Миф как миф [Ирина Васильевна Василькова] (fb2) читать постранично, страница - 3

природное. Не без иронии — то полный намеков разговор с дачным соседом на фоне бузинного соловья, то срубленная, но вечно лепечущая липка, то горькая рябина из песни («словно в этой рябине назло счастливой — вся великая русская литература / (с бесполезной женской инициативой))». Женская тема задета лишь по касательной, но все же «Инь», панически бегущая от прожигающего света, стоящего «с косым копьем луча наперевес» — весьма интересный поворот сюжета. И уже совершенно естественным кажется появление старой знакомой, героини предыдущей книги Ермаковой — это еко, «самурай-бабочка в радужном платье». У нее здесь свое предназначение:

И кончается глава повисшей на листе каплей, фокусом моментального луча, выжигающим все «недо-уменья / недо-разуменья».

Седьмая глава («Полный свет») состоит всего из одного стихотворения, сложенного из семи условных строф, но именно в нем — фокус, как в той золотой капле. Это действительно полный свет, свет Евангельский. «Двойного зренья фокус точный» сводит в одно земное и небесное, и Мария с Елизаветой здесь — обычные женщины, ждущие первенцев («И родится Свет. Но прежде — свидетель Света»), и их болтовня прошита светом, и так прекрасно-безмятежна картина, хотя и чудятся где-то (читателю, не им!) дальние громы. Снова «сдвоенное чудо», и фон этой сцены — радость. Радость не только потому что в доме гостья, потому что красивы браслеты, потому что щедры «лукум, орехи, гроздь винограда в каплях розовых, луч в разломе граната», а еще и потому, что подразумеваются Елизаветины слова: «Радуйся, Мария!». И детсады-валенки-ангины через две тысячи лет — это ведь тоже радость.

В финале героиня сидит под деревом на берегу реки, внутри у нее полная гармония, и слетаются на эту гармонию «разногласные птицы». Опять сплошные символы — дерево жизни, поток времени. Но чтобы уж не было так пафосно и серьезно:

Остается повторить, что те проблемы, которые не решаются рационально, вполне разрешимы в пространстве мифа. Но миф — это по определению такая возвратная, повторяющаяся штука. Все уже произошло, обо всем сто раз сказано — но ведь не услышано или забыто. Значит, надо напоминать, и каждый раз по-новому. Поэзия ведь не «учительное красноречие», а — ритуальное магическое действо. Когда-то Борис Дубин очень точно заметил, что «современный типовой человек… почти никогда не мыслит себя как отдельное, сложносоставное существо, соединяющее в себе многих — вчерашних и сегодняшних, живых и ушедших, вообще придуманных им самим или вычитанных у кого-то другого». В данном случае автор — как раз мыслит. Миф «Седьмой» — и поэтический мир Ирины Ермаковой — синтетичен, он не только античный, но и египетский, и пантеистический, и культурный, и семейный, в нем легко сосуществуют Марсий и Тот, Верлен и божья коровка, Башлачев и еко.