Исландские сказки [Автор неизвестен] (fb2) читать онлайн

- Исландские сказки (пер. Тимофей Вениаминович Ермолаев, ...) (а.с. Библиотека сайта Северная Слава) 2.31 Мб, 554с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Автор неизвестен

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Исландские сказки (Íslenskar þjóðsögur og æfintýri)

Аульвы (Álfar)

Происхождение скрытого народа (Huldumanna genesis)

Однажды всемогущий Бог пришел к Адаму и Еве. Они хорошо приняли Его и показали Ему все, что было у них в доме. Они также привели к Нему своих детей, которые показались Ему подающими надежды. Он спросил Еву, нет ли у нее других детей, кроме тех, что она Ему показала. Она ответила, что нет. Но на самом деле она не успела домыть некоторых детей и стыдилась показать их Богу, и поэтому спрятала их. Бог знал об этом и сказал: «То, чему должно быть скрытым от Меня, да будет скрыто и от людей». Те дети сделались невидимыми для людских глаз, и стали жить в горах и холмах, в пригорках и камнях. От них произошли эльфы, а люди произошли от детей, которых Ева показала Богу. Люди никогда не видят эльфов, если те сами этого не хотят, а эльфы видят людей и могут делать так, чтобы люди их видели.

(перевод Виктора Генке)

Аульв и Альвёр (Álfur og Alvör)

Есть много преданий о происхождении аульвов.

Упомянем самые общеизвестные из них.

В книге Ауртни рассказывается о том, как Ева мыла детям головы. Другой рассказ о том, что когда ангелы ослушались своего господа, и он сбросил их с небес, некоторые упали в бездну, но некоторые остались в воздухе между небом и землёй, некоторые попали в воду, и некоторые — в землю, и так они разделились. Некоторые из них хотят меньше вредить людям, а другие — больше, и это ещё одно различие. Они называются: духи воздуха, духи земли и духи воды или водяные. Они показываются в различных образах, которые трудно перечислить, но, конечно, сами истории делают это лучше всего.

Третий рассказ о происхождении троллей и аульвов такой.

Сначала бог создал человека из глины и жену для него также из глины. Эта его жена была такая раздражительная и злая, что Адам устал с ней ругаться. Бог хотел исправить её, но это не получилось. Поэтому бог создал ей мужа по её нраву и назвал его Аульвом, а её — Альвёр, и от них произошли все тролли и аульвы.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Возникновение сокрытого народа (Tilorðning huldufólks)

Как-то раз бог позвал праматерь Еву и сказал ей, чтобы в установленный день и час и в определённом месте она показала ему всех своих детей, и чтобы они были причёсаны, умыты и хорошо одеты, насколько это возможно.

Ева сделала, как ей приказали, но так как детей было много, она не постаралась подготовить всех так, как должно. Тогда она взяла некоторых из них, обоего пола, которые показались ей самыми неприглядными, спрятала их в какой-то пещере и соорудила дверь, чтобы они не смогли выбраться оттуда, а всех остальных она привела в назначенное место и время пред лицо господа.

А когда бог пришёл посмотреть на её детей, он спросил Еву, есть ли у неё ещё дети, но она отрицала это.

Тогда бог молвил ей:

— Те, кого ты сейчас хотела спрятать и сокрыть от своего бога, отныне будут спрятаны и сокрыты от тебя, твоего мужа и всех ваших потомков, кроме тех, кому я это дозволю, и впредь не будет вам от них ни пользы, ни веселья.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Аульв с мешком (Huldumaður með poka)

На одном хуторе рядом с овчарней находился отвесный склон большого травянистого холма. Ходили слухи, что в этом холме что-то живёт.

Однажды случилось так, что одной смышлёной и честной женщине понадобилось встретиться с работниками, которые стояли у овчарни. Но когда она отошла от дома, то увидела незнакомца в синей одежде с завязанным белым мешком на плече, который стоял неподалёку от работников. Он опирался на посох и, казалось, участвовал в беседе.

Почему-то этот человек вызвал у неё страх, и она не пошла дальше. Когда же работники вернулись домой, он сразу спросила их об этом незнакомце, но они оказались в недоумении и сказали, что к ним никто не подходил.

Тогда она догадалась, кто это мог быть, ведь прежде ей порой у этого холма показывались люди, мужчины, женщины и дети, возраст которых она не могла определить, а порой ей слышались человеческие голоса внутри холма, но больше ей никогда не удавалось что-либо заметить.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Аульвы с Тьоудоульвсхайи (Álfarnir hjá Þjóðólfshaga)

На хуторе Тьоудоульвсхайи в Хольте жил бонд, которого звали Йоун Эйнарссон (его отец тоже жил там до него) и его жена, которую звали Кристин, дочь Гюннлёйга из Мулакота, сына Сигюрда, и Сигрид, дочери Оулава из Мулакота и Йоуханны Марии.

В Тьоудоульвсхайи много пещер. Одна из них называется Сенной Пещерой, она расположена перед хутором и под ним. Её так называют потому, что в ней хранят сено. Там, в этой пещере, Кристин оставляла в чаше молоко от своих овец.

Летом произошло нечто странное: молоко исчезло из чаши. Хозяйка обвиняла в этом своих домочадцев. Поэтому пещеру заперли на замок, но исчезновения продолжались.

Летом Сигрид Оулавсдоуттир, её мать, умерла. Тогда Кристин велела положить чуть-чуть от каждого блюда в эту чашу, и еда исчезла, как и молоко. После этого она стала оставлять там кипячёное молоко, и так продолжалось всё лето.

А осенью в этой чаше оказалась серебряная ложка, необычайно красивая. После этого молоко перестало исчезать. Старый Магнус, который рассказал мне эту историю и который был тогда юношей, видел эту ложку и восхищался её красотой.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Вознаграждение за молоко (Endurgoldin mjólk)

На одном хуторе в Эйяфьёрде проживала богатая чета. Однажды там построили кладовую, и внутри неё оказалась некоторая часть большого камня, вросшего в землю.

Одним вечером в начале зимы хозяйка пошла туда разобрать запасы. Она увидела на камне деревянный сосуд вместимостью в четыре марки[1], который был ей незнаком. Она также спросила работницу об этом сосуде, но та не знала, кому он принадлежит. Тогда женщина налила в сосуд парное молоко и поставила на камень, затем заперла дверь и оставила ключ при себе.

Утром женщина пришла в кладовую и осмотрела сосуд; он был пуст. Всю зиму женщина каждый вечер (или во время каждого приёма пищи) наливала молоко в этот сосуд, и оно всегда исчезало из сосуда.

Пришло лето. Ночью первого дня лета женщине приснилось, что к ней пришла незнакомка и говорит:

— Ты хорошо поступала, что всю зиму давала мне молоко, а я ничего тебе так и не подарила. Теперь возьми взамен то, что окажется в твоём хлеву, когда ты пойдёшь туда завтра утром.

С тем она исчезла. Утром первого дня лета женщина пошла в хлев, и там в хлеву оказалась незнакомая серая великолепная тёлка. Женщина догадалась, что эльфийка подарила ей эту тёлку за молоко. Эту тёлку оставили там, и она стала превосходной коровой.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Корова сокрытого народа на прокорме (Fóðruð kýr fyrir huldufólk)

На Миннибрекке [Меньший Склон] в Фльоуте жила одна женщина; имени её не упоминается. Как-то осенью ей приснилось, что к ней пришла эльфийка и попросила покормить зимой её корову. Женщина с Миннибрекки пообещала это, так как у неё были хорошие запасы сена. Эльфийка предупредила, чтобы она не вмешивалась ни в отёл, ни в дойку этой коровы.

Утром в хлеву появилась неизвестная корова, и женщина всякий раз задавала ей корм. Увидев, что корова вот-вот отелится, она не стала вмешиваться. Однако одна работница там была любопытна и пошла в хлев узнать, кто у коровы родился. Едва она открыла дверь хлева, как ей в лицо полетел послед, и с тем ей пришлось убраться восвояси.

Когда женщина пришла в хлев на следующую кормёжку, она увидела, что корова отелилась и полностью оправилась, но телёнок пропал. А корова осталась на всю зиму на прокорме. Женщина часто слышала, как её кто-то доит, но никого не видела. Утром первого дня лета корова исчезла, а в стойле лежало прекрасное женское платье. Женщина оставила его себе и иногда надевала.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Гвюдмюнд с Главного Двора (Guðmundur á Aðalbóli)

Гвюдмюндом звали человека, который первым заново отстроил Главный Двор в Храбнкелевой Долине. В первое утро пребывания в этой долине он выглянул из палатки наружу и увидел человека из скрытого народа, взвешивавшего на колене каждый из свёртков, которые они принесли прошлым вечером.

Гвюдмюнд сказал, что знал его прежде, что тот годом раньше жил в месте под названием Мокрая Скала на горе выше Обрыва в Долине Потока.

Одной весенней ночью при окоте Гвюдмюнду приснилось, что к нему пришёл тот же человек и попросил у него светло-коричневого ягнёнка, который у него был. Гвюдмюнд пообещал ему ягнёнка, но сказал, что не знает, где тот живёт. Человек из скрытого народа попросил его привязать ягнёнка у большого кустарника на мысе. На следующий день бонд так и сделал.

Следующей ночью ему опять приснился этот же человек, который поблагодарил его за ягнёнка и сказал, что мало чем может вознаградить его, разве тем, что ему больше не нужно будет летом сгонять овец. И на самом деле, в течение всего лета бонд каждый день выгонял овец пастись, а вечером все они возвращались домой.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Девушка помогает эльфийке при родах (Stúlka hjálpar álfkonu í barnsnauð)

Когда у эльфийки не получается родить ребёнка, нужно лишь, чтобы смертный человек положил на неё руку, и аульвам хорошо известно это средство.

Однажды случилось так, что одна девушка собирала вечером высушенное бельё. Тут подходит к ней человек и просит её пойти с ним, поскольку для него это очень важно. Девушка отправилась с ним, и они пришли к какому-то камню в поле; тут холм открылся и мужчина завёл девушку внутрь.

Она очутилась в комнате, с обеих сторон которой было возвышение. Мужчина завёл девушка на одно из возвышений, и она увидела там лежащую на полу женщину; больше она там никого не заметила.

Она помогла женщине родить и омыла ребёнка. Тут мужчина достал некую бутылочку и попросил её намазать ребёнку глаза из неё, но остерёг, чтобы это не попало в её глаза. Она взяла бутылочку и намазала ребёнку глаза. Тут девушке захотелось узнать, что это значит, и она коснулась кончиком пальца своего правого глаза. И произошло так, что она увидела множество народа рядом с собой в другом конце комнаты.

Она поняла, что эта мазь для того, чтобы видеть эльфов, но тут вошёл тот мужчина. Тогда девушка отдала ему ребёнка и бутылочку, а он поблагодарил её; попрощавшись с женщиной, она ушла. Мужчина проводил её и сказал, что она станет счастливой. Он подарил ей что-то на прощание, и она вернулась домой.

Позднее эта женщина стала женой священника. Она постоянно извлекала великую пользу из того, что видела эльфов, поскольку смогла приноровиться к их способу ведения сельского хозяйства, например, уборке сена летом.

Как-то раз жена священника пришла на рынок, и тот эльфийский мужчина был там, ведь общеизвестно, что эльфы ходят на рынок, как мы, и покупают у эльфийских торговцев, хоть мы их и не видим. Она поздоровалась с этим мужчиной, а он испугался, сунул палец в рот и дотронулся до глаз женщины. Она перестала видеть эльфа и с тех пор навсегда потеряла второе зрение.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Мальчик, который вырос у аульвов (Drengur elst upp með álfum)

На некоем хуторе жил когда-то бедный мальчик по имени Йоун, которому было около шести лет, когда начинается эта история. Одна старуха взяла мальчика к себе, чтобы он прислуживал и всячески заботился о ней. Оба они спали в хлеву, и туда им приносили еду.

Старуха заметила, что мальчик часто протягивает руку к возвышению пола и оставляет там понемногу от своих еды и питья. Она спросила его об этом, а он ответил, что в стойле живёт женщина, которая тянет руку ему навстречу. Старуха не стала это обсуждать, но начала делать то же самое. Так прошла зима.

Как-то ночью по весне старухе приснилась женщина, которая любезно поблагодарила её от своего имени и имени своей семьи и сказала, что не может вознаградить их достойно:

— Но так как я знаю, что ты любишь этого мальчика не меньше себя самой, то я хочу предложить взять паренька к себе домой. Мой муж, который служит священником здесь неподалёку, выучит его на священника и обеспечит всем, как наших детей.

Старуха дала во сне на это согласие.

Утром, когда старуха проснулась, мальчик исчез. Это удивило её, однако она подумала про сон. Об исчезновении Йоуна много говорили, но вскоре всё стихло, однако с тех пор старуха постоянно тосковала.

Через десять или двенадцать лет в один прекрасный день рано утром старуха сидела снаружи у двери в хлев и прихлёбывала из своей кружки. Она увидела, как по полю быстро скачут двое всадников, один — в красном сюртуке на одного цвета с ним коне, а второй — пожилой мужчина в тёмном сюртуке на коне тёмной же масти.

Они остановились напротив старухи и обратились к ней ласковыми словами. Минутку старуха разглядывала их, а потом разразилась рыданиями.

— Почему ты плачешь, старушка? — просил пожилой мужчина.

— Потому, — ответила старуха, — что тот юноша показался мне очень похожим на мальчика, который давно пропал у меня.

— Тебе правильно показалось, моя воспитательница, — говорит человек в красном, — а это преподобный Аусмюнд, мой воспитатель. Он уже научил меня обязанностям священника, а завтра утром собирается посвятить меня в сан и в то же время обвенчать со своей дочерью Аульврун. Теперь же я приглашаю тебя к себе домой. Скорее иди на хутор и расскажи, как прошла моя жизнь и что сейчас случилось.

Старуха побежала в поместье, но все решили, что она ополоумела; вскоре она вернулась. Йоун посадил свою воспитательницу верхом позади себя и затем они скрылись из виду.

Но не забыла ли она взять с собой свою кружку — об этом история умалчивает.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Положи в ладонь человека, человека (Legg í lófa karls, karls)

Однажды на каком-то хуторе у одного холма играли дети. Это были маленькая девочка и два мальчика постарше. Они увидели в холме дыру. Тогда девочка, которая была из них самой младшей, решила засунуть в дыру руку и сказала ради шутки, как обычно делают дети:

— Положи в ладонь человека, человека! Человек не будет смотреть.

И в ладонь ребёнка легла большая позолоченная пуговица от передника. Увидев это, дети позавидовали девочке. Тогда самый старший просунул руку и сказал то же самое, что говорила самая младшая, представляя себе, что получит не меньшую драгоценность, чем получила она. Но этого не произошло, мальчик ничего не получил, разве что рука его отсохла, когда он вытащил её из дыры, и оставалась такой всю его жизнь.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Ты испытываешь жажду? Хочешь пить? („Ertu þyrstur, viltu drekka?“)

Однажды некий юноша собирал овец далеко от хутора, высоко в горах. Была жаркая погода, он устал от ходьбы и испытывал жажду, но он нигде не видел воды, чтобы освежиться.

Он шёл вдоль высокой скалы и ему что-то послышалось внутри неё; он представил себе, что где-то, возможно, со скалы стекает вода, и отправился на поиски. Тогда он ясно услышал звук пахтанья, и в этот самый момент ему показалось, что скала открылась, и увидел он там молодую женщину в одной рубашке, которая стояла у высокой спинки кровати и сбивала масло. От этого зрелища он несколько испугался, однако некоторое время рассматривал девушку.

Она тоже посмотрела на него, прекратив покуда свою работу, и наконец сказала:

— Ты испытываешь жажду? Хочешь пить?

Из-за этого приветствия он смертельно перепугался и побежал прочь. Вернувшись домой, он рассказал одному умному человеке об этом видении. Тот сказал:

— С мной бы не случилось так, как с тобой; я бы принял то, что мне предложили.

Следующей ночью парню приснилась эта самая девушка, и она сказала ему:

— Почему ты не захотел принять от меня прохладительный напиток? Я предлагала тебе от чистого сердца.

Парень будто бы ответил:

— Я не смог из-за страха.

Тогда она говорит:

— Приняв от меня питьё, ты стал бы очень счастливым человеком, но теперь я сделаю так, что ты не сможешь стать никем иным, кроме как пастухом.

Сказав так, она исчезла.

Следующей весной парень уехал из этой округи от страха перед этой девушкой; он больше не видел её ни наяву, ни во все. А её упрёк оказался пророческим.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Кристин из Хова (Kristín á Hofi)

В конце XVIII века в Хове в Хёвдастрёнде воспитывалась девушка, которую звали Кристин. Ей ужасно хотелось увидеть скрытый народ. Как-то раз она искала в горах овец; она улеглась под большим камнем и уснула.

Тогда ей приснилось, что к ней пришла молодая на вид и прекрасная женщина и сказала:

— Тебе давно хотелось увидеть нас, вот сейчас ты и видишь одного из нас. Я сбегаю за твоими овцами здесь на вершину, и они прибегут сюда к этому камню.

Сказав это, женщина скрылась в камне, а Кристин проснулась, и тут её овцы прибежали к ней сверху.

Вот прошло много времени. Кристин была в услужении на одном хуторе. Как-то раз на ужин давали горячее молоко, и Кристин часто оставляла ужин на потом.

Одной ночью ей приснилось, что к ней пришла женщина с бадейкой и попросила её налить туда молока. Кристин узнала ту же самую женщину из скрытого народа и сказала ей об овцах из прошлого. Затем она налила из своего деревянного сосуда в бадейку и сказала женщине из скрытого народа, что она может брать молоко оттуда, когда захочет. Женщина из скрытого народа поблагодарила её:

— Позови меня, если попадёшь в беду.

Летом молоко часто исчезало из сосуда Кристин, поскольку женщина из скрытого народа отливала его по ночам в свою бадейку.

Вот прошло ещё несколько лет. У Кристин появился нарост, который стал очень большим, и не было никакой возможности вылечить его. Как-то вечером ей показалось забавным попробовать позвать женщину из скрытого народа, и она сказала:

— Я хотела бы, чтобы моя благословленная женщина из скрытого народа пришла и помогла мне.

Кристин уснула и спала до утра, ничего не заметив; но когда утром она проснулась, что почувствовала у своей щеки что-то холодное. Это была круглая бутылочка с чем-то ярко-красным, похожим на густой сироп. Она очень обрадовалась этому, поскольку была уверена, что женщина из скрытого народа прислала ей это, чтобы мазать нарост. Она мазала нарост раз в день в течение полумесяца. А тогда нарост исчез, так и мазь в бутылочке закончилась. С тех пор Кристин хранила эту бутылочку до самой смерти.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Тюнгюстапи (Tungustapi)

В древние времена, много веков назад, в Сайлингсдальстюнге жил один богатый крестьянин. У него было несколько детей, и в этой истории говорится о двух его сыновьях. Поскольку их имена неизвестны, мы будем называть их Арноур и Свейн. Они оба подавали большие надежды, но очень отличались друг от друга. Арноур был смелым и энергичным. Свейн был тихим и спокойным, и не был склонен к рискованным предприятиям. По характеру они были совсем несхожи: Арноур любил веселиться и играть с другими парнями из долины; они часто собирались около высокой скалы на берегу реки, напротив хутора Тюнга, которую называли Тюнгюстапи. Зимой они забавлялись тем, что скатывались с самой вершины — которая была очень высокой — по обледеневшим склонам до самого берега, усеянного камнями. Вечером в окрестностях Тюнгюстапи было шумно из-за криков и веселого смеха, и чаще всего Арноур шумел больше других. Свейн редко участвовал в этих играх. Когда другие молодые люди шли играть, он отправлялся в церковь. Часто бывало и так, что он гулял один, и при этом подолгу задерживался у подножия Тюнгюстапи. Говорили, что он ходил к эльфам, жившим в этой скале и в других местах; в новогоднюю ночь он всегда пропадал, и никто не знал, куда и зачем. Свейн часто говорил своему брату, чтобы тот вел себя потише в окрестностях скалы. Но Арноур только смеялся над ним и отвечал, что ему плевать на эльфов, даже если им мешает шум. Он вел себя все так же, но Свейн все время твердил ему, что тот сам будет отвечать за все, что из этого может выйти.

И вот в новогоднюю ночь Свейн по своему обыкновению исчез. Всем показалось, что его нет дольше обычного. Арноур сказал, что найдет его, и предположил, что тот скорее всего у эльфов в Тюнгюстапи. Туда-то Арноур и отправился. Было очень темно. Вдруг он увидел, как скала раскрылась со стороны, обращенной к хутору. Внутри горело множество свечей; он услышал прекрасное пение и понял, что эльфы в скале совершали мессу. Он подошел ближе, чтобы разглядеть их получше. Прямо перед собой он увидел словно бы открытые двери церкви и множество народа внутри. У алтаря стоял священник в прекрасных одеждах, и по обе стороны рядами горели огни. Он переступил порог и увидел, что его брат Свейн стоит на коленях перед алтарем, а священник возложил ему руки на голову и что-то говорит. Арноур понял, что его брата рукополагают в священники, потому что вокруг стояло много людей в священнических одеяниях. Тогда он закричал: «Свейн, иди сюда! Твоя жизнь в опасности!» Свейн вздрогнул, встал на ноги и обернулся к двери. Было видно, что он хочет пойти к брату. Но в тот же миг тот, кто стоял у алтаря, грозно произнес: «Закройте дверь церкви и накажите этого смертного, который нарушает наш покой! Что же до тебя, Свейн, то ты должен нас покинуть, и все это — из-за твоего брата. И поскольку ты поднялся с колен, предпочтя его дерзкий призыв святому рукоположению, ты упадешь замертво, когда еще раз увидишь меня здесь в этом облачении». Тут Арноур увидел, что люди в священнических одеждах возносят Свейна наверх, и тот исчез под каменным сводом церкви. Раздался оглушительный колокольный звон, и внутри церкви поднялся страшный шум. Все, толкаясь, бросились к двери. Арноур со всех ног помчался к хутору и слышал, как попятам несутся эльфы, и как грохочут копыта их лошадей. Тот, что скакал впереди, громко произнес:

Скачем да скачем,
Холмы во тьму прячем,
Бедолагу дурачим:
Пусть он заплутает,
И больше не знает,
Как солнце блистает,
Как утро блистает.
Отряд оказался между ним и фермой, так что ему пришлось отклониться с прямого пути. Добежав до склона к югу от фермы, он понял, что заблудился, и упал на землю без сил. Всадники направили своих лошадей прямо на него, так что он остался лежать на склоне едва живой.

Что до Свейна, то он возвратился домой после всенощной. Он был очень печален и ни с кем не хотел говорить о том, где он был, и сказал только, что надо как можно скорее отправиться на поиски Арноура. Один крестьянин из Лёйгара, который шел в Тюнгу на утреню, случайно наткнулся на него на том самом склоне, где тот пролежал всю ночь. Арноур был в сознании, но совершенно без сил. Он рассказал крестьянину, что произошло, и добавил, что нет нужды нести его на хутор, потому что он все равно умрет. Действительно, вскоре он умер на склоне, который с тех пор называют Банабреккюр.

После того, что случилось, Свейн уже никогда не был таким, как прежде — он стал еще печальнее, и известно, что с тех пор он не подходил к скале эльфов и даже не смотрел в ту сторону. Он отрекся от мира, стал монахом и поселился в монастыре в Хельгафедле. Он был таким ученым, что никто из братьев не мог его превзойти, и так прекрасно пел мессу, что все в один голос говорили, что прежде не слышали ничего превосходнее. Его отец жил в Тюнге до конца своих дней. Будучи уже стариком, он тяжело заболел. Это случилось на святую седьмицу. Когда он понял, что умирает, он послал за Свейном в Хельгафедль. Свейн сразу же отправился к отцу, но предупредил, что, быть может, живым уже не вернется. Он пришел в Тюнгу на страстную субботу. Его отец был так слаб, что едва говорил. Он попросил своего сына Свейна совершить пасхальную мессу и приказал отнести его в церковь; он сказал, что хочет умереть там. Свейн колебался, но в конце концов дал согласие, при условии, что никто не будет открывать двери церкви во время мессы, потому что от этого зависела его жизнь. Всем это показалось странным; многие подумали, что он не хочет смотреть в сторону скалы, потому что церковь тогда находилась на холме, в поле к востоку от хутора, и вид на скалу открывался с порога церкви. Воля крестьянина была выполнена, и Свейн перед алтарем облачился в священнические одежды и начал мессу. Все, кто там присутствовал, говорили, что никогда не слышали такой прекрасной мессы, и очень удивлялись мастерству Свейна. Но когда он повернулся от алтаря к приходу, чтобы благословить верных, порыв восточного ветра распахнул двери церкви. Люди в испуге обернулись и увидели дверь в скале, из которой лился свет множества рядов огней. Но когда они снова взглянули на священника, тот уже рухнул наземь и отдал Богу душу. Все были поражены этим событием, в особенности потому, что в тот же миг со скамьи напротив алтаря замертво упал и крестьянин. Поскольку и до, и после этого происшествия погода была тихая, то всем стало ясно, что этот порыв ветра со стороны скалы не был случайным.

Там же был и крестьянин из Лёйгара, который когда-то нашел Арноура на склоне, и он рассказал обо всем этом деле. Люди догадались, что предсказание эльфийского епископа о том, что Свейн упадет замертво, когда снова увидит его, исполнилось. Поскольку скала раскрылась, то, когда порыв ветра внезапно толкнул двери церкви, эльфийский епископ и Свейн оказались прямо друг напротив друга и их взгляды встретились, когда они произносили последнее благословение — ведь двери эльфийских церквей расположены напротив входов в церкви людей. Со всей округи собрались люди, чтобы обсудить случившееся, и было решено убрать церковь с холма и перенести ее ближе к хутору, в небольшую долину у ручья. Таким образом хутор оказался между Тюнгюстапи и дверями церкви, так что с тех пор через двери церкви ни один пастор не мог видеть скалу эльфов, стоя у алтаря. Впрочем, ничего подобного с тех пор не происходило.

(перевод Виктора Генке)

Эльфийка из Вассенди (Álfkonan hjá Vatnsenda)

В Вассенди в Вестюрхоупе жила вдова, которую звали Сигрид; у неё было двое сыновей, одного звали Йоуном, а другого — Арнгримом. У Арнгрима имелась привычка метать камни из пращи в цель, а Йоун играл на лаунгспиле[2] и постоянно упражнялся с ним. Часто они занимались этим под скалами, которые расположены к югу от Вассенди.

Но как-то ночью Сигрид приснилось, что к ней пришла женщина и попросила её запретить мальчикам бывать на юге под той скалой со своими играми, поскольку она, по её словам, не может удержать своих детей внутри из-за лаунгспиля, а выпустить их не осмеливается из-за камней, которые швыряет Арнгрим.

Сигрид запретила братьям ходить на юг под ту скалу играть, и на некоторое время они это прекратили. Впрочем, однажды они случайно забрели на юг под скалу, и тогда их матери Сигрид приснилось то же самое, что и в первый раз, но теперь женщина добавила, что хуже им будет, если они ещё повторят это.

Сигрид снова запретила им ходить под скалу, и они перестали и играли в другом месте, однако как-то раз случилось так, что они забыли о запрете и отправились на юг под скалу и стали играть там.

Следующей ночью Сигрид приснилось, что та женщина пришла к ней, и она выглядела очень сердитой; она сказала, что случилось то, чего она опасалась: она не смогла удержать детей внутри из-за лаунгспиля, они вырвались наружу, и Арнгрим сломал руку одному из них камнем из пращи. Она сказала, что теперь поражает их слепотой, и та будет сохраняться в их роду три поколения.

Утром Арнгрим совершенно ослеп, а Йоун — наполовину. Вот оба они состарились. Арнгрим был чрезвычайно силён и каждую зиму ходил на вёслах на восток к Ёкюлю, хоть был слеп, а Йоун женился и имел большое число детей; многие из них плохо видели, а сам он совершенно ослеп, когда ему стукнуло сорок лет.

Сейчас его внуки средних лет и моложе, и у всех слабое зрение, а из четвёртого поколения или правнуков никто ещё не родился.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Йоун из Свинахоуля (Jón á Svínahóli)

Как-то раз вечерней порой в зиму на одном хуторе зашёл разговор об аульвах, и люди по-разному верили в такие рассказы. Там был один сын бонда, которому было около двадцати лет и которого звали Йоуном, человек очень крупный, сильный и с тяжёлым нравом. Он наотрез отверг все эти рассказы про скрытый народ и в конце концов в шутку заявил:

— Хотел бы я жениться на какой-нибудь девушке из скрытого народа, тогда я стал бы большим счастливчиком.

На этом беседа прекратилась.

А на следующий день, когда он сторожил овец, явилась к нему молодая на вид и красивая девушка. Она подошла к нему очень близко, но не заговорила с ним, и он не заговорил с ней. Она преследовала его, куда бы он ни шёл, едва он оказывался в одиночестве, и исчезала, едва он приходил к кому-нибудь.

Так продолжалось несколько дней, он не обращал на неё внимания, делал вид, что не видит её, и даже никому не упоминал об этом. Спустя некоторое время она начала посещать его по ночам, но не обращалась к нему, а просто сидела возле его постели. Он же начал тяготиться этими ночными визитами, поскольку они мешали ему спать.

В то время там остановился так называемый Латинский Бьядни (прозванный некоторыми Дьяволобойцей); у него спросили совета, и он посоветовал мужчине уехать из этого района и сказал, что эльфийка не сможет оставить своё жилище, так и было решено.

Следующей весной Йоун переехал из Свинахоуля в Далире (где случилась эта история) в Брекку в Гильсфьорде. Но в последнюю ночь, когда Йоун жил в Свинахоуле, его девушка пришла к нему, как обычно, и весьма сердито сказала ему:

— Недолго тебе радоваться счастью в твоём задуманном новом жилье, а я к тебе теперь не вернусь.

Она произнесла лишь это, и затем они расстались. Йоун переехал в Брекку и построил там дом, но спустя несколько лет он заболел проказой, и он страдал этой болезнью до самой смерти.

(перевод Тимофея Ермолаева)

«Ну что, берём?» (Tökum á, tökum á…)

Две женщины-альва однажды пробрались на хутор, чтобы подменить там ребёнка. Они вошли туда, где спал младенец, которого они собрались украсть. Он лежал в колыбели. Поблизости никого не было, кроме другого ребёнка, двух лет от роду.

Младшая, более беспечная, немедленно приблизилась к колыбели и воскликнула:

«Берём, берём!»
А старшая отвечает:

Так они и ушли несолоно хлебавши: ведь и колыбелька, и младенец, прежде чем его уложили, был осенён крестным знамением, а ещё рядом с колыбелью сидел тот двухлетний ребёнок, который потом и рассказал об этом случае.

(по сборнику Йоуна Ауртнасона)


(перевод Ольги Маркеловой)

«У меня в мире альвов восемнадцать детей!» (Átján barna faðir í álfheimum)

Однажды летом на одном хуторе все ушли на луга кроме хозяйки. Она осталась сторожить дом, а с ней был её сын, которому шёл третий или четвёртый год. До того мальчик хорошо рос и развивался. Он уже неплохо умел говорить и был весьма смышленым. Но так как у хозяйки помимо мальчика было много других хлопот, ей пришлось ненадолго отлучиться от него: сбегать к ручью, протекавшему недалеко от хутора, и сполоснуть корыто для молока. Ребёнка она покуда оставила на пороге, вернулась нескоро, а что творилось в доме до её возвращения, неизвестно. Она заговорила с ребёнком — а он в ответ лишь верещит и орёт, да так злобно и жутко, что она диву далась: ведь раньше этот ребёнок был спокойного нрава, послушный и покладистый, — а теперь от него только шум и вопли. Проходит ещё немного времени, а ребёнок ни слова не говорит, зато вечно ноет и капризничает. Женщина никак не могла взять в толк, отчего произошла такая перемена. А ещё он совсем не растёт и ведёт себя придурочно. Та женщина сильно опечалилась и решила навестить соседку, которая слыла умной и сведущей — и рассказала ей о своей беде. Та подробно расспрашивает её, как давно на ребёнка нашёл такой стих и отчего, по её мнению, это могло случиться. Мать мальчика рассказала ей всё как на духу. Мудрая соседка выслушала её и отвечает: «Не кажется ли тебе, родная, что вместо мальчика у тебя подменыш? Сдаётся мне, его подменили, когда ты оставляла его одного на пороге дома». «Не знаю, — отвечает та. — А ты не можешь посоветовать мне, как это проверить?» — «Могу, — отвечает соседка. — Оставь этого ребёнка одного, а перед ним поставь какую-нибудь диковинку. Когда он заметит, что рядом никого нет, он непременно что-нибудь о ней скажет. А ты в это время подслушивай, что он будет говорить. Если его слова покажутся тебе странными и подозрительными, пори его нещадно, пока что-нибудь не изменится».

На этом их разговор закончился: мать мальчика поблагодарила соседку за совет и ушла домой. По возвращении она поставила на пол посреди кухни маленький котелок. Затем она взяла много шестов и привязала один к другому, так что верхний конец упёрся в самый дымоход, а к нижнему концу она привязала половник и сунула в котелок. Когда она закончила все приготовления, она принесла мальчика в кухню и оставила там одного. А сама принялась подслушивать и подсматривать в щёлку в двери. Едва она вышла за порог, как мальчик принялся бродить вокруг котелка с половником, осматривать его, а потом сказал: «Я такой старый, что у меня даже усы поседели, у меня в мире альвов восемнадцать детей — а никогда я не видал такой большой штуковины в таком маленьком котелке!» И тут женщина снова входит в кухню с большим пучком розог, хватает подменыша и давай безжалостно и долго пороть его. Он жутко вопит. И через некоторое время та женщина видит: в кухню входит какая-то незнакомка, а под мышкой у неё красивый миловидный ребёнок. Она голубит его — а той женщине говорит: «Не по-честному у нас выходит. Я твоего ребёнка лелею, а ты моего мужа бьёшь!» Сказав это, она отпустила мальчика — сына хозяйки и оставила его там, а своего мужа забрала, и они исчезли. А мальчик стал жить у своей матери и, когда вырос, стал видным человеком.

(по сборнику Йоуна Ауртнасона)


(перевод Ольги Маркеловой)

Мальчик, которому не понравилось жить у альвов (Sveinninn sem undi ekki með álfum)

Однажды в округе Тингэйарсисла на севере страны пропал мальчик, которому шёл четвёртый год. Но через неделю он отыскался под высокими утёсами близ хутора. На его щеке виднелись следы трёх пальцев. А когда его спросили, где он был, он сказал, что был «вон на том хуторе» — и указал туда, где все видели лишь скалы. Он рассказал, что там живут альвы, и что они хотели заманить его к себе, но он ответил им: он, мол, не может есть их еду, потому что ему кажется, будто она вся червивая. Они смекнули, что им его не переубедить, и тогда одна старуха увела его оттуда и сказала, что за это он будет носить знаки того, что побывал у альвов — и отвесила ему пощёчину, а после ушла прочь.

Потом этот мальчик вырос, возмужал и стал зажиточным бондом. Однажды в старости он проезжал мимо тех утёсов, под которыми его тогда нашли, и произнёс такую вису:

Эти скалы мне знакомы:
я ребёнком там бывал.
Двери в них просторные
да все шкафы узорные.
Покойный врач Хатльгрим Бакман видел этого человека и его щёку со следами пальцев, которые он носил до самой смерти.

(по сборнику Йоуна Ауртнасона)


(перевод Ольги Маркеловой)

Дочь священника (Prestsdóttirin)

На Престабакки в Сиде в Скафтафетльссиле жил как-то раз священник, которого звали Эйнаром. Он был богат и имел много детей. Он не верил, что скрытый народ существует, и очень дурно отзывался о нём. Он говорил, что никаких аульвов никогда не существовало, и подстрекал их доказать, что они есть, если они могут. Он часто хвастался, что они не посмеют напасть на него.

Как-то ночью приснилось ему, что пришёл к нему человек и сказал:

— Вот сейчас ты видишь человека из скрытого народа, давно тебе хотелось этого. Ты часто говорил плохое о нас, аульвах, и подстрекал нас встретиться с тобой. Болван, ты мнишь, будто знаешь то, что тебе не дано узнать своими силами, и отрицаешь существование аульвов. Впредь ты не будешь этого отрицать, поскольку видишь здесь человека из скрытого народа, и в доказательство я заберу с собой твою старшую дочь, и ты больше никогда её не встретишь.

Сказав это, он исчез, и в миг пробуждения священнику показалось, словно дух ужасного аульва отлетает от его постели. Священник поднялся, а его двенадцатилетняя дочь пропала. Её долго и повсюду искали, но не нашли.

Затем подошёл следующий новый год, и священник часто думал о своей глупости и об этом происшествии. А в эту новогоднюю ночь ему приснилось, что его дочь пришла к нему. У неё был радостный и довольный вид. Она сказала, что сможет приходить к нему во сне каждую новогоднюю ночь, но она не в состоянии подробно сообщить ему о своём положении. Она сказала, что настолько странное и удивительное всё, что она видит и слышит.

Позднее она снилась ему каждую новогоднюю ночь и в последние разы даже чаще, после того, как, по её словам, старик, удочеривший её, умер. Однажды она сказала своему отцу, что утром выходит замуж за сына эльфийского священника. После этого священнику Эйнару его дочь больше не снилась.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Аульвы возвращают ребёнка (Álfar skila barni)

Один человек, живший на востоке, отправился как-то раз в торговую поездку на юг страны. А незадолго перед этим его жена родила ребёнка.

Уезжая, этот человек распорядился, чтобы, пока его не будет, из дома не выходили все разом, оставляя ребёнка без присмотра.

Но когда он уехал, через три дня получилось так, что все вышли из дома, и короткое время рядом с ребёнком никого не было.

Когда же к ребёнку вернулись, он словно обезумел, буйствовал и непрестанно кричал. Он вёл себя совершенно не так, как раньше. Так продолжалось, пока домой не вернулся хозяин. Ему сразу рассказали об этом.

Он подошёл к колыбели, раскрыл ребёнка, тщательно осмотрел его и сказал:

— Меня сильно подвели и не выполнили того, о чём я просил.

Затем он выбежал на двор, схватил дубинку и пошёл к скале неподалёку от усадьбы. Он стал колотить по скале с бранью и проклятиями тем, кто там живёт, и всячески угрожал им. Он сказал, что сотрёт их жилище в порошок, если они не вернут ему его ребёнка.

Через некоторое время он вернулся в дом и приказал всем уйти на ночь с хутора, а ребёнка оставить одного, так и было сделано. А когда рассвело, он разрешил людям войти. Ребёнок вёл себя как обычно, и после этого с ним не замечали ничего странного.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Ребёнок с пятном на щеке (Barnið með blettinn á kinninni)

Однажды в конце лета на одном хуторе случилось так, что ребёнка пяти или шести лет оставили дома в одиночестве, а все домашние отправились на луг убирать сено.

Когда вечером люди вернулись с луга, ребёнок исчез, а оловянную кружка, которую ему дали поиграть, обнаружили в наружных дверях. Ребёнка тотчас начали искать, повсюду, где только можно было придумать. Поиски продолжались несколько дней, но ни к чему не привели — ребёнка не нашли.

В конце концов было решено прибегнуть к помощи Латинского Бьядни, чтобы он сказал, что случилось с ребёнком. Бьядни сказал, что знает это, но не скажет. Его упрашивали вернуть ребёнка, если он ещё жив. Бьядни взялся за это дело и вскоре вернулся вместе с ребёнком, но было невозможно заставить его сказать, где он нашёл пропажу.

Ребёнок был точно такой же, как был, когда он исчез, за исключением синего пятна на его правой щеке. Когда его спросили, как так получилось, что он пропал, он рассказал вот что:

— Я игрался своей кружкой у наружной двери и пел песенку, и тут ко мне молча подошла моя мама, взяла меня за руку и увела за собой с хутора. Я сказал: «Ой, я забыл свою кружку!» Но она не обратила на это никакого внимания и продолжала идти вместе со мной вперёд, пока мы не пришли к какому-то удивительному хутору, который был непохож на наш хутор. Я увидел там много людей, но никого не узнавал; тогда я также понял, что эта женщина не моя мама, а какая-то незнакомая женщина, хотя и немного похожая на мою мать. Я стал плакать, но женщина утешала меня и подарила мне множество красивых диковинок из золота.

Все хорошо ко мне относились, однако мне так не нравилось; мне очень хотелось к моей маме и домой на мой хутор. Однажды я не захотел пить молоко, которая дала мне женщина; тогда она сделала мне замечание и легонько ударила меня по щеке.

Так рассказывал ребёнок о своём пребывании у этих людей. Ребёнок не знал о синем пятне, по показал точь-в-точь на него, когда объяснял, куда женщина ударила его по щеке. Это пятно осталось у ребёнка на всю жизнь, но вреда от него никакого не было.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Девочка из Свинаскаули (Stúlkan á Svínaskála)

Одним весенним вечером на хуторе в Эскифьорде, что называется Свинаскаули [Свиная Хижина], случилось такое происшествие. Жена хозяина, которую звали Тоурунн, застилала в комнате постели, а рядом с ней на полу игралась её дочь по имени Рагнхейд, четырёх или пяти лет от роду. Когда же женщине осталось застелить последнюю постель, девочка попросила у неё разрешения выйти в переднюю.

Погода была хорошая, и она отпустила ребёнка, сказав:

— Можешь дойти до порога, жди меня там, а наружу не выходи.

Девчушка ушла, и в руках у неё была маленькая деревянная ложка, которой она играла. А женщина поспешила застелить постель; затем она вышла в переднюю и собралась было встретить свою маленькую дочку в дверях дома, но увы! Она исчезла, и хотя мать искала её со слезами на глазах и звала её рыдающим голосом, она не появилась, и лишь эхо отвечало на её крики.

Скоро на розыски девочки собралось множество народа, и искали её много дней подряд, но не нашли. Никто не мог сказать, куда она делась, потому что поблизости не было ничего опасного, ни болота или пруда, куда мог бы упасть ребёнок, ровная земля без ям и ни одной реки, кроме маленького красивого ручья, что протекал с одной стороны усадьбы.

А неподалёку от хутора возвышались ровные плоские скалы, похожие на стены дома. Когда же девочку искали у этих скал, то обнаружили маленькую деревянную ложку, что малышка держала в руках, когда в последний раз отошла от матери. Это стало доказательством того, что сокрытый народ из скалы забрал ребёнка. Конечно, с тех пор эту девочку больше так никто и не видел.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Преподобный Йоуханн из Свальбарда (Séra Jóhann á Svalbarði)

Жил как-то на Сёйданесе священник. У него был молодой сын по имени Йоуханн. Однажды он с другими детьми пошёл в ягодник неподалёку от усадьбы, и когда они собирали ягоды, Йоуханн сказал своим товарищам:

— Гляньте, вот там в кустах много детей собирают ягоды!

Затем на глазах остальных Йоуханн бросился к тем детям, но когда он оказался рядом, все они исчезли, так что ребятишки с усадьбы больше никого не видели. Они побежали домой и рассказали о происшествии.Это случилось в субботу, и священника, отца Йоуханна, не было дома. Поэтому вечером поиски не начинали, а в воскресенье рано утром священник вернулся домой, и ему рассказали об исчезновении его сына.

Отец не придал особого значения этому и сказал, что тот недалеко. В церковь пришло много людей, и священник начал богослужение. Поднявшись на кафедру, он перевёл проповедь на своего сына и заклял сокрытый народ, который удерживает его, отпустить мальчика. Когда же он произнёс это, маленький Йоуханн сбежал с каменистого холма, что возвышался рядом с усадьбой. Люди увидели, что одна щека у него синяя, и спросили, что это значит и где он пропадал.

Мальчик рассказал, что наверху холма, там, где стоят большие камни, расположен двор с церковью, и священник проводит там службу; а он будто бы сидел в доме вместе с женой этого священника.

Тут она сказала мальчику:

— Из-за твоего отца я тебя больше не могу удерживать.

Затем она дала ему пощёчину и сказала:

— Надеюсь, тебя по такому будет легко узнать!

Тогда-то щека у него и посинела.

Позднее Йоуханн стал священником в Свальбарде. Когда он приходил на Сёйданес, то всегда сворачивал на холм рядом с усадьбой и часто ночевал там. Все были уверены, что там у него есть добрые приятели.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Речи льювлинга[3] (Ljúflingsmál)

Как-то раз случилось, что дочь бонда понесла от человека из Сокрытого Народа и родила ребёнка. Но никто не хотел верить её рассказу про отца младенца. Родители были в сильном гневе из-за того, что ребёнок оказался безотцовщиной, и стали суровы со своей дочерью. Так случилось однажды в вечерний час, что ребёнок заплакал и мать не могла никак его утешить. Тут стали бранить её все, кто там был, и каждый всячески упрекал её и мальчика, так что она разрыдалась. Тогда, как говорят, были произнесены сверху из окошка над матерью и ребёнком речи льювлинга[4]. И были те слова вещими, поскольку сказанное сбылось, и мальчик стал образцом для всех людей, что жили тогда. А когда он начал стареть, говорит рассказ, то исчез, и мать его вместе с ним, и отец его и был тем самым льювлингом, что произнёс эти стихи.

(перевод Надежды Топчий)

Аульв и крестьянская девушка (Álfapilturinn og selmatseljan)

Хозяин одного хутора на востоке страны каждое лето выгонял коров на летнее пастбище. Теперь так почти никто не делает, а тогда было принято повсюду. Хозяйничала на пастбище его дочка. Однажды, когда она варила обед, в дом вошел парень лет семнадцати, красивый и приветливый. Девушка вежливо поздоровалась с ним и спросила, кто он. Парень сказал, что он аульв, и попросил, чтобы она давала ему молока для его больной матери, потому что своей коровы у них нет, а он за это будет помогать ей по хозяйству. Девушка согласилась. Аульв протянул ей деревянный жбанчик, и она наполнила его молоком. Потом она накормила парня и велела ему приходить каждый день, хотя он и это молоко еще не отработал. Аульв обрадовался, сердечно поблагодарил хозяйскую дочь и ушел.

Он принес матери молоко и рассказал о доброй крестьянской девушке. Мать сочла, что хозяйская дочка поступила великодушно и достойна всякой похвалы.

— Боюсь только, — сказала она, — что встреча эта к добру не приведет и горя нам не миновать. Однако будь что будет.

Каждый день аульв приходил к девушке, и она давала ему молока и кормила его. А осенью она вернулась к себе домой. Он и туда к ней частенько наведывался, но об этом никто и понятия не имел. Когда хозяин узнал, что его дочь ждет ребенка, он очень разгневался и хотел выведать имя ее дружка, но девушка отказалась назвать его. Ни пастух, который пас на пастбище коров, ни скотница, которая помогала их доить, тоже ничего ему не сказали.

Летом хозяйская дочка снова поехала на пастбище, и аульв снова помогал ей по хозяйству. Вот пришло ей время родить. Аульв не отходил от нее ни на минуту, брызгал ей в лицо водой и всячески ободрял ее. Она родила мальчика, и аульв отнес ребенка к своей матери.

— Чему быть, того не миновать, — сказала она и взяла ребенка.

А аульв вернулся к своей возлюбленной и ухаживал за ней, пока она совсем не оправилась.

Пришла осень, настала пора покинуть летнее пастбище. Девушка и аульв долго толковали, как им быть дальше. Аульв просил ее три года не выходить замуж. Девушка обещала сделать все, что в ее силах.

— Боюсь только, отец не разрешит мне так долго ждать и заставит выйти замуж против моей воли, — сказала она.

На этом они распрощались, и девушка уехала домой. Отец встретил ее сурово.

Как-то зимой приехал к ним один крестьянин, человек богатый и достойный. Он посватался к девушке, и хозяин тут же дал свое согласие. Узнав об этом, дочь стала просить, чтобы ей разрешили подождать три года. Жених готов был уступить, однако отец воспротивился. Он не захотел откладывать, и свадьбу договорились сыграть через месяц. Услыхала девушка, что отсрочки не будет, и сказала своему жениху:

— Ладно, пусть будет так, как хочет отец, но к тебе у меня есть одна просьба.

Жених дал слово исполнить все, что она пожелает, и она попросила, чтобы он никогда не брал к ним работников на зиму без ее ведома. Он тут же согласился.

В назначенный срок сыграли свадьбу, и хозяйская дочка благополучно переехала в усадьбу мужа. Молодые хорошо ладили друг с другом. Жена отличалась трудолюбием, только была очень молчаливая, и никто никогда не видел, чтобы она смеялась. Муж был человек добрый и всякому готов был оказать услугу.

Так минуло три года, пошел четвертый. Как-то раз работал крестьянин у себя на дворе и вдруг видит — идет человек приятной наружности и с ним мальчик лет трех или четырех. Пришелец поздоровался, хозяин ответил и спросил, как его зовут. Оказалось, прозвище у пришельца Горемыка и он ищет работу, чтобы прокормить себя и сына.

— Возьмите нас с мальчонкой к себе на зиму, — попросил он. — Я слыхал, что вы с женой добрые люди.

Крестьянин обещал взять, если жена не будет против. Пошел он к жене и рассказал, что какой-то бедный человек с маленьким мальчиком просит взять его на зиму.

— Если ты не против, я бы взял их, — сказал он.

— А ты забыл слово, которое дал мне, когда я выходила за тебя замуж? — спросила жена.

Хозяин помнил о своем слове.

— Поэтому я и сказал ему, что прежде поговорю с тобой. Но мне бы очень хотелось, чтобы ты разрешила взять на зиму этого человека. Ведь у него ребенок.

Жена ответила:

— Что ж, бери, хотя мне это не по душе. Да, видно, от судьбы все равно не уйдешь.

Хозяин вернулся к пришельцу и сказал, что оставляет его с мальчиком на всю зиму, а для жилья он выделил им отдельную пристройку.

Пришелец был человек молчаливый и кроткий. К хозяйке он никогда не обращался и даже не здоровался с нею. Но она следила, чтобы они с мальчиком всегда были сыты и не терпели ни в чем никакой нужды. На прощеное воскресенье собрались хозяин с хозяйкой в церковь. Перед отъездом хозяин спросил жену, у всех ли на хуторе она попросила прощения, может статься, она когда-нибудь кого-нибудь и обидела. Жена ответила, что попросила.

— И у нашего нового работника?

— Нет, — ответила она, — его я не обижала.

Хозяин сказал:

— Не нравится мне это. Мы не поедем в церковь, пока ты не попросишь у него прощения.

— Зря ты меня к этому принуждаешь, смотри, как бы тебе потом не раскаяться, — сказала она и пошла к пристройке, где жил работник со своим сынишкой.

Ждал-ждал хозяин жену, не дождался и пошел посмотреть, почему ее так долго нет. Заходит он в дом и видит, что его жена и работник, оба мертвые, лежат в объятиях друг друга, а над ними плачет мальчик. Хозяин чуть ума не лишился от горя, когда понял, что сам виноват в их смерти. Однако он взял себя в руки, кликнул людей, велел им унести покойников и похоронить их честь честью. А мальчика утешил, как мог, и оставил его у себя за сына. Когда мальчик вырос, он стал уважаемым человеком, женился и у него было много детей.

Говорят, будто хозяйка в последнюю зиму открыла своей служанке, что человек, пришедший к ним, — аульв и она зналась с ним, когда работала у отца на летнем пастбище, а мальчик — это их сын. Она сказала, что раз уж им не суждено было пожениться, то и жить рядом не следовало, ведь сердца их пылали любовью. Поэтому они не смели друг с другом даже словом перемолвиться.

Но все это служанка рассказала хозяину, когда его жены уже не было в живых. И с тех пор никто никогда не видел его веселым.

(перевод Любови Горлиной)

Греттир, служанка и аульв (Grettir, griðkonan og huldumaðurinn)

На одном исландском хуторе был такой обычай: всегда, если кто-нибудь из работниц провинился, её твёрдой рукой выставляли из комнаты в сочельник и заставляли ночевать на постели в дверях хутора. Каждый, кто был приговорён к таком ночлегу, в рождественскую ночь исчезал, и люди думали, что дело тут нечисто. И так неизменно повторялось каждое рождество.

Как-то летом случилось так, что служанки доили овец в доильне. Вдруг там появился какой-то человек, высокого роста и весьма сильный на вид; он попросил одну доярку овечьего молока и сказал, что очень хочет пить. Она спросила, как его зовут, а он назвался Греттиром Аусмюндссоном. Она сказала, что не смеет дать ему молока, поскольку её ждёт суровое наказание от своей хозяйки, если она увидит, что молока меньше, чем обычно.

Пришелец сказал, что станет её хранителем, когда она будет крайне нуждаться в помощи, если она не откажет ему в питье. Тогда она вняла его просьбе и протянула ему ведро, а он осушил его до дна. Затем он исчез. Когда же служанка пришла домой, хозяйка очень сильно упрекала её за потерю молока, когда она рассказала о случившемся, и с тех пор относилась к ней как к изгою, а перед рождественским вечером выставила её за дверь.

Недолго пробыла там служанка, как пришёл туда аульв и попросил её стать его женой, но она отказалась. Затем он ненадолго исчез, но вскоре дважды возвращался к ней, спрашивая её о браке, и сказал, что предаст её смерти, если она откажет. И он уже собирался убить её, но тут пришёл Греттир, и аульв сразу исчез, а Греттир улёгся девушке на колени и ночью спал там, и она не заметила никаких существ.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Аульва Ульвхильдур (Úlfhildur álfkona)

Жил когда-то один крестьянин, хутор его находился на северном берегу озера Миватн. А озеро это такое большое, что самой короткой дорогой вокруг него — тридцать шесть километров. Дело было в начале сенокоса, все обитатели хутора сушили на лугу сено. В это самое время на хуторе появилась незнакомая женщина, отыскала хозяина и попросилась переночевать. Он спросил, как ее зовут.

— Ульвхильдур, — сказала она.

— А откуда ты родом? — спросил хозяин, но на этот вопрос она не ответила.

Вечером Ульвхильдур стала грести сено вместе с другими женщинами и работала очень проворно. Наутро она снова собралась было грести сено, но хозяин не разрешил и дал понять, что ей пора восвояси. Ульвхильдур расплакалась, хозяин пожалел ее и разрешил остаться еще на день. На другое утро он снова напомнил ей, что пора уходить, но она опять расплакалась, и он опять пожалел ее и оставил на целую неделю. Вот проходит эта неделя, и хозяин говорит Ульвхильдур, что не может дольше держать ее у себя. Она снова в слезы и плакала до тех пор, пока ей не разрешили остаться на хуторе. Ульвхильдур была рада-радехонька, да и все обитатели хутора тоже: очень она пришлась им по душе, потому что не было женщины более работящей, чистоплотной и добропорядочной.

Зимой, перед рождеством, хозяйка дала Ульвхильдур кусок кожи, чтобы она сшила башмаки для себя и еще для двоих работников. Ульвхильдур работникам сшила башмаки, а себе — нет. На рождество все уехали в церковь, одна Ульвхильдур осталась дома, потому что у нее не было новых башмаков.

Минул год, и про то, как они жили до следующего рождества, ничего не говорится. Только перед рождеством хозяйка снова дала Ульвхильдур кусок кожи, чтобы она сшила башмаки, и Ульвхильдур снова работникам сшила, а себе — нет.

На рождество все уехали в церковь, дома остались только Ульвхильдур да еще работник, который смотрел за овцами. Ночью работнику почудилось, будто Ульвхильдур куда-то отлучалась, ему стало любопытно, и он решил в следующий раз непременно узнать, куда это она ходит.

Кончились праздники, промелькнула зима. На хуторе все привязались к Ульвхильдур, просто души в ней не чаяли. И вот подошло третье рождество. Хозяйка снова дала Ульвхильдур кожи для башмаков, и та снова работникам сшила башмаки, а себе — нет, хотя хозяйка предупредила ее, что хочет она или не хочет, а в церковь ей поехать придется — пастор уже упрекал их, что она не посещает службу. Однако Ульвхильдур ничего не сказала на это.

Перед праздником все легли спать пораньше, не спал только тот самый работник. И вот он видит, как Ульвхильдур тихонько, чтобы никого не разбудить, встает и выходит из дому. Он — за ней. Она подошла к озеру, спустилась к воде, пополоскала рукавицы, и тут же через озеро перекинулся мост. Ульвхильдур взошла на мост, а работник — за ней, Перешла Ульвхильдур через озеро, опять пополоскала рукавицы, и мост исчез, а она пошла дальше. Несмотря на густой туман, работник не отставал от нее ни на шаг, ему казалось, что теперь они идут под землей. Долго ничего не было видно, но мало-помалу посветлело.

Теперь они шли по цветущей равнине. Никогда в жизни работник не видывал такой красоты. По обочинам дороги пестрели цветы, луг был ярко-желтым от залитых солнцем одуванчиков, и на нем паслись овцы. Посреди луга стоял красивый дворец. Работник сразу догадался, что в таком дворце могут жить только король с королевой. Рядом с дворцом высилась величественная церковь. Ульвхильдур вошла во дворец, а работник спрятался так, чтобы его никто не увидел.

Вскоре Ульвхильдур вышла из дворца, на плечах у нее была королевская мантия и на каждом пальце — по золотому кольцу. На руках она несла ребенка, а рядом с ней шел человек в мантии и с короной на голове. Работник тотчас смекнул, что это и есть король с королевой. Они направились в церковь, их сопровождала толпа веселых, празднично одетых людей. Подошел к дверям церкви и работник, никто его не заметил, даже Ульвхильдур. Началась служба, заиграли арфы, зазвучало дивное пение. Ребенок Ульвхильдур захныкал, она сняла с пальца кольцо и дала ему поиграть. Ребенок уронил кольцо на пол, оно подкатилось к работнику, и тот, не будь дурак, схватил его и спрятал в карман. После службы все покинули церковь, и Ульвхильдур вместе с королем вернулась во дворец. Работнику показалось, что теперь им всем уже не так весело.

А потом Ульвхильдур вышла из дворца в своем прежнем платье и быстро пошла обратно. Работник побежал за ней. Как они добрались до озера, про то неизвестно, а там Ульвхильдур пополоскала в воде рукавицы — через озеро перекинулся мост, и они перешли на тот берег. Ульвхильдур снова пополоскала рукавицы, и мост исчез. Тут работник обогнал ее, прибежал домой и лег спать, а вскоре потихоньку вернулась Ульвхильдур и тоже легла.

Утром хозяйка напомнила Ульвхильдур, что пора ехать в церковь.

— Никуда ей не надо ехать, — сказал работник, — она уже была в церкви нынче ночью.

— Может, ты всем расскажешь, что тебе известно? — спросила Ульвхильдур.

Работник согласился и рассказал все, что видел ночью, а в подтверждение своих слов показал золотое кольцо.

Обрадовалась Ульвхильдур и тут же поведала всем свою историю. Она оказалась дочерью короля аульвов. Как-то раз она поссорилась с одной старухой, тоже из аульвов, и та наложила на нее заклятие и обрекла ее жить среди людей. Спасти Ульвхильдур от заклятия мог лишь человек, который спустится с нею в царство аульвов в одну из трех рождественских ночей. И только в эти ночи ей дозволялось видеться с мужем. Но и она в свой черед прокляла старуху: та умрет, если кто-нибудь освободит Ульвхильдур от заклятия.

— Отныне тебе во всем будет сопутствовать удача, — сказала она работнику. — Завтра ступай на озеро, найдешь там два кошелька, возьми себе меньший, а больший отдай хозяину.

Потом она сердечно со всеми простилась и отправилась в путь, перешла через озеро и исчезла, и никто больше никогда ее не видел, хотя на хуторе еще долго о ней вспоминали.

А на другой день работник спустился к озеру и нашел там два увесистых кошелька. В меньшем кошельке были золотые монеты, а в большем — серебряные. Говорят, что с тех пор работнику всю жизнь везло.

(перевод Любови Горлиной)

Хильдур — королева аульвов (Hildur álfadrottning)

Жил когда-то в горах крестьянин, но как его звали и как назывался его хутор — неизвестно. Крестьянин был холостой, и хозяйство у него вела женщина по имени Хильдур, о ее родне никто ничего не знал. На Хильдур лежала вся работа по дому, и она хорошо с нею справлялась. Все обитатели хутора уважали Хильдур, в том числе и хозяин, однако большой приязни между ними так и не возникло, потому что Хильдур была женщина суровая, молчаливая, хотя и весьма обходительная.

Крестьянин был богатый, и хутор его процветал, одно только было плохо — никто не шел к нему в пастухи. А стадо он держал большое, и ему было трудно обходиться без пастуха. Охотников же пасти у него скот не находилось, и не потому, что он был строг или его домоправительница прижимиста, а потому, что на том хуторе пастухи не доживали до старости — в первый день рождества их находили в постели мертвыми.

В сочельник все обычно уезжали в церковь, а кто-нибудь один оставался дома, стряпал на праздники еду и заодно сторожил усадьбу. С тех пор как на хуторе поселилась Хильдур, дома всегда оставалась только она. Дел у нее было много, поэтому ложилась она поздно. Бывало, люди вернутся после службы, заснут, а она все хлопочет но хозяйству.

Уже не один пастух умер на хуторе рождественской ночью, слух об этом облетел всю округу, и хозяину стало нелегко находить работников, которые соглашались бы пасти у него овец. Однако никому и в голову не приходило обвинять в смерти пастухов хозяина или его домочадцев, тем более что умирали-то пастухи как будто своей смертью. В конце концов хозяину стало совестно нанимать людей на верную гибель, и он махнул рукой и на стадо, и на доход от него.

И вот однажды приходит к нему незнакомый парень, на вид сильный и смелый, и предлагает свои услуги.

— Работники мне не нужны, — говорит ему хозяин.

А парень спрашивает:

— Разве ты уже нанял на зиму пастуха?

— Не нанял и нанимать не собираюсь, — отвечает ему хозяин. — Небось слыхал, что ждет моих пастухов.

— Слыхать-то слыхал, — говорит парень, — да только их судьба меня не пугает. Возьми меня к себе.

И хозяин согласился. Стал парень работать у него, и очень они были довольны друг другом. Да и всем остальным домочадцам пастух пришелся по душе, потому что оказался человеком надежным, работящим и охотно брался за любое дело.

До рождества на хуторе ничего особенного не случилось, и в сочельник, как обычно, хозяин со своими людьми уехал в церковь. Дома остались только Хильдур да новый пастух. Каждый занимался своим делом. Подошел вечер, пастух вернулся домой, поел и улегся поближе к дверям, он решил, что лучше ему в эту ночь не засыпать. Однако страха он не испытывал. Он слышал, как люди вернулись из церкви, поужинали и легли спать. Его тоже начал одолевать сон — после его работы в этом не было ничего удивительного. Но пастух знал, что ему несдобровать, если он заснет, и изо всех сил старался не спать. Вскоре он услыхал, как кто-то приблизился к его постели, и ему показалось, будто это Хильдур. Пастух притворился спящим. Вдруг он почувствовал, что она всунула что-то ему в рот. «Никак это удила», — подумал пастух, но противиться не стал. Взнуздала Хильдур пастуха, вывела его за дверь, вскочила ему на спину и погнала во весь опор. У какой-то большой ямы, а может, расселины, она остановилась, соскочила с пастуха, отпустила поводья и скрылась в расселине. Пастух решил, что глупо упускать Хильдур, не разведав, куда она отправилась. Однако он чувствовал, что с этой заколдованной уздой ему далеко не уйти. Стал он тогда тереться головой о камень, сбросил узду и, лишь только освободился, прыгнул в расселину, в которой скрылась Хильдур. Пробежав немного, он увидал ее, она быстро шла по широкому зеленому лугу. Пастух уже смекнул, что Хильдур не обычная женщина, за какую ее принимают люди. Понял он также, что, если он побежит за ней по лугу, она сразу его заметит, поэтому он достал волшебный камешек, зажал его в левой руке и что было духу припустил за Хильдур.

Тем временем она уже подбежала к большому красивому дворцу. Из дворца навстречу ей вышли люди. Впереди шел человек, одетый богаче других. Он поцеловал Хильдур, и работник понял, что это ее муж. Остальные почтительно склонились перед ней, точно приветствовали королеву. Этого человека сопровождали двое подростков. Они радостно бросились к Хильдур, и было видно, что это ее дети. Потом вся свита проводила Хильдур и короля во дворец, там их ожидал пышный прием. Хильдур облачили в королевские одежды, а пальцы украсили золотыми кольцами.

Пастух последовал за всеми во дворец. Он ни к кому не прикасался, чтобы его не обнаружили, но старался ничего не упустить из виду. Покои дворца были убраны с небывалой роскошью, пастух в жизни не видывал ничего подобного. В залу внесли столы и подали всевозможные яства, а вскоре вошла и Хильдур в королевских одеждах. Пастух только диву давался. Гостей пригласили к столу, и Хильдур заняла почетное место рядом с королем. По обе стороны от них сели придворные. Все принялись за еду. Когда гости насытились, столы унесли и воины с девами начали танцевать, а кто не хотел танцевать, развлекался как его душе угодно. Король и королева тихонько беседовали друг с другом, и пастуху почудилось, будто им обоим невесело.

Во время этой беседы к ним подошли еще трое детей, помладше тех, что встречали Хильдур, и тоже поздоровались со своей матерью. Хильдур ласково обняла их. Младшего сына она посадила на колени, но он все время хныкал. Тогда она спустила ребенка на пол, сняла с пальца кольцо и дала ему поиграть. Ребенок перестал плакать и занялся кольцом, потом он уронил его, и оно покатилось по полу. Пастух стоял совсем близко, он успел поднять и спрятать кольцо, так что никто ничего не заметил, хотя все очень удивлялись, куда подевалось кольцо.

Под утро королева Хильдур стала собираться в путь. Придворные умоляли ее побыть с ними еще немножко и огорчались, что решение ее непреклонно. В углу залы пастух заметил старуху, которая злорадно поглядывала на королеву. Она единственная не поздоровалась с ней, когда та пришла, и теперь не уговаривала остаться. Король увидел, что Хильдур уходит, несмотря на все мольбы, и подошел к старухе:

— Сними свое заклятие, матушка! — сказал он. — Позволь моей жене остаться со мной и пусть мое счастье будет долгим!

— Как было, так и останется! Не сниму я своего заклятия! — сердито отвечала ему старуха.

Король умолк и печальный вернулся к королеве. Он обнял ее, поцеловал и еще раз попросил не покидать его. Но Хильдур ответила, что вынуждена уйти, ибо таково заклятие, наложенное его матерью.

— Видно, такая уж злая у меня судьба, — сказала она. — Вряд ли мы с тобой еще увидимся. Пришло время мне расплатиться за все мои злодеяния, хотя и совершила я их не по своей воле.

Пока она так говорила, пастух вышел из залы — ведь он уже узнал все, что ему было нужно, — и побежал через луг назад к расселине. Там он выбрался наружу, спрятал за пазуху волшебный камень, который делал его невидимым, надел узду и стал ждать Хильдур. Вскоре она пришла, вскочила ему на спину и погнала домой. Она даже не заметила, что все это время он только притворялся спящим. Дома она сразу ушла к себе, а пастух решил, что ему больше ни к чему соблюдать осторожность, и крепко заснул.

Утром хозяин поднялся первым. Ему не терпелось узнать, жив ли пастух. Он был готов, как бывало уже не раз, вместо рождественской благодати испытать горькую скорбь. Пока хозяин одевался, проснулись и остальные обитатели хутора. Хозяин подошел к пастуху и тронул его за плечо. Увидев, что тот жив, он громко возблагодарил Бога за эту милость. Пастух открыл глаза. Хозяин спросил, не случилось ли с ним ночью чего-нибудь особенного.

— Да нет, ничего особенного со мной не случилось, — ответил пастух. — Разве что вот сон мне чудной приснился.

— Какой сон? — спросил хозяин. И пастух поведал всем историю, которая только что была рассказана. Люди слушали пастуха, разинув рты. Когда же он закончил свой рассказ, Хильдур проговорила:

— Все это пустая выдумка! Как ты докажешь, что все так и было?

Пастух вынул из кармана кольцо, которое подобрал ночью во дворце аульвов.

— Хоть я и не считаю, что правдивость моего рассказа надо доказывать, — сказал он, — однако вот верное доказательство, что я побывал ночью в царстве аульвов. Чье это кольцо, королева Хильдур?

— Мое! — ответила Хильдур. — И дай Бог тебе счастья, что ты снял с меня заклятие моей свекрови. Не по своей, а по ее воле творила я зло.

И королева Хильдур рассказала им свою историю.

— Я происхожу из незнатного рода аульвов, однако наш нынешний король полюбил меня и взял в жены против воли своей матери. Тогда она разгневалась и прокляла меня, сказав, что счастье наше будет коротким и встречи редкими. С тех пор я стала рабыней земного царства и мне всегда сопутствовало зло. Каждое рождество по моей вине умирал человек, оттого что я надевала на пего уздечку, чтобы съездить на нем в царство аульвов и увидеться с моим дорогим супругом. Свекровь хотела, чтобы люди узнали о моих злодеяниях и покарали меня за них. Лишь очень отважный и сильный человек, который осмелился бы последовать за мной в царство аульвов, мог освободить меня от чар. Теперь вы знаете, что все пастухи на этом хуторе погибли по моей вине, но, надеюсь, вы не станете судить меня за то, против чего я была бессильна. А пастуха, который освободил меня от неволи и от злых чар, я отблагодарю. Сейчас же я больше не могу медлить, мне хочется поскорей вернуться домой к своим близким. Спасибо вам всем за вашу доброту ко мне!

После этих слов королева Хильдур исчезла, и с тех пор ее больше никогда не видели среди людей.

А про пастуха надо сказать, что весной он женился и поставил собственный двор, Хозяин помог ему, да и у самого у него деньги были. Он сделался лучшим хозяином во всей округе, и люди постоянно обращались к нему за советом и помощью. Все его уважали, и он был так удачлив, что про него говорили, будто у него каждая скотина о двух головах. А сам он считал, что своим счастьем обязан королеве Хильдур.

(перевод Любови Горлиной)

Аульвы и Хельга крестьянская дочка (Álfarnir of Helga bóndadóttir)

Жила когда-то в Гнюпверьяхреппе на хуторе одна богатая чета. Было у них две дочери, о которых и пойдет речь в этой сказке. Старшая дочка была у родителей любимицей, а младшую они недолюбливали, ее звали Хельгой. У этого хутора была дурная слава: кто оставался стеречь дом в рождественскую ночь, тот обязательно умирал, и потому в эту ночь никто не хотел оставаться дома.

Однажды хозяева и все домочадцы собрались, как обычно, в церковь на рождественскую службу. Решили они выехать в сочельник пораньше, чтобы поспеть к вечерне и остаться на всенощную. Домой же собирались вернуться на другой день после обедни. Родители велели Хельге остаться дома, чтобы подоить коров, накормить скотину и наварить к рождественскому обеду мяса. За нее они не боялись.

Наконец все уехали и Хельга осталась одна. Первым делом она подоила коров, потом тщательно прибрала в доме и поставила варить мясо. Когда мясо сварилось, в кухню вошел ребенок с деревянной миской в руке. Он поздоровался с Хельгой, протянул ей миску и попросил дать ему немножко мяса и сала. Хельга исполнила его просьбу, хотя мать строго-настрого наказала ей до наступления праздника и самой мяса не есть, и другим не давать. Ребенок взял миску с мясом, попрощался и ушел. А Хельга закончила все дела, зажгла в большой комнате светильник и легла на постель родителей читать молитвенник.

Вскоре во дворе послышались громкие голоса, кто-то направлялся к дому. Через минуту в комнату ввалилось множество незнакомых людей. Их было так много, что Хельга не могла даже слезть с кровати, и она видела, что пришельцев полно не только в доме, но и во всех других постройках хутора. Кое-как разместившись, незваные гости начали развлекаться всякими играми и забавами. Хельгу они не трогали, как будто ее тут и не было. Она тоже не обращала на них внимания и продолжала читать молитвенник.

Подошло время снова доить коров. На хуторе в праздничную ночь обычно доили только после чтения молитвы, впрочем, так делают во многих местах. Однако из-за толчеи Хельга не могла даже ноги с кровати спустить. Среди пришельцев выделялся немолодой человек с длинной бородой. Он громко крикнул на всю комнату, чтобы гости посторонились и дали Хельге возможность надеть башмаки и выйти из дому. Гости повиновались. И Хельга вышла в кромешный мрак, потому что светильник она оставила гостям.

Только Хельга начала доить, как услышала, что в хлев кто-то вошел. Вошедший поздоровался с ней, и она ему ответила. Потом он предложил ей отдохнуть с ним на сене, но Хельга отказалась. Несколько раз он повторял свое предложение, а она всякий раз отказывалась. Тогда он исчез, И Хельга продолжала спокойно доить коров. Потом в хлев опять кто-то вошел и поздоровался с ней. Это была женщина, и Хельга вежливо ответила на ее приветствие. Женщина сердечно поблагодарила Хельгу за своего ребенка и за то, что она отвергла домогательства ее мужа. Потом она протянула Хельге узел и просила принять его в благодарность за двойную услугу.

— Здесь в узле платье, достойное тебя, — сказала она. — Надень его на свою свадьбу. Тут есть и пояс, и он нисколько не хуже платья. Тебе во всем всегда будет удача, и ты выйдешь замуж за епископа. Только помни, это платье нельзя ни продавать, ни надевать, пока не выйдешь замуж.

Хельга взяла узел и поблагодарила гостью за подарок. Та ушла, а Хельга закончила работу в хлеве и вернулась домой. Никто даже не взглянул на нее, но все расступились, давая ей дорогу, и она снова уселась на постель читать молитвенник. Под утро гости начали расходиться, на рассвете ушли последние, и Хельге показалось, будто тут никого и не было. Оставшись одна, она развернула узел и увидела, что аульва подарила ей прекраснейшее платье, а пояс к нему, украшенный драгоценностями, был и того прекрасней. Хельга снова сложила платье и спрятала узел.

Она справила всю утреннюю работу и прибрала дом к возвращению родных из церкви.

— Мы так и знали, что с нею ничего не станется, — сказали родители, когда увидели Хельгу живой и невредимой.

Все принялись ее расспрашивать, что было ночью на хуторе. Она отвечала уклончиво, однако показала платье, которое ей подарила аульва. Родители и все домочадцы долго восхищались платьем, но больше всего им понравился драгоценный пояс. Мать с сестрой хотели отобрать у Хельги и платье, и пояс, говоря, что она недостойна такого дорогого наряда, но Хельга платья не отдала и спрятала его в свой сундук.

Время шло, и до следующего рождества ничего не случилось. Теперь уже остаться дома захотели и мать, и сестра, они надеялись тоже получить подарок от аульвы. В конце концов дома осталась сама хозяйка, а все прочие уехали в церковь. Когда хозяйка варила мясо, к ней пришел ребенок, протянул маленькую деревянную миску и попросил положить ему немножко мяса и сала. Хозяйка рассердилась.

— Ничего я тебе не дам, — сказала она. — Кто знает, может, вы побогаче нас будете.

Ребенок повторил свою просьбу, тогда хозяйка разгневалась еще пуще и так сильно толкнула ребенка, что сломала ему руку, а миска покатилась по полу. Ребенок поднял здоровой рукой миску и ушел весь в слезах. Больше о поступках хозяйки ничего не известно. Когда обитатели хутора вернулись из церкви домой, они нашли ее на полу с переломанными костями, всю в ссадинах и кровоподтеках. Она успела только рассказать про ребенка и про то, как она его встретила, и умерла. Все в доме было перевернуто вверх дном, переломано и побито, а еда выброшена. И с тех пор уже никто не осмеливался оставаться на этом хуторе в рождественскую ночь.

А про Хельгу следует сказать, что через несколько лет она уехала в Скаульхольт[6] и там вскоре вышла замуж за епископа. Однако кто именно был тогда епископом в Скаульхольте, ничего не говорится. На свою свадьбу Хельга надела платье, подаренное аульвой, все им восхищались, но больше всего понравился пояс, потому что такого драгоценного пояса никто никогда не видывал. Удача всю жизнь не покидала Хельгу, она жила долго и счастливо. А больше про нее ничего не рассказывают.

(перевод Любови Горлиной)

Перекрёсток (Krossgötur)

Некоторые рассказывают, что есть перекрёстки, например, в горах или на возвышенностях, с которых видно четыре церкви. Существует старое верование, связанное с тем, когда кто-то проводит рождественскую ночь под открытым небом. Ведь именно тогда меняются года, и даже сегодня люди считают свой возраст по рождественским ночам, и, к примеру, того считают пятнадцатилетним, кто прожил 15 рождественских ночей. Позднее начало года перенесли на ночь с 31 декабря на 1 января.

Когда человек сядет на перекрёстке, со всех сторон придут аульвы, соберутся вокруг человека и попросят его пойти с ними, но их нельзя слушаться. Тогда они принесут различные сокровища, золото и серебро, одежду, еду и питьё, но брать ничего нельзя. Придут туда эльфийки в образе матери или сестры этого человека и попросят его пойти с ними, и будут пробоваться другие хитрости.

Но едва рассветёт, человек должен встать и сказать:

— Слава богу, день уж вовсю!

Тогда все аульвы исчезнут, а все эти эльфийские богатства останутся, и можно забрать их себе. Но если человек ответит или примет приглашение аульвов, то он будет околдован, обезумеет и больше никогда не станет обращать внимание на людей.

Так случилось с человеком, которого звали Фуси. Он сидел снаружи в рождественскую ночь и долго терпел, пока не пришла эльфийка с большим куском сала и не предложила ему откусить. Фуси взглянул и сказал то, что позднее стало поговоркой:

— От сала я никогда не отказывался.

Затем он укусил этого сала, околдовался и сошёл с ума.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Кто нашёл ножницы? (Hver fann skærin?)

Если в доме внезапно пропала какая-нибудь вещь, а потом отыскалась в неожиданном месте, считается, что эту вещь на время брали у жильцов альвы. Следующий сюжет — типичный пример такой ситуации. Рассказчица не говорит прямо, кто нашёл пропажу, но для слушателя или читателя, хорошо знакомого с исландским фольклором, ответ на этот вопрос однозначен.


(из сборника Сигурда Нордаля. Информант — Гвюдфинна Торстейнсдоттир)

Это случилось, когда я была хозяйкой на хуторе Брюнаквамм в Вопнафьорде. Тогда со мной жила моя мать, Раннвейг Сигфусдоттир с хутора Скьёграстадир. Однажды зимой 1920-го года моя мать, как обычно, сидела на своей кровати и латала башмаки. При ней лежали её ножницы и другие инструменты, которые она, как водится у старых женщин, тщательно берегла. В самый разгар работы ей случилось протянуть руку к ножницам — и тут она обнаруживает, что они исчезли.

Она ищет везде вокруг себя, но ножниц не находит. Ей стали помогать искать, но сколько бы ни рылись в самой кровати и возле неё, ножницы так и не нашлись.

Считать, будто ножницы могли утащить дети, было нельзя: ребёнок на хуторе в ту пору был только один, и тот ещё едва-едва научился ходить, тем более, тогда этот ребёнок спал, так что обвинить его в этой пропаже было невозможно. После этого ножницы ещё несколько раз искали повсюду, но напрасно. Со временем эта потеря мало-помалу забылась.

По весне, когда настало время генеральной уборки, мама попросила нас, тех, кто работал с ней, глядеть в оба: вдруг её ножницы где-нибудь обнаружатся. Надо ли говорить, что из бадстовы вынесли каждую вещь, чтобы выстирать или проветрить на солнышке. Матрасы из кроватей вынесли к ручью и постирали, каждую досточку в бадстове выскоблили добела с песком и мылом, а под конец ополоснули чистой водой. А ножницы всё не отыскивались. И вот в один прекрасный день в начале июля мать с сестрой мыли шерсть в речке Ховсау, протекающей чуть ниже нашего туна. Все домочадцы, кроме меня, отлучились, няньку и ту куда-то услали с хутора. — Младенец лежал в маленькой колыбельке, поставленной на двуспальную кровать, и не ворочался. Мой старший ребёнок сидел на телячьей шкуре, которую я постелила на пол, вынимал из корзиночки свои игрушки и раскладывал вокруг себя. Я сидела одна в передней части бадстовы, работала и поглядывала на детей; двери были открыты, но я загородила дверной проём чемоданом, чтоб ребёнок наверняка не ушёл из дома.

Я варила кофе к полднику и собиралась отнести его к речке, когда вернётся нянька.

И вдруг раздалось звяканье ножниц, но я подумала, что мне послышалось: мои собственные ножницы, когда я ими не пользовалась, всегда висели высоко на перегородке — от несмышлёного дитяти прятали всё, обо что он мог бы пораниться. Как говорят старики: «Ножи да ножницы — детям не игрушка». Но хотя ребёнок не издавал ни единого звука, говорившего бы о том, что с ним что-то случилось, я всё же решила проверить и вошла к нему. Каково же было моё удивление, когда я увидела, что он играет с ножницами, да не с одними, а с двоими! Ведь моих ножниц на перегородке уже не было. Ребёнок держал по паре ножниц в каждой руке и глядел на них с удивлением, словно хотел сказать: «Какие красивые игрушки! А раньше мне их не давали!»

Я молча забрала у ребёнка ножницы, прежде чем он начал ими размахивать, и притворилась, что играю с ним, начав поочерёдно протягивать ему эти игрушки. Это увлекло его, и он не понял, что на самом деле у него их отняли. Тут я отвернулась и тщательно рассмотрела ножницы: ошибки не было: это были мои собственные ножницы — а также те ножницы, которые пропали: они вновь нашлись! Для ясности надо сказать, что наши с матерью ножницы похожи как две капли воды, отличить их друг от друга можно только, если смотреть очень внимательно.

И в этот самый миг входит моя младшая сестра проведать детей. Я уложила чашки и другие кофейные принадлежности в маленькую корзинку, а вновь найденные ножницы поместила туда на самое дно, прикрыв листком. Затем я поспешила с корзинкой к речке и позвала прачек полдничать. Мы с матерью и сестрой уселись вокруг корзинки. И тут я обратилась к маме с такими словами:

«Ну, что ты сделаешь, узнав, что пропажа нашлась: дашь за неё награду или велишь оставить себе?»

Она тотчас ответила: «Да неужто ты мои ножницы нашла?»

«Нет, их нашла не я», — отвечаю я, а сама устроила так, чтоб из корзинки всё вынули.

Тут я сняла листок, закрывавший дно корзинки. Она тотчас увидела ножницы и удивлённо закричала: «Ух ты, мои ножницы! А кто же их нашёл?» — «А вот не знаю», — только и смогла ответить я.

И я рассказала ей, как всё было.

Так кто же нашёл ножницы? Кто-нибудь может ответить?


(перевод Ольги Маркеловой)

Обитатели морей и озёр (Sæbúar og vatna)

Тогда водяной засмеялся (Þá hló marbendill)

Как-то некий бонд вышел в море ловить рыбу и поймал водяного. Бонд пытался по-разному разговаривать с ним, но водяной молчал и не отвечал ничего, только просил бонда отпустить его обратно. Но бонду этого не хотелось.

Потом бонд направился к берегу и водяной был с ним. И вот к нему подбегает его жена и ласково его приветствует; бонду это понравилось. Тогда водяной засмеялся.

Затем к бонду подбегает его собака и начинает вилять хвостом и ластиться, но бонд бьет собаку. Тогда водяной засмеялся во второй раз.

После этого бонд отправляется на свой хутор, но по пути спотыкается о кочку и ушибается. Бонд злится и вне себя от ярости топчет кочку. Тогда водяной засмеялся в третий раз.

Каждый раз, когда водяной смеялся, бонд спрашивал его, из-за чего тот смеется, но водяной все молчал и ничего не отвечал.

Бонд держал водяного у себя целый год, но так и не добился от него ни словечка. Но когда минул вдвое больший срок с того дня, как бонд словил водяного, тот попросил отвезти его к морю и отпустить обратно. Бонд пообещал, что сделает это, если тот скажет, почему трижды засмеялся, когда он вез его к себе домой. Водяной сказал, что не сделает этого, пока бонд не отвезет его в море на то место, где он его поймал, и не выпустит его на свободу.

Тогда бонд так и делает: он отвозит водяного на ту самую отмель, где поймал его. И когда они добираются дотуда, водяной говорит:

— В первый раз засмеялся я, потому что твоя жена так ласково встречала тебя, потому что она делала это фальшиво и без любви, и она изменяет тебе. Во второй раз засмеялся я, потому что ты побил свою собаку, которая встречала тебя верно и искренне. В третий раз засмеялся я, потому что ты растоптал кочку, но под ней были спрятаны деньги, а ты этого так и не узнал.

Потом водяной нырнул в воду, а бонд раскопал кочку, нашел там много добра и разбогател.

(перевод Крю Глазьева)

Якоб из Ёрви и рыбаки (Jakob á Jörfa og vermennirnir)

Когда-то в Ёрви в Хёйкадале жил бонд по имени Якоб; он был сыном Эйрика и отцом сислуманнов Йоуна с Эспихоуля в Эйяфьярдарсисле и Халльдоура, который держал Страндасислу. Он был хорошим и богатым бондом.

В одну голодную зиму двое людей с севера отправились ловить рыбу на Западные Фьорды. Они пришли в Ёрви и попросили бонда Якоба продать им еду. Он ответил, что у него нет еды на продажу, но всё же вошёл в дом и вскоре вернулся с большим и жирным окороком, и им показалось, что он от коровы. Он отдал им окорок, они захотели сразу заплатить, но он сказал, что это вполне может подождать, пока они не будут возвращаться с запада. Затем они продолжили своё путешествие.

Весной эти люди возвращались на север и опять пришли в Ёрви. Якоб стоял на дворе, когда они пришли. Они поздоровались с ним, он вежливо ответил на их приветствие и сказал:

— Слава богу, я вижу вас обоих живыми!

Один из них спросил:

— Что тебе показалось опасным? Мне кажется, этой зимой с нами ничего такого не случилось.

Бонд сказал:

— После того, как я отдал вам зимой окорок, выброшенный на берег озера Хёйкаладьсватн, лёд обнажил тушу целиком; люди предполагают, что тот окорок был от озёрной лошади или водяного.

Тогда второй человек воскликнул:

— Боже, спаси и сохрани меня! — и в тот же миг упал мёртвым.

Его товарищ не выказал испуга и сказал:

— Мнё всё равно, от какого дьявола был окорок, раз он пошёл мне на пользу! — и не говорится о том, чтобы ему это как-либо повредило.

А Якоб очень раскаивался в том, что сказал им, откуда взялся этот окорок.


(перевод Тимофея Ермолаева)

Трётли (тролли) (Tröll)

class='book'> Камень Скессы (Skessusteinn) По соседству с Церковным хутором, что находится в Хроуартунге, громоздятся причудливые скалы. В давние времена там в пещере жила чета трётлей[7]. Мужа звали Тоурир, а имя жены неизвестно. Каждый год трётли с помощью колдовских чар заманивали к себе в пещеру из Церковного хутора пастора или пастуха. Один из них непременно исчезал. Так продолжалось, пока на этом хуторе не поселился пастор по имени Эйрик. Пастор Эйрик был человек мудрый, и своими молитвами он разрушил чары трётлей. Подошел сочельник, и, как скесса ни билась, ей не удалось заполучить ни пастора, ни пастуха. Тогда она сказала мужу:

— Ничего у меня нынче не выходит. Только я начинаю колдовать, как мне чудится, будто меня окутывает горячее облако, оно вот-вот проникнет в меня и испепелит дотла. Больше я и стараться не буду. Придется тебе пойти и раздобыть нам пищу, ведь у нас в пещере нет ни крошки съестного.

Не хотелось трётлю идти, но жена уговорила его. Вышел он из пещеры и прямо через горный хребет отправился на запад, где знал одно хорошее озеро. С тех пор и этот хребет, и озеро люди называют его именем. Пришел трётль на озеро, сделал во льду прорубь, лег и стал ловить форель. А в тот день был сильный мороз, и трётль примерз ко льду. Наловил он рыбы вдоволь, хотел встать, да не тут-то было. Дергался он, дергался — ничего не помогает, промерз трётль до самых костей и испустил дух.

А скесса сидит голодная и злится, что муж так долго не возвращается. Ждала она, ждала, а потом побежала его искать. Тем же путем, через хребет, она пришла к озеру и застала трётля уже бездыханным. Стала она отрывать его ото льда, да увидела, что ей это не под силу, вскинула она тогда на плечо связку рыбы и громко крикнула:

— Отныне здесь рыба ловиться не будет!

И надо сказать, что ее слова оказались вещими: больше в том озере никто не поймал ни рыбешки.

Сотворила скесса заклятие и отправилась к себе в пещеру. Но только она поднялась на гребень, как на востоке забрезжил день и раздался колокольный звон. И тотчас она превратилась в громадный камень, который люди теперь так и зовут: Камень Скессы.

(перевод Любови Горлиной)

Гедливёр (Gellivör)

Рассказывают, что в последние годы папства на востоке Исландии в Боргар-фьорде на хуторе Квол жила богатая супружеская чета. У них было много скота, и они держали несколько работников. Неподалеку от этого хутора в горах жила скесса, люди никогда не считали ее опасной.

Но вот однажды рождественской ночью хозяин Квола вышел из дому и не вернулся, долго его искали, да так и не нашли. А через год, опять на рождество, исчез и один из работников. Его тоже не нашли, и никто не знал, что с ним сталось. После этого случая вдова со всеми домочадцами уехала из Квола, однако она ежедневно посылала туда людей кормить скот. Весной вдова вернулась на хутор и прожила там все лето. На зиму она собиралась перебраться по соседству в Гилсаурведлир, чтобы ее работникам было удобно ухаживать за оставшимся в Кволе скотом и возить туда сено. У вдовы было четыре коровы, одна отелилась в конце лета. За два дня до отъезда из Квола вдове приснился сон. Ей снилось, будто к ней пришла незнакомая женщина в старинном исландском наряде, с виду небогатая, дружески поздоровалась и сказала так:

— У тебя уже отелилась одна из коров, а у меня корова отелится только к рождеству. Мои трое малышей сидят без молока, поэтому прошу тебя: каждый день, как станешь кормить своих работников, наливай и мне молока в жбанчик, который ты найдешь на полке у себя в чулане. Я знаю, через два дня ты собираешься переехать в Гилсаурведлир, потому что боишься оставаться тут на зиму. Это понятно, ведь тебе неизвестно, почему исчезли в те зимы твой муж и работник. Но я открою тебе эту тайну: великанша, что живет неподалеку на горе Стадарфьядль, родила ребенка. Он очень злой и капризный и каждое рождество требует человечьего мяса. Вот и пришлось великанше утащить сперва твоего мужа, а потом и работника. Нынешней зимой она опять кого-нибудь утащит. Но если ты останешься в Кволе и исполнишь мою просьбу, я дам тебе хороший совет и помогу прогнать эту нечисть из ваших мест.

Проговорив это, женщина исчезла, а хозяйка проснулась и задумалась о своем сне. Занимался день, она встала и в чулане на полке нашла деревянный жбанчик. Хозяйка наполнила его парным молоком и поставила обратно на полку. Жбанчик тут же исчез, а вечером снова появился на прежнем месте.

Почти до самого рождества хозяйка наполняла жбанчик молоком, а в ночь на мессу Торлаука ей снова приснился сон. К ней пришла та же женщина, дружески поздоровалась и сказала:

— Ты оказалась не любопытной и даже не пыталась узнать, кто же столько времени берет у тебя молоко. Но теперь я откроюсь: я — аульва и живу в холме по соседству с твоим домом. Ты поступила благородно, но больше я в твоем молоке не нуждаюсь, моя корова вчера отелилась. Прими же от меня в благодарность ту безделицу, которую я положила на полку, где прежде ставила свой жбанчик. А еще я научу тебя, как спастись от неминуемой гибели. На рождество, ровно в полночь, тебе вдруг захочется выйти из дому — не противься этому желанию и выходи. На дворе ты увидишь огромную безобразную скессу, она схватит тебя, перенесет через луг, перейдет вброд реку и направится к горе Стадарфьядль. Дай ей отойти от реки подальше, а там скажешь: «Что это мне слышится?» Она спросит: «А что тебе слышится?» Ты скажешь: «Мне слышится, будто кто-то зовет: «Мама Гедливёр! Мама Гедливёр!» Она удивится, потому что ни один человек не знает ее имени, и скажет: «Должно быть, это мой малыш!» Тут она бросит тебя на землю и помчится домой. Пока великанша будет занята тобой, я немного помучаю ее выродка, но к ее приходу исчезну. А ты, только она тебя отпустит, беги что есть мочи к реке и постарайся добраться до песчаной отмели. Там великанша тебя догонит и скажет: «Вот глупая овца, не могла подождать!» — и опять потащит к себе в пещеру. Пусть она отойдет подальше, а тогда скажешь, как в первый раз: «Что это мне слышится?» Она спросит: «А что тебе слышится?» Ты скажешь: «Мне слышится, будто кто-то зовет: «Мама Гедливёр! Мама Гедливёр!» «Это мой детеныш!» — скажет она, бросит тебя и побежит к своей пещере. Тут уж ты, не теряя времени, беги прямо в церковь. Тебе надо добежать до церкви, прежде чем она вернется. Она будет сильно разгневана, потому что ее ребенка я убью, и вернется она не за тем, чтобы отпустить тебя домой. А если у тебя не хватит сил, я тебе помогу.

Когда хозяйка проснулась, было уже светло, она пошла в чулан и нашла на полке узел, в нем лежало красивое, искусно сшитое платье. Она взяла платье и спрятала его в ларь. Настал сочельник, все было тихо и спокойно. В рождественскую полночь обитатели Квола уже крепко спали, не спалось только хозяйке. Вдруг ей очень захотелось выйти из дому. Она не стала противиться этому желанию и вышла, и в ту же минуту огромная скесса схватила ее, перемахнула с ней через луг и зашагала вброд через реку. А дальше было все точь-в-точь, как предсказала аульва. Вот скесса бросила хозяйку Квола во второй раз, и та побежала к церкви. И тут ее будто кто под руки подхватил, так ей стало легко бежать. Только вдруг по каменистому склону Стадарфьядля с грохотом посыпались камни, и в ярком свете месяца хозяйка Квола увидела, как через ложбину к ней мчится великанша. Женщину охватил такой ужас, что она непременно упала бы, но кто-то поднял ее и донес до самой церкви. Там ее втолкнули внутрь и заперли за ней дверь. В церкви было много народу, звонарь ударил в колокол что было мочи. Паперть задрожала от чьей-то тяжелой поступи, и люди увидели в окне безобразную скессу, которая крикнула, услыхав колокольный звон:

— Вот дерьмо! — и повернула прочь, выбив ногой большой кусок церковной стены. — Чтоб тебе провалиться! — злобно добавила она.

Хозяйка Квола пробыла в церкви всю заутреню и обедню, а после поехала домой, и больше о ней ничего не известно.

(перевод Ольги Вронской)

Пастушка (Smalastúlkan)

Это случилось на западе в Даласисле. Одна пастушка пошла в церковь, чтобы причаститься. Вернувшись из церкви, она сразу же побежала собирать овец, не успев покушать. Проходя мимо каких-то скал, она услышала, что в скалах сказали:

— Рагнхильд из Красных Скал!

Тогда из других скал ответили:

— Что ты хочешь, великан из Трёх Скал?

Тогда он сказал:

— Здесь по тропе бежит жаркое. Схватим его, схватим его!

Тогда из скал напротив ответили:

— Фу на неё, пусть она идёт; у неё рот испачкан.

Девочка пошла своей дорогой и больше ничего не слышала из беседы этой пары.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сказка о Гриме из Западных Фьордов (Sagan af Vestfjarða-Grími)

В Скриде, там, где потом построили монастырь, жил человек по имени Сигурд, жену его звали Хельга. У них был сын Грим, он воспитывался в Западных Фьордах у дяди по матери. Тогда же на хуторе Эйди жил человек по имени Индриди с женой Тоурой.

Как-то раз у Индриди потерялась корова, и пропадала она целых шесть лет. Однажды, собирая в горах своих овец, Сигурд нашел эту корову в одной укромной долине. С ней было шесть быков, которых она принесла за это время. Сигурд их всех пригнал к себе. Через некоторое время Индриди из Эйди пришел к Сигурду и стал торговать этих быков, не всех, а двух или трех, но Сигурд отказался их продавать. Тогда Индриди заявил, что раз быки без разрешения пасутся на его земле, значит, они принадлежат ему. На весеннем тинге среди прочих разбиралась и эта тяжба. Сигурд открыто высказал Индриди, что тяжба поднята несправедливо. Индриди рассердился и там же, на тинге, убил Сигурда. Его схватили, но он предложил за убийство выкуп, и его быстро отпустили. С тех пор Индриди стал опасаться за свою жизнь и завел у себя в доме такой порядок: спать он ложился у стенки, на месте жены, и надевал ее головной убор, а ее заставлял ложиться простоволосой и с краю.

Так и шло, пока Гриму не исполнилось шестнадцать лет. Однажды на хутор, где жил дядя Грима, пришла бедная женщина, и Грим дал ей кое-что из вещей. Хозяйка хутора, жена его дяди, рассердилась и попрекнула Грима тем, что отец его до сих пор не отомщен. Этого попрека Грим не мог снести и тут же собрался в путь. Дядя тепло с ним простился и сказал, что отныне он должен зваться Гримом из Западных Фьордов.

Кратчайшей дорогой Грим приехал на Восток в родные места и поселился у матери. Однажды он встретил работника Индриди из Эйди, тот гнал корову, из-за которой тогда вышла ссора, и другой скот, украденный у матери Грима. Грим убил работника и объявил об убийстве. После этого Индриди стал пуще прежнего опасаться за свою жизнь.

Как-то раз Грим решил побывать в Эйди. В доме Индриди мужчины сидели у очага и обсуждали женщин их округи. Один из них назвал Хельгу, мать Грима, самой вздорной женщиной и еще кое-что добавил. Услыхав это, Грим ворвался в дом, схватил человека, который поносил его мать, и прикончил его, сунув головой в котел, что висел над очагом, а сам убежал. Но на этом он не успокоился и начал рыть тайный ход к дому в Эйди от протекавшего невдалеке ручья.

Наступило рождество. Индриди пригласил на пир друзей и своего брата Хельги тоже позвал. Вечером все стали ложиться спать. Хельги положили в постельной нише, на месте хозяев, а Индриди с женой легли на кровать, стоявшую рядом. В этой же комнате спало еще много гостей. Грим накануне обо всем разведал и ночью явился в дом Индриди. Он осторожно вошел в комнату, где спали хозяева и гости, и стал всех ощупывать, чтобы не убить кого не нужно. Когда его холодная рука коснулась жены Индриди, она сказала об этом мужу, и тот, заподозрив неладное, хотел вскочить, но Грим тут же проткнул его мечом. Индриди успел только крикнуть, что ему нанесли смертельную рану. Люди вскочили и стали ловить убийцу, один из гостей даже схватил Грима.

— Пусти, я тоже ищу убийцу! — сказал ему Грим и, едва тот разжал руку, нырнул в свой тайный ход и был таков.

Идти к матери, где его стали бы искать, было неблагоразумно, и он решил поставить себе палатку на плоскогорье.

Меж тем Хельги припомнил, что в ту ночь убийца как сквозь землю провалился, и решил посмотреть, нет ли где ямы. Так он обнаружил подземный ход, но самого Грима, как уже говорилось, и след простыл.

Вскоре одному человеку из Эйди случилось проезжать по плоскогорью, где стояла палатка Грима. Грим, испугавшись, что теперь недругам станет известно, где он скрывается, погнался за этим человеком и убил его. Но оставаться после этого на плоскогорье стало опасно, и он перебрался за горы к одной вдове. Хельги, который жил теперь в Эйди, пускался на всякие хитрости, чтобы разыскать Грима, и в конце концов пронюхал, что тот живет у вдовы. Вдова эта была ясновидица. Она умела предсказывать будущее и предупредила Грима, что сюда вот-вот заявится Хельги. Она посоветовала Гриму покинуть страну на одном из кораблей, что приходят к мысу Ингольва, а пока пожить на озере, где можно прокормиться рыбой.

Все вышло так, как предсказала вдова. Хельги приехал к ней и спросил, где Грим. Вдова ответила, что Грим и в самом деле жил у нее, но теперь уехал, и Хельги вернулся домой ни с чем.

А Грим, как ему было сказано, поехал к озеру, построил себе хижину и стал ловить рыбу. Вскоре он обнаружил, что каждую ночь часть его улова пропадает, тогда он решил покараулить и разузнать, в чем дело. Ночью к хижине Грима пришел великан, связал рыбу, взвалил связку на плечо и ушел. Грим догнал его и всадил ему в спину копье, но великан только ускорил шаг и поспешил к себе в пещеру. Там его ждала дочь. Он показал ей рану, нанесенную ему Гримом из Западных Фьордов, попросил дочь похоронить его в пещере и умер. Дочь великана хотела похоронить отца, как он просил, но могила оказалась мала. Грим, который шел за великаном по пятам, все видел и слышал. Вошел он в пещеру, и дочь великана стала его корить за то, что он убил ее отца. Грим, как мог, утешил ее и предложил помочь похоронить великана. Она согласилась, и он, собрав все свои силы, затолкал великана в могилу, засыпал ее и ушел домой.

Ночью великан встал из могилы, явился к хижине и напал на Грима. Грим оборонялся, и привидение не одолело его. А когда рассвело, он пришел в пещеру, выкопал великана из могилы и сжег его на костре. Поговорив с дочерью великана, Грим быстро поладил с ней, они забрали все имущество, какое было в пещере, перенесли его в хижину Грима и мирно прожили там до весны. Весной пришел корабль и бросил якорь у мыса Ингольва. Грим, узнав об этом, собрался в далекий путь и простился со своей Возлюбленной. Но прежде чем они расстались, она подарила ему волшебный пояс — тот, кто носил его, не мог полюбить другую женщину.

Грим покинул Исландию и прибыл в Норвегию. Там в те времена правил конунг Харальд, сын Сигурда, он взял Грима к себе в дружину. На рождество конунг устроил богатый пир. Грим надел пояс, подаренный ему дочерью великана, и сразу же затосковал по ней. Конунг заметил, что Грим невесел, и спросил его, в чем дело. И Грим рассказал ему о дочери великана. А весной конунг дал Гриму корабль, чтобы он поехал в Исландию и привез оттуда свою невесту. Грим приплыл к мысу Ингольва, сошел на берег и отправился прямо к озеру Грима, которое так называли с тех пор, как он там жил. У озера он нашел дочь великана, с ней был маленький мальчик, родившийся, пока он был за морем. Она очень обрадовалась, когда увидела Грима, и он предложил ей уехать вместе с ним в Норвегию. Они забрали ребенка, погрузили на корабль все свое добро и благополучно достигли берегов Норвегии, а там дочь великана и ее сын крестились и приняли христианскую веру.

Долго ли они прожили в Норвегии, нет ли, а только захотелось Гриму навсегда вернуться домой. Вместе с женой, дочерью великана, он покинул Норвегию и вернулся в Исландию. На одном из островов, где жили великаны, Грим сошел на берег и разгрузил свой корабль. Великанов он с острова прогнал, а тех, кто не хотел уходить, убил и, очистив весь остров, обосновался там со своей семьей. Потомство у него было большое.

С тех пор этот остров называется Гримсей, или остров Грима, и находится он в Эйя-фьорде. Потомки Грима живут там и поныне. На этом сказке конец.

(перевод Любови Горлиной)

Гилитрутт (Gilitrutt)

Жил в давние времена один молодой работящий крестьянин. Был у него свой хутор с обширными пастбищами и много-много овец. И вот он женился. Жена ему, на беду, попалась бездельница и лентяйка. Целыми днями она била баклуши, даже обед мужу и то ленилась приготовить. И муж ничего не мог с ней поделать.

Однажды осенью приносит он жене большой мешок шерсти и велит за зиму спрясть всю шерсть и выткать из нее сермягу. Жена даже не взглянула на шерсть. Время идет, а она и не думает приниматься за работу. Хозяин нет-нет да и напомнит ей про шерсть, только она и ухом не ведет.

Как-то раз пришла к хозяйке огромная безобразная старуха и попросила помочь ей.

— Я тебе помогу, но и ты должна оказать мне одну услугу, — отвечает хозяйка.

— Это справедливо, — говорит старуха. — А что я должна для тебя сделать?

— Спрясть шерсть и выткать из нее сермягу, — отвечает хозяйка.

— Давай сюда свою шерсть! — говорит старуха.

Хозяйка притащила весь мешок. Старуха вскинула его на плечо, как пушинку, и говорит:

— В первый день лета[5] я принесу тебе сермягу!

— А как я с тобой расплачусь? — спрашивает хозяйка.

— Ну, это пустяки! — отвечает старуха. — Ты должна будешь с трех раз угадать мое имя. Угадаешь, и ладно, больше мне ничего не нужно.

Хозяйка согласилась на это условие, и старуха ушла.

В конце зимы хозяин снова спросил у жены про шерсть.

— Не тревожься, — отвечает жена. — В первый день лета сермяга будет готова.

Хозяин промолчал, но заподозрил неладное.

Меж тем зима шла на убыль, и вот замечает хозяин, что его жена с каждым днем становится все мрачнее и мрачнее. Видно, что она чего-то боится. Стал он у нее выпытывать, чего она боится, и в конце концов она рассказала ему всю правду — и про огромную старуху, и про шерсть. Хозяин так и обомлел.

— Вот, глупая, что наделала! — сказал он. — Ведь то была не простая старуха, а скесса, что живет здесь в горах. Теперь ты в ее власти, добром она тебя не отпустит.

Как-то раз пошел хозяин в горы и набрел там на груду камней. Сперва он ее даже не заметил. И вдруг слышит: стучит что-то в каменной груде. Подкрался он поближе, нашел щель между камнями и заглянул внутрь. Смотрит: сидит за ткацким станком огромная безобразная старуха, гоняет челнок и поет себе под нос:

И ткет себе да ткет.

Смекнул хозяин, что это та самая скесса, которая приходила к его жене. Побежал он домой и записал ее имя, только жене об этом ничего не сказал.

А тем временем жена его от тоски да от страха уже и с постели подниматься перестала. Пожалел ее хозяин и отдал ей бумажку, на которой было записано имя великанши. Обрадовалась жена, а все равно тревога ее не отпускает — боязно, что имя окажется не то.

И вот наступил первый день лета. Хозяйка попросила мужа не уходить из дома, но он ей сказал:

— Ну, нет. Ты без меня со скессой столковалась, без меня и расплачивайся. — И ушел.

Осталась хозяйка дома одна. Вдруг земля затряслась от чьих-то тяжелых шагов. Это явилась скесса. Хозяйке она показалась еще больше и безобразнее, чем прежде. Швырнула скесса на пол кусок сермяги и закричала громовым голосом:

— Ну, хозяйка, говори, как меня зовут!

— Сигни, — отвечает хозяйка, а у самой голос так и дрожит.

— Может, Сигни, а может, и нет, попробуй-ка угадать еще разок!

— Оса, — говорит хозяйка.

— Может, Оса, а может, и нет, попробуй-ка угадать в третий раз!

— Тогда не иначе, как Гилитрутт! — сказала хозяйка.

Услыхала скесса свое имя и от удивления рухнула на пол, так что весь дом затрясся. Правда, она тут же вскочила и убралась восвояси. И с той поры в тех краях никто ее не видал.

А уж жена крестьянина была рада-радешенька, что избавилась от скессы. И с того дня ее будто подменили, такая она стала добрая и работящая. И всегда сама ткала сермягу из шерсти, которую осенью приносил муж.

(перевод Любови Горлиной)

Пастух из Гримстунги (Smalinn í Grímstungum)

В Гримстунге жил-был пастух, шустрый и работящий. Один раз он недосчитался овец, пошёл искать их на пустошь и нашёл, но в то же время он увидел бегущую к нему тролля-скессу. Она быстро приблизилась к нему, схватила и отнесла его в своё логово.

Там была её старая и очень безобразная мать. Они очень хорошо относились к нему, но ему там не нравилось, хотя он не видел никакого способа убежать от них.

Летом они ломали хворост для костра, а в рождественскую ночь обе они сказали ему развести огонь под горшком с мясом и притворились спящими. Он громко шуршал хворостом, чтобы проверить, спят ли они, потому что не поверил им. На вторую ночь рождества они велели ему заниматься тем же самым. Он заметил, что старуха спит крепко, а её дочь — нет. На третью ночь рождества всё прошло точно так же. Они обе крепко уснули.

Тогда он тотчас вскочил и побежал прочь. Пастух не останавливался, пока не пришёл в Гримстунгу. К нему подбежал какой-то юноша, но он сразу же отправился на колокольню и принялся яростно звонить, чтобы все вышли. А скесса пришла на склон выше хутора и уселась там. Он торопливо рассказал о своих приключениях.

Когда рассвело, скессу нашли наверху склона, она была мёртвая. Бедняга умерла от родов. Пастух после этого очень прославился. Он долго жил в Гримстунге, и священник выдал за него свою дочь.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Тролли из Тоурисауса (Tröllin í Þórisási)

По направлению от так называемого Тоурисауса на земле Киркьюбайра расположен высокий скальный пояс, что зовётся Скерсли. Там есть пещера, и люди говорят, что в старое время в ней жил тролль по имени Тоурир.

У него была жена, но её имя не поминается. Жили они ловлей рыбы из озёр, и на птиц и зверей они тоже охотились. А каждое Рождество они пытались к празднику заманить к себе священника из Киркьюбайра. Им это частенько удавалось, и большинство священников жили там весьма недолго.

Об этом стало известно, и ни один священник не соглашался принять Киркьюбайр. Наконец, должность пастора попросил старый священник по имени Эйрик, у которого долго не было прихода. Он сказал, что рад отправиться туда и не боится никаких злых духов. Он был молчалив и держался надменно, но его считали хорошим и очень умным священником, и поговаривали, что он кое в чём разбирается.

Ему дали Киркьюбайр, и в начале лета он отправился туда. Прихожане очень ему обрадовались, и, говорят, что не иначе как он был тоже доволен. Когда приблизилось Рождество, люди спросили, не боится ли он праздника, а он ответил, что нисколько не боится.

Как обычно, Тоурир захотел на праздник человечины. В рождественскую ночь после захода солнца он уселся на колдовской помост и пожелал во что бы то ни стало получить священника, но просидел он на колдовском помосте недолго, и с воплями свалился на землю и сказал, что весь горит и сейчас изжарится.

Его старуха рассердилась и велела ему попытаться снова, но всё повторилось точно так же. Тоурир бросил это дело, и они не получили священника к празднику.

Так повторилось и на второе, и на третье рождество. Тогда старуха Тоурира разозлилась и заявила, что он уморит их голодом. Тоурир предложил ей выбрать, что бы она хотела съесть; она же ответила, что предпочла б форель. Он сказал, что думает, что самая лучшая форель ловится в озере неподалёку, и что он добудет хорошую еду для них. Затем Торир отправился в путь и спешил, как только мог.

Прошла ночь, и домой он так и не вернулся. Тут старуха его вышла из себя, вскочила и отправилась разузнать, что с ним. Но когда она пришла на озеро, то нашла своего мужа лежащим на краю проруби, мёртвого как камень и вмёрзшего в лёд. Тогда она очень разозлилась, прокляла озеро и сказала, что больше никогда в нём не будет ловиться рыба.

Форель, которую поймал её муж, она понесла домой. Но когда она шла на восток по горному гребню, то услышала колокольный звон в Киркьюбайре. Она очень испугалась и в тот же миг, как сказывают, случайно глянула в сторону моря, и тут взошло солнце. Она превратилась в камень, который до сих пор стоит на этом гребне и называется Камнем Скессы. А то озеро и гребень названы в честь Тоурира.

С тех пор поблизости Киркьюбайра не замечали никакой нечисти, а в Озере Тоурира не ловится рыба.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Рагнхильд из Красных Скал и великан из Трёх Скал (Ragnhildur í Rauðhömrum og þussinn í Þríhömrum)

Неизвестно, были ли Рагнхильд и великан супругами или братом с сестрой, или какие у них были между собой отношения. Однако известно, что они поселились в скалах друг напротив друга рядом с долиной.

Великан позвал Рагнхильд, сказав:

— Рагнхильд из Красных Скал!

Она ответила:

— Что ты хочешь от меня, великан из Трёх Скал?

Тогда великан сказал:

— Там по тропе бежит жаркое.

Рагнхильд ответила:

— Не трогай её, у неё рот испачкан.

Как рассказывают, причиной этого разговора была девочка, которая шла между жилищами великана и Рагнхильд. Она только что причастилась, и потому Рагнхильд сказала, что у неё испачкан рот.

Девочка услышала их голоса и убежала к себе домой.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Великанша из Хоулькнардаля (Stórkonan í Hólknardal)

Одного человека звали Йоун. Он был родом с севера из Скагафьёрда. Он пришёл оттуда между 1760 и 1765 годами. Он остановился на Стейнгримсфьёрде, но я не знаю точно, на каком хуторе. Йоун женился, и у него был сын, которого звали Гвюдмюнд. Он женился в Битрюсвейте, и у него было много детей.

Гвюдмюнд жил сперва в Брюннгиле; этот хутор на входе в долину чуть впереди Битрюфьёрда. Эта долина называется Хоульконю- или Хоулькнардаль; она узкая и в ней повсюду ущелья. Ходили слухи, когда Гвюдмюнд пришёл в Брюннгиль, что в долине живёт какая-то троллиха. Он мало верил этим россказням и постоянно ходил в долину собирать травы один. Прошло первое лето, и он никого не замечал.

Осенью была тёплая погода с туманом; Гвюдмюнд, как обычно, отправился в одиночку за травами. Прошёл день, наступил вечер, и он направился домой.

Пройдя немного, он увидел огромную женщину с большой плетёной шляпой на голове. Гвюдмюнд не захотел оказаться на её пути и свернул в сторону, но она не дала ему пройти и закричала:

— Теперь беги, Гвёнд!

Тогда он бросил мешок с травами и помчался со всех ног, но тут у него расстегнулись и свалились штаны. Когда это случилось, он остановился и показал ей свой голый зад.

Женщина так удивилась, что сказала:

— Неряха, неряха! Фу, фу!

Она бросила шляпу и побежала назад, а Гвюдмюнд подобрал шляпу женщины и долгое время владел ею; по объёму она была как бочка. Он использовал её для хранения трав, пока было можно.

Весной Гвюдмюнд переехал в Стейнадаль и долго жил там. Он ослеп, жил ещё много лет, но несколько лет тому назад умер.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Скесса с Залива Наттфари (Skessan í Náttfaravík)

В старые времена в Заливе Наттфари у хутора Холодная Щека было рыбное место. Рассказывают, что однажды туда отправились ловить рыбу какие-то рыбаки, неизвестно, сколько их было, но из них всех силой и ловкостью выделялся один, по имени Ингимунд. Он был выше ростом, чем остальные, не робкий и отважный, но всё же мягкого нрава.

На скале в этом заливе, в пещере жила скесса, которая часто показывалась там днём, но никому не вредила. Ниже входа в пещеру, под скалой рос большой куст дягиля, который хотели бы добыть рыбаки, но не отваживались из-за скессы[8].

Однако, как-то раз они собрались множеством, поднялись к кусту дягиля и начали копать. Это прошло без последствий, и им удалось выкопать много корней, которые они сложили в одну кучу. И они стали насмешничать и говорить, что скесса, наверное, крепко заснула, раз она не вмешивается в их дела.

Но когда их веселье было в самом разгаре, на скалу вышла скесса и разбросала кучу корней, а все они, смертельно испугавшись, разбежались словно зайцы по своим домам и думали, что своим ногам обязаны жизнью.

А Ингимунд, когда они встретили его, развеселился, услышав о том, как они копали корни. Он сказал, что у них душа женщин, а не мужчин, и что не верит, что скесса подшутит и над ним, если он отправится к кусту дягиля, и загорелся проверить это.

Одним днём он отправился к этому кусту, взяв с собой топор, положил его рядом и начал копать. Через некоторое время скесса вышла на скалу над ним и спросила:

— Ты собираешься долго копать, Мунди?

Он посмотрел вверх и сказал:

— Пока не наполню мешки, старуха.

Тогда она скрылась в пещере, а он продолжил свою работу. Немного спустя она снова появилась и сказала те же слова, но более сердито:

— Ты собираешься долго копать, Мунди?

Он грубо ответил:

— Пока не наполню мешки, старуха.

Она снова исчезла, а он продолжил копать.

В третий раз она пришла, злобно ворча, и спросила:

— Ты собираешься долго копать, Мунди?

Он напустил на себя сердитый вид и сказал:

— Пока не наполню мешки, старуха.

Она присмирела и спросила:

— Твой топор с тобой, Мунди?

Он схватил его, показал ей и сказал:

— Как видишь, он здесь.

Тогда ему показалось, что её гнев весь улетучился:

— Копай, раз тебе так хочется, Мунди, — сказала она и ушла в пещеру.

Ингимунд продолжил копать и привёз домой мешки полные корней. Он рассказал своим товарищам, что, как он и ожидал, скесса не подшутила над ним. Люди считали, что они, наверное, встречались прежде, потому что она испугалась его. Так заканчивается этот рассказ.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Рассказ о людоедке Мойрхильд (Saga af Maurhildi mannætu)

В Стохсейри жил бонд, которого звали Торбьёрн. Его жену звали Торгерд. У Торбьёрна был брат, которого звали Торстейн, он был работником-подёнщиком у своего брата, а зимой жил у него дома.

Как-то раз Торбьёрн сказал, что ему самому придётся присматривать за своим полем, что до сих пор его сторожили совсем плохо, и ночью он видел на пастбище трёх козлят. Он прогнал их прочь, а другой ночью захотел поймать их и попросил своего брата помочь ему, но Торстейн ответил, что ему следовало бы отпустить их с миром, так как они всё равно съедят мало травы, и ему не нужно будет просить его помощи.

Тогда бонд рассердился, побежал с плетью к козлятам и бил и хлестал их так, что им пришлось убраться с поля бонда. В третью ночь бонд вышел сторожить поле и увидел козлят, как раньше. Он вернулся в дом, разбудил свою жену и попросил её встать и помочь ему поймать козлят, которые постоянно пасутся на его поле. Женщина встала, они загнали козлят в дом и затем зарезали.

Торстейн подошёл и спросил, кого они зарезали. Бонд ответил, что это козлята. Торстейн сказал:

— Скорее всего, ты в этом раскаешься, ибо теперь начнутся твои несчастья, — и потом ушёл прочь.

До Рождества ничего не случилось. Торстейн, как обычно, встречал Рождество. В рождественскую ночь он вышел наружу и услышал ужасный крик. Он пошёл в хозяйскую конюшню и увидел там своего брата Торбьёрна. Торстейн спросил, что с ним произошло; тот ответил, что маленький человек, весь кривой и хромой и назвавшийся Кювлунгом, напрыгнул на него, повалил, почти всего его высек и сломал хребет его коня, которого он любил больше всего на свете.

Торстейн спросил у своего брата, говорил ли что-нибудь Кювлунг, когда окончил над ним эту расправу. Бонд ответил, что тот сказал, что теперь уплачено за первого козлёнка.

— Я подозревал, что так будет, — сказал Торстейн.

Торстейн поднял своего брата, принёс его домой и лечил его, так что он в течение месяца полностью выздоровел.

Вот прошло лето, и до Рождества ничего не происходило, Торстейн встретил Рождество, как раньше, ночью ему довелось выйти из комнаты, и он услышал громкий крик. Рассказывают, что его брат с женой спали на хуторе в переднем помещении.

Торстейн поспешил туда и крикнул:

— Это ты, брат Торбьёрн?

Торбьёрн сказал, что этот дьявол Кювлунг украл его жену и содрал с него кожу.

— Он ничего тебе не говорил? — спросил Торстейн.

— Он сказал, — ответил Торбьёрн, — что теперь уплачено за двух козлят.

Торстейн нанёс на него мазь, и, так как он был хороший врач, тот быстро выздоровел.

Полностью поправившись, он попросил своего брата Торстейна пойти с ним искать его жену. Торстейн сказал, что пойдёт, если решать во время путешествия будет он. Торбьёрн пообещал это.

Они тронулись в путь и поднялись в какую-то долину. Они поднялись в долину, и через некоторое время перед ними оказался очень большой холм. Тогда Торстейн сказал своему брату:

— Ты обойди этот холм с севера, а я пойду с юга.

Торбьёрн сказал, что хочет пойти с юга.

— Тогда случится не так, как я ожидал, — сказал Торстейн, — но сделай что-нибудь, если ты увидишь свою жену, заговори с ней и забери её с собой.

Вот они расстались; Торбьёрн пошёл с южной стороны холма и спустя некоторое время увидел свою жену, сидящую на стуле. Но когда Торбьёрн увидел её, то так струсил, что побежал прочь, не поговорив с ней, и не останавливался до самого конца холма, и там он встретил своего брата.

Торстейн спросил у него о его путешествии. Торбьёрн попросил его не спрашивать об этом, так как он так испугался, что не смог поговорить с ней.

Торстейн ответил:

— Я подозревал это. Теперь вернёмся домой.

Они пришли домой, легли спать и спали всю ночь. Утром Торбьёрн попросил своего брата снова пойти с ним. Торстейн сказал, что пойдёт, если он будет решать; Торбьёрн пообещал это. Они опять пришли к вышеупомянутому холму; тогда Торстейн захотел пойти с южной стороны холма. Торбьёрн сказал, что сам пойдёт с этой стороны.

Торстейн сказал, что случится плохое:

— И ты никогда не получишь свою жену.

Торбьёрн сказал, что да будут прокляты его речи, и поспешил вперёд. Проделав долгий путь, дольше, чем прежде, он увидел свою жену на стуле, как раньше. Торбьёрн попросил её пойти с ним и затем убежал прочь, не дождавшись её ответа. Он пришёл к концу холма, нашёл там своего брата и рассказал ему, как всё прошло. Они отправились домой, и следующим утром Торбьёрн попросил Торстейна пойти с ним. Торстейн сказал, что это бесполезно, но всё же пошёл с ним. Они никого не нашли и с тем вернулись домой.

Зима и лето прошли без событий, и вот наступило Рождество. Торстейн встретил Рождество, как обычно, и ночью он услышал громкий смех и радостные крики. Торстейн пошёл на звук и услышал, что это в переднем помещении; он позвал и спросил, Торбьёрн ли это так веселится.

Торбьёрн ответил, что да.

Торстейн сказал:

— Что тебя так веселит, брат?

Торбьёрн ответил:

— Это из-за благословенного Кювлунга: он дал мне крошечного ребёнка, которого я полюбил.

Торстейн попросил его разрешить посмотреть. Торбьёрн показал ему. Торстейн оглядел ребёнка и сказал:

— Отруби этому отродью голову, ибо тебя постигнет несчастье, если ты оставишь его жить.

Торбьёрн попросил его уйти, если он не хочет быть выгнанным. Торстейн вернулся в комнату и продолжал веселье до утра.

Теперь расскажем о том, что девочка росла, пока ей не исполнилось шесть лет. Тогда у Торбьёрна пропал овчар, и никто ничего не знал. Торбьёрну это показалось странным, но всё же он мало уделил этому внимания. На следующее Рождество произошло так же, и у него не осталось овчара.

Тогда Торбьёрн попросил своего брата приглядеть за его овцами. Торстейн пообещал ему это. И когда пришло Рождество, однажды Торстейн увидел женщину с грубым лицом, которая подошла к нему и поздоровалась. Торстейн ответил ей и спросил, кто она такая.

Она сказала, что её зовут Мойрхильд:

— Или ты не узнал воспитанницу своего брата Торбьёрна?

Торстейн ответил:

— Нет, ведь ты выглядишь, как самый настоящий тролль.

Мойрхильд спросила, не хотел бы он побороться с ней. Торстейн ответил, что он мало знаком с борьбой. Мойрхильд прыгнула к нему и схватила его. Торстейн ответил тем же; некоторое время они боролись. В конце концов, они расстались, не сумев повалить друг друга. У Торстейна остался фартук Мойрхильд, а она поспешила домой без него, не обратив внимания.

Когда Торстейн пришёл домой, он увидел там Мойрхильд. Он бросил в неё фартуком, приказал ей самой следить за своей собственностью и потом ушёл прочь. Так прошла зима, и ничего не случилось.

Весной Торстейн приобрёл землю, завёл свой дом и женился на одной женщине, но не сказывают, как её звали. Говорят, что Торстейн каждый день плавал ловить рыбу.

Однажды, когда он вышел в море, налетел такой сильный шторм, что все лодки перевернулись и все люди утонули, кроме одного Торстейна. Он долго плыл и в конце концов достиг какого-то островка. Он выбрался на сушу, пошёл и нашёл большой камень.

Торстейн обошёл вокруг камня. Из камня вышел карлик и молвил так:

— Мойрхильд не удалось убить тебя. Не хочешь ли войти в мой дом?

Торстейн поблагодарил его и попросил его лучше помочь ему добраться до берега.

Карлик вытащил из камня лодчонку и сказал:

— Вот лодка, на которой ты сможешь добраться до берега, но предупреждаю тебя, чтобы ты в пути не бормотал, потому что если ты сделаешь так, она утонет.

Торстейн пообещал это и тронулся в путь. Карлик дал ему также секиру. Когда до берега было уже недалеко, он начал напевать под нос песню, и в сей же миг лодчонка утонула, но Торстейн доплыл до берега.

Там, куда он попал, были большие скалы. Он пошёл вдоль скал и увидел очень большое ущелье, а на другой стороне ущелья — большой утёс, и на этом утёсе сидела женщина с грубым лицом. Он сразу узнал эту женщину. Это была людоедка Мойрхильд, которая грызла человеческий череп.

Он прокрался на утёс и услышал, что она говорит:

— Некоторые относятся к своему мужу лучше, чем я.

Торстейн прыгнул к ней, ударил её по голове секирой так, что та отвалилась, и затем отправился домой.

Теперь вернёмся на Стохсейри, где жил Торбьёрн. Когда его брат Торстейн покинул его, сказывают, что некий священник, которого не называют, посватался к Мойрхильд, женился на ней и поселился в Стохсейри.

Рассказывают, что в тот день, когда Торстейн убил Мойрхильд, священник отправился по каким-то делам, и, когда он вернулся домой, Торбьёрн исчез, и больше никто о нём ничего не знал.

Мойрхильд попросила своего мужа следовать за ней. Она решила посетить в окрестностях своих приятелей. Священник сделал, как просила его жена, и больше о них не рассказывается, кроме того, что Торстейн встретил Мойрхильд, когда он пристал к берегу.

Теперь вернёмся к Торстейну. На следующий день он спустился под скалы, нашёл тело Мойрхильд и похоронил его там. Говорят, что с тех пор под этими скалами часто появляются привидения. Покончив с этим делом, Торстейн вернулся домой и занялся своим хозяйством, и сказывают, что он переехал в Стохсейри и жил там до старости. Конец.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Великанша и шахматы (Tröllskessan og taflið)

В пещере в одной из гор жила-была великанша. Занималась она тем, что грабила людей по соседству.

Поблизости жила одна видная женщина, и был у нее единственный сын. У нее были очень красивые шахматы, которые ей подарил ее покойный муж, и они ей очень нравились.

Однажды она отправилась по делам вместе с сыном; в хижине же никого не осталось. Великанша проведала об этом и сразу же явилась, чтобы похитить шахматы, и унесла их с собой.

Вскоре женщина пришла домой, увидела, что шахматы пропали, и сразу же догадалась, кто всему виной. Тогда она позвала своего сына, сказала ему, куда идти и пригрозила убить его, если он не принесет шахматы.

Мальчик с ревом отправился к пещере великанши, и когда та его увидела, то обрадовалась и сказала своей дочери:

— Вон идет старухин мальчишка. Покуда меня не будет, сваришь его для меня, но перед этим вытяни сухожилия и привяжи их к ручке котла.

Потом старуха ушла, а девочка решила перерезать мальчику горло. Но он попросил ее сначала показать ему все старухины драгоценности, что она и сделала. Потом он сказал, что лучше бы им померяться силами в борьбе; и когда они стали бороться, вышло так, что она оказалась внизу. Тогда он выхватил у нее нож, перерезал ей горло, переоделся в ее одежду и начал ее варить.

Сначала он не знал, как быть с сухожилиями, но потом ему пришла в голову хорошая мысль; он выскочил наружу к коню, который стоял поблизости, отрубил ему член и привязал к ручке котла. Тут старуха пришла домой и спросила:

— Ты хорошо привязала мой кусок?

— Да, — ответил мальчик, которого она приняла за свою дочь.

Тогда она взяла свой кусок и сказала:

— Хороший, только жесткий.

Потом она начала есть мясо и вдруг услышала голос из котла:

— Ох, ох, мама, ты меня ешь, мама, ты меня ешь!

Великанше стало так плохо, что она с воем бросилась наружу, но второпях упала и сломала себе шею.

Мальчик же ушел из пещеры, взяв с собой столько всякой всячины, сколько мог унести, и среди всего этого добра оказались и шахматы. На этом сказка кончается.

(перевод Крю Глазьева)

Скесса Краука (Kráka tröllskessa)

В давние времена на горе Блауфьядль жила скесса по имени Краука. Следы ее пещеры видны и поныне, но расположена эта пещера так высоко, что люди туда никогда не поднимаются. Краука причиняла много вреда жителям Миватнсвейта, она нападала на скот, крала овец и даже убивала людей.

Про нее говорили, что она неравнодушна к мужчинам и очень тяготится своей одинокой жизнью. Случалось, Краука похищала из поселка мужчин и держала их у себя, однако никому из них она не пришлась по сердцу, и они норовили сбежать от нее и скорей готовы были погибнуть, чем ответить на ее домогательства.

Как-то раз Краука похитила пастуха с хутора Бальдурсхейм, звали его Йоун. Притащила Краука Йоуна к себе в пещеру и давай его потчевать всякой снедью, а он — только нос воротит. Уж она и так и сяк старалась угодить ему, да все понапрасну. Наконец пастух сказал, что не прочь полакомиться двенадцатилетней акулой[9]. Поворожила Краука, узнала, что такая акула есть только в Сиглунесе, и решила во что бы то ни стало раздобыть для пастуха это лакомство. Оставила она его в пещере одного, а сама пустилась в путь. Прошла она немного, и вдруг ей захотелось проверить, не сбежал ли пастух. Вернулась Краука домой и нашла пастуха там, где оставила. Она снова отправилась в путь. Шла, шла и снова засомневалась: а что, если пастух убежал. Вернулась она в пещеру, видит: сидит пастух, где сидел. В третий раз Краука пустилась в путь и больше уже ни в чем не сомневалась. О ее походе ничего не говорится, кроме того, что она раздобыла акульего мяса и тем же путем побежала домой.

А пастух выждал, чтобы Краука ушла подальше, вскочил и бросился наутек. Увидела Краука, что его и след простыл, и пустилась в погоню. Бежит пастух, а у него за спиной камни грохочут — вот-вот догонит его Краука.

— Постой, Йоун! — кричит она. — Вот тебе акулье мясо! Оно пролежало в земле двенадцать лет и еще одну зиму!

Неотзывается пастух, бежит что есть мочи. Прибежал он на хутор, а хозяин его в это время работал в кузнице. Вбежал Йоун в кузницу и спрятался за хозяина, а Краука уже тут как тут. Выхватил хозяин из горна раскаленное железо и велел Крауке убираться прочь да впредь никогда больше не трогать его людей. Нечего делать, пришлось Крауке убраться восвояси. А вот нападала ли она после этого на хозяина Бальдурсхейма, нам ничего не известно.

В другой раз Краука похитила пастуха с хутора Грайнаватн. Притащила она его к себе в пещеру и давай потчевать всякой снедью. Она-то потчует, а он привередничает, не ест да и только. Наконец пастух говорит, что не прочь отведать свежей козлятинки. Краука знала, что козы есть только в Ахсар-фьорде, и, хоть это было неблизко, решила раздобыть для пастуха козлятины. Однако на этот раз, чтобы пастух не сбежал, она завалила вход в пещеру большим камнем.

Бежит Краука, торопится, добежала она до Ледниковой реки и одним махом, со скалы на скалу, перепрыгнула через реку. С тех пор люди называют это место Прыжком Скессы. Отыскала она в Ахсар-фьорде хутор, где были козы, поймала там двух козлов, связала рогами, перекинула через плечо и тем же путем отправилась домой. Перепрыгнула Краука через реку и решила отдохнуть. Козлов она развязала и пустила в ущелье пастись — теперь это ущелье называется Козлиным. Отдохнув, Краука взяла своих козлов и пошла дальше.

А про пастуха говорят, что, как только Краука ушла, он решил выбраться из пещеры, но не нашел никакой даже самой крохотной лазейки. Зато ему на глаза попался большой и острый нож великанши. Схватил пастух этот нож и давай долбить им камень, которым был завален вход в пещеру. Продолбил он дыру и вылез наружу, а уж там со всех ног припустил домой. Так и добрался до хутора цел и невредим.

Каждый год на рождество Краука устраивала большой пир. Взяла ее как-то досада, что нет у нее на закуску человечьего мяса, и вот вечером в канун сочельника она отправилась в селение. Однако все верхние хутора Миватнсвейта оказались пустыми, их обитатели уехали в церковь в Скутустадир, потому что в тех местах был обычай служить службу в ночь на сочельник. Рассердилась Краука, что зря проходила, и тоже отправилась в Скутустадир. В церкви собралось много народу. Подошла Краука поближе и видит, сидит у самой двери мужик. Она протянула руку и хотела вытащить его из церкви, но он уперся и стал звать на помощь. Мужики, что были в церкви, поспешили ему на выручку и всем скопом навалились на Крауку. Однако она крепко держала мужика и ни за что бы его не отпустила, если бы не вывалился кусок церковной стены. Говорят, будто после этого она пронеслась по воздуху, крикнув, что дыра в церковной стене останется навсегда. И слова ее оказались вещими: южная стена в Скутустадирской церкви стоит с дырой и поныне.

Краука так сильно разозлилась на жителей Миватнсвейта, что поклялась отомстить им страшной местью. На пастбищах Миватнсвейта было большое озеро. Краука пришла туда, наломала деревьев, перемешала с камнями и дерном, и у нее получился большой тяжелый плуг. Этот плуг она протащила через весь Миватнсвейт и пропахала глубокую длинную борозду.

— Отныне здесь будет река! — сказала Краука и пустила туда воду. — И доколе в Миватнсвейте живут люди, моя река будет ежегодно затоплять их луга и пашни. Она так засорит корягами и камнями эти земли, что людям придется их бросить.

Эта река и поныне течет по руслу, пропаханному великаншей. Люди называют ее рекой Крауки. Нрав у реки коварный и злой. Она ежегодно подмывает берега и заносит покосы песком и глиной. Многие земли там уже брошены, они так и лежат загроможденные камнями, хворостом и корягами — всем, из чего Краука когда-то смастерила свой плуг. Заросли у озера Миватн поредели, теперь там едва хватает леса для сооружения плотин на реке Крауки, и старые сведущие люди говорят, что проклятие Крауки еще долго будет тяготеть над жителями Миватнсвейта.

(перевод Любови Горлиной)

Шум, гам и тролли в горах (Trunt, trunt og tröllin í fjöllunum)

Как-то два человека пошли в горы собирать мох. Одной ночью они оба лежали в палатке. Один уснул, а другой бодрствовал. Тогда тот, который бодрствовал, увидел, что тот, который спал, выползает наружу. Он пошёл за ним, но с трудом поспевал так, чтобы расстояние между ними не увеличивалось. Человек поднялся на ледник. Тогда второй увидел огромную скессу, сидящую на вершине ледника. Она вела себя так: попеременно вытягивала руки и затем притягивала их к груди, и таким волшебным способом тащила к себе этого человека. Человек прыгнул прямо ей в объятия, и она убежала вместе с ним.

Год спустя люди из его прихода пошли в горы собирать мох в тех же местах. Тогда он пришёл к ним, молчаливый и мрачный, так что с трудом от него добились слова. Люди спросили его, в кого он верит, и он ответил, что верит в бога.

На второй год он снова пришёл к тем же собирателям мха. Тогда он был так похож на тролля, что наводил страх. Тем не менее его спросили, в кого он верит, но он ничего не ответил. В этот раз он провёл с людьми меньше времени, чем раньше.

На третий год он ещё пришёл к людям, он тогда стал настоящим троллем и выглядел очень злобным. Кто-то однако отважился спросить у него, в кого он верит, а он ответил, что верит в «шум, гам и троллей в горах» и потом исчез. После этого он больше не появлялся, люди также не осмеливались несколько лет собирать мох на этом месте.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Йоун и скесса (Jón og tröllskessan)

Жил на Севере один крестьянин, который имел обыкновение каждую осень и зиму уезжать на острова Вестманнаэйяр ловить рыбу. У крестьянина был сын по имени Йоун. В то время он был уже взрослый. Йоун был парень умный и расторопный. Как-то раз отец взял его с собой на острова ловить рыбу. Все прошло благополучно, и больше про их поездку ничего не говорится.

А на другую осень отец отправил Йоуна на острова одного, потому что сам был уже немолод и такая работа была ему не под силу. Но прежде чем Йоун уехал, отец строго-настрого наказал ему ни в коем случае не делать привала под скалой, возвышающейся на склоне холма, по которому проходит дорога. Йоун дал отцу слово, что ни беда, ни ненастье не заставят его остановиться в этом месте, и уехал. У него было с собой три лошади — две вьючные и одна верховая. На зиму он собирался оставить их в Ландэйясанде, как обычно делал отец.

Поездка Йоуна протекала благополучно, и вот наконец он подъехал к холму, о котором говорил отец. Был полдень, и Йоун надеялся, что до вечера успеет миновать скалу. Но только он с ней поравнялся, как налетел ветер и начался дождь. Огляделся Йоун и увидел, что удобнее места для привала не найти — и травы для лошадей много, и есть где укрыться от ливня. Не мог он взять в толк, почему бы ему тут не заночевать. Думал он, думал и наконец решил остаться. Расседлал лошадей, стреножил их и вдруг увидел вход в пещеру. Обрадовался Йоун, перетащил туда свои пожитки и расположился поужинать. В пещере было темно. Не успел Йоун приняться за еду, как в глубине пещеры раздался вой. Йоуну сделалось жутко, и он призвал на помощь все свое мужество. Достал он из мешка с провизией вяленую треску, содрал с нее кожу до самого хвоста, обмазал рыбину маслом, снова натянул кожу, швырнул треску в глубь пещеры и крикнул при этом:

— Эй, кто там, берегись, чтоб не зашибло! А коли хочешь, бери и ешь эту рыбу!

Вскоре плач прекратился и кто-то начал рвать рыбу зубами.

Йоун поужинал и лег спать. Вдруг зашуршала галька у входа в пещеру. Он пригляделся и увидел страшную скессу, от нее исходило какое-то странное сияние. Йоуну стало не по себе. Скесса вошла в пещеру.

— Чую человечий дух в моем доме! — сказала она, прошла в глубь пещеры и сбросила на землю свою ношу. Своды пещеры дрогнули. Потом Йоун услышал приглушенные голоса.

— Лучше сделать, чем не сделать, и горе тому, кто за добро не заплатит добром, — произнесла скесса и со светильником в руке направилась к Йоуну.

Она поздоровалась с ним, назвала по имени, поблагодарила, что он накормил ее детей, и пригласила его к себе в гости. Йоун принял ее приглашение, и скесса, подцепив мизинцем ремень, которым были перетянуты его пожитки, перенесла их в глубь пещеры. Там Йоун увидел две постели, на одной лежали двое детей. Их-то плач он и слышал. В углу валялась огромная связка кумжи, которую скесса наловила в тот вечер, от этой-то кумжи и шло призрачное сияние, напугавшее Йоуна.

— На чью постель ты ляжешь, на мою или на детскую? — спросила скесса у Йоуна.

Йоун сказал, что на детскую. Тогда она уложила детей на полу, а Йоуну постелила чистое белье. Он лег и мигом уснул. Проснулся он, когда великанша принесла ему вареной кумжи. Он ел, а она занимала его беседой и оказалась обходительной и веселой.

— Уж не собрался ли ты на острова ловить рыбу? — спросила она.

Йоун ответил, что именно туда он и идет.

— Ты уже нанялся на какую-нибудь шхуну? — спросила скесса.

— Нет, — ответил Йоун.

— Сейчас там на всех ботах и шхунах команды уже набраны, — сказала великанша. — Больше они никого не возьмут. Свободное место найдется только у одного старого бедолаги, который еще ни разу в жизни не выловил ничего путного. Суденышко у него ветхое, того и гляди ко дну пойдет, а гребцы такие же никудышные, как сам хозяин. Дельные люди к нему не идут. Но тебе я советую наняться именно на это судно. Старик не захочет тебя брать, но ты стой на своем, пока он не уступит. Придет время, и я еще отблагодарю тебя за то, что ты накормил моих детей, а сейчас возьми эти два рыболовных крючка. Один оставь себе, а другой дай старику, и, будем надеяться, на эти крючки клюнет много рыбы. Только запомни, вам следует выходить в море последними, а возвращаться — первыми. И смотрите не заплывайте за скалу, что возвышается над водой неподалеку от берега. Как приедешь в Ландэйясанд, увидишь, что последние суда на Вестманнаэйяр вот-вот отойдут. Поезжай с ними, а лошадей стреножь и оставь на берегу. Никому их не поручай, я сама присмотрю за ними зимой. И если дело обернется так, что за зиму ты наловишь рыбы больше, чем сможешь увезти на своих лошадях, оставшуюся навьючь на мою лошадь — она будет ждать тебя вместе с твоими. Я буду рада вяленой рыбе.

Йоун обещал следовать всем ее советам и рано утром покинул пещеру. Расстались они друзьями. О дальнейшей поездке Йоуна ничего не говорится, пока он не прибыл в Ландэйясанд. Последние суда были уже готовы к отплытию. Йоун спрыгнул с седла и стреножил лошадей тут же на берегу, однако не попросил никого за ними присматривать. Люди насмехались над Йоуном.

— Смотри, как бы к концу лова твои клячи не разжирели с такого корма! — кричали они.

Но Йоун не обращал внимания на эти шутки и делал вид, будто не слышит. С последним судном он уплыл на острова. Там и в самом деле на всех шхунах команды были давно уже набраны, и Йоун не нашел ни одного свободного места. Наконец он пришел к старику, про которого говорила великанша, и попросился к нему на бот. Старик наотрез отказался взять Йоуна к себе.

— Не будет тебе проку от этого, — сказал он. — Ведь я не то что рыбы — рыбьего хвоста не выловлю. Посудина у меня ненадежная, гребцы никудышные. В море мы выходим только в штиль. Негоже крепкому парню связываться с такой компанией.

Но Йоун ответил, что в случае неудачи будет пенять только на себя, и уговаривал старика, пока тот не согласился его взять. Он перебрался на бот к старику, и люди, полагавшие, что ему не слишком-то повезло с наймом, еще пуще потешались над ним.

Начался лов. Однажды утром старик с Йоуном увидели, что все суда уже вышли в море. Погода стояла тихая и безветренная. Старик сказал:

— Уж и не знаю, стоит ли нам нынче пытать судьбу. По-моему, не будет нам удачи.

— Испыток не убыток, — ответил Йоун.

Надели они рыбацкие робы и вышли в море. Недалеко от причала Йоун увидел скалу, о которой ему говорила великанша, и предложил старику дальше не плыть, а попытать счастья в этом месте. Изумился старик:

— Здесь место пустое, — сказал он, — нечего и стараться.

Однако Йоун попросил разрешения все-таки закинуть лесу для пробы, и старик согласился. Закинул Йоун лесу, и на крючок сразу попалась рыба. Тогда он отдал старику второй крючок, подаренный скессой, и они стали удить. Короче говоря, в тот день они трижды возвращались на берег с полным ботом рыбы. Всего они поймали по шестьдесят рыбин на каждого, и все это была треска. К прибытию остальных рыбаков у них была уже вычищена большая часть улова. Рыбаки только рты разинули. Стали они пытать старика, где он наловил такую пропасть рыбы, и он рассказал им все как было.

На другой день спозаранок все рыбаки собрались у той скалы, да только, ни один не поймал ни рыбешки. Тогда они поплыли дальше, а старик с Йоуном приплыли на свое место и стали ловить, как накануне. Всю зиму рыбачили они у скалы и наловили по тысяче двести штук на человека. Ни у кого на островах не было такого улова. В последний день они, как обычно, вышли в море и закинули лесы, а когда вытащили их, лесы оказались пустыми — крючки куда-то исчезли. И пришлось старику с Йоуном вернуться на берег ни с чем.

Теперь следует рассказать, что Йоун возвращался в Ландэйясанд на том же судне, на котором осенью приплыл на острова. Всю дорогу матросы потешались над ним, вспоминая, как он обошелся со своими лошадьми. Когда судно пристало к берегу, лошади стояли на том же месте, где Йоун их оставил. Все с любопытством уставились на них — вид у лошадей был такой, будто всю зиму их кормили отборным овсом. Вместе с ними стояла красивая вороная лошадь под вьючным седлом. Спутники Йоуна оторопели, приняв его за всемогущего колдуна.

А Йоун невозмутимо навьючил рыбу на лошадей и отправился домой. Следует сказать, что на одну вороную он навьючил столько же, сколько на двух своих. О его поездке ничего не известно, пока он не приехал к пещере, где жила великанша. Она приветливо встретила Йоуна, он отдал ей рыбу, что была навьючена на вороную, и прогостил у нее несколько дней. Скесса поведала Йоуну, что дети ее зимой умерли и она похоронила их у подножья скалы, где уже был похоронен ее муж. Потом она рассказала, что сама отвязала крючки в последний день лова и тогда же пригнала на берег его лошадей.

— Не получал ли ты за это время вестей из дому? — спросила она.

Йоун ответил, что вестей не получал. Тогда она сообщила ему, что его отец зимой умер и теперь весь хутор достанется ему.

— Ты проживешь там всю жизнь, и тебе во всем будет сопутствовать удача, — сказала скесса. — И нынешним летом ты женишься.

А под. конец разговора она обратилась к Йоуну с такой просьбой:

— Жить мне осталось недолго, — сказала она. — Как только я тебе приснюсь, приезжай сюда и похорони меня рядом с мужем и детьми.

И она показала ему их могилы. Потом она отвела Йоуна в боковую пещеру, там стояли два сундука со всякими драгоценностями. Сундуки эти вместе с вороной лошадью скесса оставляла Йоуну в наследство. Она обещала, что перёд смертью перевяжет их веревкой и поднимет на камни. Йоуну останется лишь подвести лошадь да зацепить веревку за крюки вьючного седла.

— Вороная довезет их тебе до самого дома, — сказала скесса. — Тебе не придется переседлывать ее в пути.

Они расстались друзьями, и Йоун благополучно вернулся домой. Скесса оказалась права: его отец умер. Сбылись ее предсказания и насчет его женитьбы — в начале лета он женился на дочери крестьянина из своего же прихода.

До самого сенокоса не случилось ничего особенного. Но вот однажды Йоуну приснилась скесса. Он тут же вспомнил о ее просьбе и вскочил с постели. Была темная ненастная ночь, выл ветер и хлестал ливень. Йоун велел работнику оседлать двух лошадей, а сам поскорее оделся и собрался в дорогу. Жена спросила, куда он спешит в такое ненастье, но он ничего ей не объяснил, только попросил не беспокоиться, если он будет пропадать несколько дней. С тем он и уехал.

Скессу Йоун нашел в пещере, но у нее уже не было сил с ним разговаривать. Он дождался ее смерти и похоронил, где она просила. Потом отыскал вороную лошадь, она оказалась уже оседланной. Сундуки стояли в пещере на камнях, и в каждом сундуке торчало по ключу. Йоун подвел лошадь к сундукам, зацепил веревки за крюки седла и поехал домой.

С тех пор Йоун долго и счастливо жил на земле своих предков, он был очень богат и удачлив, и люди почитали его. А больше про него ничего не известно.

(перевод Ольги Вронской)

Троллиха похищает девушку (Kona numin af tröllkonu)

Однажды некий молодой священник посватался к девушке из другого прихода, и ему ответили согласием. Это было весенней порой, а осенью он с ещё одним человеком поехал за ней. На обратном же пути им нужно было перебраться через гору, и там они угодили в такой кромешный туман, что пришлось развьючить лошадей и разбить палатку.

Все они залезли в палатку, поели и затем улеглись спать, а когда священник проснулся, его невеста пропала. Он решил, что скорее всего она вышла и вот-вот вернётся, но через некоторое время ему наскучило ждать, он вышел со своим спутником наружу и стал звать и искать её. Однако всё оказалось напрасно.

Вечером они стали спускаться обратно и набрели на закате на маленький бедный хутор. Священник дошёл уже до крайности от усталости и отчаяния из-за своего несчастья.

Они постучали в дверь, и оттуда вышел седой старик, он показался им совсем дряхлым. Они попросились на ночлег, и старик ответил, что эта хижина не слишком хороша для них, но другой он им предоставить не может.

Войдя в комнату, они увидели там молодую женщину и шестерых детей, больше же никого не было. Хозяин показал им кровать, где они будут спать ночью, и затем стал расспрашивать их про путешествие. Они рассказали всё, что произошло и выглядели глубоко несчастными.

А старик был достаточно откровенен и сказал, что они, очевидно, имеют дело не с людьми, и когда-то для него было бы развлечением найти девушку, поскольку она, наверное, жива. Едва священник услышал это, как оживился и попросил хозяина как-нибудь помочь, пообещав ему всяческие блага, если у того получится. Но старик сказал, что ничего не сможет, поскольку уже давно бросил подобное, и затем все пошли спать.

Утром на рассвете хозяин разбудил своих гостей и сказал, что негоже больше спать, если они собираются вернуть девушку, и теперь старик показался священнику молодым и бодрым. Он сказал, что пойдёт вместе с ними к палатке, хоть это ничего не значит.

Они сразу поднялись и тронулись в путь, и старик был проворнее всех. Когда они подошли к палатке, старик начертил три круга вокруг неё и усадил остальных во внутрь. Затем он вытащил дудочку и подул на юго-восток. Тогда скалы и холмы открылись и к старику стал стекаться народ, похожий на обычных людей. Все они подошли к внешнему кругу и спросили у старика, чего он хочет. Он грозным голосом спросил, не они ли не забрали девушку священника. Они ответили, что нет.

— Тогда идите с миром, — сказал старик, и они исчезли.

Взял он свою дудочку и подул на северо-восток. Открылись тогда скалы и камни, откуда вышло множество низкорослого, большеглазого и курносого народца, они подбежали, как и предыдущие, к внешнему кругу и спросили, чего он хочет. Он спросил, как прежде, получил тот же ответ, и затем велел им идти с миром, а сам взял дудку и подул на северо-запад.

Открылись тогда скалы, горы и пустоши, откуда вышли рослые и ужасные люди. Они, как и первые, подбежали к кругам, и старик спросил грозным голосом, не они ли забрали девушку. Они отрицали это, а последней пришла старуха, которая вела за руку маленькую девочку. Он спросил старуху, но та промолчала. Тогда девочка сказала, что девушка, о которой он спрашивает, осталась дома.

Тогда старик сказал, что сожжёт их всех и поджарит то, что останется, если они тут же не приведут ему эту девушку. Старухе пришлось пообещать это, и она сразу отправилась за ней, пока остальной сброд ждал там.

Вскоре старуха вернулась с девушкой на руках, и девушка была такой слабой, что старухе пришлось толкнуть её в круг. Она сказала:

— Этим я обрекла своего сына на смерть; плохо будет, если я не отплачу тебе, старик, — и затем они отправились каждый своей дорогой.

Священник же вручил старику большие подарки и к тому же написал отцу девушки о его помощи, и тот тоже прислал ему много денег, и теперь старик разбогател.

С тех пор прошло некоторое время, пока одной осенью старик не пошёл в горы за дровами. Связав вязанку, он уселся рядом, случайно посмотрел на гору и и увидел скессу, которая приводила ему девушку. Она шла, держа в руке большой нож, и, приблизившись к нему, сказала:

— Случилось так, как я подозревала: мой сын, потеряв девушку, умер, и я пришла отплатить тебе и убить тебя.

Старик сказал, что прожил счастливую жизнь:

— Однако выполни мою просьбу, позволь мне перед тем трижды прочитать «Отче наш».

Старуха сказала, что ей всё равно, пусть он только поторопится. Он бросился ничком и стал читать молитву. Она уселась на кочку и поставила локти на колени, держа секиру. Она снова поторопила старика. Он сказал, что почти готов, ему осталось прочитать молитву один раз.

По окончании молитвы старик стал на ноги и сказал старухе поспешить и тут же убить его. Но когда старуха захотела подняться, оказалось, что она пристала к кочке, локти — к коленям, а секира — к рукам. Тогда она сказала:

— Ты всё-таки не оставил свои штучки.

— Да, чёрт тебя возьми, — ответил старик, — и ты сейчас умрёшь из-за этого, если клятвенно не пообещаешь не причинять ни мне, ни этому священнику, ни отцу девочки ни малейшего вреда, а будешь всегда оказывать нам помощь.

Она пообещала это и сдержала обещание, как подобает достойной женщине, и с тех пор всегда была готова помочь старику.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Дочь ярла в руках троллей (Jarlsdóttir í tröllahöndum)

Случилось так, что несколько людей из Скагафьёрда, как часто бывало, поехали поздним летом ловить рыбу на Южный Мыс. Они захотели сократить себе путь и отправились через Гримово Междуречье, что вблизи Пустоши Орлиного Озера. Они хотели быстрее добраться и поехали на юг вдоль ледника, но когда они следовали через пустынную местность, началась метель с туманом, и они заблудились. Наконец, они вышли к высоким горам с высокими скалами. Дело близилось к вечеру, и они стали искать себе пристанище. Они нашли рядом с горой пещеру, осмотрели её и разместились внутри со своими лошадьми и поклажей. Они дали сено своим коням, а сами тоже сели есть.

Пока они ели, к ним вышла женщина приятной внешности, но она молчала. Они обратились к ней и спросили у неё имя, а она ответила, что её зовут Асгерд. Они спросили, одна ли она здесь. Она ответила, что больше здесь никого нет. Они спросили, что случилось. Она ничего не ответила, а потом оставила их.

Утром распогодилось, и они собрались в путь. Эта женщина снова пришла и немного поговорила с ними. Они дали ей еды и затем отправились прочь. Один из них был особенно красив. Когда они отъехали недалеко, он похлопал себя по карману и не обнаружил своего ножа. Он вернулся в пещеру и начал его искать.

Тогда пришла эта женщина и спросила, что ему нужно. Он ответил, что ищет свой нож. Она сказала, что поможет в этом и протянула ему нож, и сказала, что сделала так, потому что хотела поговорить с ним наедине. Он показался ей самым благородным из своих товарищей.

— Я хотела рассказать тебе, как я оказалась я тут. Меня увезли из Швеции. Я дочь ярла из Гаутланда, и похитили меня огромные старик и старуха в обличьи зверей. У них был молодой сын, и они собирались женить его на мне, но я попросила отсрочки в полтора года. Но за это время случилось так, что юноша заболел и умер.

Старик и старуха хорошо относились ко мне. Я служила им несколько лет. Старик заболел и умер. Я осталась со старухой, потому что я не знала, что делать в неизвестной мне стране, также я не могла бросить старуху на произвол судьбы. Но вскоре умерла и старуха, и с тех пор я живу здесь.

А теперь у меня к тебе просьба: приди сюда весной и забери меня отсюда, если я ещё буду жива, потому что тяжело здесь жить.

Он пообещал. Они попрощались, и он встретился со своими спутниками, которые ждали его. Весной он отправился на север, разыскал пещеру, нашёл девушку живой и взял её к себе жить.

Ему пришлось вернуться за её имуществом, которое состояло из различных драгоценностей. Он обменял их на хорошую землю для хутора. Затем он женился на Асгерд, и они хорошо жили вместе. Вот и вся история.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Скесса и рыбак (Skessan og vermaðurinn)

Как-то раз один северянин отправился пополнить свои запасы на Южный Мыс. Он поехал кратчайшим путём мимо Пустоши Орлиного Озера, и случился туман с непогодой, и он заплутал и не знал, где он. Перед ним оказались ледники и бездорожье.

Наконец, он нашёл в скалах пещеру, в которую он вошёл, и подумал, что теперь всё закончится хорошо. Он снял поклажу и дал своим лошадям сено. Потом он пошёл разведать дальше и впереди себя увидел свет и услышал страшный вой.

Объятый ужасом, он пошёл рассмотреть поближе. Увидел он горшок на очаге и некрасивое дитя в плохой постели. Он вернулся назад, развязал свою котомку, взял кусок мяса и принёс ребёнку. Тот начал грызть мясо и замолчал.

Рыбак пошёл к своим лошадям. Тогда вход в пещеру что-то заслонило, и он испугался. Туда вошла огромная скесса с большой связкой форели на спине, прошла мимо лошадей, скинула с себя ношу куда попало и бросилась к ребёнку. Она вернулась успокоенная, поблагодарила его за своего ребёнка и предложила ему пойти ближе к теплу и побеседовать. Он так и сделал.

Взяла тогда женщина целую форель и положила её в горшок. Он сказал ей, что она поступает неправильно, взял одну форель, выпотрошил её и, порубив на куски, бросил в горшок. Она сказала, что у неё нет ничего режущего; он подарил ей свой рыбный нож, и она так ему обрадовалась, будто тот был из золота.

Когда вода закипела, она угостила его форелью и сказала, что вынуждена ловить рыбу каждый день, потому что ей больше не на что жить.

Так он был вместе с ней три ночи и потом начал собираться в дорогу. Женщина сказала ему, что грядёт суровая зима, и чтобы он — когда придёт на Южный Мыс — выпустил своих коней в одном месте, которое она указала, и не вспоминал о них до Крестового Дня, тогда он должен прийти за ними на то же место.

Он сделал так и нашёл их такими отъевшимися, что не нашлось бы коней толще, даже если бы их кормили возле дома.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Тролль с Фаускруда и дочь священника (Tröllið í Fáskrúð og prestsdóttirin)

Случилось раз так, что у священника из Кольфрейюстада в Фаускрудсфьорде пропала дочь, никто ничего не знал, и её не нашли, где только ни искали. Наконец поиски прекратили, прошло несколько лет, и никто не знал, что с ней сталось.

Но однажды произошло вот что: люди были в море, и поднялся ветер, а в этом фьорде стоит очень большая скала или остров, который называется Фаускруд, и сам фьорд получил имя в его честь. Люди высадились на этом острове.

Когда они поднялись чуть выше, то увидели пещеру; они вошли туда и заночевали там.

Один из этих людей, которого звали Торстейн, искусно пел римы, и он начал распевать Йесуримы [римы об Иисусе], а когда он пропел несколько строф, они услышали, что внутри пещеры кто-то произнёс:

— Теперь моей жене весело, но не мне.

Торстейн ответил:

— Что ты хотел бы услышать?

Ему ответили:

— Больше всего мне нравятся Андраримы [римы о лыжах].

Торстейн начал петь эти римы, а как только закончил, тот, кто говорил раньше, спросил:

— Хочешь каши, Стейни?

Он согласился. Тогда через железную решётку, что была глубоко внутри пещеры, ему протянули большой черпак с горячей кашей. Им очень понравилась эта пища.

Наступило утро, они покинули остров, добрались до берега и обо всём рассказали. Тогда стало понятно, где могла жить дочь священника. Но спустя несколько лет одним утром священник из Кольфрейюстада вышел из дому и увидел на церковном дворе гроб.

Священник подошёл к гробу и открыл его. Он узнал в покойнице свою дочь, вероятно, она умерла от родов. Пока её хоронили, снаружи кладбища стоял плачущий тролль.

Когда гроб закопали, люди увидели, что тролль пошёл к морю и будто бы на лыжах побежал на Фаускруд, и с тех пор его не замечали.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Рассказ о Моударе с Горы Моудара (Sagan af Móðari í Móðarsfelli)

На востоке перед Валадалем в Скагафьярдарсисле стоит высокий пик, который называется Валадальским Пиком; напротив него стоит маленькая гора, который называется Горой Моудара; в ней есть пещера, которая называется Пещерой Моудара, и обе они получили название после истории, которая сейчас будет рассказана.

Некогда в Видимири жил священник. У него была дочь, которую звали Сигрид. Она была добра и красива. Каждое лето она проводила на пастбище, и вместе с ней работница, которую звали Маргрет.

Как-то на рождество священник задумал читать мессу в Глёймбайре и рано утром отправился туда. Сигрид и Маргрет вышли позже, собираясь быть на мессе в Глёймбайре, но когда они прошли часть пути, то попали во мглу с метелью; девушки заблудились и не знали, куда идти.

После долгого блуждания Сигрид внезапно остановилась и сказала, что дальше идти бесполезно, и что она хочет принести клятву и узнать, не прекратится ли тогда вьюга. Тут она поклялась, что выйдет замуж ни за кого иного, как за человека, которого зовут Моудар.

В тот миг, когда у неё вырвались эти слова, она раскаялась в своей опрометчивости, но тотчас же вьюга утихла, и они вышли к Глёймбайру. Они направились туда, и, когда пришли в Глёймбайр, там уже пели заключительный псалом. Вечером они вернулись домой вместе со священником.

Следующим летом, когда пришла пора выгонять скот на пастбище, Сигрид не хотелось идти, но так как отец попросил её об этом, ей пришлось подчиниться. Сигрид и Маргрет выгоняли скот с пастбища каждый день, но однажды, когда Маргрет ушла домой, а Сигрид умывалась в ручье, к ней подошёл человек очень высокого роста и ласково поздоровался с ней.

Сигрид тихо ответила.

— Ты не отвечаешь мне на приветствие, — сказал пришедший, — однако произошло такое, что ты должна поговорить со мной, ибо ты поклялась выйти замуж ни за кого иного, как за человека, которого зовут Моудар, а я единственный в Исландии ношу это имя. Ты яснее узнаешь о моём положении, когда я скажу тебе, что моя мать — скесса, и живёт она на горе напротив Валадальского Пика; она заманила к себе смертного человека с запада из Васдаля и родила меня от него; она научила меня колдовству, а он обучил меня христианской вере и различным умениям; он умер несколько лет тому назад.

Моя мать заманивала для меня девять девушек, но всех убила, поскольку ей казалось, что ни одна из них мне не подходит. В рождество она сделала для тебя метель и своим колдовством заставила тебя принести эту клятву, и теперь лучше всего смириться с тем, что случилось.

Сигрид отвечала недружелюбно и была очень угрюма, и когда он увидел, что ему её не смягчить, то попрощался с ней, но попросил её быть дома на следующий день, потому что он снова навестит её.

На следующий день Сигрид была сама не своя и жаловалась на здоровье; Маргрет пришлось вернуться домой, а Сигрид осталась на пастбище. Тогда Моудар пришёл туда и сказал ей, что его мать намерена завтра посетить её, и попросил её не бояться, даже если она покажется ей безобразной и огромной; она попросит у неё скир[10], и Сигрид должна дать его в двух наполовину наполненных мисках; этого будет достаточно, и даже если она приставит к ней свой нож, девушка не должна бояться. Затем Моудар отправился прочь.

На следующий день Сигрид осталась на пастбище; тогда пришла скесса; она была большая и злобная. Она поздоровалась с Сигрид; она ответила на её приветствие, став на пороге хлева, и не отступила оттуда, потому что так сказал ей Моудар.

Старуха попросила её дать ей попробовать скир. Сигрид показала ей на наполненные скиром миски, которые она заранее выставила на двор, и дала ей большой черпак, чтобы им кушать.

Старуха жадно глотала скир, пока ничего не осталось, кроме как на донышке во второй миске; тогда она потянулась и сказала:

— Впору накормили.

Потом она взяла большой нож и приставила к груди Сигрид, сказав:

— Сможешь ли ты стать моей невесткой?

А когда она увидела, что Сигрид не побледнела, то отступила и сказала:

— Тебя нелегко испугать, моя девочка!

Затем она, отяжелевшая, медленно пошла вверх по отмели, что выше пастбища, а там на этой отмели есть большой камень, и она споткнулась об него, упала и лопнула.

Тогда туда пришёл Моудар, стащил тело в реку и сказал Сигрид, что колдовство той будет действовать, пока не кончится её век. Он сказал, что больше на пастбище не придёт, но в сочельник он придёт в Видимири и попросится переночевать.

Вот прошло лето, наступила зима и близилось рождество. А в сочельник в дверь в Видимири постучали; люди вышли наружу, и гость оказался весьма высокого роста. Он попросил передать священнику, что хочет переночевать. Тогда один работник пошёл внутрь и сказал священнику, что пришёл человек, который просится на ночлег, но он так огромен, что не поместится в доме.

Священник сказал, чтобы его прогнали прочь, но дочь священника Сигрид перебила и сказала, что вряд ли он начнёт сочельник отказом в приюте. Гостю позволили войти, и хотя он был высокого роста, священнику он понравился; он был опрятно одет, вежливый в поведении и сообразительный. Затем они начали вместе беседовать, и гость был разумен в разговорах. Наконец, священник предложил ему пожить там на рождество, и он принял приглашение.

Прежде чем они расстались, он рассказал священнику всё о своём положении и посватал за себя его дочь, и хотя священник задумывал для своей дочери другую партию, он предоставил это дело на её усмотрение, так как видел, что его дочь связана чарами, от которых не сможет избавиться. Сигрид ответила согласием, и весной была назначена свадьба.

Весной Моудар и Сигрид поженились, и тогда священник предложил Моудару землю для хутора в Скагафьёрде, но он предпочёл прозябать в своей пещере и отвёз туда Сигрид. Ей было хорошо вместе с ним, и она получала всё, к чему ни протягивала руку.

Через год Моудар спустился к Видимири, чтобы крестить ребёнка, но тот вскоре после этого умер; так произошло и со вторым, а с третим умерла Сигрид, Моудар сделал для неё гроб, положил ребёнка рядом с ней и потом принёс его в Видимири.

После этого он некоторое время находился у священника, но постоянно грустил, и как-то раз он ушёл в свою пещеру и не вернулся. Тогда священник отправился справиться о нем и увидел, что вход в пещеру завален камнями, и когда он попал внутрь, то обнаружил там Моудара мёртвым. Тогда он увёз тело из пещеры и велел отпеть покойного в Видимири, а всё ценное он забрал из пещеры к себе домой — и с тех пор там не жили.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Модольв с Горы Модольва (Móðólfur í Móðólfsfelli)

Гора Модольва — так называется одна вершина у Озёрной Расселины, в горах по соседству. Там есть пещера, вход в которую сейчас завален.

В этой пещере в давние времена жил некий тролль, которого звали Модольв, и эта гора носит его имя. Он околдовал одну женщину из тех мест. Они начали жить вместе и очень полюбили друг друга. Женщина понесла, но плод был так велик, что она не смогла разрешиться и умерла от родов.

Ночью Модольв перенёс её тело к церкви на Лозняковом Болоте — гроб был искусно сделан; одним утром, когда люди поднялись, он стоял перед дверями церкви, и рядом лежали медное кольцо и палочка с рунами, которая рассказывала, что случилось — и дал церкви это кольцо в плату за погребение.

Тело было похоронено у церкви Лознякового Болота, и с тех пор это кольцо там в двери церкви. А о Модольве рассказывают, что он вернулся в свою пещеру и умер там от горя.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Скесса из Домового Ущелья (Skessan í Húsagili)

Между Солнечными Домами в Болотной Долине проходит ущелье, которое называется Домовое Ущелье. Там внутри этого ущелья есть пещера, которая называется Пещерой Скессы. Название это произошло оттого, что там жила одна скесса. Она причиняла людям мало горя. Как-то раз она пошла к морю посмотреть, что оно выбросило на берег. Неизвестно, встретила ли она там кого-нибудь, но по пути домой она замешкалась, потому что у неё начались родовые схватки.

На песках Солнечных Домов есть большой камень; она легла на него и родила ребёнка. К ней подошёл какой-то человек, и она попросила его помочь ей. Человек так и сделал. С тех пор у этого человека на всю жизнь осталась красная полоса вокруг руки, но она сказала, что в ней будет больше силы.

Она попросила, чтобы он разрешил ей поехать на лошади и помог добраться домой. Он ответил:

— Садись верхом, громадина, но не раздави коня.

Она погладила коня по спине и затем села верхом. Так он отвёз её домой. Когда она спешилась, вся спина коня была в крови. Она отблагодарила человека тем, что конь никогда больше не уставал.

Этот камень с тех пор называется Камнем Скессы, и он до сих пор лежит там на песке, и в нём есть углубление.

В другой раз, когда она пошла на берег, ей встретился человек, которого звали Пьетур. Она напала на него; вскоре он был повержен. Но он нашёл выход — схватил правой рукой за волосы на её животе и так повалил её.

Тогда она попросила его сохранить ей жизнь, что он и сделал. Поднявшись, она поблагодарила его за милосердие; она также сказала, что ничего не может поделать с тем, что его правая рука стала синей, но зато в ней будет в два раза больше силы.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Троллиха из Скафтафетля (Tröllkonan í Skaftafelli)

Много лет назад в Скафтафетле жил бонд, которого звали Бьядни. Он был был отличным кузнецом, но особенно хорош в литье.

Говорят, в долине за лесом Скафтафетля, в одной пещере, которая находится там и по сей день, жила женщина-тролль. Эта скесса была очень дружелюбно расположена к Бьядни; она следила за его овцами зимой и за тем, что море выбрасывало на берег. Часто она сидела в кузнице рядом с ним и скрывалась, когда приходил кто-нибудь, поскольку знала, что у Бьядни могут быть из-за неё неприятности.

Один раз зимой она сказала Бьядни, что на берег выбросило корабль, но все люди мертвы, кроме одного. Она сказала, что надо как можно скорее отправить его на тот свет, иначе он разорит всю Южную Исландию и даже больше. Затем, говорят, она взяла в руку огромную секиру, что принадлежала ей, пошла на берег вместе с Бьядни и отправила этого ужасного чёрного человека на тот свет.

Когда Бьядни умер, скесса была ещё жива. У него остался сын, которого звали Эйнаром, который тоже жил в Скафтафетле; она ему так же доверяла, как и Бьядни. Когда умер Эйнар, скесса ещё жила. У Эйнара был сын, которого звали Бьядни (отец Гвюдрун с Мариюбакки, жены Руноульва, который живёт там сейчас).

Во времена этого Эйнара эта скесса в конце концов умерла. Она прожила два человеческих века с лишним. Впрочем, никто не знал её возраста, когда она пришла к старому Бьядни. Пещера имеется и по сей день, с окном в середине конька крыши, а ложе скессы, говорили, было вырублено в скале. Оно примерно восемь локтей в длину и два локтя в ширину. Говорят, что старый Бьядни сделал дверь со всем убранством на входе в пещеру, чтобы скессе было удобнее жить там.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Глубоки проливы Исландии (Djúpir eru Íslands álar)

Рассказывают, что однажды некая великанша решила перейти вброд из Норвегии в Исландию. Конечно, её предупредили, что на пути туда будут глубокие места, но она сказала другой великанше, своей соседке, которая хотела отговорить её от путешествия:

— Глубоки проливы Исландии, однако их можно перейти вброд.

Всё же она слышала, что посреди моря есть такое глубокое место, что там промокла бы даже её макушка. После этого великанша пустилась в путь и пришла к этой впадине, которая пугала её больше всего. Тогда она собралась поймать корабль, который проплывал там, и держаться за него над проливом. Но великанша упустила корабль и одновременно споткнулась, погрузилась в воду и утонула. Её тело выбросило на берег в Ройдасанде, и оно было такое огромное, что всадник на лошади не мог достать плетью до сгиба её колена, когда она лежала на берегу, мёртвая и неподвижная.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Грьоутгардсхаульс (Grjótgarðsháls)

Давным-давно и ещё давнее, наверное, до заселения Исландии, в Восточных Землях жило две великанши. Одна из них жила у моря, а другая — у ледника. Как-то они встретились. Тогда между ними вспыхнула ссора из-за земли, обе считали своей собственностью всё до середины пути. Но теперь нужно было найти эту середину.

На прощание они договорились между собой, что на следующий день в то же время обе начнут шагать, одна со стороны моря, а другая — от ледника, и там, где они встретятся, они сделают какой-нибудь знак. Они повстречались на кряже несколько к юго-востоку от земли Мёдрудаля, в месте, которое с тех пор называется Грьоутгардсхаульс[11], и воздвигли большой каменный забор, который возвышается там до сих пор. Было бы настоящим чудом, если бы его создали человеческие руки.

Этот забор почти в милю длиной и сейчас сильно засыпан песком, но всё же он ещё от четырёх до пяти саженей в высоту, и камни в нём столь велики, что многие из них в обхвате две или три сажени.

(перевод Тимофея Ермолаева)

«Кроха несёт мало-мало» („Lítið ber smátt smátt“)

Рассказывают, что как-то раз в конце лета на Западных Фьордах корабль вышел в море за рыбой. Но в конце дня погода так испортилась, что судно понесло на опасные скалы, и там оно разбилось в щепки, и все люди погибли, кроме одного юноши, которого звали Сигюрдом. Его живым выбросило волнами на берег, но это место было под скалами, и ни одно существо, кроме летящей птицы, не смогло бы подняться наверх.

Вот он лежал там, пока не настали сумерки, и не ждал ничего, кроме смерти. Случайно посмотрев на берег, он увидел двух рослых мужчин, похожих на великанов, которые собирали то, что вынесло на сушу, и уносили вверх по какой-то узкой тропе, что пролегала в скалах к пещере, видневшейся наверху.

Сигюрд поразмыслил:

— Я всё равно умру, смогу ли я спрятаться от этих ётунов или нет. Я попытаюсь поносить немножко вместе с ними.

Он еле поднялся на ноги из-за изнеможения, взял себе небольшую ношу и поднялся вслед за великанами по этой узкой тропе. Так повторилось несколько раз, пока они вдруг не переглянулись и не сказали:

— Кроха несёт мало-мало.

Они продолжали свою работу, пока не перенесли наверх в пещеру всё, что выбросило на сушу, и тут наступили сумерки.

Когда всё было кончено, они стали ужинать и протянули ему то, что ели сами; беседовали ли они с ним — об этом не сказывается. Они постелили ему за своимилежанками ещё глубже в пещере, давали ему достаточно еды и полюбили его.

Великаны уходили днём за добычей и вечером возвращались с большой ношей, а Сигюрд всегда оставался в пещере, так прошло три года. Он не видел никакой возможности убраться оттуда, но скучал по людям. Со всех сторон были непроходимые места.

Он заметил, что по ночам, когда все они ложились спать и становилось темно, великаны доставали книгу, которую хранили под своей постелью, и начинали читать. Он увидел, что буквы словно светятся в темноте. Он удивился этому, и ему захотелось узнать, не сможет ли он выбраться оттуда с помощью этой книги. И поскольку он увидел, где они хранят её, то выждал днём момент, когда их не было, взял книгу, медные страницы которой были исписаны рунами, и пошёл с ней в тёмное место в пещере.

Он делал так каждый день, когда выдавалась возможность, пока хорошо не выучил всё её содержание. Там учили многому, в том числе колдовскому полёту-гандрейду, чтобы летать по воздуху и через любые непроходимые места, где пожелаешь. Ему очень захотелось испытать это, ведь он страстно желал покинуть этих великанов.

Одним ранним утром, когда они ушли из пещеры, он собрался в путешествие, взял с собой свою учёную книгу и с помощью колдовского полёта выбрался из этой пещеры. Он вернулся к людям и обо всём поведал. Здесь заканчивается рассказ о нём.

И история эта заслуживает пересказа.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Грила и её мужья (Grýla og bændur hennar)

Одну древнюю ведьму звали Грила. Она была дважды замужем. Первого её мужа звали Боли[12]. Они жили под Аринхетлой[13]. У них было много детей, как часто рассказывают в стихах о Гриле. Оба они были величайшие людоеды, однако больше всего они любили лакомиться малышами, как сказал скальд:

Грила в паре с Боли
деток навещают,
тех, что вечно ноют
маму огорчая.
И:

Боли, Боли в дверь стучит,
палками махая,
хочет покусать детей,
рёв что начинают.
Грила всегда пользовалась большим уважением, чем Боли. Тот умер в глубокой старости от дряхлости, после того, как долго не вставал с постели.

После смерти Боли она снова вышла замуж за старика, которого звали Леппалуди. У них было двадцать детей, если не больше, ведь остановилась она лишь лет в пятьдесят, родив близнецов Сигхвата и Сюртлу, которые умерли в младенчестве.

Грила пережила обоих своих мужей, и ей приходилось тяжко трудиться ради них, когда они не могли уже вставать, ведь ей, как говорят, нелегко было попрошайничать.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Тула Грилы (Grýluþula)

Грила, конечно,
старая баба;
был у неё муж
и двадцать детей:
Первый Скрепп,
вторая Скьоуда,
третий Трёст
и Траунд четвёртый,
Ботни, Бринки,
Бёдвар, Хётт,
Стут, Стебнир,
Стикиль, Фласка,
Ёйса, Аск,
Копп, Киппа,
Мюсюль, Мюкка.
Родила она в старости
ещё близнецов
Сигхвата и Суртлу,
которые оба почили[14].
Грила зовёт своих детей,
когда начинает варить к йолю.
Придите все сюда ко мне!
Лепп, Скрепп, Лаунглегг и Скьоуда[15]!
Разрубил Лепп бычью лопатку,
медвежий окорок и коровью ляжку,
кобылий хребет весьма мягкий,
грудинку и огузок,
овечью тушу и жирного тюленя,
и свиное ребро несколько тонкое.
Грила зовёт своих детей.
Всё же это понадобится,
чтобы получить хорошую еду,
Лепп, Скрепп, Лаунглегг и Скьоуда!
Принеси воду потом, Скрепп,
сама Грила сказала тогда.
Внизу подожди, мне кажется, Лепп,
что это вполне подойдёт.
Сама я словно копуша,
и такая же моя Скьоуда.
Грила зовёт своих детей.
Если у меня нога нечаянно поскользнётся,
тогда я громко вскрикну,
Лепп, Скрепп, Лаунглегг и Скьоуда!
Теперь будет Лепп сам варить,
он это дело довольно хорошо знает.
Котёл Скрепп ставит на очаг
и наливает до краёв.
А разводит огонь Скьоуда
с серыми как у волка волосами и нависшими бровями.
Грила зовёт своих детей,
а Лаунглегг приглашает
всех умных людей,
Лепп, Скрепп, Лаунглегг и Скьоуда!
Грила скакала через ограду,
хотела найти Торварда;
сушёной рыбой и плавником ската,
бросила она этим в Торварда.
Идём временами
большими шагами.
Мешок я несу на спине,
полный детей.
Здесь буду я шуметь
перед дверями хижины:
«Проснись, великанша».
Не хочет великанша просыпаться.
«Который час?»
«Солнце между глаз твоих,
спать можешь дальше,
сонный мальчик».
«Кто там пришёл?»
«Бьёдн на сломанном корабле».
«Что хочешь, Бьёдн?»
«Попросить иглы».
«Зачем тебе, Бьёдн, иглы?»
«Зашить парус».
«Что сталось с парусом?»
«Порвало бурей».
«Что сделал он с иглами,
которые я дала ему позавчера?»
«Отдал брату Хали».
«Что с ними сделал Хали?»
«Выбросил посреди улицы и сказал,
чтобы сгорела спина у того, кто ими владел».
«Что ты скажешь сейчас?»
«Я пою свои молитвы,
доброе дитя, ибо завтра святое».
(перевод Тимофея Ермолаева)

Рождественники (Jólasveinar)

Рождественников следует отнести к подземным жителям, так как они, очевидно, — помесь альвов с троллями: по отцу альвы, по матери — тролли; об этом говорится во многих рассказах; они считаются сыновьями Леппалуди и троллихи Грилы. Впрочем, некоторые утверждают, что они ей не сыновья, а слуги. Облик они имеют, по большому счёту, человеческий, за исключением того, что они долговязы и с короткими туловищами, на руках у них вместо пальцев когти, а пальцы ног и ступни у них круглые. Считается, что рост у них обычный человеческий, хотя один поэт и сказал: «Рождественники роста великанского…» Но ведь так порой говорят и о просто высоких людях. Считается, что рождественники могут занимать место людей. По натуре они злые, похожие на чертей, и питаются в основном ругательствами и грубостями, которые говорят люди. А ещё они склочны и вороваты, часто крадут детей. Впрочем, иногда они им помогают, например, кормят. В начале рождественского поста они приплывают к нам на лодках из тюленьих шкур из незаселённых областей Гренландии — или, как считают другие, с востока, из Финнмарка, а их селения в тех краях кое-кто называет Фимнам. Они причаливают к берегу в потаённых бухтах, к которым нет дорог, прячут свои лодки в пещерах и делают их невидимыми до тех пор, пока около седьмого января не соберутся плыть обратно. У них есть свои имена, которые уже часто записывались. Куда бы они ни плыли, ветер у них всегда попутный. Высадившись на берег, они разделяются, и каждый идёт на свой хутор. Некоторые называют их исключительно: «злые духи». Таким образом, они гораздо хуже, чем рождественские духи других северных народов, по большей части безобидные или добрые. Но там они, возможно, развиваются в такт прогрессу и просвещению. А в нашей стране они мало отличаются своими поступками от чертей и бесов, и они студёны как лёд, как смерть. Это видно из рассказов о них. Некоторые считают, что рождественники приходят с Хетлюландских пустошей. У рождественников есть гроб, в котором они уносят людей. Ими часто пугают детей, как и Грилой; на эту тему есть много стихов. А в остальном рождественников смешивают с зарубежными сказочными существами, которые называются «ниссы».

[Записано в первом десятилетии ХХ века; в основном отражает поверья второй половины XIX века].


(перевод Ольги Маркеловой)

Работница-сквернословка (Blótsöm stúlka)

Один бонд-рыбак как-то раз шёл и увидел, как корабль из тюленьих шкур вплывает в потаённую бухту, к которой нет дороги, причаливает там, и команда сходит на берег. Бонд видит: это всё рождественники: дородные, жирные. Они уносят свой корабль на гору и прячут его там. А потом они принимаются болтать. Тут он заметил: самый толстый собирается к нему на хутор; он разливается соловьём, что, мол, постой у него, как всегда, обещает быть недурным. Бонд думает про себя: хорошо бы сыграть шутку с этим весельчаком и посмотреть, что он запоёт следующей зимой. Он пошёл домой, как ни в чём не бывало. А у него была работника — жуткая сквернословка; и бонд смекнул, что рождественник в основном питается её руганью. Он затевает с этой работницей разговор и обещает подарить зелёной материи на платье, если она весь рождественский пост не будет ругаться. «Запомни: ни одного дурного слова!» Девушка не надеялась, что сможет продержаться, но обещала попробовать. И вот, рождество уже близко, а она не сквернословит. А бонд проследил, чтобы и остальные не ругались.

А под рождество та девушка пошла задавать корм коровам — она была скотницей — и надо ж так случиться, что одна корова совсем перестала её слушаться. Тут девушка позабыла о своём обещании и говорит: «Ну и что эта чёртова корова задурила?!» А потом ей послышался сдавленный радостный смешок, она спохватилась и принялась молить бога о помощи.

В ночь на седьмое января бонд пошёл туда, куда причаливали рождественники. И вот он видит: они вновь собираются вместе. Выглядят они по-разному: одни толстые и очень радостные, другие — грустные и тощие, а третьи — средние, смотря по тому, каково им жилось на хуторах. А самым тощим и самым грустным был рождественник самого этого бонда. Товарищи спрашивают, отчего он такой тощий. А тот рождественник повесил голову и отвечает: «А каким же мне ещё быть, если за весь пост мне перепало только одно чертыхание, да и то у меня забрали, помолясь богу?» Но его товарищей эта скорбная речь не проняла. Они решили, что такой тощий спутник — это позор, и растерзали его. Потом они отнесли свой корабль на берег, столкнули в воду и отплыли в море. Вскоре бонд потерял их из виду.

(перевод Ольги Маркеловой)

Сквернослов (Orðhákur)

Одна хозяйка во время рождественского поста кроила у себя в бадстове кожаные башмаки. Тут она услышала, как из-под потолка раздалось:

Та женщина взяла худую овчинку, обрезала с неё клочья кожи и закинула наверх. Больше тех обрезков не видели. Тогда все решили, что их у неё попросил рождественник.

Её муж, слывший отпетым сквернословом, однажды в начале рождественского поста вышел на своей лодке в одиночку в море. Тут началась метель и пошли волны, такие высокие, что могли вот-вот захлестнуть кораблик, а темнота такая, что берега было не видать. Тут бонд подумал, что ему пришёл конец, потому что бороться с волнами больше не мог. И вдруг он видит: к нему подходит на вёслах лодка, в лодке много народу, а один (он решил, что это предводитель) сидит на корме. Тот кидает бонду канат и велит закрепить его, если он хочет плыть с ними к берегу. Бонд поблагодарил его за приглашение. Они погребли к берегу, да так быстро, словно неслись на всех парусах при попутном ветре. Причалив, они немедленно берут лодку и, как ему показалось в темноте, несут её далеко-далеко от моря. Затем предводитель берёт его за руку и будто бы переводит через крутую гору на равнину. Тут он расстался с бондом и пропал, ведь тогда небо как раз чуть-чуть прояснилось, так что бонд узнал местность и без приключений добрался до дому. Потом он рассказал, что с ним случилось, и рассудил, что эти существа были без сомнения рождественники.

А когда тот бонд пошёл проверить свою лодку, он обнаружил её высоко на вершине горы, тщательно убранную.

(«Старинное предание»)

(перевод Ольги Маркеловой)

Пастушка (Smalastúlkan)

При въезде в одну высокогорную долину в Муласисле одно время было пастбище и овчарни, а до хуторов там было далеко. У пастухов было заведено зимой, когда дни короткие, жить там, и в одной овчарке была устроена каморка, где пастухи ночевали и держали всё необходимое. Однажды вышло так, что мужчин, которые могли бы приглядеть за овцами, не оказалось, и на пастбище осталась одна девушка. Она собиралась пробыть там до рождества, а в рождество выпустить овец из овчарни и отправиться домой. В сочельник она до заката загнала овец, пошла к себе в каморку и стала мастерить себе обувку.

Когда она сшила башмаки и обулась, она стала восхищаться, какие они получились ладные да как ей к лицу, — и говорит сама себе: «Гляньте-ка на мою ногу!» — и вытягивает вторую ногу. И тут за порогом каморки раздался бас:

И в тот же миг овцы шарахнулись к стене, и в овчарню вошёл кто-то рослый и долговязый. Девушка так испугалась, что пустилась бежать без оглядки, пока не прибежала на хутор Хов в Аульфтафьорде, где и рассказала, что с ней произошло. А это, видимо, был рождественник или какой-то тролль.

(«Старинное предание»)

(перевод Ольги Маркеловой)

Каттарвали (Kattarvali)

В поведении рождественников много необычного; об этом сейчас и пойдёт речь.

Один человек шёл куда-то и подошёл к ручью или речке. Там он увидел, что на берегу сидит в ряд много людей, все держат одно полотенце и одновременно утираются им, умывшись. Присмотревшись лучше, тот человек увидел, что это рождественники, и они таким образом готовятся расселяться по хуторам. Один из них, конечно же, должен был поселиться на его хуторе. Тот человек был скотник. Он был скромным и тихим, а стало быть — не друг тому рождественнику. Однажды они с ним столкнулись в дверях хлева, и рождественник напал на скотника. Они долго дрались, и в конце концов скотник одолел рождественника и погрузил его с головой в навозную кучу. Тогда рождественник что есть мочи завопил:

Скотник услышал, что ему кто-то вторит. И вскоре прибежал рождественник с соседнего хутора, и скотнику пришлось уносить ноги. Но с тех пор они, вроде бы, больше не сцеплялись.

На другом хуторе было дело: хозяйка под рождество мастерила своим домочадцам обувь. Она кроила и отдавала каждому раскроенное, а потом говорит: «Вот я всем башмаки скроила». И тут с потолка послышалось: «А мне нет». Хозяйка подняла голову и увидела, что верхом на потолочной балке сидит рождественник. «А какие тебе башмаки?» — спрашивает она. Он отвечает: «Круглые, как у чаши дно, и без пальцев». Тогда она бросила ему худую овчинку, и он пропал.

На хуторе Храпнабьяргир в Хьялтарстадатинге жили муж и жена. В ночь под рождество муж пошёл в церковь, а жена осталась дома с детьми: она не так давно родила. На закате послышалось, что в дом входят; а затем появился какой-то обормот, уселся на потолочную балку и говорит: «Когда твой Йоун ушёл в церковь, я с моей ношей пришёл к вам». А потом он стал пододвигаться к ней всё ближе и ближе. Женщина принялась вместе с детьми читать всё хорошее, что только знала. И вдруг она говорит: «А сейчас, кажется, придут те, кто хочет со мной встретиться». Тут обормот исчез. Она решила, что это был рождественник или тролль.

(«По рассказам Вальгерд Эйильсдоттир с Ховстрёнд, 1913»)

(перевод Ольги Маркеловой)

Сказки о мёртвых (Draugasögur)

Выходцы с того света (Afturgöngur)

Природа призраков. Утбурды (Eðli drauga. Vökumenn og útburðir)

«Матушка моя в хлеву!»[16] („Móðir mín í kví, kví“)

На одном хуторе была работница. Она родила тайком и вынесла ребёнка на пустошь умирать: такое в нашей стране случалось сплошь и рядом, когда за рождение внебрачных детей полагалась епитимья, штраф или даже смертная казнь[17]. А после этого как-то раз устраивались игрища под названием викиваки, которые раньше повсеместно проводились в нашей стране, и эту самую девушку пригласили на танцы[18]. Но поскольку она была небогата, у неё не было нарядов, подходящих для таких празднеств, какими в старину были викиваки; а наряжаться она любила, — и из-за этого ей приходилось сидеть дома, а это было ей не в радость. Однажды, пока проходили танцы, эта девушка доила овец в загоне вместе с ещё одной женщиной. Она стала жаловаться другой доярке, что ей не в чем пойти на викиваки. Но едва она вымолвила слово, как обе услышали из-под стены загона такую песенку:

Матушка в хлеву, в хлеву,
Не тужи, не тужи
Дам тебе свою рубашку,
Дам рубашку,
В ней пляши.
Батрачка, которая вынесла на пустошь своего ребёнка, поняла, что обращаются к ней: услышав песенку, она так напугалась, что повредилась в уме до конца жизни.

(перевод Ольги Маркеловой)

«Я творила бы квашню…» („Til manns var ég ætluð“)

Жила-была женщина. Она родила ребёнка и вынесла его на пустошь. Потом она родила другого ребёнка, девочку. Её она оставила в живых. Она росла и крепла и превратилась в девушку на выданье. Для неё нашёлся жених, и вскоре они справили свадьбу. На свадьбе было многолюдно и весело. Когда свадебный пир был в самом разгаре, все услышали, что к окну комнаты, где проходило застолье, кто-то подошёл, а потом послышалась такая виса:

Я творила бы квашню,
Я белила бы холсты,
Собралась бы под венец я —
Как и ты.
Считают, что виса была обращена к невесте, а сказала эту вису её загубленная сестра.

(перевод Ольги Маркеловой)

Утбурд на горной гряде (Veggjaútburðurinn)

Один человек ехал по горной гряде близ Сидумули на Берегу Белой Реки. Вдруг к нему приблизился утбурд и сказал:

Гунна — мать мне, Гейр — отец.
Ганка-Дранка звать меня.
Видишь: я верхом поеду —
Влезу на коня.
И он вскочил коню на бедро, и коня разбил паралич.

А этот стих, как утверждают, тоже сложил утбурд, только неизвестно, при каких обстоятельствах:

Словно ворон, я смышлён,
Как сокол, проворен.
Я на Пустоши рождён,
Во Флокадале вскормлен.
(перевод Ольги Маркеловой)

Одеяние призраков (Klæðnaður drauga)

Одежда у драугов была различная: призраки-мужчины обычно носили красно-бурую кофту и воротник-капюшон, который они, как правило, откидывали на плечи; некоторые ходили с посохом. Призраки-женщины ходили в красно-бурых головных уборах, загнутых назад наподобие крюка, часто носили красные носки и сосали палец.

(перевод Ольги Маркеловой)

Выстрелы отпугивают призраков (Draugar hrökkva undan skoti)

Все привидения, драуги и прочая нечисть как огня боятся выстрелов. Вот пример тому: один бонд, живший на взморье, как-то раз поздно вечером вошёл с заряженным ружьём в одну рыбацкую хижину. Он думал, что там кто-нибудь есть. Потому-то он и заглянул туда на обратном пути с охоты на лис, но все рыбаки, оказалось, недавно погибли на море. Однако едва он вошёл, как хижина наполнилась промокшими людьми. Они стали оттеснять его в угол, а он развернулся и спустил курок. Тут все привидения тотчас бросились вон сквозь стены или провалились сквозь пол и больше не возвращались. А тот человек спокойно пошёл домой.

(перевод Ольги Маркеловой)

Защита от привидений (Vörn gegn ásóknum drauga)

Для защиты от нападений призраков нужно осенить крестным знамением голову или только темя, потому что призраки обычно норовят добраться до головы человека, видимо, чтобы заморочить его.

(перевод Ольги Маркеловой)

Утбурд (Útburðir)

Утбурды — драуги особого вида, которые получаются, когда бесы вселяются в некрещёных детей, вынесенных матерями на пустошь[20]; ведь крещение отваживает всю нечисть. Поэтому те, кому при крещении святая вода попала на глаза, не могут быть духовидцами. Утбурды ползают на одном колене и держат в руке тряпку, в которую были запелёнуты. Они не отходят далеко от того места, где их выкинули. Они могут заморочить человека только совсем рядом с собой, а их вой часто слышен на пустоши, особенно в бурю или в ненастную погоду.

(перевод Ольги Маркеловой)

Никулаус с хутора Квиаветлир (Nikulás á Kvíavöllum)

Одного человека звали Никулаус, а его жену — Ингвёльд; они жили на хуторе Квиаветлир в округе Кирькюбоульскверви. Однажды он возвращался домой из прихода Утскаулар. Но когда он добрался до Конской впадины в пределах Киркьюбоульскверви, то увидел: лежит аккуратно свёрнутый женский фартук с серебряной пуговицей. Он тянется за пуговицей, — но свёрток уползает от него, потянулся ещё раз — свёрток опять уползает, и так снова и снова, — пока Никулаус не оказался очень далеко на хейди, у самого Корабельного бугра. Там он решил больше не трогать фартук.

Никулаус был человек немногословный и степенный. Про этот случай он рассказал Гвюдрун Гисладоттир, которая примерно в 1760 году, в юности, жила у него. Они решили, что это был утбурд.

(перевод Ольги Маркеловой)

Обличье призраков (Búnaður drauga)

Любопытно, что когда призраки или ожившие мертвецы являются людям, они одеты и выглядят вовсе не так, как при жизни, и не так, как в момент смерти, — а так, как в тот момент, когда нашлись их тела. Вот несколько примеров тому.

Пастор из Глайсибай в Эйарфьярдарсисле утонул в море, и его тело долго не находили. А когда оно нашлось, оказалось, что его изгрызли мыши. С тех пор он часто блуждал по окрестностям и всегда являлся, изъеденный мышами.

В Хёграу (Капищной реке) утонул человек, а когда труп обнаружили, одна нога у него была босой. С тех пор все видели, что он так и бродит — босой на одну ногу.

Про этих людей я никаких особых рассказов не слыхал.

В устье Эйафьорда погибла одна девушка, и её тело прибило к берегу на Ауртнанесе (Орлином мысу). Когда тело нашли, на одной руке у нее была красная варежка, а на другой ничего. С тех пор те, кто проходил по берегу в темноте или при луне, часто замечали эту девушку: она стояла у них на пути и загораживала им дорогу рукой в красной варежке. Поэтому пускаться в путь одному, когда начинало смеркаться, мало кому хотелось.

Однажды она едва не лишила человека рассудка. Тому человеку понадобилось сходить на Ауртнанес из Фаграскоуг. Дело было осенью, а самый короткий путь был — по взморью, по гальке. Солнце уже зашло, но луна светила из-за туч. Тому человеку предлагали провожатых, но он сказал, что они ему не нужны, он, мол, не боится «этой чертовой Красноручки». Стало быть, он пустился в путь и без приключений дошёл до середины взморья, — и тут девушка встала у него на дороге. Он спрашивает её: «Кто ты?» — а она не отвечает. Тогда он решил обойти её стороной, но девушка переместилась к морю: куда он — туда и она. (Там берег тянется узкой полоской: с северной стороны от него море, а с южной пруд). Так они и шагали: то в одну сторону, то в другую — то к пруду, то к морю. Он понял, что она собирается загнать его в воду, и когда уже подошёл вплотную к приливной полосе, решил, что так дело не пойдёт, — и тут он дал волю злости и гневу и ринулся прямо на призрака. Что с тем стало после этого, он так и не разобрал, — и всё же бежал без оглядки до самого Артнарнеса. Он был больше похож на бесноватого, чем на человека в здравом уме — такого страха он натерпелся.

(перевод Ольги Маркеловой)

Защита от призраков (Varnir við draugum)

Если ты в темноте, и тебе кажется, что вокруг нечисто, надо пердеть — чем сильнее, тем лучше. Ещё хорошо в таком случае справить большую нужду, повернувшись задом против ветра, потому что призраки находят человека по запаху, а вонь, которая исходит от него, когда он справляет нужду, их отпугивает. Ещё можно велеть призраку провалиться в ад, да поглубже: против этого проклятья ни один драуг не устоит. Ещё есть народное средство: благословить его во имя святой Троицы: против этого он тоже не устоит. Если призраки донимают человека, лежащего в постели, то лучшее средство отогнать их — запустить свой ночной горшок со всем содержимым в ту сторону, откуда появился призрак (обычно на пол перед собой)[21]. Против такого «гостинца» не устоит ни один нечистый, и поспешит поскорее убраться восвояси.

(перевод Ольги Маркеловой)

Ауртни Хёскульдссон и призрак (Árni Höskuldsson og draugurinn)

Когда обнаружишь мёртвое тело, надо не проходить мимо, а непременно как-нибудь отдать ему последний долг, потому что иначе покойники начинают преследовать того, кто оставил их без внимания, и всячески ему досаждать ему, спит ли он, или бодрствует.

В пример тому — эта история:

На хуторе Недрискута в Сиглуфьорде жил человек по имени Хёскульд. Его жену звали Гвюдни, а их сына — Ауртни.

В ту зиму, когда Ауртни должен был конфирмоваться[22], в Сиглуфьорде затонул корабль, и весь экипаж погиб. А через два месяца после этого Ауртни понадобилось сходить на соседний хутор — Стадархоуль. На дворе было темно. Пройдя примерно половину пути, он заметил на взморье какой-то непонятный длинный предмет. Ауртни подумал: «Наверно, это акула[23] или небольшой кит», — и скорее побежал на взморье. Но дойдя до странного предмета, он обнаружил, что это мёртвое тело, всё изъеденное рачками, с вывалившимися наружу внутренностями. Едва Ауртни увидел это, ему стало дурно от испуга, он упал и лежал так некоторое время. Когда он очнулся, вокруг уже кромешная тьма. Он скорее — давай бог ноги — домой; но по пути обернулся и видит, что Лауки (этого покойника звали Торлаук) бежит за ним: внутренности болтаются, кости гремят. Заметив его, Ауртни прибавил ходу, — и Лауки тоже. Так они добежали до самого хутора. Но драуг не смог настичь Ауртни. Когда Ауртни уже ступил на порог дома, Лауки был на туне, а когда Ауртни вошёл в бадстову, мертвец со всей силы ударил в двери.

Больше Лауки в тот раз ничего не сделал, и на следующий день его обнаружили на взморье в таком же виде, как его нашёл Ауртни. Тело подобрали и похоронили на кладбище. Но Лауки не лежалось в могиле: он с тех пор так и преследовал Ауртни. Поэтому Ауртни не мог оставаться один, когда начинало смеркаться.

У Хёскульда к стене дома был пристроен большой сарай для сушки рыбы, полный акулятины, трески и зубатки.

Однажды в осеннюю ночь Лауки никак не давал Ауртни покоя, и тому пришлось искать защиты у матери. Мертвец не мог к нему подступиться: старуха защищала его, — поэтому пошёл в сарай, перевернул там всё вверх дном и попортил большую часть съестного. Потом Ауртни рассказывал, что из всех беспокойных ночей, которые ему довелось пережить, эта была самой страшной: грохот в сарае стоял просто невообразимый.

Гвюдни, жена Хёскульда, подумала, что мертвец так бушует на хуторе из-за того, что у них никогда не звучало слово Божье. Хёскульд согласился с ней, раздобыл себе псалмовники и молитвенники, — но Лауки не унимался. Тогда послали за колдуном из Роудхоуль на Слеттюхлид — его звали Бьёрн — и попросили найти управу на драуга. Бьёрн дал такой совет: в сумерки, когда зайдёт день и наступит ночь, Ауртни должен пойти на кладбище, выкопать ямку в могильном холме, справить в нее нужду и снова забросать ямку землей. А ещё он должен взять с собой две стальных иглы и воткнуть по игле в каждый конец могилы.

Этот совет оказался хорош: после этого Лауки больше никогда не видели.

(перевод Ольги Маркеловой)

«Здравствуй, дедушка!» (Sæll vertu, afi minn)

В восточной Исландии жил пастор. У него были три взрослые дочери. Однажды поздно вечером он один ехал домой. Вдруг он услышал из взрыхленной земли близ дороги громкий отчётливый голос: «Здравствуй, дедушка!». Пастор спешился и стал разгребать землю. Там он нашёл лопатку младенца и ещё несколько костей. Кости он подобрал и увязал в свой платок. Потом он отправился домой. Приехав, он призвал к себе дочерей, показал им кости и спросил: «Чьё это?» Две старшие покраснели, а младшая со стоном повалилась на кровать. У неё начались родильные муки: ведь это она вынесла на пустошь ребёнка, которого прижила тайком[19]. Это дело так никогда и не всплыло. Но говорят, пастор сурово отчитал её. Кости же зарыл на кладбище.

(перевод Ольги Маркеловой)

Сын Эрленда и Уны (Sonur Erlendar og Unu)

На хуторе Стёд в Стёдварфьорде в округе Южная Муласисла жил пастор; как его звали, мы не знаем. У него была взрослая дочь по имени Уна. Он держал работника, которого звали Эрленд. Однажды пастор возвращался из далёкой поездки и переезжал вброд реку Фьярдарау. Когда он въехал в воду, ему показалось, что возле ног коня бултыхается какой-то свёрток. Пастор вздрогнул и воскликнул: «Это ещё что за чёрт?» И тут ему послышалось, что свёрток отвечает:

Я в годах загублен юных,
Я — сын Эрленда и Уны.
Пастор спешился, поднял свёрток и видит, что это труп младенца. Он догадался, чей это может быть ребёнок, привез его домой и вошёл с ним прямо в бадстову. Там сидела его дочь и ещё много народу. Он показал ей труп и стал рассказывать о том, как нашёл его. Уну при этом охватил такой страх, что у неё тотчас же начались родильные муки. Эрленду тоже стало не по себе. Тогда-то они, видимо, и сознались в своем преступлении. Но пастор проследил, чтоб приговор им вынесли не слишком суровый, ведь они были очень молоды и любили друг друга, хотя и знали, что священник не позволил бы им быть вместе.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призраки младенцев предсказывают погоду (Útburðar segja fyrir veður)

Гвюдмунд Аусгримссон, управляющий у Сигрид Хатльгримсдоттир на хуторе Кетильсстадир на Полях что в Южной Муласисле, сам родом из долины Мирдаль. Однажды, пока он ещё жил в родной долине, он шёл он вдоль ущелья, в котором, по слухам, обитал призрак младенца. Вдруг со дна ущелья раздался невообразимый крик. Гвюдмунд рассказывал, что от этого его проняла дрожь до костей, и охватил такой ужас, что он без оглядки помчался домой. А буквально через несколько дней начался затяжной буран. Ведь утбурды часто кричат перед долгими буранами.

Однажды осенью Сигфус Эйрикссон с хутора Котлсстадир на Полях в Южной Муласисле искал в долине Рейдафьярдардалир молодого конька. Очутившись возле реки Ватлагильсау, он услышал в южном конце Эйвиндовой долины близ реки громкий крик, больше всего похожий на горький сердитый плач ребёнка. Он поспешил домой и рассказал об этом своему воспитателю, старшему Бенедикту Равнссону, который был уважаемым и рассудительным человеком. «И сколько раз он прокричал?» — спросил тот. «Четыре», — ответил Сигфус. «Значит — жди бурана длиной в месяц, — ответил он. — Ведь ты слышал крик утбурда». Всё сказанное сбылось в точности.

(перевод Ольги Маркеловой)

Бухта Несвог (Nesvogur)

Бухта Несвог (Бухта у Мыса) врезается в Торснес (мыс Тора) к востоку от мыса Грюннасюнднес (Мыса Мелкого Пролива). Уже при первых морозах она замерзает, и её часто переходят по льду, таким образом сокращая путь между городком Стиккисхольмом и внутренними районами: Хельгафетльссвейт и Скоугарстрёнд. Это опасное занятие: надо хорошо знать дорогу, чтобы обходить места, где лёд непрочен: бухта мелкая, и на её дне много незамерзающих ключей. Несвог — одно из тех гиблых мест, которым кто-то в припадке гнева судил забрать 20 жизней. Кажется, сейчас этот список исчерпался: я не помню, чтоб кто-нибудь погиб при переправе через Несвог с 1869 года, с тех самых пор, как крестьянин Хельги с хутора Ближний Угор на Скоугарстрёнд провалился под лёд. Вся бухта кишит привидениями. На западе рассказывают много историй о призраках людей и лошадей, которые бродят там поздними вечерами в темноте или при свете луны.

Однажды зимой мои родители послали своего работника в Стиккисхольм. Это был послушный и честный парень. Он отправился по дороге на Скоугарстрёнд и Хельгафетльссвейт, и на закате дня добрался до бухты. Он не побоялся ступить на лёд: лёд был крепкий, а погода хорошая: небо звёздное, и месяц прятался в облаках. Но едва он дошёл примерно до середины бухты, как смекнул, что там нечисто, потому что сбился с пути. В тот же миг он заметил, что неподалеку что-то движется. Ему показалось, что это маленькая старушка с большим свёртком под мышкой. Тут ему стало не по себе, и он вспомнил рассказы о привидениях на Несвог. Тогда он сделал вот что: взял обеими руками свой посох и нацелил на это существо, — и тут оно рассыпалось искрами и пропало, а он быстро выбрался на правильную дорогу и без приключений дошёл до городка.

Где-то в середине XIX века на западе, возле горы Хельгафетль, жил один человек по имени Элис. Он был порядочный грубиян и страшный пьянчуга. Кончил он тем, что провалился под лёд посреди Несвог. Ходили слухи, что он является на в бухте и в её окрестностях, — и тогда оказаться в пасмурную погоду на льду считалось совсем уж гиблым делом.

В юности я слышала от одного старика со Скоугарстрёнд, что однажды Элис напал на него, когда он шёл через Несвог в сумерках, он еле отбился от призрака и с трудом добрался до жилья в жутком состоянии: одежда изорвана в клочья, сам весь в синяках и побоях. После этой схватки он много дней не вставал, и её последствия сказывались на нём ещё долго.

В детстве я слышала и другую историю о привидении Элиса; её рассказывал моему отцу умный человек — Йоунас Гисласон по прозванию Скогастрандский Поэт. Он клялся, что это чистая правда.

Человек, о котором говорил Йоунас (он назвал его имя, но я его уже забыла), как-то под вечер выехал из Стиккисхольма и отправился в дальние деревни. Бухта Несвог была затянута льдом, а поверх льда — тонкая корочка, и если кто-нибудь ехал верхом, на ней отпечатывались следы копыт. Этот человек спустился на лёд, но не проехал и половины пути, как чувствует: кто-то идёт за ним по пятам. Он оборачивается и видит человека. Тот двигался очень быстро, словно летел по воздуху. Тогда путник понял, что это объявился Элис. Ему совсем не хотелось заполучить его в провожатые, а как от него отделаться, он не знал. Тогда он придумал вот что: решил капнуть Элису водки и таким образом задержать его. В мешке, привязанном позади седла, у него была большая фляга, которую ему дали с собой в городе. Он дотянулся до фляги и развернулся в седле так, что ему удалось вылить из неё немного в углубления от копыт. Тут он стеганул коня и поскакал что есть духу. Время от времени он оглядывался через плечо; в последний раз он видел, что Элис лежит, распластавшись на льду, и цедит водку из отпечатка конского копыта.

Других рассказов про Элиса я не знаю. Наверное, сейчас все привидения на Несвоге уже вымерли. В последние десятилетия я о них ничего не слыхала.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак на коньке крыши (Draugur á húsmæni)

Дело было в XIX веке. Как-то раз на хутор Кислый Ручей во Флоуи (Заливе) пришёл гость. Дома тогда были хозяйка — Ингибьёрг Магнусдоттир — и ее сын — Торд Тордарссон по прозванию Силач (потом он стал бондом на Хуторе Сюмарлиди в Холмах). Совсем недолго погостив у них, пришелец отправился по своим делам через реку Тьёрсау по льду, и обещал вечером, на обратном пути, зайти к ним снова. Прошло много времени, а гостя всё нет. Мать с сыном вышли, чтобы посмотреть, не идёт ли кто-нибудь, но никого не увидели; а потом маленький Торд случайно заметил, что гость сидит на коньке крыши над входом, но вскоре это видение пропало. Ещё днём тот человек погиб: провалился под непрочный весенний лёд на реке.

(перевод Ольги Маркеловой)

Недавно умершие (Nýdauðir menn)

Ты ещё не перекусила нитку („Þú átt eftir að bíta úr nálinni“)

Жил-был колдун по имени Финн. Он был такой древний и злобный, что все его боялись. Когда он умер, никто, ни мужчина, ни женщина, не захотел одеть его в саван и зашить его.

Впрочем, одна женщина решила попробовать сделать это. Но, не успев проделать половину работы, она сошла с ума.

Тогда для этого вызвалась другая, которая решила не обращать внимание на то, что будет вытворять труп.

Когда она почти закончила, Финн сказал:

— Ты ещё не перекусила нитку.

Она ответила:

— Я решила оторвать, а не откусить, проклятый.

Затем она разорвала нить, переломила иглу и воткнула обломки трупу в пятки. И никогда больше не было слышно, чтобы он причинил кому-нибудь вред.

(перевод Тимофея Ермолаева)

«В темноте лучше!» („Skemmtilegt er myrkrið“)

В старину и вплоть до наших дней у нас в стране существовал обычай по ночам бдеть над покойниками, и если дело было не в белую ночь, при этом зажигали огонь. Как-то раз умер один старик: страшный колдун крутого нрава. Немного нашлось охотников бдеть над его телом. Но вот для этого сыскали человека, который был очень здоровым и сильным, и поэтому ничего не боялся. Бдения проходили мирно. А в ночь накануне положения во гроб перед самым рассветом свеча погасла. Тогда покойник поднялся и промолвил: «В темноте лучше!» Бдевший ответил: «Ты ей не насладишься!». А потом сказал вису:

Белый день встаёт в горах.
Больше мир не скрыт в ночи.
Вот свеча. А сам ты — прах.
Замолчи!
Затем он бросился на покойника и повалил его обратно на кровать. Остаток ночи прошёл тихо.

(перевод Ольги Маркеловой)

Похороны Торгунны (Greftrun Þórgunnu)

В начале XI века в Исландию приехала с Гебридских островов одна женщина по имени Торгунна; она придерживалась древней веры и слыла большой ведуньей. Торгунна отправилась в услужение на Фродау (Пенистую реку) под ледником Снайфетльсйёкулль (Ледником Снежной горы). Осенью после своего приезда она занемогла и думала, что хворь сведет её в могилу. Когда болезнь обострилась, она попросила хозяина отвезти её в Скаульхольт и похоронить там; она сказала, что это место будут долго почитать, и там найдутся клирики, которые её отпоют. Он исполнил просьбу Торгунны и послал людей с телом в Скаульхольт. Они отправились на юг; как они ехали, неизвестно, но вот прибыли в Боргарфьорд. Там они заночевали, а Торгунна стала являться им, — об этом рассказано в Саге о Людях с Песчаного берега[24]. На следующий день возчики с телом Торгунны продолжили путь, привезли тело в Скаульхольт и похоронили. Когда рыли могилу, то с краю в ней обнаружили какой-то древний гроб; однако этому никто не придал особого значения. Но едва гроб с Торгунной опустили в могилу, им послышалось, будто она промолвила в гробу:

Льот, сын Ани,
мёрзнет в кургане![25];
А из древнего гроба на дне могилы раздалось:

Брошен всеми юный,
Торгунна!
Никто не может этого объяснить, и никто не знает, кто лежал в том гробу.

(перевод Ольги Маркеловой)

Пасторша (Prestskonan)

На одном кладбище похоронили пасторшу. Вечером того же дня работник из пасторской усадьбы вышел из дому и услышал на кладбище крик. Он схватил заступ и быстро начал копать. Едва он докопал до середины, как услышал второй крик. Он заторопился ещё больше: ведь считается, что прокричав трижды, похороненные сразу же умирают. Он выкопал покойницу и внёс в дом. И после этого пасторша опять ожила.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак и табачный кисет (Draugurinn og tóbakskyllirinn)

Однажды на одном хуторе умер человек. Он был курильщик и оставил после себя немного табака в кисете.

На этом хуторе жила старуха. Она любила нюхать табак. Она забрала кисет с табаком и вечером, ложась спать в своей комнате, положила его под подушку.

Старуха быстро уснула, но внезапно проснулась от того, что туда пришёл мертвец, который рукой пытался достать кисет из-под подушки.

Старуха не испугалась и сказала:

— Ты никогда не получишь этот табак, тебе теперь с ним нечего делать.

На этом он отступил, а она взяла кисет и засунула его дальше под подушку, повернулась к стене и заснула.

Но неожиданно старуха снова проснулась оттого, что мертвец нашаривал кисет под ней, и тогда она сказала:

— Тебе все не покоится. Убирайся прочь, потому что ты никогда не получишь этот кисет.

Она привстала, высморкалась, взяла из кисета изрядную понюшку, совершенно голая поднялась на ноги и запихнула его между балками под потолком так высоко, как только могла достать, а призрак тем временем исчез.

Старуха улеглась, повернулась к краю кровати и немного задремала, а когда проснулась, то увидела, что привидение стоит на краю кровати и тянется к балке.

Тогда сказала старуха:

— А ты забавен, извращенец, но всё же ты никогда не получишь этот кисет.

Она вскочила на ноги, столкнула его с края кровати, а из кисета взяла добрую понюшку, затем улеглась на кровать и положила его себе подмышку, и тогда привидение исчезло насовсем.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Могильные бесы (Grafarpúkarnir)

Одного человека звали Йоуханн; он жил один в хорошем доме и содержал экономку или управительницу, но не упоминается, что у него был кто-либо ещё; он был странный, необщительный, аккуратный в словах и поступках, владел большим состоянием, но с другими людьми дел имел мало.

Недалеко оттуда проживала бедная, неимущая чета, и муж так погряз в долгах, что никто не осмеливался одалживать ему. Однажды он стал жаловаться своей жене, что теперь им не на что жить.

Она сказала, что полагает, что ему следует попытаться сходить к соседу, затворнику Йоуханну, и попросить его дать им взаймы, он прежде никогда у него ничего не просил, а в первой просьбе мало кто отказывает, как говорит пословица.

Бонд ответил, что вынужден попробовать это, хотя у него слабая надежда, что это поможет. Итак, он встретился с Йоуханном, заикаясь, еле смог пролепетать свою просьбу и сказал ему, что жена посоветовала ему попросить у него помощи.

Йоуханн ответил, что нехорошо будет, если из её добрых надежд ничего не выйдет, и сказал, что одолжит ему беспроцентно на один год 30 риксдалеров.

Бедный бонд очень обрадовался и от всего сердца поблагодарил его, вернулся домой к жене, довольный своим визитом, и рассказал всё, что случилось. Большую часть этих денег супруги потратили на то, чтобы выплатить старые долги, которые с них требовали, и часть — чтобы купить себе необходимую одежду, и в течение всего года они не решались погасить этот долг, а когда пришёл срок уплаты, они терпели такую же нужду, как и прежде. Тут начали они плакать и причитать, что же им делать.

Жена, как и раньше, посоветовала ему постучаться к Йоханну Богатому, и бонд наконец дал уговорить себя на это. Когда же он обнаружил, что хозяин относится к нему с сочувствием и уважением, то долго не мог вымолвить ни слова, пока Йоуханн не завёл речь первым, спросив, зачем он явился.

Тогда бонд признался в бедности и унижённости и сказал, что его женаопять надеется, что он проявит к ним сострадание. Сталось так, что Йоуханн дал ему взаймы 60 риксдалеров и, вручая их, сказал, чтобы тот не избегал встречи с ним, даже если результат будет тем же — бедность и нужда.

Бонд поблагодарил его лучше, чем можно описать, и затем вернулся домой, и нет надобности пространно рассказывать о радости супругов. Теперь прошло полтора года, прежде чем они снова всего лишились, и бонд опять отправился к Йоханну Богатому.

Тот хорошо принял бонда и дал ему теперь 100 риксдалеров, сказав при этом:

— Если я буду жив, когда эти закончатся, тогда можешь снова встретиться со мной, но если в этом году умру, чего я боюсь, тогда взамен за всю помощь, что я оказал тебе, я желаю, чтобы ты бодрствовал три первых ночи над моей могилой. Ты должен подняться на чердак церкви и смотреть оттуда через окно, чтобы тебе хорошо была видна моя могила, а я договорюсь со священником, где она должна быть, так и чтобы он пустил тебя на чердак, и если ты окажешься верен мне в этом деле, я подарю тебе всё, что прежде одалживал, и вдобавок треть всего своего имущества. Я договорюсь насчёт этого со священником, прежде чем умру.

Сталось так, что Йоуханн в том году умер и был похоронен, как предполагалось. Бонд сел в церкви у окна и непрестанно смотрел на могилу Йоуханна, но ничего не случилось, пока не пришла полночь. Тут он увидел, что во двор вошли друг за другом двое и приблизились к могиле Йоуханна. У одного была мотыга, а у другого — лопата, и они принялись усердно долбить и раскапывать могилу, но у них ничего не получалось. Они бесплодно трудились до самого утра и на этом они были вынуждены остановиться, и бонд услышал, как они удивляются, в чём причина этого. Они прошли точно по той дорожке, по которой явились, вышли за ограду и исчезли.

Вот пришла вторая ночь, и бонд отправился в то же место; несколько раньше, чем в предыдущую ночь, он увидел, как явились четверо, они прошли друг за другом по той же дорожке, что и прежде, и начали долбить и копать, но получалось у них не лучше, чем у тех двоих, и они продолжали работу до самого утра, однако ничего не добились и пристыженные и утомлённые убрались прочь, ступая по той же тропинке.

В третью ночь бонд опять увидел тех же четверых, но их сопровождал пятый, и он был намного их выше; он стал в стороне и распоряжался, как им рубить и копать, и всё сталось, как в предыдущие разы, и он стал громко негодовать, что не понимает, какую хитрость тут применили.

Наконец он поднял взгляд в окно, из которого выглядывал бонд, и сказал:

— Однако, не диво, что дела плохи, сюда смотрит живой человек. Прекратим и пойдём своим путём.

Тогда все они направились по той же дорожке к калитке. Увидев это, бонд сбежал с чердака, выбежал из церкви, преградил путь тому, что шёл последним, и не пропустил его.

Тот попросил бонда отпустить его к остальным.

— Я не сделаю этого, — сказал бонд, — если ты не скажешь мне, кто ты и какое у вас здесь было дело.

— Придётся смириться, — сказал тот. — Мы бесы, и нам было велено попытаться добыть из могилы этого доброго человека уголок или клочок от его савана, поскольку имея хотя бы это, можно было бы показываться в виде призрака в облике умершего, чтобы пугать его родственников и близких друзей, чтобы те подумали, что умерший плохо кончил. А уйти я не могу потому, что нам не разрешено ступать по кладбищу, кроме как по этой узкой дорожке. Добыть же эти кусочки савана можно только в три первые ночи, а позднее это невозможно.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Бьяртнина Диса (Bjarna-Dísa)

Одного человека звали Бьяртни Торстейнссон. Он родился в конце XVIII века и прожил до 1840 года или дольше. У него была сестра, её звали Тордис. Когда случилась эта история, ей шёл второй десяток. Тордис была миловидна, но отличалась весьма крутым нравом. Она была помешана на нарядах и перенимала от датских модниц всё, что только могла, ведь последний год жизни она провела в услужении в торговом городке на Эскифьорде.

Однажды Бьяртни Торстейнссон отправился в Эскифьорд, а Тордис вызвалась ехать с ним, а потом собиралась сопровождать брата в Сейдисфьорд, где он жил.

Об их поездке ничего не известно, но вот они остановились на ночлег в Трандарстадир на возвышенности Эйдатингхау. Это было в первой половине месяца торри[26]. Они пробыли там одну ночь. А наутро, когда они собрались перейти горную пустошь Фьярдархейди, повалил густой снег и ударил сильный мороз. Бьяртни велел сестре остаться: такая погода не внушает доверия, а она, мол, вырядилась как для праздника, а не как для долгого пути через горы: на ней было тонкое полотняное платье и полотняная же рубаха с коротким рукавом. Она называла это «сорочкой», а других фасонов рубах не признавала. Голова у неё была повязана красно-коричневой косынкой, а ни хороших рукавиц, ни теплой обуви у неё не было.

Дисе не хотелось, чтоб её оставили одну. Она ответила, что всё равно поедет с братом, не важно, нравится ему это, или нет. Они поссорились и потом оба отправились в дорогу в дурном настроении. Он держал путь вглубь хейди, а погода между тем становилась всё хуже и хуже.

В конце концов Бьяртни окончательно заблудился в горах, а Диса изнемогала от стужи и от усталости, но всё равно продолжала огрызаться, пока совсем не выбилась из сил. Тогда Бьяртни стал закапывать себя и сестру в сугроб, и ему оставалось закончить совсем немного, как он заметил, что невдалеке виднеется каменистый холм. Он сказал Дисе, что хочет пойти и посмотреть, может, они оказались в знакомых местах. Диса просила брата не бросать её, но безуспешно.

Бьяртни пошёл, но попал в такой буран, что потерял из виду и холм, и Дису; он побрёл наугад и к вечерне дотащился до Фьорда на Сейдисфьорде: обессилевший, с обмороженным исцарапанным лицом, потерявший дар речи. В своих блужданиях он оступился на краю скалы, упал на камни и утёсы, потерял шапку, истрепал всю одежду.

Во Фьорде жил бонд по имени Торвальд Эгмундссон. У него было золотое сердце, недюжинная сила, а храбрость просто невероятная. Те, кто его знал, говорили, что ему неведом страх. Он был честным, степенным, сметливым и отзывчивым.

Он пустил Бьяртни к себе и ухаживал за ним лучше родной матери. Лишь на следующий вечер Бьяртни смог заговорить и рассказал ему о своём путешествии, а потом опять обессилел. Он попросил Торвальда помочь ему в поисках сестры. Но непогода всё не унималась. Дул сильный ветер с северо-запада, была темень, а стужа такая, что и здоровый мужик не рискнул бы перебежать из дома в дом. Бьяртни остался там ещё на одну ночь, а на пятые сутки с тех пор, как он оставил Дису, слегка прояснилось.

Тогда они снарядились в путь: Торвальд, Бьяртни и работник по имени Йоун Бьяртнасон, — надёжный человек, — и поехали на хейди, но держались поодаль от проезжей дороги, потому что Бьяртни рассудил, что Дису, скорее всего, надо искать именно там. Когда они подошли с севера к горе Ставдальсфетль, то услышали вопль, такой громкий, что эхо разнеслось по всем окрестным горам. Но Йоун и Бьяртни не дрогнули, а Торвальд и так не знал, что такое страх. Он пошёл на звук и добрался до восточной стороны долины Ставдаль. Его товарищи подтянулись позже. Торвальд сказал им, что они, наверное, струсили, раз не могут двигаться быстрее.

Уже смеркалось, погода была ясная, и мороз трещал; светил месяц, и на него порой набегали тучи. Вдруг Торвальд увидел в сугробе что-то необычное, хотя местность была ему хорошо знакома. Оно виднелось на высоте тридцати саженей[27] от них.

Он сказал спутникам: «Это, наверно, Тордис». Так и оказалось. Он подошёл к ней. Она не лежала, как можно ожидать от мертвеца, а сидела в такой позе, как будто справляла нужду: полотняное платье собрано у талии и смёрзлось, голова непокрыта, а зад голый. Убежище, построенное из снега, сдуло ветром, от него осталось только основание.

Торвальд велел товарищам подойти к нему и помочь обрядить тело на коже, которая служила ему волокушей. Они медленно подтянулись к нему. Он велел Бьяртни обрезать смёрзшуюся ткань, так как хотел надеть на Дису штаны, которые у него были с собой, чтобы не везти её голую. Бьяртни было страшно, но он повиновался.

Потом Торвальд взял Дису в охапку и собрался надеть на неё штаны, но тут она издала чудовищный рёв; потом Торвальд рассказывал, что он показался ему невообразимо громким и сильным. Товарищи отпрянули, напугавшись до смерти, а Торвальду стало так не по себе, что он повалил девушку на землю и быстро сказал: «Полноте, Диса, меня ты этим не проймёшь, я ничего не боюсь. Если ты это не прекратишь, то знай, я растерзаю тебя на части и выброшу твое тело зверью. Зато, если ты будешь хорошей и дашь спокойно отвезти себя домой, я сделаю тебе гроб и похороню по-христиански, хотя, по-моему, ты этого не заслуживаешь». После этого он взял её, одел и устроил на коже, позвал товарищей, и они пустились в обратный путь.

По другим рассказам, Торвальд повалил ее на спину, чтобы заставить замолчать, и после этого вопли прекратились. О том, как всё происходило между ними, есть и другие, более грубые рассказы. Торвальд был порядочным человеком, хотя и суеверным, как многие в XVIII веке, и то, что он рассказал сам, больше всего похоже на правду.

Молва гласит, что Бьяртни прихватил с собой бутылку бреннивин[28], и Диса была жива, только мертвецки пьяна, а Торвальд в припадке суеверного страха сам доконал её.

Торвальд заметил, что от убежища Дисы шли её следы — один впритык к другому; они тянулись вдаль примерно на четыре сажени, а потом она резко прыгала назад в убежище, оттолкнувшись обеими ногами, и так два раза. Херманн из Фьорда в Узком фьорде, слывший ведуном, потом говорил, что это обыкновение вернувшихся с того света, и если им удаётся повторить это три раза, они становятся полноценными призраками; а Диса проделала так только дважды.

Они начали спускаться с хейди. Налетела непогода, и стало так темно, что не было видно дороги; и всё же они добрались до Фьярдарсель (Летних Пастбищ во фьорде); оттуда можно было быстро доехать до Фьорда по склонам гор, но Торвальд подумал, что не найдёт пути, и попросился со своими товарищами на ночлег. Но хозяин наотрез отказался впустить их: он объяснил, что заметил с ними неприятного спутника.

Тогда Торвальд предпринял вот что: положил тело в домик напротив дверей бадстовы, затем вместе с товарищами вошёл в дом, а хозяин с сыном уселись на чердаке возле люка. И того, и другого звали Бьёрн. Они взяли в руки по посоху с железным наконечником и время от времени махали ими в воздухе перед дверями[29]. Так они пересидели ночь. Торвальду спать не хотелось, он не стал раздеваться и часто выходил посмотреть, какая на дворе погода. Один раз среди ночи, когда он собрался войти в дом, Диса загородила ему двери, словно не хотела, чтобы он входил. Но он отстранил её и поспешил в бадстову.

С рассветом небо прояснилось, и они добрались до Фьорда. А в домике, в котором Диса лежала ночью, будто бы кто-то стал проказничать. Тогда Торвальд принялся строгать гроб, как он обещал, и перевёз Дису в Двергастейн. В ту пору пастором там был Торстейнн Йоунссон, поэт (ум. 1800). Он похоронил Дису по-христиански. Однако наутро в изножии её могилы вдруг обнаружилась на удивление глубокая яма. Её засыпали землей, но на следующее утро она снова появилась. Её снова засыпали, но и на третье утро она оказалась открытой. Тогда пастор сам пошёл и заровнял яму. Говорят, с тех пор она больше не открывалась.

Что до Бьяртни, то когда он отходил ко сну, всё время появлялась Диса и пыталась схватить его за горло. Она не таилась, и её видели не только духовидцы, но и все-все. Ещё говорят, она нападала на него, даже если он сидел со светом. Тогда Бьяртни съездил к тому самому преподобному Торстейну, и тот дал ему какие-то средства, так что Диса не могла его одолеть.

У Бьяртни было 13 детей, но все они внезапно умерли в детстве. Считалось, что их смерть ускорила Диса. Она преследовала Бьяртни до самой его смерти, часто давала о себе знать: убивала скотину, а иногда набрасывалась и на людей; о её выходках ходит множество коротких рассказов, все их не перечесть.

На этом заканчивается история о Бьяртниной Дисе, записанная со слов самого Торвальда.

(перевод Ольги Маркеловой)

Йоун из Лежбищ (Jón á Látrum)

Работник из Западных Лежбищ, которого звали Йоун Йоуханнессон, отправился путешествовать на Широкий Залив. Он был легко одет, но пока находился в заливе, попал в непогоду. Он попросил бонда Торгрима Сигурдссона, который тогда жил там, одолжить ему кожаную куртку.

Он ответил, что не может одолжить ему куртку, но сказал:

— Здесь есть пальто старика Маруса; уже всё равно, где оно будет находиться, но оно лучше, чем ничего, — и предложил ему надеть его. Этот Марус недавно умер.

Человек взял пальто, надел его и вернулся к себе домой в Лежбища, а пальто насквозь промокло. Он повесил пальто в прихожей и лёг спать.

Когда он уснул, ему привиделось, что Марус пришёл и спросил, где его пальто. Он ответил, что оно висит там на гвозде.

— Я не поступал с ним так, пока оно было моё, — сказал Марус. — Ты должен был укрыться им.

На следующий день была сухая погода. Йоун высушил пальто и вечером укрылся им. Ночью ему приснился Марус, который сказал:

— Теперь мне нравится, как ты поступил с моим пальто; я тоже так делал.

В хижине, где спал Йоун из Лежбищ, до того, как он пришёл туда, появлялись привидения, так что никому не удавалось спать там, когда смеркалось. Йоун не поверил в это и остановился в этой хижине один до осени.

Одной ночью ему приснилось, что в хижину вошёл человек высокого роста и осмотрелся. Ему показалось, что он немного зол; он стал в хижине, посмотрел на кровать, где спал Йоун, нахмурился и, увидев, что Йоун не подаёт виду, ушёл прочь.

На следующую ночь Йоуну приснился тот же самый человек, и теперь он был более буйный. Он прошёл в в хижине к балке, вытянулся вверх к ней, положил руки на балку и так корчил Йоуну грозные рожи, чтобы испугать его. Йоун смотрел на него, но решил, что не должен его бояться.

Когда так прошло немного времени, призрак обратился к Йоуну и произнёс:

— Ты не испугался меня. Все, кто были здесь, боялись меня, кроме тебя.

Сказав так, он слез с балки и покинул хижину. Йоун остался в этой хижине, и этот человек больше ему не снился.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Человек, который отрезал старухе голову (Maðurinn sem skar hausinn af kerlingunni)

Этот случай произошёл в Сейдисфьёрде на западе много лет назад. Одна старуха спускалась по лестнице, споткнулась и не нашла ничего лучшего, как сломать себе шею. Какой-то человек подошёл к ней, когда она лежала на последнем издыхании и сказал:

— Ты попадёшь в ад!

Это было, когда старуха ещё могла говорить, и она сказала, что он раскается в своих словах. Тотчас после этого старуха умерла, но сразу же начала так преследовать этого человека, что он потерял покой. Часто старуха дралась с ним, ещё чуть-чуть, и она убила б его. Не было покоя этому человеку и во сне, если он не спал подле одного старика, знакомого с колдовством, потому что тогда призрак мог подойти не ближе, чем к кровати.

Человек понял, что так не может больше продолжаться, и спросил совета у старика, а тот посоветовал ему отрезать старухе голову и приложить её к ляжкам. Человек посчитал это тяжёлым условием, но всё же решился на это. К тому времени старуху уже положили в гроб, и гроб заколотили.

Ночью этот человек пошёл туда, где стоял гроб, и взял с собой большой нож для рыбы. Он открыл гроб, отрезал карге голову и приложил её к ляжкам. Потом он опять закрыл гроб и собрался уходить, но заметил, что забыл в гробу нож. Ему пришлось снова открывать гроб, чтобы забрать нож, так он и сделал.

Впоследствии он рассказывал, что нисколько не боялся, пока кромсал старухе голову, но совершенно упал духом, когда ему понадобилось снова открывать гроб. Однако всё сошло благополучно, и после этого старуха не преследовала этого человека. Человек этот жив и по сей день.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Разговор живого и мёртвого (Samtal dauðs og lifandi)

Когда Гвюдмунд Магнуссон ещё был подростком и жил с родителями, он однажды увидел странное явление. Вечером, когда уже стемнело, он проходил мимо кладбища. Месяц то скрывался за тучами, то опять выныривал. И тут он видит: на кладбище стоят двое. Он услышал, как они перешептываются, — но слов не разобрал. А самым странным в этом ему показалось вот что: знакомы ему были оба собеседника, но один из них был жив, а другой уже умер. Он остановился, внимательно к ним присмотрелся, и убедился, что так оно и есть. Они были так увлечены разговором, что не заметили Гвюдмунда. А тот не струсил, спокойно дошёл до дому и почти никому не сказал об увиденном. А на следующее утро распространилась весть, что ночью умер один бонд по соседству; это был тот самый человек, которого Гвюдмунд видел на кладбище, разговаривающим с мертвецом.

Гвюдмунд рассказал об этом случае только потом, — но все решили, что ему всё привиделось верно.

(перевод Ольги Маркеловой)

Погибшие дают знать о себе (Voveiflega dánir menn segja til sín)

Братья с хутора Рейнистадир (Reynistaðarbræður)

Осенью 1780 года Хатльдоур Бьяртнасон, который управлял монастырскими землями[30] в Рейнистадире, послал своего двадцатилетнего сына по имени Бьяртни и ещё одного человека — Йоуна по прозвищу Норвежец, — на юг покупать овец, потому что в тот год на севере страны пало много скота. Позже, той же осенью, Хатльдоур отправил на юг и своего младшего сына, мальчика одиннадцати лет по имени Эйнар, а с ним человека по имени Сигурд, чтобы они помогли остальным гнать купленный скот домой. Говорят, что Эйнару не хотелось пускаться в путь, и он сказал, что домой не вернётся. А ещё говорят, отец настоял, чтоб он поехал: ведь, хотя Рейнистадир был богатым хутором, Хатльдоур рассчитывал, что юному покупателю его друзья непременно отдадут овцу-другую даром. Рассказывают, что когда они покупали скот на юге и востоке, Бьяртни — а именно он хлопотал обо всём для товарищей — как-то раз вошёл в кузницу, где один пастор ковал железо. Бьяртни взял у него кусок железа и сказал:

Спору нету: это сталь.
У попа струмент хорош!
На это пастор рассердился; его работница как раз ждала от него ребёнка, и он подумал: не иначе, как Бьяртни узнал об этом и теперь укоряет его. И пастор ответил в гневе:

Мне души твоей не жаль:
Смерть в горах ты обретешь!
Слова пастора оказались пророческими: поздней осенью четверо товарищей со скотом собрались в горы и — как их ни отговаривали друзья и знакомые, — решили отправиться домой на север через Кьяланес, словно сами стремились навстречу гибели. Им нашли проводника по имени Йоун. Но они так никуда и не выбрались и все погибли в горах вместе со скотом и всем своим имуществом.

Прошла зима, а от братьев всё нет вестей. Но в Рейнистадире неладное почуяли только тогда, когда сестре этих братьев, по имени Бьёрг Хатльдоурсдоттир, приснилось, что Бьяртни пришёл к ней и сказал такую вису:

Нас никто бы не сыскал
Нынче под снегами.
Трое суток тосковал
Бьяртни над телами.
С наступлением весны один путник отправился на юг через горы и обнаружил палатку товарищей, а в ней мёртвые тела — очевидно, братьев и ещё двоих людей. Потом палатку нашли другие путники; но они увидели в ней только двоих мертвецов, и когда из Рейнистадира приехали забирать тела, их тоже оказалось только два: тела Сигурда и Йоуна-проводника. После долгих поисков много севернее от этого места в горах нашли одну руку Йоуна Норвежца, его седло, перерезанные подпруги и коня с перерезанным горлом. Тогда все решили, что он, как самый смелый из товарищей, попытался продолжить путь на север, но отчаялся выйти к жилью и сам зарезал своего коня, чтобы не мучить его понапрасну. Но от самих братьев не нашлось ни клочка, ни волоска, и даже ни одной вещи из тех, что были у них с собой. После этих безрезультатных поисков их сестре снова приснилось, что Бьяртни пришёл к ней и сказал:

Вот лежим мы, скорчившись в ущелье.
А прежде спали под шатром;
там были все мы впятером.
Услышав эту вису, все заподозрили, что путник, который проезжал по этой дороге весной, снял с мертвецов всё ценное, а сами тела вытащил из палатки и где-нибудь спрятал. Тогда начали расследование и возбудили судебное дело, — но всё напрасно. Сведения о пропаже тела пытались добыть любой ценой, — и тогда пригласили колдуна, подумали: может, у него получится. Он обосновался в сарае в Рейнистадире. Ему привиделось, что тела братьев — на лавовом поле, в ложбине, завалены камнями, и сверху привалена большая каменная плита, а под ней лежит записка с рунами; колдун сказал, что тела не найдутся, пока эта записка не исчезнет. Дома всё привиделось ему отчетливо, и он снарядился в путь, но по дороге видение померкло, и когда он прибыл в то место, где были спрятаны тела, то ничего не смог отыскать.

Тела наконец нашлись около 1845 года на лавовом поле Кьялхрёйн, под каменной плитой, как и говорил колдун. По другим рассказам, Бьяртни приснился матери братьев — Рагнхейд, и приведённые здесь висы он говорил ей; этой версии придерживается др. Мауэр, а я придерживаюсь рассказа пастора Скули, выросшего в Скагафьорде. [Прим. Йоуна Аурнасона].

(перевод Ольги Маркеловой)

Преподобный Торлаук Тораринссон (Séra Þorlákur Þórarinsson)

В ночь после того, как пастор Торлаук Тораринссон утонул в реке Хёргау, одной его знакомой девушке приснилось, что он пришёл к ней и говорит:

Смерть меня пояла
Смерти остро жало
Смерть горька и сладостна,
И всё же небезрадостна
Тем, кто верует в Христа,
кто без страха ждет Суда.
(перевод Ольги Маркеловой)

Крестьянин с Зеленой Моховины (Bóndinn á Grænmó)

Большая Зеленая Моховина — это название одного из заброшенных хуторов, которые были в Северной Муласисле в поселении под названием Острова. В XVII веке постройки на Зеленой Моховине ещё стояли, и у развалин много лет косили сено. Колодезь с водой на этом хуторе в зимнее время становился негодным, и воду приходилось таскать из реки Лагарфльот; тогда она текла по другому руслу гораздо ближе к хутору, и всё же тропа до неё была длинная. Однажды в сильный буран хозяин Зеленой Моховины отправился на Лагарфльот за водой и не вернулся. А ночью под окном его жены кто-то сказал такую вису:

Мраз убил, метель укрыла,
Замер дух в дороге.
Обречён — кто вышел вон
В пургу без подмоги.
После этого людям часто являлся призрак этого бонда, и тогда хутор Зеленая Моховина был заброшен.

(перевод Ольги Маркеловой)

«Как ни хорони концов, а наружу выйдут» („Upp koma svik um síðir“)

Как-то раз на одном кладбище при пасторской усадьбе рыли могилу. Тогда выкопали много старых костей, среди них — череп, пронзенный насквозь вязальной спицей. Этот череп пастор до следующего церковного праздника хранил у себя. Когда началось богослужение, он подождал, пока весь народ соберётся в церкви, а потом прикрепил череп над входом. После службы пастор первым вышел в сопровождении дьячка и стал наблюдать за выходящими. Ничего не случилось, и они решили проверить, не остался ли кто-нибудь внутри. Там оказалась одна древняя старуха, она сгорбилась за дверью, и выйти её пришлось заставлять силком. Из черепа на её головной убор капнули три капли крови. Тогда она сказала: «Как ни хорони концов, а наружу выйдут». Она призналась, что когда-то лишила своего мужа жизни, вогнав ему в голову вязальную спицу. Тогда она была молода, вышла за него не по своей воле и прожила с ним недолго. Она похоронила его сама, никто этого не видел. Потом она вышла замуж за другого, который тоже умер. Говорят, эту старуху утопили: так тогда карали матерей-детоубийц.

(перевод Ольги Маркеловой)

«У меня мёрзнут ноги, малыш» („Mér er kalt á fótunum, litla mín“)

Торлаук Йоунссон, дядя повивальной бабки Торунн Гисладоттир, которая рассказала мне эту историю, в 1869 году пропал без вести на пути из Скафтауртунги в Рангаурветлир. Его останки нашли только 14 лет спустя. Жители Рангаурветлир обнаружили их в горах и опознали по серебряным пуговицам и монетам.

Ночью до того, как жители Рангаурветлир привезли останки с гор, и вести об их находке ещё не дошли в долину, дочери Торлаука — Рагнхильд — приснилось, будто отец явился к ней и сказал: «Сегодня я отправлюсь на Погост, малыш». («Малыш» было его обычное ласковое обращение к дочери). В ночь после того, как останки похоронили, ей снова приснился отец. Он подошёл к ней во сне и сказал: «У меня мёрзнут ноги, малыш». Она видела этот сон несколько раз. После она велела поискать в том месте, где обнаружили останки. Там нашлись кости от пальцев ног. Их тоже похоронили, и больше Рагнхильд таких снов не видела.

(перевод Ольги Маркеловой)

«Слёз не лей» („Ei þarf að gráta“)

После смерти Бьяртни Йоунссона с хутора Хрёйнхольт его жене однажды приснилось, что он пришёл к ней и сказал такие стихи:

Слёз не лей; пусть в этот час
Скорбь твоя растает.
Сам Господь всевышний нас
В вечности венчает.
(перевод Ольги Маркеловой)

Две женщины услышали во сне одни и те же стихи (Tvær konur dreymir sömu vísuna)

Один человек замёрз насмерть на границе между землями, принадлежащими двум хуторам. На следующую ночь женщинам на обоих хуторах приснилось, что он явился им и сказал такие стихи:

Велика Господня слава,
мука крестная кровава.
щедрая Христа рука
примет в небо бедняка.
(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак просит дать ребёнку свое имя (Vitjað nafns)

Сигрид Йоунсдоттир, хозяйка хутора Хьятлир, жена Йоуна Финссона, управителя хреппа, в 1869 году увидела во сне, что к ней явился писатель Йоун Тороддсен[31] и попросился на ночлег; а он обычно останавливался у них на хуторе в бытность свою сислуманном в Страднасисле, когда ехал на тинг. Сигрид сказала, что, к сожалению, не может впустить его. А он ответил: «Можешь, если захочешь». Это он сказал с обидой в голосе. Тут она проснулась, и сон оборвался.

Когда это произошло, Сигрид была беременна, и 8 февраля 1870 года она разрешилась мальчиком. Она подумала, что призрак Йоуна просил ее дать ребёнку свое имя, — и назвала мальчика Гвюдйоун[32].

(перевод Ольги Маркеловой)

Корабль призраков (Draugaskipið)

Много лет тому назад близ гор Эйафьётль произошло кораблекрушение. На том судне было всего 14 человек. Трое забрались на киль и стали звать на помощь, ведь на взморье стояло много народу (крушение случилось у самой пристани). Но прибой был таким сильным, что подплыть к утопающим было невозможно. А когда все моряки погибли, корабль сам собой развернулся и поплыл к причалу, как будто его кто-то вёл. Так он и стоял на взморье, и никто его не трогал до следующей зимы: тогда его отволокли по льду через Хольтсоус до Каменной пещеры. Но больше в море на нем ходить не смели: люди его чурались. Когда его поставили на лёд у пещеры, пастухи с Камней (так называется ближайший к пещере хутор) стерегли под горой овец. Они видели, что, пока корабль перетаскивали, за ним следом шёл погибший экипаж, и все моряки были мрачны и угрюмы. Потом корабль так и стоял в низине по другую сторону пещеры. Через некоторое время там проезжал из Рангаурветлир крестьянин по имени Торкель, с хутора Рёйднесстадир. Он держал путь на восток через Эйафьётль. Дело было зимним вечером, а Торкель ехал мимо пещеры, поскольку дорога проходила именно там. С запада в пещеру стекает маленький ручеёк. Когда Торкель переехал через ручей, ему повстречался незнакомец и сказал: «Иди к нам, приятель, помоги вытащить судно на берег!» Торкель ничего не заподозрил, так как с дороги корабль не был виден, — и согласился. Больше незнакомец ничего не добавил, просто повернулся и поманил Торкеля за собой. Торкель поехал за ним и по пути всё удивлялся, что его конь всё время храпит и не желает идти за тем человеком. И вот они дошли до низины, где стоял корабль, и Торкель видит: вокруг корабля стоят 13 человек самого разбойничьего вида. И только тут Торкель вспомнил кораблекрушение под Эйафьётль той осенью, и, как ему показалось, узнал утонувших моряков. Тогда его охватил ужас, и он стеганул коня плёткой. Конь рванулся из низины, что есть духу, а Торкель услышал, как призраки тем временем поют такую песню:

Судно сохнет за горой.
Сумрачна округа.
Прочь живой
летит стрелой.
Несть для мертвых друга!
Несть для мертвых друга!
Торкель запомнил эту песню. Он скакал что есть мочи, и к вечеру прибыл в Камни. После этого Торкель никогда не ездил по той дороге в одиночку и всегда брал кого-нибудь в провожатые, и не только ночью, но даже днём. Корабль изрубили на дрова, а до того в нём часто слышался грохот и скрип, особенно по вечерам.

(перевод Ольги Маркеловой)

Жалобы умерших (Dauðir menn kvarta yfir meðferðinni)

Йоун Побродяга[33] (Jón flak)

Жил человек по имени Йоун, по прозвищу Побродяга. Он был чудаковат, и односельчане его недолюбливали. Его считали злым на язык, и всё ему было трын-трава.

Когда Йоун умер, могильщики сыграли с ним такую шутку: положили его в могилу головой на север, ногами на юг[34]. Похоронили его у церковных хоров (на кладбище в Мули). С тех пор Йоун каждую ночь являлся могильщикам и произносил такую вису:

У хоров земля студёна.
Там приют бродяги Йоуна.
Все повёрнуты на запад
Кроме Йоуна,
Кроме Йоуна.
Он не отставал от них, пока его не перезахоронили как всех: головой на запад, ногами на восток.

Другие говорят, что эта виса слышалась из могилы Йоуна на кладбище.

Про этого Йоуна рассказывают много разного; преподобный Скули Гисласон утверждает, что его звали Йоун Отребье, потому что он был совсем беспутный. Подозревали даже, что он сам порешил себя, потому-то его и похоронили у хоров без отпевания и положили в могилу головой на север. Однажды приходскому священнику, который не присутствовал на этих похоронах, приснилось, будто Йоун явился ему и сказал:

У стены земля студёна
Тут приют Отребья Йоуна
головой лежат на запад
Все-все — кроме Йоуна.
У стены земля студёна.
На следующий день священник велел выкопать его и перезахоронить правильно. Больше Йоун его не тревожил.

На западе страны существует предание об этом моём тёзке: будто бы у него была злая жена, которая велела похоронить его описанным образом, чтобы осрамить его и после смерти. О Йоуне есть также ещё один рассказ: будто бы, его положили в могилу таким образом не из-за злого умысла, а лишь потому, что когда его засыпали землёй, разыгралась непогода, и хоронившие поторопились наскоро зарыть покойника.

(перевод Ольги Маркеловой)

Могила на кладбище в Скридюклёйстюр (Leiðið í Skriðuklausturskirkjugarði)

Одного человека звали Йоун Эйнарссон. Какое-то время он нанимался работником в Скридюклёйстюр (Монастырь на Оползнях) в долине Фльотсдаль (Речной долине). Потом он уехал оттуда и умер в Вальтьовсстаде лет примерно 16 назад (в 1860 г.). Когда он был работником на монастырских землях, ему во сне как-то раз явился человек; он сказал, что его могила — в южном углу кладбища, и попросил Йоуна выкопать его и повернуть гроб с севера на юг, в отличие от всех других, потому что он, мол, не должен лежать так же, как другие покойники. Тут Йоун просыпается и видит, как этот человек уходит. Йоун не придал сну значения и вскоре опять задремал. И вновь ему снится тот же самый человек, только лицо у него более мрачное, чем в прошлый раз, и он снова просит непременно похоронить его иначе, чем других. Тут Йоун просыпается и опять видит, как покойник уходит. Йоун вновь ложится спать и в третий раз видит во сне того же человека. На этот раз лицо у него сердитое, и он говорит: «Если не сделаешь по-моему, — тебе несдобровать!» Тут Йоун снова просыпается и опять видит, как он отходит от его кровати. Йоун решил на следующий же день раскопать могилу, о которой тот сказал ему. После этого он лег спать и проспал до утра. Встав поутру, он взял заступ, пошёл на кладбище и вскрыл указанную могилу; там он обнаружил останки и развернул их иначе, чем всех: с севера на юг; затем аккуратно закопал гроб и положил сверху могильную плиту. Это единственная могила на кладбище при монастыре, которая повёрнута таким образом. С тех пор этот покойник больше никого не тревожил.

(перевод Ольги Маркеловой)

Надгробие Кьяртана Оулавссона (Legsteinninn yfir Kjartani Ólafssyni)

Кьяртан Оулавссон[35] похоронен в Борге на Болотах. Его могила расположена перпендикулярно хорам церкви и повёрнута с севера на юг. Ее глубина — четыре локтя. На могиле лежит большой камень с рунами. Это толстая глыба липарита, чуть-чуть короче самой могилы. Руны на ней плохо видны, какие-то из них вообще невозможно прочесть. Та часть надписи, которую удалось разобрать, гласит: «Здесь покоится муж Кьяртан Оулавссон». Камень расколот на куски; говорят, это дело рук одного бонда из Борга.

Как-то летом этот бонд налаживал кузницу перед сенокосом, и ему нужны были подходящие камни для очага. Он расколол надгробие с могилы Кьяртана на куски и из них выложил очаг. Под вечер бонд лёг спать. Он спал один в каморке над входом, а его работник — в бадстове. Ночью работнику приснилось, что к нему явился человек высокого роста и могучий, и произнёс: «Завтра с утра хозяин собирается с тобой поговорить». Утром работник проснулся, вспомнил свой сон, но не придал ему значения. Прошло несколько часов. Работник думает: «Что-то хозяин всё никак не идёт», — и сам отправляется за ним. А бонд лежит в своей постели. Работник спрашивает его: «Ты не спишь?» — «Не сплю», — отвечает хозяин, а потом говорит: «Знаешь, что: ночью мне приснилось, будто ко мне зашёл человек. Он был высокого роста, могучий, хорошо сложенный и пригожий. Одет он был в тёмное, а лица я не разглядел. И он сказал мне: «Худо ты вчера поступил, что забрал моё надгробие и разбил на куски. Ведь это была единственная память о моём имени; эту память ты мне не вернёшь, и за это тебя ждет жестокая месть. Завтра же положи осколки обратно на могилу так, как они лежали. А за то, что ты разбил моё надгробие, — не гулять тебе по земле здоровыми ногами!» Сказав это, он дотронулся до моей одежды, — и тогда я проснулся, и света белого невзвидел от боли; и мне почудилось, будто этот человек спускается из моей каморки вниз.

Я так думаю, — сказал бонд, — что это был Кьяртан. Возьми его камень и положи куски на могилу, как было». Работник так и сделал. По рассказам, этот бонд не выздоровел, и на всю жизнь остался калекой.

(перевод Ольги Маркеловой)

Кетиль, пастор из Хусавика (Ketill prestur í Húsavík)

На севере был один пастор по имени Кетиль, сын Йоуна, и жил он в Хусавике[36]. Он велел выкапывать на кладбище гробы из старых могил, под тем предлогом, будто там стало слишком тесно, а эти гробы только зря занимают место, потому что все останки внутри них уже истлели.

Однажды три старухи сидели на кухне в пасторской усадьбе и жгли гробы. Из очага выскочила искра и попала на одну старуху; её одежда загорелась, а потом и одежда другой старухи, так как они сидели вплотную друг к другу. Огонь охватил их так быстро, что они сгорели до того, как подоспевшие люди потушили пожар. Ночью пастору во сне явился человек и сказал: «У тебя не получится освободить место на кладбище, сколько бы ты ни рушил наши могилы: сейчас, чтобы отомстить за нас, я убил у тебя трёх старух, и они займут на кладбище много места. И я буду убивать дальше, если ты не прекратишь это занятие!» Человек ушёл, а пастор проснулся и с тех пор больше не выкапывал на кладбище гробы.

(перевод Ольги Маркеловой)

«Отдай мою кость, Гунна!» („Fáðu mér beinið mitt, Gunna“)

В деревнях было принято зимой брать с собой в хлев огонь. Обычно это светильник, который назывался плошка; он выглядет так: тонкий плоский сосуд с ручкой, сужающейся на конце, которая втыкалась в какую-нибудь щель в стене, чтобы плошка давала свет, пока человек делает свою работу в хлеву. В плошке лежит фитиль и горит ворвань. В хлев ее вносят уже зажжённой, под специальным колпаком, который называется светильце и похож на деревянный домик с остроконечной крышей. С одной стороны в самом низу в нем проделано маленькое низенькое отверстие, в него просовывают плошку, и так вносят в хлев.

Как-то зимой одна батрачка по имени Гвюдрун, ходившая за скотом в пасторской усадьбе, потеряла или сломала свою плошку. Тогда она приспособила вместо неё обломок черепа, который нашла на кладбище, и зажигала огонь в нём. Всю зиму до самого Рождества и дальше ничего не происходило. А в канун нового года эта скотница внесла в хлев огонь в обломке черепа, — как вдруг от окошка хлева её кто-то позвал и сказал: «Отдай мою кость, Гунна!» Гвюдрун не послушалась, а схватила этот обломок, прямо с огнём, кинула на пол, наступила на него и говорит: «Сам возьми, окаянный!»

По другим рассказам, Гвюдрун только бросила обломок черепа туда, откуда раздавался голос, а не наступала на него. Как бы оно ни было, после этого с ней ничего не случилось.

(перевод Ольги Маркеловой)

Череп (Hauskúpan)

Однажды на кладбище рыли могилу и выкопали человеческие останки. Их, как водится, снова закопали вместе с гробом. А ночью жене бонда, на земле которого были церковь и кладбище, приснилось, что к ней пришла женщина и сказала:

Беспокойно я брожу.
Тут беда большая:
Я нигде не нахожу
Череп мой, родная!
Потом женщина велела поискать, и череп нашёлся за кладбищем; его утащили туда собаки, пока кости лежали на земле, и никто этого не заметил. Женщина похоронила череп, и после жила счастливо.

(перевод Ольги Маркеловой)

«Мои челюсти!» („Kjálkarnir mínir“)

В одном приходе был пастор. Все старые кости, выкопанные на кладбище при рытье могил, он всегда велел подбирать и сжигать. Однажды, как водится, на кладбище были похороны, и когда копали могилу, извлекли останки. По пасторскому наказу их точас же собрала кухарка. Но кости отсырели: когда их выкапывали, пошёл то ли дождь, то ли снег. Кухарка не смогла сжечь их сразу и положила на камни очага для просушки. Однажды, пока они лежали там, кухарка стряпала после захода солнца и вдруг услышала возле очага тихий голосок: «Мои челюсти, мои челюсти!». Эти слова она услышала и во второй раз. Тогда она принялась разглядывать кости, лежавшие вокруг очага, чтобы выяснить, что это может быть, — но челюстей среди них не обнаружила. Тут она в третий раз услышала, как кто-то говорит, ещё более жалобным голоском, чем прежде: «Ах, мои челюсти, мои челюсти!» Она стала искать внимательнее — и нашла две стиснутые челюсти ребёнка: они соскользнули в щель между камнями очага и почти уже загорелись. Она догадалась, что призрак ребёнка, которому принадлежат челюсти, не хочет, чтоб они сгорели. Тогда она берёт эти челюсти, заворачивает в тряпицу, относит на кладбище и кладёт в свежевырытую могилу. После этого никаких привидений в усадьбе больше не было.

(перевод Ольги Маркеловой)

Шапка призрака (Draugshúfan)

В одной усадьбе при церкви жили среди прочих мальчик-подросток и девушка. Мальчик имел обыкновение пугать девушку, но она уже привыкла и ничего не боялась, а если и замечала что-нибудь необычное, то считала всё это проделками парнишки.

Однажды постирали бельё, а среди него было много белых ночных шапочек, какие тогда носили повсеместно. Вечером девушке велели пойти на кладбище и забрать бельё, развешанное там для просушки. Она пришла на кладбище и принялась снимать бельё с верёвок. Она уже почти закончила, как вдруг видит, что на одной могиле сидит белое привидение. Она подумала, что это, наверно, мальчишка пугает её. Девушка подбегает к привидению, срывает с него шапку (она решила, что мальчик взял одну из ночных шапочек) со словами: «На этот раз тебе меня не напугать!». И ушла с бельём в дом. Мальчик в это время сидел там. Стали разбирать бельё. Одна шапочка оказалась лишней, а внутри она была испачкана землёй. Тогда девушка испугалась. На следующее утро привидение сидело на могиле, и никто не знал, как быть, потому что вернуть ему шапку не решался ни один, — и тогда послали по округе спросить совета. В той долине жил старик, и он сказал: чтобы не было худа, пусть девушка сама возвратит привидению шапочку и молча наденет её на него прилюдно. Девушку заставили надеть шапку на привидение; она сделала это скрепя сердце, а после сказала: «Ну, ты доволен?» В ответ призрак ударил её и произнёс: «Да, а ты довольна?» И с этими словами он провалился в могилу. От удара девушка упала, люди подбежали и подняли её, но она была уже мертва. Мальчика наказали за то, что он подшучивал над ней, поскольку рассудили, что все беды пошли от него, и он оставил привычку пугать людей. На этом рассказ кончается.

(перевод Ольги Маркеловой)

«Нос мой старый не порочь!» („Nefið mitt forna“)

Однажды на кладбище копали могилу. Поблизости случился один человек — весельчак и задира. И как раз в тот миг из земли вырыли большой череп. Этот человек некоторое время рассматривал его и всё потешался над тем, какой у покойника при жизни был большой нос, потому что носовой хрящ был огромного размера и изогнутый. Могильщики не смеялись вместе с ним, поэтому он вскоре оставил череп и ушёл прочь. На следующую ночь к нему во сне явилась женщина могучего телосложения с длинным крючковатым носом и сказала:

Нос мой старый не порочь!
Не сама себя творила
славная силой
Эмблы дочь[37].
(перевод Ольги Маркеловой)

Йоун Крах (Jón flak)

Как-то раз в Тёйнглабакки нашли человеческий скелет, выброшенный морем. Священник велел взять эти кости, сунуть их в маленькую коробку и затем закопать во время следующих похорон, в могиле, которая была выкопана позади церковных хоров.

Вскоре после этого как-то вечером понадобилось принести книгу из церкви, и одну девушку послали за ней; некоторые говорят, что её звали Гвюдрун. Но когда она открыла церковь, ей померещился горбатыйчеловек, сидящий на скамье напротив алтаря.

Она не обратила внимания на это видение, а взяла с алтаря книгу и потом вернулась своей дорогой на хутор. А о видении она никому не рассказала.

Ночью ей приснилось, что этот самый горбун, которого она видела сидящим в церкви, пришёл к ней и произнёс ей стих:

Холодна земля за церковью,
Йоун Крах лежит там скрюченный;
На востоке и на западе
ровно все лежат, кроме Йоуна.
И после этого он исчез, а она, проснувшись, запомнила стих.

Утром девушка отправилась к священнику и рассказала ему, что случилось, сперва вечером в церкви и затем ночью по сне, и повторила стих.

Услышав это, священник велел откопать коробку, в которой были кости, и сделать для них другой ящик, побольше. Потом он взял кости и разложил их как можно ближе к тому, как они должны были лежать в теле, и теперь уже старался вовсю. После этого гроб снова закопали, по обычаю.

На следующую ночь Гвюдрун снова приснился тот самый человек, но уже без горба. Он будто бы пришёл к ней и произнёс так:

Были прибраны мои кости
лишь благодаря тебе;
будь же счастлива, злата Хлин,
пока жизнь не оборвётся.
Больше он ей не снился. Но история рассказывает, что с тех пор эта девушка стала очень удачливой.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Больше земли, больше земли („Meiri mold, meiri mold!“)

Жил однажды сын священника. Он был легкомысленный, большой зубоскал и не слушался, хоть его и увещевали.

Как-то раз, когда хоронили покойника, на дворе выкопали большие кости. Среди них были огромные кости ног и рук. Сорванец взял одну и много говорил о том, что, мол, силён был тот, кому они принадлежали, но теперь его могущество сгинуло. Произнёс он ещё немало насмешливых слов. Люди сказали, чтобы он перестал, но мальчик только посмеялся над этим.

До Рождества не случилось ничего, о чём стоило бы рассказать. А на Рождество священник устроил пир. Вечером в сочельник люди начали сходиться к нему и после захода солнца собрались все. Когда накрыли столы и принесли еду, в дверь постучали. Люди испугались и никто не смел выйти. Всё же один подошёл к дверям и никого не увидел. Он вернулся и сказал, что никого нет. Тогда снова постучали. Теперь вышел другой и никого не увидел.

У сына священника был старый воспитатель. Он говорит парню:

— Выйди ты! Похоже, что гость ищет тебя. Если там кто-нибудь окажется, молча бери его за руку и веди внутрь.

Сорванец пошёл наружу, хотя и нерешительно. Когда он подошёл к двери, снаружи оказался человек большого роста, но с седыми волосами. Сын священника взял его за руку, завёл внутрь и усадил за стол. Гость так крепко стиснул юноше руку, что того охватила дрожь. Вот гость садится за стол и ничего не ест, хотя ему и предлагают. Никто не обратился к нему, и он ни к кому.

Тогда воспитатель говорит сыну священника:

— Возьми тарелку, пойди к могиле, в которой хоронили последний раз; положи на тарелку земли и принеси гостю.

Мальчик сделал так, и когда принесли землю, гость начал есть. Когда тарелка опустела, он тихо сказал:

— Больше земли, больше земли!

Мальчик взял тарелку и снова принёс землю из могилы. Гость съёл почти всё и затем отодвинул тарелку от себя. Тогда велел воспитатель сыну священника предложить пришельцу вино для причастия. Юноша сделал так, и гость принял две рюмки; тогда он встал, крепко взял мальчика за руку и вывел его наружу.

Он вышёл на кладбище и подошёл там к маленькому домику; высокий человек вошёл внутрь, там была постеленная кровать. Он показал, чтобы мальчик лёг на неё. Тот не посмел поступить иначе.

Тогда старик сказал:

— Теперь посмотри над собой!

Он сделал так и увидел, что там висит обнажённый меч, ужасно большой и острый, и висит на одном волоске. Остриё было направлено прямо в сердце юноши. Он так испугался, что застыл от ужаса. Он не смел двинуться и весь покрылся холодным потом.

Когда он пролежал некоторое время в таком смертельном страхе, высокий человек сказал:

— Ты высмеял мои кости, и что я теперь бессилен, но посмотри сейчас, какой малой стала твоя сила, когда ты видишь смертоносный меч, висящий над тобой. Так он висит на волоске над всеми вами, и узнаёшь это не раньше, чем он пронзит сердце, и тогда исчезает вся заносчивость. Запомни это и впредь не высмеивай покойных; будь осторожен и будь готов к тому, что смертоносный меч проткнёт твоё сердце насквозь, когда меньше всего будешь ожидать.

Тут высокий человек взял юношу за руку, поднял его с кровати и вывел наружу. Там юноша свалился в обморок.

Мальчика искали вечером и утром, но не нашли. Когда рождественское богослужение было в самом разгаре, сын священника очнулся от обморока и не увидел никакого строения, и он всё ещё был на кладбище. Он пошёл в церковь и выслушал богослужение, не отлучаясь, как он всегда делал раньше. Его отцу показалась доброй эта перемена, и после этого его сын стал весьма добронравным и удачливым. Он никогда не забывал ту ночь, когда он лежал под мечом, который висел над ним на одном волоске.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Призраков попросили о помощи (Draugar beðnir hjálpar)

В одну зиму, ещё до того, как я сам принял под начало судно, я был гребцом под началом одного капитана по имени Магнус. Однажды мы вышли из Оулавсвика; погода была ясная, но до самого Рифа лежал лёд, поскольку раньше ветер дул с севера. Когда корабли вышли к Пескам, все стали на вёсла, и мы тоже. Но через несколько часов потянул ветерок с востока. Тогда весь лёд понесло к берегу до самого Прибойного мыса, а к вечеру ветер переменился на западный и юго-западный, и оттеснил льдины ещё ближе к берегу. Наше судно и ещё два корабля кое-как добрались до Крестовой бухты к самому закату, а другие суда зашли во льды и могли продвинуться вперед всего лишь настолько, насколько ветер гнал лёд, а причалить нигде было нельзя. Одно судно добралось до Сандафлёгюр (Песчаных полей), но едва люди сошли, его раздавило льдинами в щепки. А другое судно, кеплавикское, прибило к берегу близ устья реки Хёскюльдсау. Шестеро спаслись, но судно снова отнесло в море, а на нём оставались трое моих земляков. Капитаном у них был человек по имени Энунд (сейчас его уже два года как нет в живых). Его корабль добрался до берега между Кеплавиком и Хёскюльдсау. Там у берегов лежал плотный лёд.

Он позвал нас на помощь, но когда мы подошли к судну, стало ясно, что одним нам не справиться, и меня послали за подмогой в Кеплавик. Была уже глубокая ночь, и когда я добрался до Кеплавика, моим глазам представилось странное зрелище: мне показалось, что передо мной стоит множество людей. Я подумал: «Вот это весьма кстати», окликнул их и говорю: «Ребята! Помогите нам спасти корабль, тут у берега!» — а они не обращают внимания.

Во второй раз я обратился к ним так: «Ребята, пожалуйста, имейте совесть, не бросайте нас, помогите нам!». А они молчат. И тогда я говорю им: «Ну и подлецы же вы, если не хотите помочь нам в такой беде и даже разговаривать не хотите!»

Потом я отвёл взгляд. Вокруг никого не было, только кромешная тьма. И тут меня охватил страх. Я пошёл обратно к кораблю, и мы сами вытащили его с большим трудом.

Уже став капитаном на Песках, однажды на рассвете я пошёл на берег, посмотреть, какая будет погода. Мне показалось, что на восточном перевале на Угоре стоит человек. «Да пошлёт тебе Господь добрый день, товарищ!» — говорю я, а он — ни слова. «Отчего ты так рано поднялся? Тты что, решил, что погода будет хорошая и можно будет выйти в море?». А он всё молчит. Мне стало не по себе, и я убежал обратно. А когда рассвело, я отправился туда проверить, остались ли следы, потому что накануне выпала пороша; но никаких следов там не оказалось.

А в другую зиму корабль из Гювюскаулар, на котором я был, не смог причалить из-за сильного прибоя. Он причалил в Песках, и там ему пришлось целую неделю пережидать бурю. Однажды вечером нам случилось взойти на холм, чтобы посмотреть, хорошо ли защищены суда, потому что непогода совсем разбушевалась. Среди нас был покойный Оулав Торбьёрнссон. Мы взглянули на корабли. Всем нам привиделось, что к ним приблизились девять человек. Они обошли кругом каждое судно; казалось, они что-то тщательно ищут. Наконец они выбрали корабль из Гювюскаулар. Они все взошли на него и сели на вёсла.

После этого капитан забрал свое судно, и вскоре оно затонуло, когда причаливало при сильном прибое, с девятью человеками на борту.

(перевод Ольги Маркеловой)

Датский капитан (Danski kapteinninn)

Когда Йоунас Йоунссон, который потом стал священником в Рейкхольте, был священником в Хёвди в Хёвдахерви, как-то раз на церковном кладбище хоронили покойника. Те, кто копал, нашли целый сундук, окованный железом. Он был устроен, как обычные старые датские сундуки для одежды, и покрашен снаружи.

Когда священнику сообщили об этом, он пошёл посмотреть на находку. Он приказал им взломать ящик и, когда это сделали, увидел, что в ящике кости какого-то человека, и этот человек раздёлен в бёдрах на две части и таким образом уложен в ящик. Священник решил, что здесь нечто необычное, и захотел попробовать узнать, что случилось, и кто был здесь так похоронен. Священник взял из ящика ребро и припрятал его.

Укладываясь вечером спать, он положил эту кость себе под голову. Когда священник уснул, ему приснилось, что к нему пришёл человек. Он был в цветной одежде и представительно одетый. Он обратился к священнику на стародатском языке и попросил его отдать ему кость. Священник спросил, кто он был такой и в чём причина того, что его похоронили таким способом.

Тот рассказал о себе, что был капитаном корабля, шедшего сюда из Дании, и умер в открытом море, и корабельщики положили его в сундук для одежды, принесли сюда и похоронили. Священник спросил, не положили ли в землю рядом с ним деньги.

Тогда ему показалось, что тот с загадочным видом ответил:

— Я в состоянии утаить это от вас.

Затем капитан исчез. А на следующее утро священник сунул кость в могилу.

(перевод Тимофея Ермолаева)

«Ты забыл мою кружку» („Þú gleymdir kollunni minni“)

Амтман Бьяртни Тораренсен имел обычай устраивать для своих домочадцев по два пира в год: один на Рождество, другой — в день, когда на его хуторе заканчивалась уборка сена. Тогда амтман и домочадцы сидели за одним столом. Там была в изобилии и еда, и выпивка, и весёлые разговоры. Говорят, женщинам тогда следовало остерегаться, чтобы их не напоили допьяна. На этих пирах работнику по имени Клаус наливали вволю хмельного в его кружку, которую называли «Клаусова кружка». В неё, говорят, входила целая бутыль. Клаус уже давно служил у амтмана: он переехал с ним на север страны, когда тот заступил на свою должность в 1833 году. Должно быть, Клаус забавлял амтмана. Он был страшный пьяница. Рассказывали, что он иногда клянчил выпивку в Рейкьявике, читая стишки, которые амтман сочинял про него.

И вот настал день окончания сенокоса, и под вечер амтман отправился в Акюрейри и взял с собой Клауса и ещё кого-то из домочадцев. А ночью они пустились в обратный путь.

На следующее утро погода выдалась хорошая. В эти дни работники должны были косить заливой луг. В то утро Клаус встал, как всегда, рано, хотя накануне вечером хорошо залил за воротник. Он взял свою косу и пошёл на луг. Он немного покосил, положил косу, сказал, что ему плохо, и у него болит голова, — и прилёг на кочку. Другие нескоро пришли проведать его. Разбудить Клауса не удалось, как его ни трясли. Тогда косцы отправились домой и сообщили об этом амтману. Бьяртни тотчас послал за Олавом Тораренсеном, врачом с Хова. Он сразу приехал, осмотрел Клауса и сказал, что тот скончался. Он объяснил, что с ним случился апоплексический удар: от того, что ноги у него были в холоде, и от вчерашней попойки. Амтман велел несколько ночей бдеть над покойником, а потом устроил ему похороны честь по чести.

И вот настало Рождество. Амтман, как всегда, закатил пир, а после люди разошлись спать. Амтман продремал некоторое время, и тут к нему явился Клаус и говорит: «Сегодня ты забыл мою кружку». Амтман проснулся, встал и оделся. И тут он слышит, что в соседней комнате его писарь ещё не лёг. Амтман позвал его и велел сходить за свечой. Писарь быстро исполнил поручение и вернулся. Тогда амтман достал бутыль водки, Клаусову кружку и рюмку и попросил писаря пойти с ним на кладбище. Они встали у могилы Клауса. Амтман берёт кружку, трижды наполняет её и выливает в трещину или дырку в надгробии, сам пропускает рюмку и говорит: «Вот наши кружки, Клаус!» После этого амтман с писарем пошли домой спать. Больше Клаус амтману не снился.

Писарь спросил амтмана, почему он так сделал, и тот поведал ему обо всём. А писарь рассказал эту историю другим через много лет.

(перевод Ольги Маркеловой)

Покойник приходит к своим костям (Dauður maður vitjar beina sinna)

Когда преподобный Йоун Хатльгримссон Бакман, пастор в Клёйстюрхоуль (Монастырском Холме) (ум. 1845), учился в школе, однажды между школярами возник спор о том, могут ли умершие возвращаться к своим костям. Одни считали, что могут, другие, — что нет. Через некоторое время на кладбище были похороны, и школяры решили не упускать случая проверить, кто из них прав. Они взяли выкопанную при рытье могилы, кость — ключицу, и под вечер подложили под голову одному мужичку, спавшему у дверей в той же комнате, что и некоторые из них. Мужик не знал о том, что затевают школяры. Ночью почти все юноши бодрствовали: им было любопытно посмотреть, что будет. Едва мужик заснул, как начал сильно метаться; бился изо всех сил; и внезапно проснулся. Школяры сказали ему, что он спал беспокойно. Он ответил: а как же, мол, иначе, ведь ему приснилось, что в дверях стоит человек. Он был мрачен и угрюм и указывал на свою ключицу. Под конец он начал угрожать ему, — и тогда мужик проснулся. Школяры сочли, что их спор разрешён. На следующий день они закопали кость на кладбище, и после этого её обладатель больше не объявлялся.

(перевод Ольги Маркеловой)

Больничный призрак (Spítalasvipurinn)

Давным-давно в больнице в Рейкьявике умер какой-то француз. Труп вскрыли. Вскоре после его похорон одна девушка стирала белье в подвале больницы поздно вечером. Когда пробило двенадцать, к ней пришёл человек, немного постоял возле её корыта и вновь вышел. Через некоторое время он снова вошёл, опять немного постоял и вышел. Этот человек был рослый, черноволосый. Так продолжалось до четырех часов утра. Тогда человек вышел и уже не вернулся, — но девушка до смерти напугалась. Она обрадовалась, когда рассвело, и все начали вставать. Девушка рассказала, что произошло ночью, и все решили, что к ней, наверно, приходил француз: его лёгкие обнаружились на подоконнике в подвале — их забыли положить в гроб вместе с телом. Потом их зарыли, и после этого француз больше не являлся.

(перевод Ольги Маркеловой)

Приснившиеся стихи (Draumvísur)

Когда в долине Баурдардаль в 1833 возводили новые постройки на хуторе Сандвик (Песчаная бухта), Эрленд Стюрлусон работал на стройке вместе с другими людьми. Однажды ночью, вскоре после того, как начали копать землю под фундамент, к нему во сне пришёл рослый человек. Он сказал эти строфы, а потом исчез:

Новоселья заждались
Под непрочным кровом:
Старый Сандвик собрались
Отстраивать снова.
Но надгробье надо мной
Пусть лежит покуда.
Кто нарушит мой покой —
Не избегнет худа.
Но если в месте вы ином
Обитать решите, —
Ставьте смело там свой дом,
Счастливо живите.
На следующий день рабочие наткнулись на большую плоскую скалу, недокопав до глубины, намеченной для фундамента. Из-за этого сна они решили не трогать камень и так и не взглянули, что же скрывается под ним. Мы не знаем, объявлялись ли в Сандвике какие-нибудь привидения до или после этого случая. Брат Эрленда, Хатльдоур, жил в Сандвике семь лет (1835–1842), и человек, пришедший во сне, скорее всего, хотел сделать предупреждение потомкам будущего хозяина.

Однажды Эрленду Стюрлусону приснилось, что он стоит возле какого-то камня на туне близ реки Рёйдарау (Красная река). Там он увидел сундук, а на нём были написаны такие стихи:

Море приняло мальца.
Он в волнах обрел жильё.
Спрятал здесь, на дне ларца
Он сокровище своё.
Больше никаких рассказов, связанных с этими стихами, нет.

(Эрленд Стюрлусон, который рассказал нам эти сны, в своё время широко славился своим умением сочинять стихи. Он происходил из многочисленного Рода Стурлы в Тингэйарсисле. Родился он на хуторе Фльоутбакки (Холм у реки) 4 октября 1790, а умер в Гёйталёнд 17 июня 1866. От него пошёл многочисленный род. — По рассказу Эрленда Сигурдссона, хозяина хутора Бреттингстадир. Рукопись Конрада Эрлендссона, учителя).

(перевод Ольги Маркеловой)

Мёртвые напоминают живым об их обещаниях (Draugar herma loforð á lifendur)

Вылей из бочонка (Helltu út úr einum kút)

Как-то раз жили-были двое знакомых, один молодой, а другой пожилой.

Как рассказывают, последний любил выпить, и молодой пообещал пригласить его к себе на пир. Но прежде чем это случилось, старик умер.

Он был похоронен возле церкви. А молодой женился, и свадьба проводилась возле этой же церкви.

Ночью жениху приснилось, что его друг пришёл к нему и сказал:

Вылей из бочонка
на мою могилу.
Мои кости водки
нынче жаждут сильно.
Он поднялся на ноги и полил на могилу своего друга из четырёхлитрового бочонка, и больше тот ему не снился.

(перевод Тимофея Ермолаева)

«Померк былой румянец…» („Horfinn er fagur farfi“)

Однажды возле пасторской усадьбы зарывали покойника, и могилу копали работники пастора. У пастора была одна служанка, молодая и не робкого десятка. Она пришла на кладбище, когда вырыли уже глубокую яму. Когда она приблизилась к могильщикам, они достали одну кость. Это была бедренная кость, огромного размера. Девушка увидела эту кость, ощупала её и говорит: «Наверно, с ним приятно было целоваться, пока он был жив!» После этого она положила кость на землю и ушла. День идёт своим чередом, вечереет, становится совсем темно, и зажигают свет. Тут пастор хватился одной книги, которую забыл на алтаре в церкви. И он просит эту самую девушку сходить за книгой, так как все знали, что она совсем не боялась темноты. Девушка согласилась, входит в церковь, берёт с алтаря книгу и идёт обратно к выходу. Уже у самого выхода из церкви она видит: на угловой скамье с северной стороны сидит огромный мужик с большой бородой, обращается к ней и произносит такие стихи:

Померк былой румянец.
Погибший — пред тобою.
Любуйся, любопытная:
Ледян мой лик и бледен.
Покровы Хильд[38] на храбром
Пробиты в давней битве.
Ланиты землёй покрыты…
Лобзай же, коль дерзаешь!
Девушка и бровью не повела, подошла к нему и поцеловала. После этого она отправилась с книгой восвояси и добралась до дому без приключений. По другим рассказам, девушка не осмелилась поцеловать мужика, когда он обратился к ней, её охватил смертельный ужас, она выбежала из церкви, повредилась в уме и так и не оправилась от этого до конца жизни. Но все сходятся на том, что бедренная кость принадлежала какому-то древнему богатырю: он встал из могилы, явился ей на скамье в углу и сказал этот стих.

(перевод Ольги Маркеловой)

Жених и привидение (Brúðguminn og draugurinn)

Однажды четыре человека рыли на кладбище могилу; некоторые говорят, что это было в Рейкхоуларе. Все четверо были люди веселые и любили посмеяться, но больше всех веселился один молодой задорный парень. Когда могила была почти готова, они нашли в ней много человеческих костей, в том числе и бедренную кость небывалых размеров. Веселый могильщик схватил эту кость, оглядел со всех сторон и приставил к себе. Говорят, будто она достала ему до пояса, а он был среднего роста. Тогда он возьми и скажи в шутку:

— Вот небось был знатный воин! Хотел бы я, чтобы такой гость пожаловал ко мне на свадьбу!

Остальные ему поддакивали, однако сами не шутили, и в конце концов весельчак положил бедренную кость обратно в могилу.

Как прошли следующие пять лет, ничего не говорится, но вот тот самый весельчак собрался жениться. Он обручился, и в церкви было сделано уже два оглашения. После второго оглашения его невесте три ночи подряд снился один и тот же сон. Ей снился богатырь невиданного роста, который спрашивал у нее, помнит ли ее жених, как он шутил несколько лет назад. В последний раз богатырь предупредил невесту, что хочет ее жених или не хочет, а на свадьбу к ним он все равно явится. Невеста ничего не ответила, однако ей стало не по себе, да и немудрено: уж очень он был высок ростом. Утром она спросила у жениха:

— Кого ты собираешься пригласить к нам на свадьбу?

— Я еще не думал об этом, — ответил жених. — Давай подождем третьего оглашения.

— Значит, ты еще никого не приглашал?

— Нет, никого, — ответил жених, однако задумался. — Приглашать-то я никого не приглашал, это точно, — проговорил он наконец. — Впрочем, несколько лет назад я сказал в шутку огромной бедренной кости, которую мы нашли, копая могилу, что хотел бы видеть у себя на свадьбе такого богатыря. Только, по-моему, это нельзя считать приглашением.

Невеста нахмурилась и заметила, что шутка была неуместная.

— А знаешь ли ты, — прибавила она, — что тот, над кем ты пошутил, намерен прийти к нам на свадьбу?

И она поведала жениху о своих снах. Встревожился жених и признал, что лучше бы ему в тот раз попридержать язык.

На другую ночь богатырь приснился ему самому. Ростом он не уступал великану и был на вид грозен и угрюм.

— Уж не вздумал ли ты отказаться от своего приглашения? — спросил он у жениха. — Помнишь, пять лет назад ты пригласил меня к себе на свадьбу?

Жених струсил не на шутку, но сказал, что обратно своих слов не берет.

— Ну, ты как хочешь, а я все равно явлюсь, — сказал богатырь. — Посмеялся всуе над моей костью, вот теперь и расплачивайся.

С этими словами привидение исчезло, и жених спокойно проспал до утра. А утром он рассказал свой сон невесте и просил у нее совета, как ему быть.

— Вот что сделай, — сказала невеста. — Найми плотников и построй дом для человека, посетившего нас во сне. Такой, чтобы он мог стоять в нем во весь рост. Ширина дома должна быть не меньше, чем высота. Стены надо украсить, как в свадебном зале, стол накрыть белой скатертью и поставить угощение — тарелку освященной земли и бутылку воды. Другой пищи привидения не едят. Перед столом надо поставить стул, а рядом постелить постель, вдруг гостю захочется отдохнуть. На столе должны гореть три свечи. И тебе придется самому проводить туда гостя. Но только помни, нельзя входить в дом впереди гостя, а также оставаться с ним под одной крышей. Живой должен отказываться от всего, что бы ему ни предложил мертвец, и вообще поменьше с ним говорить. Пригласи его отведать того, что стоит на столе, а потом запри дверь на засов и уходи.

Жених сделал все, как велела невеста.

Подошел день свадьбы, жениха и невесту обвенчали, и гости сели за стол пировать. Вот уже стемнело, а между тем ничего особенного не произошло. Гости сидели и беседовали, тут же были и жених с невестой, как того требовал обычай. Вдруг раздался громкий стук в дверь. Никому не хотелось идти открывать. Невеста толкнула жениха в бок, он побледнел. Стук повторился уже сильней. Тогда невеста взяла жениха за руку, подвела его к порогу, хоть он и сопротивлялся, и отперла дверь. За дверью стоял человек огромного роста. Он сказал, что пришел к ним на свадьбу. Невеста велела жениху принять гостя и вытолкнула его из свадебного зала, потом она помолилась за него и снова заперла дверь.

Говорят, что жених провел гостя к дому, который был выстроен нарочно для него, и пригласил войти внутрь. Пришелец попросил жениха войти первым, но тот наотрез отказался. В конце концов гость вошел в дом.

— Я отобью у вас охоту смеяться над мертвыми костями! — буркнул он.

Жених притворился, будто ничего не слыхал, попросил гостя подкрепиться, чем Бог послал, и не обижаться, что хозяину недосуг побыть с ним.

— Да зайди ты хоть на минутку! — попросил гость.

Жених опять решительно отказался.

— Ну, не хочешь сейчас посидеть со мной, зайди попозже меня проведать, — сказало привидение.

Но жених и от этого отказался, захлопнул дверь и запер ее на засов.

Потом он вернулся к гостям. Все сидели молча — приход необычного гостя расстроил беседу. Только невеста осталась весела. Вскоре гости разошлись и молодые легли спать. Утром жених хотел пойти взглянуть на вчерашнего гостя, но невеста сказала, что ему не следует идти туда одному, и они пошли вместе. Невеста первая открыла дверь. Гостя в доме не оказалось. Он вылил всю воду, а землю с тарелки рассыпал по полу.

— Так я и думала, — сказала она. — А войди ты первым да коснись этой земли хотя бы кончиком башмака, ты оказался бы во власти привидения и уже никогда не вернулся бы к людям. Мне же от этой земли вреда не будет. Сейчас я тут подмету и уберу.

А иные говорят, что привидение перед уходом подошло к двери свадебного зала, — а может, к спальне жениха и невесты, — и пропело:

— Благодарить не буду никого,
поскольку не отведал ничего,
кроме чистой водицы
и черной землицы.
После свадьбы привидение больше ни разу не навещало эту чету. Они жили долго и счастливо и очень любили друг друга.

(перевод Любови Горлиной)

Кувшин молока (Mjólkurkannan)

Бьярни Йоунссон, известный по Лахсамири [Лосовевое Болото], где он жил в конце своей жизни и умер в возрасте восемьдесяти лет, сперва жил на хуторе Драбластадир [Двор Простокваши] в Ньоускадале. Его жену звали Хельга.

Как-то раз в летнюю пору в Драбластадир явился некий путешественник, знакомый супругам, и застал Хельгу за доением. Она была гостеприимная женщина и предложила этому человеку угощение, но он отказался и сказал, что не может задерживать своё путешествие. Хельга принесла молока в кувшине и предложила ему пить, но он не захотел и сказал, что выпьет его, когда пойдёт обратно, затем попрощался с ней и пошёл своей дорогой.

Он направлялся на восток, но утонул в реке Ньоускау. Тело нашли и похоронили в Драбластадире.

На следующую после похорон ночь женщине приснилось, что он пришёл к ней и попросил у неё молока; она не придала сну никакого значения. Но вторую ночь ей снова приснился этот человек, он жадно требовал молока и теперь был весьма груб.

Женщина оказалась в затруднении, но ей пришло на ум вот что: она наполнила кувшин, тот самый, который она приносила ему ранее, свежим молоком, отнесла его на кладбище и вылила молоко на могилу этого человека. После этого он ей не снился.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Мёртвая старуха ест варенец (Kerlingin sem át draflann dauð)

Супруги по имени Сигурд и Гуннхильд жили на Сельтьярнарнесе (ни их отчеств, ни названия хутора я не узнал) на рубеже XIX века. Тот хутор делили между собой две семьи. У Сигурда и Гуннхильд была на попечении нищая старуха, которая должна была жить у обоих соседей по очереди. Но когда она прожила положенный срок у Гуннхильд с супругом, их сосед не захотел брать её к себе и выгнал со скандалом. От этого старуха захворала; это врезалось всем в память. Сигурд и Гуннхильд взяли старуху к себе и пообещали, что не дадут её в обиду. У супругов была рыжая тёлка, которая вскоре должна была отелиться. Старуха часто говорила, что ей просто страсть как хочется попробовать первое молоко Рыжухи. День ото дня старуха всё слабела, и в конце концов немощь свела еёе в могилу.

Это было в начале зимы, как раз в то время, когда тёлка вот-вот должна была отелиться. На закате дня старуха умерла. Зажгли свет, её положили на постель и закрыли ей глаза, нос и рот. Через некоторое время старуха садится и начинает шарить над собой и на полке. Сигурд подбежал к ней, повалил обратно и спрашивает: «Что тебе, чёрт возьми, надо?!». Через некоторое время она опять садится и опять начинает шарить вокруг себя. Сигурд снова повалил её обратно, не более любезно, чем в первый раз: он был грубиян и притом силач. В это время Гуннхильд решила взять у тёлки немного молока и сварить его. Пока старуха лежала больная, она часто говорила: «Гуннхильд, только бы мне не умереть раньше, чем твоя Рыжуха отелится!» Пока Гуннхильд варила молоко, старуха опять села и начала шарить вокруг себя. В этот миг Гуннхильд вошла с деревянным сосудом на две марки[39], полным молозива. Она скормила всё молоко старухе, а старуха всё проглотила. После этого она откинулась обратно не постель и больше не вставала. А пока супруги возились со старухой, у их соседей околели корова, которая должна была отелиться осенью, и хорошая лошадь.

(перевод Ольги Маркеловой)

Свадебный гость (Brúðkaupsgesturinn)

В одной усадьбе с церковью в Исландии сталось так, что на кладбище должны были похоронить тело усопшего, как обычно, когда же там рыли яму, то вместе с землёй выкопали огромную человеческую бедренную кость, а один из присутствовавших, человек молодой и весёлый, взял эту кость, стал приставлять её к себе для сравнения, потешался над размером кости и пошутил, что было бы любопытно посмотреть на человека, у которого были такие большие кости, и сказал:

— Было бы забавно иметь на своей свадьбе такого парня, и если бы я мог, то пригласил бы его на пир.

Тогда один из тех, кто находился поблизости, спросил его, не испугается ли он, если покойник придёт на его свадьбу. Но юноша ответил, что не испугается, даже если тот придёт, поскольку гостю будет поучительно и занимательно оказаться на его пиру:

— И я, конечно, скажу этому человеку «Добро пожаловать!».

Вот пролетели дни и годы и настали новые времена, и сталось так, что вышеупомянутый юноша решил жениться, и подошёл день свадьбы.

А в ночь перед свадьбой будущему жениху приснилось, что к нему пришёл человек очень высокого роста, нарядно одетый и хорошо сложенный, с величественным и серьёзным лицом. Он сказал весьма раздражённо:

— Я собираюсь прийти к тебе завтра и принять твоё приглашение, которое ты сделал мне, когда шутил с моей костью. Ты, наверное, помнишь, что тогда было, и для тебя разумнее сдержать своё слово, иначе тебе не поздоровится. Я также велю своим товарищам сопровождать меня.

Сказав так, он исчез, а юноша проснулся, и сон его удручил, и теперь он очень раскаивался, что был когда-то столь болтлив, что пригласил того, кому принадлежала эта кость. Утром люди были неприятно удивлены, когда увидели, что жених очень печален и словно объят ужасом вместо того, чтобы быть оживлённым, как все привыкли его видеть, весёлым и в радостном ожидании свадьбы, но никто не знал, в чём причина.

В конце концов священник, который должен был венчать его с невестой, спросил его, почему он так расстроен, и тогда он сказал священнику, что ждёт в гости того, кому, как он боится, убранство пира покажется ничтожным. Затем он рассказал священнику всю историю: и что он говорил возле ямы, и что ему приснилось.

Священник сказал, что он не должен этого бояться.

— И я позабочусь, — сказал он, — чтобы тебе ничто не навредило, и будет хорошо, если ты говоришь мне правду.

Священник приказал занавесить маленькую комнату, расставить там столы и скамьи и красиво украсить. Затем он велел поставить туда бутылки и рюмки и наполнил их святой водой. Затем он велел поставить на столы тарелки и всё, что необходимо для еды, ложки, ножи и так далее, а тарелки он наполнил освящённой землёй.

Затем одному человеку поручили следить за тем, когда появятся неизвестные гости, и показать им места в вышеозначенной комнате, и в то время, когда народ сел за столы, пришло двенадцать человек огромного роста, и один из них был самым высоким и шёл впереди. Они предпочитали держаться тени.

Тогда им указали их места, которые они и заняли. Рюмки перед ними наполнили, и они выпили святую воду. Затем они сидели там весь день с радостным видом, ели эту землю и пили эту воду, но не произносили ни слова, а вечером встали из-за стола, вежливо поклонились и ушли прочь, и это происшествие казалось очень удивительным. Хоть некоторым они показались опасными, их визит никому не навредил.

Так прошёл вечер, пока люди не пошли спать, жених лёг рядом с невестой и сладко заснул, как знакомо тем, кому выпадало и кто испытал это, а ночью ему приснилось, что вышеназванный рослый гость пришёл к нему с радостным видом, поблагодарил его за дружеское угощение и сказал:

— Плохо бы тебе пришлось, не воспользуйся ты помощью более умных людей. Но раз тебе так хорошо удалось сдержать своё слово, то я хочу сейчас оказать тебе дружескую услугу в ответ и приглашаю тебя прийти в мой дом и принять сегодня ночью угощение от меня.

Когда же юноша задумался о разнице: спать в объятиях молодой жены в кровати новобрачных или же отправиться в жилище мёртвых в тёмную могилу, где так холодно и плохо, то его пробрала ледяная дрожь. Затем он вздохнул и сказал:

— Каким образом я, живой, могу последовать за тобой в твой дом в царстве мёртвых, если только не оставлю всё, что получил в этой жизни, и саму жизнь, и как ты полагаешь, будет ли мне это приятно в такое время, когда пришла весна блаженства и пора любви? Поэтому я прошу тебя простить меня, даже если я откажусь от твоего приглашения.

Тогда пришелец сказал:

— У тебя нет другого выбора, кроме как отправиться со мной и принять моё приглашение, и я ручаюсь, что с тобой ничего не случится, и я верну тебя домой обратно к твоей жене в целости и сохранности прежде, чем рассветёт.

Тогда жених предпочёл идти.

Затем он будто бы в спешке оделся и пошёл за этим незнакомцем туда, где когда-то копали яму, из которой достали ту кость. Тогда его спутник взял жениха за руку и провалился с ним под землю. Они миновали тёмные подземные убежища, пока не пришли к красивому дому. Огромный человек завёл своего гостя внутрь. Дом был красивый внутри и освещался множеством огней. Там уже было одиннадцать человек, которые радушно их встретили. На стол выставили вино и еду, и то были прекраснейшие кушанья и лучшее вино.

Уселись они затем все за стол и пили и ели, сколько кому хотелось. Все они были веселы и любезны со своим гостем, и общество показалось ему очень интересным. Когда же они просидели большую часть ночи, развлекая себя вином и кушаньями, занимательными беседами и историями, этот высокий человек сказал своему гостю:

— Теперь я полагаю, что тебе кажется, что пришла пора, чтобы я сопроводил тебя домой. Но как тебе понравилось находиться у меня?

Тот ответил, что рад, что пришёл, и всё прошло наилучшим образом.

Тогда подземный житель сказал:

— Сейчас я провожу тебя обратно домой, но чтобы ты мог доказать, что случившееся с тобой было больше, чем сон, возьми с собой в подтверждение то, что трудно найти в твоих краях.

Взял он тогда со стола бараний бок и вручил юноше, и бок этот был гораздо толще и жирнее, чем он когда-либо видел, и он сунул его в свой плащ. Потом юноша попрощался со своими сотрапезниками и отправился восвояси, держа за руку своего товарища. Они пролетели сквозь тьму, пока не оказались на поверхности земли в том же месте, где спустились вниз. Они шли своей дорогой, пока не пришли к кровати новобрачных. Тут пришелец по-дружески простился с женихом и затем исчез, а тот будто бы лёг спать во второй раз рядом со своей женой и проснулся лишь утром в её объятиях.

Тогда он рассказал, что случилось ночью, и показал бараний бок, и тот пошёл по рукам, и никто не видал другого такого, столь он был жирный и толстый. Все сочли это происшествие очень занимательным.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Велела проститься с собой, как со всеми (Vildi láta kveðja sig sem aðra)

Одну девушку лет двадцати, из Селений, послали за чем-то на соседний хутор. На том хуторе мать хозяина лежала больная и, пока девушка гостила у них, умерла. Уходя, девушка попрощалась со всеми в той семье, как велит обычай. А на следующую ночь ей приснилось, что старуха, которая накануне умерла, явилась ей и спрашивает, почему она не простилась с ней, как с остальными. Девушка не знала, что и ответить, — а ночью ей не спалось. И так продолжалось три ночи подряд: старуха являлась и спрашивала о том же, и девушка из-за неё совсем лишилась сна. Тогда ей посоветовали подойти к гробу старухи и сказать ей «До свидания». Она так и сделала: попрощалась с покойницей и перекрестила её. После этого старуха к ней больше не приходила.

(перевод Ольги Маркеловой)

В ожидании надгробного камня (Beðið eftir leggsteini)

На могиле Анны Сигрид Мельстед, жены сислуманна в Хьяльмхольте (1790–1844) стоит красивый надгробный камень. Но его поставили туда не сразу. С этим камнем связана любопытная история. Паутль Мельстед очень скорбел по смерти своей жены и, говорят, вскоре после её кончины заказал в Копенгагене это роскошное надгробие. Его привезли на корабле в Эйрарбакки, а оттуда доставили до перекрестка возле Хрёйнгерди, — но дальше почему-то везти не стали. Без малого век спустя, в 1930 году, камень всё ещё лежал на том же месте, а ящик, в который он был запакован, весь истлел и рассыпался. Многие лошади отказывались идти мимо камня и далеко обходили его, сворачивая с торной дороги. Они оказались духовидцами, как выразился Торарин Паульссон, который записал историю об этом надгробии. Eго рукопись заканчивается так:

«И вот в один прекрасный день, весной, к Хрёйнгерди пешком подошёл человек — свою машину он оставил на обочине дороги. Он представился как Аусгейр Йоунссон из Лощины на Землях. Это был почтенный старец, предупредительный и щепетильный. Он поинтересовался: нельзя ли передвинуть надгробный камень с дороги на то место, где ему положено лежать, — а то прямо-таки тяжко смотреть, как такая красивая и нарядная дама стоит возле него в любую погоду. Его просьбу уважили и быстро исполнили. Перевозкой камня распоряжался преподобный Оулав Саймундссон, который тогда был пастором в Хрёйнгерди».

(перевод Ольги Маркеловой)

Мёртвые враждуют с живыми (Dauðir menn hatast við lifendur)

Привидение из Снайфедля (Snæfjalladraugurinn)

В давние времена жил в Снайфедле пастор по имени Йоун, а по прозвищу Стойкий. Он был сыном Торлейва. Пастор Йоун был человек мудрый, и в те времена это для многих было большим благом. Он был дважды женат, первую его жену звали Сесселья, она родила пастору троих детей, один из них жил вместе с отцом, и звали его тоже Йоун. От второй жены у пастора детей не было.

Случилось так, что Йоун, пасторский сын, влюбился в их служанку. В нее же влюбился и пасторский пастух. Как часто бывает в подобных случаях, Йоун и пастух враждовали друг с другом. Однажды в начале зимы пастух отправился в горы, чтобы пригнать домой овец, но в это время началась гололедица, и он вернулся домой без стада. Пастор решил, что пастух просто-напросто струсил, и стал посылать за овцами своего сына Йоуна. Йоуну не хотелось идти в горы.

— Там, видно, и впрямь не пройти, — сказал он отцу.

Но пастор не желал ничего слушать, и пришлось Йоуну подчиниться. Из этого похода он не вернулся, погиб где-то в горах, и даже неизвестно, нашли его труп или нет. Едва ли прах его покоился с миром на кладбище, потому что начал этот мертвец посещать и служанку и пастуха. Скоро привидение прославилось своей злобностью, чаще всего оно обитало на склонах Снайфедля и донимало путников, швыряя в них камнями. В пасторской усадьбе оно било стекла, умерщвляло овец, а иногда сидело вместе с женщинами, прядущими шерсть в общей комнате, и вечером ему всегда ставили еду, как и всем домочадцам.

Однажды работник пастора услыхал, как кто-то сдирает кожу с вяленой рыбы. Пригляделся он и увидел привидение.

— Возьми нож, приятель, — сказал работник.

— Мертвецам ножи ни к чему, — ответило привидение.

Того, кто делился с ним едой, оно никогда не трогало и не швыряло в него камнями.

Однажды зимой в тех краях случилось так, что во всех домах разом подошел к концу запас табака. Как помочь этой беде, придумал пастор Йоун. Он узнал, что на Север, в Акурейри, привезли табак, и отправил за ним привидение, при этом он щедро снабдил его едой на дорогу. Говорят, будто на Севере один человек видел, как привидение расположилось на камне и хотело подкрепиться, на земле у его ног лежал табак. Он возьми да скажи:

— Добрый человек, кто бы ты ни был, дай мне табачку!

Привидение посмотрело на него со злобой, сгребло в охапку табак и исчезло, но на камне, где оно сидело, остались табачные крошки.

После этого случая пастор Йоун надумал отправить привидение на Восток в Скоррастадир, к пастору Эйнару. Рассказывают, что пастор Эйнар был школьным товарищем пастора Йоуна и только с ним одним пастор Йоун делился своими заботами и поверял ему свои невзгоды. Привидение явилось в Скоррастадир и предстало перед пастором Эйнаром, когда тот уже лежал в постели.

— Ты что, хочешь здесь переночевать? — спросил пастор, увидев гостя.

— Да, — отвечало привидение. Гость показался пастору подозрительным. Неожиданно он кинулся на пастора, но тот успел выхватить из кровати доску и так ударил гостя, что повредил ему руку. Тут уж привидению пришлось открыться пастору и отдать ему письмо.

Пастор велел ему убираться, но гость попросил, чтобы ему дали какое-нибудь поручение. Тогда пастор сделал вид, будто одобряет такое желание, и велел ему вернуться домой, встретить по окончании службы в воротах кладбища пастора Йоуна и передать ему от него письмо. Не хотелось привидению возвращаться домой, да пришлось подчиниться. Встретило оно в воротах кладбища пастора Йоуна и вручило ему письмо, а в том письме были написаны заклинания от привидений. Пастор Йоун тут же стал заклинать привидение, чтобы оно оставило в покое и людей, и скотину и сгинуло в подземном царстве. В заклинании оказалась такая сила, что привидение тотчас исчезло под землей и, говорят, с той поры уже никому не причиняло вреда.

А еще говорят, будто одна старуха, кажется, это была Гудни из Арнарфьорда, позавидовала мудрости пастора Эйнара и решила с ним потягаться. Колдун Лейв советовал старухе не шутить с пастором, однако она пренебрегла добрым советом. И вот, рассказывают, однажды вечером в Скоррастадире раздался стук в дверь. Пастор Эйнар велел дочери посмотреть, кто пришел. Она подошла к двери, но там никого не оказалось. Потом постучали второй раз и третий, дочь пастора выходила на каждый стук, но так никого и не увидела. На четвертый раз она вышла на порог и обнаружила за углом дома человека, тот сказал, что ему надо видеть пастора. Она пригласила его в дом, но пасторее предостерег, чтобы она не шла впереди гостя, и поэтому она пропустила его первым. В комнате было светло, пастор Эйнар сидел у стола и писал.

— По какому делу пожаловал? — спросил он у гостя.

— Задушить пастора из Скоррастадира! — еле выговорил гость, потому что начал терять силы при одном взгляде на пастора Эйнара.

Пастор уложил гостя в постель, что стояла на чердаке, и изгнал из него злого духа. А на другой день в Арнар-фьорде умерла старуха Гудни, потому что пастор отправил к ней того самого духа, которого она накануне к нему присылала.

(перевод Любови Горлиной)

«Грядет суд Господень…» („Þegar á degi dóma…“)

В одной пасторской усадьбе при церкви как-то раз случилось вот что: в самой церкви завелись привидения. Кто бы ни входил в церковь после захода солнца, — все возвращались обезумевшими от страха. Однажды в усадьбу пришёл человек и попросился ночевать; домочадцы посетовали ему на привидений, а он заявил, что не испугается. Он попросил, чтоб ему постелили на ночь в церкви. Так и сделали. Когда он улегся на покой, а все остальные ушли прочь (ночь была тёмная), он увидел: из пола поднялся человек — огромный, страшный, подошёл к его постели и произнёс:

Призрак: Грядет суд Господень.
Гость: Грянет трубный зов.
Призрак: Выйдут сотни сотен
Гость: Из своих гробов.
Призрак: Содрогнётся сущее.
Гость: Своды неба треснут.
Призрак: Волей Всемогущего
Гость: Мёртвые воскреснут.
Призрак: О, сей грозный глас!
Гость: О, сей чудный час!
Гость: Ах, восторг для нас!
Гость поторопился, чтобы последнее слово осталось за ним, иначе он перепугался бы до смерти. Тогда призрак исчез и больше не объявлялся.

(перевод Ольги Маркеловой)

Грим из Сильврастадира (Silfrastaða-Grímur)

На хуторе Сильврастадир в Скагафьёрде жил когда-то богатый бонд, которого звали Гримом. У него было два ребёнка, которых звали Грим и Сильврун. Брату и сестре было хорошо вместе.

Одним летом отец с сыном поехали на запад в Скагастрёнд по своим делам. Там в устье Бланды стоял вытащенный на берег корабль. Из этой поездки Грим Младший вернулся домой в унынии и совершенно подавленным, и никто не мог узнать, что у него на уме. Его сестра Сильврун настойчиво расспрашивала его, и тогда он рассказал ей, что едва он увидел тот корабль, то ему так сильно захотелось владеть им и отправиться в плавание, что жизнь ему теперь не в радость из-за этого страстного желания.

Тут Сильврун отправилась к отцу, всё ему рассказала и попросила его во что бы то ни стало купить этот корабль для Грима и дать ему деньги для путешествия. Грим Старший тотчас купил корабль и дал своему сыну достаточно денег.

Грим Младший нанял четырёх матросов и приготовился к плаванию. Вот настала пора набрать воды. Он велел набрать воды в одну бочку, матросы же посчитали, что этого вряд ли хватит, и хотели взять больше, но Грим сказал, что не хочет больше брать воду отсюда, а собирается набрать ещё воды на Лаунганесе. Сделали так, как он хотел.

Вот они пустились в плавание и пришли к Лаунганесу. Тут Грим велел всем своим матросам поплыть в лодке на берег за водой, а сам он останется на корабле. Но когда они приблизились к берегу, Грим поднял парус и вышел в одиночестве в открытое море, и о его путешествии не рассказывается, пока он не пришёл к какому-то острову. Он бросил там в устье реки якорь, спустил вторую лодку на воду и переправился в ней на сушу.

Он шёл, пока не встретил человека, который пас овец. Грим спросил у этого человека имя, а тот ответил, что его зовут Грим Гримссон и живёт он недалеко оттуда. Он вызвал Грима из Сильврастадира на борьбу. Они боролись некоторое время и были столь равны по силе, что никто не мог согнуть другого.

Они прекратили борьбу, и тамошний Грим пригласил своего тёзку к себе переночевать. Они пришли к дому и вошли внутрь.

Тут старый Грим спрашивает у своего сына:

— С чем ты сейчас пришёл?

— Это человек, которому я намерен позволить остаться здесь на ночь, — отвечает молодой Грим.

— Да будет так, но мало хорошего принесёт мне Грим из Сильврастадира.

Вот остался Грим из Сильврастадира там на зиму и пас овец вместе со своим тёзкой

В канун Рождества пришла к ним в метель женщина с весьма грубым лицом и обмотанная железной цепью и сказала:

— Гида с Холмов Гиды приглашает Грима из Сильврастадира на рождественский пир, — и едва она это произнесла, цепь дёрнули, она отступила назад и исчезла.

Они вернулись с овцами домой и рассказали старому Гриму.

— Тогда мы с сыном будем сопровождать тебя, — сказал он.

Он рассказал Гриму из Сильврастадира, что Гида — троллиха, которая живёт в пещере не очень далеко оттуда, её муж прикован к постели болезнью, а у неё есть двое сыновей и одна дочь. Она чарами выманила Грима из Сильврастадира из Исландии, чтобы он женился на её дочери:

— И теперь мы пойдём все вместе и посмотрим, что случится.

Вот все они отправились в путь, нашли пещеру и вошли внутрь.

— Я вижу, сюда пришло больше, чем приглашали, — сказала Гида, — однако всем добро пожаловать.

Все они присутствовали на пиру, а в конце пира начали бросать кости. Случилось такое несчастье, что кость, которую метнул Грим, сын бонда, попала в в череп сына Гиды и тот упал мёртвым. Гида разгневалась и бросилась со своим мечом на Грима, но в этот самый момент старый Грим рубанул её так, что отсёк руку, затем подхватил меч троллихи и отрубил им ей голову. Кончилась их затея тем, что Грим с товарищами убили всех троллей и сожгли тела в жарком костре. Затем они обыскали пещеру и нашли там пристройку, полную золота и драгоценностей, и всё это они в течение зимы перевозили к себе домой.

Вот проходит зима, и Гриму из Сильврастадира захотелось домой, хоть он и виду не показывал.

Как-то раз весной старый Грим пришёл поговорить с ним и сказал:

— Я знаю, что ты затосковал по дому, да и дома ты сейчас нужен. Ныне первый овечий мор, что пришёл в Исландию, охватил овец в Сильврастадире, и дело обстоит так, что Скельюнг, овчар твоего отца, умер и стал появляться там как приведение, нападать на овец и убивать их, и никто не может их уберечь.

— Сейчас я приготовил твой корабль к плаванию, и мой сын Грим будет сопровождать тебя. Вы должны побрататься, и ты вернёшься в Сильврастадир и присмотришь за вашей торговлей, а он будет ежегодно привозить морем ваши товары.

— Вот шкура, и когда ты придёшь домой, вызовись стеречь овец. Надень на себя эту шкуру, и тогда ты сможешь победить Скельюнга. Вот тебе ещё верёвка, которой ты должен связать Скельюнга, пока ты сходишь домой и принесёшь огонь, чтобы сжечь его.

Вот побратимы Гримы вышли в открытое море. Им дул попутный ветер, и они пристали своим кораблём в устье Кольки. Грим сразу поскакал домой в Сильврастадир, взяв с собой шкуру и верёвку.

Его встретили там с распростёртыми объятиями, но отец его и сестра были весьма печальны, и он спросил, что тому причиной. Они рассказали ему, что случилось со Скельюнгом и какой проблемой стали убийства им овец.

Грим вызвался стеречь овец от него первой же ночью, что бы ни произошло. Им это показалось весьма опасным для него; однако сталось так, как он хотел. Он завёл овец в загон, улёгся снаружи, накрылся шкурой и верёвку взял с собой.

Некоторое время он лежал там. Затем явился Скельюнг, схватился за шкуру, и началась там борьба. Грим встал, и их схватка переместилась к большому камню, который находился в месте дойки овец. Грим повалил Скельюнга на камень, взял потом верёвку, привязал его к камню и отправился домой, чтобы принести огонь и сжечь Скельюнга.

А в это время Скельюнг притащил камень на юг в загон для ягнят. Грим сжёг его там и выбросил золу в реку. Та превратилась в три чёрные форели. Одну из них ещё долго ловили, и когда её разрезали на множество маленьких кусочков, кусочки эти снова срастались.

После этого они с Гримом продали свой товар, и всё прошло как они хотели.

Осенью Грим женился, и невеста его была лучшей в северных землях в то время, из Хова в Скагафьярдардалире.

Зимой его отец, Грим, умер, и он стал хозяйствовать в Сильврастадире. Следующей осенью он выдал свою сестру Сильврун за уважаемого бонда из Хоулара в Хьяльтадале.

Каждое лето его побратим Грим приплывал с товарами в устье Кольки. Грим из Сильврастадира сильно разбогател. Он жил там до старости и всегда считался самым зажиточным и замечательным бондом во всём Скагафьёрде.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Старуха из Скаульхольта (Kerlingin í Skálholti)

Когда пастор Вигфус Бенедиктссон (сын священника с Горы в долине Мирдаль) ещё был в учении в епископской школе в Скаульхольте, там целую зиму жили на попечении четыре нищие старухи, и их всех поселили в одной хижине. Две из них сильно не ладили, только и знали, что ворчать друг на друга и ссориться. В конце концов, одной из них показалось, что другая одержала над ней верх, — и она пообещала сопернице, что покончит с собой и будет являться ей как призрак, — и тогда уж с ней поквитается. Вскоре старуха порешила себя, как и грозилась. Ее положили в сарае, — но все заметили, что она начала ходить по ночам: в тот же вечер она скакала верхом на крыше дома, а другая старуха почувствовала, что на неё кто-то нападает: давит и щиплет, а потом её схватили за горло и едва не задушили. Когда новость об этом привидении проникла в школу, все школяры чуть не лишились рассудка от страха, лишь один Вигфус не испугался. Говорят, он знал кое-что (эти знания пригодились ему, когда он стал пастором на Хуторе в Адальвике). Когда тело старухи еще лежало в сарае, он как-то под вечер решил разведать, в чём дело, и пошёл в хижину нищенок по узкому подземному коридору. И когда он уже почти добрался до входа в комнату, он осмотрелся и видит, что призрак стоит у изголовья другой старухи: в комнату проникал свет месяца, и всё было видно. А все три старухи прилегли вздремнуть до заутрени. Вдруг он слышит, как одна старуха страшно стонет во сне, но сам стоит тихо, пока от её стонов не проснулась другая старуха. Она тут быстро вскочила с постели, побежала за огнём, а Вигфус спрятался так, чтоб она его не заметила. Но едва затеплилась свеча, призрак порхнул к дверям, а Вигфус попытался его схватить: сжал руки в узком коридоре; но никого не настиг, только почувствовал, что его оттолкнули к стене, а по коже прошёл мороз. Так призрак в тот раз и исчез, а старуха прекратила бормотать во сне и проснулась.

Тогда епископ велел взять тело старухи и зарыть за двором. Но в тот же вечер домочадцы заметили, что она сидит на коньке церковной крыши и раскачивается взад-вперёд. Школяры узнали об этом и подумали, что дело плохо. Они стали обсуждать, как избавиться от призрака. Тогда Вигфус вызвался попробовать. Он в одиночку снарядился и пошёл к тому месту, где зарыли старуху, разгрёб землю, вскрыл гроб, отрезал ей голову, приставил ей к заду и пробормотал какие-то слова, которые счёл подходящими. Потом он забросал могилу землёй и пошёл восвояси. Другие школяры поблагодарили его за это, и больше этот призрак никого не беспокоил в Скаульхольте.

(перевод Ольги Маркеловой)

Необычные явления (Kynjasjónir)

У Сигфуса Йоунссона, в бытность его пробстом в Хёвди, был воспитанник Йоунас — сын пастора Йоуна из Тёнглабакки. Этот пастор умер молодым и оставил по себе двух сыновей, поэтому Сигфус взял Йоунаса к себе на воспитание с его долей наследства.

Когда Йоунасу пошёл уже второй десяток, и он был хорошо развит и силён, однажды в канун Рождества, или, может, Нового года, у преподобного Сигфуса не оказалось вина, и он послал Йоунаса в Гренивик (ближайшее селение от Хёвди) за водкой, велел принести полбочонка, который тамошний хозяин держал в кладовой. Долго ли, коротко ездил Йоунас — неизвестно, но вот он вернулся домой.

Его путь лежал по берегу вглубь Эйафьорда. Там он видит: со взморья будто бы выходит человек и следует за ним. А возле ущелья под названием Греньягиль (Лисьи Норы), которое расположено на пути, ему привиделось, будто вниз по склону перед ним проезжают четверо на санях, а за ними бежит собачка; он даже слышал, как она на него лаяла.

Йоунас поспешил перебраться на другую сторону ущелья, навстречу путникам. Переправившись, он приостановился и поздоровался с ними: громко и чётко. Но встречные ничего не ответили, даже не глянули в его сторону.

Тут он почуял неладное, ему стало не по себе. Он отвел глаза, а когда снова взглянул на то место, никого не увидел. Но он не струсил: он был не робкого десятка и не боялся темноты.

В ту ночь светил молодой месяц, и на него порой набегали тучи. Но юноша ясно видел, будто за ним к дому идёт другой человек. Йоунас прибавил ходу. Но уже на подступах к Хёвди, на равнине, он заметил, что тот человек вышел ему навстречу, а на спине у него что-то вроде четырехугольного деревянного кузова, в каких таскают торф.

И тут его обуял ужас, но он продолжил путь домой и пулей домчался до хлева, который на Хёвди был рядом с входом в дом. Дверь была открыта, он влетел в дом, а пробст стоял там в дверях со свечой, и юноша сбросил свою ношу ему под ноги. Йоунас говорил, что пламя свечи показалось ему огненным шаром.

А пробст посмотрел ему в лицо и говорит: «Что стряслось, Йоунас? Тебе в глаза смотреть страшно; можно подумать, ты кого-нибудь убил или сам спасаешься от гибели».

Но Йоунас ничего не отвечает на эти слова, быстро проходит к своей кровати, падает на неё, в глубокой задумчивости над тем, что произошло с ним. Потом он всё-таки рассказал о случившемся, но не мог взять в толк, что это было.

На соседнем хуторе жила старуха, многознающая и памятливая; потом Йоунас сходил к ней и рассказал, что с ним приключилось, и попросил объяснить, что это значило. Она ответила, что ещё во времена ее юности четверо человек (двое из них были братьями) отправились с санями и собакой из Фьордов через Лейрдальсхейди, но сбились с пути в буран и обрели конец в этом ущелье.

Ещё она рассказала ему, что давным-давно в Гренивике был работник, и он полюбил одну женщину, а когда она отказала ему в обидных выражениях, он так осерчал, что бросился с утёса над морем, как раз в том месте, где он видел выходящего навстречу человека; с тех пор он являлся там многим.

Потом она поведала ему, что лет двадцать тому назад один бродяга по имени Ивар замёрз на этих равнинах близ Хёвди; а он нёс на спине кузов, в котором сидела его годовалая дочка по имени Гвюдрун. Когда Ивара нашли, она была живая там в сене; а сейчас, мол, она уже замужняя женщина.

Йоунас говорил, что и до, и после этого он часто ходил по этому пути после захода солнца, и один, и с товарищами, но ничего не видел. Но в канун Рождества этой дорогой он не ходил никогда.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак за работой (Draugur gengur að verkum)

Как-то раз в Западных Фьордах жили молодожёны, которые очень любили друг друга. Муж занимался рыбной ловлей и был хорошим моряком.

Одним утром его жена посмотрела на погоду и попросила своего мужа не выходить в море:

— Потому что утонет любой корабль, который поплывёт сегодня.

Он ответил, что выйдет в море, что бы она не предсказывала. Она сказала, что тогда он не вернётся.

— Ну, нет, — сказал он, — я вернусь к тебе вечером.

— Нет, — ответила она. — Если ты уйдёшь, ты не вернёшься.

— Будет так, — сказал он, — что я вернусь, можешь положиться на это.

Затем он уплыл, и произошло, как она говорила: днём поднялся ветер и все лодки, что вышли в море, утонули, и он тоже.

Вечером он пришёл домой в мокрой кожанной одежде и лёг на своё место, не говоря ни слова. Вечером жена легла спать, но он не лёг рядом с ней, а всю ночь медленно бродил.

На следующий день он взялся за работу. Летом на сенокосе он работал больше, чем за двоих, а следующей зимой ухаживал за скотом и не делал попыток вмешиваться в дела других. Все имеющие зрение видели его, но он никогда ничего не говорил.

Вот один молодой человек посватался к вдове, и она ответила согласием. Он приехал туда весной. Но спустя несколько ночей его нашли мёртвого, разорванного на куски.

Потом призрак исчез и не показывался в течение лета, но осенью вернулся и провёл зиму в доме. Так прошло три года. Он не убивал ни людей, ни животных, кроме одного этого человека.

Людям всё же надоела его наглость, и нашли человека, который, как считалось, лучше, чем другие сумеет справиться с ним, и он сделал так, что тот больше не показывался.

После этого вдова вышла замуж и до самой смерти была счастлива.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Привидение у Корабельной реки (Vofan hjá Skipaá)

Жил человек по имени Вальди; его дом стоял на Утёсах возле Гёйльверьябай. Его жену звали Хердис. (Их детьми были: Хельга, которая теперь на попечении у общины в Эйстрихреппе, Торкель, бонд из Крисувика, умерший несколько лет назад; и Вальди, нынешний бонд на хуторе Скоулабайр в Рейкьявике). Вальди был духовидцем, но рассказывал, как считали, далеко не обо всём, что он мог видеть. И всё же кое о чём он сообщил, — и сам, без всяких расспросов.

Однажды осенью Вальди с женой возвращались из-за Бакки. Хердис ехала верхом, а Вальди шёл рядом с конём. Когда они добрались до Корабельной реки на востоке, конь уперся и не захотел идти дальше. Тогда Вальди принялся погонять коня, нещадно хлестал, — но конь ни с места. Дело было поздно вечером, и продолжалось это долго, так что, когда они наконец переправились через реку Бёйгсстадаау на восток, была уже глубокая ночь. Только тогда конь пошёл спокойно. Потом Вальди рассказывал, что видел, как возле ног коня, пока тот стоял и отказывался идти, каталось и вилось серое привидение в образе собаки или тюленя; но сам он подумал: «Ну уж нет, меня не запугаешь!» А возле Бёйгсстадаау всё исчезло.

(перевод Ольги Маркеловой)

Человек и призрак обмениваются висами (Maður og draugur kveðast á)

Во времена сислуманна Сигурда Гисласона, прозванного Поэтом из Долины, у тех, кто был способен слагать стихи, было заведено обмениваться висами[40], и никто не хотел уступать в этом другим. Этот обычай держался вплоть до середины XIX века, по крайней мере, в некоторых местностях. Часто те, кто обменивался висами, начинали с безобидных насмешек, но порой это перерастало в злые проклятия. В округе Сигурда жил один бонд, за которым закрепилась слава хорошего поэта-насмешника. Он держал работника, который тоже умел сочинять, был зол на язык, мстителен и всех задевал. Однажды он предложил хозяину обменяться с ним висами. Хозяин и сам был не прочь, и согласился. Они рьяно взялись за дело, но кончилось всё тем, что хозяин оказался сильнее в этом искусстве и заставил работника замолчать. На это работник рассердился и сказал, что он, мол, попомнит это хозяину и отыграется после смерти, хотя при жизни он и проиграл. Хозяин решил, что не испугается его ни живого, ни мёртвого.

После этого работник пропал. Бонд смекнул, в чем может быть дело, послал за сислуманном Сигурдом, и тот некоторое время жил у него. Вечером первого дня бонду сказали, что к нему явился какой-то гость. Бонд вышел и увидел, что к нему пожаловал ни кто иной, как его бывший приятель-стихотворец, который вернулся с того света и теперь снова предлагает потягаться в стихосложении. Бонд согласился, они вышли на сеновал и начали обмениваться стихами. Бонду показалось, что работник стал ещё злее и лютее, чем прежде, и он начал уступать. А Сигурд удивился, что хозяин так долго не возвращается, выбежал из дома и отправился на сеновал. Тем временем призрак уже зажал бонда в углу, так что тот побледнел, как мертвец. Сигурд вскочил между ними, повернулся к призраку и сказал такую вису:

Сгинь! Тебе же суждены
Волею Господней
Все чертоги сатаны
В чёрной преисподней!
Призрак тотчас провалился сквозь землю и больше не появлялся.

Сигурд долго был в ссоре с Фуси с Глинистого Ручья[41], и в конце концов Фуси одолел его.

(перевод Ольги Маркеловой)

Веселье в Стоуроульвскволе (Spilamennskan á Stórólfshvoli)

Не так давно в Стоуроульвскволе, на востоке страны, незадолго до Рождества умер один работник, и его похоронили, как положено по закону. А потом случилось так, что в ночь перед Рождеством пастора не было дома, и народ пошёл в церковь плясать. В усадьбе пастора жила одна работница — молодая озорница. По пути к церкви она ткнула ногой в могилу работника и сказала: «Иди, дружочек, попляши с нами, если можешь!» Народ собрался в церкви и стал веселиться. Но через некоторое время сквозь дверь церкви стала медленно струиться земля. Все испугались, — но это ещё было не самое страшное: потом в церковь вошёл призрак работника, и его видели все собравшиеся. Плясавшие с перепугу разбежались, и всем удалось выйти из церкви невредимыми, кроме этой работницы. Она тронулась умом и так и не оправилась до конца жизни. Говорят, она дожила до 1880 года.

(перевод Ольги Маркеловой)

Осенняя тьма обманчива (Hverf er haustgríma)

Один моряк поздней осенью прибыл на корабле в Рейкьявик и собирался пробыть там некоторое время. Как его звали, история умалчивает. Корабль, на котором он плыл, задержался в пути и причалил к пристани только поздно вечером. Этот человек сошёл на берег со своими вещами, которые он, по обычаю моряков, держал в мешке. Он был чужаком в городе и не знал, где переночевать. Ему посоветовали устроиться на ночлег в доме Армии Спасения. Он расспросил, как туда пройти. Как он туда добирался — неизвестно; но когда он дошёл до своей цели, была уже глубокая ночь, и все спали. Ему всё же удалось встретиться с хозяином и попроситься ночевать, — однако свободных коек там не оказалось. Он вышел на улицу и стал думать, что же ему делать. Было темно и туманно, и прохожие попадались очень редко. Он спрашивал у встречных, где ему устроиться на ночь, но никто не мог ему помочь. И вот он бредёт по улице и в конце концов останавливается у какой-то витрины. Не успел он простоять там и минуты, как заметил у соседней витрины девушку в тёмных одеждах. Он думает: ничего страшного, если он заговорит с девушкой: кто знает, вдруг она укажет ему место для ночлега. Он приближается к ней, но она тут же удаляется и идёт впереди него. Он ускоряет шаг, но так и не нагоняет её. Он удивился этому и думает: девушке ни к чему его бояться, ведь он только хочет попросить о помощи, — и всё ускоряет шаг, в конце концов переходит на бег, но всё напрасно: расстояние между ними не сокращается. На улице изредка попадались прохожие, но он не обращал на них внимания, стараясь поспеть за девушкой. Так они долго шли по темным улицам, а потом свернули, как показалось моряку, в широкий переулок, и наконец добрались до окраины города. Вдруг девушка свернула налево, на боковую улицу, ведущую вниз по склону, и моряк почуял там запах водорослей и сырости. Они немного прошли по этой улице, девушка остановилась возле какого-то дома, а потом юркнула в двери. Ни в одном окне не горел свет, а вокруг было темно. Дверь не закрылась за девушкой полностью, и моряк вошёл вслед за ней в дом. Там было темно — хоть глаз выколи, и, судя по всему, он попал в просторную комнату. Огня у него не было, и он пробирался наощупь, пока не наткнулся на высокую скамью. Моряк устал и запыхался от ходьбы, поэтому он сел на скамью и стал ждать. В доме была мёртвая тишина. Тогда он решил: будь что будет! — лёг на скамью и быстро уснул. И снится ему, что девушка — его попутчица — подошла к нему и принялась буянить. Не успел он и глазом моргнуть — как она набросилась на него, и между ними завязалась ожесточенная схватка. Ему казалось: девушка всё время пыталась схватить его за горло, да так крепко, что ему приходилось защищаться из последних сил. В конце концов ей удалось побороть его и вцепиться ему в горло. Он думает: «Никогда ещё мне не доводилось попадать в такой переплет!» — и пытается отбиться от злодейки, как только может. Каким-то образом ему удаётся встать на ноги и высвободиться. Тут моряк просыпается: он лежит на полу на какой-то куче, ощупывает её и понимает, что это мёртвое тело. Тут его обуял ужас, он вскочил на ноги с одной мыслью: «Скорее прочь отсюда!». Сквозь щель в двери пробивался слабый свет, и он рванул прямо к выходу, так и не осмотревшись в доме; а на улице уже светало. И вот он бежит назад по улице, пока не встречает каких-то людей, идущих на работу. Они увидели, как он напуган, и спросили, откуда он идёт. Он ничего не мог рассказать связно: казалось, он путал сны и явь. Но он указал им на дом, где провёл ночь. Они переглянулись между собой: видимо подумали, что незнакомец не в себе. И они решили отвести его в полицейский участок. Там моряк повторил свой рассказ, но уже более связно, чем прежде. Полицейские спросили, сможет ли он показать, каким именно путём он шёл за девушкой, или найти дом, в котором ночевал. Моряк сказал, что и то, и другое для него не сложно. Вместе с полицейским они сперва пошли к отелю «Исландия». Недалеко от этого места он узнал витрину, возле которой стоял, когда встретил девушку. Затем он провёл их тем путём, которым шёл накануне: от Восточного переулка через Ручейную площадь и по улице Квервисгата до самого Французского переулка. Там он свернул в узкую улочку и прошёл по ней до самого здания морга при Французской больнице. Он сказал, что ночевал именно там. Но когда он решил войти в дом, дверь, к его удивлению, оказалась крепко запертой. У полицейского был с собой ключ, который подходил к замку, или, может, ему дали ключ в больнице. Он отпер двери. Войдя внутрь, они увидели на полу рядом с носилками труп женщины, а у конца носилок — мешок с вещами моряка.

(перевод Ольги Маркеловой)

Голландский призрак в розовом шёлке (Hollenskur draugur í bleiku silki)

В самые последние годы XVIII столетия в порт Торлауксхёпна пришёл голландский корабль. У матросов был с собой странный продолговатый свёрток, обернутый парусиной и увязанный верёвками. Местные жители не могли понять, зачем к ним пожаловали иностранцы, пока те не развернули свёрток: в нем оказалось мёртвое тело. Под парусиной оно было обёрнуто длинным отрезом розового шёлка высочайшего качества. Матросы видели в Торлауксхёпне церковь и хотели похоронить покойника в освящённой земле. Им это, разумеется, позволили, и голландца погребли вместе с шёлком, хотя кое-кому из местных было жаль такого хорошего материала. А через некоторое время в городке объявился призрак, и с наступлением зимы от него совсем не стало покоя. Рыбаки в своих хижинах не высыпались по ночам, потому что призрак стучал по крышам, корчил людям рожи и часто увязывался за гребцами на море. С рассветом он исчезал с корабля. Он портил снасти и улов, и многие из-за него совсем перестали выезжать на рыбную ловлю. Этого призрака описывают так: он был высокого роста, с пышными чёрными волосами, развевавшимися по ветру. Его одежда и весь внешний облик были причудливы, так как вместо обыкновенного платья он обертывал свое тело шёлком от плеч до колен, а за ним волочился длинный шлейф из материи. Из Гравнинга прислали знающего человека, чтобы он нашёл управу на призрака, — но он не смог. Тогда местные жители обратились к Сигурду Ингимюндарсону, пастору из Арнарбайли, который славился своими талантами и считался очень умным попом. Пастор смог совладать с призраком; об их борьбе существует много красочных рассказов. Окончив свое дело, пастор вернулся на хутор; он так вспотел, что его одежду можно было выжимать. Он созвал домочадцев и пришлых рыбаков на мессу и сказал, что призрак объявился из-за того, что после похорон голландца кто-то имел дерзость раскопать его могилу и украсть розовый шёлк. Оттого, мол, голландец не может покинуть свое тело, пока сполна не отомстит жителям Торлауксхёпна. Но пастор сумел увещеваниями избавить призрака от этой печали. Он призвал людей к порядочной жизни, чтобы подобные события впредь не повторялись.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак из Мундакот (Mundakotsdraugurinn)

Мундакотский призрак — это пастушонок, который когда-то давным-давно отправился в канун Рождества с Большого Лавового поля на болота, чтобы присмотреть за овцами. Домой он не вернулся, а его труп насилу отыскали на второй день после Рождества у Мундакотского причала около Мундакотской вехи, что возле волнореза, чуть к северу от кладбища. Позже паренёк явился во сне своей хозяйке и рассказал, что когда он уже возвращался домой из овчарен, на него напал призрак, всю ночь водил его по болоту, и только под утро он добрался до Файлы, где у жителей Эйрарбакки загоны для овец. Там он весь рождественский день пролежал при смерти, не в силах шевельнуться. Он видел, как народ пошёл на рождественское богослужение в церковь Стокксэйри, но не смог издать ни звука, не то, что подняться. На следующую ночь призрак опять явился к нему, вдвое лютее прежнего, поволок его к морю и там порешил. Вскоре стало ясно, что парень после смерти не может успокоиться; его видели все: и духовидцы, и недуховидцы. Чаще всего он объявлялся в Мундакот, в тамошних овчарнях и возле вехи. Его любимым занятием было — морочить людей и сбивать их с пути; особенно сильно водило у овечьих загонов близ Каменной Хижины, чуть к востоку от Мундакотской вехи. Никаких значительных «подвигов» за этим призраком не числится, и в прошлом столетии он давал знать о себе редко; а считается, что появился он в начале XIX века или даже раньше. Его называли Мундакотским призраком, либо — призраком с Вехи.

О привидении, убившем пастушонка, никаких подробностей никто не знает, но вероятно, это был Скерфлоудский Моури или кто-нибудь из других известных призраков Эйрарбакки.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призраки, стерегущие клады (Fépúkar)

Привидение и сундук с деньгами (Draugurinn og peníngakistilinn)

В давние времена жил на Севере один человек, который управлял церковными землями. Доходы у него были неплохие, и денежки он любил, так что люди точно знали, что их у него скопилось немало. Хотя сам управитель славился скупостью, жена его была женщина добрая и приветливая, но только на мужа она не имела никакого влияния.

Однажды зимой управитель занемог и вскоре умер. Его обрядили и похоронили, как положено. После этого тщательно обыскали весь хутор, но никаких денег не нашли. Стали спрашивать жену, однако ей про деньги ничего не 6ыло известно. Все знали, что она женщина честная, поэтому ей поверили и решили, что управитель деньги где-нибудь закопал.

К концу зимы люди заметили, что хутор повадилось навещать привидение, и догадались, что это покойник приходит к своим деньгам. Привидение так напугало всех работников, что они решили покинуть хутор, и вдова горевала, что больше не сможет вести хозяйство. Но вот приехал к ней один торговый человек и попросился в работники. Вдова, разумеется, взяла его.

Вскоре в поселке открылся торг, и новый работник уехал туда за товаром. Среди прочего он приобрел листовое железо и белый холст. Вернувшись домой, он велел сшить из холста саван, а сам принялся ковать железо. Кузнецом он оказался очень искусным и выковал себе железные перчатки. Ночью все заволокло густым туманом. Люди легли спать, а работник надел железные перчатки, прикрепил к груди железный лист, накинул сверху саван и пошел на кладбище к могиле хозяина. Там он стал прохаживаться взад и вперед, подкидывая в руке монетку в двадцать пять скильдингов.

Вскоре привидение поднялось из могилы и тотчас заметило работника.

— Ты что, тоже привидение? — спрашивает оно.

— Конечно, — отвечает работник.

— Дай-ка тебя потрогать!

Работник протянул ему руку в железной перчатке, потрогало привидение перчатку и убедилось, что она холодная.

— Твоя правда, — говорит оно. — А зачем ты на землю выходишь?

— Да вот поиграть с этой монеткой, — отвечает работник.

— Вон оно что! У тебя что ж, много денег? — спрашивает привидение.

— А у тебя? — говорит работник.

— У меня-то много! — крикнуло привидение и побежало прочь с кладбища, а работник — за ним.

Добежали они до самой ограды выгона, там привидение поддело ногой кочку и вытащило из-под нее сундучок с деньгами. Стали они считать деньги и провозились с ними всю ночь. Перед рассветом захотело привидение сложить деньги обратно в сундук, а работник взял да и раскидал их во все стороны.

— Нет, все-таки ты не покойник! — говорит ему привидение.

— Сам ты не покойник! На-ка, потрогай! — отвечает работник и опять ему руку протягивает.

— Верно, покойник, — говорит привидение и снова начинает складывать деньги, а работник снова раскидывает их во все стороны.

Тут привидение рассердилось не на шутку:

— Человек ты, а не покойник, и задумал меня обмануть!

А работник на своем стоит:

— Нет, покойник!

Схватило привидение его за грудь, а грудь холодная-прехолодная.

— Да, выходит, ты правду говоришь, — сказало оно и в третий раз стало подбирать деньги.

Больше уже работник не осмелился их раскидывать, только попросил:

— Можно, я и свою монетку положу в твой сундук?

— Клади, пожалуй, — ответило привидение и закопало свой сундучок так, что сверху ничего не было заметно.

После этого они вернулись на кладбище.

— Ну, где твоя могила? — спрашивает привидение.

— Возле церкви, — отвечает работник.

— Полезай ты первый!

— Нет, — отвечает работник, — ты первый полезай.

Так они препирались, пока совсем не рассвело. Тут привидение прыгнуло в свою могилу, а работник вернулся домой. Дома он велел вылить из бадьи воду, поставил ее под скамью и сложил туда свое ночное одеяние, а потом принес с выгона сундучок с деньгами и тоже в бадью опустил.

Наступил вечер, и все легли спать. Работник лежал лицом к двери. Вскоре явилось привидение, сильно смердя. Осмотрелось оно, постучало заступом по скамье и пошло прочь, а работник — за ним. И говорят, он так закопал могилу хозяина, что тот уже больше никогда не показывался. А одежду и сундучок он для того прятал в бадью, чтобы привидение не почуяло запаха земли. Вскоре работник женился на вдове, и они прожили долгую жизнь. На этом сказке конец.

(перевод Любови Горлиной)

«Мертвецу не нужен нож» („Sjaldan brúkar dauður maður hníf“)

На одном хуторе на севере страны жила чета богатеев. Муж был очень охоч до денег и однажды осенью на весь рыболовный сезон нанялся гребцом на юге: он решил, что от этого прибыли больше, чем от сидения дома. Как жил каждый из супругов после отъезда мужа, неизвестно, но в день св. Торлаука[42] жена сварила копченую баранину. Она нарезала её, сложила в корыто и поставила полное корыто на полку в кладовую. После этого она ненадолго вышла из кладовой: то ли в бадстову, то ли куда-то ещё. А когда она вернулась в кладовую, то увидела: её муж подошёл к полке, стал перед корытом, вынул оттуда кость и сдирает с неё мясо зубами. Они ничего друг другу не сказали, но женщине это показалось странным. Она подумала: невысоко же муж ценит её еду, раз хватает мясо руками! И она спросила: «Дать тебе нож?» Он ответил: «Мертвецу не нужен нож: он просто отрывает куски». Потом он исчез, и больше она ничего о нём не слышала. Но когда до неё дошли новости с юга, она узнала, что муж погиб: утонул незадолго до Рождества.

Другие рассказывают, что этот человек был скряга и всё накопленное зарывал в землю. Однажды он тяжко занемог и приготовился к тому, что больше никогда не встанет. Лёжа в постели, он давал жене различные указания о своих похоронах. Тогда он вспомнил, что у них в кухне хранятся жирные бараньи рёбра. Он велел жене в день похорон сварить их, нарезать и поставить корыто с ними на верх дома. И вот хозяин умер, ему устроили похороны точно так, как он велел. Жена сварила бараньи рёбра и в тот же вечер поставила их, тёплые, в корыте туда, куда он просил. Немного погодя она вышла из дому и видит: её муж стоит у корыта и ест мясо руками. Тогда она предложила ему нож, но он ответил так, как было сказано, а потом исчез.

(перевод Ольги Маркеловой)

Монета в два скильдинга (Tískildingurinn)

Говорят, что тот, кто закопает в земле серебро, обязательно станет призраком, чтобы забавляться с ним. Как-то раз два человека, путешествуя с юга на север, разговорились об этом. Один утверждал, что это неправда. Другой говорил, что всё же немного верит в это.

Они спорили, пока тот, кто не верил, не вынул из своего кошелька монету в два скильдинга и закопал её в кочку на приметном месте, сказав:

— Вряд ли я вернусь к вот этой монете.

Другой ответил, чтобы он не зарекался, на этом они закончили беседу и продолжили своё путешествие.

Больше о них не рассказывается до тех пор, пока много лет спустя оба они не поселились недалеко друг от друга. Оба они давно совсем забыли о монете.

Тогда тот, кто закопал два скильдинга, заболел, и сразу же ему вспомнилась эта монета, и чем хуже ему становилось, тем больше он о ней думал. Когда он почувствовал, что умирает, то послал к своему старому товарищу и попросил его как можно быстрее отправляться в путь и найти монету, которую он закопал в кочке.

Тот словно пробудился от сна. Он сказал, что не удивлён, как можно скорее собрался, взял в дорогу двух лошадей и не останавливался, пока не приехал к той кочке. Он увидел вокруг кочки тёмно-синий дым. Некоторые говорят, что ему привиделось человеческое сердце, бьющееся в кочке. Он достал из кочки монету, и тогда это всё пропало.

Вернувшись домой, он узнал, что его друг скончался. Тот умер в то время, когда он подошёл к кочке, или чуть раньше.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Денежный призрак (Peningadraugur)

Как-то раз умер бонд, который слыл богачом. Но когда стали делить его наследство, никаких денег не нашлось. А после похорон на хуторе заметили, что на кладбище по ночам стало неспокойно.

Один тамошний работник, человек не робкого десятка, решил покараулить ночью на кладбище. Он закутался в белое полотно, вымазался в освящённой земле и встал близ церковных хоров.

Когда солнце закатилось, из могилы бонда заструилась земля. А потом вылез он сам в саване, подошёл к работнику, обнюхал его и спрашивает:

— Ты один из нас?

— Да, — отвечает работник.

— Пойдём со мной, — говорит покойник. — Развлечёмся сегодня ночью вместе!

И они пошли; покойник двигался так быстро, что работник не поспевал за ним. Покойник спрашивает его:

— Если ты один из нас, то почему же ты такой медлительный?

— А потому, — отвечает он, — что при жизни у меня ноги были больные, и теперь я из-за этого страдаю.

— Тогда лучше давай, я понесу тебя, — предлагает покойник. Он взвалил работника себе на закорки, и вскоре они подошли к амбару на том хуторе, где раньше жил этот бонд. Прежде замечали, что в амбаре нечисто: вещи в нём оказывались раскиданы и поломаны, но при этом ничего не пропадало.

Покойник взломал замок в амбаре, зашёл внутрь и давай хватать и переворачивать вверх дном всё, что там лежало; потом он шмыгнул под ларь, разгрёб там землю и вытащил бочонок, полный денег. А работник тем временем закрыл двери и заткнул все щели так, что внутрь не проникал ни малейший луч света. А когда он взглянул на деньги, они ярко сияли.

И вот мертвец высыпал все деньги из бочонка, разбросал их по полу и стал собирать обратно в бочонок, а человек мешал ему в этом, как только мог. И так было три раза. Потом работник почувствовал, что скоро рассветёт, и сказал:

— Скоро ночь кончится.

— Ночь ещё не кончилась, — ответил мертвец, — она только перевалила за половину. Обычно мне хватает времени высыпать всё из бочонка и наполнить его снова четыре раза, и ещё остается время на обратный путь и на то, чтобы устроиться в могиле.

И он снова высыпал деньги из бочонка и не догадался, что работник его задержал. Работник отворил дверь, а там уже давно рассвело. Покойник бросил свою кучу денег — и бежать, а работник побежал впереди него. Теперь ему ничего не стоило опередить покойника, потому что на дневном свету тот ослабел. Так он добежал до могилы, но человек обогнал его, привязал к своей рукавице верёвочку, протянул над могилой и говорит:

— Ты не вернешься в свою могилу, если не пообещаешь мне, что впредь будешь лежать в ней тихо.

— Ты меня обманул, — отвечает покойник. — И всё же я дам тебе обещание, только позволь мне вернуться в постель.

Работник впустил его в могилу, и она закрылась. После этого человек тотчас направился на хутор (дотуда было недалеко), забрал все деньги, и вернулся домой до того, как все встали. Он рассказал о том, что произошло, и все деньги оставили ему. Он решил, что хорошо разделался с покойником: все боялись, что мертвец придёт к ним опять, но он больше не приходил.

(перевод Ольги Маркеловой)

Мертвец без савана (Draugurinn hjúplausi)

Давным-давно в Западных Фьордах жил некий бонд. Он не был женат, не имел наследников, кроме единственного племянника, и уже очень состарился, когда начинается наш рассказ.

Он был таким богачом, что едва ли знал счёт своим деньгам. Он никому не делал добра, а собирал монеты в большом сундуке, украшенном резьбой, души в нём не чаял и боялся расстаться с ним.

Он так любил своё богатство, что никому не мог оставить его после своей смерти, особенно своему родичу, поскольку тот весьма холодно относился к нему. Поэтому он принял решение закопать сундук в землю так, чтобы никто не прознал про это.

Вскоре старик слёг и умер. Узнав об этом, его родич тотчас пустился в путь, чтобы осмотреть своё наследство. Но когда он пришёл туда, то был неприятно поражён тем, что после смерти старика не нашли никаких денег. Тогда он отправился к священнику спросить у него совета, как же узнать, где деньги. Священник обещал ему свою помощь. Он сказал, что старик, разумеется, закопал деньги в землю перед тем, как умереть, и что он не видит иного выхода, кроме как спросить об этом самого старика, а парень сказал, что не привык задавать мертвецам вопросы.

Священник посоветовал ему вот что: в дневное время парень должен разрыть могилу, потом взломать гроб, снять со старика саван, побросать землю обратно и закончить эту работу до захода солнца. После же захода солнца старик явится к нему и захочет получить у него саван, и тогда юноше будет опасно находиться везде, кроме церкви, и он должен надеть церковное облачение и стоять на кафедре с саваном в руках.

Юноша поспешил выполнить всё это и перед заходом солнца пришёл в церковь. Вся она была так хорошо освещена, что нигде не падало тени. Спустя недолгое время он услышал громкий шум и грохот снаружи на дворе. Тогда он испугался и перебрался на кафедру.

В этот миг дверь в церковь распахнулась, и обнажённый мертвец с трудом дошёл до самой кафедры, где стоял парень, и потребовал саван, а парень ответил, что отдаст, если тот поведает ему, где спрятал сундучок с деньгами. Но мертвец сказал, что он не сделает этого, пока тот не отдаст саван. Никто не хотел выполнять условиясделки первым, и они препирались почти всю ночь, пока мертвецу не стало так холодно, что он был вынужден вернуться в свою могилу. Юноша вышел из церкви и рассказал священнику всё, что случилось, а тот похвалил его за смелость.

Священник сказал, что следующей ночью мертвец станет злее, и теперь юноше нужно мужаться. На следующую ночь, в то же самое время, что и раньше, мертвец пришёл к нему, и сейчас он был гораздо ужаснее и злобнее, чем прежде. Он потребовал саван, но юноша ответил, как и раньше, и так они провели целую ночь, пока не стало светать. Тогда мертвец начал просить его по-хорошему, говоря, что погибнет от холода, но тот не уступал, так что мертвецу пришлось, как и раньше, вернуться в свою могилу без савана.

На следующий день юноша рассказал священнику обо всём, а тот выразил одобрение, но сказал, что следующей ночью юноша должен остерегаться, и ему везде будет опасно, кроме как на ступеньках вокруг алтаря с книжицей в руках. Тут парень так испугался, что попросил священника находиться рядом с ним, но того невозможно было заставить сделать это, и потому юноше пришлось пойти одному.

Когда зашло солнце, снаружи послышался шум и грохот, и тут мертвец распахнул дверь церкви и бросился внутрь с такими бесчинствами, что церковь задрожала и заскрипела. Он приблизился к ступенькам вокруг алтаря, весьма грубо потребовал саван и сказал, что убьёт юношу, если тот и дальше будет удерживать его вещь. Но парень поступил так, как и раньше, ответив, что отдаст ему саван, если тот расскажет ему о сундучке. Мертвец отказался, и этот спор продолжался всю ночь.

Юноше стало так плохо от страха, что он едва мог говорить. Мертвец случайно глянул наружу и увидел, что начинается утро, тогда он рассердился и протянул руки над ступеньками с намерением схватить юношу и саван, но тот запрыгнул на алтарь и защитился книгой, заклиная мертвеца рассказать ему о сундучке.

Тогда мертвец понял, что деваться ему некуда, ведь если он не получит саван до восхода солнца, то погибнет. Наконец он сказал, что сундучок зарыт в земле позади дома, где он жил. Тогда юноша бросил ему саван, но сказал, что ежели он солгал, то покоя ему в могиле не видать.

Мертвец выбежал наружу, провалился в свою могилу и с тех пор никогда не появлялся. Юноша нашёл деньги и поблагодарил священника за помощь. Вскоре он женился и поселился на земле, что принадлежала старику, и жил там до старости.

(перевод Тимофея Ермолаева)

О Йоуне Бесстрашном (Sagan af Jóni óhrædda)

Одного человека звали Тоуроульв. Он жил на хуторе Бордэйри в Хрутафьорде. У него был единственный сын по имени Йоун, который рос на хуторе с отцом. Уже в детстве он был странным, не таким, как все: никто никогда не видел, чтоб он чего-то испугался, а если домашние признавались, что боятся чего-нибудь, он смеялся и говорил, что не знает слова «страх». Он утверждал, что ничего не боится.

Из-за этого над ним часто насмехались; он обижался, и в конце концов принял решение во что бы то ни стало узнать, что такое испуг. Едва отец прослышал об этом, он сурово осудил его за такую глупость.

Йоун ответил: «Ты бы лучше посоветовал мне что-нибудь, чем отчитывать за то, чего уже не изменить».

Тоуроульв сказал: «На севере страны, на Побережье, на хуторе Аурнес живет один пастор. Пойди к нему и попроси совета. А если он ничего не придумает, то я уж не знаю, чем тебе помочь».

Йоун поблагодарил его за совет и пустился в путь. Как он добирался до Аурнеса, мы не знаем; но вот он пришёл к пасторскому двору. Дело было поздно вечером; он постучался, ему открыла девушка и спросила, кто он такой, он ответил, как есть и спросил: «Пастор дома?» — «Да, дома», — отвечает девушка. Он попросил разрешения повидать пастора, и она ушла позвать хозяина.

Вскоре вышел и сам пастор. Йоун поздоровался с ним. Пастор ответил на его приветствие и спрашивает, за чем тот пожаловал. Йоун объяснил, что его отправили сюда за советом. Пастор предложил Йоуну переночевать у него, и тот согласился; они вместе вошли в дом. Поев и переодевшись в сухое, Йоун опять завел речь о своем деле, но пастор выслушал его с неохотой. Тогда Йоун прямо потребовал совета.

В конце концов пастор уступил и сказал: «Три века назад здесь жил один пастор; он скопил очень много денег. Перед смертью он велел сделать ключ от церкви и распорядился, чтобы после его кончины этот ключ положили к нему в гроб. Никто не знает, зачем он так поступил. А когда он умер, все решили, что он зарыл свои богатства в церкви, потому что в доме после него ничего не нашлось. Многие пытались сторожить по ночам, чтобы завладеть этими деньгами, но их всех потом находили то тут, то там возле хутора, повредившихся рассудком. Так что тебе я не советую так поступать, ни к чему хорошему это не приведёт».

Йоун сказал, что был бы не прочь попытать счастья. Тут пастор увидел, что отговаривать его без толку, и вечером, когда все легли спать, Йоуна выпустили из дома.

Он побрел к кладбищу и долго ждал там; но вот он видит: одна могила открылась, и оттуда поднялся человек, завёрнутый в саван, приблизился к церкви, отпер дверь и зашёл внутрь, а Йоун — за ним: тоже прокрался в церковь и сел на скамью в углу за дверью. Покойник прошёл на хоры, вынул из пола две доски и вытащил оттуда большой сундук, полный денег. Он вывалил всё его содержимое на пол и принялся разбрасывать монеты, так что они раскатились и рассыпались по всей церкви.

Это продолжалось всю ночь, а едва начал брезжить рассвет, мертвец стал снова собирать всё в сундук. Тогда Йоун поднялся и давай выбрасывать собранное. Покойнику это не понравилось, и он попросил его прекратить, но Йоун не унимался.

Так они и продолжали, пока совсем не рассвело. Тогда покойник решил оставить всю кучу как есть и бежать, чтобы успеть добраться до своей могилы. Но Йоун увидел это, выскочил вон и опередил его, подобрал на кладбище две дощечки и положил их над могилой крест-накрест.

Покойник не смог попасть обратно и снова вошёл в церковь. Он разозлился и спросил Йоуна, почему он не пускает его в могилу. Йоун ответил: «Ты не пойдёшь в свою могилу, если не отдашь мне все деньги и не пообещаешь никогда больше не приходить на хутор!» Покойник сначала не желал давать такое обещание, но пришлось: солнце уже взошло, и мертвецу хотелось к себе в гроб.

Тогда Йоун снял с могилы крест и пустил туда покойника. Потом он зарыл её, положил посредине крест и аккуратно заровнял холм. После этого он отправился в церковь, сгрёб все деньги в сундук, отнес его к дверям дома и стал ждать, пока все проснутся.

Ему показалось, что в доме долго не встают. В конце концов вышел пастор с подмогой: он думал, что Йоун сошёл с ума. Увидев Йоуна, пастор оторопел. Йоун сказал ему: «Доброе утро!»

Пастор не ответил на его приветствие, только спросил: «Ты можешь назвать имя Божье?»

Йоун ответил: «Если я раньше мог, почему же сейчас не смогу?»

Пастор спросил его, не испугался ли он. А Йоун ответил, что он, мол, этого не умеет. Пастор спросил, не видал ли он кого-нибудь. Йоун сказал: «Я встретил человека. Он был очень добр и отдал мне то, что Вы видите перед собой» — и показал деньги. Ещё Йоун пообещал, что отдаст их пастору, если тот поможет ему в его деле.

Пастор сперва долго не хотел отвечать, а затем промолвил: «На западе страны, в Ватнсфьорде, есть один пробст. Советую тебе сходить к нему и передать ему мой привет; а если и он не сумеет дать тебе совета, то я уж не знаю, чем тебе помочь. А этих денег я не приму: они не благословенны. Но я охотно сохраню их для тебя, пока ты сам не решишь, как ими распорядиться. Но мне бы не хотелось, чтоб ты продолжал поиски: по-моему, твоя затея бесполезна».

Йоун поблагодарил его за совет и сказал, что всё равно отправится дальше. Затем он распрощался с пастором и пошёл своей дорогой. Как он туда добирался, мы не знаем; но вот он прибыл в Ватнсфьорд. Дело было к вечеру. Он постучался и спросил пробста — тот оказался дома. Йоун вежливо поздоровался с ним, передал привет от пастора из Аурнеса, а потом изложил свою просьбу.

Пробст выслушал его с неохотой, но предложил ему ночлег — и Йоун не отказался. Вечером он вновь обратился к пробсту за советом. Пробст выслушал его с ещё большей неохотой и ответил, что не станет помогать ему, но Йоун не унимался.

Наконец пробст вымолвил: «Если ты сам ищешь несчастья, то я расскажу тебе одну историю. Надеюсь, когда ты услышишь её, ты откажешься от своей затеи».

И он повёл рассказ: «Тут в доме есть одна комната; она не запирается, и войти туда может любой. Ее перегораживает большой дубовый стол, а за ним в глубине комнаты стоит секретер, а на нем два шкафчика. Ключи от них торчат в замках, но отпереть их никто не может. Одиннадцать человек уже пытались сторожить по ночам, но всех их нашли обезглавленными в прихожей. Говорят, что комната принадлежала одному пробсту, который жил здесь сто лет назад, и он будто бы приходит туда каждую ночь. Я бы посоветовал тебе не рисковать собой».

Йоун сказал, что хотел бы попробовать посторожить ночью, а пробст принялся отговаривать его, но всё впустую. Тогда пробст уступил, дал ему восковую свечу длиной в локоть, провел его в комнату, пожелал спокойной ночи, а сам отправился к себе спать.

А Йоун зашёл за стол и сел на скамью у стены, поставил на стол свечу и стал ждать.

Через некоторое время он увидел: в комнату входят шестеро человек, запачканные землёй, и несут гроб. Они поставили гроб на стол и ушли. Потом гроб открылся, и оттуда поднялся здоровенный детина. Когда он увидел человека со свечой, то очень рассердился и собрался потушить огонь. Но Йоун встал, притянул свечу к себе и не велел мертвецу трогать её, а тот ответил, что, мол, ему не очень-то нравится, когда в его комнате горят свечи. Так они долго стояли и молчали.

В конце концов Йоун заметил, что покойник собрался забраться обратно в гроб. Тогда он вскочил и сам лёг на гроб. Покойник спросил, отчего его не пускают внутрь, а Йоун ответил: «И не пущу, если ты не покажешь мне, что у тебя в секретере!» Покойник сперва не хотел, но в конце концов повернул ключ и открыл крышку. Там Йоун увидел всякое серебро, столовые приборы, а потом покойник снова захлопнул секретер.

Он собрался лечь в гроб, но Йоун сказал, что не пустит его, пока тот не покажет, что лежит в одном из шкафов. Покойник сперва упирался, но в конце концов уступил. Там оказались мешки с деньгами и кучи монет. После этого покойник снова запер шкаф со словами: «Теперь я хочу к себе в гроб; больше я ничего тебе покажу, а если ты и дальше будешь меня донимать — тебе не жить!» Но Йоун ответил, что он всё равно не пустит его в гроб, пока тот не откроет и второй шкаф.

Тут покойник уперся и сказал, что тогда они должны побороться. Йоун согласился. Покойник предложил выйти для этого в прихожую. Но тут они заспорили: покойник велел Йоуну идти первым, а Йоун отказывался, потому что смекнул, что покойник наверняка убьёт его, набросившись сзади.

Они спорили долго, и в конце концов покойнику это надоело. Он со злостью распахнул шкаф. Там Йоун увидел одиннадцать человеческих голов. Покойник закричал: «Ты будешь двенадцатым!» и снова предложил Йоуну пойти в прихожую побороться, но Йоун, как и прежде, отказался идти первым. Покойник увидел, что ничего не выйдет, рассвирепел и потребовал, чтоб Йоун пустил его в гроб. Но тот ответил, что не пустит, если он не отдаст ему всё, что лежит в шкафах.

Покойнику очень не хотелось этого; но он увидел, что уже рассвело. Тогда он пообещал отдать Йоуну всё, если только он пустит его в гроб. Йоун пустил его и забил крышку. Через некоторое время пришли те шестеро носильщиков и вынесли гроб вон. Йоун пошёл за ними. Он засыпал их могилы землёй и аккуратно заровнял. Окончив это, он снова вернулся и сел на своё место. Свеча к тому времени уже почти догорела. Он дождался прихода пробста.

Обнаружив, что Йоун жив, пробст очень обрадовался. Он спросил Йоуна, не видел ли он чего-нибудь, и не испугался ли. «Нет, не испугался», — ответил Йоун и рассказал, обо всём, что с ним приключилось и о том, что ему отдали. Он пообещал подарить все сокровища пробсту, если тот научит его, как испугаться. Пробст ответил, что посоветовать ничего не может; но он отдаст ему свою дочь с богатым приданым, если Йоун прекратит свои странствия и поселится у него.

Йоун поблагодарил его за это, но сказал, что всё равно продолжит путь, и снова попросил совета. Пробст сказал, что не может ничего придумать, и повторил своё предложение, а Йоун ни в какую. Он попросил пробста подержать сокровища у себя, пока он не придёт за ними, или же взять их насовсем, попрощался с ним и пошёл своей дорогой.

Дочери пробста Йоун понравился, и она смотрела ему вслед. Когда Йоун вышел за тун, она увидела, что он повалился на землю и уснул, ведь он очень устал и хотел спать. Заметив, что он заснул, она подбежала к нему и закричала ему в ухо.

Он вздрогнул, вскочил и сказал: «Ой, что это?»

Она отвечает: «А вот это и значит — испугаться. Иди к нам домой и прими предложение отца!»

Он поверил ей, пошёл в дом и поселился там. Вскоре он женился на дочери пробста и построил себе дом рядом с хутором тестя. Потом он забрал свои деньги у пастора с Аурнеса и стал богачом. Говорят, с тех пор он уже не был таким бесстрашным, как прежде.

На этом кончается рассказ о Йоуне Бесстрашном.

(перевод Ольги Маркеловой)

«Я был сухим; а теперь мне мокнуть» („Nú verð ég votur, en áður var ég þurr“)

Жили двое приятелей; один из них был богачом. В юности его содержала сельская община, но постепенно он сколотил себе состояние неустанным трудом. Есть такое поверье, что зарывший деньги в землю непременно разбогатеет. Так и этот человек закопал деньги именно с этой целью. А когда он умер, его другу приснилось, будто приятель пришёл к нему, показал, где спрятаны деньги и попросил забрать их себе, объяснив, что ему надоело приходить к ним каждую ночь; но он, мол, всё равно будет являться три ночи подряд и требовать свой клад обратно, а потом перестанет. Он попросил приятеля не слушать этих его просьб.

Приятель выкопал клад. Покойник приходил к нему в первую и вторую ночь и требовал деньги назад. После этого тот человек выкинул деньги в море.

На третью ночь покойник пришёл к нему опечаленный; он выжимал из своих одежд воду, укорял друга за то, что тот оказался таким нетерпеливым, потому что «ведь я был сухим; а теперь мне мокнуть!»

(перевод Ольги Маркеловой)

Страсти покойных (Ástir og hatur drauga)

Дьякон из Миркау (Djákninn á Myrká)

В давние времена жил в Миркау один дьякон, как его звали, нам неизвестно. Он был обручен с женщиной по имени Гвудрун. Она жила на другом берегу реки в Байисау и служила у тамошнего пастора. У дьякона была гнедая лошадь с темной гривой, он всегда ездил на ней, звали ее Фахси.

Как-то зимой дьякон приехал к Гвудрун, пригласил ее в Миркау на рождество и обещал сам приехать за ней в сочельник. Пока дьякон гостил в Байисау, началась оттепель и лед на реке вздулся. Дьякон не решился переправляться по такому льду и поскакал вдоль берега к мосту. Но только конь вступил на мост, как мост обвалился, и дьякон упал в реку.

Наутро хозяин соседнего хутора увидел возле своего выгона чужую лошадь, ему показалось, будто это Фахси дьякона из Миркау. Испугался крестьянин и заподозрил неладное, он видел, как дьякон накануне проезжал мимо, но не заметил, чтобы он возвращался обратно. Крестьянин подошел поближе и убедился, что это действительно Фахси. Она была мокрая и вся дрожала. Тогда он спустился к реке и нашел на берегу тело дьякона. Упав с моста, дьякон стукнулся затылком о льдину и умер. Крестьянин поехал в Миркау и сообщил о случившемся. Покойника привезли домой и похоронили за день до сочельника.

Из-за оттепели и начавшегося паводка весть о гибели дьякона не дошла до Байисау. В сочельник погода выдалась тихая и ясная, вода в реке спала, и Гвудрун радовалась предстоящему празднику в Миркау. Вечером она стала наряжаться. Когда она была уже почти готова, в дверь постучали. Девушка, сидевшая у Гвудрун, выглянула за порог, но никого не увидела, потому что месяц скрылся за облаком. Она вернулась и сказала, что на дворе никого нет.

— Верно, надо мне самой выйти, — сказала Гвудрун.

Ей оставалось надеть только шубу, впопыхах она успела сунуть в рукав одну руку и вышла. У крыльца Гвудрун увидела Фахси и с ней человека, которого она приняла за дьякона. Говорили они друг с другом или нет, неизвестно. Дьякон поднял Гвудрун на лошадь, а потом и сам сел впереди нее. Некоторое время они ехали молча, в темноте ничего не было видно. Вот они переехали через реку и поднялись на берег, тут шляпа дьякона чуть-чуть сдвинулась, и Гвудрун увидела голый череп — месяц как раз вышел из-за облаков. Дьякон сказал:

— Месяц светит,
мертвый едет;
или ты не видишь
мой белый череп,
Гарун, Гарун?[43]
Гвудрун испугалась и промолчала. Правда, некоторые говорят, будто она приподняла сзади шляпу дьякона, увидела белый череп и сказала в ответ:

— Вижу то, что есть.

Подъехали они к воротам кладбища в Миркау, и дьякон сказал:

— Подожди здесь, Гарун, Гарун,
отведу я Фахси, Фахси
в конюшню, в конюшню.
Проговорил он эти слова и уехал, а Гвудрун осталась на кладбище. Там она увидела открытую могилу и очень перепугалась, но, не растерявшись, схватила веревку от колокола и начала звонить. Тотчас кто-то сзади вцепился в нее и так сильно дернул за шубу, что разорвал по шву тот рукав, который Гвудрун успела надеть. Обернувшись, Гвудрун увидела, как дьякон с ее шубой бросился в открытую могилу и его засыпало землей.

Поняла она, что видела привидение дьякона, хотя о его гибели ей не было известно. Гвудрун была так напугана, что не решилась даже выпустить веревку и убежать. Она рассказывала, что звонила без передышки, пока на кладбище не сбежались все обитатели Миркау. Убедившись, что перед ней живые люди, Гвудрун перестала звонить в колокол, они поведали ей о смерти дьякона, а она им — о своей поездке.

В тот же вечер, когда все уже улеглись и собирались погасить свет, дьякон явился в Миркау и попытался напасть на Гвудрун, так что людям уже было не до сна. Две недели Гвудрун не смела оставаться одна, и ее стерегли каждую ночь. Говорят, будто пастор сидел у нее в ногах и читал Псалтирь. Потом в Скага-фьорде нашли колдуна. Он приехал в Миркау, отыскал на выгоне большой валун, велел выкопать его и поднять на чердак. Вечером все заволокло туманом, и дьякон, по обыкновению, явился на хутор. Он хотел войти в дом, но колдун заклинаниями заманил его к южной стене, куда выходило чердачное окно, и столкнул на него валун. Там дьякон лежит и по сей день. После этого привидение перестало посещать Миркау и Гвудрун оправилась от страха. Вскоре она вернулась домой, но люди говорят, что она уже никогда не была такой, как прежде.

(перевод Любови Горлиной)

Привидение из Фейкисхоулар (Feykishóladraugurinn)

На хуторе Фейкисхоулар близ Квальсау (Китовой реки) на Хрутафьорде в старину была при церкви большая усадьба. Когда случилась эта история, там жил богатый и образованный бонд. У него была одна дочь на выданье, богатая невеста. В услужении у него жил молодой человек, очень способный, и ходили слухи, что он влюблён в хозяйскую дочь, — а она его не замечала. Как-то осенью из Квальсау в море отправился корабль на рыбную ловлю, и этот парень нанялся туда матросом. Причаливая, корабль разбился, и погибли двое матросов, в том числе и он. Море выкинуло их тела на берег, и их похоронили при церкви в Фейкисхоулар. После этого в Фейкисхоулар стал ходить призрак того человека. Особенно часто на его ночные визиты жаловалась хозяйская дочь. Следующей весной хозяева Фейкисхоулар уехали на свадьбу в Битру, и на хуторе осталось мало народа. Нанятая незадолго до этого работница в хорошую погоду по ночам следила, чтобы овцы не забрели на тун. Хозяйская дочь хотела посторожить вместе с ней, но не смогла: её одолел сон, и она легла в кровать. Работница отогнала овец от туна, а потом пошла к церкви и забралась на крышу, потому что оттуда весь тун был хорошо виден. В руках она держала спицы и клубок ниток. Когда девушка влезла на стену церкви, она присела, и её взгляд упал на кладбище. И тут она видит: одна могила рядом с церковью открыта. Работница подумала: «Вот это новость!», — а поскольку она была смекалиста, то сообразила, что нужно сделать, привязала свой клубок за ниточку и спустила его в эту могилу, чтобы потом вытянуть обратно, когда ей вздумается. Она просидела там некоторое время, — и вот из дома на хуторе выходит человек, приближается к открытой могиле, не глядя на девушку, и собирается упасть в яму. Но тут он видит клубок и останавливается, смотрит на девушку и просит её вытянуть свой клубок. Она отвечает: «Нет!» и прибавляет: «Мне ещё надо с тобой поговорить». Он ласково упрашивает её, но ответ всё тот же. Наконец он согласился. Она твёрдо сказала, что не пустит его обратно в могилу, если он сперва не объяснит ей, кто он и за чем ходил. Он отвечает: «Делать нечего, придётся уступить тебе» и рассказывает: «Я тот самый юноша, который этой осенью утонул в Китовой реке При жизни я был влюблён в дочь здешнего хозяина и хотел делить с ней ложе, но она меня отвергла. Когда я умер, я часто ходил к ней, но только сегодня мне удалось осуществить свое желание, потому что она была дома одна. Она понесёт от меня дитя и родит сына, а сама умрёт при родах. Ее сына воспитают дедушка с бабушкой, и он будет внешне во всём походить на меня. Ему легко дадутся науки. Дедушка пошлёт его учиться. В двадцать лет его рукоположат в священники, и свою первую мессу он отслужит здесь, в Фейкисхоулар, и служба пройдёт великолепно. Но когда он после проповеди поднимет руки, чтобы благословить паству у алтаря, слова благословения обратятся в проклятие, такое страшное, что церковь со всеми прихожанами поглотит земля». Когда девушка услышала это пророчество, она спросила: «Неужели нет способа предотвратить такую беду?». «Есть, — ответил покойник. — Единственный способ — пронзить моего сына освящённым кинжалом в тот самый миг, когда он повернётся от алтаря к пастве и соберётся вместо благословения сказать проклятие. Потому что едва первые слова проклятия слетят с его губ, все слушатели замрут на месте, как громом поражённые, и никто не шевельнётся, чтобы хоть что-нибудь сделать. А если пронзить его раньше, он исчезнет, и от него ничего не останется, кроме трех капель крови на ризах в тех местах, куда попала святая вода при крещении. Через некоторое время здешний хутор и церковь сгорят дотла, и никто не сможет сказать, отчего. А потом этот край обезлюдеет, и больше здесь никогда не будет никакого жилья, кроме одной крошечной хижины». Когда покойник завершил своё пророчество, девушка вытянула клубок за нитку из могилы, а покойник пропал, и могила закрылась. Всё, что сказал покойник, сбылось. Девушка тайком велела записать его рассказ или пророчество, на случай, если она сама не доживёт до этой поры. Но она дожила до того дня, когда сын хозяйской дочери кончил курс наук и стал пастором. Когда он должен был служить свою первую мессу в Фейкисхоулар, она пошла в церковь. Её муж был там дьячком и сидел к северу от алтаря. Под одеждой у него был острый кинжал, закалённый в святой воде, и он пронзил им пастора насквозь в нужный миг. Тот пропал без следа, от него остались только три капли крови. Через некоторое время церковь и хутор в Фейкисхоулар сгорели, а жители вымерли во время чумного поветрия.

(перевод Ольги Маркеловой)

Сольвейг из Миклабайяра (Miklabæar-Solveig)

Одна девушка, по имени Сольвейг, работала на хуторе Миклабайяр у пастора Одда сына Гисли. Давно ли пастор Одд овдовел или недавно потерял жену — об этом ничего не говорится, но только Сольвейг влюбилась в него и хотела, чтобы он на ней женился. Пастор же наотрез отказался. От несчастной любви девушка повредилась в уме и пыталась наложить на себя руки. Чтобы предотвратить беду, по ночам с ней спала одна женщина, которую звали Гудлауг дочь Бьёрна. Днем же за Сольвейг следили все домочадцы.

Однажды в сумерки Сольвейг убежала на сеновал, стоявший на выгоне. У пастора был работник по имени Торстейдн, смелый и расторопный парень. Он заметил, как Сольвейг выбежала из дома, и бросился за ней. Однако она оказалась проворней его и, когда он добежал до сеновала, уже успела перерезать себе горло. Говорят, будто Торстейдн, увидев, как кровь хлещет у нее из горла, сказал:

— Ну, угодила к дьяволу в лапы! Сольвейг ничего не ответила на это, но из ее последних слов Торстейдн разобрал, что она просит передать пастору, чтобы он похоронил ее в освященной земле. В конце концов она истекла кровью и умерла. Торстейдн рассказал дома о случившемся и передал пастору просьбу Сольвейг. Пастор попросил разрешения у епископа, но тот ему отказал — ведь Сольвейг покончила с собой. Пока шли переговоры, тело Сольвейг лежало на чердаке, а когда пастор получил отказ, она приснилась ему.

— Если ты не похоронишь меня в освященной земле, то и тебе в ней не лежать, — сказала она сердито и исчезла.

Сольвейг похоронили за пределами кладбища без всякого отпевания. А вскоре обнаружилось, что она преследует пастора Одда, куда бы он ни поехал, в свой ли приписной приход в Сильфрунастадир или по какой другой надобности. Слух об этом облетел всю округу, и людям приходилось провожать пастора, если он поздно возвращался домой.

Однажды пастор отправился куда-то по делам. День был уже на исходе, а он все не возвращался. Домашние, однако, не волновались, зная, что пастора непременно проводят, если он задержится допоздна. Вечером обитатели пасторского дома услышали, что кто-то отворил наружную дверь, и, хотя это им показалось подозрительным, из комнаты никто из них не вышел. Вошедший стал быстро подниматься на чердак, но люди не успели поприветствовать пришельца, как тот скатился обратно, будто его стянули за ногу или за полу одежды. И тут же раздался сдавленный крик. Когда люди вышли из дома, они увидели у сарая лошадь пастора; его хлыст и рукавицы были засунуты под седло. Домашние встревожились, они поняли, что пастор вернулся домой, однако его нигде не было видно. Стали искать, расспрашивали на всех хуторах, где он мог останавливаться, и узнали, что пастора проводили до ограды выгона, а там он отпустил провожатого и сказал, что дальше поедет один. Люди снарядились на розыски, они искали пастора несколько дней, но так и не нашли. Потом поиски прекратились. Многие считали, что это Сольвейг выполнила свою угрозу: ведь она не хотела, чтобы пастор покоился в освященной земле. Скорей всего, она затащила его к себе в могилу, но там его не искали.

Тогда Торстейдн решил искать пастора в одиночку. Ему непременно хотелось разузнать, что сталось с хозяином. Постель Торстейдна находилась в комнате на чердаке напротив постели Гудлауг, той самой женщины, что когда-то спала вместе с Сольвейг. Гудлауг была женщина умная и обладала даром ясновидения. Однажды Торстейдн взял одежду пастора и кое-какие его вещи и положил себе под голову, чтобы ему приснился вещий сон, а Гудлауг он попросил ночью не спать и посмотреть, что будет происходить, и разбудить его, если он начнет во сне беспокоиться. Они оставили гореть свечу и легли. Гудлауг предупредила Торстейдна, чтобы до полуночи он ни в коем случае не засыпал, но сон все-таки сморил его.

Только Торстейдн заснул, как на чердаке появилась Сольвейг, в руке у нее что-то блеснуло, но что именно, Гудлауг разглядеть не успела. Сольвейг прошла через весь чердак, поднялась на приступку перед постелью Торстейдна и склонилась над ним. Гудлауг показалось, что она хочет перерезать ему горло. Торстейдн начал метаться и вертеть головой. Гудлауг вскочила, чтобы разбудить его. Сольвейг отступила, не в силах выдержать ее взгляда, и исчезла. На шее у Торстейдна Гудлауг увидела красную полоску. Он рассказал, что Сольвейг во сне предупредила его, чтобы он бросил доискиваться, куда подевался пастор Одд, — все равно, мол, он никогда этого не узнает. Она уперлась ему в грудь и хотела перерезать тесаком горло, но он проснулся, не успев почувствовать боли. С той ночи Торстейдн больше не пытался узнать, что сталось с пастором Оддом.

После этого случая Сольвейг перестала являться на хутор. Только пастор Гисли, сын пастора Одда, рассказывал, что в его первую брачную ночь Сольвейг снова явилась и напала на него с такой яростью, что он с трудом от нее отбился, а он был человеком редкой силы, так же как и его отец.

И больше о Сольвейг ничего не известно.

(перевод Любови Горлиной)

«Гаурун, Гаурун, серое у меня на затылке» („Gárún, Gárún, grátt er mér um hnakka“)

Однажды на неком хуторе жили муж и жена, но ни об их именах, ни о названии хутора не упоминается. Они держали двух слуг, работника и служанку. Его звали Сигюрдом, а её — Гвюдрун.

Сигюрд влюбился в Гвюдрун и посватал её, но она не захотела иметь с ним никаких дел. Одной зимой в канун Рождества они оба отправились в церковь и взяли для поездки коня, которого одолжил им их хозяин, и временами они ехали верхом вдвоём.

И когда ехали таким образом, Сигюрд заговорил и промолвил Гвюдрун:

— Поедем ли мы вот так вместе в канун следующего Рождества?

Она сказала, что этого не случится. Затем они немного поспорили по этому поводу, пока он не произнёс:

— Мы поедем вместе зимой в канун Рождества, хочешь ли ты этого или нет.

После этого они прекратили беседу, и не говорится, что в их поездке ещё что-нибудь случилось.

Но на исходе той самой зимы Сигюрд заболел и умер, и его отвезли в церковь и похоронили.

Вот прошёл год, наступила зима и приблизилось следующее Рождество. Когда же наступил канун Рождества, супруги собрались в церковь и предложили Гвюдрун тоже поехать, но она не захотела этого и сказала, что побудет дома, так и сталось.

Когда они уехали, она убралась в доме и привела всё в порядок наилучшим образом; после этого она зажгла свечу, затем взяла плащ и накинула на голову, но руки в рукава не продела; приготовившись так, она уселась и стала читать книгу.

Вскоре она услышала стук в дверь. Она взяла в руку свечу и вышла к двери. Снаружи она увидела какого-то верзилу в человеческом облике и коня с седлом и уздечкой и узнала верхового коня священника.

Пришедший обратился к ней и сказал, что сейчас она должна поехать вместе с ним. Она узнала в пришельце Сигюрда, своего приятеля. Тут она отставила свечу и вышла наружу. Он спросил, не хочет ли она, чтобы он посадил её на коня; она ответила, что ей не нужна его помощь для этого и сама села верхом, а он сразу занял место впереди неё.

Они отправились по дороге в церковь, не произнося друг другу ни слова; когда они проехали немного, он заговорил и сказал:

— Гаурун, Гаурун, серое у меня на затылке[44].

Она ответила:

— Замолчи, бесчестный, и скачи вперёд.

Не сказывают, разговаривали ли они ещё, пока не приблизились к церкви. Он остановился где-то у кладбища, и они оба спешились. Тогда он сказал:

Потом он исчез вместе с конём, а она помчалась через кладбище к двери церкви, но когда она захотела войти в церковь, её схватили сзади за плащ. Однако плащ соскользнул у неё с плеч и остался в руках схватившего, а Гвюдрун ворвалась в церковь и сразу упала ничком на пол без сознания.

В это время богослужение было в самом разгаре. Люди бросились помогать Гвюдрун; её занесли в помещение и влили её в рот несколько капель; тогда она, наконец, очнулась и рассказала всё, что произошло, и как она сюда прибыла.

Тогда пошли к конюшне проверить коня священника; его обнаружили там мёртвым, у него была переломаны все кости, а кожа на спине разорвана. Перед входом в церковь люди нашли остатки плаща; он весь был изорван на куски, и повсюду валялись тряпки.

Затем могилу Сигюрда привели в порядок, и после этого он уже лежал спокойно.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сын драуга (Draugssonurinn)

Жил однажды священник, который вёл хозяйство на усадьбе при церкви, как обычно и бывает. У него была молодая и многообещающая дочь. Её посватал человек из этого прихода, но священник отказал ему, так как считал, что девушка слишком молода, да и жених этот ему не понравился. Человек этот рассердился и сказал, что всё равно получит её, не живым — так мёртвым. Вскоре он умер и был похоронен.

Вскоре после этого явился в усадьбу незнакомец и попросил разрешения пожить, и священник это позволил.

У священника был работник, внимательный и работящий, и хозяин очень любил его. Ночью он заметил какое-то шевеление в постели девушки. Он слышал, что пообещал жених, а вечером незнакомца нигде не было видно, и он заподозрил, что это может означать.

Он оделся, вышел на кладбище и увидел, что могила жениха открыта. Взял он тогда верёвку, привязал к концу камень, свесил в могилу, держа за другой конец, и стал ждать, пока придёт гость. И когда тот подошёл к могиле, то спросил работника:

— Что тебе надобно здесь ночью?

Работник ответил, что об этом же можно спросить и у него.

— Ведь ты, наверное, человек, — говорит он.

— Всё гораздо сложнее, — сказал драуг, — я действительно был человеком, но сейчас я скорее дух, нежели человек. Теперь разреши мне спуститься в мою могилу.

— Нет, — говорит работник, — пока ты не расскажешь мне, как ты поступишь.

— Да будет так, — сказал мертвец. — Я должен был получить дочь священника. Я обещал получить её мёртвым, если не смогу живым.

— К чему это приведёт? — говорит работник.

— У неё будет ребёнок, — сказал драуг, — и она родит мальчика.

— Расскажи мне судьбы её и ребёнка, — сказал работник. — Ты опустишься в могилу не раньше, чем покончишь с этим.

— Вот что случится, — сказал драуг. — Девушку не обвинят, и она позднее станет твоей женой.

— Не нравится мне это, — говорит работник, — получить брошенную драугом.

— Так должно случиться, — сказал драуг, — и это тебе не повредит.

— Как насчёт ребёнка? — говорит работник.

— Он станет, — сказал драуг, — самым одарённым человеком, которого носила земля. Он получит это от меня, ибо я дух и знаю гораздо больше, чем люди. Он поступит в школу и будет хорошо учиться, и он станет священником, но едва он повернётся перед алтарём в первый раз, церковь погрузится под землю со всеми, кто в ней будет, если не окажется кого-нибудь настолько смелого, чтобы подойти к нему и пронзить его, когда он решит повернуться. Тогда от него ничего не останется, кроме лопатки и запёкшейся крови; это единственное в нём от матери. Никому не рассказывай о том, что я тебе поведал, пока это само не произойдёт. От этого зависит твоя жизнь.

Работник обещал это и затем пропустил его в могилу, приказав никогда больше не скитаться. Тот сказал, что этого можно не опасаться. Могила закрылась, а работник пошёл в дом и незаметно улёгся в свою постель, а когда люди поднялись на ноги, незнакомец исчез, и это показалось странным.

Вот прошло время, и в соответствующий час девушка родила мальчика и объявила отцом незнакомца. Священник воспитал мальчика, и с ранних лет он был очень одарён. Священник отдал его в школу, он провёл там несколько лет, окончил учёбу с наилучшими отметками и затем был посвящён в капелланы у своего деда.

Когда он должен был совершить богослужение в первый раз, все предвкушали, как услышат этого очень одарённого человека, и в церкви собралось множество людей. Там были его мать и работник. Он уселся в хорах вблизи подножия алтаря, и вид был у него странный, и едва священник решил повернуться перед алтарём, работник внезапно встал, взмахнул тесаком и проткнул священника насквозь. Тот упал.

Все зашумели; несколько человек схватили работника и держали его, другие взяли тело и сняли с него церковное облачение. Им показалось, что оно в их руках превратилось в ничто, и они не увидели тела, а только левую лопатку и запёкшуюся кровь, а кое-кто говорит, там было три капли крови.

Это всех удивило, люди были ошеломлены. Тогда работник взял слово и громко и отчётливо рассказал всем собравшимся всю историю о своей беседе с призраком и всё, связанное с этим.

В церкви были люди, которые припомнили, что слышали обещание жениха получить девушку, если не живым, то хотя бы мёртвым. Тогда все решили, что работник сказал правду.

Старый священник поблагодарил работника за помощь, которую он оказал всем прихожанам, и возлюбил его ещё больше, чем прежде. И немного спустя он выдал за него свою дочь. Они стали заниматься хозяйством, очень полюбили друг друга и жили долго и счастливо до самой смерти.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Скелет работника (Beinagrind staðarvinnumannsins)

Однажды на Западных фьордах жители обнаружили на взморье среди плавника, принадлежавшего церкви[45], полный скелет человека. В черепе сохранился язык. Скелет перенесли в посёлок и поставили в церкви за дверью, а когда стали рыть свежую могилу, заодно похоронили и его, но на следующее же утро он поднялся из могилы, и его обнаружили лежащим на надгробии. Три раза его пытались зарыть, но каждый раз всё в точности повторялось. В конце концов эти попытки прекратили, и скелет оставили за дверью в церкви.

Как-то священник из того посёлка отправился к пробсту на исповедь. Тогда он и рассказал пробсту обо всех этих событиях. Как только пробст узнал об этом, он захотел непременно взглянуть на скелет и попросил священника послать кого-нибудь за ним. Но поскольку уже стемнело, никто из домочадцев пастора не решился исполнить поручение, — кроме одной служанки.

Она взяла ключ и отперла церковь, быстро принесла скелет и кинула его на пол. А когда пробст взглянул на него, его обуял ужас, и он попросил скорее убрать его с глаз долой. Хозяин велел служанке отнести скелет обратно в церковь.

Она отвечает: «Я обещала только принести его, а не тащить обратно».

И всё же ей ничего не оставалось, как подчиниться.

Когда она проделала полпути со скелетом за плечами, он промолвил: «Не волоки меня, неси меня на руках!»

Девушка отвечает: «Тогда согнись».

Когда она добралась до церковных ворот, скелет говорит: «Прошу тебя, не уходи: я расскажу тебе, кто я».

Она осталась стоять. Тогда скелет говорит: «Одно время я был работником в этом самом месте и служил пастору, у которого была дочь. Вышло так, что она родила от меня ребёнка. На это пастор так разгневался, что лучше было не попадаться ему на глаза. Мне пришлось уйти от него; а он, к тому же, не собирался меня прощать, а сам я не мог жить в одном дворе с матерью своего ребёнка. Через некоторое время я утонул в море, но, как видишь, полностью, не истлел.

Сейчас, когда ты войдешь в церковь, там на хорах будет полным-полно народу. Среди толпы ты увидишь человека в красной шапке. Я попросил бы тебя обратиться к нему с такими словами: «Эй, ты, в красной шапке, ты не хочешь простить покойному то, что он тебе сделал?» Он и ухом не поведёт. Тогда обратись к нему в другой раз, с теми же словами. Тогда он замолчит и оглянется, — а ты повтори то же самое снова. В третий раз он ответит «да».

После этого выходи из церкви, но не оборачивайся. А ещё я хочу попросить, чтобы в следующий раз, когда на кладбище будут рыть могилы, меня похоронили; тогда я буду лежать спокойно. Вот здесь на западной стороне туна есть бугорок. Хорошенько запомни, как я его опишу, чтобы потом ты смогла его найти. Под ним зарыты деньги; они ничьи. Их ты возьмёшь себе — в награду за заботу. Удача не оставит тебя».

Девушка вошла в церковь и видит всё в точности так, как описал ей скелет: хоры полны народу, и один — в красной шапке. Она окликает его: «Ты не хочешь простить покойному…» — и так далее, а человек в красной шапке и ухом не ведёт. Она окликает его второй раз, — и все произошло так, как сказал скелет, и в третий раз тоже: тогда тот человек ответил «да».

Получив ответ, девушка повернулась, чтоб выйти. И тут за спиной у неё раздался голос: «Посмотри мне в глаза: они такие красные!»

На это она задрала сзади юбку и отвечает: «Посмотри мне в зад: он такой черный!»

Потом она отправилась домой и никому не рассказала о случившемся.

А в следующий раз, когда копали могилы, она попросила похоронить скелет, — и больше он не появлялся из-под земли.

Она нашла бугорок по описанию скелета, и под ним оказалось много денег. Потом она удачно вышла замуж, всю жизнь прожила в этом приходе и была счастлива.

(перевод Ольги Маркеловой)

Сигюрлёйг и Хердис (Sigurlaug og Herdís)

Эта история начинается так. Когда преподобный Вигфус Рейкдаль был священником в Хамме на севере Лаксаурдаля, у него была одна служанка, которую звали Сигюрлёйг. Она была дочерью Гвюдмюнда, родом с запада из Мидфьорда по отцу, а род её матери был из Скайи. Её мать звали Ингибьёрг Гвюдмюндсдоуттир из Аусбудира.

Как-то летом Сигюрлёйг ухаживала за скотом священника от окота до того момента, когда ягнят отнимали от матери. Однажды в солнечную хорошую погоду она занималась починкой обуви, и ей привиделось, что к ней подошёл некая человеческая фигурп; она была закутана в саван, а её золотистые волосы спадали на плечи. Сигюрлёйг догадалась, что это призрак или мертвец, и очень испугалась. На вид это была молодая девушка.

Она подошла к Сигюрлёйг, ласково поздоровалась с ней и попросила её не бояться, ведь она не сделает ей ничего плохого. Сигюрлёйг спросила, кто она, а та ответила, что её зовут Хердис и ей четырнадцать лет, и проживала она в Недранесе и умерла там. Она сказала, что теперь обитает на кладбище в Кете и лежит в ногах Маргрет Халльгримсдоуттир с Сельснеса; она была женой Бьёдна Арнгримссона, который тогда жил на Сельснесе, но умерла много лет назад. Бьёдн снова женился, и взял в жёны Ингибьёрг, которая сейчас жива и живёт на Сельснесе, очень старая и дряхлая, а Бьёдн уже умер. Эта Маргрет была сестрой Арнгрима, который жил в Гёйксстадире.

Хердис сказала, что потеряла кость, это очень маленькая косточка, и лежит она на дороге между воротами кладбища и дверью хутора.

— Она случайно отлетела в сторону, когда твоя мать подметала метлой кладбище, и лежит теперь там, — сказала Хердис, — а так как у твоей матери больное сердце, я не хочу её тревожить; поэтому я явилась к тебе, поскольку ты не больна и к тому же моложе.

— Потому я прошу тебя ныне оказать мне услугу и пойти в воскресенье в церковь в Кете, когда священник будет совершать там богослужение. Возьми кость и положи в мою могилу в ногах Маргрет, ибо я не хочу, чтобы она бродяжничала. Тебе от этого не будет ничего плохого, если ты последуешь моему совету и ничего не перепутаешь. Я прошу тебя никому не говорить об этом, если же ты не сможешь таиться, то можешь рассказать священнику, но никому другому. Если ты последуешь моему совету и сделаешь в точности, как я тебе говорю, будет тебе счастье, а иначе произойдёт плохое.

После этого она исчезла, а Сигюрлёйг вечером вернулась домой, она была очень напугана и удивлена. Онарастеряла овец. Её спросили о причинах, но она смолчала. Сына священника Сигфуса звали Эйриком. Я не уверен, жив ли он ещё, он отправился на юг в Боргарфьярдарсислу. Она поведала Эйрику всю историю, что случилась, и сказала, что очень боится, но Эйрик посмеялся и сказал, что это один вздор и бессмыслица. Также он убедил в этом и Сигюрлёйг, и про это узнали чуть ли не все.

В следующее воскресенье священник уехал и совершил богослужение в Кете, а Сигюрлёйг в церковь не пошла. Так миновало некоторое время.

Как-то раз в хорошую погоду, когда Сигурлёйг осталась со своими овцами, Хердис пришла к ней, и теперь она выглядела несколько сердито, было очевидно, что она в скверном настроении. Она сказала Сигурлёйг:

— Плохо ты поступила, раскрыв другим то, что, как ты знаешь, должно было остаться в тайне, я ведь предупредила тебя, чтобы ты никому не рассказывала, особенно всяким шутникам. Я не могу уже помешать, если с тобой случится что-то плохое из-за твоей болтливости, но раз уж произошло так, что ты ничего не сделала из того, о чём я просила тебя, хотя лучше было бы, если бы ты сделала это, то я прошу тебя о том же самом: отправляйся в церковь в Кете, когда там будет ближайшее богослужение, возьми мою кость, положи в могилу и придай этому как можно меньше значения, хоть уже стало слишком поздно.

Затем она исчезла, а Сигюрлёйг отправилась домой в сильном ужасе и рассказала обо всём священнику и Эйрику. Вот прошло некоторое время, пока не пришла пора священнику из Рейкьядаля служить мессу в Кете. Он позволил Сигурлёйг поехать с ним и сказал, что на большее не осмеливается. Тогда Сигурлёйг отправилась в церковь вместе со священником, и он начал богослужение.

Во время проповеди Сигурлёйг вышла во двор, но едва она шагнула за ворота, как увидела Хердис; та приблизилась и приказала ей взять кость, Сигурлёйг же так испугалась, что не знала, что ей делать. Она хотела вернуться в церковь, но Хердис воспрепятствовала этому и угрожала ей всё сильнее, пока она не взяла кость и не положила в могилу. Тогда Хердис исчезла, а Сигурлёйг пошла в церковь очень испуганная.

После богослужения люди отправились домой. Сигурлёйг осталась сторожить овец ещё на лето. Над ней очень насмехались Эйрик и другие шутники, которые знали эту историю, и нельзя сказать, что она сама не находила в этом удовольствие теперь, когда всё прошло.

Однажды, когда Сигурлёйг была одна со своими овцами, Хердис пришла к ней крайне разъярённая и угрожала ей за то, что Сигурлёйг всё рассказала, и сказала, что худо ей будет. Она очень упрекала её за болтливость.

В конце концов Сигурлёйг наполовину сошла с ума, и Хердис стала преследовать её. Так продолжалось некоторое время до следующей весны, когда она переехала из Хамма в Гёйксстадир в Скайи; она жила там несколько лет и вышла замуж за Йоуна Гуннлёйгссона из Гёйксстадира; он был сыном бонда Гуннлёйга. Они построили дом в Клейве и жили там несколько лет. Затем они переехали в Кету, и там Йоун Гуннлёйгссон умер от кровотечения из носа и их сын Йоун, совсем дитя.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Работница и жена скаульхольтского епископа (Vinnukonan og biskupsfrú í Skálholti)

Это произошло той зимой, когда в Скаульхольтском приходе умер именитый бонд, и его положили в церкви. (Тогда был обычай хоронить знатных людей в церкви). Ему вырыли могилу возле хоров, и устроили похороны в воскресенье перед богослужением. Но пока могилу копали, там обнаружился человеческий скелет, судя по всему, женский. Он был целым и неистлевшим, так что его положили под скамью в углу, а во время похорон забыли закопать. Так он и пролежал там всё время службы и до конца дня.

Вечером школяры завели разговор об этом, и им сказали, что кости забыли зарыть. Дело было к ночи, и школярам приспела пора ложиться спать. Служанки пришли раздеть их. Школяры принялись подтрунивать над ними: мол, ни одна из них не отважится в одиночку пойти в церковь, принести им оттуда скелет, который сегодня забыли под скамьёй, а потом унести его обратно. Они сказали, что скинутся и отдадут все деньги той, которая сделает это. В этой затее участвовали все парни, кроме Вигфуса, о котором рассказывалось раньше[46]. Тут одна девушка вызвалась исполнить их поручение, при условии, что они сдержат своё обещание наградить её.

Она тотчас вышла, добралась до церкви по подземному ходу, схватила скелет, взвалила себе на закорки и тем же путем отправилась обратно.

Едва она дошла до середины подземного хода, до самого узкого его участка, как услышала, что скелет говорит: «Ой! Больно!» А она не растерялась и ответила: «Тогда держись покрепче за мою спину!»

Она проделала весь путь до спальни школяров, и они тотчас попросили её вернуться в церковь. Эту просьбу она тоже исполнила.

Но когда она собралась положить скелет на старое место, он сказал ей: «Ты поступила хорошо, но поступишь ещё лучше, если положишь меня под угловую скамью на хорах и дашь мне полежать там некоторое время. Под скамьёй похоронена епископская жена, а когда я умерла, мы с ней враждовали. Оттого я не могу полностью истлеть в могиле. Сейчас я хочу с ней помириться».

Девушка исполнила эту просьбу, а сама вышла из дверей. Вскоре она услышала, что на хорах как будто перешёптываются двое, но слов не разобрала, а потом всё смолкло. И тут она видит: скелет сам собой выходит к ней и говорит: «Всё в порядке. Мы помирились, и за это тебе спасибо». И в тот же миг он весь рассыпался прахом.

Девушка пошла восвояси, не показала виду, что с ней что-то произошло, и потребовала у школяров свою награду. Но они не захотели её слушать, сказали, что это, мол, не такой уж подвиг, чтоб требовать за него награды; так она и отправилась спать ни с чем.

Ночью скелет явился ей во сне и сказал, что хочет кое о чем с ней потолковать: в благодарность за услугу он решил показать ей клад; деньги, мол, лежат под бугром у южного угла кладбища.

Утром девушка отправилась туда и, пока никто не видел, раскопала бугор. Там она обнаружила ларец с деньгами и взяла его себе. В тот день она снова напомнила школярам об их обещании, но и в этот раз они ей отказали.

На следующую ночь ей снова приснился сон: будто к ней входит епископская жена и говорит: «Я тоже должна кое-чем отплатить тебе. На северном краю кладбища есть круглый бугор. В нём зарыт небольшой клад. Он твой; но школяров ты тоже не оставляй в покое, пока они не заплатят тебе того, что обещали».

Наутро она пошла, отыскала этот бугор. В нем было много денег; их она все взяла себе и спрятала. В этот день девушка снова пошла к школярам и потребовала от них обещанное; а они снова ни в какую. Тут Вигфус поддержал её и пристыдил товарищей за то, что они не хотят сдержать своё слово, — но в ответ услышал от них только ругань. Страсти разгорались, и в конце концов Вигфус пригрозил другим школярам, что обо всём расскажет епископу и директору школы, — пусть они заставят их выполнить то, что обещали девушке. Но они подняли его на смех.

Тогда Вигфус пошёл к епископу и директору и всё рассказал им, промолчав лишь про клад (а девушка не утаила от него ничего). Епископ и директор выбранили школяров за вероломство и приказали им заплатить ей всё, что они обещали, — и им волей-неволей пришлось подчиниться.

Вскоре эта девушка вышла замуж за бедняка, а через некоторое время они купили на её деньги столько земли, сколько можно было получить за двадцать коров[47].

(перевод Ольги Маркеловой)

Привидение навещает подругу (Svipur vitjar vinu)

Гвюдрун Стефаунсдоттир, жена Йоуна Йоунссона, выпускника реального училища (сейчас, в 1907 году, он живет на хуторе Ульвсстадир в Лодмундарфьорде) несколько лет назад, когда ещё была девочкой-подростком, пасла овец на Побережье в Лесах в округе Фльоутсдаль. Дорога на восток, на Викингсстадир пролегает недалеко от Побережья, и овцы с обоих хуторов часто сходятся вместе. В Викингсстадир был мальчик-подросток по имени Эйнар; он стерёг овец летом. Когда они с Гвюдрун приглядывали за овцами, они много времени проводили вместе и хорошо ладили друг с другом. Эйнар часто делился с маленькой Гунной своей едой. Поэтому они крепко подружились, как это часто бывает у подростков, которым некому излить душу у себя дома. Так продолжалось два лета. Маленький Эйнар был очень слаб здоровьем и со временем совсем слёг. Так настала зима. Однажды хозяин, как обычно, уехал с утра и воротился лишь вечером при свете луны. Он не заметил, что Эйнару стало хуже.

Под вечер Гунну послали из дома за какой-то одеждой, которую недавно постирали. На дворе ярко сиял месяц, и его свет бил вышедшей из дверей Гунне прямо в лицо. Поэтому она отвернулась, — и видит, что с другой стороны возле входа стоит её приятель Эйнар. Она в тот миг не сообразила, что и как, обратилась к нему и приветливо говорит: «Эйнар! Здравствуй, друг!» Она хотела сказать ещё что-то, но тут он исчез. Гунна оторопела: она поняла, в чём дело. Девочка поспешила обратно в дом и рассказала о своём видении, но над ней только посмеялись: ответили, что ей примерещилось, и назвали трусихой. А на следующий день пришло известие, что маленький Эйнар умер накануне вечером, и как раз в то самое время, когда Гунна видела его облик на Побережье.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак-винник (Brennivínsdraugurinn)

На Холме одно из самых известных привидений — так называемый Винник. Считается, что это призрак датчанина — «ассистента» из магазина Сункенберга в Рейкьявике.

Служба у него была — отмеривать хмельные напитки, и сам он питал слабость к спиртному. Каждое лето из года в год по воскресеньям он выезжал через Кольвидархоуль (Угольный холм) в Марардаль (Морскую долину) и там приносил обильные жертвы Бахусу. Эти поездки он считал самыми сладостными моментами в своей жизни… Вот этот человек скончался в Рейкьявике на одре болезни. А следующей зимой двое жителей Южного мыса ехали через хейди и решили заночевать в горной хижине в Кольвидархоле.

Они открыли дверь хижины и вздрогнули, оттого, что услышали на чердаке пение. Они не чаяли никого там встретить, ведь в округе ничто не указывало на то, чтобы там кто-нибудь недавно проезжал. Путники шагнули в дом, полезли на чердак, открыли люк, и их глазам предстало удивительное зрелище: у окна сидел человек, явно довольный и радостный. Вид он имел благородный: в высоком цилиндре, в парике и парадном платье, а поверх одежд у него была шинель из черной материи, и на воротнике с каждой стороны — по серебряной пуговице. На полу между его ног стояла огромная кадка, наполненная водкой до краёв, источавшая дивный аромат. В одной руке человек держал жестяной ковш или кружку, зачёрпывал ей водку из кадки, пригубливал, а затем выливал обратно в кадку. Своё занятие он сопровождал насмешливыми взглядами. Путники обратились к чудаку с приветствием и признались, что удивлены его странным поведением и тем, какой у него большой запас хмельного. Он же вместо ответа выставил вперед одну ногу, обутую в датскую туфлю, и низким голосом пропел такую вису:

Выну ловко пробку я —
— много в бочке влаги —
Хме́льная забьёт струя,
Хлынут реки браги.
Затем он поднялся, махнул рукой, в которой держал кружку, — и вдруг разом пропал, рассыпавшись искрами, и на чердаке воцарилась полная тьма. Путникам стало не по себе, и они опрометью скатились по лестнице вниз и выбежали вон в светлую весеннюю ночь. Только тогда они снова успокоились.

(перевод Ольги Маркеловой)

Поднятые из могилы и «посланцы» (Uppvakningar og sendingar)

«Лилия» (Lilja)

Считается, что «Лилия»[48] способна отгонять нечистых духов; вот история в доказательство тому. На одном хуторе жила старуха, которая знала «Лилию» наизусть и всё время пела её, когда спускалась тьма. А остальные посмеивались над ней и не собирались заучивать поэму. Когда старуха умерла, на хуторе не стало покоя от привидений; а порой раздавался зычный голос: «Пойте же „Лилию“!» Но этого никто не мог, и со временем хутор пришёл в запустение.

(перевод Ольги Маркеловой)

Позвонок на острие ножа (Hryggjarliður á knífsoddi)

На севере жила одна вдова. У нее было свое хозяйство; она была зажиточной и работящей, и многие просили её руки, среди прочих — один повеса с соседнего хутора, умевший колдовать. Но она отказала ему. Эта вдова была духовидицей, так что ей ничего не стоило проследить, не собирается ли отвергнутый жених отомстить ей по-своему. Через некоторое время под вечер она пошла в кладовую за едой для домочадцев и стала нарезать кровяную колбасу. Вдруг она увидела, как по коридору к дверям кладовой приближается привидение. Вдова спокойно стояла с ножом в руке и без страха смотрела на него. Привидение немного помешкало и попыталось зайти к женщине сбоку или сзади, потому что нечистый дух никогда не подойдёт к тому, кто его не боится, спереди. Вдова заметила, что привидение было всё чёрное, с одним только белым пятнышком. Она ткнула в это пятно ножом; тут раздался громкий треск, и женщина упустила нож, словно его вырвали у неё из рук. Больше она ничего не заметила, а нож так и пропал. Лишь наутро он отыскался на дворе, воткнутый в человеческий позвонок. А в тот вечер все двери в доме были заперты.

(перевод Ольги Маркеловой)

Колдуны с островов Вестманнаэйяр (Galdramennirnir í Vestmannaeyjum)

Когда в Исландии свирепствовала чёрная смерть, восемнадцать колдунов объединились и заключили союз. Они отправились на острова Вестманнаэйяр и задумали противиться там смерти, пока это суждено.

Когда они с помощью своего колдовства узнали, что болезнь в стране прекратилась, то захотели проверить, остался ли кто-нибудь жив. Они решили послать одного из них на землю. Они выбрали в путешествие того, кто был не лучшим и не худшим в их искусстве. Они переправили его на землю и сказали, что если он не вернётся до Рождества, они отправят к ему «посланца»[56], который убьёт его. Это было в начале рождественского поста.

Человек отправился в путь, долго шёл и заходил во многие места. Нигде он не видел живых людей; хутора стояли открытые, и в них там и сям лежали бездыханные тела. В конце концов он пришёл к какому-то запертому хутору. Он удивился этому, и теперь у него проснулась надежда найти кого-нибудь. Он постучал в дверь, и оттуда вышла молодая и красивая девушка. Он поздоровался с ней, а она бросилась ему на шею и зарыдала от радости, увидев человека; она сказала, что думала, что не осталось никого живого, кроме неё одной.

Она попросила его пожить у неё, и он согласился. Они вошли в дом и много беседовали. Она спросила его, откуда он пришёл и зачем странствует.

Он рассказал ей всё, в том числе про то, что ему нужно вернуться до Рождества. Она попросила его оставаться у неё как можно дольше. Он сжалился над ней и пообещал ей это. Она сказала ему, что никого живого там нет, поскольку она неделю ходила от своего дома во все стороны, но никого не нашла.

Приближалось Рождество, и человек с острова захотел уйти. Девушка попросила его остаться и сказала, что его товарищи не будут столь безжалостными, что заставят его поплатиться за то, что он задержался у неё, сироты. Он дал уговорить себя, и вот наступил рождественский сочельник.

Тогда он решил уйти, чтобы она ни говорила. Она увидела, что просьбы уже не помогут, и сказала:

— Подумай, как ты вечером попадёшь на остров? Не кажется ли тебе, что лучше умереть здесь рядом со мной, чем где-нибудь по дороге?

Мужчина увидел, что времени осталось в обрез, и потому решил успокоиться и подождать смерти там, где он есть.

Так прошла ночь, он очень грустил, а девушка очень веселилась и спросила, не видит ли он, что делают островитяне. Он сказал, что они собрались отправить на землю посланца, и сегодня тот, наверное, придёт туда. Девушка села теперь возле него на свою постель, а он улёгся ближе к стене. Он сказал, что его клонит ко сну и скоро будет нападение. Затем он уснул.

Девушка сидела у постели и непрестанно тормошила его, чтобы он сказал ей, где посланец. Но чем ближе тот подходил, тем крепче он спал, и в конце концов, когда он сказал, что посланец пришёл в их земельные владения, то так уснул, что девушка не смогла его снова разбудить. Вскоре она увидела коричневый пар, входящий в дом. Пар понемногу продвигался к ней и потом приобрёл человеческий образ.

Девушка спросила, куда он направляется. Посланец рассказал ей всё о своём поручении и попросил её отойти от постели:

— Ибо я не могу перебраться через тебя, — сказал он.

Девушка говорит, что тогда ему нужно кое-что сделать. Посланец спросил, что именно. Девушка сказала, что он должен показать ей, насколько большим может стать. Посланец согласился и стал таким огромным, что заполнил весь дом.

Тогда девушка говорит:

— Теперь я хочу увидеть, насколько маленьким ты можешь стать.

Посланец сказал, что может стать мухой, и тут же он превратился в муху и собрался пролететь под рукой девушки в постель к мужчине. Но вдруг он оказался в овечьей кости, которую держала девушка, и она заткнула отверстие пробкой. Потом девушка положила кость с посланцем в свой карман и разбудила мужчину. Он сразу проснулся и очень удивился тому, что ещё жив. Девушка спросила у него, где же посланец. Он ответил, что не знает, что с ним случилось.

Тогда девушка говорит, что давно подозревала, что колдуны с островов не такие сильные. Мужчина очень обрадовался, и они вдвоём отпраздновали праздник с великим удовольствием.

Когда приблизился новый год, мужчина стал молчалив. Девушка спросила, что с ним. Он сказал, что сейчас на островах готовят нового посланца.

— И они все вместе наделят его силой. Он должен явиться сюда в последний день года, и тогда нет мне спасения.

Девушка сказала, что не может страшиться того, о чём ничего неизвестно:

— И ты не бойся посланца островитян.

Она была очень весёлой, и ему стало стыдно хныкать.

В последний день года он сказал, что посланец уже прибыл на землю.

— И он стремительно движется, поскольку ему придали необычайную силу.

Девушка сказала, чтобы он вышел сейчас с ней наружу. Он так и сделал. Они шли, пока не пришли к какому-то лесному кусту. Там она остановилась и потянула несколько ветвей. Тогда перед ними открылась каменная плита. Девушка подняла плиту, и под ней была землянка.

Они спустились в землянку, там было темно и страшно. Там был тусклый огарок свечи, и она горела на человеческом животе внутри черепа. На подстилке со свечой лежал ужасный старик. У него были глаза красные как кровь, и весь он был довольно безобразен, как показалось островитянину.

Старик сказал:

— Случилось что-то новое, раз ты пришла, воспитанница. Давненько я тебя не видел. Что же мне теперь сделать для тебя?

Девушка рассказала ему всё, о мужчине и о первом посланце. Старик попросил у неё разрешения посмотреть кость. Она так и сделала, а старик, едва получил кость, стал совсем другим. Он задумчиво разглядывал её то так, то эдак и поглаживал пальцами.

Тогда девушка говорит:

— Скорее помоги мне, воспитатель, потому что мужчина становится сонным, и это признак того, что скоро явится посланец.

Тут старик вытащил пробку из кости, и из неё вылетела муха. Старик погладил муху, похлопал её и сказал:

— Теперь лети, окажи сопротивление всем посланцам с островов и проглоти их.

Раздался громкий треск, и муха вылетела наружу и стала такой огромной, что одна её челюсть доставала неба, а другая — земли. Она боролась против всех посланцев с островов, и теперь мужчина был спасён.

Теперь девушка и человек с Вестманнаэйяра вернулись из землянки домой и поселились на её хуторе. Позднее они поженились, расплодились и заселили землю. И что было дальше, я не знаю.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сказка о Йоуне Силаче (Sagan af Jóni sterka)

Жил в Эйрарбакки парень по имени Йоун. Во всем поселке не было человека сильнее его. Каждую весну в Эйрарбакки приезжал купец и все лето торговал там своими товарами, а осенью снова уезжал. Однажды купец разгружал свое судно. Йоун оказался на берегу. Таскали бочки с мукой.

— Ну-ка, Йоун, покажи свою силу, — сказал купец. — Снесешь домой разом две бочки, считай, что они — твои!

Поднял Йоун бочки, как перышко, и отнес домой. Нечего делать, оставил купец бочки Йоуну, хотя и жалко ему было отдавать задаром столько муки.

Вскоре купец навестил Йоуна.

— Будущим летом снова испытаем твою силу, — сказал он. — Я привезу одного парня, посмотрим, сможешь ли ты его побороть.

Йоун ответил, что с человеком бороться он не отказывается, но с великаном или с негром мериться силами не станет. На этом они расстались, и осенью купец уехал. Вернулся купец, как всегда, весной, отыскал Йоуна и сказал, что привез знатного борца. Йоун ответил, что у него нет охоты бороться.

— Потому нет охоты, — сказал он, — что предчувствие не сулит мне ничего хорошего.

Однако к борьбе Йоун все же приготовился и привязал себе на спину и на грудь по куску войлока. Потом он накинул на плечи широкий плащ и пошел к месту, которое купец определил для борьбы и где по его приказанию уже поставили камень с острыми краями. Подошел Йоун и вдруг видит: ведут четыре человека страшного негра, огромного, как бык, и синего, как Хель1. Подвели они его поближе и отпустили. Негр, точно зверь, набросился на Йоуна, и они стали бороться. Йоун быстро понял, что негр сильнее его, и поначалу только увертывался. Он выждал, пока негр устал, вспотел и начал задыхаться, а тогда оттеснил его к камню и с такой силой ударил об острый край, что сломал ему все ребра, и негр испустил дух. На этот раз купец рассердился не на шутку, уж очень он надеялся на своего негра.

— Теперь раздобудь мне самую мудрую книгу, какая только есть на свете, — велел он Йоуну, — а не то я прикажу тебя убить.

Йоун ответил, что не боится его угроз. Зимой Йоун попросил мать, чтобы она приготовила ему новые башмаки и собрала еды на дорогу. Мать спросила, куда он пойдет, но Йоун и сам этого не знал. Собрался он в путь и сказал матери, чтобы она не тревожилась, если он не вернется до конца зимы.

— Но если я и весной не вернусь, — сказал он, — значит, меня нет в живых.

Простился он с матерью и ушел далеко в горы, туда, где никто не живет. До самого вечера шел Йоун и вдруг увидел небольшой хутор. На его стук вышла девушка и приветливо с ним поздоровалась.

— Много ли народу живет здесь на хуторе? — спросил он.

— Отец с матерью да я, — ответила девушка, — больше никого нет.

Тогда он попросился на ночлег, и она отвела его в каморку, где стояла одна кровать. Потом девушка принесла ему поесть и осталась у него на всю ночь. Ночью она спросила, зачем он к ним пожаловал, и он ответил, что ищет самую мудрую книгу на свете.

— Не иначе как мой отец знает, что ты ее ищешь, и хочет помочь тебе, — сказала девушка.

По ее приглашению Йоун остался у них на всю зиму, но ни отца девушки, ни ее матери и вообще ни одной живой души он на хуторе не видел.

Однажды вечером в конце зимы девушка спросила, что Йоун ответит, если ее отец подойдет утром к окну и позовет его рыбачить.

— Отвечу, что пойду, — сказал Йоун.

— Если ты ему понравишься, он тебе поможет, — сказала девушка.

Рано утром он услыхал в окне голос:

— Ну что, Йоун, поплывем?

— Поплывем, — ответил Йоун, встал и вышел из дому.

У амбара он увидел старика с лесой в руке. Йоун поздоровался с ним и поблагодарил за гостеприимство, старик отвечал коротко и тотчас отправился в путь, а Йоун — за ним.

Долго они шли и наконец пришли в большую бухту. Там в сарае стояла лодка. Они спустили ее на воду и поплыли. Когда они были уже далеко от берега, старик говорит:

— Дальше не поплывем. Сегодня я буду удить, а ты будешь править лодкой.

Йоун подчинился, и старик весь день удил. К вечеру ему на крючок попалась большая рыбина. Старик подтащил ее, и Йоун увидел, что это огромный палтус. Старик сказал, что такой палтус слишком велик для их лодки.

— Придется тащить его за лодкой на лесе, — сказал он. — Ты что хочешь, грести или держать палтуса?

Йоун ответил, что больше хочет грести, и взялся за весла. Только они поплыли, как на море поднялась буря, однако Йоун вел лодку так, что ее даже не качнуло. Наконец они причалили к берегу.

— Ну и силен же ты! — сказал старик. Они вытащили лодку на берег и привязали палтуса к камню.

— Я сам позабочусь об улове, — сказал старик.

Вернулись они домой, Йоун пошел к девушке, а старик остался в амбаре.

На другое утро в окно опять постучали:

— Ну что, Йоун, поплывем? — спросил старик.

Йоун согласился и вышел из дому, старик уже стоял у амбара со своей лесой. Пришли они к морю, и видит Йоун, что палтуса нет возле камня. На этот раз они заплыли еще дальше. Вечером старик подтащил к лодке большую акулу, и они поплыли к берегу. Как и накануне, греб Йоун, а старик держал рыбу. Тут опять разыгралась буря, еще сильнее, чем накануне, а лодка у Йоуна плывет себе, не качнется.

— Ну и силен же ты! — сказал старик, когда они доплыли до берега.

Привязали они акулу к камню и пошли домой. А об улове старик обещал сам позаботиться.

Ночью девушка сказала Йоуну, что завтра они с отцом поедут ловить рыбу в последний раз.

— Вот когда тебе придется по-настоящему показать свою силу, — сказала девушка.

Наутро в окно опять стук:

— Ну что, Йоун, поплывем? Йоун согласился, и они снова пошли к морю. Акулы на берегу уже не было. В этот день они заплыли еще дальше, чем накануне. К вечеру старик поймал большого кита, и они повернули к берегу — старик кита держит, а Йоун гребет. Тут налетел такой ураган, какого никто и не видывал, а лодка у Йоуна плывет себе — не качнется. Вышли они на берег, старик и говорит:

— Ну и силен же ты, Йоун!

Привязали они кита к камню и отправились домой. Старик сказал, что сам об улове позаботится, и поблагодарил Йоуна за помощь.

Через несколько дней девушка сказала Йоуну:

— Ну, Йоун, пора тебе возвращаться домой. Отец проводит тебя.

Собрался Йоун в путь, простился с девушкой и вышел из дома, а старик уже стоит, его дожидается.

— Домой собрался? — спрашивает он у Йоуна. — Идем, я покажу тебе прямую дорогу.

Пошли они вместе и вышли на прямую дорогу, а дальше старик идти не захотел. Присели они на обочину, и старик сказал:

— Пока что, Йоун, ты не шибко преуспел в своем деле. Но сегодня я тебе все открою. Пришел ты сюда по моей воле. Теперь моя дочь родит от тебя ребенка, у нее будет сын. Я проживу еще двенадцать лет, а старуха моя умрет раньше. Через двенадцать лет ты должен вернуться сюда за моей дочерью и жениться на ней. Возьмешь себе все мое добро, а меня, прежде чем уйти, похорони рядом со старухой.

Потом он вытащил из-за пазухи книгу и сказал, что дарит ее Йоуну.

— Только смотри, — прибавил старик, — никогда не читай подряд дольше получаса. Мы со старухой всю зиму переписывали эту книгу. Летом, когда купец приедет в свою лавку, поди и кинь ему эту книгу. Он схватит ее и начнет читать. И если случится так, что книга освободится, забирай ее себе и пользуйся ею с толком.

На этом они и расстались, пожелав друг другу счастья.

То-то обрадовалась мать Йоуна, когда он вернулся домой, ведь она уж и не чаяла увидеть его живым. А весной, как обычно, приехал купец.

Выбрав время, когда в лавке никого, кроме купца, не было, Йоун пришел и кинул на стол книгу. Купец схватил ее и начал читать. Целый час читал, а потом отшвырнул книгу, пошел к морю и утопился. А Йоун забрал книгу и вернулся домой. С тех пор люди стали считать Йоуна самым мудрым человеком на свете.

Через двенадцать лет Йоун снова пришел на хутор. Дверь оказалась заперта. Он постучался, но ему никто не отворил, тогда он сломал дверь и вошел в дом. Его возлюбленная сидела вся в слезах, а с нею был мальчик. Обрадовались они встрече, обнялись, и она рассказала Йоуну, что мальчик — это его сын и что отец ее нынче умер. Похоронил Йоун старика подле старухи, а женщину с ребенком и все добро увез к себе. И прожили они на своем хуторе много-много лет.

Уже в преклонных годах Йоун переехал на другой хутор, по соседству со Скаульхольтом, и там жил до самой смерти. Все считали Йоуна выдающимся человеком, потому что он благожелательно относился к людям и давал им добрые советы. Он дожил до глубокой старости, и похоронили его в Скаульхольтской церкви.

Много лет спустя двое учеников епископской школы в Скаульхольте решили вызвать Йоуна из могилы. Один должен был читать заклинания и, когда Йоун появится, выхватить у него из рук книгу, а другой — тут же ударить в колокол, чтобы покойник снова провалился в могилу. Так они и сделали. И вот видят: идет к ним высокий седой старик с книгой в руках. Хотел один ученик схватить книгу, да куда там, он Йоуну и до пояса не достал. В это время другой ученик ударил в колокол, и больше они Йоуна не видели.

А про книгу говорят, что это была знаменитая магическая книга «Серая Кожа».

На этом кончается сказка про Йоуна Силача.

(перевод Любови Горлиной)

«Посланец» в склянке (Sendingin í glasinu)

На Западных Фьордах был один бонд. Они с женой жили в достатке. У этого бонда был враг, который его ненавидел. Этот человек слыл колдуном и хотел обратить свои чары против бонда и убить его с помощью колдовства. Однажды бонда стало клонить в сон среди дня, и он сказал жене, что, наверно, кто-то придёт по его душу,[49] и что он собирается ненадолго прилечь. Она говорит: «Ложись на кровать позади меня, а я сяду рядом на край!». Он лёг, как она предложила, и вскоре крепко уснул. Пока бонд спал, вошёл малец. Жена спросила, за чем он пожаловал. Он ответил, что пришёл убить её мужа. Она говорит: «Такому малявке это не под силу!» Он отвечает, что может вырасти. Жена ему на это: «Как-то не похоже, что ты на это способен», — и прибавила, что хотела бы на это посмотреть. Мальчик начал тянуться вверх, а жена всё подзадоривала его расти больше и больше. В конце концов, он вырос настолько, что ему пришлось стоять в доме согнувшись, а голова упиралась под самые стропила. Женщина решила, что он уже достаточно увеличился, и спросила, умеет ли он уменьшаться. Он ей в ответ: «А как же?» Женщина просит показать. Он начинает медленно уменьшаться, пока не становится таким же, как пришёл. Женщина спрашивает, может ли он стать ещё меньше, — и он уменьшается. Тут она говорит: «А ещё меньше стать можешь?» — и он снова уменьшается. Тогда хозяйка склянку и спрашивает: может ли он уменьшиться настолько, чтобы пролезть в ее горлышко. «Могу!» — отвечает он. Она просит показать ей. Он залез в склянку, а она хватает пробку, затыкает склянку, а поверх обвязывает околоплодную оболочку[50]. И тогда малец уже не мог выбраться наружу. Женщина отставила от себя склянку с мальчиком. В это время проснулся хозяин и спросил, не приходил ли кто-нибудь. Она отвечает: «Приходил мальчишка, говорил, что собирается убить тебя», — и протягивает ему склянку: «Смотри: вот он!». Бонд взял склянку и при этом говорит, что он, мол, знал, что у него хорошая жена, но не подозревал, что настолько хорошая. Потом он разделался с нечистиком из бутылки, и с тех пор ни к нему, ни к его жене не приходили такие замечательные «гости», как этот.

(перевод Ольги Маркеловой)

О Торгейровом бычке (Um Þorgeirsbola)

Примерно в середине XVIII века в долине Фньоускдаль жил один человек по имени Торгейр, родом со Скоугар (с Лесов) и Телемарке; он был холост и нанимался работником на хутора в этой долине. Со своими друзьями он был надёжным и приветливым, а с теми, кто перечил ему — суровым и мстительным, и в округе он слыл страшным колдуном. Рассказывают, что как-то раз он посватался к одной женщине из тех мест, или из соседнего селения, но она ему отказала; он осерчал на нее и пообещал ей отомстить. Говорят, будто после этого он раздобыл ободранную телячью голову (по другим рассказам, бычье копыто) и вставил туда собачью лапу, — как бы то ни было, он поколдовал над ней и так наполнил её дьявольскими чарами, что из неёе получился драуг в обличье быка, — его потом прозвали Торгейров бычок. Ещё говорят, будто он напустил это создание на женщину, которая отвергла его сватовство; этот бык, будто бы, преследовал её до тех пор, пока не довел до смерти. Иные говорят, что потом он преследовал и её сестру; чему из этого можно верить, неясно. Впредь никто не осмеливался сказать Торгейру слова поперёк, ведь, если что-то было не по нему, ему ничего не стоило застращать обидчика.

Впоследствии он женился и 27 лет жил на хуторе Вьегейрсстадир во Фньоускдале, и там у него родились дети; а потом он переехал в Лейвсхус на побережье Свальбарда, — и тогда жителям показалось, что привидений и прочей нечисти в округе стало больше; ведь драуг следовал и за самим Торгейром, и за его детьми. Он являлся людям во сне и наяву; те, кто не видели его сами, часто слышали его басовитый рёв, казалось, исходивший из-под земли под ногами. Часто он представал перед людьми в обличье быка и выглядел так: с головы и со всего туловища шкура содрана и свисает сзади, мездрой наружу, и волочится позади него при ходьбе. Иногда он являлся в образе коровы или овцы разных мастей; тогда он часто телился или ягнился и жалобно ревел от родовых мук, но когда кто-нибудь подходил посмотреть, в чём дело, всё в тот же миг исчезало. Иногда он принимал вид собаки, или кошки, и т. д. Как-то раз один повеса поддразнил Торгейра: сказал, что в его селении нет быка, нельзя ли, мол, одолжить быка у него. На это Торгейр рассердился и ответил: «В другой раз ты не будешь просить у меня быка», — а потом, говорят, этот человек умер внезапно страшной смертью; некоторые считают, что его порешил Торгейров бык. Сам Торгейр в старости признавался, что ему надо бы обновить своего быка, так как он способен убить человека. Считалось, что именно так Торгейр и сделал: одно время бык разбушевался настолько, что если на его пути (а он всегда шёл впереди Торгейра, его детей и близких) попадалась овца, или корова, она или ломала себе ногу, или ее начинали мучить загадочные припадки; — впрочем, через некоторое время как будто стало спокойнее. После этого кто-то якобы замечал, как Торгейр по ночам разговаривает со своим быком, спрашивает: «Ты в новой или в своей старой коже?» — но никто не слышал его ответа.

В доказательство того, как неотлучно бык следовал за Торгейром, рассказывают вот что: будто однажды старик ночью вышел из дому и увидел на лугу возле сарая Торгейрова быка, а с ним Хусавикского Лалли и Скотту из Эйафьорда; они вместе набросились на быка и стали его терзать; старик увидел, что быку приходится туго: его задние ноги запутались в волочащейся шкуре, а туловище было как бы недавно освежеванное, всё в кровоподтеках. Старик немного посмотрел на эту потасовку, а потом выманил всю братию в приморские селения. Едва он управился, как пришёл кто-то из родни Торгейра. А ещё одна баба рассказывала, что видела, как бык, задрав хвост, вбегает в тот двор, где она жила, а за ним идут родственники Торгейра. А другая старуха будто бы видела, как призраки людей, недавно утонувших в море, бродили по взморью и водили на верёвке Торгейрова быка; она посчитала, что это одновременно фюльгьи людей и предвестники непогоды.

Потом на одном хуторе во Фньоускдале произошло вот что: восьмилетний мальчик поздно вечером собрался выйти на двор, а когда он дошёл до дверей, ему почудилось, что во дворе стоит белый конь. Мальчишке показалось, что у коня сломана спина, а живот провисает до земли, оба уха и хвост отрезаны, и весь он в крови. Мальчик испугался, побежал в дом, рассказал об увиденном, прибавив, что не знает, какие изверги так обошлись со скотиной, и попросил народ выйти и взглянуть на это. Они тут же вышли, но ничего не увидели; потом поискали вокруг дома и на туне, но никого не нашли. Тут пришла дочь Торгейра и попросилась на ночлег, и тогда все догадались, что это, должно быть, был Торгейров бычок.

На хуторе в Хёвдакверви в конце лета один из взрослых поздно вечером погнал коров домой, а когда он уже гнал их через свой тун, ему померещилось, что прибежал серый пятнистый телок и начал крыть одну корову. Он увидел, как корова свернулась клубком, и услышал её страшный громкий рёв, а ночью эта корова после долгих мучений выкинула недоношенного телёнка. Рано поутру в гости на хутор заглянул зять Торгейра и прошёл той же дорогой, которой тот человек накануне гнал своих коров, — поэтому всё случившееся приписали Торгейрову бычку.

Как-то раз один человек видел Хусавикского Лалли и Скотту из Эйафьорда на Торгейровом бычке: он ехал на нем верхом, а она сидела на волочащейся шкуре, как на санях.

На второй или третий год нового века Торгейр умер, а его родня расселилась по разным местам. После этого бесчинства Торгейрова бычка стали всё реже, и в наше время, кажется, никто больше не видел и не слышал его; всё это мы рассказываем точно так, как в юности слыхали от стариков, а они, вроде бы, говорили правду, но сами мы не можем точно сказать, как всё было. На этом кончаются истории, которые ходят о Торгейровом бычке.

(перевод Ольги Маркеловой)

Торгейров бычок (Þorgeirsboli)

Жил человек по имени Торгейр, по прозвищу Гейри-Колдун; его брата звали Стефаун, а прозвище у него было Стефаун-Певун, так как, по слухам, он на диво хорошо пел; их отца звали Йоун. И ещё надо упомянуть третьего человека — Андрьеса; он приходился им дядей по матери. Они были родом из Фньоускадаля, а зимой рыбачили на острове Хрисей в Эйафьорде. Говорят, все они принимали участие в создании Бычка. Торгейр будто бы достал у одной женщины на этом острове новорождённого телёнка, порезал его в определенных местах, содрал ему шкуру до бёдер (по другим рассказам, на бёдрах) так, чтоб шкура волочилась у него сзади, и наделил колдовскими чарами. Но этого братьям показалось мало, и они вложили ему в рану восемь свойств: от воздуха и от птицы, от человека и от собаки, от кошки и от мыши, а ещё от двух морских див, и у быка стало девять сущностей, считая вместе с его собственной, бычьей. Потому он мог двигаться и по суше, и по воде, и по воздуху, и принимать по своему желанию обличья всех существ, чьими свойствами он был наделен. И хотя бык был снаряжён описанным образом, Торгейр побоялся, что он не будет непобедим, поэтому он раздобыл «сорочку» новорождённого ребёнка и набросил на него[51].

Так как созданием быка и наделением его разными способностями занимался в основном Торгейр, то быка так и назвали по нему, да и ему бык тоже был нужен больше всего. Как-то Торгейр посватался к женщине по имени Гвюдрун Бессадоттир, но она не захотела идти замуж за Гейри. Тогда они напустили на неё быка. Сперва он долго не мог одолеть её, но потом ей не стало от него спасения, и когда её отвозили на другой хутор, с ней приходилось ехать шестерым, а то и восьмерым, потому что мало кто чувствовал себя в безопасности рядом с ней. Но даже если её сопровождало столько народу, её иногда поднимало из седла и отбрасывало прочь на три-четыре сажени. Но временами он оставлял её в покое. В конце концов бесчинства быка довели её до могилы.

Однажды Гвюдрун пошла на мессу. Бык стал так мучать её в церкви, что она не находила себе места, с ней случился такой сильный приступ, что она едва не сделалась калекой. Тогда из церкви вышел человек и увидел быка на крыше соседнего дома; одна стена дома выходила к церкви, и бык лежал на противоположном скате крыши, а морду положил на конёк, так что можно было различить его открытые ноздри. Тот человек заметил, что из них прямо в церковь тянется серая нить. Но когда он дошёл до такого места, с которого был виден противоположный скат крыши, тело быка уже исчезало.

Один бонд по имени Магнус жил в Хёвдакверви на хуторе, который называется Сюнд (Перешеек). Жену Магнуса звали Хельга, она была в близком родстве с Гвюдрун Бессадоттир. После гибели Гвюдрун бык переметнулся к Хельге и постоянно её мучил. В Эйафьорде был знающий человек, его звали Торви, и жил он в Копнах[52]. Этого Торви попросили избавить Хельгу от быка. Торви прибыл в Сюнд и увидел, где бык: он лежал на крыше бадстовы, как раз над Хельгой, а она жаловалась, что на неё что-то сильно давит, особенно на ноги, хотя она и босиком; а бык лежал как раз над её ногами. Торви не смог одолеть быка: он сказал, что не знает, каким именно образом на быка надели «сорочку»: набросили сверху, или сперва натянули снизу, а потом загнули вверх, потому что это бывает по-разному, — а в «сорочке» бык непобедим. Люди говорят, что в конце концов бык замучил Хельгу до смерти, и потом он ещё долго преследовал её родных и близких.

Хотя изначально бык нужен был Торгейру, чтобы разделаться с Гвюдрун, с его помощью он мстил и другим людям, с которыми ему надо было свести счёты, — так как бык всюду неотлучно следовал за Торгейром, и нередко нападал на людей. Торгейр подпускал его к чужим коровам, он покрывал их, тревожил и сбивал с дороги. Люди часто слышали в темноте и тумане его рёв.

Однажды Торгейр прибыл в Хатльгильсстадир, находился там во время домашнего богослужения, и во время чтения часто выходил. После богослужения вместе с Торгейром вышел хозяин, и они увидели, что к северу к горе как будто тянется полоса тумана, хотя погода была ясная. Тут Торгейр произнёс: «Вот чёрт, как он умеет растягиваться!» Считается, что это он сказал о быке, ведь тот пользовался тем, что одна его сущность была от воздуха. А немного погодя началась страшная пурга, и все подумали, что бык это предчувствовал. Такое же явление потом часто видели перед сильными бурями или какими-нибудь другими важными событиями.

На севере страны существуют рассказы, что Хусавикский Лалли и Скотта из Эйафьорда, а может, и Скотта из Хлейдраргарда, примкнули к Торгейрову бычку и ездили на нём вдоль реки Фньоускау. Лалли и Скотта сидели на волочащейся шкуре быка, а он тянул их на хвосте.

Когда быку не удавалось выполнить задание Торгейра, он возвращался к хозяину и обращался против него, мучал его и пытался погубить. И хотя Торгейр был сведущ в колдовстве, нередко ему лишь с большим трудом удавалось защищаться от быка; особенно туго ему приходилось, если быку попадала шлея под хвост, и он разъярялся на него. Однажды бык так упорно хотел убить Торгейра, что тот обратился в бегство и примчался домой к жене. Жена держала на руках их младенца, а Торгейр собрался было взять ребёнка и бросить его быку, чтоб он отстал, и так спастись от беды. Но жена умоляла его не делать этого, а лучше отдать ему тёлку, которая стояла у них в хлеву. Торгейр так и поступил: отвязал тёлку и выпустил из хлева. Через некоторое время тёлку нашли возле хутора, растерзанную в клочки. После этого за быком никаких грехов, вроде бы, не водилось, кроме того, что он стал часто пугать коров. Родню Торгейра он тоже преследовал, и Торгейр никуда не отпускал своих дочерей, которых обеих звали Ингибьёрг, без рунической палочки за передником, для защиты отбыка.

Как уже говорилось, бык являлся в разных обличиях: порой в образе человека или собаки, но чаще всего в образе рогатого быка, за которым на хвосте волочилась его окровавленная содранная шкура. Но какое бы обличье он ни принимал, он был гадким, и многие его пугались. Большинство утверждает, что Торгейру до самой кончины не удавалось извести быка, потому что когда Торгейр лежал на смертном ложе и уже преставился, то на его груди видели свернувшегося в клубок серого кота, а другие говорят, чёрного щенка, и это было одно из обличий Торгейрова бычка. Некоторые считают, что этого быка сделали в начале XVIII века, а другие — что ближе к середине этого века.

(перевод Ольги Маркеловой)

Рыжий бык (Rauðiboli)

Когда пастор Томас Скуласон жил на хуторе Греньядарстад (1786–1808), он держал двух работников; одного звали Бьяртни, другого — Мартейнн. Они оба всегда ночевали в сенях у дверей, а кроме них там никто не спал. Бьяртни прежде был женат, но с женой разошёлся; а поскольку он положил глаз на другую девушку по соседству, ему хотелось во что бы то ни стало избавиться от своей жены. Поэтому он перенял от одного ведуна с севера способ вызвать призрака и собирался наслать его на свою жену, чтобы извести её. Потом Бьяртни стал поднимать призрака из могилы, облизал с его лица слизь, по всем правилам колдовского искусства, а после призрак накинулся на Бьяртни, поборол его, и Бьяртни едва спасся. На этом дело не кончилось: призрак принялся преследовать Бьяртни, и когда тот спал, и когда бодрствовал, так что Бьяртни едва не лишился рассудка из-за того, какую кашу заварил; и он, и Мартейнн совсем потеряли покой по ночам, призрак всё время колотил по стене снаружи и не давал им спать, покуда Бьяртни не выходил и не оставался на улице на большую или малую часть ночи. Но что именно происходило между ними, неизвестно, — если только Бьяртни сам чего-нибудь не рассказывал, когда вновь возвращался к Мартейнну.

Так продолжалось некоторое время, и в конце концов Бьяртни едва не взбесился от этого, и вот он пошёл со своим горем к одному колдуну и попросил отвадить от него призрака. Колдун дал ему листок с какими-то знаками и велел Бьятни ночью пойти в церковь в Греньядарстаде, одеться в облачение для богослужения, и так стоять у алтаря, не двигаясь с места, что бы ни происходило вокруг, и чьи бы слова он ни слышал, потому что им, мол, только того и надо, чтобы выманить его за пределы алтаря, а тогда он пропал. Напоследок колдун сказал, что придёт огромный рыжий бык и захочет просунуть язык между ним и алтарём, и тут ему нужно исхитриться и налепить этот листок бумаги быку на язык: если Бьяртни это удастся, ему больше не надо будет опасаться нападений призрака. После этого Бьяртни пошёл ночью в церковь, и всё прошло так, как сказал колдун. К Бьяртни подходили толпы людей, одна за другой, ходили кругами вокруг алтаря, но из них Бьяртни были знакомы немногие. Они по-всякому обращались к нему, просили и по-хорошему, и по-плохому выйти из алтаря и присоединиться к ним. Один из тех, кого Бьяртни, как ему показалось, узнал, был Хатльгрим Скевинг, дед д-ра Скевинга; он хотел вытянуть Бьяртни к себе за алтарную ограду. Толпы исчезали одна за другой, едва им становилось ясно, что нипочем не выманить Бьяртни. Под конец пришёл рыжий бык; он просунул язык за ограду и хотел положить его между алтарем и Бьяртни, словно собираясь слизнуть его прочь. Но тут Бьяртни удалось налепить ему на язык лист, и в тот же миг бык исчез, и больше Бьяртни ничего не видел в этой церкви, и с тех пор призрак не являлся ему.

(перевод Ольги Маркеловой)

Вызывание призраков (Að vekja upp draug)

Какими словами или речами призраков поднимали из могилы, не вполне ясно, но бытуют рассказы о том, что вызывающий сначала должен быть готов к схватке или борьбе с призраком, а потом облизать ему лицо: сперва в одну сторону, а потом в другую, или наоборот, особенно в том случае, если призрака просят прибавить знаний или предсказать будущее. Но если вызывающий не сможет одолеть или побороть призрака, то этот призрак будет преследовать его, а служить ему уже не станет. А главное — вызывающий должен уметь побороть призрака для того, чтобы потом снова заставить его уйти в землю, — а это всегда нужно было делать по исполнении своего поручения или замысла.

(перевод Ольги Маркеловой)

Как вызывать призрака (Hvernig vekja skal upp)

Тот, кто собирался поднять из могилы призрака, сначала должен был выучить все заговоры, которыми заклинают мёртвых, и уметь заставлять покойников говорить. Затем вызывающий шёл на кладбище, подходил к каждой могиле и спрашивал, кто в ней лежит. Покойники отвечали на все вопросы, но обыкновенно вызывающие останавливали свой выбор на самых слабых.

Вызывающие обычно одевались в белую простыню или сорочку, и когда находили мертвеца себе по нраву, поднимали его из могилы заклятиями (каковы они были, я не знаю); потом вызывающий облизывал с носа и рта покойника слизь и глотал слюну, затем начинал бороться с покойником, и если тот уступал, делал его своим слугой для всяких рискованных поручений или даже убийств, потому что тогда привидение становилось полноценным драугом. У пробужденного сила увеличивалась вдвое по сравнению с той, которой он обладал при жизни. Поэтому вызывающие часто выбирали себе в слуги тех, кто при жизни был слабосильным.

(перевод Ольги Маркеловой)

Поднятые из могилы (Uppvakningar)

Покойников поднимали из могилы для различных целей, например, чтобы убить врага, или испортить его имущество; других же заставляли работать на хуторе. Вызывающий сначала должен был дочиста облизать покойнику нос и рот, затем побороться с ним и одолеть, чтобы потом суметь снова заставить его уйти в землю; в противном случае призрак мог обернуться против того, кто его вызвал. Ещё был способ: попросить умирающего послужить тебе после смерти, но тогда призрак беспокоил просившего три ночи подряд; зато, если человек с честью выносил такое испытание, призрак покорялся ему. Иногда те, кто покидал свой дом, оставляли призраков в жилище — на погибель и недолю тем, кто собирался там поселиться. Порой призраки сами оставались там после смерти возлюбленных, как в случае с призраками сислуманна Йоуна Ислейвссона с Горы, которые, по слухам, подстроили так, что на Фетльсланд, когда их выгнали оттуда, ринулся поток с ледника. А о том, как прилежно призраки трудятся на хуторах, сложена такая виса:

На Песках в почёте труд,
праздности не знают:
Десять косят, двадцать жнут,
Двадцать пять — сгребают.
Хотя к такого рода историям обычно добавляют, что на подобных хуторах достатка не было.

«Выходцами с того света» называют тех, кто сам выходит из могилы после смерти из-за желания кому-либо отомстить, любви к изменившей им супруге или невесте, или любви к деньгам; говорят, что тех, к кому их душа больше всего лежала при жизни, они преследуют вплоть до девятого колена, всячески досаждают им, пытаются лишить их жизни, вредят их хозяйству, мучат посторонних людей, пришедших в их жилища; есть даже рассказы о фюльгьях, которые являлись людям в дурных снах, заставляли скотину валиться с ног и болеть. Но если с обладателями таких призраков-спутников ссорились, и упрекали их, то призраки, по слухам, переставали беспокоить упрекающих. Некоторые из тех, за кем следовали эти привидения, должны были каждый день давать им еду, чтобы избавить себя от их происков.

Всё это и, соответственно, неприятности, преследовавшие род, назывались «дисами»[53]. Смысл этого слова становится более ёмким, если учесть, что им обозначали всё неприятное и непреодолимое в жизни, всё, что можно было бы назвать злой судьбой, как, например, неудачи или болезни, появление которых связывали с происками нечистых духов. Но в остальном представления о «дисах» туманны.

(перевод Ольги Маркеловой)

Сила драугов возрастает (Draugum eykst megin)

Когда на кого-нибудь напускают призрака, который будет преследовать его самого и его род, нельзя допустить, чтобы этот призрак попробовал на вкус кровь того, к кому его послали, или его родственников, потому что, если призраку это удастся, его сила возрастёт настолько, что он станет вдвое неистовее и неодолимее. Сигурд Живописец рассказывает, что в Скагафьорде все боялись, что так выйдет с Кеплавикским Моури. И вот однажды (это заметил один духовидец) призрак успел отведать крови Кеплавикского рода, когда одному человеку из этого семейства пускали кровь, и потом этот призрак не давал им покоя.

(перевод Ольги Маркеловой)

Смерть драуга (Draugur deyr)

В те времена, когда преподобный Торстейн был священником в Двергастейне, одним вечером случилось так, что в дверь постучали, к двери сразу вышли, но там никого не оказалось. Когда тот, кто подходил к двери, отошёл, постучались снова. К двери опять вышли, однако всё равно никого не было видно. Когда же этот некто снова подошёл к хутору и постучал в третий раз, священник сказал тому, кто пошёл к двери, чтобы тот произнёс снаружи громко и отчётливо:

— Если тот, кто пришёл, хочет видеть священника, тогда пусть войдёт.

Тот, кто вышел, сделал так, и тогда появился человек высокого роста со светлыми волосами и в кожаной одежде. Он быстро вошёл и пошёл к дому, где жил священник. А пока он стучал, священник оделся в церковное облачение и так поджидал его. Когда он вошёл, священник пригласил его сесть на скамью. Затем священник спросил, откуда он и собирается делать.

Тогда пришедший сказал:

— Я с запада, из Вестюрланда, из-под Ёкюля. Сегодня я вышел там в море, но корабль, на котором я был, перевернулся, и все люди утонули. Но я, который был капитаном этого корабля, выбрался на сушу почти при смерти, а когда я там лежал обессилевший на берегу, ко мне подошёл человек, вселил в меня злого духа и велел мне идти сюда на восток и убить тебя.

Потом он замолчал. А священник спросил его, не хочет ли он исповедаться и причаститься, и тот согласился.

Затем священник исповедал и причастил его, и совершил всё, что положено христианам, а когда всё было сделано, тот внезапно словно заснул и больше уж не подавал никаких признаков жизни.

Его раздели, подготовили по обычаю тело и потом похоронили, обращаясь так, как и с любым другим человеком, умершим по-христиански.

(перевод Тимофея Ермолаева)

(перевод Тимофея Ермолаева)

Другой рассказ о человеческой кости (Missögn um mannshnútuna)

Некогда два человека враждовали и угрожали друг другу. Однажды в сумерки один из них возвращался из овчарен на хутор. По дороге он увидел какого-то человека, идущего ему навстречу. Когда они поравнялись, тот остановился и неподвижно застыл. Работник подошёл к нему и спросил его имя; тот промолчал. Человек спросил во второй раз; тот промолчал. Работнику показались странными и подозрительными и эта окаменелость, и мрачный взгляд из-под бровей. Ему пришло на ум, что это, наверное, «посланец» — мертвец, отправленный его недругом. Он не стал выжидать, выхватил из кармана нож, ударил им мертвеца и, оставив нож в ране, побежал домой изо всех ног.

Тут он испугался того, что вдруг это был человек, а не призрак. Его охватило сильное беспокойство и раскаяние из-за этого убийства, он слёг и пролежал большую часть зимы. На поле, где они встретились, не было видно ни следов содеянного, ни тела.

Весной, как только это стало возможным, на поле как раз в том месте, где они повстречались, разыскали человеческую кость и рядом — нож бонда. Бонд понял, что не совершал убийства, а всего лишь спас свою жизнь от мертвеца, и поднялся с постели.

Стало известно, что его недруг взял с кладбища кость, обернул её шерстью, затем плюнул внутрь и прочитал над всем этим свои колдовские заклинания.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Летун (Draugurinn Flugandi)

В долине Фльотсдаль, во времена сислуманна Йоуна Торлаукссона из Видиветлир, на хуторе Глумсстадир жил бонд по имени Ауртни. У него было много скота. Однажды Йоун Торлаукссон пожелал купить у него столько овец, сколько можно дать за одну корову[54], но Ауртни наотрез отказался продавать. Сислуманну это пришлось не по нраву, и он пригрозил, что Ауртни ещё наплачется со своим скотом.

В то время Йоун испросил у церковных властей построить на своём хуторе, Видиветлир, церковь, и ему это всемилостивейше дозволили. Покуда церковь возводили, на кладбище при Монастыре (по другим сведениям — на хуторе Вальтьовсстадир) похоронили покойника.

Йоун Торлаукссон поднял этого мертвеца из могилы и привел к себе в Видиветлир. Там он велел своему скотнику Бьяртни причастить драуга, чтобы тот вернее смог одолеть бонда Ауртни.

Но из этого ничего не вышло: приёмная мать бонда зорко следила, чтобы драуг, даже подготовленный таким образом, ничего ему не сделал. Но всё же она не была уверена, что сама сможет долго оберегать сына от этой напасти. Она посоветовала Ауртни поехать на юг, в Хёргсланд, к отцу Магнусу: об этом пасторе шла молва, что он лучше всех умеет отваживать от людей драугов и выходцев с того света.

Ауртни по ее совету нашёл пастора, но, увы, тот лежал при смерти и был не в силах ему помочь. «Но у меня есть дочь, — сказал пастор. — Попроси её о помощи».

Ауртни отправился к пасторской дочери и попросил у неё защиты. Она согласилась помочь ему — при условии, что он будет во всём следовать её советам. Бонд ответил «Буду!» «Тогда, — ответила пасторская дочь, — завтра же отправляйся в путь и постарайся успеть домой засветло. Но смотри, чтоб темнота не застигла тебя в дороге; особенно же будь осторожен, когда поедешь через пески на Брейдюмёрк: не оглядывайся, что бы ты ни услышал позади — от этого зависит твоя судьба. А если ты не последуешь этим советам, я уже ничем не смогу тебе помочь».

Бонд обещал в точности последовать всем её советам и вскоре пустился в путь. И вот он добрался до песков в Брейдюмёрк, и едва проехал немного на восток, как вдруг слышит за спиной шум и гул, грохот и треск. Но он удержался от того, чтоб оглянуться назад. Однако чем дальше он ехал, тем громче становился шум.

И уже при выезде с песков бонд оглянулся и видит, что совсем близко от него восемнадцать призраков загоняют под землю Летуна. Но едва тот призрак заметил, что Ауртни оглянулся, как вырвался и улетел от остальных, и они его не поймали, — а к тому времени они уже вогнали его в землю до подмышек. Но Ауртни твердо верил, что, хотя в этот раз он сплоховал, эти восемнадцать всё равно защитят его от Летуна остаток пути. И ему воздалось по вере: до Глумсстадир он добрался целым и невредимым.

А через какое-то время он получил письмо (или ему это передали на словах) от пасторской дочери из Хёргсланда: она сильно бранила его за то, что он испугался и нарушил данное слово — оглянулся на песках. Но она добавила, что всё же сможет уберечь его от призрака, при условии, что он никогда не будет ходить в ложбину близ своего хутора в одиночку. Ауртни решил неукоснительно следовать этому совету, — и на первых порах ему это удавалось.

Но однажды ночью, летом, Ауртни послышалось, что поблизости бродит лошадь, — и он вышел из дому. Он увидел, что на крыше землянки пасется рыжий конь. Ауртни погнал его через тун в ложбину, до ручья, который сейчас называется Рыжиков. Там конёк скинул обличье — и стал призраком Летуном. В ложбине у ручья он убил бонда.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак причащается (Draugur sakramentaður)

Жили два пастора, один на западе страны, другой на востоке. Они люто враждовали между собой и строили друг другу разные козни. И вышло так, что пастор с запада почувствовал, что проигрывает, и стал угрожать своему восточному коллеге: пообещал напустить на него такого призрака, что ему мало не покажется.

Так случилось, что работники пастора утонули в море во время шторма, и их тела вынесло на берег. Пастор пошёл туда, своими чарами вызвал одного из них с того света и наделил покойника мощью, а потом дал ему поручение убить восточного пастора. Драугу это пришлось не по нраву, он попросил, чтоб его освободили от такой обязанности, но пастор приказал, — и тот скрепя сердце пошёл.

Теперь перейдем к восточному пастору. Близилось рождество. В канун Рождества пастор велел, чтоб его домочадцы пораньше закончили все работы во дворе; а перед закатом велел запереть двери и никого не выпускать.

Когда солнце закатилось, в дверь постучали. Пастор велел своей одиннадцатилетней дочери подойти к дверям. Она открывает, выглядывает, но за дверью никого. И она вернулась.

Через некоторое время снова постучали, но уже в два раза сильнее. Пастор снова велит дочери посмотреть, кто там, а никому из взрослых выходить не велит. Все получилось, как и в прошлый раз: она подошла к дверям, выглянула, никого не увидела и вернулась.

В третий раз стучали долго и сильно, так, что все доски трещали. И снова пастор велит дочери посмотреть, кого это принесло; но девочка испугалась и наотрез отказалась идти.

Однако ей пришлось подчиниться: пастор велел ей открыть дверь и сказать: «Если кто-то пришёл к моему отцу, пусть войдёт».

Она выходит, никого не видит, но всё же говорит то, что велели. И тут она замечает, как от стены отделяется парень, серый и косматый. Она отводит его за руку[55] в бадстову к своему отцу; а он уже стоит там в полном облачении для богослужения с книгой в руках.

Пастор спрашивает гостя, за чем он пожаловал, а тот отвечает: «Меня послал пастор с запада, чтобы убить Вас».

Тогда пастор спрашивает: «Так что же ты медлишь?»

Призрак говорит, что он ослабел, поэтому вряд ли справится, ведь, когда он восстал по велению пастора с Западных фьордов на взморье, в нём ещё теплилась жизнь, оттого в нём мало злобы.

Тогда пастор спрашивает, не хочет ли драуг причаститься у него. Тот ответил, что с радостью, потому что его удел ему не по душе. Едва призрак пригубил вина, как рухнул замертво.

Своим домочадцам пастор объяснил, что призрак убил бы любого взрослого, кто открыл бы ему двери, но без сомнения великодушно пощадил бы юную и красивую деву.

(перевод Ольги Маркеловой)

Колдуны с Западных фьордов (Galdramenn á Vestfjörðum)

На Западных фьордах жили двенадцать (или восемнадцать) колдунов. Они все побратались и дали клятву поддерживать друг друга и никогда не разлучаться, а если кто-то из них бросит их товарищество, то другие должны наслать на него призрака.

Однажды летом они все поехали на тинг. Туда с Восточных фьордов прибыл пастор и с ним — его дочь. Один из колдунов влюбился в пасторскую дочку и посватался к ней. Отец предоставил ей решать самой, а она заявила, что пойдёт за него только при условии, что он поедет с ней на восток и не побоится угроз других колдунов. Он решился на это, отправился на восток вместе с пастором и его дочерью, а осенью они сыграли свадьбу.

Время стало близиться к Рождеству. Тут молодой супруг опечалился. Жена спросила, отчего это. Он ответил, что его товарищи уже снаряжают драуга, чтобы наслать на него под Рождество.

Она отвечает: «И стоило вам учить весь этот вздор, который вы зовёте колдовством, если вы после этого даже не способны оборониться от одного-единственного призрака!»

«Но ведь я один, а их много, — говорит он. — Вряд ли я справлюсь».

Она отвечает: «Я сама не колдунья, — но уж одного призрака я как-нибудь одолею».

Время шло, и наконец он сказал, что призрак уже отправился в путь. Тогда жена позвала мужа с собой на край туна. Там она выдрала с корнями куст, так что образовалась яма. Потом она достала из кармана книгу, раскрыла её, а мужу велела стать по другую сторону ямы, и они вместе держали над ямой открытую книгу страницами к западу.

Вскоре явился и «посланец». Он был в человеческом обличье и стремительно приблизился к ним. Он хотел пройти между ними, но врезался в книгу и камнем рухнул в яму. Жена снова посадила сверху куст, они ушли домой, и больше этого призрака никто не видел.

Следующей весной они завели своё хозяйство, а летом поехали на тинг. Там этот человек встретил своих товарищей, и они удивились, увидев его живым, и спросили: разве, мол, на него не насылали призрака? Он ответил: «Было такое дело», — и прибавил, что в другой раз его этим не напугать. Они сказали, что он, видимо, знает больше, чем они думали. Он загадочно промолчал в ответ.

Дело кончилось тем, что они помирились, и товарищи позволили ему вернуться на восток и впредь жить там. И он отправился домой со своей женой и весь век счастливо жил с ней на Восточных фьордах. А его товарищи больше не посылали к нему никаких призраков.

(перевод Ольги Маркеловой)

Скелет и человек в красной одежде (Beinagrindin og rauðklæddi maðurinn)

Как-то в одной усадьбе, при которой имелась церковь, случилось так, что нашли на кладбище целый человеческий скелет, лежавший на земле.

На первых же похоронах священник велел положить скелет в могилу, но спустя короткое время тот снова оказался наверху. Хоть священник и пытался несколько раз похоронить его, скелет всегда возвращался. Тогда попытки прекратили, а скелет положили под скамью в церкви, и тот пролежал там долгое время.

Однажды вечером под новый год священник решил почитать. Тут он вспомнил, что его Псалтырь остался в церкви после того, как он в последний раз вёл службу.

Тогда он и говорит:

— Кто-нибудь не боится темноты, чтобы принести для меня Псалтырь из церкви?

Его служанка отозвалась и сказала, что это легко сделать. Она пошла и принесла Псалтырь, и ничего не случилось.

Тогда священник говорит:

— Ты не боишься темноты, но я похвалю тебя за смелость, если ты сможешь вынести из церкви скелет.

Она сказала, что это любому под силу, пошла, взяла скелет и принесла его к священнику.

Тогда он сказал:

— Ты смелая, а теперь отнеси его обратно.

Она отправилась в путь, но едва вышла за дверь, как услышала, что скелет начал говорить и сказал:

— Когда ты войдёшь в церковь, она будет полна народу, и с краю от алтаря будет сидеть человек в красной одежде и с красной шапкой на голове, и если ты сможешь помирить его со мной, то станешь очень счастливой женщиной.

Затем она пошла дальше, и было всё так, как ей сказали: церковь была полна народу. Не подав виду, она подошла к хорам, внимательно посмотрела на человека в красной одежде и серьёзно сказала ему:

— Позволь этому скелету упокоиться с миром в земле.

— Нет, — ответил он, — я не дам заставить себя.

— Если ты этого не сделаешь, — сказала она, — тогда все злые духи будут нападать на тебя и не дадут тебе ни мира, ни покоя.

Тут голос его поутих, и он сказал:

— Раз уж так много зависит от этого, то пусть будет так: впредь я оставлю этот скелет в покое.

Она подошла со скелетом туда, где тот был раньше, и там его положила. Те, кто там находился, уступили ей место.

Потом она отправилась обратно, но когда она проходила середину церкви, человек в красной одежде крикнул ей вслед:

— Загляни в мой горящий глаз.

Она подумала, что если оглянется, то никогда не выберется наружу. Тогда она задрала свою юбку сзади и сказала:

— Загляни в мой чёрный зад.

Так она вышла наружу, вернулась в дом и сделала вид, что ничего не случилось, и никто не заметил, что с ней что-то произошло.

Некоторое время спустя в этой усадьбе хоронили какого-то человека, и тогда служанка сказала, что попытается предать скелет земле. Священник не хотел этого, полагая, что ничего не выйдет. Она ответила, что это малого стоит, и получилось так, что скелет был предан земле, и он больше никогда не возвращался наверх.

После этого служанка поведала историю целиком, и всем она показалась событием значительным. Вскоре служанка вышла замуж за многообещающего юношу и стала очень счастливой и уважаемой женщиной.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Призрак[56] (Sending)

Некий бонд из Западных земель один раз повздорил со своим соседом, и в гневе они подрались. В этой схватке его сосед потерпел поражение. Тогда он пригрозил бонду, что пошлёт ему призрака, который покончит с ним. После этого они расстались, и бонд отправился домой.

Следующей зимой как-то вечером бонда одолела такая сильная сонливость, что он не мог ей противиться. Его жена сидела в постели и вязала. Она сказала своему мужу, чтобы он ложился спать. Он так и сделал.

Едва он уснул, как в спальню вошёл призрак и собрался тут же накинуться на бонда.

Женщина спросила, что он задумал. Призрак ответил:

— Меня послали, чтобы я убил твоего мужа.

Тогда она сказала:

— Тебе нужно сначала сделать для меня одну малость — покажи мне, насколько большим ты можешь стать.

Призрак вытянулся так, что достал до потолка.

— Ты можешь стать высоким, — сказала женщина. Затем она подняла маленькую бутылку и сказала призраку:

— Можешь ли ты теперь сделаться таким маленьким, чтобы залезть вот в эту бутылку?

Призрак сказал, что для него это ничего не стоит. Тогда он превратился в муху и влетел в бутылку, а женщина быстро заткнула её пробкой и обмотала кожей. А её муж так и не получил никакого вреда от этого призрака.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Обманутый призрак (Draugur svikinn)

Один раз в Восточных Землях жило двое братьев, которых звали Йоун и Сигурд. Они торжественно пообещали друг другу не жениться без ведома другого, но случилось так, что будущему пастору с востока понадобилось ехать за рукоположением на север в Хоулар. Он выбрал себе в провожатые Сигурда, и потом они отправились на север.

Но пока священник жил там, Сигурд познакомился с девушкой там на севере, и сталось так, что они обручились. Она вынудила его не возвращаться на восток, а он рассказал ей, о чём они договорились с братом и намекнул ей, что его брат Йоун много знает; она сказала, что это не повредит. Затем они поженились и завели хозяйство.

Тут Сигурд решил, что вскоре ему следует ожидать призрака от своего брата. И однажды на него напал крепкий сон и мрачное настроение, он улёгся в кровать, а жена села у изголовья. День клонился к вечеру.

Вдруг в дверь стукнули один раз, и жена послала к двери человека, но там никого не оказалось. Тогда она сказала, чтобы все поскорее ложились спать, а сама зажгла свет и сказала, что собирается бодрствовать. Вскоре она услышала, как хлопнула дверь.

Затем она увидела, как в комнату поднялся ужасный призрак и остановился прямо перед женщиной. Тогда она сказала:

— Что у тебя за манеры? Ты ни с кем не поздоровался.

Он сказал:

— Меня послали только к твоему мужу, и я хочу, чтобы ты встала, чтобы я смог его найти.

— Тебе спешить некуда, — сказала женщина, — сначала поиграй со мной немножко.

Затем она попросила призрака превратиться в разных животных, и он это сделал; она похвалила его и спросила, насколько он может стать маленьким.

— Как мошка, — сказал призрак.

Тогда она вытащила из своего кармана крошечную бутылочку и попросила его залезть внутрь неё в обличьи мухи. Призрак долго отнекивался, сказав, что она его обманет, но она пообещала не делать этого. Лестными словами она уговорила его, он превратился в мошку и заполз в бутылочку, что стояла на её коленях, а она тут же заткнула её пробкой, обернула конской шкурой и потом сунула в свой карман.

После этого она разбудила мужа и показала ему мошку в бутылочке и упрекнула его за то, что он испугался такой козявки. После этого она спрятала бутылочку на три года и затем послала призрака обратно Йоуну, и привидение сразу же убило его.

Но с этого времени призрак никогда не смел снова посетить жену Сигурда, так как он боялся её маленькой бутылочки, завёрнутой в конскую шкуру.

(перевод Тимофея Ермолаева)

«Убей того, кто послал тебя сюда!» („Dreptu þann sem sendi þig“)

Один человек как-то встретил на берегах Эйафьорда призрака — какую-то скотту. Он спрашивает: «Зачем тебя принесло в Эйафьорд?» В ответ она назвала человека в устье фьорда, которого ей велели убить. «Ты что, не в себе? — спрашивает тот человек. — Он уже умер. Ступай назад и убей того, кто послал тебя сюда!» Она поверила, вернулась и сделала всё, как он ей велел; а тот, кого она должна была убить, ещё долго жил; ведь прохожий обманул её, сболтнув, что его нет в живых.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак напоролся на нож (Draugur rak sig á hníf)

Симон Тейтссон был малоземельным крестьянином и жил на хуторе у моего прадеда Снорри Йоунссона в Ватнагарде около 1780 года.

Он отправился в Средние жилища к тамошнему бонду Бьёртну, чтобы тот направил ему нож для разделки рыбы, так как Бьёртн был кузнец. Симону надо было проехать мимо кладбища на Выселках. Время уже близилось к вечерне.

Едва он добрался до кладбища, как увидел, что перед ним взад-вперёд вышагивает человек. Симон не понял, что тот делает, но ему стало любопытно посмотреть. Он подходит к кладбищу и кладёт руку на ограду: локтем опирается на неё, а в этой же руке у него нож, и остриё торчит вперед.

Вдруг из одной могилы фонтаном брызнула земля, а за ней появился человек, и спрашивает того другого, что ему угодно. «Ступай на север страны, убей там девушку», — и он называет хутор и имя девушки. Посланный призрак — сразу ходу, и прямо на Симона, а тот — в обморок. А когда он пришёл в себя, то видит: призрак исчез, а на ноже у него — человеческая лопатка. А тот человек стоит на кладбище.

Симон подходит к нему, и говорит много неласковых слов, — но лопатку всё-таки показывает. Тот человек подобрел, поблагодарил его за такой поступок и сказал, что он спас не только жизнь девушки, но и свою собственную, — и пообещал больше так не делать.

Это был моряк с севера из Выселок.

(перевод Ольги Маркеловой)

Подстреленный призрак (Skotinn draugur)

Бонд по имени Ауртни был хозяином в Гюннстейнсстадир в Длинной долине примерно с 1770 года и до самой своей смерти в 1815. Он был сыном Сигурда Торлаукссона из Аусгейрова Угора, который был там хозяином с 1740 года. На рубеже прошлого и этого веков он стал нанимать себе в пастухи подростка по имени Гуннар, сына Магнуса Аусгримссона, бонда из Вантсхлид (Склона у Озера). Того же паренька приглядел себе в пастухи Сигурд, староста на Крестовом мысу в Хольме. Отец паренька больше хотел, чтоб тот пошел к Ауртни, — и так оно и получилось.

Гуннар стал ходить за овцами в Гюннстейнсстадир, и всё у него шло хорошо. Но однажды летом он под вечер прибежал домой, вне себя от страха, и сказал, что за ним гонится призрак, который показывается ему в разных обличиях. Призрак явился ему на пути домой, недалеко от хутора.

Дело приняло такой оборот, что паренька нельзя было ни на миг оставлять одного, а спать он мог только у Арнльота, сына Ауртни, которому тогда было лет двадцать. Гуннар говорил, что когда Арнльот рядом, призрак не решается подступиться к нему, а паренёк почти всегда видел его вдалеке, и часто, когда он лежал в постели, ему слышалось, что призрак сидит над ним на крыше. Видели ли этого призрака остальные, неизвестно, а вот Арнльот никогда его не видел.

В то время Арнльот упражнялся в стрельбе. Однажды он чистил, а может, заряжал свое ружьё во дворе, а Гуннар был при нём. Тут Гуннар говорит, что нечистый — в угольной яме, которая была неподалеку от них. Арнльот поскорее зарядил ружьё. Он был одет в шерстяную кофту с серебряными пуговицами[57], какие носили в те времена (а было поверье, что стрелять в нечисть или чудищ можно только серебром, а не свинцом). Арнльот оторвал одну пуговицу и забил её в ружьё, потом подошёл к фасаду дома, а Гуннару велел стоять у него за спиной и следить, когда нечистый появится из ямы, и тогда дать знак: ухватить его за плечи. Сам он наставил ружьё и нацелил его в край ямы.

Через некоторое время Гуннар подал знак, а Арнльот выстрелил. В яме потом обнаружили оперение птицы величиной со ржанку. Оно потом хранилось в Гюннстенсстадир 30 или 40 лет.

После этого случая Гуннару никто уже не являлся, и он полностью оправился от страха. Он долго жил в Гейтагерди близ Рейнистадир и не так давно умер, в преклонном возрасте.

Сигурд, Кроссанесский староста был сыном того самого Йоуна Эйильссона, который попал под суд после происшествия с братьями из Рейнистадир. Кое-кто считал, что, может быть, и Сигурд кое-что смыслил в колдовстве.

Но молва гласит: поскольку Сигурду не уступили Гуннара, он пригрозил, что у Ауртни он тоже не задержится. Поэтому считается, что призрак был «посланцем» Сигурда.

(перевод Ольги Маркеловой)

Двенадцать школяров из Хоулар (Tólf skólapiltar á Hólum)

В епископской школе в Хоулар были 12 учеников. Они крепко сдружились и всё делали сообща: вместе учились и вместе веселились. В Хоулар было много книг с разными премудростями, в частности, колдовских, и они кое-что из них выучили. Кончив курс наук, все эти юноши поклялись, что никто из них не женится без согласия остальных, и потом жених пригласит всех на свадьбу. После этого они разъехались по домам.

Один из этих юношей был сыном старика пастора и вскоре тоже принял сан, чтобы помогать отцу. Но когда он ехал на рукоположение, он остановился на ночлег в доме одного священника, у которого была дочка — пригожая собой и далеко превзошедшая других девушек в различных умениях. Он посватался к ней, и ему ответили согласием. Свадьбу порешили справить следующей осенью, по его приезде домой. Тогда юный пастор сказал своей невесте, что хочет послать за товарищами, но она упорно отговаривала его. Пастор уступил ей, и они сыграли свадьбу. Его товарищи узнали об этом и сочли его изменником. Они собрались и стали держать совет, как ему отомстить. В конце концов они решили напустить на пастора призрака, чтобы он впредь не относился к клятвам так легкомысленно. Они вместе наделили одного призрака силой и наслали на пастора и его жену.

Однажды вечером пастор не пожелал ложиться спать, когда все уже отправились на покой. Жена спрашивает его, в чем причина. Он не желает отвечать, но намекает ей, что ждет кое-каких гостей. Она говорит: «Иди-ка ты лучше спать, родной. Уж я приму их, пусть не сомневаются!» Пастор ложится в постель и быстро засыпает. А жена садится ему в изголовье с вязанием. Ближе к полуночи приходит призрак и осматривается. Жена его спрашивает: «Откуда ты и за чем пожаловал?». Он называет своих хозяев и заявляет, что хочет извести пастора. Тогда жена говорит: «Сначала развлеки меня немножко. Покажи, каким большим ты можешь стать!» Призрак разрастается от одного столба до другого. А она рассмеялась и просит его уменьшиться до последней крайности. Тогда нечистый стал величиной с новорождённого щенка. «Подумаешь! Нашёл, чем удивить! — говорит женщина. — А попробуй-ка ты уменьшиться настолько, чтобы влезть в мою игольницу!» Призрак ей в ответ: «Это я тоже могу», — и уменьшается. Тут женщина замотала игольницу мешком. Призрак вопит: «Выпусти меня!». Она отвечает: «Ну уж нет, окаянный, сиди здесь столько, сколько я захочу!» Пастор от этого не проснулся. Женщина легла в постель и проспала всю ночь. Утром пастор спрашивает, не приходил ли кто-нибудь, а она ни слова. Зима идёт своим чередом. Пасторша так запутала товарищей мужа, что они и ведать ничего не ведали ни о своём посланце, ни о пасторе. Весной они решили навестить товарища. Они приехали к нему — а там уже для них накрыт стол. Пастор и его жена радостные. На стол пасторша положила книгу, которая досталась ей от отца. Она была написана различными рунами. Товарищам сразу захотелось заполучить эту книгу, они стали упрашивать пасторшу продать её им, а она ответила: «Это сокровище я никому не отдам, тем более, таким прохвостам, как вы. Впредь я советую вам не издеваться так над моим мужем. А я вас не боюсь и могу в одиночку одолеть вас всех». Они поняли, что бессильны, и попросили пасторскую чету простить их за глупость и за издевательства. Потом они помирились и после жили в согласии.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак Яусон (Jáson draugur)

Одного юношу звали Яусон, это был большой простак с большой щелью в верхней губе и другой, поменьше, в нижней. Он был одновременно помощником Снорри Йоунссона и старостой в Лоунсхусе. Яусон был братом бонда Торберга со Ставнеса. Этот Яусон скончался и был похоронен у церкви на Хальснесе [Китовый Мыс].

Тогда на хуторе Глёймбай [Шумный Хутор] в Стабнесхерви поселился человек, которого звали Тоурарин. Преподобный Гест был тогда священником на Хальснесе. Вечером он вышел из дома и увидел двух людей, боровшихся на кладбище.

Священник пошёл туда и понял, что там происходит: там были Тоурарин и Яусон, и Яусон был уже готов убить его. Священник Гест пришёл Тоурарину на помощь и отогнал Яусона от него.

Тоурарин поднял Яусона из мёртвых и послал его за деньгами, и теперь тот вернулся назад. Рассказывают, что преподобный Гест, наверное, забрал себе большую часть этих денег.

Тоурарин жил в Глёймбай после этого, и его жену звали Ингибьёрг. Он часто падал с пеной у рта, когда был в доме, во сне или наяву, но, прежде чем у него начинался припадок, Ингибьёрг всегда видела тень за окном, но такого никогда не случалось, когда он был на прогулке.

Ингибьёрг была родом из Северных Земель. Оулав Старый Гестссон из Ландэйяра был сыном преподобного Геста.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Восемнадцать призраков сразу (Átján sendingar í senn)

Однажды между двумя бондами была сильная вражда. В этом рассказе не описывается, как она возникла. Они жили в разных четвертях страны, один на юге, а другой на севере в Грюнде в Эйяфьёрде; его звали Сигфус.

Одним ранним воскресным утром он проснулся и, проснувшись, лежал в своей постели, и, поскольку он был человек ясновидящий и знакомый с колдовством, он увидел восемнадцать человек, идущих с запада через пустошь Ихснадальсхейди, и они быстро неслись над землёй. Благодаря своему колдовству он понял, кто это такие, что они были посланы его врагом с юга страны.

Бонд Сигфус быстро оделся, пошёл к кладбищу, поспешно пробудил одного призрака, снарядил его и придал ему столько силы, сколько мог. Он знал, что у него нет времени оживить больше. С этим одним он отправился им навстречу, потому что не хотел встретить их рядом со своим домом.

Когда он недалеко отошёл от дома, посредине между Грюндом и Эспихоулем[58] он встретил призраков, и теперь их было всего семнадцать. Сигфус спросил, разве их было не восемнадцать, когда они шли через Ихснадальсхейди. Они согласились с этим и сказали, что съели одного, ибо их хозяин плохо снабдил их. Час назад они покинули Ихснадальсхейди, пока не состоялась их с Сигфусом встреча, а это один день пути.

Вот между ними разразилась битва. Сигфус велел своему призраку стать позади него и защищать его с той стороны. Сигфус уничтожил всех привидений своего врага, но потерял тело своего призрака; все они погрузились там под землю.

Эта встреча произошла во впадине, которая уже тогда называлась Дьёбладайлд[59] и которая на полпути между Грюндом и Эспихоулем.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Как утонул Бенедикт Бех (Benedikt Bech drukknar)

Когда Бенедикт Бех был сислуманном в Скагафьёрде, в Гримстунге жил священник, которого звали Гримольв. У него был обычай спать летом в передней, а пастушку он велел спать рядом с собой, чтобы вовремя будить его для работы.

А летом в одно воскресное утро священник рано разбудил мальчика, попросил его быстро одеться и сказал:

— До того, как пойдёшь пасти овец, сбегай на соседний хутор и передай, что я прошу, чтобы поскорее объявили о моей болезни, и потому я не смогу сегодня совершить богослужение.

Затем он выбежал, а мальчик оделся. А когда он вышел, то увидел, что священник, пригнувшись, что-то делает на кладбище. Тогда мальчик побежал своей дорогой, и она пролегала мимо церкви, в которой не было священника. Но когда церковь заслонила его, мальчику стало любопытно узнать, что делал священник, и он спрятался в церкви.

Тогда он услышал, что священник с кем-то разговаривает и что священник спросил:

— Как ты быстр?

Ответом было:

— Как конь на скаку.

— Покойся, — сказал священник.

Затем священник позвал кого-то другого и спросил, как он быстр.

— Как птица в полёте, — ответил тот.

— Покойся, — сказал священник.

Тогда мальчик понял, что священник вызывает привидение.

Тогда священник позвал третьего и спросил, как он быстр.

— Как человеческая мысль, — ответил тот.

— Поднимайся, — сказал священник.

Потом, когда он поднял привидение, накормил его и подчинил себе, мальчик услышал, как призрак спросил:

— Что мне делать?

Тогда священник сказал:

— Отправляйся на север в Скагафьёрд; сегодня сислуманн Бенедикт будет переправляться через озеро Йерадсвётн; будь тогда наготове и утопи его.

Мальчик не стал больше ждать и побежал что было силы выполнять поручение, а днём Бенедикт утонул в озере Йерадсвётн.

(перевод Тимофея Ермолаева)

О Торгейровом Быке (Frá Þorgeirsbola)

В сисле Западного Острова Тинга было три злых духа: Скотта с Комариного Озера, Лалли с Домового Залива и Торгейров Бык (Бык из Долины Сухостоя).

Лалли с Домового Залива был датским привидением с заграничным обликом. Он был в большой дружбе со Скоттой с Комариного Озера. Иногда в их обществе появлялся и Торгейров Бык. Однажды их всех видели следующими вдоль Реки Сухостоя по льду, причём бык вёз Скотту и Лалли на себе.

Они не были особенно жестокими или опасными для человека, но бык нападал на коров и убивал их. Если корова заболевала, в этом всегда винили его. Он принимал различные облики, и говорят, что однажды он так сильно вытянулся, что стал выглядеть словно полоса тумана на склонах гор.

По слухам, Торгейр из Вегейрового Двора в Долине Сухостоя, «отец» быка, сказал так:

— Да будь проклята твоя длина!

Некоторые говорят, что Торгейр сделал его из бычьей лопатки; другие говорят, что он заколдовал телёнка. Бык преследовал Торгейра и его родственников и прежде, чем они приходили на какой-нибудь хутор, его было видно и слышно.

По словам моего рассказчика, Беньямина Паульссона, он сам слышал и видел быка перед тем, как встретить жену Стеффана, брата Торгейра[60].

Беньямин жил в Лозняковой Ограде выше Осинового Холма в Островном Фьорде. Он убрал сено на Монашеском Лугу на восточном берегу Поперечной Реки и повёз его тёмным как уголь осенним вечером к себе домой.

Путь его лежал через так называемую Впадину Пауля; там был его домашний луг. Беньямин увидел прямо перед собой какую-то скотину, и сначала ему подумалось, что на луг пробралась какая-то лошадь. Но потом он увидел, что это был бык, и в тот самый момент конь, на котором он ехал, испугался и захрапел так, как не делал ни до, ни после. Конь рванул вожжи так сильно, что Беньямин вылетел из седла. А когда онпосмотрел туда снова, то ничего не увидел.

А дома мимо него прошёл Стеффан брат Торгейра.

Другой раз Беньямин был в пути в светлую осеннюю ночь недалеко от своего хутора. Он остановился у одного холма и услышал очень громкий бычий рёв и показалось ему, что это было прямо перед ним. Беньямин посмотрел и ничего не увидел, хотя с холма было очень хорошо видно. В тот самый момент услышал он рёв, ещё сильнее, прямо возле себя; но он ничего не видел.

А когда он пришёл домой, то встретил Стеффана.

Бесчисленное множество таких историй можно найти о Торгейровом Быке.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Датский призрак (Danski draugurinn)

В середине XVIII века два жителя Залива (Флоуи) отправились в тёмную осеннюю ночь на кладбище в Витлингахольте, чтобы вызвать из могилы призрака. По некоторым рассказам, они хотели вызвать утопленника, выброшенного морем, и заставить его таскать для себя со дна морского сокровища. Одного товарища звали Маркус (потом он стал бондом на хуторе Трёйстхольтсхольм у реки Тьёрсау), а другой был Торвальд Гуннлёйгссон по прозвищу Балаболка, колдун с Эври-Гроув; судя по всему, как раз он и был зачинщиком в этом деле. (Сыновья этого Торвальда — Гисли Меттин, ведавший лесом, который в своей жизни тоже встречался с призраками, и Вальди-Затейник, бродяга).

Торвальд и Маркус сели на могилу и стали внимательно следить за тем, что произойдёт. Через некоторое время из нее медленно поднялась человеческая фигура и заговорила с ними. Но к большому удивлению приятелей, они не понимали ни слова из того, что говорит призрак. Они смекнули, что это, должно быть, иностранец, — а иностранных языков никто из них в жизни не учил. Тут Маркуса обуял ужас, и он пустился наутёк, и в тот миг, когда он выбегал из кладбищенских ворот, Торвальд указал призраку на него. С тех пор этот призрак так и преследовал Маркуса и его потомков.

Иностранец оказался на кладбище в Витлингахольте вот каким образом: в 1718 году у Хавнарскейд потерпел крушение датский военный корабль под названием «Готенборг», на борту которого было около 170 человек. Утопающих спасли, и матросов расселили по окрестным хуторам, но крестьяне оказались не готовы принять к себе гостей на долгое время, а многие из потерпевших крушение были в очень плохом состоянии. Среди тех, кто не выжил, оказался и корабельный кок; говорят, он умер от истощения, и его зарыли на кладбище в Витлингахольте. Вот на его-то могилу как раз и сели приятели Вальди Балаболка с Маркусом. В первые годы этого призрака называли «Готенборгским», а потом, когда он поселился у дочери Маркуса в Лейрбакки (Глинистый Берег), — «Лейрбаккским»…

Место, в котором Вальди с Маркусом вызывали призрака, находится в Старом Витлингахольте, так как после песчаной бури в 1785 году хутор был перенесен туда, где стоит теперь. Там, где располагалось старое кладбище, ещё долго можно было видеть большой плоский камень, который назывался «Камень Призрака». Автор этих строк вместе с местными жителями — Ауртни Магнуссоном из Плешки (Флага) и Эйриком Эйрикссоном из Гапль в 1999 году осматривали это место, но камень не нашли. Эйрик объяснил это тем, что его засыпало землей, и всё сильно заросло травой и мхом. В собрании топонимических преданий Витлингахольта также есть запись о том, как приятели вызывали призрака, но там рассказ кончается тем, что на подмогу им пришёл священник, заклинаниями заставил призрака уйти в землю и завалил его плоским камнем.

(перевод Ольги Маркеловой)

«Иду в Камнепад мучить попа!»

Привидение Скотта из Арнарбайли (Орлиного Гнезда) возникло оттого, что в XVII веке жители Западных Фьордов наслали призрака на преподобного Йоуна Дадасона, пастора в Арнарбайли. В то же время Хатльдоур, брат Йоуна, был пастором в Хрюне (Камнепаде). А Эрасмус Паульссон в те времена был пастором в Хреппхоулар, а его хозяйством управлял Гвюдмунд, воспитанник Хатльдоура Дадасона из Камнепада. Однажды этот Гвюдмунд стерёг овец в месте под названием Броды между Хреппсхоулар и Нупстуном, и увидел на болоте Хоуламири (Болоте в Холмах) путника, который пробирался по нему так быстро, как обыкновенному живому человеку не по силам. И всё же Гвюдмунд решился выйти ему навстречу и спросить, откуда он идёт. Тот ответил, что из Болунгарвика. «А куда ты идёшь?» — спросил Гвюдмунд. «В Камнепад мучить попа. Прочь с дороги!» — ответил призрак и посетовал на то, что пастор из Камнепада возвел на своего брата напраслину. Гвюдмунд решил задержать призрака и предложил ему побороться. Они долго и ожесточенно дрались, и Гвюдмунд стал уступать — но вот он пообещал построить в Хреппхоулар новую церковь, если ему удастся одолеть недруга. Едва Гвюдмунд дал это обещание, как почувствовал, что вся сила у призрака ушла, и он легко поборол его, и тот вдруг растаял, как пена. Все трое честных людей: Гвюдмунд, Хатльдоур с Камнепада и Эрасмус из Хреппхоулар вместе перестроили церковь в Хреппхоулар, которая уже была готова обрушиться от ветхости. Болотце, в котором призрак ушёл в землю, ещё различимо возле зверофермы в Аусгерди. В ХХ веке на болотце часто видели пену; её связывают с этим призраком.

(перевод Ольги Маркеловой)

Фильгьи (Fylgjur)

Кубышка (Dalakúturinn)

Ехали как-то раз несколько путников. В воскресенье утром они поставили палатку на красивой зеленой равнине. Погода была ясная и тихая. Они пустили лошадей пастись, а сами легли спать рядком — один подле другого. Тот, что лежал у самого входа, долго не мог заснуть. И вдруг он увидел, что в глубине палатки, над одним из его товарищей, поднялся какой-то прозрачный синеватый шарик, похожий на облачко. Прокатился этот шарик через всю палатку и выскользнул прочь. Захотелось человеку узнать, что все это означает, он встал и пошел за шариком. Тем временем шарик медленно катился по равнине и наконец остановился перед облезлым конским черепом. Над черепом с громким жужжанием вились мухи. Шарик скрылся в черепе, но вскоре выкатился оттуда и покатился дальше. Возле ручейка он остановился, видно, хотел перебраться на тот берег, да не мог, Тогда человек перекинул через ручей свой хлыст, ручей был неширокий, и хлыст легко достал до другого берега. Поднялся шарик на хлыст, перебрался по нему на тот берег и покатился дальше. Вскоре он остановился перед небольшой кочкой и исчез в ней. Человек стоял поодаль и ждал. Наконец шарик выбрался из кочки и покатился назад той же дорогой. Человек снова перекинул хлыст через ручей, и шарик перекатился по нему, как по мостику. Не останавливаясь, он добрался до палатки, подкатился к тому, кто спал в самой глубине, и исчез. Тогда человек, следивший за шариком, лег и заснул.

К вечеру путники проснулись, нашли своих лошадей и стали их седлать. Тот, над которым во время сна поднимался шарик, вдруг говорит:

— Хотел бы я иметь то, что мне сегодня приснилось.

— А что тебе приснилось? — спрашивает тот, что следил за шариком.

— А вот слушай, — говорит первый. — Приснилось мне, будто я иду по огромному лугу и подхожу к красивому большому дому. Возле него собралось много людей, все они поют, пляшут и веселятся. Побыл я недолго в этом доме, а потом пошел дальше. Подошел я к широкой реке, хотел перейти ее вброд, да не тут-то было. Вдруг подходит ко мне страшный великан, а в руке у него толстое-претолстое бревно. Перекинул великан бревно через реку, я перешел по нему на тот берег и зашагал дальше. Иду, иду, и вдруг встал передо мной высокий холм. Гляжу, холм открыт, я взял да зашел внутрь. А там стоит большая кубышка, и в ней полно денег. Долго я сидел в этом холме, все деньги считал — столько денег зараз я сроду не видывал. Ну, а потом тем же путем пошел назад. У реки я опять увидел того великана с бревном, перекинул он бревно через реку, перебрался я на другой берег и вернулся к нам в палатку.

Обрадовался второй и говорит:

— Пошли скорей, приятель, сейчас мы с тобой найдем ту кубышку.

Первый решил, что его спутник повредился в уме, и засмеялся, однако пошел за ним. Пришли они к кочке, разрыли ее и вытащили кубышку с деньгами. Взяли они кубышку, вернулись в палатку к своим товарищам и рассказали им и про сон, и про деньги.

(перевод Любови Горлиной)

Родовые привидения, Моури и Скотты (Ættardraugar, Mórar og Skottur)

Скотта из Хлейдраргарда (Hleiðrargarðs-Skotta)

Около 1740–1770 годов жил в Хлейдраргарде на Островном Фьорде некий бонд по имени Сигурд сын Бьёрна. Он слыл мудрым и выдающимся человеком.

Сказывают, что однажды ранней весной он, когда был ещё молод, поехал покупать рыбу на запад к подножию Ледника. Так случилось, что он и человек, с которым он торговал, не сговорились; из-за этого между ними возникла ссора и драка. Сигурд был сильным и решительным человеком, он перебросил противника через себя и нанёс ему несколько ударов. Этот человек сразу поднялся на ноги, погрозил Сигурду, сказав, что отплатит ему не позже чем через год, и ушёл прочь, а Сигурд вместе со своими товарищами вернулся домой и остался там.

В это время в Коронном Дворе, ближайшем к Хлейдраргарду хуторе, жил человек по имени Хадль по прозвищу Сильный. Он был ясновидящим, часто видел призраков и общался с ними. Рассказывают, что осенью, после того лета, когда Сигурд ездил за рыбой, этот Хадль вечером стоял у своего сарая. Тут он увидел идущего по улице призрака в облике девушки. Она была мала ростом, в красной рубашке, светло-коричневой юбке до колен, в шапочке с кисточкой и без куртки.

Едва девушка увидела Хадля, она хотела свернуть с дороги, но он загородил ей путь и спросил, кто она такая. Она сказала, что её зовут Сигга. Он спросил, откуда она пришла и куда идёт.

Она ответила:

— В Хлейдраргард.

— Что ты собираешься там делать? — спросил он.

— Убить Сигурда сына Бьёрна, — сказала она. Затем девушка побежала своей дорогой, так что искры засверкали из-под её пяток.

В тот вечер Сигурд спал в своей кровати. Прямо над ней было окно. Люди в спальне бодрствовали.

Внезапно Сигурд вскочил на ноги и спросил:

— Кто меня звал?

Ему ответили, что никто его не звал. Он опять лёг в постель, но, едва заснув, вскочил и сказал, что теперь-то его точно кто-то позвал. Ему сказали, что нет. Он снова лёг, но уже не заснул.

Через некоторое время люди заметили, что он смотрит в окно и говорит:

— А! Так ли это?

Люди увидели, что он очень изменился в лице. Потом он вышел через двери спальни, и люди услышали, что он громко сказал:

— Если здесь есть кто-нибудь, кто ищет Сигурда сына Бьёрна, то вот он! — и указал рукой на бедного мальчика по имени Хьяульмар, который сидел на скамье возле дверей спальни и чесал шерсть.

Тотчас мальчика швырнуло со скамьи на пол; он катался, будто его душил кто-то ужасный и невидимый. Тогда принёс Сигурд прут и начал хлестать вокруг мальчика. Тогда мальчику стало легче, и Сигурд опять лёг в постель. Тело мальчика стало опухшим и разбитым. Такая беда происходила три или четыре раза за эту ночь и изредка с этого времени до начала зимы. Мальчик умер в одно из этих нападений, и его тело было очень опухшим и раздувшимся с явными чёрными следами пальцев привидения.

После этого привидение преследовало Сигурда и его детей, так же как и всех людей из Хлейдраргарда. Ясновидящие люди часто видели эту девушку, которую прозвали Скоттой из Хлейдраргарда и которую узнавали по её шапочке с кисточкой. Обычно её видели на какой-нибудь балке, чаще всего в передней. Говорят, там она как-то содрала шкуру с кота.

Сигурд всё время защищал себя, но она мало-помалу убила его скот и скот на соседнем хуторе. Туши были растерзанными, почерневшими и совсем несъедобными. Ей приписывали смерть одного человека, Сигурда с Мыса, хорошего бонда; у него начались судороги, и он от них умер.

Когда дерзость её усилилась, а страх людей вырос, положение стало бедственным, но случилась удача. Люди рассказывали, что в приход пришёл некий нищий из-под Ледника, которого все называли Ледниковым Пьетуром. Он был весьма сведущ в колдовстве, и всегда был осторожен в этом искусстве.

Сигурд из Хлейдраргарда был приветлив и услужлив, хорошо принял Пьетура и рассказал ему о том, что он не должен оставаться в его приходе, так как сюда было прислано приведение, которое причинило много вреда как Сигурду, так и другим, и наверное в конце концов доведёт его до смерти.

Пьетур сказал, что поможет ему избавиться от этой нечисти, одной ночью отправился прочь, взяв с собой призрака, и сковал его под большим и прочным камнем на том месте между Гневной Рекой и Валльни в округе Грязного Хутора, что называется Тёплое Пастбище. Долгое время призрак не мог причинять вред, но по ночам часто слышался его вой, и никто из людей не гулял там поблизости, потому что у них портилось настроение, кружилась голова и даже в ясный день они могли сбиться с пути.

В 1806–1810 годах священник с Грязного Хутора, которого звали преподобный Сигурд и который всё ещё жив, построил неподалёку от этого места пастушью хижину, потому что здесь было хорошее пастбище. В первую же ночь, когда в этом доме поселились, была убита одна овца, а позже — остальные. Люди узнали те же самые следы на тушах овец, что ранее оставляло привидение, и пришли к выводу, что его оковы начали слабеть. Постепенно овцы начали болеть и умирать по всему Островному Фьорду, это был мор, но долгое время люди ошибочно верили, что причиной этому было привидение.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Скотта с озера Миватн

В свое время одним из знаменитейших призраков северной Исландии была Скотта с озера Миватн; среди местных жителей ходит много рассказов о её проделках. Происхождение Скотты объясняют так. Один колдун, который жил на хуторе Гримсстадир близ Миватн, сильно неполадил с жителем Kальдакинн (Холодного Склона).

В субботу перед Пасхой, а может, перед Троицей, в Гримсстадир пришла девушка-нищенка. Хозяин хорошо принял её и проводил в кухню: там его жена складывала в корыто копчёную баранину. Хозяин взял из корыта баранье бедро, подал девушке и велел угощаться. Нищенка с радостью берёт мясо и ест от души. Когда она насытилась, хозяин предложил проводить её до соседнего хутора.

Но как только они подошли к реке, разделявшей соседние хутора, он схватил девушку, швырнул её в воду и держал за ноги до тех пор, пока она не захлебнулась. На голове у неё была шапка с кисточкой, какие носили в те времена; пока девушку держали под водой, шапка съехала на затылок. Решив, что девушка уже мертва, он вытащил её из воды на берег, затем своими колдовскими чарами превратил её в драуга и послал убить человека, на которого держал злобу.

Потом, когда этот призрак встречался людям, кисть от шапки болталась у него сзади, отсюда прозвище: Кисточка — Скотта. Скотта исполнила поручение, которое дал ей колдун, вернулась и сказала хозяину: «Я убила того человека, что ты мне прикажешь ещё?» Хозяин велел ей преследовать его род, — и она причинила много зла родне убитого. Его потомки жили возле озера Миватн, и она обреталась там.

Поговаривали, что она была виновницей несчастий Иллуги Хельгасона, автора «Рим[61] об Амбалесе», потому что порой из-за её нападений он много часов подряд не мог петь римы, схоронил нескольких жён, которые безвременно погибли, а сам под старость лишился рассудка и впал в нищету, — во всём этом винят Скотту. В зачине своих «Рим об Амбалесе» Иллуги упоминает о постигшем его проклятии; там есть такая строфа:

Я в недобрый час зачат
Да такою злой недолей в полон взят,
что не стану счастлив и богат.
Скотта ходила по селениям; говорят, она преследовала жителей Миватн; многие духовидцы видели её перед их приходом, а некоторым она являлась во снах.

Рассказывали, что одна старуха, которая нянчила ребёнка, ночью сидела в своей постели, а ребёнок кричал и никак не унимался; старухе это показалось необычным, и она решила, что он увидал какую-нибудь нечисть. Она принялась осматриваться и обнаружила, что на пустой кровати в конце бадстовы сидит Скотта; она раскачивается взад-вперёд и корчит ребёнку рожи. Старуха разглядела это потому, что в бадстову проникал ясный свет месяца.

Старуха, не долго думая, кладёт ребёнка на кровать, берёт свой ночной горшок и собирается отогнать им призрака. Скотта смекнула, что у той на уме, и выпрыгнула вон, а старуха запустила горшок со всем содержимым ей вслед. Тогда она услышала, как Скотта говорит: «Дешевле бы ты не отделалась!».

(перевод Ольги Маркеловой)

Ирафетльский Моури

Одного человека звали Корт Торвардарсон, он приходился братом преподобному Одду из Рейниветлир (1786–1804). Корт был почтенный человек и хороший хозяин. Он жил в самом конце Мёдрюветлир в Кьоус (Ложбине), но потом переехал в долину Флеккудаль, где и умер в 1821 году. Корт был женат дважды: его первую жену звали Ингибьёрг, а вторую — Тордис Йоунсдоттир. Ингибьёрг была родом с севера. Ещё до Корта многие сватались к ней, а она всем отказывала. Когда она вышла за Корта, прежние женихи почувствовали себя обиженными, хотя он превосходил их во многом. Но их это так сильно задело, что они подкупили одного колдуна, чтоб он наслал на Корта и его жену призрака. Колдун выбрал для этого мальца, который, как говорили, замёрз насмерть по дороге на соседний хутор; колдун превратил его в драуга, когда тот был ещё тёплым, а может, даже не испустил до конца дух, послал его Корту в Мёдруветлир и наказал ему преследовать супругов и их потомков до девятого колена и причинить им много зла.

Те, кто видел этого Моури (а таких было немало), описывают его так: на нём были серые штаны, красно-коричневая кофта, а на голове — чёрная широкополая шляпа, и поля над левым глазом разорваны или разрезаны. Из-за цвета одежды его и прозвали Моури — «красно-бурый». Наказ колдуна он выполнял прилежно, даже чересчур: прибыв на юг, Моури обосновался в Мёдруветлир, как ему и было велено, и принялся измываться над супругами: убивал скотину, портил еду. Однако никто не слышал, чтобы Моури когда-нибудь по-настоящему убил человека.

Однажды Корт с женой целую зиму откармливали двух телят. На следующее лето Моури загнал их обоих на край обрыва, и их нашли мёртвыми под горой. Потом: у Корта была кобыла; одно лето она паслась вместе с жеребёнком на лугу возле хутора. На исходе лета видели, как жеребёнок забегал как бешеный вокруг камня, а потом рухнул на землю. Когда к жеребёнку подошли, он уже околел: конец его прямо кишки зацепился за камень, и он вытянул из себя все кишки и свалился замертво. Решили, что в этом виноват Моури.

Поскольку в Моури, судя по всему, ещё теплилась жизнь, когда из него сделали драуга, то он, как и все драуги такого рода, не мог обойтись без пищи. Поэтому ему приходилось накладывать полную порцию еды, как и другим домочадцам: сначала в Мёдруветлир, а потом он последовал за Магнусом, сыном Корта, в Ирафетль, и там для него тоже всегда ставили в укромное место особую миску с пищей. На это пришлось пойти из-за того, что Моури вечно переворачивал всё вверх дном в кладовой у Ингибьёрг в Мёдруветлир; иногда он сидел на стропилах и бултыхал ногами в кадушках с молоком, или вовсе опрокидывал их; кидал скиром или в хозяйку, или в столбы, а порой швырял в кадки со съестным дёрн и камни, так что всё содержимое разливалось. Тогда Ингибьёрг догадалась давать ему полную порцию еды и утром, и вечером; после этого он почти перестал портить припасы. Но однажды покормить Моури ужином забыли. А на следующее утро люди вошли в кладовую и видят: Моури сидит — одна нога в одном бочонке скира, другая в другом, зад на краях обоих бочонков; он месит скир ногами и разбрасывает пригоршнями. С тех пор стали следить, чтоб его не забывали покормить.

Но Моури была нужна не только пища; ему требовалось отдыхать, как всем. Говорят, что когда он перебрался в Ирафетль вслед за Магнусом Кортссоном, тому даже пришлось поставить напротив своей кровати пустую лежанку, на которой никто не мог спать, кроме Моури.

Однажды в ту пору, когда овец сгоняют с горных пастбищ[62], в Ирафетль приехало много народа, и все остались ночевать. Поздно ночью пришёл паренёк и попросился на ночлег; Магнус сказал, что его дом открыт для гостя, только положить его негде, разве что на полу, или же, если он согласен, на лежанке напротив хозяйской кровати. Паренёк согласился и поблагодарил Магнуса. Он устроился на ночлег на лежанке; но едва он успел задремать, как ему почудилось что-то страшное, и он завопил от ужаса. Он вскочил и всю ночь не мог сомкнуть глаз, потому что на него кто-то нападал. На следующий день погода выдалась плохая, гости не смогли уехать и остались ещё на одну ночь. А под вечер парни, которые жили в Ирафетле, знали Моури и часто ссорились с ним, сговорились и натыкали вокруг лежанки ножей, так, что по ее краю всюду торчали лезвия. В ту ночь паренёк спал спокойно; это объяснили тем, что, мол, Моури не смел подступиться к нему из-за ножей.

Когда Корт преставился (в 1821), Моури преследовал, как уже сказано, его старшего сына Магнуса, который жил в Ирафетле. А поскольку там драуг обретался дольше всего, его прозвали Ирафетльским Моури, и это прозвище закрепилось за ним. Кроме историй о наглости Моури, потребовавшем для себя в Ирафетле собственную постель, есть ещё такой рассказ про Магнуса. Однажды Магнус поехал на Сельтьярнтнанес (Мыс Озера на Летнем пастбище), где в ту пору ловилось много рыбы. А так как постоянного места на корабле у него не было, он всё время кочевал по разным судам. У бонда Сигурда из Хроульвсскаули он был гребцом два дня подряд, и тогда матросы Сигурда стали замечать, что он не один; а на третье утро, когда Магнус взошёл на корабль, и они с Сигурдом уже отчалили, матросы завели разговор о Моури: они будто бы видели, как за Магнусом на корабль вкатывается красно-бурый клубок или шарик конского навоза. Тогда Сигурд, который слыл рассудительным и осторожным, велел Магнусу убираться с корабля: он больше не собирается его возить. Сигурд сам видел Моури, а может быть, просто не хотел, чтобы его матросы работали вместе с человеком, которому не доверяют, и в случае неудачи валили бы всё на Магнуса.

Судя по всему, старого Корта призраки посещали реже, чем детей его первой жены и внуков, — то ли рассказы о других привидениях изгладились из памяти за давностью лет, то ли Моури увеличил пополнил собой воинство зловредных духов, когда принялся преследовать Корта и его детей; а вероятнее всего третье: после смерти Кортa Моури совсем отбился от рук. Здесь мы приведём несколько примеров того, что призрак вытворял с детьми Корта, а потом и внуками, — по крайней мере, с детьми Магнуса. Все свои несчастья — от болезней, до падежа скотины, — эти люди приписывали Моури, своему преследователю.

Однажды ночью Рагнхильд, хозяйка в Медальфетле (Срединной горе) в Кьоусе, лежала без сна; а одна из её дочерей спала как убитая в той же комнате. Хозяйка услышала, как ночью в дом кто-то входит, садится на две укладки, которые там стояли, и на третью кровать, в которой никто не спал. А с рассветом к ней пришли трое сыновей Корта: Магнус, Бьёрн и Эйнар.

Бонд Йоун Кристьяунссон, который теперь живёт в Скоугаркот (Лесной хижине) в округе Полей Тинга, до переезда жил в Медальфетле в Кьоусе, напротив Рагнхильд. У Йоуна произошло такое несчастье: когда он однажды утром зашёл в хлев, его корова была настолько плоха, что не могла подняться на ноги; а накануне она была здорова и доилась хорошо. Пришлось всем миром выносить её из хлева на бойню: с ней нельзя было ничего поделать, кроме как забить. Когда с неё содрали шкуру, одна нога под шкурой оказалась трупно-синего цвета, и её пришлось выбросить. А в тот же день в Медальфетль пришли сыновья Корта — Магнус и Бьёрн, и Йоун рассказали им о том, какую беду им принесла их фюльгья, — так как в случившемся обвинили Моури.

Магнус из Ирафетля однажды дал бонду Аусгейру Финнбогасону (который сечас живёт в Ламбастадир, а тогда жил в Браудрайди) сборник псалмов Хатльгрима Пьетюрссона[63], чтобы тот переплёл его. Однажды вечером Аусгейра не было дома, а жена ждала его. Сначала она вовсе не шла в постель, потом разделась и лежала со светом, пока Аусгейр не вернулся. Он тоже лёг, и они потушили свет. Тут она увидела, что в дом вошёл мальчик, сел на стул перед кроватью и положил на кровать руку; а она спала с краю. Ей показалась, что рука тяжёлая и лежит неспокойно. Она окликнула его и спросила, кто там, уж не Йоханнес ли, их воспитанник. Но ответа не было. Она ещё раз спросила, кто там пришёл, и пожелала ему провалиться куда подальше. И тут сидевший на стуле встаёт, таращит глаза на месяц, светящий в окошко; а потом бросается вон сквозь закрытую дверь. От этого раздался невообразимый треск, и в тот же миг полка на противоположной стене сорвалась и рухнула; на ней стояло много книг, среди них — тот самый сборник псалмов Хатльгрима, который Магнус отдал Аусгейру на переплёт. Кроме книг, на полке стояло много чашек с блюдцами, и все они разбились вдребезги, и осколки усыпали пол. После этого Сигрид, хозяйка, велела зажечь свет и попросила, чтобы ночью кто-нибудь постерёг ее сон, а заснуть не смогла. А рано поутру в Браудрайди пришёл Магнус, осведомиться насчет своего псалмовника; тогда ему и рассказали, какая «хорошая» у него фюльгья.

Про Бьёрна Кортссона уже было сказано, что он два раза подвергся нападениям драуга, как и его братья. Кроме того, люди ещё дважды замечали, что Моури шёл за Бьёрном. Как-то раз по дороге на север Бьёрна встретил один человек, и когда они уже собрались разъехаться, его кони сильно встревожились; считается, что они испугались призрака, но их хозяин никого не видел. В другой раз было так, что в Мидале в округе Мосфетльссвейт зимой дом оказался открыт ясной ночью, когда светил месяц. Один из тамошних жителей откуда-то возвращался затемно, а когда вошёл в дом, увидел в дверях незнакомого мальчика-подростка и подумал, что это, скорее всего, Ирафетльский Моури, так как слышал его описания. Тот человек решил не выпускать его, чтобы как следует разглядеть, и закрыл двери. Потом он начинает шарить руками по всем сеням и чувствует, что что-то нащупал, но когда он собрался это схватить, оно опять ускользнуло, и он его не поймал. А под утро в Мидаль пришёл Бьёрн Кортссон.

Молва утверждала, что Бьёрна Моури не только донимал своими выходками, — он причинил ему ещё большее несчастье. Бьёрн был, как и остальные, честный малый, отличался живым умом и добрым нравом, к тому же, работящий. Рассказывали, что он пользуется успехом у девушек; их, будто бы, бегало за ним никак не меньше трёх, когда он был холостяком у себя в Хьяульмархольте. Глядя на это, он, будто бы, только шутил, что не иначе, как девушкам понравился Моури, — ведь он тоже прекрасно знал, что Моури преследует его род. Одной из тех трёх девушек посчастливилось, и Бьёрн достался ей. Но со временем шуточки, которые он отпускал в адрес девиц из Хьяульмархольта, обернулись серьёзной бедой; под старость у Бьёрна начались приступы умопомешательства, и общаться с ним стало невозможно. Все решили, что это неспроста, и обвинили в этом Моури.

Эйнар Кортссон, который долго жил в Тьярнархусе (Доме у Озера) близ Ламбастадир, однажды поехал встречаться с роднёй в Кьоус, ведь там жило больше всего людей из рода Корта. Была ранняя зима. Эйнар отправился морем через Котлафьорд на Кьяларнес, и прибыл туда с наступлением темноты. Он продолжил путь пешком и к концу вечерни добрался до Скрёйтхоулар на Кьяларнесе. Тамошние хозяева были знакомыми Эйнара, — но он не посмел будить людей, которые только что легли спать. Он решил посмотреть, не найдется ли ему подходящего уголка для ночлега в хлеву. Когда он туда вошёл, то обнаружил одно пустое стойло, лёг в него и проспал до утра. Утром он рано встал, пошёл к хуторянам и попросил не пенять ему за то, что он позволил себе войти в их хлев и устроиться там на ночлег, просто он не хотел тревожить их сон. Они отвечали, что их дом открыт для него, и они были бы рады ему даже, если бы он поднял их с постели среди ночи; а вот спутник у него недобрый, — ведь утром, до его прихода лучшую корову нашли мёртвой, со сломанной шеей, в том самом стойле, где потом ночевал он. Похоже, Моури — извечный спутник Эйнара и его братьев, — заранее освободил это стойло для своего хозяина. После этого Эйнар ушёл из Скрёйтхольта и днем продолжил путь в Кьоус. Там он первым делом заглянул в Грьоутэйри (Каменистую косу) к одним своим знакомым. Но тем же утром, когда Эйнар вышел из Скрёйтхольта, в хлеву в Грьоутэйри лежал мёртвый годовалый телок: он задавился привязью для быков. В этом обвинили фюльгью Эйнара.

Ещё про Эйнара и Моури рассказывают вот что: у Эйнара был хороший серый конь, которым он очень дорожил. Когда Эйнар был уже стариком, однажды утром он обнаружил своего Серко мёртвым возле самых дверей дома в Тьярнархус; он загородил проход, и чтобы войти или выйти, дверь пришлось снимать с петель. В этом тоже обвинили Моури.

Много ещё пакостей сделал Моури, покуда преследовал Эйнара. Бывало, лицо у Эйнара становилось как у порченного или прокажённого: всё покрыто струпьями, волдырями и царапинами будто от кошачьих когтей. А когда его прямо в лоб спрашивали, откуда они у него, он отказывался отвечать. А порой эти царапины да струпья внезапно пропадали. В этом, как и в других загадочных явлениях, происходивших с потомками Корта, обвиняли Моури.

Также люди видали, как Моури скачет на крышах на хуторе Эйнара: и на жилых постройках, и на овчарне. Если собаки вдруг разражались неистовым лаем и начинали суетиться вокруг овчарни, хотя поблизости не было ни человека, ни зверя, — считалось, что это бродит Моури.

О том, чтобы привидения появлялись до Корта Кортссона старшего, рассказов почти нет, зато его самого (люди могут поручиться) Моури преследовал, причем ущерб от этого был не только Корту, но и другим.

Зимой 1833 бонд Торстейн из Тувукот (Хижины на кочках) в Кьоусе ушёл на рыболовный промысел у Кьяланеса, а на Пасху, отправился домой, как это заведено у рыбаков, живущих недалеко от места промысла. Оулав Ингимюндарсон из Мирирхольта на Кьяланесе одолжил ему для поездки лошадь. Но в тот же самый день собрался к себе в Уппкот (Верхнюю Хижину) в области Эйраркверви Корт Кортссон, который также выходил на промысел близ Кьяланеса. Корт шёл пешком и попросил Торстейна повезти кое-что из его вещей. Среди них был кожаный плащ; его Торстейн привязал у себя за спиной. Так он продолжал путь до развилки, где расходятся дороги на Тувукот и Уппкот. Торстейнн решил ехать прямо домой, а в Уппкот не заезжать. Но едва он повернул коня по направлению к дому, — как почувствовал, даже услышал, как сзади кто-то схватил его за плащ, — и в тот же миг конь под ним рухнул замертво. Считается, что это Моури покалечил или совсем убил коня, потому что хотел, чтобы Торстейнн завёз плащ Корту домой. А впрочем, у старого Корта, как и у других его братьев, порой мутился рассудок, поэтому часто приходилось следить, чтобы он не сотворил с собой что-нибудь, — а тогда он часто пытался наложить на себя руки. Во время одного из таких припадков он схватил нож и уже перерезал себе горло, — но тут нож у него отобрали. Его привезли к врачу, который вылечил его и зашил порез, но шов вышел не очень удачный, так что в горле у Корта, когда он глотал, всегда происходило что-то непонятное. Считается, что и умер он от этой самой раны, которую расковыривал во время очередных припадков безумия.

Дочь Корта — Сольвейг вышла за бонда Магнуса из Хьятласанда на Кьяларнесе, и там они в основном жили своим хозяйством. Говорят, Моури преследовал её, как и других братьев и сестёр. Они с Магнусом держали служанку по имени Сигрид, но она потом ушла от них к бонду Аусгейру в Браудрайди. Однажды вечером хозяйка Аусгейра и эта служанка хлопотали на кухне. Тут служанка говорит хозяйке: «Что это ползёт у меня по спине?» и при этом оглядывается. Хозяйка отвечает: «Ничего по тебе не ползёт». Но в тот же миг служанка, как стояла, упала без сознания. Прибежали домочадцы и отнесли её на постель. Потом она пришла в себя, но её начало сильно тошнить. Едва тошнота утихла, у дверей кто-то сказал: «Бог в помощь!» Один работник в доме услышал это и говорит: «Ступай куда подальше, кто бы ты ни был!» Он решил, что это пришёл тот, кто изводил Сигрид-служанку. Потом дверь всё же открыли — на пороге стояла Сольвейг Кортсдоттир: она спрашивала ту самую служанку, которая потеряла сознание. Считается, что Сигрид мучила фюльгья Солвейг — Ирафетльский Моури.

Надо упомянуть и отношения Моури с пастором Йоуном Бенедиктссоном (который теперь служит в Сетберге в округе Снафетльснессисла и женат на Гудрун Кортсдоттир из Мёдрюветлир). Этот Йоун в 1818 году был пастором на Свальбарде в Тистильфьорде в Тингэйарсисле, потом, в 1838-ом — в Годдалир в Скагафьярдарсисле, а в 1847 году ему достался приход Брейдбоульсстад на Скоугарстрёнд, потом в 1852 — Хитарнестинг в округах Мирасисла и Снайфетльссисла, и наконец в 1855-ом Сетберг в Снафетльссисле. Говорят, во всех этих приходах Моури изгалялся над пастором и его женой, только насчёт его пребывания в Брейдбоульсстад ничего не известно.

Жители Тингэйар рассказывают, что пока Йоун был пастором на Свальбарде, Моури весьма ретиво портил у него припасы и учинял другие пакости. Тогда пастор Йоун будто бы кинул ему хорошие рыбацкие сапоги и попросил убираться куда подальше. А те, кто не жил на Тингэйар, говорят, что преподобный Йоун дал Моури сапоги только тогда, когда приехал в Годадалир. Эти две истории расходятся относительно того, где это произошло; а может, это случилось вообще на Мосфетльсхейди, когда Йоун ехал с севера, или же на Хольтавёрдюхейди, когда он ехал на север. (Доктор Конрад Маурер придерживается первой версии, а для меня не принципиально, которая из двух пустошей это была, поэтому я пишу Мосфетльсхейди, хотя не исключаю и другого. [Комментарий Йоуна Ауртнасона]).

Как уже говорилось, перподобный Йоун приехал с севера и встретил Моури. Тогда тот уже сносил свои башмаки и носки и был бос, а ноги сбил в кровь. К тому же, он был так одет, словно вознамерился пуститься в дальний путь налегке, штаны у него спустились, и зад был гол. Пастор Йоун уже догадался, что на севере Моури непременно явится к нему, — и отдал ему, как уже было сказано, свои хорошие болотные сапоги и зелёный сюртук, а другие говорят — шляпу, и попросил впредь не приходить к нему. Иные считают, что Моури так ему и пообещал, а другие утверждают, что пообещал не тревожить его лишь до тех пор, пока не сносит эти сапоги. Говорят, что после этого он на какое-то время оставил пастора с женой в покое — но только до тех пор, покуда они не приехали в Хитарнес. Но точно известно, что хотя преподобный Йоун и отдал призраку свои сапоги на Свальбарде (правда, жители юга страны утверждают, что Моури сперва держал путь на север, когда они с пастором встретились на Мосфетльсхейди), — Моури, по рассказам жителей Скагафьорда, объявился именно в Годадалир, неспроста он получил у них прозвание «Годадальский призрак».

С тех пор, как пастор Йоун отдал Моури сапоги, чтобы он не приходил к нему, прошло много времени. На этом сходятся все, и только жители Мирасислы знают рассказы о том, как Моури снова стал объявляться у пастора Йоуна в те годы, когда тот служил в Хитарнестинге (1852–1855). У них считается, будто Моури не сдержал своего обещания и пришёл прежде, чем износил сапоги; и будто бы он дал знать о себе тем, что убил самую лучшую корову, которая только была в хлеву у пастора Йоуна, да не просто убил, а перебил ей в трех местах хребет, сломал рёбра на боку, повесил и свернул ей шею, когда она стояла в своём стойле. И с тех пор преподобный Йоун, покуда жил в Хитарнесе, остерегался ставить в это стойло другую скотину. Это поверье так хорошо привилось, что одна работица, которая жила в услужении у пастора Йоуна в Хитарнесе, а потом досталась вместе с приходом его преемнику, предостерегала пасторшу от того, чтобы ставить туда скотину. Но пасторша поставила туда свою самую лучшую и самую любимую корову, — и с той до сих пор ничего не случилось.

После этого в Хитарнесе на счёт Моури стали относить убийства скотины и порчу еды, — но кроме этого Моури насылал на пастора Йоуна страшную бессонницу, по крайней мере, если тот ночевал не дома. Как-то раз пастор Йоун остался в Воге и под вечер устроился на ночлег, как и все тамошние домочадцы, и быстро заснул; по крайней мере, так утверждала девушка, которая в тот час ещё не ложилась, а над чем-то хлопотала на кухне. Когда она решила, что все уже спят, она услышала, как в гостиной, где лежал Йоун, кто-то скребётся в дверь. Она подошла поближе и прислушалась: звук повторился. Тогда она встала у самых дверей гостиной — и там перестали скрестись. Ей три раза слышалось, как в гостиной скребутся, но стоило ей подойти к двери, как всякий шум прекращался. В третий раз, услышав звук, она открыла дверь гостиной, чтобы проверить, не закрыли ли там с вечера собаку или кошку, — но их там не было, а преподобный Йоун крепко спал. Тогда она снова закрыла гостиную и принялась устраиваться на ночлег, окончив все свои дела. Но едва она укладывается в кровать, как слышит, что дверь гостиной открывается, выходит преподобный Йоун, зовёт людей и просит дать ему сумку, которую он всегда возил у седла, иначе он всю ночь не сомкнёт глаз. Девушку, которая в тот момент раздевалась, призвали к ответу, и она сказала, что когда она вошла в гостиную, он крепко спал. Он подтвердил, что так и было; но если ему не дадут сумку, то плакал его отдых. Она ответила, что сумка в сарае, под замком, куда хозяин дел ключ, она не знает, а хозяин спит, и будить его она не решается. Преподобный Йоун ответил: «Всё равно: давайте мне мою сумку, иначе я всю ночь не сомкну глаз». Разбудили хозяина, попросили у него ключ и сумку принесли. Преподобный Йоун радостно взял её — и действительно всю ночь спал мирно, и никакого шума после этого не слышалось. То, что пастор Йоун вдруг потребовал свою сумку, объясняют тем, что в ней он держал снотворное; ведь говорят, что после этого случая он никогда не забывал отвязать сумку от седла, приносил в дом и держал под кроватью или у кровати, где бы он ни ночевал, — поэтому считается, что в ней у него было или какое-то средство защиты от Моури, или снотворное.

У Магнуса из Ирафетля было четверо детей: две Гвюдрун, Гвюдрид и Гвюдмунд. Обеих Гвюдрун он выдал замуж таким же образом, как ветхозаветный Лаван, — за своих работников. Одна из них вышла за некого Хатльдоура, и после своей свадьбы они некоторое время считались домочадцами Магнуса, а может, получили от него какой-нибудь крошечный надел. Однажды Гвюдрун заболела, а Моури вошёл в комнатушку, где она лежала, и свалил на неё с полки, которая висела над окном, все её чашки с блюдцами; они, конечно же, разбились вдребезги.

Вторая Гвюдрун тоже вышла за отцовского работника по имени Оулав, и они долго жили в Рейкьякот в Мосфетльссвейт.

Гвюдрун — жена Оулава, по слухам, хворая: её мучат приступы сумасшествия — как и многих из рода Корта — и телесные недуги. Она схоронила нескольких детей; может быть, причина её нездоровья и в этом. После смерти Магнуса Моури якобы стал подкармливаться у Оулава с Гвюдрун, и его часто можно видеть возле большой кадки в кладовой, врытой в землю наполовину. Когда Гвюдрун лежит больная, готовить еду приходится другим, — а Моури, говорят, воротит нос и отказывается, если его кормит не Гвюдрун, а кто-то ещё.

Сопровождал ли злобный призрак этих двух сестёр, неизвестно: ведь одна из них очень редко уходила из дому. Зато он сопровождал Гвюдрид, — как и многих других детей первой жены Корта. Однажды Рагнхильд — хозяйка хутора Медальфетль, о котором уже говорилось, решила вы́ходить телёнка, родившегося на исходе осени, и всячески заботилась о нём. Зимой и весной до первой травки его выпускали не по утрам вместе с коровами, а в полдень, и не привязывали пастись на туне в удобном месте, а кормили в хлеву разной хорошей едой, и со временем он стал лучшим в стаде. Однажды утром скотница, как обычно, выгнала коров, потом понесла в хлев бадью с пойлом для телёнка. Она решила, что ещё рано выгонять его, и вернулась в дом, чтобы самой поесть из своей миски. Но когда она снова пришла в хлев, то увидела, что телёнок лежит в стойле мёртвый, раскинув ноги. Его выволокли из хлева и стали свежевать. Едва тушу взрезали, как на хутор пришла Гвюдрид, дочь Магнуса с Ирафетль; и все решили, что телёнка убил ее «спутник». Когда сняли шкуру, то оказалось, что брюшина у телёнка разорвана по всей длине, и желудок вывалился наружу — ведь его удерживала только кожа; а все внутренности были раздавлены.

За Гвюдмундом, сыном Магнуса, Моури следовал по пятам, как и за его сестрой Гвюдрид. Однажды зимой Аусгейр, хозяин хутора Ламбастадир, отправил своего сына Торвальда в учение в Ренистадир к пастору Оулаву Паульссону (сейчас — пробсту в округах Гютльбрингусисла и Кьоусарссла). Незадолго до Рождества Торвальд вернулся и собрался провести праздник в родительском доме; все рассчитывали, что после Рождества его заберёт кто-нибудь, кто будет ехать из Кьоуса. Однажды вечером Торвальд с матерью ночевали в доме в Ламбастадир вдвоём; было уже очень поздно, и все огни потушены. Но вдруг Сигрид — матери Торвальда — стало плохо, и она попросила снова зажечь свет. Торвальд так и сделал, а потом она велела ему: «Принеси мне воды попить; возьми с собой свечку, чтоб не споткнуться в потёмках». (Тогда Торвальду было не больше двенадцати лет — но темноты он не боялся, так что мог бы обойтись и без свечи). Он пошёл в кухню за водой, свечку поставил в гостиной, а дверь закрывать не стал, чтобы в кухню проникал свет. Он налил воды в стакан и собрался идти, но едва он повернулся, как видит перед собой мальчишку: тот выходит из сеней на середину кухни; ни ту, ни другую дверь в тот вечер не закрывали. И этот мальчик стоит в отсветах свечи: голова непокрыта, в руках широкополая шляпа, одет он в красно-коричневую куртку, и поглядывает на Торвальда лукавым насмешливым взглядом. Так они стоят и смотрят друг на друга: Торвальд говорил, что он не испугался его, а хотел разглядеть получше; он до сих пор помнит, что у того лицо было покрыто волосами. Но едва Торвальд отвёл от него взгляд, его так передёрнуло, что вода из стакана расплескалась. И тут пёс, который лежал в гостиной, выскочил с жутким лаем, пронесся через кухню на тун, а за ним другие собаки, и они ещё долго не унимались. А на следующий день из Кьоуса за Торвальдом пришли двое, и один из них был — Гвюдмунд Магнуссон, который тогда жил в Кауранескот. Тогда все подумали, что той ночью Торвальд видел ни кого иного, как Ирафетльского Моури.

У Эйнара Кортссона четыре дочери: две здоровые, одна разбитая параличом, а четвёртая слывёт полоумной. Ее зовут Гвюдрун, ей 16 лет, но ей пока ничего не приписывают. Она часто жалуется, что «бесстыдник Моури» дразнит ее, щиплется или озорничает. Недавно унеё вскочил нарыв на колене и долго не проходил. Она сама рассказывала, что он — из-за того, что Моури толкнул её, и она упала коленом на камень. Она винит Моури во всех своих несчастьях, а люди, в свою очередь, говорят, что он — причина умственной отсталости девочки, которая слывёт дурочкой, ведь отнимать разум — как раз в духе Моури, и он часто вытворял такое с людьми из рода Корта.

(перевод Ольги Маркеловой)

Моури из Хлевов или Торгард

Эту историю рассказывают по-разному, но все сходятся на том, что началась она так. На хуторе Бустадир перед рекой Хетлирау жили муж с женой. У них был работник по имени Торгард. В округе ходили сплетни, будто жена изменяет с ним мужу. Говорят, всем было ясно, что Торгарда жена любила, а мужа, наоборот, презирала: ведь всю грязную работу выполнял именно муж, и часто в непогоду он бывал на улице, в то время как Торгард сидел дома.

Например, хозяину приходилось всё время самому присматривать за овцами на горном пастбище зимой[64], когда погода портилась; однажды, вечером, когда разыгралась метель, хозяин не вернулся домой. Не вернулся он и ночью; а он уходил к овцам с утра и обещал пробыть там только до вечера. На следующее утро его стали разыскивать и нашли у Хетлирау; он был весь изранен и явно погиб от человеческих рук. Подозрение упало на Торгарда, ведь многие были наслышаны, что происходит между ним и женой бонда, — и, говорят, это дело стали расследовать. Всё свидетельствовало против Торгарда, хотя он отрицал, что убил хозяина. Ему вынесли такой приговор: или его предадут смерти (иные говорили, повесят), или он уплатит штраф и таким образом выкупит свою жизнь за немалую сумму. Не секрет, что человек всегда выберет жизнь, — и Торгарду тоже хотелось сохранить её как можно дольше.

В то время в Хлевах на Сельтьярнарнесе жил один человек по имени Йоун; он слыл богачом. И вот Торгард идёт к этому Йоуну и просит ради всего святого помочь ему откупиться от петли. Сначала Йоун не желал его слушать. Но Торгард принялся пуще прежнего умолять его и обещал верой и правдой служить ему самому и его детям и внукам, пока у него хватит сил, — и в конце концов Йоун внял его горю, выслушал мольбы и начал отсчитывать на столе монеты, — а Торгард тем временем стоял возле него. Когда Йоун отсчитал уже много, в гостиную вошла его жена, Гвюдрун, и спросила, что он собирается делать с этими деньгами. Йоун объяснил ей, что хочет выкупить ими жизнь человека, который стоит рядом. Жена попросила его не делать такой глупости, потому что, мол, от Торгарда всё равно никакого проку нет, его и повесить не жалко. И с этими словами хозяйка подбирает свой передник за оба конца, подходит к столу и сгребает все деньги в передник одной рукой, а другой держит его за углы. Когда бонд Йоун увидел такое поведение жены, у него язык прилип к гортани и руки опустились. А она, выходя из комнаты с деньгами, посмотрела на Торгарда и сказала: «Каждому воздастся по делам его». Торгард ответил: «На этом мы не расстанемся: ибо я ручаюсь, что мое «благословение» будет преследовать и вас, и ваш род вплоть до девятого колена». (Про ответ Торгарда существуют три различных рассказа. Одни говорят, будто он сказал: «… ибо я вернусь с того света и буду преследовать вас и ваш род: мужчин до седьмого колена, а женщин — до девятого, так как в моем несчастье повинен не столько мужчина, сколько женщина». А другие передают его слова так: «… ибо я буду преследовать ваше потомство, но пуще всего — женщин» [Прим. Йоуна Ауртнасона]). Потом Торгард ушёл. Его казнили. О том, где это произошло, мнения расходятся: то ли его казнили в Исландии, то ли в Дании; однако большинство сходится на том, что его повесили в Коупавоге, и он тотчас вернулся с того света и стал тревожить супругов с Сельтьярнареса, особенно же Гвюдрун, жену Йоуна, как и обещал; Гвюдрун потеряла рассудок и стала дурная.

Так как этот призрак долгое время обретался в Хлевах, его прозвали Моури из Хлевов, но его называли и Торгардом; это имя сохранилось за ним по сей день, потому что так его звали при жизни. У супругов из Хлевов была одна дочь, по имени Торгерд. Ее взял в жены зажиточный бонд со Скильдинганеса, Халльдоур Бьяртнасон, а вместе с ней ему достались после смерти супругов из Хлевов все их богатства, а впридачу и фюльгья — Торгард или Моури. Но почти никаких историй о нём не сложили ни во времена супругов со Скильдинганеса, ни пока их сын Бьяртни хозяйничал в Свидхольте; потому что бурная деятельность Бьяртни затмевала всё. Он, кажется, был одним из членов лёгретты, которую назначил законник Магнус Оулавссон, когда у реки Эксарау собрался последний альтинг в 1798 году[65]; Бьяртни в то время жил на Склоне на Аульфтанесе. Потом Бьяртни был oeconomus[66] в епископской школе, когда та переехала в Бессастадир, но дольше всего он жил в Свидхольте и заправлял всем в Аульфтанесе. Моури не особенно выдавал свое присутствие ни на Скильдинганесе у Халльдоура, ни в Свидхольте, пока Бьяртни сидел там. Но всё же чаще всего его видели именно в Свидхольте: и при жизни Бьяртни, и ещё долгое время, пока там жили его потомки. Поэтому иногда этого призрака называли Свидхольтским Моури, хотя обычно звали по имени: Торгард.

У Бьяртни из Свидхольта было много детей, и все они, как известно, отличались недюжинными способностями, поэтому, когда Моури подшучивал над ними (как и над их потомками, которые живут в наши дни), это сразу становилось заметно. Одна из дочерей Бьяртни, по имени Турид, вышла за студента Бенедикта Бьёрнсона из долины Хитардаль, который долгое время был пастором в Фагранесе. Она была на редкость умная женщина, но, увы, иногда с ней случались припадки сумасшествия, порой буйного. Из-за этого она развелась с мужем, и её приютила сестра, Рагнхейд, жена Йоуна Йоунссона, учителя из Бессастадир. (После этого она стала первой женой Бьёрна Гуннлёйгссона, заместителя школьного директора в Рейкьявике). Кажется, у нее Турид и умерла. В частности, Турид в припадках безумия будто бы сетовала: «Сестра, меня жалит змея»; а другие говорят, что её слова были такими: «Эта Ингибьёрг вечно жалит меня в сердце сапожной иглой». Считается, что она имела в виду Ингибьёрг, дочь Йоуна с Аульфтанеса, которая жила у Турид и Бенедикта до их развода, а потом сама стала женой Бенедикта; так что в бреде Турид, возможно, был смысл. Считалось, что в болезни Турид виновата её родовая фюльгья, — однако дальше в роду этот недуг не передавался, хотя многие из этого рода слывут вспыльчивыми и надменными. Я не слыхал, чтобы Торгард тревожил хозяйку Рагнхейд Бьяртнадоттир, о которой говорилось раньше; но на юге страны ходят слухи, будто он виной тому, что в 1817 потерпел крушение почтовый корабль, якобы из-за того, что на нем плыл её первый муж; он погиб вместе с судном под Ледником; а также, будто призрак виновен в смерти покойного Торда Бьяртнасона из Свидхольта. Ещё поговаривают, что Моури преследует детей Рагнхейд, особенно ректора Бьяртни; этому будто бы даже есть очевидцы.

Здесь нужно сразу добавить, что у Бьяртни Халльдоурссона из Свидхольта была сестра по имени Йоурунн; она отличалась сварливым нравом и любила наряжаться. Говорят, к ней сватался один человек с Аульфтанеса. Но она решила, что он ей не ровня, и ответила отказом. После этого отвергнутый жених будто бы поклялся, что всё равно как-нибудь пристроится к их роду, коль скоро ему заказано войти в него тем образом, каким он хотел. Потом Йоурунн вышла за студента Эйоульва Йоунссона, который тогда жил в Свидхольте, а затем переехал в Скоугтьёртн (Лесное озеро) на Аульфтанесе и там снискал уважение всех односельчан. У них с Эйоульвом была единственная дочь; её назвали Торгерд в честь бабушки. Супруги совсем недолго прожили вместе, как вдруг оказалось, что у Йоурунн небольшое умственное расстройство, которое с годами становилось всё серьёзнее, и под конец она стала совсем безумной. Тогда все решили, что отврегнутый жених сдержал своё обещание.

Когда Торгерд Эйоульвсдоттир стала девушкой на выданье, её руки попросил Эггерт Бьяртнасон, который в ту пору уже, кажется, стал пастором в Снайфокастадир (в Клёйстюрхоуль — Монастырский холм) на Гримснесе, — и получил согласие. Она переехала с ним на восток, у них родились дети. Со временем Йоурунн, мать Торгерд, преставилась; она уже не бывала в здравом уме с тех пор, как после замужества её одолела эта болезнь. Но пока мать была жива, у Торгерд не замечали никаких признаков этого недуга; ведь с самого своего переезда на восток она не бывала на юге: Эггерта предупредили, что если не отпускать её на юг и никогда не выезжать за Текучку (Сог) и озеро Аульвтаватн (Лебединое озеро), то ей ничего не грозит. Но когда Йоурунн со Скоугтьёртн умерла, Торгерд, говорят, попросила мужа съездить с ней на юг; сперва он отказывался, но затем уступил её мольбам. Как проходила поездка супругов, мы не знаем; но вот они переехали через Хетлисхейди на юг и добрались там до Фоуэтлувётн за Хетлискот; тогда у нее, говорят, закружилась голова, и с тех пор она уже больше никогда не была здорова. Все решили, что в тот раз призрак, преследовавший её мать (или, как некоторые считают, Торгард), впервые повстречал её, а потом тревожил до конца её дней, — а прожила она после этого недолго. У детей пастора Эггерта и Торгерд жизнь не сложилась; две из их дочерей сошли с ума.

(перевод Ольги Маркеловой)

Скотта с Комариного Озера (Mývatns-skotta)

У Комариного Озера, на Орлином Озере, жили два бонда, которые были колдунами. Об этих бондах ходили плохие слухи.

Одной зимой случилось так, что бедная девочка погибла на пустоши во время метели, к западу от Каменного Брода, а один из вышеупомянутых бондов прознал о том, что случилось, ночью пошел на запад на пустошь и оживил эту девочку, пока она не остыла. Затем утром он вернулся с ней домой, велел ей зайти в хижину перед ним и велел ей убить своего сожителя.

Потом она пошла внутрь, а он позже за ней, но едва она вошла туда, как бонд неожиданно сел в постели и приказал ей напасть на того, кто идет за ней, и она сделала так. Она схватила его и швырнула через комнату, как мяч, а второй сидел в постели и смеялся. Однако он велел ей не убивать его, и поэтому потом она бродила поблизости и долгое время преследовала этот род. Например, когда Иллуги Хельгасон писал стихи об Амбалесе, она часами мешала ему, так что он не мог сочинять в это время.

Долгое время она преследовала некоего Арнтора, который жил в Долине Дымов, а когда он умер, она появилась на стенке загона рядом с женщиной, которая доила коров, и сказала:

— Куда теперь идти, теперь, когда Арнтор мертв?

Тогда женщина сказала:

— Пошла к чёрту и преследуй тот род!

Позже она бродила и преследовала разных людей.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Скотта с Речного Хутора (Ábæjar-Skotta)

Одного бонда звали Йоун; он жил на Речном Хуторе, у него была дочь Гудбьёрг. Когда он лежал на смертном одре, он дал своей дочери овечью кость, в которой были пробки, и сказал ей не вынимать эти пробки, иначе ей не поздоровится.

Потом старик умер, а его дочь Гудбьёрг вышла замуж за человека по имени Эйрик, и они переехали жить на Речной Хутор.

В те времена на Летовье Кремневой Реки жил бонд, которого звали Сигурд. Земля его была бесплодна, и он хотел отгородить себе землю Речного Хутора. Супруги с Речного Хутора хотели прогнать Сигурда прочь, но не сумели.

Тогда Гудбьёрг пришло в голову, что теперь время открыть кость. Поэтому она вытащила пробки, оттуда вылетел густой дым. Он собрался и превратился в женщину, если только можно было назвать это женщиной.

Гудбьёрг велела ей тотчас же отправляться и прогнать Сигурда с Летовья Кремневой Реки. Призрак сразу отправился в путь и так плохо обращался с Сигурдом, что ему пришлось перебраться спать на другой хутор, потому что, по его словам, нет никакого покоя спать дома из-за изводящих его демонов.

Следующей весной Сигурд покинул свой участок из-за этой напасти. Едва Скотта выполнила поручение, она вернулась домой к Гудбьёрг и спросила, куда ей направиться теперь. Но Гудбьёрг растерялась, и тогда Скотта принялась мучить ее, и в конце концов женщина сошла с ума. Безумие часто встречалось в ее роду, а одна из ее близких родственниц вскрыла себе вены.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Моури с Хёргхоуля (Hörghóls-Móri)

Одного человека звали Йоун Симонарсон. Он жил на Хёргхоуле в Вестюрхоупе. У него был сын по имени Кристьяун, и он был уже взрослым, когда случилась эта история.

Одним летом бонд Йоун держал работника с запада из-под Ёкуля, которого звали Иваром, и осенью заплатил ему жалование. Работнику плата показалась маленькой и плохо вручённой, однако он не стал обращать на это внимания.

Следующей зимой сын бонда Кристьяун поплыл ловить рыбу на запад под Ледник и остановился на том же хуторе, что и работник Ивар.

Как-то зимой у Кристьяуна пропали рукавицы, и их не находили, где только не искали. Кристьяун обвинил Ивара в исчезновении рукавиц и отвесил ему немалую пощёчину. Ивар виду не подал, но сказал:

— Плохо, если я не воздам ни за оплеуху, ни за плату.

Весной Кристьяун вернулся с моря домой и следующей зимой оставался рядом со своим отцом.

В начале этой зимы под Ёкулем разбилось много кораблей и погибло немало людей. Однажды Ивар шёл вдоль моря. Он нашёл на берегу выброшенного мертвеца и отрубил ему одну руку.

Затем он пробудил мёртвого и приказал ему отправляться на север на Хёргхоуль.

— Что мне там сделать? — спросил мертвец.

— Убей Кристьяуна, сына бонда, и никому не давай покоя на том хуторе, — сказал Ивар.

Затем мертвец исчез. Вечером он явился на север на Хёргхоуль, когда уже зажгли свет. Кристьяун сидел на месте напротив входной двери и ел из деревянной чаши. Народ в комнате услышал, что по крыше кто-то ходит. Вдруг Кристьяун отшвырнул чашу и упал на пол, и одновременно весь свет в комнате погас. Люди попытались снова зажечь восковую свечу, и это удалось. Теперь свет не гас.

Все увидели, что на лежащего на полу Кристьяуна навалился светло-коричневый парень, у которого не было одной руки. Он ужасно вытаращил глазищи, когда увидел свет, и скрылся, когда люди подошли к нему.

Тогда Кристьяун вскочил на ноги, и он был совершенно безумен. Люди пытались удержать его, но не смогли. Там на хуторе жила старуха по имени Вигдис, и только она смогла остановить его. Теперь Кристьяун рассказал об их с Иваром делах прошлой зимой и что тот, наверное, отправил ему этого «посланника».

На Бёдварсхоуларе [Холмах Бёдвара], соседнем с Хёргхоулем хуторе, в те времена жил один бонд, который слыл сведущим в разных вещах, как и многие в те дни. Сына бонда Кристьяуна привели к нему, и тот должен был охранять его от мертвеца. Мертвец не приближался к Кристьяуну, пока тот жил у бонда.

Но теперь призрак устроил большие беспорядки на Хёргхоуле, начал убивать овец и портить еду. При ярком огне он приходил на хутор и вёл себя так плохо, что все бежали оттуда, кроме старухи Вигдис; она сказала, что не хочет бежать от этого праха, да мертвец и не вредил ей. Она ухаживала за коровами, и им тоже не было вреда, но овцам, даже с других хуторов, доставалось: мертвец нападал на них. Это продолжалось, пока день не начал удлиняться, а ночь — светлеть. Тогда убийства овец утихли.

Теперь попросили помощи у священника с Брейдабоульстада [Широкого Двора], чтобы выйти из этого затруднения. Священник посоветовал людям вернуться домой на пасху и сказал, что тогда он и сам пойдёт туда, прочитает в доме молитвенник и посмотрит, что изменится.

На следующую пасху народ вернулся домой. Пришёл туда также священник и с ним бонд с Бёдварсхоулара. Священник начал читать молитвы, но когда он закончил евангелие, мертвец так безжалостно зашатал дом, что все доски затрещали. Тогда священник прекратил чтение и вместе с бондом с Бёдварсхоулара вышел наружу.

Они увидели мертвеца; он не захотел встать у них на пути и обратился в бегство. Они преследовали его до гребня горы, что находится выше хутора и называется Килем. Там они догнали мертвеца и некоторое время боролись с ним. Они не смогли заставить его уйти в землю, но после этого его замечали реже, и он не причинял вреда, так что люди смогли оставаться на хуторе.

Тут сын бонда Кристьяун отправился домой и после этого жил долгое время, женился и поселился на Хёргхоуле после своего отца. Он никогда не мог оставаться один, ибо мертвец постоянно нападал на него.

Однажды он уехал один, и затем его нашли мёртвым в озере Вестюрхоупсватне, что недалеко от Хёргхоуля. Люди возложили вину за это на мертвеца.

С тех пор этот призрак никому не причинял вреда, но людям часто казалось, что они видят его, и часто он тревожил жителей Хёргхоуля. А называли этого мертвеца обычно Моури с Хёргхоуля.

(перевод Тимофея Ермолаева)

О Скотте с Речного Хутора (Frá Ábæjar-Skottu)

Эта история произошла, когда я в восемнадцать лет жил у своих родителей в Средних Домах на берегу Бланды. Я спал вместе со своей бабушкой Труд и лежал в кровати перед ней, потому что мне казалось, что так более приличествует мужчине.

Одной ночью я проснулся, хотя тому не было необходимости. Ярко светила луна. Я заглянул в гостиную и посмотрел на стену, что была прямо напротив кровати. Там висели часы, и в это время они ударили четыре раза. У стены стояла скамья, на ней часто сидели гости. Я увидел, что у скамьи стоит девушка, и было достаточно светло, чтобы я ее хорошо рассмотрел. Она была в желто-коричневой юбке и рубашке того же цвета, а на голове — шапочка с кисточкой. Некоторое время я наблюдал за ней и не понимал, что может делать здесь девушка за полночь. Я решился сказать ей что-нибудь, но тут луну закрыла туча и в гостиной потемнело. Тогда я почувствовал в темноте нечто страшное, поэтому не осмелился потревожить её. Безотчётный ужас охватил меня, я бросился в постель и натянул одеяло над головой. Я всеми силами пытался разбудить бабушку, но это было невозможно.

Спустя короткое время любопытство преодолело страх, поэтому я решился подсматривать из-под одеяла. Луна опять ярко светила, и теперь я видел девушку гораздо лучше, чем прежде. Она была несомненно ближе к кровати чем раньше. Некоторое время я наблюдал за ней. Но внезапно она начала хмуро смотреть на меня, и это было так ужасно, что навсегда останется в моей памяти.

В конце концов мне удалось разбудить бабушку и рассказать ей, что я не могу спать, потому что напротив кровати у скамьи стоит какая-то девушка. Бабушка сказала, что мне, должно быть, приснилась эта чепуха, ведь там, как я могу видеть сейчас, ничего нет. И это была правда, теперь там никого не было видно. Я описал бабушке одежду этой девушки и ее саму так подробно, как только мог, потому что меня обидело то, что она мне не верит.

Она сказала, что мы должны повторить наши молитвы, и тогда мне, возможно, удастся уснуть. Мы сделали это. Потом я перебрался в кровати за бабушку и вскоре уснул.

Утром, когда я проснулся, было уже поздно. Первое, что я увидел, едва открыл глаза, был незнакомец, который сидел на скамье прямо напротив меня.

Позже, когда я гулял поблизости, случайно я подслушал разговор между моей матерью и бабушкой. Бабушка рассказывала о том, что произошло со мной ночью. Тогда я услышал, что мама сказала:

— Ну, что поделаешь! Кажется, она просто хотела порезвиться перед ним.

Я узнал, что то, должно быть, была Скотта, более того, позже я слышал, что она преследовала одного приезжего и его семью.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Призрак с куском тюленины

Между хуторами Паульмхольт (Бугор Паульми), Сидрабакки (Южный склон) и Брагхольт в приходе на Мёдруветлир большие бугры, а между ними болотца; вся эта местность называется Паульмхольтсаусар (Гряды на Паульмхольте). Там полно нечисти и привидений: с наступлением темноты в этих грядах часто слышатся необычные звуки, вой и стон. Считается, что призрак, который бродит в тех местах — это мальчишка, замерзший в буран на хейди. Он шёл с хутора Итрабакки на какой-то хутор на юге, но заблудился и погиб. Его описывают так: на нём серая вязаная кофта, на голове фуражка, штаны с коротким ворсом, заправленные в носки. Когда он объявляется, подмышкой у него кусок тюленины, которым он машет тем, кого хочет напугать.

Я никогда не слышал, чтобы от него кто-то сильно пострадал — только один раз он едва не убил человека, благо, этот человек оказался решительным и проворным.

Дело было так. Работник из Скридуланд, по имени Йоун, в один зимний рыболовный сезон ходил в море с Сидрабакки. Зимой дорога от Скридуланд до Сидрабакки пролегает прямо через гряды, а уже потом спускается к Сидрабакки. Этот Йоун, когда сходил на сушу, днём всегда отправлялся домой, а под вечер возвращался. Другие парни спрашивали его, не встречался ли ему человек с куском тюленины; но он просил их не болтать такой вздор; говорил, что ничего он не видел, и что никакого призрака нет. Однажды зимой установился прочный наст, дорога была хорошей, и месяц радостно сиял. Йоун, как всегда, отправился из Скридуланд перед вечерней; в руке у него был длинный и крепкий дорожный посох, а через плечо — котомка с едой; так он пошёл в Сидрабакки. На середине пути навстречу ему с юга вдруг вышел малорослый толстый человечек и загородил дорогу. Сперва Йоуну показалось, что это один моряк из Паульмхольта, который вместе с ним ходил на промысел; но едва он подошёл поближе, как понял, кто это: это был тот самый парнишка, и он махал куском тюленины у себя над головой. Увидев это, Йоун бросился бежать со всех ног, — и парнишка тоже; вскоре паренёк обогнал Йоуна и загородил ему путь, размахивая куском тюленины. Увидев это, Йоун поднял свой посох и направил на призрака, но посох прошёл сквозь него, как сквозь дым, воткнулся в наст и сломался пополам. Йоун снова пустился бежать, сделав крюк на юг, чтобы удрать от призрака, но ничего не помогало: куда бы Йоун не бежал, везде призрак уже поджидал его; однако чаще всего он заходил с юга, поэтому Йоун смекнул, что тот хочет оттеснить его за Сидрабакки и там загнать в море. В конце концов призрак с Йоуном оказались на взморье. Тут Йоун решил, что так дело не пойдёт, и выбора нет: всё одно пропадать. Тогда он прыгает прямо на призрака, но пролетает насквозь. Тут Йоун что есть духу помчался домой и прибежал в Сидрабакки чуть живой: как-никак, он сильно запыхался и натерпелся страху, — вбежал в бадстову с обломком посоха в руке, бросился на постель, и ни говоря никому ни слова, уснул и проспал до утра. Потом он рассказал, что с ним произошло, и в доказательство своих слов показал обломок посоха.

Люди, сидевшие в бадстове в тот вечер, когда к ним прибежал Йоун, потом говорили мне, что в жизни не видели человека более безумного или страшного вида: лицо у него было окровавленное и распухшее, глаза готовы выскочить из орбит, и весь он был растрёпан. Он был без шапки, а в руке, как уже было сказано, держал обломок посоха.

(перевод Ольги Маркеловой)

Торви с Копен

Торви с хутора Клукур (Копны) в Эйафьорде, о котором говорится в народных сказаниях, был очень сведущ в колдовстве. Если у кого-нибудь случалась покража — он своими чарами вызывал в миске с водой отражение вора. Я слыхал, что это не удалось ему только один раз; то есть, человека-то он видел, но сперва — в капюшоне, надвинутом на лицо, а когда попытался вторично, увидел только его голый зад.

Я не слышал, чтоб он имел дело с призраками, — кроме одного случая:

Однажды умер бонд с Гельдингаау (Скопцовой реки). Его род сопровождал призрак. После смерти бонда фюльгья, — а это была девочка, — стала сильно тревожить его старшую дочь, так что той ничего не оставалось делать, как отправиться к Торви. Торви дал ей совет: переехать из Эйафьорда и никогда не выходить замуж; тогда скотта её не тронет, — а иначе ничего не выйдет. Ещё он дал ей средства для защиты от скотты. Девушка (её звали Криструн) несколько лет жила во Фьорде незамужней; и тогда скотта не приходила. Но потом Криструн нарушила оба запрета Торви разом: вышла за человека со Скопцовой реки и поселилась там. Тут уже скотта не заставила себя долго ждать. Она лишила Кристурун рассудка, и та так и осталась безумной до конца дней.

(перевод Ольги Маркеловой)

Ещё об Ирафетльском Моури

Лаурус Йоунссон (ныне бонд на хуторе Кьярлаксветлир) в юности жил в Тверфетль. Однажды зимой он молол кофе на кухне; это было днём, и везде в кухне было светло, и только в одном уголке возле очага темно. В этом уголке любили лежать собаки — Бородка и Пятнашка. Пока Лаурус молол кофе, Пятнашка вошла в кухню и сунулась в свой уголок, — но тотчас вылетела оттуда, подскочила вверх, громко завизжала и убежала. Лаурус очень удивился этому, решил осмотреть то место и обнаружил чернолапого кота, огромного и злого. В тот же миг в кухню заглянула Маргрет, сестра Лауруса, и он попросил её поскорее принести свечу. Пока она ходила за свечой, Лаурус не спускал глаз с кота. Но когда свечу принесли, кота в кухне уже не было. Через некоторое время пришла Сальбьёрг Йоунсдоттир; она была экономка Торстейна Стефаунссона из Кьярлаксветлир, которого преследовал Ирафетльский Моури. По всей видимости, в этот раз старик Моури принял обличье кота.

В Первый день лета[67] 1882 года Лаурус всё утро стерёг овец на Горе, а под вечер пригнал их к туну и пошёл домой поесть. Подкрепившись, он вернулся, а овцы уже прибрели к дому и принялись щипать траву на скатах крыши. Среди них была красивая овца, принадлежавшая отцу Лауруса, его любимица; эту овцу звали Троллиха. Лаурус стоял на крыше рядом с овцами, а с ним был Рёгнвальд Стюрлёйгссон, с которым они вместе росли, и парень из Кьярлаксветлир — Эггерт Фридрикссон. Вдруг они увидели, как Троллиха поднялась в воздух, затем вновь шлёпнулась на землю и сломала себе шею. Через некоторое время в гости заглянул Стефаун, сын Кьярлаксветльского Торстейна, и прошёл по тому самому месту, на котором погибла овца. Все подивились случаю с овцой — и решили, что виной этому Моури.

Торстейн из Кьярлаксветлир происходил из рода с Тистильфьорда на севере; по слухам, он был побочным сыном Йоуна Бенедиктссона, Свальбардского пастора (ум. 1862). А Стефаун, сын пастора Йоуна, видимо, признал его, чтобы отец не потерял должность. Бенедикт Габриель, который позднее осел в Ормсстадир на Скардстрёнд, где и жил до самой смерти (ум. 1881), был сыном пастора Йоуна. Он учился в университете, но потом бросил учёбу. Бенедикт занимался гомеопатией; говорят, ему это хорошо удавалось. Конец Бенедикта Габриеля был таким: его нашли бездыханным в кузнице. Он сидел на полу перед горном, удавленный ременной уздой. Многие думали: не может быть, чтоб он сам повесился таким образом, — и кое-кто обвинил в его кончине Моури, а иные называли другие причины. Известно, что Моури преследовал Бенедикта и, по всей видимости, сильно мучал его. Тот и сам часто жаловался, будто Моури чинит ему разные неприятности. Однажды к Эггерту Стефаунссону и Криструн Торстейнсдоттир пришёл на ночлег гость, — а это часто бывало, пока они жили на хуторе Батларау. Дело было зимой, и коня этого гостя поставили при входе, потому что другого места для него не нашлось. Вскоре конь повалился на землю и захрипел, — а в этот миг ко входу как раз подошёл Бенедикт Габриель. Однако конь быстро оправился.

После того, как Йоун Эггертссон, студент, и Кристин Скуладоттир из Итра-Фагридаль прекратили сами вести своё хозяйство, они стали жить у Стюрлёйга Тоумассона и Юлианы Хельгадоттир; но и переселившись, они, как и прежде, часто принимали гостей. В частности, у них всегда подавали в большом количестве кофе.

Однажды Кристин Скуладоттир пошла в гостиную за кофейными зёрнами: обычно она всегда брала по фунту за раз. Она засыпала зёрна в короб с крышкой и желобком; в желобе было очень много зёрен. От гостиной до прихожей тянулся длинный и тёмный коридор. Когда Кристин вышла в коридор, она почувствовала, что у неё выхватывают короб, и он отлетел к входным дверям. Крышка соскочила, и все зёрна рассыпались. Кристин принялась собирать их; на помощь ей прибежало несколько девушек. А пока они занимались этим, в гости пришёл Бенедикт Габриель. Кристин сказала, что, мол, его принесло в недобрый час, потому что, мол, этот бес, который всюду следует за ним, испортил ей всё кофе. Бенедикт сердито оглядел всё вокруг и сказал: «Презренная, как тебе не стыдно пугать моих друзей, которые всегда рады мне», — и ещё прибавил много чего недоброго.

Весной 1877 года мои родители переехали в дом на улице Хлидархусастиг (Переулок у дома на отшибе) (сейчас — Восточная улица [в Рейкьявике]). В этом доме они потом жили до самой смерти. Они поселили у себя по весне, — очевидно, за плату от сельской общины, — некую Йохану, которую обычно звали Гейрова Йоханна, потому что она была замужем за человеком по имени Гейр. Она долгое время владела хутором под названием Гейрсбайр (Гейров хутор), в Грьотаторп (Каменной деревне), и жила там, когда уже овдовела. Эта Йоханна была из хорошего рода, во всем талантливая, с одним только недостатком: она любила пропустить стаканчик. В доме моих родителей была лестница из кухни на чердак, а кровать отца стояла на чердаке прямо напротив люка. В глубине чердака находилась ещё комната, в которой спали мы — старшие дети; мой брат Финн и я спали вместе. Эта комната закрывалась на вертушку, и часто по ночам дверь была приоткрыта. Однажды ночью по весне я проснулся от того, что старая Йоханна, которая спала в кровати напротив люка, принялась шикать и браниться, а в промежутках плеваться и что-то ворчать. Я тогда не придал этому значения, но наутро спросил, что с ней стряслось ночью. Она ничего не ответила. В тот день у нас на Болоте (Ватнсмири) резали дёрн, и работникам носили туда обед, а под вечер все возвратились домой. Когда все пришли, мы с Йоханной сидели в кухне. Среди тех, кто в тот день резал дёрн, была юная девушка, которую мы не знали, — а все остальные были нам знакомы. Йоханна обратилась к этой девушке и спрашивает: «Дитя моё, ты часом не из Ирафетльского рода?» Девушка остолбенела, — но призналась, что так оно и есть. «Да уж и так понятно! — отвечает Йоханна. — Потому что вчера ночью я видела Моури, — но не испугалась. Я его и раньше видала». Вот и весь их разговор. Когда все разошлись, я спросил Йохану, что она видела. Она рассказала, что среди ночи проснулась и случайно взглянула на люк. Она будто бы увидела, что крышка люка поднята, и Моури просунул голову внутрь и глядит на неё во все глаза. Тогда она будто бы начала браниться на него и плевать ему в лицо, и в конце концов он убрался. Больше Йоханна не захотела распространяться о том, как выглядел Моури, и вообще говорить на эту тему, — но потом долго повторяла такие слова: «Мне ли не знать Моури!»

Как я уже сказал, никто в нашем доме не был знаком с этой девушкой и понятия не имел, какого она роду. Мой отец попросил бонда из Сёйдагерди — Свейна, прислать ему девушку для нарезки дёрна, и она пришла оттуда в то утро, когда у нас резали дёрн, так что я уверен, что Гейрова Йоханна тоже не слышала, кто она и из какой семьи. Я никогда не замечал за Йоханной склонности привирать, — а я хорошо ее знал.

Впрочем, во времена моего детства Моури был всем известен в Рейкьявике. Особенно часто он обретался в Вигфусовой Хижине позади «Глазго», потому что там жила хромая Марта — дочь одного сапожника по имени Торд. Она происходила из рода Корта, а стало быть, её сопровождал Моури.

Ирафетльский Моури сопровождал и Кристинна Магнусона (ум. 1893), бонда с острова Энгей, и других выходцев с этого островка, поэтому его иногда называли Энгейским Моури. Мы часто слышали, как Кристинн и его сын Пьетюр говорят о «дядюшке Моури». Призрак не мог попасть на этот островок, потому что, когда островитяне собирались плыть домой, Кристинн всегда сам отталкивал лодку от берега и всегда принимал меры, чтобы Моури не влез в лодку. Зато на соседний островок — Видей — Моури попасть мог: там его всегда видели перед приездом людей с Энгей.

Моури очень хотелось попасть на Энгей, на новое для себя место, — но это было непросто, потому что он вообще плохо переносил плавание. В конце концов он подсуетился и забрался в лодку, которая отчаливала с мыса Кьяланес на Энгей, и уселся с наветренной стороны. Море было неспокойно, волны так и хлестали, и лодку качало. Те, кто плыл в ней, услышали, как с места, где сидел Моури, доносятся стоны, будто там кого-то тошнит — но никого не увидели. В конце концов Моури испустил из себя фонтан рвоты, которая источала такое зловоние, что корабельщики едва не задохнулись: прежде им никогда не доводилось слышать такой убийственной вони. Они не знали, откуда она, ведь никто не подозревал, что Моури с ними на борту. Как только лодка пристала к Энгей, Моури быстро спрыгнул на берег и был очень сердит. Он вошёл в хлев и убил у бонда Кристинна лучшую корову. Утром, когда все встали, то увидели, что корова мертва, и начали свежевать её. На мясе с левой стороны у крестца обнаружилось синее пятно, синяк доходил до кости, а с другой стороны синих пятна было четыре, и они напоминали отпечатки огромных пальцев; недаром бонд Кристинн сказал, увидев пятна: «Ну и ручищи у тебя, дядюшка Моури!» Про какие-либо другие бесчинства Моури в этот его визит на Энгей неизвестно.

Другие рассказывают, что как-то раз бонд Кристинн забыл сам оттолкнуть лодку от берега, когда отчаливал домой со своими матросами. Когда лодка дошла до середины пролива, Кристинн услышал, будто кто-то блюёт. Он спросил: может, кому-то на борту стало плохо? — но все матросы отвечали, что нет. Тогда Кристинн сказал: «Значит, это дядюшка Моури. У бедняги морская болезнь. Давайте развернемся и высадим горемыку на сушу». Матросы повернули обратно, и, когда они снова поплыли на остров, Кристинн сам оттолкнул судно от берега, как обычно. После этого случая Моури никогда не попадал на Энгей при бонде Кристинне.

Пока Моури обретался в Годдалир в Скагафьорде (1838–1847), его звали Годдальским Моури; он показывался в обличье красно-коричневого мальчика или красно-бурого пса. Нильса Йоунссона, поэта, как-то попросили найти управу на призрака, но Нильс сказал, что тот — глухой, поэтому на него не действуют ни заклятья, ни заговоры. Даже когда пастор Йоун Бенедиктссон переехал из Годдалир, там ещё временами появлялся Моури. Он часто бродил по долине, пока туда не приехал преподобный Хальфдаун Гвюдйоунссон (в 1886 г.). Ни он сам, ни его домочадцы не верили в привидения, и вера в Моури потихоньку угасла.

(перевод Ольги Маркеловой)

Конец Моури

По рассказу Оулава Хатльдоурссона (1863–1955) с Хьярдарнеса на Кьяланесе

Во времена юности Оулава в Кьоусе (Ложбине) и на Кьяларнесе особенно часто объявлялись два призрака. Один из них был знаменитый Моури с Ирафетль, который сопровождал людей из рода Корта. Другой был призрак женщины — скотта, известная под именем Чернодейка; она в основном обреталась в окрестностях Квамма и бухте Кваммсвик. Но Оулав ничего не знает ни про неё саму, ни про её имя, и не слыхал никаких рассказов про то, чтоб она причинила кому-нибудь вред. По этому можно судить, что она была самый что ни на есть мирный призрак. Иное дело — Ирафетльский Моури.

Как уже говорилось, Оулав жил в Бьярге (на Горе). На пятнадцатом году он стал готовиться к конфирмации и ходить к пастору. Тогда Моури сыграл с ним одну скверную шутку. Оулав отправлялся в Сёйрбайр (Грязи) на опрос, потому что пастор, преподобный Торкель Бьярнасон с Рейниветлир, после богослужения решил проэкзаменовать юных конфирмантов. Мальчик из Ауртуна тоже собрался на экзамен. Оулав встретил его утром на взморье, где тот присматривал за овцами, и они договорились вместе в Сёйрбайр к обедне, и тот мальчик должен был зайти за ним в Бьярг, сделав на своем пути небольшой крюк.

Когда стало подходить время обедни, Оулав стоял у окна бадстовы и умывался. Он бросил взгляд в окошко и видит, что по болоту позади туна ходит мальчик в синих носках с белыми подвязками. А на голове у него изношенная морская шляпа, порванная над глазами. Оулав не хотел упустить своего попутчика и выскочил, чтобы догнать его, но потерял из виду, и вдруг оказался в Сёйрбайре возле кладбища, и только тогда заметил, что он босиком и в одних трусах. Когда он понял это, он сконфузился, повернул домой в Бьярг и в тот раз так и не явился на экзамен. Но Оулава никто не видел, потому что, когда он подошёл к кладбищенской ограде, все уже были в церкви.

Пока Оулав жил в Бьярге, он часто видел Моури, например, тот являлся перед тем, как в гости заглядывал кто-нибудь из рода Корта, — и тогда редко обходилось без приключений. Последним, кто жил в Бьярге, был Торд Аусмундссон, отец писателя Маттиаса Тордарсона и его братьев. Оулав жил у него семь лет, в то время ему было за тридцать.

В бадстове возле люка на лестницу стояла кровать, которая обычно пустовала: считалось, что когда Моури в доме, то он ложится в неё. Как-то раз Оулав загонял овец с горных пастбищ и пришёл домой поздно, усталый и запыхавшийся, и повалился на эту кровать. Среди ночи он проснулся в холодном поту от того, что Моури стиснул руки у него на горле, словно собираясь задушить. Его отшвырнуло из кровати по направлению к люку. Оулав не видел Моури, потому что в бадстове было сумрачно, но зато хорошо его чувствовал. Оулаву было неприятно, что у него чьи-то руки на горле. Их схватка была шумной, хозяева проснулись и зажгли свет. Оулав в тот миг был уже на крышке люка. Хозяин сказал: «Оули, тебе приснился страшный сон», — и улыбнулся. А утром на сеновале, когда они наполняли корзины сеном для скота, хозяин сказал: «Этой ночью на тебя напал Моури. Он частенько объявляется тут и обычно лежит на этой кровати; ему не понравилось, что его выжили из его постели».

На хуторе Кетильсстадир на Кьяларнесе жил бонд по имени Бьяртни Сигурдссон. Его жену звали Ауса Оулавсдоттир, она была из Ирафетльского рода. Поэтому Моури часто объявлялся в Кетильсстадир. У супругов из Кетильсстадир был сын, который ещё в колыбели повредился в уме и до двадцати лет жестоко страдал. Для родителей это было тяжкое горе. Считалось, что в болезни мальчика виноват Моури.

Брат Аусы, Кристинн, жил на островке Энгей близ Рейкьявика, и Моури пытался всё время попасть с ним на остров, но Кристинн всегда замечал его и не пускал, — и Моури так и не нанес на островок ни одного визита.

Однажды лодка Кристинна на четыре человека стояла у причала в Рейкьявике, полностью нагруженная, и матросы уже сели в неё и ждали своего начальника. Кристинн подошёл к лодке, тщательно осмотрел всё кругом и говорит: «А где же Моури?» — потому что нигде его не увидел. Потом он влез в лодку и велит матросам вытащить весь груз с кормы. А Моури как раз спрятался под грузом. «На этот раз ты с нами не поедешь, дядюшка!» — говорит Кристинн и прогоняет Моури с лодки, и тот ушёл на причал, посрамленный.

Преподобный Йоун Бенедиктссон, который в свое время был пастором в Годдалир в Скагафьорде, женился на Гвюдрун Кортсдоттир с Мёдруфетль в Кьосе. Когда супруги переселялись на север в Годдалир, Моури почему-то не был с ними и не перебрался туда вместе со всеми. Но однажды, когда преподобный Йоун поехал на юг, он столкнулся с Моури на Хольтавёрдюхейди. Тот был без обуви, в одних носках.

— Куда ты, — спросил преподобный Йоун, — и зачем?

— В Годдалир, к пасторше, — отвечает Моури.

— Дальше ты не пойдешь, — сказал пастор, а Моури — ни в какую. Он согласился подчиниться лишь с тем условием, что пастор отдаст ему своё пальто и сапоги.

— Сапоги бери, — сказал пастор, — а пальто ты не получишь. — И они договорились, что Моури нельзя будет входить в Скагафьорд до тех пор, пока он не сносит сапоги полностью. С тех пор Моури так и носил эти сапоги, и они долго-долго не снашивались, но в конце концов всё же истёрлись, и один духовидец заметил, что в последний раз от них оставался только кусок левого голенища над щиколоткой. Моури сдержал данное слово и не объявлялся на севере страны, пока у него оставался этот обносок.

Но прошло не так уж много времени, — и Моури пришёл в Годдалир и принялся измываться над пасторшей, а ещё он убивал у пастора скотину. Преподобный Йоун Бенедиктссон крепко дружил с поэтом Хьяульмаром из Боулы[68], и бывало, когда преподобному Йоуну становилось невмочь от бесчинств Моури, он обращался к Хьяульмару, чтобы тот нашёл на призрака управу. Хьяульмар охотно соглашался помочь пастору, — но ничего не выходило, потому что на Моури мало что действовало. И всё же от слов и дел Хьяульмара он присмирел настолько, что прекратил убивать пасторский скот.

Как известно, Моури следовал за Магнусом Кортссоном буквально по пятам. Однажды Магнус отправился в Рейкьявик и решил остановиться на ночлег на хуторе Скрёйтхоулар на Кьяларнесе. Он добрался дотуда только поздно вечером, когда все уже легли спать. Магнус постучал в окошко, но хозяева спали так крепко, что разбудить их не удалось. А поскольку он хорошо знал этот хутор, то отправился в хлев, устроился там в пустом стойле и проспал ночь в нём. Когда все встали, он пошёл в дом; там его хорошо приняли и угостили кофе в бадстове.

Перед кроватью супругов стояла колыбель, а в ней ребёнок, — но он лежал совсем тихо. После кофе мать пошла проведать ребёнка — он был мёртв. В последний раз мать слышала его плач поздно вечером накануне, но ничего странного не заметила; только на шейке у ребёнка были синие пятна, словно от пальцев.

Вскоре Магнус отправился в хлев вместе с хозяином, который собрался задать корм коровам, но когда они пришли туда, то обнаружили одну корову мёртвой в своём стойле. У нее были очень длинные рога, и она лежала, загнув голову под себя, так что один рог пронзил ей сердце. Это показалось всем невероятным.

Моури нередко убивал скотину, но чтобы от его рук погибло человеческое существо — такого никогда не слыхали, — кроме того единственного раза. Это попытались скрыть от Магнуса, который и так был огорчён из-за проделок Моури на том хуторе, куда зашёл.

Через три года, в 1951 году, Оулав Халльдоурссон жил на улице Фрамнесвег (Улица Переднего мыса) в доме по соседству с Эйди (Перешейком) на Сельтьяртнарнесе. Однажды вечером, когда он уже лёг спать, он увидел у изголовья кровати своего старого знакомого, Ирафетльского Моури. Он ничего не делал, просто спокойно стоял. Он совсем истёрся, стал не выше спинки кровати, и такой тщедушный, почти бестелесный, — ведь он добросовестно преследовал род Корта вплоть до девятого колена, как ему было велено в начале. Он просто стоял у кровати — с волосами, белоснежными, как конский хвост, и его чёрные глазницы едва посверкивали. Вскоре он развалился на части и исчез.

А в середине дня к Оулаву пришёл его добрый знакомый — из рода Корта. Потом и сам этот человек, и другие его родичи приходили к Оулаву, но Моури он больше таки не видел, — поэтому считается, что век Моури истёк.

«Бедолаги, которых он преследовал, — они ведь ничего не могли с этим поделать», — сказал Оулав в последний раз.

Этими словами история Ирафетльского Моури закончилась.

(перевод Ольги Маркеловой)

Фюльгья с вязанием

В начале XIX века на хуторе Пригорок в долине Фньоускдаль жил бонд по имени Йоун. Он был честным и правдивым человеком.

Однажды все обитатели Пригорка поехали в церковь в Иллюгастадир, а Йоун с женой остались дома одни. Под вечер, когда начало смеркаться, супруги сидели у себя в бадстове. И тут Йоун видит, что к ним входит маленькая девочка, садится на кровати напротив дверей и начинает быстро-быстро вязать на спицах. Он долго смотрел на неё, а потом воскликнул: «Ах, чтоб тебя! Вот уж проворна вязать!» Едва он успел вымолвить это, как девочка пулей вылетела вон из бадстовы, а Йоун расхохотался. Жена спросила его: «Чему ты смеешься?» — а он в ответ рассказал ей всё, как было. «Значит, сегодня к нам вместе с нашими богомольцами придёт кто-нибудь незнакомый», — говорит ему жена. И она оказалась права: к ним на ночлег пришла одна девочка. Она села на кровати и стала вязать, совсем как та девчушка.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак ходит за скотом

Однажды весной, когда едва минуло время окота у овец, Сигурйоун Фридйоунссон, поэт из Лёйгар, что в долине Рейкьядаль, держал путь с запада через Фльоутсхейди (Горная пустошь у реки). Он ехал вниз по течению Мирарау (Болотной реки), с северной стороны, и собирался переправляться на южный берег. Спустившись к броду, он увидел на песчаной косе у южного берега девушку, которая хлопотала возле бурой овцы с ягнёнком. Он подумал, что, скорее всего, эта овца ждала, пока её подоят. Сигурйоуну стало любопытно, кто эта девушка: он никак не мог этого понять, хотя знал всех девушек, живших в Брейдимири, — а она, скорее всего, была именно оттуда. На девушке был клеёнчатый фартук, сшитый из нескольких кусков и полинявшая чёрная юбка; сама она была малорослая, но крепко сложенная. Когда Сигурйоун въехал в воду, он смотрел только под ноги своему коню. Но когда он переправился через реку (а она шириной в три длины конского туловища), девушка исчезла, а овца побежала к ограде туна в Брейдамири, будто её кто-то гнал. Ландшафт в этой местности таков, что так скоро потерять в нём из виду обыкновенную девушку невозможно. Значит, здесь мы столкнулись с каким-то сверхъестественным явлением. В Брейдамири живут люди из Иллюгастадирского рода, и, возможно, это их родовая фюльгья присматривала за овцами.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призраки в домах и на хуторах (Bæjardraugar)

О Лалли с Домового Залива (Frá Húsavíkur-Lalla)

По рассказам тех, кто считает, что знает об этом лучше всех, это привидение сперва пробудилось из Хёвдакиркьюгарда в Хёвдакверви во времена преподобного Кетиля Йоунссона[69] с Домового Залива. Он был там священником в середине 18 века и женился на дочери священника Магнуса, того, который внезапно утонул, и Оддню, на которой позже женился пробст[70] Торлейв Скафтасон.

Рассказывают, что другой человек хотел добиться этой женщины и поэтому послал преподобному Кетилю или ей этого призрака. Те, кто считал, что видел его, рассказывали, что он приходит в платье, высокой треуголке и парике. Поэтому люди полагали, что он был священником или каким-то другим высокопоставленным человеком. Преподобному Кетилю удавалось защитить себя и свою жену от него, так что он никогда не мог навредить им. Однако этот Лалли был замешан в том, что молодая дочь преподобного Кетиля утонула здесь у Мыса Домового Залива в Пруду Ингунн, как он был назван позже.

На двух дочерях преподобного Кетиля женились преподобный Сигфус, пробст и священник с Мыса, и преподобный Торлаук Йоунссон с Домового Залива, которые оба жили в конце 18 века. Рассказывали, что этот Лалли попеременно преследовал их обоих, но они так хорошо были сведущи, что к священнику Сигфусу он никогда не мог приблизиться, кроме как у границ хутора, а к преподобному Торлауку — кроме как у ограды туна[71]. Есть разные рассказы тех людей, которые видели Лалли, преследующего их, и тех, чей путь лежал из Домового Залива к Мысу или наоборот. Его постоянно узнавали по тому, что у него на голове были высокая треуголка и завитый парик. Но эти рассказы слишком никчемные и незначительные, так что я не рассматриваю их и не перечисляю.

Но самое последнее, что рассказывают об этом Лалли с Домового Залива, что вскоре после того, как на Косе Пашен поселился фактор[72] Мор, одним вечером к нему пришёл какой-то человек и спросил, не хочет ли он посмотреть на Лалли с Домового Залива. Мор захотел этого и попросил показать. Тот, находясь в дверях лавки, показал ему, где стоит Лалли, но Мор ничего там не увидел. Тогда тот попросил его засунуть голову ему под левую подмышку. Мор сделал так и тогда смог увидеть Лалли. Тогда он бросился в лавку, нашёл ружьё и выстрелил прямо в Лалли, и там увидели одни искры.

А на следующее утро там, где стоял Лалли, когда в него выстрелили, была найдена человеческая лопатка или ребро. И позже люди ничего не знали о том, что происходило с Лалли.

Но так много разговоров ходило, всё же, про этого Лалли с Домового Залива в конце 18 века, что сислуманн[73] Эсполин, кажется, упоминает его в «Ежегоднике», 9-ый том, где было сказано, что про Лалли знают все. И однажды ясновидящие люди якобы видели Лалли и Скотту с Комариного Озера, которую впоследствии назвали Скоттой из Комариного Хлева. Эти привидения встретились на Лососьем Болоте и долгое время дрались, а может быть, там происходили непристойные «собачьи бои» (как говорил конунг Сверрир).

(перевод Тимофея Ермолаева)

Призрак с Пьетурсей (Vofan í Pétursey)

На людской памяти случалось так, что с хутора на Пьетурсей непонятным образом исчезали подростки. Иногда они находились, но порой они тонули в реке, которая называется Козлиная Река. Она течёт восточнее недалеко от Пьетурсей, так что пастбища упомянутого хутора расположены вдоль этой реки.

Тогда на Пьетурсей жила девочка (эта женщина сейчас ещё жива). Случилось так, что женщины на Пьетурсей, по обычаю, варили ночью мясо к Рождеству. Тогда эта девочка решила пойти к соседке, которая жила в следующем доме по этой же улице и которая обычно угощала её.

Было темно. Когда девочка была у дверей, собираясь войти, она увидела какого-то большого парня, который приближался. Подойдя к девочке, призрак внезапно протянул к ней руки. Он схватил её и дважды или трижды придавил девочку к мостовой, а затем отпустил её и исчез. Но девочка не пострадала.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Привидение в типографии (Draugurinn í prentsmiðjuhúsinu)

Бонд Бойи с острова Храппсей купил в Копенгагене типографию, привёз к себе домой и поставил недалеко от своего хутора, решив, ясное дело, печатать там книжки.

Бойи приобрёл этот дом с оборудованием за хорошую цену, потому что его продали после того, как в нём повесился человек, и считали, что тут остались привидения, и поэтому его продали. На острове привидения вроде бы не появились, но и в этом доме никто не оставался на ночь.

Как-то осенью, в хорошую погоду, на Храппсей прибыло так много гостей, что на хуторе стало тесно, и двум дочерям Бойи, Ингвельд и младшей Рагнхейд, пришлось искать себе место.

Вместе они решили пойти на чердак типографии и устроиться там. Они взяли с собой светильник, забрались на чердак, пододвинули на люк большой ящик и улеглись спать, но не смогли уснуть сразу; вдруг погас свет.

Полежав так некоторое время, они услышали усиливающийся грохот и скрип внизу в комнате; больше всего это походило на топот сапог по полу, также слышались разный шум и возня. Это продолжалось всю ночь до утра; они не могли уснуть и очень боялись, Рагнхейд, всё же, была напугана сильнее.

Когда наступил день, привидение исчезло, и больше в этом доме не осмеливались ночевать. Конечно же, то был дух старого владельца типографии.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Нечистая сила в Стокксэйри

Однажды вечером во время зимней путины (точнее, 29 марта) 1892 года в Стокксэйри в одной рыбацкой хижине люди укладывались спать. Рыбаков там было всего десятеро, все — в цвете лет, крепкие и не хворые. За главного у них был Сигурд Хенрикссон, бонд из Ранакот. Он был человек весёлый и общительный, и поэтому завёл себе привычку подолгу засиживаться в хижине у своих матросов, в те дни, когда в море нельзя было выйти из-за непогоды, болтать с ними, балагурить. Так и в тот раз он засиделся с ними до десяти часов вечера.

Когда Сигурд ушёл, матросы заперли хижину, а до того дверь весь вечер была только полуприкрыта и хлопала на ветру. Погода выдалась самая что ни на есть скверная: по небу несутся тучи, с моря ветер с дождём, на дворе темно и жутко. Дверь хижины выходила на море. А кровати в ней были расставлены так: три у северной стены по всей длине, от торца до торца, и у южной стены две кровати и закуток, в котором рыбаки складывали свой скарб. На каждой кровати спали по двое.

Когда предводитель ушел, рыбаки улеглись спать. И только двое: Эйоульв Оулавссон, рассказавший эту историю, и ещё один человек, — некоторое время лежали и беседовали. Вдруг они заметили, что один из их товарищей мечется во сне и жалобно бормочет. Тогда они испугались, что его пришёл мучить Скерфлоудский Моури — это был самый известный в тех краях призрак, родовая фюльгья местных жителей, часто объявлявшаяся перед их приходом и терзавшая спящих.

Они тотчас разбудили того человека и спросили, что ему снилось. Он ответил, что, мол, ничего ему такого не снилось, но на него обрушилась какая-то непонятная напасть. Не успел он закончить свою речь, — как с другим спящим началось то же самое, и он жалобно застонал. Товарищам стало не по себе; они зажгли свет, чтобы осмотреться, и так и эдак обсуждали это происшествие. Эйоульв Оулавссон лежал на средней кровати у северной стены и смотрел на того, чья кровать была у южной стены близко к дверям. Тот человек сел на кровати, вынул табакерку и собрался взять понюшку. Но тут Эйоульв видит: он вдруг изменился в лице, руки повисли, как плети, лицо налилось кровью и посинело, и весь он будто сжался с жутким шумом и жалобным стоном. Тут все застыли в изумлении, а Эйоульв вскочил с постели и кинулся на помощь к товарищу.

Когда тот наконец очнулся и пришёл в себя, он рассказал, что едва собрался понюхать табака, как почувствовал, будто на него навалилась какая-то ужасная тяжесть, и он не в силах был ни пошевелиться, ни позвать на помощь, мог только слабо стонать, а потом и вовсе лишился чувств. Тут рыбаки поняли, что дело принимает серьёзный оборот, и им стало ясно, как день, что поспать им больше не удастся. Тогда они оделись и достали карты, чтобы скоротать остаток ночи за игрой; со временем некоторых начинало клонить в сон, но заснуть им всё равно не удавалось: едва на них находила дрёма, как их начинала мучить та же самая напасть. И так продолжалось до утра.

Товарищи уговорились молчать об этом происшествии и никому ничего не рассказывать, а сначала посмотреть, как пройдёт следующая ночь. Но на следующую ночь легче не стало: всё прошло так же, как и накануне. Говорят, они начали читать Страстные псалмы[74], надеясь обрести в этом хоть какую-то защиту, — но всё впустую: прилетела чёрная муха и уселась на страницу, прямо на строки псалма. Рыбакам стало страшно, они захлопнули книгу, и чтение закончилось.

Через день им в голову пришла счастливая мысль одолжить в Стокксэйри церковный колокол и повесить у себя в хижине, чтобы проверить, настолько ли нечистый ожесточён, чтобы не испугаться колокола. Под вечер они повесили колокол у себя, и ночь прошла спокойно.

Рыбаки приободрились и решили, что опасность миновала, и на следующий день вернули колокол на место. Но они рано радовались: ночью им не было покоя от нечистой силы — и так ещё пять ночей подряд. Жить в хижине стало невмочь, поэтому они переселились на хутор к своему предводителю и с тех пор ночевали там, а хижину забросили. На хуторе их никто не тревожил, — но после того, как они переехали, в другой рыбацкой хижине близ соседнего хутора нечисть так разбушевалась, что и оттуда весь народ немедленно перебрался на хутор. С той поры эти ночные визиты продолжались в рыбацких хижинах по пять-шесть недель к ряду.

Самого нечистого разные люди описывают по-разному, что само по себе не удивительно, поскольку он, как и другие нелюди, способен принимать многие обличия. Эйоульв Оулавссон рассказывает, что одному из его товарищей показалось, будто он «опустился на него, как клуб пара голубоватого оттенка, который мотался взад-вперёд, причём время от времени он искрился; а некоторые чувствовали на себе странное дуновение ветра: резкое, тяжёлое и холодное». Другие видели его в обличии «густого голубого столба дыма, сужающегося кверху», и утверждали, что он «где-то с локоть вышиной». А иным он являлся в виде «сгустка величиной с небольшую собачку». Его будто бы «часто видели за окном, и из этого сгустка торчали конечности, которыми он барабанил в стекло, словно просился внутрь».

Естественно, о том, кто может быть виновником всех этих происшествий, сразу возникло множество догадок. Одни решили, что это какое-нибудь чудовище, которое «скорее всего, вылезло из моря». Кто-то считал, что на них «определенно наслали призрака из Мосфетльссвейт», с запада, и что этот «посланец» предназначался для мести кому-то другому, но заблудился. Иные же предполагали, что это тот самый призрак, которого Диса из Стокксэйри загнала в холм возле хутора, где стояла хижина, и наложила на него такое заклятие: призрак должен сидеть там, пока этот холм кто-нибудь не тронет. А некоторым было, как они утверждали, доподлинно известно, что несколько камней с этого холма взяли для постройки конюшни на хуторе, так что призрак высвободился и опять принялся за своё.

Но как бы они ни спорили о природе этой нечисти или злого духа, все сходились на том, что самое главное — во что бы то ни стало найти на него управу, пока он не выжил всех рыбаков из их хижин и не принялся за хутора. Решать надо было как можно скорее: церковный колокол из Стокксэйри был надежной защитой, но полного избавления не давал: оттуда, где он висел, нечистый убегал, зато бесчинствовал в других местах. Тогда решили, что бес, наверно, угомонится, если встретится с врачом и сислуманном, — и выход увидели в том, чтобы привести их. Те осмотрели хижины, но ничего не обнаружили, и после их визита проказы нечисти не прекратились. Тогда все поняли, что высокопоставленные особы этому призраку нипочём, — и, судя по всему, рыбаки не стали обращаться к приходскому священнику, чтобы он освятил их хижины или отслужил там молебен. Впрочем, не удивительно, что они вовсе разочаровались в силе слова Божьего после того, как им не помогли Страстные псалмы.

Со временем люди утратили всякую надежду на избавление, — но вот однажды весной в Эйрарбакки приехал Эйоульв Магнуссон, школьный учитель, а про него говорили, что он знаком с колдовством и умеет слагать магические стихи. Тогда все обратились к нему и попросили дать им какое-нибудь действенное средство против нечисти, а за то пообещали заплатить ему. Говорят, сначала Эйоульв не обращал на эти просьбы внимания, но его так умоляли, что он пообещал на время избавить их от этих визитов. Ещё говорят, что Эйоульв взялся бороться с призраком, прочёл над ним несколько весьма крепких стихов и наказал ему безвылазно сидеть на островке Драунгей девять лет. А вот один из стихов Эйоульва; этот, судя по всему, меньше всего похож на заклинание:

Мой приказ тебе: Поди-ка
Прочь отсель чуть свет
Да сиди на Дрангей диком
Девять долгих лет!
За больший срок Эйоульв не ручался. Так что жителям Стокксэйри придётся быть готовыми к следующему посещению таинственного гостя в 1901 году.

(перевод Ольги Маркеловой)

Сон Эрленда Стурлусона

Зимой 1831 года, когда я прожил в Рёйдау уже десять лет, 27-ого декабря, я, как обычно, присматривал за своими овцами. Стояла оттепель, дул сильный ветер, а на земле был гололёд. Я вернулся домой лишь под вечер, очень уставший. Придя домой, я повалился в кровать и тотчас уснул, против обыкновения; ведь я никогда не сплю в сумерки. Мне приснилось, что я — на хуторе Финнстадир в Кинн (На Склоне). Я видел дом у Льосаватн (Светлого Озера), и всё там было мне знакомо. В этом сне я собирался домой и решил идти напрямик мимо туна на горе Фремстафетль. Это бывшая монастырская земля на реке Мункатверау и пролегает к югу и востоку под горой, которая тянется оттуда на север между Скьяльванди и Холодным склоном (Кальдакинн). Там жил Финни-Сновидец, сын Торгейра Годи Светлого Озера[75], и это место называлось Под Горой. (Про него написано в саге о людях со Светлого озера и в саге о Финнбоги Сильном, а к юго-востоку на Горе стоит Камень Финнбоги). В этом сне я стоял на пригорке к югу от туна на Горе и думал, как мне переправиться через реку, на которой ещё не установился лёд. Тут я увидел, что рядом со мной стоит женщина:. старуха, на вид довольно-таки коренастая, но не малорослая. Она была празднично одета, а на лбу у неё был коричневый платок или холстина, с невысокой белой шапочкой. Я не испугался её. Она посмотрела на меня радостным взглядом и говорит: «Здесь так красиво, правда ведь?»

Тут я осмотрелся вокруг и вижу длинный и довольно-таки узкий камень. По форме он напоминал восьмигранную надгробную плиту, наверно, в нем было шесть — семь локтей длины. Он лежал с севера на юг. На нем была надпись, не выбитая, а скорее, выпуклая, как на латунных изделиях, формовом хлебе или старинных вальках для белья и тому подобных резных предметах. На каждой грани было по две строчки. Надпись шла с юга на север, и чтобы прочитать её, надо было стоять или опуститься на колени с восточной стороны камня. Женщина в моем сне велела: «Читай это». Я ответил: «Я, наверное, не смогу». Тогда она сказала: «Я тебе напомню; хотя этого, наверно, не потребуется».

Я начал читать и подумал, что не смогу перевернуть камень, чтобы прочитать всю надпись по кругу. Но едва я попробовал, как у меня всё получилось. Хотя он и оказался лёгким, я всё же был уверен, что это именно камень, а не кусок доски или бревна. Про надпись я могу сказать только, что читать её было легко, и я проговаривал её снова и снова, пока не выучил наизусть. После этого я поднялся, — а женщина тут же исчезла или растаяла как дым или пар, — и камень тотчас пропал.

Я проснулся не сразу, а чуть погодя. Тогда я стал вспоминать сон и то, что смог запомнить из надписи на камне. Вот что это было:

Во время оно одна владела
Землёю здесь я в цветущем крае;
Звенели песни здесь под Горою.
Под землёю я клад зарыла;
Заберёшь ты его, мой родич,
Но не потомки прочих родов.
От неволи я избавлюсь,
И скажу я тебе спасибо.
Я хочу, чтобы знал ты это,
Всё запомнил и обдумал.
Имя мне — Марья Эггертсдоттир,
Эрлендом сын мой звался.
Мужа рано я схоронила,
Он погиб в пучине бурной.
А затем я зарыла злато,
Сберегая для потомков.
Сомневалась в своей затее,
Но судьбы я своей не знала.
Воспитать я хотела сына
Верным мне, но вышло иначе:
Стал беспутным безумный отпрыск,
Сам завёл же семью большую.
Ненавидел меня невежа,
Матери — жалел кусок он.
Восемьдесят шесть минуло вёсен —
Хворь меня свела в могилу.
Пришёл повеса к моей постели,
Знать захотел, где злато скрыто.
Отвечать я отказалась:
Обладать им он не достоин.
Пусть никто не владеет кладом,
Лишь одни мой любимый родич,
Окрещённый именем Эрленд,
Кто отца потерял недавно,
Пожилого, мне ровесника,
Кто сильно пекся о престарелом
До последнего денёчка.
Я отдам такому все деньги,
Но не дурню и не невеже,
Пусть мне даже ждать придётся,
И наказ мой исполнить трудно.
Опочила в тоске я черной,
Получила приют последний
Тут на Озере на Светлом.
Пять веков с поры той минуло
да и восемь лет впридачу.
Только мыслью возвращалась
Я к запрятанному злату.
Суждено мне следить за кладом —
Не видать мне в гробу покоя!
Но пророчество сбылося,
Обрету теперь я отдых.
Ты — тот самый, кто так пёкся
Об отце до самой смерти.
Ты отныне владеешь кладом!
И тебя бы я попросила
Поселиться под Горою.
Переедешь — не пожалеешь:
Ведь земля за этим склоном
Принесёт тебе удачу.
Даже если твои руки
Не коснутся этого клада, —
Всё одно мне облегченье.
сон меня ждёт в земле освященной,
А теперь я с тобой прощаюсь.
Это то, что я запомнил в точности и записал здесь, ничего не прибавив и не убавив. Сон показался мне необычным, историческим, — и я рассказал его одному человеку.

Тогда я услышал легенды и истории о том, что возле Горы будто бы видели, причем неоднократно, огни, которые, по поверьям, указывают на зарытый клад. Однажды какой-то человек проходил мимо этих мест ночью. Было пасмурно, но безветренно. Он увидел огонёк возле хутора на Горе и подумал, что, наверно, это загорелось сено или дом, а хозяева спят. И он с самыми лучшими намерениями заторопился туда, чтобы в случае чего прийти на помощь. Но когда он добежал до того места, огонёк исчез. Он обошёл хутор и все постройки кругом, но ничего не заметил, подумал: «Как странно!» и пошёл своей дорогой.

К моему сну можно добавить вот что: летом перед тем у меня умер отец, а ему было, по его словам, 86 лет, и он жил со мной 13 лет. И ещё: хуторяне с Горы ходили в церковь на Светлом озере с тех самых пор, как она была построена, а в стране принято христианство. Больше здесь ничего не известно.

Многие посчитали это знаком, что я должен поселиться на Горе. Но я не стал верить этому вздору и продолжал жить в Рёйдау до 1852 года, и не жалел об этом. А других подобных снов мне не снилось.

(перевод Ольги Маркеловой)

Привидение в горном убежище в Тунгудаль

В старину в долинах Рейдарфьорда построили убежище для путников; оно стояло на дне долины Тунгудаль (Долина песчаной косы) за рекой Сленья, где прежде был хлев на летних пастбищах, чуть к востоку вверх по реке Тунугдальсау, там, где она спускается в небольшое ущелье. Это горное убежище сначала представляло собой хижинку со стенами из дёрна и камней и предназначалось для путников, едущих из округа Фльотсдальсхерад в торговый городок в Брейдавике, который сейчас уже много лет как заброшен. Он стоял в самом устье Рейдарфьорда. Потом торговать начали в Сейдисфьорде и Эскифьорде. А когда в XIX веке ездить в Эскифьорд стало всё больше народу, домик отстроили снова, теперь уже из дерева, и сделал это, если верить рассказам старожилов в наше время (в 1904) Сигурд Бондарь. Постройка получилась гораздо прочнее, чем раньше, в ней был чердак и кровати. Там могло поместиться много народу, ведь в те времена по тем местам проезжало немало людей; там между хуторами была дорога на тинг, и по пути в город зимой и летом многие напивались. С самого начала на этой дороге часто случались несчастья, гибли люди: или замерзали, заблудившись на хейди, или умирали как-нибудь по другому; со временем у дороги стало полным-полно привидений. Возле ущелья при реке Тунгуау, книзу от убежища, говорят, хозяйничали тролли, да и в ущелье при реке Сленья, поодаль от убежища, тоже было нечисто. В конце концов и в самой хижине обосновалось какое-то привидение или выходец с того света, и оно часто давало о себе знать. Когда путники ночевали там, они нередко заболевали, а стоило лечь спать, как на чердаке, внизу слышался стук и гром и непонятная возня. О привидении в горной хижине сложили много рассказов. Но сейчас большинство из них забыто.

Одного человека звали Сигмунд Рустикссон, он батрачил в разных местах в округе. Он был смел и вынослив, остёр на язык и настолько неутомим, что, как говорят, мог бежать весь день без остановки. Однажды зимой он куда-то ехал по долине Рейдарфьярдардаль, и ночь застала его в горном убежище. Он постелил себе на чердаке и подумал, что неприятно оставаться одному в темноте, когда на дворе пурга и мрак, а о доме идёт дурная слава. Он закрыл люк на лестницу, лёг и попытался уснуть, — но не смог. Вдруг он услышал во дворе шум, а потом дверь хижины распахнулась и от сильного удара стукнулась о стену. Сигмунд обрадовался и подумал: «Наверно, пришёл какой-нибудь путник. Вдвоём будет веселее». Но это оказалось не так: вошедший шумел, гремел и возился внизу, а на чердак подниматься и не думал. Так продолжалось долго. Возня была такая, что все доски трещали. Сигмунд сперва рассердился, а потом подумал: надо подождать, вдруг это окажется сам местный призрак. Через некоторое время шум приблизился к лестнице и стал подниматься вверх, потом крышка люка резко открывается, и по лестнице на чердак движется какой-то мерзкий лоскут белого цвета. Сигмунд думает: «Нет уж; шалишь!» — быстро подходит к привидению и грозно произносит: «Да провались ты прямо в кромешный ад без окон и дверей, где лёд звенит, котёл кипит и стон стоит!» От таких неласковых слов привидение содрогнулось, поспешило убраться вниз, — и принялось бушевать там, как прежде. А Сигмунд разошёлся, спрыгнул за ним и закатал рукава. «Убирайся отсюда к чёрту!» — заорал он. Но нечистый не послушался, а наоборот, яростно накинулся на него. Сигмунд дал ему отпор, — и пошла борьба. Тут Сигмунд чувствует, что не может как следует ухватить своего соперника: когда он уже решил, что подмял его под себя, тот вывернулся и снова набросился на Сигмунда. Легко понять, что боролись они долго, до самого рассвета; а потом привидение вырвалось от Сигмунда, бросилось вон из дому и скрылось в ущелье. А Сигмунд без чувств повалился на пол от изнеможения и усталости.

Утром в хижину вошли путники и застали его в таком состоянии. Он рассказал, что случилось, поехал с ними домой и скоро оправился после этого происшествия. Он прослыл отчаянным храбрецом. Позднее он рассказал об этом своем приключении трактирщику Эйнару Хинрикссону, и тот подтверждает, что эта история изложена здесь верно.

Про другого человека тоже рассказывают, что у него вышла примерно такая же схватка с этим мерзавцем. Привидение всегда устраивало путникам разные пакости.

Йоун Эйнарссон, бонд с хутора Видиветлир что в начале долины Фльоутсдаль, человек необыкновенно честный и не робкого десятка, однажды зимой был вынужден заночевать в этой хижине, вместе с другим человеком. С ними была собака. Йоун и его попутчик возвращались из тороговой поездки в Эскифьорд, были сыты, пьяны и в хорошем настроении. Едва они расположились в хижине, как пёс принялся выть и рычать, и ощетинил шерсть на спине. А потом он отскочил от дверей к стене и забегал вокруг них, словно собрался их защищать. В тот же миг товарищу Йоуна стало плохо, так что Йоун не мог отойти от него ни на шаг. Так продолжалось до рассвета, и тут Йоун вскочил, начинает шарить руками по дому и велит этому нечистому провалиться куда поглубже. В тот же миг у другого путника всё как рукой сняло, а пёс затих.

Стейндоур Хинрикссон из Дальхус (Дома в Долине), ехавший мимо развалин старой хижины зимой 1902–1903 года, был, «если уж совсем честно», немного навеселе. При блеске месяца он увидел, как «какой-то обормот» почти круглой формы сидит на скале возле стены хижины и таращит глаза при луне. Стейндоур пришпорил коня, свернул с пути и домчался до дому без оглядки. «Что правда, то правда: страху натерпелся». Когда он добрался домой, его бельё можно было выжимать.

Ещё рассказывают, что Ауртни Бриньоульвссон, внук Грима (или Гримульва) Бессасона, пастора из Эйди, ехал через Тунгудаль с караваном вьючных лошадей и добрался до хижины. Начинало темнеть, поднялся буран с мокрым снегом, так что ему ничего не оставалось, как заночевать там. Он снял с коней поклажу, стреножил их и пустил пастись близ ущелья, а сам вошёл внутрь, поел и улёгся на покой. Но едва он начал засыпать, как ему почудилось, что из ущелья поднимается человек: малорослый, но крепко сложенный. Он был весь красно-коричневого цвета, даже руки и лицо. Ауртни будто бы смекнул, что тот собирается что-то подстроить его лошадям, — но сам он был не робкого десятка и не давал спуску никому, кто покушался на его собственность. Он будто бы окликнул того человека и велит ему оставить лошадей в покое. Тот скрывается в ущелье, при этом сказав: «Ну-у!» И тотчас возвращается и снова принимается тормошить коней. «Оставь их в покое!» — говорит Ауртни. «Не-е!» — отвечает привидение, но всё же перестает. И вот он в третий раз накидывается на них. «Не трогай лошадей!» — вопит Ауртни, и тут с него сон как рукой сняло, он вскочил и выбежал на улицу. «Ну, не!» — отвечает призрак и скорее прочь от Ауртни, а тот бежит за ним по пятам в ущелье (ведь сейчас сон стал явью, а призрак — больше не плод воображения!) и на бегу говорит такую вису:

Пускать коней на горном склоне,
Пережидать ненастье в доме —
Почто нельзя, скажи ты мне?
А коль пошлёшь ты метель с пургою, —
Тебе стихами не дам покою.
Ответь же больше, чем «Ну!» и «Не!»
«Ответь мне больше, чем «Ну!» и «Не!» — отозвалось эхо в ущелье, словно призрак передразнивал его. Ауртни был уверен, что эту непогоду наслал призрак. Но он не добился от него никакого ответа, только «Не!» и «Ну!». Ауртни ещё немного помешкал, потом навьючил лошадей, вывел из ущелья и поехал к себе домой в Долину, а там рассказал, что с ним произошло.

Этот самый Ауртни упоминается в Истории о Дисе; тогда он жил в Хлидаренди, на недавно отстроенном хуторе, который он воздвиг на Лаугхейди в Хроарстунге; теперь он называется Ауртнатайтюр (Сеновал Ауртни). Сестру Ауртни звали Оддни; она долгое время жила в разных местах в округе Фльоутсдаль. Она была матерью столяра Йоханна Хатльгримссона, и я слышал, как Йохан и его двоюродные братья и сестры вспоминают это происшествие; только вису никто из них не помнил.

(перевод Ольги Маркеловой)

Ответ призрака

Есть много рассказов о том, как людям слышались голоса в заброшенных домах, и им казалось, что там отвечают на их приветствия. А иногда их действительно окликали. Несколько лет назад хутор Мидхус (Средние жилища) на возвышенности Эйдатингхау стоял в запустении, но люди время от времени наведывались туда. Анна Кр. Сигфусдоттир хранила там некоторые вещи. Однажды летом она приехала на хутор днём проверить, цело ли её имущество. Ей почудилось, что из дома ее кто-то зовет по имени. А там никого не было.

Когда Хатльгрим из Сандфетль поругался с Херманном из Фьорда из-за китового промысла, — как о том сказано в «Колдовской книге» в разделе о поэтах-ведунах[76], — Хатльгрим с женой решили не оставаться на ночь во Фьорде и отправились на пустошь Мьоуафьярдархейди. Они добрались до хутора Туридарстадир в Долинах и решили заночевать, так как думали, что там кто-то ещё живет. Но хуторяне недавно переехали на новое место, и дом стоял пустой.

Хатльгрим слыл человеком не робкого десятка, к тому же, многие считали его ведуном. Он подошёл к окошку бадстовы и сказал: «Бог в помощь!» Из дома ему послышался в ответ зычный голос: «Здесь Бога нет!» Он подумал, что странно отвечать так незнакомцу, и решил, что это кто-то из домочадцев подшучивает над ним. Он спешился. А Ингибьёрг, которая ехала с ним, осталась сидеть на коне. Хатльгрим входит в дом и пробирается ощупью в бадстову. Но там — ни души. Он обшарил весь дом, но никого не обнаружил. А когда он вышел, Ингибьёрг стало дурно. Он пошёлк ручью набрать ей воды, но когда зачёрпывал воду, почувствовал, будто кто-то коснулся его уха. «Отвали!» — сказал он, и как ни в чём не бывало, принес жене воды, велел сойти с коня и сказал, что хотя хозяев дома нет, они вполне могут заночевать на хуторе. Но она наотрез отказалась; они доехали до дома в ночной темноте и там рассказали о том, что с ними произошло. Некоторые решили, что это, должно быть, Херманн послал им туда призрака, но большинство посчитало, что это фюльгья того хутора: её там замечали многие.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак в горном убежище на озере Ульвсватн

Хижина, о которой здесь идёт речь, стояла на северном берегу озера Ульвсватн (Озера Ульва) — одного из крупнейших озёр на пустоши Артнаватнсхейди. Озеро изобиловало рыбой, которую промышляли жители окрестных хуторов.

С берега озера открывается красивый вид на горы, над ним возвышается на 1674 метров ледник Эйриксйёкулль, возносящий над окрестностями свою пологую снежную вершину.

Право ловить в озере рыбу принадлежало жителям Боргарфьорда. А недалеко оттуда пролегала старинная дорога через хейди, так что в хижине часто останавливались жители Мидфьорда (Среднего фьорда).

В хижине могли разместиться 6–8 человек. В ней были сени, а во внутреннее помещение вела низенькая дверь и спуск в одну ступеньку. По стенам были полки, сооружённые из плоских камней. После того, как в обиход вошло кофе, в сенях устроили очаг для кофейников и топили его щепками. В сенях в кладке был один камень шириной во всю стену, а его конец выходил из стены под наклоном. Если на этот камень проливалась вода, она вытекала наружу, и тогда стена покрывалась сплошной коркой льда. Сама хижина считалась хорошей и тёплой.

Путники спали у северной и у южной стены хижины. Жители Мидфьорда часто слышали, как там ходят привидения. А жители Боргарфьорда, напротив, никого не замечали. Они были уверены, что весь шум происходит от того, что на озере трескается лёд. По их мнению, когда жителям Мидфьорда казалось, будто кто-то скачет на крыше, на самом деле на середине озера во льду образовывались трещины и с грохотом протягивались до самого берега. Ведь в то время считалось, что всё на свете можно объяснить одной лишь химией и физикой. Хотя кто знает, может быть, призрак — такое же естественное явление, как и ледолом. Современная наука не в силах ответить на этот вопрос. Конечно же, и жители Боргарфьорда не все были реалистами, кое-кто из них верил в привидений. Они говорили, что в первую ночь в хижине путники всегда спали беспокойно. Но это они приписывали безвредному призраку — Буроголовому, получившему своё прозвище от валуна Бурая Голова, который стоял неподалёку.

Стефаун Йоунассон с Излучины в долине Западной Реки в Мидфьорде рассказывал, что однажды он ночевал на Ульвсватн со своим товарищем. Вдруг он услышал, как к хижине кто-то подъезжает верхом, а его встречает лаем собака. Потом топот копыт приблизился к самым дверям, и оба услышали, как лёд хрустит под подковами. Дальше им послышалось, что приехавший спешился, а конь фыркнул и отряхнулся, так что сбруя зазвенела. Внутрь никто не вошёл, но на улице время от времени слышались шаги. Шум продолжался ещё два часа, а потом товарищи заснули.

Другой житель Мидфьорда, Сигфус с Гривы, слышал в хижине такие же странные звуки. Он, конечно, испугался, схватил посох и всю ночь простоял у дверей с ним наперевес.

Третий житель Мидфьорда, имени которого я не знаю, однажды остановился там тёмной зимней ночью. Он лёг спать без огня, но вскоре заметил, что вокруг очень нечисто. Он так испугался, что вскочил и собрался бежать вон, но наткнулся впотёмках на столб. Он мёртвой хваткой вцепился в него и всю ночь не отпускал. Под утро он, вне себя от ужаса, влез на коня, спустился с хейди и добрался до ближайшего хутора в Боргарфьорде — Кальманстунги, измождённый и замёрзший, в одних шерстяных кальсонах. Въехав во двор, он свалился с коня. Хуторяне тотчас подбежали к нему, внесли в дом и уложили в кровать. Ему дали парное молоко, а потом напоили кофе с коньяком, чтоб он отогрелся. Когда он наконец пришёл в себя, он очень обрадовался, что наконец попал к богобоязненным людям. Он объяснил, что в его поездке не всё было благополучно, и рассказал о привидениях в горной хижине на Ульвсватн. Но когда он закончил, он не смог понять, почему слушатели так озадаченно молчат, и спросил, что их смутило в его рассказе. И тогда хозяин хутора говорит:

— А в хижине на Ульвсватн нет никакого столба!

(перевод Ольги Маркеловой)

Привидения во Фльоутсхоулар

Во Фльоутсхоулар (Холмы у реки) долгое время водились привидения. Самые ранние сведения о них сообщил автору Гисли Халльдорсон из Кроука (Крюка), утверждавший что в тех местах ходит призрак деревенского парня, которого послали к морю с каким-то поручением, и он там утонул. Потом стали считать, что привидение — это восставший из могилы Бьяртни Хатльдоурссон — бонд и сельский староста из Фльотсхоулар, который умер в 1916 году, так и не достроив себе дом: работящий человек в цвете лет. Ивар Ясонарсон с хутора Ворсабайр часто гостил во Фльоутсхоулар в середине ХХ века, и нередко замечал привидений в комнате для гостей. Стефаун Юлиуссон, в то время жених хозяйской дочери, Стейнунн Стуртлудоттир, однажды подвергся нападению призрака из Фльоутсхоулар возле овчарни.

В середине ХХ века на хутор призвали духовидцев, и они установили, что хутор облюбовала целая шайка призраков под предводительством Гвюдмунда Гвюдбрандссона с озера Рейдарватн на Рангаурветле, который около 1863 года утонул недалеко от того места. Эта компания призраков наконец обрела покой благодаря медиуму Хавстейну Бьёрнссону и его помощникам из этого и иного миров.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак, которого кормили в Хрёйнгерди

Пастора Сигурда Тораренсена (1789–1865), который сперва служил в Тикквабайре в Аульфтавер, а затем в Хрёйнгерди во Флоуи (Заливе), сопровождал морской драуг. Говорили, что этот призрак пристал к пастору после крушения чужеземного корабля в Скафтафетльссисле, на востоке страны, да так и остался при нем на всю жизнь. Когда Сигурд был пастором на востоке страны, ему сильно нагорело из-за этого кораблекрушения; по общему мнению, он чересчур сурово обходился с беззащитными потерпевшими матросами. Этот драуг был вызван с того света, когда тело мертвеца ещё не успело остыть. Поэтому его постоянно приходилось подкармливать; как сообщают жители Флоуи, они так и делали всё то время, пока Сигурд служил в Хрёйнгерди. Считалось, что, пока этого призрака кормили, он никого не обижал. Духовидцы из Эльфуса однажды видели, как Сигурд ехал верхом в синем плаще, взятом у потерпевших крушение моряков, и вёз призрака, перекинутого позади него поперек седла: голова и руки болтались у бока коня с одной стороны, а ноги — с другой.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак из Мундакот

В шестидесятых годах Йоун Сигурдссон, хозяин хутора Скотлагроув в Хреппе купил у Йоуна из Стеккхольта несколько овец. Йоун с помощниками подогнали для перевозки скота прицеп. По пути до Стеккхольта жители Хреппа положили в прицеп тяжёлый плоский камень, очевидно, чтобы чем-то пригрузить его. Перед тем, как загнать овец, камень из прицепа выкинули, и с тех пор он так и лежал возле овчарни в Стеккхольте, а она там совсем рядом с домом. Вскоре после этого возле камня начали ходить привидения. Особенно часто их замечала Бергтора, дочь Йоуна. Она то и дело слышала шаги в доме и за домом, а однажды увидела, что по крыше овчарни бежит человек, хотя на самом деле там никого не было. Некоторые считали, что все эти явления связаны с фюльгьей жителей Хреппа, а на востоке шла молва, будто братьев — Йоуна из Скотлагроув и Магнуса из Бридьюхольта — преследует потомство Ирафетльского призрака.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак с Межевого болота

(Bjarni Harðarson 2001)

На границе между хуторами Верхний Лаунгхольт (Длинный холм) и Храпнкельсстадир (Хутор Храпнкеля) есть один старый-старый призрак, известный под именем Призрак Межевого Болота. Говорят, он возник в Храпнкельсстадир, и это призрак мальчика-бродяжки, которому там отказали в крове. Он редко показывается на глаза, но чинит пакости всадникам, проезжающим через эти места: водит их, и они сбиваются с пути, даже если хорошо знают окрестности. Хельги с хутора Храпнкельсстадир (1891–1984) рассказывает, что этот призрак напугал лошадей, и они вели себя так, будто наступили на горящий уголь. Это было на маленьком бочажке, через который перекинут мосток. А ещё призрак вытворял с людьми вот что: морочил их при переправе через брод на болоте, так что, вылезая из воды, они всё время оказывались на одном и том же берегу. Гвюдмунд Индридасон с хутора Аустун (род. 1915) хорошо знает этого призрака; в юности он два раза встречал его. В первый раз Гвюдмунд вёз бельё для стирки к источнику Хетлисхольтаквер, где теперь деревня Флудаторп. Конь, на котором он ехал, был послушным и не пугливым, — но возле того бочага, о котором здесь говорится, он вдруг замер как вкопанный, а прямо перед ним полетели искры. В другой раз Гвюдмунд ехал через это болото на хутор Гата, чтобы встретить машину, которая должна была забрать у него тушу недавно забитого телёнка. Но призрак подстроил так, что Гвюдмунд пропустил машину и целый час блуждал по округе. Ещё говорили, будто соорудить хороший мост через бочаг в Межевом Болоте никак не удается именно из-за этого призрака, а многие боялись ехать мимо Утёса на Межевом болоте.

В XIX веке возле Межевого болота стояли овчарни, но потом их забросили из-за того, что там не было покоя от привидений или каких-то скрытых жителей.

(перевод Ольги Маркеловой)

Привидения в Квитаурнесе

(Bjarni Harðarson 2001)

Горное убежище Туристического Общества Исландии возле реки Тьярнау (неподалеку от мыса Квитауренс) было построено летом 1929 года. Сразу после завершения строительства стали поговаривать, что в хижине нечисто, но что именно там творится, никто не мог объяснить. Один из тех, кто участвовал в этой стройке, Гвюдмунд Йоунссон (впоследствии бонд на хуторе Кьярансстадир), рассказал автору этих строк, что при кладке стены они использовали несколько камней из старых развалин к востоку от хижины. Когда они стали покрывать стены дёрном, то на этих камнях дёрн не держался. Теперь этого уже не заметно.

Когда в хижине впервые появились привидения, неизвестно, но истории о них стали слагать уже в первые десять лет с тех пор, как там начали останавливаться путники. Там ночевали крестьяне из Бискупстунгар, искавшие в горах овец. Среди них был Альберт Гуннлёйгссон (сам он был родом с севера, из Фльоут, работал на ферме в Гигьярхоуле, там же и женился на хозяйке, Катрин Кетильсдоттир, и потом они поселились вРейкьявике).

Однажды осенью люди, приехавшие собирать своих овец на хейди, устроились в хижине на ночлег и постелили себе на полу. Альберт попросил своего соседа не будить его, если он будет спать беспокойно. После этого он заснул и сразу же начал стонать и метаться. Сосед помнил его просьбу и не тревожил его, но другой человек, который спал рядом, тихонько подошёл к Альберту и стал его тормошить, пока он не проснулся. Тот был очень недоволен, что его разбудили: ему, оказывается, явилась женщина, и он решил как следует рассмотреть её и разузнать, кто она. Она была, как ему показалось, однорукая. Видел ли Альберт эту женщину когда-нибудь ещё, мы не знаем.

Однажды, где-то в середине ХХ века в этом доме ночевали те, кто искал овец, оставшихся в горах и не вернувшихся с пастбищ вместе со всеми. Они вдруг услышали, будто мимо дома проносится табун, громко стуча копытами, а за ним с лаем мчатся собаки. Через несколько мгновений всё смолкло. Приехавшие испугались, что это их собственные лошади убежали из конюшни. Но когда люди вышли проверить, что и как, вокруг дома не обнаружилось никаких следов, а все лошади были на месте.

В другой раз, примерно в эти же годы, когда там вновь ночевали люди, искавшие отбившихся овец, под вечер привидений стало особенно много. Среди этих людей был Эйнар с хутора Браттхольт, и он сначала смеялся над тем, что мерещилось другим. Затем он полез на чердак за матрасом, но тут же скатился вниз, точно его столкнули. При этом он немного ушибся.

Весной в те же времена там останавливались охотники, которые искали лисьи норы. Это были братья Стейнар Томассон и Эйрик Томассон из Хетлюдаль. Они проснулись на исходе ночи от того, что им показалось, будто в дом вошли люди. Они слышали, как те гремят посудой в кухне, а потом устраиваются на ночлег в восточной комнате. Сами они были в западной комнате, — и порадовались предупредительности новых постояльцев, которые не стали к ним заглядывать. Братья подумали, что если уж их разбудили, то лучше сразу встать и пораньше приняться за дела, — и тут шум смолк. Они решили вознаградить своих новых соседей за вежливость и также не заглядывать в их комнату. Но они удивились, заметив, что в кухне всё осталось как накануне, будто там никто ничего не трогал. В конце концов они открыли дверь восточной комнаты — там никого не было. Вокруг дома тоже оказалось не никаких признаков того, чтоб там кто-нибудь проходил или проезжал.

Лет через сорок произошёл ещё один такой случай. Осенью большая компания, в основном с Тунгар (и в их числе автор этих строк) поехала ловить форель в озере Квитаурватн. Мы разбили лагерь в так называемом Гирдингарвик к югу от пустоши Тьярнхейди. Там же все и заночевали, кроме одной пары из Торлауксхёпна; они решили отправиться в хижину на Квитаурнесе. На следующее утро они рассказали нам, что ночью там происходили странные вещи: они услышали, как в дом входят люди. В их комнату те не заглядывали, а наутро они были в доме совершенно одни, а возле хижины не было ничьих следов.

Ингоульв Исоульвссон (брат композитора Пауля Исоульвссона) очень любил ходить в походы и часто ночевал в горных убежищах Туристического общества Исландии, — и в убежище на Квитаурнесе тоже. Однажды в 1980-х или 90-х годах крестьяне из Бискурптунгар, искавшие своих овец, и участники турпохода в одно и то же время остановились в Квераветлир, как это нередко случалось. В тот раз обе компании весь день отлёживались, потому что на дворе была непогода, а под вечер собрались и стали рассказывать истории, читать стихи и петь песни. Ингоульв рассказал, как он однажды ночевал в хижине на Квитаурнесе; в тот раз он спал в западной комнате на нижней койке напротив дверей. Едва он лёг, как услышал, что рядом кто-то ходит, — и ему показалось, что это не могли быть его попутчики. И вдруг он видит: перед его постелью стоит женщина, одетая в длинное платье, какие носили в нашей стране в Средние века. Женщина попросила у Ингоульва позволить ей прилечь рядом с ним. Свой рассказ он закончил словами: «И я отлично спал до самого утра».

Был ещё случай с человеком, искавшим с односельчанами овец в начале нового тысячелетия. В свою предпоследнюю ночь на хейди, под вечер они, как заведено, устроили веселье. Один человек отправился спать раньше других и постелил себе на койке у входа в западной комнате. А потом и остальные стали устраиваться на ночлег, в восточной комнате; но когда уже почти все легли в постели, вдруг входит тот, кто ушёл спать раньше других, и лицо у него встревоженное. Он перекинулся несколькими словами с приятелями и спросил: «У вас тут всё спокойно?» — или что-то в этом духе, — и опять ушёл к себе. Остальные заметили, что он оставил двери обеих комнат открытыми, а раньше их закрывали. Утром тот человек рассказал, что ночью проснулся от того, что ему в грудь кто-то уперся обеими руками. Он ощупывает их и понимает, что руки женские. Незнакомка спрашивает его что-то вроде: «Всё ли у вас спокойно?» И тут он чувствует, что кроме рук над ним ничего нет. Он испугался, вздрогнул и вскочил, и это ощущение пропало.

Вот такие странные явления бывали в горной хижине на Квитаурснесе с разными людьми. Однако большинство ночевавших не замечало ничего сверхъестественного, и многие хорошо отдыхали там на протяжении тех семидесяти лет, в которые это убежище служило путникам.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призраки животных

Призрак коня

Йоханнес Тордарсон, почтальон на Исафьорде, много лет жил в долине Оулавсдаль у директора школы Торви Бьяртнарсона. В Оулавсдале в одной конюшне держали двух коней, которых запрягали в плуг (одного из них звали Лиходей, другого Жеребчик), и коня по кличке Август, на котором Торви ездил верхом. Йоханнесу было поручено загонять лошадей в конюшню и задавать им корм. Однажды ранней осенью Йоханнеса послали на хутор Сёйрбайр (Грязи) в долине Бельгсдаль. К вечеру он вернулся, а по дороге к дому решил заодно впустить лошадей в конюшню, потому что все полевые работы в тот день уже были закончены. Он входит в конюшню и собирается кинуть пахотным коням немного сена. Но едва он вошёл, как видит: Лиходей стоит в стойле Августа. Йоханнес положил в ясли пахотных коней сено и отправился за остальными лошадьми. В дверях он оборачивается и видит: Лиходей уже вернулся в свое стойло. Двое других коней паслись на полянке возле конюшни. Он загнал их внутрь, но к тому времени Лиходей исчез. Йоханнес подумал: наверно, он вышел и бродит где-нибудь поблизости. Он обыскал всё вокруг конюшни, но так и не нашёл его. Йоханнес ничего не понял и решил посмотреть, нет ли его где-нибудь возле дома, а потом поискать подальше. Во дворе он встретил самого Торви и поздоровался с ним. Торви увидел, как он озадачен, и спрашивает: «Йоуи, что стряслось? Ты такой озабоченный». Он рассказывает ему всё, как есть: что Лиходей пропал: он, мол, только что видел его в конюшне, а пока он загонял других лошадей, тот куда-то делся. «А ты уверен, — спрашивает Торви, — что действительно видел его в конюшне?» — «Да, я смотрел на него, пока засыпал сена в ясли: он стоял в стойле Августа; а при выходе я оглянулся, смотрю — а он уже в своем стойле». «Тебе, друг мой Йоуи, я верю, — сказал Торви, — только не стоит искать Лиходея. Он уже мёртв, с него содрали шкуру, а туша лежит у меня в сарае. Сегодня около полудня он напоролся на борону. Пришлось его пристрелить».

(перевод Ольги Маркеловой)

Собака-фюльгья

Пауль, сын поэта Гутторма Гуттормссона из Фьорда на Сейдисфьорде, жил в Лодмундарфьорде на хуторе Ауртнастадир. Мать Пауля была родом с хутора Мелар (Дюны). Пауль отличался недюжинной силой. Он был женат на Анне, внебрачной дочери Йоуна Ауртнасона с Хоулаланд (Холмистой земли). Их детей звали: Пьетюр (который потом уехал в Америку), Йоун (он недавно умер на хуторе Двергстейнн в Сейдисфьорде), Свейнн (сейчас, в 1911 году он живет в Датлаланде в Хусавике, на востоке) и Торбьёрг (она потом так и осталась жить в Ауртнастадир). Все сыновья Пауля были один другого сильнее и талантливее, — как и все в их семье. В то же самое время, когда Пауль жил в Ауртнастадир, на хуторе Баурдастадир (к северу по реке, на другом берегу) жил Эгмунд Йоунссон, человек очень способный и работящий. У него было четверо сыновей, и все они отличались и силой, и умом, особенно Оулав. Сыновья Пауля и Эгмунда с детства играли вместе и хорошо друг друга знали. Сыновья Пауля были помладше, чем у соседа, а Свейнн — самый младший. Оулав Эгмундссон держал большую чёрную собаку заграничной породы, лохматую, очень необычного вида и смышлёную; пса звали Старикан. Летом, за год до того, как произошла эта история, Старикан умер от чумки, и хозяин, и все остальные сильно горевали.

Следующей осенью однажды днём выпал густой снег. А тем же вечером Свейнн (тогда он был ещё подростком) стоял в амбаре. Он увидел, как от Баурдарстадир прямо в Ауртнастадир направляется чёрная собака, а так как расстояние между хуторами невелико, она скоро оказалась рядом со Свейнном. Тот глазам своим не поверил: по всему, этот пёс был никто иной, как Старикан, — и Свейнн уверился в этом ещё больше, когда пёс приблизился к нему, а потом прошёл мимо, обнюхивая землю, и вышел из амбара, а на Свейнна и не взглянул. Свейнн последовал за ним, и не переставал удивляться, как тот похож на Старикана. «Сходство бывает обманчиво», — думает Свейнн, подходит к нему поближе и разглядывает внимательнее. Да, тот же рост, та же косматая шерсть, карие глаза, то же телосложение. Но пока Свейнн разглядывал пса, тот поднял глаза и встретился с ним взглядом. Это так испугало пса, что он быстро-быстро закружился вокруг своей оси и пропал, рассыпавшись огнями и искрами. Свейнн вошёл в дом и сказал, что скоро придёт Оулав; и точно: на следующее утро не успел Свейнн встать с постели, а Оулав уже пожаловал к нему в гости. Значит, здесь либо обличье Старикана приняла фюльгья Оулава, либо это был призрак самого пса.

(перевод Ольги Маркеловой)

Павший конь является своему хозяину

(Bjarni Harðarson 2001)

Рассказы о животных, являющихся людям после смерти, немногочисленны, но всё же есть.

У Стефауна Йоунссона, бонда с хутора Гата в области Хрюнманнахрепп на рубеже веков был хороший скакун, которого он очень любил. Однажды конь заболел: у него образовалась опухоль в голове, и он жестоко страдал. Когда никаких надежд на выздоровление не осталось, Стефаун пристрелил коня, а потом похоронил его, не сдирая шкуры. Однажды ночью конь привиделся Стефауну во сне и сказал человеческим голосом, что у него мёрзнут ноги. Бонд, конечно же, подумал, что этот сон ничего не значит, но всё же решил на всякий случай сходить на то место, где зарыл коня. Там он увидел, что собаки прокопали в кургане глубокую нору и едва не добрались до конских ног. Стефаун забросал норы землёй и подправил курган, и больше конь ему не снился.

(перевод Ольги Маркеловой)

Другие странные явления

Французская шаль

В 1898 году в Рейкьявике скончалась старая женщина по имени Гвюдрун Арноддардоттир. Она часто гадала на картах и на кофейной гуще и необычайно много пеклась о счастье других. Она была женщина умная и не болтливая, и, поскольку жила она бедно, горожане время от времени дарили ей хорошие вещи. Среди её многочисленных знакомых была фру Тирней, жена некоего Тирнея — торговца готовым платьем, который одно время держал в Рейкьявике свой магазин. Она изнывала от скуки в Рейкьявике и обещала Гвюдрун, что чем-нибудь одарит её, если им с мужем удастся вернуться в родную Англию. Фру Тирней выполнила своё обещание и прислала для Гвюдрун из Англии большую красивую шаль французского, как это тогда называлось, фасона. Хотя шаль была хорошей, Гвюдрун, видимо, рассчитывала на подарок получше, потому что не желала носить эту шаль, говоря, что она не подходит к ее платью, — впрочем, в этом была доля правды. Зимой 1890–1891 года Гвюдрун предложила мне купить у неё шаль. Я согласилась, и мы договорились, что я принесу ей деньги весной, когда буду уезжать из Рейкьявика, а она тогда же отдаст шаль мне.

Ранней весной Гвюдрун назначает мне встречу и говорит: «Не обижайся, но я решила не отдавать тебе шаль». Я удивилась: как же так, ведь она сама предложила мне ее купить? Она отвечала, что не хочет, чтобы ни я, ни кто-либо другой, кому она не желает зла, покупал у неё шаль. И рассказала про сон, который она связывала с этой шалью; именно он был причиной тому, что она переменила свое мнение.

Сон был такой:

Однажды ночью ей привиделось, что к ней вошла молодая женщина, среднего роста, миловидная и хорошо одетая. Костюм на ней был заграничный, а на плечах — французская шаль, заколотая золотой булавкой. Следом за ней заходит молодой человек, пригожий и проворный, а в руке у него кинжал. Женщина становится у постели Гвюдрун, склоняется над ней, а лицо у неё печальное, и Гвюдрун кажется, что женщина хочет попросить у неё защиты. Парень становится в изножье кровати, и вдруг поворачивается к женщине и пронзает её кинжалом в самое сердце. Женщина с криком оседает вниз.

Гвюдрун проснулась в ужасе, но всё ещё находилась под впечатлением сна, и ей послышалось, как кто-то спускается по лестнице и выходит из дому. Гвюдрун видела этот сон несколько раз, в тех же подробностях, и он был ей очень неприятен.

Однажды утром, увидев этот сон, она подумала, что, наверное, он как-то связан с французской шалью, потому что шаль женщины из сна, была как две капли воды похожа на её собственную. Она внимательно рассмотрела шаль и убедилась, что так оно и есть. После этого женщина ей больше не снилась. Рассказав мне этот сон, Гвюдрун достала шаль и предложила посмотреть. Я разглядела её со всех сторон, но никаких изъянов не обнаружила, только могла сказать, что, судя по состоянию красок, её стирали. Тогда Гвюдрун велела мне посмотреть шаль на просвет, и я заметила на ней швы, как от маленьких дырок, которые заштопали. Судя по всему, дырки должны были быть шириной с дюйм.

Шаль была очень большая, двойная. На её обоих концах мы насчитали восемь швов, по четыре с каждой стороны. Потом мы попытались сложить шаль, и все швы точно совпали. Затем шаль сложили вдвое по косой, и я накинула её на себя, верхним концом на левую сторону груди, и всё сошлось: все швы были близко от сердца. Конечно, прошлое этой шали покрыто мраком, и мы никогда его не узнаем, — но из-за снов Гвюдрун противилась тому, чтоб я носила эту шаль, и она так и не досталась мне.

Что Гвюдрун сделала с шалью, я точно не помню. Через несколько дней какой-то рейкьявикский купец (то ли Томсен, то ли Гейр Соега) снарядил корабль в торговую поездку, кажется, на Болота. А Гвюдрун попросила одного матроса продать за неё шаль. Мне помнится, потом она рассказывала, что выручила за неё 7 крон.

(перевод Ольги Маркеловой)

Вереница кошек в Эйрарбакки в 1918 году

Один из старинных домов в городке Эйрарбакки называется «Утёс». Он стоит на улице Тунгата недалеко от городской библиотеки. В августе 1918 две дочери Гвюдмунда Ислейвссона стояли на Гряде близ «Утёса», и их глазам предстало необычное зрелище. Через Симбакотс-тун (тун у хижины Симби), что лежит чуть к северо-востоку от «Утёса» тянулась длинная вереница кошек. Сестры позвали хозяйку дома, так что она тоже видела это зрелище. Кошки потоком двигались мимо женщин, на расстоянии 30 саженей от них, и все скакали в такт друг другу, на правых передних лапах. Они шли след в след друг другу и все были чёрно-бурые, величиной с обычную кошку, или чуть крупнее. И видны они были так же ясно, как настоящие кошки. Вереница была примерно 360 метров в длину и тянулась на запад, а потом скрывалась из виду за крышами домов. Все сходились на том, что даже если нагнать кошек со всего Эйрарбакки и с соседнего городка — Стокксэйри, они бы всё равно не составили такой длинной вереницы. Это загадочное зрелище посчитали предвестием беды. Осенью разразилась эпидемия «испанки», которая принесла смерть многим жителям Эйрарбакки, а кроме того, изверглась Катла, и на Склоне выпало много пепла.

Считается, что ещё одно предвестие эпидемии было в апреле того же года: тогда колокол в кладбищенских воротах громко и чётко зазвонил, хотя никто не подходил к нему.

(перевод Ольги Маркеловой)

Призраки и современный мир

Таинственная пассажирка

(Ауртни Гвюдмюндссон, который рассказал об этом случае, известен здравым умом и честностью, так что в достоверности его рассказа нет никаких сомнений. Эта история появлялась в печати и раньше, но в искаженном виде, так как не была записана точно со слов Ауртни).

В начале 1940-го я возил нефть на юг, в Сандгерди на цистерне номер “R 528”, от Нефтяной компании Исландии.

Однажды в первых числах февраля того года я отправился туда с полной цистерной. Я выехал где-то около одиннадцати часов утра. Погода была такая: временами дождь со снегом, а в промежутках сухо, земля по большей части голая, слякотно, но не холодно. По пути я нигде не останавливался и прибыл в Сандгерди в час — в два пополудни, и встал возле пристани.

Едва я остановил машину, ко мне подходит женщина, на вид лет пятидесяти — шестидесяти, довольно низкого роста, но коренастая, в красном фартуке, на плечах красно-коричневый платок, голова непокрыта. Она поздоровалась со мной и спрашивает, не подброшу ли я девушку до Рейкьявика вечером. Я согласился. Тогда она попросила меня, посигналить на площадке перед универсальным магазином, когда я поеду обратно, но я не мог точно сказать, в котором часу это будет. Потом она попрощалась и скрылась за многоквартирником купца Лудвика Гвюдмюндссона.

Так прошёл день. Я перекачивал нефть в корабли на пристани. А потом тронулся в путь, в одиннадцатом часу, как у меня заведено. Я останавливаюсь на площадке перед магазином, сигналю, как обещал, и открываю дверцу машины. Ко мне садится женщина. Она не проронила ни слова, просто молча села на сидение рядом со мной, я даже не помню, кивнула ли она мне. Она была высокого роста, худая, лицо бледное, вытянутое и довольно-таки красивое. На ней был темный плащ, а голова не покрыта, или, может, она была в маленькой темной шапочке, я точно не помню. Перчаток не было, и в руках у неё тоже ничего не было, даже дамской сумочки. На вид ей было лет 25–30.

Когда мы тронулись в путь, я обращаюсь к ней, расспрашиваю о том — о сём, а она не отвечает, просто сидит откинувшись и молчит, и смотрит прямо перед собой. Я всё же время от времени заговаривал с ней первую половину пути до Рейкьявика, но в ответ — ни слова. Тогда я решил, что она, наверно, немая или глухая, а может, глухонемая, и перестал к ней обращаться, оставил её в покое, пока мы не доехали до гребня Эскьюхлид, откуда уже виден город. Тогда я в последний раз пытаюсь завязать с ней разговор и спрашиваю, куда именно ей нужно. Она, как и раньше, сидит без движения и молчит как рыба. Но примерно через полминуты я вдруг остался в машине один: она исчезла. Я прямо-таки обомлел, — и всё же я не отказался бы подвезти её из Сандгерди ещё раз, если б она попросила. По пути в Рейкьявик я нигде не останавливался и дверцу машины не трогал. Пьян я тоже не был. Я вообще ни капли в рот не беру. Самочувствие у меня было такое же, как всегда. Я не чувствовал ни слабости, ни вообще каких-либо отклонений от нормы. Я не духовидец: это был единственный раз, когда я стал свидетелем необъяснимого явления.

В Сандагерди я, насколько это было возможно, навел справки о женщине, которая попросила меня подвезти эту таинственную девушку, и решил, что она, скорее всего, была не местная. Никто ее не знал, и сам я с тех пор больше не встречал её, что само по себе странно: ведь Сандагерди — крошечный городишко, и я ездил туда ещё множество раз[77].

(перевод Ольги Маркеловой)

Таинственная пассажирка (вариант)

Несколько лет назад один шофёр ехал из Рейкьявика в городок Сандгерди на юге страны с грузом, а на обратном пути тоже должен был забрать какой-то груз. Это было зимой. Как проходила поездка, неизвестно, но вот он прибыл в Сандгерди. Когда он хлопотал там у своей машины, к нему подошёл человек и просит его: не затруднит ли его подвезти до Рейкьявика одну девушку: она пропустила свой автобус, а ей во что бы то ни стало надо до вечера быть в столице. Водитель согласился, и они договорились, что девушка будет ждать его в одном доме в посёлке. Он пообещал заехать туда и посигналить, когда соберётся уезжать, — и тогда девушка должна немедленно выйти к нему. На этом их разговор закончился, и шофёр продолжил заниматься своими делами. С грузом произошла задержка, так что когда он всё закончил и собрался в обратный путь, солнце уже зашло. И вот он подъезжает к дому, возле которого должен был встретить девушку, — но ему не пришлось ни ждать, ни сигналить: не успел он остановить машину, как перед ней, со стороны пассажирского сидения, возникла женщина в тёмном плаще. Он открыл ей дверь, и женщина села рядом с ним. С собой у неё была сумочка; её она положила на сидение. Потом он запер дверь, поставил фиксатор и тронулся в путь. Женщина сама не поздоровалась и на его приветствие не ответила. Ему это показалось странным; он подумал: «Ишь, какая зазнайка!», — но не придал этому особого значения. Погода была безветренная, а дорога плохо освещена, хотя и свободна, — так что шофёр ударил по газам, но не спускал глаз с шоссе. Несколько раз он пытался завязать разговор со своей молчаливой спутницей, но она не отвечала ему, и в конце концов он решил оставить девчонку в покое.

Он ехал по той дороге, которая проходит через Ватнслейссиистрёнд вокруг Хапнафьорда. А уже на подъезде к Рейкьявику он решил спросить девушку, куда именно ей нужно. Но вдруг ему показалось, что он остался в машине один. Тогда он замедляет ход и смотрит на сидение — но оно пусто, ни девушки, ни сумочки не видать. Он подумал: наверно, дверь нечаянно раскрылась, и девушка выпала, а он и не заметил. Он тотчас останавливает машину и проверяет, закрыта ли дверца, — но она крепко заперта, как и прежде, и фиксатор на своем месте. Тут ему стало не по себе; он вышел и осмотрел всё вокруг машины. Но девушки и след простыл; он так и не понял, куда она делась. Зато когда он посмотрел вокруг, то увидел, что его машина стоит как раз у ограды кладбища в Фоссвоге, возле самой кладбищенской церкви.

А когда он опять приехал в Сандгерди, он встретил человека, с которым беседовал в прошлый раз. Тот сказал, что шофёр его подвёл: сам уехал, а девушку, о которой они договаривались, так и не забрал.

(перевод Ольги Маркеловой)

Привидения в грузовиках

В 1955 году на старое кладбище в Скаульхольте возили землю, чтобы выровнять его и повысить уровень. По-видимому, тогда все или почти все могилы на нем оказались засыпаны слоем земли. «…Как только работы начались, в машинах стали происходить неслыханно серьёзные и опасные поломки. Ни дня не проходило без того, чтобы не сломались по меньшей мере две машины». На этих работах были задействованы четыре грузовика и один подъемный кран. Поломки были такими: например, у одного грузовика вышла из строя коробка передач; утром у одной машины оказались проколоты два колеса; у другой испортился насос; шестерня в кузове самосвала разломилась пополам; ломались оси, блоки от приводных ремней, а у подъёмного крана оборвалась цепь. Обычно же вся эта техника работала исправно; например, за следующие полгода после окончания этих работ в Скаульхольте в машинах не произошло ни одной поломки. А за ту пару недель, которые ушли на выравнивание кладбища, машины приходилось постоянно заменять новыми[78].

(перевод Ольги Маркеловой)

Призраки в церкви на хуторе Глёймбайр[79]

(Из личного архива составителя. Самозапись Вьестейна Вальгардссона, род. 1980 в Рейкьявике, живет там же).

Сам я не верю в привидения и знаю о них мало историй. Но вот одна «правдивая». Моя родственница в детстве, примерно лет 20 назад, поехала в Глёймбайр в Скагафьорде; там есть старинный хутор с торфяными землянками: пять или шесть землянок лепятся друг к другу, — а рядом старая деревянная церковь. Люди, с которыми она была, отправились смотреть церковь. Девочка вошла в двери, остановилась и отказалась идти дальше. Когда её спросили, почему, она ответила, что в церкви полно народу, и ей не войти. А этих людей никто не видел, кроме неё.

(перевод Ольги Маркеловой)

Вогастапский призрак у шоссе[80]

(Из личного архива составителя. Самозапись Вьестейна Вальгардссона, род. 1980 в Рейкьявике, живет там же).

Мой дедушка как-то раз глубокой ночью ехал по Кеплавикскому шоссе; по-моему, это случилось годах в 70-ых. Когда он доехал до Вогастапи (Скалы у Залива), мотор в машине заглох, и завести его вновь никак не получалось. Аккумулятор тоже разрядился. Дедушка ехал один, и ему пришлось сидеть в машине всю ночь, а с рассветом машина вдруг снова завелась, и он поехал дальше. В тех краях обитает Вогастапский призрак — одно из самых знаменитых исландских привидений; его видели многие. Это призрак девушки, которую однажды в XIX веке во время сильного бурана не пустили в дом, и она замёрзла возле Вогастапи. Стало быть, моему дедушке дал знать о себе Вогастапский призрак.

(перевод Ольги Маркеловой)

Автобус в Квальфьорде[81]

(Из личного архива составителя. Записано от жителей Рейкьявика в 2004 году)

Этот случай произошёл в Квальфьорде, на западе Исландии в середине ХХ века. По берегу фьорда проложено шоссе. Квальфьорд очень длинный, узкий, с извилистыми берегами, и эта дорога считается опасной. Однажды ночью по ней ехал рейсовый автобус. В нём не было никого, кроме водителя и единственного пассажира. Покуда водитель внимательно всматривался в темноту за стеклом, чтобы не пропустить очередной поворот, пассажир заметил в салоне странное движение, словно автобус вдруг наполнился людьми. Он заглянул в салон — и, побледнев от ужаса, обратился к водителю: «У нас там полный автобус призраков! Что мне делать?!» — «Как это: что делать? — водитель и бровью не повёл. — Иди и собери с них плату за проезд!»

(перевод Ольги Маркеловой)

Загадочная поездка

(Рассказ поэта Гисли Оулавссона из Эйриксстадир, записанный Йоуном Йоханнессоном, главным приёмщиком рыбы в Сиглуфьорде. Имена в этом рассказе изменены).

Зимой 1931 я жил в Рейкьявике. Там я переписывал и каталогизировал довольно-таки большой архив стихов и отдельных строф разных авторов для моего тамошнего знакомого, который их коллекционировал. Я был один: семья осталась дома в Сёйдауркроуке.

В ту зиму я часто захаживал в один дом на улице Квервисгата. Там жила моя знакомая — замужняя дама по имени София. Ей было около тридцати лет, она была миловидная, неглупая, весёлая и общительная. Там же я познакомился с другой женщиной, Аустой, подругой Софии. Ауста жила на улице Скоулавёрдюстиг и была, если не ошибаюсь, вдовой. Она тоже была умная и весёлая. Она постоянно гостила у Софии; они крепко дружили.

Как-то вечером, зимой, я пошёл на улицу Квервисгата и столкнулся с Софией как раз возле ее дома: они с Аустой выходили со двора. Они были оживлены и, как обычно, поздоровались со мной.

«Гисли, ты слышал, — говорит мне София, — что сегодня в Идно вечер старинных танцев? Ты уж пригласи нас туда!» Я отказался, а они стали подтрунивать надо мной, смеяться, что мне, мол, жалко на это денег. Тогда я предложил просто дать им денег на входные билеты, — но они непременно хотели, чтоб я пошёл с ними. У меня на тот вечер не было намечено никаких дел, и в итоге я уступил. Мы отправились в Идно; я купил билеты, и мы весь вечер танцевали и веселились от души.

Поздней ночью мы кончили танцевать, взяли свои пальто и собрались домой. Но на улице был проливной дождь и сильнейший ветер. Я сказал девушкам, что надо поймать машину, чтобы доехать до дому, а то мы все насквозь промокнем. Они стали отговаривать меня: я, мол, уже и так потратился, куда мне ещё раскошеливаться на автомобиль. Но я настоял на своем и пошёл ловить машину. На улице автомобили ждали публику с танцев. Среди них был один, светло-коричневого цвета, и он был припаркован чуть поодаль от всех. Я подошёл к этому автомобилю, а девушки за мной. Шофёр сидел внутри. Это был симпатичный молодой человек, без пиджака, в белой или просто светлой рубашке, и мне бросились в глаза его запонки: большие, круглые, серебряные с филигранью, немного необычные. Я постучал в окошко машины, и водитель тотчас опустил стекло. Я спросил: «Вы не подвезёте нас домой?» — и он согласился. Тут подошла София: «Ба, кого я вижу! Это ты, Стейни!» — говорит она, одновременно удивленно и радостно. «Да, — ответил шофёр. — А это ты, София! Давненько мы не виделись! Так уж и быть, подвезу тебя домой. Садись на переднее сидение, рядом со мной». София села рядом с шофёром, а мы с Аустой — сзади. Шофёр спросил Софию: «Ты сейчас где живёшь?» Она объяснила ему, и он тотчас поехал на улицу Квервисгата. По пути они тихонько беседовали. По всему было видно, они хорошо знали друг друга и были рады этой неожиданной встрече. Но ехать на Квервисгату недолго, и не успели мы оглянуться, как уже были у дома Софии. «Заходи ко мне, Стейни, — сказала София, — попей с нами кофе!» Нет, ответил он, ему нельзя, к тому же, ещё надо отвезти домой меня и Аусту. София хотела заплатить ему, но об этом не могло быть и речи. Мы распростились с Софией; она пригласила нас с Аустой на чашку кофе завтра, а шофёра попросила поскорее навестить её. Он ответил, что непременно заглянет в гости, когда у него найдётся свободная минутка.

Попрощавшись с Софией, шофёр спросил, куда нас везти. Ауста назвала ему свой адрес, и он поехал туда. Она тоже хотела заплатить ему, но он и тут отказался от денег. «А тебя куда везти?» — спросил он меня, когда Ауста вышла. Я назвал свой адрес, на улице Ньярдаргата. «Боюсь, я подзабыл, где это, — сказал шофёр, потом немножко подумал и говорит. — Вот теперь вспомнил». И он повёз меня и остановился, чуть не доезжая моего дома. «Ты здесь живёшь?» — спросил он. Я сказал, что не здесь, а через один дом, — и показал ему. Он немного помешкал и говорит: «Я просто думал, где мне тут развернуться; наверно, лучше просто повернуть на следующей улице». И он довёз меня до самого дома. Я вынул деньги и собрался заплатить ему, — но он не взял их. Мы распростились, я поблагодарил его за то, что он подвёз нас, и он скрылся в ночной темноте.

Было уже очень поздно, и в доме все давно легли спать. Дождь всё ещё хлестал, и буря бушевала на опустевших улицах. Я поскорее зашёл внутрь, снял пальто в передней, повесил его на крючок, снял галоши. Потом я отправился в свою комнату и лёг в постель. Я мгновенно уснул и крепко спал до утра.

Утром я повстречал своего квартирного хозяина. Он по своему обыкновению стал надо мной подшучивать: какой, мол, я молодец — пришёл домой за полночь. «Ты, что ли, вчера с девушкой встречался?» — «Да, — говорю я, — да не с одной, а с целыми двумя». — «А ты не промок: ведь вчера был такой ливень?» — спрашивает он. — «Нет, — отвечаю я, — меня довезли до дому на машине». — «А что это была за машина?» Я ответил, что светло-коричневая легковушка со стоянки (я сказал название), и что шофёра звали Стейни, наверное, полное имя у него было Торстейн. Мой квартирный хозяин много лет подряд торговал бензином в Рейкьявике, так что он знал если не всех, то по крайней мере, большинство тамошних шофёров. Он сказал: «Я знаю всех шофёров с той стоянки, которую ты назвал, но из них никого не зовут Стейни. Вот у Стейндора один Стейни работает, а там, где ты сказал — нет. И никакой светло-коричневой машины на этой стоянке я тоже не припомню. Может, ты вчера был под шафе, и всё путаешь?» Я ответил, что уже много дней не брал в рот хмельного; всё, что я сказал, была чистейшая правда. На этом мы расстались. Я забрал в передней свои пальто и галоши: пальто было совершенно сухое, галоши не запачканы.

Во второй половине дня я зашёл к Софии на чашку кофе. Ауста уже сидела у неё. Они, как обычно, обрадовались моему приходу, и София сразу же принялась накрывать на стол. И вдруг она между делом говорит мне: «Ну спасибо, Гисли, удружил ты нам вчера вечером!» — «Как это?» — удивился я. «Оставил нас с Аустой мокнуть у Идно под дождем. Ты вдруг исчез, а мы стояли на улице в такую погоду, ждали тебя, думали, что ты ищешь для нас машину, как обещал, а ты не вернулся, и пришлось нам топать домой пешком. Мы промокли до костей!» — говорит София, а Ауста поддакивает. «Да что с вами такое? — говорю я. — Вы обе не в себе, что ли? Разве не помните: нас всех отвезли домой в машине, такой светло-коричневой, с *** стоянки?» — и я назвал эту стоянку. «По-моему, Гисли, это ты не в себе, — говорит Ауста. — Посмотри на нашу одежду: она до сих пор не высохла!» Я описал им и машину, и шофёра во всех подробностях, и добавил: «А ты, София, — ты его хорошо знала, всё время называла его «Стейни». Ты сидела рядом с ним на переднем сидении, а мы с Аустой сзади. Вы ещё были так рады, что встретились, наверно, вы давно знали друг друга, перешёптывались, как влюблённые. Конечно, так, чтобы мы с Аустой ничего не слышали из вашего разговора. Ты разве не заметила: он был в белой или очень светлой рубашке с большими запонками, такими круглыми, с филигранью?» София разливала по чашкам кофе, мы сидели за столом, но пить ещё не начали. Едва я упомянул запонки, как она облокотилась на стол и разрыдалась. В комнате сразу воцарилось молчание. Мы с Аустой тихо сидели и удивлялись, и не могли взять в толк, отчего София так переменилась. Потом она поднялась и с плачем ушла на кухню.

«Что это с Софией?» — спросил я у Аусты, когда она вышла. «Не спрашивай, не знаю, — отвечает Ауста. — На Софию это не похоже. Но, Гисли, я и сама ничего не разберу. Уверяю тебя, ни на какой машине мы вчера не ехали; мы обе пошли домой пешком под дождем и промокли. Ты уж, пожалуйста, выясни, что там за ерунда такая с этой машиной. А пока мы об этом больше говорить не будем — ради Софии». Потом Ауста вышла к Софии, и через некоторое время они вернулись. София была заплакана и очень бледна, и обе почти всё время молчали. Мы попили кофе, но разговор у нас не клеился, и настроение было нерадостным. Я быстро распростился с ними и пошёл домой.

Вечером я заглянул к своему квартирному хозяину. Он тотчас завёл разговор о вчерашней машине и её водителе. «Я навел справки об этом шофёре на всех стоянках. Там нигде нет никакого Стейни, который подходил бы под твое описание, — но сам этот портрет мне знаком. Расскажи-ка ещё раз, как он выглядел». И я повторил во всех подробностях. Хозяин внимательно выслушал меня, немного помолчал, а потом сказал: «Твое описание, до чёрточки, подходит к одному моему знакомому шофёру, но его уже нет в живых. Несколько лет назад он со своей машиной съехал с причала, — а машина у него была как раз светло-коричневая, как та, на которой ты, как тебе показалось, ездил вчера. Когда машину подняли из моря, Стейни был мёртв, он сидел в кабине без пиджака, в одной рубашке, совсем как ты говоришь».

Немного позже я встретил Аусту, и мы разговорились. «Гисли, ну как ты только мог выдумать такой вздор про эту машину, на которой мы якобы ехали?!» — говорит она. Я ответил: «Клянусь тебе, всё сказанное мной — чистейшая правда от первого до последнего слова!». Но Ауста не хотела и слышать об этом. «Ты хоть не подумал, что София и в самом деле приглашала шофёра и тебя в тот день на кофе?» — «Да, я так и думал». — «Нет, — говорит Ауста, — уж поверь мне, София тогда не могла ждать тебя в гости, по той простой причине, что мы с тобой ни словом не перемолвились после того, как ты ушёл от нас возле Идно». Я возразил ей, что на следующее утро мое пальто было сухим, — а если б я пошёл домой тогда же, когда они, вышло бы по-другому, ведь мне идти дольше, чем им, а она сама сказала, что они промокли до нитки. А потом я спросил: «А почему София разрыдалась, когда я описал шофёра и сказал про запонки?» — «Ах, никогда больше не говори про это бедняжке Софии, — отвечает Ауста, — ей так тяжко это слышать. Ты растравил старую рану. Ещё до замужества она была обручена с парнем по имени Стейни и подарила ему запонки, как раз такие, как ты говоришь, незадолго до его смерти». — «А как он умер?» — спрашиваю я. «Утонул в Рейкьявикской гавани, — отвечает Ауста. — Он был шофёром, и его машина съехала с причала в море. Когда машину с телом подняли, в рукавах его рубашки были запонки, которые подарила ему София».

(перевод Ольги Маркеловой)

Призрак в машине Бальтасара Кормака

Приводимый ниже текст не является записью фольклора; это несколько сокращенная статья, опубликованная в центральной исландской газете «Fréttablaðið» (Известия) от 29 октября 2006. Однако мы посчитали возможным включить ее в сборник по нескольким причинам: чтобы наглядно проиллюстрировать жизнеспособность традиционных верований в современной Исландии и серьезность отношения к ним; а также показать, как традиционные фольклорные сюжеты могут преломляться в нефольклорных дискурсах. Перед нами, без сомнения, рассказ о личном опыте человека, однако интересно то, что этот личный опыт полностью укладывается в рамки классического сюжета быличек, параллели которому мы находим в сборнике Йоуна Ауртнасона (ср. текст «Отдай мою кость, Гунна!» и др.).

Этот любопытный пример может свидетельствовать как о том, что традиционные пласты сознания и традиционные литературные тексты иногда тем или иным образом влияют на нашу действительность, так и о том, что появление в быличках классических бродячих сюжетов обусловлено не только особенностями бытования текстов, их миграцией и прочим, — но и отражает однотипный опыт реальной жизни. (Разумеется, тот или иной вывод может быть сделан в зависимости от веры или неверия исследователя/читателя в призраков).


— Дело было так: через неделю после съёмок [моего нового фильма, детектива] «Болото» я отправился на встречу с певцом Мугисоном. Пока я там находился, в мою машину врезался грузовик и смял ей правый борт, — рассказывает Бальтасар Кормак, кинорежиссер.

— Мы вычислили виновника и сказали ему пару ласковых. После этого я поехал в автосервис, и там мне оценили ущерб. Через некоторое время я паркуюсь у Национального театра, — там какие-то люди из датского Королевского Театра хотели со мной встретиться по поводу «Пера Гюнта». И когда я проезжаю через автоматический шлагбаум позади театра, наверно, в миллионный раз, я не вписываюсь в ворота и царапаю правый борт машины. И очень сильно».

Бальтасару показалось, что здесь что-то неладно. Он снова отправился в автосервис, чтобы ему оценили ущерб. Там его спросили, что, собственно, происходит. Надо иметь в виду, что до этого с Бальтасаром никогда не случалось аварий. Двадцать лет он водил без всяких ЧП.

Через некоторое время, когда Бальтасар ехал в машине со своими детьми, за ним погнались полицейские и остановили его на проспекте Сноррабрёйт. Увидев, кто именно сидит за рулем, полицейские смутились: многие из них недавно сотрудничали с ним при съёмках детективной ленты «Болото». Они объяснили, что приняли его автомобиль за похожую машину, принадлежавшую одной женщине, которая беспорядочно ездила по городу, врезаясь во всё на своем пути; они думали, что это она снова принялась за своё.

Как-то раз Бальтасар начал наводить порядок в бардачке своей машины в поисках необходимых бумаг для автосервиса, — и обнаружил в самой его глубине, как раз с многострадальной правой стороны, целлофановый пакет.

— Заглянув туда, я обалдел. Я был просто в шоке. В пакете лежала человеческая кость. Кусок крестца, испачканный в земле. И тут я вспомнил: мы снимали одну сцену на кладбище в Кваланесе, и нам дали разрешение выкопать для съёмок могилу в месте, где никаких захоронений не было. Там мы наткнулись на эту кость. Я попросил ребят сохранить её, ведь это какая ни есть память. А кто-то не так понял меня и подумал, что я решил оставить кость себе. И её завернули в пакет и положили мне в машину».

Бальтасар связался со своим оператором Атли Гейром Грьетарсоном. Он отвёз кость на место, закопал и прочитал над ней молитву.

— «И после этого со мной уже случалось только хорошее», — рассказывает Бальтасар. Он уверен, что происшедшее невозможно объяснить исключительно рациональными причинами. Судя по всему, покойный невольно оказался пассажиром в его автомобиле и хотел обрести мир.

(перевод Ольги Маркеловой)

Корабельный призрак

(Из личного архива составителя. Самозапись Торстейна Свейнссона, род. в 1958 году в городе Акранес.

В данном случае рассказ о личном опыте облечен в форму художественной новеллы и существенно отличается от устных рассказов того же человека об этом событии).

В 1980 году я вышел в море в Рейдарфьорде (его название означает «Фьорд синих китов»). Это самый длинный фьорд в Восточной Исландии, его длина — 14 км. Во фьорде стоит городок с тем же названием. Рейдарфьорд окружен горами, которые возносят свои зубчатые вершины на 1000 метров по обоим его берегам. В середине мая, в дни найма матросов, я устроился на траулер под названием «Гуннар», построенный в Восточной Германии. (Всего для Исландии там построили три таких рыболовных судна; одно из них затонуло, когда его трал зацепился за подводные скалы. Судно не смогло его вытянуть: оно было маленьким и лёгким как пробка. После этого такие траулеры прозвали «пробочниками»). Это были хорошие суда, 1950-х годов постройки; с двигателем в 1400 лошадиных сил, водоизмещением в 300 тонн, и при хороших условиях развивали скорость до 14 морских миль (ок. 26 км\ч); они могли быстрее многих других судов ходить против ветра.

Все матросы на корабле были ровесниками, парнями лет двадцати. Начальство было старше и консервативнее. Кок был любитель выпить, штурман — шутник, а механика мы видели только изредка: он всегда либо спал, либо хлопотал у себя в машинном отсеке.

Капитан, Йоунас, был самым старшим на судне. Он управлял этим кораблем с самого начала, поэтому досконально знал всё как на борту, так и на море вокруг.

Мы вышли из фьорда в открытое море, мимо скалистого острова под названием Скруд в устье фьорда. На острове есть большая пещера, широкая, с высоким сводом. В середине пещеры — озерцо. Говорят, там когда-то жил тролль — горный великан по имени Скруд.

Корабль направлялся в открытое море, а затем на запад вдоль побережья, в сторону Эрайвайокулль (Пустынного ледника), который ни что иное, как конусообразный вулкан, выходящий из Ватнайокулл (Озёрного ледника) на юге, с высокой снежной вершиной; там находится самая высокая в стране гора — Кваммдальсхнук (2009,6 м). Это один из крупнейших вулканов Исландии, хотя есть и другие, большего размера, которые за всю историю страны никогда не извергались и скрываются подледяными шапками.

Наш путь лежал на рыбную банку возле мыса Ингоульвсхёвди, мимо покрытого льдом вулкана, который отливал пурпуром в лучах заходящего солнца. Море было спокойно, и мы с лёгкостью спустили сети. Якорь бросили возле мыса Ингоульвсхёвди. Это название дал ему первый поселенец в Исландии, Ингоульв Артнарсон, и кто знает, может, столбы от своей почётной скамьи, о которых гласит легенда, он выкинул в море там же[82]. Чёрный мыс отвесно вздымается из зеленоватой морской глубины.

Кок подал нам жаркое и бараний окорок, и мы запили всё это кока-колой. «Ну, завтра мы их разделаем!» — переговаривались между собой старики. «Кого это?» — спросил я. «Да рыб же, придурок! Ты что — только что из деревни?» — «Да, — ответил я. — А на большой воде я никогда и не бывал, даром что по гороскопу — Рак». «Гороскопы — это такой же бред, как и всё прочее», — подал голос один из матросов. «А что это — прочее?» — спросил я. «Ну, как все истории эти, о привидениях». «В этих историях как раз есть свой смысл, — ответил я. — Вот, например, Сольвейг с хутора Миклабайр, или Дьякон с Тёмной Реки, или Моури из Хусафетль. И все другие наши замечательные рассказы о нечисти, которая преследует людей и душит их во сне. А другие привидения скачут на крышах или бросаются в доме вещами, столовыми приборами. Те, кто верит, видят и слышат, как призрак грузно топает по дому, хлопает дверьми, шатает крышу, пердит под окном, вместо того, чтобы сказать «Бог в помощь!», или так страшно ревёт, что человеку нипочем не издать такого воя. От этого волосы встают дыбом, тебя холодный пот прошибает, а собаки скулят и прячутся под кровать».

«У нас тут на корабле тоже есть призрак. Он преследует капитана, — сказал один из матросов. — Какая-то родовая фюльгья, которая всюду ходит по пятам за человеком. Говорят, какой-то предок нашего капитана Йоунаса давным-давно ни за что ни про что убил человека на взморье, у корабельных сараев, куда при сильных штормах прячут лодки. Никто так никогда и не узнал, что он содеял такое дело. А вскоре после этого убийцу стало сопровождать привидение. Этот призрак всегда появлялся до него в тех домах, куда тот шёл в гости, и всячески изгалялся над людьми. Он являлся хозяевам, подшучивал над ними и завывал. А ещё он иногда проказничал: опрокидывал кадки, портил еду, швырялся вещами. И если он появлялся, — значит, скоро и сам убийца пожалует в дом. А потом призрак стал следовать за всеми первенцами в том роду, и всё продолжал в том же духе: предварял их визит своими проказами.

У него тут на судне даже есть своя койка, первая по левому борту», — завершил он свой рассказ.

Я не очень-то верил таким современным байкам, о какой-то нечисти на корабле, — и нарочно занял место на койке призрака, чтобы опровергнуть эти россказни.

Я постелил себе на койке, зажег свет. Потолок там был низким, а койка узкая, как раз такая, чтобы при сильной качке было, обо что опереться и не слететь на пол, как это иногда случается во время штормов. Ведь у побережья волнение на море, пожалуй, самое сильное во всей Атлантике. Потолок над койкой был выкрашен в белый цвет и испещрен надписями: «Это койка призрака», «KIZZ» (через «Z»), «Deep Purple», «Если хочешь секса, позвони 35835, спросить Бету». «Как странно, — подумал я. — Рейкьявикский номер телефона на судне из Рейдарфьорда, которое и в Рейкьявик-то никогда не заходит!» Мне надоело разглядывать эту писанину, и я заснул. На следующий день нас подняли около полудня.

Мы закидывали сети, вытягивали их, а наловили мало. Потом мы пошли обратно, а потом снова на банку.

Тогда мне приснился сон: сети, сверх ожидания, полны рыбы, более того: в сеть идут палтусы в такой последовательности: большой — ещё больше — и совсем огромный. Я рассказал этот сон капитану при первом удобном случае. Он не обратил на него особого внимания, потому что был погружён в свои мрачные мысли. И снова мы поплыли обратно в Рейдарфьорд с ничтожным уловом.

Но едва мы снова взяли курс на нашу банку, я заметил, что на борту появились лохани с лесками и крюками с блёснами, на которые ловят палтуса.

На пути к рыбной банке, возле выступающих из моря утёсов Твискер, где белоснежный Ватнайокулль тянется вдоль чёрных песков, со своими ледяными отрогами, сползающими между скал вниз, к самым пескам, словно плоские конские копыта, — мы выкинули леску с крюками длиной в несколько километров. Потом мы дошли до банки и забросили сети.

На следующий день, всем на удивление, рыба шла в сети косяком. Работа так и кипела, мы едва успевали вытаскивать сети, а по вечерам просто валились на койки от усталости, даже не успевая откинуть одеяла. В тот вечер я совсем выбился из сил, но заснуть не мог. В каюте горел свет, все остальные храпели, а я листал книгу: на судне была неплохая библиотека.

И вдруг я слышу тяжелые шаги: вниз по лестнице, затем по коридору, который делит каюты натрое. А потом — мёртвая тишина, нарушаемая только плеском волн о борт, храпом и жужжанием динамо-машины. Вдруг дверь с шумом распахнулась и захлопнулась, словно кто-то совсем не боялся разбудить спящих.

Тут я поднял глаза и отложил книгу. И вижу: стоит незнакомый человек в поношенном старомодном шерстяном белье и грубо приказывает мне немедленно убираться из постели. Это, мол, его койка, и никому больше нельзя на ней лежать. Хороший матрос, как правило, слушается грубых окриков начальства, — и я непроизвольно собрался уже соскочить с койки. Но тут я почувствовал, что не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. Призрак посмотрел на меня испепеляющим взглядом, сам — лицом бледно-синий, словно не живой, не мёртвый, — и снова велит мне убираться с койки. Тут надо было срочно решаться: ведь я понял, что передо мной стоит Корабельный призрак собственной персоной. Я мучительно соображал, как лучше отогнать это существо от себя и заклясть его, как это делали знаменитые колдуны в старину, когда призраки в стране просто кишмя кишели. Один из способов был: прочитать «Отче наш» задом наперед, лучше всего по-латыни[101].

«Со мной этот номер не пройдёт!» — завопил он, втиснулся ко мне на койку и уже собрался схватить за горло. Я молча дал ему отпор, — и тут на меня что-то нашло, и я сказал: «Какого дьявола ты вообще болтаешься на этом свете и изводишь живых, которые тебе вообще ничего не сделали, просто случайно оказались не в то время и не в том месте, которые тебя устраивают!» Услышав это, он ослабил хватку и зло проговорил: «А тебе-то какое дело? Я хочу к себе в постель!» А я отвечаю: «А разве выходцам с того света, вроде тебя, нужно спать?» На это призрак ничего не сказал, просто склонился; а я добавил: «Ты думаешь, что Высшая сила, которая правит всем, позволит тебе нарушить тот закон, который она и сама не смеет нарушать, и забрать жизнь у живого?» При этих словах он сник, сполз с койки и спросил: «А ты-то откуда это знаешь?» — «Я знаю о жизни во вселенной не меньше тебя; знаю, что живым суждено жить на земле, а мёртвым — где-нибудь в ином мире. А ты живешь между мирами и не возвращался к себе домой уже без малого триста лет. Убирайся-ка ты лучше домой, где тебе и положено быть!» Услышав такое заклятие, призрак скроил на своем лице недобрую усмешку и убрался прочь, не открыв дверь и не захлопнув её за собой. А с меня наконец сошло оцепенение. Мне стало так не по себе, что я зажёг все лампы, какие только мог, а под конец заснул от усталости.

На следующий день мы заполнили трюмы рыбой, а после этого взяли курс вдоль побережья на восток, домой. После долгого плавания мы дошли до Твискер и там быстро отыскали наши лески. Мы были истые рыболовы, и нас всех охватил азарт: что там на леске, мелочь или царь-рыба? Мы вытягивали одну снасть за другой, но на них ничего не было, только менёк да мольва, да изредка какая-нибудь заблудшая треска.

«Давайте, ребята, тяните быстрее, — крикнул в окошко капитан и выплеснул на палубу остатки кофе из чашки. — Осталась всего одна леса! Закончим побыстрее — и домой, там уже бабы заждались, а тут всё равно ничего не ловится!»

Снасти быстро наматывались на катушку, и вдруг: стоп, рыба! — палтус весом в 60 кг, — и снова принялись тянуть — и снова рыба: ещё один палтус, весом в 90 кг. Мы подняли его на борт. Дальше мы тянули лесу очень осторожно. «Ух ты, прямо чудище морское!» — закричал один из матросов, а капитан едва не выпал из окна от возбуждения, забрызгал своим кофе всю кабину, выкрашенную белой краской, и выскочил на палубу, приплясывая от радости, как мальчишка. На последнем крюке был палтус весом в 130 кг, длиной в три метра, а хвост сантиметров 60–70.

«Ура!» — закричали все, а капитан объявил полный ход, чего раньше никогда не бывало, и пробормотал: «Ну да, бабы-то заждались…»

Через десять часов ранним утром мы вошли в гавань, а меня даже подвезли вглубь фьорда.

В этот раз мне поручили выгружать сети и складывать в грузовик. Их отвезли в один старый дом в городке и бросили через окно на второй этаж, а там люди отрезали от изорванных сетей подборы. Все окна на втором этаже были со ставнями, поэтому внутри, там, куда не проникал свет из единственного окна, было темно. Вниз вела старая деревянная лестница; люк закрывался крышкой, которая была откинута на пол и захлопнуться сама собой никак не могла. Мне поручили забрать сети из грузовика, а после этого машина уехала, и мне пришлось ощупью пробираться к люку в темноте, чтобы спуститься вниз. Тут я почувствовал, что я не один. По телу забегали мурашки. Тут я разглядел слабый свет в полу там, где был люк, поспешил туда и заторопился вниз по лестнице. Не успел я спуститься, как крышка с чудовищной силой обрушилась мне на голову, и я кубарем полетел вниз, и моё счастье, что я приземлился на кучу старых негодных сетей. Один из моих товарищей, с которым мы вместе ходили в плаванье, увидел всё это и спросил: «В чём дело? Что случилось?»

А это корабельный призрак сошёл на берег.

24.05.2008

(перевод Ольги Маркеловой)

Рассказ о Йоуне из Партхуса (Sagan af Parthúsa-Jóni)

На востоке Муласислы жил человек по имени Йоун. Он был подлец, и его никто не любил. Также считалось, что он умеет колдовать, но он никогда не пользовался своими знаниями для чего-то иного, кроме зла. Он поссорился с неким Магнусом и стал угрожать ему, а Магнус оказался беззащитен, поэтому отправился на юг страны поискать помощи у одного колдуна, который жил там.

Как только он ушёл, Йоун пробудил драуга и послал его к Магнусу. Драуг должен был убить его на Спрейнгисанде, когда тот возвращался бы домой.

Магнус добрался невредимым до колдуна, и тот сказал, что с драугом непросто будет тягаться, поскольку он очень силён, однако Магнус должен постараться не оборачиваться на Санде, чтобы ему ни послышалось позади. Тогда он будет вне всякой опасности. А если он по злой случайности оглянется, ему придётся следить за тем, чтобы не удаляться от своего хутора дальше расстояния видимости, поскольку от этого зависит его жизнь. Магнус сказал, что будет осторожен. Затем он со своими товарищами тронулся в путь на север, и об их путешествии не рассказывается, пока они не пришли к Спрейнгисанду. Тут они услышали ужасный шум позади себя. Сперва он был не такой громкий, но непрестанно усиливался, и наконец загрохотало так, словно всё вот-вот обрушится на голову. Порой раздавались крики и вопли, порой — плач и завывание, и никто из товарищей никогда не слышал такого шума и гама. Они знали, чем рискуют, если обернутся, и долго успешно удерживались от этого, а в самом конце им послышалось, что шум подошёл к ним вплотную. Тогда Магнус оглянулся и увидел восемнадцать чудовищ, которые бились против одного и не давали ему пойти к путешественникам, но как только он снова повернулся, всё исчезло.

Теперь они продолжили свой путь, и больше ничего не случилось. Магнус спокойно жил на своём хуторе, и никто на него не нападал, поскольку он следовал советам колдуна и никогда не отходил от дома дальше, чем тот указал.

Одной летней ночью Магнус проснулся от того, что на хутор забрели овцы. Он выбежал из дому, намереваясь прогнать их, а собаку с собой не взял, так что овцы не отходили от него ни на шаг. Неподалеку от хутора был горный кряж, и Магнус не придумал ничего лучшего, как загнать овец за него, и он был так разъярён, что не заметил, как кряж закрыл собой хутор.

Как только Магнус зашёл вместе с овцами за кряж, явился драуг, напал на него и убил его, во всяком случае, Магнуса нашли за кряжем совершенно мёртвого, синего и окровавленного. После этого Йоун приуныл и стал вести себя странно. Он не осмеливался надолго оставаться один и так далее. Люди думали, что это было оттого, что он осознавал свою вину в смерти Магнуса.

Следующей зимой Йоун путешествовал с другим человеком. Вдруг совсем неожиданно на них налетела ужасная вьюга. Они были далеко от хутора, но поблизости от них была пастушья хижина. Спутник Йоуна хотел направиться к хутору, но Йоун сказал, что ему так плохо, что не сможет дойти туда; им нужно постараться добраться до пастушьей хижины и переждать там метель. Им удалось дойти туда целыми и невредимыми. Уже вечерело. Они улеглись в яслях. Йоун сказал своему спутнику, что даже если случится что-нибудь необычное, тот не должен подавать виду; тогда не пострадает. Человек спросил, что он имеет в виду. Йоун на это ничего не ответил, но сказал, что тот узнает об этом завтра. Человеку показалось, что Йоун уснул, но сам он думал о том, что сказал Йоун, и уснуть не мог.

Спустя некоторое время ему послышалось, как кто-то схватил Йоуна и стащил его вниз в загон для ягнят. В доме было темно, хоть глаз выколи, поэтому он не видел, что происходит. Затем ему послышалось, что со стороны Йоуна раздался какой-то звук, и поэтому он решил, что тот проснулся. Тогда началась нешуточная борьба, и скоро товарищ Йоуна понял, что пришелец гораздо сильнее. Иногда он слышал, что Йоун жалобно вскрикивает и стонет, и он решил поэтому, что тот терпит поражение от своего противника. Затем он услышал, что по стене бьют словно мягким мешком, и он догадался, что это так жестоко обращаются с Йоуном, но не отважился пошевелиться. Так продолжалось некоторое время. Тут кто-то ужасно захрипел, и затем настала мёртвая тишина. Тогда человек решил, что теперь Йоун умер. Он смертельно перепугался, пока происходил этот кошмар, и не осмеливался двинуть ни рукой, ни ногой.

Вскоре он услышал, что Йоуна стали раздирать на части. Кто-то ломал кости и отрывал мягкие ткани. Эти клочки разлетались по всему дому. Так продолжалось до самого утра. Бедняга был уже скорее мёртв, чем жив от страха. Как только начало светать, этот человек бросился из дома наружу. Погода уже прояснилась. Он добрался невредимым до селения и рассказал о своей неудаче. Люди пошли туда и увидели кусочки и тряпочки от Йоуна, разбросанные по всему дому, всё сплющенное и раздавленное.

Никто точно не знал, в чём была причина этого, ведь у Йоуна было много недругов; но, скорее всего, здесь свершилась месть за бонда Магнуса.

Впоследствии эту пастушью хижину снесли.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сказки о колдовстве (Galdrasögur)

Ясновидение (Ófreskisgáfur)

Привидение Йоуна Эйнарссона (Увидел собственный призрак)

За год до переезда епископской школы из Скаульхольта в Рейкьявик несколько школяров учились там у конректора Хельги с Моуэйдаркволь. Среди них были двое: Эггерт Гвюдмундссон, который потом стал пастором в Рейкхольте и пробстом Боргарфьорда (он-то и рассказал эту историю) и Йоун Эйнарссон, брат жены Пауля Бьярнасона из Свидхольта что на Аульфтанесе.

Однажды вечером, зимой, Йоун, как обычно, вышел из дому. А от дома вёл подземный ход до церкви напротив здания школы, которое к тому времени уже пустовало, прямо под комнату, в которой они занимались. Йоун задерживался, но никто не выходил его искать. В конце концов он вернулся, весь раскрасневшийся. Его спросили, в чём дело, а он ответил, что видел в подземном ходе человеческую фигуру, — и описал одежду и телосложение. Всем показалось, что костюм чрезвычайно напоминает собственную одежду Йоуна, да и фигура тоже. Йоун так и не оправился после этого потрясения, и той же зимой умер в Скаульхольте от оспы. В ту же зиму умерла и первая жена епископа Ханнеса Финссона, которая тогда жила там.

(перевод Ольги Маркеловой)

О мастере Илльхуги (Af Illuga smið)

В одно и тоже время в Епископском Междуречье жило двое мастеров, умения которых весьма отличались друг от друга. Одним из них был бонд Эйрик Мелькьёрссон с Бергова Двора. Он сделал модель солнечной системы, но умер до того, как закончил механизм, который приводил всё в движение.

Другим был бонд Илльхуги из Друмбоддсстадира. Он был очень искусен в обработке железа, но особенно — дерева. Он никогда не использовал рубанок, а для всего применял топор.

Как-то раз он был ночью на хуторе, и там же был один учёный столяр. Вечером их попросили сделать корыто для молока. У Илльхуги не было с собой инструментов, кроме топора и сверла. У столяра были все инструменты, которые он обычно применял. Они начали соревноваться, и столяр оказался чуть впереди. Затем в корыта налили воду, и корыто столяра дало течь, а корыто Илльхуги — нет.

Илльхуги старательно делал всё, что требовалось в Скаульхольте. Рассказывают, он сделал топор лесоруба из секиры «Великанша Боя», которая принадлежала Скарпхедину. В последний раз её использовали для казни в Скаульхольте. Некоторые говорят, что Илльхуги сделал из неё двенадцать топоров, другие — что меньше, и это более вероятно. Ещё рассказывают, что эта секира была увезена из страны последней из всего оружия.

Илльхуги был одним из лучших корабельщиков в своё время, но он был очень требователен к материалу и, казалось, предвидел будущее. Как-то раз он пришёл туда, где люди делали корабль. Он сказал им:

— Вы не очень внимательны, раз берёте для корабля «ветренный» дуб.

Они не придали этому значения. На корабль налетел ветер, и он разбился на куски.

Однажды, как часто бывало, его позвали делать корабль, и едва ему принесли материал для киля, он сказал:

— Это «кровавый» дуб; и не хочу делать корабль из этого дерева.

На это не обратили внимание, и ему пришлось использовать это дерево. Тогда он сказал:

— Из этого корабля получится утлая лодчонка, но всё же я сделаю так, чтобы киль никогда не отвалился.

Этот корабль раскололся в море.

Илльхуги говорил, что не знает в Исландии кладбища, на котором менее всего хотел бы лежать, чем в Стаде в Гриндавике, но так, однако, положено судьбой. И как-то раз его позвали делать корабль в Гриндавик, и он сказал, что делает это по принуждению.

Он объяснил, что этому есть три причины: первая — что корабль станет утлой лодчонкой; вторая — что это будет самый последний корабль, который он делал; а третью он не назвал. Когда корабль был полностью готов, Илльхуги заболел и умер, и его похоронили в Стаде. Его пророчество относительо корабля подтвердилось.

Сыном Илльхуги был Ёрунд, отец бонда Торстейна из Брунавадлакота, которому Готтсвейн Готтсвейнссон отрезал руку, отца Эйнара из Мирархуса (или Паульсхуса) на мысе Сельтьярнарнес и его братьев. Сейчас они уже выросли и отличные мастера, как и все их предки.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Волшебство (Töfrabrögð)

Братья и лист (Bræðurnir og blaðið)

Когда-то жил на берегу моря бонд, и было у него двое сыновей. Рассказывать про него не о чем до самой его смерти. Тогда он дал сыновьям старый лист с какими-то знаками и сказал, что они должны всегда иметь его при себе, особенно когда выходят в море, ибо тогда их улов не будет уступать улову остальных.

Братья поблагодарили отца и попытались прочитать то, что было написано на листе, но поскольку ничего не смогли понять, решили, что тут какое-то колдовство. Потому они посчитали, что лист очень ценный, и договорились никому не рассказывать о нём.

Вот стали они после своего отца хозяевами и редко когда забывали взять лист с собою. Братья очень верили в него, и во время рыбной ловли всё происходило по их вере. Если они брали лист с собой, то ловили рыбы больше всех, но если им случалось забыть его на берегу, тогда они ловили очень мало или же совсем ничего.

Разнеслась молва о том, что братья ловят рыбу лучше всех округе. Их считали на диво удачливыми, ведь даже если в какой-нибудь из дней в море выходило много лодок и никто не мог ничего поймать, братья возвращались с уловом.

Поэтому люди заподозрили, что братья знают какое-то рыболовное колдовство, и попытались у них выведать об этом, но братья, хотя и считали, что люди правы, упрямо всё отрицали.

Однажды приходской священник пришёл поговорить об этом с братьями и попросил сказать ему по секрету, нет ли тут какого-нибудь злосчастного суеверия. Сперва они отнекивались, но, так как он был их приятелем, рассказали ему, благодаря чему у них есть улов, и всё остальное.

Священник получил у них разрешение прочитать лист; затем он вернул им его и сказал:

— Это вовсе не великое колдовство. Здесь ничего нет, кроме «Отче наш» на латинском языке.

— Как, и больше ничего? — удивились братья.

После этого удача в рыбной ловле покинула их.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Магические рисунки (Galdramyndir)

Наконец, здесь будут упомянуты рисунки, которые собственно называются магическими знаками, и трудно понять, являются ли некоторые из них скорее вязаными рунами или магическими рисунками, хотя последнее, кажется, применяется в их отношении чаще, потому что многие из них изображаются с крестами и кольцами, и Йоун из Грюннавика также относится к ним как к рисункам в колдовстве. Первыми и наиболее разнообразными рисунками этого рода были знаки gapaldur и ginfaxi. Я считаю, что эти два рисунка чаще всего использовались одновременно, так как они встречаются совместно, то многие считают, что обеими этими знаками начертаны имена асов, и поэтому они должны быть вязаными рунами. Йоун из Грюннавика упоминает также, что они вырезались соединёнными в одной строке и эти резные рисунки использовались как для того, чтобы входить в холмы, так и для того, чтобы отправить «посланца» обратно.


ginfaxi

Также оба они использовались для борцовских чар и предваряли их такой формулой:

Gapaldurпод пяткой,
ginfaxiпод пальцем ноги;
[посодействуй мне, враг[83];
это сейчас важно для меня.
Говорят, gapaldur нужно иметь под пяткой правой ноги, а ginfaxi — под пальцем левой ноги. Знаки эти надо написать на листке или вырезать на щепке или дощечке и положить между ботинком и стелькой или, как говорят другие, прямо на голую пятку внутрь чулка. Того, у кого будут борцовские чары, нельзя свалить с ног, если он будет иметь дело с человеком, несведущим в колдовстве, или с тем, кто не сильнее его или равен ему в знании. Но если тот, с кем он борется, будет сильнее в знании, больший колдун всё же не сможет повалить того, у кого будут борцовские чары, пока не сломает ему ногу. Но даже борцовские чары не помогут в схватке с несведущим в колдовстве, если тот перекрестит ногой подстилку для борьбы, прежде чем они сойдутся и обхватят друг друга.

Издревле также всегда были два знака, названий которых я не слыхал; оба они использовались, чтобы увидеть вора, и нужно было их вырезать на дне таза для умывания, первый куском базальта, сжечь можжевельник до пепла и нанести им этот знак, затем налить в таз воду, «и ты увидишь вора». Другой должно вырезать на отполированном дне таза для умывания магнитным железом, окропить святой водой и положить сверху millefolium[84].




знаки, чтобы увидеть вора


Следующие два знака нужно носить на себе против злых «посланцев» скверных людей и здесь также приводятся их изображения.





знаки против злых «посланцев»


Есть «шлем ужаса» (ægishjálmur). Его чертили свинцом поперёк лба у себя между бровей, как показывает эта формула:

Шлем ужасая несу
между своих бровей.
С этим рисунком человек должен выйти против своего недруга, и тогда его ждёт победа. Также он был надёжной защитой от гнева вождей, и одно из этих двух доказывает формула, сопровождающая этот знак, вот такая:

Ненависть смываю с себя
врагов моих,
грабёж и гнев
могучих людей.
Йоун из Грюннавика полагает, что шлем ужаса получил своё название от воздействия знака.


шлем ужаса


Один знак называется kaupaloki; он сулит человеку хорошую сделку, если начертить его на пергаменте и поместить под правую руку так, чтобы никто не знал. Ещё Йоун из Грюннавика называет molduxa и blóðuxa; они предотвращают кражу, один — днём, а другой — ночью. Я не видал их изображений. Три безымянных знака использовались, чтобы пробудить мертвецов, но я не знаю ни их названий, ни их форм.


kaupaloki


Наконец я назову здесь три знака: ginnir, молот Тора (Þórshamar) и ausukross — и приводятся рисунки двух первых из них. Мне неизвестно, для чего использовались два вышеназванных, но ausukross причиняет болезни и многое плохое тем, кому его вырезают. Он получил название, вероятно, из-за своей формы, ибо он словно рунический знак sólс поперечной чертой над основанием, вот так: .


ginnir



молот Тора


Не одним словом мне бы упомянуть всё то бесчисленное множество печатей и защитных знаков против всяческого зла, но я лишь приведу здесь описание колец помощи Карламагнуса согласно магической книге из книжного собрания епархии. Там рассказывается, что сам бог послал с ними своего ангела к папе Льву, и папа затем должен был отдать их Карламагнусу для защиты от своих недругов. Эти кольца были разделены в три связки, и в каждой было три кольца. Переднее кольцо первой связки — это защита от всех вражеских уловок, нападений недругов и отчаяния, второе — от внезапной смерти, падения и всякого сердечного ужаса, третье — от гнева недругов, так что сердце их затрепещет, едва они взглянут на того, у кого эти кольца, «ослабеют они тогда и загрустят». Переднее кольцо второй связки — от удара мечом, второе — от оглупения и чтобы не заблудиться, третье — от гнева вождей и всех преследований злых людей. Переднее кольцо третьей связки приносит красноречие среди толпы и всеобщую любовь, второе — от всяческого страха, третье предотвращает похоть и сладострастие. Эти девять колец нужно носить у себя на груди или на одном из боков, когда человек ожидает своих недругов.


первая связка колец помощи Карламагнуса


вторая связка колец помощи Карламагнуса


третья связка колец помощи Карламагнуса


(перевод Тимофея Ермолаева)

Любовное колдовство (Ástagaldur)

Около 1820 года на одном хуторе в Эйяфьёрде жили двое юношей, изучавшие колдовство. Как-то вечером в сумерки один из них вошёл в дом, подошёл к девушке, которая была там, и звонко поцеловал её. Она несколько удивилась, а в особенности тому, что ей послышалось, как у юноши во рту что-то звякнуло, и тут же она почувствовала, что в ней самой что-то изменилось.

Она пришла в полное смятение и сказала:

— То, что досаждает мне, пусть перейдёт на овечку на полу, — а там были барашек и овечка.

Вдруг у овечки началась сильнейшая течка, и она весь вечер приставала к барашку.

Когда девушка увидела, что происходит, страсть у неё тотчас улетучилась, и она заставила юношу рассказать ей, какую хитрость он задумал. Он признался ей, что положил под корень языка свинцовую пластинку с вырезанным гальдраставом (магическим знаком) и таким образом собирался, поцеловав её, добиться её расположения.

Рассказывают об одном путешественнике с юга, что у него было обыкновение, когда он ночевал на каком-либо хуторе, раздавать людям по кусочку из своей провизии. Однажды он ночевал на одном хуторе и поступил так, как обычно; среди прочего он дал красивой девушке, которая жила там, крошечное печенье.

Она охотно взяла печенье, но тайком раскрошила его и скормила собаке, что была в том доме. Ночью, когда все уснули, собака пришла к кровати путешественника и попыталась забраться к нему в постель; так продолжалось всю ночь. Рано утром он ушёл, и больше о нём не рассказывается.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Хердис и Крис (Herdís og Krýs)

В прежние дни жили две женщины, которых звали Хердис и Крис; они жили в Гюдльбрингюсисле в бухтах, названных позднее в их честь: Крис — в Крисювике, а Хердис — в Хердисарвике.

Там выше на пустоши есть одно озеро, в котором тогда водилась рыба. Обе старухи ловили рыбу в этом озере, и каждая поочерёдно пользовалась им по своим силам.

Однажды они встретились по пути к озеру на поле лавы между этими заливами; там они поспорили из-за рыбной ловли, начали грозиться, и в конце концов каждая превратилась в камень. Эти камни стоят там на поле каждый со своей стороны дороги, южный называется Хердис, а северный — Крис.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Преподобный Хатльгрим и призрак

Когда преподобный Хатльгрим жил на мысе Квальнес (Китовый мыс), он как-то ночью встретил на хейди призрака. Они некоторое время молча смотрели друг на друга, а потом призрак загородил пастору дорогу и произнёс:

Зачем в безжизненном краю
Ты, пастор, встретился со мной!
По душу грешную твою
Я послан самым сатаной!
На это преподобный Хатльгрим ответил:

Не запугаешь ты меня.
Моя защита — Дух Святой.
И я опять пошлю тебя
На встречу с самым сатаной.
(перевод Тимофея Ермолаева)

Выдающиеся колдуны (Einstakir galdramenn)

Сэмунд Мудрый (Sæmundur fróði, 1056–1133)

Сказки из собрания Ауртни Магнуссона

Рассказ о Сэмунде Мудром (Fabula um Sæmund fróða)

Сэмунд Мудрый приплыл и поступил в Чёрную Школу[85] и учился там различным наукам. В Чёрной Школе учитель ни разу не показывался, а вместо него утром появлялись книги обо всём, о чём ученики желали узнать вечером, или же об этом было написано на стене. Над дверью Чёрной Школы изнутри было начертано: «Внутрь можешь ты войти, но душа будет загублена». В школе был закон, что любой, кто войдёт туда, должен учиться там три года. Все, кто в какой-либо год уходил оттуда, должны были выходить в одно время, а чёрт каждый раз получал того, кто шёл последним, и ученики наперёд всегда бросали жребий, кому последним идти. Сэмунду более одного раза выпадало идти самым последним, и потому он пробыл там дольше, чем было заведено.

Но случилось так, что епископ Йон[86] поехал в Рим и оказался неподалёку оттуда. Он узнал, что Сэмунд находится в Чёрной Школе в таком положении, как было рассказано; поэтому он зашёл туда побеседовать с Сэмундом и предложил помочь ему, если тот затем вернётся в Исландию и будет примерным христианином. Сэмунд принял эти условия. Епископ Йон велел Сэмунду идти впереди него, а сам свободно набросил плащ на плечи; когда же Йон выходил, из пола поднялась рука, схватила плащ и потянула к себе, но Йон вышел вон.

Затем дьявол пришёл к Сэмунду и заключил с ним соглашение, гласящее, что если Сэмунд сможет прятаться от него три ночи, тогда он будет свободен, а иначе станет его собственностью. В первую ночь Сэмунд спрятался под берегом ручья в воде и земле одновременно, и чёрт решил, что Сэмунд утопился в озере. Во вторую ночь он спрятался в море в ветхом судне, что плавало у берега, и чёрт решил, что Сэмунда вынесло из озера в море. В третью ночь Сэмунд закопался в освящённой земле, и чёрт решил, что труп Сэмунда выбросило на берег, и его похоронили во дворе какой-нибудь церкви, а там он не посмел искать. Всё это было сделано по совету епископа Йона.

Другие рассказывают, что Сэмунд освободился таким образом. Его школьные товарищи договорились, чтобы он шёл последним. Сэмунд зашил под плащом овечью лопатку. Когда же он шёл по ступенькам, что вели к выходу из школы, за эту лопатку вместе с плащом кто-то схватил. Тогда Сэмунд высвободился от плаща и пустился бегом, сказав:

— Он поймал, но я сбежал! — и затем присоединился к своим товарищам.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Дочь Сэмунда и чёрт (Dóttir Sæmundar og kölski)

У Сэмунда Мудрого была единственная дочь[87]. Как-то раз, когда Сэмунда не было дома, к ней пришёл чёрт и сказал, что хочет забрать её. Девушка тогда находилась на чердаке и трясла перину своего отца. Она сказала, что пойдёт с ним, если он подсчитает все перья в этой перине, прежде чем её отец вернётся домой, но никак иначе. Чёрт согласился, и у него оказались весьма проворные руки, но в тот миг, когда ему осталось посчитать последнюю горсть перьев, на дороге показался Сэмунд. Чёрт не посмел оставаться, и потому он на сей раз отказался от девушки.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Чёрт носит воду (Vatnsburður kölska)

Одной зимой, когда выпало много рыхлого снега, служанка из Одди, которая обычно носила домой воду, устала пробираться через сугробы с наполненными водой вёдрами.

Как-то раз, когда она сидела у колодца и корила своего хозяина за слишком тяжёлую работу, подошёл к ней некий человек. Он предложил ей принести воду вместо неё, если она отдаст в уплату саму себя. Она согласилась. Тогда незнакомец принялся носить воду быстро и часто. Сэмунд вышел наружу и увидел, в чём дело; он сказал этому человеку, что никогда ему не преуспеть в ношении воды, потому что эти сосуды слишком малы, и вручил ему две весьма больших корзины, вытащив средние планки из каждого днища. Но теперь быстро носить воду у незнакомца не получалось, ведь корзины постоянно оказывались пустыми, когда он приходил от источника к дому, и потому он не заполучил служанку.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Женитьба Сэмунда (Kvonfang Sæmundar)

Сэмунд Мудрый женился на бедной женщине. Частенько она начинала гордиться. Сэмунд сохранил лохмотья, в которых она была до того, как попала к нему, и показывал их ей всякий раз, когда ему казалось, что она слишком уж зазнаётся. Тогда она успокаивалась.

Бедная девушка ходила по Раунгаурведлиру, выпрашивая подаяние. Однажды все начали желать себе чего-нибудь, и она в шутку пожелала родить Сэмунду Мудрому семерых сыновей:

Случилось это услышать Сэмунду, и так он взял эту женщину к себе. Позднее она стала столь заносчивой, что умывалась только молоком, и когда он как-то заметил это, то спросил у неё, что она пила до того, как пришла к нему. Она ответила правду: воду и то не очень чистую. Тогда она одумалась и перестала кичиться.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Ведьма из Саксланда (Nornin á Saxlandi)

Священник Сэмунд Мудрый пообещал одной ведьме из Саксланда жениться на ней, но когда он уплыл в Исландию и поселился там, она, потеряв последнюю надежду на его возвращение, поняла, что её обманули. Спустя несколько лет она, чтобы отомстить за несдержанное слово, отправила ему позолоченную шкатулку с указанием, чтобы никто, кроме Сэмунда, не открывал её. Корабль, что принял эту посылку на борт, плыл на удивление очень быстро. Моряки прибыли в гавань на юге Исландии, откуда сразу отправили человека прямиком в Одди с вышеуказанной шкатулкой. Сэмунд находился в церкви, когда пришёл этот человек; он дружески встретил посланца, ведь посылка не оказалась для него неожиданной, и попросил положить шкатулку, что была при нём, на алтарь. Тот так и сделал, и шкатулка простояла там всю ночь. На следующий день Сэмунд поскакал со шкатулкой под мышкой на Хеклу и бросил её там в какое-то ущелье, и с тех пор, говорят, Хекла начала извергаться[88].

(перевод Тимофея Ермолаева)

Чёрт возит лес (Viðarflutningur kölska)

Сэмунд велел нечистому, которого он заставил прислуживать ему, нарубить дрова в лесу Ландскоуге и затем принести нарубленное домой в Одди, что тот и сделал. Когда же чёрт тащил груз домой, самый кратчайший путь в Одди пролегал через долину, которая называется Вармидаль. В этой долине даже сейчас имеются следы этой перевозки в виде ям или углублений в земле там, где тащили дрова, и это явилось следствием того, что груз леса был слишком тяжёл. Сейчас они известны как Ямы Вармадаля, эти следы несомненны и видны по сей день.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Чёрт строит мост через Раунгау Kölski smíðar brú á Rangá

Сэмунд велел своему чёрту-прислужнику сделать мост через Раунгау [Кривую Реку] возле Бергвада, где часто было трудно перебираться через поток, особенно тем, кто посещал богослужение в Одди. Чёрт попросил в награду, чтобы трое, кто в ближайшее воскресенье перейдёт через мост первым, стали принадлежать ему, на что Сэмунд согласился. Когда мост был готов, Сэмунд во исполнение обещания принёс к мосту трёх щенков и перебросил их через него. Тем и пришлось довольствоваться мостостроителю, и ничего другого он в награду не получил.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Корабельный холм у Одди (Knararhóll hjá Odda)

На юге страны с моря пришёл корабль и разбился у Рабнстоуфтира. Все люди погибли. Корабль этот привезли в Одди и закопали вместе со всей его командой в кургане в холме выше хутора. Говорили, что там спрятаны большие сокровища. Позднее, во времена Сэмунда Мудрого, какие-то люди стали раскапывать холм, желая узнать, правда ли это, что, однако, делалось без ведома Сэмунда. Итак, они копали, дошли до досок, сломали их и увидели доказательства того, что то, о чём рассказывали, правда. Они нашли сундук, в крышке которого было кольцо. Сундук оказался тяжёлым и неподъёмным, кольцо от него отломалось. Вдруг они случайно глянули в сторону хутора Одди. Им показалось, что весь хутор охвачен огнём. Тут Сэмунд зазвонил в колокола, а они прекратили работу и закопали яму. А это самое кольцо, по рассказам, находится в двери церкви в Одди, внутри оно из железа, а снаружи из латуни, сплава меди с другими металлами, и это кольцо, наверное, самое большое из всех колец в церковных дверях Исландии.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Духовная общность Сэмунда (Sálufélag Sæmundar)

Священник Сэмунд услышал в древних пророчествах, что у него духовная общность со скотником из Холара. Он совершил путешествие на север в Холар, спрятался в хлеву и, когда пастух удалился за сеном, пошёл от стойла к стойлу и перерезал у каждой коровы верёвку на шее. Освободившись, те повыходили из стойл. Пастух вернулся и увидел, что случилось, попросил бога помочь ему и, не произнеся ни одного более резкого слова, загнал коров обратно в стойла и ушёл. Сэмунд снова подошёл к стойлам, перерезал все привязи и всех выпустил. Пастух пришёл, опять увидел, что случилось, и попросил бога помочь ему тем сильнее, чем больше был беспорядок. Тут Сэмунд вышел на свет и возрадовался такой духовной общности.

Другой рассказ: Кто-то сказал Сэмунду, что у него духовная общность со скотником из Холара. Сэмунд захотел взглянуть на него, отправился в Холар, превратился в воробья и сел на навозную кучу. Пришёл туда епископ Йон Эгмундарсон, увидел птицу, сказал, что у неё странные глаза, непохожие на птичьи, и догадался, что это Сэмунд Мудрый. Скотник сперва много божился, но потом взялся за ум.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Скотник из Одди (Fjósamaðurinn í Odda)

Случилось как-то в Одди, что скотник заключил безбожную сделку с дьяволом и в определённое время должен был повеситься; что шло взамен, никто не знает. Сэмунд что-то заподозрил, стал настойчиво расспрашивать скотника и в конце концов узнал, как обстоят дела. Затем дал он скотнику свою портянку и попросил отдать тому, с кем тот заключил сделку, чтобы использовать её в качестве петли. Скотник пришёл в назначенное место и время и вручил чёрту портянку. Чёрт посмотрел на неё и узнал, что она Сэмундова, сказал, что от него требуют слишком многого, швырнул портянку и расторг сделку.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Чёрт чистит хлев в Одди (Kölski mokar Oddafjósið)

Одной субботой Сэмунд велел прислуживающему ему духу вычистить хлев в Одди, на что, как говорят, нечистый рассердился. Рано утром в воскресенье Сэмунд хотел пойти на богослужение, но вся навозная куча переместилась на церковный двор. (В настоящее время хлев отстоит от церкви на полстадия[89].) Священник Сэмунд позвал нечистого и в гневе приказал ему убрать весь навоз, вылизав его. Священнику показалось, что чёрт медлит приниматься за работу, и он ударом швырнул его на землю. Тогда чёрт ударился кулаком, если так можно его назвать, о камень, и до сих пор видны следы этого на камне, что лежит у восточной наружной двери в Одди и известен под названием «след чёртова кулака». Кончилось тем, что нечистый убрал кучу, и в самом конце он ударил своим языком камень, и именно таким вот образом в булыжнике перед восточной наружной дверью в Одди осталась эта отметина глубиной в пять пальцев.

Другой рассказ: Сэмунд велел чёрту убрать навозную кучу. Тот перенёс кучу к двери церкви. Сэмунд принудил его убрать кучу и в конце концов облизать камни, на которых лежал навоз, и должны ещё оставаться следы языка в этом камне, что лежит перед дверью. (Перед наружной дверью, несколько севернее, лежит половина этого камня, я видел его в 1708 году. Щербина в камне не похожа на отпечаток языка. — Примечание Ауртни Магнуссона.)

(перевод Тимофея Ермолаева)

Магическая книга с кладбища Скальхольта (Galdrabókin í Skálholtskirkjugarði)

Сэмунд услышал от своего доброго товарища, которого звали Йон, что тот хотел бы получить от него совет, чтобы раздобыть одну книгу, которая, как они оба давно знали, была похоронена вместе со своим владельцем на кладбище Скальхольта. Йон посвятил в это дело и свою наложницу. Сэмунд дал ему советы и попросил Йона точно им следовать. Итак, пришёл Йон в Скальхольт, вошёл в церковь, запер двери и, полагая, что поблизости никого нет, прочитал три стиха. Тотчас на дворе раскрылись могилы; прочитал Йон ещё один стих; тогда все мертвецы восстали из могил и вошли в церковь. Впереди всех шёл седоволосый старик, и он сел на главное место, держа в руках книгу. Йонпрочитал ещё вису, в третий раз. Тогда книга раскрылась. Но в том же миг случилось так, что раздался громкий шум от любовницы Йона; она, как уже было сказано, знала о его замыслах и прихоти и пробралась из любопытства в церковь без ведома Йона, чтобы узнать, что произойдёт, и спряталась на хорах. Теперь она подверглась нападению драугов, ей сломали ногу, а она громко кричала, как сказывают. От этих криков в церкви стало очень шумно; тогда Йон подбежал к верёвке колокола и зазвонил; тут все явившиеся с того света с сильным грохотом исчезли, вернувшись в свои могилы. Но книгу эту Йон потерял.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сэмунд предсказывает о телёнке (Sæmundur spáir fyrir kálfi)

Как-то раз Сэмунд Мудрый отправился в плавание по стране со своим товарищем, которого, как сказывают, звали Йоном. Они подошли к суше или же высадились на берег. Тут им повстречалась стельная корова. Они заговорили о том, будет ли у коровы тёлочка или бычок, и согласились, что будет тёлочка. Затем они заговорили о её масти и согласились, что тёлочка будет чёрной. Йон сказал, что у неё белое пятно между глаз; Сэмунд сказал, что это не так, а у телочки на хвосте белая шерсть, и кисточка хвоста лежит у неё между глаз. Всё оказалось так, как сказал Сэмунд, когда корова родила телочку, у той была белая шерсть на хвосте, и кисточка лежала между глаз. Из этого случая можно заметить, от какого духа он получил свою мудрость и прозорливость, ибо сейчас на это имеются различные мнения.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Чёрт проигрывает (Pauri lætur í minni pokann)

В Одди очень неудобный колодец, поэтому тамошняя кухарка, как сказывают, договорилась с дьяволом о том, что он должен носить для неё воду и за это завладеет тем, что она носит, а она была беременная. Сэмунд с трудом выведал это у кухарки и повелел, чтобы её покупатель носил воду домой в корзинах для торфа. Тот очень разъярился, отправился с корзинами на юг к реке Раунгау (а расстояние там почти четыре стадия) и донёс воду в них до середины пути. Во второй раз он прошёл чуть дальше, затем начал в третий раз и тут уже достиг подножия холма с кузницей. Тогда, как сказывают, Сэмунд зазвонил в колокола. Водонос был так этим поражён, что провалился под землю. А оттуда забил источник, который с тех пор называется Чёртовым Источником. В этом самом источнике утонул ребёнок во времена преподобного Стефауна из Одди; за это его засыпали землёй, а следы этого видны и по сей день.

Сэмунд и дьявол играли в прятки. Сэмунд спрятался в церковной кафедре, где нечистый искать не посмел. Дьявол спрятался под дёрном в грязи, Сэмунд наступил на дёрн, так что дьяволу пришлось сдаться.

Из чужих краёв Сэмунд ехал через море верхом на чёрте в облике тюленя, а когда тот приблизился к берегам Исландии, он ударил чёрта псалтырем по голове. Чёрт погрузился в воду, а Сэмунд добрался до берега вброд.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Песнь о солнце (Sólarljóð)

Сэмунд скончался в 1133 году, но при каких обстоятельствах, мы не слышали, однако сказывают, что через три дня он восстал со смертного ложа и сочинил стих, который, как и следовало ожидать, входит в его поэтическую Эдду и называется «Песнью о солнце». Похоронили Сэмунда в церкви Святого Николая у Одди на Раунгаурведлире к северо-западу от входа в церковь. Над могилой стоит надгробие из неотёсанного камня, сейчас сильно погрузшее в землю, о котором долгое время существовало поверие (сейчас, однако, порицаемое), что если больные люди, особенно те, у кого была рожа, прободрствуют на нём глухую полночь, то избавятся от своих болезней. У Сэмунда было семеро детей, из которых самый знаменитый Лофт, он был посвящён в священники и жил в хуторе Найврахольт, который тогда был в середине прихода и стоит у подножия горы Хеклы. В те дни, говорят, в Найврахольте было 300 дверей на железных петлях[102].

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сказки XIX века

Чёрная школа[103] (Svartiskóli)

В старые времена в мире существовала школа, которая называлась Чёрной Школой. Там учились колдовству и различным древним мудростям. Школа эта располагалась в очень крепко построенном подземном помещении. Там не было ни одного окна, и потому там постоянно царила непроглядная тьма. Учителей там не было, и всё изучалось по книгам, написанных огненными красными буквами, чтобы можно было читать в темноте. Те, кто там учился, не могли выходить на свежий воздух или смотреть на дневной свет, пока жили там, а для завершения обучения нужно было провести в школе три года или семь лет. Каждый день из стены появлялась серая мохнатая рука и давала ученикам еду. А тот, кто содержал школу, поставил условием, что из тех, кто ежегодно покидал школу, он заберёт того, кто будет выходить последним. А так как все знали, что содержит школу чёрт, каждый, как мог, старался не выходить оттуда последним.

Как-то раз в Чёрной Школе было трое исландцев: Сэмунд Мудрый, Кальв сын Арни и Хальвдан сын Эльдьярна или Эйнара, который затем стал священником в Фелле в Слеттухлиде. Всем им нужно было уходить одновременно, и Сэмунд вызвался выходить последним. Остальные этому обрадовались. Сэмунд набросил тогда на себя большой плащ, сунул руки в рукава, но пуговиц не застёгивал. А из здания школы наружу вела лестница. Когда Сэмунд поднимался по лестнице, чёрт схватил его за плащ и сказал:

— Поймал!

Тогда Сэмунд сбросил плащ и выбежал наружу. У чёрта остался только плащ. Но железная дверь заскрежетала на петлях и так сильно хлопнула Сэмунда по пяткам, что поранила кость. Тогда он сказал:

— Хлопнула дверь возле пяток, — и с тех пор это стало поговоркой1. Так Сэмунд Мудрый со своими товарищами выбрался из Чёрной Школы.

Другие рассказывают, что когда Сэмунд Мудрый поднялся по ступенькам и подошёл к двери из Чёрной Школы, то в лицо ему засияло солнце, и на стену упала его тень. Когда чёрт собрался схватить Сэмунда, тот сказал:

— Я не самый последний. Разве ты не видишь того, кто идёт за мной?

Тогда чёрт схватил тень, которую он принял за человека, а Сэмунд вырвался наружу, и дверь ударила его по пятке. Но с тех пор у Сэмунда никогда не было тени, потому что чёрт так и не отпустил его тень.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Как Сэмунд Мудрый вырвался из Школы Чернокнижия (Sæmundur fer úr Svartaskóla)

Когда Сэмунд Мудрый жил на чужбине, он учился там в Школе Чернокнижия и притом с таким усердием, что даже позабыл собственное имя и получил прозвище Говядина. Так его все и звали.

Однажды приснился ему сон, будто к нему пришел некто Боги сын Эйнара и сказал:

— Плохи твои дела, Сэмунд. С тех пор как ты попал в эту школу, ты отступился от Бога, не думаешь о душе и даже позабыл имя, данное тебе при крещении. Если ты печешься о вечном блаженстве, советую тебе вернуться домой.

— И хотел бы, да не могу, — ответил ему Сэмунд.

— Недостойно тебя учиться в школе, которую ты не можешь покинуть, когда захочешь. Неужто не сыщется никого, кто отвез бы тебя домой в Исландию?

— Наверно, сыщется, — говорит Сэмунд.

— Тогда вот тебе мой совет. Как станешь выходить из школы, накинь на плечи широкий плащ. Тебя, конечно, схватят при выходе, но ты скинешь плащ и убежишь. Остерегайся магистра, он первый заметит твое отсутствие. Перед тем как тронуться в путь, сними с правой ноги башмак, наполни его кровью и весь день неси на голове. Вечером магистр пойдет наблюдать за звездами и захочет прочесть по ним твою судьбу. Он увидит кровь, стекающую по твоей звезде, и подумает, что тебя пронзили мечом. На второй день, прежде чем продолжать путь, наполни башмак водой с солью, тогда магистру покажется, будто ты утонул в море, потому что твою звезду зальет соленая вода. На третий день снова пускайся в путь, но сперва надрежь на боку кожу, дай крови стечь в башмак, потом возьми земли, смешай ее с кровью и произнеси слово Божье, чтобы освятить эту землю. Весь третий день неси башмак с землей на голове. Магистр посмотрит на твою звезду, и ему покажется, будто она в земле. Он подумает, что ты умер и тебя уже похоронили. Однако вскоре он убедится в своей ошибке. Тогда он рассудит, что сам же тебя всему и выучил, изумится твоей мудрости и пожелает тебе счастья.

Вот какой сон помог Сэмунду вырваться из Школы Чернокнижия и вернуться домой.

(перевод Любови Горлиной)

Сэмунд Мудрый получает пасторат в Одди[90] (Sæmundur fróði fær Oddann)

Когда Сэмунд, Кальв и Хальвдан покинули Чёрную Школу, освободилась должность пастора в Одди, и все они просили короля дать им это место. Король отлично знал, с кем имеет дело, и сказал, что тот из них получит пасторат в Одди, кто доберётся туда быстрее всех. Сэмунд тотчас пошёл, позвал чёрта и говорит:

— Плыви со мной в Исландию, и если ты довезёшь меня до берега, не замочив в море полы моего кафтана, то сможешь забрать меня.

Чёрт согласился на это, превратился в тюленя и отправился в путь с Сэмундом на спине. По дороге Сэмунд постоянно читал псалтырь. Вскоре они приблизились к берегам Исландии. Тогда Сэмунд ударил псалтырем тюленя по голове так, что тот пошёл ко дну, а Сэмунд погрузился в воду и поплыл к суше. На этом чёрт лишился сделки, а Сэмунд получил пасторат в Одди.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Уборка сена Heyhirðingin

Однажды у Сэмунда Мудрого на поле лежало много сухого сена, а похоже было, что пойдёт дождь. Поэтому он попросил всех своих домочадцев постараться убрать сено до дождя. У него в Одди жила дряхлая старуха; священник пошёл к ней и попросил её попытаться доковылять до поля и сгрести там остатки сена. Она ответила, что постарается, взяла грабли, повязала на край рукоятки чепец, который обычно носила на голове, и хромая пошла на поле, сказав, чтобы Сэмунд оставался на дворе и принимал сено, ибо работникам понадобится не столь много времени, чтобы увязать сено и принести его домой. Священник сказал, что последует её совету и что так, наверное, будет лучше всего. Придя на поле, старуха суёт конец грабель под каждую копну и говорит:

— Вверх на двор к Сэмунду!

И вьюки отправились сами собой наверх к Сэмунду. Тогда Сэмунд говорит чёрту и его бесам, что теперь им придётся напрячься. За короткое время всё сено оказалось на дворе до дождя. Позднее Сэмунд сказал старухе:

— Ты ещё кое-что можешь, дорогая Торхильд!

Она отвечает:

— Это пустяки; позабылось уж всё, что я могла в молодости.

(перевод Тимофея Ермолаева)

И сделался черт крохотным, как мошка (Kölski gjörði sig svo lítinn, sem hann gat)

Как-то раз Сэмунд Мудрый спросил черта, может ли тот, если пожелает, стать очень маленьким.

— Конечно, могу, — ответил черт. — Хочешь, я сделаюсь крохотным, как мошка.

Взял Сэмунд железный бурав, высверлил в столбе дырку и велел черту в нее влезть. Черт не заставил себя ждать, и Сэмунд тут же заткнул дырку пробкой. Черт плакал, кричал, молил, но Сэмунд не вынул пробку, покуда черт не поклялся служить ему и исполнять все его приказания.

Вот почему Сэмунд с тех пор мог повелевать чертом, как хотел.

(перевод Любови Горлиной)

Свисток и чертёнок (Púkablístran)

У Сэмунда Мудрого был свисток, который обладал таким свойством, что если в него подуть, то приходили один или несколько чертенят и спрашивали у того, кто свистел, что им сделать. Однажды Сэмунд оставил свисток в своей постели под изголовьем, поскольку по ночам он обычно всегда держал его при себе. Вечером он сказал служанке приготовить ему постель, как обычно, но предостерёг её, что если она найдёт что-нибудь необычное в постели, то чтобы не смела прикасаться к этому, а оставила это лежать на своём месте. Девушка отправилась готовить постель, и любопытство ододело её, когда она увидела свисток. Она тотчас взяла его, внимательно осмотрела и в конце концов подула в него. Тотчас явился к ней чертёнок и спросил:

— Что мне делать?

Девушка испугалась, но всё же сумела скрыть это. Сталось так, что днём у Сэмунда забили десять овец, и все шкурки лежали на дворе. Тогда девушка говорит чертёнку, что ему нужно посчитать все волосинки на этих шкурках, и если он справится быстрее, чем она приготовит постель, тогда он может забрать её. Чертёнок принялся усердно считать волосинки, а девушка поспешила готовить постель. Когда она закончила, чертёноку осталось посчитать волосинки на маленьком кусочке, и так он проиграл сделку. Позже Сэмунд спросил девушку, не находила ли она чего-нибудь в постели. Она рассказала всё, как было, и Сэмунду понравилась её находчивость.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Чёртова Яма (Skollagróf)

Говорят, что Сэмунд Мудрый повелел чёрту доставить для него лес от Раунгаурведлира и Ланда до Бурфедля, что расположен у подножия летнего пастбища жителей Гнупа. Чёрт притащил весь лес одной связкой домой в Одди. Из-за этого волочения получилась очень широкая рытвина, и она виднеется кое-где в Ланде, но по всей длине Раунгаурведлира видна отчётливо, и её называют Чёртовой Ямой.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сэмунд и чёрт состязаются в стихосложении (Sæmundur og kölski kveðast á)

Однажды священник Сэмунд поспорил с чёртом о том, что тот никогда не даст ему начало стиха, ни на латыни, ни по-исландски, к которому он не смог бы придумать окончание. Сэмунд поставил под залог этого самого себя, и чёрт, поскольку чрезвычайно хотел заполучить его, не скупился на то, чтобы проверить это на опыте. Как-то раз, когда священник сидел на скамье, чёрт пришёл туда и говорит:

— Nunc tibi deest gramen[91].
Священник отвечает:

— Digito tu terge foramen[92].
В другой раз чёрт уселся на коньке крыши церкви и говорит:

— Hæc domus est alta[93].
Священник отвечает:

— Si vis descendere, salta[94].
Как-то Сэмунд пил из рога, и пришёл туда чёрт и говорит:

— Nunc bibis ex cornu[95].
Священник отвечает:

— Vidisti, qvomodo[96] наполнен[97]?
Чёрт сказал, что «случилось ныне» — это не латынь, и решил, что выиграл заклад. Но Сэмунд сказал, что не согласен с этим. Они долго спорили друг с другом из-за этого, но кончилось тем, что Сэмунд доказал чёрту своей учёностью, что «случилось ныне» — это латынь.

— Теперь попробуем один раз по-исландски, — говорит чёрт.

— Да будет так, — говорит Сэмунд, — начинай.

Тогда чёрт говорит:

Вытекла вся до донца
осьмушка воды прозрачной[98].
Священник отвечает:

У одного власть всеотца,
милость его не иссячна[99].
Так чёрт снова потерпел поражение от Сэмунда, и не упоминается, что с тех пор они ещё состязались в стихосложении.

(перевод Тимофея Ермолаева и Надежды Топчий)

Муха Flugan

Чёрт всегда был сердит на священника Сэмунда Мудрого, ибо ему было обидно постоянно терпеть от него поражение. Всеми способами он пытался отомстить ему за себя, однако это не удавалось. Однажды раз он превратился в крошечную муху и забрался под пенку на молоке в чашу священника, собираясь таким образом пробраться к нему внутрь и убить его. Но едва Сэмунд взял чашу, то сразу заметил муху, обмотал её пенкой, а затем снаружи — зародышевой плёнкой, и положил этот свёрток на алтарь. Пришлось мухе тихонечко лежать там, в то время как Сэмунд совершал очередное богослужение. Когда всё закончилось, священник развязал свёрток и выпустил чёрта. Воистину, чёрт никогда не оказывался в более затруднительном положении, чем когда лежал во время богослужения на алтаре у священника Сэмунда.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Чёрт в хлеву (Kölski er í fjósi)

Как-то раз у Сэмунда Мудрого не было скотника; тогда он позвал чёрта и велел ему работать у него в хлеву. Всё шло благополучно, так закончилась зима, чёрт делал свою работу на совесть. Но во время пасхи, когда преподобный Сэмунд произносил проповедь, чёрт свалил весь навоз в кучу перед дверью церкви, так что когда после богослужения священник хотел выйти наружу, ему это не удалось. Тогда он увидел, что случилось, вызвал к себе чёрта и велел ему волей-неволей убрать весь навоз от дверей церкви обратно на своё место. Преподобный Сэмунд был столь суров к чёрту, что в конце велел ему вылизывать остатки языком. Чёрт лизал так усердно, что оставил углубления в каменной плите перед дверями церкви. Эта плита и по сей день в Одди, хотя от неё осталась всего четверть. Теперь она лежит входом в дом, и в ней всё ещё видны углубления.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Чертенок и скотник Púkinn og fjósamaðurinn

Саймюнду Мудрому прислуживал один скотник, который был ужасным сквернословом, и Саймюнд часто укорял его за это. Он сказал скотнику, что дьявол и его чертята питаются людскими ругательствами и богохульствами. «Я бы не стал больше ругаться, — ответил скотник, — если бы убедился, что от этого дьявол потеряет свою пищу». «Вот и узнаем, правду ты говоришь или нет», — ответил Саймюнд. И он поселил в хлеву чертенка. Скотнику это совсем не понравилось, поскольку чертенок всячески выводил его из себя, и он с трудом сдерживался, чтобы не ругаться. И все же какое-то время скотник попридержал свой язык и заметил, что чертенок день ото дня становится все более тощим. Скотник остался очень доволен и совершенно перестал ругаться. Однажды утром, войдя в хлев, он увидел, что там все поломано и перевернуто вверх дном, и что коровы, которых было в хлеву немало, все связаны друг с другом за хвосты. Тогда скотник повернулся к чертенку, который, чуть жив, валялся в стойле, и обрушил на него целый поток скверных ругательств. Но к его великому огорчению он увидел, что чертенку стало лучше, и что он вдруг сделался вполне упитанным, если только не жирным. Тогда скотник взял себя в руки и перестал ругаться. Он понял, что священник Саймюнд говорит правду, и с тех самых пор никогда больше не ругался и не богохульствовал. Вот почему того чертенка, который должен был питаться его грубыми словами, уже давно и на свете нет.

(перевод Виктора Генке)

Чёрт носит воду в корзине (Kölski ber vatn í hripum)

Одной зимой случилось так, что к скотнице Сэмунда Мудрого пришёл некий человек и предложил ей всю зиму приносить для неё воду, убирать навоз и выполнять другую подобную работу, если она отдаст ему взамен то, что носит под фартуком. Скотнице это предложение показалось хорошим, она ведь и не догадывалась о своей беременности и думала, что под фартуком у неё нет ничего ценного. Поэтому она пошла на такую сделку.

Но когда прошла зима, глаза у служанки приоткрылись, и тут-то она поняла, что же произошло. Стала она тогда тихой, необщительной и рассеянной. Сэмунд заметил это, начал с ней беседу и напрямик спросил о причине молчаливости, что на неё нашла. Поначалу она не хотела ему говорить, но в конце концов не удержалась и подробно и искренне рассказала всё о своей сделке с тем человеком. Первым делом Сэмунд дал ей понять, что на самом-то деле её поступок от него не укрылся, даже если он и не вмешался раньше.

— Не беспокойся, — говорит Сэмунд, — я дам тебе совет, как расторгнуть сделку с чёртом. Утром попроси его принести воду в корзине и пройти через кладбищенские ворота, иначе сделка недействительна.

Скотница сделала всё так, как научил её Сэмунд. Вот чёрт взял корзину и отправился за водой. Но когда он подошёл к кладбищенским воротам, Сэмунд зазвонил в колокола, и вся вода вытекла из корзины. Трижды пытался чёрт, но каждый раз всё кончалось тем же. Тогда он в гневе отшвырнул корзину и исчез.

Позднее скотница родила ребёнка, но чёрт так и не явился за ним. Взамен он предвкушал, как отомстит священнику Сэмунду.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сделка чёрта с ткачихой Kaup kölska við vefjarkonuna

Когда-то у Сэмунда Мудрого была в Одди работница, и чаще всего она ткала там всё, что нужно было. Однажды, когда она ткала, пришёл к ней человек, заговорил с ней и спросил у неё, разве не плохо ей работается в Одди. Она говорит, что ей тут неплохо, вот только с едой очень туго из-за того, что туда приходит так много гостей и странников.

— Значит, ты иногда голодаешь? — спрашивает этот человек.

— Ну, не всегда, — отвечает работница.

— Как ты смотришь на то, чтобы каждый вечер у твоей кровати появлялся пирог с маслом сверху?

Она сказала, что не отказалась бы от такого. Тогда он сказал, что присмотрит за тем, чтобы каждый вечер у её кровати был пирог с маслом, но взамен она должна пообещать, что никогда не будет молиться за Сэмунда, потому что если она сделает так, то не получит уже ни пирога, ни масла. Ткачиха сказала, что сможет удержаться от этого.

На протяжении всей зимы она никогда не молилась за Сэмунда; и даже когда он чихал и все остальные желали ему здоровья, она отмалчивалась, и поэтому каждый вечер у её кровати всегда был пирог с маслом. Как-то раз, когда она ткала, Сэмунд пришёл туда и начал беседовать с ней. Поговорив с ней, он вдруг начал ужасно громко чихать, но она молчала и делала вид, что ничего не слышит. Через некоторое время он начал чихать ещё сильнее. Тогда девушка сказала:

— Будь здоров, преподобный Сэмунд, да поможет тебе бог.

Тогда преподобный Сэмунд совершенно прекратил чихать и сказал:

— Не думаю, что сегодня вечером ты получишь пирог с маслом.

И после этого ткачиха уже ничего не получала от чёрта.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Тупица и черт Tornæmi drengurinn og kölski

Пришел как-то раз к священнику Сэмунду Мудрому парень, которого все считали тупицей, и попросил, чтобы тот обучил его христианской премудрости. Парень и впрямь был такой тугодум, что учение давалось ему с большим трудом. Он сам от этого страдал и не знал, как поумнеть. И вот приснился ему сон, будто какой-то человек спрашивает у него, хочет ли он, чтобы его разум просветлился. Парень, конечно, ответил, что хочет. Тогда этот человек и говорит:

— Обещай, что уедешь со мной весною наутро после дня найма работников, — и твое желание исполнится.

Парень пообещал уехать с ним, и человек исчез.

С той ночи парень так изменился, что даже священник Сэмунд дивился его умным ответам. Зато он сделался таким угрюмым и мрачным, каким сроду никогда не бывал. Сэмунд и это заметил и всякий раз при встрече расспрашивал парня, что с ним случилось. Сперва парень уклонялся от ответа, но в конце концов во всем признался священнику. Сэмунд сразу смекнул, в чем дело.

— Это к тебе приходил черт, который вздумал заполучить твою душу, — сказал он и добавил: — Бояться тебе нечего, но впредь надо жить своим умом.

Зима шла на убыль, и наступил день найма и увольнения работников. Вечером Сэмунд позвал парня в церковь. Подвел он его к алтарю, надел на него священническое облачение, дал в руки дискос и потир с вином и велел стоять лицом к алтарю. Потом он велел парню каждому, кто к нему подойдет, давать причащаться. Если подошедший откажется принять причастие, пусть это будет хоть сам священник Сэмунд, парень не должен уходить с ним.

Священник ушел, а парень сделал все, как ему было велено. Через некоторое время появляется тот, кого он видел во сне. Он приказывает парню бросить все, что тот держит в руках, снять облачение и следовать за ним, а парень в ответ ему святые дары протягивает. Тот притворился, будто не видит, и еще раз потребовал, чтобы парень шел за ним, но тот не подчинился, и пришелец исчез. Потом к парню один за другим стали подходить приятели и тоже уговаривали его уйти из церкви. Он им всем предлагал причаститься, но они отказывались. Вскоре он увидел и священника Сэмунда, тот строго приказал ему покинуть церковь. Парень опять не поддался и протянул священнику хлеб и вино, но священник отвернулся от святых даров.

— Не за тем я пришел сюда, — сказал он и исчез.

После этого парню стали мерещиться всякие чудища и даже сам дьявол, ему казалось, будто церковь ходуном ходит и вот-вот рухнет. Он насмерть перепугался и уже хотел было бросить святые дары и бежать, как вдруг раздался колокольный звон. Все видения тотчас исчезли, в церковь вошел священник Сэмунд, подошел к алтарю, причастился и сказал парню, что теперь он в безопасности и больше никто не станет его преследовать.

Парень обрадовался и от всей души поблагодарил священника. С тех пор он стал самым преданным другом Сэмунда и, говорят, до самой смерти сохранил светлый разум.

(перевод Любови Горлиной)

Миг исполнения желаний Óskastundin

Сэмунд Мудрый говорил, что миг исполнения желаний бывает каждый день, но только одну секунду (мгновение ока), и потому людям едва ли удаётся застать его. Другие же говорят, что миг исполнения желаний бывает лишь по субботам.

Как-то раз был Сэмунд в комнате, где сидели его работницы. Тут он молвит:

— Сейчас, девушки, миг исполнения желаний, желайте теперь всё, что захотите.

Тогда одна из них отозвалась и сказала:

Исполнить мне одно желание
хотелось бы всего сильней:
чтобы от Сэмунда от Мудрого
имела я семь сыновей.
— И умрёшь, когда будешь рожать последнего, — сказал Сэмунд, потому что рассердился из-за желания девушки. Девушку эту звали Гудрун, и она стала следующей женой священника Сэмунда. У них было семеро сыновей, как она и пожелала, но при родах последнего она умерла.

Сэмунд сохранил одежду, принадлежавшую Гудрун, пока она была работницей, и часто показывал ей, чтобы уменьшить её высокомерие. Дело в том, что она была очень заносчива с теми, кто к ней приходил. Рассказывают про её надменность, к примеру, такое: как-то раз явился к ней бедный человек и попросил дать ему напиться. Тогда она ответила:

Хороший мой, к реке иди,
как конь епископа ходил.
(перевод Тимофея Ермолаева и Надежды Топчий)

Погребение Сэмунда Kirkjugarðs-leg Sæmundar

Сэмунд Мудрый, лёжа на смертном одре, завещал, что если не случится никакого знамения, когда его тело вынесут из хутора, то пусть его не хоронят на кладбище, а закопают где-нибудь ещё. Но когда его тело понесли из хутора к церкви, внезапно при ясной погоде и ярком солце хлынул ливень, и потому его похоронили на кладбище.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сказки из нового издания

Пастух Сэмунда (Smalamaður Sæmundar)

Как-то раз у Сэмунда Мудрого был пастух, который был нетерпелив, а овцы были непослушны.

Как-то раз пришёл к нему человек, когда ему надо было собирать овец, и сказал ему:

— Я возьмусь присматривать за твоими овцами до самой весны, если ты после этого пойдёшь ко мне работником. Тебе не понадобится собирать овец, если ты придёшь ко мне. Я позабочусь о том, что всех овец, которых тебе надо собрать, ты будешь находить в определённом месте каждый день вплоть до праздника креста[100]; а тогда я приду за тобой.

Пастух обрадовался и согласился, сказав, что работать у Сэмунда ему было хуже всего. Тот человек сказал, что будет только рад обмануть Сэмунда, на этом они и порешили.

С того времени пастух постоянно находил всех овец на одном и том же холме, и так продолжалось, пока до праздника креста осталось совсем немного. Тогда его стали одолевать сомнения, кто же тот, у кого он собирается работать, и настроение у него теперь испортилось. Сэмунд заметил это и спросил, что с ним произошло. Тот ответил, что ничего важного.

— Уже не собираешься ли ты пойти в услужение к кому-то другому, как я подозреваю? — спросил Сэмунд.

Тот ответил, что не станет этого отрицать.

— Кто же тот, у кого ты будешь работать? — спросил Сэмунд.

Тот сказал, что точно этого не знает.

— Ты будешь работать у человека, о котором ничегошеньки не знаешь? — сказал Сэмунд.

— Так сталось потому, — сказал пастух, — что мне понравилась возможность освободиться от пастьбы овец, и это он мне пообещал.

— Скорее всего, — говорит Сэмунд, — что тот, у кого ты будешь работать, в пастухе и не нуждается.

Пастух спросил, знает ли он, кто это был.

Он сказал, что знает это давно и точно.

— Это никто иной, как чёрт.

— Теперь я, кажется, начинаю немного бояться, — сказал пастух. — Но как же поступить?

— Какой же ты нетерпеливый в своих делах! — сказал Сэмунд, улыбнувшись. — Ты всё ещё собираешься нарушать данное мне слово и не быть моим пастухом, как прежде, а отправиться к чёрту?

Он сказал, что много дал бы за то, чтобы остаться у Сэмунда.

— Тогда будь спокоен до праздника креста, — говорит Сэмунд. — Раньше он к тебе не явится.

Вот пришёл праздник креста. В этот день Сэмунд был на дворе, и пастух — возле него. Тогда пришёл туда чёрт. Сэмунд спросил, зачем он явился. Чёрт ответил, что пришёл за человеком, что стоит рядом с ним, потому что он будет работать у него.

— До этого он работал у меня, — говорит Сэмунд, — и это следует учитывать.

— Я сделал достаточно, чтобы получить его, — говорит чёрт, — ибо зимой я собирал для него овец.

— Меня это не касается, — говорит Сэмунд, — у меня есть право оставить этого человека у себя, однако я поставлю тебе условие, чтобы получить его. Я положу на дворе доску и посажу вас обоих с её разных концов. Вы будете качаться на ней до полудня, и если ты сможешь поднять пастуха так высоко, что сам коснёшься земли, тогда забирай его, но если ты не сможешь сделать этого до полудня, тогда тебе нечего и думать, что ты получишь его.

Чёрт согласился, победа казалась ему бесспорной, так как Сэмунд настолько сбил его с толку, что ему не пришло на ум, что там можно применить какую-нибудь хитрость.

Сэмунд установил на церковном дворе доску и посадил чёрта на тот конец, что был повёрнут во двор, а пастуха — на другой. Они долго раскачивались, чёрт был гораздо тяжелее, но никак не мог коснуться земли, потому что земля под ним была освящена.

В полдень Сэмунд подошёл к пастуху и рывком стащил его с доски, так что доска вместе с чёртом свалилась в церковный двор. Коснувшись освящённой почвы, чёрт сразу провалился под землю и больше не показывался, а пастух остался у Сэмунда. Чёрт к нему никогда не приходил, а он с тех пор с радостью пас овец.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сэмунд прячется (Sæmundur felur sig)

Как-то раз к Сэмунду пришёл чёрт и сказал, что хочет сейчас же получить его, он уже достаточно поработал для него и слишком долго тот уворачивался.

Сэмунд сказал, что на самом деле у него нет долгов перед чёртом, чтобы тот получил его, но он всё же даст ему возможность сделать это.

— Я спрячусь, — говорит Сэмунд, — и если ты найдёшь меня ночью, можешь забрать меня.

— Ты должен сказать мне, в каком месте ты будешь находиться, — говорит чёрт.

— Я собираюсь быть в море, — говорит Сэмунд.

Ночью чёрт обошёл всё море там и сям, но Сэмунда не нашёл. На рассвете он вернулся, Сэмунд был тогда в сенях и стоял в чане, в котором была морская вода[104].

Он говорит чёрту:

— Плохо ты ищешь, меня не получишь.

— Позволь мне попытаться в другой раз, — говорит чёрт.

— Да будет так, — говорит Сэмунд. — Можешь забрать меня, если найдёшь меня ночью; я собираюсь быть в воздухе.

Ночью чёрт облетел на крыльях всё небо, но Сэмунда не нашёл.

Утром на рассвете он вернулся, Сэмунд был на чердаке[105], и он сказал:

— Опять ты плохо ищёшь, нечего тебе надеяться получить меня.

— Ну уж нет, — говорит чёрт, — с этими отговорками ты можешь легко спрятаться от меня. Лучше поручи мне какое-нибудь испытание, выполнив которое, я завладею тобой.

— Ладно! — говорит Сэмунд. — Вот кожаный мешок. С ним ты должен спуститься на морское дно, за ночь наполнить его серебряными монетами и утром на рассвете принести его мне полным. Если ты сделаешь это, то получишь меня, но если ты не сможешь, то никогда не получишь меня.

Чёрт без колебаний пошёл на эти условия. Вечером он спустился с мешком на морское дно и начал собирать в него. Когда прошла треть ночи, чёрт заглянул в мешок, тот был уже наполовину полон. Чёрт в предвкушении, что теперь-то уж он справится, стал собирать ещё усерднее.

Когда до конца ночи осталась треть, чёрт снова заглянул в мешок, и тот опять был полон наполовину. Теперь он заторопился изо всех сил и бросал монеты мешок грудами. На рассвете он снова заглянул в него, и тот опять был полон не больше, чем наполовину.

Тогда чёрт удивился, осмотрел мешок и сказал:

— Нельзя было надеяться, что дела пойдут лучше. Это проклятая жадность священников, которую никогда не утолишь.

Всё же он принёс мешок Сэмунду.

Тот захлопал в ладоши и сказал:

— Это слишком мало, ты никогда не получишь меня и с тем уходи.

Чёрт понял, что ему не удастся получить Сэмунда, и убрался восвояси.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Кожаный ремешок (Nautabandið)

Как-то раз зимой у чёрта порвался кожаный ремешок, Сэмунд приказал ему снова сшить его.

Чёрт взял тогда бедренную кость от лошади, продел в отверстие в кости бычью жилу и начал шить, используя кость вместо иглы, а жилу вместо нитки. Сэмунд увидел это и засмеялся.

Тогда чёрт говорит:

— Вот так я шью, Сэмунд, крепко и надёжно.

Сэмунд взял ремешок, разорвал его по шву и сказал, что то, что крепкое, хвалить не нужно.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сэмунд Мудрый сочиняет «Песнь о солнце» (Sæmundur fróði yrkir Sólarljóð)

Когда Сэмунд Мудрый лежал на смертном одре, и люди решили, что он умер, у него зашевелились три пальца на правой руке (которыми держат писчее перо), словно они хотели что-то обхватить.

Люди долго пребывали в сомнении, что это значит. В конце концов к пальцам стали подносить различные предметы, но они продолжали шевелиться, пока не принесли перо, тогда один палец согнулся вокруг него. Затем пальцам протянули бумагу, и тогда согнулся второй палец. Тут, разумеется, для третьего подали чернильницу.

После этого пальцы написали «Песнь о солнце», и как только она была окончена, они отпустили письменные принадлежности, обессиленно замерли и больше уж не шевелились.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Последние дела Сэмунда и чёрта (Síðustu skipti Sæmundar og kölska)

Когда Сэмунд лежал на смертном одре, ему на ноги лёг чёрт. Это показалось Сэмунду неприятным, и он захотел избавиться от него до того, как умрёт, ибо понял, что тот задумал схватить его душу сразу же, как только та расстанется с телесной оболочкой.

Тогда он сказал чёрту, что тот всегда сопровождал его, словно преданный пёс, и делал всё, что он ему говорил. Теперь же он намерен в последний раз обратиться к нему с просьбой, от выполнения которой для него многое зависит. А попросил он принести ему одну каплю крови из бока Иисуса Христа.

Тут чёрт ушёл и больше не вернулся.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Кальв Арнасон (Kálfur Árnason)

Рассказ о Кальве Арнасоне (Saga um Kálf Árnason)

Когда Кальв Арнасон был в Чёрной Школе, говорят, он посулил себя чёрту. Вернувшись в Исландию, он захотел во что бы то ни стало освободиться от своего обещания, но не знал, как поступить. Однако он счёл разумным отправиться к Сэмунду Мудрому и попросить его разрешить своё затруднение. Сэмунд посоветовал ему вырастить телёнка и назвать его Арни, затем он должен вырастить другого телёнка от этого быка и назвать его Кальвом:

— Это и будет Кальв Арнасон.

Кальв сделал так, как научил Сэмунд. А через некоторое время пришёл чёрт и сказал, что хочет получить Кальва Арнасона. Кальв ответил, что так тому и быть; взял он телёнка, которого вырастил, принёс его чёрту и говорит:

— Вот тебе Кальв Арнасон.

Чёрт не смог возразить, хотя посчитал, что обещание ему не выполнено, и всё же пришлось ему смириться с тем, что больше он ничего не получил от Кальва Арнасона, который умер в глубокой старости.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Каульвюр состязается с Сэмундом Мудрым (Kálfur fer að hitta Sæmund fróða)

Однажды Каульвюр, который вместе с Сэмундом учился в Школе Чернокнижия и которого Сэмунд в свое время избавил от черта, сказал своим домашним, что он хочет посетить Сэмунда и посмотреть, сможет ли он превзойти старого друга в черной магии.

Приехал он в Одди, так назывался хутор, где жил Сэмунд, и постучал в дверь. Сэмунд послал работника узнать, кто приехал. Работник никого не увидел, вернулся и сказал, что там никого нет. Снова раздался стук. Сэмунд послал другого работника, но и тот никого не увидел, хотя все постройки обошел.

Наконец постучали в третий раз. Сэмунд вскочил и говорит:

— Видно, гость все-таки хочет, чтобы его нашли.

Вышел он сам и увидел Каульвюра сына Ауртни. Друзья сердечно обнялись. Каульвюр попросил разрешения остаться, и Сэмунд пригласил его в дом. Но Каульвюр сказал, что надо сначала стреножить его лошадь.

— Хоть и неловко обращаться к тебе с такой просьбой, но мне было бы приятно, если бы ты сделал это сам, — сказал Каульвюр.

Сэмунд обещал все сделать собственноручно и ушел. Он не возвращался так долго, что Каульвюр даже удивился.

— Ты что же лошадь стреножить не можешь? — спросил он Сэмунда, когда тот вернулся.

— Стреножить лошадь дело нехитрое, — ответил Сэмунд, — если б только я знал, где у нее ноги.

— Думаю, они у нее под брюхом, как у всех лошадей, — сказал Каульвюр.

Сэмунд опять ушел надолго, но нам так и неизвестно, удалось ли ему в конце концов стреножить ту лошадь.

Вернувшись, он попросил гостя пожаловать в дом. Сам он прошел вперед со свечой и остановился в сенях. Каульвюр хотел войти следом, да потерял дверь и никак не мог отыскать ее. Тут и жена Сэмунда вышла узнать, кто к ним приехал.

— Мой друг Каульвюр, — ответил ей Сэмунд.

Жена удивилась, почему он не приглашает гостя в дом.

— Давно уж пригласил, — ответил Сэмунд.

Тогда она хотела сама пойти за гостем, но Сэмунд не позволил. Долго им пришлось ждать, покуда Каульвюр нашел двери и попал в дом. Он был сам не свой от злости и попросил хозяйку принести ему побольше воды.

— Зачем тебе столько воды? — полюбопытствовал Сэмунд.

— Думаю, что сегодня вечером она понадобится не мне одному, — ответил гость.

Каульвюра провели в парадную комнату, подали ему мясо и дали нож. Начал он есть, но нож был тупой и ничего не резал. Тогда Сэмунд взял нож и пошел его точить. Вернувшись, он отдал нож Каульвюру и предупредил, чтобы тот был поосторожней — нож теперь очень острый.

— Пустяки, — сказал Каульвюр, но, отрезая первый же кусок, рассек тарелку, столешницу и собственное колено.

— Я же предупреждал тебя, — сказал Сэмунд, но Каульвюр ответил, что эта рана несмертельная, и перевязал ее.

В те времена был обычай читать застольную молитву до и после еды. Только Каульвюр начал читать молитву после еды, как Сэмунд помертвел и откинулся на спинку стула. Каульвюр велел спрыснуть его водой. Жена Сэмунда так и сделала, но это не помогло. Тогда Каульвюр вскочил и тоже стал брызгать на Сэмунда, тот пришел в себя и по приказанию Каульвюра выпил воды.

— Я знал, что не мне одному захочется пить нынче вечером, — сказал Каульвюр. — Не зря я так долго искал твою дверь.

На этом друзья прекратили свои забавы и здраво обсудили, кто же из них более сведущ в колдовстве. И Каульвюру пришлось признать, что Сэмунд постиг премудрости Школы Чернокнижия все до единой.

(перевод Любови Горлиной)

Кальв посылает чёрта за священником (Kálfur sendir kölska eftir presti)

Один раз Кальв тяжело и опасно заболел. Тогда чёрт пришёл к нему, туда, где он лежал, и сказал, что собирается подождать, пока он не умрёт. Кальв ответил, что на этот раз не умрёт, однако попросил чёрта привести к нему для причастия священника, который не будет жадным, и сказал, что ему, наверное, понадобится какое-то время, чтобы разыскать такого, потому он будет лежать долго. Чёрт призадумался и посчитал, что найти такого человека окажется нелёгким делом. Кальв ответил, что если он не приведёт к нему такого священника, то не получит его, и тогда их сделка будет расторгнута. С тем чёрт отправился в путь и долго отсутствовал, тщательно искал и не нашёл никого, кто не был бы жадным. После долгих хлопот и поисков он всё же явился к Кальву со священником и сказал, что нашёл такого священника в самых дальних странах. Однако, сказал он, этот вовсе не лишён жадности, а единственный священник, не подверженный жадности, живёт в Германии, но он не смог приблизиться к нему, ибо вокруг него постоянно горит искрящийся огонь. Кальв ответил, что не хочет священника, которого он привёл, раз тот не совсем лишён жадности, и поэтому чёрт проиграл, и с тем тому пришлось убраться восвояси.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Кальв умирает (Kálfur deyr)

Когда Кальв очень состарился, он сильно захворал. Он знал наперёд, что эта болезнь доведёт его до смерти. Тогда он наказал всем своим домашним уйти с хутора и запереть комнату, в которой он лежал, однако ключ оставить в замке. Он сказал своим домашним вернуться в определённое время и не обращать внимания на то, если какие-то вещи на хуторе сдвинутся со своего места, а какие-то окажутся сломаны; но если всё будет на местах внутри комнаты, где он лежит, пусть его похоронят со всеми церемониями на церковном кладбище; но окажись там что в беспорядке или поломано, пусть его похоронят где-нибудь ещё, словно кого-то другого. Воспитанника Кальва звали Арни, и он очень любил своего воспитателя; он не захотел покидать с другими домашними хутор и потому спрятался за домом, когда те уходили. Спустя некоторое время Арни увидел, что явился чёрт. Сперва чёрт обошёл всю ограду, потом зашёл во двор и долго бесчинствовал там; наконец, он вошёл в дом и долго и громко шумел там. Спустя порядочное количество времени Арни прокрался в дом и открыл дверь комнаты, в которой лежал его воспитатель Кальв. Кальв был уже мёртв, а всё в его комнате было в таком же состоянии, как и прежде, и Арни нигде не заметил чёрта. Тогда Кальва Арнасона похоронили на церковном кладбище со всеми церемониями, как он и указал.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Эйрик из Вохсоуса (Eiríkur í Vogsósum, 1638–1716)

О том, как пастор Эйрик спасал женщин от злого духа (Eiríkur frelsar konur frá óvættum)

Один крестьянин, добрый знакомый пастора Эйрика, возвращался как-то весной из Ньярдвика после зимнего лова рыбы. Ехал он верхом, лошадь всю зиму держал он при себе. По пути он заехал в Вохсоус к пастору Эйрику. Тот вышел на порог, обнял крестьянина и спросил, как идут дела. Крестьянин ответил, что дела идут неважно — лошадь за зиму отощала и плохо подкована.

— И все-таки тебе надо спешить домой, —сказал Эйрик, — твоя жена лежит при смерти, в нее вселился злой дух.

— Что же мне делать? — испугался крестьянин.

Эйрик подошел к его лошади и поплевал ей на копыта.

— Ничего, поезжай, — сказал он. — Лошадь покуда терпит, и мне сдается, что она выносливая. Как подъедешь к амбару, услышишь там крики своей жены. Беги скорей туда, не здоровайся, а только скажи духу: «Эйрик из Вохсоуса хочет тебя видеть», и посмотришь, что будет.

Поблагодарил крестьянин за добрый совет и уехал. Лошадь его бежала бойко, и он поспел домой в тот же день. Из амбара доносились женские крики. Крестьянин сделал все, как ему велел пастор Эйрик. Его жене сразу стало лучше, а вскоре она и совсем поправилась.

В тот же вечер кто-то громко постучал в дом пастора Эйрика, он сам вышел на стук и немного погодя вернулся в комнату. У него спросили, кто приходил.

— Да это ко мне, по делу, — ответил Эйрик.

А когда крестьянин снова поехал ловить рыбу, он щедро отблагодарил пастора Эйрика за помощь.


Как-то у молодого женатого крестьянина с островов Вестманнаэйяр пропала жена. Дело было так.

Однажды утром она встала и, пока муж еще спал, пошла развести огонь. Крестьянин проснулся и не может понять, почему жена так долго не возвращается, его даже досада взяла. Посмотрел он в доме — ее нигде нет. Вышел он на улицу, стал у всех спрашивать, однако жена его как в воду канула. Весь поселок поднялся на поиски, но ее нигде не нашли.

С горя крестьянин слег, перестал есть, спать и день ото дня становился все слабее — тяжко ему было жить, не ведая, какая судьба постигла жену. Люди считали, что и его конец не за горами, от утешений ему становилось только хуже. Но вот однажды приходит к нему приятель и говорит:

— Если ты соберешься с силами и встанешь, я дам тебе верный совет, как узнать, что сталось с твоей женой.

— Я с радостью это сделаю, — отвечает крестьянин.

— Тогда поднимайся, поешь и поезжай в Вохсоус к пастору Эйрику. Уж он-то точно скажет тебе, куда делась твоя жена.

Обрадовался крестьянин доброму совету, поел, приободрился немного и отправился в путь. Вот приехал он в Вохсоус. Пастор Эйрик вышел, обнял приезжего и спросил, какое у него дело. Крестьянин рассказал пастору, что у него пропала жена.

— Сразу я не могу сказать, что сталось с твоей женой, поживи у меня несколько дней, я постараюсь тебе помочь, — сказал пастор Эйрик.

Крестьянин согласился.

Прошло дня два или три. И вот приводит Эйрик двух белых коней — одного красивого и холеного, а другого тощего и облезлого. Тощего Эйрик велит оседлать для себя, а холеного — для крестьянина.

— Ну, поедем, — говорит он.

— Да разве на этаком одре можно ехать? — удивился крестьянин.

Но Эйрик сделал вид, будто ничего не слыхал, и они тронулись в путь. Дул сильный ветер, хлестал дождь. Когда они миновали устье реки, одер побежал быстрее. Крестьянин изо всех сил старался поспеть за Эйриком, но тот очень скоро скрылся из глаз. Долго крестьянин ехал один и наконец подъехал к Окружным скалам. А называются они так потому, что стоят на границе двух округов — Ауртнесса и Гудльбринги. Эйрик был уже там. Он раскрыл толстую книгу и положил ее на самый большой камень. По-прежнему бушевала непогода, но ни одна дождинка не падала на страницы книги. Эйрик обошел камень против солнца, что-то бормоча про себя.

— Смотри внимательно, сейчас появится твоя жена, — сказал он крестьянину.

Тут из камней и скал вышло множество народу. Крестьянин оглядел всех и каждого, но его жены среди них не было.

— Нет ее здесь, — сказал он Эйрику.

— Спасибо вам, что пришли, и ступайте с миром, — обратился Эйрик к пришельцам.

При этих словах они исчезли. Эйрик перевернул в книге несколько страниц, и все повторилось сначала. Потом Эйрик вызвал духов в третий раз.

— Ты уверен, что ни в первый, ни во второй, ни в третий раз твоя жена здесь не появлялась? — спросил он у крестьянина, когда исчез последний дух.

Крестьянин ответил, что ее точно не было.

— Нешуточное это дело — помочь тебе, — сказал Эйрик, помрачнев. — Ведь я вызывал сюда всех духов земли и моря, каких только знаю.

Потом он достал из-за пазухи катехизис, заглянул в него и произнес:

— Вызываю супругов из Хауюхлида!

Он положил раскрытый катехизис сверху на книгу и снова обошел камень против солнца. И тут же появилась супружеская чета, они несли стеклянный дом, а в том доме сидела жена крестьянина.

— Плохо вы сделали, что отняли жену у мужа! — сказал Эйрик духам. — Ступайте к себе и впредь так не делайте. И пусть мой гнев будет вам наказанием.

Духи исчезли, а Эйрик разбил стеклянный дом и выпустил женщину на волю. Потом он посадил ее на своего коня позади себя, собрал книги и хотел ехать, но крестьянин остановил его.

— Пусть моя жена едет со мной, — попросил он. — Твоему одру не свезти вас обоих.

— Это еще неизвестно, — ответил Эйрик, тронул поводья, и конь вместе с седоками исчез на востоке Лавового поля. Крестьянин тоже поехал в Вохсоус. Эйрик уже ждал его там. Ночью он уложил жену крестьянина на свою постель, а сам лег рядом на складную койку.

Утром крестьянин стал собираться домой.

— Неразумно отпускать тебя одного с этой женщиной, я сам провожу ее, — сказал Эйрик.

Крестьянин поблагодарил его. Пастор Эйрик снова сел на своего одра, посадил женщину впереди себя и тронулся в путь. Крестьянин поехал следом. И на этот раз Эйрик быстро ускакал вперед, и крестьянин не видел его, покуда не доехал до дому. Вечером крестьянин с женой легли спать, а Эйрик охранял их. Три ночи он стерег женщину и каждое утро давал ей особое питье, чтобы она вспомнила все, что с ней было.

— Не зря я бодрствовал эти три ночи и особенно — последнюю, — сказал он крестьянину на прощание. — Зато отныне твоей жене больше не грозит никакая опасность.

После этого пастор Эйрик вернулся к себе домой, получив от крестьянина богатые подарки.

А вот еще один случай, немного похожий на предыдущий. Крестьянская чета из Эльфуса ездила как-то раз на Юг в Иннесьякаупстадир. На обратном пути они заночевали на плоскогорье. Утром крестьянин пошел за лошадьми, а когда вернулся, жены в палатке не оказалось. Искал он ее, искал, не нашел и поехал домой один, сам не свой от горя. Ему посоветовали обратиться к пастору Эйрику.

— Поезжай домой, — сказал пастор Эйрик крестьянину, — возьми палатку, в которой вы тогда ночевали, и все вещи, какие с вами были. Поставь палатку на то же место, где она стояла, чтобы каждый колышек попал в прежнюю ямку.

Крестьянин уехал и сделал все, как ему было велено. Тогда к нему на плоскогорье приехал пастор Эйрик, обошел палатку против солнца, потом вошел внутрь и попросил крестьянина посмотреть, не появилась ли его жена. Поглядел крестьянин и видит: идет к палатке народу видимо-невидимо, однако его жены среди них нет. Он сказал об этом Эйрику. Тогда Эйрик вышел из палатки, поблагодарил духов и попросил их разойтись. Духи тотчас исчезли.

— Сюда приходили все духи земли, кроме четы из Хёрдубрейда, — сказал Эйрик.

Он снова вернулся в палатку, и прошло много времени, прежде чем явилась эта чета, ведя с собой жену крестьянина. Эйрик вышел из палатки и взял у них женщину.

— Ступайте прочь и оставьте эту женщину в покое, — сказал он. — Плохой это обычай — отбирать жену у мужа и вообще уводить людей из поселка. Обещайте, что старый Эйрик больше никогда не услышит о таких проделках.

Супруги неохотно дали обещание и исчезли, а крестьянин с женой поехали домой. Эйрик немного проводил их и вернулся в Вохсоус. С тех пор злые духи больше никогда не тревожили эту женщину.

(перевод Любови Горлиной)

Морок (Trippið)

Однажды к пастору Эйрику из Вогс-оуса, как это не раз бывало, пришли два человека и попросили научить их колдовать. Он сказал: «Колдовства я не знаю, а переночевать у меня вы можете». Они остались. С утра Эйрик пригласил своих гостей на верховую прогулку вокруг хутора. Они согласились. Когда они отъехали от хутора на небольшое расстояние, навстречу им попалась старуха. Она прижимала к груди младенца и просила у Эйрика денег. На это Эйрик рассердился и сказал, что ничего ей не даст. Старуха пыталась его разжалобить, говорила, что она вдова, и что ей приходится трудно. Эйрик осерчал ещё больше и сказал: «Надоело мне слушать нытьё всяких попрошаек, лучше бы вас всех, голытьбу злосчастную, поубивать». И ещё много всякого в таком же духе сказал Эйрик старухе, а она всё не унималась. Тогда Эйрик обратился к своим спутникам: «Если вы хотите, чтоб я взял вас в обучение, — убейте мне эту бабу!» Тогда один из гостей говорит: «Я и помыслить не мог, Эйрик, что Вы такой безбожник, и такое злодеяние я ни за что на свете не совершу!» — «А я перед этим не остановлюсь, — сказал другой гость, — и с радостью убью эту бабу; таких попрошаек как раз надо убивать. Думаю, эта голытьба сама должна быть радёхонька проститься со своей никчёмной жизнью!»

Этого гостя Эйрик прогнал: сказал, что обучать такого злого человека колдовству нечего и думать. А того, первого, он принял к себе в обучение. А на самом деле никакой старухи не было: это Эйрик навёл на своих спутников морок, чтобы испытать их.

(перевод Ольги Маркеловой)


Примечание переводчика. Я транслитерирую топоним Vogsós через дефис, чтобы у русских читателей не возникло неуместных ассоциаций с соусом.

Призраки в Хавнарскейд (Призракам послали письмо)

После того, как возле Хавнарскейд затонул «Готенборг», это место долго оставалось нечистым: там часто видели двух призраков; они ходили парой и всем вредили. Тогда жители отправились к пастору Эйрику[106] и попросили его покончить с ними. Он ответил: «Этого, родные мои, я не сумею, но чем могу, помогу». И он написал письмо и велел передать его призракам. Люди взяли письмо и отправились на восток, к себе в Хавнарскейд. Призраки выходят им навстречу, — и тут им вручили письмо. Они принялись читать, то и дело поправляя друг друга, и люди услышали слова: «Det er Hekkelfjeld, Hekkelfjeld[107]». И призраки отправились на Геклу.

Иные говорят, будто Эйрик устроил всё так, чтобы призраки во время вручения письма стояли лицом к востоку, и будто бы попросил гонца держать письмо вверх ногами, чтобы к призракам оно оказалось повёрнуто правильно. Они спросили: «Hvor er det dævel Hekkelfjeld?[108]» Гонец молча указал им на восток, и они пустились в путь.

(перевод Ольги Маркеловой)

Эйрик и девушка Eiríkur og stúlkan

Когда-то жила девушка, которая родила ребёнка и оставила его умирать. Эта тайна была известна другой девушке, её подруге, которую звали Рагнхильд, и она была то ли родственницей, то ли знакомой преподобного Эйрика. Это обнаружилось, ребёнка нашли, девушку судили, и сислуманн держал её под строгим надзором и велел охранять её большому количеству людей. Девушка была очень удручена по этому поводу, как и её подруга Рагнхильд, которая не смогла ни помочь ей, ни встретиться с преподобным Эйриком.

Случилось так, что преподобному Эйрику понадобилось повидаться по своим делам с этим самым сислуманном. Он отправился в путь и пришёл к нему вечером перед тем, как девушку должны были казнить или утопить. Сислуманн хорошо принял его, преподобный Эйрик остался там переночевать и уснул у себя в комнате.

Рагнхильд, которая жила на соседнем хуторе, узнала об этом, и отправилась ночью в усадьбу сислуманна. Она знала, где спит преподобный Эйрик, залезла к нему через окно и позвала его; он проснулся и спросил:

— Чего ты хочешь от меня, дитя моё? Кто ты?

Она ответила, что её зовут Рагнхильд и откуда она, и он тотчас узнал её. Она сказала ему, что пришла сюда к нему, чтобы просить его помочь её подруге, которая сидит здесь в тюрьме и которую утром должны утопить.

Он сказал, что охотно спасёт человеческую жинь, если сможет, однако сейчас это будет не так легко сделать. Он спросил:

— Ты можешь попасть к ней, дитя моё?

Она ответила, что это невозможно, ибо дом, в котором она находится, крепко заперт, и там её охраняет много людей. Преподобный Эйрик оделся, вышел и попросил Рагнхильд показать ему нужное окно в том доме, где сидит её подруга. Она сделала это.

Он заглянул в окно и увидел, что внутри сидит очень удручённая девушка. Священник начал что-то напевать в это окно, и сторожа сразу заснули. Затем он вошёл в дом, открыл темницу, взял девушку за руку и молча вывел её наружу.

Он велел Рагнхильд сразу привести его коня, сказал девушке сесть на него и произнёс:

— Блейк, иди домой в Вохсоус.

Конь сейчас же скрылся в темноте, а священник пошёл обратно спать.

Утром жена священника первой вышла из дома в Вохсоусе и увидела во дворе Блейка, а у двери — девушку. Она поздоровалась с ней и спросила, в чём дело. Девушка рассказала ей всю историю, и та поняла, что священник захотел помочь ей, попросила её войти, спрятала её под супружеским ложем и принесла ей туда еду.

Теперь вернёмся в усадьбу сислуманна. Утром там поднялся шум, потому что сторожа спали, темница была открыта, а узница исчезла. Сислуманн был неприятно поражём этим и сказал, что не понимает, как это произошло, ведь вчера вечером он сам запер темницу, а со сторожами такого никогда раньше не случалось.

Сислуманн пришёл побеседовать об этом с преподобным Эйриком, и тот сказал:

— Очень досадно, дитя моё, что ты не присматривал за своим пленником получше, — впрочем, он и не собирался винить его за это.

Преподобный Эйрик спросил, отправился ли кто на поиски. Сислуманн ответил, что ещё нет, и попросил преподобного Эйрика помочь ему. Он сказал, что ничем не может помочь, но предложил попробовать поискать вместе с другими людьми, если сислуманн захочет. Тот охотно согласился. Тогда преподобный Эйрик попросил привести ему его Блейка, но когда в конюшню пришли, дверь была открыта, а Блейк пропал.

Преподобный Эйрик рассердился из-за этого и сказал, что на этом хуторе почти всё хорошо стерегут, но вот только не смогли уберечь его коня, но он уверен в том, что его Блейк сразу вернётся домой в Вохсоус, ибо в любом другом месте он не останется. Священник сказал, что сислуманну придётся одолжить ему коня, если тот хочет, чтобы он отправился на поиски, так как пешком он не пойдёт, и сислуманн сделал это.

Теперь преподобный Эйрик отправился со множеством людей на поиски, они долго искали, но нигде её не нашли, и с тем вернулись к сислуманну. Затем преподобный Эйрик поскорее разрешил свои дела с сислуманном и по окончании вернулся к себе домой. Его жена рассказала ему о девушке и где она спрятала её. Он одобрил это.

Спустя некоторое время сислуманн пришёл туда со множеством людей и захотел встретиться со священником.

Священник поздоровался с ним и говорит:

— Здравствуйте, дитя моё, куда вы направляетесь?

Он ответил, что пришёл искать девушку сюда, ибо она здесь.

— Кто сказал вам это, дитя моё? — спросил преподобный Эйрик.

Сислуманн ответил, что слепой старик, которому многое ведомо, рассказал, будто преподобный Эйрик усыпил стражу, открыл темницу и ночью отправил её на своём Блейке в Вохсоус, и девушка, несомненно, здесь, и священник знает, где она находится, и он хочет, чтобы ему её сейчас же отдали.

Преподобный Эйрик говорит, что это неправда, и девушка никогда не приходила сюда, но они, конечно, могут поискать. Но прежде священник предложил им сесть за стол. Однако сислуманн был так зол, что не захотел этого, и сказал, что сразу будет искать. Священник сказал, как им будет угодно, открыл все двери и попросил сислуманна искать повсюду. Сислуманн всё обыскал, но девушку нигде не нашёл. Он обратил внимание, что нигде не заметил хозяйской спальни и спросил преподобного Эйрика, где его постель.

— Дитя моё, — говорит священник, — наверху на чердаке.

Сислуманн отправился туда и увидел там постеленную кровать и решил, что это хозяйская постель. Он перерыл её всю и тщательно обыскал, но ничего не нашёл и прекратил поиски.

Преподобный Эйрик сказал, что пожалуется на сислуманна на альтинге и, если этого будет недостаточно, самому королю за ложное обвинение, вторжение в его дом со множеством людей и обыск без всяких основаниий, если тот не заплатит определённую денежную сумму за этот свой поступок.

Но сислуманн разгневался, ответил отказом и сказал, что сейчас поищет тщательнее, приказал зажечь свет и искал уже с горящей лампой, но всё прошло по-прежнему, он ничего не нашёл и с тем отправился прочь.

Ночью в дверь постучали, и сказали, что туда пришёл сислуманн, но преподобный Эйрик запретил открывать, и с тем он снова ушёл.

Когда приблизилось время альтинга, преподобный Эйрик сказал своим работникам, что они поедут на тинг вместе с ним, потому что он намерен потребовать денег за вторжение в его дом. Когда тинг начался, он приехал туда, пожаловался там на сислуманна за вторжение в его дом и потребовал возмещения за это. Тогда сислуманн испугался и заплатил преподобному Эйрику крупную сумму денег.

Девушка всё это время жила под кроватью преподобного Эйрика, и однажды преподобный Эйрик спросил у неё, как её дела. Она отвечала, что всё хорошо.

Летом преподобный Эйрик отправился в торговый городок в Эйрарбакки и сказал девушке пойти с ним. Они приготовились к поездке и тронулись в путь. Но когда они приблизились к торговому городку, то спешились, и преподобный Эйрик набросил на девушку свой плащ и сказал, что она никогда не снимала его и, пока они будут в торговом городке, не отходила от него ни на шаг.

Девушка была смертельно напугана, ей казалось, что её сейчас узнают и потащат на суд. Когда же они пришли в торговый городок, их хорошо встретили. Купец спросил преподобного Эйрика, кто этот молодой человек вместе с ним, и преподобный Эйрик ответил, что его ученик, которому теперь ему нужно уплывать, и он ищет для него судно.

Затем священник поднялся с девушкой на корабль и попросил капитана взять этого юношу в плавание, и тот согласился, и преподобный Эйрик сказал, что тот должен заботиться о нём, пока он не сойдёт на берег. Затем преподобный Эйрик побеседовал с девушкой наедине, дал ей листок бумаги и сказал, чтобы она всегда хранила его у себя на груди, и хранила хорошенько, ибо пока он при ней, дела её будут хороши. А плащ она может носить, пока пожелает. Затем он вручил ей кошелёк с деньгами и сказал, что это подарил ей сислуманн, и девушке это показалось забавным. Она должна платить за себя этими деньгами, и прежде, чем они закончатся, с ней что-нибудь произойдёт. Священник сказал ей сразу пойти в Копенгаген, когда она приплывёт, и потом расстался с ней.

Капитан хорошо обращался с этим юношей (а на самом деле девушкой) и дал ей свою собственную каюту. Их плавание было недолгим, и как только они причалили в Копенгагене, она сразу пошла в город, попросилась переночевать у одного горожанина и заплатила за ночлег. Горожанин спросил у этого юноши, откуда он, и тот ответил. Горожанин спросил его, что он собирается делать и что он умеет. Юноша ответил, что мало чего умеет.

Горожанин спросил его, не может ли он пойти с его слугами в поле и поработать там. Он сказал, что попробует, пошёл вместе с ними и сперва поглядел, что они делают, и затем он сам смог делать то же самое. Вот он долго живёт там и получает пищу за свою работу.

Однажды случилось так, что у жены горожанина начались родовые схватки, но родить она не могла, приводили всех врачей, но никто не смог помочь.

Вечером этот исландец вернулся с поля, и у него стало привычкой каждый вечер приходить к горожанину. Тем вечером он пришёл к нему и увидел, что горожанин совсем подавлен горем. Он спросил, в чём причина этого. Он рассказал ему, что его жена лежит при смерти и не может родить. Исландец почувствовал досаду, и он спросил горожанина, нельзя ли ему пойти к его жене.

Тот с радостью согласился, а исландец сказал, что все и он сам должны выйти из комнаты, так и было сделано. Войдя в комнату, исландец снял плащ и помог этой женщине, и та родила.

Она позвала мужа, попросила его войти одного, заперла дверь и сказала ему, что ребёнок родился, и всё закончилось хорошо. Он очень обрадовался, но удивился тому, что перед женщина, и спросил, как это получилось и что это значит. Она ответила, что не может рассказать ему об этом, и горожанин сказал, что не стоит и спрашивать её об этом, ибо много может быть причин тому, чтобы она покинула свою родину.

Она показала ему плащ и рассказала, что у него такое свойство, что ежели кто наденет его, то будет казаться мужчиной. Она надела плащ, показала ему и сказала, что этот плащ ей подарил один человек в Исландии. Теперь она насовсем сняла плащ.

Горожанин был столь рад, что сделал так, что его брат, который жил в том городе, женился на этой девушке. Они очень любили друг друга, и дела её были всегда хороши, пока она была жива, и умерла в глубокой старости, и она никогда не снимала с груди листок, что дал ей священник Эйрик из Вохсоуса.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Эйрик и пираты Eiríkur og víkingarnir

Однажды у берегов появился разбойничий корабль. Пираты похищали людей и имущество, как в Гриндавике, так и других местах. Пришли пятнадцать вооружённых пиратов и в Сельвог. Народ был объят страхом.

Преподобный Эйрик сказал, что лучше всего пойти в церковь, что бы ни случилось. Всё послушались его совета, потому что день был праздничный.

Когда священник окончил богослужение, все удивлялись, что пираты так и не явились, и вышли осмотреться. Пиратов обнаружили на холме неподалёку оттуда, и все они были мертвы. Они поссорились и поубивали друг друга. С тех пор этот холм называется Холмом Разбойников.

Вечером поднялась буря, корабль пиратов унесло в открытое море, и он больше никогда не приставал к берегу.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Лошади взаймы (Hestlán)

Однажды два путешественника попросили Эйрика одолжить им лошадей, чтобы переправиться через устье реки. Он попросил их взять двух серых лошадей, которые стоят за домами на привязи, они могут поехать на них, пока песок не кончится, и там их отпустить.

Так они и сделали, но когда они отпустили их, оказалось, что это не что иное как два конских черепа.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Преподобный Эйрик и епископ Йон Видалин Síra Eiríkur og biskup Jón Vídalín

Однажды господин епископ Йоун Торкельссон пришёл к преподобному Эйрику, он решил поприсутствовать у того на богослужении. Вот отправились они в церковь.

Они прошли немного, и Эйрику понадобилось справить нужду, а епископ тем временем ждал его. Это повторялось вновь и вновь, пока епископу не надоело, и он ушёл вперед. Однако, когда он подошёл к двери церкви, преподобный Эйрик спустился к нему с кафедры.

Тогда епископ говорит:

— Ну ты и негодяй, преподобный Эйрик!

Часто и неоднократно епископ Видалин просил Эйрика показать ему чёрта, поскольку слышал, что тот это может. Епископ говорил, что ему охота посмотреть на чёрта, ибо сам он так много рассказывал о нём.

Преподобный Эйрик отказывался, но из-за настоятельных просьб епископа пообещал ему это. Они сели в комнате, епископ с одной стороны стола, а священник — с другой. Через некоторое время пол треснул, и епископу представилось, что оттуда поднимается такое ужасное чудовище, что он упал в обморок на стол, а священник ударил чудище псалтырем по голове.

Позднее епископ говорил, что рассказать о чёрте он мало что может.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Финн и преподобный Эйрик Finnurinn og síra Eiríkur

Один финн был такой сильный колдун, что не находил себе ровни. Он отправлял посланцев во все страны.

— И теперь осталось проверить только эту нищую Исландию, но там не может быть равного мне, — говорит он.

Вот финн отправил в Исландию кота. В день пасхи преподобный Эйрик был в церкви; этот кот подошёл к самой кафедре. Преподобный Эйрик посмотрел на него и в конце концов кот повернул обратно.

А в троицын день, когда преподобный Эйрик вышел из церкви, в дверях он столкнулся с человеком, у которого на шее висел кот, вцепившись когтями ему в веки. Кот отцепился, едва Эйрик приблизился.

— Так ты явился сюда, бедняга? — говорит преподобный Эйрик. — Больше не шути с Эйриком из Вохсоуса.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Братья Bræðurnir

Однажды к преподобному Эйрику из Вохсоуса пришёл бонд по имени Гюннбьёдн Гюннарссон из Кьоусарсислы, его большой друг, с двумя своими сыновями, которых звали Сигюрд и Йоун. Бонд попросил священника научить его сыновей всему, что тот знает.

Некоторое время преподобный Эйрик рассматривал мальчиков и затем сказал, что будет учить его сына Сигюрда, а Йоуна он не хочет учить, поскольку тот никоим образом не справится. Но их отец Гюннбьёдн хотел, чтобы он учил также и Йоуна.

Тогда преподобный Эйрик сказал мальчикам идти с ним на двор. Они покинули хутор, пришли к какому-то дому и вошли туда. Там сидело двенадцать человек, преподобный Эйрик уселся рядом с ними и велел мальчикам стать посреди комнаты. Через короткое время вошёл огромный и страшный человек с мечом в руке. Он зарубил одного за другим каждого из этих двенадцати и приблизился к преподобному Эйрику. Тогда Йоун испугался и выбежал наружу, а Сигюрд остался на месте.

Йоун побежал со всех ног в комнату, где беседовали его отец и преподобный Эйрик. Когда он прибежал туда, то увидел, как преподобный Эйрик сидит за своим столом и что-то пишет. Йоун был объят ужасом.

Преподобный Эйрик спросил его:

— Дитя моё, что с тобой произошло?

Мальчик удивился, как так получилось, что священник здесь, ведь он был в том доме, куда пришёл ужасный человек, убил всех людей и собирался убить священника; он сказал, что испугался и убежал.

Преподобный Эйрик сказал Гюннбьёдну, что теперь подтвердилось то, что он говорил ему о Йоуне: тот слишком труслив, чтобы изучать колдовство, а ведь ему пришлось бы увидеть гораздо больше, чем это. Гюннбьёдн вернулся с Йоуном домой, а его сына Сигюрда преподобный Эйрик взял в ученики.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Ты увидел что-то странное? „Sástu nokkra nýlundu?“

Однажды, как часто бывало, к священнику Эйрику пришёл какой-то юноша и попросил научить его колдовству.

Эйрик сказал:

— Ты не подходишь для изучения колдовства, ибо мне кажется, что у тебя нет мужества, чтобы встретить всё то, что за этим последует.

Парень отвечает:

— Этому я не поверю, пока не удостоверюсь в том, что у меня не хватит смелости, чтобы ни происходило.

Эйрик сказал:

— Если хочешь, можешь пожить здесь несколько дней, однако это ни к чему.

Юноша с радостью согласился. Вот он живёт там несколько дней.

Одним утром, когда он проснулся, ему показалось, будто он видит Эйрика, выходящего из дома, и он сразу отправился за ним. Эйрик пошёл к северу от Вохсоуса, и парень следом. Перед ними показался огромный дом; они вошли внутрь. В доме была скамья вдоль всей стены по кругу, и Эйрик уселся на скамью с одной стороны у входа, а парень втиснулся между ним и дверью. Вошёл какой-то человек и сел с другой стороны от священника, затем второй, третий и так друг за другом, пока скамья не оказалась занята людьми по всему кругу.

Потом вошёл ужасно большой великан, а в руке у него был обнажённый меч, и немаленький. Он схватил того, кто сидел у двери с другой стороны и отрезал ему голову; затем он схватил следующего и перерезал ему горло, и так он расправлялся со всеми по очереди, а тем временем парень на последней скамье размышлял: «Он собирается убить нас всех? Буду сидеть, пока сидит священник; он что-нибудь для нас придумает, если это не его проделки».

Великан продолжал своё занятие, пока не подошёл к Эйрику. Он отрезал ему голову, как и остальным. Это так поразило парня, что, как рассказывают, он потерял голову от страха, с криками выбежал наружу и помчался на хутор, вошёл в дом и опомнился не раньше, чем перед ним оказался сам Эйрик. Он вошёл в комнату и спросил:

— Что с тобой случилось? Ты увидел что-то странное?

Но парень не мог произнести ни слова.

Эйрик сказал:

— Сталось так, как я и говорил, что ты окажешься не в состоянии встретиться с подобными вещами. Теперь возвращайся домой, дорогой мой.

Парень так и сделал, а учеником не стал.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Вороны Hrafnarnir

Однаждый бонд из Рейкира, что в Ёльвусе, слёг, заболев, и послал за преподобным Эйриком, чтобы тот причастил его, потому что они были старыми друзьями.

Эйрик отправился в путь, но когда он шёл через пустошь Сельвохсхейди, мимо него пролетели два ворона. Эйрик позвал воронов и спросил, как дела у бонда из Рейкира. Вороны закаркали, и Эйрик сказал, что они сообщили ему, что бонд умер.

Затем он вернулся домой, а посланец направился дальше. Когда он пришёл в Рейкир, оказалось, что бонд уже давно скончался.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Эйрик обвиняется в колдовстве Eiríkur er kærður fyrir galdur

Однажды многие важные люди задумали лишить священника Эйрика рясы и сана, потому что о нём ходило столько рассказов, связанных с колдовством, что им казалось, что ему нельзя быть священником.

Они вызвали Эйрика к себе и объявили ему, будто он занимается колдовством, что не подобает ни одному христианину.

Священник Эйрик сказал, что он не знает ни одного колдовского знака, и вызвался принести клятву в этом. Они пожелали этого, и тогда Эйрик произнёс такую клятву.

С тем истцы отправились прочь, поняв клятву так, будто Эйрик не знаком с колдовством. А Эйрик заключил в своих словах то, что имеется лишь один колдовской знак, который ему неведом[109].

Затем он поведал об этом своему другу и попросил его рассказать об этом всем, когда он умрёт, но не раньше. Так тот человек и сделал.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Гюнна с Рейкьянеса (Reykjanes-Gunna)

Жила женщина по имени Гвюдрун, которую теперь обычно называют Гюнной. У неё был дурной и недружелюбный нрав, так что никто не хотел жить рядом с ней. Поэтому она жила особняком на Рейкьянесе в месте, которое называется Грайнютоуфт.

Одной зимой бонд из Хавнира одолжил ей горшок и весной пришёл забрать его. Гюнна осыпала бонда бранью, но горшок не отдала, и с тем бонд отправился восвояси. Однако горшок ему понадобился, а одолжить ему горшок никто не смог, и тогда он опять отправился к Гюнне, но, прежде чем уйти, он попросил людей проведать его, если он задержится. Ему пообещали.

Вечером бонд не вернулся домой, следующим утром его начали искать, но не нашли. Они пришли в Грайнютоуфт, и Гюнна лежала в своей лачуге и была мёртвая, иссиня-чёрная и раздутая. Они завернули её в простыню и, оставив лежать там, отправились обратно.

По пути домой они нашли рядом с дорогой бонда, убитого и разорванного на части. Возле него лежал разбитый вдребезги горшок. Они отнесли тело бонда домой и похоронили его.

Для Гюнны сколотили гроб, и её перевезли в нём из Грайнютоуфта в Киркьювог, но по дороге некоторым привиделось, как она пляшет перед похоронной процессией.

Гроб закопали, но Гюнна стала повсюду появляться в виде серого кота, и никому не было спасу от неё.

Тогда послали к священнику Эйрику из Вохсоуса, и тот дал посыльному шарф и попросил отнести его Гюнне и сказать, чтобы она постирала его.

Посыльный пошёл, принёс Гюнне шарф и сказал, швырнув им в неё:

— Это ты должна выстирать.

— Кто это говорит? — спросила Гюнна.

— Эйрик из Вохсоуса, — ответил человек.

Она вздрогнула и сказала:

— Хуже и быть не могло.

Она сразу отправилась к горячему источнику на Рейкьянесе и бросила в него конец шарфа, и тот застрял в источнике, а другой конец она не могла отпустить и стала затем ходить вокруг источника. Говорят, сейчас она стоптала ноги до колен.

Сегодня этот источник называется Гюнна.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Верховая лошадь Reiðskjótinn

Случилось так, что в Вохсоус пришёл человек и попросил Эйрика одолжить ему лошадь для поездки. Этот человек был преступником и собирался бежать на корабль, который, как он знал, стоял у берега в одной гавани, готовый к отплытию.

Эйрик сказал, что попытается помочь ему:

— Возьми коня светлой масти, которого ты найдёшь здесь за оградой, и скачи на нём изо всей мочи. Отпусти его на берегу там, где будет корабль, и больше о нём не беспокойся.

Человек нашёл коня, оседлал его и быстро поскакал, а конь бежал чем дальше, тем быстрее, и путник быстро мчался вперёд. Человек очень удивился тому, как проявил себя конь, ведь поначалу тот показался ему старым и весьма тощим.

Он приехал к кораблю, когда уже поднимали якорь. Корабельщики охотно приняли этого человека, а он отпустил конягу на берегу и потерял его из виду.

Сев в лодку, которая поплыла к кораблю, человек оглянулся посмотреть на коня, но его не увидел. А увидел он белый и выгоревший на солнце лошадиный череп, который лежал на берегу в том месте, где стоял конь.

Тогда он понял, что священник Эйрик помог ему своим искусством.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Кража коней Hestastuldurinn

Однажды три сорванца украли коней у преподобного Эйрика. Но как только они сели на них верхом, кони побежали вместе с ними домой в Вохсоус. Они хотели остановить коней, но не смогли. Тогда они захотели спрыгнуть на землю, но крепко пристали к коням.

Один из парней нашёл такой выход: он вырезал кусок от штанов и таким образом освободился. А конь с лоскутом от штанов прибежал домой на двор в Вохсоусе; прискакали туда и другие сорванцы.

Преподобный Эйрик стоял снаружи, когда они явились, и спросил, какое у них дело, и те были вынуждены рассказать, как всё было. Священник спросил, где же третий, и они поведали всё начистоту. Преподобному Эйрику понравилась находчивость паренька, он взял его к себе и воспитал.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Пастушки Smalastrákarnir

Однажды два пастушка украли коней Эйрика, чтобы покататься. Когда же они собрались их отпустить коней и спешиться, то накрепко пристали к коням и не могли пошевелиться. Кони же побежали домой по дороге в Вохсоус.

— Не годится это, — сказал один из мальчишек, — нам нужно освободиться от лошадей, иначе мы окажемся в руках преподобного Эйрика, а тогда нам не позавидуешь.

Произнеся это, он вытащил из своего кармана нож и вырезал из штанов часть, которая пристала к коню; тогда он освободился и спрыгнул на землю.

Но другой пастух не пожелал или не отважился портить свои штаны и остался сидеть верхом. Товарищ не захотел бросать его и отправился вместе с ним в Вохсоус, ведя под уздцы коня с нижней частью штанов на спине.

Эйрик был снаружи; он обратился к мальчишкам и говорит:

— Как вам понравилось скакать на лошадках из Вохсоуса, ребята?

— Недурственно, — ответил тот, кто был свободен. Другой же держался понуро и попросил Эйрика отпустить его.

Эйрик спросил, не находит ли он, что пристал довольно крепко.

— Я уже давно это понял, — говорит мальчишка, чуть не плача.

— Попробуй-ка сейчас, — говорит Эйрик.

Мальчик сделал так и теперь освободился и поскорее спешился. Кусок от штанов на другом коне тоже отпал.

А Эйрику так понравился мальчик, который предпочёл разрезать штаны, чем остаться сидеть приставши, что он взял его к себе и выучил.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Банка преподобного Эйрика (Baukur séra Eiríks)

Как-то раз преподобный Эйрик выехал из дому вместе со своим учеником. Когда они проехали немного, священник сказал, что забыл свою банку под изголовьем и попросил мальчика поскакать за ней и привезти ему, но предупредил, чтобы тот не вынимал из неё пробку.

Мальчик вернулся домой и нашёл банку там, где ему указали. Когда же он догонял священника, ему стало очень любопытно узнать, что находится в банке, поэтому он вытащил пробку. Ясное небо потемнело от мошкары, и мальчик услышал в ушах жужжание:

— Что делать, что делать?

Мальчик не растерялся и сказал:

— Сплетите верёвку из песка.

Немного спустя рой мошек возвратился и сказал:

— Она готова. Что делать?

— Возвращайтесь в банку, — сказал мальчик.

Мошки так и сделали, а он поскорее воткнул пробку на место.

Вскоре он догнал священника. Тот спросил мальчика, сделал ли тот, как ему было велено, а мальчик чистосердечно признался во всём и рассказал, что ему удалось придумать. Священник сказал, что он успешно выбрался из неприятности, в которую было угодил, и что он заслуживает того, чтобы научить его буквам.

Теперь там, где бесы разрыли песок, находится Хабнарскейд.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Колдовская книжка (Galdrakverið)

Как-то раз преподобный Эйрик поехал в церковь в Стрёнде и, проделав большой путь, сказал юноше, который был вместе с ним:

— Я забыл дома свою книжку, принеси её мне, мой мальчик. Она лежит под краем моей подушки, но запомни: не открывай её и поспеши!

Парень пошёл и взял книжку, но когда он вышел на песок, то любопытства ради открыл её.

Тогда со всех сторон на него налетела несметная туча чертей, которые спрашивали:

— Что нам делать? Что нам делать?

— Сплетите верёвку из песка, — тут же ответил юноша и отправился своим путём.

Найдя священника, он отдал ему книжку.

— Ты не открывал её по дороге? — спросил священник.

— Открывал, — ответил юноша, — и тогда на меня налетело бесчисленное множество чертей, они спросили меня, что им делать, а я велел им сплести верёвку из песка.

— Это было хорошо придумано, — говорит священник, — за это я тебя чему-нибудь научу, — и он сдержал обещание.

Когда они возвращались домой весь песок выглядел, словно сплетённая верёвка.

Другие рассказывают, что священник Эйрик путешествовал в церковь Крисювика и хватился книжки в Хердисархрёйне, и что парень открыл её возле устья и велел чертям заплести песок рядом с устьем.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Шкатулка с чертями (Púkastokkurinn)

Как-то раз преподобный Эйрик поехал в церковь и взял с собой одного парня. Он захотел проверить, насколько он находчив, и отправил его обратно домой, сказав ему, чтобы тот принёс маленькую шкатулку, которая лежит у него под изголовьем, но предостерёг его открывать её.

Парень пошёл, нашёл эту шкатулку и взял её с собой. Ему нужно было пересечь пески, но как только он вышел на песок, ему страсть как захотелось посмотреть, что находится в шкатулке. Тогда он открыл её, а оттуда выскочило бесчисленное множество чертенят. Они спросили у него, что им делать.

Он был несколько испуган, однако нашёлся и сказал, что они должны сплести канат из песка. Они начали плести, но дело продвигалось медленно, потому что из песка это сделать весьма непросто. А мальчишка бежал, пока не нашёл преподобного Эйрика и не рассказал ему, что произошло и какой он нашёл выход. Выслушав, священник улыбнулся и посчитал, что тот хорошо справился.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Жевательный табак Tóbakstuggan

Однажды один человек с востока отправился ловить рыбу. Он пришёл в Вохсоус и попросил преподобного Эйрика дать ему пожевать табак. Тот так и сделал, но попросил его заглянуть к нему на обратном пути на восток.

По весне этот человек возвратился. Преподобный Эйрик спросил, хватило ли ему табаку. Человек словно пробудился от сна, ощупал карман, и табак был там; весь рыболовный сезон он не вспоминал о нём.

На прощание человек подарил ему за табак серебряную монету.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Книга из мира эльфов (Bókin úr álfheimum)

Как-то раз в Эйрарбакки пришёл корабль; на нём был капитан, который был вовсе не таков, каким казался.

Среди прочего он вынес на берег огромную бочку с водкой, которая вмещала две обычных, и предложил тому, кто занесёт этакую в лавку, водку из неё. Многие подходили, желая испытать силу, но никому не удалось приподнять её хоть на капельку.

Тогда подошёл человек, которого звали Йоуном, чрезвычайно крепкий и сильный; он поднял бочку и занёс в лавку. Капитан сильно покраснел и сказал, что летом они ещё встретятся.

Прошла зима и к лету капитан прибыл; Йоун уже прослышал, что вместе с капитаном путешествует чёрный человек, и понял, что ему предстоит бороться с ним.

Его отец сказал ему, чтобы он завернулся в овечью шкуру, так чёрный человек не сможет его разорвать. Йоун сделал, как посоветовал ему отец, боролся с чёрным человеком и убил его. Капитан крайне разгневался и сказал, что ещё повстречает его следующим летом.

Прошла вторая зима, и летом капитан приплыл с бойцовым псом, таким бешеным, что никто не мог противостоять ему, когда его спускали с цепи.

Йоун пришёл побеседовать с отцом и рассказал ему об этом; тот посоветовал Йоуну взять в руку кусок базальта и бросить его псу в пасть, чтобы сломать собачьи клыки. Йоун сделал так и смог одолеть пса.

Капитан чрезвычайно разгневался и велел ему подняться на корабль вместе с ним. Тут он дал Йоуну задание найти и принести книгу, которая будет точно такой же, какой владеет он сам, а книгу эту он открыл столь проворно, как только мог, и тут же закрыл обратно. Йоун мало что рассмотрел и с тем отправился восвояси.

Отец посоветовал ему встретиться со священником Эйриком из Вохсоуса. Йоун нацедил из той самой бочки два бочонка и направился в Вохсоус; он подарил священнику Эйрику один из этих бочонков.

Эйрик спросил его:

— Какое у тебя дело, любезный?

Йоун изложил ему все обстоятельства дела. Священник Эйрик спросил его, не запомнил ли он какие-нибудь буквы из той книги и не сможет ли он нарисовать знаки, что в ней были. Йоун ответил, что, наверное, сумеет это сделать, и священник, увидав знаки, сказал:

— Это была наихудшая магическая книга из тех, что существуют, трудно будет тебе заполучить её, но сегодня заночуй тут.

Утром священник вручил ему письмо и наказал ему идти прямо на Чёрные Скалы, которые расположены чуть дальше к северу от хутора Хлид, что в бухте Сельвог; там надо постараться найти небольшой хуторок; он должен войти туда и отдать письмо хозяину.

Йоун сделал так, как предложил ему священник; он пришёл на тот хутор и встретил старуху и девушку. Также Йоун увидел там старика и отдал ему письмо. Старик пригласил его войти.

Прочитав письмо, он сказал:

— Никогда не подумал бы, что священник Эйрик желает моей смерти. Впрочем, перезимуй здесь, а меня дома не будет, и можешь считать меня погибшим, если я не вернусь к первому дню лета.

Там Йоуну понравилось, и они с хозяйской дочерью полюбили друг друга. В первый день лета старик вернулся. Он отдал Йоуну книгу и письмо священнику Эйрику. Он сказал, что этой зимой угодил в труднейшие испытания; три эльфийки хранили эту книгу в подземном мире и для развлечения бросались ею друг другу в грудь.

Он сказал также, что его дочь нездорова и виноват в этом, наверное, Йоун. Он выразил пожелание, чтобы тот навсегда вернулся к нему, когда возвратит книгу. Йоун согласился и затем спустился в Вохсоус.

Он отдал священнику Эйрику письмо старика и книгу. Эйрик обрадовался ему и рассказалЙоуну, что тот зимовал у эльфийского народа. Он посоветовал Йоуну бросить книгу в грудь капитана, когда тот сойдёт с корабля на берег.

Затем Йоун направился на восток в Эйрарбакки и стал ждать, пока придёт корабль; и когда капитан поплыл на своей лодке к берегу, Йоун погрёб навстречу и бросил книгу ему в грудь, капитан упал спиной назад в море, и его не смогли спасти. А силами священника Эйрика книга вернулась в руки Йоуна. Тот отдал её священнику Эйрику, а потом отправился к старику, и с тех пор о нём не было слышно.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Йоун Сильный (Jón sterki)

Однажды в Эйрарбакки пришёл корабль и стал там в гавани, и среди прочего оттуда выгрузили бочки, наполненные кованым железом.

Капитан пришёл в палатку и принёс одну из них в объятиях, поставил на стол и сказал:

— Никто из исландцев не повторит этого.

Одного исландца звали Йоуном; он пошёл, вернулся с другой такой же и поставил её на стол.

Капитан рассердился и сказал:

— Через год я предложу тебе кое-что потруднее этого.

Капитан уплыл обратно, а Йоун посоветовался с умным человеком, который был знаком с капитаном. Он сказал Йоуну, что капитан, наверное, натравит на него бойцовского пса; он посоветовал ему сделать железную рукавицу до самого локтя, взять в руку шар с острыми гвоздями, торчащими в разные стороны и сунуть в разинутую пасть пса, когда тот нападёт на него, аж до самой глотки, и этого будет достаточно.

Следующей весной корабль вернулся и стал в гавани; к берегу причалила лодка, и в ней сидел капитан со своим псом. Йоун был на берегу, и пёс бросился на него с разинутой пастью, и Йоун сунул туда руку и воткнул в ему глотку своё оружие, и тот умер, а Йоун не пострадал.

Капитан рассердился сильнее, чем в первый раз, и сказал:

— Следующей весной тебе потребуется больше, если духу хватит.

Он уплыл, а Йоун посоветовался со своим другом. Он сказал, что, наверное, вместе с капитаном прибудет чёрный человек, который нападёт на Йоуна, и предложил ему обмотаться верёвками, чтобы чёрный человек не мог ухватить его.

Наступила другая весна, и всё произошло так, как посоветовал его друг. Йоун обмотал себя верёвками, схватился с чёрным человеком и ничего не делал, кроме как защищался. Чёрный человек свирепо нападал, но очень утомился, и кончилось тем, что он в итоге умер от перенапряжения, а Йоун пошёл к палаткам.

Капитан тоже пришёл туда, и теперь он был в величайшей ярости. Он достал из-за пазухи книгу, открыл её на мгновение и сказал:

— Когда я приду следующей весной, ты должен дать мне другую половину этой книги, которой у меня нет, или я убью тебя, — затем поднялся на судно и уплыл прочь, а Йоун попросил у своего друга совет.

Он ответил, что мало что может ему посоветовать, однако написал письмо и попросил Йоуна отнести его священнику Эйрику в Вохсоус. Йоун сделал так и осенью пришёл к священнику Эйрику.

Эйрик радушно принял его, прочитал письмо и затем сказал:

— Я не могу помочь тебе, дорогой мой, ибо эта книга существует только одна, и сложно будет достать такую.

Однако Эйрик написал письмо, вручил Йоуну крошечный волчок и попросил его идти за ним, куда бы он не отправился, и нести письмо, пока не найдёт скалу; он должен постучать в неё и посмотреть, станется ли что-нибудь.

Долго Йоун шёл вслед за волчком, пока он не остановился у какого-то камня. Йоун постучал по камню, и он открылся. Оттуда вышла юная девушка. Йоун вручил ей письмо.

Она сказала, что это для её отца, вошла внутрь, снова вышла и говорит:

— Это худшая просьба, о которой просили моего отца; вряд ли он осмелился бы на такое; однако он попытается ради Эйрика из Вохсоуса. Ты же войди и перезимуй у меня.

Он вошёл внутрь и перезимовал у неё, хорошо проведя там время.

Когда до лета оставался месяц, девушка сказала, что её отец отправился в путь, а в первый день лета она молвила:

— Иди сейчас к моему отцу; вчера вечером он вернулся с книгой, хотя и совсем без сил.

Они пошли к старику; тот лежал в своей постели и был совсем нездоров. Он дал Йоуну книгу и письмо к священнику Эйрику.

Йоун тепло попрощался со стариком и его дочерью, вслед за волчком вернулся в Вохсоус и вручил Эйрику письмо; тот прочитал, обрадовался и сказал:

— Теперь как можно скорее отправляйся на восток в Эйрарбакки, и в лагуне поспеши выйти вброд лодке навстречу, когда она появится, и брось открытую книгу капитану в грудь, прежде чем он бросит своей книгой в тебя.

Вот Йоун отправился на восток в Бакки, когда он явился туда, корабль уже пришёл и к берегу направлялась лодка. Йоун в спешке рванулся навстречу лодке и бросил свою книгу капитану в грудь. Он был так поражён, что выронил свою книгу в лодку, а сам свалился за борт и так окончил свою жизнь. Йоун взял обе книги и отнёс священнику Эйрику, потому что тот попросил об этом. Он очень обрадовался им и обещал Йоуну свою дружбу.

Больше о Йоуне здесь не рассказывается.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Бочонок с водкой (Brennivínskvartélið)

Эйрик священник всегда был беден. Часто он выходил на дорогу к путешественникам и просил их отлить ему в бутылочку или хотя бы дать отхлебнуть.

Один человек, который шёл с юга из Кеблавика и вёз бочонок с водкой, не разрешил Эйрику даже чуть-чуть пригубить из него и отправился дальше на восток в Оусейри. Конь, который вёз бочонок, бежал впереди всего каравана. Он не остановился, упал в реку, но не утонул. Ничего не потерялось, кроме бочонка.

Его позднее вынесло на берег в Вохсоусе, и Эйрик послал хозяину сообщение об этом, тот обрадовался и приехал за бочонком, а другие рассказывают, что он подарил бочонок Эйрику.

Другой, который отказался дать Эйрику попробовать водку, вёз на коне светлой масти два бочонка, и наверху между ними сидела маленькая девочка.

Человек этот пришёл на восток в Оусейри, и там уже было много людей. Одного из них звали Бриньульв из Бёйгстадира, он был большой силач.

Без остановки конь побежал прямо в реку. Бриньульв подскочил и ухватился за луку вьючного седла, желая удержать коня, но конь всё равно не остановился и рвался вперёд. Однако Бриньульв держал так крепко, что подпруга порвалась, и в руках у него остались седло, бочонки и девочка. Другие подхватили подкладку под седло, потому что она упала, а конь уплыл на восток с одной уздечкой.

Узнав об этом, Эйрик удивился и сказал:

— Сильный человек этот Бриньульв из Бёйгстадира.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Бочонки с водкой (Brennivínskvartélin)

Однажды в Вохсоус пришёл человек, которого звали Бриньоульв, он был бондом в Вайлюгерди во Флоуи. Он направлялся из Кеблавика домой с большим грузом, и на одной из лошадей вёз водку.

Эйрик попросил его налить ему в стопочку. Бриньоульв был слишком скуп и потому отказал и продолжил свой путь на восток к Ёльвюсау.

Он собирался переправиться на Оусейри, но лошадь, на которой были бочонки с водкой, испугалась, кинулась с берега в глубокое место реки, сбросила с себя поклажу и затем вернулась к тому же берегу.

Бриньоульв увидел, что бочонки утонули и отправился домой, а на следующие день оба бочонка вынесло на берег в Вохсоусе, и они были целёхоньки. Священник Эйрик припрятал бочонки и опорожнил их.

Затем он послал Бриньоульву сообщение о том, что его бочонки выбросило на берег рядом с ним, и он позаботился о том, что в них было, но сами бочонки он сохранит, пока за ними не явятся.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Епископ и вино (Biskupinn og vínið)

Однажды епископ пришёл в Вохсоус с визитом; тогда у Эйрика не было ни глотка вина, и он опечалился, что ничего не может налить епископу в стопочку.

Некоторое время он сидел молча, вдруг вскочил и вышел вон, а затем вернулся с полной бутылкой вина (по словам других, это был бочонок) и сказал:

— Это мне прислали только что.

Затем они напились вволю.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Эйрик и воры сена (Eiríkur og töðuþjófarnir)

Как-то раз в Вохсоус пришли рыбаки. Они украли у священника сено и поскорее убрались прочь.

Когда они впервые подошли к воде, их лошади начали пить и никак не могли остановиться. Их нельзя было сдвинуть с места. Рыбаки были вынуждены вернуться и рассказать священнику о своём затруднении.

Он улыбнулся и сказал:

— Сильное оно, сено Вохсоуса! Продолжайте своё путешествие беспрепятственно, но вашим наказанием будет то, что вы опоздали в Гриндавик.

Они пришли туда позже своих товарищей и потеряли сотню. Больше рыбаки не хотели досаждать преподобному Эйрику.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Кража сена (Töðustuldurinn)

Однажды в Вохсоусе ночевали рыбаки, и один из них украл у Эйрика сено и дал своей лошади, а когда он утром уехал со своими товарищами, лошадь эта стала пить из устья, и хозяин не мог сдвинуть её оттуда до самого позднего вечера. Тогда он принял решение вернуться в Вохсоус и попроситься на ночлег.

Эйрик охотно пустил его и сказал:

— Предупреждаю тебя: оно, сено Вохсоуса, сильное. Больше не бери его, дорогой мой!

Человек этот устыдился и попросил прощения. Эйрик сказал, что да будет так.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Вызывающее жажду сено (Taðan þorstláta)

Однажды в Вохсоус пришли рыбаки, которые собрались ловить рыбу в Гриндавике. Они попросились на ночлег, и их приняли.

У них с собой были лошади, но они не упомянули про них священнику, потому что сговорились украсть для них ночью сено у священника бесплатно, и они это осуществили.

На следующий день они тронулись в путь. Но когда они подошли к устью, что было у них по дороге, то не смогли двинуться дальше, потому что лошадей одолела жажда, и они пили весь день, пока не пришёл вечер. Стало темно и началась метель, и им пришлось вернуться назад в Вохсоус и провести там ещё одну ночь.

Священник спросил, что тому причина, и им волей-неволей пришлось рассказать правду о жажде лошадей.

Тогда священник говорит:

— Оно солёное, сено Вохсоуса, парни. Больше так не поступайте.

Они устыдились и попросили у него прощения.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Кофта и дочь священника с севера (Peysan og prestsdóttir að norðan)


По стране ходило много разных историй о священнике Эйрике, и люди говорили, что никто не может тягаться с ним в его искусствах.

Об этом услышала дочь одного священника с севера; она захотела испытать, нет ли какого-нибудь способа одолеть Эйрика. Связала она тогда очень красивую кофту и послала её Эйрику в подарок. Эйрик принял посылку, осмотрел и, не сказав нет, спрятал затем в сундук.

Вскоре ему нужно было поехать куда-то с хутора в трескучий мороз; он взял кофту и надел её. Он взял с собой человека. Эйрик попросил его, если ему покажется, что с ним происходит что-то необычное, тогда тот должен как можно скорее распороть на нём одежду и снять с него кофту. Затем они тронулись в путь, но едва они выехали за ограду, как священник с пеной у рта упал с коня.

Спутник сразу распорол на священнике одежду и снял с него кофту; Эйрик тотчас пришёл в себя и поблагодарил этого человека за помощь, затем взял кофту и, вернувшись домой, запер в сундуке, как раньше.

Зима продолжалась, и ничего не случалось. Однажды вечером в двери в Вохсоусе постучали; тогда была неистовая вьюга и сильный мороз.

Эйрик говорит:

— Кто-то поздно путешествует, пусть он постучит ещё раз.

Немного спустя снова постучали; тогда Эйрик встал и сам вышел к двери. Он открыл дверь и увидел дочь священника, которая прислала ему кофту; она была в одном нижнем белье.

Эйрик пригласил её войти в дом и сказал, что ныне погода снаружи не для девушек:

— И у тебя, должно быть, важное дело, милая.

Она слабо кивнула и вошла внутрь. Она перезимовала там у Эйрика, и они обучили друг друга тому, что один знал лучше другого.

Эйрик приманил девушку к себе в знак мести за кофту. Некоторые говорят, что позднее они женились и жили в Вохсоусе.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Кофта от Дисы (Peysan frá Dísu)


Однажды случилось так, что Тоурдис, которую прозвали Дисой из Стохсейри, прислала преподобному Эйрику голубую кофту с красной каймой. Она сделала это, чтобы помериться с ним силами.

Вот случилось так, что одним зимним воскресеньем преподобный Эйрик решил поехать в церковь и взял с собой человека. Когда они тронулись в путь, священник сказал своему спутнику, чтобы тот распорол на нём кофту, если заметит, что с ним что-то произойдёт, когда он увидит церковь.

Они продолжили путешествие; спутник внимательно следил за тем, когда покажется церковь. Заметив её, он взглянул на священника и увидел, что тот упал с лошади и выглядел, словно его охватило пламя, потому что весь посинел и распух. Мужчина недолго думая взял свой нож и распорол на Эйрике кофту. Тогда священник вернулся в обычное состояние.

А зимой var преподобный Эйрик стал прясть и сучить серую шерсть; затем он принялся вязать и связал нижнюю юбку. Эту юбку он отослал Дисе. Та обрадовалась юбке, потому что она была плотной и тёплой.

Однажды, когда была вьюга с морозом, она надела эту юбку для защиты от холода. Во вторую половину дня она вышла наружу, чтобы вылить из ночного горшка. О её поступках больше не говорят.

Но рассказывают о священнике Эйрике, что он сидел вечером в доме; тут в дверь громко постучали. Преподобный Эйрик запретил кому-либо подходить туда. Тогда в дверь снова постучали, сильнее, чем в первый раз, но священник, что не нужно никуда спешить. В третий раз постучали очень жалобно. Тогда преподобный Эйрик встал и вышел к двери.

Там стояла Диса, умирающая от холода и непогоды, в руке она держала свой ночной горшок.

Преподобный Эйрик очень дружелюбно поздоровался с ней и спросил её, какими судьбами её занесло сюда.

Она ответила, что он сам знает, какими, и попросила его как можно скорее позволить ей войти внутрь, чтобы она не погибла там под открытым небом. Она переночевала там, получив радушный приём, и тогда они твёрдо договорились о том, чтобы не подшучивать друг над другом.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Красная куртка (Rauða peysan)


Как-то раз некая женщина из Западных Фьордов прислала преподобному Эйрику красную вязаную куртку и попросила, чтобы он надел её, когда поедет в Крисивик на службу. Он так и сделал и в следующее воскресенье поехал туда, куда было нужно, с одним человеком.

Но когда они пришли на Видасанд, куртка начала сдавливать священника, и сталось так, что он не мог говорить. Он привлёк знаками внимание своего спутника, а тот догадался, что это значит, и срезал с него куртку.

После этого священник быстро пришёл в себя и сказал:

— Я не остерегался, дорогой мой, ведь я делал ей только добро.

На следующую зиму как-то ночью, когда была сильная метель, в Вохсоусе постучали в дверь. Все уже легли в постель. Священник сказал, что сам выйдет к двери. Он неспешно, потому что всё время что-то мешало, оделся. Наконец он вышел наружу и увидел свою знакомую, которая прислала ему ту куртку. Она была в сорочке и нижнем белье, держала в руке ночной горшок и стояла ни жива, ни мертва от холода.

Она поздоровалась со священником и попросила приюта. Он ответил согласием, и она вошла вместе с ним.

Он спросил, что же стоит за её путешествием.

Она отвечает:

— Вчера вечером я вышла вылить из своего горшка полуодетая, но была такая непроглядная метель, что я не нашла обратного пути и затем заплутала.

Эйрик сказал:

— Кстати, благодарю тебя за присланное, дорогая моя, но ты поступила хуже, чем я заслуживал. Вот ты и поплатилась за это, ведь в твоём приходе сюда повинен я. Знай же, что нехорошо шутить с Эйриком из Вохсоуса.

Она устыдилась, попросила прощения и пообещала никогда больше ему не вредить. Так они помирились, и она, когда поправилась и снова обрела силы, вернулась на запад.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Епископ Готтскаульк Жестокий (Gottskálk biskup grimmi)

Епископ Готтскаульк Жестокий был величайшим колдуном своей эпохи. Он снова овладел черной магией, которая не употреблялась со времен язычества, и написал книгу, которая называется «Красная кожа». Она была начертана золотыми буквами, и не было на свете книги прекраснее. Как и всякое колдовство, сказанное в ней было записано рунами. Епископ никому не давал эту книгу, и велел похоронить ее вместе с ним, и никому не передал свои знания. Поэтому он был чрезвычайно опасен: он мог затуманивать разум и мысли людей и заставлять их делать то, что ему вздумается.

Он договорился с соглядатаями, чтобы те выведали, едят ли люди мясо в пост; и вскоре вышло так, что никому не хотелось попадаться им на глаза. Однако от одного из соглядатаев проку было больше, чем от остальных, потому что епископ научил его колдовству и среди прочего — делаться невидимым; но он научил его далеко не всему, так чтобы в случае чего легко с ним справиться. Как-то раз в Великий пост этот соглядатай пришел на хутор одного крестьянина и лег у окна; на улице было совершенно темно, и соглядатаю показалось, что ему нет нужды делаться невидимым. Однако тот крестьянин был сообразительнее прочих: он увидел, что соглядатай пришел и лег у окна. Тогда он спросил свою жену, где тот жирный овечий бок, который они оставили во вторник перед Великим постом. Жена испугалась и спросила, зачем он ему. Он ответил, чтобы она не тревожилась об этом, и велел ей принести бок. Жена не посмела ослушаться и сделала, как ей было велено. Тогда крестьянин взял бок и сказал: «Какой хороший, жирный кусок!» Потом он взял острый нож, поднял бок и пронзил его насквозь. Свет горел тускло, и соглядатай подвинулся ближе к окну, чтобы получше разглядеть, что происходит в доме. Крестьянин стал неторопливо приближаться к окну. Он нес бок перед собой и рассматривал его со всех сторон, но так чтобы соглядатай не увидел ножа. Внезапно крестьянин повернулся к окну и ударил ножом, который был в мясе, так что тот глубоко вонзился в глаз незваному гостю, и сказал: «Отнеси этот кусок тому, кто тебя послал». Соглядатай громко закричал и упал вниз. Ему пришлось рассказать крестьянину всю правду, а потом он умер в страшных муках. Крестьянин сообщил об этом деле лагману Йоуну Сигмюндссону. Они вместе пришли к епископу, когда тот их не ждал — еще до того, как он узнал о судьбе своего человека. Хотя он и отрицал, что повинен в случившемся, он все же рассудил, что самым разумным будет заплатить крестьянину большую сумму денег, а лагман Йоун вынес решение о том, что человек, который был у окна, не имел никаких прав.

С тех пор епископу не оставалось ничего иного, кроме как запугивать крестьян и заставлять их платить ему, если он с помощью колдовства узнавал, что они не соблюдали пост, и убивать заклинаниями их скот, если они не подчинялись ему. Однако он никогда не ссорился с тем крестьянином, который убил его соглядатая, потому что помнил, как его там встретили; но он преследовал лагмана Йоуна за то, что тот поддержал крестьянина, и не оставлял его в покое, пока не причинил ему большой ущерб. От огорчения Йоун тяжело заболел и в день своей смерти вызвал епископа на суд Божий. И хотя епископ был сведущ в колдовстве, он не смог увидеть, как же так вышло, что кто-то оказался сильнее его.

(перевод Виктора Генке)

Тормоуд открывает двери лавки (Þormóður í Gvendareyum)

В те далекие времена, когда в Исландии жил мудрец и колдун по имени Тормоуд, там было принято торговать только летом. Особенно этого придерживались на Западе, в Стиккисхоульмуре и Оулавсвике. На зиму купцы перед отъездом из страны запирали и опечатывали свои лавки. Если же зимой случался голод, чиновник, которому были доверены ключи, открывал какую-нибудь лавку, отпускал беднякам зерно, кому в долг, кому за наличные деньги, а потом снова запирал и опечатывал лавку.

Как-то зимой бедняки Стиккисхоульмура попросили Тормоуда открыть для них лавку. Они жаловались, что голод скосил уже многих, а в лавке полно продовольствия, которое чиновник отказывается выдать, несмотря на их просьбы. Они были уверены, что перед могуществом Тормоуда не устоят никакие замки и запоры. Тормоуду их просьба пришлась не по душе, однако он уступил беднякам. Стоило ему прикоснуться к запорам травой под названием вороний глаз, как они открылись сами собой, и бедняки запаслись зерном. Себе же Тормоуд не взял ни крошки.

После этого случая недруги Тормоуда распустили слух, будто он обокрал лавку в Стиккисхоульмуре, а друзьям пришлось оправдывать его, говоря, что он хотел помочь нуждающимся. Этот слух дошел и до главного чиновника в Снайфедле Гвудмунда сына Сигурда, того самого, про которого епископ Эсполин писал в своей летописи, что при нем в Оулавсвике разбили окна лавки и совершили кражу. Кто именно обокрал ту лавку, так и осталось неизвестным. Когда же Гвудмунду самому понадобилось оделить бедняков зерном, он даже не стал ломать печати, а влез в лавку через окно и достал оттуда все что нужно. Правда, он понимал, что поступил небезупречно и что рано или поздно ему это припомнят.

Так вот, этот самый Гвудмунд позвал к себе Тормоуда и обвинил его в том, что он взломал лавку в Стиккисхоульмуре и украл зерно. Тормоуд как ни в чем не бывало подтвердил, что так оно все и было, и произнес при этом такие стихи:

Тяжба затеяна — повод законный,
налицо и виновник.
Будет вести ее Гвудмунд Оконный,
благородный чиновник.
Гвудмунд понял намек и отпустил Тормоуда с миром.

Однако дело с лавкой на этом не кончилось. Весной купец вернулся в Стиккисхоульмур, узнал о случившемся и стал осматривать лавку, чтобы проверить, не украл ли чего Тормоуд. Но всякий раз, когда он принимался за дело, ему начинал мерещиться ободранный теленок, за которым на хвосте тащилась его собственная шкура. Этим видением Тормоуд сбивал купца с толку.

Вскоре Тормоуд сам приехал в Стиккисхоульмур. Разозлившийся купец требовал, чтобы он возместил ему убыток, и грозил всякими карами. Тормоуд же не собирался ничего возмещать, потому что не считал себя виновным.

— Хоть тебя и оправдали, к следующему лету ты должен рассчитаться со мной за каждую выданную меру! — кричал купец.

— К тому времени ты будешь болтаться без головы на мысе Хьятланд! — ответил ему Тормоуд.

На этом они расстались, и купец так ничего и не получил. На корабле этого купца плавал парень по имени Пьетур. Он очень почитал Тормоуда, и Тормоуд всегда к нему благоволил. Однажды они разговорились, и Тормоуд посоветовал ему оставить этот корабль. Пьетур отказался. Тогда Тормоуд предупредил его, чтобы во время предстоящего плавания он на всякий случай был начеку. Когда корабль покинул гавань, а было это за два дня до праздника всех святых, Тормоуд снова приехал в Стиккисхоульмур и пропел стихи. Вот их начало:

Из Стиккисхоульмура отплывает
тяжелый медведь моря.
Туман собирается, ветер крепчает,
волны сулят горе.
Дочери Ран коня погоняют,
в холмы превращают равнину,
беловолосые пену роняют,
погружается ястреб в пучину.
А спустя несколько дней Тормоуд, сидя ранним утром в ложбине и потирая лицо ладонью, — была у него такая привычка — произнес:

— Нынче ночью корабль из Стиккисхоульмура потонул у мыса Хьятланд.

И надо сказать, что той ночью корабль и в самом деле затонул у мыса Хьятланд и никто, кроме Пьетура, не спасся. Одни говорят, что Пьетур добрался до берега со всем своим добром, а другие — что он выплыл на мешке с гагачьим пухом и на нем не было даже шапки. Еще говорят, будто он видел обезглавленное тело купца, висящее на прибрежных скалах. Пьетур благополучно прибыл в Копенгаген, и после этого случая дела его пошли в гору — он стал купцом в Грундар-фьорде.

(перевод Любови Горлиной)

Колдун Лофт (Galdra-Loftur)

Был когда-то в епископской школе в Хоуларе один ученик по имени Лофт. Всё свободное время он отдавал колдовству и превзошел всех в этом искусстве. Он любил подбивать других учеников на всякие проделки. Однажды на рождество Лофт поехал домой к родителям. В пути он заночевал на каком-то хуторе, а утром подковал тамошнюю служанку, взнуздал её и поскакал на ней домой. После этого служанка долго болела — Лофт загнал её чуть не до смерти, — но, пока он был жив, она и словом не обмолвилась об этом случае. А другую служанку, которая от него забеременела, Лофт умертвил с помощью колдовства. Вот как он это сделал: несла служанка из кухни в корыте золу, и вдруг перед ней раскрылась стена. Только она шагнула в этот проем, как Лофт снова закрыл стену. Много лет спустя, когда стену рушили, в ней нашли скелет женщины с корытом в руках, а в её скелете — косточки неродившегося ребёнка.

Лофт не успокоился, пока не изучил до мельчайших подробностей всю «Серую Кожу». Он встречался со многими колдунами, и никто не мог превзойти его в колдовском искусстве. Но зато он сделался таким злобным и мрачным, что другие ученики боялись и ненавидели его.

Как-то раз в начале зимы Лофт попросил самого храброго из учеников помочь ему вызвать из могилы одного древнего епископа. Тот стал отказываться, но Лофт пригрозил, что убьёт его.

— Вряд ли я смогу быть тебе полезен, ведь я несведущ в колдовстве, — сказал тогда ученик.

Однако Лофт объяснил, что ему придётся только стоять на колокольне, держать верёвку от колокола и по знаку Лофта начать звонить.

— А теперь слушай, я открою тебе, что я задумал, — сказал Лофт. — Если человек владеет колдовством, как я, он может использовать его только для злых дел, в противном случае его ждет смерть. Но если ему удастся постичь колдовскую премудрость до конца, дьявол потеряет над ним власть и даже станет служить ему, как он служил Сэмунду Мудрому. Постигший всю колдовскую премудрость делается независимым и может использовать свои познания, как пожелает. Беда в том, что приобрести такие познания в наши дни стало трудно. Теперь нет Школы Чернокнижия, а «Красная Кожа» по повелению епископа Гохтскаулька Злого зарыта вместе с ним в могиле. Вот я и надумал вызвать епископа из могилы и отнять у него «Красную Кожу». Правда, вместе с ним выйдут из могил и другие древние епископы — им не устоять перед всеми заклинаниями, которые понадобятся, чтобы вызвать Гохтскаулька. Эти заклинания не подействуют лишь на епископов, которые умерли совсем недавно и похоронены с Библией на груди. Только не вздумай звонить раньше, чем нужно, но и не опоздай, помни, от этого зависит и моё земное, и моё вечное блаженство. А уж я в свой черед отблагодарю тебя: ты всегда и во всем будешь первым, и никто ни в чем тебя не превзойдет.

Они столковались и, когда все легли спать, отправились в церковь. Светила луна, и в церкви было светло. Товарищ Лофта занял место на колокольне, а Лофт взошел на кафедру и начал читать заклинания. Вскоре из могилы поднялся мертвец с добрым серьезным лицом и короной на голове.

— Остановись, несчастный, пока не поздно! — сказал он Лофту. — Тяжким будет проклятие моего брата Гвендура, если ты потревожишь его покой.

Но Лофт оставил без внимания слова этого епископа и продолжал заклинать. Тогда из могил один за другим стали подниматься древние епископы с крестами на груди и посохами в руках. Все они обращались к Лофту с какими-нибудь словами, а с какими — неизвестно. Трое из них были в коронах, но ничего колдовского в их облике не было. Однако Гохтскаульк всё не поднимался. Лофт начал заклинать ещё неистовей, он обратился к самому дьяволу и покаялся ему во всём содеянном им добре. Тут раздался страшный грохот, и поднялся мертвец с посохом в руке и красной книгой под мышкой. Наперсного креста на нем не было. Он сурово взглянул на епископов и устремил испепеляющий взгляд на Лофта. Тот стал заклинать ещё усерднее. Гохтскаульк грозно двинулся к нему.

— Хорошо ты поёшь, сынок, — насмешливо произнёс он, — лучше, чем я думал, но моей «Красной Кожи» тебе всё равно не видать.

Лофт пришел в исступление, и от богохульств церковь затрещала и заходила ходуном. Товарищу его показалось, будто Гохтскаульк медленно приблизился к Лофту и нехотя подает ему книгу. В глазах товарища потемнело, его обуял ужас. Увидев, что Лофт протянул к книге руку, он подумал, что тот делает ему знак, и ударил в колокол. Все епископы с грохотом провалились под землю. Одно мгновение Лофт стоял неподвижно, закрыв лицо руками, а потом медленно, шатаясь, поднялся на колокольню.

— Всё обернулось хуже, чем я предполагал, но ты в этом не виноват, — сказал он своему товарищу. — Мне следовало дождаться рассвета, тогда Гохтскаульк сам отдал бы мне книгу. Но он оказался более стойким, чем я. Когда я увидел книгу и услышал его насмешки, я потерял над собой власть. Стоило мне произнести ещё хотя бы одно заклинание, церковь бы рухнула, а Гохтскаульк только этого и хотел. Но, видно, от своей судьбы не уйдешь. Теперь у меня нет надежды на вечное блаженство. Но обещанную награду ты получишь, и пусть всё происшедшее останется между нами.

С той поры Лофт стал молчалив и даже как будто немного повредился в уме: он боялся темноты и с наступлением сумерек спешил зажечь все светильники.

— В субботу в середине великого поста я буду уже в аду, — часто бормотал он.

Ему посоветовали попросить приюта у пастора из Стадарстадира, который был очень стар, тверд в вере и считался лучшим священником в округе. Помешанных и околдованных он исцелял одним наложением рук. Пастор пожалел Лофта и позволил ему неотлучно находиться при себе — и днем и ночью, и дома и на улице. Лофт заметно оправился, но пастор продолжал опасаться за него, потому что Лофт никогда не молился вместе с ним. Лофт неизменно сопровождал пастора, когда тот навещал больных и искушаемых дьяволом, и присутствовал при их беседе. Пастор не выходил из дома без облачения и всегда брал с собой хлеб и вино для причастия.

Наступила суббота в середине великого поста. Лофт был болен, пастор сидел у его постели и христианской беседой поддерживал в нем бодрость духа. Часов в девять утра пастору сообщили, что один из его друзей лежит при смерти и просит пастора причастить его и подготовить к благочестивой кончине. Пастор не мог ему отказать. Он спросил у Лофта, может ли тот сопровождать его, но Лофт ответил, что боли и слабость не позволяют ему двигаться. Пастор сказал Лофту, что всё будет хорошо, если тот не выйдет из дому до его возвращения, и Лофт обещал не вставать с постели. Потом пастор благословил и поцеловал его. У порога пастор опустился на колени, прочел молитву и осенил дверь крестным знамением. Люди слышали, как он пробормотал про себя:

— Один Бог ведает, спасется ли этот человек. Боюсь, что мне не одолеть силу, которая мешает его спасению.

Когда пастор ушел, Лофт вдруг почувствовал себя совершенно здоровым. День был погожий, и ему захотелось выйти прогуляться. Мужчины уехали рыбачить, и дома не было никого, кроме кухарки и одного работника, которые не стали его удерживать. Лофт отправился на соседний хутор. Там жил один старик, человек скорее злой, чем добрый. Сам он уже не рыбачил. Лофт попросил старика спустить для него на воду небольшую лодку — ему, мол, охота порыбачить у самого берега. Старик выполнил его просьбу. Тихая погода держалась весь день, но лодки этой никто уже больше не видел. Даже обломка от весла и то не нашлось. Только один человек видел с берега, как из воды высунулась серая мохнатая лапа, схватила лодку и вместе с Лофтом утащила её под воду.

(перевод Любови Горлиной)

Хатла из Стрёймфьорда (Straumfjarðar-Halla)

Происхождение Хатлы (Uppruni Höllu)

Хатла жила в то же время, что и священник Сэмунд Мудрый, и вообще их было трое — брат и сестры: Сэмунд[110], Хатла и Элин из Элинархёвди, хутора в Акранесе. Сестры были, как и их брат, многознающими и практиковали древнее колдовское ремесло. Несмотря на это, Хатла была очень набожной женщиной, как о том можно судить по ее поступкам, таким как ее пожертвования церкви в Аульфтанесе.

(перевод Einarr Einarsson)

Хатла посылает работников на сенокос (Halla sendir vinnumenn til sláttar)

Как-то летом Хатла послала своих работников косить траву на лугах Мирара близ Хейватна (так называлось одно большое озеро в тех краях), и место, где они поставили свои палатки, звалось Льоунснес. Была там большая скала, которая называлась Серой Скалой, и Хатла сказала работникам, что они должны складывать на этой скале свои косы каждый вечер и поутру обнаружат их уже заточенными, но также она приказала им ни в коем случае не смотреть на заточенный край кос. Работники сделали, как им было сказано, и какое-то время все шло как обычно: каждое утро они находили свои косы на скале уже заточенными и такими острыми, что, казалось, они режут воду, а не траву.

Однажды один работник стал задумываться о причине, по которой Хатла запретила им смотреть на край кос, и захотел он узнать, что будет, если он ослушается, он взял и посмотрел. И видит он, что его коса — не что иное, как человеческое ребро, и все остальные косы тоже — все обратились в человеческие ребра. Тогда все косари бросили работу и отправились домой, что очень сильно рассердило Хатлу.

(перевод Einarr Einarsson)

Хатла едет на рынок (Halla fer í kaupstað)


Однажды, как это часто бывало, торговое судно стало на якорь на западном берегу гавани, что зовется Хрёйнсхёвн; это рядом, где ныне расположен Бударверслунарстад. Хатла хотела навестить торговцев и купить разные необходимые в хозяйстве товары, так как она всегда следила за тем, чтобы дома был во всем достаток. Она направилась на рынок в Хрёйнсхёвне, как обычно, с длинной вереницей вьючных лошадок, нагруженных ее товарами и вдобавок вела двенадцать старых овец на продажу. Она пошла обычным путем, сначала под горою и потом по долине. Она подошла к устью Хрёйнадаля, где в то время жил ее приемный сын Оулав.

Как только Оулав увидел вьючных лошадок Хатлы и что они везут, он сказал:

— Как сильно нагружены твои лошади, матушка!

Тогда Хатла сказала:

— Молчи, негодник! Разве не достаточно я тебя учила?

Хатла шла своей дорогой и ничего примечательного не случилось, пока она наконец не добралась до фактории и не встретила торговцев. Там она выставляет на продажу много масла и жира и овец, что привела с собой, а потом выбирает то, что ей было нужно, столько, сколько могли бы унести ее лошадки. И когда она загрузила свой караван целиком, она ушла прочь. Но вскоре как она покинула рынок, торговцы обнаружили, что масло и жир, что привезла Хатла, обратились в камень, а овцы — в мышей. Хатла сотворила магическую иллюзию, что камни выглядели как бурдюки с маслом и жиром, а мыши — как овцы.

Как только торговцы поняли, что их обманули, они были неприятно удивлены и тут же собрали людей в погоню за Хатлой. Но как только Хатла заметила погоню, то спустился чернейший туман, да такой, что ничего не было видно вокруг. Все же они попытались поймать Хатлу и ее караван на реке в Хавфьорде, но она напустила морок, и там, где были ее лошади, люди не увидели ничего, кроме болот, холмов и скал. Так они вернулись ни с чем, а Хатла продолжила свой путь незамеченной и вернулась живой и невредимой домой в Стрёймфьорд.

(перевод Einarr Einarsson)

Хатла-повитуха (Ljósmóðurstörf Höllu)


Хатла была опытной повитухой. Однажды за ней, как обычно, послали, чтоб она помогла женщине разрешиться от бремени. Женщину уложили на охапку сена. Когда ее боль стала нестерпимой и она начала кричать, ее муж сказал:

— Потерпи, женщина. Возможно, не стоит сильно дергаться преждевременно, поскольку ты пролежала на сене еще совсем недолго.

Тогда Хатла приготовила другую лежанку из сена и сказала мужу женщины:

— Ложись сюда и посмотрим, как тебе это понравится.

Он поддержал это предложение, полагая, что это не доставит ему большого беспокойства и лег, но как только он лег, то тут же застонал и закричал, а его жена замолчала. Когда почти достали ребенка, крики мужа стали тише и спустя еще время прекратились. Потом он встал и был в порядке.

Хатла сказала женщине:

— Я могла заставить его выносить твою боль, но не могу сделать так, чтоб он выносил дитя.

(перевод Einarr Einarsson)

Хатла добывает дягиль (Halla sækir hvönn)


Случилось так, что Хатла устраивала большой праздник на Рождество, на который пригласила друзей и родственников. Она великолепно развлекала их и веселилась как могла. И вот она говорит гостям, что они могут выбрать любую еду какую пожелают и она угостит их ею. Гости обдумали предложение и, шутки ради, выбрали нечто, что не так и легко достать, а захотели они свежие молодые побеги дягиля. Хатла говорит, что они определенно думают, что их нелегко достать, но она все равно попытается, только нужно немного подождать.

Потом Хатла выходит и плывет через озеро Грайнаватн, к самой глубокой ее впадине — насколько она глубока никто не знает — которую с тех пор называют Впадиной Хатлы; она ныряет и отсутствует некоторое время. Потом она возвращается с целой охапкой свежих овощей и свежими побегами дягиля, которыми угощает гостей. Люди верят, что правда в том, что Хатла добыла этот дягиль из самой преисподней.

(перевод Einarr Einarsson)

Преподобный Снорри с Хусафедля (Séra Snorri á Húsafelli)

Говорят, преподобный Снорри с Хусафедля был знаком с волшебством, и это приметили, ещё когда он учился. Его школьные приятели завидовали его силе, умению бороться и другим талантам; однажды они предательски застигли его врасплох и столкнули с какой-то скалы в реку Хвитау. Но вечером он вернулся в школу; мальчики испугались, решив, что он восстал из мёртвых, но он завёл с ними шутливые речи и поблагодапил их за содеянное. Ему довелось стать священником в Адальвике, потому что бонды с Западных Фьордов были колдунами и плохо обходились со своими священниками из-за того, что те ругали их за колдовство. Некоторые бонды были столь древнего склада, что не посещали церковь и не соблюдали святых праздников; каждый год они собирались у скалы Хорнбьярг и исповедовались друг другу. У них была такая исповедь:

— Я такой же, как и был в прошлом году, и ничуть не лучше.

Многие предпочитали, чтобы их после смерти не относили в церковь и не отпевали. Если какой-либо священник порицал их за это, они убивали его колдовством. Как только преподобный Снорри прибыл на запад, он сразу начал исправлять обычаи бондов, но те восприняли это с недовольством. Они убивали скот священника и нападали на него самого. Но они всегда терпели поражение, применяли ли они чары или силу, также и он иногда подшучивал над своими противниками, переворачивал им лодку, а затем спасал их, или же оставлял их без улова. Он расправился со всеми «посланцами», которых они отправляли к нему, так что им в конце концов стало некого посылать. Один из его противников был хуже всех. Однажды этот бонд что-то мастерил внизу у моря рядом со своим хутором, как и священник; бонд вырезал на палке руны, и те обладали такой волшебной силой, что тот, кто прочитал бы их, ослеп. Затем он пустил палку по течению туда, где находился священник. Снорри не остерегался такой проделки, прочитал руны и ослеп, но он начал читать свои стихи и так избавился от слепоты. Затем он соскоблил все руны с палки, выбросил её и сказал:

— Возвращайся к своему хозяину и лиши его жизни, если он снова решит использовать тебя во зло.

Бонд вскоре увидел эту палку и схватил её, намереваясь вырезать теперь руны, которые покончили бы со священником. Но нож соскочил с палки и глубоко вонзился в грудь бонда, это и причинило ему смерть. Однако кончилось тем, что по прошествии нескольких лет преподобный Снорри уехал с запада, большей частью потому, что считал рискованным заниматься колдовством, и с тех пор он никогда им не пользовался. Всё же жители Хорнстрёнда очень сожалели о его уходе, и с тех пор они лучше относились к своим священникам. Преподобный Снорри запрещал называть своих детей в его честь, всё же один раз его не послушались, и это был Снорри, который повесился в Бессастадире.

Хьяульмар Йоунссон называет в первую очередь Йоуна Язычника и Торгильса, что враждовали с преподобным Снорри. Хадльвард Хадльсон с Хорна также состязался в колдовстве со священником. Хьяульмар рассказывает о Хадле, что епископ Финн в Скальхольте отлучил его от церкви за колдовство (однако рассказ этот неверен), а в тот самый день, когда в Скаульхольте проходило отлучение от церкви, Хадль закрыл лицо руками и сказал стих:

Многие называют Хадля с Хорна,
что у него неправильная вера,
забавен разговор о колдуне
у священников Скаульхолта ныне.
(перевод Тимофея Ермолаева)

Снорри с Хусафетль и «посланец»

Преподобный Снорри[111] — последний в стране человек, о котором точно известно, что он знал колдовство.

Преподобный Снорри переехал из Хусафетль и обосновался на Страндир (Побережье)[112]. Жителям Страндир он пришёлся не по нраву. Они были могущественные ведуны и принялись строить пастору всякие козни, чтобы выгнать его, а то и вовсе убить. Однажды вечером, когда пастор был дома, он велел зажечь в своей бадстове множество свечей, так что там везде было светло; лишь в одном уголке была темнота; туда он велел поставить стул. Потом он велел принести свое облачение для богослужений. Когда свечерело, в дверь ударили. Пастор послал открыть одну из своих младших дочерей. Она так и сделала, но никого за дверью не увидела и вернулась. Через некоторое время в дверь опять ударили. Пастор снова велел той же дочери открыть, но всё повторилось снова. В третий раз ударили в дверь. Тогда пастор сказал той же самой дочери: «Иди, открой. А если никого не увидишь, то скажи: «Если ты бес, то убирайся к чертям, а если ты человек, то входи со мной». И если ты увидишь человека, — а это скорее всего, — впусти его. Он захочет, чтоб ты шла впереди; но ты этого ни в коем случае не делай, а иди позади него». Девушка снова вышла на стук, но никого не увидела. Она сказала то, что велел ей отец. Тогда она увидела человека в насквозь промокших моряцких одеждах: с них струилась вода. Она спросила его, за чем он пожаловал, и он ответил: убить её отца. Она пригласила его войти. Он, конечно же, согласился, а пасторская дочь велела ему идти впереди себя. Он послушался. Когда драуг вошёл, ему показалось, что в доме слишком светло, — и он забился в тот уголок, где было темнее всего. Тут к нему подошёл преподобный Снорри; в руках у него была чаша, до краёв наполненная освященным церковным вином. Он спрашивает драуга, зачем тот пожаловал. Тот отвечает: «Меня послали убить тебя!» — «А кто тебя послал?» — «Жители Страндир». — «Ты с кладбища?» — «Нет». — «А откуда?» — «Они наколдовали шторм и потопили лодку с шестерыми на борту». — «Ты — один из них?» — «Да». — «Ты был мёртв?» — «Нет». — «Ты хочешь отпить из чаши?» — «Нет». — «Всё равно выпьешь!» — и сэтими словами пастор толкнул «посланца» рукой, так что тот свалился со стула на пол; и тогда пастор влил ему в рот вина из чаши. Тот потерял сознание.

Когда он очнулся, его сердце вновь начало биться. После этого он ещё некоторое время был жив, причастился святых даров, а потом умер. А другие говорят, что после этого тот человек полностью выздоровел.

(перевод Ольги Маркеловой)

Безымянные колдуны

«Моя бабка меня тоже кое-чему научила» („Amma mín hefur kennt mér nokkuð líka“)

Говорят, что однажды много людей из Скагафьорда отправились за сушёной рыбой на запад под Ёкуль, и об их путешествии нечего рассказывать, пока они на запад не пришли. Они разбили палатку неподалёку от какого-то хутора и выпустили лошадей пастись. Им сообщили, что тамошний бонд может продать много рыбы. Утром, поднявшись, бонд увидел палатку и отправился встретиться с путешественниками. Затем они все вместе вернулись на хутор, чтобы обсудить покупку рыбы. Путь их пролегал мимо того места, где паслись лошади. Бонд забавы ради осмотрел коней. Среди них был прекрасный жеребец с рыжими пятнами, который намного превосходил остальных.

— Не продадите ли вы мне вот этого коня? — спросил бонд. — Я дам вам рыбы за него.

А владелец ответил, что ему хочется купить рыбу.

— Но лучше я вернусь домой без рыбы, — сказал он, — чем расстанусь с этим конём.

Хоть бонд настаивал продать ему коня, но это было невозможно. Тогда бонд сказал:

— Много ли пользы тебе будет от него.

Тот ответил, что это его не заботит.

Затем они купили у бонда сушёную рыбу и пошли за своими лошадьми. Тот прекрасный конь лежал мёртвым. Но когда они стояли возле него и владелец начал говорить, что можно снять с коня шкуру, подошла к ним девочка примерно десяти или одиннадцати лет, которая гнала коров на пастбище.

— Вот не повезло тебе, — сказала она хозяину. — Лучше бы ты продал своего коня моему батюшке. Но что ты дашь мне, если я оживлю его?

Он посчитал, что она не сможет этого.

— Но я отблагодарю тебя, если ты так сделаешь, — сказал он.

Тогда она трижды обошла вокруг коня противосолонь и что-то пробормотала себе под нос. Тут конь вскочил на ноги. Она же засмеялась и сказала:

— Он был не мёртв. Моя бабка меня тоже кое-чему научила.

Хозяин хорошо вознаградил её за услугу и ещё долго владел своим конём.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сказки о природе (Náttúrusögur)

Дети медведей (Björn á börn)

О медведе говорят, что это — заколдованный человек, и что медведица рожает детей, но они превращаются в медвежат, если она ударит их лапой.

Об этом рассказывают, что однажды в заливе Гренивик на острове Гримсей некий человек вышел из дому и увидел медведицу, которой было худо.

Он принёс коровьего молока и дал ей. Позже вечером, когда он пошёл за сеном, она легла в сарае и начала рожать.

Ему остался её детёныш, и это была самая обычная девочка. Этот человек взял ребёнка к себе и некоторое время воспитывал её. Она росла и крепла, но, когда стала на ноги, часто уходила из дому к морю.

В конце концов, случилось ей как-то гулять по льду в заливе. Тут пришла медведица и накрыла её лапой. И девочка от этого превратилась в медвежонка.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Гримсеец и белая медведица (Grímseyíngurinn og bjarndýrið)

В давние времена случилось как-то, что на острове Гримсей во всех домах одновременно погас в очагах огонь. Дело было зимой, стояли морозы, и пролив, отделяющий Гримсей от Исландии, был покрыт льдом. Гримсейцы полагали, что лед достаточно крепок, и решили послать людей на материк за огнем. Для этого выбрали трех сильных мужиков. Рано утром в тихую и ясную погоду они отправились в путь, все жители провожали их, желали им счастливого пути и благополучного возвращения.

Долго шли они по льду, пока не дошли до трещины, широкой и такой длинной, что концов ее не было видно. Двое мужиков перепрыгнули через нее, а третий не решился. Крикнули они ему, чтобы он возвращался домой, и отправились дальше, а он стоял на краю и смотрел им вслед. Не хотелось ему сдаваться, и он пошел вдоль трещины, чтобы посмотреть, не станет ли она где поуже. Тем временем облака сгустились и с юга налетел шторм. От теплого ветра лед начал таять и трескаться, в конце концов мужик оказался на маленькой льдине, которую понесло в открытое море. К вечеру его льдина натолкнулась на большую ледяную гору, и мужик быстро вскарабкался на нее. Неподалеку он увидел медведицу, она лежала с медвежатами. Мужик продрог, обессилел от голода и подумал, что, верно, настал его последний час. Медведица долго смотрела на человека. Потом она встала, приблизилась к нему, обошла вокруг и сделала ему знак, чтобы он лез в логово к медвежатам. Мужик послушался. Медведица тоже легла и велела мужику сосать молоко вместе с медвежатами. Так миновала ночь. Утром медведица отошла в сторонку и поманила мужика к себе. Он подошел, она легла у его ног и велела ему сесть к ней на спину. Мужик сел, тогда медведица стала прыгать и кидаться из стороны в сторону, покуда он не свалился. Мужик не мог взять в толк, что это значит. Так прошло три дня: мужик ночевал в медвежьем логове, питался медвежьим молоком, и каждое утро медведица заставляла его садиться к ней на спину и прыгала, покуда он не падал. Лишь на четвертый день мужику удалось удержаться на медведице. К вечеру она с мужиком на спине подошла к краю льдины, прыгнула в воду и поплыла к Гримсею. Они благополучно добрались до острова, и там уже мужик сделал медведице знак следовать за ним. Он пришел домой, велел подоить лучшую корову и напоил медведицу парным молоком. Потом он заколол двух жирных баранов, связал их рогами и повесил медведице на спину. С этой ношей медведица вернулась к воде и поплыла назад к своим медвежатам. Жители острова с удивлением наблюдали за медведицей, а тем временем вдалеке показался парусник, идущий к Гримсею при попутном ветре, — это возвращались домой мужики, ходившие на материк за огнем.

(перевод Любови Горлиной)

Тюленья шкура (Selshamurinn)

Как-то раз на востоке, в Мирдале, один человек шел вдоль скал на берегу моря, рано утром, когда все еще спали. Подойдя к какому-то гроту, он услышал, что там танцуют, а снаружи заметил несколько тюленьих шкур. Он взял одну из них, отнес к себе и запер ее в сундук.

Днем он снова отправился к гроту. Там сидела красивая девушка, совершенно нагая, и плакала. Это был тюлень, чью шкуру забрал человек. Он дал девушке одежду, утешил ее и отвел в дом. Она привязалась к нему, но ни с кем больше не дружила. Часто она сидела и смотрела на море.

Спустя какое-то время человек женился на ней. Они жили в согласии, и у них родились дети. Крестьянин так и хранил шкуру запертой в сундуке, а ключ держал при себе, куда бы ни отправился.

Однажды, спустя много лет, он ушел в море, забыв ключ у себя под подушкой. Другие говорят, что крестьянин отправился на рождественскую мессу вместе со своими людьми, и что его жена болела и не могла пойти с ними; переодевшись, он забыл вынуть ключ из кармана своей повседневной одежды. Когда он вернулся, сундук был открыт, а его жена и тюленья шкура исчезли.

Она взяла ключ, открыла из любопытства сундук и нашла шкуру. Тут она не смогла устоять перед искушением, простилась с детьми, надела шкуру и бросилась в море. Рассказывают, что перед этим она прошептала:

Что же поделать мне,
Семеро деток в море,
Семеро на земле.
Говорят, тот человек сильно горевал. Потом, когда он отправлялся ловить рыбу, какой-то тюлень все плавал вокруг его лодки, и казалось, что слезы текут из его глаз. С тех пор у того человека всегда был хороший улов и ему часто сопутствовала удача.

Когда их дети гуляли по берегу, люди часто видели тюленя, который плавал в море недалеко от них — и когда они шли по твердой земле, и когда по краю воды — бросая им разноцветных рыбешек и красивые ракушки. Но их мать так никогда и не вернулась на землю.

(перевод Виктора Генке)

Камень желаний с горы Тиндастоуль (Óskasteinninn í Tindastól)

Как-то раз одна девушка гуляла по склонам горы Тиндастоуль и нашла там красивый камень. В это время она думала, как ей хотелось бы оказаться на самом прекрасном празднике на свете. Тут она растворилась в воздухе и вдруг очутилась в прекрасном дворце — такой роскоши она в жизни своей не видывала. К ней подошел какой-то мужчина и подал ей золотую чашу, которая была у него в руке. Девушка взяла чашу, но это зрелище так ее напугало, что ей захотелось вернуться обратно, на гору Тиндастоуль, и ее желание исполнилось. Она сразу выбросила камень, сказав, что больше не даст ему морочить ее, но чашу взяла домой. Эту чашу сочли сокровищем и отнесли к пастору, но тот сказал, что не знает, как с ней поступить. Тогда чашу отправили королю, а тот дал за нее девушке три земельных надела в Скагафьорде.

(перевод Виктора Генке)

Источник Призрака (Draugahver)

Возле хутора Граварбакки в округе Хрюнаманнахрепп много кипящих источников. Неподалеку оттуда стоит хутор под названием Рейкьядаль (Долина Дымов), и на нём когда-то жила ведунья. Она завидовала женщине из Граварбакки, потому что там были горячие источники, и ей не приходилось всё время запасать дрова. Тогда ведунья подняла из могилы призрака и велела ему пойти в Граварбакки и принести оттуда ей в Рейкьярдаль какой-нибудь хороший горячий источник. Призрак сходил туда, взял один источник и понёс его на вытянутых руках, словно маслобойку. Но едва он проделал половину пути, как его застиг рассвет, и он потерял свою силу. Тут призрак выпустил источник. Его можно видеть по сей день в том самом месте на значительном расстоянии от других; он так и зовется — Источник Призрака.

(перевод Ольги Маркеловой)

Религиозные сказки (Helgisögur)

Сатана даёт имя (Satan vitjar nafns)

В конце XVIII века в Хунавассисле жил бонд, которого звали Кетилем. Когда его жена была беременной, ей приснилось, что к ней пришёл сатана и попросил, чтобы ребёнка, которого она носит, назвали в его честь. Поскольку тогда было распространено поверье, что если назвать ребёнка так, как попросят его мать, то это принесёт ему что-то хорошее, супруги решили назвать ребёнка Сатаной. Но священник не захотел крестить ребёнка этим именем и поэтому окрестил мальчика Натаном.

Когда Натан Кетильссон подрос, многие вещи легко ему давались, потому что он был и одарённым поэтом, и удачливым знахарем, однако он оказался нечестен в общении и поведении. Он не хотел добывать себе хлеб и не получал в наследство богатства, тем не менее у него никогда не было недостатка в деньгах, пока он был жив. Поэтому люди полагали, что он заключил договор с чёртом, чтобы позволить себе достаточно денег на свои расходы. Эсполин называл его негодяем, бездельником, лентяем и мошенником и обвинял его во лжи, обмане и нечестности.

Однажды сислуманн Йоун Эсполин начал расследование против Натана, и этот хитрый плут подтвердил всё свое поведение перед сислуманном, когда они разговаривали наедине, но потом с выдающимся бесстыдством отрицал всё это, когда сислуманн слушал дело Натана вместе со своими судьями. Поэтому расследование не принесло результатов; но когда сислуманн был вынужден отпустить Натана из-под стражи, говорят, он пожал Натану руку с адской силой, что чуть не раздавил, и затем сказал этот стих:

Твари жуткие убьют,
мука и погибель, Датан;
вены, жилы, кровь сожгут,
Сатана, проклятый Натан!
Говорят, что с тех пор счастье оставило Натана и в 1828 году этот крестник дьявола был убит своим слугой и двумя служанками[113].

(перевод Тимофея Ермолаева)

Бедная старуха (Niðursetukerlingin)

Жила однажды на хуторе старуха; она находилась там на иждивении. И была она так недовольна своим пристанищем, что то и дело рассуждала вслух сама с собой — до чего же ей там плохо.

Как-то вечером случилось так, что старуха осталось на хуторе одна, а весь народ отправился ухаживать за скотиной. Это было зимней порой, и стоял сильный мороз. Когда старуха снова стала ворчать себе под нос, подошёл к ней человек высокого роста.

— Очень уж ты несчастна, бедная старушка, — говорит он.

— Всего и не перечислить, — отвечает она. — Здесь со мной все плохо обращаются, мало и плохо кормят, мне постоянно холодно, и я вечно хвораю.

— Ужасно слышать это, — говорит пришедший, — и я хотел бы помочь твоему горю. Я хочу сейчас предложить тебе отправиться ко мне, — говорит он, — ибо мне тебя жаль. Да и вряд ли ты найдёшь место лучше, чем у меня, если согласишься.

— Ты замечательнейший человек, — говорит старуха, — и я буду рада отправиться к тебе, но мне так худо, что я не могу идти пешком.

— Это ничего, — говорит он, — потому что мне несложно отнести тебя на спине.

— С твоей стороны это очень благородно, — отвечает она, — и ты, верно, большой силач. Но тут такое дело, — добавила она. — Я никуда не могу отправиться без своего ночного горшка, без него мне не обойтись.

— Это ещё проще, — говорит он, — я буду держать его в руке.

Кончилось тем, что гость покинул украдкой хутор, так что никто не узнал, вместе со старухой на спине и с горшком в руке. Он шёл быстро и долго; было очень холодно, и наконец старуха спросила, не пришёл ли он уже к дому.

— Скоро приду, — отвечает он.

Он ещё долго шёл по холмам и взгорьям, и старуха во второй раз спросила его, не пришёл ли он к дому.

— Осталось совсем чуть-чуть, — отвечает он.

Старуха так замёрзла, что думала, что вот-вот умрёт от холода. Она громко воззвала к господу и попросила спасти её от этих мучений.

Едва произнеся эти слова, она увидела, что земля разверзлась и человек, который её нёс, погрузился под землю, а она осталась сидеть на краю ужасной расселины и видела, как он погружается вместе с горшком в руке.

Тогда она воскликнула:

— И проклят, и горшок мой забрал!

Говорят, что старуха добралась до хутора, который было неподалёку оттуда, и рассказала там о своём неудачном путешествии.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Золотой сикель (Gullsikillinn)

Жил однажды человек, который был очень жаден и ничем не брезговал; также он был настолько скуп, что никому не делал добра.

Священник часто увещевал его и спрашивал, где же он окажется после смерти, но он мало обращал внимание на это.

В конце концов, богатый скупец умер. Когда священник узнал о его кончине, его одолело беспокойство, и это мешало ему спать, так как он сомневался в его благополучии.

Ночью ему приснилось, будто он видит в воздухе над домом умершего большие весы; ангелы были у одной чаши весов и клали в неё хорошие поступки того, кто умер; а с другой стороны стояли черти и клали в свою чашу все его плохие поступки. Они были многочисленны и тяжелы, а на противоположной чаше был лишь кусок хлеба, который скупец дал как-то раз голодному бедняку из сострадания.

Черти начали хвалиться, но ангелы сказали:

— Подождём решения судьи.

Теперь стало очень тихо. Тут священник увидел, как с небес в чашу рядом с куском хлеба упала маленькая золотая монета (золотой сикель, по словам рассказчика), и тогда эта чаша оказалась гораздо тяжелее. Черти убрались прочь, а ангелы издали победный крик, и от этого священник проснулся.

Он догадался, что этот золотой сикель значил заслугу Христа, и ему стало спокойнее на душе.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Отдыхай, отдых — это хорошо (Hvíldu þig, hvíld er góð)

Однажды молодой, недавно женившийся бонд косил сено на своём лугу. Тогда была невыносимая жара, и бонд, который по характеру он был весьма ленив, решил побездельничать.

Тут подходит к нему человек и говорит:

— Отдыхай, отдых — это хорошо.

Сказав так, он ушёл.

Неизвестно, что подумал бонд об этом человеке, но он решил послушаться его совета и оставшееся лето косил вяло, так что осенью у него была только небольшой стог сена.

В конце концов бонд понял, что поступил летом неразумно и обвинял во всех бедах незнакомца.

В один прекрасный день приходит к нему тот самый человек и, ухмыляясь, говорит:

— Ленивый человек, мало сена.

Затем он исчез.

Бонду не стало легче от его прихода, к тому же он догадался, что последовал совету никого иного, как самого дьявола.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Скинтува (Skinþúfa)

Когда в 1403 году в Скагафьорде свирепствовала Чёрная Смерть, ангелы смерти путешествовали по стране днём в виде иссиня-чёрного тумана, а ночью они принимали напоминающий человека облик. В Вадльхоульме был тогда хутор, что назывался Форну-Ведлир [Древние Поля]. Об именах тех, кто там жил, не говорится.

Как-то ночью в конце лета, хозяин проснулся от того, что домашний скот пасся на крыше дома. Он поднялся с постели и залез на дом, чтобы прогнать их. Было очень темно, поэтому хозяину мало что было видно. Всё же он заметил, что у ворот ограды стоят два ангела смерти. Он догадался, что они собираются войти на хутор и обсуждают это. Затем он услышал, как один из ангелов говорит:

— Будем жить здесь, будем жить здесь.

Другой говорит:

— Не будем здесь жить, не будем здесь жить.

Первый говорит:

— Будем жить здесь, будем жить здесь.

Тогда второй говорит:

— Не будем здесь жить, не будем здесь жить, ибо здесь в кочке сияет свет святой Марии. Скроемся прочь поскорее!

После этого ангелы исчезли, и Чёрная Смерть туда не пришла. Хозяин восславил святую Марию и поблагодарил её за чудо. С тех пор этот хутор назывался Скинтува [Сияющая Кочка].

Владелец этой земли изменил её имя в 1908 году и назвал её Вадланесом [Мыс Полей]. Название Скинтува было тогда уже искажено в Скиннтува [Кожаная Кочка], а историю о его происхождении он не знал.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Исторические сказки (Viðburðasögur)

Ёхсарау (Öxará)

Люди верили, что река Ёхсарау превращается в вино каждый год в какое-то время.

Как-то раз случилось так, что в новогоднюю ночь на Тингветлире бодрствовало двое священников. Один из них был человек молодой, и в первый день нового года он должен был читать проповедь. Другой священник был стар, и он сидел вместе с молодым развлечения ради.

В полночь молодому священнику очень захотелось пить, и он побежал на берег Ёхсарау с бутылкой и набрал в неё воды из реки. Но когда он возвращался и посмотрел на воду, то увидел что у неё цвет вина. Он сделал глоток, и в бутылке тогда оказалось самое лучшее вино. Оба священника напились из бутылки и затем поставили её на окно рядом с собой.

По прошествии небольшого времени они снова взяли бутылку, собираясь подкрепиться глотком вина, которое осталось в бутылке. Но теперь в ней оказалась чистая прозрачная вода. Они очень удивились и много разговаривали об этом. Молодой священник пообещал проверить, окажется ли в этой реке вино в то же время через год.

Вот наступила следующая новогодняя ночь. Оба священника были тогда на ногах, и в полночь молодой священник пошёл со своей бутылкой и наполнил её из реки. Когда он возвращался, ему показалось, что у жидкости в бутылке цвет крови.

Он сделал глоток и обнаружил, что в бутылке чистая кровь. Тогда он отставил бутылку и через некоторое время снова взял её. Теперь в бутылке была вода, а не кровь.

Священники много беседовали об этом и не понимали, что в этом году изменилось. Но люди верили, что Ёхсарау превращается в кровь, если на альтинге погибнет много людей. Говорят, так случилось и на этот раз, и весной на альтинге произошло сражение и и ужасное кровопролитие.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Хорнафьярдарфльоут (Hornafjarðarfljót)

Река Хорнафьярдарфльоут вытекает из ледника, который называется Хейднабергсёкуль. Она впадает в море посередине Хорнафьёрда и, когда выступала из берегов, уничтожила там много хуторов.

История рассказывает, что прежде там была прекрасная и густонаселённая местность.

Ночью ледник вызвал наводнение, а весь народ спал. Все там погибли, и никто не спасся, ни люди, ни животные. Поток смёл всё полностью, хутора, дома и всё, что в них было, и даже дёрн. Таким образом вся эта местность осушилась, и утром, когда люди увидели результаты наводнения, им предстало великое и ужасное зрелище.

Три года спустя некий пастух спустился к устью этого потока. С ним был пёс, который остановился у какой-то кочки на песке.

Пастух собирался идти дальше, но пёс махал ему хвостом и подбегал то к пастуху, то к кочке и разрывал её, принюхиваясь.

Тогда пастух подошёл к кочке и захотел узнать, в чём дело. Он услышал внизу под ней лай.

Он раскопал кочку и нашёл там девочку с собакой. Она жила там с тех пор, как случилось наводнение, дом её засыпало песком. Она нашла там много еды и за счёт этого смогла выжить.

Пастух вернулся домой со своей находкой, и это считалось удивительным событием и считается так до сих пор.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Рассказ о Бьёдне с Ёхсля (Sagan af Axlar-Birni)

Жил человек по имени Пьетюр, он был родом из Хрёйнахреппа в Мираре. Он женился в Брейдувике на Снайфедльснесе в начале епископства Гвюдбранда. У Пьетюра со своей женой было двое детей: сын и дочь. Их звали Магнус и Сигрид.

После этого жена Пьетюра забеременела. Рассказывают, её охватила невыносимая тоска, и она решила, что не сможет от неё избавиться, если не отведает человеческой крови. С этой жаждой она долго боролась, и никто не знал об этом, но в конце концов она не смогла скрыть её от своего мужа.

Так как отношения у супругов были хорошие, и Пьетюр не отказывал жене ни в чём, что мог ей дать, он пустил себе кровь на ноге и дал ей попить. Когда жажда была утолена, женщине начали сниться такие чудовищные сны, что нельзя описать словами, и она рассказала своей работнице об опасениях, что ребёнок, которого она носит, будет наверное чем-то отличаться от других людей, и хорошо, если он не станет кем-нибудь ужасным.

Шло время, пока не настала пора ей родить. Всё прошло должным образом, и родила она мальчика. Его нарекли Бьёдном. Он рос и креп.

Пьетюр раньше работал у Орма Торлейвссона Богатого с Кнёрра, а потому того прозвали Ормом Богатым, что принадлежали ему все земли в Брейдувике до самой Слеггьюбейны. Он сдал Пьетюру в аренду Хусанес и хорошо относился к этой семье, хотя в отношениях с другими он считался столь непокладист, что о нём говорили так:

Нет никого хуже
Орма с Кнёрра.
Однажды, когда братьям, Магнусу и Бьёдну, было шесть и пять лет соответственно, Орм поскакал посмотреть, что выбросило на берег, и увидел братьев, которые играли и начали яростно драться, и Бьёдн вёл себя жёстче.

Тогда Орм заехал в Хусанес и вызвался взять Магнуса на воспитание, ведь времена были тяжёлые. Но их мать попросила его взять лучше Бьёдна, потому что тот был непокорным, хоть и очень способным, и она надеялась, что у Орма из него вырастет настоящий мужчина. Орм дал уговорить себя, и Бьёдн отправился вместе с ним в Кнёрр.

Бьёдн подружился там с одним юношей, скотником Орма, и чуть ли ни все дни и ночи они проводили вместе друг с другом в хлеве. Это было большое здание, в котором держали тридцать коров. Бьёдн стал быстро мужать, после того как пришёл к Орму. Его считали скрытным и грубым.

У Орма имелся внебрачный сын, которого звали Гвюдмюндом. Он был ровесником Бьёдна и рано стал силён и крепок, как его отец. Он упражнялся в борьбе и других искусствах, которые тогда были совсем редки, но работал мало. Они с Бьёдном поладили. Тогда, как и сейчас, в Кнёрре была церковь, и Орм заботился, чтобы его домочадцы исправно посещали службу.

Однажды случилось так, что Бьёдн уснул во время богослужения против воли и без ведома Орма. Ему приснилось, будто к нему пришёл незнакомец с блюдом в руках, на котором лежало порезанное кусочками мясо, и предложил Бьёдну. Бьёдн взял мясо и съел восемнадцать кусков, и каждый казался ему вкуснее предыдущего, но от девятнадцатого ему стало нехорошо и тошно, и на этом он остановился.

Тогда незнакомец говорит:

— Ты хорошо поступил, что отведал моего мяса, но теперь я хочу предложить тебе большее. Утром поднимись, так чтобы никто не заметил, на вершину Ёхсля. Там ты увидишь два странных камня, довольно больших. Приподними немного меньший камень, и то, что найдёшь под ним с северной стороны, возьми себе и пользуйся во благо. Оно обладает такой силой, что ты станешь знаменитым человеком.

После этого человек из сна исчез, а Бьёдн проснулся, и ему очень захотелось проверить показанное место.

На следующий день Бьёдн встал пораньше, поднялся на вершину и нашёл эти камни. Под меньшим камнем лежала секира, небольшое, но очень острое оружие. Как только он поднял её, овладел им воинственный дух.

Затем он спустился оттуда в рыбацкое поселение в Фрамбудире. Он завернул секиру в ткань и спрятал её в яме из лавы так, чтобы никто не видел. Днём он плавал в лодке с другими рыбаками. Он спросил своих спутников, что они дали бы ему за то, что он нашёл недавно под камнем на вершине Ёхсля. Они сказали, что это, наверное, какой-то пустяк.

А вечером, когда они пристали к берегу, Бьёдн отбежал от лодки, но вскоре вернулся. В руке он держал секиру. Подойдя к своим спутникам, он с воинственным видом поднял её над головой и, злобно смеясь, спросил:

— Кто из вас сейчас хочет получить ночлег под нею?

Они очень испугались, и никто не вызвался.

Один из моряков, старый и умный человек, сказал своим товарищам, чтобы Бьёдн не слышал:

— Заберите у него секиру, ибо это несчастливое орудие.

Бьёдн не стал ждать приглашения и отправился своим путём домой на Кнёрр. Вскоре исчез скотник с Кнёрра, товарищ Бьёдна, и его нигде не нашли.

В Кнёрре была работница, которую звали Стейнунн. Она прислуживала Бьёдну и вышла за него замуж. В это время Орм Богатый умер, а его сын Гвюдмюнд поселился после него в Кнёрре и скоро разбогател. Он сдал в аренду своему побратиму Бьёдну землю Ёхсля.

Хутор в Ёхсле стоял прежде у холма, но Бьёдн с разрешения Гвюдмюнда перенёс его наверх и переселился туда. Там Бьёдн построил дом вместе со своей женой Стейнунн, которая прислуживала ему в Кнёрре. Дела у них шли хорошо. У них было мало слуг, но о них хорошо заботились.

Людям казалось удивительным, что у Бьёдна так много лошадей, и некоторые начали подозревать, что они добыты неправедным путём, и пошли слухи, что он умертвил кого-то ради денег.

Как-то раз некий богатый человек, которого звали Бьёдном, послал двух своих работников на запад к подножию Ёкуля на рыбалку и поручил своему тёзке с Ёхсля позаботиться о них. Когда же они пришли в Ёхсль и Бьёдн увидел, что они хорошо снаряжены и у них прекрасные лошади, он попросил их выйти вместе с ним в хлев. Там было темно, однако один из них увидел, что в руке у Бьёдна что-то блестит. Тогда он сразу передал ему привет от своего хозяина.

Едва Бьёдн узнал, откуда они, то встретил их с распростёртыми объятиями, устроил радушный приём и договорился для них о хорошем месте на борту судна в Стапи. Но товарищи подозревали, что всё сложилось бы иначе, не узнай Бьёдн вовремя, откуда они.

Рассказывают, что однажды у Бьёдна остался ночевать гость с севера, и вечером ему указали место для спанья у входа в комнату. Улёгшись, он никак не мог уснуть и ворочался. Случайно он сунул руку под кровать и обнаружил там мёртвого человека. Он ужасно перепугался из-за этого, однако догадался переложить мертвеца на кровать и накрыть его одеялом. А сам он лёг под кровать туда, где раньше находился мертвец.

Во второй трети ночи Бьёдн и его жена вошли в комнату. Бьёдн нёс в руке секиру и ударил ею того, кто лежал в постели, полагая, что это гость и что о нём больше никто ничего не услышит.

Жена Бьёдна спросила:

— Почему у него нет предсмертных судорог?

Бьёдн отвечает:

— Он простонал, ведь удар-то был неслабым, жена.

С тем они вернулись в гостиную. Но утром, едва рассвело, гость бежал с того хутора и так спасся.

Хоть на поступки Бьёдна много роптали, никто не смел открыто высказаться из-за влияния Гвюдмюнда Ормссона, однако в те времена их с Бьёдном дружба стала весьма охладевать без видимых причин, если только не вспомнить случай, как однажды Гвюдмюнд поехал из дому в Гардар в Стадарсвейте и взял с собой двух лошадей.

Поздно вечером по дороге домой он пришёл в Ёхсль и попросил дать ему пить. Бьёдн пригласил его внутрь. Но Гвюдмюнд не захотел. Тогда жена Бьёдна вышла из дому с кружкой кислой сыворотки и протянула её сидевшему верхом Гвюдмюнду. А когда он собрался пить, вышел Бьёдн в длинном пальто. Гвюдмюнд увидел рукоять, выглядывающую из-под полы.

Он отбросил кружку и пустился вскачь. Тут Бьёдн выхватил из-под пальто секиру и ударил Гвюдмюнда, но промахнулся и нанёс коню такую большую рану, что Гвюдмюнд не доехал на нём домой и взял другого, не раненного.

На следующий день жена Бьёдна пришла в Кнёрр и попросила у Гвюдмюнда прощения за это нападение. Гвюдмюнд пообещал ей ничего не предпринимать, но сказал, что злодеяния Бьёдна обнаружатся, даже если он станет молчать.

В том же году, в среду перед пасхой пришли в Ёхсль брат и сестра, была оттепель и вечерело. Они попросились на ночлег, и их охотно впустили. С них сняли мокрую одежду и дали другую, сухую. Затем им принесли еду. В комнате сидела старуха и баюкала ребёнка. Говорят, она хотела предупредить брата и сестру о нависшей опасности и напевала под нос старую песенку всякий раз, когда жена Бьёдна выходила. Есть такой стих, который всё же читают по-разному:

Не ночуйте у Гюннбьёдна,
утопит вас он в Игюльтьёдне,
по тропе течёт кровь,
спи, дитя, сладких снов.
Когда же брат и сестра поужинали, девушка вышла из комнаты. Но вскоре её брат услышал крик и испугался. Он выбежал в овчарню. Бьёдн сразу пошёл следом. Юноша выскочил на двор, затем вбежал на сеновал, что был пристроен к дому, и выбрался оттуда, потому что торф был рыхлый. Бьёдн гнался за ним по пятам, но в темноте потерял его из виду.

Юноша добрался до лавового поля и спрятался в яме неподалёку от хутора, пока Бьёдн искал его. Затем юноша выбрался из ямы и ночью спустился в Хрёйнлёнд. Хозяин Хрёйнлёнда проводил его в Хедлар к старосте Ингимюнду из Бреккубайра, который был человеком богатым и смелым.

Рано утром в день Пасхи Ингимюнд взял с собой двух храбрецов и поскакал в Кнёрр. Между ним и Гвюдмюндом из Кнёрра были натянутые отношения. Гвюдмюнд, хоть был и богат, и смел, потерпел от Ингимюнда поражение как на словах, так и на деле.

В ту Пасху ярко светило солнце и люди в хорошую погоду стояли снаружи. Бьёдн с Ёхсля явился туда и, говорят, сказал тем, кто находился поблизости:

— Пасмурно нынче, братья.

Внезапно Ингимюнд подошёл к Бьёдну и спросил, откуда у него этот капюшон, что у него на голове, затем расстегнул на нём плащ, в который тот был одет сверху, и спросил, откуда Бьёдн добыл куртку с серебряными пуговицами и рубашку, что были на нём.

Бьёдн сказал, что подобные вопросы весьма странны и он не будет на них отвечать. Ингимюнд сказал, что этого и не понадобится, позвал своих спутников и попросил их посмотреть на одежду Бьёдна и засвидетельствовать, не принадлежала ли эта одежда его работнику Сигюрду, который покинул Ингимюнда два года назад и исчез, так что никто не знал, что с ним случилось, и которая была на нём, когда он уходил от Ингимюнда, и они признали это.

Ингимюнд попросил Гвюдмюнда Ормссона арестовать Бьёдна как преступника, но Гвюдмюнд отказался. Тогда Ингимюнд сам арестовал Бьёдна, объявил его убийцей Сигюрда и девушки, о которой упоминалось раньше, и отвёз его в Арнарстапи к лагманну Йоуну.

Затем Стейнунн жену Бьёдна схватили и посадили в тюрьму в Стапи. Тогда Бьёдн признался лагманну, что всего убил восемнадцать человек, и первым из них — скотника из Кнёрра. Его он спрятал в хлеву под полом, а остальных семнадцать он похоронил в озере Игюльтьёдн, привязав к трупам камни, а его жена была осведомлена в этом и помогала ему.

Бьёдн и Стейнунн были оба приговорены к смерти на Лёйгарбреккутинге в 1596 году. Бьёдну сперва должны были сломать кости во всех конечностях и затем обезглавить, а казнь Стейнунн отложили, потому что она была беременна.

Юноше по имени Оулав, близкому родственнику Бьёдна, поручили сломать ему кости и обезглавить его. Кости разламывали колотушкой и на мягкой подстилке, чтобы мучения были сильнее.

Бьёдн мужественно встретил свою пытку и смерть, без плача и причитаний. Когда ему ломали кости, он сказал:

— Тайком кости редко хорошо ломаются, родич Оулав.

Когда все конечности Бьёдна были сломаны, его жена сказала тем, кто был стоял рядом:

— Вот и закончились конечности у моего Бьёдна.

Бьёдн услышал это и сказал:

— Одна всё же ещё осталась, самая лучшая, — и тут ему отрубили голову.

Могильный холм Бьёдна виден и по сегодняшний день рядом с усадьбой в Лёйгарбрекке, в месте, что называется Лёйгархольт, там где дорога из церкви в Лёйгарбрекки разветвляется в Хедлар и Стапи. Холм сложен из камней и зарос снизу травой, а называется он Холмом Бьёдна с Ёхсля.

(перевод Тимофея Ермолаева)



Памятная плита, рассказывающая туристам о Бьёдне.



В этих живописных краях жил герой этой истории.

(Фотографии Екатерины Шуваловой)

Свейн Скотти (Sveinn skotti)

О Стейнунн, жене Бёдне с Ёхсля, рассказывают, что она отправилась на север в Скоттастадир в Сватаурдале и родила там сына, которого назвали Свейном Скотти. Кое-то говорит, что как только Стейнунн разрешилась от бремени, её казнили, и не было слёз на её глазах.

Повзрослев, Свейн путешествовал по всей стране, воруя и убегая, во многих местах у него родились дети, и он дерзко вёл себя с женщинами; он был известен почти только с плохой стороны, но сильным или храбрым он не был. На севере в Тингэйярсисле его выпороли за кражу и другое мошенничество, и на альтинге 1646 года его за то же самое снова присудили к порке до потери сознания, и заодно он должен был лишиться одного уха.

После этого Свейн направился на Западные Фьорды и завёл дружбу с неким Йоуном, которого называли Сийусоном; тот упражнялся в колдовстве и прочих мерзостях. Приятели воровали чужих овец с горных пастбищ и совершали другие злодеяния. Говорят, Свейн научился у Йоуна колдовству и заложил себя дьяволу, чтобы ни одни оковы не могли удержать его, и с тех пор Свейн полагался на этот договор.

Как-то раз во время богослужения Свейн пришёл на какой-то хутор, и все ушли в церковь, кроме детей, старшему из которых было двенадцать или тринадцать лет. Свейн взломал кладовую и набил свой мешок тем, что казалось ему самым вкусным.

Затем он подошёл к детям, назвал себя настоящим именем и и дал им чуть-чуть из своего мешка. Тогда дети сказали ему:

— Да наполнит бог твой мешок, милый Свейн.

Свейн ответил:

— Он тут не нужен; я сам это сделаю.

Наконец Свейн был схвачен, когда он хотел изнасиловать жену бонда в Рёйдсдале на Бардастрёнде, а хозяина не было дома. Она велела связать Свейна своей пелёнкой, и это не позволило Свейну избавиться от уз по условиям контракта с чёртом.

Затем Свейна был осуждён и повешен в Рёйдюскёрде в 1648 году.

Спустя два года Йоуна Сийусона приговорили на альтинге к смерти, его должны были обезглавить. Говорят, палачу пришлось ударить по шее Йоуна тридцать раз, прежде чем голова отвалилась, потому что словно рубили по камню, и всё лезвие топора испортилось. В одном башмаке Йоуна нашли дубовую дощечку, а в другой — пластинка человеческого черепа с волосами, и оба были исписаны руническими знаками; это и было причиной того, что топор не рубил. После казни Йоун стал появляться как призрак, пока депутаты не взяли его тело и не сожгли дотла.

У Свейна остался сын, которого звали Гисли по прозвищу Бабник, и он вполне соответствовал своему имени. Он вор и совершал другое зло, но в конце концов его повесили в Дирхоуларе. Говорят, будто у Свейна была дочь, которая жила в Дальсхусе у Сейдлёйксдаля и занималась уходом за хозяйским ребёнком.

Когда ей никак не удавалось успокоить ребёнка, она сказала ему:

— Будь я как мой дед, хорошо было бы проткнуть в животе дыру и выпустить ветер.

Хозяин услышал это и прогнал её.

Считалось, что в тех местах, где повесили Скотти, долго появлялись привидения, и все верили, что он был виновен в том, что преподобный Гвюдбранд Сигюрдссон с Брьяунслайка замёрз в буран в Рёйдюскёрде 132 года спустя[114].

(перевод Тимофея Ермолаева)

Хроульв Сильный (Hrólfur sterki)

Одного человека в Скагафьёрде звали Хроульв Бьярнасон Сильный. От него произошёл большой род, который называется родом Хроульва.

Среди прочих детей, у Хроульва было два сына по имени Бьярни; одного прозвали Худший Бьярни, а другого — Лучший Бьярни.

Однажды весной Худший Бьярни в чём-то провинился перед датчанами, и они заключили его под стражу у себя в Бессастадире. Другие рассказывают, что они сделали так лишь ради забавы, чтобы узнать, как поступит Хроульв.

Когда Хроульв поехал на юг за сушёной рыбой, он узнал, что случилось. Он решил вызволить своего сына и расспросил, где его держат.

А по пути домой, на перешейке между Бреккой и Ламбхусом Хроульв взбесился, завопил и впал в исступление. Выламывая все двери, он пошёл прямо туда, где был Бьярни и унёс его под мышкой, а датчане не дали ему никакого отпора.

Другие рассказывают, что они настолько испугались, что тотчас освободили Бьярни и поскорее отдали его отцу.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Испытание гостей (Gestaraun)

Когда-то в Хвамме в долине Нордюраурдаль много лет жил священник, которого звали Йоуном. Он был большой силач. У него был большой кувшин с двумя ручками и такой обычай: когда зимой туда приходили рыбаки и просили дать им пить, он приносил им этот кувшин, наполненный доверху, и, держась за одну ручку, протягивал пришедшему вторую.

Но никто не мог взять кувшин, не придерживав его второй рукой под днищем. От этого кувшин получил имя, его называли «Испытанием гостей».

Однажды с севера из Скагафьёрда туда в Хвамм пришёл юноша вместе с другими рыбаками. Он взял кувшин одной рукой, поднял крышку, выпил всё стоя и затем вернул его священнику. Из остальных никто не смог повторить это.

Священник спросил у этого юноши, сколько ему лет, а он ответил, что восемнадцать.

Священник долго смотрел на него и затем печально сказал:

— Крепкие кости достанутся морю.

Кончилось всё тем, что в рыболовный сезон этот юноша утонул на юге.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Мои глаза и мой нос („Mín hefur augu og mitt hefur nef“)

Жили как-то раз старик со старухой, и не было у них детей. Однажды утром старик, отправляясь в лес охотиться на птиц и зверей, сказал старухе:

— Сегодня вечером я убью тебя, если ты не родишь мне малыша.

Потом он ушёл.

Старуха начала плакать и с громкими причитаниями уселась под стеной дома. Тут подошла к ней женщина и спрашивает, почему она плачет. Она поведала ей слова мужа. Женщина сказала, что поможет ей. Они поймали ворона, который порхал там по кругу, и завернули его в пелёнки. Затем эта женщина ушла. Старуха раскачивала этого мальчика, пока старик не пришёл домой. Он чрезвычайно обрадовался, когда увидел, что старуха днём обзавелась ребёнком.

Теперь старуха ушла готовить ему еду, а старик качал спеленатого ребёнка у окна и вынул раму, чтобы рассмотреть его внешность.

Старик говорит:

— Мои глаза и мой нос достались тебе.

Тут ворон так оживился, что старик не смог с ним справиться. Пелёнки распустились, ворон высвободился и вылетел через окно.

Затем старуха вошла в комнату и спросила старика о ребёнке. Старик ответил:

— Ох, моя старушка, не упоминай о нём! Он улетел в небо! — и смиренно попросил у неё прощения за свой промах. И с тех пор они никогда не требовал у неё родить им малыша.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Грим и водяной дух

Грим был тот самый человек, который дал свое имя Гримсею, — острову, лежащему к северу от Исландии. Однажды он отправился ловить рыбу вместе со своими слугами и маленьким сыном Ториром. Мальчику стало холодно, и его засунули по плечи в мешок из тюленьей шкуры. Вдруг на крючок поймался водяной дух. Лицо у него человеческое, а тело тюленье.

— Или ты предскажешь нам будущее, — сказал Грим, — или никогда больше не видать тебе своего дома.

— Первым делом снимите меня с крючка, — попросил водяной дух, и когда люди выполнили его просьбу, нырнул в воду и всплыл подальше от лодки.

— Для тебя и твоих слуг мое предсказание не имеет никакого значения! — крикнул он. — Время твое истекает, Грим, и еще до весны мы снова свидимся с тобой. Но мальчика в мешке из тюленьей шкуры ждет иное будущее. Пускай он покинет Гримсей и поселится там, где твоя кобыла Скальм ляжет под вьюком.

Зимой Грим и его слуги снова отправились на рыбную ловлю, на этот раз без мальчика. Вдруг море взволновалось, хотя ветра не было и в помине, и они все до одного утонули, как и предсказал водяной, дух.

Мать Торира тронулась с ним на юг. Все лето кобыла Скальм шла под вьюком, ни разу не ложилась. Но когда они поравнялись с двумя красными дюнами к северу от Боргар-фьорда, кобыла вдруг легла, и семья Грима поселилась на землях у Холодной реки, между холмом и морем.

Прошло много лет. Торир состарился и ослеп. Но как-то раз летним вечером он вышел на порог своего дома и вдруг прозрел. А прозрев, увидел урода огромного роста, который плыл в лодке по Холодной реке. Подплыв к холму, незнакомец исчез в расщелине. И в ту же ночь из-под земли вырвался огонь, и лава залила окрестности и покрывает их до сих пор. Торир в ту ночь погиб от извержения вулкана, который носит его имя. Говорят, что Грим выходит из моря и навещает своего сына и что если в тихую погоду приложить ухо к земле, то можно услышать их голоса и храп кобылы Скальм, которая пьет воду из каменной колоды за их спиной.

Сказки о людях, объявленных вне закона (Útilegumannasögur)

Бьярни сын Свейдна и его сестра Сальвёр (Sagan af Bjarna Sveinssyni og Salvöru systir hans)

Жил в Скага-фьорде богатый человек по имени Свейдн. Он был женат, но имя его жены неизвестно. А еще у него было двое детей, о них-то и пойдет речь в этой сказке. Сына звали Бьярни, а дочь — Сальвёр, они были близнецы и очень любили друг друга. В то время им было по двадцать лет.

Летом на Иванов день жители Скага-фьорда обычно ездят в горы собирать исландский мох. Свейдн решил отправить в горы Бьярни. Сальвёр узнала об этом и тоже захотела поехать. Родителям жаль было отпускать дочь, но они уступили ее мольбам, и было решено, что она поедет вместе с братом. Ночью накануне их отъезда Свейдну приснилось, будто у него есть две белые птицы, которых он очень любит, и вдруг одна из них пропала, и он долгопо ней тосковал. Понял Свейдн, что сон этот вещий и он скоро потеряет дочь. Он испугался и запретил Сальвёр ехать в горы, но она так молила отца, что в конце концов он уступил. И брат с сестрой отправились в путь.

В первый день они собирали мох вместе со всеми. А ночью Сальвёр занемогла, и утром у нее не было сил подняться. Бьярни остался с сестрой в палатке. Прошло три дня. Сальвёр становилось все хуже и хуже. Бьярни не отходил от нее ни на шаг. Однако на четвертый день он поручил Сальвёр заботам одного из своих спутников, а сам пошел собирать мох. Набрал он полный мешок, сел у подножия скалы и задумался, подперев щеку рукой. Его пугала болезнь сестры, и на душе у него было очень тревожно.

Бьярни просидел так довольно долго и вдруг услыхал стук копыт. Оглянулся он и увидел двух всадников. Они мчались прямо к нему. Один скакал на рыжем коне и был одет во все красное. Другой был в темном платье, и конь под ним был вороной масти. Всадники спешились у скалы и поздоровались с Бьярни, обратившись к нему по имени.

— Отчего ты невесел, приятель? — спросил человек в красном.

Бьярни не ответил на его вопрос. Тогда человек в красном сказал, что ему нечего их опасаться и худого не будет, если Бьярни все им расскажет. И Бьярни поведал незнакомцам о болезни сестры.

— Мои спутники уже собираются домой, — сказал он, — и мы с сестрой останемся здесь одни. Боюсь, как бы она не умерла у меня на руках.

— Да, плохи твои дела, — сказал человек в красном. — Не диво, что ты так мрачен. А может быть, ты согласишься отдать мне свою сестру?

— Нет, — ответил Бьярни. — Я не знаю ни кто ты, ни откуда.

— А тебе и незачем это знать, — сказал человек в красном.

Он вытащил золоченую табакерку с драгоценным камнем на крышке и спросил:

— А если я подарю тебе табакерку, тогда отдашь?

— Нет, предлагай, что угодно, сестру я все равно не отдам, — ответил Бьярни.

— Будь по-твоему, — сказал незнакомец. — А табакерку оставь себе на память о нашей встрече.

Бьярни взял табакерку и поблагодарил за подарок. Незнакомцы простились с ним и ускакали.

Утром спутники Бьярни уехали домой, и брат с сестрой остались одни. Весь день Бьярни просидел рядом с Сальвёр, а ночью его стало клонить в сон, но он не решался спать, боясь, как бы незнакомцы не похитили Сальвёр. В конце концов он не выдержал, лег рядом с сестрой и обнял ее, он думал, что из его объятий никто не сумеет ее похитить. Однако, когда он проснулся, сестры рядом не было. Бьярни испугался и пошел ее искать. Целый день он бродил по горам, но так и не нашел ее. Тогда он собрал вещи, вернулся домой и рассказал о случившемся.

— Этого я и опасался, — промолвил отец. — Видно, от судьбы не уйдешь.

Много народу снарядилось в горы искать Сальвёр, но поиски ни к чему не привели. Все были огорчены потерей, потому что девушка она была добрая и ее любили.

Шли годы. Бьярни стукнуло тридцать. Он женился и сам вел хозяйство. Как-то осенью его пастух потерял всех овец, проискал их три дня и вернулся домой ни с чем. Тогда Бьярни попросил жену собрать ему еды на неделю и дать крепкие башмаки — он решил сам пойти за овцами. Мать с отцом, которые были еще живы, умоляли его остаться дома, но он попросил их не беспокоиться, велел ждать его через неделю и ушел.

Три дня ходил Бьярни по горам. На четвертый день он набрел на пещеру и уснул в ней крепким сном. Когда он проснулся, была темная туманная ночь. Несмотря на туман, Бьярни отправился дальше, но вскоре заблудился, и ему пришлось долго идти наугад. Наконец он вышел в большую долину, где тумана не было. Бьярни спустился вниз и увидел богатую усадьбу. Мужчины и женщины сушили на лугу сено. Бьярни подошел к трем женщинам, одна из них была очень красивая, он поздоровался и попросился переночевать. Ему разрешили, и девочка проводила его в дом.

Эта девочка тоже была очень красивая и к тому же напоминала Бьярни его сестру, которую он когда-то потерял в горах. Давнее происшествие снова всплыло в его памяти, и ему стало грустно, однако он не показал виду. Дом был большой и уютный. Девочка провела Бьярни в просторную богатую комнату, пригласила его сесть за стол и ушла. Вскоре она вернулась и принесла ему поесть. Потом она отвела его в маленькую комнатку, где была приготовлена постель. Девочка помогла Бьярни снять мокрую одежду и пожелала ему приятного сна.

Бьярни не мог понять, куда он попал и почему эта девочка пробудила в нем тоску по сестре. С этими мыслями он уснул. Его разбудило пение — наверху пели вечерние молитвы, как принято в деревне. Голосов было много — и мужские, и женские, — и один из них показался ему похожим на голос Сальвёр. Потом Бьярни опять заснул и спал, покуда та же девочка его не разбудила. Она принесла ему новое красивое платье и попросила надеть его по случаю воскресенья, которое Бьярни приглашали провести в этом доме.

Пока Бьярни одевался, к нему прибежал маленький мальчик в нарядном зеленом сюртучке. Малыш поздоровался с Бьярни и принялся болтать.

— Куда ты идешь? — спросил он.

— Ищу своих овец, — ответил Бьярни.

— У нас в долине я их не видел, — сказал мальчик. — Но сегодня ты останешься здесь, потому что мой отец будет читать проповедь.

— Ступай прочь, Свейдн, — прервала его девочка, вернувшись, — и не болтай глупостей.

Она принесла Бьярни еду и прислуживала ему, пока он ел. Он поел и увидел, что к усадьбе стекается множество людей. Мальчик взял его за руку, отвел в церковь и показал, где сесть. Бьярни огляделся: рядом с ним на скамье сидел человек в красном, которого он когда-то встретил в горах, а пастором оказался тот, который был тогда в темном платье.

В церкви собралось много народу, мужчин было больше, чем женщин, и все мужчины были воинственного вида, сильные и рослые. Бьярни вытащил свою красивую табакерку и угостил соседа табаком, тот взял понюшку. На передней скамье Бьярни увидел нарядную женщину и узнал в ней свою сестру Сальвёр. Так вот куда привела его судьба! Они посмотрели друг на друга, Сальвёр тоже узнала его и от радости залилась слезами.

Пастор произнес превосходную проповедь, и служба кончилась. После благословения мальчик взял Бьярни за руку и повел домой. Вскоре туда пришли и оба незнакомца — и в красном, и в черном. Они дружески поздоровались с Бьярни и спросили, узнал ли он их.

— Узнал, — ответил Бьярни и умолк, подавленный воспоминаниями.

Потом в комнату вошла Сальвёр и бросилась брату на шею.

— Мы обнимали друг друга в детстве, — сказала она ему, — всю в слезах меня вырвали из твоих объятий, и вот я снова обнимаю тебя!

Брат и сестра были счастливы, и Бьярни рассказал Сальвёр обо всем, что случилось в Скага-фьорде после того, как она пропала.

— Бьярни, это я похитил твою сестру и отдал в жены этому человеку в темном платье, — сказал тот, который был в красном. — Это мой сын, он пастор у нас в долине, а я тут судья. Овец твоих я угнал нарочно, хотел, чтобы ты пришел сюда и вы с сестрой встретились. Завтра утром я верну тебе овец и провожу тебя домой, а сегодня ты наш гость.

Целый день провел Бьярни у сестры, а утром, со слезами простившись с нею, покинул ее дом. Судья и пастор провожали его, они втроем гнали овец.

— Ты должен переселиться к нам в долину, — сказал пастор.

Он обещал Бьярни прислать за ним весной своих людей и просил быть готовым к переезду.

Вернулся Бьярни домой, рассказал жене и родителям о своих приключениях и просил до поры до времени хранить все в тайне. А весной к Бьярни приехали три всадника, и ночью он уехал с ними, забрав все свое имущество, мать с отцом, жену и детей. Они поселились в долине утилегуманнов, и встреча с Сальвёр всем принесла радость. Много лет прожил Бьярни в этой долине, а когда состарился, снова вернулся в Скага-фьорд. Тогда-то он и поведал людям эту историю, а умер Бьярни глубоким стариком.

(перевод Любови Горлиной)

Похищение невесты (Brúðarhvarfið)

На хуторе Торфастадакот в Бискупстунге жил один холостой крестьянин, который держал много овец. Звали его Йоун. И вот решил Йоун жениться на своей служанке. Дело было осенью, в конце октября. После третьего оглашения Йоун стал готовить свадебный пир и поехал приглашать гостей, а его невеста в тот же день отправилась стирать белье. Йоун проводил ее к ручью, протекавшему недалеко от дома, простился с нею и уехал, а она принялась за стирку. Вечером он снова пришел к ручью и увидел, что на берегу валяется недостиранное белье, а его невесты нигде нет. Он подумал, что она занемогла и ушла домой. Однако дома ее не оказалось, и весь день ее никто не видел. Не понравилось это Йоуну, собрал он людей, и они отправились на поиски. Долго они искали его невесту, но так и не нашли. Потом поиски прекратились, а с ними и толки, куда делась девушка.

Минул год, снова настала осень, о девушке по-прежнему не было ни слуху ни духу. И вот в один прекрасный день у Йоуна из Торфастадакота пропали все овцы — как сквозь землю провалились. Искал он их, искал, не нашел и позвал людей на подмогу. Запаслись они едой, надели крепкие башмаки и отправились в горы. Облазили все ущелья и пустоши, но овец и следа не было. Тогда они решили подняться на вершину, чтобы оттуда оглядеть всю окрестность. Дойдя до самого ледника, они заблудились в сгустившемся тумане. Сперва они долго брели наугад по зыбкой почве, потом наконец выбрались из болота и вскоре вышли в незнакомую долину. Там тумана не было. В сумерках путники увидели хутор, подошли к дому и постучали. На их стук вышла женщина. Они поздоровались и попросились переночевать.

— Оставайтесь, пожалуйста, — сказала женщина.

— Как называется этот хутор? — спросили они. — Мы заблудились в горах и не знаем, куда забрели.

Хозяйка пригласила их в дом и сказала, что позже они все узнают. Она провела их в комнату, а сама ушла. Вскоре к ним пришла красивая девушка лет двадцати со свечой в руке. Она помогла гостям снять мокрую одежду и башмаки и хотела унести их, но гости попросили ее оставить одежду — им стало не по себе в этом доме, и они уже начали подозревать, что попали в опасное место. Но девушка ответила, что ей приказано все унести, и ушла, оставив гостям свечу и заперев за собой дверь. Тут Йоун и его спутники встревожились не на шутку.

Вдруг раздался стук в наружную дверь. Через щель в стене гости увидели, что хозяйка вышла со свечой за порог. Вернулась она с каким-то человеком. Они остановились у двери, и он стал счищать с себя грязь.

— Всех ягнят пригнал? — спросила у него хозяйка.

— Да, — ответил он.

— Вот и хорошо, — сказала она и ушла.

Вскоре гости снова слышат стук. Опять выходит хозяйка со свечой и возвращается с другим человеком. Они останавливаются у двери, и он начинает счищать грязь.

— Всех маток пригнал? — спрашивает она.

— Да, — отвечает он.

— Вот и хорошо, — говорит она и уходит.

В третий раз раздается стук, хозяйка опять идет отворять и возвращается с третьим человеком. Они останавливаются у двери, и он счищает с себя грязь.

— Всех баранов пригнал? — спрашивает она.

— Всех, — отвечает он.

— Вот и хорошо, — говорит она и уходит.

Потом опять стучат в дверь. Хозяйка выходит со свечой и возвращается еще с одним человеком. Он начинает счищать у дверей грязь, а она тихонько спрашивает его о чем-то. Гостям показалось, что она спросила:

— Пригнал чужих овец?

— Да, — ответил он вполголоса.

— Вот и хорошо, — сказала она и ушла.

Наконец стучат в пятый раз. Хозяйка со свечой выходит и возвращается с человеком в длинном плаще. Она сама отряхивает с него грязь, а он спрашивает, пришли ли на хутор гости.

— Пришли, — отвечает она.

— Сняли с них одежду и башмаки? — спрашивает он.

— Да, — отвечает она.

— Вот и хорошо, — говорит он, и они оба уходят.

Тут уж Йоун и его спутники совсем испугались. Они не сомневались, что обитатели таинственного хутора решают сейчас, как им лучше всего расправиться с пришельцами. Тем временем дверь отворилась и давешняя девушка принесла им горячей бараньей похлебки. Гости немного поели — от страха у них кусок в горло не лез — и тут же уснули, ведь за день они сильно намаялись. Проснулись они оттого, что за стеной начали громко читать вечернюю молитву. Эта молитва успокоила гостей, и они перестали опасаться за свою жизнь. Ночью не случилось ничего особенного.

Рано утром девушка принесла гостям сухую и чистую одежду, но совсем не ту, которую взяла у них накануне. Она попросила их надеть новое платье и сказала, что их приглашают погостить на хуторе еще день. Когда они оделись, она принесла им холодной баранины. Пока гости ели, пришла хозяйка и спросила, откуда они.

— Из Бискупстунги, — ответили гости. Она стала расспрашивать их о последних новостях, и они рассказали ей все, что могли.

— А не знаете ли вы Йоуна из Торфастадакота, у которого в прошлом году пропала невеста? — спросила хозяйка. — Как он поживает?

Йоун поспешил назвать себя. И тут хозяйка призналась, что она и есть его пропавшая невеста.

— Когда я стирала у ручья, ко мне подъехал всадник, поднял меня в седло и увез сюда, — сказала она. — В этой долине он исправляет должность судьи. У него умерла жена, и он похитил меня, чтобы жениться на мне. Сегодня его нет в доме, он разбирает в долине одну запутанную тяжбу и вернется только утром. Он хочет поговорить с тобой, Йоун, и просил, чтобы ты дождался его возвращения. Он задумал возместить тебе пропажу невесты и выдать за тебя свою дочь, ту самую девушку, что прислуживала вам вчера вечером. Судье пришлось прибегнуть к колдовству, чтобы заманить сюда сперва твоих овец, а после — и тебя самого. Но ты не бойся, завтра ты получишь своих овец всех до единой.

Обрадовался Йоун и остался еще на один день на этом хуторе, где их так хорошо приняли.

Вечером судья вернулся, но разговор с Йоуном отложил до утра. Долго ли они говорили — неизвестно, но все вышло так, как обещала хозяйка. Судья сказал, чтобы весной Йоун приезжал за девушкой, хоть с этими же людьми, хоть один. И велел взять с собой побольше вьючных лошадей, чтобы увезти на них добро, а давать в приданое овец ни к чему — за лето они все равно убегут домой.

Йоун так и сделал — весной с теми же людьми он поехал к судье, и с ними было двенадцать вьючных лошадей. Они забрали девушку и много всякого добра, которое судья дал ей в приданое. Йоун женился на дочке судьи, и они до самой смерти жили в Торфастадакоте и очень любили друг друга. От них пошел большой род, но в этой сказке о потомках Йоуна ничего не говорится.

Лишь много времени спустя стало известно, что долина, откуда Йоун привез себе жену, лежит к северу от ледника Лаунгъёкюдль. На этом сказке конец.

(перевод Любови Горлиной)

Сказка об Оулёв крестьянской дочке (Sagan af Ólöfu bóndadóttur)

В давние времена жил в Эйя-фьорде один пастор, он был женат, и у него было много детей, среди них — одна приемная дочка, крестьянская девочка из его прихода. Звали ее Оулёв. Она была очень красива и хорошо воспитана. Пастор любил ее не меньше, чем родных детей. В его доме Оулёв обучалась рукоделию и всему остальному, что должна знать хозяйка. В то время, о котором пойдет рассказ, она была уже совсем взрослая девушка.

Много лет пастор добивался, чтоб ему дали приход на Востоке Исландии, и вот наконец его желание сбылось. В самом начале лета он собрался переезжать на новое место с женой, детьми и всеми домочадцами. Ехать решили кратчайшей дорогой, через Лавовое поле, которое называется Оудаудахраун. Оно считалось самым опасным и пустынным местом во всей Исландии.

Вот пастор и его спутники миновали последний хутор в северной части страны и выехали на Лавовое поле. К вечеру они достигли середины поля и собрались сделать привал. Когда они разбили палатки, к ним подошли девять вооруженных незнакомцев. Не говоря ни слова, они напали на пастора и его спутников, те были безоружны, и потому сопротивление их было недолгим. Разбойники убили всех, кроме Оулёв. Ее они увели к себе, их дом находился неподалеку.

Оулёв сразу смекнула, что попала к утилегуманнам, живущим разбоем и грабежом, и что помощи ей ждать неоткуда. Однако разбойники не тронули ее, они сказали, что с наступлением зимы засядут дома и тогда бросят жребий, кому она достанется в жены.

— А до тех пор ты должна готовить пищу на всех и всем одинаково прислуживать, — сказали они.

Прошло лето, до осеннего сбора овец осталось всего две недели. Разбойники собрались в горы и предупредили Оулёв, что на несколько дней она останется одна. Но неожиданно один из них занемог — он был самый молодой и больше всех нравился Оулёв. Разбойники решили, что он их догонит, как только ему полегчает, и ушли.

— Я понимаю, что ты не можешь быть счастлива в этом логове, — сказал парень, когда остался с Оулёв наедине. — Ведь и я тоже их пленник. Мой отец живет в Мьоувадале по ту сторону Лавового поля. Я бы давно помог тебе бежать, да только это нелегко. За два года, что я здесь живу, у меня не было случая вырваться на волю. Разбойники заставляют меня грабить и убивать вместе с ними, и мне приходится повиноваться. Нынче я сказался больным, чтобы поговорить с тобой наедине и решить, как нам быть. Попытайся бежать, покуда их нет дома. Вот что тебе следует сделать. Завтра утром я пойду к ним, как мы договорились, а ты выждешь еще два дня. Здесь неподалеку будет пастись гнедой конь. Взнуздай его и надень на него седло, которое висит в доме. Это мой конь, быстрее его не сыщешь во всей Исландии. Других коней у разбойников нет. Садись на Гнедого и скачи, а дорогу он знает сам. Но помни, не бей коня, покуда твоей жизни не угрожает опасность, и не уезжай отсюда раньше положенного срока. Если доберешься до Мьоувадаля, научи жителей, как поймать разбойников. Это дело трудное — они всегда начеку. Нынешней осенью об этом и думать нечего, разве что через год. Когда они уходят за овцами, они всегда ночуют в одной укромной ложбине. Вот там-то и нужно на них напасть. И если мои советы пойдут тебе на пользу, попроси, чтобы разбойнику, который будет лежать с краю, сохранили жизнь. Исполни точно все, что я сказал, и удача не изменит тебе.

Оулёв поблагодарила парня и обещала следовать его советам. Осталась она одна, и ею овладело сильное нетерпение. Первый день тянулся, как год. На второй день она не выдержала и пошла за Гнедым. Он пасся поблизости. «Что за беда, если я уеду днем раньше?» — подумала Оулёв, оседлала коня и поскакала прочь. Скоро она услыхала крики, какими подгоняют овец, и узнала голос одного из разбойников. Он увидел ее на Гнедом и сразу кликнул товарищей. Они бросились ей наперерез. Расстояние между ними и Оулёв быстро сокращалось. Поняла она, что они вот-вот схватят ее, и хлестнула коня. Он рванулся вперед с такой силой, что она едва удержалась в седле. Теперь Гнедой летел, как птица, и вскоре разбойники остались далеко позади.

Оулёв благополучно добралась до Мьоувадаля. Отец того парня был еще жив, и она поведала ему, в какую беду попал его сын и что он советовал сделать, чтобы захватить разбойников.

Ровно через год жители Мьоувадаля собрались в условленное время напасть в ложбине на разбойников. Оулёв показывала им дорогу. Чтобы не тратить лишних слов, скажем сразу, что все разбойники были убиты, кроме того, который лежал с краю, а это и был тот самый парень, что помог ей бежать из плена. Он вернулся к отцу в Мьоувадаль. Но его должны были казнить за то, что он долгое время принимал участие в страшных злодеяниях, если только король его не помилует. И вот он отправился в Данию. Парень был красивый и добрый, поэтому все, в том числе и Оулёв, оплакивали его судьбу. Перед отъездом парень попросил Оулёв пять лет не выходить замуж, даже если от него не будет вестей. Оулёв ничего ему не ответила, и на этом они расстались.

Время шло, Оулёв жила у своих родственников в Эйя-фьорде. Она была самой красивой невестой в округе, и многие парни сватались к ней, но она всем отказывала — говорила, что дала слово не выходить замуж. Нрав у нее был угрюмый, и многие думали, что она стала такой после того, как побывала у разбойников. В конце концов к ней перестали свататься.

Так минуло пять лет, и за это время не случилось ничего нового. А на шестое лето в Эйя-фьорд пришел корабль. На нем прибыл красивый мужественного вида человек, говорил он по-исландски. Король прислал его на должность высшего чиновника в Вадлатинг, потому что прежний умер. Новый чиновник быстро прославился добротой, и люди полюбили его. Вскоре он решил обзавестись собственным двором, а также экономкой или, еще лучше, женой. Все советовали ему посвататься к Оулёв, потому что красивей невесты не было во всей округе, но предупредили его, что она не желает выходить замуж и отказывает всем женихам. Чиновник все же решил посвататься. Он поехал к Оулёв, сделал ей предложение и получил отказ. Но он продолжал настаивать, за него просили люди, и Оулёв в конце концов уступила. Тогда собрали свадебный пир и пригласили много важных гостей. На свадьбе чиновник встал и обратился к гостям:

— Хочу вам признаться, — сказал он, — что я и есть тот самый парень, который был в плену у утилегуманнов с Лавового поля. Меня приговорили к смерти, но я обратился к королю с просьбой о помиловании. Узнав мою историю, король счел меня невиновным. Он не только помиловал меня, но и дал мне средства, чтобы я мог учиться. За эти пять лет я изучил все законы и меня назначили сюда на должность чиновника. Женщина, что сидит рядом со мной, когда-то спасла мне жизнь, и я счастлив, что могу теперь отблагодарить ее за верность и терпение.

Гости дивились, слушая эти слова — ведь они думали, что его давным-давно нет в живых, а Оулёв не помнила себя от радости. Они поставили себе двор на хорошей земле в самом красивом месте Эйя-фьорда и жили там счастливо до самой смерти.

(перевод Любови Горлиной)

Асмунд Путешественник На Юг (Suðurferða-Ásmundur)

Жил человек по имени Асмунд. Он был родом с Мысового Фьорда. Он был сильный и проворный, и было ему двадцать лет, когда случилось то, о чём говорится в этой истории.

Каждую зиму Асмунд ездил на юг ловить рыбу, и с ним всегда ездили другие люди. Поэтому его прозвали Асмундом Путешественником На Юг.

Однажды зимой Асмунд, как обычно, отправился на юг, и его товарищи были с ним. К ночи они были у Каменников в Бараньем Фьорде и утром собирались отправиться через пустошь. Но ночью Асмунд почувствовал себя очень плохо и его товарищи весь день ждали, пока он поправится. Асмунд сказал, что им нужно идти дальше, а он последует за ними потом. Тогда они ушли, а Асмунд остался.

Через день Асмунду стало лучше и он отправился дальше. Погода была хорошая. Но когда он дошёл на юг до середины пустоши, началась сильная метель, так что Асмунд не видел, куда шёл. Поэтому он заблудился, и когда понял это, то снял поклажу с коня, вырыл углубление в сугробе и загородил вход мешками. Коня он привязал веревкой. Потом Асмунд забрался в снежный дом и сделал отверстие с подветренной стороны, так что он мог наблюдать за погодой.

Потом он достал свои припасы и начал есть. Но как только он приступил к еде, у отверстия в стене снежного дома появилась рыжая собака и ворвалась внутрь. Пёс был очень злой и свирепый и хватал каждый кусок, который Асмунд хотел съесть. Асмунду это не понравилось, поэтому он берет большую овечью ногу и дает ему. Пёс схватил ногу и внезапно умчался с ней прочь.

Через короткое время к двери снежного дома подходит рослый пожилой человек. Он обращается к Асмунду и благодарит его за пищу для его щенка.

— А не ты ли Асмунд Путешественник На Юг? — говорит пришедший.

— Так меня называют, — говорит Асмунд.

— Тогда у тебя есть два выбора, — говорит пришедший, — или последовать за мной, или метель не прекратится, пока ты не умрешь. Тебе следует знать, что это я наслал эту метель, и я устроил так, что ты заболел; я хотел найти тебя, потому что не знаю более храброго человека в этих местах.

Тогда Асмунд почувствовал опасность и понял, что у него нет иного выбора. Поэтому он сказал, что лучше пойдет с этим человеком, чем лишится жизни в буране.

— Тогда пошли, — говорит старик.

Асмунд поднялся и метель сразу утихла, погода наладилась. Старик ехал впереди, а Асмунд следом. Асмунд не знал, где он находится. После долгого пути перед ними открылась долина. Посреди долины текла река, и Асмунд удивился, что на другом берегу реки была видна красная земля, а их берег был весь белый от снега. На каждом берегу стояло по хутору.

Он подъезжают к хутору, который стоял на заснеженном берегу. Старик отвёл коней на конюшню и задал им корм. Потом он вводит Асмунда в жилую комнату дома. Там Асмунд увидел старуху и очень красивую молодую девушку. Больше людей он не заметил. Он приветствует их, после чего старик указывает ему место.

Но через некоторое время они выходят, старик и девушка. Асмунд остался один вместе со старухой. Старуха всё время бормотала себе под нос:

— Несчастная я без табака.

Тогда Асмунд достаёт немного табака из мешка и бросает старухе. Она взяла табак и осталась довольна.

Вот они входят, старик и девушка, и она принесла Асмунду еду. Асмунд начал есть, а старик всё это время разговаривал с ним, и был он весел.

Когда Асмунд поел, девушка вышла и старик с ней. Тогда Асмунд подумал, что они идут совещаться, как им убить его.

Вскоре старик возвращается и предлагает Асмунду лечь спать. Тот был не против, и старик повёл его в комнату. Там была накрыта постель. Старик желает ему спокойной ночи и выходит, а девушка снимает с Асмунда верхнюю одежду. Она хочет унести с собой его носки и обувь, но Асмунд просит её не делать этого, потому что боится, как бы в этом не было какого-то обмана.

Девушка говорит, что ему нечего бояться, потому что ему здесь никто не причинит вреда. Потом она уходит, поцеловав Асмунда на ночь.

Асмунду показалось необычным то, как с ним обращаются в доме разбойника, и, как ни странно, поцелуй девушки показался ему добрым. Он быстро засыпает и просыпается от того, что старик стоит рядом с ним. Наступило утро.

Старик желает ему доброго утра и говорит, что собирается сейчас попросить его сделать то, ради чего его сюда привёл.

— Так вышло, — говорит старик, — что двадцать лет назад я жил в населённых местах. Моя сестра забеременела от меня. Тогда я убежал и пришёл сюда. Моя сестра — это та старая женщина, которую ты видел вчера вечером, а ребенок, который у нас родился — это девушка, которая укладывала тебя спать.

Когда я пришёл сюда, здесь уже были разбойники, жившие на хуторе, который ты видел вчера вечером на другом берегу реки в долине. Их было двое, и они всё ещё живут на хуторе. Они оба были моими врагами, но до сих пор я всегда мог защититься от них. Теперь я больше этого не могу. Теперь они одолели меня, и заставляют весь снег, идущий над долиной, падать на моём берегу реки.

У меня вошло в привычку пасти моих овец за рекой на их земле, но теперь у меня на это не хватает сил. Я хочу попросить тебя сегодня поехать с моими овцами через реку и остаться там с ними. Я знаю, что ты человек сильный и это пригодится, потому что оба моих врага придут, думая, что это я пасу овец. С тобой будет мой рыжий пёс, и он хорошо тебе послужит.

Вот Асмунд поднимается с постели и едет с овцами, а старик дал ему свой плащ, чтобы тот одел его на себя, и секиру, чтобы защищаться. Когда Асмунд переходит через реку, оба разбойника нападают на него и говорят:

— Теперь ему конец, — потому что они подумали, что это старик был с овцами.

Но когда они приближаются к Асмунду, они говорят:

— Всё иначе, чем мы думали.

Потом они подбегают к Асмунду и набрасываются на него. Асмунд спускает Рыжего на одного из них, а сам нападает на другого. Рыжий разрывает живот своему противнику, и затем прыгает на другого. Вдвоём они, Асмунд и пёс, справляются с ним.

Асмунд остаётся с овцами до вечера, а потом возвращается домой и видит старика. Тот хорошо встречает Асмунда и сердечно благодарит его за работу. Он сказал, что наблюдал за ним, когда он убивал тех разбойников.

На следующий день они оба, Асмунд и старик, едут через реку на хутор. Это был хороший и просторный дом. Они не нашли там людей, зато обнаружили много добра.

Вот они осмотрели весь хутор. Тогда перед ними появляется дверь, которую они не могли отпереть. Асмунд ударяет по ней и проламывает её. Там была маленькая пристройка, и они увидели в ней женщину, красивую и привлекательную. Она была привязана за волосы к столбу и выглядела очень бледной и худой.

Асмунд освобождает её и спрашивает, откуда она. Она говорит, что она дочь бонда из Островного Фьорда, и разбойники её похитили. Она сказала, что они заставляли её выбрать одного из них. А когда она отказалась, они привязали её здесь, пока она не покорится.

Асмунд рассказывает о том, что произошло, и что она среди хороших людей. Она радуется, когда узнаёт, что избежала всех опасностей. Потом Асмунд и остальные перевозят хозяйство старика на этот хутор и остаются там всю зиму. Асмунду понравились старик и девушки, особенно дочь старика. Она умела больше, чем девушка из Островного Фьорда.

Весной старик говорит Асмунду, что теперь ему следует поехать домой, а осенью вернуться обратно в эту долину, потому что к тому времени, как он говорит, он умрет. Он просит Асмунда забрать тогда его дочь и сестру, если она ещё будет жива, а также девушку из Островного Фьорда. Он говорит, что им следует взять с собой всё, что они найдут здесь ценного.

Потом Асмунд уезжает на север в Мысовой Фьорд. Люди думали, что он вернулся с того света, но он никому не сказал, где провёл зиму.

Осенью он уехал назад в долину к девушкам. Они очень обрадовались, потому что к тому времени и старик, и старуха умерли и были похоронены там, на склоне холма.

Асмунд остается там с ними на зиму. Но весной он собирается и едет вместе со всем имуществом с хутора на север в Мысовой Фьорд. Он поселяется там и женится на дочери старика, а девушку из Островного Фьорда выдает замуж за человека из этих мест. И здесь заканчивается история об Асмунде Путешественнике На Юг.

(перевод Крю Глазьева)

Грим приемыш епископа (Grímur biskupsfóstri)

В давние времена выдался на Севере голодный год. Голодающие ходили толпами и просили милостыню, так что от них никому житья не было. Тогда знатные люди собрались на тинг и постановили, что каждый хозяин должен накормить нищего и предоставить ему ночлег на одну ночь, а утром нищий должен уйти, ничего не получив на дорогу. Много нищих побывало той зимой в епископской усадьбе в Хоуларе, где соблюдались те же правила, что и повсюду.

Однажды вечером пришел к епископу мальчик по имени Грим, его накормили и оставили ночевать. Но утром Грим пошел к епископу и сказал, что ему очень хочется остаться в усадьбе еще на одну ночь. Дело кончилось тем, что епископ позволил Гриму остаться. На другой день Грим снова пошел к епископу и попросил оставить его на третью ночь. Епископ напомнил ему о решении, которое приняли на тинге знатные люди.

— Но ведь ты уже нарушил это решение, — ответил ему Грим.

У епископа не хватило духу прогнать мальчика силой, и Грим так и остался жить в Хоуларе. Он выучился на кузнеца и стал работать в епископской кузнице. Так прошло несколько лет, Грим вырос сильным и храбрым. Люди считали, что он неотесан, упрям и зол, и старались не иметь с ним дела.

Однажды на рождество хоуларский епископ получил письмо с Юга от скаульхольтского епископа. В том письме были важные вести, и он любой ценой должен был переслать свой ответ в Скаульхольт до Нового года. Но никто из его людей не брался доставить ответное письмо, ведь чтобы поспеть в Скаульхольт до Нового года, надо было идти кратчайшим путем — через горы, а зимой это небезопасно. Наконец епископ обратился со своей просьбой к Гриму, выразив надежду, что получит помощь у того, кому сам когда-то помог.

— Напрасно ты попрекаешь меня куском хлеба, — ответил Грим. — Я давно отработал все, что съел. Однако, если тебе это нужно, пусть письмо будет готово завтра к вечеру, а кожаные башмаки и еду на дорогу вели принести мне сегодня.

Епископ сделал, как он просил. Грим выковал железные пластины с шипами и прикрепил их к подошве башмаков. Еще он взял с собой лыжи и коньки. Получив письмо, он в ту же ночь покинул епископскую усадьбу.

Грим шел самым коротким путем, по льду он бежал на коньках, по сугробам — на лыжах и потому продвигался очень быстро. Так он добрался до большого озера и побежал по нему на коньках. У другого берега какой-то человек ловил в проруби рыбу. Незнакомец заметил Грима и побежал ему навстречу. Грим остановился там, где лед был более скользкий, и, поджидая незнакомца, снял коньки. Вместо приветствия незнакомец налетел на Грима с кулаками. Он дрался с ожесточением, но ему было труднее держаться на скользком льду, чем Гриму, — ведь башмаки у Грима были подкованы железными шипами. В конце концов Грим опрокинул противника на лед, выхватил из-за пазухи большой нож и прикончил его. Потом он продолжал путь и, нигде не задерживаясь, добрался до Скаульхольта. Было это за день до Нового года.

Грим велел передать епископу, что хочет его видеть, но ему ответили, что епископ обедает и просит подождать. Тогда Грим послал сказать епископу, что ждать он не хочет.

— Я не больше обязан подчиняться епископу, чем он мне, — заявил Грим.

Епископ не привык к таким дерзким словам, он поднялся из-за стола, обтер бороду и вышел к Гриму. Тот отдал ему письмо и сказал, что хочет завтра получить ответ. Вечером того же дня епископ позвал Грима к себе.

— По числу, что стоит на письме, я вижу, что ты легок на ногу, — сказал он. — Но мне кажется, тебе все же следует отдохнуть у нас в Новый год.

Грим отказался, и епископ не стал его уговаривать. Утром он вручил Гриму свое письмо и спросил, каким путем тот намерен вернуться в Хоулар.

— Прежним, — ответил Грим.

— Тебя убьют, — сказал епископ.

— Это мне не страшно, я убегу, — ответил Грим.

— Возьми с собой мою собаку, — предложил епископ.

— За собаку спасибо, — сказал Грим. Епископ приказал большой темно-рыжей собаке следовать за Гримом. Собака посмотрела на епископа, но не тронулась с места. Тот более строго повторил свое приказание. Собака вздохнула и легла к ногам Грима.

Грим поблагодарил епископа за подарок и пустился в обратный путь. На озере он увидел, что к нему бегут трое. Первый бежал очень быстро и намного опередил остальных, последним бежал старик. Грим понял, что ему не уйти, выбрал на льду самое скользкое место и остановился.

— Ты убил моего брата, я отомщу тебе за него! — крикнул первый, подбежав к Гриму.

— Это будет справедливо, — ответил Грим.

Они начали драться, и скоро Грим почувствовал, что ему не одолеть этого человека. Вдруг собака прыгнула на противника Грима и так вцепилась ему в горло, что он тотчас испустил дух. Тут подбежал второй брат, и его схватка с Гримом закончилась тем же. Последним подошел старик, отец убитых. Он предложил Гриму мировую и сказал, что отдаст за него свою дочь.

— Отцу больше пристало мстить за сыновей, чем заключать мировую с их убийцей, — ответил Грим. — Сдается мне, что тебе нельзя доверять.

Старик пришел в ярость от этих слов и бросился на Грима. Сладить с ним было не просто: одной рукой он наносил Гриму удары, а другой — отбивался от собаки. Грим успевал только увертываться. Но вот старик начал сдавать, и в конце концов Грим с помощью собаки убил и его.

После этого он благополучно вернулся в Хоулар. Всю зиму он был так мрачен и угрюм, что люди избегали его, и мало кто знал, чем он занимается у себя в кузнице. А он тем временем выковал себе большой и острый тесак. Весной люди видели, что епископ долго беседовал с Гримом наедине. Вскоре после их разговора Грим покинул Хоулар, ведя за повод лошадь, на которую был навьючен сундучок. Никто, кроме епископа, не знал, куда он отправился, и больше его в Хоуларе не видели. Только в глубокой старости хоуларский епископ открыл своим друзьям, что Грим ушел к утилегуманнам. После того, что произошло, говорил епископ, самое разумное было разрешить ему уехать.

Однажды осенью, — это случилось через несколько лет, как Грим ушел из Хоулара, — скаульхольтский епископ лежал ночью в полудреме, и вдруг ему почудилось, будто кто-то подошел к окну и сказал:

— Зайди днем в овчарню, там ты найдешь подарок — это тебе в благодарность за твою собаку.

Епископ так и не понял, наяву ли он слышал эти слова или ему пригрезилось, однако после полудня он не удержался и отправился в овчарню. Там он нашел сто двадцать овец, и на всех было его клеймо. Видно, клеймили овец совсем недавно — у них еще даже уши кровоточили. Епископ велел овец заколоть, и говорят, что с каждой получили по пуду сала, а грудинка была толщиной с ладонь.

(перевод Любови Горлиной)

Волшебные сказки (Ævintýri)

Королевский сын Асмунд и его сестра Сигни (Ásmundur kóngsson og Signý systir hans)

Однажды в некой стране правил король. Он был женат, и у него с женой было два ребёнка, сын и дочь. Его сына звали Асмунд, а дочь — Сигни. Они были лучшими из королевских детей, которые были известны людям в те времена, и они изучили все искусства, которые полагалось знать королевским детям. Они выросли у своего отца в большой милости.

Король подарил своему сыну Асмунду два дуба, которые стояли в лесу. Для забавы он выдолбил их и сделал внутри комнаты. Часто Сигни ходила с ним и восхищалась дубами. Её хотелось владеть ими вместе с ним. Он позволил ей это, и она носила туда различные драгоценности, которые давала ей её мать.

Однажды их отец отправился в поход, а королева тем временем заболела и умерла. Тогда брат и сестра пошли в лес и поселились в дубах. У них были с собой запасы на целый год.

Теперь расскажем о том, что в другой стране правил один король. У него был сын, которого звали Хринг. Хринг услышал о красоте Сигни и решил просить её руки. Он взял у своего отца корабль для путешествия. Ему дул попутный ветер, и он приплыл в ту страну, где жила Сигни.

Но когда он собрался идти к дворцу, он увидел женщину, которая шла навстречу, необычайно красивую, что он никогда не видел подобной. Он спросил, кто она такая, а она ответила, что она королевская дочь Сигни. Он спросил, почему она гуляет одна. Она сказала, что горюет по своей матери, а её отца ещё нет дома.

Королевский сын рассказал, какое у него к ней дело, что он здесь для того, чтобы жениться на ней. Она хорошо это приняла, но попросила его идти к кораблям, а ей ещё нужно в лес. Она пошла к дубам, вырвала их с корнями, затем положила один на спину, а другой перед собой, принесла их к морю и погрузила на корабль.

Она сделалась как раньше красивой и сказала королевскому сыну, что это её багаж, а другого имущества у неё нет. Они поплыли домой, и его родители и сестра очень радовались за него. Он привёл Сигни в красивый замок и велел посадить дубы перед окнами.

Спустя полмесяца он пришёл к ней и сказал, что хотел бы жениться на ней, и принёс заодно много прекрасной ткани для свадебных нарядов им обоим, и она должна сшить их.

Когда он ушёл, она бросила ткань на пол, зашумела, превратилась в отвратительную великаншу и сказала, что не знает, как сделать такие платья, потому что она ничем никогда не занималась, кроме как ела человеческое мясо и грызла лошадиные кости. Она зашумела ещё больше и сказала, что умрёт от города, если не придёт её брат Ярнхойс (Железный Череп) с ящиком, как он обещал.

Но в это время три доски в полу замка раскрылись и оттуда вышел великан с очень большим ящиком. Они вдвоём открыли ящик, и он был наполнен человеческими телами. Они проглотили их, и её брат ушёл вниз тем же путём, и в полу не осталось никаких следов хода. Насытившись, она зашумела ещё больше, чем раньше, схватила ткань и хотела её разорвать в клочья.

Теперь расскажем о королевских детях, которые были в дубах и всё это видели. Асмунд попросил Сигни выйти из дуба и взять эту ткань, чем днём и ночью слышать этот дикий шум.

Сигни сделала так. За шесть дней она сшила платья, как только могла, потом вышла с ними и положила их на стол. Великанша обрадовалась этому.

Вот королевский сын пришёл к ней, и она отдала ему платья. Он восхитился её рукоделию, и они нежно расстались.

Великанша вела себя как и раньше, пока не пришёл Ярнхойс. Теперь Асмунд видел всё это вхождение, пошёл к королевскому сыну и пригласил его посмотреть днём на забаву, которая происходит в замке новоприбывшей королевской дочери. Он удивился, услышав такое о своей невесте.

Они вдвоём пошли и спрятались так, чтобы можно было наблюдать за ней. Она неистовствовала, как раньше, и сказала Ярнхойсу, когда он пришёл:

— Когда я выйду замуж за королевского сына, я заживу лучше, чем сейчас. Тогда я убью весь этот сброд во дворце и приглашу сюда мой род, и тогда, я думаю, тролли полюбят меня и моего мужа.

Королевский сын так разгневался из-за этого, что поджёг замок, и тот сгорел дотла. Теперь Асмунд рассказал ему всё о дубах, и он очень удивился красоте Сигни и тому, что они были внутри. Он посватал Сигни, сестру Асмунда, а Асмунд — сестру Хринга. Сыграли обе свадьбы. Асмунд вернулся домой к своему отцу. Зятья получили государства после своих отцов и правили до старости. И так заканчивается эта история.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Горвёмб (Gorvömb)

Жили когда-то король и королева, и были у них сын и дочь. Дочь выросла доброй и красивой, а сын — злым и уродливым. Время шло, король состарился, однако сын не дождался смерти отца и убил его, а заодно с ним и мать с сестрой. Завладел он всем королевством и захотел жениться, да только никто за него не шел — такая дурная была у него слава. Не скоро новому королю удалось найти себе невесту, и о том, как он жил с женой, ничего не говорится, кроме того, что была у них единственная дочка по имени Ингибьёрг. Она была девушка красивая и приветливая.

Однажды королева тяжело заболела и призвала к себе дочь.

— Я знаю, что скоро умру, — сказала она, — и перед смертью хочу о тебе позаботиться. Вот тебе поясок, надень его и никогда не снимай, он спасет тебя от любой беды. А еще оставляю тебе собаку. Как только я умру, твой отец захочет жениться на тебе и, чтобы ты не убежала, посадит тебя на привязь. Тебе надо исхитриться, выйти во двор, там ты привяжешь вместо себя собаку, а сама убежишь. Только так ты сможешь спастись.

Вскоре королева умерла. На другой же вечер король сказал дочери, что желает на ней жениться. Она как могла отговаривала его, но он пригрозил, что убьет ее, если она не согласится. Тогда Ингибьёрг сделала вид, что уступает ему, только попросила разрешения перед сном выйти запереть наружную дверь.

— Ты хочешь меня обмануть! — сказал король.

Ингибьёрг ничего не ответила.

— Ладно, — сказал он наконец, — выпущу я тебя, но с одним условием: обвяжись веревкой и дай мне в руки конец.

Так они и сделали. Ингибьёрг вышла из дворца, привязала вместо себя собаку, а сама убежала. Всю ночь она брела наугад в кромешной тьме, а утром вышла к скалистому берегу, у которого стоял корабль.Ингибьёрг попросила приплывших на нем торговых людей отвезти ее в другое королевство, и они взяли ее на корабль.

Сразу подул попутный ветер, и корабль поднял паруса. Вскоре они приплыли в другое королевство и высадили Ингибьёрг на берег. Пошла она по дороге, пришла к небольшому хутору и попросила разрешения там остаться. Добрые люди приютили Ингибьёрг. Тем королевством правил молодой король, он был неженат и жил по соседству с хутором, где поселилась Ингибьёрг. Хозяин хутора стирал королю белье и чистил его платье. И вот замечает король, что белье его стало чище, чем раньше. Удивился он и как-то раз сам отправился на хутор. Там он увидел Ингибьёрг, и ее красота пленила его. Он посватался, она приняла его предложение, приготовили свадебный пир и сыграли свадьбу, как положено.

Однажды королева Ингибьёрг попросила мужа никогда не брать зимних постояльцев без ее согласия, и король обещал выполнить ее просьбу.

Несколько лет они прожили тихо и мирно, но вот как-то раз пришел к королю незнакомый старик и попросил, чтобы король взял его к себе на зиму.

— Этого я не могу обещать, пока не поговорю с королевой, — ответил король.

— А я-то думал, что в своем королевстве ты сам себе хозяин и можешь, кого захочешь, взять на зиму, — сказал старик. — Стыдно королю быть под башмаком у жены. Я бы на твоем месте не стал спрашивать разрешения у королевы.

Долго так говорил старик, и в конце концов король уступил, но, когда он рассказал обо всем королеве, она очень опечалилась.

Меж тем подошел королеве срок родить, долго она, бедняжка, мучилась, никак не могла разродиться. Призвал король лучших лекарей, но и они не сумели Помочь королеве. Пришлось королю обратиться за помощью к зимнему постояльцу.

— Если хочешь, я помогу королеве, — сказал старик, — но только при одном условии: никто не должен при этом присутствовать.

Король согласился. С помощью старика королева разродилась красивым здоровым мальчиком. Взял старик ребенка, выбросил его в окно, а королю показал щенка и сказал, что его-то и родила королева.

Вскоре королева понесла во второй раз, и все повторилось как прежде.

Наконец в третий раз понесла королева. И вот, когда она была уже на сносях, получает король от своего брата Херрёйда послание с просьбой собрать войско побольше и прийти к нему на подмогу, потому что в его королевство вторгся недруг. Не хотелось королю уезжать из дому, но королева велела ему идти на выручку к брату. Попросил король своего постояльца помочь королеве при родах и уехал. На этот раз королева родила дочку, но старик и ее выбросил в окно.

Вернулся король из военного похода, старик показал ему гадкого полуслепого котенка и сказал:

— Полюбуйся, король, на чадо, которое произвела на свет твоя королева. Недостойно твоего знатного рода, чтобы королева прелюбодействовала с презренной тварью.

Опечалился король и стал думать, как быть и что делать, а потом велел изготовить деревянный короб. Посадили в тот короб королеву, надели на него три железных обруча, обмазали медом, отнесли в лес и положили под дерево. Вскоре прибежали дикие звери и стали слизывать с короба мед. Лизали они, лизали, вдруг один железный обруч лопнул. Звери с перепугу разбежались. Потом они опять пришли и стали слизывать мед. Тут второй обруч лопнул, и звери снова разбежались. Прошло немного времени, они опять вернулись и принялись лизать короб. Но тут лопнул третий обруч, да с таким треском, что звери убежали и больше уже не возвращались. Короб раскрылся, королева вылезла наружу, осмотрелась и побрела по лесу куда глаза глядят. Брела она, брела и вышла к небольшой избушке. Присела королева на завалинку, а из избушки выходит женщина и говорит:

— Вижу, в беду ты попала, королева Ингибьёрг!

И пригласила королеву в дом. А там была уже приготовлена постель, и хозяйка предложила гостье отдохнуть. Ингибьёрг легла, хозяйка натерла ее благовонным маслом, и королева заснула. Когда она проснулась, в доме было светло и за окном сияло солнце.

Хозяйка разговорилась с королевой и очень сожалела, что не может оказать ей достойной помощи.

— Но все-таки, если хочешь, выбери себе в моем доме, что пожелаешь, — сказала она.

Тут к ним подкатилось нечто чудное, требушина не требушина, не поймешь что, и закричало:

— Выбери меня! Выбери меня! Выбери меня!

— Зачем мне эта требушина? — удивилась королева.

— Возьми, не пожалеешь, — сказала хозяйка. — Ее зовут Горвёмб.

Послушалась королева и выбрала Горвёмб. И в тот же миг исчезли и дом, и кровать, и хозяйка. Остались в лесу только королева и Горвёмб.

— А теперь, королева, следуй за мной, — сказала Горвёмб и покатилась по дороге.

Шли они, шли и вышли на берег моря. Остановилась Горвёмб и говорит:

— Садись на меня, королева, сейчас мы с тобой поплывем.

Королева так и сделала. Поплыла Горвёмб по морю, и приплыли они на остров. Там стояла овчарня и паслись овцы, а остров тот принадлежал королю, мужу Ингибьёрг. Поднялись Горвёмб с королевой на берег и подошли к хорошенькому домику.

— Поживи пока здесь, — говорит Горвёмб королеве, — это мой дом.

Стала королева жить у Горвёмб и ни в чем не знала нужды.

И вот однажды собрала Горвёмб хворост и развела такой большой костер, что его увидали в королевском дворце.

— Видно, на твой остров высадились враги, — сказал зимний постоялец королю. — Надо их прогнать.

Король с ним согласился и послал его на остров. Но тут на море разыгралась буря, и постояльцу пришлось повернуть корабль обратно к берегу. На другой день Горвёмб опять собрала хворост и развела костер. И старик снова пустился в путь. Однако на море опять разыгралась буря, и он вернулся домой ни с чем. На третий день Горвёмб развела такой костер, что и король, и придворные всполошились не на шутку. Приказал король снарядить самый большой корабль и сам поплыл на остров вместе со своим постояльцем. Только они вышли на берег, а Горвёмб уже тут как тут.

— Не иначе как ты тут хозяйничаешь, — сказал ей старик.

— Об этом мы после поговорим, — ответила Горвёмб и пригласила короля в дом.

А в доме у нее была боковая комнатушка, провела она туда короля и усадила на золотой стул. А постояльца посадила на железный стул, со скобой, которую она тут же замкнула у него на груди.

— Есть у меня к тебе, король, одна просьба, — сказала она. — Вели-ка этому человеку рассказать свою историю.

— Я охотно исполню твою просьбу, — ответил король и велел постояльцу рассказать свою историю.

Не хотелось тому говорить, да делать нечего — пришлось начать рассказ.

— А ведь ты врешь, старик! — вдруг перебила его Горвёмб.

И покрепче подкрутила винт на скобе, а в ней были железные шипы. Впились эти шипы старику в грудь, и пришлось ему начать свой рассказ заново.

Но Горвёмб опять перебила его:

— Зачем правду скрываешь? — сказала она и так сдавила старику грудь, что тот даже вскрикнул.

В третий раз начал он рассказывать, а Горвёмб — все свое:

— Опять, — говорит, — ты врешь! И тут она так сдавила старика, что тот завопил во все горло. Понял он, что с Горвёмб шутки плохи, и рассказал королю всю правду.

— Вот теперь-то ты не соврал! — сказала Горвёмб и обратилась к королю: — А что, король, не довольно ли пожил на свете этот старик?

— Довольно, — ответил король и заплакал.

Тогда Горвёмб столкнула железный стул под пол, а там стоял котел с кипящей смолой. Так и кончилась жизнь королевского постояльца.

— Ну, король, говори, что ты мне дашь, если я верну тебе жену и детей? — спрашивает Горвёмб у короля.

— Проси, что хочешь, — отвечает он. Сперва Горвёмб привела к нему королеву. Обнял король свою жену, и оба они заплакали от счастья. Потом она привела и детей, и радости их не было конца.

— А теперь, король, — говорит Горвёмб, исполни мою просьбу — выдай меня замуж за своего брата Херрёйда!

— Это трудное дело, — сказал король, — однако я попытаюсь.

Взял король королеву, детей и Горвёмб и вернулся вместе с ними во дворец, а потом отправил гонца за своим братом. Поначалу Херрёйд никак не соглашался жениться на Горвёмб, но король с королевой так его умоляли, что в конце концов он уступил. Привели Горвёмб к жениху, увидел он ее и испугался, но свадебный пир был уже собран, и свадьба удалась на славу. Правда, жених сидел как в воду опущенный, зато невеста была весела и не скрывала своей радости. Подошло время молодым идти почивать, гости уложили их вместе, как велит обычай, и ушли. Прошла ночь. Утром проснулся Херрёйд и видит: лежит рядом с ним прекрасная девушка, а у постели требушиная кожа валяется. Обрадовался он, схватил эту кожу и бросил в огонь. А девушка оказалась королевской дочерью, которую заколдовала злая мачеха. Вернулся Херрёйд с молодой женой к себе домой, и правили оба брата своими королевствами до самой смерти. На том и сказке конец.

(перевод Любови Горлиной)

Хельга дочь старика (Helga karlsdóttir)

Были однажды старик и старуха. Они жили в хижине. У них был один ребёнок — дочь, которую звали Хельга. Она была очень красивая.

Вот пришло время, когда старуха почувствовала, что умрёт. Тогда она позвала к себе дочь и сказала, что порой её жизнь будет трудной, а она мало чем может ей помочь.

— Но я хочу дать тебе вот это шило, — сказала старуха. — Оно умеет говорить «да», если тебе понадобится.

Затем старуха умерла.

Однажды вечером старик попросил свою дочь Хельгу лечь спать рядом с ним. Она не хотела этого, но он настаивал всё сильнее. Тогда она сказала, что забыла погасить огонь, и что ей это нужно сделать. Вот она пошла в кухню, воткнула в стену шило и приказала ему говорить «да», а сама выбежала в темноту. Старик звал свою дочь Хельгу, а шило откликалось, постоянно говоря «да». Старику это надоело, он вскочил и начал искать свою дочь. Не найдя её, он вернулся домой и больше его не будет в этом рассказе.

Как рассказывают о Хельге, она убежала в лес и шла всю ночь. Когда рассвело, она пришла к маленькому и красивому дому. Она вошла внутрь и увидела человека, который играл сам с собой в шашки. Человек пригласил её войти и сказал, что для неё самое правильное — остаться здесь у него и прислуживать ему, ведь он жил один. Хельга согласилась. Она спросила, как его зовут, и он ответил, что Херройд.

Так прошло некоторое время, и Хельга забеременела. Днём Херройд был на охоте, а ночью — дома. Чем ближе было рождение ребёнка, Херройд приходил домой всё позже и позже, и одним вечером он не пришёл вовсе. Тогда Хельга почувствовала слабость и заснула.

Ей приснилось, что к ней пришла её мать и сказала:

— Сейчас Херройд готов изменить тебе — великанша околдовала его, чтобы он задумал жениться на ней. Сейчас же выходи из дома, надев башмаки задом наперёд, и иди в землянку, которая недалеко отсюда. Эта великанша жаждет твоей смерти.

После этого Хельга проснулась, надела башмаки задом наперёд и пошла в землянку. Вскорости пришла собака, которая искала Хельгу, обнюхивая следы, но ничего не нашла и с этим убежала. Затем Хельга услышала сильный шум и грохот. Через щель в землянке она увидела, что это великанша. Та рыскала взад и вперёд по следам, но тоже не смогла её найти и ушла прочь.

После этого Хельга вышла из землянки и пошла в лес. Она долго шла, пока не пришла к ручью. Туда пришёл набрать воды какой-то ребёнок. Хельга положила в его ведро золотое кольцо.

Вскоре к Хельге пришёл карлик. Он поблагодарил её за своего ребёнка и пригласил к себе домой. Они пришли к большому камню. Камень открылся, и они вошли внутрь. Там сидела жена карлика, которая тоже поблагодарила Хельгу за своего ребёнка. В этом камне Хельга и родила красивого мальчика.

Карлик сказал Хельге:

— Сегодня Херройд женится. Он собрался взять в жёны великаншу, и если ты хочешь оказаться на свадьбе, я помогу тебе попасть туда.

Хельга сказала, что хочет пойти туда. Тогда карлик отвёл её к какой-то пещере. Там он набросил на неё плащ, чтобы её никто не увидел. Карлик сказал ей, что она должна проследить, что будет делать невеста каждый вечер, когда выйдет, а в самый последний вечер Хельга должна показать Херройду, что та будет делать, а пир будет продолжаться три дня. Напоследок карлик сказал, чтобы она позвала его, если понадобится, и с этими словами исчез.

Вот Хельга оказалась на пиру, который проходил с огромной радостью и шумным весельем. На скамье невесты сидела милая и красивая новобрачная, не больше, чем обычная женщина. Херройд был очень весёлый.

Вечером невеста вышла наружу, пожелав, чтобы её никто не сопровождал. Она отошла недалеко от пещеры, трижды обернулась вокруг и сказала:

— Пусть я стану такой, как обычно.

Она превратилась в большую великаншу и сказала:

— Приди сюда трёхголовый великан, мой брат, с большим коробом, полным конским и человечьим мясом.

Тогда пришёл великан с коробом, и они оба приступили к еде.

Закончив, великанша трижды обернулась вокруг и сказала:

— Пусть я стану такой, как была, — и тогда снова превратилась в милую девушку.

Вторым вечером невеста поступила так же. Третьим вечером Хельга приблизилась к Херройду, он однако не узнал её, и привела его к великанше в то время, как она ела. Он очень побледнел, завязал у входа в пещеру петлю и вошёл внутрь.

Войдя, невеста попала в петлю. Она позвала своего брата, и тогда пришёл огромный трёхголовый великан. Хельга позвала карлика и увидела, что прилетела птица, которая расколола великану череп, так что он тотчас умер. А невеста повесилась в петле, и когда она лежала мёртвой, то уже не казалась Херройду такой красивой.

Теперь Херройд узнал Хельгу и обрадовался ей, попросил у неё прощения и сказал, что великанша околдовала его, чтобы он изменил ей. Херройд и Хельга отправились в свой дом в лесу и сыграли свадьбу. В день свадьбы карлик принёс их сына и положил его Хельге на колени, а Херройд хорошо вознаградил карлика за всю его помощь. Херройд и Хельга любили друг друга до старости и так заканчивается эта история.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Одноножка (Einfætla)

Жили-были король и королева, но неизвестно, как их звали; у них не было детей, и это очень приумножало грусть короля.

Как-то раз собрался король в поездку и сказал, что будет отсутствовать два года. Он пригрозил своей королеве, что если она не родит ребёнка, прежде чем он вернётся, то её казнят. Королева очень опечалилась из-за этого и не знала, как ей выйти из столь трудного положения; однако она сочла лучшим решением обратиться за помощью к мудрым людям. Там по соседству жил старик, о мудрости которого ходила добрая молва, и она отправилась к нему и поделилась своим горем. Он сказал, что сможет помочь ей, если она последует его советам, а она ответила, что подчинится им. Он велел ей испить из ручья, который он укажет, и там будет две рыбы, одна чёрная, а другая белая; она должна проглотить белую рыбу, но остеречься глотать вторую. Королева поблагодарила его за добрый совет и отправилась к этому ручью, улеглась там и выпила из него. Сразу же появились обе рыбы и проскользнули вдвоём в королеву. Теперь королева забеременела и по прошествии времени родила двух детей; первым ребёнком была очень красивая девочка, и её назвали Ингибьёрг, а второе дитя родилось одноногим. Оно сразу спрыгнуло на пол и сказало:

— Меня крестить не нужно, зовут меня Одноножкой.

Сказав так, этот ребёнок исчез; а Ингибьёрг счастливо росла во дворце с матерью.

Король, вернувшись домой, обрадовался дочери и устроил для своих придворных великий пир. Когда пир был в самом разгаре, неожиданно Одноножка прискакала во дворец и крикнула так громко, что раздалось эхо:

— Будьте счастливы, мой отец, и моя мать, и сестра Ингибьёрг!

Король разгневался из-за того, что такая образина назвала его своим отцом, и приказал схватить её и избить, но та убралась восвояси.

Вскоре после этого королевская дочь Ингибьёрг исчезла, и что с ней случилось, никто не знал, кроме Одноножки. Одноножка жила в пещере неподалёку от пещеры некой скессы, и эта скесса похитила Ингибьёрг. Она сняла её голову и спрятала в сундуке, натерев камнем жизни. Она решила приставить эту голову своей дочери в день её свадьбы, Ингибьёрг же она приставила голову тюленя. Одноножка взяла Ингибьёрг в свою пещеру и оставила её у себя. Король был убит горем из-за пропажи дочери, и, хоть ему казалось позором общаться с Одноножкой, он всё же поклялся относиться к ней как к своей дочери, если она вернётся с Ингибьёрг. Одноножка была подругой дочери скессы и однажды, когда скессы не было дома, попросила ту показать все свои сокровища. А вечером, когда скесса пришла домой, Одноножка забилась между столбом и стеной и затаилась. Ночью, посчитав, что старуха уснула, Одноножка начала шуметь и, убедившись, что обе они крепко спят, вылезла из укрытия, взяла голову своей сестры и побежала с ней домой. На следующий день она приставила голову сестре, а тюленью голову сняла. Она велела сестре пообещать, что если появятся двое женихов, то она не выйдет замуж, если другой не согласится взять в жёны Одноножку. Затем она вернулась домой к королю вместе со своей сестрой, и случилась там очень радостная встреча. Спустя немного времени пришло двое женихов, и Ингибьёрг пожелала выйти за одного замуж, если второй согласится жениться на Одноножке, и так и вышло. Тот, кому досталась Одноножка, был расстроен. Затем новобрачных провели к кровати; а когда муж Одноножки проснулся утром, рядом с ним в постели оказалась прекрасная королевская дочь, а личина лежала на полу, и её сразу же сожгли. Так заканчивается этот рассказ.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Сказка о Грисхильдур Великодушной (Sagan af Gríshildi góðu)

Жил когда-то на свете король, и не было у него ни жены, ни детей. Его приближенные были очень обеспокоены, боялись, что у короля не будет наследников. Они часто напоминали об этом королю, да только его это нисколько не заботило.

И вот однажды в погожий день король приказал оседлать двадцать лошадей — десять для мужчин и десять для женщин. Одно женское седло было все золоченое. Стали королевские девы-воительницы думать да гадать, кому из них выпадет честь ехать в золоченом седле. Каждой хотелось стать королевской избранницей, и каждая считала себя самой достойной. Да только все вышло по-иному. Король никому не позволил сесть на лошадь с золоченым седлом. Он приказал девяти девам и девяти воинам сопровождать его, а лошадь под золоченым седлом вели пустую в поводу. Никто не знал, куда собрался король, но спросить его не осмеливались. Король направился к лесу, всадники — за ним. Долго-долго ехали они по лесу, и наконец король остановился перед убогим домишком. Он постучал в дверь, и из дома вышла девушка невиданной красоты.

— Как тебя зовут и кто твои родители? — спросил у нее король.

Девушка ответила, что зовут ее Грисхильдур и что она дочь здешнего хозяина, отец болен и не встает с постели, а мать здорова. Король сказал, что у него есть дело к ее родителям, и девушка пригласила его в дом. Король поздоровался с хозяевами, а потом объявил, что приехал свататься к их дочери. Сперва родители девушки наотрез отказали королю. Особенно противился отец.

— Король, верно, потешается над бедными людьми, — сказал старик. — Он может найти жену себе под стать, а наша дочь ему не пара. От такого брака добра не жди. Очень скоро король разлюбит ее и с позором прогонит обратно к родителям.

Король обиделся на такие слова и пригрозил, что увезет девушку силой, если отец не уважит его просьбу. Мать, как могла, старалась загладить строптивость мужа. Она попросила короля не обижаться на человека, изнуренного старостью и недугом, он, мол, и сам не ведает, что болтает.

— Для нас большая честь, если король женится на нашей дочери, — сказала она мужу, — пусть даже потом он и отошлет ее обратно.

И мало-помалу она уговорила мужа отдать дочь в жены королю.

Грисхильдур при этом разговоре не присутствовала. Вот король выходит из дома и просит ее сесть на лошадь с золоченым седлом.

Удивилась Грисхильдур и спрашивает:

— Что это значит?

И король рассказал ей о своем сватовстве.

Грисхильдур сочла решение родителей опрометчивым, но король сказал, что, если она не поедет добром, он увезет ее силой. Тогда она вернулась в дом, со слезами простилась с родителями и уехала вместе с королем и его свитой.

Сыграл король свадьбу, и стали они с новой королевой жить-поживать. Приближенным короля не понравилось, что он взял жену из низкого сословия, и они изо всех сил старались поссорить короля с королевой. Но оговорить Грисхильдур было трудно, потому что она со всеми была добра и приветлива.

Подошел срок, и королева родила дочку, красотой девочка удалась в мать. Король распорядился, чтобы на радость Грисхильдур ребенок остался при ней, однако вскоре изменил свое решение и велел одному из приближенных забрать у королевы дочь. Не хотелось приближенному исполнять такое поручение, да делать нечего. Зарыдала королева, когда у нее отняли дочь, но приближенный сказал, что таков приказ, и отнес девочку королю, а тот отдал ее на воспитание своему родственнику. Ни слова не сказала Грисхильдур королю и больше уже никогда не спрашивала о дочери.

Прошел год, и королева родила сына. Король и на этот раз пообещал, что ребенок останется при матери. Но не успела королева оправиться от родов, как король послал приближенного отобрать у нее мальчика. Сильно убивалась королева, потеряв дочь, но еще пуще убивалась она по сыну. Королю, разумеется, обо всем доложили, но он не сжалился над Грисхильдур, а вскоре он призвал ее к себе и велел, чтобы она показала ему детей. Всколыхнулось тут материнское горе, зарыдала Грисхильдур и сказала, что детей у нее отобрали по его повелению и ему должно быть лучше известно, где они и что с ними сталось. Король разгневался и приказал Грисхильдур убираться прочь и больше никогда не показываться ему на глаза.

Вот как случилось, что безутешная Грисхильдур покинула королевский дворец и вернулась к родителям. Отец плохо принял ее и без конца корил, говоря, что она сама виновата, коли допустила, что ее с позором выгнали из дворца. А мать, напротив, жалела Грисхильдур и, как могла, утешала ее.

Почти шестнадцать лет прожила Грисхильдур у отца с матерью и преданно за ними ухаживала. А когда этот срок миновал, король объявил приближенным, что намерен жениться во второй раз и уже нашел себе в жены красивую девушку. Послал он своих людей в лес, где жила Грисхильдур, и передали они ей королевскую волю: пусть явится во дворец и приготовит свадебный пир. Долго не соглашались Грисхильдур и ее родители, но в конце концов им пришлось уступить. На свадьбе Грисхильдур прислуживала за столом, и все сочли, что она держится достойно и великодушно, она же старалась лишь прилежно исполнять свои обязанности. Ночью гости разошлись. Стали собираться в свою опочивальню и король с новой королевой. Он приказал Грисхильдур взять свечу и проводить их. Грисхильдур повиновалась и светила им, пока они укладывались. Молодая королева легла быстро, а король все медлил. Свеча в руке у Грисхильдур догорела, и пламя коснулось ее пальцев. Король спросил, не обожглась ли она.

— От этого ожога болят только пальцы, обожженное сердце болит куда сильней, — ответила Грисхильдур и горько заплакала.

Не выдержал тут король и говорит:

— Достаточно я уже испытывал твое терпение и доброту. Я прикажу, чтобы отныне тебя звали Грисхильдур Великодушная, потому что ты заслуживаешь это имя. Но прежде ты должна узнать: девушка, с которой я сегодня для виду сыграл свадьбу, — наша с тобой дочь. Она во всем походит на тебя. Наш сын тоже здесь, это благородный юноша и храбрый воин. И если твое желание не расходится с моим и ты сможешь простить меня, мы с тобой теперь всегда будем вместе.

С того дня Грисхильдур правила вместе с королем и не разлучалась с ним до самой его смерти. Когда же он скончался, страной стал править их сын, а сестру свою он выдал замуж за соседнего короля.

На этом кончается сказка о Грисхильдур Великодушной.

(перевод Любови Горлиной)

Сигни и принц Хлини (Sagan af Hlini kóngssyni)

Жил-был король с королевой. Короля звали Хринг, а у королевы было такое диковинное имя, что трудно было даже выговорить. У них был сын — прекрасный и отважный принц Хлини. В этом же самом королевстве на берегу глубокого озера стояла ветхая лачуга, в которой жил бедный охотник со своей больной женой и красавицей дочерью Сигни.

Однажды принц поехал со своими друзьями поохотиться в лес. Разгорячившись, он так углубился в чащу, что не заметил, как потерял товарищей. А когда опомнился, уже стемнело, и не было видно ни зги.

В это время его расстроенные товарищи вернулись домой и сообщили королю, что принц исчез. Опечаленные родители сейчас же объявили повсюду, что тот, кто найдет принца Хлини и вернет его во дворец, получит полкоролевства. Три дня сотни лучших охотников с борзыми собаками обыскивали каждый уголок заповедного леса, но все было напрасно — принц бесследно исчез.

Вскоре весть об исчезнувшем молодом наследнике достигла и хижины бедного охотника. Сигни завернула в узелок кусочек хлеба, надела на ноги ботинки на толстой подошве и отправилась на поиски. Долго ли, коротко ли шла она и пришла наконец к густому лесу. У края леса была глубокая-преглубокая пещера. Сигни, недолго думая, смело шагнула вглубь. И что же она там увидела?

Внутри стояли две громадные кровати. Покрывало на одной из них было из чистого серебра, а на другой переливалось золотом. Подушки были из небесно-голубого шелка, а по нему были вытканы тонкой пуховой нитью белоснежные лебеди. Вокруг них были написаны диковинные слова. Очарованная такой красотой, Сигни стояла не двигаясь, и вдруг, присмотревшись, она увидела на одной из кроватей спящего принца. Это был Хлини! Она кинулась к нему и изо всех сил принялась тормошить, но Хлини спал беспробудным сном. Вдруг снаружи послышался шум, и Сигни едва успела спрятаться за дверью, как в пещеру ворвались две страшные ведьмы. Одна из них, потянув носом, закричала жутким голосом:

— Фу-фу, пахнет человеческим духом!

Молодая ведьма возразила ей:

— Что ты, это наш маленький принц.

Затем они подошли к кровати, на которой безмятежно спал Хлини, и прокричали:

Просыпайся, просыпайся,
Ты и так уж долго спал,
А ведь новый день настал.
Вытканные на подушках лебеди вдруг ожили и запели, и принц Хлини открыл глаза. Тогда молодая ведьма подбежала к нему и спросила:

— Принц, ты хочешь есть?

— Нет, колдунья, не хочу, — ответил принц.

— Принц, — опять спросила ведьма, — ты женишься на мне?

— Нет, колдунья, не женюсь.

Ведьма прямо-таки позеленела от злости и закричала:

Засыпай, засыпай
И меня не раздражай.
Лебеди вновь запели, и Хлини опять уснул. Ведьмы плотно поужинали и, удобно устроившись на серебряной кровати, тоже уснули.

Утром, едва проснувшись, молодая ведьма вновь подбежала к принцу и закричала:

Просыпайся, просыпайся,
Ты и так уж долго спал,
А ведь новый день настал.
Лебеди запели, и принц проснулся.

— Хочешь ли ты есть? — спросила его ведьма.

Принц отказался.

— Женишься ли ты на мне? — снова спросила она.

И принц отказался вновь. Разъяренная ведьма приказала лебедям спеть сонную песню и усыпить принца, а сама вместе со старухой матерью улетела по делам.

Едва лишь они скрылись, бедная, дрожащая от страха крошка Сигни выбежала из своего укрытия и, подойдя к принцу, зашептала волшебные слова:

Просыпайся, просыпайся,
Ты и так уж долго спал,
А ведь новый день настал.
Белоснежные лебеди запели, и принц проснулся. Он был страшно удивлен: вместо безобразной, грязной ведьмы-уродины он увидел перед собой удивительную красавицу. Сигни поведала ему, кто она, а он рассказал ей о своих злоключениях: о том, как его поймали и околдовали две ведьмы, притащили к себе в пещеру и пытались насильно заставить его жениться на одной из них.

— Вот что мы сделаем, — сказала принцу Сигни. — Когда ведьмы прилетят сюда и будут спрашивать тебя, хочешь ли ты есть и женишься ли на одной из них, ты на все соглашайся, но потребуй сначала, чтобы они рассказали тебе, что написано на этих шелковых подушках и чем они занимаются целый день в лесу.

Хлини пообещал выполнить все в точности, как велела Сигни. Они весело провели время, играя в шахматы, а когда наступил вечер, Сигни усыпила принца и, спрятавшись за дверью, стала ждать. Вскоре вернулись ведьмы. Они развели огонь, приготовили еду и, разбудив принца, стали опять спрашивать его про еду и женитьбу. К их величайшему удивлению, принц на все кротко отвечал: «Да». Но в конце добавил, что хотел бы непременно узнать, что написано у него на шелковой подушке.

— Это заклинание, — ответила ведьма. — Если ты дважды произнесешь: «Эй, постель, улетай, и меня забирай», то постель станет как волшебный ковер-самолет и доставит тебя, куда ты пожелаешь.

Принц поблагодарил ее и спросил:

— А что ты делаешь целый день в лесу?

И ведьма ответила:

— Мы охотимся, а затем отдыхаем под старым дубом и стережем наше яйцо жизни.

— А что это такое? — поинтересовался Хлини.

— В этом яйце заключены наши жизни, и если оно разобьется, мы умрем.

Принц притворился страшно уставшим и лег спать. Ведьмы усыпили его, а сами, плотно поужинав, тоже легли. Утром они проснулись и сразу же отправились в лес.

Крошка Сигни выбежала из своего укрытия, разбудила принца и сказала:

— Возьми свой лук и стрелы, бежим скорее в лес. Ты должен уничтожить это яйцо, иначе ведьмы убьют нас.

Принц взял свой лук, усадил Сигни на кровать и сказал:

Эй, постель, улетай,
И меня забирай.
Не успел он договорить, как кровать вместе с покрывалом и шелковыми подушками оказалась в воздухе, и не прошло минуты, как она очутилась на верхушке старого дуба. Сигни с принцем быстро спрыгнули и притаились в ветвях. Сверху им были хорошо видны ведьмы, которые сторожили свое яйцо. Принц прицелился и, туго натянув тетиву, выстрелил в яйцо, которое тут же разлетелось на тысячи мелких кусочков. Бездыханные ведьмы упали к подножию дуба. Принц подхватил Сигни, усадил ее на волшебную кровать, и они полетели во дворец.

Вне себя от радости, король с королевой тут же обвенчали их в дворцовой церкви. Матушку Сигни вылечили, а отца поселили в замке и сделали королевским егерем.

Сказка о королевиче Хлинике и о Тоуре крестьянской дочке (Sagan af Hlinik kóngssyni og Þóru karlsdóttur)

Жили когда-то в своем королевстве король с королевой, а в самом уголке их огромного сада жил крестьянин с женой. У короля было три сына — Хлиник, Асмунд и Сигурд. Когда королевичи подросли, они часто играли на цветистой лужайке в прекрасном саду, окружавшем дворец.

А у крестьянина с женой была одна дочь, звали ее Тоура. Хотя она была незнатного рода, но росла на удивление красивой и разумной. Кроме нее, детей в семье не было, и ей было скучно одной, поэтому она любила ходить туда, где гуляли королевичи, а иногда и играла вместе с ними. Только она никогда не забывала, что должна вести себя учтиво и скромно. Она была такая кроткая и уступчивая, что никому ни в чем не прекословила, даже если что-то было не по ней. А когда королевичам случалось повздорить, она старалась их помирить.

Сперва королю с королевой не нравилось, что крестьянская дочка играет с их сыновьями, но, узнав Тоуру поближе, они разрешили детям играть вместе. Тоура пришлась по душе старшему королевичу Хлинику, который отличался добрым нравом, и она тоже полюбила его. Они поклялись друг другу в верности, однако в сказке ничего не говорится, было ли о том известно их родителям. А когда они выросли, случилась беда: пропал королевич Хлиник, и никто не знал, что с ним сталось.

Тоура горевала больше всех. А у нее была родственница, старая женщина, сведущая в колдовстве и всякой древней премудрости. Вот Тоура и поехала к ней, чтобы с ее помощью узнать, где Хлиник и как его спасти. Помрачнела старуха, когда Тоура рассказала ей о своем горе.

— Трудно узнать, где твой Хлиник, а спасти его и того труднее, — сказала она. — Боюсь, что королевич попал в такое место, куда простому человеку и проникнуть-то невозможно.

Между тем она. добавила, что, если Тоура приедет к ней на другой день, она все же постарается кое-что узнать и кое-чем помочь.

Обрадовалась Тоура и еле-еле дождалась утра. Приехала она опять к старухе, а та ей говорит, что Хлиника похитила великанша, которая спрятала его у себя в подземном царстве и хочет женить на себе. От радости, что Хлиник жив и здоров, Тоура бросилась на шею к старухе и сказала, что сейчас же отправится в подземное царство, чтобы спасти Хлиника от злой великанши. Старуха пообещала помочь Тоуре, хотя и опасалась, что после встречи влюбленным грозит новая разлука. Она дала Тоуре собаку коричневой масти и велела следовать за ней, куда бы та ни пошла.

— А когда свет померкнет, возьми собаку за хвост, чтобы не сбиться с пути, — напутствовала старуха Тоуру.

Девушка сердечно простилась с ней и пошла за собакой. Вот вокруг стало темнеть, но Тоура по совету старухи взяла собаку за хвост и продолжала путь. Сперва они шли в полном мраке, потом стало понемногу светлеть, и наконец они пришли в такое место, где было светло, как на земле.

Собака привела Тоуру к огромной пещере и вошла туда. Тоура — за ней. Долго они шли по пещере, пока не очутились перед запертой дверью. Дверь сама распахнулась перед ними, и Тоура догадалась, что тут не обошлось без старухиной помощи. За дверью оказались чистые и опрятные покои. Тоура прошла через них и увидала вторую дверь. Покои за этой дверью сверкали дорогим убранством. Здесь на богатом ложе, под расшитым одеялом спал Хлиник, а над его изголовьем висел драгоценный меч. Еще Тоура увидала три камня — красный, белый и черный — и поняла, что это не простые камни. Рядом с постелью Хлиника сидела птица. Тоура рассмотрела все как следует и стала будить Хлиника, но, сколько она его ни трясла, он так и не проснулся. Догадалась Тоура, что и это неспроста, и стала искать местечка, где бы спрятаться. Нашла она закуточек и там притаилась.

Вскоре за дверью раздался грохот и громовой голос в соседних покоях проговорил:

— Ты, сестрица, готовь обед, а я пойду к королевичу Хлинику и спрошу, не хочет ли он на мне жениться.

Вошла великанша к Хлинику, приблизилась к его постели и говорит:

— Пой, пой, мой лебедь, пробудись, королевич Хлиник!

Только она вымолвила эти слова, как птица запела и Хлиник проснулся. Великанша почтительно заговорила с ним и спросила, не хочет ли он на ней жениться.

— Нет, не хочу, — ответил Хлиник. Потом сестра великанши принесла обед, и Хлиник поел, хотя еда пришлась ему не по вкусу. После обеда великанша проговорила:

— Пой, пой, мой лебедь, спи-усни, королевич Хлиник!

И Хлиник тут же уснул, а великанши ушли.

Утром великанша разбудила Хлиника, дала ему поесть и снова спросила, не хочет ли он на ней жениться.

— Нет, не хочу, — ответил Хлиник. Тогда она снова усыпила его и ушла. Тоура знала, что днем великанши отправятся на охоту. Она выждала, чтобы они отошли подальше от пещеры, а потом приблизилась к постели Хлиника и сказала так же, как говорила великанша:

— Пой, пой, мой лебедь, пробудись, королевич Хлиник!

Хлиник проснулся, и они бросились друг другу в объятия, а потом стали гадать, как им быть и что делать. Хлиник рассказал Тоуре, что хозяйка здесь старшая великанша. Каждый день она меняет обличье, приходит и уговаривает его жениться на ней.

— Плохи мои дела, — сказал он, — но, как спастись, я не знаю.

И тогда Тоура дала Хлинику такой совет:

— Сегодня вечером скажи великанше, что согласен жениться на ней, если только она откроет тебе тайну одеяла, меча и камней. А не захочет открыть тайну, тогда и говорить с ней не о чем.

Хлиник обещал исполнить все в точности, и они еще долго беседовали, утешая и ободряя друг друга.

Вечером великанши вернулись домой. Старшая разбудила Хлиника и опять спросила его про женитьбу. Хлиник подумал, подумал, а потом и говорит, что он, пожалуй, женится на ней, если она откроет ему тайну одеяла, меча и камней. Не понравилось это условие великанше, и она предложила ему открыть тайну только одного из этих предметов. Но Хлиник твердо стоял на своем, и ей пришлось согласиться.

— Ну, слушай, — сказала она. — На этом одеяле можно подняться в земное царство. Меч — единственное оружие, которым можно сразить моего брата Яуднхёйса. А камни замечательны тем, что коли ударишь по красному — вспыхнет огонь, по белому — пойдет снег, а по черному — хлынет дождь. И огонь этот, и снег, и дождь несут смерть и не страшны лишь мне, моему брату Яуднхёйсу да еще тому, кто скроется под этим одеялом.

Выслушал все Хлиник и говорит великанше, чтобы завтра утром они с сестрой ехали созывать гостей на свадебный пир — откладывать, мол, больше незачем. Обрадовалась великанша и побежала сообщить новость своей сестре. Они так скакали от радости, что пещера ходуном ходила. Потом они накормили Хлиника и все легли спать. А утром, как и было решено, великанши отправились созывать на пир гостей.

Только они ушли, Тоура поскорей разбудила Хлиника, взяли они одеяло, камни и меч и пустились в обратный путь. Идут они и вдруг видят: шагают им навстречу толпы великанов и богатырей — спешат к великанше на свадьбу. Ударил Хлиник по всем трем камням — и, верно, не обманула его великанша, — стали гости один за другим валиться замертво, а Хлинику и Тоуре под одеялом хоть бы что. Так Хлиник и бил по камням, пока все великаны не полегли, а потом они с Тоурой пошли дальше.

Долго ли они шли, коротко ли, об этом ничего не говорится, но только в конце концов пришли они во дворец короля, отца Хлиника. Король с королевой обрадовались, и тут же было решено, что Хлиник и Тоура скоро поженятся. Даже день свадьбы уже назначили. И вот накануне свадьбы пошли Хлиник и Тоура погулять к скалам на берегу моря и увидели у берега корабль. И был тот корабль весь золоченый и сверкал, будто на солнце, хотя день стоял пасмурный. Хлиник смотрел на него как завороженный, а потом захотел спуститься к воде, поглядеть вблизи на дивный корабль и узнать, кто на нем приплыл. Тоура пыталась удержать его, говорила, что это — морок, но Хлиник не хотел ничего слушать.

— Вздор ты болтаешь, — сказал он и один направился к кораблю.

Спустился Хлиник к воде и залюбовался дивным кораблем и прекрасной девушкой, которая на нем приплыла. Он даже не спросил, кто она и откуда, а сразу пригласил ее во дворец, потому что влюбился в нее с первого взгляда. Девушка приняла его приглашение, и они вместе пошли во дворец.

Позабыл Хлиник свою Тоуру и решил жениться на прекрасной незнакомке. Тоуре было горько и обидно, но скоро она поняла, что тут не обошлось без колдовства: не успела красавица появиться в королевском дворце, как там стали исчезать люди, и никто не знал, куда они пропадают. Тогда Тоура нарядилась в мужское платье, отправилась во дворец к королевичу Асмунду и спросила, когда будет свадьба его брата Хлиника. Она полагала, что брату Хлиника это известно лучше, чем другим.

— Завтра утром, — ответил королевич Асмунд.

После Асмунда Тоура пошла к королевичу Сигурду и задала ему тот же вопрос.

— Завтра утром, — ответил королевич Сигурд, не узнав Тоуру.

Тогда она сказала, что у нее к Хлинику важное дело, и попросила Сигурда свести ее с ним. Сигурд согласился, и пошли они вместе искать Хлиника.

— Что нужно этому парню? — спросил Хлиник, увидев их. — Мне нынче не до гостей.

— Дело у меня пустячное, — ответила Тоура, — хочу узнать, когда будет твоя свадьба.

Рассердился было Хлиник за такой вопрос, однако ответил правду.

— А тебе не случалось, — спрашивает тогда Тоура, — видеть свою невесту, когда она думает, что ее никто не видит?

Хлиник признался, что хоть и видит ее часто, а вот так видеть не доводилось. Тогда Тоура попросила Хлиника пойти с ней в такое место, откуда можно тайком следить за его невестой. Хлиник согласился. Пришли они в покои по соседству с теми, где жила красавица, и стали смотреть через щелку в стене. И увидели они отвратительное чудовище.

— Яуднхёйс, брат мой, принеси мне поесть! — проговорило оно.

И тотчас из-под пола появился трехголовый великан и подал сестре одного из королевских дружинников. Схватила великанша дружинника и мигом его сожрала. Посмотрел Хлиник на свою невесту и пошел прочь, а Тоура — за ним.

— Ну что, Хлиник, годится ли твоя невеста в королевы? — спросила она. — Может, пока не поздно, разыщешь Тоуру, которая прячется где-то от позора?

— Если бы я мог ее разыскать! — ответил Хлиник.

Тут Тоура побежала, переоделась в свое платье и вернулась к Хлинику. Он обрадовался, обнял ее и признался, что был околдован прекрасным видением. Потом Хлиник попросил у Тоуры совета, как ему быть, и она велела ему сделать вид, что свадьба состоится в назначенное время. Она дала ему меч великанши, с которым никогда не расставалась. Этим мечом он должен будет сразить великаншу, потому что другое оружие против нее бессильно. И еще она сказала, что сама придет на свадьбу и сядет рядом с ним. Хлиник взял меч и обещал исполнить все, как она велела.

Наутро собрали большой пир, ввели в покои будущую королеву и посадили ее рядом с Хлиником. Но вскоре пришла и Тоура в праздничном наряде и тоже села рядом с Хлиником. Невеста рассердилась, и тогда Хлиник проткнул ее мечом. Испустив страшный вой, она упала со скамьи, и тотчас из-под пола явился ее брат Яуднхёйс. Он опрокинул стол с яствами, но Хлиник убил и его. Потом зал прибрали, приготовили новый пир и сыграли свадьбу Тоуры и Хлиника. Они жили долго и счастливо, народили много красивых детей и нажили большое богатство.

(перевод Любови Горлиной)

Мужицкие дочки (Karlsdæturnar)

Давным-давно жили в своем королевстве король с королевой, и там же жили в своем домишке мужик с бабой. И вот королева заболела и умерла. Король не стал больше жениться и правил государством с помощью советника и сына. Кроме сына, у короля были две дочери.

А у мужика с бабой были три дочки и ни одного сына. Растили-растили мужик с бабой своих дочек, а те выросли такими лентяйками, каких свет не видывал. Понятно, что отец с матерью были недовольны, но сладить с дочками они не могли. И вот задумали дочки избавиться от родителей и пожить без них в свое удовольствие. Однажды вечером взяли они ядовитого зелья и подмешали родителям в кашу, да так щедро подмешали, что те заснули и больше не проснулись. Теперь сестры могли целыми днями бить баклуши и есть без спросу, чего только захочется. Жили они не тужили, но вот кончились у них все припасы. Стали сестры совет держать, как дальше кормиться. Знали они, что у короля есть большое стадо, а в стаде — бык, которому цены нет. Выследили сестры королевское стадо, поймали быка, пригналик себе домой и закололи.

Тем временем королевский пастух хватился лучшего быка и доложил королю о его пропаже. Король приказал своему советнику отправиться к мужицким дочкам и разведать, не у них ли бык. Он сразу заподозрил, что это они его украли. Приходит советник к их дому и застает сестер на крыльце. Стоят они да посмеиваются, а потом велят младшей пойти посмотреть, готово ли варево.

— Готово, — говорит она, вернувшись. Тогда сестры приглашают советника в дом и сажают его поближе к очагу. Смотрит советник — в котле у них варятся лишь кости от пикши. Сестры садятся за стол и его приглашают, но советник от еды отказался, попрощался с ними и пошел к двери. Только он ступил за порог, как поднялся такой буран, что кругом потемнело и дороги стало не видно. А сестры тут как тут, подошли они к советнику и говорят:

— Проведи ночь со старшей сестрой, а не то мы выгоним тебя из дому и ты погибнешь в буране.

Не понравилось советнику ни то, ни другое, но идти в буран он побоялся и потому согласился провести ночь со старшей сестрой, надеясь, что никто об этом не узнает. Как прошла ночь, ничего не говорится, только проснулся советник на рассвете и видит, что сестер в доме нет. Встал он и отправился в путь. Вот подходит он к широкой реке и видит на берегу ялик. Хотел он переплыть реку на ялике и начал сталкивать его в воду. Вдруг откуда ни возьмись появились сестры со свечой.

— Что это ты, советник, копаешься у ручья в корыте с золой? — спрашивают они и смеются.

Смотрит советник — и правда: стоит он у ручья, а в руках у него корыто с золой. Сестры над ним хохочут-заливаются, а потом и говорят:

— Обещай жениться на сестре, с которой провел ночь, а не то мы тебя убьем.

Не посмел советник перечить и обещал жениться на старшей сестре. Тогда мужицкие дочки отпустили его домой, и он сказал королю, что попал в буран, ночевал под открытым небом, а до мужицких дочек так и не добрался. Король остался недоволен его походом. Позвал он сына и говорит:

— Сын мой, сходи к ним сам и разведай, нет ли у них моего быка. Трудно мне примириться с его пропажей.

И отправился королевский сын к мужицким дочкам. Приходит он к их дому и застает сестер на крыльце. Они приказывают младшей пойти посмотреть, готово ли варево.

— Готово, — говорит она, вернувшись. Тогда сестры приглашают королевского сына в дом и тоже сажают у самого очага. Сел королевич и видит: варятся в котле лишь голые рыбьи кости. Стали сестры его потчевать, но он от еды отказался и собрался домой. Только королевич ступил за порог, как налетел ураган с градом. А сестры тут как тут:

— Проведи ночь со средней сестрой, — говорят они, — а не то мы тебя выгоним и ты погибнешь.

А дальше все было так же, как с советником. Утром сестры куда-то исчезли, а королевский сын проснулся и отправился домой. Подошел он к бурному потоку, увидел ялик и решил переправиться на нем на другой берег, но тут явились сестры со свечой и подняли его на смех.

— Разве достойно королевского сына копаться у ручья в корыте с золой! — сказали они.

Удивился королевич, однако видит: правду они говорят, и понял, что тут не обошлось без колдовства.

— А теперь, — говорят мужицкие дочки, — обещай жениться на той, с которой провел ночь, иначе мы тебя убьем!

Не осмелился королевич перечить и обещал жениться на средней сестре. А потом он вернулся домой и сказал королю, что ночевал под открытым небом, а до сестер не мог добраться из-за непогоды.

— Оба ваши похода кончились неудачно, но так оставлять дело нельзя, — сказал король. — Придется вам вместе пойти к мужицким дочкам.

Советник и королевич заупрямились.

— Все равно, — говорят, — ничего из этого не выйдет.

Рассердился король и решил идти сам. Вот подходит он к мужицкому дому, а сестры сидят на крыльце да посмеиваются. Посылают они младшую сестру посмотреть, готово ли варево.

— Готово, — говорит она, вернувшись. Тогда сестры приглашают короля в дом и сажают на камень у очага. Он садится и видит, что в котле у них варятся лишь кости от пикши. Удивился король — ведь он не сомневался, что увидит там мясо своего быка. Стали сестры угощать короля варевом, но он есть не захотел, а простился и собрался домой. Открыл он дверь, а за порогом гроза лютует, пришлось королю снова закрыть дверь. Тут сестры подошли к нему и говорят:

— Выбирай, король, что тебе больше по душе: хочешь, проведи сегодня ночь с младшей сестрой, а нет — так уходи и пеняй на себя, в такую грозу и с жизнью проститься недолго.

Король, разумеется, предпочел провести ночь с мужицкой дочкой. Как прошла ночь, про то ничего не говорится, а только проснулся король затемно и увидел, что сестер в доме нет. Тогда он быстро оделся и пошел прочь. Смотрит — впереди огромное озеро со скалистыми берегами, а глубина небольшая — ему по грудь. Отыскал король на берегу палку и пошел через озеро вброд. Идет он, а озеро с каждым шагом все глубже и глубже становится. Тут откуда ни возьмись сестры со свечой, глядят на него и смеются.

— Не по-королевски ты ведешь себя в чужом доме! — говорят они. — Зачем ты схватил мутовку да залез в чан с сывороткой? Вот уж не думали, что король мог так поступить!

Увидел король, что они правы, и покраснел от стыда. А сестры говорят:

— Вот что, король, обещай взять в жены ту, с которой провел ночь, а не то мы утопим тебя в этой сыворотке!

Не посмел король отказаться, обещал жениться на мужицкой дочке. Тогда сестры отпустили его, и он вернулся к себе во дворец. Признались друг другу король, советник и королевский сын, какая с каждым из них приключилась история, и поняли, что рыбьи кости были на самом деле бычьим мясом, да делать нечего. Поехали они за сестрами и привезли их во дворец. А там сыграли свадьбу, и каждый взял в жены ту сестру, с которой провел ночь.

Зажили они тихо и мирно. Королевский сын правил страной после кончины своего отца и дожил до глубокой старости. На этом сказке конец.

(перевод Любови Горлиной)

Сказка о Бряме (Brjáms saga)

Когда-то в одном государстве правили король с королевой. Они были могущественные, властные и едва ли могли посчитать свои богатства. У них была дочь. Она воспитывалась, как большинство других детей из сказок. В те времена не происходило никаких событий, кроме сказочных.

В хижине жили старик и старуха. У них было семь сыновей и одна корова для пропитания. Она была такая хорошая, что её нужно было доить трижды в день, а в полдень она сама возвращалась домой с пастбища.

Однажды король поехал на охоту со своими слугами. Они проезжали мимо стада коров короля, среди которых была и корова старика.

Король сказал:

— Хороша вот та моя корова.

— Это не ваша корова, государь, — сказали слуги, — это корова старика из избушки.

Король сказал:

— Она должна стать моей.

Потом король поехал домой.

Когда он сидел на пиру, то рассказал об этой корове и хотел послать к старику людей, чтобы поменять её на другую. Королева попросила его не делать этого, потому что у старика не было ничего другого для пропитания.

Король не послушал её и послал трёх людей за коровой старика. Старик с детьми был у своей хижины. Слуги объявили, что король хочет обменять его корову на другую.

Старик сказал:

— Для меня коровы короля не лучше, чем моя.

Они очень настаивали, но он не соглашался, и тогда они убили его. Все дети расплакались, кроме старшего сына, которого звали Брям. Слуги спросили детей, где им больнее всего. Все похлопали по груди, кроме Бряма, который похлопал себя по заду и усмехнулся. Они убили всех детей, которые хлопали по груди, но сказали, что неважно, если этот бедняга останется в живых, потому что он сумасшедший.

Люди короля отправились домой и увели с собой корову, а Брям пошёл к своей матери и рассказал ей, что произошло. Она была убита горем. Он попросил её не плакать, потому что слезами тут не поможешь. Он должен быть стойким, чтобы сделать то, что нужно.

Один раз король решил построить для своей дочери домик, и он дал мастерам золото, чтобы позолотить его как изнутри, так и снаружи. Брям пришёл туда, ведя себя по-дурацки.

Люди короля сказали:

— Что предложишь хорошего, Брям?

Он сказал:

— Уменьшится ваша большая мера, работнички, — и с этим пошёл прочь.

Золото, которое было выдано для золочения, уменьшилось, так что его хватило не больше, чем на половину.

Они рассказали об этом королю. Он подумал, что они украли золото и велел их повесить. Вернувшись домой, Брям рассказал всё своей матери.

— Не нужно было так говорить, сынок, — сказала она.

— Что я должен был тогда сказать, матушка?

— Вырасти на три трети! Вот что говори.

— Завтра я так и скажу, матушка.

Он отправился туда утром и встретил людей, которые везли покойника на кладбище.

Они сказали:

— Что предложишь хорошего, Брям?

— Вырасти на три трети, работнички! — сказал он.

Труп начал расти, но они разрубили его. Брям пошёл домой и рассказал об этом матери.

— Не нужно было так говорить, сынок, — сказала она.

— Что я должен был тогда сказать, матушка? — спросил он.

— Господи упокой твою душу! Вот что говори, — сказала она.

— Завтра я так и скажу, матушка, — ответил он.

Утром он пошёл к королю и увидел псаря, который вешал пса. Он подошёл к нему.

— Что предложишь хорошего, Брям? — сказал он.

— Господи упокой твою душу! — сказал Брям.

Псарь рассмеялся, а Брям побежал домой к матери и рассказал ей об этом.

— Не нужно было так говорить, сынок, — сказала она.

— Что я должен был тогда сказать? — спросил он.

— Что это за королевский воришка с тобой? Вот что говори.

— Завтра я так и скажу, матушка.

Он пошёл туда утром. В это время королева со свитой гуляла около замка. Брям подошёл к ним.

— Что предложишь хорошего, Брям? — сказали они.

— Что это за королевский воришка с вами, работнички?

Они обругали его, но королева остановила их и сказала, чтобы они не били мальчика. Он побежал домой к своей матери и рассказал ей об этом.

— Не нужно было так говорить, сынок, — сказала она.

— Что я должен был тогда сказать, матушка? — спросил он.

— Разве у короля не славная жизнь с вами? Вот что говори.

— Завтра я так и скажу, матушка, — ответил он.

Он пошёл туда утром и увидел двух людей, которые сдирали к кобылы шкуру. Он подошёл к ним.

— Что предложишь хорошего, Брям? — сказали они.

— Разве у короля не славная жизнь с вами, работнички? — сказал он.

Они обругали его. Он побежал домой к своей матери и рассказал ей об этом.

— Больше не ходи туда, — сказала она, — потому что я не знаю, вдруг они убьют тебя.

— Они не убьют меня, матушка, — сказал он.

Как-то раз король приказал своим людям плыть на рыбную ловлю. Они собрались идти на двух кораблях. Брям пришёл к ним и попросил взять и его. Они прогнали и высмеяли его, однако спросили, какая, по его мнению, будет сегодня погода.

Он глянул попеременно вверх в небо и вниз в землю и сказал:

— Ветер и нет ветра! Ветер и нет ветра! Ветер и нет ветра!

Они посмеялись над ним, поплыли на рыбное место и полностью нагрузили оба корабля, но когда отправились домой, случился шторм. Оба корабля утонули.

Больше ничего не случалось до тех пор, пока король не устроил пир для всех своих друзей. Брям попросил свою мать отпустить его из дома узнать, что будет на пиру.

Когда все расселись, Брям вышел в кузницу и начал ковать колышки. Заглянувшие туда люди спросили, что он собирается с этим делать.

Он ответил:

— Мстить за папу, не мстить за папу.

Они сказали:

— Ты всё такой же, — и ушли прочь.

Острия колышков были из стали. Он прокрался в зал, приколотил одежды всех, кто сидел за столом, и потом ушёл прочь. Вечером они собрались вставать, но все оказались прикреплены, и каждый обвинял другого, пока они не убили друг друга, так что никого не осталось.

Узнав об этом, королева опечалилась и велела похоронить мёртвых.

Утром Брям вернулся и предложил стать слугой королевы. Она обрадовалась этому, потому что у неё никого больше не осталось. Он справлялся довольно хорошо, и случилось так, что он женился на королевской дочери, стал королём и остался там править, перестав дурачиться. А что было дальше — я не знаю.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Кидхюс («Kerling vill hafa nokkuð fyrir snúð sinn»)

Жили когда-то в своем домишке старик со старухой, и были они такие бедные, что не было у них никакого добра, кроме пряслешка на старухином веретене. А пряслешок тот был из чистого золота. Старик каждый день ходил на охоту или ловил рыбу, тем они и кормились. Неподалеку от их дома был высокий бугор. Люди говорили, что в нем обитает аульв по имени Кидхюс, которого нужно остерегаться.

Пошел старик однажды на охоту, а старуха, по обыкновению, дома осталась. День был погожий, она вынесла прялку на двор и села прясть. Вдруг пряслешок возьми да свались с веретена. Покатился он, покатился и закатился невесть куда. Всполошилась старуха и давай искать пряслешок, а он как сквозь землю провалился. Вернулся старик домой, и старуха рассказала ему о своей пропаже.

— Не иначе как Кидхюс твой пряслешок украл, — сказал старик. — Такое за ним и прежде замечали.

И решил он пойти к Кидхюсу, чтобы заставить его вернуть пряслешок или хотя бы заплатить за него. Полегчало на сердце у старухи. Вот приходит старик к бугру и давай колотить по нему дубинкой. Кидхюс спрашивает:

— Кто там стучится в мой дом?

Старик отвечает:

— Пришел сосед твой, Кидхюс,
уж ты не обессудь —
за пряслешок старухе
пожалуй что-нибудь.
Кидхюс спросил, чего хочет старуха.

— Дай ей корову, — сказал старик, — да такую, чтобы за один раз давала не меньше пяти литров молока.

И Кидхюс дал ему корову.

На другой день старуха надоила столько молока, что заполнила все свои жбаны, и пришло ей в голову наварить молочной болтушки. Да только варить было не из чего — муки у нее не было. Тогда велела она старику пойти к Кидхюсу и попросить у него муки на болтушку. Вот идет старик к бугру и снова стучит по нему дубинкой. Кидхюс отзывается:

— Кто там стучится в мой дом?

Старик отвечает:

— Пришел сосед твой, Кидхюс,
уж ты не обессудь —
за пряслешок старухе
пожалуй что-нибудь.
Кидхюс опять спрашивает, чего хочет старуха. А старик говорит, что им надо муки, потому что старуха болтушку варить надумала. Дал ему Кидхюс меру муки, старик отнес ее домой, старуха наварила болтушки. Ели старики, ели, наелись до отвала, а в котле все еще много болтушки. Стали они думать, куда остатки девать, и решили отдать болтушку Деве Марии. Только вот как до нее добраться — очень уж она высоко. И надумали они попросить у Кидхюса лестницу, чтобы до неба достала, — им все казалось, что они мало с него за свой пряслешок получили. Пошел старик и постучал по бугру. Кидхюс отозвался, как прежде:

— Кто там стучится в мой дом?

Старик отвечает:

— Пришел сосед твой, Кидхюс,
уж ты не обессудь —
за пряслешок старухе
пожалуй что-нибудь.
Тут Кидхюс рассердился не на шутку:

— Да когда же я расплачусь с ней за этот пряслешок? — закричал он.

Но старик сказал, что им нужна всего лишь лестница, чтобы подняться на небо к Деве Марии и отдать ей ведерко болтушки. Ладно, принес Кидхюс лестницу да еще сам ее и к небу приставил. Обрадовался старик — побежал домой за старухой. Взяли они ведерко с болтушкой и стали взбираться по лестнице, но от спешки у них голова закружилась, свалились они на землю и разбились насмерть. И там, где они упали, на камнях остались белые пятна, а где пролилась болтушка — желтые. Говорят, будто эти пятна до сих пор видны.

(перевод Любови Горлиной)

Путешествие на небо (Himnaförin)

Жили как-то король и королева в своём государстве, и была у них единственная дочь. И жила в своей избушке вдова, у которой был сын. Король пообещал отдать свою дочь за того, кто расскажет ему такое, чему он не поверит. Когда многие уже попробовали, парень взял да и и вызвался рассказать королю историю, а начал он свой рассказ так:

— Однажды я со своей матерью были на кухне. Она сбивала молоко, и весьма успешно, пока столб из взбитого молока не поднялся через дымоход до самого неба. Тогда взял я кочергу своей матери и с её помощью забрался на небеса.

— Что же там происходило? — спрашивает король.

— Спаситель косил сено, святой Пётр отвозил это сено домой на рыжей кобыле, а Мария выпекала хлеб и дала мне пирожок.

Затем я отправился обратно. Я пришёл к краю неба, уселся и начал искать у себя вшей, вытащил у них все кишки, сплёл верёвку, привязал конец к краю неба и затем стал спускаться по ней.

Когда она закончилась, прямо под собой я увидел коров, что пили из ручья. До земли было десять саженей. Я отпустил верёвку, а так как коровы заметили меня, когда я полз вниз, и смотрели наверх, я упал в рот одной из них, и корова эта была немаленькая. А принадлежали все эти коровы вам, король.

Когда я оказался в корове, вокруг оказалось любо дорого посмотреть, и я пошёл внутри коровы из комнаты в комнату. В конце концов пришёл я в комнату, она была самой роскошной. Там сидело за столом двенадцать человек, и дальше всех от меня были вы, мой государь.

— Лжёшь! — сказал король. — Никогда не бывал я в коровьей заднице.

Так парень женился на королевской дочери.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Глупые мужья (Heimsku mennirnir)


Жили однажды на каком-то хуторе богатые муж и жена. У них было три дочери. Также среди их имущества имелось одно сокровище, которое они очень ценили — прекрасное золотое кольцо.


Вот пришло время, когда супруги скончались, и сёстры унаследовали всё их добро, как полагалось по закону. Но поскольку все они хотели получить это кольцо, распорядитель наследства, чтобы кольцо осталось целым, принял такое решение. Кольцо получит та из сестёр, чей брак будет всего хуже, а пока все они не выйдут замуж, его прибережёт представитель власти.


Вот после того, как замуж вышла последняя сестра, наступило время Пасхи. Тогда первая сестра завела разговор со своим мужем и сказала:


— В первый день Пасхи пойди в церковь. Начни петь, кричать и шуметь, как только сможешь, едва войдёшь в двери церкви, и веди себя как можно хуже и безумнее.


Вторая сестра стала водить пальцами, словно что-то ткала. Её муж увидел это и сказал:


— Что ты делаешь, дорогая?


— Я готовлю тонкую ткань, — говорит она, — в которую ты оденешься на Пасху. Она столь тонкая, что никто её не видит и не ощущает, и ты будешь щеголять в ней, когда муж моей сестры начнёт петь.


Третья сестра говорит своему мужу:


— Ты мёртвый. Я это вижу и чувствую. Я велю сделать гроб, затем положу тебя в него и в первый день Пасхи отвезу в церковь. Можешь мне в этом верить, ибо я говорю тебе правду.


После этого она велела сделать гроб, положила в него своего мужа и на Пасху привезла его в церковь.


Вот пришло время начала богослужения. Тут в церковь вбежал муж первой сестры, который пел и вопил, словно сошёл с ума, так что весь народ удивился. После этого вошёл второй муж, якобы одетый в тонкую ткань, совершенно голый.


Люди изумлялись и от души хохотали над этими глупыми выходками, и всё богослужение пришло в расстройство. Затем оттуда, где стоял гроб, раздался голос:


— Я бы сейчас посмеялся, не будь я мёртв.


Этого мужа начальство признало самым глупым из трёх и потому присудило кольцо его жене. Так заканчивается этот рассказ.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Юмористические сказки (Kímnisögur)

«Иди через Хрутафьярдахаульс!» („Farðu yfir Hrútafjarðarháls“)

Рассказывают, что однажды в Рейкьявике встретились две старухи и вцепились друг другу в волосы. Одна из них родилась и выросла на юге Исландии, а другая — на севере. После многих ругательных и бранных слов, которыми они обменивались, южанка сказала:

— Иди в пекло!

А старуха с севера не хотела посылать ту в место получше, но не придумала проклятия страшнее, кроме как:

— Иди через Хрутафьярдахаульс[116]!

(перевод Тимофея Ермолаева)

«Иди в зад, иди под хвост!» („Farðu í rass og rófu“)

Нередко случается в разговоре, что когда люди расстаются недружелюбно, то дают тому, кто уходят, напутствие такими словами: «Иди к чёрту и оттуда в место похуже!», или подобные пожелания различными другими способами, например: «Иди на север и вниз», или:

Милый Франс, добрый путь,
про Исландию забудь.
Или ещё так:

Иди в зад, иди под хвост,
на лисе скачи домой!
Плёткой будет тебе кот,
в Эйри больше ни ногой!
(перевод Тимофея Ермолаева и Надежды Топчий)

Иди на север и вниз! („Farðu norður og niður“)

Рассказывают, что однажды на севере некий человек вышел, как обычно, в море на вёслах, но когда он собрался вернуться на сушу, ему навстречу подул ветер и отогнал его от берега, всё дальше и дальше, так что он решил, что его несёт на край света. Он почуял неладное, поскольку, чем дальше его уносило, тем больше и больше темнело, и в конце концов он почти ничего не видел из-за тумана и мглы.

Наконец, его вынесло к суше, он привязал лодку и сошёл на берег. Когда же он стал пробираться ощупью, поскольку ничего не видел, по побережью, то обнаружил, что песок там словно зола и пепел. Так ничего и не рассмотрев, он всё же направился на север и спустился в темноте по крутому склону. Затем он очень долго шёл вслепую, пока смутно не разглядел что-то красное.

Он направился на отблеск и в конце концов пришёл к большому костру, которого не видел с моря. Но его удивило то, что в костре кишело и копошилось что-то живое, словно мошкара или мухи. А у костра стоял страшный великан с ужасным железным крюком в руке, он шуровал в костре и подгребал его, чтобы ничего живого не выбралось наружу.

Всё же одна мушка отлетела и оказалась там, где был этот человек. Он спросил, как её зовут и что здесь такое. А она сказала, что костёр, который он видит, есть ад, а великан — сам чёрт. А то, что будто мошкара в костре — души проклятых. Она добавила, что является одной из них, и порадовалась тому счастью, что вырвалась.

Но как только она договорила, великан хватился пропажи — ибо дьявол стережёт своё — увидел, где прячется эта душа, зацепил её крюком и швырнул прямо в середину костра.

Тогда человек испугался и со всех ног бросился обратно, и ему пришлось проделать долгий путь и преодолеть крутой подъём. Теперь мало-помалу просветлело, и он вернулся обратно той же дорогой.

Вот поэтому, когда кто-то желает кому-то зла, говорят, чтобы тот шёл на север и вниз, поскольку люди благодаря рассказу об этом путешествии считают, что там находится ад.

В подтверждение этого рассказа люди приводят ещё стих из «Страстных псалмов»:

Людского рода враг хитёр,
бросает души он в костёр.
(перевод Тимофея Ермолаева)

«Горек ты ныне, господь мой» („Beiskur ertu nú, drottinn minn“)

Однажды некая старуха пришла причащаться. Священник старуху недолюбливал и утверждал, что сделал это шутки ради, но некоторые говорят, что он сделал так по неосторожности: он дал старухе в чаше водку. Но старуха ничуть не удивилась и сказала то, что позднее стало присловьем:

— Горек[117] ты ныне, господь мой!

Старуха подумала, что из-за её грехов вино для причастия оказалось таким горьким.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Пьяница в аду (Drykkjurúturinn í helvíti)

Однажды у двух людей было много работы в кузнице. К вечеру на этот хутор явился какой-то пьяный человек. Он был в таком плохом состоянии, что, уснув, свалился с лошади в лужу во дворе.

Кузнецы подняли его, занесли в кузницу и положили на кучу угля. Он спал там, пока не стемнело. А в то время, когда кузнецы прекратили работу, но ещё не затушили огонь, пьяница начал приходить в себя.

Они зашли за угол и притаились. Пьяница ощупал всё вокруг себя, нашёл под собой уголь и увидел гаснущий жар в печи. Он решил, что умер и проснулся в аду.

Он приподнялся на локте и некоторое время прислушивался. Ничего не услышав, он рассердился и громко закричал:

— Неужели из всех чертей, которые здесь собрались, никто не поднесёт мне рюмочку?

Тут кузнецы дали о себе знать, и так заканчивается эта история.

(перевод Тимофея Ермолаева)

За какого Одда, господи? („Hverjum Oddinum þá, Drottinn minn?“)

Один епископ в Скаульхольте был очень богобоязненный и каждый вечер молился в церкви. Управляющего усадьбой звали Одд, и у скотника было такое же имя.

У епископа была взрослая дочь, очень выгодная невеста. Скотнику Одду стало любопытно узнать, чем занимается епископ в церкви по вечерам. Он надел белый саван, пришёл в церковь перед епископом и взгромоздился на алтарь. Вскоре пришёл и епископ, но он не заметил парня, потому что в церкви было темно. Епископ упал на колени к подножью алтаря и начал громко молиться. Среди прочего он попросил господа открыть ему, за кого ему следует выдать свою дочь. Тогда парень ответил:

— За Одда.

Епископ посмотрел вверх и увидел наверху алтаря существо в белых одеяниях. Он подумал, что это ангел, посланный с небес, смиренно склонил голову и спросил:

— За какого Одда, господи?

Парень ответил:

— За того, кто чистит уборную и ухаживает за лошадьми.

Затем они без лишних слов расстались.

С этих пор епископ стал красиво одевать скотника. Его отдали в учение, и он оказался очень прилежен. По окончанию учёбы он женился на дочери епископа и вместе с тем был посвящён на лучшую должность пастора в епархии.

(перевод Тимофея Ермолаева)

О Йоуне из Эйяфьорда (Frá Jóni Eyfirðingi)

Однажды в Эйяфьорде жил человек, которого звали Йоуном; он захотел жениться, но не нашёл рядом никого подходящего. Поэтому ему показалось разумным заехать подальше, и отправился он на север в Ахсафьорд, встретился с тамошним хозяином и попросил у него разрешения побеседовать с его дочерью; затем он начал свататься. Девушка спросила:

— Зачем ты приехал сюда? Почему не посватал кого-нибудь поблизости?

Он отвечает:

— Не напоминай об этом, милая! Никто, кто знаком со мной и знает, каков я, не захотел выйти за меня.

Она говорит:

— То, что ты говоришь сам про себя — правда?

— Да, так говорили все, кто имел на то основание.

А она отвечает:

— Тогда я вовсе за тебя не хочу, ведь ты, видимо, злой и глупый.

С тем он отправился восвояси и так никогда и не женился.

Как-то раз, когда этот мужчина был в церкви, священник задавал детям вопросы, но они затруднялись ответить ему. Тогда говорит Йоун вполголоса:

— Удивительно, что дети не могут ответить священнику.

Священник услышал это и сказал:

— Легко тебе говорить так, Йоун, тебе, который не знает, кто тебя создал.

— Кажется, я знаю.

— Так кто же это сделал? — спросил священник.

Мужчина отвечает:

— На сей раз я запамятовал.

— Непозволительно слышать это от тебя, ведь ты называешь себя христианином!

Тут парень, сидящий рядом с Йоуном, прошептал:

— Скажи, что это сделал бог.

Мужчина встал и сказал:

— Ну, это сделал бог.

— Ты таки опомнился! — обрадовался священник.

— Мне подсказал Гвюдмюнд, — говорит Йоун.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Братья из Бакки (Bakkabræður)

Давным-давно в Сварфадардале на хуторе, что называется Бакки, жил один бонд. У него было три сына: Гисли, Эйрик и Хельги. Они прославились своей глупостью, и об их глупых поступках есть много историй, хотя здесь будет рассказано о нескольких из них.

Однажды, когда братья уже выросли, они пошли со своим отцом в море ловить рыбу. Внезапно старик почувствовал себя так плохо, что он прилёг.

Они взяли с собой в море бочонок с сывороткой. Когда прошло некоторое время, старик попросил у них сыворотки.

Тогда сказал один из них:

— Гисли-Эйрик-Хельги! — они обращались так друг к другу, потому что знали только, что их так зовут, — отец наш зовет бочонок.

Тогда второй сказал:

— Гисли-Эйрик-Хельги, отец наш зовет бочонок, — то же самое повторил третий, и так они продолжали до тех пор, пока отец умер, потому что никто из них не понял, что старик просил бочонок.

С тех пор пошла поговорка: «Просит бочонок», — о тех, кто умирает.

После этого братья повернули к берегу, убрали тело старика, привязали его на спину гнедой кобылы, что у них была, и погнали ее прочь, решив идти туда, куда она пойдет. Они говорили, что старая Гнедушка знает, куда направиться.

Позже они обнаружили Гнедушку без поклажи и без узды, так они узнали, что она нашла дорогу, но не потрудились узнать, где она оставила старика.

Братья поселились в Бакки после своего отца и были известны по названию хутора, их прозвали Братья из Бакки или Дурни из Бакки. Они унаследовали Гнедушку после старика и хорошо ухаживали за ней.

Однажды подул очень сильный ветер, и они испугались, как бы Гнедушку не унесло. Поэтому они нагрузили на нее камни, сколько она могла вынести, и обложили ее вокруг. После этого ее не унесло ветром, но и встать она тоже не смогла.

Однажды, когда у братьев из Бакки была еще их Гнедушка, они путешествовали зимой по льду в лунном свете. Один ехал на лошади, а остальные шли за лошадью. Они заметили человека, который все время ехал рядом со всадником, и очень удивились тому, что он не произносил ни слова, кроме того, им послышалось, что с каждым шагом лошади он говорит: «Каури, Каури».

Им показалось это странным, потому что они не знали никого с этим именем. Тут всадник решил себе оставить этого парня позади себя.

Но чем быстрее он ехал, тем чаще он слышал: «Каури, Каури», а его братья видели, что спутник всё время держится рядом с братом, медленнее тот ехал или быстрее.

В конце концов, они пришли домой и увидели, что едва тот, что ехал на лошади, спешился, его спутник тоже спешился, завел лошадь в стойло вместе с братьями, но он полностью исчез, как только они вошли внутрь из-под лунного света.

Если одному брату нужно было куда-то пойти, они всегда шли все вместе. Однажды они отправились в долгое путешествие почти в три расстояния до тинга[115]. Как только они преодолели две трети пути, они вспомнили, что намеревались одолжить для путешествия лошадь. Они повернули домой, одолжили лошадь и так продолжили свое путешествие.

Однажды, как обычно, братья пошли к хозяину их земель оплатить долг за Бакки. А той землей владела одна вдова. Они выплатили ей долг и остались у нее на ночь. Следующим утром они отправились домой и проделали долгий путь.

Когда они были на полпути, один из них взял слово и сказал:

— Да, Гисли-Эйрик-Хельги, теперь я припоминаю, что мы не попросили эту женщину пожелать нам доброго пути.

Остальные согласились с этим. Так они вернулись назад к вдове и попросили ее:

— Пожелай нам доброго пути!

Они продолжили путь домой, но опять едва проделали половину пути, вспомнили, что забыли поблагодарить вдову за добрые пожелания. Поэтому, чтобы никто не смеялся над ними из-за их невоспитанности, они снова повернули назад, встретились с вдовой, со всей тщательностью поблагодарили ее, и тогда пошли домой.

Однажды, когда братья опять путешествовали, они встретили человека, у которого в руках был зверь, которого они раньше никогда не видели. Они спросили, как называется этот зверь и для чего он нужен. Человек ответил, что это кот, и что он убивает мышей и избавляет от них дом. Братья решили, что это очень полезно, и спросили, не продается ли этот кот. Человек ответил, что если они предложат за него хорошую цену, то он продаст им его, и так случилось, что они купили кота задорого.

Вот они пошли домой с кошкой и очень радовались. Когда они вернулись домой, то вспомнили, что забыли спросить, что кот ест. Они пошли туда, где жил человек, который продал им кота. Тогда уже свечерело. Один из братьев заглянул в окно и крикнул:

— Что ест этот кот?

Ничего не подозревающий человек ответил:

— Этот проклятый кот ест всё.

С этим братья пошли домой, начав размышлять о том, что кот ест всё. Тогда сказал один из них:

— Этот проклятый кот ест всё и моих братьев тоже, — и так повторил каждый из них.

Они решили, что лучше им больше не иметь такую угрозу над своей головой, наняли человека убить ее и мало получили выгоды с покупкой кота.

Однажды братья купили большую кадку на юге Городищенского Фьорда и разломали ее на части, чтобы легче было перевезти ее.

Вернувшись домой, они собрали кадку и стали ее использовать, но она протекала. Братья начали изучать, почему это происходит. Один из них сказал так:

— Гисли-Эйрик-Хельги, неудивительно, что кадка протекает, ведь дно на юге в Городищенском Фьорде.

Отсюда пошла такая поговорка: «Неудивительно, что кадка протекает».

Однажды хутор Бакки посетил хоуларский епископ. Братья были дома, они захотели оказать радушный прием и предложили ему выпить. Епископ согласился, но так как у братьев не было лучшей посудины, чем новый ночной горшок, они налили сливки епископу в него.

Епископ не захотел ни брать эту посуду, ни пить из нее. Тогда братья переглянулись и сказали:

— Гисли-Эйрик-Хельги, он не хочет здесь в Бакки пить сливки; должно быть, он предпочитает пить мочу.

Братья из Бакки заметили, что погода холоднее зимой, чем летом, и то, что в доме прохладнее, чем в нем больше окон. Поэтому они полагали, что холод и свет в доме бывает из-за того, что в нем есть окна.

Поэтому они построили себе дом по новому образу, у которого не было окон, так что внутри была кромешная тьма, какую только можно представить.

Они увидели, что это, несомненно, маленький недостаток этого дома, но они успокоили себя тем, что зимой будет тепло, а еще они решили исправить это одним хорошим способом.

Одним прекрасным летним днём, когда ярко светило солнце, они принялись выносить темноту из дома в своих шапках (некоторые говорят, в корытах), выбрасывать из них темноту и приносить в них обратно в дом солнечный свет. Они ожидали, что в конце концов в нём станет светло. Но когда вечером они перестали работать и собрались внутри, то, как и раньше, ничего не было видно дальше вытянутой руки.

Одним летом у братьев была не телившаяся корова. Их это очень беспокоило, и они решили найти для нее быка. Когда у коровы началась течка, они пошли с ней к одному бонду, у которого был бык, у попросили его об этом. Бонд разрешил им это и показал им быка в поле.

Братья повели коровку к быку и провозились с ней весь день. Наконец, они вернулись к бонду и сказали ему, что бык его ни к чему не способен.

Тогда бонд поинтересовался, как они держали корову, и намекнул им, что они делали это по-дурацки, как и следовало от них ожидать.

— О, нет! — отвечали они. — Мы клали корову на спину и держали ее так вверх ногами.

— Я подозревал, — сказал бонд, — что вы не обычные дурни.

Братьям из Бакки рассказали, что полезно время от времени принимать горячие ножные ванны. Но так как у них обычно было мало дров, им было неохота подогревать для этого воду.

Однажды им во время своего путешествия посчастливилось найти горячий источник. Предвкушая, что сейчас примут горячую ножную ванну, они стащили башмаки и чулки, уселись напротив друг друга вокруг горячего источника и засунули в него ноги.

Но когда они начали проверять, никто не мог отличить свои ноги от чужих. Долго они недоумевали над этим. Они не решались двинуться, потому что могли взять неправильные ноги, и так они сидели, пока туда не пришел один путешественник.

Они позвали его и попросили во чтобы то ни стало разобрать их ноги. Человек подошел к ним и ударил свои посохом по их ногам, так они различили, где чья нога.

Однажды братья отправились собирать хворост; это было высоко на крутом склоне горы. Когда они собрали хворост, то связали его в вязанки чтобы скатить с откоса.

Тогда они поняли, что они не смогут ни увидеть, что случится с вязанками во время их пути, ни узнать, что случится с ними, когда они остановятся внизу.

Тогда они придумали завязать одного из братьев в одну вязанку, чтобы он присматривал за вязанками. Так они взяли Гисли, завязали его в одну вязанку так, что у него торчала наружу одна голова. Потом они толкнули вязанки, и они покатились со склона, пока не оказались внизу.

Но когда Эйрик и Хельги спустились вниз и нашли своего брата, то не нашли голову, поэтому он ничего не мог сказать о том, что случилось с вязанками во время пути, и где они приземлились.

Хотя Эйрик и Хельги остались теперь вдвоем, они всегда обращались друг к другу, как и раньше: «Гисли-Эйрик-Хельги».

Последнее, что я слышал о братьях Эйрике и Хельги — это то, что они увидели полную луну, поднимающуюся из моря, и не поняли, что это было.

Тогда они пошли к ближайшему хутору и спросили бонда, что это за страшный зверь.

Человек ответил им, что это боевой корабль. Они были так напуганы этим, что побежали в коровник, закрыли дверь и окна, так что ни один луч света не мог туда попасть, и говорят, что они уморили себя там голодом из-за страха перед этим боевым кораблем.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Четыре сапожных иглы за золотой гребень (Fjórar skónálar fyrir gullkamb)

Однажды жили старик и старуха в своей избушке; они растратили всё имущество, и у них ничего не осталось, кроме золотого гребня, припрятанного старухой.

Вот принесла она старику этот гребень и попросила его купить им припасов. Старик отправился в путь и шёл, пока не встретил человека, который вёл корову.

— Хороша у тебя корова, приятель, — говорит старик.

— Твой золотой гребень тоже хорош, — говорит прохожий.

— Хочешь меняться? — спрашивает старик.

Прохожий заявил, что полностью согласен, и затем они заключили эту сделку.

Старик направился дальше, пока не встретил другого человека, который гнал двух овец.

Старик обратился к нему и сказал:

— Хороши у тебя овцы.

— Да, но твоя корова тоже хороша, дедуля, — говорит прохожий.

— Хочешь меняться? — спросил старик.

— Да, — ответил прохожий, и затем они поменялись.

Старик был очень доволен собой, полагая, что сможет теперь одеть себя и свою старуху. Он пошёл ещё дальше, пока не встретил человека, у которого были четыре собаки.

— Хороши у тебя собаки, — сказал старик.

— Да, но твои овцы тоже хороши, — сказал прохожий.

— Хочешь меняться? — спросил старик.

— Да, — ответил прохожий, и затем они поменялись.

Старик был доволен и думал, что теперь сможет прогонять с поля непрошеных гостей. Он отправился ещё дальше, пока не пришёл на какой-то хутор; хозяин там ковал сапожные иглы в кузнице.

— Красивые у тебя сапожные иглы, хозяин, — говорит старик.

— Хороши у тебя собаки, — сказал хозяин.

— Хочешь меняться? — спросил старик.

Хозяин согласился и дал ему четыре иглы за собак.

Тут старик очень обрадовался, он решил, что заключил хорошую сделку и теперь старуха сможет подшить свои башмаки. Вот он отправился в обратный путь. По дороге ему попался ручей, через который он перепрыгнул, но тут иглы упали в ручей, и он вернулся домой с пустыми руками.

Он рассказал старухе о своей торговле, и та весьма расстроилась из-за потери игл, и потому они оба со своим ребёнком отправились искать их. Придя к ручью, они опустили головы под воду, чтобы проверить, не увидят ли они иглы, и все вместе утонули.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Смерть первого брата (Andlát fyrsta bróðursins)

Вскоре после этого все братья вышли в море на вёслах. Тут один из них поймал молодую акулу, и они не сумели придумать ничего лучшего, чем поднять её на борт. В конце концов, один из них подошёл и протянул руку, собираясь вытащить её за жабры. Но акула тут же ему руку откусила, и этот брат громко закричал. Тогда другой брат заметил:

— Эйрик, Торстейн, Гисли, Йоун, он кричит.

— Он кричит от радости, — ответил третий.

Прежде чем они добрались до берега, этот человек умер, и так кончилась жизнь первого из братьев.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Смерть второго брата (Andlát annars bróðursins)

После этого три брата отправились на гору наломать веток для обжига. Они собрали большую вязанку, которую собирались скатить вниз, но тут они столкнулись с большим затруднением: они не знали, как заставить вязанку скатиться прямо в Бакки, пока один из них не сказал:

— Эйрик, Торстейн, Гисли, Йоун, я вижу решение: привяжите меня к вязанке, я буду направлять её домой к Бакки.

Они привязали его к вязанке, покатили её вниз, и так окончилась его жизнь.

(перевод Тимофея Ермолаева)

«Ты одноглазая, Гроуа?» („Ertu einsýn, Gróa?“)

По всей вероятности, братья, которые дольше всего жили в Бакки, были женаты и имели детей и внуков. Однако, относительно детей об одном из них ничего не известно, но жену его звали Гроуа. Однажды Гроуа поехала на восток в Ёйстюрфльоут и не вернулась до начала следующего дня; тогда её муж отправился в путь и встретился с ней у Дайлароуса; это неподалёку от Барда. Некоторое время муж таращился на неё, пока не сказал:

— Чёрт возьми, ты одноглазая, Гроуа?

Гроуа потеряла глаз ещё в детстве, затем вышла замуж, и они прожили вместе двадцать лет, но прежде он никогда не обращал на это внимание. С той поры пошла поговорка: «Чёрт возьми, ты одноглазая, Гроуа?»

(перевод Тимофея Ермолаева)

Смерть братьев из Бакки (Ævilok Bakkabræðra)

Смерть двух братьев, Эйрика и Йоуна, произошла так, что один умер в вязанке хвороста, а второму откусила руку акула, и это стало причиной его гибели. Третий брат, Гисли, утонул в Столбовой Реке в месте, которое сейчас называется Бродом Гисли. Насколько известно, никто другой не тонул в этой реке, которая очень мала и разделяет Фльоут от Слеттюхлида. Четвёртый брат, Торстейн, муж одноглазой Гроуа, жил в Бакки до старости.

Некоторые перечисляют род Гисли так: его дочь Бриет вышла замуж за Йоуна, который жил в Хейди и других местах; его сын Гисли жил в Бакки, его сын Бьядни, его сын Гисли жил в Бакки и других местах, его сын Бьядни жил в Мидмоуи и умер в 1854 году в возрасте 73 лет, его сын Гвюдмюнд жил в Мидмоуи в 1864 году.

Некоторые говорят, что отца братьев звали Бьёдном Ингимюндссоном, он был родом из Оулавсфьорда и поселился в Бакки около 1600 года.

Кто-то называет одноглазую жену Гвюддой (т. е. Гвюдрид), а кто-то называет её Гроуа. Говорят, что жену Гисли звали Анной.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Старик и корова (Karlinn og kýrin)

У одного старика была старая корова, которую он захотел зарезать. Он связал корову верёвкой и положил её. Когда же он перерезал ей горло, корова дёрнулась и разорвала верёвку. Он заметил это и сказал:

— Тебе не сделали ничего такого, чтобы ты буянила.

(перевод Тимофея Ермолаева)

Делай ближнему добро, но и себя не забывай (Gott er að gera vel og hitta sjálfan sig fyrir)

Как-то раз один пастор,католик, наверно, читал своим прихожанам проповедь. Он внушал им, что надо делать добро ближнему и что дарящему воздается семикратно. Сидел в церкви парень, который жил неподалеку и был единственным сыном бедной вдовы. У вдовы была всего одна корова, а у пастора их было шесть. Вот возвращается парень домой и говорит матери, что коли дарящему воздается семикратно, то он подарит пастору их корову. Мать ни в какую, но сын не внял ее причитаниям, взял корову и отвел ее пастору. Обрадовался пастор и поблагодарил его за подарок.

А через несколько дней случилось так, что коровы пастора подошли к избушке парня. Тот увидел их и загнал в хлев.

— Видишь, — сказал он матери, — пастор-то оказался прав — вместо одной коровы к нам вернулось семь!

Вскоре приходит к парню пастух пастора и спрашивает, где пасторские коровы. Парень ответил, что о пасторских коровах он ничего не знает.

— Правда, пришли к нам семь коров, — сказал он, — но их моя матушка получила в награду за одну свою, которую подарила пастору. С какой же стати она будет их отдавать!

Пришлось пастуху отправиться домой ни с чем. Узнал про это пастор и поднял на ноги всех своих людей. Один за другим ходили они к парню, но тоже возвращались домой ни с чем. Наконец пастор отправился к парню сам и спросил, здесь ли его коровы. Парень ответил, что к ним и в самом деле пришли семь коров — мать получила их в награду за ту одну, что подарила пастору.

— А какой масти эти коровы? — спросил пастор.

Парень ответил все как есть.

— Значит, это мои коровы, — сказал пастор.

— Как же так, — возразил парень, — разве пастор не говорил сам в своей проповеди, что дарящему воздается семикратно?

И тогда пастор решил так: пусть коровы достанутся тому из них, кто завтра первый пожелает другому доброго утра. На том они и расстались.

Вечером, когда все легли спать, парень забрался на крышу пасторского дома, устроился как раз над тем окошком, у которого спал пастор, и пролежал там всю ночь. На рассвете парень слышит, как пастор зовет к себе служанку и говорит ей:

— А не прокатиться ли нам с тобой в Иерусалим?

— Отчего же не прокатиться, — отвечает служанка.

Скоро пастор вышел из дому. Парень мигом спрыгнул на землю и говорит ему:

— Доброе утро!

— Что ты здесь делаешь в такую рань? — удивился пастор.

— А я боялся, что вы в Иерусалим уедете! — ответил парень.

После этого пастор разрешил ему оставить коров у себя, а об Иерусалиме просил помалкивать.

(перевод Любови Горлиной)

Вот бы я посмеялся, будь я сейчас жив! (Nú skyldi ég hlæja, væri ég ekki dauður)

Как-то раз две бабы поспорили, чей муж глупее. Спорили они, спорили и решили наконец испытать их глупость на деле.

Приходит один из мужиков домой и видит: сидит его баба за прялкой и прядет, только кудели на прялке нету, да и нити на веретене не видно. Подивился мужик на такую работу и решил, что его баба рехнулась.

— Никак ты сдурела? — спрашивает он у нее. — Кто же это прядет без кудели, откуда ж у тебя нитка возьмется?

— А я и не чаяла, что ты мою пряжу разглядишь, — отвечает жена. — Уж больно она тонка. Хочу наткать из нее сукна да сшить тебе новое платье.

Обрадовался мужик, вот, думает, повезло: и жена попалась работящая, и новое платье у него скоро будет. Один день баба прядет, другой прядет, а на третий ставит кросны и начинает ткать. Только не видно на кроснах основы, снует челнок по пустому станку. Слушает мужик, как кросны стучат, и не нарадуется. А баба знай себе ткет да посмеивается. Потом она делает вид, что снимает тканину с кросен, валяет ее, как положено, раскраивает и шьет. Вот покончила она с шитьем и предлагает мужу примерить новое платье. А чтобы он его, упаси бог, не порвал, она делает вид, что помогает ему. Муж, бедняга, стоит нагишом, а ему мнится, будто на нем новое нарядное платье, и уж он рад-радехонек.

Теперь надо рассказать о второй бабе. Приходит ее муж домой, а она у него спрашивает:

— Никак ты захворал? На тебе лица нет!

Удивился мужик, а баба хлопочет — в постель его укладывает. Поверил ей мужик, что он захворал, лег и лежит пластом. А через несколько дней она его уж обряжать ладит.

— Это зачем? — спрашивает он. А она отвечает, что нынче утром он помер и надо его в гроб класть. Лежит мужик, ждет, когда его в гроб положат. Назначила баба день похорон, наняла шестерых носильщиков и пригласила товарку с мужем проводить покойника в последний путь. А плотнику она наказала просверлить сбоку в гробу дырочку, чтобы ее мужу видно было, что делается снаружи. Стали носильщики выносить гроб, «покойник» увидел голого соседа да как заорет:

— Вот бы я посмеялся, будь я сейчас жив!

Как по-вашему, который же из них был глупее?

(перевод Ольги Вронской)

Откуда эта кость? (Af hverju er þá rifið?)

Жили на одном хуторе муж с женой, у них было много детей. А работников они держали мало, хотя и были богатые — хозяин на всю округу славился жадностью. У него был заведен такой обычай: он самолично распоряжался всеми припасами и каждый день выдавал жене для готовки столько, сколько считал нужным. Очень страдала жена от его жадности. Как-то раз понадобилось хозяину на два дня отлучиться из дому. Только он уехал, хозяйка приказала пастуху пригнать овец домой. Она сказала, что хочет заколоть овцу пожирнее и накормить досыта голодных детишек и работников. Пастух так и сделал. Овцу закололи, сварили, и вечером все наелись до отвала. Только все поужинали и разошлись, раздался стук в дверь. Хозяйка сама пошла открывать, но сперва из предосторожности спросила, кто там. Отозвался хозяин. Она впустила его и спросила, почему он вернулся раньше времени. Он ничего не ответил и быстро прошел в комнату. Там он сразу догадался, что произошло в его отсутствие, хотя по домочадцам ничего заметно не было, только один ребенок лежал в постели и играл с бараньим ребрышком. Хозяин отобрал у ребенка кость, внимательно осмотрел ее и спросил:

— Откуда эта кость?

Хозяйка ответила, что ребенок, верно, нашел ее где-нибудь на дворе.

— Видно, она недолго там валялась, — заметил хозяин, — совсем свежая.

Хозяйка вместо ответа предложила ему поесть, но он ее не слушал.

— Откуда эта кость? — снова спросил он.

Тогда хозяйка попросила его не приставать к ней с этой костью.

— Не мучай себя понапрасну, — сказала она. — Ты и так уж извелся, столько тратишь сил, чтобы нас всех голодом уморить. Ложись-ка лучше спать.

Но хозяин не мог успокоиться и все допытывался:

— Откуда эта кость?

На другой день хозяин не встал с постели. Несколько дней он пролежал, донимая всех своими стонами, и наконец скончался. Хозяйка отправила пастуха к пастору, церковному старосте и другим уважаемым людям прихода с вестью, что ее муж умер и она просит прийти и помочь ей его похоронить. Пастух привел всех, кого она позвала, и хозяйка провела их к покойнику.

— Помогите мне поскорей похоронить его, — сказала она. — Я не стану скупиться на расходы, мне хочется проводить мужа в последний путь как подобает. Я щедро заплачу вам за ваши труды — такая помощь заслуживает благодарности.

Гости поспешили исполнить ее просьбу, положили хозяина в гроб и перенесли в церковь. Пастор произнес надгробное слово, и гроб понесли на кладбище. Только его опустили в могилу, как раздался голос покойника:

— Откуда эта кость?

Вынули гроб из могилы, открыли крышку и видят: живой хозяин-то, от жадности ожил. Тут пастор и другие уважаемые люди принялись его корить за то, что он позволяет жадности брать над собой верх и портит жизнь себе и другим. И говорят, после этой истории хозяина как подменили, — больше он уже никогда не вмешивался в дела жены. Стали они жить в мире и согласии, и он до самой своей смерти, на этот раз вполне благопристойной, ни разу не спросил жену, откуда взялась та кость.

(перевод Любови Горлиной)

Примечания

1

Четыре марки — т. е. 2 литра.

(обратно)

2

Лаунгспиль (langspil) — исландский смычковый шестиструнный музыкальный инструмент.

(обратно)

3

Льювлинг (ljúflingur), буквально — любимец, народное прозвание представителей Сокрытого Народа в Исландии; эльф.

(обратно)

4

Поэма «Речи Льювлинга» (Ljúflingsmál), «Песнь льювлинга» (Ljúflingsljóð) или «Колыбельная льювлинга» (Ljúflingsdilla) дошла до нас в нескольких вариантах. Относят её к XVI в.

(обратно)

5

Первый день лета празднуется в Исландии в первый четверг после 18 апреля.

(обратно)

6

Скаульхольт — резиденция одного из двух исландских епископов. Резиденция второго епископа находилась в Хоуларе.

(обратно)

7

Скессы и трётли — сказочные персонажи исландского фольклора, великаны и великанши, как правило, безобразные, глупые и злобные, боятся колокольного звона и дневного света.

(обратно)

8

Дягиль (лат. angelica), причём все его части — корни, стебли и цветы, в старые времена широко применялся в пищу и в качестве лекарства. Помимо этого, корни дягиля использовались для приготовления спиртного напитка, так называемого hvannarótabrennivín.

(обратно)

9

Мясо полярной акулы, пролежавшее в земле двенадцать лет и еще одну зиму, считалось у исландцев лакомством.

(обратно)

10

Скир (skyr) — исландский молочный продукт кремообразной консистенции, изготовляемый с добавлением сычуга.

(обратно)

11

Грьоутгардсхаульс (Grjótgarðsháls) — «кряж каменного забора».

(обратно)

12

Боли (Boli) — «бык».

(обратно)

13

Аринхетла (Arinhella) — «каменная плита под очагом».

(обратно)

14

Скрепп (Skreppur) — возможно, «котомка»; Скьоуда (Skjóða) — «кожаный мешок»; Трёст (Þröstur) — «дрозд»; Хётт (Höttur) — «капюшон»; Стут (Stútur) — «горлышко бутылки»; Стикиль (Stikill) — «остриё рога»; Фласка (Flaska) — «бутылка»; Ёйса (Ausa) — «черпак»; Аск (Askur) — «ясень»; Копп (Koppur) — «горшок».

(обратно)

15

Лепп (Leppur) — «тряпка»; Лаунглегг (Langleggur) — «бедро».

(обратно)

16

Эта быличка — без сомнения, один из самых известных исландских фольклорных текстов о призраках. (Широкой известностью пользуется песенка, которая в современной исландской культуре почти полностью оторвалась от своего изначального контекста и часто исполняется в различных аранжировках хорами, ансамблями народной песни и фолк-группами). При всём том «Матушка моя в хлеву», — не типичный пример быличек о призраках, а скорее исключение. Обычно призраки приходят к своим обидчикам или убийцам с упрёками (ср. далее текст «Я творила бы квашню») или с намерением мстить. (Тексты, где призрак приходит, чтобы поблагодарить человека за хорошее отношение к нему, встречаются реже). А в этой быличке младенец является загубившей его матери не для мести, а для того, чтобы утешить ее в горе, и даже предлагает посильную помощь. Тем не менее, реакция матери на его появление такова, как если б ее настигло возмездие: она пугается и сходит с ума.

В других вариантах этой былички, тоже помещенных в сборнике Йоуна Ауртнасона, в поведении ребенка-призрака нет такой однозначной доброты к матери: в одном случае он в песенке предлагает ей свою «кроваво-красную рубашку» (то есть, намекает на насильственную смерть), в другом — кидает эту рубашку ей в лицо.

(обратно)

17

До второй половины XIX в. описанная здесь ситуация действительно не была чем-то из ряда вон выходящим. Работницы и батрачки на хуторах обычно не получали за свой труд никакого вознаграждения (работникам платили в год сумму, равную стоимости одной коровы), и экономическое положение редко позволяло им заключить законный брак; поэтому значительная часть населения страны была обречена либо растить детей, считающихся незаконными, либо поступать с ними описанным здесь образом.

(обратно)

18

Викиваки (vikivaki, vikjuvaki) — старинный исландский хороводный танец под пение баллад или хороводных песен. Танцующие держатся за руки или за плечи друг друга и делают сначала два шага влево, затем один — вправо; танец разнообразится за счет изменения темпа (в зависимости от содержания песни: если в ней появляются лирические сцены, хоровод идёт медленно и плавно, если речь идёт о драматических событиях, то быстро) или введения новых элементов (например, топнуть ногой). В XVIII веке в Исландии танец был запрещён церковью, но аналогичный хороводный танец сохранился и по сей день очень популярен на Фарерских островах. Название vikivaki носили также песни (обычно баллады), сопровождавшие танцы, и праздники, во время которых водили хороводы. Традиция таких празднеств существовала в Исландии со Средних веков до XVIII века включительно; обычно они проходили под Рождество.

(обратно)

19

По исландским народным поверьям, женщина, решившая вынести своего будущего ребенка на пустошь, при родах не испытывала мук, но могла испытать их позднее, когда о ее поступке становилось известно.

(обратно)

20

Слово útburður происходит от выражения að bera út barn — вынести ребенка (на пустошь) то есть, избавиться от младенца, оставив его в безлюдном месте. Эта практика восходит к древности. Таким образом избавлялись от лишних ртов в голодные времена, от явно нежизнеспособных детей и т. п. При крещении Исландии этот обычай был официально запрещён наряду с ритуальным поеданием конины и жертвоприношениям языческим богам, но еще долго сохранялся в быту. Хотя в XVIII–XIX вв., к которым относится большинство фольклорных текстов об утбурдах, от младенца могли избавиться в тех случаях, когда его появление на свет не поощрялось обществом (например, если ребенок рождён вне брака работницей от хозяина).

(обратно)

21

Хотя призраки в исландском фольклоре способны, подобно живым людям, есть и пить, ни в одном тексте не говорится о том, чтоб они справляли нужду. Моча и нечистоты — исключительная принадлежность мира живых, поэтому, очевидно, они способны отпугнуть ожившего мертвеца. Кроме того, запуская в призрака нечистотами, человек даёт понять, что грозный выходец с того света — в сущности, такой же продукт гниения, как и содержимое ночного горшка.

(обратно)

22

Конфирмация — религиозный обряд в лютеранстве, смысл которого заключается в том, что его участник подтверждает своё желание остаться в лоне той веры, в которую был крещён при рождении. В скандинавских странах подростки обычно конфирмуются в возрасте 14–15 лет, и это событие знаменует начало их взрослой, сознательной жизни.

(обратно)

23

Мясо китов и полярных акул — традиционная исландская еда. (При этом мясо акулы в свежем виде может оказаться ядовито для человека, но превращается в деликатес после того, как его закапывают в песок на приливной полосе и дают протухнуть).

(обратно)

24

См. Eyrbyggja saga, гл. XLIX и слл. (Прим. Йоуна Аурнасона). (Русское издание см.: Исландские саги. Перевод с древнеисландского языка, общая редакция и комментарии А. В. Циммерлинга, М., «Языки славянской культуры», 2004, стр. 100–109).

Согласно тексту саги, у Торгунны был при себе ларец с драгоценностями и роскошным постельным бельем. Она занемогла и умерла после того, как на нее пролился из тучи кровавый дождь, и перед смертью велела отвезти ее в Скаульхольт, (ныне епископская резиденция; епископский престол был учрежден там только в середине XI в., то есть, уже после времени действия в этом эпизоде саги), так как знала, что это место станет одним из самых почитаемых в стране, и там будут монахи, которые смогут ее отпеть. Свое имущество она отдавала хозяевам в награду за этот труд, а постельное белье велела сжечь, — но они не сделали этого. При остановке по дороге в Скаульхольт мертвая Торгунна вставала и готовила еду, однако от еды, приготовленной ожившим мертвецом, никому не было вреда. После похорон Торгунны на хуторе стали появляться странные существа и ожившие мертвецы; от этой напасти удалось избавиться только тогда, когда постель Торгунны сожгли, и отслужили молебен.

(обратно)

25

Эпизод, в котором мертвая Торгунна разговаривает в гробу, зафиксирован в поздних бумажных рукописях «Саги о Людях с Песчаного Берега»; там она обращается к «Льоту, сыну Мани». Льот, сын Мани — внук Снорри Годи, также являющегося одним из основных персонажей этой саги. Льот родился уже намного позднее времени действия саги.

(обратно)

26

Торри (þorri) один из месяцев исландского народного календаря; середина зимы; начинался в новолуние в январе и истекал в следующее новолуние.

(обратно)

27

Примерно 56,4 м.

(обратно)

28

Исландская водка.

(обратно)

29

Они делали это, чтобы защититься от призрака; в других текстах персонаж может с той же целью резать воздух вокруг себя ножом.

(обратно)

30

Разумеется, в лютеранской Исландии XVIII в. уже не было действующих монастырей; бывшие монастырские земли принадлежали государству (обычно на них располагалась усадьба сислуманна и пр.); но названия мест «такой-то монастырь» до наших дней сохранились в исландской топонимике.

(обратно)

31

Йоун Тороддсен (1818–1868) — писатель и поэт, автор первых в исландской литературе романов современного типа («Парень и девушка» (1850), «Мужчина и женщина» (опубл. 1876). Йоун Тороддсен долгое время был сислуманном в своих родных местах, на Бардарстрёнд, а после — в Боргарфьорде.

(обратно)

32

В имени Гвюдйоун (Guðjón) первый компонент созвучен исландскому слову guð — «Бог». В данном случае это должно означать, что имя для ребёнка было выбрано сверхъестественными силами. (На самом деле этот компонент в именах — фонетическая вариация слова gunnr = «битва». Ср. имя Guðrún в тексте «Дьякон с Тёмной Реки»).

(обратно)

33

Этот сюжет вошёл в исландскую поэзию: в 1898 г. выдающийся поэт Стефаун Г. Стефанссон сочинил по его мотивам стихотворение.

(обратно)

34

В протестантской традиции принято класть покойника в могилу головой к западу (в отличие от католической и православной, в которых покойники лежат головой к востоку). Йоуна Бродягу в данной быличке хоронят таким образом, который исключает всякую ориентацию относительно сакральной стороны света (так как пространственная ось «север — юг» в христианской традиции не наделена никаким ценностным смыслом); аутсайдер Йоун Побродяга даже после смерти оказывается вне принципов, по которым живет общество).

(обратно)

35

Кьяртан Оулавссон — персонаж «Саги о Людях из Лаксдаля». На кладбище в Борге, недалеко от города Боргарнес, по сей день существует могила с рунической надписью, которую считают захоронением Кьяртана.

(обратно)

36

Кетиль Йоунсон, пастор в Хусавике (на севере Исландии) 1728–1775.

(обратно)

37

Эмбла в скандинавской мифологии — первая в мире женщина, сотворенная богами Одином, Хёдуром и Локи из лозы. (Само это имя означает «лоза»).

(Употребление перифраза «дочь Эмблы» в значении «женщина» — поэтическая вольность переводчика, такое выражение встречается в исландской поэзии только в ХХ веке. В подлиннике женщина-призрак употребляет редкий скальдический кеннинг женщины).

(обратно)

38

«Покровы Хильд» — кольчуга; традиционный кеннинг в поэзии древнескандинавских скальдов. (Хильд — имя валькирии).

(обратно)

39

Две марки — литр.

(обратно)

40

Обмениваться висами (Kveðast á) — исландская народная забава; участники экспромтом сочиняют четверостишия в традиционной форме (ferskeytlur) (с обязательной рифмой и аллитерацией), так что каждое следующее четверостишие является своеобразным ответом на предыдущее. Иногда задача может состоять не в том, чтобы сочинить полное четверостишие, а в том, чтобы придумать две заключительные строки к двум первым строкам собеседника (botna vísu — «завершить вису»). В исландском фольклоре известен, в частности, текст, в котором поэт обменивался висами с чёртом, и ему удалось с блеском разрешить хитроумную задачу, предложенную нечистым: подобрать рифму к слову, с которым, как казалось, ничто не могло рифмоваться. О представлении о поэтах и искусстве стихосложения в традиционной исландской культуре — см. предисловие.

(обратно)

41

Фуси с Глинистого ручья (Leirulækjar-Fúsi) — Вигфус Йоунссон (1648–1728) — житель Глинистого Ручья в Мирасисле, известный своими отдельными висами (нередко непристойными). События из жизни Вигфуса, в частности, его ссора с Сигурдом, поэтом из Долины, попали в исландский фольклор.

(обратно)

42

То есть, 23 декабря, перед кануном Рождества.

(обратно)

43

По исландским поверьям, привидения не осмеливаются упоминать бога, а также называть имена, в которые слово «бог» (Гвуд) входит как составная часть.

(обратно)

44

По исландским поверьям, драуги не могут произносить слово «бог» (guð), которое является первой частью многих имён, в том числе и «Гвюдрун» (Guðrún), поэтому мертвец и переиначивает имя девушки. Говорит же драуг о серых костях обнажившегося черепа у себя на затылке. См. сказку Дьякон из Миркау.

(обратно)

45

В приморских областях Исландии издревле существует закон, по которому всё выброшенное морем (будь то брёвна, китовина или имущество с погибших кораблей) принадлежит владельцу земель, выходящих к морю. В данном случае речь идёт о церковных землях, так что плавник принадлежит местному пастору, но он же обязан заниматься похоронами выброшенного на берег мертвеца.

(обратно)

46

О Вигфусе см. текст «Старуха в Скаульхольте».

(обратно)

47

Выражение «цена коровы» (kvígildi) до первой половины ХХ века включительно являлось в исландском языке финансовым термином. Соотношение цены коровы и других сельскохозяйственных животных и продуктов в Исландии на протяжении веков оставалось стабильным и четко определенным.

(обратно)

48

«Лилия» («Lilja») — поэма духовного содержания, XIV в., принадлежащая перу Эйстейна Аусгримссона.

(обратно)

49

По исландским народным поверьям, если человека начинает внезапно клонить в сон, это предвещает приход гостя.

(обратно)

50

Околоплодная оболочка новорожденных («сорочка») могла применяться в магических целях; считалось, что ее обладатель будет защищен от злых чар. (См. также примечание к тексту «Торгейров бычок»).

(обратно)

51

Согласно исландским народным поверьям, неразорванная «сорочка», то есть, мешочек для околоплодной жидкости вокруг новорожденного, с одной стороны, являлась символом удачи (как и у других народов, ср. «родиться в сорочке»), с другой стороны, тот, кто родился в ней, мог стать духовидцем. Кроме того, «сорочка» использовалась в колдовстве. В книге “Íslenskir þjóðhættir eftir Jónas Jónasson. 3. útg. Rvk: 1961” написано о её применении: «„Сорочку“ полагалось не выбрасывать, а тот, кто родился в ней, должен был хранить ее всю жизнь, так как она пригождалась для многого; по некоторым сведениям, если человек носил ее на себе, то он становился духовицем и неуязвимым для любого колдовства, и во всех делах выходил победителем» (bls. 260–261). Представление о непобедимости того, кто носит с собой этот талисман, связано с тем, что в самом исландском названии «сорочки» — sigurkufl — первый компонент (sigur) — «победа».

(обратно)

52

Торви с Копен (Torfi á Klúkum) — один из могущественных колдунов в исландском фольклоре.

(обратно)

53

В древнескандинавской мифологии «дисы» — низшие женские божества, никак не соотносящиеся с преследующими людей злобными призраками, с которыми связывает их собиратель исландского фольклора. Очевидно, здесь мы сталкиваемся с характерной для христианского сознания тенденцией видеть злых духов в любых существах, вера в которых сохранилась с языческих времен.

(обратно)

54

То есть шесть неостриженных овец после случки (которая обычно бывала под Рождество).

(обратно)

55

Обычно человек, впускавший призрака в свой дом, должен был пропускать его впереди себя и ни в коем случае не позволять ему следовать за собой или идти с ним рядом (иначе призрак мог убить впускающего). В этом же тексте вести «посланца» за руку оказывается возможным, так как он — не совсем обычный: когда его превратили в драуга, он был еще жив, поэтому сохранил свободную волю и противился своему жребию убийцы.

(обратно)

56

Участвующий в этом рассказе призрак называется sending — это такой вид призрака, которого посылают кого-либо убить.

(обратно)

57

Деталь исландского национального костюма.

(обратно)

58

Эспихоуль — Осиновый Холм.

(обратно)

59

Дьёбладайлд — Дьявольская Впадина.

(обратно)

60

Природа привидений, преследующих кого-либо (в данном случае призрачный бык преследует Торгейра и его семейство) такова, что их видно и слышно перед тем, как появляется тот, кого он преследует.

(обратно)

61

Римы (rímur) — традиционный жанр исландской устной авторской поэзии: простой нарратив, обычно очень длинный, в четверостишиях с обязательной аллитерацией и рифмой. В римы могли перелагаться самые разнообразные сюжеты. В XVII–XIX вв. римы были, пожалуй, самым популярным жанром в Исландии (их можно смело назвать масскультурой той эпохи), слагались в большом количестве и могли очень разниться по качеству.

(обратно)

62

То есть, в середине сентября (22-ая неделя лета, по традиционному календарю).

(обратно)

63

Хатльгрим Пьетюрссон (1614–1674), величайший исландский поэт XVII в., перу которого принадлежат многие стихи духовного содержания. «Страстным псалмам» Хатльгрима Пьетюрссона могли приписывать чудодейственные свойства (см. далее текст «Нечистая сила в Стокксэйри»).

(обратно)

64

В традиционном исландском овцеводстве животные могли находиться на пастбищах в горах всю зиму, особенно, когда для них не удавалось запасти достаточно сена на зиму, и тогда скот жил на подножном корму.

(обратно)

65

В 1798 г. исландский альтинг в последний раз собирался на Полях Тинга у этой реки; в следующие два года он заседал в Рейкьявике, а в 1800 г. этот рудимент древнеисландского веча был вовсе упразднён, а его полномочия переданы вновь образованному верховному суду.

Лёгретта — судебный совет, собиравшийся одновременно с альтингом и избиравший законоговорителя, обязанного знать и помнить все законы.

(обратно)

66

Заведующий хозяйством, эконом (лат.)

(обратно)

67

Первый день лета — по исландскому народному календарю первый четверг после 18 апреля.

(обратно)

68

Хьяульмар из Боулы (Bólu-Нjálmar) (1796–1875) — исландский народный поэт. В его творчестве преобладают формы, типичные для традиционной устной поэзии (наиболее известное произведение — «Римы о Хрольве Пешеходе»), но есть и черты романтизма, пришедшего в исландскую словесность (прежде всего в книжную) в период его жизни. Биография Хьяульмара настолько же примечательна, насколько и его поэзия: он происходил из беднейшего слоя населения, всю жизнь скитался, а под старость был взят на попечение сельской общины. При жизни за Хьяульмаром закрепилась слава kraftaskáld — поэта, чьи стихи имели магическую силу (так, в юности он был привлечен к суду за то, что сочинил на пастора нид — т. е. стихотворное проклятие). Также в народе ходили рассказы о его взаимоотношениях со сверхъестественными существами и колдунами, в частности, о том, будто он водил дружбу с Торгейром, создавшим Торгейрова Бычка (см. одноименную быличку) и получил от него колдовскую книгу. (Наиболее подробная биография Хьяульмара: Brynjúlfur Jónsson frá Minna-Núpi. «Bólu-Hjálmarssaga», 1911).

(обратно)

69

Кетиль Йоунссон был священником в Хусавике с 1728 по 1769 гг.

(обратно)

70

Пробст — старший пастор.

(обратно)

71

Тун — огороженный луг или поле вокруг жилого дома.

(обратно)

72

Фактор — торговый агент.

(обратно)

73

Сислуманн — высшее должностное — административное, судебное и налоговое — лицо в округе — сисле.

(обратно)

74

Страстные псалмы (Passíusálmar) — цикл псалмов, принадлежащий перу Хатльгрима Пьетюрссона (1614–1674), величайшего исландского поэта XVII века, до сих пор непревзойденный образец исландской христианской поэзии. В каждом из 50 псалмов детально описываются отдельные эпизоды страстей Христовых (суд Пилата, путь на Гологфу и пр.). По форме эти псалмы очень близки к такому жанру исландской традиционной поэзии, как римы: простой нарратив в четверостишиях (или шестистишиях) с обязательной аллитерацией и параллельной или перекрестной рифмовкой, — и могут петься на те же мотивы, что и римы.

(обратно)

75

Торгейр Годи Светлого Озера — одна из известнейших личностей в истории Исландии, языческий жрец (годи), в 1000 году на тинге принявший судьбоносное решение объявить страну христианской, дабы избежать гражданской войны между сторонниками старой и новой веры.

(обратно)

76

В исландской народной традиции — kraftaskáld, ákvæðaskáld — поэт, стихи которого обладают магическим воздействием на того, к кому они обращены; иногда стихи могли производить магическое действие помимо воли самого стихотворца. (Таким поэтом считали, например, упоминающегося в нашей книге Боулу-Хьяульмара, хулительные стихи которого о различных людях, действительно оборачивались для тех ущербом, а также Хатльгрима Пьетюрссона).

(обратно)

77

Эта история — одна из самых популярных в исландском фольклоре ХХ в.

Сюжет о попутчике, таинственным образом исчезающем из машины, является классическим для современного фольклора многих стран. Так, в американском городском фольклоре популярна быличка “The Vanishing Hitchhiker” («Исчезающий попутчик»). В ней водитель ночью на пустынной трассе сажает к себе в машину красивую девушку и подвозит до дому. (Как правило, рассказчики называют конкретный адрес в своей родной местности). В некоторых вариантах она действительно загадочным образом исчезает из машины до окончания пути; в других — когда водитель на следующий день снова наведывается в этот дом в надежде встретиться со своей вчерашней попутчицей, он находит там лишь старуху, которая сообщает, что девушка — её дочь, много лет назад погибшая в автокатастрофе на том месте, где он встретил её. (Самые популярные варианты этого фольклорного текста и его анализ представлен в книге: J. H. Brunvand. The Vanishing Hitchhiker. NY, 1981).

В фольклоре других народов таинственный попутчик может иметь божественную природу. В современном русском фольклоре этот сюжет получает такое воплощение: шофёр встречает на трассе оборванную грязную женщину и отказывается сажать её в свою машину; затем он встречает опрятного старичка и подвозит его; тот объясняет шофёру, что грязная женщина была Богоматерь (она грязна, т. к. люди, забывшие Бога, «льют на нее всю грязь»), пророчествует о будущих войнах и конце света, а потом исчезает. (В некоторых вариантах шофер всё-таки сажает грязную женщину в свою машину, и пророчествует она. Известен вариант, в котором женщина просит шофёра не подвезти ее, а сделать для нее покупки в городе, куда он ехал; она дожидается его на том же месте у обочины и после этого пророчествует о будущих катастрофах).

По мнению американского исследователя Яна Бранванда (www.snopes.com/horrors/ghosts/vanish.asp) этот сюжет может восходить к Деяниям Апостолов, где в роли «таинственного пассажира» выступает апостол Филипп: он просится попутчиком в колесницу, обращает возницу в христианство и исчезает (Деян 8:26–39).

Приводимый здесь вариант сюжета интересен тем, что в нем события изложены от первого лица. (Обычно имеет место типичная для современной несказочной прозы подача материала как случая, происшедшего с «одним человеком», «приятелем приятеля», — что мы и видим в другом варианте этой же былички). При этом сами собиратели считают необходимым заверить читателей в абсолютной честности своего информанта. Личность «таинственной пассажирки» в исландских вариантах этого сюжета так и остается принципиально неустановленной; в отличие от фольклора других народов, они не содержат ни объяснения того, кем она могла бы быть, ни «предыстории» её появления в этом месте.

(обратно)

78

Этот текст интересен тем, что он совершенно нетипичен по содержанию для быличек о призраках и привидениях. Напротив, ситуация, когда техника на стройке ломается без видимых причин (нередко с опасностью для здоровья и жизни строителей), очень характерна для современных быличек об альвах. В них загадочные аварии связаны с тем, что строители проводят работы близ жилища альвов, например, при прокладке трассы убирают камень, который является хутором альвов, и т. п. Текстов с таким сюжетов в наше время записано немало; иногда подобные события становятся достоянием не только ценителей фольклора, но и прессы, попадая в центральные газеты страны.

В приводимом здесь тексте виновники аварий не называются прямо; но определить, что это именно призраки, а не какие-либо иные существа, не составляет труда, так как дело происходит на кладбище, а мертвецам свойственно мстить тем, кто решится потревожить место их упокоения. (Ср. традиционный текст «Кетиль, пастор из Хусавика»).

(обратно)

79

В этом коротком тексте хорошо видно размывание фольклорной традиции в современном обиходе. Рассказчик не может точно сказать, ни как выглядели люди, сидевшие в церкви, ни почему он уверен, что это были именно призраки, а не какие-либо другие существа из параллельных миров, например, альвы. (Тем более, что, согласно исландской фольклорной традиции, альвы нередко бывают набожными и иногда заходят в церкви в человеческих поселениях). Здесь границы между жанрами фольклора и между видами существ стёрты, и героиня рассказа имеет дело с какими-то абстрактными существами, которые только условно определены как «призраки». (Вероятно, это же замечание можно отнести к предыдущему тексту («Привидения в грузовиках»).

(обратно)

80

Рассказы о контактах людей с призраками в наши дни часто сводятся к описанию подобного рода странных мелочей, влияющих даже не столько на самого очевидца, сколько на окружающие его предметы, особенно технику. Эта история во многом типична для современного исландского фольклора.

(обратно)

81

Это произведение позднего фольклора, пограничный текст между традиционной быличкой о призраках и современным анекдотом.

(обратно)

82

Ингоульв Ауртнарсон — считается первым поселенцем в Исландии. Согласно древним преданиям, Ингоульв взял с собой из Норвегии на новую землю столбы от почетной скамьи в своем доме и, приближаясь к исландскому берегу, выкинул их в море, попросив богов подать знак, где ему лучше поселиться; там, где столбы прибьёт к берегу, и надо было возводить жилище. Столбы не нашлись сразу, а Ингоульв занял землю на месте современного Рейкьявика. (На современном гербе исландской столицы изображены эти два столба).

(обратно)

83

Варианты: «Посодействуй мне, чёрт мой», «Укрепи меня сейчас, сатана», или «Дьявол, поддержи меня».

(обратно)

84

Millefolium— тысячелистник.

(обратно)

85

«…самым распространённым [в Скандинавии XVIII века] оставалось представление о том, что „чёрные книги“ производятся в Виттенберге: народные легенды гласили, что там находится некая школа тёмных искусств, где обучаются скандинавские священники. По окончании школы священнику вручали „чёрную книгу“, и только после этого он возвращался в свой приход, где уже со знанием дела мог подчинять своим велениям и изгонять дьявола. Впрочем, некоторые священники, согласно норвежской легенде, покидали Виттенберг с пустыми руками, так как „чёрных книг“ хватало не на всех». (Оуэн Дэвис. Гримуары: история магических книг. Перевод Анны Блейз.) Впрочем, первые упоминания о Виттенберге относятся к 1174 году, а Сэмунд умер в 1133.

(обратно)

86

Холарский епископ Йон Святой (1052–1121).

(обратно)

87

У Сэмунда, кроме троих сыновей (которых звали Эйольв, Лодмунд и Лофт), действительно, была единственная дочь по имени Торей.

(обратно)

88

Самое раннее извержение Хеклы (традиц. Гекла) было зарегистрировано в 1104 году. Сэмунду тогда было 48 лет.

(обратно)

89

Стадий — мера длины, равная приблизительно 185 м.

(обратно)

90

Здесь опять имеется большая ошибка во времени: король распоряжается пасторатом в Одди, но Исландия не зависела от норвежского короля ещё почти 200 лет спустя (до 1262 г.).

(обратно)

91

Теперь тебе не хватит травы.

(обратно)

92

Вытри пальцем отверстие.

(обратно)

93

Этот дом высокий.

(обратно)

94

Если хочешь спуститься, прыгай.

(обратно)

95

Теперь ты пьёшь из рога.

(обратно)

96

Видишь, каким образом…

(обратно)

97

Сэмунд рифмует латинское ex cornu («из рога») и исландское fór nú («произошло сейчас»).

(обратно)

98

В оригинале чёрт заканчивает строки словами botn («дно») и vatn («вода»), к которым, по-видимому, очень сложно найти рифму.

(обратно)

99

Однако Сэмунд не растерялся и использовал искажённую форму drottn’ для drottin («господь») и неправильное причастие sjatn от sjatna («иссякнуть»).

(обратно)

100

День найма и увольнения работников (14 мая).

(обратно)

101

Такое средство защиты от нечисти действительно известно в исландской народной традиции. По-видимому, молитва «Отче наш» на латинском языке могла использоваться и в других магических целях. Так, в сборнике Йоуна Ауртнасона записан текст о перевозчике, который читал эту латинскую молитву, не понимая смысла произносимого, в качестве заклинания, обеспечивающего его лодке попутный ветер. Его «заклинание» утратило свою магическую силу, когда он узнал от епископа Исландии, которого перевозил, что на самом деле означают эти слова.

(обратно)

102

Аурни Магнуссон рассказывает о могильном камне Сэмунда, что это было ничто иное, как большой круглый булыжник. Аурни также указывает, что комната для чтения Сэмунда в Одди называлась Глайсир. (Прим. Йоуна Аурнасона)

(обратно)

103

Сила народного воображения преодолела здесь большую пропасть, что имеется во времени между Сэмундом Мудрым и Хальвданом из Фелля, поскольку Сэмунд умер, согласно вышесказанному, в 1133 году (смотри примечание к биографии Сэмунда), а Хальвдан, о котором будет рассказано позже, около 1598 года, для того чтобы сделать их товарищами в Чёрной Школе, так как оба они считались премудрейшими из людей, каждый в своё время.

(обратно)

104

Игра слов: sjór — как «море», так и «морская вода».

(обратно)

105

Игра слов: loft — как «воздух, небо», так и «чердак».

(обратно)

106

Преподобный Эйрик изВогсоуса (séra Eiríkur í Vogsósi) — в исландской фольклорной традиции один из могущественнейших колдунов. Это историческое лицо: пастор Эйрик Магнуссон (1638–1716) из Сельвога на юго-западном побережье Исландии. По народным легендам, он стал колдуном после того, как забрал страницы никому не известной колдовской книги у старого колдуна из Бискупстунги; старик унес книгу с собой в могилу, но Эйрик поднял его из гроба и смог получить от него обрывки книги, а позже раздобыл в Сельвоге страницу из другой колдовской книги. О преподобном Эйрике сложено много историй; ему повиновались черти и призраки, духи земли и воды. Находясь при смерти, Эйрик сказал, что когда его гроб вынесут из церкви, в небе над церковью будут драться две птицы: белая и черная. Если победит белая птица, его следует похоронить на кладбище, а если черная — значит, его душа погибла, и ему суждено лежать вне церковной ограды, — однако в день похорон верх одержала белая птица. (См. Jón Árnason, bd. I, Galdrasögur)

(обратно)

107

«Это гора Гекла, гора Гекла!» (датск.). Призраки говорят по-датски, так как затонувший «Готенборг», с которого они происходят — датский корабль. (См. также текст «Датский призрак», где говорится о другом привидении с этого же корабля).

(обратно)

108

Где, черт возьми, эта гора Гекла? (искаж. датск.).

(обратно)

109

На исландском языке фразу ekki þekkja einn staf í galdri можно понять как «не знать ни одного колдовского знака», так и «не знать одного колдовского знака».

(обратно)

110

Сэмунд, который умер в 1133 году, никак не мог быть братом Хатлы, жившей в начале XV века.

(обратно)

111

Преподобный Снорри из Хусафетль (Снорри Бьёрнсон, 1710–1803) — священник, естествоиспытатель-самоучка. Снорри слыл могущественным колдуном; считается, что в своей усадьбе в Хусафетль он затсавил своими заклинаниями уйти под землю 18 призраков (по другим сведениям — 81).

(обратно)

112

Побережье (Strandir) — название местности между Западными Фьордами и основной частью острова Исландия, на западном побережье залива Хунафлоуи. За жителями этой местности закрепилась слава могущественных колдунов, занимающихся в том числе черным колдовством; особенно часто их обвиняли в том, что своими чарами они вызывали штормы, чтобы потопить идущие по морю купеческие корабли и поживиться выброшенными на берег после таких кораблекрушений товарами.

(обратно)

113

Натан Кетильссон родился 1 мая 1792 года в Блёндюдальсхоуларе, в Хунавассисле. Это был весьма одарённый человек, хотя и с дурной репутацией. В молодости он уезжал в Копенгаген учиться врачебному искусству, но уже через год вернулся. Последние годы своей жизни он жил на хуторе Идлюгастадир на мысе Ватнснес в Западной Хунавассисле. Там и произошла столь хорошо известная трагедия. У Натана по слухам были деньги, и некий Фридрик Сигурдссон, сын бонда из Катадаля, положил на них глаз. Он пришёл в Идлюгастадир вечером 13 марта 1828 года и сговорился со служанкой Агнес Магнусдоуттир и домохозяйкой Сигрид Гудмундсдоуттир. Они спрятали его в хлеву, пока не уснули хозяин дома и его гость по имени Пьетур Йоунссон из Гейтаскарда. После этого Фридрик и Агнес вошли в спальню, и сначала Фридрик оглушил их молотком, а потом телу Натана было нанесено ножом множество колотых ран. Сигрид не принимала непосредственное участие в убийстве, но она собрала в комнате все ценности. Затем тела облили рыбьим жиром и хутор подожгли. Однако, тела мало обгорели, таким образом раны были отчётливо видны, а рассказам Агнес и Сигрид о пожаре не поверили. Дело расследовалось в окружном суде, Верховном суде в Рейкьявике и Высшем суде в Копенгагене. Агнес, Фридрик и Сигрид — все они были приговорены к смерти. Сигрид была помилована королём и отправлена на исправительные работы в Копенгаген. Агнес и Фридрик были обезглавлены у так называемой Тройной Скалы в Ватнсдальсхоуларе, в Хунавассисле 12 января 1830 года. Палачом выступил брат Натана, Гудмунд Кетильссон, который затем поселился в Идлюгастадире, где потом жили его потомки. Это была последняя смертная казнь, приведённая в исполнение в Исландии. В 1928 году смертный приговор был отменён вовсе. Об этом преступлении много писали. Торгейр Торгейрссон в 1973 году написал роман «Власть», в котором достаточно хорошо придерживается известных фактов. В 1996 году Эйиль Эдвардссон снял фильм «Агнес», но фильм очень отступает от известных фактов.

(обратно)

114

Свейн был повешен в 1648 году.

(обратно)

115

Одно расстояние до тинга (þingmannaleið) — расстояние, преодолеваемое за день во время поездки на тинг (около 37,5 км).

(обратно)

116

Хрутафьярдахаульс — горная дорога в Северной Исландии.

(обратно)

117

Непереводимая игра слов: beiskur можно перевести как «горький», так и «озлобленный, рассерженный».

(обратно)

Оглавление

  • Аульвы (Álfar)
  •   Происхождение скрытого народа (Huldumanna genesis)
  •   Аульв и Альвёр (Álfur og Alvör)
  •   Возникновение сокрытого народа (Tilorðning huldufólks)
  •   Аульв с мешком (Huldumaður með poka)
  •   Аульвы с Тьоудоульвсхайи (Álfarnir hjá Þjóðólfshaga)
  •   Вознаграждение за молоко (Endurgoldin mjólk)
  •   Корова сокрытого народа на прокорме (Fóðruð kýr fyrir huldufólk)
  •   Гвюдмюнд с Главного Двора (Guðmundur á Aðalbóli)
  •   Девушка помогает эльфийке при родах (Stúlka hjálpar álfkonu í barnsnauð)
  •   Мальчик, который вырос у аульвов (Drengur elst upp með álfum)
  •   Положи в ладонь человека, человека (Legg í lófa karls, karls)
  •   Ты испытываешь жажду? Хочешь пить? („Ertu þyrstur, viltu drekka?“)
  •   Кристин из Хова (Kristín á Hofi)
  •   Тюнгюстапи (Tungustapi)
  •   Эльфийка из Вассенди (Álfkonan hjá Vatnsenda)
  •   Йоун из Свинахоуля (Jón á Svínahóli)
  •   «Ну что, берём?» (Tökum á, tökum á…)
  •   «У меня в мире альвов восемнадцать детей!» (Átján barna faðir í álfheimum)
  •   Мальчик, которому не понравилось жить у альвов (Sveinninn sem undi ekki með álfum)
  •   Дочь священника (Prestsdóttirin)
  •   Аульвы возвращают ребёнка (Álfar skila barni)
  •   Ребёнок с пятном на щеке (Barnið með blettinn á kinninni)
  •   Девочка из Свинаскаули (Stúlkan á Svínaskála)
  •   Преподобный Йоуханн из Свальбарда (Séra Jóhann á Svalbarði)
  •   Речи льювлинга[3] (Ljúflingsmál)
  •   Аульв и крестьянская девушка (Álfapilturinn og selmatseljan)
  •   Греттир, служанка и аульв (Grettir, griðkonan og huldumaðurinn)
  •   Аульва Ульвхильдур (Úlfhildur álfkona)
  •   Хильдур — королева аульвов (Hildur álfadrottning)
  •   Аульвы и Хельга крестьянская дочка (Álfarnir of Helga bóndadóttir)
  •   Перекрёсток (Krossgötur)
  •   Кто нашёл ножницы? (Hver fann skærin?)
  • Обитатели морей и озёр (Sæbúar og vatna)
  •   Тогда водяной засмеялся (Þá hló marbendill)
  •   Якоб из Ёрви и рыбаки (Jakob á Jörfa og vermennirnir)
  • Трётли (тролли) (Tröll)
  •   Камень Скессы (Skessusteinn)
  •   Гедливёр (Gellivör)
  •   Пастушка (Smalastúlkan)
  •   Сказка о Гриме из Западных Фьордов (Sagan af Vestfjarða-Grími)
  •   Гилитрутт (Gilitrutt)
  •   Пастух из Гримстунги (Smalinn í Grímstungum)
  •   Тролли из Тоурисауса (Tröllin í Þórisási)
  •   Рагнхильд из Красных Скал и великан из Трёх Скал (Ragnhildur í Rauðhömrum og þussinn í Þríhömrum)
  •   Великанша из Хоулькнардаля (Stórkonan í Hólknardal)
  •   Скесса с Залива Наттфари (Skessan í Náttfaravík)
  •   Рассказ о людоедке Мойрхильд (Saga af Maurhildi mannætu)
  •   Великанша и шахматы (Tröllskessan og taflið)
  •   Скесса Краука (Kráka tröllskessa)
  •   Шум, гам и тролли в горах (Trunt, trunt og tröllin í fjöllunum)
  •   Йоун и скесса (Jón og tröllskessan)
  •   Троллиха похищает девушку (Kona numin af tröllkonu)
  •   Дочь ярла в руках троллей (Jarlsdóttir í tröllahöndum)
  •   Скесса и рыбак (Skessan og vermaðurinn)
  •   Тролль с Фаускруда и дочь священника (Tröllið í Fáskrúð og prestsdóttirin)
  •   Рассказ о Моударе с Горы Моудара (Sagan af Móðari í Móðarsfelli)
  •   Модольв с Горы Модольва (Móðólfur í Móðólfsfelli)
  •   Скесса из Домового Ущелья (Skessan í Húsagili)
  •   Троллиха из Скафтафетля (Tröllkonan í Skaftafelli)
  •   Глубоки проливы Исландии (Djúpir eru Íslands álar)
  •   Грьоутгардсхаульс (Grjótgarðsháls)
  •   «Кроха несёт мало-мало» („Lítið ber smátt smátt“)
  •   Грила и её мужья (Grýla og bændur hennar)
  •   Тула Грилы (Grýluþula)
  •   Рождественники (Jólasveinar)
  •   Работница-сквернословка (Blótsöm stúlka)
  •   Сквернослов (Orðhákur)
  •   Пастушка (Smalastúlkan)
  •   Каттарвали (Kattarvali)
  • Сказки о мёртвых (Draugasögur)
  •   Выходцы с того света (Afturgöngur)
  •     Природа призраков. Утбурды (Eðli drauga. Vökumenn og útburðir)
  •       «Матушка моя в хлеву!»[16] („Móðir mín í kví, kví“)
  •       «Я творила бы квашню…» („Til manns var ég ætluð“)
  •       Утбурд на горной гряде (Veggjaútburðurinn)
  •       Одеяние призраков (Klæðnaður drauga)
  •       Выстрелы отпугивают призраков (Draugar hrökkva undan skoti)
  •       Защита от привидений (Vörn gegn ásóknum drauga)
  •       Утбурд (Útburðir)
  •       Никулаус с хутора Квиаветлир (Nikulás á Kvíavöllum)
  •       Обличье призраков (Búnaður drauga)
  •       Защита от призраков (Varnir við draugum)
  •       Ауртни Хёскульдссон и призрак (Árni Höskuldsson og draugurinn)
  •       «Здравствуй, дедушка!» (Sæll vertu, afi minn)
  •       Сын Эрленда и Уны (Sonur Erlendar og Unu)
  •       Призраки младенцев предсказывают погоду (Útburðar segja fyrir veður)
  •       Бухта Несвог (Nesvogur)
  •       Призрак на коньке крыши (Draugur á húsmæni)
  •     Недавно умершие (Nýdauðir menn)
  •       Ты ещё не перекусила нитку („Þú átt eftir að bíta úr nálinni“)
  •       «В темноте лучше!» („Skemmtilegt er myrkrið“)
  •       Похороны Торгунны (Greftrun Þórgunnu)
  •       Пасторша (Prestskonan)
  •       Призрак и табачный кисет (Draugurinn og tóbakskyllirinn)
  •       Могильные бесы (Grafarpúkarnir)
  •       Бьяртнина Диса (Bjarna-Dísa)
  •       Йоун из Лежбищ (Jón á Látrum)
  •       Человек, который отрезал старухе голову (Maðurinn sem skar hausinn af kerlingunni)
  •       Разговор живого и мёртвого (Samtal dauðs og lifandi)
  •     Погибшие дают знать о себе (Voveiflega dánir menn segja til sín)
  •       Братья с хутора Рейнистадир (Reynistaðarbræður)
  •       Преподобный Торлаук Тораринссон (Séra Þorlákur Þórarinsson)
  •       Крестьянин с Зеленой Моховины (Bóndinn á Grænmó)
  •       «Как ни хорони концов, а наружу выйдут» („Upp koma svik um síðir“)
  •       «У меня мёрзнут ноги, малыш» („Mér er kalt á fótunum, litla mín“)
  •       «Слёз не лей» („Ei þarf að gráta“)
  •       Две женщины услышали во сне одни и те же стихи (Tvær konur dreymir sömu vísuna)
  •       Призрак просит дать ребёнку свое имя (Vitjað nafns)
  •       Корабль призраков (Draugaskipið)
  •     Жалобы умерших (Dauðir menn kvarta yfir meðferðinni)
  •       Йоун Побродяга[33] (Jón flak)
  •       Могила на кладбище в Скридюклёйстюр (Leiðið í Skriðuklausturskirkjugarði)
  •       Надгробие Кьяртана Оулавссона (Legsteinninn yfir Kjartani Ólafssyni)
  •       Кетиль, пастор из Хусавика (Ketill prestur í Húsavík)
  •       «Отдай мою кость, Гунна!» („Fáðu mér beinið mitt, Gunna“)
  •       Череп (Hauskúpan)
  •       «Мои челюсти!» („Kjálkarnir mínir“)
  •       Шапка призрака (Draugshúfan)
  •       «Нос мой старый не порочь!» („Nefið mitt forna“)
  •       Йоун Крах (Jón flak)
  •       Больше земли, больше земли („Meiri mold, meiri mold!“)
  •       Призраков попросили о помощи (Draugar beðnir hjálpar)
  •       Датский капитан (Danski kapteinninn)
  •       «Ты забыл мою кружку» („Þú gleymdir kollunni minni“)
  •       Покойник приходит к своим костям (Dauður maður vitjar beina sinna)
  •       Больничный призрак (Spítalasvipurinn)
  •       Приснившиеся стихи (Draumvísur)
  •     Мёртвые напоминают живым об их обещаниях (Draugar herma loforð á lifendur)
  •       Вылей из бочонка (Helltu út úr einum kút)
  •       «Померк былой румянец…» („Horfinn er fagur farfi“)
  •       Жених и привидение (Brúðguminn og draugurinn)
  •       Кувшин молока (Mjólkurkannan)
  •       Мёртвая старуха ест варенец (Kerlingin sem át draflann dauð)
  •       Свадебный гость (Brúðkaupsgesturinn)
  •       Велела проститься с собой, как со всеми (Vildi láta kveðja sig sem aðra)
  •       В ожидании надгробного камня (Beðið eftir leggsteini)
  •     Мёртвые враждуют с живыми (Dauðir menn hatast við lifendur)
  •       Привидение из Снайфедля (Snæfjalladraugurinn)
  •       «Грядет суд Господень…» („Þegar á degi dóma…“)
  •       Грим из Сильврастадира (Silfrastaða-Grímur)
  •       Старуха из Скаульхольта (Kerlingin í Skálholti)
  •       Необычные явления (Kynjasjónir)
  •       Призрак за работой (Draugur gengur að verkum)
  •       Привидение у Корабельной реки (Vofan hjá Skipaá)
  •       Человек и призрак обмениваются висами (Maður og draugur kveðast á)
  •       Веселье в Стоуроульвскволе (Spilamennskan á Stórólfshvoli)
  •       Осенняя тьма обманчива (Hverf er haustgríma)
  •       Голландский призрак в розовом шёлке (Hollenskur draugur í bleiku silki)
  •       Призрак из Мундакот (Mundakotsdraugurinn)
  •     Призраки, стерегущие клады (Fépúkar)
  •       Привидение и сундук с деньгами (Draugurinn og peníngakistilinn)
  •       «Мертвецу не нужен нож» („Sjaldan brúkar dauður maður hníf“)
  •       Монета в два скильдинга (Tískildingurinn)
  •       Денежный призрак (Peningadraugur)
  •       Мертвец без савана (Draugurinn hjúplausi)
  •       О Йоуне Бесстрашном (Sagan af Jóni óhrædda)
  •       «Я был сухим; а теперь мне мокнуть» („Nú verð ég votur, en áður var ég þurr“)
  •     Страсти покойных (Ástir og hatur drauga)
  •       Дьякон из Миркау (Djákninn á Myrká)
  •       Привидение из Фейкисхоулар (Feykishóladraugurinn)
  •       Сольвейг из Миклабайяра (Miklabæar-Solveig)
  •       «Гаурун, Гаурун, серое у меня на затылке» („Gárún, Gárún, grátt er mér um hnakka“)
  •       Сын драуга (Draugssonurinn)
  •       Скелет работника (Beinagrind staðarvinnumannsins)
  •       Сигюрлёйг и Хердис (Sigurlaug og Herdís)
  •       Работница и жена скаульхольтского епископа (Vinnukonan og biskupsfrú í Skálholti)
  •       Привидение навещает подругу (Svipur vitjar vinu)
  •       Призрак-винник (Brennivínsdraugurinn)
  •   Поднятые из могилы и «посланцы» (Uppvakningar og sendingar)
  •     «Лилия» (Lilja)
  •     Позвонок на острие ножа (Hryggjarliður á knífsoddi)
  •     Колдуны с островов Вестманнаэйяр (Galdramennirnir í Vestmannaeyjum)
  •     Сказка о Йоуне Силаче (Sagan af Jóni sterka)
  •     «Посланец» в склянке (Sendingin í glasinu)
  •     О Торгейровом бычке (Um Þorgeirsbola)
  •     Торгейров бычок (Þorgeirsboli)
  •     Рыжий бык (Rauðiboli)
  •     Вызывание призраков (Að vekja upp draug)
  •     Как вызывать призрака (Hvernig vekja skal upp)
  •     Поднятые из могилы (Uppvakningar)
  •     Сила драугов возрастает (Draugum eykst megin)
  •     Смерть драуга (Draugur deyr)
  •     Другой рассказ о человеческой кости (Missögn um mannshnútuna)
  •     Летун (Draugurinn Flugandi)
  •     Призрак причащается (Draugur sakramentaður)
  •     Колдуны с Западных фьордов (Galdramenn á Vestfjörðum)
  •     Скелет и человек в красной одежде (Beinagrindin og rauðklæddi maðurinn)
  •     Призрак[56] (Sending)
  •     Обманутый призрак (Draugur svikinn)
  •     «Убей того, кто послал тебя сюда!» („Dreptu þann sem sendi þig“)
  •     Призрак напоролся на нож (Draugur rak sig á hníf)
  •     Подстреленный призрак (Skotinn draugur)
  •     Двенадцать школяров из Хоулар (Tólf skólapiltar á Hólum)
  •     Призрак Яусон (Jáson draugur)
  •     Восемнадцать призраков сразу (Átján sendingar í senn)
  •     Как утонул Бенедикт Бех (Benedikt Bech drukknar)
  •     О Торгейровом Быке (Frá Þorgeirsbola)
  •     Датский призрак (Danski draugurinn)
  •     «Иду в Камнепад мучить попа!»
  •   Фильгьи (Fylgjur)
  •     Кубышка (Dalakúturinn)
  •     Родовые привидения, Моури и Скотты (Ættardraugar, Mórar og Skottur)
  •       Скотта из Хлейдраргарда (Hleiðrargarðs-Skotta)
  •       Скотта с озера Миватн
  •       Ирафетльский Моури
  •       Моури из Хлевов или Торгард
  •       Скотта с Комариного Озера (Mývatns-skotta)
  •       Скотта с Речного Хутора (Ábæjar-Skotta)
  •       Моури с Хёргхоуля (Hörghóls-Móri)
  •       О Скотте с Речного Хутора (Frá Ábæjar-Skottu)
  •       Призрак с куском тюленины
  •       Торви с Копен
  •       Ещё об Ирафетльском Моури
  •       Конец Моури
  •       Фюльгья с вязанием
  •       Призрак ходит за скотом
  •     Призраки в домах и на хуторах (Bæjardraugar)
  •       О Лалли с Домового Залива (Frá Húsavíkur-Lalla)
  •       Призрак с Пьетурсей (Vofan í Pétursey)
  •       Привидение в типографии (Draugurinn í prentsmiðjuhúsinu)
  •       Нечистая сила в Стокксэйри
  •       Сон Эрленда Стурлусона
  •       Привидение в горном убежище в Тунгудаль
  •       Ответ призрака
  •       Призрак в горном убежище на озере Ульвсватн
  •       Привидения во Фльоутсхоулар
  •       Призрак, которого кормили в Хрёйнгерди
  •       Призрак из Мундакот
  •       Призрак с Межевого болота
  •       Привидения в Квитаурнесе
  •   Призраки животных
  •     Призрак коня
  •     Собака-фюльгья
  •     Павший конь является своему хозяину
  •   Другие странные явления
  •     Французская шаль
  •     Вереница кошек в Эйрарбакки в 1918 году
  •   Призраки и современный мир
  •     Таинственная пассажирка
  •     Таинственная пассажирка (вариант)
  •     Привидения в грузовиках
  •     Призраки в церкви на хуторе Глёймбайр[79]
  •     Вогастапский призрак у шоссе[80]
  •     Автобус в Квальфьорде[81]
  •     Загадочная поездка
  •     Призрак в машине Бальтасара Кормака
  •     Корабельный призрак
  •   Рассказ о Йоуне из Партхуса (Sagan af Parthúsa-Jóni)
  • Сказки о колдовстве (Galdrasögur)
  •   Ясновидение (Ófreskisgáfur)
  •     Привидение Йоуна Эйнарссона (Увидел собственный призрак)
  •     О мастере Илльхуги (Af Illuga smið)
  •   Волшебство (Töfrabrögð)
  •     Братья и лист (Bræðurnir og blaðið)
  •     Магические рисунки (Galdramyndir)
  •     Любовное колдовство (Ástagaldur)
  •     Хердис и Крис (Herdís og Krýs)
  •     Преподобный Хатльгрим и призрак
  •   Выдающиеся колдуны (Einstakir galdramenn)
  •     Сэмунд Мудрый (Sæmundur fróði, 1056–1133)
  •       Сказки из собрания Ауртни Магнуссона
  •         Рассказ о Сэмунде Мудром (Fabula um Sæmund fróða)
  •         Дочь Сэмунда и чёрт (Dóttir Sæmundar og kölski)
  •         Чёрт носит воду (Vatnsburður kölska)
  •         Женитьба Сэмунда (Kvonfang Sæmundar)
  •         Ведьма из Саксланда (Nornin á Saxlandi)
  •         Чёрт возит лес (Viðarflutningur kölska)
  •         Чёрт строит мост через Раунгау Kölski smíðar brú á Rangá
  •         Корабельный холм у Одди (Knararhóll hjá Odda)
  •         Духовная общность Сэмунда (Sálufélag Sæmundar)
  •         Скотник из Одди (Fjósamaðurinn í Odda)
  •         Чёрт чистит хлев в Одди (Kölski mokar Oddafjósið)
  •         Магическая книга с кладбища Скальхольта (Galdrabókin í Skálholtskirkjugarði)
  •         Сэмунд предсказывает о телёнке (Sæmundur spáir fyrir kálfi)
  •         Чёрт проигрывает (Pauri lætur í minni pokann)
  •         Песнь о солнце (Sólarljóð)
  •       Сказки XIX века
  •         Чёрная школа[103] (Svartiskóli)
  •         Как Сэмунд Мудрый вырвался из Школы Чернокнижия (Sæmundur fer úr Svartaskóla)
  •         Сэмунд Мудрый получает пасторат в Одди[90] (Sæmundur fróði fær Oddann)
  •         Уборка сена Heyhirðingin
  •         И сделался черт крохотным, как мошка (Kölski gjörði sig svo lítinn, sem hann gat)
  •         Свисток и чертёнок (Púkablístran)
  •         Чёртова Яма (Skollagróf)
  •         Сэмунд и чёрт состязаются в стихосложении (Sæmundur og kölski kveðast á)
  •         Муха Flugan
  •         Чёрт в хлеву (Kölski er í fjósi)
  •         Чертенок и скотник Púkinn og fjósamaðurinn
  •         Чёрт носит воду в корзине (Kölski ber vatn í hripum)
  •         Сделка чёрта с ткачихой Kaup kölska við vefjarkonuna
  •         Тупица и черт Tornæmi drengurinn og kölski
  •         Миг исполнения желаний Óskastundin
  •         Погребение Сэмунда Kirkjugarðs-leg Sæmundar
  •       Сказки из нового издания
  •         Пастух Сэмунда (Smalamaður Sæmundar)
  •         Сэмунд прячется (Sæmundur felur sig)
  •         Кожаный ремешок (Nautabandið)
  •         Сэмунд Мудрый сочиняет «Песнь о солнце» (Sæmundur fróði yrkir Sólarljóð)
  •         Последние дела Сэмунда и чёрта (Síðustu skipti Sæmundar og kölska)
  •     Кальв Арнасон (Kálfur Árnason)
  •       Рассказ о Кальве Арнасоне (Saga um Kálf Árnason)
  •       Каульвюр состязается с Сэмундом Мудрым (Kálfur fer að hitta Sæmund fróða)
  •       Кальв посылает чёрта за священником (Kálfur sendir kölska eftir presti)
  •       Кальв умирает (Kálfur deyr)
  •     Эйрик из Вохсоуса (Eiríkur í Vogsósum, 1638–1716)
  •       О том, как пастор Эйрик спасал женщин от злого духа (Eiríkur frelsar konur frá óvættum)
  •       Морок (Trippið)
  •       Призраки в Хавнарскейд (Призракам послали письмо)
  •       Эйрик и девушка Eiríkur og stúlkan
  •       Эйрик и пираты Eiríkur og víkingarnir
  •       Лошади взаймы (Hestlán)
  •       Преподобный Эйрик и епископ Йон Видалин Síra Eiríkur og biskup Jón Vídalín
  •       Финн и преподобный Эйрик Finnurinn og síra Eiríkur
  •       Братья Bræðurnir
  •       Ты увидел что-то странное? „Sástu nokkra nýlundu?“
  •       Вороны Hrafnarnir
  •       Эйрик обвиняется в колдовстве Eiríkur er kærður fyrir galdur
  •       Гюнна с Рейкьянеса (Reykjanes-Gunna)
  •       Верховая лошадь Reiðskjótinn
  •       Кража коней Hestastuldurinn
  •       Пастушки Smalastrákarnir
  •       Банка преподобного Эйрика (Baukur séra Eiríks)
  •       Колдовская книжка (Galdrakverið)
  •       Шкатулка с чертями (Púkastokkurinn)
  •       Жевательный табак Tóbakstuggan
  •       Книга из мира эльфов (Bókin úr álfheimum)
  •       Йоун Сильный (Jón sterki)
  •       Бочонок с водкой (Brennivínskvartélið)
  •       Бочонки с водкой (Brennivínskvartélin)
  •       Епископ и вино (Biskupinn og vínið)
  •       Эйрик и воры сена (Eiríkur og töðuþjófarnir)
  •       Кража сена (Töðustuldurinn)
  •       Вызывающее жажду сено (Taðan þorstláta)
  •       Кофта и дочь священника с севера (Peysan og prestsdóttir að norðan)
  •       Кофта от Дисы (Peysan frá Dísu)
  •       Красная куртка (Rauða peysan)
  •     Епископ Готтскаульк Жестокий (Gottskálk biskup grimmi)
  •     Тормоуд открывает двери лавки (Þormóður í Gvendareyum)
  •     Колдун Лофт (Galdra-Loftur)
  •     Хатла из Стрёймфьорда (Straumfjarðar-Halla)
  •       Происхождение Хатлы (Uppruni Höllu)
  •       Хатла посылает работников на сенокос (Halla sendir vinnumenn til sláttar)
  •       Хатла едет на рынок (Halla fer í kaupstað)
  •       Хатла-повитуха (Ljósmóðurstörf Höllu)
  •       Хатла добывает дягиль (Halla sækir hvönn)
  •     Преподобный Снорри с Хусафедля (Séra Snorri á Húsafelli)
  •       Снорри с Хусафетль и «посланец»
  •     Безымянные колдуны
  •       «Моя бабка меня тоже кое-чему научила» („Amma mín hefur kennt mér nokkuð líka“)
  • Сказки о природе (Náttúrusögur)
  •   Дети медведей (Björn á börn)
  •   Гримсеец и белая медведица (Grímseyíngurinn og bjarndýrið)
  •   Тюленья шкура (Selshamurinn)
  •   Камень желаний с горы Тиндастоуль (Óskasteinninn í Tindastól)
  •   Источник Призрака (Draugahver)
  • Религиозные сказки (Helgisögur)
  •   Сатана даёт имя (Satan vitjar nafns)
  •   Бедная старуха (Niðursetukerlingin)
  •   Золотой сикель (Gullsikillinn)
  •   Отдыхай, отдых — это хорошо (Hvíldu þig, hvíld er góð)
  •   Скинтува (Skinþúfa)
  • Исторические сказки (Viðburðasögur)
  •   Ёхсарау (Öxará)
  •   Хорнафьярдарфльоут (Hornafjarðarfljót)
  •   Рассказ о Бьёдне с Ёхсля (Sagan af Axlar-Birni)
  •   Свейн Скотти (Sveinn skotti)
  •   Хроульв Сильный (Hrólfur sterki)
  •   Испытание гостей (Gestaraun)
  •   Мои глаза и мой нос („Mín hefur augu og mitt hefur nef“)
  •   Грим и водяной дух
  • Сказки о людях, объявленных вне закона (Útilegumannasögur)
  •   Бьярни сын Свейдна и его сестра Сальвёр (Sagan af Bjarna Sveinssyni og Salvöru systir hans)
  •   Похищение невесты (Brúðarhvarfið)
  •   Сказка об Оулёв крестьянской дочке (Sagan af Ólöfu bóndadóttur)
  •   Асмунд Путешественник На Юг (Suðurferða-Ásmundur)
  •   Грим приемыш епископа (Grímur biskupsfóstri)
  • Волшебные сказки (Ævintýri)
  •   Королевский сын Асмунд и его сестра Сигни (Ásmundur kóngsson og Signý systir hans)
  •   Горвёмб (Gorvömb)
  •   Хельга дочь старика (Helga karlsdóttir)
  •   Одноножка (Einfætla)
  •   Сказка о Грисхильдур Великодушной (Sagan af Gríshildi góðu)
  •   Сигни и принц Хлини (Sagan af Hlini kóngssyni)
  •   Сказка о королевиче Хлинике и о Тоуре крестьянской дочке (Sagan af Hlinik kóngssyni og Þóru karlsdóttur)
  •   Мужицкие дочки (Karlsdæturnar)
  •   Сказка о Бряме (Brjáms saga)
  •   Кидхюс («Kerling vill hafa nokkuð fyrir snúð sinn»)
  •   Путешествие на небо (Himnaförin)
  •   Глупые мужья (Heimsku mennirnir)
  • Юмористические сказки (Kímnisögur)
  •   «Иди через Хрутафьярдахаульс!» („Farðu yfir Hrútafjarðarháls“)
  •   «Иди в зад, иди под хвост!» („Farðu í rass og rófu“)
  •   Иди на север и вниз! („Farðu norður og niður“)
  •   «Горек ты ныне, господь мой» („Beiskur ertu nú, drottinn minn“)
  •   Пьяница в аду (Drykkjurúturinn í helvíti)
  •   За какого Одда, господи? („Hverjum Oddinum þá, Drottinn minn?“)
  •   О Йоуне из Эйяфьорда (Frá Jóni Eyfirðingi)
  •   Братья из Бакки (Bakkabræður)
  •   Четыре сапожных иглы за золотой гребень (Fjórar skónálar fyrir gullkamb)
  •   Смерть первого брата (Andlát fyrsta bróðursins)
  •   Смерть второго брата (Andlát annars bróðursins)
  •   «Ты одноглазая, Гроуа?» („Ertu einsýn, Gróa?“)
  •   Смерть братьев из Бакки (Ævilok Bakkabræðra)
  •   Старик и корова (Karlinn og kýrin)
  •   Делай ближнему добро, но и себя не забывай (Gott er að gera vel og hitta sjálfan sig fyrir)
  •   Вот бы я посмеялся, будь я сейчас жив! (Nú skyldi ég hlæja, væri ég ekki dauður)
  •   Откуда эта кость? (Af hverju er þá rifið?)
  • *** Примечания ***