Цветы азалии дарят перед нежеланной разлукой (СИ) [nobody_heart] (fb2) читать онлайн

Хван говорил всё, основываясь на своём горьком опыте. Сестра знает по рассказам начальника Хвана, как тяжело было брату, когда он, переступая через свою гордость и свои принципы, ухаживал за девушкой — своей родственной душой, а она продолжала отталкивать его и отказывать.

Минхён тогда, ещё совсем юный и наивный подросток, не знал, почему она так поступала. Но не влюбиться в Хвана было невозможно — и они начали встречаться. В те четыре месяца брата переполняла радость. На что он только не шёл, чтобы подарить своей девушке всё, чего она только пожелает.

Суджи умерла по прошествии тех четырёх месяцев — её уничтожила изнутри болезнь. Она знала, что долго не продержится здесь и видеть страдания Минхёна совсем не хотела, однако сопротивляться огромному чувству, цветущему словно весенние цветы, было ей неподвластно. Хоть и прошло уже целых одиннадцать лет, Хван решился на операцию только два года назад. Совмещать учёбу и подработку, страдая каждый день от болей в груди было выше его сил, и он гас на глазах у семьи. Прибавить к тому времени уход отца из семьи, рождение младшей сестры и первую опустошённую бутылку соджу в руках у матери — Минхён переживал страшный стресс.

Но он нашёл в себе силы подняться, закончить университет с отличием и устроиться в престижную клинику отца Суджи — они всё ещё хорошие друзья и напарники. Хван на свою первую зарплату купил Намхён игрушки и приличную одежду, ведь мать никогда не работала и жила только на пособие. Сестрёнка росла у него на глазах, и он знал, что её нужно обеспечивать, одевать, обувать, кормить и воспитывать, раз это не в состоянии сделать их мать.

Сейчас Минхёну двадцать семь и он не помнит ничего о Суджи. Напоминанием о том, что когда-то у него была несчастная любовь, служит шрам на безымянном пальце. Там больше не красуется ядовито-жёлтая хризантема, вокруг стебля которого находилась чёрная лента. Сейчас там только воспоминания о его разбитом сердце и Суджи, что так и останется лишь пылью в памяти Хвана.

Намхён могла остаться в Сеуле только ради Минхёна, но и он не мог бы быть с ней вечность. Он найдёт другую девушку, назовёт её любимой и сестра отодвинется на второй план. Девушка никогда бы не стала обвинять брата в этом, потому что сделала бы тоже самое, найди она надёжного и верного мужчину, каких сейчас сосчитать на пальцах можно.

Она застегнула бомбер и обхватила свои плечи, но застыла на месте, когда увидела у обочины дороги Даниэля, восседающего на крупном синем мотоцикле и греющего ладошки меж ног. Он раздражённо пыхтел, пока оттолкнулся от транспорта и шёл прямиком к застывшей в удивлении Хван. Кан не был идеальным парнем в представлении Намхён — скорее, слишком недосягаемым. Она не хотела быть обманутым им, потому что в школе у него была репутация, как и у всей их четвёрки, неземного красавца, харизматичного мужчины, которого желала большая половина девушек.

Сколько бы она ни смотрела стереотипных фильмов о школьной любви, никогда не верила, что её жизнь превратится в такой же клишированный сериал, а она станет главной героиней. Хоть убейте, но эта ситуация казалась очень похожей на сцену из дорамы. И убежать бы Намхён сейчас от проблем подальше, но она упрямо смотрела на Даниэля и гадала, что же ему нужно.

Секс? Галочка рядом с её именем? Что? Денег уж точно нет: у Даниэля самого их было много, а у неё, всем в школе было известно, что их нет.

Кан молча дёрнул за ручку рюкзака девушки и стянул его с её плеч.

— Я думал, ты там ночевать собралась. Что интересного в этих библиотеках? Столько зазнаек, которые только и делают, что жизнь тратят в этих стенах и смотрят на других, словно на мусор, — Даниэль злобно прищурился, вглядываясь в огромные панорамные окна на третьем этаже, где и сидела ранее Намхён. Видимо, он слишком увлёкся своей, как думает Намхён — необоснованной, ненавистью. И эти слова въелись ей в голову, словно паразит. Она не знает, как реагировать на это, потому что есть в его словах доля правды.

Но Намхён будет не Хван Намхён, если не покажет остатки гордости, что в ней остались. Да, именно капельки растворившейся у неё на глазах гордости, когда она умоляла Джисона вспомнить хоть что-нибудь.

— Как ты смеешь так говорить? — вспылила Намхён. — Деньги твоих родителей не делают тебя пупом Земли! Люди в этом помещении пытаются хотя бы немного дотянуться до своей цели, осуществить мечты, которые, возможно, ими так и останутся до конца жизни, потому что такие, как ты, отбирают все наши возможности, покупая места в университетах и устраиваясь на работу только благодаря связям. Вы выживаете только благодаря деньгам, а нам приходится корячится днями и ночами в библиотеках, в школах, на подработках, чтобы догнать вас и добиться хоть чего-нибудь! — Кан стоял смирно и ни одна эмоция не тронула его лицо. Сколько раз он уже выслушивал подобное от других бедных людей, которые сыпали в сторону золотой молодёжи проклятия и оскорбления.

Даниэль сбился со счёту, сколько раз его поливали грязью и сравнивали с дерьмом, но он молчал. Только потому, что у него уже не было желания и сил доказывать людям обратное. Он понял, что, сколько ни старайся и не показывай свои лучшие стороны, люди будут судить только по тому, кто твои родители и сколько они зарабатывают. Людей, которых и вправду волнует внутренний мир человека, не видно — они прячутся за масками моральных уродов.

— Ты закончила? — меланхолично махнув рукой в воздухе перед её лицом, Кан проследил за тем, как Намхён взбесилась ещё больше, чем раньше. Она облизнула пересохшие губы и отвернулась, скрещивая руки на груди и пряча ладони в рукавах бомбера, который ей слишком большой.

— Отдай рюкзак и я пойду домой, — Намхён протянула ладонь и взглянула на Кана из-под густых ресниц. Даниэль вздохнул, потому что ничего другого он не ожидал. Он же не думал, что она сразу прыгнет ему на шею и пойдёт с ним, куда он только пожелает, держа его за руку и смотря на него влюблёнными глазами.

— Могу отдать после свидания, а могу, если догонишь меня, — Кан усмехнулся, крепче сжимая лямки рюкзака в своей ладони. Намхён надула ноздри от злобы, и это так рассмешило Даниэля, что он не сдержал смешок.

— Ладно. Но дома я должна быть через полчаса, иначе всё обернётся плохо, если не для тебя, то для меня точно, — Намхён немного откровенничала, но в подробности не вдавалась. Они, в принципе, Даниэлю и не нужны были. Ему нужна была только прогулка по ночному Сеулу, который он уже знает, как свои пять пальцев.

Даниэлю было необходимо расслабиться и освободить голову от плохих мыслей, отдохнуть от назойливых людей, а в его жизни их было много. И в обществе человека, который относился к Кану ровно, это было возможно в разы больше, чем с теми же самыми друзьями или очередной девицей с клуба. Джиа подошла бы на эту роль куда больше, но её уже затянул в свою игру Сону, так что и ввязываться в это не хотелось. А если вспомнить то, какой сильный удар обрушил Джинён на Она, то Кан только качал головой и отказывался от идеи подойти к Сон. Кан не был трусом, да и плечи шире, немного повыше, побогаче, но и хитрости ему не занимать.

Так что, легче обойти проблемы стороной, чем стучать в их стены или пытаться идти напролом.

А в этом случае, взвешивая все «за» и «против», Намхён подходила идеально. Она была из бедной семьи, тихая, спокойная и — Даниэль чувствовал — не очень ей он симпатизировал. Это ведь только на руку. Самое главное, вовремя оборвать эту связь, чтобы Хван не надумала себе чего — девушки это умело делают. Или держать дистанцию, не позволять себе дарить надежду глупым, наивным девушкам и…

Намхён забрала у него свой рюкзак и первая пошла к мотоциклу. Кан прервался на своих мыслях и, мысленно дав себе подзатыльник за невнимательность, пошёл вслед за ней.

— Одно и только. И об этом никто не должен узнать, ясно? — Даниэль хотел сказать, что это навредит его репутации, а не её, но посчитал, что это будет слишком грубо с его стороны. Нужно быть повежливее, если он хочет хотя бы немного почувствовать комфорт в её компании. Даже если они будут молчать всё время — будет лучше без мыслей, что она захочет его убить.

Намхён старалась не прикасаться к Даниэлю, пытаясь показать, что она со всем может справиться сама. Натянула шлем себе на голову и села позади него, еле держась за его куртку, чтобы он не подумал, что ей страшно.

Но как только Даниэль отъехал от обочины и выехал на почти пустую дорогу, набирая скорость, то Намхён неосознанно схватилась за его куртку сильнее и прижалась плотнее к спине парня, сквозь слои одежды нащупав крепкие мышцы. Из-за этого острые края учебников больно ткнулись Даниэлю сквозь тонкую ткань рюкзака в бока. Он недовольно шикнул, но всё-таки был доволен тем, что она доверяет ему, ведь дороги, мотоцикл и скорость — стихия Кана. Остановившись на светофоре, Даниэль повернулся и взял рюкзак в руки, натягивая его на плечи девушки за её спиной. Она непонятливо уставилась на него, но он, поправив ей шлем, отвернулся обратно и смотрел на дорогу, про себя считая секунды до старта.

«3, 2, 1…» — Даниэль резко сорвался со старта и моментально набрал скорость, подрезая машины и не сбавляя её на поворотах, отчего их слегка заносило, но Кан крепко держал руль и умело справлялся с управлением. Сердце Намхён скакало в груди и она решила наплевать на всё в этой жизни, потому что чертовски устала. Она обвила талию Даниэля и сцепила свои руки в замок, а сама смотрела на дорогу. В её голове роем проносились мысли о том, что это было неправильным решением, но ей эта поездка так безумно понравилась, что она теряла дар речи при каждой остановке на светофоре. Даниэль поворачивал голову к ней, но она переводила дыхание и восхищенно вздыхала, совсем не обращая внимания на парня.

«Всем девчонкам нравится скорость» — Даниэль прекрасно это знал, но Намхён любила ни мотоцикл, ни скорость, а это дикое ощущение свободы, от которого на кончике языка греется радостный крик в пустоту, что поймает встречный ветер и унесёт его.

Хван чувствовала себя свободной, и это чувство было прекраснее любого, что она испытывала ранее.

Она была безмерно благодарна Даниэлю за такую возможность, и даже совсем забыла про свою слепую неприязнь к нему, её проблемы улетучились, и в голове свистел только ветер и её радостная, любимая, сладкая — «свобода».

Через пару минут Даниэль остановился у знакомого девушке парка и выключил мотор, засунув ключи себе в карман куртки. Намхён неохотно слезла с мотоцикла и сняла шлем, расстегнув застёжку с помощью парня. Они шли молча — Даниэль задумался, а Хван просто не знала, на какую тему с ним можно поговорить, поэтому молча плелась за ним. Пройдя достаточное расстояние, Хван обречённо вздохнула и села на ближайшую скамейку, сняв с себя, наконец, этот тяжёлый рюкзак. Кан не стал перечить и просто сел рядом, держа дистанцию в расстоянии протянутой руки.

Намхён подняла глаза и увидела на горизонте грозные тёмные тучи. Её настроение испортилось за считанные секунды, потому что из-за дождя ей часто приходилось сидеть дома и выслушивать пьяные бредни матери или бежать по её просьбе за ещё одной бутылкой. Она ненавидела такую жизнь. Хван не знает, что бы она делала, если бы не Минхён. Думается ей, девушка бы заболела ещё будучи маленьким ребёнком и умерла. Она вздохнула и отвела взгляд от неба, что грозилось обрушиться на неё и раздавить.

Даниэль молчал, но Хван видела, как он непрерывно наблюдал за ней пару минут, пока несколько слезинок катились по её щекам. Она знала, что он хочет что-то спросить или сказать, но решил, что молчание как раз кстати в такие моменты. Угадал. Хван любила молчать в такие слезливые моменты, потому что знает — откроет рот и расскажет всё.

— Зачем тебе китайский? — тихо спросил Кан, вновь разглядывая пока ещё не скрывшиеся за грозными тучами звёзды.

— Затем, что я больше ничего не умею. И шанс попасть в университет в Корее ничтожно мал, — Намхён горько усмехнулась. — А ты?

— Куда буду поступать после выпуска? — Даниэль съязвил, потому что ненавидел этот вопрос. Но Намхён, видимо, догадавшись, из-за чего он разозлился, только мягко рассмеялась и взглянула на него.

— Что умеешь? — Кан довольно кивнул, хотя был приятно удивлён, но не повернулся, чтобы не встречаться взглядом с девушкой.

Ведь главная причина, почему люди влюбляются — встреча глазами и непрерывная игра в гляделки, мол кто быстрее в кого себя влюбит, или кто быстрее разглядит потайные секреты на дне души сквозь глаза. Люди теряют рассудок, разделяя друг с другом одну тишину. И сходят с ума, когда смотрят друг другу в глаза. Поэтому Даниэль не смотрел в глаза — момент такой подходящий и идеальный, что он боится. А как потонуть в этой любви боится Намхён.

— Рисовать. Но папа запрещает поступать на факультет искусств, поэтому солгу, что меня интересует менеджмент или бизнес. И что я разбираюсь во всех этих терминах офисных планктонов и интересуюсь политикой, — Даниэль повернул голову, и Намхён тут же отвернулась, разглядывая то, как листва и тонкие ветви дерева покачиваются в такт биению её сердца.

В этом парке было свободно. Было бы удивительно, если бы почти в полночь они застали здесь толпу людей. Только иногда студенты проходили мимо них, презрительно косясь на пару, словно вот они отвернутся и Намхён с Даниэлем тут же начнут целоваться. Хван не хотела смотреть на часы и отсчитывать минуты до назначенного её мамой времени. Почему родительница всё ещё строила из себя её маму было непонятно, потому что Намхён называла её так только из уважения к Минхёну. Он называет её нежно и ласково, превозмогая всё отвращение к ней и её алкоголизму — мама, значит и она будет.

— Как Минхён? Говорят, у него было повышение. Господин Ли собирается передать ему управление клиникой, потому что у него детей больше нет, а племянники, поговаривают в наших кругах, такие твари, что им страшно доверить хоть что-то, — Даниэль продолжал говорить тихо, наслаждаясь этой тишиной между их разговорами. Именно этого уюта не хватало Кану в последнее время.

— Он говорил об этом, — при упоминании брата Хван улыбнулась. — Я счастлива, что у него всё хорошо, — Намхён рассеяла всю свою радостную пелену перед глазами, когда взглянула на дисплей телефона и увидела колкое «23:49». Она закрыла глаза и мысленно начала отсчёт. — Мне пора, — Хван вновь накинула тяжёлый рюкзак на плечи и продолжила кряхтеть от усталости.

— Если я уж и пригласил тебя, то и отвезти должен. Пойдём, адрес только скажи, — Даниэль быстрым шагом прошёл мимо девушки. Она смотрела на его спину и хотела прыгнуть сверху, чтобы он отнёс её и покатал немного, но, во-первых, она в юбке, а во-вторых, они всего лишь прогулялись разок по парку.

Намхён улыбнулась, когда Кан повернулся и крикнул ей, чтобы она была немного побыстрее. Веди он себя так на глазах у всех, то не был бы, наверное, одним из самых желанных парней среди старшеклассников. Девочкам нравятся такие парни — безрассудные, уверенные и плохие. Намхён была не его уровня, так что никак не дотягивала до звания девушки Кан Даниэля. Но искренне стала надеяться на то, чтобы стать хотя бы просто друзьями.

— Чего застыла? Садись!

«23:52».

И снова её поглотило это невероятное чувство полёта. Намхён прикрыла глаза и положила голову Даниэлю на спину. У неё проносилось всё её детство перед глазами. Её отчаянные попытки привлечь внимание матери и получить похвалу от неё за хорошие оценки проваливались. Она мечтала хотя бы на пару минут ощутить её любовь, тепло материнских объятий, услышать стук сердца за грудной клеткой, рассказывать истории из школы, слушать её рассказы, когда она была молодой. Проводить вечера с мамой за чашкой чая и разговаривать обо всём на свете, выслушивая её наставления и анекдоты.

Любить и чувствовать себя любимой. Хотя бы матерью.

Но Намхён оказалась нужна только старшему брату, а его любви и заботы, как бы эгоистично это не звучало, ей не хватало.

А с предательством Джисона всё только усугубилось. Хван чувствовала себя брошенной куклой — грязной, никому не нужной, нелюбимой. Недостойной.

У Джиа была своя жизнь и свои проблемы, с которыми она не в силах справиться и которые решить Намхён не могла, даже если бы захотела. И у неё был целая мусорная куча подобных мелких и крупных проблем, которые не решались одним только: «Держись».

Она плакала, а ветер слизывал её слёзы и утешал, заключал в свои крепкие объятия и шептал, что вся жизнь впереди и всё будет хорошо. Но Намхён живёт сейчас, и она устала ждать этого будущего. В этот самый момент ей больно и одиноко, а на будущее в такие секунды ей как-то всё равно.

Она одна сейчас. И это ничего не изменит.

«23:59» — Намхён спрыгивает с мотоцикла и снимает шлем дрожащими руками. Попрощавшись с Даниэлем, она быстро забежала в дом и закрыла дверь, перед этим услышав громкое — «Увидимся!».

***

Джиа мнётся у порога класса. Она закрыла рисунок на пальце двумя пластырями, но так хотелось снять их и показать всем, что девушка не бракованная. С ней всё нормально! Но страх увидеть у кого-нибудь такой же цветок преодолевал гордость и заглушал все остальные чувства. Не хватало ей ещё проблем на свою голову. Отперев дверь рукой, она сразу увидела ту самую шумную и противную компанию друзей за исключением Кана, компьютерного гения Дэхви и его вечно играющего на гитаре на переменах друга — Джэхвана, покрасневшую до кончиков ушей Намхён и вновь спину Джинёна. Остальные, видимо, уже успели оставить свои вещи на законных местах и уйти на урок физической культуры. Сон благодарила классного руководителя, который отмазал её от этих занятий, чтобы она в это время заполняла журнал пропусков за неделю и проверяла посещаемость, после чего подсчитывала пропуски и докладывала классному руководителю.

Сону, заметив появление старосты, встал со стула и издевательски согнулся в поклоне. Джиа хотела сорваться с места и ударить его учебником Намхён, но только сжала кулаки и прошла мимо них.

— Наша принцесса, наконец, пожаловала в школу после двух дней отсутствия! — только Сон подумала о том, что это был конец его шуткам, как тут же позади себя услышала его голос. — Директор Сон звонил вчера моему отцу. И знаешь, с какой целью? — Сон насторожилась и заинтересованно повернула голову к парню, хотя всем своим видом пыталась выдать безразличие. — Пригласил на ужин в субботу. Сказал, что нашим семьям есть, о чём поговорить, — воскликнул Он и залился смехом.

— Что? — сдавленно прошептала Джиа, теряя опору под ногами. Весь её мир задрожал. Присутствующие в классе затихли и только Намхён решилась подойти к Сон, ободряюще положив ладонь на плечо. Джиа встала со своего стула, всё ещё чувствуя, как всё кружится и плывёт у неё перед глазами.

Напряжение словно стало настолько осязаемым, что его можно было потрогать руками, и Джиа хотела разорвать его, чтобы оно перестало давить ей на голову.

Сону ухмылялся и, встав со стула, сделал несколько шагов вперёд к девушке, которая нерешительно отступила назад, упираясь об парту.

— На ужин пригласил. Поговорить о чём-то важном, — Сону резко схватил её за руку и зло шикнул на Намхён, когда та предприняла попытку его остановить. Хван испуганно повела глазами и заметила, как Джиа кивком головы заверила, что ей лучше не вмешиваться. Хван отступила назад, на ходу открывая контакты и разыскивая брата.

— Отпусти. Мне омерзительны твои касания, — Джиа дёрнула рукой, но втянула воздух сквозь стиснутые зубы, потому что Он только сильнее сдавил девичье запястье в своей ладони.

— Зачем ты его прячешь? — притворно сладким голосом прошептал Он. Сон успела заметить, что на его пальце всё также было пусто, и она облегчённо вздохнула от осознания, что он не её. Она немного расслабилась, и Он это заметил. — Ой, а ты боялась, что ты — моя пара? — Сону усмехнулся, но не успел он снять пластыри, как к ним подошёл раздражённый Джинён.

— Я говорил тебе держаться от Джиа подальше. До тебя долго доходят такие простые слова? — Бэ держался на расстоянии от Сон, и отчего-то у неё в сердце больно кольнуло. Он избегает её? Хотя раньше всё так и было, но у девушки почему-то в голове ютилась мысль о том, что он решил пойти на контакт и сблизиться с ней, а сейчас брезгливо отодвигается настолько, насколько позволяют узкие проходы между партами.

— Хм, не стоит. Снова врежешь мне? — Он неохотно отпустил руку Джиа, и та прижала её к своей груди. Снова?

— Если понадобится — с удовольствием поставлю тебе ещё один фингал на лице, — Бэ развернулся и, даже мельком не взглянув на Сон, сел за свою парту, продолжая заниматься.

— Какие все отверженные защитники, надо же… — недовольно бурчал Сону, когда направлялся к выходу из класса. — А где Даниэль? — озадаченно спросил Он у друзей, но те лишь пожали плечами и сказали, что не видели его со вчерашнего дня.

Намхён знала, но решила промолчать. Возможно, он не хотел, чтобы его друзья знали о том, что они общаются. Возможно, это их заденет, ведь какая-то Хван Намхён знает об их друге больше, чем они сами. От этого может пострадать его репутация, а Даниэлю она дорога.

Джиа села за свою парту, но всё никак не могла сосредоточиться на своём привычном занятии, прожигая взглядом в спине Джинёна дыру. Он немного размял плечи, отчего мышцы на его спине напряглись. Сон незаметно задержала дыхание и восторженно наблюдала за тем, как Бэ снимает свой пиджак и вешает его на спинку стула. Несколько прядей волос выбились из прически и падали на лоб, из-за чего парень жмурился и часто моргал.

— Красивый…

Несколько секунд рассматривая его лицо, Джиа опустила взгляд и посмотрела на пальцы Джинёна.

Пусто.

На сердце словно легло что-то тяжелое, дышать стало трудно, словно невидимые красные нити обвили её шею и сжимали. Ей отчего-то стало неимоверно грустно и обидно саму за себя за то, что допустила такую мысль. Они ведь не были такими близкими друзьями. Джинён как был ей чужим человеком, так им и останется.

Навсегда.

Комментарий к 4

спасибо за вашу любовь к цветам азалии ~

========== 5 ==========

Джиа сидела за столом прямо напротив Сону, опустив голову, потому что видеть его было выше её сил. Она и вправду никогда бы не подумала, что будет испытывать к нему такое отвращение. А сейчас он сидит здесь, в этом ресторане, и их семьи что-то увлечённо обсуждают, пока они вдвоём уткнулись в телефоны и думают, кто о чём.

Он, например, о том, что было бы неплохо сейчас вернуться домой и запереться в комнате до ужина. Сон, например, о том, что еда здесь, конечно, вкусная, но она бы предпочла сейчас есть бургер вместе с Намхён за обсуждением того, как они решат провести воскресенье.

Джиа моментами улавливала суть разговора между мужчинами, и сразу выяснила, почему учёба в их школе началась на месяц раньше, чем нужно. Если выйдет, то можно и Намхён рассказать. Думается Сон, что Хван начнёт возмущаться, потому что их заставили пойти на учёбу раньше остальных из-за запланированного ремонта.

— Было бы неплохо как-нибудь снова встретиться вот так, верно? — отец Сону начал смеяться, пока отец Джиа наливал алкоголь ему в рюмку, одобрительно кивая.

Джиа с Сону одновременно подняли головы и взглянули на родителей. Что, простите?

— Это отличная идея, господин Он! — воскликнула мать Джиа.

— Соглашусь! Мы будем рады видеться почаще, — кивнула мать Она и слегка улыбнулась, явно подавляя в себе желание съязвить женщине, сидящей напротив.

— Думаю, теперь наши дети могут положиться друг на друга, — отец Сону, худощавый мужчина с резкими чертами лица, деловито поправил очки на переносице.

И пока присутствующие залились смехом и соглашались на все его замечания, мужчина грозно взглянул на сына. Сону поднял голову, и в его взгляде что-то резко похолодело.

Парень потупил взгляд в тарелку. От Джиа не скрылось и то, как отец наклонился к сыну и что-то ему прошептал. По реакции сына было понятно, что сказанное явно задевало его чувства, но парень предпочёл отмолчаться и кивнуть.

Школьники молчали всё время, пока семьи не разошлись. Сон даже растерялась, когда вдруг поняла, что ей стало жаль парня. Чего она в принципе ожидала, когда Сону младший в семье? Джиа вообще сильно удивлена тем, что родители обращают на него внимание. Им явно больше симпатизирует старший сын, который в прошлом году встал на место президента.

Девушка даже подумала о том, что зря подняла такой шум из-за простого поцелуя. Теперь простого, верно? Но отдёрнула себя от мыслей о жалости, потому что не в её стиле это — отступаться от своих принципов и забирать слова обратно.

Когда все вернулись, то младшенькая уже спала, а служанка, встретив хозяев, быстро собрала вещи и ушла. Джиа собиралась уже подняться в комнату, чтобы позвонить Намхён и поговорить, потому что им уже давно не удавалось нормально обсудить происходящее в их жизнях.

Из вежливости Сон хочет спросить и о Минхёне.

Когда она только познакомилась с Намхён, то они сразу начали разговор о том, как попали в эту школу. Хван поступила благодаря загадочному старшему брату, про которого Сон хотела спросить попозже, а теперь, чтобы не обременять его, получает государственную стипендию за свою хорошую успеваемость. Про Джиа в принципе всё понятно — у неё не было другого выбора, отец сразу же оформил документы для поступления в эту школу.

Узнав Намхён о родственных связях директора и Джиа, тут же смутилась, но подавать виду не стала. По Сон было видно, что она не из них. Намхён сразу заметила, что они с Джиа разные.

Как только Сон зашла в класс, то сразу повеяло странной атмосферой, или, может, просто Намхён слишком пугливая.

Какая-то Джиа была недалёкой, холодной и даже раздражающей. Намхён подумала, что она ничем не будет отличаться от глупых девушек, живущих за счёт богатых родителей. Горделивая, со слишком высокими запросами на каждую мелочь — даже на обычный обед в столовой; форма всегда идеально выглаженная, на пиджаке странные блестящие брошки; аромат духов словно морской бриз — свежий, лёгкий — можно сразу сказать, что стоят они больших денег. Но, наверное, решающую роль сыграл, по мнению Намхён, взгляд.

В нём скрытно читалось превосходство; смотрит она на всех сверху-вниз, словно оценивая собеседника, а на мимо проходящих либо не обращает внимание вовсе, либо с таким чувством, словно делает это через силу. Намхён становилось не по себе от этой мысли.

Хван думала, что никогда не станет общаться с такими девушками.

Но Джиа рядом с Намхён другая. Знаете, такая простая и игривая, по-доброму конечно же. Словно рядом с подругой превращается в маленького ребёнка, ещё не наигравшегося в детстве, а его уже отправили в школу; а если у Сон нет настроения, то она дуется на подругу по пустякам и потом первая же бежит к ней, чтобы попросить прощения. Она может и нагрубить ей, но потом сразу же пытается загладить свою вину. Всегда по-разному.

Намхён, на самом деле, до сих пор не до конца понимает Джиа.

Джиа, глубоко погрузившись в мысли о Минхёне, не сразу заметила, как отец стоял рядом с ней и терпеливо ждал, пока она закроет дверцу холодильника.

— Теперь ты довольна? — Джиа закрыла холодильник, перед этим вытащив клубничный йогурт.

— Вполне, — девушка видит, как отец закипает. Он злится, но почему? Разве не хорошо ли, что они встретились и поговорили, и он встал на её защиту. Что плохого в том, чтобы озвучить проблему прямо и без лишних слов?

— Что за манера такая — раздувать проблемы из пустяков?

Отец Джиа скрестил руки на своей груди, ожидая ответа дочери, но Джиа скривила губы от пылающей злости внутри и промолчала. Девушка знала, что у неё нет права возмущаться и начинать с ним ссору, потому что это отец; но так хотелось излить ему душу о том, как она чувствовала себя на самом деле в тот день, когда Он так беспринципно поцеловал её. Она отвела взгляд от родителя и поставила бутылку с йогуртом на стол.

— Спокойной ночи, пап.

— Подожди, я… Ладно, извини, я сказал глупость, — Джиа останавливается и медленно поворачивает голову.

Гордость в ней говорит, что стоит всё-таки уйти и тем самым показать, что чувства не пустой звук, и слова могут легко их задеть. Интересно, а можно ли словом сначала разбить чьё-то сердце, а потом попытаться склеить его обратно? Какие слова — какие чувства, вложенные в них — смогут залечить раны?

— Покажешь? — отец тянет к дочери свою руку и делает шаг вперёд.

Джиа, на мгновение взглянув в чужие глаза, сдалась и развернулась, мягко взяв папину руку в свою, ощущая тепло его кожи. Отчего-то стало так легко и спокойно; и вся накопившаяся злость в миг испарилась, когда отец провёл грубыми пальцами по рисунку и так мягко, совершенно по-доброму улыбнулся уголками губ.

— Это ведь не Минхён. Твоя мама иногда любит выдумать какую-нибудь ерунду, а потом верить в неё, — Джиа тихо посмеялась и вместе с отцом разглядывала одинокий бутон на пальце, который каждый день блестел, словно облитый горькими слезами.

На лепестках цвета индиго маленькими каплями сверкала роса, будто после мелкого слепого дождя. И с каждым днём они становились ярче и более осязаемо чувствовались на коже. Что они могут значить? От них у Джиа так тяжело на сердце. Ей становится так печально, когда она ловит их взглядом. И в школе они причиняют не только моральную, но и физическую боль, опадая с бутона и словно кинжалом царапая кожу. А после исчезают — их будто никогда и не было.

А потом появляются снова. Они когда-нибудь исчезнут? Или это будет вечно повторяться, пока… Пока Джиа, наконец, не поймёт, кто это?

Отец помрачнел, когда взглянул на дочь. В её глазах стояли слёзы, и она раскрыла губы в немом вопросе: «Почему я?».

— Попробуй вспомнить всё более подробнее, — отец поцеловал дочь в лоб и отправил быстрее спать, чтобы завтра встать пораньше и вместе нормально позавтракать.

Открывая дверь в свою комнату, Джиа подскочила на месте от шума. Взглянув себе под ноги, она увидела опрокинутое мусорное ведро, из которого высыпался мусор, подобно скомканным клочкам бумаг и фантикам от конфет. Сон уже придумывала всё, что скажет домработнице за то, что та не выбросила ничего, да ещё и передвинула его так, что так не заметила его, когда заходила в комнату. Встав на колени, чтобы вернуть всё на место, Джиа заметила жёлтый выцветший стикер, который внезапно приковал всё её внимание.

Именно этот стикер тогда оставила её сестрёнка под дверью после неожиданной встречи с Джинёном и…

Джинён.

Раскрыв его и стряхнув накопившуюся пыль с внешней стороны, она не спеша разгладила клочок бумаги и внимательно вглядывалась в слова. Сестрёнка бы не смогла написать это самостоятельно, потому что она не знает таких слов, и в принципе не знает стихов. Так, неужели это написал Бэ? И неужели об этом попросила сестрёнка? Зачем ей это нужно было?

Его почерк аккуратный, ровный — Джиа любуется. Её сердце внезапно пропускает гулкий удар и руки трогает дрожь. Сейчас почему-то то, к чему имеет отношение Джинён, принимает совершенно другой смысл.

Совсем другие ощущения.

«Кто назовет меня

В тон цвету, аромату,

Как я дал ей имя.

Я приду к той

И стану её цветком.

Ким Чунсу

по просьбе маленькой мисс Сон передаю послание будущей имениннице, которая родилась в день, когда всё цветёт».

Почему сердце так трепетно стучит в груди от того, что эти слова написаны Бэ и адресованы Сон?

Стоит вспомнить тот день и…

Джи­нён садится перед ней на корточки, заглядывает в лицо обеспокоенным взглядом. Его руки дрожат и на костяшках правой руки проступают сквозь мелкие царапины капли крови. Бэ трёт ладони о школьные брюки и мягко берёт дрожащие руки Сон в свои. По его телу пробегаются сотни мурашек, и сердце колит, словно вокруг сплелись колючие стебли цветов.

Джиа сидит перед ним, содрогаясь в подступающей истерике, и приглушённо плачет, потому что ей стыдно. Её щёки заливаются красными пятнами, слёзы скатываются вниз, и у Бэ внутри внезапно просыпается желание собрать все её слезинки и поцеловать в обе щёки, чтобы она перестала плакать.

Мгновение длится будто вечность, но Джинёну не хватает этого времени; те несколько секунд, что он ощущал её горячие ладони в своих, казались такими правильными, что из его головы вылетели все мысли.

Но когда Сон теряет сознание и её забирает брат Намхён, то Бэ теряется. У него щиплет кожа рук, сердце сгорает в агонии, а сам он не знает, что и думать.

Пару часов спустя Джинён, возвращаясь домой после отмены последнего урока, замечает цветение одинокой азалии на своём пальце и на душе становится гадко.

Потому что Бэ знает значение наперёд и вполне может догадаться о том, что им с Джиа никогда не быть вместе.

========== 6 ==========

В груди неистово бьётся сердце. Оно подскакивает, и в каждом ударе Сон словно слышит голос Джинёна, когда он стоял рядом, прижимал к себе и рискнул пойти против Сону. И для чего? Ради Джиа. Девушка держит этот стикер, опираясь о закрытую деревянную дверь. Её руки дрожат, потому что по телу проходят сотни, тысячи, миллионы приятно колющих кожу мурашек.

Её сердце словно залито сладким тягучим мёдом, но Сон вдруг ощущает глухую боль на своём пальце. Это «хорошо» длилось недолго, потому что лепестки покрылись сверкающими каплями.

И сейчас Джиа ощущает, как каждая упавшая слезинка с бутона кромсает её душу и высасывает из неё всё. Когда последняя капля растворилась, то Сон падает на кровать без сил и закрывает глаза. У неё в голове ни одной мысли о том, что с ней происходит. Почему ей становится так хорошо и так плохо одновременно?

Что это может означать?

У неё так много вопросов, но ни на один она не может дать ответа. Даже решая для себя, что пора уже заснуть и дать себе отдохнуть, девушка ворочается в кровати и думает.

Думает без остановки, и каждая последующая мысль хуже предыдущей.

Сон берёт телефон и открывает чат с Намхён. Последний раз они переписывались вчера вечером и договорились увидеться в понедельник в школе, потому что у Хван появились дела. По её словам — очень и очень срочные. Джиа удивилась, когда узнала, что впервые за два года их знакомства Намхён будет ни с братом, ни с учебниками. Она будет гулять с кем-то. С кем именно Хван не уточнила.

Только Джиа хотела встать с кровати и включить ноутбук, как дисплей её телефона загорелся вновь. Взглянув краем глаза, она увидела незнакомый номер, но содержимое заставило её ухмыльнуться и с любопытством в глазах включить игру на ноутбуке.

«сыграем?»

Джиа без понятия, кто бы это мог быть. Будь это кто-либо из одноклассников, то она бы знала, потому что у неё в списке контактов есть все.

Сон любила играть — там у неё другая жизнь, другие цели, другие друзья. Там она другая, и там у неё есть выбор. Джиа решает: хочет она этого или нет, будет она это делать или нет, решит она всё бросить ради победы или предпочтёт безопасное поражение. Будет она общаться с другими игроками или нет. В играх она живёт той жизнью, которой ей бы очень хотелось.

В другом мире нет строгих родителей, нет школы, нет обременяющего рисунка на пальце.

Джиа не раз задумывалась о том, какой бы была её жизнь, не встреть она своего человека после совершеннолетия. Что бы было тогда? Ответ, конечно, давным-давно известен: ежедневные боли в груди, апатия и одиночество. После по желанию операция и поиски того, кто не уйдёт. Интересно, а можно ли любить других людей в мире, где живёт Сон?

Какого это — любить другого, когда у тебя уже есть человек, которому ты должен подарить своё сердце? Наверное, так поступают те, у кого от сердца остался лишь предательски сожженный пепел и шрам на пальце. Они нуждаются в заботе и искренности, они хотят дарить всего себя любимому, потому что так устроен человек — люди не умеют без любви.

«извини, я не дал тебе поспать этой ночью».

Сон улыбается уголками губ и печатает ответ.

«для начала — кто ты?»

Казалось, будто ответ приходит вечно. Минуты тянулись предательски долго в ожидании ответного сообщения. Джиа так и не дождалась, пока человек, с которым она играла, даст ей ответ на такой простой вопрос.

«ты всё равно забудешь»

***

Намхён стоит у лавки с мороженным и думает, какой вкус выбрать на сей раз. На прошлой неделе она попробовала фисташковый, который ей очень даже понравился. Но в итоге Хван останавливает свой выбор на лимонном, потому что он дешевле на тысячу вон, а ей нужно ещё на телефон закинуть на следующей неделе. Когда она берёт в руки вафельный рожок, к этому времени как раз подходит Даниэль.

Выглядит он хуже обычного: запыхавшийся, вспотевший, злой. Кан свёл брови к переносице и бросил нечитаемый взгляд на Хван, которая с любопытством разглядывала лицо парня. Точнее — синяк на скуле. Даниэль, видимо, пытался его хоть как-нибудь скрыть, небрежно замазав его тональным кремом. Скорее всего, одолжил у матери или у двоюродной сестры, которая, кстати, очень часто забирает его со школы на кабриолете.

Намхён поняла, что Кан бесится из-за её пристального взгляда, поэтому отвела глаза в сторону. Она попросила у продавца пару салфеток, перед этим уточнив бесплатные ли они. Обвернув снизу рожок, девушка протянула сладость стоящему напротив парню. Даниэль изумлённо выпучил глаза, но принял его из рук Хван.

Она вытерла пальцы, которые измазала в растаявшем мороженом.

— Не жаль вот так вот отдавать мороженое? — Даниэль уплетал сладость за обе щёки, иногда щурясь, потому что ему казалось, что его мозг сейчас заморозится.

Намхён села на скамейку, на которой пару дней назад сидели они вдвоём посреди ночи. Девушка похлопала рядом с собой, жестом приглашая Кана сесть поближе к ней. Пока Хван возилась в рюкзаке и искала что-то, Даниэль успел доесть вафлю и выбросить скомканную салфетку в мусорный бак, стоящий рядом со скамейкой.

— Думаю, оно тебе сейчас нужнее. Тем более, ты с таким наслаждением его ел, как мне тогда может быть жаль? — Хван и вправду была очень рада, что застала Даниэля таким беззаботным и радостным за простым поеданием сладости. Наверное, он очень любит лимонный вкус.

— Что ищешь? — Даниэль наклонился поближе к девушке, чтобы заглянуть ей в рюкзак, но не успел ничего разглядеть, потому что Намхён к этому времени уже достала пачку влажных салфеток и собственный тональный крем.

— Твоя попытка его скрыть выглядит убого, — Хван усмехнулась и взглянула вновь на синяк.

Даниэль внезапно помрачнел и прежнее спокойствие куда-то испарилось. Хван без проблем заметила эту перемену в его настроении, но молча достала салфетку и потянулась к его лицу. Едва касаясь его кожи, Намхён остановилась, видимо, ожидая его разрешения.

Кан громко выдохнул и закрыл глаза, придвинувшись поближе к Хван, чтобы ей было удобнее стереть косметику с его лица. Намхён улыбнулась и мягко провела салфеткой по коже, обнажая сине-фиолетовый синяк.

Его было видно и так, а сейчас, убрав тонкий слой крема, он словно стал ярче и больше. Хван еле сдержала жалостливый вздох, потому что подумала, что это может взбесить парня. Она молча открутила колпачок от своего крема и выдавила немного себе на руку.

Даниэль прохныкал, потому что он уже устал сидеть в неудобном положении, поэтому он закинул ноги на подлокотник и положил свою голову Хван на колени, прикрывая глаза. Лёгкими невесомыми касаниями она наносила слой за слоем тональный крем, скрывая синяк настолько, насколько это было возможно.

— Вот теперь… лучше, — Намхён облегчённо выдохнула, когда закончила наносить косметику на лицо парня.

Но парень никак не отреагировал. На его лице отражается безмятежность, ветер мягко колышет его волосы и иногда он жмурит глаза из-за прямых лучей солнца. Намхён еле дышит, потому что боится нарушить это. Даниэль задремал, и сейчас Хван, наконец-таки, выдыхает спокойно и незаметно для себя начинает рассматривать его лицо.

Она поднимает руку и лучи солнца больше не мешают парню, еле пробиваясь через щели между пальцами. Губы Кана слегка приоткрылись, и он довольно выдохнул во сне.

И вот ради этого она променяла прогулку с Джиа? Когда Даниэль вообще начал иметь такой авторитет в жизни Намхён, что она отменяет запланированные дела ради того, чтобы он вот так дремал у неё на коленях посреди безлюдного парка?

Хван грустно улыбается и начинает свободной рукой играть сволосами парня, перебирая их пальцами и наблюдая за тем, как они блестят на солнце. Сквозь дрёму Даниэль улыбается и тянется руками вбок, задевая бедро Намхён.

Девушка медленно достаёт телефон из заднего кармана джинс, резко остановившись, когда Кан задёргался, но он продолжил спать.

Намхён вдруг вспоминает о Джисоне, и внутри всё тянет ноющей болью. Она не знает, что с собой делать. Каждый день мысли о нём занимают, как минимум, половину её головы. Хван понимает, что сейчас ей никак не избавится от этого, потому что Юн сидит у неё глубоко в сердце, но искренне надеется, что когда-нибудь она проснётся и поймёт, что больше не любит его.

Она не хочет делать это через операцию. Намхён хочет помнить всё то, что он сделал, и лично отказаться от всех чувств. Ведь смотря на шрам, девушка будет думать, что Джисон её никогда не бросал.

Для неё до сих пор загадка — как Юн смог перебороть своё сердце?

Почему она не может сделать так же?

«Джиа… Нам нужно будет поговорить вечером. Я кое-что… расскажу тебе»

Намхён долго выпытывала информацию о Джисоне у Минхёна. И брат, наконец, сообщил ей о том, что его больше нет в стране — он улетел сразу после того, как сообщил о разрыве после операции. У Юна в квартире даже заметка на холодильнике осталась: «Позвонить Хван Намхён и договориться о встрече. Сообщить о проделанной операции». Там даже был дописан номер и снизу приклеена фотография девушки, потому что Джисон знал, что он даже внешность девушки не вспомнит.

Хван мучают мысли о том, почему он это сделал. Почему не поговорил с ней? Почему так подло избавился от неё?

Почему он отказался любить её?

Хван совсем, ну совсем не может просто так выбросить парня из головы. Как же так, Вселенная? Почему же над Хван так издеваются?

Намхён любит Джисона, потому что так нужно. И ей нравится Даниэль, потому что не влюбиться в Кана невозможно, когда он при каждой их встрече такой молчаливый, но внимательный; когда он приносит зонт, хотя синоптики обещали солнечный день, но в итоге вечером идёт дождь; когда он подвозит её каждый день на мотоцикле до дома; когда он относится к Намхён… по-другому.

Как не влюбиться, когда Даниэль делает для этого всё, что только можно? Намхён уверена, что он не специально. Просто так его воспитала мать вести рядом с девушками — как истинный джентльмен. Можно найти много причин, чтобы потерять интерес к Кану, но Хван их открыто игнорирует.

Она с самого начала знала, что Кан начал общаться с ней не потому, что она ему нравится или он хочет завоевать её сердце. Догадаться было довольно-таки просто.

Кану просто нужна тихая компания друзей. Сонун, Гуаньлинь и уж тем более Сону на эти роли не подходят. Парни шумные и скучные, с другими девушками опасно, потому что они не скрывают своего интереса к Кану (а ещё в тайне мечтают оказаться его человеком), Джиа немного грубая, а вот такая, как Намхён подходит идеально.

Ведь даже если Намхён и влюбится, то промолчит и сделает вид, что ей всё равно. Ей намного легче скрывать свои чувства и страдать в одиночестве, чем открыто говорить об этом.

— Долго я спал? — Хван дёрнулась от испуга, отчего Кан недовольно шикнул и поднял голову с колен девушки.

— Достаточно для того, чтобы мои ноги затекли, — Хван встала со скамейки и начала немного подпрыгивать, чтобы мурашки в ногах больше не кололи.

— Так что там с твоим китайским? — Кан хрустнул шеей и сложил руки на груди, взглянув на девушку.

— Нормально… вроде как.

— Тогда прочитай мне что-нибудь, а то я снова усну в тишине, — Кан достал телефон, разглядывая в отражении замазанный синяк. Взглянув вопросительно на девушку, он, наконец, озвучил вопрос, который был последним у него в голове перед тем, как уснуть. — Ты всегда носишь с собой тоналку?

— Просто надо постоянно замазывать тёмные круги под глазами, вот и ношу на всякий случай, — Хван усаживается рядом, но достаточно далеко, чтобы их колени не касались друг друга.

Даниэль молчит минут пять, слушая шуршание бумаг и тихое ворчание девушки о том, что ничего не разобрать в этом новом учебнике.

И потом, глядя на то, как полуденное солнце скрывается за грозными тучами, произносит тихо, словно пытаясь убедить в этом себя:

— Ты такая зануда.

***

Джинён стоит у края тропинки, прячась за стволом дерева и разглядывая новые кроссовки, которые ему подарила мать Дарим на прошедших выходных.

Он устало прикрывает глаза, когда вспоминает то проведённое время вместе с девушкой. Она липла к нему практически каждую минуту. Отставала лишь тогда, когда Бэ отлучался в уборную или ему звонили (уговорил Уджина звонить хотя бы каждые десять минут).

Дарим с отвращением и завистью смотрит на скрытый под пластырями рисунок. Она дёргала его за левую руку и переплетала пальцы, всё время проверяя носит ли он кольцо, которое девушка подарила ему год назад. Кольцо Джинён надел, но только перед этой встречей, как делал и всегда.

Бэ, поглощённый воспоминаниями о прошедших выходных, отдёрнул себя и посмотрел по сторонам. Напротив него располагался крупный парк с недавно подстриженным газоном, на котором некоторые молодые семьи устроили пикник, гуляли со своими детьми и выгуливали собак; влюблённые пары сидели под тенью деревьев; пожилые сидели на скамейках — царила такая умиротворённая, спокойная атмосфера. Настолько семейная, весь воздух был пропитан любовью во всех её проявлениях.

Джинён слабо улыбнулся, переведя взгляд налево, куда тропинка уходила вдаль, недалеко виднелся мост, по которому машины преодолевали реку, к нему навстречу шёл подросток, возможно, года на три младше Бэ, с собакой на поводке.

Тяжело вздохнув, Джинён обернулся на пару мгновений назад, разглядывая водную гладь, растянувшуюся на километры. За ней был тот же самый Сеул — большой, красивый, окружённый стеклянными высотками, живой.

И только взглянув направо, Джинён раскрыл свои губы в изумлении, потому что открывшийся вид так радовала глаз. Он часто гулял здесь — ему нравилась здешняя атмосфера. Всё было другим, нежели в торговых центрах или других парках. Здесь городская жизнь смешивается с природой. И Бэ не ощущал эту границу между людьми, чётко прочерченную самим же обществом.

Но сейчас он видел что-то новое. Кое-кого.

Джиа стояла в десяти метрах от него, в лёгком шёлковом платье, такого светлого голубого оттенка, что у парня создавалось ощущение — сейчас у неё появятся крылья за спиной, она воспарит в небеса и сольётся с небом; или прыгнет в воду и станет единым целым с морским бризом. Девушка держала в руках белую сумку и с поднятой головой любовалась деревьями, отделяющими её от другого конца Сеула.

Ветер встревожил ветки и лепестки мягко сорвались с них, вытанцовывая спиралями в воздухе. Джинён замер на месте, наблюдая за тем, как лепестки словно белоснежный волшебный снег (зима — его любимое время года) кружатся вокруг неё, как лучики солнца просачиваются сквозь щели в листве и попадают зайчиками ей на лицо, как она заворожённо, словно в замедленной съёмке, поднимает голову и следит за пушистыми облаками.

Джинён потерял дар речи. Ещё никогда Джиа не представала перед ним такой — изящной, красивой, почти волшебной.

Парень не решается подойти к ней первым, потому что боится испортить эту картину. Ему хочется сфотографировать Джиа, запечатлеть где-то в кромках своего сердца, чтобы каждый раз возвращаться в этот момент и любоваться тем, как его мечта медленно приобретает очертания.

Мечта, где он встречает любовь всей своей жизни весной — в день цветения вишни, когда вокруг лепестки, пух, ярко-синее небо, сладкий аромат, парящий в воздухе, и счастье в любимых глазах.

Джинён отрывается от погружения в свой придуманный мир и начинает медленно подходить к Джиа. Она его замечает довольно-таки быстро и кивает головой в знак приветствия.

— Извини, я немного увлеклась, — заявила Джиа с лёгкой улыбкой на губах, скрывая своё смущение, отвернув голову в сторону.

— Ничего, я тоже засмотрелся. Красиво, ведь так? — Джинён кивнул в сторону реки и сразу же взглянул на руку девушки.

Сегодня рисунок не был скрыт за двумя пластырями. И это разлилось теплом по всему его телу, потому что, когда она его прятала, становилось крайне обидно. Почему она так делает? Но потому Бэ одёргивает себя и вспоминает, что проделывает тоже самое — прячет его, хотя уверен в том, что все в школе уже знают про них с Джиа.

— Ты изумительно выглядишь.

Произносит на одном выдохе Джинён и улыбается Джиа широко и искренне, пытаясь вложить в эту улыбку все свои светлые чувства. Нельзя идти против природы, верно? И Бэ не хочет сопротивляться — он поддаётся этой приятной волне и следует за тем, куда его ведёт эта тропа. Следом за Сон.

Джиа усмехнулась и оглядела себя, накинув лямку сумки на плечо.

— Не зря потратила столько денег и времени! — счастливо воскликнула Сон, явно довольная тем, что все потраченные средства и время были не зря.

Джинён высовывает руки из карманов и у Джиа сердце пропускает удар — азалия на его руке смотрится так правильно и красиво. У девушки дрожь по телу от того, как приятно на душе. Такие волнующие вибрации по телу, от которых кожа покрывается мурашками и её губы растягиваются в улыбке.

Парень берёт аккуратно Джиа за левую руку и надевает ей тонкий красный браслет, застёгивая на тонком девичьем запястье.

— На удачу. Он, конечно, не стоит баснословных денег, но я очень долго плёл его, — у Джинёна подрагивают руки и кончики его пальцев поледенели от волнения. — С днём рождения, — шёпотом добавляет парень, иногда поглядывая на девушку.

— Ты сам его сделал? — девушка в удивлении округлила глаза и вылупилась на парня. Во взгляде искрится детское счастье. Джинён кивает. — Вау, я очень ценю это!

Джинён до последнего откладывал серьёзный разговор с Джиа, потому что сегодня она была непривычно весёлой. Тем более, учитывая то, что девушка никогда не вела себя так рядом с Бэ. Парень помнит её то обиженные, то ненавистные взгляды в его сторону, поджатые от недовольства губы и грубые ответы. Ещё вечное детское соперничество.

Парень начал догадываться о том, что происходит, когда встретил маленькую девочку, потерявшуюся в бесконечном потоке людей. Отчего-то в его душе тихо пели птицы, и его тянуло к ней. Не потому, что ему хотелось помочь из доброты человечной, а просто потому, что так ему подсказывало сердце. А познакомившись поближе, Джинён был готов под землю провалиться, ведь эта маленькая девочка — младшая сестра той самой Сон Джиа.

Когда парень прошёл мимо Джиа, он не мог убить в себе то ощущение правильности. Чувство, будто это — то место, где он должен находиться; это — то время, когда он может чувствовать себя комфортно. Ещё и в окружении правильных людей, которые ни осудят, ни обидят, ни упрекнут ни в чём.

Джиа, по-видимому, так ни о чём не догадалась. Может, допускала мысли, но так и ни к чему не пришла. А вот Джинён себе голову ломал: сделать первый шаг или продолжать скрываться в тени.

Судьба сама столкнула их двоих, поставив Бэ в критическую ситуацию — либо сейчас, либо никогда. Разум говорил парню уйти из столовой, потому что это не его дело, а сердце рвалось вперёд к Джиа, чтобы помочь ей. И Бэ, не думая долго, выбросил поднос с едой и устремился прямо к девушке.

Связываться с Сону вообще не очень хорошая идея, но Бэ без понятия, откуда в нём появилось внезапно столько смелости. Может, это и хорошо, что он помог Джиа и, наконец, убедился в своих предположениях. Может, совсем ужасно, потому что перед Сон теперь придётся оправдываться.

Ему придётся рассказать ей правду о своих родителях, о Дарим, об их сделке — обо всём. В общем, сказать, что Джинён в этой ситуации далеко не победитель. Можно даже сказать, что он в ловушке, которую соорудили его родители своими кошмарными ошибками. И Джиа здесь такая же жертва, которой придётся смириться с этой участью брошенной.

Когда они сидели друг напротив друга в кафе, Джиа доедала свой десерт и увлеклась рассказами о том, что искренне рада видеть обиженное лицо Уджина, когда она выигрывает. Джинён вот-вот решился, но снова вздохнул и промолчал.

Ему всё кажется, что каждый раз — это не подходящий момент. А когда набирается храбрости, то Джиа не может остановиться говорить.

Решился Джинён начать разговор и подвести всё к нужному руслу только тогда, когда они уже собирались уходить.

— Я хочу прояснить ситуацию, Джиа. Мне… неловко говорить тебе такое, но мы не сможем быть вместе, — гул в кафе, который до этого был невыносимо громким, резко стих. Джинён будто попал в плотный купол.

Когда они вышли из помещения, то в лицо резко стукнул сильный ветер. Джиа вздрогнула и накинула себе на плечи ветровку, потому что догадывалась о том, что вечером будет прохладно.

— О чём ты?

Джинён громко вздыхает. Он рассчитывал на то, что ему будет тяжело объясниться, но сделать это нужно. Бэ не очень хочет винить себя всю оставшуюся жизнь, что не сказал правду с самого начала.

— О том, что, несмотря на это, — Джинён поднимает руку в воздух и показывает на рисунок. После парень отвернулся и стал идти дальше, чувствуя на спине пристальный взгляд девушки. Парню до сих пор непривычно смотреть на этот рисунок, который поражал его своей красотой. Бэ знал, что он значит. Язык цветов — один из его любимых хобби с детства, — у нас ничего не получится.

Джиа останавливается и долго смотрит на спину Джинёна. Со спины он кажется совершенно расслабленным и спокойным, но Сон и понятия не имеет, что свои дрожащие руки он прячет в карманах джинс. Бэ поджимает губы и разворачивается к девушке, набираясь смелости взглянуть ей в глаза. Она в ступоре. Сон смотрит на Джинёна и понимает, что он ей не врёт. Он говорит на полном серьёзе, и она хочет расплакаться от того, как всё неопределённо и непонятно.

В смысле, ничего не получится? Ничего ещё не успело начаться, а Джинён заранее всё обрывает. Какого чёрта?

Азалия на пальцах обоих заныла тягучей тоской и печалью. Джиа боялась взглянуть на свою руку — она чувствует, как лепестки покрываются каплями-слезами. Джинён упрямо молчит, смотрит на цветущие деревья и полугрустно-полусчастлво улыбается.

Джинён так любит весну, так любит деревья, так любит, когда всё вокруг приобретает краски и тепло начинает касаться не только внешнего мира, но и проникает вглубь сердца людей, отогревая их замёрзшие души.

Весна греет душу Джинёна.

— Джинён, послушай, ещё ничего даже не началось. О каком «не получится» ты говоришь?

Джиа заправляет выпавшие локоны за ухо, после начиная теребить лямку сумки. Сон медленно переводит взгляд от своих бежевых балеток на парня, который с неким умиротворением наблюдает за тем, как лёгкий ветерок тревожит лепестки, кружа их в воздухе и опуская на уже остывшую землю.

— Я очень хочу рассказать тебе правду, — после долгого молчания Джинён говорит тихо, медленно и спокойно.

Его голос бархатный, с лёгкой хрипотцой, успокаивающий — Джиа не замечает то, как нервозность отступает на второй план. Она перестаёт пристально смотреть на Бэ и решает сделать также, как и он. Глубоко вдохнуть, медленно выдохнуть, наблюдать за потрясающей разворачивающейся картиной перед ними. Такой невероятный пейзаж. Умей Сон рисовать, то тут же бы схватилась за холст и кисти. Но природа обделила её талантами.

— Ну, так что тебя останавливает? Не оставишь же ты меня без объяснений, верно? — Джиа подшучивает, хотя за всем этим спокойствием чувствует подступающую желчь в горле.

— Ты не поймёшь. Этой правдой я причиню тебе только боль. От неё никому не будет легче, — Джинён боялся посмотреть Джиа в глаза. Было стыдно, будто во всём виноват он. Будто это Бэ отказывается от Сон добровольно, но это не так.

Джинён готов быть рядом с ней, чтобы узнать её лучше, понять, а после любить. Но между ними стоит Дарим и трагичная ошибка его родителей.

— От лжи тоже — от неё даже хуже.

Джинён качает головой и молчит. Бэ уверен, что пока Джиа не готова к этому. Она совершенно не готова услышать истинные причины, из-за которой им придётся быть всю жизнь порознь. Джинён звал Сон с твёрдым намерением всё ей рассказать, но сейчас идёт на попятную.

Струсил.

— Знаешь, Джинён, я всё никак не могу понять одну интересную вещь. Как так получилось, что мы даже не догадывались друг о друге?

— Ты. Я догадывался, просто ты невнимательная и глупая, — Джинён был приятно удивлен тем, что Джиа не стала дальше выпытывать у парня информацию.

Джиа думала, что когда-нибудь он решится на это. Завтра, через неделю или год — он расскажет ей правду. Сейчас она ей не нужна — не сегодня, потому что это может испортить ей настроение, а оно у неё такое хорошее на данный момент. Джинён улыбается уголками губ, когда слышит возмущение девушки.

— Эй! Я вообще-то в пятёрке лучших учеников!

Парень знал, что она скажет так. Он улыбается шире и оборачивается к Джиа. Джинён отмечает, что она и вправду красивая — чистая светлая кожа, густые блестящие волосы, пухлые губы, миндалевидные глаза с одинарным веком, прямой аккуратный нос, длинная тонкая шея. Бэ нервно сглатывает и отворачивается, потирая глаза ладонью.

— Оценки не показатель ума.

========== 7 ==========

Не сказать, что Намхён точно потеряла голову в своей увлечённости Даниэлем, но засомневаться в этом можно.

Хван хранит все фотографии Джисона, которая сделала на свой телефон за два года их отношений. Удалить их она не решается. Девушка не знает, почему у неё рука не поднимается нажать на заветное «удалить» (на самом деле прекрасно она всё знает).

Она каждый раз отдёргивает себя и закрывает галерею с надеждой, что это всё как-нибудь само разрешится. Но эта проблема, словно снежный ком — чем дольше катится, тем больше копит. И в итоге эта проблема с человеком, который должен был защищать и безмерно любить Намхён, раздавит её в конце, если она так на что-нибудь и не решится.

Но Даниэль из головы также не выходит. Просыпаясь по утрам, Хван сразу думает о том, как поведёт себя с ней парень. В школе они просто здороваются, иногда спрашивают про домашнее задание и про следующий урок, чаще всего смотрят друг на друга и отворачиваются, реже всего их разговор длится дольше пяти минут. У всех на виду они так и остались обычными одноклассниками, которых не связывает ничего, кроме школы.

Намхён не обидно, но за такое поведение очень хочется Кану врезать. Но у неё на это нет никакого права.

Хван чувствует, как разрывается на две части. Одна заставляет её любить Джисона, пересматривать воспоминания, запечатлённые на фотографиях, нуждаться в его голосе, который записан у неё на диктофоне. А другая просит написать Даниэлю, чтобы пригласить погулять в выходные.

В очередной раз отменив встречу с Джиа, Намхён лежит на кровати и прожигает взглядом дыру в телефоне. Минхён уехал в командировку на два дня в Пусан, так что и с ним не получится никуда сходить. Хван, взвесив все «за» и «против», набирает номер Кана с надеждой, что он возьмёт трубку с привычным «будь готова через десять минут».

— У меня сегодня другая встреча. Увидимся в школе.

Намхён не успела ему ничего ответить, как Кан тут же бросил трубку. Хван хотела позвонить снова, но резко отдёрнула себя.

— Что же ты делаешь, Намхён? — девушка стукнула себя по лбу и уткнулась лицом в подушку, громко простонав от отчаяния, поглотившего её.

«Намхён, Боже, у меня такая новость! Угадай, кто пригласил меня погулять сегодня вечером в парк?»

Намхён читает сообщение от Джиа и долго тянет с ответом. Она понимает, что это глупо — обижаться на подругу сейчас, но ничего с собой поделать не может. У Сон всё понемногу налаживается: нашла своего человека, учёба проходит легко, в семье всё отлично. А Хван вновь остаётся ни с чем.

«Кто?»

«Джинён! Намхён, что мне делать? Меня так тянет к нему, но я не знаю, правильно ли я поступаю? Должна ли я так просто отдаться этим чувствам?»

Намхён молчит. Она элементарно не знает, что ей ответить. Что и вправду будет лучше для Джиа? Поверить своему сердцу, довериться предназначенному выбору? Или пойти против всех и отказаться от всего?

Отказаться…

Хван жмурит глаза. Раздумывая над ответом подруге, девушке попадается на глаза фотография в социальных сетях. Там Даниэль — в костюме, с укладкой, красивый, но по его лицу нельзя ничего точного сказать. Какая-то грустная улыбка, в глазах какая-то непонятная печаль, которую он отчаянно скрывает за радостью.

А рядом стоит девушка — красивая, высокая, фигуристая, с блестящими густыми волосами. Она льнёт к Кану и обнимает его двумя руками за талию. Девушка выглядит искренне счастливой, словно… Словно только что нашла своё счастье.

Хван блокирует телефон, и в её глазах собираются слёзы. Не это она должна чувствовать. Она должна ощущать облегчение и радость, что Даниэль, наконец-таки, нашёл ту, которую будет любить и лелеять. С которой он создаст семью.

Но Намхён ощущает себя брошенной. Вновь. Её сердце трещит по швам как тряпичная кукла. Изнутри всё мечется и бросается из стороны в сторону. Как успокоить себя? Как выбросить из своей головы, что Даниэль променял Хван на эту девушку?

«Джиа, не глупи! Что именно тебя останавливает? Тот факт, что это Бэ Джинён? Если да, то выбрось это всё из головы. Доверься тем чувствам, которые у тебя в сердце. Попробуй быть рядом с ним, вдруг — ты будешь любить не только потому, что так надо, а потому что… Потому что ты и вправду этого хочешь»

Отправляя сообщение, у Хван не было ни одного подозрения о том, что кто-то сидит под окнами её дома и думает — бросить камень, позвонить или просто смотреть на зашторенные окна. Намхён лежит на кровати, разложив перед собой книги и тетради, чтобы, наконец, разобрать последние тексты на китайском. Ведь совсем скоро экзамены, а у неё голова вообще забита другими вещами. Не дело это!

Даниэль сидит на заднем дворе, на который, видимо, всем давным-давно наплевать. Он знает, что за этими окнами Намхён, потому что шторы розовые, в странный старомодный цветочек. Хван хотела их однажды поменять, когда Минхён предложил, но потом передумала, потому что, сделав комнату уютной, она не захочет никуда выходить. И ей постоянно будет казаться, что она хочет вернуться сюда.

Но Намхён мечтает сбежать из этого дома. Девушка надевает наушники и ставит громкость на полную, чтобы не слышать ничего вокруг.

Когда Кан решается позвонить Намхён, то видит новые сообщения от Еджин. Он вздыхает и сводит брови к переносице, открывая чат с ней.

«Куда ты ушёл? Разве твои родители не сказали тебе про нашу совместную прогулку по набережной?»

«Твоя мать сказала, что ты простыл и предпочёл остаться в комнате. Но почему ты заперся там? Почему молчишь?»

«Ты что, уснул? Боже… Извини, что потревожила!»

«Твой отец такой милый человек! Он сказал, что торт на нашей свадьбе будет огромным! И шоколадным! А ещё, чтобы я больше не стеснялась их и называла своими родителями!»

«Мне так с тобой повезло!»

«Уже скучаю!»

Даниэль отвечает, что очень хочет спать и чувствует себя плохо, а потом выключает телефон. Не хватало ещё, чтобы она сразу же позвонила.

Кан вновь вспоминает её лицо. Она такая красивая… Ощущение, будто у неё вообще нет недостатков во внешности. Ян такая же прекрасная, какой её представлял Даниэль, когда ему было лет десять. Парень подумал, что всё встало на свои места и отец не зря устраивал подобные встречи каждые выходные, но потом всё резко перечеркнула сама Еджин.

Она была такой глупой девушкой, которая корчит из себя ужасно милую и наивную, которая специально меняет тембр своего голоса и звучит это так, словно она пищит, которая смеётся без повода и не знает границ, когда начинает шутить. Еджин до ужасного красивая, и Даниэль восхищается ею — тем, как она ухаживает за собой, как укладывает свои волосы, как наносит макияж, как одевается. Она — тот тип девушек, на которых оглядываются на улице.

Она — тот тип девушек, с которыми хотят встречаться все парни.

Но у неё нет никаких целей в жизни, нет своего мнения — только то, что привязала ей мать, нет хобби. В общем-то, Даниэль хорошенько подумал и решил, что она сойдёт. Вроде нормальная.

Но он хочет другого. Либо в нём играют гормоны, либо он просто сошёл с ума, но сейчас Кан хочет оказаться в парке на той самой скамейке и съесть ненавистное мороженое, поговорить об университетах, а потом помолчать и подумать в тишине. Подвезти Намхён до дома, а потом ещё несколько минут смотреть на входную дверь, надеясь, что она выйдет снова и постоит с ним на улице.

Кан стучит легонько в окно и ждёт. Сейчас не так уж и поздно, поэтому она не должна спать. Но никто не подходит. Он стучит снова и снова, снова и снова, пока не устаёт.

Парень смотрит на окно и ждёт, словно верный пёс. А чего он, собственно, ждёт? Если Намхён не открывает, то не нужно и пытаться больше. Может, она и вправду уснула. Или сидит за учебниками с наушниками в ушах? Или… Гуляет с кем-то другим. Точно! У неё же уже есть её человек, значит она и посвящает ему свой выходной, раз Кан не смог.

Он же не единственный человек в её жизни.

Даниэль сдаётся и уходит.

Так ведь и должно быть — они друзья, у них у каждого есть личная жизнь. И их родственные души всегда должны стоять на первом месте, так что Кан старается даже не обижаться.

Но, подходя к своему мотоциклу, он включает телефон. Он тут же начинает звенеть от приходящих уведомлений от Еджин. Даниэль игнорирует их и печатает сообщение Намхён.

«хочешь сбежать?»

Ответ не заставляет себя ждать:

«Что?»

Даниэль улыбается и смотрит на входную дверь. Он заводит мотор мотоцикла и печатает ей в ответ:

«я уже жду тебя»

Кан каждую минуту смотрел на часы, и через десять Намхён выбегает из дома, попутно натягивая на себя лёгкий бежевый кардиган. Даниэль строит обиженную гримасу и тычет ей в лицо своим телефоном со словами, что она очень долго собирается. Хван только пожимает плечами и принимает шлем Даниэля с его рук.

Когда Намхён усаживается позади и крепко обнимает Даниэля за талию, то Хван спрашивает, куда они поедут. И Кан, долго не думая, отвечает:

— Встречать рассвет.

— Но ещё так рано! — восклицает Хван, взглянув парню в лицо. Даниэль ухмыляется и поворачивает голову, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Ты зачем портишь такие моменты?! В фильмах же не распинаются, мол «сначала покатаемся по городу, потом поужинаем — я знаю отличное место, потом, может, выпьем ещё где-нибудь, а вот уже как время подходящее будет, так поедем наверх и встретим там рассвет!».

Намхён залилась смехом и уткнулась шлемом Даниэлю между лопаток.

— Хорошо, поехали уже.

Комментарий к 7

следующая часть, обещаю, пусть о джиа. я немного (много) увлеклась историей намхён с даниэлем, не знаю почему.

я люблю этот фанфик. он не отличается оригинальностью или интересным сюжетом, но я давно хотела написать что-то в этом роде. милое в начале, и конец которой будет грустным, потому что я нуждаюсь в чём-то, что расшевелит моё сердце. в связи со скорым распадом группы я ощущаю пока только преждевременную тоску. уже сейчас заново скачиваю все шоу и передачи с ними, чтобы страдать. и зачем я только их удалила…

спойлер есть в описании, поэтому нетрудно догадаться о том, что хэппи энда не будет.

просто на заметочку ;)

========== 8 ==========

Джинён думал о том, что Джиа навсегда останется школьным знакомым, даже не другом — было бы лучше, оставаясь она для парня никем до конца учебного года. Но так уж вышло, и Бэ этому душевному порыву сопротивляться совсем не хотел. Глубоко в сознании он понимает, что он желал этого при переводе в новую школу.

Найти её.

Взглянуть на неё один раз и трусливо сбежать от реальности, бросить школу и скрыться где-нибудь за границей города в маленьком городке провинции, где никто его не будет знать. Хотелось уехать из Сеула так далеко, насколько и хотелось быть рядом с Сон. Очень сильно — но у Джинёна нет возможности ни на один из этих вариантов.

Так что Бэ просто игнорировал всё. И старался обходить Джиа стороной. После той прогулки прошла всего неделя, а Бэ по ощущением может смело озвучить несколько месяцев, потому что такой колющей боли он в груди ещё не ощущал. Дни словно смазались друг с другом, а ночь и вовсе переставал существовать. Бэ иногда не мог уснуть, дремал по два или три часа днём после школы — было светло, просыпался — было светло.

Только когда он отвлекался от домашней работы и занятий, то наблюдал за тем, как луна возвышалась над вечно живым городом. Звёзды тускнели из-за ярких столичных огней, а квартира, подаренная родителями Ан, была хоть и на высоком этаже, но не настолько, чтобы Джинён мог дотянуться до них.

Джинёну было больно и до появления Джиа. Каждый день. Тяжело было осознавать тот факт, что все его мальчишеские юношеские мечты разрушены из-за злосчастной аварии десятилетней давности. И теперь ему приходится горбатиться у репетиторов, заучивать нелюбимые предметы, терпеть эту ненавистную девчонку, которая потеряла своего человека даже раньше, чем успела понять, что это он.

Бэ прочитал в одной книге, что нет жизни без борьбы. Он в этом, конечно, уверен. И верит в это. Но когда его борьба закончится? Когда он сможет нормально вздохнуть и улыбнуться чисто, искренне и от всего сердца.

Чтобы не выдавливать из себя фальшивое счастье, а и вправду наслаждаться каждой минутой своей жизни? У Джинёна проскакивает в голове «Никогда».

Звёзды для него всегда ассоциировались с мечтами — далёкими, размытыми, недосягаемыми.

Каждый воспринимает свою жизнь индивидуально. И у Джинёна нет никакого права говорить что-то о чужих взглядах на неё, но ему было так завидно абсолютно всем. Для него жизнь Джиа — мечта. Недоступная, запредельная, словно и вправду звезда. Она и сама скоро воспламенится в разуме Бэ и исчезнет из его однообразной ненавистной жизни навсегда, в чём он уверен намного больше.

Станет такой же, как звёзды. Желанной, но неприступной.

Она живёт своей мечтой. Убивает своё здоровье, время, личную жизнь, отношения в семья — и всё ради её мечты быть просто свободной. Не это ли прекрасно? Не в этом ли смысл? Жить мечтой и однажды проснуться с осознанием того, что она обрела плотные образы. Живые и вполне себе реальные.

Джинён заверяет себя в том, что его жизнь ещё наладится. У него ведь всё впереди, так зачем зря наговаривать? Ведь в конечном итоге он будет думать о звёздах ночами напролёт, смотреть на них и дивиться их красоте, тянуться к ним руками и задыхаться от боли неудачи, когда они ускользнут у него из-под глаз, оставляя лишь еле заметный искрящийся шлейф его несбыточных желаний.

Ему никогда не достать одну из них.

Но вечером того дня, когда он рассказал Джиа правду и вечером решился взять её за руку, ощущая то, как его всего изнутри переворачивает, Бэ увидел гирлянды на деревянной решетке какого-то малоизвестного кафе. Они светились чистым белоснежным светом и оттенком отлитого золота. Парень тогда впервые подумал о том, что нашёл что-то прекраснее и красивее звёзд, так завлекательно мерцающих в ночном мраке. Но в отражении восхищённых глаз Сон они казались бесценными бриллиантами, в которых так много надежды и света.

Джиа тогда старалась не обращать должного внимания на взгляд парня, направленный на неё. Ей было страшно заглядывать ему в глаза и провалиться в этой бездне непонятных чувств, сковывающих её девичье сердце. Оно ведь не было готово к таким потрясениям, к таким новостям. К уже заранее поджидающей её боли. И душа будто знала — предчувствовала их скорый разрыв, поэтому отчаянно держала его подальше всё это время.

Бэ перестал верить всем — абсолютно всем людям, а вот в Джиа хотелось забыться. В ней — в этих чувствах — хотелось утопиться и навсегда остаться там, в темноте глубин, во мрачном водовороте мыслей. Остаться в душе у девушки и стать её важной частью, чтобы каждый вдох сопровождался его мягким голосом, откликающимся где-то в разуме.

И вся неделя, проведённая в раздумьях, натолкнула Джинёна на мысль, что он жил надеждой. Застывшей, замерзшей, замерившей до определенного момента — до этого, когда Джинён видит в звёздах олицетворение его мечтаний, когда понимает, что заберёт одну из них себе навсегда. И она потухнет в его руках, но останется с ним.

***

Намхён всегда приходила на пятнадцать минут раньше и ждала парня у уже знакомой лавки с мороженым. Когда Даниэль подходил, то девушка протягивала ему с лимонным вкусом, заверяя его о том, что своё она уже съела. Продавец смотрел на них не то с сожалением, не то с любовью — было непонятно, но уже через пять визитов Хван к нему он стал предлагать ей сладости бесплатно, на что девушка, конечно же, вежливо отказывалась.

Даниэль всегда с неохотой принимал десерт из рук Хван. Сначала он смахивал всё на то, что он не голодный, а потом на то, что Намхён тратит на это свои деньги, которых у неё не так уж и много. Но Кан всегда улыбался ей и благодарил за то, что она купила это мороженое с лимонным вкусом.

И, если честно, Кан ещё с детства ненавидел лимон. Но не мог ни сказать об этом, ни выбросить сладость в мусорный бак.

Начался дождь. Крупные капли стремительно неслись вниз и барабанили по крышам домов. Хван стояла насквозь промокшая под козырьком чужого подъезда, надеясь на то, что скоро дождь угомонится и она сможет доехать до дома. Но вдалеке раздались раскаты грома и небо осветили первые вспышки молнии.

Тогда-то Намхён и поняла, что добраться сухой до дома не получится. В любом случае она промокнет и простынет.

— Я устала от того, что ты настолько безалаберно относишься ко мне, — Намхён распирает злость к Кану.

Они стоят вдвоём, пытаясь хотя бы для вида укрыться от дождя под козырьком, но оба понимают, что это абсолютно бесполезно. Из-за ветра дождь бросается в разные стороны. Хван стирает ладонью капли с лица и прожигает взглядом в парне дыру. Даниэль упрямо молчит, словно не знает, что ей ответить.

Но Кан давно уже продумал свой ответ. Он знал, что Хван начнёт эту тему и не даст ему увильнуть. Парень устало вздыхает и отворачивается от девушки. Даниэль знает, что у неё есть право сейчас возмутиться и даже нагрубить ему. Но они ведь оба с самого начала понимали, что их отношения за гранью возможного. Парень совсем не хотел связывать себя с ней, потому что у них у обоих теперь есть свои люди.

Они есть. И рисунок на их пальцах тому подтверждение — Даниэль не может отказаться от своей невесты, а Намхён не может отпустить. И когда вчера его невеста, чьё имя Хван даже в своих мыслях произносить не хочет, выслеживает Кана и унижает девушку на виду у всего кафетерия, а парень глупо молчит и утыкается взглядом в недоеденный десерт, девушка просто сдаётся.

— Не разговаривай со мной в таком тоне. И не груби, — Намхён хочет уже возмутиться такому смелому заявлению, потому что не позволит кому-либо теперь затыкать ей рот.

— Я хочу знать, чего ты хочешь. Ты не поверишь, как сильно я устала от этого, — делая акцент на последнем слове, Хван расклеилась. Слёзы аккуратно стекали по бледным щекам, от вида которых Даниэль растерялся.

— Этого? Ты имеешь ввиду наши отношения? — Хван усмехнулась и с нескрываемым отвращением к этой атмосфере между ними переводит взгляд от парня к его кулону.

Внутри неё всё задрожало. На этом золотом кулоне выгравировано «Ян Еджин», и девушку тошнит от осознания правды. Нельзя было допускать того, чтобы Намхён влюбилась. Как же глупо и опрометчиво было с её стороны поверить в то, что такая как она сможет добиться этого парня. Даниэль был другим рядом с ней, да и его друзья заметили маленькие изменения, но даже если и так — он всё ещё скрывал и молчал о своей «дружбе» с Намхён. Девушка решила, что он стыдится этого.

— Это даже не отношения, Даниэль. Ты пользуешься мною, ты играешь со мной, как с дешёвой игрушкой! — Намхён выкрикивает последние слова, словно отрывая их от своего сердца. И, озвучив их вслух, ей становится легче. Её всю разрывает от этих дурацких чувств.

— А ты не так делаешь?! Разве ты не используешь меня, пока твой парень в другой стране? Ты ведь решила просто заполнить мною своё свободное время! — Даниэль совсем и позабыл, что первый это всё начал.

Что Кан первый позвал Намхён с целью просто «прогуляться», чтобы не помереть со скуки. Даниэль упорно отрицает тот факт, что Хван может оказаться права. Парню становится внезапно стыдно за то, что он сказал. Потому что выражение лица Хван меняется.

Её взгляд наполняется необъяснимой болью, губы дрожат от подступающей истерики, она не может найти себе места и обнимает себя двумя руками за плечи, будто пытается найти в этом укрытие. Что такого Даниэль сказал? Что так сильно её задело?

Кан медленно тянет к ней руки и не видит в глазах Намхён сопротивления. Он подходит ближе и прижимает к себе. Даниэль готов провалиться под землю, когда ноги Хван подкашиваются и она теряет равновесие. Её тело начинает трястись в неконтролируемых рыданиях, она жадно хватает губами воздух из-за внезапно накатившей боли в груди, у неё в голове проносятся те два года с Джисоном. И за пару секунд всё теряет краски. Все воспоминания окрашиваются в чёрно-белый и давят на Хван.

Она вспоминает его глаза, вспоминает во взгляде безразличие и желание побыстрее убраться от неё. Вспоминает его голос, который как-то грубо и без всякого сожаления сказал: «Я сделал операцию. Можешь даже не пытаться мне что-либо доказывать».

Это вихрем проносится в её голове и колючками вонзаются в сердце.

Она настолько поглощена этой болью от предательства и жаром в груди, что забыла про Даниэля, который бережно прижимает её к себе и успокаивающе гладит по спине. Мимо пробегающие люди странно косятся на подростков, но сразу же забывают о них, потому что это не их дело. Кан держит Хван на ногах, но она с каждой секундой опускается к земле, словно хочет лечь на неё и захлебнуться в своих слезах.

Даниэль не позволит ей этого. Он не оставит её одну, когда ей так плохо.

Кан вызывает скорую и выкрикивает адрес, сообщив о том, что ситуация серьёзная.

Намхён не может прийти в себя, но единственное, что пока не даёт ей полностью потерять над собой контроль — тепло тела Даниэля и слабый аромат его любимого одеколона. Не будь он сейчас рядом с ней — она бы точно сошла с ума от всего, что крутится сейчас в её голове.

— Я рядом. Слышишь, Намхён? Всё хорошо, — Намхён падает на колени и Даниэль приземляется рядом с ней, укрывая собою от дождя. Хван забывается в воспоминаниях о Джисоне и её руки чешутся от того, как сильно хочется сейчас взять Юна за руку. Намхён не даёт себе отчёт в своих действиях и словах, поэтому Хван приживается к чужому телу и шепчет:

— Джисон? Пожалуйста, никуда не уходи. Больше никогда не бросай меня, я не переживу этого во второй раз! — Намхён сжимает в трясущихся ладонях футболку Даниэля.

Кан молчит, потому что ощутил, как эти слова его задели. Но больше, конечно, разозлило то, что он всё это время не знал об их разрыве.

— Ты ведь вернул наш рисунок, верно? Ты ведь теперь всегда будешь со мной? — Намхён захлёбывается в слезах.

Даниэль злится на Джисона всем сердцем, потому что — какого чёрта? Как он посмел бросить Хван? Как он посмел её предать и сделать операцию?

Кан наступает на свою гордость и отвечает якобы за Джисона, что он больше не уйдёт. Даниэль понимает, что Хван больше не в состоянии мыслить адекватно из-за боли в груди и помутнения рассудка из-за предательства. Ведь она операцию не сделала и её ломает. Она нуждается в Джисоне. И как только она смогла протянуть всё это время без него?

— Не бросай меня… — шепчет Хван и замолкает. Намхён теряет сознание как раз к тому времени, как подъезжает машина скорой помощи.

Уже на пути в больницу, Даниэль понимает, каким идиотом всё это время был. Он никогда не слушал Намхён, а по её взгляду было понятно, что ей нужно было выговориться.

Даниэль ничего о ней знает. Она так страдала всё это время, а он её только добивал своими эгоистичными капризами. Кан смотрел на побледневшую девушку и корил себя за всё. Он так хочет, чтобы всё обошлось. Чтобы Намхён была в порядке. Из своих мыслей его вывел врач, когда Даниэль стоял в холе ожидания.

— Ей срочно нужна операция, но её страховка не покроет все расходы. Вы знаете, как связаться с её родными? — Даниэль отрицательно качает головой.

— Всё настолько серьёзно? — голос парня дрожит. Врач тяжело вздохнул и утвердительно кивнул.

— На её сердце была возложена слишком большая нагрузка. Прибавить к этому стресс от экзаменов, частые простуды… Нужно либо сейчас удалять всё,либо она не выдержит до завтрашнего утра, — Даниэль в ужасе округляет глаза и даже не раздумывает долго.

— Я всё оплачу. Оперируйте!

Его телефон разрывается от сообщений и звонков обеспокоенной Еджин, которая не может найти себе места. Даниэль сейчас так сильно её ненавидит, что даже думать не хочет. Но отправляет ответное сообщение, что он занят. Он знает, что сама Ян ни в чём не виновата — любая девушка поступила бы так на её месте, тем более тогда, когда на пальце с бабочкой блестит обручальное кольцо. Но его даже не гложет совесть, когда он сбрасывает звонок в очередной раз и выключает телефон с концами, лишь бы не мешали.

Кан знает, что Намхён была влюблена. Но теперь даже не знает, в кого? В ту иллюзию между ними, потому что Хван представляла на его месте Джисона. Даниэль в любой другой ситуации почувствовал бы себя оскорблённым, но сейчас даже не понимает, почему ему так её жаль. Почему в сердце так болезненно стонет осознание того, что Хван могла умереть из-за кого-то? Ему на глаза бросается бабочка — он их всю сознательную жизнь ненавидит. И этот яркий алый цвет, очерченный жирным черным контуром будто выжигали в нём всю душу.

Он ненавидит своё положение. Ненавидит свою семью. Но просто физически не может ненавидеть Еджин, какой бы она ни была. Даниэля к этой девушке тянет и ему хочется любоваться её красотой, но Намхён просто промолчала о том, что Ян в их доме будет как простая симпатичная декорация, словно зверушка в доме для развлечения Кана и утешения его отца. Но факт остаётся фактом — она будет частью его жизни, а Намхён останется никем до самого конца.

Даниэль не откажется от Еджин. Он просто чувствует какую-то ответственность за неё — за такую глупую, красивую, раздражительную. В нём просыпается чувство долга перед ней каждый раз, когда в голове возникает её женственный изящный образ. Парень всего на несколько секунд представил Еджин точно также на месте Намхён — разбитую, преданную предназначенным судьбой человеком, отчаявшуюся. Захлебнувшуюся в тоске и печали. И подсознание понимает — Кан от Ян не уйдёт, вот только оставить Намхён сил нет.

Парень знает, что это не любовь, даже не симпатия. Что-то необъяснимо тёплое, сжимающее его внутренности в тугой узел, который стягивается при любом упоминании её имени. Она даже рядом не может стоять рядом с Еджин, явно уступая ей, но Даниэль, любитель искусства и настоящий ценитель женской красоты, закрывал на это глаза. Намхён была для него той спасительной минутой тишины в бесконечном хаосе его жизни.

Он мог прийти к ней любой момент, и девушка всегда раскрывала для него свои объятия, успокаивающе гладила по волосам, когда он засыпал на скамейке, положив голову ей на колени. Хван его слушала и никогда не перебивала. Она была его долгожданным рассветом после долгой, казалось бы бесконечной ночи, в чью похожую темноту обращалось его сердце. И отказаться от неё казалось для Даниэля сродни самоубийству. Словно если он скажет ей прекратить, если она исчезнет из его жизни, то что-то важное оборвётся внутри.

И Намхён превратится только в мутный мираж, который со временем сотрётся, а воссоздать его больше никогда не предоставится возможности. Хван лежала с закрытыми глазами, с дыхательной трубкой во рту, с нестабильным пульсом и низким давлением — но её сердце билось словно новое. Громко, отчётливо — Даниэль прислушивался к девичьему сердцебиению и не мог перестать облегченно вздыхать, когда её грудь аккуратно поднималась и опускалась при дыхании.

Намхён осталась жива, и когда она очнется — Даниэль разрушит внутри себя всё, что поспособствует тому, чтобы продолжить их общение. Хван дорога его сердцу как никто другой, и разбивать её, так как овладеть с ним он сможет, Кан не может себе позволить. Ему не хватит на это элементарного мужества. Он только соберёт его по каплям и самостоятельно превратит девушку, лежащую перед ним бледной словно мрамор, в далёкие звёзды.

Комментарий к 8

я морально разбита прощальными концертами. и хочу лежать на кровати, плача и слушая их песни без остановки.

если вам больно также, как и мне. то всё будет хорошо. они живы и здоровы. они у нас есть. это главное.

========== 9 ==========

Субботнее утро было великолепным по всем параметрам, включая даже мамин очередной разговор про Минхёна. Отец не любил выслушивать их диалог, к которому всегда присоединялась потом Мина. Он считал это всё девичьей темой, поэтому забирал свой кофе по утрам в выходных и уходил к себе либо в спальню, либо в кабинет. Чаще всего Сон просыпалась по утрам с отвратительным настроением, и даже сама не понимала, в чём же заключалась причина.

Она спала достаточное количество часов, чувствовала себя выспавшейся, завтрак всегда был идеальным, настроение у всех членов семьи отличное — всё всегда располагало к её хорошему расположению духа, но Джиа была с этим несогласна. И причём всегда, но этот день казался совершенно иным.

После еды Сон молча встаёт, убирает посуду и запивает таблетки, на что мама, явно поняв, что это не Минхён, только огорчённо вздохнула. Ей не хотелось тревожить свою дочь лишними разговорами и вопросами о том, кто этот человек на самом деле. В душе она искренне надеялась, что ей повезёт так же, как и ей. Попадётся прекрасный парень, добрый и любящий её; но после недели молчания дочери она перестала пытаться.

Джиа давится этими таблетками, кривя лицо и проклиная медицину за то, что не придумала что-то хоть немного приятное на вкус. Эту ерунду ещё и водой запивать нельзя. Будто без них было легче, а тут вдобавок травиться этой дрянью, чтобы вечером не схлопотать температуру с приступом.

Закончив мыть посуду и объяснять Мине, что с ней пойти в кино не получится, Сон побежала к себе в комнату, воодушевлённая новой идеей.

Позвонить Джинёну.

В школе они разговаривали мало, в основном — из-за домашней работы или дежурства; сталкивались ещё реже, но взглядов было вполне достаточно, чтобы заполнить эти пробелы.

Джиа никогда не придавала значения простому взгляду. Для неё всегда прикосновения была куда лучше и интимнее, ближе и роднее, чем простые игры в гляделки. Но с Бэ всё казалось иначе. У Сон вообще только одна мысль — он перевернул её мир, и пока непонятно в хорошую ли сторону или плохую. Девушка с этим ещё определяется. Но в одном уверена точно — смотреть в его глаза завораживает.

Ей до скрипа в зубах нравится то, как Джинён смотрит на неё. Печально, словно брошенный щенок у порога закрывающейся двери. Тоскливо, грустно, и где-то там Джиа различает надежду. Она не знает, что видит в её глазах парень, но всеми силами пытается показать ему, что ей не всё равно.

Джиа наплевать, что стоит между ними — она решила закрыть на это глаза, когда Намхён открыла ей свою страшную тайну. Джисон бросил её во всех смыслах, и она осталась одна. Сон было совестно за мысль, проскочившую в её голове: «Как хорошо, что это не я». Она корила себя за подобное в своей голове, потому что это неправильно. Сон искренне сочувствовала Хван, и внезапно вспомнила — Джинён тоже не её.

Сколько бы азалий не появилось на её теле — Бэ останется запретной мечтой, которую она не сможет забыть без хирургического вмешательства. Джиа никогда не думала узнать, что на самом деле значит этот рисунок, смотреть на который лишний раз не хочется, ведь кроме тягучей тоски он в себе ничего не несёт.

Но Сон противится голосу разума и любуется им ночами, на уроках, во время обеда — везде, всегда, постоянно, регулярно. Это стало уже как привычкой — раз в пять минут посмотреть на него и провести пальцем, будто бы проверяя не сотрётся ли он.

Джиа набирает ему сообщение и просит о встрече, и ответ, как ни странно, приходит мгновенно. Девушка радостно восклицает и бежит к шкафу, чтобы красиво приодеться и выбрать сумку, которая сможет подчеркнуть на её руке его браслет.

Встретившись в парке, как и в первый раз, Сон была в белом топе и джинсах, красных кроссовках и на плече висела такого же красного оттенка небольшая сумочка, умещающая в себе только кошелёк, телефон и сигареты. Джинён был не против, когда она курила рядом с ним, и умалчивал о том, что ненавидел запах табака.

Дарим курила очень много, и от неё постоянно исходит смешанный запах табака со сладкими духами. Джиа же предпочитает аромат морского бриза, идеально перекрывающий отвратительный запах сигарет. Возможно, родители и догадываются о её вредной привычке, но пока это не вредит им — не вредит никому. Молчать — лучший выход в этой ситуации. Да и курит Сон в переулках, где никто не увидит, или возле круглосуточных магазинов, где никто не станет придираться.

Джинён не отличался разнообразием в гардеробе, разве что обувь всегда была разная. Даже следы на пальце от пластырей уже стали чем-то обычным, а в школе обижаться на него из-за их присутствия ну совсем не в стиле девушки. Поэтому она с удовольствием берёт его за руку и любуется ею.

Бэ на это внешне никак не реагирует, только внутри его всё дрожит от её тёплых рук. Он хочет её обнять или оставить лёгкий поцелуй на щеке, но всё, на что он способен — взять её за руку и переплести их пальцы между собой.

Они как двое помешанных на своих рисунках — стоят, держатся за руки и неотрывно смотрят. Им обоим так хочется почувствовать лёгкость и счастье, но сковывает их души только печаль и покалывающая боль от падающих слезинок. Джиа решает оторваться от любования первой.

— Прогуляемся? А то солнце печёт, я кепку забыла дома, — она слегка смеётся и идёт в сторону деревьев, где можно спрятаться в тени, наслаждаясь лёгким прохладным ветерком. — У меня сегодня с утра такое отличное настроение! Давай пройдём до конца аллеи, а там выйдем на центральную улицу. Можно будет потом решить, куда направиться дальше, — Сон без конца предлагает варианты, а Джинён молча кивает.

Не в его характере много говорить или думать о прогулках. Иногда он совершенно бесцельно выходит из квартиры и идёт посидеть у магазина, где продавец никогда его не осудит. Парень мог сидеть там часами и думать только об одном — как прекратить этот отвратительный спектакль своей жизни, в котором каждый день маячит Дарим. О ней напоминает всё — квартира, в которой они живут; собственные родители; бесконечные её звонки и сообщения; кроссовки в прихожей и что обуты на нём. Он сам как её второе воплощение, как её тень.

Джинён мечтает однажды проснуться не привязанным к этой семье Ан, и со счастливой улыбкой побежать к Джиа, чтобы взять её за руку и повести в парк.

Бэ не улыбался давно — сколько себя помнит. Точнее с того момента, как ему перекрыли кислород и представили Дарим, как невесту. Сколько бы парень не сопротивлялся, выход из ситуации был только одним — смерть. Или простое смирение и принятие своей судьбы такой, какой она предстала перед ним.

Размышления никогда не доводили его до хорошего. Домой он возвращался в ухудшенном состоянии, чем уходил.

Он сталкивался с противоречивым чувством, когда видел Джиа каждый день в школе. Он не может сказать, что любит её, но и не может сказать, что нет. Сон играет в его жизни определённую роль, и парень мечтает, чтобы она оказалась его спасительницей. Он не вынесет той боли, которая настигнет его при их расставании, но и привязывать к себе девушку сейчас — преступление.

Они не будут вместе — это факт. Джинён не врёт, не драматизирует, не преувеличивает. Это просто ужасная правда, которую он пытался озвучить Джиа много раз, но в итоге она просто всё проигнорировала. И именно из-за этого в Бэ заселилась надежда, что у них всё может получиться.

— Знаешь, у нас ведь ещё месяц до окончания школы. Почему бы не попытаться скрасить их? Я не хочу, чтобы это, — девушка кладёт ладонь себе на грудь и слегка улыбается, — мешало мне готовиться к экзаменам. А лекарства на вкус отвратительные, — она убирает руку и продолжает идти, пролистывая в телефоне интересные варианты, куда можно сходить.

Джинён на удивление соглашается. Он решает просто не говорить родителям об этом и скрывать столько, насколько его хватит. Парень настроен и вправду решительно. Пусть хотя бы последний месяц подростковой жизни будет таким, каким он хотел. И пусть эти ощущения останутся с ним до его последних дней, а они наступят намного быстрее, если Бэ будет помнить. А значит и мучаться придётся меньше. От депрессивных мыслей о скорой смерти Джинёна отвлекает Джиа, которая дёргает его за руку.

— Я слегка проголодалась, а ты? Давай зайдём вон в то кафе, оно не такое популярное, поэтому народу не так много. Прям как ты любишь, — тихо добавляет Сон и смеётся. Джинён в этот момент готов провалиться под землю.

Он всё также молча соглашается, и они заходят внутрь. И лучше бы Бэ высказал своё мнение о том, что ему не понравились официанты у входа и лучше уйти, а не сейчас стоять посреди зала в ступоре. Он видит лицо Дарим, которое краснеет от злости и ревности, когда она видит скрепленные руки пары; видит спины своих родителей, которые очень быстро поворачиваются; видит разочарованное лицо матери и гнев на лице отца.

Видит, как его реалия жизнь захлёстывает его в самый неподходящий момент.

Он бы отдал всё, чтобы Джиа никогда не встречала этих людей в своей жизни.

У него сердце начинает колоться и сбиваться дыхание, и он знает, что Джиа сейчас чувствует тоже самое. Она сжимает его ладонь и тяжело, шумно дышит, желая выйти из помещения на чистый воздух. Но это вряд ли поможет — Джинён взбешён и утихомирить себя не сможет.

— Пойдём, Джиа. Поедим в другом месте, — Джиа кивает на слова Бэ и уже разворачивается, как их резко двоих останавливают.

Отец Джинёна тянет сына на себя так сильно, что парень непроизвольно отпускает руку Сон. Он шатается и еле стоит на ногах, когда родитель его отпускает, с криком набрасываясь на него. Его даже не беспокоили взгляды двух пар, сидящих у окон, и всего персонала. Джиа не может точно сказать, кто сейчас зол больше — Джинён или его отец. У них одна схожесть на двоих — они оба кривят губы, когда злятся.

— Кто эта девчонка? Какого чёрта она держала тебя за руку? Ты из-за этой простушки не согласился идти с нами? — мужчина не мог остановиться. Вопросы лились один за одним, но ни его жена, ни Дарим не спешили на помощь. Джиа оказалась под прицелом в одиночку, и только стоящий между ними Джинён впервые показывал свой характер.

Всегда молчаливый и спокойный, будто бы вовсе ни в чём не заинтересованный Джинён, у которого на лице одно бесконечное уныние, вдруг загорается ярким адским пламенем, сжигая на своём пути всё. Его глаза пылают яростью, а вены на шее вздуваются. Всё в нём — от взгляда до жестов кричит о том, что вот Бэ — настоящий и живой — раскрылся.

— Не говорите о ней ничего. Вы не имеет никакого права даже смотреть на неё!

— А у тебя оно есть? — насмешливо шепчет мужчина, и у Джинёна сбивается дыхание. Его будто ударили в живот чем-то тяжёлым. Взгляд парня потускнел и был направлен будто сквозь родителя.

— Она — моя единственная родственная душа. И смотреть на неё у меня прав больше, чем у тебя на своего собственного ребёнка.

Джинён собирается с духом и вновь аккуратно берёт ошарашенную Джиа за руку. На этот раз не она ведёт его куда-то и тянет за собой. Сейчас Бэ взял на себя инициативу, и Сон этому не может противиться. Ей хочется расплакаться от этого внезапного и резкого столкновения с реальностью, с которой ей придётся уживаться всю остальную жизнь.

У Джинёна есть и право, и желание быть с ней, но у его родителей другие планы. И невозможность решить эту проблему обращается её кошмарным сном.

***

Намхён уже запуталась, в который раз она без понятия, что ей делать. Она хочет сбежать от этой городской суеты куда-нибудь, где её никто не будет знать. Так сказать, сбежать от проблем. Но Минхён всегда учил её не бегать, а смотреть своим страхам в глаза и решать эти же самые проблемы, пока они не переросли в более крупные, а затем не стали бы преследовать всю жизнь.

Поэтому сейчас Хван, преодолевая огромное желание вернуться домой и зарыться в тёплой кровати в такую отвратительную погоду, стоит под козырьком какой-то забегаловки. Рядом с ней пожилая женщина, которая недовольно косится на неё в течение всего того времени, что она там простояла — примерно минут десять.

Девушка тысячу и один раз пожалела о том, что вообще позвонила ему. И что самое главное — попросила о встрече, потому что, как она думает, очень соскучилась. Хотя, если честно, это всё просто в её голове, которая в данный момент заполнена самыми глупыми и безрассудными мыслями.

Например, звонить ему каждые две минуты и спрашивать о его местонахождении, ведь она устала ждать. Или, тоже к примеру, прибежать к его дому и тарабанить в дверь, пока кто-нибудь из прислуги не откроет ей дверь, чтобы прогнать прочь.

Ну, или ей откроет та самая девушка, которой Даниэль и принадлежит. Весь.

Не Намхён.

«Боже, Намхён, проснись! Даниэль никогда не был твоим!» — но она стоит. Упрямо ждёт того, что сейчас он появится на этом повороте с зонтиком в руках, подойдёт к ней и укроет от всех, абсолютно всех проблем и невзгод. Словно одним только своим «привет» он унесёт её обиды и горечь, будто с его появлением именно сейчас она почувствует, что её жизнь налаживается.

Он ей так необходим. Сейчас. Прямо сейчас. Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю — Намхён жизненно необходимо, чтобы Кан обнял её и заверил, что всё хорошо, потому что после операции у неё никого не было в голове кроме него. Только горечь от пустоты, что чувства к Даниэлю имеют место быть в её сердце.

Даже если он не скажет, что они всегда будут вместе (ведь это ложь), то пусть просто скажет, что у Намхён впереди ещё много времени и у неё всё будет хорошо.

Но когда? Когда наступит это хорошо? Намхён устала ждать.

И счастья, и Даниэля.

Ни того, ни другого у неё не будет.

Отчаиваясь с каждой секундой всё больше и больше, Хван на телефон приходит сообщение. От него.

У неё в груди всё замирает. Она трясущимися руками разблокировала экран и с надеждой открыла чат. И от волнения у неё перед глазами плывут буквы. Но как только Намхён поверила в то, что всё хорошо, весь её мир быстро разбился.

Ощущения смешанные — будто она всё это время, пока общалась с Каном, бесконечно долго тонула в океане, а с приходом этого сообщения резко достигла дна.

«Не жди»

С минуту Намхён стоит неподвижно, сканируя пустые безликие печатные буквы, которые рвут её на части. Всего два слова, но они имеют такую разрушительную силу, что Хван чувствует, как всё внутри неё бушует в яростной агонии.

Хван роняет телефон на грязный асфальт, и он с грохотом стукается о землю, прямо в мелкую лужу. Брызги смешиваются с ливнем, но девушка просто стоит на месте и смотрит впереди себя.

Не ждать. Даниэль не придёт.

«А чего ты ждала, Намхён? Даниэль тебя бросил» — от своих же мыслей тошно. Девушка хочет разрыдаться прямо здесь, упасть на холодную землю и не двигаться.

Хван берёт себя в руки, собирая последние остатки своей гордости, поднимает телефон с земли и выключает его. И всё же — последнее, что она видела перед тем, как гаджет погаснет, — эти жгучие колючие слова и фотографию на заставке, где парень улыбается.

Она словно знает всего его — все привычки, все тайны, всю его семью (и все проблемы в ней). Намхён знает Даниэля лучше всех остальных, потому что он позволил ей войти в его личное пространство, куда ранее никого не пускал. Он ведь открыл ей своё сердце — видимо, пожалел об этом. Видимо, Даниэль понял свою ошибку и сейчас привёл их к концу.

Кан ведь знает, как ей больно. Почему?

Почему это снова происходит с ней? «Намхён, ты такая дурочка».

Надо было закончить всё самой ещё тогда, когда она увидела ту фотографию Даниэля со своей настоящей родственной душой. Кем себя возомнила Хван? Неужели, она и вправду думала, что Даниэль ослушается своего отца, откажется от всего наследства, бросит любимую мать — ради неё?

Намхён ведь знала, что она никто.

И сейчас она и вправду осталась ни с чем. Её сердце ноет, девушка тонет в своей безумной, ненормальной, сокрушительной любви. Что с ней делать теперь? Как убить это чувство внутри? Как стереть Кана из головы, как выдрать его из сердца?

Как отказаться от любви к Даниэлю, если он даже не её родственная душа? Ни операция, ни время, ни другой человек — ничего не спасёт Намхён от неизбежного падения вниз.

Она разобьётся, умрёт. И не будет рядом никого, кто и вправду бы ей помог.

Намхён не замечает ничего вокруг. Она чувствует пустоту и пожирающее одиночество. Когда бушующий ураган эмоций достигает своего предела, Хван сдаётся.

Девушка коротко кричит в пустоту, отчаянно сжимая шифоновую рубашку в районе груди, словно пытается вырвать своё сердце. Ей плохо, так плохо. У неё на душе отвратительный осадок от случившегося. Словно Даниэль и вправду ей был чем-то обязан.

Хван стоит, опираясь о бетонную стену, холод которой пробирается сквозь одежду. Тело девушки дрожит — от холода, от боли, от всего. Она путается в водовороте своих мыслей и закрывает лицо ладонями, хлюпая носом и сдерживая слёзы так, как только может. Но они все рвутся наружу с накатывающей истерикой. И Хван не в силах себя более сдерживать.

Даниэль стоит в переулке за соседним домом, полностью промокший и замёрзший. У него нет мужества подойти сейчас к Намхён, чьё тело сотрясается в рыданиях. Он смотрит на неё со стороны, словно наблюдает издалека за тем, как в чьей-то жизни произошла непоправимая трагедия. Но Кан знает, что причина горя Хван, — он. Он так сильно хочет подойти и переступить через себя, через семью, через принципы, но будто приколот гвоздями к земле.

Парень опускает голову на мгновение и жмурит глаза, но сразу же возвращает свой взгляд к девушке. Кан вытаскивает телефон и смотрит на приходящие сообщения от Еджин. В них она признаётся ему в бесконечной любви, клянётся в верности.

Ян изо всех сил старается понравиться Даниэлю, но разве её кто-то просил? Зачем Еджин его любовь, если он так и так будет с ней до самого конца? Отец не позволит ему бросить Ян ради какой-то брошенной девчонки.

Поэтому Даниэль трусливо прячется за поворотом и только и делает, что наблюдает за тем, как своими руками — самолично — раскрошил сердце девушки, которой, как он думал, готов подарить весь мир.

Как оказалось, он не в силах.

Это так странно для него — все чувства в новинку. Словно это не его жизнь, не его Намхён, не его семья. Словно сейчас он себе не принадлежит.

Даниэль не знает, сколько они вдвоём простояли под проливным дождём, ощущая одну боль на двоих. Пять минут? Десять? Час?

Хван успевает успокоиться и взять себя в руки. Она кому-то звонит, и Даниэль понял, что и вправду потерялся во времени. К ней прибегает Джиа, держа в руках большой чёрный зонт, а позади неё также быстро бежит Джинён, скрываясь от дождя под зонтом поменьше со странным принятом на внешней стороне.

Даниэль отрывает свой взгляд от забегаловки, когда Намхён скрывается вместе с друзьями за поворотом.

Ощущая приближающийся конец, Кан тяжело вздыхает и закрывает глаза.

— Прости.

Комментарий к 9

до конца ещё половина, но я буду выкладывать главы намного чаще сейчас. поэтому закончу всё скоро. на этот раз у меня есть свободное время и вдохновение. спасибо, что читаете эту работу ~

========== 10 ==========

Комментарий к 10

shawn mendes — never be alone

— Ты перестанешь извиняться или нет? Я уже давно забыла об этом! — Джиа в очередной раз психует и злобно смотрит на Бэ, который продолжает просить прощения за случившееся в субботу.

На календаре уже давно среда, а он до сих пор лепечет про своих родителей, про некрасивый поступок со стороны отца, про присутствие Дарим — за всё. И это выводит девушку из себя, ведь он даже не виноват, а злиться на его родителей не её право. Она бы сказала и Бэ перестать беситься на них и держать обиду, но вспоминает о том, что они делают с ним. И решает промолчать.

Вместо извинений Джиа хотела услышать что-нибудь другое. Например, рассказ про девушку, что сидела за столом и прожигала в ней дыру яростным взглядом. Чем Сон заслужила такое — она даже не понимает. Джинён толком и не рассказывает о ней, о случившемся много лет назад, о том, кто она ему вообще. Просто уходит с заученной отмазкой: «Разве это важно? Она никто, и останется никем».

Сон это, конечно же, не устраивает. Ей любопытно, почему Джинён с таким отвращением говорит о ней, почему так ненавидит её. Девушка догадывается, что это как-то связано с ними. И она даже уверена в том, что это она — их преграда, которую не сдвинуть и не сломать. Но почему? Джиа нужным причины, нужна история, нужен открытый Джинён, а не его закрытость.

— Всё видно по твоим глазам. Ты не можешь забыть тот день, поэтому я уже даже не знаю, что мне сделать, чтобы ты успокоилась и отпустила эту субботу? — Бэ кладёт столовые приборы на пустой поднос и вздыхает. Ему тяжело осознавать, что это и вправду случилось.

Отец с матерью, когда он вернулся домой, устроили ему скандал. И с понедельника он живёт у своего друга Уджина, чьи родители относятся к Бэ лучше, чем его собственные. Родители Пака понимающие и добрые, прекрасные люди, которые любят своего единственного сына и лелеют его, словно он величайшая драгоценность. И он и есть их драгоценность, их сокровище, их ребёнок. А родители Джинёна же посчитали его отличной оплатой за собственный грех.

— Рассказать мне про ту девушку в кафе.

Джиа настроена решительно, как и Джинён. Он с такой же решимостью и желанием встаёт и уходит, а Сон остаётся сидеть за столом, совершенно потеряв аппетит. Вот так и заканчиваются все их разговоры — Бэ просто уходит, когда ему что-то не нравится. И как за такой короткий срок выжать из него информацию? Парень даже не думает о том, что Джиа хочет помочь.

Бэ пытается оградить её, но не понимает, что тем самым ранит её ещё больше. Сон оскорбляется этим и тоже уходит, желая быстрее рассказать обо всём Намхён. Хван закончила есть ещё минут двадцать назад, поэтому ушла готовиться к следующему уроку.

— А попробуй узнать о ней, не говоря Джинёну ни слова? — предлагает Намхён, пока они стоят у зеркала в туалете.

Сон поправляет лёгкий макияж, а Хван отковыривает лак от ногтей — её вредная привычка. Иногда Джиа говорит, что это даже хуже выпивки или сигарет, на что Намхён только отмахивается рукой и говорит, что лак не вредит здоровью. Сон убеждена в том, что вредит по крайней мере ногтям и впечатлению людей о ней, потому что видеть не ухоженные ногти у девушки, по её мнению, не такое уж и удовольствие.

— Я даже не знаю, как её найти. Джинён не пользуется инстаграмом! — Джиа вздыхает от отчаяния и выбрасывает салфетку в мусорное ведро.

— Я, конечно, против всего этого, но, может, залезть в его телефон? Найти номер, фотографии или ещё что-нибудь? Попробуй, иначе моя голова взорвётся от твоих вопросов! — Хван шутит и смеётся, и Джиа подхватывает её смех.

Когда мимо них проходят Сону с Даниэлем, то они обе замолкают и надевают маску невозмутимости. И от Сон не ускользает бегающий взгляд подруги и опухшая нижняя губа от того, что она много и сильно кусала её.

— Намхён, ты лучшая! — уже в классе Сон обнимает подругу и целует её в щёку.

Они расходятся по своим местам, и когда Джиа открывает учебник по тригонометрии, ловит на себе заинтересованный взгляд Джинёна. Выгнув вопросительно бровь, девушка загадочно улыбается ему, на что Бэ слегка удивляется и хмурит брови, но молчит, слегка покачав головой.

Джиа сама не в восторге от того, что придётся копаться в его телефоне. Это его личная вещь и личное пространство. Возможно, гаджет — единственное, что и вправду принадлежит ему. Девушка ненавидит, когда кто-либо нарушает её личное пространство, лишает хоть какой-то иллюзии свободы и лазит в её телефоне.

Но любопытство было настолько большим и съедающим мозг, что Джиа напрочь забыла об этом принципе. Всё это она делает только ради Джинёна. И закрыть глаза ради него на что-то, что было важным в прошлом, необходимо. Сон и вправду хочет ему помочь, и для этого ей нужно знать об этой девчонке всё, как бы Джиа её не ненавидела.

***

Не только Джинён труднодоступный, так ещё и его телефон дурацкий со словесным паролем. Джиа даже не подозревала, что кто-то пользуется этим видом защиты. Она замечала ещё шестизначный код, но чтобы вводить слово — даже для щепетильной Сон это было слишком.

Бэ оказался и вправду странным. Даже ещё более странным, чем о нём говорят.

Джиа знала о парне настолько мало, что и вариантов у неё не было. Она по глупости ввела его имя, дату его рождения, от отчаяния даже свои данные. Ввела дату их встречи в том парке, название игры — их общего увлечения, но всё не то. Ничего не подходило. Через несколько неудачных попыток и слов Намхён: «Он же заядлый игроман, попробуй его ник», Сон вновь потерпела поражение.

Родители парня уехали на выходные к друзьям в Сувон, поэтому квартиры пустовала до понедельника. И в очередной субботний день они решили сделать домашнее задание вместе. Пока Джинён всё ещё на кухне готовил им обоим обед (ничего серьёзного — омлет с помидорами), Джиа горела от желания быстрее разгадать пароль. В её голову от ужаса мелькающего провала ей в голову стукнула ещё одна мысль. Ввести свой ник — «maRk0944».

Удивлению Сон не было предела — телефон разблокирован. Но времени на восторг не было, потому что девушка слышала, как парень гремел тарелками.

В первую очередь она зашла в контакты, пытаясь выявить кого-нибудь подозрительного. Родители, Уджин, репетитор по английскому и Джиа — больше никого, Бэ вообще ни с кем больше не общается. Но, несмотря на малое количество сохранённых номеров, сообщений у него было куда больше. Незнакомые номера и непонятные сообщения — это всё смешалось в один мусор.

Ещё несколько судорожных нажатий по перепискам, как Джиа поняла, что нашла. Вот она — злосчастная Дарим.

«Я занят, Дарим. Не звони».

«Хватит звонить и писать в катоке. Я занят»

«Я не пойду никуда, Дарим. Не жди меня».

От этих сообщений у Джиа на сердце стало легче. И поэтому всплывают слова Джинёна, что она никто. Осознание правдивости этих слов приятно греет душу. Сон быстро сохраняет номер у себя и выходит из приложений, заметая следы того, что кто-то исследовал телефон. Бросив его обратно на кровать парня, Джиа вбивает номер в поисковой строке приложения и находит единственный совпавший вариант.

Её зубы сводит от злости и ревности — Ан Дарим чертовски красивая.

Когда Джиа разглядывала её фотографию, в комнату заходит Джинён и ставит на стол перед девушкой её порцию. Она еле как берёт себя в руки и сдерживает любопытство внутри. Спросить бы, а тебе нравится внешность Дарим? А почему ты отказываешься с ней гулять, она же такая красивая? А почему ты её ненавидишь? А почему? Почему, чёрт возьми, почему?

Почему она?

— Ты мне нравишься, — проговаривает быстро Джиа и думает, что это будет ответом на её вопросы. Ведь если сейчас Джинён скажет ей тоже самое, то все проблемы решатся разом, верно?

Бэ поперхнулся и взглянул на девушку. Он не ожидал услышать этого. Парень знал о чувствах Сон, потому что она ни разу их не скрывала. Когда она хотела, то брала его за руку, обнимала или целовала в щёку. Она не стеснялась других учеников, но воспитанность и уважение заставляли её сдерживаться при учителях, а дружба — при Намхён.

Джиа боялась своим мимолётным счастьем принести подруге боль, потому что, сколько бы Хван не говорила о своём хорошем состоянии, всё было понятно и так. Глаза никогда не врут. Намхён не умеет делать вид, что ей всё равно, когда он проходит мимо неё в школьном коридоре.

Даниэль притворяется лучше всех, поэтому Джиа иногда сомневается в его честности. Один холодный взгляд в сторону Сон и один уже другой в сторону Намхён, но что плещется там, на глубине его глаз? Сожаление ли это, или влюблённость — Сон не знает, а Хван и не рассказывает.

— У нас мало времени, давай заниматься.

Джиа психует и отодвигает от себя тарелку, схватив рюкзак, валяющийся на полу. Ей так хочется уйти и расплакаться у себя в комнате, потому что Джинён молчит. Он промолчал. И почему же? Сон думает, что это из-за Дарим. Может, Бэ отказывает этой Ан только из вежливости к Джиа? Или потому что ему и вправду некогда, а такие сообщения — короткие и бесчувственные — приходят и Сон тоже.

На её глаза наворачиваются слёзы, и она обессилено падает обратно на стул.

— Вот именно! У нас мало времени, Джинён! — в сердцах кричит Джиа и достаёт из рюкзака новую пачку сигарет и зажигалку.

Джинён молчит. Сон хочет ему заехать кулаком по лицу, потому что — сколько можно молчать? Неужели ему нечего ей сказать кроме как «у нас мало времени». Ей хочется услышать от него что-то иное; нечто такое, что заставит её застыть на месте и полностью ему довериться. Но Бэ так умело отталкивает её и держит на расстоянии, что Джиа тошнит от такого отношения.

Она никому не позволяла такое игнорирование своих чувств или своих слов, тогда почему она продолжает терпеть это от Джинёна? Сон встаёт и подходит к открытому окну, делая первую затяжку. Всё нервирует, всё раздражает. И даже сигарета не в силах потушить тот разразившийся гром в душе.

Бэ в какой-то момент встаёт со стула и медленно подходит к девушке, будто бы до сих пор думая, а правильно ли он поступает. Парень становится позади Сон и обнимает её, положив подбородок на её плечо. Он прижимается к ней всем телом и тяжело дышит, отчего у Джиа дыхание становится прерывистым.

— Извини, я просто… Не умею говорить о своих чувствах. Ведь зачем говорить, если я могу показать?

И Джиа сдаётся. Джинён — её идеал, который вроде и близко, и далеко одновременно. Такой запретный плод, что сверкает и блестит у неё перед глазами, а в руки брать нельзя. И Сон любит Бэ, вот только даже после его слов Дарим становится первой причиной её сомнения.

========== 11 ==========

boy epic — tell me you love me

Спустя некоторое время Даниэль не выдержал и всё же решил поговорить с Намхён снова, хотя в голове он корил себя за это. Он понимал, что играет с ней — то отталкивает, то притягивает. Ещё парень прекрасно знает, что она придёт. Она будет делать вид, что ей уже всё равно, но своим приходом только опровергнет это. Кан в какой-то степени пользуется её слабостью.

Хван приходит вовремя и не садится рядом с ним на скамейку, оставаясь стоять возле мусорного бака, чтобы выбросить фантик от шоколада. Ему это не нравится, но молчит.

Их разговор был ещё более неловким, чем при их первой прогулке в этом же парке. Просто какие-то дежурные вопросы, холодность со стороны Намхён и попытка всё уладить со стороны Даниэля. Глупо, но парень понял, что не хочет расставаться на такой плохой ноте. Глупо, потому что эта плохая нота поставила бы окончательную точку, а сохранение дружеских отношений только всё усугубит и ухудшит.

Глупо, но Даниэль уже всё решил.

Намхён ему не чужой человек, просто так получилось. Кан думал, что стоило оборвать всё тогда, когда он сам искал с ней встречи и ждал звонка посреди ночи, но продолжал и молчал. Кан думал, что стоило оборвать всё тогда, когда встреча с Ян Еджин не обрадовала, а просто принесла душе покой. Теперь ему кажется, что это не тот покой, что ему нужен. Ему сейчас нужен другой. Ну и пусть через год его выбор оказался бы неверным в пользу Намхён, ему было бы хорошо рядом с ней. Свободно и интересно.

Но внезапно Хван произносит слова, повергнувшие парня в шок.

— Я ненавижу этот город, — Намхён облегченно выдыхает, когда эти слова вырываются с её губ и тонут в подсознании Даниэля.

— Тебе не стыдно говорить такое? — у Кана перехватывает дыхание от подобного честного заявления девушки. В её глазах ни капли сомнения на этот счёт, но как только она раскрывает губы, чтобы ответить на, казалось бы, простой для неё вопрос — Намхён замолкает.

После двух минут напряженного молчания, девушка, наконец, отвечает с предыханием в груди, надеясь, что сможет сдержать предательский ком в горле.

— Меня здесь ничего не держит.

Под конец её голос дрогнул, выдавая нервозность в теле. Намхён хочет отвести глаза от парня, но не в силах оторвать от него свой заинтересованный взгляд.

Даниэля задело. Он молчит, на лице не проскакивает ни одна эмоция, но внутри он кричит. Кан хочет выпустить всё наружу — всю злость и отчаяние, зародившееся буквально в одно мгновение. Ничего?

— То есть, ты хочешь сказать, что у тебя нет никого, ради кого ты бы осталась здесь?

Даниэль — эгоист, и он в этом признаётся, положа руку на сердце. Его так задели эти слова Намхён, что он не в силах сдержать тяжёлый вздох. На его груди лежит словно что-то тяжёлое, будто уронили груду камней — грязных, тяжких, с острыми краями и неровной поверхностью, из-за которых на груди ссадины и царапины.

Они несут за собой тяжесть, от которой Даниэль понятия не имеет, как избавиться.

Намхён набирает побольше воздуха в лёгкие и на одном дыхании приглушенно произносит:

— Никого.

Кан невольно жмурится — весь его мир поплыл перед глазами, сверкая разноцветными прыгающими пятнами на темном полотне.

Он не верит ей. Даниэль не верит ни единому её слову.

Кан открывает глаза и заглядывает в её тёмно-шоколадные, словно ища там чего-то неизмеримо родного и тёплого, но всё, что он получает в ответ — холод и отрешенность.

Видимо, Намхён окончательно закрыла душу от Даниэля.

Видимо, всему — им — пришёл конец. Хотя сколько раз они думали, что больше никогда не сойдутся, но всё равно через некоторое время прибегали друг к другу.

Ему боль давит на гордость, ведь Даниэль понимает, что так не должно быть. Они никто друг другу, нельзя испытывать такое по отношению к чужим людям. Тогда почему так тянет? Почему так хочется коснуться её щеки и приласкать? Почему хочется поцеловать и увезти куда-нибудь?

Почему так хочется быть рядом с ней, когда она не его?

— Я знаю, что ты… не моя, — Намхён шумно сглатывает. Её уверенность надламывается, лёд даёт трещину. Она готова упасть к нему в объятия и никогда не покидать. Но держит себя в руках из последних сил. — Но я не могу отказаться от тебя.

Они стоят неподвижно. Смотрят друг на друга неотрывно. Словно ждут, кто первый сдастся.

Но оба стоят, как вкопанные. И только неизмеримая боль в глазах и тяжёлое дыхание обоих выдаёт их. Они хотят оба сделать шаг навстречу, так хотят взять друг друга за руки и сбежать. Но зачем?

— Ты отвратительный эгоист, — в сердцах шепчет Намхён, закрывая глаза. Даниэль кивает.

— Тебе ведь это никогда не мешало общаться со мной. И даже… влюбиться, — Даниэль с силой выдавливает из себя это слово, и лицо Намхён кривится в отвращении к самой себе. Она сейчас себя так ненавидит. Ненавидит эту потребность в нём. Ненавидит то, что он хочет считать её своей. Ненавидит всю эту ситуацию.

— Я так не могу, Даниэль. Мы чужие друг другу — уясни это. Нас больше ничего не держит рядом. Остановись. — Намхён отворачивается, и Даниэль понимает, что она хотела ответить.

— Пока не стало слишком поздно?

Да, пока не стало поздно. Потому что потом будет ещё больнее расставаться. Нужно сейчас — они оба это знают.

— Не уезжай. Я прошу тебя о чём-то в последний раз — не уходи.

По взгляду Намхён, устремлённому куда-то в сторону, и по легкой ухмылке на губах Даниэль понимает, что она останется. В корее, в сеуле. Ради него, хотя и Минхён, и Джиа уже смирились с той мыслью, что Хван улетит в Китай.

Даниэль понимает, что ему нельзя было этого делать. Ладно, если упустить некоторые моменты истории, то он всё равно не имел права так удерживать девушку рядом с собой.

Он ведь первый отказался. Кан первый бросил всё то, что было между ними, словно ненужный мусор. Он разбил Хван сердце, прекрасно зная, что оно уже было покалечено — очень сильно покалечено. Но он разбил его вновь на ещё более мелкие осколки — почти стирая в порошок. И теперь, когда Намхён набралась мужества и попыталась отгородить себя от боли в третий раз, Даниэль не даёт ей уйти.

Он просит её, давит на жалость, говорит о своих настоящих чувствах, чтобы знать, что она будет рядом. Они будут в одном городе, в соседних университетах, с общими друзьями — они будут, так или иначе, пересекаться. А значит, видеться. А значит, продолжать нуждаться друг в друге.

Значит, никто из них не откажется друг от друга. Это как обвязать вокруг своих запястий ленту и разойтись в разные стороны. Они оба знают, что никогда не вернутся к месту встречи, не обернуться назад, но чувствовать эту ленту на своей руке — лучшее, что могло случиться с ними.

Кан провожает Хван до дома брата и следит, чтобы девушка зашла внутрь. А затем стоит возле главных ворот, словно ожидая того, что она выйдет снова. Но Намхён не выходит.

Хван отказываетсяот Даниэля окончательно, но принимает решение не улетать. Она рвёт приглашение шанхайского университета и сжигает его в раковине, заперевшись в туалете. Девушка села на крышку унитаза и ещё долго смотрела в одну точку, не ощущая накатывающей истерики.

Она почему-то думала, что разрыдается, как и всегда, проснётся с опухшим лицом и красными глазами, но сейчас прислушивается к своему сердце и ничего. Оно молчит, будто раньше никогда не билось. Будто Намхён мертва, а мозг обманывает её иллюзиями.

Как тяжело. Как тяжело любить тех, кто нам не принадлежит. Ещё тяжелее — их отпускать. Но иногда так нужно, так будет легче.

Даниэль возвращается домой и вновь застаёт Еджин у них в гостях. Он улыбается и обнимает её в ответ, когда она подбегает. Её объятия тёплые и уютные, особенно когда она в простой одежде и молчит. Парень закрывает глаза и мечтает оказаться на склоне холма, где он однажды встретил свой первый в жизни рассвет в одиночку. Он никогда раньше не обращал на это явление, но стоило ему задуматься о новых местах, чтобы показать Намхён, как стал шарить всю местность Сеула.

Он шумно выдыхает и утыкается носом в плечо девушки. Намхён пахнет иначе — детским порошком, а Еджин, видимо, сменила сладкие духи на цитрусовый аромат.

— Мне так жаль, что я не замечал тебя раньше. Жаль, что не влюбился в твою улыбку раньше. Жаль, что не показал тебе море и закат, — Даниэль слышит девичий смех и продолжает улыбаться.

— Я так рада слышать эти слова, любимый! Ты ещё успеешь показать мне море, у нас вся жизнь впереди! — у Ян всё внутри дрожит от счастья. Даниэль принял её и влюбился, и она ждала этого так долго. Его и её родители ждали этого, и вот наконец они слышат драгоценные долгожданные слова.

Кан жмурится и шмыгает носом от подступающих слёз. Он не знает, почему плачет. Его сердце не болит, душа не ноет, а разум сопротивляется. Впервые что-то идёт не так, как нужно. Схема сбивается, а Даниэль понимает, что его личная система трещит и разбивается, когда вместо Еджин он представляет Намхён в цветочном голубом платье.

— Мне так жаль, что я нуждаюсь в тебе. Мне так жаль, что я влюбился в тебя. Прости меня.

Пока Хван сверлит взглядом тумбу под раковиной, чтобы выпустить всю боль наружу, Даниэль задыхается в чувствах, которые неизвестно где сидят. Они душат его из какого-то неизведанного ему места, и он задыхается в объятиях той девушки, что ему предназначена судьбой, но которую он не в силах полюбить хотя бы на долю так же, как Намхён. И ему жаль даже перед ней, что он не любит и не хочет, и не может.

Комментарий к 11

моя любимая пара тт

сижу в прострации и думаю, что слишком привязалась к своей намхён и к своему даниэлю.

========== 12 ==========

Сканирование номера Ан не приводило Джиа ни к чему хорошему. На протяжении трёх дней на переменах и дома во время занятий она сверлила глазами телефон и уже набиралась духу позвонить, или написать, или написать Джинёну, чтобы узнать всё у него. Когда в четверг вечером её голова должна была быть забита скорыми экзаменами, которые начинались уже через две недели, она занималась тем же, чем и раньше.

Телефон. Её родители не одобрили бы встречи с друзьями в это время, потому что надвигается выпуск из школы, а она по городу бездумно гуляет. Отмазка в виде Намхён работала всегда идеально и безотказно, так что на эти выходные Джиа была определённо занята. Она знала, что будет делать и с кем будет встречаться в воскресный обед. Осталось только договориться об этом со второй стороной встречи и уладить мелочи — место и время.

Время на часах перевалило за полночь, что значило одно — все в доме спят. И в это время Сон позволяла себе слабость. Она закрывала комнату и доставала пачку сигарет, стоя у окна и расслабляясь. Ей казалось, что с каждым выдохом ей становилось легче и голова пустела. Но пустой головы у девушки, честно говоря, никогда не было.

Джиа думала постоянно, где бы она ни была и с кем. Мысли следовали в голову одна за другой, и оттого девушка находилась в вечных раздумьях. Она обсмотрела встречу со всех возможных сторон, предположила все варианты конфликта и даже подготовила свою речь по поводу Джинёна.

Джинён — её, и Дарим поймёт это.

Минхён почему-то это понял, когда узнал о том, что у Сон появилась родственная душа, и ничего больше не предпринимал. С одной стороны он даже чувствовал себя виноватым, ведь её подруга — его младшая сестра, но воспринимать Джиа как такую же сестрёнку или просто её подругу не мог. Сон всегда была для него кем-то другим, нежели обычной знакомой или другом.

Хван впервые посмотрел на неё как на девушку, когда Джиа в очередной раз пришла к нему домой, где тогда ночевала Намхён, и спрашивала у подруги, какое платье надеть на свидание лучше. Она была милой и обворожительной в тех платьях, в которых выходила в гостиную, чтобы и Намхён и Минхён оценили наряды. В осознании свои чувств его останавливал только её возраст. И останавливает до сих пор, вот только он постоянно думает — что случится с ним, когда Джиа достигнет той отметки в возрасте?

Когда наступает долгожданное воскресенье, Джиа вся дрожит от волнения. Она набирает её номер ещё утром намеренно. В характере Сон совершить мелкую подлость для тех, кто её раздражает или ставит под сомнения отношения. Романтические или дружеские — не важное. И сейчас она стоит между ней и Бэ, а это ну очень волнует девушку.

Но Дарим берёт трубку чуть ли не мгновенно, и голос её был такой бодрый и радостный, что у Джиа в животе от злости сводит. Она, чёрт возьми, счастлива, пока Бэ не знает куда себя деть.

— Я могу встретиться с Вами сегодня в обед? — Сон не хотела представляться или здороваться с этой девушкой. И где-то внутри на секунду кольнула совесть, но вот мысль: «А куда делась совесть Дарим?» полностью заткнула это чувство.

— Могу я узнать с кем говорю? — её голос вводит Сон в ступор. Она мечтала и желала услышать писклявый, детский голосок, который будет созвучен с тем, как гвоздями по доске проводят. Или что-то неприятное и жуткое, но голос Дарим заставил её кожу покрыться мурашками. Он был бархатный, приятный, чуть ли не мелодия для ушей. Джиа предполагает, что она вполне умеет петь, потому что такой голос создан для сцены.

— Сон Джиа, — наступает долгая вязкая тишина.

Джиа в это время карандашом рисует на тетради по английскому, ожидая согласия на встречу. Дарим же почему-то радостно подпрыгивает и садится рядом с Джинёном за обеденный стол. Её родители поехали вместе на какую-то встречу, а Бэ пришлось вновь стать нянькой для их дочери. У парня не было другого выбора, ведь Сон сказала, что занята. Она ставит звонок на громкую связь и крепко держит руку Бэ, чтобы он не ушёл.

— Хорошо, тогда где мы сможем увидеться? Давайте в час дня, — предлагает Ан и кусает нижнюю губу в ожидании.

— Я пришлю адрес сообщением, — Джинён замирает на мгновение, все мышцы непроизвольно напрягаются, и Ан чувствует это. Он узнал голос, и девушка довольна его реакцией.

Бэ даже не верится, что они обе пытаются добиться от него проявления хоть каких-то чувств. И обе выигрывают — парень до отвратительного зол. Он с силой отталкивает от себя Дарим и, молниеносно собрав свои вещи, пулей вылетает из ненавистной квартиры, чтобы успеть застать Джиа у неё дома.

Ссориться с Сон не было в планах. У Джинёна это называлось «выяснить, что происходит», но настроение у девушки после разговора с Ан заметно ухудшилось. И спровоцировал на очередной эмоциональный взрыв именно парень, когда пришёл к ней домой и у порога задал вопрос о том, о чём следовало промолчать.

— Где ты взяла её номер? — Сон толкает его на улицу и закрывает за собой дверь, чтобы не сбежался весь дом.

Если его увидит мама, то пригласит и устроит допрос о его будущих планах. Если его увидит папа, то Джиа не выйдет никуда из дома пока не получит аттестат. Даже в магазин. Если Мина, то поднимет шум и не отлипнет от него.

— Я… В твоём телефоне нашла, — Джиа решила не врать ему. Не в этой ситуации.

Сон пожимает плечами и отводит стыдливо взгляд, и чувствует себя паршиво, когда Джинён коротко выдыхает и мнётся на одном месте, сжимая руки в кулаки. Он дышит громко и тяжело, явно недовольный ответом девушки.

— Почему ты так злишься, Джинён? — тихо спрашивает девушка и касается ладонями его груди, чтобы успокоить. Она улыбается ему нежно и аккуратно подходит ближе, но Бэ убирает её руки.

— Потому что это моя невеста и мой чёртов телефон! — яростно кричит Джинён, зарываясь ладонями в волосы. Он слишком зол, чтобы понять то, что он только что сказал Сон.

Она ему минуту неотрывно смотрит на него и думает, что начинает верить. Джинён отталкивал её всё это время не просто так. Он просто играл с ней в кошки-мышки, то притягивая к себе, то отталкивая, не объясняя причины. На её глаза наворачиваются слёзы и она шмыгает носом, что для Бэ послужило каким-то сигналом для осознания сказанных им слов.

— Прости, я не это имел ввиду.

Он тянется к ней руками, но Сон прижимается спиной к двери, пытаясь безмолвно донести, что ей не хочется сейчас ощущать его касания. Джиа повторяет в своей голове «моя невеста» и плачет ещё больше, даже не понимая, что слёзы текут и она сейчас стоит в таком разбитом состоянии перед парнем.

— Пожалуйста, не плачь, Джиа.

Она так ненавидит то противоречивое чувство внутри. Ей так хочется подойти к нему и обнять, чтобы он снова извинился и сказал, что любит её. Но он молчит и просто смотрит на неё, и Джиа не может больше терпеть его взгляд на своём лице.

— Ты ничего не сделал. Это ведь просто правда, верно? — Джинён запоздало кивает и вновь понимает, что совершил ошибку. — Она твоя невеста, а я та самая девушка, что стоит между вами. Это мне нужно извиняться перед ней и тобой.

Как только Бэ хочет остановить её и взять за руку, то тут же отдёргивает себя. Этот момент самый подходящий, чтобы разорвать эту связь и прекратить доставлять друг другу одну только боль, прекратить питать своё сердце надеждами. Сейчас нужно всё прекратить, чтобы никогда не возвращаться к несбыточным мечтам.

Джиа хлопает дверью у него перед носом и бежит к себе в комнату, чтобы закрыться там до конца дня и выплакать всё, что внутри. На встречу она на идет. Вместо этого она удаляет номер Дарим, блокирует её в катоке. И хочет так же легко удалить её из своей жизни, как сделала только что.

Это она — чужая.

***

Родители уезжают вечером на очередное светское мероприятие, обещая вернуться поздно ночью. Мина легла спать ещё в 8 вечера, потому что ужасно устала, и Джиа осталась одна в давящей тишине огромного дома.

Когда она решила поиграть на ноутбуке или посмотреть какой-нибудь ужастик, ей на телефон приходит несколько сообщений от Джинёна. Она упрямится и не открывает их ещё около получаса, но, подогревая себе чайник, сдаётся.

«Я должен был рассказать тебе обо всём раньше, но не хотел. Не хочу и сейчас, потому что правда не хочу, не хочу, не хочу, чтобы ты знала о них. О моих родителях, Дарим и её родителях. Её бы никогда не было в моей жизни. Когда нам обоим было по десять лет, родители попали в аварию. Они сбили мальчика и вечером того же дня выяснилось, что он умер ещё в машине скорой помощи. У этого мальчика у же была родственная душа, и их родители планировали их совместный выпуск из школы, университет, женитьбу, детей и даже обсуждали их совместную старость — все родители так делают. Родственной душой этого мальчика была Дарим. Её родителям ничего не нужно было. Вместо денег, машин и прочего они попросили меня. И мои согласились на сделку».

«Отец Дарим адвокат, мать — бывший детектив. И угрозами они добились своего. Я стал платой за грехи родителей, сам того не понимая. С десяти лет мне сказали, что она — моя родственная душа, но уже тогда я знал правду. Я знал, что она для меня чужая и всегда будет чужой. Но мне было десять, я ничего не мог им сказать, поэтому промолчал. С тех пор я пытался несколько раз поговорить с ними о правильности поступка, но они были неуклонны. Дарим не красавица, не умница, а достойную партию для неё найти в нашем мире не так легко, и её родители знали, что их дочь может остаться ни с чем. В итоге мои уговоры были бесполезны, и я продолжаю молчать».

«Я хотел бы иметь огромную храбрость, чтобы обменять всё, что у меня есть, на возможность быть рядом с тобой и любить тебя каждой клеточкой своего тела. Но я слаб, безнадёжен. Я не могу ничего сделать для тебя, и это причиняет боль не только мне — нам. Мы оба страдаем из-за халатной ошибки моих родителей и моей трусости. Я так скучаю, но не имею права называть своей. Поэтому напишу тебе снова со всей нежностью и трепетом — «Я люблю тебя больше жизни». Прошу, поверь мне. Верь в эти слова».

«И впусти меня к себе, пожалуйста, я стою у дверей».

Сон бежит к двери, спотыкаясь о каждый угол из-за слёз, и открывает её, бросаясь к парню в объятия. Ей неимоверно плохо из-за своих мыслей и слов, о поспешных выводах о нём, обо всём, что крутилось в её голове. Хотелось утонуть в его руках и целовать, пока она не поймёт, что он простил её за психи.

Она вмиг забывает о его словах, потому что они теперь не имеют никакой цены, никакого смысла. Они в секунду превратились в прах, когда Бэ тянет девушку за руку и заводит обратно в дом. Джиа вытирает слёзы и, выключив чайник, утягивает парня к себе в комнату, чтобы закончить разговор там. Ей не хочется зря терять времени внизу, тем более в любой момент могут прийти родители. Лучше и безопаснее будет в её запертой комнате.

Когда они оказываются внутри, Джинён медленно наклоняется к Джиа, чувствуя то, как её тело начинает трястись. Парень слышит, как быстро и отчётливо бьётся сердце девушки, когда он в считанных сантиметрах от неё.

— Я люблю тебя, — долгожданное признание от Бэ. Его голос дрогнул. Солнце постепенно опускается, скрываясь за горизонтом и окрашивая голубое небо в персиковые, пастельные оттенки. Комнату охватывают вечерние сумерки. — И если нам придётся стереть друг друга из памяти, — Бэ берёт Сон за руки и подносит к груди, — я найду способ помнить тебя, — наклонившись, он невесомо касается губами тыльных сторон ладоней по очереди и громко вздыхает. — Потому что ты моя.

Джиа болезненно жмурит глаза, будучи не в силах смотреть на него. Сейчас он такой сломленный, но в её глазах, особенно перед ней, и особенно сейчас, старается казаться сильным. Однако Сон всё видит — у него душа разваливается по кускам так же как у неё. Слоится от отвращения к себе и отваливается часть за частью, сгнивая где-то там, на глубине.

Джинён опускается перед девушкой на колени. Джиа на секунду становится неловко, потому что она никогда не ожидала, что парень осмелится на такое, мягко говоря, унижение. Бэ стоит перед ней на коленях, сдерживает свой болезненный стон в кромках сердца, держит крепко девушку за руки и смотрит на неё пристально, с такой нежной и неописуемой любовью, что у Сон перехватывает дыхание.

— Я ничего не буду тебе обещать, потому что ничего не смогу выполнить. И если я не смогу сдержать своё слово тебе, то буду последним человеком на земле. Только… Только хочу сказать, что очень… и очень сильно люблю тебя, Джиа. Я хочу для тебя самой счастливой жизни, чтобы этот мир никогда не был свидетелем твоих слёз, потому что это неправильно — позволять тебе плакать. Ты потрясающая. Девушка, которая заслуживает всего самого лучшего и светлого на этой планете, потому что тебе досталась отвратительная ноша, — Джинён запинается и опускает на пару мгновений взгляд, но потом снова громко вздыхает и смотрит ей в глаза, видя в них стоячие слёзы, — брошенной. живи счастливо, Джиа. Будь любима, заслужи уважение других и стань хорошим примером для других. Никогда не забывай, что быть собой — самый храбрый поступок, на который только ты будешь способна. И, несомненно, самый честный. Живи правильно и беззаботно. Проживи эту жизнь так, чтобы никогда не вспоминать о том несчастном поэте-писателе, который потерял своё счастье слишком рано.

Джиа сначала изо всех сил пыталась сдержать свои рыдания, но на последних словах парня уже не могла контролировать саму себя. Слёзы рвались наружу, с губ срывались отчаянные всхлипы и вздохи.

Тело дрожало в болезненной истоме. Джиа набирает полные лёгкие воздуха и боится произнести хоть что-нибудь, потому что боль из-за горячего склизкого кома сковывает её горло. И ощущение такое, словно она вот-вот отдастся истерике и потеряет рассудок от той печали, что скопилась в ней.

Азалия на пальце тревожит обоих в этот момент. Она покрывается теми знакомыми каплями, душа вместе с тем заливается кровавой жидкостью, оставаясь грязью на стенках груди. Джиа опускается на колени рядом с Джинёном, заглядывая в его глаза напротив, словно пытаясь отыскать там другие слова. Слова такие, способные разрушить эту огромную стену между ними. Слова, что освободят их от собственного приговора. Почему же они?

Джиа мягко улыбается Бэ и, сложив его руки себе на колени, тянется своими дрожащими ладонями к его лицу. Она невесомо касается его кожи, проводя легко пальцами по его щекам, будто через руки пытаясь навсегда его запомнить.

Она гладила его скулы, неотрывно смотрела прямо в глаза, и вправду пытаясь зарисовать этот печальный образ Джинёна у себя на сердце и на внутреннюю сторону век, чтобы каждый раз, закрывая глаза, видеть его.

Видеть своего Бэ, который своею тоской в глазах способен утопить в этом океане все прочие чувства.

Джинён прикрывает веки, потому что у него чувство, будто Джиа бесцеремонно роется в его душе — в его мыслях и ошибках. Он позволяет ей узнать о нем всё, но сейчас парень очень хочет скрыть тот факт, что ему страшно.

Бэ боится потерять всё в один момент. Её — свою Джиа, родной дом, уют в душе, любовь в сердце. Абсолютно всё внутри него кажется таким хлипким и не вечным, что, дунь ветер в их сторону, это тут же превратится в жалкое пепелище.

— Не обещай — я всё вижу по твоим глазам. Мне будет достаточно того, что сейчас ты здесь, рядом со мной. Даже если завтра мы уже не будем прежними, я всегда буду желать тебе только лучшего, потому что ты — мой человек и моя родственная душа.

Сердцебиение Джинёна понемногу успокаивается. Раньше всегда он играл эту роль в их отношениях — успокаивал и улаживал конфликтные вопросы между ними. А сейчас он позволяет себе показать перед Джиа свою слабость, ещё и заплакать перед девушкой. Разве такое возможно?

— И то, что ты сейчас говоришь мне об этом, очень храбро с твоей стороны. Нужно иметь огромную смелость, чтобы рассказать мне о всех своих ошибках и страхах, показать свои слёзы.

Джиа улыбается уголками губ и берет парня за руки, хотя сама готова сдаться и упасть ему на грудь с громкими рыданиями.

— Я верю, что ты найдёшь способ сохранить нас в памяти друг у друга. Безболезненный и правильный. Мы почувствуем, когда сделаем операции, ты ведь знаешь это, да? — Джинён медленно кивает и пододвигается ближе к девушке, заключая её в свои крепкие тёплые объятия. — Несмотря на это, никто не сможет отнять у нас то, что было. Время проходит, сменяются поколения, мир не стоит на месте и каждый день не похож на вчерашний, но наша весна будет той контрольной точкой, которая будет возвращать нас к началу, чтобы мы, если и не будем помнить лиц и имён друг друга, ощущали, как она медленно пробирается в наши души, отогревает лёд на сердце и всколыхает то, что должно быть забыто. Наша история никогда не утонет в небытие.

Джинён прижимает девушку ближе к себе, вдыхая лёгкий аромат её кожи глубоко в себя, чтобы навсегда его запомнить. Он любит её — так безумно и так сильно, что готов убить всех, кто причинит ей боль. Но самой главной причиной её разбитого сердца является и всегда им будет сам Бэ Джинён.

Джиа любит его по-особенному и по-родному, не отдавая себе отчёт в своих действиях. Она не замечает, как все мысли приводят её к одному единственному человеку, который сейчас обнимает её; с которым у них сейчас один ритм сердцебиения на двоих.

Но жизнь, как говорилось, не то место, в котором исполняются все желания, стоит их только загадать. Они остаются висеть в неизвестном пространстве, и один только Бог знает, когда им суждено сбыться.

Джиа каждую ночь перед сном, на каждую упавшую звезду, на каждую выпавшую ресничку, в каждом новом месте загадывает лишь одну вещь — и это быть рядом с Джинёном.

Бэ мечтает о том, чтобы Джиа, наконец, перестала страдать и отпустила эту боль, ведь так ей будет легче.

— Никто не способен отобрать у нас нашу весну. Она живёт там, куда никакие технологии не доберутся, — Джиа говорит тихо, почти шёпотом, касаясь грудной клетки парня. Девушка кладёт ладонь и ощущает биение его сердца. Бьётся, как в последний раз — размеренно, спокойно, правда иногда с перебоями, но ничего не предвещает беды. — Ни одна операция не выживет эту любовь из твоего сердца.

Джинён отстраняется от девушки и заглядывает ей в глаза. Она не врёт — Сон верит в это всем своим нутром, и Бэ не может не поверить в это с такой же отдачей, как она. Она права — ничего и никогда. И пусть завтра они притворятся незнакомцами, ничто не в силах изменить то, что уже случилось. Никто не в силах стереть «их» из истории.

Бэ наклоняется к Сон и накрывает её губы своими. У него в душе всё взрывается яркими и шумными фейерверками.

Целовать Джиа так приятно и так правильно, что он незаметно для себя становится ужасно жадным до её касаний. Он постепенно углубляет поцелуй и, поняв, что девушка не сопротивляется, подхватывает её за бёдра и аккуратно укладывает на кровать, нависая сверху.

Джинён нежно и мягко покрывает поцелуями шею девушки, сходя с ума каждую секунду, когда с губ девушки срывается удовлетворённый вздох. Джиа тихо постанывает, когда парень оставляет мелкие засосы на животе, задирая её футболку до груди.

Через ласку Джинён пытается вымолить у девушки прощение за всю причинённую боль и несдержанные раннее данные обещания. Бэ целует и целует оголённую кожу девушки, получая в ответ тихие стоны Джиа. И эти звуки словно мелодия для его ушей — такая сладкая, словно сахар, терпкая, словно вино, вязкая, словно мёд. Парень утопает в этой симфонии чувств и ощущений, полностью отдаваясь зову своего сердца.

И пусть завтра они больше не заговорят друг с другом, пусть завтра мир продолжит идти вперёд так, словно их двоих никогда не существовало. Джинён создаёт их историю сейчас, упиваясь своей любовью, оставляя между началом и концом одно только «и пусть».

Джиа безмерно благодарна Джинёну за то, что он просто появился в её жизни. Пусть и так ненадолго, но сам факт того, что он был, что он любил, что он хотел — незаменим.

Время останавливается, застывает на какой-то момент, словно позволяя им двоим насладиться обществом друг друга сполна, заранее догадываясь, что и этого им будет мало. Предугадывая наперёд — время полетит с необычайной скоростью, чтобы они вдвоём как можно скорее встретились в следующей жизни, уже не теряя друг друга в самом начале их пути.

И пусть весь мир остановится — сейчас они есть. Джиа благодарна и за этот короткий промежуток времени

========== 13 ==========

Джиа мнёт края пиджака и поднимается на сцену, когда её имя объявляет директор школы в микрофон. Её мысли были заняты другим — совсем не выпуском, но подруга вовремя ткнула её локтем в бок. Получив аттестат на руки и пожав руку директору, она мельком взглянула на него и увидела ободряющую улыбку.

В его глазах плескалась гордость за дочь, но он не мог в полной мере обрадоваться её успехам, ведь даже глупец мог бы понять, что девушка слишком подавлена для всей этой мишуры; слепой бы почувствовал эту угнетающую ауру вокруг неё, которая забивает её саму в угол и душит.

Спускаясь вниз, она чувствует взгляд — пристальный, пропитанный такой же болезненной тоской, как и у неё. Сон знает, что это Джинён, но намеренно не смотрит на него в ответ, потому что уверена в том, что бросится к нему, наплевав на всё. Даже сидя на своём месте она не может избавиться от тянущего чувство внутри, что всё не так, как нужно.

Всё до отвратительного неправильно. Джиа отказывалась верить в эту реальность до конца, когда всё идёт, грубо говоря, не по плану, но ничего ей и не оставалось. Она стояла на краю своей жизни, пытаясь принять правильное решение. Но что может быть правильным, кроме как просто быть рядом с ним. С тем, кто сейчас сидит вдалеке от неё. С тем, чья жизнь уже расписана по дням его родителями.

Она боится за него — так сильно, что хочет взять его за руку и вместе сбежать. Так почему бы просто не сделать это?

Почему бы тоже не пойти против правил, как все? Почему всем можно нарушать и пренебрегать ими, почему можно лишать двух людей их личной бесконечности? Почему они?

Вернувшись домой, Джиа бросает все документы и подарки на стол в гостиной и убегает в комнату, хлопнув её и закрыв на замок. Она прячется под одеялом в кровати и горестно плачет, потому что это несправедливо. Это так ужасно и отвратительно, что Сон отрицает вседозволенность последнего.

Девушка отбрасывает все сомнения, надежды — всё, во что она верила, — и забыла обо всех утешениях на этот счёт.

Всё резко забывается, когда она остаётся одна. В кошмарном одиночестве, которое загоняет её сердце в колючие кусты. Сон хнычет, кричит и бросает подушки в стену, будто от этого боль отступит, но ей не становится легче.

Становится только хуже, когда ей на телефон приходит сообщение от неизвестного номера. Она помнит цифры той девушки наизусть, потому что только из-за неё её настиг весь этот непрекращающийся кошмар. Чёртова Ан Дарим и её «Теперь исчезни из его жизни» бьёт как разрядом молнии по телу.

Сердце так сильно колет, что оно набирает бешеный темп. У Сон начинается одышка, перед глазами плывет её комната, в голове всё как в тумане — Джиа теряет сознание, и единственное, чего она бы очень хотела — это забыть.

***

Джиа берёт в руки письмо и понимает — от него. В связи с атмосферой праздника все трудности забылись, и было бы хорошо, если навсегда, но это ведь невозможно. По утрам вместо звона будильника её будит колючая боль в области груди. У неё в голове слышится его голос, который так сладко напевает ей песни любимых исполнителей.

Закрывшись в комнате и игнорируя вопросы матери о том, от кого оно пришло, Сон принимается его читать, вбирая в лёгкие как можно больше воздуха.

«2019.1.19

На тот момент, пока я пишу тебе, на улице прохладно и дует сильный ветер, солнца не видно, и, кажется, скоро вновь пойдёт снег. Я впервые за девятнадцать лет так не хочу выходить на улицу и играть с падающими снежинками, потому что это всё кажется таким бессмысленным без тебя.

На тот момент, когда это письмо окажется в твоей руке, наступит твой день рождения. Великолепный праздник, не думаешь? Только представь, что этот день принадлежит полностью тебе.

Сколько на самом деле прошло с нашей последней встречи? Год, верно?

Я видел тебя последний раз на школьном выпускном — и мне было ужасно тяжело сдержаться, чтобы не подойти и не обнять. Прижаться всем телом к тебе, погладить по волосам и сказать, что ты мне чертовски сильно нужна. Я звучу ужасно, правда?

Я бы тебе такого никогда не сказал, встреться мы лично. На самом деле, боюсь, что ты посмеёшься надо мной и начнёшь потом издеваться, называть меня сопляком или ещё как-нибудь. Но знаешь… думаю, я готов всё это вытерпеть только ради тебя, чтобы каждый день смущать тебя подобными глупыми фразами, чтобы слышать твой смех, чтобы видеть твою улыбку. Чтобы быть причиной твоего счастья — вот, что я по-настоящему желаю. Вот, о чём я мечтаю, Джиа.

Год… Это, оказывается, так много. Как ты встретила китайский новый год? Твоя мама ведь любит отмечать все праздники, какие только возможно. У тебя отличная семья, надеюсь, ты понимаешь это. Я и не думал, что это будет так тяжело — расставаться с тобой… навсегда. Каждый раз, когда мои глаза натыкаются на цветок азалии на моём пальце, я хочу выцарапать его и избавиться от этого ужасного смысла на нашей судьбе.

Знаешь ведь, да? Я скрывал так долго это от тебя, как только мог. Не хотел, чтобы ты узнала настоящий смысл этого рисунка, поэтому умалчивал о значении цветка до последнего. Глупо было, верно? Ведь ты с таким же успехом могла бы узнать в интернете или спросить у родителей. Если ты не знаешь, то я могу написать, хоть это и причиняет мне боль.

Азалия — символ преданности, но в то же время и печали. Цветы азалии дарят перед нежеланной разлукой. Если парень дарит этот цветок, он признаётся, что девушка для него единственная. Синий цвет также означает печаль и тоску. А то, что он один — одиночество.

Ужасно. Мне было так мерзко на душе. Я знаю, что написала тебе Дарим в день выдачи аттестатов. Было бы плохо с моей стороны писать тебе о том, чтобы ты забыла о них. Ведь я вновь напомнил.

Я не знал, что это ты — моя родственная душа. Были подозрения, потому что рядом с тобой всегда было ощущение свободы и лёгкости, сестра твоя быстро полюбила меня и доверяла, как родному, и в твоём доме, среди твоей семьи мне было так хорошо, что я забывал о том, кем мне приходиться быть. Я будто был тем, кто я есть на самом деле.

Я чувствовал себя вашей частью, членом вашей семьи. Твоим человеком.

Ты не раздражала меня, видимо, как я тебя в начале учебного года. Сначала ты была просто никем для меня, а потом… Увидев тебя посреди цветущей сакуры, когда лепестки словно снег кружились в воздухе и опадали на землю, солнце пробивалось сквозь ветки и ярко светило, а посреди этой живописной красоты стояла ты — моё сердце замерло. Ты — абсолютное совершенство.

Я ничего не знал. Прости, что так вышло. Считаешь ли ты, что это моя вина? Надеюсь, нет. Так решили мои родители. Я так ненавижу их за то, что они совершили ошибку и по их вине… погиб мальчик. Но разве это причина отдавать меня? Они посчитали меня выкупом? Они… С чем они меня сравнивали тогда? Никогда не считали меня за человека даже тогда, когда я вырос.

Я не знал, что теперь всё не так, как раньше. Мне страшно.

Ловлю себя на мысли о том, что хочу умереть, потому что боль, тревожащая меня каждый день, невыносимая. Я чувствую, что не смогу пережить её. Как мне жить, когда я не могу сосредоточиться ни на чём, кроме боли? Она горит пламенем в моей груди, обжигает меня, я задыхаюсь от дыма — легче и вправду умереть. Но меня останавливает только одно — что будет с тобой?

Сделаешь ли ты такую же операцию, как Дарим? Удалишь ли ты нашу одиночную азалию с руки и сотрёшь воспоминания обо мне? Если тебе так будет легче — делай. Забудь меня, но дай мне, прошу, ещё три письма. Дай мне сказать тебе всё, что я так хочу. Дай мне ещё время любить тебя и знать, что ты помнишь, любишь меня в ответ. Дай мне ещё время, родная.

Побудь моей Сон Джиа. Я обещаю, что всё будет хорошо.

Любовь моя, прости меня. Прости».

***

Второе письмо, пришедшее на следующий год того же числа, что и первое, Джиа спрятала под подушкой и долго смотрела на кровать, отвлекаясь от учебника по английскому языку. Ей не хватало храбрости прочитать и его тоже, это оказалось слишком тяжёлым бременем на её плечах.

Сон вздыхает и облокачивается на спинку стула. Девушка хмурит брови, когда слышит стук в дверь комнаты, но всё же кричит, что заходить можно. Она закрывает учебники и, заметив мать, не поворачивается в её сторону лицом.

Джиа знает, зачем она пришла. Девушка откладывала этот момент до последнего, пока отец не психанул после очередного нытья Сон. «Если тебе так плохо, то просто сделай это!» — все члены семьи тогда потеряли дар речи, а маленькая сестрёнка бегала взглядом то к отцу, то к матери, но они молчали. Джиа скрылась в своей комнате и не выходила оттуда на протяжении всего дня.

Больно. Всё ещё до невозможного больно. И когда мать девушки вновь обнаружила свою дочь без сознания в комнате, то положила её в больницу на неделю. Эту проблему нужно как-то решить, но есть только два способа.

Либо присутствие Джинёна рядом, либо его полное отсутствие даже в самых сокровенных воспоминаниях. Первое она себе позволить не может, как бы сильно этого не хотела, а ко второму не хочет прибегать. Категорически против — не может себе представить жизни без Бэ, пусть это и будут лишь воспоминания.

Они не согреют её холодным вечером, не прочитают стихи собственного сочинения, не споют ей песню перед сном, не признаются в любви — эта память причиняет только боль. Джиа не знает, куда себя деть, чтобы воспоминания о нём приносили только радость. Но стирать их запрещает.

Приехав в больницу, Сон крепко сжимала руку матери и пятилась назад перед самым кабинетом врача. Ей страшно просто взять и избавить себя от этих страданий. Её душа ноет, устраивает бунт и кричит разуму о том, чтобы девушка тот час же развернулась и убежала в комнату. Но мать толкает её в кабинет и закрывает дверь.

Джиа смирилась. Особенно после страшного прогноза врача о том, что стоит сделать операцию как можно быстрее. Когда девушка сидела в кресле со странным шлемом на голове, то ощущала все прикосновения врача острее, чем раньше. Он взял её руку в свою и очертил пальцем контур рисунка.

— Нет! Я так не могу.

Джиа вырывается из кресла, стягивает шлем с головы и бросает его врачу. Ей страшно. Она вдруг представила себе такую жизнь — пустую, но счастливую. Без боли, без тоски, без извечного «почему», который проносится в разуме. И поняла, что не хочет этого.

Джинён попросил ещё пару лет, ещё пару писем. Ещё немного времени, чтобы чувствовать себя кому-то принадлежащей. Ей необходимо эта потребность в Бэ прямо сейчас, как никогда раньше.

***

«2020.2.25

Надеюсь, ты всё ещё помнишь меня. Хотя я знаю это пока пишу тебе. Сердце словно знает, что ты пока не отказалась от нас, верно, Джиа?

Я очень сильно жду твоего ответа, но понимаю, что ты не захочешь мне писать. Я виноват перед тобой в том, что подарил тебе надежду на наше совместное будущее.

Однажды перед сном я решил представить на пару минут, какого это — жить без единого воспоминания о тебе. Неужели, такое и вправду возможно? Возможно ли выжить из памяти целый мир, который когда-то принадлежал тебе? Вряд ли… Я не знаю.

Я вдруг резко очнулся, словно от кошмара, когда приснилось, что я стёр тебя. Боже, у меня не хватает на это сил. Каждый день, когда Дарим обнимает меня или целует, то мне становится мерзко от её прикосновений. Я хочу сбежать от неё, смыть её с себя, но не выходит — она всегда рядом. Я хочу быть рядом с тобой, так сильно и дотошно, что голова кружится.

Я схожу с ума, когда вспоминаю о твоих тёплых объятиях, о твоих поцелуях, о твоих касаниях. Я хочу прибежать к тебе, чтобы вновь ощутить вкус твоих губ, чтобы вновь прижать тебя к себе и упиваться тобой днями, ночами напролёт, потому что ты принадлежишь мне. Хочу держать тебя за руку и целовать, долго и нежно. Хочу ощутить тепло твоего тела и дрожь в своём, когда я касался твоей кожи. Так… хочу. Я так нуждаюсь в тебе. Я опьянён этой бесконечной любовью и потребности в тебе.

Я хочу вновь обнять тебя и петь песни, которые однажды увидел в твоём плеере; хочу слушать тебя часами; хочу, чтобы ты внимательно слушала меня, когда я рассказывал тебе разные истории. Я так хочу проводить с тобой время, заперевшись в комнате. Хочу остаться с тобой наедине — представь, только ты, я и тишина. Наше тихое размеренное дыхание, стук сердец.

Я, я, я… А что чувствуешь ты? Хочешь ли ты того же, что и я? Возможно… Ведь и я принадлежу тебе. Весь.

Иногда становится так тяжело писать тебе, потому что — о, боже — это хоть какая-то связь с тобой. Я словно слышу твой голос, словно ты сидишь рядом со мной. Ужасно плохо от подобных мыслей.

Я невообразимо сильно скучаю по тебе, Джиа. Очень».

========== 14 ==========

После прочтения второго письма прошёл также ровно год. Оно пришло на её день рождения. Почему-то после этого письма на душе у девушки стало легче. Она словно ощущает дыхание жизни, которое стучится ей в двери. Оно просится внутрь, чтобы зажечь огонь внутри Сон, но Джиа закрывает все двери и щели, потому что понимает — если наладится жизнь, то из неё исчезнет Бэ.

Она абсолютно к этому не готова. Сколько бы месяцев, лет не прошло — Джиа всегда будет хранить его в своём сердце. До конца жизни. И после тоже. Она искренне молится на то, чтобы Джинён забыл о ней, ведь так ему будет легче жить в клетке, что соорудили его родители и родители Дарим.

Ан такая тварь. Джиа ненавидит её всей душой, но осознаёт одну простую вещь — они ведь похожи.

Они обе потеряли возможность любить тех, кого им положено. Они обе стали одиноки в результате несчастных случаев. Они обе ощутили конец, но почему? Почему Дарим продолжает измываться над влюблёнными и изнемогать Бэ? Джиа мечтает уничтожить всё в своей жизни, что касается этой брюнетки. Она чёртова сука — этого отрицать просто никак нельзя. Потому что это правда.

Она не отпускает Бэ. Душит его, душит и душит.

И ему больно. Джиа больно. Это больно настолько сильно, что Сон забывает дышать. Она делает глубокий рваный вдох и застывает, считая секунды до того, когда агония отпустит. Но с каждым днём, с каждой новой мыслью о парне — всё возвращается на круги своя.

Она не его, он не её. Они разделены и это нужно принять, потому что изменить уже ничего не получится.

Джиа кричит, отчаянно хватаясь дрожащими руками за футболку. Её грудь пылает, эта боль съедает её без остатков. Сон хочет вырвать своё сердце, но боится двигаться. Ей страшно — она падает на колени и плачет навзрыд.

Она хочет к нему. Её душа рвётся к Бэ. Джиа безмерно любит его.

Когда девушка получает третье письмо, на улице весна — его любимое время года. Джиа представляет, как он, наверняка, сидит сейчас за столом и делает уроки, чтобы успеть сдать все долги в университете. И как только в её голову забираются мысли о том самом дне, которое положило начало их длинной, радостной и трагичной истории любви, она сжимает губы и плотно зашторивает окна.

На дворе девятое апреля, и уже цветёт вишня — это настолько прекрасно, что Сон решает выбраться на улицу. Джиа выбрасывает календарь в мусорный бак.

Минхён хочет составить ей компанию сегодня вечером, но Сон отказывается. Она не хочет видеть его в тот момент, когда хочет остаться одна. Ей хочется побыть в этом разбитом одиночестве, чтобы добить себя воспоминаниями о Джинёне; чтобы сидеть в малолюдном парке и глядеть на одинокое цветущее дерево; чтобы читать его письмо и в тысячный раз понимать, что её любовь безмерна, бесконечна.

Она не измеряется ни в чём, не исчисляется годами — она просто есть.

И Джиа живёт ею, потому что не видит другого смысла. Его любовь — их — дарит ей крепкую основу продолжать жить и радоваться.

Сон смотрит на небо и только оно дарит ей ощущение вечности, которого ей так не хватает. Только оно и вечно на земле — оно не упадёт.

***

«2021.4.9

Привет, Джиа.

Как твои дела, как ты поживаешь? Как встретила мною любимый апрель? Только не грусти, родная. Это ведь прекрасный месяц. Очаровательная пора, когда стоит вдохнуть воздух, потому что он весь пропитан нашей историей.

Слышишь, как ветер горестно шепчет наши имена? Он помнит всё. Эти деревья цветут каждый год для нас, чтобы радовать твои глаза и напоминать мне о том, что когда-то всё было как нельзя отлично. Всё было замечательно — даже ещё лучше.

Их лепестки опадают словно снег, люди топчутся по ним и вскоре совсем забывают про их красоту. Они становятся лишь мусором под их ногами. Как скверно. Как подло.

Как ты встретишь май? Как ты проведёшь лето?

Боль всё никак не утихомирится, но она меняется — становится тягучей, вязкой, липкой. День за днём новые люди, новые знакомства, новые места. Ненависть растёт с каждым днём и преследует меня даже тогда, когда я ступаю в родительский дом. Привыкнуть к ней я никак не могу и боюсь, что никогда не буду в силах превратить это во что-то обыденное.

Но одно неизменно в моей жизни — ты. Точнее — мои чувства к тебе.

Наша с тобой весна была прекрасной, каждая следующая без — отвратна мне. Каждая крупинка дня пропитана тобою. Я никого не буду любить так, как тебя. Ни по кому так не буду тосковать, как по тебе. Всю жизнь.

Прошу, не грусти, любимая.

Всё будет хорошо».

***

Джиа сжимает бумагу в руках и прижимает к груди, потому что это невыносимо тяжело. Когда же её сердце успокоится? Когда же уже душа поймёт, что присутствие Джинёна в жизни невозможно. И этого не изменить, хоть и прошло уже три года. Зачем Бэ вообще вновь появился в её жизни? Чего он хотел этим добиться? За это время он вполне мог уже смириться со всем, что с ними произошло. Как, в принципе, и сама Джиа. Но, видимо, есть вещи, в которых они и вправду немного похожи — они оба не могут отпустить прошлое.

Сон выходит из дома, наплевав на количество домашнего задания и реферат, который ей нужно будет сдать на следующей неделе. Ей становится по-человечески обидно за то, что происходит вокруг неё. Всё это до невозможного её раздражает — этиулицы, по которым она прогуливалась по дороге домой, эти люди, слоняющиеся вокруг и улыбающиеся, это солнце, из-за которого неприятно печёт кожу. Абсолютно всё в этой весне она не переносит уже третий год.

Да, третья весна в разлуке. Джиа удивляется тому, как быстро бежит время. Как только ей исполнилось двадцать, то оно стало просто лететь. Она боится, что так её жизнь и пролетит, и она останется ни с чем в итоге.

Может, они с Минхёном купят маленький дом за границей на берегу океана, где-нибудь далеко от людей и всего остального мира. Их дети и внуки будут иногда им названивать или приезжать погостить на праздники, но в итоге всё закончится тем, что Сон будет стоять, греться под тёплыми солнечными лучами, слушать крики чаек и наблюдать за тем, как волны океана облизывают скалы и яростно бьются о них.

Её жизнь — одно мгновение.

Она боится, что всё так и получится. Но ещё больше она боится того, что никогда так и не увидит его. Может, Сон вообще не доживёт до старости, ведь с этой болью жить долго невозможно, а таблетки когда-нибудь превратятся в яд, который медленно уничтожит организм.

Забывать Джинёна — последнее, чего она бы хотела.

Остановившись посреди аллеи и разглядывая огромное персиковое дерево, которое широко раскинуло свои ветви, Сон словно окунулась в бассейн с холодной водой. И ведь вот же её выход — письма. Вот он — мост между ним и ней. Между прошлым и настоящим, прошлым и будущем. Между всем, что было, и всем, что будет.

Ведь, даже если она и сотрёт Бэ из памяти, сведёт рисунок на пальце, оставляя на нём белесый тонкий шрам, если он исчезнет навсегда из её жизни — у неё всё ещё будут его письма, которые словно весточки из прошлого будут приятно согревать сердце.

Вглядываясь в мягкие расплывающиеся на поверхности реки очертания высотных зданий, Джиа по-детски улыбается и вытаскивает последнее пришедшее письмо от Джинёна. Оно уже мятое из-за того, что девушка с силой сжимала его в руках, но ей было всё равно. Она перечитывала строки и карандашом дописывала с обратной стороны ответы на вопросы.

Ей было страшно отправлять ему хоть что-нибудь, ведь она прекрасно знает, что Дарим не ослабила свою хватку. Может, она продолжает пристально следить за всем, что происходит в жизни Джинёна.

Скорее всего, Ан отстанет только тогда, когда сама лично убедится в том, что больше ничего не связывает разлучённых влюблённых.

Совсем она отчаялась от страха остаться одной, а тут такой красивый и умный парень, который достался ей, так скажем, как выкуп за грехи родителей. Как глупо же это звучит. И было бы хорошо, если бы это оставалось только выдуманной сказкой, чтобы запугивать маленьких девочек. Но это суровая реальность Джиа, от которой она не в силах убежать.

Она сидит на скамейке и оглядывается вокруг — довольно-таки пусто. Сейчас будний день, время обеда закончилось уже как два часа, так что и в парках народа особо нет. За исключением домохозяек с детьми, туристов и таких же, как Джиа — прогульщиков. Минхён звонит ей на сотовый телефон уже во второй раз, пытаясь выяснить, где она, потому что Намхён, конечно же, позвонила ему и рассказала об её отсутствии.

Хван бы заняться уже своей жизнью, а не лезть постоянно в личное пространство Сон, но вторая к этому уже давным-давно привыкла. Джиа вдруг стало интересно, а как там поживает Даниэль? Что стало с Сону? Жив ли Сонун? Вернулся ли в родную страну Гуаньлинь? Стал ли стажёром в крупной компании Джэхван, как и мечтал? Поступил ли в университет Дэхви, который днями и ночами занимался? А как там Уджин, который до последнего не верил, что Джиа обыгрывала его всякий раз, когда они играли вместе?

Они живут счастливо? Нашли они свою пару? Что они делают прямо сейчас?

Когда Джиа зажала между губ сигарету, то стала хлопать по карманам в поисках зажигалки, но потом поняла, что забыла её дома. Она была рада только тому, что взяла с собой карточку, поэтому тут же отправилась в ближайший магазин. Пришлось пройти не маленькое расстояние, прежде чем отыскать первый магазин, в котором не было злой женщины с осуждающим взглядом, которая даже с предъявлением удостоверения личности отказывалась продавать зажигалку.

Наконец, расплатившись за зажигалку и один кофейный напиток, который она взяла с холодильника, потому что её без причины стало клонить в сон, она выбежала наружу и вдохнула воздух. За несколько минут поднялся ветер и небо затянуло тучами. Сеул превратился в мрачный тусклый мегаполис, который обычно описывают авторы популярных книг ужасов. Задумавшись про ужастики и про разные группировки мафии, она подскочила с криком, когда кто-то коснулся её плеча.

— Ты до сих пор такая шумная, — Джиа скривила губы и нахмурилась, когда Даниэль усмехнулся над своими же словами.

— А не нужно подкрадываться к людям со спины, — Сон зажгла сигарету и сделала первую затяжку.

— Всё ещё не бросила? — Кан встал рядом так, что их плечи соприкасались, но Джиа было откровенно на это наплевать. Они стояли под козырьком магазина и наблюдали за тем, как прохожие забегали в кафе или спешили попасть в автобус, чтобы уехать домой, иначе есть вероятность попасть под ливень.

— Даже не планирую, — Даниэль улыбнулся и повторил за Джиа — зажёг сигарету и зажал её между обветрившимися губами.

Сон ждёт его вопроса, потому что чувствует, что он хочет задать его. Девушка смотрит на его левую руку и видит яркое изображение бабочки, окрашенное в ядовито-красный и очерченное чёрным контуром. Ей хочется сказать о том, что выглядит это пошло и некрасиво, как-то слишком броско и пафосно, но по взгляду Кана поняла, что он думает точно так же.

Ему не нравится, но идти против природы не в его же приоритетах. У него на губах болтается имя Хван, потому что Даниэль не видел её уже два года. И, признаться честно, он хотел бы встретить её вновь, чтобы, как и в прежние времена, помолчать на скамейке знакомого им парка или поговорить за парой баночек пива о семейных проблемах. Он согласен даже просто мельком взглянуть на неё в толпе и увидеть, а её губах счастливую улыбку.

— У неё всё хорошо, — Джиа не выдерживает и ей становится тяжело смотреть на то, как Даниэль задумчиво смотрит в одну точку, курит уже третью подряд и сжимает лямку рюкзака в ладони до красных отметин от ногтей. Она чувствует его настроение и отчего-то понимающе относится к его состоянию. Девушка вдруг вспоминает Бэ и жмурит глаза. Ей хочется оказаться рядом с ним так сильно. — Мы учимся в соседних университетах. Почему бы вам тогда не увидеться? — Кан усмехается и смотрит на Джиа.

— А зачем? — прямо спрашивает он и вздыхает. Сон пробивает насквозь его колючий взгляд. В них такая родная боль, что ей хочется вырвать своё сердце. — Ничего не изменится, если мы встретимся с ней. Потому что захотим увидеться во второй, в пятый, в десятый, и так до бесконечности, пока кто-нибудь не узнает. Тогда будет вдвое больнее и сложнее расстаться. А сейчас ведь и так хорошо, верно? Я знаю, что ей будет хорошо и без меня, — они смотрят друг на друга, и Даниэль словно говорит не про них с Намхён, а про Сон с Бэ. — Она должна научиться жить без тех, с кем думала проведёт всю жизнь. И понять, что прошлое нужно принять — его ведь не изменишь.

— Какие слова, Кан. Где прочитал? — Джиа поспешила отвернуться и вновь зажать сигарету меж губ, чтобы вдохнуть в себя ядовитый дым, который наряду с обезболивающими травит её организм и медленно убивает в девушке жизнь.

— Уж лучше бы из книги это прочитал, чем испытал на своей шкуре, — Даниэль не изменяет себе — смеётся, превращает всё в шутку, издевается, подстёгивает. Джиа ни разу не видела, чтобы он расклеился или хотя бы всерьёз принял чужие оскорбления. Он словно всегда пропускал их мимо ушей. Слова действительно не ранили его сердце? Что тогда сможет разбить его?

— И какая она? Красивая? — Кан выбрасывает окурок на землю и тушит его носком от кроссовок, задумчиво поджимая губы.

— Роскошная красота, — честно признался он. — Но такая бестолковая и пустая, — парень пожимает плечами и опирается о стеклянную витрину магазина.

— Снова отец? — Джиа тушит сигарету о крышку мусорного бака и выбрасывает туда же, прижимаясь плечом к Даниэлю, чтобы стало теплее.

— А как же. Кто ещё, если не он, будет разрушать мою жизнь? — Сон опускает голову и тоскливо стонет, потому что под сердцем так жалостливо всё сжалось. На землю падает несколько крупных капель, разгоняя пыль с дорог, которая была так и не тронута слабыми порывами ветра. — Давай зайдём внутрь, перекусим, может. Мне уже холодно, — Кан открыл дверь магазина и придержал её, чтобы Джиа зашла первой.

По давним рассказам Намхён Кан — настоящий джентельмен, который пытался скрыть это ото всех. Сам парень даже не знал, зачем притворялся. Быть вежливым никогда не выходило из моды.

Горячий бульон, острая лапша, кимпаб с креветками и сливочным сыром, холодная кола — это всё намного лучше, чем походы в рестораны или что-то тому подобное. Джиа с Даниэлем сидели у окна, наблюдая за тем, как капли неистово били по асфальту и смывали со столицы всю накопившуюся грязь.

Они оба хотят написать на запотевших окнах слова о помощи, чтобы это всё исполнилось. И чтобы вся их боль стихла на какой-то момент, исчезла — была смыта этим весенним дождём. На улицах пахнет свежестью, травой и дыханием нового начала, но зачем всё это?

— Не говори ей, что мы виделись, — сказал Даниэль перед тем, как выбросить весь мусор в ведро. Сон кивнула и прошептала тоже самое, потому что знает — Джинён может догадаться о том, что она с Каном общалась. Иногда так невыгодно, когда многие общие знакомые учатся в одинаковых университетах.

— До встречи, Даниэль.

— Береги себя, — аккуратно шепчет Кан и ободряюще улыбается Джиа, протягивая ей купленный зонт.

— И ты, — отвечает Сон, и они расходятся в разные стороны, заранее зная, что больше никогда они не увидятся.

========== 15 ==========

«2022.4.9

Знаешь, иногда я думаю о том, что бы было, не взяв я тогда твои руки в свои в попытке тебя успокоить?

Наверное, ничего. В прямом смысле. Мы бы просто оба закончили школу, разошлись бы, кто куда. И между нами ничего бы не было, потому что, видя этот рисунок, я бы его прятал всю жизнь. Я в принципе так и хотел сделать, если бы обнаружил свою родственную душу в новой школе. Я хоть и переводился с маленькой надеждой найти свою судьбу, в душе понимал, что ничего не выйдет.

Я знал, что разобью тебе сердце. Тогда я ещё не знал, что ты — Сон Джиа. Я знал тебя, как любовь всей своей жизни в будущем. Я представлял тебя, если честно, другой — из такой же бедной семьи, ниже ростом сантиметров на десять, с еле заметными веснушками на лице почему-то, с короткими волосами и, как ни странно, аккуратным маникюром.

Но ты предстала другой — из состоятельной семьи, такой красивой и высокой, далёкой и привлекательно сверкающей словно звёзды. Такой прекрасной, Джиа.

Я не верил, что такая, как ты, могла достаться мне — неудачнику с совершенно ужасной семьёй и отвратительной судьбой. Дарим (извини за упоминание о ней) никогда — слышишь? — не сравнится с тобой. Потому что она никто. Я, честно, так ненавижу её. Мне не позволяет воспитанность и, наверное, человечность сказать ей это в лицо. Я терплю её и молчу, но так хочется оттолкнуть Ан от себя и спрятаться.

Я очень сильно скучаю по тебе. В университете мне на глаза часто попадается Даниэль, а затем я вспоминаю Намхён, и, соответственно, тебя.

Это иногда очень раздражает. И раздражало в самом начале. Сейчас я уже привык. Осталось пару месяцев и мы все закончим университеты, разбежимся по разным фирмам и кампаниям, а потом у нас будут свои семьи, другие дела, личная жизнь. Мы все когда-нибудь забудем друг друга. Забудем то, как хорошо и весело нам было вместе, потому что это будет только воспоминанием, отголосками прошлого, которые ты — да и я, впрочем, тоже — пытаемся забыть.

Я пытался. Признаться честно, я пытался тебя забыть. Первый год в университете. Я так упорно пытался выбросить тебя из головы, что и не заметил, как стал думать о тебе в десять раз чаще, чем до этого.

Как ты? Как твои дела? Как в университете?

Не грусти. У нас впереди ещё столько писем — столько дней в разлуке, что для «погрустить» ты найдёшь достаточно времени. Сейчас, пожалуйста, улыбнись.

Я жду ответа, но мне хватает и того, что ты меня не хочешь забывать. Значит, ты всё ещё любишь.

Прости меня».

***

«2023.4.9

Я не достаточно стараюсь. Я ненавижу себя за то, что позволяю другим распоряжаться своей жизнью.

Давай подстроим убийство? Если не будет Дарим, то нам будет намного легче.

Я уже даже не знаю, о чём писать тебе… О чём я пишу тебе в каждом письме? Они выглядят так жалко. Ты читаешь их, и тебе становится больно. Я знаю.

Поэтому давай не будем говорить о плохом? Сделаем вид, что я просто учусь за границей. Или ты улетела в Америку или в Канаду, чтобы получить хорошее образование.

Как погода? Как дела? Как учёба? У меня ужасный завал… Хочу сбежать. Ещё и выпускной проект на носу — ох, тяжело. Родители Дарим сказали мне, что я не должен поступать на филологический. А я так хотел… Ну, да ладно. Подумаешь, биохимическая инженерия. Ты вообще когда-нибудь слышала о таком факультете? Я вот впервые.

Я скучаю по тебе.

Я хочу рассказать тебе кое-что. Но, думаю, ты сильно расстроишься из-за этого, так что я расскажу тебе об этом попозже.

Я пишу тебе каждый год, это уже пятый, но так и не получаю ответа. Ты получаешь их? Или ты не хочешь мне писать? Хотя… Да, не стоит. Иначе я не смогу остановиться.

Мне тяжело просыпаться по утрам.

Сегодня видел Даниэля. Мы немного поболтали о том, как дела и учёба. Оба не спросили о вас, не знаю почему. Наверное, почувствовали настроение друг друга. Не стоит, наверное, спрашивать о вас.

Намхён в порядке? Слышал, у неё новый парень. Души в ней не чает, чуть ли не в ногах валяется. Правда? Тогда я рад за неё! Она заслужила это.

А то этот Джисон непонятный, потом ещё и эта проблема с Даниэлем… Ладно, самое главное то, что сейчас она чувствует себя хорошо!

Джиа… Я люблю тебя.

Что мне ещё написать? Я даже не знаю, но мне иногда так хочется подойти к твоему университету, подождать окончания твоих пар, встретить тебя с букетом твоих любимых цветов и пойти в какую-нибудь кофейню, чтобы делать домашнее задание.

Знаешь, что я хочу? Написать книгу, чтобы потом перечитывать всю нашу историю и дивиться тому, как так всё получилось. Может, к тому времени мы захотим сделать операцию. И я буду думать, что это выдуманная история. Или что это другие люди — не мы.

Интересно… А как назвать книгу? А когда прописать сюжет? А что делать? Боже, столько вопросов… Знаешь, а книга это хорошая идея!

Проведи этот месяц хорошо, чтобы потом осталось много весёлых и интересных воспоминаний. Не скучай по мне.

Давай увидимся во снах друг у друга».

***

Завершение определённой стадии в твоей жизни причиняет необъяснимую боль. Когда Джиа училась в школе, то её терзали только мысли о том, когда закончится этот Ад; когда начнётся взрослая жизнь; когда будет что-то поинтереснее ежедневных уроков и посиделок в столовой, где подают самый отвратительный обед; когда, когда и ещё раз когда?

А сейчас, оглядываясь назад, Сон делает для себя выводы, которые, к сожалению для неё, заканчиваются слезливыми воспоминаниями. И, как отмечает сама Джиа, это вредно — ворошить прошлое.

Сон берёт в руки письмо и проводит кончиками пальцев по гладкой поверхности конверта, в уголке которого аккуратным почерком выведено её имя. Горькие слёзы попадают на бумагу и расплываются на ней кривыми окружностями. Письмо приходит за неделю до назначенной операции и за три месяца до её свадьбы.

Она скучает. Очень. До нехватки кислорода в лёгких, до отдышек, до пульсирования в голове — до отвратительной боли, стягивающей всю её изнутри. Но она обещала Джинёну после последнего письма всё оборвать, и она знала, что оно придёт сегодня, в это день. Снова её день рождения.

На какое-то время ей хочется вернуться туда — в то время, когда всё было хорошо, но понимает, что это невозможно, и ей там нечего больше делать. Это было раньше — прекрасно и отлично, а сейчас это лишь детские ребячества и ненужный груз на плечах. Джиа плачет — тихо и прерывисто, сжимая рукописное послание в ладонях. Её настигает обида, которая маленькими шагами приближает девушку к истерике.

Всем своим существом она ощущает потребность в нём. И в тех моментах, которые они разделяли друг с другом. То время, что они проводили, хоть и было его не так много. Это всегда казалось долгим сладким сном, который тут же превратится в кошмар. Джиа всегда боялась, когда находилась рядом с ним. Словно ещё один неправильный шаг, неверное слово или касание, и он исчезнет навсегда.

Но что осталось у неё теперь? Сейчас у неё только эти драгоценные письма, с которыми Сон не знает, как поступить.

Или выбросить от греха подальше, чтобы никто больше не догадался о том, что было, и чтобы самой поставить точку в этой истории. Или хранить до конца своих дней, чтобы, перечитывая их, становится самой счастливой на земле.

Или… Ответить ему?

Джиа обречённо вздыхает и плюхается обессилено на твёрдый диван. Она медленно открывает конверт, растягивая время до того момента, как она вновь прочитает строки, разрывающее её сердце. Его почерк меняется с каждым письмом — то аккуратный, как в школьные времена, то корявый, словно он не в состоянии нормально держать ручку, то всё это смешано.

Первая фраза, и Сон не в силах сдержать свой болезненный стон.

«2024.4.9

Я люблю тебя.

Я так хочу услышать твой голос, что иногда набираю твой номер, который ты так и не поменяла, дурочка. Мне хватает одного только автоответчика, который оповещает о том, что ты занята и перезвонишь потом. И хочется признаться тебе вотвчём, что кроется в моей душе, когда твой тихий, с лёгкой хрипотцой голос, словно ты только-только проснулась от солнечных зайчиков, играющих на твоём лице, говорит мне оставить сообщение.

Я хотел. Много раз. Хотел перебороть страх и сказать, что я безумно скучаю по тебе. Но я всегда молчал и бросал трубку, потому что я ужасный трус. Многие думают, что я могу справиться с любой трудностью и любым испытанием, которое попадётся мне на пути, но, боже, как они все ошибаются. Потому что я не могу элементарно признаться тебе и сказать, что очень нуждаюсь в твоих объятиях. И просто очень хочется быть просто рядом с тобой, ведь ты была моей единственной и неповторимой.

Моя Джиа.

Я хотел сказать тебе о том, что это моё последнее письмо тебе. Потому что с каждым разом я чувствую, что вот-вот всё брошу и приду к тебе, а ты, в моих самых страшных кошмарах, закрываешь дверь и отказываешь меня видеть. Каждое письмо пропитано моей надеждой на то, что всё вернётся на свои места, как и положено. Ведь это правильно — мы.

Остальное — ошибка. Этого не должно было случиться. Всё должно быть по-другому, но, к сожалению, я пишу тебе эти слова и не могу быть рядом с любовью всей моей жизни, с моей родственной душой, с моим смыслом, ради которого я готов пожертвовать всем. Как видишь, я немного вру. Я ничем не жертвую ради тебя, а остаюсь стоять на месте, пропуская мимо свою жизнь и не ощущая её так, как положено. Насыщенно и ярко.

Каждое письмо, словно мост от меня к тебе. И через этот мост я провожу невидимую крепкую нить к тебе, держусь за неё всеми силами и боюсь, что она когда-нибудь оборвётся.

Я не хочу ощущать боль ещё сильнее, чем сейчас, поэтому рву её самостоятельно. Чтобы этого не сделала ты или кто-нибудь другой. Я даже не знаю, дошли ли они все до тебя? Дошли? Я так хочу получить ответ, но ты молчишь. Может, это и правильно. Ты уже живёшь своей жизнью, и я молюсь, чтобы ты была счастлива там, где ты сейчас, и с теми людьми, которые рядом.

Минхён, верно? Хван Минхён…

Он не похож на того, кто обидит тебя или бросит одну. Надеюсь, я не ошибаюсь в своих предположениях. И он делает тебя счастливой.

Но меня берёт злость и ревность от того, что это не я.

Почему именно ты? Почему именно я?

Почему мы?

Ты когда-нибудь задумывалась над этим? Несправедливо, да? Мерзко.

Боже, как я скучаю по тебе, Сон. Я каждый раз думаю о том, как было бы замечательно, проснись я утром в свой выходной и обнаружив тебя под своим боком, мило сопящую и хмурую от странных снов.

Если мы увидимся однажды, ведь Сеул город не такой уж и большой, пообещай мне, что сделаешь вид, что мы никогда не знала друг друга.

Мне так будет легче.

В твоих глазах я жалкий эгоист, но только подумай о том, какая надежда расцветёт в моей душе, когда ты подойдёшь ко мне, улыбнёшься ярко-ярко и поприветствуешь меня, как когда-то знакомого Бэ Джинёна.

Это будет… тяжело перенести. Будет трудно дать сопротивление родителям и Дарим, переступить через себя и ответить тебе, как когда-то знакомой Сон Джиа.

Не думаешь так? Или ты к тому времени совсем забудешь обо мне… Кто знает, как всё повернётся, верно?

Я так тяну это письмо, потому что не хочу прощаться с тобой в последний раз. Пожалуйста, скажи мне, что всё будет хорошо. Пожалуйста, скажи мне, что у меня всё будет хорошо. Я так хочу услышать это только от тебя, потому что только ты была моей мотивацией.

Я так люблю тебя…

Играет ли это подростковое воображение? Или мне плохо от того, что меня загнали в эти ужасные рамки так рано? Меня женили в двадцать лет, зачем? Боялись, видимо, что я найду свою настоящую родственную душу, и поспешили с помолвкой.

Мне так жаль. Прости.

Джиа, родная, всё хорошо.

Может, не у нас. Но у тебя, у меня.

Всё хорошо, любовь моя».

Сон жмурит глаза и видит в темноте, что чернеет с каждой секундой, разноцветные прыгающие пятна, которые искрятся, горят и исчезают. Ей хочется выгравирировать это письмо, которое он написал, в своём сердце, потому что оно по-особенному прекрасно.

Она верит Джинёну. В каждую его ложь она готова поверить всей душой и жить этим до скончания времён. Проживать свою жизнь с одной только мыслью, что когда-то Бэ полностью принадлежал ей. Весь.

И не было никаких родителей и чёртовой Ан Дарим! Если бы только все следовали устоявшимся правилам и принципам, которые приписала вселенная, Джиа бы сейчас так не страдала.

Сон не считала бы дни до прихода письма, а подошла бы к Джинёну спокойно и выпрашивала, словно маленький ребёнок, всего три слова. Он бы упрямился, но в какой-то момент бы сдался и, неловко поцеловав Сон в щёку, тихо прошептал ей на ухо признание в бесконечной любви. В его любви к ней и никому больше!

Сегодня же она шепчет это словно мантру каждую ночь, которую проводит в одиночестве в своей комнате, размышляя о том, что она такого сделала в прошлой жизни, что заслужила весь этот непрекращающийся кошмар. В чём она провинилась однажды? В ненависти к Бэ? В любви к нему? В непослушании родителям? В чём, чёрт возьми, она допустила ошибку?

Бэ хотел бы больше храбрости, чтобы променять все эти письма на реальность с Сон, но ему остаётся только изливать душу бесчувственной бумаге.

Почему они?

Джиа бросает помятый конверт — единственный, который нашла в квартире — в почтовый ящик и начинает считать минуты неизвестно для чего. Ведь она вряд ли узнат, получил ли он письмо. Такое отвратительное чувство — она начинает понимать Бэ. И ведь ему пришлось переживать подобное на протяжении года.

«Всё уже хорошо, Джинён. У нас».

Джиа возвращается домой с опустевшим сердцем, словно всё выпили до последней капли. Она не знает, дойдут ли её слова до парня, но искренне надеется на успех, потому что это их последнее послание друг другу. Сон смотрит на сумеречное небо, на котором медленно загорает россыпь звёзд. Они выстраиваются в созвездия, ищут своих родных среди миллионов, и строят фигуры. Для чего?

Девушка слышит, как дверь отворяется. В комнату тихо заходит мать, аккуратно присаживаясь на край кровати рядом с дочерью и положив свою ладонь на её колено. Она легонько сжимает его и пытается взглянуть дочери в лицо, но та усердно прячет его волосами.

Как не хочется, чтобы родительница увидела её такой — слабой и разбитой. Рассказывать ей, что послужило причиной такого состояния, тоже не особо хочется, но и скрывать это безнадёжно. Мать читает её, как открытыю книгу.

Сон протягивает матери письмо Бэ и скупо молчит, нарушая воцарившуюся тишину всхлипами. Родительница читает внимательно и словно пропускает все эти эмоции через себя, ощущая всю тоску. Сложив бумагу и убрав её назад, мать тянет руки к дочери и обнимает, прижимая к себе. Сон сотрясается в рыданиях и громко хнычет, потому что хочется избавить себя от этой тяжести в груди. Джиа хочет разбить этот камень в душе, который тянет её вниз и топит в океане горечи.

Объятия матери тёплые и мягкие, самое нужное лекарство в мире, и вот так — заключенная в родных руках — она отключается, погружаясь в глубокий сон, где наступает второй месяц весны, цветут деревья, смеётся заливисто Джинён и всё хорошо.

Хочется верить, что это не конец, но в каждой истории он должен быть. Джиа ставит жирную точку и закрывает эту книгу, наполненную дыханием жизни, когда она встретила его; закрывает шкатулку с воспоминаниями о письмах, которые скрасили её университетскую жизнь; мечтает забыть ещё два года, проведённых в вечном ожидании.

Через неделю Сон ничего из этого больше никогда не вспомнит — и это правильно.

Каждый из них начинает всё заново, стараясь забыть выпускной год, как страшный сон.

Они живут. И у них всё хорошо.