Сто жизней моих [Майя Анатольевна Ганина] (fb2) читать постранично, страница - 3

ланно пустое молоть! — сердито оборвала их Мария Ивановна. — Пьяницы каки отыскались! Мало без вас ее хлещут. Дайте поспать…

Пахло от нее чем-то знакомым, деревенским, кислым — это, наверное, стойко хранил запах пуховый платок. И крепко ударяло «Беломором»: старухи всю дорогу смолили в вахтовке папиросы. «В мозгах продират, ты тоже привыкай», — объяснила Анастасия Филипповна, когда Мария спросила, чего это они так усердствуют с утра, себя и людей не жалеют. «Если есть оно, здоровье, дак есть, — отмахнулась Мария Ивановна. — У меня вон как голова болеть начинает, мочи нет никакой, дак ты тут хошь кури, хошь не кури!..»

Сейчас она и на самом деле задремала, всхрапнула тяжко и, очнувшись, строго выпрямилась, поправила съехавший платок, продолжала клевать носом, уже сидя прямо. Мария тоже слышала, что неодолимо уходит в дрему: в Москве три часа ночи, самый сон.

Дверь бытовки, распахнув, швырнули наотмашь. Влетела Софья Павловна Ефимова, начальник их СМУ, спросила на торопливом полукрике:

— Валя? Досыпаете? «Зилок» с бетоном пришел, давайте, девчата! Днем, как подразвезет, еще бабка надвое сказала, пройдут ли машины в котлован… Жарко обещает солнце.

— Сыпали-сыпали… — отозвалась недовольно Валентина, молодая, очень физически сильная женщина, их бригадир. — Всю глину с карьеров на съезды ссыпали… Неужто опять без бетона загорать будем?

— Не от меня зависит! — Софья Павловна, раздобыв в кармане пачку «Шипки», прикурила от спирали электропечи и снова поторопила: — Валя, ждет парень. Новенький, не набаловался еще, раньше всех проскочил, так вы уж его не держите…

Разобрав лопаты, женщины потянулись из вагончика. Мария замешкалась на пороге, ловя между мелькавшими сапогами выроненные рукавицы. Когда выпрямилась, увидела, что Ефимова смотрит на нее.

— Ну как? — спросила, усмехнувшись. — Жилитесь? Не сдаетесь? Втянетесь, ничего. Приходите вечером, чайком побалуемся, поговорим… Москву вспомним. Я ведь тоже москвичка, тридцатилетней давности…

— Приду… — не сразу пообещала Мария. — Если смогу… Устаю пока очень, не акклиматизировалась еще…

— Ничего. Русская баба — жилистая! Втянетесь… Прожектора выключите, вон там рубильник, видите? Ангару поуродовали, чтобы этим разгильдяям тыщи свечей палить зря.

Закусив уголком рта сигарету, насунув на лоб серую цигейковую ушанку, Ефимова заторопилась дальше по участку. Мария, сойдя в котлован, опустила ручку рубильника. Прожекторы погасли. Так просто, а ни у кого не возникло желания…

Глубокий, как овраг, с завалившимися кое-где от осенних ливней бортами, котлован был полон солнцем, грохотом кузовов съезжающих и выезжающих самосвалов, — бетон уже пошел вовсю, — скрипом крановых стрел, лязгом бадей, опрокидывающих бетон в опалубку подколенников, веселой толчеей людских перекличек. Бригада скучилась возле самосвала, соскребла бетон с днища задранного кузова. Мария Ивановна и Нина — так звали малолетку — работали вибраторами в деревянной опалубке башмака фундамента.

— Маруся, давай к нам в пару! — позвала Мария Ивановна.

Мария включила вибратор, уже без испуга услышав, как он забился у ней в руках, утопила в сопротивляющемся скрежещущем крупной галькой месиве. Заняла найденную удобную позу: чуть согнувшись, налегла на рукоятку, слепо и старательно принялась водить вибратором в этом минеральном сумраке между арматурой. Вверх — вниз, вправо — влево. И думала раздраженно, что Мария Ивановна не оговорилась, позвав ее «в пару». Малолетка не особенно утруждала себя: погрузив вибратор в бетон, она едва шевелила им, дремала с открытыми глазами, а старательная машина взбивала коктейль в одном месте.

— Вот бы меня сейчас кто засватал! — крикнула Мария Ивановна, показав в улыбке стальные зубы. — Я бы квашню знатно замесила. С энтим опытом!

Жилы на лбу у ней напряглись, толстые щеки подрагивали, побагровев от натуги, ноги в трикотажных грязных брюках были расставлены широко и прочно.

— У нас в деревне, где я в девушках жила, было прежде заведено. Каку девку засватали, она должна сама квашню вымесить и большой каравай испечь. Ну, ина таку ковригу состряпат, откусишь — на ломте все зубы знать! А мне за Колю мово взамуж сильно хотелось, я месила ночь-полночь., Ну, ничего, понравился каравай…

— Нинка! — сказала Мария Ивановна погодя. — Ты считаешь, тебя на свете хитрей нет? Прямо на чужом горбе в рай поедешь?

— А что я вам? — лениво огрызнулась Нина.

Мария покосилась на нее. Лицо малолетки — курносенькое, по-сибирски узкоглазое, со смуглым румянцем на щеках — было равнодушным и отсутствующим.

— Ничего! Руками ворочай шибше. Не надейси, другие поработают, а ты получку слупишь!

— А вам-то что? Вы, что ли, за меня работаете?

— Кто же? Будет непромес, раковины, с кого спрос?

— Уж прямо!

Мария тоже замедлила ставшие тяжко-привычными движения: заболел резко бок, не вздохнуть.

«Ночь не спала малолетка, — позавидовала вдруг