Спросить Гришу [Алла Борисовна Боссарт] (fb2) читать постранично, страница - 3

что отчество Гриши – Израилевич? Чистая правда, - подтвердил Шура. «Ишь ты! И чего, можно прямо так и звать? Израйлич? Не обидится?»

А в 1972 году Григорий Горин опубликовал в «Литературке» рассказ «Остановите Потапова». Я тогда писала диплом о деле сатиры и слове юмора. И навсегда запомнила заключительную фразу горинского рассказа: «Ровно в двенадцать часов ночи Потапов начал сон». В сущности, это рассказ ни о чем. Или о каждом из нас. Как «Осенний марафон». «Потапов», собственно, и был характерологической предтечей «Горестной жизни плута», хотя и попроще. Так и Горин помоложе Володина.

Вадим Абдрашитов с его уникальным чувством времени снял по рассказу курсовую короткометражку. Большая умница, режиссер прекрасно понял, что эта проза – не сатира о «вруне и приспособленце», как пишут литературные энциклопедии. Это чеховская вивисекция обычного обывателя-марафонца, «как ты да я». Позже появятся Зилов, Бузыкин, герои Трифонова, зрелого Александра Кабакова, Маканина. Появится Гела, «певчий дрозд» Иоселиани. Герой Янковского из «Полетов во сне и наяву» Балаяна. В советскую литературу, театр и кино суматошной походкой всюду опаздывающего, нужного всем и никому не нужного «неуловимого Джо» вбежит горестный плут. Чмо. Герой не вашего, но нашего времени.

Которого привел Горин. Большой писатель Гриша Офштейн, изменивший не национальность, но сюжет своей жизни.

Горин как Мюнхгаузен

Действительно близкие, те немногие, с кем Горина связывала именно дружба (не застолье и работа, даже не интеллектуальная близость, как многих и многих), а дружба-родство, общие параметры и маршруты жизни: Марк Захаров, Александр Ширвиндт, Арканов – сказали потом, не сговариваясь, что остались Грише должны, что недодали ему. Как-то так само собой складывалось, что Гриша заботился, Гриша помогал, Гриша хлопотал; кого-то отвезти – Горин, собраться после спектакля – у Горина, позвонить ночью – Горину… Даже по медицинским вопросам до врача консультировались с Гришей. В одночасье он отправил занемогшего Захарова на операцию в Германию – спас жизнь…

Хоть рыбалку взять, вещь, в сущности, пустую. Но и к ней Гриша относился как к делу глубоко личному, серьезному и для души целебному. И потому крайне важному. Тем более, что любимой его рыбалкой была зимняя, подледная, требующая не только терпения, но и силы духа, работы преодоления. Есть такой маленький червяк – мотыль. Чтобы сохранить его в мороз, не знаю, как сейчас, а раньше рыбак клал горсть мотыля в «изделие №2» Баковского завода, завязывал и запихивал гондон с мотылем за щеку. Ехали рыбачить трое-пятеро. Но за обогрев мотыля всегда почему-то отвечал Горин.

В общем, если говорить совсем коротко, Григорий Горин был очень хорошим человеком.

В жизни литературной, отягощенной к тому же театром, это качество не слишком распространенное. И вот что мне кажется. Григорий Израилевич, еще со времен своего бытия Гришей, был так занят выращиванием своего героя, одного на всю жизнь (как оказалось), что стал им сам.

Не в том смысле, что «Эмма – это я». То есть не как обычно бывает, что писатель наделяет героя своими мыслями и переживаниями. Скорее герои – Мюнхгаузен, Тиль, Свифт, шут Балакирев, Кин и другие роняли в душу автора свои зерна и прорастали в нем.

«Барон славен не тем, что летал или не летал на Луну, а тем, что никогда не врет». С этой фразы начинается не киноповесть, не фильм. С нее начинается характер.

Интеллигент Карл-Фридрих-Иероним по всему своему составу и должен был бы стать вообще-то героем интеллигенции. Человек с сердцем и умом, верный себе и своей женщине (не жене), диссидент, наконец. Такого положительного героя советское кино – ну не то, чтобы не знало, но такой герой вроде бы не мог рассчитывать на популярность у широкого зрителя (которого мы условно называем народом).

Не врун, но инакомыслящий. Не сказочный, но бессмертный. Не семьянин, но однолюб. Почему этот чужой, не знакомый Мюнхгаузен стал «тем самым», стал любим и всем понятен?

Потому, вероятно, что Горин пришел в большую драматургию со своим самым главным героем, когда чутьем диагноста уловил его время. Именно его. Время, когда общество догнило до того состояния распада, когда в этой вони без сквозняка правды уже рисковали задохнуться все.

Пьеса «Тот самый Мюнхгаузен» - о правде. О правде как о способе жизни, о правде, изменить которой – смерти подобно. О правде как о главном свойстве характера. О том, что «говорить правду легко и приятно», почему и жизнь с нею на знамени – жизнь счастливая, как и смерть за нее.

Носитель жизнеутверждающей правды, правды-истины – крупнейший враль всех времен и народов. По-моему, гениально. Это как восточная притча о знатоке лошадей, который не замечает – жеребца или кобылу ему привели. Не до мелочей.

«Мюнхгаузен» - из первых, хотя и не первая пьеса