Зовущий из тени (СИ) [Екатерина Львовна Аннинская] (fb2) читать онлайн

Annotation

Приключенческое фэнтези с элементами хоррора. Ночная вылазка двух детей в поисках клада и приключений оборачивается кошмаром сначала для них самих, а потом и для всего города.

Аннинская Екатерина Львовна

Аннинская Екатерина Львовна

Зовущий из тени

- Ну, что, идем?

Роун нетерпеливо топтался с ноги на ногу. Отступать было некуда, хотя сейчас Орри совсем перестала нравиться идея, казавшаяся столь привлекательной днем. Сказать по правде, будь она одна, девочка не решилась бы на это приключение. Но приятель же задразнит потом. Еще и другим проболтается.

- Фонарь взял? - строго спросила Орри, перелезая через подоконник.

- А то!

- Ладно.

Девочка спрыгнула вниз и поежилась от брызнувшей на нее холодной воды: кусты так и не высохли после недавнего дождя.

- Идем. Только тихо. Фонарь не зажигай пока.

Прохожих на улицах по ночному времени уже не было. Пару раз во дворах просыпались и брехали собаки, но в целом ребятам удалось добраться до окраины города незамеченными.

- Зажигай, - велела Орри, когда они с приятелем оказались на дороге, ведущей к Нижнему лугу.

- Не спугнем? - усомнился Роун. - Он же боится огня.

- Вот именно, что боится, - девочка передернула плечами и пожалела, что не стащила у брата куртку. В платье было зябко, а таскаться по кустам в шали, так изорвешь ее всю, еще и влетит потом. - Буттак - он же просто так клад не покажет. Он как тебя увидит - утащить попытается к себе под землю.

- З-зачем?

- Я же тебе рассказывала про Зовущего из тени, - нетерпеливо фыркнула Орри. - Он детей крадет, кости обгладывает, и скелеты потом поверх клада прилаживает - стеречь. А раз дядька один заплутал ночью в полях, да и наткнулся на буттака. Сперва думал - обычное пугало, только посевов вокруг нет никаких. А потом оно ка-ак шевельнется, как зыркнет, а глаза у него - будто головешки горят, только не рыжего цвета, а синего. И пасть тоже. А на руках - когти, как у медведя, только длиннее.

- Орри... - осторожно начал Роун, - а может, ну его, буттака этого? Мы без оружия ведь, и вообще...

- А клад как же? - напомнила девочка.

И вот кто за язык тянул! Почему не вернуться домой? А ребятам потом рассказать, как буттака встретили, да еле удрать от него успели. Кто решится проверить-то?

- Ну, клад... Клад - это, конечно, да.

Вообще-то их семьи и так не бедствовали. Отец Роуна был лучшим в городе гончаром, всегда при заказах. Еще и из окрестных поселений к нему за посудой приезжали. Хотя на взгляд Орри, лучшее, что умел делать дядька Игийшер, это были свистульки. Разноцветные, в форме птиц, лошадей, оленей. А если в некоторые воды налить, то получался не просто свист - трели, как будто у соловья.

А родители Орри пекли пироги. И к праздникам, и на каждый день. В их небольшой лавке, да и во всем доме, всегда пахло свежим хлебом. Орри нравился этот запах, но самой возиться с тестом было скучно. И разносить пироги заказчикам тоже. Хотя второе девочке нравилось больше: иногда удавалось подслушать что-нибудь любопытное из разговоров.

Но клад... Клад - это волшебство. Это золото и разноцветные драгоценные камни, как на картинках в книге. И еще - это возможность купить ярко-красное платье, диадему с алмазами, кинжал с узорчатой рукоятью, самую дорогую куклу с настоящими волосами, серую в яблоках лошадь, и уехать далеко-далеко. Туда, где водятся колдуны, и чудовища, и невиданные звери, и морские разбойники, и где не нужно мыть посуду, возиться на огороде и учиться печь пироги. Туда, где настоящая жизнь.

- В общем, как увидим пугало, сразу надо плащ на фонарь накинуть, не то буттак сбежит, - напомнила девочка, с неохотой оторвавшись от картин увлекательного и прекрасного будущего.

- Ночь звездная, - усомнился приятель. - Не слишком светло для него?

- Звезды ему не помеха. В общем, как он заскрипит, когтями к тебе потянется, надо быстро открыть фонарь. Вот именно в этот самый момент. Если успеет буттак коснуться тебя - все, конец. Либо сразу задушит и под землю утащит, либо в Ночь Одиночества придет за тобой. А поторопишься, раньше времени покажешь ему огонь, так он сбежит сразу, и все.

- А сказать чего надо, помнишь?

- А то! - усмехнулась девочка, стараясь забыть о мурашках, ползущих по коже то ли от ночного холода, то ли от волнения. - Открой свою тайну, буттак, или погибнешь в огне. Светом солнца тебя заклинаю: ты отдашь сокровище мне.

- Странный стишок, - поморщился Роун. - Ты уверена, что он сработает?

- Ну... так было в книге. Перевод с древнего языка.

- Перевод?

- Ну... там и тот, настоящий текст тоже был, только я не умею читать по-ихнему.

- А буттак поймет?

- А чего ему не понять-то? - Орри очень хотелось бы на самом деле чувствовать уверенность, которую она старательно изображала. - Он же здесь. Значит, и язык наш должен понимать.

- А солнце-то при чем? - не унимался приятель.- Темнотища же!

- Ну, да, потому он и боится солнца, - девочка почесала в затылке. - Огонь в фонаре на солнце похож, вот.

- Может, вернемся? - тихо предложил Роун.

- Ты что! Мы уже пришли.

- Ну, и где его тут искать? - озадаченно спросил мальчик.

Перед ними был луг, за которым в темноте угадывалось начало леса.

- Тш-ш... Слушай.

Стрекот кузнечиков. Еле слышный шелест листвы на опушке. Лягушка квакнула. Ничего необычного.

- И откуда тут взяться пугалу, если никто ничего...

- Тихо! - одними губами прошипела Орри, схватив приятеля за руку.

Пальцы у нее были ледяные.

- Это что... кошка?

На лугу плакал котенок. Жалобно, требовательно.

- Он, - выдохнула девочка. - Зовущий из тени. Добычу приманивает.

- Это нас, что ли? Орри, может, все-таки...

- Идем!

Она решительно потащила приятеля за собой, чувствуя, что еще немного - и повернет назад. Потому что одно дело - читать о ночном чудовище в книжке, пусть и вздрагивая от каждого шороха, и совсем другое - оказаться на Нижнем лугу в нескольких шагах от жуткой твари.

Но если теперь отступишь, то второй раз уже ни за что не решишься на отчаянную вылазку. И всю жизнь будешь жалеть. Не о кладе даже - о том, что струсила и упустила возможность прикоснуться к настоящему волшебству. К чуду, пусть даже страшному.

- Плащ! - почти беззвучно напомнила Орри. - Фонарь закрой!

Ноги промокли: Нижний луг после сильного дождя всегда превращался в болото. От холода девочку начала бить дрожь. Ох, зря куртку не одолжила: Вильта бы не заметил, он, когда дрыхнет, можно хоть в медный таз колотить у него над ухом, не прос...

- Мяу!

Совсем близко. Орри посмотрела туда, откуда на этот раз донесся кошачий вопль, и воздух застыл у нее в груди.

Темный силуэт был отчетливо виден на фоне звездного неба. Широкополая шляпа, раскинутые в стороны руки.

Девочка замерла как вкопанная, мучительно пытаясь вспомнить, что прочитала в книге. И план... у нее же был четкий план, продуманный заранее, до деталей!

Силуэт шевельнулся, раздался скрип. Совсем близко. Орри и Роун стояли на месте, но девочка готова была поклясться, что черная фигура уже всего в нескольких шагах от них. Кошачьи жалобы прекратились. Только поскрипывали невдалеке ветки... или деревянная основа чучела. Или когти.

Орри попыталась проглотить комок в горле, поняла, что не может говорить, и выхватила у друга фонарь. Плащ соскользнул.

- Открой свою... - начала девочка, с трудом выталкивая слова сквозь разом пересохшие губы, а язык не желал ворочаться. - Роун, помоги!

- Т-тайну... - пробормотал приятель.

И замолчал.

Что же там дальше? Орри с отчаянием смотрела на высвеченную фонарем бесформенную голову буттака, обтянутую мешковиной. На ветку, воткнутую туда, где должен быть нос. На рот... у твари оказался вполне настоящий рот, безгубый, зато с зубами странного синеватого оттенка. И глаза, грубо намалеванные синей краской. Просто две кляксы. Дурацкие, но от них почему-то невозможно было оторвать взгляд.

Скрип. От света фонаря буттак отбрасывает тень, но та падает почему-то не за его спину, а вперед, удлиняется, тянется к детям.

- Или... погибнешь... - вспомнила Орри еще два слова из казавшегося таким простым и надежным заклинания и окончательно замолчала.

Свет... кажется, эта тварь боится света! Девочка беспомощно выставила перед собой фонарь и, боясь встретиться глазами с немигающим взглядом буттака, посмотрела вниз. Когти тени подползли к самым ногам ребят, один коснулся ботинка Роуна.

- Бежим! - взвизгнула Орри.

Фонарь полетел в голову чудища и погас.

Девочка мчалась, скользя на раскисшей земле и каждое мгновение рискуя упасть, лопатками чувствуя тянущиеся к ней когти. Каким-то чудом она выбралась на дорогу и припустила еще быстрее - откуда только силы взялись! Сзади слышался топот. Роун. Или...

В городе Орри не остановилась, разве что слегка сбавила скорость: дыхание сбилось окончательно, ноги отяжелели. Слабый свет редких уличных фонарей. Темные окна. Лай... но лая за заборами не было. Почему молчат собаки?

Орри побежала медленнее, потом пошла, пошатываясь от усталости.

Роун. Где Роун? Сзади уже давно ничего не было слышно.

Девочка заставила себя обернуться. Никого.

На окраине города запел петух. И тут же откликнулись еще двое его собратьев. Приближалось утро.

Завтра... нет, это приключение они с Роуном не станут вспоминать со смехом, как прочие свои похождения. Они вообще вряд ли станут говорить о нем. И пожалуй, долго еще не решатся на ночные вылазки.

Завтра они будут сидеть в храме Вастарны и слушать истории, которые рассказывает тавхоэ Лирсли. Да пусть даже и скучной грамматикой заниматься! Не такая уж она и скучная, честное слово!

Орри доплелась до дома. Небо начало светлеть.

Роун фонарь потерял, плохо. А с другой стороны, кто знает, что это именно он взял.

Девочка вошла во двор и некоторое время стояла, глядя на окна и пытаясь вспомнить, что делать дальше. Хотелось даже не спать - просто лечь. Упасть. Забыть все, что случилось.

Орри вскарабкалась на яблоню, дотянулась до подоконника, перебралась на него и неловко перевалилась внутрь комнаты.

Одежда вся мокрая. Спросят ведь.

Но придумывать отговорки уже не было сил. Как и раздеваться. Орри тихо скользнула под одеяло и мгновенно уснула. К счастью, без сновидений.

* * *

- Орри! Ты че, спишь еще?!

Нальти. Вот принесли ж его нечистые духи! Хотя, конечно, не принесли, а прислали. И не духи, а родители. Эх... От духов-то отвязаться проще. Наверное.

- Мама ругается. Пироги готовы, отнести надо, простынут же.

- Щас...

Девочка приоткрыла один глаз и тут же зажмурилась от яркого света.

- Орри!

- Иду-иду.

Мелкий вредина топтался возле кровати, исключая всякую возможность подняться: Орри вовремя вспомнила, что не переоделась.

- Слышь, чего скажу, - торопливо зашептала она. - Только не проговорись никому.

- Ну?

Девочка потерла глаза, соображая, что бы такого потрясающего сообщить братцу, чтобы тот немедленно убрался с дороги.

- Ну, что, Орри, что? - нетерпеливо затараторил мелкий.

- Ты проболтаешься, - Орри неодобрительно выпятила нижнюю губу.

- Не проболтаюсь! Ну, скажи, а?

- Знаешь дом старого Хафра?

- Зн-наю, - поморщился мальчик.

Обветшалый дом, в котором уже года три, со смерти хозяина, никто не жил, пользовался у детворы дурной славой. Ну, то есть у совсем детворы: сама-то Орри с высоты своих девяти лет посмеивалась над дурацкими сказками.

- Я там призрака видела, - округлила глаза девочка. - В окне. Женщину.

Нальти попятился.

- Да ладно!

- Точно видела. Волосы у нее белые, губы синие, а на голове венок из розовых цветов, будто у невесты.

Орри помолчала, наслаждаясь перепуганной физиономией братца, и важно добавила:

- Она посмотрела на меня, а потом поманила рукой. Вот так.

Малыш сделал еще пару шагов к двери.

- А ты...

- Я спешила, - с достоинством объявила Орри. - В храм. Нам вчера историю Лигайра Завоевателя рассказывали. Не хватало еще пропустить самое интересное из-за обыкновенного... хм... призрака.

Лопоухий надоеда скрылся за дверью. К обеду вся мелюзга в городе будет обсуждать привидение, к вечеру у синегубой невесты появится леденящая душу история и, скорее всего, не одна, а ночью детишки, пожалуй, будут бояться по нужде выскочить.

Орри усмехнулась, быстро встала и заправила постель. Одежда высохла и была, к счастью, не очень грязной. Торопливо расчесав волосы и уже на ходу переплетая косу, девочка спустилась по лестнице.

Заскочила в кухню, быстро сцапала кусок пирога с блюда, подхватила прикрытую полотенцем корзинку.

- Я отнесу, мам.

- Орри...

Главное - вовремя оказаться за дверью. Сначала она разнесет заказчикам пироги, потом сбегает в храм на учебу, потом можно немного погулять по пути домой... а к вечеру, если у родителей и были какие-то вопросы, уже все забудется.

* * *

Храм Вастарны нравился Орри. Хотя сама богиня представлялась девочке довольно занудной. Покровительница домашнего очага, а еще земли и всего, что на ней растет. Защитница рожениц и маленьких детей. Конечно, Орри почитала ее, как полагается, но ей гораздо интереснее были Лайссика, озорная богиня странствий, охоты и бегущей воды, а еще Муврал, мрачноватый и загадочный повелитель ночи и тайных знаний. Но других храмов в маленьком городе не было. И нигде поблизости тоже: вокруг на несколько дневных переходов попадались только селения или совсем уж крохотные деревушки. Даже если плыть по Юппаве.

А Северная Данмара была все-таки городом. Настоящим, с древней стеной, окружающей центр, и почти тысячей домов. Орри очень долго считала ее не просто большой, а вообще центром мира, пока на занятиях в храме им не рассказали о других городах.

Зато в Данмаре несколько раз в год бывала настоящая ярмарка. На нее даже приплывали по Юппаве купцы, правда, мало: выше и ниже по течению на реке были пороги, которые пройти можно было без риска только весной, по высокой воде. Потому и не стала Северная Данмара крупным торговым городом, в отличие от Данмары Южной, стоящей на озере Алхротта, и знаменитого Ортелина, уступающего по величине только столице. А все-таки ярмарка и здесь получалась веселая: на нее собирались жители всех окрестных поселений, а пару раз даже настоящий бродячий цирк приезжал.

На занятия Орри успела, правда, в последний момент. Мельком заметила, что на привычном месте нет Роуна. Впрочем, он часто пропускал учебу: порой действительно помогал отцу, если было много заказов. А случалось, лепил из глины что-то свое - фигурки всякие. Людей, лошадей, волков, птиц. Чаще всего выходило довольно криво, но иногда и очень даже здорово. Правда, никому, кроме подруги, Роун свои творения не показывал: опасался, что отец не одобрит, когда глину переводят на баловство.

Занятия сегодня вела Лирсли, одна из высших жриц. Волосы у нее были седые, совсем белые, хотя лицо без морщин. Правда, Орри и Роун все равно считали ее очень старой: Лирсли знала невероятно много, и вряд ли в библиотеке храма остались хоть одна книга или свиток которые бы она не прочла, даже на чужом языке.

Сегодня жрица рассказывала историю побратимов - Ласваха и Навагарна. Ласвах был младшим сыном правителя и, достигнув совершеннолетия, по традиции ушел с небольшим отрядом, чтобы основать новый город в пустых землях. Там он повстречал Навагарна, предводителя маленького кочевого племени. Они сошлись в поединке. Если бы чужак победил, местный вождь признал бы его власть. А если бы проиграл, оставшись при этом в живых, пришлось бы ему искать другую землю для своего города. Правда, на второй вариант надежды было мало: дрались насмерть. Но соперники успели обменяться лишь несколькими ударами. Откуда ни возьмись, налетела на них стая стирхоев, и тут уж всем людям пришлось вставать плечом к плечу и драться против общих врагов.

Орри поежилась. Про стирхоев она читала. Мерзкие твари. Безволосые, с синюшной кожей, ростом по пояс взрослому мужчине, но это только пока они не выпрямят свои длинные задние лапы. А как выпрямят - прыгают далеко вперед и вверх, словно пружина. Передние конечности у них короткие, толстые, на каждой по три пальца с длинными - в человеческую ладонь - когтями, острыми и прочными, как железные кинжалы. А на голове - гребень с шипами. Вот как ударит стирхой этим гребнем и когтями в прыжке, так запросто человека насквозь проткнуть может. А на морде у них вместо рта хобот с присоской, и они сразу набрасываются на раненого и выпивают всю кровь дочиста.

Живут стирхои во влажных пещерах, в оврагах или в болотах, всегда группами - что-то вроде муравейника или пчелиного улья. Людям на глаза стараются не показываться, но в их владения лучше не забредать. Как увидишь, где синий мох растет, туда, значит, идти нельзя, подальше огибай опасное место, посуху.

Но случается так, что стирхоев становится слишком много. Тогда часть их собирается в стаю и идет искать себе новое гнездо. И не приведи боги оказаться случайно на их пути.

Ласвах и Навагарн оказались. К несчастью для тварей и к счастью для крошечного поселка Данми, к которому приближалась стая. Стирхои были перебиты, правда, и воинов полегло немало. Ласвах и Навагарн объявили себя братьями и провели священный обряд, огнем и кровью скрепив свой союз. На месте чудом уцелевшего селения был основан город Данмара, и побратимы стали править там вместе.

- Все на сегодня, - объявила Лирсли.

Орри вздохнула и потрясла головой, возвращаясь к реальности. Рассказ был увлекательным, а дуралей Роун его пропустил. Хотя он, может, и не виноват вовсе.

На ходу перекусывая остатками прихваченного с собой пирога, девочка направилась к Ореховой улице, где жил приятель.

- Здравствуй, Орри.

- Здрасьте, дядя Игийшер. А Роун...

- Разве он не с тобой?

- Он... Я думала, он дома. Его не было на занятиях.

- Я не видел его со вчерашнего вечера, - нахмурился гончар. - У нас полно заказов, он нужен здесь.

На мгновение Орри показалось, что солнце зашло за тучу, хотя день был на удивление погожим для поры Увядания.

Со вчерашнего вечера. Неужели Роун решил вернуться за фонарем? Или все-таки отправился за кладом? Да он рехнулся!

- Странно, - выдавила из себя Орри. И торопливо, избегая расспросов, добавила:

- Я поищу его.

Искать, по правде говоря, совсем не хотелось. Девочка гораздо охотнее занялась бы даже нелюбимыми делами по дому, лишь бы не возвращаться на место ночных приключений. Да еще одной.

Но ведь сейчас день. И вот Лигайр Завоеватель - он же не струсил бы, даже когда маленьким был. Он против волчьей стаи с одним ножом выходил и коней диких укрощал. Нет, он бы ни за что не испугался.

И Навагарн не бросил бы Ласваха.

И до заката еще часа два. Орри успеет быстро сбегать на Нижний луг и вернуться в город. А кое-кто получит в лоб, потому что нечего болтаться неизвестно где в одиночку.

На лугу никого не было - ни Роуна, ни буттака. И ни следов, ни фонаря. Как будто Орри все приснилось. Только вот идти по высокой пожелтевшей траве, по чавкающей под ногами грязи, было почему-то очень тревожно. И противно - как бывает, когда болеешь, и накатывает дурнота, и по телу ползет озноб.

- М-мя-ау!

Показалось. Здесь нет кошки. Все кошки в городе. А если дикие, хищные... то они не орут так тонко, так пронзительно, так...

- Мя-а...

Кошачий вопль перешел в визг, нестерпимо высокий, даже уши заложило. Или это сама Орри так...

Она опомнилась уже на бегу, когда во весь дух мчалась к городу. Споткнулась, упала на пропитанную влагой землю, захлебнулась воздухом: на миг почудилось, что чьи-то цепкие пальцы обхватили лодыжку. Вскочила, рванулась дальше - по тошнотворно хлюпающей грязи, по опутывающей ноги траве... потом по дороге... по улице...

Лай собак. Лай! И закатное солнце. И люди, удивленно смотрящие на чумазую запыхавшуюся девчонку.

- Что случи...

- Ничего, все в порядке. Я просто... Просто поскользнулась.

Идти домой почему-то не хотелось, и Орри свернула было к храму, но остановилась. Что она скажет жрицам? Что они с Роуном тайком от родителей отправились среди ночи вызывать буттака при помощи кое-как переведенного с древнего языка заклинания? Глупо же!

Этот дуралей Роун засел небось где-нибудь на чердаке или в сарае и лепит свои глиняные фигурки. А ты ищи его...

Орри поморщилась. Поискать бы, конечно, стоило, но при одной мысли обойти все их тайные убежища ее почему-то затрясло.

Вот если Роун завтра не вернется, тогда можно будет пойти в храм. К Лирсли. Или даже к самой тавхоэни Эрисее. Они-то наверняка знают, что делать в таких случаях.

А если он и впрямь не вернется?

Орри растерянно потопталась на месте.

Если бы правда случилось что-то плохое, взрослые уже подняли бы тревогу. Может, Роун давно дома. Но лучше это проверить завтра.

На город медленно наползал тусклый осенний вечер. Орри нахохлилась и поплелась домой, но постепенно ускорила шаг, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег. Ей нестерпимо хотелось как можно скорее оказаться под крышей. У огня. И среди людей.

* * *

Она проснулась от яркого света, заливающего комнату, обжигающего глаза даже сквозь сомкнутые веки. Утро... Нет, уже день. Давно.

Орри вскочила, не понимая, почему ее до сих пор никто не разбудил. И замерла, ошеломленная. Комната была не ее. То есть, не то, чтобы совсем не ее. Кровать, сундук в углу, стулья выглядели вполне привычно. Но занавески на окне - не голубые, как раньше, а цвета болотной грязи и все в каких-то разводах. И на полу посреди комнаты - фонарь. Тот самый, потерянный на Нижнем лугу. А еще откуда-то взялось кресло. Массивное, старое кресло, повернутое к стене. И в нем кто-то сидел. Орри почему-то совсем не хотелось выяснять, кто именно.

Девочка тихонько взяла одежду и скользнула к двери. Но той не оказалось на месте. Глухая стена. Орри завертела головой, но выход исчез. Даже окно стало узким, словно бойница в крепости, и продолжало уменьшаться. Только свет оставался таким же слепящим. Казалось, он проходил сквозь стены.

- Привет!

Орри вздрогнула и обернулась. Кресло внезапно оказалось совсем рядом и развернутым к ней. И в нем сидел Роун.

- Знаешь, что случилось с Ласвахом, Орри?

- Т-ты откуда здесь?

- Я тут живу, - беззаботно улыбнулся приятель.

- Но это же не твой... - начала было девочка, но передумала спорить. - Я искала тебя, - буркнула она, сделав на всякий случай пару шагов назад. - И отец твой искал. Где ты был?

- Здесь, - Роун встал, деловито пошарил в кресле, нащупал венок из цветов ирсинии и нахлобучил на голову.

- Сними, дурак! - возмутилась Орри. - Это же свадебный убор для невесты. Тебе три года теперь удачи не будет!

- Он для тебя, - мальчик снял венок и с улыбкой протянул ей. Нежно-розовые лепестки дождем посыпались на пол, засыхая и чернея в полете. - Я возвращаюсь домой.

- Давно пора, - фыркнула Орри, как бы невзначай отходя в сторону.

Так, словно дверь все-таки была у нее за спиной.

- Надень, - попросил Роун. - Ты остаешься. Мы поменяемся.

- Чем поменяемся? - нахмурилась девочка.

- Я иду домой вместо тебя, - терпеливо объяснил приятель. - Ты остаешься. Надень венок.

- Еще чего!

Тень Роуна внезапно удлинилась, заскользила по деревянному полу, по скукожившимся сухим лепесткам к ногам Орри.

Девочка взвизгнула - и проснулась.

За окном было темно.

Она села на кровати, с колотящимся сердцем вглядываясь в сумрак. Нашарила на столе огниво, с четвертого раза сумела зажечь свечу.

Ничего подозрительного. Ни фонаря, ни кресла. Дверь на месте, занавески привычные. Уф-ф, и приснится же такая пакость!

- Орри!

Голос донесся с улицы. Девочка узнала его и вздрогнула, вспомнив недавний кошмар. Но это же был просто сон!

Она поколебалась немного, но все же выглянула в окно.

- Чего тебе? - она демонстративно зевнула, изо всех сил стараясь унять дрожь. - То болтаешься целый день неизвестно где, то среди ночи будишь.

- Вылезай давай, - поторопил ее Роун.

Он стоял под уличным фонарем и выглядел вполне обычно. Над его головой желтоватым облачком кружились ночные бабочки.

- Зачем это?

- Идем, чего покажу!

- Утром покажешь.

- Не, утром поздно будет.

- Ну, и стирх с ним! Я спать хочу.

Но оказалось, что она уже сидит на подоконнике, свесив ноги наружу. Не собиралась же, когда успе...

Прыжок. Мокрая трава под ногами. Почему? Дождя ведь не было.

- Бежим!

Пальцы Роуна холодные, как сосульки, и такие же твердые.

- Пусти!

Но приятель держит крепко - не вырвешься. И бежит по улице, увлекает девочку за собой.

- Стой, Роун!

Быстрее - мимо спящих домов, мимо ослепших окон, мимо испуганно затаившихся деревьев и кустов.

И собаки снова молчат. Только где-то истошно орет кошка. Или это коты собираются подраться?

Быстрее, еще быстрее. Не споткнуться бы, не упасть! Кажется, что Роун и тогда не остановится - потащит за собой волоком. Орри уже задыхается, но приятель не позволяет замедлить бег. Рука, стиснутая ледяными пальцами, немеет.

Вот и окраина города. Впереди на дороге кто-то есть.

- Пусти меня! Слышишь? - пыхтит девочка.

Надо бы крикнуть, чтобы ночной путник услышал ее, вмешался, помог, но дыхания не хватает.

- Ро... Роун! Пусти немедленно!

Они равняются с прохожим, и Орри вскрикивает: это не человек. Глиняная фигурка вроде тех, которые любит лепить Роун. Только большая. А вон еще одна, и еще. Они стоят вдоль дороги, их все больше. Люди, лошади, волки, птицы. Вместо глаз у них темные провалы - дырки в глине. Но кажется, что они смотрят. И даже... двигаются?!

Орри из последних сил дергается, пытаясь освободить руку, спотыкается, летит в промозглую слякоть, в черную пустоту...

И просыпается. За окном темно.

Девочке хочется зажмуриться и с головой спрятаться под одеяло, но так еще страшней. Он... оно может подкрасться. Она не увидит и не успеет, не сможет защититься.

Волосы мокрые, по виску ползет струйка пота. Или воды? Там, на улице, вроде бы, шел дождь?

Орри тянется к столу непослушными пальцами, торопливо ищет огниво, каждое мгновение ожидая, что чужая, мертвенно холодная рука вцепится в запястье.

Глаза девочки широко распахнуты, но в окружающем мраке невозможно ничего разглядеть.

Вот оно! Орри замирает, мучительно пытаясь вспомнить, как зажечь огонь.

Темнота чутко слушает. Темнота ждет.

И наконец-то вспыхнувший огонек свечи кажется слабеньким и тусклым. Еле живым. Но его света достаточно, чтобы разглядеть: комната вокруг незнакомая. Совсем. Огромная, с тяжелыми ставнями на окнах, с большой серой шкурой на полу - голова неизвестного зверя смотрит прямо на Орри кое-как намалеванными черной краской глазами и злорадно скалит длинные синеватые зубы.

- Это сон.

Девочка изо всех сил щиплет себя за руку, дергает за волосы, трет глаза.

Ничего не меняется. Только снизу, со всех сторон раздается писк. Мыши. Они ползут к ней, растерянно сидящей на кровати, жмутся к ногам, цепляются коготками, словно ища спасения. Потом начинают карабкаться, взбираться, запрыгивать на постель.

Пламя свечи дрожит, каждое мгновение грозя погаснуть. Темнота сгущается у пола, обжигает холодом, поднимается вверх, словно вода разлившейся по весне реки.

Орри вскакивает на кровать, давя не успевших отскочить грызунов.

Липкое, черное ползет вверх, высасывает, вымывает тепло из тела. Орри уже не чувствует ног. Потом отнимаются и руки. Крохотный язычок пламени умирает окончательно, и свеча падает на пол. Темнота подбирается к судорожно задранному подбородку девочки, к отчаянно сжатым губам.

И тут в памяти начинают всплывать слова. Чужие, странные, всего пару раз увиденные в старой книге. Перевод был понятным, перевод Орри постаралась тогда запомнить, а он, выученный наизусть, много раз повторенный, вылетел внезапно из головы, подвел, погубил их с Роуном.

- Буттака арихшит ларангал...

Девочка выкрикивает, выталкивает из себя эти незнакомые слова, и они как будто складываются во фразы, в четкий рисунок ритма, и черная грязь, уже готовая залиться в рот, внезапно опадает, отступает, начинает утекать куда-то из комнаты, словно вода из ведра, в котором пробили дырку.

Орри обессиленно опускается на кровать, уже шепотом договаривая оставшееся: почему-то очень важно произнести вслух все, что было на той странице. Она по-прежнему ничего не видит. А может быть уже просто не может разомкнуть веки.

* * *

- Ты меня слышишь?

Пальцами можно пошевелить. И перед глазами - мягкое, розовое, спокойное.

Орри осторожно приоткрыла веки и тут же сощурилась на свет, струящийся сквозь разноцветные стеклышки витража.

- Тавхоэ Лирсли. Я...

- В храме, - жрица внимательно поглядела на нее синими, неожиданно яркими, словно у юной девушки, глазами и склонила голову набок. - И да, это действительно ты. Живая. Но вот одна ли - еще вопрос.

- В смы... сле? - язык еле ворочался, во рту было сухо.

- На, попей, - сжалилась Посвященная, протянула кувшин.

Орри приподнялась на постели, сделала пару глотков и поморщилась.

- Что это, тавхоэ?

- Вода, - Лирсли смотрела все так же пристально, испытующе, словно ждала чего-то.

"Как охотник, подстерегающий добычу", - подумалось внезапно. Орри поежилась.

- Горькая, - пожаловалась девочка.

И все-таки не вернула кувшин, припала к нему: очень уж сильно хотелось пить.

- Что ты помнишь? - спросила Лирсли, забрав назад почти опустевшую посудину.

- Сны... - Орри нахмурилась.

Пытаться восстановить в памяти увиденное было все равно, что дотронуться до открытой раны. Но решившись, девочка поняла, что и восстанавливать-то почти нечего. Смутные образы, беспорядочная игра света и тени, а больше - эмоции, ощущения. Холод, растерянность, одиночество, страх, отвращение.

- Слова п-помню, - неуверенно сказала она. - Чужие. Из книги.

Жрица прищурилась:

- Повтори. Только не все - три-четыре первых.

Орри послушалась.

- Их не так просто выучить, - покачала седой головой Лирсли. - Особенно не зная язык. Зачем тебе это понадобилось?

- Я не учила, - призналась девочка. - Просто посмотрела раз или два. Они как-то сами... Я хотела буттака вызвать.

- Зачем?! - жрица резко подалась вперед.

- Так... интересно же. Посмотреть. И потом, в книгах сказано, что буттак может клад показать.

Тут глаза Орри округлились.

- Роун! Как же я... Тавхоэ Лирсли, Роун... Роун Тарф нашелся?

- Не волнуйся, - тихо ответила Посвященная. - Все будет в порядке. Поспи пока.

- Но он... С ним ведь все хорошо?

Комната кружилась, подрагивала, плыла куда-то, и от этого девочку начало подташнивать.

- Отдохни пока, - настойчиво сказала жрица, подтянув одеяло к самому подбородку Орри.

Это было кстати: по телу ползли волны холода, даже кончики пальцев начали неметь.

- Тебе нужно поспать, милая. Позже поговорим.

* * *

- Ну, как она? - сидевшая за столом невысокая полноватая женщина в темно-синем платье подняла голову на звук открывшейся двери и отложила перо.

- Похоже, что-то к ней все-таки прицепилось, тавхоэни, - вошедшая Лирсли опустилась в кресло напротив Эрисеи.

- Что-то? - поморщилась Верховная жрица.

- Пока не могу определить, что это. Точнее, кто, - Лирсли озабоченно покачала головой. - Но юного Тарфа так и не удалось найти. Ни живым, ни мертвым. Судя по всему, он был с Кештиорой Тхайранги. И боюсь, они попытались вызвать буттака.

- Глупая забава, - фыркнула Верховная. - Но в целом безопасная.

- Для обычных детей - да. Но похоже, эта девочка...

- Одарена? - глаза Эрисеи блеснули.

- Возможно. Или же у нее невероятная память, тавхоэни.

- Но не на произошедшие с ней события, поскольку она тебе почти ничего не рассказала, так ведь?

- Память на слова, - уточнила жрица. - На заклинание, которое она выучила целиком, не зная языка, ничего не понимая.

- Думаешь, она сумела его применить?

- Может быть, и сумела. Но сейчас она перепугана. Настолько, что похоже, воздвигла стену в своем сознании...

- Если это она. Сама понимаешь, Лирсли. Если дети действительно попытались вызвать буттака, а у девчонки есть дар, у них могло неожиданно получиться. А поскольку юная Кештиора не вполне понимала, что делает, подчинить тварь она не сумела. Буттак захватил того, кто слабее, - Роуна Тарфа. Это в лучшем случае. А в худшем - поменялся с мальчишкой обликами.

- Но если бы Зовущий из тени занял тело Роуна, тот бы "вернулся" домой, разве нет? А парня никто не видел с прошлой декады.

- Если бы этот буттак был из низших, то да, захватил бы, сразу попытался бы выдать себя за мальчика и тут же попался бы, - объяснила Верховная. - Они и разговаривать толком не способны. Но нам, к несчастью, встретилась умная тварь. В лучшем случае она явится за Кештиорой, утащит ее и на этом успокоится. А в худшем - может начать охоту и на других детей. И даже на взрослых, если попадется старик, больной или пьяный.

- До Ночи Одиночества больше полугода, - усомнилась Лирсли. - Нечисть станет ждать столько времени?

- Буттаку, захватившему душу человека, не придется ждать. При солнечном свете он, конечно, не вылезет, но Страж ему уже не помешает. - Верховная поднялась. - Идем. Надо провести обряд.

- Ты имеешь в виду Разделение памяти? - встревоженно уточнила седая жрица. - Тавхоэни, девочка еще очень слаба. Она может повредиться рассудком.

- Будь у нас время, я подождала бы, пока Кештиора придет в себя и окрепнет. А еще лучше - вовсе обошлась бы без обряда. Но буттак ищет ее, Лирсли, и пока она здесь, не сумеет до нее добраться. Зато ему может попасться другая добыча. Тогда он станет еще сильнее и придет снова. Зовущего из тени будет очень трудно остановить, и количество жертв... В общем, девочку жаль, но другого выхода у нас нет.

* * *

- Ну, что, идем?

"Нет! - хочется крикнуть Орри. - Туда нельзя! Не знаю, почему, но нельзя. Случится что-то плохое, страшное".

Но вместо этого она спрашивает про фонарь, перелезает через подоконник и спрыгивает на землю.

Мокрые после недавнего дождя кусты, пустынные улицы, дорога к Нижнему лугу.

- Орри... может, вернемся?

Ты прав, Роун! Пойдем домой. Что мы, совсем дураки, соваться в пасть к...

- Ты что? Мы уже пришли! - слышит девочка свой голос.

Но она же не хотела это говорить, язык сам... А непослушные ноги уже несут ее дальше, и не остановиться, не повернуть назад.

Стрекот кузнечиков. Шелест листвы. Кошачьи вопли.

Пропитанная влагой земля под ногами вздрагивает, качается. Ночной луг плывет перед глазами, сквозь него просвечивают огоньки свечей, белеют лица.

- Дальше, Кештиора! Ты должна вспомнить все. Не останавливайся. Иди дальше.

Темнота снова сгущается. Зябкая. Неумолимая. Реальная.

Девочка сжимает кулаки и идет вперед. Она не видит Роуна, но знает, что приятель держится рядом. Пока рядом.

От холода Орри начинает трясти. А черный силуэт уже выделяется уродливой кляксой на фоне звездного неба. Шевелится, поскрипывает, двигается навстречу незваным гостям.

- Роун, беги! Беги отсюда! - но крик застревает в горле.

- Лирсли, подбрось липкого когтя в чашу. Она просыпается.

Чужой голос - чей? - доносится откуда-то из-за неба, из-за изнанки мира. И тут же растворяется в темноте.

Буттак уже рядом - смотрит бесформенными буркалами, скалит в ухмылке синеватые, отчетливо высвеченные фонарем зубы.

Надо вспомнить слова - те, правильные. Но вместо этого в голову лезут только стихи перевода - бессмысленные, губительные.

- Бежи-им! - наконец Орри удается заставить язык послушаться.

Поздно! Призрачный коготь уже зацепил ботинок Роуна, оставил невидимую отметину.

Фонарь летит в голову проклятой твари. Орри мчится прочь. Роун бежит следом... нет, отстает! Его топот становится тише, и надо остановиться, повернуть назад, защитить...

- Кештиора, дальше!

Гонит ли вперед приказ или острое чувство опасности: враг настигает, когти вот-вот коснутся лопаток, вцепятся в волосы - остановиться невозможно.

- Лирсли, змеиный глаз добавь! Нет, три штуки. Скорее!

Воздух горчит, воняет какой-то дрянью. Осклизлая земля луга остается позади, а дорога уже не такая скользкая, только лужи кое-где остались. Роун бежит следом, его еще слышно, но обернуться нельзя.

Город. Пустые улицы. Онемевшие собаки. Пение петуха. Дом.

Роуна нет, и теперь это ощущается, как мучительная пустота, как дыра в реальности, как болезнь.

- Дальше, Кештиора.

Дальше... Обычный день, лишенный теперь всякого смысла. Вечерняя вылазка на поиски. Бегство.

Сны.

- Дальше! Кештиора, не смей останавливаться! Ты должна...

Кештиора? Это еще кто?

- Вот свадебный венок для тебя. Я возвращаюсь домой. Ты остаешься.

Глухая стена за спиной. Скользящая по полу тень. Пробуждение - сердце колотится, горло саднит от крика.

- Вылезай ко мне, Орри! Идем, чего покажу.

- Утром покажешь.

- Нет, сейчас.

Ледяные пальцы, до боли стискивающие запястье. Бег на пределе сил. Глиняные фигуры вдоль дороги.

- Тавхоэни, девочка не выдержит! Надо заканчивать.

- Нельзя, Лирсли. Мне жаль.

Чужая комната. Едва теплящийся огонек свечи. Темнота, густая, как грязь, ползущая вверх.

Слова. Непонятно откуда взявшиеся в сознании, но почему-то важные.

- Все, все, отдохни.

Отдохни? Кажется, раньше ее звали как-то иначе.

* * *

Черное, серое, желтое. Словно битые стеклышки. Они складываются в узор, красивый, но от него почему-то накатывает тошнота. Потом орнамент распадается, осколки кружатся, то вспыхивают яркими огоньками, то тускнеют.

Возвращается темнота, и от этого легче, даже дурнота отступает. Но потом стекляшки выныривают из нее вновь, взрываются множеством оттенков, мельтешат, суетятся, выстраивают и тут же разрушают орнаменты.

Эти узоры и есть мир. Только тебя в нем нет. Ты смотришь извне, с бессильным отвращением, но у тебя ни имени, ни памяти - ничего. И непонятно, как ты все это видишь.

Темнота побеждает, окутывает тебя спасительным маревом. А когда осколки вновь начинают свою игру, тебе уже легче. Ты начинаешь различать что-то, вот-вот нащупаешь. Ты уже почти есть, и ты - не часть чужого узора, ты отдельно.

Ты... человек. Ты жив... жива. У тебя есть имя, может быть, ты даже сможешь вспомнить, какое. Надо только еще немного отдохнуть в темноте.

А потом игра огоньков перестает пугать: это просто свет проникает сквозь закрытые веки, и никаких разноцветных орнаментов.

Некоторое время Орри лежит неподвижно, наслаждаясь вернувшимся осознанием себя, ожившей памятью. Потом она открывает глаза.

Знакомая комната, но не ее, другая. Тусклый свет за витражными стеклами, но свечи еще не горят. Значит, вечер. Пасмурный. Или утро?

К горлу внезапно подступают слезы. Опять храм! Почему они не отпустили ее домой? Она хочет к маме, сейчас же!

Орри вскакивает с постели - и тут же падает обратно: голова кружится. А слезы текут по щекам, безудержно, неостановимо. И со слезами уходят остатки сил.

Почему здесь никого нет?

Позвать бы, но во рту пересохло так, что языком не пошевелить. Хочется пить. Наверное, где-то здесь есть кувшин с водой, должен быть, но чтобы найти его, надо приподняться с кровати или хотя бы открыть глаза. А веки слишком тяжелые.

Темнота возвращается, крутится гигантской воронкой, засасывает Орри. Ей невозможно сопротивляться.Да и не хочется.

А потом что-то холодное касается лба, и девочка открывает глаза.

- Жара нет, - озабоченно говорит склонившаяся над ней Лирсли. - Ты помнишь, кто ты?

- Ну... да, - голос вернулся, слабый и хриплый, но говорить все-таки можно. - Что это было? Вы жгли какую-то гадость в чаше... травы всякие. Мне стало плохо.

Жрица не отвечает. Подносит к губам Орри кувшин, придерживает, пока та с жадностью пьет.

- Я как будто вернулась туда, - неуверенно говорит девочка, закончив. - На Нижний луг. В ту ночь, в следующий день.

- Так было нужно, - синие, словно вечернее небо, глаза жрицы смотрят виновато. - Жаль, что пришлось...

- Вы были там со мной, да, тавхоэ? - перебивает ее Орри. - Что же вы меня не защитили?

* * *

Прошло не меньше трех декад прежде, чем Орри смогла встать и пройтись по комнате. Все это время Лирсли навещала больную, но больше никто не появлялся. И родных к девочке не пускали, сколько та ни упрашивала.

Наконец настал день, когда Орри окрепла настолько, что решилась выйти за дверь. Эта часть храма была ей незнакома. Занятия проходили в просторном зале неподалеку от главного входа, и еще Орри знала, как оттуда добраться до библиотеки.

Девочка никогда не задумывалась, сколько жриц живет в храме Вастарны. На праздниках появлялось, наверное, несколько десятков, но в лицо Орри знала только Верховную - тавхоэни Эрисею. Ну, и конечно, Дивильду и Лирсли, которые вели занятия. И Айху, хранительницу библиотеки и обладательницу самых шикарных на свете иссиня черных кос. Если бы у Орри были такие волосы, она ни за что не стала бы их заплетать. Они окутывали бы ее до самых колен, словно шелковый плащ, и все мальчишки, и даже парни постарше, провожали бы ее восхищенными взглядами. А Орри делала бы вид, что не замечает этого. Правда, никто не распускает волосы до замужества, да и после - разве что при близких, но... когда очень красиво, то наверное, все же можно?

От фантазий о собственной неотразимости девочка немного повеселела. Между тем, коридор оставался пустым, а двери по обеим его сторонам были плотно закрыты. Орри немного подумала и осторожно постучала в одну из них. Никто не ответил. Девочка нажала на ручку, но дверь, похоже, была заперта. Кештиора вздохнула и пошла дальше.

Ни людей, ни голосов - пусто и тихо. Ей стало бы не по себе, если бы она не знала, что храм Матери - самое безопасное место в мире.

Коридор закончился аркой из красного мрамора, за которой оказалась ведущая вниз лестница. Орри спустилась по ней, цепляясь за перила: ослабевшие ноги настойчиво требовали отдыха. Добравшись до нижней ступеньки, девочка обессиленно уселась на нее.

Перед ней была еще одна мраморная арка - нет, три подряд: белая, голубовато-серая и снова белая. Дальше виднелся короткий коридор, а за ним - огромная двустворчатая дверь, украшенная росписью. Сюжет картины был знаком Орри: великая Мать поднимается в небо, посылая живущим свой нежный серебристый свет и благословение. Из нижних углов картины к ней тянутся уродливые лапы чудовищ - раньше Орри нравилось их рассматривать, но теперь почему-то совсем не хотелось. Твари жадно смотрят на Мать, но не смеют приблизиться к ней: бдителен Страж в кроваво-красных доспехах, и наготове в его могучих руках длинная секира с хищно поблескивающим серпом на конце.

Разглядывать картину можно было долго: художник был искусен и не пожалел ярких красок. Но гораздо больше Орри хотелось узнать, что там, за дверью. Очень может быть, что самое главное помещение храма. Тайный алтарь Вастарны, например, к которому пускают только высших жриц. Или хранилище для самых редких, самых секретных книг.

Любопытство победило усталость. Орри поднялась и заковыляла к двери.

Изнутри слышалось пение. Множество женских голосов, слаженно звучащих, глубоких и сильных.

Орри толкнула дверь, но та не поддалась. Стучаться девочке не хотелось: это могло помешать поющим, а Кештиоре жаль было обрывать музыку. Она прижалась ухом к прохладной створке и замерла.

Мелодия была неспешной и очень торжественной, а слова - незнакомыми. Снова древний язык?

Слабость опять вернулась, и Орри с сожалением поняла, что не только не доберется до своей комнаты, но даже по лестнице подняться не сможет. Она опустилась на каменный пол сбоку от двери, свернулась калачиком и крепко уснула.

- Вставай. Эй, вставай!

Орри открыла глаза. Лирсли настойчиво трясла ее за плечо.

- Не стоит спать на камнях. Я тебя еле выходила, не хватает только, чтобы ты еще и простудилась. Пойдем, я отведу тебя в твою комнату.

- Тавхоэ, кто это пел? Можно мне посмотреть, что там, за дверью?

- Туда нельзя заходить никому, кроме посвященных, - покачала седой головой жрица.

* * *

Девчонка, к счастью, спорить не стала. То ли надеялась при случае все-таки сунуть нос в запретный зал, то ли действительно покорилась.

Лирсли с трудом дотащила ее до комнаты: Кештиора едва держалась на ногах и клевала носом, а нести ее на руках было слишком тяжело - все-таки не малышка, хоть и исхудала в последнее время.

Уложив девочку, жрица вышла, закрыла за собой дверь и приостановилась, колеблясь. Ей и самой стоило поспать: была глубокая ночь, а Лирсли за последние трое суток почти не отдыхала.

Следовало бы, конечно, вернуться к внутреннему алтарю и продолжить бдение вместе с остальными. Сейчас каждый голос на счету: часть жриц погибла, больше половины лежат больные в закрытой части храма, и едва ли многие из них выживут.

Мшаная лихорадка, прокравшаяся в город, не обошла стороной даже дом великой Матери. Песнопения должны были остановить беду, но Лирсли видела, чувствовала, что Вастарна не помогает своим верным, не пытается их спасти. А это могло значить одно из трех: или богиня оскорблена, или ее внимание занято чем-то иным, или же она бессильна. Мать не подавала никаких знаков, и ни в книгах, ни даже в самых древних свитках пока не удалось найти записей о подобных несчастьях.

Лирсли еще немного подумала и направилась в свою комнату: поспать было необходимо. Бдение нельзя прерывать, но если не отдыхать хотя бы по очереди, то в конце концов кто-нибудь просто свалится, нарушив стройное течение ритуальной песни. Была бы здорова Эрисея, она бы распорядилась, чтобы жрицы служили богине по очереди. Но Верховная слегла вчера утром и даже если пока жива, уже ничего не может сделать, а жриц второго ранга еще четверо, кроме самой Лирсли, и согласия между ними сейчас нет.

Если Вастарна так и не вмешается в ближайшие дни, Северная Данмара обречена. И окрестные селения тоже: когда болезнь только появилась, некоторые горожане успели бежать. Синий дым, предупреждающий о поветрии, выпустили в небо позже. И Юппава, и сухопутные дороги теперь перекрыты, в города беглецов из Данмары никто не пустит.

Продолжение следует.