Человек с тремя глазами [Николай Яковлевич Шагурин] (fb2) читать постранично

Николай Шагурин ЧЕЛОВЕК С ТРЕМЯ ГЛАЗАМИ ИЗ ШАХРАЗАДЫ XX ВЕКА

Он спустился по скользким каменным ступеням в полуподвал. Этот кабачок на окраине Парижа находился в нескольких шагах от входа на кладбище, прямо через дорогу, и носил вывеску: «Здесь веселее, чем напротив!» Неизвестно, что авторы этого остроумного названия подразумевали под «весельем», но заведение имело довольно незавидную репутацию.

Жак Мулино обвел взглядом обычный кабацкий пейзаж: тусклый плафон под потолком, под аркой против входа — прилавок, обитый цинком, полки с шеренгами пестрых бутылок, и за прилавком массивный, прямо-таки четырехугольный хозяин в белом клеенчатом фартуке. Несколько столиков и ветхих плетеных стульев.

Мулино знал, что посещение этого заведения, где веселее, чем на кладбище, дело небезопасное, но чем не рискнешь в поисках острого материала для вечерней газеты. Он и был одет соответствующим образом для своих ночных похождений: вытертая кожаная курточка с латунными пуговицами, старая шерстяная рубашка в красно-черную клетку, небрежно повязанный шейный платок, на голове видавший виды берет. Словом, экипировка немногим лучше, чем у других завсегдатаев кабачка, в большинстве своем привыкших ночевать под мостами.

Мулино развязно подошел к стойке, встреченный подозрительным взглядом хозяина. Пегоусый толстяк был хорошо известен потребителям некоего запрещенного плода под именем дядюшки Гастона. Полиции тоже.

Журналист вытянул из кармана кредитку и хлопнул ею по прилавку:

— Двойную порцию можжевеловой и, — он добавил условную фразу, — одну птичку.

— Какую? — «со значением» осведомился хозяин.

— Жаворонка (этот пароль сообщил Мулино знакомый комиссар полиции).

— Шприц свой? — деловито спросил дядюшка Гастон.

— Да.

Мулино ощутил в пальцах маленькую стеклянную ампулу.

Дядюшка Гастон толкнул дверь за своей спиной…

— Там, направо, увидишь…

Мулино пролез в низенькую дверцу и оказался в темном коридоре. Прежде всего он наткнулся на штабель ящиков, в которых зазвенели пустые бутылки, и на несколько секунд зажмурил глаза. Когда он открыл их, то заметил направо еле видную светлую щель. Увереннее он шагнул вперед, толкнул дверь и очутился в квадратном помещении без окон, освещенном более щедро, чем зал.

Посредине стоял бильярд, на котором никто и никогда не играл, хотя шары были выложены аккуратной пирамидкой, а у борта на зеленом сукне лежали два кия. У стены стоял длинный деревянный диван, видимо, для гипотетических болельщиков. Сейчас на нем лежал скрючившись какой-то обтрепанный тип. В комнате было еще несколько человек, все под хмельком. Но это не был простой алкогольный хмель, по понурым, вялым, неестественным позам нетрудно было догадаться, что они находятся во власти наркотических грез.

Один оборванец валялся на полу, положив голову на согнутый локоть. Более или менее в себе были только двое. Один сидел на плетеном стуле, закинув руку за спинку, и тянул песню. Мулино прислушался:

И странная мелодия, и слова эти насторожили журналиста, было в этой песне что-то дерзостное, вийоновское^[1] и — вместе с тем какая-то щемящая безнадежная отпетость…

Мулино вытащил блокнот и стал на бильярде записывать поразивший его текст. В это время со стула стремительно поднялся второй, относительно трезвый посетитель, высокий худощавый мужчина лет сорока. Одет он был много чище других, обращала на себя внимание на лацкане серого пиджака медаль Сопротивления с лотарингским крестом на алой ленточке. Лицо у незнакомца было интеллигентное, пожалуй, даже красивое, если бы его не безобразили следы страшных ожогов на правой стороне лица, частично скрытые большими черными очками.

Незнакомец уверенно переступил через лежащего на полу и бесцеремонно взял блокнот из рук Мулино.

— Из легавых, что ли? — спросил он. Прочитал вслух строки, записанные журналистом, потом обратил внимание на гриф вечерней газеты в верхней части блокнота.

— А, газетчик?! — понимающе протянул он. — Да понимаешь ли ты, парень, что делать здесь записи — дело рискованное.

— Извините! — растерянно сказал Мулино.

Незнакомец вопросительно поглядел на журналиста, потом ему в голову пришла, видимо, какая-то мысль.

— Право, парень, а ведь ты можешь быть мне полезен. Да и я тебе — тоже. Ты мне — услугу, а я тебетакой материал, что все газеты ахнут. И слепые увидят! — добавил незнакомец, усмехнувшись. — Садитесь!

Он слегка толкнул Мулино в грудь, тот попятился и сел на стул.

Человек в черных очках взял другой стул, сел верхом, облокотился на спинку.

— Только до поры до времени пусть все это будет между нами. Я вижу — вы порядочный человек. Слово?

— Конечно, — согласился журналист, совершенно не представляя, что за этим может