В году первом нашей эры [С Г Смирнов] (fb2) читать онлайн

Смирнов С Г В году первом нашей эры

С.Г.Смирнов

История: Годовые кольца Всемирной истории Сергея Смирнова

В году первом нашей эры

Как известно, наша эра началась с большим запозданием. Только через два столетия после утверждения христианства в Римской империи монах Дионисий Малый сумел, по заказу папы, вычислить дату Рождества Христова. Он предложил сменить очередной 241 год эры Диоклетиана - языческого императора, гонителя христиан - на 525 год новой христианской эры. Предложение было принято не сразу и не всеми, но нам сейчас важнее другое : как жили люди Земли за пять веков до Дионисия, в начале неведомой им самим эры - полагая, что живут в 754 году от основания Рима, или в первом году 195 Олимпиады, или в 543 году от воплощения Будды ?

Окинем "космическим" взглядом тогдашнюю Землю - покрытую в основном лесами и степями, но населенную уже тремя сотнями миллионов людей. По берегам Нила, Евфрата, Хуанхэ плотность населения достигла сотен человек на квадратный километр. Население многих городов исчисляется десятками тысяч, а великие столицы - Рим и Александрия в Средиземноморье, Антиохия и Ктесифон на Ближнем Востоке, Паталипутра в Индии, Саньян и Чанъань в Китае - уже перешагнули полумиллионный рубеж. Такая населенность говорит о высокоразвитой экономике. Действительно - на рубеже новой эры античные общества имеют в своем активе не только совершенную технологию земледелия и ирригации, богатейший набор разнообразных ремесел, но и широко разветвленную систему товарного производства, а вместе с нею - высокую культуру финансового дела.

Знаменитая формула "Деньги - Товар - Деньги" широко применялась вавилонскими финансистами еще за 7 веков до новой эры. Двумя веками позже эта формула проникла в Элладу, где относительная перенаселенность вынуждала многочисленные полисы к межгородскому разделению труда и интенсивной торговле. Рим перешел к товарному хозяйству позже - во время долгой изнурительной войны с Ганнибалом, когда отток рабочих рук в армию и быстрый рост военной промышленности взвинтили цены на продукты питания.

Одновременно сходные процессы шли в Китае, разделенном на десятки враждующих княжеств. Здесь дальновидный купец Люй Бу-вэй выступил пионером новой формулы: "Деньги - Власть - Деньги". Своими средствами он помог взойти на трон царства Цинь малолетнему принцу Чжену - и пожал стократные плоды этой инвестиции, когда принц стал владыкой всего Китая, императором Цинь Ши хуанди.

С тех пор прошло два столетия. В начале новой эры экономика античных обществ кажется такой же процветающей - с точки зрения тех, кто пожинает и распределяет плоды этого процветания. Правда, есть еще рабы; их много местами больше, чем свободных. Но ведь это же не люди! В сельскохозяйственном трактате римского экономиста Колумеллы раб классифицирован как "говорящее орудие" - в отличие от плуга, который молчит, и от вола, который мычит. Раб так же необходим для античного способа производства, как плуг и вол.

Но класс рабов не воспроизводится с достаточной интенсивностью. Значит, нужны постоянные войны для обращения свободных людей в рабство, и полезные люди - пираты, поставляющие рабов на рынок во время мира... Так рассуждают представители правящих слоев всех античных государств. Поэтому агрессивные войны - неотъемлемая часть античной политики, неизбежное следствие интенсивного рабовладельческого хозяйства.

Вглядимся в политическую карту мира, какою она была в начале новой эры. Начнем с той полосы цивилизаций, которая протянулась поперек Евразии от Геркулесовых столпов через все Средиземноморье, Ближний Восток и Иран, а дальше делится Гималаями на две ветви: "индийскую" на юге и "китайскую" на севере.

В этой зоне обитало более 80 процентов человечества; здесь располагались все крупные города, все значительные государства Земли. Впрочем, великих держав в ту пору было немного: колоссальная Римская империя на западе, столь же огромная империя Хань на востоке, да их гораздо менее могучие соседи-соперники: Парфянское царство в Иране и кочевая держава Хунну в степях Монголии. Все четыре державы - почти ровесницы: они сложились во второй половине 3 века до н.э. Но структура и судьбы у них разные, и рассматривать их стоит попарно: Рим - Парфия и Хань - Хунну.

Первая пара держав охватила так называемый "Эллинистический мир". Здесь давным-давно сформировались первые земледельческие цивилизации; здесь сложились первые государства шумеров и египтян. Политическое наследие этих древнейших народов позволило персам создать в этом районе первую в мире устойчивую многоэтническую империю. Другие пришельцы - эллины - создали под влиянием древней критской культуры такую замечательную структуру, как полис - самоуправляемый республиканский город. Александр Македонский попытался соединить эти два достижения - персидскую державность и эллинскую муниципальность - в единый жизнеспособный организм, охватывающий всю Западную ойкумену.

Эта попытка не удалась: не было экономической основы для устойчивой "вселенской" державы. Но македонский опыт экспорта греческого полиса на Ближний Восток прошел успешно. Через три века после Александра погибли уже все царства, основанные его преемниками - а полисы процветают в Египте и Сирии, в Иране и Средней Азии. Даже парфянские цари признают самоуправление полисов в пределах своей державы.

Но главный полис Запада - это Рим. Дорого стоило римлянам их первенство. Город сложился, как лагерь изгоев и беглецов из разных полисов Средней Италии. Конфликты в этой пестрой массе были часты и остры, а соседи враждебно относились к новой слободе гулящих людей. Объединенные недоброй судьбой, римляне поневоле развили в себе редкую гражданскую зрелость и политическую гибкость. Рим оформился как республика, сочетающая высокий уровень предприимчивости граждан со столь же высокой самодисциплиной, с сильной властью выборной администрации и авторитетным наследственным сенатом. Все это скреплялось почти непрерывным военным положением в республике : если римляне не оборонялись от кого-то, то по инерции на кого-то нападали, и, по словам греческого историка Полибия, "опаснее всего они были тогда, когда им самим более всего приходилось опасаться".

Однако вершиной политических достижений римлян стала их многоступенчатая система союзничества и гражданства. Чем больше услуг оказывало Риму то или иное племя, тем большую долю прав и привилегий римского гражданина получали члены этого племени. Привилегии были значительны: право на военную помощь при нападении извне, доля в совместной военной добыче и страховка на случай военного разорения, допуск на контролируемые Римом рынки, облегчение торговых пошлин и т.п. Такая умная щедрость римлян к союзникам в сочетании с хладнокровной беспощадностью к побежденным привела Рим к господству над всей Италией.

Побежден был и Карфаген - торговая аристократическая республика финикийцев на африканском континенте, с отличным флотом и профессиональной наемной армией, но без больших людских ресурсов. Одолев грозного Ганнибала, римляне обнаружили вдруг, что ни одна держава в Средиземноморье не может устоять против их военно-государственной машины, против римского сплава отваги, алчности и упорства. Тогда римлянам впервые стало нечего опасаться извне. И сразу же в их державе начались внутренние распри, затянувшиеся на целый век - от Гракхов до Августа.

Отчего так получилось ? Во имя чего владыки Средиземноморья убивали друг друга под знаменами Мария и Суллы, Помпея и Цезаря, Антония и Октавиана ? В сущности, борьба шла за тот или иной способ навести порядок в великой державе, которая переросла рамки старого полиса и требовала иных политических учреждений, соответствующих новым производительным силам общества.

Первыми поднялись малоземельные крестьяне, вытесняемые латифундиями "всадников" - новых римских богачей-рабовладельцев - и не желавшие превращаться в лишних людей - "пролетариев". Это движение, возглавленное братьями Гракхами, было подавлено военной силой. Но нужно было создать новую сферу занятости для пролетариев - и военная реформа Мария открыла им путь в армию. Так армия стала новым (и последним) оплотом демократии в римской державе.

Следующий шаг сделали италики - те подданные Рима, которые не успели добиться гражданского полноправия до победы над Карфагеном и которым сенат теперь отказывал в их требованиях. Италики восстали с оружием в руках; с огромным трудом легионеры Мария и Суллы одолели их, а потом правители Рима все же пошли навстречу требованиям италиков. Уже не сенат, а военные диктаторы Рима распространили римское гражданство на всю Италию и на те земли, где они вербовали своих легионеров. Так было восстановлено социальное единство державы. Оставалось политически оформить обновленный социум, уравновесив претензии новых классовых сил: легионеров - "демократов от меча", и всадников - "аристократов от кошелька". Долгий процесс остывания и кристаллизации этого кипящего хаоса мы называем установлением Римской империи; начало ей положил в канун новой эры Октавиан Август.

Каков он - первый римлянин своей эпохи ? Невзрачный человек с неярким характером... Однако Цезарь усыновил его, назначил главным наследником и девятнадцатилетний юнец из провинции явился в Рим, спокойно предъявил всевластному Антонию свои права на великое наследство. Не обладая политическим опытом, Октавиан сумел, однако, сперва заключить союз с Цицероном и сенатом против Антония - а затем, укрепившись, породнился с Антонием и предал вчерашних союзников, легко согласился на убийство Цицерона. Не отличаясь ни полководческим даром, ни особой храбростью, Октавиан одолел в гражданской войне талантливого и популярного полководца Антония. Будучи слабого здоровья, он дожил до 76 лет и полвека простоял на вершине власти, работая обычно по 14 часов в день.

Какие особые таланты нужны для такой карьеры ? Огромное честолюбие, железная воля, великий дар администратора... и еще - чрезвычайно развитое чувство долга, ответственности за исполняемую должность. Похоже, что Октавиан смолоду привык глядеть на весь мир как на театр, где главное для актера - безупречно сыграть роль длиною во всю жизнь, ни разу не сбившись и сделав все, чего потребует Судьба. Такая работа требует постоянного насилия над своей личностью. Видимо, Октавиан созательно превращался с годами в идеального политического робота, играющего роли Императора, Консула, Трибуна, Цезаря, Августа, Верховного Жреца, Отца Отечества, Наилучшего Правителя - все эти титулы были ему даны послушным сенатом.

В начале новой эры Августу исполнилось 63 года. Правит он уже 30 лет, и главное дело жизни сделано: Римская держава обрела внутренний мир и порядок. Согласно переписи, в государстве насчитывается более 4 миллионов полноправных граждан. Прочих подданных Рима не перечесть но их, по крайней мере, вдесятеро больше. Август продолжает распространять гражданство в осторожном темпе - но реальное содержание привилегий римского гражданина неуклонно падает. Два века спустя император Каракалла "дарует" римское гражданство всем своим подданным; этот эдикт не будет иметь большого значения.

Фактически Римская держава превратилась в монархию. Но на официальном жаргоне ее еще долго будут именовать республикой, ибо сенат действует (под руководством Августа). Сенаторы управляют провинциями - но лишь теми, где нет легионов; губернаторов пограничных провинций назначает император. Он - верховный главнокомандующий 30 легионов; он назначает префекта, управляющего Городом в отсутствие Августа. Прошли времена, когда городские и государственные дела решались на Форуме - голосованием, или схваткой между гражданами. Теперь все текущие вопросы решаются в канцелярии Августа: там вершат дела вольноотпущенники императора из числа ученых рабов - греки или сирийцы, не имеющие даже гражданских прав.

Важнейшие проблемы державы обсуждает Государственный Совет, составленный из сенаторов - но сенату не подвластный. Наоборот - сенат подвластен императору, который решает вопросы о пополнении сената новыми членами или об исключении провинившихся сенаторов. Август контролирует и состав "второго сословия" - всадников, поставляющих кадры для офицерского состава армии и администраторов в римские провинции. Для вступления в привилегированные сословия требуется довольно высокий имущественный ценз; однако при наличии достаточных средств, или знатного происхождения и деловой хватки римлянину имперской эпохи нетрудно сделать карьеру в рамках государственной машины.

Но только в этих рамках! Политической самодеятельности в Риме больше нет: такова цена, уплаченная за прекращение гражданских усобиц. Подавляющее большинство современников Августа не считает эту цену чрезмерной: ведь римляне перестали убивать друг друга, экономика процветает, а внешняя политика успешна. Город Рим регулярно снабжается хлебом из Египта, подвластного лично императору. Парфянский царь под угрозой римского вторжения освободил всех пленных римлян и вернул Августу знамена легионов Марка Красса, разгромленных полвека назад в битве при Каррах. Римская цивилизация укоренилась в Галлии; довольно успешно идет завоевание Германии. Римские легионы прошли всю Испанию и Северную Африку, укрепились на Рейне и на Балканах, побывали в Британии и на Евфрате - и почти всюду были непобедимы.

Все это - бесспорные успехи; но успехи государственной машины, а не общества в целом. Римский социум вступил в эпоху кризиса, и отчуждение имперской власти от управляемых масс - не причина, а следствие глубоких экономических процессов. Произошел переход от фермерского сельского хозяйства к латифундиям; народное ополчение превратилось в профессиональную армию, пожирающую чужие народы и истощающую свой этнос... Это явный шаг назад - от производящей экономики к присваивающей!

Отныне римская держава обречена на деградацию - экономическую и политическую. Медленнее всего будет деградировать военная машина, постепенно превращаясь из национальной армии в "иностранный легион", набираемый из окрестных варваров. Но стоит такой армии ослабеть - и империя рухнет от ударов тех варваров, с которыми она еще вчера легко справлялась.

Столь же печальна судьба римского народа в начале новой эры. Отчуждение основной массы граждан от развития экономики и державы разрушило привычную систему ценностей - тех идеалов, которые объединяют толпу людей в единый этнос, позволяют им ощущать себя частями великого целого. Республиканские римляне поклонялись многим богам, но самой важной богиней была Рома - символ Города вместе с народом, его населяющим. Империя - не замена Роме. Она служит божеством только для своих жрецов - немногих администраторов и военачальников, чьи личности вполне самовыражаются в служении государственному механизму.

А простые грваждане Рима чувствуют себя осиротевшими, духовно ограбленными. Отсюда - жадный поиск новых ценностей, новой веры и новых богов, дающих прочную основу для душевного спокойствия, для уверенности, что ты правильно живешь, и для надежды на лучшую долю в загробном мире. Чего только не перепробуют римляне в первые века новой эры: "все культы в гости будут к ним", кроме разве что буддизма. Окончательный выбор будет сделан в пользу христианства - самой "личностной" из ближневосточных религий. Имперская машина не одобряет новую веру - но противопоставить ей она ничего не может. В конце концов император Константин объявит Христа равноправным с богами-олимпийцами, чтобы крепче привязать обновленный народ к старой державе. Но державу это не спасет...

Шагнем теперь дальше на восток - в Иран, куда почти не ступала нога римского легионера. Странно выглядит Парфянское царство, процветавшее здесь 5 веков - с середины 3 века до н.э. до середины 3 века н.э. Но не стоит винить в этих странностях самих парфян - отважных конных витязей из северной степи, отнявших эту землю у Селевкидов - восточных наследников Александра Македонского. Великий завоеватель не пытался превратить персов в эллинов: он только создал эллинистические колонии в городах Ирана и породнил македонскую знать с персидской. А глубинка персидской земли продолжала жить, как прежде: пахали землю, говорили по-персидски, чтили светлого бога Ахурамазду и ненавидели темного духа Аримана, не увлекаясь чуждой городской культурой и не подлаживаясь под стиль жизни завоевателей.

Когда с севера пришли парфяне, родственные персам по языку - персидские крестьяне не оказали им сопротивления. Горожане тоже не стали защищать режим Селевкидов: ведь новые владыки не мешали им жить по-старому. Победители-парфяне довольно быстро переняли у городских чиновников персидскую государственность, а потом увлеклись и блестящей культурой эллинизма. В итоге они не стали эллинами, но не слились и с персами и оказались во главе государства, чьи подданные исправно платят налоги, но смотрят на своих владык, как на чужаков.

Понятно, что цари такой внутренне разобщенной державы не способны на великие завоевания. Но защищать свою новую родину парфяне умели, и не раз задавали трепку легионерам, если те вторгались в Армению или Месопотамию. В борьбе с парфянами погиб победитель Спартака - Марк Красс : семь пеших легионов оказались бессильны против конных лучников и латников Парфии.

Но к началу новой эры в Парфянском царстве наступил разброд : отцеубийство сделалось нормой престолонаследия, а вмешательство Рима не дает распрям утихнуть. Веком позже император Траян сумеет захватить парфянскую столицу - Ктесифон на Тигре - но удержать завоеванное не хватит сил. Еще через сто лет - в 224 году новой эры - персы восстанут против парфянского господства под руководством рода Сасанидов и возродят свою национальную державу - Эраншахр. В итоге Ближний Восток окажется вновь поделен между двумя государствами, представляющими разные цивилизации. Новый Иран и Восточный Рим будут веками торговать или воевать на равных, отражать набеги варваров или подчиняться им, вести умеренный культурный обмен все это рядом, но порознь, как было до Александра Македонского.

Но довольно о Западе! Нас ждет Дальневосточная Ойкумена, которую ее обитатели именуют Тянь Ся - Поднебесная. Этот мир разделен на две совсем не похожие части: орошаемые водами Хуанхэ лессовые равнины Китая и сухую степь Монголии. Впрочем, оба эти названия возникнут через много веков, а пока земледельцы Востока называют свою общность Чжун Го - Серединным Государством. Северо-западный край населен тюрко- и монголоязычными кочевниками, которые именуют себя словом "хунн" - "человек". С запада и юга Тянь Ся ограничена горными хребтами и тропическими лесами долины Янцзы. В этой относительной изоляции развилась самобытная цивилизация, которую интересно сравнить со средиземноморской.

Прежде всего, Восток намного моложе Запада: первый город на китайской земле возник, видимо, в начале 2 тысячелетия до н.э., а в Палестине на полсотни веков раньше. Поэтому Восток менее разнообразен: здесь не было столь длительного взаимодействия различных цивилизаций, которое породило сложную культуру Средиземноморья. Оттого на Дальнем Востоке не возникли городские республики - полисы. Китайские города зарождались, как племенные крепости; потом они превращались в столицы княжеств, а еще позже - в центры имперской власти, где жили и творили придворные мудрецы.

Один из них - Конфуций - создал новую этику, уподобив поведение человека в рамках семьи поведению его в рамках государства. Так сложилось учение о взаимных обязанностях правителя и подданных, о рациональном подходе "просвещенного мужа" ко всем общественным явлениям. Не случайно конфуцианство сохранилось в течение 25 веков: ведь оно устанавливает форму мирного сосуществования личности с отчужденным от нее государственным механизмом, и эта форма успешно работает - если общество не находится в состоянии кризиса. В противном случае система Конфуция приносит больше вреда, чем пользы...

Другой линией политической мысли в Чжун Го был "фа цзя", или "легизм" учение о государстве как творческой силе, преобразующей общество в кризисной ситуации. Понятно, что в жизни Поднебесной чередовались эпохи преобладания легистов и конфуцианцев. Первые делали больше новых и важных дел, причиняя больше страданий подданным державы - в том числе конфуцианцам. Вторые больше размышляли, учили, писали; поэтому в зеркале китайской историографии легисты нередко выглядят дьявольским отродьем, а все конфуцианцы - очень милыми людьми.

Разнородная Италия подчинилась Риму после того, как он научился привязывать к себе союзников узами выгоды - а не только страха. В однородном Китае обошлось без этих тонкостей. Канцлер Шан Ян внедрил в бедном и воинственном царстве Цинь систему гражданской администрации, не уступавшую в эффективности ее современнице - системе Птолемеев в Египте. После этого гегемония Цинь в Поднебесной была обеспечена, и веком позже вся страна объединилась в империю Цинь.

Этот гигантский труд возглавили три человека: правитель Чжен-ван (будущий император Цинь Ши хуанди), министр Ли Сы и полководец Мэн Тянь. За 20 лет были покорены шесть враждебных царств, закончено строительство Великой стены, создана единая система мер и монеты, унифицирована система иероглифов. Подверглась унификации и сфера культуры. Изучение общественных наук было запрещено всюду, кроме столичного университета: только здесь могли храниться старые и писаться новые книги политического содержания. "Лишние" книги (например, летописи княжеств - соперников Цинь) сжигались, несогласных грамотеев казнили.

Так китайцы промчались тот путь, на который римляне потратили полтора века - от борьбы с Карфагеном до диктатуры Цезаря. При этим были пролиты реки крови, и сами творцы империи заплатили жизнью за свой успех: император был отравлен, его советники - казнены. Свирепая держава Цинь вскоре рухнула - но столь же быстро возродилась под именем Хань, после недолгой гражданской войны, в которой крестьянский воевода Лю Бан одолел отважного князя Сян Юя и сделался императором Гао-цзу.

Этот невозмутимый и упорный умник во многом напоминает Октавиана Августа. Но римлянину приходилось изобретать почти все компоненты нового государственного порядка, а китаец в основном возрождал - тихо и без лишней крови - учреждения империи Цинь. Все это происходило на Дальнем Востоке двумя веками раньше, чем в Средиземноморье; такая "разность фаз" сохранялась и в последующие века. Например, через век после Августа великий воитель Траян завершит покорение Германии и Дакии, укротит парфян и раздвинет границы Римской державы до максимальных пределов. А во многом похожий на Траяна император Хань У-ди через век после Гао-цзу покорил племена "варваров" в лесистой долине Янцзы и упорно (хотя мало успешно) воевал со степными хуннами, которые создали свою первую державу во время гражданской войны на развалинах империи Цинь.

Многочисленная китайская пехота с арбалетами успешно отражала атаки конных лучников-хуннов; но удержать захваченную степь, где китайские крестьяне не могли и не хотели жить, было невозможно. Правда, на стороне державы Хань (как и Рима) было превосходство городской цивилизации. В родовом обществе Хунну началось разложение, стимулируемое подарками ханьских дипломатов хуннским старейшинам и вождям. Усобицы ослабили кочевников - и за полвека до новой эры почти все вожди хуннов признали себя вассалами дома Хань. Триумф империи над варварами был полный - вроде триумфа Траяна над Германией.

Но после Траяна Римская империя пошла под уклон. И в Поднебесной после побед У-ди бурно разрослась бюрократия. Веком позже - в первые годы новой эры - незнатный чиновник Ван Ман путем интриг сделался сначала всемогущим канцлером державы, а потом сам взобрался на имперский трон.

Опытный администратор, Ван Ман видел, что экономика страны перенапряжена. Чиновный аппарат непомерно разросся, бесполезные расходы двора огромны, а крестьяне и купцы задавлены налогами и административными ограничениями. Простейшим выходом было бы возвращение к системе Гао-цзу: ослабить государственный контроль над экономикой, сократить расходы, уменьшить налоги и ждать, пока производительные силы страны самовосстановятся. Так рассудил бы прагматик. Но Ван Ман был конфуцианец и твердо знал, в чем спасение: в возврате к "доброй старине" эпохи Чжоу (тысячелетней давности)!

В те времена не было купеческой самодеятельности; землю не продавали и не покупали - ею владел род; все излишки урожая сдавались в амбары правителя - вана, и в случае нужды распределялись среди населения. Работорговли не было, денежная система была иная, и администрация - тоже... И всю эту старину надо восстановить, чтобы в Поднебесную вернулось благоденствие!

Ткой антиэкономический план Ван Ман попытался претворить в жизнь, сочетая всю решимость догматика с бесцеремонностью придворного интригана. Жертвы были велики, а результаты - катастрофичны. Ван Ман сверг династию Хань и воцарился сам; он поссорил правительство с крупными землевладельцами, привел в ярость большинство чиновников и в полное изумление - всех вассалов державы. Тяжелее всего пришлось податным сословиям - и в 17 году началось великое крестьянское восстание "Красных бровей", уничтожившее режим Ван Мана.

Как и прежде, плоды крестьянских побед пожали князья и крупные землевладельцы. Они выдвинули лозунг "возврата к порядкам Гао-цзу", провозгласили императором Лю Сю (потомка дома Хань), и в 27 году в Поднебесной утвердилась новая империя - Младшая Хань. Через полтора века она также придет в упадок, и после нового восстания "Желтых повязок" страна распадется на феодальные уделы. Тут начнется Переселение народов, и на смену четырехвековой имперской эпохе придет четырехвековое господство варваров в Поднебесной. Все это произойдет на два века раньше аналогичных событий в Западной ойкумене...

Интересный параллелизм! Видимо, многое в нем закономерно. Например, переселения "варваров", которые римляне и китайцы считали стихийными бедствиями. Весьма вероятно, что таковы неизбежные последствия многовековой имперской экспансии. Вглядимся, например, в судьбу народа хуннов. Когда большинство родовых вождей признало диктат Хань, не все родовичи последовали за ними. Самые неукротимые ушли на северо-запад, за пустыню Гоби. Там общественный строй хуннов претерпел важную эволюцию: наряду с родом, сложилась военно-демократическая ОРДА - община воинов во главе с выборным воеводой (ханом). Двойная система власти "род-орда" оказалась наиболее жизнеспособной в век непрерывных войн и вынужденных переселений.

Отрезанные от китайских рынков, северные хунны вскоре сдвинулись к западу - поближе к оазисам бассейна реки Тарим, где кочевники вели необходимый товарообмен с оседлыми земледельцами. Но в конце 1 века н.э. и в этот западный край вторглось китайское войско "конкистадора" Бань Чао. Младшая Хань стремилась установить контроль над возможно большей частью Шелкового пути, который уже три века связывал Поднебесную со Средиземноморьем - через Среднюю Азию, Иран и Ближний Восток.

В новой войне с китайцами хунны были разбиты; к тому же на востоке Великой Степи началась вековая засуха. В таких условиях общество хуннов распалось: роды опять подчинились победителям-китайцам, а орда спаслась бегством далеко на запад - в Приуралье, куда прежде не доходили кочевники-монголоиды. Здесь хунны смешаются с местными угроязычными народами, и хуннская орда совершит подвиг, немыслимый в рамках родового строя: сплотит разноязычные этносы, объединяемые лишь кочевым бытом, в единую державу.

Так ханьская агрессия породила, в конечном итоге, государство гуннов; почти так же римская агрессия в Цетральной Европе вызвала сплочение многих германских, славянских и балтских племен в державу готов. В 4-5 веках гунны и готы будут бороться на равных, деля наследство умирающей Западной Римской империи и испытывая на прочность ее восточную сестру. На Каталаунском поле, в романизованной Галлии готские дружины под командой последнего римского полководца Аэция остановят в 451 году грозное войско вождя гуннов - Аттилы. Затем непрочные державы гуннов и готов распадутся - и входившие в них народы начнут перекраивать карту новой варварской Европы...

А что происходит между Западом и Востоком - в Средней Азии и Индии ? Это особый мир, со своей древней цивилизацией. Горные перевалы на северо-западе Индостана образуют удобные ворота в Среднюю Азию, а древний морской путь ведет от берегов Индии в Персидский залив. Это издавна открывало Индийскую ойкумену внешним культурным влияниям и нередко - военным нашествиям. Изобилие плодородной земли, покрытой лесами и орошаемой муссонными дождями, отсрочило в Индии наступление относительного переселения, ведущего к острым социальным или этническим конфликтам, к образованию крупных государств. Только в 5 веке до н.э. противоречия в индийском обществе привели к успеху новых идеологий - буддизма и джайнизма, провозгласивших духовное равноправие всех сословий и народов. Первая общеиндийская империя Маурья возникла еще двумя веками позже - сразу после македонского нашествия. Ее создатель Чандрагупта симпатизировал проповедникам-джайнам, а его внук Ашока - буддистам.

После Ашоки держава Маурья ослабела; Индийский мир вернулся к прежнему состоянию политической и культурной мозаичности. Здесь есть и монархии, и республиканские общины верующих - сангхи. Буддизм и джайнизм не смогли вытеснить множество более древних культов даже в "арийском" сердце страны, а юг Индостана издавна населен дравидами - потомками жителей древней Мелуххи, ровесницы Шумера и Аккада.

На рубеже новой эры в Индию вторгаются новые волны завоевателей из Средней Азии. После смерти Александра Македонского здесь возникло Греко-Бактрийское царство - эллинистическая колония в сердце Азии, населенная, в основном, ираноязычными бактрийцами и согдийцами. Царь Деметрий Бактрийский в начале 2 века до н.э. захватил север Индии, отчеканил здесь первые монеты с двойной надписью (по-гречески и на пракрите) и тут же лишился родной Бактрии, где восстал его полководец Евкратид. Удачливый мятежник, в свою очередь, вторгся в Индию - но был отражен новым греко-индийским царем Менандром.

Вскоре Греко-Бактрийское царство покорили восточные ираноязычные кочевники - тохары (китайцы называют их "юэчжи"), выбитые из монгольской степи хуннами, когда те создавали свою степную державу для борьбы с империей Цинь. Побежденные отошли на запад, оказались там сильнее бактрийских греков (или получили поддержку местных оседлых соплеменников) и в начале новой эры создали на бактрийской земле царство Кушан (названное, видимо, в честь правящего рода тохаров). В конце 1 века новой эры кушаны, в союзе с китайской армией Бань Чао, одолели хуннов и удержали Среднюю Азию. Затем кушанский царь Канишка, идя по стопам своих греческих предшественников, подчинил Северную Индию.

Объединив греко-бактрийское и греко-индийское наследия, царство Кушан, не уступающее по могуществу Парфии, служит важным мостом для распространения индийской культуры во всей Средней Азии и в Китайском мире. Так третья великая ойкумена Земли, не будучи (в отличие от Рима и Хань) владычицей народов, становится их учительницей: звание не менее почетное. Суда индийских мореходов везут культуру своей родины на крайний юго-восток Азии. Здесь в начале новой эры появляется княжество Фунань - предтеча будущей Камбоджи, зародыш "Внешней Индии" в джунглях Индокитая.

К сожалению, лесным варварам Европы повезло меньше, чем лесным варварам Индокитая. Нам трудно вообразить сейчас, какая это была потеря - разрушение римской военной машиной юных варварских культур. И не только юных: ведь Кельтский мир был ровесником римского государства, а Галлия времен Цезаря не уступала по культурному развитию гомеровской Греции. Те же гордые воины на колесницах, те же певцы-барды, сходная бронзовая металлургия и высокая культура земледелия; столь же богатая мифология. Галлы были лучшими конниками, чем римляне; их одежда лучше соответствовала среднеевропейскому климату (вспомним, что "брюки" - галльское слово).

Только города галльских племен не были еще полисами с развитой промышленностью, а система родовых общин и боевых дружин не могла победить армию великой державы. Что стало бы с Ахиллом, столкнись он на поле боя не с дружиной Гектора, а с римским легионом ? Нечего было бы воспеть Гомеру, и некому стало бы слушать его! Но, войдя в Средиземноморскую ойкумену, вчерашние побежденные - кельты, даки и другие варвары - стали сегодняшними учениками и завтрашними наследниками европейской цивилизации наряду с германцами и славянами.

Мы знаем, что к началу новой эры славянские и германские языки вполне сформировались и обособились; но где именно звучит та или иная речь неведомо. В конце 1 века римский историк Тацит уверенно разделит всю варварскую Европу на "Германию" и "Сарматию". Это будет деление не по родству языков (плохо известных римлянам), а по хозяйственному признаку: "германцы" - оседлые земледельцы, а "сарматы" - кочевые скотоводы. Но все же отсутствие славянских по звучанию слов в текстах Тацита говорит нам, что славяне той поры с римлянами почти не сталкивались.

До сих пор мы рассматривали великие цивилизации Земли и их варварскую периферию порознь; но каковы связи между ними ? Один вид таких связей взаимное влияние великих держав через вызываемую ими военную активность соседних варваров - мы наблюдали на примере хуннов и кушан в Средней Азии. Случались и более причудливые контакты. В 36 году до н.э. - когда Антоний и Октавиан готовились к последней войне за власть в Средиземноморье, когда в Египте правила Клеопатра, в Иудее - царь Ирод, а в Китае император Юань-ди - в этом году в Таласской долине (на юге будущей Киргизии) разыгралась "Малая битва народов".

Китайский ссыльный авантюрист Чэнь Тан с отрядом арбалетчиков и добровольцев, навербованных в оазисах Тарима, осаждал крепость хуннского вождя Чжи-чжи, бежавшего от китайцев сюда - на дальний запад, в сферу влияния парфян. В составе гарнизона крепости было несколько сот пеших латников - римлян, попавших в парфянский плен при разгроме армии Красса, потом служивших на восточной границе Парфии и теперь помогавших хуннскому вождю - союзнику парфян в их борьбе с кушанами. Китайские арбалеты оказались эффективнее римских мечей; крепость была взята, хунны - перебиты, а римляне опять попали в плен. И возможно, кто-нибудь из ветеранов Галльской войны Цезаря, направленный в помощь Крассу, кончил свои дни на военной службе в Чжун Го - на другом краю Евразии. Странно шутит судьба!

Но такие стычки не типичны. Гораздо большую роль играет товарообмен между удаленными ойкуменами. Несмотря на медленное движение караванов по Шелковому пути, китайские товары имеют устойчивый спрос среди римской знати. Не зря Август, стремясь уменьшить отток золота из своей империи на восток, особым эдиктом "против роскоши" ограничил ношение шелковых одежд сенаторами и всадниками.

Гораздо труднее происходил перенос технических изобретений из одной ойкумены в другую. Арбалет, появившийся в Китае задолго до образования империи Хань и успешно примененный в малой Таласской битве, попал в Средиземноморье только в эпоху арабских завоеваний. Не достиг Рима и компас, изобретенный в Китае во 2 веке до н.э. и намного облегчивший путешествия через Великую Степь...

Еще хуже обстояло дело с культурными контактами разных ойкумен. С каким изумлением и восторгом прочел бы Сыма Цянь - первый и величайший историк Китая, современник императора У-ди - труды своих предшественников: Геродота и Полибия! И как интересно было бы Августу или его ровеснику - историку Титу Ливию - прочесть рассказы Сыма Цяня о рождении империй Цинь и Хань!

Увы - языковый барьер и барьер расстояний нерушимой стеною отгораживали античные ойкумены друг от друга. Только купцы и монахи добирались изредка через горы и степи, пустыни и джунгли до немыслимо далеких и невообразимо чуждых миров - а их рассказы воспринимались на родине, как сказки. Новая эра только начиналась: впереди было много веков независимого освоения земных просторов разными народами и цивилизациями Земли.

Сергей Смирнов