Мишкино детство [Михаил Иванович Суетнов] (fb2) читать постранично, страница - 3

на полатях спит!

Родительница даже вскрикнула:

— Молчи, а то душенька и без званья может к нг^м прилететь!..

Тут я вспомнил рассказ матери о райской жизни и Ваське позавидовал:

— Васька счастливый! Мам, я пойду с ним в рай? Мам, я там буду красные яблочки есть. Ты не бойся, мы с Васькой вместе будем на цимбалах играть и петь:

Ах вы, сени, мои сени,

Сени новые мои...

Мать больно треснула меня по затылку:

— Не мели чепухи!.. Всякому человеку дан свой срок жизни. Когда бог надумает, тогда к себе и зовет...

Но я не унимался:

А бог Ваську звал?

— Кабы не звал, Васька бы не умер!

— А как его бог звал? Кричал? Ты слыхала, как бог кричал?

— Не слыхала, а звал...

Я хотел еще о чем-то спросить, но мы подошли к дому, и мать таинственно шепнула:

— Ш-ш-ш! Глядите, у нас в углу Бука сидит! Она тебя за язык схватит...

Мы с братцем прижались друг к другу, и я еле слышно спросил:

— Мам, а Бука большая?

— С огородное пугало. По темным углам прячется и ребятишек за языки хватает!.. Глаза у Буки словно пуговицы, нос — луковицей, волосы — мочальные, губы — шлепанцы, уши — свинячьи, ноги — собачьи, голос — кошачий...

В темный запечный угол мы с братцем смотрели долго-долго, но Бука не показывалась. Костя сказал:

— Ее нет — она на улицу убезала...

Через несколько дней братец захворал, а потом слег и я.

Костя был слабым, хилым, рыхлым, и потому болезнь переносил плохо: плакал и жаловался:

— Голову ска бо-бо! Голлыско бо-бо!

Я как мог, так и утешал:

— У меня тоже головушка и горлышко болят, но я не плакаю!

Кот Васька лежал между нами, теплый, с ласковой шерстью, и мурлыкал. Братец положил на кота голову:

— Васька, у меня голову ска бо-бо!

Мать заметила, схватила кота за ухо и кинула на пол:

— П-ш-е-л вон!

Костя заплакал, закапризничал:

— Дай киску! Дай, дай!

— Нельзя кошку в свою постель класть — у тебя в голове лягушка заведется и станешь дурачком!..

Братец не переставал плакать, и мать взяла его на руки:

— Ты уж сутки не спишь, на глазах таешь... Усни, сыночек, успокойся, и хворь пройдет!

Села на лавку и начала Костю укачивать:

ю

Ой, лю-ли, мое дитятко,

Спи-тко, усни, дитя материно!

Все ласточки спят,

И галочки спят;

Куницы спят,

И лисицы спят...

Ласточки спят по гнездышкам,

Галочки — по кустикам,

• Мышки — по норочкам,

Младенцы спят по люлечкам...

Костя все равно стонал, капризничал и не засыпал.

В избу вошла соседка Авдотья Тиманкова и попросила взаймы горсть соли. Как бы между прочим сказала:

— Над вашей избой ворон кружится... Чего он угля-дел?

Мать отшатнулась:

— Ворон? К беде!

Тут же открыла окошко, выглянула и заговорила:

— Вижу, вижу тебя, ворон! Крикни, ворон, на сухой корень; корень — иссохнет, ворон — издохнет!..

Закрыв окно, мать облегченно вздохнула:

— Так от воронов заговариваются. Лежите, ребята, лежите: ворон вас не утащит!

Ворон утащил с Авдотьиного двора цыпленка, и мать даже улыбнулась:

— Мой заговор от нас ворона отогнал!

Чтобы уберечь нас от смерти, мать пошла в церковь, купила там пятачковую свечу, зажгла и понесла домой. Шла и огонек прикрывала от ветра полой зипуна. Так горящую и внесла в избу, и поставила перед иконами:

— Теперь, слава богу, свечка дорогой не потухла, и ваша жизнь, сыночки, тоже не погаснет!..

Через неделю Костя умер.

Мать терзалась:

— Господи, за что младенцев судишь и наказываешь? Лучше бы меня покарал!

Костю тоже положили в маленький сосновый гробик. В окно светило солнце, а на гробик падал широкий, похожий на старинный меч, яркий луч света. В нем плавали пылинки, а мне думалось, что это ангел прилетел..*

Братца похоронили.

У меня же, видимо, была не глотошная, а инфлюэн-ца, и такой чих открылся, что мать подала мне свой головной платок:

— Раз чихаешь, то не умрешь: это уж давняя примета!.. Только нос крепче зажимай, а то вместе с чихом и душеньку вычихаешь, а вернется она на старое место или нет, никто не скажет!

Мать тут же настригла с кончика котова хвоста волос и их сожгла. Пепел бережно собрала на ладонь и поднесла к моему носу:

— Клади в ноздри! Набивай, набивай! Это от чиха самое хорошее средствие!..

Скоро чих прекратился, и я стал подниматься с постели, а недели через две в селе кончилась эпидемия.

Мое выздоровление радовало родителей, но смерть Кости их так потрясла, что я этой радости почти не замечал. Еще бы! Костя, как младший брат, по сельскому обычаю должен был стать наследником отца. К этой мысли все привыкли, а тут... Отец как-то сразу сник, сгорбился и за что бы ни принимался, все валилось из рук. Несколько раз он спрашивал мать:

— Сознайся, к кому без меня детей водила? Где они заразы добыли? Ни с того ни с сего не могли захворать!

Мать не сознавалась и мне велела молчать.

Отец где-то дознался, как мы ходили прощаться с Васькой. Дознавшись, схватил мать за волосы и завертел и засверкал