэль и добавил, - Я думал, ему придётся гнаться за тобой через половину Средиземья.

- Я рада, что этого не случилось, - Торину показалось что вид у эльфийки был почти виноватый.

- Для тебя он сделал бы это. И даже больше, - блондин сжал её руку, и она вернула пожатие, - Меня больше беспокоило то, что если бы он пошёл за тобой на Запад, то не стал бы ждать, пока вы вернётесь обратно, а женился бы на тебе по дороге. Думаю, эта идея пришла бы ему в голову примерно к тому времени, как вы добрались бы до Райвенделла. И я лишился бы возможности исполнить свой братский долг на его свадьбе. Хотя формально он должен ждать, пока не женюсь я, ведь я старший.

- Ну и что? - возразил Кили, - Ты слишком хорошо меня знаешь. Я вряд ли стал бы праздновать свадьбу без настоящего гномьего эля и пира, так что я не женился бы на ней в Райвенделле. Для этого мы наверняка выбрали бы Шир. Помнишь тот прекрасный тёмный ореховый эль, который подавали в Зелёном драконе?

Фили ухмыльнулся.

- Я помню, как ты со слезами на глазах прощался с ним, когда мы верхом уезжали из Хоббитона.

Теперь Тауриэль тоже улыбалась.

- А как ты узнал, что я собираюсь на Запад, в Райвенделл?

- Я просто догадался. Кили всегда любил рассказывать о наших путешествиях, и я подумал, что ты тоже захочешь увидеть эти места.

- Так и есть, - призналась она, обменявшись с Кили понимающим взглядом, - И мы надеемся вскоре отправиться туда, если вы сможете обойтись без нас.

Одним лёгким, грациозным движением эльфийка прижалась к молодому гному бедром и рукой обняла его за плечи. Этот жест и её полный обожания взгляд показались Торину самым открытым проявлением привязанности к младшему принцу, которое она когда-либо себе позволяла.

- Я всё время говорю ей, что в последнее время от меня было мало толку, так что вряд ли кто-то здесь будет по мне скучать, - Кили инстинктивно обнял девушку за талию, и Торин не мог не заметить, что сейчас племянник выглядел намного лучше, как телом, так и духом.

И хотя Кили до сих пор был слегка худощав, у него больше не было того затравленного, измождённого взгляда, который так беспокоил его дядю раньше.

- Ваше Величество! - ахнула Тауриэль, когда король остановился перед ней.

Она присела в поклоне, и Кили, потеряв равновесие, чуть не упал на неё. Он дерзко усмехнулся дяде, а эльфийка покраснела.

- Госпожа Тауриэль, - Торин склонил голову, - Мне доставляет огромное удовольствие приветствовать вас здесь как невесту моего племянника.

- Благодарю Вас.

- Если бы речь шла только о том, чтобы сделать Кили счастливым, я уже давно сделал бы это. Теперь я наконец-то могу дать вам обоим то, чего вы заслуживаете.

- Уверяю Вас, я вовсе не обижаюсь на Вас, Ваше Величество, - ответила эльфийка, и Торин понял, что её слова абсолютно искренни.

Наконец король позволил себе улыбнуться.

- Кили никогда не называл меня так в семейном кругу, и ты тоже не должна.

- Да, милорд Торин, - Тауриэль явно чувствовала себя неловко, но Кили смотрел на неё с гордостью, и она вскоре успокоилась.

К сыну и его невесте мимо Торина протиснулась Дис.

- Добро пожаловать, моя дорогая, - она взяла эльфийку за руки.

Дубощит был удивлён, когда Тауриэль опустилась перед гномкой на колени и прижалась к рукам принцессы лбом.

- Вы уже благословили меня больше, чем я могу выразить словами, - тихо промолвила она, поднимая голову.

Две женщины пристально смотрели друг на друга, как будто делясь какими-то личными мыслями. Потом Дис подняла руку эльфийки, чтобы хорошенько рассмотреть драгоценный камень, сверкающий на её пальце.

- Значит, вот каков его дар. Кили не показал мне его перед уходом; он сказал, что я увижу его на твоём пальце или не увижу совсем.

- Я никогда не видела ничего прекраснее, - сказала Тауриэль, глядя на суженого.

От этой похвалы Кили засиял, как раздуваемые мехами угли в кузнице.

Торин прекрасно знал этот взгляд, ведь раньше юный племянник часто смотрел так на него самого,гордый тем, что ему удавалось заслужить дядино одобрение.

- Он мастер своего дела, - согласилась Дис, - Оно очень тебе идёт.

Эльфийка покраснела, когда мать Кили подняла её и повела вниз по коридору в самое сердце горы. Король последовал за ними, шагая рядом с племянником.

- Вижу, ей не понравилась твоя новая борода, - сказал он с улыбкой.

- Она не нравилась мне, - шутливо возразил Кили, притворяясь уязвлённым, - И она начала мешать стрельбе из лука.

Торин фыркнул.

- Стрельба из лука?

- Да, моя стрельба из лука, - молодой гном плутовато ухмыльнулся, и в его улыбке не было ни капли раскаяния, - Трудно целовать стрелу с такими зарослями на лице.

Подгорный король с усмешкой похлопал племянника по плечу.

- Хорошо, что ты вернулся.

*********

- Сиф, ты волнуешься? - с удивлением спросил Фили, когда они приблизились к гостевым покоям.

Её ладонь в его руке была прохладной и влажной. Он остановил её посреди пустого коридора.

- Я помню, как храбро ты встретила Ауду ради Кили. А о Тауриэль тебе беспокоиться не стоит.

- Но Фили, как ты не понимаешь? - возразила Сиф, - Ты же знаешь, что Кили обручился с Аудой только ради нас. А что если Тауриэль станет обвинять меня в том, что из-за меня он чуть не женился на другой женщине?

- Сиф, - Фили пожал её руку, - В таком случае, она с таким же успехом может сердится на меня. Но она была со мной так же дружелюбна, как и раньше. И даже больше. И кроме того, - он коснулся её щеки, и молодая гномка наконец-то улыбнулась, - Полагаю, по тем же причинам она тоже может бояться, что не понравится тебе. Ведь если бы Кили не ухаживал за ней, меня не принуждали бы к политическому браку.

- Но ты же брат Кили, а я чужая. Это совсем другое, - она мило нахмурилась.

- Ерунда, - он поцеловал её в щёку, и девушка рассмеялась, когда его заплетённые в косички усы коснулись её лица, - Всё уже позади. И теперь, слава Махалу, всё хорошо. Думаю, Тауриэль так же благодарна за это, как и мы.

- Ладно, - тихо ответила Сиф, хотя она сама тащила Фили вперёд по коридору.

Они завернули за угол и вошли в гостиную, которая находилась рядом с комнатой Тауриэль. Молодая гномка пошла медленнее, и когда он поравнялся с ней, то понял, почему. Его брат и эльфийка были в комнате одни. Тауриэль сидела на одном из гномьих стульев, и стоявший рядом Кили возвышался над ней. Темноволосый гном приподнял ладонями её лицо, собираясь поцеловать. Фили прочистил горло и громко сказал:

- Доброе утро.

- А, привет, - младший принц с ухмылкой повернулся к ним, - Вы оба так тихо ходите.

- Пф-ф-ф, - блондин рассмеялся, - Ты не услышал бы меня, даже если бы я взрывал здесь скальную породу. Но она, думаю, услышала бы. Эти эльфийские уши наверняка острее твоих.

Тауриэль покраснела, но тоже улыбнулась.

- Доброе утро, Сиф, - Кили отвесил ей небрежный, но вежливый поклон, - Позволь представить тебя моей невесте, леди Тауриэль.

Эльфийка изящно кивнула, но этот жест вполне мог сойти за поклон, несмотря на то, что она продолжала сидеть.

- К вашим у-услугам, - гномка присела в реверансе.

- Я помню, что видела Вас на Новый год; Вы очень мило танцевали с Фили после того, как я оставила его, - сказала Тауриэль.

- Я припоминаю это.

Она завела руки за спину, но Фили взял одну из них и осторожно притянул её поближе к брату и эльфийке.

- Кили говорил, как Вы были к нему добры, - проговорила Тауриэль.

- Ах, такая ерунда! То есть, не совсем ерунда. Я… - на несколько долгих мгновений Сиф умолкла, и блондин уже начал подумывать, стоит ли ему что-то сказать, как вдруг она продолжила, - Мне так жаль. Это было не честно.

- Благодарю, - ответила эльфийка, - И я хочу попросить прощения за то, что причинила вам неприятности.

Старшему принцу показалось, что её прелестное эльфийское лицо тоже выглядело взволнованным.

- О нет! - воскликнула Сиф в ответ, - Как я могу тебя винить!

- Ты очень великодушна.

Обе девушки обменялись застенчивыми, полными облегчения взглядами.

- Добро пожаловать в Эребор, - теперь голос Сиф звучал теплее и спокойнее, - Я очень рада, что ты здесь.

- Спасибо, - с искренней улыбкой повторила Тауриэль.

Кили переводил радостный взгляд с гномки на эльфийку и обратно.

- Передо мной две самые красивые женщины в Эреборе, и я счастлив, что знаю вас обеих. А теперь мне очень жаль, но вы должны меня извинить. Двухнедельное собрание гвардейцев уже началось без меня, - он чмокнул Тауриэль, пожал руку Сиф и, попросив прощения ещё раз, ушёл.

- Значит, я должен ещё раз поблагодарить тебя за спасение моего брата, - сказал Фили, когда они с Сиф уселись напротив эльфийки, - Без тебя он чуть не пропал. Но с помощью своей эльфийской магии ты опять вернула его обратно.

Тауриэль взглянула на невесту старшего принца, гадая про себя, как гномка отреагирует на слова своего жениха о том, что она могла заколдовать его младшего брата. Но поскольку молодая девушка выглядела скорее удивлённой, чем встревоженной, эльфийка просто ответила:

- Я всегда рада.

- Можно посмотреть кольцо, которое Кили сделал для тебя? - в следующее мгновение спросила Сиф, - Он вытащил Фили прямо с нашего совместного завтрака, чтобы успеть закончить подарок вовремя, так что мне любопытно, что из этого получилось.

Тауриэль протянула руку.

- Ах, какая красота! - молодая гномка внимательно рассмотрела кольцо, а потом насмешливо посмотрела на Фили, - Надеюсь, что мне ты сделаешь такое же. Во всяком случае, не хуже.

Тауриэль улыбнулась, она прекрасно поняла, что девушка дразнит своего жениха. Тот рассмеялся в ответ.

- Должен напомнить тебе, что ювелир у нас братец, а не я. Но я могу сделать тебе очень красивый меч, а потом вставить его в ожерелье. Или в корону.

Гномка ничего не ответила, только весело блеснула своими голубыми глазами.

- Насколько я знаю, когда гном просит руки леди, он дарит ей драгоценный камень, который она может носить в знак своего согласия, - сказала Тауриэль, - Но разве девушка не должна дать ему что-то взамен? Среди моего народа на помолвке в знак своего обещания пара обменивается серебряными кольцами. Я бы хотела подарить Кили что-нибудь, но думаю, что простое серебряное кольцо вряд ли будет считаться равным тому, что он подарил мне.

- Обычно от леди ничего не требуется. В конце концов она сама сокровище, - задумчиво проговорил Фили, - Но я полагаю, ты могла бы дать ему какую-нибудь памятку.

Сиф улыбнулась ему торжествующей улыбкой.

- Глупенький, ты ни о чём не забыл?

Блондин смотрел на неё, не понимая, что она имеет в виду.

- Может, это немножко и старомодно, но всё равно это традиция, - продолжила гномка.

- Да! Конечно! - он наконец-то понял.

- Что? - нетерпеливо спросила Тауриэль.

- Объясни сама, - предложил Фили невесте, и она, гордо улыбаясь, исполнила его просьбу.

*********

С тех пор, как они вернулись в горы, погода изменилась и стала по-настоящему зимней. Ночи теперь были морозными, а в середине ноября выпал первый настоящий снег; идеальные кристаллические хлопья мягко и настойчиво сыпались в течение нескольких часов. В тот вечер Кили отвёл Тауриэль на одну из высоких галерей, что выходили на балкон над склоном горы, и они вместе стояли под кружащимся снегом, который сверкал в лучах от их фонаря. За пределами круга золотистого света под беззвёздным, затянутым облаками небом виднелись лишь чуть заметные очертания горных склонов. Казалось, они были единственными живыми существами в приглушённом, туманном и расплывчатом мире.

Тауриэль откинула капюшон своего пальто, и через мгновение Кили последовал её примеру, хоть и понятия не имел, зачем.

- Послушай, - сказала эльфийка в ответ на его вопросительный взгляд.

Казалось, поначалу вокруг было тихо. Но вскоре он услышал это: слабый музыкальный звон падающего снега. Никогда раньше не он слыхал подобных звуков, хоть и вырос в Синих горах, где часто выпадал снег. Что же ещё он, глупый гном, упустил в этом мире? И как он хотел, чтобы она показала ему! Взглянув на него, она заметила, что Кили улыбается.

- О чём ты думаешь, meleth nín?

- Ты и вправду колдунья, даже снег ты заставляешь петь. Я уверен, что такого никогда раньше не бывало.

Тауриэль улыбнулась и поцеловала его. Её губы казались невероятно тёплыми по сравнению с холодом окружавшего их воздуха.

- Я всегда буду рад снегу, - продолжил гном, - Ведь в тот день, когда ты, наконец, решила пойти со мной, тоже шёл снег.

- Да. И я всегда буду рядом, Кили, обещаю.

Она коснулась пальцем его виска, а потом осторожно вытащила из-под заколки прядь волос. Кили уже хотел спросить, что она собирается делать, когда краем глаза уловив ритмичное движение её пальцев и ощутил, как Тауриэль легко, но уверенно потянула его волосы. Она заплетала косу. Гном улыбнулся. Традиция плетения обручальных кос была забыта со времён его деда, тем не менее их значение даже сейчас безошибочно распознал бы любой гном.

- Кто рассказал тебе про косы? - спросил он спустя несколько счастливых минут.

- Сиф.

- Я должен её поблагодарить.

- У эльфов во время помолвки будущие супруги обмениваются подарками. Я хотела подарить тебе что-нибудь, но знала, что не смогу ничего сделать из золота или серебра. Я этого не умею. Зато я очень хорошо умею заплетать волосы. И я была очень рада узнать, что среди гномов косы считаются таким же ценным даром, как и любая драгоценность.

Пока она заплетала его, Кили смотрел, как на её опущенных ресницах оседают снежинки, а потом тают, превращаясь в капли росы. В его памяти всплыл образ Тауриэль с ресницами, мокрыми от слёз, и это было похоже на давний, печальный сон. Он помнил, какой красивой она казалась ему в ночь их прощания, даже несмотря на своё горе. И вот она опять здесь, с ним, и её густые ресницы снова мокры, но не от слёз или горя, а только от снега, холодного, чистого и белого. Как будто почувствовав его взгляд, Тауриэль подняла на него глаза.

- Meleth? - спросила она.

- Ты очень красива с глазами, полными снежинок.

Эльфийка рассмеялась.

- Ты тоже весь покрыт ими.

Она наклонилась ниже, подула на его бровь, и Кили почувствовал, как капля воды стекла по его щеке, миновав глаз.

- Не плачь, любовь моя, - пошутила она.

- Ну нет, я слишком счастлив.

Поднявшись на цыпочки, он поцеловал её, и Тауриэль чуть не выпустила косичку из рук. Как только она закончила, Кили рассмотрел плетение.

- Я никогда раньше не видел такого узора. Наверное, это что-то эльфийское.

- Так и есть.

- И что это значит?

- У этого узора много разных значений. Девушки иногда носят его, чтобы показать, что их сердце занято. Он может означать скрытую форму флирта или отказ, зависит от обстоятельств. В нашем случае это, конечно же, означает, что ты отдал мне своё сердце.

Кили потрогал бусинку, висящую на косе. Это была одна из эльфийских бусин, которые Тауриэль носила в волосах, с узором в виде узелков.

- Это узел бесконечности, - сказала она, - Он символизирует вечность, потому что соткан из одной нити, которая никогда не кончается.

- Ах, - выдохнул он.

- Теперь поверни голову, чтобы я могла заплести вторую косу.

Когда эльфийка закончила, он взял её руки в свои. Они были так же холодны, как и в тот снежный день две зимы назад. И всё же Кили заметил, что даже холод не сделал её пальцы в его волосах менее проворными.

- М-м-м, у тебя такие чудесные руки, - счастливо вздохнула она, - Как они могут быть такими тёплыми? Ты без перчаток.

Гном усмехнулся.

- Ты когда-нибудь брала камень из огня? Он долго сохраняет тепло, - он засунул обе её ладони себе под пальто, на грудь, - Давай зайдём внутрь и выпьем чего-нибудь горячего?

- Через минуту, - Тауриэль наклонилась к нему, - Я люблю тебя.

- Я тоже люблю тебе, Таури… - удалось выговорить ему прежде, чем она прервала его поцелуем.

Как и пальцы, губы её были прохладными, хотя, казалось это обстоятельство ничуть ей не мешало. Для Кили оставалось загадкой, как она могла одновременно чувствовать холод и не поддаваться ему. Он был гномом, а значит, был довольно устойчив к морозу; он мог идти, долго не ощущая холода, но даже почувствовав его, выносил дискомфорт легче, чем человек, однако всё-таки был подвержен его воздействию, как и любой смертный. И с замёрзшими губами ему было бы трудно даже говорить, а не то что целоваться. Но похоже, что у Тауриэль не было с этим никаких проблем.

- Молот Создателя! - ахнул Кили, когда её ледяная рука скользнула за открытый ворот его рубахи, - Валар, любимая, у тебя руки, как…

Он хотел сказать “лёд”, но почувствовал, что её прижатая к его коже ладонь уже начала согреваться. Очевидно, она оправлялась от холода быстрее любого гнома.

- Прости, - эльфийка рассмеялась, глядя ему в лицо.

- Что?

- Теперь я поняла, почему вы, гномы, такие тёплые, - она провела пальцем по густым волосам у него на груди, - У вас есть своя собственная шуба.

Кили фыркнул.

- Точно.

Тауриэль вытащила свою уже тёплую руку из его воротника и поцеловала такими же горячими, как и его собственные, губами.

- Хорошо, любовь моя. Теперь, когда я согрелась, может, последуем твоему совету и выпьем чего-нибудь?

========== Двенадцать дней беспечного веселья ==========

- Когда закончится Йуле, я поговорю с Торином о том, чтобы официально оформить моё отречение, - сказал Кили однажды вечером, когда они с Тауриэль стояли перед одним из больших каминов в королевской столовой. Ужин давно закончился, но гном и эльфийка часто задерживались здесь; она допивала вино, а он курил, - После этого мне останется только заняться строительством нашего дома и спланировать свадьбу.

Он очень хотел как можно быстрее устранить любые препятствия, которые могли стоять на пути, мешая ему исполнить последнее данное ей обещание.

- Кили, подожди. Возможно, тебе не придётся отрекаться.

Гном перестал набивать трубку и внимательно посмотрел на неё.

- Я думал, тебе не важно, останусь ли я наследником, - сказал он.

- Нет, это не так. Во всяком случае, не из-за меня, - Тауриэль пожала плечами, и от этого движения её медные пряди всколыхнулись, как пламя в очаге, - После Совета семи я поняла, как много для всего твоего народа значит родословная Дурина. Я не хочу бесчестить тебя ни здесь, дома, ни перед другими кланами. Поэтому я подумала о том, что я могу сделать, чтобы тебе не пришлось отказываться от своего положения.

- Да ни от чего я не отказываюсь, - возразил Кили, - Я всё равно останусь принцем. Я просто добровольно отрекаюсь от своих прав на трон. Нет никакого бесчестья в свободном выборе, - он взял её за руку, - И уж конечно нет ничего постыдного в том, чтобы выбрать тебя.

- Но когда твой брат станет королём, разве не будет лучше, если ты наравне с Фили останешься наследником Торина? А что, если другие начнут сомневаться в твоей поддержке? Я знаю, что Фили не будет, но некоторые, особенно из дальних королевств, могут усмотреть в твоём отречении разрыв с короной, - она говорила рассудительно и серьёзно.

- Тауриэль, раньше это не волновало ни меня, ни тебя, - Кили не мог понять, с чего она вдруг обеспокоилась, ведь ему казалось, что в этом вопросе она положилась на его выбор.

- Я знаю, - эльфийка застенчиво улыбнулась, - И если бы не было иного выбора, я бы не стала беспокоиться сейчас. Но я хочу сказать, что тебе не понадобится отрекаться от своих прав.

- Да? Так посвяти меня в свои планы.

Он искоса посмотрел на неё, а потом наклонился, чтобы раскурить трубку при помощи сушёного тростника, который хранился у камина специально для этой цели. Когда он снова повернулся к ней, Тауриэль продолжила:

- Я говорила с Балином, и он подтвердил, что если мы поженимся только по эльфийскому обряду, то по законам гномов наши дети не смогут претендовать на трон.

Кили смотрел на неё, открыв рот. Казалось, молодой гном был в ужасе.

- Тауриэль, я ни за что не стану этого делать! - воскликнул он с горячностью.

Эльфийка заморгала, задетая его вспышкой.

- Эльфийская свадьба не достаточно хороша для тебя?

К большому удивлению Кили она выглядела почти обиженной. Гном замотал головой, пытаясь показать, насколько её предположение было далеко от истины.

- Конечно, нет! И если мы подпишем соответствующий гномий контракт, этот брак будет действительным как для гномов, так и для эльфов. Ну как ты не понимаешь? - продолжал он с жаром, - Без контракта наши дети будут считаться незаконнорожденными! По закону они не смогут наследовать не то, что трон, но даже мою собственность. А ты будешь ничем не лучше моей наложницы. Я не буду даже думать об этом!

- Кили, мне не нужна какая-то подпись, чтобы соединиться с тобой! - ответила она, и в её голосе юноше почудились нотки презрения от мысли о том, что от неё требовали гарантий её любви к нему, как если бы это было какое-то торговое соглашение, - Твоя клятва, скреплённая союзом наших тел, это всё, что мне нужно, чтобы полностью считать себя твоей. И меня не волнует, что мы с тобой не подпишем какой-то клочок бумаги.

- Наш союз не зависит от этого клочка бумаги. Это просто мой способ заявить в глазах закона, кто ты для меня. Неужели ты хочешь, чтобы я объявил всем Казад, что на самом деле ты мне не жена?

Лицо Тауриэль больше не казалось обиженным, однако она по прежнему смотрела на него недоверчиво.

- Но Кили, ни один закон, будь то эльфийский или гномий, не делает наш брак действительным, - спокойно возразила она, - Только закон Всеотца. И я не нахожу ничего постыдного в том, чтобы выйти замуж только по одному из двух обрядов. Я была бы счастлива провести гномью церемонию, если бы это было возможно. И мне всё равно, кем мы будем считаться в глазах земных законов. Мы всё равно будем едины телом и духом; и наша жизнь будет достаточным доказательством этой истины

Гном улыбнулся. Его восхищало её спокойное безразличие, и в любом другом вопросе он, скорее всего, согласился бы с ней.

- Может, тебе и всё равно, но мне нет, - объяснил он, и тон его в этот раз был мягким, - Я не стану позорить тебя перед королевством. Возможно, ты права, и закон не может повлиять на истинность нашего брака. Но я должен чтить эту истину своими делами, Тауриэль, - он обхватил её за талию, ласково поглаживая, - Я должен оказать тебе честь, любовь моя. И я очень надеюсь, что мне не придётся доказывать тебе, что мне это действительно нужно.

- Конечно, нет, - ответила она с нежностью.

- Тогда ты больше не должна говорить об отказе от законной церемонии, - произнёс он, - Я с радостью отрекусь от своих прав в обмен на тебя и нашу совместную жизнь.

- Да, Кили.

- Ты не расстроена? - он чувствовал, что не до конца сумел её убедить.

- Я не совсем понимаю, почему вы, гномы, придаёте такое значение каким-то законам, но ты ведь в этом не виноват.

- Тауриэль… - если его рассуждения не убедили её, он не знал, как заставить её понять, почему это решение так для него важно.

Почувствовав его беспокойство, эльфийка покачала головой.

- Нет, я знаю, что должна послушать тебя. Я доверяю тебе, meleth nín.

От уверенности в её голосе на сердце у него стало тепло.

- Хорошо, - прошептал он.

Тауриэль поцеловала его в лоб, а потом обхватила руками и прижала к себе. Кили ощущал, как её ладони скользят по его телу, очерчивая контуры его спины.

- Вот ты и снова стал уютным, - сказала эльфийка, когда отпустила его.

- Уютным?

Кили затянулся своей трубкой, которая уже почти погасла.

- Да, - в её глазах появился тот очаровательный блеск, который он так любил; гном был в восторге оттого, что мог удивить её, эту бессмертную, которая была во много раз старше него, - В прошлом месяце, когда я впервые обняла тебя, всё было иначе. Твоё тело было другим. На ощупь ты казался грубее. Ты был похож на камень, как будто возвращался в свою родную стихию.

- А, - теперь Кили понимал, что она имела в виду.

За несколько месяцев после их расставания он похудел, но не осознавал этого, пока не стал поправляться. До того, как Тауриэль вернулась к нему, он не обращал внимания на то, что ему приходилось туже затягивать пояс, или что рубашки сидят на нём слишком свободно, а когда они встретились снова, он занимался более важными вещами. В конце концов, гном заметил перемены в себе только в Лихолесье, когда, с лёгкостью уничтожив несколько обильных ужинов, удивился, отчего это у него вдруг появился аппетит двадцатилетнего подростка. Но Тауриэль, конечно же, знала об этом с самого начала.

- Да, - признался он, - Думаю, я похудел на несколько камней* и был легче обычного гнома, - произнеся эти слова вслух, он ощутил тревогу: гномы были крепки и выносливы и редко много теряли в весе, да и то только после тяжёлого физического труда.

Рыжеватые брови Тауриэль беспокойно нахмурились.

- Значит, ты и впрямь мог истаять? Неужели в конце концов ты снова превратился бы в камень? - тихо спросила она.

Кили довольно усмехнулся. Он был в восторге от того, что она считала его способным на такое магическое превращение, хоть перспектива была и не приятной.

- Нет. На самом деле мы, гномы, не можем опять обратиться в камень.

И всё-таки он думал, что в каком-то смысле она была права. Какая-то его часть постепенно становилась холодной и бесчувственной, реагируя на его болезненную потерю.

- Теперь, в моих объятиях тебе уже намного лучше, - продолжила Тауриэль, - Ты уже меньше похож на старую обветренную скалу и больше на… - она замолчала, хихикнув.

- На что?

Её щёки заалели.

- На моего маленького медвежонка.

Рассмеявшись, Кили чуть было не подавился дымом от своей трубки. Он вспомнил, как однажды, увидев его полуголым, она сравнила его с медведем, но эти слова были ответом на его шутку о том, что он, несомненно, был самым волосатым мужчиной из всех, кого она видела в своей жизни.

- Ты намного мускулистее любого эльфа, - пояснила она, пока гном продолжал смеяться.

- Неужели?

- Кили, я никогда не обнимала никого сильнее тебя. Ты выглядел, как будто ты сделан из камня, - Тауриэль густо покраснела, и он понял, что она опять вспомнила его полуобнажённое тело тогда, на берегу реки, - Но на ощупь ты не такой. Ты мягкий и тёплый. Мне кажется, что обнимать тебя, всё равно что обниматься с медведем; с маленьким, конечно. Ты одновременно мощный и… уютный, и я думаю…

Кили не стал дожидаться окончания фразы. Он положил трубку на камень у края очага и, зарычав для убедительности, обхватил эльфийку за талию. Она отшатнулась, утягивая его за собой, и упала на тяжёлую каменную скамью у камина. Повинуясь внезапному порыву, он схватил висящее не спинке скамьи меховое покрывало и накинул его себе на плечи.

- Ты хотела узнать, каково это, обниматься с медведем? - гном прижался к ней, ткнулся лицом ей в шею.

- Да, - Тауриэль крепко обняла его мохнатые плечи.

- Предупреждаю, медведи кусаются.

Эльфийка рассмеялась.

- Тогда мне посчастливилось, что ты на самом деле не медведь.

- Ещё как, - ответил он, а потом прижался к её губам глубоким, нежным поцелуем.

*********

- Я не видел тебя такой счастливой с тех пор, как Кили был младенцем, - сказал Торин сестре.

Они вдвоём сидели за завтраком на следующее утро после пира в честь окончания Йуле. Пока Дис не потеряла мужа, её семья всегда была источником чистой, незамутнённой радости. Принцесса улыбнулась, наливая брату чай.

- Теперь и ты, и оба моих сына счастливы, - ответила она, - И поэтому я наконец-то чувствую себя в горе как дома.

- Твои слова искупают все сомнения и страдания, которые я вытерпел из-за этого места.

- Надеюсь, в госпоже Тауриэль ты больше не сомневаешься, - сказала Дис, намазывая булочку маслом, и в её словах Торину почудился намёк на весёлое удовлетворение.

Он рассмеялся.

- Конечно, нет. Я убеждён, что не смогу оторвать её от Кили, как не смог бы вытащить из золотой жилы драгоценный камень, не разрушив его. Ты разве не видела, как вчера вечером, когда все уже ушли спать, они остались сидеть в большом зале? Я вернулся туда, надеясь с ними поговорить, но у меня не хватило духу прервать их счастливые посиделки у тлеющего камина.

- Ты очень изменился, брат. Как я помню, когда-то ты не испытывал угрызений совести, вмешиваясь в их любовные дела.

Теперь Дис уже откровенно дразнила его. Торин фыркнул. Кто-то, и скорее всего, это был Фили, потому что Кили вряд ли стал бы об этом упоминать, рассказал ей о том, как однажды Подгорный король застал младшего племянника и эльфийку в разгар поцелуя.

- И как я мог подумать, что в этом деле ты можешь занять чью-то сторону, кроме Кили, - признался он, поддразнивая сестру, - Позволь мне сказать, что в качестве позднего подарка по случаю Йуле я недавно решил…

Он не успел договорить, потому что в комнату ворвался его младший племянник, как будто мальчишка чувствовал, что они говорят именно о нём.

- Доброе утро, мама, Торин, - весело заявил Кили.

Когда у парня была причина быть счастливым, энергия всегда хлестала из него через край, и на его жизнерадостность не влияли ни бессонная ночь, ни количество выпитого накануне вина. Торин невольно задавался вопросом, кто ещё, кроме Кили мог быть настолько радостным в столь ранний час, тем более в первое рабочее утро после долгих Йульских праздников.

- Доброе утро, дорогой. Ты уже позавтракал?

- Да, мама. Я пришёл поговорить с дядей.

- Присядь, Кили. Я ещё даже не начал пить чай, - добродушно предложил Торин.

- Прости! - племянник одарил его скромной улыбкой и опустился на стул, - Продолжай, я подожду, пока ты закончишь.

Дубощит с благодарностью кивнул, неспешно глотнул чая, а потом переключился на холодную курятину у себя на тарелке. Кили сел напротив и принялся осторожно и аккуратно разрезать булочку на две абсолютно одинаковые части, а потом до самых краёв намазал каждую половинку равномерным слоем масла. Но когда племянник чайной ложной стал скурпулёзно распределять по булке крыжовенное варенье, стараясь при этом не повредить масло, Торин не выдержал.

- Во имя Дурина, парень, - прочавкал король , набив рот жареной картошкой, - Прекрати мучить эту проклятую булку и скажи, наконец, чего ты хочешь!

- Да, прости! - ложка со звоном упала на блюдечко, расплескав по столу желе. Кили виновато улыбнулся, вытер пятно пальцем и, облизав его, продолжил, - Я пришёл обсудить своё отречение. Я хочу покончить с этим и сосредоточиться на своей свадьбе.

Торин улыбнулся, слова юноши не удивили его.

- Да уж, если ты так торопишься жениться, тебе лучше начать к этому готовиться. Когда, ты сказал, ты хочешь назначить свадьбу?

- В июне, - твёрдо ответил Кили, - А может, в мае. Если успею закончить работу над нашим домом.

- Тогда не трать время понапрасну, особенно на составление нудных юридических документов.

- Знаю. Поэтому я и хочу как можно скорее со всем этим разобраться.

- Кили, - Торин отложил вилку, - Я не хочу, чтобы ты отрекался.

- Что? - от удивления молодой гном даже побледнел, - Но ведь я сам это предложил.

- Я знаю. И не требую этого от тебя. И во время этого похода, и в Совете ты уже доказал свою непоколебимую преданность. И я не стану лишать тебя половины твоей награды.

- Но Торин, я не возражаю. Я понимаю, почему наш народ не потерпит, чтобы эльфийка была связана с троном. Я готов отказаться от своих прав, чтобы получить то, что я ценю намного больше, чем любую корону.

Король покачал головой.

- Я не собираюсь отрезать тебя от себя, от нашей семьи, как будто мне за тебя стыдно. Я вовсе не стыжусь ни тебя, ни Тауриэль. Её любовь к тебе бескорыстна и честна, и это всё, чего я мог бы у неё просить.

- А как же род Дурина? - тихо спросил Кили, будто не мог поверить дядиным словам.

Торин улыбнулся.

- Один Махал знает, зачем роду Дурина нужна эльфийская кровь, я только вижу, что Тауриэль делает твою жизнь счастливой. И этого мне достаточно. После всех неприятностей этим летом на Совете в том, кто достоин наследовать мой трон, я скорее доверюсь суждению Создателя, чем всем этим грызущимся между собой лордам. Если твой сын когда-нибудь станет королём, значит у Махала на то есть свои причины.

Молодой принц рассмеялся.

- Я обязательно скажу Фили, что его первый долг перед короной произвести на свет не меньше семи наследников, - он помолчал, - Погоди-ка, Фили, он…

- Твой брат согласен со мной, - сказал Торин, отвечая на недосказанный вопрос племянника.

Кили широко улыбнулся.

- Спасибо, дядя, - сказал он, и Дубощит вспомнил, как совсем юный племянник так же улыбался ему, радуясь подарку.

И эта яркая, сама по себе бесценная улыбка была дороже любого дара.

- Твои слова очень много для меня значат, - продолжил молодой гном, - А особенно для Тауриэль. Она боялась, что отрёкшись от трона, я навлеку на себя бесчестье, и предложила… Ну, она надеялась избавить меня от позора и предложила мне гораздо больше, чем я мог принять.

- Я слышал об этом.

- Что? - Кили выглядел удивлённым.

- Нет, не от неё. Балин говорил, что она спрашивала у него, могут лит дети от эльфийского брака по гномьим законам считаться наследниками.

Дис тихо ахнула.

- Я никогда не согласился бы с незаконным браком, - заявил Кили, посмотрев на мать.

- Я бы тоже этого не допустил, - согласился Торин.

- И я рада слышать это от вас обоих, - ответила Дис, - Бедняжка Тауриэль! Как она могла подумать, что может такое предлагать!

- Мама, я думаю, она не совсем понимала, что на самом деле значила её уступка. У эльфов законов меньше, чем у нас, и для неё этот брак был бы совершенно законным.

- Понятно, - королю показалось, что его сестра почувствовала облегчение, узнав, что её будущая дочь не собиралась поступаться своей честью, пусть даже ради её сына, - Должно быть, наши обычаи кажутся ей такими же запутанными, как и нам её. Ты должен обязательно спросить её, есть ли какие-то эльфийские традиции, которые бы она хотела бы соблюсти на вашей свадьбе.

- Непременно, - Кили поднялся, - Мне пора в казармы. И дядя… - он на мгновение задержал взгляд на Торине, подыскивая нужные слова и не находя их, - В общем, спасибо, - просто сказал он.

- Всегда пожалуйста, Кили.

Когда юноша ушёл, король посмотрел на сестру. Её глаза были влажными.

- Теперь ты знаешь, что я собирался тебе сказать чуть раньше.

- Торин, я так рада.

Он кивнул, а потом взял половинку булочки, которую Кили намазал маслом, и продолжил свой завтрак.

*********

Дис привезла арфу Торина из Синих гор, и в этот тихий вечер после празднования Йуле он снял бархатное покрывало, чтобы сыграть на ней ещё раз. Золотой инструмент простоял без дела больше года с тех пор, как его привезли сюда. В последний раз король играл на нём, когда его племянники были мальчишками, а за прошедшие полвека они оба стали полностью взрослыми. Торин чувствовал облегчение, удивление и радость оттого, что струны ощущались под пальцами как и прежде, а руки без раздумий принялись наигрывать старые песни. Было так странно, что мышцы сохраняли память лучше, чем разум.

Ему казалось, что руки его снова принадлежали молодому гномьему принцу, который играл эту мелодию впервые, и руки эти ещё не поднимали меч на врага и не работали за плату, как руки простого работяги. С тех пор слишком многое изменилось, слишком многое было потеряно, чтобы Торин и впрямь смог вернуться к своему прежнему “я”. И всё же игра на арфе помогла ему вновь ощутить себя молодым гномом, ощутить рвение, надежду и мужество, сейчас, в этот самый момент, в новом Эреборе, где теперь было его место.

Торин был так поглощён песней, что не услышал, как в дверь его комнаты постучали, пока стук не повторился.

- Войдите! - крикнул он, не прекращая перебирать струны.

Кто бы ни стоял снаружи, он повиновался; король увидел, как полоса света из коридора поползла по полу, а потом исчезла, когда дверь закрыли. Какое-то время он не поднимал глаз, а когда поднял, то понял, что посетитель не был членом его семьи; это была эльфийка, Тауриэль.

Торин хотел остановиться, но она качнула головой, знаком прося его закончить мелодию. Он повиновался, а она стояла, напряжённо прислушиваясь, как будто каждая высокая, словно звон колокольчика нота открывала ей какую-то новую тайну. Возможно, так оно и было, ведь эльфийка никогда не видела короля гномов настолько беззащитным, как сейчас. Торин закончил играть, но всё ещё не отрывал взгляда от резной коробки арфы. Он был совершенно уверен, что знает, зачем Тауриэль пришла сюда, и всё равно казалось очень странным встречаться с ней вот так, наедине, с глазу на глаз.

- Теперь я понимаю, от кого Кили унаследовал свой музыкальный талант, - сказала она наконец, избавляя его от необходимости говорить первым.

Король поднял на неё глаза, эльфийка мягко улыбнулась, и он ответил ей такой же улыбкой.

- Я тут ни при чём. Он учился играть в пабе у шахтёров. Скрипка это не королевский инструмент, - пояснил он с тихим смешком.

- Нет. Но вы одинаково чувствуете дух песни. Думаю, этому нельзя научить.

- Пожалуй, - Торин отставил арфу в сторону, - А ты на чём-нибудь играешь?

- Немного, - на мгновение ему показалось, что Тауриэль застеснялась, - Когда я была молода, меня учили играть на лютне. Я была плохой ученицей, хоть очень люблю музыку. Иногда я пою.

Торин думал, что все эльфы должны быть музыкальны. Считали ли её странной из-за того, что она в полной мере не обладала этим талантом?

- Полагаю, ты пришла не для того, чтобы послушать мою игру, - предположил Подгорный король.

- Нет, Торин, - в этот раз она без колебаний назвала его по имени, - Я пришла поблагодарить вас за всё, что вы сделали для Кили. И для меня тоже.

Эльфийка опустилась перед ним на колени.

- Я был этому рад.

- Я очень люблю вашего племянника и… - глаза девушки заблестели от слёз, - вы дали нам больше, чем я могла надеяться.

Никогда раньше, даже в самых смелых из своих фантазий, Торин не имел дело с плачущими эльфийками, особенно с теми, что вскоре собирались стать ему близкой роднёй. Поэтому в первые мгновения он не знал, что ей ответить, и просто положил руки на её тонкие плечи. Тауриэль широко улыбнулась, несмотря на то, что по лицу у неё текли слёзы. К величайшему изумлению Торина, она вдруг обхватила его руками и положила голову ему на плечо почти дочерним жестом. Повинуясь инстинкту, гном заключил её в объятия сердечным, тёплым жестом, каким обнял бы любого из своих соплеменников. Эльфийка тихонько пискнула, когда у неё перехватило дыхание, но это был совершенно счастливый звук, и как ни странно, Подгорный король обнаружил, что тоже очень этому рад.

* Камень - англ. единица веса, равная 14 фунтам.

========== О свежесть майская ==========

- Всё так, как ты ожидала?

Тауриэль оглядела каменный камин позади Кили. По обе стороны от него зелёный эреборский мрамор был искусно вырезан в форме двух деревьев; их стволы обрамляли стены камина, а ветви сплетались над ним.

- Даже лучше, - воскликнула она, - Тот, что во дворце Трандуила, вырезан не так точно.

Он гордо ухмыльнулся.

- Ну, я хотел, чтобы он отбрасывал правильные тени, когда в очаге горит огонь. Лучше всего будет смотреться при свете костра. Тогда ты вряд ли сможешь сказать, где заканчивается работа каменщика и начинается моя.

Тауриэль перевела взгляд на левое дерево, на которое указывал Кили.

- Я и сейчас этого не вижу.

- Да ладно, мне ты можешь сказать. Я не обижусь. Я же знаю, что я не скульптор.

- Нет, правда, Кили. Я и в самом деле не вижу никакой разницы. Для меня вся резьба выглядит одинаково красиво.

Гном рассмеялся.

- Думаю, любой гном, войдя в комнату, сразу углядел бы разницу. Но если тебе нравится, мне этого достаточно.

- Но в одном я с тобой согласна. Мне эта комната покажется намного красивее, когда в камине будет гореть огонь, а рядом со мной будет муж.

- О! Это напомнило мне, что ты наконец-то можешь посмотреть спальню.

Кили взял эльфийку за руку и нетерпеливо потащил за собой через прихожую к большой двойной двери, за которой, как она знала, находилась спальня. В последние несколько месяцев, пока он работал, ей не позволялось туда заходить, потому что там происходило нечто очень важное, и это была тайна. Кили остановился перед дверями, сделанными из более прочного мрамора и украшенными замысловатым узором, в котором переплетались гномьи и эльфийские мотивы.

- Давай, открывай, - он положил её руку на засов.

Тауриэль сомневалась, сможет ли она сдвинуть с места эти массивные каменные плиты, но послушалась и толкнула их. К её удивлению, тяжёлая дверь повернулась на петлях легко и бесшумно. Открыв вторую створку, эльфийка заглянула внутрь. И форма комнаты, и её размеры были совершенно обычными, поэтому она не заметила ничего необыкновенного до тех пор, пока не подняла глаза к потолку. Вместо угловатого свода, как в большинстве залов в королевском дворце, здесь был высокий необъятный купол. Шагнув внутрь, Тауриэль поглядела вверх. Сейчас комната была освещена тускло, и в тени потолок казался безграничным и глубоким, как ночное небо. И действительно, казалось, что он мерцал в свете факелов. Эльфийка радостно рассмеялась.

- Теперь я никогда не буду бояться просыпаться здесь и думать, что меня погребли заживо.

- Ты ещё не всё видела, - сказал Кили.

Он вытащил из подставки один из факелов и принялся взбираться по лесам, которые до сих пор стояли в дальнем конце зала. По мере того, как гном поднимался, мерцающие и вспыхивающие на потолке огни становились всё ярче. Когда Кили добрался до самого верха, весь купол уже ослепительно сиял, и когда он поднял факел повыше, Тауриэль поняла, почему. Весь потолок был усеян драгоценными камнями, кусочками стекла и осколками зеркал, имитирующими небо, полное звёзд.

Приглядевшись, она начинала узнавать очертания созвездий, в которых сияли особенно яркие камни.

- О, Кили, это чудесно! - выдохнула она.

- Нужно ещё сделать лампы, которые будут отражать свет здесь, наверху, но общий эффект уже можно рассмотреть, - гном выглядел чрезвычайно довольным.

- Признаюсь, мне было интересно, чем ты здесь занимаешься.

- Пришлось полностью переделать старый потолок, ну и чтобы установить все эти звёзды тоже потребовалось какое-то время.

Тауриэль рассмеялась.

- Вот зачем ты просил у меня звёздную карту, - Кили приставал к ней до тех пор, пока она не попросила прислать карту из библиотеки эльфийского короля.

- Да, - согласился он, - Должен признать, к выбору даты свадьбы это не имело никакого отношения.

- Спасибо тебе, meleth. Ты самый умный и самый рассудительный из гномов, - она вглядывалась в него ещё несколько мгновений.

- Я хотел, чтобы тебе было удобно жить здесь, под горой, - он с нежностью смотрел на неё сверху вниз, - Я знаю, что вы, эльфы, чувствуете себя счастливыми под открытым небом, поэтому я старался принести тебе часть небес сюда.

- Ещё ни одна эльфийка никогда не могла претендовать даже на единственную звезду, созданную только для неё, а ты дал мне целое небо, - сказала она, - И ты в нём самая яркая звезда.

Он улыбнулся в ответ, и от обожания, которым горел его взгляд, запылало её собственное сердце. Кили и впрямь наполнил её светом и жизнью, так, как когда-то могли только звёзды. Она не сомневалась, что с ним ей будет совсем не в тягость жить в окружении камня.

- Возможно, тебя удивит, что мой народ уже много веков предпочитает подземные залы, - сказала она, когда гном спустился вниз, - Ты слышал о древних эльфийских твердынях Менегрот и Нарготронд? Они были построены в огромных пещерах; на самом деле говорят, что твой народ принимал участие в их создании.

- Да, теперь я вспомнил, - гном спустился на нижнюю ступеньку лестницы.

Тауриэль подошла поближе, он обнял её за талию и притянул к себе, чтобы она могла его поцеловать. Сейчас он был на несколько дюймов выше неё, так что эльфийке пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с его губами. Он испытал от этого не меньшее удовольствие, чем она, потому что, проведя пальцами по её изящной шее, приподнял ей подбородок твёрдой, но нежной рукой. В этот раз они оба услышали звук приближающихся шагов и отпрянули друг от друга прежде, чем Фили иСиф увидели их.

- Комната уже готова? Мы можем войти и посмотреть? - спросил старший принц, стоя у двери.

- Да, заходите, - отозвался Кили.

Тауриэль знала, что Фили наверняка уже видел здесь всё в процессе работы, ведь он помогал брату обустраивать эти покои с тех пор, как в январе её возлюбленный начал здесь ремонт, но Сиф так же как и её саму не пускали сюда до сегодняшнего дня.

- Ей понравилось? - спросил блондин, когда вошёл.

- О, очень, - ответила эльфийка.

- Ох, как необыкновенно! Это же небо! - запрокинув голову, молодая гномка восторженно кружилась посреди комнаты, - Не удивительно, что они возились здесь так долго.

- Видела бы ты это при хорошем освещении, - заметила Тауриэль, и чтобы это доказать, Кили опять пришлось залезть с факелом на леса, что он и сделал с превеликим удовольствием. После того, как Сиф и Тауриэль ещё раз воздали должное красоте законченного потолка, младший принц утащил брата в ванную, чтобы спросить совета в каком-то секретном деле.

- Впечатляет, - сказала гномка, когда мужчины ушли, - Кили успел так много всего только за три месяца. Многие гномы тратят по меньшей мере год на обустройство нового дома, прежде чем привести туда жену.

Эльфийка рассмеялась.

- Кили говорил мне, что сейчас он занимается только самым главным, ведь до нашей свадьбы осталось всего три месяца, и всё равно для меня всё это очень необычно. Ещё никто не делал для меня так много. Я никогда не ожидала от мужа такой щедрости. Если бы я вышла замуж за эльфа, он просто привёл бы меня в свой старый дом.

Сиф улыбнулась, наслаждаясь удивлением эльфийки.

- Но ты же будешь женой гнома, Тауриэль. А значит, будешь его сокровищем. Как он может не построить новый дом для тебя? В конце концов драгоценному камню нужна достойная оправа.

- Да, - ответила Тауриэль.

Она всё ещё была ошеломлена глубокой преданностью, которую Кили проявлял по отношению к ней. Она потеряла родителей в юном возрасте и никогда никого не подпускала к себе настолько близко, как его. И во многих отношениях такая сильная привязанность до сих пор была для неё открытием.

- Дис говорит, что с тебя сняли мерки для свадебного платья.

- О, да. Признаюсь, меня поразило количество юбок и драгоценностей, которые мне придётся надеть. Я с трудом уговорила портниху убрать только две верхние юбки, и когда она попросила меня прислать ей драгоценности, которые я буду носить на свадьбе, чтобы подобрать к ним ткань платья, то очень удивилась, услышав, что я не собираюсь их надевать! - Тауриэль смиренно вздохнула, - Уверена, эта добрая женщина хотела сказать мне, что я с таким же успехом могу появиться на собственной свадьбе голой.

Сиф хихикнула.

- Но ты должна быть одета, как и подобает невесте принца! Неужели ты хочешь, чтобы весь Эребор считал тебя нищей?

- Нет. Но всё же я хочу чувствовать, что замуж за Кили выхожу именно я, а не какой-то шедевр портновского искусства.

Тауриэль тоже рассмеялась. Она знала, что её неловкость из-за чрезмерного количества одежд была непонятна этой молодой гномке, которая даже будучи одетой в будничное платье, носила украшения из золота и драгоценных камней в ушах и волосах.

- Когда я рассказала об этом Кили, он обещал, что сделает мне драгоценное ожерелье, достаточно богатое, чтобы удивить каждого гнома на свадьбе, но настолько лёгкое, чтобы понравиться мне.

- Уверена, ему это по силам. Тауриэль, ты должна носить драгоценности, как и любая невеста. Разве ты не хочешь украсить себя ими для него?

Эльфийка улыбнулась. Она не сомневалась, что Кили считает её красивой без всяких украшений. Но Сиф была права: наверняка он будет в восторге, когда увидит, что его невеста одета подобающим образом.

- Воистину, я с гордостью буду носить любые драгоценности, созданные его руками, - сказала она.

Кроме того, он тоже будет носить украшения из драгоценных камней и металлов; он уже показывал ей серебряный венец с голубыми сапфирами, который он наденет по этому случаю. Но в то время, как мысль о том, что она, обычная лесная эльфийка, будет носить столь богатые украшения, казалась нелепой, то для Кили, второго принца самого высокородного из гномьих домов, подобное казалось вполне уместным. И в самом деле, она представляла себе, как красиво он будет выглядеть с заплетёнными в традиционные гномьи косы волосами и драгоценным венцом на голове.

- Сиф, - сказала Тауриэль - Есть кое-что, о чём я думаю уже давно, но спросить могу только у тебя.

- Да? - гномка одновременно казалась заинтригованной и встревоженной.

- Среди гномов Кили считается красивым? Мне он кажется таковым, но ведь я эльф, и моё суждение-это суждение эльфа.

Сиф громко засмеялась.

- Ты не единственная женщина, которая так думает. Да, он очень красивый.

В этот момент в комнату вернулся Фили.

- Кто очень красивый? Вы говорили обо мне?

- Да, - шутливо поддразнила его Сиф.

- Вы говорили о моём братце, не так ли? - догадался он, - Жаль, что он сбрил бороду, правда? С ней он был намного симпатичнее.

Блондин одарил Тауриэль добродушной ухмылкой. Его невеста молча наблюдала за эльфийкой, очевидно желая узнать её мнение о самой выдающейся черте любого гнома.

- Думаю, что густая борода была бы глупым украшением для лучника. Поэтому свою, как видите, я всегда брею чисто, - сдержанно ответила та.

Кили вошёл в комнату следом за братом.

- Видишь, мы идеальная пара.

- Точно, - Фили с радостной улыбкой переводил взгляд с эльфийки на брата, - Я в этом не сомневаюсь.

*********

- Так когда ты сделаешь ей предложение?

Фили поднял глаза от золотого кулона, который полировал, и увидел, что младший брат неистово ухмыляется ему с другого конца верстака.

- Через пару недель. Сначала мне нужно кое-что закончить.

- Да?

Кили был в курсе того, как у брата продвигаются дела с обручальным даром; он помогал в его создании, ведь истинное призвание Фили было в работе со сталью, а не с золотом или серебром. Но этот новый подарок оказался для него сюрпризом.

- Это секрет.

Блондин какое-то время трудился молча, стирая следы напильника с полированного металла.

- Ты заметил, - продолжил он наконец, - Ауда перестала тебя избегать.

- Ну… разве?

- Она ведь избегала тебя. Ты же знал об этом, верно? - Фили посмотрел на брата снизу вверх.

- Хм, - Кили глянул на него, а потом пожал плечами и вернулся к ожерелью с драгоценными камнями, которым занимался, - Не то чтобы я так уж сильно стремился попасться ей на глаза до или после того, как она освободила меня, признался брюнет, неловко улыбаясь, - Особенно после, когда у меня было ощущение, что мой вид напоминает ей о том, от чего она отказалась.

- Наверное, ты был прав. Сиф говорит, что сначала ей показалось, будто Ауда завидует вам с Тауриэль. Возможно, в этом не было ничего личного, но ей всё равно было неприятно видеть вас вместе.

- Я до сих пор чувствую себя плохо из-за того, что между нами произошло, - ответил Кили, - Ты говоришь, ей уже лучше?

Он нахмурился и глянул на брата исподлобья. Фили засмеялся.

- Ты и вправду ничего не заметил.

- Я был занят! Через месяц я женюсь.

- Кажется, Фрейр Железнобок положил глаз на хорошенькую Черновласку прошлым летом, когда его сестра подружилась с ней. Думаю, он счастлив, что ты наконец-то убрался с его дороги.

Кили удивлённо рассмеялся.

- Что? Брат Сиф? - Он замолчал, размышляя, что его бывшая невеста всё ещё каким-то образом, возможно, будет связана с его семьёй, - А что Ауда думает о нём?

- Сиф не хочет говорить. Но, как я уже сказал, похоже, что твой вид её больше не беспокоит.

- Надеюсь, она найдёт того, кто сделает её счастливой, - ответил Кили, - Она заслуживает лучшего, чем так или иначе быть из-за меня несчастной.

Он вернулся к своей работе, тихо посмеиваясь про себя. Какое-то время спустя Фили отложил в сторону тряпку, которой полировал кулон, и поднял его, чтобы рассмотреть. Сияющая поверхность литого золотого узелка была безупречно гладкой, так же как и три рыжеватых топаза, вставленных в угловые петли. Вся подвеска была сделана в форме неглубокой буквы V и идеально подходила для того, чтобы покоиться чуть ниже уровня ключиц владельца.

- Закончил? - спросил Кили.

- Осталось цепочку прикрепить.

Младший принц порылся на полке в дальнем углу мастерской, пока Фили доводил работу до конца, присоединяя цепь к обоим концам кулона. Когда он положил на стол уже готовую драгоценность, брат сунул ему в руку кружку. Блондин почувствовал запах виски.

- За твою помолвку! - провозгласил Кили, стукаясь с братом кружкой.

- И за твою свадьбу! - ответил Фили перед тем, как выпить.

- Торин разрешил мне после свадьбы отправиться в свадебное путешествие, - сказал младший гном, налив им обоим по второй порции виски, - Мы уедем сразу же. Я всё приготовлю, и мы уедем утром после свадьбы. Я хочу увидеть Келед-зарам, побывать в Райвенделле и, возможно, даже в Шире.

- Значит, ты не успеешь попользоваться своим новым домом. Даже в первую брачную ночь, - шутливо поддел его Фили.

Он знал, что брат обещал Тауриэль гномью свадьбу в обмен на брачное ложе под звёздами. Это было очень необычное соглашение: ни один другой гном никогда не согласился бы на такое, не говоря уже о том, чтобы самому это предлагать! Но Фили полагал, что эльфы, по крайней мере, должны быть привычными к таким простым обычаям.

- Я же вернусь! - возразил Кили.

- Да уж, хотелось бы! Я не женюсь на Сиф, если тебя не будет рядом, - Фили усмехнулся, в брате он не сомневался ни капли, и залпом выпил вторую порцию виски.

- Я знаю. Я буду здесь.

*********

- Я закончил твой свадебный подарок.

Тауриэль подняла глаза от букета полевых цветов, которые она держала на коленях, и её улыбка была для него более чем желанным ответом. Тёплый ветерок раннего лета разметал по плечам её волосы и колыхал луговые травы, которые густо и пышно росли здесь, на нижних склонах горы.

- Хочешь посмотреть?

- А разве не нужно подождать до дня свадьбы?

Кили покачал головой.

- Неа. Ты ведь захочешь надеть его на последнюю примерку своего платья. А я хочу первым увидеть тебя в нём.

Она тихонько рассмеялась.

- Вряд ли я смогу отказать тебе в такой просьбе.

- Я так и думал.

Гном полез в сумку, где лежал их обед, вытащил что-то, тщательно завёрнутое в замшу, а потом подошёл к тому месту, где она сидела на траве. Взяв у него свёрток, Тауриэль медленно развернула его, её пальцы ненадолго задержались на тесёмках шнурка, поглаживая складки замши. Кили знал, что все эти материальные проявления его преданности очень важны для неё; он мог бы волноваться, что обременяет её, если бы не был уверен, что она в равной степени восхищена и очарована его потребностью выражать свои чувства к ней таким осязаемым образом.

Тауриэль откинула последнюю складку замши, открыв мерцающую груду серебра. Эльфийка подняла его и тихо ахнула, когда спутанные серебряные нити превратились в воздушную паутину тонких цепочек, усыпанных сотнями крошечных драгоценных камней; там были похожие на кристаллики льда лунные камни и прозрачные чистые бриллианты. Ожерелье было сделано в виде широкого воротника, который должен был охватывать грудь и плечи, но, как Кили и обещал, оно было очень лёгким.

- О, Кили! Это… Я никогда… - Тауриэль перевела взгляд с камней на его лицо, и её щёки стали пунцовыми, - Уверена, что даже покойная королева Зеленолесья никогда не носила таких роскошных вещей. Возможно, леди Лориэна…

- Ерунда. Это достойное украшение для моей thatrûna, моей леди звёзд, - он потянулся к ожерелью, - Позволишь?

Она кивнула, и гном повесил украшение ей на шею. Она вздрогнула, когда холодный металл коснулся её кожи, а потом склонилась к нему, пока его пальцы скользили по её шее под волосами.

- Amrâlimê, - прошептала она, целуя его нежно и долго.

Тауриэль откинулась назад, чтобы он мог полюбоваться ею, и Кили улыбнулся, в восторге от её красоты и от того, что она использовала в обращении к нему его гномью нежность. Ожерелье сидело на ней в точности, как он и планировал; каскад серебра и драгоценных камней плавно стекал с её шеи до самого низкого выреза эльфийского платья.

- Теперь я буду делать драгоценности только для тебя, - сказал он, - Уверен, никто другой не сможет носить их так же изящно, как ты.

Она рассмеялась.

- Спасибо, любимый. Вот, у меня для тебя тоже кое-что есть, - в голосе эльфийки не было и намёка на юмор.

Она подняла с колен венок из полевых цветов и возложила их на его голову.

- Что ж, теперь я украшен так же богато, как и ты, - гном выглядел чрезвычайно довольным.

Тауриэль не ответила, но по её глазам Кили понял, что его радость не ускользнула от неё. Счастливо вздохнув, эльфийка откинулась на траву, заложила руки за голову, и с каждым её вздохом драгоценные камни у неё на груди переливались в солнечном свете.

- Когда я делал твоё ожерелье, я брал за образец Khagsmesmel, самое знаменитое творение моих предков из Синих гор, - проговорил он, - Эта вещь была создана для короля эльфов из эльфийских драгоценных камней с самого дальнего Запада. Говорят, камней в нём было бессчётное множество, и всё же на шее владельца оно лежало так же легко, как льняная нить.

Тауриэль кивнула, и от этого движения на её шее засверкали яркие россыпи искр.

- Я слышала об этом. Это написано в истории Сильмариллов. Мой народ называет его Наугламир, ожерелье гномов.

Кили засмеялся.

- Khagsmesmel означает что-то вроде ожерелье прекраснее всех ожерелий, - он поправил несколько камушков вдоль её ключицы, - Не стану утверждать, что моя работа может соперничать с ним, но всё же я отказываюсь верить, что даже эльфийская принцесса выглядела бы в нём прекраснее, чем ты в моём скромном творении.

- Кили, - удивлённо запротестовала Тауриэль, - Тинувьель была самой красивой женщиной, когда-либо рождённой среди моего народа, и ни одна другая эльфийка никогда не могла сравниться с ней.

- Может, и так. Если верить вашим эльфийским поэтам. Но ведь поэты знают не всё.

- Неужели?

- Да.

Наклонившись, гном поцеловал её, и ему показалось, что он целует ярко сияющую звезду. Звезду с ароматом сладких зелёных трав.

- Тауриэль, я готов на тебе жениться.

- Да, - выдохнула она, когда он склонился над ней, пропуская сквозь пальцы одну из её обручальных кос.

- Две недели, - казалось, он напоминал об этом не только ей, но и себе, - Ешё две недели, и ты будешь моей. Я с трудом могу в это поверить. И всё равно не могу дождаться,- он отодвинулся от неё и снова сел.

В последнее время быть рядом с ней было просто невыносимо, особенно зная, что он был так близок к тому, чтобы обладать ею целиком. Весь прошедший месяц Кили был слишком занят последними приготовлениями к свадьбе, и не мог часто видеться с ней, ведь Тауриэль замещала его на Вороньей высоте. Но, возможно, это было и к лучшему. Частые встречи только удвоили бы его нетерпение. Он отвернулся, чтобы достать их обед, и она тоже села.

- По сравнению с нашей первой общей трапезой из сухого хлеба на голом склоне горы это просто роскошный пир, - заметила Тауриэль, когда гном протянул ей кусок хлеба с сыром и мясом, - Помнишь?

Кили кивнул. Как он мог забыть тот день вскоре после битвы, когда он ушёл из Эребора, чтобы впервые встретиться с ней? У него закружилась голова от надежды, когда он увидел её и понял, что она ждёт его, как и обещала. А теперь эта надежда расцвела в полную силу.

- И всё же, - она одарила его заговорщицкой улыбкой, - Хоть еда и была безвкусной, я всегда буду считать эту трапезу одной из лучших в моей жизни.

Он ухмыльнулся в ответ.

- Я могу попросить Бомбура приготовить сухарник на наш свадебный пир.

- Ох, нет! Я говорила о компании, а не о еде.

- Что ж, в таком случае я мог бы устроить так, чтобы один нахальный, безрассудный и влюблённый молодой гном составил тебе компанию на пиру.

- Не забывай, ко всему прочему он должен быть ещё и красив.

- Хм… Ну у тебя и запросы. Ладно, я посмотрю, что можно сделать.

Тауриэль рассмеялась ярким, раскатистым смехом.

- Ловлю тебя на слове.

**********

Фили рассматривал клинок в своих руках. Искорёженные крылья были выпрямлены, а хрупкая, изношенная сталь выглядела новой. Теперь всё было прекрасно. И она, конечно же, тоже так подумает. Блондин положил меч на рабочий стол, накрыл тряпкой и вытер рукавом влажный лоб. До того, как Сиф придёт к нему сюда, ему нужно было переодеться в запасную рубашку, которую он захватил с собой. Фили взял одежду и полотенце с вешалки у двери и пошёл в центральный холл к фонтану для умывания, вода в котором бежала между мастерскими.

После жаркого горна холодная вода казалась восхитительной, и молодой гном обильно плескал её на лицо, плечи и торс. Закончив, он вытер капли воды с глаз и потянулся к краю фонтана за полотенцем, однако обнаружил только пустые камни. Сбитый с толку, он обернулся и увидел, что Сиф стоит рядом с его полотенцем в руках.

- Привет, - сказал он.

Девушка ответила ему яркой улыбкой.

- Прости. Вот, возьми, - продолжила она секунду спустя и протянула полотенце, как будто забыла, что держит его.

Вытершись, Фили потянулся за чистой рубашкой.

- Ты можешь её взять, - гномка кокетливо сверкнула глазами и неспеша спрятала рубаху за спину.

- Понятно.

Он потянулся к ней, и Сиф шагнула вперёд, в его объятия. Она прижала руку к его груди, встала на цыпочки и поцеловала его. Он рассмеялся, крепче прижимая её к себе, и девушка расслабилась, когда шутливый чмок стал долгим и томным поцелуем. Когда она прижалась губами к его губам, Фили вспомнил их первый поцелуй почти год назад. Сейчас всё было так похоже, и в то же время совсем по-другому. Была такая же полная близость, такая же несдержанность, но не было спешки и отчаяния, рождённых осознанием того, что первый раз был также и последним. Напротив, этот момент, словно звено в золотой цепи между воспоминаниями о прошлом и надеждами на будущее, был полон радости и счастья, и всё, что им оставалось, это просто наслаждаться им.

Наконец, Фили отстранился, и Сиф, виновато улыбнувшись, отпустила рубашку.

- Ты получила больше, чем рассчитывала? - дразнился он, натягивая рубаху через голову.

- Совсем нет. Подожди… - запротестовала она, когда он собрался распустить волосы, которые связал на затылке на время работы, - Тебе очень идёт.

- Дорогая, я так рад тебя видеть, - проговорил он, пока она защёлкивала маленькие золотые застёжки у него на воротнике.

Сиф улыбнулась.

- Передай Кили, что я ревную тебя к нему. В последнее время ты проводил с ним всё свободное время.

- Но ты увидишь, что часть этого времени я потратил на тебя.

- Да?

- Я тебе покажу. Но сперва мне нужно твоё мнение о мече, который я закончил.

Фили взял её за руку и повёл обратно в мастерскую.

- Подожди здесь, - сказал он, когда они вошли внутрь, а потом пошёл к лезвию, лежавшему на рабочем столе.

Когда молодой гном вернулся, то встал перед ней на колени и протянул завёрнутый в ткань клинок. Сиф смотрела на него сверху вниз широко раскрытыми от удивления и любопытства глазами. Она медленно развернула тряпицу.

- О, Фили, это же… - её глаза наполнились слезами, которые тут же побежали по щекам, - Он был испорчен! Я выбросила его на помойку! Потому что больше не могла на него смотреть.

- Я знаю. Я вытащил его из кучи мусора, - после того безумного дна, когда он потерял и обрёл её снова, Фили нашёл меч, который в ночь их прощания Сиф искалечила с горя.

Гномка провела пальцем по сверкающему лезвию.

- Ты сделал его лучше, чем я могла бы надеяться.

- Неужели?

- Да, я… - тихо выдохнула она и склонилась над мечом.

У основания клинка, там, где она собиралась выгравировать знак их семейной кузницы, был другой, выполненный золотом узор: метка Железнобоков рядом с короной, которая символизировала кузницу королевского рода.

- Фили! - Сиф отвела в сторону рукоять меча, чтобы обнять его.

Другой рукой девушка обвила его шею, а затем упала на колени, уткнулась в него лицом и зарыдала. Принц обнимал её, пока она не перестала плакать. Наконец она снова повернула к нему залитое слезами лицо, но в отличие от слёз, что она проливала год назад, эти только подчёркивали яркую, сияющую красоту её лица.

- О, Фили, я больше никогда не хотела видеть этот меч! Он был олицетворением всех моих ошибок! Но ты всё исправил, и теперь он прекрасен! Спасибо!

- Не за что, - большими пальцами он вытер слёзы с её щёк, - Сиф, любовь моя, ты станешь моей женой?

На её лице засияла ослепительная улыбка.

- О, Создатель! Да, Фили, да!

========== Блаженный месяц июнь ==========

Дней за десять до свадьбы Тауриэль пришла в казарму, где Кили перед своим отъездом из Эребора оставлял последние указания гвардейцам. Услышав лёгкие шаги эльфийки, он отложил перо и, подняв глаза, увидел, что у неё на лице застыло странное выражение. Гном отодвинул стул и встал.

- Да, любимая?

Когда он подошёл, Тауриэль протянула ему сложенное письмо со сломанной печатью из зелёного воска. Кили украдкой глянул на другую сторону, но ему не нужно было видеть имя Тауриэль, написанное размашистыми эльфийскими буквами, чуть заметно мерцавшими серебристым светом, чтобы понять, что послание было от самого короля эльфов.

- Кили, Трандуил приедет на свадьбу, - сказала она.

- А. Ну хорошо, - слова прозвучали вопросительно, потому что его невеста явно казалось озадаченной этой новостью.

Глядя на него, она рассмеялась.

- Это, конечно, хорошо. Но всё же Кили… Я никогда не ожидала увидеть на своей свадьбе короля. Мне кажется, это уже слишком…

Её лицо расслабилось, и теперь он смог понять, о чём она думала: она явно чувствовала себя неловко. Тауриэль не то, чтобы покраснела, но веснушки у неё на лице обозначились чётче, и поэтому казалось, что её лицо и впрямь усыпано звёздной пылью.

- Тауриэль, вообще-то, у нас на свадьбе будет два короля, - весело ответил он.

Кили вернул ей письмо, чуть приласкав пальцами её руку.

- Да, но Торин твой дядя.

- А я думал, что Трандуил твой опекун. Разве он тоже не должен быть здесь?

- Ох, Кили, - смех в её голосе странным образом граничил с рыданием, - Но ведь они не виделись друг с другом со времени битвы. А что если они устроят сцену на свадьбе?

- Ерунда! - попытался уверить её Кили, искренне надеясь, что он прав, - Они же теперь союзники, помнишь? И кроме того, - он усмехнулся, - Если они и правда поцапаются, у нас будет хорошая причина удрать с пира пораньше.

Гном плутовато ухмыльнулся.

- Осторожнее, любимый, а то я начну думать, что ты намерен спровоцировать ссору, - пошутила эльфийка, отнимая у него свою руку.

Он снова потянулся к ней, но остановился. Заметив это, Тауриэль озорно блеснула глазами.

- Я даже не намекаю на то, что ты мучаешь меня намеренно, - весело ответил он, - Я в этом уверен.

Она засмеялась, а потом добавила уже более серьёзным тоном:

- Кили, но ведь появление Трандуила не изменит наших планов на церемонию, правда? Ведь если он приедет, это будет означать присутствие ещё большего числа посторонних.

- Да какая разница. Я уже вызвал скандал, потому что первый за всю историю мира пригласил не-Казад на гномью свадьбу. Так что несколько лишних эльфов ничего не изменят.

- Ты уверен? - Тауриэль нахмурила брови.

- Да. Только одно условие: ты должна пообещать, что твой эльфийский король не узнает моё настоящее имя и не использует его, чтобы меня заколдовать, - проговорил Кили убийственно серьёзным тоном, - Он может сделать так, что у меня выпадет борода, или превратить меня в белку.

Она тихонько хихикнула, но в следующее мгновение напряглась и серьёзно спросила:

- Твоё настоящее имя?

- Ну да. Разве я тебе не говорил? - он покачал головой, как будто удивляясь самому себе, - Конечно, нет. У меня голова была забита целой кучей всякой всячины. Я просто забыл. В любом случае, ты же знаешь, что у всех гномов есть тайные имена, которые никогда не используют среди чужаков?

- Я слышала об этом. Но думала, что это просто легенда. Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть другое имя.

- Тауриэль, - он улыбнулся, довольный тем, что она справедливо считала себя достаточно близким ему существом, достойным его доверия, - Ты не должна обижаться. У меня и в мыслях не было скрывать это от тебя. По правде говоря, я не думал, что тебе это может быть интересно. В наши дни истинные гномьи имена это просто церемониальная формальность для свадеб, похорон, коронаций и тому подобных вещей. Даже моя семья им не пользуется.

- Да? - его слова явно заинтересовали её, - И что же это за имя?

Он улыбнулся, обрадованный тем, что эта деталь, которую он сам всегда считал незначительной, показалась ей настолько важной.

- Лакхад, - признался он, - Это значит яркий. Я всегда считал, что это странный выбор. Ведь я намного темнее брата.

Тауриэль подарила ему тёплую улыбку.

- Тебе очень идёт. Твоя яркость пленила меня с самого начала.

Кили тихо рассмеялся, неожиданно обрадованный её ответом.

- Итак, Лакхад, - проговорила она низким, хриплым, совершенно незнакомым ему голосом, а её глаза внезапно показались ему очень глубокими, тёмными и странными. Кили невольно задрожал, - Тебе не нужно бояться моего короля, потому что теперь я первая и единственная, кто знает твоё истинное имя. И с его помощью я сотворю столько заклятий и чар, что никто никогда не сможет освободить тебя от меня.

Тауриэль медленно провела по его щеке кончиком пальца, и исходящая от её кожи прохлада казалась немного неестественной. Гном прикрыл глаза, частично принимая её игру, а отчасти подчиняясь реальным чарам её голоса и прикосновений. Однако, в чём бы ни заключалась её сила, Кили вдруг совершенно отчётливо понял, что такой властью не смог бы обладать над ним ни один другой эльф.

- Кили… - её дрожащий голос прозвучал почти испуганно, но тотчас опять стал обычным.

Молодой принц распахнул глаза, увидев необъятные зелёные озёра, полные тревоги.

- Любимая? - он нежно дёрнул за одну из прядок, что упали ей на лицо.

- Я подумала, что… возможно, я что-то сделала с тобой… - выдохнула она, накрывая его руку своей, её пальцы были очень тёплыми.

Кили усмехнулся.

- Ты поняла это только сейчас? Ты околдовала меня с первого взгляда.

- Нет. И да, - эльфийка криво улыбнулась, потом поцеловала его в лоб и выпрямилась.

- А теперь, раз уж мы заговорили об именах, я хочу кое о чём тебя спросить, - Кили присел на край стола, пристально глядя на неё снизу вверх, - Истинные имена используются в брачных обетах. У тебя есть эльфийское имя, которое могло бы послужить для этой цели?

Тауриэль покачала головой.

- У некоторых эльфов есть вторые имена, которыми называют их только самые близкие, но у меня нет.

- В таком случае, думаю, ты можешь выбрать себе имя на кхуздуле. Ты не будешь возражать, если давая тебе брачные клятвы, я буду называть тебя Thatrûna?

- Ты уже называл меня так раньше, - с интересом заметила она.

- Это значит “звёздная леди”.

Прелестная россыпь веснушек у неё на носу и щеках стала ярче.

- Ну это всё равно, что назвать тебя эльфом, - продолжил он, - То есть, я думал, что “эльдар” означает звёздный народ, верно?

- Да, - согласилась Тауриэль, и Кили понял, что теперь она довольна, - Ты можешь меня так называть.

- Чудесно, - он опять взял её за руку, поглаживая костяшки её пальцев, - Может, ты хочешь что-нибудь добавить к нашей свадьбе? - он рассказал ей о порядке церемонии, непреднамеренно пропустив использование истинных имён, ещё несколько недель назад, чтобы она могла решить, есть ли какие-то эльфийские ритуалы, которые ей хотелось бы соблюсти.

- Моя подруга Морвен, она может быть моей свидетельницей? - спросила она, - На эльфийской свадьбе не отец, а мать отдаёт невесту замуж. А Морвен моя самая близкая родственница женского пола.

- Конечно! - Кили улыбнулся и качнул головой, - Не могу представить, чтобы Трандуил стал свидетелем моих клятв тебе. Ведь ты с самого начала любила меня, несмотря на его недовольство.

Тауриэль фыркнула.

- Ох, Кили! Одна мысль о его присутствии на свадьбе пугает меня.

- Ха! - гном поцеловал её пальцы чуть выше мифрилового кольца с бриллиантом, - Ты хочешь ещё что-нибудь?

- Нет. Мне нравится гномий ритуал. Это очень красиво.

На какое-то короткое мгновение он онемел, ошеломлённый её красотой и благосклонностью. Он отчётливо помнил, как когда-то считал, что она невозможно далека и недосягаема для него. Но вот она здесь, такая же прекрасная и чистая, но теперь достаточно близкая к тому, чтобы чудесным, непостижимым и таким ощутимым образом наконец-то принадлежать ему.

- Ты нашла всё, что нужно для брачной ночи?

Кили полностью доверил ей подготовку их брачного ложа под звёздами; во всём, что касалось ночёвки под открытым небом, Тауриэль была экспертом.

- Да, - эльфийка одарила его дразнящей улыбкой, - И это всё, что я собиралась сейчас тебе сказать.

Он рассмеялся.

- Именно этого я и хочу.

Гном прочесал пальцами шелковистый водопад её волос, обхватил за затылок и притянул к себе, глубоко, медленно целуя.

- А теперь, если ты поговоришь с моей матерью, она подскажет тебе, где разместить твоего короля и его свиту. Мне нужно ещё кое-что сделать, а потом до конца года я буду принадлежать только моей эльфийской колдунье.

Тауриэль изогнула губы в чуть заметной полуулыбке, которая говорила о том, что она на самом деле удивлена, хоть и старается это скрыть.

- Я этого не забуду, hadhod nín, - в её голосе снова прозвучали прежние таинственные, дымчатые нотки.

Затем Тауриэль прижмурилась, чуть заметно подмигнула ему и удалилась. Выглядела она при этом воистину царственно, даже волшебно.

*********

Фили сидел рядом с братом за одним из столиков в центральной пивной и вспоминал, как два года назад они с Кили вот так же весело выпивали здесь. Это было после того, как Торин с неохотой разрешил младшему племяннику ухаживать за своей эльфийкой. Тогда никто из них не мог даже предположить, какие беды ожидали их в будущем, но теперь Фили с уверенностью мог сказать, что радости перевесили все печали.

- Значит, завтра ты женишься на эльфийке, - блондин поставил кружку и вытер пену с усов рукавом. Наверняка мать не одобрила бы этот жест, и именно поэтому он казался особенно уместным здесь, на этой братской вечеринке, - Скажи мне: неужели мечтая о ней у дяди за спиной ты и вправду верил, что тебе это удастся?

- Конечно, да! - Кили бросил на брата преувеличенно обиженный взгляд, - Иначе не было смысла даже пытаться! И всё-таки, нет, - он рассмеялся, - Это было сродни мечтам прийти сюда, в гору. Помнишь, когда мы были мальчишками, то всегда надеялись, что однажды окажемся здесь. А когда это и в самом деле произошло, мы с трудом могли в это поверить, верно?

Фили кивнул, в этом он с братом был совершенно согласен.

- Ты видел её сегодня за ужином? - продолжил Кили, - Мне показалось, что она и в самом деле немножко светилась, - он вздохнул, - Я уверен, что я самый счастливый гном во все времена, потому что она выбрала меня.

Брат шутливо пихнул его в бок.

- Ты второй самый счастливый гном.

- Точно, - обернувшись, Фили увидел Фрейра, брата Сиф, который стоял позади них с тремя полными до краёв кружками эля, - Вот, подвинься, - он плюхнулся на скамью рядом со своим будущим шурином, - Поздравляю второго самого счастливого гнома в Эреборе, - сказал он, салютуя Кили.

Тот улыбнулся, допил остатки пива и только потом взял у Фрейра полную кружку.

- А ты уверен, что мне не стоит вызвать тебя на поединок, чтобы оспорить это звание? Как я понимаю, сегодня у тебя есть все основания тоже считать себя счастливчиком.

- Потому что ты можешь жениться на другой? Я тоже так думаю, - признался Фрейр с улыбкой, - И как же ты предлагаешь решить этот спор?

- Всё, что угодно, только не пить! Я не собираюсь идти на собственную свадьбу с похмелья.

- Нет? - Фрейр со смехом взлохматил косички в своих коротких золотисто-рыжих волосах, - В прошлый Новый год твоя дама с лихвой отомстила за твоё фиаско.

- И я с удовольствием позволю ей остаться победительницей, - ответил Кили, - Но если речь идёт о соревновании по стрельбе…

- Ну уж нет! Я не позволю тебе так легко победить.

- Тогда бои на мечах?

- Только если мне разрешат взять топор.

- Да ну тебя! Ты делаешь мечи и не умеешь ими пользоваться?

- Придумал! - вмешался Фили, - Борьба, как на Востоке!

- Но… - попытался возразить Кили.

- Да, в медвежьем жире, - радостно добавил Фрейр.

- Но я же не борец!

- Да какая разница! - Фили ухмыльнулся, - Хорошенько вымажься жиром, и если повезёт, он всё равно не сможет тебя удержать.

- Наверное, - Кили немного успокоился.

- Эй, Бофур! - заорал Фрейр на всю пивную, - Достанешь нам чуток свиного жира от сегодняшнего кабана?

- Для этого я ещё не достаточно пьян! - простонал Кили и уткнулся лицом в свою кружку, однако Фили показалось, что братец тайком ухмыляется.

- Достаточно пьян для чего? - поинтересовался Двалин, устраиваясь на скамье напротив.

- Кили будет бороться с Фрейром, - с довольным видом заявил Фили.

- Ты после меня, - с отчаянием в голосе ответил ему Кили, - Нужно, чтобы кто-то отомстил за меня, когда Фрейр порвёт меня на куски.

- Не волнуйся, братец, я этого не допущу. Уж я удостоверюсь, чтобы он оставил от тебя хоть что-то для Тауриэль.

Кили покраснел, однако не успел ничего сказать, потому что Двалин перебил его.

- Думаю, тебе секундант тоже понадобится, - сказал он Фрейру, - Вряд ли будет честно, если тебе придётся бороться с ними обоими.

Тот усмехнулся.

- Это предложение?

- Ага.

Фили почувствовал, как довольная ухмылка испаряется с его лица: Двалин был в два раза больше него, но на физиономии Кили наоборот расплылась радостная, озорная улыбка.

- Да, Фи, думаю, это будет правильно, особенно учитывая, что ты втянул меня в это, - с торжественным видом отметил будущий муж.

Блондин рассмеялся.

- Ну и ладно! Но я настаиваю, чтобы мой противник был таким же пьяным, как и я.

- Справедливо, кузен, - согласился Двалин и поднял пивную кружку.

**********

Вопреки собственным предсказаниям Кили проиграл Фрейру этот поединок - и право быть вторым самым удачливым гномом в Эреборе - только после длительной и напряжённой борьбы. Но его раненая гордость быстро исцелилась удовлетворением при виде медленного, но неизбежного поражения брата в умелых руках Двалина. Фили втянул его в это, так что для него было только справедливо столкнуться сейчас с последствиями собственных деяний. После того, как их дородный родственник с победоносным видом покинул поле боя, Кили вышел на ринг и протянул руку брату, который до сих пор валялся на полу, распластанный там, где Двалин бросил его. Фили выпрямился и подарил ему вымученную, но вполне искреннюю улыбку.

- Проклятье. Как только он схватил меня в первый раз, я сразу понял, что мне конец. Даже не знаю, как мне удалось так долго продержаться.

- Не знаю. Думаю, ты возможно смог бы его одолеть, если бы держался подальше от его ног.

Блондин весело фыркнул.

- А я по-твоему не пытался?

Кто-то протянул им по кувшину с холодной водой, и они с жадностью на неё набросились. Допивая, Кили вдруг подумал о том, что бы сказала Тауриэль, если бы увидела его сейчас, полуголого, измазанного свиным жиром и песком с пола тренировочной арены, с волосами, стянутыми в неопрятный хвост. Наверняка, она сказала бы, что ему нужно помыться. И он был бы просто счастлив, если бы она помогла ему в этом. Кили с радостью подумал о том, что меньше, чем через три дня в таком развитии событий уже не будет ничего неприличного. Он представлял себе, как она склоняется над ним, бледная, обнажённая, с кувшином, полным дымящейся воды, почти чувствовал, как её длинные красивые пальцы ласково скользят по его грязной коже.

Из приятной задумчивости Кили вывели самым неприятным образом: кто-то окатил его голову и плечи ведром холодной воды. Брюнет резко повернулся, больше раздосадованный из-за потери приятного видения, чем из-за каких-то реальных ощущений. Фрейр со смехом увернулся от его кулака.

- От тебя воняет салом и пивом. Я просто хотел помочь.

Кили рассмеялся. Даже его воображаемая Тауриэль скорее всего не захотела бы иметь с ним сейчас ничего общего.

- Ладно, - младший принц оглядел толпу друзей и бывших членов отряда, которые собрались, чтобы подбодрить борцов, - А теперь, может, нам вернуться в паб? Полагаю, победителю пора соблюсти традицию и купить всем выпивку.

Потом Кили, как будущий жених, настоял на том, что теперь выпивку купит он, так что, когда они с братом вместе вернулись в покои, которые делили с тех пор, как обосновались в горе, было уже довольно поздно. Некоторое время они молча стояли в общей комнате, сонные и полупьяные, но пока не готовые отпустить эти последние в своём роде мгновения.

- Спасибо, Фи, - Кили сжал плечо брата, - Я знаю, у тебя есть много причин, чтобы её не любить. И я рад, что она всё равно тебе нравится.

Фили кивнул.

- Ну разумеется. Самое лучшее в ней то, что она любит тебя, - он прислонился лбом ко лбу брата, - А теперь, Кили, пообещай мне одну вещь, - он вдруг стал серьёзным.

- Да, Фи.

- Это очень важно.

- Угу.

- Обещаешь?

- Обещаю.

Фили какое-то время молчал, и Кили подумал, что брат пытается найти нужные слова.

- Кили? - наконец сказал он.

- Так что?

- Ради Дурина, перед тем, как жениться, вымойся хорошенько.

А затем ещё раз с нежностью прижавшись лбом к голове брата, Фили повернулся и пошёл спать.

*********

Проснувшись на рассвете в день свадьбы, Тауриэль с помощью Морвен и Сиф подготовила ложе под звёздами, о котором говорил Кили. Покончив с этим занятием, все трое спустились с горы. Здесь ручей, питавший озеро на Вороньей высоте, растекался в широкий пруд. Первые лучи солнца косо скользили по высоким плечам Эребора, и подёрнутая рябью поверхность отражала их, наполняя чашу танцующими голубыми с золотом бликами света. Стоявшая позади Сиф вздохнула.

- Ах, как это красиво! Если бы нам не нужно было торопиться обратно, чтобы ты успела принять ванну и переодеться, мы могли бы побыть здесь недолго.

Тауриэль с улыбкой повернулась к гномке.

- Мы можем искупаться и здесь.

- Наверное, - Сиф колебалась, - А не будет холодно?

- О, да! Очень!

Эльфийка засмеялась и наклонилась, чтобы стянуть с себя сапоги. Потом она скинула платье и ступила на гладкие камни на краю бассейна. Вода, плескавшаяся у её лодыжек, была прохладной, и Тауриэль задрожала, чувствуя, как по телу бегут мурашки.

- Ну и как? - крикнула Морвен, присаживаясь и развязывая шнурки на сапогах.

- Чудесно. И вполовину не так холодно, как в лесной реке.

Тауриэль прошла дальше в бассейн, и теперь вода доходила ей до пояса. От её движений поверхность пруда заволновалась, окутывая её кожу отблесками света, и сейчас она вполне смогла ощутить себя существом, сотканным из звёзд, какой её всегда считал Кили. Она рассмеялась и нырнула.

Когда она вынырнула, Морвен уже стояла рядом, слегка сутулясь.

- Валар, Тауриэль! Вот уж и впрямь “чудесно”!

Рыжая обрызгала подругу, и та в отместку снова окунула её под воду. Не пытаясь вынырнуть, Тауриэль ловкой подсечкой выбила дно у неё из-под ног. Морвен с воплем шлёпнулась в воду, вскочила и бросилась на подругу, которая к тому времени уже успела ускользнуть на дальний конец пруда.

Смеясь, задыхаясь, Тауриэль откинула завесу мокрых медных волос и увидела Сиф. которая, задрав до колен юбки, стояла у кромки воды и смотрела на них в немом изумлении. Потом голубые глаза гномки весело прищурились, и она принялась смеяться.

- Я никогда не видела, чтобы эльфы вели себя так, - призналась она наконец, - Хотя, я встречала нетак уж много эльфов.

Морвен тоже расхохоталась от души.

- Заходи. Обещаю, мы тебя не тронем.

- Ну, я даже не знаю… - Сиф нерешительно оглядела долину вокруг.

- Мы здесь скрыты от чужих глаз, - заверила её Тауриэль, - Я хорошо знаю этот горный склон, нас здесь никто не увидит.

- Дело не в этом. Просто… ну… Я ещё никогда не раздевалась на улице, - прошептала молодая гномка.

- Ах, - Тауриэль предполагала, что большинство гномов, которые провели под горой почти всю свою жизнь, стоя голышом под открытым небом чувствовали бы себя очень уязвимыми, - Ты не обязана это делать. Только если сама захочешь.

- Что ж, это и в самом деле, кажется, весело, - бормотала Сиф, осторожно скользя ногами по речным камням; она наблюдала за эльфами, усердно хмурясь, - Ладно. Я сейчас зайду.

Отвернувшись, она принялась медленно раздеваться. Чтобы не смущать девушку ещё больше, Тауриэль отвернулась. В небе уже полностью взошло солнце, день обещал быть тёплым, ясным и ярким. И хотя для свадьбы под горой погода вряд ли имела какое-то значение, Тауриэль доставляло удовольствие думать, что и сегодня вечером она тоже будет хорошей. На небе будет только немного облаков и растущая четвертинка луны.

- Я сделала это, - протараторила Сиф.

Эльфийка повернулась: гномка, краснощёкая, улыбающаяся, уже стояла по плечи в пруду.

- Щипцы и молот! Я ещё никогда не мылась в такой холодной воде! - она хихикнула, - Я знаю, ты подумаешь, что я ужасная дура, но это самое захватывающее приключение в моей жизни.

- Конечно, это самое настоящее приключение, - сердечно заметила Тауриэль.

- Особенно, если… - Сиф не договорила, вылив на рыжую эльфийку целую стену воды.

Та удивлённо взвизгнула.

- Ах так! Ну теперь держись! - весело крикнула она, брызгаясь в ответ, но молодая гномка легко отскочила в сторону.

Ещё несколько минут девушки носились друг за другом по бассейну, прежде чем задыхаясь и чувствуя покалывание на коже, выбрались отдохнуть на травянистые берега лощины. Закрыв глаза, Тауриэль лежала на спине, позволяя солнцу согревать её кожу. Ей было интересно, что делает сейчас Кили, принимает ли он ванну, одевается или завтракает? Потом она просто стала думать о нём, представляла его нежные карие глаза, жаркий рот, милую улыбку на губах, которые казались такими тёплыми рядом с её губами. Представляла, каково это будет, целовать его, не беспокоясь о том, следует ли ей остановиться. Сегодня вечером она наконец-то сможет сделать это. Она мечтала о том, как будет гладить его по волосам, наслаждаться вкусом его губ, пока у обоих не перехватит дыхание. А потом она начнёт всё с начала, обхватит его руками, ногами, будет искать места, которых ещё не касались её губы. Она хотела его крепких объятий, хотела чувствовать каждый его вздох, каждый удар сердца, ощущать его кожу на своей, когда его руки будут скользить по её телу.

- Тауриэль.

Открыв глаза, Тауриэль увидела склонившуюся над ней Морвен. Темноволосая эльфийка уже оделась и протягивала ей платье.

- Meldis, - Морвен чуть заметно улыбнулась уголками губ, - Нам лучше вернуться, если мы хотим позавтракать до того, как ты начнёшь переодеваться к свадьбе.

- Да, конечно.

Тауриэль села и взяла одежду у подруги из рук. Натягивая через голову платье, она вдруг заметила, что Сиф отчаянно старается над ней не рассмеяться, но увидев удивлённые глаза эльфийки, объяснила:

- Ох, Тауриэль, когда ты открыла глаза, у тебя был вид, как у кошки, которой на голову только что вылили целое ведро воды!

========== Она как невеста войдёт ==========

Узнав, что Тауриэль, пусть и неофициально, была подопечной короля эльфов, Дубощит сначала удивился, а потом почувствовал странное, ироничное веселье. По какой-то причине Кили не упоминал об этом до недавнего времени, пока не начались приготовления к приёму друзей и родичей его невесты, которые будут присутствовать на свадьбе. С нежной снисходительностью Торин вдруг подумал, что если уж его дерзкий младший племянник вопреки всякому здравому смыслу полюбил своего тюремщика во вражеском подземелье, то, конечно же, было вполне естественно, что упомянутый тюремщик оказался связан с самим королём, отправившим их в темницу.

И всё же, какой бы нелепой ни казалась мысль о том, что ему придётся принимать на свадьбе племянника своего бывшего врага, Торин был полон решимости отнестись к эльфийскому монарху со всей учтивостью и уважением, на какие только был способен. И дело было не только в том, что теперь их королевства были союзниками. Подгорный король хотел угодить своей будущей племяннице. Тауриэль была прелестной девушкой, которая любила Кили и почитала его, и Торин был намерен сделать всё, что было в его силах, чтобы она была счастлива.

Поэтому увидев Трандуила и его немногочисленную стражу в Большом церемониальном зале Эребора, подготовленном к этому священному событию, Дубощит заставил себя проглотить первоначальное раздражение и в сопровождении Двалина и Балина отправился приветствовать царственного эльфа. Выслушав приветствие короля гномов, владыка Лихолесья почтительно склонил голову.

- Быть здесь большая честь для меня. Я знаю, что никогда раньше никому из эльдар не позволялось присутствовать на церемониях Хадходрим. Хотя, вероятно, ни у одного из моих сородичей никогда не было ни причин, ни желания делать это.

На какое-то мгновение Торин подумал, что, возможно, король эльфов просто над ним насмехается, но лёгкая полуулыбка и вежливый взгляд эльфа говорили об обратном.

- Несмотря на беспрецедентность этого брака, мой племянник и ваша подопечная прекрасно подходят друг другу, - с лёгким усилием проговорил Подгорный король, - Я доволен, что они поженятся.

- Я рад, что вышло хоть что-то хорошее из того времени, которое вы провели у меня в гостях, - Трандуил слегка поколебался, выбирая последнее слово, и Торин спросил себя, руководствовался ли эльф юмором или дипломатией, делая выбор. Но прежде, чем он успел по настоящему расстроиться из-за эльфийской загадочности, лицо эльфийского короля смягчилось, - Тауриэль уже давно заслужила намного большую комнату, чем я мог предложить ей. Полагаю, никто в Зеленолесье не смог бы сделать её настолько счастливой, как это сделал Кили.

Дубощит подавил улыбку; от сестры он слышал, что когда-то Трандуил был не в восторге от мысли, что его сын Леголас испытывал к рыжеволосой эльфийке чувство любви. Ему безумно хотелось напомнить об этом, но ведь он и сам когда-то не горел желанием её принять. Да и кроме того, он не собирался затевать ссору и разочаровывать двух юных влюблённых, которые были ему не безразличны.

К счастью, Балин, вероятно, почувствовал, что его король на мгновение растерялся и не способен подобрать подходящего ответа.

- Только такая особенная девушка, как она, могла бы увлечь Кили. Это редкое и уникальное чувство, которое они разделяют. Видеть их вместе просто завораживает, - старый советник улыбнулся, - И она просто красавица, без сомнения. Уверен, что никогда под этой горой не видели невесты прекраснее.

В этот момент собравшиеся вокруг гости зашептались, и как будто услышав слова седобородого гнома, в сопровождении темноволосой эльфийки Морвен в зал вошла сама Тауриэль. Балин был прав: невеста Кили была поразительно красива. Платье на ней было такого насыщенного синего цвета, что казалось вытканным из полуночного неба, и когда она двигалась, на нём как будто сверкали звёзды, хоть ни на юбке, ни на корсаже не было видно никаких драгоценных камней. Широкое ожерелье из сияющих белых камней охватывало её шею и струилось вниз по плечам и груди, излучая жидкий свет. Волосы эльфийки были заплетены в косу и собраны высоко на затылке, а потом ниспадали одним гладким и длинным, как у кометы, хвостом.

Торин улыбнулся. Он знал, какое имя на кхуздуле подобрал Кили своей невесте для церемонии, и ни капли не сомневался, что оно ей подходит. Тауриэль и впрямь казалась видением, созданным из ожившего звёздного света. Подгорный король оглянулся на Трандуила. Владыка Лихолесья взирал на бывшего капитана своей стражи такими глазами, будто никогда раньше по настоящему не видел её. А потом король эльфов улыбнулся тихой, почти мечтательной улыбкой.

- Камни в её ожерелье столь же прекрасны, как и те, что вы вернули мне, - сказал он, но Торин был уверен, что Трандуил имел в виду вовсе не искусство ювелира. Эльф посмотрел на гномьего короля, - Меня бы здесь не было, если бы я не был уверен, что ваш племянник полностью осознаёт, что он получает сегодня.

В любое другое время Дубощит воспринял бы слова эльфа, как намёк на то, что Кили не достоин жениться на Тауриэль, но сейчас… Сейчас он испытывал странное чувство, что Трандуил говорил о чём-то, чего когда-то лишился сам.

- Уверен, он полностью понимает, что он получит, - задумчиво подтвердил Торин, - А теперь прошу меня простить. Церемония вот-вот начнётся.

Он слегка поклонился и вернулся к сестре, которая стояла у входа в зал. Дис взяла брата под руку.

- Торин, она прекрасна, - прошептала принцесса, кивнув в сторону Тауриэль.

- Я помню другую столь же прекрасную невесту, - ответил он, - И уверен, такую же счастливую.

Дис на мгновение прикоснулась рукой к глазам.

- Я и теперь очень счастлива, - призналась она.

Когда король повернулся к сестре, чтобы её поцеловать, вокруг воцарилась тишина, а потом окружавшие их гномы расступились в стороны. В дальнем конце зала рядом с братом появился Кили. Когда Тауриэль спасала ему жизнь, Торина не было рядом, но он знал обо всём от тех, кто видел это. Теперь он снова вспоминал слова Бофура, который говорил, что когда Кили лежал при смерти, он глядел на эльфийку так, словно она была для него единственным светом в этом мире. И сейчас он, несомненно, смотрел на неё так же. Фили с ухмылкой глянул на брата и что-то сказал. Тот кивнул. Затем старший принц направился к Тауриэль, и Кили последовал за ним.

**********

Свадебная церемония гномов отражала древнейшие священные мифы о пробуждении Казад в Арде. Если бы Кили принадлежал к одному из других шести кланов, он вошёл бы в зал рядом с Тауриэль, и это означало бы, что Махал разбудил прародителей каждого клана вместе с их спутницами. Однако в свадебных традициях Долгобородов было одно небольшое отличие. Великий Дурин, единственный из семи патриархов, сначала не получил жены; он женился позже, на женщине из другого клана, которую ему представил один из братьев-патриархов. И поэтому Кили, как и его предок, вошёл в зал позже рядом с братом, который должен был стать главным свидетелем его брачных обетов.

И хотя традиции Долгобородов вынуждали младшего принца ждать воссоединения с любимой чуть дольше обычного, он решил, что это даже к лучшему, потому что это давало ему вдосталь времени, чтобы полюбоваться ею издалека, пока он шёл по коридору.

Тауриэль была прекрасна всегда, но сегодня… О, сегодня, она была ПРЕКРАСНА! Швея-гномка приняла вызов и несомненно справилась с необычностью эльфийской фигуры. Вместо обилия пышных юбок, которые диктовала гномья мода, свадебное одеяние было больше похоже на те эльфийские платья, которые Тауриэль часто носила. Оно идеально охватывало её тонкую талию и бёдра, а потом ниспадало свободным каскадом вокруг её длинных ног. Шнуровка лифа подчёркивала естественную выпуклость её груди, а широкий V-образный вырез идеально обрамлял ожерелье, которое Кили сделал для неё, но общее впечатление было достаточно скромным, учитывая отвращение, которое эльфийка питала к роскошным украшениям.

Подойдя поближе, гном увидел, что нижний слой платья всё-таки был усыпан драгоценными камнями - ни один принц не позволил бы своей невесте появиться на публике без украшений - но несколько прозрачных верхних слоёв смягчали эффект, так что Тауриэль просто мягко сияла, как освещённые луной облака. Всё платье было цвета глубокого вечернего неба, который прекрасно оттенял пламя её волос. Но как только Кили остановился перед ней, под шнуровкой её лифа и складками пышных, воздушных рукавов он мельком углядел проблеск серебристой нижней рубашки.

- Когда Махал сотворил первых Казад, - заговорил Фили, - Он создал их супружескими парами, дабы не просыпались они в этом мире одни. Тауриэль, мой брат до сих пор один. Желаешь ли ты, чтобы он стал твоим спутником и супругом?

Эльфийка с улыбкой взглянула на Кили.

- Желаю.

Фили вложил руку брата в её ладонь.

- Как и Дурин, мне пришлось идти далеко и искать долго, чтобы найти себе пару, - сказал ей Кили.

Слова эти не были частью церемонии, просто ему показалось, что будет правильно вспомнить об этом сходстве со своим предком.

- И я рада, что ты сделал это, - прошептала Тауриэль, обращаясь к нему одному.

Он счастливо кивнул, глядя, как она делает глубокий вдох, подготавливаясь произносить следующие слова церемонии вместе с ним.

*********

- Мы благодарим Махала, без чьей руки камень не имел бы формы. Также мы возносим хвалу Всеотцу, чьё дыхание вдохнуло в камень жизнь, - проговорила Тауриэль, присоединяя свой голос к голосу Кили.

Эти слова были истинно гномьими - эльфы полагали, что их тела были созданы из почвы, из которой произрастало всё сущее, рукой самого Илуватара - но тем не менее, она находила эту мысль прекрасной. Не имело значения, чьи руки впервые придали эльфу или гному телесную форму, дух или фэа всё равно оставался даром Всеотца. Её не волновало, что она обращалась к гномьим легендам о сотворении, наоборот, Тауриэль считала их совершенно уместными, чтобы открыть эту брачную церемонию, вспоминая о том, что ей были даны и тело, и душа, и она собиралась отдать их Кили.

Теперь он улыбался ей, и Тауриэль не могла припомнить, чтобы она когда-нибудь видела его более счастливым. И конечно же, никогда раньше она не казался ей более царственным; и в самом деле, в другом мире его легко можно было бы принять за короля. На нём был серебряный венец с сапфиром, а в волосах было больше скреплённых серебром кос, чем обычно носил его брат, включая две косички, обрамлявшие лицо, которые она заплела ему сама. Кили был одет в бархат и богатую тиснёную кожу цвета тёмного красного вина в сочетании с густой синевой, традиционной для королевской семьи.

Тауриэль с трудом удержалась от смеха, заметив, что даже в день собственной свадьбы он не потрудился застегнуть последние пряжки на воротнике кафтана, а потом хихикнула вслух, вспомнив, как когда-то сама обещала спасти его даже от слишком официального гардероба. Услышав её, Кили удивлённо приподнял бровь, и ей пришлось крепко сжать губы, чтобы избежать дальнейшего нарушения приличий. Однако Морвен пресекла любые последующие попытки их молчаливого общения.

- Лакхад, сын Хаджмеля*, я засвидетельствую твои клятвы моей сестре, - проговорила она, сдерживая весёлую дрожь в голосе.

В глазах Кили мелькнули последние искорки смеха, прежде чем лицо его опять стало торжественным.

- Татруна, - он погладил большим пальцем её ладонь, дотронулся до кольца, которое она уже носила от него, - Я принимаю тебя, как сокровище моих рук, драгоценность моего сердца. И звезду неба моего, - Тауриэль знала, что эту последнюю строчку клятвы Кили добавил от себя, - И я буду лелеять тебя превыше любого богатства.

- Как ты скрепишь свою клятву? - спросила Морвен.

Фили передал что-то брату, и тот протянул вперёд простое золотое кольцо, и Тауриэль показалось, что она мельком заметила на внутренней стороне какие-то руны. Кили сжал её правую руку и продолжил:

- С этим золотом, добытым из камня, я отдаю тебе тело моё: дело и силу рук моих, детей семени моего.

Он надел кольцо ей на указательный палец.

- И с каждым вздохом моим, - продолжил он, - Я вручаю тебе дух мой: желание и любовь сердца моего, честь моей души.

Тауриэль склонилась к нему, и Кили, нежно обхватив её за шею, притянул её губы к своим. И хотя раньше он дарил ей намного более страстные поцелуи, но это лёгкое прикосновение она ощутила, как искру, которая зажгла в ней долго сдерживаемое пламя. Вероятно, он почувствовал то же, потому что она заметила, как заалели его щёки.

- Татруна, дочь Гаэрина*, я засвидетельствую твои клятвы брату моему, - заговорил Фили.

Он улыбнулся, и Тауриэль почувствовала к нему прилив нежности за то тепло, с которым он всегда относился к ней. Она снова посмотрела на Кили.

- Лакхад, я принимаю тебя, как сокровище рук моих и сердца моего. Мою Луну среди звёзд. И я буду лелеять тебя превыше всего, что есть яркого и прекрасного в мире, - чтобы отразить то, что ценнее всего дя эльфа, Тауриэль слегка изменила свою клятву по сравнению с тем, что говорил Кили, и он заверил её, что на значение это не повлияет.

- Как ты скрепишь свою клятву? - спросил Фили.

Теперь уже она приняла кольцо от Морвен. Конечно, Кили уже видел его, ведь он сам делал его по её инструкциям и украсил простым, элегантным узором, похожим на дорожку из звёзд, вырезанную на одной стороне полосы.

- С этим золотом, добытым из камня, я отдаю тебе тело моё: дело и силу рук моих, детей чрева моего.

Тауриэль надела кольцо ему на палец и, вспомнив, как в первый раз взяла его за руку, осторожно переплела свои пальцы с его. С тех пор они узнали друг о друге так много, но она всё равно до сих пор чувствовала тот же самый отчаянный трепет в животе, понимая, что этот момент изменил всё.

- И с каждым вздохом моим я вручаю тебе дух мой: желание и любовь моего сердца, честь моей души.

Её поцелуй длился чуть дольше, и ощутив едва заметную перемену в его настроении, она поняла, что Кили был близок к тому, чтобы поцеловать её гораздо крепче, чем в первый раз. Тауриэль со вздохом выпрямилась, и Кили вздохнул тоже, а затем Фили поднял высоко вверх их сплетённые руки.

- Я свидетель союза Лакхада и Татруны, - провозгласил он.

- Как и я, - эхом отозвалась Морвен.

- И все мы, - хором повторили собравшиеся вокруг гости.

Тауриэль узнала много знакомых голосов, в том числе голос короля и его сестры. Кили усмехнулся ей, и она подумала, что он выглядит таким довольным, как будто достал луну с неба. Он взял её под руку и повёл по коридору к столу, где они вдвоём, а также Фили и Морвен, подписали длинный и изысканно оформленный брачный контракт. А потом новоиспечённые муж и жена повели процессию весёлых гостей в пиршественный зал.

*********

- Поздравляю, сестра, - с довольной ухмылкой Фили поставил на стол перед Тауриэль широкую хрустальную чашу, до краёв полную несколькими пинтами эля.

- Спасибо, Фили, - ответила она с теплотой.

Эльфийка посмотрела на кубок. Он заметил, как она лишь чуть расширила глаза, и это было единственным признаком её удивления. Больше всего ему нравились её энтузиазм и полная невозмутимость даже перед лицом тех вещей , которые наверняка казались ей очень и очень странными.

- Это брачная чаша, - пояснил старший принц, когда Тауриэль протянула руку к огромному сосуду для питья. Он уже испытывал к ней какую-то странную собственническую, братскую привязанность, которая не позволила бы ему довести её этой лёгкой шуткой до смущения, - Ты не должна пить всё это сама. Кили поможет тебе.

- Я понимаю. У эльфов тоже есть похожие обычаи.

- Держи, любимая, - Кили осторожно взял чашу обеими руками и поднёс к её губам, чтобы она могла выпить.

Эльфийка пила, не сводя с него глаз, с трудом сдерживая смех, и Фили удивился тому, что несмотря на это она умудрилась справиться с заданием настолько элегантно.

- Брачная чаша это традиционное благословение, - продолжил блондин, - Но на самом деле, это только первая часть. Вы с Кили опустошите её вместе. Она символизирует жизнь и счастье, которые вы разделите друг с другом.

- Поэтому она такая большая, - вмешался Кили, многозначительно подняв брови, - Значит и того, и другого будет много.

- Конечно, - Тауриэль с улыбкой повторила действия мужа, предлагая ему выпить, - Значит, у этой традиции есть и другая часть? - закончила она, поставив чашу на стол.

- Да, просто подожди, - ответил брюнет, - Я объясню, когда придёт время.

Фили ухмыльнулся.

- Возможно, придётся немного подождать. Я скоро вернусь.

Он отошёл к соседнему столику, за которым сидела Сиф с родителями. Блондин скользнул на скамейку рядом с ней и взял девушку под руку.

- Дорогая, - сказал он, когда девушка улыбнулась ему.

- Они чудесно смотрятся вместе, правда? Тауриэль похожа на принцессу из сказки, а твой брат очень красив, - молодая гномка хихикнула, - И сегодня все девушки Синих гор тайно скорбят.

- Все?

- Все, кроме одной, - поправилась она.

- А где твой брат?

- Он с ней, - Сиф показала на стол в другом конце зала.

Фрейр сидел напротив Ауды, которая смеялась над чем-то, что он ей говорил.

- Наверное, он рассказывает ей о вчерашнем вечере, - предположил Фили.

Сиф тоже рассмеялась.

- Фрейр и правда выиграл у Кили поединок по борьбе?

- Да. Хотя, я уверен, что в этот раз Кили ничего не имел против, - он задумчиво помолчал, - Я очень рад, что наши братья всё ещё могут быть друзьями.

- Из-за Ауды?

- Да.

- Ты же знаешь, что ещё до того, как стать ему соперником, Кили избавил меня от разочарования, не дав потерять тебя. И Фрейр этого не забудет.

Фили прижал к себе её руку.

- Твой брат очень любит тебя.

Он вспомнил, как Фрейр Железнобок не позволял ему видеть сестру, когда та страдала от горя.

- И он никогда бы не встретился с Аудой, если бы она не осталась здесь из-за Кили, - продолжила Сиф, - Как он может обижаться на твоего брата за то, что тот дал ему шанс, которого иначе у него просто не было бы. Так что в конце концов всё обернулось лучше, чем можно было даже надеяться.

- Ты права, - он поцеловал её в лоб, - Похоже, у Махала отменное чувство юмора. Мне думается, Ауда все равно ещё может стать моей сестрой!

- Точно!

Увидев, что молодожёны допили остатки эля из хрустальной чаши, Фили вскочил и подошёл к ним.

- Итак, настало время для второй части традиции брачного кубка, - сказал он, обращаясь к Тауриэль, - Все ваши друзья наполнят её подарками, дабы убедиться, что ваша жизнь будет полна достатка и благословений. Вот и первый, - блондин бросил в пустой сосуд маленькую золотую брошь, - Брат, Тауриэль, пусть вы всегда будете так же счастливы, как сейчас.

- Спасибо… - начала было эльфийка, но Кили оборвал её страстным поцелуем.

- Кили! - ахнула она, когда он оторвался от неё.

- Это традиция! После каждого дара мы должны целоваться!

Тауриэль взглянула на Фили, явно ожидая от него подтверждения этих слов.

- Это правда, - улыбнулся он ей.

Вслед за своим старшим сыном к ним подошла Дис, чтобы поздравить молодую пару.

- Благослови вас Махал, дорогие мои, - сказала она, беря по очереди каждого из них за руку.

- Спасибо, мама, за то, что благословила нас с самого начала,- ответил ей Кили.

- Благодарю, Amad, - добавила Тауриэль.

- Ах, дети, - по щекам гномки текли слёзы радости, - Вы сделали меня такой счастливой, как ничто на свете, - она вздёрнула подбородок и обвела взглядом гору и окружавшие их богатства, - Я не могла бы просить у вас большего.

Принцесса соединила их руки, а потом бросила своё подношение в чашу. Весь вечер кубок наполнялся драгоценными камнями, монетами и украшениями, и часто поцелуи молодой пары гости встречали возгласами одобрения. Юная Тильда сама расцеловала каждого из молодожёнов, а Торин сухо заметил, что молодой жених определённо способен на большее, чем единственный чмок, которым он одарил покрасневшую Тауриэль, прекрасно помнившую поцелуй, который имел в виду король гномов. К ним подошла Ауда. Держа Фрейра под руку, молодая гномка пожелала им счастья, и улыбка у неё на лице ясно говорила о том, что их счастье не отнимало её собственной радости. Новобрачных поздравили бывшие друзья Тауриэль по гвардии из Лихолесья и Дейла, а также гномы, которые служили в башне на Вороньей высоте. Король Дейла Бард в шутку напомнил, что они полюбили друг друга у него на кухне. Но больше всего Тауриэль была тронута тем, что даже сам Трандуил предложил ей подарок и эльфийское свадебное благословение.

Наблюдая за всеми этими проявлениями доброты, Фили поражался мысли обо всех этих людях, которые теперь считали его брата и Тауриэль своими друзьями. Но ведь Кили всегда притягивал к себе окружающих жизнерадостностью и щедростью души. Да и доброта Тауриэль производила такое же впечатление.

- А сейчас будет последняя и самая важная часть традиции брачного кубка, - когда последний из даров упал в чашу, Кили вытащил из кармана пригоршню гладких речных камушков, каждый размером с каштан, и вложил их жене в руки.

Тауриэль смотрела на них с любопытством.

- Это напоминание о том, что каждый раз, когда мы будем ссориться, мне придётся стучаться лбом о твой каменный гномий череп?

Он рассмеялся.

- Ох, нет. Увидишь. Во-первых, стань вот сюда, - он оттащил её ярдов на пять от стола, - А теперь ты должна по одному бросать их в чашу.

- И не разбить её, - услужливо подсказал Фили.

- Хорошо.

Взвесив в руке первый камушек, Тауриэль бросила его, и он с тихим щелчком приземлился точно в центре кубка, прямо посреди лежащих в нём сокровищ. Окружающие гномы, в основном члены Отряда и близкие друзья, жадно наблюдали за этой последней самой весёлой частью церемонии, подбадривая эльфийку криками. Она кинула второй, и он так же легко полетел вслед за первым. Третий камень со стуком упал сверху на них, за ним четвёртый, пятый и шестой. С каждым броском возбуждение зрителей нарастало.

- Тебе надо было выбирать камни побольше, если ты не собираешься перещеголять моего братца Бомбура! - выкрикнул Бофур.

Тауриэль вопросительно посмотрела на мужа. Тот ухмыльнулся.

- Ну же, продолжай!

Она бросила ещё четыре камня, и теперь чаша была полна ими до краёв.

- Парень, тебе стоит быть осторожнее, - с серьёзным видом посоветовал старик Оин, - Говорят, в таких вещах у эльфов больше воли, чем у смертных. Она может почувствовать себя обязанной выполнить сегодняшнее предсказание.

Кили покраснел, как варёная свёкла, и жена многозначительно ухмыльнулась ему, хоть Фили и сомневался, что она уже поняла значение этой игры. Эльфийка аккуратненько уложила одиннадцатый камень поверх остальных. Толпа разразилась короткими пронзительными криками, а потом затаила дыхание, когда новобрачная приготовилась к следующему броску.

Двенадцатый камень полетел так же точно, как и остальные - очевидно, меткость Тауриэль не ограничивалась только стрельбой из лука - но теперь горка из камней была так высока, что для последнего уже просто не осталось места. Отскочив, он ударился о край кубка, и с резким, чистым, похожим на звон серебряного колокольчика звуком хрустальная чаша разлетелась вдребезги. Драгоценные камни и безделушки музыкальным дождём рассыпались по столу, и гости радостно вскрикнули, благословляя молодожёнов. Двалин с такой силой хлопнул Кили по спине, что тот врезался в жену.

- Ну, парень, думаю, вам стоит уйти с пира пораньше. Раз тебе выпало двенадцать, лучше сразу принимайся за дело.

Молодой муж ухмыльнулся, хоть уши у него до сих пор оставались красными.

- Как я понимаю, у Фили проблема, если он хочет передать корону по наследству, - он обхватил Тауриэль за талию и посмотрел на брата озорным взглядом.

Блондин фыркнул.

- Это худшая из передряг, в которые ты когда-либо втягивал меня, маленький братец, - с шутливой торжественностью заметил он.

Тауриэль прервала его.

- Кили, и что именно мы себе напророчили?

Она выглядела удивлённой и смущённой одновременно.

- Двенадцать детей, - с гордостью ответил он.

- Ах, - её щёки тоже порозовели, - Мне стоило разбить чашу пораньше?

Он рассмеялся.

- Нет. Чем больше на нас прольётся благословений, тем лучше. К тому же, мы всегда можем остановиться на одиннадцати, если захочешь, - Кили поцеловал её, обхватив ладонями её лицо, - И хотя я отношусь к этому очень серьёзно, скоро будут танцы, и до этого мы вряд ли сможем исчезнуть.

С этими словами он взял её за руку и повёл через зал туда, где музыканты уже начинали играть. Фили опять повернулся к Сиф, которая беспомощно хихикала, стоя рядом с подозрительно невозмутимой Морвен.

- Бедняжка Тауриэль,я должна была рассказать ей! Но это было так смешно! - светловолосая гномка вытерла слёзы рукавом.

- Уверен, что с ней всё в порядке, - Фили с улыбкой протянул ей руку, - Знаешь, мне сказали, что ты умеешь танцевать.

- Так и есть, - девушка взяла его за руку, и нежность в её взгляде сказала ему, что она помнить их первый танец на празднике в честь Нового года.

- Морвен, - старший принц глянул на темноволосую эльфийку через плечо Сиф, - найди одного из тех высоких эльфийских парней, и мы научим вас гномьим танцам.

Он повернулся и потащил молодую гномку за собой туда, откуда неслись нарастающие звуки музыки.

* Khajmel - истинное имя отца Кили, означает дар превыше всех даров (кхузд.)

Gaerîn - отец Тауриэль, медный венец или увенчанный медью (синд.)

========== Да здравствует ночь ==========

В этой главе автор описывает события сначала с точки зрения Кили, а потом с точки зрения Тауриэль.

Когда гном и эльфийка спустились по залитому лунным светом склону горы, небо уже стало тёмно-синим, как свадебное платье Тауриэль. Они почти не разговаривали с тех пор, как покинули подгорные залы, но Кили не нужны были слова, чтобы понять, что она, как и он, нетерпелива и взволнованна, потому что её рука была тёплой и решительной, когда она вела его за собой. Её кожа почти вибрировала, но не реальной, ощутимой пульсацией, а каким-то внутренним сиянием. Гном ощущал его точно так же, как чувствовал, как меняется серебро или сталь, нагретые в печи, и с интересом спрашивал себя, чувствует ли она по отношению к нему то же.

Когда они дошли до мягкого земляного вала, Тауриэль замедлила шаг. Широкая, но неглубокая впадина впереди вся мерцала огнями, как будто десятки звёзд упали сюда с неба. И среди этих свечей или фонариков - во всяком случае Кили предполагал именно так - на земле была расстелена кровать, белые простыни были набиты чем-то мягким и аккуратно приколоты по краям.

- Это прекрасно, - Кили посмотрел на жену, - Намного лучше, чем любая другая кровать, на которой я спал на улице. Ты не поверишь, в каких местах нам приходилось ночевать во время похода.

- Значит, стол Барда был не самым худшим из них?

- Когда ты сияла надо мной? Вряд ли.

Он повёл её вниз, в лощину, осторожно пробираясь между маленькими лампочками на траве. Почувствовав под ногами что-то более мягкое, чем трава, он остановился, а когда посмотрел вниз, увидел ковёр из белых розовых лепестков. Раздавленные его ботинками, они испускали нежный тонкий аромат.

- Я думаю, что не должен по ним ходить, не так…

Гном стянул с себя сапоги; сначала один, потом другой. Лепестки под его босыми ногами были мягкими и приятно холодили ступни. Тауриэль тоже склонилась, чтобы разуться.

- Вот, позволь мне, - Кили усадил жену на низкий валун и встал перед ней на колени.

Чтобы добраться до её лодыжек, ему пришлось отодвинуть в сторону её юбки, и она помогла ему, поднимая слои драгоценных шелков и воздушных тканей, открывая сапоги до самого верха. Он нащупал шнуровку, осторожно и медленно, чтобы не запутаться, дрожащими руками распустил все серебристые петельки. Когда всё было готово, Кили приподнял её ногу, и Тауриэль испустила чуть слышный вздох, когда он коснулся её икры.

Он был уверен, что обращённая к ней улыбка была ужасно глупой. Стянув с неё второй сапог, гном сомкнул пальцы вокруг её лодыжки, медленно заскользил вверх, и его прикосновение сейчас было твёрдым и уверенным. Он смахнул юбки с её колен, и эльфийка вздрогнула от его прикосновений. Очерчивая рукой внешнюю линию её бедра до самого верха, Кили подумал, что, возможно, она боится щекотки.

- Кили, - прошептала она, склоняясь, и поцеловала его.

Он выпутался из её юбок и встал меж её ног, целуя в ответ. Тауриэль провела пальцами по его лицу, по волосам, и он услышал, как венец упал с его головы и с тихим звоном ударился об одну из ламп на земле. Он провёл ладонями от её бёдер до самой груди, нежно лаская, и эльфийка забормотала в ответ что-то невнятно-счастливое. Ободрённый её реакцией, Кили нашёл шнуровку корсажа и принялся распутывать её. Ему потребовалось какое-то время; у платья было слишком много слоёв, но в конце концов он был вознаграждён прикосновением к тёплой коже вместо холодных шелков.

Но когда он прикоснулся к её груди, Тауриэль вздохнула и так крепко стиснула его запястье, что он вдруг испугался, что чем-то обидел её. Неужели он был слишком нетерпелив? Кили знал, что в отношении её желаний к нему она всегда была рассудительной, даже сдержанной, но сегодня он был уверен, что она так же ждёт этой ночи, как и он. Он осознал, что возможно, прежде чем начать её раздевать, ему всё-таки стоило дождаться её разрешения. В этот момент он испытывал необъяснимую боль и злился на самого себя.

Он посмотрел на Тауриэль, и её лицо на какой-то момент тоже показалось ему обеспокоенным.

- Кили, ты не сделал ничего плохого, - она чуть ослабила хватку, - Не думай, что я этого не хочу. Но сначала… Мы можем провести эльфийский брачный обряд?

Кили пытался собраться с мыслями и вспомнить всё, что она рассказывала ему о свадебных обычаях своего народа: обещания и молитвы, свидетели, подарки, ещё один пир… В любом случае, было уже слишком поздно. Слишком поздно, чтобы подготавливать всё это, поздно прерывать этот момент. Он хотел её каждой частичкой своего существа, душой и телом. И всё же он не мог взять её, если она этого не хотела.

Увидев его испуганное лицо, Тауриэль тихо рассмеялась.

- Это займёт всего несколько минут. Помимо соединения тел всё, что требуется для истинного эльфийского брака, это призвать в свидетели Единого Всеотца.

- А… - горькое разочарование и досада, которые он испытывал, таяли под её нежным взглядом.

Несмотря на бурлящее в крови нетерпение, он знал,что в это мгновение даст ей всё, что угодно. Сделает всё, чтобы она была счастлива, даже если для этого ему придётся отвезти её в Лихолесье и произнести брачные обеты перед всеми её сородичами, прежде чем он сможет коснуться её хоть одним пальцем.

- Прости меня, любимый, - Тауриэль погладила большим пальцем внутреннюю сторону его запястья, - В нашей гномьей церемонии не было никаких недостатков. Просто я поняла, что хочу и этого тоже. Поняла, что должна остановить тебя сейчас или никогда.

Эльфийка нежно взяла его за руку и подвела к центру освещённой низины, ближе к кровати.

- Тебе нужно только повторять за мной, - сказала она.

Она поудобнее устроила свою ладонь в его руке, мягко и неторопливо переплела с ним пальцы и как и в первый раз ощутила, как это странно и чудесно, быть с ним. Потом она заговорила, её голос был таким нежным и интимным, как будто слова предназначались только ему одному.

- Я, Тауриэль, призываю Эру в свидетели и сим полностью связываю себя с Кили.

Она наклонилась вперёд, соприкоснулась с ним лбом, и он ощутил её дыхание на своём лице. Кили легонько обнял её, пальцем погладил кожу за ухом.

- Я, Кили, призываю Эру в свидетели своего союза с Тауриэль, - повторил он, нежно её целуя.

Она смотрела на него сверху вниз с таким выражением, какого он никогда раньше не видел у неё на лице. Кили не мог решить, испытывала ли она смущение, облегчение или чего-то ждала? Пока он стоял и смотрел на неё, не зная, что делать, Тауриэль опустила глаза и, застенчиво улыбаясь, принялась развязывать шнуровку наполовину расстёгнутого корсажа. Гном накрыл её ладони своими, и она позволила ему продолжить, сама же обняла за шею и поцеловала. Когда он распустил последние шнурки, что-то маленькое и твёрдое выскользнуло из её платья и упало ему на ноги.

- Так вот где ты всё это время носила мой рунный камень, - восторженно заметил Кили.

- Только когда у меня не было карманов, - ответила она, и её ловкие пальцы начали расстёгивать пуговицы на его рубашке.

- Подожди, - он снова поцеловал её, а потом нагнулся и поднял камень с земли.

Несмотря на страстное желание почувствовать под ладонями мягкость её кожи, казалось неправильным вот так бросать обещание, которое она так долго носила у своего сердца. Когда Кили поднялся, он увидел, что Тауриэль полностью сбросила платье и теперь стояла перед ним, стройная и прямая. Её похожая на белый мрамор кожа блестела в лунном свете, а на плечах и груди сияли звёздные камни.

- Ты… эм… - он судорожно сглотнул.

Он не мог подобрать слов, чтобы её описать. Она была прекраснее любых его ожиданий, и казалось, что её красота опаляла его тело, как огонь. В каком-то странном оцепенении Кили шагнул к жене, позволяя ей до конца расстегнуть его рубаху и стащить её с его плеч. Потом она придвинулась ближе, соприкасаясь с ним кожей, поцеловала в макушку. Рунный камень выскользнул из его рук, когда он с нежностью обнял её за талию, и в этот момент его смелость сменилась благоговением от осознания того, что она принадлежала ему. Гном медленно протянул руку вверх, туда, где её волосы были собраны в высокую причёску.

- Их нужно распустить? - спросил он, ища заколку или булавку.

- Думаю, да.

Тауриэль наклонилась, чтобы ему было легче дотянуться.

- Валар, Тауриэль! - он рассмеялся, не в силах сосредоточиться ни на чём, кроме ощущения её тела рядом с собой, - Вот, у меня получилось.

Он вытащил несколько булавок, и её блестящие локоны рассыпались по спине.

- И последнее.

Кили расстегнул ожерелье, и оно соскользнуло с её плеч. Он осторожно опустил украшение поверх своей измятой рубашки, а потом подхватил Тауриэль на руки и пронёс несколько шагов до кровати. Когда он опустил её на постель, эльфийка рассмеялась.

- Кили, ты собираешься заниматься со мной любовью в штанах?

- Проклятье! Нет, конечно.

Гном вскочил, снимая этот последний предмет одежды. Он вернулся на кровать, наполненную какой-то мягкой, ароматной травой, и вдруг ощутил странную неловкость, неуверенный, что ему делать теперь. Однако Тауриэль быстро избавила его от всякой неуверенности, откинувшись на спину и увлекая его за собой. Он опустился на неё осторожно, боясь придавить; в этот момент он казался себе таким грубым и тяжёлым по сравнению с её гибкой, стройной фигурой. Она положила ладони ему на живот, скользнула по груди и плечам, вплела пальцы ему в волосы, и тогда Кили наконец опустился на неё, вжимаясь губами в изгиб её шеи. Он чувствовал яркий аромат её кожи, к которому примешивался запах лаванды, исходящий от наполненной травами постели.

- Я люблю тебя, - шептал он ей на ухо, целовал шею, подбородок, отслеживал губами изгиб её длинного уха, а потом наполовину поцеловал, наполовину прикусил его острый кончик.

Тихонько пискнув, Тауриэль дернула его за волосы.

- Прости, я всегда хотел это сделать, - сказал он.

- МММ… Можешь сделать это снова, - вздохнула она, и Кили подчинился, на этот раз лаская её языком.

- Кили, глупыш.

- Разве эльфийские любовники никогда…

- Наверное, да.

Тауриэль приласкала ладонями его шею, крепко стиснула плечи. Урча от удовольствия, гном ткнулся носом в её собственное плечо, покрывая поцелуями мягкую впадинку над грудью.

- Кили, - тихо взмолилась она и опять потянула его за волосы, пока он не поднял голову и не коснулся её губ.

Она обвила его руками, целуя с дерзкой, откровенной и совершенно новой для неё нежностью. В этом поцелуе было гораздо больше, чем Кили мог осознать: ласка её языка, лёгкое скольжение ногтей по его спине, мягкое прикосновение грудей к его коже, когда она выгибалась ему навстречу, обхватывая коленями его талию.

- Тауриэль… - с трудом выдавил он из себя дрожащим голосом, оторвавшись от её губ.

- Да?

Он не смог найти слов для ответа, и только снова выдохнул её имя, прижимаясь губами к пульсирующей жилке на шее. В тон ему она рассмеялась тихим, задорным смехом.

- Я чувствую, что ждала этого тысячу лет, - сказала она, и Кили не понял, имела ли она в виду всю свою жизнь или же время, с тех пор, как встретила его, а может, только сегодняшний вечер?

Её зелёные глаза вспыхнули светом, и он ощутил, как тоска в её взгляде пронзила ему сердце.

- Правда?

- И даже больше. Ты собирался отдать себя другой, а ожидание невозможного тянется так долго. Ох! - она умолкла, когда он обхватил губами её грудь, и замерла, наслаждаясь его ласками.

Всё в ней было идеально: каждая округлость, каждый изгиб и изящные линии её тела; её кожа была нежнее сливочногокрема, такая же белая и безупречная. Было поистине удивительно, что она позволяла ему прижиматься к ней своим волосатым телом; ему казалось, что он прислоняет шершавый камень к нежному лепестку цветка. Кили никогда и представить себе не мог, что когда-нибудь будет стесняться своей внешности - ни один гном не стал бы считать волосы на теле странными или отталкивающими - но лёжа здесь с ней невозможно было не думать о том, как сильно он отличался от неё в этом смысле. По большей части тело Тауриэль было покрыто самым лёгким, невидимым пушком.

Как будто в ответ на его мысли, она прочесала пальцами волосы у него на груди.

- Боюсь, что я не… - начал Кили, как будто извиняясь.

- Тш-ш-ш! - эльфийка легонько провела пальцами по его торсу от ключиц до пупка, и Кили почувствовал, что каждый волосок на его теле встал дыбом, - Да, ты именно такой.

Казалось, она заметила, какой эффект произвела на него, потому что игриво улыбнулась ему и повторила движение, только в этот раз гораздо медленнее.

- Тауриэль, - возразил он; внезапно её дразнящие прикосновения стали просто невыносимы, и она остановилась, вопросительно глядя на него, - Не останавливайся, - прошептал он, задыхаясь.

Она кивнула, обхватила руками его бёдра и талию, прижимая к себе сильнее. Несмотря на всю свою готовность, Кили вдруг засомневался. Теоретически он знал, что должно произойти, однако трепет нетерпения у него в животе внезапно сменился паникой. Что, если он что-то неправильно понял? Ему не хотелось разочаровывать её или, что ещё хуже, причинять ей боль.

- Кили, - мягко проговорила Тауриэль, и нежная любовь в её голосе так же, как и её прикосновение, растопила его сердце, - Кили, я доверяю тебе.

- Да, любимая.

И чувствуя себя в равной степени уверенным и неуклюжим, он отдался ей.

*********

Когда они поднялись на невысокий гребень, откуда, как она и предполагала, виднелось их брачное ложе на открытом воздухе, Тауриэль пошла медленнее. Как она и надеялась, с горящими лампами, которые были делом рук Морвен, травянистая ложбина выглядела просто волшебно. Она знала, что Кили ждал этой ночи, этого места, как какого-то чуда, и очень хотела дать ему всё, о чём он мечтал.

- Это прекрасно, - его лицо было очень милым и простодушным, и Тауриэль, очарованная, улыбнулась ему радостной, спокойной улыбкой.

- Это намного лучше, чем любая кровать, на которой я когда-либо спал на улице, - продолжил он, - Ты не поверишь, в каких местах нам приходилось ночевать во время похода.

- Значит, стол Барда был не самым худшим из них? - пошутила она.

Она вспомнила, как он провалился в измождённый сон прямо там, посреди кухонного хлама. Ей не нравилось, что он лежит на жёсткой и неудобной постели, но было жаль трогать его с места, ведь он так мирно спал.

- Когда ты сияла надо мной? Вряд ли.

Когда Кили повёл её вниз, в лощину, Тауриэль ощутила, как её желудок сжался от ужаса и ожидания чуда. За все её прожитые столетия ничто не смогло бы подготовить её к этому моменту, и предвкушение, смешанное с неуверенностью, заставляло её чувствовать себя иной, совсем не похожей на себя прежнюю. Для Кили, конечно же, всё это тоже было внове; в его прикосновениях сейчас уже не ощущалось его обычной дерзкой самоуверенности.

Спустившись на дно низины, они ступили на ковёр из лепестков роз, и гном остановился.

- Я думаю, что не должен по ним ходить. Не так… - он отпустил её руку, чтобы снять сапоги.

Тауриэль тоже наклонилась, улыбаясь; тот, кто говорил, что гномы не способны оценить красоту творений Яванны, на самом деле ничего о них не знал.

- Вот, позволь мне, - сказал ей Кили, пока она пыталась сама развязать шнурки, и усадил её на ближайший камень.

Он опустился перед ней на колени. Какое-то время она наблюдала, как он сражается с её юбками, а потом решила ему помочь и подняла платье. Внезапно застеснявшись, Тауриэль подняла юбку только до края голенища своих сапог. Кили медленно возился со шнурками, и она видела, как дрожат его руки. Её собственное сердце колотилось так отчаянно, что она невольно спросила себя, слышит ли он, понимает ли, что она нервничает так же сильно, как и он. И когда он, наконец, просунул руку за голенище, чтобы снять сапог, эльфийка выдохнула, потому что, сама того не замечая, задержала дыхание, и гном одарил её беспомощной, нелепой улыбкой.

Второй ботинок он снял быстрее, а затем провёл по её коже тёплыми, сильными руками. Наткнувшись на её юбки, он отодвинул их в сторону, и Тауриэль задрожала, когда он пощекотал ей колено. По мере того, как его ласки становились всё смелее, эльфийка вдруг ощутила странный позыв остановить его, потому что раньше никто и никогда не позволял себе с ней таких вольностей. И всё же ни за что на свете она не стала бы этого делать. Поэтому она просто выдохнула его имя и наклонилась вперёд, чтобы захватить его рот своими губами.

Кили встал, продолжая её целовать, а она водила пальцами по его колючим щекам и мягким волнам волос, сбросила с головы украшенный драгоценными камнями венец. Его руки скользили по ней, требуя ещё более смелых ласк, которые были вполне естественны сейчас, когда она принадлежала ему и сама хотела его.

- Ах, mell, - забормотала Тауриэль, и он оборвал окончание её фразы поцелуем.

Она и сама не знала, что хотела сказать: назвать его любимым, сказать, что любит его или же произнести какие-то другие слова, которые могли бы начаться с этого сладкого слога. Кили целовал её медленно, потому что большая часть его внимания была сосредоточена на шнуровке её лифа. Пока он пытался справиться с этой трудной задачей, Тауриэль покрывала поцелуями контуры его носа, лёгкий трепет ресниц, пушистую кромку лба.

Валар, ну почему он так долго! Потом она вспомнила, сколько разных слоёв было в её украшенном драгоценными камнями платье, и подумала, что, возможно, ей не стоило его отвлекать, а дать ему возможность спокойно разобраться с многочисленными шелками её юбок и корсетом. Наконец он справился с задачей, эльфийка почувствовала, как поддались шнурки и, сделав ещё несколько вздохов, ощутила, как его нежные пальцы согреваю кожу, скользя по выпуклости её грудей.

Тауриэль трепетала от его прикосновений, которые с большей откровенностью, чем любые слова, говорили о том, как он хотел её и дорожил ею. Она была уверена, что никакие речи не могли бы выразить полноту и простоту той любви, которая связывала их. А затем с внезапной ясностью изумления к ней пришли слова: те самые слова, без которых ни один эльфийский брак не мог бы считаться полным, она поняла, что хочет услышать их от него, хочет сама произнести их прежде, чем они завершат свой союз. Тауриэль казалось, что гномьих клятв, служивших той же самой цели, будет достаточно, но вдруг обнаружила, что обеты её народа значили для неё так же много, как и те, которые она сегодня уже произнесла. И, о небеса, если она не попросит его сейчас…

Не зная, как ещё его остановить, она схватила его за запястье, и Кили сразу же замер. Тауриэль глубоко вздохнула. Теперь, когда она достигла своей цели - прервать этот момент во что бы то ни стало, пока ещё было можно - она вдруг поняла, что не знает, что дальше сказать или сделать. А потом она увидела его лицо. Поднятые брови и напряжённый взгляд выдавали смущение и боль. Эльфийка ощутила острый укол вины за то, что пусть даже непреднамеренно сделала с ним это. Милый, любимый Кили! Должно быть, он думает, что она сердится на него.

- Ты не сделал ничего плохого, Кили, - проговорила Тауриэль так нежно, как только могла. Она поняла, что стиснула его запястье намного сильнее, чем собиралась, и чуть ослабила хватку, - Не думай, что я этого не хочу. Просто… Мы можем сначала провести эльфийский брачный обряд?

Замешательство у него на лице усилилось. Кили медленно вдохнул и закрыл глаза, пытаясь разобраться в том, что она хотела ему сказать. Догадавшись, о чём он думает, Тауриэль рассмеялась. Должно быть он решил, что она собирается надолго отсрочить их союз. И однако же она сама, как и он, меньше всего хотела промедления.

- Это займёт всего несколько минут, - объяснила она, - Всё, что требуется для истинного эльфийского брака помимо соединения тел, это призвать в свидетели имя Единого Всеотца.

- О, - напряжённое тело Кили расслабилось, лицо потеплело, и разочарование на нём сменилось удовольствием.

- Прости, любимый. В нашей гномьей церемонии не было никаких недостатков. Просто я вдруг поняла, что хочу и этого тоже. Поняла, что должна остановить тебя сейчас или никогда.

Тауриэль поудобнее перехватила его руку, подвела ближе к постели, жестом давая понять, что готова начать, и повернулась к нему лицом.

- Тебе нужно только повторять за мной.

Эльфийка соединила их руки ладони к ладоням и переплела с ним пальцы, удивляясь этому доказательству того, что несмотря на различия, они идеально подходили друг другу и душой, и телом. Она склонилась так близко, что от её дыхания шевелились распущенные волосы у его щеки, и прошептала:

- Я, Тауриэль, призываю Эру в свидетели и сим полностью связываю себя с Кили.

Призвать имя Единого означало дать самую священную, вечную клятву: никакие другие слова не могли бы служить большим знаком признания её любви и желания к мужчине, которого она взяла себе в мужья. Когда она прислонилась своим лбом к его, Кили погладил кожу у неё за ухом и нежно, но твёрдо прижал к себе.

- Я, Кили, призываю Эру в свидетели своего союза с Тауриэль.

Гном легонько поцеловал её. Нельзя было сказать, что он улыбался, но от его лица исходило какое-то тихое сияние, это был даже не свет, просто нечто, что говорило о том, насколько он счастлив слышать от неё эти слова, счастлив быть с ней. От смущения и осознания того, что она так взволновала его несколько мгновений назад, у неё кружилась голова. Сейчас её реакция на страстные проявления его любви казалась ей нечестной и необъяснимой. Она сожалела, что он хотя бы на мгновение мог подумать, что она не желает его ласк, и теперь не знала, как попросить его продолжать.

Одарив мужа дурашливой улыбкой, Тауриэль принялась развязывать шнурки на платье. Кили быстро понял намёк, отодвинул её руки и приступил к делу. Она обняла его, прильнула лицом к волосам. Его локоны, прижимавшиеся к её щеке, были мягкими и чистыми, а пальцы, работая над шнуровкой, легонько касались её груди, боков, живота. Когда он распустил последние шнурки у её бёдер, Тауриэль почувствовала, как рунный камень, который она так долго хранила у сердца, упал на траву у его ног.

- Вот где ты всё это время носила мой рунный камень, - заметил Кили.

- Только когда у меня не было карманов.

Её ладони скользнули по его шее вниз, к вороту рубахи, быстро и легко расстёгивая первую из маленьких серебряных пуговиц.

- Подожди, - Кили чмокнул её в губы и наклонился за камнем.

Когда он отвернулся, Тауриэль глубоко вздохнула. Казалось странным, что для того, чтобы обнажить себя перед любимым мужчиной, ей потребовалось столько же мужества, как перед боем. Потом она высвободила руки из рукавов и стащила платье вниз по бёдрам, пока оно не упало к её ногам. Было совершенно ясно, что Кили оказался к этому не готов, потому что увидев её, гном широко распахнул глаза.

- Ты… Эм…

Ей было знакомо выражение его лица: тот же самый восторг она видела в его глазах, когда он рассказывал ей об огненной луне, которая когда-то озаряла его своим светом. Тауриэль всегда знала, что Кили обожает её, считает её красоту чем-то возвышенным, но до конца поверила в это только сейчас. Ей нечего было предложить ему, кроме самой себя, и однако же он считал это величайшим даром. Этой ночью она чувствовала себя красивее, чем когда-либо можно было предположить; осознание того, что она смогла вызвать в нём такое восхищение, не породило в ней гордости, а скорее глубокий благоговейный трепет.

Через несколько долгих мгновений Кили шагнул к ней, он казался настолько беспомощным, что мог только смотреть на неё. Тауриэль расстегнула последнюю пуговицу на его рубашке и стащила её через голову. А потом сделала шаг вперёд, преодолев разделяющее их расстояние. Его кожа была очень тёплой, а волосы на верхней части тела щекотали её. В течение нескольких вдохов Кили оставался неподвижен - по движению его рёбер она насчитала три - а потом положил руки ей на бёдра. Сделав ещё два вдоха, гном протянул руку к её уху, и она почувствовала, как он потянул её за волосы, там, где они были собраны в высокий хвост.

- Их тоже нужно распустить? - спросил он.

Тауриэль улыбнулась. Мысль о том, что ему хотелось провести сегодняшнюю ночь, утопая в её волосах, нисколько не удивила её.

- Думаю, да, - проговорила она, уже не помня, как это случилось.

Она склонилась ближе, чтобы он мог дотянуться, неожиданно прижавшись грудью к его щеке.

- Валар, Тауриэль! - выдохнул он, и она почувствовала, как его руки запутались в её волосах.

Кили ещё немного повозился с её косами.

- Вот, у меня получилось, - сказал он наконец.

Гном вынул из её волос несколько шпилек, и они рассыпались по её плечам.

- И последнее.

Он скользнул пальцами ей по затылку, расстегнул крепление ожерелья, и оно стекло с её шеи мягко, как шёлк. Уронив драгоценность, Кили подхватил её под колени, и эльфийка мягко упала в его объятия. Несмотря на то, что она была выше него, он без всяких усилий донёс её до постели. Он уложил её на мягкий травяной матрас и уже собирался к ней присоединиться, когда Тауриэль заметила, что он до сих пор наполовину одет.

- Кили, - сказала она и рассмеялась, наблюдая за его милым, неуклюжим энтузиазмом, - Ты собираешься заниматься со мной любовью в штанах?

- Проклятье! Конечно, нет!

Кили вскочил и принялся раздеваться. Она приподнялась на локте, чтобы получше разглядеть его. Раньше она уже видела его обнажённым по пояс, но у неё ещё не было возможности увидеть больше его наготы. Она открыто смотрела, как он снимает брюки и исподнее: у него были широкие мускулистые бёдра и ягодицы, крепкие икры, однако в его сильном теле была своеобразная грация. И у неё не было никаких причин желать, чтобы он выглядел как-то иначе. Когда Кили вернулся к ней, Тауриэль обхватила его за шею и улеглась на спину, утягивая мужа за собой. Ей показалось, что он опустился на неё осторожно, как будто боялся прижаться к ней слишком сильно. Неужели он считал её такой хрупкой? Что ж, значит ей придётся доказать ему, что это не так.

Тауриэль положила ладони ему на живот, повела вверх, пока её пальцы не запутались в волосах у него на затылке. Как она и надеялась, Кили расслабился от её прикосновений. На самом деле он и впрямь был тяжёлым, но ей было приятно крепко прижиматься к нему, чувствовать каждый его вздох так, будто он исходил из её собственных лёгких.

- Я люблю тебя, - шептал он, прижимаясь к ней губами.

Она гладила его затылок, пока его губы скользили по её шее до самого уха. Его щетинистое лицо было колючим, она едва не вскрикнула от этого невероятного, странного ощущения прежде чем почувствовала, как его зубы легко, но уверенно сомкнулись над тонким кончиком её уха. Тауриэль пискнула и дёрнула его за волосы, но не от боли, а скорее от удивления.

- Прости, я всегда хотел это сделать, - признался он.

Эльфийка вздохнула, с удовольствием слушая его гулкий, рокочущий голос, отдававшийся дрожью в её груди.

- Ты можешь сделать это ещё раз.

В этот раз она почувствовала влажное, тёплое прикосновение его языка.

- Кили, глупыш.

- Разве эльфийские любовники никогда…

- Наверное, да.

Раньше эта мысль никогда не приходила ей в голову, но теперь, когда Кили упомянул об этом, она не могла не признать, что это и впрямь интересно. Ей было любопытно, в какой именно момент Кили захотелось куснуть её за ухо? Тауриэль обхватила ладонями его плечи, медленно обрисовывая контуры мышц. Несмотря на то, что раньше он уже обнимал её много раз, ей не удалось хорошенько изучить его облик, и сегодня она с радостью сделает это.

Очевидно, Кили наслаждался её уверенными прикосновениями, потому что глубоко и раскатисто застонал, приникая губами к впадинке у неё на плече, прямо над сердцем.

- Кили, - эльфийка опять настойчиво потянула его за волосы, пока он не понял, что ей хочется прижаться губами к его губам.

В этот раз всё было совершенно по-новому. Именно о таком поцелуе она мечтала, лёжа сегодня под утренним солнцем, мечтала ощутить прикосновение его кожи, и чтобы ничто на свете не могло им помешать. Тауриэль прильнула к нему, и теперь он был достаточно тёплым, чтобы зажечь огонь в ней самой. Она обхватила его руками, ногами и приоткрыла рот, желая, чтобы его яркость и жар полностью поглотили её.

- Тауриэль… - дрожащим голосом выдохнул он, когда она отстранилась от него.

- Да?

- Тауриэль.

Она рассмеялась, смущённая и обрадованная тем, что ей снова удалось лишить его дара речи. Горящие вокруг свечи озаряли его лицо золотистым сиянием, отражались в глазах, спрятанных за копной тёмных, спутанных волос, так что сейчас он был воистину невероятно красив!

- Я думаю, что ждала этого тысячу лет.

Ей казалось, что с тех пор, как она встретила, полюбила и потеряла его когда-то, она прожила тысячу лет, потому что за это время она столкнулась лицом к лицу с целой жизнью, в которой его не было рядом.

- Правда? - он выглядел застенчивым и довольным одновременно.

- И даже больше. Ты собирался отдать себя другой, а ожидание невозможного длится так долго… ох! - Кили обхватил губами её сосок, и все мысли разом вылетели у неё из головы.

Его губы и руки были нежны, когда он знакомился с мягкими изгибами её тела, и Тауриэль вспомнила клятву, которую он дал, считать её своим сокровищем. Несомненно, в его прикосновениях было больше благоговения, чем любой гном мог бы проявить по отношению к золоту или драгоценным камням. На миг Кили отодвинулся от неё, и она получила возможность погладить волосы, затенявшие его грудь. Понравится ли ему это? Самой ей казалось очень приятным прикосновение этих волос к её собственной коже.

- Боюсь, что я не… - запротестовал он, чуть отстраняясь от её рук.

- Тш-ш-ш! - кончиками пальцев эльфийка отследила тёмную линию, что сбегала вниз по его груди.

Гном вздрогнул, и даже в мерцающем свете свечи она увидела, что его кожа покрылась мурашками.

- Да, ты именно такой, - возразила Тауриэль.

Она посмотрела в его глаза и улыбнулась, прекрасно зная, что обезоружила его, а потом повторила движение, легко и медленно двигаясь вниз по его телу.

- Тауриэль!

Он резко выдохнул, и она отдёрнула руку от его живота. Возможно, это было слишком чувствительное место, и ему не нравилось, когда к нему там прикасались. А может, он просто боялся щекотки?

- Не останавливайся, - добавил он, задыхаясь.

Тауриэль обхватила его за бёдра, сильнее вжимая в себя, передвигая так, как она считала правильным. Она не сомневалась в том, что они оба были этому готовы. Кили слегка пошевелился над ней и замер. Заглянув ему в глаза, она поняла, как сильно он был взволнован. Она не могла отрицать, что и сама до сих пор была далека от спокойствия; и всё же, несмотря на то, что она понятия не имела о том, с чем им предстояло столкнуться, одно она знала точно: никакие совершённые ими ошибки не могли изменить того, что она любила его.

- Кили, - выдохнула Тауриэль, - Кили, я доверяю тебе.

- Да, любимая.

На лице его отразилось глупое, милое нетерпение, а потом он прижался к ней.

*********

- Тауриэль, - прошептал он наконец, когда снова обрёл возможность говорить связно, - Ты…

Его руки благоговейно двигались над ней, пока она лежала на нём, заменяя множество слов, которые он не мог высказать.

- Как и ты, hadhodeg, - пробормотала Тауриэль, уткнувшись ему в плечо.

- Я больше не “твой гном”? - Кили не был обеспокоен этим новым вариантом ласкательного прозвища, которым она давно называла его, и спросил скорее из любопытства.

Эльфийка подняла голову, глядя ему в глаза.

- Больше, чем когда-либо, - прошептала она, - Hadhod nín значит гном, который принадлежит мне. Hadhodeg это… - она замолчала, пытаясь подобрать правильные слова, - Гном, который мне особенно дорог. Которого я люблю больше всего и которым восхищаюсь, - медленным движением она смахнула волосы с его лица, - Во Всеобщем языке нет эквивалентной формы, но мне кажется, “мой милый маленький гном” будет очень близко по смыслу.

- Понятно, - с довольным видом проворковал Кили, - На кхуздуле есть подобная форма. Ты бы сказала khuzdazud.

- Кhuzdazud, - повторила Тауриэль, - Не уверена, что смогу это выговорить.

А потом она поцеловала его, будто желая показать, что это сделать ей будет легче.

- Кили, - она прислонилась к его лбу головой, и он почувствовал, как совсем рядом трепещет её сердце, - Я не знала, чего ожидать. Эльфы редко говорят о том, что происходит между мужем и женой. Даже в нашей поэзии всё очень завуалированно. Союз любви священен для нас. Я не ожидала, что это будет так… сильно. Я чуть не потеряла себя.

- Это плохо? - спросил Кили, думая, не совершил ли он какой-нибудь ошибки?

Возможно, ему не стоило позволять себе слишком увлекаться тем, что он чувствовал к ней и вместе с ней? Сегодня ночью для него всё было так ново, и он просто не знал, соответствует ли его собственный опыт её.

- Нет, совсем нет, - Тауриэль улыбнулась так, как будто только с ним одним делилась этой тайной, - Просто… странно. И очень красиво. Я просто не знала, как это будет, вот и всё.

Кили с облегчением усмехнулся.

- Хорошо. Я боялся, что чем-то расстроил тебя.

- Расстроил меня?

Казалось, Тауриэль удивилась тому, что он вообще считал такое возможным.

- Ну, ты много чего говорила, и всё по-эльфийски, так что мне оставалось только догадываться, чего ты хочешь.

Она захихикала, и даже при свете звёзд было видно, как она покраснела.

- Честно говоря, я и сама не уверена, что говорила. В следующий раз я постараюсь говорить на Всеобщем.

- Хотелось бы.

Кили обхватил ладонями её лицо, погладил уши, волосы.

- Полагаю, я так же как и ты, не знал, чего ожидать. Гномы не говорят об этом, потому что не всем из нас удаётся это испытать. Это своего рода тайна, которую лучше не трогать, пока не откроешь её для себя сам, - он смущённо рассмеялся, - Можешь представить, вчера вечером все считали своим долгом напомнить, что я и понятия не имею, что с тобой делать.

Эльфийка криво усмехнулась, но ничего не сказала.

- Тауриэль, - Кили скользнул руками по её талии вниз. Он до сих пор удивлялся, насколько же стройной она казалась, когда прижималась к нему, - Я всё ещё не могу поверить, что могу быть с тобой вот так. Какая эльфийка решилась бы целиком и полностью отдать себя гному? Ты даёшь мне намного больше, чем я заслуживаю.

В этот раз Тауриэль совсем не возражала против таких похвал.

- Я знаю, ты бы упрекнула меня за то, что я недооцениваю себя. Но я так не думаю. Тауриэль, и камни, и звёзды имеют свою ценность. И всё же они так далеки друг от друга. Они никогда не встречаются. Но только не сейчас.

Гном на мгновенье напрягся, пытаясь дотянуться до неё для поцелуя, а потом она сама склонилась к нему, и Кили снова затерялся в нежности её кожи и шёлке волос. Она ответила, не колеблясь, нетерпеливо лаская руками и губами. А потом вдруг выскользнула из его объятий и откинулась ему на плечо, прерывисто, часто дыша.

- Тауриэль? - конечно же, в этом не было его вины, ведь несколько секунд назад она была совершенно уверена в себе.

- Звёзды. Я хочу запомнить, как они выглядят в час нашего союза, - она сжала его руку.

- А, - Кили неподвижно лежал рядом, переполненный нетерпением и восторгом.

Её промедление расстраивало его чрезмерно, но в то же время делало её ещё более желанной и чудесной. Он хотел, чтобы сегодняшняя ночь была мистической, возвышенной, чистой - он всегда думал, что всё это присуще эльфам - именно поэтому он хотел устроить брачное ложе снаружи. Он и представить не мог, как можно провести такую прекрасную ночь, зарывшись под землю. Тауриэль была сияющей, небесной, и Кили хотел отпраздновать их союз в подходящей обстановке, хоть это и было странно - заниматься любовью под открытым небом. И поэтому он совсем не был разочарован, когда обнаружил, что реакция Тауриэль на их соитие сама по себе была настолько же странной, как и любая другая часть сегодняшней ночи.

Кили приподнялся на локте и глядел на неё, пока она смотрела в небо. У него перехватило дыхание от осознания того, насколько она была прекрасна. Теперь, когда луна скрылась за горизонтом, её кожа блестела уже не так ярко, но даже сейчас её бледное тело слабо мерцало в свете звёзд. Её волосы уже казались не медными, а тёмно-красными, как вино, что струилось по её плечам и груди. Но глаза оставались яркими и полными света.

- Я всегда буду считать эти звёзды самыми добрыми из всех, - говорила Тауриэль, упиваясь видом, и Кили ощутил, как дрогнуло его сердце при мысли о том, что когда она сказала “всегда”, она была абсолютно серьёзна.

- Когда бы я ни взглянула на них снова, я увижу тебя таким, какой ты сейчас, - она посмотрела на него с лукавой усмешкой, - Эти спутанные волосы и самое милое выражение разочарования, которое я когда-либо видела у тебя на лице.

Гном рассмеялся.

- Что, так заметно?

- Очень.

- Я могу подождать, - сказал он и сразу же смутился, услышав предательскую дрожь в своём голосе.

- Иди сюда, - Тауриэль обхватила его за шею, притягивая к себе, - Помоги мне в тебе раствориться.

***********

Тауриэль проснулась, когда Кили потянул её за волосы. Приподнявшись на локте, она обнаружила, что он сделал это не нарочно. Гном всё ещё спал, несколько медных прядей запутались в его пальцах, а остальные окутывали его, как покрывало. Она протянула руку, чтобы вытащить свои волосы, но в последний момент передумала и оставила всё как есть, просто любуясь видом. Мысль о том, что Кили так и не расстался с этой её частью, доставляла ей удовольствие.

Эльфийка опять опустилась на подушку и принялась изучать его профиль на фоне яркого нежно-голубого как яичная скорлупа рассветного неба. Никогда ещё ей не доводилось так близко видеть чёткую прямую линию его носа, изгиб румяных губ или тёмный веер ресниц, затеняющих щёки. Не то, чтобы раньше она не замечала этих его черт, например, своеобразных волн подстриженных волосков у виска или чуть заметный изгиб уголков рта, обрисовывающих контур его улыбки. Просто тогда он не был её, не так, как сейчас, а этот факт имел для неё очень большое значение. Не в силах больше сопротивляться, Тауриэль обхватила его щёку ладонью и погладила губы подушечкой большого пальца. Кили зашевелился и сонно забормотал.

- Hadhodeg, - прошептала она.

Она почувствовала, как его губы под её пальцем изогнулись в улыбке, и поняла, что он проснулся.

- Доброе утро, melleth, - она поцеловала его в плечо.

Гном открыл глаза.

- Вчера я женился на тебе, - проговорил он секунду спустя.

- Да, я помню.

- И сегодня ночью я занимался с тобой любовью.

- Это я помню тоже.

Кили счастливо вздохнул.

- Хорошо. Я просто хотел убедиться, что ты знаешь об этом, - он отнял её руку от лица и прижал к своей груди, - Я люблю тебя.

- А я тебя.

Какое-то время они лежали неподвижно, и Тауриэль с удовольствием отмеряла время по движению его ресниц и по тому, как ритмично вздымалась его грудь под её ладонью. Потом Кили перекатился на бок и, обхватив жену за талию, опять улёгся на спину, а она склонилась над ним.

- Тауриэль, я хочу тебя кое о чём спросить, - сказал он, - И пожалуйста, скажи мне правду.

- Хорошо, - она кивнула.

- Прошлой ночью… - он помолчал, высунув кончик языка, как будто не знал, как выразить свою мысль словами.

Она застенчиво улыбнулась.

- Поверь, мне было очень, очень хорошо.

- А… - он понимающе сверкнул глазами и улыбнулся, - Я очень этому рад, amrâlimê. Но я собирался спросить…в общем… Ну… От меня пахнет свиным жиром?

Тауриэль прыснула, беспомощно уронив голову ему на грудь. Когда она подняла глаза, то увидела, что Кили всё ещё напряжённо ждёт от неё ответа.

- Нет.

- Ты обещала правду.

Она прижалась лицом к его шее, уткнулась в волосы.

- От тебя пахнет тёплым гномом, горным воздухом и, может, немножко кедром. А что?

- В ночь перед свадьбой мы боролись, а если вымажешься жиром, тебя будет труднее удержать.

Тауриэль хихикнула, представив, как блестящий от свиного жира Кили беспомощно трепыхается в захвате противника.

- Это свадебная гномья традиция, чтобы по сравнению с этим ласки невесты казались более сладкими? Неужели женщины-гномы настолько свирепы, что для ночи с ними требуется такая подготовка?

Кили весело фыркнул.

- Нет! Это было просто дружеское соревнование. На борьбе настаивал Фили. А я был за мечи.

- И ты победил?

- Нет, - его ухмылка стала озорной, - Я берёг силы для тебя.

Он перевернулся одним молниеносным движением и подмял её под себя. Тауриэль вжалась в него для поцелуя, который в конце концов перешёл в бездыханное соитие. Наконец они снова разъединились.

- Мы будем так просыпаться каждое утро? - Тауриэль протянула руку через грубый матрас, чтобы погладить его плечо.

- Да, если хочешь, - выдохнул он, всё ещё тяжело дыша.

Когда унялся бешеный стук её сердца, она свернулась калачиком рядом с мужем и притянула его голову к себе. Косички у него растрепались, и она принялась расплетать их одну за другой, пока гном мурлыкал от удовольствия под её прикосновениями.

- Знаешь, - задумчиво проговорила она, - В эльфийской поэзии не говорится о том, о чём мы узнали прошлой ночью. Но это не значит, что нет стихов, в которых говорится о желании. И твои волосы напомнили мне один из них.

- Правда? - спросил он удивлённо, - Мои волосы?

- Они очень красивые. Неужели девушки никогда не говорили тебе об этом?

- Нет.

- Странно, - Тауриэль вытащила очередную бусинку из косы и положила в кучку, которую складывала на простынях, - Или у гномьих девушек не принято говорить мужчине о том, что он им нравится? Я думала, такое должно происходить довольно часто, ведь именно гномки выбирают себе кавалеров.

- О, поверь, мне это говорили.

Она тихонько рассмеялась, не в силах ревновать лёжа вот так, рядом с ним.

- И какое же из твоих достоинств могла бы похвалить девушка-гномка?

Кили глубоко и медленно вздохнул, в то время как эльфийка распускала очередную косичку.

- Наверное, она сказала бы, что я высокий, - он усмехнулся, - Ну знаешь, для гнома.

- Я заметила.

- Или что я сильный. Или красивый, - он пожал плечами и прижался к ней, - Не знаю. Скорее всего, что-нибудь обычное.

- И совсем ничего о твоих роскошных тёмных волосах? - Тауриэль задумчиво прочесала пальцами волнистые пряди, которые остались от последней косы, - Это кажется удивительным. Когда я впервые увидела тебя, то подумала, что ты поразительно красив с этими тёмными волосами и чёрными бровями.

Кили засмеялся.

- О да, я уверен, что выглядел просто поразительно. Первую половину ночи в камере я провёл, выковыривая паутину из волос, пока ты не вернулась. Я бы провозился вдвое дольше, если бы не вспомнил, что у меня есть расчёска. Знаешь ли, тебе и в самом деле стоило меня обыскать.

Тауриэль провела пальцами по его шее, убирая выбившуюся прядь.

- Да, теперь я начинаю это понимать.

- И какое же стихотворение ты вспомнила? - спросил Кили несколько мгновений спустя.

- Ах, да, - она собрала его тёмные локоны в горсть и просеяла их сквозь пальцы, - Gwath i gelair, milui athan alanwa dû.

- И что это значит?

- “Сияющая тень, более добрая, чем ложная ночь.”

Гном прикрыл глаза, когда эльфийка начала гладить его волосы, и она поняла, как сильно ему нравятся её прикосновения.

- Я плохой переводчик. Поэма начинается с противоречия: девушка любит ночь, потому что вместе с ней приходит её возлюбленный, но он солнце её жизни, и с ним даже ночь кажется яркой. Она жалуется на ночь, называя её вероломной за то, что та не может укрыть их любовь. В конце концов они получают избавление, когда длинные тёмные волосы возлюбленной создают для них другую, истинную ночь. В последних строчках девушка признаётся, что, возможно, ей следовало бы сожалеть о том, что она вызвала эту невозможную ситуацию. Но потом она говорит, что её возлюбленный обвинил бы в этом даже луну и звёзды, но не её, и её песня просто доказывает, что он, а не они, закон, по которому она живёт.

Тауриэль заправила прядь волос ему за ухо и провела пальцем вдоль линии его подбородка.

- Это поистине очень страстное произведение, хотя поэт говорит только о глубоком сиянии чёрных как ночь волос своей возлюбленной.

- Неужели все эльфийские стихи такие заумные? Ну, в смысле про день и ночь, и всё такое?

- Большинство, - она выделила из его волос единственную прядь и разделила её, чтобы заплести косичку, предварительно закрепив серебряную бусинку, - Больше всего мне нравится любовное стихотворение, в котором девушка берёт свои золотые локоны и сплетает их с чёрными волосами возлюбленного, и эта коса становится воплощением их любви и союза. Я всегда считала, что это очень красивый образ.

Эльфийка скрутила пряди вместе, сплетая косичку пленённых сердец, такую же, как сделала во время их помолвки.

- Прочитаешь мне это стихотворение, когда мы окажемся в библиотеке, - сказал он.

- Хорошо.

Тауриэль закрепила косичку ещё одной бусиной, а потом перегнулась через край матраса и достала один из спрятанных там кинжалов.

Кили вздрогнул.

- Молот Создателя! Надеюсь, ты не думала, что тебе придётся ими пользоваться!

- Нет! Я знаю, что здесь, на горе с тобой я в безопасности, но должна признаться, что никогда не спала, не положив клинки рядом. К тому же сейчас они ведь пригодились.

Она отрезала законченную косичку и вложила ему в ладонь. Гном поднял её, восхищаясь тем, как её медные волосы сплетались с его тёплыми каштановыми прядями, совсем как в том стихотворении, о котором она ему рассказала. Два цвета, яркий и тёмный, сливаясь, делали узор намного отчётливей, чем когда он носил его в своих волосах.

- Чудесно, - сказал он и устроился поудобнее, прислонившись спиной к её груди.

Тауриэль обвила его руками, крепко прижала, и они опять замерли в неподвижности. Так они пролежали некоторое время, возможно, с четверть часа, просто наслаждаясь близостью друг друга. Потом Кили пошевелился и взял её за руку, большими пальцами поглаживая её ладонь и костяшки пальцев.

- Мммм, - вздохнула она ему в волосы, - Мне всегда нравились твои руки. С того самого момента, как ты впервые прикоснулся ко мне.

Он поцеловал её пальцы.

- Ты ещё не смотрела на внутреннюю сторону своего кольца?

- Нет.

Кили снял кольцо с её пальца, вложил ей в руку, и Тауриэль поднесла его к своим глазам. Она уже знала, что на внешней поверхности простой прямоугольной ленты не было никаких украшений, но на внутренней стороне глубоко вырезанные руны Кирта складывались в одно-единственное слово: amrâlimê.

- Спасибо, Кили, - сказала она, и кольцо выскользнуло из её пальцев, когда она с нетерпеливой страстью потянулась, чтобы прижать его к себе.

- Конечно, любовь моя.

Гном снова надел кольцо ей на палец. Тауриэль выгнулась, потянулась и зевнула, а потом снова свернулась калачиком рядом с Кили, закинув ногу ему на бёдра.

- Когда мы должны встретиться с твоим братом?

- Я сказал ему, что мы придём в полдень.

- Прекрасно, - промурлыкала она, - Тогда нам не нужно торопиться. Ай! - она вздрогнула, когда пальцы мужа пощекотали её колено.

Прошлой ночью он нашёл это щекотливое местечко и с тех пор бессовестно этим пользовался.

- Да, - согласился он.

Кили поёрзал в её объятиях, чтобы повернуться к ней лицом, а потом показал, чему ещё он успел научиться.

Советую перейти по ссылке на оригинал. В этой главе оригинального текста автор поместила чудесный арт, подходящий к этой главе.

========== О день, достойный восхваленья ==========

Стоя под лучами полуденного солнца, согревающего ему плечи, Фили пожалел, что перед тем, как выйти из горы, чтобы привести брату и его жене лошадей, он не надел более светлую рубашку. Сегодня снаружи оказалось намного теплее, чем он предполагал, одеваясь в прохладной темноте своих комнат.

Неугомонный пони, которого он взял для Кили, ткнул его носом в спину, и старший принц усмехнулся, вспоминая, с каким нетерпением он, замёрзший, когда-то ждал эту парочку на заснеженном склоне горы. Тогда он сомневался, и не столько в Тауриэль или чувствах, которые испытывал к ней Кили, сколько в том, что намерен делать его брат, если пригласит эльфийку в гору. Было не трудно догадаться, как отреагирует Торин на известие о том, что его младший племянник влюблён в эльфа, а Кили никогда не умел действовать осторожно, особенно когда речь шла о его страстных чувствах.

Но вот три года спустя они все были здесь, и никто не был лишён наследства, изгнан или оторван от семьи. С момента восстановления Эребор отпраздновал свою первую королевскую свадьбу, и Фили с гордостью мог назвать эльфийку своей сестрой. Прежде чем он успел как следует осознать этот поразительный факт, упомянутая эльфийка появилась из-за камней у подножия горы, а Кили шёл следом за ней. Он что-то сказал ей, Тауриэль рассмеялась, оглянулась, а потом ловко увернулась от его рук и побежала, так что Кили пришлось последние несколько десятков ярдов гнаться за ней до того места, где их ждал Фили.

- Доброе утро, брат, - выдохнул младший принц и схватил жену за талию, чтобы не врезаться в лошадей.

- Прости, если мы заставили тебя ждать, - добавила Тауриэль, тоже задыхаясь, - Кили не давал мне надеть сапоги.

Она посмотрела на мужа игриво-обвинительным взглядом, и Фили спросил себя, от чего покраснели её щёки: от бега или смущения. Он ухмыльнулся.

- Всё нормально. Я и не ожидал, что вы придёте так рано.

Кили улыбнулся в ответ.

- Это было мудро с твоей стороны. А вечеринка продолжалась ещё долго, когда мы ушли?

- Когда Нори, Бомбур и Бофур воздали последние почести твоему свадебному элю, было уже далеко за полночь. Но не волнуйся. Ещё осталось несколько бочонков, на твою годовщину хватит.

- Отлично! Думаю, пусть полежат до второй. А на первую я буду пить чудесный тёмный ореховый эль из Зелёного дракона.

Тауриэль рассмеялась.

- Подозреваю, что мы едем в Шир не столько для того, чтобы навестить твоего друга Бильбо, сколько чтобы найти этот знаменитый эль.

- Ну пиво и в самом деле было очень хорошее, - торжественно заявил Кили.

- Это правда, - добавил Фили, - Тебе придётся привезти мне пинту.

- Конечно, - высокая эльфийка с рыжими волосами посмотрела на него с нежностью, - Фили, спасибо за всё, что ты сделал для нас.

Она положила руки ему на плечи и поцеловала в щёку.

- Всегда пожалуйста, сестра.

Проверив поклажу и поправив подпруги, Кили и Тауриэль уселись верхом. Он взобрался на крепкого гномьего пони, а она - на свою пёструю кобылу.

- Прощай, Фи, - брюнету пришлось усмирять своего жеребца, который, как и его хозяин, буквально рвался вперёд, - Мы будем скучать по тебе.

Фили расхохотался.

- Не будете! И я вас за это не виню. Лучше заскучайте по мне через год и возвращайтесь на мою свадьбу.

- Обязательно!

Блондин хлопнул пони по боку, и тот рванулся прочь. Серая лошадь Тауриэль помчалась следом, и они оба понеслись друг за другом через долину и только на полпути придержали лошадей. Фили смотрел им вслед с широкой улыбкой на лице. Он знал, что с самого начала его младший брат умирал от желания сбежать с Тауриэль. Но не только оскорблённая честь и негодование побудили Кили уйти с ней после первой ссоры с Торином, хотя конечно же, это было главной причиной. Он нашёл в эльфийке новые миры, которые желала увидеть она сама, и Фили был рад, что теперь у Кили появился шанс пережить приключение с ней вместе. Сейчас он не жалел, что позволил своему нетерпеливому младшему брату получить что-то прежде него самого, даже если это означало отсрочку его собственной свадьбы до их возвращения. После всего, что они вытерпели, после горя и неуверенности они заслужили право быть только вдвоём. В любом случае наследный принц найдёт для себя занятие на весь следующий год. Или около того.

*********

Мягкое журчание воды настойчиво вторгалось во все его сны, и когда Кили проснулся, прошло ещё какое-то время, прежде чем онпонял, что уже не спит. Тауриэль лежала рядом с ним, тёплая и мягкая. Её ноги переплелись с его, а рука обнимала его, и они оба утопали в медных волнах её волос. Бесспорно, всё это было похоже на прекраснейший сон.

Но именно по звуку бегущей воды Кили понял, где он был: он проснулся в Райвенделле, над сотней водопадов Бруиннена. Они с женой приехали сюда накануне вечером и получили эту комнату с видом на долину после того, как Тауриэль сказала о своём горячем желании увидеть восход солнца над туманом. Уже почти рассвело, Кили мог сказать это по жемчужно-золотистым облакам, плывущим за окном их балкона.

Молодой гном встал с кровати осторожно, чтобы не потревожить Тауриэль, и вышел на балкон. Прежде чем выйти на воздух, он подхватил с пола рубашку и надел её, с весёлой улыбкой подумав о том, что в Райвенделле достаточно насмотрелись на голых гномов, когда их компания была здесь в первый раз. Долина внизу была окутана серебристым туманом, но здесь и там проступали призрачные очертания фронтонов и шпилей дома Элронда. Брызги от водопадов разбавляли воздух позднего лета чудесной прохладой, и Кили слегка поёжился.

Глядя на этот пейзаж три года назад, Кили чувствовал, что в самом деле оставил позади знакомый ему мир, что их приключение наконец-то превратилось в ту фантастическую историю, которой Эребор всегда был для него. Конечно, с тех пор он обнаружил, что реальность была намного более мрачной и опасной, чем любая из сказок, к которой он был готов, однако он также обнаружил намного больше чудес, чем когда-либо слышал в дядиных рассказах. И далеко не последним из этих чудес было то, что он нашёл сокровище там, где меньше всего ожидал его найти. А теперь он стоял здесь опять, и это самое сокровище удовлетворённо дремало в постели позади него. Что ж, похоже его жизнь и впрямь превратилась в очень странную и восхитительную сказку.

Он повернулся к Тауриэль: скоро взойдёт солнце, и он не хотел, чтобы она пропустила этот момент.

*********

- Amrâlime.

Тауриэль почувствовала на своём плече прикосновение его шершавого лица. Когда муж снова поцеловал её, она томно пошевелилась и что-то забормотала.

- Уже почти рассвело. Хочешь пойти и посмотреть?

- М-м-м. Да.

Эльфика встала и натянула предложенный ей халат. Когда она свободно завязала пояс на талии, Кили придвинулся ближе и прижался губами к обнажённой коже между грудей.

- Я уже говорил, что у тебя идеальный рост? - гном вздёрнул подбородок и одарил жену лукавой улыбкой.

- Пару раз.

Тауриэль чмокнула его запрокинутое лицо и пошла за ним на балкон. Кили был прав: рассвет только начинался. Внизу полная дымящихся брызгами потоков долина ещё была тусклой, но небо за высокими пиками Мглистых гор уже сияло. И пока они смотрели, пылающий диск солнца очистил горные вершины, и ослепительный свет, как жидкое золото, хлынул вниз, в долину. Ровный серый туман превратился в сияющее море, густое, насыщенное, и каждая крыша, каждый выступающий в низине камень окрасились белым.

- Ох, Кили, - выдохнула она, - Всё в точности так, как ты описал.

- Я очень рад.

Тауриэль посмотрела на него, и счастье, написанное у него на лице, согрело её больше, чем солнечный свет.

- Знаешь, melleth nín, всё это выглядит ещё прекраснее, - она указала рукой на сияющий перед ними пейзаж, - Потому, что ты рядом со мной.

- Я знаю, - Кили погладил её руку, - Я люблю тебя, Таур.

Тауриэль ответила ему улыбкой, а потом прижала к себе его руку и прислонилась к перилам балкона, чтобы рассмотреть утро, которое открылось им во всём своём золотистом сиянии.

========== Эпилог ==========

**********

- Знаешь, я должен был настоять, чтобы ты женился вместе с братом, - заметил Торин в один из сентябрьских вечеров, отдыхая с племянником в королевской гостиной, - Тогда, возможно, я смог бы провести этот вечер в тишине и покое.

За последнюю неделю Фили приходил к дяде уже второй раз. Молодой гном до сих пор жил в комнатах, которые когда-то делил с братом, а теперь без болтовни Кили в них стало слишком пусто и одиноко. Жалобы Торина его не смутили, и принц с усмешкой протянул королю стакан с виски.

- Подожди-подожди, дядюшка, - сказал он, снова усаживаясь в кресло, - В следующем году ты сам меня позовёшь, потому что тебе не с кем будет выкурить трубку после обеда.

Торин весело хмыкнул.

- Я прекрасно знаю, что лучше не показываться там, где меня не ждут. Или не хотят видеть.

Фили слегка покраснел, но не стал спорить. Конечно, он с нетерпением ждал скорой женитьбы, чтобы иметь возможность наслаждаться уединением со своей невестой в их новом доме. Особенно, если им никто не будет мешать.

- Хотя, не думаю, что и с твоим братом я буду видеться слишком часто, даже когда они с Тауриэль вернуться, - продолжил Торин, медленно потягивая виски, - Ребёнок будет отнимать у них всё свободное время.

- Да ладно, уверен, какое-то время они с этим подождут, - возразил блондин, - Тауриэль вряд ли согласится так скоро! В смысле, для эльфов время течёт по другому, и по её меркам они женаты всего-то пару дней! Уверен, она заставит его подождать ещё несколько лет.

Подгорный король усмехнулся.

- Твой брат хоть раз в жизни не получал того, чего хочет? А ты сам сказал мне, что он хочет семью.

Фили с улыбкой вспомнил, с каким упрямством его младший брат добивался желаемого и почти всегда успешно.

- Не сомневаюсь, что он захочет немного побыть с Тауриэль только вдвоём, прежде чем у них появится ребёнок, которому нужно будет уделять внимание.

Судя по уверенности в голосе старшего принца, он и сам не хотел, чтобы его первенец родился слишком быстро после свадьбы.

- Я буду очень удивлён, если она не вернётся беременной, - сказал Торин.

- Да ладно! Неужели ты и правда так думаешь? - Фили посмотрел на дядю, удивлённо приподняв брови.

- Фили, - король гномов с трудом сдерживал смех, - Весь следующий год твоему братцу будет совершенно нечего делать, кроме как уделять внимание своей милой жёнушке. Ты же не думаешь, что он будет ею пренебрегать.

Блондин смущённо вздохнул.

- Нет. Просто я не думаю, что Тауриэль… Ну, ты же знаешь, что эльфы всегда рассудительны и вдумчивы во всём, что они делают. По крайней мере она подождёт, пока они с Кили не вернутся домой, чтобы… ну…

Он пожал плечами, не желая больше обсуждать подробности интимной жизни брата.

- Ты, может быть, прав насчёт эльфов вцелом, но Тауриэль уж точно не такая, как большинство из них. В конце концов она ведь вышла замуж за твоего брата, - Торин всегда подозревал, что его невестка всегда была более быстрой и нетерпеливой, чем её сородичи, а её близость с его младшим племянником только усилила в ней эти качества. Если Кили хочет ребёнка, она не сможет долго ему сопротивляться, - Она забеременеет от него.

Фили покачал головой.

- А я говорю, что нет, - он крутанул виски в стакане, выпил и с резким стуком поставил его на стол, - Как насчёт пари?

- На первенца Кили? - Дубощит рассмеялся, - Ты проиграешь, Фили.

Молодой гном задорно блеснул глазами.

- А вот и нет.

- На что будем спорить?

- М-м-м… - блондин задумчиво потёр подбородок, - Ну, им всё ещё нужна кое-какая мебель. Думаю, Тауриэль обрадуется дивану и нескольким стульям. Особенно, если они будут сочетаться с тем элегантным столовым гарнитуром, который подарил им Трандуил. Я закажу что-нибудь у мастеров из Лихолесья. Проигравший оплатит счёт.

Торин кивнул. Ставки были достаточно высоки, но тем интереснее будет пари. Кроме того, Кили и его жена вряд ли будут в обиде на то, что стали предметом такого спора, в любом случае они останутся в выигрыше.

- Согласен, - ответил он, - Заказывать будешь ты. Лучше тебе быть в курсе, за что тебе придётся платить.

Молодой гном с самодовольной ухмылкой посмотрел дяде прямо в глаза.

- Поживём-увидим.

Ну вот и всё, ребята. У этой истории есть чудесное продолжение, но оно пока что в процессе написания. Честно говоря, не уверена, стоит ли за него браться. А если стоит, то когда. Начинать выкладываться сейчас или подождать, пока автор все-таки закончит работу (если закончит). В любом случае, спасибо всем за поддержку и обратную связь. Поверьте, это очень, очень много значит.